Не знаю, сколько я просидел там. Пока не рассвело, и розовый рассвет не заставил меня встрепенуться и вскочить на ноги. Тело Денниса по-прежнему лежало прямо передо мной, а я не мог даже выкопать ему могилу, чтобы похоронить по-человечески. Сухой каменистый грунт пустыни Чиуауа, будь он проклят, порой не возьмёшь даже ломом. А у меня из инструментов теперь только собственные руки.

Я провёл руками по лицу, пытаясь хоть немного успокоиться, собрал всё, что валялось на земле. Мобильники, ключи. Монетку. Я этот доллар засуну Мартинесу в глотку, чтобы он им подавился и издох. А ещё лучше — отолью из него серебряную пулю, чтобы наверняка убить этого дьявола.

Но это всё был бессильный гнев, который быстро вновь сменился тяжёлой апатией, и мне пришлось буквально заставлять себя двигаться. И я чувствовал, как прежний я, старый Женька Шульц, Евгеша, Фриц, растворяется и исчезает. Ему здесь не место. Здесь, в пустыне, если я хочу выжить, придётся забыть про мораль, милосердие, и всё такое прочее. Придётся стать хладнокровным и опасным, как гремучая змея.

— Прости, дружище, — пробормотал я, прикрывая глаза успевшему окоченеть мертвецу.

Ему-то всё равно, но мне было не по себе от того, что приходится оставлять его вот так, на поживу койотам и другим диким зверям. Единственное, что я мог для него сделать, так это выбраться из пустыни и попытаться хоть как-то отомстить за его смерть.

И даже если бы Дэнни остался жив, нам всё равно пришлось бы падать на хвост Мартинесу и его шайке, чтобы любой ценой вернуть наши пушки. Дело даже не в том, что нас ограбили, как первокурсницу в тёмном парке, а в том, что любой толковый слесарь, немного изучив конструкцию наших карабинов и пистолетов, сумеет её повторить, в одночасье становясь самым лучшим оружейником планеты. Особенно если догадается, как переделать Сайгу на автоматический огонь.

Этого я позволить никак не мог. Это даже не спортивный альманах, это гораздо, гораздо хуже. Не знаю, какой сейчас год, но если даже в Первую Мировую все участники вступят, массово имея на вооружении автоматы и пулемёты, эта бойня станет ещё более кровавой. Такой технологический прорыв нашей планете не нужен.

Солнце вновь начало припекать, и я напоследок обошёл стоянку бандитов по кругу. Они даже и не думали заметать следы, которые легко читались невооружённым взглядом. Как раскрытая книга. И следы подкованных копыт шли как раз с той стороны, куда мне и указал Мартинес-младший. На запад. Значит, они бежали из города. Это давало мне надежду на то, что я смогу повстречать их преследователей. Уж они-то должны мне помочь.

— Прощай, Дэнни, — тихо произнёс я, в последний раз глядя на своего друга, которому просто повезло чуть меньше, чем мне.

А затем я пошёл на запад, ориентируясь по следам шайки мексиканцев. Солнце нещадно палило в спину, сухой ветер поднимал пыль, скрипевшую на зубах и забивавшуюся в ботинки.

Не будь этих следов, я бы неизбежно свернул куда-нибудь не туда и начал бы блуждать по кругу, как это бывает в лесу. А так я мог хотя бы примерно видеть, куда иду, и даже если след обрывался, то вскоре находился снова.

По пути у меня было время поразмыслить, и я этим временем пользовался на полную.

То, что мы попали в прошлое, я уже принял как свершившийся факт. Вопрос в том, какой сейчас год. Я постарался вспомнить вооружение мексов, револьверы и лупары. По виду вроде не самые древние, но самовзводных не припомню. Мартинес взводил курок после каждого выстрела, и порох у него был дымный. Середина или конец девятнадцатого века, точнее не сказать. Точно не начало двадцатого, иначе пушки у них были бы чуть получше и не капсюльные, а под унитарный патрон.

Если Гражданская ещё не началась или уже идёт — я в жопе. Примут как бродягу, забреют в армию (второй раз!) и отправят босиком штурмовать какой-нибудь форт в компании с такими же бродягами-бедолагами и ниггерами, пока там белые жантельмены танцуют на званых ужинах в Атланте или Ричмонде.

Если закончилась недавно — я всё равно в жопе. Послевоенная разруха это не шутки, и добывать свой кусок хлеба придётся с боем, сражаясь за любую работу с армией таких же бродяг, как я. И работа здесь не чета моей прежней.

Если закончилась сравнительно давно — тогда уже получше, можно жить. Уж свои навыки вместе с послезнанием я сумею приложить куда-нибудь. Хотя… Особыми навыками я не обладал, поэтому и прозябал в нищете, перебегая с одной работы на другую. Принеси-подай. Бери больше, кидай дальше, пока летит — отдыхай. Возвращаться на подобную работу не хотелось, а что-то мне подсказывало, что только её мне и смогут предложить.

Оставалось только надеяться на лучшее, на то, что я сумею хоть как-то пристроиться, влиться в местное общество. Но для начала необходимо выжить и выбраться из этой бесконечной пустыни.

Когда едешь через пустыню на пикапе, да по хайвею, она кажется бескрайней. Когда топчешь её своими ногами, она кажется бесконечной. Только камни, песок, колючки да ящерицы.

Я брёл по следам банды Мартинеса, но в обратном направлении. Солнце палило нещадно, заставляя меня истекать потом и терять драгоценную воду, которой у меня не осталось ни капли. Губы растрескались, язык превратился в неповоротливого кита. Порой мне казалось, что я вижу городок на горизонте, но всякий раз оказывалось, что это просто зрение играет со мной злые шутки, что это мираж или скалы причудливой формы.

Но я не оставлял надежды. В конце концов, если я буду идти по следу бандитов, я могу найти тех, кто тоже идёт по их следу. Может быть, приём мне окажут не самый тёплый, я и впрямь был одет необычно для этих мест, а встречают всё равно по одёжке, но и подыхать в пустыне меня не оставят. Уж лучше прослыть дурачком во всём штате, чем испечься заживо под этим солнцем, бьющим в голову не хуже профессионального боксёра.

А ещё меня терзало одиночество. Не только потому что я оказался один в пустыне, но и потому, что единственный человек, которому я хоть сколько-нибудь доверял в этой стране, теперь остался лежать с тремя пулями в брюхе. Мы с Дэнни сначала были просто коллегами, потом начали общаться на тему оружия, политики и тачек, потом начали пить пиво по выходным. Он выручал меня в трудную минуту, я порой выручал его. А ведь у него остались шестеро детей, жена и престарелая матушка. Что им скажут? Пропал без вести? От этого становилось горше всего.

Сраный Мартинес, сраный мексиканец, будь он проклят. Хотя я-циник понимал, что вдвоём с Дэнни у нас не было бы ни единого шанса выбраться из пустыни пешком. Я был гораздо выносливее и сильнее него. Но я-друг всё равно ощущал странную смесь тоски, гнева и скорби. Ничего, я обязательно отомщу. Хорхе Мартинес-младший ещё пожалеет о том дне, когда решил с нами связаться.

Никаких преследователей мне так и не повстречалось. Ни шерифа, ни маршалов, ни просто разъярённых фермеров, никого. Город показался на горизонте к исходу дня, и я несколько раз протирал глаза, чтобы удостовериться в его реальности.

Я выбрался.

Голодное брюхо прилипало к позвоночнику, дикая жажда мучила и терзала. Но вид приземистых кирпичных домиков и плоских крыш словно придал мне сил, и я даже ускорился, чтобы поскорее добраться до него. Плевать на город, плевать на людей, мне нужен колодец. Сойдёт даже корыто для лошадей. Лужа, в конце концов. Когда ты в последний раз хлебнул водички двадцать часов назад, брезгливость уходит куда-то на второй план.

Я перемахнул через какую-то изгородь из длинных жердей, предназначенную скорее не для защиты от вторжения, а для того, чтобы не разбежался скот, и побрёл к колодцу, который манил меня, как путеводная звезда. Слава Богу, ведро в колодце оказалось на месте, и я сперва вылил полведра холодной воды себе на голову, а потом принялся лакать прямо из него, как собака.

Поэтому я даже не заметил, как появился хозяин этого места. Громыхнул выстрел, жаркая свинцовая волна пронеслась над моей головой, так что я подскочил и рухнул наземь, тут же отползая в укрытие, за каменные стенки колодца.

— Эй, мистер! Это частные владения! — раздался недовольный возглас со стороны дома.

Я прислонился головой к холодным влажным камням. В голове проносились десятки мыслей одновременно, но ни одна из них не помогала мне решить возникшую ситуацию.

— Вы меня слышите, мистер? — возглас раздался снова.

— Да, слышу! Прошу прощения! Я заблудился в пустыне! — крикнул я, вжимаясь в мокрую землю и не смея выглянуть из укрытия.

Я уже успел убедиться, что тут сначала стреляют, а потом спрашивают.

— Не стреляйте! — крикнул я.

— Выходи, а я сам решу, что мне делать! — рявкнул незнакомец.

Как будто у меня был выбор. Я медленно поднялся на ноги, вскинув руки над головой. Напротив меня стоял мужик в широкополой потёртой шляпе и выцветшем красном нижнем белье, напоминающем комбинезон. В руках он держал двуствольное ружьё, и я видел, что один курок всё ещё взведён.

На меня он глядел с нескрываемым недовольством. Хотя я его понимал, я бы тоже был не рад, если бы к моему дому вдруг вечером припёрлось какое-то тело и забралось на мою территорию.

— Я заплутал в пустыне! Меня ограбили! — крикнул я. — Хорхе Мартинес, мать его дери!

Мужик нахмурился ещё сильнее, но ружьё всё-таки закинул на плечо, а я выдохнул и опустил руки.

— Везучий ты парень, — протянул он.

Я непонимающе развёл руками.

— Повезло, что живым ушёл, — пояснил он. — Мартинес со своими дружками тут почту обнёс позавчера. Работы нашему гробовщику прибавил изрядно.

— Разрешите… Воды? — спросил я.

— Сколько угодно, парень, — хохотнул мужик. — Пей и выметайся.

Ладно, я и не надеялся на гостеприимство. Я вытянул ещё одно ведро воды и жадно присосался к ней, чувствуя, как ледяная вода проваливается в пустой желудок.

— Спасибо, мистер, — произнёс я, вдоволь напившись и умывшись от пыли и грязи.

— Шевелись быстрее, — проворчал мужик, указывая стволом на калитку.

— Да-да, конечно, — пробормотал я, быстрым шагом устремившись туда.

Жить сразу стало лучше. Мужик вывел меня на улицу, не говоря больше ни слова, и я очутился на главной улице неизвестного городка. Подобное отношение было для меня не в новинку, американцы никогда не славились гостеприимством, но нехороший осадочек всё равно остался. Не пристрелили за вторжение, и на том спасибо.

Мужик даже не попрощался, просто выставил меня и ушёл, а я медленно побрёл по пыльной улочке, разглядывая приземистые деревянные дома и вывески в типично западном стиле. «Припасы Томпсона», «Аптека», «Конюшни Голдуэлла и сыновей», салун «Звезда Запада». Людей на улице было немного, но каждый встречный считал своим долгом искоса на меня посмотреть, будто я шёл по улице нагишом.

Причём люди встречались самые разные, как благообразные городские джентльмены в строгих костюмах, так и оборванные небритые ковбои в помятых шляпах и запылённых сапогах. Несколько раз мимо меня проезжали всадники, один раз промчался дилижанс, вздымая целую кучу пыли.

Немного поразмыслив, я направился к офису шерифа. В конце концов, меня ограбили, и помощь со стороны закона мне не помешает. Сам офис обнаружился тут же, на главной улице этого небольшого городка, и я уверенно постучал в дверь.

Никто не ответил. Подёргал — закрыто. Я даже отошёл на пару шагов и ещё раз взглянул на вывеску, убедиться, верно ли я увидел звезду и надпись «Шериф».

— Ищете шерифа, мистер? — вальяжно спросил меня какой-то прохожий в чёрном котелке.

— Да, не подскажете, где мне его найти? — отозвался я.

— Боюсь, наш шериф вам уже ничем не поможет, он сейчас гостит у мистера Бигелоу, — улыбнувшись и приподняв котелок, произнёс прохожий, а потом добавил, видя, что я его не понимаю. — Мистер Бигелоу это наш гробовщик.

— Ясно, — пробормотал я. — А помощник?

— Боюсь, и помощник тоже, — сказал прохожий, кивнул мне на прощание и быстро удалился.

Досадно. А ждать, пока местные выберут нового шерифа, мне как-то не с руки. Я снова почесал бритую голову под кепкой. Вариантов оставалось немного. Либо в церковь, либо в салун.

В церкви поздним вечером может никого и не быть, а вот салун наверняка сейчас полон аборигенов, и, если честно, появляться в салуне в таком виде, как сейчас, мне не хотелось. Я уже предвидел насмешки местных задир и их попытки помериться письками, самоутверждаясь за мой счёт. С другой стороны, там может найтись и работа, и владелец, если с ним договориться, может накормить меня в долг. Побираться и попрошайничать я тоже не хотел, но если придётся, то куда деваться. А в церкви какой-нибудь сердобольный пастор может накормить меня и вовсе бесплатно. У меня уже больше суток во рту даже маковой росинки не было, и голодный желудок требовал еды. Обмануть его колодезной водой не получилось.

И раз уж в церкви есть теоретические шансы пожрать бесплатно, то я первым делом направился туда. Серая каменная церковь с прямым католическим крестом над входом казалась просто крохотной по сравнению с нашими православными храмами, но я пришёл сюда не любоваться архитектурой. Я постучал в двери, надеясь, что меня хоть кто-нибудь услышит. Чувствовал я себя крайне неловко.

Внутри, по всей видимости, не было ни души, как и на прилегающем к церкви кладбище, что, в принципе, немудрено. Время было уже позднее, и нормальные люди по вечерам в церковь не ходят. Значит, идём в салун. Других вариантов не оставалось.

«Звезда Запада», похоже, была единственным подобным заведением в городе. Это становилось ясно и по натоптанной к салуну тропе, и по доносящемуся изнутри весёлому шуму и звукам фортепиано. Я подошёл к нему, взглянул на привязанных у салуна лошадей, собрался с духом и распахнул двери, погружаясь в чад кутежа.

Если бы это был фильм категории «Б», музыка бы остановилась, в воздухе повисла бы гнетущая тишина, а взоры всех и каждого оказались бы прикованы к новому посетителю, но на меня лишь покосились несколько пьяных ковбоев, да бармен прищурился, мгновенно оценивая, как меня обслуживать и стоит ли обслуживать вообще.

За одним из столов играли в покер, за другим неторопливо ужинали несколько почтенных горожан, несколько девушек, по всей видимости, здешних работниц, подпевали музыканту за фортепиано. Пожилой бармен натирал стаканы чистой тряпочкой, то и дело разглядывая стекло на предмет оставшихся разводов.

Я снял бейсболку и уверенным шагом прошёл к барной стойке, стараясь не обращать внимания на косые взгляды. Не люблю, когда на меня пялятся, но сейчас приходилось терпеть. Не в том я положении, чтобы выражать недовольство.

— Чем могу помочь, мистер… — равнодушно протянул бармен.

Больше всего меня удивил не его говор, типично южный, гнусавый, не закатанные рукава и не золотая цепочка, свисающая из кармана жилетки, а его роскошные седые бакенбарды. Таких уже давно никто не носил, и я ещё раз удостоверился, что на самом деле провалился в прошлое, а не сплю и не вижу галлюцинации от того, что мне напекло голову.

— Не знаю даже, с чего начать, — сказал я.

— С самого начала, я полагаю, — пожал плечами бармен.

— Да, пожалуй. Меня ограбил Хорхе Мартинес-младший, — сказал я.

Бармен без лишних слов достал из-под стойки рюмку и бутылку, налил до краёв и подвинул рюмку ко мне.

— Значит, за счёт заведения, — мрачно произнёс он и кивнул головой на плакаты, висящие на стене.

Я выдохнул, опрокинул виски в пустой желудок, отчаянно надеясь удержать его в себе, и посмотрел туда, куда указал бармен. С плаката на меня смотрела ухмыляющаяся рожа Мартинеса. И за него живым или мёртвым правительство штата обещало заплатить пять тысяч долларов.

Пять тысяч долларов. Немалые деньги даже через сто лет, а сейчас и вовсе сумма воистину астрономическая. Кажется, я нашёл себе занятие по душе.

Я вернул пустую стопку бармену и подошёл к плакатам поближе, разглядывая знакомую харю. Плакат был старый, чуть пожелтевший от времени, но рожа Мартинеса узнавалась чётко. А ещё на плакате оказались перечислены все его деяния, в числе которых значились ограбления дилижансов, ограбление поезда, кража скота, конокрадство и провоз алкоголя на индейскую территорию. Убийство шерифа в списке не значилось, но что-то мне подсказывало, что когда отпечатают новые плакаты, туда добавится и оно.

А ещё на плакате был напечатан год.

1875.

— Можно? — спросил я бармена, указывая на плакат.

— Что, не запомнил, как он выглядит? — хохотнул он. — Бери, всё равно скоро новые привезут. Мерзавец пристрелил шерифа и помощника, думаю, штат накинет ещё пару сотен сверху.

— Думаю, этот мистер запомнил только его револьвер, — сплюнув в какую-то металлическую вазу, процедил небритый ковбой, сидевший за барной стойкой.

Я неприязненно покосился на этого ковбоя, но, увидев два кольта у него на поясе, предпочёл не ввязываться в перепалку. Просто молча открепил плакат от стены, аккуратно сложил вчетверо и сунул во внутренний карман.

— Мы все запомнили револьвер сеньора Мартинеса, я полагаю, — постарался сгладить ситуацию бармен.

— У меня нет ни цента, я ищу работу, — сказал я. — Возьмусь за любую.

Пожалуй, эти слова мне приходилось произносить слишком часто.

— Ты выглядишь как янки, — ковбой сплюнул ещё раз.

— Оставь его в покое, Джордж, — попросил бармен.

— Ошибаетесь, мистер, я не янки, — зло процедил я.

Этот пьяный урод начинал меня раздражать всё сильнее и сильнее. Вот уж чего я не терпел, так это стремления американцев поделить всех на простые и понятные им категории. Янки, дикси, ниггеры, латиносы, так далее и тому подобное. Расизм там процветал даже спустя сто лет после отмены рабства и запрета сегрегации. И не только расизм, но и все прочие -измы тоже.

— А выглядишь как чёртов янки, — повторил ковбой. — И болтаешь, как янки!

— Если что-то выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, скорее всего, утка и есть, — пошутил кто-то из-за соседнего стола.

Так и знал, что ко мне обязательно начнёт цепляться какое-нибудь местное быдло. Я повернулся к этому идиоту и заглянул прямо в глаза, в которых не было ни капли интеллекта, зато они были залиты вискарём.

— Послушай, дружище, — медленно произнёс я. — Я сутки брёл через пустыню. У меня на руках умер мой лучший друг. Бандит отнял мои пушки. Думаешь, ты сможешь сделать мой день ещё хуже?

Ковбой молча поиграл желваками.

— Мистер, если у вас имелось оружие, почему же вы не отстреливались? — спросил один из игроков в покер, не отрывая взгляда от своих карт.

Думаю, лучше им не рассказывать, как мы с Дэнни попались мексам. Поднимут на смех.

— Кончились патроны, — немногословно ответил я.

— А вы стрелок, мистер? — спросил другой. — Бьюсь об заклад, вы не сумеете подстрелить даже мою шляпу, если я подброшу её в воздух.

— Янки-стрелок? Хейли, ты бредишь, — рассмеялся ещё один игрок.

— Во-первых, я не янки, — сказал я. — Во-вторых, мне нечего поставить на кон. В-третьих, лучше приберегите вашу шляпу, мне не хотелось бы её портить.

Мою тираду проигнорировали.

— А я готов поставить десятку, что подстрелит! Я готов даже дать ему свой револьвер! — воскликнул четвёртый игрок. — Как вас зовут, мистер?

— Джек Шульц, — сказал я.

— Уверен, мистер Шульц проделает в твоей шляпе, Олдмен, шесть новых дырок прежде, чем она упадёт на землю, — сказал Хейли. — Вы же проделаете, мистер Шульц?

Азарт захватил их целиком, с покера они переключились на новую забаву, более интересную.

— Десятка? Принимаю, — сказал Олдмен.

— А в чём мой интерес, джентльмены? — спросил я.

— Разве вам самому не интересно, сумеете ли? — спросил Хейли.

— Если вы попадёте хотя бы раз, мы поставим вам выпивку, — сказал Олдмен.

— Лучше купите мне пожрать, — сказал я.

— Замётано! — воскликнул он.

Двое поставили на то, что я попаду, двое поставили против. Остальные ставок не делали, но посмотреть всё равно хотели, целой гурьбой вывалившись на главную улицу. Мне протянули два револьвера на выбор, старый армейский кольт и сравнительно новый ремингтон. На ремингтоне мушка оказалась спилена, поэтому я остановил свой выбор на кольте.

— Предпочитаете классику, мистер Шульц? — спросил кто-то из зрителей, и я не стал удостаивать его ответом.

Я заглянул в барабан предложенного кольта, вместо шести зарядов там оказалось только пять.

— Одного патрона не хватает, — сказал я.

— Разумеется, я же не хочу случайно пустить в кого-нибудь пулю, — хохотнул мистер Хейли, которому этот кольт принадлежал. — Сейчас исправим.

Он быстро и сноровисто зарядил недостающий патрон и снова протянул револьвер мне. На улице ещё не совсем стемнело, заходящее солнце давало достаточно света, чтобы уверенно стрелять. Правда, от виски, выпитого на голодный желудок, немного шумело в голове, но я не мог себе позволить промахнуться. Если я сумею заработать себе на кусок хлеба тем, что я люблю и умею, стрельбой, я буду самым счастливым человеком в мире. По крайней мере, на этот вечер.

Я повертел револьвер в руках, довольно увесистый, потёртый, но без единого пятнышка ржавчины, с накладками из слоновой кости на рукоятке. Попробовал прицелиться, взвести курок. Придётся стрелять быстро, если я хочу попасть хотя бы раз, с точностью у подобных револьверов обычно всё не очень хорошо.

— Надеюсь, вы нас не разочаруете, мистер Шульц, — произнёс Хейли.

— Я тоже, — сказал я. — Ради бесплатного обеда можно и постараться.

Все отошли назад, мне за спину. Тут никому не надо было объяснять, что не стоит находиться на линии огня.

— Итак, мистер Шульц, я по сигналу подкидываю шляпу в воздух, вы поворачиваетесь и начинаете стрелять, — сказал Олдмен. — Посмотрим, какой из вас стрелок.

— Валяйте, — сказал я.

Как и было велено, я повернулся спиной и принялся ждать сигнала. Олдмен по-разбойничьи свистнул, я быстро обернулся и увидел летящую шляпу в воздухе. Спуск у этого кольта оказался неожиданно тугим, и я пожалел, что не сделал несколько пробных выстрелов, всё-таки, к чужому револьверу надо привыкнуть, но я всё же прицелился в чёрное пятнышко и выпустил в него шесть пуль подряд. Каждая следующая пуля подкидывала шляпу чуть выше в воздухе, и каждое попадание было заметно сразу, ещё в полёте. Я попал пять раз из шести, промахнувшись только первым выстрелом.

Все зрители заголосили на разный лад, спорщики молча передавали друг другу деньги ещё до того, как Олдмену принесли его шляпу. За ней сбегал какой-то мальчишка, приземлилась она в доброй сотне метров от салуна, и мальчик уже на бегу просовывал пятерню в дырки. Я вдруг почувствовал себя Шариком, прострелившим шапку почтальону Печкину. У Олдмена теперь тоже не шляпа, а сплошная вентиляция.

— Невероятно, мистер Шульц! Просто невероятно! — наперебой поздравляли меня горожане.

Ладно, я и сам не ожидал, что попаду столько раз. Я рассчитывал попасть хотя бы одним выстрелом, мне было бы достаточно.

— За это стоит выпить! — воскликнул Хейли.

Всей гурьбой мы вернулись в салун, а шляпа Олдмена пошла по рукам, каждый желал лично убедиться в моей меткости и потрогать получившиеся отверстия.

— Даже удивительно, что вы не пристрелили Мартинеса и его банду, а дали себя ограбить, мистер Шульц! — воскликнул кто-то из зрителей.

Я поморщился. Будь у меня заряженный карабин, и знай я заранее, кто сидит в пустыне у костра, я не оставил бы этим поганым мексам ни единого шанса.

Как и условились, мне заказали ужин, простой, но сытный, кукурузную кашу с говядиной, и я уплетал не самое аппетитное варево за обе щеки. Воистину, голод — лучшая приправа.

Теперь я уже не был обычным бродягой, зашедшим в этот городок из пустыни, теперь я был в центре всеобщего внимания, и каждый считал своим долгом подойти и познакомиться со мной, от местного брадобрея, тут же предложившего мне свои услуги, и до салунных девчонок, мило улыбающихся и хлопающих ресничками каждому.

Зато ковбой, который цеплялся ко мне, поспешил незаметно уйти, и это меня полностью устраивало. Снова играло фортепиано, люди шумно обсуждали мои умения, теперь салун казался в разы уютнее и дружелюбнее, чем прежде. Стоило всего лишь пальнуть шесть раз.

После того, как я покончил с ужином, Хейли подошёл и крепко пожал мне руку, а затем уселся напротив.

— Отличная стрельба, мистер Шульц, первоклассная! — воскликнул он, и я понял, что забыл отдать ему револьвер.

— Ваш револьвер, мистер Хейли, — я протянул ему кольт обратно, рукояткой вперёд, игнорируя похвалы и славословия.

— Должен признать, вы обращаетесь с ним куда ловчее меня, — сказал Хейли. — Оставьте себе, я пока обойдусь дерринджером.

— Я не могу принять такой подарок, — сказал я.

— Подарок? Ха! Да я заработал на вашей стрельбе в три раза больше, чем этот револьвер стоит, — рассмеялся мистер Хейли.

— Ну, если так, то другое дело, — признал я. — Мне он очень пригодится.

— Я так и подумал, мистер Шульц, тем более, с вашей работой, — сказал Хейли.

— У меня пока нет работы, я её ищу, — сказал я.

— Да? Я думал, вы охотитесь за наградой, я видел, как вы сняли плакат со стены, — удивился Хейли. — Полагаю, вам такое занятие отлично бы подошло.

Да, пожалуй. Охотиться за головами это всё, что мне остаётся, если я не хочу сидеть на паперти и просить милостыню. Вот только, наверное, стоит начать с чего-нибудь попроще. Банда Мартинеса мне пока не по зубам, это я отлично понимал. Да и искать их в пустыне уже бесполезно. Возвращаться в пустыню вообще не хотелось.

Охотников за головами побаивались и не слишком-то любили. Тем более, что многие из таких вольных стрелков часто сами вскоре оказывались по ту сторону закона, да и убийство всё равно остаётся в глазах общества убийством, даже если ты пристрелил конченую мразь вроде того же Мартинеса. Но мне, если честно, плевать на местное общество. Я и так в него не вписывался, что в двадцать первом веке, что сейчас.

— Думаю, прежде, чем заняться охотой за наградой, мне придётся раздобыть не только револьвер, но и патроны к нему, — улыбнулся я.

— Мистер Генри Томпсон торгует самыми разными патронами, думаю, для армейского кольта у него найдётся всё, что необходимо, — сказал Хейли.

— Сомневаюсь, что мистер Томпсон даёт в долг, — сказал я.

— Да, он весьма и весьма прижимист, — рассмеялся мистер Хейли. — Но тем интереснее с ним торговаться!

— Оскар! На тебя раздавать? — раздался голос из-за карточного стола, и Хейли обернулся.

— Да, иду! — воскликнул он. — Мистер Шульц, может быть, и в покере вам тоже повезёт? Похоже, Фортуна решила осыпать вас своими дарами взамен на те страдания, что причинил вам бандит.

Я расхохотался. Не хватало ещё играть с местными шулерами.

— Боюсь, мне нечего поставить, — сказал я.

— Как же? А револьвер?

— Теперь он дорог мне, как память, — сказал я, и Хейли рассмеялся снова.

— Тогда я вынужден вас оставить, мистер Шульц, рад был познакомиться, — сказал он.

Некоторое время я посидел в одиночестве, размышляя над словами Хейли, потом встал и снова подошёл к плакатам с разыскиваемыми, начал разглядывать протокольные рожи рецидивистов, за которых штат объявил награду. Да, Мартинес здорово насолил властям, что за него назначили аж пять тысяч. В среднем награда колебалась от сотни баксов до пяти сотен, и что-то мне подсказывало, что с этих денег ещё придётся уплатить какой-нибудь налог. Крючкотворы из правительства тоже своего не упустят.

— При всём уважении, срывать эти плакаты я не дам, — произнёс бармен, заметив мой интерес. — Можете завтра взять в офисе шерифа.

— Так шерифа же… — пробормотал я.

— Да упокоит Господь его душу, — перекрестился по-католически бармен. — Второй помощник, Ларсен… Теперь он вместо нашего старика О’Хары. Он вам и выдаст.

— Ларсен, запомню, — сказал я.

— Если решите обосноваться у нас в городе, мистер Шульц… — произнёс бармен. — Нам бы не помешал такой стрелок, как вы. Особенно после того, как О’Хару убили.

— Спасибо, но я не люблю задерживаться на одном месте надолго, — сказал я.

— Вакансия помощника шерифа, я полагаю, ещё долго будет пустовать, — сказал бармен, игнорируя мои слова, словно токующий глухарь. — Или вы из тех, кто принципиально не носит латунные звёзды? Тут ещё хватает сторонников Конфедерации, ей Богу, хватает. Не далее, как на прошлой неделе, налётчики Джексона обстреляли идущий поезд. Десять лет уж прошло, больше, а они никак не могут смириться.

— Слышал только про Каменную Стену Джексона, — сказал я.

— Это не тот, — махнул рукой бармен. — Ей Богу, если бы Каменная Стена был жив, мы бы закончили войну в Бостоне, а не в Ричмонде. Всыпали бы этим янки по первое число! Ох, простите.

— Я не янки, — напомнил я. — И будь я здесь в годы войны, дрался бы за южан.

— Как же это вы всё пропустили? — спросил бармен.

— Как и многие другие, приехал сюда уже после, — пожал плечами я.

— Жаль, жаль, такой стрелок нам бы сильно пригодился, — вздохнул бармен.

— Где я могу переночевать? — спросил я. — Правда, у меня нет ни цента, но я готов отработать.

— Угловая комната свободна, сегодня переночуете там, а потом уж, не обессудьте, мистер Шульц, — улыбнулся бармен. — Сегодня вы герой дня, а завтра про это все забудут, хотя судачить о том, как Олдмену продырявили шляпу, будут ещё долго.

— Надеюсь, он не в обиде, — хохотнул я.

— Ему давно пора было её сменить, — посмеялся бармен в ответ.

Я посидел ещё немного в общем зале, изредка перекидываясь ничего не значащими репликами с местными завсегдатаями, которые угощали меня выпивкой. Виски здесь был дерьмовенький, но в голову всё равно бил копытом, и вскоре я почувствовал, что больше пить не стоит. Ещё немного — и будет уже перебор.

Но ярко размалёванные девицы теперь казались жутко красивыми, местные ковбои — дружелюбными и приветливыми, музыка фортепиано — задорной и весёлой. Я не из тех, кто в пьяном виде начинает крушить всё вокруг и задираться по любому поводу, я становлюсь добрым и податливым, словно растопленный воск, и моментально отрубаюсь, стоит мне только принять горизонтальное положение.

— Мистер Шульц, вы говорили, что ваш лучший друг умер у вас на руках, — проворковала одна из девиц. — Это так… Печально и романтично…

Я тут же нахмурился, вспоминая Дэнни. Он так и лежит там, в песках, пока я тут гуляю и праздную. Я жив. А он нет. Его кости будут глодать койоты. По моей щеке покатилась пьяная слеза.

— Да, его звали Дэнни, — выдавил я. — Мой единственный друг в этой чёртовой стране…

— Нам очень жаль, мистер Шульц, — вздохнули девицы одна за другой. — Да, очень жаль.

— Спасибо, красавицы, — сказал я.

В руках у меня вновь оказался стакан, наполненный местным виски, от которого нутро полыхало огнём так, словно это была жидкость для розжига.

— Помянем, — предложила одна из девиц.

— За Дэнни, самого лучшего чёрного стрелка из всех, что я знаю, — вздохнул я. — Покойся с миром, Деннис Роберт Браун.

— Чёрного? — фыркнула одна из них.

— Что-то не так? — спросил я, так и не донеся стакан до своего рта.

— Вы сказали, что ваш единственный друг — чёрный, — повторила она.

— Ну и что? — спросил я.

— Вы, похоже, и вправду янки. Любитель ниггеров, — скривилась девица. — Я не буду пить за чёрного.

Я с грохотом поставил стакан обратно на стол, набрал воздуха в грудь для того, чтобы ей возразить, но понял, что это бессмысленно и лучше не начинать тут новый конфликт. Это снова может кончиться стрельбой, вот только уже в меня.

— Я тоже был о вас лучшего мнения, мадемуазель, — вместо этого процедил я. — В душе Дэнни был белее январского снега, но это уже неважно. Прощайте.

Утро началось для меня с жесточайшего похмелья, и я поклялся себе, что больше не возьму в рот ни капли местного паршивого виски. Кажется, моё расставание с аборигенами прошло не очень гладко, но проснулся я всё же в нормальной постели, в угловой комнате. В одежде, бейсболке и с револьвером за поясом, который больно впился мушкой мне прямов то самое место. Спасибо, что не заряжен.

Здесь же, в комнате, нашёлся тазик воды, и я сумел по-человечески умыться. Неплохо было бы заодно и побриться, но бритвенных станков тут ещё не изобрели, так что все ходили бриться к парикмахеру. Неплохой, кстати, вариант для прогрессорства, прибыльное должно быть дело, а обычный Т-образный станок с одноразовым тонким лезвием собрать вообще проще простого. Нужен всего лишь винтик и гаечка, а сам станок можно сделать тоже из металла, отливать из какого-нибудь мягкого и недорогого сплава. Сделал себе мысленную зарубку.

А пока придётся отращивать бороду, которую я терпеть не мог. Мало того, что она чешется, так и под здешним солнцем можно вовсе сдохнуть от жары. За крохотным окном оно уже вовсю светило, комнатушка нагрелась, внутри стало душно. От того и проснулся.

В такую погоду надо лежать под кондиционером, не делая лишних движений. Увы, мне придётся всё-таки выйти.

Я снова натянул кепку, чтобы мозги плавились поменьше. Желательно бы вообще раздобыть широкополую шляпу, как у местных, чтобы не выделяться из толпы и чтобы её поля укрывали от солнца чуть больше, чем глаза и нос. Остальное не особо выделялось. Джинсы они и в Африке джинсы, куртка-бомбер… Фасон, конечно, здесь немодный, да и к застёжке-молнии могут возникнуть вопросы, но куртка тоже пока сойдёт. А вот кепка… Вчера, кажется, меня кто-то спрашивал насчёт этого белого медведя на логотипе. Пришлось что-то соврать, уже не помню, что именно, но если спросили раз, будут спрашивать и впредь. А лишние расспросы мне ни к чему.

Но первым делом надо думать не о модных шмотках, а о том, как раздобыть денег на эти самые шмотки. Пять тысяч долларов за голову Хорхе Мартинеса это, конечно, хорошо, но в ближайшее время маловероятно. Надо начать с чего-нибудь попроще. Нарубить кому-нибудь дров, натаскать воды. Простая и честная работа. Вот только ещё бы найти, кто готов за такую работу платить.

Я теперь начал понимать, почему люди подаются в бандиты. Когда револьвер оттягивает пояс, гораздо проще кого-нибудь ограбить, нежели честно заработать. Стоит лишь один раз начать, вступить на кривую дорожку, и пиши пропало. Коготок увяз — всей птичке карачун.

Такой соблазн преследовал и меня. Да, револьвер пуст, но об этом знаю только я, а какой-нибудь седой джентльмен или наивная барышня об этом не знают. Но я понимал, что я в Техасе, и седой джентльмен может запросто вытащить дерринджер из рукава, а барышня может достать обрез из дамской сумочки. А пожить мне ещё хотелось. И не просто пожить, а пожить хорошо, желательно перед этим укокошив Мартинеса и его банду.

Я покинул комнату, попрощался с барменом, натиравшим стаканы в абсолютно пустом зале, и вышел на улицу, навстречу палящему техасскому солнцу. При свете дня городок показался мне чуть более убогим, чем вчера вечером. Так и не понял, за счёт чего этот посёлок существовал. Ни железной дороги, ни обширных пастбищ или полей поблизости не было. Возможно, где-то рядом есть шахты. Ну или на крайний случай, местные живут здесь за счёт близости к Эль-Пасо и государственной границе, то есть, за счёт контрабанды.

Потёртая вывеска «Припасы Томпсона» вновь привлекла моё внимание, и я направился прямо туда, в магазин, где меня встретил напомаженный хлыщ с чёрными тонкими усиками. Даже и не думал, что в Техасе этого времени найдутся такие, но в Америке, как в Греции, есть всё.

— Чем могу помочь? — промурлыкал он, заранее настраивая меня на неприязнь своим видом и поведением.

— Мистер Томпсон, я полагаю? — спросил я.

— Собственной персоной, — сказал он.

Изначально я хотел спросить у него какую-нибудь работу в обмен на пригоршню патронов к кольту, но сейчас уже передумал. Если бы у меня было хоть что-нибудь, что можно продать, мне жилось бы гораздо проще.

— Я пока взгляну на ассортимент, — пробурчал я, окидывая взглядом полупустые полки.

Стеллажи и витрины занимали всё свободное пространство, так что внутри магазина было тесновато, но заполнить их мистер Томпсон, очевидно, не мог.

— Если что-то заинтересует — обращайтесь, — улыбнулся он.

Томпсон пытался торговать всем, от патрона и до резиновых изделий, и взглянуть всё-таки было на что. Сапоги, брючные костюмы, шляпы, ремни, кобуры, оружие от маленьких дерринджеров до винтовок и ружей, консервы, упряжь, ножи, и прочее, и прочее. Всякая всячина, тысяча мелочей.

Будь у меня безлимитная кредитка, я скупил бы половину магазина. Предметов первой необходимости набиралось больше, чем я думал изначально, а серебряный доллар у меня был всего один. Даже самые захудалые сапоги стоили десятку. Роскошные сапоги с высоким каблуком и вставками из кожи какой-то рептилии стоили полтинник.

Собственно, их вид и натолкнул меня на мысль продать ботинки. Я носил качественные и крепкие рабочие бутсы-говнодавы, почти новые. Немного стереть пыль, и можно попробовать впарить их этому Томпсону. Взять вместо этих ботинок что-нибудь попроще, а на вырученную разницу прикупить всё необходимое. Звучит как план.

— Мистер Томпсон! А что вы думаете насчёт бартера? — спросил я, и торговец оторвал взгляд от здоровенного гроссбуха.

— Если у вас есть что-то интересное на обмен, то я всегда рад, — сказал он. — Если, разумеется, на этих вещах нет крови.

— Нет, я хотел предложить на обмен свои ботинки. Клянусь вам, это самые крепкие ботинки на всём Юге, их не прокусит даже луизианский аллигатор, — с жаром произнёс я.

Я знаю, как торговаться с американцами. Им нужна история, эмоция, а не факты и характеристики.

— Я прошёл в этих ботинках половину пустыни Чиуауа, и они до сих пор как новенькие! — воскликнул я.

— Мистер… Шульц, да? Я слышал вашу историю… Гм… — Томпсон смущённо улыбнулся. — Вы так расхваливаете ваши ботинки, словно думаете, что их буду носить я.

— Я просто рассказываю всё, что нужно о них знать, — пожал плечами я. — Такие есть только у меня и у Майкла Джексона!

— Любопытные, и правда, я таких не видал. Шнуровка… Что-то в духе индейских мокасин? — пробормотал Томпсон.

— Лучше, гораздо лучше! Натуральная кожа африканского буйвола, подошва из хромированного каучука! — воскликнул я.

— Хромированного? — не понял он, зато я понял, что ляпнул что-то не то.

— Последнее изобретение парижских химиков, — уверенно сказал я.

Если порешь чушь, то лучше делать это с максимально уверенным видом.

— И сколько же вы за них просите? — хмыкнул Томпсон.

Кажется, я смог его заинтересовать. Иначе он бы и не заикнулся о цене. Я крепко задумался, почесал щетину на подбородке, ещё раз взглянул на стойку с сапогами.

— Шестьдесят долларов, — произнёс я. — Это эксклюзив. Таких больше ни у кого нет.

И не будет ближайшие лет сто. Или сто пятьдесят.

— Вы шутите, мистер Шульц, — усмехнулся торговец.

— Нисколько, — произнёс я. — Уверен, такой ловкий бизнесмен как вы сумеет продать их ещё дороже.

Лесть, кажется, сработала. Томпсон прищурился, глядя на мои ботинки. Я снял их, благодаря всех богов за то, что на автопилоте скинул обувь перед сном, и дух грязных носков выветрился за ночь.

— Просто потрогайте, какая тут подошва, ей сносу нет, — сказал я.

Он потрогал, удивлённо цокая языком.

— Да и наличные деньги мне не нужны, мистер Томпсон, меня интересуют ваши же товары, — сказал я. — Мы оба останемся в выигрыше.

— Вам бы выступать в Конгрессе с вашими сладкими речами, мистер Шульц, — пробормотал Томпсон.

— Я стараюсь держаться подальше от политики, мистер Томпсон, я честный гражданин, — сказал я.

— Вы упоминали товары… Что именно вас интересует? — спросил он.

Список получился почти бесконечным, и в шестьдесят долларов я точно не уложусь. И в сотню бы не уложился.

— Первым делом, патроны для моего кольта. Хороший нож, крепкая верёвка, — начал перечислять я. — Сапоги, взамен ботинок, разумеется. Желательно, какая-нибудь шляпа. Огниво или спички. Котелок. Мешок или сумка, чтобы можно было всё это сложить туда. Съестные припасы. Фляжка или бурдюк…. Наверное, на этом всё, хотя я уверен, что что-то забыл.

— Звучит так, будто вы собрались пройти и вторую половину пустыни Чиуауа, — усмехнулся Томпсон. — Разве не лучше было бы остаться в городе? У нас тут есть вакансия…

— Помощником шерифа? — перебил его я. — Нет, благодарю. Я намерен отправиться по следу кое-каких негодяев. Только и всего.

Ничего не имею против службы в полиции, но сейчас мне попросту некогда заниматься поеданием пончиков. Надо отправляться за головой Мартинеса и нашим оружием.

— Вы храбрый человек, мистер Шульц. И совершенно безрассудный. Мне это нравится! — рассмеялся торговец. — Думаю, мы сумеем придти к соглашению. Вы же не возражаете, если я подберу вам… Гм… Бывшие в употреблении вещи. Но ещё крепкие!

— Разве я в том положении, чтобы выбирать? — усмехнулся я.

Надеюсь, он не решит сплавить мне всяческий неликвид. Я и правда не в том положении, чтобы морщить нос и что-то требовать, мне и так делают великое одолжение. Томпсон мог бы запросто выгнать меня из магазина, законов по защите прав потребителей тут ещё не было.

К чести мистера Томпсона, он выдал мне всё, что я попросил. Да, старое, потёртое, со следами активной эксплуатации, но всё ещё пригодное к службе. Раньше вещи делали на совесть, а не так, как у нас, когда маркетологи требуют от инженеров, чтобы вещь гарантированно сломалась после какого-то времени.

Так что из «Припасов Томпсона» я вышел счастливый и довольный, расстались мы с ним по-дружески, каждый пребывая в полной уверенности, что сумел облапошить другого. Ботинки, конечно, было немного жаль, поудобнее сапог будут, но эти говнодавы развалятся через сезон-другой, так что я считал эту сделку выгодной.

Теперь можно было и офис шерифа навестить. Временно исполняющий обязанности должен быть на месте.

Мои новые сапоги новыми вовсе не были, и разношены оказались под чужую, менее широкую ногу, отчего пока что немного натирали, но более удобных из тех, что предложил мне Томпсон, я не нашёл, все остальные оказались ещё хуже. Наверняка сняты с трупа, с мёртвой холодной ноги.

Шляпа тоже хранила в себе запах чужого пота, и по-хорошему её следовало бы постирать, но я постарался смириться. Я мужик, я должен быть угрюм, волосат и вонюч. Сапоги, шляпа и щетина у меня теперь были, осталось только сунуть сигаретку в зубы, и можно было сниматься в рекламе «Мальборо», но, к моему удивлению, сигарет у Томпсона не оказалось. Только жевательный табак, трубочный и для самокруток. И он намекнул, что за табак придётся выложить ещё что-нибудь, помимо ботинок и кепки, так что я решил, что пока перебьюсь.

Офис шерифа оказался одним из немногих кирпичных зданий в городе, и, пожалуй, самым маленьким из них. Зато у коновязи переступала с ноги на ногу пегая лошадь, и это значило, что внутри кто-то есть. Я толкнул дверь и вошёл внутрь.

— Бах! Ты убит, — раздался радостный возглас, едва я шагнул в приёмную.

За столом, развалившись в кресле, сидел молодой парень с длинными сальными волосами. Напротив него находился обезьянник, в данный момент пустой, а за его спиной находилась какая-то закрытая дверь.

— Чтобы меня убить, надо чего-нибудь посерьёзнее, чем просто об этом объявить, — усмехнулся я.

— Чё, крутой, да? — фыркнул парень, и я разглядел на его мятой жилетке потёртую латунную звёздочку. — Ладно, крутой. Видел я вчера, как ты стреляешь. Метко. Олдмен с утра уже в новой шляпе щеголял.

Я промолчал, обходя офис по кругу и осматривая его убранство. Заглянул в обезьянник, где не было ничего, кроме пустой лавки, поглядел на какие-то грамоты и документы, висящие на стенах. Обыкновенный участок, если говорить по-простому.

— Шульц, да? Ты, наверное, это… Помощником заделаться хочешь? — спросил парень.

— К тебе, что ли? — хмыкнул я.

— Ну а чё? Шерифа кокнули. Я за него теперь, — ухмыльнулся парень. — Одному несподручно. Помощник нужен.

Уверен, до того, как шерифа кокнули, этот парнишка служил тут максимум для того, чтобы сбегать за пончиками или что у них тут вместо пончиков. Принеси-подай, не более. Но помощник есть помощник, оформлен согласно закону, значит, он тут теперь и исполняет обязанности.

— Тебя-то хоть как звать? — спросил я.

— Амброз Ларсен, можно просто, Ларсен, — представился парень.

— Скажи-ка, Ларсен, есть у тебя тут плакаты, за кого награда назначена? — спросил я.

Парень почесал в своих сальных патлах, вытер пальцы о штанину, заглянул в ящик стола, затем в другой.

— Где-то было, — пробормотал он. — У нас тут охотники нечасто бывают…

— Зато небось бандиты как к себе домой заходят? — спросил я.

— Сплюнь. Мартинес вот заехал, почту обнёс, и всё, у нас городок спокойный! — возразил парень.

— Навёл его кто, нет? — хмыкнул я.

— Может и навёл, — пожал плечами Ларсен, извлекая наконец из стола целую пачку отпечатанных плакатов, которые, по-хорошему, должны бы висеть на доске у всех на виду.

Я взял всю пачку сразу, полистал. Вот, значит, кого разыскивает милиция. Часто плакаты повторялись, иногда встречались старые, за прошлые года. Я попытался хоть как-то их рассортировать по свежести, но не преуспел.

— Я все заберу? — спросил я.

— Валяй, — равнодушно бросил малец.

Лучше полистаю их на досуге, вдумчиво, с толком и расстановкой. Постараюсь запомнить имена, суммы, на случай, если судьба вдруг столкнёт меня с кем-нибудь из разыскиваемых. В жизни всякое бывает, и случайно подслушанный разговор, например, может вывести меня на след кого-нибудь из этих ребят.

Теперь, когда я держал в руках эти замусоленные бумажки, я наконец почувствовал, что знаю, как быть дальше. Знаю, чем займусь в ближайшем будущем. Нервы отчего-то немного расшалились, будто я бахнул пять банок редбулла за один присест.

— А чё, пострелять не хочешь? На спор, — предложил мне Ларсен.

— Нет, не хочу, — сказал я, понимая, что сейчас у меня дрожат руки.

И с похмелья, и от нервов. И патронов у меня было всего три дюжины. В кольт я зарядил пять, без предохранителя иначе нельзя, особенно без кобуры. А каждый патрон по стоимости это шот виски в баре. Да, рюмка здесь именно поэтому называется шотом.

— Ну, как хочешь, — пожал плечами Ларсен. — Скучно, блин. Одному вот особенно.

Я хотел посоветовать ему заняться делом, но понял, что ему бесполезно что-либо втолковывать. Не поймёт, да ещё и обидится.

— Слушай, Ларсен, — спросил я вдруг. — Где тут лошадку можно взять?

Я вдруг понял, что без лошади тут никуда. Даже если я сумею выследить какого-нибудь преступника, как я повезу его обратно? На убере?

— Сходи да купи, — фыркнул он. — На конюшнях. Голдуэлл только старых кляч продаёт, лучше съездить к Бриттлам, у них нормально, хоть и ехать далеко.

— Нет, ты не понял, — сказал я. — Может, бесплатно можно как-то взять?

Ларсен рассмеялся, закачавшись на стуле.

— Бесплатно! Ха! Бесплатно можешь только конского навоза набрать! — воскликнул он.

— Ну нет, послушай. Может быть, после шерифа осталась. Или его помощника, — предположил я. — Они же казённые, нет?

— Нет, не казённые. Вон, моя Долли, я её у команчерос купил вот таким жеребёнком, растил, — сказал Ларсен. — А под шерифом лошадь убили.

— Слушай, Ларсен, — сказал я. — Тебе помощник нужен? Добудь мне лошадь, будет тебе помощник.

— Любую? — он даже перестал качаться на стуле.

Ну конечно. Приведёт мне пожилую клячу, видевшую ещё Крестовые походы. Я в лошадях не особо разбирался, вернее, совсем не разбирался, но такое, мне кажется, даже ребёнок обнаружит.

— Приличную, — сказал я.

— Замётано, — сказал он. — Будет тебе лошадь. Лови.

Он швырнул мне латунную звёздочку. Ну всё, назад дороги нет. Придётся послужить местному закону.

Я привинтил звёздочку к бомберу. Никакой тебе проверки на полиграфе, обязательной службы в армии, или что там ещё нужно для поступления в ряды доблестных полицейских. Здесь оказалось достаточно изъявить желание, и Ларсен выдал мне документ, подтверждающий, что Джек Шульц теперь является помощником шерифа. Я — закон.

Заодно узнал из этого же документа, как называется этот паршивый городок. Хомстед Медоус. Название казалось знакомым, в моём времени это был пригород Эль-Пасо, а сейчас, получается, отдельный посёлок.

Бумагу, подтверждающую мои полномочия, я сунул во внутренний карман.

— Что насчёт лошади? — спросил я.

— Лошади? — парнишка сделал удивлённое лицо.

— Лошади. Четыре ноги, копыта. Цок-цок. С большими зубами. Не беси меня, Ларсен, — произнёс я.

— Да шучу я, шучу! — воскликнул Ларсен. — Будет тебе лошадь, погоди.

— И что насчёт зарплаты? — спросил я. — Или что, револьвер есть — крутись как хочешь?

— Все наши денежки увёл один наглый мексикашка, прямо с почты, зашёл, как к себе домой. Знал, когда деньги там будут, — вздохнул парень. — Навёл пушку на клерка, забрал баксы. Старый О’Хара за ним в погоню отправился, так пулю и получил. И Голдуэлл-младший тоже.

— А ты? — спросил я.

— А мне повезло, — сказал Ларсен. — Их двоих кокнули, по мне промазали. Ну я кобылу развернул и обратно в город. За подмогой. Пока то да сё, их уже след простыл.

Герой, что тут скажешь. Больше я глупых вопросов ему не задавал, предпочёл осмотреть оставшуюся часть офиса. Нашлась небольшая кладовка, в заднем кабинете, где, по всей видимости, и заседал сам шериф, обнаружился топчан и раскрытый оружейный шкаф, в котором стоял карабин Шарпса и какое-то двуствольное ружьё. С патронами к ним.

— Чьи пушки? — спросил я прямо из кабинета.

Ларсен даже не пошевелился, когда я прошёл туда, продолжая восседать в приёмной с ногами, закинутыми на стол.

— О’Хары, — ответил он.

Значит, он не будет возражать, если это оружие снова послужит закону и порядку. Но сразу наложить лапу на чужое добро мне не позволило врождённое чувство такта. Значит, немного послужим здесь, а потом уже можно и присвоить их себе, когда представится подходящий случай.

— Понятно, — сказал я. — Так, и что делать будем?

— Ну… Ничего, осваивайся пока, — сказал Ларсен.

Но бездельничать, подобно ему, я не хотел. Некогда.

