Убедительная просьба НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Инстаграм, ТикТок, Фейсбук, Пинтерест, Твиттер.

Перевод: Balmaineee

Мои глаза горели. Они не переставали покалывать, с тех пор, как пару часов назад стемнело, но я всё равно прищурилась. Впереди, в свете фар моей машины, была видна вывеска.

Я глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В

ПАГОСА-СПРИНГС

Самые глубокие горячие источники в мире

Я перечитала это ещё раз, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Я была тут. Наконец-то.

Это заняло всего лишь вечность.

Ладно, вечность, которая продлилась два месяца. Восемь недель я медленно ехала, посещая почти каждую достопримечательность, останавливаясь в двухзвездочных отелях или жилье для отдыха по пути из Флориды через Алабаму, Миссисипи и Луизиану. Провела время в Техасе, а затем перескочила в Аризону, исследуя города и поселки, на посещение которых у меня не было времени в прошлом. И даже заехала в гости к старому другу и его семье. После этого я поехала в Вегас, потому что это было место, где я была по крайней мере десять раз, но так и не увидела его по-настоящему. Я провела почти три недели в Юте. И последнее, но не менее важное: я потратила неделю, чтобы исследовать Нью-Мексико, прежде чем вернуться обратно в горы. В Колорадо. В мой конечный пункт назначения — я надеялась.

И теперь я сделала это.

Или почти сделала.

Позволив своим плечам опуститься, я прижала их к сиденью и немного расслабилась. Согласно навигационному приложению, мне оставалось еще тридцать минут, чтобы добраться до места, которое я арендовала на другом конце города в юго-западной части штата, о котором большинство людей никогда и не слышали.

Мой дом на следующий месяц, а может и дольше, если всё получится так, как я хочу. В конце концов, мне нужно было где-то обосноваться.

Фотографии съемного жилья, которое я забронировала онлайн, были именно тем, что я искала. Ничего громоздкого. Загородный. Хотя в основном я повелась на то, что этот дом напомнил мне последний дом, в котором мы жили с мамой.

А учитывая то, что я забронировала его в последний момент, как раз в начале летнего и туристического сезона, выбирать было особо не из чего, то есть почти ничего не было. Идея вернуться в Пагоса-Спрингс пришла мне в голову две недели назад, посреди ночи, когда тяжесть каждого выбора, который я сделала за последние четырнадцать лет, легла на мою душу — и не в первый раз, скорее в тысячный — и я боролась со слезами, чтобы не заплакать. Слезы были не из-за того, что я была в комнате и вообще в Моаве совершенно одна, и в радиусе тысячи миль не было никого, кому было бы не наплевать на меня. Они появились из-за того, что я думала о своей маме и о том, что последний раз, когда я была в этом районе, была вместе с ней.

И, может быть, совсем немного, из-за того, что я понятия не имела, что, черт возьми, делать со своей жизнью, и это чертовски пугало меня.

Тем не менее, это было тогда, когда появилась идея.

Вернуться в Пагосу.

Почему бы и нет?

Я много думала о том, чего я хочу, что мне нужно. Не похоже, чтобы мне было чём заняться в одиночку в течение этих двух месяцев. Я думала о составлении планов, но со списками и расписаниями покончено. Я провела последнее десятилетие, слушая, как другие люди говорят мне, что я могу и не могу делать. У меня закончились планы. Покончено со многими вещами и людьми, честно говоря.

И как только я подумала о месте, которое когда-то было моим домом, я поняла, что это то, чего я хочу. Идея казалась правильной. Я устала ездить по округе в поисках чего-нибудь, что могло бы привести мою жизнь в хоть какое-то подобие порядка.

Я решила, что начну с чистого листа.

Новый год — новая Аврора.

И что с того, что это был июнь? Кто сказал, что новый год должен начинаться 1 января, я права? Мой новый год официально начался с нескончаемого града слез в среду днем ​​около года назад. Это время стало рождением новой версии человека, которым я была тогда.

Вот почему я была здесь.

Двадцать лет спустя снова в городе, в котором я выросла.

За тысячи миль от Кейп-Корал, всего и вся в Нэшвилле.

Свободная делать всё, что хотела, впервые за очень долгое время.

Я могла быть кем угодно. Лучше поздно чем никогда, правильно?

Я выдохнула и встряхнула плечами, чтобы еще немного проснуться, морщась от боли, охватившей их, с тех пор как вытащила ковер из-под себя и больше не возвращала. Может быть, у меня не было реального представления о том, что я собиралась делать в долгосрочной перспективе, но я обязательно собиралась понять это. Я не могла найти в себе силы сожалеть о своем решении поехать сюда.

В моей жизни было много вещей, о которых я сожалела, но я бы не позволила этому выбору стать одним из них. Даже если я не задержусь в этом районе надолго, месяц, на который я сняла дом в Пагоса-Спрингс, будет ничем в общем плане жизни. Это должно было стать первой ступенькой на будущее. Может быть, пластырь для кровоточащего прошлого. Вдохновение к счастливому настоящему.

«Никогда не поздно найти новую дорогу», — так пела моя подруга Юки. Я проделала весь этот путь в Колорадо не просто так, и ничто не могло быть напрасным — ни моя задница, ни плечи, ни седалищный нерв, ни даже то, как сильно мои глаза нуждались в освещении и сне.

Я почувствовала появление головной боли прямо над бровями, но это было лишь частью путешествия, строительный блок для гребаного будущего. Под лежачий камень вода не течет.

И если я не сяду в машину ещё на месяц, это тоже будет здорово. Мысль о том, чтобы посидеть за рулем еще хоть минуту, вызывала у меня рвоту. Может быть, я бы купила другую машину. У меня были на это кровные деньги. С таким же успехом, я могла бы использовать их для чего-то, что мне действительно нужно и я использую, поскольку сейчас у моей машины не было полного привода.

Сейчас. Теперь. В настоящем.

Прошлое оставалось там, где оно и должно быть — далеко, поэтому, как бы мне ни хотелось поджечь его и посмотреть, как оно горит, этого не могло случиться.

В основном потому, что я попаду в тюрьму за двойное убийство, а такие вещи осуждались.

Вместо этого, я двигалась дальше без судимостей, и это была следующая ступенька. Прощай, Нэшвилл, и всё такое. Увидимся позже, Флорида. Здравствуй, Колорадо, горы и мирное, надеюсь, счастливое будущее. Я собиралась воплотить это дерьмо в жизнь. Как и пела Юки: «если ты скажешь что-то во вселенную, надеюсь, кто-нибудь услышит».

Тяжелая часть была позади. Дальше только будущее. Еще один шаг в следующие тридцать три года моей жизни.

Я должна поблагодарить Джонсов за это, правда. Может быть, не за то, что воспользовались мной, но, по крайней мере, я теперь знала, где я была, кем я была окружена. По крайней мере, я выбралась.

Я была свободна.

Свободна вернуться туда, где я провела первую часть своей жизни, увидеть место, где я в последний раз видела свою маму. То самое место, которое она так любила и которое хранило столько хороших воспоминаний, сколько и худших.

Я собиралась делать то, что должна была, чтобы продолжать жить дальше.

И первым делом нужно было свернуть налево по грунтовой дороге, которая технически называлась окружной.

Вцепившись в руль изо всех сил, пока мои шины проезжали одну выбоину за другой, я представляла себе последнее смутное воспоминание о моей маме, пронзительный взгляд её зеленовато-карих глаз, таких же, что я видела в отражении зеркала. Её каштановые волосы, не темные, но и не светлые, были ещё одной нашей общей чертой — по крайней мере, до тех пор, пока я не начала красить волосы, но я прекратила это. Я начала красить их только из-за миссис Джонс. Я помнила, как крепко обняла меня мама, прежде чем разрешила пойти на следующий день к подруге вместо того, чтобы идти с ней в поход, который она запланировала для нас обоих. Как она поцеловала меня, когда высадила и сказала: «Увидимся завтра, малышка Аврора!»

Чувство вины, горькое и острое, тонкое и смертоносное, как кинжал, сделанный из льда, пронзило меня в живот чуть ли не в миллионный раз. И как всегда, я задавалась вопросом, когда это знакомое ощущение охватывало меня: Что, если? Что, если бы я пошла с ней? Как и каждый раз, когда я думала об этом, я говорила себе, что это не имеет значения, потому что я никогда не узнаю.

Затем я снова пристально вглядывалась вдаль, проезжая через большую выбоину, проклиная тот факт, что ни на одной из этих дорог нет уличных фонарей.

Оглядываясь назад, я поняла, что должна была растянуть эту последнюю часть поездки ещё на один день, чтобы в конечном итоге не блуждать по горам в темноте.

Потому что тут были не только подъёмы и падения высоты. Здесь были олени, бурундуки, кролики и белки. Я видела броненосца и скунса. Все они в последний момент решили перебежать дорогу и напугать меня до смерти так, что я ударила по тормозам и слава богу, что сейчас не зима и машин на дороге немного. Всё, что я хотела сделать, это прибыть в мой временный дом.

Найти человека по имени Тобиас Роудс, который сдаёт свою квартиру в гараже по очень разумной цене. Я буду первым гостем. У квартиры не было ни одного отзыва, но она соответствовала всем остальным вещам, которые я хотела от аренды, поэтому я была готова пойти на это.

Кроме того, других вариантов не было, кроме как снять комнату в чьем-то доме или остановиться в отеле.

— Ваш пункт назначения приближается, продолжайте движение, придерживаясь левой стороны, — сообщило навигационное приложение.

Я повернула руль и ещё немного прищурилась, едва заметив начало подъездной дорожки. Были ли вокруг ещё дома, я не могла сказать из-за непроглядной темноты. Было непонятно что и где.

Чего я и хотела: мира и уединения.

Свернув на предполагаемую подъездную дорожку, я так предположила из-за светоотражающего столба, который отмечал ее начало, я сказала себе, что все будет хорошо.

Я найду работу… сделаю что-то… просмотрю дневник моей мамы и попытаюсь совершить некоторые походы, о которых она писала. По крайней мере, её любимые. Это была одна из главных причин, почему отправиться сюда казалось такой хорошей идеей.

Люди плакали из-за завершений, но иногда приходилось плакать и из-за новых начинаний. Я не забуду то, что оставила. Но я была взволнована — по крайней мере, настолько, насколько я могла быть взволнована этим началом и тем, чем оно могло закончится.

Решаем проблемы по мере их поступления, верно?

Впереди появился дом. Судя по количеству окон и включенному свету, он казался маленьким, но это не имело значения. В стороне, футах в двадцати, может быть, в пятидесяти — эта хрень с ночной ездой была дерьмом для моего астигматизма — стояло еще одно сооружение, очень похожее на отдельный гараж. Перед главным домом была припаркована единственная машина, старая «Бронко», которую я узнала, потому что мой двоюродный брат потратил годы, восстанавливая точно такую ​​же.

Я повернула к меньшему и менее освещенному зданию, заметив большую дверь гаража. Гравий хрустел под моими шинами, камни звенели и ударялись о шасси, и я снова напомнила себе, зачем я здесь и что всё будет хорошо. Потом я припарковалась сбоку от гаража. Я моргнула и протерла глаза, затем, наконец, вытащила свой телефон, чтобы перечитать инструкции по заселению, скриншот которых я сделала. Может быть, завтра я пойду и представлюсь домовладельцам. Или, может быть, я бы просто оставила их в покое, если бы они не тревожили меня.

Затем я вышла.

Это был остаток моей жизни.

И я буду стараться изо всех сил прожить ее так, как меня воспитывала моя мама, как она и ожидала от меня.

С фонариком от моего телефона у меня ушло около минуты, чтобы найти дверь — я припарковалась прямо рядом с ней — и мини сейф для ключей с кодовым замком, свисавший с ручки. Код, который прислал мне владелец, сработал с первой попытки, а в крошечной коробочке лежал единственный ключ. После того, как он подошёл, дверь со скрипом открылась, я заметила лестницу слева и другую дверь напротив меня. Я щелкнула выключателем и открыла дверь прямо перед той, через которую только что прошла, ожидая, что это вход в гараж, и не ошиблась.

Но что меня удивило, так это то, что внутри не было машины.

Вдоль стен были разные формы обивки, некоторые из них напоминали пенопласт, который я видела во всех звукозаписывающих студиях, где я когда-либо была, а другие части представляли собой синие напольные коврики, прибитые гвоздями. К стенам была прижата даже пара старых матрасов. В центре стояла большая черная колонка четыре на четыре с потрепанным старым усилителем, две табуретки и стойка с тремя гитарами. Также был синтезатор и базовая барабанная установка для начинающих.

Я сглотнула.

Затем я заметила два плаката, приклеенных скотчем к циновкам, и медленно выдохнула. Один был с молодым фолк-певцом, а другой — о большом туре двух рок-групп. Не кантри. Не поп.

Самое главное, не нужно заморачиваться. Я вышла так же, как вошла, и отмахнулась от этого тренировочного пространства, закрыв за собой дверь.

Лестница была с одним поворотом, и я поднялась, включив больше света, и вздохнула с облегчением. Это было именно то, что рекламировалось: однокомнатная квартира-студия. Справа у стены стояла полноразмерная кровать, в углу обогреватель, напоминающий дровяную печь, маленький стол с двумя стульями, холодильник, который выглядел как из 90-х, но кого это волновало, плита, которая тоже должна была быть из того же десятилетия, кухонная раковина, несколько дверей, которые выглядели так, будто могли быть шкафом, и закрытая дверь, которая, как я надеялась, была ванной, которая была указана в списке. Не было ни стиральной машины, ни сушилки, а я не удосужилась спросить. В городе была прачечная, поэтому я найду её. Я заставлю это работать.

Пространство покрывали исцарапанные деревянные полы, и я улыбнулась, глядя на маленький стеклянный кувшин с полевыми цветами, стоящий на столе.

Джонсы бы расплакались, что это не “Ritz” (прим. сеть отелей), но тут было прекрасно. Здесь было всё, что мне нужно, и это напомнило мне дом, в котором мы жили с мамой, с деревянными панелями на стенах и просто… теплом.

Это действительно было прекрасно.

Впервые я позволила себе почувствовать искреннее волнение по поводу своего решения. И теперь, когда я это сделала, мне стало хорошо. Надежда зажглась во мне, как римская свеча. Потребовалось всего три ходки, чтобы донести мои сумки, коробки и переносной холодильник.

Вы полагаете, что на сборы вашей жизни уйдут дни, даже недели. Если у вас было много вещей, это может занять даже месяцы.

Но у меня было не так много вещей. Я оставила Кадену почти все, когда его адвокат — человек, которому я присылала рождественские открытки в течение десятилетия — прислал мне уведомление, чтобы в течении тридцати дней я выехала из дома, который мы делили, на следующий день после того, как он прекратил наши отношения. Вместо этого я ушла через несколько часов. Всё, что я взяла с собой, это два чемодана и четыре коробки с вещами.

Хорошо. Хорошо, что это случилось, и я знала об этом. Мне было больно тогда, чертовски больно и потом. Однако сейчас нет.

Но… я до сих пор иногда хотела отправить этим предателям пирог из дерьма, как в «Прислуге». Я не была таким уж хорошим человеком.

Я только открыла холодильник, чтобы положить внутрь сэндвич с мясом, сыр, майонез, три банки клубничной газировки и одну кружку пива, когда услышала скрип внизу.

Дверь. Это была дверь.

Я замерла.

Затем я выхватила из сумочки перцовый баллончик и помедлила, потому что владельцы не могли просто войти, не так ли? Я имею в виду, это была их собственность, но я арендовала её у них. Я подписала соглашение и отправила копию своей лицензии, надеясь, что они не будут искать мое имя, но ладно, если они это сделали. В нескольких съёмных квартирах, в которых я останавливалась, владельцы приходили, чтобы узнать, не нужно ли мне что-нибудь, но они не заходили просто так. Только один из них провел обыск и задал много неудобных вопросов.

— Эй? — крикнула я, держа палец на кнопке перцового баллончика.

Единственным ответом, который я получила, был звук тяжелых шагов на лестнице.

— Эй? — я крикнула немного громче на этот раз, слушая шаги, продолжающиеся подниматься по лестнице, и сжимая перцовый баллончик в руке чуть крепче.

За то время, пока я задерживала дыхание — потому что это должно было помочь мне лучше слышать — я увидела волосы, а затем лицо за долю секунды до того, как человек, должно быть, сделал последние два или три шага в прыжке, прежде чем они появились здесь.

Не они. А он. Мужчина.

Владелец?

Боже, я на это надеялась.

На нем была рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы, заправленная в темные брюки, которые были синие или чёрные, или какого-то другого цвета, но я не могла сказать точно из-за освещения.

Я прищурилась и сплела руки за спиной, чтобы на всякий случай спрятать перцовый баллончик.

На его бедре был пистолет!

Я вскинула руки и завизжала:

— Черт возьми, берите что хотите, только не делайте мне больно!

Голова незнакомца дернулась, прежде чем хриплый грубый голос выдал:

— Что?

Я подняла руки еще выше, прижав плечи к ушам, и подбородком указала на свою сумочку на столе.

— Там моя сумочка. Возьмите её. Ключи в ней.

У меня была страховка. У меня были копии моего удостоверения личности в моем телефоне, который был в заднем кармане. Я могла бы заказать другую дебетовую карту, сообщить о краже моей кредитной карты. Мне было наплевать на наличные там. Ничто из этого не стоило моей жизни. Ничто. Из. Этого.

Однако голова мужчины снова дернулась.

— О чем, черт возьми, вы говорите? Я не пытаюсь вас ограбить. Что вы делаете в моем доме? — Мужчина выстреливал каждое слово, как будто это были ракеты.

Подождите секунду.

Я моргнула и всё ещё держала руки там, где они были. Что происходит?

— Вы Тобиас Роудс?

Я точно знала, что это имя человека, у которого я забронировала номер. Там была фотография, но я не удосужилась её увеличить.

— Почему вы здесь? — спросил незнакомец.

— Э-э, потому что я сняла эти гаражные апартаменты? Мой заезд был на сегодня.

— Заезд? — повторил мужчина низким голосом. Я была почти уверена, что он хмурится, но он был вне освещения, и тени скрывали его черты. — Это похоже на отель?

Ох, эти установки.

Как только я открыла рот, чтобы сказать ему, что нет, это не похоже на отель, но я всё же забронировала и заплатила вперед за проживание, внизу раздался громкий скрип за долю секунды до другого голоса — более легкий, молодой крикнул:

— Папа! Подожди!

Я сосредоточилась на мужчине, когда он обратил свое внимание на низ лестницы, его верхняя часть тела, казалось, расширилась в защитном или, может быть, оборонительном жесте.

Воспользовавшись его сменой внимания, я поняла, что он большой мужчина. Высокий и широкий. И на рубашке были нашивки. Нашивки правоохранительных органов?

Моё сердце начало громко биться в ушах, когда мой взгляд снова сфокусировался на пистолете в кобуре у него на бедре, и мой голос звучал странно громко, когда я заикалась:

— Я… я могу показать вам подтверждение моего бронирования…

Что происходит? Меня обманули?

Мои слова привлекли его внимание обратно ко мне как раз в тот момент, когда появилась еще одна фигура, совершив дикий прыжок на этаж. Она была намного ниже и тоньше, но это было всё, что я могла сказать. Сын мужчины? Дочь?

Здоровяк даже не взглянул на вновь прибывшего, когда говорил, гнев определенно просачивался из его произношения, из всего его языка тела:

— Взлом и проникновение — это уголовное преступление.

— Взлом и проникновение? — захрипела я, сбитая с толку, мое бедное сердце все еще бешено билось.

Что происходит? Что, черт возьми, происходит?

— Я использовала код, который кто-то дал мне для получения ключа.

Как он этого не знал? Кто это был? Меня действительно обманули?

Краем глаза, поскольку я была так сосредоточена на более крупном мужчине, я заметила, что меньшая фигура, на которую я едва обратила внимание, что-то пробормотала себе под нос, прежде чем тихо зашипеть:

— Папа.

И это заставило мужчину повернуть голову к фигуре, которая была его сыном или дочерью.

— Амос, — проворчал мужчина, что очень походило на предупреждение. Ярость в нём — активная и выжидательная.

У меня было ужасное предчувствие.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказала фигура почти шепотом с шипением, прежде чем повернуться ко мне. Маленький человек застыл на секунду, а затем моргнул, прежде чем, казалось, очнулся и сказал так тихо, что мне пришлось напрячься, чтобы расслышать: — Привет, мисс Де Ла Торре, ммм, извините за путаницу. Одну секунду, ух, пожалуйста.

Кто, черт возьми, это сейчас был?

Как они узнали мое имя? И это была путаница?

Это было хорошо… не так ли?

Мой оптимизм продлился всего около секунды, потому что в тусклом свете квартиры-студии мужчина начал медленно качать головой. Затем его слова заставили мой желудок сжаться еще сильнее, когда он убийственно пробормотал:

— Клянусь, Амос, лучше бы это было не так, как я думаю.

Это не звучало многообещающе.

— Ты выставил квартиру на аренду после того, как я буквально сказал тебе «нет» пятьдесят раз, когда ты упоминал об этом? — спросил мужчина этим сумасшедше тихим голосом, который ничуть не повысился, но это не имело значения, почему-то это звучало даже хуже, чем если бы он кричал. Даже мне хотелось вздрогнуть, а он разговаривал не со мной.

Хотя, что, черт возьми, он только что сказал?

— Папа. — Молодой человек прошел под потолочным вентилятором, свет попал на него, подтвердив, что он был мальчиком-подростком где-то между двенадцатью и шестнадцатью, судя по его голосу. В отличие от широкоплечего мужчины, который, по-видимому, был его отцом, его лицо было худощавым и угловатым, а длинные худые руки были скрыты в основном футболкой на два размера больше.

У меня плохое, плохое предчувствие.

Напоминание о том, что в радиусе двухсот миль больше негде было остановиться, возникло в самом центре моего мозга.

Я не хотела оставаться в отеле. Я покончила с ними на всю оставшуюся жизнь. Мысль о том, чтобы остаться в одном из них, вызывала у меня тошноту.

А снять комнату в чьём-то доме после последнего раза было трудно.

— Я уже заплатила. Оплата прошла, — чуть ли не закричала я, внезапно запаниковав. Это было то, где я хотела быть. Я была здесь и устала от вождения, и вдруг желание где-нибудь осесть настойчиво наполнило чуть ли не каждую клеточку моего тела.

Я хотела начать сначала. Я хотела построить что-то новое. И я хотела сделать это здесь, в Пагосе.

Мужчина посмотрел на меня. Я была почти уверена, что его голова откинулась назад, прежде чем он снова сосредоточился на подростке, снова взмахнув рукой. Это чувство гнева взорвалось по комнате, как граната.

Видимо, я была невидима и мой платеж ничего не значил.

— Это что, шутка, Ам? Я сказал тебе «нет». Не раз и не два, а каждый раз, когда ты поднимал эту тему, — мужчина сплюнул, прямо в ярости. — В нашем доме не будет жить какой-то незнакомец. Ты что, разыгрываешь меня, парень? — Он по-прежнему говорил своим глубоким голосом, но каждое слово казалось каким-то тихим лаем, грубым и серьезным.

— Технически, это не дом, — прошептал парень, Амос, прежде чем бросить взгляд на меня через плечо. Его рука тряслась, пока он махал.

Мне.

Я не знала, что делать, поэтому помахала в ответ. Сбита с толку, так сбита с толку, а теперь и взволнована.

Это не помогло взбесившемуся мужчине. Похоже вообще.

— Гараж по-прежнему является частью дома! Не играй со мной в эту техническую игру, — прорычал он, пренебрежительно взмахнув ладонью.

Теперь, когда я взглянула на нее, эта ладонь была прикреплена к большой руке. Я была почти уверена, что видела, как вздулись вены на его предплечье. О чем же говорят эти нашивки? Я попыталась прищуриться.

— Нет значит нет, — продолжал незнакомец, когда мальчик открыл рот, чтобы возразить ему. — Я не могу поверить, что ты сделал это. Как ты мог действовать за моей спиной? Ты разместил это в Интернете? — Он тряс головой, как будто был ошеломлен. — Ты собирался позволить каким-то отморозкам остаться здесь, пока меня не будет?

Отморозкам?

Мне?

На самом деле я знала, что это не моё дело.

Но.

Я всё ещё не могла держать рот на замке, когда добавила:

— Ммм, для протокола, я не отмороженная. И я могу показать вам свою бронь. Я заплатила за весь месяц вперед…

Дерьмо.

Мальчик вздрогнул, и это заставило мужчину сделать шаг вперед к освещению, дав мне шанс впервые хорошо взглянуть на его лицо. На всего его.

И какое лицо это было.

Даже когда я была с Каденом, я бы дважды взглянула на этого мужчину. Что? Я не мертва. И у него было такое лицо. Я многое видела, я знаю.

Я не могла представить себе ни одного визажиста, который не назвал бы его черты точеными, ни в коем случае не смазливыми, мужественными, резкими, подчеркнутыми его угрюмым ртом и густыми бровями на замечательных мощных надбровных дугах. И у него была эта впечатляющая, сильная челюсть. Я была почти уверена, что у него также была небольшая ямочка на подбородке. Ему должно быть чуть за сорок.

«Грубый красавчик» — лучший способ описать его. Может быть, даже «до смешного красавчик», если бы он не выглядел готовым убить кого-то, каким он был прямо сейчас.

Совсем не похож на моего бывшего соседского парня, с внешностью на миллион долларов, который заставил тысячи женщин падать в обморок.

И разрушил наши отношения.

Может быть, в конце концов я бы отправила этот дерьмовый пирог. Я бы подумала об этом ещё немного.

По сути, этот мужчина, споривший с подростком, с пистолетом на поясе и одетый, как мне показалось, в форму полицейского, был невероятно красив.

И… он был серебряной лисой (прим. Серебряная лиса — привлекательный человек с седыми или прядями седых волос, особенно мужчина), убедилась я, когда свет идеально упал на его волосы, чтобы показать то, что могло быть коричневым или черным, смешанным с гораздо более светлым цветом.

И ему было наплевать на то, что я говорю, когда он произносил слова самым ровным голосом, который я когда-либо слышала. Возможно, я была бы впечатлена, если бы не так взволнована, что меня вот-вот поимеют.

— Папа… — снова начал мальчик. У парня были темные волосы и гладкое, почти детское лицо, кожа у него была очень светло-смуглой. Его руки были длинными и торчали из под чёрной футболки с какой-то группой, он скользнул между своим отцом и мной, как буфер.

— Целый месяц?

Да, он слышал эту часть.

Парень даже не вздрогнул, когда очень тихо ответил:

— Ты не даёшь мне устроиться на работу. Как ещё я должен зарабатывать деньги?

Эта вена на лице мужчины снова вздулась, краска пошла по его скулам и ушам.

— Я знаю, для чего тебе нужны деньги, Ам, но ты знаешь, что я ответил на это. Твоя мама, Билли и я согласились. Тебе не нужна гитара за три тысячи долларов, когда твоя отлично работает.

— Я знаю, что она отлично работает, но я всё ещё хочу…

— Но тебе это не нужно. Это не…

— Папа, пожалуйста, — взмолился Амос. Затем он указал на меня большим пальцем через свое плечо. — Посмотри на неё. Она не отмороженная. Её зовут Аврора. Де Ла Торре. Я нашел её в Инстаграме. Она публикует только фотографии еды и животных. — Подросток взглянул на меня через плечо, моргнул один раз, прежде чем его передернуло, выражение его лица стало почти безумным, как будто он тоже знал, что этот разговор идет не очень хорошо. — Все знают, что социопаты не любят животных, ты так тоже сказал, помнишь? И посмотри на неё. — Его голова склонилась в мою сторону.

Я проигнорировала его последний комментарий и сосредоточилась на важной части того, что он упомянул. Кое-кто провел исследование… но что ещё он знал?

Но он не ошибся. Помимо этого и некоторых селфи или снимков с друзьями — и людьми, которых я раньше считала своими друзьями, но таковыми не были — я действительно публиковала только фотографии еды и животных, которых встречала. Эта реальность, сумки и коробки, лежащие рядом на полу, были просто еще одним напоминанием о том, что я хочу быть здесь, что у меня есть дела, которые мне нужно сделать в этом районе.

И этот ребенок либо слишком много знал, либо действительно влюбился в фасад, который я представила миру. Мне пришлось лгать и пускать пыль в глаза, чтобы быть рядом с тем, кого я любила. Напоминание о том, что я не удалила фотографии из моей Инстаграм жизни, которая у меня была раньше. Со своей стороны я была осторожна, чтобы никогда не делать романтических снимков.

Раз уж я об этом подумала, может быть, я должна сделать свою страницу приватной, чтобы Антихрист не шпионил. За последний год я опубликовала всего несколько постов и не отметила ни одного места, где была. От старых привычек было трудно избавиться.

На секунду взгляд мужчины метнулся ко мне, прежде чем снова вернуться к мальчику.

— Похоже, что меня это волнует? Она может быть Матерью Терезой, и я всё равно не хочу никого здесь видеть. Небезопасно, чтобы какой-то незнакомец околачивался около нашего дома.

Технически, я бы не стала «околачиваться». Я бы осталась здесь, в этой гаражной квартире, и никогда не беспокоила кого-либо.

Видя, как моя возможность исчезает с каждым словом, исходящим из уст этого мужчины, я знала, что должна действовать быстро. К счастью для меня, мне нравилось исправлять ситуации, и у меня это хорошо получалось.

— Черт возьми, я не псих. Я получила только один штраф за всю свою жизнь, и это было из-за того, что я превысила скорость на десять миль, но в свою защиту скажу, что я очень сильно хотела пописать. Вы можете позвонить моей тете и дяде, если вам нужна характеристика, и они скажут вам, что я довольно хороший человек. Если хотите, вы можете написать сообщение моим племянникам, потому что они не ответят, даже если вы взорвете звонками их телефоны.

Мальчик снова оглянулся через плечо, его глаза были широко раскрыты и всё ещё полны отчаяния, а мужчина… ну, он совсем не улыбался. Он смотрел на меня через плечо своего сына. Опять. На самом деле выражение его лица стало бесстрастным, но прежде чем он успел сказать хоть слово, парень вскочил на мою защиту.

Его голос был по-прежнему тихим, но страстным. Должно быть, он действительно хотел эту гитару за три тысячи долларов.

— Я знаю, что то, что я сделал, было сомнительным, но ты собирался отсутствовать целый месяц, а она девушка… — Бывают женщины-серийные убийцы, но сейчас неподходящее время, чтобы поднимать эту тему. — …так что я подумал, что тебе не о чем волноваться. Я купил систему сигнализации, которую все равно собирался установить на окна, и никто не сможет проникнуть через замки на двери.

Мужчина покачал головой, и я была почти уверена, что его глаза были шире, чем обычно.

— Нет, Амос. Нет. Твоё изворотливое дерьмо меня не покоряет. Во всяком случае, меня ещё больше бесит то, что ты лжешь мне. О чем, черт возьми, ты думал? Что ты собирался сказать своему дяде Джонни, когда он зайдёт проведать тебя, пока меня не будет? Хм? Не могу поверить, что ты действовал за моей спиной после того, как я столько раз говорил тебе «нет». Я пытаюсь защитить тебя, парень. Что непонятного?

Затем его напряженное лицо опустилось вниз, когда он покачал головой, плечи поникли так низко, что я почувствовала себя такой назойливой из-за того, что была свидетелем этого, из-за того, что я была здесь, наблюдая разочарование, которое было так очевидно в каждом изгибе тела этого отца, когда он стоял там, обдумывая этот акт предательства. Он, казалось, выдохнул, прежде чем оглянуться, сосредоточившись на мне в этот раз, и я была почти уверена, что действительно пострадала от действий подростка.

— Он вернёт вам деньги, как только мы вернемся в дом, но вы не останетесь. Для начала, вы вообще не должны были иметь возможность «забронировать», — хрипло сказал он.

Я перестала дышать. По крайней мере, внутри. Потому что не верила, что это правда.

Нет.

Я даже не поняла, когда опустила руки из того положения, в котором они были в воздухе, но мои ладони лежали на животе, перцовый баллончик в пальцах, а остальная часть моего тела была поглощена смесью беспокойства, паники и разочарования одновременно.

Мне было тридцать три года, и, подобно дереву, я потеряла все свои листья, множество тех, что делали меня собой; но точно так же, как дерево, мои ветви и мои корни были всё ещё на месте. И я переродилась с совершенно новым набором листьев, ярких, зеленых и полных жизни. Так что я должна попробовать. Мне придётся. Здесь больше не было такой аренды.

— Пожалуйста, — сказала я, даже не поморщившись от того, как хрипло прозвучало это единственное слово из моих уст. Сейчас или никогда. — Я понимаю, почему вы расстроены, и у вас есть на это полное право. Я не виню вас за то, что вы хотите позаботиться о своем сыне и не рисковать его безопасностью, но…

Мой голос сорвался, и я ненавидела это, но я знала, что должна продолжать, потому что у меня было чувство, что есть только один шанс, прежде чем он вышвырнет меня.

— Просто… пожалуйста. Я обещаю, что не буду шуметь и беспокоить кого-либо. Однажды я взяла марихуану, когда мне было двадцать, и так накурилась, что у меня случился приступ паники, и мне чуть не пришлось вызывать скорую помощь. Однажды я приняла викодин после того, как мне удалили зуб мудрости, и меня от него вырвало, поэтому я не стала принимать его больше. Единственный алкоголь, который я люблю, это очень сладкий «москато» и пиво время от времени. Я даже не буду видеться с вашим сыном, если вы не хотите этого, но пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне остаться. Я удвою цену, которая была установлена в объявлении. Я пришлю прямо сейчас, если хотите. — Я вздохнула и посмотрела на мужчину, как я надеялась, с самым умоляющим выражением лица. — Очень прошу.

Выражение лица мужчины было жестким и оставалось таким же, его квадратная челюсть была плотно сжата. У меня не было хорошего предчувствия. У меня вообще не было хорошего предчувствия.

Его следующие слова заставили мой желудок сжаться. Он смотрел прямо на меня, эти густые брови нахмурились на его нелепо красивом лице. Я подумала, что у него была структура кости, которую можно было найти только на старых греческих статуях. Царственный и решительный, ни в одной части его черт не было ничего слабого. Его рот — его полные губы, за которыми женщины ходили к дорогим врачам, чтобы попытаться воспроизвести их, превратились в ровную линию.

— Извините, если вы не оправдали свои надежды, но этого не произойдёт.

Эти суровые глаза переместились на подростка, когда он прорычал таким тихим голосом, что я почти не могла его расслышать, но у меня был отличный слух, и он этого не знал:

— Дело не в деньгах.

Паника поднималась внутри моей груди, неуклонно, и я видела, как эта возможность исчезает у меня на глазах.

— Пожалуйста, — повторила я. — Вы не узнаете, что я здесь. Я тихая. У меня не будет гостей. — Я колебалась. — Я утрою выплату.

— Нет. — Незнакомец даже не колебался.

— Папа, — вмешался мальчик, прежде чем старший мужчина покачал головой.

— У тебя нет права голоса в этом. Ты вообще ни о чем не будешь говорить в ближайшее время, понятно?

Малыш тяжело вздохнул, и мое сердце забилось быстрее.

— Ты действовал за моей спиной, Амос. Если бы в последнюю минуту они не нашли другого инспектора, я бы сейчас был в Денвере, ни хрена не подозревая, что ты это сделал! — объяснил мужчина этим убийственным, ни громким, ни тихим голосом, и, честно говоря… Я не могла его винить.

У меня не было детей — я хотела их, но Каден постоянно откладывал это, — но я могла только представить, как бы я себя чувствовала, если бы мой ребенок действовал за моей спиной… даже если бы я понимала его мотивы. Он хотел дорогую гитару, и я предположила, что он слишком юн, чтобы работать, или его родители не разрешают ему.

Ребёнок издал слабый, недовольный звук разочарования, и я поняла, что мое время вот-вот закончится.

Потирая пальцы, потому что они внезапно стали липкими, я попыталась подавить панику, потому что она была сильнее моих сил.

— Я сожалею обо всем этом. Мне жаль, что это было сделано без вашего согласия. Если бы какой-то незнакомец въехал в… ну, у меня нет квартиры в гараже, но если бы она была, я бы не была в восторге. Я очень дорожу своим уединением. Но мне больше некуда идти. Поблизости нет другого дома для краткосрочной аренды. Это не ваша проблема, я понимаю. Но, пожалуйста, позвольте мне остаться.

Я глубоко вдохнула и встретилась с его глазами; с такого расстояния я не могла сказать, какого они цвета.

— Я не наркоманка. У меня нет проблем с алкоголем или каких-то странных фетишей. Уверяю. У меня была одна и та же работа в течение десяти лет: я была помощницей. Я… развелась и начинаю всё сначала.

Негодование, горькое и бессильное, поднялось по моей шее и плечам, как это было каждый день с тех пор, как все развалилось. И, как и в любой другой раз, я не отмахнулась от него. Я прижала его к своему телу, очень близко к груди, и нянчила его. Я не хотела об этом забывать. Я хотела извлечь из этого урок и сохранить урок для себя, даже если это было неудобно.

Потому что нужно было помнить дерьмовые стороны жизни, чтобы ценить хорошие.

— Пожалуйста, мистер Роудс, если вас так зовут, — сказала я самым спокойным голосом, на который была способна. — Вы можете сделать копию моего удостоверения личности, хотя я уже отправила его. Я могу дать вам характеристики. Я даже не убиваю пауков. Я бы защитила вашего сына, если бы он нуждался в этом. У меня есть племянники-подростки, которые любят меня. Они также скажут вам, что я не отмороженная. — Я сделала шаг вперёд, потом ещё один, не сводя глаз. — Я собиралась рассмотреть, смогу ли я продлить аренду на более длительный срок, но я перееду через месяц, если вы найдете место в своем сердце, чтобы дать мне шанс на данный момент. Может быть, в городе появится другое место, где я смогу арендовать жилье, но краткосрочного ничего нет, и я не готова что-то подписывать надолго. — Я могла бы что-нибудь купить, но ему не нужно было об этом знать, это просто создало бы слишком много вопросов. — Я буду платить вам в три раза больше дневной нормы и вообще не буду беспокоить вас. Я также поставлю вам пятизвездочный отзыв.

Возможно, мне не стоило добавлять эту часть. Не похоже, чтобы он вообще хотел, чтобы это место сдавали в аренду.

Глаза мужчины немного сузились, я была уверена, потому что его брови почти не двигались, но мне показалось, что я заметила разницу. Между его густыми темными бровями появились морщины, и это ужасное предчувствие усилилось.

Он собирался сказать нет. Я знала это. Меня собирались поиметь и отправить жить в отель. Опять.

Но мальчик присоединился к нему и сказал чуть громче, искренне взволнованный перспективой:

— Трижды дороже! Ты знаешь, сколько это будет стоить?

Мужчина, может быть, Тобиас Роудс, а может и нет, уставился на своего сына, пока тот стоял там, напряженный и всё ещё злой. Он действительно был в ярости.

И я приготовилась к худшему. К нет. Это не будет концом света, но… всё же хреново. Очень.

Однако вместо этого следующие слова из его уст были адресованы подростку:

— Я не могу поверить, что ты солгал мне.

Все тело мальчика, казалось, смягчилось и поникло, а его голос стал тише, чем когда-либо.

— Мне жаль. Я знаю, что это большие деньги. — Он сделал паузу и сумел сказать еще тише. — Мне жаль.

Мужчина провел рукой по волосам и, казалось, немного успокоился.

— Я сказал «нет». Я сказал тебе, что мы разобрались.

Парень ничего не сказал, но через секунду кивнул, выглядя так, будто почувствовал себя примерно на дюйм выше.

— И это ещё не конец. Мы поговорим об этом позже.

Я не пропустила, как мальчик вздрогнул, но я была слишком занята, наблюдая, как мужчина поворачивается и пристально смотрит на меня. Он поднял руку и почесал макушку длинными пальцами. Мужчина, который я была почти уверена, мог быть охотинспектором, судя по нашивкам, на которых я сосредоточилась, когда они идеально попали под свет, наблюдал за мной.

Я думала помахать, но не стала. Вместо этого я просто сказала:

— Прошу, могу я остаться за утроенную цену?

Я бы солгала, если бы сказала, что не специально вывернула обе руки, чтобы он мог видеть, что на них нет следов. Я не хотела, чтобы он думал, что я что-то скрываю. Ну, единственное, что я скрывала, были кое-какие детали, но они действительно не касались ни его, ни кого-либо еще. Они не причинят вреда ни ему, ни его сыну, ни кому-либо другому, кроме меня. Так что я вздернула подбородок и пыталась продемонстрировать свое отчаяние. Это было единственное, что, возможно, работало в мою пользу.

Я не слишком гордилась этим.

— Вы здесь в отпуске? — медленно спросил мужчина, по-прежнему рыча, но взвешивая каждое слово, вылетевшее из его рта.

— Не совсем. Я подумываю о том, чтобы жить здесь постоянно. Я просто хочу в этом убедиться, но есть и другие вещи, которые я хочу сделать, пока я здесь.

Их много, но решаем проблемы по мере их поступления.

— Что?

Я пожала плечами и сказала ему правду.

— Походы.

Густая бровь приподнялась, но его разъяренное лицо никуда не делось. Я ходила по тонком льду.

— Походы? — спросил он так, будто я сказала «оргии».

— Да. Я могу дать вам список тех, что я хочу сделать. — Я запомнила названия троп по маминому дневнику, но могла бы написать их, если бы он захотел. — У меня пока нет работы, но я собираюсь найти ее, и у меня есть деньги. Это было мое… расторжение брака. — С тем же успехом я могла бы сообщить ему подробности, чтобы ему не пришлось спрашивать или думать, что я лгу о возможности заплатить.

Мужчина просто холодно смотрел на меня. Пальцы его свободной руки согнулись и разжались. Даже ноздри его сильного носа раздувались. Он так долго ничего не говорил, что даже его сын снова взглянул на меня через его плечо с широко раскрытыми глазами.

Мальчик просто хотел моих денег, и это было нормально. Я на самом деле думала, что это было довольно забавно и умно с его стороны. Я вспомнила, каково это быть ребенком без работы и чего-то хотеть.

Наконец мужчина вздернул подбородок чуть выше, и его ноздри снова раздулись.

— Вы заплатите втрое? — спросил он голосом, который сказал мне, что он всё ещё не совсем уверен в этом.

— Чек, карта, PayPal или денежный перевод прямо сейчас.

Я сглотнула и, прежде чем смогла остановиться, добавила с улыбкой, которую использовала много раз, пытаясь разрешить трудные ситуации:

— Вы предлагаете скидки при оплате наличными, потому что я могу дать вам их, если это так.

Я остановилась прямо перед тем, как подмигнуть. Этот человек, вероятно, всё-таки был женат, и он всё ещё был зол. Правильнее было быть добросовестной.

— Денежный перевод быстрее, — своим тихим шепотом вызвался подросток.

Я не могла сдержаться: я фыркнула и прикрыла рот рукой, когда снова фыркнула.

Мужчина взглянул на своего сына с выражением лица, подтверждающим, что он все еще расстроен из-за него и не считает его предложение забавным, но, чтобы отдать ему должное, он снова сосредоточился на мне и, возможно, даже закатил глаза, как будто не мог поверить в то, что он собирался сказать.

— Наличными. Завтра или вы выезжаете.

Он…?

— Я не хочу вас видеть. Я не хочу помнить, что вы здесь, несмотря на то, что буду видеть вашу машину, — заявил он, все еще звуча и выглядя сердитым, но…

Но согласным! Он соглашался! Скорее всего!

— У вас есть месяц, но после этого вас здесь не будет, — заявил он, все время удерживая мой взгляд, пытаясь донести свою точку зрения, что его не уговорят остаться подольше, что я должна быть благодарна, что он согласился на это.

Я кивнула. Я бы взяла месяц, если бы это все, что у меня было, и не плакала и дулась по этому поводу. Если бы дело дошло до этого, мне понадобилось бы больше времени, чтобы найти жилищные условия. Более постоянные, в зависимости от того, как пойдут дела.

Я не становилась моложе, и иногда нужно было просто выбирать жизненный путь и идти по нему. Это то, чего я хотела. Идти и идти.

Так что… я могу начать беспокоиться об этом завтра.

Я кивнула, а затем подождала, не скажет ли он что-нибудь еще, но все, что он сделал, это повернулся к подростку и указал ему на лестницу. Они молча начали спускаться вниз, оставив меня в квартире-студии.

И, может быть, мне не стоило привлекать к себе больше внимания, но я ничего не могла с собой поделать. Когда единственное, что было видно от этого мужчины, был его поседевший затылок, я крикнула:

— Спасибо! Вы даже не узнаете, что я здесь!

Ииии он остановился.

Я знала, потому что все еще могла видеть только верхнюю часть его головы. Он не обернулся, но он был там, и я почти ожидала, что он не скажет ни слова, прежде чем он громко выдохнул — может быть, это было ворчание на самом деле — казалось, покачал головой, а затем выкрикнул то, что, как я знала, было раздраженным голосом, потому что это было чем-то вроде того, в чём моя свекровь была мастером.

— Лучше бы это было так.

Грубо. Но, по крайней мере, он не передумал! Это на секунду напрягло.

Наконец позволив себе выдохнуть, части моего тела, о напряжении которых я не знала, — расслабились.

У меня был месяц. Может быть, я бы осталась дольше, а может быть, и нет. Но я собиралась выжать из этого все чертовски лучшее до последней капли.

Мама, я вернулась.

На следующий день я проверила свой телефон примерно в двадцатый раз, а затем сделала то же самое, что и остальные девятнадцать раз, после этого.

Я положила его обратно.

Не было ничего нового — не то чтобы я больше не получала кучу сообщений или электронных писем, но тем не менее… Для начала, проверять было нечего.

Как я узнала прошлой ночью, единственное место, где можно словить сотовую связь, было прямо у окна рядом со столом и стульями. Я поняла это, когда блуждала по дому и оборвался звонок, в середине которого находилась. Это была адаптация, но ничего страшного. В нескольких небольших городках, в которых я останавливалась, было то же самое.

Мой телефон ловил один роутер, с двумя полосочками, но он был запаролен. Могу поспорить, что это был дом семьи, и я решила, что у меня нет никаких шансов получить этот пароль. Но все было в порядке. Часть меня, я думаю, надеялась, что это была случайность, и, возможно, вышка сотовой связи была отключена, но, похоже, дело было не в этом.

Не было ничего, что мне действительно нужно было проверить. В любом случае, я хотела меньше смотреть в свой телефон. Живи своей жизнью, а не смотри, как другие люди живут своей онлайн.

Единственное сообщение, которое пришло сегодня утром, было от моей тети. Вчера вечером мы проговорили целый час. Ее сообщение заставило меня улыбнуться.

Тетя Каролина: Пойди и купи спрей от медведей сегодня утром, ПОЖАЛУЙСТА.

На случай, если я забыла, что она настаивала пять раз на том же во время нашего телефонного разговора. Она говорила о медведях не менее десяти минут, видимо, полагая, что они просто так убивают людей. Но я попыталась принять это, так как она не прекращала переживать за меня весь последний год. Она видела меня, когда я вернулась к ним, с разбитым сердцем и такая потерянная, что ни один компас в мире не мог сориентировать меня.

Казалось, это была история моей жизни: я поехала к тете и дяде, когда мой мир рухнул. Но каким бы катастрофическим ни было расставание с кем-то, с кем, как я думала, я проживу всю оставшуюся жизнь, я знала всем своим сердцем, что ничто не сравнится с потерей мамы. Это помогло мне взглянуть на вещи в перспективе и напомнило мне о том, что было важно.

Мне так повезло, что у меня были тетя и дядя. Они приняли меня и относились как к своей. Лучше, честно говоря. Они защищали и любили меня.

И, как будто прочитав мои мысли, пока мы разговаривали, она заворчала:

— Лео…, — один из моих двоюродных братьев, — …приходил вчера и помог мне поставить этому вору одну звездочку за его новый альбом. Мы создали ещё твоему дяде аккаунт и сделали то же самое. Их там уже было много. Хе-хе.

Я так любила их обоих.

— Неделю назад я разговаривала с Юки, и она сказала, что это заслуживает того, чтобы кто-то поставил большой дерьмовый смайлик вместо звездочек, — сказала я ей.

На заднем плане мой дядя, который не был большим болтуном, но был хорошим слушателем, крикнул:

— Бьюсь об заклад, теперь он и его мама сходят с ума, когда их золотая жила пропала.

Я ухмыльнулась.

Потому что я знала, что все, что произошло, было к лучшему, но это не означало, что я была хорошим человеком, который хотел лучшего для своего бывшего.

Он собирался заплатить за то, что он и его мать сделали. В конце концов. Я знала это. Он знал это. Это был просто вопрос времени, прежде чем это сделают все остальные. Каден мог бы найти кого-нибудь другого, кто бы написал для него музыку… но для этого ему придется потратиться, когда раньше я делала это из любви. Бесплатно.

Ну, не совсем так, но могло быть.

Но тот, кто поможет ему, не позволит ему присвоить себе все заслуги за свою тяжелую работу. Не так, как я.

Моя тетя вздохнула и, казалось, поколебалась, прежде чем сказать:

— Ора, я слышала от Бетти… Ты помнишь Бетти? Леди, которая делает мне прическу?.. Ну, она сказала, что недавно видела его фотографию с этой Тэмми Линн на одном мероприятии.

Что-то щелкнуло у меня в горле при мысли о мужчине, с которым я была в отношениях почти половину своей жизни, с кем-то другим.

Теперь он мог фотографироваться с кем-угодно. Хм. Это было удобно.

Я не чувствовала ревности. Но… что-то это было.

Слабый привкус горечи остался со мной до конца нашего разговора, пока моя тётя возвращалась к разговору о спрее от медведей, метелях и вновь возвращение к людоедству, потому что люди в горах не были готовы к метели.

Я подумала, что смогу объяснить ей позже, насколько «мягкой» была зима в Пагоса-Спрингс по сравнению с большинством других мест, чтобы она не беспокоилась так сильно.

Тем временем я провела утро, решая, что мне нужно сделать и в каком порядке все будет наиболее эффективно. Мне нужно было снять наличные за аренду, и хотя сейчас с моими финансами все было в порядке благодаря моим кровным деньгам, мне больше нечего было делать. Мне также нужно было проведать подругу.

Кроме того, мне нужно было больше продуктов, потому что за завтраком я съела последние кусочки индейки и сыра, и мне нечего было есть ни на обед, ни на ужин. И так как я собиралась остаться здесь на какое-то время, мне нужно было сделать это место домом, я могла бы начать с вещей, которые нужно было сделать в первую очередь.

Могла бы приступить к этому прямо сейчас.

Спустившись по лестнице и выйдя наружу, мне пришлось остановиться возле дверцы моей машины. Я приехала так поздно, что пропустила вид на окрестности, поэтому я не была готова к пейзажу передо мной. Фотографии квартиры в гараже были сосредоточены в основном на внутренней части.

Раньше, когда мы жили здесь, мы были ближе к городу, посреди огромных сосен, которые составляли большую часть национального леса в городе и его окрестностях. Но я могла вспомнить, что на окраинах это было больше похоже на пустыню. И здесь был именно тот вид пейзажа. Яркая зелень и густые леса преобладали здесь, в Пагосе, но скалистая красота, которая находилась так близко к Нью-Мексико и походила на пустынную область, была исключением. На холмах вокруг дома были рассеяны кедры и кусты.

Это было по-своему невероятно.

Я долго стояла там, потом, наконец, огляделась. Внедорожник всё ещё стоял здесь.

Но так же быстро, как я взглянула в том направлении, я отвернулась. Последнее, что мне было нужно, это рисковать тем, что, может быть, мистер Роудс увидит, как я смотрю на его дом, и подумает, что я делаю что-то, что ему не понравится. Меня не нужно, чтобы меня выгнали. Я бы ходила к своей машине с закрытыми глазами в течение следующего месяца, если бы мне пришлось.

Я была здесь по определённым причинам, и у меня не было много времени, чтобы тратить его впустую, так как я не была уверена в том, как долго я здесь останусь.

Я бы не осталась, если бы не нашла себе причину.

И именно это заставило меня скользнуть в машину и выехать, не совсем уверенная, что я знаю, что делаю, но знала, что должна что-то сделать.

Я подождала, пока не доберусь до окружной дороги, прежде чем посмотреть, как добраться до банка. Я знала, что в городе есть филиал; я проверила, на всякий случай, прежде чем приехать. В пяти часах езды от Денвера и в четырёх от Альбукерке, он был практически в глуши, в окружении маленьких городков, о которых когда-либо слышало еще меньшее количество людей. Тут было два продуктовых магазина, несколько местных и один крупный банк, крошечный кинотеатр, довольно много ресторанов и пивоварен для города такого размера.

Учитывая, сколько было забронированных мест для аренды, я должна была ожидать, насколько оживленным будет город. Не то чтобы я не знала, что Пагоса-Спрингс сильно зависит от туризма. В детстве моя мама жаловалась на большой поток туристов в разгар лета, расстраивалась в продуктовом магазине, когда нам приходилось парковаться в задней части стоянки.

Но остальные мои воспоминания о Пагосе были туманными. Многое из этого выглядело по-другому; зданий было намного больше, чем я помню, но было в этом что-то такое, что все еще было… знакомым. Новый Walmart был исключением.

В конце концов, со временем все изменилось.

Надежда снова вспыхнула в моей груди, пока я двигалась по шоссе. Может быть, это было не совсем похоже на то, что я помнила, но здесь было достаточно того, что казалось… правильным. Или, может быть, мне это просто показалось.

Более того, это место было новым началом. Это то, чего я хотела. Конечно, здесь произошло одно из моих худших воспоминаний, но остальные — лучшие из них — затмили его.

Жизнь в Пагосе началась, и время тикало.

Банк. Продукты. Может быть, я могла бы прогуляться и ознакомиться с несколькими магазинами, посмотреть, есть ли где-нибудь вакансии, или найти газету, чтобы поискать там объявления. У меня не было нормальной работы более десяти лет, и, следовательно, у меня больше не было рекомендаций, которые я хотела бы предоставить. Может быть, я могла бы зайти и посмотреть, работает ли Клара.

И если бы у меня было время, я могла бы войти в систему и также поставить Кадену одну звездочку.

...❃.•.•.

Маленькая белая вывеска перед магазином гласила «ПРИЁМ НА РАБОТУ» ярко-оранжевыми буквами.

Запрокинув голову, я прочитала название компании. АКТИВНЫЙ ОТДЫХ. Заглянув в окно, я увидела, что внутри было много людей. В помещении стояли вешалки с одеждой, а длинный Г-образный прилавок находился у двух противоположных стен. Внутри за прилавком металась из стороны в сторону женщина, которая выглядела раздраженной, помогая как можно большему количеству людей, которые указывали на плакаты на стенах. Максимум, что я смогла прочитать, было что-то об аренде.

У меня действительно не было никаких ожиданий относительно того, какую работу я могу получить, но, проведя последние два часа, ныряя из одно магазина в другой, я была рада, что мое сердце ни к чему не прикипело. Единственными местами с вывесками был магазин для рыбалки нахлыстом — я не рыбачила много лет, поэтому даже не стала спрашивать — музыкальный магазин, в котором играла песня, которую я слишком хорошо знала, так что я развернулась и мгновенно вышла оттуда. Ещё был обувной магазин. Оба сотрудника, которые работали в то время, спорили так громко, что я слышала каждое слово, поэтому я не стала даже думать о том, чтобы подать туда заявление.

И вот, на противоположном конце города от того места, где я собиралась остановиться, нашла эту компанию.

По памяти я знала, что «Активный отдых» — это магазин, который продавал и сдавал в аренду все, что вам может понадобиться для отдыха на свежем воздухе: рыбалки, кемпинга, стрельбы из лука и многого другого. Все зависело от сезона.

Я ничего не знала… ни о чём из этих вещей. Больше нет. Я знала, что есть разные виды рыбалки: ловля нахлыстом, донная рыбалка… другие виды… рыбалки, но это было все. Я знала о луках и… арбалетах. Я знала, что такое палатка, и много-много лет назад я была профессионалом в ее установке. Но это был предел моих знаний о походах. Я жила в городе с людьми, которые, по-видимому, слишком долго не выезжали на природу.

Но все это не имело значения, потому что я была здесь по другой причине. Ни для работы, ни для покупки чего-либо. И, честно говоря, я немного нервничала.

Я не связывалась с Кларой почти год, с тех самых пор, как все полетело к чертям, и даже тогда я только отправила ей сообщение, чтобы поздравить ее с днем ​​​​рождения. Она не знала, что я рассталась с Каденом.

Ну, теперь она, вероятно, знала, так как, очевидно, он встречался и фотографировался с кем-то ещё.

Да, в конце концов он получит этот дерьмовый пирог.

Решив, что я достаточно думала о нем в течении недели, я выбросила Кадена из головы и вошла в магазин.

Однажды ночью, когда я ещё была в Юте, и мне было скучно, я посмотрела фотографии магазина. Иногда, когда я была моложе и после школы ходила домой с Кларой, ее отец приводил нас с собой на работу, и мы играли в магазине, если не было покупателей, или прятались в задней части и делали уроки. Однако, судя по всему, в магазине недавно был сделан ремонт. На полу был кафель, и вдобавок ко всему, теперь каждая вещь была новой и современной. Это выглядело великолепно.

И очень, очень по-деловому.

Прогуливаясь по магазину, я остановилась возле женщины за прилавком. Той самой, которую я заметила через окно. Она помогала другой семье. Рядом с ней девочка-подросток помогала паре. Я понятия не имела, кто она такая, но женщину я узнала. Мы не виделись лично двадцать лет, но все это время мы достаточно хорошо общались, были друзьями на Фейсбуке, и я узнала её.

Я улыбнулась и подумала, что могу подождать, пока она освободится. Возвращаться в гаражную квартиру никто не торопился. Обойдя полки с одеждой, я направилась к задней части магазина, где висела большая вывеска «РЫБАЛКА»… и где было намного меньше людей.

Крошечные прозрачные мешочки со всевозможными перьями и бусинами висели на крючках высотой по пояс. Хм. Я взяла одну сумку с чем-то вроде меха внутри.

Вот тогда я и услышала:

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

Я не узнала голос Клары, но я достаточно наблюдала через окна, чтобы понять, что говорящим человеком была либо она, либо девочка-подросток. И говорящий был не подростком.

Так что я уже улыбалась, когда повернулась и столкнулась лицом к лицу с человеком, которого узнала по постам в Фейсбуке и Инстаграме, которые она делала на протяжении многих лет.

Но я поняла, что она не узнала меня, когда ее губы сложились в приятную, услужливую улыбку человека, владеющего бизнесом. Клара выросла на несколько дюймов, и ее соблазнительная фигура приобрела сексуальные изгибы. Она унаследовала золотистую смуглую кожу и высокие скулы своего отца Юта, и я уже могла сказать, что она была такой же милой и сладкой, как раньше.

— Клара, — сказала я, ухмыляясь так широко, что у меня аж заболели щеки.

Её брови чуть приподнялись, а голос звучал ровно:

— Здравствуйте. Вы…? — Ее веки быстро опустились, и я была почти уверена, что ее голова слегка качнулась, прежде чем ее темно-карие глаза скользнули по моему лицу, и она медленно сказала:

— Я вас знаю?

— Раньше. Мы были лучшими подругами в начальной и средней школе.

Тонкие, темные брови моей старой подруги на мгновение сошлись вместе, прежде чем вдруг ее лицо застыло, рот отвис, и она задыхалась:

— О! Ты перестала красить волосы!

Небольшое напоминание о жизни, которую я оставила позади. Там, где миссис Джонс уговорила меня покраситься в блондинку: «потому что ты так лучше выглядишь». Но я пропустила это мимо ушей, когда кивнула:

— Вернулась к моему натуральному цвету.

Я отрезала блонд, который еще не отрос, пару месяцев назад. Вот почему мои волосы были короче, чем обычно.

— Я не слышала ничего о тебе целый год, идиотка! — прошипела она, тыкая меня в плечо. — Аврора!

И в следующее мгновение ее руки обернулись вокруг меня, а мои руки были вокруг нее, и мы обнимались.

— Что случилось? Что ты здесь делаешь? — выдохнула она, отстраняясь через мгновение. Мы были примерно одного роста, и я мельком увидела небольшую щель между двумя ее передними зубами. — Я пыталась написать тебе несколько месяцев назад, но сообщение пришло обратно!

Еще одно напоминание. Но все было в порядке.

— Это довольно длинная история, но я здесь. В гостях. Может быть, останусь.

Ее темные глаза скользнули за моё плечо, и она, казалось, думала о том, что я не сказала. Я сделала такой вывод только потому, что она искала позади меня человека, который должен был быть здесь со мной… если бы он не был мудаком.

— Ты сама? — спросила она.

И под этим она имела в виду: Каден с тобой? Она была одной из немногих, кто знал о нем.

— Нет, мы больше не вместе. — Я улыбнулась, на секунду подумав об этом дерьмовом пироге.

Клара моргнула, и ей понадобилась секунда, чтобы кивнуть, и ее лицо осветила собственная улыбка.

— Что ж, надеюсь, в конце концов ты расскажешь мне длинную историю. Что ты здесь делаешь?

— В город добралась только прошлой ночью. Я ходила в поисках работы, и я подумала, что могу зайти и увидеть тебя.

Хоть мы уже давно и не участвовали супер активно в жизни друг друга, но нам удавалось поддерживать связь. Мы писали друг другу на День благодарения, Рождество и Дни рождения в течение двух десятилетий.

А так как я рассталась с Каденом… я как бы исчезла с лица земли. Я не знала как говорить о чем-то большем, чем уже сказала.

— Ты действительно собираешься остаться?

— Да. По крайней мере, таков мой план.

Клара выглядела чертовски удивленной.

Я знала, как это выглядело со стороны. Неудивительно, что она выглядела удивленной.

Но мне пришлось бы объяснить, что у меня действительно не было выбора. Даже если бы я понимала, что это лучшее, что могло со мной произойти.

Она снова моргнула, а затем улыбнулась еще ярче, прежде чем указать на стойку, где стояла девочка, смотрящая на нас с любопытным выражением лица. Ее хвостик был перекошен, и она казалась такой же уставшей, как и Клара. Я знала, что у неё не было детей, так что, возможно, она была просто работницей. Они могли работать на полной скорости весь день. Судя по времени, могу поспорить, что все эти люди с прокатным снаряжением тоже скоро вернутся.

— Пойдём к моему рабочему месту, — предложила Клара. — Давай поговорим. Мне нужно быть начеку, вдруг у кого-то еще возникнут вопросы, но я хочу услышать обо всем.

Я улыбнулась ее предложению и кивнула, вставая напротив того места, где облокотился подросток, и наблюдала, как Клара обошла прилавок и стала лицом к магазину.

— Аврора, это моя племянница Джеки. Джеки, это Аврора. Давным-давно мы были лучшими подругами.

Я удивилась, что глаза девочки немного расширились от этой новости, но она помахала мне рукой.

— Привет. — Я помахала в ответ.

— Где ты остановилась? Ты сказала, что приехала сюда прошлой ночью? — спросила Клара.

— Я остановилась ближе к Чимни-Рок. — Это был национальный памятник на противоположном конце города. — И, да, заехала прошлой ночью. Я приехала в город, чтобы купить продукты и ознакомиться с некоторыми магазинами. Подумала, что могу зайти поздороваться, пока я тут.

Всё, что я знала о Кларе, это то, что около года назад её отец серьезно заболел, и она вернулась в Пагосу из… Аризоны? Она была замужем, но около восьми лет назад её муж трагически погиб в автокатастрофе в нетрезвом виде. Я послала ей цветы на похороны, когда она опубликовала это.

— Я рада, что ты это сделала, — сказала она, все еще широко улыбаясь. — Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь. Или что в жизни ты еще красивее, чем на фотографиях. Я думала, что это приложение с действительно отличными фильтрами, но это не так. — Клара покачала головой в усмешке.

— Я не сделала ничего, чтобы заслужить это. В любом случае, как ты? Как твой папа?

Только потому, что я так проникалась человеческими страданиями, я уловила намек на то, что она вздрогнула.

— Я в порядке. Здесь действительно много дел. А папа… Папа в порядке. Я взяла на себя управление этим местом на полный рабочий день. — Ее лицо было напряженным. — Он больше не ходит сюда так часто. Но держу пари, что он был бы рад тебя видеть, если ты собираешься остаться на какое-то время.

— Да, и я тоже хотела бы его увидеть.

Взгляд Клары блуждал по ее племяннице, прежде чем вернуться ко мне, глаза сузились. Она посмотрела на меня слишком внимательно.

— На какую работу ты рассчитываешь?

— На какую работу ты нанимаешь? — спросила я ее, шутя. Что, черт возьми, я знала о активностях на свежем воздухе? Ничего такого. Больше нет. Припоминается только прогулка по рыболовному участку.

Мама была бы очень разочарована мной. Она постоянно возила меня на рыбалку. Иногда мы были вдвоем, а иногда, насколько я помнила, приходили ее друзья.

Но теперь я в этом билась как рыба об лёд.

Я не преувеличиваю. Половину вещей в магазине я не узнала. Даже не половину, а большую часть.

Последние двадцать лет без мамы превратили меня в городскую девушку. Я ни разу не была в походе с тех пор, как уехала отсюда. Я несколько раз ловила рыбу с дядей на его лодке, но это было пятнадцать лет назад с момента последней моей поездки. Я даже не была уверена, что смогла бы назвать десять разных видов рыб, если бы меня спросили прямо сейчас.

Удивительно было то, что Клара выглядела… ну, она выглядела на удивление заинтересованной.

— Не шути со мной прямо сейчас, Аврора… или тебя лучше называть Ора?

— Как угодно. — Я моргнула. — И я вроде как пошутила. Я ничего об этом не знаю. — Я указала на стеллаж позади себя.

Ее глаза не переставали сужаться с тех пор, как я пошутила. Во всяком случае, ее подбородок немного вздернулся. — Ты ничего не знаешь?

— Мне потребовалось пару секунд, чтобы вспомнить, что те «рыболовные штучки» — это мушки и рыболовные приманки. — Я усмехнулась. — Все плохо.

— Последний парень, который уволился, говорил людям, что они могут поймать лосося в Сан-Хуане, — сухо сказала она.

— Они… не могут?

Клара улыбнулась, ее маленькая щель между зубами мелькнула передо мной, и мне пришлось улыбнуться ей в ответ.

— Нет, не могут. Но он также опаздывал каждый раз… и на самом деле никогда не звонил, когда не планировал выходить на смену… — Она покачала головой. — Извини. Я взваливаю это на тебя. Я просто искала помощи, и я чувствую, что наняла всех, кто ищет работу в городе.

Ох.

Хорошо.

Я закрыла рот и обработала то, что она сказала. Что это может означать. Работать на кого-то, с кем у меня есть взаимоотношения. Мы все прекрасно знаем, как всё было в прошлый раз.

Великолепно, до определённого момента, но такова была жизнь.

Я была уверена, что смогу найти какую-то работу в другом месте, но я также была уверена, что мы с Кларой сможем поладить. Я достаточно следила за ней на протяжении многих лет, чтобы видеть её счастливые, оптимистичные посты в Интернете, которые могли быть обманкой и частью её лживой красивой картинки, но я сомневалась в этом. Даже когда её муж скончался, она была милосердна в своем горе. И мы всегда забавно шутили в переписке.

Что я теряла? Кроме того, что буду идиоткой, так как я не знала ничего?

— Нет, не извиняйся, — довольно осторожно сказала я ей. — Я просто… я ничего не смыслю в кемпинге или рыбалке, но… если хочешь… я могу попробовать. Я быстро учусь и умею задавать вопросы, — сказала я. — Я пунктуальна. Я много работаю и почти никогда не болею. И мне нужно много причин, чтобы мое настроение испортилось.

Она подняла руку и постучала указательным пальцем по подбородку, её милое лицо приняло задумчивое выражение, но слегка расширенные глаза выдавали ее интерес к этой идее.

Но я всё же хотела, чтобы она понимала, с чем ей придется иметь дело, наняв меня, чтобы не было никаких сюрпризов или разочарований.

— Я очень давно не работала в розничной торговле, но мне приходилось взаимодействовать с людьми на моей, э-э, — я пальцами взяла в кавычки, — последней работе.

Её рот скривился, глаза скользнули к девочке-подростку — Джеки — прежде чем она вернулась ко мне и кивнула.

Думаю, она не собиралась упоминать Кадена при ней, и, честно говоря, меня это вполне устраивало. Чем меньше людей знали, тем лучше. Джонсы сделали ставку на то, что я сдержу слово и не буду говорить о наших отношениях, и они были правы.

Но я не хотела говорить о нем только потому, что не желала получить пожизненный статус «бывшая девушка Кадена Джонса», особенно если в этом не было необходимости, а ее не было. Чёрт, я надеялась, что у его мамы были приступы жара из-за менопаузы сегодня ночью.

— Я просто хочу, чтобы ты знала о моем абсолютном отсутствии знаний.

Рот Клары дернулся.

— Предпоследний сотрудник, которого я наняла, проработал два дня. Последняя проработала здесь неделю, прежде чем раствориться в воздухе. С последними десятью до неё была та же история. У меня есть два человека на неполный рабочий день, которые дружат с моим отцом и появляются здесь один или два раза в месяц. — Подбородок Клары дернулся, и, клянусь, она вздрогнула. — Если ты сможешь приходить в назначенное время и что-нибудь делать, я научу тебя всему, чему ты захочешь.

Да, это была надежда, расцветающая в моей груди. Работать со старым другом? Делать то, за что моя мама убила бы? Может быть, это было не так уж и плохо.

— Я люблю учиться, — честно сказала я ей.

Я провела так много времени в своей жизни, видя обнадеживающие, осмотрительно оптимистичные лица, что я узнала ее выражение — это было именно оно.

Должно быть, она действительно в отчаянии, если хочет нанять меня, старая это дружба или нет.

— Итак… — Ее руки обхватили стойку. — Хочешь работать здесь? Выполнять всякие мелочи?

— При условии, что ты не думаешь, что это будет неловко. — Я сделала паузу и попыталась ярко улыбнуться ей. — Я хороший слушатель; Я знаю, что бизнес есть бизнес. Но если ты устанешь от меня, ты скажешь мне? Скажешь если я плохо работаю? И если серьезно, у меня квартира забронирована на месяц, а если всё пойдет хорошо, я останусь еще, но пока точно не знаю.

Клара взглянула на девочку-подростка, которая была слишком занята, пристально глядя на меня, прежде чем кивнуть.

— Меня устраивает это, пока ты появляешься в магазине, и, если тебе не захочется приходить, ты хотя бы предупредишь меня?

— Обещаю.

— Всё же я должна предупредить тебя, я не могу платить тебе много почасово.

Она назвала мне сумму, которую не сильно превышала минимальную зарплату, но все же лучше, чем ничего.

И я была с тем, кто мне нравился и знал меня раньше, чертова судьба хлестнула меня по лицу.

И когда сама судьба подталкивает вас к чему-то, вы должны прислушаться. Мои уши были наготове. Будущее широко открыло для меня двери. Я не имела понятия, что я хотела делать, но это было хоть чем-то. Это был первый шаг. И единственный способ двигаться — это сделать этот первый шаг, и иногда абсолютно не имеет значения, в каком направлении вы его сделаете, до тех пор, пока вы его не выполните.

— Я могу научить тебя пользоваться реестром, и мы можем выяснить, что ещё ты можешь делать. Прокаты. Я не знаю. Но это не будет приносить много денег. Я хочу, чтобы ты сразу знала об этом. Ты уверена, что всё нормально?

— Я никогда не хотела быть миллионершей, — осторожно сказала я ей, чувствуя что-то очень похожее на облегчение, пробегающее по моей коже.

— Хочешь начать завтра?

Еще немного этой трепетной надежды расцвело в моей груди.

— Завтра мне подойдёт.

На завтра у меня точно нет никаких важных дел.

Я протянула ей руку. Она сделала то же самое, и мы крепко пожали их.

Затем мы улыбнулись друг другу, и она спросила, снова дернув подбородком, ее темные глаза заблестели:

— Теперь, когда с этим закончили, расскажи мне всё. Что ты делала?

Ее лицо помрачнело, и я поняла, что снова пришло ей в голову — то же самое, что вырисовывалось почти во всех отношениях, которые у меня были с людьми, которые знали о том, что случилось — моя мама.

Мне не хотелось говорить о моей маме или Кадене, поэтому я сменила тему.

— Что ты делала?

К счастью, она клюнула на приманку и рассказала мне все то, чем она занималась.

...❃.•.•.

Я чувствовала себя чертовски хорошо, когда вечером возвращалась в квартиру. Я провела два часа с Кларой и Джеки. Пятнадцатилетняя девочка была тихой, но очень настороженной, впитывая все как губка, что Клара рассказывала о своей жизни, и хлопала своими широко раскрытыми глазами, которые очень симпатизировали мне.

Эти часы, проведенные в их компании, были самым ярким событием последних двух месяцев моей жизни — возможно, даже дольше. Было приятно находиться рядом с кем-то, кто меня знал. Чтобы поговорить лично с кем-то, кто не был совершенно незнакомым человеком. Я побывала в стольких крутых национальных парках, крупных туристических центрах и во множестве других мест, которые видела только в журналах и блогах о путешествиях, что не могла сожалеть о том, как провела время, прежде чем добраться до Пагоса. Эта перезарядка была именно тем, что мне действительно было нужно, и я полностью осознавала, что мой отдых был роскошью.

Даже если это было благословением, которое пришло с такой огромной ценой.

Четырнадцать лет потрачены впустую, но за эти два месяца я сделала многое, что хотела. И на моем банковском счете до сих пор более чем достаточно денег, чтобы мне не пришлось работать… какое-то время. Но я знала, что это время скоро выйдет.

Не было никакого смысла ждать, чтобы освоиться и вернуть мою жизнь в нужное русло.

Но встреча со старой подругой дала мне надежду, что, может быть… здесь есть что-то и для меня. Или, по крайней мере, если бы я дала этому немного времени, небольшой шанс, я могла бы построить здесь что-то для себя. С этим местом я была более крепко связана, а так я не могла сказать почти о любом другом месте в Соединённых Штатах, не считая Кейп-Корал или Нэшвилла.

Почему не здесь? Такая фраза проносилась в моей голове снова и снова.

Если моя мама смогла жить здесь без семьи, с несколькими друзьями, то почему я не смогу?

Я вырулила на подъездную дорожку, следуя указаниям навигатора, и заметила две машины перед домом. «Бронко» и грузовик с надписью «Парки и дикая природа» по бокам. В больших окнах главного дома горел свет, и мне стало интересно, что делают отец и сын.

Потом я подумала, есть ли у них подруга, жена или мама. Может быть сестра. Или даже больше братьев и сестер. Хотя, наверное, нет, потому что, если бы Амос думал о том, чтобы попытаться сдать квартиру в гараже, это было бы намного сложнее с родным братом, который мог бы сам этим заняться.

Я то знала. Мои двоюродные братья платили мне, чтобы я не рассказывала тёте и дяде о вещах, из-за которых у них могут быть неприятности. Хотя кто, черт возьми, узнал бы?

Я могла шпионить и любоваться на расстоянии. Я обожала красивые лица — обычно морды собак или детенышей животных, но время от времени и человеческие. Наблюдение за моим арендодателем не составит никакого труда.

Припарковав машину рядом с гаражом, я взяла конверт с наличными, полученными в банке, и вышла. Не желая попасться на глаза горячему отцу, который не хотел знать о моем существовании, я подбежала к входной двери, постучала в нее, а затем засунула конвертик наполовину под коврик, и ушла, прежде чем меня смогли поймать.

Я собрала сумки с продуктами, которые купила после того, как рассталась с Кларой и Джеки, схватила нужный ключ и поспешила к двери.

То, что должно было стать быстрой поездкой в ​​ продуктовый магазин, в итоге заняло почти час, так как я понятия не имела, где что находится на стеллажах с продуктами, в итоге мне удалось достать ингредиенты для сэндвичей, хлопья, фрукты, миндальное молоко и всё, что нужно для приготовления быстрых обедов. За последнее десятилетие я освоила около дюжины вариантов быстрых и простых обедов, которые я могла приготовить с одной маленькой кастрюлей — в большинстве случаев я предпочитала есть домашнюю еду, чем то, что продавалось в общепите. Эти рецепты наконец-то пригодились мне за последние два месяца, ведь мне надоело есть вне дома.

Закрыв бедром дверь машины, я взглянула в сторону хозяйского дома и заметила знакомое лицо в окне.

Молодое лицо.

Я сделала паузу на секунду, а затем помахала.

Мальчик, Амос, застенчиво поднял руку. Я задавалась вопросом, был ли он наказан до конца своей жизни. Бедный ребенок.

Вернувшись наверх, в свой временный дом, я расставила продукты по местам и приготовила еду, но в основном вдыхала ее запах, чем наслаждалась вкусом. После этого я вытащила мамин дневник из рюкзака и положила книгу в кожаном переплете рядом с книгой на пружине, которую купила на следующий день после того, как решила отправиться в Пагосу. Затем я нашла страницу, которую уже знала, но хотела перечитать.

После бакалейного магазина, я проехала мимо дома, в котором мы раньше жили, и это оставило у меня ужасное чувство в центре моей груди похожее на несварение. Но это было не расстройство желудка. Я так привыкла к этому ощущению, что точно знала, что это такое. Я просто скучала сегодня по маме.

Мне повезло, потому что я многое о ней помнила. Мне было тринадцать, когда она пропала без вести, но некоторые вещи я могла вспомнить намного яснее, чем другие. Время приглушило так много деталей и разбавило другие воспоминания, но одним из самых ярких воспоминаний о ней — её стопроцентная любовь к природе. Она работала в «Активном отдыхе», и теперь, когда я подумала об этом… то, я думаю, что это была самая идеальная работа, которую я могла бы получить. Я уже планировала совершить её походы.

Может быть, я ничего не знала о рыбалке, кемпинге или стрельбе из лука, но я когда-то делала с ней кое-что из этого, и я была почти уверена, что если бы я ненавидела это, я бы не помнила. Это надо учитывать.

Еще я вспомнила, как сильно она любила записывать то, что делала. Это отражало её любимое хобби во всем мире: походы. Она говорила, что это лучшая терапия, которую она когда-либо находила — не то чтобы я понимала, что это значит, когда была младше. Но поняла, когда повзрослела.

Проблема была в том, что она не записывала свои прогулки в порядке: от самого простого — к самому сложному. Она делала это в произвольном порядке, поэтому за последние две недели я проделала тяжелую работу по поиску оценок их сложности и вычислению длины каждой тропы.

Поскольку я не привыкла к высоте и еще не знала, как долго я здесь пробуду, мне пришлось начать с самого легкого и самого короткого пути и постепенно подниматься вверх. Я точно знала, какой поход я совершу в первую очередь. Клара и я не говорили о долгосрочном расписании, но я посмотрела часы работы магазина на выходе и увидела, что он закрыт по понедельникам. Я полагала, что это точно будет мой свободный день, очевидно. Теперь мне просто нужно посмотреть, в какие другие дни я также могла получить выходной. Если она хотела, чтобы я работала только неполный рабочий день, то это было бы отлично. Мы бы… часто виделись. И это прекрасный бонус.

Мой план состоял в том, чтобы начать прыгать на скакалке завтра, для подготовки легких к тренировкам. Почти каждый день я ходила пешком и бегала трусцой, когда не переезжала куда-то в новое место, ведь я не хотела доводить свой организм до высотной болезни в первую неделю пребывания здесь — по крайней мере, такие инструкции были на всех форумах о путешествиях, которые я прочитала. Однако здесь действительно негде было прогуляться, кроме как ехать в город по тропе или останавливаться на обочине дороги, что не совсем безопасно.

Так или иначе, я положила две книги перед собой и перечитала мамину запись. Ту, которую я искала, была ближе к середине книги. Мама делала записи только о новых походах, но все равно продолжала делать записи о своих любимых снова и снова. Она завела этот дневник после того, как я родилась. Были и старые дневники, которые она вела до моего рождения, но все они были о экстремальных походах и походах в других местах, где она жила до появления меня на свет.

19 августа

Водопады Пидра

Пагоса-Спрингс, Колорадо

Лёгкий, 15-минутный путь, чистая тропа

Вернуться назад, чтобы поплавать в реке!

Пройти его ещё раз

Рядом было нарисовано сердечко.

Затем я перечитала ещё раз, хотя я уже читала эту запись не менее пятидесяти раз и знаю её наизусть.

В одном из фотоальбомов, которые мне удалось сохранить, была фотография, на которой мы с мамой совершали этот поход, когда мне было около шести лет. Это был легкий, короткий поход, всего около четверти мили, так что я решила, что это будет хорошей отправной точкой. Завтра я поговорю с Кларой о выходных, чтобы избежать неприятностей и планировать график с ними… если она не уволит меня через час, потому что я понятия не имею, что, черт возьми, я делаю.

Я провела пальцем по обложке дневника; я больше не трогала слова, потому что боялась их размазать или испортить. Я хотела, чтобы дневник был рядом как можно дольше. Почерк у нее был мелкий и не очень аккуратный, но он отражал ее. Книга была драгоценна и одной из немногих вещей, которые никогда не покидали меня.

Через некоторое время я закрыла его и встала, чтобы принять душ. Завтра я должна поехать в город и пойти куда-нибудь, где есть Wi-Fi, чтобы загрузить на свой планшет несколько фильмов или сериалов. Может быть, у Клары был Wi-Fi в магазине. Подойдя к единственному окну, которое я не открыла, как только вернулась в слишком душную квартиру — я забыла, что в большинстве мест здесь нет кондиционеров, — я остановилась и взглянула на главный дом.

В нем горело ещё больше света, чем когда я пришла. Свет проникал через каждое огромное окно спереди и сбоку. Однако на этот раз грузовик «Парки и дикая природа» исчез.

Во второй раз мне стало интересно, как выглядит вторая половинка моего арендодателя.

Хм.

Я уже стояла у окна, где можно было это узнать. К тому же у меня не было других дел.

Схватив телефон, я набрала «ТОБИАС РОУДС» в поле поиска Фейсбук.

Вышло всего несколько Тобиасов Роудс, и ни один из них не жил в Колорадо. Был один с изображением, которое выглядело немного старым — и под старым я имею в виду, может быть, десятилетней давности или около того, из-за того, насколько размытым оно было; как старая фотография, сделанная на кнопочный телефон. На фотографии был маленький мальчик с собакой рядом. Тут говорилось, что он жил в Джексонвилле, штат Флорида.

Я не знала, почему я нажала именно на этот профиль, но я это сделала. Кто-то по имени Билли Уорнер разместил на его странице год назад ссылку на какую-то статью о новом мировом рекорде про пойманную рыбу, а после этого был пост с обновленным аватаром профиля, на котором изображен еще более молодой мальчик с собакой. Под фотографией было два комментария, поэтому я нажала на них.

Первый был от того же Билли Уорнера и он гласил: Ам получил мою внешность.

Второй комментарий был ответом, и он был от Тобиаса Роудс: Только в твоих мечтах.

Ам? Имеется ввиду… Амос? Мальчик? Цвет его кожи был почти такой же.

Я вернулась к ленте с постами и прокрутила ее вниз. Там почти ничего не было. На самом деле их было три.

Была еще более старая фотография профиля, на которой была только большая белая собака. И это было за два года до обновления аватара.

Другой пост был от того же человека Билли с другой ссылкой на рыбалку, и у этого тоже были комментарии.

Я нажала на комментарии, соблюдая максимальную осторожность, потому что я бы умерла, если бы я случайно лайкнула бы старый пост — мне буквально пришлось бы удалить свою учетную запись и официально изменить свое имя.

Первый комментарий был от некоего Джонни Грина, он писал: Когда мы поедем на рыбалку?

Тобиас Роудс ответил: В любой раз, когда ты соизволишь приехать в гости.

Билли Уорнер ответил: Джонни Грин, Роудс снова одинок. Поехали.

Джонни Грин: Вы расстались с Энджи? Черт возьми, давай сделаем это.

Тобиас Роудс: Пригласи и Ама.

Билли Уорнер: Я приведу его.

Кто такая Энджи, я понятия не имела. Скорее всего, это была бывшая девушка или, может быть, даже нынешняя девушка? Может, они снова сошлись?

Может быть, это была мама Амоса?

Кто такие Билли или Джонни, я тоже понятия не имела.

Однако на его странице не было никакой другой информации, и я не доверяла сама себе, чтобы просматривать другие профили, не будучи быть пойманной.

Хм.

Я вышла с профиля до того, как случайно на что-то нажму.

Мне просто нужно было порыться в Инстаграме и посмотреть, что я еще смогу найти. Это хороший план. В худшем случае я могла бы потратиться на бинокль, чтобы шпионить снаружи.

Решив, что это неплохая идея, я пошла в душ.

Завтра у меня будет напряженный день.

У меня стартует жизнь, которую нужно начать строить.

Галлон воды (прим. мера жидких тел в США, равная 3,7 л), хотя тропа меньше одной мили? Есть.

Новенькие походные ботинки, которые я пыталась разносить в квартире, и из-за которых, скорее всего, у меня появятся ужасные мозоли? Есть.

Два батончика мюсли, хотя я только что позавтракала? Есть.

Два дня спустя я была готова. Это был мой первый выходной с тех пор, как меня наняла Клара, и я попыталась подготовиться к короткой прогулке к водопадам. Я выпила так много воды, чтобы не заболеть горной болезнью, что прошлой ночью трижды просыпалась, чтобы пописать. У меня нет времени на то, чтобы бороться с симптомами, как от похмелья.

К тому же я надеялась, что поход отвлечет меня от мыслей о том, насколько бесполезна я была в магазине.

Одна только мысль о магазине заставляла меня сконцентрироваться лучше на словах песни Spice Girls, которые я напевала себе под нос, чем думать об этом.

Мой первый и единственный день прошел так чертовски плохо, как я и опасалась, как я и предупреждала Клару, что так может быть. Стыд от того, что я в ступоре пялилась на одного клиента за другим, когда они задавали вопросы, причинял мне боль. Без преувеличения — причинял мне боль. Я не привыкла чувствовать себя некомпетентной, задавая множество вопросов, потому что я буквально понятия не имела, о чем, черт возьми, говорят клиенты или просят.

Бусины? Грузила? Рекомендации? Одна только мысль о вчерашнем дне заставляла меня съёжиться.

Что мне нужно было сделать, так это придумать решение этой проблемы, особенно если я планировала остаться здесь надолго. Пару раз — в основном, клиенты были очень любезны, когда я чего-то не знала, особенно, во время того, как они почти снисходительно говорили мне, чтобы я не беспокоилась своей хорошенькой головкой, то это задевало меня так, как ничто другое, — я думала о том, чтобы уйти, позволить Кларе найти кого-то, кто знает больше, чем я, но тогда все, что мне нужно было сделать, это посмотреть на темные круги под её глазами, и понять, что не оставлю её. Ей нужна помощь. И даже если все, что я делала, это вносила информацию о продаже в реестр и экономила ей две минуты, это было хоть что-то.

Я так думаю.

Мне придётся смириться и учиться быстрее. Как-то. Но я побеспокоюсь об этом позже. Стресс из-за того, что я облажалась, лишил меня сна прошлой ночью.

Спустившись по лестнице и выйдя за дверь, я остановилась, чтобы запереть ее, и направилась к своей машине, но краем глаза заметила, что что-то движется у главного дома.

Это был Амос.

Я подняла руку, когда он сидел на одном из кресел, сжимая в руке игровую приставку.

— Привет.

Он установился на меня, его лицо выражало удивление, и тоже поднял руку. Его «привет» было не то чтобы восторженным, но и не злобным. Я была уверена, что он просто застенчив.

И я не должна была с ним разговаривать. Должна оставаться невидимкой.

— До скорого! — крикнула я, прежде чем нырнуть в машину и дать задний ход.

По крайней мере, его отец не заметил меня.

...❃.•.•.

Почти пять часов спустя я подъезжала к квартире в гараже и ругала сама себя.

— Чертова идиотка, — сказала я себе по крайней мере в десятый раз, когда припарковала машину и попыталась не обращать внимания на напряжение в плечах.

Мне скоро будет больно. Очень, очень скоро. И это моя вина.

