© Грузберг Александр Абрамович

© ИДДК

Мальчики-охотники за удачей на Аляске

Мальчики-охотники за удачей в Панаме

Мальчики-охотники за удачей в Египте

Мальчики-охотники за удачей в Китае

Мальчики-охотники за удачей на Юкатане

Мальчики-охотники за удачей в Южных морях

Барк «Небухаданасар» пришел в гавань Челси в очень плохом состоянии. Исчезли грот-мачта и бизань-мачта, фальшборт разбит, пострадала корма, в корпусе множество течей, и сокращенный экипаж буквально падал от усталости, работая на помпах. Во время ужасной бури за борт смыло капитана, первого помощника и еще пять матросов, а те, что остались, вынуждены были поставить на фок-мачте прямой парус и правдами и неправдами ввести искалеченный корабль в гавань; и они это сделали не только из любви к кораблю, но и повинуясь инстинкту самосохранения; небольшой корабль не затонул чудом.

Как только изуродованный корабль бросил якорь в гавани, все моряки сошли с него и предоставили судно воле судьбы.

К счастью, агент владельцев корабля, по имени Харлан, жил в Челси и смог предпринять немедленные действия по спасению имущества компании. «Небухаданасар» был нагружен металлоконструкциями из Бирмингема, которые должен был доставить в Сан-Педро, Калифорния, главный порт по доставке грузов в Лос-Анжелес. Груз был ценный, его стоило спасать, поэтому мистер Харлан сразу отправил на корабль много рабочих, чтобы они законопатили щели и выкачали воду, и через двадцать четыре часа можно было не опасаться, что корабль затонет, хотя он с все еще выглядел скорее как разбитое корыто, чем корабль.

Затем агент целый день обменивался телеграммами с конторой фирмы в Нью-Йорке. Выяснилось, что выгрузка тяжелых стальных конструкций и перевозка их по железной дороге приведет к серьезным финансовым потерям: очень велика плата за перевозку на такое большое расстояние. Не было другого корабля, способного отвезти груз к месту назначения. Либо удастся сделать «Небухаданасар» снова способным плавать, либо компания понесет огромный ущерб.

Харлан был человек изобретательный и энергичный. Он сообщил хозяевам, что попытается подготовить корабль к выходу в море и сделает это быстро, и ему разрешили действовать.

Были установлены новые мачты, проведен ремонт, и корабль привели в возможно лучшее состояние. Однако он все равно оставался пародией на корабль, и все наблюдатели считали, что у него минимальные шансы дойти до порта.

Однако Харлан делал все возможное. Он пришел к моему отцу и сказал:

– Капитан Стил, я хочу, чтобы вы отвели «Небухаданасар» в Сан-Педро.

Капитан улыбнулся и ответил со своей обычной неторопливостью:

– Спасибо, мистер Харлан, но я никак не могу выйти в море этой зимой.

Понимаете, мы тогда строили новый корабль «Чайка», который должен был стать нашей гордостью и радостью, и капитан считал, что его не смогут построить правильно, если он лично не проверит каждый брус и каждый шип, которые будут в корабле. Строители продвигались хорошо, и за зиму корабль должен быть закончен. Я знал, что ничто не заставит капитана оставить «Чайку» в момент завершения строительства.

Мистер Харлан был серьезен и встревожен, он откровенно говорил о том, в каком трудном положении оказался.

– Понимаете, сэр, в этом деле на ставке моя репутация, – объяснил он, – и если что-то с этим грузом случится, обвинят меня. Единственный способ избежать больших убытков – доставить старый корабль в порт, и я понимаю, что выполнить эту задачу может только очень опытный и рассудительный человек. На всем побережье нет ни одного другого капитана, который мог бы это совершить, кроме вас, сэр, и мы можем достойно заплатить за это плавание.

Мой отец принял комплимент, но не изменил своего решения.

– Это невозможно, мистер Харлан, – сказал он, прижимая пепел в головке трубки и задумчиво глядя на группу слушателей. – Было время, когда я ухватился бы за это предложение, потому что это возможность сразиться с суровым океаном на слабом корабле. Но сейчас все мое сердце с «Чайкой», и я не могу ее оставить.

Тут он посмотрел на меня, и лицо его посветлело.

– Однако нет причин, – добавил он, – почему ваше предложение не может принять Сэм. Этой зимой он вряд ли нам понадобится.

Мистер Харлан нахмурился, потом с любопытством взглянул на меня.

– Вы серьезно рекомендуете поручить такому мальчику, как Сэм, столь серьезное предприятие? – спросил он.

– Почему бы и нет, сэр? – ответил мой отец. – Сэм навигатор не хуже меня, и он доказал свою смелость и хладнокровие. Ему не хватает опыта управления кораблем, но он может взять с собой моего первого помощника Неда Бриттона, а лучшего штурмана вы не найдете на двух океанах.

Агент как будто заинтересовался. Какое-то время он молча думал, потом повернулся ко мне и резко спросил:

– Вы возьметесь за это, сэр?

Я тоже думал об этом предложении, возникшем с такой поразительной неожиданностью.

– На одном условии, сэр, – сказал я.

– Каком?

– В случае неудачи, если вопреки всем нашим усилиям старый корпус пойдет на дно, вы не будете меня винить и примете это спокойно.

Учитывая, что это человек решительный и обычно действующий быстро, агент думал долго. Но я согласен: условие я выдвинул серьезное, и он знал, что даже в самых благоприятных обстоятельствах исход плавания сомнителен. Наконец он кивнул.

– Не знаю больше никого, кому смог бы довериться, – сказал он. – Вы только мальчик, Сэм, но я знаком с вашей историей и знаю Неда Бриттона. Если не считать самого капитана Стила, комбинация очень хорошая для того, чтобы обеспечить интересы моей компании, и я склонен договориться с вами, включая и это условие.

Бриттон, который присутствовал при этом разговоре, неловко поерзал на месте.

– Я не уверен, что мы сможем подобрать хороший экипаж, сэр, – сказал он, глядя на меня характерным взглядом своих круглых светло-голубых глаз. Этот взгляд так же невозможно разгадать, как кусок стекла.

– Ну, мы можем попытаться, Нед, – озабоченно ответил я. – Конечно, я возьму с собой Нукса и Брионию, и нам потребуется еще дюжина хороших матросов.

Должен объяснить, что упомянутые здесь Нукс и Бриония не гомеопатические лекарства, а два крепких смуглых островитянина с Южных морей, которые носят эти нелепые имена и которые уже доказали свою верность и преданность мне, хотя были слугами моего дяди Набота Перкинса.

– А что с экипажем, который привел корабль? – спросил мой отец.

– Разбежался, и сейчас никого не найти, сэр, – ответил Нед.

– Почему?

– Говорят, что корабль преследуют неудачи. Они все связаны с числом тринадцать, и поэтому неудачи будут всегда.

– Как это?

– Ну, я разговаривал со вторым помощником, который привел корабль. Он сказал, что они отплыли из Ливерпуля в пятницу тринадцатого числа. На борту было тринадцать человек, и это было тринадцатое плаванье капитана, а в названии «Небухаданасар» тринадцать букв, и корабль спустили на воду тринадцать лет назад. Все согласятся, что это очень плохо для начала. Тринадцать дней назад у них начались неприятность и вцепились за них, как ракушки в корпус. Ни из любви, ни за деньги вы ни одного их них не уговорите подняться на борт, сэр.

Это несчастное перечисление вызвало холодок у всех, за исключением, может быть, мистера Харлана и меня. Я не суеверен по отношению к некоторым вещам. Больше того, число тринадцать для меня скорее счастливое. Но я хорошо знал, что моряки упрямы и пугливы, поэтому я сказал агенту:

– Закрасьте название «Небухаданасар» и замените другим, какое вам понравится. Сделайте это немедленно, до того, как мы начнем набирать экипаж. После этого Неду нетрудно будет подобрать людей.

– Я это сделаю, – сказу сказал мистер Харлан. – Назову корабль «Глэдис Х.» в честь моей маленькой дочери. Это должно принести удачу.

Нед одобрительно кивнул. Было очевидно, что эта мысль ему понравилась и устранила самое серьезное затруднение перед плаванием.

– А теперь, – продолжал агент, – необходимо обсудить условия.

Условия оказались щедрыми, хотя должен сказать, что деньги не играли роли в моем решении согласиться участвовать в плавании. Я смог уже скопить достаточное состояние, часть которого пошла на строительство «Чайки»: я буду владеть третью этого корабля.

На самом деле мною руководило стремление что-то делать и непреодолимая страсть к приключениям; как сказал мой отец, борьба с океаном всегда полна сюрпризов, и, когда плывешь на таком корабле, как покалеченный «Небухаданасар», плавание обязательно окажется интересным. Но на следующий день это нелепое название закрасили, и еще до того, как я впервые ступил на палубу, барк был переименован в «Глэдис Х.» и был великолепен в новой окраске и с новыми снастями. Для поверхностного наблюдателя старый корпус выглядел вполне мореходным, но Нед Бриттон спустился вниз, осмотрел заделанные течи и вышел, качая головой.

– Если погода будет хороша, а груз прочно закреплен, – сказал он мне, – мы можем пройти, но если эти большие стальные балки в трюме сдвинутся, весь корпус превратится в сито.

– Не говори так, Нед, – сказал я. – Нам придется рискнуть.

Нед не тот человек, который отказывается от риска, поэтому он держал рот закрытым и за три дня набрал необходимое количество матросов.

Подбор был хороший, все матросы опытные и надежные, и, познакомившись с ними, я остался доволен. Два или три человека были новыми в наших краях, они непочтительно улыбались, видя мой возраст и размеры, но я не обращал на это внимания. Я на самом деле всего лишь мальчик, и удивительно, что они согласились плыть под моей командой.

Мой помощник, однако, выглядел моряком на каждый дюйм и немедленно завоевал их уважение, а репутация моего отца как смелого и искусного капитана заставляла терпимей относиться к его сыну.

Плавание предстояло долгое, потому что мистер Харлан предложил мне плыть до мыса Горн, все время держась в виду берега, чтобы в случае чрезвычайного положения я мог подвести корабль к берегу и выброситься на него. Это позволило бы нам спасти ценный груз, даже если корабль погибнет. Металлоконструкции стоят того, чтобы о них позаботиться, уверял меня мистер Харлан.

– Когда дойдете до мыса, – сказал агент, – не торопитесь и ждите хорошей погоды, чтобы его обогнуть. Торопиться некуда, и к тому времени как вы туда доберетесь, должны быть самые благоприятные условия в году. Выйдя в Тихий океан, продолжайте держаться берега до Сан-Педро, а затем ждите от меня дальнейших инструкций по телеграфу. Вы, конечно, знаете, что груз предназначен строительной фирме «Райт и Лендерс», и, когда вы прибудете, эта фирма организует разгрузку.

Я перенес вещи на борт и счел свою каюту приятной и достаточно просторной. Я взял с собой библиотечку, потому что плавание займет большую часть зимы. По той же причине у нас было много продовольствия, и продукты были хорошего качества.

Мои черные островитяне Нукс и Бриония были совершенно равнодушны ко всему, кроме того, что «мастер Сэм» куда-то отправляется и берет их с собой.

Бри стал нашим коком, причем отличным. С ним на камбузе мы были уверены, что будем наслаждаться едой. Нукс действовал как стюард и присматривал за каютами офицеров. Он был удивительно активен и абсолютно надежен в минуту необходимости. Я знал, что всегда могу на них рассчитывать: они умны, действенны и будут до конца верны.

Мы решили уйти с приливом в полдень в среду 19 сентября. Утром все приготовления были завершены, и я отправился на берег для последнего совещания с агентом и для прощания с отцом.

Верфь расположена по эту сторону гавани и представляет собой полную деятельности картину, потому что, кроме нашей замечательной «Чайки», почти законченной и такой прекрасной, что она привлекала взгляды всех восторженных зрителей, здесь строилось еще несколько кораблей.

На верфи в одном из строительных офисов я встретился с отцом и мистером Харланом. И, когда мы разговаривали, вошел человек, коснулся шляпы и сказал:

– Могу я поговорить с капитаном Стилом?

Ему лет тридцать, он худой и долговязый и считался бы рослым, если бы не сутулился. Лицо красивое и чувствительное, глаза большие серые и скорее мечтательные, чем встревоженные. Серые глаза обычно бывают проницательными. Раньше такими отвлеченными и мечтательными я видел только карие или черные глаза. Волосы у этого человека густые, длинные и светлые – почти цвета песка. Одет хорошо, но небрежно и явно нервничает; к нам он обратился с едва сдерживаемым возбуждением. Я заметил, что руки у него большие и хорошо знакомые с трудом, и он постоянно сжимал и разжимал их, переводя взгляд с одного из нас на другого.

– Я капитан Стил, – сказал мой отец.

– Тогда, сэр, я хочу попросить вас об услуге.

– Назовите ее.

– Я хочу, чтобы вы взяли меня и мой автомобиль в плавание в Лос-Анжелес.

Мистер Харлан рассмеялся, и я сам не мог сдержать улыбку.

– Я не тот капитан Стил, который вам нужен, – сказал мой отец. – Вот с кем вы должны иметь дело, – сказал он, указав на меня пальцем.

Незнакомец повернулся ко мне, но, к моему удовлетворению, казалось, нисколько не удивился, увидев мальчика.

– Я прошу вас о большой услуге, сэр, – очень серьезно сказал он. – Прошу вас удовлетворить мою просьбу.

– Автомобиль! – воскликнул я.

– Да, сэр.

– Ваша просьба необычна, – сказал я, собираясь отказаться, но вежливо, потому что что-то в этом человеке было очень привлекательно. – Мы не пассажирский корабль, а медленное торговое судно, и плывем долгим маршрутом через мыс Горн.

– Время не имеет значения, – ответил он. – Важно только одно.

– Что именно?

– Расходы.

Мы удивленно смотрели на него.

– Позвольте мне объяснить, – сказал он, по-прежнему глядя на меня умоляющими глазами. – Я изобрел автомобиль, ну, не совсем автомобиль, это правда, но за неимением лучшего названия я его назвал так. Я годами экспериментировал и строил его, это все дело моих рук и исключительно моего мозга. Сейчас он закончен, во всех отношениях, но я обнаружил, что истратил почти каждый доллар из своих скромных средств. Иными словами, сэр, моя машина привела меня к банкротству.

Он замолчал, и я, уловив насмешливый взгляд мистер Харлана, сказал:

– Это старая история, сэр.

– Вы в ней сомневаетесь?

– Нет, я хочу сказать, что это вполне естественно.

– Может быть, – ответил он. – Видите ли, я не думал о деньгах, только об успехе. Но теперь, добившись наконец успеха, я увидел, что мне нужны деньги. Мой единственный родственник – богатый дядя, живущий в Пасадене, Калифорния, но у него такой эксцентричный характер, что, если я обращусь к нему за деньгами, он сразу откажет.

– Большинство богатых людей обладают такой же эксцентричностью, – заметил я.

– Но в коммерческом отношении он гений, и, если увидит мою машину, я совершенно убежден, что он даст мне денег. Мне нужно построить фабрику, производить машины и продавать их. Уверяю вас, джентльмены, – сказал он, обводя всех взглядом, – моя машина замечательная, и это настоящее изобретение.

Мы кивнули. Оспорить такое скромное утверждение невозможно.

– Я хочу привезти свой автомобиль в Лос-Анджелес, причем как можно дешевле. Железная дорога требует за перевозку очень много, и у меня нет на это средств. Я случайно узнал, что ваш корабль идет в тот самый порт, которого я хочу достичь, и я поторопился сюда, чтобы попросить вас взять меня. У меня есть только двести долларов – последнее, должен с сожалением сказать, из моего скромного наследства. Если вы нас отвезете, я буду очень благодарен за вашу доброту.

Мне стало жаль этого беднягу.

– Но я, вероятно, не смогу вас взять, – сказал я. – Мы уплываем сегодня, и все трюмы подготовлены к плаванию, а люки закрыты.

– Я не хочу ставить машину в трюм, – ответил он с необычным рвением. – Прошу только найти ей место на палубе, где она не будет мешать. Я сам ее закреплю и буду за ней присматривать, чтобы она не причиняла вам неприятностей.

– Боюсь, вы не успеете доставить ее на корабль вовремя.

– Она уже погружена на плоскодонку, которая за час доставит ее на «Глэдис Х.», если у меня будет ваше разрешение.

Я удивленно посмотрел на него.

– Кажется, вы заранее решили, что получите разрешение, – чуть резко сказал я.

– Нет, сэр, дело совсем не в этом. Я не наглый человек, сэр, уверяю вас. Но я расспросил о капитане Стиле и узнал, что это хороший и добрый человек. Поэтому, чтобы не терять времени, получив ваше разрешение, я погрузил машину на плоскодонку.

Мистер Харлан откровенно рассмеялся. Повинуясь неожиданному импульсу, я повернулся к нему и спросил:

– Могу ли я принять собственное решение по этому делу?

– Конечно, Сэм, – ответил он. – Это ваше дело, а не мое.

Я снова посмотрел на незнакомца. Он буквально дрожал от неуверенности.

– Хорошо, – объявил я. – Я вас возьму.

– За двести долларов?

– Нет, я отвезу вас бесплатно. Деньги вам понадобятся в конце пути.

Он достал платок и вытер лоб, на котором были капли пота.

– Спасибо, сэр, – просто сказал он.

– Но я должен вас кое о чем предупредить. Барк не в лучшем состоянии. Если не доберется до Сан-Педро, а пойдет на дно, я не несу ответственности за вашу драгоценную машину.

– Хорошо, сэр. Я буду рисковать так же, как вы.

– Могу ли я узнать ваше имя?

– Мойт, Дункан Мойт.

– Шотландец?

– По происхождению, капитан. Американец по рождению.

– Хорошо, поторопитесь и поместите свои пожитки на борт.

– Обязательно. Спасибо, капитан Стил.

Он торопливо надел шляпу и вышел, и, когда он вышел, мистер Харлан и отец спросили меня, почему я принял такое решение.

– Мне он показался маньяком, Сэм, – сказал агент. – Но дело ваше, не мое.

– А что тебя убедило его взять? – удивленно спросил капитан Стил.

– Только то, что ему очень нужно было, – ответил я. – Может, он и маньяк, свихнувшийся на автомобилях, и, конечно, нелепо везти машину в Лос-Анжелес на торговом корабле вокруг мыса Горн, но бедняга показался мне джентльменом, и ему трудно приходится. Мне показалось, что помочь ему – настоящий христианский поступок.

– Ты можешь причинить ему неприятности, если груз на твоем корабле пожелает сместиться, – заметил мой отец, покачав седой головой.

– Он не сместится, сэр, – решительно ответил я. – Я надеюсь на удачу в этом плавании, и очень вероятно, что найду ее.

Агент одобрительно хлопнул меня по плечу.

– Вот так и надо говорить! – воскликнул он. – Я абсолютно уверен, Сэм, что вы благополучно доставите груз в Сан-Педро. Во всяком случае я ставлю на вас, молодой человек.

Я поблагодарил его за уверенность и, попрощавшись с отцом и нанимателем, храбро вышел и пошел к поджидавшей меня шлюпке.

Ждал меня и дядя Набот. Он сидел на планшире.

Дядя Набот – это мистер Перкинс, и он важный член фирмы «Стил, Перкинс и Стил», будучи единственным братом моей покойной матери и моим верным и надежным другом. Я считал, что мой дядя в Нью-Йорке, и еще сегодня утром написал ему прощальное письмо в этот город.

Но он был здесь и безмятежно улыбался, глядя, как я подхожу.

– Что это за глупость, о которой я слышал, Сэм? – спросил он, тепло пожав мне руку.

– Я плыву вокруг мыса Горн, – ответил я, – везу груз строительной стали на западное побережье в этом старом барке, дядя, – ответил я.

Он проследил за моим взглядом и посмотрел на корабль.

– Что-нибудь в этом особенное?

– Да ничего, кроме приключений, дядя. Но это не даст мне заплесневеть до весны, когда спустят на воду «Чайку». Я устал болтаться на суше.

Он начал смеяться, кашлять и задыхаться и наконец с усилием овладел собой.

– Я тоже, Сэм.

– Вы?

– Устал как черт! Нью-Йорк меня разочаровал, Сэм. Ничего в нем недостойно упоминания. Самодовольные мужчины и накрашенные женщины. Никакого общества, полицейских больше, чем моряков, стрижка стоит тридцать пять центов, а пятицентовая выпивка – квотер[1]. Я чувствовал себя как Алладин и сорок разбойников. При этом я был Алладином.

– Но, дядя, – рассмеялся я, – Алладин и сорок…

– Неважно. Найдется на борту свободная койка, Сэм?

Я рассмеялся, но нет смысла удивляться всему, что говорит дядя Набот.

– У меня целая свободная каюта – второго помощника.

– Отлично. Когда отплываем?

– Точно в три часа, дядя Набот.

– Хорошо.

Он повернулся и пошел в город, а я задумчиво сел в шлюпку и велел везти себя на «Глэдис Х.»

Через час подошла плоскодонка. На ней стоял большой объект, накрытый промасленным брезентом и перевязанный, как пакет из галантерейного магазина. Рядом неподвижно стоял Мойт, пока Нед Бриттон, который по моей просьбе заранее опустил тали лебедки, поднимал объект на борт.

Тем временем сам изобретатель очень четко и уверенно руководил своими людьми, облегчая им работу. Большой сверток оказался не таким тяжелым, каким выглядел, и был поднят без большого напряжения.

Я нашел для него место сразу за баком, где он не будет мешать работе матросов. За очень короткое время Дункан Мойт закрепил крюки на палубе и так надежно установил машину, что качка не могла отразиться на ее безопасности.

Потом он отнес чемодан и несколько пакетов в свою каюту, и после этого, занятый своими обязанностями по подготовке к подъему якоря, я его больше не видел.

Пока мы ждали прилива, подали ланч, а дяди Набота не было видно. Я на самом деле не знал, стоит ли его ждать. Я считал, что он мог передумать, потому что за пределами бизнеса мой дядя и партнер отличался крайней непоследовательностью и неуверенностью в решениях. И у него не было никакой причины для участия в этом плавании, за исключением того, что он сам сказал о своей усталости от суши и желании облегчить свою неугомонность запахом соленой воды.

Он не моряк и не навигатор, но совершил так много плаваний как суперкарго и торговец, что редко надолго задерживался на суше и, как я сам, не хотел ждать весны, пока наш прекрасный корабль будет готов к первому плаванию.

Какое-то время я думал, что он вот-вот придет, а потом думал, что не придет. Если он встретился с капитаном Стилом, мой отец мог отговорить его от участия в таком долгом плавании, не способном принести никакой выгоды. Мой случай совсем другой, потому что я мальчик, полный молодой энергии и энтузиазма, которые нуждаются в предохранительном клапане. Больше того, я простительно гордился своим новым положением, впервые командуя кораблем по названию, хотя самому себе я признавался, что настоящий капитан Нед Бриттон и без него я был бы беспомощен.

Наступило два часа, потом три, а моего дяди Набота не было видно.

Я с искренним разочарованием вздохнул и кивком приказал Неду поднимать якорь, потому что начинался прилив.

Мои новые матросы работали весело и охотно, и вскоре якорь был поднят, паруса на фок-мачте наполнились ветром, и мы вышли в море в сомнительной попытке обогнуть мыс Горн и доплыть до голубых вод Тихого океана.

Мы вышли из залива и отходили от берега, когда я оглянулся через поручень и увидел, что к нам на полной скорости идет из гавани небольшой катер. На таком расстоянии нам не могли подать сигнал, но я взял мощный бинокль и увидел, что посреди маленького судна стоит дядя Набот и машет красным платком.

Я приказал Неду лечь в дрейф, со смехом думая, что дядя едва не опоздал, и вскоре катер преодолел расстояние между нами и подошел.

Внешность дяди Набота была великолепна. Он был в костюме в яркую клетку, и на седых волосах набекрень туристская шляпа. Рубашка на груди плиссированная, обувь из блестящей патентованной кожи, и на руках ужасно сморщенные желтые перчатки. Больше того, к моему величайшему удивлению, вместо обычной трубки из початка кукурузы дядя курил большую толстую сигару, и на одном плече у него висел кодак, а на другом морской бинокль.

Прежде всего дядя отправил на борт свои вещи, потом начал долгий, но спокойный разговор с экипажем катера – моряки на катере были очень возбуждены, и это могло продолжаться бесконечно, пока Нед не потерял терпение и крикнул, что поворачивает на другой галс. При этих словах дядя Набот сунул в руки капитану катера какие-то деньги и неторопливо поднялся по лестнице на борт, словно не слыша проклятий с катера.

– Едва не опоздал, Сэм, верно? – сказал он, весело кивнув на заполненный парус, потому что мы снова поймали ветер. – Гладкое бритье, но никаких квасцов и лавровишневой воды.

– Что вас задержало, дядя?

– Нужно было приготовить костюм, – сказал он, пыхтя сигарой, разглаживая перчатки и в то же время критически глядя на палубу. – Я впервые в жизни, племянник, отправляюсь в море для удовольствия. Никаких дел, и не о чем беспокоиться. Просто плыть по голубому морю с веселым экипажем, вот это жизнь для меня. А, Сэм?

– Вы правы, дядя. Вы просто пассажир, и добро пожаловать. Я очень рад, что вы нас догнали.

– Быстрая погоня, хотя и недолгая. Что ты думаешь, Сэм? Мне пришлось заплатить этим пиратам на пароходе-недоростке тридцать долларов, чтобы попасть на борт.

– Тридцать долларов!

– Ужасно, правда? А они хотели шестьдесят. Приняли меня за туриста, потому что я так выгляжу. Но я должен был попасть на корабль, а они видели мое беспокойство и решили меня обобрать. Как ты сказал, куда ты направляешься, Сэм?

– Вниз вдоль побережья, вокруг мыса Горн и по Тихому океану в Сан-Педро.

– Звучит интересно.

Он внимательно осматривался своими маленькими голубыми глазами.

– Что на борту, мой мальчик?

– Стальные балки для какого-то нового здания в Лос-Анжелесе.

– Тяжелый груз, верно?

– Слишком тяжелый, дядя.

– Хм-м-м. И не слишком прочный корабль, как я погляжу. Старый прогнивший корпус, и много краски, чтобы закрасить течи.

– Совершенно верно, сэр.

– Справишься, Сэм?

– Не могу сказать, дядя Набот. Но я постараюсь.

– Груз застрахован?

– Нет, и это самое плохое. Корабль не прошел бы Ллойда[2]. Если потонем, это большая потеря. Поэтому мы не должны потонуть.

– Железо не плавает, оно слишком тяжелое.

– Я в основном буду держаться побережья. Если будут неприятности, я выброшу корабль на берег. Плавание может быть долгим, дядя.

Он оживленно кивнул.

– Все в порядке. Если к весне доберемся, для обоих хватит времени. Но я вижу, что это не гоночная лошадь, Сэм, мой мальчик.

Действительно, мне не нравилось, как ведет себя корабль. При попутном ветре и по спокойному морю он шел скорее как плот, а не как современное торговое судно.

Паруса и оснастка новые и прекрасные, краска нанесена аккуратно, но я заметил, что мои матросы неодобрительно качали головами, глядя, как «Глэдис Х.» идет по воде.

Дядя Набот посмеялся про себя и посмотрел на меня, как будто считал это хорошей шуткой, а я ее единственная жертва. Но я сделал вид, что не замечаю этого. Он сам назвал себя «бездельничающим сухопутным жителем», и я поместил его в каюту на корме, выходящую на офицерскую кают-компанию. Каюта Неда Бриттона была против моей, а каюта мистера Перкинса – против каюты Дункана Мойта. Я, со своей стороны, был доволен обществом: плавание обещало быть скучным.

Вначале Мойт держался в стороне, но, когда все было приведено в порядок, он вышел на палубу и стоял, нежно глядя на свою драгоценную машину. Я познакомил его с дядей Наботом, и два «пассажира» сердечно пожали друг другу руки и по-дружески заговорили.

Я решил с самого начала поговорить со своими матросами, сообщив им об особенностях нашего плавания, поэтому созвал всех и обратился к ним с короткой речью.

– Ребята, – сказал я, – не нужно ждать приятного плавания, потому что вы все уже заметили, что «Глэдис Х.» не борзая. Говоря с вами честно, корабль старый, протекающий и не слишком безопасный. Но на борту ценный груз, который должен быть доставлен. Если мы справимся, хозяева груза хорошо всем нам заплатят. Мне приказано идти в виду берега и в плохую погоду заходить в гавань и ждать. В худшем случае мы должны выбросить корабль на берег, чтобы таким образом спасти груз, потому что груз стоит десятка таких кораблей. Это рискованное предприятие, я знаю, и если кому-то из вас не нравится, я высажу вас на берег в первом же удобном месте и вы сможете отправиться домой. Но если вы согласны идти со мной, я, как могу, буду заботиться о вас, и ваши деньги в полной безопасности, потому что за этим стоит «Интероушен Форвардинг Компани», и вы получите все до последнего пенни. Что скажете, ребята?

Матросы были добродушные и оценили мою откровенность. После небольшого совещания боцман объявил, что они согласны довести дело до конца и сделать все, что смогут, в подобных обстоятельствах. С самого начал было установлено взаимопонимание, и до конца плавания у меня было много поводов гордиться каждым членом экипажа.

Погода была теплая и приятная, и, когда днем я сидел с пассажирами и Недом на палубе, дядя Набот увидел большой пакет из продовольственного магазина и спросил у Мойта:

– А что это у вас за автомобиль?

Мойт дремал, но, услышав вопрос, вздрогнул, и глаза его загорелись. Отвлеченное настроение исчезло.

– Это мое собственное изобретение, сэр, – ответил он.

– Как вы его назвали?

– Конвертируемый автомобиль Мойта.

– Как? Конвертируемый?

– Да, сэр.

– Я не понял, – сказал дядя Набот. – Я не понимаю значения слова «конвертируемый». Знаете ли, совсем позабыл латынь, давно учился в школе.

– Это слово означает, – серьезно сказал Мойт, – что на этой машине можно двигаться по суше и по воде.

Мой дядя вздрогнул, потом отвел взгляд и негромко присвистнул. Неб Бриттон вздохнул и прошел к поручню, как будто хотел посмотреть на движение корабля. Со своей стороны, у меня и раньше было подозрение, что парень не в себе, поэтому я не удивился. Но он выглядел джентльменом и был искренен, и поэтому, опасаясь, что он заметит поведение моего дяди и Неда, я серьезно сказал:

– Это очень желательная комбинация, мистер Мойт, и большое усовершенствование обычного автомобиля.

– О, в этой машине нет ничего обычного, – сразу ответил он. – На самом деле она решительно отличается от всех других моторных средств передвижения, и ее по-настоящему нельзя называть автомобилем. Я намерен подобрать подходящее название для своего изобретения, но до сих пор все мои мысли занимала сама машина.

– Конечно, – неопределенно ответил я.

– Большинство автомобилей, – сказал дядя, усаживаясь в кресле и подмигнув мне, – строятся только для суши и тормозят у ближайшей мастерской. Один парень в Нью-Йорке, застрявший посреди улицы, говорил мне, что, если бы он смог приладить парус к своему автомобилю, он послал бы к черту всех ремонтников!

– Но это не имеет ничего общего с изобретением мистера Мойта, – сказал я, стараясь не улыбаться. – Автомобиль мистера Мойта – совсем другое дело.

– Каким образом? – спросил дядя.

Мистер Мойт решил сам ему ответить.

– Во-первых, – сказал он, глядя на меня с таким отвлеченным выражением, словно он меня не видит, – я не использую для продвижения обычное горючее.