— Да я уже освоился. Готов к труду и обороне, — сказал я. — Вон, звёздочку нацепил.

— Молодцом, так держать, — сказал Ларсен.

— Понятно, — буркнул я. — Значит, пойду прогуляюсь.

— Бывай, — равнодушно произнёс он.

Я вышел из офиса со странным чувством полной бесполезности. А ещё я чётко понимал, что вписался в помощники шерифа совершенно зря, и даже если Ларсен не обманет, то я скорее пожалею об этом. Надо было просто уезжать из города на попутке, двигаться в Эль-Пасо и искать информацию уже там.

Зато прохожие теперь приподнимали шляпы, завидев меня, а барышни тепло улыбались и перешёптывались за моей спиной, мол, это тот самый стрелок из пустыни, продырявивший шляпу Олдмена, видишь звёздочку, устроился помощником, значит, теперь всё будет отлично. Кажется, моя репутация подогревала сама себя. Завтра будут говорить, что расстрелял из дробовика, послезавтра — из пулемёта. Так и рождаются легенды.

Хотелось поскорее убраться отсюда, хоть на кривой козе, и я шёл по главной улице, разглядывая чужих лошадей. В жизни не видел столько лошадей в одном месте. Кататься — катался, разумеется, в детстве, у бабки в деревне, потом тоже бывало. Но конным спортом не увлекался никогда, и в седле сидел, как собака на заборе. Думаю, когда местные увидят меня в седле, вся моя репутация грозного ганфайтера сдуется, как воздушный шарик. Ничего, потренируюсь.

С конокрадами тут, кстати, разговор был короткий, их ждала верёвка, петля и ближайший сук, так что я даже не думал о том, чтобы угнать чью-нибудь лошадку. Мало того, что она меня сбросит, или я вовсе не смогу сдвинуться с места, так меня потом за это ещё и повесят.

Вот управлять телегой, я, пожалуй, смогу без проблем. Надо раздобыть себе собственный дилижанс, чтобы не отбивать задницу о седло.

Я вновь отправился в салун, поболтать с барменом. В конце концов, именно он посоветовал мне эту вакансию, значит, надо нанести визит вежливости и похвастаться новой звёздочкой на куртке.

В середине дня салун стоял полупустым, лишь несколько джентльменов неторопливо обедали, заткнув кружевные салфетки за воротник.

— Мистер Шульц, — поприветствовал меня бармен, и я приподнял шляпу в ответ.

Как звали бармена, я не помнил, а то и вовсе не знал, а сейчас спрашивать было уже как-то неловко.

— Решил немного задержаться в Хомстед Медоус, — произнёс я, показывая ему звёздочку. — Ваш Ларсен, кажется, не справляется с работой.

— Амброз Ларсен — пустоголовый болван, — фыркнул бармен. — Не справляется? Слабо сказано. Я бы выразился совершенно иначе, ей Богу.

— Ну да, если бы он справлялся, вы бы не предложили место помощника едва знакомому человеку, — улыбнулся я.

— Мистер Шульц… По вам же видно, что вы — хороший человек. У вас глаза… Как бы сказать… Добрые, — произнёс бармен. — Вот бывает, смотришь на человека, а у него как будто льдинки в глазах, злоба затаённая. У вас не так.

Ага. Как у Ленина, глаза такие добрые-добрые. Но я всё же смутился.

— Бросьте вы это, — сказал я.

— Вот, выпейте, — он налил мне шот своего виски. — За счёт заведения.

— Нет, я же теперь на службе, — усмехнулся я.

Бармен понимающе кивнул. Кажется, он даже зауважал меня ещё больше.

— На самом деле, я пошёл на сделку. Послужу помощником, за это Ларсен обещал раздобыть мне приличную лошадь, — сказал я.

— Ларсен? Обещал? — удивился бармен. — Что-то новенькое. Ей Богу, что-то новенькое. Небось поедет за какой-нибудь дохлой клячей к Бриттлам, за тридевять земель, хотя здесь у Голдуэллов есть отличные скакуны на продажу.

— На продажу, — фыркнул я. — Если бы у меня были баксы, я бы даже и не стал обращаться к Ларсену. Мне и так пришлось продать свои ботинки, чтобы привести себя в порядок.

— Всё наладится, мистер Шульц, — обнадёжил бармен. — А я бы на вашем месте всё-таки заглянул к Голдуэллу. Он, правда, сейчас в трауре, но наверняка вас примет.

— У меня всё равно нет денег, а свой лимит удачи я наверняка уже исчерпал, — махнул я рукой. — Пусть лучше Ларсен делает свою работу, раз уж обещал.

— А потом отправитесь по следу? — спросил бармен.

— Да, — ответил я. — Надо вернуть должок.

— Это дело, — сказал он.

На улице послышался какой-то шум, и через минуту в салун, бряцая шпорами, ввалился мексиканец в широком сомбреро и пончо с узорами, под которым явственно угадывался силуэт кобуры. Следом за ним вошли ещё двое, смуглые настолько, что походили цветом кожи на негров, но черты лица у них были типично мексиканско-крестьянские, помесь испанского конкистадора с индейской рабыней.

Вид у всех троих был откровенно разбойный. Мутные типы. Наверняка припёрлись с той стороны реки, чтобы проворачивать свои мутные делишки здесь, в Соединённых Штатах.

— Хола, — произнёс мексиканец в сомбреро. — Налей нам выпить, старик.

Я покосился на бармена. Тот явно напрягся, но всё же достал бутылку виски и три стакана.

— Пятнадцать центов, сеньор. Или четвертак за всю бутылку, — осторожно произнёс бармен.

Мексиканец поиграл желваками, пристально глядя на бармена. Я равнодушно поглядывал на всех троих, облокотившись на стойку. Пока они не начали возбухать, я не стану вмешиваться.

— В городе новый шериф? — спросил вдруг мексиканец.

Причём спросил не у меня, а у бармена, словно бы меня тут и не было.

— Помощник, — сказал бармен.

— Чико, дай ему четвертак, — по-испански приказал мексиканец.

Самый молодой из троицы, с двумя длинными ножами на поясе, неохотно подошёл и швырнул монету на стойку. Бармен накрыл её ладонью и протянул взамен бутылку и стаканы.

— Битьё посуды оплачивается отдельно, — напомнил он.

Мексы уселись за столик в углу, не снимая шляп, словно сидели в конюшне, а не в приличном заведении.

— Знаете их? — спросил я.

— Конечно, — тихо фыркнул бармен. — Вон тот, в сомбреро, Рамон Хименес. И его дружки, Гектор и Чико.

Меня посетило смутное подозрение, что я где-то уже видел это имя, и я сунул руку в карман, проверить листовки. Но как только я достал всю пачку, бармен почему-то на меня шикнул.

— Уберите! — зашипел он. — Мне тут не нужны неприятности!

— Но ведь… — протянул я.

— Да, да! Двести долларов за Хименеса, по полсотни за его дружков! Уберите это, мистер Шульц! — взмолился бармен.

— И они вот так свободно разгуливают по городу? — хмыкнул я.

— Конечно! А кто им что-то сделает? — зашептал бармен. — Убьёте их, и из-за реки нагрянет целая банда из их родных и друзей, и разнесёт весь город в щепки! Не всё так просто, мистер Шульц.

Как по мне, всё было очень просто, даже элементарно. Шлёпнуть на месте всю троицу, отвезти трупы властям, получить денежки. За речкой никто даже и не узнает.

Хотя нет, зная, как всё делается в Эль-Пасо, узнают обязательно, во всех подробностях, и очень быстро, значит, бармен прав, нагрянут всей шоблой. М-да. Вот тебе и правосудие. Я почувствовал кислый привкус на языке. Мерзко.

— Всё же, налейте мне выпить, — вздохнул я. — Похоже, закон и порядок сегодня отменяются.

Бармен усмехнулся, но виски подал, не спросив ни цента. Я опрокинул обжигающую жидкость в горло, и вновь покосился на мексиканцев. Руки так и чесались достать револьвер и тремя выстрелами заработать триста баксов, но меня останавливали две вещи.

Одно дело — стрелять по жестяным банкам или летящей шляпе, и совсем другое — стрелять в живых людей. В людей я раньше не стрелял, и поэтому проливать кровь пока что побаивался. А второе, мне не хотелось делать это в салуне. Мало того, что я убью преступников у всех на виду, крепко связав своё имя с этим убийством, так потом местным девчонкам ещё и оттирать кровь со стен и пола.

Можно было бы, конечно, позвать Ларсена и попробовать этих негодяев арестовать, но я уже понял, что с помощником Ларсеном каши не сваришь. Он только всё испортит. Да и куда этому Ларсену, который, по сути, ещё мальчишка, тягаться против этих головорезов, которые располосуют его на ремни за считанные секунды.

— И часто к вам так заглядывают… Различного рода джентльмены? — тихо спросил я.

— Бывает, — пожал плечами бармен. — За неделю… Раза два-три, наверное.

Я тихонько присвистнул. И чем только тут занимался шериф? Про Ларсена я вообще молчу, этот идиот не поймает даже собственный член, если вдруг выпустит его из руки.

— И как вы тут живёте… — пробормотал я.

Нет, я примерно понимал, почему и как это происходит. Шериф один, максимум, с двумя-тремя помощниками. Бандиты зато заходят целыми отрядами, и даже если вдруг в город зайдёт одиночка, то мстить за него приедет целая армия. Короче, жить на пограничных территориях это вам не смузи в Москва-сити попивать. А ещё я теперь точно понял, почему в городе меня встретили выстрелом из дробовика вместо «здравствуйте».

— Да, в общем-то, неплохо живём, — пожал плечами бармен. — Хотя бывали и лучшие времена.

В салун вошёл ещё какой-то мутный тип в шерстяном костюме, но этот хотя бы снял шляпу, демонстрируя всем обширную плешь, на которую он приглаживал остатки длинных волос. Он поздоровался со всеми, подслеповато щурясь, и, обнаружив мексиканцев в углу, уселся за столик к ним.

— За этого молодчика, наверное, тоже награда назначена? — спросил я у бармена.

— Гм… Нет, кажется, нет, — ответил тот.

Я продолжал то и дело поглядывать в сторону Рамона Хименеса и его дружков, и в конце концов, его нервы не выдержали, так что он резко повернулся ко мне.

— Эй! Помощник! Кончай пялиться! — прокричал он через весь зал.

Его дружки-мексы загоготали, плешивый тип вжал голову в плечи, словно бы это орали на него, а не на меня.

— Я тебя где-то видел, амиго, — процедил я.

— Можешь забыть, пока башка цела, — произнёс Хименес. — Иначе придётся тебе помочь!

Я вместо ответа демонстративно сплюнул в урну-плевательницу.

— Он нарывается! Рамон, он нарывается! — воскликнул другой мекс, с ножами на поясе. Кажется, Чико.

— Джентльмены, мне тут не нужны неприятности! — воскликнул бармен, но его никто не услышал.

— А вот законник на них сам напрашивается, — сказал Хименес, запустив руку под своё пончо. — Бигелоу всё ещё занимается своим старым делом? Надо бы прибавить ему работёнки.

Я положил руку на кольт, чувствуя, как бешено бьётся сердце. Сейчас меня застрелят за то, что я пялился. И всё. Было страшно, по-настоящему страшно, но я старался не подавать виду, как в покере, держал каменное лицо. Когда у меня на глазах застрелили Дэнни, это было страшнее.

— Я тебя вспомнил, — сплюнув ещё раз, произнёс я. — Твоя башка стоит двести баксов. И по полтиннику за твоих подручных.

— Всего двести? В прошлом году, помнится, сулили пятьсот, — расстроенно произнёс Хименес.

— Теряешь хватку, Рамон, — ухмыльнулся один из его дружков.

— Я прошу вас, давайте обойдёмся без скандалов! — воскликнул бармен, ещё надеясь разрулить ситуацию миром.

— Скандалов и не будет, сеньор Марш, — сказал мексиканец. — Просто научу вашего нового помощника шерифа уму-разуму. Что, кстати, стряслось со старым? И где сам шериф?

— Мертвы, — бросил я.

Хименес понимающе покачал головой.

— Бывает. Особенно с такой-то работой, — сказал он. — Случается такое иногда. И с шерифами, и с помощниками. Особенно с чересчур ретивыми. Понимаешь меня, амиго?

Оставаться хладнокровным оказалось неимоверно тяжело. Кольт будто бы сам рвался в руку, хотелось выхватить его и решить проблему тремя нажатиями на спуск. Решить всё простым путём. Раз, и готово.

Вот только я один, а их трое, даже четверо, если считать плешивого, и готов поспорить, что один из его дружков уже тайком взвёл револьвер под столом. Не думаю, что бармен примет участие в этой ссоре, он и так уже бочком, незаметно, пробирался к выходу.

— Случается. И с благородными мучачос тоже. Даже чаще, — сказал я.

Если всё кончится пальбой, мои шансы невелики. Но всё же они есть. Примерно такие же, как вытянуть джокера из колоды. Надо было брать с собой ружьё О’Хары, а не строить из себя невесть что.

— Выйдем? — предложил Хименес. — Сеньор Марш не любит, когда тут приходится отмывать пол.

— Решил пройтись со мной до кутузки? Давай, двести долларов мне сильно пригодятся, — процедил я.

— Давай шагай на выход, гринго! — повысил голос самый молодой мексиканец.

— Мистер Шульц, право, не стоит, не делайте этого, — попросил бармен.

— Не бойтесь, сеньор Марш, я даже не буду его убивать. Только проучу, — усмехнулся Хименес.

Зато я настроен был серьёзно. Вот только выходить из салуна первым… Так себе затея. Я прекрасно знаю, что дуэли — выдумка романтиков-писателей, воспевающих благородство вольных стрелков. На настоящем Диком Западе гораздо чаще убивали выстрелом в спину.

Да уж, похоже без кровопролития не обойтись. И если драки не избежать, то бить надо первым. И бить наверняка, всех троих сразу. Вот только как это сделать? Уж точно не стоя напротив Хименеса посреди главной улицы, словно два петуха посреди курятника.

— Ну пошли, выйдем, — произнёс я, как только у меня в голове сложился хоть какой-нибудь мало-мальски приличный план действий.

— Иди первый, помощник, — криво ухмыльнулся Хименес.

— Нет-нет, только после вас, — учтиво произнёс я.

— Нет, я не могу не пропустить вперёд такого уважаемого в городе человека, как нового помощника шерифа, — насмешливо сказал мекс.

Да, его дружок по имени Гектор совершенно точно тискал револьвер в лапе, а сосунок Чико сунул пальцы за пояс совсем рядом со своими ножами. Драться честно никто и не собирался.

— Ну как же, дамы вперёд, — ляпнул я.

Пожалуй, не стоило этого говорить. Рамон Хименес схватился за револьвер одновременно со мной, и в салуне «Звезда Запада» начался сущий кошмар.

Я выхватил кольт, взвёл курок другой рукой и пальнул от бедра, тут же отталкиваясь ногами и переваливаясь через барную стойку назад, в укрытие. Хименес пальнул тоже, пуля прожужжала выше и разбила одну из бутылок в стеллаже позади меня. Мы оба промазали.

— Брось пушку, Хименес, и поживёшь ещё немного! — крикнул я из своего укрытия.

— Я и с ней поживу дольше тебя, помощник! — рявкнул он.

Тяжёлые сапоги мексиканцев забухали по паркету, бряцая шпорами. Пытаются зайти сбоку, готов поставить на это свою звезду шерифа. Их трое, четверо, если считать плешивого. И патрона в кольте у меня тоже всего четыре. Лучше не промахиваться, времени на перезарядку мне никто не даст. Надеюсь, мистер Марш отправился за подмогой, пока мы тут громим его салун.

Я быстро осмотрелся. Под барной стойкой на полочке лежало двуствольное ружьё. Иди сюда, моё хорошее, иди к папочке. Сюда бы ещё мою «Сайгу», и я нафаршировал бы этих уродов свинцом быстрее, чем они сказали бы «здрасьте», но увы. Обойдёмся тем, что имеем.

Ружьё предусмотрительно оказалось заряжено, и я взвёл оба курка. Прислушался к звукам и шорохам. Караулят, суки. Пока я выскочу из-за стойки. Сердце бешеной дробью выстукивало бласт-бит, руки вспотели, но я понимал, что сидеть на месте нельзя. Так они меня наверняка достанут. Я перехватил ружьё поудобнее, ворочать им в тесноте оказалось не слишком просто.

Прополз к самому краю стойки, приготовился. Непросто заставить себя лезть под пули, но иного выхода я не видел. Нет, конечно, я мог бы засунуть язык в задницу и убраться из салуна с поджатым хвостом, как это сделал бы Ларсен, но уважать себя после этого я бы не смог. И эти молодчики явно не опаснее Мартинеса и его банды, а если я хочу вернуть своё оружие и отомстить, то придётся себя пересиливать. Придётся целенаправленно и методично стрелять из волыны в людей. Насмерть.

Я представил, что нахожусь в тире. На страйкболе. Где угодно. Что передо мной не люди, а подвижные мишени, и мне надо побить рекорд скорости. И высунулся из укрытия.

— Скажи «привет» моему маленькому другу! — заорал я, поймал одного из мексов в прицел и нажал на спуск.

Ружьё громыхнуло дуплетом, отдачей лягнуло в плечо, и я тут же отбросил его прочь, снова хватаясь за револьвер. Сноп дроби с такого близкого расстояния превратил туловище Гектора в липкое красное месиво, откидывая назад, ярко-красная кровь брызнула во все стороны. Нет, я определённо не на страйкболе.

Других пока не было видно, затаились. И я, не теряя времени, короткой перебежкой переместился в другое укрытие, за лестницу. Снова бахнул револьвер Хименеса, пространство у двери заволокло серым пороховым дымом, едким и вонючим. Снова мимо, но я почувствовал, как смерть прошелестела совсем рядом со мной, задев меня своим чёрным балахоном.

— Гектора завалил! Он Гектора завалил! — надрывно заорал Чико откуда-то сверху.

— Сбоку заходи! — рыкнул Хименес.

Врёшь, не возьмёшь.

Я машинально прокрутил барабан кольта. Думай, голова, думай. Чико хватался за ножи, значит, с огнестрелом чувствует себя не так уверенно, значит, попытается подкрасться поближе, зарезать меня, как поросёнка, в то время, как Хименес будет бить издалека. А ещё они будут торопиться, потому что пальба в городе привлекает внимание, и местные непременно встанут на мою сторону, а не на их. Либо попытаются смыться, бросив своего напарника.

— Эй, Хименес! — крикнул я, облизав пересохшие губы. — Я уже придумал, как потратить две сотки за твою голову! Поеду в Мексику и дам твоей мамаше подзаработать, лёжа на спине!

— ¡Hijo de la puta, mierda, cabron, te matare! — проревел Хименес, бросаясь в атаку и вылетая в самый центр салуна с револьвером наперевес.

Он знал, что я сижу в закутке за лестницей. Я знал, что он выбежал на открытое пространство. Поэтому я не стал сидеть на месте.

Первым делом человек видит объекты, находящиеся на высоте его глаз. Этим пользуются маркетологи, выставляя товары в супермаркете. То, что нужно впарить — на полтора метра от земли, детскую мелочёвку на кассе — на нижние полки, чтобы ребёнок увидел и схватил.

Поэтому я распластался на полу с револьвером наготове, лёжа на спине, и как только Хименес появился в прицеле, я среагировал первым, потому что он ждал меня на высоте своего роста.

Громыхнул выстрел, я тут же взвёл курок и пальнул снова. Обе пули врезались в лицо Рауля Хименеса, разнося его черепушку, как подгнивший арбуз, и расплёскивая его мозги по потолку. Бандит рухнул на пол рядом со мной, и я вытащил драгунский кольт из его мёртвой руки.

Значит, осталось двое. И в этот момент Чико обрушился на меня сверху, спрыгнув с лестницы.

Я успел лишь инстинктивно толкнуть его ногами, и его нож вонзился в деревянный паркет совсем рядом с моим лицом. Чико придавил меня всем своим весом, коленом прижал правую руку, выдернул нож и навалился сверху, пытаясь заколоть, пока я извивался, как уж на сковородке в бесплодных попытках его сбросить. Я даже не сразу вспомнил, что у меня есть револьвер и в левой руке, так что это родео закончилось выстрелом из трофейного драгунского кольта. Я разрядил в него весь барабан.

Чико обмяк, и мне наконец удалось его скинуть с себя. Остался один, их плешивый сообщник, и я поднялся на ноги, чувствуя, как дрожат коленки от адреналина. Разряженный кольт сунул за пояс. В моём осталось всего два патрона.

Прислушался. Во всём салуне висела мёртвая тишина, как в морге, и запах тут висел теперь, как на бойне. Железистый запах свежей крови.

— Эй, мистер! — крикнул я. — Ваши сообщники мертвы! Выходите с поднятыми руками!

Тишина. Похоже, и с этим товарищем придётся по плохому.

Я аккуратно выглянул из укрытия, ожидая, что плешивый начнёт стрелять, но обнаружил его забившимся под стол в углу. Я тут же взял его на мушку.

— Давайте без глупостей, мистер, вылезайте, — приказал я.

— Не стреляйте! Только не стреляйте! Я безоружен! — запричитал он, неловко выбираясь из-под стола.

На его брюках расползалось мокрое пятно, в глазах плескался неподдельный ужас. Нет, это не боец. Совершенно точно.

— Имя, — потребовал я, продолжая целить в него из револьвера.

— Раттингтон… Лестер Раттингтон… Доктор Раттингтон, — сбивчиво забормотал плешивый.

Я попытался вспомнить, есть ли он среди разыскиваемых. Кажется, пора завести себе чёрный список и вычёркивать имена.

— И что же вы делали в компании этих мерзавцев, доктор Раттингтон? — хмыкнул я.

Ответить он не успел. В салун с дробовиком наперевес ворвался помощник Ларсен, и я едва не пустил в него пулю от неожиданности. Ладно хоть Ларсен догадался опустить ружьё, как только понял, что опоздал к основному действию.

— Ох, мать моя женщина! Ну ты даёшь, Шульц! — воскликнул он. — Троих завалил!

Я неприязненно покосился на этого идиота, взглянул на трупы. К горлу подкатила тошнота, адреналин начал отпускать, и если бы я сегодня успел пообедать, то наверняка выблевал бы всё, что было в желудке. А так во рту лишь появился привкус горькой желчи, и я взял одну из уцелевших бутылок виски и прополоскал рот.

— Уведи этого мистера в офис, Ларсен, для разъяснения обстоятельств, — сказал я, сплёвывая виски в урну.

Можно было бы сплюнуть на пол, грязнее бы от этого не стало, но я всё-таки воспитанный человек.

— Сэр, есть, сэр! — бодро воскликнул помощник, жадно глазея на мёртвых мексиканцев.

Похоже, в городе скоро появится ещё одна увлекательная история про то, как помощник Шульц храбро вышел на бой против троих бандитов и победил. И никто не узнает, что сам Шульц при этом чуть коней не двинул от страха.

Ларсен, привыкший исполнять приказы, навёл дробовик на бледного доктора Раттингтона и повёл в офис, а я остался на месте, в компании троих мёртвых мексиканцев. Вернее, в компании моих трёхсот долларов, которые просто надо конвертировать в звонкую монету. Время собирать трофеи.

Первым делом я собрал всё оружие, какое у них было. Револьверы, ножи. У Гектора я вывернул из холодной руки смит-и-вессон под «русский» патрон.44, у Чико забрал ножи и маленький дамский дерринджер. Да уж, будь он менее уверен в своих ножах, мёртвым тут лежал бы я, а не он. Забрал кобуры, обшарил карманы. У всех троих в общей сложности обнаружилось чуть меньше двадцати долларов, но и то — хлеб. На патроны и хороший ужин.

Теперь надо было транспортировать всю троицу прочь отсюда. Их лошади стояли у коновязи напротив салуна, и если уж я пришил их владельцев, то и кони теперь принадлежат мне. Можно теперь даже не беспокоить Ларсена, сдать значок и убираться прочь из города.

Я выволок за ноги сначала Рауля Хименеса, затем Гектора, затем Чико, и на деревянном паркете остался бурый кровавый след. Да уж, мистеру Маршу придётся повозиться с уборкой.

Лошади мексиканцев, почуяв запах крови, забеспокоились, зафыркали. Одна была гнедая, другая серая в яблоках. Третьим был чёрный жеребец, и он на кровь никак не отреагировал, лишь внимательно следил за мной большими глазами. Придётся мексам прокатиться ещё разок на своих лошадках.

Я подошёл к лошадям спереди, дал себя обнюхать, познакомился, так сказать. Сзади к незнакомым лошадям лучше не приближаться, если не хочешь получить копытом в лоб и на всю жизнь остаться дурачком. Потом подошёл к мертвецам, взвалил первого из них на плечо. Хорошо было бы их во что-нибудь завернуть, я весь испачкался кровью, пока возился с ними, но увы, ничего подходящего не было.

Гектора я закинул на серую, Чико на гнедую. Обе лошади беспокойно стригли ушами и фыркали, переступали с ноги на ногу, но всё же безропотно позволили нагрузить себя. А вот чёрный, когда я подошёл к нему с тушей Рамона Хименеса, взбрыкнул и отскочил в сторону в тот самый момент, когда я скидывал его с себя.

Труп Хименеса повалился в пыль, головой вниз. Что-то неприятно чавкнуло, кровь брызнула во все стороны.

— Ах ты, разбойник! — прошипел я.

Конь словно бы насмехался надо мной, следя искоса одним глазом.

— На колбасу пойдёшь, мерзавец! — пригрозил я.

Жеребец фыркнул и тряхнул чёрной гривой. Ладно хоть моего позора никто не видел, улицы Хомстед Медоус были пусты. Все, заслышав стрельбу, попрятались по углам и пока не рисковали выходить наружу.

Я попытался схватить жеребца за уздечку, но он снова отошёл в сторону, а потом клацнул зубами совсем рядом с моими пальцами, я едва успел отдёрнуть их, буквально чудом. Будь я чуть менее проворным, остался бы без пальцев, как пить дать. Ладно, с этим конём мне точно не справиться, я трезво оценивал свои умения. Продам, такой жеребец наверняка стоит целое состояние. Так что Хименеса я взвалил на гнедую кобылу, она хотя бы спокойно воспринимала происходящее. И не пыталась меня троллить.

Но отвязал и забрал я всех лошадей, и чёрного жеребца тоже, причём пошёл он за мной покорно, как маленькая овечка. Наверное, такая процессия смотрелась странновато, идущий пешком помощник Шульц с тремя лошадьми, идущими друг за дружкой, но мне было плевать. Офис шерифа тут недалеко, можно и пешком прогуляться.

Заносить мертвецов внутрь я не стал. Бросил поводья на коновязь, привязал покрепче, чтобы коняги никуда не смылись, и поднялся по ступенькам. Изнутри слышались голоса.

— … поймите, я законопослушный гражданин! Это просто какая-то ошибка! — я узнал голос плешивого, и толкнул дверь.

Вид у меня, пожалуй, был не самый презентабельный. Перемазанный в крови, грязный, потный, увешанный трофейным оружием. Настоящий убийца.

Раттингтон, завидев меня, побледнел.

— Ошибка, клянусь вам… — чуть менее уверенно произнёс он.

— Ларсен, удалось что-нибудь выяснить? — спросил я.

— Болтает какую-то чушь, мелет без остановки, — пожал плечами помощник Ларсен.

— Скажите мне только одну вещь, док, и я от вас отстану, — произнёс я. — Что вы делали за одним столиком с Рамоном Хименесом, и что обсуждали?

Доктор Раттингтон смутился и потупил взор.

— Это… Гм… Коммерческая тайна, — тихо сказал он.

— Ларсен, закройте его в обезьянник, — скривился я. — Коммерческая тайна. Если вы ведёте бизнес с такими, как Хименес, это явно что-то незаконное.

— Нет, нет, всё законно! — воскликнул Раттингтон.

Ларсен достал мощную связку ключей и отпер дверь в клетку для временного содержания задержанных.

— Ступайте, Раттингтон, подумайте над своими будущими ответами, — сказал я.

Доктор покорно вошёл в обезьянник, Ларсен захлопнул за ним дверь, хищно лязгнувшую металлом.

— Итак, Ларсен, что делаем дальше? — произнёс я.

Амброз Ларсен глупо ухмыльнулся, тряхнув копной сальных волос.

— Ну, вам бы это, умыться не помешало, хе-хе, а я бы от сочного стейка не отказался, пожрать бы надо, — произнёс он.

С каждой минутой помощник Ларсен раздражал меня всё больше и больше.

— Не беси меня, Ларсен, — проскрипел я. — Там, за дверью, три трупа, за которых властями штата назначена награда. Триста баксов, которые я честно заработал. Так вот, я тебя спрашиваю, что мне с ними делать?

— Так это, в офис шерифа их надо, — сказал он.

— А мы с тобой где? — вздохнул я.

— В офисе, — улыбнулся Ларсен. — Только у нас всё равно денег нет.

Я вздохнул и прикрыл лицо рукой. Нет, всё-таки он клинический идиот.

— Оке-е-ей, — протянул я. — Где мне за них заплатят?

— В Эль-Пасо, наверное, — пожал плечами Ларсен.

Пришлось выматериться по-русски, чтобы немного спустить пар. И ежу понятно, что в Эль-Пасо, но где именно? Город большой. Куда больше, чем эта дыра под названием Хомстед Медоус.

Я достал пачку плакатов, полистал, нашёл плакат с портретом Рамона Хименеса. В жизни он оказался куда уродливее. Прочитал полностью, от начала и до конца. Разыскиваются живыми или мёртвыми Рамон Хименес и его банда. За убийство, кражу скота, изнасилование и прочие преступления. Двести долларов за главаря и по пятьдесят за членов банды. Награда будет выплачена за поимку или доказательства их смерти. Окружной судья Уильям Герберт Трентон.

Вот, значит, он мне и нужен. Судья заплатит.

— Слушай, Ларсен, а где… — я хотел спросить у него, где мне найти окружного судью, но взглянул на его физиономию и передумал. Ничего толкового он мне так и не скажет. — Куда лошадей отвести?

— А чё, у мексов забрал? Ну-ка, пойдём, — оживился Ларсен.

Мы вдвоём вышли на улицу, оставив причитающего Раттингтона томиться в обезьяннике, подошли к коновязи. Ларсен обошёл каждую из лошадей кругом, что-то бормоча себе под нос. Похоже, лошади ему были ближе, чем люди.

— Вот эта, гнедая, неплохая кобылка, смирная, — заглядывая ей в зубы, произнёс он.

Он проверил подковы у всех троих, осмотрел бабки с видом знатока. Я в его действиях не понимал абсолютно ничего, и поэтому просто ждал, когда он блеснёт знаниями и вдоволь натешит своё эго.

— Серая так себе, старая уже, — заключил он.

Чёрный жеребец так и косился на него, а когда Ларсен попытался взять его за морду и заглянуть в зубы, то цапнул его за руку.

— Ах ты, падла! — воскликнул Ларсен. — Нет, каков, а?

— Этот злобный, — бросил я.

— Да это настоящий убийца, а не конь, — потирая укушенное место, сказал помощник. — Этот к себе никого, кроме хозяина, не подпустит. Боевой.

— Вон его хозяин, на гнедой, — сказал я.

Амброз Ларсен подошёл к трупу Хименеса, двумя пальцами приподнял его башку за волосы, взглянул на развороченное выстрелами лицо.

— Этот, чё ли? — хмыкнул он.

— Ага, — сказал я. — Двести баксов стоит.

— Ха-ха! Ха-ха-ха! — рассмеялся Ларсен. Пожалуй, даже расхохотался. — За этого дохлого мекса ты получишь только от мёртвого осла уши!

— Это ещё почему? — хмыкнул я.

— Так ты харю-то всю ему изуродовал, — сказал он, отпуская волосы Хименеса, и тот с глухим чавканьем ткнулся лицом в лошадиный круп. — Так что, помощник Шульц, хер тебе, а не двести баксов.

Значит, надобность ехать в Эль-Пасо к окружному судье Трентону внезапно отпала. Вместе с шансом получить хоть какие-то деньги за убитых преступников.

Но так или иначе, я всё равно остался в плюсе. Три лошади, содержимое карманов и седельных сумок и оружие. Не триста долларов, конечно, но даже так я неплохо прибарахлился, если всё это продать, то примерно сотни три и наберётся. Никто не возражал, что я забираю имущество убитых себе. Побаивались.

В седельных сумках обнаружилась всякая необходимая мелочёвка вроде кофейника, котелка, спичек, угощения для лошади. А в седельной кобуре на чёрном жеребце покоился карабин Спенсера под патрон.56−50, с рычажным затвором, чем-то неуловимо напоминающий легендарный Винчестер 1873. Довольно старая игрушка, но тоже недешёвая. Патронов разве что нашлось не так много, всего горсточка.

Что беспокоило сильнее всего, так это то, что у меня теперь имелась груда разного оружия под разные калибры, и к каждой пушке нужны были свои патроны. Я предпочёл бы иметь всего две-три пушки, но под один патрон, чтобы в суматохе не рыться по карманам и сумкам в поисках подходящего. Надеюсь, с мистером Томпсоном удастся договориться и обменять ненужное оружие на то, которое я хотел.

Мне бы два «Миротворца», Винчестер 1873 и какой-нибудь обрез под 12 калибр, и я был бы просто счастлив, но увы. Располагаем тем, что имеем.

А самих мексиканцев пришлось отвезти к мистеру Бигелоу, местному гробовщику, желчному старикашке, который с порога встретил меня недобрым взглядом и хмурой гримасой. В его мастерской пахло свежими досками и чем-то затхлым, повсюду стояли гробы, ожидая новых клиентов.

— Для вас есть работа, мистер Бигелоу, — сказал я.

— В этих местах всегда работы хватает, — проворчал он. — Кого вы там привезли?

— Слышали сегодня стрельбу? — спросил я.

— Я туговат на одно ухо, — сказал Бигелоу.

— Трое пришлых мексиканцев устроили в салуне пальбу, — сказал я чуть громче. — В итоге три трупа.

— Славно, — проворчал старик.

— Похороните их. Ларсен выпишет вам чек, — сказал я.

— Не знал, что Ларсен умеет писать, — сказал Бигелоу. — Чек пусть оставит себе. Я работаю только за доллары. Не устраивает — хороните сами.

— Сколько? — вздохнул я.

— По десятке за труп, — оживился гробовщик. — Это за могилу, гроб и подготовку тела к погребению.

У меня столько не было. Придётся либо продавать вещи мексиканцев, либо искать деньги где-то ещё. Выбью из Ларсена, у него должно быть хоть сколько-нибудь на текущие расходы. Оставлять тела без погребения было нельзя, на здешней жаре они быстро начнут вонять. Везти их в Эль-Пасо бессмысленно, Хименеса теперь не узнать, а за двух других без него не дадут ни цента. Они шли как бы довеском к Хименесу. По акции, жёлтый ценник.

— Здесь десятка, задаток, — я сунул руку в карман и протянул ему мятую купюру. — Остальное потом, после погребения.

Шмалять из волыны в людей вдруг оказалось не очень-то выгодно. Живыми эти мексы принесли бы мне гораздо больше денег. Пожалуй, впредь надо стараться брать негодяев без крови. Либо стрелять по ногам, как терминатор Т-800.

— Годится, — сказал Бигелоу. — Сгружайте на заднем дворе.

После гробовщика я отправился в магазин к Томпсону. Разумеется, я привёл себя в порядок перед тем, как вообще отправляться в город, но соперничать с Томпсоном в ухоженности явно не мог. Я застал его во время завивки усов тонкими щипцами.

Разумеется, я деликатно подождал, пока он закончит, слоняясь между шкафов и стеллажей, а он, в свою очередь, постарался сделать всё побыстрее. Свои ботинки, начищенные и сверкающие, я обнаружил среди остальной обуви, на почётном месте.

— Вы быстро вернулись, мистер Шульц, — произнёс Томпсон. — И, я погляжу, с обновками!

— Да, мистер Томпсон, устроился помощником шерифа, и на меня внезапно свалилась работёнка, — усмехнулся я. — Теперь не знаю, куда девать трофеи.

— Думаю, мы найдём, куда их пристроить, — улыбнулся Томпсон.

— Смит-вессон, под русский патрон, — я выложил на прилавок трофейный револьвер.

Себе я решил пока оставить драгунский кольт, исключительно из-за унификации. Калибр был тот же, что и у моего армейского кольта. Смит-вессон, разумеется, был гораздо новее, чем престарелый драгун, однако я решил сделать выбор в пользу кольтов. Здесь они встречаются гораздо чаще, чем смит-вессоны.

— Двенадцать долларов, вместе с кобурой, — предложил Томпсон.

— Да он же почти новый! — воскликнул я, понимая, что такой револьвер обязан стоить дороже.

— Именно поэтому двенадцать, — тактично улыбнулся владелец магазина.

— Ладно, пусть так, — проворчал я. — Дерринджер.

Рядом с револьвером появился карманный маленький пистолетик. Однозарядный, фактически оружие последнего шанса.

— Пятёрка, — сказал Томпсон.

— Да у вас тут на витрине такой же стоит десятку! — воскликнул я. — Даже более потрёпанный!

— Зато в нём я уверен, а в этом — нет, — возразил Томпсон.

На этот раз желание торговаться и спорить почти пропало, я видел, что убедить его не получится. Но зато патроны к ним посчитали отдельно, а ножи Чико удалось впарить по четыре доллара каждый. Итого двадцать пять.

Я думал продать ещё и ненужные сёдла со сбруей, но потом решил, что на конюшне мне за них заплатят больше, так что избавился только от лишнего оружия и разного рода мелочёвки.

А после этого отправился к конюшням Голдуэлла, которые находились прямо здесь, в черте города. Что бы там ни говорил помощник Ларсен.

Я задумывал продать лошадей и сбрую, но пока не решил, кого продать, а кого оставить. Серую в яблоках продам точно, хоть и заплатят за неё сущие копейки, а вот насчёт двух других я метался в сомнениях.

С одной стороны, гнедая кобыла была послушной и смирной, в самый раз для новичка вроде меня. С другой стороны, чёрный жеребец словно бы бросал мне вызов всякий раз, когда смотрел на меня своими большими хитрыми глазами. Да, он меня наверняка сбросит. И в первый раз, когда я залезу в седло. И во второй, и в десятый. Но если он признает меня своим новым хозяином, то он сможет стать для меня лучшим другом и надёжным боевым товарищем.

Да и разница между ними была видна невооружённым взглядом, даже такому «эксперту», как я. Жеребец явно был породистым, сильным, с широкой грудью и мощными ногами, а гнедая, по всей видимости, происходила из одичавших и измельчавших мустангов.

В конюшнях меня заметили издалека, один из работников кликнул хозяина, и меня вышел встречать лично сам Голдуэлл. Весь в чёрном, осунувшийся, с мешками под глазами. Он оказался довольно пожилым человеком, едва ли не вдвое старше меня.

— Мистер Шульц, — хрипло произнёс он. — Вы нынче герой дня.

Я приподнял краешек шляпы.

— Я ждал, когда вы ко мне зайдёте, — признался Голдуэлл. — Ох, что же это я… Забыл представиться, старый пень. Джеймс Франклин Голдуэлл.

— Джек Шульц, — представился я в ответ. — Я к вам по делу…

— А как же, а как же… У меня тоже к вам есть дело. Видите ли… Мой сын… — голос старика словно бы надломился, лицо на мгновение исказилось в странной гримасе. — Мой сын, Джесси… Я слышал вашу историю про Мартинеса, у вас к нему свои счёты, да? У меня свои… Так вот, кхм… Джесси…

Я понял всё без слов, сбивчивый рассказ старика-конезаводчика был ни к чему. Его сын служил помощником шерифа. Мартинес застрелил его во время налёта. Конец истории.

— Мне очень жаль, мистер Голдуэлл, — произнёс я.

— Жаль? Да, вам жаль… А во мне кипит ярость! — вдруг выпалил старик. — Будь я хоть на десять лет моложе, собрал бы парней с округи и отправился бы по следу, чтобы повесить этого мерзавца на ближайшем дубке!

— Именно это я и намеревался сделать в самое ближайшее время, — сказал я.

— На это я и надеялся, сынок, — проскрипел Голдуэлл. — Пойдём внутрь. Печёт сегодня, как в аду.

Время уже близилось к вечеру, весь день я провёл в заботах и хлопотах. Удивительно длинный день. Но заходящее красное солнце жарило точно так же, как и в полдень, разве что порывы южного ветра могли принести немного свежести от Рио-Гранде, отделяющей Техас от Мексики.

Мы с Голдуэллом вошли внутрь конюшен, в тенёк и прохладу, пахнущую сеном и конским потом. Его работник взял у меня поводья, завёл всех лошадей вслед за нами, прямо к корыту со свежей водой, и все три лошади начали жадно пить. Прямо как я с похмелья.

— Задумали лошадей продать, мистер Шульц? — произнёс Голдуэлл, глядя на моих трофейных коней, склонивших головы к воде.

— Да, но ещё не решил точно, кого именно, — сказал я.

Голдуэлл посмотрел на лошадей снова, профессиональным оценивающим взглядом. Ему даже не потребовалось ходить вокруг них и заглядывать в зубы и копыта, как это делал Ларсен. Затем таким же взглядом он посмотрел на меня.

— Дайте-ка угадаю, мистер Шульц… Вы городской житель, из большого города… Служили в армии, но не в кавалерии, возможно, на флоте? Нет, походка не морская, значит, в пехоте. К жаре привыкли, но не до конца, значит, тут, на Юге, живёте не дольше пяти лет, — прищурив глаза, произнёс старик.

Я усмехнулся. Довольно точно сказано.

— Как же это вы узнали? — сказал я.

— Хобби у меня такое, угадывать, что за человек передо мной. С вами, признаться, оказалось непросто, — сказал Голдуэлл. — Ваш акцент сбивает с толку.

— Занятное хобби, — сказал я. — А про моих лошадей что скажете?

— Сегодня утром они ещё не были вашими, мистер Шульц, — сказал старик. — Чёрный хорош, остальные не заслуживают внимания. Продайте их на чью-нибудь ферму, ходить с плугом, больше они ни на что не годны.

— Я намеревался продать их именно вам, мистер Голдуэлл, — признался я.

— Серая слишком стара, гнедую придётся откармливать, и сожрёт она больше, чем я за неё получу. Чёрного оставьте себе. У меня сейчас нет столько денег, чтобы заплатить вам полную его стоимость, а быть должным я не люблю, — честно сказал Голдуэлл.

— Боюсь, я не такой искусный наездник, чтобы с ним совладать, — признался я.

— Да, этот конь просто так к себе никого не подпустит. Он умён, очень умён, и даже если вы усядетесь в седло, он сбросит вас, а если усядетесь ещё раз, он подождёт удобного момента и сбросит снова, — усмехнулся старик. — К нему нужен особый подход.

— Если бы я только знал этот подход, — сказал я. — Я же, как вы сами сказали, городской.

— Кони, они как люди… Даже лучше… — вздохнул старик. — Вообще, к каждой лошади свой подход. У них разные характеры, разные повадки. Надо искать. Но этот выглядит своенравным. Буйным. Как его зовут?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Его прошлый хозяин мне не сказал. И не скажет.

— Жаль, — сказал Голдуэлл. — Лошади обычно привыкают к одному имени. Эй, Черныш! Блэки! Вулкан! Уголёк!

Жеребец ни разу даже ухом не повёл. Просто стоял и нюхал воду.

— Ниггер, — в шутку бросил я.

Конь поднял голову и посмотрел на меня. Я рассмеялся. С фантазией у Рамона Хименеса оказалось туговато. Хотя я не удивлюсь, если до Хименеса этот жеребец принадлежал какому-нибудь южанину-плантатору. Сомневаюсь, что нищий мексиканский бандит вырастил этого Ниггера с малых лет.

— Тоже имя как имя, — сказал Голдуэлл.

— Может, тогда хотя бы сбрую купите? Сёдла, упряжь, — спросил я. — С гнедой и серой.

— Это можно, — кивнул старик. — Джимми, расседлай, глянем, что там за сбруя.

Работник, убиравший навоз неподалёку, принялся ловко и сноровисто избавлять лошадок от их сбруи. У меня бы так ловко не получилось, я бы долго путался в ремнях и застёжках. Надо срочно учиться. И учиться ездить тоже.

За два седла, упряжь, сумки и остальное удалось сторговать пятнадцать долларов, и меня не покидало ощущение, что я изрядно продешевил. Всё-таки, в здешних ценах я пока ориентировался слабовато, и мог полагаться только на реакцию самого Голдуэлла и его работника, который присутствовал при нашей сделке. Но мы пожали друг другу руки, и пятнадцать баксов перекочевали в мой бумажник, который тоже раньше принадлежал одному из мексов.

— Теперь давайте обсудим другое дело, мистер Шульц, — проскрипел Голдуэлл.

Он немного отвлёкся на лошадей, успокоился, но теперь снова начал заметно нервничать.

— Вы хотите отомстить, — тихо сказал я.

— Да, мистер Шульц. Мой сынок… Мой Джесси… Он должен был унаследовать моё дело… Я всегда был против того, чтобы он служил помощником шерифа, в этих краях это опасное дело, но Джесси хотел… — Голдуэлл вдруг ударился в воспоминания. — И вот…

— Я понимаю, мистер Голдуэлл, — сказал я.

— Вы ведь всё равно отправитесь по следу этого ублюдка? — спросил он. — Когда вы его настигнете… Я не говорю «если настигнете», я говорю «когда». Когда вы его найдёте и прикончите, пожалуйста, дайте мне знать. Письмом, с нарочным или как-то ещё, может, приедете лично, но я очень прошу, дайте знать. Я не могу спокойно спать, зная, что убийца моего сына разгуливает на свободе.

— Хорошо, мистер Голдуэлл, — сказал я.

— Спасибо, сынок, — проскрипел он, похлопав меня по руке. — Если будет что нужно… Какая-то помощь… Заходи. В любое время.

— Хорошо, мистер Голдуэлл, — повторил я.

Из его конюшен я вышел богаче на несколько баксов, но с теми же лошадьми. Хотелось жрать, и если Ниггер и его спутницы угостились халявным сеном у Голдуэлла, то меня никто не угощал. В салун сейчас идти было бессмысленно, он был закрыт на уборку, да и не думаю, что мистер Марш будет рад меня видеть после того разгрома, что я там учинил. Так что я пошёл в офис шерифа. Может быть, там найдётся что-нибудь перекусить. Там же можно и переночевать.

День действительно выдался долгий и насыщенный, и теперь у меня была минутка, чтобы всё обдумать и уложить в голове. Я подписался в помощники шерифа, побывал в перестрелке и меня едва не зарезал мальчишка-мекс. Теперь всякий раз, когда я закрывал глаза, мне мерещился Чико, прыгающий на меня с ножом, и я вздрагивал от испуга. Уснуть я сегодня точно не смогу.

Теперь меня ничего не держало в этом городе. Но жители Хомстед Медоус проявили ко мне доброту, помогли в трудную минуту, а я, похоже, навёл на них беду. Бармен не зря предостерегал меня, чтобы я не связывался с мексами. Но я связался, и мстить за них наверняка приедет целая банда. Это останавливало меня от того, чтобы просто свалить в закат. Не таков Евгений Шульц, чтобы бросать город в беде.

Тем более, я теперь помощник шерифа. Как Робокоп, служить обществу, защищать невиновных, соблюдать закон. Погоню за Мартинесом придётся немного отложить. Хотя бы до тех пор, пока не прояснится ситуация с мексиканскими мстителями. А уже после этого можно будет сдать значок, сесть на лошадь и умчаться в закат, как и полагается одинокому герою.

Я добрался до офиса, на крыльце меня поджидал помощник Ларсен.

— Предпочитаешь ходить пешком, а, Шульц? — насмешливо произнёс он.

— Ходьба полезна для здоровья, — мрачно ответил я.

— Я так и знал, что сюда вернёшься. Ты же тут ночевать собрался? Я домой пошёл, там этот дохтур, — сказал Ларсен. — Надоел уже, мелет свою чушь без остановки, голова от него болит. Так что ты сам с ним разбирайся. Ты привёл, ты и разбирайся.

Ленивый ублюдок.

— В офисе пожрать найдётся чего? — спросил я.

— Вроде что-то было. О’Хара всегда заначку имел, — сказал Ларсен. — Ну, я погнал. Бывай.

— До завтра, — хмуро бросил я, поднимаясь по ступенькам.

Ларсен запрыгнул на лошадь и лёгкой рысью поскакал к дому, который находился едва ли в полусотне метров от офиса. Всё его путешествие заняло меньше тридцати секунд, и он дольше отвязывал свою кобылу от коновязи.

Я же вошёл в офис, скользнул безразличным взглядом по доктору Раттингтону, который вскочил на ноги, завидев меня, прошёл в дальний кабинет, где стоял топчан. Пошарил по ящикам и полочкам, нашёл банку консервированных персиков, сожрал их, выпил сок и улёгся, не обращая внимания на причитания и мольбы арестованного. Ноги гудели как телеграфные столбы, во всём теле разливалась жуткая усталость. Но сон так и не шёл. Поганый Чико так и преследовал меня, жутко хохоча на пару с Хорхе Мартинесом.

Пробуждение вышло беспокойным и ранним. Можно сказать, я поднялся с первыми лучами солнца. Раттингтон дрых на лавке, укрывшись пиджаком, и я не стал его будить. Зажёг огонь в малюсенькой печке, сварил себе кофе, сходил до ветру. Надо было привыкать к местному размеренному темпу жизни. Не спешить.

Спешить не надо. Надо всё осмыслить, принять, осознать. Да, я провалился в прошлое на сто пятьдесят лет. Могу я что-то с этим сделать? Не могу. По крайней мере, сейчас. А идти снова в пустыню и ловить там песчаную бурю было страшновато. Значит, будем осваиваться тут, на Диком Западе, в обществе ковбоев, техасских рейнджеров, индейцев и мексиканских революционеров. С волками жить — по волчьи выть.

Поэтому мне надо было учиться мастерству наездника как можно скорее.

Я вышел к лошадям, напоил их и накормил. Да, лошадь это не мотоцикл, который можно заправить бензином осенью, поставить на зиму в гараж, а весной сесть и поехать, лошадь требует регулярного и постоянного ухода. Три лошади — тем более. Значит, будем учиться обращению с лошадьми.

Учиться я любил всегда. Не всегда это давалось легко, но сам процесс мне обычно нравился, в конце концов, я сумел выучить английский уже в сознательном возрасте, после школы, причём до уровня С1. Не думаю, что с лошадьми будет сложнее.

Я уделил немного внимания каждой лошади, угостил сушёными яблоками, которые нашлись в одной из седельных сумок. Все приняли это угощение благосклонно, даже Ниггер, хотя я всерьёз опасался, что он попытается меня укусить.

Для обучения и тренировок я выбрал гнедую кобылу, которую назвал Паприкой, хотя ей, казалось, абсолютно плевать на то, как её называют. Ей вообще на всё было плевать, даже на то, что я долго копошился с седлом и стременами, пытаясь разобраться, что к чему. Начинать обучаться сразу с боевого жеребца это почти то же самое, что посадить курсанта автошколы за руль новенькой БМВ. А на гнедой в самый раз. Как на гранте.

Мне наконец удалось сделать всё так, чтобы ничего не мешало ни мне, ни ей. А потом я попытался взобраться в седло.

Слава Богу, никто не видел моего позора. Только Ниггер и серая кляча. Нет, я не упал, но всё же запутался одной ногой в стремени и долго прыгал возле Паприки, держась за её гриву, хотя я видел как в седло взлетают местные, к примеру, тот же Ларсен. Одним движением. Вжух, и готово. Но я всё же совладал со стременем, оттолкнулся от земли и запрыгнул в седло, пытаясь удержать равновесие. Мои детские воспоминания о том, как я катался в деревне на бабушкиной кобыле, оказались бесполезны.

Я ткнул её пятками в бока, исполосованные шпорами. Сам я шпор не носил, хотя Томпсон предлагал мне взять пару. Паприка тряхнула гривой и пошла вперёд ленивым шагом, а я тем временем вспоминал, как управлять лошадью. В принципе, ничего сложного, тянешь поводья в нужную сторону, чтобы повернуть, тянешь оба, чтобы остановиться.

Мы упражнялись в поле за офисом шерифа, места здесь хватало, чтобы разогнаться, и я заставил Паприку перейти на лёгкую рысь. Меня начало подкидывать в седле, и я понял, что всё-таки напортачил со стременами, сделав их длиннее, чем нужно, так что я поспешил вернуться на исходную позицию и спрыгнул с лошади. Оказалось, что я ещё и подпругу не затянул, как следует. Паприка недовольно зафыркала и забеспокоилась, плохо надетое седло натёрло ей спину в нескольких местах. Пожалуй, надо было взять пару уроков у местных, прежде, чем лезть самому, это оказалось сложнее, чем я предполагал.

Так что я принялся рассёдлывать гнедую обратно, и за этим занятием меня застал помощник Ларсен.

— Здорова, Шульц! — крикнул он издалека, подъезжая к офису на своей Долли.

— Здорова, — откликнулся я.