Я считала само собой разумеющимся тот факт, что сейчас я более загорелая, чем за последние годы. В основном из-за того времени, что я провела в Юте и Аризоне. Чего я не сделала, так это не приняла во внимание изменение высоты. Насколько интенсивнее здесь были ультрафиолетовые лучи.

Во время короткого похода к водопаду и обратно я обгорела, несмотря на то, что на мне был слой одежды. Мои плечи горели, как от огня. А всё потому, что моя тупая задница забыла намазаться кремом для загара, и провела слишком много времени, сидя на камне, разговаривая с пожилой парой, которая чувствовала себя не очень хорошо.

С другой стороны, пока я ехала, дорога к водопаду была самой красивой вещью, которую я когда-либо видела, и мне приходилось останавливаться несколько раз, просто чтобы насладиться дикой природой, не разозлив водителей машин позади меня. Я также воспользовалась этими остановками, чтобы пописать.

Это было волшебно. Захватывающе. Пейзаж будто кадр из фильма. Как я могла это забыла? У меня было несколько смутных воспоминаний о поездке туда с мамой в прошлом, ничего конкретного.

Но ничто из этого не сравнится с простым ощущением силы водопада. Он не был необычайно высоким, но из него выливалось так много воды, что это захватило мой разум, и я наблюдала за этим захватывающим видом. Это оставило меня в восторге, правда. Только Мать-Природа могла заставить вас чувствовать себя таким маленьким. Тропа и водопады были довольно загружены, и меня попросили сделала снимки для семьи и двух пар. Я даже отправила дяде несколько фотографий, когда попала в зону сотовой связи. Он ответил мне парой больших пальцев вверх, а моя тетя позвонила и спросила, не сошла ли я с ума и не перешла ли реку по перекинутому большому бревну.

— Аууи, ауч, ауу, — прошипела я про себя, выйдя из машины и обойдя другую сторону. Я схватила свой маленький рюкзак, галлон воды и закрыла дверь бедром, застонав, чувствуя жар на коже.

Как идиотка, я конечно же забыла, и перекинула через плечо лямку рюкзака и так же быстро скинула эту сволочь с криком, от которого я звучала так, будто меня убивают.

— Ты в порядке? — раздался голос, который звучал лишь слегка знакомо.

Я обернулась и увидела Амоса, сидящего в кресле, отличном от того, на котором я в последний раз видела его на террасе, держащего в одной руке игровую консоль и сильно щурящегося, в то время как другая рука находилась прямо над его глазами, чтобы заслонить солнце, так что он мог хорошенько рассмотреть меня в облике лобстера.

— Привет. Я в порядке, просто получила солнечный ожог второй степени, я думаю. Ничего страшного, — пошутила я, застонав, когда мое плечо снова пронзило болью от прикосновения к ремню.

Я едва не пропустила, как он тихо сказал:

— У нас есть алоэ вера.

Я чуть не уронила сумку.

— Можешь взять немного, если хочешь.

Ему не нужно было говорить мне дважды. Поставив сумку на землю, схватив швейцарский армейский нож, я направилась к дому. Поднявшись по лестнице, я направилась за ним. В потрепанной футболке и еще более потрепанных спортивных штанах с парой дыр, он указал в сторону алоэ среднего размера в простом оранжевом горшке рядом с кактусом и чем-то, что когда-то, по всей видимости, было живым.

— Спасибо за предложение, — сказала я ему, опустившись на колени рядом с горшком и выбрав хороший толстый лист. Я взглянула на мальчика и заметила, что он смотрит на меня. Он отвернулся. — У тебя были неприятности из-за квартиры? — спросила я.

Наступила пауза, затем:

— Да, — ответил он нерешительно, по-прежнему тихо.

— Большие?

Еще одна пауза перед фразой:

— Я под домашним арестом. — Ещё одна пауза в тишине. — Ты ходила в поход?

Я взглянула на него и улыбнулась.

— Да, сделала это. Я поехала на водопады Пидра. Там и сгорела.

Весь путь ощущался намного дальше, чем полумиля. Примерно через пять минут я начала ворчать из-за того, что мне хотелось пить и как сильно я сожалела о том, что не наполнила старую бутылку, которую нашла на полу своей машины, чтобы не таскать с собой весь галлон. Мне было труднее дышать, чем я ожидала, но это была практика. Так что я не собиралась слишком корить себя за то, как сильно я задыхалась и потела, проходя через кроны деревьев вдоль тропы.

Но я решила, что мне придется начать делать что-то другое, более тяжелое кардио, потому что, черт возьми, я умру, совершая один из десятимильных походов, который я хотела совершить, если, конечно, я останусь и смогу.

После того дерьмового шоу, которое вчера было на работе, я не была до конца уверена, что все получится… но я все еще надеялась, что все получится.

Никто действительно не скучал по мне во Флориде. Они любили меня, но уже так привыкли к тому, что я живу вдали от них, что я поняла, что это должно быть странно, если бы я вернулась. Мои тетя и дядя привыкли жить дома одни, хотя они приняли меня с распростертыми объятиями и вернули мне исцелённое сердце. Или, по крайней мере, почти исцелённое. У моих двоюродных братьев тоже была своя жизнь.

И мои друзья заботились обо мне, но у них тоже было три тысячи дел.

— Как ты сгорела? — спросил он после очередной минуты молчания.

— Там была пара, у которой закружилась голова прямо у подножья, и я тусовалась с ними, пока они не почувствовали себя достаточно хорошо, чтобы вернуться к своей машине, — объяснила я.

Мальчик ничего не сказал, но я видела, как кончики его пальцев постукивали по краю его “Nintendo”, когда я заканчивала прорезать лист.

— Извини. — Он был сосредоточен на своей консоли. — Насчет того, что папа разозлился. Я должен был сказать ему, но я знал, что он сказал бы «нет».

— Всё нормально.

Я имею в виду, что это не так, но его отец уже выругал его, я была уверена. С ним могло что-то случиться, если бы он сдал квартиру не тому человеку. Но знаете, я не была его мамой, и благодаря его хитрости я получила это место, которое мне понравилось, так что я была бы лицемеркой, если бы доставляла ему неприятности.

— Тебя наказали на долго?

Его «да» было таким разочарованным, что мне стало плохо.

— Мне жаль.

— Он положил деньги на мой сберегательный счет. — Один тонкий палец ковырялся в дырке на его тренировочных штанах. — Однако в ближайшее время я не смогу его использовать.

Я вздрогнула. — Надеюсь, твои родители передумают.

Он скорчил гримасу, направленную на свою консоль.

Бедный парень.

— Я не хочу больше расстраивать твоего отца. И не буду отвлекать тебя от игры. Спасибо за то, что позволил мне взять немного алоэ. Кричи, если тебе что-то нужно. У меня открыты окна.

Затем он взглянул на меня и кивнул, наблюдая, как я иду вниз по террасе и гравию к гаражу.

На долю секунды я подумала о Кадене и его новой девушке.

Затем я отмахнулась от этого неудачника.

У меня были более важные вещи для размышлений. Начиная с этого загара и заканчивая… да чем угодно еще.

...❃.•.•.

Неделя прошла в мгновение ока.

Я работала — скорее лажала половину времени — и потихоньку начала снова узнавать Клару. Ее племянница, Джеки, приходила и помогала несколько дней в неделю; она была милой, но обычно была в своем мире или слушала Клару и меня, когда у нас было время между клиентами, и я беспокоилась, что я ей не нравлюсь, хотя я даже принесла ей фраппучино и попыталась поделиться с ней своими закусками. Я не думаю, что она стесняется того, как она разговаривает с клиентами, но я всё ещё работаю над эти.

Клара, тем не менее, была хорошим начальником и работала усерднее большинства людей, и, хотя я знала, что плохо справляюсь со своей работой, я продолжала пытаться, потому что ей нужна была помощь. Никто из новичков не пришел, чтобы подать заявление о приеме на работу, пока я была там, но я прекрасно понимала, что это не помогло бы.

Я начала прыгать со скакалкой немного дольше каждый день.

Когда я была «дома» и не читала или смотрела что-то, скачанное на планшет, я шпионила за соседями. Иногда Амос замечал меня и махал рукой, но чаще всего мне это сходило с рук, и оставалась незамеченной. Я так надеялась.

Что я узнала, так это то, что его отец, который, как я подтвердила, был мистером Роудсом — потому что я использовала бинокль и прочитала имя, вышитое на его форменной рубашке — все время отсутствовал. Буквально. К тому времени, как я уехала, его машины уже не было, и обычно он не возвращался раньше, чем через семь дней. Подросток, Амос, никогда не выходил из дома — я видела его только на террасе — и я догадалась, что это потому, что он был наказан.

И чуть более недели, которую я жила в гараже, я ни разу не видела ни одной другой машины.

Я была уверена, что тут действительно были только мистер Роудс и его сын. Когда я прочитала имя мужчины, я также успела взглянуть на его руку и убедиться, что там нет обручального кольца.

Говоря об Амосе, я считала его своим вторым другом в городе, хотя мы только махали друг другу рукой, и он сказал мне около десяти слов с того дня, как спас меня от солнечного ожога своим предложением об алоэ. Несмотря на то, что я много говорила на работе, задавала много вопросов, чтобы попытаться понять, чего хотят клиенты, потому что я не понимала и половины того дерьма, которое вылетало из их ртов, — понимание, почему некоторые люди предпочли использовать таблетки для очистки воды вместо покупки бутылки со встроенным фильтром было мне еще не по зубам — и я ещё толком ни с кем не подружилась.

Я была немного одинока. Все клиенты, с которыми я имела дело, были слишком милы, чтобы устраивать мне неприятности из-за того, что я не могла ответить на их вопросы, но я боялась того дня, когда разозлю не того человека, улыбнусь ему и попытаюсь пошутить, а это не сработает, как обычно, чтобы избавить меня от неприятностей.

Никто никогда не говорил мне, как трудно заводить друзей во взрослом возрасте. Но это тяжело. Очень тяжело.

Я работала над этим. Качество важнее количества.

Нори, сестра Юки и моя подруга, тоже написала. Юки позвонила. Мои двоюродные братья связались и спросили, когда я вернусь. (Никогда).

Дела… шли своим чередом.

У меня была надежда.

И я как раз одевалась, мысленно планируя пойти в продуктовый магазин вечером, когда мой телефон зазвонил с входящим электронным письмом. Я остановилась, чтобы взглянуть на экран.

Электронное письмо было от К. Д. Джонса.

Я покачала головой и прикусила внутреннюю сторону щеки.

Темы не было. Я не должна была тратить своё время, но… я была слабохарактерная. Я нажала на сообщение и приготовилась.

Оно было коротким и простым.

Роро,

Я знаю, что ты злишься, но перезвони мне.

— К

Каден знал, что я злюсь?

Я? Злюсь?

Хахахахахахаха

Я бы подожгла его Роллс-Ройс, если бы у меня была возможность, а затем спокойно заснула бы.

И я думала о дюжине других вещей, которые я могла бы сделать с ним, не чувствуя себя виноватой, когда через несколько минут села в машину и попыталась завести её.

Щелчка не было. Ни малейшего поворота. Ничего такого.

Это была карма. Это была карма, и я знала, что это из-за гадких вещей в моей голове. По крайней мере, так сказала бы Юки… если бы это был кто-то, кроме Кадена, которому я желала дерьмовых вещей.

Зажмурив глаза, я обхватила руль пальцами и попыталась его потрясти со словами:

— Ох, пошёл ты наааа хеееер. — Затем я снова попытался потрясти его. — Чёрт!

Я была так занята, крича на руль, что едва услышала стук в окно.

Роудс стоял там, слегка приподняв брови.

Да, он меня услышал. Он все это слышал. У меня были открыты окна. Я не обратила внимания на то, что он всё ещё был дома.

Освободив пальцы от мертвой хватки на руле, я проглотила свое разочарование и медленно открыла дверь, давая ему время попятиться. Он сделал один большой шаг, открывая мне вид на красный переносной холодильник в одной руке и дорожную кофейную кружку в другой. Я поняла, что при дневном свете вблизи он выглядит ещё лучше.

Я думала, что его челюсть и четко выраженные линии бровей были шедевром, когда я была вблизи раньше, но теперь, всего в нескольких футах от него, к списку добавилась мягкая ямочка на подбородке.

Бьюсь об заклад, если бы он был в календаре охотинспекторов, он бы распродавался каждый год.

— …не сработало? — спросил он.

Я моргнула и попыталась понять, о чем он говорит, так как я отключилась. У меня не было идей.

— Что? — спросила я, пытаясь сосредоточиться.

— То, что ты сказала своей машине идти на хер, это не заставило ее завестись? — спросил он тем же ровным, жестким голосом, что и неделю назад, обе его густые брови все еще были приподняты.

Он… шутил? Я моргнула.

— Нет, ей не нравится, когда над ней издеваются, — сказала я ему невозмутимо.

Одна бровь поднялась чуть выше.

Я улыбнулась.

Он не улыбнулся, но сделал шаг назад.

— Открой капот, — сказал мистер Роудс, щелкая пальцами в направление себя. — У меня нет целого дня.

Ох. Я залезла внутрь и открыла его, когда он поставил свой холодильник и кофе или что там было. Он сразу же нырнул под капот, а я обошла его и встала рядом с ним.

Как будто я понимала, на что смотрю.

— Сколько лет аккумулятору? — спросил он, возясь с чем-то и вытаскивая это. Это был щуп. Для масла. На нем было немного. Я была довольна тем, что заменила его вовремя. Я подумала, что проблема не может быть из-за этого.

— Эм, я не знаю? Четыре года? — Может быть около пяти; это был оригинал. Джонсы накидали мне столько дерьма за то, что я не продавала свою машину каждый год, как они. К счастью для меня, миссис Джонс не хотела, чтобы я ездила на машине под их фамилией на случай, если меня остановят, поэтому я купила ее сама. Она была, есть и всегда будет полностью моей.

Он кивнул, сосредоточив внимание на моем двигателе, затем сделал еще один шаг назад.

— Клеммы заржавели и нуждаются в чистке. Я попробую завести и посмотрю, поможет ли, пока ты не исправишь это.

Заржавели? Я наклонилась, подойдя ближе, всего в нескольких дюймах от него, и заглянула внутрь.

— Это вот эта белая штучка?

Наступила пауза, а затем:

— Да.

Я взглянула на него. У него был действительно приятный голос… когда он не выкрикивал слова, как хлыст.

Так близко… Я думаю, он должно быть ростом шесть-три (прим. приблизительно 190 см). Шесть-четыре (прим. приблизительно 193 см). Может быть, немного выше.

Почему этот парень не был женат? Где была мама Амоса? Почему я была такой любопытной?

— Хорошо, я почищу это, — весело сказала я, сосредоточившись до того, как он разозлится на меня за то, что я оцениваю его. Я могла бы сделать это завтра с укрытия.

Роудс не сказал больше ни слова, прежде чем направился к своему грузовику. В мгновение ока он подъехал к моей машине, а затем порылся на заднем сидении, прежде чем вернуться с соединительными кабелями. Я стояла и смотрела, как он подключал их к моему аккумулятору, а затем открыл капот и сделал то же самое со своим.

Если бы я ожидала, что он будет стоять там и говорить со мной, я была бы разочарована. Роудс пошёл в свою машину… но я была уверена, что он смотрит на меня через лобовое стекло.

Я улыбнулась.

Он либо сделал вид, что не видит меня, либо решил просто не улыбаться в ответ.

Я стояла там, глядя на двигатель своей машины, как будто понимала что-то, когда это было, черт побери, не так. Через минуту я наклонилась и сфотографировала кабели, подключенные к моему аккумулятору, на случай, если мне когда-нибудь придется это делать. Мне следует приобрести аварийный комплект, пока я тут. И мне всё ещё нужно было купить медвежий спрей.

Пару минут спустя он высунул голову из окна.

— Попробуй сейчас.

Я кивнула и проскользнула внутрь, быстро умоляя ее не делать со мной дерьма, и повернула ключ.

Она завизжала, и я выдохнула.

Мистер Роудс выскользнул из машины и быстро отсоединил кабели от наших аккумуляторов, обойдя свой грузовик — за то время, которое мне понадобилось, чтобы закрыть капот, — и сложив кабели где-то на заднем сиденье. Я потянулась, чтобы попытаться закрыть его капот, но не смогла. Он бросил на меня искоса взгляд, поднял руку и захлопнул его.

Я ухмыльнулась. Его рабочая рубашка цвета хаки облегала широкую линию плеч и переходила в серо-голубые брюки, в которые она была заправлена. Эти его волосы тоже были чем-то другим, эти серебристые с каштановыми… Он действительно был слишком привлекательным.

— Большое спасибо.

Он хмыкнул. Затем присел на корточки, заставив меня замереть, потому что его лицо пронеслось сбоку, прямо мимо моего плеча, но затем он вернулся обратно со своим холодильником и кофейной кружкой. Потом начал идти, возвращаясь к своему грузовику, а затем прыгнул внутрь. Он заколебался.

Роудс кивнул мне, а затем развернулся так быстро, что я была впечатлена.

Он помог.

И не выгнал меня, даже если бы он выглядел так, будто предпочел бы быть где угодно еще.

Уже что-то.

А мне надо было на работу.

Следующие три дня моей жизни пролетели в мгновение ока.

Я просыпалась, и каждый день я пыталась прыгать через скакалку, мне приходилось останавливаться каждые десять секунд, а затем начинать снова, поскольку я понимала, что я далеко не на высшем уровне физической подготовки. Затем я завтракала, принимала душ и шла на работу.

Работа была… частично хороша. Части, где мне приходилось разговаривать с Кларой и догонять ее, были моими любимыми. Возродить дружбу с ней было все равно, что дышать. Это было легко. Она была такой же забавной и теплой, как я и помнила.

Нам не удавалось много поговорить. К тому времени, когда я приходила каждое утро, она лихорадочно пыталась все организовать перед открытием. Я помогала ей, как могла, и пока она объясняла, что есть в магазине, мы перебрасывались вопросами, а это было все, что можно вообразить и нельзя.

Сделала ли я себе грудь? Нет, это были те же чашки С, которые были у меня с тех пор, как они перестали расти в пятнадцать лет, поддерживаемые чем-то вроде бюстгальтера Wonderbra.

Я отбеливала зубы? Нет, я постоянно пользовалась соломинкой и чистила зубы три раза в день.

Делала ли я когда-нибудь ботокс, потому что она думала об этом, но не была уверена? Нет, но я знала много людей, которые делали это и я не была уверена, что хочу этого. Я также сказала ей, что ей это не нужно.

Я бы тоже расспросила ее о чем-то, но она втиснула столько деталей в тот первый день, когда я вошла впервые, что не было слишком много других вещей, о которых спрашивать мне было бы комфортно.

За годы, прошедшие с тех пор, как мы виделись в последний раз, она поступила в колледж в северном Колорадо на медсестру, переехала в Аризону со своим бойфрендом, вышла замуж, а потом он слишком рано скончался. С тех пор она вернулась, чтобы помогать заботиться о своем больном отце и управлять семейным бизнесом, и — именно в этой теме она была расплывчата, и я готова поспорить, что это было потому, что ее племянница была там — вскоре после этого, Джеки переехала сюда. Ее старший брат устроился дальнобойщиком, и ему нужно было безопасное и постоянное место, где его дочь могла бы остановиться.

Работая на людей, о которых я раньше заботилась и любила, я уже поняла, как слушать и следовать инструкциям, не позволяя им влиять на меня или затрагивать мою гордость. Но Клара была великолепна. Буквально великолепна.

Мы планировали в ближайшее время провести время вдали от работы, но ей нужно было найти кого-нибудь, кто смог бы остаться с отцом. Его нельзя было оставлять одного надолго, а также медсестер и помощниц, которые обычно оставались с ним в течение дня, уже работали слишком много часов, а она была в магазине буквально все время, так как у нее не было надежной помощи.

Я помню ее отца и хотела его увидеть; она сказала, что он тоже хотел бы меня видеть. Она рассказала ему все о том, как я вернулась, и от этого мне захотелось помочь ей еще больше, даже если я была почти уверена, что была только на одну ступень выше ее предыдущих дерьмовых сотрудников. Единственным моим спасением было буквально то, что, хотя я была бесполезна и постоянно задавала ей вопросы по восемьдесят раз в день, все клиенты были милы и терпеливы. Один или два человека были чересчур дружелюбны, но я была хороша — и, к сожалению, привыкла — к игнорированию некоторых комментариев.

Когда Клара не бегала по магазину, разговаривая с покупателями, мы говорили о магазине. Когда она спросила о моей жизни, я рассказала ей обрывки, крошечные фрагменты, которые не совсем складывались должным образом и оставляли дыры в сюжете размером с Аляску, но, к счастью, магазин был загружен, и она постоянно отвлекалась. Она еще не расспрашивала меня о том, что случилось с Каденом, но у меня было ощущение, что у нее есть идея, поскольку я избегала этой темы.

Эта часть моего нового старта в Пагосе была великолепной. Клара входила в эту часть. Надежда, которую я чувствовала в своем сердце. Возможность новых связей.

Но на самом деле работа в магазине….

Я пришла на свою новую работу, будучи реалистом. Я понятия не имела, что, черт возьми, я делаю, работая в магазине снаряжений для активного отдыха. Первые десять лет после того, как я уехала из Колорадо, ближе всего к занятиям на свежем воздухе я подходила только, когда я плавала на лодке моего дяди. За последние десять лет я несколько раз ходила на пляж, но мы останавливались на высококлассных курортах, где подавали красивые и смехотворно дорогие напитки.

Моя мама отреклась бы от меня, если бы узнала об этом.

Хотя я никогда не чувствовала себя большей самозванкой, чем во время работы в магазине.

Сегодня кто-то спросил меня о переправе вброд, и я буквально уставилась на них так долго, пытаясь понять, о чем они спрашивали, затем они сказали мне не беспокоиться об этом.

Рыбная ловля. Они говорили о поездке на рыбалку, объяснила мне Клара, похлопав меня по спине.

Через час кто-то попросил рекомендации по гамакам для палаток. Были разные виды палаточных гамаков?

Мне пришлось бежать, чтобы попросить Клару помочь им, хотя она была занята другим клиентом.

Какие виды рыбы здесь водятся? Маленькие? У меня не было идей.

С какими походами могла бы справиться шестидесятипятилетняя женщина? Может короткие?

Было ли еще сезон, чтобы заняться рафтингом? Откуда я должна знать?

Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бесполезной и глупой. Было так плохо, что Клара в конце концов велела мне работать на кассе и бегать в заднюю часть магазина, если Джеки — пятнадцатилетняя девочка, которая явно была способнее меня во всем — попросит меня принести что-нибудь из кладовой.

Именно этим я и занималась, стоя у кассы, готовая рассчитать кого-нибудь — кого-угодно — пока Джеки занималась арендой удочек, а Клара помогала семье с покупкой снаряжения для кемпинга — я много подслушивала и подумывала взять с собой блокнот на работу, чтобы делать заметки, которые я могла бы просмотреть дома. В этот момент зазвонил мой телефон в кармане. Я вынула его.

Звук было не из-за телефонного звонка или текстового сообщения, а из-за электронного письма.

Затем я вздрогнула.

Потому что это был не просто спам или информационный бюллетень от компании.

Отправителя звали К. Д. Джонс.

Мужчина, который называл меня своей женой наедине и в кругу близких.

Мужчина, который обещал действительно жениться на мне однажды, когда его карьера будет в самый раз, и отношения не повредят его юным поклонникам. — Ты понимаешь, не так ли, красавица? — рассуждал он раз за разом.

Этот ублюдок.

Удали письмо, тут же сказала какая-то часть моего мозга. Удали это и сделай вид, что не видела. Ничего из того, что он говорит, ты не хочешь слышать.

Это было правдой.

Его последнее письмо было примером.

Мне буквально ничего не нужно от него слышать. Ничего, что принесло бы мне пользу. Я ничего не хотела, кроме как, возможно, услышать, как он признает, что он добился того, чего достиг, по крайней мере отчасти, благодаря мне. Но, честно говоря, я получила бы чертовски больше удовольствия, услышав эти слова из уст его мамы, чем из его.

Все, что нужно было сказать между нами, было изложено почти год назад.

Я не слышала о нем ничего до недавнего времени.

Четырнадцать лет вместе, и он изо дня в день бросал мне холодную индейку (прим. «холодная индейка» — это термин, описывающий действия человека, который отказывается от своей привычки или зависимости в один момент, а не путем постепенного облегчения процесса за счет снижения дозы).

Но любопытный ублюдок, который жил в моем теле, сказал: «Прочитай это, или ты будешь гадать, чего он хотел». Может быть, кто-то наложил на его член проклятие, которое сделало его импотентом, и он хотел узнать, я ли это, чтобы я могла снять это. (Я бы не стала).

Затем самодовольный внутренний демон во мне, который наслаждался тем, как плохо залетели в чарты его последние два альбома, поднял свое довольное лицо вверх и сказал: «Да, ты знаешь, чего он действительно хочет». Я чертовски хорошо знала, что было самым важным в его жизни. Демон в моей голове был прав. Я знала. Я знала это, даже когда мы еще были вместе, и он впервые начал отстраняться. Тогда я была почти уверена, что его мама решила начать постепенно избавляться от меня.

Они понятия не имели, что они сделали, что почти полностью отняли у меня, хотя я не чувствовала никакой печали по этому поводу.

Удали это.

Или… сначала прочитать, а потом удалить?

Может быть, разозлиться, если он будет вести себя как мудак? Если это будет так, это не было бы неожиданностью, а только напоминанием о том, что сейчас мне лучше, чем было. Я все равно была победителем, верно?

Я была тут. Я была без людей, которые не способствовали моему счастью. У меня было все будущее впереди, готовое и ожидающее, когда я его приму.

Было много вещей, которые я хотела, и ничто не останавливало меня от них, кроме терпения и времени.

Но…

Прежде чем я смогла отговорить себя от этого, я кликнула по сообщению и собралась с духом, разозлив себя так, что, что бы он ни сказал, это не могло разозлить меня еще больше. Но в письме было всего несколько слов.

Роро,

позвони мне.

И на одну микросекунду я подумала о том, чтобы ответить ему. Сказать ему «нет». Но…

Нет.

Потому что лучший способ задеть его за живое — просто промолчать.

Каден ненавидел, когда его игнорировали. Более чем вероятно, потому что его мать баловала его каждый день его жизни и давала ему почти все, о чем он когда-либо просил или нет. Он слишком привык быть в центре внимания. Симпатичный мальчик, перед которым все льстили и падали на колени, чтобы угодить.

Поэтому вместо того, чтобы удалить электронное письмо, зная, что у меня не возникнет соблазна ответить ему, я оставила сообщение там, где оно было, потому что тетя Каролина попросит показать его. Юки тоже хотела, чтобы она могла кудахтать. Нори сказала бы мне сохранить его, чтобы однажды, когда я почувствовала бы себя подавленной, я могла посмотреть на него и хихикать про себя над тем, как пали сильные мира сего. Я положила телефон обратно в карман.

Да, он не просил меня звонить, потому что не мог найти свою карточку социального обеспечения или у него был проклятый член, и я знала это.

Я улыбнулась про себя.

— К чему эта улыбка? — прошептала Клара, обходя прилавок, где находилась касса.

Семья, которой она помогала, махала рукой, проходя мимо.

— Мы подумаем об этом, спасибо! — сказала одна из двух мам перед тем, как вывести своих близких.

Клара сказала им звонить, если у них возникнут еще вопросы, и дождалась, пока они уйдут, прежде чем обратиться ко мне.

Я не могла не улыбнуться и снова пожала плечами.

— Каден только что написал мне по электронной почте. Он попросил меня позвонить ему.

Я обдумывала эту ситуацию в своей голове несколько раз с тех пор, как мы вновь встретились, и я решила, что придерживаться правды — единственный выход.

Она знала о наших отношениях, потому что я рассказала ей о нем до того, как он стал знаменитым, еще когда я могла публиковать наши фотографии в Интернете, до того, как его маме пришла в голову идея изобразить его вечным холостяком. До того, как они попросили меня, так мило, так любезно, удалить все наши совместные фотографии, которые у меня были.

Клара заметила.

Она связалась со мной и спросила, расстались ли мы, и я сказала ей правду. Не говоря о том, что это был за «план», я просто говорила, что мы все еще вместе, и все в порядке. Но это было все, что она знала.

И я знала, что должна все ей объяснить, если собиралась остаться здесь.

У лжи были хрупкие маленькие ножки. Я хотела фундамент.

Клара приподняла бровь, прислонившись бедром к стойке, поправляя свою темно-зеленую рубашку с воротником и названием компании над грудью. Она принесла мне одну из своих старых и пообещала заказать новые.

— Ты собираешься сделать это?

Я покачала головой.

— Нет, потому что я знаю, что это его обеспокоит. И в любом случае ему ничего не нужно мне говорить.

Клара сморщила нос, и я увидела вопрос в ее глазах, но вокруг все еще было слишком много посетителей.

— Он пытался дозвониться до тебя?

— Он не может, потому что…, — все это было частью «Вещей, которые она могла знать», — … его мама отключила мою линию на следующий день после того, как он сказал, что мы больше не вместе. — Меня даже не предупредили, ничего. Я собиралась, чтобы уйти, когда это случилось. — У него нет моего нового номера.

Она вздрогнула.

— Моя семья и друзья тоже никогда не дали бы ему его; они все его ненавидят.

Нори сказала, что знает кого-то, кто знает кого-то, кто может сделать мне куклу вуду. Я не говорила ей, но я думала об этом.

Выражение лица Клары все еще было обеспокоенным, но она серьезно кивнула, быстро окинув взглядом помещение, как хороший владелец бизнеса.

— Повезло тебе. Какая мерзавка — я имею в виду его мать. Он тоже. Особенно после того, как долго вы были вместе. Сколько это было? Десять лет?

Верно. Слишком верно.

— Четырнадцать.

Клара поморщилась, когда дверь открылась и вошла пожилая пара.

— Позволь мне помочь им. Я вернусь.

Я кивнула и очень надеялась, что его мама потеет над его карьерой, когда случайно подняла взгляд и обнаружила, что Джеки странно смотрит на меня.

Очень, очень странно.

Но как только мы встретились взглядами, она слишком ярко улыбнулась и отвела взгляд.

Хм.

...❃.•.•.

Я провела поездку до своей гаражной квартиры, думая обо всем, что пошло не так в моих отношениях.

Как будто я уже недостаточно раз делала этого и клялась больше не делать этого почти каждый раз. Но какая-то часть меня не могла уйти от этого. Может быть, потому, что я сознательно была настолько слепа, и это беспокоило какую-то часть моего подсознания.

Не то чтобы не было признаков, ведущих к его заявлению о том, что вещи между нами больше не работают. Кульминацией этого последнего разговора было то, что он серьезно посмотрел на меня и сказал: «Ты заслуживаешь лучшего, Роро. Я просто удерживаю тебя от того, что тебе действительно нужно».

Он был чертовски прав, говоря, что я заслуживаю лучшего. Тогда я просто была в каком-то серьезной стадии отрицания, просила его остаться, не отказываться от четырнадцати лет. Говоря ему, что я так его люблю. «Не делай этого» , — умоляла я так, что моя мама пришла бы в ужас.

И все же он сделал.

Со временем и расстоянием я теперь точно знала, от чего ушла в конце концов. Я просто надеялась, что моя сверх независимая мама простит меня за то, что я опустилась так низко, чтобы удержать рядом кого-то, кто явно не хотел быть рядом. Но, по-видимому, любовь может заставить людей делать какие-то сумасшедшие вещи. И теперь мне пришлось прожить остаток жизни с этим позором.

Так или иначе, снова подумав об этом, я тщательно следовала указаниям своего навигатора обратно к квартире, потому что я все еще не запомнила каждый поворот, а подъезд к дому был не совсем явно обозначен. Пару ночей назад я попыталась вернуться без него и проехала примерно на четверть мили дальше, чем нужно, и мне пришлось заехать на чью-то подъездную дорожку, чтобы развернуться. После последнего поворота с грунтовой дороги хруст гравия под шинами запел песню, к которой я постепенно привыкала. На один короткий миг мне показалось, что слово «дом» начало обретать форму на моем языке, но ощущение исчезло почти мгновенно. Все было хорошо.

Я нахмурилась, когда из лобового стекла показался главный дом.

Потому что на ступеньках сидел Амос.

Что не имело бы большого значения — это был хороший день, особенно теперь, когда солнце не стояло прямо над головой и испепеляло все под своими лучами, — но он сгорбился, скрестив руки на животе, и не нужно быть телепатом, чтобы понять, что с ним что-то не так. Вчера я опять видела его на террасе, играющим в видеоигры.

Я наблюдала за ним, когда припарковалась сбоку от квартиры в гараже, прижав ее как можно ближе к зданию, чтобы его отец не испытывал неудобств.

Я вышла, схватив свою сумочку и думая о том, как этот мужчина, мистер Роудс, не хотел вспоминать, что я остановилась здесь….

Но когда я добралась до другой стороны, мальчик прижался лбом к коленям, свернувшись в клубочек примерно так, как мог бы человек, который не был акробатом.

Он был в порядке?

Я должна оставить его в покое.

Я действительно должна. Мне повезло, что меня не поймали в тот день, когда он делился со мной алоэ вера, или в другие дни, когда мы махали друг другу рукой. Оставить их в покое было единственным, о чем просил меня его отец, и меньше всего мне хотелось, чтобы меня выгнали раньше времени и… Парень издал звук, который звучал как чистое огорчение.

Дерьмо.

Я сделала два шага от двери, два шага ближе к главному дому и крикнула, колеблясь и готовясь спрятаться за задней частью здания, если по подъездной дорожке начнет ехать грузовик охотинспектора.

— Привет. Ты в порядке?

Нет ответа.

Он не оглянулся и не пошевелился.

Я сделала еще два шага и попробовала еще раз.

— Амос?

— Нормально, — выдавил парень так отрывисто, что я едва его поняла. В его голосе звучали слезы. О, нет.

Я подошла чуть ближе.

— Обычно, когда кто-то спрашивает меня, в порядке ли я, а я отвечаю, что со мной все в порядке, я совсем не в порядке, — сказала я, надеясь, что он понял, что я не хочу раздражать, но… ну… он был свернут в клубок и звучал неправильно.

Был здесь, делал это, но, надеюсь, по совсем другим причинам.

Он не двигался. Я даже не была уверена, что он дышит.

— Ты меня как бы пугаешь, — честно сказала я ему, наблюдая, как страх растет внутри меня.

Он дышал. Слишком громко, поняла я, когда сделала еще два шага ближе.

Он хмыкнул, протяжно и тихо, и ему потребовалось больше минуты, чтобы наконец ответить голосом, который я до сих пор едва понимала.

— Я в порядке. Жду папу.

Мой дядя сказал, что он был «в порядке», когда у него были камни в почках и слезы текли по его лицу, когда он сидел в кресле, игнорируя наши просьбы пойти к врачу.

Мой двоюродный брат однажды сказал, что он был «в порядке», когда он выпрыгнул из движущегося грузовика — не спрашивайте — и у него из ноги торчала кость из голени, когда он ревел от боли.

Что мне нужно было сделать, так это заняться своими делами, развернуться и пойти в квартиру. Я знала это. Мое пребывание здесь — ходьба по тонкому льду, даже если Роудс был порядочным и помог мне с моим разряженным аккумулятором — я все еще не избавилась от коррозии, насколько я помню. Мне нужно было сделать это в следующий выходной.

К сожалению, я никогда в жизни не могла игнорировать нуждающегося. Кого-то в боли. В основном потому, что у меня были люди, которые не игнорировали меня, когда я так себя чувствовала.

Вместо того, чтобы следовать своей интуиции, я сделала еще два шага к подростку, который прежде пошел за спиной своего отца и дал мне возможность остановиться здесь. Это был безумный, подлый поступок… но я восхищалась им за это, особенно если он сделал это, чтобы купить гитару.

— Ты съел что-то плохое?

Я была почти уверена, что он попытался пожать плечами, но он так сильно напрягся и так громко хмыкнул, что ненормально.

— Хочешь, я принесу тебе что-нибудь? — спросила я, пристально глядя на него, во мне все еще кипела тревога из-за того, что он издавал такие звуки. На нем была другая большая черная футболка, темные джинсы и поношенные белые кеды. Хотя ничего из этого не тревожило. Только оттенок его кожи.

— Принял пепто (прим. это препарат, используемый для лечения изжоги, нарушений пищеварения, расстройства желудка, тошноты), — выдохнул он, прежде чем, я клянусь жизнью, он заскулил и сильнее схватился за живот.

О, черт возьми. Я сократила дистанцию и остановилась прямо перед ним. У меня несколько раз в жизни был желудочный грипп, и это дерьмо было чем-то, но это… это казалось неправильным. Он пугал меня сейчас.

— Тебя вырвало?

Я едва расслышала его «нет». Я не поверила ему.

— У тебя была диарея?

Его голова дернулась, но он ничего не сказал.

— У всех бывает диарея.

Ладно, какой незнакомец — особенно мальчик-подросток — захочет поговорить о диарее с кем-то, кого он буквально встретил меньше месяца назад?

Может быть, только я.

— Знаешь, я отправилась бутербродом, который купила на заправке в Юте месяц назад, и мне пришлось провести лишнюю ночь в Моаве, потому что я не могла перестать ходить в туалет. Клянусь, я похудела на десять фунтов только за ту ночь…

Парень издал задыхающийся звук, который я не могла понять, был ли это смех или стон боли, но он звучал немного тише, когда пробормотал:

— Не было.

Он снова издал дикий, болезненный звук.

Плохое предчувствие охватило мою шею сзади, когда парень сгорбился еще больше за мгновение до того, как начал тяжело дышать через рот.

Хорошо.

Я присела перед ним.

— Где болит?

Он как-то указал на свой живот… подбородком?

— Были колики?

Этот сдавленный звук снова вырвался из его горла.

— Больно слева, справа или посередине?

Его слова были тверды.

— Вроде справа.

Я вытащила свой телефон и выругалась на тот факт, что у меня есть только одна полоска сотовой связи в этом месте. Недостаточно, чтобы использовать Интернет, но, надеюсь, достаточно для звонка. Был Wi-Fi, но… Я не собиралась спрашивать пароль, когда он едва мог говорить.

Я набрала контакт Юки, думая, что она была единственным человеком, которого я знала, у которого постоянно был ее телефон, и, к счастью, она ответила на втором звонке.

— Ора-Ора-Бо-Бора! Что ты делаешь? Я только думала о тебе, — ответила одна из моих самых лучших подруг, и это звучало чертовски бодро. Но, конечно, она должна. Ее альбом занял первое место три недели назад и до сих пор держится там.

— Юки, — сказала я, — мне нужна твоя помощь. С какой стороны у тебя аппендикс?

Должно быть, она услышала страдание в моем голосе, потому что юмор исчез из ее голоса.

— Позволь мне узнать. Подожди.

Она что-то прошептала тому, кто должен был быть ее менеджером или помощником, прежде чем через несколько секунд снова поднести телефон к лицу и сказать:

— Здесь сказано середина живота, правая нижняя часть живота, зачем? Ты в порядке? У ТЕБЯ АППЕДИЦИТ? — начала кричать она.

— Чёрт, — пробормотала я про себя.

— ОРА, ТЫ В ПОРЯДКЕ?

— Я в порядке, но мой сосед сильно потеет и выглядит так, будто его сейчас стошнит, и он держится за живот. — Я сделала паузу. — У него нет диареи.

Мальчик издал еще один задыхающийся звук, я не была полностью уверена, что это связано с аппендицитом, или более чем вероятно, что я снова говорила о диарее. У меня было достаточно племянников, чтобы знать, что какими бы дикими они ни были, иногда они стесняются телесных функций. И по тому, как он разговаривал со своим отцом пару недель назад, как он разговаривал со мной, у меня возникло ощущение, что, может быть, он просто застенчив в общем.

— О, слава Богу. Я думала это о тебе. — Она с облегчением присвистнула. — Отвези его в отделение неотложной помощи, если он так плохо выглядит. У него есть вздутие?

Я чуть отодвинула телефон от лица. — Ты чувствуешь вздутие живота?

Амос кивнул, прежде чем снова всхлипнуть и прижаться лицом к коленям.

Конечно, это случилось бы со мной. Меня собирались выгнать за разговор с этим парнем, и я даже не смогу об этом пожалеть.

— Да. Слушай, Юки, позволь мне перезвонить тебе позже. Спасибо!

— Перезвони мне. Скучаю по тебе. Удачи. Пока! — сказала она и тут же повесила трубку.

Одной рукой сунув телефон обратно в карман, вторая рука легла на колено мальчика, и я похлопала его.

— Послушай, я не знаю точно, но похоже, что это твой аппендикс. Хотя я не знаю точно, но, честно говоря, ты очень плохо выглядишь, и я думаю, что тебе слишком больно, чтобы это было, я не знаю, чем-то другим.

Диарея. Но я думаю, что ему надоело, что я произношу перед ним слово на букву «д» уже в десятый раз.

Я была почти уверена, что он попытался кивнуть, но он так застонал, что мои подмышки начали потеть.

— Твой папа едет?

— Он не отвечает. — Он издал еще один стон. — Он сегодня на озере Навахо.

Я знала, что озеро находится недалеко от Пагоса, но служение было разбросано по всему Колорадо, я начала изучать. Поэтому он думал, что его отец уже в пути?

— Хорошо. Мы можем позвонить кому-нибудь еще? Твоя мама? Другой родитель? Член семьи? Сосед? Скорая помощь?

— Мой дядя… О, черт. — Он испустил крик, который каким-то образом проник прямо в мое сердце и мозг.

Я больше не могла колебаться. Это было нехорошо. Моя интуиция так сказала. Единственное, что я знала о проблемах с аппендиксом, это то, что его разрыв может быть смертельным. Может быть, это было на самом деле чем-то нестрашным. Может быть, это было что-то другое. Но я не хотела шутить его самочувствием.

Особенно, когда его отец не отвечал и не мог принять исполнительное решение.

Я встала, а затем наклонилась, чтобы просунуть руку ему под лопатки.

— Хорошо, хорошо. Я отвезу тебя в больницу. Ты меня очень пугаешь. Мы не можем рисковать и ждать.

— Мне не нужно… О, черт.

— Я лучше отвезу тебя, и нет ничего хорошего в том, если у тебя разорвется аппендикс, понятно?

Я бы предпочла, чтобы его отец выгнал меня за общение с ним, чем этот ребенок умер или что-то еще ужасное.

Боже мой. Он мог умереть.

Хорошо. Время идёт.

— У тебя есть кошелек? Паспорт? Страховая карта?

— Я в порядке. Это прой… черт! Черт возьми, — он протяжно и глубоко застонал, все его тело напряглось от крика, от которого у меня вырвалось еще одно ругательство.

— Я знаю. Ты в порядке, но давай все равно съездим, ладно? Я не хочу, чтобы твой отец видел, как я пытаюсь посадить тебя в свою машину, пока ты дерешься со мной и думаешь, что я пытаюсь тебя похитить. Он не отвечает, поэтому мы не можем спросить его, что делать. Я могу попытаться позвонить твоему дяде по пути, хорошо? Ты что-то говорил о том, чтобы позвонить своему дяде, верно? — спросила я, хлопая его по плечу. — Ты не можешь умереть из-за меня, Амос. Клянусь, я не смогу спокойно жить, если это произойдет. Ты слишком молод. У тебя ещё все впереди. Я не так молода, как ты, но во мне еще как минимум лет сорок. Пожалуйста, не позволяй своему отцу убить и меня.

Он наклонил голову и посмотрел на меня большими испуганными глазами.

— Я умру? — захныкал он.

— Я не знаю! Я не хочу, чтобы ты умер! Давай поедем в больницу и убедимся, что ты этого не сделаешь, хорошо? — предположила я, зная, что истерю и, вероятно, пугаю его до чертиков, но я до смерти волнуюсь за него, а я была не такой уж взрослой, как написано в моем свидетельстве о рождении.

Он так долго не двигался, что я была уверена, что он продолжит спорить, и мне придется звонить в 911, но за пару вдохов, которые я сделала через нос, он, должно быть, пришел к решению, потому что он медленно пытался подняться на ноги.

Слава богу, слава богу, слава богу.

На его щеках были слезы.

Он застонал.

Заворчал.

Закряхтел.

И я видела пару свежих слез, струившихся по его потному лицу. У него были зачатки резких черт лица отца, но он был стройнее, моложе, без грубой зрелости. Однако однажды у него это будет. У него не может быть, черт возьми, разрыва аппендикса. Ни за что.

Подросток сильно прислонился ко мне, хныча, но изо всех сил пытаясь не делать этого.

Пятьдесят футов до моей машины показались мне десятью милями, и я пожалела, что не подъехала ближе. Но я усадила его на пассажирское сиденье и наклонилась, чтобы пристегнуть его ремнем безопасности. Затем я обежала сзади и села за руль, заводя машину, а затем сделала паузу.

— Амос, могу я одолжить твой телефон? Могу я еще раз попытаться позвонить твоему отцу? Или твоему дяде? Или твоей маме? Кому-либо?

Он кинул в меня свой телефон.

Хорошо.

Затем он пробормотал несколько цифр, которые, как я поняла, были его кодом блокировки.

Он прислонился к окну, его лицо было таким бледно-бронзовым, граничащим с оттенком зеленого, и выглядел готовым вырвать рвоту.

Проклятье.

Включив кондиционер, я выхватила из-под сиденья старый продуктовый пакет и положила ему на ногу.

— На случай, если тебя вырвет, но не переживай, если не попадёшь. Я все равно подумывала о том, чтобы поменять машину.

Он ничего не сказал, но по его щеке скатилась еще одна слеза, и вдруг мне тоже захотелось плакать.

Но у меня не было времени на это дерьмо.

Разблокировав его телефон, я сразу же перешла к недавним контактам. Конечно же, его последний звонок был отцу около десяти минут назад. Сотовой связи едва хватало для звонка, и я попробовала еще раз. Гудки шли и шли. Это была удача.

Я взглянула на мальчика, когда выскочила стандартная запись «Абонент временно недоступен, перезвоните позже», и я дождалась сигнала.

Я могу сделать это. У меня не было выбора.

— Привет, мистер Роудс, это Аврора. Ора, как угодно. Я везу Амоса в больницу. Я не знаю, какую. В Пагосе их больше одной? Я думаю, что у него может быть аппендицит. Я нашла его снаружи с сильными болями в животе. Я позвоню, когда узнаю, куда я его везу. У меня есть его телефон. На данный момент все, пока.

Что ж, этот недостаток информации может ко мне вернуться и дать мне пинка под зад, но я не хотела тратить время на объяснения по телефону. Мне нужно было найти больницу и добраться до нее. Немедленно.

Я дала задний ход, добралась до дороги, где, как я знала, есть сотовая связь. Я открыла навигационное приложение, нашла ближайшее медицинское учреждение — здесь было отделение неотложной помощи и одна больница — и настроила его для навигации. Затем другой рукой я снова схватила телефон Амоса, еще раз взглянула на бедного парня, который разжимал и сжимал кулак, его тело слегка дрожало от боли, силу которой я могла только предположить, и спросила:

— Как зовут твоего дядю?

Он не смотрел на меня.

— Джонни.

Я вздрогнула и включила кондиционер так холодно, как только это было возможным, когда заметила капельку пота у него на виске. Было не жарко; он просто чувствовал себя так плохо. Дерьмо.

Потом я нажала на педаль газа. Я ехала так быстро, как только могла.

Я хотела спросить его, не стало ли ему лучше, но он даже не поднял голову, вместо этого просто прислонил ее к окну, по очереди вздыхая, хрюкая и охая.

— Я буду ехать так быстро, как только смогу, — пообещала я, пока мы спускались по холмам к шоссе. К счастью, дом находился на той стороне города, которая ближе всего к больнице.

Один из его пальцев поднялся в знак подтверждения. Может быть.

На знаке «Стоп» я просмотрела его контакты и нашла один дяди Джонни. Я набрала номер и включила громкую связь, держа ее в левой руке, когда повернула направо.

По телефону отчетливо прозвучало:

— Ам, мой парень.

— Привет, это Джонни? — ответила я.

Последовала долгая пауза, а затем:

— Ну, да. Это кто?

Я не совсем звучала как девочка-подросток, я это понимала.

— Привет, это Аврора. Я, э-э, соседка Амоса и мистера Роудса.

Тишина.

— Амос кажется больным, а его отец не отвечает, и я везу его в больницу…

— Что?

— У него болит живот, и я думаю, что это может быть его аппендикс, но я не знаю его дня рождения и есть ли у него страховка…

Мужчина на другом конце выругался.

— Хорошо, хорошо. Я встречу тебя в больнице. Я не слишком далеко, но я буду там, как только смогу.

— Хорошо, спасибо, — ответила я.

Он повесил трубку.

Я снова посмотрела на Амоса, когда он издал протяжный низкий стон, и я выругалась и поехала еще быстрее. Что я должна делать? Что я могу сделать? Отвлечь его от боли? Я должна попробовать. Каждый звук из его рта становилось все труднее и труднее выносить.

— Амос, какую гитару ты хочешь купить? — спросила я, потому что это было первое, что пришло мне в голову, надеясь, что отвлечение поможет.

— Что? — захныкал он.

Я повторила свой вопрос.

— Электрогитара, — проворчал он голосом, который я едва расслышала.

Если бы это была любая другая ситуация, я бы закатила глаза и вздохнула. Электрогитара. Это будет не первый раз, когда кто-то предположит, что я ничего не смыслю в музыке или инструментах. Но все равно это неприятно.

— Но какую? Веерные лады? Без головы? Веерные лады и без головы? С двумя грифами?

Если он и был удивлен, что я спросила его о чем-то столь несущественном, как гитара, когда он пытался не вырваться от боли, он не показал этого, но ответил натянуто:

— А… безголовую.

Ладно, хорошо. Я могла бы работать с этим. Я еще немного нажала на газ и продолжила тянуть задницу.

— Сколько струн?

Ему не потребовалось так много времени, чтобы ответить, как минуту назад.

— Шесть.

— Ты знаешь, какое покрытие тебе нужно? — спросила я, зная, что могу раздражать его, заставляя говорить, но надеясь отвлечь его вопросами достаточно, чтобы он подумал о чем-то другом. И поскольку я не хотела, чтобы он подумал, что я понятия не имею, о чем говорю, я стала более конкретной. — Опаленный клен? Стёганый клен?

— Стёганый! — он яростно задыхался, сжимая руку в кулак и ударяя ею по колену.

— Стёганый — это очень мило, — согласилась я, стиснув зубы и вознося безмолвную молитву, чтобы с ним все было в порядке. О Господи. Еще пять минут. У нас было еще пять минут, может, четыре, если я смогу обогнать некоторых медленных водителей впереди нас. — А как насчет твоего грифа?

— Я не знаю, — он в основном плакал.

Я не могла тоже плакать. Я не могла тоже плакать. Я всегда плакала, когда плакали другие люди; это было проклятие.

— Клен птичьего глаза может хорошо смотреться со стеганым клёном, — выкрикнула я, словно если бы я была достаточно громкой, чтобы подавить его слезы, они бы не прекратились. — Прости, что кричу, но ты меня пугаешь. Я обещаю, что буду ехать как можно быстрее. Если ты больше не будешь плакать, я знаю кое-кого, кто кое-кого знает, и, может быть, я смогу сделать тебе скидку на твою гитару, хорошо? Но, пожалуйста, перестань плакать.

Этот слабый кашель вырвался из его горла… это было чертовски похоже на смех. Измученный, страдающий, но смех.

Взгляд на него, когда я повернула направо, показал, что на его щеках все еще были слезы, но, может быть…

Я свернула еще раз направо и остановились перед больницей, направляя нас к входу в отделение неотложной помощи, говоря:

— Мы почти у цели. Мы почти там. Ты будешь в порядке. Ты можешь получить мой аппендикс. Думаю, это хороший вариант.

Он не сказал, что хочет этого, но я была уверена, что он пытался показать мне большой палец вверх, когда я припарковалась перед стеклянными дверями и помогла Амосу выбраться из машины, обхватив его одной рукой за спину и перенеся его вес на себя. Бедняжка ощущался как растопленное Желе-О. Его колени подогнулись и все такое, и, казалось, ему потребовались все силы, чтобы передвигать ногами.

Я никогда раньше не была в отделении неотложной помощи и, наверное, ожидала, что кто-то примчится с каталкой и всем остальным, по крайней мере, с инвалидным креслом, но женщина за стойкой даже бровью не повела.

Амос со стоном доковылял до стула.

Едва я начала рассказывать женщине за стойкой, что происходит, как ко мне кто-то подошёл. Я встретила темно-карие глаза на темном лице. Оно мне было незнакомо.

— Ты Аврора? — спросил незнакомец. Это был другой мужчина.

И боже мой, этот парень тоже был красив. Его кожа была невероятного молочно-коричневого оттенка, высокие и круглые скулы, его короткие волосы были темно-черными. Должно быть, это дядя Амоса.

Я кивнула ему, оторвав взгляд от него всего, чтобы просто сосредоточиться на его глазах.

— Да, Джонни?

— Ага, — согласился он, прежде чем повернуться к женщине и сунуть ей телефон. — Я дядя Амоса. У меня есть информация о его страховке. У меня есть доверенность на принятие медицинских решений до тех пор, пока это не сделает его отец, — быстро отбарабанил он.

Я сделала шаг в сторону и увидела, как он ответил на несколько вопросов женщины, а затем что-то заполнил на планшете. Стоя там, я узнала, что Амоса зовут Амос Уорнер-Роудс. Ему было пятнадцать, и его контактным лицом на случай экстренной ситуации был его отец, хотя по какой-то причине у его дяди была медицинская доверенность. Сразу после этого информационного сброса я отступила назад и направилась к Амосу, который снова был в том же положении, в котором я его нашла: стонущим и потеющим, бледным и ужасным.

Я хотела похлопать его по спине, но держала руки при себе.

— Эй, твой дядя здесь. Они должны прийти за тобой через секунду, — тихо сказала я ему.

Его «хорошо» звучало так, словно исходило из какого-то глубокого темного места.

— Ты хочешь вернуть свой телефон?

Он наклонил голову дальше к коленям и застонал.

Именно тогда кто-то в халате вышел с инвалидной коляской. Я все еще держала телефон Амоса, когда его вывезли из зоны ожидания, а дядя последовал за ним.

Должна ли я… уйти?

Могут пройти часы, прежде чем они точно узнают, что случилось, но… я привела его сюда. Я хотела убедиться, что с ним все в порядке; иначе я бы не спала всю ночь, беспокоясь. Я отогнала машину, пока ее не отбуксировали, и села ждать.

Прошел час, а ни дяди Амоса, ни его отца не было видно. Когда я пошла спросить сотрудницу на стойке регистрации, могу ли я получить новости, она прищурила глаза и спросила, член ли я семьи, и мне пришлось отступить, чувствуя себя преследовательницей. Но я могу подождать. Я буду.

Я только вышла из уборной почти через два часа после того, как попала в отделение неотложной помощи, и направилась к своему месту, когда двери, ведущие наружу, открылись, и в комнату ворвалась огромная гора мужчины.

Второе, что я заметила, была его униформа, которая, казалось, облегала множество впечатляющих мускулов и костей. Его пояс был туго обтянут вокруг талии. Кто-то заслужил освистывание.

Что там было с мужчиной в форме, я понятия не имела, но была уверена, что на секунду у меня потекли слюнки.

Плечи мистера Роудса казались шире, его руки под ярким белым больничным светом казались более мясистыми, чем под теплым желтым светом квартиры в гараже. Его хмурый вид придавал ему еще больше свирепости. Он действительно был большим, взрослым мужчиной. О господи.

Я сглотнула.

И этого было достаточно, чтобы его взгляд метнулся ко мне. Узнавание отразилось на его чертах.

— Привет, мистер Роудс, — сказала я, когда те ноги, которые были такими же длинными, как я помнила, начали двигаться.

— Где он? — спросил мужчина, с которым я дважды разговаривала, и его голос звучал так же любезно, как и раньше. И под приятным я имела в виду совсем неприятный. Но на этот раз его сын был в больнице, так что я не могла его винить.

— Он в конце, — немедленно сказала я ему, позволив его тону и словам скользнуть по моей спине. — Его дядя здесь, Джонни? Он там с ним…

Одна большая нога в сапогах приблизила его ко мне. Его густые темные брови сошлись вместе, тонкие линии пересекали широкий лоб. Морщины вдоль его рта были глубокими, с хмурым взглядом, который мог бы сжечь волосы с моих бровей, если бы я не привыкла к тому, что мой дядя корчит рожи каждый раз, когда кто-то раздражает его.

— Что ты сделала? — спросил он своим властным, ровным голосом.

Прошу прощения?

— Что я сделала? Я отвезла его сюда, как сказала в своем голосовом сообщении…

Еще одна большая нога в ботинке шагнула вперед. Господи, он действительно был высоким. Я была пять футов и шесть дюймов (прим. приблизительно 168 см), и он возвышался надо мной.

— Я специально сказал тебе не разговаривать с моим сыном, не так ли?

Он издевается надо мной?

— Ты шутишь?

Должно было быть так.

Это красивое лицо приблизилось ближе, его хмурый взгляд был просто злым.

— Я дал тебе два правила…

Настала моя очередь поднять на него брови, возмущение вспыхнуло в груди. Даже мое сердце забилось быстрее от того, на что он пытался намекнуть.

Ладно, я не поняла, что он хотел сказать, но он меня ругал за то, что отвезла его ребенка в больницу? Серьезно? И пытался ли он создать впечатление, что я сделала что-то, из-за чего его ребенок оказался здесь?

— Привет! — позвал незнакомый голос.

Мы оба повернулись туда, откуда он исходил, и это был Джонни, стоящий у лифта, положив руку на макушку.

— Какого черта ты не отвечаешь на звонки? Они думают, что у него аппендицит, но ждут результатов сканирования, — быстро объяснил он. — Они помогают ему. Ну же.

Тобиас Роудс даже не взглянул на меня, прежде чем быстро подошел к Джонни. Дядя Амоса, однако, кивнул мне, прежде чем повести другого мужчину к лифтам. Они тихо разговаривали.

Грубый.

Но это обновленная грубость, верно?

Может быть, меня могли принять за растение, но в течение следующих двух дней я просидела у окна столько, сколько могла. В основном потому, что магазин был закрыт по понедельникам. Кларе нужно было провести инвентаризацию, и ее лицо покраснело, когда она объяснила, что не может заплатить мне за помощь. Это только пробудило во мне желание помочь ей еще больше, но я понимала, что её это не устроит, даже если я предложу сделать это бесплатно, поэтому я оставила это предложение при себе. По крайней мере, сейчас.

Я все равно отвлеклась, беспокоясь об Амосе и о том, в порядке ли он. Конечно, я его не знала, но все равно чувствовала ответственность. Он свернулся калачиком на крыльце, ожидая, пока кто-нибудь его заберёт, и…

Это напомнило мне себя, когда мама не забрала меня из дома Клары в тот ужасный день. Как я снова и снова звонила домой, когда она не появилась в то время, о котором мы договорились. Как я сидела на крыльце дома у родителей Клары, ожидая, пока она прибудет с каким-то предлогом из-за чрезвычайной ситуации, с которой она столкнулась. Мама не всегда была пунктуальна, но в конце концов всегда успевала.

Маленькая слезинка выступила у меня на глазах при воспоминании о днях после ее исчезновения.

Но, как и в любой другой раз, я вытерла её и продолжила жить.

Мой первоначальный план на этот день состоял в том, чтобы отправиться в тренировочный поход, о котором я нашла информацию в Интернете, ближе к Бэйфилду, следующему ближайшему городу, но желание убедиться, что с Амосом все в порядке, казалось более важным. Даже Юки прислала сообщение с просьбой сообщить новости. У меня не было никакой информации, кроме той, что я услышала днем в больнице, и я поделилась ею с ней.

У меня также был его телефон, который то включался, то выключался, пока он не разрядился.

Я почти потеряла надежду, что он вернется домой, пока читала книгу, которую купила в продуктовом магазине, когда через открытое окно донесся звук шин по гравию. Я встала и увидела пикап «Парки и дикая природа», за которым следовал хэтчбек.

Из грузовика выскочила знакомая фигура, а из машины вышла еще одна длинная мужская фигура. Они оба обогнули машину с другой стороны и через мгновение помогли выбраться гораздо меньшему человеку. Они зажали его между собой, и я была почти уверена, что слышала, как они препирались, пока направлялись в дом.

Это был Амос.

Облегчение пробежало прямо в моей груди.

Я хотела пойти и спросить его лично, все ли с ним в порядке, но… я собиралась подождать.

Ну, если только Роудс не придет и не вышвырнет меня. По крайней мере, я еще не полностью распаковала свои вещи. Всего несколько дней назад я ходила в прачечную и наполнила чемодан чистой одеждой.

В главном доме, казалось, включился весь свет.

Примерно в десятый раз я задумалась о фигуре мамы или жены. К дому никто не подходил. У меня были открыты окна, и я не очень хорошо спала; Я бы услышала кого-то на подъездной дорожке. Амос вчера тоже не просил меня звонить его маме.

Но разве его отец не упомянул что-то о ней в первый день?

В любом случае, Амосу повезло, что у него были папа и дядя, которые помчались в больницу, чтобы быть с ним; я надеялась, что он это знает. Может быть, его папа был строгим… и, может быть, не самым дружелюбным человеком на планете, но он любил его. Любил его достаточно, чтобы обвинить меня в каком-то тупом дерьме. Чтобы искренне беспокоиться о его безопасности.

Я всхлипнула, внезапно почувствовав легкое сердцебиение, и взяла телефон. Прозвучал один гудок, прежде чем был ответ.

— Ора! Какие-нибудь новости?

Была причина, по которой я так сильно любила Юки и ее сестру. Это были хорошие люди с огромным сердцем. Я знала, насколько она постоянно занята, и это не мешало ей всегда быть на связи.

— Он только что вернулся домой. Его дядя и отец помогли ему войти, но он шел сам.

— О, хорошо. — Она издала звук, прежде чем сказать: — Ты сказала, что это был твой сосед, не так ли?

Я фыркнула, одиночество уже улетучилось от звука ее голоса.

— Да. Сын мужчины, сдавшего мне свою квартиру в гараже.

— Оооо. Мой помощник заказал для него кристалл (прим. лечение кристаллами помогает расслабиться, хотя этот эффект не подтверждён научными доказательствами). Я отправляю его на почтовый ящик, который ты прислала мне на днях. Скажи ему, чтобы положил его на левый бок. Я надеюсь, что ему станет лучше.

Видите? Добрейшее сердце.

— А как у тебя дела? Ты обустраиваешься? Как Колорадо?

— Я в порядке. Обустраиваюсь. Здесь действительно классно. Чувствую себя здесь хорошо.

В ее голосе определенно была надежда, когда она спросила:

— Значит, ты счастлива?

Юки, как и мои тетя и дядя, видела меня в худшие моменты. Я осталась с ней на месяц сразу после того, как мне сказали об окончании моих отношений. Отчасти потому, что она жила дальше по улице, но в основном потому, что она действительно была одной из моих лучших подруг. В то время она сама переживала разрыв, и тот месяц, что я осталась, оказался одним из самых продуктивных периодов в моей жизни. И её.

За это время мы вместе написали целый альбом… в промежутках между прослушиванием Аланис, Глории и Келли так громко, что я была почти уверена, что мы обе потеряли слух.

Но оно того стоило, очевидно.

— Ага. Я устроилась на работу к подруге, с которой мы дружили, когда я жила здесь.

— Что за работа?

— В магазине снаряжений для активного отдыха.

С ее стороны повисла пауза.

— Что это?

— Они продают туристическое и рыболовное снаряжение. Вроде того.

Последовала еще одна пауза, а затем она медленно сказала:

— Гм, Ора, без обид, но…

Я застонала.

— Я уже знаю, что ты собираешься сказать.

Ее кристально чистый смех очень напомнил мне ее певческий голос. Это было красиво.

— Чего ты там работаешь? Что ты знаешь обо всем этом? Как давно я тебя знаю? Двенадцать лет? Самый активный отдых, который у тебя когда-либо был это… тусовки в палатках на фестивалях.

Я рассмеялась, но на самом деле я съёжилась, потому что она была права.

— Замолчи. Кто собирался пойти со мной в поход? Каден? Ты можешь представить его маму? Ты? — Я расхохоталась, и она тоже начала сильно смеяться, представив себе это.

Миссис Джонс, его мать, была чертовски раздражительна, что было забавно, потому что я видела дом, в котором он вырос. Его отец был сантехником с тремя детьми и женой-домохозяйкой. У них было больше денег, чем было у меня, когда мама была рядом, но они никогда не купались в них. Но за последние десять лет, с тех пор как его карьера пошла в гору, она превратилась в высокомерного монстра, который издевался над гамбургерами, если только они не были сделаны из мраморной говядины Вагю или Кобе.

— Хороший вопрос, — согласилась Юки, перестав смеяться.

— А если серьезно, я ничего об этом не знаю. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой глупой, Ю. Клиенты задают мне так много вопросов, а я просто смотрю на них так, будто они говорят на древнегреческом. Это ужасно.

Она сказала «оуу», но все еще смеялась.

— Но моей подруге нужна была помощь, и я не могу предоставить рекомендации, чтобы получить работу получше.

И я даже не знала, чем хочу заниматься в первую очередь. Это было просто… чем-то. Пока не решила чем.

Это заставило ее перестать смеяться.

— Используй меня. Я скажу им, что ты работала на меня и что ты лучший сотрудник, который у меня когда-либо был. И на самом деле это не было бы ложью. Ты работала на меня, и ты была моим самым ценным работником. Я платила тебе. Я буду продолжать платить тебе.

Ее звукозаписывающая компания настояла на том, чтобы взять мою работу в кредит, чтобы я не подала на них в суд в будущем. Они собирались переводить мне деньги каждый квартал. Если они тебе не платят, они только зарабатывают больше денег, Ора. Возьми это. И она была права. Лучше я, чем звукозаписывающая компания.

Честно говоря, я ни разу не подумала о том, чтобы сделать это: попросить ее солгать ради меня. Но теперь, когда она упомянула об этом… было бы неплохо включить это в свое резюме, как только я найду что-то еще, в чем я не была бы ужасна.

Но даже мысль о том, чтобы бросить Клару, заставила меня чувствовать себя ужасно. Она действительно была потрясена, и я не была уверена, кто поможет ей, когда Джеки вернется в школу. Мне нужно было стать лучше и узнать больше, прежде чем подросток уйдет. Но это все было на всякий случай. В будущем. Я не собиралась уезжать в ближайшее время.

— Уверена ли ты? — спросила я ее.

Она драматично вздохнула.

— Тебе нужно духовное очищение, плюшевый мишка. Я думаю, Каден, возможно, заразил тебя своей тупостью.

Я хмыкнула.

— Ты тупица.

Она рассмеялась.

— Если до этого дойдет, я тебя попрошу. Я даже не подумала об этом.

— Верно. Из-за тупизма. Я пришлю тебе немного шалфея.

Я вздрогнула и услышала ее вздох.

— Я скучаю по тебе, Ора. Когда мы снова увидимся? Я хочу, чтобы ты вернулась и жила со мной. Ты же знаешь, mi casa es tu casa (перев. с исп. мой дом — твой дом).

— В любое время, когда мы где-нибудь встретимся или ты приедешь сюда. Я тоже по тебе скучаю. И твоей сестре.

— Уф. Нори. Теперь, когда я думаю об этом, ей тоже нужно отправить немного шалфея.

Я фыркнула.

— Я думаю, что ей он нужен больше, чем мне. Говоря о людях, нуждающихся в очищении, угадай, кто написал мне по электронной почте?

Она буквально подавилась.

— Отродье Антихриста?

Тот факт, что она называла миссис Джонс антихристом, так и не устарел.

— Ага. Он попросил меня позвонить ему. Дважды.

— М-м-м. Наверное, потому что его альбом провалился, и все говорят о том, какой он плохой.

Я улыбнулась.

Она на мгновение задумчиво хмыкнула.

— Тебе лучше без него, ты же помнишь это, да?

— Я знаю.

Потому что я знала. Если бы я осталась с ним… мы бы никогда не поженились, даже если бы ему было далеко за сорок. У нас бы никогда не было детей. Я была бы в тени до конца своей жизни. Я бы никогда не стала настоящим приоритетом для кого-то, кого я могла поддерживать каждой клеточкой своей души.

Я никогда не смогу этого забыть. Я бы не стала. Мне было намного лучше без него.

Мы поговорили еще несколько минут, и я как раз заканчивала телефонный разговор, когда услышала, как за окном захлопнулась дверца машины, и выглянула наружу.

Восстановленный «Бронко» уезжал. За то время, что я была здесь, я видела, как он исчезал только дважды. Однако другая машина всё ещё была там, хэтчбек, который, должно быть, принадлежал дяде Амоса, Джонни. Я не смогла увидеть водителя, но у меня было чувство, что это был мистер Роудс. Тобиас. Не то чтобы я назвала его так вслух. Он не хотел, чтобы я его как-то называла судя по тому, как он вел себя два дня назад.

Но ведь нет ничего плохого в том, чтобы убедиться, что с мальчиком все в порядке, не так ли?

С моим и его сотовыми телефонами в карманах, я несла единственную банку куриного супа с лапшой, которую хранила несколько недель, вниз по лестнице и пересекла гравий, ведущий к главному дому, присматриваясь к входу в собственность, чтобы убедиться, внедорожник не развернулся внезапно. Меня даже не смутило то, как быстро я подбежала к террасе и дважды постучала в дверь с надеждой.

Я услышала «Одну секунду!» изнутри, а может три спустя, дверь открылась, и мужчина, которого я встретила в больнице, стоял там с легкой улыбкой на лице, которая через мгновение стала шире.

— Привет, — сказал симпатичный мужчина. Он был не таким высоким, как мистер Роудс… Он тоже был мистером Роудс? Он совсем не был похож на него, даже немного. Их черты и цвет кожи были совершенно разными. Как и их телосложение. Во всяком случае, Амос выглядел как смешанная версия их обоих.

Может, он был родственником его матери?

— Добрый день, — сказала я ему, внезапно смутившись. — Мы встретились в травмпункте, помните? Амос в порядке? — Я немного приподняла руки. — Он не домашний, но я принесла ему банку супа.

— Хочешь спросить его сама? — Он улыбался так широко, что я не могла не ответить ему тем же.

Да, он и мистер Роудс определенно не были родственниками.

Я снова задалась вопросом, узнаю ли я, что произошло с мамой Амоса. Может быть, она была в армии, в командировке. А может они развелись и жили далеко друг от друга? Разве Роудс не назвал имя другого мужчины, когда упоминал маму мальчика? У меня было так много вопросов, которые никак не касались меня.

— Я могу? — спросила я, колеблясь, зная, что, черт возьми, мне лучше просто вернуться в квартиру в гараже, прежде чем у меня появятся неприятности. Не то чтобы папа Амоса был так рад меня вчера видеть.

Или в последний раз, когда мы виделись.

Гораздо меньше, чем в первый раз.

Или никогда. Он никогда не был рад меня видеть.

Джонни отступил назад, кивнув. Его глаза, казалось, сканировали пространство позади меня, и между его бровями образовалась складка, как будто он был сбит с толку. Но о чем бы он ни думал, должно быть, это было не так уж важно, потому что он, казалось, пожал плечами, прежде чем жестом подтолкнул меня вперед.

— Входи. Он в своей комнате.

— Спасибо. — Я улыбнулась и последовала за ним, как только он закрыл дверь.

Дом был воплощением деревенского и милого стиля. Светлые полы вели через фойе, мимо приоткрытой двери, которая, при беглом взгляде, показалась мне гостевой ванной, и прямо впереди сводчатый потолок над помещением, которое состояло из гостиной и кухни справа. В гостиной стоял один серый двухместный диван и два кресла с потертой кожей. В углу была установлена дровяная печь. Тут стоял ящик из-под молока, служивший тумбочкой с лампой на нем. Маленькая кухня со столешницей, выложенной зеленой плиткой и шкафами того же оттенка, что и стены бревенчатого дома с черной бытовой техникой. Рядом с кофеваркой стоял пластиковый контейнер для кофе, старая банка с сахаром и другие вещи на стойке.

Место было очень, очень чистым и организованным. Или, может быть, каждый мужчина, которого я когда-либо знала и с которым жила, был просто неряшливым, потому что для двух мужчин, живущих здесь, это было довольно впечатляюще. Внезапно я почувствовала себя неряхой из-за того, что одежда разбросана по всему гаражу, свисает с дверей и стульев.

Было уютно, по-домашнему и мило.

Мне действительно это понравилось.

Наверное, это напомнило мне о людях и вещах, которые приносили мне утешение. И любовь. Потому что они были в основном одинаковыми, или, по крайней мере, они должны были быть.

— Аврора, верно? — спросил Джонни, заставив меня взглянуть на него.

— Да, — подтвердила я. — Ора, если хочешь.

Он сверкнул мне белой улыбкой, которая была… которая была чем-то.

— Спасибо, что позвонила по поводу Ама, — сказал он, указывая через гостиную на другой короткий коридор. Было три двери. За одной я слышала, как работает стиральная машина. С другой стороны был еще один потрескавшийся дверной проем, в котором было слишком темно.

— Спасибо, что впустил меня. Я беспокоилась о нем. Я ждала в больнице столько, сколько могла, но больше не видела ни тебя, ни мистера Роудса после того, как вы с ним пошли туда. Я была там до девяти, а потом уехала домой.

Мы остановились перед очередной приоткрытой дверью.

— Он не спит. Я только что был у него.

Джонни постучал, и хриплое «Что?» послышалось за дверью.

Я постаралась не фыркнуть от теплого приветствия, когда его дядя закатил глаза и толкнул дверь.

Я заглянула внутрь и обнаружила Амоса на кровати в боксерах и темно-зеленой футболке с надписью «Призрачная орхидея» спереди. Он оторвал взгляд от игровой консоли, которую держал в руках, и вскрикнул, прежде чем скрестил руки на промежности, его лицо покраснело.

— Никому нет дела до того, что у тебя там между ногами, кроме тебя, Ам. — Джонни усмехнулся, подобрав с пола подушку, которую я не видела, и бросил ему. Парень положил ее себе на колени, широко раскрыв глаза.

Я улыбнулась ему.

— Мне действительно все равно, но я могу закрыть глаза, если тебе от этого станет лучше. — Я сделала шаг внутрь и не стала приближаться. — Я просто хотела проверить тебя. Ты в порядке?

Мальчик опустил свою игровую приставку, чтобы положить ее на подушку, его черты все еще выражали удивление, когда он пробормотал тем тихим, застенчивым голосом, который, как я поняла, был частью его самого:

— Да.

— Это был твой аппендикс?

— Ага.

Его взгляд переместился на дядю, прежде чем вернуться ко мне.

— Мне жаль. В конце концов, я надеялась, что это просто ужасные колики.

Он скривился, но пробормотал:

— Вчера мне его удалили.

— Вчера?

Я повернулась, чтобы посмотреть на дядю, который все еще стоял там, и он склонил голову набок, как будто для него также не имело значения, что он дома.

— И тебя уже выписали? Это безопасно?

Малыш пожал плечами.

— Хм. Я бы завернулась в одеяло и плакала, если бы мне только что сделали операцию и выписали.

Амос немного сжал губы. Он действительно был очаровательным ребенком. Могу поспорить, что когда-нибудь он станет настоящим красавчиком.

Ну, с тем, как выглядел его отец, конечно, он бы стал таким.

— Ну, я принесла тебе куриный суп с лапшой. Я полагаю, твой дядя или отец могут разогреть его для тебя. Если ты не веган. Если ты вегетарианец или веган, я принесу тебе что-нибудь другое.

— Нет, — почти прошептал он, ненадолго переведя взгляд через мое плечо.

— О, хорошо. Кстати, у меня твой телефон. Сейчас он мертв. — Я сделала шаг и положила его на комод возле себя, прямо рядом с грудой гитарных медиаторов и несколькими упаковками струн. — Ну, если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где я. Просто кричи очень громко. Остаток дня я буду дома, а завтра меня не будет с девяти до шести. — Он все еще смотрел на меня своими большими круглыми глазами. — Я дам тебе отдохнуть. Надеюсь, тебе станет лучше!

Он пробормотал «пока», но это было лучше, чем ничего. По словам одного из моих двоюродных братьев, один из его сыновей в течение месяца не отвечал ничем, кроме ворчания и кивания, так что я решила, что это нормально.

Решив, что моя работа сделана, я сделала шаг назад и чуть не столкнулась с Джонни.

Он улыбнулся мне, когда я подняла глаза и указала на холл.

Джонни последовал за мной, так близко, что мой локоть продолжал задевать его верхнюю часть тела.

— Ты сказала, что ты соседка? — спросил он вдруг.

— Что-то в этом роде, — сказала я ему. — Я живу в гаражной квартире.

То, как он спросил «Что?» заставило меня взглянуть на него.

Он выглядел чертовски сбитым с толку из-за этой выемки между бровями.

— Это длинная история, которую Амос, вероятно, сможет объяснить лучше.

— Он не будет. Он говорит около десяти слов в день, если нам повезет.

Похоже на правду. Я рассмеялась.

— Короче говоря, он сдал её в аренду за спиной своего отца, а я зарезервировала её. Мистер Роудс узнал об этом и был недоволен, но все же разрешил мне остаться, когда я предложила доплатить. — Это было намного быстрее, чем я ожидала. — Я буду здесь еще около двух недель.

— Что?

Я кивнула, затем поморщилась.

— Он действительно был не очень счастлив. Теперь он, наверное, не обрадуется моему приходу, но я беспокоилась об Амосе.

— Я задумывался о машине снаружи. — Его смех раздался из ниоткуда и застал меня врасплох. — Я уверен, что он не был счастлив. Вообще.

— Он был очень, очень зол, но я понимаю, — подтвердила я. — Я не хочу больше его злить, но скажи мистеру Роудсу, что я была в восьми футах от его сына, а ты был рядом всё это время. Пожалуйста.

Джонни с улыбкой открыл входную дверь.

— Восемь футов, ты принесла ему суп и его телефон. Без проблем.

Я прошла, и он встал в дверях.

За те десять минут, что я была внутри, снаружи стало намного темнее, и я вытащила из кармана фонарик. Не дай Бог, я споткнусь о камень, сломаю ногу, никто не услышит моего крика, и меня съедят медведи-людоеды, а птицы выклюют мои глазные яблоки. Это был тот сценарий, который моя тетя вообразила и написала мне несколько дней назад.

— Ты из Флориды? — спросил он, когда я включила фонарик и направила луч на подъездную дорожку. Он был слабым. Я должна подумать о том, чтобы купить другой более мощный один.

— Что-то вроде того. Раньше я жила здесь, но потом переехала. — Я спрыгнула по ступенькам и помахала ему. — Спасибо, что позволили мне увидеть его. Рада снова вас увидеть.

Он стоял, прислонившись к дверному проему.

— Спасибо, что навестила его.

— Без проблем. — Я снова помахала и получила его короткий в ответ.

Я не хочу сказать, что побежала в гараж, но я определенно шла быстро.

И как только я сунула фонарик под мышку, чтобы направить его на дверную ручку, я услышала хруст шин по гравию и запаниковала. Где был ключ? Пока мы не виделись с Роудсом, он не мог сказать мне, чтобы я сваливала отсюда, верно? Сунув руку в карман, я попыталась найти его, но не смогла. Черт! Задний карман! Задний карман!

Свет фар осветил меня как раз в тот момент, когда мои пальцы коснулись прохладного ключа.

И я уронила его.

— Ты в порядке? — услышала я крик Джонни.

Он смотрел. Наверное, смеясь, когда я запаниковала. Он знал, что я делаю?

— Я в порядке! Просто уронила ключ! — закричала я в ответ, звуча бешено и панически, потому что я была такой, когда я похлопывала по земле.

Фары больше не двигались, поняла я, когда снова нашла чертов ключ.

Я услышала, как дверь открылась и захлопнулась, когда я толкнула его в замок.

— Привет, — раздался хриплый голос.

Сохраняй спокойствие. Всё было хорошо. Он был должен мне, не так ли? Я спасла его сына. Что-то вроде того.

— Привет, — ответила я, смирившись. Пойманная.

Огни создали силуэт, когда мой сосед-арендодатель пересекал дорогу перед своим «Бронко».

— Аврора, верно? — спросил мужчина. Тобиас. Мистер Роудс.

Я резко развернулась и выключила фонарик, когда свет от него попал ему на грудь. На нем была футболка. Его фары освещали его сзади, но мне было не так хорошо видно его лицо.

Был ли он злым? Он собирался выгнать меня?

— Это я, — я пыталась не сглотнуть. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Спасибо за то, что ты сделала, — был его ответ, заставший меня врасплох.

Ох.

— Без проблем, — сказала я затененной части его лица. Он остановился всего в нескольких футах от меня, скрестив руки на груди, я была почти уверена в этом.

Он не звучал злым. Это было хорошо. С другой стороны, он понятия не имел, что я только что вышла из его дома.

Он сделал еще один шаг вперед, но я все еще не могла его хорошо разглядеть, только общую форму его фигуры, такую широкую вверху и узкую в бедрах. Он ходил в спортзал? Здесь был только один зал в городе. Он должен был ходить. Никто не выглядел так естественно.

Глубокий вздох мужчины заставил меня попытаться вглядеться в его лицо.

— Слушай…. — Он, казалось, боролся сам с собой, его тон был таким же суровым, как и в первый раз, когда я услышала его. — Я твой должник. Ам рассказал мне, что случилось. — Его выдох был громким, но ровным. — Я не могу отблагодарить тебя в достаточной мере, — пророкотал он своим жестким голосом.

— Не стоит благодарности. — Чем меньше я скажу, тем лучше.

Еще один выдох.

— Я твой должник. По-крупному.

— Ты мне ничего не должен.

Затем еще один вздох:

— Должен.

— Нет, я обещаю, что не должен, — парировала я. — Пожалуйста, правда, ты не должен мне ничего. Я просто рада, что смогла помочь, и что Амос в порядке.

Он так долго ничего не говорил, что я отчасти и ожидала этого, но что он сделал, так это ещё один шаг вперед, затем ещё один, пока не встал ближе, опустив руки. Он был так близко, что я могла еще раз хорошенько рассмотреть его невероятное лицо. Твердые, резко очерченные черты его лица были напряженными. Он был в джинсах, а на его футболке была рыба.

Ему определенно было за тридцать. Может, начало сорока.

Отличная середина тридцати, возможно, начало сорока. Бьюсь об заклад, он просто поседел молодым. Это случалось. Я знала одного певца, который к двадцати семи годам стал полностью седым.

И его возраст меня не касался.

Были и другие вещи, о которых мне нужно было беспокоиться, и я могла бы покончить с ними. Он все равно узнает, и если он будет чувствовать себя в долгу передо мной, возможно, он простит меня и не выгонит. Я могла только надеяться.

— Я была у тебя дома действительно недолго, Джонни впустил меня. Я просто хотела проверить твоего сына. Я стояла в дверях и была там только минут десять, если что. Джонни был там все это время. Пожалуйста, не сердись.

Опять же, он не ответил достаточно быстро, чтобы я почувствовала себя лучше. Он просто… смотрел на меня. Я не могла видеть цвет его глаз, но я могла видеть белки по краям.

Вот до чего доводила меня моя честность, и я съёжилась.

— Я не злюсь, — медленно сказал мой домовладелец, прежде чем снова выдохнуть. Его ворчащий голос все еще был жестким, но что-то в его чертах лица, казалось, смягчилось на микроскопическую величину. — Я твой должник. Я ценю то, что ты сделала. Я не знаю, как я тебе отплачу, но я что-нибудь придумаю.

Он сделал еще один глубокий вдох, и я напряглась.

— Я… прости за то, как я обращался с тобой здесь.

Он извинялся. Передо мной. Пора бить тревогу.

— Все в порядке, — сказала я ему. — Если я придумаю что-то, что мне нужно, я скажу. — Затем пришла моя очередь колебаться. — Если вам двоим тоже что-нибудь понадобится, дай мне знать.

Я буду здесь, пока я… пока смогу быть здесь. Потом я вспомнила кое-что.

— Могу я задать один вопрос? Знаешь, просто чтобы я знала. Сколько человек живет с тобой в доме?

Я могла сказать, что он внимательно наблюдал за мной, прежде чем он ответил:

— Только Амос и я.

Именно то, что я думала.

— Понятно.

По крайней мере, он не выгнал меня. Поскольку он не сделал этого, я собиралась воспользоваться этим.

Я протянула к нему руку, и большая холодная рука скользнула в мою, крепко и медленно пожав ее.

Я улыбнулась ему. Он не улыбнулся в ответ, но это было нормально.

Прежде чем он успел передумать и выгнать меня, я попятилась.

— Спокойной ночи, — крикнула я и проскользнула в квартиру, включив свет и закрыв замок, прежде чем взбежать по ступенькам.

Через окно я наблюдала, как мистер Роудс паркует «Бронко» на свое обычное место перед домом. Он открыл пассажирскую дверь и вытащил два белых пакета с выбитым на них названием одного из двух заведений быстрого питания в городе. Затем я продолжала наблюдать, как он вошел внутрь.

Хорошо, я всё ещё была здесь.

И, надеюсь, ещё на две недели.

Или, по крайней мере, настолько дольше, насколько это возможно.

— Благослови ваше сердце, дорогая, вам не нужно извиняться, — сказал пожилой мужчина с такой сладкой улыбкой, что, кажется, у меня появится кариес.

Его друг, благослови его сердце, подмигнул:

— Как мы можем злиться на такое милое личико, верно, Даг?

Все мое тело напряглось от их добрых слов. Слова, сказанные двумя очень хорошими клиентами, которым я пыталась помочь, но не смогла. С того момента, как они подошли к прилавку с двумя удочками, я знала, что они собираются спросить меня о чем-то, на что я не смогу ответить, поэтому я была готова.

Черт, первое, что я сказала, было:

— Позвольте мне найти кого-нибудь, кто может помочь вам с любыми вопросами, которые у вас могут возникнуть по этим удочкам.

Я пыталась, и я знала, что пыталась избежать необходимости стоять там, как манекен. Я запомнила большинство цен на модели, которые мы продавали. У меня даже была выжжена в мозгу пара марок, которые мы продавали, но это абсолютно не имело значения. В чем заключалась разница между ними, не говоря уже о том, почему они должны были получить более длинное удилище, а не более короткое, или даже для какой рыбалки — или рыболовли, как это называли некоторые покупатели — они использовались, я понятия не имела.

Поэтому, когда мужчина, которому должно было быть немного за пятьдесят, проигнорировал мои слова и спросил: «Какая разница между ними? Почему эта в два раза дороже?» Я смирилась.

Если бы мы были менее загружены, я могла бы позвать Клару через всю комнату. Но она стояла за прилавком проката и о чем-то разговаривала с небольшой семьей. Джеки была в подсобке, а единственный сотрудник, работающий неполный рабочий день, которого я встретила — впервые за это утро, — проторчал около двух часов, прежде чем помахал рукой и сказал, что вернется.

Клара и я смотрели друг на друга через всю комнату, и я вдруг поняла, даже больше, чем прежде, насколько она была не в ладах с работниками.

Для протокола, он не вернулся.

Двое мужчин, тем не менее, продолжали игнорировать меня, пытающуюся спихнуть их на Клару.

Я была рада и испытала облегчение от того, что они не были злыми или нетерпеливыми, но я все равно не могла не задеть свои чувства. Я знала, что вытаскивала себя из затруднительного положения больше, чем когда-либо могла сосчитать, потому что некоторые люди находили меня привлекательной, и я была довольно дружелюбной по своей природе. Несмотря на то, что меня останавливали по крайней мере десять раз, но так и не получила штраф, хотя некоторые из моих друзей утверждали, что я водила как ненормальная. Я просто не любила терять время. Что в этом плохого? Мои кузены безостановочно дразнили меня за то, как люди мило обращаются со мной из-за чего-то, к чему я не имела никакого отношения.

Но в то же время моя генетика была своего рода проклятием. Некоторые мужчины склонны к женоненавистничеству. Иногда со мной обращались, как с легкомысленным человеком. И много раз я получала больше внимания, чем хотела, особенно когда это было неудобно.