Бензин дорог и опасен, и его нужно постоянно пополнять. Электричество ненадежно, и нужны очень громоздкие устройства, чтобы его запасать. Обе эти силы грубые и неудовлетворительные. Прежде всего мне нужно было найти движущую силу, на которую всегда можно полагаться, недорогую и всегда доступную. И я нашел сжатый воздух.

– О! – воскликнул дядя Набот.

Я уверен, что он знал об автомобилях меньше меня, потому что у меня дома была маленькая машина и я ездил на ней вдоль берега. Но мистер Перкинс гордился знакомством с современными машинами, а то, что не знал по личному опыту, все равно считал, что знает.

– Сжатый воздух, – с видом оратора заявил он, – это то, что движет парус корабля.

Изобретатель удивленно посмотрел на него.

– Мне это кажется очень умной идеей, – торопливо сказал я. – Но я не понимаю, сэр, как мы можете использовать с этой целью сжатый воздух.

– У меня есть резервуар, – сказал Мойт, – который постоянно заполняется насосами, по мере того как воздух тратится, что происходит, конечно, только, когда машина движется.

– Но вам нужно что-то, чтобы начать движение, – сказал я. – Вы используете для этого бензин?

– Нет, сэр. У меня есть глицериновая взрывчатка, такая конденсированная, что достаточно одного атома, чтобы привести машину в движение. Я держу с собой в небольшом отделении пинту этой взрывчатки, которой хватает на год. Там, где есть воздух, у меня есть неограниченная энергия.

– Здорово! – воскликнул дядя Набот с таким явно притворным энтузиазмом, что мы с Недом с трудом удержались, чтобы не рассмеяться.

– Иными словами, – продолжал Дункан Мойт, – я значительно усовершенствовал обычный автомобиль. Позвольте, господа, показать машину и все объяснить вам.

Мы все обрадовались этому отвлечению. Даже Нед Бриттон, который не умеет пользоваться и швейной машинкой, хотел осмотреть изобретение нашего безумного пассажира.

Мойт сразу начал развязывать веревки и снимать промасленный брезент – это были части неумело сшитых старых парусов. Но когда эта непривлекательная оболочка была убрана, мы с удивлением увидели машину такой красоты, завершенности и мастерства исполнения, что наши возбужденные и радостные восклицания были одновременными и искренними.

Может быть, Мойт и безумен, но он превосходный механик, и это действительно было творение его рук.

Автомобиль? Что ж, у машины четыре колеса с широкими резиновыми шинами, с рулевым устройством и кузовом для пассажиров, но в остальном самые большие автомобильные фанаты не узнали бы в этой машине автомобиль.

Казалось, он весь из металла – любопытного металла тускло-серебристого цвета, ни одна часть не окрашена и не отполирована, но все так отлично сконструировано, что все части соединяются и прекрасно подходят друг другу. Грациозная конструкция, хотя кузов напоминает корпус лодки; колеса расположены так, что машина поднята больше обычной. Стены кузова толщиной примерно в фут, внешняя и внутренняя стороны из этого необычного металла с аккуратными заклепками.

Мойт объяснил, что пространство между сторонами – это вакуумные камеры, воздух в них подается насосами, и они делают машину удивительно легкой. К тому же внутри того, что напоминает планширь корабля, размещены части регулируемого верха; когда они подняты и соединены, образуется куполообразная поверхность, покрывающая весь кузов. Эти части почти целиком из стекла, внутри которого тонкая проволочная сетка; пассажиры видят все, что происходит снаружи, стекло не разобьется, в крайнем случае только треснет, и сетка удержит обломки вместе.

Двигатели расположены в передней части кузова. Их четыре, каждый не больше кувшина в галлон объемом, но Мойст заверил нас, что каждый двигатель развивает мощность в двадцать пять лошадиных сил, в целом получается сто лошадиных сил, благодаря удивительной эффективности сжатого воздуха. Все остальные механизмы аналогично сокращены по размерам и размещены так, что водитель легко дотягивается до каждого.

Вход с обеих сторон кузова и сзади, как удобно, но сидения внутри кузова размещены по кругу, за исключением сидения водителя. Кузов такой просторный, что в нем удобно размещаются от шести до восьми пассажиров или в случае необходимости даже больше.

Все это легче понять, наблюдая, и мне трудно объяснить с помощью пера. Возможно, я описал не так понятно, как следует, но я должен в качестве оправдания сослаться на недостаток знаний механики. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь вы все будете ездить в таких машинах и поймете все подробности лучше, чем я, простой моряк, который многое мог не заметить.

– Но, – сказал дядя Набот, у которого от возбуждения выпучились глаза, – я все равно не понимаю, как это штука движется по воде.

Мойт улыбнулся, кажется, впервые с тех пор, как я с ним познакомился, и его улыбка была полна торжествующей гордости.

Он вошел в автомобиль, нажал на какие-то кнопки, и из колес выдвинулась дюжина фланцев в форме совка. В дальнейших объяснениях не было необходимости. Мы сразу поняли, что колеса автомобиля стали гребными, и их быстрое вращение, несомненно, будет продвигать машину.

Совки их того же металла, который использовался повсюду в этом удивительном изобретении, и они располагались под углом, который давал наибольшую мощность толчка.

– Алюминий? – спросил мистер Перкинс, показывая на металл.

– Нет, сэр. Вероятно, это мое наиболее удивительное открытие, и вы меня простите, если я скажу, что это тайна, которую я пока не хочу раскрывать. Но могу вам сказать, что я нашел сплав, равного которому по прочности, выносливости и легкости нет в мире. Он весит чуть больше чистого алюминия, но в тысячу раз прочнее его. Можете проверить одно из этих лезвий, которые кажутся такими хрупкими.

Дядя Набот нагнулся и осторожно коснулся устройства пальцем. Потом нажал сильней. Наконец поставил ногу и попытался согнуть весом своего тела. Фланец с удивительным успехом сопротивлялся всем его усилиям.

Изобретатель снова нажал на кнопку, и фланцы отступили и опять стали частью колеса.

– Когда мы прибудем в Сан-Педро, джентльмены, – сказал Мойт, – мне доставит удовольствие провезти вас в этой машине по суше и по воде. Тогда вы сможете полнее оценить ее совершенство.

Он начал закрывать машину, извиняясь за убогость ее покрова.

– Все мои деньги ушли на саму машину, – объяснил он, – и я вынужден был использовать для покрытия эту ткань; покрытие мне нужно, чтобы защитить машину от любопытных взглядов. Сам металл никогда не ржавеет.

– Легко ли обрабатывать этот сплав? – спросил я.

Он покачал головой.

– Очень трудно, – ответил он. – Сталь о него крошится, так что все мои инструменты из того же металла, обожженного и закаленного. И даже их приходилось постоянно заменять. Не думайте, джентльмены, что я обрел все это совершенство с первого раза, у меня ушли годы на эксперименты.

– Я так и думал, мистер Мойт.

– По счастью, – мечтательно продолжал он, – денег, которые я унаследовал от отца, хватило до завершения работы. Я думал только о машине, и, завершив ее и испытав, чтобы убедиться, что она так совершенна, как может сделать человек, я обнаружил, что я банкрот и по уши в долгах. Продав инструменты, мастерскую и вообще все, кроме машины, я смог расплатиться с долгами, и у меня осталось двести долларов.

Этого недостаточно, чтобы перевезти машину в Калифорнию по железной дороге, я не знал, как поступить, пока вы, сэр, – он повернулся ко мне, – великодушно не пришли мне на помощь.

Во время последующей паузы он кончил укрывать машину, и тогда дядя Набот прямо спросил:

– Если вы уверены, что эта проклятая штука работает, почему не поехали в Калифорнию по суше? Мне говорили, что такое не раз проделывали, и, так как вы используете сжатый воздух, расходов бы не было.

Мне это тоже пришло в голову, и я с любопытством ждал ответа.

– Сэр, – сказал Мойт, – не забудьте, что я годы потратил на эту работу, годы тайны и непрерывного труда, и для меня все зависит от успеха этой машины. Вы поймете, что я не решался патентовать ее целиком или какие-нибудь части; несовершенный патент не защитит меня, а лишь раскроет мои идеи другим конструкторам автомобилей. Патент не является защитой, если он может быть усовершенствован или украден. Как я уже сказал, когда я закончил машину, у меня не было денег, чтобы получить патент. А мне нужно получить не менее девятнадцати патентов.

– Значит, у вас совсем нет патентов? – спросил я, удивленный такой небрежностью.

– Ни одного. Перед вами, джентльмены, одно из важнейших механических изобретений, какие когда-либо знал мир, но изобретатель никак не защищен – пока. Если бы я попытался проехать на этом автомобиле через континент на тихоокеанское побережье, его увидели бы десятки конструкторов автомобилей и украли бы мои идеи. Для меня это слишком большой риск. Я должен добраться до своего богатого и эгоистичного дяди, показать ему мое удивительное изобретение и предложить половину интереса, и он даст мне денег на производство. Теперь вы понимаете, почему я вел себя так необычно – необычно для тех, кто не знаком с моими проблемами.

– Теперь мне это совершенно ясно, – сказал я, начиная думать, что мой пассажир совсем не безумен. – Но разве не глупо было доверяться нам?

Он улыбнулся, и эта улыбка сделала его лицо очень привлекательным.

– Поверьте мне, – сказал он, – я не совсем глуп и неплохо разбираюсь в человеческой природе. Вы меня простите, если я скажу, что ни один человек на этом корабле мне не опасен.

– Как это? – неловко спросил я.

– Ни один из вас недостаточно компетентен, чтобы украсть мое изобретение, – холодно заверил он, – даже если бы вы захотели это сделать, в чем я сомневаюсь. Нужен бесчестный человек и одновременно хороший специалист в механике, и, хоть между Челси и Калифорнией таких много, я уверен, что на этом корабле никто не может причинить мне вред, даже если бы захотел. Джентльмены, в вашем обществе я чувствую себя в полной безопасности.

По крайней мере сказано дипломатично, потому что, конечно, нам понравилось, что в нашу честность верят, хотя и пренебрежительно относятся к нашим механическим способностям. Но с этого времени мы стали смотреть на Дункана Мойта по-дружески и с усилившимся уважением.

К этому времени стемнело, и вскоре Нукс объявил, что ужин готов. Мы перешли в кают-компанию и, наслаждаясь талантами Брионии, коротали время, рассуждая о возможностях конвертируемого автомобиля Мойта.

Казалось, судьба благоприятствует плаванию «Глэдис Х.». Всю дорогу до Гаттераса погода была прекрасная, и ветер свежий и постоянный. Паруса ни разу не провисали, и, несмотря на тяжелый ход корабля, мы продвигались достаточно быстро.

Однако я следовал инструкциям, держался в виду берега, и мы упорно шли к Ки Уэсту.

Здесь нам предстояло принять решение, входить ли в Мексиканский залив и идти вдоль большой окружности берега, на что потребовалось бы много недель, или идти поперек к Кубе, а затем плыть по Карибскому морю кратчайшим путем до Колона или Портобело. Мы обсуждали этот вопрос перед выходом из гавани, но мистер Харлан считал, что я должен решить этот вопрос сам, судя по поведению корабля и по состоянию погоды.

Оба условия казались благоприятными для короткого пути. Корабль вел себя гораздо лучше, чем я ожидал, и хорошая погода, казалось, еще продержится.

Поэтому после совещания с Недом Бриттоном, потому что дядя Набот отказался «вмешиваться в это дело» или даже высказать свое мнение, я решил рискнуть и следовать кратчайшим путем. Добравшись до Колона, снова пойду вдоль берега до мыса Горн.

Поэтому мы повернули в море, легко дошли до Кубы и миновали остров Хувентуд. По-прежнему небо было ясное, и ветер попутный, и мы в хорошем настроение по прямой линии двинулись к порту Колон.

Теперь мы были в знаменитом Карибском море, само название которого дышит романтикой. Оно напоминает о ранних исследователях, о золотоискателях и пиратах; редко какой дюйм его поверхности не может поведать о какой-нибудь трагедии или приключении времен Испанского Мэйна[3], когда корабли всех стран бороздили воду Вест-Индии.

Целых три дня удача была нашим спутником, но потом, как сухо заметил дядя Набот, «отправилась рыбачить» и оставила нас, чтобы мы сами заботились о себе.

Мягкий попутный ветер стих, паруса повисли и застыли, корабль стоял на полосе ярко-голубого стекла, тропическое солнце нещадно жгло, и все признаки жизни и оживления словно прекратились.

Ни один моряк не любит штиль. С бурей он сражается решительно, стремясь ее победить, попутный ветер считает своим правом, но стеклянное море и безжизненные обвисшие паруса вызывают у него ужас. Тем не менее он научился выносить скуку, и долгий опыт научил его оживлять такие угнетающие периоды.

Наши люди обнаружили, что среди них есть скрипач, конечно, не виртуоз, и под его игру они пели и танцевали, как счастливые дети.

Дядя Набот и Неб Бриттон непрерывно играли в пенокль на палубе под навесом, а я извлек свои любимые книги и наслаждался ими, лежа в шезлонге.

Дункан Мойт первые два дня ходил взад и вперед по палубе, поглощенный своими мыслями, потом решил тщательно осмотреть свою машину. Он снял полог, включил двигатели и дал им поработать, к забаве матросов, окруживших его почтительным кольцом.

Наконец они расчистили место на палубе, Мойт убрал расчалки, которые крепили его изобретение, и, к огромной радости зрителей, медленно проехал взад и вперед. Он позволил шести или восьми матросам садиться в машину и ехать в ней – шестнадцать футов вперед, вокруг грот-мачты и шестнадцать футов назад, и было забавно смотреть, какие серьезные лица становились у матросов, как прочно держались они за края, смело вынося опасности этого непривычного способа передвижения. Раньше никто из них никогда не ездил в автомобиле, и, хотя Мойт вел машину по замкнутому кругу, для матросов поездка была удивительной и захватывающей.

Должен признаться, что действия умной машины поражали меня. Изобретатель пускал ее в ход, оставаясь на месте и повернув небольшой рычажок, и машина все время находилась у него под полным контролем. Двигатели работали так тихо, что нужно было прижаться ухом, чтобы их услышать, и совершенство работы вызывало у всех восхищение.

– Если металл такой прочный, как вы утверждаете, – сказал я Мойту, – машина должна работать многие годы.

– Я утверждаю, что ее невозможно разрушить, – убежденно ответил он.

– Но у вас еще остается проблема шин, – заметил я. – Прокол выведет вашу машину из строя так же быстро, как любую другую.

– Прокол! – воскликнул он. – Эти шины невозможно проколоть, сэр.

– Почему?

– Потому что они не надеты.

– Как это?

– Это еще одно мое изобретение, мистер Стил. Внутри каждой шины губчатая резина, особенно упругая и прочная. Шина внутри укреплена сетью стальных проводов, которые не позволяют разрезать вулканизированную резину на какую-нибудь глубину. В результате шину нельзя проткнуть, и она обладает большим постоянством.

– Похоже, вы не упустили ни одного важного пункта, – восхищенно заметил я.

– Сейчас только одно занимает мой мозг, – быстро отозвался он. – Поэтому я решил испытать машину сегодня, даже тем ограниченным способом, который мне доступен. Меня преследует постоянный страх, что я упустил что-то очень важное, и это важное откроет кто-нибудь другой.

– И вы нашли это?

– Нет, по всей видимости машина совершенна. Но кто знает, что еще могут придумать?

– Не я, – со смехом сказал я, – мои способности к механике вы уже оценили. На мой взгляд, ваше изобретение во всех отношениях восхитительно, мистер Мойт.

Девять дней мы лежали в штиле под безоблачным небом в спокойном море. Днем мы дремали в угнетающей жаре, но ночи обычно бывали прохладней, и под мириадом звезд было светло, почти как днем. Нед проверил каждый дюйм парусов, за исключением квадратного паруса, и принял дополнительные предосторожности, закрепляя все подвижные предметы.

– После этого следует ожидать дурную погоду, – объявил он, и, так как он хорошо знал Карибское море, эти его приготовления приводили меня в отчаяние. Я начал жалеть, что мы не вошли в Мексиканский залив и не пошли кружным путем; но сейчас сожалеть было уже поздно, и нужно благоразумно принимать то, что нас ждет.

Я лично опустился в трюм и осмотрел законопаченные течи; пока все заплаты держались, и корпус был таким же цельным, как в день отплытия. Но даже это открытие не слишком меня подбодрило, потому что до сих пор мы встречались с погодой, которую выдержит и каноэ, зачерпнув всего несколько капель.

Девятый день был необыкновенно жарким, и вечер не принес облегчения. У Неда Бриттона было серьезное и встревоженное лицо, и я слышал, как он советовал Дункану Мойту добавить несколько тросов к тем, что удерживали машину.

Мы с тревогой ждали перемены погоды, и к полуночи звезды начало затягивать, и на корабль словно опустился черный полог. Воздух как будто дрожал и был полон электричества, и это сказывалось на наших нервах, но до сих пор не было ни ветерка.

Наконец, когда казалось, что ждать уже невозможно, мы услышали отдаленный гул, который все приближался, становился громче, и на наши уши обрушился грохот, как артиллерийский залп.

Тяжело нагруженный и ленивый, барк не смог подняться навстречу первой большой волне, и она прокатилась по корабль с такой силой, что смыла бы всех, если бы мы отчаянно не держались за снасти. Мне казалось, что я на несколько минут погрузился в дикий кипящий поток, но на самом деле, должно быть, прошло несколько секунд, потому что вскоре вода схлынула и ветер попытался оторвать меня от того, за что я держался.

Нам повезло, что удержался квадратный парус, и корабль двинулся вперед, наклонив нос и подвергаясь постоянным наводнениям, которые прокатывались по палубе от начала до конца. Нам нечем было помочь кораблю, и в первые часы лихорадочное возбуждение позволяло нам заботиться о личной безопасности. Мы продолжали лететь перед бурей, которая не утихала и продолжала нести нас по намеченному нами курсу.

Утром стало светлее, но сила бури не уменьшалась. Волны были огромные, и лица у всех стали серьезными или полными страха, в соответствии с характером владельца лица. На нашем старом «Сарацине» или на «Флиппере» я бы не очень опасался бури, но здесь был совершенно другой корабль, и я не знал, выдержит ли он эту бурю.

Я позвал Неда в свою каюту, и мы стояли, как две промокшие крысы, и обсуждали положение. На палубе мы бы не слышали друг друга.

– Готовы ли шлюпки к спуску? – спросил я.

– Готовы, сэр, но сомневаюсь, чтобы они долго выдержали, – ответил он. – Однако это старое корыто, кажется, держится достойно. Корабль тяжело нагружен, он низко сидит в воде и пропускает волны над собой. Это немного ослабляет напряжение, Сэм. Если не будет течей и не сместится груз, мы выдержим.

– Помпы работают?

– Да, пока только трюмная вода.

– Хорошо. Сколько продлится буря?

– В этих водах может и несколько дней. Насколько я знаю, никаких правил здесь нет. Кончится сама по себе.

Он снова ушел на палубу, непрерывно наблюдая за кораблем и стараясь держать столько парусов, чтобы их не сорвало.

Дункан Мойт и дядя Набот оставались в своих каютах и как будто не волновались. Дядя старый путешественник и знает, что ко всему нужно относиться философски. Мойт никогда не был в море и не понимал, какая опасность нам грозит.

На третье утро мы стояли с Недом, держась за снасти, и к нам подошел боцман: – Корабль протекает, сэр.

– Сильно?

– Очень, сэр.

– Приставь к помпам людей, Нед, – сказал я. – Я спущусь и сам посмотрю.

Я пробрался в трюм через кубрик на баке, потому что мы не решались открыть люки. Я взял с собой матроса, чтобы он нес лампу, и очень скоро мы увидели, что «Глэдис Х.» протекает, как сито. Несколько течей, которые приказал законопатить мистер Харлан, снова открылись, и вода вливалась в дюжине мест.

Я вернулся в каюту и старательно осмотрел карту. Согласно моим расчетам, мы находились где-то вблизи побережья Панамы. Если я прав, через шесть часов мы будем у берега, но я не был уверен в своих расчета с начала бури. И меня тревожил вопрос, продержится ли корабль еще шесть часов, потому что у помп ограниченные возможности и вода с каждой минутой прибывала.

Я рассказал дяде Наботу о нашем положении, и Дункан Мойт, стоявший рядом, выслушал с живым интересом.

– Ты попытаешься выбросить корабль на берег, Сэм? – со своим обычным спокойствием спросил дядя.

– Конечно, сэр, если мы продержимся до берега. Это лучшее, на что я сейчас надеюсь. К счастью, берег Панамы низкий и болотистый, и, если мы доведем корабль, груз будет спасен для владельцев.

– И что за место, куда мы высадимся, Сэм?

– Не очень приятное место, как мне говорили, дядя.

– Здесь копают канал?

– Думаю, да.

– У нас будет возможность увидеть эту канаву. Наше плавание полно сюрпризов, мистер Мойт. Я не подумал захватить с собой путеводитель по Панаме, иначе мы бы точно знали, где здесь делают шляпы.

Изобретатель казался встревоженным. Я хорошо понимал разочарование этого человека и его беспокойство. Выбросить его любимую машину на полуварварский тропический берег – такого он не предвидел, и, думая о своих бедах, я думал и о нем.

Вскоре он вслед за мной вышел на палубу, и я видел, как он посмотрел на море и удрученно покачал головой. «Конвертируемый автомобиль» может работать на обычной воде, но такие гигантские волны ему не под силу.

Потом он посмотрел на матросов, работающих у помп. Они действовали энергично, но с тем безрадостными видом, какой бывает у моряков за этим отчаянным занятием. Океан наступал, и они старались отразить это наступление, а такая борьба обычно заканчивается в пользу океана.

Неожиданно в голову Мойта пришла хорошая мысль. Он попросил дать ему отрезок шланга и, получив его, снял чехол с машины и присоединил шланг к двигателям. Второй конец шланга он опустил в трюм, и вскоре, несмотря на качку, из шланга пошел поток воды, который направлялся за борт. Машина работала лучше помп, и я уверен, что это хитрое приспособление помогло нам держаться на воде, пока мы не достигли берега.

В середине дня, когда буря словно удвоила свою ярость, мы увидели берег, низкий, темный и неинтересный. Тем не менее это была земля, и мы направились к ней.

Быстро наступила темнота, но мы шли по своему курсу и с натянутыми нервами ждали момента столкновения.

Я не знал, что за берег мы увидели; было очевидно, что он низкий, песчаный на краю океана и болотистый в глубине. К югу несколько скалистых островов, и скалы и буруны могут быть в любом месте. Если корабль столкнется с одним из них, мы обречены.

Мы шли все вперед и вперед, в полной темноте, пока неожиданно нос не поднялся и неожиданный толчок бросил нас на палубу. Грот-мачта сломалась и с грохотом упала, корабль медленно наклонился на правый борт под острым углом, несколько мгновений дрожал и застыл.

Плавание «Глэдис Х.» кончилось.

– Ты здесь, Сэм?

– Да, Нед.

– Цел и невредим?

– Думаю, да.

Ветер по-прежнему свистел над головой, но уже не так сильно, и я слышал, как вокруг меня со стонами шевелятся люди. Из бурного моря мы перешли в относительно спокойное место, в котором было темно, как в Эребе[4]. Я нашел вход в каюту и спустился по ступенькам, которые наклонились в сторону. Однако внутри висячие лампы выдержали удар и все еще тускло освещали помещение. Дядя Набот сидел на койке, упираясь ногами в стол, и спокойно курил одну из своих огромных сигар.

– Пришли на станцию, Сэм? – спросил он.

– Наверно, дядя.

– Есть повреждения?

– Пока не могу сказать. Вы не ранены?

Он показал большую шишку на лбу, но при этом весело улыбнулся.

– Ты бы видел, как я нырнул под стол, Сэм. Настоящий цирк, и я в роли главного акробата. Где мы?

– Собираюсь узнать.

Я отцепил обе лампы и пошел с ними по сходному трапу. Чтобы не оставаться в темноте, дядя вместе со своей сигарой пошел за мной.

Я дал одну из ламп Неду, и мы принялись осматриваться. Дункан Мойт без сознания лежал рядом со своей машиной, которая продолжала ровно работать. Я повернул рычаг и остановил двигатели, после чего приказал двум матросам отнести изобретателя в каюту. Нукс зажег еще одну лампу и с помощью моего дяди заботился о раненом.

Мы с Недом прошли на корму и увидели, что ее все еще омывают волны. Идти по палубе было трудно, потому что корабль был наклонен с носа на корму и с правого борта на левый. Нос был поднят и застрял в песчаном валу, так мне показалось, но только когда я прицепил лампу на фал и поднял ее на фок-мачту, чтобы она освещала как можно большее пространство, я обнаружил, что мы вошли прямо в глубокий пролив, уходящий в глубину суши. С одной стороны густые заросли кустов или подлеска, с другой стороны лес. Впереди чистая вода, но мелкая, что помешало нам двигаться дальше.

Либо буря стихла, либо мы не слышали ее в нашем защищенном положении. Осмотр людей показал, что один из них сломал руку, у нескольких синяки и кровоподтеки, но серьезных ран нет.

Корабль стоял неподвижно, застряв на дне пролива. Волны, бившие в корму, не причиняли ущерба, да и они как будто становились слабее.

Нед отправил уставших матросов на койки и с помощью Брионии, который в медицине разбирался почти так же хорошо, как на камбузе, занимался сломанной рукой и наиболее серьезными ушибами.

Я снова пошел в каюту и увидел, что дядя Набот и Нукс сумели привести в себя Дункана Мойта, который сидел и ошеломленно осматривался. Я увидел, что он не ранен, просто падение на время лишило его сознания.

– Машина… машина… – с тревогой произнес он.

– Она в порядке, сэр, – заверил его я. – Я отключил двигатели, и она, кажется, без ущерба перенесла толчок.

Мои слова как будто его успокоили, и он провел рукой по лбу, как будто хотел очистить мозг.

– Где мы? – был его следующий вопрос.

– Никто не знает, сэр. Мы на берегу, и я почти уверен, что это побережье Панамы. Завтра утром определим свое местоположение точнее. А сейчас, мистер Мойт, рекомендую вам лечь и отдохнуть.

На всех нас сказывалось напряжение последних дней, и теперь, когда не было необходимости в напряженной работе и постоянной бдительности, мы поняли, что наши силы на исходе. Я оставил Неда устанавливать вахту, пошел в свою каюту, упал на койку и через полминуты спал.

– Проснись, мастер Сэм, – сказал Нукс, тряся меня. – Завтрак готов, сэр.

Я потер глаза и сел. Солнце светило в окно каюты, расположенной на левом борту. Вокруг тишина, странно контрастирующая с грохотом, который так долго забивал слух. Буря кончилась, и мы могли определять причиненный ею ущерб.

– Который час, Нукс?

– Восемь часов, мастер Сэм.

Я вскочил, вспомнив ночную трагедию, которую сон на время заставил меня забыть. Нукс стоял с тазом и полотенцем, и его спокойствие побудило меня умыться, прежде чем выйти на палубу.

В кают-компании я увидел, что ножки стола опираются на ящики, чтобы стол был ровный, и что приготовлен горячий завтрак, от которого теперь на столе идет пар. За столом сидели Нед Бриттон, дядя Набот и Дункан Мойт, все деловито ели. Они оживленно поздоровались со мной и пригласили садиться и присоединиться к ним.

– Как все, Нед? – с тревогой спросил я.

– Плохо, как только может быть, и все в полном порядке, – ответил он. – «Глэдис Х.» никогда больше не будет плавать. Днище разбито, и корабль застрял в иле. Скоро разломается на куски и пойдет на топливо индейцам.

– Груз сейчас в безопасности?

– Конечно. Это ведь куски стали, и доски корабля их держат. Конечно, промок, но я видел, что балки окрашены и не заржавеют. Чем бы это ни было, это не Сан-Педро, и плавание неудачное; но балкам здесь гораздо лучше, чем на морском дне, так что я считаю, что мы сделали для хозяев все, что могли.

Я сел и взял кофе, который протянул мне Нукс.

– Как экипаж? – спросил я. – Все ли в порядке?

– Ранен только Дик Ломбард, но его рука срастется.

– Ты понимаешь, Нед, где мы сейчас?

– Застряли в реке. Вокруг дикая местность, но думаю, мы найдем выход. Много продовольствия, и хороший климат. Можно сказать, что нам повезло, Сэм.

Я в отчаянии покачал головой. Мне не казалось, что судьба нам благоприятствует. Конечно, мы могли бы в бурю пойти на дно Карибского моря, но мне казалось, что мы выбросили груз в самом неудачном месте и для владельцев, и для нас самих. Мистер Харлан поступил бы благоразумней, если бы не рискнул, посылая нас в Сан-Педро.

– Что ж, думаю, мы по крайней мере выполнили свой долг, – сказал я как можно оживленней, – так что постараемся извлечь из положения все лучшее.

– Я турист и путешествую для удовольствия, – сказал дядя Набот, – и так лучше, чем пинать мула. Сэм должен беспокоиться, потому что ему за это платят, но мы, пассажиры, можем наслаждаться. Верно, мистер Мойт?

– Для меня это серьезная ситуация, – ответил изобретатель. – Только подумайте, джентльмены. Самый удивительный механизм, какой только знает мир, застрял в глуши вдали от цивилизации.

– Это ваша вина, – сказал Нед.

– Нет, сэр, это судьба.

– Машина в порядке, – сказал я. – Вы без труда сбережете ее.

– Что касается этого, то, конечно, я должен постараться как можно успешней преодолеть неблагоприятные обстоятельства, в которых оказался, – сказал он более собранно, чем я ожидал. – Не в моем характере сдаваться, иначе я никогда бы не достиг такого совершенства в своих изобретениях. В данный момент больше всего я сожалею о том, что мир будет лишен моего изобретения дольше, чем я намеревался. Мир дольше будет ждать мой конвертируемый автомобиль.

– Не зная о его превосходных качествах, мир может еще немного подождать, – философски сказал дядя Набот. Я заметил, что к бедам другого человека легче относиться философски, чем к своим.

Торопливо позавтракав – Бриония приготовил завтрак великолепно, несмотря на то, что камбуз был наклонен под углом в сорок пять градусов, – я вышел на палубу, чтобы впервые отчетливо осмотреть окружение.

Начался отлив, ветер стих. Мы находились в центре спокойной реки – высоко и сухо, как сказал Нед, – и течение негромко журчало у борта. Не больше чем в десяти ярдах справа низкий болотистый берег, поросший густыми кустами тропического характера. Однако слева, в пятидесяти ярдах, четко очерченный берег, на котором лес, замеченный мною вчера. Лесистая местность от реки постепенно поднимается, и далеко к югу виден грандиозный горный хребет.

Между нами и левым берегом вода кажется глубокой, но справа она мелкая. Кажется удивительным, что буря могла загнать большой корабль так далеко по реке, но я вспомнил, что волны следовали за нами, и, несомненно, именно они толкали нас вперед.

И вот мы здесь, и «Глэдис Х.» будет здесь, пока ее не уничтожат время, приливы или человеческая предприимчивость.

Что касается остального, то воздух теплый и приятный, и над головой голубое небо. Если не считать того, что понадобятся большие усилия, чтобы вывезти груз, можно считать, что провидение отнеслось к нам благосклонно и мы спаслись от смерти.

Я считал, что сделал все, что в человеческих силах, чтобы защитить интересы владельцев груза, но условия были неблагоприятными, и теперь ответственность на них, а не на мне.