Надо было его попросить, чтобы он показал мне, как правильно седлать лошадь и всё остальное, но я не хотел его ни о чём просить. Уж лучше я потом схожу к Голдуэллу или его работникам.

Ларсен ловко спрыгнул с лошади и поднялся на крыльцо. Я оставил своих лошадей пастись на участке за офисом и тоже пошёл внутрь.

Доктор Раттингтон проснулся и вскочил на ноги, хватаясь за прутья решётки, словно преступник-рецидивист.

— Послушайте, джентльмены! Мистер! Выпустите меня! Это произвол! — снова начал причитать он.

Помощник Ларсен отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Я же так и не удосужился поговорить с ним после ареста и остановился прямо напротив него.

— У меня язва желудка! Мне нельзя находиться в тюрьме! — воскликнул он.

— Глупый янки попёрся в Техас, — произнёс Ларсен.

— Док, если вы внятно объясните мне, что вы делали в компании убийц и конокрадов, я отпущу вас, — сказал я.

— Я предложил им работу! Честную работу! Сопроводить меня на территорию Нью-Мексико! — с жаром произнёс доктор Раттингтон.

Я хмыкнул вместо ответа, Ларсен громко зевнул.

— И чего же вас в Нью-Мексико потянуло? — не дождавшись пояснений, спросил я.

— Научная! Работа! — раздельно воскликнул Раттингтон, полыхая гневом.

— Какого рода работа? — спросил я.

— Это конфиденциальная информация, — горделиво произнёс Лестер Раттингтон.

— Пф, — фыркнул я, разворачиваясь к нему спиной.

— Я скажу, скажу! — воскликнул он. — Только выпустите меня.

— Внимательно слушаю, док, — сказал я.

— Я френолог, учёный… А эти джентльмены обещали сопроводить меня в Нью-Мексико, на территорию навахо, — признался Раттингтон.

— Хотели провезти индейцам выпивку? — хмыкнул помощник Ларсен.

— Думаю, эти джентльмены сопроводили бы вас до ближайшего оврага, а там пустили бы вам пулю в голову, чтобы забрать ваши туфли и бумажник, — произнёс я.

Доктор нахмурился, но спорить не стал. Я взял ключи и отпер решётку. Раттингтон отряхнулся, нахохлился, словно мокрый воробей, поправил мятый костюм и вышел с гордым видом.

— Смею заметить, мистер, у вас удивительно правильная форма черепа, — он решил напоследок сделать мне комплимент. — Хоть у кого-то в этом городе есть чуточку разума!

— Эй, сейчас отправишься обратно, — набычившись и обидевшись, протянул помощник Ларсен.

— Не расстраивайте моего коллегу, доктор, выметайтесь поскорее, — сказал я. — И в городе лучше бы вам не задерживаться.

— Я и не собирался, — фыркнул Раттингтон. — Прощайте, джентльмены, надеюсь больше никогда вас не увидеть.

— Нет, я не понял, он мне дерзит? — вскочил помощник Ларсен, и я жестом усадил его обратно.

— Нет, Ларсен, он пытается казаться важнее, чем есть на самом деле, — сказал я, когда Раттинтон, хлопнув дверью, вышел из офиса. — Давай-ка лучше выпьем кофе.

Первая половина дня прошла в спокойной и размеренной обстановке, даже Ларсен меня почти не бесил своими неуместными выходками и репликами. Я занимался тем, что составлял себе табличку, чёрный список. В один столбец — имена и фамилии преступников, в другой — сумма награды. Под номером один оставался Мартинес со своими пятью тысячами. Следом за ним две штуки обещали за некоего Уильяма Хейза, третье место с наградой в полторы тысячи делили сразу двое — Джон Мерфи и Хоакин Коронадо. Дальше начиналась всякая мелкая шелупонь наподобие Хименеса, но я выписывал всех без исключения. Врага надо знать в лицо. Ну или хотя бы по имени.

Само собой, я и не думал двигаться по этому списку, вычёркивая одно имя за другим, прежде, чем добраться до Мартинеса. Это не компьютерная игра, в конце концов, и мне не надо собирать все ачивки и проходить все миссии. Но если кто-то из них вдруг встретится мне на пути — я буду готов.

— Поработали, можно и пожрать! — хлопнув в ладоши, вдруг произнёс Ларсен, который за всё утро палец о палец не ударил, только сидел, закинув ноги на стол, да жевал табак.

Время и правда близилось к обеду, и мой желудок тоже недовольно бурчал.

— Я бы не отказался от бифштекса, — сказал я.

— Закрывай контору, поедем поедим, — сказал Ларсен.

— Тут вроде и пешком недалеко, — сказал я.

— Пешком? — фыркнул он. — Зачем ходить пешком, если есть лошадь?

Знакомая логика. Частенько встречал подобную у юных автомобилистов даже в России, не говоря уже про Америку — страну автомобилей, где вся инфраструктура заточена для авто.

— Здоровее будешь, — сказал я.

— Мне и так неплохо, — парень похлопал себя по тощему поджарому животу.

— Может, привезёшь сюда? Мне надо ещё кое-что доделать, — сказал я.

Стыдно признаться, но я просто не хотел демонстрировать ему свои навыки езды. Вернее, их отсутствие. Не то, чтобы меня сильно волновало его мнение, но Ларсен потом мог запросто испортить мне настроение на весь день своими шуточками и подначками.

— Потом доделаешь, поехали! Ей Богу, ты прям как старик О’Хара! Тот тоже вечно… «Сбегай-ка к мистеру Маршу, парень»! «Притащи мне пожрать в кабинет, парень»! Ну уж нет, давай, поехали вместе, — разразился долгой речью Ларсен.

— Ты мне с лошадью помочь обещал… — напомнил я.

— Так у тебя их теперь целых три! — рассмеялся Ларсен. — Голдуэлл тебе отказал, да? Не купил? Старый пень, чтоб он провалился… А я тебе говорил, лучше к Бриттлам надо! Том Бриттл хорошую цену даст, он не обманывает.

Я всё же встал и вышел на улицу вслед за Ларсеном, а тот отправился прямо к моим лошадям. Он их уже осматривал вчера, но и сегодня что-то привлекло его внимание.

— Что-то не припомню, они же осёдланные были вчера? — спросил он, подходя к гнедой и что-то щупая под седлом.

— Лишнюю сбрую Голдуэллу продал, — сказал я.

— Бедная животина, — он потрепал Паприку по растрёпанной гриве. — Твой прошлый хозяин — настоящий урод. Только урод может так лошадь седлать, у этого мекса, похоже, руки из жопы были.

Я благоразумно промолчал. Помощник Ларсен быстро всё исправил, а я внимательно наблюдал за его действиями, подмечая собственные ошибки.

— Правильно ты решил пока на гнедой ездить, — сказал он. — Чёрный тебя не подпустит. Может, мне его продашь?

— Нет, не продам, — сказал я.

— Жаль, я бы его… — вздохнул Ларсен.

Ниггер покосился на него злым взглядом.

— Ладно, поехали. Пожрать надо, — сказал парень.

На этот раз мне удалось вскочить в седло без долгих танцев вокруг лошади. Не так ловко, как Ларсен, но, как по мне, достаточно уверенно. Парнишка же буквально взлетел в седло, почти как гимнаст. Да уж, опыт, сын ошибок трудных. Мне вот как раз его и недоставало.

— Давай, пошла, — тихо пробормотал я, пиная кобылу в бока, и она быстрым шагом отправилась вслед за помощником Ларсеном.

Тут и на самом деле было недалеко, даже пешком. Но пешеход в Техасе это существо из одной обоймы с НЛО, снежным человеком и янки. Встречается реже, чем можно себе представить.

Мы остановились возле салуна. Следы разгрома уже потихоньку исчезали, повреждения чинились. Лужи крови у коновязи и на выходе забросали песком.

— О, да это же наши доблестные служители правопорядка, — насмешливо протянула одна из девушек-работниц.

— Мистер Шульц, мистер Ларсен, — хмуро произнёс бармен, едва мы вошли.

Он явно был не рад нас видеть. Особенно меня. Но я всё равно снял шляпу и любезно поздоровался.

— Мистер Марш… Пива и пару бифштексов мне и помощнику Шульцу, — вальяжно распорядился Ларсен.

— А помощник Шульц не будет хвататься за револьвер? Все прошлые его визиты сюда заканчивались стрельбой! — воскликнула другая девушка.

— Поверь, красавица, я бы предпочёл тискать женскую попку, а не рукоять кольта, — сказал я.

— Фу, грубиян! — фыркнула она, а я рассмеялся.

— Во всяком случае, мистер Шульц на нашей стороне, — вздохнул мистер Марш, выставляя на стойку бутылки с пивом. — Бифштекс скоро будет готов.

— Мы подождём, — ухмыльнулся Ларсен.

Мы с ним сели за стол. Тут и там виднелись следы недавнего побоища, ряд бутылок за спиной бармена изрядно оскудел, а на половых досках светлели выскобленные места. Отмыть кровь, очевидно, не удалось, и им пришлось строгать доски рубанком или чем-то ещё.

— Я слышал, мексиканцев свезли к мистеру Бигелоу, — осторожно произнёс бармен.

Точно. Надо сходить к гробовщику и выплатить ему остаток суммы.

— Ага, — сказал я, прихлёбывая пиво в ожидании нашего обеда.

Ожидания были самыми низкими, особенно вспоминая местный вискарь, но пиво оказалось недурственным. Даже удивительно.

— Стало быть, за наградой вы не поехали, — поджав губы, сказал мистер Марш.

— Так уж получилось, — сказал я.

— И стоило ли оно того? — он обвёл руками зал, намекая на весь тот хаос, что я учинил в его заведении.

— Ой-ей, мистер Марш! Нашу благословенную землю избавили от трёх поганых мексов! От трёх бандитов! Конечно, оно того стоило! — воскликнул помощник Ларсен.

— Помолчи, Ларсен, — проворчал мистер Марш.

— А где был ты, Ларсен? — прощебетала белокурая девушка-работница.

— Как обычно, крутил хвост своей лошади, — захихикала другая, брюнетка.

— Говорят, мистер Шульц справился в одиночку с тремя, и никто ему не помогал! — сказала третья.

Принесли бифштекс, и я молча начал есть.

— Ты знаешь, Мэри, я был занят в офисе! — вскипел мой коллега. — Я просто не успел! Прибыл слишком поздно!

— Амброз, я видела тебя в окно, ты стоял за углом и ждал, пока затихнет пальба! — воскликнула брюнетка.

Я положил вилку и поднял укоризненный взгляд на Ларсена. У того сразу же забегали глазки.

— Это так? — спросил я.

— Ей Богу, мистер Шульц! — воскликнула девушка. — Я сама видела!

Я молча продолжил расправляться с бифштексом. Это всё, конечно, очень интересно, но жареная говядина сейчас была для меня важнее.

— Да врёт она! — взорвался Ларсен. — Я заряжал дробовик!

— Мне плевать, Ларсен, — сказал я, потягивая местное пивко.

— Плевать ему… Крутой, да? Против троих вышел, да? — не унимался помощник. — Может, и я бы вышел? Я стреляю не хуже тебя! А уж в седле держусь, по сравнению с тобой, как профи-жокей! Ты вообще городской! Янки!

— Уймись, Ларсен, — проворчал я.

Мне не хотелось портить этот обед очередной перепалкой. Я доел бифштекс и теперь отдыхал с бутылкой холодного пива в руке, откинувшись на спинку стула. Ещё бы закурить, и будет вообще лепота. Если не обращать внимания на тявканье Ларсена, конечно.

— Да, уймись, мальчик, — протянула одна из девиц.

— Мальчик⁈ Мальчик? Ты оскорбляешь представителя закона! — он даже вскочил со стула, едва не опрокинув своё пиво.

Девицы захихикали в унисон. Парень даже не понимал, что сам даёт им повод для смеха и новых подначек. Представитель, блин, закона. Шериф Маккена собственной персоной. Комиссар Рекс.

— Мистер Ларсен, успокойтесь, пожалуйста, — устало проговорил бармен.

— Помощник Ларсен, слушай боевую задачу, — сказал я, заставляя того заткнуться.

Иначе фонтан его красноречия мог изливаться ещё очень долго, и он мог наговорить того, о чём впоследствии пожалел бы.

— Чего? — фыркнул он. — Какую ещё задачу?

— Дуй к мистеру Бигелоу, — уверенно сказал я. — Ему кое-какая помощь нужна. Ты всё равно уже пообедал.

— Какая помощь может понадобиться гробовщику? Копать могилы? — скривился Ларсен.

— Давай шуруй к нему, — я прибавил в голос немного угрозы.

Надеюсь, у Ларсена в карманах найдётся двадцать долларов. А если нет, то это будет уже проблема Ларсена. Не моя.

— Ладно, — протянул тот, поднялся и вышел с недовольным видом.

Девицы вновь захихикали, перешёптываясь между собой на его счёт.

— Я думал, он у вас главный, пока нового шерифа не выбрали, — сказал мистер Марш.

— Я тоже так поначалу думал, — сказал я.

Но абсолютно ведомый и безынициативный Ларсен рулить офисом просто не мог. Физически. Как не мог и я, младший сержант запаса Шульц, допустить, чтобы мной командовал какой-то сопляк.

— Красавицы, налейте мне ещё пивка, — попросил я у местных девиц, хотя красавицами их назвал бы лишь очень непритязательный человек.

Пока идёт обеденный перерыв, можно и отдохнуть. Покуда в городе всё спокойно. Хотя что-то мне подсказывало, что спокойствие это будет очень недолгим.

В тот день вообще всё было на удивление спокойно. Ни один заезжий ковбой не затеял драку, ни один упившийся виски бродяга не начал приставать к порядочным женщинам, и даже дилижансы приходили и уходили вовремя. Индейцы из окрестных племён апачей, навахо или команчей не шалили в округе, а на границе с Мексикой ни одна мышь не проскочила. И на следующий день тоже. И через день после этого.

Я только и занимался, что пополнял и редактировал список имён, наводя справки обо всех подозрительных личностях, упражнялся с Паприкой, пытался найти подход к Ниггеру, угощая его то яблоками, то морковкой, да обедал в «Звезде Запада», периодически флиртуя с тамошними девчонками. В общем, спокойно бездельничал, как могут бездельничать только те, кто получает за это деньги.

Серую кобылу удалось продать за сорок баксов одному из местных ранчеро, и мы оба считали это выгодной сделкой. По крайней мере, теперь мне не придётся каждый день кормить её, поить и чистить. С Паприкой и Ниггером это почти стало ежедневным ритуалом, хотя иногда я предпочитал заплатить пару центов местным мальчишкам, чтобы не делать этого самому.

А вот спустя три дня в Хомстед Медоус приехал незнакомец.

Он въехал по главной улице, верхом на белой лошади, в широкополой шляпе, скрывающей лицо, и просторном пыльнике, скрывающем его фигуру. Видно было, что путь он проделал долгий, и большая его часть прошла вдали от цивилизации. Тёртый мужик, опасный.

Незнакомец не стал заходить в салун, чтобы освежиться после долгой дороги, не стал заезжать в магазин, чтобы пополнить припасы. Он направился прямиком к церкви и кладбищу, ни с кем не заговаривая, провёл там не больше десяти минут, и покинул город тем же путём, что и приехал.

Об этом мне рассказал помощник Ларсен, вернувшийся из салуна с бутылкой холодного лимонада, и я сразу понял — что-то не так.

— Что-то не так, — сказал я, вытаскивая оба кольта и дозаряжая в них шестой патрон.

Просто на всякий случай.

Взял карабин Спенсера, зарядил его, взял со стойки ружьё О’Хары, переломил. Два патрона на месте. Бросил ружьё Ларсену. Надеюсь, дробью он не промажет в случае заварушки.

— Ты чего? — хватая ружьё, воскликнул помощник.

— Патронов к ружью возьми, — приказал я.

— Тебя этот хмырь так перепугал? — фыркнул Ларсен. — Ну, бывает, заезжают к нам всякие, чего теперь, на каждый шорох ружьё хватать?

— Заткнись и делай, Ларсен, не беси меня, — процедил я, рассовывая патроны к карабину по карманам.

На всякий случай я ещё и опустил занавески на окнах. Чутьё подсказывало мне, что этот незнакомец был всего лишь разведчиком, а скоро прибудет и основной отряд.

Так и вышло.

На улице загрохотали выстрелы, настоящая канонада, и стёкла офиса тут же взорвались тысячей мелких осколков. Я рухнул на пол, Ларсен чуть запоздал, но тоже упал вслед за мной, прижимая ружьё к груди.

— Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт! — запричитал помощник.

Рикошеты свистели и жужжали, я прижался к стене под самым окном, сжимая в руках карабин. В глотке вмиг пересохло, и я бы с удовольствием глотнул холодного лимонада, но разбитая бутылка валялась на полу, а её содержимое растекалось по доскам липкой жёлтой лужей.

— Эй, шериф! — донеслось снаружи. — Выходи, шериф! Не то будет больно!

Я достал револьвер и пальнул не глядя, на голос, даже не высовываясь из своего укрытия. Ответом мне стал вопль раненого. Ого, я и не думал, что попаду. А вслед за этим воплем канонада началась снова, бандиты поливали офис свинцом из всех стволов.

Мы с Ларсеном снова вжались в пол, оставаясь неподвижными до тех пор, пока пальба не прекратилась.

— Ты подписал себе смертный приговор, шериф! — раздался голос с улицы. — Мы пришли привести его в исполнение!

— Ты убил моего братишку Рамона! — воскликнул другой голос.

Ну, всё яснее ясного. Мексы пришли мстить за невинно убиенных преступников, конокрадов и насильников. Даже удивительно, как мне везёт на мексиканцев. Хотя… Это окрестности Эль-Пасо, граница, неудивительно, что весь мексиканский криминал кочует туда-сюда.

Я осторожно выглянул в разбитое окно, оценивая ситуацию, и тут же юркнул обратно, чтобы не получить пулю. Их восемь. Нас двое. Расклад перед боем не наш, но мы будем играть.

Хотя Ларсен, кажется, совсем сник, бледный парнишка сжал дробовик так, что побелели пальцы, и что-то бормотал под нос, не смея даже шелохнуться.

— Шериф, ты там сдох⁈ Так неинтересно, выходи! — закричали снова.

Ну, я же не дебил, чтобы взять и выйти просто так. Мозг судорожно перебирал варианты событий, но громче всех звенела мысль о том, что всё, конец. Шульц допрыгался.

— Шериф мёртв! — крикнул я, и это было чистейшей правдой.

Старик О’Хара уже почти неделю как зарыт в могилу.

Снаружи послышался довольный смех, который захотелось забить им обратно в глотки.

— Это надо проверить! Мы заходим! А вы выходите с поднятыми руками! — послышалось снаружи.

Ларсен встрепенулся, попытался отложить дробовик и встать, чтобы выйти, и мне пришлось на него шикнуть и даже пригрозить револьвером. Трусливое говно. Разве он не понимает, что мы оба покойники, если начнём плясать под их дудку?

— Я тут один! Я ранен! — крикнул я. А вот это уже было полуправдой.

Осколками стекла меня немного порезало, но это ерунда. Царапины. Ни один крупный сосуд не задело.

— Тогда выбрось пушку в окно, и мы заходим! — крикнули с улицы.

Вот засада. Ладно. Я прополз к парализованному от страха Ларсену, вытащил у него револьвер из кобуры, проверил патроны. Твою мать, он даже не заряжен. Окон здесь было два, в приёмной и в кабинете, и если мексы надумают залезть через окно, то смогут подобраться ко мне сзади. Я закрыл дверь в кабинет и опрокинул тяжёлый стол, блокируя эту возможность. Теперь тут только один вход и выход, и да, мы по прежнему заперты в ловушке.

Револьвер Ларсена, ушатанный в дрова капсюльный флотский кольт, я осторожно швырнул в разбитое окошко, а потом просигналил Ларсену спрятаться за опрокинутым столом. Сам же я занял позицию в углу с револьвером наготове.

Шутка сработала.

По крыльцу забухали тяжёлые сапоги со шпорами, дверь распахнулась. В офис целой гурьбой завалились сразу четверо мексов, и я начал стрелять. Ларсен тоже не сплоховал, вдарил по толпе дуплетом, так что все они остались лежать прямо на пороге. В воздухе остро завоняло кровью, дерьмом и порохом.

Снаружи поднялся крик, началась пальба. Мы тем временем торопливо перезарядили оружие, и Ларсен ещё долго не мог попасть патроном в ствол. Руки тряслись, как у запойного алкаша.

— Шутить вздумал, шериф? — раздался крик снаружи. — Думаешь, мы тебя не выкурим? Думаешь, не достанем? Придётся убивать тебя долго! Чтобы помучился!

— Я даже не знаю, кто ты такой! — крикнул я.

— Мануэль Гутьеррес! Запомни это имя! — крикнул бандит.

А чего запоминать. Я и так его знаю. Пятьсот долларов за живого или мёртвого, убийство, изнасилование, ограбление поезда, кража скота.

Провоцировать его так же, как я спровоцировал Хименеса, было опасно. Подожжёт офис, и привет. Какое-то время мы, конечно, просидим в дыму, но быстро сомлеем, и Гутьеррес возьмёт нас обоих тёпленькими.

Но Мануэль Гутьеррес решил действовать иначе. Более изящно. Более бесчестно.

На улице послышался женский вскрик. Я осторожно выглянул наружу, один из бандитов приставил пушку к голове девчонки, одной из работниц мистера Марша. Трое других стояли полукругом напротив офиса с револьверами и винтовками наготове. Среди них Гутьеррес, которого я узнал по широкому бандольеру поперёк груди, с которым он был на фото, и тот самый незнакомец в пыльнике. Твою мать.

— Шериф! Шутить вздумал, да? Мы тоже пошутим! Даю тебе тридцать секунд, чтобы выйти с поднятыми руками, иначе он вышибет девчонке мозги! — крикнул Гутьеррес.

Сквозь разбитое окно задувал сухой пустынный ветер, и я почувствовал, как по коже побежали мурашки от его дуновения. Я облизнул пересохшие губы, глубоко вдохнул, выдохнул. Ублюдок начал громко считать.

— О-он… Он ведь её п-правда убьёт… — пробормотал вдруг помощник Ларсен, глядя на меня.

— Ага, — сказал я.

— Ты п-пойдёшь? — спросил он, чуть заикаясь от волнения.

— Двадцать! — громко воскликнул Гутьеррес.

Я швырнул карабин Ларсену.

— Умеешь из этого стрелять? Плевать, будем считать, что да. Я выйду. Они отвлекутся на меня. Стреляй в тех, кто стоит позади. С девчонкой… Я что-нибудь придумаю, — приказал я.

Ларсен мелко закивал, сдул прядь сальных волос со лба, взвёл курок на карабине. Надеюсь, он и в этот раз не подведёт.

— Десять! — крикнул бандит.

Я достал оба револьвера, взял их заскобы, подвесив на указательных пальцах. Немного потренировался быстро перехватывать их.

— Пять! — мерзавец считал явно быстрее, чем тикала секундная стрелка на его часах.

Ему не терпелось со мной расправиться. Мало того, что я убил их подельника и чьего-то братишку, я убил ещё четверых, а самого Гутьерреса обманул и разозлил. Такое не прощается.

— Выхожу, выхожу! — крикнул я, появляясь в дверном проёме.

Внутри всё скрутило в тугой узел, ноги стали практически ватными. Я ожидал, что меня тут же пристрелят, едва я покажусь в прицеле, но у Гутьерреса, кажется, были другие планы.

Перекошенное от ужаса, заплаканное лицо девчонки мелко дрожало, холодный ствол револьвера упёрся ей прямо в висок, больно царапая кожу. На меня она смотрела с нескрываемым страхом и затаённой надеждой. Так на меня ещё никто никогда не смотрел.

— Молодец, шериф! А теперь бросай оружие! — ухмыльнулся Гутьеррес.

Время словно остановилось. Замедлилось, как вязкая густая жидкость, как льющийся мёд. Я сумел заметить даже выражения лиц мексиканцев. Небритость Гутьерреса, оспины и шрамы на лицах его спутников. Блеск металла, чёрные дула, направленные на меня.

Ларсен начал стрелять. Я в то же мгновение перехватил револьверы, обе рукояти легли в мои ладони, как влитые. И пальнул в того ублюдка, который держал заложницу.

Девчонка вздрогнула, когда её лицо заляпало чужой кровью, девять граммов свинца выбили мозги её обидчику, раскидав их по всей улице. А я тем временем начал палить в оставшихся бандитов, и они начали палить в ответ.

Само собой, я не стоял на крылечке, как тополь на Плющихе, я с самого начала покинул линию огня, не прекращая поливать бандитов свинцом. Сухо трещали револьверы, гулко бабахали ружья и винтовки, всю улицу заволокло едким пороховым дымом. Хорошо, что у местных негодяев нет гранат, а то они бы и их притащили.

Правую руку обожгло болью, но револьвера я не выпустил. Стрелял из обоих стволов, пока всё не закончилось. Пока не повисла тишина, раздираемая только криками раненых и завываниями пустынного ветра, который рвал в клочья висящий над улицей пороховой дым.

Только когда дым рассеялся, я увидел, что все мексиканцы лежат на песке, убитые или раненые, а я жив. Жив, чёрт побери, и осознание этого факта вылилось на меня, как ушат холодной воды, так что на лице сама собой появилась злая кривая ухмылка. Кер вам ослиный, да подлиннее, а не Жека Шульц.

Я поднялся из своего укрытия, на негнущихся ногах прошёл к мертвецам. Перепуганная девчонка сидела на земле и дрожала, обнимая себя руками, слёзы беззвучно текли из её глаз, оставляя на заляпанном кровью и мозгами лице две дорожки.

— Ну-ну, тихо, милая, всё закончилось, — тихо произнёс я.

— Вы ранены, мистер Шульц, — прошептала она.

Я посмотрел на свою руку. Ну да, царапнуло. Из-за адреналина, до сих пор клокочущего в крови, я не чувствовал боли, но я знал, она придёт, обязательно придёт. И довольно скоро.

— Пустяки, — сказал я. — До свадьбы заживёт.

Из офиса осторожно выглянул помощник Ларсен, до сих пор сжимая в руках карабин. Парень здорово мне помог.

— Всё, Ларсен, всё, — сказал я. — Ты молодчина.

— Д-да? Точно? — испуганно сказал он.

— Точно, точно, — сказал я.

На улицу потихоньку потянулись горожане, глазея на учинённый разгром и лужи крови. К девчонке тут же побежали её подружки, причитая и квохтая, словно наседки, мужики задумчиво глядели на трупы.

— Пожалуй, столько крови в Хомстед Медоус не бывало аж с Гражданской войны, — проворчал кто-то из стариков.

— Это какой-то кошмар, — произнёс кто-то.

— Это всё кара за грехи наши, — сказал какой-то седобородый проповедник.

— Расходитесь, не на что здесь смотреть, — проворчал я.

Терпеть не могу, когда просто глазеют. Особенно в таких ситуациях.

Я подошёл к лежащему ничком Гутьерресу. Его шляпа слетела на затылок, и я приподнял его башку за жирные чёрные волосы, заглядывая в лицо. Ну, этого хотя бы можно узнать, в отличие от Хименеса. Мануэль Гутьеррес оказался убит четырьмя пулями в грудь и живот.

— Больше этот город никто не побеспокоит, расходитесь по домам, — громко сказал я.

— Вот кого надо выбирать шерифом! — крикнул один из джентльменов. — Мистер Шульц, вы наш спаситель!

В шерифы я не хотел. Больше всего сейчас я хотел умыться, перевязать рану и одеться в чистое.

Я прошёл и заглянул в лицо каждому из мексов, пытаясь отыскать ещё какие-нибудь знакомые рожи. Трое из восьми оказались живы, но ранены, причём один стоял уже на пороге в мир иной. Кроме Гутьерреса, больше брать было некого. Да и того я узнал лишь потому, что он представился сам, желая похвастаться.

— Что думаете делать дальше, мистер Шульц? — спросил меня один из горожан.

— Выпить наконец лимонаду, — проворчал я.

Меня начало колотить от нервов, адреналиновый шквал схлынул, оставляя за собой лишь мерзкое ощущение пустоты и досады. Я злился на самого себя, на то, что вообще допустил такую ситуацию, что подверг опасности не только себя, но и весь город. Что-то такое, видимо, ясно читалось на моём лице, потому что теперь горожане опасливо расступались, если вдруг попадались мне на пути, и больше не приставали ко мне с дурацкими вопросами или не менее дурацкими предложениями. Приставали к Ларсену.

Я прошёл в пустой салун, пешком, не оглядываясь ни на кого. Мистер Марш был там же, в толпе возле офиса, поэтому мне пришлось обслужить себя самостоятельно. Я взял чистый стакан, плеснул туда лимонада, выпил залпом, плеснул ещё. Хотя после такого можно выпить и чего-нибудь покрепче, сегодня я не желал напиваться. Взамен я положил на стойку четвертак, хотя прекрасно знал, что в такой день щедрый бармен нальёт мне за счёт заведения.

Руку я перевязал сам, хотя в ближайшее время не помешает показать рану какому-нибудь доктору или фельдшеру. Пуля прошла навылет, не зацепив ни кость, ни крупных артерий. Натурально царапина, но я понимал, что без должного ухода и эта царапина может стать причиной моей смерти.

— Отдыхаете от общества, мистер Шульц? — раздался голос бармена, который вошёл незаметно, видимо, через чёрный ход.

— Да, мистер Марш, — сказал я.

Я выложил свои кольты на барную стойку. Надо бы их почистить и смазать в самое ближайшее время. Чувствую, без работы они не останутся, а за оружием надо ухаживать почти как за дамой. Даже сильнее. Но пока я начал их неторопливо перезаряжать. Слава Богу, оба моих револьвера были конверсионные, под унитарный патрон, а не капсюльные, куда нужно было вручную засыпать порох и забивать пулю.

— А потом что планируете делать? — спросил бармен.

Я пожал плечами.

— Город желает видеть вас в роли шерифа, — добавил он.

— Вот только никто не спросил, желаю ли этого я, — сказал я.

Пожалуй, я засиделся в Хомстед Медоус. Пора было двигать отсюда. К тому же, теперь у меня был отличный повод. Труп Мануэля Гутьерреса надо было предоставить властям, если я хотел получить за него пятьсот баксов. А я хотел.

Теперь мой путь лежал в Эль-Пасо, за моими честно заработанными пятью сотнями, которые пока что были привязаны к лошадиному крупу, ожидая, когда дохлый мексиканец превратится в хрустящие зелёные купюры. А это удивительное превращение должен был мне обеспечить окружной судья Трентон. Раз уж он объявил негодяя в розыск, ему и выплачивать денежки.

Звезду «депутата», как я шутливо именовал свою прежнюю должность, я без задней мысли сдал обратно Ларсену, а вместо жалования за отработанные дни мы с ним поделили имущество убитых мексов, на чём я заработал ещё тридцать пять долларов. Больше, чем я заработал бы согласно расчёту.

Я ни о чём не жалел, покидая Хомстед Медоус, да и местные, кажется, вздохнули с облегчением, понимая, что я принесу им одни только проблемы. Даже на должности шерифа. Мне нужно было спешить за Мартинесом и нашим оружием, и разыскать его на этой бескрайней земле будет непросто. Но с пятью сотнями в кармане всё становится немного легче, даже поиски бандита-рецидивиста.

И поэтому Паприка бодрым шагом топала на запад, к Эль-Пасо, Ниггер плёлся вслед за ней, а в конце этой процессии шагала лошадь Гутьерреса со своим хозяином на спине.

Впереди виднелись горы Франклина, издалека напоминающие спящего гиганта, невысокие и пологие, а у их подножия и расположился сам город. Я двигался по старой пыльной дороге, проезжая мимо ферм и пастбищ. Здесь, вблизи от реки, растительности хватало на то, чтобы держать скот, и я порой замечал парнишек-пастухов, объезжающих окрестности. Ковбоев.

И если я сначала надеялся добраться до Эль-Пасо без приключений, то вскоре понял, что сильно ошибся.

Меня, само собой, было видно издалека, и мой груз тоже. Так что в какой-то момент пара ковбоев решила поинтересоваться, кто это там привязан к лошади, и на рысях поспешила ко мне наперерез. Я на всякий случай передвинул кобуру с кольтом поближе.

Ковбои в потрёпанных рубашках и потёртых чапсах производили впечатление оборванцев, но лошади под ними были сильные и дорогие, это понимал даже я. Один был совсем юным, безусым, другой — чуть моложе меня. У обоих виднелись револьверы на поясе, а у того, что постарше, ещё и ружьишко в седельной кобуре. Самые обыкновенные пастухи, вкалывающие на чужих ранчо за доллар в день.

— Эй, мистер! — издалека крикнул мне тот, что постарше.

Я решил не останавливаться. Паприка как шла бодрым шагом, так и продолжила идти. Натянуть поводья пришлось, только когда оба ковбоя перегородили мне дорогу.

— Мы знакомы? — хмыкнул я.

— Не думаю, но… — начал было ковбой, но я его перебил.

— Так с какого хера вы загораживаете дорогу незнакомому человеку? — спросил я.

Ковбои напряглись и переглянулись.

— А с такого, что ты едешь по земле мистера Рида! — выпалил молодой.

— И что? Мистер Рид велел вам останавливать каждого, кто поедет по этой дороге? Или мистер Рид велел вам пасти его скот? Ну так идите и пасите дальше, — сказал я.

— Ты едешь по земле мистера Рида с двумя лошадьми и трупом, — сказал старый.

На секунду я пожалел, что сдал значок. С ним было бы гораздо проще.

— И какое вам дело, с чем я еду? — хмыкнул я. — Может, мне ещё и карманы вывернуть, чтобы вы посмотрели?

— Надо будет — вывернешь, — произнёс молодой.

Кольт оказался в моей руке быстрее, чем они оба могли ожидать. Я хорошо потренировался выхватывать его из кобуры, здесь это умение может оказаться полезным.

— А я думаю, что не выверну, — сказал я, медленно переводя кольт с одного на другого и обратно. — Я думаю, что вы просто грабители, которые цепляются к обычным прохожим.

Оба ковбоя занервничали, замерли в неловких позах, не смея шелохнуться. Когда в тебя целятся из револьвера, желание шутить или делать глупости сразу же отпадает.

— Мы не грабители, — обиженно произнёс молодой.

— Да мне насрать, — сказал я. — Я — помощник шерифа Хомстед Медоус. Так что прочь с дороги, мистеры, покуда я вам новых дырок не насверлил.

Бывший помощник, конечно же, но им этого знать не обязательно.

— А сейчас вы медленно возьмёте поводья и ускачете вон на тот пригорок, откуда и приехали, ясно вам? — спросил я.

Оба ковбоя кивнули, не отводя взгляда от чёрного дула моего армейского кольта. Чтобы хвататься за оружие, когда в тебя целятся, нужна недюжинная смелость либо железная уверенность, что ты успеешь сделать выстрел раньше, чем твой оппонент. У них, очевидно, не было ни того, ни другого.

— Ещё увидимся, мистер, — зло процедил старый.

Молодой вместо прощания сплюнул в пыль зелёную струю от табачной жвачки, заставляя меня вспомнить различных любителей насвая.

Но они оба послушно развернули лошадей и поскакали прочь, а я продолжал держать револьвер наготове, пока они не уехали на достаточное расстояние. В этих местах могут запросто передать горячий свинцовый привет в спину. Тем более, что у меня было, что взять. Дохлый мекс, вокруг которого уже начали виться мухи, стоил пятьсот баксов, а правительству, в общем-то, абсолютно плевать, кто предоставит его труп. Тот, кто его убил, или тот, кто его нашёл. А сопоставить рожу на плакате с рожей убитого сумеет даже неграмотный пастушок.

Я поехал дальше всё тем же неторопливым шагом, понимая, что нажил себе ещё пару врагов. Но здесь, на западе, так оно и бывает. Страна большая, может быть, даже и не свидимся больше. В конце концов, это не я им заступил дорогу.

Чем ближе я подбирался к Эль-Пасо, тем больше вокруг встречалось ферм и ранчо, на дороге попадались прохожие, мимо проезжали дилижансы и повозки, одинокие всадники и целые отряды. Но дорогу мне больше никто не загораживал. Некоторые здоровались, приподнимали шляпы, некоторые равнодушно молчали, некоторые косились на привязанный к лошади труп. Но цепляться ко мне никто и не думал.

Я въехал в город, разглядывая вывески на испанском и английском, витрины магазинов и распахнутые двери салунов, роскошные платья жгучих чернобровых красавиц и побитые жизнью соломенные шляпы простых работяг. В Эль-Пасо кипела жизнь.

Из окон борделей доносилась музыка и смех, девчонки с глубокими декольте зазывали клиентов, перевешиваясь через подоконник, по улицам, поднимая пыль, катили дилижансы торговых и почтовых компаний. Повсюду стучали молотки и топоры, что-то строилось, чинилось, уличные торговцы наперебой расхваливали свои чудодейственные товары, короче, город процветал, рос и ширился, привлекая сюда иммигрантов всех мастей. И законопослушных, и не очень.

Нынешний Эль-Пасо был не самым большим городом, сюда пока ещё даже не дошла железная дорога, но близость к границе и соседство со Сьюдад-Хуаресом делали его привлекательным для нечистых на руку дельцов, контрабандистов, бандитов и прочих маргинальных слоёв общества. Здесь крутились неплохие деньги, а люди всегда тянутся вслед за деньгами. Хоть на Крайний Север, хоть в пустыню Чиуауа.

Собственно, и я прибыл сюда за своими долларами. Если бы не они, то отправился бы в другую сторону, на север, в Санта-Фе. На территорию Нью-Мексико, потому что Мартинес и его шайка шли через пустыню как раз на север. Хотя сейчас я с той же вероятностью успеха мог начать поиски откуда угодно. За это время ублюдок мог уже несколько раз пересечь границу туда и обратно.

А искать его в Мексике почти бесполезно, для простых крестьян-мексиканцев такие, как Мартинес, практически герои сказок, отважные воители, Робин Гуды, отнимающие деньги у богатых гринго и раздающие их бедным. Даже если знают, то мне, белому иностранцу, ничего не скажут. А то и самого Мартинеса предупредят, что какой-то гринго явился по его душу. Поэтому ловить его надо здесь. Как именно — не представляю, но брать его придётся на этой стороне Рио-Гранде.

Горожане вовсю глазели на меня и мой груз, показывали пальцами, шептались. Я же невозмутимо продолжал путь к центральной площади. Вся власть, как обычно в подобных городах, сосредоточена там. Я с удивлением отмечал, что узнаю некоторые места, за сто пятьдесят лет не претерпевшие никаких изменений. Нет, «Старбакса» на каждом углу тут не было, но сами здания, перекрёстки, церкви, парки казались знакомыми.

Я успел пройти почти через весь город, прежде, чем ко мне подошли местные законники. Что ж, простые ковбои оказались расторопнее них. Законников было трое, они подъехали ко мне верхом, с дробовиками наперевес, и теперь уже у меня не было ни малейшего желания лапать рукоять револьвера. Вид у этой троицы был донельзя опасный, и я прекрасно сознавал, что пришить человека им не сложнее, чем шлёпнуть комара, и за каждым из этой троицы тянется долгий кровавый след.

— Стоять, приехали, — проворчал главный из них.

У этих товарищей сияли пятиконечные звёзды на лацканах пиджаков, вписанные в круг, на котором, собственно, и было написано место их службы. Федеральные маршалы. Вернее, маршал и его помощники.

— Как раз вас-то я и разыскиваю, джентльмены, — улыбнулся я, приподнимая шляпу.

— Разыскиваешь? — хмыкнул законник.

— Исключительно чтобы получить награду за этого уважаемого господина, — я показал пальцем себе за спину. — Мануэль Гутьеррес, бандит и преступник.

— Слыхал про такого, — протянул маршал. — Позволите взглянуть, мистер?

— Да, разумеется, — сказал я.

— Пит, взгляни-ка, — приказал маршал.

Его помощник ткнул пятками лошадь и подъехал к мертвецу, сам маршал и второй помощник в это время так и стояли напротив меня. На случай, если я что-то задумал.

— Да, это он, — констатировал помощник. — Уже воняет.

— Он всегда так вонял, — хохотнул второй помощник, но суровый взгляд маршала заставил его замолчать.

— Следуйте за нами, мистер…

— Шульц, — поспешил представиться я. — Моя фамилия — Шульц.

— Милтон, — скупо произнёс маршал, и дёрнул поводья, разворачивая лошадь.

Он поехал впереди, указывая дорогу, двое поехали сзади с дробовиками наперевес, предостерегая меня от глупостей. Видимо, жизнь в Эль-Пасо научила их осторожности.

Впрочем, никаких глупостей я и не задумывал, надо быть совсем уж отбитым, чтобы стрелять федеральному маршалу в спину посреди города.

Двигались мы к Даунтауну, и дорогу туда я сумел бы найти и без сопровождения, но вот нужное здание я вряд ли нашёл бы без подсказки. Мы остановились у четырёхэтажного кирпичного здания, привязали лошадей к коновязи. Мертвеца так и оставили на лошади.

— Идёмте, мистер Шульц, — сказал Милтон.

И мы шагнули в цитадель бюрократии.

Оружие на входе пришлось сдать под охрану одного из помощников, но я был не в обиде. Если мне заплатят пятихатку, то пусть хоть насовсем забирают эти кольты, я куплю себе новые.

Повсюду сновали измазанные чернилами клерки и степенно вышагивали благообразные ухоженные джентльмены, работа кипела вовсю. Гонять чаи с девяти до пяти тут не получилось бы.

Маршал провёл меня в отдельный небольшой кабинет, весьма скромный, но уютный, и уселся за стол, развалившись в кресле. Я остался стоять перед ним, словно проситель, а его помощник, не выпускающий дробовика из рук, прислонился к дверному косяку.

— Ну, и как это было? — хмыкнул Милтон, снимая шляпу и приглаживая редкие волосы.

— Непросто, — сказал я.

Маршал усмехнулся и полез зачем-то в ящик стола.

— Выпить хочешь? — спросил он.

— Возможно, — сказал я.

Он извлёк из стола небольшую плоскую бутылку, в которой плескался золотистый бурбон, две стопки, налил в обе по очереди, жестом предложил мне. Я протянул руку за стопкой, и тут он резко схватил меня за запястье. Хватка у Милтона оказалась железная. Я застыл в неудобной позе.

— Я знаю всех охотников за головами в Техасе и на территориях, — процедил он. — Тебя я не знаю. Был один Шульц, но тот был старик, и его пристрелили ещё до войны. Так что спрашиваю один раз. Кто ты такой?

— Джек Шульц, — сказал я, вырывая наконец свою руку из его хватки. — Мне казалось, на Западе не принято интересоваться такими вещами.

— Теперь принято, — хмуро сказал маршал.

— Послушайте, я пристрелил Гутьерреса, избавил штат от преступника. Теперь я хочу просто получить свои доллары, — сказал я. — Если вам нужны свидетели того, как это было, отправьте гонца в Хомстед Медоус, вам расскажут в подробностях.

— Это не там недавно обнесли почту? — вставил помощник.

— И убили шерифа, — сказал я. — Но это был Хорхе Мартинес. А Гутьеррес припёрся туда мстить за своего дружка.

— Рассказывай, — проворчал маршал.

Я хлопнул бурбона и пересказал вкратце, как устроился помощником шерифа, как началась пальба в салуне, и как потом Гутьеррес приехал в город со своей бандой.

— Так что я вышел на крыльцо с двумя револьверами, прыгнул с него, и в прыжке перестрелял ублюдков одного за другим! — немного приукрасил я.

И Милтон, и его помощник завороженно слушали, развесив уши, на которые я тщательно раскладывал лапшу.

— А того, Хименеса… Почему не привёз? — спросил маршал.

— Две пули в лицо, — пожал плечами я. — Вы бы сами сказали, что я просто какого-то дохлого мекса подобрал.

— И то верно, — протянул Милтон. — Окей, мистер Шульц. Ваши пять сотен.

Он снова порылся в столе, взял оттуда пачку двадцаток, отсчитал нужную сумму, бросил на стол.

— В следующий раз, мистер Шульц, постарайтесь привозить их живыми, — сказал маршал.

— И невредимыми? — фыркнул я.

— Это уже не так важно, — сказал он. — Видите ли, живого преступника можно повесить. В назидание всем.

— Понимаю, — сказал я, пересчитывая двадцатки. — Но платят-то одинаково.

Не то чтобы я не доверял Милтону, но старые привычки просто так никуда не деваются.

— И это досадное упущение нашего правительства, — хмыкнул маршал. — Лично я предпочёл бы за живых платить больше.

Ну, слава Богу, что решения принимает не он.

— К тому же, если бы вы решили взять Хименеса живьём, то не лишились бы ещё двух сотен, — ударил он по больному месту.

— Это так, — пробурчал я.

Но тогда и его дружки сумели бы застать меня врасплох на дороге в Эль-Пасо или ещё где-нибудь. Так что я не особо расстраивался.

Я с чувством выполненного долга убрал честно заработанные доллары в бумажник. Вот она, первая награда. Надеюсь, не последняя.

— В следующий раз постарайтесь доставить преступника живьём, если уж берётесь за такую работу, — сказал Милтон. — Ваши коллеги обычно предпочитают лассо и наручники, а не пулю.

— Не могу ничего обещать, — сказал я. — К тому же, в обоих случаях я защищался. Не думаю, что мои коллеги вышли бы к Гутьерресу и его шайке с одним только лассо в руках.

Милтон поднял на меня хмурый взгляд.

— Не советую шутить со мной, мистер Шульц, если вы хотите и дальше заниматься поимкой преступников, — сказал он.

— Больше всех меня интересует Хорхе Мартинес, — признался я. — И уж его-то я постараюсь взять живьём.

Помощник у двери нервно посмеялся.

— Могу только пожелать вам удачи, мистер Шульц. И вам придётся занять очередь, за ним гоняется добрая половина всех охотников, — сказал Милтон. — Пять тысяч баксов — солидный куш.

— Который будет только приятным бонусом. У меня к нему личные счёты, — сказал я.

— Дело ваше, — сказал маршал. — И ещё. Ведите себя в городе прилично.

— Законники порой болтаются в петле ничуть не хуже преступников, — сказал его помощник.

Видимо, уже был опыт. Хотя здесь, на западе, грань между теми и другими очень и очень тонкая. Один и тот же человек может без зазрения совести убивать людей и грабить дилижансы, чтобы потом устроиться шерифом в соседнем штате, жируя на накопленные денежки. Страна большая, затеряться легко.

Я распрощался с маршалом и его помощником, вышел, забрал свои револьверы, сразу же нацепив их обратно на пояс. Я уже начинал чувствовать себя голым без них.

А на улице меня ждал сюрприз.

Возле моих лошадей тёрлись те самые два ковбоя, старый и молодой. И с ними был третий, седой коренастый мужик с длинными усами. Он сидел верхом на лошади, барабаня пальцами по рукояти револьвера, и я остановился в дверях.

— Вот, мистер Рид, вот он! — крикнул молодой ковбой.

— И это ваш мерин, это же Плясун, Богом клянусь! — добавил старый. — Я его издалека узнал!

Гутьерреса уже унесли, но лошадь его осталась, и как раз возле неё отиралась эта парочка. Мистер Рид неторопливо вытащил револьвер и нацелил на меня.

— Даю вам десять секунд, чтобы объясниться, мистер, — проскрипел он тоном, не терпящим возражений.

Не люблю, когда в меня целятся. А в последнее время все только и делают, что тычут в меня пушками. Надо что-то менять в своей жизни, возможно, начинать целиться во всех первым.

— Уберите-ка вашу пукалку, мистер, — хмуро произнёс я. — Или в Эль-Пасо принято сперва хвататься за кольт, а уже потом вести беседу?

— Ты сам нас едва не пристрелил, ублюдок! — выпалил молодой ковбой, и я повернулся к нему.

— Я разве говорю с тобой, сопляк? — спросил я. — Итак, мистер, вы утверждаете, что это ваша лошадь?

— Да, моя, — сказал мистер Рид.

Револьвер он всё же сунул в кобуру, понимая, что мы с ним говорим не в прерии, где кроме нас никого нет, а в городе, и такая выходка ему с рук не сойдёт. Или сойдёт, но очень дорого.

— И вы утверждаете, что я её украл? Или что? — спросил я.

— Эту лошадь, и ещё несколько других украли у меня полтора месяца назад, — сказал он.

— Ну а позавчера она сменила владельца ещё раз, — сказал я.

Мистер Рид поёрзал в седле и подёргал себя за усы. Сначала за левый ус, потом за правый.

— Я отнял её у Мануэля Гутьерреса, убийцы и насильника, — сказал я. — Видимо, он был ещё и конокрадом. А сюда привёз на этой лошади его труп.

Рид покосился на своих работников, поиграл желваками.

— Что ж, прошу прощения, мистер… — нехотя произнёс он. — Мои люди сказали, что вы стреляли по ним и оскорбили их матерей в ответ на пожелание доброго дня.

Я рассмеялся в голос и посмотрел на ковбоев, хмурых донельзя.

— Можете осмотреть мои револьверы. Вы не найдёте там никаких следов пороха. Я вычистил их с утра и пока не сделал ни одного выстрела, — сказал я. — А ваши ковбои заступили мне дорогу с самыми недобрыми намерениями.

— Понятно, — проворчал Рид.

— Когда везёшь труп стоимостью в пять сотен… Сами понимаете, — добавил я. — А если вы желаете вернуть этого мерина, то мы можем поговорить о цене.

— А вы наглец, мистер… Я ведь могу обвинить в конокрадстве вас, пойти к маршалу…

— И не выгадать ничего, мистер Рид, — из дверей появился сам маршал Милтон.

Очень кстати.

— Доброго денёчку, маршал, — Рид прикоснулся к краю своей шляпы.

— Шульц, вы уже начинаете доставлять проблемы или ещё нет? — хмыкнул Милтон.

— Шульц, да? Я запомню, — пробурчал мистер Рид и гневно дёрнул поводья. — Джон, Кевин, поехали.

Ковбои прыгнули в сёдла и умчались вслед за своим хозяином. Я хмуро глядел им в спины, пока они не скрылись за поворотом. А потом вспомнил, что у меня в кармане лежат пять сотен зелёных, хрустящих, свеженьких, и повеселел. Ничто не радует так же сильно, как СМС о зачислении зарплаты. Особенно если последнее время ты прозябал в нищете.

Мистер Рид сам наверняка доставит мне проблем, это к гадалке не ходи, но всё это будет потом.

Маршал с помощниками тоже уехал куда-то по делам, стало быть, и мне пора. Сорить деньгами направо и налево. Я не строил иллюзий по поводу собственного будущего, не копил на покупку ранчо или строительство дома. Деньги мне нужны были только для того, чтобы ещё эффективнее делать своё дело, чтобы найти Мартинеса и вернуть своё оружие. Так что первым делом я отправился в «Оружейный магазин Корбуччи и партнёров».

Магазин, очевидно, лучший в городе, потому как на одной из витрин красовался самый настоящий пулемёт Гатлинга. Скорее как экспонат, нежели как товар, но сам факт его наличия в магазине впечатлял. Здесь наверняка найдётся всё, что мне нужно.

Внутрь я зашёл как в музей, и даже пара охранников, скользнувшие по мне пристальными взглядами, не сумели меня смутить. Мальчишка дорвался до игрушек. Воронёная сталь, лакированное дерево, масло и кожа. От представленного выбора просто разбегались глаза, но я точно знал, что именно мне нужно.

— Чем могу помочь, мистер? — тихо произнёс тщедушный сухопарый мужичок в проволочных очках, сидевший за прилавком.

Его внешность мелкого почтового клерка резко контрастировала с местом работы, но я видел по глазам — это прирождённый убийца, до последнего винтика знающий каждую пушку в этом магазине.

— О да, вы можете мне помочь, — улыбнулся я. — Мне нужен винчестер семьдесят третьего года, карабин.

Продавец рассеянно улыбнулся, поправил очки.

— Да, кажется, вы и сами прекрасно знаете, что вам нужно, — сказал он. — Сейчас принесу.

Подержанным оружием мистер Корбуччи, по всей видимости, брезговал. Всё, что лежало на витринах, блестело смазкой и выглядело так, будто его только что принесли с завода. Настоящий оружейный бутик, а не просто магазин. Кольты, Ремингтоны, Смит-Вессоны, Ле-Ма, Харрингтоны, Наганы, Гассеры, Бомон-Адамсы, если в мире было какое-то оружие, то его можно было найти здесь. Как и патроны к нему, разумеется. И это я просмотрел только витрину с револьверами, а до ружей, карабинов и винтовок ещё не добрался.

Вернулся продавец быстро, выложив на прилавок новенький Винчестер М1873. Настоящая легенда.

— Карабин, укороченный ствол, стальная ствольная коробка, магазин на одиннадцать патронов калибра.44−40, — скучающим тоном школьного учителя перечислил он. — Сто пятьдесят долларов. Вместе с кобурой и ремнём.