Я слушала и старалась изо всех сил почти во всем, и у меня было доброе сердце — до тех пор, пока ты не причинишь мне зла. И все эти вещи были для меня намного важнее того, что было снаружи.

Я не хотела рожать. От этого мне стало не по себе.

И мне понадобилось время, чтобы собраться и одарить благонамеренных мужчин сладкой улыбкой.

— Позвольте мне попросить моего босса помочь вам. Я новичок и еще не со всем разобралась.

Тот, у кого седых волос было больше, чем у другого, так быстро взглянул на мою грудь, что я была почти уверена, что он подумал, что он такой ловкий, что я не заметила.

— Не волнуйся, красавица.

Я хотела вздохнуть, но просто снова улыбнулась.

И вот тогда дверь открылась и вошла последняя фигура, которую я ожидала здесь увидеть.

Ну не последняя, а одна из них.

Сначала мое внимание привлекла униформа на этом длинном, сильном теле.

Он уже смотрел на меня. Если он и был удивлен, то я не могла сказать, потому что на нем были солнечные очки. Ну, из-за этого и того, что клиенты решили продолжить разговор.

— Что хорошего в том, что ты работаешь здесь, а не в магазине одежды? Или, может быть, ювелирный магазин? Могу поспорить, что ты могла бы продать весь ассортимент в одном из таких.

Почти на любой другой работе — вот, на что они намекали.

Я старалась изо всех сил. Действительно. Но прошло всего пару недель.

Я перевела взгляд на менее седого мужчину.

— Я не очень разбираюсь в моде и не ношу много украшений.

Краем глаза я заметила как мистер Роудс прошел дальше по магазину, но я могла сказать, что он все еще смотрит на меня.

— Один из моих друзей работает адвокатом в городе; он может начать искать нового секретаря, если я замолвлю за тебя словечко, — сказал тот, кто более седее.

Он имел ввиду, что намекнет своему другу уволить своего нынешнего сотрудника, чтобы нанять меня?

Я покачала головой и попыталась еще раз улыбнуться ему.

— Все в порядке, мне здесь нравится.

Когда я не лажаю. И когда люди не гладят меня по голове, как будто это нормально для меня ничего не знать.

К счастью, они сами определились с удочкой, и я пробила ему ее, стараясь изо всех сил не обращать внимания на то, как они оба продолжают пялиться на мое лицо и сиськи. Когда он взял чек и удочку из моих рук, я улыбнулась им обоим и позволила себе вздохнуть только тогда, когда они вышли.

Но как только дверь закрылась, напоминание о том, что если я собиралась остаться — и да, я не любила каждую часть работы, но еще один взгляд на то, как устала Клара, сказал мне, что я не уйду в ближайшее время — мне нужно было собраться с мыслями. Для нее. Мне нужно было учиться, чтобы я могла самостоятельно отвечать на вопросы и не чувствовать себя дерьмово из-за того, что я такая бесполезная.

Именно тогда я оглядела магазин и заметила мужчину возле рыболовных принадлежностей.

Меня осенило.

Кто может знать больше о вещах для активного отдыха, чем охотинспектор?

Никто.

Ладно, может быть, есть кто-то еще, но я знала здесь очень ограниченное количество людей, и я не могла попросить Клару сесть и научить меня чему-нибудь. У нас почти не было времени поговорить в магазине, а потом она всегда была занята. Мы дважды планировали пойти куда-нибудь поужинать, и оба раза она отказывалась, потому что что-то случилось с ее отцом.

И, конечно же, у Роудса тоже не было много свободного времени, учитывая, что я видела его грузовик дома только после семи ночей, но…

Я спасла жизнь Амоса, не так ли?

И он сказал, что должен мне, хотя я и не собиралась принимать его предложение, верно?

Чем больше я думала об этом, тем больше мне приходило в голову обратиться к нему за помощью. Что бы он сказал? Что у него есть дела поважнее? Или он напомнит мне, что у меня не осталось и двух недель у него дома?

Это напомнило мне, что мне нужно решить, если я останусь, мне нужно найти другую аренду.

Или нет.

Я пробила еще пару клиентов, пока думала об этом, и к тому времени, когда он подошел, сказав что-то Кларе и Джеки, чего я не могла расслышать — откуда он их знал, я без понятия, но я хотела узнать, — медленно подошел к стойке и положил две катушки лески. Я действительно должна понять, какой смысл в том, что одна была толще другой.

— Привет, мистер Роудс, — поприветствовала я его с улыбкой.

Он снял солнцезащитные очки и просунул их в одну из щелей между пуговицами своей рабочей рубашки. Его серые глаза были устремлены на меня, когда он сказал тем же незаинтересованным, строгим тоном, что и раньше:

— Привет.

Я взяла первую упаковку лески и отсканировала её.

— Как проходит твой день?

— Отлично, — ответил он.

Я просмотрела следующую упаковку и решила, что могу задать вопрос, поскольку вокруг никого не было.

— Ты помнишь тот раз, когда сказал, что должен мне?

День назад.

Он ничего не сказал, и я посмотрела на него.

Поскольку его брови не могли говорить, они сформировали форму, которая точно говорила мне, насколько недоверчивым он себя чувствовал прямо сейчас.

— Ты помнишь, ладно. Хорошо, — и я понизила голос, — я собиралась спросить, могу ли я воспользоваться этой услугой.

Эти серые глаза оставались прищуренными.

Все шло хорошо.

Я огляделась, чтобы убедиться, что никто не слушает, и быстро сказала:

— Когда ты не занят… не мог бы ты научить меня всему этому? Даже если совсем немного?

Это заставило его моргнуть, что, я была уверена, было признаком удивления. И надо отдать ему должное, он тоже понизил голос, когда медленно и, возможно, в замешательстве спросил:

— Чему этому?

Я склонила голову набок.

— Всем этим вещам здесь. Рыбалка, кемпинг, знаешь ли, общие знания, которые мне могут понадобиться здесь для работы, чтобы у меня появилось представление о том, что я делаю.

Он ещё раз моргнул.

Я могу с этим правиться.

— Когда ты не очень занят. Пожалуйста. Если можешь, а если не можешь, то все в порядке.

Я бы просто плакала по ночам. Ничего страшного.

В худшем случае, я могу зайти в библиотеку в выходные. Потусить на стоянке продуктового магазина и погуглить информацию. Я могла заставить это работать. Я могла бы, несмотря ни на что.

Темные, густые, черные ресницы опускались на его красивые глаза, а голос звучал тихо и ровно.

— Ты серьезно? — Он думал, что я издеваюсь над ним.

— Смертельно.

Его голова повернулась набок, давая мне хороший обзор его коротких, но очень красивых ресниц.

— Хочешь, я научу тебя ловить рыбу? — спросил он так, будто не мог в это поверить, как будто я просила его… ну, не знаю, показать мне его сосиску.

— Тебе не нужно учить меня ловить рыбу, но я не против. Но подробнее обо всем остальном. Например, в чем смысл этих двух разных лесок? Для чего хороши все приманки? Или их называют мухами? Тебе действительно нужны эти приспособления, чтобы разжечь огонь?

Я знала, что шепчу, когда говорю:

— У меня так много случайных вопросов, а отсутствие интернета затрудняет поиск информации. Между прочим, сумма к оплате составляет 40,69 долларов.

В этот момент мой арендодатель моргнул примерно в сотый раз, и я была почти уверена, что он был либо сбит с толку, либо ошеломлен, когда вытащил бумажник и просунул карту в терминал, его настороженный взгляд оставался на мне большую часть времени, который полностью отличался от того, как пожилые мужчины смотрели на меня раньше. Не сексуально или с интересом, а скорее будто я была енотом, и он не был уверен, есть ли у меня бешенство или нет.

Как ни странно, я предпочла этот больше предыдущим.

Я улыбнулась.

— Ничего страшного, если нет, — сказала я ему, передавая небольшой бумажный пакет с его покупками внутри.

Высокий мужчина взял его у меня и окинул взглядом место слева от меня. Его кадык дернулся; затем он сделал шаг назад и вздохнул.

— Отлично. Сегодня вечером, 7:30. У меня есть тридцать минут и ни одной больше.

Что!

— Ты мой герой, — прошептала я.

Он посмотрел на меня, затем моргнул.

— Я буду там, спасибо, — сказала я ему.

Он хмыкнул, и, прежде чем я успела еще раз его поблагодарить, он вылетел так быстро, что у меня не было возможности проверить его зад в этих рабочих штанах.

В любом случае, я не могла не почувствовать облегчение.

Всё прошло лучше, чем я ожидала.

...❃.•.•.

Я всё ещё была в шоке от обучающего занятия, когда в 19:25 зазвонил будильник на моем телефоне.

Я настроила его так, чтобы у меня было более чем достаточно времени, чтобы закончить все, что я делала — например, собрать головоломку, которую купила в долларовом магазине, — и пойти к соседу.

Было глупо, что я нервничала? Может быть. Я не хотела ничего говорить или делать, чтобы меня выгнали раньше времени.

Но я ненавидела ошибаться.

И я ненавидела быть в положении, когда я была не подготовлена.

Больше всего мне не нравилось чувствовать себя глупой. Тем не менее, именно так я себя и чувствовала слишком много раз, работая в магазине. Я полностью осознавала, что нет ничего плохого в том, что я чего-то не знаю, потому что я была уверена, что знаю о многих вещах чертовски больше, чем другие люди. Я бы хотела посмотреть как большинство людей работали бы в музыкальном магазине. Лично я разбиралась в этом очень хорошо. Последнее десятилетие своей жизни я провела среди музыкантов. Количество случайных знаний, которые я накопила за эти годы, удивило меня. Я могла следить за ритмом и прилично играть на трех инструментах.

Но все это больше не приносило мне никакой пользы. После того месяца с Юки я даже не чувствовала желания писать. Мои слова иссякли; я была уверена. Эта часть моей жизни закончилась. В любом случае, я не знала, чем хочу заниматься до конца своей жизни. Никакого давления, верно?

Так что в данный момент я могу помочь своей старой подруге.

Если я собиралась это сделать, я хотела сделать это хорошо. Моя мама никогда ничего не делала наполовину, и я была такой же. Она бы посоветовала мне учиться, не сдаваться.

Вот что привело меня вниз по лестнице и через усыпанную гравием подъездную дорожку с коробкой черничных кексов, которые я купила в продуктовом магазине после работы, и блокнотом, где я делала заметки о походах, которые планировала совершить. Я подумала о коробке, полной блокнотов, которую не открывала целый год, и отбросила эту мысль.

Я посмотрела на грузовик Роудса, проходя мимо него, и поняла, что иду к нужному человеку.

Я надеялась.

Я постучалась и сделала шаг назад. Примерно через три секунды в коридоре появилась тень фигуры, прежде чем включился свет, и я оценила размер тела. Это определенно был не Амос.

Одна только эта мысль заставила меня улыбнуться, когда он открыл дверь и кивков головы пригласил меня внутрь.

— Привет, мистер Роудс, — сказала я, пересекая дверной проем и улыбаясь ему.

— Ты вовремя, — заметил он, как будто это его удивило, и закрыл за нами дверь. Я ждала, пока он пойдет вперед, чтобы он мог сказать мне, где сесть. Или встать.

Может быть, я должна была просто погуглить все это. Или пойти в библиотеку. Но я еще не была резидентом, поэтому, скорее всего, мне не удастся получить читательский билет.

— Я волновалась, что если я опоздаю на минуту, то ты не откроешь дверь, — честно сказала я ему.

Он одарил меня долгим взглядом с каменным, суровым лицом, когда пошел по коридору. Я была почти уверена, что он даже сказал «хм», как будто не возражал. Грубый.

Когда мы двигались, я снова осмотрела дом, и он был таким же чистым, как и в прошлый раз. Не было ни одной кофейной чашки или стакана воды. Ни грязного носка, ни салфетки.

Наверное, мне следует убраться в квартире до того, как у него появится предлог прийти и увидеть реконструкцию зоны боевых действий, которая проходила через подъездную дорожку.

В конце концов, Роудс повел нас к столу на кухне, который был настолько исцарапан, что я знала из достаточного количества “Home Remodel Network” (прим. это ведущий веб-сайт, предлагающий комплексные инструменты и ресурсы для проектов по благоустройству, техническому обслуживанию и ремонту дома), что его нужно отшлифовать и нанести слой или два морилки. Не спрашивайте меня, как это делать, но я знаю, что это необходимо. Но что застало меня врасплох, так это то, как он обошел его сзади и вытащил стул, прежде чем сесть на соседний.

Я плюхнулась на него и поняла, что это самый устойчивый стул, на котором я когда-либо сидела. Я взглянула на ножки и попыталась пошевелиться; он не двигался. Я постучала по ножке. Это звучало не глухо.

Когда я опять села, то увидела, что Роудс снова смотрит на меня. Его енотовидное выражение лица вернулось. Бьюсь об заклад, ему было интересно, что я делаю с его мебелью.

— Неплохо, — сказала я ему. — Ты сделал это?

Это выбило его из колеи.

— Нет.

Он пододвинул стул поближе, положил две большие руки с длинными тонкими пальцами и короткими, подстриженными ногтями на столешницу и пронзил меня тяжелым, серьезным взглядом.

— У тебя есть двадцать девять минут. Задавай свои вопросы. — Его брови поднялись примерно на миллиметр. — Ты сказала, что у тебя есть миллион. Мы могли бы пройтись по десяти или пятнадцати.

Дерьмо. Я должна была купить диктофон. Я пододвинула стул поближе.

— На самом деле не миллион. Может быть, около двухсот. — Я улыбнулась и, как и ожидала, не получила в ответ ни одной. Меня это устраивает. — Ты много знаешь о рыбалке?

— Достаточно.

Достаточно настолько, чтобы друзья и родственники писали о рыбалке на его страница на Фейсбуке. Окей.

— Какую рыбу можно здесь поймать?

— В зависимости от реки и озера.

Я не хотела сказать: «Вот дерьмо», но я сказала. В зависимости?

Его брови поползли вверх.

— Ты знаешь, что делаешь?

— Нет, поэтому я здесь. Любая информация лучше, чем ее отсутствие.

Я провела рукой по пустой странице. Я попыталась одарить его своей самой очаровательной улыбкой.

— Итак, какие виды можно найти в реках и озерах поблизости? — Попробуем еще раз.

Это не сработало. Мистер Роудс со вздохом сказал мне, что ему интересно, во что, черт возьми , он ввязался.

— У нас была сухая зима, и уровень воды очень низкий, что делает условия для рыбалки уже не такими идеальными. И туристы, вероятно, выловили большую часть из рек. Некоторые озера зарыблены, так что это лучший выбор для большинства людей…

— Какие озера? — спросила я его, собирая информацию.

Он продиктовал названия горстки озер и водохранилищ в этом районе.

— Кем они заполнены?

— Большеротый окунь, форель. Ты можешь найти окуня…

Мистер Роудс назвал еще несколько видов рыб, о которых я никогда не слышала, и я спросила его, как их правильно писать. Он так и сделал, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, выражение лица, наблюдающее за енотом, снова появилось.

Я улыбнулась, чувствуя себя слишком довольной собой из-за того, что заставила его насторожиться, хотя и не хотела, чтобы он подумал, что я какая-то чокнутая. Но правда в том, что хорошо, когда люди не знают, чего от тебя ожидать. Они не смогут подкрасться к вам сзади, если не будут знать, куда вы собираетесь смотреть.

Я спросила его, есть ли еще хорошая рыбалка на окуня, и получила длинный ответ; это было намного сложнее, чем я ожидала. Его глазные яблоки были лазерами, нацеленными на мое лицо все это время. Его оттенок серого был довольно невероятным. Иногда цвет казался почти лавандовым.

— Сколько стоят лицензии и как люди могут их купить? — спросила я.

Я проигнорировала то, как расширились его глаза, как будто они были здравым смыслом.

— Онлайн, и это зависит от того, находятся ли они за пределами штата или резиденты. — Затем он сказал мне цены на лицензии… и штрафы, если кого-то поймают без лицензии.

— Ты арестовываешь многих людей за отсутствие лицензий?

— Ты действительно хочешь тратить время, расспрашивая меня о работе? — медленно и серьезно спросил он.

Настала моя очередь моргнуть. Грубый. Что это было?

— Ага, иначе я бы и не спрашивала, — пробормотала я. У меня действительно были вещи поважнее, но чертово отношение. Боже.

Одна из его темных бровей поднялась, и он ответил просто. «Да» был его информативным ответом.

Что ж, все шло хорошо. Мистер Дружелюбие и все такое.

Слишком плохо для него, что я была достаточно дружелюбна для нас обоих.

— Какие виды лески ты используешь для рыбалки?

Он мгновенно покачал головой.

— Это слишком сложно объяснить, не показав.

Мои плечи опустились, но я кивнула.

— Какие из этих озер ты бы еще порекомендовал?

— Зависит…, — начал он, пока я записывала всю информацию, с которой могла справиться. Он как раз рассказывал мне, какие места он не рекомендовал, когда мы услышали: «Привет, папа… о».

Я оглянулась через плечо, в то время как мистер Роудс посмотрел в том же направлении и увидел Амоса, стоящего на полпути в гостиную и держащего в одной руке пачку чипсов.

— Привет, — поздоровалась я с ребенком.

Его лицо покраснело, но он все же смог сказать: «Привет».

Его рука выскользнула из пачки и повисла на боку. — Э-э, я не знал, что здесь кто-то есть.

— Твой папа помогает мне с некоторыми вопросами о рыбалке, — попыталась объяснить я. — Для работы.

Мальчик подошел поближе, закатывая верхнюю часть пачки, чтобы закрыть ее. Он выглядел очень хорошо. Казалось, он ходил нормально, и его цвет вернулся к нормальному.

— Как твой отсутствующий аппендикс?

— Отлично.

Он подошел и встал рядом с нами, глядя прямо на блокнот, в котором я писала.

Я повернула его к нему, чтобы он мог видеть, что я написала.

— Я хотела сказать тебе, что ты можешь играть… музыку… в гараже в любое время, когда захочешь. Меня это совершенно не беспокоит, — сказала я.

Взгляд подростка метнулся к сидящему там мужчине.

— Я наказан, — признался подросток. — Папа сказал, что я могу снова начать ходить в гараж, если ты не против.

— Все в порядке. — Я улыбнулась. — Я принесла кексы, если хочешь. — Я указала на контейнер в центре стола.

— У тебя осталось пять минут, — внезапно вмешался Роудс.

Дерьмо. Он был прав.

— Ну… тогда просто заканчивай говорить мне, что ты не рекомендуешь.

Он сделал.

И я записала почти все, что он сказал. Только когда он замолчал, я отложила ручку, закрыла блокнот и улыбнулась им обоим.

— Что ж, спасибо, что помог мне. Я очень ценю это.

Я отодвинулась от стола и встала.

Они оба просто продолжали молча смотреть на меня. Как отец, так и сын, наверное. За исключением того, что мистер Роудс не казался застенчивым — просто сварливым или настороженным, я не могла точно сказать, — а Амос казался.

— Пока, Амос. Надеюсь, ты и дальше будешь чувствовать себя лучше, — сказала я, отходя от стола. — Еще раз спасибо, мистер Роудс.

Суровый мужчина опустил руки, и я была уверена, что он снова вздохнул, прежде чем пробормотать, звуча так неохотно, что его следующие слова удивили меня до чертиков.

— Завтра, в это же время. Тридцать минут.

Что!

— Ты ответишь на больше вопросов?

Он опустил подбородок, но он выглядел так, как будто уже сомневался в себе.

Я еще немного попятилась, готовая бежать, прежде чем он передумает.

— Ты лучший, спасибо! Я не хочу утомлять своим благодарностями, но спасибо, спасибо! Спокойной ночи! До свидания! — крикнула я, прежде чем побежать к двери и закрыть ее за собой.

Ну, в ближайшее время я не собиралась становиться экспертом в чем-либо, но я училась.

Я должна позвонить своему дяде и ослепить его всем, что я узнала. Надеюсь, завтра кто-нибудь придет и спросит что-нибудь о рыбалке, чтобы я могла правильно ответить. Насколько это было бы здорово?

На следующий день, во время одного из наших редких спокойных моментов в магазине, наконец Клара села рядом со мной и сказала:

— Итак…

Я вздернула подбородок.

— Итак?

— Как тебе Пагоса? — Вот что она решила спросить.

— Хорошо, — осторожно ответила я.

— Ты прошлась? Осмотрела некоторые достопримечательности снова?

— Я немного поездила.

— Ты была в Меса-Верде?

— После той экскурсии — полвека назад.

Она выпалила названия еще пары туристических мест, о которых у нас были брошюры в углу магазина.

— Была в казино?

— Еще нет.

Она нахмурилась и оперлась бедром о стойку.

— Чем ты тогда занимался в выходные?

— По-видимому, ничем веселым. Я пошла в небольшой поход…, — недостаточно, — … но на этом все.

Ее лицо немного побледнело, когда я упомянула это слово, и я поняла, что ее мысли были в том же месте, что и мои. Моя мама. После того, как мы снова связались в сети, мы никогда не обсуждали… что произошло. Это был слон в комнате в большинстве разговоров, которые можно было связать с ее исчезновением. Так было всегда. Когда я жила с тетей и дядей, они нарочно избегали фильмов и передач о пропавших без вести. Когда вышел тот фильм о человеке, у которого застряла рука, они так быстро переключили канал, что мне потребовалась пара дней, чтобы понять, что они делали.

Я, конечно, ценила это. Особенно, вероятно, первое десятилетие после этого. И каждый раз после этого у меня был плохой день.

Но я не хотела, чтобы люди, которых я любила, ходили по яичной скорлупе из-за меня. По большей части я лучше справлялась со всем этим. Я могла бы говорить об этом, по крайней мере, так, чтобы мир не рухнул у меня из-под ног. Мой терапевт помог мне достигнуть этого.

Но она, кажется, поняла, отреагировав, на ее лице замерло выражение на секунду, прежде чем она сказала:

— Я больше не люблю ходить в походы или отдыхать на природе, но Джеки любит, когда она в настроении. Тебе нужно выйти, пока погода хорошая, и посмотреть кое-что.

— Я только что снова начала ходить в походы, а отдыхала на природе уже двадцать лет.

Выражение ее лица снова изменилось, и я поняла, что она снова думает о моей маме, но так же быстро она пришла в себя.

— Мы должны что-то сделать. Что ты делаешь в понедельник? Я давно не была в Орее.

Орей, Орей, Орей… Это был город недалеко, я была почти уверена.

— Ничего, — призналась я.

— Тогда это свидание. До тех пор, пока мне не потребуется отменить его. Хочешь, я заеду за тобой или встретимся здесь?

— Встретимся здесь.

Я не могла представить, чтобы Роудс был доволен тем, что я перебралась на его территорию, и я не хотела злить его, даже если не собиралась оставаться здесь слишком долго.

Она открыла рот, чтобы сказать мне что-то, прежде чем наклонилась вперед и присвистнула.

Я обернулась, чтобы посмотреть сквозь большие окна, через которые я тоже заглядывала несколько недель назад.

— Ты видишь это? — спросила она, обходя прилавок и направляясь к входу.

Я последовала за ней. Там был грузовик, грузовик, который выглядел ужасно знакомым… А рядом с ним был мужчина с мобильным телефоном, и рядом с ним стоял еще один мужчина в такой же форме.

Клара снова присвистнула рядом со мной.

— Мне всегда нравились мужчины в форме. Ты знала, что мой муж был офицером полиции?

Иногда… иногда я забывала, что я была не единственной, кто потерял кого-то, кого они действительно любили.

— Нет, я этого не знала, — сказала я.

На ее лице отразилось задумчивое выражение, и мне стало больно от одного только представления о том, о чем она могла думать. Надеялась, что это не было «что, если». Альтернативные реальности. Это было худшее.

— Полицейские милые, но мне всегда нравились пожарные, — сказала я ей через секунду.

На ее губах появилась легкая улыбка.

— С их маленькими штанишками и касками?

Я посмотрела на нее.

— Мне нравятся их подтяжки. Я бы оттянула их раз или два.

Ее смех заставил меня улыбнуться, но только на секунду, потому что мужчина по ту сторону стекла повернулся, и я, наконец, убедилась, что задница Роудса в его рабочих брюках просто фантастична.

— Ты встречалась с ним на днях, когда он был здесь? — спросила Клара.

— Который из?

Я точно знала, кого она имела в виду, даже когда я смотрела на другого мужчину в такой же форме. Он был примерно такого же роста, как мой домовладелец, но стройнее. Хотя лица его я не видела, но я могла видеть его задницу, и она была хороша.

— Тот что справа. Роудс. Он заходит иногда. Он только вчера был здесь. Он встречался с моей двоюродной сестрой миллион лет назад. Его сын — лучший друг Джеки.

Ни хрена? Я хотела сказать ей правду, но она продолжала говорить.

— Папа сказал, что он переехал сюда, когда уволился из флота, чтобы быть поближе к сыну, и… о, он собирается сесть в свой грузовик. Давай двигаться, прежде чем он нас увидит, и все станет неловким.

Он был на флоте? Что ж, это была еще одна часть головоломки. Не то чтобы это имело значение.

И на самом деле то, как он сейчас говорил, имело смысл. Этот властный голос. Я вполне могла представить, как он командует людьми и бросает на них такой же снисходительный взгляд, как и на меня. Неудивительно, что он был так хорош в этом.

— Он мой арендодатель, — сказала я ей, когда мы отошли от окна, пока нас не поймали на шпионаже.

Ее голова повернулась так быстро, что я удивилась, как она не получила травму шейного отдела.

— Он?

— Ага.

— Это квартира в гараже, которую ты снимаешь?

— Ага.

— Он позволил тебе арендовать ее?

— Ты не первая, кто спрашивает меня об этом таким образом. Но нет, это было больше похоже на то, как это сделал Амос за его спиной. Почему?

— Все нормально. Он хороший папа. Он… тихий и закрытый, вот и все. — Ее глаза расширились. — Внезапно это обретает больше смысла. Вот почему Амос был наказан.

Значит, она слышала от Джеки. Не поэтому ли она так странно смотрела на меня, когда думала, что я не смотрю?

— Ага.

Только когда мы обошли стойку, она очень тихо спросила:

— Ты видела его без рубашки?

Я ухмыльнулась.

— Ещё нет.

Её улыбка в ответ была чертовски лукавой.

— Сфотографируй, если увидишь.

...❃.•.•.

В эту ночь я снова была рано. На две минуты раньше расписания и держа тарелку с несколькими печеньками “Chips Ahoy”, которые я собиралась попробовать выдать за домашнее, пока кто-нибудь из них не спросит. Это была хорошая мысль, верно?

Мой блокнот был спрятан под мышкой, красиво завернутый кристалл, который Юки прислала Амосу, был под другой рукой, а ручка была засунута в задний карман моих джинсов рядом с моим мобильным телефоном и ключом. За обедом я написала кучу вопросов и отметила их в порядке того, что мне следует задавать, в зависимости от того, сколько информации мы сможем получить.

Надеюсь много.

Сегодня днём у меня был только один шанс использовать свои новообретенные знания, и я была чертовски горда. Это помогло сдерживаться всякий раз, когда мне приходилось беспокоить Клару или отдавать ей клиента. Она была источником информации, и я так восхищалась ею за это. Конечно, она выросла в этом бизнесе и жила в этом районе гораздо дольше, но это не делало это менее впечатляющим.

В моих снах мистер Роудс делал мне еще одно одолжение и приглашал меня к себе завтра, но я не задерживала дыхание. Я думала о том, как мистер Роудс выглядел в своей униформе ранее, когда он был через дорогу.

Это точно не составит труда.

Он развелся? Он часто встречался с кем-то? Я не думала, что у него есть девушка, так как никто никогда не приходил, кроме Джонни, но никогда не узнаешь правду сразу. Судя по всему, что я о нем узнала, он действительно чрезмерно опекал своего полувзрослого сына. Может быть, у него была девушка, но он так и не привел ее.

Это был бы облом.

Не то, чтобы это имело значение.

Мне действительно нужно было начать приближаться к возможности встречаться. Я не становилась моложе и скучала по тому, с кем можно поговорить лично. Кто-то, кто был бы… моим.

Быть одиноким круто и все такое, но мне не хватало общения.

И секса.

Не в первый раз мне хотелось, чтобы мне было легче с сексом на одну ночь или друзьями с привилегиями.

На одну короткую секунду мое сердце жаждало легкости и беззаботности, которые были главными в моих отношениях с Каденом. Мы были вместе так долго и знали друг о друге все, что я ни на секунду не подумала, что мне когда-нибудь придется найти кого-то еще, чтобы стать моим новым лучшим другом. Кто-то еще, чтобы узнать меня и любить меня.

И мне этого очень не хватало.

Но мы больше не были вместе, и мы никогда не собирались снова быть вместе.

Мне не хватало кого-то в моей жизни, но я не скучала по нему.

Иногда, может быть, даже чаще, чем просто иногда, тебе лучше быть одному.

Иногда приходилось учиться быть самому себе лучшим другом. Чтобы поставить себя на первое место.

Маленькая слезинка навернулась у меня на глазах при очередном напоминании о том, что я начинаю все сначала — о масштабах того, что лежало передо мной, — когда дверь распахнулась. Я даже не заметила, что свет в коридоре не включили. Роудс был прямо тут, одной рукой держась за дверь, его рама заполнила остальную часть дверного проема. Его взгляд остановился на моем лице, и он нахмурился, на его широком лбу пролегли морщины.

Я оставила слезу там, где она была, и заставила себя улыбнуться.

— Привет, мистер Роудс.

— Ты снова вовремя, — заявил он, прежде чем сделать шаг назад.

Я предполагаю, что он впускал меня.

— Я не хотела иметь неприятности с директором, — сказала я ему шутя, покосившись на него.

Ничего в его выражении не изменилось.

Он закрыл дверь, а затем направился по коридору к гостиной, снова двигаясь прямо к столу. Я поставила тарелку посередине, подарок Амоса рядом с ней, и смотрела, как он выдвинул тот же самый стул, на котором я сидела прошлой ночью, затем взял тот же самый, на котором сидел он, и уселся на него.

Может, он и не был мистером Теплым и Пушистым, но манеры у него были.

Я улыбнулась ему, когда села на место и положила блокнот, прежде чем вытащить свою зеленую ручку.

— Спасибо, что позволил мне прийти снова.

— Я должен тебе, не так ли? — спросил он, критически рассматривая круглый предмет, завернутый в белую папиросную бумагу.

Могу ли я сказать ему, что это было? Конечно. Я собиралась? Нет, если только он не попросит.

— Это то, что ты постоянно говоришь, и мне, конечно, не помешала бы твоя помощь, так что я воспользуюсь ею.

Я подмигнула ему прежде, чем смогла остановиться, и, к счастью, он не нахмурился. Вместо этого он просто притворился, что я этого не делала.

Разгладив страницу со своими заметками, на которой я остановилась накануне, я придвинула стул поближе.

— У меня есть миллион других вопросов.

— У тебя есть двадцать девять минут.

— Спасибо, что отслеживаешь, — пошутила я, не давая ему расстроить меня.

Он просто продолжал смотреть на меня своими пурпурно-серыми глазами, скрестив руки на груди.

У него действительно были впечатляющие бицепсы и предплечья. Когда, черт возьми, он успевал качаться?

Я перестала думать о его руках.

— Хорошо, итак… кемпинг. Ты знаешь, что такое, черт возьми, палатка-гамак?

Мистер Роудс даже не моргнул.

— Палатка-гамак?

Я кивнула.

— Да, я знаю, что такое палатка-гамак.

С таким же успехом он мог бы назвать меня Капитаном Очевидностью по тону его голоса.

На секунду я посмотрела на печенье и схватила одно.

— Как ты ими пользуешь? К каким деревьям привязываешь? Они практичны? — Я сделала паузу. — Ты разбиваешь лагеря?

Он не ответил на мой вопрос о том, разбивал он лагеря или нет, но выслушал остальные.

— Ты ставишь гамак между двумя крепкими деревьями, — предложил он. — Лично я не думаю, что они практичны. Здесь много дикой природы. Последнее, чего ты хочешь — это проснуться и увидеть, как медведь обнюхивает твой участок, потому что большинство людей не знают, как правильно убрать еду, и даже имея хороший мумийный мешок (прим. плотно облегающий спальный мешок, закрывающий и тело, и голову, за исключением небольшого отверстия для лица), — что такое мумийный мешок? — остальным будет слишком холодно большую часть года. Здесь всего около двух благоприятных месяцев, в один из которых можно это провернуть. Также зависит от того, куда ты собираешься в поход. Раньше я поднимался на высоту 14 000 футов в июне рано утром.

— В июне? — поперхнулась я.

Этот подбородок с его милой ямочкой опустился.

— Где?

— Некоторые вершины. Несколько троп.

Я собиралась спросить подробности. Может быть, позже, когда я буду уходить.

— Значит, палатки-гамаки не годятся?

— Мне это кажется пустой тратой денег. Вместо этого я бы посоветовал взять палатку и хорошую подушку. Но если у кого-то есть деньги, чтобы выбросить их, пускай. Как я уже сказал, медведи любопытны. Они побегут, но за тобой, и каждый чертовски напугает друг друга.

Мне действительно нужно было купить немного медвежьего спрея. И пусть моя тетя никогда не узнает о любопытных медведях. Она начала присылать мне сообщения о горных львах.

— Какие бывают медведи здесь?

— Черные медведи, но они не всегда такого цвета. Здесь много коричневых мехов.

Я сглотнула.

— Гризли?

Он моргнул, и я думаю, что могла видеть, как часть его рта немного дрожала.

— Нет с 70-х.

Я не хотела, но с облегчением присвистнула, а потом рассмеялась.

— Поэтому палатки-гамаки идиотские, если только вы действительно не хотите их использовать, у вас есть лишние деньги, и вы готовы подвергнуть свою жизнь риску. Понятно. — Я записала часть об этом, хотя я сомневалась, что забуду. — Итак, палатки…

Он вздохнул.

— Хорошо, мы не должны говорить о палатках, если ты не хочешь. Куда посоветуешь отправиться в поход? Если бы ты хотел увидеть животных?

Мистер Роудс провел рукой по своим коротким волосам цвета соли и коричневого перца, прежде чем снова скрестить руки на широкой груди, привлекая внимание на то, как его грудные мышцы были сжаты вместе.

Сколько ему лет?

— Это юго-запад Колорадо. Ты можешь пойти в поход на заднем дворе и увидеть лису.

— Но где, кроме заднего двора? В пределах часа отсюда?

Его рука скользнула к щеке, и он потер короткую щетину. Бьюсь об заклад, ему приходилось бриться дважды в день — не то чтобы меня это удивляло.

Мистер Роудс подробно описал несколько отмеченных троп, близких к источникам воды. Он пару раз останавливался, чтобы подумать, и при этом между его бровями образовалась небольшая морщинка. Он был красив.

И он был моим арендодателем. Сварливым — или недоверчивым — человеком, который не хотел, чтобы я торчала рядом, и был мил только потому, что я отвезла его сына в больницу. Ну, были и худшие способы познакомиться с людьми.

Внезапно он произнес название, отчего моя рука замерла над бумагой.

— Эта не очень хорошо обозначена и сложная, но если у кого-то есть опыт, они могут это сделать.

У меня в горле образовался узел, и мне пришлось взглянуть на блокнот, когда дискомфорт пронзил меня прямо в груди. Красивая, идеальная стрела с зазубренным наконечником.

— Хочешь, чтобы я продиктовал по буквам это для тебя? — спросил он, когда я не ответила ему.

Я сжала губы и покачала головой, прежде чем посмотреть вверх, сосредоточившись на его подбородке, а не на глазах.

— Нет, я знаю, как это пишется.

Но название я так и не записала. Вместо этого я спросила:

— Все остальные близки к воде, как ты сказал?

Это было именно то, что он сказал, но это было первое, о чем я подумала, чтобы сменить тему.

Он не хотел слышать о том, насколько хорошо я знала этот поход.

— Да, — подтвердил он, странно растягивая слово.

Я сдерживала свое внимание.

— Вы с Амосом часто ходите в походы? — спросила я.

— Нет, — ответил он, его внимание было слишком сосредоточено, складка все еще была на месте. — Амос не любитель походов.

— Некоторые люди — нет, — сказала я, хотя было немного забавно, что он жил в одном из самых красивых мест на Земле и не заботился об этом. — Итак…

— Почему ты здесь?

Я замерла, удивленная его любопытством. Я хотела взглянуть на часы — мне действительно хотелось многое узнать, — но если он спрашивал… что ж, я отвечу.

— Я жила здесь в детстве, но мне пришлось давным-давно уехать. Я… рассталась, и мне больше некуда было идти, поэтому я решила вернуться.

Я улыбнулась ему и пожала плечами, как будто все, что произошло, не имело большого значения, когда это были два самых больших события в моей жизни. Они были динамитом, изменившим всю мою жизнь.

— Денвер больше подходит большинству людей.

— Большинство людей, конечно, но я не хочу жить в городе. Моя жизнь долгое время была очень беспокойной, и мне нравится более медленный темп. Я забыла, как сильно я люблю природу. Чистый воздух. Моей маме здесь нравилось. Когда я думаю о доме, он здесь, даже двадцать лет спустя, — честно сказала я ему, прежде чем закинуть остатки печенья в рот и быстро прожевать. Закончив, я продолжила. — Я не знаю, останусь ли я навсегда, но я хотела бы попробовать. Если не получится, то не получится. А пока я просто хочу стараться изо всех сил. — Что снова напомнило мне, что мне нужно искать другое место для проживания. До сих пор мне не везло с поисками, и часть меня надеялась, что кто-то отменит бронирование в последнюю минуту.

Долгое время я думала, что мне чертовски повезло. Моя мама все время говорила, как ей везло во всем. Каждый раз. Даже когда что-то шло не так.

Она видела лучшее во всем. Спущенное колесо? Возможно, мы бы попали в аварию, если бы не остановились. Кто-то украл ее бумажник? Им больше нужны были деньги, а у нее, по крайней мере, была работа и она могла зарабатывать больше! Высоты с ней всегда были такими высокими. Теперь чаще всего — и особенно когда я чувствовала себя подавленной — я чувствовала себя так, как будто меня прокляли. Или, может быть, моя мама забрала с собой всю мою удачу.

Роудс остался, откинувшись на спинку стула, с морщинами на лбу, наблюдая за мной. Тем не менее, не так, как я в основном игнорировала других людей, а с тем сталкивалась-ли-я-с-бешенством-или-нет лицом.

— Ты отсюда? — спросила я, хотя Клара рассказала мне раньше.

Все, что он сказал, было «да», и я знала, что это все, что я получу. Ну, это не скажет мне, сколько ему лет. Ну что ж. Может быть, я могла бы спросить ее как-нибудь тонко, исподтишка.

— Тогда вернемся к кемпингу… здесь где-нибудь есть места для рыбалки?

...❃.•.•.

— Время вышло, — сказал он ровно в восемь часов, сосредоточив внимание на тыльной стороне правой руки, которая лежала на столе.

Как, черт возьми, он знал, который сейчас час? Я наблюдала за ним; он не смотрел ни на тяжелые часы на левом запястье, ни на телефон. Я даже не знала, где его телефон. Его не было на столе, как и моего.

Я улыбнулась, закрыв блокнот и прикрепив ручку к обложке. Я взяла еще одно печенье и откусила половину.

— Большое спасибо за помощь, — сказала я, отодвигая стул.

Он хмыкнул, все еще не звуча так, будто это было то, что он хотел делать сегодня. Но делал.

— Привет, Аврора, — внезапно раздался другой голос.

Взглянув через плечо, я заметила, как Амос пробирается на кухню с вазой, полной цветов в руках, его большая футболка закрывала все до половины мешковатых баскетбольных шорт, которые были на нем.

— Привет. Как дела?

— Хорошо. — Он остановился рядом со стулом, на котором сидел его отец. Я не пропустила быстрый взгляд, который он бросил на мужчину, прежде чем снова сфокусироваться на мне. — Как дела? — медленно спросил он, словно чувствовал себя неловко.

От этого он стал мне нравиться ещё больше. Я ухмыльнулась.

— Отлично. Твой папа просто снова помогал мне. — Я посмотрела на смешанный букет из розовых и фиолетовых цветов. — Они хорошенькие.

Амос протянул их.

— Они для тебя. От моей мамы и папы. Благодарность за то, что отвезла меня в больницу.

— Ох. — Я взяла вазу и удивилась, насколько она тяжелая. — Большое спасибо. Они красивы. Вам не нужно было этого делать, мистер Роудс.

Я не видела ни лица мистера Роудса, ни Амоса, потому что была слишком занята разглядыванием композиции, но подросток сказал:

— Нет, мой другой папа.

— Ооо.

Я взглянула на него. Где они? Задавалась я вопросом. Его мама и другой папа?

— Скажи им, что я передаю «спасибо». Мне они очень нравятся. И они очень благодарны за тебя. Я бы сказала это в любое другое время, но надеюсь, что нет.

Ни один из них ничего не сказал.

Но я вспомнила, что сказала мне ранее Клара, когда поставила вазу на бедро и посмотрела на подростка.

— Вообще-то, у меня для тебя тоже кое-что есть. — Я взяла кристалл со стола и протянула ему. — Возможно, ты был слишком не в себе, чтобы помнить, но я позвонила своей подруге, прежде чем мы поехали в больницу, и, так или иначе, она прислала это. Она сказала, что он способствует заживлению если положить его на левый бок. Она надеется, что тебе станет лучше.

Его брови неуклонно поднимались вверх с каждым моим словом, но он закончил это кивком, не разворачивая его или что-то в этом роде. Я полагала, что он сделает это в уединении своей комнаты.

— Эй, ты знал, что я работаю с Джеки? — спросила я его.

Амос кивнул, все еще держа подарок и проверяя вес.

— Я не знала, что вы знакомы. Клара сказала, что вы лучшие друзья. — Я сделала паузу.

— Да, — ответил он своим тихим голосом, прежде чем сунуть подарок в карман. — Мы играем вместе. Музыка.

— Действительно? — спросила я.

Она не сказала ни слова о музыке, но опять же, мы говорили только о работе тогда, когда болтали. Дважды мы говорили о кино, но на этом наши отношения заканчивались. Просто рядом со мной она казалась очень нерешительной, и я не понимала, почему.

— Она тоже играет на гитаре, — добавил он почти застенчиво.

— Я и понятия не имела.

— Мы играем в гараже, когда у меня нет проблем.

Он бросил на отца многозначительный взгляд, который старший мужчина не заметил, и мне пришлось заставить себя сохранять невозмутимое выражение лица, чтобы он тоже не заметил.

— Он играет блюз, — вставил Роудс. — Но он не любит играть перед другими людьми.

— Папа, — усмехнулся малыш, его щеки сразу залились краской.

Я попыталась одарить его ободряющей улыбкой.

— Трудно играть перед другими людьми, думая о том, как они тебя оценивают. Но лучше всего не заботиться о том, что они думают или что ты запутаешься. Все путаются. Каждый раз. Никто никогда не бывает безупречным, и большинство людей глухи к тону и не могут услышать бемоля, даже если им ткнуть носом.

Парень пожал плечами, очевидно, все еще смущенный тем, что отец сдал его, но я подумала, что это мило.

Мистер Роудс ничего бы не сказал, если бы это в какой-то мере не нравилось ему.

— Точно, Ам. Кому какое дело до того, что думают другие? — Роудс подстрекал его, снова удивив меня.

— Ты поправляешь меня каждый раз, когда приходишь послушать нас, — пробормотал он, лицо всё ещё горело.

Я подавила улыбку.

— Я знаю многих музыкантов, и, честно говоря, большинству из них — не всем, — но большинству из них нравится, когда люди честны и поправляют их. Они предпочитают знать, что делают что-то не так, чтобы иметь возможность исправить ошибку, а не совершать одну и ту же ошибку снова и снова. Так все становятся лучше, но я знаю, что это отстой. Поэтому я здесь беспокою твоего отца. Потому что я устала ошибаться на работе.

Амос не смотрел мне в глаза, но пожал плечами.

Я поймала взгляд Роудса и, подняв брови, улыбнулась ему. Его стоическое выражение совсем не изменилось, но я была уверена, что его глаза расширились совсем чуть-чуть.

Амос, то ли не желая больше быть в центре разговора, то ли был в разговорчивом настроении, положил руку на спинку отцовского стула и провел ногтями по ее верху, сосредоточившись на этом, когда спросил:

— Ты… собираешься в очередной поход?

— Думаю, я пройду по этой речной тропе в следующий раз.

Взгляд мальчика метнулся вверх.

— Где это?

— Река Пьедра. — Эта была, пожалуй, самой популярной в этом районе. Я постучала кончиками пальцев по вазе. — Ладно, не буду вам больше надоедать. Еще раз спасибо за сегодняшний вечер, мистер Роудс. Продолжай поправляться, Амос. Спокойной ночи.

Я помахала им еще раз и направилась к выходу, ни один из них не последовал за мной, чтобы запереть дверь за мной.

Было только восемь, и я еще не очень устала, но я приняла душ, выключила свет и забралась в постель с напитком, думая о чертовом маршруте, который Роудс упомянул ранее.

На котором исчезла моя мама.

Тот, который убил ее.

По крайней мере, мы были почти уверены, что она ушла именно туда. Один из свидетелей, которых смогла найти полиция, утверждал, что они встретили ее на тропе, когда спускались, а она поднималась. Они сказали, что она хорошо выглядела, что она улыбалась и спрашивала, как у них дела.

Они были последними, кто когда-либо видел ее.

Эта крошечная, горькая боль пронзила мое сердце, и мне пришлось глубоко-глубоко вздохнуть.

Она не оставила меня, напомнила я себе примерно в миллионный раз за последние двадцать лет. Меня никогда не волновало, что кто-то пытался сказать или намекнуть. Она не оставила меня намеренно.

Через мгновение я достала свой планшет и начала смотреть фильм, который скачала накануне, и смотрела его рассеянно, зажавшись под единственной простыней, под которой спала. В какой-то момент я, должно быть, заснула, потому что следующее, что я поняла, это то, что я проснулась с планшетом на груди и с сильным желанием пописать.

Обычно я старалась не пить жидкости за пару часов до сна, чтобы не просыпаться. У меня был страх помочиться, хотя этого не случалось уже лет тридцать. Но я выпила клубничную газировку, пока смотрела свой фильм.

Теперь, проснувшись в кромешной темноте однокомнатной квартиры, я застонала от давления на мочевой пузырь и села.

Мне потребовалась секунда, чтобы потянуться и найти телефон, подключенный к питанию под подушкой. Я зевнула, сняла его и, встав, постучала по экрану, включив фонарик, чтобы попасть в ванную. Я снова зевнула, не включив свет, чтобы не разбудить себя, и воспользовалась им, помочилась, как мне показалось, на целый галлон, а затем помыла руки.

Всю обратную дорогу я зевала, моргая от слабого света часов на микроволновке и привыкая к лунному свету, проникавшему сквозь постоянно приоткрытые окна.

И тут я почувствовала свист над головой.

Я снова зевнула, сбитая с толку, и подняла руку, пытаясь направить луч света от телефона вверх.

Краем глаза я заметила что что-то вылетело.

Я пригнулась.

Летающая тварь сделала разворот в полете и налетела прямо, черт возьми, на меня.

Я закричала, бросилась на землю и, клянусь Богу своей жизнью, почувствовала, как она пролетела в нескольких дюймах над моей головой.

Прямо возле кровати я дёрнула тонкое одеяло, которое держала у ног, потому что оно было слишком теплым, чтобы полностью укрываться им, и накрыла голову и попыталась найти то, что, как я была уверена, было летучей мышью, потому что гребаная птица не может быть такой быстрой.

Или может? Мог ли кто-нибудь пробраться внутрь, пока я открывала и закрывала дверь? Разве я не заметила бы? На окне была сетка, так что он не мог через неё проникнуть.

На руках и коленях я подползла к стене, где был выключатель света.

— Что за черт?

Мне нравилось думать, что я сказала, но я была уверена, что вскрикнула, когда подняла руку ровно настолько, чтобы почувствовать выключатель и щелкнуть его, свет осветил гостиную.

Подтверждение моего худшего кошмара.

Да, это была чертова летучая мышь.

— Какого хрена!

Я еще сильнее прижалась спиной к стене.

Что это был за бред?

Неужели я спала с этим в этой проклятой комнате каждую ночь? Он приземлялся мне на лицо? Какал на меня? Как вообще выглядели экскременты летучих мышей? Я видела какие-то темные фигуры на полу, но предположила, что это грязь с моих ботинок.

Летучая мышь набрала в высоту на лету… и снова приблизилась ко мне, или, по крайней мере, выглядела так.

Позже я разочаровывалась в себе, но опять же это была чертова летучая мышь, и я закричала.

И после этого я бы еще больше разочаровалась в себе за то, что сползла по лестнице на четвереньках, но я это сделала. Только после этого я схватила ключи и засунула их в рубашку. К черту это!

И таким образом, который в значительной степени подытожил мою жизнь, я открыла дверь снаружи и выбежала в носках, майке и нижнем белье — совершенно и совершенно неподготовленная — и увидела, как еще одна летучая мышь летит прямо перед моим лицом, взлетая обратно вверх к бескрайнему темному небу… там, где ей и место.

Я все равно пригнулась.

Я могла бы снова закричать, и я была почти уверена, что закричала: «Отвали!», но не знала точно.

В чем я была уверена, так это в том, что я с визгом пробиралась по гравию, держа в одной руке сотовый телефон в качестве фонарика, сжимая одеяло на голове под подбородком, и буквально ныряя в свою машину, как только я оказалась достаточно близко.

Я сильно вспотела. Но что еще я должна была делать? Не потеть? В квартире была чертова летучая мышь!

Мне потребовалось слишком много времени, чтоб перестать тяжело дышать, и мне пришлось вытереть подмышки уголком одеяла после того, как я заперла двери.

Мне нужно было немного воды.

Более того, я должна была что-то сделать. У меня оставалось больше недели здесь. Летучая мышь не собиралась открывать дверь и сама вылезать наружу.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Либо делать что-то, либо ничего не делать… и пока единственное, что я собиралась делать, это спать в своей машине, потому что, черт возьми, я ни за что не вернусь туда. Не для воды. Не для кровати. Я бы пописала в старую бутылку с водой, если бы пришлось. Летучие мыши ведут ночной образ жизни, не так ли? Боже, мне нужен был интернет.

Я вздрогнула и плотнее подоткнула одеяло под подбородком.

Были ли у нас с мамой дома летучие мыши? Она сама о них позаботилась? Задалась вопросами я.

Во что, черт возьми, я ввязалась?

На следующее утро я подъехала к магазину и обнаружила, что Клара стоит возле своей машины — нового «Форд Эксплорер» — и разговаривает с мужчиной намного выше ее, а Джеки стоит с другой стороны и возится со своим телефоном.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, почему его смуглая кожа и телосложение показались мне знакомыми.

Это был Джонни. Дядя Амоса.

Подъехав, чтобы припарковаться с другой стороны, я наконец заметила Субару, припаркованный за магазином. Прежде чем выйти, я схватила сумку с пассажирского сиденья.

— …все в порядке. Просто принеси мне деньги завтра, — сказала Клара своим мягким, уверенным голосом.

— Не могу передать, как сильно я ценю это, Клара, — ответил дядя Амоса. Я видела, как он улыбался ей, этой милой, легкой улыбкой.

Джеки оглянулась через плечо и натянуто улыбнулась.

— Привет, Ора.

Она была одной из немногих, кто называл меня так здесь. Даже Клара называла меня только Аврора. Наверное, потому, что тетя и дядя стали называть меня Орой.

— Привет, — поздоровалась я с ней. — Ты пойдешь с нами?

Она моргнула, и ее улыбка чуть-чуть померкла.

— Тебя это устраивает?

Я улыбнулась очень широко, ненавидя то, что по какой-то причине она подумала, что я не хочу, чтобы она была рядом, тем более, что между нами все было хорошо, но только немного неловко по какой-то причине, и кивнула:

— Да, конечно.

Её улыбка в ответ была робкой, но ярче.

Джонни случайно взглянул на меня и встретился со мной взглядом.

— Аврора, — позвала Клара через плечо. — Это Джонни, дядя Амоса.

Я ничего не могла с собой поделать и сказала:

— Мы встретились в больнице.

Я забыла, что не рассказала ей обо всем… этом.

Я обошла Эксплорер и остановилась рядом с Кларой, которая улыбнулась мне.

— Рад снова видеть тебя, Аврора, — протянул мужчина.

— Тоже рада видеть тебя.

Я хотела бы наложить больше макияжа сейчас. У меня не было времени на это, потому что я так устала из-за хаоса прошлой ночью, что не выспалась. И не было похоже, что Клару — или Джеки — заботило, что у меня мешки под глазами.

— Роудс доставил тебе неприятности той ночью?

Я ухмыльнулась и покачала головой. Должно быть, он имеет в виду ту ночь, когда я прокралась к Амосу.

— Нет. Он сказал спасибо. Я думаю, что это неплохо.

То, как он наклонил голову, говорило о том, что он тоже так думал.

— Удачи в путешествии. Клара сказала, что ты едешь в Орей; там хорошо. Еще увидимся?

— Конечно, — согласилась я, полагая, что, вероятно, увижу его в магазине, так как я не буду слишком долго находиться в квартире.

Клара быстро обняла его, мы с Джеки помахали ему рукой, а потом мы уже грузились в ее «Эксплорер», а Джонни возвращался в свою машину.

Из-за ее легкого вздоха я склонилась между двумя передними сиденьями — Джеки сидела на переднем пассажирском — и уставилась на нее.

Это был мечтательный взгляд на ее лице или что? Я взглянула на Джеки и увидела, что она ухмыляется. Мне это не снилось.

Клара посмотрела на нас и тут же нахмурилась.

— Да?

Никто из нас ничего не сказал, и она снова вздохнула и завела машину.

— Он милый, хорошо? — Она начала разворачиваться. — И он симпатичный.

Я откинулась на спинку сиденья и пристегнула ремень безопасности.

— Он милый.

— Он расстался со своей девушкой около месяца назад… — Она замолчала.

— Тетя Клара хотела залезть к нему в штаны, — ни с того ни с сего сказала Джеки.

— Джеки!

Я рассмеялась.

— Он милый, — подтвердила она, хотя это не звучало радостно. — Но я не говорю, что хочу выйти за этого парня или… или… залезть к нему в штаны. Я даже не хочу с ним встречаться. Я еще не готова быть с кем-то еще, но я все еще могу смотреть.

Что-то в моей груди сжалось от ее собственного шага, в котором она призналась. Мы все пытались делать маленькие шаги в своей жизни, пытаясь чего-то достичь.

Я думаю, хорошо было бы иметь финишную черту с определенным временем, которое нам нужно, чтобы добраться туда, но никто из нас не знал, что это было.

Клара продолжала говорить.

— И, Джеки, перестань рассказывать людям о Джонни.

Подросток надунула щеки.

— Ты сказала, что секс не имеет большого значения.

— Это не для многих людей, но только когда ты готова. Некоторые люди считают, что это передача энергии, а ты не хочешь подхватывать чью-либо плохую энергию. И я говорила тебе, что ты можешь заниматься сексом с кем захочешь, когда тебе исполнится восемнадцать.

— Ты такая странная.

— Почему я странная?

— Потому что ты должна сказать мне, что мне следует подождать, пока не выйду замуж! — Джеки возразила.

— Ты не обязана любить каждого мужчину, с которым ты рядом. Верно, Ора? — сказала Клара, оглядываясь через плечо.

Я любила каждого парня, с которым когда-либо была. Всех троих. Двое из них были детской любовью, но последняя… ну, она была настоящей. Пока не сгорела заживо и дотла. Но Клара пыталась донести не это.

— В точку. Никто никогда не скажет парню ждать кого-то особенного. Мой дядя просто умолял моих двоюродных братьев надеть презерватив. Тощий шестнадцатилетний подросток с сильными прыщами не станет прекрасным принцем. По крайней мере, подожди, пока не убедишься, что этот парень не полный незрелый придурок.

— Ага. А бойфренды только приносят проблемы, — продолжала Клара, указывая на меня, чтобы я могла внести свой вклад.

Учитывая, что ни одни из моих прошлых отношений не сложились… она не ошиблась.

— У меня было не так много парней, но да, они заноза в заднице.

Джеки повернулась на своем месте, чтобы посмотреть на меня. — У тебя было мало парней?

Я покачала головой.

— Ты выглядишь так, будто у тебя было много.

Клара попыталась скрыть свое фырканье, в то время как я расхохоталась.

— Спасибо?

Она побледнела.

— Не в этом смысле! Потому что ты как…. Ты такая красивая! Ты выглядишь как принцесса! Это была вторая вещь, которую мне когда-либо говорил Амос, а он никогда не говорил ничего подобного.

Амос считал меня красивой? Какой милый ребенок.

— Я была с моим бывшим в течение очень долгого времени. А двое других моих парней учились в старшей школе.

С одним из них я как бы поддерживала связь. Он писал мне на Фейсбуке каждый день рождения и Рождество, и я делала то же самое. Он был по-прежнему холост и, по-видимому, какой-то инженер-трудоголик. Последнее, что я слышала от второго, от парня, с которым я потеряла девственность, было то, что он женат, имеет четверых детей; по крайней мере, это то, что я видела в последний раз, когда искала его в Интернете от скуки.

— Ты тоже такая красивая, Джеки, и ты очень умная. Это гораздо важнее и полезнее, чем внешность.

Внезапно я заскучала по Юки и Нори. Мы по очереди подбадривали друг друга, когда у нас были плохие дни. Когда Юки рассталась со своим бойфрендом примерно за месяц до того, как Каден выгнал меня на улицу, мы сидели в ее гостиной — пока он был в турне — и кричали на весь дом. Ты прекрасна! Ты уважительно относишься к людям! Ты торговалась со своим лейблом, чтобы получить больше денег! Ты продала сто миллионов пластинок, потому что ТЫ много работала! У тебя отличная попа! Ты готовишь лучшие макароны с сыром, которые я когда-либо пробовала!

Они сделали то же самое для меня в течение месяца после того, как я осталась с Юки. Попробуйте грустить, когда люди, которых вы любите, кричат вам комплименты. Вы не сможете.

Однако девочка-подросток, которая большую часть времени говорила со мной только о работе, хмыкнула.

— Но мальчикам не нравятся умные девочки.

Со стороны я могла видеть, как Клара качает головой.

— Вот почему мы говорим тебе, что они вызывают головную боль.

— Больше похоже на мигрень, но конечно, головная боль тоже подходит, — щебетала я, и тогда мы втроем расхохотались.

И тут мой телефон начал звонить.

Точнее, не просто звонок, как я поняла спустя мгновение, а звонок через мессенджер Фейсбук.

Я узнала лицо на экране еще до того, как увидела имя под ним.

Я знала эти волосы. Лицо с примерно десятью слоями макияжа, без которого она никогда не выходила из дома. Черт, я сомневалась, что она больше не выходила из ванной без тонального крема. Не то чтобы в этом было что-то не так, но это было представление о том, насколько важна для нее внешность.

ГЕНРИЕТТА ДЖОНС мелькнула на экране.

Женщина, которая была мне не-свекровью.

Взглянув вверх, я заметила, что Клара и Джеки о чем-то разговаривают, и мой палец замер на экране. Последнее, что я хотела сделать, это снова поговорить с этой женщиной. Половина ее вины в том, что мы с Каденом расстались. Остальное все было на нем. Ему не нужно было что-то прерывать или хотеть больше славы или денег. Я никогда не заботилась об этом. Я была бы счастлива…

Нет. Я не была бы счастлива. И все это больше не имело значения и никогда больше не будет иметь значения.

И как бы мне ни хотелось игнорировать метку Чудовища, если бы я не ответила, это просто заставило бы ее подумать, что я прячусь. Что я слаба. Хуже того, она просто продолжала бы звонить.

Она выгнала меня, и вот она здесь. Звонит мне. Год спустя.

Я хмыкнула и постучала по экрану, прежде чем поднести телефон к лицу и сказать:

— Да?

По крайней мере, она не пыталась сделать видеозвонок.

— Аврора, — сказала женщина, чей голос я могла бы узнать на переполненном концерте, и который звучал так же хрипло, как и последние десять лет. — Это Генриетта.

Было ли мелочно с моей стороны сказать «Кто?»

Было, но я все равно сказала это. Потому что к черту эту даму, которая отключила мой мобильник на следующий день после того, как ее сын ушел из наших отношений. Кто сказал своим сотрудникам — людям, которых я считала своими друзьями, — что уволит их, если узнает, что они общаются со мной.

— Генриетта, Аврора. Джонс. — Она сделала паузу. — Мать Кадена… о, ты просто заноза, не так ли? — огрызнулась она примерно на полпути, поняв, что я играюсь с ней. — Где ты?

Где я?

Я снова фыркнула и продолжала смотреть, как Джеки и Клара разговаривают. Я не могла понять, что они говорили, но что бы это ни было, судя по тому, как двигались их руки, это должно было быть хорошо. Они над чем-то ржали.

— В Соединенных Штатах, мэм. Я очень занята и не могу долго разговаривать по телефону, это чрезвычайная ситуация?

Я знала, что ей нужно. Конечно, я знала. Этим утром тетя Каролина прислала мне скриншот еще одной плохой рецензии на последний альбом Кадена. Rolling Stone использовал слово «отвратительно».

— Это не чрезвычайная ситуация, но Кадену нужно поговорить с тобой. Или я могу поговорить с тобой. Он пытался написать тебе по электронной почте и не получил ответа. — Наступила пауза, и она откашлялась. — Мы были обеспокоены.

Тогда я тоже не смогла сдержать фырканье. Прошел год с тех пор, как я в последний раз общалась с кем-то из них. Целый год с тех пор, как меня вычеркнули из их жизни. Из их семьи.

А теперь обеспокоены? Ха. Ха. Ха.

Джеки расхохоталась с переднего сиденья, а Клара ахнула:

— Ты отвратительная!

— Аврора? Ты слушаешь? — возмутилась миссис Джонс.

Я закатила глаза, в то же время я почувствовала запах пердежа и тоже начала смеяться:

— Черт, Джеки, что ты ела? Демоны на завтрак?

— Мне жаль! — воскликнула она, смущенно оборачиваясь на сиденье.

— Ей не жаль, — ответила Клара, покачав головой, прежде чем опустить окно.

— Аврора? — В трубке снова раздался голос миссис Джонс, на этот раз более резкий, раздраженный, я была уверена, что не отложу свою жизнь на потом, чтобы поговорить с ней.

И знаете, что? У меня осталась одна жизнь, и я не собиралась тратить ее на эту даму. По крайней мере, не больше, чем уже было.

— Миссис Джонс, я действительно занята. Я бы сказала, чтобы вы передали Кадену привет, но мне все равно…

У неё захватило дух.

— Ты не это имеешь в виду.

— Я вполне уверена, что именно это. Я не знаю, о чем он хочет поговорить, но я не заинтересована в дальнейших беседах с ним. С вами тем более.

— Ты даже не слышала, о чем он хочет с тобой поговорить.

— Потому что мне все равно. Слушайте, мне действительно нужно идти. Я уверена, что он сможет поговорить с Тэмми Линн.

Мне не нужно было идти в эту сторону, но оно того стоило.

— Аврора! Ты не понимаешь. Я уверена, я знаю, ты хотела бы услышать, что он хочет сказать.

Я тоже опустила окно, когда запах пердежа Джеки не выветрился достаточно быстро.

— Нет. Я бы пожелала удачи, но вы все равно будете продолжать зарабатывать деньги на том, что сделала я, так что мне не нужно вам этого желать. Пожалуйста, не утруждайте себя звонком мне снова.

Я закончила разговор и уставилась на тёмный экран, удивлённая и в то же время совершенно не удивлённая.

Мне нужно было обязательно сегодня позвонить тете Каролине и рассказать ей. Она получит удовольствие от этого. Я уже могу представить, как она радостно потирает руки.

Конечно, Каден попросил бы маму позвонить, чтобы растопить лед. Неужели они действительно думали, что я такая тупая или легкомысленная? Что я смогу когда-нибудь через миллион лет забыть или простить то, что они сделали? Как они причинили мне боль?

Закрыв лицо рукой, я потерла его вверх и вниз, вздохнув и покачав головой. Я сложила все свои мысли и чувства о семье Джонсов и отложила их в сторону. Я не преувеличивала. Меня не волновало, что он хочет поговорить, или что она хочет, чтобы он поговорил со мной, или что-то в этом роде.

— Ты в порядке? — спросила Клара.

Я посмотрела вверх и увидела ее взгляд на себе через зеркало заднего вида.

— Ага. Только что получила звонок от воплощения зла.

— Кто это?

— Моя бывшая свекровь.

В зеркале заднего вида модно было заметить как её брови взлетели вверх.

— Она злая?

— Скажем так, я почти уверена, что где-то есть заклинание, связывающее ее с другим миром.

— Это был лучший день за очень долгое время, — сказала я много часов спустя, когда мы возвращались в город. Еще даже не совсем стемнело, но я была почти уверена, что видела, как моя жизнь промелькнула перед глазами, по крайней мере, двадцать раз. Дорога из маленького живописного горного городка была… не самой безопасной, можно сказать.

Я думала, что по дороге в Пагоса-Спрингс проехала несколько мест, от которых волосы встают дыбом, но особый участок дороги в нашем путешествии не шел ни в какое сравнение. Пока мы не вышли из магазина, я не знала, что Клара за рулем представляет угрозу для общества. Я испытала огромное облегчение, оказавшись на заднем сиденье, когда мы сделали крутой поворот, чтобы я могла изо всех сил вцепиться в дверь и край сиденья, не заставляя ее нервничать.

Но оно того стоило.

Орей был невероятно переполнен туристами, но я влюбилась в этот маленький городок, который напомнил мне что-то прямо из альпийского городка или сборника сказок. Не то чтобы я когда-либо была в Альпах, но я видела фотографии. Я заболела в то Рождество, когда Джонсы забронировали отпуск, чтобы поехать…

Они уехали без меня, заявив, что билеты невозвратные, с Каденом, настаивающим на том, что это разобьет маме сердце, если его не будет на каникулах. Излишне говорить, что Юки, будучи другом, послала своего телохранителя забрать меня через пять минут после того, как они уехали в аэропорт, и неделю лечила меня у себя дома.

Я должна была понять ещё тогда, что я никогда не собиралась быть достаточно важной для них.

Они действительно заслужили этот пирог из дерьма.

Так или иначе.

Каким бы крутым ни был город, именно компания сделала поездку такой замечательной.

Прошло много времени с тех пор, как я так много смеялась. Наверное, с того месяца, что я провела с Юки, и мы были пьяны четверть времени. Редкая вещь для нас обоих.

— Для меня тоже, — согласилась Клара. Она наполнила поездку рассказами о некоторых завсегдателях, с которыми я познакомилась в магазине. Одним из моих любимых был человек по имени Уолтер, который, по-видимому, нашел пакет с тем, что он принял за травы, но на самом деле это было марихуаной, и заваривал ее как чай в течение нескольких месяцев, прежде чем кто-то сказал ему, что это не то, что он думал.

Когда она не засыпала меня сплетнями, они с Джеки пытались привести мне все причины, по которым мне следует остаться в Пагосе, а не уезжать, что меня удивило, потому что я действительно не была уверена, что я так уж сильно нравлюсь подростку. Они сделали несколько интересных выводов, в основном: ты дома.

— Я тоже видела, как ты улыбаешься, Джеки, — продолжала Клара.

Я тоже заметила, что она много улыбалась.

Телефон Джеки запищал, и девушка схватила его, прочитав все, что было на экране, прежде чем сказать:

— Уф. Я думала, что это дедушка. Я написала ему, когда мы были в Дуранго, и он до сих пор не ответил мне.

Клара замолчала, и я поймала ее задумчивый взгляд на Джеки. Внезапно она спросила:

— Ты не возражаешь, если мы сделаем короткую остановку, прежде чем я тебя высажу, Аврора?

— Даже ни на грамм.

— Спасибо, — пробормотала она с беспокойством, поворачивая руль вправо. — Это не похоже на то, что мой отец не отвечает на сообщения, и он не отвечает на домашний телефон. Там должен быть мой брат…

— Всё, что вам нужно сделать. Я бы тоже была не прочь его увидеть, если он в настроении, и мне можно войти, — вставила я.

Клара рассеянно кивнула, надев мигалку и подъезжая ближе к городу. Я знала по памяти, что они жили около одного из озер. Я не была там вечность, но знала, что это было ближе ко всему, чем то, где жил мистер Роудс.

— Он тоже хотел тебя увидеть. Мы будем очень быстро. Нам еще нужно сходить за продуктами.

Через несколько минут она подъехала к небольшому одноэтажному дому, перед которым были припаркованы две машины. Белый минивэн… и отреставрированный «Бронко». Каковы были шансы двух нетронутых синих «Бронко» в этом районе с одинаковыми номерными знаками? — подумала я, когда Клара остановилась рядом с фургоном.

— Что здесь делает мистер Роудс? — Джеки подтвердила то, о чём я размышляла. — Где машина дяди Карлоса?

— Я не знаю… — Клара нахмурилась.

Я отстегнула ремень безопасности как раз в тот момент, когда мой телефон запищал из-за сообщения.

Это была моя тетя.

Тетя Каролина: Есть ли поблизости койоты?

Я колебалась секунду. Это не похоже на тот вопрос, на который я должна отвечать. Мне не нужно, чтобы она беспокоилась и о койотах.

Выскользнув из машины, я последовала за Джеки и Кларой, пока они направлялись к входной двери. Дом был маленьким и старее, чем большинство в городе. Пол был выложен плиткой размером с фут темно-коричневого или зеленого цвета, а мебель в основном была антикварной. Все было примерно так, как я помнила. Я ночевала здесь каждые выходные. У меня было много хороших воспоминаний об этом доме.

— Папа! — закричала Клара. — Где ты?

— В гостиной! — прокричал в ответ низкий голос.

— Ты в штанах?

Я ухмыльнулась.

— Полагаю!

Это заставило меня рассмеяться.

Клара резко повернула налево в маленькую гостиную. Первое, что я заметила, была плазма шириной тридцать с лишним дюймов, стоявшая на тумбе для телевизоров. Второе, что я заметила, был мужчина, сидящий в большом удобном кресле лицом к телевизору. Его волосы были смесью серых и белых и были заплетены на одно плечо, а на двухместном диване рядом с ним, скрестив руки, сидел мой арендодатель. По телевизору шёл футбольный матч.

Клара и Джеки поспешили к нему, целуя его в обе щеки.

— Мы привезли Аврору, папа.

Темные глаза мужчины двинулись, затем остановились на мне, и за то время, что мне потребовалось моргнуть, они расширились.

Я проигнорировала Роудса и поспешила к отцу Клары, пригнувшись и поцеловав в щеку.

— Здравствуйте, мистер Нез. Штаны переоценены, да?

Его сильный, внезапный смех застал меня врасплох, когда он наклонился вперед и коснулся моей щеки, две коричневые руки, приземлились на меня и сжали. Он отстранился и посмотрел на меня своими большими темными глазами.

— Аврора Де Ла Торре. Как, черт возьми, ты поживаешь, дитя?

Его смех был точно таким же. Лицо более морщинистое, и он стал намного худее. Но мистер Нез оставался таким же во всех других важных отношениях. Блеск в его глазах говорил мне об этом, даже если дрожь в его руках пыталась рассказать другую историю.

Я осталась там, где была прямо перед ним.

— Я весьма хорошо. Как вы?

— Чертовски хорошо. — Он покачал головой и нацелил на меня улыбку, из которой видно, что у него не хватает двух зубов. Это был красивый мужчина со смуглой кожей, белки его глаз почти сверкали на ярком лице.

— Клара сказала, что ты вернулась, и я не мог в это поверить. — Он указал на ближайшее к себе место, которое было пустым местом на двухместном диване между ним и мистером Роудсом. — Иди сюда, садись. Но сначала… — Он указал на Роудса. — …Аврора, Тобиас. Тобиас, это Аврора. Она жила в моем доме каждые выходные и каждое лето.

Я не могла не рассмеяться, когда взглянула на человека, с которым провела время прошлой ночью. Я улыбнулась ему.

— Я знаю его, мистер Нез.

Мистер Роудс, напротив, хмыкнул.

Мистер Нез нахмурился.

— Как?

— Она снимает его квартиру в гараже, — ответила Клара. — Где Карлос?

Старик проигнорировал ее вопрос, усмехнулся и хлопнул себя по бедру.

— Ты не говорила. Это ты отвезла Амоса в больницу?

— Это была я, — подтвердила я, взглянув на Роудса, который все еще сидел там, скрестив руки на двухместном диванчике… наблюдая за мной с очень забавным выражением лица, из-за которого я чувствовала себя здесь менее желанным гостем, чем даже в его гараже.

— Ты так похожа на свою маму, — сказал мужчина постарше, снова привлекая мое внимание к себе. Его лоб сморщился, и выражение удивления, которое было на его лице, превратилось в обеспокоенное. — Я сказал себе, что не буду поднимать эту тему, когда впервые увижу тебя, но должен сказать…

Я отрезала его.

— Не нужно ничего говорить.

— Нет, я скажу, — настаивал мистер Нез, выглядя все более и более расстроенным. — Я живу с этим чувством вины уже двадцать лет. Мне жаль, что мы все потеряли связь. Мне жаль, что мы больше не видели тебя после того, как тебя забрали.

В ту же секунду у меня в горле волшебным образом появился узел.

— Подождите, кто кого забрал? — спросила Джеки с того места, где она сидела на полу у экрана телевизора. Теперь она тоже гримасничала.

Отсутствие реакции на ее вопрос вызвало появление напряжения в комнате, по крайней мере, мне так казалось.

Но я не хотела игнорировать ее, даже если чувствовала, что взгляд Роудса по-прежнему устремлен на меня.

Узел остался на месте.

— Меня, Джеки. Помнишь, Клара сказала, что я жила здесь? И что я с ней дружила? Служба опеки забрала меня. Это был последний раз, когда я видела твою тетю или дедушку двадцать лет назад.

— О, ладно, объясните кто-нибудь, — пробормотала Джеки, выглядя сбитой с толку.

Но мистер Нез проигнорировал всех, кроме меня, когда сказал:

— Последнее, что я слышал, государство взяло тебя в приемную семью, пока они искали твоего отца.

Хорошо, я действительно не хотела говорить об этом при всех, но у меня не было выбора. Он знал. Клара тоже не хотела поднимать этот вопрос, но они оба заслуживали знать, что произошло.

— В конце концов мой дядя взял меня к себе, — объяснила я. Пытаться вдаваться в подробности о моем отце было бессмысленно.

— Дядя? Я помню, как твоя мать говорила, что она единственный ребенок.

— Это был ее сводный брат. Старший. Они не были близки, но он и его жена взяли меня под опеку. Я переехала во Флориду, чтобы жить с ними.

Брови Джеки поднимались вверх с каждым моим словом, а его опустошенное выражение никуда не уходило.

— Я не знаю, что происходит, но я хочу знать, — сказала она.

— Джеки, — сказала Клара из кухни, куда она исчезла. — Если ты будешь молчать, то сможешь собрать этот пазл вместе.

— Они не сказали нам, что произошло после того, как тебя забрала служба по защите детей; они сказали, что мы не семья, но мы все так волновались… — мягко пробормотал пожилой мужчина. — Это было такое облегчение, когда вы с Кларой снова связались.

— Мистер Роудс, Вы знаете, что происходит? — спросила Джеки.

Мистер Нез вздохнул и секунду смотрел на внучку, а потом снова посмотрел на меня.

— Ты не будешь возражать, если я объясню?

— Нет, — честно сказала я ему.

— Аврора и ее мама жили здесь, в Пагосе, ты уже это знаешь?

Девочка кивнула, глядя в мою сторону.

— И что-то случилось, после чего твои дядя и тетя взяли тебя к себе, Ора?

Я кивнула.

— Когда мне было тринадцать, моя мама пошла в поход и не вернулась.

Именно тогда Роудс наклонился вперед, наконец решив заговорить.

— Теперь я знаю, почему твоя фамилия была мне знакома. Де Ла Торре. Азалия Де Ла Торре. Она пропала.

Он знал?

В этой истории было нечто большее. Нечто большее о моей маме и тайне, но это были основы этого. У меня не хватило духу поднимать другие части. Части, о которых некоторые люди шептались, но так и не были подтверждены.

Как долго они думали, что она бросила меня вместо того, чтобы делать больно самой себе и вернуться обратно.

Как она боролась с депрессией и, возможно, все, что с ней случилось, не было случайностью.

Как я должна была пойти с ней, но не пошла, и, может быть, если бы я пошла, она все еще была бы рядом.

Это сокрушительное чувство вины, от которого, как мне казалось, я избавилась, тяготило мою грудь — всю мою душу, если честно. Я знала, что моя мама никогда бы не бросила меня. Она любила меня, обожала меня. Она хотела меня.

А потом что-то случилось, и она не вернулась.

Моя мама не была идеальной, но она не делала того, в чем ее обвиняли.

— Это так грустно, — пробормотала Джеки. — Они так и не нашли ее тело?

— Господи Иисусе, Джеки, — закричала Клара из кухни. — Могла бы ты задать вопрос еще хуже?

— Мне жаль! — закричал подросток. — Я не это имела в виду.

— Я знаю, — заверила я ее. Я слышала, как один и тот же вопрос формулировался десятком разных способов, которые были действительно более болезненными. И это было нормально. Ей было любопытно.

— Что заставило тебя вернуться сюда? — спросил мистер Нез с задумчивым лицом.

Разве это не вопрос на миллион долларов? Я пожала плечами.

— Я просто начинаю все сначала. Мне казалось правильным сделать это здесь.

Мне не нужно было смотреть на Роудса, чтобы понять, что он пристально смотрит на меня.

— Что ж, мы рады, что ты дома. У тебя теперь семья в лице нас, Аврора, — мягко сказал мистер Нез.

И это было едва ли не самое приятное, что я слышала за очень долгое время.

...❃.•.•.

Я только вышла из машины, когда услышала хруст шин на усыпанной гравием подъездной дорожке, и снова вздохнула, готовясь к тому, что потенциально могло появиться на моем пути.

Я знала, что мне ничего не сошло с рук. Я не пыталась, чтобы мне сошло с рук. Я чувствовала жар взгляда Роудса все время, пока была в доме мистера Неза. Он ничего не сказал после того, как подтвердил, что знает о деле моей матери, но я чувствовала его глаза на себе. Я почти могла слышать, как шестеренки в его голове крутятся, пока он обдумывал мой разговор с мужчиной постарше.

Я так и не выяснила, откуда именно он знал мистера Неза, и мне не хотелось прямо спрашивать об этом Клару, по крайней мере, не в присутствии Джеки. Я не верила, что она не расскажет это Амосу, а потом он что-нибудь скажет отцу, и следующее, что я узнаю, так это то, что Роудс решил, что я преследую его.

То, что у меня было, было… любопытством.

У меня было слишком много вопросов. И слишком много времени.

В любом случае, я не пыталась бежать в квартиру в гараже, когда заметила, что «Бронко» подъезжает к дому. Я не торопясь нырнула на пассажирское сиденье, чтобы вытащить свой клатч и маленький пакет, в котором были покупки из магазина сладостей и угощений в Орее, и только я захлопнула дверь бедром, как услышала мистера Роудса:

— Привет.

Я выдохнула и повернулась на голос, уже готовая улыбнуться ему.

— Привет, мистер Роудс.

Мой домовладелец остановился всего в нескольких футах от меня, упершись руками в бедра. Но, глядя на его лицо, я заметила, что он не выглядел раздраженным или злым из-за того, что мы оба каким-то образом оказались в одном месте. Это было хорошим знаком, не так ли? У меня еще оставалось немного времени здесь.

Часть меня просто ожидала, что он будет раздражен тем, что мы случайно встретились. Он не сказал мне и пяти слов после того, как мистер Нез упомянул мою маму и спросил, где я была. Я пробежалась по рассказу о Нэшвилле и легкомысленно остановилась на своих годах во Флориде, пока Клара не вышла из кухни и не спросила, готова ли я ехать.

Однако теперь рот мистера Роудса скривился в одну сторону, и он пронзил меня своим серым, почти лиловым взглядом.

О чём он думал?

— Ты уже нашла, где остановиться? — наконец спросил он своим хриплым, серьезным голосом.

— Ещё нет.

Эти глаза продолжали прожигать во мне дыру, прежде чем он, наконец, выдохнул так резко, что я не была уверена, хорошо ли то, о чем он думал. Потом он снова меня удивил. Шокировал, честно говоря.

— Если хочешь, квартира в гараже твоя.

Я не хотела задыхаться, но я сделала это.

— Правда?

Он не прокомментировал мое волнение, но его руки легли на узкую талию, спрятанную под футболкой и джинсами, которые были на нем, и опустил подбородок.

— Арендная плата составляет половину того, что ты заплатила. Никаких гостей. Ты должна смириться с тем, что Амос играет на своей гитаре в гараже.

Да!

— Я не позволю ему играть допоздна, но он любит оставаться там после школы до вечера, — продолжал мой домовладелец. Его выражение лица было таким сугубо деловым, я знала, что он серьезно относится к каждому слову, и полностью осознавала, что на самом деле он не собирался позволять мне остаться, но он пошел против своей интуиции и продлевал мое пребывание… по какой-то причине.

Я точно знала, каково это, когда решение дорого тебе обходится. Это было нелегко.

Я собиралась сказать себе, что именно поэтому сделала шаг вперед и обняла его. Вокруг верхней части локтей, которые были согнуты по бокам, прижимая его руки к его рёбрам, потому что я застала его врасплох и не дала ему возможности собраться, мои ладони встретились где-то на его спине. Я обняла его. Я обняла этого мужчину, который едва меня выносил, и сказала:

— Большое спасибо. Я бы хотела остаться. Я буду платить каждый месяц и никого не буду приглашать. Пока что мои единственные друзья здесь — Клара и мистер Нез.

Все его тело напряглось под моими руками.

Это был мой сигнал. Я мгновенно отпрыгнула назад и дважды ударила кулаком в воздухе.

— Спасибо, мистер Роудс! Ты не пожалеешь!

Я не думаю, что воображала, как расширились его глаза в какой-то момент, но я определенно не воображала то, насколько жестким был его голос, когда он чуть не заикался:

— Не стоит… благодарности?

— Что бы ты предпочёл? Чек об оплате? Наличные? Денежный чек?

Его встревоженное лицо никуда не делось. Как и его резкий тон.

— Любое.

— Большое спасибо. Я заплачу тебе за день до окончания этого срока аренды и буду продолжать платить в тот же день.

Подождите.

— Как долго я могу оставаться?

Его закрученные густые ресницы упали на глаза. Он не вникал так далеко в нашу ситуацию, и я могла сказать, что он обдумывал.

— Пока эта договоренность не перестанет работать или ты не нарушишь правила, — казалось, решил он.

Это не был конкретный ответ, но я могла с этим смириться.

Конечно, я только что обняла его, но все равно протянула руку между нами. Его взгляд перескакивал с меня на мою руку и снова на мое лицо, прежде чем он взял ее. Его хватка была твердой и отрывистой, руки сухими.

И большими.

— Спасибо, — снова сказала я ему, чувствуя, как во мне пульсирует облегчение.

Он опустил щетинистый подбородок.

— Арендная плата будет для Амоса.

Мысль, которая пришла мне в голову, когда мы с Амосом ехали в машине по дороге в больницу, снова всплыла, и я на секунду заколебалась, размышляя, делать ли предложение, но все равно сделала это, потому что чувствовала это правильным поступком.

— Послушай, я, вероятно, могу сделать ему скидку на его гитару в зависимости от того, какую он решит купить. Не могу обещать, но могу попробовать. Дай мне знать.

Его брови сдвинулись ближе, губы снова скривились, но он кивнул.

— Спасибо за предложение. — Он выдохнул, на этот раз намного медленнее и спокойнее, и я посмотрела на его полный рот. — Я все еще злюсь на него за то, что он действовал за моей спиной, и он остаётся быть наказанным еще несколько месяцев, но если ты будешь рядом после этого… — Он склонил голову набок.

Я ухмыльнулась.

— Он сказал мне, чего хочет. Я помогу тебе, только дай мне знать.

Выражение его лица стало подозрительным, но он опустил подбородок.

Я улыбнулась.

— Самый лучший день. Большое спасибо за то, что позволил мне остаться, мистер Роудс.

Он открыл рот и снова закрыл его, прежде чем кивнуть, а затем отвел взгляд.

Хорошо. Я сделала шаг назад.

— Увидимся позже. Еще раз спасибо.

— Я услышал тебя в первый раз, — пробормотал он.

Господи, этот парень был сварливым. Это меня рассмешило.

— Я действительно имею ввиду это. Доброй ночи.

Он повернулся, чтобы уйти, крича через плечо, что, как я была уверена, было фырканьем:

— Спокойной ночи.

Я даже не могла выразить словами, какое облегчение я испытала. Я остаюсь. Может быть, что-то начало меняться.

Может быть, просто может быть.

...❃.•.•.

Их не было.

Мои глаза распахнулись посреди ночи, как будто мои чувства летучей мыши отключились.

Затаив дыхание, я уставилась в потолок и ждала, прислушиваясь. Смотрела. Я убедила себя, что она вылетела, поэтому не беспокоилась об этом весь день.

Я слышала это. Мои глаза привыкли, как только она устрашилась вниз, и я засунула часть одеяла себе в рот.

Я не собиралась кричать. Я не собиралась кричать….

Может быть, она действительно улетела. В это утро и после того, как мистер Роудс продлил мое пребывание, я обыскала всю квартиру. И ничего не было. Может быть, это было…

Это пролетело прямо у моего лица — может быть, это было не совсем у моего лица, но ощущалось именно так, — и я завизжала.

Ни за что. Натянув одеяло на лицо, я скатилась с ним с кровати и начала ползти. К счастью, я все время оставляла ключи на одном и том же месте, и мои глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть кухонную стойку. Я потянулась ровно настолько, чтобы схватить их.

Потом я продолжила ползти к лестнице. Уже вторую ночь подряд. Я никогда не смогу рассказать об этом своей тете. Она начнет исследовать прививки от бешенства.

Я не гордилась собой, но я спустилась по лестнице на своей заднице, плотно натянув одеяло на голову.

В какой-то момент я засунула свой сотовый в лифчик, а у подножия лестницы сунула ноги в теннисные туфли, которые сняла там раньше, стараясь держаться как можно ниже, и, наконец, вышла на улицу, все ещё завернувшись в одеяло.

Вокруг раздались звуки мелких животных, когда я закрыла за собой дверь и заперла ее, прежде чем побежать к своей машине, надеясь и молясь, чтобы что-то не налетело на меня, но мне удалось проскользнуть внутрь и захлопнуть дверь.

Откинув сиденье, а затем отодвинув его назад до упора, я устроилась поудобнее, закутавшись в одеяло до шеи, и уже не в первый раз задалась вопросом — несмотря на то, как я чувствовала себя ранее, когда Роудс предложил остаться — какого черта я здесь делаю. Прячусь в своей машине.

Может быть, мне стоит вернуться во Флориду. Конечно, у нас были жуки размером с маленькую летучую мышь, но я их не боялась. Ну почти.

Это просто летучая мышь, сказала бы мне мама. Раньше я боялась пауков, но она помогла мне справиться со страхом. Всё было живым, дышащим существом, которое нуждалось в пище и воде, как и я. У него были органы, и он чувствовал боль.

Было нормально бояться. Было хорошо бояться чего-то.

Действительно ли я хотела вернуться во Флориду? Я любила своих тетю, дядю и остальных членов семьи. Но я скучала по Колорадо. Действительно. Все эти годы.

Это ослабило самые острые грани моего страха.

Если я собиралась остаться здесь, мне нужно было разобраться с ситуацией с летучей мышью, потому что не было никакого способа, даже если я перестану паниковать, что я буду в порядке, если летучая мышь будет летать вокруг, пока я сплю. Я не могла продолжать это делать, и никто не собирался приходить и спасать меня. Я была взрослой женщиной и могла справиться с этим.

Завтра начну разбираться.

После очередной ночи в моей машине.

Я собиралась вытащить эту чертову летучую мышь из дома, как-нибудь, черт возьми.

Я могу сделать это. Я могу сделать что угодно, верно?

Мне не нужно было зеркало, чтобы знать, что я ужасно выгляжу, потому что на следующее утро я чувствовала себя именно так.