В том, что касается лично меня, главное – доставить моих людей в какое-нибудь цивилизованное место, откуда они смогут вернуться домой. Мне также следует связаться с мистером Харланом и как можно скорее сообщить ему о местонахождении и состоянии груза. Я знал, что потеря корабля для него не имеет особого значения, о чем он сам неоднократно говорил.

Прежде всего необходимо установить, где мы находимся. У меня были основания считать, что мы не слишком отошли от своего курса, указанного на карте. Где-то недалеко, выше или ниже по берегу, находится Колон, Атлантический терминал Панамского канала, и добраться до него должно быть не очень трудно, потому что наши шлюпки в хорошем состоянии.

Река прямо перед нами делала поворот, и моей первой мыслью было отправить туда шлюпку и исследовать русло. Я думал, что мы можем найти какую-нибудь деревню или свидетельство жизни людей.

Поэтому я приказал спустить шлюпку и взял с собой, кроме Дункана Мойта, который очень просился участвовать, четверых матросов. Течение было небыстрое, и мы хорошо продвигались.

Мы делали поворот за поворотом, потому что река была извилистая, как рог барана, но всегда с одной стороны от нас возвышался лес, а с другой – низкая болотистая равнина.

Гребя вблизи берега, в тени деревьев, мы слышали вкрадчивые звуки диких зверей и однажды видели стройного леопарда, вышедшего к реке напиться. Но не встретили никаких следов человека или цивилизации. Не было слышно даже топора дровосека.

Несколько миль мы двигались вдоль леса, обнаружив, что река судоходна для небольших кораблей. Потом решили возвращаться вдоль противоположного болотистого берега, который был гораздо менее привлекателен. Здесь меньше возможности найти людей.

Мы были в миле от корабля, когда Мойт неожиданно воскликнул:

– Это не каноэ?

– Где? – спросил я.

Он указал на небольшой залив, и я отчетливо увидел среди тростников лодку, напоминающую индейский челнок.

– Посмотрим, что это такое, – сказал я, с удовлетворением приветствуя первый признак человеческого обитания.

По моему слову матросы стали грести, и тот, что сидел на носу и ухватил каноэ за борт, удивленно вскрикнул.

– В чем дело? – спросил я.

Он молча подтянул каноэ к нашему борту, и мы все увидели лежащего на дне лицом вниз человека.

– Переверни его, Том, – сказал я негромко, и матрос перебрался в каноэ и выполнил приказ очень неохотно: никто не любит притрагиваться к мертвецам.

Бородатое лицо и открытые глаза, которые мы увидели, подсказали, что перед нами человек нашей расы, белый, убитый стрелой в сердце, которая все еще торчала из раны. Одежда потрепанная, почти лохмотья, на ногах грубые сандалии из коры, перевязанные растительными нитями. Не мексиканец и не испанец, и я решил, что он, судя по лицу, североамериканец немецкого происхождения.

Умер он недавно, что было очевидно, и стрела, пронзившая его сердце, убила его мгновенно. Я вытащил стрелу и увидел, что она сделана очень искусно – головка из кованой бронзы, прикрепленная к древку из древесины, напоминающей тис. Стрела очень отличается от тех индейских стрел, которые мне приходилось видеть.

Загадка жизни и смерти этого человека казалась неразрешимой, и я приказал привязать каноэ к корме нашей шлюпки и грести к кораблю.

Кладбище моряка – море, поэтому я решил зашить тело в парусину, привязать груз и опустить в реку там, где самое глубокое место.

Прежде чем сделать это, один из матросов обыскал карманы поношенной одежды и извлек небольшую записную книжку, похожую на дневник, карманный нож, несколько свинцовых карандашей и сверток тонкой коры, перевязанный тем же материалом.

Я взял все эти вещи и наблюдал за последующим. Все было проделано быстро. В качестве церемонии Нед прочел короткую молитву из библии, все остальные стояли с обнаженными головами. Потом отвезли тело на самую глубокую часть реки, и я, глядя с палубы, увидел, что они очень возбуждены, и услышал гневные и тревожные крики. Взяв бинокль, я обнаружил причину этого. Шлюпку окружили акулы, их черные головы и белые животы попеременно показывались в воде, когда они медленно плавали кругами, привлеченные запахом добычи. Я крикнул матросам, чтобы они привезли тело назад, но они меня не услышали и в следующее мгновение бросили саван с грузом за борт, а сами быстро, как в гонке, поплыли назад.

Однако это было все равно хорошо. Я совершенно уверен, что бедняга опустился на дно до того, как его схватила акула, а на дне акулы не смогут его увидеть и схватить своими челюстями.

Сидя на палубе вместе с остальными под навесом для защиты от солнца, я просмотрел записную книжку, и понял, что это не дневник: убитый записал на страницах нечто вроде рассказа, который обещал быть интересным. Я попросил Дункана Мойта прочесть его вслух, что он и сделал. Сейчас этот рассказ передо мной, и я переписываю его слово в слово, так, как впервые услышал в тот день в тропиках, окруженный дикой местностью.

«Меня зовут Морис Клеппиш, – так начиналась эта запись, – по профессии я горный инженер, родом из Денвере, штат Колорадо.

Девять лет назад меня послали в республику Колумбия для осмотра шахты, и, будучи там, я присоединился к группе, которая хотела осмотреть округ Сан-Блас на юге Панамы и торговать с индейцами, владеющими этой обширной территорией. Я не торговец, но хотел воспользоваться этой возможностью и изучить вероятность добычи ископаемых в этом диком и неисследованном округе. Я надеялся найти следы золота и тем самым обеспечить свое будущее.

Но когда мы подошли к границе, высокомерные индейцы не позволили нам пройти на их территорию, они презрительно приказали нам не приближаться и показать им наши товары. Торговцы беспрекословно повиновались, но я был возмущен и рассержен. В какое-то время посчитал свою поездку неудачной. Индейцы обменивали кокосовые орехи, овечьи шкуры и другие плоды своей земли с большой готовностью, с абсолютной честностью и справедливостью, а торговцы говорили, что индейцы никогда не нарушают данное ими слово.

Испытывая разочарование из-за того, что у меня нет доступа в эту загадочную землю, я молча наблюдал за обменом, пока не увидел предмет, который заставил меня задрожать от возбуждения. Это был огромный необработанный алмаз в рукояти копья, которое держал Налиг-Над, король Сан-Бласа, самый сильный, представительный и умный индеец, каких я когда-либо видел.

Здесь я должен объяснить, что индейцы, обитающие в округе Сан-Блас в Южной Панаме, не кто иные как исторические потомки ацтеков, которые, когда Мексика была завоевана испанцами, бежали по болотам и горам, через равнины и реки, и пришли в эту неизвестную местность. Здесь они создали новый народ и называют себя текла. Их территория простирается на юг от перешейка между Атлантическим и Тихим океанами. В ней густые леса и обширные прибрежные равнины. Эту территорию индейцы ревниво охраняют от вторжения. Они не строят здесь прекрасные города и золотые храмы, потому что питают отвращение к золоту, страсть к которому привлекла белых демонов в Мексику. Белокожую расу индейцы считают губителем своего прежнего государства. Это белые изгнали текла из дома, завещанного им предками.

Таким образом, вера нового народа состоит из двух главных положений. Никогда не добывать золото, не использовать его для украшения и не торговать им, ненавидеть всех белых людей и не позволять им приближаться.

Жителей Сан-Бласа нельзя назвать подлинными индейцами, какими мы считаем племена Вест-Индии и Центральной Америки. Это были хорошо сложенные, умные и свирепые люди. Кожа у них медного цвета, и у них своеобразная одежда, характерная для этого народа. У них есть правительство, сосредоточенное вокруг короля, есть человечные и справедливые законы, много расовых характеристик. Говорят, что более слабые ацтеки остались в Мексике как рабы испанцев, а знатные, самые сильные и властные индивиды, понимая невозможность сопротивляться захватчикам и не желая становиться их вассалами, бежали на юг, как я уже описал.

Как ни справедливо это, я обнаружил, что народ санблас – это название дано ранними испанцами, а сами индейцы его никогда не принимали, – достоин восхищения во всех отношениях, кроме яростной ненависти к белым. Они давали нашей группе кокосовые орехи, зерно, раковины черепах, шкуры диких зверей, прекрасно выделанные, и овечью шерсть высокого качества в обмен на ножи, стеклянные бусы, компасы, цветные карандаши, зеркала и другие недорогие предметы.

Увидев гигантский алмаз короля, я был так поражен, что дрожал от возбуждения. Камень весил не менее пятисот каратов, и, стремясь получить его, я предложил в обмен свои серебряные часы, автоматическую ручку, расческу, щетки и много пуговиц.

Меня подвело само стремление получить этот камень. Мои безрассудные предложения вызвали у короля подозрение, а когда алмаз увидели мои товарищи, они тоже захотели его получить, и предложили за этот камень, который король не считал ценным, так много, что он понял: белые люди ценят такие камни больше даже, чем золото.

Тогда король гордо выпрямился и заговорил со своими людьми на их языке, с которым мы не были знакомы. Несколько индейцев принеси своему правителю еще такие камни, необработанные алмазы размером с горошину и больше. Конечно, они собирали и хранили их из-за красоты, но Налиг-Над взял все в руку, вырвал собственный великолепный камень из оправы в копье и, подойдя к воде, бросил все камни на глубокое место.

– Я приказал своим людям, – сказал он, – никогда не собирать эти булыжники и не торговать ими с белыми людьми. Я считаю их такими же вредными, как золото. Мы никогда не будем владеть тем, что вызывает алчность у ваших людей.

Немногие из народа санблас, включая короля, говорят по-английски, больше знают испанский, но их собственный язык, как я сказал, отличается от языков других индейских племен, и у белых не было возможности изучить его.

Потеря драгоценных камней очень расстроила нас, и, вернувшись в свой лагерь, мы поговорили об этом и решили, что в некоторых местах этой земли прямо на поверхности есть много алмазов. Иначе индейцы не могли бы подобрать такие большие образцы.

Я не хотел уходить, не отыскав эти поля алмазов, и семь человек из нашей группы, такие же предприимчивые, как я, решили бросить вызов разгневанному королю Надиг-Наду. Поэтому ночью мы украдкой прошли по северному лесу и к утру вышли на край плодородной равнины, где в основном жили индейцы санблас.

Вся их страна разделена на три части. Первая, Северный Лес, граничит с панамскими болотами и дикой территорией. Вторая, широкая прибрежная равнина, образовавшаяся сдвигом гор. Эта равнина обильно орошается многочисленными ручьями, и почва здесь исключительно плодородная. На восток, до самого Атлантического побережья, растут кокосовые рощи, но больше всего кокосовых деревьев растет на нескольких островах у Атлантического побережья. Третья часть расположена к югу от этой равнины и занята величественным первобытным лесом, который густо покрывает склоны гор. Климат, особенно на плоскогорье, умеренный и приятный, и считается, что эти могущественные индейцы владеют самой желаемой землей во всем Западном полушарии.

Именно на этой равнине мы решили поискать алмазные поля, и, так как индейцы запретили белым людям входить на их земли, мы закрасили лица, руки и грудь соком каштанов и оделись, насколько могли, как индейцы. В таком виде мы бродили несколько дней, пока не набрели на богатую равнину, покрытую осадочными отложениями, и здесь, к нашей великой радости, я подобрал один из желанных «булыжников», и мы поняли, что пришли в нужное место.

Через час нас окружили и захватили в плен индейцы. Мы рассчитывали, что нас защитит маскировка, но, рассмотрев нас внимательней, индейцы сняли с нас одежду и увидели белую кожу. И мы поняли, что наша судьба решена.

Эти люди разрешают заходить на свою территорию неграм и даже некоторых из них используют для работы на своих фермах. Другим племенам горных индейцев, которые все враждебно относятся к белым, разрешается проходить через территорию санблас, и иногда эти горцы приводят с собой своих белых рабов, и их индейцы терпят на своей территории, но те, кто, как мы, тайком пробираются к ним за сокровищами, не могут рассчитывать на милосердие.

Нас привели в деревню самого Налиг-Нада, мы предстали перед ним, и он всех нас приговорил к смерти, за исключением одного, кто должен был вернуться в Колумбию и рассказать о судьбе тех, кто нарушает законы санблас. Мы бросили жребий, и мне выпал счастливый номер. Все мои товарищи, среди которых было два молодых человека, представители знатных и богатых семей Боготы, были безжалостно убиты, а меня отвели на границу их земли и отпустили.

Я доложил об этом деле колумбийским властям, и президент немедленно отправил отряд солдат, чтобы наказать бесстыдных индейцев и научить их в будущем не угрожать белым. После долгого периода ожидания в Боготу вернулся один солдат, у которого были отрезаны уши и который был чудовищно изувечен. Он рассказал о полном уничтожении отряда и сообщил, что король Налиг-Над пообещал так же обойтись со всеми, кто осмелится вмешиваться в его дела. Правительство решило оставить этих свирепых индейцев в покое. Многие другие племена, гораздо ближе, нуждались во внимании.

Я вернулся в Денвер, но не мог забыть об алмазных полях. Я бедный человек, но знал, где можно обрести огромное богатство – если я решусь на попытку.

Наконец я решил, что смогу в одиночку добиться того, чего никогда не достигнет группа белых людей, и, подготовив планы, я поплыл в Колон и приготовился снова вступить на землю санблас.

Моя идея была восхитительно проста. Индейцы чувствуют себя в такой безопасности, что редко выходят по ночам, а в их климате звезды и луна такие яркие, что освещают местность почти так же, как солнце днем. Если я буду избегать все поселки и деревни, у меня есть хороший шанс остаться незамеченным, а долина, которая мне нужна, находится в необитаемой части равнины.

Я взял каноэ и пакет с продовольствием и начал путешествие, войдя в Атлантическое устье реки Сан-Маладрино. Я плыл по этой реке до того места, где она проходит между двумя высокими холмами, они видны на грубой карте, которую я начертил для тех, кто, если я погибну, решится на это отчаянное предприятие. Ручей, названия которого я не знаю, впадает в реку Сан-Маладрино сразу за упомянутыми холмами и ведет на юг. Это широкий и глубокий ручей, и он проходит через лес. Прячась первый день в лесу, на следующую ночь я осторожно ввел каноэ в этот ручей и миновал часть долины, пока не добрался до другого притока, поменьше, впадающего слева. Этот приток течет по самым плодородным и густонаселенным индейским землям. Встретив приток справа, я повернул в него и плыл, пока дальше стало невозможно продвигаться в каноэ. Поэтому, спрятав каноэ в кустах, я всю следующую ночь шел пешком к долине, которую мы навестили раньше, и которая лежит на плоскогорье у начала большого горного леса. Лесистая местность благоприятствовала мне, потому что днем я в ней безопасно прятался, а по ночам искал алмазы в своей долине.

Я нашел много камней, некоторые исключительного размера и красоты, но плохое освещение очень мне мешало. Часть времени долину затенял лес, и только два кратких часа луна светила в небольшое углубление, в котором я работал.

Я уже три недели прячусь в сердце района Сан-Блас, и до сих пор меня никто не заметил. Я собрал почти три кварты[5] превосходных алмазов – такое невероятное состояние, что я тороплюсь вернуться к цивилизации. Тем временем в свободные моменты я записываю свою историю в этой записной книжке».

Никто не прерывал Дункана Мойта, медленно и четко читавшего этот интересный рассказ, но, когда он замолчал, прочитав последний абзац, переписанный мной выше, мы все удивленно и восхищенно вздохнули и с любопытством переглянулись, чтобы узнать, какое впечатление произвела эта «история».

– Продолжайте! – воскликнул дядя Набот. – Это не может быть концом.

– Да, – ответил изобретатель, – это не все. Но это, кажется, все, написанное сначала. Остальное – отрывки, небольшие и написанные более поспешно.

– А упомянутая им карта здесь?

– Да. Нарисована плохо – для инженера, но, кажется, покрывает период первой записи. Думаю, идти по этой карте было бы нетрудно.

– Читайте дальше, пожалуйста.

Он сразу послушался.

«Вчера вечером, возвращаясь в лес после работы в долине, я увидел лицо человека, смотрящего на меня из-за деревьев. Его ярко освещала луна. Это было лицо индейца, но через мгновение оно исчезло. Испуганный, я тщательно обыскал лес, но не нашел и следа шпиона. Возможно, меня подводят нервы».

Мойт перевернул страницу.

«Я снова видел лицо человека, – прочел он. – На это раз это произошло в центре долины, у группы низких кустов. Я в страхе побежал в лес, потом упрекнул себя за глупость и вернулся, но ничего не нашел».

– Есть еще несколько записей, – сказал чтец, поворачивая очередную страницу. – Я буду читать их в том порядке, в каком они делались.

«Я уверен, – продолжал чтец, – что меня наконец обнаружили индейцы санблас. Вокруг меня шпионы днем и ночью. Но, к моему удивлению, они меня не трогают. Я решил уходить немедленно, этой же ночью, но, так как меня могут схватить и, вероятно, убить, я решил взять с собой только часть своих сокровищ. Долина алмазов гораздо богаче любого месторождения, открытого в Южной Африке, и, если я смогу уйти, я обеспечу себе помощь и вернусь сюда, несмотря на все, в Сан-Блас. Поэтому я спрячу большую часть сокровищ и возьму столько камней, сколько смогу нести в кармане. Я должен написать, где спрятаны камни, потому что, если я буду убит и белый человек найдет эти мои записки, я завещаю ему свое богатство при условии, что он храбр и решит по моим указаниям проникнуть в страну Сан-Блас. Достигнув долины, которую я указал на карте, вы найдете в центре ее большой камень из красного гранита, голый и одинокий. На его вершине выступ, похожий на руку или на копье, указывающее прямо на лес. Идя в этом направлении, вы увидите на самом краю леса, который в этом месте представляет собой непроходимые джунгли, гигантское красное дерево. За этим деревом большой пень, поросший мхом. Поднимите мох с правой стороны пня, и вы найдете небольшое углубление, в котором я спрятал свои алмазы. Вы без труда найдете долину, увидите в ней камень, а остальное легко. Я дошел до ручья и нашел целым и невредимым свое каноэ, но буду прятаться в кустах до следующей ночи. Не думаю, чтобы меня преследовали, но не могу быть уверен. Странное бездействие санблас тревожит меня и заставляет волноваться».

«Произошло самое худшее, и оказалось, что это не так уж страшно. Вчера вечером меня схватили и отобрали алмазы, которые презрительно бросили в воду. Но потом меня освободили и сразу ушли, предоставив меня самому себе. К счастью, я спрятал десять камней в свертке коры, и их они не обнаружили. Мне жаль потерянных камней, но эти несколько, когда я вернусь домой, докажут правдивость моего рассказа. Происшедшее доказывает, что я поступил мудро, оставив большую часть сокровища спрятанным в лесу. Сейчас мне нет смысла прятаться, потому что мое присутствие известно. Почему меня пощадили, хотя все другие белые, вторгшиеся в их земли, были убиты, я не знаю. Но почему-то они сделали для меня исключение, и я одновременно радуюсь и боюсь. Мне все время кажется, что эти ужасные индейцы играют со мной, как кошка с мышью. Но я буду продолжать двигаться и надеяться на удачу».

– Это все? – спросил я, когда Дункан Мойт кончил и закрыл книжку.

– Все.

– Окончание истории этого бедняги ясно, как будто он сам его описал, – задумчиво продолжал я. – Индейцы ждали, пока он доберется до границы их территории, и пустили стрелу ему в сердце. И оставили его там, где он упал, решив, что каноэ поплывет дальше по течению и предупредит других белых, чтобы не заходили слишком далеко.

– Думаешь, его история правда? – резковато спросил дядя Набот.

– А почему бы и нет, дядя?

– Мне она кажется сомнительной.

Я достал сверток коры, который мы достали из кармана мертвеца, и ножом разрезал связывавшую его нить. Убрав оболочку, я нашел в центре десять камней и передал их всем, чтобы рассмотрели. Только дядя Набот раньше видел бриллианты, но восклицания старого торговца убедили меня, что он оценил стоимость камней. Однако в одной из книг у себя в каюте я нашел описание теста кислотой, и это испытание дало удовлетворительный результат. Мы смогли отделить часть одного камня, и полученной пылью Дункан отполировал часть поверхности другого камня. Да. Это были алмазы – превосходные образцы белого цвета.

Занимаясь этим, мы четверо напряженно размышляли. Больше того, каждый взял записную книжку и сам прочитал этот рассказ. Карта, конечно, примитивная, но я смотрел на нее так напряженно, что каждая карандашная пометка четко отпечаталась в моем сознании.

За ужином все были молчаливы. Потом собрались на палубе. Дядя Набот курил – не большую сигару, а трубку – и молчал. Нед охватил лицо руками и задумчиво смотрел на палубу. Дункан Мойт подошел к поручню и смотрел на журчащую реку.

Я взглянул на своих товарищей и улыбнулся. Стремление к сокровищам и неожиданному богатству естественно, и мало кто от него свободен. Я понимал, что мы все думаем, как раздобыть алмазы, которые Морис Клеппиш спрятал в лесу Сан-Блас. Должен признать, что был алчен не меньше остальных, но страх перед этими необычными индейцами заметно ослаблял мое желание встретиться с ними.

Вечер прошел почти без слов, и, ложась спать, мы продолжали думать. Но не о поврежденном корабле, не о грузе и не о том, как добраться до цивилизованного порта. Чтение рассказа покойника заставило нас забыть о своих неприятностях и заразило неудержимым желанием броситься в те самые приключения, которые привели его к печальному концу.

За завтраком дядя Набот перестал сдерживаться.

– Это река Сан-Маладрино, – заявил он.

Все кивнули, у всех лица были серьезные и внимательные.

– Конечно, – сказал я. – Он вернулся тем же путем, каким вошел в землю Сан-Блас, и мы нашли его в этой реке.

Никто не решался высказать столь очевидное предложение; торопливо закончив еду, мы собрались на палубе, чтобы продолжить обсуждение.

– Джентльмены, – сказал Мойт, – я уверен, что вы все пришли к одному заключению. Давайте обменяемся мыслями и обсудим возможные способы.

Первым я попросил высказаться Неда Бриттона.

– Что ж, – сказал он, – было бы неправильно и неподобающе оставить эти две или три кварты алмазов гнить под пнем. Я заметил, что в этой книжке говорится, что у индейцев нет огнестрельного оружия. Но у нас его много, я предлагаю войти туда, показать им, если они будут сопротивляться, и уйти с алмазами. Я думаю, нас достаточно, чтобы выполнить эту работу.

– Особенно учитывая, что отряд специально подготовленных солдат был стерт с лица земли, – саркастично заметил я.

– Колумбийские солдаты не в счет, – сказал Нед. – Наши люди подходят лучше: они все американцы.

– Признаюсь, мне не нравится вид этой стрелы, – сказал Мойт, осторожно беря в руки оружие, которое мы извлекли из груди мертвеца. – Очевидно, они стреляют метко, и, насколько нам известно, их могут быть тысячи. Думаю, открытое столкновение приведет к нашему полному уничтожению.

– Если вы имеете в виду, что в нас проделают множество дыр, то я совершенно с вами согласен, – заметил дядя Набот. – Дипломатия – вот что нам нужно, дипломатия и осторожность. Больше мух привлечешь сахаром, чем уксусом.

– У вас есть предложение, дядя? – спросил я.

Я проделал несколько плаваний с Наботом Перкинсом и научился уважать его осмотрительность и проницательность, поэтому ждал его ответа с большим интересом.

Он снова разжег трубку, два или три раза энергично затянулся и начал:

– Как вы заметили, этот парень много говорит нам об индейцах санблас, и все, что он говорит, следует внимательно обдумать. Это не обычные дикари, у них есть законы, и они живут в соответствии с ними. В одном месте он говорит, что черных они используют как рабов, а также что белым рабам дружественных племен индейцев разрешается заходить в их землю. Джентльмены – и также Сэм, это, по-моему, главное; оно позволяет нам понять, что делать и как делать.

Он выглядел торжествующим, но, видимо, я слишком глуп, чтобы понять суть его довода.

– Боюсь, я не понимаю, дядя, – сказал я.

– Что ж, Сэм, это твой недостаток, и тут уж ничего не сделаешь. Но думаю, ты это перерастешь. Нукс! – крикнул он. – Позови Бри, и оба приходите сюда.

Я начал понимать, что он имеет в виду, но ничего не сказал, пока к нам не подошли два сулу. Бриония высок, строен и очень силен. Нукс ниже, он немного неуклюж, но тоже очень силен. Лица у них умные и выразительные, и в осанке природное достоинство. У человека не может более верных последователей, чем эти островитяне с Южных морей, и я считал их скорее братьями, чем слугами, потому что очень обязан их смелости и заботе.

– Джентльмены, – сказал дядя Набот, – перед вами индейцы, и очень хорошие индейцы. Они возьмут нас четверых в страну Сан-Блас как своих рабов. Их гостеприимно встретят, а нас они будут пинать и гонять, а мы будем кротки, как Моисей, пока не доберемся до алмазов. Это так же легко, как перекатить бревно, и гораздо забавней.

Должен признать, что предложение дяди меня восхитило, и я видел, что лица Дункана Мойта посветлело, когда он его услышал.

– Отлично, сэр! – воскликнул он. – Именно та идея, которую я искал, чтобы соединить с моей. Я считаю, что мы несомненно добьемся успеха.

– А какова ваша идея? – спросил я.

– Поехать в моем конвертируемом автомобиле.

– Что! По бездорожью?

– По ручьям, насколько позволяет маршрут, и по ровной местности. Машина пройдет по любой сельскохозяйственной территории, потому что, если вы помните, она не погружается в мягкую почву, как обычные тяжелые автомобили. Направив насосы в вакуумные камеры и опустошив эти камеры, я могу сделать автомобиль таким легким, что он пройдет и по болоту.

– Какой смысл в такой поездке? – спросил дядя Набоб.

– Мы приобретаем безопасность на случай нападения, скорость, если придется убегать, удобство, потому что мы повезем с собой свой отель, и прежде всего я надеюсь, что это изобретение вызовет страх и благоговение у простодушных индейцев и заставит смотреть на нас, как на высшие существа. Машина у нас есть, она в полном порядке, и было бы глупо не использовать преимущества, которые она дает.

– Хорошо! – одобрительно сказал я, потому что его аргументы меня убедили.

– Единственное, что меня беспокоило: несмотря на все чудеса, которые мы предъявим, мы белые и вызовем вражду индейцев. Но Нукс и Бриония будут хозяевами, а мы их рабами, прислуживающими им и заботящимися об их чудесной машине, и нам можно особенно не опасаться.

– Волшебная машина для путешествий – это отлично! – воскликнул мой дядя. – Вы попали в самую головку гвоздя, мистер Мойт, точно, как судьба!

Изобретатель улыбнулся, довольный этим комплиментом.

– Если я получу часть этих алмазов, – сказал он, – я буду независим от богатого дядюшки в Лос Анжелесе, у меня будут средства, чтобы получить патенты, построить собственную фабрику и самому производить машины. Ради этого стоит работать, не правда ли?

Я тщательно обдумал предложение и сказал:

– Мне все же кажется, что в плане есть серьезный недостаток, дядя.

– Какой, Сэм?

– Такая комбинация немедленно вызовет подозрения индейцев, если они действительно так умны, как о них говорят. Возьмем, например, вас, дядя Набот. Вас ни на одну минуту нельзя принять за раба.

Действительно, крепкое маленькое тело, веселое лицо и проницательные глаза и особенно общее впечатление благополучия и процветания, исходящее от него, полностью отрицали всякое представление о рабстве и зависимости. Даже Нед улыбнулся, а Дункан Мойт со вздохом покачал головой.

– Мистер Перкинс не может идти с нами, – сказал он.

Дядя Набот выглядел разочарованным и гневно пыхтел своей трубкой.

– Вы, ребята, не учитываете, как я могу играть, – сказал он. – Я не хуже актеров, выступающих в странствующем шоу.

– Возможно, дядя, но вы не похожи на актера, и, к сожалению, замаскировать это невозможно, – сказал я. – Но я хочу, чтобы было совершенно ясно: кто бы ни отправился в это приключение, у нас у всех будут равные доли в добыче. Потому что эта возможность принадлежит нам всем, и все готовы идти и внести свой вклад.

– Я согласен в этим, – сказал Мойт.

– Тогда я предлагаю, чтобы Бри и Нукса сопровождали только я и вы, – продолжал я. – Двое так же хорошо, как дюжина: все равно сражаться мы не сможем.

– А я? – с тревогой спросил Бриттон.

– Я хочу, чтобы вы с матросами в большой шлюпке добрались до Колона, идя на север вдоль берега. Оттуда вы доложите телеграфом мистеру Харлану о нашей неудаче и получите его указания, что делать. Дядя Набот тем временем останется старшим на поврежденном корабле с остальными матросами. Это страна не очень велика, так что через несколько дней мы сможем встретиться и тогда решим, что делать дальше.

Решение было принято; мы также согласились, что Нед с экипажем в шлюпке и наша группа в «волшебной машине» выступят завтра утром и двинутся по своим заданиям в противоположных направлениях.

Как только Нед со своей командой отплыл в шлюпке, мы стали готовиться к своему выступлению. Прежде всего нужно было спустить конвертируемый автомобиль, который Мойт тщательно проверял с самого рассвета. Он сообщил, что машина не пострадала ни во время бури, ни от толчка при соприкосновении с берегом и находится в прекрасном состоянии. Оставалось убрать крепежные тросы, подтащить машину по наклонной палубе к поручню, поднять с помощью крана, прикрепленного к бизань-мачте, после чего машина медленно опустилась и коснулась поверхности воды.

Я по-прежнему скептически относился к нелепым утверждениям Мойта и не удивился бы, если бы машина потонула, как камень, но она плавала по поверхности воды, как утка, колеса погрузились наполовину, а ручки были высоко над водой.

Мы заполнили шкафчики под сидениями продовольствием, взяли бочонок пресной воды на случай, если вода в реке будет непригодна для питья, и прихватили разные товары, которые могли использоваться для торговли. У всех были по паре револьверов: Мойт и я, будучи рабами, носили их скрытно, а Нукс и Бриония – открыто.

Наконец мы оделись для экскурсии. Свой веселый костюм в клеточку и туристскую шляпу дядя Набот отдал Нуксу, и, хотя одежда висела на нем мешком, выглядел Нукс поразительно. Он подвесил на большой цепи на грудь медные часы, и дядя дал ему несколько больших сигар, чтобы он их курил, когда нужно «показаться».

Бри надел белый костюм, принадлежавший Дункану Мойту, и, к моему изумлению, выглядел так же аристократически, как любой восточный владыка, впервые побывавший в Лондоне. Оба сулу вообще выглядели хорошо, а сейчас они радовались своему преображению.

Что касается Мойта и меня, то мы порылись среди тряпок, выброшенных матросами, выбрали самые неопрятные, какие смогли найти, грязные и рваные. Вдобавок у меня на одной ноге был ветхий башмак, а на другой красный кожаный туфель, а когда я взлохматил волосы и вымазал грязью лицо и руки, я уверен, стал выглядеть хуже любого уличного мальчишки.

А вот наружность Дункана меня не удовлетворяла. Несмотря на его затрепанную одежду, невозможно было не заметить задумчивый взгляд его больших глаз, воспитанное, сдержанное выражение лица; он не был похож на слуг, и я лишь надеялся, что жители Сан-Бласа примут его за попавшего в беду джентльмена.

Матросы, которых мы оставили на корабле, очень смеялись, видя нашу наружность. Дядя Набот хихикал, пока не закашлялся, и кашлял, пока не начал задыхаться, испугав тех, кто не привык к его обычным выступлениям, когда он достигал кульминации своего веселья и говорил, что «ужасно доволен».