Я едва удержался от того, чтобы не присвистнуть. А потом вспомнил цены из своего времени на коллекционные стволы и успокоился. Если хочешь владеть самым лучшим, будь готов, что оно стоит дорого. А этот карабин и в самом деле был лучшим, не на словах, а на деле. На текущий момент, конечно. Можно было бы взять ружьё, не думаю, что оно стоило бы сильно дороже, плюс там магазин побольше, пятнадцать патронов, но мне удобнее с карабином. А удобство оружия это гарантия поражения цели, так что я свой выбор сделал.

— Замечательно, — сказал я. — Ещё нужны два Миротворца. Под этот же патрон,.44−40.

Продавец задумался, снова поправил очки.

— Не слыхал о таких. Есть Миротворцы, в разном исполнении, есть несколько кустарных реплик подешевле. Но все они под унитарный патрон кольта,.45. Хотя нет, есть пара стволов под калибр.44, под русский патрон. Но их я не рекомендую. Трудновато будет искать боеприпасы, — сказал он.

Да, надеяться, что мне повезёт и я смогу закупать одни и те же патроны к винчестеру и револьверам, было глупо. Хотя я точно знал, что такие Миротворцы бывали.

— Значит, два Миротворца под стандартный патрон. Кавалерийскую модель, — сказал я.

Кавалерийский, значит, с удлинённым стволом. Были ещё две модели со стволом покороче, но я придерживался мнения, что большая пушка бьёт точнее. Хотя многие со мной поспорили бы.

На этот раз продавец не стал далеко ходить, видимо, товар был ходовой. Выложил на прилавок два одинаковых револьвера, двух братьев-близнецов. Лёлека и Болека. Чука и Гека. Бибу и Бобу.

— Вы позволите? — спросил я.

— Конечно, — улыбнулся продавец.

Я взял один из револьверов, достал из кобуры, крутанул барабан. В руке этот Миротворец сидел как влитой, хотя весил изрядно, добрый килограмм стали. Рукоять была отделана слоновой костью, без инкрустации и узоров, но всё равно смотрелось очень изящно. Элегантное оружие из менее цивилизованных времён.

— Настоящая слоновая кость, не подделка, — сказал продавец. — Некоторые кустари используют бычью, но её легко отличить.

— Без разницы, лишь бы стреляло, — сказал я.

Во взгляде продавца мелькнуло некоторое разочарование. Я взял кольт обеими руками, прицелился в пустоту. Оба охранника напряглись, хотя новый револьвер был разряжен.

— Годится, — сказал я. — Беру оба.

— Сто долларов, — улыбнулся продавец. — В комплекте ещё набор для чистки и обслуживания.

По полсотни за револьвер, некисло. В Коннектикуте такой стоил бы пятнашку, в Вирджинии — двадцатку. Здесь, на фронтире, уже полсотни. Не удивлюсь, если на индейских территориях он будет стоить ещё больше, но сбывать оружие индейцам запрещено законом. Хотя это мало кого останавливало в погоне за прибылью.

— Что-то ещё? — спросил он.

Я думал закупиться ещё и патронами, но, глянув на ценник, передумал. Куплю в другом месте, и так уже половина гонорара бесследно исчезла.

— Нет, это всё, — сказал я. — Винчестер и кольты.

— Завернуть? — улыбнулся продавец.

— Нет, спасибо, — сказал я, доставая бумажник.

— За оптовый заказ я сделаю вам скидку в десять долларов, мистер, — произнёс он, увидев деньги.

Так что я отсчитал ему двести сорок долларов, прекрасно понимая, что скидку он сделал не по доброте душевной, а просто из-за того, что ему неохота стало возиться со сдачей.

— Не подскажете, где тут можно продать старое оружие? — спросил я напоследок, прямо в магазине расстёгивая пояс и подвешивая к нему кобуры с новыми Миротворцами.

— Из магазина направо, за углом и через дорогу, в «Подержанных товарах Хартфорда», — сказал он. — Было приятно иметь дело с понимающим человеком.

— Взаимно, — сказал я, закидывая на плечо винчестер.

«Оружейный магазин Корбуччи и партнёров» я покинул с чувством полной удовлетворённости. Теперь нужно было только сбагрить лишние пушки, драгунский и армейский кольты, старших братьев моих новеньких Миротворцев. Карабин Спенсера я решил оставить, он гораздо мощнее винчестера, и в каких-то ситуациях может ещё пригодиться.

Вторую половину гонорара я хотел потратить на шмотки. Нет, от моды я всё ещё был предельно далёк, но встречают здесь, как и везде, по одёжке, и я не раз уже замечал, как некоторые люди косятся на мой внешний вид. Как ни прискорбно, от одежды из двадцать первого века всё равно придётся избавиться, и лучше сделать это сейчас, пока у меня есть деньги на нормальную замену.

Но первым делом к Хартфорду, направо, за угол и через дорогу. Я прошёлся по городу пешком, спокойно глазея на Эль-Пасо полуторавековой давности. Любопытное зрелище, надо сказать. Белого населения тут оказалось в разы больше, чем в моём времени, мексиканцы, конечно, тоже были, но тут они составляли меньшинство. Почти у каждого встречного мужчины на поясе висела кобура, а то и не одна. Городские дамы чопорно вышагивали в закрытых платьях и чепцах, негров на улицах почти не было, зато индейцы встречались куда чаще, чем полтора века спустя.

Нужный магазин я нашёл без особых проблем, вместо вывески у него была огромная надпись на оконном стекле за решёткой. Я толкнул дверь, звякнул колокольчик. На этот раз я оказался не единственным клиентом, так что мне пришлось немного подождать, разглядывая других покупателей и ассортимент местных товаров.

За прилавком стоял абсолютно седой брыластый мужик с сизыми пятнами алкоголизма на лице. Вид у него был помятый, но одет он всё-таки был хорошо, дорого.

Я молча вывалил на стойку два разряженных револьвера с кобурами. Хартфорд так же молча покрутил в руках сначала один, потом другой.

— Прибарахлились у Корбуччи? — хриплым голосом произнёс он. — Дам двадцатку за оба.

Меньше, чем я предполагал, но так работают законы торговли.

— Нужны патроны к кольту. И к винчестеру, — сказал я.

После недолгих торгов мы нашли общий язык, я сбагрил ненужные больше пушки, а взамен приобрёл четыре коробки патронов разного калибра. И на сдачу я взял ещё и серебряные часы. На них, правда, была гравировка «От любящей М. дорогому Ф.», но зато они показывали время. Включать смартфон, чтобы взглянуть на часы, я не решался, если я посажу батарейку, то зарядить его больше не смогу, а он, возможно, мне ещё понадобится.

Ну а затем я отправился в магазин готового платья, где оставил ещё сотню баксов, закупившись целым ворохом одежды, начиная от нижнего белья и заканчивая шикарным чёрным плащом-пыльником. Пара лонг-джонсов, две рубашки, шейный платок, одни брюки, джинсовая куртка, плащ. Купил ещё и чёрную шляпу с высокой тульей, чёрной атласной лентой и прямыми широкими полями, на которых можно было посадить кукурузник. Короче, прибарахлился на славу.

Лошадей отвёл в платную конюшню, чтобы там их почистили, накормили и напоили, а потом пошёл искать платную конюшню для себя любимого, чтобы накормили и напоили уже меня.

В принципе, можно было бы зайти в первый попавшийся салун и спросить там комнату с горячей ванной, но я теперь мог себе позволить заведения классом повыше. Одно такое мне порекомендовал портной, у которого я закупался шмотками, и оно как раз находилось неподалёку.

Называлось заведение «Одинокой Розой» и предоставляло полный спектр услуг, то есть, в нём можно было поужинать, напиться, выспаться, помыться и постричься, а за отдельную плату в номер придёт ещё и симпатичная полураздетая мадемуазель.

Ну и публика в «Одинокой Розе» собиралась чуть побогаче, нежели бедные свинопасы и обычные работяги. Уважаемые ранчеро, местные политики, крупные дельцы. В общем, те, у кого водились денежки. А сегодня у меня они водились.

Внутри меня встретила живая музыка пианино и улыбчивый портье. Цены на проживание были написаны от руки на большой картонке, но красивым почерком. Интерьер, конечно, не поражал роскошью, но и не вызывал отвращения. Хороший приличный отель. Три-четыре звезды, если мерить привычными мне мерками. На первом этаже располагался бар, в котором сейчас проводили время несколько джентльменов в компании девиц лёгкого поведения, а на втором и третьем этажах находились комнаты.

— Добрый день, — сказал я, хотя время уже подбиралось к вечернему. — Люкс. С горячей ванной.

На мой потрёпанный внешний вид портье не обратил никакого внимания. Я не переоделся в новое, я планировал сделать это после того, как искупаюсь, а он, видимо, привык к сорящим деньгами ковбоям и трапперам.

— Что-нибудь ещё? Ужин в номер? Девочку? Побриться? — он натянул угодливую улыбочку.

— Поужинаю внизу, — хмыкнул я. — Что до остального… Отправь после ужина.

— Как вам будет угодно, мистер… — он вопросительно взглянул на меня.

— Шульц, — сказал я.

— С вас тридцать шесть долларов и семьдесят пять центов, — сказал он, и я протянул ему две двадцатки.

Звякнул кассовый аппарат, портье выдал сдачу. Да, дороговато за одну ночь, но это люкс. Хотелось почувствовать себя белым человеком, хотя бы раз поспать в мягкой чистой кровати. А деньги… Легко пришло, легко ушло. Если дела и дальше пойдут в таком же духе, за деньги можно будет не беспокоиться.

— Ваш номер будет готов через пятнадцать минут, мистер Шульц, — сказал портье. — Ванну прикажете сейчас или после ужина?

— После, — бросил я.

Я прошёл в бар, расположился за столиком в углу, так, чтобы видеть все входы и выходы. Спиной к стене, разумеется, с моим нынешним ремеслом в любой момент можно ждать выстрела в спину от обиженных бандюков, и я не хотел давать им ни единого шанса застать меня врасплох.

Принесли ужин, говяжий стейк с жареной картошкой в остром соусе, принесли выпить. Я заказал пива, и тут его подали комнатной температуры. Похоже, холодного погреба в «Одинокой Розе» не имелось. Само собой, бар оплачивался отдельно, и цены в нём тоже кусались, но я решил, что сегодня я отдыхаю по-полной.

За соседним столом четверо джентльменов резались в покер, и я на мгновение ощутил позыв присоединиться к ним, но желание побыстрее искупаться оказалось сильнее, и я лишь немного понаблюдал за игрой со своего места. Играли по-крупному, один или двое наверняка были профессиональными шулерами, так что я решил, что ну его к чёрту. Карты и выпивка это игрушка дьявола.

Так что я прикончил стейк, маякнул портье, чтобы в номере начали готовить ванну, а потом дождался, когда он меня проводит на третий этаж, в мой люкс. Ванной оказался здоровенный жестяной таз, стоящий прямо посреди комнаты, но зато в номере меня уже поджидала симпатичная деваха в лёгком прозрачном халатике, чтобы потереть мне спинку. Сервис, понимаешь.

На следующее утро я проснулся с похмельем и голой девицей под боком. Кажется, я вчера заказывал виски в номер и немного переборщил. Девица спала, разметав рыжие локоны по подушке. Имени её я не знал. А может быть, даже и не спросил.

Рядом с шикарной двухспальной кроватью на тумбочке лежали сигареты и спички, и я закурил, пытаясь прийти в себя. События прошлого вечера испарились из памяти, оставшись лишь смутными вспышками-фотографиями. Ну и ладно, было бы чего хорошего вспоминать, срамота одна. Ладно хоть из окна ничего не показывал.

Проверил оружие, оба револьвера нашлись под подушкой. Похоже, я становлюсь параноиком. Жутко хотелось пить, но все бутылки оказались пусты. Досадно.

Вода нашлась в тазу для умывания, вроде бы чистая, и я ополоснул гладко выбритое лицо.

— Мистер Шульц… Вы уже встаёте?.. — промурлыкала девица, потягиваясь в кровати.

Я покосился на неё. Нет, обойдусь без ещё одного раунда, не то голова расколется надвое, хотя желание определённо имелось.

— Пора, красавица, проснись, открой сомкнуты негой взоры, — произнёс я, надевая свежую рубашку.

Та кокетливо улыбнулась. Я подмигнул в ответ. Девушка, ничуть не стесняясь, начала натягивать чулки, усевшись на краешек кровати. После недолгих сборов и я, и она были готовы, и девица выскользнула из номера. Чаевые она засунула в глубокое декольте роскошного красного платья.

Я закурил ещё, задумчиво посмотрел в бумажник. Да, второго подобного кутежа мой бюджет не осилит, осталось у меня едва ли полсотни долларов. Из вчерашних пятисот. Это, конечно, месячная зарплата какого-нибудь городского работяги, и прожить на эти полсотни можно какое-то время, но всё равно. Пора за работу.

Собрал вещи, спустился вниз, сдал ключи от номера, позавтракал яичницей с беконом. Вернее, кое-как затолкал в себя завтрак, борясь с тошнотой, только кружка местного пива немного заставила тошноту и головную боль отступить. Не люблю пить с утра, но иногда это просто необходимо. К тому же, за руль мне всё равно не садиться. Только на лошадь.

Прошёлся до корраля, забрал своих лошадей, Паприку, на которую сел верхом, Ниггера, который, как обычно, шёл в поводу, и лошадь покойного Гутьерреса, белого мерина, которого я нарёк Снежком. Снежок, хоть и был верховым скакуном, пока что использовался только как вьючная лошадь.

Путь мой лежал к офису маршала. Снова. Вчера я не догадался взять там новые плакаты о розыске или ордеры на арест, значит, сделаю это сегодня. Не то чтобы мой список пустовал, но актуализировать данные не повредит. Кого-то наверняка уже арестовали, кого-то убили, их следует вычеркнуть, а новые имена нужно вписать. Думаю, недостатка в работе не будет. Это фронтир, тут каждый день что-нибудь происходит. Что-нибудь незаконное. Ну и я рассчитывал, что маршал даст мне наводку, где следует искать Мартинеса. Хотя бы небольшую подсказку. В конце концов, он занимается ловлей преступников гораздо дольше меня, и наверняка успел изучить их повадки.

На входе в контору меня остановил вооружённый охранник, дежурный, ещё один помощник маршала с серебряной звездой на лацкане.

— Чего хочем? — спросил он, преграждая мне путь.

Видимо, кого попало внутрь не пускали.

— Ордеры на арест, — пожал плечами я.

Тот хмуро посмотрел на меня оценивающим взглядом.

— Не больно-то ты похож на законника. Я тебя не знаю, — сказал помощник.

— Милтон знает, — сказал я.

— Его нет. Уехал, — коротко и без подробностей ответил помощник.

По его виду было понятно, что раскрывать местонахождение маршала помощник не станет. Даже за взятку.

— Понятно… — пробурчал я, а потом достал из кармана сложенный вчетверо плакат. — Я ищу этого человека. Может, знаете, где он?

— Ха! Его половина штата ищет! — фыркнул помощник.

Рожу Мартинеса знали все. А вот его местонахождение оставалось тайной.

— Ясно, спасибо, — процедил я, убирая плакат и разворачиваясь, чтобы уйти.

— Постой! Болтали, что он недавно взял почту в Хомстед Медоус. Поспрашивай там, — сказал помощник.

— Спасибо, — ещё раз сказал я.

Я вышел, забрался в седло и поехал прочь, раздумывая, что делать дальше. Передо мной лежало четыре пути, четыре варианта, одинаково хреновые.

Первый путь — пойти на восток. В более цивилизованную и обжитую часть штата, в прерии Техаса. Был шанс, что ублюдок вместе с шайкой поехал туда, чтобы перебраться через Рио-Гранде в другом месте, подальше от Эль-Пасо, где его наверняка поджидали рейнджеры.

Второй — идти на север. Когда мы с Дэнни встретили их в пустыне, они шли как раз на север. Это либо в Санта-Фе, либо ещё дальше, в Денвер и его окрестности.

Третий — пойти на запад. Нью-Мексико, Аризона, Калифорния. Фронтир, на котором легко затеряться. И на шайку мексиканцев с кучей денег в перемётных сумках никто даже не обратит внимания.

Ну и четвёртый вариант, самый плохой из всех, но при этом самый вероятный — это Мексика. Солнечная нищая Мексика.

Я ощущал себя богатырём на распутье. Только возможные последствия каждого пути мне никто не расписал. Но я и так догадывался, направо пойдёшь — в грызло получишь. Налево — тоже в грызло получишь. Прямо пойдёшь — аналогично. Ну а будешь тут стоять — прямо тут в грызло получишь.

В итоге я решил пойти на север, как и планировал изначально. Первым делом в Санта-Фе, а потом уже будет понятнее. Путь предстоял неблизкий, через засушливую пустынную местность, и у меня было два варианта, как туда добраться. Идти вдоль Рио-Гранде по будущему хайвею, или же отправиться по будущему пятьдесят четвёртому шоссе. Что так, что этак выходило примерно одинаково. Ну или почесать напрямик через пустыню, как это сделал Мартинес, но возвращаться туда мне как-то не хотелось.

Я вспомнил многочасовые поездки по пустынным американским шоссе на автомобиле с кондиционером, умножил это всё на скорость шагающей лошади. Пожалуй, надо идти там, где больше населённых пунктов, чтобы у меня была возможность остановиться и отдохнуть. Поэтому я пошёл вдоль реки.

Неторопливым шагом, вдоль мутной жёлтой реки, прозванной «Великой», но по факту — мелкой и неторопливой, со множеством бродов, которые можно было пройти верхом, не замочив стремян. Оттого граница с Мексикой и была дырявой, как решето.

Впереди на горизонте виднелись горы, кажущиеся издалека жёлто-коричневыми, берега реки поросли низкими зелёными кустарниками, уходящими далеко-далеко в пустыню. Здесь, поблизости от реки, вся земля уже кому-то принадлежала, потому что только здесь она подходила для выпаса скота или выращивания урожая. Деревянные изгороди тянулись вдоль пыльной утоптанной дороги, обозначая чужую собственность

Паприка бодро шлёпала копытами по дороге, пребывание в заботливых руках работников корраля пошло ей на пользу, как и двум другим лошадям.

Что ж, теперь я был полностью предоставлен самому себе, свободен, как сопля в полёте. Ни привязанностей, ни обязательств, ничего. Настоящий покоритель фронтира. И я въехал на территорию Нью-Мексико, на фронтир, на необжитые земли, отнятые у проигравшей Мексики сравнительно недавно. Даже не штат, всего лишь территория. Которую теперь осваивали переселенцы с востока, отнимая землю у местных индейцев и оставшихся здесь мексиканцев.

К слову, ни одного фургона или каравана переселенцев я пока не встретил, лишь несколько дилижансов проехали навстречу и ещё пара обогнали меня на дороге. Охранники, нервно сжимающие дробовики, сидя на козлах, косились на меня, как на потенциального противника, но никакого повода к драке я не давал. Лишь касался края своей шляпы в знак приветствия. Мы же люди вежливые, вежливость ничего не стоит, а может оказаться полезной.

Иногда вдалеке, в пустыне, можно было заметить всадников, порой хлопали далёкие выстрелы охотничьих ружей. Дважды я замечал змей на обочине, Паприка при их виде сразу же начинала фыркать, ржать и капризничать, и мы старались обойти их стороной. Один раз прямо под копыта выбежал тощий суслик, перегородив мне дорогу, но тут же юркнул куда-то в колючие заросли.

Я ехал так почти до самого вечера, пока не увидел впереди столб дыма. Что-то горело за горизонтом. Я ткнул Паприку каблуками, переходя на рысь, на всякий случай потянул винчестер из седельной кобуры. Просто так здесь ничего не горит.

Раздалось несколько выстрелов, и я готов был поставить что угодно, что донеслись они именно оттуда. Гулко бахнул дробовик, трижды ударила винтовка. Захлопали револьверы. Я ускорился ещё немного, высматривая, что происходит на дороге, и через какое-то время увидел, как несколько всадников кружат вокруг остановившегося дилижанса и палят из всех стволов. Не просто всадников. Индейцев-апачей.

Убитый кучер лежал на дороге в пыли, одна из лошадей тоже получила пулю, только охранник пытался отстреливаться, забравшись под дилижанс. Телега, шедшая вслед за дилижансом, горела, лошадь, запряжённая в телегу, оборвала постромки и убежала прочь. Я остановился и вскинул карабин.

Благородные дикари? Как бы не так. Обыкновенные налётчики.

Я поймал в прицел одного из апачей и нажал на спуск. Собственно, иного выбора у меня и не было, даже если бы я переждал это побоище или попытался объехать стороной, апачи наверняка захотели бы посмотреть, что у меня в сумках. Уж лучше я застану их врасплох, а не наоборот.

Один из всадников рухнул с коня, индейцы что-то закричали, трое повернули в мою сторону и я дёрнул за скобу-рычаг, досылая новый патрон и тут же стреляя ещё в одного индейца. Когда мишень движется прямо на тебя — очень удобно, не надо брать упреждение. Рухнул второй, оставшиеся начали стрелять в мою сторону на полном скаку, и я низко пригнулся к лошадиной гриве, выскользнул из седла и застрелил третьего апача. Оставшийся закричал что-то своим соплеменникам, развернул коня и зигзагами поскакал прочь. Выстрелить в него я не успел, он доскакал до своих и скрылся за дилижансом, и все остальные индейцы тоже поскакали прочь, гикая и улюлюкая.

Похоже, краснокожие вышли на тропу войны. Или они с неё и не сходили. Я ещё около минуты просидел под кустом с винчестером наперевес, готовый застрелить любого, кто покажется в поле зрения, но апачи предпочли убраться прочь. Их было не так много, чтобы бездумно лезть на меткого стрелка, а в моей меткости они убедились очень хорошо. Три выстрела — три трупа.

— Эй, живые есть кто⁈ — крикнул я.

Ответом мне стала тишина.

— Ну-ка, леди и джентльмены, за мной, — тихо произнёс я, мягко дёргая Паприку за узду, а потом пошёл к дилижансу с винчестером в руках.

Пыль и песок хрустели под ногами, я медленно приближался к горящей телеге. Я узнал этот мини-караван, он обогнал меня сегодня днём, бесцеремонно подняв целый столб пыли мне прямо в лицо.

Извозчик определённо был мёртв, он лежал мордой вниз и под ним растекалось огромное пятно крови, а вот охранник, похоже, был ещё жив, он сидел, привалившись к колесу дилижанса, и тяжело дышал. Тоже поймал пулю, бедолага.

— Спасибо, мистер… — просипел он, заглядывая мне в лицо.

— Ну-ну, тише, — произнёс я. — Куда ранило?

Он показал себе пальцем в левый бок. Жаль, но я не медик. Лечить и штопать не умею, но вроде шансы у него есть. Если апачи не вернутся, конечно.

— Ясно, — сказал я.

Я подошёл к дилижансу и распахнул дверцу, чтобы заглянуть внутрь. Раздался выстрел, рядом с моим ухом просвистела пуля, обдав меня волной горячего воздуха. Стреляла девчонка, и слава Богу, что у неё от ужаса дрожали руки.

— Ой! — вскрикнула она. — Мистер, простите, мистер, ради Бога! Я думала, это апачи!

— Будь это апачи, вам стоило бы целиться чуть лучше, мисс, — сказал я, чувствуя, как по телу пробежал холодок.

Девчонке на вид было лет двенадцать, и огромный довоенный Уокер в её маленьких ручках смотрелся поистине чудовищно.

— Простите, ради Бога, простите! — снова запричитала она.

Кроме неё внутри дилижанса сидела ещё старушка в чёрном платье и белом чепце, ни на секунду не прекратившая молитвы, и мертвец, привалившийся к противоположной двери, в которой зияло несколько пулевых отверстий.

— Вы не ранены? — спросил я.

— Нет, нет… Мистер Фоули… Он мёртв, а мы с бабулей нет, мы не ранены, — сказала девочка.

— Ясно, — сказал я.

Пришлось отойти от дилижанса и закурить, чтобы успокоиться. Заметка на будущее: не врываться так в чужие дилижансы.

Вечерело, тени удлинялись, начало холодать. Вообще, я рассчитывал, что успею до вечера добраться до какой-нибудь деревушки, но что-то, видимо, пошло не так. Я мог бы, конечно, вернуться в седло и на рысях доскакать до ближайшего ранчо или городка, но я оглядел ещё раз следы этого побоища и понял, что не могу теперь просто так взять и оставить этих людей на произвол судьбы. Тем более, что апачи могут вернуться.

Придётся ночевать тут, посреди дороги. Не хочется, а придётся.

— Как вас зовут, мистер? — спросила девочка, осторожно выбравшаяся наружу и озирающаяся по сторонам.

Казалось, кровь и трупы её ничуть не пугают. А вот раненый охранник заставил её потерять самообладание.

— Ох, мистер Барнс, вы ранены! — воскликнула она. — Сейчас, я принесу воды!

— Спасибо, мисс, — просипел тот.

Я безучастно наблюдал за тем, как она хлопочет над раненым. У меня были дела и поважнее, я собрал оружие убитых индейцев, а трупы оттащил в пустыню. У койотов сегодня снова будет пир. Извозчика и мистера Фоули трогать пока не стал. Разжёг костёр из обломков телеги, напоил и расседлал лошадей.

Оружие у апачей, кстати, оказалось не самое дрянное, армейские винтовки и карабины, обильно украшенные резьбой по дереву, в основном, сценами охоты.

— Вы так и не представились, мистер, — девчонка подошла ко мне в тот момент, когда я ставил котелок с водой в огонь, чтобы сделать себе кофе.

Она встала прямо напротив меня, уперев руки в бока, и смотрелась несколько комично с огромным Уокером за пояском своего платья, но она была предельно серьёзна. Как и я.

— Шульц, — сказал я. — Джек Шульц.

— Мы должны сказать вам спасибо, мистер Шульц. Если бы не вы… — начала она, но я грубо её перебил.

— Не стоит, — сказал я.

С детьми и, особенно, с девочками я общаться никогда не умел, да и не стремился к этому. Но она, кажется, ничуть не обиделась.

— Меня зовут Сьюзен Тейлор, — сказала она.

— Приятно познакомиться, мисс Тейлор, — я прикоснулся к краешку шляпы.

— Там, в фургоне, моя бабуля Элизабет. Мне нужна ваша помощь, перетащить мистера Барнса внутрь, сама я не справлюсь, — сказала она.

Я молча поднялся и пошёл вслед за ней. Барнс, хоть и был бледным как полотно, держался вполне бодро, так что я заключил, что жить он будет. Девчонка его вроде как заштопала. Я не вникал.

— Хватайтесь за меня, мистер Барнс, — сказала она, и мне пришлось отодвинуть её в сторону.

Уж лучше я сам. Поднять такого борова, как Барнс, ей не под силу, а вот я, с его помощью, справился. Втащил его внутрь дилижанса, на мягкое сиденье, а мистера Фоули, наоборот, выволок наружу. Ему не повезло, поймал случайную пулю в голову.

Его я затащил под дилижанс, вместе с извозчиком, лучше будет похоронить их не в пустыне, а в ближайшем городке.

Над пустыней сгущались сумерки, на ясном небе одна за другой зажигались звёзды, необычайно яркие. Я сварил себе кофе покрепче, выпил, съел несколько крекеров. Спать я сегодня не собирался, придётся караулить, больше это делать некому. Да уж, не так я себе представлял завершение этого дня, но что поделать. Раз уж начал геройствовать, надо идти в этом нелёгком деле до конца.

Одно радовало. Скальп этой милой девчушки останется на её черепе, а не украсит чью-то индейскую избу. Фиг вам.

Маленький костерок мерцал в ночи красным пляшущим пятном. Я сидел к нему боком, не глядя на пламя, чтобы себя не слепить. Уж лучше пусть глаза привыкают к темноте. Ночь сегодня выдалась тёмная, густая, чёрная, безлунная. Только звёзды бескрайней россыпью неогранённых алмазов блистали наверху, складываясь в созвездия, и даже Млечный Путь виднелся широкой полосой.

— Не спится, мистер Шульц? — раздался тихий голосок мисс Тейлор.

— С удовольствием бы завалился спать до самого утра, — хмуро сказал я и взглянул на часы.

Полвторого ночи. Глаза уже слипались, но я продолжал караулить, зная, что завтра об этом пожалею.

— А мне вот не спится, — вздохнула мисс Тейлор. — Бабуля опять храпит. И на этом сиденье… Всё затекает, неудобно.

Кольт Уокер по-прежнему торчал у неё из-за пояса, и ей постоянно приходилось его держать одной рукой, чтобы тяжёлый револьвер не свалился вниз.

В темноте постоянно кто-то шуршал, где-то вдали выли койоты, трещали сверчки и другие насекомые. На границе видимости плясали тени, складываясь в угрожающие фигуры, но на поверку оказывалось, что это всего лишь колючий куст или лошадиная задница. Было тревожно.

— Мы ехали в Санта-Фе, к родственникам мистера Фоули, — сказала она. — Даже не знаю, стоит ли теперь туда ехать.

Я хмыкнул и отхлебнул ещё кофе, от которого уже на языке поселилась несмываемая горечь. Не знаю, какая это кружка по счёту, пятая? Главное, чтобы живот от него не скрутило. Апачи только обрадуются, если застанут меня со спущенными штанами.

— А вы куда направляетесь, мистер Шульц? — спросила девочка.

— На север, — буркнул я.

— Нам по пути! — обрадовалась мисс Тейлор. — А я вас уже видела.

— Вот как, — сказал я.

— Да! Мы обогнали вас неподалёку от ранчо Винтона! — воскликнула она.

— Потише, мисс. Разбудите бабулю, — сказал я.

— Нет, её и из пушки не разбудишь, — посмеялась она. — А можно и мне кофе?

— Пожалуйста, — пожал плечами я, протягивая ей свою кружку.

— Спасибо! А то бабуля не разрешает мне пить кофе, говорит, от него чернеют зубы, — заговорщическим шёпотом сказала мисс Тейлор.

— Желтеют, — сказал я. — И от табака тоже.

— Фу, табак я не люблю, — сказала девочка. — И как им все плюются. Мистер Фоули тоже плевался. И зубы у него вправду жёлтые. Были.

Она погрустнела, налила себе из закопчённого кофейника кофе, немного погрела руки, обхватив ладошками горячую кружку, от которой поднимался пар. Похоже, кто-то сегодня не уснёт совсем, и я говорю не о себе.

Я в очередной раз поправил винчестер у себя на коленях. Я ждал возвращения апачей, которые придут мстить за своих убитых соплеменников. Они, скорее всего, захотят доделать начатое. Я на их месте точно бы вернулся, как минимум, за телами.

Какое-то время мы сидели в тишине, молча. Мисс Тейлор шумно хлюпала горячим кофе, я боролся с желанием выкурить ещё одну сигарету. В темноте лаяли и рычали койоты. Становилось всё прохладнее, ночи в пустыне могут быть достаточно холодными, и я накинул на плечи мисс Тейлор свой плащ, в котором она едва не утонула. В одном платье, пусть даже в шерстяном, ей наверняка было зябко.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Не страшно? — спросил я.

— Немного, — призналась она. — А вам?

— Страшно, — сказал я.

— Не бойтесь, мистер Шульц, — сказала она, и я рассмеялся.

Я вновь посмотрел на часы. Светать начнёт только часа через два. С силой растёр уши и нос, чтобы разогнать кровь в голове и немного прогнать сонливость. Нельзя засыпать. Я это понимал предельно чётко. Да и бдительность терять тоже нельзя.

— Ваш револьвер? — спросил я, показывая на огромный Уокер.

Старый, капсюльный. Оружие техасских рейнджеров.

— Мистера Фоули, — сказала девочка.

— Он стрелять учил? — спросил я.

Мисс Тейлор покраснела. В конце концов, она меня едва не застрелила.

— Один раз показывал. Давно, — сказала она.

— В следующий раз цельтесь точнее, — хмыкнул я. — На нём для этого есть мушка.

— Да, я знаю, — смутилась она.

— Главное, чтоб руки не дрожали, — сказал я. — Надо держать крепко, но без перенапряжения. Как ладошку друга.

Девчонка вытащила револьвер, и мне вновь стало не по себе.

— Он просто тяжёлый, — вздохнула она, целясь куда-то в темноту.

Ствол ходил ходуном вверх-вниз, мисс Тейлор изо всех сил пыталась держать его ровно, но получалось не очень.

— Ну, надо тренироваться, — сказал я. — Или взять что-нибудь полегче. Дамский дерринджер, к примеру.

Я на секунду пожалел, что продал трофейный дерринджер Томпсону. Мог бы сейчас подарить его мисс Тейлор взамен этого монстра.

— Нет! Другого мне не надо, — нахмурилась она, продолжая держать револьвер на вытянутых руках.

— Значит, учись держать его ближе, например, вот так, — я вытащил свой кольт и взял его двумя полусогнутыми руками, поддерживая снизу.

Как Джон Уик, дитя Белоруссии.

— Так удобнее, да, — согласилась мисс Тейлор. — А мистер Фоули говорил держать на вытянутых руках, чтобы целиться точнее. Чтобы мушку видеть.

— По-всякому можно, — пожал плечами я. — Хоть кверх ногами, лишь бы удобно стрелять было. И в цель попадать. Главное много тренироваться.

— А вы много тренировались? — спросила она.

Я вспомнил, как в юности ездил на городские соревнования с пневматикой, как стрелял из дедовского ИЖа, как в армии нас почти каждую неделю гоняли на стрельбище, где я стрелял за себя и «за того парня». Как оформил себе разрешение на нарезное. Как купил себе первую «Сайгу», чтобы ходить с дедом на охоту. Как купил себе вторую уже здесь, в Штатах. Как один мексиканский ублюдок отнял её у меня.

— Много, — сказал я.

Видимо, что-то такое было заметно в моём лице, потому что мисс Тейлор вздохнула одновременно со мной.

— Шли бы вы спать, юная леди, — сказал я. — Завтра сложный день.

— Я не могу, — сказала она. — А вдруг индейцы опять нападут?

— А вдруг не нападут, — сказал я.

— Тогда я буду только рада! — воскликнула девочка. — Мне не нравятся индейцы. Они странные.

— Мы для них тоже странные, — сказал я.

Девочка нахмурила брови.

— Об этом я не думала, — сказала она.

Я бы тоже предпочёл, чтобы апачи держались от нас подальше. Чтобы моё всенощное дежурство оказалось напрасным. Потому что если апачи задумают нас перебить, их вряд ли остановит мой карабин. Они не зря считаются мастерами ночных нападений.

Индейцы апачи предпочитали тактику «ударил — отошёл», и даже если я сумею как-то отразить первую волну, они отойдут, перегруппируются и нападут снова уже с другой стороны. Или со всех сторон одновременно. Сколько их ускакало днём, я не знал, но они редко идут воевать малыми отрядами.

— Когда они напали вчера, как это было? — спросил я.

Вряд ли я услышу что-то новенькое, но, может, мисс Тейлор прольёт свет на численность индейцев и их повадки.

— Мы ехали в дилижансе. Потом снаружи закричали индейцы, началась стрельба, мистер Фоули велел мне лечь между сидений, на пол, — начала рассказывать она, вновь переживая эти нелёгкие минуты. — Бабуля начала молиться, велела молиться и мне тоже, но я слушала, что происходит снаружи, они убили кучера, он так страшно кричал. Мистер Барнс начал стрелять в ответ, а индейцы начали палить по дилижансу и убили мистера Фоули. А потом появились вы.

Ну да, ей было не до подсчёта апачей. Совсем не до того. Мы вновь посидели в тишине какое-то время, вслушиваясь в ночные шорохи и треск горящего костра, в который она то и дело подкидывала дров.

— Если и нападут, то перед рассветом, — с трудом подавив зевок, сказал я.

— Вы с ними воевали? — спросила мисс Тейлор.

Фильмы смотрел. С Гойко Митичем в роли Чингачгука.

— Нет, — сказал я. — Но будь я апачем, то так бы и сделал.

Но я не апач и даже не боевой вертолёт. Хотелось верить, что я вчера убил самых воинственных из племени, а остальные решат вернуться к своим жёнам.

Наконец, на смену непроглядной тьме пришли сумерки, на востоке, за горами Франклина, забрезжил рассвет, намёк на него. Я вновь щёлкнул крышкой часов. Начало пятого. Мисс Тейлор уснула возле костра, закутавшись в мой плащ, забавно приоткрыв рот, будто хотела что-то сказать. Я сунул в зубы папиросу, прикурил от головёшки, бросил её обратно в костёр, потёр набрякшие веки. Ещё немного, и света будет достаточно, чтобы ехать дальше. Задерживаться здесь не стоит.

Я не выпускал из рук винчестера, тут же, рядом с моим местом, лежали заряженные трофейные ружья, просто на всякий случай. В этот раз, похоже, не пригодились, ну и слава Богу.

Девочка вздрогнула, забормотала что-то во сне, и мне сперва показалось, что она проснулась, но нет, она спала. Я встал и прошёлся вокруг костра, разминая усталые мускулы. Хотелось валяться в дорогом отеле со смазливой девицей в обнимку, а не вот это вот всё. Но я поставил себе цель и теперь шёл к ней, как всегда это делал, и для её достижения нужно было скитаться по пустошам, мелким городкам, уединённым ранчо и убежищам бандитов, лишь в очень редкие моменты позволяя себе роскошный отдых.

И в этот момент в темноте раздался леденящий душу вопль, служащий сигналом к атаке.

— Тревога! — во всю мощь своих лёгких заорал я.

Мисс Тейлор подскочила, спросонья хватаясь за револьвер и тут же стреляя куда-то во тьму, я пытался разглядеть хотя бы одного индейца среди теней, мерцающих на краю видимости. Крик повторился, индейская пуля выбила тучу щепок из борта дилижанса, и я тут же пальнул на вспышку. Я старался держаться так, чтобы между мной и апачами всё время был или костёр, или дилижанс.

— Сьюзен, живо внутрь! — рявкнул я.

Девчонка выпустила из своего Уокера ещё четыре пули, стараясь целиться так, как я показывал, и беспрекословно подчинилась приказу, зигзагами рванув к дилижансу, в котором отдыхали бабуля и раненый мистер Барнс.

Я же палил из винчестера, горланя для бодрости духа армейские марши и без конца перемещаясь с места на место. Чем-то это мне напоминало тир с появляющимися мишенями, разве что в тире мишени не стреляли в ответ. Хвалёная меткость индейцев, воспетая в книгах и фильмах, явно оставляла желать лучшего, они палили в белый свет, как в копеечку, стараясь взять меня числом. Ну а я стрелял на вспышку, благо, дымный порох при выстреле даёт её достаточно яркую, тем более, в предрассветных сумерках.

То и дело кричали раненые апачи, вопили и улюлюкали в темноте их ещё боеспособные товарищи, пули свистели и жужжали вокруг меня, словно очень злые пчёлы.

— Пошли нахер отсюда, уроды краснокожие! — ревел я. — Моё кунг-фу сильнее вашего!

Наконец, вместо выстрела раздался только щелчок, я даже не заметил, как высадил все одиннадцать патронов. Пришлось уронить его на землю и хвататься за револьвер. По-македонски стрелять, может быть, и эффектно, но не так эффективно, поэтому я расстрелял сначала шесть патронов из одного Миротворца, и только потом вытянул его брата-близнеца.

Не знаю, сколько это всё продолжалось. Может быть, всего минуту, но для меня она тянулась максимально долго. Почти как целый рабочий день. Похоже, древние индейские боги, духи предков и прочие сверхъестественные сущности сегодня были на моей стороне. Ни одна индейская пуля меня не задела, так только, немного поцарапало щепками от дилижанса.

Но постепенно крики затихли, пальба прекратилась, и над нашей стоянкой вновь повисла гнетущая тишина. Я залёг возле огромного колеса дилижанса, и принялся методично набивать патроны в винчестер. Это быстрее, чем заряжать сейчас Миротворцев, даже унитарными патронами.

И это позволило какому-то краснокожему смельчаку застать меня врасплох. Он подкрался неслышно, с одним только ножом, и я заметил лишь движение тени боковым зрением. Я тут же перекатился вбок, досылая патрон в винчестер, но выстрелить уже не успел, воин-апач бросился сверху, чтобы убить меня прежде, чем я убью его. Я сумел только встретить его ударом приклада, сбивая с траектории, и мы кубарем покатились по песку, словно дерущиеся коты.

Пришлось и мне вытащить нож. Я схватил индейца левой рукой за запястье, пытаясь его выкрутить, но ублюдок оказался неимоверно силён. Вышло так, что он оказался сверху, и теперь, стиснув белые лошадиные зубы, изо всех сил пытался заколоть меня. Ну а я изо всех сил сопротивлялся. Я впервые видел индейца в боевом раскрасе так близко. Пожалуй, даже ближе, чем вчерашнюю банщицу.

Я выпустил нож из ладони, начал сопротивляться двумя руками, удерживая бритвенно-острое лезвие ножа в считанных сантиметрах от моего лица. Мне даже удалось отыграть немного расстояния, заставить апача напрячься ещё сильнее, но на его монголоидном лице уже светилось выражение нескрываемого торжества. Будто он уже снял с меня скальп и демонстрировал свою удаль всему племени.

— Сдохни, вонючий козотрах! — раздался вдруг крик мистера Барнса, а потом голова апача разлетелась кровавыми брызгами.

Будь ты хоть самым могучим воином, но выстрел из дробовика это выстрел из дробовика. Я вмиг скинул с себя его безжизненное обмякшее тело и снова схватился за винчестер, ошалелым взглядом осматривая стоянку.

— Это был последний, мистер Шульц, спокойнее, спокойнее, — мягко произнёс Барнс, тяжело опираясь на приклад дробовика.

Я шумно выдохнул и утёр лицо, заляпанное чужой кровью. Меня снова потрясывало. Как я так его упустил из виду? Что, если бы таких краснокожих ниндзя оказалось несколько?

— Вы спасли мне жизнь, мистер Барнс, — хрипло сказал я.

— Пустяки, вы бы сделали то же самое. Да вы, впрочем, и сделали, — хмыкнул он.

Барнс по-прежнему имел бледный вид, рана его беспокоила, и он держался за левый бок, но он нашёл в себе силы встать и прийти мне на помощь. Я это оценил.

— Все целы? — спросил я.

— Удивительно, но да, — сказал Барнс.

Я сунул в зубы папиросу и сломал несколько спичек, пытаясь прикурить дрожащими руками, так что Барнс разжёг спичку вместо меня, и я с облегчением затянулся крепким виргинским табаком. Этот апач будет мне сниться в кошмарах. Вместе с Чико.

Что до остальных индейцев, убитых и раненых, то я не сразу нашёл в себе силы подняться и проверить тела.

— Мистер Шульц, не забудьте снять волосы! — воскликнул Барнс. — На них найдутся покупатели в Санта-Фе, да и в других городках тоже.

— Волосы? — хмыкнул я.

— Конечно! Скальпы, индейские скальпы, — Барнс после короткого отдыха несколько оживился. — Двадцать баксов за скальп без ушей. Выгодный бизнес, знаете ли.

— Занятно, — хмыкнул я, глядя на свой нож.

Дилеммы о том, снимать или не снимать, даже не стояло. Повернись ситуация чуть иначе, скальпы сняли бы уже с нас, громко радуясь на всю округу. Так что я прошёлся по округе, без сожаления срывая кожу с голов апачей. Пять шевелюр — уже сотня долларов. Действительно, выгодный бизнес.

Нет, устраивать тут кровавый меридиан я не собирался, резать всех подряд ради скальпов явно не для меня, но и разглагольствовать о морали тоже. Дикий Запад потому и называется диким.

Несколько первых скальпов я чуть не испортил, но потом вроде как наловчился, но всё равно извозился в крови по локоть. Всего я лишил волос шестерых апачей, причём двух раненых бедолаг пришлось перед этим добить. Сколько-то, по всей видимости, сумели уйти. Апачи, кстати, добивать бы не стали, скальпировали бы ещё живого, а так я считал, что проявил милосердие. Оставлять их подыхать в пустыне раненых было бы куда более жестоко.

Пока я ходил за трофеями, уже рассвело достаточно, чтобы мы могли продолжить путь. Дилижанс был на ходу, а вот телега — явно нет, и часть поклажи пришлось навьючить на моих лошадей. Барнс занял место кучера, мисс Тейлор взяла дробовик и села рядом с ним. Я же забрался внутрь дилижанса, к бабуле, после того, как отколупал с кожи всю запёкшуюся кровь. Я рассчитывал проспать хотя бы пару часов. Ну или хотя бы просто немного отдохнуть. Ночной караул меня изрядно вымотал.

Путь нам предстоял неблизкий, через достаточно опасные места территории Нью-Мексико, так что я, урвав несколько часов беспокойного сна под пристальным взором довольно неприятной старушки, решил продолжить его в седле, верхом на Паприке.

Всё тело ломило от усталости, хотелось вернуться в дилижанс и развалиться на мягких сиденьях, набитых конским волосом, но я стойко и терпеливо продолжал ехать верхом, вглядываясь в горизонт, одинаковый почти со всех сторон. Места здесь и в двадцать первом веке были не самые многолюдные и обжитые, а тут и подавно. Край цивилизации. Шестьдесят тысяч человек на территории размером с Польшу или шесть Московских областей. Меньше, наверное, только на Аляске. Можно ехать целый день и не встретить ни одного человека. И, похоже, лимит на встречи я исчерпал вчера.

Ехали, в основном, молча, разве что поначалу мисс Тейлор приставала с разного рода вопросами к Барнсу, но после сердитого окрика бабули перестала. Неприлично, мол, юной леди общаться с кучерами, охранниками и прочими бродягами. Бродяга это вроде как про меня, но я не обиделся. Бродяга и есть, колоброд, бродяжник, шатун, странник. Болтаюсь по пустошам с оружием в руках, значит, когда все приличные люди работают в адвокатских конторах и банках. Ну, будь я банковским служащим, мы все были бы уже мертвы.

Поскрипывали колёса дилижанса, фыркали уставшие лошади. Нам срочно нужно было где-то остановиться, напоить лошадей и набрать воды. Переход через пустыню оказался тяжелее, чем я предполагал изначально. Дорога увела нас в сторону от Рио-Гранде, а сходить с дороги в поисках воды было страшновато. Можем и не найтись потом, к тому же у нас дилижанс, а не внедорожник.

Будь я один, такой проблемы бы не возникло, но я чувствовал ответственность за этих людей.

— Вы уже ездили этим путём, Барнс? — спросил я.

— Бывало, — откликнулся он.

— И как долго нам ещё ехать? — спросил я.

Тот почесал щетину на подбородке.

— После полудня будет ранчо Джона Кросса, там передохнём, если вы об этом, — сказал он. — А до Санта-Фе ещё долго. Таким темпом, дай Бог, за неделю дойдём. Быстрее никак нельзя. Лошади и так устали.

Я присвистнул и обмахнулся шляпой от жары. Да уж, это вам не по хайвею мчаться. Я невольно зауважал первых переселенцев на запад, проводивших в пути через враждебные индейские земли целые месяцы, останавливаясь только на ночлег.

Ничего. Скоро через эти земли протянутся артерии железных дорог, соединив запад и восток, и цивилизация доберётся сюда со скоростью утреннего экспресса. На этом даже можно будет неплохо заработать.

— А вы чем занимаетесь по жизни, мистер Шульц? — спросил вдруг Барнс.

Мисс Тейлор тоже навострила ушки, поглядывая на меня с нескрываемым интересом.

— То тем, то другим, — неопределённо развёл руками я. — Сейчас вот промышляю охотой на преступников.

— Я почему-то так и думал, — хмыкнул Барнс. — Только не увидел в вашем арсенале лассо.

— Предпочитаю, чтобы мне платили за мёртвых. Мёртвые не кусаются, — сказал я.

Барнс посмотрел на меня с некоторой толикой страха, зато у мисс Тейлор глаза вспыхнули так, будто я признался в том, что я — Зорро, тёмный рыцарь без страха и упрёка. Как бы не влюбилась и не настроила себе воздушных замков. Дети меня не интересуют ни так, ни этак.

— А я вот всё охранником, — сказал Барнс, чтобы поскорее переменить тему. — Хотя после этого рейса придётся отлёживаться с месяцок. Не думал, что так повернётся.

— Всегда так бывает, — хмыкнул я. — Я вот тоже не думал, что тут окажусь.

— «Тут» это, в смысле, на западе? — улыбнулся Барнс.

— Вроде того, — вздохнул я.

— А откуда вы родом, сэр? — спросила вдруг мисс Тейлор.

— Ты всё равно не знаешь, где это, — хохотнул я.

— Ну всё же, скажите, — попросила настырная девчонка.

Я постарался вспомнить, куда моя родина относится в этом времени. Мимолётное увлечение генеалогией и краеведением наконец-то пригодилось.

— Посёлок Юргамыш, Кислянская волость Челябинского уезда Оренбургской губернии. Российская Империя, — с улыбкой сказал я, глядя на удивлённые лица моих собеседников.

— По вам и не скажешь, — хмыкнул Барнс. — Я знал одного русского. Тот ещё задира был, кидался на всех, кто смел обвинить его в трусости. Его зарезали в Денвере. А вы не такой.

— Люди не одинаковые, — пожал плечами я.

Как и предсказывал Барнс, около полудня впереди показалось ранчо. Дорога шла прямо к нему, и к нам навстречу выехала пара всадников. Земля тут была не такая пустынная и сухая, где-то поблизости находился источник воды, а значит, тут была трава, а где трава — там и скот.

Судя по всему, навстречу к нам выехал сам хозяин ранчо, грузный краснолицый мужчина с дробовиком в руках. Рядом с понурым видом ехал молодой парнишка, по всей видимости, его сын.

— Кажется, у нас гости, — сплёвывая табачную жвачку, произнёс ранчеро вместо приветствия.

— Добрый день, мистер Кросс! — воскликнул Барнс.

— Он был добрым, — проворчал Кросс.

До нашего, мол, появления. Прямо он этого не сказал, но это ясно чувствовалось между строк. Это странно. В пустыне люди обычно друг другу помогают, потому что неизвестно, как повернётся судьба. Сегодня помог ты, завтра помогут тебе, элементарный закон, тысячу раз проверенный на практике. Но мистер Кросс отчего-то им пренебрегал.

— Что, апачи вас здорово потрепали, да? — равнодушно спросил он, поглядев на наших мертвецов, которых мы взяли с собой, а потом на дырки от пуль в дверях дилижанса.

— Слава Богу, отбились, мистер Шульц очень вовремя пришёл к нам на помощь, — сказал Барнс. — А потом ещё и ночью отразил их нападение. Обратил в бегство целый отряд!

Кросс прищурился, глядя на меня так, будто оценивал бычка на рынке.

— Стало быть, хвост вы не приведёте, — цокнул языком он. — Ну, давайте за мной. Только не забывайте. Вы на моей земле.

Я сплюнул в пыль. Удивительного ранга мудак, просто диву даюсь. Таких я ещё не встречал. Ни здесь, ни там. Мы с Барнсом переглянулись, и он только развёл руками, мол, что поделать. Ну да, ничего не поделаешь. Если этот боров владеет единственным источником воды в окрестностях, то может встречать гостей хоть с вываленной елдой. Пока не нарвётся на неприятности, а с такими манерами это рано или поздно всё-таки случится.

Ранчо Джона Кросса выглядело, если честно, бедновато. Деревянный дом с двумя или тремя комнатами, конюшня, амбар, загоны для коров. Всё это прямо-таки просило приложить к ним руки, поправить забор, починить ворота, крышу, и прочее, и прочее.

— Колымагу свою ставьте вон там, — указал Кросс. — Воду можете взять в колодце за амбаром. Пятьдесят центов за ведро воды.

— Харя не треснет? — спросил я.

Надо же. Пятьдесят центов. У нас четыре лошади, одна лошадь способна такое ведро выдузить за несколько минут. Особенно на жаре и после долгого перехода. А ведь вода нужна ещё и людям. И с собой набрать тоже нужно. Неплохой бизнес он себе организовал.

— Что ты сказал, ковбой? — обернулся Кросс.

— Спрашиваю, харя не треснет? — повторил я.

— Не нравится — катись отсюда. Ты на моей земле, ковбой. Я этот колодец рыл не для того, чтобы всякие бродяги бесплатно из него пили, — сказал он.

— Прошу простить, мистер Шульц бывает несдержан, сами понимаете, долгий переход, разумеется, мы заплатим, — затараторил Барнс, не давая мне сказать и слова.

Ладно. Если ему хочется платить, пусть платит. Хотя лично я не дал бы этому козлу и ломаного гроша.

— Так-то лучше, — хмыкнул Кросс. — Видит Бог, когда-нибудь здесь проложат железную дорогу, и мне не придётся терпеть всяких бродяг на моей земле.

Очень нескоро, я полагаю.

— А если бы к твоему ранчо вышел умирающий от жажды человек, ты бы и ему бесплатно воды не дал? — хмыкнул я.

— Как выйдет, так и посмотрим, — ответил он. — Больно ты дерзкий, ковбой. Тебе и твоей кляче — по доллару за ведро. Ясно?

— Тебе хватит и пяти центов. Только не монетами, а патро…

— Мистер Кросс, прошу простить нашего спутника, он немного не в себе после схватки с апачами! — вновь перебил меня Барнс. — Ради Бога, извините его, он прибыл издалека и здесь недавно, так что не вполне знаком со здешними порядками!