Моя шея болела от того, что я спала в машине во всех возможных позах вторую ночь подряд. Я была почти уверена, что, вероятно, проспала лишь два часа. Но это было лучше, чем ноль, если бы я осталась внутри.

Я все же заставила себя подождать, пока полностью не выглянет солнце, прежде чем выйти из машины и пойти внутрь.

И тут же остановилась, увидев лицо Амоса, смотрящее на меня из окна гостиной.

И я знала, что это не из-за моей невероятной красоты, потому что, к счастью, мне удалось укрыться одеялом так же, как я сделала это прошлой ночью, укрывшись с головы до пят, как будто это было дождевое пончо. Не говоря ни слова, я знала, что он недоумевает, какого черта я затеяла. Я никак не могла выглядеть так, как будто я пошла в магазин или пробежалась ранним утром, потому что я ходила на цыпочках, а мои туфли едва держались на пальцах ног.

— Доброе утро, Амос, — позвала я, пытаясь казаться веселой, хотя чувствовала себя так, будто меня переехали. Я знала, что он меня слышит, потому что они открыли форточки под большими главными окнами, чтобы в доме было прохладно.

— Доброе утро, — ответил он хриплым ото сна голосом. Держу пари, он, вероятно, еще не ложился спать. — Ты в порядке? — спросил Амос через секунду.

— Ага!

Да, он вообще мне не поверил.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила я, надеясь, что он не станет расспрашивать, какого черта я делала.

Он пожал плечами, все еще слишком пристально глядя на меня.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я ответила так же, как он — я пожала плечами. Хотела ли я рассказать ему о летучей мыши? Да. Но… я была взрослой, а он ребенком, и мне не хотелось напоминать его отцу, что я сижу в квартире больше, чем нужно, поэтому я решила, что мне нужно уладить как можно больше дел самостоятельно, чтобы заставить это работать.

— Мне нужно одеться на работу, но хорошего дня сегодня, — прохрипела я.

Я никого не обманывала.

— Покаааа, — крикнула я, прежде чем поскакать по гравию.

— Пока, — растерянно ответил ребенок.

Я не могла винить его за подозрительность.

И я надеялась, что он не скажет своему отцу, потому что я не хотела, чтобы он передумал. Ну что ж.

И как будто я была травмирована, мое сердце начало биться быстрее, когда я открыла дверь и медленно поднялась по лестнице, включая весь свет и глядя на каждую стену и каждую секцию потолка, как будто чертова летучая мышь собиралась вылететь и атаковать мне. Мое сердце бешено колотилось, и я тоже не гордилась этим, но я знала, что должна придумать план; я просто не знала какой.

Часть меня ожидала увидеть моего заклятого врага, цепляющегося за что-то вверх ногами, но не было ни единого признака его присутствия.

О, чтоб меня, пожалуйста, не будь под кроватью, умоляла я, прежде чем встать на четвереньки и проверить там тоже. Я не думала об этом месте до сих пор.

Ничего.

И хотя я снова начала потеть и проклинала тот факт, что не намазалась дезодорантом перед сном, я проверила почти все, что только могла придумать, где мог спрятаться мой друг. Опять.

Под столом.

Под раковиной в ванной — потому что я была глупой и оставила дверь открытой, когда спасалась бегством.

Под каждым стулом.

В шкафу, хотя дверь была закрыта.

Но её нигде не было.

Из-за того, что я была параноиком, я снова посмотрела повсюду, пальцы дрожали, сердце бешено колотилось и все такое.

И все равно ничего.

Гадина.

...❃.•.•.

Несмотря на то, что я проспала всего два часа с прошлой ночи, я была начеку.

Я думала купить сетку, но в магазине все было распродано, и я проверила Walmart, но их там тоже не было, так что я схватила готовый пластиковый мешок для мусора.

Пробило десять часов, и все стало ясно.

Черт.

Даже Клара заметила, какой усталой я выглядела в это утро. Я была слишком смущена, чтобы сказать ей, почему я не спала. Мне пришлось справляться с этим самостоятельно.

Я даже не была уверена, когда потеряла сознание, но я это сделала, сидя прямо на матрасе с открытой тетрадью моей мамы, облокотившись на спинку кровати.

Что я действительно знала, так это то, что моя шея начала болеть в какой-то момент, а свет все еще горел, поэтому я проснулась.

И я снова заорала, потому что гад вернулся.

И летал хаотично, как пьяный; он мог быть шести футов шириной, терроризируя меня и дом, в котором я жила.

На самом деле это был не он. Этот знал, что делал — поднимал ажиотаж, — и только женщина могла быть настолько интуитивна и готова сражаться с кем-то ради всего святого.

Она спикировала вниз, и я закричала, слетела с кровати и побежала вниз по лестнице, снова закричав, и вылетела за чертову дверь.

Судьба распорядилась так, что луна была яркой и высоко в небе, освещая другую летучую мышь, летящую вокруг, казалось, прямо над моей головой, но на самом деле она была больше примерно в двадцати футах над землей.

И снова я закричала. На этот раз «Проклятье!» в верхней части моих легких.

Я оставила свои ключи! Наверх по лестнице! С ней! И мое одеяло! Ладно, Ора, ладно, подумай.

Я могу сделать это. Я могу…

Прямо из темноты раздался громкий голос:

— Что происходит?

Я как бы знала этот голос.

Это был Роудс, и судя по хрусту гравия, он приближался. Разозлённый, наверное. Я разбудила его.

Позже я снова разочаровалась в себе за то, что ткнула пальцем в сторону гаража и сказала:

— Летучая мышь!

Я не могла его видеть. Я не была уверена, скривился ли он, закатил глаза или что-то в этом роде, но я знала, что он все ближе и ближе. Но я могла слышать это в его голосе. Я могла слышать, как он закатывает глаза только по тому, как он выплюнул: «Что?» тем же голосом, что и в день моего появления.

— В комнате летучая мышь!

Наконец, я увидела силуэт его тела, остановившийся в паре футов от меня, и услышала его раздражение, когда он спросил:

— Что? Ты рычишь на летучую мышь?

Рычу на летучую мышь? Он должен был спросить об этом именно так? Так, будто ничего страшного?

Он что, издевался?

И как будто зная, что мы говорим о ней, летучая мышь спикировала обратно к фонарю, установленному над дверью гаража, а я натянула майку через голову и пригнулась, пытаясь сделать себя как можно меньше, чтобы она не смогла врезаться в меня.

Хорошо, больше похоже на то, что Роудс был крупнее, так что если бы кто-то из нас и стал мишенью, то это был бы он, так как у него больше массы.

Я была почти уверена, что услышала ворчание «Черт возьми», прежде чем он снова начал идти.

Оставив меня на произвол судьбы.

Либо это, либо у летучей мыши выросли гребаные ноги, она стала весить на пару сотен фунтов больше, и собиралась убить меня.

Я подождала секунду и выглянула, чтобы увидеть… ничего.

Летучей мыши не было. По крайней мере той, что была снаружи.

Или, скорее, он где-то сидел. Ждал, чтобы снова издеваться надо мной.

— Куда оно делось? — спросила я за доли секунды, прежде чем заметила то, что, как я была уверена, было движение босых ног по земле, как будто это дерьмо не было чертовски больно.

Куда он шел?

— Оно вернулось домой, в свою пещеру, — уходя пробормотал он, искренне недовольный.

Он оставлял меня здесь. Чтобы я позаботилась о своей жизни. Потому что это не имело для него большого значения.

Потом я вспомнила, что это была летучая мышь, и любой мог кричать. Не моя вина, что он был мутантом без страхов.

Хорошо. Мне нужно было успокоиться и собраться с мыслями. Думать.

Или двигаться. Движение — это хорошо.

Я встала, еще раз взглянула на небо, а затем заторопилась за Роудсом, который… направлялся к своему грузовику?

Черт возьми, я была любопытна.

— Здесь поблизости есть пещера?

— Нет.

Я нахмурилась, вспомнив, что я была без штанов, но потом решила, что мне все равно, и продолжила следовать за ним.

Он оглянулся через плечо, открывая дверь.

— Что ты делаешь?

— Ничего, — прохрипела я, но на самом деле все, о чем я могла думать — это то, что быть с кем-то безопасней, чем если я была бы одна.

Даже в такой темноте я могла сказать, что он скорчил гримасу.

— Что ты делаешь? — теперь спросила я.

Он, возможно, закатил глаза, но он стоял ко мне спиной, так что я никогда не узнаю наверняка.

— Иду к своему грузовику.

— Для чего?

— Чтобы взять сетку, чтобы мне не приходилось слышать, как ты кричишь во все горло, когда я пытаюсь немного поспать.

Мое сердце остановилось.

— Ты собираешься её вытащить?

— Ты будешь продолжать кричать, если я не стану ее вытаскивать? — спросил он через плечо, роясь на заднем сиденье. Секунду спустя он вышел, захлопнул дверь и пересек гравий, словно он не впивался ему в ноги, как стекло.

Я поморщилась, но сказала ему правду.

— Да.

Он открыл заднюю часть своего рабочего грузовика и начал возиться в багажнике.

— Ты ловил их раньше?

Затем последовала пауза:

— Ага.

— Серьезно?

Он хмыкнул. — Раз или два.

— Раз или два? Где? Здесь?

Роудс снова хмыкнул. — Они появляются время от времени.

Я почти потеряла сознание.

— Как часто?

— В основном летом и осенью.

Я не хотела ахать, но это случилось.

— Мыши — настоящая проблема в засушливый год.

Волосы у меня на затылке встали дыбом, и все мое тело напряглось, когда я смотрела, как он возится с кузовом своего грузовика, передвигая вещи, стоя там в пижамных штанах и белой майке.

— Ты тоже их боишься? — раздраженно спросил он. Он был зол.

Некоторые люди становились по-настоящему тихими, когда злились. Я начала понимать, что мистер Роудс не был одним из тех людей.

— Эм… да?

— Да?

— Как часто появляются эти?

— Весна. Лето. Осень.

Да, он был зол.

Слишком плохо для него, я всегда была готова поговорить. Я снова ахнула.

— Это засушливый год?

— Да.

Я больше никогда не засну.

Мне нужно было купить ловушки.

Но потом от мысли, что нужно собирать ловушки, мне захотелось блевать.

— Наконец-то, — пробормотал он себе под нос, вставая прямо, держа в одной руке сеть среднего размера, а в другой — что-то похожее на толстые перчатки, прежде чем захлопнуть багажник.

Я вздрогнула и увидела, как он направляется к двери гаража.

— Хочешь, я подожду здесь? Знаешь, чтобы я могла открыть тебе дверь?

Я была такой трусихой, и это смущало меня, но не настолько, чтобы смириться и сидеть в укрытие.

Я бы открыла, если бы он кричал.

Я просто надеялась, что он этого не сделает.

Его жесткое, сердитое тело шло прямо рядом с моим.

— Делай что хочешь.

Либо так, либо запереться в машине, пока он не закончит, но крика во всю глотку было бы достаточно. Он уже был раздражен необходимостью прийти и разобраться с этим. Разобраться со мной.

И да, это тоже было неловко. Мне нужно было собраться. Собраться с духом.

Заставить маму гордиться.

В течение дня я провела некоторое исследование того, как их выгнать, но еще не придумала, каков наилучший план действий. Я прекрасно понимала, что летучие мыши прекрасны по целому ряду причин. Я поняла, что они не пытались атаковать меня, даже когда пикировали. Я поняла, что летучие мыши боятся меня так же, как и я их. Но страх не был рациональным.

Я бросилась вперед, открыла дверь и оставила ее приоткрытой после того, как он вошел. Затем я присела и стала ждать. Я пробыла там минут пять, а то и тридцать, прежде чем услышала, как он спускается по лестнице.

Я приоткрыла дверь как раз в тот момент, когда он был в паре шагов от того, чтобы достичь пола. Он держал сетку в одной руке и быстро шел большими босыми ногами. Боже мой, какой у него был размер? Двенадцатый размер? Тринадцатый?

Отведя взгляд, я распахнула дверь как можно шире, подождала, пока он переступит порог, и захлопнула ее, чтобы Хозяйка Ночи не смогла вернуться и нанести мне еще один визит.

И я изо всех сил старалась быть тише, когда я встала позади Роудса. Он остановился у куста, что-то сделал с сеткой и отошел.

Я только мельком увидела летучую мышь, свисающую с ветки, прежде чем она взлетела; я издала такой писк, что собиралась надрать себе задницу потом. Роудс не стал ждать и смотреть, куда она делась, он просто двинулся к главному дому, не сказав больше ни слова.

Я карабкалась за ним, когда он забрасывал сеть в кузов своего грузовика, затем поднялся на террасу, когда я остановилась и посмотрела на небо, чтобы убедиться, что еще одна не упала из ниоткуда.

Он был у дверей своего дома, когда я закричала ему вслед:

— Спасибо! Ты мой герой! Я поставлю тебе десятизвездочный отзыв, если ты когда-нибудь захочешь!

Он ничего не сказал, закрыв за собой дверь, но это не значило, что он больше не был моим героем.

Я была должна ему. Я была должна ему по-крупному.

Неделю спустя я отдыхала, так что часть меня ожидала, что я высплюсь, успокоюсь, может быть, займусь одним из туристических развлечений в этой местности. Или, может быть, совершу один из более легких походов моей мамы. Так как я собиралась жить здесь в ближайшем будущем, я не торопилась. В любом случае, мои легкие нуждались в дополнительной подготовке. Я полагала, что у меня есть время, по крайней мере до октября.

Может быть. То, что произошло посреди ночи неделю назад, могло заставить Роудса изменить свое мнение о том, как долго он позволит мне остаться. Я не знала его, но я знала, что это была не та ситуация, из-за которой он мог меня выселить.

Но летучая мышь так и не вернулась. Мой мозг, с другой стороны, был в состоянии отрицания, потому что я всё ещё не могла спать всю ночь, не просыпаясь из-за паранойи.

Вот почему я проснулась, когда снаружи начались какие-то звуки.

Смирившись с тем, что я больше не засну, я встала с кровати, когда еще один взгляд на мой телефон подтвердил, что было семь тридцать, и тут же выглянула в окно.

Оттуда доносился глухой, повторяющийся звук.

Это был мистер Роудс.

Рубил дрова.

Без рубашки.

И я имею в виду без рубашки.

Я ожидала, что под его одеждой будет что-то мускулистое, судя по тому, как она на нем сидела, но ничто не могло подготовить меня к виду… его. Реальности.

Если бы я уже не была уверена, что у меня на лице слюна, то она бы появилась спустя пять минут после того, как я увидела всё… Это через окно.

К его ногам была брошена куча бревен длиной в фут, и ещё одна небольшая куча, которую он, очевидно, уже расколол, лежала в стороне. Но больше всего мое внимание привлекла его остальная часть. На груди были разбросаны темные волосы. Волосы на теле никак не испортили его твердые кубики пресса, которые он скрывал; он был широким вверху, узким в талии и скрывал всё это под твердой, загорелой кожей.

Его бицепсы были большими и упругими. Плечи округлые. Его предплечья были невероятными.

И хотя его шорты были по колени, я могла уверенно сказать, что остальная его часть под ними была красивой и мускулистой.

Он был дилфом всех дилфов (сленг. привлекательный взрослый мужчина, обычно отец, которого считают сексуальным).

Мой бывший был в хорошей форме. Несколько раз в неделю он занимался в нашем домашнем спортзале с тренером. Быть привлекательным было частью его работы.

Однако телосложение Кадена не имело ничего общего с Роудсом.

Мой рот наполнился слюной ещё немного.

Я свистнула.

И я, должно быть, сделала это намного громче, чем рассчитывала, потому что его голова мгновенно поднялась, и взгляд остановился на мне через окно почти сразу.

Попалась.

Я помахала.

А внутри… внутри я умерла.

Он поднял подбородок.

Я попятилась, пытаясь скрыться.

Может, он и не подумал бы об этом. Может, он подумает, что я свистнула… чтобы поздороваться. Конечно, да.

Девушка могла же мечтать.

Я еще немного отступила и почувствовала, как моя душа сжимается, пока я готовила завтрак, стараясь держаться подальше от окна все остальное время. Я пыталась сосредоточиться на других вещах. Из-за стыда я не хотела выходить из квартиры.

Я устала? Абсолютно. Но были вещи, которые я хотела сделать. Нуждалась. Включая, но не ограничиваясь уходом мистера Роудса со двора, чтобы моя душа могла спокойно вернуться к жизни.

Итак, через час, имея план, бутерброд, пару бутылок воды и свисток в рюкзаке, я направилась вниз по лестнице, надеясь и молясь, чтобы мистер Роудс вернулся в свой дом.

Мне не повезло.

На нем была футболка, но это было единственное отличие.

Проклятье.

В выцветшей синей футболке с логотипом, который я не смогла разобрать, он стоял в стороне от кучи брёвен, которую в какой-то момент сложил под синим брезентом. Рядом с ним был Амос в ярко-красной футболке и джинсах, выглядевший так, будто он то ли просил милостыню, то ли спорил с ним.

На звук закрывающейся двери они оба обернулись.

Он поймал меня, когда я следила за ним. Веди себя гордо.

— Утро доброе! — крикнула я.

Я не пропустила забавное выражение лица, которое сделал Амос, или то, как он переводил взгляд с моего рюкзака на своего отца и обратно. Я уже видела это выражение на лицах моих племянников. Я также не была уверена, что эти лица были из-за чего-то хорошего.

Но подросток, казалось, принял быстрое решение, потому что сразу же вмешался.

— Привет.

— Доброе утро, Амос. Как дела?

— Отлично. — Он сжал губы. — Ты собираешься в поход?

— Ага. — Я улыбнулась ему, понимая, насколько я устала. — А что? Ты хочешь пойти?

Я дразнила его, в основном. Разве его отец не говорил, что он не любит ходить на природу?

Тихий мальчик незаметно оживился.

— Я могу?

— Пойти?

Он кивнул.

Ох.

— Если твоего папу это устраивает, и ты этого хочешь, — сказала я ему со смехом, удивлённая.

Амос взглянул на своего отца, улыбнулся этой супер-подлой улыбкой и кивнул.

— Пара минут! — подросток заорал в десять раз громче, чем обычно, что еще больше меня удивило, прежде чем развернуться и исчезнуть в своем доме.

Оставив меня стоять и моргать.

И его отец делал тоже самое.

— Он сказал, что пойдет со мной? — спросила я, почти ошеломлённая от чистого удивления.

Мужчина недоверчиво покачал головой.

— Я этого не ожидал, — пробормотал он больше себе, чем мне, судя по тому, как он все еще смотрел вслед подростку. — Я сказал ему, что он не может тусоваться со своими друзьями, так как он все еще наказан, но если он будет рядом со взрослым, то все будет в порядке.

Ух ты. Я поняла.

— Черт, он сделал тебя, — рассмеялась я.

Это привлекло его внимание ко мне, все еще выглядя так, как будто его обманули.

Я фыркнула.

— Я могу сказать ему «нет», если хочешь. Клянусь, я думала, ты сказал, что он не любит делать что-то на свежем воздухе, поэтому я и спросила. — Я бы чувствовала себя ужасно, если бы отказала Амосу, но я бы сделала это, если бы тебя это действительно беспокоило. — Если только ты тоже не хочешь пойти. Знаешь, чтобы ему не полностью это сходило с рук. Я не против в любом случае, но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя странно, когда я тусуюсь с твоим сыном. Я не сумасшедшая или что-то в этом роде, клянусь.

Взгляд Роудса снова скользнул к его входной двери и остался там, как будто он очень глубоко думал о том, как, черт возьми, он собирается выбраться из лазейки, которую он неосознанно дал кому-то, кто должен быть наказан.

Или, может быть, он думал, как сказать мне, что он абсолютно не согласен с тем, что я беру его ребенка в поход. Я бы не стала его винить.

— Для него может быть пыткой торчать со мной пару часов, — сказала я ему. — Я обещаю, что не собираюсь причинять ему вреда. Я бы пригласила Джеки, но я знаю, что они с Кларой едут за покупками в Фармингтон. Я была бы не против компании. — Я сделала паузу. — Но решать тебе. Обещаю, меня привлекают только взрослые мужчины. Он напоминает мне моих племянников.

Эти серые глаза двинулись в мою сторону, выражение его лица все еще было задумчивым.

Парень ворвался на улицу с бутылкой из нержавеющей стали, свисающей на одном пальце и чем-то вроде двух батончиков мюсли в другой руке.

— Тебя не побеспокоит, если он пойдёт? — услышала я тихий вопрос.

— Вовсе нет, — подтвердила я. — Если ты не против.

— Ты собираешься только на прогулку?

— Да.

Я видела, как он колебался, прежде чем сделать еще один глубокий вдох. Затем он пробормотал: «Мне нужна минутка», как раз в тот момент, когда Амос остановился передо мной и сказал: «Я готов».

Мистер Роудс… тоже пойдёт?

Он исчез в доме даже быстрее, чем его сын. Его движения и шаги были длинными и плавными, учитывая, насколько мускулистым он был.

Мне нужно было перестать думать о его мышцах. Как вчера. Я уже знала лучше, не так ли?

— Куда он идет? — спросил Амос, тоже глядя на отца.

— Я не знаю. Он сказал дать ему минуту. Может быть, он тоже пойдет?..

Парень издал разочарованный вздох, отчего я искоса посмотрела на него.

— Передумал?

Казалось, он на секунду задумался, прежде чем покачать головой.

— Нет. Пока я выхожу из дома, мне все равно.

— Спасибо, что заставил меня почувствовать себя такой особенной, — пошутила я.

Подросток посмотрел на меня, прежде чем ответить своим тихим голосом:

— Извини.

— Все нормально. Я просто шучу над тобой, — сказала я ему с ухмылкой.

— Он сказал, что я не могу встречаться с друзьями, поэтому…

— Ты тусишь с теми, с кем неинтересно? — Я могла только представить, какие у него были отношения с отцом, если он не привык к насмешкам. — Я просто дурачусь с тобой, Амос. Обещаю.

Я даже быстро толкнула его локтем.

Он не подтолкнул меня в ответ, но слегка пожал плечами, прежде чем тихо и нерешительно спросить:

— Все в порядке? Если я пойду с тобой?

— На все сто процентов. Мне нравится компания, — сказала я ему. — Честно. Ты в значительной степени сделаешь мой день веселее. В последнее время я была довольно одинока. Я не привыкла делать так много вещей в одиночку.

По правде говоря, последний отрезок моей жизни я была окружена людьми почти двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю. Единственное время, когда я могла побыть наедине только с собой, было… когда я шла в ванную.

Мальчик словно заерзал на месте.

— Ты скучаешь по своей семье?

— Да, но у меня была другая семья. Семья моего… бывшего мужа, и мы всегда были вместе. Это самое длинное, что я когда-либо делала одна. Так что действительно, ты делаешь мне одолжение, отправляясь со мной. Спасибо. И ты поможешь мне оставаться бодрой. — Я подумала об этом. — Тебе уже безопасно заниматься физической активностью?

— Ага. Я прошёл обследование. — Те же серые глаза, что и у Роудса, на мгновение скользнули по моему лицу, и ему, похоже, снова пришлось моргнуть. — Ты выглядишь усталой.

Напомните мне никогда не говорить в присутствии подростка то, что может быть расценено оскорблением.

— Я плохо спала.

— Из-за летучей мыши?

— Откуда ты знаешь о летучей мыши?

Он посмотрел на меня.

— Папа рассказал мне, что ты орала так, будто собиралась умереть.

Во-первых, я не орала так, будто умираю. Всего было около пяти криков. Максимум.

Но, прежде чем я успела спорить с ним о семантике, входная дверь снова открылась, и мистер Роудс вышел, неся в одной руке небольшой рюкзак, а в другой — тонкую черную куртку.

Ух ты. Он не ходил вокруг да около. Он хотел пойти с нами.

Я посмотрела на ребенка рядом со мной, когда он вздохнул.

— Ты уверен, что хочешь пойти?

Его взгляд метнулся ко мне.

— Я думал, ты сказала, что тебе не помешает компания?

— Да, я просто хочу убедиться, что ты не пожалеешь об этом.

Потому что его отец тоже пойдет. Проведёт с ним время? Не оставит его со мной наедине? Кто знал?

— Всё же лучше, чем оставаться дома, — пробормотал он, когда его отец добрался до нас.

Хорошо. Я кивнула мистеру Роудсу, и он кивнул мне в ответ.

Думаю, я за рулем.

Мы сели в мою машину, Роудс занял переднее пассажирское сиденье, и я выехала задним ходом. Я взглянула на них обоих украдкой, чувствуя небольшое удовольствие от того, что они пошли со мной… даже если ни одному из них не нравилось много говорить… или, я полагаю, не нравилась я.

Но один из них отчаянно хотел выбраться из дома, а другой хотел либо провести время со своим ребенком, либо защитить его.

Я тусовалась с людьми, у которых были худшие намерения. По крайней мере, они не были фальшивыми.

— Куда мы едем? — спросил самый низкий голос в машине.

— Сюрприз, — сухо ответила я, глядя в зеркало заднего вида.

Амос отвлекся на окно.

Мистер Роудс повернул голову, чтобы посмотреть на меня. Если бы я еще не знала, что он служил на флоте, это бы подтвердилось в тот же миг. Потому что у меня не было ни малейшего сомнения в том, что он справлялся со людьми с помощью одного лишь взгляда, который бросал на других.

Но я всё ещё ухмылялась, глядя на него.

— Окей, хорошо, — уступила я. — Мы едем к водопаду. Ты, наверное, должен был спросить, прежде чем сесть в машину. Просто говорю. Я могла бы похитить тебя.

Видимо, он не оценил мою шутку.

— Какой водопад? — спросил Роудс твёрдым ровным голосом.

— Водопад Треже.

— Это отстой, — пропищал сзади Амос.

— Разве? Я посмотрела фотографии и подумала, что это выглядит красиво.

— Не было достаточно снега. Это будет ручеёк, — объяснил он. — Верно, папа?

— Да.

Я почувствовала, как мои плечи опустились.

— Ой. — Я подумала о следующем водопаде в моем списке. — Я уже была на водопаде Пьедра. Как насчет Серебряного водопада?

Мистер Роудс уселся на сиденье, скрестив руки на груди.

— Это полный привод?

— Нет.

— Тогда нет.

— Черт возьми, — простонала я.

— У тебя слишком низкий клиренс. Ты не сможешь проехать.

Мои плечи опустились еще больше. Ну, это отстой.

— А как насчет более длинной тропы? — спросил мужчина через мгновение.

— Я не против.

Насколько длиннее? Я не хотела струсить, поэтому просто согласилась. Я не могла придумать ничего в мамином списке, что мы могли бы сделать, но мои планы уже были разрушены, и я собиралась воспользоваться этой компанией. Я умела быть одна, но я не лгала Амосу о том, что одинока. Даже когда Каден уезжал на короткий тур или на какое-то мероприятие, кто-то всегда был в доме, обычно это экономка, которая, как я говорила, нам не нужна, но на этом настояла его мама, потому что человеку с репутацией Кадена было ниже достоинства готовить свою собственную еду или убираться в собственном доме. Ух, я съёжилась, просто подумав о том, как снобистски она тогда звучала.

— Я покажу тебе дорогу, — объяснил мой домовладелец, вырывая меня из моих воспоминаний о Джонсах.

— Мне подходит. Тебе подходит, Амос? — спросила я.

— Ага.

Тогда все в порядке. Я направила машину к шоссе, рассчитывая, что Роудс подскажет мне дорогу, как только я туда доберусь.

— Раньше ты жила во Флориде? — внезапно спросил Амос с заднего сиденья.

Я кивнула и придерживалась правды.

— Десять лет, а затем следующие десять я провела в Нэшвилле, а потом вернулась в Кейп-Корал — это во Флориде — в последний год перед приездом сюда.

— Почему ты уехала оттуда, чтобы приехать сюда? — усмехнулся подросток, как будто это было для него невероятно.

— Ты был во Флориде? Там жарко и влажно.

Я знала, что мистер Роудс жил там, но я не собиралась сбрасывать эту информационную бомбу им на задницы.

Им не нужно было знать, что я кралась и преследовала.

— Папа жил во Флориде.

Пришлось притвориться, будто я этого еще не знала. Но затем его выбор слов дошел до меня. Он сказал, что его отец, а не он. Где он тогда жил?

— Правда, мистер Роудс? — медленно спросила я, пытаясь сообразить. — Где?

— Джексонвилл. — Вместо него ответил Амос. — Это отстой.

Сидящий рядом со мной мужчина усмехнулся.

— Так и было, — настаивал подросток.

— Ты… тоже жил там, Амос?

— Нет. Я только гостил.

— О, — сказала я так, как будто это имело смысл, хотя на самом деле это было не так.

— Мы приезжали каждое второе лето, — продолжил он. — Мы поехали в Дисней. Юнивёрсал. Однажды мы должны были поехать в Дестин, но папе пришлось отменить поездку.

Краем глаза я заметила, как мистер Роудс повернулся к ребёнку.

— У меня не было выбора, Ам. Не то чтобы я отменил поездку, потому что хотел.

— Ты был в армии или что-то в этом роде? — спросила я.

— Да, — это все, что он мне сказал.

Но Амос не оставил меня без ответа.

— В военно-морском флоте.

— Военно-морской флот, — подтвердила я, но не стала спрашивать об этом больше, потому что решила, что если мистер Роудс не захотел сказать мне, какой именно род войск, то Ам не будет рассказывать мне больше. — Ну, это не так уж далеко. Может быть, однажды ты сможешь поехать туда.

Сидевший позади меня ребенок издал звук, очень похожий на хрюканье, и я пожалела, что снова подняла эту тему. А если бы он его не взял? Мне нужно было заткнуться.

— Это правда, что твоя мама заблудилась где-то здесь в горах?

Я не поморщилась, но мистер Роудс снова обернулся. — Ам!

— Что?

— Ты не можешь спрашивать о таких вещах, чувак. Перестань, — рявкнул мистер Роудс, недовольно качая головой.

— Прости, Аврора, — пробормотал он.

— Я не против поговорить о ней. Это было давно. Я скучаю по ней каждый день, но я больше не плачу все время.

Слишком много информации?

— Прости, — повторил Амос после секундного молчания.

— Все нормально. Никто никогда не хочет говорить об этом, — сказала я ему. — Но, отвечая на твой вопрос, да. Мы все время ходили в походы. Я должна была пойти с ней тогда, но не пошла.

Тот самый укол вины, который я так и не смогла преодолеть, который спал в моем животе, безопасный, теплый и ужасный, открыл глаза. Как бы я не возражала говорить о своей маме, были некоторые конкретные вещи, которые было трудно донести до всех.

— В любом случае, она пошла на прогулку и не вернулась. Они нашли ее машину, но не более.

— Они нашли ее машину, но как они могли ее не найти?

— Твой отец может знать больше деталей, чем я. Но они не могли найти ее машину несколько дней. Она сказала мне, что собирается совершить один поход, но мама всегда передумывала в последнюю минуту и решила сделать что-то, что было не по маршруту, если она была не в настроении или если на тропе было слишком много людей. Вот что, по их мнению, произошло. Ее машины не было там, где она обещала быть. К сожалению, в те дни шел сильный дождь, и он смыл ее следы.

— Но я не понимаю, как они ее не нашли. Пап, а разве тебе не приходится заниматься поисково-спасательными работами несколько раз в год? Ты всегда находишь людей.

Рядом со мной большой мужчина немного поерзал на своем месте, но я продолжала смотреть вперед.

— Это сложнее, чем кажется, Ам. Только национальный лес Сан-Хуан занимает почти два миллиона акров. — Роудс на секунду замолчал, как будто следил за своими словами. — Если она была сильной путешественницей, в хорошей форме, она могла бы отправиться куда угодно, особенно если она была известна тем, что не оставалась на изначальных маршрутах. — Он снова сделал паузу. — Помнится, в материалах дела сказано, что она также была хорошей альпинисткой.

— Мама была отличной альпинисткой, — подтвердила я. Она была чертовски смелая. Не было ничего, чего бы она боялась.

Мы ездили в Юту при каждом удобном случае. Я могла вспомнить, как сидела в стороне, когда она делала какое-то восхождение со своими друзьями, и была поражена тем, насколько она сильна и проворна. Я называла ее Женщиной-пауком, она была такой хорошей.

— Она могла уйти куда угодно, — подтвердил мистер Роудс.

— Они искали, — сказала я Амосу. — Месяцами. На вертолете. Различные поисково-спасательные отряды. За эти годы они провели еще несколько поисков ее, но ничего из этого не вышло.

Останки находили и раньше, но они принадлежали не ей.

Тишина была глухой, и Амос нарушил ее, пробормотав:

— Это отстой.

— Да, это так, — согласилась я. — Я полагаю, что она делала то, что любила, но это все равно отстой.

Снова наступила тишина, и я почувствовала, как Роудс смотрит на меня.

Я огляделась и сумела немного улыбнуться. Я не хотела, чтобы он подумал, что Амос меня расстроил — не то чтобы он действительно заботился об этом.

— Какой маршрут она сделала? — спросил Амос.

Мистер Роудс сказал ему название, бросив на меня косой взгляд, как будто вспомнил, как упоминал его во время нашего репетиторства.

Наступила еще одна пауза, и я еще раз взглянула в зеркало заднего вида. Мальчик выглядел задумчивым и обеспокоенным. Часть меня ожидала, что он оставил это прежде, чем снова заговорил:

— Ты совершаешь походы, чтобы найти ее?

Мистер Роудс пробормотал что-то себе под нос, и я была уверена, что там было пару ругательств. Затем огромная ладонь провела вверх и вниз по центру его лба.

— Нет, — ответила я Амосу. — У меня нет никакого интереса туда ехать. У неё был блокнот с её фаворитами. Я хожу в походы, потому что ей это нравилось, поэтому я тоже хочу ими заниматься. Я не такая спортивная и исследователь, как она, но я хочу делать все, что в моих силах. Вот и все. Я знаю, что нам было очень весело, но я просто хочу… помнить её. И это были одни из лучших воспоминаний в моей жизни.

Ни один из них так долго ничего не говорил, что я действительно начала чувствовать себя немного неловко. Некоторым людям не нравилась мысль о горе. Некоторые люди также не понимали любви.

И это было нормально.

Но я никогда не собиралась уклоняться от того, как сильно я любила свою маму и как много я была готова сделать, чтобы чувствовать себя ближе к ней. Я была на автопилоте так много лет, что было легко… не хоронить свою скорбь… а просто держать ее на своем плече и продолжать идти.

Так долго после ее исчезновения было достаточно трудно просто заставить себя встать с постели и продолжать пытаться жить своей новой жизнью.

Потом, после этого, была школа, и Каден, и просто идёшь, идёшь, идёшь.

Все это, неся с собой память и наследие моей мамы, прикрывая это отвлечениями и жизнью до сих пор. Пока я не стряхнула пыль со всего остального, чтобы сосредоточиться на том, что так долго скрывала.

И я думала обо всем этом, когда Роудс сказал своим грубым голосом:

— Что у нее в списке?

Из походов?

— Наверное, слишком много. Я хочу пройти их все, но это зависит от того, как долго я здесь продержусь.

Что оказалось дольше, чем я ожидала пару недель назад, с тех пор как он разрешил мне остаться. Если я и дальше буду хорошим гостем, то кто знает, как долго он будет сдавать мне квартиру в гараже.

Желаемая мысль. Потом мне нужно было решить: арендовать или купить помещение, но все зависело от того, как здесь обстоят делас недвижимостью. Если бы у меня было достаточно причин, чтобы остаться… или это окажется чужим местом без корней, которые могли бы меня больше удерживать.

— Она преодолела всех их, когда мы жили здесь, и я точно знаю, что тут у неё была тропа Кратер-Лейк.

— Это сложная. Однако ты можешь преодолеть её за день, если будешь тренировать себя и начнёшь пораньше.

Ох. Он предлагал советы и информацию? Может быть, он уже забыл инцидент с летучей мышью.

Я выдала еще одну тропу в мамином блокноте.

— Тоже сложная. Ты должна быть в хорошей форме, чтобы пройти её за день, но я бы сказал, можно было бы переночевать или быть подготовленной к боли.

Я вздрогнула.

Он, должно быть, заметил это, потому что спросил:

— Ты не хочешь разбить лагерь?

— Честно говоря, я немного боюсь разбивать лагерь одна, но, может быть, я смогу сделать это.

Он хмыкнул, вероятно, думая, что я была идиоткой из-за того, что испугалась.

Но что угодно. Я смотрела фильм о бессмертном снежном человеке, который похищал людей в глуши. И разве он не говорил, что там миллионы акров национального леса? Никто не мог точно знать, что там было. Когда я ходила в поход с мамой миллион лет назад, это было просто весело. Я никогда не беспокоилась о том, что какой-нибудь убийца с топором может подойти к нашей палатке и схватить нас. Я никогда даже не беспокоилась о медведях, или снежных львах, или скунсах, или о чем-то подобном.

Беспокоилась ли она?

Я назвала еще одну.

— Трудная.

Именно то, что я читала в Интернете.

— Дьявольская гора?

— Трудная. Я не знаю, стоит ли это того.

Я взглянула на него.

— У нее была пара прикольных заметок для этой тропы. Может быть, я поставлю её в конец списка, если мне станет скучно.

— Разве мы не брали UTV (прим. багги), когда ты впервые переехал сюда? — спросил Амос.

Когда ты впервые переехал сюда. С кем, черт возьми, жил Амос? С его мамой и отчимом?

— Да. У нас спустило колесо, — подтвердил мистер Роудс.

— Ох, — сказал мальчик.

Я вспомнила еще несколько названий троп, и, к счастью, он сказал, что это были промежуточные походы, поэтому они казались более выполнимыми.

— Ты делал что-нибудь из этого? — я спросила Амоса просто, чтобы включить его в разговор.

— Нет. Мы ничего не делаем, потому что папа все время работает.

Мужчина рядом со мной, казалось, напрягся.

Я выдохнула.

— Мои тетя и дядя, которые меня воспитали, все время работали. Я практически только спала в их доме. Мы всегда были в ресторане, которым они владели, — попыталась я успокоить его, вспоминая все то, что сводило меня с ума, когда я была в его возрасте. С другой стороны, не помогло и то, что в то же время я была так убита горем из-за мамы.

Но сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что они намеренно отвлекали меня. В противном случае я, вероятно, просто осталась бы в комнате, которую делила со своим двоюродным братом, и все время хандрила. И под «хандрила» я действительно имею в виду плакала как ребёнок.

Ладно, я всё ещё плакала как ребёнок, то в ванной, то на заднем сиденье машины, в которой я находилась… практически в любое время, когда у меня была секунда, и мне это сходило с рук.

— Ты много ходишь в походы по работе? — спросила я Роудса.

— Для поисков и во время охотничьего сезона.

— Когда это?

— Начало в сентябре. Охота с луком.

Так как все задавали вопросы…

— Как долго ты официально являешься охотинспектором? — спросила я.

— Всего год, — ответил Амос с заднего сиденья.

— А до этого ты был на флоте?

Как будто я этого ещё не знала.

— Он ушёл в отставку, — снова ответил мальчик.

Я удивилась, как будто я не поняла этого ранее. — Ух ты. Это поразительно.

— Не совсем так, — пробормотал подросток.

Я рассмеялась.

Подростки. Серьезно. Мои племянники всё время высмеивали меня.

— Это не так. Он всегда отсутствовал, — продолжал ребенок. Он смотрел в окно с еще одним забавным выражением лица, которое я не смогла расшифровать.

Его мама была вместе с ними? Поэтому ее не было рядом? Она устала от его отсутствия и ушла?

— Значит, ты вернулся сюда, чтобы быть с Амосом?

Мистер Роудс просто сказал:

— Да.

Я кивнула, не зная, что сказать, не задав миллионы вопросов, на которые я бы, скорее всего, не получила бы ответ.

— У тебя здесь есть ещё члены семьи, Амос?

— Только дедушка, папа и Джонни. Все остальные разбросаны.

Все остальные.

Хм.

...❃.•.•.

Мне хотелось бы думать, что поездка к началу тропы не была самой неловкой поездкой в моей жизни, потому что большую часть пути никто не сказал ни слова.

Ну, за исключением того, что я в значительной степени «ахаю» почти по каждому поводу.

Мне не было стыдно. Мне было все равно. Я делала то же самое во время других походов, за исключением того, что в этих случаях я видела не так уж много животных.

Корова!

Теленок!

Олень!

Посмотрите на это огромное дерево!

Посмотрите на все деревья!

Посмотрите на эту гору! («Это не гора, это холм», — весело сказал Амос).

Единственным комментарием, который я получила, кроме поправки Амоса, был вопрос мистера Роудса:

— Ты всегда так много говоришь?

Грубый. Но мне было все равно. Так что я сказала ему правду.

— Ага.

Жаль, что мне не жаль.

Поездка сама по себе была прекрасной. Все становилось больше и зеленее, и я не могла вспомнить, чтобы мои пассажиры что-то говорили. Они даже не жаловались, когда мне пришлось дважды остановиться, чтобы пописать.

После парковки Амос провел нас по обманчиво легкой тропе, которая начиналась прилично, создавая иллюзию, что это будет легко.

Затем я увидела название на вывеске, и внутри у меня все замерло.

Четырёхмильная тропа.

Некоторые говорили, что глупых вопросов не бывает, но я знала, что это неправда, потому что постоянно задавала глупые вопросы. И я знала, что спрашивать Роудса, действительно ли «Четырехмильная тропа» составляет четыре мили, это глупый вопрос.

И часть меня, честно говоря, не хотела на самом деле знать, что я собираюсь преодолеть в четыре раза больше, чем я привыкла. Я не то чтобы была не в форме, но внешность была обманчивой. Моя кардио-выносливость улучшилась за последний месяц прыжков со скакалкой, но этого недостаточно.

Четыре мили, черт возьми.

Я взглянула на Амоса, чтобы увидеть, не выглядит ли он встревоженным, но он бросил взгляд на вывеску и вздрогнул.

Четыре мили и четыре водопада, гласила вывеска.

Если он сможет это сделать, то и я смогу.

Я дважды пыталась заговорить, и оба раза так тяжело дышала, что тут же остановилась. Не то чтобы они хотели поговорить со мной. Когда я пробиралась за Амосом, а его отец замыкал тыл, я была просто рада, что поехала не одна. На стоянке было припарковано несколько машин, но никого не было видно и слышно. Было прекрасно тихо.

Мы были в глуши. Вдали от цивилизации. Вдали от… всего.

Воздух был чистым и свежим. Горным. И это было… это было впечатляюще.

Я остановилась сделать пару селфи, а когда позвала Амоса притормозить и повернуться, чтобы я могла его сфотографировать, он неохотно сделал это. Он скрестил руки на худой груди и приподнял края шляпы. Я щелкнула его.

— Я пришлю его тебе, если хочешь, — прошептала я Роудсу, когда мальчик продолжил идти.

Он кивнул мне, и я готова поспорить, что ему стоило пары лет жизни выдавить «Спасибо».

Я улыбнулась и отпустила его, наблюдая за каждым шагом, как одна миля превращается в две, и я начала сожалеть о том, что так рано совершила этот долгий переход. Я должна была подождать. Я должна была сделать более короткие, чтобы быть готовой к этому.

Но если мама смогла это сделать, то и я смогу.

Так что, если она была в лучшей форме, чем я? Ты не достигнешь формы, пока не поднимешь свою задницу и не заставишь это случиться. Мне оставалось только смириться и продолжать.

Вот что я сделала.

И я бы солгала, если бы сказала, что это не заставило меня чувствовать себя лучше, чем я могла бы сказать, когда Амос тоже начал замедляться. Расстояние между нами становилось все короче и короче.

И как раз в тот момент, когда я подумала, что мы идем на край гребаной Земли и этих водопадов не существует, Амос остановился на секунду, прежде чем повернуть налево и подняться вверх.

Остаток похода прошел с широкой улыбкой на лице.

Наконец мы прошли мимо других туристов, которые кричали «Доброе утро» и «Как дела», на которые я отвечала, когда двое других не отвечали. Я сделала больше снимков. Потом еще больше.

Амос остановился после второго водопада и сказал, что подождет там, хотя каждый следующий водопад был таким же эпическим, как и предыдущий.

И, к моему удивлению, Роудс последовал за мной, все еще сохраняя дистанцию и произнося слова себе под нос.

Я была очень рада, что он это сделал, потому что путь после последнего из четырех водопадов стал неопределенным, и я свернула не в том месте, но, к счастью, он знал путь лучше, чем я, и постучал по моему рюкзаку, чтобы заставить меня следовать за ним.

Я так и сделала — глядя на его подколенные сухожилия и икры, поднимающиеся вверх по склону.

Я снова задалась вопросом, когда он успевал потренироваться. До или после работы?

Я сделала больше селфи, потому что, черт возьми, я не собиралась спрашивать Роудса об этом. И я повернулась, когда он продолжал подниматься вверх, вытянув ноги. Когда он шел по рыхлой гравийной тропе, я навела на него камеру и крикнула:

— Роудс!

Он посмотрел, и я сфотографировала его, поставив ему большой палец вверх.

Если его раздражало, что я фотографирую, то мне очень жаль. Не то чтобы я делилась ими с кем-то, кроме тети и дяди. И Юки, если однажды она решит пролистать мои фотографии.

Амос был именно там, где мы его оставили, в тени деревьев и валунов, играя в игру на своем телефоне. Он выглядел слишком довольным, чтобы уходить. Его бутылка с водой почти закончилась, а я почти закончила со своей, как я заметила.

Мне нужно было купить соломинку, несколько таблеток для очистки воды или одну из тех бутылок со встроенным фильтром. В магазине все это было.

Я была слишком занята, пытаясь отдышаться на обратном пути, поэтому никто из нас ничего не сказал и тогда, и я сделала самые маленькие глотки по дороге, жалея, черт возьми, что не взяла больше.

Кажется, через час что-то коснулось моего локтя.

Я оглянулась и увидела Роудса всего в нескольких футах позади меня, который держал передо мной свою большую бутылку с водой из нержавеющей стали.

Я моргнула.

— Я не хочу тащить тебя, когда у тебя начнёт болеть голова, — объяснил он, не сводя с меня глаз.

Я колебалась всего секунду, прежде чем принять её, у меня болело горло, и у меня начинала болеть голова. Я поднесла бутылку ко рту, сделала два больших глотка — я хотела ещё, я хотела всё, но я не могла быть жадной сволочью — и вернула ему.

— Я думала, ты тоже закончил свою.

Он бросил на меня взгляд.

— Я наполнил её у последнего водопада. У меня есть фильтр.

Я улыбнулась ему гораздо застенчивее, чем ожидала.

— Спасибо.

Он кивнул. Затем он воскликнул:

— Ам! Тебе нужна вода?

— Нет.

Я посмотрела на его отца, и мужчина чуть не закатил глаза. В какой-то момент он тоже надел на голову кепку, как и его сын, низко надвинутую, чтобы я их почти не видела. Я не видела его куртки, но могу поспорить, что в какой-то момент он спрятал ее в свой рюкзак.

— Ты его тоже потащишь или понесешь? — тихо пошутила я.

Я была удивлена, когда он сказал:

— Его тоже потащу.

Я ухмыльнулась и покачала головой.

— Он уже привык к высоте. А ты нет, — сказал он позади меня, словно пытаясь объяснить, почему он предложил мне жидкости. Так, чтобы я не ошиблась.

Я замедлила шаг, чтобы он был ближе, прежде чем я спросила:

— Роудс?

Он хмыкнул, и я восприняла это как знак задать свой вопрос.

— Кто-нибудь когда-нибудь называл тебя Тоби?

Наступила пауза, затем он спросил: «Как ты думаешь?» с нескрываемым раздражением в голосе.

Я чуть не рассмеялась.

— Нет, наверное, нет. — Я подождала секунду. — Ты определенно больше похож на Тобера, — пошутила я, с ухмылкой оглядываясь через плечо, но его внимание было приковано к земле. Я думала, что я была веселой. — Хочешь батончик мюсли?

— Нет.

Я пожала плечами и повернулась вперед.

— Амос! Хочешь батончик мюсли?

Казалось, он на секунду задумался.

— С чем?

— С шоколадной крошкой!

Он повернулся и протянул руку.

Я бросила его ему.

Затем я наклонила голову к солнцу, не обращая внимания на то, как устали мои бедра и что я начинаю волочить ноги, потому что каждый шаг становился все тяжелее и тяжелее. Я уже знала, что завтра мне будет больно. Черт, мне уже было больно. Мои ботинки не были достаточно разношены для этого, и мои пальцы ног и лодыжки были воспаленными и натертыми. Завтра я, скорее всего, едва смогу двигаться.

Но оно того стоило.

Это того стоило.

И я тихо сказала, наполняя свои легкие самым свежим воздухом, который я когда-либо вдыхала:

— Мама, тебе бы понравилась эта тропа. Она была довольно удивительна.

Я не была уверена, почему этого не было в ее блокноте, но я была так рада, что пошла сюда.

И прежде чем я успела подумать дважды, я рванула вперед. Амос взглянул на меня, когда я схватила его за плечи и быстро обняла. Он напрягся, но не оттолкнул меня в односекундном объятии.

— Спасибо, что пришли, Ам.

Так же быстро, как я обняла его, я отпустила его и повернулась, чтобы пойти прямо к моей следующей жертве.

Он был большим и шел вперед с серьезным лицом. Как всегда. Но в мгновение ока к нему вернулось это выражение енотовидного бешенства.

Я стеснялась.

Затем я протянула ему руку в знак «пять» вместо объятий.

Он посмотрел на мою руку, потом на мое лицо, потом снова на руку.

И как будто я вырывала ему ногти вместо того, чтобы попросить дать пять, он поднял свою большую руку и слегка коснулся моей ладони своей.

И я сказала ему тихо, подразумевая каждое слово:

— Спасибо, что пришел.

Его голос был ровным, тихим рокотом. — Пожалуйста.

Всю дорогу до машины я улыбалась.

Когда несколько дней спустя рот Клары открылся при виде моего лица, я поняла, что консилер, которым я намазала свои синяки тем утром, не сотворил чуда, как я надеялась.

Я имею в виду, вчера я думала, что они будут ужасными, но я не ожидала, что они будут настолько плохи.

С другой стороны, мне прямо на лицо упал домик для летучих мышей, так что….

По крайней мере, у меня не было сотрясения мозга, верно?

— Ора, кто это сделал с тобой?

Я улыбнулась и тут же вздрогнула, потому что мне было больно. Я приложила один пакет со льдом к щеке, а другой к носу сразу после того, как перестала видеть звезды — и после того, как смогла наконец дышать носом, потому что, позвольте мне сказать вам, падать со стремянки было больно. Но лед мало что сделал, разве что уменьшил отек. Всё же это лучше, чем ничего.

— Со мной? — спросила я, пытаясь притвориться дурочкой, запирая за собой дверь магазина. До открытия оставалось еще пятнадцать минут.

Она моргнула, положила деньги, которые пересчитывала, в кассу и почти загадочно спросила:

— Похоже, тебя ударили.

— Это не так. Я свалилась со стремянки, и на меня упал домик для летучих мышей.

— Ты свалилась со стремянки?

— И уронила себе на лицо домик для летучих мышей.

Она вздрогнула.

— Что ты собиралась делала, строя домик для летучих мышей? — выдохнула она.

Мне потребовались дни, по крайней мере, пять часов исследований и много разглядывания дома и имущества Роудсов, чтобы разработать план борьбы с чертовыми летучими мышами. Затем моя посылка задержалась, прежде чем наконец прибыла.

Проблема была в том, что я никогда не считала себя трусихой высоты, но… в ту секунду, когда я поднялась по лестнице у дерева, мимо которого проходила бесчисленное количество раз, я поняла, почему я так себя чувствовала.

Я никогда не стояла на чем-то выше кухонного острова.

Потому что на самом деле, как только я оказалась примерно в трех футах от земли, мои колени начали трястись, и я стала плохо себя чувствовать.

И любые уговоры или напоминания себе, что худшее, что может случиться, это то, что я сломаю руку, ни сделали… ничего.

Я начала потеть, а мои колени тряслись еще сильнее.

А для того, что мне было нужно, мне нужно было подняться как можно выше — от двенадцати до двадцати футов, согласно инструкции.

Но все, что для этого потребовалось, это воспоминание о летучей мыши, пролетающей над моей беззащитной головой, пока я спала… и осознание того, что на самом деле я не спала больше тридцати минут с тех пор, как мистер Роудс спас меня, потому что я продолжала просыпаться в паранойе. Так что я подняла свою задницу по этой А-образной лестнице, хотя меня так сильно трясло, что она тряслась вместе со мной, а это усугубляло ситуацию.

Но тут было два варианта: либо залазить на дерево рядом с собственностью Роудса — и, честно говоря, я надеялась, что он этого не увидит, потому что у меня было чувство, что ему может это не понравиться, — либо вытаскивать еще большую лестницу со стороны главного дома, чтобы подняться еще выше и узнать, откуда, черт возьми, прилетела летучая мышь.

Я собиралась выбрать первый вариант, потому что, скорее всего, я потеряю сознание и сломаю себе шею, если упаду с ещё большей стремянки.

Но я все равно облажалась.

И упала, визжа, как гребаная гиена, почти потеряла сознание, и что-то, что весило меньше трех фунтов, но ощущалось как пятьдесят, упало мне на чертово лицо, пока я пыталась отдышаться.

Моя спина все еще болела.

А теперь я была на работе, с большим количеством макияжа, и Клара смотрела на меня в ужасе.

— Вокруг летала летучая мышь, и я прочитала, что домик для летучих мышей, надеюсь, привлечет ее, и она перестанет залетать в мой дом, — объяснила я, обходя прилавок и пряча свою сумку в один из ящиков.

Когда я выпрямилась, она приподняла мое лицо за подбородок, карие глаза сосредоточились на моей щеке.

— У меня есть хорошая и плохая новость, с какой хочешь начать?

— С плохой.

— У нас были проблемы с ними в папином доме, — начала она объяснять, морщась от всего, что видела. — Но ты должна сначала заткнуть место, откуда они пробираются, а затем ставить домик.

Черт.

— Ты положила туда аттрактант? — спросила Клара.

— Что это?

— Тебе нужно положить туда немного, чтобы они начали на него собраться.

Я нахмурилась, забыв, что не могу этого сделать.

— Я не читала об этом в Интернете.

— А стоило. У нас еще может быть что-то осталось. Я проверю. — Она сделала паузу. — Как ты упала?

— Этот ястреб налетел на меня, а я испугалась и упала, когда пыталась заколотить домик.

Она опустила взгляд прежде, чем я успела сжать кулак, и также увидела синяк на моей руке.

— Я никогда раньше не пользовалась молотком.

У меня была одна из лучших подруг в мире, потому что она не смеялась.

— Лучше использовать дрель.

— Дрель?

— Да, с помощью шурупов. Так продержится дольше.

Я вздохнула.

— Дерьмо.

Даже ее кивок был сочувствующим.

— Уверена, ты старалась изо всех сил.

— Скорее, я изо всех сил пыталась травмировать свою задницу.

Это заставило ее смеяться.

— Хочешь, я подойду и помогу? — предложила она. — Почему Роудс не сделал этого для тебя?

Я фыркнула и тоже пожалела об этом дерьме.

— Все нормально. Я могу сделать это сама. Я должна сделать это сама. И я не хочу его просить; он уже вытащил одну мышь для меня среди ночи. Я могу с этим справиться.

— Даже если ты упала с лестницы?

Я кивнула и указала на свое лицо.

— Да, я не позволю им победить. Мои усилия не будут напрасны.

Клара торжественно кивнула.

— Я поищу этот аттрактант. Бьюсь об заклад, если ты посмотришь в газете, ты сможешь найти кого-то, кто может прийти и узнать, откуда залазят летучие мыши, если ты передумаешь.

Проблема была в том, что это был не мой дом, но…

— Я посмотрю, — сказала я, хотя это неправда. Нет, если только я не буду в этом полностью нуждаться.

...❃.•.•.

Я хотела думать, что я большая девочка, но когда я продолжала смотреть на потолок, хотя было всего около шести часов, мне хотелось плакать.

Я ненавидела быть параноиком. Напуганной. Но сколько бы я ни говорила себе, что летучая мышь — всего лишь милый маленький небесный щенок…

Я не купилась на это. И мне некуда было идти, чтобы выбраться отсюда. У меня еще не было достаточно друзей.

Я ладила с большинством людей, которых встречала, и большинство людей были очень дружелюбны, особенно мои покупатели в магазине. Даже самых сварливых людей я обычно могла расположить к себе со временем. Когда я была с Каденом, я встречала много людей, но через некоторое время каждый чего-то хотел от него, и было невозможно узнать, кто хотел быть моим другом для меня, а кто хотел этого из-за него.

И это при том, что они не знали, что мы вместе. Мы тщательно сохраняли это в тайне. Использование соглашений о неразглашении, которые в значительной степени гарантировали, что если кто-нибудь расскажет о наших отношениях, Джонсы засудят их до чертиков. Неспособность быть открытым с людьми стала второй натурой.

И именно поэтому у таких людей, как Юки и даже Нори, не так много друзей.

Потому что ты никогда не узнаешь, что кто-то на самом деле думает о тебе, пока тебе не скажут, что у тебя в зубах шпинат и ты выглядишь глупо.

Я взяла телефон и подумала, не позвонить ли дяде или тете, и тут услышала, как открылась дверь гаража, а через мгновение снизу донесся гул усилителя.

Снова отложив телефон, я направилась к верхней части лестницы и прислушалась, как кто-то, который, как я могла предположить, был Амосом, взял аккорд, а затем еще один. Он отрегулировал громкость и повторил все заново.

Упершись задницей на верхнюю ступеньку, я обхватила колени пальцами и стала слушать, как он настраивает свою гитару, а через несколько минут начал играть несколько блюзовых фраз.

И тогда я услышала, как его тихий, мягкий голос начал петь, настолько тихо, что я подалась вперед, и мне пришлось напрячься.

Его голос не повышался, и я была уверена, что он пел так тихо, что я его не слышала, но я смогла. У меня был хороший слух. На протяжении многих лет я защищала свой слух, надевая первоклассные средства защиты слуха. Я оставила свой комплект наушников за три тысячи долларов, когда покинула дом, который делила с Каденом, но у меня все еще был отличный комплект наушников и Hearos, которыми, возможно, я когда-нибудь воспользуюсь снова. Пойду к Юки.

Тихонько спустившись еще на несколько ступенек, я остановилась и еще немного напряглась.

Потом я спустилась еще на пару ступенек.

И еще на пару.

Прежде чем я осознала это, я стояла прямо перед дверью, которая отделяла квартиру от настоящего гаража. Как можно тише я открыла дверь, ведущую наружу, и точно так же закрыла ее за собой, двигаясь как улитка, чтобы вести себя как можно тише.

Я остановилась.

Потому что на верхней ступеньке террасы сидел мистер Роудс. В темных джинсах и светло-голубой футболке, его локти опирались на колени. Он тоже слушал.

Я видела его лишь мельком с того дня, как мы пошли смотреть водопады.

Наверное, он заметил меня первым.

Я прижала палец ко рту, чтобы дать ему понять, что знаю, что нужно вести себя тихо, и начала медленно опускаться на коврик прямо за дверью. Я не хотела беспокоить его или вторгаться.

Но его пустое лицо постепенно сменилось хмурым взглядом.

Он жестом пригласил меня подойти, хотя с каждой секундой его хмурый взгляд становился все глубже.

Поднявшись, я на цыпочках прокралась по гравию как можно тише, испытав облегчение, когда Амос стал играть громче, его пение ускользало, оборачиваясь вокруг нот, доносившихся из его гитары.

Но чем ближе я подходила к Роудсу, тем серьезнее становилось его лицо. Локти, которые он упирал в колени, скользнули вверх по бедрам, пока он не сел прямо, его красивые серые глаза были широко раскрыты, выражение его лица было пораженным.

И моя улыбка медленно растаяла.

Что он…? Ой. Точно.

Как, черт возьми, я могла забыть, когда я целый день видела, что клиенты льстили мне по всему моему лицу в синяках? Один из покупателей, с которым я к тому времени встречалась несколько раз, местный мужчина лет шестидесяти по имени Уолтер, вышел из магазина и вернулся с буханкой домашнего хлеба, приготовленного его женой. Чтобы мне стало лучше.

Я чуть не расплакалась, когда обняла его.

— Ничего не произошло, — начала я говорить ему, прежде чем он оборвал меня.

Его спина не могла быть более прямой, и я была уверена, что выражение его лица не могло быть более мрачным.

— Кто сделал это с тобой? — спросил он медленным-медленным голосом.

— Никто, — снова попыталась объяснить я.

— Кто-то набросился на тебя? — спросил Роудс, растягивая каждое слово.

— Нет. Я уронила…

Мой домовладелец поднялся на ноги в тот момент, когда одна из его больших грубых рук легла на мое плечо и обвила его.

— Ты можешь рассказать мне. Я помогу тебе.

Я закрыла рот и моргнула, борясь с желанием улыбнуться. И желание расплакаться.

Может быть, я ему не очень нравлюсь, но, черт возьми, он был порядочным.

— Это очень мило с твоей стороны, но никто не причинил мне боли. Ну, я сделала это сама себе. Я уронила коробку себе на лицо.

— Ты уронила коробку себе на лицо?

Мог ли он звучать еще более недоверчиво?

— Да.

— Кто это сделал?

— Никто. Я уронила ее на себя, клянусь.

Его взгляд сузился.

— Честно, мистер Роудс. Я бы не стала лгать о чем-то подобном, но я ценю, что ты спросил. И предложил защиту.

Эти красивые глаза, казалось, еще больше вгляделись в мои черты, и я была почти уверена, что тревога в его взгляде хоть немного угасла.

— Что за коробку ты уронила?

Я сама в это ввязалась, не так ли? Я натянула улыбку на лицо, хотя это было больно.

— Домик для летучих мышей…?

На его широком лбу образовались морщины.

— Объясни.

Властный. Мое лицо стало горячим.

— Я читала, что они помогают при проблемах с летучими мышами. Я подумала, что если я найду им новый дом, они не будут пытаться проникнуть ко мне. — Я сглотнула. — Я одолжила твою лестницу — извини, что не спросила — и нашла дерево с хорошей, крепкой ветвью на краю твоего участка…, — там, где он ее не увидит, — …и попыталась прибить домик туда.

Ветка оказалась не такой прочной, как я надеялась, и, по словам Клары, гвозди не помогли, и она упала… на меня. Отсюда черные глаза и вздутый нос.

Тяжелая рука на моем плече опустилась, и он моргнул. Эти короткие, густые ресницы снова скользнули по его невероятным глазам, еще медленнее. Из уголков расходились морщинки, но, клянусь, это только делало его более привлекательным. Сколько ему было лет на самом деле? Конец тридцати?

— Извини, я не спросила разрешения, — подавлено пробормотала я.

Он смотрел на меня. — Скажи мне, что это была не восьмифутовая лестница.

— Это была не восьмифутовая лестница, — солгала я.

Большая рука коснулась его лица, и он провел ею по подбородку, когда песня в гараже изменилась, и Амос начал играть что-то другое, что-то, чего я не узнала. Медленно и угрюмо. Почти темно. Мне понравилось. Мне это очень понравилось.

— Не волнуйся, я не собираюсь ставить тебе одну звезду или что-то еще. Это была моя вина, — попыталась я пошутить.

Две радужки цвета веймаранера впились в меня.

— Я пошутила, но на самом деле это была моя вина. Я не знала, что боюсь высоты, пока не поднялась туда и…

Он наклонил голову, чтобы посмотреть на небо.

— Мистер Роудс, ты заставил меня волноваться весь день, но мне жаль, что я шныряла по твоей собственности и не спросила разрешения, но я толком не спала уже две недели, и я не хотела больше будить тебя своими криками. Но больше всего я не хочу снова спать в машине.

Он покосился на меня, и я не могла не рассмеяться, боль заставила меня остановиться почти сразу. Иисус Христос. Как боксеры справлялись с этим дерьмом?

Его взгляд никуда не делся.

И этот взгляд заставил меня смеяться еще больше, хотя это было больно.

— Я знаю, что это глупо, но я просто продолжаю представлять, как он приземляется мне на лицо и… — Я оскалилась.

— Я понял картину. — Он опустил голову и руку. — Где этот домик для летучих мышей?

— В студии.

Эти серые глаза снова смотрели на меня.

— Когда он закончит, поставь его в гараж. — Его рот скривился в сторону. — Неважно, я принесу его, когда ты будешь на работе, если ты не против.

Я кивнула.

— Сегодня будет слишком темно, когда я закончу, но я повешу его при первой же возможности, — продолжал он тем же серьезным, ровным голосом.

— О, тебе не нужно…

— Мне не нужно, но я сделаю. Ещё я пойду туда и посмотрю, что я могу заделать. Они могут протиснуться через самые маленькие щели, но я сделаю всё возможное.

Надежда снова зародилась во мне.

Мой домовладелец пронзил меня пристальным взглядом.

— Ты не встанешь больше на эту лестницу. Ты могла упасть, сломать ногу. Свою спину…

Он был таким чрезмерно заботливым отцом. Мне нравилось это. Это только сделало его намного более красивым для меня. Даже если у него действительно было такое страшно серьезное лицо. И я ему не очень нравилась.

Но я все равно прищурилась.

— Ты просишь меня не вставать на неё или предупреждаешь?

Он смотрел.

— Хорошо, хорошо. Я не буду. Я просто испугалась и не хотела тебя беспокоить.

— Ты платишь мне арендную плату, не так ли?

Я кивнула, потому что да, это так.

— Тогда это моя обязанность позаботиться о таких вещах, — уверенно объяснил он. — Ам сказал, что ему показалось, будто он видел, как ты спишь в своей машине, но я подумал, что ему это почудилось, а ты была пьяна.

Я усмехнулась.

— Я же говорила тебе, что на самом деле я не так уж много пью.

Я не была уверена, что он мне поверил.

— Я позабочусь об этом. Если есть другая проблема со студией, скажи мне. Я не нуждаюсь и не хочу, чтобы ты судилась со мной.

Это заставило меня нахмуриться… хотя это было больно.

— Я бы никогда не подала на тебя в суд, особенно если бы это была моя глупость. И никаких отзывов с одной звездой.

Ничего такого.

А вот мне казалось, что я забавная.

— Я скажу тебе, если у меня еще возникнут проблемы с чем-то внутри дома. Клянусь мизинцем.

Его не слишком позабавило мое предложение поклясться мизинцем, но это было нормально. Что он действительно сделал, так это кивнул, когда голос Амоса донесся через открытую дверь гаража. Мальчик напевал, не так уж тихо, прежде чем он, казалось, поймал себя и уменьшил громкость.

И я не могла не прошептать:

— Он всегда так поет?

Он поднял одну из тех суровых, густых бровей.

— Как будто ему разбили сердце, и он больше никогда не полюбит?

Он только что… пошутил?

— Ага.

Он кивнул.

— У него красивый голос.

Вот что он сделал потом.

Он улыбнулся.

Гордо и широко, как будто он знал, какой красивый голос у его ребенка, и это наполняло его радостью. Я не могла винить его; Я бы чувствовала то же самое, если бы Ам был моим ребенком. У него действительно был отличный голос. В нем было что-то, что звучало вне времени. Самое редкое в этом было то, что он был намного ниже, чем обычно у мальчика его возраста. Было легко сказать, что у него была какая-то вокальная подготовка, потому что он мог проецировать… когда забывал молчать.

— Он даже этого не знает. Он думает, что я лгу, когда говорю ему об этом, — признался мой арендодатель.

Я покачала головой.

— Это не так. Из-за него у меня мурашки по коже, видишь?

Я подняла руку, чтобы он мог видеть мою реакцию. Моя одежда позволяла ему ясно видеть всю мою руку. Я забыла, что на мне была майка на тонких бретельках, которая демонстрировала декольте — все это. Хорошо, это было все. Я не планировала уже ни с кем встречаться до конца дня, но голос Амоса был той дудочкой, которая вывела меня из гаражной квартиры.

И я была не единственной, кто пришёл сюда послушать, так как его отец тоже был здесь, подло и тихо.

Мистер Роудс взглянул на мою руку примерно на долю секунды, прежде чем так же быстро отвести взгляд. Он опустился на корточки и снова сел на верхнюю ступеньку, вытянув свои длинные ноги и поставив ступни на ступеньку ниже. Закончив наш разговор, я полагаю. Хорошо.

Я осталась на месте и напряглась, услышав, как сладкий голос Амоса напевает о любимой женщине, которая не отвечала на его звонки.

Я вспомнила, как мужчина, которого я когда-то любила, пел о чем-то очень похожем. Но я знала все эти слова. Потому что я их и написала.

Одна только эта пластинка разошлась тиражом более миллиона копий. Это было то, что многие считали его прорывом. Песня, которую я изначально сочинила, когда мне было шестнадцать. Я хотела, чтобы моя мама перезвонила мне.

Половина его успеха была его собственным. У него было лицо, которое женщины любили… к которому он не имел абсолютно никакого отношения, так как он не выбирал его. Он следил за тем, чтобы его тело было в форме, чтобы поддерживать свою «сексуальную привлекательность» для поклонников — я чуть не поперхнулась, когда его мама произнесла эти слова. Он, конечно, сам научился играть на гитаре, но именно мама уговорила его продолжать брать уроки. Но он был прирожденным исполнителем. Его голос был хриплым, грубым, которым он также был наделен генетически.

Но, как я поняла за последние два года, у вас может быть отличный голос, но если ваша музыка не будет хорошей или запоминающейся, то это значит, что вы, в конце концов, не сможете продавать пластинки.

Он и использовал меня, и не использовал. Я дала ему всё бесплатно.

Голос Амоса чуть повысился, его вибрато зазвенело в воздухе, и я покачала головой, когда по моей коже побежали новые мурашки.

Слегка повернув голову, я обнаружила, что мистер Роудс смотрит прямо перед собой, его челюсть составляла абсолютные идеальные линии, когда он внимательно слушал, а слабая улыбка чистого удовольствия задержалась на его розовых губах.

Его глаза случайно двинулись и поймали мои.

— Вау, — прошептала я.

И этот грубый, строгий мужчина сохранил на лице эту крошечную улыбку и сказал: «Вау!» в ответ.

— Ты поешь? — спросила я, прежде чем успела остановиться и вспомнить, что на самом деле он не хотел со мной разговаривать.

— Не так, — на самом деле ответил он, удивив меня. — Он получил это по материнской линии.

Еще один намек на его маму. Я хотела знать. Я так хотела знать.

Но я не собиралась спрашивать.

Затем он снова заговорил и удивил меня еще больше.

— Только так он выходит из своей скорлупы, и только рядом с некоторыми людьми. Это делает его счастливым.

Это была самая длинная фраза, которой он когда-либо делился со мной, я была не уверена, но я полагала, что нет ничего, чем мужчина мог бы гордиться больше, чем иметь талантливого сына.

Никто из нас не сказал ни слова, когда звуки гитары изменились, а голос Амоса исчез, пока он играл, и мы оба продолжали слушать. Это было между тем, как он бездельничал, ошибался и пытался снова, когда я сказала:

— Если кому-то из вас когда-нибудь что-нибудь понадобится, дай мне знать, хорошо? Теперь я позволю тебе спокойно слушать. Я не хочу, чтобы он поймал меня и расстроился.

Мистер Роудс взглянул на меня и кивнул, не соглашаясь, но и не посылая меня к черту. Я пошла обратно через подъездную дорожку под знакомую мелодию, которую, как я знала, спродюсировала Нори.

Но все, о чем я могла думать, это то, как я надеялась, что Роудс когда-нибудь примет мое предложение.

И, наверное, поэтому меня поймали.

Амос крикнул:

— Аврора?

И я замерла.

Опять попалась?

— Привет, Амос, — крикнула я, проклиная себя за неряшливость.

Затем последовала пауза:

— Что ты делаешь?

Он должен был казаться таким подозрительным? И должна ли я быть такой плохой лгуньей? Я знала, что мне лучше всего подмазать его.

— Слушаю голос ангела?

Все мое тело напряглось в тишине. Я была почти уверена, что слышала, как он поставил гитару и начал подходить. Конечно же, его голова выглянула из-за угла здания.

Я подняла руку и понадеялась, что его отец исчез.

— Привет.

Малыш посмотрел на меня и тоже замер. — Что случилось с твоим лицом?

Я постоянно забывала, что пугаю людей.

— Ничего страшного, меня никто не обидел. Я в порядке, и спасибо за беспокойство.

Глаза того же цвета, что и у его отца, забегали по моему лицу, и я не была уверена, что он меня услышал.

— Я в порядке, — попыталась я его заверить. — Честно.

Для него этого было достаточно, потому что выражение его лица, наконец, стало менее встревоженным.

— Это… беспокоило тебя? — спросил Амос.

Я сморщила лицо, а затем вздрогнула.

— Ты шутишь, что ли? Ни за что.

Его отец был прав, он не поверил этому. Я чувствовала, как его душа закатывает свои духовные глаза.

— Я серьезно. У тебя такой классный голос.

Он все еще не купился на это.

Пришлось посмотреть на это под другим углом.

— Я узнала пару песен, которые ты играл, но была одна в середине… что это было?

От этого его лицо покраснело.

А мои кишки сжались.

— Эта была твоя? Ты придумал её?

Его лицо исчезло, и я подошла, чтобы заглянуть в гараж. Амос сделал всего пару шагов назад. Его внимание было приковано к полу.

— Если да, то это потрясающе, Амос. Я… — Черт. Я не планировала говорить это, но… я была здесь. — Я… раньше была автором песен.

Он не смотрел на меня.

О чувак. Я должна быть хитрее.

— Эй, я серьезно. Я не люблю обижать людей, но если бы я не считала тебя хорошим — твой голос и ту песню, которую ты пел, — я бы не поднимала эту тему. Это действительно хорошо. Ты действительно талантлив.

Амос приподнял носок одной из своих кроссовок.

А я чувствовала себя ужасно.

— Я серьезно. — Я прочистила горло. — Я, ммм, несколько моих песен были… в альбомах.

Носок другого кроссовка поднялся.

— Если бы ты хотел… я могла бы тебе помочь. Написать, я имею в виду. Дать тебе совет. Я не лучшая, но и не худшая. У меня хороший слух, и я обычно знаю, что работает, а что нет.

Это заставило меня заглянуть в серые глаза.

— Если хочешь. Также я раньше посещала несколько уроков вокала, — предложила я. Посещала больше, чем «некоторые», если честно. У меня не было естественного хорошего голоса, но я не была полностью глухой, и если я пела, кошки не выли, а дети не бегали с криками.

Его горло дернулось, и я ждала.

— Ты писала песни, которые потом пели другие люди? — спросил он с явным недоверием.

Это было не в первый раз.

— Да.

Оба пальца поднялись вверх, и ему потребовалась еще секунда, чтобы, наконец, выбраться:

— У меня был учитель вокала давным-давно…, — я старалась не улыбаться тому, что он мог принять за давным-давно, — …и это был последний раз, когда у меня были занятия. Сейчас я состою в школьном хоре.

— Я могу помочь.

Он бросил на меня взгляд, будто я несла полный бред.

— Я не настолько хорош.

— Думаю, что да, но я уверена, что и Рейнер Култи думал, что ему есть куда расти.

— Кто это?

Настала моя очередь бросить на него взгляд.

— Известный футболист. Я хочу сказать, что… я думаю, что ты талантлив, но кто-то однажды сказал моему… другу… что даже прирожденные спортсмены нуждаются в тренерах и тренировках. Твой голос — и написание песен — подобны инструментам, и ты должен практиковать, разрабатывать их. Если хочешь. Мне обычно скучно наверху, так что я действительно не против. Но сначала ты должен спросить разрешения у папы и мамы.

— Мама разрешит мне делать с тобой все, что угодно. Она говорит, что обязана тебе жизнью.

Я улыбнулась, но он этого не заметил, потому что снова сосредоточился на своих ботинках. Значит ли это, что он подумает об этом?

— Хорошо, просто дай мне знать. Ты знаешь, где я.

Другой сероглазый взгляд встретился с моим, и, клянусь, на его лице была маленькая-маленькая улыбка.

На моем тоже была улыбка.

— Что не так с этим?

Сидя со скрещёнными ногами в походном кресле в гараже мистера Роудса, я смотрела на его сына. Он сидел на полу с подушкой, которую он откуда-то вытащил, а блокнот лежал на колене. Мы писали советы в течение последнего часа, и я не собиралась говорить, что мы спорим, потому что Амос был слишком консервативен со мной, но это было настолько близко к спору, насколько Амос был способен к нему.

Это была наша четвертая совместная встреча, и, честно говоря, я до сих пор была ошеломлена тем, как две недели назад он постучал в дверь и спросил, занята ли я — я не была — и могу ли я проверить кое-что, над чем он работал.

Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь чувствовала такую честь.

Даже когда Юки легла рядом со мной на кровать в ее гостевой комнате и прошептала: «Я не могу ничего придумать, Ора-Бора. Ты мне поможешь?» Я не была уверена, что смогу, но мое сердце и разум доказали, что я ошибаюсь, и мы вместе написали двенадцать песен.

К тому же… он был застенчивым ребенком, и только это меня уже тронуло.

Даже сам дьявол не мог отвлечь меня от помощи Амосу.

Вот, чем я занималась. В течение двух часов в тот день.

Три часа два дня назад.

И по два часа следующие два дня после этого.

В первый раз он был таким застенчивым, в основном слушал мою болтовню, а потом сунул в мою сторону свой блокнот, и мы ходили туда-сюда, вот так. Я отнеслась к этому серьезно. Я точно знала, каково это — показать кому-то то, над чем ты работал, и надеяться, что они не возненавидят это.

Честно говоря, меня нравилось, что он сделал такой огромный шаг.

Медленно, но верно он начал раскрываться. Мы обсуждали вещи. Он задавал вопросы! В основном он разговаривал со мной.

А я любила разговаривать.

Именно это он и делал сейчас: спрашивал, почему я считаю, что он не может написать настоящую глубокую песню о любви. Это был не первый раз, когда я пыталась намекнуть на это, но это был первый раз, когда я прямо сказала, что, возможно, не стоит писать на эту тему.

— Нет ничего плохого в том, что ты хочешь написать эту песню о любви, но тебе пятнадцать, а ты не хочешь быть следующим Бибером, я права?

Амос сжал губы и слишком быстро покачал головой, учитывая, что бывшая поп-звезда подростков была миллиардером.

— Я думаю, тебе стоит написать о чем-то близком тебе. Почему бы тебе не написать о любви, но не о романтической? — спросила я.

Он сморщил лицо и задумался. Он показал мне две песни, обе не были готовы; он ясно дал понять это около дюжины раз. Они были… не темными, но совсем не такими, как я ожидала.

— Как насчет моей мамы?

Его мамы. Я пожала плечами.

— Почему бы нет? Нет более безусловной любви, чем эта, если тебе повезло.

Сморщенное лицо Амоса никуда не делось.

— Я просто говорю, что это более искренне, если ты это чувствуешь, если ты это испытываешь. Это похоже на написание книги. Например, вот… я знала продюсера, который написал много популярных песен о любви… Он был женат восемь раз. Он влюбляется и разлюбляется в мгновение ока. Он мудак? Ага. Но он действительно хорош в том, что делает.

— Продюсер? — спросил он со слишком большим сомнением в тоне.

Я кивнула. Он все еще не верил мне, и мне хотелось улыбнуться.

Но я предпочла это, чем его знание. Или ожидание чего-то.

— Может быть, поэтому ты так много боролся, пытаясь написать свою собственную музыку, Стиви Рэй-младший.

Ага, он не ответил. Но я знала, что он получал удовольствие, когда я использовала имена определенных музыкантов в качестве прозвищ. Мне не хватало людей, к которым можно было бы придраться, а он был таким хорошим парнем.

— Хорошо, скажи мне, кого ты любишь?

Амос ухмыльнулся таким образом, будто я прошу его сделать фото обнаженного тела и отправить это девушке, которая ему нравится.

— Хорошо, твоя мама, верно?

— Ага.

— Твои отцы?

— Ага.

— Кто еще?

Он оперся на одну руку и, казалось, задумался об этом.

— Я люблю своих бабушек.

— Хорошо, а кто еще?

— Дядя Джонни, наверное.

— Наверное? — Это заставило меня смеяться. — Кто-то еще?

Он пожал плечами.

— Ну, подумай об этом. О том, что они заставляют тебя чувствовать.

Его ухмылка все еще была на лице. — Но моя мама?

— Да, твоя мама! Разве ты не любишь ее больше всего?

— Я не знаю. Так же, как и моих отцов?

Я все еще не продвинулася дальше с «отцами».

— Я просто накидываю идеи.

— Ты когда-нибудь писала песни о своей маме? — спросил он.

Я слышала, как одна из них играла в продуктовом магазине неделю назад. К тому времени, как она закончилась, у меня разболелась голова, но я не сказала ему об этом.

— Почти все они.

Это было преувеличением. Я не написала ничего нового с тех пор, как провела месяц с Юки. С тех пор не было ничего, что могло бы меня вдохновить или нужды в этом. Лично мне писать давалось очень легко. Слишком легко, как говорили Юки и Каден. Все, что мне нужно было сделать, это сесть, и слова просто… приходили ко мне.

Дядя сказал, что поэтому я так много болтаю. В моей голове всегда было слишком много слов, и они должны были как-то выйти наружу. В жизни были вещи похуже.

Но я не слышала слов, которые так внезапно приходили ко мне, большую часть моей жизни. Я не была уверена, что это говорило обо мне или где я была в жизни теперь, когда отсутствие хоть какой-то постоянности меня не пугало. Особенно, когда я точно знала, что в какой-то момент все стало бы ужасно.

Оглядываясь назад, можно сказать, что с годами слова стали слабее. Теперь я подумала, не должно ли это быть знаком.

— Я чувствую, что мои лучшие песни были те, которые я написала, когда мне было между твоим нынешним возрастом и двадцатью одним годом. Теперь мне это не так легко дается.

Я пожала плечами, не желая говорить ему больше.

Частично, как мне казалось, я была моложе и невиннее. Мое сердце было более… чистым. Мое горе более бешеным. Я чувствовала так… так много тогда. А теперь… теперь я знала, что мир раскололся примерно поровну, если не семьдесят на тридцать, на придурков и хороших людей. Мое горе, поглотившее большую часть моей жизни, со временем уменьшилось.

Я была довольно хороша с двадцати одного до двадцати восьми лет, когда я была на пике любви. Когда все было хорошо — уже не так хорошо, когда я вспоминала всё, что было сказано и сделано, от чего я отмахнулась. Но я была уверена, что нашла своего спутника жизни. Это далось не так легко, но я все еще чувствовала слова, лежащие прямо под моим сердцем, готовые.

В то время я все еще просыпалась посреди ночи со строками слов на языке.

За исключением одного альбома, который я написала с Юки, пока я оплакивала потерю моих отношений, с пустотой принятия того, что некоторые вещи не всегда были такими свежими, я вытянула из себя еще больше слов. Мы сделали этот альбом за месяц, пока у нас обоих были разбиты сердца.

Это была одна из моих любимых работ.

Нори кое-что написала вместе с нами, но она была музыкальной машиной, которая выпускала хиты, как будто испражнялась радугой; она брала слова и воплощала их в жизнь. Я была костями, а она сухожилиями и розовыми ногтями. Это было прекрасно. Подарок от Бога.

Но я не могла и не стала бы рассказывать об этом Амосу. Еще нет. Это не имело значения.

Всё, что у меня осталось, это коробка со старыми блокнотами.

— Я думал о том, чтобы взять урок… — начал он, и мне было трудно не сморщить нос.

Я не хотела отговаривать его от того, что он хотел сделать, даже если я думала, что это бессмысленно. Написание песен не было математикой или наукой; в мире не было формулы для этого. Талант у тебя либо есть, либо нет.

И я знала, что Амос обладал им, потому что две песни, которые он показал мне, тихонько напевая их во время нашего последнего сеанса, были прекрасны и имели большой потенциал.

— Почему бы и нет? — вместо этого сказала я, изображая улыбку на лице, чтобы он не мог прочитать мои мысли. — Может быть, ты чему-нибудь научишься.

Он бросил на меня еще один свой подозрительный взгляд.

— Ты думаешь мне следует пойти?

— Если ты действительно хочешь.

— А ты?

Я была занята, пытаясь придумать какой-нибудь вежливый способ сказать «нет», когда Амос выпрямился, и его глаза расширились.

Он смотрел на что-то позади меня.

— Что это такое?

Его рот почти не шевелился. — Не делай резких движений.

Мне хотелось встать и бежать, настолько серьезным было его лицо.

— Почему?

Должна ли я обернуться? Я должна обернуться.

— Позади тебя ястреб, — сказал он прежде, чем я успела это сделать.

Я села еще ровнее.

— Что?

— Ястреб, — продолжал он шептать. — Он прямо здесь. Прямо за тобой.

— Ястреб? Ты имеешь в виду птицу?

Благослови милую душу Амоса, он не выдал саркастического комментария. Он сказал спокойно, очень похоже на его отца, судя по тому, насколько серьезно он говорил:

— Да, ястреб, который как птица. Я не знаю их так хорошо, как знает мой отец. — Его горло пересохло. — Он огромный.

Медленно я попыталась оглянуться назад. Краем глаза я увидела маленькую фигурку прямо возле гаража. Еще медленнее я повернулась всем телом и стулом. Как и предупреждал Амос, прямо там был ястреб. На земле. Он смотрел на нас. Может быть, только на меня, но, вероятно, на нас обоих.

Я прищурилась.

— Ам, он истекает кровью?

Раздался писк, прежде чем я почувствовала, как он подполз и сел на пол рядом со мной. Он прошептал:

— Думаю, да. Его глаз выглядит немного опухшим.

Один глаз действительно казался больше другого.

— Ага. Как ты думаешь, он ранен? Я имею в виду, он не должен так болтаться, верно? Просто стоять там?

— Я так не думаю.

Мы тихо сидели вместе, наблюдая, как птица наблюдает за нами. Прошли минуты, а он не улетал. Он ничего не делал.

— Должны ли мы посмотреть, сможем ли мы заставить его улететь? — тихо спросила я. — Значит, мы можем определить, ранен ли он?

— Наверное.

Мы оба начали вставать, и меня осенило. Я похлопала его по плечу, чтобы он остался.

— Нет, позволь мне. Может быть, он ястреб из морских котиков, который не отдаёт себе отчёт, и если мы его напугаем, он нападет. Ты сможешь отвезти меня в больницу, если он это сделает. — Я задумалась. — Ты знаешь как водить?

— Папа меня давно научил.

Я посмотрела на него.

— У тебя есть права?

Выражение его лица говорило обо всем. У него их не было.

— Ну что же.

Я была почти уверена, что Амос немного хихикнул, и это заставило меня улыбнуться.

Не двигаясь слишком быстро или слишком медленно, я поднялась на ноги. Я сделала шаг вперед, но птице было наплевать.

Еще один, потом еще шаг, и он все еще отказывался что-либо делать.

— Он уже должен был улететь, — прошептал Ам.

Вот о чем я беспокоилась. Готовая прикрывать лицо, если он вдруг решит начать сходить с ума, я подходила все ближе и ближе к птице, но ему было все равно. Его глаз определенно опух, и я могла видеть кровь на его голове.

— Он ранен.

— Да?

Я была в двух футах от ястреба.

— Да, у него рана на голове. Ой, бедный малыш. Может быть, его крыло тоже повреждено, так как он не собирается улетать.

— Он уже должен был… — прошептал Ам.

— Мы должны помочь ему, — сказала я. — Мы должны позвонить твоему отцу, но мой оператор связи здесь не работает.

— Мой тоже.

Я хотела спросить его, что делать, но это я была взрослой. Я должна была говорить это.

Я уже смотрела передачу про охотников. Что бы они сделали?

Переместить его в клетку.

— У тебя случайно нет клетки дома?

Он подумал об этом.

— Я думаю есть.

— Ты можешь пойти принести её?

— Что ты планируешь делать?

— Я собираюсь посадить его туда.

— Как?

— Я должна схватить его, я думаю.

— Ора! Он раздерёт твоё лицо! — прошипел он, но я была слишком занята его беспокойством о своей безопасности, чтобы думать о чем-то еще.

Мы становились друзьями.