Я тепло попрощался с ним, и мы вчетвером сели в «автолодку». Мойт выдвинул лопатки из колес, включил двигатели, и минуту спустя мы помахали руками остающимся. Потом с большой скоростью начали уходить по реке.

Громоздкая машина вытесняла не так много воды, как можно было подумать, благодаря своей широте и легкости материала, использованного при конструировании. Течение было несильное, и мы двигались так быстро, что к одиннадцати часам миновали два холма, указанные на карте Мориса Клеппиша. Копию этой карты мы прихватили с собой.

Сразу за этими холмами мы увидели на левом берегу под деревьями группу индейцев, смотревших на нас внимательно, но спокойно. Возможно, они видели небольшие парохода и отнесли к ним нашу машину, потому что не проявляли ни страха, ни удивления, только поворачивали, следя за нами, головы, а в остальном оставались неподвижными и молчаливыми.

Я шепотом велел Брионии и Нуксу встать и приветственно поклониться, что они проделали с поразительным преувеличенным достоинством, потом я велел Нуксу ударить меня по уху, и он ударил так сильно, что у меня потом долго звенело в ушах.

Я подробно объяснил нашим чернокожим причину путешествия и какого участия мы ожидаем от них в этом фарсе, как они должны помочь нам добыть сокровища. Я даже прочел им дневник покойника, с самого начала до конца, чтобы они знали о Сан-Блас столько же, сколько мы. Как я уже говорил, они оба были умны и изобретательны, к тому же преданы лично мне, и я всегда рассчитывал на их суждения в чрезвычайных обстоятельствах.

Если бы мне нужно было дать им особые тайные указания, я мог сделать это на их родном языке, которому они научили меня во время нескольких плаваний и которым я очень хорошо овладел. Это язык их острова Тайяку, потому что они на самом деле не сулу, а принадлежат к другому племени на островах Южного моря и не подчиняются никому, только самим себе.

Зная, что король и кое-кто из жителей Сан-Блас знают английский и испанский языки, я мог рассчитывать на никому не известный язык, чтобы передавать чернокожим тайные указания.

Однако Нукс и Бри не лингвисты, они знали лишь несколько слов по-испански и владели ломаным английским и своим родным языком, но мы договорились, что они будут приказывать переводить на испанский, если понадобится. Дункан Мойт, к несчастью, владел только английским языком.

Приток, впадавший в реку слева, оказался дальше от холмов, чем указано на карте, но наконец мы его увидели и начали медленно двигаться по нему на юг, хотя он делал много поворотов и изгибов. Двигаться по притоку было легко, на обоих берегах рос густой лес, и мы несколько раз видели, что за нами с берега молча наблюдают индейцы; всем им Нукс и Бри кланялись вежливо и снисходительно. Однако никакого ответа на эти поклоны не было, и индейцы стояли, как статуи, когда мы проплывали мимо.

– Невозможно избежать этих людей, – сказал Мойт, – поэтому я считаю, что нам лучше всего сразу отправиться в королевскую деревню, которая обозначена на карте, и подружиться с королем. Бриония может объяснить наше присутствие, сказав, что мы хотим только осмотреть страну Сан-Блас, потом, когда мы установим дружеские отношения с этими туземцами, посетим разные части их страны, чтобы запутать их, и наконец отправимся в долину, чтобы забрать алмазы.

– Мне это кажется хорошим планом, – согласился я, и мы решили следовать ему, насколько позволят обстоятельства.

Мы час плыли мимо леса, а потом увидели прибрежную равнину; это была очень плодородная территория со множеством обработанных полей. Вскоре слева мы увидели пологий берег и повернули машину. Когда колеса коснулись дна, машина легко поднялась на берег, и мы оказались на сухой земле.

Когда мы двинулись по суше, за нами наблюдало много индейцев, и я видел выражение удивления на их лицах, они не могли скрывать удивления, несмотря на свою сдержанность и самоконтроль. Я сам был полон удивления перед удивительными возможностями изобретения Дункана Мойта; неудивительно, что индейцам не помогал весь их стоицизм.

Мы двигались по равнине, пока не встретили красивый ручей, который, как нам показалось, указан на карте, оттуда мы двинулись на восток, с большой скоростью перемещаясь по ровному лугу. В пути мы видели несколько хижин, несколько стад крупного рогатого скота и овец, но никаких лошадей. Овец казалось было мало, чтобы давать шерсть, которой славятся эти индейцы, но я подумал, что большие стада могут находиться на высокогорье.

Было примерно пять часов пополудни, когда мы увидели большую деревню и сразу решили, что это то место, которое мы ищем. Мы двигались быстро и вскоре добрались до поселения, но, к нашему удивлению, увидели, что дорогу преграждают сплошные ряды индейцев, стоящих с наложенными на тетиву луков стрелами.

Мойт выключил двигатели, и мы остановились. До сих пор, с того момента, как мы вошли в эту землю, нам разрешали идти, куда мы хотим, но казалось, разрешение здесь кончается.

Бри встал, поклонился и громко сказал:

– Кто говорит английский… Америка… Соединенные Штаты?

Мы мгновенно были окружены туземцами со строгими лицами, а один из них, рослый и властный, очевидно, вождь, подошел к машине и спокойно ответил:

– Я говорить английский.

– Хорошо, – сказал Бри. – Я великий вождь племени тайяку. Меня зовут Достопочтенный Бриония. А это мой брат, тоже великий вождь тайяку, его зовут Сенатор Нукс. Мы пришли навестить вождей и великого короля Сан-Блас. Скажи мне, вождь, приветливо ли нас встретят. Братья ли мы?

Я решил, что это очень хорошее представление. Но вождь посмотрел на меня и Мойта, нахмурился и спросил:

– Кто эти белые люди? Что привело их сюда?

– Ты говоришь о наших рабах? Ба! Разве у моих братьев в Сан-Блас нет рабов, чтобы трудиться на них?

Вождь ненадолго задумался.

– Где вы взяли белых рабов? – подозрительно спросил он.

– Встань, Дун, – сказал Бри изобретателю и так пнул его, что тот взвыл. – Где мы тебя взяли?

Он снова пнул Мойта, совсем без необходимости, как подумал я, и Мойт встал с покрасневшим сердитым лицом и сказал:

– Прекрати, придурок.

На этот мятеж Нукс ударил Мота по коленям, и тот упал за сидение, а когда я рассмеялся – не мог сдержаться, – получил такой удар по уху, что схватился за голову и радовался возможности промолчать. По-видимому, Мойт понял убедительность аргументов наших чернокожих и вовремя спохватился, избежав новых ударов.

Однако эта демонстрация имела хорошие последствия, потому что убедила вождя, что Достопочтенный Бриония и Сенатор Нукс действительно наши господа. И хотя на нас с Мойтом по-прежнему смотрели с ненавистью, чернокожих принимали с уважением.

– Добро пожаловать, – сказал вождь. – меня зовут Ого, Капитан Ого, великий вождь. Вы пойдете в мой дом.

Он повернулся и пошел, а Мойт включил двигатели и заставил машину медленно ползти за ним.

Остальные туземцы, построившись, последовали за нами, мы вошли в деревню и по чистым улицам между рядами простых, но удобных хижин прошли в самый конец, где остановились перед домом великого вождя.

– Капитан.

Ого выразительно поклонился в сторону своего глиняного дома, потом еще раз поклонился Нуксу и Бри.

– Идемте, – сказал он.

Они приняли приглашение и вышли из машины.

– Не уходите надолго, Нукс, – сказал я на языке тайяку.

Вождь немедленно повернулся.

– Что это значит? – спросил он на том же языке. – Белые рабы отдают вам приказы?

Я смотрел на него с открытым ртом, но, к моему величайшему восторгу, ни Нукс, ни Бри не проявили никакого удивления.

– Приказы? – спокойно спросил Бри. – Ты обвиняешь нас в том, что белые глупцы и говорят как глупцы? Если бы ты знал белых, то знал бы, что у них язык как у попугаев.

– Я знаю их, – мрачно ответил Ого. Потом неожиданно спросил: – Где вы научились языку моего народа – древней речи текла?

– Это мой язык, язык народа тайяку, которого я вождь.

Они с явным любопытством смотрели друг на друга, а я, глядя на двух индейцев, стоявших рядом, удивлялся их сходству. Брионию легко принять за вождя Сан-Блас, настолько они похожи, и, хотя у Нукса другая фигура, в молчаливой толпе, окружившей нас, много его двойников.

– Где тайяку? – спросил Ого.

– Далеко на юге в Тихом океане.

– Какова история твоего народа?

– Не знаю.

– Много ли вас?

– Немного. Мы живем на маленьком острове.

Вождь задумался, потом снова повернулся.

– Идемте! – приказал он, и они вслед за ним вошли в дом.

Дункан Мойт был явно удивлен этим разговором на неизвестном ему языке.

– О чем они говорили, Сэм? – тихо спросил он.

– Сулу и санблас говорят на одном языке, – ответил я.

– Это плохо?

– Нет, наши шансы лучше, чем я думал.

Пятьдесят пар глаз с любопытством смотрели на нас, и мы решили сейчас больше не разговаривать. Мы в свою очередь смотрели на туземцев, которые, казалось, нисколько не возражают.

Вне всякого сомнения, индейцы этого племени выглядят лучше всех, кого я когда-либо видел. В чем-то они напоминают лучших представителей североамериканских индейцев, но более умных и проницательных. Лица у них откровенные и честные, глаза большие и выразительные, движутся они грациозно, ведут себя степенно, они уверены в себе и презрительно относятся к врагам.

Чрезвычайно интересна их одежда. У мужчин и женщин одинаковая одежда из тонкой вязаной шерсти; одежда по форме напоминает греческие туники. У мужчин руки обнаженные, у женщин короткие просторные рукава, и это единственное заметное отличие в одежде полов, за исключением того, что у мужчин сандалии из коры, а женщины и дети ходят босиком.

Туника, их единственное одеяние, доходит до колен и на талии перевязана поясом. Впоследствии я узнал, что одно из постоянных занятий женщин – дома они ткут шерсть, и туника всегда белая, с цветными полосами на шее и на груди.

Цвета, которые получают с помощью растительных красителей, очень яркие и разнообразные: пурпурный, оранжевый, красный, синий и желтый. Черный цвет никогда не используется, а зеленый только у вождей и короля. Я заметил, что у вождя Ого узкая зеленая полоска на одежде, что объясняет его гордое указание, что он «зеленый», то есть вождь. Мы узнали, что ширина зеленой полосы указывает на статус своего носителя.

Легко можно себе представить, что в этой стране, изолированной от современной цивилизации, автомобиль должен вызвать у туземцев страх и преклонение, даже ужас. Однако эти странные люди казались просто любопытными, хотя и старались сдерживать свое любопытство. Они ничего не знали о механике, жили так же просто, как их предки, пахали землю заостренными палками, и их единственным оружием были стрелы и копья; у них были и бронзовые ножи, но так грубо сделанные, что казались нелепыми. Единственное, чем я могу объяснить флегматичное поведение этих индейцев, их характерное бесстрашие и сдержанность, которые позволяют им все принимать, не проявляя эмоций.

Тем не менее они были заинтересованы. Они осматривали со всех сторон машину и не смотрели только на нас, презренных белых.

Через полчаса Нукс и Бриония в сопровождении вождя вышли из дома. Они преломили хлеб и попробовали местный напиток и теперь могли рассчитывать на дружбу хозяина, если только они его не обманули. Это был большой шаг в нужном направлении. Но когда они попросили встречи с королем, им сказали, что резиденция короля в нескольких милях на восток и что утром Ого сопроводит их в жилище короля, представив их могучему Налиг-Наду.

Тем временем Нуксу и Брионии было строго приказано не покидать деревню, и, когда их пригласили ночевать в доме вождя, они смогли отклонить это предложение, сказав, что всегда спят в волшебной машине. Мы заранее договорились об этом предлоге, потому что решили не разделяться и не оставлять машину в стране врага.

Зайдя в машину, черные в оскорбительных выражениях приказали мне приготовить ужин. Дункан развернул стол – складной стол устанавливался в центре машины, я достал спиртовую плитку и зажег ее.

Пока я готовил кофе и накрывал стол, Нукс и Бри сидели, развалившись, и под восхищенными взглядами туземцев следили за приготовлениями к еде. Потом сулу сели за стол, и я с комическим усердием прислуживал им. Мойт был не в силах участвовать в этом представлении. Потом поели мы с ним, и мне этот ужин понравился больше обычного.

Я по-мальчишески считал все происходящее большой шуткой и наслаждался комизмом ситуации.

Так как стемнело, я зажег лампы, а изобретатель опустил стеклянный купол и закрепил его.

Туземцы по-прежнему могли нас видеть: купол снабжен занавесками, но мы их не задергивали. Однако теперь мы могли разговаривать, не опасаясь, что нас подслушают, и Нукс и Бри, делая вид, что говорят друг с другом, рассказали, что происходило в доме вождя. Мы поговорили об этом и об удаче, которая пока с нами.

– После того как мы познакомимся с королем и подружимся с ним, мы сможем отправляться в любое место, – предсказывал я, – тогда мы очень быстро отыщем алмазы и вернемся к кораблю.

Все согласились с этим. Потом Дункан задумчиво заметил:

– Очень странно, что два индейских племени, далеких друг от друга, говорят на одном языке.

– Верно, мастер Мойт, – ответил Бри. – Но я думаю, что наши предки пришли из того же место, что предки Сан-Блас, и это все объясняет.

– Это должно помочь нам с ними, – сказал я.

– Конечно, мастер Сэм, – ответил Нукс. – Они знают, что мы не хуже их, а мы знаем, что мы лучше.

Мы устали за день, поэтому убрали стол и расстелили одеяла на просторном полу машины. С вежливостью, которой мы никак не ожидали, толпа наблюдателей молча разошлась, и к тому времени как мы готовы были погасить лампы и задернуть занавески, мы остались одни на улице деревни, и ни один звук не нарушал тишину.

Мы хорошо спали в своем закрытом помещении, и на рассвете Бриония встал и, пока были закрыты занавески, приготовил завтрак. Как только он и Нукс все прибрали, а мы убрав верх, появшись в нашей открытой машине, увидели, что вождь так долго нас ждал, что начал сердиться.

Однако утром толпа вокруг машины не собиралась. Возможно, вождь счел любопытство своих людей недостойным и приказал им держаться подальше. Но около Ого стояли десять рослых воинов, которые должны были быть нашим эскортом или охраной.

Когда мы знаком показали, что готовы, воины выстроились в походном порядке – трое впереди, трое сзади, двое по сторонам. Все были вооружены прочными копьями, у каждого лук и колчан со стрелами с бронзовыми наконечниками, а также нож за поясом. Когда мы двинулись, вождь пошел в конце процессии, чтобы всех видеть.

Дункану Мойту не нравилось медленное движение его удивительной машины, но, когда он двинул ее со скоростью пешехода, выяснилось, что индейцы передвигаются гораздо быстрей. Поэтому он постепенно увеличивал нашу скорость, и было комично смотреть на серьезные лица воинов, которые пытались поспевать за нами, не переходя на бег.

Однако им все же пришлось побежать, и они долго бежали, ничуть не уставая. Немного погодя я велел Мойту сбросить скорость, потому что не хотел злить индейцев, было разумней проявить к ним некоторое сочувствие.

Равнина, которую мы пересекали, была удивительно богатой и плодородной, и мы проезжали много ферм, на которых люди возделывали почву острыми палками. В некоторых местах поля были готовы к уборке урожая, и Нукс спросив у вождя узнал, что климат здесь такой благоприятный, что позволяет выращивать за год несколько урожаев. Тягловые животные здесь не используются, и все работы делаются только за счет собственных мышц, что отчасти объясняет могучее телосложение этой расы. Дорог от одного места к другому нет, только тропы, указывающие направление.

Дома из бревен и частично из глины, пропеченной на солнце. Дома простые и примитивные по конструкции, но чистые и удобные. До сих пор мы не видели никаких признаков роскоши или изысканности.

Был уже почти полдень, когда мы приблизились к круглому сооружению, которое оказалось эстакадой из глины, укрепленной хворостом и превратившейся на солнце в кирпич. В этой стене было отверстие под аркой, и Мойт, повинуясь сигналу вождя, направился к нему.

Внутри в центре оказалось большое разбросанное здание и ряд домов поменьше у стен. Вокруг центрального здания, которое мы, естественно, приняли за королевский дворец, большое пустое пространство.

Двери и окна меньших домов полны внимательными, полными любопытства лицами женщин и детей, но не слышно было ни звука: должно быть, туземцы приучены хранить тишину.

Вождь сделал знак, чтобы мы остановились у двери дворца.

– Выходите, – приказал он на туземном языке, – и следуйте за мной в присутствие нашего правителя могучего Налиг-Нада.

Бриония и Нукс повиновались, но вождь знаком приказал выйти и нам. Мы не решались, и Бри сказал:

– Один из наших рабов должен остаться с машиной, чтобы присматривать за ней. Второй может сопровождать нас.

– Должны идти оба! – строго сказал вождь.

– Ты мне приказываешь – отдаешь приказы Достопочтенному Брионии, королю тайяку? – спросил наш чернокожий, гордо выпрямляясь и возмущенно глядя на Ого.

– Решать будет король, – ответил вождь. – Идемте!

Я последовал за ними, а Дункан остался в машине. Мы прошли по коридору и вышли в центральный двор, построенный в испанском стиле. Здесь на скамье сидел старый воин, у которого было морщинистое лицо и длинные волосы с седыми прядями. У него были большие черные и такие пронзительны глаза, словно они видели человека насквозь, но выражение лица было мягкое и скромное.

У него не было того строгого и свирепого выражения, которое так характерно для воинов этого племени, но трудно решиться обмануть владельца этого квадратного подбородка и орлиного взгляда.

На короле было белое одеяние с несколькими широкими зелеными полосами, а на коленях у него сидели двое детей, кудрявая девочка лет десяти и мальчик лет пяти со спокойным лицом. Окружение исключительно простое: помимо короля и детей, во дворе было только несколько воинов, сидевших в дальнем конце.

– Наконец вы здесь, – сказал Налиг-Над, глядя через головы детей. Мы выстроились перед ним и почтительно поклонились. – Кто ваш глава?

– Мой друг, Сенатор Нукс, и я, Достопочтенный Бриония, оба короли и правители в нашей стране, – был ответ. – Но мой друг скромен, и по его просьбе я буду говорить от нас обоих.

– Хорошо! – воскликнул Налиг-Над. – Садитесь, мои братья. Короли не должны стоять в моем присутствии.

Они сели, и Нукс, решив, что надо произвести впечатление, достал большую сигару и закурил. Другую такую же сигару он предложил королю, но тот отказался.

– Почему вы оказали мне честь своим присутствием? – был следующий спокойный вопрос.

– В своей волшебной машине для путешествий мы объезжаем мир, – напыщенным высокомерным тоном начал Бриония. Они говорили на местном языке, который я хорошо понимал. Должен сказать, что на своем языке эти люди изъяснялись гораздо лучше, чем на английском.

Король достал из кармана кусок зеленого мела и сделал знак на скамье рядом с собой.

– Где вы взяли своих белых рабов? – спросил он.

– Их корабль разбился у острова, которым мы правим, и мы сделали их своими рабами, – сказал Бри.

Король сделал мелом второй знак.

– А где вы взяли волшебную машину для путешествий по земле и по воде?

Было очевидно, кто король хорошо информирован о наших передвижениях.

– Ее изготовил колдун на нашем острове, – сказал Бри.

– На каком острове?

– Тайяку.

Третья отметка мелом.

– Машина принадлежит вам?

– Да.

Еще одна пометка.

– А теперь, – сказал король, с любопытством глядя на них, – о чем вы хотите меня попросить?

– Попросить?

– Да, вы хотели видеть короля Сан-Блас. Значит, вам что-то нужно. Я король.

Бриония колебался.

– Мы хотим все видеть, – медленно сказал он, – и поэтому просим разрешения посетить разные части вашей страны, чтобы мы могли видеть, какая она.

– Только из любопытства?

– Конечно, мой брат.

Отметка мелом.

– Вы любите золото? – неожиданно спросил король.

– Нет, золото нам не интересно.

– Нисколько?

– Нисколько.

Снова отметка мелом.

– А белые булыжники? – проницательно посмотрел на него король.

– Нам не нужны булыжники, ни белые, ни черные, – ответил Бри, начиная тревожиться.

Король сделал еще одну пометку и медленно пересчитал их.

– Семь обманов! – серьезно сказал он, качая головой. – Мой брат нечестен со мной. Иначе он бы меня не обманывал.

Нукс сунул сигару в рот не тем концом, закашлялся и скорчил гримасу. Бри строго и возмущенно посмотрел на короля.

– Ты считаешь нас такими же, как белые? – воскликнул он.

– Нет, но я знаю, что белые сразу признаются в своей любви к золоту.

– Если бы ты был в моей стране, – гордо сказал Бри, – я бы не стал оскорблять своего брата короля.

– А что бы ты сделал, если бы я солгал тебе? – быстро спросил король.

– Ты бы не солгал, – заявил Бри. – Короли не лгут друг другу, конечно, если они не белые.

Я хотел крикнуть «браво», услышав этот находчивый ответ. Король казался довольным, он стал задумчив и гладил волосы мальчика; девочка в это время прижала свою красивую голову к его широкой груди.

– У текла есть причины ненавидеть белых, – сказал король, проницательно взглянув на меня. – Белые изгнали нас из нашего старого дома, потому что хотели отобрать наше золото; мы любили золото только потому, что оно прекрасно. Белые были жестоки и несправедливы, они лгали нам, и у них не было ни веры, ни чести. Мы бежали, но поклялись вечно их ненавидеть, быть к ним, в свою очередь, жестокими и несправедливыми, когда они попадут в наши руки.

– Я не виню твоих людей, – решительно сказал Бри.

– В таком случае расскажи мне, почему вы, люди тайяку, их ненавидите и делаете своими рабами?

– Почему?

– Да. У вас есть золото?

– Нет.

– А белые булыжники?

– Нет.

– Тогда почему вы их ненавидите?

– Потому что они опасны и злы. Они приходят в кораблях на наш остров и стараются сделать нас рабами. Мы сражаемся с ними и прогоняем их, но они захватывают моих людей, и стегают кнутами и заставляют работать, как животных. Мы захватываем белых, таких, как те, что с нами, и заставляем их выполнять наши приказы. Между людьми тайяку и белыми никогда не было дружбы.

Он говорил искренне, и я знал, что в основном он говорит правду, потому что я и раньше слышал такое. Только потому, что дядя Набот спас этих людей и был с ними добр, они полюбили нас и отказались от ненависти к нам, чему их учили с детства.

– Я куплю ваших белых рабов, – холодно сказал король, – тогда вы можете идти в моем королевстве куда угодно.

– Мы не расстанемся с ними. Они должны работать на нас и заставлять двигаться нашу машину.

– Если это волшебство, ему не нужны рабы, чтобы двигаться, – с улыбкой заметил король.

– Ты отнимешь у своих братьев их рабов?

– Вместо них я дам вам столько негров, сколько вы захотите.

– Мы не можем с ними расстаться. Эти белые псы знают наши привычки и хорошо нам служат.

– Тогда я возьму одного и оставлю вам второго.

Бри покачал головой.

– Все, что у нас есть, кроме машины, мы с радостью отдадим своему брату, – сказал он. – Но даже Налиг-Над не имеет права отнимать у нас рабов, и мы оставим их у себя.

Король казался разочарованным. После недолгой паузы он сказал:

– Подумайте об этом, а тем временем мой дом – ваш дом. Мы еще поговорим об этих делах.

Он махнул рукой, давая нам знак уходить, и занялся детьми.

Вождь Ого строго сказал:

– Идемте!

Но Бри не пошевелился.

– Есть ли у нас разрешение короля посетить его страну в нашей машине, пока мы у него в гостях? – спросил он.

– Пока нет, – ответил Налиг-Над, впервые проявив признаки нетерпения. – Мы еще поговорим об этом до того, как вы покинете деревню.

– Это звучит не слишком дружелюбно, – возразил, нахмурившись, Бри.

– А разве вы что-то сделали, чтобы заслужить мою дружбу? – спросил король, быстро посмотрев на говорящего. – Будьте удовлетворены. Только в королевской деревне братья и гости короля будут находиться в безопасности и комфорте. Мои люди будут вашими слугами, можете приказывать им. Но вы не должны выходить за стены.

Нам это не понравилось, и несколько мгновений мы молчали.

– Мне кажется, король Достопочтенный Бриония, – сказал Нукс, впервые заговорив за время встречи и обращаясь к своему другу так, словно короля здесь нет, – что этот наш новый друг король Налиг-Над совсем неплохой человек. Мне он нравится, потому что он добр к детям, и мне жаль его, потому что он многого не знает. Но чего еще ждать, если он живет в этой маленькой стране и ничего не знает о большом мире, который склоняется к нашим ногам? Если он смеет противостоять твоей воле, не забудь, как он беден и невежествен, и прости его. Я знаю, о чем ты думаешь, великий король Достопочтенный Бриония, но молю тебя, не уничтожай Налиг-Нада и не взрывай его людей своей ужасной силой. Будем терпеливы. Позволь этому королю продолжать жить, пусть ненадолго. Какая жалость – уничтожать этот счастливый дом! Будь терпелив, мой могучий брат, и вскоре этот глупый Налиг-Над поумнеет и охотно даст нам все, что нам нужно.

Произнеся эту речь, Нукс снова сунул сигару в рот и посмотрел на короля сочувственно и озабоченно.

Мы оба с Бри были ошеломлены. Мы не ожидали, что Нукс примет участие в разговоре, и его умоляющий тон был не менее искусной игрой, чем та, что вел Бри. На короля его речь произвела большее впечатление, чем достоинство Брионии, хотя вначале я дрожал, вспоминая, какой умный и могущественный человек король. Но ведь он дикарь и склонен поверить в неведомые силы такого дерзкого человека.

Вскоре мы поняли, что Нукс оценил ситуацию лучше нас. Правитель Сан-Блас привык к предательству и коварству и научился искать тайные побуждения в своих делах с чужаками. Предположение, что владелец такой необычной машины, так смело вторгшийся в его страну, имеет возможность уничтожить его самого и весь его народ, показалось ему вполне возможным. Он был явно встревожен и смотрел почти со страхом на смелое и выразительное лицо островитянина с Южных морей, стоявшего перед ним.

– Мы преломим хлеб, – сказал он, быстро приняв решение. – Отошлите своего раба, мои братья, и идемте со мной.

– Иди, – сказал Бри, повернувшись ко мне. – Ты тоже иди, вождь Ого, – властно добавил он. – Мы хотим остаться наедине с королем.

Вождь беспокойно взглянул на Налиг-Нада, который опустил на землю детей и велел им бежать в дом. Заметив взгляд вождя, король кивнул, подтверждая приказ Бри. У него могли быть причины опасаться этих необычных гостей, но он был не трус.

Вслед за Ого я вышел со двора и пошел туда, где стояла машина.

Прислонившись к машине, опираясь подбородком на руки, стояла самая прекрасная девушка, каких я когда-либо видел. Рослая и стройная, с правильными чертами лица, глазами темно-карими и мягкими, как бархат. Пушистая белая туника с широкой зеленой лентой зигзагом по краю, а на темных волосах венок из белых цветов с изящными зелеными листьями.

Я заметил, что на солнце у нее почти белая кожа, бронзовый оттенок такой легкий, что едва заметен. У нее не было того печального выражения, которое кажется общей характеристикой ее племени, подняв голову, она с легкой улыбкой, обнажавшей белые зубы, смотрела в лицо Дункану Мойта. Когда я появился на сцене, изобретатель сидел на боку машины лицом к девушке и отвечал на ее откровенный взгляд взглядом, полным удивления и восхищения.

Чуть в стороне стояла группа молодых женщин, поведение которых ясно говорило, что они служанки девушки. Я заметил, что они с любопытством разглядывали машину.

Вождь Ого издал нетерпеливое восклицание и быстро прошел вперед.

– Здесь не место для тебя, моя принцесса, – сказал он, обращаясь к девушке. – Ты должна немедленно вернуться в свои покои.

Не меняя позы, она повернула голову и спросила:

– Мой лорд Ого приказывает принцессе Илале?

– Когда король не присутствует, моя обязанность – защищать его женщин, – резко ответил вождь.

Презрительно пожав плечами, девушка снова повернулась к Мойту и, словно продолжая разговор, сказала на ломаном английском:

– Она может и лететь, как птица?

– Почти, но не совсем, мисс, – ответил он.

– Но может плавать, как рыба?

– Да, мисс.

– И бежать, как олень?

– Совершенно верно, мисс.

– Мне было бы приятно, если бы она это сделала, – очень мягко сказала девушка.

Дункан на мгновение удивился, потом лицо его прояснилось, и он с энтузиазмом сказал:

– Если сядешь, я прокачу тебя – тебя и трех твоих женщин.

Она ничуть не колебалась, повернулась, позвала трех молодых женщин по имени, и они сразу подошли к ней.

Вождь Ого, который не мог внимательно следить за разговором по-английски, яростно нахмурился, но после отпора, который дала ему девушка, держался от нее на почтительном расстоянии. Наслаждаясь его смущением, я быстро открыл дверцу машины и жестом пригласил принцессу войти. Она легко поднялась по ступеньке, и я вслед за ней посадил ее служанок, потому что предвидел забавную сцену и хотел помешать Ого вмешаться.

Я видел, что он не знает, что делать, остальные зрители тоже стояли в неуверенности. Но как только я сел вслед за женщинами, Мойт повернул рычаг, включил двигатели и машина прыгнула вперед.

Мы трижды обогнули королевский дворец. Изящная принцесса, ухватившись за спинку сидения, радостно смеялась, остальные женщины в ужасе жались друг к другу.

Затем Дункан направился к арочному отверстию в стене и, не обращая внимания на яростные крики Ого и требования остановиться, вывел машину на равнину. Вождь натянул лук. Но принцесса вскочила и посмотрела на него с задней части автомобиля, и он побоялся попасть в нее.

Через мгновение мы были за пределами дальности стрельбы, и Дункан, вдохновленный естественным желанием показать, на что способно его изобретение, увеличил скорость, так что ветер засвистел у нас в ушах и мы не успевали замечать проносящиеся мимо объекты.

Должен признаться, что, будучи моряком, я слегка испугался этого ужасного броска, но Илала радостно смеялась и, ухватившись для надежности изящной рукой за шею Дункана, смотрела прямо вперед и была полна радостного возбуждения от этой дикой поездки.

Впрочем, подлинной опасности не было. Луга здесь гладкие, как шоссе, и за невероятно короткое время деревня почти исчезла из вида.

Мне пришло в голову, что не стоит оскорблять Налиг-Нада, слишком далеко заходя в своей проказе, поэтому я попросил Дункана возвращаться. Он неохотно описал большой круг и направился к деревне, не снижая, однако, скорости, пока мы не проехали под аркой и едва не столкнулись с собравшейся толпой.

Мы снова объехали королевский дворец, постепенно сбрасывая скорость, и изобретатель остановил свою удивительную машину почти на том же месте, с которого мы стартовали.

Я заметил, что Налиг-Над стоит у входа в свой дворец, и по обе стороны от него стоят Бри и Нукс. Теперь, когда король распрямился, я увидел, что он намного выше своих людей и прям, как ружейный ствол.

Как только мы остановились, я открыл дверцу и помог выйти испуганным служанкам. А Дункан выпрыгнул и протянул руку Илале, которая не нуждалась в поддержке. Ее щеки раскраснелись, глаза ярко сверкали, и не было сомнений в том, что новый опыт доставил ей большую радость.