— Так познакомь его. Не то длинный язык заведёт его в могилу, — проворчал Кросс.

Я чувствовал, как внутри закипает злость. Как рука сама тянется к револьверу. Но это будет убийством, и даже на территории Нью-Мексико действует закон Соединённых Штатов, так что если я застрелю этого морального урода, то ордер на арест выдадут уже в отношении меня. Таки оно мне надо? Очевидно, нет.

Колодец обнаружился именно там, где и указал Кросс, и его сынок притащил нам ведро, чтобы мы могли набрать воды. Похоже, он хранил его отдельно от колодца. Я быстро понял, почему ранчеро так ревностно относился к своей воде. Начерпать удалось едва ли два ведра мутной жёлтой воды, после чего пришлось ждать, пока колодец наполнится снова.

— Вы на него не серчайте, мистер, — произнёс вдруг парнишка. — Па неплохой человек. Просто… Места здесь неспокойные.

— Что, часто заглядывают всякие бродяги? — хмыкнул я.

— Бывает, — пожал плечами он.

— Бандиты? — закинул я удочку.

Вдруг на это ранчо захаживает кто-то из моего списка. Список у меня длинный, имён в нём много.

— Да кого только нет, — пожал плечами парень. — Па, конечно, их гонит прочь, но всё равно. Никак не научатся обходить наше ранчо стороной.

Мы напоили лошадей, набрали воды в бурдюки и фляжки, вдоволь напились сами, чувствуя, как вода теперь бултыхается в желудке. Пришлось отвалить целых пять баксов за всё, но платил не я, и поэтому жаба убрала свои цепкие лапы с моего горла. Вот если бы мне пришлось платить, она бы меня точно задушила.

— Может, пообедать хотите? У нас осталась бобовая похлёбка, — предложил мальчишка.

— Нет, спасибо, — проворчал я.

Лучше уж перебьюсь крекерами и беконом из собственных запасов. Что-то мне подсказывало, что Кросс заломит цену за своё хрючево, как будто у него тут мишленовский ресторан.

Мне не терпелось покинуть это место как можно скорее, но я не мог. Лошадям требовался отдых. Да и уходить нам всё равно надо всем вместе. Я планировал дойти с этими людьми до самого Санта-Фе.

Так что я расположился на конюшне рядом с нашими лошадьми, поглядывая, как Ниггер флегматично жуёт овёс. Жеребец уже немного ко мне привык, но всё равно оставался злобным и своенравным, и я пока не рисковал садиться на него верхом. Когда-нибудь я решусь, но не сегодня. Меня пока устраивала и гнедая кобыла, спокойная, послушная и предсказуемая.

Остальные же, включая бабулю, отправились в дом, поесть горяченького. Походную еду здесь мало кто любил. Консервы хоть уже и существовали, но одними консервами сыт не будешь.

Я даже немного поспал на охапке сена, пока мои спутники обедали в доме. Солдат спит, служба идёт.

Проснулся я от того, что Джон Кросс встал прямо надо мной с неизменным дробовиком в руках.

— Ты! — рявкнул он. — Ублюдок! Живо вставай!

Я приоткрыл глаза, приподнял шляпу, поглядел на взбешённого краснорожего ранчеро. Когда-нибудь его так схватит сердечный приступ.

— Спать на конюшне тоже платно? — спросил я.

— Да! Нет! Вставай! — рыкнул он.

— Пушку убери, — сказал я. — И объясни по-человечески, в чём дело.

— По твою душу пришли, ковбой, — мерзко улыбаясь, сквозь зубы произнёс Кросс.

Я удивлённо хмыкнул, поднялся, отряхнул налипшие соломинки и пыль. Что-то новенькое.

— И не вздумай хвататься за револьвер, — бросил мне в спину ранчеро.

Я вышел на улицу, щурясь от яркого солнца. Прямо напротив ворот в конюшню стояли три всадника. Двоих я узнал, это были ковбои мистера Рида. Третьего я раньше не видел. Все трое были с оружием, ещё и ранчеро пас меня сзади с дробовиком в руках. Так себе расклад.

— Мистер Шульц, я полагаю? — спросил незнакомец, закуривая сигару и размахивая спичкой в воздухе.

Взгляд у незнакомца был цепкий, намётанный, в седле он сидел расслабленно, но я видел, что он в любой момент может выхватить из кобуры своё оружие. И это займёт какую-то долю секунды, не больше.

— Допустим, — хмыкнул я.

— У меня тут ордер, — он сунул руку во внутренний карман и извлёк оттуда сложенную вчетверо бумажку. — Вы арестованы.

Ковбои мистера Рида переглянулись, довольно ухмыляясь. Оба поглаживали рукояти своих револьверов, будто надеясь на то, что я стану сопротивляться.

— Далеко же вы забрались, преследуя меня. Позвольте-ка поинтересоваться, за что арестован? — произнёс я.

— За кражу лошади, — сказал незнакомец. — Мистер Кросс, опишите лошадей этого человека.

Ранчеро почесал в затылке, сунув пятерню под шляпу.

— Гнедая лет пяти под седлом, вороной жеребец и чалый мерин, — сказал он. — Я на него сразу внимание обратил. Мне этот мистер сразу не понравился.

— Мистер Пайк, мы ведь говорили, мы его уже встречали, Плясун был у него, — сказал старый ковбой.

Я рассмеялся. Вот уроды.

— Кто выдал вам этот ордер, мистер Пайк? — спросил я. — На этом мерине я привёз в Эль-Пасо труп мексиканца, который эту лошадь и украл. Маршал Милтон в курсе. Можете его спросить.

Пайк лишь покосился на своих спутников.

— Тогда вам следовало вернуть эту лошадь хозяину, — сказал он.

— Пусть приходит и забирает. Этих джентльменов я не знаю, но они уже в третий раз пытаются у меня что-нибудь отнять, — сказал я.

— Кончай ломать комедию! — выкрикнул молодой ковбой.

— Вам придётся проехать с нами в Эль-Пасо, мистер Шульц, до выяснения обстоятельств, — сказал законник.

— Вы, кажется, шутите, — сказал я.

— Можете повесить его прямо здесь как конокрада, — предложил Кросс. — Терпеть не могу конокрадов.

— Захлопни свою вонючую пасть, фермер, — процедил я. — Тебя никто не спрашивал.

Ситуация накалялась. Ковбои гладили рукояти своих револьверов, законник мусолил во рту сигару, перекидывая её с одной стороны на другую, ранчеро гневно раздувал ноздри, в любой момент готовый вскинуть дробовик и вышибить мне мозги. Я стоял, заложив большие пальцы за пояс, полностью уверенный в своей правоте.

— А ну, прочь от мистера Шульца, вы, мерзавцы! — из дома вдруг выбежала мисс Тейлор со своим огромным Уокером. — Он спас всех нас от индейцев! Никакой он не конокрад!

— Уберите пушку, юная леди, поранитесь ненароком, — посоветовал Пайк, невозмутимо глядя на то, как она целится в них всех по очереди.

— Всё в порядке, мисс Тейлор, вернитесь в дом, — попросил я.

— Нет! Пока эти трое не уберутся отсюда! — воскликнула девочка.

Ковбои мистера Рида заухмылялись. Девчонку никто не воспринимал всерьёз, а она, между прочим, вчера застрелила одного из апачей. Моя наука пошла ей впрок, и что-то мне подсказывало, что она и сейчас не промахнётся. Если до этого дойдёт, разумеется.

Возвращаться в Эль-Пасо с этими мутными товарищами очень не хотелось. Да и вообще, арест мне точно на пользу не пойдёт, ни в каком плане. Но и силовой метод решения проблемы мгновенно поставит меня вне закона, в один ряд со всеми теми мерзавцами из моего списка.

— Мисс Тейлор, уберите револьвер, ради Бога, — попросил я. — Меня никто не собирается вешать, правда ведь, джентльмены?

— Пока что да. Только арестовать, — сказал Пайк.

— Кто, кстати, выдал ордер? — снова поинтересовался я.

— Окружной судья Трентон, — сказал законник.

Не удивлюсь, если Риду пришлось ради этого дать на лапу кое-кому. Пожалуй, надо было отдать этого сраного мерина и не выкаблучиваться.

— Погодите-ка, джентльмены, — нахмурился я. — Мы на территории Нью-Мексико, а не в Техасе.

— Да хоть в Канаде, — проворчал старый ковбой. — Нам велено лошадь вернуть, а тебя доставить в суд.

— Не знаю, чего намерен добиться ваш хозяин, но суд ему не выиграть, — сказал я. — Чёрт с ним, с мерином. Я забрал его как трофей у Мануэля Гутьерреса, и волен им распоряжаться, как пожелаю. Могу пристрелить, могу подарить мистеру Кроссу. Мог бы, если бы он не был таким мудаком.

— Гутьеррес? — Пайк определённо взглянул на меня иначе, под новым углом.

Эту фамилию он точно слышал.

— Он самый, его труп стоил пятьсот баксов. Он эту лошадь и украл, я уже устал объяснять, — сказал я. — Ну так что, я этого мерина пристрелю., а вы потащите тушу через всю пустыню? Или мы как-то договоримся?

Теперь всё зависело от того, куплен Пайк вместе с ордером на арест, или же действует просто в рамках своей инструкции. Законники здесь тоже продаются и покупаются, и мне не хотелось бы попасть на продажного.

Мистер Пайк раздавил окурок в пальцах и щелчком бросил его в песок.

— Думаю, мы договоримся, мистер Шульц, — произнёс он, не замечая, как ковбои мистера Рида буравят его злобными взглядами.

В итоге мы сошлись на том, что краденый мерин вернётся к старому хозяину, само собой, без седла и уздечки. Мистер Пайк напишет мне документ о том, что мерина у меня приняли, а я потом через суд смогу добиться компенсации у мистера Рида. Дело было шито белыми нитками, и Пайк это прекрасно видел.

Все мы, даже мисс Тейлор, понимали, что никакой компенсации не будет. Компенсацией станет моя свобода и жизнь. Но этого самого Рида я записал себе в книгу обид, твёрдо пообещав, что с ним расквитаюсь. Всё равно я рано или поздно вернусь в Эль-Пасо или его окрестности, буду проходить мимо его земли, загляну в гости. Там уже и посмотрим, кто из чего сделан.

Ковбои, хоть и поглядывали злобно на законника, перечить не посмели. Взяли этого несчастного мерина, да и укатили прочь, обратно на юг. Мистеру Пайку, пожалуй, предстоит не самый приятный разговор с их работодателем. Напоследок он пожал мне руку.

— Не обессудьте, мистер Шульц, служба, — произнёс он.

— Понимаю, — ответил я.

Ранчеро тоже оказался недоволен исходом этой встречи. Он-то, наверное, рассчитывал лицезреть моё повешение, чтобы потом обчистить мои карманы и сумки, а я ему такого удовольствия не предоставил. Ещё и мудаком назвал прилюдно.

Одно радовало, пока всё это решалось, наши лошадки отдохнули и снова были готовы отправляться в путь. И как только законник неспешно поехал в Эль-Пасо, мы выдвинулись дальше. В Санта-Фе.

— Восхищаюсь вашей смелостью, мисс Тейлор, — сказал я, когда та с важным видом уселась рядом с кучером.

Девочка покраснела до самых корней волос.

— Несносная девчонка! Да как только посмела! — раздался из дилижанса вопль бабули. — Как только мы приедем в Санта-Фе, я тебя выпорю!

Старушка устроила ей настоящий скандал, и я понимал, почему. Будь на месте Пайка какой-нибудь менее уравновешенный человек, то он мог бы и пристрелить Сьюзен за такую выходку. Нам всем повезло, что законник чтил закон, а не выворачивал его себе на пользу.

Дилижанс покатил на север по пыльной узкой дороге, а я вынужден был наконец оседлать Ниггера. Ходить с поклажей он отказывался наотрез, будь это хоть перемётная сумка с овсом, мешок с провизией или человеческое тело. Навьючивать груз пришлось на несчастную Паприку.

К моему удивлению, жеребец принял меня довольно благосклонно, спокойно и смиренно позволив себя взнуздать и оседлать. Будто пони в городском парке. Так что я не сразу понял, что это была уловка.

Кто бы мог подумать, что лошади тоже знают о коварстве.

Сперва он шёл, весело мотая гривой и цокая копытами, но как только мы отошли от ранчо Кросса на полмили, он взбрыкнул и резко попытался меня сбросить, вдруг подпрыгнув задними ногами. Меня мотануло в седле, будто тряпичную куклу, я крепко сжал его бока коленями и натянул поводья. Из седла я не вылетел, но несколько неприятных мгновений ощутил. Ниггер протяжно фыркнул, решив дождаться, когда я снова потеряю бдительность.

— А лошадка-то с норовом, — хохотнул Барнс, глядя, как я матерюсь сквозь зубы.

Наездник из меня никудышный, я это прекрасно понимал, но я либо совладаю с Ниггером, либо он выбросит меня из седла и сломает мне шею. Так что лучше бы с ним подружиться.

Я честно пытался, с того самого момента, как забрал его у прежнего хозяина, каждый день с ним разговаривал, чистил, гладил, кормил, давал ему привыкнуть к моему запаху и виду. Он сперва дичился, кусался и фыркал, но потом постепенно перестал на меня столь бурно реагировать. Доверять он, само собой, не начал, но это уже был изрядный прогресс. Видимо, недостаточный.

Жеребец понуро зашагал вслед за дилижансом.

— Ниггер, дружок, давай мы с тобой не будем воевать, — наклонившись к самой гриве, тихо сказал я. — Ни мне, ни тебе это не надо. Лучше дружить будем.

Конь пряднул ушами, снова фыркнул, а потом, почувствовав, что я не слишком устойчиво сижу в седле, снова начал плясать, подскакивая всеми четырьмя ногами и пытаясь меня сбросить.

Я вцепился руками в гриву, напряг ноги, стиснул зубы, чувствуя, как отбивается задница о твёрдое седло, а моя башка болтается во все стороны, как у игрушечной собачки в автомобиле.

— На колбасу пойдёшь, мерзавец! — прошипел я. — Плевать, сколько ты стоишь!

Ниггер продолжал подскакивать и плясать, ходить боком, выгибать спину, храпеть и ржать, демонстрируя свой характер, я же боролся за то, чтобы не вылететь из седла. Никогда не понимал, в чём прелесть родео. Ощущения максимально неприятные. Хотя любителям американских горок, наверное, понравилось бы.

Хотя там ты надёжно пристёгнут ремнями к тележке, а тут вынужден держать равновесие самостоятельно, рискуя в любой момент свалиться головой вниз, прямо под копыта взбешённого животного весом в добрых полтонны.

Мы оба начали выбиваться из сил, Ниггер подскакивал всё реже и всё ниже, я цеплялся за гриву, чувствуя, как она выскальзывает из вспотевших пальцев. Наконец, вороной жеребец подскочил в последний раз и просто побежал рысью, фыркая и кусая удила. Он не сдался до конца, это чувствовалось, да и такие, как он, не сдаются, но, кажется, он признал меня старшим.

— Вот так-то, парень, так гораздо лучше, правда ведь? — тихо сказал я.

Он уже не пытался меня сбросить, но приказов слушался по-прежнему неохотно, и мы нарезали несколько кругов вокруг едущего дилижанса прежде, чем жеребец замедлился и пошёл наконец шагом.

— Решили попробовать себя в родео, мистер Шульц? — хохотнул Барнс.

— Это Ниггер решил мне его устроить, — мрачно ответил я.

— По нему видно, это настоящий боец! — похвалил Барнс. — Нечасто такую лошадь встретишь. Не только сильный конь, но ещё и хитрый!

Ниггер недовольно фыркнул.

— Он вам ещё устроит весёлую жизнь, — улыбнулся Барнс. — Но зато из любой передряги вынесет. Да, это точно.

— Мистер Шульц, вы не ранены? Всё в порядке? — забеспокоилась мисс Тейлор.

Я, конечно, чертовски устал от этой бешеной скачки, но в целом чувствовал себя нормально. Да и Ниггер, думаю, тоже.

— Не переживайте, мисс, — сказал я.

Больше никаких особых происшествий не было. Один раз на дорогу выползла пятнистая красно-чёрная змея, слегка напугав лошадей, иногда вдалеке хлопали выстрелы охотничьих ружей, но это всё мелочи.

В безоблачном небе кружили хищные птицы, сухой ветер поднимал в воздух горячую пыль. Через какое-то время мы вновь вышли к реке, пополнили там запасы воды. Бесплатно. Там же и переночевали, следующим утром вновь отправившись в путь. Санта-Фе ждал нас.

А я глядел на эти просторы с высоты седла и понимал, что искать кого-то здесь, в пустыне — задача не просто сложная, а прям-таки непосильная. Уверенность в успехе постепенно улетучивалась, я начал жалеть, что выбрал именно этот путь, на север. Всё-таки стоило переходить границу и искать негодяев в Мексике. Но поворачивать назад уже поздно, больше половины пути пройдено, к тому же в Санта-Фе определённо стоит поспрашивать. Или даже просто побывать.

В Санта-Фе, старом испанском городке, обитало немало мексиканцев, оставшихся после войны, так что я рассчитывал найти там хоть какую-нибудь зацепку. Такие люди, как Хорхе Мартинес-младший, не умеют вести себя тихо, он артист, оставляющий в каждом городке на своём пути кровавые следы. А если есть следы, то можно и заняться поисками. Так что я его всё равно найду.

Мы проезжали мимо уединённых ранчо и ферм, армейских фортов, крохотных городков с единственной улицей. Всё это не заслуживало внимания. Мы шли напрямик в столицу территории Нью-Мексико, единственный более-менее крупный город, доставшийся в наследство от испанцев.

Свои бывшие северные владения испанцы, а вслед за ними и мексиканцы, никак не развивали, ведь тут не было ни серебра, ни золота, только песок и камни. Да и народ ехал сюда не очень охотно, ровно как и в Техас, заселять который пришлось колонистам из Штатов.

Но кое-что всё равно осталось, и одним из следов испанского владычества был Санта-Фе, в который мы въехали ранним утром. Мисс Тейлор дремала на облучке, бабуля, как обычно, заперлась в дилижансе, так что прощание вышло коротким.

— Тут я вас и покину, — произнёс я, когда мы въехали в город и Барнс остановил дилижанс, раздумывая, куда ехать дальше.

Всё-таки изначально он был охранником, а не кучером. Рана его заживала, чувствовал он себя неплохо, и что-то мне подсказывало, что и он вскоре покинет общество наших уважаемых леди.

— Ну, бывайте, мистер Шульц, удачи вам в ваших поисках, — сказал Барнс. — Мисс Тейлор расстроится, конечно.

Я пожал плечами вместо ответа, сгрузил с вьючной лошади часть чужого имущества, прикоснулся к шляпе в знак прощания и уехал, оставляя своих попутчиков решать свои проблемы самостоятельно.

Жаркий и солнечный Санта-Фе отличался от типичных американских городков, выстроенных словно по одному и тому же плану. Узкие кривые улочки вместо широких авеню, жёлтые здания с плоскими крышами, город больше напоминал типичную мексиканскую провинцию, нежели гордую столицу территории. Будущую столицу штата.

Но всё-таки это точно такой же американский город, как и все остальные. Здесь было не так шумно и многолюдно, как в Эль-Пасо, но всё равно по улицам проносились повозки и всадники, горожане спешили по своим делам, а уличные торговцы расхваливали своё добро зычными голосами.

Я решил позавтракать в каком-нибудь из местных заведений и остановил свой выбор на какой-то типично мексиканской забегаловке. Привлекло меня то, что у коновязи ровным рядком стояли лошади, а внутри находился народ. Как известно, в новом городе, если не хочешь травануться, ешь там, где собираются местные. А если там ещё и очередь, то это ещё лучше, значит, там ещё и вкусно готовят. Это не аксиома, но чаще всего это правило срабатывает.

Среди местных я не особо выделялся, остальные посетители тут были такими же авантюристами, ковбоями и вольными стрелками, как и я. За барной стойкой стоял небритый загорелый мексиканец в коричневой рубашке.

— Гринго, — процедил он. — Заведение для ваших через дорогу.

Я окинул взглядом сидящих за столами, среди них были не только мексиканцы.

— У нас свободная страна, кажется, — произнёс я.

— И я волен выбирать, кого обслуживать, а кого нет, — ухмыльнулся владелец этой жральни.

— Шутки у вас так себе, сеньор, — произнёс я по-испански. — Я только что из Эль-Пасо и просто хочу выпить пива.

Мексиканец недоверчиво хмыкнул, но пива всё-таки налил. Кружка, в отличие от его рубахи, оказалась чистой. К пиву он подал ещё и тапас из кукурузной лепёшки с холодным мясом и каким-то соусом.

— Muchas gracias, amigo, — кивнул я, усаживаясь на свободное место.

Сервис тут, конечно, просто атас. Да, этой Америке далеко до той страны фальшивых белозубых улыбок. Тут всё гораздо честнее. Такая Америка нравилась мне гораздо больше.

Я посидел, вслушиваясь в обрывки чужих разговоров, такое иногда интересно послушать, а уж с моей новой профессией особенно, но ничего стоящего я не выловил. Местные обсуждали погоду, цены на хлеб, индейцев-налётчиков, прокладку железных дорог, какие-то здешние имена, республиканцев, демократов, клановцев, новые стройки, грядущие выборы, и прочее, и прочее. Просто слухи, пустая болтовня.

Пиво я быстро прикончил, заказал ещё, положив доллар на стойку. Гораздо больше, чем стоило это пиво и закуска к нему. Бармен поднял на меня пытливый взор, неуловимым движением спрятал купюру в пальцах.

— Меня интересуют кое-какие имена, — тихо сказал я.

— Называйте. Сюда много кто захаживает, — пожал плечами бармен.

— Хорхе Мартинес-младший, — сказал я, чувствуя, как от звуков этого имени внутри поднимается волна злости. — Или его дружки. Пепе, Луис, Давид, Хуан. Кого-то из них могут называть ещё и Гомезом.

Эти имена я тоже запомнил. Без всякого списка, вырезал в памяти, словно зубилом на надгробной плите. Их надгробной плите, разумеется.

Бармен присвистнул.

— Вы ищете встречи с опасными людьми, сеньор, — сказал он.

Я только развёл руками, мол, что поделать.

— Вы законник? — спросил он.

— Вроде того, — сказал я.

— Тогда вам желательно сколотить банду, набрать людей. В одиночку непросто будет с ними справиться, — сказал он. — Многие уже пробовали.

— Они что, обитают где-то рядом? Здесь, в Нью-Мексико? — оживился я.

— Вот чего не знаю, того не знаю, — отрезал бармен. — Врать не собираюсь. Но имя это здесь знают многие. И совсем не в лучшем свете.

Я сунул ему ещё один доллар, точно так же исчезнувший в его лапе. Мексиканец дал мне надежду, а это дорогого стоит. Похоже, я на верном пути.

— Вы мне здорово помогли, сеньор, — улыбнулся я.

— Будь я проклят, если ты, гринго, сцапаешь этого ублюдка, — хохотнул бармен. — Зелень вроде тебя каждый день уходит в прерию и не возвращается.

— Вернусь специально, чтобы выпить ещё пива в вашем заведении, — сказал я. — Может быть, про Хоакина Коронадо слыхали чего?

Номер три в моём списке. Лично мне он ничего плохого не сделал, но полторы тысячи долларов на дороге не валяются. Да и вообще, если верить плакату с его благообразным лицом проповедника, это безжалостный убийца и грабитель, любящий вешать людей. Прямо за шею верёвкой.

— Кто же не слыхал, — усмехнулся мексиканец. — Хино-Вешатель. Сам ждёт не дождётся суда и виселицы. Этот всё больше в Техасе, но и здесь наследил.

— Понял, — сказал я.

— Ты, я так понимаю, охотник за наградой? — спросил он. — Здесь в окрестностях недавно видели Джона Холмса. Если это имя тебе что-нибудь говорит.

Говорит. В моём списке напротив его фамилии стояла цифра в пятьсот долларов. Кажется, за ограбление почтового дилижанса и ещё какие-то прегрешения. Вот только там ясно значилось, что доставить его необходимо живым. Насчёт невредимого ничего не говорилось, так что я не переживал на этот счёт. Повесить по решению суда можно и калеку.

— Одного или с бандой? — спросил я.

— Бандиты-одиночки долго не живут, — философски изрёк мексиканец, и я подумал, что за этими словами кроется некий личный опыт. — Они всегда сбиваются в стаи.

— И большая стая у этого Холмса? Или один только доктор-компаньон? — спросил я.

— Не знаю насчёт доктора, но парочка подручных у него есть, — осклабился бармен. — Припёрлись откуда-то из Небраски, кажется.

Я достал из бумажника пятёрку, демонстративно помусолил её в пальцах.

— Может, скажешь точнее, где видели этого Холмса? — спросил я.

— Будь я охотником за наградой, я бы поспрашивал на востоке, в горах. Кажется, у него была хижина где-то на берегу Пекоса, — сказал он. — Миль двадцать от города.

— В горах расстояния обманчивы, — задумчиво протянул я, одаривая бармена заслуженной пятёркой баксов.

Информация стоила того, это точно. Если я доставлю бандита в суд, то поимею в сто раз больше. Да и репутация мне тоже была нужна, если я хочу собрать бойцов для похода на банду Мартинеса. Бармен прав, в одиночку его не взять. А за неизвестным стрелком никто не пойдёт. В конце концов, я собираюсь не на кроликов охотиться, а на одного из самых опасных людей фронтира.

Да, определённо. Холмса надо брать. Это сыграет мне на руку абсолютно во всех смыслах, к тому же бандиты все одним миром мазаны, и я не удивлюсь, если этот лондонский детектив знает, где искать мою главную цель. Определит его местонахождение по шматкам грязи на моих сапогах или как-нибудь ещё.

— Благодарю, сеньор, вы мне очень помогли, — произнёс я напоследок.

Бармен ухмыльнулся. Продажа информации бывает выгоднее, чем торговля пивом, и в этот раз она принесла ему в разы больше, чем я сожрал и выпил.

— Заходи ещё, гринго, — сказал он. — В следующий раз даже налью бесплатно.

Задерживаться в Санта-Фе никакого смысла я не видел, в нём не было ничего такого, чего я не найду в любом другом городке запада. Чай, не Нью-Йорк и не Бостон. Можно было только заглянуть к местным законникам. Разузнать про этого самого Холмса, взять ордер на арест. Так что я поехал к центру города, намереваясь там ещё и пополнить припасы, прежде, чем уходить в горы.

Разумеется, я не пошёл к генеральному прокурору территории или мировому судье, или даже к маршалу. Я отправился к городскому шерифу, который оказался худощавым усталым человеком с жутким шрамом от ножа на лице. Тут же крутился и его помощник, грузный пузатый тип во фланелевой рубахе, насквозь пропитавшейся потом.

Оба повернулись ко мне, едва я вошёл в офис, взгляды обоих задержались на моих револьверах. Хвататься за своё оружие они не стали, но я видел, как они напряглись.

— Добрый день, — сказал я. — Мне нужен ордер на арест Джона Холмса.

Нечего тянуть. Они оба мне сразу не понравились, так что я хотел сделать всё побыстрее и сразу взял быка за рога.

— А ты ещё кто такой? — сиплым голосом произнёс шериф. — Я тебя раньше не видел.

— Джек Шульц, — представился я.

Ни шериф, ни его помощник даже не подумали представиться в ответ.

— Что, ещё один охотник за головами? — фыркнул помощник.

— Вроде того. А что, их здесь много? — спросил я.

— И дня не проходит, чтобы какой-нибудь юнец не попробовал попытать счастья в охоте на негодяев, — просипел шериф. — Кому-то везёт и они возвращаются живыми, с пулей в руке или ноге. Кому-то нет.

— Понятно, — проворчал я. — Ну так что насчёт ордера?

— Эрл, выдай этому молодчику ордер, если он так настаивает, — сказал шериф.

— Да, настаиваю, — сказал я.

Помощник взял со стола какой-то бланк и начал его быстро заполнять.

— А в курсе ли мистер охотник, за что разыскивают Джона Холмса? — шериф растянул губы в неприятной ухмылке, и из-за шрама она показалась ещё неприятнее.

— Ну просветите меня, — сказал я.

— За хладнокровное убийство, — сказал шериф. — Двойное убийство. Негодяй застрелил двух солдат гарнизона, когда они его обвинили в жульничестве в покер.

— Бывает, — хмыкнул я.

Помощник протянул мне бумагу, и я пробежал глазами по неровным строчкам, и только потом сунул ордер в карман.

— Могу только пожелать удачи. Этот мошенник дьявольски быстр, — сказал помощник.

— Доставить его нужно живым. За мёртвого вы не получите ни цента, мистер Шульц, — сказал шериф.

— А за покалеченного? — спросил я.

— Насчёт этого ничего не сказано, — ухмыльнулся шериф. — Но свой последний вздох он должен испустить на виселице.

Я кивнул, развернулся и вышел, не говоря ни слова. Теперь за припасами.

В первую очередь патроны. Я несколько поистратился во время пути, так что закупиться не помешает, благо, патроны нужного мне калибра продавались в любом ларьке. Кроме них я думал купить ещё немного консервов, соли, кофе и прочих съестных припасов. В дикой природе я голодным, конечно, не останусь, тем более, в лесу, но кроме дикого мяса хотелось бы иметь ещё какие-нибудь запасы.

Всё нужное я купил тут же, в центре города, у какого-то голландца, даже не торгуясь, хотя запас наличных денег стремительно иссякал. Тем больше будет мотивации привести этого шерлока в суд.

Я отправился по восточной дороге, к горам, поросшим зелёным лесом, словно в нескольких милях отсюда и не было никакой пустыни и прерии. Раньше я в Нью-Мексико почти не заглядывал, лишь пару раз заезжал в Альбукерке, где мистер Хайзенберг варит свой голубой мет, а вот в Санта-Фе меня судьба не закидывала. В этих горах, кажется, находился какой-то национальный парк или что-то вроде того, туристическое место, но тогда мне было не до туризма и любования красотами, я вкалывал за гроши почти без выходных и, тем более, отпусков. Значит, поглядим, как оно здесь, в этом времени.

Я восседал верхом на Ниггере, Паприка бодро шагала следом с мешками на спине. Ну, хоть не придётся подниматься в горы пешком, а то мои колени просто развалились бы на части. Ниггер больше не протестовал и не пытался меня скинуть, но всё равно порой показывал норов.

Выбранная тропа сперва огибала горы с юга, чтобы потом круто развернуться и пойти на север, вдоль реки Пекос, и, несмотря на близость к столице территории, места здесь всё равно были глухие и дикие. Оно и понятно, на горных склонах особо не позанимаешься ни сельским хозяйством, ни скотоводством, ни чем-то ещё, и все ранчо, лесопилки и городки должны быть за горой, в долине. Поближе к воде.

Щебетали птицы, ветер, спускающийся с невысоких горных хребтов, приносил приятную прохладу. Хороший день, чтобы пристрелить парочку негодяев. Исключительно в порядке самозащиты, разумеется. Даже негодяи чаще всего это полноправные граждане, пользующиеся защитой закона, а убийство оно и в прерии убийство.

Виды здесь, конечно, открывались живописные. Чем выше я поднимался по тропе, тем больше хотелось запечатлеть далёкий горизонт, подёрнутый туманной дымкой, низко висящее голубое небо, игру света и тени на горных склонах. Я не художник, но красивые виды ценил.

В этот раз никаких случайных попутчиков я не повстречал. И даже засады на тропе нигде не оказалось. Так что до Пекоса, деревни, стоящей на одноимённой реке, я добрался без происшествий.

Деревушка представляла собой несколько деревянных домов, скорее даже хижин-времянок. Судя по всему, жили здесь, в основном, охотой, сбывая добытые мясо и шкуры в Санта-Фе. Моё прибытие незамеченным не осталось.

Я неспешно въезжал в деревню верхом, и первым меня увидел какой-то худой босой мальчишка в оборванных бриджах, который тут же побежал к самому большому дому, обшитому потемневшими от времени досками. Докладывать о прибытии незнакомца. В таких местах это всегда событие.

Из дома навстречу мне вышел заспанный бородатый мужик в одном лонг-джонсе, расстёгнутом на волосатой груди, но с револьвером на поясе. Без штанов, без шляпы, но с оружием. Никогда не знаешь, чем окончится новая встреча. Без револьвера тут даже в нужник не ходили.

— Это же Пекос, верно? — спросил я у этого самого мужика.

Мальчишка крутился возле Паприки, где-то позади, издалека поглядывая на мои револьверы и карабин в седельной кобуре.

— С утра был, — хмыкнул мужик. — И вон там, дальше, тоже Пекос.

— Отлично, — сказал я. — Я ищу одного человека.

— Спрашивай, — сказал мужик.

— Джон Холмс, — произнёс я. — Я слышал, он скрывается где-то здесь, в горах.

Мужик скривился, дёрнув щекой.

— Не слыхал про такого, — сказал он.

Врёт, собака. На лице написано. Я же не слепой и не тупой.

— А если подумать? — спросил я.

Паприка вдруг шумно фыркнула, я обернулся к ней, заметив краем глаза, как мальчишка лёгким бегом куда-то направился.

— Мы тут добропорядочные граждане, мистер. Охотимся, лес рубим, — прикинулся дурачком мужик. — С людьми вне закона дружбу не водим.

— А я разве говорил, что он вне закона? — хмыкнул я.

Мужик на мгновение завис. Брешет, говорю же.

— Вспомнил просто. Болтали про него в Санта-Фе, — сказал он.

— Ага. Ну понятно, бывай, — сказал я, дёргая повод и разворачивая Ниггера.

— Нету его здесь! Ей Богу, у нас таких не водится и не водилось отродясь! — вслед мне крикнул мужик.

Я немного опасался, что он выстрелит мне в спину, но он не походил на человека, способного выстрелить в спину законнику ради какого-то местного висельника. Добропорядочный гражданин, ровно как он и сказал. К тому же, убив меня, мужик подписал бы и себе смертный приговор. Скорее всего, им руководил страх, ведь если он рассказал бы мне про местонахождение Холмса, а я бы не справился, то Холмс непременно с него бы спросил, почему этот добропорядочный гражданин слишком много болтает.

Пришлось немного отъехать назад, спешиться и достать винчестер из кобуры. Раз мальчишка побежал пешком и без обуви, то хижина мистера Холмса точно где-то поблизости. А ещё я видел, в какую сторону он отправился. На лошади там не проехать, так что придётся немного потоптать сапоги. Поводья обеих лошадей я бросил на ближайшую изгородь, ничуть не беспокоясь за сохранность своих вещей. Ниггер никого к себе не подпустит, как сторожевой пёс.

Ну и, закинув винчестер за спину, я побрёл вслед за мальчуганом. Парнишка ломился прямиком через кусты, изрядно наследив, к тому же отпечатки босых ног на земле ни с чем не спутаешь. И пусть я не самый лучший следопыт в этих краях, но кое-что умел. Приходилось выслеживать дичь раньше, но только четвероногую. За двуногой дичью я охотился впервые, но ощущение охотничьего азарта посетило меня и сейчас.

Я крался через кусты по едва заметной тропке. Я бы даже не заметил её с дороги, но спасибо босоногому проводнику, подсказал, где искать. Тропинка эта была не слишком популярным маршрутом, но по ней регулярно кто-то ходил. Главное, не напороться на того мальчишку, если он вдруг задумает вернуться тем же путём. Поднимет тревогу, и Джон Холмс успеет удрать куда-нибудь ещё. Такой расклад меня не устраивал.

Здешний лес и правда был полон дичи. Пели птицы, тут и там виднелись следы оленьих копыт. Неплохо бы здесь и в самом деле поохотиться. Но сегодня у меня открыт сезон охоты на людей, я продолжал идти по следам мальчишки, надеясь, что он приведёт меня к нужному месту.

Вскоре где-то впереди послышалось журчание воды, склон пошёл резко вниз. И сквозь журчание я расслышал голоса. Я тут же укрылся за деревом, на случай, если среди них окажется кто-нибудь чересчур глазастый.

— … клянусь вам, мистер! Он сейчас в Пекосе! Можете сходить и убедиться! — тонкий мальчишечий голосок звучал жалобно и тревожно. — И у него новенький винчестер был! Про вас он спрашивал! Вы же обещали!

— Боб, дай мальчишке четвертак, — хмуро процедил хриплый голос. — В Пекос мы не пойдём, нет-нет.

— У меня нету, — промычал Боб.

— Ларри, а у тебя? — спросил хриплый.

— Тоже, — глухо буркнул Ларри. — Беги отсюда, пацан, потом мы тебе заплатим.

— Не заплатите, я же знаю! — заканючил мальчишка.

— Пошёл прочь, шкет, сказано же, потом заплатим, — сказал хриплый. — Я тебе слово даю, слово Джона Холмса. Кого хочешь спроси, я своё слово держу.

Я осторожно лёг на землю, стараясь не произвести ни звука, и выглянул из-за дерева. Оборванец-мальчишка готов был расплакаться, он стоял, стиснув кулаки. Троица бандитов стояла напротив него, такие же оборванные и нищие. Позади них, на самом берегу, стояла деревянная хибарка, за ней виднелась коновязь с привязанными лошадьми, явно крадеными.

Холмс ходил по полянке, заложив руки за спину, два его подельника стояли и ждали августейшего решения. Все трое были вооружены, у Холмса виднелся какой-то револьвер, другой держал на плече двуствольный дробовик, третий положил руку на поясную кобуру и я не мог разглядеть, чем именно он вооружён.

— Чего ты застыл? Шуруй отсюда! — произнёс Холмс мальчишке, и тот медленно побрёл прочь.

Как раз по направлению ко мне. Начать стрельбу я не мог, пока мальчишка в зоне поражения, мне не хотелось, чтобы его зацепило случайной пулей, а если он увидит меня, то обязательно даст знать Холмсу и его друзьям. Да, дилемма. А ещё характерный звук взводимого винчестера они наверняка услышат.

— Уходить надо отсюда, Джон, — сказал его подручный.

— Нет, — отрезал Холмс. — Рано. Или вы боитесь какого-то пришлого законника?

Стоило бы бояться.

Я отполз немного в сторону, пропуская мальчишку мимо. Тот прошёл с заплаканным и перекошенным от обиды лицом, не обратив на меня никакого внимания. Теперь можно начинать.

Живым нужен был только Холмс, насчёт его дружков речи не было, так что с них и начну. А вместо винчестера надо было взять карабин Спенсера. Его можно взвести чуть потише. Я поймал в прицел того, что с дробовиком. Придётся действовать быстро.

— А если он припрётся сюда? — спросил другой, кажется, Ларри.

— Тогда мы его встретим. Он один, нас трое. Сунем ему револьвер под нос, уйдёт обратно, — сказал Холмс. — Или прикопаем, если не уйдёт.

— Ха, ну да. Он же арестовывать придё…

Взвёл. Пальнул.

Парень с дробовиком рухнул наземь с истошным криком, пуля прошила ему грудь, из-за того, что я взводил карабин сразу перед выстрелом, пуля прошла чуть ниже того места, куда я целился. Остальные тут же начали разбегаться по укрытиям.

— Сдавайтесь, вы окружены! — проревел я. — Холмс, бросай оружие!

Блеф, но в теории может сработать.

В ответ чья-то пуля выбила щепки из дерева, за которым я прятался.

— Бобби! Он Бобби убил! — крикнул Ларри, хотя его дружок вопил как резаная свинья.

Пули засвистели надо мной, срезая листву, перепуганные лесные пичужки разлетелись в разные стороны.

Холмс забежал в свою хижину, его подельник укрылся за поленницей дров, из-за которой торчала его задница. Два раза меня упрашивать не надо. На этот раз у меня было время прицелиться, и торчащую задницу я без проблем ему отстрелил. Подельники Холмса теперь голосили дуэтом, хотя я не собирался оставлять их в живых. Мне нужен был только сам Холмс.

— Холмс, выходи! — снова крикнул я.

Выходи, подлый трус. Наверняка пасёт из окна все подходы к хижине, полянка из неё отлично простреливалась насквозь. Лошади бандитов, напуганные выстрелами, храпели и ржали, рвались с привязи. Я решил зайти с той стороны и начал ползком пробираться туда, делая широкий крюк вокруг полянки.

Джон Холмс определённо избрал не самую лучшую стратегию. Он легко мог бы ускользнуть, если бы сразу же бросился к лошадям и помчался наутёк. Пешком я ни за что его бы не догнал, но он предпочёл укрыться в доме и ждать меня в засаде, постреливая иногда из окна.

— Эй, законник! — раздался его хриплый голос. — Давай, решим всё как мужчины! Выходи, я тоже выйду!

Ну-ну, ищи дурака. Один приходи, мы тоже одни придём.

Раненый Бобби вдруг нашёл в себе силы пальнуть из дробовика дуплетом, и двойной заряд дроби промчался над моей головой. Метким выстрелом я оборвал его страдания, и он бессильно распластался в луже тёмной крови. Второй подельник стремительно уползал куда-то прочь, оставляя за собой кровавый след. Я добил и его, хотя с его ранением он вряд ли выжил бы.

— Бросай оружие, в последний раз говорю! — крикнул я. — Иначе я твою хибару спалю к чертям!

Вряд ли там есть что-то хоть мало-мальски ценное, кроме тушки Джона Холмса стоимостью в полтысячи долларов.

— Приди и заставь меня выйти! — насмешливо крикнул Холмс.

Ситуация не то чтобы патовая, но рисковать и лезть на рожон не слишком-то хотелось. Я ещё не научился ловить пули зубами, как фокусник в цирке.

Я наконец обошёл хибару сбоку, приближаясь к коновязи, у которой бесновались перепуганные лошади. Винчестер я снова закинул за спину, а вместо него достал кольт. Осторожно отвязал лошадей, хлопнул по крупу одну из них, и они умчались куда-то в лес, на свободу. К диким мустангам.

Повисла гнетущая тишина. Мы теперь ждали, кто потеряет терпение первым. И это оказался не я.

Тихо скрипнула дверь хижины, я в это время ждал за углом с револьвером наготове. Холмс рассчитывал застать меня врасплох, а может, надеялся на свою скорость. Он и правда оказался ловок в обращении с револьвером. Но я ловчее.

Шорох шагов послышался совсем не там, где я ожидал. Ублюдок решил обойти хижину кругом и зайти ко мне сзади, но мягкая лесная подстилка иногда предаёт хрустом и шелестом, а Джон Холмс отнюдь не индеец в мягких мокасинах, чтобы красться бесшумно. Я развернулся, подошёл к другому углу, дождался, пока Холмс подкрадётся поближе.

Он выскочил с револьвером наперевес, но я был к этому готов, тут же хватая его за руку и уводя ствол в сторону, так что выстрел прошёл куда-то в голубое небо, а потом оглушил Холмса тяжёлой рукоятью своего кольта.

Бандит пошатнулся, я вывернул из его руки смит-вессон третьей модели и направил на него два ствола. Сопротивляться Холмс перестал, понимая, что проиграл, и поднял руки вверх.

— Хочешь, шутку расскажу? — спросил я, продолжая держать его на мушке.

Холмс непонимающе уставился на меня.

— Чебурашка спрашивает у прохожего. Мужик, хочешь, чтобы член у тебя был до земли? Хочу, говорит. Гена, откуси ему ноги, — сказал я. — Что, не смешно? Ах да, ты же не понял.

И я прострелил Джону Холмсу оба колена.

Бандит рухнул как подкошенный, а я быстро обыскал его, вытащил нож из сапога, связал ему руки за спиной его же поясом. Холмс лежал и материл меня сквозь зубы самым банальным образом. Мол, ты не знаешь, с кем связался, тебе конец, матушку на свидание водил и всё такое прочее. С огоньком, но без фантазии.

— Никуда не уходи, — хохотнул я и прошёл в хижину с револьверами наперевес.

Мало ли кто может там меня поджидать.

Но хижина оказалась пуста. Над простейшим очагом кипела какая-то похлёбка, на стене висело старое ружьё, вокруг грубого стола стояли колченогие самодельные табуреты. Спальное место было всего одно и представляло собой деревянные нары, на которые беспорядочно были набросаны оленьи шкуры. Вповалку спали, скорее всего. Надеюсь, свальным грехом они тут не баловались.

Я быстренько обыскал шкафы и полки, но ничего особенного не обнаружил. Нашёл только двадцать долларов мелочью в банке из-под консервированного супа. Обманывали мальчугана, значит. Нехорошо.

Мелочь я забрал вместе с банкой, ружьё трогать не стал, похлёбку тоже. И ради такой жизни люди выбирают путь бандита? Лучше уж я останусь на стороне закона.

Джон Холмс за это время отполз метров на восемь. Но даже если бы ему удалось скрыться, я всё равно его нашёл бы. Он, как улитка, оставлял за собой след. Надо бы его перевязать, не то он истечёт кровью до того, как я доставлю его в суд.

— Чтоб ты сдо-о-ох, ублюдок! — завидев моё появление, начал голосить Холмс. — Мать твою драл! Мерзавец, дерьмо!

— Ага, — хмыкнул я, закуривая сигарету и бросая в него потухшую спичку.

Внезапно меня посетило осознание того, что я совершил очень крупную ошибку.

Передо мной лежал человек с простреленными ногами, которого я должен отсюда забрать. Его лошадей я отпустил, а мои лошади остались достаточно далеко. Привязанные к изгороди. А тащить его на себе совсем не улыбалось, чай, не раненого командира из окружения выношу.

— Ты негодяй! Тебя повесят за такое! Так нельзя! — причитал Холмс.

— Моё слово против твоего, дружок. Слово законника против слова негодяя, застрелившего двоих солдат армии Соединённых Штатов, — сказал я. — К тому же, это была самооборона. Самооборона не запрещена.

— Мерзавец! Негодяй! — только и нашёлся он.

— Насколько же проще, когда можно доставить труп, — вздохнул я.

Идти Джон Холмс, разумеется, не мог. Пришлось вернуться в хижину, взять одну из шкур с их постели, и быстренько соорудить волокушу. Дохлых компаньонов Холмса я даже не стал трогать, разве что посмотрел, чем был вооружён Ларри, которому я отстрелил жопу. У него оказалась интересная игрушка, пистолет «Волканик», чем-то напоминающий винчестер. Дорогая и довольно редкая штучка, невесть как оказавшаяся в руках мелкого бандита. «Волканик» я забрал себе. В коллекцию. Пусть будет.

— Заползай, — приказал я, указывая револьвером на волокушу.

— Катись к дьяволу! — прорычал Холмс, даже и не думая выполнять приказ.

— Тебе ещё и локти прострелить? — спросил я.

Угроза подействовала. Джон Холмс покорно забрался на шкуру, обжигая меня ненавидящим взглядом.

— Ты будешь долго умирать. Мучительно. Я тебе обещаю, — тихо произнёс он. — Ты не знаешь, кто мои друзья. Они будут мстить!

Такие же оборванцы, как и ты. Плавали, знаем.

Я впрягся в волокушу и потащил её через лес обратно к Пекосу.

— Как тебя зовут, законник? — сквозь зубы процедил Холмс.

Этот вопрос я проигнорировал. Покойникам ни к чему знать моё имя.

— Ты, вонючий осёл! Назови своё имя! — зашипел он.

— Если ты не заткнёшься, мне придётся тебя вырубить, — сказал я. — Так будет даже проще.

— Пошёл к чёрту! — выпалил он.

Обратный путь через лес занял не так много времени, как я себе представлял, когда отпала необходимость скрываться и подкрадываться, даже с волокушей скорость изрядно увеличилась.

Холмс не заткнулся.

— Эй, законник! Я готов тебя простить, только отпусти меня, — сказал он. — Мы стреляли друг в друга, наговорили гадостей сгоряча. Отпусти, слышишь?

Я сделал вид, что не слышу.

— Чёрт с тобой, я тебе заплачу! Больше, чем тебе дадут за мою голову! У меня есть тайник! Там золото! Настоящее! Самородки! — бормотал он. — Только отпусти и дай мне лошадь!

Ага, конечно. А жареных гвоздей тебе не дать? Я продолжал его игнорировать. Мы уже вышли к опушке, впереди, за деревьями, показалась окраина Пекоса.

— Ты тупой? Законник, мать твою! Будь ты проклят! Я предлагаю тебе тысячу долларов золотом! Идиот! — зашипел Холмс.

Я прекрасно понимал, что он впустую сотрясает воздух. Врёт и не краснеет.

— А чего не две тысячи? — хмыкнул я.

— Две?.. Ладно, будет две! Я найду! Только отпусти! — Холмс почувствовал новую надежду.

Совершенно зря, конечно же.

— Две тысячи баксов! Будут тебе две тысячи! Честью клянусь! — продолжал он.

Мы наконец добрались до Пекоса и вышли на дорогу. Мои лошади, слава Богу, продолжали стоять там же, где я их оставил. Никто не рискнул с ними связываться.

Я спокойно отвязал обеих, подвёл Паприку поближе к нему.

— Ну так что, отпустишь? Лошадка… Отличная кобылка… Она явно стоит две тысячи, да? — Джон Холмс не оставлял надежды выпутаться из этой ситуации.

Пришлось его жестоко обломать. Я подошёл к нему, взвалил на плечо, а потом погрузил на Паприку лицом вниз. Осознание грядущего пришло к нему в тот же момент.

— Ты чёртов мерзавец! Идиот! Чтоб ты сдох! — зашипел он, плюясь как змея и дёргаясь как червяк.

— Ты рискуешь свалиться с лошади и сломать себе шею, — миролюбиво произнёс я.

— Пошёл ты, шлюхин сын! Твоя мамаша как городская карусель! Катаются все, ухаживает один! — выпалил Холмс.

Я посмеялся. Вот это было оригинально, запомню.

На самом деле, я предполагал, что с простреленными коленями он сможет только скулить от боли. Видимо, ярость и ненависть придавали ему сил. Ничего, скоро закончатся.

Я накрепко привязал его к лошади, пропустив верёвку под её брюхом, а сам взгромоздился верхом на Ниггера, привязав повод к луке седла. Теперь до Санта-Фе. Начинало вечереть, и я надеялся успеть до того, как стемнеет. Ночевать на природе в компании этого мерзавца мне не хотелось, как и устраивать ещё одно всенощное бдение.

Поэтому я пустил Ниггера лёгкой рысью, заставляющей подскакивать в седле. Паприка вынуждена была бежать с такой же скоростью, и Джон Холмс, привязанный к ней, мотал головой, кое-как сдерживаясь, чтобы не блевануть. Теперь ему было не до оскорблений и проклятий.

Жители Пекоса наблюдали издалека, не вмешиваясь, и мы быстро оставили эту деревушку лесорубов и охотников позади. Думаю, они были только рады тому, что я избавил их от неприятного соседства. Никому не хочется жить рядом с негодяем, держащим в страхе всю округу.

Я покачивался в седле, размышляя о том, что список моих врагов растёт и ширится с каждым днём, и когда-нибудь они захотят меня убрать. Так, чтобы наверняка. Какого-нибудь преступника отпустит продажный судья, кто-то сбежит из-под стражи, кто-то передаст указания своим подельникам. А может, и вовсе задумает убрать меня превентивно, пока я не явился по его душу, особенно, если я перестану брать негодяев живьём. Может быть и такое, нельзя этот вариант исключать. И тогда мне бы лучше отрастить глаза на затылке. Опасное ремесло я для себя избрал, только сейчас до меня это дошло в полной мере.

Ещё и солнце садилось. Надо было переночевать в Пекосе, а уже утром идти на поиски банды Холмса. Поспешил. Людей, конечно, не насмешил, но пробираться в темноте по горным тропам удовольствие так себе. Я ткнул Ниггера пятками, заставляя ускориться ещё сильнее, обернулся на ходу, проверяя наличие арестованного. Болтался на спине лошади, куда он, привязанный, денется.

Впереди показались огни Санта-Фе, лежащего чуть ниже по склону. Ничего, уже скоро, мы почти добрались до пригорода. Здесь, в этом времени, американские пригороды выглядели совсем не так, как я привык. Я привык к видам плотной одноэтажной субурбии, а здесь это были просторные участки, фермы и ранчо, отстоящие друг от друга на довольно большое расстояние.

Тропа постепенно превращалась в неплохо утоптанную грунтовую дорогу, вдоль которой тянулись деревянные изгороди, иногда перемежающиеся кустами можжевельника. Хорошее место, чтобы устроить засаду прямо перед городом, так что я ехал, внимательно разглядывая округу. У Джона Холмса могут быть друзья в городе, осведомлённые о том, что я взялся за его доставку в суд. Слухи здесь разлетаются моментально.

— Эй! Зак-кон-ник! — прокричал мне Холмс.

Находясь вниз лицом на скачущей лошади, обычно как-то не до разговоров, но Холмс решил всё-таки поболтать.

— При-тор-мо-зи! — говорить получалось только так, его башка моталась из стороны в сторону, не позволяя ему произносить слова нормально.

— Чего тебе? — рявкнул я.

— От-т-лить хо-очу! — крикнул он.

— Терпи, на виселице под себя поссышь, — отрезал я.

Жестоко? Может быть. Но я чувствовал, что это может быть какой-то уловкой, и решил перебдеть, просто на всякий случай.