— Что ж, я лучше наложу несколько швов, чем его собьет машина, если он останется один, — сказала я.

Казалось, он думал об этом.

— Давай позвоним папе, и пусть он придет и возьмет это на себя. Он знает, что делать.

— Я знаю, что он это сделает, но кто знает, как далеко он находится и сможет ли он вообще ответить на звонок в ближайшее время. Иди за клеткой, а потом мы сможем позвонить и спросить, договорились?

— Это глупо, Ора.

— Возможно, но я не смогу сегодня уснуть, если он поранится. Пожалуйста, Ам, принеси клетку.

Подросток выругался себе под нос и медленно обошел птицу — которая все еще не двигалась, — вместо того, чтобы броситься. Я продолжала наблюдать за величественной птицей, пока она просто ждала рядом, безумно острые глаза смотрели из стороны в сторону с такими же безумными движениями шеи.

Если хорошенько его разглядеть… он был огромен. Буквально здоровенный. Это было нормально? Он был на стероидах?

— Привет, друг, — сказала я. — Подожди здесь секунду, ладно? Мы окажем тебе помощь.

Он не ответил, очевидно.

Почему мое сердце начало биться быстрее, я действительно не поняла. Неважно, что я догадывалась о причине. Я собиралась схватить этого большого сукина сына. Если мне не изменяет память — из всех эпизодов, которые я видела в шоу про зверей, и одного шоу про охотников — вам просто нужно было… схватить их.

Могут ли они почувствовать запах страха? Как собаки? Я посмотрела на своего нового друга и надеялась, что он не может.

Через две секунды дверь дома распахнулась, и Амос вышел, поставил большую клетку на террасу и вбежал обратно внутрь. Через секунду он вернулся, засовывая что-то в карманы, а затем снова поднимая клетку. Он замедлил шаг, приблизившись к гаражу, и обошел то место, где всё ещё находилась птица. Он тяжело дышал, когда медленно поставил её между нами, затем вытащил из карманов несколько кожаных перчаток и передал их мне.

— Это лучшее, что я смог найти, — сказал он, широко раскрыв глаза и раскрасневшись. — Ты уверена в этом?

Я надела перчатки и судорожно выдохнула, прежде чем нервно улыбнуться ему.

— Нет. — Я как бы посмеялась от нервов. — Если я умру…

Это заставило его закатить глаза.

— Ты не собираешься умирать.

— Придумай какую-нибудь историю о том, как я спасала тебе жизнь, ладно?

Он посмотрел на меня.

— Может быть, нам стоит подождать моего папу.

— Можем ли мы? Да, но следует ли нам? Нет, мы должны спасти его. Он уже должен был улететь, и мы оба это знаем.

Амос снова выругался себе под нос, и я сглотнула. Нужно было покончить с этим. Через пять минут ничего не изменится.

Моя мама сделала бы это.

— Хорошо, я могу это сделать, — попыталась я убедить себя. — Просто как курица, да?

— Ты уже подбирала курицу?

Я посмотрела на Ама.

— Нет, но я видела, как это делал мой друг. Это не может быть так сложно. — Я надеялась.

Я могла бы сделать это.

Просто как курица. Просто как курица.

Пряча руки в больших перчатках, я разминала плечи и двигала шеей из стороны в сторону.

— Хорошо. — Я придвинулась ближе к птице, желая, чтобы мое сердце замедлилось. Пожалуйста, не позволяй ему почувствовать запах страха. Пожалуйста, не позволяй ему почувствовать запах страха. — Хорошо, дружок, приятель, красавчик. Будь милым, хорошо? Будь милым. Пожалуйста будь милым. Ты прекрасен. Ты мне нравишься, хорошо? Я просто хочу позаботиться о тебе. Пожалуйста, будь милым…

Я опустилась. Затем закричала:

— Ах! Я взяла его! Открой клетку! Открой клетку! Ам, открой! Черт, он тяжелый!

Краем глаза я заметила как Амос подбежал с клеткой, открыл дверцу и поставил ее на землю.

— Быстрее, Ора!

Я, затаив дыхание, ковыляла, держа в руках то, как я была уверена, было принимающей стероиды птицей, которая, честно говоря, совсем не сопротивлялась, и я как можно быстрее втолкнула его внутрь, а Амос захлопнул клетку, как только я вытащила оттуда руки.

Мы оба отпрыгнули назад и заглянули за металлическую решётку.

Он просто был там. Он был в порядке. По крайней мере, я надеялась на это; он не гримасничал.

Я подняла руку, и Ам дал пять.

— Мы сделали это!

Подросток ухмыльнулся. — Я позвоню папе.

Мы снова дали друг другу пять, наполненные энтузиазмом.

Амос торопливо вернулся в свой дом, а я присела, чтобы еще раз взглянуть на своего друга. Он был хорошим ястребом.

— Хорошая работа, красавчик, — похвалила я его.

Но самое главное, я сделала это! Я посадила его сюда! Всё сама.

Как вам такое?

...❃.•.•.

Через час я бежала вниз по лестнице на шум машины снаружи. Амос сказал, что его отец приедет как можно скорее. Передав информацию, мы разделились, оба были слишком возбуждены адреналином, чтобы вернуться к тексту песен; он вернулся, чтобы поиграть в видеоигры, а я поднялась наверх. Я планировала отправиться в город и походить по магазинам, чтобы найти что-нибудь для отправки во Флориду, но я должна была знать, что произойдет с моим новым другом.

К тому времени, когда я открыла дверь в гараж, мистер Роудс уже вышел и подошел ко мне. Он был в униформе, по-видимому, работал в выходные, и я бы солгала, если бы сказала, что у меня ни капли слюны не потекло от того, как его штаны облегали его мускулистые бедра. Но больше всего мне понравилась та часть, где была заправлена его рубашка.

Он был горячим, как черт.

— Привет, мистер Роудс, — позвала я.

— Привет, — ответил он, эти длинные ноги съедали расстояние внутри.

Я встала рядом с клеткой.

— Смотри, что мы нашли.

Он снял солнцезащитные очки, и его серые глаза на мгновение остановились на мне, брови слегка приподнялись.

— Вы должны были подождать, — сказал он, тоже останавливаясь перед клеткой и наклоняясь.

Он почти сразу выпрямился, посмотрел на меня, а затем присел, зацепив дугу солнцезащитных очков за рубашку, и сказал странным, напряженным голосом, который не звучал раздраженно… просто странно:

— Ты его поднимала?

— Да, я думаю, что он на стероидах. Он довольно тяжелый.

Он откашлялся и замер, прежде чем голова мистера Роудса наклонилась ко мне. Он очень медленно спросил:

— Голыми руками?

— Ам принес мне твои кожаные перчатки.

Он снова заглянул в клетку и долго-долго смотрел туда. На самом деле, наверное, всего минуту, но мне показалось, что намного дольше. Тем же странным тоном он сказал:

— Аврора…

— Я сказала, что мы должны подождать, хорошо, но я не хотела, чтобы мой друг убежал, а потом оказался на улице и попал под машину. Или что-то в этом роде. Посмотри, какой он величественный. Я не могла допустить, чтобы он поранился, — пробормотала я. — Я не знала, что ястребы такие большие. Это нормально?

Он сжал губы. — Нет.

Почему он звучал так сдавленно?

— Я сделала что-то неправильно? Я причинила ему боль?

Он поднес большую руку к лицу и провел ею ото лба к подбородку, прежде чем покачать головой. Его голос стал мягче, когда его взгляд снова переместился в мою сторону; он посмотрел на мои руки и лицо.

— Он не причинил тебе вреда?

— Причинил мне вреда? Нет. Казалось, ему было все равно. Он был очень вежлив. Я сказала ему, что мы собираемся помочь ему, так что, возможно, он это почувствовал.

Я постоянно видела видеоролики о том, как дикие животные становятся пассивными, когда чувствуют, что кто-то пытается им помочь.

Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что происходит.

Его плечи начали трястись. Потом его грудь. Следующее, что я поняла, это то, что он начал смеяться.

Мистер Роудс начал смеяться, это было грубо и звучало так, как будто двигатель пытается ожить, весь такой сдавленный и резкий.

Но я была слишком взволнована, чтобы оценить это, потому что… потому что он смеялся надо мной.

— Что смешного?

Он едва мог выговорить слова.

— Ангел… это не ястреб. Это беркут.

...❃.•.•.

Ему потребовалась вечность, чтобы перестать смеяться.

Когда он, наконец, закончил, он просто снова начал хохотать, этот громкий животный смех вместе с тем, что, я была уверена, было парой свежих слез, которые он смахнул руками, пока смеялся.

Думаю, я была слишком ошеломлена, чтобы по-настоящему оценить этот грубый, неиспользованный ранее звук.

Но как только он перестал смеяться во второй раз, он объяснил, вытирая при этом глаза, что собирается отвезти моего друга в лицензированный реабилитационный центр, и он вернется позже. Я послала другу воздушный поцелуй через решетку, и мистер Роудс снова начал смеяться.

Я не думала, что это так смешно. Ястребы были коричневыми. Мой друг был коричневым. Это была вполне логическая ошибка.

За исключением того, что орлы, по-видимому, были в несколько раз крупнее своих более мелких собратьев.

Затем я отправилась в город, чтобы купить подарки для своей семьи, прежде чем вернуться в продуктовый магазин. К тому времени, как я вернулась домой, грузовик «Парков и дикой природы» вернулся. Но самое главное, к стене гаража была прислонена длинная лестница, а на самой верхней ступеньке стоял крупный мужчина, держащий в одной руке банку и направляющий ее к стыку между крышей и стеной.

Я припарковала машину на ее обычном месте и выпрыгнула, не обращая внимания на сумки на заднем сиденье, чтобы увидеть, что происходит. Подойдя к лестнице, я крикнула:

— Что ты делаешь?

Мистер Роудс был настолько высоко, насколько только он мог залезть, рука, державшая банку, была вытянута настолько далеко от всего тела, насколько это было возможно.

— Избавляюсь от дыр.

— Тебе нужна помощь?

Он не ответил, прежде чем потянулся немного в сторону и, по-видимому, заполнил еще одну дыру.

От летучих мышей.

Он заделывал отверстия от летучих мышей.

Поскольку у меня не было другого посетителя, я совсем забыла о том, что он заполнял их.

— Мне осталась еще одна, и я закончу, — сказал он, прежде чем отойти немного в сторону и заполнить еще одну. Он засунул банку за заднюю резинку брюк и медленно спустился вниз.

Я все время наблюдала за его бедрами и ягодицами. Я не гордилась собой.

Он сменил форму на джинсы и еще одну футболку. Я хотела свистнуть, но не стала.

Наконец он спрыгнул и повернулся, вынимая банку из того места, где он ее спрятал.

— Спасибо за это, — сказала я ему, глядя на седые волосы, смешанные с каштановыми. Ему это так шло.

Брови мистера Роудса немного приподнялись.

— Не хотел, чтобы ты поставила мне одну звездочку, — сказал он невозмутимо. Полностью шокируя меня.

Во-первых, ранее он смеялся; теперь он шутил? Его похитили инопланетяне? Неужели он наконец понял, что я не какая-то отмороженная?

Я не была уверена, но это было не так важно. Я собиралась принять это. Кто знал, когда в следующий раз он будет так дружелюбен?

— Была бы тройка, — сказала я ему.

Один уголок его рта немного приподнялся.

Это была улыбка?

— Я собирался построить дом с летучими мышами, который чуть не убил тебя, — сказал он.

Он шутил со мной. Я даже не знала, что ответить, он меня так удивил. Когда я подняла челюсть с земли, голос моей мамы мягко заговорил мне в ухо, и я опустила плечи. Настала моя очередь стать серьёзной.

— Не мог бы ты вместо этого показать мне, как это сделать? — Я сделала паузу. — Я действительно хотела бы знать, как.

Он возвышался надо мной, настороженно, как будто думал, что я шучу. Но он, должно быть, понял, что я серьезно, потому что потом кивнул.

— Конечно. Давай возьмём тебе перчатки и то, что нам понадобится.

Я засияла.

— Действительно?

Его глаза перебегали с одного моего на другой.

— Если хочешь научиться, я покажу тебе.

— Я действительно хочу. На всякий случай, если мне когда-нибудь придется сделать это снова.

Я надеялась, что нет.

Он опустил подбородок. — Я скоро вернусь.

Пока он шёл внутрь за перчатками, я схватила свои сумки из машины и понесла их наверх. К тому времени, как я вернулась, Роудс опустил и отнёс лестницу на место, где она находилась с другой стороны квартиры в гараже. Он принес лестницу, которая пыталась меня убить в прошлый раз, и нырнул обратно в дом, чтобы схватить домик для летучих мышей, который он когда-то принес вниз.

— Возьми домик, — сказал он, держа его в руках.

Возьми домик, пожалуйста? Ох.

Я улыбнулась и потянулась, чтобы взять его. Мы направились к тому же дереву, которое я пыталась использовать в прошлый раз. Как он это определил, я понятия не имела. Может быть, я оставила след человеческого тела в грязи вокруг него.

— У тебя был напряженный день? — вместо этого спросила я.

Он не смотрел на меня.

— Я провел всё утро на тропе, потому что какой-то турист нашел останки. — Он прочистил горло. — После этого я отвез беркута в реабилитационный центр…

Я застонала. — Это действительно был орел?

— Один из самых больших, которые когда-либо видел реабилитолог. Она сказала, что он должен весить около пятнадцати фунтов.

Я остановилась. — Пятнадцать фунтов?

— Она хорошо посмеялась над тем, как ты схватила его и положила в клетку, как попугая.

— Хорошо, что мне нравится приносить людям радость.

Я была почти уверена, что он улыбался, или, по крайней мере, сделал то, что можно было бы расценить только как улыбку на его лице, эту улыбку, от которой скривился рот.

— Не каждый день кто-то хватает хищника и называет его красавчиком, — сказал он.

— Это тебе Амос рассказал?

— Он мне все рассказал. — Он остановился. — Я собираюсь установить лестницу прямо здесь.

— С ним всё будет в порядке?

— С ней всё будет в порядке. Крыло не выглядело сломанным, и реабилитолог не думает, что ее череп поврежден. — Он обошел меня и спросил: — Ты раньше пользовалась дрелью?

Еще пару недель назад я даже молотком не пользовалась.

— Нет.

Он кивнул.

— Держи его ровно и жми кнопку. — Он показал мне как, держа черно-зеленый электроинструмент. Глаза мистера Роудса встретились с моими. — Знаешь что? Тренируйтесь прямо здесь. — Он указал на точку на дереве, прежде чем закрутить шуруп на несколько миллиметров.

Я кивнула и взяла его у него. Я сделала это, засверлив примерно за долю секунды.

— Есть! — Я взглянула на него. — Получилось?

В тот раз он не сделал той частичной улыбки, но всех их не завоюешь.

— Это шуруп. — Он указал вверх. — Поднимайся туда. Я передам тебе все и расскажу об этом. Я не смогу туда подняться, так как будет перевес, — предупредил мой домовладелец.

Бьюсь об заклад, это было бы так. Он должен был весить более двухсот фунтов.

Но я кивнула и начала подниматься, прежде чем прикосновение к моей лодыжке заставило меня остановиться и взглянуть вниз.

— Если ты не можешь что-то удержать, брось это. Не падай и не дай ему упасть на тебя, поняла? — спросил он. — Брось это. Не спасай его своим лицом. Не сломай его падением.

Это звучало достаточно просто.

— Поднимайся туда и сделай это.

Я могу сделать это.

Я улыбнулась и закончила подниматься. Он осторожно передал мне дрель и шурупы, прежде чем протянуть неизвестный мне тюбик. Клей? Мои колени начали трястись, и я изо всех сил старалась не обращать на них внимания… и то, как лестница, казалось, слишком двигалась, хотя он держал ее.

— Осторожно. Ты поняла… — сказал он, когда я выдохнула. — Ты отлично справляешься.

— Я отлично справляюсь, — вторила я, вытирая руку о джинсы, когда поняла, что они вспотели, прежде чем снова взять дрель.

— Поставь его. Видишь тюбик, который я тебе дал? Открой. Капни на шурупы, чтобы они по-настоящему приклеились, — распорядился он снизу.

— Понятно. — Я сделала то, что он сказал, а затем крикнула: — Если уроню, беги, ладно?

— Не беспокойся обо мне, ангел. Время для дреля.

— Аврора, — поправила я его, судорожно выдохнув. Это был не первый раз, когда он назвал меня неправильным именем, я была почти уверена.

— Хорошо, тебе нужен только один шуруп. Это не должно быть идеально, — проинструктировал он, прежде чем раздать дополнительные шаги, которые я выполняла скользкими руками. — Ты отлично справляешься.

— Я отлично справляюсь, — снова повторила я после того, как дважды проверила, хорошо ли закручен шуруп, и он передал домик для летучих мышей. Мои руки дрожали. Даже моя шея была напряжена. Но я делала это.

— Вот, — сказал он, поднимая бутылку как можно выше. Я узнала в нем аттрактант, скриншот которого Клара прислала мне, когда поняла, что срок ее действия истек.

Отведя лицо в сторону, я распылила его.

— Что-нибудь еще?

— Нет, а теперь передай мне дрель, клей и спускайся.

Я посмотрела вниз.

— Пожалуйста? — пошутила я.

И его каменное, серьезное лицо вернулось.

Намного лучше.

Я сделала то, что он просил, колени всё ещё дрожали, и начала спускаться.

— Я не… о, дерьмо. — Пальцы моих ног промахнулись, но я спохватилась. — Я в порядке, я так и хотела.

Я снова взглянула на него.

Да, его серьезное лицо всё ещё было там.

— Держу пари, что это так, — пробормотал он, забавляя меня гораздо больше, чем, вероятно, хотел.

Я закончила спускаться по ступенькам и тут же отдала лишние шурупы.

— Спасибо за помощь. И за заделывание отверстий. И за такое терпение.

Его полные губы сжались, когда он стоял там, снова наблюдая за мной, его взгляд скользил по моему лицу.

Мистер Роудс откашлялся, и все намеки на игривость, которые я видела раньше, исчезли.

— Я сделал это для себя. — Его серьезный голос вернулся, хотя его взгляд метнулся куда-то позади меня. — Не хочу, чтобы ты кричала во все горло посреди ночи, разбудив меня.

Моя улыбка дрогнула, прежде чем я ее поймала, и я напомнила себе, что не то чтобы я не знала, что я ему не нравлюсь. Все это было просто… он был домовладельцем и порядочным парнем в глубине души. Я попросила его показать мне, что делать, и он показал. Вот что это было.

Но все равно было больно, хоть я и знала, что это глупо. Мне потребовалось все, чтобы сохранить нейтральное выражение лица.

— Все равно спасибо, — сказала я ему, услышав, как смешно это прозвучало, но отступила на шаг. — Я не хочу отнимать у тебя больше времени, но еще раз спасибо.

Губы Роудса приоткрылись, когда я едва помахала рукой.

— До свидания, мистер Роудс.

До того, как он выдал еще что-нибудь, я вернулась в дом, держась за свои достижения за день. Именно на этом я хотела задержаться. Не из-за его непонятно настроения.

Я подобрала гребаного орла и в одиночку построил свой собственный домик для летучих мышей. Я научилась пользоваться дрелью. Это была победа по всем фронтам. И это было что-то. Что-то большое и красивое.

Следующее, что я знала, я собиралась ловить летучих мышей голыми руками. Ладно, на самом деле этого никогда не должно случиться, но прямо сейчас я чувствовала, что могу сделать все, что угодно.

Кроме того, чтобы понравиться моему соседу, но это было нормально.

Это действительно было так.

Я проснулась от стука.

Громкого, бешеного стука.

— Ора! — раздался очень знакомый голос.

Я моргнула и села.

— Амос? — крикнула я в ответ, поднимая телефон с того места, где оставила его лежащим на полу, подключенным к сети. На экране было семь утра.

В мой выходной. Воскресенье.

Какого черта я проснулась так рано? Он буквально трижды сказал мне, что обычно не спит всю ночь, играя в видеоигры, и не просыпается до часу, если его отца нет дома. Это рассмешило меня.

Закинув ноги за края кровати, я снова крикнула:

— Амос? Ты в порядке?

Он ответил тогда, когда я схватила толстовку с того места, где оставила ее накинутой на один из стульев стола, и надела ее. Несмотря на то, что днем было тепло, некоторые ночи все же были прохладными.

— Ораааа! Да! Иди сюда!

Что, черт возьми, происходит? Я зевнула и взяла шорты для сна, которые также сняла прошлой ночью, надевая их, пока была наверху лестницы, прежде чем спустилась вниз как можно быстрее. Амос не был драматичным ребенком. Мы провели так много времени вместе за последний месяц, что я бы заметила это. Во всяком случае, он был чувствительным и застенчивым, хотя с каждым днем всё больше и больше выходил из своего пузыря рядом со мной.

По крайней мере, один из мужчин Роудсов так делал.

Отперев, а затем потянув на себя дверь, я уже косилась на него.

Всё ещё в пижаме — мятой футболке городской средней школы и баскетбольных шортах, которые, держу пари, он унаследовал от мистера Роудса, — он уставился на меня. На его щеке было пятно от слюни, и даже ресницы выглядели немного покрытыми коркой… Но остальная часть его бодрствовала. Встревоженная даже.

Почему он выглядел ошарашенным?

— Что случилось? — спросила я, стараясь не волноваться.

Он схватил меня за руку, что должно было быть знаком, потому что он терпел меня в тех редких случаях, когда я обнимала его, но сам никогда этого не делал, и начал тянуть меня вперед, к двери.

— Подожди, — сказала я, останавливаясь, чтобы надеть ботинки на полпути, и шаркая за ним. — В чем дело?

Малыш даже не взглянул на меня, продолжая вести меня к своему дому.

— Твоя… твоя подруга у меня дома, — выдохнул он.

— Моя подруга?

Какая подруга? Клара?

Именно тогда он оглянулся, и выражение его лица было почти обезумевшим.

— Да, твоя подруга. — Его горло пересохло. — Ты сказала кое-что, но я тебе не очень-то поверил тогда.

— Это грубо, — зевнула я, не понимая, о чем, черт возьми, он говорит, но соглашаясь с этим.

Амос проигнорировал меня.

— Но она внутри. Она стучала в дверь и звала тебя по имени, и на ней нет парика, но это она.

Парика?

Я потопала за ним по лестнице, слишком сонная, чтобы по-настоящему использовать свой мозг. Один из моих ботинок упал, и мне пришлось хлопнуть его по руке, чтобы он остановился, чтобы я могла натянуть его обратно.

— Она сказала, что готовит нам всем завтрак, так что я побежал сюда, чтобы забрать тебя, — он продолжал бормотать со скоростью мили в минуту, говоря быстрее, чем когда-либо. Больше, чем когда-либо. Он толкнул дверь и продолжал тянуть меня за собой. — Могу я рассказать Джеки? Папа сказал, что она может прийти на два часа, помнишь? Она будет плакать.

— Я не спала прошлой ночью, заканчивая книгу, Ам. Кто здесь? Клара? Почему Джеки будет плакать?

Он провел меня прямо в гостиную, прежде чем внезапно остановился.

— Это она, — прошептал он не очень благоговейно, а скорее… удивленно.

Я сузила глаза в сторону кухни, еще раз зевнув, и заметила угольно-черные волосы и стройное тело, стоящее перед плитой и что-то перемешивающее в стеклянной посуде.

Я не могла четко разглядеть черты женщины, но все, что мне потребовалось, это «Ора!» чтобы понять, кто она такая.

Восьмикратный обладатель Грэмми.

Один из моих лучших друзей во всем мире.

Один из моих самых любимых людей во всем мире.

И один из самых последних людей, которых я когда-либо могла представить в доме мистера Роудса.

— Юки? — все-таки спросила я.

Я была почти уверена, что она поставила миску, прежде чем бросилась ко мне и обняла, выжимая из меня все дерьмо так сильно, что я не могла дышать. Все еще в шоке, я так же крепко обняла ее в ответ.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я ее на выдохе, который я осторожно выпустила над ее головой, так как еще не почистила зубы.

Она обняла меня еще крепче.

— У меня был выходной, и сразу после вчерашнего выступления я решила заехать к тебе. Я пыталась дозвониться, но попадала прямо на голосовую почту. Я так скучала по тебе, милашка. — Юки чуть отстранилась. — Это нормально? Я помню, ты сказала, что у тебя выходной в это воскресенье.

Прежде чем я успела сказать еще хоть слово, она продолжила:

— Я могу уйти пораньше, если тебе нужно.

Я закатила глаза и снова обняла ее.

— Да, все в порядке. У меня были планы, но…

— Мы можем сделать все, что тебе нужно! — предложила она, отстраняясь, давая мне редкий вид на ее верхнюю часть тела без макияжа и без парика. Юки Янг, человек, которого я любила и который раз в неделю красил мне ногти, когда я жила с ней в её особняке площадью двадцать тысяч квадратных футов в Нэшвилле.

Глядя на нее, ее узнал бы только массивный поклонник. И это было действительно очень редко. Мы могли постоянно появляться на публике… с ее телохранителем, который больше походил на бойфренда.

— На самом деле я не собиралась давать тебе шанс выбрать что-то другое, Ю.

Я рассмеялась, чувствуя себя такой сонной, но такой счастливой, увидев ее.

Честно говоря, это наполнило мое сердце такой радостью, я бы расплакалась, если бы мои глаза были способны на это, но они все равно были такими уставшими.

Единственный план, который у меня был сегодня, был…

О, дерьмо. Я повернула голову и увидела Амоса, стоящего точно на том же месте, где он был, когда мы остановились. Его руки были на животе, рот был слегка приоткрыт, и он выглядел так, будто кто-то только что сказал ему, что он на втором месяце беременности.

— Амос, — осторожно произнесла я, теперь все вдруг щелкнуло. — Это моя подруга Юки. Юки, это мой друг Амос.

Он издал свистящий звук.

— Амос, ты уверен, что это нормально, что я использую твою смесь для приготовления блинов? — спросила его Юки с искренней улыбкой, слишком хорошо знакомой с такой реакцией.

— Угу, — прошептал подросток.

Я, с другой стороны, не была так уверена. В основном потому, что я знала его отца и то, насколько он был защитником.

— Ам, могу я одолжить домашний телефон и быстро позвонить твоему отцу?

Он кивнул, не сводя взгляда с моего друга последних десяти лет. Для человека, который не был поклонником ее музыки — его слова, когда я случайно упомянула ее во время одного из наших занятий, чтобы прощупать почву, — он действительно казался пораженным. С другой стороны, она была нарицательным именем, которое волшебным образом появилось в его доме, в процессе приготовления блинов, одетая как… ну, как обычная Юки. Цветных париков, которые она надевала, нигде не было видно, также как и красочных нарядов и еще более яркого макияжа, которые пытались воспроизвести многие ее поклонники.

Она только что была здесь, в маленьком городке в Колорадо, ее гладкие черные волосы подстрижены короче, чем когда-либо раньше, и заканчивались прямо у ее подбородка, в джинсах и старой рубашке NSYNC… которую она украла у меня, а я не заметила до сих пор.

Я любила ее. Воровка она или нет.

Но сначала мне нужно было позвонить и оставить сообщение. Схватив домашний телефон с дока, который я нашла на стойке, я поймала широкую ухмылку Юки, которая, на первый взгляд, выглядела чертовски измученной, а затем заставила Амоса назвать номер своего отца. Наполовину ожидая, что он не ответит, и молясь, чтобы он не ответил, я была удивлена, когда трубку взял мистер Роудс.

— Все хорошо? — было первое, что он сказал, звуча встревоженно.

Было семь часов утра, и он, должно быть, задавался вопросом, что делает его ребенок, просыпаясь так рано, когда у него нет школы.

— Доброе утро, мистер Роудс, это Аврора, — сказала я, проклиная про себя, что он, конечно же, ответил. — Я в порядке.

Затем последовала пауза. — Доброе утро, — осторожно поприветствовал он меня в ответ. — Есть проблема?

— Нет, совсем нет.

— Вы в порядке? — медленно спросил он ворчливым голосом, заставившим меня задуматься, во сколько он проснулся.

Мы только и делали, что махали друг другу, что на самом деле состояло из того, что я махала, а он поднимал два пальца или кивал подбородком в ответ, со дня домика для летучих мышей. Он не был общительным или добрым, а скорее… снова мирился с моим существованием на периферии его жизни. И все было в порядке. По крайней мере, Амос составил мне компанию. У меня не было никаких иллюзий.

— Мы оба в порядке, — ответила я, надеясь, что он не слишком разозлится из-за того, что в доме есть не только я, но и незнакомец. — Я просто звоню, чтобы сказать тебе, что моя подруга приехала, чтобы удивить меня, и случайно зашла к тебе домой, и мы… здесь.

— Хорошо…

Хорошо?

Был ли это тот же человек, который не менее десяти раз упомянул, что я не могу принимать посетителей?

— Она делает нам блины, — продолжала я, скаля зубы на себя.

Следующее «хорошо» звучало так же, как и первое, запинающееся и немного напугано.

Я пошла в холл, где находилась спальня Амоса, чтобы меня не услышали, и понизила голос.

— Пожалуйста, не сердись на Амоса; он просто был вежлив. Я бы сообщила тебе заранее или сняла номер в гостинице, но она меня удивила, — я попыталась объяснить на всякий случай. — Мне жаль, что мы здесь.

Он только что раздраженно вздохнул?

— Мы уйдем отсюда как можно скорее. Моя подруга — одно из лучших людей в мире, и я буду присматривать за Амосом, обещаю, — прошептала я, глядя на Амоса, когда он как бы подошел ближе к тому месту, где Юки была занята, пытаясь вылить тесто на сковороду и в какой-то момент погорячилась.

Был еще один вздох. — Я…

Дерьмо.

— Я знаю, что ты бы это сделала, Бадди. Все в порядке, — сказал он.

Бадди? Откуда это взялось? Не то чтобы я жаловалась, но… Я откашлялась и ровным голосом произнесла:

— Хорошо. Спасибо.

Тишина.

Тогда все в порядке.

— Ладно, может быть, увидимся позже, — сказала я.

Наступила минута молчания. — Я должен быть дома около двух.

— Хорошо.

Я хотела было предупредить его, кто она такая, но передумала. Основываясь на тех нескольких случаях, когда я слышала, как играет музыка, когда у него были открыты окна в его грузовике или «Бронко, он либо не знал, кто такая Юки, либо ему было наплевать.

Я слышала его дыхание.

— До свидания.

— Хорошего дня на работе. — Я повесила трубку, сбитая с толку тем, насколько странным он был.

Я оглянулась и увидела, что моя старая подруга пристально смотрит на меня из кухни, где она прислонилась бедром к прилавку.

Слишком сосредоточенно.

Особенно, когда она, казалось, тоже хитро улыбалась.

А рядом с ней Амос все еще смотрел на нее.

По крайней мере, пока он не спросил:

— Ора…?

Я проделала свой путь.

— Ага?

— Джеки должна прийти в одиннадцать. Чтобы… ты знаешь…

Я не знаю. Я была удивлена, что он вообще вспомнил, особенно когда он смотрел на Юки мертвым взглядом.

На мгновение я подумала о том, чтобы спросить ее, не волнует ли ее, если его подруга придет… но это был его дом. И она не была таким человеком.

— Конечно, она еще может прийти. С тем же успехом мы могли бы воспользоваться тем, что здесь находится «Мисс сто двадцать семь миллионов альбомов». Она может помочь.

Его голова повернулась ко мне, глаза широкие и встревоженные.

— Это она прислала тебе этот кристалл в твою комнату.

Клянусь, его цвет лица изменился. Потом он подавился.

Юки начала пищать:

— Кому нужна помощь? Чем я могу помочь?

Я ухмыльнулась ей. — Я люблю тебя, Ю. Ты знаешь это?

— Я знаю, — возразила она. — Я тоже тебя люблю. Тем не менее, кому нужна помощь?

— Мы поговорим об этом позже.

Амос снова подавился, и его лицо начало краснеть от того, что я имела в виду, прося Юки о «помощи», потому что сегодня мы должны были работать над его выступлением. Я умоляла его попробовать спеть передо мной. Мы откладывали это и откладывали до тех пор, пока он, наконец, не согласился… пока Джеки тоже была рядом. Ему пришлось попросить своего отца об исключении, так как он все еще находился под домашним арестом. Недавно я узнала, что летом он должен был начать обучение по вождению, но из-за трюка с арендой квартирой ему пришлось ждать, пока его не простят.

— Ю. — Я взглянула на нее. — Как, черт возьми, ты сюда попала?

Она повернулась, чтобы перевернуть блины.

— Роджер…, — это был ее главный телохранитель, прослуживший около десяти лет; он был влюблен в нее, а мы все были почти уверены, что она понятия об этом не имела — …подвез меня прямо после моего вчерашнего выступления в Денвере. Он высадил меня и направился снимать номер в отеле, чтобы немного поспать.

Я снова заметила темные круги под ее глазами, прежде чем снова взглянуть на Ама, чтобы убедиться, что он не потерял сознание. Он все еще стоял там, в своем маленьком мирке, в ужасе или в шоке, а может, и в том и в другом. Я была совершенно уверена, что он больше не обращал ни на кого из нас никакого внимания.

— Все хорошо? — тихо спросила я, ставя телефон обратно на держатель и сокращая расстояние между нами.

Воздух, который она выдохнула, был прямо из ее души, и она подняла плечо.

— Ты же знаешь, что мне не следует жаловаться.

— То, что ты не должна жаловаться, не означает, что у тебя нет на это права.

Она закусила нижнюю губу, и я поняла, что что-то происходит. А может, это были обычные стрессы от гастролей.

— Я устала, Ора. Вот и все. Я очень устала. Последние два месяца показались мне… очень долгими и… знаешь ли. Ты знаешь.

Я знаю. Она выгорала. Вот почему она была здесь. Возможно, чтобы просто побыть… этой версией самой себя. Ее версией нормального человека. Не той личностью, которую она представляла всему миру. Она была милой и чувствительной, и плохие отзывы о ее альбомах портили ей месяц. Это заставило меня хотеть убивать людей, чтобы защитить ее.

Иногда смотришь на человека и думаешь, что у него все есть, но не знаешь, как много он еще хочет. Чего ему не хватает. Большую часть времени это были вещи, которые остальные из нас принимали как должное. Такие как конфиденциальность и время.

Она устала и была здесь.

Поэтому, как только мы оказались достаточно близко, я снова обняла ее, и она уткнулась лбом мне в плечо и вздохнула.

Мне нужно было позвонить ее маме или сестре завтра и сказать им, чтобы они присматривали за ней.

Через минуту Юки отстранилась и устало улыбнулась.

— Ора, где мне взять здесь немного воды Voss?

Я уставилась на нее.

Она подняла лопатку в руке и пробормотала:

— Хорошо. Забудь, что я спросила. Я могу пить воду из-под крана.

Иногда я забывала, что она мультимиллионерша.

...❃.•.•.

Почти четыре часа спустя мы с Юки оказались на первом этаже в гараже, сидя на двух стульях для кемпинга мистера Роудса, а Амос был на полу, выглядя больным. Чтобы добраться до этого состояния, потребовалась целая тарелка блинов, съеденная с моим юным другом, который не сказал ни слова. Быстрый разговор с тем же самым юным другом, который умолял меня сегодня взять выходной и не проводить занятия, но я настояла, что ничего отменять не будем, а затем мы спорили об этом в течение секунды, что меня удивило и позабавило. Также, пока я переодевалась, мне удалось поговорить с Юки наедине о том, как проходит тур, который был просто нормальным.

Джеки была в пути.

— Мы можем перенести это на другой день, — настаивал подросток, его шея покраснела.

Обычно мне не нравилось заставлять людей делать то, чего они не хотели, но это была Юки, и у нее была самая добрая душа в мире.

— Что, если ты отвернешься и притворишься, что никого из нас здесь нет?

Он покачал головой.

— Ни одна из нас никогда не сказала бы ничего плохого или неприятного, и я уже тебя слышала. Тебе нечего стыдиться, Ам, и «Сто двадцать семь миллионов альбомов» здесь…

Юки хмыкнула со своего стула, скрестив ноги и держа чашку чая, которую она каким-то образом приготовила в моей квартире. Зная ее, она наверняка хранила в сумочке пару пачек.

— Ты перестанешь меня так называть? — сказала Юки.

— Не после того, как ты попросила воды Voss ранее. — Я подняла брови. — Ты бы предпочла «Восьмикратная обладательница Грэмми»?

— Нет!

Амос побледнел.

— Ты заставляешь Амоса еще больше нервничать, — возразила она.

Но у моего безумия была причина.

— А как насчет… «Меня тошнит перед каждым концертом»?

Казалось, она на секунду задумалась, но радостно кивнула.

Тут Амос собрался и тихо спросил:

— Что?

— Меня тошнит перед каждым выступлением, — серьезно подтвердила моя подруга. — Я так нервничаю. Мне даже пришлось обратиться к врачу.

Его темные глаза метались из стороны в сторону, как будто он обдумывал ее комментарий, и ему было явно трудно это принять.

— До сих пор?

— Я ничего не могу с собой поделать. Я пробовала терапию. Я пробовала… всё. Когда я на сцене — я в порядке, но подняться туда так сложно. — Она раздвинула ноги и снова скрестила их. — Ты уже выступал перед публикой?

— Нет. — Казалось, он думал об этом. — В моей школе каждый февраль проходит шоу талантов.… я… я думал об этом.

Это был первый раз, когда я услышала об этом.

— Подниматься туда сложно, — подтвердила она. — Это действительно трудно. Я знаю, что некоторые люди привыкают к этому, но я борюсь с каждым инстинктом в моем теле каждый раз.

— Как ты это делаешь тогда? — спросил он, глядя широко.

Она крутила свою чашку, выглядя задумчивой.

— Я блюю. Я говорю себе, что делала это раньше и могу сделать это снова, напоминаю себе, что люблю зарабатывать деньги, и превращаюсь в госпожу Юки. Не обычную Юки, заметь, а госпожу Юки, которая может делать все, что не могу я. — Она пожала плечами. — Мой терапевт сказал, что это инстинкт выживания, который не всегда полезен, но он выполняет свою работу.

Она поставила чашку на бедро и продолжила:

— Большинство людей слишком напуганы, чтобы когда-либо подвергать себя критике. Тебе должно быть все равно, что они думают, если у них не хватает мужества делать то, что делаешь ты. Тебе следует помнить это. Единственное мнение, которое действительно имеет значение, это твоё собственное и тех людей, которых ты уважаешь. Все чего-то боятся, а совершенство нереально. Мы люди, а не роботы. Кого волнует, если ты споёшь немного резче или запнёшься перед национальным телевидением?

Это случилось с ней. Ее сестра записала и смеялась над этим не менее года.

Лицо Амоса было очень задумчивым.

— Итак… — Я замолчала, чтобы дать ему время подумать над ее советом. — Ты написал что-нибудь новое?

— Ты пишешь песню? — прервала Юки.

— Да, — ответила я за него. — Мы все еще пытаемся выяснить в долгосрочной перспективе, какую историю он хочет рассказать своей музыкой.

Она поняла и сжала губы.

— Да. Ты обязательно должен это понять. Амос, у тебя есть лучший человек в мире, который поможет тебе. Ты даже не представляешь, как тебе повезло.

Я стиснула зубы, надеясь, что она не будет говорить больше, но мальчик скривился.

— Кто? Ора?

Это заставило меня хихикать.

— Черт, Ам, не делай вид, что это звучит так дико. Я же говорила тебе, что написала несколько песен.

Он просто не знал, что некоторые из них были выпущены… хорошо.

Настала очередь Юки корчить сумасшедшее лицо.

— Несколько?

Я сказала ей, пока мы были наверху, что они понятия не имеют о Кадене, что они знают только о ней, по крайней мере, Амос был предупрежден задним числом с небольшими намеками. Все, что они знали, это о моем… «разводе».

— Ей? Ты писала ей песни? — прохрипел мой юный друг, словно сбитый с толку.

Юки слишком восторженно кивнула. Я только расплылась в уклончивой улыбке и пожала плечами, черт возьми.

Замешательство — и удивление — на его лице никуда не делись, и как раз когда он, казалось, думал о том, что ответить, по подъездной дорожке двинулась машина, и мы все обернулись, когда мимо проехал знакомый внедорожник и сделал разворот три приема. Девочка-подросток вышла, пока машина была всё ещё в движение. Окно опустилось, и за водительским сиденьем появилось знакомое лицо Клары.

— Привет! Пока! Я опаздываю!

А потом она уехала, а Джеки взяла рюкзак в одну руку и направилась к нам.

Ам поднял руку в останавливающем движение, и сказал:

— Джеки, не волнуйся…

И тогда она остановилась, улыбка на ее лице слетела, как проклятая муха, когда ее взгляд остановился на человеке, сидящем рядом со мной.

Она упала, как чертово дерево.

Так сильно, что чудом ее череп не ударился о бетонный фундамент, когда она потеряла сознание.

— Говорил же тебе, — пробормотал Ам, когда мы все бросились к ней, присев рядом, как раз в тот момент, когда ее глаза распахнулись, и она завизжала.

— Я в норме! Я в норме!

— С тобой все в порядке? — спросила Юки, опускаясь на колени рядом с ней.

Глаза Джеки снова расширились, а ее лицо стало таким же бледным, как и у Амоса, когда я сказала ему, что сегодня мы собираемся завербовать Юки в помощника.

— Боже мой, это ты! — крикнула она с другим вздохом.

— Привет.

Привет. Я чуть не расхохоталась. — Джеки, ты в порядке?

Глаза Джеки наполнились слезами, и я поняла, что мы с Амосом теперь невидимы.

— Боже мой, это ты.

Моя подруга даже не колебалась; она наклонилась вперед на коленях. — Хочешь обняться?

Глаза Джеки были полны слез, и она отчаянно закивала.

— Я не выглядел так, не так ли? — Амос прошептал рядом со мной, когда женщина и подросток обнялись, а из глаз Джеки полилось еще больше слез.

Она рыдала. Джеки горько рыдала.

— Почти. — Я встретилась с ним взглядом и ухмыльнулась.

Он одарил меня бесстрастным взглядом, слишком сильно напоминавшим мне его отца. Я рассмеялась.

Но, повернувшись, я поймала взгляд Джеки, когда она вырвалась из объятий Юки, и увидела в них что-то очень похожее на вину.

Что случилось с ней?

...❃.•.•.

В конце концов, после того как Джеки успокоилась и перестала плакать — на это ушло около часа, потому что в ту секунду, когда она начинала брать себя в руки, она снова начинала плакать, — нам всем удалось занять место в гараже. Амос и Джеки позволили нам оставаться на своих местах, пока они сидели на полу, один из них выглядел одновременно тошнотворно и недовольно, а другой… если бы моя жизнь была аниме, у Джеки были бы сердечки в глазах.

— Итак… — сказала я, специально глядя на Амоса.

Он посмотрел на потолок, но секунду назад я поймала его взгляд на себе.

Я не собиралась ставить его в тупик, если он действительно был против. Он либо хотел выступать, о чем мы еще особо не говорили, либо ему нравилось писать. Он мог просто писать для себя.

У Амоса был прекрасный голос, но это было его решение, что он хотел делать со своими дарами. Хранить их при себе или поделиться ими с миром — это был его выбор.

Но я хотела, чтобы Юки услышала то, что он написал, хотя бы одну песню. Потому что, может быть, он и не восхищался ее работой, но, без сомнения, у меня было чувство, что любая похвала, которую она скажет в его адрес, пойдет ему на пользу.

И если это означало, что я должна это сделать, пусть будет так.

— Ам, ты не возражаешь, если я покажу Ю немного другой твоей песни? Ту, что темнее?

Он снова взглянул на меня, и его шея порозовела.

— Ты не заставишь меня это сделать?

— Я бы хотела, чтобы это сделал ты, потому что ты знаешь, как я отношусь к твоему голосу, но это на 100 % зависит от тебя. Я просто хочу, чтобы она это услышала. Только если тебя это устраивает.

Затем он опустил голову, и я могла сказать, что он думал об этом.

Он кивнул.

Когда он отдал свой блокнот, я указала на акустическую гитару, которую он поставил на гитарную лодку рядом с собой, и он тоже передал ее вместе с гитарным медиатором. Я проигнорировала приподнятую бровь, которой он стрелял в меня. Этот ребенок никогда не верил.

Рядом со мной Юки сплела пальцы вместе.

— О, я люблю, когда ты поешь!

Я застонала, положив легкую гитару на колени, и вздохнула.

— Я не так хороша в пении и игре одновременно, — предупредила я двух подростков, один из которых пристально смотрел на меня, а другой, я была уверена, не услышал ни единого слова из моих уст, потому что она была слишком занята, все еще глядя на Юки. — Значит, это просто идея, — сказала я, несмотря на то, что мы с ней достаточно работали вместе, чтобы понимать, что все было просто идеей, пока не доработаем песню до последней секунды.

— Ты будешь петь? — медленно спросил Амос.

Я пошевелила бровями. — Если только ты не хочешь?

Это заставило его замолчать, но от этого он не стал выглядеть менее сомнительным.

— А ты, Джеки? Хочешь? — спросила я свою коллегу.

Это заставило ее собраться. Она тоже посмотрела на меня и покачала головой.

— Перед Юки? Конечно.

Положив блокнот на колено, я закрыла глаз и прошептала слова себе под нос, чтобы понять их ритм. Прочистив горло, я услышала отчетливый звук шин на подъездной дорожке.

Я вспомнила аккорды, которые Амос играл вместе со словами в тот день, когда его отец и я подслушивали, и собиралась придерживаться их. Они были достаточно просты, чтобы я могла им следовать, так как я не была достаточно талантлива, чтобы играть сложные вещи и петь одновременно; это должно было быть либо одно, либо другое. Поняв, что все так хорошо, как и должно было получиться, я начала. В моем теле не было ни одной нервной кости. Юки знала, что я не Уитни и не Кристина. Опять же, никто не был Уитни или Кристиной. Я также не была леди Юки.

Вчера я нашел книгу с историями —

пустыми и страшными,

которые я не могу рассказать

слова — не что иное, как мрачные

Ладно, все шло хорошо. Я слегка улыбнулась Аму, чей рот был слегка приоткрыт, прежде чем продолжить. Осталось немного.

Может здесь была карта

Чтобы найти счастье в себе

Не позволяй мне быть

Погрузиться обратно в обломки

Я погрузилась прямо в припев, потому что это было то, что он написал, так как я не убедила его приберечь это немного на попозже.

Мы поднимаемся и падаем вместе с волной

Я не могу контролировать

Некуда спрятаться

Огонь нужно поддерживать

Юки уловила ритм и начала притопывать ногой, широко улыбаясь.

— Спой это снова! — воскликнула она.

Я улыбнулась ей в ответ и кивнула, повторив припев еще раз, а затем начав с самого начала, делая это немного проще, притопывая ногой, чтобы не отставать от ритма. Моя подруга жестом попросила меня спеть еще раз, но на этот раз к нам присоединился ее сладкий голос чище, выше и пронзительней, чем мой.

У некоторых людей в жизни он просто был, этот талант встроен в их ДНК, что делало их особенными, и Юки Янг была одной из них.

И это было схоже с тем, что я получала от Амоса. От этой способности у меня мурашки по коже.

Так что я улыбалась, когда она подпевала партии, которые запомнила, и смотрела на двух подростков, сидящих на полу и уставившихся на нас. И когда я дошла до конца припева, я ухмыльнулась своей подруге и сказала:

— Хорошо, правда?

Юки уже кивала и так широко улыбалась, что я не могла не любить её ещё больше за то, что она была так мила с моим новым другом.

— Он написал это? Ты написал это, Амос?

Он быстро кивнул, переводя взгляд с нее на меня.

— Отличная работа, плюшевый мишка. Просто супер, отличная работа. Эта фраза о том, чтобы погружаться обратно в обломки… — Она снова кивнула. — Это было очень хорошо. Запоминающиеся. Мне нравится это.

Взгляд Амоса метнулся ко мне, и как только он открыл рот, позади меня раздался еще один гораздо более низкий голос.

— Ух ты.

Я обернулась, и увидела, что мистер Роудс стоит прямо в гараже. Одетый в эту невероятную форму, скрестив руки на груди, широко расставив ноги, он улыбался. Слабо, но точно была улыбка.

Наверное, из-за красивого голоса Юки.

Но он смотрел на меня. На ту, на которой он сосредоточил свою тонкую улыбку.

Я улыбнулась ему в ответ.

— Я не знала, что ты поешь! — Джеки закричала из ниоткуда.

Я снова обратила внимание на неё.

— Я посетила много уроков вокала. Я не плоха, но я не хороша.

Рядом со мной фыркнула Юки. Я даже не удостоила ее взглядом.

— Что? Хотела бы я, чтобы мой голос был таким же хриплым, как твой, — сказала Юки.

Это заставило меня моргнуть.

— Разве у тебя нет диапазона в четыре октавы?

Она моргнула в ответ.

— Просто прими комплимент, Ора.

Встав, я вернула гитару Амосу, который всё ещё довольно исподтишка наблюдал за мной, а затем положила блокнот рядом с подушкой, на которой он сидел. Моя старая подруга тоже встала, и я похлопала ее по плечу, прежде чем жестом указать на своего домовладельца.

— Юки, это мистер Роудс, отец Амоса и владелец дома. Мистер Роудс, это моя подруга Юки.

Она тут же протянула руку. — Приятно познакомиться, офицер.

Брови мистера Роудса приподнялись из-под солнцезащитных очков.

— Я инспектор по охране животных, но тоже рад познакомиться.

До сих пор я не замечала, что в каждой руке у него по пакету. Он переложил один из правой в левую руку и быстро пожал Юки, так быстро, что я не успела опомниться, как быстро он двинулся дальше, прежде чем снова обратить свое внимание… на меня.

— Не уверен, что захотите прийти, но я принес детям обед. У меня тут много.

В какую странную игру он играл? Принимал ли он время от времени какую-нибудь таблетку счастья? Мое маленькое сердечко сжалось в замешательстве.

— Эм, хорошо…

Телефон Юки начал ужасно громко звонить, и она выругалась, прежде чем уйти, ответив: — Да, Роджер?

— Я у неё спрошу, — объяснила я, кивнув в сторону, куда она ушла. Я выдала первое, что пришло в голову. — Как работа сегодня?

— Отлично. Я выписал слишком много штрафов.

Он действительно ответил. Хм.

— Многие ли люди разыгрывали карту дурочка и говорили, что они чего-то не знают? — спросила я, не ожидая большего ответа.

— Половина из них.

Я фыркнула, и уголки его мягкого рта чуть-чуть приподнялись.

— Я возьму детей, — сказал он. — Если вы решите, что хотите есть, ты знаешь, где мы находимся.

Он серьезно собирался пригласить нас к себе. Я хотела спросить, почему он был таким дружелюбным, но не была уверена, что мне следует это выяснять. Вместо этого, вероятно, было лучше просто принять это.

— Хорошо, спасибо.

Но мистер Роудс не ушел. Он остался там же, где и был, весь такой большой и мускулистый. Ничего особенного.

— Как прошел сегодняшний день?

— Действительно хорошо. Они знают мою подругу.

— Дети? — Однако он не спросил, как и почему они узнали ее.

— Ага.

Он кивнул, но в том, как он это делал, было что-то очень небрежное, что не укладывалось у меня в голове, но я не знала, почему.

— Твоя подруга останется на ночь?

— Понятия не имею, наверное, нет. Завтра у нее будет выступление в Юте, так что я сильно в этом сомневаюсь. Я просто не хочу спрашивать.

Его следующий кивок снова был слишком небрежным.

— Папа, а теперь мы можем поесть? — Амос позвал оттуда, где он задержался прямо у входа в гараж.

Взрослый мужчина ответил, в тот момент, когда я немного повернулась и заметила Джеки рядом с Амосом, но на этот раз она смотрела на меня. Опять. Это забавное, забавное выражение лица. Младший Роудс и мистер Роудс вышли из гаража, не сказав друг другу ни слова, и это заставило меня хихикнуть.

Однако Джеки не последовала за ними.

— Ты в порядке? — спросила я ее, услышав лишь намек на голос Юки со всего дома, все еще разговаривающую по телефону.

— Эм, нет? — прохрипела она.

Я сделала шаг ближе к ней.

— В чем дело?

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — очень серьезно сказала она.

Она начала меня пугать, но я не хотела отпускать ее.

— Хорошо. Расскажи мне.

— Пожалуйста, не сердись.

Я ненавидела, когда люди так говорили.

— Я постараюсь обдумать то, что ты говоришь, и постараюсь принять это с открытым сердцем, Джеки.

— Обещай, что не рассердишься, — настаивала она, ее тонкие пальцы отбивали чечетку по бокам.

— Ладно, хорошо, я обещаю не злиться, но, может быть, я расстроюсь или мои чувства будут задеты.

Она задумалась на секунду и кивнула.

Я ждала, что она скажет мне… что бы она ни боялась сказать.

А потом она это сделала.

— Я знаю, кто ты. — Слова были торопливыми и такими быстрыми, что я почти не могла их разобрать, поэтому я прищурилась.

— Я знаю, что ты знаешь, Джеки.

— Нет, Аврора, я знаю, кто ты, как Я ЗНАЮ, КТО ТЫ.

Я понятия не имела, что, черт возьми, она пыталась сказать.

Должно быть, она почувствовала это, потому что откинула голову назад, зажмурила глаза и сказала:

— Я знаю, что ты была девушкой Кадена Джонса… или женой… или кем бы ты ни была.

Мои глаза расширились.

Она продолжила. — Я не хотела ничего говорить! Я… я видела твои сообщения с Кларой давным-давно… так что я… я нашла тебя. Твои волосы больше не светлые, но я узнала тебя, когда впервые увидела. Там была целая страница, посвященная женщинам, с которыми его видели, и там были ваши старые фотографии вместе, я видела одну или две из них до того, как они были удалены…

— Ораааа, — внезапно выкрикнула Юки. — Роджер ведёт себя как зануда и едет за мной.

Мне нужно было спросить Юки, есть ли у неё кристалл для ясности ума, который я могла бы получить.

— Я никому не скажу, хорошо? Я просто… я хотела, чтобы ты знала. Пожалуйста, не злись.

— Нет, — сказала я ошеломленно. Как только я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, Юки вышла из-за угла, пыхтя.

— Я хотела пообщаться с тобой подольше, — раздраженно сказала она.

Джеки колебалась. Она сделала шаг назад, собралась с духом и быстро выплюнула:

— Я так тебя люблю. Сегодняшний день был самым ярким событием всей моей жизни. Я никогда этого не забуду.

Затем, пока я моргала, Джеки подошла, поцеловала ее в щеку и бросилась бежать, прежде чем внезапно остановилась и обернулась.

— Прости, Аврора! — крикнула она, прежде чем снова продолжить движение. Юки наблюдала за ней часть пути, на ее лице играла слабая улыбка.

— Она в порядке? — спросила она.

Я сглотнула.

— Она только что призналась, что знает обо мне и Кадене и никому не расскажет.

Юки замотала головой.

— Что? Как?

— Какая-то фан-страница.

Она поморщилась.

— Хочешь, я заплачу ей?

Из всего, что могло заставить меня рассмеяться, это должно было быть все.

— Нет! Я поговорю с ней об этом позже. Что ты сказала? Роджер приедет за тобой?

Она объяснила, что ее менеджер закатила истерику и хотела, чтобы она прилетела в Юту сегодня вечером, поэтому она заказала ей рейс, который должен был вылететь через час из местного аэропорта.

— Он сказал, что будет здесь через пятнадцать минут.

— Это отстой, — сказала я ей. — Но я рада, что ты пришла и мы смогли хотя бы ненадолго увидеться.

Она кивнула, но выражение ее лица постепенно становилось забавным.

— Пока я не забыла, почему ты не рассказала мне о высоком седом красавчике?

Я расхохоталась.

— Он красивый, да?

Она прошептала:

— Сколько ему лет?

— Думаю, в начале сорока.

Юки присвистнула.

— Какой он? Шесть-четыре? Два сорок?

— Почему ты такая мерзкая? Ты всегда оцениваешь людей.

— Приходится, тем более когда нанимаю телохранителей. Больше не всегда лучше… но в большинстве случаев это так.

Настала моя очередь шевелить бровями, глядя на нее.

— Хотелось бы. Я все время шучу с ним, и я не думаю, что я ему сильно нравлюсь, если только он не в хорошем настроении.

Моя подруга нахмурилась.

— Как ты ему можешь не нравиться? Если бы меня сексуально привлекали женщины, меня бы привлекала ты.

— Ты говоришь самые приятные вещи, Ю.

Она подняла брови.

— Это верно. Если у него это не так, это его потеря, но я клянусь, что видела, как он смотрел на тебя так же, как я смотрю на кексы, когда вижу их в ресторане — как будто я действительно хочу их, но мои костюмы говорят об обратном.

— Ты идеальна, и можешь съесть кекс, если хочешь, — заверила я её.

Она хихикнула, и следующие несколько минут прошли как в тумане. Следующее, что я помню, это то, что на подъездную дорожку и на парковку въехал небольшой внедорожник, и из него вышел мужчина чуть крупнее мистера Роудса. Роджер, телохранитель Юки, обнял меня, сказал, что скучает по мне, и толкнул Юки на переднее сиденье внедорожника. Только тогда я поняла, что она ходила наверх за своей сумочкой… и как, черт возьми, ее обслуживали теперь, когда я думала об этом? Мне нужно было сменить провайдера.

Она опустила окно, когда большой бывший морской пехотинец обошел капот.

— Ора-Бора.

— Ага? — крикнула я.

Она положила руку на оконную раму и оперлась на нее подбородком.

— Ты знаешь, что всегда можешь поехать со мной в турне, не так ли?

Мне пришлось сжать губы, прежде чем я кивнула и улыбнулась ей.

— Нет, но спасибо, Ю.

— Ты подумаешь об этом? — спросила она, когда ее телохранитель завел машину.

— Да, но я очень счастлива здесь сейчас, — сказала я ей честно.

Я больше не хотела жить в отелях. Это правда. Мысль о том, чтобы жить в туристическом автобусе с моей лучшей подругой, больше не приносила мне особой радости или волнения, даже если она была единственной, что делало это терпимым и веселым.

Я хотела осесть где-то. Но было жестоко говорить ей об этом, когда я знала, что с каждым разом, когда она уходила из дома, она становилась все несчастнее и несчастнее. Было тяжело месяцами находиться вдали от близких, вдали от покоя и уединения.

И легкая улыбка, которую она подарила мне, когда Роджер крикнул: «Пока, Ора!» сказала мне, что она точно знает, о чем я думаю.

Если бы я могла снова уйти к кому-то, это была бы она.

Но я бы не стала.

— Люблю тебя, — крикнула она слишком тоскливо. — Купи новую машину перед зимой! Она тебе понадобится!

Я собиралась написать ее маме и сестре как можно скорее, решила я в тот момент, когда кричала в ответ:

— Я тоже тебя люблю! И я сделаю это!

И она исчезла. В облаке пыли. Развивать карьеру, сделанную из слез и нервов.

И вдруг мне совсем не захотелось быть одной.

Разве мистер Роудс не приглашал меня в любом случае?

Мои ноги привели меня к дому, когда я лелеяла горько-сладкий визит, который поднял мне настроение и сделал мой день лучше. Я постучала в дверь и увидела фигуру сквозь стекло, пробирающуюся ко мне. По размеру я поняла, что это Амос.

Поэтому, когда она открылась и он жестом пригласил меня войти, я улыбнулась ему.

— Она ушла? — тихо спросил он, пока мы бок о бок шли к гостиной.

— Да, она сказала мне передать тебе «пока», — сказала я.

Я чувствовала, как он смотрит на меня краем глаза.

— Ты в порядке? — спросил он.

И действительно, мистер Роудс и Джеки сидели за маленьким кухонным столом, разбирая тарелки с китайской едой. Они оба сели, услышав мой и Ама голос.

— Да, я просто уже скучаю по ней, — честно сказала я ему. — Я рада, что она пришла. Трудно узнать, когда я увижу ее снова.

Волшебным образом стул рядом с мистером Роудсом начал выдвигаться, и мне потребовалась секунда, чтобы понять, что он толкнул его коленом, и это была не магия. Он жевал, указывая на стопку тарелок на прилавке рядом с контейнерами с едой. Я взяла одну, внезапно почувствовав себя немного застенчиво, и наложила всего понемногу — не очень голодная по какой-то причине, но все равно хотела есть.

— Откуда ты ее знаешь? — спросил Амос, пока я обслуживала себя.

Моя рука на мгновение замерла, но я пошла за правдой.

— Мы познакомились на большом музыкальном фестивале в Портленде около… одиннадцати лет назад. Мы обе получили тепловой удар за кулисами и одновременно находились в лазарете, там мы и поладили.

Я надеялась, что они не спросят, как я попала за кулисы, и не была готова объяснять… но ни один из них этого не сделал.

— Должен ли я знать, кто она? — ни с того ни с сего спросил мистер Роудс, быстро и аккуратно кушая.

Амос закрыл лицо ладонью и застонал, а Джеки пустилась в объяснение, о котором, я была уверена, мистер Роудс пожалел, что спросил.

Я не была уверена, почему он решил быть таким любезным и пригласить меня на обед, но мне это очень понравилось.

Он действительно был порядочным человеком.

И я не могла бы желать лучшего друга, чем Юки.

— Подожди секунду, подожди секунду…

Клара усмехнулась, протягивая чек покупателю, которого она только что закончила обслуживать.

Приведя в порядок стопку листовок на стойке охотничьих экскурсий, я поморщилась.

— Почему люди ловят окуня, если не едят его?

Уолтер — один из моих любимых клиентов, потому что он был таким милым, и тот, кто заходил, когда ему было скучно, что, казалось, было очень часто, потому что он недавно вышел на пенсию, — взял небольшой пластиковый контейнер с мухами, который он купил у Клары буквально мгновение назад.

— Окунь невкусный, Аврора. Совсем невкусный. Но они не сильно брыкаются, когда их вылавливаешь, и их много в водохранилищах поблизости. Лесники пополняют их запасы.

Мне было интересно, кто же это.

Старик по-своему дружелюбно подмигнул.

— Пора мне идти. Хорошего дня, юные леди.

— Пока, Уолтер, — крикнули мы с Кларой, когда он направился к двери.

Он помахал нам через плечо.

— Мы должны это сделать в один прекрасный день, — сказала Клара, когда дверь закрылась за ним.

— Рыбачить?

— Ага. Папа говорил о том, что хочет взять свою лодку. Прошло некоторое время с тех пор, как он делал это, и погода была подходящей. Он хорошо себя чувствует в последнее время и ни разу не было инцидентов.

Мне даже не нужно было это обдумывать.

— Хорошо, давай.

— Мы можем запустить…

Она замолчала в тот момент, когда я заметила мужчину у двери, поднесшего мобильник к лицу.

Это был Джонни, дядя Амоса.

— Иди помоги ему, — прошептала я Кларе.

Она усмехнулась. — Ты сделаешь это.

— Почему?

— Поскольку он встречался с моей двоюродной сестрой, и я серьезно, я не готова встречаться, он мне нравится, но не так, — объяснила она. Клара указала в его направление. — Иди помоги ему. Ты тоже одинока.

Я фыркнула. — Я просто посмотрю, не нужна ли ему помощь.

Я была примерно на полпути к тому месту, где он находился — у стойки с водонепроницаемыми накидками — когда его взгляд метнулся ко мне. Это заняло секунду, но улыбка скользнула по его лицу.

— Я тебя знаю.

— Это так. Привет, Джонни. Нужна помощь?

— Привет, Аврора.

Он положил накидку обратно на полку и посмотрел на меня с головы до ног и обратно. Я проигнорировала это, как раньше, когда два других парня делали то же самое.

— Как ты? Могу ли я помочь тебе найти что-то?

Я обнаружила, что гораздо проще делегировать работу, если я сначала спрашиваю, нужно ли им что-то найти. Искать вещи в магазине было легко и просто. Гораздо сложнее было отвечать на трудные и конкретные вопросы, так как я всё ещё не была профессионалом, хотя я получила чертовски много информации обо всех этих вещах для активного отдыха. Время, проведенное с мистером Роудсом, помогло. И теперь, когда бизнес немного успокоился, из-за того, что основная часть туристического сезона закончилась, я проводила исследования в интернете и слушала Клару.

— Я пришел за свинцовыми гирьками, — начал он.

Теперь я знала, что их использовали для рыбалки.

— А затем я отвлекся на эту накидку. — Он снова посмотрел на меня, и уголки его рта скривились ещё больше.

— Мы поставили гирьки там, в задней части, где ты видишь ту вывеску, но если у нас нет того, что ты ищешь, я уверена, что мы могли бы заказать это.

Джонни кивнул, на его губах всё ещё играла эта дурацкая довольная улыбка.

— Хорошо, я схожу туда через минуту. — Он сделал паузу. — Ты действительно здесь работаешь?

— Нет, просто ворую у Клары рубашку и хожу в ней по магазину, когда у меня есть свободное время.

Он ухмыльнулся. — Это был глупый вопрос, не так ли?

— Я думаю, глупый — это очень сильно сказано. — Я пожала плечами.

Он рассмеялся, и это заставило меня улыбнуться.

— Ты просто не… Я не видел, чтобы ты здесь работала. Это было грубо. Мне жаль.

— Всё нормально. Я учусь на ходу. — Я снова пожала плечами. — Если тебе будет нужна дополнительная помощь, дай мне знать. Я буду поблизости.

Он кивнул, и я восприняла это как знак уйти. Я направилась обратно к Кларе, которая смотрела в свой телефон, но я была почти уверена, что это была всего лишь игра, и она действительно следила за каждым нашим движением.

Я не ошибалась.

— Что он сказал? Он хочет родить тебе детей?

Из меня вырвался громчайший гребаный смех, и мне пришлось наклониться вперед и прижаться лбом к стойке между нами, чтобы не упасть на землю.

— Подожди. Мужчины не рожают детей.

— Не то чтобы я не знала, — рассмеялась я, всё ещё глядя на пол.

Мы обе начали ржать до упаду. В следующий раз, когда мне удалось выглянуть, её не было. Возможно, она лежала на земле за прилавком, потому что я слышала её смех, но не видела.

Я пошевелила бровями. — Мне нужно принести несколько моих любовных книг, чтобы научить тебя кое-чему.

— Я знаю это кое-что.

— В твоём возрасте ты должна знать больше.

— Мы одного возраста!

— Именно.

Клара рассмеялась, и я увидела, как макушка её головы начала подниматься, прежде чем она внезапно снова исчезла примерно за долю секунды до того, как я услышала:

— Не могла бы ты рассчитать мне?

Это был Джонни.

Я повернулась к нему, вытирая слезы под глазами от смеха, и сказала:

— Конечно.

Я обошла прилавок, где стояла касса, и открыла ее. Джонни передал две небольшие упаковки, которые я быстро отсканировала.

— Итак… Аврора…

Я подняла на него бровь. — Да?

— У тебя есть какое-нибудь большие планы на этот вечер?

Я забыла, что сегодня пятница.

— Большие планы на мой iPad и немного сангрии, которую я планировала приговорить.

Его смех был ярким, и это заставило меня улыбнуться. Я назвала ему сумму, как раз в тот момент, когда дверь в магазин открылась, и Джеки проскользнула внутрь.

Мы встретились взглядами, и я послала ей улыбку. Она ответила мне слабой. Все было… я бы не хотела сказать неловким, но немного напряженным, так как она призналась, что знает, что я была с Каденом. Я не злилась на неё, даже чуть-чуть. Ни одна из нас не пыталась снова заговорить об этом с тех пор, как Юки прервала нашу беседу.

Я не была расстроена, зла или обеспокоена. Я просто подумала, что… ну, если бы она хотела рассказать об этом Амосу и мистеру Роудсу, она бы уже это сделала. Мой секрет был в безопасности с ней.

Но, в конце концов, мне нужно было поговорить с ней.

И хотя бы сказать Амосу.

Джонни поприветствовал девушку, когда она проходила мимо него, и полез в задний карман, вытащил бумажник и протянул карту.

— Нужен чек?

— Нет. — Он откашлялся, поднял две упаковки гирек и помедлил. — Хочешь оставить свой iPad и пойти со мной поужинать? Мне нравится одно мексиканское заведение, в котором, держу пари, есть сангрия.

Это было не то, чего я ожидала. И его предложение меня так удивило, что я не знала, что сказать.

Свидание?

— Если только у тебя нет встречи с кем-нибудь, — быстро добавил он.

— Нет, — так же быстро призналась я, думая о его предложении.

Его улыбка стала кокетливой.

— Я бы спросил о Роудсе, но он ведет себя странно с красивыми женщинами.

Я застонала и скривилась, но….

Что, черт возьми, я теряла? Клара сказала, что он ей неинтересен, не так ли? Я всегда могу переспросить у нее.

И уж точно не то, чтобы я собиралась спать с ним.

Говоря о моём арендодателе… конечно, я думала, что мистер Роудс чертовски горяч, но это ничего не значило. Он до сих пор почти не разговаривал со мной. Судя по тому, как он чаще всего смотрел на меня, я была почти уверена, что иногда он сожалеет о том, что предложил меня остаться подольше. Он мог быть таким милым в одну минуту и не очень в следующую. Я не понимала этого и не хотела заморачиваться.

Я переехала сюда, чтобы… продолжить свою жизнь, и часть этого включала… свидания. Я не хотела быть одной. Мне понравилась стабильность. Я хотела, чтобы кто-то рядом заботился обо мне и наоборот.

Это был не первый раз, когда меня приглашали на свидание с тех пор, как я начала здесь работать, но впервые я обдумывала это.

К черту.

— Хорошо. Конечно. По крайней мере, ты будешь отвечать мне, в отличие от моего iPad, верно?

Его улыбка стала еще шире, и я могла сказать, что он был доволен. От осознания этого мне стало легче.

— Я буду отвечать. Обещаю. — Он улыбнулся еще немного. — Хочешь, я заберу тебя?

— Встретимся там? Где бы мы ни ели?

Мужчина кивнул. — Хорошо. Семь подходит?

— Договорились.

Он дал мне название ресторана, который располагался на реке, протекавшей через часть города.

— Я буду ждать тебя там.

Я знала, что это был шаг, как сказала Клара. Это было что-то. И это что-то было лучше, чем ничего, особенно когда у меня так было с самого начала.

— Тогда увидимся позже, — сказал Джонни с той же широкой улыбкой на лице. — Спасибо.

— Нет проблем, увидимся, — сказала я.

И только потому, что магазин был пуст, Клара вскрикнула.

— Тебя только что пригласили на свидание?

— Черт возьми, да, — ответила я. — Тебя это устраивает? Я не пойду, если он тебе нравится.

Она покачала головой, и по тому, как легко она это сделала, я поняла, что она говорит правду.

— Иди. Я действительно не заинтересована в нем в этом плане. — Она сделала паузу. — У тебя есть что надеть?

Должно быть, я слишком долго думала об этом, потому что она поморщилась.

— Кажется, я знаю, что буду делать во время обеденного перерыва, — сказала она.

Я подняла брови. — Что?

Клара только улыбнулась.

...❃.•.•.

В последний раз взглянув в зеркало ванной комнаты своей квартиры, я поняла, что не собираюсь спонтанно становиться лучше.

Я была также хороша, как обычно.

Я не наносила слишком много косметики, но и не делала сверхлегкий макияж. В самый раз, подумала я, для свидания. Достаточно хорош, чтобы скрыть недостатки и повреждения на б/у товаре, которым я была, но не настолько, чтобы казаться другим человеком.

Несколько раз в прошлом я делала профессиональный макияж, а потом смывала его, потому что мне не нравились ощущения. Безосновательно мне было не на что жаловаться. И если кто-то увидит намек на прыщ, который я выдавила утром, очень жаль.

К счастью, во время перерыва Клара ушла домой и принесла юбку, которая, по ее словам, была на размер меньше, и симпатичную блузку, которую, как она сказала, я могла забрать. У меня не было каблуков, так как мои ступни были на полтора размера больше её седьмого с половиной, поэтому мне пришлось довольствоваться сандалиями, которые, к счастью, подходили к юбке и изумрудно-зеленой рубашке.

Я думала, что выгляжу красиво. По крайней мере, я чувствовала себя красивой.

Я ничего не ожидала от сегодняшнего вечера, кроме, надеюсь, приятной компании. Я даже заплачу за свою еду, на всякий случай.

Схватив свою сумочку — и по какой-то случайной причине вспомнив двадцать сумочек и клатчей, которые я оставила у Кадена, — я тоже схватила ключи и направилась вниз по лестнице к выходу из гаража, только чтобы остановиться.

Я не слышала, как открывалась дверь гаража, но реальность была передо мной. Амос и мистер Роудс стояли в центре, глядя на механизм открывания ворот.

Полагаю, они меня тоже не услышали, потому что, когда я сказала: «Привет, парни», Амос подпрыгнул, и я была почти уверена, что плечо мистера Роудса тоже немного дернулось.

В чем я точно была уверена, так это в том, что глаза мистера Роудса слегка сузились.

Думаю, он, возможно, взглянул на мои ноги.

— Всё хорошо?

— Привет, Ора. Механизм открывания гаражных ворот больше не работает. Папа починит, — ответил Амос.

Часть меня была удивлена, что он больше не упоминает Юки. Он потребовал объяснить, почему я не сказала ему, что знаю ее. Что она моя подруга. Хорошая подруга.

Лично я всё ещё была обижена на то, что он был так удивлен, услышав, как она сказала, что я хороший автор песен.

С тех пор мы часто косились друг на друга.

— Удачи. — Я ухмыльнулась своему другу-подростку. — Если вам что-нибудь понадобится сверху, возьмите это. Я вернусь позже.

— Куда ты идёшь? — ни с того ни с сего спросил мой домовладелец.

Я удивленно посмотрела на мистера Роудса.

Он… хмурился?

Я сказала ему название ресторана. Затем я подумала, должна ли я сказать ему, что там я встречаюсь с дядей Амоса.

Но прежде чем я успела решить, подросток спросил:

— Ты идешь на свидание?

— Вроде того. — Я выдохнула. — Как ты думаешь, я хорошо выгляжу? Прошло много времени с тех пор, как я была на одном из них.

Каден и я не могли выйти куда-нибудь, если только это не было семейным делом, и была забронирована отдельная комната.

Я сжалась, вспоминая это сейчас.

Я была такой глупой, что так долго мирилась с этим. Боже, если бы я только могла вернуться в прошлое и сказать Авроре помоложе, чтобы она не глупила и решила этот вопрос.

Мне хотелось думать, что я сильно любила его, поэтому терпела все секретности и уловки. Теперь какая-то часть меня думала, что я просто отчаянно нуждаюсь в том, чтобы меня любили, чтобы кто-то был, даже если это будет дорогого стоить мне.

И, может быть, у любви всегда была цена, но она не должна была быть такой высокой.

— Нет. — Амос прочистил горло, возвращая меня в настоящее. — Я имею в виду, ты выглядишь очень, ммм, мило, — пробормотал он.

— Ой, Амос, спасибо. Ты сделал мой день. Надеюсь, твой дядя будет такого же мнения, иначе ему будет тяжело.

Мистер Роудс нахмурился. — Ты встречаешься с Джонни?

Почему он должен был говорить так, будто я делаю что-то не так?

— Да, он заходил сегодня в магазин и пригласил меня. Он спросил, хочу ли я, чтобы он заехал за мной, но я не хотела причинять неудобства. Я обещала, что никто не придёт, и не хотела переходить черту, — быстро пробормотала я, выражение его лица осталось таким же, как и было. — Всё в порядке? Это всего лишь ужин.

Эти лилово-серые глаза снова скользнули по мне.

У него только что сжалась челюсть?

Был ли он… злым?

— Это не наше дело, — сказал он очень медленно.

Его тон не соответствовал сказанному.

Даже Амос взглянул на него.

— Возможно, нам придется отключить электричество, но я включу его к тому времени, когда ты вернёшься, — продолжал мистер Роудс напряженным голосом.

Хорошо…? Кто-то, должно быть, забыл принять таблетку от простуды.

— Всё, что вам нужно. Ещё раз удачи. До скорого. Спокойной ночи.

— Пока, — сказал Амос, как я полагала, теперь его обычным голосом. Более внятным, не таким тихим.

Однако мистер Роудс ничего не сказал.

Ну, если его раздражало, что я встречаюсь с его родственником или что-то в этом роде, то он был… слишком плох. Я не приглашала его заехать сюда. Это был только ужин. Просто приятное свидание в приятной компании.

И я с нетерпением ждала этого.

Один маленький шаг для Авроры Де Ла Торре.

Я не собиралась позволять никому его разрушать. Даже угрюмому охотинспектору.

...❃.•.•.

— Итак, — спросил Джонни, потягивая единственное пиво, которое, по его словам, он пил той ночью, — как ты до сих пор одна?

Я хмыкнула, поставив стакан с сангрией и пожав плечами.

— Вероятно, по той же причине, что и ты. Мое пристрастие к жутким куклам мешает.

Парень на свидании, моём первом первом свидании за вечность, рассмеялся. Джонни уже ждал меня в ресторане, когда я пришла сюда. До сих пор он был вежлив и любопытен, задавая всевозможные вопросы о моей работе в магазине.

И спрашивал о моем возрасте. Ему был сорок один. У него была собственная компания по снижению воздействия радона, и, похоже, ему очень нравилась его работа.

Он тоже был очень милым.

Но мне потребовалось около пятнадцати минут, чтобы решить, что, как бы легко с ним ни было разговаривать и шутить, но у меня не было этого… того чувства, я думаю. Я знаю четкую разницу между тем, когда мне кто-то нравится, и тем, когда мне кто-то нравится.

Судя по тому, как он проверил задницу нашей официантки и хозяйки, я поняла, что он тоже не чувствует химии. Либо это, либо он ожидал, что я ослепну. В любом случае… это был провал.

Я не была убита горем.

И я собиралась заплатить за свою половину еды.

Заехав вскоре после этого на подъездную дорожку, я с удивлением заметила, что дверь гаража всё ещё широко открыта. Едва я закрыла дверь, как на гравии прямо перед входом появилась тень. По её длине и массе я поняла, что это мистер Роудс.

— Привет, — сказала я.

— Привет, — ответил он, останавливаясь прямо на краю бетонного пола.

Я подошла ближе, мои пальцы ног находились с другой стороны фундамента, и заглянула внутрь и наверх.

— Ты починил открывалку?

— Мы должны заказать новую, — ответил он, оставаясь на месте. — Мотор сгорел.

— Это отстой.

Я посмотрела на него. Он засунул руки в свои темные джинсы.

— Ей было столько же лет, сколько и этому строению, — объяснил мой домовладелец.

Я слабо улыбнулась.

— Амос тебя бросил?

— Он вернулся внутрь около получаса назад, сказав, что ему нужно в туалет.

Я ухмыльнулась.

— Ты рано вернулась домой, — добавил мистер Роудс ни с того ни с сего своим серьезным голосом.

— Мы только ужинали.

Несмотря на то, что было темно, я могла ощутить тяжесть его взгляда, когда он сказал:

— Я удивлен, что Джонни не пригласил тебя выпить после.

— Нет. Я имею в виду, он пригласил, но я сказала ему, что не спала с пяти тридцати.

Он достал руки из карманов и скрестил их на груди. — Пойдёшь опять?

Кто-то был болтливым этим вечером.

— Нет.

Я была уверена, что морщины на его лбу углубились.

— Он смотрел на задницу официантки каждый раз, когда она проходила мимо, — объяснила я. — Я сказала ему, что ему нужно поработать над этим в следующий раз, когда он пойдет на свидание.

Мистер Роудс переместился под светом достаточно для того, чтобы я могла увидеть, как он моргнул.

— Ты сказала это?

— Ага. Я говорила с ним об этом без остановки последние полчаса. Я даже предложила попросить у неё номер для него, — сказала я.

Его рот дернулся, и на долю секунды я уловила намек на то, что могло бы быть ошеломляющей улыбкой.

— Я не знала, что вы были лучшими друзьями в детстве.

Собственно, это все, что я свободно узнала от Джонни о Роудсе и Амосе. Я не давила. Одна только эта информация была достаточно интересной.

Роудс склонил голову набок.

— А ты? Ты ходишь на свидания?

То, как он сказал «нет», было похоже на то, как я спросила его, думал ли он когда-нибудь об отрезании своего пениса.

Я, должно быть, вздрогнула от его тона, потому что он смягчил его, когда продолжил говорить, пристально глядя мне прямо в глаза.

— У меня нет на это времени.

Я кивнула. Это был не первый раз, когда я слышала, как кто-то так говорит. И как для человека, который… не был даже вторым лучшим… это было справедливо. Это было правильно сказать и сделать. Для другого человека. Лучше знать и принимать свои жизненные приоритеты, чем тратить чужое время впустую.

Он долго работал. Я видела, как поздно он приходил в одни дни и как рано уходил в другие. Он не преувеличивал, что у него нет времени. А с Амосом… это было еще более важным приоритетом. Когда он был не на работе, он был дома. С его сыном. Как и должно быть.

По крайней мере, у меня в голове не было никаких мыслей об этом горячем парне. Смотреть, но не трогать.

Имея это в виду… — Ну, я не хочу тебя задерживать. Спокойной ночи, мистер Роудс.

Его подбородок опустился, и я подумала, что это все, что я получу, поэтому я начала двигаться к двери, но успела сделать всего два шага, когда его грубый голос снова заговорил.

— Аврора.

Я посмотрела на него через плечо.

Его челюсть снова сжалась. Морщины на его лбу вернулись.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал мистер Роудс тем же осторожным, мрачным голосом мгновением позже. — Он идиот, раз смотрит на кого-то еще.

Клянусь богом, мое сердце только что перестало биться на секунду. Или три.

Все мое тело замерло, когда я почувствовала, как его слова проникают глубоко в мое сердце, ошеломляя меня до чертиков.

Он двинулся через середину гаража наружу, его большие руки вцепились в край двери.

— Очень, очень мило с твоей стороны, — сказала я ему, услышав, как странно и хрипло прозвучал мой голос. — Спасибо.

— Просто говорю правду. Спокойной ночи, — ответил он, надеюсь, не обращая внимания на разрушения, вызванные словесной гранатой, которую он только что бросил в меня.

— Спокойной ночи, мистер Роудс, — прохрипела я.

Он уже тянул за собой дверь, когда сказал:

— Просто Роудс с этого момента.

Я оставалась в ступоре слишком долго после того, как дверь закрылась, впитывая каждое слово, произнесённое им. Затем я начала двигаться и поняла три вещи, пока поднималась по лестнице.

Я была почти уверена, что он снова оценивал меня.

Он сказал мне называть его Роудсом, а не мистером Роудсом.

И он ждал на своей террасе, пока я не отперла дверь и не вошла внутрь.

Я даже не собиралась пытаться анализировать, не говоря уже о чрезмерном анализе того, что он ранее назвал меня словом на букву «б».

Я уже не знала, что и думать о чем-либо.

Я была в восторге от своего утреннего похода, хотя для этого мне пришлось проснуться на рассвете.

Я по-прежнему прыгала со скакалкой несколько дней в неделю, казалось, что с каждым днем все дольше, и я даже иногда доходила до того, что надевала легкий рюкзак, когда делала это. Была ли я хоть немного готова покорить Эверест? Ни в этой жизни, ни в следующей, если только я не разовью больше самоконтроля и не перестану бояться высоты, но я, наконец, убедила себя, что смогу справиться с трудным подъемом. Тот четырехмильный, который мы преодолели, по сложности был оценен как средний, и я его выдержала. Ладно, еле-еле, но кто знал?

У мамы была маленькая звездочка и символ в виде волны рядом с записью об этом походе. Я надеялась, что это означает что-то хорошее, так как ее информация была буквально прямой, без каких-либо дополнительных примечаний.

Каждый день я чувствовала, как растет мое сердце. Чувствовала, как расту здесь, в этом месте.

По правде говоря, я любила запах здешнего воздуха. Мне нравились покупатели в магазине, все такие милые. Я любила Клару и Амоса, и даже Джеки снова смотрела мне в глаза… хотя мы мало разговаривали. И мистер Нез сделал меня такой счастливой за те несколько раз, что я видела его.

На работе мне стало намного проще. Я повесила домик для летучих мышей. Я сходила на свидание. Я имела всё это. Я обустраивалась.

И, наконец, я собиралась совершить этот крутой поход.

Сегодня.

Не только для мамы, но и для себя.

Я была настолько мотивирована, что даже напевала немного громче обычного, пока готовилась, рассказывая кому-то в воздухе о том, чего я действительно хотела.

Убедившись, что у меня есть все необходимые вещи — портативный фильтр для воды, бутылка со встроенным фильтром, два дополнительных галлона, сэндвич с индейкой и чеддером, в котором больше ничего нет, чтобы он не промок, слишком много орехов, яблоко, пачка жвачек и ещё одна пара носков — я вышла, перепроверив свой мысленный список, чтобы убедиться, что ничего не забыла.

Я так не думаю.

Взглянув вверх, когда я добралась до своей машины, я заметила Амоса, бредущего обратно к дому, с поникшими плечами и выглядевшим измученным. Бьюсь об заклад, он забыл выкатить мусорное ведро на улицу, и отец разбудил его, чтобы сделать это. Такое было не в первый раз. Он жаловался мне на это раньше.

Я подняла руку и помахала.

— Доброе утро, Амос.

Он лениво поднял руку. Но я могла сказать, что он заметил, во что я была одета; он видел, как я выхожу из дома достаточно, чтобы отправиться в поход, чтобы распознать признаки: мои темные брюки UPF (прим. солнцезащитная одежда специально предназначена для защиты от солнца), белая кофта UPF с длинными рукавами, которую я купила в магазине, надетая поверх топа, походные ботинки, куртка в одной руке и кепка, едва держащаяся на макушке.

— Куда ты направляешься? — спросил он, останавливаясь на обратном пути в постель.

Я сказала ему название тропы. — Пожелай мне удачи.

Он этого не сделал, но кивнул мне.

Еще раз помахала и нырнула в машину как раз в тот момент, когда Роудс вышел из своего дома, одетый и готовый к работе. Кто-то спешил, ведь вышел позже обычного.

Мы почти не виделись последние пару недель, но время от времени ко мне возвращались его слова в день моего свидания с Джонни. Каден все время называл меня красивой. Но из уст Роудса… это просто казалось другим, даже если бы он сказал это небрежно, как будто это были просто слова без смысла.

Вот почему я посигналила, просто чтобы побыть врединой, и заметила, что его глаза сузились, прежде чем он поднял руку.

Хорошо.

Я выехала оттуда.

...❃.•.•.

Мои надежды были напрасны, как я поняла несколько часов спустя, когда моя нога поскользнулась на участке рыхлого гравия на спуске.

Мама поставила звезду вокруг названия, что символизировало звезды, которые она видела после того, как получила сотрясение мозга, пересекая главный гребень тропы.

Или, может быть, звезда означает, что ты должен быть инопланетянином, чтобы преодолеть это, потому что я не была готова. Я совсем не была готова.

Через пятнадцать минут я должна была понять, что не в достаточно хорошей форме, чтобы пройти эту тропу за день. Это было пять миль туда, пять обратно. Возможно, мне стоило прислушаться к совету Роудса, когда он предложил мне разбить лагерь, но я все еще не могла уговорить себя сделать это в одиночку.

Я отправила дяде Марио сообщение, в котором было сказано куда я направляюсь и примерно во сколько вернусь. Я обещала написать ему еще раз, когда закончу, чтобы хоть кто-то знал. Клара не стала бы волноваться, если бы я не появилась в магазине на следующий день, и Амос мог не заметить, что меня нет рядом, пока моей машины не будет слишком долго… и кто знает, что он сочтет слишком долгим.

Вы не знаете, каково это быть одному, если у вас есть люди, которые могли бы заметить, что вы пропали без вести.

Помимо одышки, судорог в икрах и необходимости останавливаться каждые десять минут, чтобы сделать пятиминутный перерыв, все шло хорошо. Я сожалела об этом, конечно, но я не теряла надежды, что смогу действительно закончить поход.

По крайней мере, пока я не добралась до этого проклятого хребта.

Я действительно пыталась удержать равновесие на пути вниз, но все равно сильно ударилась о землю.

Первыми стали колени.

Руки вторыми.

Локти третьими, когда не смогла удержаться на руках и полетела лицом вперед.