Как только ноги ее коснулись земли, она подбежала к королю, схватила его за руку и воскликнула на своем родном языке:

– О, отец, это чудо! Повозка белого человека живая, она летит быстрее стрелы.

– Это не повозка белого человека, – торопливо сказал Бри. – Это наша повозка, повозка королей, а белый человек – раб, и его обязанность двигать эту повозку.

– Раб? О, какая жалость, – разочарованно сказала Илала.

– Почему? – спросил ее отец, обняв рукой.

– Потому что белый человек прекрасен духом, он хороший и добрый, – ответила принцесса.

Я взглянул на непонимающего Дункана и едва не рассмеялся. Этого изобретателя, с худым лицом, сутулого, с мечтательными глазами, с самым большим воображением нельзя назвать прекрасным, хотя он необычный и странный. Но девушка, несомненно, была искренней, а так как она сама исключительно хороша, то может судить о других.

Король был явно раздражен этой похвалой ненавистному белому. Он церемонно представил свою дочь Нуксу и Брионии, и она кончиками пальцев притронулась к их лбу, а потом в знак дружбы к своему.

– Не хочет ли твое величество проехаться в нашей волшебной машине? – с гордой снисходительностью спросил Бри.

– Не сейчас, – ответил король, задумчиво отступая.

Вскоре он подошел к машине и очень внимательно осмотрел все ее части. Было очевидно, что она его удивила, и он покачал седой головой, словно отчаявшись разгадать загадку.

Потом он провел чернокожих по деревне, показывая им многочисленные дома и склады для зерна и фруктов, и, пока они этим были заняты, принцесса подошла и прислонилась к машине. В ней сидели мы с Мойтом.

– Если вы рабы, – тихо сказала она, – я стану вашим другом. Не бойтесь. Когда у вас будут неприятности или на вас нападут враги, позовите Илалу.

– Спасибо, милая принцесса, – ответил Дункан. – Возможно, сейчас мы рабы, но скоро будем свободны. Мы не боимся опасности.

Она кивнула, как будто ответ ее успокоил, и ушла во дворец, и все ее прислужницы пошли за ней.

Ого и жители деревни молча и неподвижно стояли в нескольких шагах. Когда король вернулся со своими «благородными» гостями, он заметил вождя и велел ему вернуться в свою деревню и быть на страже, пока гости не покинут страну.

Ого немедленно удалился, бросив на изобретателя и меня взгляд, полный ненависти. Затем король с многочисленными выражениями дружбы вернулся во дворец, разрешив Бри и Нуксу присоединиться к нам.

– Давайте закроем верх, – сказал я, – чтобы нас не подслушали.

Мы опустили стеклянный купол и закрепили его, а туземцы с новым любопытством продолжали смотреть на нас. Потом, оставшись одни, хотя мы могли видеть все, что происходит вокруг нас, мы сели и обсудили положение.

– Если бы вы были с нами, – сказал Мойт, – мы могли бы убежать с принцессой и держать ее заложницей, чтобы обеспечить безопасное возвращение на корабль.

– Потом вы бы ее отпустили? – спросил я насмешливо.

Он ничего не ответил.

– Но мы не могли оставить Бри и Нукса, – продолжал я более серьезно, – так что не о чем сожалеть.

Бри казался очень задумчивым.

– Мы в трудном положении, мастер Сэм, – сказал он на своем ломаном английском, который так контрастировал с той легкостью, с которой он объяснялся на родном языке. – Король старая лиса, он не позволит нам идти за алмазами.

– Мне казалось, он вежливо обращался с тобой и Нуксом.

– Казалось, мастер Сэм, но это неправда.

– Разве он не дружелюбен? Разве не разломил с вами хлеб?

– Это ничего не значит. Если друг ему солгал, дружбы нет.

– Но в чем дело, Бри?

– Он знает, что я ему солгал.

– Почему ты так думаешь?

– Он делал отметки мелом.

– Но откуда он знает, что ты лжешь?

– Его люди видели наш разбитый корабль, а мы их не заметили. Они видели с деревьев, что я готовлю завтрак, а Нукс прислуживает белым. Они видели, как мастер Дун спустил машину в реку, и мы все уехали в ней. Все, что знает король, говорит, что мы ему солгали. Он знает, что мы нашли мертвого человека в реке и похоронили тело. Он знает, что мертвец хотел алмазы. поэтому он его убил. Он думает, что мы тоже хотим алмазы, и хочет убить нас всех.

Поистине мрачное предсказание. Я не сомневался в том, что Бри все изложил верно. Очевидно, глупо было надеяться на то, что мы обманем умных индейцев.

– Я заметил, что Налиг-Над кажется подозрительным и недоверчивым, – сказал я после молчания, когда мы все сидели, уныло глядя друг на друга. – Он, наверно, все время говорил себе, что мы дураки и находимся в его власти. Он встревожился только раз, когда Нукс пригрозил «взорвать» его и его народ. Он не знает, сможем ли мы это сделать.

– Я тоже не знаю, – задумчиво сказал Дункан Мойт.

– Но они должны знать об огнестрельном оружии, и Морис Клеппиш написал, что они презирают это оружие, – заметил я.

– Огнестрельное оружие не взрывает людей. Я говорил не о нем, – ответил Мойт. – Но скажите мне, если туземцы знают о нашем обмане, какой смысл продолжать игру? Давайте возьмем девушку, поедем за алмазами и затем как можно быстрей сбежим.

– Девушку! – воскликнул я, как будто удивившись. – Зачем вам девушка, если мы бросим туземцам вызов и заложники нам не понадобятся?

Мойт выглядел смущенным.

– Она знает местность, – сказал он немного погодя, – и станет хорошим проводником. – Потом посмотрел на меня и более честно добавил: – Она очень милая и красивая, Сэм.

– Она замечательная, старина, я в этом с вами согласен. Но мне кажется, что похитить принцессу и бежать с ней означает поднять бесконечную сумятицу. Мы не можем вести машину по частому лесу, так что единственный путь – по реке, то есть тем же путем, каким мы сюда пришли. Король может выставить против нас тысячу воинов, и очень вероятно, что он победит.

– Что же нам делать? – спросил он. – Сражаться?

– Конечно.

– Все равно придется сражаться, – философски заметил Нукс.

– И нужно продолжать притворяться, что мы рабы Нукса и Бри, – добавил я. – Они могут догадаться по наблюдениям, но пока мы притворяемся, что мы два черных короля и два белых раба, у них нет повода для нападения на нас.

Во второй половине дня в деревню приехало несколько вождей из разных частей страны. У всех на одежде были зеленые полосы, и все они выглядели очень внушительно. Мы решили, что король вызвал их на совещание относительно нас; все вожди, задержавшись, чтобы осмотреть машину и нас, заходили в королевское жилище.

К вечеру мы приготовили ужин; многие туземцы приходили и смотрели на нас через стекло. Вскоре кто-то негромко постучал по стеклу, подойдя к этому месту, я увидел женщину, державшую корзину, сплетенную из тростника. Я открыл окно и взял корзину.

– Илала послала это большому белому рабу, – сказала женщина на своем родном языке.

– Большой белый раб благодарит Илалу и шлет в ответ свою любовь, – со смехом ответил я.

Женщина серьезно кивнула и отошла, как будто именно такого ответа ожидала.

Я отдал корзину Дункану и передал ему послание принцессы. Лицо его просветлело, он покраснел, как школьник, но ничего не сказал. В корзине оказались свежие яйца и жареная дичь, напоминающая по размеру и вкусу фазана. Мы сварили яйца на спиртовой печи и благословляли девушку за заботу, потому что она внесла очень приятное разнообразие в нашу консервированную пищу.

Когда стемнело, мы зажгли лампы, задернули занавески и после небольшого обсуждения будущего легли на одеяла и приготовились провести вторую мирную ночь в сердце вражеской территории.

Была, должно быть, полночь, когда меня разбудил странный треск. Несколько мгновений я лежал неподвижно, гадая, что это могло быть, потом вскочил и открыл одно маленькое окно.

Вокруг автомобиля поднимался густой дым, и, высунув голову, я увидел под нами огонь. Глаза щипало от дыма, я отскочил и закрыл окно.

Внутренности машины были тускло освещены красным огнем. Мойт сел, я коснулся его рукой.

– В чем дело? – сонно спросил он.

– Они разожгли под нами большой костер, – ответил я. – Может ли он нам повредить?

Он покачал головой.

– Огонь может только расплавить резину на шинах, но резина вулканизированная, и я не думаю, что огонь такой сильный, чтобы она очень пострадала, – сказал он. – Но будет жарко спать, и лучше немного передвинуться.

Он коснулся рычага, машина двинулась и медленно перевалила через горящие бревна; она слегка подпрыгнула, но никаких других неприятных последствий не было. Дункан поднял впереди занавеску, чтобы видеть, куда направляется, и, когда мы отъехали на безопасное расстояние от огня, он остановил машину в двадцати ярдах, и мы приготовились снова ложиться.

– Кто-то должен караулить, – сказал изобретатель. – Пока мы спим, а они бодрствуют, они могут придумать что-нибудь похуже костра.

Мы согласились с этой необходимой предосторожностью, и я обрадовался, узнав, что меня выбрали в первую вахту, потому что к этому времени я уже был бессонным, как сова. Остальные улеглись на одеяла, а я удобней устроился на сидении и внимательно вслушивался в малейший звук, который мог означать опасность.

Вскоре я снова услышал треск: наши враги подтащили горящие бревна и пытались снова сжечь машину. Я снова разбудил Дункана, и мы передвинулись на другую сторону пустого пространства, остановившись у крыла королевского дома. Хотя сама машина не может сгореть, горячие угли под ней превратят ее в сковороду, а нам не хотелось поджариваться ради забавы туземцев Сан-Блас.

Возможно, опасение поджечь дворец остановило попытки врагов, потому что после второго перемещения к нам больше не приставали, и моим товарищам позволено было спокойно спать.

На следующее утро мы сделали неприятное открытие.

Снова подъехав к входу в королевский дворец, мы обнаружили, что туземцы за ночь заложили входную арку на высоту в четыре фута над землей, используя обожженные глиняные блоки и соединяя их каким-то неизвестным нам способом.

Это должно было закрыть наш автомобиль внутри стены и помешать нам совершить такую вылазку, как накануне.

На первый взгляд казалось, что их план сработает. Чтобы получить материал, они разобрали одну небольшую хижину, и блоки эти были массивные и твердые, как камень.

Дункан нахмурился, глядя на преграду, и сказал:

– Значит, это война.

– Я понял это еще ночью, – сказал я, – когда они пытались удушить нас дымом или сжечь.

– Давайте дадим по ним залп из наших револьверов, – гневно предложил он.

– Не делайте этого, сэр, – серьезно сказал Бри. – Подождите, пока они начнут стрелять. Они как можно дольше должны верить, что мы друзья. Это даст нам время придумать, что делать.

– Очевидно, – сказал я, – совет вождей предложил королю покончить с нами. Мы уже осуждены, и их удерживает только непонимание, как нас уничтожить.

– Я уверен, они опасаются наших чудесных сил, – сказал Мойт.

– Вполне вероятно, – ответил я. – Есть возможность выбраться из-за этой стены, Дункан?

Он ответил не сразу, но задумчиво посмотрел на арку.

– Мы сможем оставить это место завтра утром, – наконец сказал он, – но я не вижу, как совершить этот подвиг раньше. Думаете, мы сможем продержаться день?

– Можем попробовать, – как можно бодрее ответил я.

Но перспектива была не очень соблазнительной, и я начал горько сожалеть, что мы вообще вошли в это место, где нас так легко захватить.

– Если мы выберемся, – сказал Нукс, – нам придется пробиваться всю дорогу. И чем мы быстрей отсюда выберемся, тем легче нам будет.

Нукс говорит редко, но его предложения всегда здравые.

– Я хочу получить эти алмазы, – сказал я, – и я их получу. Если мы вернемся с пустыми руками, вся наша экспедиция была неудачной.

– Позволить невежественным туземцам одержать верх над величайшим изобретением столетия – это нелепо, это просто преступление, – добавил Мойт. – В этой машине я не боюсь всего племени санблас.

– Жаль, что вы не сделали военный корабль, – со смехом сказал я. – Если бы у нас на борту был пулемет Гатлинга, все было бы по-нашему.

Мы подняли занавеси, и, пока Бри открыто готовил завтрак, я внимательно осмотрелся.

Около двадцати воинов, вооруженных копьями и луками, стояли у входов в дома или прислонились к стенам. Они, несомненно, внимательно наблюдали за нами, но попыток нападения пока не было.

После короткого совещания мы решили больше не снимать верх, потому что туземцы могут в любой момент начать стрелять, и их стрелы, не способные пробить укрепленное стекло купола, нас могут убить немедленно, если мы будем открыты.

Но мне не хотелось признаваться, что мы боимся, поэтому я опустил ступеньки и открыл заднюю дверцу. Бри, Нукс, я вышли и небрежно остановились у машины, оставив внутри одного Мойта.

Как только мы вышли, туземцы начали приближаться, с любопытством глядя на нас. Потом один из них, несомненно, вождь, выступил вперед и сказал, что король Налиг-Над желает немедленно встретиться со своими братьями-королями во дворце.

– В нашей стране, – серьезно ответил Бри, – короли оказывают друг другу честь по очереди. Вчера мы были у Налиг-Нада, сегодня он должен быть у нас.

– Но он великий король текла, – возразил вождь, словно удивившись, что приказ короля может не быть исполнен.

– А мы могучие короли тайяку, и у нас больше людей, чем деревьев в лесу, – ответил Бри, гордо выпрямившись и нахмурившись. – Передай наш ответ твоему хозяину, раб!

Тот повиновался, но король не торопился выходить.

Однако появилась его дочь, свежая и прекрасная, как роза в цвету; туземцы расступились, и она прошла к нам.

– Приветствую моих друзей, – сказала она по-английски и заглянула в машину в поисках Дункана Мойта.

– Входи, принцесса, – сказал я, открывая дверь.

Она сразу приняла приглашение, и Дункан взял ее руку и поднес к губам, как сделал бы в старое время придворный. Она очень мила и красива, эта индейская девушка, и я не виню изобретателя за то, что он откровенно восхищался ею.

– Сегодня ты не сможешь меня увезти, – рассмеялась она и показала стройным пальцем на преграду.

– Ты ошибаешься, Илала, – ответил Мойт с улыбкой. – Если я хочу куда-то пройти, никакая стена меня не остановит. Но мы хотели бы еще день провести в твоей деревне.

Тут она стала серьезной. Думая, что кто-нибудь в толпе может, как она, понимать по-английски, я знаком предложил Нуксу и Бри зайти в машину, сам последовал за ними и закрыл дверь.

– Слушайте, – сказала она, очевидно, радуясь, что мы закрылись. – Король, мой отец, сердит на вас, потому что вы ему солгали. Вчера вечером был совет вождей. Белые люди должны быть захвачены и убиты стрелами. Волшебная машина, которая летает, как птица, и плавает, как рыба, будет уничтожена, а два черных короля смогут уйти свободно, потому что они говорят на нашем языке и поэтому наши братья.

– Это приятная новость, – сказал Дункан. – Когда они сделают это?

– Сегодня, если смогут. Я сказала им, что я люблю тебя и сделаю супругом принцессы Илалы. Но на это мой отец не согласился. Он сказал, что ты должен умереть.

Дункан взял ее руку и снова благодарно поцеловал, и выражение радости и оживления на его лице буквально преобразило его.

– Разве это тебя не пугает? – спросил я у девушки, удивленный тем, как легко она приняла жестокую судьбу своего возлюбленного.

– Нет, – ответила она, – потому что белый вождь, которого я люблю, более велик, чем Сан-Блас. Он спасется и улетит, и я улечу с ним.

– Правда? – радостно воскликнул Дункан.

– А почему бы и нет? – откровенно ответила она. – Разве корова покидает быка, которого выбрала? Разве я могу быть счастлива и довольна без своего белого вождя?

– Вот любовь с первого взгляда и расплата за нее! – сказал я, забавляясь смелым заявлением девушки. Но Мойт нахмурился, сердито посмотрел на меня, и глаза его сверкнули.

– Замолчите, свинья! – сказал он, и мне стало стыдно: я недооценил смелость девушки.

– Можно ли заставить твоего отца, Илала, подождать до завтрашнего утра? – спросил Дункан, снова поворачиваясь к девушке.

– Зачем ему ждать? – спросила она.

– Я призвал к себе в помощь могучие силы, – ответил Дункан после некоторого раздумья, – и мне нужно подождать их прибытия. Это сделает меня сильней, но я не боюсь, если твои люди начнут войну в любое время.

– А завтра утром?

– На рассвете ты должна прийти ко мне, и мы улетим и оставим твой народ.

– Это хорошо, – радостно сказала девушка. – Я постараюсь заставить своего отца ждать, а завтра утром я откажусь от своей власти и уйду с белым вождем.

– А в чем твоя власть, Илала? – спросил Дункан, удивленный ее словами.

– После отца я стану править племенем текла, которые вы называете санблас. Когда король умрет, я стану королевой и буду обладать правом на жизнь и смерть своих людей. Но король мой отец ненавидит белых людей, которые должны умереть, если войдут в его королевство, поэтому я должна уйти со своей парой в другую страну, где король его не ненавидит, или в его собственную страну, где он правит.

Отказ от трона ради человека, с которым она познакомилась только накануне, удивил меня. Но я не мог не восхититься смелостью девушки, хотя право владеть племенем санблас, с моей точки зрения, не такая уж большая привилегия.

– Если твой отец начнет войну сегодня, – сказал Дункан, – немедленно беги сюда. И если я спасусь, мы будем неразлучны.

Она пообещала сделать это и, выйдя из машины, присоединилась к своим женщинам и ушла во дворец.

Я заметил, что, если она отказалась от всего: от своей жизни, от своих обычаев и королевства – ради белого возлюбленного, Дункан Мойт ничего ей не пообещал, только сказал, что они будут неразлучны. Мне стало жаль бедной девушки, но это не мое дело.

Вскоре вышел король в сопровождении вождей и советников, группа была очень внушительная.

Когда он подошел, Бри и Нукс снова вышли из машины и встали у ступенек, а я тоже вышел и встал за ними. Дункан, как и раньше, остался внутри. Мы все были готовы в случае необходимости действовать быстро, но хотели каким-нибудь образом заключить перемирие до утра. Я не понимал, зачем нужна Мойту эта задержка, но готов был помочь ему получить ее. Отказ черных королей прийти к нему явно вызвал раздражение Налиг-Нада. Лицо его по-прежнему было спокойно, но в глазах угрожающее выражение.

– Мои братья, – сказал он. – Нам не нравятся ваши белые рабы. Много лет назад белые жестоко обошлись с племенем текла, и закон нашего народа требует, чтобы мы убивали всех белых, зашедших на нашу территорию. Мне жаль отнимать у вас вашу собственность, но белые рабы должны умереть.

– Мой брат, – ответил Бри, – смотри, как больше мы любим вас, чем вы нас. Мы могли бы убить тебя прямо на том месте, где ты стоишь. Мы могли бы уничтожить вашу деревню и всех ваших людей. Если бы мы захотели, на земле не было бы больше племени текла. Но мы позволяем тебе жить, потому что назвали тебя другом. Нарушить эту дружбу значило бы уничтожить вас. Прошу тебя больше не просить отдавать наших рабов твоей жестокой и несправедливой мести.

Мне было интересно смотреть на лицо Налиг-Нада. Он не хотел рисковать, бросая вызов неизвестной силе пришельцев, но если ему не подчинятся, он станет королем только по имени. Некоторые его вожди многозначительно переглядывались, другие были явно встревожены нашим смелым поведением.

Я стоял, держа руки в карманах, и улыбался, когда король неожиданно посмотрел на меня. Наверно, его терпение не выдержало наглости белого мальчишки, потому что он поднял руку, и по этому сигналу в воздухе пролетела петля, упала на меня и стиснула грудь.

Меня мгновенно сдернули с ног и потащили к группе воинов, которые все, словно заранее договорившись, прыгнули вперед и угрожающе направили копья на Бри и Нукса.

Захват произошел так быстро, что прошло несколько мгновений, прежде чем я понял, что происходит. Я был несколько помят и побит, но в целом не пострадал, и еще до того, как меня поставили на ноги, я крикнул своим:

– Садитесь в машину и будьте осторожны! Обо мне не думайте. Позаботьтесь о себе.

Они тут же послушались и едва успели: как только закрыли дверцу, по куполу застучал дождь стрел. Теперь все уловки и хитрости кончились; они наконец «пустили стрелу», и в будущем мы можем ожидать только неприкрытую ненависть.

Два сильных воина, захватившие меня, поставили меня на ноги, но лассо продолжало окутывать мое тело. Локти у меня так крепко были прижаты к бокам, что я не мог даже достать руки из карманов.

Меня потащили к дому короля, и я услышал за нами от группы, которую мы только что покинули, крики отчаяния. Я сумел чуть повернуть голову и увидел, что автомобиль сделал полукруг и понесся прямо на короля и окружавших его воинов. Некоторые сумели убежать с его пути, но самые полные достоинства колебались, и их, как деревянных солдатиков, разбросало во всех направлениях.

Однако легкость машины препятствовала серьезным ранениям, и, пока Дункан гонялся за ними, с несравненным искусством управляя автомобилем, воины, побитые и измятые, поднялись и, уворачиваясь, как могли, побежали во дворец и в дома, куда ужасное чудовище не могло следовать за ними.

Забыв на мгновение свое незавидное положение, я от всего сердца смеялся над этим зрелищем, пока два вождя не толкнули меня грубо к двери, провели по узкому коридору и ввели в большой двор.

Здесь собирались вожди, разгневанные недавним поражением; они бросали на меня взгляды, полные такой злобы, что я мгновенно отрезвел.

Вошел, прихрамывая, король и опустился на скамью; лоб у него был как грозовая туча. Он был не ранен, но по его королевскому достоинству был нанесен ужасный удар.

Пока один человек держал конец моего лассо и сторожил меня, остальные выстроились перед королем, который, с неподобающей, как я подумал, поспешностью сказал:

– Какова должна быть участь белого чужака?

– Смерть! – свирепым хором воскликнули все.

– И немедленно, – добавил Налиг-Над. Он осмотрелся. – Тебе, Тетч-Тца, я дарую эту привилегию.

Крепкий молодой парень с большим количеством королевской зелени на одежде с мрачной улыбкой выступил вперед и извлек длинный нож. Глядя на него, я сжал пальцами рукояти двух самовозводящихся револьверов, которые, к счастью, были у меня в карманах и которые я незаметно держал, когда меня обхватило лассо. Я не способен был их достать, потому что ремень прижимал мои руки к телу, но я правой рукой, как мог точно, направил ствол на своего будущего палача. И когда он был в нескольких шагах от меня, я выстрелил в него.

При первом выстреле он остановился, словно удивленный, но при втором вскинул руки и упал.

Я мгновенно повернулся и выстрелил в человека за собой, но у меня было такое неудобное положение и не было возможности целиться, что я быстро опустошил гнездо револьвера, не зная, попала ли хоть одна пуля.

Воин пошатнулся и выпустил конец лассо; расслабляя петлю, я побежал по залу к двери.

Когда петля упала к ногам, я споткнулся и упал, успев уклониться от брошенного копья. Я вскочил, второе копье пролетело мимо уха, третье задело бедро. Но я быстро выбежал из дома и направился к машине.

Меня увидели и открыли дверь, чтобы я запрыгнул. Копье ударилось о стекло, когда дверца уже закрылась; оно было брошено с такой силой, что наконечник наполовину пробил стекло, и я подумал, что мы внутри не в такой уж безопасности, как считали. Я лежал, отдуваясь, на полу, а Бриония опустошил два револьвера в толпу моих преследователей и заставил их остановиться.

– Становится чуть жарковато, – спокойно сказал Дункан Мойт. – Я не уверен, Сэм, выдержим ли мы еще один день.

– Рад, что ты убежал, мастер Сэм, – сказал Нукс, наклоняясь ко мне. – Тяжело ранен?

– Думаю, нет, – ответил я, все еще тяжело дыша.

Чернокожий расстегнул мою одежду, которая над бедром была пропитана кровью. Копье разрезало плоть – напоминание, что было бы, если бы оно было нацелено лучше, – но рана неглубокая и из-за своего местоположения вызовет у меня только некоторую скованность при ходьбе. Нукс принялся перевязывать рану, используя полосы, оторванные от рубашки, и применяя липкий пластырь, который мы прихватили с собой. Я сам немного умею перевязывать раны и подумал, что Нукс делает это очень хорошо.

Могу представить себе, как разъярились туземцы из-за моего побега. После нашего отпора они не решались выйти на открытое пространство, но оставались у дверей, уверенные, что нам не уйти из-за стены и что со временем мы не сможем сопротивляться.

Дункан ожидал, что появится принцесса, как она обещала в случае начала открытой войны, но либо она не считала, что это произошло, либо ей просто помешали действовать, как она хочет.

– Без нее я не уйду, – решительно сказал изобретатель.

– Скажите мне, – попросил я, – зачем вы хотели ждать до завтрашнего утра, прежде чем сбежать отсюда? Не вижу, что хорошего даст нам еще один день в плену, и мне очевидно, что увести отсюда машину мы не можем.

– Наверно, мне нужно объяснить, – начал он и замолчал, словно погрузившись в глубокие раздумья.

– Можете не торопиться, Дункан, – нетерпеливо заметил я.

Он не заметил сарказм, но мой голос словно разбудил его, и он сказал:

– Может быть, вы помните о глицериновой взрывчатке моего изобретения, которая приводит автомобиль в движение. Вначале маленькая капля вводится в цилиндр, обеспечивая сжатие воздуха, который движет машину.

– Помню. Продолжайте.

– В загрузочной камере этой взрывчатки достаточно на год и больше, – продолжал он, – но когда я готовил эту взрывчатку в своей лаборатории, производство оказалось таким сложным и дорогим, что я решил произвести дополнительный запас для других машин, которые я собираюсь производить потом.

– Понятно.

– Этот резервный запас в очень концентрированной форме теперь со мной.

– О! А это не опасно, старина? – спросил я, беспокойно оглядываясь.

– Если правильно применить, это вещество может взорвать всю Панаму, – неопределенно ответил он. – Но пока оно остается в месте, куда я его поместил, случайный взрыв невозможен.

– А где оно?

Он опустил руку и открыл квадратную дверцу в полу машины. Наклонившись, я увидел небольшой цилиндрический кувшин объемом примерно в кварту, подвешенный к приводному валу. Ремни, на которых он подвешен, позволяли ему наклоняться в любом направлении в соответствии с движениями машины, неожиданные рывки были невозможны.

– Это похоже на нитроглицерин? – спросил я, невольно содрогнувшись.

– Вовсе нет, – ответил изобретатель, спокойно закрывая крышку. – В концентрированной форме это гораздо более мощная взрывчатка, но ее можно разводить до любой нужной степени. Механизм, который я разработал для ее применения, делает ее совершенно безвредной, используя в атомных количествах, хотя сильное сотрясение, как и с нитроглицерином, может привести к взрыву содержание всего кувшина.

– Думаю, теперь я понял вашу идею, – сказал я.

– Да, она очень проста. Я предлагаю под покровом темноты просверлить отверстие в барьере и заполнить его моей взрывчаткой. Утром я взорву стену, и в последующей сумятице, машина пройдет через отверстие и уедет.

– Отлично! – радостно воскликнул я. – Нам остается только удерживать индейцев подальше от себя, пока мы не выполним работу.

– В противном случае, – задумчиво продолжал он, – мне пришлось бы бросать взрывчатку прямо на стену, и это могло бы оказаться для нас так же опасно, как для туземцев.

Индейцы как будто не собирались немедленно возобновлять нападение. В середине дня король прислал к нам вестника с сообщением, что вся дружба кончилась и мы должны считать себя полностью в его власти. Если Сенатор Нукс и Достопочтенный Бриония покинут деревню одни и пешком, Налиг-Над гарантирует им безопасный проход до границы, и им будет позволено покинуть страну. Белые люди и их дьявольская машина обречены и не переживут мщения текла. А если Нукс и Бриония не уйдут немедленно, они будут наказаны так же, как и мы.

Это предложение давало нам необходимую передышку. Бриония сделал вид, что совещается с Нуксом, а потом сообщил вестнику, что они примут решение завтра на рассвете. В это время Налиг-Над получит ответ двух королей, и Бриония намекнул, что они решат оставить жалких белых, чтобы спасти свои шкуры.

Было неясно, удовлетворило ли это предложение короля и его советников, но очевидно индейцы решили ждать, потому что в этот день нас больше не трогали.

С приближением ночи мы тревожились, не решат ли они снова сжечь нас, но они, по-видимому, убедились, что сжечь нас невозможно. Костры они не разжигали, и это вполне нас устраивало.

Однако большую часть ночи ярко светила луна, и в ее свете мы видели в нескольких местах наблюдателей, так что не могли двинуться и сдерживали нетерпение. Мойт открыл крышку, осторожно извлек цилиндр со взрывчаткой и поставил на сидение рядом с собой. Сам вид этого вещества наполнял меня ужасом, и Нукс и Бриония отодвинулись как можно дальше – как будто это помогло бы им, если бы взрывчатка взорвалась. Но изобретатель часто имел с ней дело и не боялся, как мы. Взяв пустую стеклянную бутылочку размером с мизинец, он открыл крышку кувшина и спокойно налил в бутылочку его содержимое.

Я следил за ним, как зачарованный и подумал, что эта жидкость по цвету и консистенции напоминает касторовое масло. Когда бутылочка заполнилась, Дункан заткнул ее и положил в карман, а потом вернул на место цилиндр.

Потом порылся в ящике с инструментами и извлек распорку и длинное сверло примерно в полдюйма в диаметре. Он взял еще кусок красного мела и тоже положил в карман.

Теперь все было готово, но приходилось ждать, хотя напряжение начало сказываться на наших нервах.

Наконец луна зашла за королевский дом и опустилась так низко, что дом отбрасывал черную тень на всю площадку. Автомобиль и преграда под аркой оказались в полной темноте.

– Рассвет через час, – встревоженно прошептал Дункан. – Надо работать быстро, иначае мы погибнем.

Он двинул машину очень медленно, она буквально ползла к стене. Наблюдатели, несомненно, разошлись: в спящей деревне ни звука, ни движения.

Подъехав совсем близко к баррикаде, Мойт неслышно открыл заднюю дверь и на четвереньках пополз к стене. Мы не зажигали свет, и из автомобиля я тут же потерял друга из виду.

Но вскоре услышал звуки сверла, углубляющегося в глиняную стену. Дункан начал примерно с середины баррикады, но отверстие делал наклонное, чтобы взрывчатка не могла из него вылиться. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы выполнить задачу, и вскоре он вернулся в машину и с довольной улыбкой показал нам пустую бутылочку.

Машина дюйм за дюймом отошла к прежнему положению, и мы были готовы встретить рассвет.

Медленно взошло солнце, и, когда его первые лучи осветили безоблачное небо, из дворца вышла Илала и легко поднялась по ступенькам, которые опустил для нее Дункан. Когда она оказалась в машине, мы вздохнули с облегчением, особенно доволен и возбужден был изобретатель.

– Пусть приходят! – воскликнул он, и все мы почувствовали, что чем быстрее разрешится напряжением, тем лучше.

Но король Налиг-Над дал нам много времени, и мы, ожидая, позавтракали. Принцесса радостно приняла участие в этом завтраке, так непохожем на ее обычный опыт. Она была так естественна и очаровательна в поведении, что мы уже начали считать ее членом нашей группы.