Так что мы продолжили скачку, и уже почти затемно въехали в пределы Санта-Фе. Тут я сбавил скорость, моего мастерства не хватало, чтобы уверенно ехать рысью через город. Запоздалые прохожие озирались и пялились, всё-таки даже здесь не каждый день можно увидеть такое зрелище.

Я ехал прямиком к офису местного шерифа, надеясь застать его на службе, хотя, скорее всего, и он, и его помощник уже давно отдыхали в кругу семьи или расслаблялись в салуне после тяжёлого дня.

Разумеется, офис оказался закрыт. Ломиться в запертую дверь я не стал, остановился, снял шляпу и почесал отрастающий жёсткий ёжик волос.

— Тебя застрелят в спину, законник, — Холмс вновь завёл свою шарманку.

— Заткнись, не мешай, — бросил я.

— А в седле ты сидишь, как собака на заборе, — добавил он. — Кавалерист из тебя, как из портовой шлюхи, понял? Если думаешь, что раздвинуть ноги достаточно для того, чтобы ездить на лошади, то ты ошибаешься!

О, точно. Кавалерия. Армия. Гарнизон. Этот типчик застрелил двоих солдат, значит, их сослуживцы будут рады с ним немного пообщаться. Например, до утра. Я снова запрыгнул в седло и поехал к форту Марси, рядом с которым находились армейские казармы. Пришлось немного поплутать по тёмным улочкам Санта-Фе, прежде, чем я их нашёл, спрашивая дорогу у немногочисленных прохожих, но в итоге мы добрались до казарм, где у самых ворот меня остановил солдат в синей униформе.

— Стой! Куда прёшь⁈ — рявкнул он, пытаясь схватить Ниггера за узду.

Жеребец чуть не отхватил ему пальцы, благо, солдатику хватило ума отдёрнуть руку вовремя.

— У меня тут преступник. Джон Холмс. Знаешь про такого? — спросил я.

— Слышал, — солдат подошёл к Паприке и заглянул арестованному в лицо. — Застрелил рядового Престона и сержанта Гилмера. Это он, что ли?

— Он самый, — сказал я, закуривая сигарету. — Позови старшего, будь добр.

Солдат удивлённо покосился на меня, на Холмса, но просьбу исполнил. Скрылся за воротами, а через несколько минут вернулся в сопровождении подтянутого молодого лейтенанта.

— Лейтенант, — я прикоснулся к краю шляпы. — У меня тут убийца ваших людей. По-хорошему, мне надо сдать его шерифу, но его на месте уже нет.

— Та-а-ак, — протянул лейтенант. — А вы кто такой?

— Джек Шульц, охотник за наградой. Я подумал, что вы или ваши люди захотят с ним пообщаться, так сказать, — сказал я. — А ещё у вас наверняка есть гауптвахта, оружейка или другое помещение с крепкими замками. Утром я должен буду предоставить мистера Холмса властям, а всю ночь держать его на мушке в какой-нибудь гостинице — не самое приятное времяпровождение.

Лейтенант крепко задумался, тоже подошёл и заглянул в лицо Холмсу, будто пытаясь удостовериться, он это или не он.

— Проходите, — сказал он. — Стив, проводи их. Джентльменам негде переночевать.

— Есть, сэр, — откликнулся солдат.

Я спешился, взял Ниггера под уздцы, прошёл внутрь вслед за солдатом. Не сказать, что тут прямо-таки анархия, но пропускной режим заметно отличался от того, к какому привык я.

Холмс опять задёргался, начал выкрикивать всякую чушь, и мне пришлось сунуть ему в рот его же шейный платок. Лошадей отвели в конюшню, а нас проводили на гауптвахту. Новость о том, что к ним привели убийцу их сослуживцев, разлетелась по казарме со скоростью лесного пожара. Нашлись и свидетели убийства, знающие Холмса в лицо, которые подтвердили, что это он, нашлись друзья убитых. Мистера Холмса ожидает очень долгая и весёлая ночка, это уж точно.

Главное, чтобы Холмс дожил до того момента, когда я доставлю его шерифу и получу свои денежки. А потом солдатики смогут в полной мере насладиться зрелищем его казни. Вешать людей тут умели и любили. В том числе и без суда. Но я надеялся, что солдаты армии Соединённых Штатов сумеют удержаться от линчевания. Тем более прямо в расположении части.

Лейтенант позвал меня к себе, угостил хересом, предложил сигару.

— Спасибо, что привели его к нам, — сказал он, разжигая спичку. — Парни… Будут довольны. Это правильный поступок.

— Мне просто некуда больше было его тащить, — пожал плечами я.

— Ну, городская тюрьма с радостью взяла бы нового постояльца, хоть днём, хоть ночью, — сказал лейтенант.

— Я не знаю, где она находится, — признался я. — Недавно в городе.

— Дай Бог и не узнать, — хохотнул офицер. — Ничего. Завтра отведёте мерзавца к шерифу.

— Если ваши парни оставят от него хоть что-нибудь, — сказал я.

— Не переживайте, мистер Шульц, — заверил меня лейтенант.

— Может, подскажете какую-нибудь работёнку здесь, в Санта-Фе? — спросил я.

— Разве что к нам, в армию. Нам люди всегда нужны, — сказал он.

— Нет, спасибо, — усмехнулся я. — Хватит с меня солдатской лямки.

Воспоминания о службе в армии у меня остались самые приятные, но поступать на службу здесь, чтобы гонять индейцев по прериям, у меня никакого желания не было.

— Значит, не подскажу, — пожал плечами лейтенант. — Тем более, для охотника за наградой. Армия не слишком щедра на такие заказы.

— Понимаю, — сказал я.

— Можете пойти в федеральные маршалы, их тоже всегда не хватает, — после коротких раздумий сказал лейтенант. — Будете совмещать работу и заказы.

А вот это стоило хорошенько обдумать. Федеральный маршал это вам не какой-то занюханный помощник шерифа, это закон и порядок. Уважаемый человек. Одинаково уважаемый и на территориях, и в самих штатах. Вот только стать им не так-то просто. Помощником маршала — легко, дело двух секунд. А вот маршалом уже нет. Их назначает лично президент США.

— Думаете, губернатор просто так возьмёт и представит меня к назначению маршалом? — спросил я. — И вообще пропустит к себе на приём? Я реально смотрю на вещи.

— Не забывайте, это всего лишь территория, а не штат, — сказал офицер. — Здесь всё гораздо проще. Да и вы завтра будете героем дня.

Ладно, в конце концов, можно стать и помощником маршала. Вернуться к Милтону, попроситься на работу, он не откажет. Оклад поменьше, чем у полноправного маршала, ответственности тоже поменьше, работы побольше. Но необходимость работать в команде и быть привязанным к одному месту меня отторгала. Нет, лучше уж я продолжу свободную охоту. Кто знает, куда меня вообще заведёт судьба и погоня за Мартинесом-младшим. Скорее всего, и за пределы Штатов тоже.

Я докурил сигару, раздавил окурок в пепельнице, широко зевнул. Пора было идти спать, завтра мне предстоял ещё один насыщенный день. В последнее время они все у меня какие-то чересчур насыщенные. Хотелось отдыха, тюленьего, долгого, чтобы ни о чём не думать и не беспокоиться. Но пока что всё выходило с точностью до наоборот.

Избитого до полусмерти Холмса я привёз в офис шерифа следующим утром. Шериф и помощник были уже на месте, и молча глядели, как я заношу тело арестованного к ним.

— Это Холмс? Что вы с ним сделали? — воскликнул шериф.

— Он… Упал с лошади, — сказал я.

— Вы сами рискуете пойти под суд, мистер! — пригрозил шериф. — Так нельзя!

— Я привёз его в город ночью, вас уже не было на месте. Не нашёл ничего более подходящего, чем привезти его в армейские казармы, — сказал я. — А там он несколько раз упал с лошади. Но упал удачно. Видите, он ещё жив.

— Вы варвар, самый настоящий, — скривился шериф.

— Который вашей милостью должен стать богаче на пятьсот долларов, — напомнил я о награде, извлекая из кармана ордер на арест и плакат.

Даже странно наблюдать такую реакцию. Он сам дал мне понять, что привезти арестованного можно в любом состоянии, лишь бы он сумел взойти на виселицу.

К моему удивлению, никаких задержек с оплатой, попыток увильнуть или накормить меня завтраками не случилось. Шериф открыл сейф, отсчитал нужную сумму и швырнул мятые купюры на стол. Как собаке.

— Берите и выметайтесь, — сказал он.

Упрашивать меня не надо, уйду как можно скорее, раз уж здесь не рады меня видеть, хотя я, по сути, сделал за них всю работу. Я неторопливо пересчитал деньги, сложил аккуратной пачкой, сунул в бумажник.

— Бывайте, джентльмены, — я коснулся шляпы, так и не дождавшись никакой реакции со стороны шерифа и помощника.

Настроение, несмотря на эту небольшую перепалку, было приподнятым. Ещё бы, я снова стал богаче на пятьсот долларов. Можно какое-то время не париться о деньгах, а заняться тем, что на самом деле важно. И нет, я не про поглощение алкоголя в местных кабаках, борделях и дэнс-холлах, хотя кто-то на моём месте именно туда бы первым делом и отправился.

Я имею в виду поиски Мартинеса. А вот искать его следы придётся как раз в этих самых кабаках, борделях и дэнс-холлах, расспрашивая местных забулдыг и залётных ковбоев.

Можно было бы, конечно, зайти и выпить пива у того мексиканца, который дал мне наводку на Холмса, ведь я обещал вернуться, но эту мысль я безжалостно отмёл. Вряд ли я узнаю там что-то новое.

Поэтому я отправился в ресторацию, про которую он упоминал. Для гринго, мол. Поспрашивать там, пропустить стаканчик. Завести новые знакомства.

Я ожидал увидеть убогий салун с самопальным муншайном вместо нормальной выпивки, но там оказалось вполне приличное заведение, из которого даже доносилась музыка. Резные двери, напоминающие крылья летучей мыши, тяжёлые и массивные, открылись без единого скрипа, и я очутился в мире роскоши и комфорта. Сразу же захотелось снять шляпу. Приличное общество, как-никак.

Пианист выбивал из чёрно-белых клавиш бодрые мелодии, от которых ноги сами пускались в пляс, девушки с оголёнными плечами кучковались у лестницы. Бармен о чём-то болтал с несколькими завсегдатаями у стойки, за столами обедали местные джентльмены. Ни одного мексиканца или чёрного среди них я не увидел. Да и простые ковбои, очевидно, предпочитали заведения попроще, где женщины не так симпатичны, а выпивка не так крепка.

Ровные ряды бутылок за спиной бармена привлекли моё внимание, и я принялся разглядывать этикетки. Виски односолодовый, виски зерновой, текила, ром, бурбон, водка, вино белое, красное, креплёное, и прочее, и прочее. На любой вкус и цвет.

— Налить чего-нибудь, мистер? — с улыбкой спросил бармен, заметив мой интерес.

— Сарсапариллы, пожалуйста, — сказал я.

Я увидел несколько бутылок на полке и меня заинтересовал этот напиток. Я раньше слышал про него краем уха, но нигде не встречал, так что надо пользоваться моментом.

Бармен усмехнулся и открыл бутылку, после чего перелил всё её содержимое в высокий стакан. Я мог бы и из бутылки попить, но сервис есть сервис. За это и плачу, собственно.

— Ваше здоровье, — сказал я, прихлёбывая безалкогольную газировку.

— Здесь пьют виски и джин, — повернулся ко мне какой-то седой джентльмен, лезущий не в своё дело.

Ещё полдень не наступил, а он уже пьян.

— Здесь пьют всё, что продаётся у меня в баре, Боб, — миролюбиво сказал бармен. — И если бы этот мистер с большими пушками попросил налить простой воды, я пошёл бы и налил.

— И это многое говорит о вашем заведении, — сказал я. — Может, у вас есть ещё и что-нибудь перекусить?

Я заказал классический завтрак из большой яичницы с беконом и гренками, окинул взглядом заполненный зал. Популярное, оказывается, местечко.

Неожиданно для себя я нашёл знакомое лицо. За столом у окна сидел доктор Лестер Раттингтон, в тоскливом одиночестве, вяло ковыряя вилкой какую-то зелень. Я направился прямо к нему и уселся напротив.

Раттингтон вздрогнул, когда я без приглашения сел за его стол, абсолютно бесцеремонно.

— Давно не виделись, док, — усмехнулся я, и он поднял на меня перепуганный взгляд.

— Мистер… Шульц? — вспомнил он.

Виделись мы, на самом деле, не так уж давно.

— Всё-таки нашли того, кто проводил вас в Нью-Мексико? — спросил я.

— Да, да… — пробормотал учёный. — Но на территорию навахо идти никто не хочет. Даже за деньги.

Я коротко усмехнулся. Интересно, что он сначала обещал своим проводникам вместо денег? Научный интерес?

— Индейцы из резерваций частенько бывают в городе, вы могли бы поспрашивать их, — сказал я.

Доктор Раттингтон скривился так, будто я предложил ему дерьма на лопате вместо шоколадного торта.

— Вздор, — фыркнул он. — В городах одни только пропойцы и бездельники! Если я хочу найти настоящий, достойный материал для исследований, то мне нужно найти их в естественной среде обитания!

Будто говорит о каких-то животных. Не о людях.

Но проблема алкоголизма среди коренных народов и правда была достаточно острой. Что в Эль-Пасо, что здесь я регулярно видел на улицах побирающихся индейцев с отчётливыми следами регулярного употребления.

— Поезжайте в резервацию, — пожал плечами я. — Присоединитесь к какому-нибудь торговому каравану.

— Я пытался… Никто не хочет иметь со мной дела. Либо заламывают такую цену, что университет просто откажется платить, — вздохнул Раттингтон. — А ведь я готовлю исследование, способное перевернуть всю современную науку с ног на голову!

В этом я очень сомневался, но разубеждать доктора не стал. Незачем огорчать человека ещё сильнее.

— Может быть, вы меня проводите? — Лестер Раттингтон поднял на меня взгляд, полный отчаяния. — Вы же, вроде как, человек бывалый.

— Боюсь, мне нечего делать в индейских резервациях, — сказал я, вспомнив вдруг про скальпы в одной из седельных сумок.

— Жаль, очень жаль, — пробормотал учёный. — Вы так и ищете того бандита, да? Я слышал, в индейских землях часто прячутся преступники. Ну, вы знаете, законники туда заглядывают только по особым случаям.

— А таких случаев почти не бывает… — задумчиво протянул я.

Разве что погоня отправится прямо по горячим следам. Раттингтон прав, в резервациях постоянно шастают всякие подозрительные личности. И индейцам их существование тоже выгодно, они умудряются с ними ещё и торговать. Выменивать шкуры животных на самогон-муншайн и патроны. Целый бизнес, понимаешь.

А где мутные личности, там и скупщики краденого. А где скупщики краденого, там и ниточки к различным бандам. Ладно, была не была.

— Так в какую резервацию вы хотели попасть, док? — спросил я.

— К индейцам навахо, — сказал он. — Это дальше, на западе.

— Я знаю, где это, — сказал я.

Пара знакомых мотались в Навахо-Нейшн играть в казино. Ближе, чем ехать до Вегаса, да и гораздо дешевле. Сам я там не бывал, но видел фотографии, и на мой взгляд, это было очень печальным местом. Как и другие резервации.

— Я готов заплатить вам сорок долларов, если вы меня проводите туда, — Раттингтон даже шлёпнул по столу своей хилой ладошкой.

Неплохой заработок для простого ковбоя. Но не для меня, когда я привык получать в десятки раз больше, продавая трупы. Видимо, это легко читалось на моём лице, потому что доктор вновь приуныл.

— Увы, могу предложить лишь сорок долларов. Командировочные тают на глазах, сами понимаете, — вздохнул он. — Здесь, на западе, всё просто в разы дороже!

— А как вы хотели, док? — развёл руками я. — Никто не согласится вести вас на индейские земли за такую сумму. Рискованное дельце.

— Быть причастным к науке — само по себе награда! — пафосно изрёк он.

— Наука это здорово, конечно, но желудку этого не объяснишь, — сказал я и попросил повторить сарсапариллу.

Шипучка, по вкусу напоминающая какой-то травяной бальзам типа «Бугульмы», мне неожиданно понравилась.

— Значит, такова судьба, — мрачно произнёс Раттингтон. — И прорыва в самой актуальной и точной из наук, френологии, не произойдёт. Лишь потому, что я не смогу добраться до резервации навахо.

— Мне казалось, математика — самая точная, — осторожно произнёс я.

— Прошлый век, — уверенно заявил доктор. — Нет, она, несомненно, приносит какую-то пользу, но будущее определённо за френологией.

Похоже, док уселся на любимого конька. Надо срочно менять тему.

— А вы не думали нанять в проводники индейца? — спросил я.

Учёный снова скривил лицо.

— Вы, кажется, шутите, да? — брезгливо выдавил он. — Это же индейцы…

— Ладно, понял. Накиньте хотя бы до полтинника, и я согласен, — сказал я.

Не то чтоб мне было это принципиально, но я своё время ценил, тем более сейчас, когда мне желательно поспешить за негодяями. Я и соглашался только потому, что бандиты на самом деле могли уйти туда, к резервации, подальше от местных законников.

Он пригладил жидкие волосы ладонью, тяжело вздохнул.

— Исключительно потому что видел вас в деле, мистер Шульц, — скрепя сердце, произнёс он. — Сорок пять. Плюс кормёжка и фураж для лошадей.

— Согласен, — сказал я, и мы ударили по рукам.

Ладонь у него оказалась влажной и липкой. Пришлось украдкой вытирать её о штанину.

— Когда выступаем? Мне нужно ещё уладить кое-какие дела, — сказал я.

— Чем раньше — тем лучше, — пожал плечами доктор. — Может быть, завтра на рассвете?

— Отлично, — сказал я. — Значит, завтра утром встречаемся на северной дороге.

Путь предстоял неблизкий, едва ли не больший, чем я проделал от Эль-Пасо, но пара всадников всегда будут ехать быстрее, чем идёт дилижанс, так что я рассчитывал отделаться от Раттингтона как можно скорее.

Главное, не ошибиться и не прийти в гости к воинственным апачам, а не к миролюбивым навахо. Хотя в этом времени любые племена могли запросто взять и откопать топор войны, особенно после того, как правительство США в очередной раз сгоняло их с обжитых мест куда-нибудь в бэдленды и пустыни. Форменный геноцид, по сути, но судьба индейцев мало кого волновала, если на кону стоит прокладка новой железной дороги, нефтедобыча или ещё какой-нибудь стратегически важный прожект.

Я расплатился с улыбчивым барменом за сарсапариллу и завтрак, покинул салун с чувством абсолютной уверенности в будущем успехе. Определённо. Идея посетить резервацию мне раньше в голову не приходила, а ведь это идеальное укрытие для различного рода разбойников и негодяев. Надо ещё проверить, вдруг в моём чёрном списке затесался какой-нибудь Чонгук Сладкий Голос или Чингачгук Большой Шланг. Совместим приятное с полезным, может, удастся пристрелить или поймать кого-нибудь.

И раз уж я вспомнил про скальпы, надо найти, кому их можно сбагрить. Если бы я вспомнил про них раньше, когда ещё путешествовал с дилижансом, то мог бы узнать у Барнса, всё-таки, это он меня на это дело подбил. Но увы, я не спросил и не вспомнил.

Кажется, за скальпы платили правительства и Мексики, и Соединённых Штатов, но я не был уверен. Возвращаться к шерифу не хотелось, он и так считал меня варваром, того гляди, самого объявит в розыск, так что я неторопливо поехал к площади Санта-Фе, где по мексиканскому обыкновению, были сосредоточены все органы власти. Удобно зато, можно всего одной авиабомбой обезглавить всё местное управление.

По пути я разглядывал прохожих, среди которых попадались весьма колоритные персонажи. Дамы в гигантских шляпках, усатые джентльмены в котелках, взопревшие на жаре рабочие в кепках и банданах. Горожане постоянно находились в движении, как муравьи, всё же, это конечная точка «тропы Санта-Фе», соединяющей Миссури и Нью-Мексико. Вдоль которой, кстати, тоже наверняка любят пошалить не только индейцы, но и обыкновенные грабители. Возьмём на заметку.

Тропа эта шла через Канзас и Оклахому, или же можно было взять севернее и пройти через Колорадо. Во всяком случае, грузовые фургоны тут можно было встретить какие угодно, отовсюду.

— Эй, мистер! Где здесь можно продать скальпы? — спросил я у какого-то усатого господина с кожаным саквояжем в руках.

Мне он показался тем, кто может знать ответ, но тот вместо ответа лишь покосился на меня и ускорил шаг. Нет, не повезло.

Вместо него ответила какая-то старушка в строгом траурном платье и крохотной чёрной шляпке, которая оказалась невольным очевидцем этой сцены.

— За дикарей платят вон в той конторе, спросите там мистера Крукса, — проскрипела она. — Если вы с Божьей помощью избавили мир от нескольких апачей, то правительство щедро вас наградит. Спаси вас Христос, мистер. Вы знаете, моих троих сыновей убили апачи. Джозефа в Аризоне, Микки здесь, в Нью-Мексико, Билли… С малыша Билли они живьём сняли скальп и он умер уже в городе…

Я кивнул и приподнял шляпу, понимая, что этот монолог одинокой старушки может затянуться надолго.

— Спасибо, мэм, — произнёс я и тронул пятками бока Ниггера.

Правительство и в самом деле выплатило мне по двадцатке за каждый скальп, вернее, не за сами скальпы, а за доказательство умерщвления их бывших хозяев. Геноцид индейского народа тут достигал промышленных масштабов, и брать деньги оказалось как-то даже не очень приятно. Надеюсь, мне больше не придётся этим заниматься. Навахо — мирный народ.

Затем я снова прошвырнулся по магазинам, закупился всем необходимым. Раттингтон хоть и обещал кормёжку и фураж для лошадей, я всё равно предпочту иметь собственные запасы. Да и кто знает, может он притащит три мешка брюквы, один для меня, два для лошадей.

За лошадьми, к слову, тоже нужно было ухаживать, и я снова отправил их в платную конюшню, чтобы их вычистили, накормили и проверили копыта. Неловко получится, если конь захромает в двух сотнях миль от ближайшего посёлка.

А сам я остаток дня провёл в мюзик-холле, поглядывая на плящуших канкан красавиц и попивая пиво. Сам канкан меня нисколько не удивил, ничего развратного и непристойного я так и не увидел, кроме мелькающих полосок молочно-белой кожи и кружевного белья. Человеку из двадцать первого века, пожалуй, не понять. У нас на рекламных билбордах демонстрируется в несколько раз больше. Но хлопал и свистел я вместе с остальными зрителями, чтобы не обижать исполнительниц, и даже оставил щедрые чаевые.

Вопреки распространённому мифу, никто из танцовщиц в номера потом со зрителями за дополнительную плату не пошёл, убежали куда-то за сцену. Не то чтоб мне хотелось пообщаться поближе с кем-то из них, но я немного удивился, будучи уверенным в том, что танцовщицы здесь не прочь заработать и другим способом.

Номер я снял самый обыкновенный, попросил, чтобы меня разбудили за полчаса до рассвета, и рухнул спать, понимая, что завтра вновь покину цивилизованные места и окажусь в местах диких и неизведанных. Хотелось ещё хоть чуть-чуть насладиться комфортом и мягкой постелью. Завтра моей подушкой вновь будет седло, а моим матрасом — войлочный потник.

На рассвете я выехал на северную дорогу, отыскивая взглядом худощавую сутулую фигуру Лестера Раттингтона. Пришлось потратить немного времени на поиски, прежде, чем я заметил его.

Без лошади, с одним только саквояжиком, в твидовой охотничьей кепке, он стоял на обочине, подслеповато щурясь в мою сторону. Вид у него был откровенно комичный и даже жалкий. Я подъехал к нему и тяжело вздохнул, начиная жалеть, что подрядился доставить его к навахо.

— Где ваша лошадь? — вместо приветствия проворчал я.

— Лошадь? У меня нет лошади, — пробормотал он.

— И как же вы думали добраться до резервации? На чём вы сюда вообще приехали? — вздохнул я.

— Как же… В фургоне, — сказал он, широко зевая.

— У меня нет фургона, как вы могли заметить, — сказал я.

— И верно… — пробормотал доктор. — Нет, я мог бы попробовать поехать верхом, но я плохой наездник, признаюсь…

— Ничего страшного, — проворчал я. — Думаю, вы справитесь, док. Только лошади у вас нет.

— А как же… — он взглянул на Паприку, меланхолично переступавшую с ноги на ногу.

— А кто потащит припасы? Запасного седла у меня тоже нет, — сказал я. — Возвращаемся в город. Купите седло и какого-нибудь мула.

Знал бы, что так произойдёт, не стал бы отдавать мерина. Но так всегда бывает. Подстелить соломки заранее никогда не получается.

Мы неторопливым шагом вернулись обратно в Санта-Фе, всё равно конюшни и все прочие места, где можно купить недорогую подержанную сбрую, оставались закрытыми. Пожалуй, надо было проверить готовность доктора к путешествию ещё вчера. Я понадеялся на его опыт, очевидно, зря. Стоило догадаться, что всё с самого начала пойдёт наперекосяк.

— Нет, в самом деле, док, вы и правда думали, что я пригоню вам фургон? — спросил я по дороге.

Я покачивался в седле, поглаживая Ниггера по чёрной гриве, Раттингтон шёл возле моего стремени.

— Или вы рассчитывали поехать вдвоём на одном коне? — спросил я, не дождавшись ответа.

— Я просто не подумал, — буркнул тот.

Понятно, почему все остальные отказывались с ним работать. Я уже и сам подумывал расторгнуть наше соглашение, но такие поступки вредят репутации. Раз уж мы с ним ударили по рукам, то к индейцам-навахо я его доставлю. Во всяком случае, приложу все усилия.

Ожидание вышло долгим и томительным. Солнце начало припекать уже к восьми утра, моя затея выйти с рассветом, чтобы хоть часть пути преодолеть, не обливаясь потом, пошла прахом.

Доктор купил себе подержанное седло, до блеска вытертое чьей-то задницей, купил достаточно крепкого мула, на которого мы сгрузили всю поклажу. Мою, в основном. У самого Раттингтона с собой имелся только саквояж.

— Что насчёт еды, док? — спросил я.

— Я думал, купим её по дороге? — пожал плечами он.

Я снова вздохнул, прикрывая лицо рукой.

— И где же? В Макдональдсе? — хмыкнул я.

Ладно, на границах с резервациями и в самом деле можно было найти торговые посты, но до них тоже надо добраться.

— Берите всё здесь и сейчас, — приказал я. — Сэкономите кучу денег.

Пришлось тратить время ещё и на это. Снова вернуться к северной дороге и выезду из города удалось только чуть раньше полудня. В самое пекло, мать его. Солнце уже жарило так, что рубашка прилипала к спине, мокрой от пота.

Можно было бы двигаться ночью и в сумерках, когда дневная жара сменяется приятной прохладой, но я не был уверен в том, что сумею выбрать верное направление ночью. Днём ещё ладно, держимся направления на запад и северо-запад по дорогам и тропкам, а вот ночью есть риск и заплутать ненароком.

Здесь, поблизости от Санта-Фе, на высоком плато, нас со всех сторон окружала прерия. Далеко на горизонте виднелась завёрнутая в туман цепочка Скалистых гор, нетронутой, девственной природе только ещё предстояло оказаться в цепких загребущих лапах европейской цивилизации. Прерию расчертят железными дорогами, ради которых придётся истребить стада бизонов, через пустыню потянутся прямые, как стрела, асфальтовые шоссе.

Мы же пока ехали по пыльной грунтовке. Я — верхом на чёрном жеребце, доктор Раттингтон восседал на Паприке, которой, казалось, абсолютно без разницы, кто сидит на ней верхом. Гнедая одинаково флегматично везла бы хоть чёрта лысого.

— Итак, что вы знаете о френологии, мистер Шульц? — спросил вдруг меня Раттингтон.

— Не интересно, спасибо, — хмуро ответил я.

— Тоже считаете её лженаукой, мистер Шульц? — обиженно спросил он. — Как эти напыщенные выскочки из Лондона?

— Я считаю, что измерение черепов может плохо кончиться, — сказал я.

— Вы согласны, что черепа представителей разных рас отличаются по строению и форме? — спросил он.

— Вы всё же втянули меня в обсуждение своей теории? Не надо, — сказал я.

— Точно так же нельзя отрицать различия в умственных способностях! Взять, к примеру, ниггеров… — Раттингтон меня даже не слушал.

Токовал, как на лекции в университете.

— Послушайте, мистер. Вот у меня под седлом идёт Ниггер. Можете высказать ему, что вы думаете об его умственных способностях. Сдаётся мне, он поумнее иного белого, — раздражённо перебил его я.

Доктор надулся как мышь на крупу, и мы, к моему облегчению, какое-то время ехали молча. Я во второй раз пожалел о том, что согласился на эту работу.

Разубеждать его я не собирался, пусть думает что хочет. Моё дело — проводить его до резервации навахо, а что там с ним будет дальше, меня не интересует. Вероятнее всего, индейцы его прогонят прочь, в худшем случае, просто прибьют. Тем лучше для мировой науки.

— А когда будет привал? — спросил он спустя какое-то время.

Мы ехали не больше часа, а он уже успел мне смертельно надоесть.

— Предполагаю, что нескоро, — ответил я.

Раттингтон поёрзал в седле.

— Мы что, будем ехать весь день? — спросил он.

— А вы как хотели? С кофе-брейком и вторым завтраком? — хмыкнул я.

— Нет, но… — пробормотал он.

— Мы же перекусили в городе, значит, едем, пока не начнутся сумерки, мы и так потеряли много времени, — сказал я.

Уж насколько я был хреновым наездником, Раттингтон смотрелся в седле ещё хуже. Даже неторопливая езда быстрым шагом его очень скоро утомила. Быстрее, чем я мог предположить.

— Мне нужен привал, — потребовал он уже через пятнадцать минут.

— Ну, если вы настаиваете, док, — произнёс я. — Тогда расположимся вон под тем деревцем.

Он настаивал. Казалось, близость грядущего отдыха его даже немного взбодрила, доктор заулыбался, подставляя солнцу бледные щёки. Ладно, я и сам не прочь был немного передохнуть. Правда, ехать до этого деревца пришлось ещё минут пять, и доктор весь извёлся, пока мы до него добрались.

Под деревом, которое оказалось молодым раскидистым дубком, нас ожидал сюрприз.

Труп мужчины, которому раскроили череп чем-то тяжёлым. Рану облепили жирные мухи, в воздухе висел тошнотворный запах мертвечины. Возле мертвеца лежал рыжий пёс, положив голову на передние лапы и жалобно поскуливая.

Я спрыгнул с лошади, на всякий случай хватаясь за револьвер, доктор Раттингтон остался в седле, прижимая к носу платочек. Пёс поднял на меня тоскливый взгляд.

— Похоже, придётся искать другое место для привала, мистер Шульц, — сказал доктор.

— Почему? — не понял я.

— Тут же… Мертвец, — сдавленно произнёс он.

— Мы его похороним. Думаю, если бы вам раскроили башку томагавком, вы бы тоже хотели, чтобы кто-нибудь предал ваше тело земле, — сказал я.

Меня мучила совесть за то, что я оставил своего друга на поживу стервятникам, пусть даже на моём месте так поступил бы каждый. Так что я взялся за лопату. Лестер Раттингтон при этом так и остался сидеть на Паприке.

Стоило мне только сделать шаг в сторону мертвеца, как пёс глухо зарычал.

— Но-но, тише, дружок, чего ты? — ласково забормотал я.

Пришлось вернуться к седельным сумкам и достать оттуда немного вяленой говядины. Я бросил её так и не прервавшему караул пёсику, тот облизнулся, посмотрел голодными глазами на мясо… И не двинулся с места.

— Да ты охранник, получается? Дрессированный? Как тебя зовут? Кто тут хороший пёс? — спросил я.

— Пристрелите собаку, и делу край, — посоветовал Раттингтон с высоты седла.

— Я скорее пристрелю вас, доктор, — холодно произнёс я.

Собака, похоже, поняла, что угрозы от меня не исходит, и что я не намерен как-то вредить её хозяину, но смотрела пока не очень дружелюбно. Больше она косилась на мясо, лежащее почти у самой её морды.

Я начал копать могилу, неглубокую, едва ли на два штыка вглубь. Доктор Раттингтон тем временем слез с лошади и ходил вокруг дубка с максимально недовольным лицом, заложив руки за спину.

— Если нечем заняться — можете развести костёр, док, — не отрываясь от работы, сказал я.

Копал я быстро, всё-таки за свою жизнь переместил в пространстве сотни кубометров грунта, и мог бы устроить всё самостоятельно, но видеть бездельничающего доктора мне не нравилось.

— У меня нет спичек, мистер Шульц, — процедил он таким тоном, будто это занятие не для уважаемых джентльменов типа него, а для плебеев типа меня.

Да, в пионеры его бы не взяли.

Очень скоро могила была готова, оставалось только переместить в неё труп. Рыжий пёс продолжал ждать возле тела, как Кащей, чахнущий над златом. На меня он уже не ворчал, а вот на доктора косился подозрительно, как старый чекист на потенциального врага народа.

— Ну всё, дружок, твой дозор окончен, беги, — сказал я.

Пёс отошёл на несколько шагов и улёгся снова, то ли не желая расставаться с хозяином, то ли просто выжидая, когда можно будет сожрать подачку. Я взял мертвеца за ноги и поволок в могилу. Можно было бы попросить Раттингтона помочь, но я заранее знал, что это дохлый номер.

Я уложил мертвеца в могилу, выбрался наверх, взглянул на него, понимая, что далеко не каждый стал бы вот так тратить время на похороны посреди прерии. Ему, можно сказать, повезло.

— Не знаю кем ты был, парень, но, надеюсь, хорошим человеком. Вряд ли собака так сторожила бы плохого человека. Покойся с миром, — тихо сказал я.

Пёс вновь заскулил, явно понимая, что происходит, а я принялся забрасывать могилу землёй. Раттингтон сидел под деревом, натянув на лицо свою охотничью кепку.

Из двух палок, валявшихся неподалёку, я соорудил простой крест, увенчавший безымянную могилку. И только после этого пёс позволил себе наброситься на еду. Я дал ему ещё, перекусил немного сам.

— Док, пора ехать, — сказал я. — Вы, кажется, отдохнули.

— Вы даже не присели, мистер Шульц! Это разве привал? — удивился он.

— Так мне он и не требовался, — пожал плечами я.

— Я думал, мы разведём костёр, сварим себе чего-нибудь на обед… — пробормотал он.

— Потом приляжем покемарить, а обед плавно перейдёт в ужин? — насмешливо спросил я. — Даже интересно, как вы путешествовали раньше, док.

— Так далеко на запад я ещё не забирался, — сказал он.

— На что только не пойдёшь ради науки, — не скрывая сарказма, произнёс я, но доктор сарказма не понял.

— Совершенно верно, мистер Шульц, — сказал он.

Мы снова забрались в сёдла и поехали на запад. Пёс после некоторых раздумий побежал следом за нами.

— Глядите, псина эта ещё увязалась, — сказал доктор. — Зря вы ей дали еды, теперь она не отвяжется.

— Пёс! Беги домой! — я крикнул и махнул рукой в сторону Санта-Фе. — Кыш! Иди домой, мальчик!

Само собой, он меня не послушался. Продолжил бежать как ни в чём не бывало, стараясь держаться подальше от конских копыт. Прогонять его бесполезно, я понял.

— Надо было его там привязать, — сказал доктор.

— Вот взяли бы и привязали, — хмыкнул я.

— Он же меня не подпустит к себе, — удивился Раттингтон.

— Ну, значит, и всё, — отрезал я.

Путешествовать в компании доктора Раттингтона оказалось гораздо более утомительно, чем я предполагал изначально, он болтал не замолкая, реагировал на любой внешний раздражитель и изменение пейзажа, которое мог уловить подслеповатыми глазами, комментировал всё происходящее вокруг и неизменно сводил всё к френологии, измерению черепов и оголтелому, махровому расизму. Сколько бы я не пытался заставить его умолкнуть, ничего не помогало. Оставались только физическое воздействие и кляп, но я решил эти методы пока приберечь на крайний случай, если станет совсем невмоготу.

— Док, а вы не боитесь, что индейцы снимут с вас скальп, а вашу голову высушат и поставят в хижине вождя? — спросил я, когда мы расположились на ночлег.

Всё равно заняться было нечем, пока я разводил костёр и разогревал себе ужин.

— А почему это я должен бояться? — фыркнул Раттингтон.

— Ну, ваши речи… Уверен, индейцам они не понравятся, — сказал я. — Они гордецы, каких ещё поискать.

— Это апачи и команчи — гордецы, — уверенно заявил доктор. — А навахо — оседлое племя. Они не такие, как их соседи. Это я и намерен выяснить на практике. Бьюсь об заклад, их черепа отличаются от черепов апачей точно так же, как и от наших с вами, мистер Шульц.

— Ну, могу только пожелать вам удачи, — хмыкнул я. — Она вам понадобится.

Мы уже забрались далеко в дикие земли. Формально их контролировала армия США, но на практике войска сидели в фортах, и летучие отряды индейцев без проблем могли шастать туда-сюда, грабя и сжигая приграничные фермы. Собственно, один из таких малых отрядов я уже встречал. И другие отряды, подобные им, запросто могли доставить нам целую кучу проблем.

Поэтому-то я и спешил к резервации, надеясь там избавиться от надоедливого учёного и заняться наконец своими делами. А ещё я заставил его ехать практически до самой темноты, чтобы проделать как можно больший путь не под палящим солнцем, а в вечерней прохладе, и утром намеревался сделать то же самое. Путешествие со мной ему явно не понравится.

Пёс так и крутился поблизости, и я в итоге сжалился, угостив его ещё одним куском мяса. Кудлатый рыжий хвост тут же замельтешил от радости, но приближаться он всё ещё побаивался, а на Раттинтона так и продолжал рычать. Спать он улёгся тоже неподалёку от нас. Мне это было только на руку, если ночью вдруг он почует опасность, то обязательно нас разбудит своим лаем. Можно не дежурить и не сидеть в карауле, достаточно положить винчестер рядом с собой. Это изрядно облегчало мне жизнь.

Я нарёк его Бродягой. Собственно, таковым он и был, вид у него именно такой, диковатый, разбойный. Беспородный лохматый рыжий кабыздох, но зато не обделённый интеллектом. Достаточно мелкий, чтобы можно было его прокормить, и достаточно большой, чтобы представлять угрозу. В самый раз. И если уж он решил сам к нашему каравану присоединиться, то пускай будет.

Спустя три дня пути, показавшихся мне вечностью, мы наконец приблизились к границам индейской резервации. Это было понятно хотя бы по тому, что прерии снова превращались в безжизненную раскалённую пустыню из валунов, золы, сухих жёлто-коричневых колючек, красно-коричневых скал, бэдлендов, оврагов и всего тому подобного, где под каждым камнем лежит скорпион или гремучая змея, а каждый шаг конских копыт вздымал в воздух целые тучи мелкой пыли. Пришлось повязать на лица платки, будто мы собирались грабить поезд, а не просто войти на индейскую территорию.

Живописными эти места были только на киноплёнке. В жизни всё оказалось гораздо менее приятным, особенно когда беспощадное солнце пыталось зажарить нас в собственном соку. Я предложил пережидать самое пекло в тени скал, но даже там температура воздуха, по ощущениям, достигала градусов сорока, если не больше. По Цельсию, разумеется. Мне живо вспомнился мой пеший переход по пустыне Чиуауа.

Так что когда на горизонте мы увидели деревянную хижину торгового поста, то со всех ног помчались туда. Я чувствовал, что немного одичал за эти дни. Путешествие под палящим солнцем наедине с доктором Раттингтоном отчётливо сводило меня с ума.

Это были дикие места. Недружелюбные, даже враждебные человеку. Хоть белому, хоть чёрному, хоть краснокожему. Выжить здесь могли только самые крепкие. Нагромождение скал, обтёсанных сухими ветрами, словно наждаком, глубокие узкие каньоны, только на самом дне которых журчали слабые мутные потоки воды, не всегда пресной, колючки и кактусы вместо нормальных растений. Если бы не эта скудная растительность, пейзаж можно было бы легко назвать марсианским.

Решение проводить доктора Раттингтона в земли навахо казалось теперь одним из глупейших в моей жизни. Сразу после эмиграции в Штаты и той поездки на барбекю в пустыню.

Торговый пост, по сути, деревянная хижина-склад, огороженная невысокой изгородью, был, наверное, последним признаком наступающей цивилизации перед землями резервации, где правительство США милостиво разрешило коренным американцам сохранить свой старый уклад.

Под навесом отдыхали три лошади, рядом стояла телега, укрытая парусиновой тканью. Хозяева совершенно точно были дома.

Встречать нас никто не вышел, так что мы просто зашли в открытую калитку, которую Бродяга тут же пометил.

Доктор осматривал двор и хижину с выражением нескрываемой брезгливости на лице, а я завёл наших скакунов под навес, к остальным лошадям. Наши кони сразу же жадно набросились на воду, и я даже посмотрел на них с некоторой завистью. Для нас с доктором воду ещё надо было достать из колодца.

— Эй, кто это там шляется⁈ — рявкнул хриплый голос. — Если вы апачи, то идите отсюда нахер!

Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге появился заросший бородатый мужик с ружьём, древним, едва ли не кремневым. Карамультук едва ли не времён войны за независимость. Сам этот мужик одет был в какие-то обноски, обмотки и шкуры, длинная борода, цветом напоминающая микс перца и соли, доставала почти до пояса.

— Добрый день, мистер, — оживился доктор Раттингтон. — Мы увидели вашу хижину и решили заглянуть на огонёк.

— А вы кто ещё такие, мать вашу? — спросил мужик.

— Доктор Лестер Раттингтон, к вашим услугам, — произнёс док. — А это мой проводник, Шульц.

Я молча прикоснулся к шляпе.

— Янки? Матерь Божья, да это же янки на моём дворе! — расхохотался мужик. — Далеко же вы забрались!

Раттингтон покраснел, я невозмутимо запалил сигарету, ожидая, что этот отшельник нам ещё расскажет.

— Пришли поторговать? — ухмыльнулся он. — Ну, проходите. Только собаку оставьте снаружи.

Мы шагнули в прохладный сумрак торгового поста. Все окна были плотно закрыты деревянными ставнями, но я сумел разглядеть в полумраке ещё одну фигуру. Полуголая некрасивая индианка сидела на лежанке, уставившись в одну точку и не обращая на нас никакого внимания. Даже не попыталась прикрыть обнажённую грудь, чем ввела доктора Раттингтона в подлинное замешательство.

— Эт моя скво, — сказал хозяин поста.

Она похоже, была пьяна вдрызг.

— Чего уставился, придурок? — промычала она, вдруг повернувшись к доктору Раттингтону. Ещё несколько слов она добавила на своём языке, по всей видимости, не самых лестных.

— Нет-нет, ничего, прошу прощения, мэм, — забормотал док, краснея снова и отворачиваясь.

Я усмехнулся, оглядывая убранство хижины. Полки, шкафы, сундуки. Грубый стол, несколько табуретов, железная печка, вёдра с водой. Связки шкур, вяленое мясо, кипы тканей, стопки одеял с узорами, бусы и бижутерия. На этом безымянном торговом посту имелось всё, кроме оружия, патронов и алкоголя, но и это наверняка просто пряталось где-нибудь в погребе.

— Как тебя зовут? — спросил я у хозяина.

— Не задавай лишних вопросов, ковбой, — ухмыльнулся тот. — Местные зовут меня Бородатым. Потому что я бородат. Понятно объяснил?

— Вполне, — буркнул я. — Скажи мне, Бородатый, пожрать есть чего? Для нас и для лошадей. Плачу долларами.

— Полная кладовка деликатесов прямиком из Парижу, мать твою, — проворчал Бородатый. — Бумажками жопу можешь себе вытереть, здесь лучше платить шкурками. А ещё лучше — золотом, самородками или песком.

Кажется, мы не договоримся. Бородатый выглядел максимально мутным типом, скользким, как угорь. Другие, впрочем, тут и не выжили бы. Чтобы иметь дело с индейцами, людьми вне закона и прочими бродягами, ошивающимися на самом краю цивилизации, надо и самому быть немного диким. У Бородатого совершенно точно было тёмное прошлое. Но я не собирался лезть к нему под шкуру, гораздо больше меня интересовали другие имена. Те, что записаны у меня в чёрном списке.

— Я предлагаю тебе заработать, Бородатый, — сказал я. — А ты нос воротишь.

— Это ты у меня дома, ковбой. Ты ко мне пришёл, — набычился он.

— Джентльмены, успокойтесь, ради Бога, — встрял Раттингтон. — Мы всего лишь хотели немного отдохнуть здесь и дать отдохнуть лошадям.

Рожа у меня, что ли, какая-то не такая, что ко мне все подряд цепляются? Вроде самая обыкновенная. Или все хотят проверить, из чего сделан человек с двумя кольтами на поясе?

— Зуни, пожрать им положи, — распорядился хозяин. — Надеюсь, у джентльменов деньги всё-таки есть.

Индианка накинула какую-то дерюжку, прикрывая грудь, достала из шкафа три железные миски, открыла котелок, стоявший у печки, положила каждому по увесистой порции варёной фасоли с мясной подливкой. На вид не самое аппетитное хрючево, но после сушёного мяса, крекеров и консервов хотелось пожрать нормальной человеческой пищи.

— Рассказывайте, что нового на востоке, — хмыкнул Бородатый, разжигая печку и ставя чайник на плиту.

Я новостями не интересовался и ничего внятного рассказать не мог. Зато доктор принялся рассказывать обо всём подряд. Про сенаторов, судей, конгрессменов, кого назначили, кто ушёл в отставку, кто умер, кого поймали на взятке, и так далее, и тому подобное. Бородатый слушал вполуха, без особого интереса, обедая вместе с нами. Я же сосредоточился на вылавливании кусков мяса из варёной фасоли.

На улице вдруг залаял пёс. Бородатый и его скво напряглись, переглянулись, хозяин торгового поста снова взял в руки ружьё, выглянул в щёлочку между закрытых ставен.

— Дьявол, — тихо пробормотал он.

Он вихрем пронёсся по хижине, откинул половичку из старого индейского одеяла, распахнул люк.

— Господа, живо вниз, — потребовал он.

— Это ещё зачем, — хмуро произнёс я.

— Если жить хотите — полезайте, — прошипел Бородатый.

Что-то его по-настоящему беспокоило. Не на шутку.

Док испуганно глядел то на него, то на меня, и, не дождавшись моего ответа, первым спустился в подпол.

— Особое приглашение требуется? — зашипел Бородатый.

В дверь гулко постучали. Требовательно.

— Вздумаешь шутки шутить — пристрелю, — сказал я.

Пришлось спуститься в тёмный подпол, и Бородатый закрыл крышку, едва не ударив меня ей по голове. Скво быстро поправила половичку, а хозяин поста распахнул дверь перед ещё одними незваными гостями.

— Чего не открываешь, Борода? — голос показался смутно знакомым.

Я пытался разглядеть хоть что-нибудь сквозь щёлки в полу, но безуспешно, я видел только ноги и невнятные силуэты.

На плите оглушительно засвистел чайник, скво поспешила убрать его с плиты.

— Какие люди, мать вашу! Не открывал? Занят был, вишь, обедали, — проворчал Бородатый.

— Ну ты даёшь, Борода, — просипел другой голос. — Гости у тебя, что ли?

— С чего ты взял-то, — фыркнул Бородатый.

— Кони чужие на дворе, — сказал первый.

— В прерии нашёл, — сказал Бородатый.

Я на всякий случай достал револьвер из кобуры. Не нравилось мне происходящее наверху.

— Это где в прерии таких коней с такими сёдлами раздают? Подскажи, мы тоже съездим посмотрим, — хохотнул первый.

— Давай, Борода, выпивку тащи, — приказал второй.

— Мы по делу, Бородатый, — раздался ещё один голос.

Даже интересно, с чего вдруг этот Бородатый терпит такое к себе обращение.

— Ты точно один? — спросил первый.

— Девка считается? — спросил Бородатый в ответ.

В голосе его ясно слышалось напряжение. Этим гостям он был не рад. Трое каких-то мутных личностей приходят в твой дом и обращаются с тобой как с прислугой. Конечно, он был не рад.

А ещё я усиленно пытался вспомнить, где же я всё-таки слышал один из голосов. На память я никогда не жаловался, но в этот раз как-то не получалось.

— Страшная у тебя девка. Так что не считается, — процедил второй.

— Билли Шотган божился, что у тебя есть выходы на индейцев, — сказал третий. — Продать им оружие. Винтовки.

— Может и есть, — хмыкнул Бородатый. — Но с оружием я не работаю.

— Ты нас сведёшь с индейцами. Мы впарим винтовки. Тебе — долю малую. Все в шоколаде, — сказал второй.

— А Билли Шотган не говорил, что я с оружием не связываюсь? — спросил Бородатый. — Везите джин, помогу продать. Пушки — нет. За ними строже следят. Армия не любит, когда индейцам продают винтовки. Да хоть патроны.

Доктор Раттингтон вдруг заёрзал в тесном подполе. Я-то сел на корточки с револьвером, а он принял какую-то странную позу в полупоклоне, и теперь, видимо, устал так стоять и начал ёрзать, будто у него шило в заднице.

— Док, замри, — одними губами прошептал я.

Здесь, в подполе, у Бородатого стояли целые батареи спиртного на полках. Виски, джин, самогон. Стеклянные бутылки располагались плотно друг к другу, как в винной лавке, соприкасаясь друг с другом. Одно неловкое движение, и звенеть тут будет похлеще, чем колокола на Пасху.

Слава Богу, гости ничего не услышали и не заметили.

— Ты не понял, Борода, — вальяжно произнёс третий. — Мы сюда ехали не для того, чтобы ты нам отказывал.

— Пепе везёт это сраное оружие с самой Мексики, а ты нас огорчаешь, — сказал второй.

Сердце вдруг пропустило удар. Пепе. Так звали одного из тех бандитов, которых мы с Дэнни повстречали в пустыне. Я вспомнил его небритую рожу и голос. Палец задрожал на курке револьвера. Мне, кажется, есть, о чём пообщаться с этими ребятами.

Невероятное, чудовищное везение. Мы могли бы разминуться буквально на полчаса и даже не встретиться в этой безжизненной пустоши, но судьба свела нас снова. И я вынужден сидеть в тесном подполе, не имея возможности выскочить и допросить эту троицу. Шутки судьбы иногда бывают удивительно жестокими.

Нет, я, конечно, мог бы попробовать выбить люк над моей головой, но Бородатый поставил на него стул и уселся сам, а он, надо заметить, был далеко не самым хилым мужчиной. Да и я отнюдь не супермен. Приподнять смогу, откинуть крышку — очень вряд ли.

— Может, сперва надо было договориться с покупателями, а уже потом везти оружие? — хмыкнул Бородатый.

— Не учи нас делать бизнес, — холодно процедил третий.

Одно было ясно. Банда Мартинеса разбежалась после того налёта. Ну или Пепе от неё откололся. В любом случае, ублюдок должен знать, где искать своего бывшего босса. Надо всего лишь потянуть за эту ниточку.

— Борода, ты же не хочешь, чтобы твоя скво вдруг овдовела? — спросил Пепе. — Она слишком страшная, чтобы найти себе нового мужа.

Я слышал, как шумно раздувает ноздри Бородатый. Ситуация обострялась, я чувствовал, как внутри меня всё сплетается в тугой комок нервов.

— А ты обманщик, Борода. Лжец, — произнёс вдруг третий.

— С чего вдруг, — глухо произнёс Бородатый.

— Обедали, говоришь? Вдвоём из трёх тарелок? — хмыкнул его собеседник.

Твою мать.

Раттингтон, как назло, снова закряхтел, хватаясь за спину.

Щёлкнули взводимые курки, я прямо-таки кожей почувствовал, как на Бородатого наставили револьверы. У него же никакого оружия, кроме пожилого кремневого карамультука, не было, во всяком случае, когда он выходил встречать нас с доктором.

Дело принимало совсем скверный оборот.

— Кто тут у тебя, Борода, — холодным тоном спросил Пепе.

Мне стало предельно ясно — Бородатый в любом случае покойник. Что бы он сейчас не сочинил в свою защиту, приговор уже вынесен.

Зуни вдруг взвизгнула, послышался какой-то шум, звуки ударов, грохот. Доктор Раттингтон не удержался и задел полку с джином, звякнули бутылки.

— Где? В подполе? Да, Борода? Открывай, сука! — рявкнул голос.

Я достал второй револьвер, взвёл оба курка. Попробуйте только сунуться, уроды. Заранее прищурился, чтобы меня не ослепило внезапной переменой освещения.

Наверху кто-то пинком отбросил стул, откинул половичку. Я немного отошёл назад, толкая доктора и заставляя его снова погреметь бутылками.

— Точно, мать его! Борода! А ну, открывай!