В гравий.

Потому что везде был гравий. У меня болели руки, болели локти, я думала, может быть, колено сломано.

Можно ли сломать колено?

Перевернувшись на задницу, осторожно, чтобы не соскользнуть дальше с тропы к зубчатым камням внизу, я выдохнула.

Тогда я посмотрела вниз и пискнула.

Гравий сильно исцарапал мои ладони. Маленькие камешки вонзились в мою кожу. На моих бедных руках начали появляться капельки крови.

Сгибая руки, я попыталась взглянуть на свои локти… но увидела достаточно, чтобы представить, что они выглядят так же, как мои ладони.

Только тогда я, наконец, согнула колени.

Материал штанов, покрывающий одно из них, был полностью разорван. А кожа была исцарапана. Материал на другом был цел, но колено адски горело, и я знала, что оно тоже повреждено.

— Ох, — простонала я про себя, глядя на свои руки, затем на локти — не обращая внимания на боль, пронзившую плечи, когда я дернула руку, — и, наконец, снова на колени.

Болело. Всё чертовски болело.

И я не взяла с собой ничего для оказания первой помощи. Как я могла быть такой тупой?

Сняв рюкзак, я бросила его на землю рядом с собой и еще раз взглянула на свои руки.

— Ооох. — Я всхлипнула и тяжело сглотнула, прежде чем оглянуться назад, откуда я пришла.

Все действительно очень болело. А ещё мне нравились эти штаны.

По голени от колена текла тоненькая струйка крови, и желание плакать усилилось. Я бы ударила кулаком по гравию, если бы могла сжать кулак, но даже это мне было не под силу. Я снова всхлипнула, и не в первый раз с тех пор, как переехала сюда, практически в глушь, но впервые за долгое время я задумалась, что, черт возьми, я делаю.

Что я делаю со своей жизнью?

Почему я здесь? Что я делаю, делая это? Я совершала походы в одиночку, за исключением одного раза. У каждого была своя жизнь. Никто бы даже не узнал, что я навредила себе. Мне нечем было протереть раны. Наверное, я сейчас умру от какой-нибудь странной инфекции. Или от потери крови.

Зажмурив глаза, я почувствовала, как выкатилась одна маленькая слезинка, и я вытерла ее тыльной стороной ладони, морщась при этом.

Чистое разочарование, смешанное с пульсирующей болью, образовало комок в моей груди.

Может быть, мне следует вернуться во Флориду или Нэшвилл. Нет никаких шансов, что я когда-нибудь увижу там мистера Золотого Мальчика. Он редко выходил из дома. В конце концов, он был слишком крутым дерьмом, чтобы тусоваться с нормальными людьми. Какого черта я делаю?

Ною, вот что.

А моя мама никогда не ныла, какая-то маленькая часть моего мозга напомнила мне в тот момент.

Открыв глаза, я напомнила себе, что я здесь. Что я не хочу жить в Нэшвилле, с Юки или без Юки. Мне нравилась Флорида, но она никогда не ощущалась как дом, потому что казалась просто напоминанием о том, что я потеряла, о жизни, которую мне пришлось прожить из-за того, что произошло. В каком-то смысле это было большее напоминание о трагедии, чем даже Пагоса-Спрингс.

И ни черта я не хотела переезжать из Пагосы. Даже если всё, что у меня тут было, это всего лишь пара друзей, но, эй, у некоторых людей вообще не было друзей.

Раньше, когда я ещё не чувствовала себя такой жалкой, я думала, что все налаживается. Что у меня стало что-то получаться. Я начала устраиваться.

И теперь все, что понадобилось, это одна мелочь, которая пошла не по плану, и я хотела всё бросить? Кем я была?

Сделав долгий глубокий вдох, я признала, что мне придется вернуться. У меня не было ничего для ран на руках, колени чертовски ломило, а плечо с каждой секундой болело все сильнее. Я была почти уверена, что испытала бы невероятную боль, если бы у меня был вывих, но я, вероятно, просто немного повредила его.

Я должна была позаботиться о себе, и я должна была сделать это сейчас. Я всегда могу вернуться и повторить этот поход снова. Я не бросаю это. Нет.

Выбрав руку, которая выглядела хуже всего, я положила ее на бедро ладонью вверх, стиснула зубы и начала выковыривать гравий, который решил поселиться у меня под кожей, шипя, охая, вздрагивая и говоря: «Боже мой, пошёл к черту», снова и снова, когда какой-то конкретный кусочек причинял адскую боль… а это был каждый кусочек гравия.

Я плакала.

Когда я закончила с этой рукой, и еще больше крови скопилось в крошечных ранах, а моя ладонь пульсировала еще сильнее, я перешла к другой.

Я заботилась о себе.

В моём автомобильном аварийном комплекте была небольшая аптечка, вспомнила я, когда почти закончила со второй рукой. Я купила её, когда приобретала спрей от медведей. В ней было не так уж много, но всё же что-то. Пластыри, которые помогут мне пережить все два с половиной часа поездки домой, помимо времени, которое потребуется, чтобы вернуться обратно к машине.

Боже мой, я снова собиралась плакать.

Но я могла бы сделать это, пока выколупывала камни из своих локтей.

...❃.•.•.

Спустя три с половиной часа, множества ругательств и слез, руки все еще пекли, локти тоже, и каждый шаг вызывал боль в коленных суставах, как и болезненно натянутая кожа, покрывающая колени. Если бы на мне были не чёрные штаны, я уверена, что выглядела бы так, будто подралась с медвежонком и проиграла. Паршиво.

Чувствуя себя побеждённой, но изо всех сил стараясь, чтобы это было не так, я втягивала воздух раз за разом, заставляя свои ноги продолжать, черт возьми, двигаться, пока не доберусь до дурацкой парковки.

На пути вниз я прошла сквозь приступы чистой ярости ко всему на свете. На тропу в первую очередь. На её преодоление. На выход солнца. На мою маму за то, что она меня одурачила. Я даже разозлилась на ботинки, желая снять их и бросить на деревья, но это считалось бы мусором, и здесь также было слишком много камней.

Они виноваты в том, что такие скользкие, сволочи. Я отдам их при первой же возможности, решала я по крайней мере десять раз. Может быть, я бы сожгла их.

Ладно, я бы не стала, потому что это вредно для окружающей среды, и до сих пор действует запрет на огонь, но неважно.

Куски дерьма.

Я зарычала, когда повернула назад и внезапно остановилась.

Потому что приближающееся ко мне с опущенной головой, лямками рюкзака, цепляющимися за широкие плечи, с равномерным вдохом через нос и выдохом через рот было тело, которое я узнала примерно по десяти различным причинам.

Я знала седые волосы, выглядывающие из-под красной бейсболки.

Эту загорелую кожу.

Униформу.

Затем мужчина посмотрел вверх, моргнул и тоже остановился. Я знала мужчину, поднимающегося наверх с хмурым выражением лица. И я определенно узнала хриплый голос, которым он спросил:

— Ты плачешь?

Я сглотнула и прохрипела:

— Немного.

Эти серые глаза чуть расширились, и Роудс ещё больше выпрямился.

— Почему? — спросил он очень, очень медленно, пока его взгляд скользил по мне от лица до кончиков пальцев ног, прежде чем вернуться обратно. Затем эти глаза метнулись к моим коленям и задержались там, когда он спросил: — Что случилось? Насколько сильно ты ранена?

Я сделала шаг вперед, больше похожий на прихрамывание, и сказала:

— Я упала. — Всхлипнула я. — Единственное, что сломлено, — это мой дух. — Я вытерла лицо вспотевшими руками и попыталась улыбнуться, но и это не удалось. — Приятно видеть тебя здесь.

Его взгляд вернулся к моим коленям.

— Расскажи мне, что случилось.

— Я поскользнулась на хребте и думала, что умру, а также потеряла половину своего самолюбия по пути, — сказала я ему, снова вытирая лицо. Мне так все это надоело. Более чем надоело. Я просто хотела вернуться домой.

Его плечи, казалось, понемногу расслаблялись с каждым моим словом, а затем он снова двинулся, поставив две треккинговые палки, которые я не заметила, вдоль обочины тропы, снял свой рюкзак, прежде чем он остановился передо мной и встал на колени. Его ладонь легла на заднюю часть колена с разорванной штаниной, и он осторожно приподнял его. Я позволила ему, слишком удивлённая, чтобы сделать что-нибудь, кроме как стоять там, пытаясь удержать равновесие, пока он насвистывал себе под нос, осматривая кожу.

Роудс взглянул из-под густых закрученных ресниц. Он опустил мою ногу и коснулся задней части другой голени.

— Эта тоже? — спросил он.

— Ага, — ответила я, услышав в голосе угрюмость, которую пыталась скрыть. — И руки. — Я снова всхлипнула. — И локти.

Роудс продолжал стоять на коленях, когда потянулся к одной из моих рук и перевернул её, мгновенно поморщившись.

— Господи Иисусе, как далеко отсюда ты упала?

— Не так далеко, — сказала я, позволив ему взглянуть на ладони. Его брови были сведены вместе в болезненном выражении, прежде чем он взял мою другую руку и тоже осмотрел ее.

— Ты не прочистила ее? — спросил он, немного приподняв руку и снова скривившись. Я сняла рубашку UPF ещё за тридцать минут до падения. Моя кожа, возможно, была бы более защищена, если бы я оставила ее на себе… Но уже слишком поздно.

— Нет, — ответила я. — Вот почему я вернулась. У меня ничего не было. Ауч, это больно.

Он медленно опустил мою руку и взял другую, высоко подняв ее, чтобы проверить локоть, и заработал от меня еще одно «Оууу», когда у меня заболело плечо.

— Я думаю, что ты повредила плечо, когда пыталась смягчить падение.

Его глаза встретились с моими.

— Ты знаешь, что это худшее, что ты можешь сделать, когда падаешь?

Я одарила его ровным взглядом.

— Я буду иметь это в виду, когда в следующий раз буду падать лицом вниз, — проворчала я.

Я была почти уверена, что его рот немного скривился, когда он встал. Тем не менее, Роудс кивнул мне.

— Пойдем, я провожу тебя и приберу эту грязь.

— Ты сделаешь это?

Он искоса посмотрел на меня, прежде чем взять свои треккинговые палки и рюкзак, застегнул ремни, а затем маневрировал двумя палками через перекрещивающиеся шнуры на спине, оставив руки свободными. Наконец, направив свое тело назад по тропе ко мне, он протянул руку.

Я колебалась, но вложила предплечье в его открытую ладонь и увидела, как какая-то эмоция, которую я сначала не распознала, скользнула по его лицу.

— Я имел в виду твой рюкзак, ангел. Я возьму его. Тропа недостаточно широка, чтобы мы вдвоём смогли одновременно спускаться, — сказал он странно хриплым голосом.

Может быть, если бы я не испытывала столько боли и не была такой чертовски раздражительной, мне стало бы стыдно. Но это было не так, поэтому я кивнула, пожала плечами и осторожно попыталась снять рюкзак. К счастью, я только начала стягивать лямку, как почувствовала, что вес свалился с моих плеч, когда он потянул его.

— Ты уверен?

— Определенно, — вот и все, что он ответил. — Ну же. Нам идти ещё полчаса, чтобы вернуться к началу тропы.

Все мое тело обмякло.

— Полчаса?

Я думала, что тут отсталось… максимум десять минут.

Мой домовладелец сжал губы и кивнул.

Он пытался не засмеяться? Я не знала наверняка, так как он развернулся и направился по тропинке впереди меня. Но я была почти уверена, что видела, как его плечи слегка тряслись.

— Дай мне знать, когда тебе понадобится вода, — было одной из двух вещей, которые он сказал, спускаясь вниз.

Второй была:

— Ты напеваешь то, что я думаю?

На что я отвечаю:

— Да.

— Большие девочки не плачут.

У меня не было стыда.

Я дважды споткнулась, и оба раза он обернулся, но я натянуто улыбнулась и сделала вид, будто ничего не произошло.

Как он и предсказывал, тридцать минут спустя, когда я практически хрипела, а он вел себя так, будто это была прогулка вниз по мощеной дорожке, я заметила парковку и чуть не заплакала от счастья.

Мы сделали это.

Я сделала это.

Мои руки болели еще сильнее из-за того, насколько сухими были порезы, с локтями было то же самое, и я была уверена, что и с коленями также, но суставы там были настолько плохи, что в голове не было места, чтобы думать о какой-либо другой боли.

Но как только я направилась к своей машине, Роудс скользнул пальцами по моим бицепсам и направил меня к своему рабочему грузовику. Он не сказал больше ни слова, отпирая его и опуская дверь багажного отделения, бросив на меня взгляд через плечо, он коротко погладил ее, прежде чем направиться к пассажирской двери.

Я направилась прямо к задней двери и смотрела на нее, пытаясь понять, как залезть туда, не используя руки.

Именно так он меня и нашел: глядя на это и пытаясь решить, если я войду лицом вперед и перевернусь на живот, смогу ли я покачаться и в конце концов сесть на задницу.

— Я пытаюсь понять, как… ладно.

Он подхватил меня одной рукой под коленями, другой — под поясницу, и посадил в грузовик. В сидячем положении. Вроде ничего особенного. Я улыбнулась ему.

— Спасибо. — Я бы поняла это, но это была мысль, которая имела значение.

Это не меняло того факта, что он сбивал меня с толку, но я не собиралась больше придираться к этой мысли. Я все еще не отошла от того, что он назвал меня красивой. Я бы, наверное, не отошла бы никогда.

Тем не менее, он поставил аварийный комплект рядом с моим бедром. Не говоря ни слова, эти большие руки потянулись прямо к моей ноге, и я смотрела, как он развязывал шнурок и стягивал ботинок, когда я сказала:

— Задержи дыхание. Я вспотела, и мне хотелось бы думать, что мои ноги не воняют, но они могут.

Этот взгляд на секунду поднялся, прежде чем он продолжил делать то же самое с другим моим ботинком.

Я вздохнула с облегчением. Чувак, это было так хорошо. Я пошевелила бедными измученными пальцами ног и снова вздохнула, когда он начал закатывать штанины вверх, чуть выше колена. Его руки были нежными, когда они сделали то же самое со вторым коленом, которое не было полностью разодрано.

И я молча наблюдала, как он ладонью обхватил мою икру и вытянул мою ногу, боком прижав к своему бедру. Он наклонил голову и еще раз осмотрел ее, прежде чем сделать то же самое с другой. Он только начал копаться в своем кейсе, когда я спросила:

— Что ты здесь делаешь?

Не оглядываясь, он вытащил пару пакетов и положил их мне на бедро.

Не дверь багажника. Моё бедро.

— Кто-то сообщил о незаконной охоте; я пришел узнать, может услышу что-нибудь, — ответил он, ставя перед собой маленькую прозрачную бутылочку.

Я видела, как он надел перчатки, затем снял крышку с бутылки и взболтал её.

— Я думала, сезон охоты еще не начался.

Он по-прежнему не смотрел на меня, когда снова поднял мою ногу под углом и брызнул прозрачной жидкостью мне на колено. Стало прохладно и немного жгло, но в основном из-за того, что кожа была повреждена. Я надеялась.

— Это так, но для некоторых людей это не имеет значения, — объяснил он, сосредоточившись ниже.

Думаю, это имело смысл.

Но каковы были шансы…?

Сказал ли ему Амос, что я здесь?

Он сделал то же самое с другим коленом, которое было поцарапано, но не так сильно.

— У тебя будут проблемы из-за того, что ты не пойдешь туда? — спросила я его с шипением, так как мне было неприятно.

Покачав головой, он отложил бутылку в сторону и взял несколько предварительно нарезанных полосок марли, которые стал прикладывать на раны, просушивая их. Роудс еще немного поработал надо мной, прежде чем взять еще пару марлевых подушечек, наложить их на обработанные раны и заклеить медицинским скотчем.

— Спасибо, — тихо сказала я ему.

— Не за что, — ответил он, мельком встретившись со мной взглядом. — Сначала руки или локти?

— Локти в порядке. Нужно обработать мои руки; я думаю, что они повреждены больше всего.

Он опять кивнул, взял меня за руку и снова начал весь процесс с раствором. Вытирая его, он тихо спросил:

— Почему ты одна?

— Потому что со мной больше некому пойти.

Когда он наклонил голову, я получила прекрасный вид на его невероятные волосы. Серебряный и коричневый идеально сочетаются друг с другом. Можно было только надеяться, что я поседею так красиво.

Эти почти лиловые глаза снова метнулись ко мне, когда он приложил что-то к моему локтю.

— Ты же знаешь, что ходить в поход в одиночку небезопасно.

Сейчас в нем говорил папа и охотинспектор.

— Я знаю. — Потому что я знала. Лучше всех, наверное. — Но у меня действительно нет выбора. Я написала дяде и сказала ему, где я. Клара тоже знает. — Я наблюдала за его лицом. — Амос спросил, когда я уезжаю сегодня утром. Он тоже знал.

Его черты ничуть не изменились. Амос определенно сказал ему.

Верно?

Но что? Он проехал весь этот путь… чтобы проверить меня? Двух с половиной часовая поездка… для меня?

Ага, верно.

— Значит, ты развернулась на гребне? — спросил он, закрывая мой локоть большим пластырем.

— Ага, — смущенно сказала я ему. — Это было намного сложнее, чем я ожидала.

Он хмыкнул. — Говорил тебе, что это будет сложно.

Он помнил?

— Да, я знаю, что ты это говорил, но я подумала, что ты преувеличиваешь.

Он издал тихий звук, который мог быть фырканьем… исходивший от кого-то еще… и я улыбнулась. Хотя он этого не заметил. К счастью.

— Мне нужно больше тренироваться, прежде чем я попробую снова, — сказала я ему.

Роудс взял меня за другой локоть. Его руки были красивыми и теплыми даже в перчатках.

— Наверное, хорошая идея.

— Ага… ойй.

Его большой палец коснулся раны прямо под моим локтем, и он взглянул вверх.

— В порядке?

— Да, просто ребячусь. Это больно.

— М-м-м. Ты их здорово поцарапала.

— Такое ощущение, что… оух.

Он снова очень тихо фыркнул. Это определенно было фырканье.

Что, черт возьми, происходит? Он снова принял своё успокаивающе?

— Спасибо за это, — сказала я, когда он нежно — я имею в виду нежно — наложил еще один пластырь на другой мой локоть.

Роудс взял мою руку и положил ладонью вверх мне на ногу.

— Как ты собиралась ехать домой? — мягко спросил он.

— Руками, — пошутила я и скривилась, когда подушечка его указательного пальца задела одну из колотых ран. — У меня действительно нет другого выбора. Я думала, что просто буду плакать и истекать кровью всю дорогу домой.

Эти серые глаза снова переместились к моему лицу.

Я улыбнулась ему, когда он снова взял раствор и провел им по моим рукам. Его большой палец скользил по крошечным ранам, как будто он проверял, не вросло ли что-нибудь еще в мою кожу; потом налил еще. Я стиснула зубы и попыталась отвлечься от того, что он делал. Так что я сделала то, что было моей второй натурой. Я продолжала говорить.

— Тебе нравится твоя работа? — спросила я, скорчив лицо, которого он не видел.

Его брови нахмурились, пока он продолжал работать.

— Конечно. Сейчас больше.

Это отвлекло меня.

— Почему сейчас?

— Сейчас я сам по себе, — ответил он.

— Раньше не был?

Один серый глаз посмотрел на меня.

— Нет, я был курсантом. — Он так долго ничего не говорил, что я не ожидала, что он скажет больше. — Мне не нравилось начинать все сначала, и когда люди снова говорили мне, что делать.

— Они действительно относились к тебе как к новичку? В твоем возрасте?

Это заставило его голову дернуться, самое смешное выражение на его красивом лице.

— В моем возрасте?

Я сжала губы и расправила плечи.

— Тебе не двадцать четыре.

Роудс скривил рот, прежде чем снова опустил взгляд.

— Они до сих пор зовут меня Новичок Роудс.

Я смотрела на его пальцы на своей ладони.

— Ты… руководил многими людьми? В армии?

— Да, — ответил он.

— Сколько?

Казалось, он думал об этом.

— Много. Я ушел в отставку с должности старшего старшины (прим. Master Chief Petty Officer — одно из высших воинских званий старшин Военно-морских сил США и Береговой охраны США).

Я не знала, что это было, но это звучало очень важно.

— Ты скучаешь по этому?

Он думал об этом, снова осторожно накладывая большой пластырь на мою рану, его пальцы сглаживали края вниз, чтобы они хорошо приклеились.

— Да.

Уголки его рта побелели, когда он взял меня за другую руку. Его была намного крупнее моей, его пальцы были длинными и тупыми, когда они растягивали материал перчаток. Я могла бы сказать, что это были хорошие, сильные руки. Выглядели очень способными.

Это не мое дело, но я ничего не могла с собой поделать. Это был самый длинный разговор за все это время.

— Так почему же ты тогда уволился?

Он поджал эти полные губы.

— Амос сказал тебе, что его мама — врач?

Он почти ничего мне не рассказывал.

— Нет.

Я просто решила представить себе красивую женщину, которую когда-то любил Роудс.

— Она много лет хотела участвовать в программе по типу «Врачи без границ», и ее приняли. Билли не хотел, чтобы она была одна, но Ам не хотел ехать, поэтому он спросил, может ли он остаться со мной. — Он взглянул на меня. — Я пропустил так много в его жизни из-за моей карьеры. Как я мог сказать ему «нет»?

— Ты не мог.

Итак, его бывшая была не только потрясающей, но и умной. Ничего удивительного.

— Верно, — легко согласился он. — Я не хотел уходить, если он нуждался во мне. Я был готов к повторному призыву, но вместо этого решил уйти в отставку, — объяснил он. — Я знаю, что меня часто не было дома, но это меньшее, чем то, что могло бы быть.

— Нельзя сидеть с ним дома весь день и при этом работать где-либо. — Я пыталась заставить его чувствовать себя лучше. — И ты, наверное, свёл бы его с ума, если бы постоянно слонялся вокруг.

Он издал тихий звук.

— Мне жаль, что ты пропустил это.

— Это была вся моя жизнь на протяжении более двадцати лет. Со временем все наладится, — попытался он сказать. — Если я и собирался быть где-то, я рад, что он здесь. Это лучшее место для взросления.

— Ты бы не вернулся после того, как он поступил бы в колледж? Если он пойдет?

— Нет, я хочу, чтобы он знал, что я здесь ради него. Не посреди океана или за тысячи миль.

Что-то дернуло меня тогда. Как он старался. Как сильно он должен был любить своего ребенка, чтобы отказаться от чего-то, что он любил и по чему так скучал.

Я коснулась его предплечья тыльной стороной другой руки, просто коснувшись мягких темных волос.

— Ему повезло, что ты его так любишь.

Хотя Роудс ничего не сказал, но я почувствовала, как его тело немного расслабилось, когда он тихо возился с моей ладонью, перевязывая меня.

— Ему очень повезло, что у него есть мама и другой папа.

— Да, — почти задумчиво согласился он.

Когда он закончил со мной и стал складывать все свои вещи обратно в сумку, прижимая бедро к моему колену, я сделала это. Я наклонилась вперед, свободно обвела руки вокруг него и обняла.

— Спасибо, Роудс. Я очень ценю это.

Так же быстро я отпустила его.

Его щеки раскраснелись, и все, что он выдавил тихим голосом, было:

— Пожалуйста. — Он сделал шаг назад и встретился со мной взглядом. Морщины на его лбу выделились. Если бы я не знала его лучше, я бы подумала, что он хмурится. — Ну же. Я провожу тебя до дома.

...❃.•.•.

Я не хандрила всю дорогу домой, ну, может быть, дулась где-то четверть пути.

Мои руки все еще горели. Мои колени — как внутри, так и снаружи — также ощущались избитыми, а ещё я случайно ударилась локтем о центральную консоль и прокляла половину членов семьи Джонсов… потому что они как никто другой заслуживали.

Я даже не потрудилась полностью надеть обувь. Я просто натянула их достаточно, чтобы доковылять до своей машины и сесть внутрь. Роудс закрыл за мной дверь, постучав один раз по крыше, пока я сбрасывала ботинки и перекладывала их на пассажирское сиденье.

Я остановилась только один раз, чтобы пописать на заправке, и Роудс также остановился, ожидая в своей машине, пока я не вернусь.

Разочарование пульсировало глубоко внутри моей груди, но я старалась не слишком на нем сосредотачиваться. Я пыталась совершить поход. И потерпела неудачу. Но, по крайней мере, я пыталась.

Хорошо, это была ложь. Я ненавидела неудачи больше всего на свете. Ладно, почти больше, чем что-либо.

Поэтому, когда я заметила поворот на подъездную дорогу к дому, я вздохнула с облегчением. Перед главным домом был припаркован полузнакомый хэтчбек, который, как я смутно помнила, принадлежал Джонни. Я не видела его с нашего неудачного свидания. Роудс, как и я, отправился на свое обычное место. Оставив в машине все, что мне было абсолютно не нужно, то есть все мои вещи, за исключением моего мобильного телефона и ботинок, которые небрежно натянула, я вышла, увидев, что мой домовладелец уже закрыл дверь своей машины, насторожительно наблюдая за тем, как я закрывала свою.

— Роудс, — позвала я.

— Хочешь зайти за пиццей?

Он приглашал меня к себе? Действительно? Опять?

Мое сердце екнуло.

— Конечно. Если не возражаешь.

— У меня есть пакет со льдом, который ты можешь положить к своему плечу, — сказал он.

Он смотрел, как я, пошатываясь, бормочу себе под нос «чёрт», потому что каждый шаг причиняет мне боль.

— Ты уверен, что у тебя не будет проблем из-за того, что ты уйдешь с работы раньше? — спросила я, когда мы поднимались по лестнице на террасу.

Он открыл дверь и жестом пригласил меня следовать за ним.

— Нет, но если кто и спросит, я помогал раненому туристу.

— Скажи им, что я была очень ранена. Потому что так и есть. Мне пришлось рулить запястьями. Если бы я могла оставить тебе отзыв, это было бы легко заслуживало десять звезд.

Он остановился, закрывая дверь, и посмотрел на меня.

— Почему ты ничего не сказала, когда мы были на заправке? Ты могла бы оставить там свою машину.

— Потому что я не думала об этом. — Я пожала плечами. — И потому, что я не хотела быть больше ребенком. Достаточно того, что ты видел меня плачущей.

Его лоб сморщился.

— Спасибо, что заставил меня чувствовать себя лучше. — Я сделала паузу. — И за то, что помог мне. И за то, что поехал за мной обратно.

Это заставило его снова начать двигаться, но я продолжила болтать.

— Знаешь, если ты продолжишь быть со мной таким милым, то я буду думать, что нравлюсь тебе.

Это большое тело остановилось прямо там, где он был, и смотрел на меня через плечо этими серыми глазами, когда он спросил тем грубым, серьезным голосом:

— Кто сказал, что ты мне не нравишься?

Прошу прощения?

Он только что сказал…?

Но так же быстро, как он остановился, он снова начал двигаться, оставив меня там. Обрабатывающую то, что только что произошло. Но затем я пришла в себя.

До этого момента я не осознавала, что включен телевизор, и я услышала, как Роудс спросил: «Пицца готова?» Только когда я тоже оказалась в гостиной, я заметила голову Амоса над спинкой дивана.

— Привет, мини-Джон Майер, — поприветствовала я, надеясь, что мой голос не покажется странным и запыхавшимся после того, что сказал Роудс. Или это было больше похоже на то, что он имел в виду? Я должна буду подумать об этом позже.

Это довольное выражение, которое он изо всех сил старался скрыть, отразилось на его чертах, когда он сказал:

— Привет, Ора. — Затем он нахмурился. — Ты плакала?

Это было так заметно?

— Ранее, — сказала я ему, подходя и протягивая кулак или его подобие, так как это было единственное, что не было ранено.

Он ударил меня кулаком в ответ, но, должно быть, увидел повязки на моих ладонях, потому что его голова немного дернулась.

— Что случилось?

Я показала ему свои руки, локти и подняла колено с разорванной штаниной.

— Чуть не упала с хребта. Живу своей лучшей жизнью.

На кухне раздалось хихиканье, которое я не стала воспринимать слишком серьезно.

Подросток не выглядел удивленным или впечатленным.

— Я права, верно? — слабо пошутила я.

— Что случилось? — спросил другой голос. Это был Джонни, который выходил из холла, вытирая руки о накрахмаленные штаны цвета хаки. Он остановился, когда заметил меня. Симпатичный мужчина ухмыльнулся, сверкнув яркими белыми зубами, что напомнило мне о том, почему мы вообще пошли на свидание.

— О привет, — сказал он.

— Привет, Джонни.

— Она ест с нами, — крикнул Роудс с кухни, роясь в морозилке.

Джонни протянул руку, и я быстро показала ему свою ладонь, прежде чем сжать ее обратно. Затем мы также поприветствовали друг друга кулаками.

— Ты упала?

— Ага.

— Значит, ты не добралась до озера, Ора? — спросил Амос.

— Нет. Это случилось прямо на том схематичном гребне перехода смерти, и мне пришлось развернуться. — Я решила сказать ему правду. — Очевидно, я ещё не в достаточно хорошей форме, чтобы преодолеть эту тропу за один день. Меня дважды вырвало по пути наверх.

Парень сделал гримасу отвращения, что заставило меня рассмеяться.

— Я почищу зубы позже, не волнуйся.

Это выражение отвращения никуда не делось, и я была почти уверена, что он отклонился от меня. Мы зашли так далеко в нашем общении. Мне нравилось это.

— Ты в порядке? — спросил Джонни.

— Жить буду.

Синий пакет со льдом был сунут мне в лицо, и я запрокинула голову, чтобы увидеть как Роудс держит его, а ямочка на его подбородке в этот момент выглядела особенно очаровательно.

— Приложи к своему плечу на десять минут.

Я взяла пакет и улыбнулась ему.

— Спасибо.

Я была уверена, что он пробормотал себе под нос: «Пожалуйста».

Амос передвинул подушку рядом с собой, бросив на меня многозначительный взгляд, и я заняла это место, положив пакет со льдом между ключицей и плечом, поморщившись от холода. Джонни занял одно из двух кресел.

— Пицца должна быть готова примерно через десять минут, — сказал он, как я поняла, Роудсу, который ничего не ответил. Судя по звуку, он что-то делал на кухне. — Какой поход ты пыталась совершить?

Я сказала ему название.

Улыбка Джонни была ослепительной. — Я этого не делал.

— Я думала, ты сказал, что не очень любишь походы.

— Я не.

Он снова пытался флиртовать?

— Держи пакет со льдом ближе к спине.

Я заглянула через плечо и увидела мужчину на кухне, убирающего посуду из посудомоечной машины. Я наблюдала, как его штаны растягиваются на бедрах и заднице, когда он наклонился.

Внезапно мои руки перестали так сильно болеть.

— Ам, не забудь, что у твоего папы завтра день рождения. Обязательно позвони ему, чтобы он не расстраивался, — сказал Джонни, снова привлекая мое внимание к ним.

— У Роудса день рождения? — спросила я.

— Нет, у Билли, — ответил Джонни.

— О, твой отчим?

Амос нахмурился, и его лицо напомнило Роудса.

— Нет, он также мой настоящий отец.

Я старалась не гримасничать, но должно быть было очевидно, что я понятия не имею, о чем он говорит, когда Ам сказал:

— У меня два папы.

Я поджала губы и продолжала думать об этом.

— Но один же из них не отчим?

Он кивнул.

— Хорошо. — Это не мое дело. Я знала это. Мне не нужно было просить разъяснений. Но я хотела. — А ты дядя по его… маминой линии? — спросила я Джонни.

— Да.

Были ли они… в полиаморных отношениях? Свободных отношения? Значит ли это, что они не знали, кто был биологическим отцом? Джонни было нормально, когда его лучший друг был с его сестрой?

— Билли — еще один наш лучший друг, — сказал Роудс из кухни. — Мы все знаем друг друга с детства.

Оба его друга были с его сестрой? Это не имело смысла. Я взглянула на Ама и Джонни, но ни у кого из них не было выражения лица, которое дало бы мне хоть какой-то намек на то, как это устроено.

— Так… вы были все… вместе?

Амос подавился, а Джонни начал надрываться со смеху, но Роудс был тем, кто заговорил.

— Никто из вас этим не поможет. Билли и Софи, мама Ама, хотели детей, но у Билли была… травма…

— У него не могло быть детей, — наконец ответил Ам. — Поэтому он спросил папу. Роудса. Папу Роудса. Вместо них стать донором.

Пазлы, наконец, начали собираться.

— Папа Роудс сказал да, но он тоже хотел быть отцом и не хотел просто… жертвовать. Все согласились. Теперь я здесь. Есть смысл? — Ам спросил невзначай.

Я кивнула. Я этого не ожидала.

И вдруг мое маленькое сердце распухло. Лучший друг Роудса и его жена хотели иметь ребенка, но не могли, и он согласился, но настоял на том, чтобы быть частью жизни ребенка. Он тоже хотел стать отцом. Думал ли он, что у него никогда не будет детей? С кем-то другим?

Это было… это было красиво.

И моя менструация, должно быть, была очень близко, потому что мои глаза наполнились слезами, и я сказала:

— Это одна из самых милых вещей, которые я когда-либо слышала.

Двое мужчин посмотрели на меня в ужасе, но Роудс заговорил тем же голосом:

— Ты снова плачешь?

Откуда он знал?

— Может быть. — Я всхлипнула и переключила свое внимание на Амоса, который выглядел так, будто не знал, утешить ли меня или уйти. — Вот о такой любви нужно писать.

Это заставило его изобразить то же скептическое выражение лица, что и тогда, когда я впервые предложила ему написание песни о его маме.

— Тебе не кажется это странным?

— Ты шутишь, что ли? Нет. Что в этом может быть странного? У тебя два отца, которые хотели тебя, но не могли иметь. Три человека, которые любят тебя до смерти, не считая твоего дяди и бог знает кого еще. Остальные из нас рады, что ты есть в нашей жизни.

— Последняя девушка папы подумала, что это странно.

Последняя девушка? Итак, он встречался. Я сохранила ровное выражение лица.

Но Роудс проворчал:

— Да ладно, Ам, это было десять лет назад. Я не знал, насколько она религиозна, и даже то, насколько она против разводов. — Я услышала звук движущейся посуды. — Я расстался с ней сразу после этого. И сказал, что сожалею.

Амос закатил глаза.

— Это было восемь лет назад. И она тоже раздражала.

Я поджала губы, впитывая это взаимодействие и информацию.

— Ты не видел больше других женщин, с которыми я встречался с тех пор, Ам.

— Да, потому что мама говорит, что тебе нужно покрасить волосы, чтобы завести девушку, а ты не будешь этого делать.

— Ты говоришь много дерьма, учитывая, что ты можешь стать таким же, как я, и начать седеть, когда тебе будет за двадцать, чувак, — ответил Роудс, звуча довольно скептически.

Амос фыркнул.

И прежде чем я успела сказать себе не вмешиваться, я вмешалась.

— Не уверена на счёт этого, Ам. Мне нравится вся эта седина в волосах твоего отца. Выглядит действительно хорошо. — Что правда. Хотя я не должна была этого говорить, поэтому я отступила, чтобы скрыть свои шаги, выдав: — И я не знаю, как у кого-то ещё, но я думаю, что то, что сделали твои родители, прекрасно. В бескорыстии и любви нет ничего уродливого.

Он клюнул на мои слова, хотя все еще не верил мне.

— Где твой папа? — внезапно спросил подросток, пытаясь, наверное, сменить тему. — Ты никогда не говоришь о нем.

Он подловил меня.

— Я вижу его каждые несколько лет. Мы разговариваем каждые несколько месяцев. Он живет в Пуэрто-Рико. Он и моя мама недолго были вместе, и он не был готов остепениться, когда у них появилась я. На самом деле они едва знали друг друга. Я думаю, он любит меня, но не так, как тебя любят твои отцы.

Амос все еще морщил нос.

— Почему ты не стала жить с ним после того, как твоя мама…?

— Его нет в моем свидетельстве о рождении, и я уже была со своими дядей и тетей, когда он узнал, что произошло. Мне было лучше остаться с ними.

— Такой беспорядок.

— У меня было так много других грустных вещей, что это даже не в первой десятке, Ам, — сказала я ему, пожав плечами.

И я знала, что сделала это неловким, когда после этого стрекотали воображаемые сверчки.

Поэтому я была очень удивлена, когда рука протянулась и похлопала меня по предплечью.

Это был Амос.

Я улыбнулась ему и случайно заглянула на кухню, увидев ещё одну пару глаз, смотрящую в нашу сторону.

Слабая улыбка была на лице Роудса.

Я знала, что у Джеки что-то было на уме, когда я словила её — уже в третий раз — на том, что она смотрела на меня, а затем сразу же отводила взгляд, когда понимала, что её поймали.

Мы все еще не говорили о ситуации с Каденом. Мы просто продолжали притворяться, будто все было по-прежнему, как технически и должно было быть. Она знала это с самого начала.

Теперь, когда у меня было время подумать об этом, у меня возникло ощущение, что она никому ничего не сказала, потому что тогда Клара узнала бы, что она просматривала ее учетную запись. И я тоже не хотела бросать ее под автобус и навлекать на неприятности. На самом деле это не имело для меня большого значения.

Так что я была немного удивлена, когда она в конце концов подошла и спросила медленно и очень мило:

— Аврора?

— В чем дело? — спросила я, пролистывая один из рыболовных журналов, которые мы продавали в магазине. Была статья о радужной форели, с которой я хотела ознакомиться. Чем больше я узнавала о них, тем больше я понимала, что рыбы, честно говоря, довольно интересны.

— Приближается день рождения Амоса.

Что?

— Действительно? Когда?

— В среду.

— Сколько ему лет исполняется? Шестнадцать?

— Да… и я тут подумала…

Я посмотрела на нее и улыбнулась, надеясь подбодрить ее.

Она улыбнулась в ответ.

— Можно я воспользуюсь твоей духовкой, чтобы испечь ему торт на день рождения? Я хочу сделать ему сюрприз. Он говорит, что не любит и не хочет их, но это будет его первый раз без мамы, и я не хочу, чтобы он грустил. Или злился на меня. И я бы заказала в пекарне, но они дорогие, — выпалила она, заламывая руки. — Я думала, что смогу сделать это накануне, а затем отдать ему после того, как приеду, так что он этого не ожидает.

Мне даже не пришлось об этом думать.

— Конечно, Джеки. Звучит неплохо. — Я подумала о том, чтобы предложить купить ему торт, но она, казалось, очень хотела его испечь, а я не хотела его портить.

— Ага?

— Ага, — согласилась я. — Приходи во вторник. Я положу его в холодильник, пока ты не будешь готова его забрать.

Она завизжала. — Да! Спасибо, Аврора!

— Пожалуйста.

Она коротко улыбнулась, прежде чем отвести взгляд.

Я подумала, что с этим надо покончить раз и навсегда. Клара была сзади.

— Ты же знаешь, что у нас все хорошо, да?

Ее глаза скользнули назад, улыбка стала маленькой и натянутой.

Я коснулась ее руки.

— Это нормально, что ты знаешь. Раньше это было секретом, но теперь это не так. Я просто не люблю говорить людям, если мне не нужно. Я совсем не злюсь. Мы в порядке, Джеки. Хорошо?

Она быстро кивнула, затем помедлила, прежде чем спросить:

— Ты собираешься рассказать Амосу?

— Однажды я это сделаю, но я хочу быть тем, кто скажет ему. Но если ты это сделаешь случайно или тебе неудобно держать это в секрете, я это тоже понимаю.

Казалось, она задумалась. — Нет, это твое дело. Мне просто жаль, что я не сказала тебе.

— Все нормально.

Похоже, у нее все еще были какие-то мысли, поэтому я подождала.

Я была права.

— Можно вопрос?

Я кивнула.

Она вдруг показалась застенчивой.

— Ты действительно писала его песни для него? — прошептала она.

И это было не то, что я думала, о чём она спросит. Я подумала, может быть, она спросит, милый ли он лично, или почему мы расстались, или что-то еще. Не… это.

Но я сказала ей правду.

— Большинство из них. Кроме последних двух альбомов.

Я не буду брать на себя ответственность за эти горячие беспорядки.

Ее глаза расширились.

— Но те, что написала ты, были его лучшими альбомами!

Я пожала плечами, но внутри… ну, было приятно.

— Мне было интересно, что случилось с двумя последними, но теперь это имеет такой смысл, — заявила она. — Они отстойные.

Может быть, с каждым днем я все меньше и меньше заботилась о нем, его карьере и его маме. Я даже не думала о них несколько недель. Но…

Я до сих пор получаю от этого настоящий кайф.

Отстойные.

...❃.•.•.

Джеки придерживалась своего плана. Поскольку занятия в школе только что возобновились, она подошла к магазину и поехала со мной домой, чтобы Амос не узнал, что она там. Я тайком завела ее в дом. Там мы испекли два слоя пирогов на противнях, которые она принесла от Клары, дали им постоять и остыть в течение часа, в то время, пока она помогала мне собирать новые пазлы. Затем мы украсили торт, чтобы он выглядел как массивный Орео, с густой ванильной глазурью между слоями и посыпав его крошками печенья.

Это выглядело потрясающе.

Джеки сделала около тысячи снимков.

А когда пришло время, она тихонько спросила меня, могу ли я принести ей торт по лестнице на следующий день, и я согласилась.

На следующий вечер я стояла на углу здания и подглядывала, как она шла к главному дому так медленно балансируя с тортом, что можно было подумать, будто она несет что-то бесценное. Улыбаясь про себя, я вернулась внутрь только тогда, когда Роудс открыл ей дверь. Надеюсь, Амосу он понравится, потому что Джеки приложила к этому столько усилий и волнения.

Он был хорошим ребенком. Я была уверена, что он будет.

Говоря о…

Мы виделись несколько дней назад, и он ни словом не обмолвился о приближающемся дне рождения, но я все равно остановилась и купила ему открытку. Я подсуну ему её в следующий раз, когда мы будем говорить.

Я только начала подписывать её, когда кто-то постучал.

— Заходи! — закричала я, решив, что это Джеки.

Но звук более тяжелых, чем обычно, шагов заставил меня замереть, так что когда я услышала их на лестничной площадке, я обернулась и увидела там Роудса. Не Джеки или Амос.

Мы виделись с того дня, как он нашел меня на тропе. Мимоходом. Я махала ему с верхнего этажа, он зашёл на днях, когда мы с Амосом были в гараже, и проверил мои локти и руки, а потом просидел еще полчаса под пение своего сына. Очень, очень застенчивое, но он пел перед нами, что само по себе было чудом. Я догадалась, что он серьезно относился к шоу талантов, которое устроил вокруг Юки. Все было… хорошо.

И я старалась не сбиваться с толку из-за небольших комментариев, которые он обронял.

В частности, он назвал меня словом на букву «б».

Не говоря о «кто сказал, что ты мне не нравишься?»

Теперь он стоял в нескольких футах от меня в джинсах, футболке и черных тапках. Но больше всего меня интересовали его широко распахнутые глаза.

— Что, черт возьми, здесь произошло? — спросил он, разглядывая одежду, которую я разбросала повсюду, и туфли, которые находились в противоположных концах комнаты. Я была почти уверена, что он стоял примерно в футе от пары трусиков, в довершение всего.

Я не убиралась… какое-то время.

Я поморщилась, когда его взгляд встретился с моим.

— Ветер сдул все вокруг? — предположила я.

Роудс моргнул. Края его рта сжались на секунду, прежде чем они вернулись в нормальное состояние, и он взглянул на потолок, затем снова посмотрел на меня и сказал своим сухим, властным голосом:

— Пойдём.

— Куда?

— В дом, — спокойно ответил он, наблюдая за мной своими интенсивными серыми глазами.

— Зачем?

Его брови поднялись.

— Ты всегда задаёшь так много вопросов, когда кто-то пытается тебя куда-то пригласить?

Я подумала об этом и улыбнулась. — Нет.

Мужчина склонил голову набок, и его полный губы стали плоскими. Пытался ли он скрыть за этим улыбку? Его руки легли на бедра.

— Пойдём в дом за пиццей и тортом, Бадди.

Я колебалась секунду. — Ты уверен?

Его сжатый рот расслабился, и он просто смотрел на меня. Секунду. Две. Затем он почти тихо пробормотал:

— Да, Аврора. Я уверен.

Я улыбнулась. Возможно, мне следовало спросить, действительно ли он уверен, но я не хотела, чтобы он отказывался от предложения. Поэтому я подняла палец и сказала:

— Одну минуту. На самом деле я как раз подписывала ему поздравительную открытку.

Роудс опустил свой милый подбородок с ямочкой, прежде чем снова обратить внимание на катастрофу, которая была в квартире. Это было не так уж и плохо, но я достаточно побывала в его доме, чтобы понять, что наши интерпретации слова «чистота» сильно различаются. У меня не было раковины, полной посуды, или переполненных мусорных баков, но в какой-то момент моя одежда перестала находить путь к чемодану…

Но я снова сосредоточилась на открытке и нацарапала моему другу небольшое сообщение.

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, АМОС!

Я так счастлива, что мы друзья. Твой талант затмевается только твоим добрым сердцем.

Обнимаю,

Ора

P.S. Диарея

С тем же успехом можно вернуться к тому моменту, с которого все началось, или, по крайней мере, ко второму моменту.

Я немного хихикнула, прежде чем засунуть купюры между сложенной бумагой. Затем я оглянулась на своего домовладельца, который не сдвинулся ни на дюйм, и сказала:

— Я готова. Спасибо за приглашение.

Он только посмотрел на меня, пока мы шли бок о бок к его дому.

— У тебя сегодня был хороший день? — спросила я его, взглянув на его силуэт.

Его внимание было устремлено вперед, но его брови были сдвинуты вместе, как будто он был чем-то обеспокоен.

— Нет. — Он тяжело вздохнул, прежде чем покачать головой. — Произошла авария с маленькой девочкой и ее отцом, когда я был на пути в офис.

— Всё было действительно плохо?

Роудс кивнул, его глаза были стеклянными.

— Их должны были доставить на воздушной скорой помощи в Денвер.

— Это ужасно. Мне жаль, — сказала я, слегка касаясь его локтя.

Его горло дернулось, и мне показалось, что он даже не заметил моего прикосновения.

— Это так жестко. Надеюсь, они в порядке. Надеюсь, ты тоже в порядке. Я уверена, что трудно быть свидетелем.

Он почти бессознательно заломил руки, представляя или думая о чем-то, прежде чем, наконец, покачать головой и сказать беспокойным голосом, который пронзил мое сердце, говоря мне, как глубоко авария запала ему под кожу:

— Трудно не представлять, что это Ам.

— Я уверена.

Наконец он взглянул на меня, и это остекленевший взгляд все еще был там, как и морщины на его лбу.

— Вероятно, не помогает то, что сегодня его день рождения.

Я только кивнула, не зная, что сказать, чтобы успокоить или утешить его. Так что я подождала секунду, пока я не выдала первое, что пришло в голову.

— Когда твой день рождения?

Если он и удивился моему вопросу, то на его лице это не отразилось.

— В марте.

— Какого числа в марте?

— Четвёртого.

— Сколько тебе будет лет?

— Сорок три.

Сорок три. Я подняла брови. Затем снова обдумала число.

Если бы не седина в его волосах, он мог бы выглядеть намного моложе. С другой стороны, он выглядел так, как самый горячий сорокадвухлетний мужчина, которого я когда-либо видела, и это было неплохо. Даже чуть-чуть.

— Что на счёт тебя? — спросил он ни с того ни с сего. — Двадцать шесть?

Я ухмыльнулась, в то время как он посмотрел вниз.

— Тридцать три.

Эта прекрасная серебристая голова дернулась.

— Нет, это не так.

Я подмигнула.

— Это так, честно. У твоего ребенка есть копия моих водительских прав.

Эти серые глаза на мгновение блуждали по моему лицу, прежде чем опуститься еще ниже. Морщины на его лбу вернулись.

— Тебе тридцать три? — спросил он, что звучало как полное недоверие.

— Тридцать четыре в мае, — подтвердила я.

Он снова посмотрел на меня, и я была почти уверена, что его взгляд задержался на моей груди на секунду дольше, чем раньше. Очень долгая дополнительная секунда. Хм.

Мы оба молчали, когда поднялись на террасу и вошли в дом. Джонни стоял на кухне с банкой пива в руках, не сводя глаз с телевизора. На диване Амос и Джеки сидели вместе и тоже смотрели телевизор. Шел какой-то боевик. На кухонном островке стояли три коробки пиццы.

И все три головы повернулись, чтобы посмотреть на меня — и на Роудса по умолчанию — в ту секунду, когда мы остановились между кухней и гостиной.

— Привет, именинник, — сказала я чуть более застенчиво, чем ожидала. — Привет, Джеки. Привет, Джонни.

— Привет, Ора, — ответил подросток, когда Джеки спрыгнула с дивана и подошла, чтобы обнять меня, также раздалось приветствие Джонни.

Нам было хорошо вместе, но она никогда раньше не обнимала меня по-настоящему, наверное, из-за неловкости. Секреты и ложь могли делать такое с людьми.

Краем глаза я заметила, что Амос встал на ноги и тоже направился, выглядя так, будто он не совсем согласен с этой идеей, но смирился. Я завоёвывала этого парня медленно, но верно. Как только Джеки отстранилась, он одарил меня одной из тех маленьких полуулыбок, которые, я могла только догадываться, он научился у своего отца, и сказал:

— Спасибо, что помогла с тортом.

— Не за что, — сказала я ему. — Хочешь праздничные объятия?

Он сгорбился в плечах, а я шагнула вперед и обняла его, чувствуя, как поднимаются его тонкие руки, мягко и неловко похлопывая меня по спине.

Он был слишком прекрасным.

Когда он отступил, я сунула ему открытку.

— Это было лучшее, что я могла сделать в короткие сроки, но с днем рождения.

Он даже толком не взглянул на открытку, прежде чем взять её, взглянув на Джеки. Он открыл её, его взгляд скользнул внутрь, и его серые глаза метнулись ко мне. Потом он меня до чертиков удивил.

Он улыбнулся.

И в этот момент я знала, что в ту же секунду, когда он достигнет следующего скачка роста, то окажет такое же влияние на человечество, как и его отец.

Кто-то должен будет защитить его от сексуальных стервятников.

Опять же, если у него развивался хмурый взгляд отца, может, и нет.

Пока что он был просто милым ребенком.

И эта улыбка осталась на его лице, когда он вытащил пачку пятерок и единиц. Потом сказал: «Подожди», ушел в свою комнату и вернулся уже с пустыми руками. Несмотря на сжатые губы, его слова были ясны: — Спасибо, Аврора.

— Пожалуйста.

— Что? Я не могу это увидеть? — спросил его дядя.

— Нет, — ответил Амос.

Я хмыкнула, и еще раз взглянув на Роудса, поняла, что его рот скривился.

— Почему? — спросил дядя.

— Потому что это мое.

— Могу я увидеть это? — спросила Джеки, подпрыгивая на цыпочках.

— Потом.

Джонни хихикнул. — Грубый.

— Теперь, когда Ора здесь, мы можем поесть? — спросил именинник.

Судя по всему, ответ был да. На стойке уже стояла стопка тарелок. Я взяла одну и пошла, чтобы встать рядом с Джонни, который смотрел на меня сверху вниз и улыбался.

— Привет, — поздоровался он.

— Привет, — ответила я. — Как дела?

— Прекрасно, у тебя?

— Также все хорошо. Ты все-таки встречался с той официанткой?

Он усмехнулся.

— Нет. Она так и не перезвонила мне.

— Ты проверял чью-то задницу на свидании или…?

Он начал смеяться.

— Если вы двое закончили флиртовать, какую пиццу ты хочешь, Бадди? — Голос Родса стал резким.

Мы флиртовали? Он серьезно? Я просто шутила. Джонни широко раскрыл глаза, и я беспомощно повела плечами. Хорошо.

И только намного позже до меня дошло, что никто больше не отреагировал на «Бадди». Только я.

Взяв два куска превосходной пиццы, я посыпала ее пармезаном и направилась к столу, где сидели дети. Я села рядом с Джеки, а затем Джонни сел с другой стороны от меня, Роудс сел рядом со своим сыном.

Откуда взялись лишние стулья, я не знала.

Джеки как раз спрашивала Амоса, приедет ли его дедушка на эти выходные или на следующие, и следующее, что я услышала, это то, что именинник сосредоточился на мне и спросил:

— Ты собираешься еще ходить в походы, пока не пошел снег?

Я только засунула в рот огромный кусок пиццы, так что мне пришлось быстро его прожевать, прежде чем я выдала:

— Да, но мне нужно начать проверять погоду.

— Какие варианты? — спросил Роудс.

Я назвала им названия двух легких троп, которые были менее чем в двух милях туда и обратно. Честно говоря, я все еще была немного травмирована. У меня были раны на ладонях и коленях, черт возьми.

— Почему спрашиваешь? Хочешь пойти снова? Я, наверное, собираюсь пойти в субботу. Клара закрывает магазин в полдень, чтобы почистить ковры.

— Я хочу пойти, — сказала Джеки.

Три пары голов повернулись, чтобы посмотреть на нее.

Она нахмурилась. — Что?

— Ты устаешь, когда идешь к квартире в гараже, — пробормотал Амос.

— Нет, это не так.

— Мы пошли на реку Пьедра, а ты остановилась в полумиле (прим. приблизительно 800 метров) и отказалась идти дальше, — продолжал он.

— Да, и?

— Одна из троп — это миля туда и миля обратно, а другая — две, — осторожно, но твердо объяснил ей Роудс.

Девушка поморщилась, и я изо всех сил постаралась сдержать улыбку.

— Я дам тебе знать, когда буду проходить более короткую. Если я буду проходить более короткую. Полагаю, если я всё ещё буду здесь в следующем году.

Я улыбалась, когда встретилась взглядом с Роудсом.

Его челюсть была напряжена. Краем глаза я заметила, что Амос скорчил странное лицо. Почему они так на меня смотрели?

Прежде чем я успела подумать об этом слишком много, Джеки начала говорить о том, как они несправедливы, потому что она все время ходила пешком, и я сосредоточилась на этом некоторое время, по крайней мере, пока желание пописать не ударило по моему мочевому пузырю, как бомба.

— Я скоро вернусь, мне нужно в туалет, — сказала я им, отодвигая стул.

Я направилась прямо к санузлу, который видела во время своих предыдущих визитов. Я помочилась и начала мыть руки, но когда я потянулась за полотенцем, я посмотрела вниз и увидела что-то маленькое и коричневое, бегущее по половице. Я замерла.

Немного наклонившись, я посмотрела вокруг унитаза и увидела это снова.

Два маленьких глаза.

Один голый хвост.

Около двух дюймов в длину.

Он умчался, исчезнув вокруг мусорки.

Я не гордилась собой… но я закричала. Не громко, но все же это был крик.

А потом я выбежала оттуда.

Честно говоря, я не была уверена, что когда-либо в своей жизни двигалась так быстро по коридору, благодарная за то, что увидела это после того, как натянула штаны и застегнула на них молнию.

В итоге я оказалась на кухне.

Роудс стоял у острова, срывая бумажные полотенца, когда заметил, что я иду. На его лице появилась хмурость.

— Что…

— Мышь в ванной! — Я пискнула и прошла мимо него, чуть ли не запрыгнув на табуретку у стойки, а затем перепрыгнув оттуда на спинку дивана, лихорадочно глядя в пол, чтобы убедиться, что за мной ничего не бежит.

Краем глаза я заметила, как Амос вскочил так быстро, что стул, на котором он сидел, откинулся назад, и следующее, что я помню, он прыгнул на диван и оказался рядом со мной, поместив задницу на спинку, а его ноги болтались в воздухе в дюймах от пола. Джонни и Джеки либо было все равно, либо они были настолько ошеломлены Амосом и мной, что не отошли от стола ни на дюйм.

— Крыса? — спросил Роудс с того же места, где он был.

Я покачала головой, тяжело выдыхая, пытаясь снизить частоту сердечных сокращений. — Нет, мышь.

Его брови приподнялись примерно на полдюйма, но я это заметила.

— Ты кричишь из-за мыши? — Почему он должен был спрашивать это так медленно?

Я сглотнула. — Да!

Он моргнул. Сидящий рядом со мной Амос внезапно фыркнул, как будто он только что не опрокидывал свой стул. Потом я заметила, что грудь Роудса трясется.

— Что? — спросила я, снова глядя в пол.

Его грудь тряслась еще сильнее, и он едва успел выдохнуть, зажмурив оба глаза:

— Я… я не знал, что ты занимаешься паркуром.

Амос снова фыркнул, опуская ноги и упираясь ступнями.

— Ты сделала заднее сальто на стол… — выдавил Роудс.

Он хрипел. Этот мерзавец хрипел.

— Нет, я не делала! — возразила я, чувствуя себя немного… глупо. Я не могла. Я не знала, как сделать сальто назад.

— Ты прыгнула с острова на диван, — продолжал Роудс, подняв кулак, чтобы держать его прямо перед носом.

Он едва мог говорить.

— Твое лицо… Ора, оно было таким белым, — начал Ам, нижняя губа начала дрожать.

Я сжала губы и уставилась на своего любимого предателя.

— Моя душа покинула мое тело на секунду, Ам. И ты, конечно же, не залезал сюда, ладно.

Роудс, решивший, что именно это он найдет забавным, едва выдавил:

— Ты выглядела так, будто увидела привидение.

Амос расхохотался.

Потом Роудс расхохотался.

Один быстрый взгляд подтвердил, что Джонни тоже хихикает, Джеки была единственной, кто улыбался мне. Я была рада, что у кого-то есть сердце.

У них была истерика, полная и окончательная истерика.

— Знаешь, я надеюсь, что это заползет в один из твоих ртов за то, что ты так груб со мной, — пробормотала я, шутя. Главным образом.

Роудс так широко ухмыльнулся. Он подошел и похлопал сына по спине, пока они оба продолжали смеяться.

Надо мной.

Но вместе.

И, возможно, я не смогу сегодня уснуть, опасаясь, что по соседству может быть мышь, но оно того стоило.

Я сидела за столом и читала, когда услышала знакомый хруст шин на подъездной дорожке.

Я оживилась.

Амос упомянул прошлой ночью, когда мы обсуждали, какое количество рифмующихся слов в песне будет слишком много, что его дедушка, отец Роудса, приедет провести с ним выходные. Я совсем забыла о том, что Джеки упомянула об этом на его дне рождение. Новоиспечённый шестнадцатилетний парень заявил, что думает о том, чтобы притвориться больным, для наличия предлога спрятаться в своей комнате.

Дело в том, что до этого я не осознавала, что родители Роудса не воспитывали его. Время от времени Амос упоминал своих других четырех бабушек и дедушек с разных сторон, но не более того. Я сомневалась, что мои собственные племянники когда-либо говорили обо мне, поэтому я старалась не думать, что это слишком странно… но это было странно.

Или, по крайней мере, у меня было ощущение, что там что-то есть, особенно после того, как Ам сказал мне, что отец Роудса живет в Дуранго, что всего в часе езды. Я была с ними уже несколько месяцев. Разве он не должен был уже приехать? Роудс и Ам редко выходили из дома вместе. Может быть, отчасти это было из-за того, что он все еще был наказан, но самая строгая часть уже позади, я была уверена. Но мне все равно было не до этого.

Я осталась на месте, приказав себе не быть любопытной и стоять у окна.

Но если я могла бы слышать их отовсюду, это было бы другое дело. На самом деле это не считалось бы подслушиванием, если бы они разговаривали так громко, что я могла бы услышать их разговор, верно?

Вот как я рассуждала о том, что я сделаю. Я не сводила глаз со слов лежавшей передо мной книги. Но также держала ухо востро. Я уже провела достаточно времени, глядя в окно на свою новенькую машину. Я пошла и обменяла ее после работы накануне. Внедорожник оказался больше, чем я планировала, но это была любовь с первого взгляда. Амос и Роудс увидели ее вчера и одобрили мою покупку. Приближалась зима, и все признаки указывали на то, что эта машина прекрасный выбор.

Я думала об этом, когда была почти уверена, что услышала, как закрылась дверь, а затем пробормотал Амос:

— Почему он должен оставаться здесь?

— Это только на выходные, — ответил отец, не совсем так, как если бы он думал, что два дня — это так мало.

— Все, что он собирается делать, это, как всегда, жаловаться и говорить обо всём, что ты сделал неправильно, папа.

Это заставило меня нахмуриться.

— Мы даже не нравимся ему должным образом. Он мог бы приехать на день.

— Мы не принимаем его слова близко к сердцу, чувак. Из одного уха, в другое, — сказал Роудс.

Я оживилась и позволила своим глазам отвлечься к окну. Что, черт возьми, было в заднице дедушки Роудса? Что-то такое, что Роудс сказал Аму, чтобы слова не беспокоили его…

— Это не имеет смысла, почему он так сильно взъедается на тебя из-за того, что ты не женишься, когда он сам буквально женился на ком-то, кто мучил его?

— Достаточно, Ам. Мы знаем, какой он, и, к счастью, он приезжает всего пару раз в год…

— Даже несмотря на то, что мы живем в часе езды?

Парень был прав.

— Я знаю, Ам, — мягко успокоил Роудс. — Он пришел из другого времени. И я уже говорил тебе раньше, что у него много сожалений, и мне потребовалось много времени, чтобы признать, что он такой, какой есть. Это его собственный способ заботиться.

Малыш хмыкнул.

— Можем ли мы пригласить Ору к себе? Чтобы отвлечь его?

Я фыркнула и надеялась, черт возьми, что они меня не услышали.

— Нет, мы с ней этого не сделаем. — Наступила пауза, и я думаю, что он, возможно, хихикнул. — Хотя это была бы хорошая идея. Тогда не было бы неловкой тишины… и было бы довольно забавно увидеть его лицо.

— Да, держу пари, она заставит его рассказать ей, почему он так долго не разводился с твоей мамой.

Дверца машины захлопнулась, и через долю секунды голос, который я не узнала, сказал:

— У меня есть компания, которая может приехать к тебе, Тобиас, и заново отсыпать гравием подъездную дорожку. У меня разболелась голова только от этого участка.

Я моргнула.

— Дорога в порядке, сэр, — ответил Роудс голосом, которого я не слышала от него уже несколько месяцев. Его военно-морской голос, как однажды назвал его Амос, когда мы говорили о том первом дне нашей встречи и о том, как разозлился Роудс.

И кто, черт возьми, называл своего отца «сэр»?

— Добро пожаловать, — продолжал Роудс.

Добро пожаловать?

Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не рассмеяться. Я могла только представить, как должно выглядеть лицо Амоса. Я подумала, не покраснел ли он.

Я была почти уверена, что услышала шаги на подъездной дорожке.

— Амос, — сказал незнакомый голос, — как твоя мать? И Билли?

— Отлично.

— Тебе не удалось набрать вес? Все еще не занимаешься спортом?

Тишина была пронзительной. Подавляющей. Я была уверена, что у меня звенит в ушах.

— Он совершенен таким, какой он есть, — произнес Роудс тем же четким, осторожным военно-морским голосом, от которого несло тщательностью, которую он выработал за двадцать лет, проведенных в армии.

Мое шестое чувство подсказывало мне, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Типа… действительно ничего хорошего из этого не выйдет.

В основном потому, что я собиралась выбить дерьмо из дедушки за то, что он так говорил о моем Амосе. Мой милый, застенчивый друг, должно быть, сейчас умирал внутри. Я знала, что он стесняется своего худощавого телосложения, а тут этот ублюдок пришел и…

— Может быть, он был бы, если бы ты записал его в некоторые спортивные секции, когда он был моложе, — ответил старик. — Ему не помешал бы чизбургер или два.

Я зарычала и медленно закрыла книгу.

— Он занимался тем, что его интересовало, — ответил Роудс, и с каждым слогом его голос звучал все резче и резче. — Он ест более чем достаточно.

Злобное «Хмф» заставило меня отложить её.

Боже мой, этот человек напомнил мне… миссис Джонс.

— Немного мускулов было бы неплохо, если он когда-нибудь захочет иметь девушку. Ты же не хочешь всю жизнь быть холостым, как твой отец, не так ли? — спросил старый мудак.

Я так быстро вскочила на ноги, что удивилась, как не опрокинула стол.

Эти двое собирались поджечь дом, если я ничего не сделаю. Я не была уверена, что когда-либо была свидетелем того, как разговор идет под откос так быстро, а я слышала многое.

Амос и Роудс были новичками.

К счастью для них, у меня была докторская степень по пассивно-агрессивным и откровенно агрессивным семейным фигурам. И этот мужчина был не той женщиной, которую я считала своей свекровью. Я знала, что мне не нужно провести остаток жизни, целуя зад этого человека, чтобы быть счастливой.

Я была должна им. Я могла бы сделать это.

Я спустилась по лестнице так быстро, как только могла, и только вышла наружу, как услышала напряженный-напряженный голос Роудса, выплевывающий:

— …может выглядеть так, как он этого хочет, сэр.

Да, дом собирались сжечь.

И моя гаражная квартира пойдет вместе с ним.

Позже я скажу себе, что делаю это для себя точно так же, как и для них, и именно поэтому я закричала, звуча как запыхавшийся маньяк из-за того, что так быстро спускалась по лестнице:

— Роудс, ты можешь мне помочь… ой, извините. Здравствуйте.

Глаза Амоса были широко раскрыты, и я могла сказать, что он пытался осознать, что я делаю, и в то же время был так удивлен.

Стоя рядом с «Мерседес-Гелендваген», старший мистер Роудс был ниже своего сына, но сходство было очевидно. Тот самый подбородок с ямочкой. Форма его щек. Крепкое телосложение. Особенная форма этого сурового рта.

И он смотрел на меня.

Я должна была использовать свои силы во благо.

Сосредоточившись на Роудсе, я увидела задумчивое выражение его лица… легкое замешательство. Морщины были на его лбу. Его рот был сжат, но я сомневалась, что это было из-за меня.

Я все еще смотрела на Роудса, когда он спросил:

— Что тебе нужно, ангел?

— Ничего, что не могло бы подождать, извини, — сказала я, надеясь, что мой голос действительно звучит извиняющимся, а не полным дерьма и болтовни. Он снова назвал меня не этим прозвищем, но все было в порядке. — Это твой папа? — спросила я, стараясь говорить мило, чтобы он не понял неправильно.

— Да. Это Рэндалл. Папа, это Аврора… наша подруга, — мягко сказал Роудс.

Его подруга?

Честно говоря, это может быть более эпично, чем быть его девушкой. К черту, я бы даже сказала, что это может быть большая честь, чем быть кое-чей женой. Что!

Широкая, непринужденная улыбка захватила мой рот и, честно говоря, возможно, всё моё лицо тоже, когда я сразу пришла к выводу, что не совершила ошибку, выйдя сюда.

Я собиралась сгладить дерьмо как можно больше для них. Пока Роудс не бросил на меня неодобрительный взгляд, говорящий валить отсюда. Я бы узнала в нем это лицо.

— Приятно познакомиться, Рэндалл, — сказала я, останавливаясь перед человеком, стоявшим внизу террасы.

Затем я пошла на это, выкладываясь по-настоящему, потому что убивать людей с добротой было так приятно. Я схватила его за плечи и обняла.

Я была почти уверена, что слышала, как Амос подавился, но не это не точно.

Рэндалл Роудс напрягся под моими руками, и я сжала его крепче, прежде чем сделать шаг назад и протянуть руку.

Глаза пожилого мужчины метнулись к сыну с удивлением или, может быть, даже с недовольством тем, что к нему прикоснулась незнакомка, прежде чем он медленно протянул свою руку и взял мою. Его рукопожатие не было ни слишком твёрдым, ни слишком мягким, но я научилась не быть слабой стороной, если только это не было в моих интересах, поэтому я крепко встряхнула его в ответ.

— Приятно познакомиться, — радостно сказала я ему.

Пожилой мужчина посмотрел на меня так, будто не знал, что и думать, прежде чем снова бросить взгляд на Роудса.

— Ты не говорил мне, что встречаешься с кем-то.

— Мы не вместе, — поправила я его, представив на секунду мир, в котором Роудс не убьет меня, если я притворюсь его девушкой.

Потому что я бы могла.

Но он убьет меня, я была почти уверена, так что мы собираемся придерживаться правды.

— Но я бы хотела, вы понимаете, что я имею в виду, мистер Рэндалл? — Я игриво хмыкнула.

Пожилой мужчина моргнул, и я не пропустила его долгий проверяющий взгляд. Не старого извращенца, но любопытный. Не пассивный. Может быть, немного запутанный вдобавок ко всему.

Встретившись взглядом с Амосом, он одарил меня этим выражением с вытаращенными глазами, которое сказало мне, что он, возможно, в недоумении.

— Прошу прощения, — сказал Рэндалл Роудс загадочно и все еще смущенно. — Мой сын ничего мне не говорит.

Я улыбнулась ему так мило, как только могла.

— Вы оба так заняты, что, я уверена, вы редко звоните друг другу. Бывает.

Он не собирался сваливать всю вину на сына.

Выражение лица очень красивого пожилого человека стало полностью каменным. Или, может быть бдительным.

Да, приятель. Я знаю твою игру.

— Позвольте мне занести вашу сумку в дом, а потом мы можем поехать на ужин, — продолжал Роудс, прежде чем наклонить свое тело ко мне.

Они собирались на ужин, на который меня не пригласили. Я могла читать между строк.

— В таком случае было приятно познакомиться с вами, мистер Рэндалл. Я буду…

Рука Роудса легла мне на плечо, сторона мизинца слегка приземлилась на мою голую ключицу.

— Пойдем с нами.

Я резко подняла голову, чтобы встретиться с его серыми глазами. У него было серьезное лицо, и я была почти уверена, что он использовал свой военно-морской голос, но я не обращала на него должного внимания, потому что меня отвлек его палец.

— Я уверена, что вы трое хотите хорошо провести время вместе…

Я осторожно замолчала, не зная, хочет ли он, чтобы я ушла или… нет?

— Пойдём с нами, Ора, — вмешался Амос. Но он был не тем, о ком я беспокоилась.

Большая рука Роудса легонько сжала моё плечо, и я была уверена, что его взгляд смягчился, потому что определенно смягчился его голос. — Пойдем с нами.

— Ты спрашиваешь или говоришь? — прошептала я. — Потому что ты шепчешь, но все еще говоришь своим властным голосом.

Его рот скривился, и он понизил голос, чтобы ответить:

— Оба варианта?

Я ухмыльнулась. Я имею в виду, хорошо. Я всё ещё не была в хорошей роли в своей книге, и я также ещё не ужинала.

— Тогда ладно. Конечно, если никого из вас это не волнует.

— Нет, — пробормотал Ам.

— Вовсе нет, — ответил мистер Рэндалл, все еще задумчиво глядя на меня.

— Тогда я подожду здесь, пока ты поднимешь его вещи, — сказала я.

— Я присоединюсь. Мне бы хотелось вымыть руки, прежде чем мы уйдем, — фыркнул Рэндалл.

Роудс еще раз сжал меня, прежде чем отошел в сторону и направился к задней части «Мерседеса» своего отца. В мгновение ока он вытащил из багажника чемодан и вместе с отцом направился в дом. Амос остался снаружи со мной, и в ту секунду, когда дверь закрылась, я сказала:

— Мне так жаль, Ам. Я только что слышала, как он был таким грубым, а вы, ребята, пытались быть вежливыми, и я могла сказать, что твой отец вот-вот сойдет с ума, так что я просто хотела помочь.

Парень шагнул вперед и обнял меня, секунду помедлил, а потом неловко похлопал по спине.

— Спасибо, Ора.

Он обнял меня. Он, черт возьми, обнял меня. Это было похоже на мой день рождения.

Я крепко обняла его в ответ и попыталась не дать ему увидеть слезу в моем глазу, чтобы не испортить момент.

— За что спасибо? Твой отец меня убьет.

Я почувствовала его смех против своего тела, прежде чем он опустил руки и сделал большой шаг назад, его щеки слегка покраснели. Но он улыбался той милой, застенчивой улыбкой, которой редко с кем делился.

— Это не так.

— Я на 50 % уверена, что это может произойти, — заявила я. — Он собирается похоронить меня где-нибудь, где меня никто никогда не найдет, и я знаю, что он мог бы это сделать, потому что я уверена, что у него есть куча мест, где, если бы до этого дошло, он мог бы это провернуть. Почему твой дедушка такой злой?

Амос слегка улыбнулся.

— Папа говорит, что это потому, что его родители были очень жестоки к нему; затем он женился на моей бабушке, которая была такой же злой и сумасшедшей, но он не знал об этом, пока не стало слишком поздно, и всю свою жизнь он провел, пытаясь заработать все больше и больше денег, потому что у него ничего не было в детстве.

Такое могло бы быть. Определенно. И я хотела спросить о сумасшедшей бабушке, но подумала, что у нас нет времени вникать в это.

— Все в порядке, — попытался он меня заверить. — Ты делаешь папе одолжение.

Я посмотрела на него. — Как?

— Потому что он не разговаривает, а ты да, и ты спасешь его от отца.

Я поморщилась. — Ты уверен, что я должна прийти на ужин? Я не хочу…

Малыш застонал и закатил глаза.

Я рассмеялась, а затем закатила глаза как и он.

— Если ты уверен. Если он попытается отвезти меня куда-нибудь, чтобы выбросить мое тело, я хочу, чтобы ты, по крайней мере, хорошо похоронил меня, Ам. Мне нужна моя сумочка.

— Я пойду возьму, — предложил он за секунду до того, как сказал: — Сейчас вернусь. — Он внезапно остановился и сказал: — Спасибо, Ора.

Затем он ушёл. Побежал. Амос бежал.

Я надеялась, что всё пройдёт хорошо.

...❃.•.•.

Если бы я не пережила напряжение дня, когда Амос, Роудс и я преодолевали четырехмильную тропу, чтобы увидеть водопады, я была бы в настоящем шоке от уровня неловкости, который достиг ужин с двумя из них и мистером Рэндаллом.

Но все мои отношения с Каденом — необходимость иметь дело с Антихристом — были подготовкой к этому. И в другой жизни я бы посчитала, что мои отношения с этой женщиной были тренировкой, чтобы иметь дело не только с мистером Рэндаллом, но и с каждым трудным человеком, с которым я когда-либо сталкивалась.

Неудивительно, почему Амос и Роудс не сказали мне уйти, когда я прибежала.

Жалобы и критика начались еще до того, как мы сели в «Бронко» Роудса, а мистер Рэндалл фыркнул и предложил:

— Мы можем взять мой «Мерседес», чтобы было удобнее.

Я держала рот на замке, но Роудс, который, готова поспорить, слышал этот аргумент раньше, сказал:

— «Бронко» в порядке.

Это было только начало.

Я наблюдала за мистером Рэндаллом краем глаза, когда он садился на переднее сиденье, а я забралась на заднее вместе с Амосом. Пять минут спустя все началось снова, и он сказал:

— Я не думаю, что кто-то из нас будет жаловаться, если ты немного превысишь скорость.

Роудс даже не оглянулся.

— Я не превышаю скорость. Я блюститель порядка. Как бы это выглядело, если бы я получил штраф?

— Офицер по поддержанию мира? — он издевался таким образом, будто говоря, что он не очень высокого мнения о профессии своего сына. — Ты охотинспектор.

На мой взгляд, пришло время отметить себя, поэтому я сказала сзади:

— Отличный охотинспектор. Однажды мы с Амосом были в гараже, и вы никогда не догадаетесь, что к нам пришло.

Тишина. И эта тишина продолжалась даже после того, как я зажала рот ладонью и скосила взгляд на Амоса, который поднял глаза к потолку и сжал губы, чтобы не расхохотаться.

— Ладно, не нужно гадать. Я вам скажу. Мы думали, что это ястреб, но это не так.

А потом я болтала добрых пять минут, рассказывая ему о беркуте и Роудсе, смеющемся надо мной, и о том, что орел все еще находится на реабилитации, но, надеюсь, скоро его выпустят.

Я просто спросила о моем величественном друге, и он все узнал для меня.

В конце концов Роудс припарковался параллельно главной улице, и мы вышли, следуя за ним в мексиканский ресторан с видом на реку, в котором я встречалась с Джонни. Рэндалл Роудс вздохнул, когда нам пришлось ждать целых две минуты, чтобы получить столик, пока я расспрашивала Амоса о школе — осторожно, чтобы не упоминать его музыку, потому что я не хотела, чтобы старик критиковал его за это. Я могла бы быть той, кто похоронил бы его тело где-нибудь, если бы это было так. Двое мужчин просто стояли там, каждый намеренно оглядывался и не разговаривал друг с другом, напряжение удушало.

По пути к столу я заметила нескольких покупателей из магазина и поприветствовала их, Амос держался позади меня. К тому времени, как мы добрались до него, Роудс и его отец уже стояли там. И я знаю, что точно не могла предположить того, что Ам подтолкнёт меня к своему отцу, прежде чем сам неохотно скользнёт на место, ближайшее к дедушке, и заработает:

— Леди садится первой, Амос. Как Билли тебя этому не научил?

— Мои двоюродные братья не сказали бы, что я леди, — попыталась пошутить я, остановившись рядом с Роудсом, поскольку именно туда меня направил его сын. Я улыбнулась ему, неуверенная, что поступила правильно.

Он выдвинул мой стул.

Тогда все в порядке. Я приму это.

Пока мы смотрели меню, никто из них не сказал ни слова. Я украдкой взглянула на Роудса, и он, должно быть, почувствовал это, потому что его взгляд метнулся ко мне. Его рот чуть изогнулся.

Я восприняла это как знак. Чем больше я говорила, тем меньше шансов, что мистер Рэндалл будет груб.

И это то, что я делала в течение следующего часа.

Я рассказывала им одну историю за другой о том, что произошло в магазине. Амос был единственным, кто посмеивался, но я заметила, как рот Роудса дернулся раз или два. Его отец, с другой стороны, сосредоточился на чипсах и сальсе и смотрел на меня так, будто не знал, что и думать. Я не думала, что он хотел, чтобы я его поймала за этим, но его взгляд слишком часто метался между сыном и мной, как будто он не был уверен, что между нами.

Мистер Рэндалл встал, чтобы «найти уборную», но на самом деле я поймала его на оплате счета, когда тоже встала, чтобы также отлучиться. Чтобы избежать споров с Роудсом? Я не знала, но поблагодарила его по пути к машине, и он просто кивнул.

Дорога до дома проходила в тишине, и я чувствовала, что достаточно выговорилась за этот вечер, поэтому также молчала. Амос все время разговаривал по телефону, так как вышка сотовой связи находилась рядом с главной магистралью, и я воспользовалась случаем, чтобы, наконец, проверить свой мобильный в первый раз за весь вечер. Были сообщения от Нори и моей тёти. Сперва я открыла переписку со своей подругой.

Нори: Получилось [картинка испанского риса в пуэрториканском стиле]

Я: [смайлик, пускающий слюни] Пожалуйста, приходи и приготовь для меня.

Она сразу же ответила мне.

Нори: Сначала ты ко мне приди. Ю все еще говорит о том, как ей было весело.

Это заставило меня улыбнуться, и я открыла сообщения от тети.

Тетя Каролина: Антихрист только что прислала мне электронное письмо, в котором просит твой номер телефона. Она предложила заплатить за это!

Тетя Каролина: [изображение скриншота из ее электронного письма]

Я моментально открыла его и прочитала. И да, миссис Джонс сошла с ума. Она предлагала заплатить моей тете за мой номер телефона. Ух ты. Эта женщина буквально годами не слышала слова «нет». Было приятно знать, что она в отчаянии, ведь я заблокировала её и на Фейсбуке.

Я: Я никогда не чувствовала себя такой польщенной. Целых 500$! Ваууу.

Миссис Джонс только за обед тратила пятьсот долларов. Действительно? Для нее это ничего не значило.

Я думала об этом всю обратную дорогу. О том, как один человек может бросить кого-то другого, а потом решить, что все-таки хочет его вернуть. В корыстных целях. Не потому, что она так любила меня или думала, что я могу сделать ее сына счастливым.

Как они могли подумать, что я когда-нибудь прощу и забуду? Это были не фильм «50 первых поцелуев». Я не забуду, что они сделали.

И они действительно так мелочно думали обо мне? О моей семье? Что они сдадут меня за пять сотен? За десять тысяч они бы точно согласились.

Но потом они заставили бы меня поменять номер, и мы бы пошли куда-нибудь поесть и посмеяться.

Я слишком долго варилась в этом дерьме, пока Роудс вел вниз по подъездной дорожке внедорожник, который был действительно хорошо отреставрирован теперь, когда я наконец-то увидела его изнутри. Мы все вышли, и Ам побрел к входной двери, волоча ноги. Роудс завис возле машины, а мистер Рэндалл направился к своему внедорожнику, бормоча о чем-то, что оставил в нем.

И я просто стояла там, прежде чем сказать:

— Пока, Амос. Пока, Роудс. Увидимся завтра, ребята. Спасибо за приглашение!

Я не была уверена в их планах, но могла желать им только всего наилучшего.

Роудс, однако, повернулся и пригвоздил меня своим серьезным выражением лица. Он был так близко и понизил голос, чтобы только я могла его слышать.

— Спасибо, что пошла с нами.

Я чувствовала тепло, исходящее от его тела.

— Пожалуйста. — Я послала ему сияющую улыбку.

— Я твой должник.

Я покачала головой.

— Ты ничего мне не должен, но если ты хочешь дать мне какие-нибудь советы по катанию на лыжах или снегоступах, я приму их.

Эти невероятные серые глаза скользнули по моему лицу, и настала его очередь кивать.

— Ты получишь их.

Мы оба стояли и смотрели друг на друга, между нами стояла густая и тяжелая тишина.

Опустив взгляд, я заметила его сжатые в кулаки руки по бокам.

Я заставила себя сделать шаг назад.

— Спокойной ночи. Удачи. — Затем я сделала ещё один шаг. — Доброй ночи, мистер Рэндалл. Ещё раз спасибо за ужин.

Пожилой мужчина уже был у своей машины с открытой дверью со стороны водителя. Казалось, он выпрямился, но не обернулся, прежде чем ответил:

— Пожалуйста. Доброй ночи.

Роудс и Ам исчезли в доме как раз в тот момент, пока я была на полпути к гаражу, когда мистер Рэндалл снова заговорил.

— Они ненавидят меня?

Я остановилась и обнаружила, что он стоит между открытой дверью и сиденьем. Слабый свет из салона машины освещал его сзади, говоря мне, что он смотрит в мою сторону. Я колебалась. Я долго колебалась.

— Ты можешь сказать мне правду. Я справлюсь, — продолжал мистер Рэндалл стальным голосом.

И все же я колебалась. Затем я на секунду сжала губы, прежде чем сказать ему:

— Я не думаю, что это так. Примерно неделю назад я даже не знала, что вы… были рядом.

— Они ненавидят меня.

— Если вы так думаете, мистер Рэндалл, я не понимаю, почему вы меня спрашиваете. Я сказала вам правду. Я не думаю, что они ненавидят, но…

— Должен ли я уйти? — спросил он вдруг.

— Послушайте, я очень, очень мало знаю о вашей ситуации с ними. Как я уже сказала, я только неделю назад узнала, что у Роудса — Тобиаса — как его ни назови, есть отец. Я живу здесь с июня и никогда раньше вас не видела.

Подобно своему сыну и внуку, он снова погрузился в молчание.

— Вы хотите, чтобы они вас ненавидели? — спросила я.

— А как ты думаешь? — отрезал он.

— Я думаю, что вы задаёте мне вопрос, а теперь ведёте себя грубо, — сказала я ему. — И что вы были грубы с Амом и Роудсом — Тобиасом — и теперь пытаетесь все изменить и показаться жертвой.

— Прости, что?

О, чувак, это действительно было намного проще, когда мне не нужно было заботиться о своем будущем с кем-то, кто был придурком.

— Вы критиковали Амоса. Вы разговаривали с сыном свысока. У моего дяди трое сыновей, и все они считают его величайшим. Я думаю, что он величайший. Моего отца почти не было рядом, пока я росла, и иногда мне хотелось бы, чтобы он был. Но он кажется вполне приличным человеком. Как я уже говорила вам, я не знаю, в каком вы положении, каково ваше прошлое, но я знаю Амоса и вроде как знаю Роудса. И Роудс обожает своего ребенка, как и должен хороший отец. Я знаю, что Ам понимает это, но не до конца, потому что он не видит, как его отец смотрит на него, но Роудс продолжает пытаться, хотя они в значительной степени полные противоположности, за исключением того, что у них одинаковый взгляд и спокойствие.

Я на секунду сделала паузу, прежде чем продолжить:

— Всё, что я хочу сказать, это то, что если вы достаточно беспокоитесь о том, что они думают о вас, чтобы спросить меня, я думаю, вам не все равно. И если вам не все равно, то, возможно, вам стоит приложить некоторые позитивные усилия. Вы взрослый мужчина, вас бы здесь не было, если бы вы не хотели, верно?

Он ничего не сказал.

Он долго ничего не говорил, пока мы стояли и смотрели друг на друга. Или, по крайней мере, пытались смотреть друг на друга, учитывая, что снаружи уже темнело, а свет в машине наконец-то выключился.

И когда прошло так много времени, а он до сих пор ничего не выдал, я подумала — или скорее надеялась, — что он обдумывает то, что я сказала. Но я все же добавила:

— Мы не можем выбирать, кем станут или будут люди, которых мы любим, но вы можете выбрать, хотите ли вы остаться с ними. Если мы хотим, чтобы они тоже это знали, ради них стоит остаться. В любом случае, увидимся, мистер Рэндалл. Ваш сын и внук очень классные. Доброй ночи.

Только вернувшись наверх, я поняла, что заметила, но не уделила этому должного внимания.

Я не слышала, чтобы закрывалась входная дверь, когда Амос и его отец вошли внутрь.

Роудс все это время стоял в дверях.

— Большое спасибо. Я скоро буду, — сказала я в мобильный, прежде чем повесить трубку.

Чистое волнение разлилось по моим венам, когда я начала собирать воду и еду на день. Я только закончила делать два бутерброда, когда звук отъезжающей машины донесся до квартиры, заставив меня на секунду остановиться. Мне было интересно, куда они идут. Прошлая ночь была не худшим временем, которое я когда-либо проводила, но и не лучшим.

Удачи им.

Я только закончила складывать свои вещи в рюкзак, когда раздался громкий стук в дверь, сопровождаемый «Ора!»

Это был Ам.

— Заходи! — Закричала я за долю секунды до того, как дверь со скрипом открылась, и звук его шагов предупредил меня, что он приближается.

Конечно же, я только закончила с застежкой-молнией, когда он выдал:

— Можно я побуду здесь?

Я уже ухмылялась, когда подняла глаза и увидела, что он отходит от лестничной площадки в сторону стола.

— Конечно, — я сделала паузу и задумалась. — А я думала, что ты должен был сегодня заняться чем-то со своим дедушкой.

Амос выдохнул, прежде чем рухнуть на один из стульев вокруг маленького столика.

— Он ушел через секунду после того, как они с папой поссорились. — Он наклонился вперед и подобрал один из кусочков пазла, который я едва начала собирать. — Папа сейчас весь в бешенстве, и я не хочу находиться рядом с ним.

Ох. Что произошло? Я не стала спрашивать, подняв рюкзак и перекинув его через плечо.

— Это отстой, Ам. Мне жаль. Я ухожу, ты хочешь пойти со мной? Если твой отец позволит тебе.

Он все еще склонялся над головоломкой.

— Куда ты собираешься?

— Я хочу арендовать UTV (прим. багги).

Подросток покачал головой. — Не-а.

Я пожала плечами.

— Тогда все в порядке. Закончи эту головоломку, если хочешь.

Амос даже не взглянул на меня, когда кивнул, а я, выходя, хихикнула, задаваясь вопросом, что, черт возьми, случилось с Роудсом и его отцом. Я только открыла дверь, когда заметила фигуру, копающуюся на заднем сиденье его рабочего грузовика.

Он…?

— Привет, Роудс! — крикнула я.

Мышцы его спины напряглись, прежде чем он встал и посмотрел на меня.

Да, Амос не шутил. Он был в плохом настроении.

Что-то похожее на нежность появилось в моей груди, и я не могла не улыбнуться ему, даже когда он нахмурился. Роудс был довольно милым, даже когда злился.