Наконец появился в сопровождении вождей король, и по их строгим лицам мы поняли, что приближается кульминация нашего приключения.

Мойт был готов их встретить. Он попятил машину так, что она стояла носом к баррикаде и так далеко от нее, насколько позволяло место. Илалу Мойт попросил пригнуться, чтобы ее не было видно.

Подошел воин и потребовал обещанный Брионией ответ.

Я открыл боковое окно и громко сказал, что мы достаточно долго играли с людьми Сан-Блас.

– Нас раздражают ваши глупые требования, – добавил я, – и мы не желаем больше оставаться с вами. Если бы вы были дружелюбны, мы отнеслись бы к вам снисходительно, но вы глупые дети, и поэтому мы вас оставляем.

Когда я кончил говорить, Дункан открыл переднее окно, перед рулем, и выстрелил из револьвера в пометку красным мелом на баррикаде, обозначавшую положение взрывчатки. Результата не было, он выстрелил снова и снова.

Туземцы, которых мой ответ разъярил, теперь остановились, удивленно пытаясь понять, во что стреляет большой белый раб, и я понял, что неумение стрелять или возбужденное состояние изобретателя могут причинить нам большие неприятности. Подскочив к нему, я оттолкнул Мойта, тщательно прицелился и выстрелил из своего револьвера.

Грохот словно разорвал сам воздух. Машину отбросило назад, к королевскому дворцу; на нас посыпался дождь глиняных кирпичей и обломков дерева, все открытое пространство вокруг заполнилось падающими обломками.

Послышались крики ужаса и боли, нас всех бросило на пол машины; поднявшись, мы посмотрели наружу. Стена исчезла, и только неровное углубление в земле показывало, где стояла баррикада.

К счастью, никто из нас не был ранен, и, как только Дункан убедился, что Илала жива и невредима, он повернул рычаг, и машина легко понеслась вперед по усыпанной обломками земле.

Я хотел выглянуть и помахать на прощание королю Налиг-Наду, но мы уже неслись стрелой по лугу, и я увидел только в панике разбегающихся туземцев.

Через пятнадцать минут Дункан сбросил скорость: мы уже были в милях от деревни, и преследование невозможно.

– Где мы? – спросил Дункан; было очевидно, что ему это все равно, потому что с ним прекрасная принцесса.

– Хорошо бы как можно быстрей найти долину с алмазами, – сказал я, – и забрать сокровище, прежде чем король поднимет тревогу и начнет нас искать.

– А где эта долина?

Я достал карту и показал расположение долины; долина как будто на развилке реки далеко на юге.

– Сейчас мы к востоку от королевской деревни, – заметил я. – Холмистая местность перед нами доходит до небольшой горы, отделяющей нас от моря. Но если мы повернем на юг, там до самого горного леса открытая местность; добравшись до леса, мы сможем вдоль его края добраться до долины алмазов.

– Это ясно, – ответил Мойт, глядя через мое плечо.

Поэтому мы повернули на юг и вскоре встретились с ручьем с такими крутыми берегами, что мы не могли его пересечь. Карта не подготовила нас к этому, поэтому мы повернули на восток, решив поискать брод, но наткнулись на болота; наши колеса начали опасно погружаться в предательскую трясину.

Мы успели попятиться, избежали серьезных неприятностей и снова двинулись на север, огибая болота, пока не оказались в холмах, которые недавно покинули.

Это нас определенно раздражало, и мы обратились к Илале.

– Разве нет отсюда тропы до гор? – спросил я.

– Есть, – ответила она. – Троп должно быть много.

– Ты их знаешь?

– Отсюда не знаю. Я со своими женщинами часто ходила к большому лесу, но сюда мы редко заходили.

– Я тебя не виню, – проворчал Мойт. – Эту часть вашей страны не стоит фотографировать. Что нам теперь делать, Сэм?

– Не хочется возвращаться, – ответил я, разглядывая карту. У меня появилось подозрение, что ее составитель сам здесь никогда не был. – Но мы можем попробовать эти холмы. Если сумеем найти тропу через них, по ней обойдем болото, и тогда все будет в порядке.

– Откуда ты знаешь? Тут могут тоже быть болота, – сказал Мойт.

– Возможно. Похоже, это все догадки – карта и все остальное. Но если доберемся до океана, сможем идти прямо по воде в отлив и быстро продвигаться.

– Стоит попробовать, – сказал он. – Во всяком случае хуже, чем сейчас, не будет.

Я сомневался, что машина сможет подниматься на холмы; мне казалось, что чем тяжелее и мощнее машина, тем легче ей подниматься. Но потребовалось всего несколько минут, чтобы я убедился в своей ошибке. Мы поднимались по склонам легко, как козерог, и спускались гораздо легче, чем могла бы тяжелая машина на тормозах. Огибая холмы, мы наконец вдохнули соленый воздух и поняли, что море близко.

Но здесь холмы стали скалистыми и трудными для преодоления. Прямо перед нами стоял холм размером с гору, и, внимательно осмотрев его в телескоп, мы увидели широкий карниз на его правом склоне, обещавший удобную дорогу к морю.

Было уже позже полудня, мы очень много времени потратили на преодоление этой незнакомой местности. Поэтому мы остановились, чтобы поесть, и за едой я спросил у Илалы:

– Как ты научилась так хорошо говорить по-английски, принцесса? Ведь твой народ ненавидит белых и старается изгнать их из своей страны.

– Король, мой отец, – ответила она, – мудр. От пленных он узнал, что половина людей на земле говорит по-английски. И решил, что нужно научить кое-кого из текла этому языку. Однажды наши караульные привели к королю мужчину и женщину; они были англичане, но могли немного говорить и по-испански. Отец обещал им жизнь, если они научат нас английскому языку. Мужчина каждый день учил короля и вождей во дворе дворца, а женщина учила меня и моих служанок в наших помещениях. Дело было долгое и трудное, но через много лун некоторые из нас научились хорошо говорить и понимать по-английски.

– А читать вы тоже научились? – спросил Дункан.

– Нет. Мой отец говорит, что письменные слова лгут: когда читаешь знаки, ты не видишь глаза говорящего и не знаешь, говорит ли он правду. Текла не любят язык знаков и не хотят его знать.

– Это глупо, – сказал я. – Если ты не умеешь читать, ты не знаешь, что происходит в мире.

– А мы и не хотим это знать, – с улыбкой ответила она. – Мои люди говорят, что узнавать о других людях значит узнавать о несчастьях. Мы живем своей жизнью, зачем нам знать о людях в других странах?

Мне показалось, что в этом есть определенный смысл, если их жизнь их вполне удовлетворяет.

– А что стало с белыми мужчиной и женщиной, которые учили вас? – спросил Дункан.

– После того как мы научились говорить по-английски, мой отец убил их, – просто ответила она.

– Значит, он тоже солгал, – сказал я.

– Нет. Он обещал им жизнь, пока они нас учат. Но ведь он не обещал им жизнь навсегда, потому что все в жизни неопределенно.

– И он убил их?

– Да, потому что они ему больше не были нужны. Они были белыми, а текла ненавидят всех белых.

– Из-за их цвета?

– Нет. Из-за того, что белые ограбили их и выгнали из домов.

– Послушай, Илала, – горячо сказал Дункан. – Белые, которые обижали вас, были испанцами, но есть очень много белых, которые не испанцы – точно так же, как не все индейцы текла. У вас нет причин ненавидеть нас: мы не испанцы и никогда вас не обижали.

– Я тебя не ненавижу, – ответила она, пожимая ему руку. – Я люблю тебя.

– Но твои люди ненавидят.

Она стала серьезной.

– Если я когда-нибудь буду править своими людьми, – медленно заговорила она, – я прикажу ненавидеть и убивать только испанцев. Но я никогда не буду править ими, потому что уеду с тобой в твою страну, где ты король, и буду помогать тебе править твоими подданными.

Я рассмеялся, хотя высказывание было прекрасное. Дункан мрачно посмотрел на меня. Он не сказал Илале, что он всего лишь обанкротившийся изобретатель, у которого нет ни подданных, ни денег, есть лишь удивительная машина. Зачем ему говорить ей?

Мы двинулись дальше, следуя по природному карнизу, вьющемуся вокруг холма. По мере продвижения пропасть рядом с нами становилась круче и опасней, а карниз иногда сужался так, что машина едва могла пройти. К тому же карниз наклонялся в сторону пропасти, двигаться было очень опасно, и мы продвигались очень осторожно, надеясь на резиновые шины, не позволяющие нам соскользнуть в пропасть.

Мы не знали, что нас ждет за поворотом, и поэтому наше путешествие было интересным и возбуждающим. Но мы упрямо и настойчиво продвигались и, когда уже почти виден был конец, вынуждены были резко остановиться: карниз кончился.

Перед нами пропасть, слева пропасть, справа крутая стена скалы; принять решение было нетрудно: нужно возвращаться тем же головокружительным путем, каким мы сюда пришли. Это было тем более неприятно, что у нас не было места, чтобы развернуться, приходилось пятить машину по самым опасным местам.

Дункан заставил нас всех выйти и идти пешком. То, как он крабом вел машину, привело меня в удивление и восхищение, и я уверен, что Илала считала его почти богом.

Мы убрали купол, чтобы приблизить центр тяжести к земле и чтобы, если автомобиль соскользнет с края, Дункан успел бы выскочить и спастись. Но машина была так дорога изобретателю, что я уверен: до того, как Илала своим милым лицом поработила его, Дункан без колебаний пошел бы на смерть, лишь бы не видеть гибели машины. Но красивая индейская принцесса теперь владела его сердцем, как машина владела мозгом, и я ожидал, что он все же выпрыгнет из машины, если что-то пойдет неладно. Но все прошло нормально, и у меня не было возможности сравнить его страсть к девушке и к машине. Прекрасно зная возможности своего удивительного изобретения, он смог благополучно довести машину до основания холма и выехать на ровную местность.

Мы с облегчением вздохнули, снова сели в машину и провели совет, чтобы обсудить наши будущие действия.

– Населено ли Атлантическое побережье вашими людьми? – спросил я у Илалы.

– Только в северной части, где растут кокосовые пальмы, – ответила она.

Мы начали ее расспрашивать, и она рассказала много интересного о своем народе. У побережья есть несколько островов, населенных племенем санблас, и вожди этих островов подчиняются Налиг-Наду. Туземцы этих островов ненавидят белых еще больше, чем племена на материке, хотя постоянно торгуют со многими кораблями, приходящими за кокосами, которые считаются лучшими в мире.

Илала сказала, что эти корабли приходят из многих стран, но их экипажам запрещено ночевать на островах, а высаживаться они могут только для торговли с туземцами. Индейцы сооружают вблизи причала большие пирамиды из кокосов, и, когда корабль приходит, туземцы уходят и позволяют торговцам сойти на берег, осмотреть кокосы и сосчитать их количество. Оценив стоимость предложения индейцев, они выкладывают рядом с пирамидой из орехов предметы, которые привезли для обмена, включая бусы, инструменты, одежду и выпивку. Потом они уходят на корабли, приходят туземцы и осматривают предложение. Если они решают, что обмен справедливый, забирают вещи и позволяют торговцам погрузить орехи на корабль, но если санблас считают, что предложили мало, они оставляют товары и уходят. Тогда торговцы должны что-нибудь добавить, пока туземцы не будут удовлетворены; до этого торговцы не имею права притронуться ни к одному ореху.

Никакой другой формы коммуникации между этими двумя враждебными расами никогда не существовало, и острова племени санблас так богаты кокосами, а сами туземцы так искусно ими торгуют, что именно они самые процветающие подданные короля.

Небольшие рощи растут также на материке к югу от болот, и торговцы попадают сюда, зайдя в залив и поднявшись по двум рекам. Но и здесь торговля проводится, как на островах, и только на севере, где вошли мы, торговцы иногда приходят за шкурами, панцирями черепах и зерном с ферм, и с этими торговцами лично ведет торговлю Налиг-Над и бдительно охраняет свои границы от вторжения.

В этом месте отступления от рассказа я бы хотел сказать, что многие путешественники, не знакомые лично с племенем санблас, слишком поверили ненадежным рассказам торговцев и распространяли нелепые сказки о манерах и обычаях этого интересного народа. Как правило, такие рассказы неправдивы, и я могу сказать, что мало у кого из белых людей были такие возможности наблюдать за этой страной и ее жителями, как у нас.

Мы так много времени потратили на бесцельное путешествие и на обсуждение наших планов с принцессой, что солнце уже стояло низко над горизонтом. Неприятно было думать, что мы ничего не достигли за весь день после побега из деревни.

Глупо пытаться пересечь незнакомую местность ночью, и нам ничего не оставалось делать, как выбрать подходящее место для ночлега.

– Безопасней всего, – сказал я, – вернуться к реке тем же путем, каким мы пришли, и как можно дальше подняться вверх по течению. Потом мы сможем выбраться на берег и продолжать двигаться вдоль ручья до долины алмазов. Наш покойный друг немец был не слишком хорошим составителем карт, но мы знаем, что он поднимался вверх по этой реке. Так что, вероятно, эта часть реки отмечена на его карте более или менее точно.

– Но этот план заставляет нас снова миновать деревню, – возразил Мойт, – а это означает схватку.

– Не обязательно. Здесь местность ровная, и мы можем проехать на всей скорости, прежде чем они поймут, что мы приближаемся.

Казалось, это единственное практичное предложение, и мы решили подъехать как можно ближе к деревне короля, без опасности, что нас увидят, и подождать рассвета, чтобы потом направиться к реке.

Мы ехали по ровному лугу, я продолжал наблюдать в телескоп, и, когда вечером я увидел вдалеке стену королевской деревни, мы остановились.

Пока Бриония и Нукс готовили ужин, остальные выбрались из машины и, чтобы размяться, направились к ближайшему ручью. Я чувствовал, что «три – это уже толпа», и позволил Дункану и Илале идти в одиночестве. Они ушли так далеко и так были заняты разговором, что, когда ужин был готов, я сел в машину и поехал туда, где они сидели на берегу ручья. Сделать это было нетрудно, потому что я внимательно наблюдал за Мойтом; однако изобретатель остался недоволен тем, что он назвал адским вмешательством, и попросил меня держать подальше руки от его машины.

Когда стемнело и пора было ложиться спать, я предложил выделить место для Илалы впереди машины и завесить его одеялами. Так у принцессы было бы свое помещение. Но Дункан сказал, что не будет спать, пока мы в опасной местности, и Илала сразу заявила, что составит ему общество.

Остальным можно было ложиться спать, что мы и проделали с готовностью.

На рассвете мы двинулись на север, достигли леса и вдоль его края направились на запад.

Мы смогли далеко уехать от деревень, и, хотя встретили несколько отдельных домов и фермеров, с утра работавших на полях, никто не мешал нашему продвижению.

Но когда мы подъехали к берегу главной реки – к тому же самому месту, на котором впервые высадились, – мы обнаружили, что нас ожидают совсем другие условия. На берегу собрались около ста воинов, вооруженных и готовых нас встретить. Я увидел их в телескоп до того, как они заметили нас, и мы сразу остановились, чтобы посовещаться.

Налиг-Над, очевидно, решил, что мы покинем его страну тем же путем, каким пришли, то есть вниз по реке, и поэтому решил собрать здесь свои силы и встретить нас. Он был прав, предполагая, что нам нужна вода для продвижения, но ошибался, думая, что мы хотим совсем уйти.

Приближение к реке было ограничено, потому что с одной стороны от нас рос густой лес, а с другой в реку впадал ручей с крутыми берегами, это очень сузило пространство, по которому мы могли подъехать. Подъехать к реке невозможно было, не встретившись с ожидающими нас воинами.

Воины как будто внимательно наблюдали за рекой, не зная, что мы изменили курс и подходим к ним сзади. Впоследствии мы узнали, что есть удобная тропа, идущая вдоль основания холмов, и, если бы мы лучше знали местность, нам совсем не нужно было уезжать назад. И вот мы встретились с серьезной трудностью и не знали, что делать.

Дункан очень своеобразно разрешил эту трудность.

– Разве там не дом? – спросил он, показывая поверх небольшой долины.

– Конечно, – ответил я, и принцесса, которой эта местность была хорошо знакома, подтвердила, что мы правы.

Дункан сразу направил машину к этому дому. Мы проехали мимо мужчины, который стоял на поле и смотрел на нас. Когда мы подъехали к примитивной хижине и Мойт вышел из машины, из дома, как испуганный олень, выбежала женщина с ребенком на руках и убежала, хотя Илала крикнула ей, что бояться нечего.

Дункан вошел в дом и сразу вернулся с луком и колчаном, полным стрел.

Он довольно улыбался, но, когда он присоединился к нам и сел в машину, я спросил:

– Хотите сказать, что лучше стрелять из этого, чем из револьвера?

– Да, один выстрел даст больше, чем залп целого отряда.

Должен признаться, что я удивился, но он великодушно разрешил мне вести машину, хотя и на небольшой скорости, и у меня было мало возможностей наблюдать за его действиями. Но я слышал, как он приподнял дверцу в полу, и спустя довольно продолжительное время он коснулся меня рукой и попросил остановиться. Теперь мы невооруженным глазом видели индейцев на берегу реки.

– Кто лучше стреляет из этого устройства? – спросил Мойт.

Я повернулся и сразу понял его план. К одной стреле он прочно привязал маленькую стеклянную бутылочку, и я видел, что бутылочка заполнена страшной взрывчаткой.

– Я стреляю, – сказал Нукс, серьезно кивнув головой.

Оба чернокожих прекрасно стреляют из лука, потому что это их туземное оружие. Но Нукс лучший стрелок из них двоих.

Дункан протянул ему стрелу и лук, и открыл боковое окно.

– Когда будем в ста ярдах от реки, – сказал он, – стреляй в санблас, но попытайся попасть в одно из деревьев, растущих на берегу. Можешь дострелить до них и попасть?

Нукс уверенно кивнул, но держал стрелу очень осторожно и явно ее боялся.

Машина снова двинулась и быстро покатила по траве, направляясь прямо к реке. Вскоре один из индейцев увидел нас, крикнул, и все повернулись к нам.

– Стреляй! – крикнул Дункан, не снижая скорость.

Нукс натянул лук и выстрелил. Прицелился он хорошо, но бутылочка утяжелила стрелу, и я на мгновение опасался, что стрела пролетит мимо цели. Она пролетела над головами индейцев и, опустившись по изящной дуге, попала в корень дерева.

Мгновенно произошел взрыв. Все взлетело к небу, и воздух заполнился комками земли, ветками и индейцами. Не знаю, сколько туземцев пострадали в этой катастрофе, но оставшиеся пришли в такое смятение, что разбежались во всех направлениях и многие прыгнули в воду, пытаясь спастись.

Машина ни на мгновение не снижала скорость, хотя у нас в ушах звенело от взрыва. Мы понимали, что должны воспользоваться возможностью и смятением врагов, поэтому доехали до низкого пологого берега и вошли в воду.

Дункан выпустил лопатки из колес и повернул вверх по течению. Прежде чем индейцы пришли в себя, мы уже были далеко, свернули за первый поворот, и индейцы не могли нас видеть.

– Приготовьте револьверы и будьте готовы к стрельбе, – сказал Мойт. – Они, вероятно, пойдут за нами, а мы не знаем, как долго будет достаточно глубокая вода, чтобы удержать нас.

Но индейцы решили нас не преследовать. К этому времени у них было достаточно свидетельств, что мы опасные враги, и, так как мы решили не бежать, а еще больше углубиться в их территорию, у них будет достаточно времени, чтобы собраться с силами и определить метод борьбы с нами.

Ручей оказался пригодным для плавания на протяжении нескольких миль. Потом началось плоскогорье, вода текла меж камней, делая дальнейшее продвижение опасным. Поэтому мы выбрались на левый берег и двинулись на юг.

У нас появилась новая возможность быть недовольным создателем карты: вместо одной развилки ручья, которую он нарисовал, мы встретили дюжину ветвей, текущих с гор и образующих настоящую сеть в этой части равнины. Несколько таких ручьев мы пересекли вброд, все больше утрачивая представление о направлении, и наконец уткнулись в высокий вал, преградивший нам путь. Мы вынуждены были идти вдоль этого вала к лесу и достигли его в середине дня.

Грандиозность этой лесной страны, к границе которой мы приблизились, поразила нас и вызвала страх и благоговение. Лес, мимо которого мы проезжали на севере, был всего лишь рощей по сравнению с этой первобытной чащей, которая покрывала гору насколько хватал глаз.

Мы не понимали, куда повернуть с этой точки: на восток или на запад, и спросили у Илалы, знает ли она, в каком направлении находится долина с «белыми булыжниками».

Она не знала. Закон, запрещавший текла собирать эти булыжники, был издан королем несколько лет назад, когда Илала была еще ребенком. И она не помнила, чтобы кто-нибудь говорил, где находят эти белые камни.

К этому времени мы совсем потеряли представление, где находимся, повернули налево и, легко преодолевая ручьи, побывали в нескольких долинах, не зная, есть ли среди них то, что мы ищем.

Наконец я сказал принцессе:

– В месте, которое мы ищем, есть большой камень из красного гранита, и часть этого камня, как рука, указывает прямо на лес.

– О, да, – воскликнула она, – я помню это место, я несколько раз была на нем еще девочкой.

Это была поистине хорошая новость.

– Это близко? – спросил Дункан.

– Оно далеко направо, – ответила принцесса после некоторого размышления. – Нам совсем не нужно было двигаться в этом направлении.

Браня себя за глупость: нужно было раньше спросить у нее, – мы снова повернули машину и поехали по своим следам назад.

– Это означает провести еще одну ночь в дикой местности, – сказал Мойт, но сказал это жизнерадостно. Я подумал: пока с нами принцесса, он не будет жаловаться на длительность поездки.

– Но здесь по соседству, кажется, совсем нет индейцев, – заметил я. – Знаете, Дункан, я думаю, изобретенная вами взрывчатка почти так же важна, как машина.

– О, она нам помогла в двух случаях, – серьезно ответил он, – но надеюсь, нам больше не нужно будет ее использовать. Она такая мощная, что пугает меня. Каждый раз как я ее применяю, мы все оказываемся в такой же опасности, как враги, потому что вполне может произойти преждевременный взрыв. Особенно это вероятно в горячем климате, в котором мы сейчас находимся. Сосуд с глицероидом был теплый, когда я сегодня заполнял из него бутылочку, а такое состояние увеличивает вероятность взрыва.

Эти слова заставили меня тревожиться.

– Разве для взрыва не нужно сотрясение? – спросил я.

– Почти всегда. И если мы не трогаем взрывчатку, вероятность сотрясения меньше.

Наконец мы добрались до места, в котором впервые подъехали к лесу; найдя вытекающий из леса ручей, мы продолжили поиски на западе. Здесь местность очень красивая, и, когда я спросил Илалу, почему она не заселена, она ответила, что в лесу много страшных зверей и змей, которые нападают на людей и убивают их. Поэтому мало кто осмеливается здесь жить.

Но мы под защитой машины не боялись, и, когда с наступлением сумерек принцесса узнала знакомые ориентиры и заверила нас, что долина, которую мы ищем, близко, мы решили разбить лагерь на месте и ждать утра, чтобы завершить поиски.

В лесной тени температура быстро падала, к тому же сейчас мы были на плоскогорье, где никогда не бывает так жарко, как внизу на равнинах, и вечер был очень приятный.

Илала спела несколько красивых туземных песен, а Нукс и Бриония порадовали нас дуэтом, который выучили еще на своем родном острове. Мы весело провели время, и, когда нужно было ложиться спать, сулу назначили караульными, а остальные легли и спокойно спали до утра, несмотря на нередкое рычание зверей в лесу.

Встали мы рано и после сытного завтрака и глотка холодной воды из соседнего ручья снова направились на поиски долины алмазов.

Через час быстрой езды мы увидели углубление, в котором стоял большой камень из красного гранита, именно тот, что мы так напряженно искали. Невозможно было не узнать описанный немцем камень: это вообще был единственный гранитный блок, который мы увидели в этой местности.

Длинный горизонтальный выступ на вершине этого камня безошибочно указывал на лес, и я вышел из машины и медленно пошел от камня в направлении, указанном выступом.

И точно – подойдя к лесу, я увидел гигантское красное дерево, стоящее впереди других деревьев, поэтому я с радостным возгласом подозвал своих друзей и подождал, пока они подойдут. Дункан подвел автомобиль к краю леса, потом выключил двигатели и закрыл дверь купола, чтобы все могли принять участие в находке алмазов.

Войдя в лес, который в этом месте был открытым и чистым, мы без труда нашли мертвый пень, и я, опустившись на колени, начал руками убирать мох, со всех сторон покрывавший пень.

Я был возбужден, как все остальные, – за исключением принцессы, для которой сокровище не имело никакого смысла. Мойт, Нукс и Бриония склонялись рядом со мной, а индейская принцесса, стоя немного в сторону, смотрела на нас с печальной улыбкой. Она не могла понять нашего стремления к груде булыжников.

Вначале мох сопротивлялся моим усилиям. Потом, когда я продвинулся вперед, большая полоска мха неожиданно отделилась под моими усилиями, и под ней между выступами пня обнаружилось углубление.

Я заглянул в него. Потом просунул руку, чтобы убедиться.

Углубление было пусто.

– Попробуй в другом месте! – воскликнул Мойт. Он многим рисковал ради этих камней, которые позволили бы ему стать знаменитым и богатым, и разочарование могло бы наполнить его сердце отчаянием, если бы в лице Илалы он не нашел другое сокровище, которое смягчало неудачу.

Я обошел пень вокруг, рылся во мху кинжалом и пальцами, но во всех других местах земля была твердой. Было только одно пустое углубление, и, когда мы это поняли, с отчаянием посмотрели друг на друга.

– Он положил их сюда, – сказал я беспомощно. – Беда в том, что кто-то забрал их отсюда.

– О, да. Это сделал я, – произнес незнакомый голос.

Я повернулся и увидел стоящего рядом с нами маленького индейца. Вначале я подумал, что это ребенок, но, присмотревшись внимательней, увидел морщины возраста на худом лице и седину в волосах. Но он ростом едва достигает мне до груди.

Одет он в обычную тунику индейцев Сан-Блас, в пурпурных и желтых полосах, и между этими плебейскими цветами узкая зеленая полоска. Когда мы его впервые увидели, он стоял в полной достоинства позе, сложив руки на груди, и смотрел на нас спокойно и задумчиво.

– Приветствую тебя, Тчарн! – воскликнула принцесса довольным и ласковым голосом.

Гном, лилипут или как его еще назвать подошел к ней с заметным, но робким почтением и коснулся пальцами ее лба, который она к нему наклонила. Потом он отступил на шаг и приложил руку к сердцу.

– Добро пожаловать в мой лес, принцесса, – сказал он на туземнои языке.

– Значит, ты живешь здесь, мой Тчарн? – спросила она.

– Поблизости, моя принцесса.

– Но скажи нам, – воскликнул я, не в состоянии больше сдерживаться, – ты нашел в этом углублении много белых булыжников и забрал их?

– Да, – охотно ответил он, кивнув маленькой головой. – Я нашел их и взял, и теперь они мои.

– Но зачем ты их взял? – спросила девушка, которая, не понимая ценности алмазов, все же сочувствовала нашему разочарованию.

Тчарн задумался. Он сел на пень и некоторое время смотрел на нас.

– Некоторое время назад, – сказал он, – белый человек вошел в эту долину, в которую наш закон запрещает приходить белым. Возможно, он не знал, что я правлю лесом, своим домом, что я Мастер Работник племени текла. Как он мог это знать? Но этот белый зверь хорошо знал, что мы ненавидим и презираем его расу, – сказал он, бросив зловещий взгляд на Дункана и меня, – и что ему запрещен вход в наши владения. Он действовал, как шакал, прятался днем, а ночью передвигался на четвереньках, поднимал с земли булыжники, к которым наш господин король запретил прикасаться.

День за днем наблюдал я за незаконной работой этого человека. Я послал сообщение королю Налиг-Наду, который посмеялся над трусливым чужаком и приказал продолжать наблюдать за ним и сообщить ему, когда этот зверь захочет убежать.

Наконец он увидел мое лицо меж деревьями, и это его испугало. Он приготовился и спрятал все булыжника у пня под мхом. А потом ушел из долины, и я позволил ему уйти, потому что король извещен и позаботится о нем.

Эти слова подтвердили истинность рассказа немца. Мы хорошо знали окончание этой трагической истории и еще больше заинтересовались потерей алмазов.

– А почему ты взял камни? Ведь твой король запретил прикасаться к ним, – с горечью спросил я.

Маленький индеец презрительно посмотрел на меня и спросил у Илалы:

– Должен ли я отвечать белому мальчику, моя принцесса?

– Мне понравится, если ты ответишь, – сказала она. – Я должна сказать тебе, Тчарн, что эти белые люди мои друзья. Тот, кто меня любит, станет им другом и будет хорошо обращаться с ними.

Какое-то время гном стоял неподвижно, он нахмурился и смотрел в землю. Потом поднял голову и спросил:

– Налиг-Над тоже любит этих белых?

– Он их ненавидит и хочет уничтожить, – ответила Илала.

Гном улыбнулся.

– В таком случае они будут уничтожены.

– Нет, мой Тчарн, – мягко ответила принцесса. – Сила этих белых людей больше силы Налиг-Нада.

Тчарн снова задумался.

– Я видел, как они приближались в движущемся доме, который кажется живым, но в то же время и неживым, – заметил он.

– Это только одно из доказательств их мощи, – сказала Илала.

– И моя принцесса противостоит своему отцу королю?

– Да, Тчарн, но только в этом.

– В таком случае, – сказал он, – я буду стоять рядом с тобой, кровь крови твоей покойной матери, а не с кровью Налиг-Нада.

– Но булыжники! – нетерпеливо воскликнул я. – Расскажи, что ты сделал с ними?

Он серьезно посмотрел на меня.

– Я отнес булыжники в свой дом, – ответил он. – Они прекрасны, и, когда их освещает солнце, они занимают у него свет и сверкают, как светлячки ночью. Я люблю эти булыжники, мне нравится на них смотреть, и теперь они мои.

Конечно, в некотором смысле это преувеличение.

– У тебя нет на них прав, – возразил я. – Твой король запретил собирать их.

– Я их не собирал. Я только взял их из места, куда спрятал белый человек.

– Король накажет тебя за то, что ты их держишь.

– Король? А король не узнает. И сейчас мы противостоим королю – принцесса Илала и я, – сказал он с легкой усмешкой. Но вы чужаки и не знаете, что в моем лесу даже король не распоряжается Мастером Работником.

Последние слова он произнес уверенно, и мне понравилось, что он бросает вызов королю.

– Кто этот человек, Илала? – спросил Дункан.

– Тчарн – двоюродный брат моей матери, – откровенно ответила она, – а в жилах моей матери текла королевская кровь наших великих предков. Поэтому Тчарн очень значительная личность в моем народе. Его называют изготовителем стрел, и он выковывает все наконечники стрел для текла. Никому больше не позволено работать по металлу, который Тчарн приносит в свой лес с гор. В этом лесу – я точно не знаю где – его тайная мастерская и жилище. Ему запрещено только одно – под страхом пытки и смерти собирать и использовать отвратительное золото, которое стало проклятием текла. Во всех остальных отношения Тчарн хозяин леса, и люди его почитают и стараются избегать.

Несомненно, значительная личность, к тому же понимает свою значительность. Он взял алмазы и понимает их красоту; забрать их у него будет трудно.

Пока принцесса говорила, маленький текла тревожно смотрел на нее.