Люк распахнулся, в проёме показалось лицо Бородатого, у которого в бороде явно прибавилось седых волосков. Позади него стояли двое, которые тут же начали палить в люк и в пол рядом с ним, не глядя. Мы с Раттингтоном забились в дальний угол, подальше от шальных пуль, которые выбивали фонтанчики пыли из земляного пола и разбивали бутылки, которые лопались на тысячи осколков, будто гранаты. С каждым новым выстрелом в подпол проникал новый лучик света. Всё затянуло пороховым дымом, запах которого смешался с ароматом дешёвого виски и джина. Нас с доктором даже если и посекло осколками, то сразу же продезинфицировало. Проспиртовало.

У визитёров вскоре кончились патроны, но мне эти несколько секунд показались целой вечностью. Теперь моя очередь, сукины дети.

— Джо, загляни, — попросил один из них.

— Сам загляни, — фыркнул другой.

Кто-то всё-таки заглянул в люк. Я так и не узнал, был это Джо или кто-то ещё, я не спрашивал его имени. Я прострелил ему башку раньше, чем он успел сказать «здравствуйте, мистер Шульц».

Вновь началась пальба, наверху послышались крики и грохот, буханье тяжёлых сапог, звяканье шпор и звуки борьбы. При всём этом я понимал, что ситуация так себе, и при желании они легко смогут меня выкурить из этого подпола, нужно только захотеть.

Я услышал сдавленный вскрик, выстрел, истошный визг Зуни, но выпрыгивать из люка не спешил, наверху по-прежнему было двое врагов, а я в уязвимом положении. Лезть под пули в такой ситуации будет только конченый идиот.

— Вы умеете стрелять, док? — спросил я.

— Н-немн-ного, — пробормотал Раттингтон.

Нет, это не выход. Всё же я обещал довести его до территории навахо. К тому же, он может случайно подстрелить не того, убить Пепе, и тогда след оборвётся. С него станется.

Придётся побыть идиотом самому. Я взял одну из бутылок с отбитым горлышком, отхлебнул немного, для храбрости, бросил наверх, отвлекая внимание, а затем высунулся из люка сам с двумя кольтами наперевес.

Можно было и не выскакивать. Наверху резня уже закончилась, Зуни сидела с отсутствующим видом над трупом бандита, из груди которого торчал широкий нож, Раненый Бородатый лежал, привалившись к стене, к миксу из соли и перца добавился ещё и кетчуп, он словил пулю, судя по всему, куда-то в лёгкое. В хижине царил разгром.

Пепе нигде не было, зато дверь была распахнута настежь. Я выбрался из подпола, скрипя зубами. Если ублюдок сумеет улизнуть… Лучше об этом не думать.

Я выскочил на улицу, заметил краем глаза движение возле навеса с лошадьми. Громыхнул выстрел, выбивая из косяка над моей головой несколько щепок, я пальнул в ответ. Промахнулся, но хотя бы заставил мерзавца залечь в укрытии. Тут же нырнул обратно в дом, поглядывая из-за угла.

— Пепе! Ты, кусок дерьма, выходи, я тебе глаз на жопу натяну! — заорал я.

Эхо, гуляющее между скал, пообещало сделать это ещё несколько раз.

— Я тебя не знаю, гринго, но с удовольствием убью! — крикнул мексиканец в ответ.

— Зато я знаю тебя, урод! — крикнул я. — Пустыня Чиуауа, Хомстед Медоус! Мы виделись в пустыне!

Пепе расхохотался в голос. Лошади под навесом, перепуганные выстрелами, ржали и бесновались, не позволяя мне прицелиться.

— Серьёзно⁈ Бродячий цирк? Это ты? — рассмеялся он. — Парни не поверят, ей Богу!

— Выходи, и мы посмотрим, что ты сможешь сделать один на один! Как мужчина! — крикнул я.

— Провались ты к чёрту! — крикнул он.

Он побежал под навесом к своей лошади, но тут вдруг послышалось ржание и глухой звук удара. Я вышел из дверного проёма, окликнул Пепе снова. Пепе не отзывался. Когда я заглянул под навес, то увидел, что он лежит прямо напротив Ниггера, который неистово ржал и бил копытами. На смуглом лице Пепе явственно отпечатался след от подковы. На этот раз расхохотался уже я.

Несчастного Пепе пришлось отливать водой, чтобы он очухался. Копытом Ниггер бил так, чтобы наверняка, и мексиканцу сильно повезло, что жеребец его не убил наповал.

Все, кроме меня, были заняты делом. Доктор Раттингтон возился с трупами, щупая их черепа и измеряя каким-то странного вида циркулем, Зуни прибиралась в доме и штопала своего возлюбленного. Бородатому сильно досталось, я не знал, выживет ли он вообще.

Так что с Пепе, безоружным, раздетым и связанным по рукам и ногам мы были наедине. Прямо там же, под навесом. Я выплеснул на его лицо целое ведро воды, тот застонал, значит, очнулся. Я демонстративно принялся точить нож камнем. Допрос с пристрастием я вёл впервые, но знал, что ожидание пытки работает ничуть не хуже самой пытки.

Физиономию ему подрихтовать всё равно придётся, но это уже крайние меры. Я рассчитывал, что он запоёт раньше.

— Давай-ка знакомиться заново, сеньор, — по-испански сказал я, когда Пепе сумел раскрыть один глаз и подёргать связанными руками.

— Тебе конец, гринго, — прошипел он.

Я эти дешёвые угрозы не воспринимал всерьёз. Но всё равно хотелось поскорее перейти от взаимных угроз и оскорблений к конструктивному диалогу. Я верил, что диалог всё-таки получится.

— Меня зовут Джек Шульц. Тебя, насколько я знаю, Пепе, — сказал я.

— Для тебя, гринго, сеньор Гарсия. Хосе Гарсия, — с вызовом произнёс он.

Я попытался вспомнить это сочетание в моём списке. Нет, никого с такой фамилией там не значилось. Разве что за членов банды Хорхе Мартинеса можно было получить по сотне баксов, но только если удастся доказать причастность арестованных к этой самой банде. Найти свидетелей, выбить признание, или вроде того. Сами они наверняка будут всё отрицать.

— У меня к тебе всего два вопроса, Хосе Гарсия, — сказал я. — Остальное меня не интересует. Первый вопрос — где Хорхе Мартинес-младший?

— Понятия не имею. Второй вопрос? — фыркнул он.

— Где мои пушки? Два пистолета и карабины, — сказал я.

Пепе осклабился, демонстрируя пожелтевшие от табака зубы.

— Вон там нужник стоит, видишь? Открой дверку, сунь голову в дырку и посмотри. Может быть, там, — посмеиваясь, выдал он.

Я ударил его ладонью наотмашь. Неприятно бить связанного и беззащитного, но он меня всё-таки вывел.

Пепе сплюнул мне на сапог. Из разбитой губы текла тонкая струйка крови, и я ударил его снова, на этот раз ногой.

— Не шути со мной, Пепе. Не то шутить начну я, — мрачно процедил я.

— Можешь убить, я всё равно ничего тебе не скажу, — усмехнулся он.

Храбрится, это заметно. Пытается казаться крепче, чем он есть на самом деле. Но любой, даже самый крепкий орешек, можно расколоть, если приложить достаточно усилий. Что уж говорить про такой орешек, с гнильцой.

— Зачем убивать? Это будет слишком милосердно для тебя, ты такого не заслуживаешь, — сказал я. — Я отдам тебя на опыты вон тому джентльмену.

Доктор Раттингтон всё возился на дворе с измерением черепов, и со стороны это смотрелось довольно жутковато.

Пепе немного сбледнул с лица. Но всё же продолжил молчать. Как бы мне не было противно, придётся всё-таки применить физическое воздействие. Я взял достаточно крепкую жердину, пихнул Пепе сапогом так, чтобы он упал на живот, а потом от всей души врезал ему жердиной по пяткам.

Тот зашипел, выгнулся дугой, словно от удара током.

— Я могу делать это до тех пор, пока ты не потеряешь сознание от боли, — сказал я. — А потом я снова отолью тебя водой, чтобы ты очнулся, и мы продолжим снова.

Пепе тихо выбранил меня по-испански. Я ударил его по пяткам ещё раз. Жердь треснула и переломилась, и я отбросил её в сторону. Спустя несколько секунд Бродяга принёс один из обломков в зубах. Пришлось отвлечься на пса и похвалить его.

— Ты сдохнешь, гринго, — прошипел мексиканец. — И пёс твой сдохнет. И родня твоя сдохнет.

— Ага. Вот только ты сдохнешь раньше, — усмехнулся я. — Где ты в последний раз видел Мартинеса?

— В постели твоей мамаши, — сказал Пепе сквозь зубы.

Я тяжело вздохнул. Похоже, допрос затянется. А мне не хотелось бы здесь задерживаться надолго. Хотелось узнать всё необходимое, доставить доктора в земли навахо, до которых оставался едва ли один переход, и пойти уже по следу своей основной цели.

Мне очень не хотелось переходить к настоящим пыткам. Казалось, я после этого уже не буду прежним. Потеряю последние остатки гуманности и цивилизованности, захваченные с собой из двадцать первого века. Но если придётся — я это сделаю. Это дикие земли, и цивилизованность в них может даже вредить.

— Я обещаю тебе, Пепе, если ты ответишь на два моих вопроса, то останешься жить, — сказал я, не желая нарезать его на ремни.

Тот недоверчиво хмыкнул.

— Богом тебе клянусь, Пепе, — сказал я. — Где ты в последний раз видел Мартинеса?

— После Хомстед-Медоус… — немного погодя сказал он. — Мы разбежались около Силвер-Сити, все в разные стороны.

Слова дались ему нелегко, он морщился, играл желваками, борясь с самим собой. Всё это легко читалось на его лице. Самая тяжёлая борьба всегда идёт внутри нас.

— Мы всегда так делаем. Хлопнем банк или контору крупную, а потом расходимся до следующего раза, — печально произнёс Пепе, хотя я ничего даже не спрашивал, молча переваривал новую информацию.

— И когда следующий раз? — хмыкнул я.

Отличная возможность прихлопнуть всю банду одним ударом. Если собрать достаточно людей, конечно.

— Хорхе завязать хотел, — сказал Пепе. — Не знаю.

Я в сердцах выругался, прошёлся туда-обратно. Впрочем, быстро пришло понимание, что такие, как Хорхе, не завязывают. Прошлое крепко держит их, настигая в самый нежданный момент, даже если они сменят имя, фамилию и даже внешность.

— Что насчёт пушек? — спросил я.

— Это уже третий вопрос, — осклабился Пепе.

— Нет, это второй, — сквозь зубы процедил я, чувствуя, как начинаю злиться.

— Пушки твои… Игрушечные какие-то… Патронов к ним нигде нет всё равно, — сказал он.

— Где. Они, — раздельно, едва ли не по слогам, произнёс я.

— Карабин с пистолетом у Хорхе, чёрную Гомез забрал, другой пистолет Луису достался, — рассказал он.

Ну, хотя бы не выкинули. С другой стороны, теперь поиски осложнялись ещё сильнее. Кому-то из них могло взбрести в голову продать эти пушки, например. «Сайга»,AR-15, глок и смит-вессон. Мои и Денниса.

— И где сами твои дружки, ты тоже не знаешь? — спросил я.

— Нет, — ответил он.

— А ты, стало быть, от Силвер-Сити на север двинул? — продолжил допрос я.

— Ага, — буркнул он, явно недовольный тем, что я всё ещё засыпаю его вопросами.

— Куда поехали остальные? — спросил я.

— Не спрашивал, — хмыкнул Пепе.

— Может, болтал кто, — предположил я, демонстративно начиная подрезать себе ногти бритвенно-острым ножом.

— Про Тусон болтали, про Аризону… Это слышал, — после короткой заминки сказал Пепе. — Про остальных не знаю.

Стоит лишь начать говорить. Дальше уже проще.

— Кто?

— У Луиса там родичи. Вроде бы, — сказал Пепе.

Аризона, Тусон, Луис. Запомню.

Ладно, как минимум ещё одна ниточка у меня появилась. Теперь я знаю, куда ехать после того, как провожу доктора.

Я ещё раз взглянул на Пепе, лежащего на земле посреди конского навоза и соломы.

— Бывай, Пепе. Надеюсь, мы больше никогда не встретимся, — сказал я. — Док! Заканчивай там, мы уезжаем!

— Эй! Гринго! Развяжи! — потребовал Пепе, вновь дёргая руками и ногами. — Я же всё тебе рассказал!

— И ты жив, прямо как мы договаривались, — произнёс я, забираясь в седло. — Там, в хижине скво, позови её, может, сумеешь убедить. Или Бородатого.

— Я же его и подстрелил! — взвыл Пепе. — Они меня убьют!

— Значит, тебе придётся хорошо постараться. Проявить чудеса дипломатии. Бывай, — я коснулся шляпы и ткнул Ниггера пятками, выезжая на двор.

Доктор Раттингтон собрал свои инструменты с довольным видом, погрузил всё на мула, взгромоздился на Паприку.

— Я готов, мистер Шульц, — сказал он.

— Зуни, Бородатый! Я закончил! — крикнул я в распахнутую дверь хижины. — Прощайте!

На пороге показалась индианка с ружьём в руках, посмотрела прямо на меня, указала на западную дорогу и произнесла несколько слов на своём языке. Земли навахо там, это я и без её подсказки понимал, но всё равно, спасибо.

— Поехали, док, — сказал я, и мы вновь шагнули в красную пустошь.

Мы отъехали едва ли на две сотни метров, как громыхнул ружейный выстрел. Чуда не случилось, получается. В дипломатии Пепе не силён. Ну хотя бы всё рассказал, в самом деле, и мне даже не пришлось марать руки.

Впереди лежали земли резервации, расположившейся на стыке четырёх будущих штатов. Нью-Мексико, из которого мы и ехали, Аризоны, лежащей чуть дальше к западу, Юты на северо-западе и Колорадо на севере. Навахо Нейшн, почти что государство индейцев навахо, страна третьего мира внутри Соединённых Штатов.

Отдохнувшие лошади бодро цокали подковами по камням, Ниггер гордо вышагивал, высоко поднимая ноги. Да, сегодня он и впрямь был героем дня. Я бы заслуженно назвал его самым сообразительным жеребцом на всём Диком Западе.

Бродяга тоже бежал следом за нами, помечая всё подряд на своём пути и периодически отбегая с тропы за каким-нибудь сусликом или мышкой.

Вообще, можно было бы переночевать в хижине у Бородатого, он бы не отказал, тем более в нынешнем состоянии, но мы решили, что успеем добраться до резервации ещё до захода солнца. Идти и в самом деле осталось уже немного.

Граница оказалась отмечена деревянной табличкой на вкопанном столбе, но прочитать я её не успел. Нас заметили и выехали навстречу гораздо раньше. Я, завидев скачущих к нам всадников, ощутил острое желание развернуть Ниггера и поскакать прочь отсюда, а вот Лестер Раттингтон восхищённо глядел на полуобнажённых индейцев, видя в них не опасность, а всего лишь материал для проверки своей теории.

— Приехали, док, — произнёс я, закуривая сигарету.

— О да, точно, — расплылся в улыбке учёный. — Вы справились, мистер Шульц. Свои сорок долларов вы заработали сполна.

— Сорок пять, — поправил я.

— Ах да, точно, точно… — забормотал Раттингтон.

Он торопливо полез в саквояж и отсчитал мне несколько мятых пятёрок. Я не глядя сунул их в карман. Индейцы быстро приближались, и доктор Раттингтон спустился на землю, пачкая туфли красноватой пылью.

— Ну, удачи, док, — пробормотал я, разворачивая Ниггера и цепляя поводья Паприки к луке седла. — Забирайте вашего мула, а я поехал.

Я предусмотрительно распределил всю свою поклажу по своим же седельным сумкам. На случай, если нам вдруг придётся разделиться. Предчувствие буквально кричало мне о том, что надо уносить отсюда ноги.

Навахо скакали умеренной рысью, с винтовками в руках, совсем не с дружелюбным видом. Мирное племя, ага, как же.

— Спасибо вам, мистер Шульц, я упомяну ваш череп в своей работе! — воскликнул доктор Раттингтон.

А можно не надо, пожалуйста.

— Стой! — издалека раздался грубый окрик. — И ты тоже!

Не успел. Твою мать. Сейчас будут спрашивать всякое, вроде того, что бледнолицые делают на земле настоящих людей, и тому подобное. И учитывая, что может ляпнуть Раттингтон, мы определённо в опасности. Его способности к дипломатии немногим превышали способности Пепе.

— Это земля навахо! — крикнул другой индеец.

— И слава Богу! — воскликнул Раттингтон. — Мы добрались! Позвольте представиться, доктор Лестер Раттингтон, к вашим услугам!

Навахо приблизились к нам, обступили полукругом, разглядывая со смесью презрения, затаённой ненависти и глубокой обиды в глазах. Нам тут явно не рады.

— Чего вам нужно? Уходите! — выпалил один из них.

Они перекинулись несколькими фразами между собой на родном языке, злобно посмеялись.

Нервы снова натягивались, словно тетива лука, медленно и неотвратимо, хотелось ткнуть жеребца пятками и умчаться прочь, оставляя Раттингтона наедине с индейцами и его глупой затеей. Верхом на Ниггере меня они не догонят, но пуля обгоняет даже самую быструю лошадь. И мне достаточно будет одной.

— Джентльмены, я проделал весь этот путь с одной только целью! И это научные исследования! Я проделаю всего лишь несколько простых измерений, а вы получите по серебряному доллару! — неловко улыбаясь, вещал доктор.

Я бы вот так точно не смог. Улыбаться и говорить об исследованиях, когда пятеро индейцев навахо тычут тебе в морду ружьями, гарцуя вокруг на лошадях. Ляпнул бы чего-нибудь не то, и привет, страна вечной охоты.

— Убирайтесь! — рявкнул снова один из индейцев.

Гостеприимство явно не их конёк. Я воспринял это как руководство к действию, медленным шагом отходя прочь, обратно на восток.

— Ты! Стой! — крикнул другой.

— Так мне убираться или стоять? — спросил я.

Индейцы вновь перекинулись парой реплик на своём языке. Я не понимал ни слова. Не зря во время Второй Мировой навахо служили шифровальщиками в армии США, передавая секретные сведения по радио.

— Мы не желаем вам вреда! — воскликнул Раттингтон.

Зато они нам ещё как желают. Просто ещё не определились с методами и планом действий.

— Давайте я дам вам всем по серебряному доллару! Просто так! А вы пропустите меня! — предложил доктор небольшую взятку. — Мои исследования очень важны!

Их лошади фыркали и ржали, взбивая копытами красноватую пыль, сухой ветер царапал лицо, багровый закат за спинами индейцев превращал их в нечёткие тёмные силуэты. Будто призраки гарцевали тут на призрачных лошадях, дикая охота преградила нам путь.

Бродяга тоже нервничал, держась где-то под ногами Паприки, изредка гавкая и порыкивая на индейцев. Ниггер бил копытом, готовый сорваться в галоп по первому же приказу.

Я держал руку на луке седла, рядом с револьвером, так, чтобы можно было его быстро выхватить и при этом не вызывать подозрений. Но стреляться с пятерыми в открытом поле мне очень не хотелось. Тем более что индейцы ни на секунду не останавливались, гарцуя на своих мустангах. А движущиеся мишени, способные ещё и стрелять в ответ, это не то упражнение, которое я хотел бы попробовать выполнить.

Доктор Раттингтон даже раскрыл свой саквояж.

— Если вас не устраивают доллары, то у меня есть стеклянные бусы! — выпалил он, видя, что его предложение не слишком-то заинтересовало патруль навахо. — Есть даже немного виски, шотландского! Отличное виски, джентльмены!

Идиот. Конченый идиот.

— Вы явились торговать виски? — фыркнул индеец.

— Он хочет мерить ваши головы линейкой и платить за это деньги, — объяснил я.

— Он что, идиот? — спросил другой индеец.

Похоже, мы начали приходить к взаимопониманию.

— Да. А я всего лишь проводил его до границы ваших земель, — сказал я. — Он безобиден, как земляной червяк.

— Мистер Шульц, что вы себе позволяете! — воскликнул Раттингтон.

— Заткнись, — сказал я. — Он остаётся, а я ухожу. Я не ищу ссоры.

Индейцы снова заговорили меж собой, но уже куда более спокойно. Видимо, поняли наконец, кто мы такие, и чего хотим.

— Ты можешь ехать, человек в чёрном, — сказал их главный. — Идиота мы заберём. Шаману будет интересно.

— Я рад, что мы разошлись с миром, — произнёс я. — Прощайте, док. Надеюсь, вам тут понравится.

Лицо Лестера Раттингтона выражало неподдельный испуг. Ну, он сам рвался на территорию резервации навахо, а это не бостонские улочки и не нью-йоркские авеню.

Мы разошлись в разные стороны, индейцы окружили учёного и его мула, провожая его в сторону поселения, а я, не задерживаясь и не оборачиваясь, поскакал прочь из этих гиблых мест. Я свою работу сделал и считал полностью выполненной, дальше судьба доктора уже целиком зависит от него. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Ровно как и наоборот.

Теперь ничего не мешало мне направиться прямиком в Аризону, дальше разматывать ниточку, ведущую к моему врагу номер один. Никто не отвлекал своей глупой болтовнёй, не жаловался на усталость и не просил сделать ещё один привал. Бродяга носился вокруг, словно с батарейкой в заднице, лошади бодро шли на рысях. Я отбивал задницу о седло, пока мимо проносились выветренные скалы, глубокие каньоны, заросли колючих кустов, цепляющихся узловатыми корнями за скудную местную почву. Я двигался на юг, чтобы обойти земли навахо и повернуть к западу в каком-нибудь более дружелюбном месте.

Я поднимался вверх по плато Колорадо, через будущие национальные парки и заповедники. Горными тропами, почти нехожеными. Места здесь были безлюдные, и мне казалось, что во всём мире нет больше никого, кроме меня, моих лошадей и собаки. Я ехал в сумерках, пережидая дневную жару в тени скал и ночуя на чьих-то бывших стоянках у воды, на заброшенных ранчо или у горных родников. Только через несколько дней пути пейзаж начал меняться, рельеф снова становился плоским, всё чаще виднелась тёмно-зелёная листва приземистых кустов, разбавляющих унылый пустынный вид, и, в конце концов, я увидел на горизонте очертания посёлка.

Не знаю точно, какая это территория, Нью-Мексико или уже Аризона, но я мечтал о сочном бифштексе, горячей ванне и мягкой постели, так что мне было абсолютно плевать. Даже если бы в этом городке жили сплошь сектанты-кровососы из фильмов ужасов категории «Б».

Так что я дал шенкеля Ниггеру и поскакал прямо туда. Городок был окружён несколькими ранчо, на огороженной территории одного из которых я увидел пасущихся лошадей. Ранчо я объехал стороной, вышел на дорогу и заехал в городок с востока. Деревянный знак на въезде гласил, что это место называется Квемадо. Бродяга его тут же пометил.

Гости здесь явно бывали нечасто, моё появление привлекло всеобщее внимание. Не настолько, чтобы встречать меня с вилами и факелами, равно как с хлебом и солью, но долгие недоумевающие взгляды я всё же замечал. Улицы, вернее, одна единственная улица, оказалась длинна и широка, благо, просторы неосвоенной территории позволяли строиться хоть друг у друга на головах, хоть в полном уединении.

Сперва я увидел крохотную католическую церковь из жёлтого кирпича с кладбищем при ней, затем выехал к магазинчику некоего МакКоя, торгующего инструментами, домашней утварью и кормом для скота. По улицам бродили тощие куры, расклёвывая конские яблоки. Пыльный, сонный провинциальный городок. Деревня.

Я пустил Ниггера шагом, раскурив сигарету и поглядывая с высоты седла на косые заборчики и запылённые окна. Я искал гостиницу или хотя бы салун, промочить горло после долгого путешествия.

— Приветствую, мистер, — какой-то пожилой мужчина оторвался от сапания грядки и махнул мне рукой. Неподалёку от него стояла винтовка, прислоненная к стене дома.

Несколько ровных грядок располагались прямо перед его домом, там, где обычно в одноэтажной Америке находятся газоны. Здесь народ гораздо более практичный.

— Здравствуйте, — отозвался я.

— Вы к нам по делу или просто проездом? — спросил мужчина.

— Проездом, — сказал я. — Где тут можно выпить и перекусить?

— Жаль, жаль… Выпить здесь можно у мистера Запольски, чуть дальше по улице, — сказал мужчина. — Я — городской констебль. Джордж Бакстер.

— Очень приятно, мистер Бакстер, — я коснулся шляпы и представился в ответ. — Джек Шульц. Не думаю, что задержусь здесь надолго, так что я не доставлю вам проблем.

Констебль Бакстер кивнул, тоже прикоснулся к потёртой шляпе и продолжил ковыряться в земле, я поехал искать мистера Запольски и его заведение. Шинок? Корчму? С такой фамилией хозяина это явно должно быть что-то иное, а не обыкновенный салун. Ничего удивительного в этом не было, люди ехали в Новый Свет со всех концов планеты. Китайцы покоряли Калифорнию, ирландцы массово бежали от голода в Нью-Йорк и Массачусетс, поляки, евреи и украинцы искали лучшей жизни, эмигрируя из Российской Империи. Больше всего приезжало немцев, и именно поэтому моя фамилия никого тут не удивляла. Кого только не было.

Я чувствовал, как одичал за время этого путешествия. Цивилизованные места, даже такие, как Квемадо, в которых полоть огород надо с винтовкой наготове, на случай, если индейцы или какие-нибудь бандиты вздумают напасть на город, казались мне теперь чем-то чужеродным и не совсем понятным.

Оригинальничать мистер Запольски не стал. Всё-таки он держал салун.

В это время суток я оказался единственным посетителем. Не то чтоб это стало для меня неожиданностью.

Немолодой мужичок с обширными залысинами на голове занимался тем, что чинил мебель в зале. Сколачивал табуретки и стулья, прибивал новые ножки к перевёрнутым столам. По всей видимости, устранял следы недавнего разгрома. Симпатичная белокурая девушка, сильно похожая на этого мужичка, протирала пыль на полках.

— Пан Запольский? — спросил я, снимая шляпу.

Мужичок оторвался от работы и посмотрел на меня.

— Паном Запольским был мой дед, — сказал он по-английски. — Предпочитаю зваться мистером Запольски.

— Прошу прощения, мистер, — сказал я. — Нальёте мне выпить чего-нибудь?

— Барбара, налей гостю, — приказал мистер Запольски, и девушка, вихляя бёдрами, прошла за барную стойку.

Я оглядел интерьер салуна, прошёл к стойке. На стенах виднелись следы от пуль, несколько оконных стёкол были закрыты картонками, жестяную плевательницу кто-то раздавил сапогом, не говоря уж о мебели, часть которой лежала в углу горкой дров.

Девчушка налила мне виски, но отдавать не спешила.

— А у нашего гостя есть, чем заплатить за выпивку? — спросила она.

— Не переживай, дорогуша, — улыбнулся я.

Вид у меня после всего пережитого и в самом деле был довольно потрёпанный, так что её вопросу я ничуть не удивился. Чёрный костюм в пыли и пятнах, местами даже с аккуратно зашитыми прорехами, шляпа с заломанными полями. Не всё из того, что я приобрёл в Эль-Пасо, дожило до сегодняшнего дня.

— Барбара! — резко одёрнул её мистер Запольски. — Прошу прощения, мистер. Никто и не думал сомневаться в вашей платёжеспособности. Барб, ты что, не видишь, какие у мистера револьверы?

— Я в них не разбираюсь, — фыркнула Барбара, протягивая мне виски.

Барби-гёрл.

— Ваше здоровье, — произнёс я, опрокидывая огненную воду в глотку.

Комок огня прокатился по пищеводу вниз и ухнул в желудок, растекаясь приятным теплом по телу.

— Кто у вас тут так пошалил? — спросил я, окидывая взглядом всю учинённую разруху.

— Да есть тут в округе… — зло пробормотал Запольски. — Банда… Полковник Бентон там всем заправляет. Конфедерат до мозга костей, и парни его такие же. Как по мне, так война давно кончилась, нечего больше выдумывать.

— Эхо войны… — задумчиво протянул я.

— Оно самое, — сказал Запольски. — Заехали в город, напились, начали палить. Повесили единственного негра, Джо Фримена. Укатили обратно.

— А констебль? — спросил я.

— А что он им сделает? — хмыкнул Запольски.

Да, глупый вопрос. Это не сериал по ящику, чтобы пожилой констебль вдруг вышел на тропу мести. Да и вид у констебля Бакстера был такой, будто ему остался один день до пенсии, так что его непременно убьют, и мстить придётся уже его напарнику.

Я вытащил из нагрудного кармана замусоленный уже листочек, пробежал глазами по строчкам.

— Полковник Бентон, говоришь? — уточнил я.

— Ага. Томас Бентон. Злобный сукин сын, — проворчал Запольски, прилаживая ножку к очередному табурету. — Во время войны был всего лишь капитаном. Полковником назначил себя сам, уже после Ричмонда.

— И сколько у него людей в полку? — спросил я.

— Да какой это полк? Одно название. Раньше много было, да и симпатизирующих хватало, а теперь… Банда обыкновенная. Человек двадцать всего.

Немало.

Я перечитал весь список дважды. В моём списке такого имени не значилось. Что странно, потому что за десять лет после Гражданской наследить такой кадр должен был везде.

— А вы, наверное, ганфайтер, да, мистер? — с улыбкой спросила Барбара.

— Только если повторишь мне виски, милая, — глядя в её озорные глазки, произнёс я.

Девушка стрельнула глазками не хуже снайпера и налила ещё виски. К вниманию местных забулдыг она наверняка уже привыкла, а вот пришлые джентльмены тут бывали нечасто.

— И скольких вы застрелили? — спросила она.

— Это невежливый вопрос, Барб, — заметил её отец.

Я махнул рукой, мол, ерунда, и осушил стакан с выпивкой.

— Некоторые ведут подсчёт, ставят зарубки, вяжут узелки, — сказал я. — Мне это неинтересно.

— Полковник Бентон — известный стрелок, — сказала девушка.

— Не слыхал, — сказал я.

— Как думаете, сможете его уложить? — оперевшись локтями на стойку и демонстрируя мне глубины своего декольте, спросила Барбара.

— А есть повод? — спросил я.

— Ну… Как же… Он мятежник, преступник. Они уже десять лет живут вне закона, — сказала девушка.

— Это ещё не повод, — протянул я.

— Скажите ещё, что они сражаются за правое дело, — проворчал Запольски. — Мне тогда придётся попросить вас уйти из моего заведения.

— Нет, этого я не говорил, — сказал я. — Я сказал, что быть вне закона — ещё не повод к убийству. Вот если бы правительство объявило за его башку награду, тогда другое дело.

— Так вы наёмник? — спросила Барбара.

— Вроде того, — хмыкнул я, бросая из бумажника доллар на стойку.

— То есть, вам нужна награда? — снова стрельнула глазками она, прикусывая нижнюю губу.

Я покосился на её отца. Девчонка флиртовала в открытую, а старик будто и не замечал.

— Чем же он тебя так обидел, девочка? — спросил я.

Барбара нахмурилась и надула губки, по её лицу пробежала тень. Чем-то, значит, обидел. И серьёзно. Не удивлюсь даже, если полковник Бентон отверг её ухаживания, нет ничего страшнее, чем месть отвергнутой женщины.

— Мне кажется, вы просто трусите, мистер, — холодно процедила она.

— Барб! — рыкнул мистер Запольски.

Я рассмеялся. Так откровенно развести «на слабо» меня давно не пытались. Стало даже интересно, сколько людей убились таким образом о полковника Бентона, играя в рыцаря — защитника прекрасной дамы.

— Будь вы юношей… — сквозь смех проговорил я, но девчонка меня перебила.

— Будь я мужчиной, я сама поехала и застрелила бы этого негодяя! — выкрикнула она. — Тогда хоть у кого-то в этом городе были бы яйца!

Да, похоже, Бентон её очень серьёзно обидел.

— Барбара, успокойся. Это наши, местные разборки. Заезжему джентльмену не обязательно в них встревать, — сказал Запольски.

Я пододвинул к себе пепельницу и закурил, выпуская дым к потолку тонкой струйкой. Встревать в местные дела и правда не хотелось. Меня ждала Аризона. Но что-то мне подсказывало, что полковник Бентон и его парни сотворили нечто такое, о чём девчонка не хочет даже вспоминать, не то что рассказывать. При всей её открытости и раскованности.

А отсутствие награды за голову… Это легко объяснимо. Здесь, на юге, полным-полно ещё сочувствующих Конфедерации, чего далеко ходить, я и сам предпочёл бы сторону южан, попади я на пятнадцать лет раньше. И эти сочувствующие не только пасут скот и копают руду, они заседают в судах, встречаются в высоких кабинетах и ворочают большими деньгами. Эхо войны звучит ещё очень громко. И достаточно положить одну бумажку под сукно, подпереть делом полковника Бентона ножку стола или просто прямо отказать в этой статье расходов бюджета, и полковник просто останется человеком вне закона. А для многих местных — ещё и героем.

Ладно, что мы, в конце концов, не бэтмены, что ли? Выше нас только звёзды, всё-таки.

— Успокойся, красавица, мне больше нравится, когда ты улыбаешься, — сказал я. — Если хочешь убить — значит, есть за что. Тем более, что он вне закона. Наверняка успел натворить всякого.

— Ещё как, — хмуро произнесла Барбара.

Вернуть на её милое личико улыбку пока не удалось.

— Они и правда уже превратились в обычных бандитов, — встрял в разговор Запольски. — Грабят уже не только армейские обозы, но и простых людей. Налетают на склады, магазины, почтовые станции. Могут остановить прохожего на дороге и обобрать до нитки. Крадут людей ради выкупа и не только. Хуже апачей, ей Богу.

— Это уже не армия, это какая-то анархистская вольница, — хмыкнул я.

Я побарабанил пальцами по лакированной стойке, стряхнул пепел в костяную пепельницу.

— Горожанам, наверное, он изрядно надоел, — задумчиво произнёс я. — Пожалуй, если народ скинется, я возьмусь за это дело.

— Мы заплатим, — просияла Барбара. — Только пристрелите этого проклятого сукина сына.

— Барб! — одёрнул её Запольски.

— Ради тебя, милашка, я наделаю в нём столько дырок, что он сможет крепить медали на голое тело, — сказал я. — Только они ему уже не понадобятся.

Барбара улыбнулась, вдруг подскочила ко мне, перегнулась через стойку, обхватила за плечи и чмокнула в щёку, не глядя на обалдевшего отца. Похоже, Бентон очень-очень сильно её обидел. Ну, кранты ему, значит.

— Теперь рассказывайте, где его искать, — сказал я.

— У них лагерь к югу от города, в лесочке возле Ларго-Крик, — сказала Барбара. — Миль десять отсюда. На горе Эскондидо.

— А ты это откуда знаешь? — нахмурился Запольски.

Девушка этот вопрос проигнорировала.

— А почему, кстати, вы не доложили о них в ближайший форт? Армия США с удовольствием устроила бы им тёплый приём, — поспешил сменить тему я.

— Думаете, в форте нет их сторонников? — фыркнул Запольски. — Там едва ли не половина людей — те же конфедераты, только напялившие синюю форму. Утром поют «Янки-дудл», вечером распевают «Дикси».

— Понятно, — протянул я. — Бентон прознает об этой жалобе в тот же день.

— А потом нагрянет в город, — кивнул Запольски.

Мне стало даже самому интересно решить эту задачку. Дело, очевидно, не из простых. Но, как известно, большие шкафы громче падают, а мне позарез необходима репутация. Пусть даже это будет репутация убийцы полковника конфедератов, и многие пожелают за Бентона отомстить.

Я взглянул за окно, уцелевшее после погрома, посмотрел на удлиняющиеся тени. Красное солнце ложилось отдыхать, окунаясь в пески пустыни Сонора, значит, и мне пора бы. Отвести лошадей на конюшню, накормить Бродягу, а потом ложиться самому. Завтра мне предстоял долгий и трудный день, если я планирую отправиться к горе Эскондидо.

— Где здесь в городке можно переночевать? — спросил я. — Отправлюсь за вашим полковником с утра, на рассвете.

— Мистер Карс…

— Можете переночевать у нас, сэр, — перебила отца Барбара. — У мистера Карсона вас заедят клопы, да и берёт он непомерно дорого.

— Хорошо, — сказал я, поднимаясь с насиженного места. — Значит, я скоро вернусь. Лошадям нужна минутка моего внимания. Кстати, я ведь так и не представился. Джек Шульц.

— Приятно познакомиться, мистер Шульц, — прощебетала девчонка. — Мы вас подождём.

Пока я ухаживал за Ниггером и Паприкой, которых нужно было вычистить, накормить и напоить, практически стемнело, так что в салун мистера Запольски я вошёл, когда там собралась едва ли не половина города. Со мной уважительно здоровались, представлялись, трясли за руку и хлопали по плечу, будто я был какой-то заезжей кинозвездой, но задерживаться в зале я не стал. Завтра на самом деле будет непросто, так что я поднялся в свою комнатушку, положил револьвер в изголовье и лёг спать.

Проснулся я от того, что кто-то крадучись вошёл в комнату. Посреди ночи. Я немедленно схватился за револьвер, но тут же увидел, что это всего лишь Барбара. В одной только ночной рубашке.

— Теперь я точно вижу, что вы стрелок, мистер Шульц. — шёпотом хихикнула она.

Я вернул кольт на место.

— Я принесла немного виски, — прошептала она. — Только не говорите папе.

— Я не из болтливых, — сказал я.

Из города я выехал на рассвете. Невыспавшийся, но довольный. Барбара улизнула почти перед самым подъёмом, оставив после себя только сладкий запах духов, а я, быстренько собравшись и даже не позавтракав, выехал на юг. К горе Эскондидо.

План у меня был простым и дерзким. Прикинуться сторонником Конфедерации, въехать в лагерь, может быть, поболтать с этим Бентоном. А потом выгадать удачный момент и завалить его. Этого, к счастью, живьём тащить не надо. Можно даже труп не предъявлять.

Самая большая проблема, конечно, свалить из этого лагеря, когда поднимется шум. Возможно, стоило раздобыть Шарпса с оптическим прицелом и подстрелить полковника издалека, как оленя, но это вариант не такой надёжный. Пуля в затылок с близкого расстояния — вот что сработает наверняка.

Ниггер гордо вышагивал по тропинке на юг, мимо деревянных изгородей чужих ранчо и выгоревшей на солнце травы. Жёлтая сухая трава тянулась вперёд насколько хватало взгляда, и только на горизонте возвышались тёмно-зелёные склоны здешних гор. Я подумал, что произойдёт, если вся эта трава полыхнёт огнём, и тихонько ужаснулся, но местные, должно быть, привыкли.

Я же, низко надвинув шляпу на лицо, чтобы уберечься от косых солнечных лучей, строил планы проникновения в лагерь бандитов. Вернее, гордых солдат-южан, до сих пор не сложивших оружие. Нельзя выбиваться из образа. Как войти? Пешком или верхом? С оружием в руках или с поднятыми руками? Понаблюдать издалека или сразу рваться к лагерю? Вопросов было больше, чем ответов, и я решил действовать по ситуации, как всегда. Наличие плана от его отсутствия отличается лишь тем, что с планом всё летит наперекосяк гораздо раньше.

— О, хотел бы я оказаться в стране хлопка! Где не забыты старые времена! Посмотри! Дикси лэнд! — я пытался вспомнить старую песенку, гимн Конфедерации, напевая себе под нос.

Мотив я помнил, в южных штатах частенько его можно услышать, а вот слова — не очень, и если я желаю прикинуться сторонником Дикси, то лучше бы мне их знать наизусть. Не то меня быстро раскусят, и судьба моя будет короткой и грустной.

Что ж, будем стараться, чтобы не раскусили. Если люди полковника Бентона ещё не окончательно опустились и не превратились в обыкновенных разбойников, то я сумею найти подход. В конце концов, они считают, что воюют за свободу всех южных штатов, а не просто партизанят в горах и прериях. Такие отряды — далеко не единичный случай. Сейчас их, конечно, осталось не так много, но непримиримые борцы за свободу находились регулярно. И даже спустя несколько лет мирной жизни некоторые ветераны могли вдруг взять и присоединиться к одному из таких отрядов. Да, победители гарантировали амнистию практически всем, но те, кто не воспользовался амнистией сразу, оказывались в достаточно трудном положении.

Где-то впереди раздался револьверный выстрел, гулким эхом разносящийся по округе. Ниггер настороженно пряднул ушами, я нахмурился, вслушиваясь в повисшую тишину. До лагеря конфедератов было ещё слишком далеко, по моим прикидкам. Барбара говорила про десять миль, а я проехал едва ли три-четыре.

— А ну-ка, дружище, поехали поглядим, — пробормотал я, коленями заставляя жеребца перейти с бодрого шага на рысь.

Ниггер помчался через прерию, выбрасывая из-под копыт комья сухой земли, Паприка, как обычно, летела следом. Я напряжённо вглядывался в округу, и вскоре выстрел раздался снова.

Это не была хаотичная пальба, как при перестрелке, это не были взвешенные и спокойные выстрелы охотника. Кто-то явно пытался привлечь к себе внимание. И раз уж я помчался на звук, то это сработало.

Очень скоро встречный ветер начал приносить с собой ещё и чей-то вопль о помощи.

— Эй! Ау! Кто-нибудь! На помощь! — кричали где-то впереди.

Спустя ещё несколько минут скачки я увидел человека под раскидистым деревцем. Он сидел, привалившись спиной к стволу и глядел прямо на меня. Он был одет в серую рубашку и военную кепи, а в руках сжимал старенький кольт. Повезло так повезло.

Я потянул за поводья, останавливая бег жеребца. На всякий случай подтянул кобуру поближе. Я не был уверен, что это не ловушка или какая-то уловка.

— Эй, мистер! — крикнул человек под деревом. — Слава Богу, меня хоть кто-то услышал!

Он дёрнул себя за окладистую рыжую бороду, которую скорее ожидаешь увидеть у какого-нибудь купца, нежели у солдата. Из-под кепки выбивались такие же рыжие кудри.

— Что случилось? — спросил я издалека.

— Мустанг… Сука… Змеи напугался. Скинул меня и убежал. Я ногу, кажись, сломал, — сказал он. — Сижу тут теперь, в воздух палю. Авось услышит кто.

— Ну, я вот услышал, — хмыкнул я.

На уловку это не было похоже, нога этого товарища и впрямь распухла в сапоге, это было видно даже издалека.

— До города тебя подвезти? — спросил я. — Вон, на кобылу сядешь, там тебя подлатают.

— Это в Квемадо-то? — фыркнул он. — Тамошний коновал только ампутации делать умеет. Я уж лучше обойдусь как-нибудь.

— Ну, я тогда поехал, раз не хочешь, — с каменным лицом произнёс я.

— Нет-нет, постой, постой! Мистер! Не спеши! — зачастил он. — Давай ты меня в другое место отвезёшь? Ты вот куда едешь, в Касо? Это по дороге будет! Не бросай меня здесь!

— У тебя ранчо неподалёку? — спросил я.

— Не совсем, — увильнул он от ответа. — Меня Мёрфи зовут, Джуд Мёрфи. Тут друзья мои поблизости, я думал, они пальбу услышат.

Ясно, какие тут у тебя друзья. Таких друзей — за одно место и в музей.

— Шульц, — коротко представился я.

— Ну так что, мистер Шульц? Поможете старому ветерану? — спросил Мёрфи.

Широкое, добродушное, румяное крестьянское лицо Джуда Мёрфи само по себе внушало доверие, как будто он смотрел на меня с рекламного постера предвыборной кампании в муниципальные депутаты.

— Разумеется. Вы бы сделали то же самое на моём месте, — сказал я, спрыгивая на землю и хватая поводья Паприки.

Я сам не верил в свою удачу. Этот Мёрфи наверняка из людей Бентона, и если сделать всё правильно, то я войду в их лагерь, как к себе домой.

— Встать поможешь? — попросил Мёрфи.

Да я тебя даже на коня посажу, главное, к полковнику отведи. Я подошёл к нему, присел, закинул его руку себе на плечо, помог ему подняться на одной ноге. Правую, распухшую, он держал на весу.

Мы подошли к Паприке. Седла на ней не было, только уздечка, и Мёрфи одной рукой схватился за гриву. А другой рукой ткнул револьвером мне под мышку. Я почувствовал, как мушка больно расцарапала кожу под рубашкой и курткой. Бродяга отбежал на несколько шагов и залился злобным лаем.

— Спасибо, мистер Шульц, а теперь медленно достаньте свои револьверы и передайте мне рукоятью вперёд, — елейным голосом произнёс Мёрфи. — И всё остальное, что у вас там есть. Часы, бумажник, цацки. И поживее. Неудобно, знаете ли, на одной ноге стоять.

Я почувствовал, как по затылку пробежал неприятный холодок. Надо же так глупо попасться? И ведь этот мерзавец пальнёт, не задумываясь, он привык убивать, не моргнув и глазом. Ему просто будет не слишком удобно обирать мой холодный труп, стоя на одной ноге, поэтому он решил сделать так, чтобы я отдал всё добровольно.

И ведь не вывернуться же. Свой кольт он держит крепко, пуля прошьёт навылет мои подмышку, шею и голову.

— Револьверы достать, говоришь? — медленно спросил я.

— Ага. И без глупостей, — сказал Мёрфи.

На глупости мне не хватит ловкости и скорости. Надо быть цирковым трюкачом, чтобы успеть выстрелить раньше него в подобной ситуации.

Я вытащил из кобуры один револьвер, передал ему. Джуд Мёрфи сунул его за ремень, не глядя. Рука его не дрогнула ни на секунду. Так что я потянулся за вторым. Вскоре и он оказался в цепких лапах конфедерата.

— Молодец, парень. Теперь бумажник, — сказал он.

— Сильно так не дави, — попросил я. — Мне во внутренний карман залезть надо.

— Ишь ты! — недовольно фыркнул Мёрфи, но всё-таки ослабил нажим.

Это мой шанс. Соскочить с крючка, так сказать. Я сунул руку за пазуху, нащупал сквозь ткань холодный ствол его кольта. Обхватил, вывернул так, чтобы уйти с линии огня, и в тот же момент пнул его по больной ноге.

Мёрфи взвыл, громыхнул выстрел, совсем рядом с моим лицом. Вонь сгоревшего пороха ударила в ноздри, пуля сбила с меня шляпу, оставив в её поле отверстие размером с рублёвую монету. Руку, которой я держал ствол, обожгло даже сквозь ткань моей куртки.

— Сука! — зашипел Мёрфи, пытаясь достать из-за пояса один из моих «Миротворцев», но я ему этого не позволил.

Пнул по здоровой ноге, заставляя мерзавца упасть наземь, под копыта лошади, испуганной выстрелами. Постарался наступить ему на руку, но Джуд Мёрфи извернулся ужом, вцепился мне в ноги и повалил тоже, так что я вытащил нож. Мне удалось ударить его кулаком в лицо, вновь отвести револьвер, оглушительно бахнувший прямо возле моего уха. Мы были точь-в-точь как дерущиеся коты.

Мёрфи шипел, плевался, рычал, изрыгал проклятия и оскорбления. До тех пор, пока я не ткнул его ножом в пах, стараясь попасть в бедренную артерию. В бедренную не попал, но брюхо я ему точно вскрыл. После этого он быстро потерял волю к победе, обмяк и перестал сопротивляться, но ругаться всё равно продолжил, истекая кровью.

Я забрал у него и свои «Миротворцы», и его армейский кольт, укоризненно глядя в его светлые глаза.

— И к чему это всё было? — спросил я, скручивая дрожащими руками самокрутку.

Джуд Мёрфи оскалил жёлтые зубы.

— Думал, получится, — тяжело дыша, произнёс он. — Револьверы понравились.

Мне наконец удалось разжечь спичку и закурить. Успокоить расшалившиеся нервы. Когда рядом с твоим лицом свистят пули, становится как-то не по себе.

— Дай тоже… Закурить… — попросил Мёрфи.

— Хер тебе, — ответил я.

Несколько пережитых неприятных минут симпатии к нему не добавляли.

— Ты из людей Бентона, да? — спросил я. — Где ваш лагерь?

— Там, на горе, — равнодушно произнёс Мёрфи.

— А ведь я к вам вступить думал, — соврал я.

Мёрфи снова широко улыбнулся, скрывая гримасу боли.

— Надо было сразу сказать, — выдохнул он.

Я пожал плечами в ответ, подошёл к нему и снял с его рыжей башки серую кепку-конфедератку без кокарды. Мёрфи сидел спокойно, даже в некоторой апатии, видимо, осознавая близость собственной смерти.

Даже не хотелось его добивать, хоть это будет милосерднее, чем оставить его вот так, на долгую и мучительную смерть. От такой раны помирать можно целую неделю. Я крутанул барабан его армейского кольта, заглядывая в каморы. Один патрон там остался.

— Бывай, Джуд Мёрфи, — произнёс я, бросая кольт в траву.

— Что, бросишь прям так меня? — зло сплюнул он.

— А что, проводить тебя в последний путь? — хмыкнул я.

— Ну, вроде того, — слабо вздохнул он.

— В твоём кольте один патрон. Доползёшь — сможешь уйти без мучений, — сказал я, забираясь в седло. — Ну или сможешь пальнуть мне в спину и медленно подыхать ещё дней восемь.

— Будь ты проклят, — скривился Мёрфи.

— А ведь я тебе помочь хотел, — усмехнулся я, напяливая на голову чужую конфедератку и вновь начиная насвистывать «Дикси».

Мёрфи отвернулся и закрыл глаза, а я тронул пятками бока Ниггера и мы продолжили путь к горе Эскондидо. Я ожидал выстрела в спину, но выстрел прозвучал лишь спустя минут двадцать, далёкий и приглушённый. Стреляли явно в упор. На этот раз мчаться на звук выстрела я не стал.

Пологие склоны горы Эскондидо давно уже показались на горизонте, вместе со многими другими, но я знал, куда идти. Мёрфи мне показал, а человек на пороге смерти не склонен врать.

Мой замысел въехать в лагерь банды, изображая из себя героя, пошёл прахом, но прикинуться сторонником Конфедерации, как я планировал изначально, мне никто не запрещает. Я решил именно так и поступить.

Пришлось, правда, переодеть рубашку, испачканную кровью Мёрфи, и потратить немного воды из фляжки, чтобы вымыть руки. Крови с него натекло как с доброго порося.

Наверное, именно потому, что я натянул на голову чужую кепку, меня не подстрелили сразу же, на подходе к горе. Меня просто окликнули.

— Эй! Ты кто такой! — раздался голос из кустов.

Я въехал в лесок, сплошь покрывающий гору, около полудня, и в тени деревьев ехать было легко и приятно, и я расслабился, даже зная, что двигаюсь по враждебной территории. Не заметил, кто и откуда кричит.

— Мне сказали, тут можно найти людей, ещё не сложивших оружие! — крикнул я, останавливая жеребца.

— Кто тебе это сказал? — раздался голос.

Я немного помедлил с ответом, но решил, что мой новый знакомый никому уже ничего не расскажет. Тем более, что Мёрфи и в самом деле указал мне дорогу.

— Джуд Мёрфи! — ответил я.

Из-за деревца вышел конфедерат в потёртой и выцветшей драгунской форме, закинув винтовку на плечо.

— А где ты его видел? — спросил он.

— В Квемадо, — ответил я.

— Пьянствует? — усмехнулся драгун, и я кивнул в ответ. — Что, решил присоединиться к правому делу? Это ты верно решил. Проходи. Там увидишь.

Я спешился и взял Ниггера под уздцы, продвигаясь по тропинке дальше. На военный лагерь это походило мало, скорее, на бандитское логово. Несколько землянок, костры, палатки, оборванные люди, больше похожие на заросших дикарей, нежели на солдат. Но тут и там виднелись остатки серой формы, погоны и кокарды, выдающие их с головой. Правительство давало им шанс на амнистию и прощение, но они сами выбрали этот путь.

На меня смотрели с удивлением, как на диковинную зверушку. Нечасто у них бывают гости, значит. Суровые обветренные лица, украшенные шрамами, оспинами и щетиной, казались высеченными из камня, и выражения на них застыли не самые дружелюбные. Эти люди давно отвыкли от мирной жизни, это я мог сказать точно.

Единственным человеком, сохранившим представительный внешний вид, оказался высокий офицер в серо-синем двубортном мундире с жёлтой тесьмой на рукавах. Даже все пуговицы до единой были на месте. Он был гладко, до синевы, выбрит, сапоги его блестели гуталином, на поясе висела сабля. Такого скорее ожидаешь увидеть на балу среди красавиц-аристократок, а не в глухом лесу где-то на территории Нью-Мексико.

Он вышел из палатки с железной кружкой в руке, дымящейся горячим кофе, и остановился, завидев меня посреди лагеря.

— А ты кто такой? — в недоумении произнёс он.

— Джоси Уэйлс, сэр, — представился я первым попавшимся именем, вытянувшись по стойке смирно. — Хочу сражаться за Конфедерацию, сэр.

Офицер прищурился, смерил меня испытующим взглядом. Я такие взгляды уже видал, когда на призывной пункт за мной приехали покупатели, старлей и прапорщик с бэтменами на шевронах. Да и здесь солдаты косились на меня, вслушиваясь в разговор и пытаясь понять, из какого я теста.