— Привет, — ответил он, не двигаясь ни на дюйм.

— Я видела, как твой папа ушел, — сказала я, подходя к нему.

Он хмыкнул.

Что, черт возьми, случилось?

— Ам в квартире… — Он был таким сварливым, и, может быть, это не было хорошей идеей, но, может быть, и было. Он в значительной степени намекнул, что не испытывает ко мне неприязни, так что… — Я собиралась пригласить тебя пойти со мной, но, думаю, я просто скажу тебе, чтобы ты шел.

Эти густые ресницы упали на его лилово-серые глаза.

Я улыбнулась и наклонила голову в сторону своей машины.

— Не думаю, что сегодня я буду хорошей компанией, — пробормотал он.

— Это субъективно, но ты все равно должен пойти, — сказала я ему. — Тебе даже не нужно будет говорить, если ты не хочешь. Хотя, может быть, ты выпустишь пар.

Мужчина хмыкнул и начал мотать головой. — Нет, это не очень хорошая идея.

Он был в плохом настроении, и я знала, с чем я могу справиться, а с чем нет.

— Тогда ладно. Я вернусь сегодня днем. — Я сделала шаг назад. — Пожелай мне удачи.

Он уже начал поворачиваться к своему грузовику, когда вдруг остановился и снова посмотрел на меня, подозрительность кипела под ворчливым выражением его лица.

— До встречи…

— Куда ты направляешься?

Я сказала ему название места, где можно арендовать UTV.

— Ты собираешься в поход? — медленно спросил он.

— Не. — Я протянула обе руки вперед и сделала жест, будто управляю транспортом. — Я арендовала Razorback UTV. — Я помахала рукой, прежде чем он успел задать еще один вопрос. — Хорошо, увидимся позже!

— Ты знаешь, что делаешь?

— Кто-нибудь действительно знает, что он делает? — пошутила я.

Не было ни секунды колебания, прежде чем он снова запрокинул голову к небу, вздохнул и проворчал:

— Дай мне секунду.

Я остановилась и попыталась сохранить ровное лицо.

— Ты все-таки хочешь пойти?

Он уже двигался к дому после того, как захлопнул дверцу машины.

— Подожди меня.

Я не могла не улыбнуться, когда взглянула на гаражную квартиру и увидела Амоса у окна. Я показала ему большой палец вверх. Я была уверена, что он улыбался.

Верный своему слову, Роудс вернулся со своим рюкзаком и чем-то вроде двух курток в руке, возможно, через минуту или две.

Он все еще выглядел довольно сердитым, но я не принимала это близко к сердцу. Может быть, он рассказал бы мне, что случилось такого, из-за чего его отец ушел рано и, возможно, испортил ему настроение, а может, и нет. Надеюсь, просто может быть, я могла бы помочь немного изменить его день. По крайней мере, это было моей целью. Даже если он ничего не говорил мне, это было нормально.

Его рот был ровной линией, когда он направился прямо к моей пассажирской двери и остановился, как только он добрался до нее, прежде чем выкрикнул:

— Я иду с Авророй, Ам. Не выходи из дома. Мы вернемся позже.

Что вызвало ответный крик:

— Окей!

Этот мальчик казался слишком взволнованным, чтобы оставаться дома в одиночестве. Я подавила улыбку, садясь в машину и наблюдая, как Роудс делает то же самое. Только когда мы проехали по дороге, сворачивая на главную магистраль, Роудс спросил:

— Ты собиралась делать это одна?

Я сосредоточила свое внимание на дороге.

— Да, я хотела сделать это в течение нескольких недель.

Он что-то пробормотал себе под нос, передвигаясь на моем переднем сиденье.

Кто-то действительно был в плохом настроении.

— Я бы пригласила Клару и Джеки, но я знаю, что у них были планы с ее братьями. Также я спросила Амоса, но он отказался, и у меня действительно нет тех покупателей из магазина, которых я знаю достаточно хорошо, чтобы пригласить, — объяснила я. — Я думаю, что мы к этому придем, но еще нет.

«Хм» Роудса заставило меня сдержать еще одну улыбку. Может быть, он согласился, потому что ему больше нечем было сейчас заняться — в чем я сомневалась, — но у меня было ощущение, что он пошёл убедиться, что я не наделаю глупостей.

Я молчала, пока не поняла, что мы приближаемся к палаточному лагерю, прежде чем предложить:

— Знаешь, если ты хочешь поговорить о том, что тебя беспокоит, я умею слушать. Я не всегда болтаю.

Его руки были скрещены на груди, а колени расставлены так широко, как только позволяло моё пассажирское сиденье. Я все еще чувствовала напряжение, исходившее от его тела, поэтому я не сильно удивилась, когда он хмыкнул:

— Я думаю, отправиться сюда было плохой идеей.

— Возможно, но в любом случае я не отвезу тебя домой сейчас, так что постарайся изо всех сил, если хочешь. Или не надо, — сказала я ему.

Я не пропустила взгляд, который он послал мне, частично удивленный моим комментарием и, может быть, даже немного раздраженный.

Неудивительно, что всю оставшуюся дорогу он молчал, а я тихонько напевала песню Юки, пока не припарковала машину и мы оба не вышли. В начале тропы для UTV был припаркован большой грузовик с еще большим прицепом, и я помахала его владельцу, который рассказал мне все о своем бизнесе UTV.

— Привет, Ора, — сказал мужчина, уже держа в руках блокнот с бумагами, которые, как он предупредил меня, нужно будет подписать.

— Привет, Энди, — поприветствовала я его, пожав протянутую руку. Роудс остановился рядом со мной, его рука коснулась моей. — Это Роудс. Роудс, это Энди.

Первым протянул руку Энди. — Вы местный охотинспектор, не так ли?

Мой домовладелец кивнул, одарив его крепким рукопожатием.

— Я уже работал с вашим партнером раньше, — сказал он ему все еще довольно раздраженным тоном.

Энди скорчил забавное лицо, я не была уверена, что это могло означать, прежде чем он снова сосредоточил внимание на мне и сказал:

— Давай оформим эти документы, чтобы ты могла уже начать, что ты скажешь?

— Давай сделаем это, — сказала я ему с улыбкой.

Рука рядом со мной снова коснулась меня, и я тоже улыбнулась Роудсу, заработав небольшую от него. Но я не упустила из виду, как его взгляд перешел от моих глаз к моему рту и обратно, и я не могла представить себе тихий вздох, который он медленно испустил, прежде чем я снова повернулась к человеку, сдававшему UTV в аренду.

Потребовалось не более десяти минут, чтобы заполнить все формы согласия и передачи информации, а также кратко выслушать инструкцию, как пользоваться UTV. Я дала ему информацию своей кредитной карты по телефону, так что платеж уже был сделан. Энди задумался на секунду, прежде чем вытащил два шлема из кузова своего грузовика и предложил надеть солнцезащитные очки. Затем он передал ключи, а я, наконец, оглянулась на Роудса и спросила:

— Хочешь сесть за руль?

— Ты можешь быть первой, — сказал он ворчливым голосом.

Ему не нужно было говорить мне дважды. Что он действительно сделал, так это отдал мне одну из курток, которые принес. Я натянула её, застегнула молнию, а затем пристегнула рюкзак сзади, прежде чем прыгнуть на водительское сиденье. Всё ещё с каменным лицом, Роудс тоже сел и пристегнулся. Именно тогда он, наконец, немного повернулся и серьезно спросил:

— Ты знаешь, куда ехать?

Я завела UTV и улыбнулась.

— Нет, но мы разберемся.

А потом я нажала на педаль газа, и мы поехали.

...❃.•.•.

Примерно полчаса спустя, Роудс хлопнул руками по консоли перед своим сиденьем и повернулся, чтобы посмотреть на меня широко раскрытыми глазами. Шок? Встревоженность? Паника? Может все перечисленное?

Надо отдать ему должное, он не был бледным. Его щеки были розовыми под седыми и коричневыми волосами, но он не выглядел испуганным. Честно говоря, выражение его лица больше всего напоминало выражение бешеного енота.

Я улыбнулась ему. — Весело, да?

Его рот немного приоткрылся, но из него не вырвалось ни слова.

По крайней мере, я повеселилась. У UTV была невероятная подвеска, поэтому я была почти уверена, что у меня не будет ушиба копчика или чего-то еще — у меня уже было это раньше, и это было не весело — но даже если и будет, это совершенно стоило бы того. Это было потрясающе.

В какой-то момент руки Роудса сжались в кулаки у него на коленях… когда он не цеплялся за ближайшие перила на моих сверхкрутых поворотах.

И когда я нажимала на газ и быстро ускорялась.

И когда я не нажимала на тормоза, а продолжала ехать с той же скоростью, на которой была.

— Что… за… нахрен… это… было? — медленно спросил он, каждое слово вылетало из его рта примерно через две секунды после предыдущего.

Я отстегнула ремень безопасности и заглушила двигатель, решив, что сейчас было бы неплохо сделать перерыв на воду. Ветровое стекло не позволяло проникнуть внутрь большому количеству пыли, но ее было достаточно, чтобы мой рот и горло пересохли.

— Веселье? — я ответила ему. — Хочешь воды?

Роудс медленно покачал головой, его глаза все еще были широко раскрыты, пальцы все еще сжимали консоль.

— Я хочу воды, но сначала я хочу знать, что, черт возьми, это было?

— Я напугала тебя? — спросила я его, внезапно почувствовав беспокойство. — Я несколько раз спрашивала, все ли с тобой в порядке, но ты ничего не говорил, и я сказала тебе доверять мне сразу после того, как мы двинулись. Извини, если я напугала тебя.

— Ты просто вела себя как… как…

— Водитель раллийной машины? — предложила я.

Я почти уверена, что сорокадвухлетний мужчина сверлил меня своим взглядом.

— Да. Я думал, что ты будешь ехать, пять, может быть, десять миль в час, но я увидел… я увидел спидометр, — обвинил он.

Я вздрогнула.

— Где ты научилась так водить? — наконец ему удалось спросить, все еще слегка приоткрыв рот.

Я откинулась на спинку сиденья и сдержанно улыбнулась ему.

— От водителя раллийной машины.

Какое-то время он смотрел на меня; затем его рот скривился в сторону. Эти серые глаза метнулись к потолку автомобиля, в то время как выражение его лица сменилось с раздраженного на задумчивое. Тогда и только тогда рот Роудса изогнулся, прежде чем он сказал, всё ещё глядя вверх:

— Я должен был удивиться, но почему-то нет.

Это был комплимент или это был комплимент? Я снова улыбнулась, хотя он этого не видел.

— Мою подруга Юки, помнишь ее? Та, что приходила в гости? Так или иначе, у нее есть ферма, и одна из ее сестер встречалась с водителем раллийного автомобиля, которого она привезла в те выходные. Короче говоря, он показал нам несколько вещей. — Я фыркнула про себя, прежде чем раскололась. — Юки гоняла на UTV, но в остальном это было очень весело. Он сказал, что у меня есть природный талант.

Затем его взгляд метнулся ко мне, и его рот скривился еще сильнее за мгновение до того, как он опустил подбородок и сжал губы.

— Природный талант?

Я пожала плечами.

— Я боюсь животных, которые переносят болезни, высоты и разочаровывать людей. Я не боюсь смерти.

«О» было то, что он сказал. Кривизна его рта развалилась, когда он уставился на меня. Он действительно был слишком красив.

И мне нужно было перестать пялиться на его лицо.

— Врум, врум, хочешь еще раз? — спросила я.

Этот привлекательный мужчина провел рукой по своим каштановым серебристым волосам и через мгновение кивнул. Но что-то было в его глазах… веселье? Может быть?

— Ты представляешь угрозу для общества, но я не на работе, — сказал он. — Покажи мне, на что ты способна.

Мы напились воды и снова двинулись.

...❃.•.•.

Через некоторое время, после того как мы поменялись и он взял на себя управление, мы снова остановились на небольшой полянке. Я протянула Роудсу один из двух упакованных мною бутербродов, и мы сели на лужайку под солнцем.

Мы почти не разговаривали друг с другом, так как оба были слишком заняты, стиснув зубы, пока катались быстрее, чем было предложено или безопасно, но это было межсезонье, и других трейлеров также не было припарковано, поэтому мы пошли на это. По крайней мере, так я предполагала, когда он ничего не говорил о замедлении.

Два или три раза я слышала смех Роудса, и каждый раз не могла не улыбаться.

Медленно большая часть его напряжения спала с плеч. Когда он вытянул ноги перед собой, разместив одну руку за спину, а другой поднеся сэндвич ко рту и аккуратно съев ветчину с сыром, он сказал:

— Спасибо, что позвала меня.

Ему пришлось ждать моего ответа, потому что мой рот был полон.

— Пожалуйста. Спасибо, что пошел со мной.

Некоторое время никто из нас не проронил ни слова, впитывая теплые лучи солнца. В конце концов, это был прекрасный день. Небо было моего любимого оттенка голубого. Цвета, который я бы не вообразила реальным, если бы не увидела его собственными глазами. Тишина была комфортной. Приятной. Негромкие звуки птиц на деревьях напоминали, что здесь были не только мы. Эта жизнь продолжалась существами, которые не имели ничего общего с нашими человеческими жизнями.

Вряд ли я когда-либо ему признаюсь, чтобы он не чувствовал себя странно, но мне нравилось, что я не одна. Что этот большой стоический мужчина был здесь со мной, и я, надеюсь, хоть немного смогла изменить его день. Это было меньшее, что я могла сделать после того, как многие люди на протяжении всей моей жизни делали то же самое для меня, пытаясь подбодрить меня, когда дела шли не очень хорошо.

— Мы с отцом поссорились перед тем, как он ушел, — внезапно сказал он, небрежно держа в руках то, что осталось от бутерброда.

Я подождала, откусив еще кусочек.

— Я забыл, как сильно он может меня раздражать.

Я продолжала ждать, пока он скажет что-нибудь еще, и ему потребовалась еще пара укусов, чтобы продолжить.

— Я знаю, что Аму все равно, останется он или уйдет, но меня это волнует. Бизнес всегда был для него важнее всего на свете, — продолжал говорить Роудс спокойным голосом. — Я думаю, что хоть раз в жизни он искренне чувствовал себя виноватым, но…

Я не знала, что он чувствовал. Не совсем. Думаю, именно поэтому я положила свою руку на его. Потому что я понимала, каково это, когда люди разочаровывают тебя.

Его взгляд поймал мой и остался там. В нём всё ещё было разочарование, но уже меньше. В основном потому, что в этих глазах было что-то ещё. Что-то, в чём я не была полностью уверена, что смогла понять или узнать.

Я немного пошевелила большим пальцем, подушечкой коснувшись выступающего шрама. Взглянув на него, я увидела, что сморщенная линия была бледной и длиной около двух дюймов. Я снова дотронулась до него и, почувствовав, что он хочет отвлечься от разговора о своем отце — о чем-то личном для него, — спросила:

— Откуда это?

— Я… перерабатывал самца…

Должно быть, я скривилась, потому что один уголок его рта чуть-чуть приподнялся.

— Лось. Самец лося, и мой нож соскользнул.

— Ой. Ты накладывал швы?

Другой рукой он накрыл мою — и ох, это была теплая ладонь — прежде чем его указательный палец тоже провел по шраму, задев при этом сторону моего пальца.

— Нет. Я должен был, но я этого не сделал. Наверное, поэтому он так плохо зажил.

Мне не хотелось шевелить рукой, поэтому я вытянула мизинец и коснулась крошечного шрама на его костяшке.

— А этот?

Роудс тоже не шевельнул рукой.

— Драка.

— Ты дрался? — удивленно воскликнула я.

Да, уголок его рта приподнялся немного сильнее, немного выше.

— Я был молод.

— Ты и сейчас молод.

Он фыркнул.

— Тогда моложе. Когда мы учились в старшей школе, Джонни вступил в драку, а мы с Билли вмешались. Я даже не помню, чем это закончилось. Все, что я помню, это разбитые суставы и кровь повсюду. Потребовалась целая вечность, чтобы остановить кровотечение, — сказал он мне, слегка двигая пальцем и снова касаясь моего.

Я все еще не двигалась.

— Ты часто дрался, когда был моложе?

— Несколько раз, но с тех пор нет. Тогда у меня было больше агрессии. Больше нет.

Я подняла глаза и поймала эти серые глаза, уже устремленные на меня. Выражение его лица было спокойным, почти пустыми, и мне стало интересно, о чем он думает. Я улыбнулась ему, но он не сделал того же в ответ.

Вместо этого Роудс спросил:

— Что на счёт тебя? Ты дралась, когда была моложе?

— Нет. Ни за что. Я ненавижу конфликты. Я должна быть очень зла, чтобы повысить голос. В любом случае, большинство вещей меня не беспокоит. Мои чувства так легко не задеть, — сказала я ему. — Можно многое исправить, просто слушая кого-то и обнимая его. — Я указала на пару мест на моем лице и руках. — Все мои шрамы от того, что я попала в аварию.

Его фырканье застало меня врасплох. Судя по выражению его лица, я думаю, что и его тоже.

— Ты смеешься надо мной? — спросила я, ухмыляясь.

Его рот дернулся, но глаза впервые за все время ярко засияли.

— Не над тобой. Над собой.

Я сузила глаза, забавляясь.

Его палец коснулся моего, а его губы расплылись в широкой улыбке, которая могла бы заставить меня влюбиться на месте, если бы продлилась дольше секундного моргания.

— Я никогда не встречал таких, как ты.

— Надеюсь, это хорошо?

— Я встречал людей, которые не знают, что значит быть грустным. Я встречал жизнерадостных людей. Но ты… — Он покачал головой, внимательно следя за мной этим взглядом «бешеного енота». — В тебе есть эта искра жизни, которую ничто и никто не отнял, несмотря на то, что с тобой произошло, и я не понимаю, как ты до сих пор умудряешься… быть собой.

В моей груди на мгновение словно что-то заболело, в хорошем смысле.

— Я не всегда весёлая. Мне иногда грустно. Я же говорила тебе, что не так уж много вещей могут сильно ранить мои чувства, но когда что-то задевает, это действительно задевает. — Я позволила его словам осесть глубоко внутри меня, этому успокаивающему, теплому бальзаму, в котором я не знала, что нуждаюсь. — Но спасибо. Это одна из самых приятных вещей, которые кто-либо когда-нибудь говорил обо мне.

Эти серые глаза снова скользнули по моему лицу, что-то беспокойное промелькнуло в его глазах на мгновение, настолько короткое, что я подумала, что мне показалось. Потому что следующее, что он сказал, было обыденным. Больше, чем обыденным.

— Спасибо, что вытащила меня из дома. — Он сделал паузу. — И у меня появилось еще несколько седых волос из-за того, как ты вела машину.

Он шутил. Переведите дыхание. Я мило улыбнулась ему, пытаясь вести себя нормально.

— Мне нравятся твои седые волосы, но если ты хочешь вернуться домой, то давай.

Его фырканье заставило меня улыбнуться, но то, как его палец коснулся моей руки, заставило меня улыбнуться еще больше.

— Что делаешь?

Я вскочила с того места, где стояла на одном колене, подложив куртку под него на гравий. Я улыбнулась Роудсу, который так тихо выскользнул из своего дома, что я не услышала, как открылась и закрылась дверь. Это был вечер четверга, и он не только пришел домой рано, но и переоделся из своей формы в узкие спортивные штаны — не смотри на его промежность, Ора — и еще одну футболку, которую я видела раньше. Надпись про военно-морской флот на ней была размыта.

Роудс действительно был самым горячим сорокадвухлетним мужчиной на планете. Он должен был быть. По крайней мере, я так думала.

Что-то изменилось между нами с того дня, когда мы провели наше приключение на UTV. Мы даже наконец обменялись номерами телефонов, как только мы вернулись. Что бы это ни было, оно было маленьким и, скорее всего, заметным только мне, но оно казалось значительным. С тех пор мы не проводили вместе много времени — в последнее время он работал сверхурочно, — но два раза, когда я видела его, когда он возвращался домой достаточно рано, а Амос был со мной в гараже, он бросал на меня эти долгие, настороженные взгляды, которые были не столько этим «бешеным енотом», сколько… чем-то другим.

Что бы это ни было, маленькие волоски на затылке привлекли внимание. Я действительно не думала, что создаю из мухи слона. Это было осознание, как когда вы моете волосы и слишком долго задерживаете дыхание под душем, и вдруг оно появляется, это дыхание, которое вам нужно, и говорит вам, что вы продолжаете жить.

Но я старалась не думать об этом слишком много. Я ему нравилась достаточно хорошо, чтобы быть рядом со мной и не иметь ужасных времен, теперь я знала. По-своему. Он беспокоился о моей безопасности, я была уверена. Роудс назвал меня своей подругой в тот день, когда появился его отец.

И у меня было глубокое ощущение, что этот порядочный, тихий мужчина не слишком часто или легкомысленно употреблял слово «друг». И он также не раздавал свое время свободно. Хотя он был со мной.

Именно с этим знанием, с этим чем-то в моем сердце по отношению к нему, что определенно было настолько личной привязанностью к кому-то, я подняла тонкую ткань в руке.

— Пытаюсь собрать свою новую палатку, — сказала я ему, — и терплю неудачу.

Остановившись с другой стороны от того места, где были разложены все части, Роудс наклонился и осмотрел их. Синие и черные лежали друг на друге в беспорядке.

— Неправильно обозначено… Я пролила воду на инструкцию и теперь не понимаю, что, где и куда, — объяснила я. — Я не чувствовала себя такой тупой с тех пор, как начала работать в магазине.

— Ты не тупая, если чего-то не знаешь, — сказал он, прежде чем присесть. — У тебя есть её упаковка или фотография?

Иногда он говорил приятные вещи.

Я обошла ту сторону дома, где оставила коробку возле мусорных баков, которые Амос выносил раз в неделю, и принесла упаковку обратно.

Роудс взглянул вверх и на мгновение поймал мой взгляд, когда взял её. Между его бровями появилась выемка, когда он взглянул на изображении на картонной коробке, его губы скривились в одну сторону, прежде чем он кивнул.

— У тебя есть маркер?

— Ага.

Эти серые глаза снова встретились с моими.

— Принеси. Мы можем пометить каждую часть, чтобы ты знала, что с чем соединяется.

Я не воспринимала эту возможность как должное. Поднявшись наверх, я достала из сумочки серебряный маркер и отнесла ему. Роудс уже начал складывать шесты палатки вместе, его лицо было задумчивым.

Я присела рядом с ним и передала перманентный маркер.

Его мозолистые кончики пальцев коснулись моих, когда он взял его, сняв колпачок противоположной рукой и издав задумчивый горловой звук, когда поднял деталь.

— Это явно одна из тех частей, которые выходят за рамки, понимаешь?

Нет.

— Этот выглядит точно так же, как тот, — терпеливо объяснил он, поднимая другой шест и ставя его рядом с первым.

Хорошо, я могла понять это.

— Ах, да.

Через мгновение он поднял коробку, почесав затылок, а затем поменял детали местами. Потом он сделал это снова и издал задумчивый возглас.

Я рассматривала размытые фрагменты инструкций, которые случайно намочила. Я прищурилась. Я думаю, это выглядело правильно.

В конце концов, он начал соединять детали вместе, а когда отступил — половина из них была использована — кивнул сам себе.

— Куда ты собираешься в поход?

Я выпрямилась.

— Ганнисон.

Он почесал затылок, все еще сосредоточенный на частях построенной им палатки.

— Одна?

— Нет. — Я немного передвинула картинку, чтобы посмотреть, есть ли в этом смысл. Это не так. — Клара пригласила меня поехать с ней в Ганнисон на этих выходных. Там буду я, она, Джеки и одна из ее невесток. Ее брат живет с мистером Незом. Она предложила мне одолжить одну из ее палаток, но я хотела быть большой девочкой и купить себе собственную, чтобы иметь ее на будущее, на случай, если я снова отправлюсь в поход. Я знаю, что раньше любила ходить, но это было давно.

— Да, эта часть идет туда, — сказал он после того, как я соединил один из шестов, которые я подобрала. — Давным давно? Когда ты жила здесь?

— Да, мы с мамой ходили, — ответила я, наблюдая, как он прицепляет еще один шест. — Я очень взволнована, на самом деле. Помню, раньше мы очень веселились. Готовили сморы… (прим. смор — традиционный американский десерт, изготавливаемый на костре, который состоит из поджаренного маршмэллоу и плитки шоколада, сложенных между двумя крекерами).

— Есть запрет на огонь.

— Я знаю. Мы воспользуемся ее плитой. — Я покосилась на несколько шестов и перевернула их. — Возможно, я ненавижу спать на земле, но я не узнаю, пока не попробую.

Не глядя на меня, он взял тот самый шест и передвинул его туда, где он действительно смотрелся правильно.

— Ты молодец, — сказала я ему после того, как он скрепил еще пару, и все действительно стало выглядеть так, как должно. — Значит, ты не так часто ходишь в походы? Поскольку Амос не любитель?

Роудс вынул из кармана маркер и ответил:

— Не часто. Когда я езжу на охоту или на тренировку, но не более того.

Он сделал паузу, и я подумала, что это конец, когда он сунул маркер между зубами и закончил соединять последние несколько частей, но он удивил меня, когда продолжил говорить:

— Мой старший брат всегда брал нас с собой. Это самое веселое, что я помню, возвращаясь в прошлое.

Его краткий рассказ взбодрил меня, когда он начал двигаться по шестам, помечая их серебристым цветом.

— У тебя больше одного брата?

— Три. Двое старших, один младший. Это вытащило нас из дома и избавило от неприятностей, — сказал он странным тоном, который подсказал мне, что дело не только в этом.

— Где они все живут?

— Колорадо-Спрингс, Джуно и Боулдер, — ответил он.

Но никто из них, включая его отца, так и не приезжал. Колорадо-Спрингс и Боулдер были не совсем близко, как соседняя улица, но и не так далеко. Единственным исключением, по крайней мере, я думала, был случай с Джуно на Аляске.

Как будто он мог читать мои мысли, Роудс продолжил говорить:

— Они не часто сюда приезжают. Нет причин. Мы встречаемся пару раз в год, или они приезжали в гости, когда я был во Флориде. Всем нравилось встречаться, когда я был там, в основном из-за тематических парков.

Нет причин? Даже несмотря на то, что его отец-не совсем-года был всего в часе езды? И где была его мама?

— Почему ты не взял Амоса и не перебрался поближе к тому месту, где живет один из них?

Он продолжал отмечать.

— Амос вырос здесь. Жизнь на базе была не для меня, когда приходилось, и я не скучаю по жизни в больших городах. А когда я подал заявку на должность охотинспектора, они открыли офис в Дуранго. Я не верю в судьбу, но именно так и казалось.

Мне тоже.

— Твоя мама на фото? — спросила я, прежде чем успела остановиться.

Маркер перестал двигаться, и я знала, что мне не привиделась хриплость в его голосе, когда он сказал:

— Нет. Последнее, что я слышал, что она скончалась несколько лет назад.

Последнее, что он слышал. Я этого не понимала.

— Мне, действительно, жаль.

Несмотря на то, что Роудс смотрел вниз, он все еще качал головой.

— Не о чем сожалеть. Я не теряю сон из-за нее.

Если это не была какая-то глубокая ярость, я не знаю, что это было.

И он, должно быть, сам удивился, потому что поднял голову и нахмурился.

— У нас не было хороших отношений.

— Мне жаль, Роудс. Мне жаль, что спросила.

Красивое лицо застыло.

— Нет. Ты не сделала ничего плохого.

Внимание Роудса вернулось к палатке слишком быстро, и он, казалось, сделал еще один тяжёлый вздох, прежде чем сказал:

— Давай разберем ее и повторим то же самое с навесом, просто чтобы убедиться, что все числа совпадают, и у тебя получится собрать ее.

Кто-то закончил говорить о своих родителях. Я уже знала, что лучше не задавать людям такие личные вопросы, но я никогда не могла остановиться.

— Спасибо, — выпалила я. — За помощь.

— Конечно, — вот и все, что он ответил. Хотя его тон сказал все за него.

...❃.•.•.

Через два дня я сидела на краю кровати, тряся ногой и изо всех сил стараясь не чувствовать себя разочарованной.

Но в основном терпела неудачу в этом.

Я очень, очень ждала похода.

Но я знала, что может случиться всякое дерьмо, и именно так оно и было. Кларе позвонили, когда мы еще были в магазине, как раз готовясь к закрытию. Ее племянник сломал руку, и они с её братом направлялись в больницу.

Я могла сказать, что Клара была чертовски разочарована в первую очередь по тому, как опустились ее плечи и как она вздохнула.

И за такое короткое время она не нашла бы никого, кто мог бы остаться. У дневной сиделки её отца были планы. Другие ее братья… Я не была уверена, но готова поспорить, что если бы они могли, она бы их попросила.

С другой стороны, зная Клару, она предпочла бы этого не делать.

Итак, мы запланировали провести кемпинг в другой раз. Я предложила остаться с ее отцом на следующий день, если она захочет уйти из дома, но одно повлекло за собой другое, и Джеки вызвалась побыть сиделкой. Вместо этого мы договорились отправиться в поход завтра, хотя я знала, что она не очень любит пешие прогулки. Она клялась всем телом, что справится с этим, и я не собиралась говорить ей, что она может, а что нет. Если бы нам пришлось развернуться, это не был бы конец света.

Вот почему субботним вечером я оказалась дома, чувствуя себя немного разочарованной.

Я могла бы пойти в поход одна в другой день….

Нет, я не могла.

Но стук в дверь заставил меня сесть.

— Аврора? — Через окно послышался голос снизу.

Я поняла, кто это, и встала.

— Роудс? — Я ответила, прежде чем зашагала так быстро, как только могла в носках.

— Это я, — сказал он, как только я достигла первого этажа, щелкнув замком и распахнув дверь.

Я одарила его самой дружелюбной улыбкой, на которую была способна.

— Привет.

Я знала, что он не так давно вернулся домой, я слышала его машину. Он уже переодел свою униформу, надев темные джинсы и облегающую футболку, на которые я бы бросила взгляд, если бы могла сделать это украдкой.

— Немного поздно уезжать, не так ли? — спросил он.

Мне потребовалось секундное моргание, чтобы понять, о чем он спрашивает.

— О, мы все-таки не поедем.

— Вы уезжаете завтра?

— Нет, не в эти выходные. У брата Клары была чрезвычайная ситуация, и он не мог приехать к их отцу, а у его обычной сиделки были похороны, — объяснила я, наблюдая, как он смотрит на меня. Пока я говорила, его глаза скользили по моему лицу, как будто он взвешивал мои слова.

Его гладкая правая щека изогнулась.

— В другой раз, наверное, — сказала я ему. — Что вы двое делаете в эти выходные?

Его «Ничего» потребовалось мгновение, чтобы вылететь из его рта. — Джонни забрал Ама, и сегодня вечером они будут что-то делать. — Его щека снова дернулась. — Я увидел, что у тебя горит свет, и хотел убедиться, что с тобой все в порядке, поскольку ты сказала, что уходишь сразу после работы.

— Ой. Ага. Нет, я здесь, и я в порядке. Мы с Кларой попытаемся совершить тот поход, на котором ты меня спас, когда половина моей кожи была в гравии.

Он кивнул, немного прищурившись, задумчиво.

Я подумала о кое-чем. — Я думала о том, чтобы сделать пиццу прямо сейчас, не хочешь половину?

— Половину? — медленно спросил он.

— Я могу сделать тебе твою собственную, если хочешь… — Я замолчала. — На самом деле я голодна. Я могу съесть целую, но у меня есть две.

Почему-то уголки его рта изогнулись.

— Что?

— Ничего, я бы не смог представить, как ты ешь целую пиццу, если бы не видел, как ты чуть не сделала это в день рождения Ама.

Я чуть поморщилась при воспоминании о дерьмовом шоу в тот день. Я никогда не спрашивала, что случилось с мышью, и не собиралась спрашивать сейчас. Я пожала плечами и улыбнулась.

— На обед у меня был большой салат. Я думаю, это уравновешивает.

— Сделай две пиццы. Я куплю тебе другую в следующий раз, когда пойду в магазин, — сказал он после того, как снова посмотрел мне в лицо.

Он обязательно должен быть таким красивым?

— Да? — спросила я слишком взволнованно.

Он серьезно кивнул, но в его глазах все еще было что-то очень-очень задумчивое.

— Что ты думаешь? Тридцать минут хватит?

— Может быть? К тому времени, когда я разогрею духовку и обе пиццы приготовятся, будет около сорока?

Роудс сделал шаг назад. — Я вернусь позже.

— Хорошо, — сказала я, когда он сделал еще один шаг. Перед тем, как закрыть дверь, я увидела, что он повернулся и побежал обратно к своему дому.

Почему он рванул назад, я понятия не имела, но ладно. Может быть, ему нужно было сходить в туалет по-большому. Или он не тренировался. Однажды Амос подтвердил, что его отец вставал рано, чтобы ходить в круглосуточный спортзал в городе несколько дней в неделю. Иногда он отжимался дома. Он добровольно предоставил информацию, которую не просила, но я и не жаловалась.

Вернувшись наверх, я разогрела духовку и подумала, собирается ли он есть со мной или возьмёт пиццу к себе домой.

Я на секунду задумалась, не планировал ли он сегодня вечером пойти на свидание, и поэтому он спросил, останусь ли я поблизости.

Если только он не собирался делиться своей пиццей…

Нет, это тоже не было похоже на него.

Ну ладно, если он хотел поесть со мной, круто. Если нет, я могла бы посмотреть фильм. У меня была новая книга. Я могла бы позвонить Юки, чтобы проверить ее. Или моей тёте.

Но сорок пять минут спустя Роудс так и не вернулся, а пицца уже пережаривалась в остывающей духовке.

Я полагаю, что могла бы просто порезать ее, положить на тарелку и съесть?

Я как раз начала резать одну из них ножом для мяса, потому что у меня не было ножа для пиццы, когда в дверь снова постучали, и прежде чем я успела ответить, она со скрипом открылась, и я услышала:

— Ангел?

Господи, я не понимала этого человека и то, как он иногда коверкал мое имя.

— Да?

— Пицца готова?

— Ага! Хочешь, я принесу твою? — крикнула я.

— Принеси обе.

Он хотел поесть вместе?

— Хорошо! — крикнула я.

Дверь закрылась, и я закончила нарезать оба величайших шедевра, сложила их на тарелки и обернула несколькими вощанками, которые Юки случайно прислала на мой почтовый ящик. Потом я пошла вниз.

Мне удалось сделать два шага наружу, прежде чем я остановилась.

Между квартирой в гараже и главным домом стояла изящная палатка.

Рядом стояли два походных стула с фонарем между ними. Роудс сидел в одном из них. На другом лежал небольшой сверток.

— Это не Ганнисон, но и здесь мы не можем разводить огонь, потому что запрет действует по всему штату, — сказал он, вставая.

Что-то под моей грудью шевельнулось.

— Я искал твою палатку в гараже и в твоей машине, но ее там не было. Если ты хочешь принести её, мы можем поставить её за минуту. Но у меня на двоих. — Он внезапно перестал говорить это и наклонился вперед, щурясь на меня в темноте. — Ты плачешь?

Я попыталась откашляться и согласилась с правдой.

— Я собираюсь.

— Почему? — тихо спросил он с удивлением.

Эта штука в моей груди пошевелилась еще немного, скользнув ужасно близко к моему сердцу, и я попыталась заставить ее остановиться.

Она не слушалась.

Он разбил палатку.

Расставил стулья.

Чтобы я могла пойти в поход.

Я сжала губы, говоря себе: не делай этого. Не делай этого. Не делай этого, Ора.

Мне лучше не плакать. Мне лучше не плакать.

Я даже откашлялась.

Но это не имело значения.

Я заплакала. Эти крошечные, жалкие струйки, которые беззвучно вытекали из меня, и удушье пропало. Я не издавала ни звука, но слезы продолжали течь из моих глаз. Я бы никогда не могла подумать, что из-за акта доброты у меня появятся слезы радости. Такого уже не было миллион лет.

Роудс встревожился, и я попыталась сказать: «Я в порядке», но у меня ничего не вышло.

Совсем не вышло. Потому что я старалась не плакать ещё сильнее.

— Бадди? — осторожно сказал Роудс, его тон был обеспокоенным.

Я сжала губы.

Он сделал ещё один шаг вперед, потом ещё один, а затем я сделала то же самое.

Я направилась прямо к нему, все еще сжимая губы, все еще цепляясь за свою маленькую гордость.

И когда он остановился примерно в футе или двух от меня, я поставила тарелки на землю и продолжила движение. Прямо к нему. Моя щека проникла в пространство между его плечом и ключицей, обхватывая обеими руками его талию, как будто я имела на это право. Как будто он хотел бы, чтобы оно у меня было.

Как будто я ему нравилась, и это было нормально.

Но он не оттолкнул мои руки, когда они были там. Практически полностью прижатая к нему, я не прям плакала-плакала, но слёзы попадали на его рубашку.

— Это самое лучшее, что кто-либо когда-либо делал для меня, — прошептала я ему в грудь, фыркнув.

То, что должно было быть его рукой, приземлилось прямо в центр моей спины.

— Прости, — почти прошептала я, прежде чем попытаться взять себя в руки и попытаться сделать шаг назад, но не смогла. Потому что рука, прикрывающая лямку лифчика, не позволила мне. — Я не хочу хандрить или плакать возле тебя. Я не хочу доставлять тебе неудобства.

Другая рука опустилась мне на спину, прямо над полосой джинсов.

И я перестала пытаться отойти.

— Ты не заставляешь меня чувствовать себя некомфортно. Я не возражаю, — сказал он таким нежным голосом, каким я его никогда не слышала.

Он обнимал меня в ответ.

Он обнимал меня в ответ.

И, черт возьми, я этого хотела. Так что я сильнее обняла этого мужчину, мои руки опустились на его талию. Он был теплым, и его тело было твердым.

И Боже мой, он пах как хороший стиральный порошок.

Я могла бы обернуть его вокруг себя и жить так вечно. Будьте прокляты, “Cologne” (прим. название одеколона). Не было ничего лучше хорошего моющего средства.

Особенно, когда он был на теле, как у Роудса. Большое и твёрдое. Полностью комфортное.

Мужчина, который, как я думала ещё недавно, не мог меня выносить.

А теперь… ну, теперь я сомневалась во всем.

Зачем ему это делать? Из-за аппендицита Амоса? Потому что я спасла его, когда приехал его отец? Или, возможно, из-за нашего приключения на UTV?

— Ты в порядке? — спросил он, когда его рука замерла на середине моего позвоночника, прежде чем снова погладить его.

Он хлопал меня по спине, как будто я подавилась и он пытался меня спасти.

Нежность захлестнула мою кровь. Роудс пытался утешить меня, и я не думала, что когда-либо была так сбита с толку, даже когда Каден сказал мне, что любит меня, но мы не можем позволить, чтобы кто-нибудь узнал об этом.

— Да, — сказала я. — Ты такой милый. Я действительно думала, что не нравлюсь тебе больше всех.

Роудс отстранился ровно настолько, чтобы он смог опустить подбородок. Его брови были сведены вместе, а глаза перебегали с одного моего на другой, и он, должно быть, понял, что я говорю серьезно, потому что черты его лица постепенно смягчились. Его серьезное лицо сменилось, как и его военно-морской голос.

— Раньше это не имело к тебе никакого отношения, понятно? Ты мне кое-кого напомнила, и я подумал, что ты похожа на нее. Мне потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что это не так. Я сожалею, что сделал это.

— О, — сказала я ему, еще раз вздохнув, а затем кивнув. — Я понимаю.

Он продолжал смотреть мне прямо в глаза, прежде чем слегка опустить подбородок.

— Ты хочешь вернуться?

— Нет! Я сожалею, что я была так эмоциональна. Большое спасибо. Это очень много значит для меня. Будто целый мир.

Он кивнул, его руки быстро скользнули по моему позвоночнику, прежде чем он сделал шаг в сторону. Затем он, казалось, дважды подумал об этом, потому что он вернулся обратно и вытер мое лицо рукавом свитера, который я не заметила, как он надел в какой-то момент.

И прежде чем я успела передумать, я снова нырнула вперед и крепко обняла его, так крепко, что он на секунду охнул, прежде чем я так же быстро отпустила его, всхлипнула и одарила его широкой неуверенной улыбкой. Подняв тарелки с пиццей с пола, где я их поставила, я протянула одну ему.

— Ну, давай поедим, если ты голоден, — чуть не прохрипела я.

Он слишком внимательно смотрел на меня, морщины на его лбу были видны.

— Ты все еще плачешь.

— Я знаю, и это твоя вина, — сказала я, прочищая горло и пытаясь совладать с собой. — Это действительно лучшая вещь, которую кто-либо делал для меня. Спасибо, Роудс.

Его глаза метнулись к ночному небу, когда он сказал хриплым голосом:

— Пожалуйста.

Каждый из нас тихонько присел, снял обертку и принялся есть свою пиццу, свет фонаря освещал нас обоих достаточно, чтобы мы могли довольно ясно видеть друг друга.

Мы доели пиццу в тишине, и он потянулся, чтобы взять у меня тарелку, поставил ее и сказал:

— Я нашел пачку чипсов Ahoy и немного зефира, не помню, чтобы покупал их, но они не просрочены.

Моя нижняя губа задрожала, и в этот момент я ненавидела то, что думала о Кадене, и ещё больше я ненавидела, что ненавидела его за то, что он не понимал меня даже на долю того, как я думала, он меня понимает.

Он не понимал. Я поняла это сейчас. Видела в полной картине. Несколько лет назад я бы убила за что-то подобное. Не за вещи, которые он купил, найдя в Интернете за три минуты и заказывая их еще быстрее. Я могла вспомнить времена, когда только упоминала о посещении Пагосы, как он тут же менял тему, не слушая. Не заботясь. Всё всегда было о том, чего он хотел. Всё это время я потратила впустую….

— Тебе нравится печенье и зефир? — рассеяно спросил Роудс.

Мое «да» было самым кратким «да» в мире. Но смысл был понятен, потому что Роудс бросил на меня долгий взгляд, прежде чем встал и нырнул в палатку, вытащив пластиковый пакет с продуктами. Он достал то, что выглядело как наполовину заполненный контейнер шоколадного печенья, почти уничтоженный пакет зефира, пару вещей, используемых для кебабов, прихватку и большую зажигалку.

Я подошла, и мы разделили вещи; он вручил мне палочки и зефир, а затем я насадила их. Я надела перчатку, улыбнувшись ему, а затем протянула ему шпажки с маршмеллоу, он зажег пламя, и я медленно прокрутила сладости один раз, прежде чем поставила их вниз и проделала тоже самое с остальными. Мы сделали так дважды, всего получилось четыре штуки.

— Ты когда-нибудь делал это раньше? — спросила я, задувая пламя на последнем зефирном «шашлыке».

Его лицо было еще красивее при свете луны и фонаря; его рельефная структура была совершенно иной.

— Нет, но я надеялся, что в этом есть смысл… осторожно, не обожгись.

Какой папа.

Мне нравится это.

Я была осторожна, когда мы медленно перетаскивали зефир со шпажек на печенья, используя палочки, чтобы размазать их, когда они тянулись липкой паутинкой. Он взял два, а я оставила себе два других, не в силах перестать улыбаться.

— Хорошо?

Я не была уверена, что конкретно он имел в виду, поэтому я поняла это в целом.

— Более чем хорошо, это потрясающе, — призналась я.

— Да?

— Ага, — подтвердила я. — Пицца, природа, луна, печенье.

— У Ама есть пара фильмов, загруженных на его планшет. Я взял его на случай, если ты захочешь посмотреть его там, — сказал он, указывая на палатку.

Он был серьезен. Что еще было в палатке?

— Должна ли я взять свой спальный мешок, так как земля твердая?

— Там есть парочка. Они чистые. Мы постирали их после нашей последней неудачной поездки.

— Что случилось?

— На второй день Ама трижды ужалили осы. Он был не очень счастлив.

Я поморщилась.

— Вы бросили это дело?

Он захихикал. — Второй и последний раз, когда мы пошли.

— Это отстой. Надеюсь, есть и другие вещи, которые вам двоим нравится делать вместе.

Широкие плечи двигались в знак согласия. — Я здесь ради Амоса, а не для того, чтобы что-то делать без него.

Это заставило меня улыбнуться. Он действительно был таким хорошим отцом. Хорошим мужчиной.

— Нам не нужно что-то смотреть, если ты не хочешь, — сказал он, когда я поняла, что слишком долго молчала.

Я не колебалась даже немного. — Я в игре, если ты в игре.

— Я принес его сюда, ангел, — ответил он.

— Да, я хочу. Только дай мне пять минут, чтобы выпить…

— У меня в палатке есть пара бутылок воды и газировка, которая тебе нравится, — перебил он меня.

Я не хотела думать, что у всех есть скрытые мотивы. Я совсем этого не чувствовала. Но… у него была моя любимая газировка? Что за колдовство здесь происходит?

Я ущипнула себя как можно незаметнее, чтобы понять сон ли это… и нет, это был не сон.

И я собиралась воспользоваться тем, что этот красивый мужчина был так добр ко мне по какой бы то ни было причине.

— Я хочу сменить штаны и взять свитер. Эти джинсы не предназначены для того, чтобы носить их весь день.

Он серьезно кивнул мне.

Я сделала шаг назад и снова остановилась. Я хотела удостовериться… — Ты… хотел всю ночь провести под открытым небом?

— Только если ты хочешь.

Я заколебалась, глядя на двухместную палатку. Близость. Интимность.

Между его и моим домом стояла палатка — технически его, но неважно, — и этот крошечный трепет наполнил всю мою грудную клетку.

Он просто был милым, сказала я себе. Не взлетай слишком высоко, сердечко, умоляла я, внезапно удивившись словам, пришедшим из ниоткуда.

Но так же быстро, как они появились, так и исчезли. Плод моего воображения.

— Мы можем импровизировать. Если ты передумаешь, ты просто пройдешь пятнадцать шагов домой, — сказал он через мгновение.

Я совсем не об этом думала, но кивнула, не желая говорить, над чем сомневаюсь. Я не могла забыть, что завтра иду в поход с Кларой — надеюсь — и мне нужно будет рано вставать, но усталость того стоила.

— Хорошо. Я скоро вернусь.

И я тут же вернулась. Я переоделась в свободные фланелевые пижамные штаны, которые мне кое-кто купил, сходила в туалет и направилась обратно. Я добралась до входа в палатку и начала расстегивать ее, обнаружив, что Роудс растянулся поверх спального мешка, весь длинный и физически совершенный, и поверх поролонового коврика, который мы постоянно продавали в магазине. Планшет он прислонил к коленям, голова лежала на его подушке, а предплечье было спрятано под ней.

Мне не нужно было видеть, чтобы знать, что он наблюдал за мной, пока я расстегивала остальную часть молнии и ныряла внутрь, застегивая ее обратно.

Я не была уверена, что представляла себе, когда думал о двухместной палатке, но точно не думала, что она такая уютная.

Мне нравится.

И уж точно не собиралась жаловаться.

— Я вернулась, — сказала я, Капитан Очевидность.

Он указал на спальный мешок, лежавший поверх другого коврика прямо рядом с ним.

— Я спас твоё место от енота, который пытался пробраться сюда минуту назад.

Я замерла. — Ты серьезно?

Он издевался надо мной.

Я снова начала расстегивать палатку, когда он усмехнулся, и, я полагаю, зацепил пальцем резинку моих штанов и потянул меня назад, еще раз удивив меня этой переменой в нем. Его голос был теплым:

— Ну же.

— Хорошо, — пробормотала я, ползая по полу и ложась прямо рядом с ним. Сбоку тоже была подушка, причем домашняя, а не надувная. Это было так, так мило.

Очень мило.

Я этого не понимала.

— У нас есть три варианта: «Сумеречная зона» 1990-х, «Огонь в небе», или документальный фильм об охотниках на йети. Что ты думаешь?

Мне даже не нужно было об этом думать.

— Если я посмотрю фильм о снежном человеке, я больше никогда не пойду в поход. Мы на открытом воздухе, и если ты не хочешь, чтобы я кричала во сне, то «Огонь в небе» выбывает…

Меня удивил его смех, глубокий, хриплый и совершенный.

— Давай включим «Сумеречную зону».

— Это то, что ты хочешь? — спросил он.

— Мы можем посмотреть «Огонь в небе», если ты не против, что я буду мочиться от страха, а потом нюхать это.

Он сказал всего одно слово, но в нем определенно было веселье. — Нет.

— Я так и думала.

Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня.

Но что-то во мне расслабилось, когда я придвинулась так близко, что его плечо коснулось моей груди. Я была полностью на боку, с рукой между головой и подушкой, поддерживая ее достаточно, чтобы хорошо видеть экран.

Однако он не сразу начал смотреть фильм, и когда я взглянула на него, я поняла, что его взгляд был прикован к месту вдоль стены палатки.

Я не хотела спрашивать, на что он смотрит.

И мне не пришлось, потому что его серые глаза метнулись ко мне, и улыбка, которая только что мелькнула в них мгновение назад, исчезла, и он сказал ровным голосом:

— Ты напомнила мне мою маму.

Мама, которую он не любил? Я вздрогнула.

— Мне жаль.

Роудс покачал головой.

— Нет, извини. Вы не похожи друг на друга и не ведете себя одинаково, ангел. Она была просто… Она была прекрасна, как и ты. Ты-не-можешь-отвести-взгляд-от-великолепия, как говорил мой дядя, — мягко объяснил он, словно все еще пытаясь понять, о чем именно он думал.

— Оглядываясь назад, я почти уверен, что у нее было биполярное расстройство. Людям, в том числе моему отцу, многое сходило с рук, потому что она выглядела так, как выглядела. И это был дерьмовый инстинкт, который заставил меня думать, что ты тоже можешь быть такой. — Его кадык дёрнулся. — Мне жаль.

Что-то очень тяжелое сжалось в моей груди, и я кивнула ему.

— Все нормально. Я понимаю. Ты не был таким злым.

Его брови немного поднялись. — Таким злым?

— Это не то, что я имела ввиду. Ты не был злым. Я просто… думала, что я тебе не нравлюсь. Но честно, я не такой плохой человек. И я не люблю ранить чувства большинства людей. Я до сих пор думаю о том времени, когда я была в третьем классе и прятала свои хэллоуинские конфеты вместо того, чтобы поделиться ими с Кларой, когда она пришла ко мне домой.

Мягчайшее легкое фырканье вырвалось у него из носа.

— Психическое заболевание — это тяжело. Я думаю, особенно с родителем. Моя мама боролась с депрессией, когда я рос, и мне тоже было тяжело. Я полагаю, это всё ещё так. Она очень хорошо скрывала это, но когда это становилось слишком тяжело, она впадала в кататонию. Я думал, что смогу это исправить, но это не так, понимаешь? Такие вещи остаются с тобой. Я задавался вопросом… что случилось. С ней, я имею в виду. Твоей мамой.

То, как он покачал головой, словно заново переживая то, через что он прошёл с ней, ранило моё сердце. Я не могла представить, что она сделала, чтобы такой человек, как Роудс, выглядел так, как он выглядел прямо сейчас. Может быть, поэтому его отношения с отцом были такими натянутыми. Я не хотела спрашивать. Не хотела ворошить еще больше обиды, когда он был так добр. Поэтому я решила коснуться его руки.

— Но спасибо за извинения.

Его взгляд направился прямо туда, где были мои пальцы. Его толстое, мускулистое горло дернулось, и медленно, ох как медленно он поднял свой взгляд и просто смотрел на меня.

На этот раз я не знала, что сказать, поэтому вообще ничего не сказала. Что мне хотелось сделать, так это обнять его, сказать ему, что есть вещи, с которыми ты никогда не сможешь справиться. Что я на самом деле сделала, так это отдернула руку и стала ждать. И это был всего лишь глубокий вдох, и через несколько мгновений он снова заговорил, только его голос звучал немного по-другому, более хрипло, если уж на то пошло.

— Спасибо за то, что ты сделала с моим отцом. За то, что ты сказала.

Он слышал меня. Я отмахнулась от него.

— Вообще ничего особенного, и это была всего лишь правда.

— Это не пустяк, — мягко возразил он. — Он позвонил, чтобы спросить, когда он сможет приехать снова. Я знаю, какой он… спасибо.

— Я рада, что он принял это близко к сердцу, а если серьезно, то это пустяки. Тебе следует познакомиться с мамой моего бывшего. У меня большой опыт.

Этот серый взгляд скользнул к моему рту, и его голос был низким:

— И спасибо за то, как много ты делаешь для Ама.

— Ах. Я люблю этого ребенка. Но не каким-то причудливым образом. Он просто хороший, милый ребенок, а я одинокая старушка, которую он не совсем ненавидит. Честно говоря, полагаю, что он просто скучает по своей маме, и думаю, что я достаточно взрослая, чтобы быть чудной мамой, поэтому он меня терпит.

— Дело не в этом, — заявил он, намек на улыбку мелькнул в уголках его рта.

В моем мозгу возник вопрос. Может быть, потому что он, казалось, был в хорошем настроении, и я не была уверена, когда представится следующий шанс спросить об этом. Или, возможно, просто потому, что я была любопытна и решила, что мне нечего терять, кроме, возможно, ответного взгляда. Так я и сделала.

— Могу я спросить тебя о кое-чём личном?

Он подумал об этом на мгновение, прежде чем кивнуть.

Тогда все в порядке.

— Если ты не хочешь отвечать, то и не обязан, но… ты собирался никогда не жениться?

По его лицу было видно, что он не ожидал этого вопроса.

Я попыталась поторопиться. — Потому что у тебя появился Амос так… нетрадиционно. Такой молодой. Тебе было сколько? Двадцать шесть, когда твой друг и его жена попросили тебя стать донором? Или ты тогда просто хотел стать отцом?

Осознание пришло к нему, и ему не нужно было об этом думать.

— Нам было, кажется, по двадцать, когда Билли попал в серьезную аварию, катаясь на горном велосипеде. У него была травма…

— Яичек? — предположила я.

Он кивнул.

— Жена Билли старше нас на восемь или девять лет — да, это лицо было таким же, как у всех тогда. Джонни потребовалось некоторое время, чтобы свыкнуться с тем, что его друг и его старшая сестра собираются быть вместе. Но именно поэтому они тогда настаивали на том, чтобы завести ребенка, если бы могли. Когда я рос, я часто оставался у него дома… потому что не хотел быть дома, — как ни в чем не бывало объяснил он. — Отвечая на твой вопрос, я никогда не думал, что женюсь. Есть много вещей, которые я могу взять на себя, но большинство людей разочаруют тебя.

Я слышала это. Но я знала, что не все такие.

Глаза Роудса скользнули по моему лицу, пока он продолжал говорить.

— Помимо одной девушки в старшей школе, которая бросила меня через два года, и нескольких женщин, с которыми я встречался, но не серьезно, у меня не было длительных отношений. Мне пришлось выбирать между тем, чтобы сосредоточиться на своей карьере или попытаться узнать кого-то. Я выбрал первое. По крайней мере, до тех пор, пока не появился Амос, и он стал единственным более важным, чем это.

Важнее, чем его карьера. Мне потребовалось все, чтобы не засопеть.

— Мне всегда нравились дети. Я думал, что когда-нибудь стану хорошим отцом, и когда они спросили, я подумал, что это может быть моим единственным шансом создать настоящую семью на случай, если я никогда никого не встречу. Мой единственный шанс узнать, что я мог бы быть лучшим родителем, чем мои. Что я могу быть тем, кем я хотел, чтобы они были в свое время. — Роудс пожал плечами, но это было тяжело, и у меня сжалось сердце.

Поэтому я сказала единственное, что пришло мне в голову.

— Я понимаю.

Потому что я понимала.

Со времен пропажи моей мамы, всё, что я когда-либо хотела, было стабильностью. Быть любимой. Любить. Мне нужна была отдушина. И в отличие от Роудса, по крайней мере в одном отношении, я смотрела не туда. Находилась там, где не должна была.

В жизни были вещи, которые приходилось доказывать самому себе. Я пришла сюда именно по этой причине. Я поняла.

Роудс сместился передо мной и спросил ни с того ни с сего:

— Твой бывший тебе изменял?

На этот раз это не было похоже на удар в лицо. Этот вопрос. Когда я провела неделю со старым техником Кадена, когда я проезжала через Юту, он спросил меня о том же самом… и это было точно так же. Думаю, в основном потому, что какая-то часть меня хотела, чтобы все было так просто. Это легко объяснить. У Кадена всегда были женщины, которые бросались на него, и это никого бы не удивило.

К счастью, я родилась с тем, что, как мой дядя назвал «более высоким самоуважением», чем у группы людей вместе взятых, но моя тетя сказала, что я просто была очень уверена в его чувствах ко мне. Что я знала лучше. Что Каден знал лучше, чем изменять, потому что любил меня — его собственным легким способом. Я никогда не ревновала, даже когда мне приходилось стоять в стороне, а люди трогали его за зад или руку и упирались эффектными сиськами ему в лицо.

Я не раз хотела, чтобы он изменил мне. Потому что так я могла бы легче оправдать конец наших отношений. Люди понимали супружескую измену и её влияние на большинство отношений.

Но это было не то, что произошло.

— Нет. Однажды мы взяли перерыв, и я знаю, что он кого-то поцеловал, но на этом всё.

Больше похоже на то, что его мама придумала дурацкую идею, которую он пытался внушить мне. Мама думает, что было бы неплохо встретиться с кем-то ещё. Вне. Были посты обо мне, знаешь ли… что я люблю парней. Она думает, что я должен встречаться с кем-нибудь — просто как друзья! Я бы никогда не сделал этого с тобой. Для публики, красоты. Вот и всё.

Вот и всё.

Наоборот, это была первая часть моего сердца, которую он разбил. Одно привело к другому, когда я спросила, будет ли он в порядке, если я притворюсь, что встречаюсь с кем-то, он покраснел и сказал, что все по-другому. Бла, бла, бла, мне уже было все равно. И все закончилось тем, что я сказала, что он может делать все, что, черт возьми, захочет, но я не собиралась слоняться без дела. Он продолжал настаивать, что так не будет, но в конце концов…

Он сделал именно то, что хотел. Он пошел на это свидание, думая, что я блефую. Так что я ушла.

Я провела с Юки три недели, прежде чем он пришел ко мне и стал просить и умолять меня вернуться. Что он больше никогда не сделает ничего подобного. Что ему так жаль.

Что он поцеловал певицу Тэмми Линн и чувствовал себя ужасно.

Мне не показалось, как голос Роудса стал ниже, когда он спросил:

— Тогда почему вы развелись?

Желание не лгать ему было настолько сильным в моем сердце, что мне пришлось думать о том, как это рассказать, не давая больше информации, чем я была готова.

— Это довольно сложно…

— Большинство расставаний таковы.

Я улыбнулась ему. Он был так близко, что мне было лучше всего видно его полные губы.

— Причин было много. Одной из самых больших было то, что я хотела иметь детей, а он все откладывал и откладывал, и я, наконец, поняла, что он будет вечно оправдываться. Это было важно для меня, и не то чтобы я не давала ему понять это с самого начала наших отношений. Наверное, я должна была догадаться, что он никогда полностью не посвятит себя нашему будущему, когда он продолжал настаивать на презервативах даже после четырнадцати лет совместной жизни, верно? Слишком много информации, извини. Другой причиной была его карьера. На самом деле я не из прилипчивых и не нуждаюсь во внимании, но его работа занимала с первого по десятое место в списке приоритетов его жизни, а я… собиралась навсегда остаться одиннадцатой, когда я была бы счастлива быть третьей или четвёртой. Я бы предпочла номер два, но я могла смириться.

Морщины на его лбу снова появились.

— И также была куча других причин, которые появлялись с годами. Его мама — Антихрист, а он был маменькиным сынком. Она страстно ненавидела меня, если я не могла что-то сделать для неё или для него. Мы просто выросли в совершенно разных людей, которые хотели совершенно разных вещей… и теперь, когда я думаю об этом, я полагаю, что это действительно не так уж сложно. Думаю, я просто хотела, чтобы со мной находился кто-то, кто был моим лучшим другом, кто-то хороший и честный, кто не заставляет меня сомневаться в своей значимости. А он никогда не бросил бы свою работу и даже не попытался бы пойти на компромисс.

Мне казалось, что это я всегда должна была отдавать, отдавать и отдавать, а он брал, брал и брал.

Я фыркнула губами и пожала плечами, глядя на Роудса. — Наверное, я немного надоедливая.

Его серые глаза блуждали по моему лицу, и через мгновение он поднял брови и опустил их обратно, покачав головой.

— Что? — спросила я.

Он захихикал. — Он звучит как гребаный придурок.

Я слабо улыбнулась.

— Мне нравится так думать, но я уверена, что есть люди, которые сочли бы, что он слишком хорош для меня.

— Сомневаюсь.

Это заставило меня широко улыбнуться ему.

— Раньше я хотела, чтобы он сожалел о конце наших отношений до конца своей жизни, но знаешь что? Мне просто все равно, и это делает меня чертовски счастливой.

На этот раз он коснулся моей руки. Его большой палец на двести градусов на моем запястье. Серые озера его глаз так близко, такие глубокие и гипнотизирующие. Роудс был так красив в этот момент — гораздо больше, чем обычно — весь частично хмурый и так сосредоточен на мне, что было легко забыть, что мы не были посреди леса, только вдвоем.

— Он был идиотом. Только тот, кто никогда с тобой не разговаривал и не видел, мог подумать, что тебе повезло. — Взгляд Роудса метнулся к моему рту, и он тихо вдохнул через нос, его слова превратились в хриплый шепот. — Никто в здравом уме не позволит тебе уйти. Никогда, ни за что в жизни, ангел.

Моё сердце.

Мои конечности онемели.

Мы так долго смотрели друг на друга, что я могла слышать только наше ровное дыхание. Но в конце концов, когда этот напряженный момент так сильно затянулся между нами, он первым отвел взгляд. Рот приоткрылся, глаза устремились на верх палатки, прежде чем он взял планшет и все время постукивал по экрану, прочищая горло.

— Готова посмотреть фильм?

Нет, нет, не готова, но каким-то образом мне удалось сказать «да». И это было то, чем мы занялись.

Я провела рукой по затылку, наполняя последнюю из своих бутылок с водой. Через окно, находившееся над раковиной, едва начинало выглядывать солнце. Если бы у меня были другие планы, я бы до сих пор была в палатке со вчерашнего вечера.

Только моя мама могла заставить меня встать с кровати так рано. Я видела сон о ней накануне вечером. Не то чтобы я могла вспомнить, что там произошло, потому что я не могла, но у меня были определённые ощущения, когда она была в них. Я просыпалась более счастливой. Счастье обычно переходило в печаль, но не в неприятную.

Я подумала, что этот сон должен был быть каким-то предзнаменованием похода, который я собиралась совершить сегодня.

В конце концов, я была здесь из-за нее.

Но какая-то часть меня не могла не жалеть, что я не осталась прошлой ночью в палатке с Роудсом.

Лежа на спальных мешках, мы смотрели один фильм и начинали другой. Ночь была тихой и уютной, и только слабые звуки проезжающих время от времени машин по проселочной дороге прерывали голоса актеров, доносившиеся из планшета.

Честно говоря, это была самая романтичная ночь в моей жизни.

Не то чтобы Роудс знал об этом.

И когда мы свернули спальные мешки и разобрали палатку, он спросил меня, что я беру с собой в поход, который я собиралась совершить сегодня. Роудс дал мне несколько тихих предупреждений, а потом, сидя в походных креслах, мы проверили погоду на его телефоне.

И именно поэтому я накачивалась таблетками прямо из постели в пять тридцать утра. Мне нужно было начать раньше. Это может быть мой последний шанс преодолеть эту «Адскую тропу», если я не хочу ждать до следующего года. Снег скоро должен был достичь самых высоких вершин.

И я бы, наверное, могла подождать, но… Мне нужно было это сделать.

Я должна была.

Напоминание о том, как коротка жизнь, расцвело в моей голове и осталось там. Я знала, что должна, по крайней мере, попытаться совершить ещё один поход, поскольку у меня действительно было время. Возможно. Будь большим или иди домой, моя мама была невероятно смелой и бесстрашной. Я должна была сделать это для неё.

Я накачала себя, чтобы попытаться пройти эту чёртову тропу раз и навсегда. Прогноз был хороший. На форуме я нашла сообщение от кого-то, кто сказал, что они прошли маршрут два дня назад, и это было здорово.

Так почему бы и нет? В основном я собрала свои вещи и готовилась сделать это. Чтобы доказать себе, что я могу.

Для мамы и за все годы, которые она не прожила. За все переживания, которые она упустила. За путь, который проложил мне ее жизненный выбор.

Я была здесь, в этом месте, с надеждой в сердце из-за неё. Это было меньшее, что я могла сделать.

И, вероятно, именно поэтому я была так погружена в свои мысли, когда заканчивала тащить свои вещи вниз по лестнице к своей машине, что не заметила фигуру, приближающуюся с другой стороны дороги, пока Роудс тихо не спросил:

— Ты в порядке?

Через плечо я поймала взгляд его серебристых волос и улыбнулась красивому лицу, смотревшему на меня.

— Ага. Я в порядке, просто думаю о маме, — ответила я, прежде чем бросить свой рюкзак на заднее сиденье.

— Хорошие или плохие мысли? — мягко спросил он, прежде чем прикрыть рот, чтобы зевнуть. Он уже был в форме, но верхние пуговицы были расстегнуты, а ремень он не надел.

Неужели он вышел сюда только потому, что увидел меня в окно?

Медленно обернувшись, я увидела его тяжелые черты, эти острые скулы, тонкую ямку на подбородке. Он выглядел бодро, хотя мог зевать время от времени.

— Оба, — ответила я ему. — Хорошие, потому что я здесь из-за нее, и я действительно счастлива, что вернулась, и все идет хорошо, но плохие, потому что…

Он внимательно смотрел на меня, такой красивый, что у меня немного заболело в груди.

Я никогда не произносила эти слова вслух. Я слышала их из уст других людей, но не от себя. Но сейчас я поняла, что хочу сказать это.

— Ты когда-нибудь слышал, что были люди, которые не верили, что она пострадала и не смогла выбраться?

Глаза Роудса прыгали с одного моего на другой, но он не врал мне. Он сделал небольшой шаг вперед и опустил подбородок, все еще наблюдая.

— Было несколько мыслей, что она… — Он втянул воздух, словно не был уверен, что хочет произнести эти слова, но он это сделал. — …причинила вред сама себе.

Я кивнула.

— Или что она ушла, чтобы начать новую жизнь, — тихо закончил он.

Именно это жалило сильнее всего. То, как люди думали, что она бросила всё, бросила меня, чтобы начать всё заново.

— Ага, — согласилась я. — Я не была уверена, как много ты слышал. Я никогда не думала, что она так ушла, даже из-за всех ее финансовых проблем, о которых я не знала. Как ей пришлось бы объявить себя банкротом, как нас вот-вот выселили бы… или как она могла… — Слова клокотали у меня в горле, как будто они были кислотой, и я не могла произнести слово на букву с. — Не возвращаться специально, — в итоге сказала я. — Я знаю, что полиция выяснила о её приёме лекарств от депрессии.

Роудс кивнул.

— Я как раз размышляла об этом. Как она решила отправиться в поход и все такое, и как одно ее решение полностью изменило мою жизнь. Как бы я тогда не переехала во Флориду и не познакомилась со своими тетей и дядей. Как бы я тогда не поехала в Теннесси, и тогда я бы не прожила там ту жизнь… и потом в конце концов вернулась сюда. Жизнь просто странная штука, наверное, вот о чем я думала. Как одно решение, которое даже не ты принимаешь, может так сильно повлиять на жизнь другого человека. Наверное, сегодня я просто скучаю по ней больше, и мне жаль, что у меня нет ответов. Хотела бы я знать, что произошло на самом деле, — закончила я, пожав плечами, чтобы все выглядело так, как будто все было нормально и обыденно. Это было не в первый раз, когда у меня было такое утро или день, и не в последний.

Вы бы не выжили, если бы кто-то разрушил ваше существование и оставил вам тысячи переломов, чтобы вы жили с ними до конца жизни.

Роудс положил руку мне на плечо, его пальцы сжались.

— Это был странный случай, и, может быть, если бы я не знал тебя, мог бы понять, почему люди так думают. Но теперь, когда я знаю тебя, Бадди, я не верю, что она ушла намеренно. Я сказал тебе, что не знаю, как кто-то мог позволить тебе уйти. Или как кто-то может быть тем, кто ушёл. Я уверен, что она очень любила тебя.

— Да, — сказала я ему, прежде чем на секунду сжала губы и моргнула. — По крайней мере, я так думаю. — Я сглотнула и посмотрела на него. — Можно мне получить утренние объятия? Все в порядке? Если нельзя, то не беспокойся об этом.

Он даже не сказал ничего.

В ответ он раскрыл руки, прежде чем заключил меня в объятия после первого, мною сделанного, шага.

И я подумала про себя, что чертовски хорошо вписываюсь в них.

Он начал похлопывать по моей спине, как делал раньше, и тут же погладил меня вверх и вниз по позвоночнику. Затем, через несколько минут, когда мое сердце билось в медленном ритме, а запах его стирального порошка ударил в ноздри так, что я надеялась, останется на весь день, он спросил:

— Ты всё ещё собираешься в поход?

— Ага. Клара ещё не написала мне, но мы собираемся встретиться в начале тропы.

Он отстранился ровно настолько, чтобы наши взгляды встретились. Пальцы на моей спине задели бретельку лифчика.

— Если ты передумаешь и захочешь подождать, я буду свободен в следующее воскресенье.

Он предложил пойти со мной в поход. Почему это было похоже на предложение руки и сердца? Я точно знала, что он уже проходил эту тропу пару раз раньше — как я узнала, когда впервые попробовала — и он знал, что я знаю это.

— Я бы предпочла пройти новую тропу в другой день, чтобы тебе не было скучно, как когда мы проходили «Четыре мили». Если хочешь.

— Если хочешь, — повторил он. — И мне не было скучно.

Это заставило меня улыбнуться ему. — А я все время думала, что ты несчастен.

— Нет. — Его ноздри чуть раздулись. — Если ты передумаешь, я сегодня буду здесь поблизости, — тихо сказал он. — У меня есть пара проблем с браконьерством, которые мне нужно уладить.

— Я собираюсь попытаться преодолеть эту тропу; у меня все упаковано. Чем быстрее я покончу с этим, тем быстрее я смогу пройти ещё одну. Может быть, с тобой… если ты свободен. Может быть, мы сможем уговорить Ама тоже пойти. Может быть, мы сможем подкупить его едой.

Настала его очередь кивнуть, прежде чем он посмотрел на мои запасы воды, еды и аварийный набор крошечного одеяла, брезента, фонарика и аптечки. Я довольно хорошо разобралась в том, что мне нужно и в каком количестве. Это была слишком длинная и трудная тропа, что можно было сойти с ума и набрать кучу лишних вещей, но и голодать мне не хотелось. Я стала слишком капризной в этом деле. Мой выбор, должно быть, был одобрен им, потому что он посмотрел на меня и кивнул.

Его руки отпустили меня, и в следующее мгновение он протянул темно-синюю одежду.

— Возьми с собой мою куртку. Она ветрозащитная и водонепроницаемая. Легче твоей, и её будет проще упаковать. — Он жестом предложил меня взять её. — Также возьми и свои солнцезащитные штаны. На тропе будет много кустов. У тебя есть треккинговые палки?

Что-то внутри меня расслабилось, и я кивнула ему.

Его серые глаза смотрели на меня пристально и хмуро.

— Позвони мне, когда доберешься и когда закончишь. — Он сделал паузу, обдумывая свои слова, прежде чем добавить: — Пожалуйста.

...❃.•.•.

Я только припарковалась у начала тропы, когда мой телефон зазвонил. Честно говоря, это было чудом, что я вообще словила сеть, но, как я поняла за последние несколько месяцев жизни в горах, иногда ты можешь случайно попасть в золотую середину в идеальном месте с нужной высотой. Может быть, помогло то, что я переключила сотового оператора на того же, что и у Юки. И, судя по высоте, которую показывали мои часы, я была в той самой золотой середине.

Роудс предупредил меня о том, насколько неровной будет дорога вверх, поскольку я собиралась попытаться добраться до озера с другой отправной точки, но я должна была знать, что он не преувеличивает и не утрирует. Дорога была н-е-р-о-в-н-о-й. Часть маршрута я изо всех сил вцеплялась в руль, дорога была изрыта колеями и усеяна острыми камнями. Я сказала себе спросить его, когда он в последний раз был тут, потому что, хотя я полагала, что он достаточно доверял моим водительским навыкам, чтобы отправить меня сюда, а не по тому маршруту, по которому я ездила в прошлый раз, но моё чутье подсказывало: Мистер Сверхзащита был бы настойчивее, чтобы я не ехала в одиночку, если бы знал какой тут такой дерьмовый уровень дорог.

Это или он действительно верил в меня.

Каждые тридцать секунд я сожалела только о том, что упрямо решали пройти эту тропу.

У меня было плохое предчувствие в животе, когда зазвонил телефон и на экране высветилось сообщение «ЗВОНИТ КЛАРА».

Судя по тексту, который она прислала мне, когда я уходила от Роудса, она собиралась выходить из дома. Она должна была быть где-то рядом, позади меня, если уже не здесь. И я знала, что это не так, потому что на поляне стояли две машины, и ни одна из них не принадлежала ей.

— Привет, — поздоровалась я, откидывая голову на подголовник и снова ощущая беспокойство в животе.

— Аврора, — ответила Клара. — Где ты?

— Я в начале тропы, — подтвердила я, глядя на очень голубое небо. — Где ты?

Она выругалась.

— Что случилось?

— Я пыталась дозвониться до тебя, но безуспешно. Моя машина не заводится. Я звонила брату, но его всё ещё нет. — Она снова выругалась. — Знаешь что? Позволь мне вызвать эвакуатор и…

Я не хотела, чтобы она тратила деньги на услуги эвакуатора. Она и так беспокоилась о деньгах, когда думала, что я не смотрю или не обращаю внимания, но уход на дому за её отцом съел огромную часть её доходов из магазина.

Кроме того, мы оба также знали, что, более чем вероятно, это был мой последний шанс совершить этот поход в этом году. Октябрь стучал в дверь. Из-за засухи лето было теплым, а начало осени было теплее, чем обычно, но матушке-природе становилось скучно. Скоро температура начнет падать, а в горах выпадет настоящий снег. Если я не сделаю этого сейчас, пройдёт восемь месяцев, прежде чем я смогу хотя бы даже подумать о том, чтобы попробовать сделать это снова. Может быть, на следующей неделе все еще будет хорошо, но, может быть, и нет.

— Нет, не делай этого, — сказала я ей, пытаясь сообразить, что сказать. — Подожди своего брата. Дорога сюда все равно была трудной.

— Действительно?

— Да, стиральная доска…, — это были сумасшедшие горизонтальные колеи, напоминающие стиральную доску на дороге, — …нереальная. — Я сделала паузу и попыталась подумать; пройдёт три часа, прежде чем она доберется сюда, если она вообще сможет. К тому моменту уже будет позднее утро, и мы всё ещё будем там, когда начнёт темнеть. И эта проклятая дорога назад…

Я не боялась идти в одиночку. Я больше беспокоилась о других людях, чем о встрече с животными. Кроме того, в этот раз я была более подготовлена. Я могла справиться с этим.

— Мне жаль. Черт. Не могу поверить, что это произошло.

— Все нормально. Не беспокойся об этом. Я надеюсь, что твой брат скоро доберется к тебе и, что в машине ничего серьезного.

— Я тоже. — Она сделала паузу и сказала что-то в другую сторону телефона, прежде чем вернуться. — Я совершу поход с тобой на следующей неделе.

Я знала, что собираюсь делать. Мне придётся. Вот почему я пришла.

Я должна была сделать это для мамы. И для себя. Чтобы знать, что могу.

Это был просто поход — трудный, конечно, но много людей проходили трудные. Я не собиралась разбивать лагерь. И здесь стояли две машины.

— Все нормально. Я знаю, ты просто собиралась сделать это, чтобы составить мне компанию, и я уже здесь.

Я услышала осторожность в ее тоне. — Аврора…

— Хорошая погода. Дорога сюда была дерьмовой. Я прибыла сюда достаточно рано, чтобы закончить примерно через семь часов. Здесь две машины. Я в отличной форме, чтобы закончить это дерьмо. Я могу справиться с этим, Клара. Я буду в порядке.

— Это тяжелая тропа.

— И ты сказала мне, что у тебя есть друг, который сам управился с ней, — напомнила я ей. — Я буду в порядке. Я уйду отсюда, пока у меня еще есть солнечные часы.

Последовала пауза. — Ты уверена? Мне очень жаль, что я всегда бросаю тебя.

— Не расстраивайся. Все нормально. У тебя есть жизнь и так много обязанностей, Клара. Я понимаю, клянусь. И другие я преодолевала сама. Начни делать джампинг Джек (прим. прыжки с одновременным разведением рук и ног, способное повысить выносливость и сжечь много калорий) или что-то в этом роде, чтобы в следующем году мы могли совершить одиннадцатимильную прогулку в один конец.

— Одиннадцать миль в одну сторону? — Она издала звук, который звучал почти как смех, но в основном так, словно она думала, что я сошла с ума.

— Ага, смирись с этим. Я могу сделать это. Ты знаешь, где я нахожусь; Я буду в порядке. Я не буду делать то, что делала моя мама, совершая другой поход, никому не сказав. Я оставлю свой телефон включенным; аккумулятор полностью заряжен. У меня есть свисток и перцовый баллончик. Я в порядке.

Клара издала ещё один нерешительный звук. — Ты уверена?

— Да.

Она глубоко вздохнула, всё ещё колеблясь.

— Не расстраивайся. Но и не смейся надо мной, если я завтра не смогу ходить, договорились?

— Я бы не стала смеяться над тобой…

Я знала, что она не будет.

— Я напишу тебе, если смогу словить сеть, и когда закончу, хорошо?

— Ты также скажешь Роудсу?

Это заставило меня улыбнуться. — Он уже знает.

— Тогда все в порядке. Прости меня, Аврора. Обещаю, я не знала, что это произойдет.

— Перестань извиняться. Все нормально.

Она застонала.

— Хорошо. Мне жаль. Я чувствую себя куском дерьма.

Я сделала паузу. — Тебе следует. — Мы оба рассмеялись. — Я шучу! Позволь мне позвонить ему очень быстро, а затем начать.

Она пожелала мне удачи, и мы тут же повесили трубку. Я подождала секунду, а затем позвонила Роудсу. Гудки шли и шли, и через мгновение включилась его голосовая почта.

Я оставила ему короткое сообщение.

— Привет. Я в начале пути. У Клары проблемы с машиной, и она не сможет приехать в ближайшие три часа, как минимум, так что я все-таки пойду в поход одна. На стоянке стоят две машины. Их номерные знаки… — Я взглянула на них и продиктовала буквы и цифры. — Небо ярко-голубое. Дорога была действительно неровной, но я справилась. Я собираюсь пройти это так быстро, как только смогу, но все же постараюсь не отставать, потому что знаю, что путь может убить меня. Я увижу тебя позже. Хорошего дня на работе и удачи с этими придурками-браконьерами. До встречи!

Я начала поход с улыбкой на лице, хотя на душе было немного тяжелее, чем обычно, но не по плохим причинам. То, что я скучаю по маме, огорчило меня, но это было неплохо. Я просто надеялась, что она знает, что я всё ещё скучаю и думаю о ней.

Я перевела свой телефон в режим полета, чтобы он не начал роуминг и не разрядил аккумулятор в кратчайшие сроки. Я усвоила это дерьмо много месяцев назад. Я могу проверить его снова, как только я начну подниматься.

Несмотря на прохладную температуру, солнце было ярким и красивым, а небо — самым голубым, что я когда-либо видела. Я не могла и мечтать о лучшем дне для этого. Может быть, мама сделала это, чтобы подбодрить меня.

Эта мысль подняла мой настрой ещё выше.

Несмотря на то, что у меня перехватило дыхание после первых пятнадцати минут и мне приходилось останавливаться гораздо чаще, чем хотелось бы, я продолжала идти. Я не торопилась, через некоторое время мне пришлось снять куртку, и я следила за часами, но старалась не переживать из-за всех своих остановок. Вся задняя часть моей рубашки промокла от пота там, где находился рюкзак, но это тоже не имело большого значения. Я проверяла свой телефон на каждом втором пит-стопе, но так и не словила сеть. Я просто продолжала идти. Одна нога впереди другой, я наслаждалась невероятным ароматом дикой природы.

Я была посреди миллионов акров национального леса в полном одиночестве, и, как бы я ни наслаждалась компанией, сегодня из всех дней, это вызывало у меня озноб.

Я представила, как моя мама идет по той же тропе тридцать с лишним лет назад, и это заставило меня улыбнуться. В ее записях не указывалось, каким путем она начала поход — было два способа добраться до озера, один из которых был той дорогой, по которой я шла сейчас, а другой — той, которой я шла в прошлый раз, — но несмотря на это, она была здесь. Мне хотелось бы думать, что эти деревья дали ей какой-то покой.

Я была почти уверена, что она также преодолевала данную тропу сама, и это заставило меня улыбнуться еще шире. Было бы ещё лучше, если бы Клара была здесь… ещё лучше, если бы Роудс был со мной или Ам, но, возможно, мне было предназначено, чтобы я справилась с этим одна. Совершить этот последний поход в одиночку, как я и начинала. Я хотела, чтобы этот переезд в Колорадо воссоединил меня с моей мамой, и ничто не могло подготовить меня к изменениям, которые получились у меня в последующие месяцы. Они сделали меня сильнее. Лучше.

Счастливее.

Конечно, я бы всё ещё кричала, если бы летучая мышь пробралась обратно в дом или если бы я увидела другую мышь, но я знала, что смогу найти решение, если это произойдет. Возможно, вам не нужно было полностью преодолевать свои страхи, чтобы победить их. Может быть, если вы просто столкнулись с ними в целом, это также считалось. По крайней мере, мне так хотелось верить.

А может… это было моим прощанием хотя бы с частью прошлого. Закрытие всех открытых глав, которые не были завершены. У меня было так много дел. Столько радости просто поджидало. Как и в случае с окончанием моих отношений, что я так много всего оставила позади, чтобы начать все заново со всеми этими новыми возможностями. У меня снова появились люди, которые заботились обо мне, беспокоились обо мне, и им было все равно, кого я знаю, сколько у меня денег и что я могу для них сделать.

Так что, возможно, всё будет так, как я думала ранее. Вы можете начать всё сначала в любой день недели, в любое время года, в любой момент своей жизни, и это было прекрасно.

И я держала эту мысль в голове, пока продолжала восхождение, час за часом; мои икры свело судорогой, и я снова ненадолго остановилась, чтобы принять несколько капсул магния, которые взяла с собой. Как бы я ни пыталась прыгать через скакалку, мои бедра горели, как ад. Я двигалась по воде быстрее, чем ожидала, но тоже планировала это и думала наполнить бутылку в ручье или озере, даже несмотря на то, что вода была бы на вкус как задница. Я не хотела заболеть высотной болезнью больше, чем мне не нравился вкус фильтрованной воды, это полное дерьмо.

Пейзаж менялся и менялся, а я восхищалась красоте и зелени вокруг. И, может быть, потому, что я была слишком занята, любуясь всем и думая, что жизнь наладится, я не заметила изменений неба. Не видела темных туч, которые начали надвигаться, пока вспышка молнии и раскат грома не разорвали то, что было ясным небом, напугав меня до чертиков.

Я буквально взвизгнула и побежала к ближайшей группе деревьев, пригнувшись за секунду до того, как начался дождь. К счастью, Клара предупредила меня, чтобы я брала с собой брезент в дальние походы, и я укрылась им, натянув дождевик Роудса для дополнительной защиты. Я все еще сидела там, когда град начал забрасывать все вокруг.

Но я оставалась оптимистом. Я знала, что это только часть этого. У меня уже случалась такое ранее раз или два. Это никогда не длилось долго, и этот раз не стал исключением.

Я начала снова, продолжала идти, уставала, но ничего страшного. Дождь шел не так долго, чтобы превратить все в слякоть, а просто земля стала влажной.

Я пересекла отрывочный участок и гребень, который пытался убить меня в прошлый раз, через который мне пришлось карабкаться, и тогда я поняла, что мне осталось немного. Я была почти там. Максимум час.

Я проверила свой телефон, увидела, что у меня есть сеть, и отправила пару сообщений.

Первое было Роудсу.

Я: Добралась до гребня. Всё хорошо. Я напишу тебе на обратном пути.

Затем я отправила Кларе одно, которое было в основном таким же.

В этот момент пришло входящее сообщение от Амоса.

Амос: Ты пошла в поход одна?

Я: Дааааа. Я добралась до гребня. Всё хорошо.

У меня даже не успела снова перевести телефон в авиарежим, когда от него пришло ещё одно сообщение.

Амос: Ты с ума сошла?

Ну, полагаю, я могла бы также посидеть здесь еще минуту. Я могла бы использовать перерыв. Так что я ответила ему, упершись задницей в ближайший камень, решив, что ещё пять минут не убьют меня.

Я: Ещё нет.

Амос: Я мог бы пойти с тобой.

Я: Ты помнишь, как ты был несчастен, когда мы проходили четыре мили?

Я достала драгоценный батончик мюсли и съела половину за один укус, глядя на небо. Откуда, черт возьми, взялись эти облака? Я знала, что они нагрянули непрошено, но….

Ещё одно сообщение пришло, пока я жевала.

Амос: Ты не должна делать это сама!!!

Он использовал восклицательные знаки.

Он любил меня.

Амос: Папа знает????

Я: Он знает. Я позвонила ему, но он не ответил. Честно, я в порядке.

Я прикончила остаток своего батончика во второй укус, сунула обертку в пакет из продуктового магазина, который я использовала для мусора, и, когда я снова не получила ответа ни от Амоса, ни от Клары, ни от кого-либо, я встала — моя нижняя часть тела плакала от отчаяния, от того, как она уже устала — и продолжила идти.

Следующий час прошёл чертовски отстойно. Я думала, что я в хорошей форме, думала, что смогу справиться с этим дерьмом.

Но я была измотана.

Одна только мысль об обратном пути заставила мой энтузиазм исчезнуть.

Но я делала это для мамы, я была здесь, и, черт возьми, я не собиралась заканчивать это на полпути. Лучше бы это озеро было величайшей вещью, которую я когда-либо видела.

Я продолжала идти и идти.

В какой-то момент я уловила мерцание того, что, по моему мнению, должно было быть озером вдалеке, блестящим и похожим на зеркало.

Но с каждым моим шагом тучи становились все темнее и темнее.

Снова полил дождь, и я достала свой мокрый брезент и спряталась с ним под деревом.

Но на этот раз он не прошёл через пять минут.

Или десять.

Двадцать или тридцать.

Он лил и лил. Потом град. Потом лил ещё.

Гром сотряс деревья, мои зубы и мою душу. Я вытащила свой телефон из кармана и проверила, есть ли у меня связь. Не было. Я съела большую часть закусок, которыми планировала побаловать себя, когда доберусь до озера, чтобы сэкономить время. Мне нужно было добраться туда, в значительной степени развернуться и начать возвращаться.

Дождь, наконец, превратился в моросящий спустя почти час, и оставшиеся четверть мили казались мне десятью.

Особенно, когда дерьмовое озеро было самой удручающей вещью, которую я когда-либо видела.

Я имею в виду, это было мило, но это было не… это было не то, что я ожидала. Оно не светилось. Оно не было кристально-голубым. Это было просто… обычное озеро.

Я начала хихикать; затем я начала смеяться, как идиотка, слезы навернулись на мои глаза, когда я снова расхохоталась.

— О, мама, теперь я понимаю, почему была волна. — Так себе. Это было так себе. Это должно было быть так.

Я ожидала найти кого-нибудь поблизости, но никого не было. Были ли они ещё на тропе? Континентальный Водораздел находился в нескольких милях отсюда, ответвляясь от другой тропы, примыкающей к этой.

Я снова рассмеялась ещё больше.

Затем я села на мокрое бревно, сняла ботинки и стала есть яблоко, наслаждаясь хрустом и сладостью. Мое гребаное удовольствие. Выхватив свой телефон, я сделала селфи с тупым озером и снова засмеялась.