– Я вижу беды на пути Илалы – серьезно сказал он.

– Разве я не принцесса? – гордо спросила она.

– Ты принцесса, и однажды ты примешь наследство отца и станешь правительницей текла – если будешь жить. Если не будешь жить, дети Налиг-Нада от другой матери станут его преемниками. Будешь ли ты жить, Илала, если отказываешься от традиционной ненависти к белым людям?

Илала слегка раскраснелась, но не от страха. Однако она хотела, чтобы Тчарн понял ее, и стала рассказывать ему, что белые люди много веков господствуют над миром за морями, и там есть много народов, которые враждуют друг с другом. Некоторые белые народы сильны, справедливы и мудры, другие тоже сильны, но злы и несправедливы. Она объяснила, что один из таких народов, который называется испанцами, вторгся в страну их предков, ограбил их и угнетал; поэтому текла, не знавшие всего, возненавидели всех белых, а не только тех, кто причинил им зло.

– Эти друзья, – сказала она, показывая на нас, – никогда не причиняли нам зла; напротив, они сами сражались с испанцами, нашими старинными и злейшими врагами. Почему я должна проклинать и ненавидеть невинных?

Гном внимательно выслушал это объяснение и, не отвечая на ее вопрос, с сомнением сказал:

– Вожди островов, которые ведут торговлю с белыми, говорили мне, что все белые одинаковы. Они никогда не бывают удовлетворены, им всегда нужно что-то принадлежащее другим.

Я рассмеялся, услышав это проницательное наблюдение: ведь именно таково сейчас наше дело. Нам нужны алмазы.

– Ты разрешишь нам увидеть эти замечательные булыжники? – спросил я.

Тчарн колебался.

– А вы позволите мне увидеть ваш движущийся дом? – спросил он.

Я едва не закричал от радости. Я все время искал способ перетянуть этого необычного персонажа на нашу сторону; он сам подсказывает этот способ, признавшись в интересе к нашей машине. Но это доказывает и его ум, выдает интерес к механике, и это усилило мое уважение к нему.

– Мы покажем тебе наш движущийся дом, самую удивительную вещь, когда-либо изготовленную руками человека, – серьезно ответил я, – и мы также возьмем тебя в поездку с нами, чтобы ты видел, как и почему движется наш дом. Но в ответ ты должен провести нас в свое жилище и показать булыжники.

Я был удивлен, когда он с готовностью согласился.

– Договорились, – тихо сказал он, и Илала шепотом сказала, что на его слово можно полагаться.

Мы вышли из леса и пошли туда, где оставили машину. Тчарн вначале с большим интересом осмотрел ее снаружи.

– Если бы этот человек жил в нашем мире, он мог бы присвоить мои патенты, – с улыбкой заметил изобретатель. Но поскольку такой опасности не было, Мойт объяснил гному, что машина может плыть по воде и двигаться по суше, потом пригласил маленького индейца внутрь и показал все механизмы и устройства, обеспечивающие удобства и комфорт пассажиров.

Тчарн слушал с глубоким интересом, и, если и не понимал некоторые технические термины – что вполне вероятно: я переводил, но в языке туземцев нет многих слов, описывающих механические явления, – ни словом, ни видом никак этого не выдавал.

Потом Мойт тронул машину провез изготовителя стрел по долине, постепенно увеличивая скорость, так что они буквально летели над землей.

Когда наконец мы остановились на краю леса, было очевидно, что гнома мы полностью завоевали. Его лицо было полно оживления и радости, он коснулся лба каждого из нас, потом касался своего сердца, показывая, что отныне мы друзья.

– Сейчас мы поедем в лес, – сказал он. – Я покажу вам дорогу.

Нас устраивала возможность спрятать машину среди деревьев, потому что мы ожидали, что туземцы будут нас разыскивать и причинять неприятности. Но мы не понимали, как большая машина сможет проходить в густом лесу.

Однако Тчарн хорошо знал в этому лесу каждое дерево и каждый куст. Он показал Мойту место, где мы проехали между стволами двух больших красных деревьев, и, сделав резкий поворот, мы увидели извивающийся проход, уходящий в глубину леса. Иногда мы едва не задевали стволы с обеих сторон, или прорывались через лианы, или буквально на волос миновали пень; в конечном счете поездка была не очень далекой с края леса, и вскоре нам пришлось остановиться, потому что дальше пути не было.

– Остальную часть пути мы пройдем пешком, – объявил гном. – Идите за мной.

Я никогда не забуду впечатление от этого величественного леса. Мир и сверкающий солнечный свет исчезли. Под ногами у нас были спутанные травы, изящные папоротники и великолепные мхи. Мы стояли в мире теней, в царстве загадок и тишины. Паутина листвы была такой тонкой и изящной, что только в глубине моря можно найти нечто подобное, между нежными ветвями мелькали пестрые бабочки, как туманные призраки своих великолепных собратьев из внешнего мира. Вот обширная колоннада, прямые стройные серые древесные стволы поддерживают массивную зеленую крышу, только ветви которой встречают солнце. Со стволов свисают занавеси лиан, в одном месте они в глубокой тени, в другом – ярко сверкают, если через листву прорывается солнечный луч и падает на них. Мы шли, и перед нами открывались новые чудеса, происходили невероятные преобразования, и нам казалось, что здесь и есть жилище фей и эльфов.

Мы, кажется, даже не успели осознать это, как оказались на поляне, на круглом месте; со всех сторон стволы деревьев своей листвой пытаются закрыть небо. Тщетная попытка закрыть полоску чистого неба, поляна была закрыта листвой только наполовину.

Вместо мхов и лиан травянистый газон. Здесь мы увидели, что добрались до жилища маленького изготовителя стрел.

С одной стороны поляны находился грубый горн из глины и мехи. В корзине рядом с горном сотни бронзовых наконечников стрел, а груды хвороста и бруски металла, показывают, что гном здесь работает ежедневно.

Меня очень заинтересовали разбросанные повсюду инструменты, очевидно, американского и европейского производства. Тчарн объяснил, что его люди часто выменивают кокосовые орехи на инструменты и посуду, и в таких случаях ему разрешается выбрать все, что его заинтересует.

– Но где ты живешь, – спросил Мойт, – и где булыжники?

– Идемте, – коротко сказал изготовитель стрел и провел нас через поляну и дальше по хорошо протоптанной тропе.

Вскоре мы оказались перед кустами, переплетенными лианами, и, наклонив головы, прошли под небольшой аркой в страну чудес.

Мы увидели круглое помещение, образованное со всех сторон древесными стволами и накрытое потолком из листвы. Деревья в центре были каким-то образом убраны, потому что большой пень красного дерева использовался в качестве стола, и его прекрасно отполированная поверхность говорила, что это было живое дерево, когда его спилили. В разных местах помещения стояли также пни-стулья, одна или две скамьи и диван, и все это очень искусно изготовлено из полированного красного дерева.

Но не это было главным чудом этого места. Стены были убраны вьющимися лианами, грациозными гирляндами, свисающими сверху, но все это было творением человека, а не природы, все сделано из розового золота.

Украшения, разбросанные по всему месту, основания мебели, висячие лампы – все из золота, и никогда я не видел более искусного конструирования и выполнения. Каждый лист в этой золотой беседке точно повторял природу, жилки и стебельки насколько совершенны, что вызывают восхищение. Не просто огромное количество золота здесь использованы, на работу должны были уйти годы.

– О, Тчарн! – потрясенно воскликнула Илала, как только пришла в себя от удивления. – Ты нарушил закон!

– Это правда, – спокойно ответил изготовитель стрел.

– Почему ты это сделал? – спросила она.

– Желтый металл прекрасен, – сказал он, любящим взглядом окидывая свою золотую беседку, – он мягкий, ему легко придать любую форму. Много лет назад, когда я начал собирать металл для стрел и копий, я нашел в горах много запретного золота. Оно обратилось ко мне, попросило взять и любить, и я не смог отказать. Я принес его сюда, где его не увидит ни один белый человек и даже твой отец не сможет прийти и обвинить меня в преступлении. Моя принцесса, ты и твои друзья первыми узнаете мою тайну, и мне не угрожает опасность, потому что ты сама нарушаешь закон и бросаешь вызов своему отцу.

– Каким образом? – спросил Илала.

– Ты ищешь булыжники, которые запретны для нашего народа, и ты подружилась с белыми, которые уже много столетий прокляты.

Илала немного помолчала. Потом смело сказала:

– Тчарн, эти законы несправедливы. Я нарушу их, потому что это законы моего отца, а не мои. Когда я буду править нашим народом, я издам новые законы, более справедливые, и тогда я прощу тебя за работу с золотом.

– О, Илала, – воскликнул Мойт, – как ты можешь править этими индейцами, если ты пообещала поехать со мной и стать моей королевой?

Она, словно в замешательстве, провела рукой по глазам, и улыбнулась своему любимому.

– Трудно забыть, – сказала она, – если привык к этому всю жизнь. Да, я поеду с тобой и никогда не буду править моим народом.

– Ты ошибаешься, моя принцесса, – живо возразил гном. – Что для тебя земля белого человека? Ты будешь править нами, и очень скоро.

– Нет, мой друг, – ответила она, – движущийся дом унесет меня с моим белым вождем, и в новой земле я помогу ему править его народом.

Изготовитель стрел посмотрел на нее с мечтательным пророческим выражением на морщинистом лице.

– Человек знает мало, – сказал он, – но Змей Мудрости знает много. В моем лесу живет змей, и он раскрыл мне много тайн будущих дней. Скоро ты станешь королевой текла, и белый вождь будет твоим рабом. Я вижу, что ты правишь мудро и справедливо, как обещала, но поддержишь традиции своего народа. Ты никогда не покинешь страну Сан-Блас, моя Илала.

Она весело рассмеялась.

– Значит, ты пророк, мой брат? – спросила она.

Гном вздрогнул, словно неожиданно проснувшись, и из его взгляда исчезло мечтательное, задумчивое выражение.

– Иногда ко мне приходят видения, – сказал он, – не знаю, как и почему. Но я всегда вижу правду.

Дункан Мойт не понимал этот диалог, который проходил на туземном языке. Он с видом опытного работника осматривал результаты деятельности индейского кузнеца по золоту. Но тут его внимание привлекли встревоженная внешность и многозначительные взгляды, которыми обменялись Нукс и Бриония, и он попросил у нас объяснения.

Принцесса ответила уклончиво, сказав, что гном просил прощения за нарушение закона и использование для украшения запретного золота. Я повернулся к Тчарну и снова попросил:

– Покажи нам булыжники.

Тот достал из-под скамьи плетенную из тростника корзину и высыпал ее содержимое на большой стол. Мы увидели груду камней, и их наружность вначале разочаровала меня. Камни разной формы и размеров, и их поверхность напоминает матовое стекло. В полутьме беседки и рядом с великолепными золотыми украшениями «булыжники» казались неинтересными.

Но Мойт с восторженными восклицаниями устремился к сокровищу и стал внимательно его разглядывать. Немец или гном откололи частичку у нескольких камней, и здесь стало видно ослепительное сияние алмазов.

– Они великолепны! – воскликнул изобретатель. – Никогда не видел алмазов такого качества и размера.

Я мысленно сравнил их с теми камнями, которые мы нашли в свертке коры из кармана мертвеца, и решил, что эти камни намного их превосходят.

Гном открыл золотой шкаф и достал их него еще три алмаза. Эти были обточены, отшлифованы. И они стали поразительно прекрасны. Я уверен, что Тчарн не использовал обычный метод отделки алмазов; скорее всего он не знает, как высоко в цивилизованных нациях ценят эти куски чистого углерода; удивительно, что он интуитивно нашел единственную возможность продемонстрировать красоту камней.

– Ты отдашь их мне, брат? – спросила принцесса.

Вместо ответа он собрал все камни в корзину и отдал ей. Она повернулась и с приятной улыбкой протянула их Мойту.

– Наконец, – сказал я со вздохом облегчения, – мы достигли цели нашей поездки.

– Наконец, – добавил Дункан, – у меня будет достаточно денег, чтобы получить патенты и дать мою машину миру во всем ее совершенстве.

– Но сначала мы должны выбраться отсюда, мастер Сэм, – серьезно сказал Бри.

– Это верно, – ответил я. – Надеюсь, у нас больше нет причин оставаться, и мы без затруднений пересечем линии врагов.

Мы пересказали изготовителю стрел часть наших приключений и сказали, что Налиг-Над хочет нас погубить. Закончив, я спросил:

– Можешь посоветовать нам, как лучше добраться до нашего корабля, не встретив воинов короля?

Он серьезно обдумал проблему и спросил:

– Может ли ваша машина идти по воде океана?

Я повторил вопрос Мойту.

– Да, – ответил он, – если вода спокойная.

– Тогда вам лучше направиться на восток, пока не доберетесь до берега Атлантики, – сказал Тчарн. – Племена на юго-востоке не будут вам мешать, если с вами будут принцесса Илала и я. Добравшись до океана, вы по воде доплывете до реки и до вашего корабля.

Совет был хорош, и мы сразу его приняли.

Изготовитель стрел хлопнул в ладоши, и, к нашему удивлению, в беседку вошли три рослых туземца и поклонились ему. Он приказал им принести еду, они повернулись и исчезли.

– Кто эти люди? – спросил я.

– Это мои помощники, они помогают мне готовить стрелы и копья, – ответил он. – Король дает мне трех человек, у них отрезан язык, чтобы они не могли рассказать о секретах моего мастерства.

Это объяснило, почему он смог много времени уделить работе по золоту.

Вскоре слуги вернулись с золотыми блюдами красивой формы, на полированной поверхности которых были выгравированы сцены жизни санблас.

Нам дали свежее молоко, что-то вроде мамалыги, поджаренной с пряностями, ломти холодной баранины и несколько видов фруктов, включая мякоть кокосов.

Сидя вокруг великолепного стола, способного соперничать со столом любого короля, мы торопливо, но очень вкусно поели и приготовились возвращаться к автомобилю.

Думаю, маленький изготовитель стрел согласился провести нас, потому что хотел проехаться в машине, и мы с радостью взяли его с собой. Он тихо сидел и внимательно наблюдал, как Дункан ведет машину по трудному проходу меж деревьев.

Мы без всяких происшествий добрались до ровного места, повернули налево, увеличили скорость и быстро понеслись по уже знакомым равнинам в сторону моря.

Насколько можно было, мы шли вдоль края леса, потому что здесь, на плоскогорье, легче было пересекать многочисленные ручьи, но вскоре после того, как миновали место, до которого добирались раньше, мы встретили вытекающую из леса большую реку; Тчарн сказал, что эта река дальше на север впадает в Атлантический океан. Однако в этой реке были опасные пороги, и мы решили, что безопасней продолжать движение по суше, чем доверяться предательскому течению.

Вскоре мы начали проезжать кокосовые пальмы, и группы туземцев с удивлением смотрели на нас. Но мы не останавливались: поверхность ровная, а чем меньше мы имеем дела с туземцами, тем лучше.

На земле у океана много деревень, сказал нам гном. Мы решили быстро проезжать мимо них, чтобы нас не остановили, и Тчарн согласился, что это разумно. От нас, конечно, потребуют объяснений, даже если эти племена не предупреждены посыльными Налиг-Нада и не получили приказ схватить нас, когда мы появимся. Поэтому мы проносились мимо деревень на большой скорости и вызывали очень комичную реакцию.

Мужчины, женщины, дети, даже собаки в страхе разбегались перед страшным чудовищем, и мы долго еще слышали их крики. Возможно, эти племена так же храбры, как те, которые живут северней, но не так хладнокровны и выдержаны.

Неожиданно мы увидели океан, но берег был так крут, что нам пришлось дальше двигаться на север, пока мы не встретили небольшую реку, достаточно глубокую, чтобы мы могли добраться до океана.

Здесь мы с большим сожалением попрощались с изготовителем стрел, и Дункан подарил ему несколько гаечных ключей и других инструментов, с которыми мог расстаться. Эти подарки доставили гному много радости, а я был так благодарен ему за помощь, что подарил свои серебряные часы и показал, как по стрелкам определять время. Он сразу понял, и я уверен, что этот подарок будет доставлять ему много радости.

Конечно, это немного за алмазы, которые стоят целое состояние, но ведь для него они ничего не значат, хотя и нравились своей красотой.

Изобретатель стрел наблюдал с берега, как мы спускаемся по течению; вскоре наше внимание привлекли другие дела, и мы забыли о нем.

Добравшись до океана, мы смело погрузились в него, но вскоре мы обнаружили, что волны для нас слишком велики. Поболтавшись в этих волнах, мы выбрались на берег и с радостью увидели, что в отлив берег песчаный и широкий.

Большей удачи не могло быть, и мы на большой скорости двинулись по песку, решив извлечь из этой возможности как можно больше.

Однако перед тем, как мы достигли северного леса, мы обнаружили, что король Налиг-Над предвидел, что мы можем попытаться уйти этим путем, и выслал против нас большой отряд. Воины толпой ждали нас, и нам нужно было выбирать: встретиться с ними или уходить в океан.

Я предпочитал последнее, но у Дункана было напряженное и решительное лицо, и я видел, что он решил столкнуться с индейцами.

Он увеличил скорость машины так, что мы буквально летели, и через мгновение мы столкнулись со строем индейцев, разбросав их по сторонам – не из-за тяжести машины, она легкая, а из-за скорости.

Те, кого мы не сбили, торопливо убегали с нашего пути; через несколько секунд они все остались за нами, и мы смогли сбросить скорость.

По пути мы миновали русла нескольких ручьев и обогнули несколько широких заливов и начали искать реку, в которую вошел наш поврежденный корабль. Зашли в один пролив, но он вел прямо в лес; поэтому мы вышли из него, и в следующий раз нам повезло больше: мы увидели лежащую на боку «Глэдис Х.» и поняли, что наше путешествие подошло к концу.

Илала говорила, что небольшие корабли иногда заходят в реку, чтобы покупать у индейцев шкуры и панцири черепах, но уже несколько месяцев никто не заходил.

Сначала я подумал, что корабль покинут, на нем никого нет, но немного погодя на корме появился дядя Набот и лихорадочно замахал красным носовым платком, а потом мы услышали приветственные крики.

Можете быть уверены, товарищи на борту корабля радостно встретили нас. Нед тоже был здесь, он улыбался, глядя, как поднимают автомобиль, и помог вкатить его по наклонной палубе.

Дядя Набот широко раскрытыми глазами смотрел, как поднимается на борт изящная индейская принцесса, и я видел, что ему нравится ее красота и скромное поведение.

Не было задано ни одного вопроса, пока мы все не поднялись на палубу. Матросы охотно подняли автомобиль и поставили его на прежнее место. Они радовались нашему возвращению, не беспокоя нас вопросами, но я понимал, что им не терпится услышать о наших приключениях, поэтому при первой же возможности сказал:

– Дядя Набот и Нед, мы добыли алмазы.

– Правда?

– Конечно.

Я достал корзину и позволил им осмотреть сокровище; они смотрели на него удивленно и почтительно, никто ничего не сказал.

– Сколько это может стоить? – спросил мой дядя, пытаясь говорить равнодушно.

– Мы все не знаем их цену, – ответил я, – но мы с Мойтом считаем, что при дележке каждый из нас четверых получит целое состояние. Однако без автомобиля мы бы вообще ничего не смогли сделать, поэтому я собираюсь отдать Дункану часть своей доли.

– Я не возьму ее, – заявил Мойт. – Мы договорились делить поровну, и я так и намерен сделать.

– Но вам деньги нужней, чем нам, – возразил я, – потому что вам нужно построить фабрику, чтобы производить автомобили, и еще сделать дом для Илалы. Она приз, который мы не делим, но мы все должны внести вклад в ее счастье, и я предлагаю, чтобы вы взяли половину, а мы с дядей и Недом разделим остальное.

– Согласны! – одновременно воскликнули дядя и Нед, и, хотя Мойт упрямо возражал, я сказал, что мы приняли решение, и ему нечего было добавить.

Потом мы рассказали нашу историю, вначале кратко, потому что нужно было много времени, чтобы сообщить друзьям все подробности. Дядя очень гордился тем, как вели себя Бри и Нукс, и откровенно сказал им об этом. Эти честные ребята не могли желать большей награды.

Потом Нед рассказал о своем плавании. Добравшись до океана, он поставил мачту с парусом, под попутным ветром доплыл до залива Манзанилло и через полдня добрался до Колона.

Колон – небольшой поселок, построенный на низком коралловом острове, но это Атлантический терминал великого канала, и поэтому здесь есть офис «Центральной и Южноамериканской телеграфной компании», и поэтому Нед смог послать телеграмму мистеру Харлану.

На следующий день он получил ответ, в котором говорилось, что «Кармения», один из кораблей компании, через несколько дней придет в Кристобаль, и по ее прибытии я получу дальнейшие указания относительно груза. Кристобаль – ближайший к Колону порт, и я вспомнил, что слышал, будто «Кармения» идет с Тихого океана с легким грузом. Поэтому я решил, что мистер Харлан хочет погрузить на «Кармению» стальные конструкции и доставить их в Сан-Педро.

Нам оставалось только ждать, и вместо того, чтобы ждать в нездоровом Колоне, Нед разумно решил вернуться на поврежденный корабль и доложить мне.

Они уже начали волноваться о нас, опасаясь, что индейцы нас убили, и для них было большим облегчением, когда мы благополучно вернулись из своего опасного путешествия.

Знакомясь с Илалой, дядя Набот все больше и больше восхищался ею и очень серьезно сказал Дункану, что девушка стоит больше всех бриллиантов в мире, с чем изобретатель согласился. Мы все были в восторге от очаровательной девушки и соревновались за право сделать ей что-нибудь приятное. Даже флегматичный Нед Бриттон однажды отправился в шлюпке на болота и вернулся с великолепным букетом диких цветов, поставив их в каюте Илалы. Прежде это была его каюта, но он с радостью уступил ее.

Илала принимала все это внимание с простой и искренней радостью; она призналась нам, что все ее прежние представления о белых изменились и теперь они ей очень нравятся.

– Теперь это будет мой народ, – сказала она с печальной улыбкой, – потому что я навсегда оставила текла.

За ужином Бриония превзошел себя, предоставив все деликатесы, на которые он был способен на корабле. Илала ела немного, но наслаждалась необычным вкусом незнакомых блюд.

Ложась спать, я спрятал алмазы в свой шкафчик; они будут там лежать, пока мы не покинем корабль и не разделим их. Сейчас корабль в безопасности. Если не будет новой бури, которая погонит волны вверх по реке, корабль не разобьется; он плотно застрял в илистом береге под тяжестью металлических конструкций в трюме. Дно у него как сито, но верхняя часть прочная и устойчивая, как всегда.

Каюта Илалы с правого борта, но, несмотря на наклон корабля, окно ее каюты в четырех или пяти футах над поверхностью воды. Она на своем милом ломаном английской пожелала нам спокойной ночи, и час спустя все на борту мирно спали; мне снилось богатство, которым я так неожиданно овладел.

Неожиданно меня разбудил крик. Я сел и прислушался, но больше ничего не услышал. Корабль был охвачен полным молчанием. Но в ушах у меня все еще был крик, и воспоминание о нем заставляло меня нервничать.

Пока я колебался, в дверь моей каюты постучали. Я встал и зажег свечу.

Снаружи стоял Мойт. Лицо у него было бледное, но выражение нерешительное, как у меня.

– Ты слышал что-нибудь, Сэм? – спросил он.

– Да.

– Это был крик о помощи?

– Да, или женский крик, Дункан.

– Идем со мной, – сказал он, и я вслед за ним прошел к двери каюты Илалы.

Громкий стук в дверь не вызвал никакого ответа. Я повернул ручку, дверь не была заперта, и я распахнул ее.

Каюта была пуста.

Я во всех направлениях поворачивал мерцающую свечу, осветил все малейшие углубления, как будто девушка могла спрятаться в крысиной норе. Окно было открыто, и через него врывался ночной ветер.

Я повернулся к Дункану, который стоял посреди каюты и смотрел на пол. Я проследил за его взглядом и увидел рассыпанные на ковре синие бусы Илалы.

– Это Налиг-Над, – сказал Дункан. – Санблас украли мою принцессу.

– В чем дело, ребята? – спросил дядя Набот. Он стоял в двери в пижаме, полосатой, как у осужденных преступников, но более ярких цветов.

– Индейцы украли Илалу и утащили ее, – ответил я.

Боюсь, что дядя Набот выбранился. Он вежливый старый джентльмен, но ему очень понравилась прекрасная девушка, и, наверно, он не нашел другого способа выразить свои чувства.

– Что ж – сказал он наконец, после того как мы какое-то время смотрели друг другу в лицо, – мы должны вернуть ее.

– Конечно, сэр, – ответил Дункан, собравшись с силами. – Пойдем немедленно.

– Который час? – спросил я.

– Три часа, – сразу ответил дядя.

– Давайте подождем до утра, – предложил я. – Индейцы нас намного опередили, и мы не сможем их догнать, пока не дойдем до деревни короля. Нужно быть осторожными и хорошо подготовиться, если хотим рассчитывать на успех.

– Наверно, ты прав, – устало ответил Дункан. – Но клянусь, Сэм, я найду Илалу и верну ее или умру при этой попытке.

Я улыбнулся его театральной манере, но дядя Набот серьезно сказал:

– Я нисколько не виню вас, сэр. Эта девушка стоит любых хлопот, и можете до конца рассчитывать на мою помощь.

– Ну, ну, – нетерпеливо сказал я, – давайте оденемся и выйдем на палубу, чтобы окончательно договориться.

Я понимал, что сегодня нам уже не уснуть, и, хотя я не был влюблен в прекрасную принцессу, я не меньше Мойта стремился спасти ее.

– Но должен предупредить вас, джентльмены, – продолжал я, – что мы имеем дело с самым злобным и свирепым дикарем, и, если мы вторгнемся в его владения, у нас мало шансов вернуться живыми.

– Хорошо, Сэм, – бодро отозвался дядя Набот, – все равно придется рискнуть, так что, что толку в ворчании?

– Если вы боитесь, Сэм… – напряженно начал Мойт.

– О, перестаньте, – был мой раздражительный ответ. – Я, может, и боюсь, и это неудивительно, но вы отлично знаете, что я пойду с вами. Так что идите одевайтесь, и встретимся на палубе.

К этому времени на корабле все проснулись, и мне было забавно, что все, вплоть до последнего матроса, страшно возмущались и были разъярены тем, что Налиг-Над посмел украсть собственную дочь и наследницу трона у белых людей, к которым она бежала.

План Неда Бриттона заключался в том, чтобы вооружить весь экипаж «до зубов» и идти строем, пока не придем к деревне короля, которая, как мы рассчитывали, находится примерно против того места, где стоит наш корабль. Подойдя к деревне, мы застанем ее врасплох, освободим Илалу и с торжеством уведем ее на корабль.

Против оптимистического плана Неда было несколько возражений. Прежде всего, мы не знаем лес, а индейцы знают. Они могут прятаться за деревьями и снимать нас стрелами, прежде чем мы сможем пустить в ход огнестрельное оружие, или они могут заманить нас в засаду и всех нас убить. Больше того, мы не были уверены, что Илала в деревне короля. Ее могли спрятать где-нибудь в другом месте.

– Надо использовать автомобиль, мистер Мойт, – заявил дядя Набот. – Если мы хотим освободить эту девушку, нужно использовать конвертируемый автомобиль.

– В этом нет сомнений, – сразу согласился изобретатель. – Я намерен выступить с рассветом.

– Какова ваша идея, Дункан? – спросил я.

– Просто вступить в страну текла, показать наше бесстрашие и смелость, найти, где находится принцесса, и каким-нибудь способом освободить ее. Боюсь, с ней плохо обращаются, потому что она бросила им вызов и убежала со мной.

– Но ведь она должна быть их правителем, после смерти Налиг-Нада, – сказал я.

– Да, если она переживет его. Но у короля есть двое других детей, и он может сделать преемником одного из них.

– Это факт, – подтвердил я. – Я их видел. И Налиг-Над должен быть в ярости на Илалу за то, что она предпочла ненавистного белого.

– Нельзя терять время, – нервно сказал Дункан. – Нужно выступать как можно быстрее и уточнять планы на ходу. Кто пойдет со мной?

Конечно, все хотели пойти, но в конце концов было решено, что Дункана Мойта в автомобиле будут сопровождать дядя Набот, я, Нукс и Бриония. Если через двадцать четыре часа мы не вернемся, Нет Бриттон высадит весь вооруженный экипаж и быстро пройдет через лес нам на помощь. Ничего лучше мы не могли придумать, и когда я откровенно сказал матросам, что их никто не заставляет участвовать в этом опасном деле, потому что это не дело моряков, все ответили, что выручат нас или умрут в этой попытке.

На корабле оставались только Дик Ломбард со сломанной рукой и еще один старый матрос с поврежденной ногой; они будут присматривать за кораблем в наше отсутствие.

– Никто не сможет украсть груз, он слишком тяжелый, – заметил я, – и, даже если индейцы смогут всех нас убить, мистер Харлан все равно получит свои стальные балки. Так что нам можно не беспокоиться о корабле.

Предприятие отчаянное, и мы это знали, но так велико было наше восхищение принцессой текла, что мы не колебались и готовы были ради нее совершить все, на что способны смелые люди.

На рассвете мы переправили автомобиль через борт и благополучно запустили его. Никаких задержек не было, и, так как Дункан был уже знаком с маршрутом, мы сразу на большой скорости двинулись по реке.

К тому времени, когда красные лучи восходящего солнца коснулись воды, мы уже миновали два холма и добрались до южного притока, который ведет в землю текла.

На этот раз мы не видели в лесу индейцев. Либо для них еще слишком рано, либо они по какой-то причине собрались в глубине местности. Лес был пуст.

На суше мы, конечно, передвигались гораздо медленней. Думаю, на спокойной воде автомобиль шел со скоростью восемь миль в час, но, поскольку пришлось идти против течения, наша скорость была меньше. Однако в Панаме расстояния вообще невелики: весь перешеек в ширину всего пятьдесят миль, поэтому мы вскоре миновали северный лес и выехали на прибрежную равнину.

Мы оставили реку в том же месте, что раньше, где берег был низкий и пологий; составляя планы, мы решили сразу направиться к деревне Налиг-Нада. Разумно было предположить, что Илалу держат там, так как это ближайшее место от корабля, с которого ее украли. Король мог решить спрятать ее, даже если позволит своей мятежной дочери жить, но мы считали, что он не ожидает от нас таких быстрых действий. Этот проницательный монарх не поверит, что мы посмеем вторично вторгнуться в его владения.

Мы очень надеялись на быстроту своих действий и, хотя пришлось двигаться окружным путем, хотели добраться до цели к середине дня.

На ровной поверхности Мойт позволил машине показать, на что она способна. Мы знали, что препятствий на пути нет, поэтому двигались очень быстро.

Туземцы не делали никаких попыток помешать нам. Воинов мы вообще не видели, а немногие фермеры, мимо которых мы проезжали, отрывались от работы, только чтобы взглянуть на нас.

Но когда мы доехали до деревни Ого, то в телескоп увидели множество индейцев, занятых, как пчелы в улье. Это нас удивило и заставило опасаться, что принцесса здесь, а не в деревне дальше. Но мы решили придерживаться первоначального плана, поэтому обошли поселок с севера и продолжили движение.

Сейчас мы преодолели расстояние гораздо быстрей, чем в первый раз, и вскоре увидели стену, окружающую деревню короля. Наше путешествие почти кончилось.