— Где проходили службу, мистер Уэйлс? — спросил офицер.

А это тебе, морда пиндосская, знать не положено. На гостайну меня, конечно, не оформили, иначе я бы потом не смог нормально выехать, но болтать я всё равно не любил. В армии, где ещё-то.

— В ополчении, сэр. Хомстед Медоус, штат Техас, — сказал я.

При слове «ополчение» офицер скривился. Конечно, куда нам, сиволапым, до выпускников Вест-Пойнта и прочих военных академиков.

— Проблемы с законом, да? — хмыкнул он. — Или понял, наконец, что Союзу не место здесь, на Юге?

— И то, и другое, — увильнул я от ответа.

— Хорошо. Знакомься, располагайся. Меня зовут полковник Бентон, я здесь старший. Понятно? — произнёс он.

— Так точно, сэр, — ответил я.

Я понял, что это за человек. Армия стала для него чем-то большим, чем родной дом, и он не мог сложить оружие, пока жив, а поступать на службу к вчерашнему врагу ему не позволяли убеждения. Идейный человек. А значит, опасный вдвойне.

— Хомстед Медоус? Старина Марш там до сих пор держит салун? — в наш разговор встрял один из солдат.

— Да, держит, — ответил я.

— Занятно, — сказал солдат. — Вот только из Хомстед Медоус ополчение не набирали.

Я мгновенно понял, что всё испортил. Надо было подготовиться получше. Сейчас во мне наделают дырок, а отстреливаться от всей банды, стоя посреди лагеря… У меня даже не хватит патронов.

Спасло меня натуральное чудо.

— Боб, из округа Эль-Пасо были только добровольцы, — возразил другой солдат. — Его же на второй год войны калифорнийцы взяли.

— Ты партизанил, Джоси? — спросил меня ещё один, с сержантским шевроном, и я не сразу понял, что он обращается ко мне.

— Ага, — сказал я.

— Вот видишь, Боб, — сказал сержант.

Полковник Бентон кивнул, отхлебнул кофе и вернулся в палатку. Меня же пригласили к одному из костров, хотя я предельно ясно чувствовал, что отсюда надо сваливать как можно скорее.

— Значит, в настоящем бою ты не бывал, Джоси, — сказал кто-то ещё. — Это ничего. Главное, иметь достаточно ненависти к Союзу.

Я нахмурил брови, делая свирепое лицо и изображая из себя такого же, как все они, мятежника. Нищего Джонни Ребела, лишившегося всего из-за проклятых янки.

— Как там, в Хомстед Медоус? Старого О’Хару до сих пор выбирают шерифом? — спросил уличивший меня солдат.

— О’Хару застрелили недавно. И помощника Голдуэлла тоже, — сказал я.

— Кто посмел? — удивился солдат.

— Хорхе Мартинес-младший, — сказал я. — Взял там почтовое отделение.

— Вот же ублюдок, — цокнул языком солдат. — И кто там теперь следит за порядком?

— Ларсен, — сказал я.

— Не помню такого, — покачал головой тот. — И тебя тоже не помню. Слишком давно я там не бывал.

Мне не очень приятен был этот разговор, каждый лишний вопрос и лишняя реплика приближали меня к разоблачению и линчеванию. Крепких деревьев, на которых можно было бы меня повесить, здесь хватало с лихвой. Надо делать дело и уходить огородами. Как можно скорее.

Но посидеть у костра, раз уж меня пригласили, какое-то время придётся. Просто из вежливости.

Лагерь конфедератов расположился на пологом склоне горы Эскондидо, вдали от армейских фортов и пограничных укреплений, где можно было напороться на армейские патрули или карательную экспедицию. Зато в сравнительной близости от дороги, соединяющей Аризону, Нью-Мексико и Техас, а это значит, рядом с караванным путём, на котором можно изрядно пограбить.

Разговоры тут были соответствующие. Никто уже не вёл речей о возможной победе, спустя десять лет после поражения Конфедерации таких идиотов уже не осталось. Обсуждали, где раздобыть выпивку, кому можно продать краденых лошадей и где можно закупить патроны, не привлекая внимания власти.

— Джоси, а ты чего натворил? — спросил меня один из солдат. — Раз уж решил к нам рвануть.

— Застрелил кое-кого, — расплывчато ответил я.

— Это ерунда. Такое суд может и оправдать, если докажешь, что это была самооборона, — сказал другой.

— Судья янки? Оправдать? Ты, верно, шутишь, — возразил ему третий.

Всего я насчитал в лагере восемнадцать человек вместе с полковником. Столько мне не забороть ни в одиночку, ни с Бродягой и лошадьми. По-хорошему, сюда нужно бы привести отряд кавалерии, но мне ясно дали понять, что армия этот вопрос решать не будет. Вернее, пока она раскачается и вышлет отряд, полковник Бентон со своими людьми будет уже где-то совсем в другом месте.

— Прошу прощения, где тут можно отлить, чтобы меня часовой не подстрелил? — спросил я.

— Вон туда все ходят, — указал мне один из них. — Смотри не вляпайся в неприятности, хе-хе. Там их полным-полно лежит.

Разумеется, совсем в противоположную сторону от палатки Бентона.

Я кивнул, поправил серую кепи и неторопливо заковылял туда, куда мне указали. Я ощущал себя в волчьем логове, постоянно замечая косые взгляды и недобрые ухмылки этих головорезов. Мне было не по себе, но я старался держать лицо и не показывать своих истинных чувств. Чтобы не вляпаться в неприятности на ровном месте.

Конфедерация, с одной стороны, вызывала у меня симпатию, как проигравшая сторона, которую задавили чисто экономически, блокадой. С другой стороны, вот такие непримиримые мятежники, как Бентон, вызывали у меня смешанные чувства. Их можно было уважать за их стойкость, но их борьба давно превратилась из борьбы с северянами и правительством в борьбу против всех, в том числе, против обычных граждан. И из солдат они превратились в обыкновенных разбойников.

Сделав все нужные дела, я отправился обратно, пытаясь обогнуть костры по широкой дуге и выйти сразу к палатке полковника Бентона. Мои лошади стояли у коновязи вместе с остальными, Бродяга раздобыл где-то говяжью кость и с увлечением её грыз.

Я подошёл к коновязи, делая вид, что глажу Ниггера и поправляю на нём седло с уздечкой, а сам ненароком отвязал поводья, после чего сделал то же самое и с Паприкой. Ниггер был достаточно умён, чтобы прийти на мой зов при необходимости, и я надеялся, что он не растеряется, если в лагере вдруг начнётся суматоха.

А после этого я пошёл прямо к палатке главаря. Раз уж я за это дело взялся, то оно должно быть сделано.

Я не стал врываться через парадный вход с револьвером наперевес, будто какой-нибудь полицейский с тактическим щитом и группой прикрытия. Аккуратно обошёл палатку кругом, проделал ножом крохотное отверстие, заглянул внутрь. Полковник Бентон читал книжку, сидя на деревянном чурбаке. Он не услышал ни треска рвущейся парусины, когда я резал палатку, ни щелчка взводимого револьвера. Свою пулю он тоже не услышал. Зато выстрел моего «Миротворца» услышал весь остальной лагерь.

— Тревога! — первым заорал я и бросился к коновязи, навстречу к Ниггеру.

Особых иллюзий я не питал. Сложить два плюс два тут сумеют все, и понять, что пальбу в лагере устроил новичок, едва пришедший в лагерь, будет несложно.

В седло я взлетел так, как никогда раньше, запрыгнул одним чётким движением, сразу же пуская жеребца с места в карьер. Я низко пригнулся к его гриве и пулей вылетел из лагеря конфедератов. Гнедая мчалась следом, за ней, сжимая говяжью кость в зубах, бежал ещё и Бродяга.

Вниз по склону Ниггер бежал легко и непринуждённо, и я молил всех богов, чтобы под ноги ему не попал какой-нибудь камень или сусличья нора. Сзади послышалась пальба, и я пригнулся в седле так, что чёрная грива жеребца хлестала меня по лицу.

— Давай, братишка, выноси… — бормотал я, не смея даже оборачиваться.

Я на всех парах летел обратно в Квемадо. Если повезёт — оторвусь от погони раньше, если не повезёт — встречу ублюдков там.

Выстрелы захлопали всё чаще, сзади слышались гневные крики и отрывистые команды. Сердце моё бешено стучало в такт с лошадиными копытами, гулко бахая в ушах барабанной дробью, я в каждую секунду ждал, что мою спину или затылок обожжёт болью, но пули свистели над головой, и только.

Ниггер мчался галопом, как в последний раз, почти не касаясь земли. Мы проехали мимо дерева, под которым Джуд Мёрфи пустил себе пулю в голову, добрались до границы прерии. Погоня так и продолжалась, бандиты отчаянно нахлёстывали лошадей, желая расправиться со мной максимально жестоким образом.

Это я милосердно и быстро выбил полковнику мозги, расплескав их по брезенту палатки, словно художник-экспрессионист краску по холсту. Ко мне так добры не будут.

Я наконец позволил себе обернуться, всего на мгновение. Паприка изрядно отставала, вся в мыльной пене, она скакала за мной, как на привязи. Бродягу не было видно, зато преследователи, выстроившись в цепочку, пытались меня нагнать, стреляя из револьверов и карабинов прямо на скаку. Я вытащил один из кольтов, вцепившись другой рукой в поводья, взвёл курок, пальнул назад, не глядя. Попасть я даже не надеялся, я стрелял только лишь для того, чтобы припугнуть бандитов. Естественно, во время бешеной скачки попасть я мог разве что чудом, а лимит на чудеса у меня сегодня уже вышел. Пуля прошла над головами, улетев куда-то в голубое небо Нью-Мексико.

Не знаю, сколько мы так скакали, но очень скоро на горизонте показались деревянные изгороди ферм и плоские крыши Квемадо. Я влетел на главную улицу, распугивая немногочисленных прохожих и сонных куриц, выхватил из седельной кобуры винчестер и спрыгнул с Ниггера, отправляя его дальше, потихоньку замедляться и переходить на шаг. Сам я укрылся за корытом с водой, возле салуна.

В городе поднялся переполох, бабы визжали, мужики выбегали с ружьями и винтовками, пытаясь понять, что происходит. Первого бандита, галопом выскочившего на дорогу, я подстрелил метким выстрелом в грудь, да так, что он вылетел из седла, словно проигравший рыцарь на турнире.

Зато все остальные конфедераты, ехавшие позади, тут же начали поливать Квемадо градом пуль, так что мне пришлось залечь в укрытии, ожидая хоть малейшей возможности пальнуть в ответ.

Констебль и остальные мужчины тоже начали палить по заезжим гостям из всех стволов, заставляя их развернуться и поскакать прочь. Я встал во весь рост и выпустил весь магазин по улепётывающим конфедератам. На песке остались лежать шестеро бандитов, и только одного горожанина ранило случайной пулей в бедро. Оборона — дело такое. Гораздо более безопасное, пусть даже обороной войны не выигрываются. В конце концов, мы встретили их из укрытия, а бандитам пришлось выскакивать верхом на линию огня.

Я неторопливо принялся набивать винчестер патронами. Преследовать кого-то, переходить в контратаку, добивать выживших мне было незачем. Даже если максимально включить внутреннего хомяка и удушающую жабу, то, по правде говоря, с этих оборванцев даже взять-то было нечего, кроме их личного оружия. Риск быть подстреленным при попытке их догнать и добить был гораздо больше, чем возможные профиты.

— Что вы наделали! Негодяй! — взбешённый констебль с винтовкой в руках подлетел ко мне, багровея от гнева.

— Избавил город от нескольких бандитов, — изрёк я, заканчивая возиться с винчестером и принимаясь за перезарядку кольта.

— Избавили⁈ — проревел он. — Вы устроили тут войну! Побоище!

— Тем не менее, полковник Бентон мёртв и больше вас не побеспокоит, — произнёс я.

— Даже если это так, его люди обязательно вернутся, чтобы отомстить! — кричал констебль.

Вокруг нас собирались горожане, мужчины и женщины, старики и дети, и я замечал неодобрительные взгляды с их стороны. Гораздо менее дружелюбные, чем даже в лагере конфедератов. Эти тоже могут линчевать меня быстрее, чем я скажу «верёвка». Вот только держались пока они на почтительном расстоянии, прекрасно видя, что у меня в руках. Кольт «Миротворец» сорок пятого калибра, заряженный и готовый к действию. А уж в моей меткости они успели убедиться на примере мятежников.

— Мистер Бакстер, вы и без меня сумели бы задать этим негодяям хорошую трёпку, — сказал я. — Значит, сумеете и впредь. К тому же, без главаря они вряд ли на что-то способны.

Сквозь толпу, распихивая локтями стариков и мужчин, вдруг протиснулась Барбара, словно разъярённая валькирия, прилетевшая на поле боя. По мне она скользнула мимолётным озорным взглядом, полным восхищения, но тут же её хорошенькое личико вновь приняло свирепый вид.

— Мистер Шульц избавил нас от негодяя! В городе наконец-то появился настоящий мужчина, а вы что? — с вызовом произнесла она. — Настоящий! С большой пушкой в кобуре!

Зря она так. Одной фразой превратила всех мужчин этого города в моих соперников.

— Его никто не просил доставлять городу столько проблем! — выпалил констебль.

Конечно, старик боялся возвращения банды.

— Никто не просил? Я просила! — фыркнула Барбара. — Разве не вы, констебль, каждый вечер в салуне жаловались, как вам надоели люди Бентона, и как хорошо было бы их перевешать?

Старый Бакстер немного смутился, а я с равнодушным видом закурил сигарету. Линчевать меня уже никто не посмеет. Не заплатить — запросто, прогнать из города — возможно. А все остальные варианты уже из разряда фантастики.

— Мистер Шульц — охотник за наградой, если кто-то не в курсе! Ганфайтер! — продолжила Барбара.

— За Бентона никто награды не объявлял, — произнёс кто-то из толпы.

— Я объявила! — сказала девушка.

Горожане заусмехались, пряча улыбки в усах.

— И вы все скинетесь по паре долларов! Иначе я просто больше не пущу вас в салун! — объявила она. — И отцу скажу, чтобы не пускал!

Серьёзная угроза. Барбара знала, на что давить. Мужчины с понурым видом полезли за бумажниками, даже Бакстер, кто-то даже начал протягивать мне мятые купюры. Я даже не пошевелился, чтобы их взять.

— Не мне, — сказал я, мусоля в зубах сигарету. — Ей. Посчитает и расплатится.

— Мне пулями разбило два окна, за это кто заплатит? — прокричала какая-то тётка.

Я молча указал на мёртвых конфедератов, лежащих чуть поодаль. Пусть обирает их. И хоронят пусть тоже сами.

Ситуация вроде как налаживалась. Барбара с улыбкой протянула мне целую пачку денег.

— Здесь сто двадцать два доллара, мистер Шульц, — сказала она таким тоном, что я понял, настоящая награда ждёт меня чуть позже.

— А где доказательства, что полковник мёртв? — заслышав о сумме, выпалил кто-то из горожан.

С этим, конечно, вышла промашка. Но если бы я задержался в лагере хоть на секунду дольше, я тут уже не стоял бы.

— Моего слова недостаточно? Я выбил ему мозги из сорок пятого калибра, после такого не выживают, — сказал я.

— Обычно нужны доказательства, мистер, — сказал этот джентльмен, и ещё несколько горожан стали ему поддакивать.

— Что ж, предлагаю вам самим съездить до Эскондидо и заглянуть в палатку полковника, — фыркнул я. — Либо поверить мне на слово.

— Мы верим, верим! — Барбара даже схватила меня за руку от избытка чувств. — Вам не кажется, что за это стоит выпить?

Да уж, она своего не упустит. Во всех смыслах. Горожане всем скопом повалили в салун, некоторые начали расходиться по домам и возвращаться к своим занятиям, констебль Бакстер отправился к мёртвым бандитам.

Я убрал деньги в бумажник, а оружие — в кобуру, поймал своих лошадей, огляделся в поисках Бродяги. Пёс тоже был тут как тут. Взмыленного Ниггера я обнял за большую голову.

— Спасибо, приятель, — прошептал ему на ухо, и жеребец мотнул чёрной гривой.

Надо бы угостить его самыми сладкими яблоками, он это точно заслужил. Будь у меня другой конь, всё прошло бы совсем иначе.

Разобравшись с делами, я прошёл в салун вслед за остальными. Мистер Запольски и его дочурка ловко обслуживали посетителей, вдвоём орудуя за барной стойкой. Какой-то седой джентльмен уступил мне место у бара, и я уселся на высокий табурет, протягивая Барбаре десятку.

— Всем виски за мой счёт, красавица, — произнёс я, и народ в зале одобрительно загудел.

Могу себе позволить. Сорить деньгами после успешного завершения дела — это база. Избавление Квемадо от конфедерато-бандитского ига обязательно надо отметить. Напиваться я не собирался, но посидеть в салуне, слушая похвальбу местных, какое-то время можно. Всё равно на следующий день я этот город со спокойной душой покину.

Кто-то достал банджо и скрипку, наигрывая весёлый мотивчик, атмосфера мрачной и гнетущей разборки сменилась на расслабленную и даже дружескую, на меня больше никто не наезжал, констебль Бакстер даже крепко пожал мне руку своей мозолистой лапищей. Всего-то нужно поставить местным немного выпивки.

Музыканты закончили играть первую мелодию и начали следующую, и на этот раз песню я узнал. Я вспоминал её сегодня утром. Скрипка вела основную линию, банджо наигрывало аккомпанемент. Партию ударных играли сами посетители, гремя кулаками по столам и топая ногами. Они же и пели. На всякий случай подпевал и я.

— Хотел бы я быть в Дикси! Ура! Ура! Хочу туда, чтобы прожить всю жизнь на юге в Дикси! Вдали! Вдали! Вдали на юге в Дикси!

Прохладным ранним утром я выехал на запад, в Аризону. В Тусон, на поиски одного из подручных Хорхе Мартинеса. Может быть, даже удастся найти что-то из нашего оружия.

Ехал я, основательно нахлеставшись кофе, иначе уснул бы прямо в седле. Барбара и в эту ночь не позволила мне выспаться, но я не жаловался. Почему бы и нет, собственно.

А бдительность в Аризоне необходима, не только потому что под каждым камнем здесь может прятаться скорпион или гремучая змея, но и потому, что это земля беззакония. Такая же, как Нью-Мексико, даже хуже. Обширный и малонаселённый край, настоящее раздолье для бандитов всех мастей. Так что здесь нужно постоянно быть начеку, и я радовался тому, что со мной идёт Бродяга.

Солнце светило мне в спину, ветер так и норовил бросить в лицо ещё одну горсть песка и пыли, унылый пейзаж лежащей передо мной пустыни иногда разбавлялся низкорослыми кустиками и зелёными горными склонами. Я всё ждал, когда появятся знаменитые гигантские кактусы, символ штата Аризона, самые большие кактусы в мире, но пока не встретил ни одного. Видимо, потому что я пока ещё не добрался до пустыни Сонора, а болтался где-то поблизости от неё.

Тусон, кстати говоря, находился в самом сердце этой пустыни. Так что я снова ехал в жару и сухость, к песку и камням, колючкам и кактусам, понимая, что местный климат изрядно мне надоел. Ничего, расправлюсь с Мартинесом — поеду на север, к берёзкам, куда-нибудь в Канаду. Где климат более привычный и не такой адский.

Я проезжал мимо шахтёрских городков, растущих на этой территории с каждым днём, мимо каньонов, оврагов, мелких речушек и речных оазисов, оставляя в стороне горные пики и красно-жёлтые скалы, огибал по широкой дуге индейские резервации и немногочисленные фермы. У меня была чёткая и понятная цель. Тусон.

Ночами, когда я останавливался на отдых, я представлял себе, как въеду в город верхом на Ниггере, весь в чёрном, как будут шептаться жители, пытаясь понять, кто я такой, как Луис, а может быть, и сам Хорхе Мартинес-младший собственной персоной, узнают о моём прибытии и выйдут навстречу. Как мы сойдёмся посреди пыльной улицы ровно в полдень, под завывания ветра и скрип флюгеров. И как после короткой, почти мгновенной, перестрелки на ногах стоять останется только один.

Реальность оказалась куда прозаичнее.

Тусон показался на горизонте, закутанный в туманную дымку, как только я обогнул с севера неизвестный мне горный хребет. Здесь местность хоть и была изрыта каньонами и оврагами, переходя тут же в горные пики, но совсем уж непроходимой не была, в отличие от гор в Колорадо или на Аляске.

Въехать в сам город удалось только под вечер, и впечатление он производил довольно благоприятное, оказавшись не захолустной дырой, а вполне себе цивилизованным местом с тротуарами, уличным освещением и модными магазинами. Вслед за шахтёрами в Аризону стекались и все остальные, так что этот регион можно было бы назвать бурно развивающимся, если бы не творящееся в нём беззаконие.

Первые его симптомы я увидел, едва только заехал в город. Какого-то индейца вышвырнули из салуна трое крепких молодцев и начали избивать на глазах у прохожих, а те даже ухом не повели. Две пожилые дамы, шедшие тут же по тротуару, просто перешли на другую сторону улицы, продолжая свой разговор как ни в чём не бывало.

Вот только швырнули индейца практически под ноги Ниггеру, а я такое нарушение личного пространства считал едва ли не прямым оскорблением. Пришлось натянуть поводья и остановить жеребца.

— Идите своей дорогой, мистер, — бросил мне один из молодцев, парень в котелке и чёрной жилетке.

— Не указывай мне, что делать, парень, — процедил я.

Другой парнишка, долговязый тип в яркой красной рубашке, тем временем обеими руками мутузил лежащего на земле индейца, третий, длинноволосый, бегал вокруг, подбадривая товарища и изредка добавляя несчастному индейцу пинков. Краснокожий свернулся калачиком и закрывал голову руками. Видать, был уже опыт.

— Лежачего не бьют, — изрёк я.

— Этот заслужил, — буркнул парень в красной рубахе, продолжая бить поверженного соперника.

— А я говорю, хватит, — сказал я.

Парень в котелке потянулся к бедру, за револьвером, но я оказался быстрее. Выхватил оба кольта и взял на мушку двоих сразу. Этого товарища в котелке и его длинноволосого друга. Сидящий верхом на индейце юноша опасности не представлял.

Не хотелось начинать знакомство с Тусоном с подобной склоки, но так уж получилось. Меня, можно сказать, вынудили.

— Вы не знаете, куда лезете, мистер, — сказал длинноволосый, равнодушно глядя в дуло моего «Миротворца». — Не знаете, за что мы его бьём. Вы новичок в городе.

— Если ты так говоришь, значит, ему и так уже досталось, — сказал я, не прекращая целиться. — Хватит с него.

— Ладно, ладно. Джим, слезай с него, — сказал парень в котелке.

Индеец не шевелился, замерев в позе эмбриона. Вся троица, продолжая неприязненно глядеть на меня, начала пятиться к салуну, даже не думая хвататься за револьверы. Разве что парень в красной рубахе сплюнул на тротуар, прищурившись так, словно видел меня уже в гробу в мягкой обуви.

Я спустился на землю, подошёл к индейцу. Побили его достаточно сильно, круглое скуластое лицо распухло так, будто его покусали дикие пчёлы. Он был пьян, от него разило застарелым перегаром и чем-то неприятно кислым. Был бы трезв, наверняка что-нибудь сломали бы, а так можно сказать, что он отделался лёгким испугом.

Индеец продрал глаза ровно в тот момент, когда я подошёл заглянуть ему в лицо.

— Ха! Белый! — фыркнул он.

Он начал подниматься на ноги, преодолевая земную гравитацию и прочие трудности сильного алкогольного опьянения.

— Думаешь, спас меня? — хрипло произнёс он. — Думаешь, ай какой хороший белый! Наслаждаешься своим белым превосходством?

Похоже, я начал понимать, за что ему начистили рыло.

— Думал небось, спасу индейца, а он яблоком станет! — продолжал ворчать он, пока я наблюдал за его попытками встать.

— Яблоком? — хмыкнул я.

— Яблоком! Красным снаружи, белым внутри! — пояснил индеец. — Нет! Я же краснокожий, инджин, урод из прерии, белым мне всё равно не сделаться! Хоть и в Тусоне столько лет живу! Не в прерии, нет!

На мгновение я даже пожалел, что вообще встрял в эту драку, но последняя его фраза заставила меня задуматься. Этот алкоголик может даже оказаться полезным.

— Ну-ка, пойдём, — сказал я, стараясь увести его подальше от салуна, из которого за нами наблюдали.

— У тебя выпить есть? — спросил индеец.

— Есть, идём, — сказал я.

Если он знает нужного мне человека, я поставлю ему столько выпивки, что он сможет пить до отключки, блевать, а потом пить снова.

Мы отошли на некоторое расстояние вниз по улице, едва ли половину квартала, как индеец вдруг остановился и начал беззаботно мочиться на стену ближайшего дома. Ладно хоть прохожих было не так много, но мне всё равно стало не по себе. Стыдно стало, за него и за себя. Но говорить что-то всё равно было уже поздно. Пришлось дождаться, когда он справит нужду, и только после этого идти дальше.

— Так ты говоришь, давно в Тусоне живёшь? — спросил я. — Знаешь, наверное, всех?

— Это меня все знают, — произнёс индеец. — Так и говорят, Рахомо-инджин, тебя уже все знают, мы тебе наливать не будем.

По-английски он болтал довольно бегло, с акцентом, но я прекрасно понимал каждое слово.

— Я ищу одного человека, — сказал я.

— А я ищу, где можно выпить, — сказал Рахомо. — Проклятый виски, проклятый джин, проклятый ром. Ненавижу их.

Ясное дело, борется с алкоголем путём его уничтожения. Чем больше выпьет комсомолец, тем меньше выпьет хулиган. Мы зашли в неприметный переулок, и я достал из своей сумки маленькую чекушку виски, из собственных запасов. У индейца тут же загорелись глаза.

— Его зовут Луис, он мексиканец. Вне закона, из банды Хорхе Мартинеса, — сказал я.

Рахомо запустил пятерню в сальные чёрные волосы, поскрёб в затылке. На помятом лице отразилась работа мысли, нахмуренные брови сошлись в одну точку, бронзовое чело пробороздили глубокие складки.

— Может, и знаю, — после некоторой паузы произнёс он. — Здесь не так много мексикашек.

— Покажи, где он живёт, — попросил я.

— Сначала выпить, — заявил Рахомо.

Я протянул ему чекушку, индеец ловко свернул пробку зубами и жадно присосался к кентуккийскому бурбону. Острый кадык заходил вверх-вниз, и Рахомо одним залпом осушил всю бутылку, после чего икнул и отключился.

— Твою мать, — буркнул я, глядя, как он оседает на землю, прямо там, где стоял.

Лучше бы я начал расспросы с тех парней или вообще, как обычно, заявился бы в один из салунов, пытаясь разговорить бармена. Бармены всегда в курсе событий.

Возник вопрос, что делать с этим телом, которое теперь могло только мычать. Неприятно было осознавать, что он провёл меня, как дурачка, он-то явно понимал, что последует за скоростным поглощением чекушки бурбона. Да и мне следовало догадаться, индеец по всем параметрам выглядел, как запойный алкаш, а такие могут выключиться с одной рюмки. Рахомо же был проспиртован целиком и полностью, как экспонат Кунсткамеры.

Но что-то мне подсказывало, что он не солгал, когда сказал, что знает Луиса, а значит, он ещё может быть полезен. Придётся только подождать, когда это тело придёт в сознание. Так что я погрузил его на Паприку, не обращая внимания на его пьяное бормотание. Отливать его ледяной водой, поить отрезвляющими коктейлями, растирать лицо и уши или даже бить было абсолютно бесполезно. Пока не проспится — всё без толку, так что я отправился на одну из конюшен. Быстро вечерело, а мне ещё нужно было найти место, где можно переночевать. Спать на конюшне мне совсем не улыбалось.

Конюх, которому я сунул целый доллар сверх необходимого, сильно удивился, но обещал сделать всё в лучшем виде, а именно, уложить индейца где-нибудь и не выпускать до моего возвращения. Надеюсь, он будет стоить этого доллара.

Ну а сам я направился в «Гранд Отель», чья вывеска так манила и привлекала, а из распахнутых окон которого доносились музыка и смех. Шахтёры и геологи отдыхали после тяжёлого рабочего дня, заливаясь дешёвым виски. Я же планировал просто снять комнату и хорошенько выспаться на чистой мягкой постели.

Номер мне достался не самый дешёвый, но и не президентский люкс, обычная просторная спальня. Однако вместо того, чтобы рухнуть на кровать прямо в сапогах, я достал всё своё оружие, чистую ветошь и маслёнку. Оружие, прямо как женщина, требует за собой ухода. Потрать немного времени, и оно всегда тебя выручит, а если будешь относиться к нему спустя рукава, то будь готов, что оно подведёт в самый неожиданный момент. Тем более оружие на дымном порохе, качество которого сильно разнилось.

Так что я по очереди разобрал и вычистил оба кольта и винчестер. Чистка оружия никогда лишней не бывает. Спать лёг далеко за полночь, как обычно, с револьвером под подушкой.

На этот раз никто ко мне не пришёл, но и выспаться нормально мне всё равно не удалось. Всю ночь я ворочался и крутился, калейдоскоп мыслей не давал мне спокойно заснуть. Больше всего меня пугало то, если вдруг я не сумею найти здесь этого Луиса, и след вновь оборвётся. Тогда есть риск и вовсе не найти никого в этих пустынных землях. Уснул я только под утро, а встал практически с рассветом.

В конюшню я вернулся сразу после завтрака, надеясь застать Рахомо там. Пусть даже спящего, но хоть немного протрезвевшего. Вчерашний конюх встретил меня ехидной улыбкой, и я сразу понял, что с индейцем что-то не так.

Рахомо встретил меня с видом глубоко несчастного человека. Похмельные муки обрушились на него со всей жестокостью белого угнетателя по отношению к покорённому индейскому народу. Индеец дрожал всем телом, потел, трясся, одним словом, страдал.

— Похмелиться есть? — вместо приветствия хмуро произнёс индеец. — Этот… Не выпускает…

— И правильно делает, — хохотнул я. — Похмелиться есть. Но сперва…

— Дай, — жадно перебил меня индеец.

— Сперва покажи, где живёт Луис, — потребовал я.

Ну уж нет, второй раз я такой ошибки не совершу. Утром деньги — вечером стулья.

— Дай, — снова потребовал Рахомо. — Не могу. Дай.

Горящие трубы — это серьёзно. Но я оставался непреклонен.

— Как только покажешь, — отрезал я.

Рахомо зло выплюнул несколько слов на своём языке. Очевидно, не самых лестных. Он заглянул мне в лицо исподлобья, понял, видимо, что уговоры не помогут, и прекратил сопротивление.

— Пошли, — проворчал он, борясь с тошнотой.

Тусон был достаточно развитым и большим городом по местным меркам, можно даже сказать, древним, ведь владели им по очереди Испания, Мексика и США, и за годы существования он успел разрастись вширь. И люди здесь жили самые разные, начиная от потомков испанских переселенцев и заканчивая пришлыми китайцами с запада и ирландцами с востока.

Поэтому идти пришлось довольно далеко. Я-то ехал верхом на жеребце, а вот Рахомо, и без того страдающий от жестокого похмелья, уныло брёл пешком. Доверять ему лошадь я не решился. Но его вело вперёд стойкое желание похмелиться, поправить здоровье, и он дошёл бы до самого Финикса, будь у меня такая необходимость.

Горожане расступались перед угрюмо шагающим индейцем, его, похоже, и в самом деле все знали, а он знал всех. Ну, или почти всех.

Спустя полчаса ходьбы Рахомо привёл меня к одному из домиков в жилом квартале, самому обычному одноэтажному деревянному дому, с палисадом и развешанным во дворе бельём.

— Тут, — хмуро произнёс индеец. — Луис Эрнандес. Болтали, что бандитствует. Давай бухло.

Я извлёк из кармана ещё одну чекушку, и Рахомо облизнулся, глядя на золотистую жидкость в прозрачной бутылке. Он протянул дрожащие руки, но отдавать виски я ему не спешил.

— Пойди и позови его сюда, — сказал я. — Потом получишь виски.

— Эй! Мы так не договаривались! — возмутился Рахомо.

— Пойди и позови, — настойчиво повторил я.

Других вариантов получить опохмел у него всё равно не было. Понурый индеец отправился к крыльцу и постучал в дверь, пока я ждал чуть поодаль, нервно барабаня пальцами по кобуре. Ожидать можно было любого исхода, и я готовился к самому худшему. Хотя надеялся на лучшее.

— Мы не подаём, — раздался хриплый приглушённый голос, едва только входная дверь приоткрылась.

Я не мог отсюда разглядеть, кто стоит в дверях, да и голос узнать пока тоже не удавалось, но Рахомо проявил чудеса сообразительности.

— Там это… Вон тот мистер… — пробормотал он.

Дверь открылась, из неё выглянул лысеющий загорелый мексиканец с чёрными густыми усами, в коричневой рубахе, без шляпы. Я его узнал. Рахомо привёл меня к нужному человеку.

Луис вышел на крыльцо, прищурился, глядя на меня. Я сидел верхом на жеребце, в спину мне светило солнце, так что разглядеть меня он толком не мог. Из двери показался ещё и мальчишка лет пяти, и бандит, потрепав его по волосам, отправил его обратно домой.

— И чего этому мистеру надо? — Луис Эрнандес заметно напрягся.

С его образом жизни от загадочных незнакомцев добра не ждёшь. Наоборот, сидишь как на иголках, ожидая, что рано или поздно прошлое тебя настигнет, а за мутные делишки и сорванные джек-поты придётся платить.

Меня он не узнал, это точно, иначе встретил бы совсем иначе. Это мне великолепная пятёрка бандитов-мексиканцев запомнилась на всю жизнь, а для них я был всего лишь очередным случайным уловом, причём не самым богатым. Так, мелочь, прах под ногами.

— Ничего, — буркнул я, разворачивая жеребца и готовясь ускакать прочь.

Сейчас не время для пальбы. Не здесь. Уж лучше я выслежу этого Луиса где-нибудь в другом месте. Мне нужно будет его допросить, а посреди Тусона это делать как-то несподручно, тем более, на глазах у его семьи и детей.

— Эй, мистер, а как же я⁈ — воскликнул Рахомо.

Его губы дрожали от глубокой обиды, руки тряслись, словно у больного Паркинсоном. Ну уж нет, выпивка до добра не доводит, это точно.

Но я, как и обещал, отдал ему чекушку. Слово нужно держать.

План. Мне нужен был план. Деньги у меня были, а вот хорошего плана не было.

Взять Луиса Эрнандеса надо было живьём, и в этот раз надеяться на везение и копыта Ниггера не стоит, надо готовить всё самому. Хочешь сделать хорошо — сделай это сам, чтобы ни от кого не зависеть и ни с кого потом не спрашивать.

Но подходящих идей пока не возникало. Самое лучшее, что я мог придумать — это установить слежку возле его дома, подождать, когда он выберется в какое-нибудь безлюдное место, и там уже взять его тёпленьким, но в этом плане минусов было больше, чем в учебнике по математике. Дырявый был план, как решето, ненадёжный. Слишком многое зависело от случайности, а это всегда порождает ненужные и непредвиденные трудности.

Выманить его вряд ли получится, после нашей встречи он будет настороже. Было бы гораздо проще, если бы я мог обойтись его трупом. Застрелил бы посреди улицы, и делу край.

Значит, будем думать.

По-хорошему, надо бы собрать людей, группу поддержки, но в городе я новичок, и вряд ли кто-то здесь вообще слышал о моих подвигах на востоке, в Техасе и Нью-Мексико. Поэтому действовать придётся в одиночку. Как и всегда.

Я вернулся в «Гранд Отель», заказал в полупустом баре кофе покрепче и уселся за столик в дальнем углу, в стороне от ненужных взглядов. Одна часть меня рвалась в бой, верхом на боевом скакуне ворваться в дом этого негодяя, размахивая оружием, другая требовала всё хорошенько обдумать и не горячиться.

Дело осложнялось ещё и тем, что на Луиса Эрнандеса у меня не было ни ордера, ни чего-либо ещё. На плакате о розыске фигурировало имя только самого Мартинеса, а вот члены его банды оставались безымянными, и у меня существовал нехилый такой риск самому поиметь проблемы с законом, если я ворвусь в дом Эрнандеса и начну палить во все стороны.

Не удивлюсь, если в Тусоне его знают как примерного семьянина и уважаемого человека, который раз в полгода или чуть чаще отправляется куда-то на заработки. Такого могут и шерифом выбрать, хотя казалось бы. Убийца и грабитель, пробы ставить негде.

Это и навело меня на мысль поспрашивать у местных властей, благо, теперь я знал его фамилию, а не только имя и внешность. Я залпом выхлебал остаток кофе, нахлобучил шляпу на голову и вихрем выскочил из бара.

Офис шерифа округа долго искать не пришлось, но прежде чем войти, я поправил костюм и шляпу, чтобы произвести самое благоприятное впечатление.

Однако, когда я вошёл внутрь, то увидел не суровых воинов фронтира, олицетворяющих закон и порядок на новых территориях, а одинокого клерка в проволочных очках и нарукавниках, испачканных чернилами. Однако звезда помощника на его жилетке всё же поблескивала.

Клерк поднял на меня равнодушный взгляд и тут же вернулся обратно к своей писанине.

— Кхм… Прошу прощения, — сказал я. — Могу я поговорить с шерифом?

— А вы здесь видите шерифа? — хмыкнул клерк.

— Нет, но…

— В округе Пима один шериф и четыре заместителя на двадцать тысяч квадратных миль, мистер, — раздражённо перебил меня клерк. — И в данный момент шериф Оури может быть в любом уголке этих двадцати тысяч квадратных миль.

— Ясно, — проворчал я. — Благодарю за помощь.

— Всегда пожалуйста, обращайтесь ещё, — равнодушно произнёс клерк, возвращаясь к своим делам.

Я же вышел на улицу, как оплёванный. Удивительно, но этот клерк сумел испортить мне настроение всего тремя фразами. Расспрашивать его о Луисе Эрнандесе желание отпало моментально.

Неудивительно, что в Аризоне такой бардак. Впятером наводить порядок на территории в двадцать тысяч квадратных миль это всё равно что черпать воду решетом. Это как если бы на всю Москву и Московскую область было всего пять участковых. Они же при этом и следователи, и гаишники, и судебные приставы, и все остальные вместе взятые. Впятером.

Нет, были ещё и маршалы, и их помощники, и выборные констебли в городках и деревнях, но законников на этой территории всё равно было ничтожно мало. Значит, буду действовать самостоятельно, по ситуации.

Я снова направился к дому Эрнандесов, взглянуть ещё раз на свою цель и возможные препятствия. В одиночку штурмовать дом, в котором засел преступник, не самая лучшая затея из возможных, но мне даже позвать на помощь некого. Предчувствие было нехорошее, такое, будто я собрался совать голову в пасть к голодному тигру, хотя вообще ничего не предвещало.

Жилые кварталы Тусона казались сонными и тихими, в отличие от главных улиц, на которых народ развлекался как мог, но для меня эта тишина казалась гнетущей. Как затишье перед бурей. Нет, тут мычали коровы, квохтали куры, кричали дети, стучали молотки и визжали пилы, но это всё равно были тихие и мирные места, в которые я сейчас ехал с револьверами и карабином.

Остановился я, разумеется, чуть поодаль. Ниггер фыркнул и тряхнул гривой, когда я спустился на землю, потянулся губами к моей шляпе, ткнул меня головой в плечо.

— Жди здесь, приятель, — тихо сказал я.

Это всего лишь разведка, не более. Я не собирался устраивать побоище прямо здесь, не то мне придётся отстреливаться от всего города. Оружие тут имелось у каждого, даже у некоторых детей и подростков.

Я пошёл по тротуару, изображая из себя обыкновенного прохожего, но я и сам понимал, что маскировка так себе. Здесь, как в деревне, все друг друга знают, и новое лицо на улице это уже событие неординарное, а уж если у этого лица при себе оружия на целый пехотный взвод, то и подавно.

Далеко пройти я не успел. Из ворот дома выехал Луис Эрнандес в компании какого-то молодого парнишки, и они поспешной рысью проехали мимо меня, словно куда-то очень сильно спешили. Эрнандес, к счастью, меня не узнал, мне повезло, что он видел только мой силуэт на фоне солнца.

Проехали они, не перекинувшись ни единым словечком, хмурые и встревоженные, и как только у меня появилась возможность, я развернулся и практически бегом отправился к Ниггеру, чтобы вскочить в седло и пойти по следу.

Ну уж нет, упускать такую возможность никак нельзя. Даже если это он поехал вместе со старшим сыном к дантисту или на почту.

Жаль, Ниггер не мог идти по следу, как гончий пёс. Зато это мог делать Бродяга.

— Пёс! Давай, за ними! — прошипел я.

Бродяга был достаточно умён, чтобы понять мой приказ, и тут же побежал по следу, уткнувшись мордой в землю. Хоть это и было пока излишним, я всё ещё мог видеть их силуэты вдали.

Я никогда не был мастером слежки, да и вообще, одно дело — преследовать зверя в лесу, и совсем другое — преследовать человека посреди города, но выбора мне не предоставили.

Двигался Эрнандес куда-то к восточной окраине города. С той стороны Тусон был окружён горными хребтами, отделяющими его от Нью-Мексико, глубокими каньонами и скалистой пустыней. Не самое приятное место, в общем, и чем дальше от реки и оазиса, тем более безлюдными и безжизненными были эти места. Через перевалы вели две дороги, южная и северная, через которую прошёл я, но Луис Эрнандес не поехал ни по той, ни по другой. Он поехал прямо на восток, в пустыню, в которой я как раз и увидел гигантские аризонские кактусы.

Тут мне уже пришлось упустить их из пределов видимости. Это в городе я мог потихоньку ехать следом, смешиваясь с толпой, в потоке, а за городом так уже не получится. Но тут меня уже мог выручить Бродяга, ни разу не упустивший следа.

Марсианские горные пейзажи настраивали на какой-то тревожный лад, палящее солнце, подбирающееся к зениту, нещадно жарило и норовило высушить меня до состояния вяленого помидора. Я ехал какой-то едва заметной тропкой, петляя между зарослей колючек, опунций и кактусов всех мастей. Над камнями поднималось зыбкое марево раскалённого воздуха, казалось, разбей туда яйцо, и можно смело жарить яичницу.

И хотя от города мы отъехали совсем недалеко, меня не покидало ощущение, что вокруг нет больше ничего, кроме меня и моей цели. Что мы снова одни в пустыне, только на этот раз добычей станет он, а не я.

Тропа привела меня к небольшому ущелью. Бродяга не лаял, только бегал кругами, иногда подскакивая на задних лапах, чтобы привлечь моё внимание, но внутрь не совался, тесный проход между скалами напоминал ворота в какую-то чуждую и враждебную страну. Тропа за проходом уходила куда-то вбок и вниз, и, насколько я мог видеть следы на песке, здесь Луис Эрнандес и его спутник спешились и повели лошадей под уздцы.

Спешился и я.

Лезть без мыла через этот проход, теряя голову от предвкушения близкой мести, я не стал. Неторопливо завёл Ниггера в тень, выкурил сигарету, достал винчестер из седельной кобуры, чувствуя, что он мне может пригодиться. Пусть лучше болтается за спиной. Бродягу я оставил там же, приказав сидеть и сторожить.

Сердце бешено колотилось, в глотке пересохло. Я нервничал. Руки не дрожали, но волнение всё равно давало о себе знать. Я осторожно заглянул за эти скалы, проходя дальше по тропе.

Узкая тропинка шла вдоль отвесной скалы вниз, в глубину каньона, на самом дне которого виднелся мелкий ручей. А на берегу ручья стояла деревянная хижина, в тени которой стояли пять осёдланных лошадей. Я на всякий случай снял винчестер с плеча и сразу дослал патрон. Внутри всё переворачивалось, живот закрутило от нервов, но я стиснул зубы и пошёл вниз по узенькому уступу, надеясь, что из хижины сейчас никто не выйдет.

Если меня обнаружат, мне отсюда никуда не деться, я тут как петух на жёрдочке. А прыгать вниз, в ручей, будет ещё глупее, чем просто стоять на месте и отстреливаться.

Не было никаких сомнений, Луис Эрнандес приехал сюда не просто так. И внутри хижины нет ни одного честного человека. И что вероятнее всего, Эрнандес сейчас докладывает своим дружкам, что его персоной кто-то заинтересовался.

Я спускался вниз, в глубину каньона, хватаясь свободной рукой за шершавую вертикальную поверхность каменной стены. Спуск вышел долгий, приходилось вымерять каждый шаг, и хотя я достоверно знал, что Луис и его дружок провели по этому уступу лошадей, легче от этого не становилось. Мне было банально страшно сверзиться вниз и сломать себе шею. Альпинизмом я никогда не увлекался, а если и ходил в горы, то совсем не такими маршрутами.

Спуск и подход к хижине, к счастью, не контролировали никакие часовые, дозорные или даже чоповцы с дубинками, снаружи, кроме лошадей, никого не было, а единственное окно хижины выходило на другую сторону. Так что я сумел подобраться к хижине и ручью незамеченным.

Из хижины доносились приглушённые голоса. Говорили по-испански.

— … со всех сторон. Просто какое-то дерьмо, — донёсся до меня обрывок фразы.

Я крадучись подобрался поближе к хижине и притаился у самого окна.

— Не переживай, Луис, в Аризоне не так много законников, чтобы заниматься ещё и нами, — произнёс другой голос. — Можешь спать спокойно.

— Сидим тихо, как мыши, и никто нас не найдёт, к тому же, здесь мы давно уже никого не трогали, — произнёс третий.

— А как же Фелипе? Он недавно застрелил какого-то китайца в Финиксе, — спросил ещё один.

— Плевать тут хотели на китайцев, — сказал второй.

— Как скажете, босс, — ответил четвёртый.

Я медленно вытянул «Миротворцы». На короткой дистанции сподручнее будет стрелять из револьверов, и я чётко понимал, что мирного решения не будет. Если меня обнаружат, всё кончится пальбой. Если нет — пальбу начну я.

— Потрохами чую, законник это был, — произнёс Луис. — Либо кто-то нас сдал, либо выследили меня. Не знаю, как.

— Не следили за вами? — спросили его.

— Вроде бы нет, — вместо Луиса ответил другой, молодой.

Значит, не заметили. Хотя несколько раз у меня возникало стойкое ощущение, что всё, слежка раскрыта, миссия провалена.

Послышался звук открывания бутылки, льющейся жидкости, несколько секунд всё было тихо.

— Значит, залегаем на дно? — спросил кто-то.

— Конечно. Даже если нашему другу мерещится, лучше перестраховаться, — ответил ему другой.

— Проклятье, а я как раз на мели, — хмыкнул третий.

— Быстро же ты, — хохотнул кто-то ещё.

— Женщины… — философски изрёк тот.

Бандиты захохотали. Я вслушивался в каждый звук, в каждое слово, пытаясь вспомнить, как звучал голос Хорхе Мартинеса-младшего, но не мог вспомнить ничего, кроме смерти Дэнни и дула наставленного на меня револьвера. Лицо Мартинеса я помнил хорошо, спасибо плакату, а вот голос — нет.

— А может, просто двинем в другое место? В Калифорнию?

— Мыть золото? В Калифорнии нас тоже разыскивают. Меня так точно.

— Что насчёт Невады?

— В Неваде нечего делать.

— Юта?

— Дыра.

— Может, обратно в Мексику?

— Надо это обдумать. Я больше склоняюсь к Колорадо. Дай закурить.

Дверь хижины скрипнула, едва не доведя меня до инфаркта. Я рефлекторно дёрнулся, поворачиваясь к источнику звука, и случайно шаркнул сапогом по земле.

— Кто здесь? — рыкнул бандит.

— Что случилось? — заголосили другие.

Послышались звуки взводимых курков, сухие щелчки, знаменующие чью-то скорую смерть. Я тоже взвёл свои «Миротворцы», надеясь, что смерть это будет не моя, и начал тихонько отходить к коновязи, где стояли бандитские лошади.

Из-за угла хижины выскочил мексиканец в цветастой рубахе с револьвером наперевес. Я выстрелил первым, и пуля сорок пятого калибра проделала в его груди отверстие размером с толщину мизинца, а в спине — отверстие размером с блюдце. Он рухнул на землю лицом вниз.

Ну всё, началось.

— Сдавайтесь! Вы окружены! Выходите с поднятыми руками! — заревел я во всю мощь своих лёгких, продолжая отходить к коновязи, чтобы спрятаться за их лошадьми, по которым они, вероятнее всего, стрелять не станут.

— Провалитесь вы к дьяволу! — крикнул кто-то в ответ.

— Это тот законник! — воскликнул Луис.

Перепуганные лошади ржали и подскакивали на месте, крепко привязанные к жердине, так что мне пришлось отойти ещё немного назад, чтобы не повторить судьбу Пепе и не получить копытом в лоб. Мексиканцы пока что оставались в хижине, чтобы не схлопотать пулю.

— Эй, Эрнандес! — крикнул я. — Где твой хефе, Хорхе Мартинес⁈

— Ого, это за мной? — расхохотался кто-то внутри хижины, и я покрепче перехватил револьвер.

Вот так повезло. Прихлопну одним ударом всю шайку. Я даже и не рассчитывал на такую удачу.

— Эй, законник! Давай решим всё один на один, как мужчины! — крикнул Мартинес. — Только ты и я!

Заманчиво. Очень заманчиво.

— Выходи! Один! Пусть остальные сидят в хижине! — предложил я.

— Тогда и ты отправь своих людей назад! — крикнул бандит.

Блеф они не выкупили. Это давало надежду.

— Бакстер, отводи ребят! — крикнул я нарочито громко. — Оуэнс, давай назад, не спорь! Ждите меня наверху, в ущелье!

Я подождал с минуту, якобы для того, чтобы мои люди ушли.

— Они ушли! Выходи! Решим всё как мужчины! — нетерпеливо выпалил я.

Нервы натянулись как стальные тросы. Вот она, месть. Я решил не убивать Мартинеса сразу. Выстрелю в живот, чтобы успеть его допросить. Чтобы помучился перед смертью. Жестоко, знаю, но ничего другого этот ублюдок не заслуживал.

— Сидите здесь, парни, — сказал Мартинес по-испански. — Сейчас я разберусь с этим выскочкой. Если что, уходите каньоном. Законник, пушку в кобуру, всё по-честному!

Меня подмывало встретить его пулей, едва он покажется из-за хижины, но раз уж мы договариваемся драться честно, то так и быть. Я вернул кольт в кобуру. Рука неподвижно замерла возле рукояти, готовая в любой момент выхватить револьвер и пальнуть.

Вот только Мартинес и не думал держать слово.

Я успел заметить только его фигуру, обвислые усы подковой и яркую вспышку.

Что-то ударило меня в голову, словно Ниггер копытом, и я тут же рухнул на спину, чувствуя, как в моей черепушке всё гудит набатом.

— Ха! Идиот, — хохотнул Мартинес. — Но идиот быстрый, пушку выхватил.

— Мёртв? — спросил его Луис.

— Мертвее не бывает, — процедил бандит. — Видишь, кровь из-под шляпы натекла.

Шляпа при падении сдвинулась мне на лицо, так что я ничего не мог видеть. И они не могли видеть моего лица. Я постарался притвориться мёртвым, используя всё моё актёрское мастерство.

— Уходим отсюда, пока его дружки сюда не сунулись, — приказал Мартинес. — Живее, живее!

— Куда, хефе? — спросил кто-то из банды.

— На север, в Колорадо, — задумчиво произнёс Хорхе Мартинес. — Пощипаем тамошние прииски.

Они отвязали лошадей, вскочили в сёдла и умчались прочь, не задерживаясь тут ни на минуту дольше необходимого, а я чувствовал, как по всему телу растекается жуткая слабость, а к горлу подкатывает тошнота. Хуже всего было от осознания того, что я действительно поступил как идиот, поверив бандиту номер один.

Очнулся я от того, что Бродяга лизал меня в лицо. Я по-прежнему лежал возле хижины в луже собственной крови.

Я сунул руку под шляпу, зашипел, отдёрнул руку от раны. Пуля Мартинеса едва не сняла с меня скальп, пропахав борозду в моей шевелюре, отросшей за время странствий. Я поглядел на простреленную насквозь шляпу. Сантиметр ниже, и я был бы покойником.

— Чтоб ты сдох, сволочь, — прохрипел я.

Я кое-как поднялся на ноги, чувствуя, как в голове всё ходит ходуном, а ноги, будто ватные, отказываются меня держать. Сотрясение, не иначе. Легко отделался, на самом деле. Чтобы подобрать мой револьвер, потребовалось несколько минут и целая куча сил, но я справился, возвращая кольт в кобуру.

В следующий раз такого не повторится. А в том, что этот следующий раз обязательно наступит, я ничуть не сомневался. Мартинес прямо сказал мне, где его искать, и я его выслежу.

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Разыскивается живым или мертвым