Взрыв оставил в стене большое рваное отверстие, разрушив при этом несколько хижин, но, приблизившись, мы увидели, что Налиг-Над приказал выкопать большую канаву в форме полумесяца от одного конца отверстия в стене до другого. Очевидно, канава была вырыта из-за нас, чтобы помешать нас въехать внутрь на автомобиле.

Мы улыбнулись такой детской попытке помешать нам войти, но нам стало ясно, что король предвидел наше возвращение и боится нас, и это знание нас очень подбодрило.

Мы остановили машину у канавы в ста ярдах от стены и стали наблюдать, что происходит в деревне.

Наше прибытие как будто не вызвало никакого возбуждения. Не видно толп, а те немногие туземцы, мужчины и женщины, которые проходили по месту, видимому за стеной, от одного дома к другому, только поворачивали на мгновение к нам голову и продолжали свой путь. С одной стороны отверстия женщина доила козу, другая поблизости развешивала на стене выстиранную одежду, чтобы она просохла на солнце, но они обе только посмотрели на нас и продолжили свои занятия.

Такое безразличие было загадочно. Уезжая из деревни, мы вызвали очень большое возбуждение, и наше возвращение должно было бы вызвать интерес. Если дикари считают свою маленькую канаву надежной защитой, им предстоит убедиться в своей ошибке.

Вскоре мы увидели то, что заставило нас действовать. Появилась Илала и пошла из одной хижины в королевский дворец. Ее руки были прочно связаны за спиной, а на глазах плотная повязка. Принцесса ничего не видела. Ее вели, подталкивая, две мрачные старухи, не показывавшие никакого почтения к принцессе.

Мойт резко выбранился, я сам тоже был полон негодования из-за обращения с бедной девушкой; в то же время мы обрадовались: мы пришли туда, куда нужно.

– Теперь мы знаем, что делать, – мрачно сказал Дункан.

– Что именно? – спросил я.

– Рано или поздно они снова ее выведут, – ответил он, – тогда мы переправимся через канаву, схватим ее и отвезем на корабль.

– Легко! – восхищенно воскликнул дядя Набот.

Женщины, доившие козу и развешивавшие одежду, кончили свои занятия и ушли. Двор казался пустым.

– Это наша возможность! – воскликнул Мойт. – Все идите за мной, кроме мистера Перкинса. Он останется сторожить машину и даст нам сигнал, когда появится Илала. Мы проберемся за разрушенную стену, спрячемся и будем ждать возвращения принцессы. Потом все вместе выйдем и схватим ее, прежде чем индейцы поймут, что происходит. Все вооружены?

Все были вооружены и готовы.

Дункан вышел из машины, и мы последовали за ним. Перебравшись через мелкую канаву, мы быстро и неслышно пробежали к стене и укрылись за ней; здесь нас невозможно увидеть изнутри. Мы остановились, тяжело дыша, и стали ждать сигнала дяди Набота.

Казалось, деревня охвачена тишиной смерти. Вся жизнь здесь прекратилась, и постепенно этот невероятный факт начал производить на нас зловещее впечатление.

– Где все люди? – шепотом спросил я у Мойта.

– Понятия не имею, – ответил он.

– Наверно, собрались во дворе дворца, – сказал Бри, как и Нукс, стоявший рядом. – Принцессу судят, и все смотрят на это.

Это казалось вероятным и очень благоприятствовало нашим планам, поэтому мы ждали, сдерживая возбуждение и глядя на автомобиль. Но вот дядя Набот вскочил и замахал красным носовым платком.

По этому сигналу мы вчетвером, как один человек, перепрыгнули через канаву и вбежали внутрь, держа в обеих руках револьверы.

Я прыгнул на обломки, и неожиданно что-то подхватило меня и с силой бросило на землю; я раз или два перевернулся и оказался лежащим на спине под тяжестью гигантского индейца, прижимавшего меня коленом.

Я услышал рев Мойта и ответные крики двух наших чернокожих; повернув голову, я увидел, что все они бьются в руках индейцев, окруживших их со всех сторон.

Захват произошел гораздо быстрей, чем я могу описать на бумаге, и через несколько мгновений мы все четверо стояли обезоруженные и крепко связанные.

Признаюсь, я был чрезвычайно унижен этим хитрым обманом, произведенным Налиг-Надом. Злой король предвидел наше появление и, используя Илалу как приманку, заманил нас в засаду так надежно, что у нас не было возможности бороться или сопротивляться плену. Победа короля была полной.

Подождите, но есть еще дядя Набот. С ним стоит считаться. Я видел, что он по-прежнему стоит в машине и удивленно смотрит на сцену за стеной.

Индейцы тоже увидели его, и с дикими торжествующими криками два десятка воинов бросились к машине. Но дядя был предупрежден и хладнокровно положил на сидение рядом с собой несколько револьверов.

Из револьверов в обеих руках старый джентльмен начал стрелять в индейцев, как только они приблизились, и произвел такое смятение, что индейцы в замешательстве остановились, не зная что делать.

Опустошив два револьвера, мистер Перкинс бросил их в головы нападающих и взял вторую пару. Я гадал, почему туземцы не пронзят его стрелами или копьями, ведь верх машины снят и дядя беззащитен от оружия индейцев. Скорей всего, им приказано взять его живьем, и они не были готовы к такому яростному сопротивлению.

Вскоре один индеец обошел автомобиль, ухватился за поручень и легко прыгнул в машину. Но мой дядя мгновенно повернулся и сильными руками схватил туземца за талию. Подняв удивленного текла высоко в воздух, дядя Набот бросил его в свирепую толпу, свалив своей живой катапультой нескольких индейцев.

Но напрасны были эти удивительные сила и храбрость. Прежде чем дядя успел снова схватить револьверы, дюжина индейцев прыгнула в машину и схватила его так прочно, что дальнейшее сопротивление было невозможно. Маленького человека вытащили и потащили туда, где мы с удивлением и восхищением наблюдали за ним.

– Молодец, дядя! – воскликнул я. – Если бы мы все так сражались, была бы совсем другая история.

Он весело улыбнулся мне.

– Я не забавлялся так, мой мальчик, с тех пор как у Полли была корь, – ответил он, отдуваясь, – но, конечно, я давно не тренировался.

Теперь, когда мы из грозных врагов превратились в беспомощных пленников, перед нами появился со спокойным лицом король Налиг-Над и приказал отвести в одну из хижин; там мы должны ждать, пока он не решит, как от нас избавиться.

– Кто этот парень? – спросил дядя Набот, глядя на короля.

– Это Налиг-Над, – ответил я, угнетенный нашим поражением.

– Привет, Нэдди, старина, рад познакомиться, – сказал дядя Набот, делая шаг вперед, который позволили воины, и протягивая руки.

Король молча посмотрел на него. Он впервые имел возможность увидеть это добавление к нашей группе. Но на протянутую руку он не обратил никакого внимания.

– Я хорошо знаю твою дочь, – продолжал дядя, нисколько не смущенный холодностью приема, – она отличная девчонка, Налиг. Ты должен ею гордиться, старина!

Он начал хихикать и весело тыкать короля в ребра, заставив строгого монарха отпрыгнуть с возгласом негодования и гнева. Это, в свою очередь, так развеселило моего дядю, что он начал кашлять, а потом, когда лице его побагровело, стал задыхаться.

Король с изумлением смотрел на это представление, но, когда пленник совершенно неожиданно пришел в себя и вытер с глаз слезы веселья, варвар с отвращением хмыкнул и ушел в свой дворец. За ним следовала группа вождей, в которых я узнал советников короля.

Я поискал Илалу, но она исчезла, как только мы появились во дворе; теперь, когда она выполнила роль приманки, ее, несомненно, утащили служанки.

Нас отвели в одну из хижин, пристроенных изнутри к стене, и бесцеремонно бросили через дверь. Это был однокомнатный дом, с толстыми глиняными стенами, без мебели, только с глиняной скамьей у дальней стены. Единственным отверстием была дверь. Несколько сильных воинов, вооруженных и настороженных, стояли у двери караулом.

Нас не связали, но отобрали все оружие, включая карманные ножи, и мы были совершенно беспомощны.

– Мне не нравится положение, – сказал я, когда мы все сели на скамью.

– Плохой ящик, точно, мастер Сэм, – со вздохом сказал Бриония.

– Надеюсь, они не тронут машину, – нервно заметил Мойт. – Мне все равно, что со мной сделают, если они оставят автомобиль в покое.

– Вздор, – раздраженно сказал я. – Они не смогут ею воспользоваться, даже чтобы спасти шею. Так что не волнуйтесь, старина.

– Думаю, в ближайшее время мы тоже не сможем пользоваться автомобилем, – весело сказал дядя Набот.

– Это зависит от Неда и его людей, – заметил я. – Завтра утром он точно придет нам на выручку.

– Тогда будет слишком поздно, мастер Сэм, – сказал Нукс. – Этот злой король не позволит нам жить так долго.

– Тогда зачем он поместил нас сюда? – спросил я. – Если бы он хотел нас убить, мог бы сделать это на месте.

– Ничто не помешало бы ему сделать это сейчас, – сказал Мойт, подхватив предположение.

Такое состояние дел подбодрило нас. В груди обреченных всегда сохраняется надежда; мы сидели так целый час и пытались утешить себя мыслью, что обязательно появится возможность спастись. Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что положение наше было безнадежное, но тогда нам оно таким не казалось.

Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас сожалел, что попытался спасти девушку. Илала защищала нас, и наш долг защитить ее, даже если бы Мойт не был настолько опьянен ее красотой, что не мог смириться с разлукой…

Я все еще был мальчиком и был не так флегматичен, как остальные; я думал, увижу ли когда-нибудь прекрасный новый корабль, который строит мой отец; я вздыхал при мысли, что, может быть, никогда не ступлю на его палубу, а ведь сколько планов мы строили на будущее. Немного утешала мысль, что алмазы находятся в безопасности на корабле и что Нед присмотрит за ними и отдаст мою долю и долю дяди Набота моему отцу. Но мы дорого заплатим за сокровище, которое отобрали у санбласт.

Прошла и миновала середина дня. Нашим караульным принесли еду, нам – нет. Мы не очень хотели есть, но это пренебрежение казалось зловещим. Это означало либо то, что нам недолго осталось жить, либо нас решили уморить голодом. Мы старались поверить во второе.

Однако вскоре после полудня неопределенность исчезла. Вошли наши стражники в сопровождении одного из вождей, который сказал, что нас отведут на суд. Нас приготовили к этому испытанию, связав руки за спиной так надежно, что путы не могли соскользнуть. Потом нас привязали друг к другу очень оригинальным способом.

Принесли веревку из выделанной шкуры, один ее конец держал туземец, а второй в виде петли накинули на голову Дункану. Вторую петлю надели на шею Брионии, – третью – на шею дяди Набота, четвертую – на Нукса и пятую – на шею мне. Оставшуюся небольшую часть веревки держал в руках второй стражник, и мы оказались надежно связанными. Если бы кто-то из нас попытался бежать, он только затянул бы свою петлю, а может, петли других, и мог задохнуться…

Прекрасный способ держать нас, лишив возможности сопротивляться, и можете быть уверены, нам такая организация не понравилась.

Когда мы были таким образом связаны, вождь – кстати, это был «зеленый вождь» – строго приказал нам идти. И мы, как скованные цепью осужденные преступники, вышли из темной хижины во двор.

Сложные приготовления к «суду» над нами, несомненно, были лестными, но мы были не в настроении оценивать издевательское внимание санблас.

Обширное пространство перед дворцом было заполнено молчаливыми индейцами; их было так много, что мы поняли: они собрались со всех частей страны.

Стражники провели нас через плотные ряды зрителей на свободное место в центре, где сидел на скамье Налиг-Над; за ним группа его приближенных вождей. По сторонам от этой любопытной группы сидели на земле несколько женщин в платьях с зелеными полосками. У ног короля те же красивые мальчик и девочка, которых я видел при первом знакомстве с владыкой.

Но это не все. На открытом пространстве справа от короля между двумя сильными стражниками стояла Илала. Руки девушки были связаны за спиной, но глаза не закрыты повязкой. На ее красивом гордом лице улыбка. Когда мы остановились перед ней, она ясным голосом по-английски сказала:

– Мужайся, белый вождь. В смерти, как и в жизни, Илала твоя.

Гневно зашумели туземцы, понимавшие по-английски. Король с мрачным выражением на выразительном лице посмотрел на свою дочь.

– А я принадлежу Илале, – спокойно ответил Дункан Мойт, улыбнувшись своей возлюбленной.

Я гордился смелостью своих товарищей в этом трудном испытании. Бриония и Нукс выглядели достойно, они казались спокойными и равнодушными. Дядя Набот улыбался и с интересом наблюдал за каждой сценой этого драматического представления, а изобретатель был так хладнокровен, словно все собрались, чтобы воздать ему почести. Не знаю, как я сам вынес это испытание, но помню, что мое сердце билось так быстро и громко, что я побоялся, как бы это не услышали и не решили, что я испугался. Возможно, я действительно боялся, но в то же время был возбужден, потому что мне пришло в голову, что я в последний раз в жизни вижу солнце и дышу теплым южным воздухом. Я жалел себя, потому что был молод и мне еще многое предстояло пережить.

Казалось, первой будут судить Илалу, потому что у нее более высокий статус, чем у чужаков.

Обвинял ее король, и говорил он спокойно и убедительно. Но постепенно его речь становилась все более страстной и яростной, хотя он пытался убедить слушателей, что долг обязывает его присудить Илалу к наказанию. Как бы ни действовали его слова на подданных, нас он не убедил. Это был отец против дочери, но, может быть, ненависть короля к белым заставила его осудить своего первого ребенка, иначе он предпочел бы, чтобы эта красивая девушка, стоявшая у его ног, оставалась его преемницей.

– Повелители и вожди текла, – заговорил он на родном языке, – принцесса Илала нарушила наши законы и традиции, которые наш народ соблюдал столетиями. Мы всегда ненавидели белую расу, и по заслугам. Мы запретили белым приходить в наши владения и не проявляли милосердия, когда они попадали нам в руки. Но эта девушка, чье рождение и статус так велики, что она должна была сменить меня на троне как правительница текла, оскорбила наши самые святые чувства. Она приняла и защитила белых захватчиков. Она осмелилась полюбить их вождя, который лгал нам и обманывал нас. Она даже забыла свое девичье достоинство и убежала с ним, предпочитая его своему народу. По закону я, отец, не могу судить и осуждать ее, хотя мое право – судить остальных. Поэтому я вручаю ее судьбу в ваши руки, мои благородные вожди. Скажите мне, какой должна быть судьба этой лживой текла. Каким должно быть наказание Илалы?

Вожди колебались и даже как будто страшились этой возложенной на них ответственности. Они шепотом начали советоваться друг с другом, неуверенно поглядывая на принцессу, которая улыбалась им без следа страха на прекрасном лице.

Стоя сразу за Илалой, я увидел нашего старого друга Тчарна, златокузнеца и изготовителя стрел, на подвижном лице которого видно было волнение за судьбу принцессы. Он беспокойно переводил взгляд с девушки на ее судей, и было очевидно, что он боится, что ее осудят.

Сам я по лицам вождей пытался понять, что они решили; мне казалось, что, хоть все ее любят, вожди не найдут оправдания ее поступку. Их совещание длилось так долго, что король потерял терпение и его враждебность становилась все более заметной; он угрожающе смотрел на девушку, потом выжидающе на ее судей, которые старались отводить глаза.

Наконец совещание кончилось.

Высокий худой вождь, седина которого и многочисленные зеленые полосы в одежде свидетельствовали о его важном положении, выступил вперед и поклонился королю.

– Великий правитель текла, – сказал он, – мы обсудили необычное поведение принцессы и хотим задать ей вопрос.

– Слова осужденной не могут приниматься во внимание, – жестко сказал король.

– Они касаются не ее осуждения, а наказания, – ответил вождь.

– В таком случае задавайте вопрос.

– Принцесса, – сказал старый вождь ласково, словно говоря с ребенком, – если в своем милосердии мы сохраним тебе жизнь, обещаешь ли ты отказаться от белого вождя и предать его и его спутников нашей мести?

– Нет, – гордо ответила она.

Вождь вздохнул и повернулся к другим вождям, которые серьезно кивнули.

– В таком случае, – сказал он, снова повернувшись к королю, – мы пришли к решению, что поведение принцессы заслуживает наказания и что это наказание – смерть.

Король торжествующе улыбнулся и посмотрел на своих приближенных. Никто: ни мужчина, ни женщина – не ответили на его улыбку. Все стояли неподвижно, как скалы, и только маленький изготовитель стрел дал волю своему горю, закрыв голову руками и жалобно всхлипнув.

– Мы также установили, – серьезно, после болезненной паузы, продолжал вождь, – что закон текла запрещает поднимать руку на того, у кого королевская кровь, особенно если эта личность не подлежит наказанию как преемник трона.

Никто в толпе, услышав это заявление, не сдержал волнения. Туземцы переглядывались, и было видно, что они довольны.

Мне начинали нравиться эти люди. Сами по себе они не расположены к злу, но их дьявольский король так долго определял их мысли и действия, что они буквально стали рабами его капризов.

– Поэтому, – твердо и решительно продолжал вождь, – кто приведет в исполнение наш смертный приговор принцессе?

– Я сам! – воскликнул Налиг-Дан, вскакивая. – Король связан только одним законом – своей волей. Она осуждена на смерть и должна умереть.

Он мгновенно схватил свой лук и наложил стрелу.

Я посмотрел на Илалу. Лицо у нее было бледное и напряженное, но она не дрогнула. Бросила беглый взгляд на лицо Дункана, потом повернулась и посмотрела на своего жестокого отца.

Король не колебался. Он натянул тетиву до подбородка, быстро прицелился и пустил смертоносную стрелу.

Все закричали. Этот крик звучал у меня в ушах, когда я увидел, что Тчарн взвился в воздух перед принцессой, принял стрелу в грудь и, дергаясь в агонии, упал на землю.

Вокруг нас разразился хаос. Толпа устремилась к центру трагедии, толкая нас вперед, словно мы оказались на вершине волны. Сдержанность туземцев исчезла, все кричали и выражали свое возбуждение.

Кто-то перерезал путы Илалы, и девушка опустилась на землю, поддерживая голову маленького изготовителя стрел, прижимая ее к груди, отводя локоны и нежно целуя в лоб.

Но Тчарн не чувствовал эту ласку. Глаза его остекленели, стрела пробила сердце.

Петля сжалась и едва не задушила меня: Мойт наклонился к Илале и пытался помочь ей, несмотря на свое беспомощное состояние. Потом восстановилось какое-то подобие порядка; стражники оттеснили нас назад и ослабили петлю, которая едва не задушила меня.

Со слов туземцев я понял, что Тчарн своим поступком снял с Илалы всякую вину: закон гласит, что вместо приговоренного к смерти может погибнуть другой, тем самым оправдывая осужденного и освобождая его.

Поэтому король рычал, как дикий зверь, и грозил всем, кто выражал сочувствие девушке, чудом избежавшей его жестокой мести.

– Но белые должны умереть – и черные, которые с ними! – кричал он и бросал на нас такие полные ненависти и злобы взгляды, что мы поняли: наша судьба решена.

Бедного Тчарна унесли, и принцесса встала и теперь смело стояла перед отцом.

– Глупо говорить о том, чтобы причинить вред этим незнакомцам, – бесстрашно сказала она королю. – Я знаю их удивительную силу и способность уничтожить всех, кто попытается причинить им вред.

Король презрительно взревел, но слова Илалы произвели впечатление на толпу, текла возбужденно загомонили.

– Что они могут? – презрительно спросил Налиг-Над. – Они всего лишь люди, и они в моей власти.

– У них волшебная колесница, – ответила она. – Вы все знаете, что она приносит смерть и уничтожение их врагам.

– Волшебство! – шумно рассмеялся король. – Ты называешь это ничтожное сооружение человеческих рук волшебством?

Все повернулись к отверстию: в ста ярдах от разрушенной стены неподвижно, как мы его оставили, стоял автомобиль Мойта.

Большинство присутствующих были свидетелями того, на что способна эта машина, и у всех на лицах было выражение страха и почтительности. Налиг-Над видел это и пришел в ярость.

– Идемте! – воскликнул он. – Я вам докажу, что у белых людей нет волшебства.

Схватив у приближенного тяжелое копье с бронзовым наконечником, он в сопровождении толпы своих самых верных поклонников направился к машине. Остальные оставались с нами, но смотрели с любопытством.

Я видел, что у Мойта побледнело лицо и дрожали губы, но он стоял решительно и твердо, глядя, как король подходит к его любимой машине и мощным ударом копья пробивает плиту, защищавшую двигатели.

Признаюсь, я был поражен его невероятной силой: никогда я не видел более мощного атлета, чем свирепый Налиг-Над. Когда в боку машины появилась рваная щель, толпа, окружавшая ее, заплясала от радости и насмехалась над беспомощным созданием мозга изобретателя, как будто машина живая и может почувствовать ее презрение.

Налиг-Над снова поднял копье и ударил по боку машины, снова пробив плиту из легкого, но прочного металла. Третий удар обрушился на автомобиль, а затем…

А затем мир словно подошел к концу.

Меня с такой силой бросило на мощного стража, что он упал на землю и его голова раскололась, словно орех. Но я этого не знал. Придя в себя, я услышал со всех сторон стоны и увидел, что земля покрыта телами ошеломленных туземцев.

Нож разрезал мои путы и освободил меня; я, пошатываясь, встал и увидел, что меня поддерживают Илала и Дункан Мойт; вскоре я уже мог стоять самостоятельно.

Бриона и Нукс, невредимые, деловито помогали ошеломленным туземцам, а дядя Набот сидел на скамье короля, в разорванной в клочья одежде, и красным носовым платком вытирал кровь, сочившуюся из разреза на голове.

Я удивленно осмотрелся, пытаясь понять, что произошло, и увидел впившийся в стену дворца кусок серебристо-тусклого металла. Это послужило подсказкой; я посмотрел туда, где стоял автомобиль, и увидел, что он исчез. Исчезли также Налиг-Над и толпа свирепых туземцев, окружавших короля, когда он пронзал копьем сердце изобретения Дункана Мойта.

Я вспомнил сосуд с глицериновой взрывчаткой и сразу понял все. Острие копья сделало Илалу королевой текла. И оно же уничтожило плод многих лет труда и вдохновения ее возлюбленного.

Пока деревня приходила в себя от ужасной катастрофы и те, что не пострадал, заботились о своих менее удачливых собратьях, нас поместили в удобных покоях во дворце, дали нам еду и питье, и все удобства, на которые был способен дворец.

Какое-то время мы не видели Илалу, потому что она вместе с оставшимися вождями делала все возможное для восстановления нормальной жизни в деревне. Мойт был с ней, внимательный и активный, он помогал Илале в ее заботах. Все это я узнал впоследствии. Тогда мне казалось, что он вне себя от горя и отчаяния, и я больше сожалел об уничтожении машины, чем о смертях, вызванных ее взрывом. Погибшие – это дикари, они не имеют значения, а машина, погибшая с ними, как я был уверен, высочайшее достижение человечества в любой цивилизации.

Но когда вечером к нам пришли Дункан Мойт и Илала, я был поражен спокойным стоицизмом изобретателя. Конечно, он было опечален, но у него было задумчивое и решительно выражение лица, и никакого отчаяния.

– Мне жаль, старина, – сказал я, сочувственно положив руку ему на плечо. – Я знаю, каким долгим и скучным покажется вам время, пока вы не сможете заняться сооружением новой машины, такой же совершенной, как та, что вы потеряли.

Он слегка содрогнулся, услышав мои слова, и мягко ответил:

– Сэм, я больше не построю ни одной машины. С этой мечтой покончено.

– Покончено! – удивленно воскликнул я. – О чем вы говорите? Вы откажетесь от всех своих амбиций, от ожидающего вас состояния, от аплодисментов и восхищения человечества?

– Какое это имеет значение? – спросил он. – Да, я отказываюсь от всего этого. Я буду жить с Илалой.

– Здесь?

– Да, здесь, в этой полуварварской и почти неизвестной земле текла. Результат многих лет работы исчез в одно мгновение, и мне не хватит храбрости начинать все сначала. У меня нет патентов на машину, а все чертежи и расчеты погибли вместе с ней. Я никогда не смогу построить равную по совершенству машину. Но зачем мне делать это? Здесь мне не нужен автомобиль. Не нужны состояние или слава, ничего не нужно, кроме любви, которую Илала дает мне бесплатно.

– Вы хотите сказать, что навсегда останетесь в этой забытой стране?

– Таково мое намерение, – сказал он. – Я помогу жене править ее народом, в ее обществе буду счастлив самым простым и естественным образом.

Мы долго и оживленно спорили с ним, а Илала, молча улыбаясь, сидела рядом, абсолютно уверенная, что мы не сможем изменить это неожиданное и нелепое решение.

Подобрали несколько останков и решили, что это останки того, кто когда-то был Налиг-Даном. Их сожгли на костре в ходе многочисленных внушительных церемоний. Горели и другие погребальные костры – и во дворе, и на равнине за пределами стены, потому что большинство злых зеленых вождей последовали за королем, чтобы помочь ему уничтожить машину, и разделили его участь.

На следующий день ярким утром на краю леса появился Нед Бриттон с отрядом, матросы пришли к нам на помощь. Мы вышли им навстречу и рассказали о гибели короля и о нашем изменившемся положении при новом правителе Сан-Блас. Нед на корабле слышал и ощутил взрыв, но приписал его землетрясению.

Индейцы не слишком радовались вновь пришедшим, однако я считаю, что мы придали достоинство церемониям дня, которые включали официальное признание Илалы как правителя и законодателя страны и ее последующий брак – очень примитивный обряд – с изобретателем Дунканом Мойтом. Муж Илалы был принят в племя текла, после чего возбуждение спало, и жители занялись своими обычными делами.

Однако нельзя было отрицать, что туземцам не нравилось наше пребывание среди них, и мы, оставаясь в деревне, не чувствовали себя спокойными.

Поэтому я сказал «королю Дункану», как шутливо называл его дядя Набот, что мы собираемся поспешно вернуться на корабль.

Он не возражал против нашего ухода и просто сказал, что это будет самым разумным. Потом немного поколебался, словно в замешательстве, и добавил:

– Вы должны знать, что вам никогда нельзя будет возвращаться. Текла будут жить своей жизнью, по своим обычаям, и я стану одним из них и забуду обо всем, что существует за нашими границами. Мы разрешаем вам свободно уйти в обмен на вашу доброту к нашей королеве, но, если вы посмеете вернуться, предупреждаю, что вы будете приняты как враги и преданы смерти.

– Значит, вы станете новым Налиг-Надом? – спросил я, возмущенный его словами.

– В будущем, как и в прошлом, деморализующее влияние белых и их фальшивой цивилизации будет исключено из страны Сан-Блас, – холодно ответил он. – Моя жена будет править, как правил ее отец, несмотря на то, что один белый допущен в наше сообщество. Вы были моими друзьями, но, когда вы уйдете, вы должны будете забыть нашу дружбу, как решил это сделать я. Если вы снова вторгнетесь в нашу страну, то только на свой страх и риск.

Это заявление из уст того, кого я считал верным товарищем, наполнило меня ужасом, смешанным с негодованием. Но этот человек всегда был необычным, и я пытался сделать скидку на его странный характер.

– Скажите мне, – спросил я, немного подумав, – как мы разделим алмазы?

– Они ваши. Мне они больше не нужны, – добавил он с ноткой печали в голосе. – Можете забрать мою долю – на одном условии.

– На каком, Дункан?

– Вы никому не скажете, где их нашли, и обещаете никогда не возвращаться за новыми.

Я колебался, а дядя Набот выглядел очень разочарованным.

– Я собираюсь, – решительно продолжал Мойт, – поддерживать традицию текла. У нас не должно быть ничего, что вызывает алчность внешнего мира, потому что только так мы сможем контролировать свою территорию. Я рад, что дерзкий Тчарн умер, и в течение следующих нескольких дней уничтожу все его прекрасные работы по золоту. Я также прикажу обыскать долину алмазов и бросить все белые булыжники в море. Таким образом у вас и у других не будет искушения снова прийти сюда. Наш закон будет исполняться жестко, и все чужаки, белые и черные, которые его нарушат, будут жестоко наказаны.

Да, я всегда подозревал в Мойте какую-то ненормальность. Возможно, уничтожение его удивительной машины нарушило непрочное равновесие в его сознании. Я видел, что он абсолютно серьезен и всякий спор с ним невозможен. Мои товарищи тоже заметили странный блеск в его глазах, предупредивший их, что он и пальцем не шевельнет, чтобы спасти их, если они попытаются вернуться в страну, которой правит королева Илала.

И мы с сожалением подчинились неизбежному. Мы попрощались с Дунканом Мойтом и его прекрасной супругой и пошли через лес, пока не вышли на берег реки, где увидели наш разбитый корабль. Нас сопровождал сильный отряд из молчаливых воинов, которые наблюдали за нами, пока мы не поднялись на борт, а потом исчезли, как призраки.

С тех пор я никогда не видел изобретателя и не ступал на землю текла.

Что ж, как вы догадываетесь, мой рассказ подошел к концу. Мы с дядей Наботом отправились в Колон, и, так как город нам не понравился, мы на поезде пересекли Панамский перешеек, что понравилось нам не больше. Жители здесь жалкие, ни по уму, ни по достоинству их не сравнить с изолированным племенем санбласт. Однако когда-нибудь, после завершения строительства великого канала, американцы поселятся здесь в таком количестве, что местное население исчезнет.

Ошибочно считать, что в Панаме нездоровый климат. На плоскогорье, к северу и к югу от углубления, в котором прокладывается канал, такие же здоровые условия, как в любой другой тропической стране мира. Однако в зоне самого канала шириной в десять миль плохие санитарные условия, отсутствие канализации у французских рабочих вызывают постоянные лихорадки и болезни. Теперь американцы энергично чистят Авгиевы конюшни и устанавливают нормальную санитарию. Но я должен сказать, что, если вы собираетесь открыть бизнес в Панаме, лучше вам выбрать для жизни другое место.

Вскоре мы вернулись на корабль, предпочитая его городам на перешейке, и ждали прибытия в Колон «Кармении». Затем ее капитан, активный и энергичный молодой человек, по имени Колтон, принял на себя управление остатками «Глэдис Х.» Он получил приказ забрать груз, снять все ценное и оставить разбитый корабль на месте.

Он легко поставил свой корабль рядом с нашим, и, как только он вступил в командование и дал мне расписку, мы забрали свои личные вещи и на шлюпках отправились в Колон, откуда вскоре пароход должен был увезти нас в Нью-Орлеан.

Я все время смотрел на лес, думая, что Мойт может прийти, чтобы попрощаться, но он не появился. Мы предупредили капитана Колтона, что нельзя высаживаться в стране Сан-Блас, но не рассказывали ему о наших недавних приключениях.

Через несколько дней мы сели на пароход и быстро переплыли Мексиканский залив. В Челси мы были двадцатого февраля, и нас приветливо встретил мой отец, сообщивший, что «Чайка» почти готова.

Алмазы были проданы удивительно дорого, потому что камни оказались очень большими и совершенными по качеству, а полученные средства мы поровну разделили между Недом Бриттоном, дядей Наботом и мной. Мы отобрали три хороших «белых булыжника» и вырученные за них деньги разделили между нашими верными матросами, которые радостно получили довольно большие суммы. Нукс и Бриония отказались получать деньги. Они сказали, что принадлежат дяде Наботу и «мастеру Сэму» и знают, что могут получить все, что есть у нас.

Ни мистер Харлан, ни его компания никогда не винили нас в потере «Глэдис Х.». Это одно из тех роковых обстоятельств, с которыми не справится ни один смертный.