Никогда снова.

Я сняла носки и пошевелила пальцами ног, прислушиваясь к животным и людям, но ничего не было.

Десять минут спустя я встала, снова надела носки и обувь, застегнула куртку, потому что дождь сильно понизил температуру, а солнце не вышло, и пошла обратно.

Все болело. Мне казалось, что каждая мышца моей ноги была разорвана. Мои икры были на грани смерти. Мои пальцы никогда не простят и не забудут этого.

Я потеряла темп, когда мне пришлось остановиться из-за дождя, и еще один взгляд на часы сказал мне, что я потеряла два часа из-за погоды и остановок. То, что казалось трудным на пути к озеру, оказалось в сто раз тяжелее на обратном пути.

Чёрт, дерьмо, чёртово дерьмо, грёбаный чёрт, все это вылетело из моего рта. Как, черт возьми, кто-то прошёл это, было выше моего понимания. Я останавливалась, казалось, каждые десять минут, я так устала, но всё же продолжала идти.

Два часа спустя, не зная, как мне пережить следующие три часа, и глядя на проклятые тучи, которые снова вернулись, я вытащила свой телефон и стала ждать, надеясь, что смогу словить сеть.

Не было ни одной палочки.

Пришлось попробовать отправить несколько сообщений.

Первое было Роудсу.

Я: Опаздываю. Я в порядке. Возвращаюсь.

Затем я отправила Кларе тоже самое сообщение.

И, наконец, Амос получил моё третье.

Я: На обратном пути. Я в порядке. Погода испортилась.

Я решила не включать авиарежим, надеясь, что в конце концов смогу снова соединится с вышкой. Батарея была на 80 %, поэтому я подумала, что этого будет достаточно. Я надеялась.

Земля была скользкой, гравий опасен под моими ботинками, и это еще больше замедляло меня. Вокруг никого не было. Я не могла рисковать причинить себе вред.

Я знала, что мне придется идти еще медленнее, чем я планировала.

Тучи сгустились ещё больше, а я показывала себе средний палец за то, что была упрямой идиоткой.

Я должна была быть осторожна. Я должна была быть медленной.

Я даже не могла позвать на помощь, потому что не было никакой связи, и я не собиралась позориться перед Роудсом, будучи тем человеком, которого нужно спасти. Я могла сделать это. Моя мама могла это сделать. Но…

Если я выберусь отсюда, я больше никогда не буду делать это дерьмо в одиночку. Разве я не знаю этого лучше кого-либо? Конечно, черт возьми, это так.

Это было глупо.

Я должна была остаться дома.

Я хотела, чтобы у меня было больше воды.

Я вообще не собиралась ходить в походы в следующем году.

Я больше не собиралась никуда ходить.

О Боже, мне ещё нужно было ехать домой.

Черт, черт, черт.

Я не сдавалась. Я могла сделать это. Я собиралась сделать это.

Больше я никогда не стану совершать трудных походов. По крайней мере, не за день. К черту это дерьмо.

Одна нога за другой валила меня вниз. Я остановилась. Я спряталась под брезентом. Температура начала падать, и я не могла поверить, что не взяла с собой более толстую куртку. Мне следовало знать лучше.

Я накинула куртку Роудса поверх пуловера, когда меня начало знобить.

У меня было мало воды, хотя я наполнила бутылку водой из ручья, и мне приходилось делать самые маленькие глотки каждый раз, когда я останавливалась, потому что источников воды больше не было.

Мои ноги болят все сильнее и сильнее.

Я не могла отдышаться.

Я просто хотела вздремнуть.

И появление вертолета, который меня спасет.

Мой телефон по-прежнему был вне зоны доступа.

Я была так глупа.

Я шла и шла. Вниз и вниз, иногда скользя по мокрому гравию и изо всех сил стараясь не упасть.

Я упала. Дважды, прямо на задницу и поцарапав ладони.

Два часа превратились в три, и я так медленно двигалась. Становилось слишком темно.

Я замёрзла.

Я плакала.

Затем я плакала больше.

Поселился настоящий страх. Неужели моя мама испугалась? Знала ли она, что облажалась? Я надеялась, что нет. Боже, я надеялась, что нет. Я уже испугалась; Я не могла представить….

Полмили до финиша, а ощущалось, как тридцать.

Я вынула фонарик и сунула его в рот, изо всех сил цепляясь за треккинговые палки, потому что без них я, вероятно, умерла бы.

Большие, толстые, неряшливые слезы разочарования и страха потекли по моим щекам, и я доставала фонарик изо рта, чтобы пару раз выкрикнуть «черт».

Меня никто не видел. Меня никто не слышал. Здесь никого не было.

Я хотела вернуться домой.

— Черт! — Я снова закричала.

Я заканчивала эту чёртову тропу, и я никогда больше не пойду в этот «так себе поход». Это был бред. Что я должна была доказать? Мама любила это. Мне нравились шестимильные походы. Легкие и средние.

Я просто шутила; Я могла сделать это. Я делала это. Я заканчивала это. Было нормально бояться, но я выбиралась отсюда. Выбиралась.

Оставалась десятая часть мили, где нужно было свернуть назад и спуститься, а я была холодная, мокрая и грязная.

Это отстой.

Я взглянула на часы и застонала, когда увидела время. Было шесть. Я должна была закончить несколько часов назад. Я собиралась ехать в темноте, я имею в виду, в кромешной тьме. Теперь я почти ничего не видела.

Хорошо. Все было хорошо. Я просто должна идти очень медленно. Не торопиться. Я могла бы это сделать. У меня было запасное колесо. У меня был Fix-a-Flat (прим. герметик для шин, эффективно заделывающий пробои). Я знала, как поменять колесо.

Я собиралась вернуться домой.

Все болело. Я была уверена, что мои пальцы на ногах кровоточат. Суставы в моих коленях стреляли.

Это отстой.

Я могла это сделать.

Было чертовски холодно.

Это отстой.

Еще пара слез полились из моих глаз. Я была идиоткой, раз делала это в одиночку, но я сделала это. Град, немного снега, дождь, гром, дерьмовая вода. Я сделала это. Я совершила этот гребаный поход.

Я устала, и еще пара слез выкатилась из моих глаз, и я подумала, не свернула ли я не туда и оказалась на охотничьей тропе, а не на настоящей тропе, потому что ничего не выглядело знакомым, но опять же было темно, и я едва могла видеть что-либо, что было вне света моего фонарика.

Черт, черт, черт.

Потом я увидела его, большое низко нависшее дерево, под которым мне пришлось проходить в самом начале похода.

Я сделала это! Я сделала это! Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы, но у меня было аварийное одеяло в сумке и в машине, и у меня была толстая старая куртка Амоса, которая каким-то образом оказалась там.

Я сделала это.

Еще больше слез наполнило мои глаза, и я остановилась, запрокинув голову. Часть меня хотела, чтобы были звезды, с которыми я могла бы поговорить, но их не было. Было слишком облачно. Но это не остановило меня.

Мой голос охрип от крика и отсутствия воды, но это не имело значения. Я все еще говорила слова. Еще чувствовала их.

— Мама, люблю тебя. Это отстой, но я люблю тебя, и я скучаю по тебе, и я буду стараться изо всех сил, — сказала я вслух, зная, что она меня слышит. Потому что она всегда так делала.

И в приливе энергии, которой, как мне казалось, во мне не было, я бросилась бежать к своей машине, мои пальцы ног болели, мои колени отказывались от жизни, а мои бедра собирались гореть до конца моего существования — по крайней мере, так чувствовалось в данный момент. Машина была здесь.

Единственная.

Я не знала, куда, черт возьми, подевались эти другие люди, но у меня не осталось сил удивляться, как я не столкнулась с ними.

Лохи.

Как бы я ни была измотана, я выпила четверть галлонной бутылки воды, сняла промокший дождевик Роудса и натянула куртку Амоса. Я сняла ботинки, чуть не бросив их на заднее сиденье, но не на тот случай, если мне нужно будет выйти из машины; вместо этого я поставила их на пол пассажирского сиденья. Я хотела посмотреть на свои пальцы и посмотреть, какие повреждения были, но я буду беспокоиться об этом позже.

Я проверила своё подключение, но его все еще не было. Я все равно отправила сообщение Роудсу и Амосу.

Я: Наконец-то закончила, это долгая история. Я в порядке. Не было связи. Я думаю, что башня рухнула. Я уже ухожу, но мне нужно ехать медленно.

Тогда я дала задний ход и начала поездку домой. Как только я сойду с этой неровной части, дорога должна занять около часа. В лучшем случае до трассы добираться часа два.

И тут было так же дерьмово, как я помнила. Даже хуже. Но мне было все равно. Я изо всех сил вцепилась в руль, пытаясь вспомнить, по какому пути я ехала наверх, но дождь расчистил мои следы.

Я сделала это. Я смогла сделать это, сказала я себе, ведя буквально две мили в час и щурясь так, как никогда раньше и, надеюсь, никогда больше.

Мои руки свело судорогой, но я проигнорировала их и странное ощущение вождения без обуви, но я не собиралась надевать эти ботинки в ближайшее время.

Я ехала, не включая радио, потому что нужно было сосредоточиться.

Я проехала около четверти мили по дороге, когда две фары вспыхнули сквозь деревья за поворотом.

Кто, черт возьми, ехал сюда так поздно?

Настала моя очередь ругаться, потому что лучшая часть пути была прямо посередине, а дорога изначально не была широкой. Каковы были шансы?

— Черт, — пробормотала я, когда огни на мгновение исчезли, а затем снова появились прямо передо мной, приближаясь.

Это точно был внедорожник или грузовик. Большой. И он двигался чертовски быстрее, чем я.

Со вздохом я двинулась в сторону, застегнув куртку Амоса до самого подбородка, а затем прижалась в бок дороги еще больше. С моей сегодняшней удачей, я собиралась застрять.

Нет, не так. Я собиралась вернуться домой. Я собиралась…

Я покосилась на приближающуюся машину.

Внедорожник резко затормозил, и дверь со стороны водителя открылась. Я смотрела, как из него выпрыгнула большая фигура и на секунду остановилась на месте, прежде чем снова начать двигаться. Вперед.

Я заперла двери, затем снова прищурилась и поняла… Я знала это тело. Я узнала эти плечи. Эту грудь. Кепка на том, что определенно было мужской головой.

Это был Роудс.

Я не помню, как распахнула свою собственную дверь, затем потянулась, чтобы схватить обувь и наполовину надеть их, прежде чем выскользнуть из машины. Но я помню, как ковыляла вперед, едва держась в ботинках на пальцах ног, и смотрела, как Роудс тоже идет ко мне.

Его лицо было… он выглядел разъяренным. Почему мне от этого хотелось плакать?

— Привет, — слабо сказала я. Облегчение пронзило меня. Мой голос сломался, и я сказала последнее, что хотела бы. — Я была так напугана…

Эти большие, мускулистые руки обвились вокруг меня, единственное, что поддерживало меня, одна рука держала меня за затылок. Мои волосы были мокрыми от пота — это дерьмо не было дождем, — но его тело по всей длине прижималось к моему. Это и утешение, и всё, что мне тогда было нужно, и даже больше.

Я едва заметила, что всё это мускулистое крепкое тело слегка дрожало.

— Больше никаких походов в одиночку, — грубо прошептал он, настолько хрипло, что я испугалась. — Больше не надо.

— Больше не надо, — слабо согласилась я. Я вздрогнула в его руках, почти полностью поддерживаемая его телом. — Было так много дождя, и я не знаю, откуда, черт возьми, взялись эти тучи, но они были дерьмовыми, и мне пришлось переждать.

— Я знаю. Я думал, что-то случилось. — Я была уверена, что он погладил меня по изгибу головы. — Я думал, ты ранена.

— Я в порядке. Все болит, но только потому, что я устала, а эти ботинки отстой. Мне жаль.

Я почувствовала, как он кивнул мне.

— Я приехал сюда так быстро, как только смог, когда пришло твое сообщение. Я должен был пойти в Ацтек и там не было связи. Амос позвонил мне, слетевший с катушек. Он хотел приехать, но я заставил его остаться, и теперь он взбешен. Я добрался сюда так быстро, как только смог. — Рука на моем затылке скользнула вниз по позвоночнику к пояснице, и я никак не могла вообразить того, как он крепко меня обнял. — Никогда больше так не делай, Аврора. Ты слышишь меня? Я знаю, что ты можешь сделать все это сама, но не делай этого.

В этот момент я больше никогда не собиралась ходить в походы. Никогда. Еще одна дрожь пробежала по моему телу.

— Я так рада тебя видеть, ты не представляешь. Было так темно, и я на какое-то время очень испугалась, — призналась я, чувствуя, как моё собственное тело начинает дрожать.

Рука на моей голове скользнула вниз, притягивая меня так близко, что я почувствовала, что если бы он мог поместить меня внутрь себя, он бы это сделал.

— Ты в порядке? Ты не ранена? — спросил он.

— Ничего, с чем бы я не справилась. Не так, как в прошлый раз. — Я прижалась щекой к его груди, наслаждаясь его теплом. Его устойчивостью. Я была в порядке. Я была в безопасности. — Спасибо что пришёл. — Я немного отстранилась и одарила его маленькой застенчивой улыбкой. — Даже если бы я не вернулась, они бы все равно отправили тебя, да?

Лицо Роудса было серьезным, его зрачки расширились, когда он смотрел на меня сверху вниз, вглядываясь в мои черты темными глазами.

— Я пришёл сюда не потому, что это моя работа.

Затем, прежде чем я успела среагировать, эти руки снова обняли меня, полностью поглотив меня. Человеческий кокон, в котором я могла бы прожить всю оставшуюся жизнь.

Я не могла выдумать то, как слабая дрожь пронзила эти твердые мускулы.

И я определенно не выдумала это свирепое выражение, которое он бросил на меня, когда снова отстранился. Его руки легли низко на мою спину. — Ты сможешь водить машину?

Я кивнула.

Одна из этих рук двинулась, чтобы сжать мое бедро так, что я даже не была уверена, что он знал, что делает это, когда его взгляд блуждал по моему лицу.

— Бадди?

— Хм?

— Я хочу, чтобы ты знала… Амос собирается убить тебя.

Наверное, это было единственное, что могло меня тогда рассмешить, и я рассмеялась. Тогда я сказала ему абсолютную правду.

— Это нормально. Я с нетерпением жду этого.

Всё болело.

Буквально каждая часть моего тела так или иначе болела. От моих бедных пальцев ног, которые, казалось, кровоточили, до моих травмированных икр, до моих измученных бёдер и ягодиц. Если я сосредоточусь достаточно сильно, мои соски, вероятно, тоже будут болеть. Но больше всего по дороге домой пострадали мои руки и предплечья.

Эти сто двадцать минут я потратила на то, чтобы изо всех сил вцепиться в руль, чаще всего задерживая дыхание.

Если бы я не провела последние несколько часов в ужасе, мое тело, возможно, было бы способно суммировать неподдельный страх перед камнями и колеями, по которым я ехала. Только потому, что я была так сосредоточена на том, чтобы следовать за Роудсом и не наезжать на что-нибудь острое, я не потеряла контроль, когда мы ехали очень медленно. И если бы я не была такой уставшей, я бы, наверное, обрадовалась, когда мы наконец добрались до шоссе.

Именно тогда мне, наконец, удалось выдохнуть, глубоко и полностью, с основания моего живота.

Я сделала это.

Я действительно сделала это.

Должно быть, это облегчение удерживало меня от дрожи всю оставшуюся часть пути. Но в тот момент, когда я заглушила машину, меня осенило. Это было как удар слева в лицо, когда этого не ожидаешь.

Я выдохнула за долю секунды до того, как все мое тело начало трястись. В шоке, в страхе.

Наклонившись вперед, я прижалась лбом к рулю и задрожала от шеи до икр.

Я была в порядке, и это все, что имело значение.

Я была в порядке.

Дверь слева от меня открылась, и прежде чем я успела повернуть голову в сторону, мне на спину приземлилась большая рука, и внутри машины раздался хриплый голос Роудса:

— Я здесь. Я присмотрю за тобой. Ты будешь в порядке, ангел.

Я кивнула, мой лоб всё ещё был на руле, даже когда моё тело пронзила ещё одна сильная дрожь.

Его рука скользнула дальше по моему позвоночнику.

— Ну же. Пошли внутрь. Тебе нужна еда, вода, отдых и душ.

Я снова кивнула, у меня в горле образовался узел.

Роудс потянулся сзади меня, и через мгновение мой ремень безопасности ослаб. Роудс помог мне сесть, позволив ремню встать на место. Я взглянула на него, когда он наклонился вперед, и, прежде чем я поняла, что происходит, его руки скользнули подо мной, одна под колени, другая под лопатки, и он поднял меня. Я прижалась к его груди.

И я сказала: «Ох» и «Роудс, что ты делаешь?»

И он сказал: «Несу тебя наверх».

Он закрыл дверь бедром, прежде чем начал двигаться к гаражу, неся меня, как будто это не имело большого значения. Дверь была не заперта, так что все, что ему потребовалось, это быстрый поворот запястья, чтобы открыть ее, прежде чем мы зашли.

— Если ты мне поможешь, я смогу сама подняться по лестнице, — сказала я ему, глядя на серебристо-каштановые волосы на лице, покрывающие его челюсть и подбородок.

Его серые глаза метнулись ко мне, пока он делал один шаг за другим.

— Ты можешь, и я бы помог, но я могу сам справиться.

И словно доказывая свою точку зрения, он прижал меня к себе крепче, ближе к этой широкой груди, которая была самым большим облегчением в моей жизни, когда я заметила, как он выходил из машины несколько часов назад.

Он пришел за мной. Я сжала губы и взглянула на свои руки, которые я держала на груди, и почувствовала, как слезы навернулись на мои глаза. Во мне снова вспыхнул тот самый знакомый страх, который я подавляла всю дорогу домой.

Ещё одна дрожь пробежала по мне, сильная и мощная, выманив ещё несколько слез на мои глаза.

Я чувствовала взгляд Роудса на моем лице, пока он продолжал подниматься по лестнице, но он не сказал ни слова. Его руки каким-то образом прижали меня еще ближе, его рот тоже приблизился, и если бы я не закрыла глаза, я была почти уверена, что увидела бы, как он коснулся губами моего виска. Вместо этого все, что я сделала, это только ощутила его, легкое и, более чем вероятно, случайное прикосновение.

Я втянула воздух и задержала дыхание, когда он опустил меня на кровать и тихо сказал:

— Прими душ.

Открыв глаза, я обнаружила, что он стоит почти прямо передо мной. Он нахмурился, когда я кивнула.

— От меня воняет, извини, — извинилась я, едва выговаривая слова.

Его хмурый взгляд стал еще суровее.

Я сжала губы.

Голова Роудса склонилась набок, в то же время его взгляд скользнул по моему лицу, и он очень осторожно сказал:

— Ты испугалась, ангел.

Я кивнула, затаив дыхание и пытаясь проглотить эмоции, застрявшие в горле.

— Я просто подумала… — Я всхлипнула, мои слова превратились в хрип.

Роудс продолжал смотреть на меня.

Я сжала пальцы на коленях, почувствовав, как трясется колено, и прошептала:

— Помнишь, однажды я сказала тебе, что не боюсь смерти? — Я сморщила лицо и почувствовала, как слеза выкатилась из глаза, стекая по щеке. — Я лгала. Я испугалась. — Еще несколько слез потекли мне на подбородок. — Я знаю, что не умерла бы, но я все равно думала, что раз или два…

Своей большой-большой рукой он охватил половину моего лица, прежде чем сделал то же самое с другой стороной, и за то время, которое мне понадобилось, чтобы понять, что он делает, я снова встала, и его руки снова обняли меня. Затем он сел, и я оказалась на нем сверху, перекинув ноги через его бедра, прижавшись плечом к его груди, лицом к его горлу, и по мне снова пробежала дрожь.

— Я была так напугана, Роудс, — прошептала я ему в кожу, когда его рука низко обвила мою спину.

— Теперь ты в порядке, — хрипло сказал он.

— Все, о чем я могла думать, это то, что я так мало прожила, что у меня ещё все впереди. Я так много хочу сделать, и я знаю, что это глупо. Я знаю, что я в порядке. Я знаю, что худшее, что могло случиться, это то, что мне пришлось бы прятаться под деревом с моим брезентом и спасательным одеялом, чтобы немного отдохнуть, но потом я представила, как падаю и получаю травму, и никто не знает, где я, или не в состоянии помочь мне, и я была одна. И почему я пошла одна? Что, черт возьми, я должна кому-то доказывать? Моя мама не хотела бы, чтобы я чувствовала себя так, верно?

Он покачал головой, и я еще глубже уткнулась лицом в самую мягкую кожу его горла.

— Мне жаль. Знаю, что воняю, я липкая и противная, но я была так рада тебя видеть. И я так рада, что ты пришёл. В противном случае…. — Я всхлипнула, и между нами пролилась еще пара слез. Я чувствовала, как они текут между моими щеками и его кожей.

Роудс притянул меня еще ближе к себе, его голос был ровным, когда он сказал:

— Ты в порядке. Ты в полном порядке, ангелочек. Ничего не произойдет. Я здесь, и Ам рядом, и ты не одна. Уже нет. Все нормально. Переведи дух.

Я сделала глубокий вдох, о котором он упомянул, а затем еще один. Я была не одна. Я была не там. И я больше никогда не собиралась ходить в походы… хотя, возможно, со временем я передумаю, но это не имело значения. Мои плечи медленно расслабились, и я почувствовала, как мой желудок начал разжиматься; я даже не осознавала, что напрягала его.

Рука на моей спине погладила меня по боку до бедра, и Роудс продолжал держать меня.

Покопавшись глубоко в себе, я сказала:

— Прости.

— Тебе не нужно извиняться.

— Наверное, я слишком остро реагирую…

Он снова погладил меня.

— Это не так.

— Однако так кажется. Прошло много времени с тех пор, как мне было так страшно, и это действительно задело меня за живое.

— Большинство людей боятся смерти. В этом нет ничего плохого.

— А ты?

Я прижалась лбом ближе к теплой, гладкой коже его горла.

— Я думаю, что больше боюсь смерти людей, о которых я забочусь, чем о своей.

— Ох, — сказала я.

Вздох Роудса был тихим.

— Наверное, я немного боюсь не сделать всего того, что хочу.

— Что, например? — спросила я его, все еще прижимаясь лбом к его шее. Я чувствовала ровное биение его сердца, и это успокаивало меня.

— Ну, видеть, как Ам растет.

Я кивнула.

Его ладонь легла на верх моей ляжки.

— Я не думал об этом долгое время, и я не думаю, что у меня осталось слишком много времени, но полагаю, что хотел бы иметь еще одного ребенка. — Его грудь вздымалась и опускалась против меня. — Не полагаю. Я уверен.

Что-то внутри меня замерло. — Ты бы хотел?

Он кивнул, его щетина щекотали мою кожу.

— Ага. Я говорил тебе, как сильно я сожалею обо всем, что пропустил с Амом. Мне нравятся дети. Я просто не был уверен, что когда-нибудь смогу их иметь, но тогда я и не думал, что вернусь в Колорадо, а не на флот, не…

— Не, что? — спросила я его, затаив дыхание.

Рука на моем бедре скользнула к моему тазу, задержавшись там.

— Не сюда.

Я не знала, что он имел в виду. Или, может быть, я просто очень устала, чтобы слишком много думать об этом, поэтому я кивнула, как будто я поняла, когда это было не так, чувствуя легкую боль в груди при мысли о том, что он хочет еще одного ребенка, учитывая, как этот ребенок должен быть зачат… Что ему нужна женщина в его жизни для этого.

— Кого бы ты хотел? Если бы мог выбирать. Второго мальчика или девочку? — спросила я.

Руки вокруг меня немного напряглись. — Я был бы признателен и за то, и за другое. — Его дыхание коснулось моей щеки, и тогда я поняла, как сильно мне нравится его голос. Постоянная грубоватость. Это было такое удовольствие для моих ушей. — Но у меня есть только братья и племянники, так что, возможно, девочку для разнообразия. Разорвать цикл.

— С девчонками весело, — согласилась я с дрожащим выдохом. — И я уверена, что у тебя еще есть время. Если бы ты хотел. Я слышала о мужчинах, имеющих детей в возрасте пятидесяти и шестидесяти лет.

Я почувствовала «мм-хм» в его груди, когда рука снова скользнула вниз по моему бедру.

— Что на счёт тебя? — спросил он.

— Мне тоже все равно. Я бы все равно их любила. — Я всхлипнула. — Но возможно, с такими темпами, мне придется довольствоваться щенком.

Его смех был мягким пыхтением, а слова почти шепотом:

— Нет. Не думаю, что будет так.

Я подняла голову и посмотрела на его красивое лицо. Вблизи цвет его глаз был еще более невероятным. Ресницы — густые, а костная структура идеально выражена. Даже морщины у его глаз и вокруг рта были маленькими, но так сильно подчеркивали его черты лица, что я готова поспорить, сейчас он был даже красивее, чем в свои двадцать. Несмотря на то, что мои щеки были в напряжение от слез, мне удалось немного улыбнуться ему.

— На данный момент я думаю, что была бы счастлива иметь кого-то, с кем можно состариться, так что я не одинока. Возможно, это должна быть Юки.

Лицо Роудса смягчилось, когда его взгляд, который я чувствовала до кончиков пальцев ног, блуждал по моему, а его рука скользнула снизу по моей ноге и остановилась на бедре. Он сжал его.

— Думаю, тебе тоже не о чем беспокоиться, Бадди. — Его взгляд остановился на моем, и следующее, что я помню, это то, что он снова обнял меня.

Он долго обнимал меня.

И через некоторое время он в конце концов отстранился и сказал:

— Сегодня я получил кое-какие известия. Мне нужно уехать на несколько недель.

— Все в порядке?

Роудс серьезно кивнул.

— Еще один охотинспектор в округе Колорадо-Спрингс попал в аварию, и какое-то время он не сможет вернуться к работе, поэтому меня отправляют туда. — Рука на моем бедре напряглась. — Они сказали две недели, но я не удивлюсь, если это будет дольше. У меня есть несколько дней, чтобы привести дела в порядок. Мне нужно позвонить Джонни и узнать об Амосе.

— Дай мне знать, если есть что-то, чем я могу помочь, — вставила я.

Его рот изогнулся, и мне пришлось бороться с желанием обнять его.

— Ты уверена?

— Да.

Его рот изогнулся ещё немного. — Я поговорю с Амом и вернусь к тебе.

Я кивнула и задумалась о кое-чем. — Он всё ещё под домашним арестом?

— Технически да. Я до сих пор отказываю ему в некоторых вещах, чтобы он не думал, что все прощено и забыто, но я понемногу отпускаю его вину. Он почти не жаловался на свое наказание, так что я не вижу смысла быть с ним слишком строгим.

Я улыбнулась.

Но его губы наоборот расслабились, и Роудс серьезно сказал:

— Здесь тебе будет хорошо.

— Я знаю.

— Я могу позволить Аму остаться, а могу и нет. Я недостаточно времени подумал об этом, но я скажу тебе, как только приду к решению.

Я кивнула.

— Добро пожаловать в дом в любое время, когда захочешь, — сказал он, внимательно глядя. — Это может избавить тебя от хлопот, связанных со стиркой впредь.

Впредь? Это заставило меня улыбнуться.

— Спасибо.

— Колорадо-Спрингс всего в нескольких часах езды. Тебе нужна помощь, позвони Аму или Джонни.

— Если тебе или Аму что-нибудь понадобится, скажи мне. Я серьезно. Что-либо. Я в долгу перед тобой после сегодняшнего.

— Ты мне ничего не должна. — Его рука вернулась к моему бедру. — Я отлучусь только ненадолго.

— Я не собираюсь никуда уходить. Я буду здесь, — сказала я ему, кладя руку ему на предплечье. — Всё, что тебе, Джонни или Аму нужно, я помогу вам троим.

Я была должна ему за сегодня и за вчера — так много, на самом деле, независимо от того, что он думал. Я бы не забыла ничего из этого.

Он смотрел мне прямо в глаза, когда говорил это. — Я знаю, Аврора.

Следующие три недели прошли практически как в тумане.

С изменением цвета листьев что-то внутри меня изменилось вместе с ними. Может быть, катализатором послужил явный страх, который я испытала во время «Адского похода», или, может быть, это было просто что-то в прохладном воздухе, но я чувствовала, как какая-то часть меня растет. Обосновывается. Это место, куда я вернулась, где я провела одни из лучших и один худший момент в своей жизни, с каждым днем все глубже проникало под мою кожу.

Я хотела жить. Не то чтобы это была новая мысль, но была разница между проживать и жить, и я хотела последнего. Я хотела последнего больше всего на свете. Вся жизнь могла измениться в одно мгновение, одним действием, и в каком-то смысле я забыла об этом.

Может быть, не каждый день будет идеальным, и ожидать этого было наивно, но каждый день может быть хорошим.

Я находилась там, где хотела быть, и обнаружила, что воспринимала всё намного ближе, чем раньше. Я еще больше погрузилась в отношения с Кларой и дружбу с клиентами, которые, конечно же, стали больше похожи на друзей. Еще больше я ценила своих друзей-подростков.

На самом деле, единственный, с кем я не общалась, это Роудс.

К данному моменту прошло уже две недели с тех пор, как он уехал, и он еще не успел нанести визит. Предположительно, он собирался приехать сюда, но в тот день его обратно вызвали в Колорадо-Спрингс — в четырех часах езды — по экстренному делу. Я по-прежнему видела Амоса почти каждый день между тем, когда его высаживал школьный автобус, и когда его забирал дядя. Он рассказал мне всё о том, как его отец звонил ему каждый день, и даже упомянул — не так уж тонко — что Роудс спрашивал обо мне.

Но Роудс не звонил и не писал мне, а я знала, что у него есть мой номер.

Я думала, что всё, что произошло с нами раньше, было каким-то поворотным моментом, я была уверена, что это так, но… может быть, он был слишком занят. И я старалась не погрязнуть в беспокойстве о вещах, которые я не могла контролировать. И то, как кто-то относится к тебе, было одним из них.

Я просто пыталась продолжать жить своей жизнью и в то же время еще больше обустраиваться, и именно поэтому в это утро, через три недели после «Адской тропы», я обнаружила сомнительный взгляд от Амоса, когда сжимала свой шлем, пытаясь подарить ему обнадеживающую улыбку.

— Ты уверена? — спросил он, надевая наручные щитки. Я была уверена, что Роудс настоял на том, чтобы он носил их, когда дал ему разрешение поехать со мной на горнолыжный курорт. За два дня до этого я сказала ему, что хочу поехать. Я никогда не каталась на сноуборде. Я точно знала, что каталась на лыжах с мамой, когда была моложе, но на этом все. В городе еще не было снега, но за пару ночей в горах выпало достаточно, чтобы открыть некоторые части курорта.

Я снова сосредоточилась на подростке передо мной в такой же зеленой куртке, как и шлем, которые, как он объяснил, купили его мама и другой папа в прошлом сезоне.

— Да, я уверена. Иди с друзьями. Я уверена, что смогу разобраться.

Он мне не поверил и даже не пытался притворяться в обратном.

— Ты помнишь, что я тебе говорил? Насчет использования пальцев ног и пяток?

Я кивнула.

— Сохранение коленей в согнутом положении?

Я снова кивнула, но черты его лица остались недоверчивыми.

— Обещаю. Всё в порядке. Иди. Видишь? Твои друзья машут тебе.

— Я могу спуститься с тобой один раз, чтобы убедиться. Сойти с подъемника довольно сложно…

Именно за это я полюбила этого ребенка. Он мог быть таким тихим, упрямым и угрюмым, как его отец, но у него было золотое сердце.

— Я только что видела, как это делал маленький четырех-пятилетний ребенок. Это не может быть так сложно.

Амос открыл было рот, но я снова опередила его.

— Послушай, если все пойдет совсем плохо, я напишу тебе, договорились? Иди с друзьями. Я всё запомнила.

— Окей.

Он выглядел так, будто хотел продолжить спор, но едва сдерживался. Амос повернулся, чтобы схватить свой сноуборд со стойки, на которой он его оставил, и пробормотал: «До свидание» так, что я почувствовала, будто он искренне думал, что больше никогда меня не увидит.

Что ж, это не звучало как дурное предчувствие.

Я надела шлем, натянула перчатки поверх защитных щитков, которые надела, ожидая, пока Амос купит свой сезонный абонемент, и побрела к подъемнику, который должен был поднять меня на вершину кроличьего холма, после того, как забрала свой арендованный сноуборд со стойки. Арендовала его в магазине по необыкновенно сниженной цене. Я потратила ночь на просмотр видео о том, как кататься на сноуборде, и это выглядело не так сложно. У меня было чувство баланса. Я уже брала пару уроков серфинга с Юки, и они прошли довольно хорошо… по крайней мере, до тех пор, пока доска для серфинга не ударила меня по лицу, и мой нос не начал кровоточить.

Я построила дом для летучих мышей и схватила гребаного орла. Я поднялась на гору в ужаснейших условиях. Я могу это сделать.

...❃.•.•.

Я не могу это сделать.

Именно это я и сказала Октавио, девятилетнему мальчику, который уже четыре раза помогал мне подняться.

— Все в порядке, — попытался он меня заверить, снова поднимая меня в стоячее положение. — Ты упала лицом вниз всего четыре раза.

Мне пришлось сдержать фырканье, когда я стряхивала снег с куртки и штанов. Мне так нравились дети. Особенно такие дружелюбные, как этот, который во второй раз подошел ко мне, когда я спускалась с холма, и помог мне после того, как я съела около чашки снега. Я уже сказала, что он такой хороший мальчик, его маме, которая всегда была рядом с маленькой девочкой, которую она учит кататься на сноуборде — и малышка делает это лучше, чем я.

Он действительно был таким. Мой собственный девятилетний белый рыцарь.

— Тавио! — позвала его мама.

Мой маленький друг повернулся ко мне и моргнул красивыми карими глазами. — Мне нужно идти. До свидания!

— Пока, — ответила я, наблюдая, как он с легкостью вернулся к ней.

Дерьмо.

Глубоко вздохнув, я посмотрела на утрамбованный снег, покрывающий пологий холм, и вздохнула.

Я могу это сделать.

Согнуть колени, держать вес в равновесии, пальцы ног вверх, пальцы ног вниз…

Я почувствовала присутствие, приближающееся ко мне, прежде чем увидела его. Когда кто-то остановился всего в паре футов от меня, я увидела большую фигуру в темно-синей куртке и черных штанах. Очки закрывали половину его лица, шлем скрывал все его волосы… но я знала эту челюсть. Этот рот.

— Роудс?

Я ахнула, когда мужчина поднял очки и надел их на шлем.

— Привет, Бадди, — сказал он с легкой улыбкой, его руки легли на бедра, взгляд блуждал по моему лицу.

Я просияла, и моя душа скорее всего тоже.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел, чтобы найти тебя и Ама, — сказал он, как будто мы встретились в ресторане, а не на горнолыжном курорте.

— Амос воспользовался одним из других подъёмников, так как его только что открыли, и он действительно знает, что делает, — сказала я ему, глядя на жесткую щетину, покрывающую его щеки. Он выглядел усталым.

Но счастливым.

Я скучала по его угрюмой заднице.

— Я знаю. Я его уже видел. Это он сказал мне, что ты здесь. — Его маленькая улыбка превратилась в большую, которая щекотала мою грудь. — Я думал, ты будешь брать уроки катания на сноуборде у профессионала.

Он снова шутил со мной. Я застонала и покачала головой.

— Мне помогал девятилетний ребенок, это считается?

Его смех был настоящим, удивив меня еще больше.

Кто-то был в хорошем настроении.

А может быть, он просто был очень счастлив оказаться дома.

— Это сложнее, чем казалось изначально, и я не могу понять, что делаю неправильно.

— Я помогу тебе, — сказал он, не давая мне выбора, хотя я бы и не отказалась.

Я кивнула ему слишком восторженно, так счастлива видеть его и не утруждая себя скрыть это. Возможно, он больше не называл меня своей подругой, но мы были друзьями. По крайней мере, я знала это наверняка.

Роудс подковылял ко мне, не обращая внимания на то, как он заставил меня чувствовать, и остановился прямо у моего плеча.

— Позволь мне увидеть твою стойку, ангелочек. Мы пойдем оттуда.

...❃.•.•.

Потребовалось три спуска с холма, прежде чем мне наконец удалось сделать это, не надорвав себе задницу более одного раза. По тому, как я подняла кулак в воздух, можно было подумать, что я выиграла золотую медаль, но мне было все равно.

И судя по тому, как Роудс улыбался мне, ему также было все равно.

Я была удивлена тем, насколько терпеливым учителем он был. Он никогда не повышал голос и не закатывал глаза, за исключением одного раза, когда он использовал свой военно-морской голос на подростке, который сбил меня с ног. Но он пару раз смеялся, когда я потеряла контроль, взбесилась и укатилась, в результате чего я отбила себе задницу. Но он также был тем, кто поднял меня в сидячее положение, вытер очки рукой в перчатке, а затем помог встать.

— Мне нужен перерыв, — сказала я ему, потирая бедро перчаткой. — Я должна пописать.

Роудс кивнул, прежде чем наклонился снять ботинки со сноуборда.

Я наклонилась и сделала то же самое.

Закончив, я взяла свою доску и последовала за ним. Здесь было небольшое здание, которое я заметила, когда мы приехали, с вывеской, говорящей о наличии туалета и прилавка с едой. Оставив наши доски на одном из стеллажей, я направилась в уборную, воспользовалась ею и к тому времени, как закончила, обнаружила Роудса сидящим с двумя чашками перед ним за одним из столиков на небольшой террасе, окружающей прилавок. Музыка тихо играла через динамики.

Но женщина, сидевшая в кресле напротив него, заставила меня остановиться.

Она была хорошенькой, примерно моего возраста, если не моложе… и, судя по улыбке на ее лице, она флиртовала с ним.

Ревность — чистокровная ревность — возникла из ниоткуда в моем желудке, и, честно говоря, это меня чертовски удивило. Моя грудь сжалась. Даже в горле было немного странное ощущение. Наверное, я могла бы пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я когда-либо ревновала, пока была с Каденом. Один из таких случаев был, когда он пошел на фальшивое свидание; в другой раз это было сразу после того, как мы расстались, и месяц спустя он пошел на свидание. И два других случая были, когда его школьная подружка появлялась на его шоу, и это было только потому, что она нравилась миссис Джонс, как я решила однажды.

Но именно тогда, когда я увидела женщину, разговаривавшую с моим домовладельцем, это ощущение нахлынуло на меня, как проклятый ураган.

Он не улыбался ей. Даже не было похоже, что он разговаривал с ней потому, как его губы были сжаты, но… это ничего не изменило.

Я ревновала.

Тетя Каролина и Юки были бы в шоке, потому что я чертовски ревновала.

Он не был моим парнем. Мы даже не встречались. Он мог…

Она коснулась его руки, и мышцам моего горла пришлось напрячься, чтобы сглотнуть.

Немного затаив дыхание, я поставила одну ногу перед другой и заставила себя двигаться к ним как раз в тот момент, когда женщина улыбнулась ярче и снова коснулась Роудса. Я была всего в нескольких футах от них, когда эти серые глаза, которые я слишком хорошо знала, двинулись в мою сторону, а потом, потом… на его губах появилась легкая улыбка. И, продолжая свой путь, я наблюдала, как он пододвигает стул рядом с собой, немного под углом и ближе к своему.

Я могла слышать, как женщина говорила приятным, четким голосом, даже когда ее взгляд скользнул через плечо, пытаясь понять, на кого смотрит Роудс.

— …если у вас есть время, — сказала она примерно в то же время, когда ее улыбка немного поблекла.

Я улыбнулась ей и осторожно села на выдвинутое им сиденье, переводя взгляд с него на неё, а затем на дымящуюся чашку на столе.

Он подтолкнул её ко мне и сказал:

— Спасибо за приглашение, мисс Мальдонадо, но в это время я буду в Колорадо-Спрингс.

Я взяла чашку и поднесла ко рту, взглянув на женщину как можно незаметнее. Она переводила взгляд с Роудса на меня и обратно, пытаясь понять… что? Были ли мы вместе или нет?

— Возможно, я смогу перенести какие-то дела, если у вас будет время, когда вы вернётесь, — предложила она, очевидно решив, что мы не вместе. Может быть, потому что я не стреляла в нее глазными кинжалами.

Я не могла винить ее.

Я тоже была поражена им.

Одна только эта мысль заставила меня почувствовать себя мелочной. Конечно, женщины флиртовали с ним. Он был великолепен, и его раздражительное поведение делало его более привлекательным для некоторых людей. Я была, наверное, единственным лохом, которого привлекло то, насколько он был хорошим отцом.

А может и нет.

— Я ценю это предложение, — ответил Роудс тем напряженным голосом, который напомнил мне о том, какими были наши отношения несколько месяцев назад. — Тогда у меня также не будет времени, но я обязательно скажу Амосу, что вы спрашивали о нем, а если у вас есть какие-либо вопросы, вы можете позвонить в офис, и кто-нибудь сможет вам помочь.

Надо отдать ей должное, она не сдавалась, даже когда отодвинула свой стул и улыбнулась мне, не совсем дружелюбно или вовсе недружелюбно.

— Если вы передумаете, тогда мой номер есть в школьном справочнике. — Она поднялась на ноги. — Надеюсь, увидимся в школе, мистер Роудс.

Я была единственной, кто смотрел, как она уходит, и я знала это, потому что я чувствовала его пристальный взгляд на моем лице, когда я это делала. Это подтвердилось и тогда, когда я оглянулась на него и обнаружила, что он смотрит на меня.

Он отшил её. Вежливо, но отшил.

— Привет, угодник, — сказала я ему, чуть выше поднимая чашку с горячим шоколадом. — Извини, что прервала тебя и твою подругу.

Это прозвучало саркастично, или я преувеличиваю?

— Она не подруга, и ты ничему не помешала, — ответил он, беря свою чашку и делая маленький глоток. — В прошлом году она была учителем английского у Амоса.

Я кивнула, прежде чем сделать еще один глоток. Значит она ждала, чтобы сделать свой ход. Теперь все это имело смысл.

Глаза Роудса немного сузились, когда он сделал еще один глоток, чашка казалась маленькой в его руке.

— У меня было чувство, что она заинтересована во мне, но я не знал наверняка. До сегодняшнего дня.

Я подняла обе брови и кивнула.

— Вероятно, она снова пригласит тебя на свидание в следующий раз, когда увидит тебя.

У него появилось смешное выражение лица.

— Я уверен, что теперь она поняла, что я не чувствую того же.

Он наклонился вперед в своем кресле, упершись локтями в стол. Его взгляд был прикован к моему лицу, когда он прошептал:

— Она слишком много болтает.

Я отшатнулась и рассмеялась.

— Я слишком много болтаю! Помнишь, ты спросил меня: «Ты всегда так много болтаешь?» Ты помнишь, не так ли?

Широкая улыбка появилась на его полных губах, и я клянусь, что он стал красивее, чем когда-либо.

— Я передумал, и разница в том, что мне нравится слушать, как ты болтаешь.

Мое сердце пропустило чертов удар или десять, прежде чем ему удалось продолжить:

— Я не люблю болтать, но ты меня как-то заставляешь.

Я даже не пыталась подавить восторг, расцветший в моей груди. Я была уверена, что это было заметно и на моем лице, когда я ухмыльнулась ему, довольная. Так приятно.

— Это дар. Моя тетя говорит, что у меня дружелюбное лицо.

— Не думаю, что дело в этом, — мягко возразил он.

Я пожала плечами, все еще сияя изнутри.

— Итак… — начала я, не желая говорить о кокетливой бывшей учительнице Амоса.

Эти серые глаза поймали и удерживали мои, ожидая мой вопрос.

— Как ты? Как тебе в Колорадо-Спрингс?

— Отлично, — сказал он, опуская чашку на дальнюю от меня ляжку. — Там я более занят, чем ожидал. Я рад, что не устроился туда, когда была вакансия.

— Более загружен, чем наш маленький участок леса?

Он склонил голову набок. — Здесь больше нарушений правил вождения, намного больше, но все же меньше загружен. Меньше людей. Меньше дерьма.

— Есть предположения, как долго ты еще будешь там?

— Нет. Еще ничего не завершено, — ответил он, прежде чем сделать еще один глоток. — Мне сказали не дольше, чем еще две недели, но я не задерживаю дыхание в надежде, что так и будет.

Я двигала ногой, пока она не коснулась его.

— Надеюсь, все пройдет быстро, но мы следим за Амосом. У него все в порядке, по крайней мере, судя по тому, что он мне говорит. Мы обедали несколько раз, когда его дядя опаздывал, и я обязательно заставляла его есть овощи. Я спросила Джонни о нем на днях, когда он забрал его, и он сказал, что у Ама всё хорошо.

— Думаю, у него всё хорошо, — согласился он. — Он не выглядит слишком убитым горем, что так долго остаётся в одиночестве.

Я ухмыльнулась ему, и его рот скривился привычным образом, который мне нравился.

— А ты? Ты в порядке?

Мы почти не виделись за те дни между «Походом из ада» и его отъездом, и у нас не было возможности поговорить о том, что произошло той ночью. Я чуть не потеряла контроль. Я сидела у него на коленях, пока он утешал меня. Он гладил меня по спине и прижимал к себе. Были все эти знаки… все эти жесты, которые я получила от него, и… я не была уверена, что и думать ни об одном из них. Я знала, что мужчина не зря так себя ведет. Я хотела спросить… но я была слишком труслива.

Но я все равно сказала ему правду:

— Да, я в порядке. С таким количеством охотников в городе дела пошли в гору, поэтому мы были заняты в магазине.

Эти пурпурно-серые глаза смотрели на меня, когда его нога подтолкнула мою под столом.

— А когда тебя не было в магазине? — медленно спросил Роудс.

Он спрашивал меня…? Я сохраняла нейтральное выражение лица.

— Я тусовалась с Кларой в их доме. На прошлой неделе я каталась верхом с одним из моих клиентов и его женой. Кроме этого…

Он сделал еще глоток, по-прежнему полностью сосредоточив внимание на мне.

— Тусовалась дома после работы с твоим сыном. Ничего не изменилось. Мне нравится моя спокойная жизнь.

Он сжал губы и медленно кивнул.

— А ты? — спросила я, не обращая внимания на странное чувство в животе, слишком похожее на то, которое я испытала, когда увидела женщину, разговаривающую с Роудсом. — Что ты делаешь, когда не работаешь?

Нога рядом со мной шевельнулась, потеревшись о мою через штаны.

— Сплю. Мне сняли дом, в котором слишком тихо, но поблизости есть спортзал, в который я могу легко пойти. Я несколько раз видел своего брата и его семью. Вот и все.

— Сколько ты пробудешь здесь сегодня?

— Я должен уехать сегодня вечером, — сказал он, когда музыка, которую я игнорировала, изменилась.

Заиграла песня, которую я слишком хорошо узнала. Впустив в одно ухо, выпустив в другое, я старалась держать лицо как можно более спокойным.

— Какое-то время всё же лучше, чем вообще никакое, — сказала я ему, чувствуя напряжение в щеках, прежде чем мне удалось отогнать слабое негодование.

— Но у меня есть еще семь-восемь часов, прежде чем мне придется вернуться. — Его бедро снова коснулось моего, и выражение его лица стало задумчивым. — Тебе не нравится эта песня? Не знаю, слышал ли я её когда-нибудь.

Я должна сказать ему. Я действительно должна. Но я не хотела. Ещё нет.

— Мне нравится песня, но я не фанатка того парня, который её поет.

Его губы сложились в забавную форму, когда он сухо сказал:

— Значит, тебе нравятся только поп-группы 90-х?

Я моргнула.

— Что заставляет тебя так думать?

— Ты забываешь, что окна открыты, и мы слышим, как ты выкрикиваешь песни Spice Girls.

Я понизила голос. — Откуда ты знаешь, что это Spice Girls?

Улыбка Роудса была такой быстрой, что я чуть не пропустила её.

— Мы искали тексты песен.

Я не могла не рассмеяться и выпалила первое, что пришло мне в голову:

— Знаешь… я своего рода скучала по тебе.

Это было неожиданно. Было ли это правдой? Да, но всё же я была удивлена тем, насколько чувствительной я себя чувствовала, произнося эти слова вслух.

Но это ощущение длилось всего около секунды.

Он не заметил этого, судя по тому, как медленно поднялись его брови от явного удивления, хотя черты его лица одновременно смягчились. И он тихо сказал, глядя прямо на меня в том, что казалось довольным шоком:

— Я тоже своего рода скучал по тебе.

— Ора, ты уверена, что не хочешь пойти с нами?

Я закончила отмечать накидки, которые я инвентаризировала, и взглянула на Клару, которая стояла рядом с Джеки по другую сторону прилавка проката. Это было за день до Дня благодарения, и, честно говоря, до меня дошло. Я никогда не была сильным любителем праздников. Пока я не переехала к своим тете и дяде, я никогда не праздновала его.

— Нет, все в порядке, — настаивала я во второй раз с тех пор, как она пригласила меня сопровождать их в Монтроуз, чтобы провести ночь с сестрой ее отца.

Честно говоря, если бы они решили остаться в Пагосе, я бы пошла к ним домой, но мне не хотелось навязываться всей семье.

Я вовсе не была разбита горем из-за идеи остаться в гаражной квартире, такой красивой и тёплой. У меня было горячее какао, зефир, фильмы, закуски, новые пазлы и пара книг. Может быть, если однажды у меня появится собственная семья, я сделаю все возможное и попрошу у мамы прощения за нарушения бойкота на отмечание праздника, но… я бы побеспокоилась об этом в другой день.

Джеки перегнулась через стойку.

— Ты едешь с мистером Роудсом и Амом к его тете? — спросила она.

Они собирались к его тети? У меня не было идей. Мы виделись вчера за ужином и ни один из них ничего не упомянул. Роудс вернулся из Колорадо-Спрингс насовсем неделю назад, и я проводила каждый вечер, ужиная в их доме, за исключением двух раз. Те две ночи, которые я не провела в их доме, произошли из-за того, что Роудс работал допоздна.

— Нет, меня не приглашали, — честно сказала я ей, — но я в порядке. Я всё равно не очень люблю индейку.

Джеки нахмурилась. — Они не пригласили тебя? Ам сказал, что да.

Я покачала головой, а затем посмотрела вниз, чтобы убедиться, что остальная часть инвентарной формы заполнена. И да, это так. Это был мой четвертый раз, и я была рада, что все было сделано правильно.

— Аврора, ты хочешь прийти ко мне домой на День благодарения? — Уолтер, постоянный покупатель и друг, спросил через весь магазин, где просматривал даббинговые наборы, которые Клара выставила на продажу только сегодня утром. — У нас всегда много еды, и у меня есть племянник, которому не помешала бы хорошая женщина, чтобы образумить его.

— Твоя жена не заставила тебя образумиться, а прошло сорок лет, — пробормотала я, лукаво улыбаясь ему. Весь этот разговор был прекрасным примером того, почему я была так счастлива в последнее время. У меня снова появились друзья.

— Послушай, дитя… моя Бетси понятия не имела, что получила. Я — жизненный проект, — парировал Уолтер.

Мы все рассмеялись.

Честно говоря, ко мне подкрался не только День благодарения; октябрь и большая часть ноября также. После «Адского похода» время пролетело незаметно, особенно последние три недели.

Клара, её невестка, Джеки и я однажды отправились в поход, хотя было холодно. Амос присоединился ко мне, чтобы делать случайные вещи, например, ходить за продуктами и играть в “putt-putt” (прим. видеоигра) с Джеки единожды, когда отец ослабил его наказание и отпустил. Я также повторно прокатилась на сноуборде, но надрала себе зад всего несколько раз. Я ещё не продвинулась дальше кроличьего холма, но, может быть, в следующий раз у меня получится.

Каждый день был просто… хорошим.

— Знаете, у меня почти нулевой опыт вождения по снегу, — напомнила я им.

— На самом деле это не снег, Ора, — возразила Джеки. — Там всего около дюйма (прим. 1 дюйм = 2,54 см).

Это был не первый раз, когда я это слышала. Но для меня, человека, который видел снег только из окон туристического автобуса, четверть дюйма были снегом. В конце концов, Каден избегал гастролей зимой. Обычно мы уезжали во Флориду или Калифорнию, как только становилось прохладно. За последние несколько недель в городе было несколько шквалов, но большая их часть была сосредоточена в горах, оставив их заснеженными и красивыми.

— Знаю, знаю. В любом случае, я подвергаю опасности жизни людей, просто едучи домой, как мне кажется, но если передумаю, я позвоню тебе, чтобы узнать твой адрес, договорились? — предложила я Уолтеру, как только дверь открылась.

— Нет, нет, нет, просто приходи. Я хочу, чтобы ты встретилась с…

Я оглянулась на дверь и увидела знакомую фигуру в толстой темной куртке, топающую ногами по ковру, который я вытряхивала каждый час, если у меня было время.

И я улыбнулась.

Это был Роудс.

Или, как признало его моё сердце: одна из главных причин, почему я была так счастлива последние два месяца, хотя мы виделись в общей сложности всего семь раз, включая два визита, которые он отнял, пока работал в Колорадо-Спрингс.

— …моим племянником. О, как дела, Роудс? — спросил Уолтер, увидев нашего нового посетителя.

Роудс опустил свой милый подбородок, и между его бровями образовалась небольшая морщинка.

— Хорошо. Как дела, Уолтер? — он приветствовал его.

Как он знал людей, когда говорил около двадцати слов за день, в зависимости от настроения, было выше моего понимания.

— У меня все в порядке, если не считать попыток убедить Аврору прийти ко мне домой на День благодарения.

Руки моего арендодателя легли на бедра, и я была почти уверена, что его губы сжались, прежде чем он сказал:

— Хмм.

— Привет, Роудс, — позвала я.

Между нами все было хорошо. С тех пор, как он вернулся, то, что я думала раньше, изменилось, изменилось ещё больше. Как будто он вернулся и решил… что-то.

Какая-то часть меня знала, что он не сделал бы всего, что у него было, для меня и со мной, будь он равнодушен, хозяин он или нет. Друг или нет. Находить людей привлекательными — это одно. Но симпатия к каким-то чертам в человеке, его личности, была чем-то совершенно другим.

Я не была уверена, что именно происходит, это каким-то образом отличалось от дружбы, но я могла видеть это по тому, как он принял мои объятия в тот первый день, когда вернулся домой, и крепко сжал меня в ответ. Это было в том, как он случайным образом касался моих плеч и моей руки. Но в основном это было в том, как он разговаривал со мной. В весе этого фиолетово-серого взгляда. Я поглощала каждое слово из его уст после ужина, когда мы сидели за столом, и он много чего мне рассказывал.

Почему он выбрал военно-морской флот — потому что думал, что любит океан. Уже нет; он видел больше, чем большинство людей за всю жизнь.

Что у него был этот Бронко с семнадцати лет, и последние двадцать пять лет он работал над ним.

Что он жил в Италии, Вашингтоне, на Гавайях и по всему Восточному побережью.

Я узнала, что его любимым овощем была брюссельская капуста, и что он ненавидит сладкий картофель и баклажаны.

Он был великодушен и добр. По утрам он чистил мне лобовое стекло, если на нем был лед. Он стал окружным инспектором по охране дикой природы — это его официальная должность, — потому что он всегда любил животных и кто-то должен был их защищать.

И в данный момент этот человек, который любил ужастики, выглядел таким, таким усталым.

Так что я не была до конца уверена, что и думать о том, как он нахмурился при мысли, что я пойду к Уолтеру домой, особенно если он слышал ту часть о племяннике пожилого человека.

— Привет, милая, — ответил он, прежде чем склонил голову к Уолтеру и начал подходить.

После этого вы сможете услышать, как кое-кто хнычет всю дорогу в туалет для сотрудников.

Он назвал меня милой.

Перед всеми тремя людьми.

Мне потребовалась секунда, чтобы сглотнуть, этот небольшой яркий восторг пронзил мою грудь, и мне пришлось бороться, чтобы сохранить нормальную улыбку вместо этой широкой, которая, скорее всего, сделала бы меня похожей на сумасшедшую.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, оставаясь на месте, пока он не остановился примерно в футе от меня, заставляя вести себя хладнокровно.

Он выглядел измученным. К тому времени, когда я уходила сегодня утром, его уже не было, как и в большинстве дней. Уходил раньше меня и не возвращался, пока я уже не согревалась в постели. Он работал бесконечно и неустанно, никогда не жалуясь. Это была одна из многих вещей, которые мне в нем нравились.

— Я пришел, чтобы отвезти тебя до дома, прежде чем мне придется вернуться обратно, — тихо ответил он с тем же серьезным выражением в глазах.

Клара отвернулась, и Джеки тоже, как будто они давали нам уединение, но я знала, что они просто притворялись, а на самом деле подслушивали. Мы уже сделали почти все, что нужно было сделать, чтобы подготовиться к завтрашнему выходному из-за праздника. У нас оставалось десять минут до закрытия.

Поскольку вокруг не было клиентов, а Уолтер не считался, потому что он становился моим другом… Я сделала шаг вперед и обняла его. Его куртка прохладно касалась моей щеки и рук. Эта большая грудь поднялась и опустилась один раз, а затем он обнял меня в ответ.

Посмотрите, как далеко мы продвинулись.

— Снаружи начинает выпадать снег, — сказал он мне в волосы.

Он пришел проводить меня до дома, потому что шел снег. Если бы мое сердце могло увеличиться на размер или два, оно бы сделало это прямо сейчас.

— Это очень мило с твоей стороны, спасибо, — сказала я, отстраняясь через мгновение, не желая быть слишком прилипчивой.

— Тебе нужно что-нибудь закончить, прежде чем закрыться?

Я покачала головой.

— Нет, я закончила инвентаризацию прямо перед тем, как ты вошёл. Теперь нам просто нужно подождать до трех.

Он кивнул, бросив быстрый взгляд на Уолтера, прежде чем оглянулся на меня. — Ты так и не ответила мне.

— Ты писал мне?

Роудс вообще не писал мне, пока его не было, но с тех пор, как вернулся, он писал мне дважды, и оба сообщения были о том, что он собирался вернуться поздно. По его словам, он не любил говорить, да и переписываться тоже не любил. Это было очень мило. Я задавалась вопросом, было ли это из-за того, что его пальцы были такими большими.

— Вчера вечером.

— Я не заметила.

— Было поздно. Я спросил Ама, дала ли ты ему ответ о Дне благодарения, и он сказал, что забыл спросить тебя об этом, — объяснил Роудс.

Я не хотела ничего додумывать. — Что насчет Дня благодарения?

— Ты поедешь с нами. Он всегда проводит его с семьей Билли, а его мама и папа приехали сюда сегодня утром, как сюрприз.

Мои глаза расширились. — Его мама здесь?

— И Билли. Они подобрали его по дороге домой из аэропорта, он проведет с ними неделю, пока они не улетят обратно, — объяснил Роудс, внимательно наблюдая за мной. — Ам хочет, чтобы ты пришла и познакомилась с ними.

— Он хочет? — тихо спросила я.

Одна сторона его рта приподнялась.

— Да, это так. Я тоже. Билли сказал, что я не могу прийти, если ты не со мной. Они слишком много о тебе слышали.

— От Ама?

Он подарил мне одну из своих редких улыбок. — И меня.

Мои колени превратились в желе, и мне потребовалось все силы, чтобы оставаться в вертикальном положении. Само по себе чудо, что мне удалось даже улыбнуться ему в ответ — так широко, что у меня заболели щеки.

— Хочешь… чтобы я поехала? — спросила я. — Я просто планировала остаться в квартире.

Эти лилово-серые глаза забегали по моему лицу.

— Нам было интересно, поскольку ты ничего не сказала о возвращении во Флориду или о встрече с друзьями, — загадочно сказал Роудс, не отвечая на мой вопрос о том, хочет ли он, чтобы я поехала или нет.

— Да, меня не особо волнует День благодарения. Моя мама никогда не придавала этому большого значения. Она говорила, что Пилигримы — это кучка колонизирующих кусков дерьма, и мы не должны праздновать начало народного геноцида. — Я сделала паузу. — Почти уверена, что это были ее точные слова.

Роудс моргнул. — В этом есть смысл, но… у тебя все равно будет свободное время, и почему бы тебе просто не устроить праздник, поблагодарив за благословения, которые у тебя есть? Людей, которые у тебя есть?

Я улыбнулась. — Звучит довольно мило.

— Тогда ты поедешь?

— Если хочешь, чтобы я поехала.

Его рот скривился в неофициальной улыбке, а голос звучал хрипло. — Будь готова к полудню.

— Ты снова говоришь своим властным голосом.

Он вздохнул и посмотрел на потолок, его тон стал нежнее:

— Пожалуйста, приезжай на День благодарения?

На моих губах засияла улыбка. — Ты уверен?

Это заставило его немного опустить лицо, его дыхание коснулось моих губ, а брови поднялись. Мое сердце распухло в груди.

— Даже если бы это не заставило тебя так улыбнуться, я уверен.

...❃.•.•.

Я не хотела думать, что нервничаю, но… на следующий день я нервничала.

Только немного.

Совсем капельку.

Я засунула руки между бедрами, а на ногах были леггинсы — которые натянула под платье, — чтобы вытереть пот, который продолжал скапливаться на ладонях.

— Почему ты так сильно извиваешься? — спросил Роудс со своего места за рулем, пока он вел нас по шоссе, все ближе и ближе к дому тети Амоса. Она жила в двух часах езды. Я не была горда признаться, что нам пришлось дважды остановиться, чтобы я помочилась.

— Я нервничаю, — призналась я. Ранее я слишком долго делала макияж, нанося бронзатор и гель для бровей впервые за несколько месяцев. Я даже погладила свое платье. Роудс улыбнулся мне, когда я вошла в его дом, и спросила, могу ли я воспользоваться его утюгом, но он ничего не сказал, пока стоял рядом со мной, в то время как я утюжила свое платье… а потом он перегладил его, потому что у него получалось это лучше, чем у меня.

Намного лучше.

И, честно говоря, образ того, как он гладит мою одежду, должен был остаться в моей памяти на всю оставшуюся жизнь. Глядя на него… это странное тихое позвякивание возникло у меня в груди. Я собиралась разобраться с этим позже. Наедине.

— Чего тебе нервничать? — спросил он, как будто думал, что я сошла с ума.

— Я встречаюсь с мамой Амоса! Твоим лучшим другом! Я не знаю, я просто нервничаю. Что, если я им не понравлюсь?

Его ноздри немного раздулись, глаза все еще были прикованы к дороге.

— Как часто ты встречаешь людей, которым ты не нравишься?

— Не так часто, но бывает. — Я затаила дыхание. — Я тебе не очень понравилась, когда мы впервые встретились.

Это заставило его взглянуть на меня. — Я думал, мы уже говорили об этом? Мне не понравилось то, что сделал Амос, и я отыгрался на тебе. — Он прочистил горло. — И ещё одна причина.

О, насчет того, что я напоминаю ему его маму. Мы больше не поднимали эту тему, и у меня было чувство, что пройдет много времени, прежде чем мы снова это сделаем.

Я выглянула в окно. — И это тоже, но ты долго не хотел, чтобы я тебе нравилась.

— Отлично. Я этого не хотел, — согласился он, быстро взглянув на меня не с улыбкой, а с самым нежным выражением, о котором я когда-либо могла мечтать на его лице. — Но я проиграл ту битву.

Звоночек в моей груди вернулся, и я осмелилась улыбнуться ему.

Нежное выражение лица все еще было на его лице, изо всех сил стараясь вызвать короткое замыкание моего мозга и сердца.

Я снова вытерла руки и сглотнула.

— Его мама просто такая успешная, как и его другой папа, а я просто здесь… не знаю, что я хочу делать со своей жизнью в тридцать три года.

Он бросил на меня взгляд, слишком похожий на взгляд бешеного енота.

— Что? Думаешь, они лучше тебя, потому что они врачи?

Я усмехнулась. — Нет!

Его рот чуть-чуть дернулся. — Конечно, звучит именно так, ангел.

— Нет, мне нравится работать с Кларой. Мне нравится работать в магазине. Но я продолжаю думать, что я… я не знаю, должна ли я попытаться сделать что-то еще? Но я не хочу, и я даже не знаю, чего хотела бы. Я знаю, что это не соревнование, и уверена, что слишком себя накручиваю, потому что мама моего бывшего нанесла мне шрам. И, как я уже сказала, мне действительно нравится работать там намного больше, чем я могла себе представить. Теперь я действительно могу помочь большинству людей, не беспокоя Клару. Ты можешь в это поверить?

Он кивнул, его рот дернулся еще больше.

— Я могу в это поверить. — Потом он взглянул на меня. — Ты довольна? — серьезно спросил Роудс.

Мне не нужно было об этом думать. — Счастливее, чем когда… — либо, если честно.

Морщины на его лбу вернулись. — Ты уверена?

— Ага. Я не помню, когда в последний раз злилась из-за чего-то, что бы раздражало клиента, и даже тогда я забывала об этом через пять минут. Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя… незначительной. Или неудачницей. Все такие милые. Сейчас некоторые люди спрашивают мое мнение и просят помощи. Это так важно для меня, ты даже не представляешь.

Он молчал, прежде чем хмыкнуть. — Меня своего рода бесит, когда я представляю, как ты чувствуешь себя незначительной и неудачницей.

Я протянула руку и сжала его предплечье.

Его рот изогнулся, когда он свободной рукой отпустил руль и накрыл мою. Его ладонь была теплой.

— Мы на месте, — заявил он.

Я затаила дыхание, когда мы въехали на очень заполненную подъездную дорожку. Когда Роудс свернул, я рассеянно следила за районом, который, казалось, был разделен участками не менее пяти акров на каждый дом.

— Я рад, что тебе здесь хорошо, — тихо сказал Роудс сразу после того, как припарковался.

Мои скулы начали покалывать.

Он отстегнул ремень безопасности и повернул своё тело, чтобы посмотреть на меня через тёмный салон машины. Он опустил руки на свои колени и пронзил меня взглядом, от которого у меня перехватило дыхание.

— Если это имеет какое-то значение, ты делаешь меня и Ама счастливыми. И ты очень помогаешь Кларе. — Его горло дернулось. — Мы все благодарны тебе за то, что ты есть в нашей жизни.

Мое сердце сжалось, и мой голос определенно стал смешным.

— Спасибо, Роудс. Я тоже благодарна вам всем.

Затем он бросил словесную гранату.

— Ты заслуживаешь быть счастливой.

Всё, что я могла сделать, это улыбнуться ему.

Клянусь, выражение его лица стало нежнее, прежде чем он выдохнул.

— Хорошо, давай зайдем туда прежде… вот он. — Он указал на лобовое стекло.

В дверях глинобитного дома стоял Амос, широко махая рукой, в рубашке с расстегнутыми пуговицами, что удивило меня больше всего на свете. Я помахала в ответ, и он начал жестом приглашать нас войти. Рядом со мной Роудс слегка усмехнулся.

Мы вышли, улыбаясь друг другу в последний раз, прежде чем он встретил меня на моей стороне, взяв меня за локоть, в то время как его другая рука держала несколько бутылок вина, которые он выбрал вчера.

— Вы вовремя! — Ам крикнул с того места, где он все еще стоял в дверях. — Дядя Джонни тоже едет.

— Привет, Ам, — поприветствовала я его, когда мы поднимались по лестнице. — Счастливого Дня благодарения.

— Счастливого Дня благодарения. Привет, папа, — сказал он. — Пойдем, Ора, я хочу, чтобы ты познакомилась с моими мамой и папой. — Он остановился и на секунду посмотрел мне в глаза. — Ты выглядишь… — Он замолчал и покачал головой.

— Как я выгляжу? — спросила я, вытирая ноги о коврик, а затем о ковер, прежде чем войти в дом. Роудс отпустил мою руку, но в ту секунду, когда он зашёл внутрь, его рука приземлилась на мою поясницу.

— Ничего, давай, пошли, — сказал он, но я не пропустила, как покраснели его щеки.

Дом был огромен, это я могла сказать, когда мы прошли только через фойе.

— Я не знал, что они прилетят, но мама позвонила, когда их самолет приземлился, так что я не успел сказать тебе, что собираюсь лететь с ними, но… мама! — вдруг закричал он, когда фойе вывело в кухню с левой стороны. Я слышала голоса, но заметила на кухне только трех женщин. У одной были такие белые волосы, что они были почти синими, она что-то перемешивала, не обращая на нас внимания, другая была пожилой женщиной, которой могло быть за пятьдесят, и последняя была женщиной, которая выглядела на несколько лет моложе. Именно она походила на «маму». Она улыбнулась.

— Папа Роудс здесь, а это Ора, — сказал Ам, глядя на меня, и один раз похлопал меня по плечу.

По сути, это были объятия, исходящие от него, и я бы расплакалась, если бы мама Амоса не обошла остров и не направилась прямо к нам. Она проигнорировала Роудса, проходя мимо него, и, как только оказалась достаточно близко, протянула ко мне руку.

Но ее глаза блестели.

Я вытащила свою руку и взяла её.

Ее улыбка была маленькой, но искренней. И я знала, что не воображала слезы в ее голосе, когда она сказала:

— Так приятно наконец-то познакомиться с тобой, Ора. Я слышала о тебе всё.

Я знаю, что услышала слезы в своем голосе, когда ответила:

— Надеюсь, это были только хорошие вещи.

— Все хорошие, — заверила она меня, сдерживая улыбку. — Я даже слышала про летучую мышь и орла.

Я не могла остановить хихиканье, когда взглянула на смущенного подростка, который всё ещё был рядом со мной. — Конечно же ты слышала.

Ухмылка озарила лицо женщины, и в то же время я рассмеялась. Она покачала головой.

— Когда он хочет, у него длинный язык, как у его отца.

Должно быть, я скривилась при мысли, что у Роудса длинный язык, потому что она улыбнулась еще шире.

— Я имею ввиду Билли. Однако большую часть времени он повторяет за Роудсом свои односложные ответы, — объяснила мама Амоса. — Когда они не в настроении, заставить их говорить — это как…

— Удалять зубы мудрости в бодрствующем состоянии?

Роудс хмыкнул с того места, где он стоял, и мы обе повернулись, чтобы посмотреть на него. Затем наши с ней взгляды снова встретились. Да, мы обе знали, что это именно так. Она улыбнулась мне, а я ухмыльнулась в ответ.

— Напомни мне дать тебе мой номер или адрес электронной почты, прежде чем мы уйдем, и я буду давать тебе настоящие сенсации в любое время, когда ты захочешь, — предложила я, подмигивая, чувствуя, как меня охватывает чувство легкости.

Роудс был прав насчет Дня благодарения и других родителей Амоса. Мне не о чем было беспокоиться.

Я сидела за столом в гараже и пыталась собрать эти чёртовы пазлы. Сколько разных оттенков красного здесь было? Я никогда не думала, что могу быть дальтоником, но я продолжала соединять неправильные оттенки красного, и кусочки по-прежнему не совпадали.

Вот что я получила за покупку подержанной головоломки, которой должно быть не меньше двадцати лет. Возможно, она выцвела или цвет пожелтел со временем. Что бы это ни было, оно делало все намного сложнее, чем должно было быть. И я проклинала себя за эту головоломку, которую не должна была покупать на распродаже в магазине перепродажи, когда услышала, как внизу хлопнула дверь гаража.

Я как раз взяла еще одну часть, когда услышала внизу крик Амоса — не этот панический страх, а достаточно безумный, чтобы заставить меня выпрямиться. Как раз вовремя, когда он снова закричал.

— Ам? — закричала я, бросив часть головоломки на стол, и направилась прямо вниз. Открыв дверь гаража, я заглянула туда. — Ам? Ты в порядке?

— Нет! — ребенок изрядно взвизгнул. — На помощь!

Я широко распахнула дверь. Амос стоял в центре гаража, запрокинув голову и глядя в потолок с выражением чистой беспомощности на лице.

— Посмотри! Что нам делать?

— Какого черта, — пробормотала я, наконец, поняв, из-за чего он сходит с ума.

На потолке было огромное пятно. Вдоль гипсокартона образовались темно-серые пятна. Несколько капель воды упали на пол к ногам Амоса, как раз недалеко от того места, где стояла большая часть его музыкального оборудования.

Произошёл потоп. — Ты знаешь, где можно перекрыть воду?

— Что? — спросил он, все еще глядя в потолок, как будто одного его зрения было достаточно, чтобы предотвратить разрушение гипсокартона и поток воды.

— Перекрытие воды, — объяснила я, уже вертясь вокруг, чтобы найти то, что будто знала. Когда мы с сыном Антихриста нашли дом, который он в конце концов купил — и, как дура, я была согласна с тем, что они не включили меня в документы, потому что кто-то мог просмотреть их и задать вопросы, — я вспомнила, как риелтор указал на что-то вдоль стены в гараже и конкретно упомянул о перекрытии воды в случае протечки. — Это рычаг в стене. Как правило. Я думаю.

Роудс ни за что не позволил бы ему перекрыть его набивкой или матрасами. Я знала это. Я заметила то, что, как я думала, могло быть этим, и подбежала, переместив рычаг вниз, следом отключив воду в гаражной квартире. По крайней мере, я верила в это. Еще один взгляд на вздутый потолок заставил меня сосредоточиться.

— Давай уберем отсюда твои вещи, пока не случилось что-нибудь плохое, — сказала я ему, щелкнув пальцами, чтобы он снова сосредоточился. — Давай сделаем это, Ам, пока твои вещи не испортились. Тогда мы сможем убедиться, что действительно перекрыли подачу воды.

Так мы и сделали.

Вдвоем мы перенесли тяжелое оборудование на крохотную нижнюю площадку с лестницей, которая ведёт на второй этаж. Мы придвинули большой пюпитр к двери, ведущей наружу, чтобы освободить место, а затем начали по очереди разбирать барабанную установку и относить ее в мою студию. Нам потребовалось около шести ходок, чтобы поднять все оборудование наверх; мы не могли ничего поставить снаружи из-за мороза и опасности попадания снега на технику. Сейчас было слишком холодно.

К тому времени, как мы закончили выносить из гаража самые ценные вещи — хотя все это было ценно для Ама, потому что принадлежало ему, — мы оба уже были внизу и смотрели на ужасно выглядящий потолок.

— Как думаешь, что произошло?

— Я думаю, что это может быть лопнувшая труба, но я не знаю, — сказала я ему, осматривая повреждения. — Ты звонил отцу?

Он покачал головой, все еще не сводя глаз с катастрофы.

— Я стал звать тебя, как только увидел.

Я присвистнула.

— Позвони ему. Посмотрим, что он скажет. Я думаю, мы должны вызвать сантехника, но я не знаю. Мы должны сначала позвонить ему.

Амос кивнул, не в силах ничего сделать, кроме как в ужасе смотреть на повреждения.

Меня тут же осенило, что воду отключили; я проверила это, прежде чем вернуться вниз. Но вода была отключена, так что у меня не будет воды, чтобы принять душ или даже наполнить бутылку с фильтром, чтобы пить. Нужно разобраться.

Верхний свет внезапно начал мерцать, вспышка-вспышка-вспышка света, прежде чем полностью погаснуть.

— Предохранитель! — закричала я на него, прежде чем бросилась к серому щиту на стене. Что я точно знаю, где находилось. Я открыла его и буквально щелкнула каждый выключатель.

— Это испортило электричество?

— Я не знаю. — Я повернулась к нему, поморщившись. Поморщившись на него. На те деньги, которые стоило бы исправить это. Потому что даже я знала, что проблемы с электричеством и сантехникой станут кошмаром. — Хорошо. Окей. Давай позвоним твоему отцу и расскажем об этом.

Амос кивнул и направился через главную дверь гаража к своему дому. Я похлопала его по плечу.

— Все нормально. Мы вовремя перенесли все твои вещи, и ничего не было подключено к питанию. Не волнуйся.

Подросток глубоко-глубоко вздохнул, словно сдерживал дыхание несколько часов. — Папа будет так зол.

— Да, но не на тебя, — успокоила я его.

Взгляд, который он послал мне, говорил мне, что он не был полностью уверен, что так и будет, но я знала, что так и будет.

А я буду любопытствовать и подслушивать.

Мы направились в дом. Я подошла к столу на кухне, взяла журнал об охоте и рыбалке, аккуратно сложенный посередине, а Амос подошел к домашнему телефону и набрал несколько цифр. Его лицо было мрачным, как ад. Я сделала вид, что не смотрю на него, пока он держал трубку и глубоко вздыхал.

Он вздрогнул прямо перед тем, как сказать:

— Привет, папа… э-э, мы с Орой думаем, что в гаражной квартире произошла утечка воды… На потолке есть большое пятно от воды и капли… что? Не знаю как… Я просто зашел туда и увидел… Ора выключила воду. Затем она выключила питание, когда свет начал мерцать… Подожди. — Мальчик протянул трубку. — Он хочет поговорить с тобой.

Я взяла телефон.

— Привет, Роудс, как проходит твой день? Сколько людей ты арестовал за отсутствие разрешения? — Я натянуто улыбнулась Амосу, который внезапно перестал выглядеть таким взволнованным.

Роудс ничего не сказал перед тем, как ответить:

— Сейчас все идёт хорошо. — Прошу прощения? Это был флирт? — Только два охотника. Что на счёт тебя?

Он действительно спрашивал меня о моем дне. Кто был этот человек и как он мог купиться на это?

— Довольно хорошо. Клиент принес мне кекс Бандт. Я отдала Кларе половину, когда она сверлила мне своим взгяладом. Ещё я отдам Аму половину своей половины, чтобы вы могли попробовать. Он неплохой.

Амос забавно посмотрел на меня, и я подмигнула ему.

— Спасибо, Бадди, — сказал он почти мягко. — Не могла бы ты рассказать мне, что там произошло?

Я прислонилась бедром к острову и наблюдала, как Ам медленно двинулся к холодильнику, все еще бросая на меня этот забавный взгляд, прежде чем начать копаться там. Он вытащил банку клубничной газировки, затем вытащил еще одну и повернулся, чтобы поднять ее для меня.

Я кивнула, на секунду обдумывая напиток, прежде чем ответила:

— Все, что сказал Ам. На потолке гаража огромное пятно. Капает вода. Мы перенесли все, что могли, в квартиру наверху. Перекрыли воду и отключили электричество в распределительном щитке.

Его выдох был глубоким, но не дрожал.

— Прости, Роудс. Хочешь, я вызову сантехника?

— Нет, я знаю одного. Я позвоню ему. Похоже, это лопнувшая труба. Я был сегодня утром в гараже и ничего не заметил, поэтому не думаю, что это утечка.

— Да, мне очень жаль. Я обещаю, что не заливала ничего и не делала ничего странного. — Я сделала паузу. — Я пока оставлю все как есть.

— Положи продукты в наш холодильник. Я скажу Аму спать на диване, а ты займешь его комнату. Сегодня ночью не должно быть ниже нуля, поэтому трубы должны быть в порядке, но тебе будет слишком холодно оставаться там.

Я моргнула. Остаться в комнате Амоса? В их доме?

Хотела ли я остановиться в отеле? Я могла, конечно же, могла.

Но остаться в одном доме с Роудсом? Мистером Флиртом МакФлиртерсоном?

Какая-то часть моего тела оживилась, и я не собиралась сосредотачиваться на том, какая это часть.

— Ты уверен? — спросила я. — Насчет того, что я останусь с вами двумя?

Его голос вдруг стал низким. — Думаешь, я бы пригласил тебя остаться, если бы не хотел?

Да, части моего тела проснулись. И вышли из-под контроля.

— Нет.

— Хорошо.

— Но я могу спать на диване. Или, серьезно, я могу остановиться в отеле или попросить Клару…

— Тебе не нужно останавливаться в отеле, а в их доме мало места.

— Тогда я посплю на диване.

— Мы обсудим это позже, — сказал он. — У меня есть еще несколько мест, в которые мне нужно заглянуть, а потом я поеду домой. Забери свои вещи и все, что есть в холодильнике, чтобы не испортилось. Если у тебя есть что-нибудь тяжелое, оставь это, я займусь этим, когда вернусь домой.

Я сглотнула. — Ты уверен?

— Да, ангел, я уверен. Я скоро буду дома.

Я повесила трубку, чувствуя себя… нервно? Оставаться дома не было большим делом, хорошо. Но в то же время как-то так и было.

Роудс мне слишком нравился. Небольшими, тонкими способами, которые проникли мне под кожу. Мне нравилось, каким хорошим отцом он был, как сильно любил своего сына. И хотя когда-то я любила кое-кого, кто обожал члена семьи больше, чем он когда-либо заботился обо мне, в данном случае эта любовь была по совсем другим причинам и совсем по-разному. Он любил его достаточно, чтобы быть жестким, но в то же время позволял ему быть самим собой.

Руодс не был миссис Джонс.

Он мне нравился, даже когда он кидал на меня злобный взгляд. И я понятия не имела, какие у него планы. Планы на меня. Я знала, что я была бы не против, чтобы они были, но…

Я случайно оглянулась и обнаружила Амоса, прислонившегося к стойке и выглядевшего слишком задумчивым.

— Что? — спросила я его, открывая банку с газировкой и делая глоток.

Мальчик покачал головой.

— Ты можешь рассказать мне что угодно, Маленький Стинг, и я могу сказать, что ты хочешь.

И хотя когда-то я любила кое-кого, кто обожал члена семьи больше, чем он когда-либо заботился обо мне, в данном случае эта любовь была по совсем другим причинам и совсем по-разному.

— Ты флиртуешь с моим отцом? — прямо спросил он.

Я чуть не выплюнула газировку. — Нет…?

Он моргнул. — Нет?

— Может быть?

Амос поднял бровь.

Настала моя очередь моргнуть.

— Да, хорошо. Да. Но я флиртую со всеми. С мужчинами и женщинами. Детьми. Ты должен видеть меня среди домашних животных. Раньше у меня была рыбка, и я также нежно с ней общалась. Её звали Гретхен Винер. Я скучаю по ней.

Она умерла несколько лет назад, но я все еще время от времени думала о ней. Она была хорошим компаньоном в путешествии. Совсем не капризной.

От этого щеки подростка на секунду надулись.

Я ему чертовски нравилась. Я знала это.

— Тебя не беспокоит, если я флиртую с твоим отцом? — Я сделала паузу. — Не беспокоило бы, если бы он мне понравился?

Это было не лучшее слово для описания этого, но самое простое.

Это заставило его усмехнуться. — Нет! Мне шестнадцать, а не пять.

— Но ты все еще его остроумный ребенок, Ам. И мои чувства не будут задеты, — это была ложь, они были бы, — если бы ты не был согласен с этим. Ты тоже мой друг. Как и твой папа. Я не хочу делать вещи странными.

Парень посмотрел на меня с отвращением, что заставило меня рассмеяться.

— Мне все равно. Мы уже говорили об этом в любом случае.

— Вы говорили?

Он кивнул, но я так и не поняла, о чем они говорили. Вместо этого на его лице появилось забавное выражение, и я готова поспорить, что это была его версия защитной реакции.

— Он давно один. Как бы, давно. Всю мою жизнь у него было несколько девушек, и ни одна из них не продержалась так долго. Поскольку моего отца Билли здесь нет, а мои дяди уехали, у него не так много друзей, не так, как когда он служил на флоте; тогда он знал всех.

Я не была уверена, к чему он клонит, поэтому промолчала, чувствуя, что у него на уме что-то еще.

— Моя мама сказала мне передать тебе, что ему нужно время, чтобы доверять людям.

— Твоя мама сказала это?

— Да, она спрашивала меня.

— О твоем отце… и обо мне?

Амос кивнул и сделал еще глоток. — Не говори ему, что я сказал тебе, но ты заставляешь его много улыбаться.

Там снова ушло мое сердце.

— Ты выглядишь… ты знаешь, вот так, и… что угодно. Мне все равно, нравится ли он тебе, и мне все равно, нравишься ли ты ему. Я хочу, чтобы он… знаешь… был счастлив. Я не хочу, чтобы он сожалел о том, что находиться здесь, — сказал он так, как будто он имел в виду именно это, но все же чувствовал себя немного загруженным. Как будто он благословлял меня следовать тому, о чем просило мое сердце. Не то чтобы я действительно знала, что это такое.

— В таком случае, спасибо, Ам. Я уверена, что твой отец ни о чем не жалеет, когда дело касается тебя. — Желание поговорить с ним о том, каким запутанным был его отец, было навязчивым, но я не стала этого делать. Скорее отказалась. — Меняя тему, я думаю, я сегодня останусь и буду спать на диване, так как там все отключено. Не мог бы ты помочь мне принести некоторые из моих продуктов, пожалуйста? Я могу приготовить ужин, и, может быть, мы сможем посмотреть фильм, или ты позволишь мне послушать ту песню, над которой ты работал…

— Нет.

Я рассмеялась. — Стоило попробовать.

Амос слегка улыбнулся, закатив глаза, и это только заставило меня смеяться еще больше.

...❃.•.•.

Это было нежное сжатие моей лодыжки, которое заставило меня открыть веко.

В комнате было темно, но высокие потолки напомнили мне о том, где я была, где я заснула. На диване Роудса.

Последнее, что я помнила, это просмотр фильма с Амосом.

Открыв другой глаз, я зевнула и увидела крупную знакомую фигуру, сгорбившуюся над другим концом дивана. Амос медленно сел, рука отца находилась у него на плече, когда он пробормотал:

— Иди в кровать.

Парень широко зевнул, едва открыв глаза, кивнул, больше чем в полусне, и встал. Бьюсь об заклад, он понятия не имел, где находится, и даже не знал, что он со мной на диване. Я тоже села, вытянула руки над головой и прохрипела:

— Спокойной ночи, Ам.

Мой друг издал ворчание, когда он споткнулся, и я улыбнулась Роудсу, который снова встал. Он был в униформе, с расстегнутым ремнем, и у него было самое ласковое выражение лица.

— Привет, — проворчала я, опуская руки. — Который час?

Роудс выглядел усталым, но ладно, подумала я, снова зевнув.

— Три часа ночи. Заснула перед телевизором?

Я кивнула, бормоча «Мм-хмм», и при этом закрыла один глаз. О, чувак, все, что мне было нужно, это одеяло, и я бы тут же потеряла сознание.

— Всё хорошо?

— Некоторые охотники заблудились. У меня не было связи, чтобы позвонить и предупредить вас двоих, — тихо объяснил он. — Пошли. Ты не будешь здесь спать.

Ох. Я снова кивнула, слишком сонная, чтобы обижаться на то, что он передумал.

— Тогда ты посмотришь, как я иду обратно в гаражную квартиру? Просто чтобы убедиться, что койоты меня не достали?

Роудс вдруг нахмурился. — Нет.

— Но ты сказал…

Он быстро подошел и помог мне встать, потянув меня за локти. Затем его рука скользнула в мою, как он делал это раньше миллион раз, его ладонь была прохладной, шероховатой и большой, и он начал тянуть меня за собой.

Куда мы идём?

— Роудс?

Он взглянул на меня через плечо; его волосы были густыми на челюсти и щеках. Я уже не в первый раз задавалась вопросом, была ли она мягкой или колючей. Держу пари, щекотная.

И тут я поняла, что он ведет меня к лестнице. Лестница наверх. В его комнату. Однажды кое-кто намекнул, где она находится.

— Я могу поспать здесь, внизу, — прошептала я, не встревожившись, но… что-то в этом роде.

— Хочешь спать здесь с летучей мышью?

Я остановилась.

Его смех был таким тихим, что я не знала, что удивило меня больше — это или тот факт, что он заставил меня подняться наверх… с ним?

— Не уверен. Моя кровать достаточно велика для нас обоих. — Он тихо вздохнул. — Или я могу занять пол.

Мои ноги двигались, но остальная часть меня — нет.

Он только что сказал, что его кровать достаточно велика для нас обоих?

И здесь была летучая мышь?

Или что он может лечь на полу в своей комнате?

— Вау, вау, вау, приятель, — прошептала я. — Я даже не знаю твоего второго имени.

Его рука напряглась в моей, и он оглянулся через плечо.

— Джон.

Он не пытался… заставить меня пойти туда, чтобы заняться с ним сексом, не так ли? Я так не думала — я на самом деле так не думала, но….

— Не то чтобы я была против заняться с тобой сексом в конце концов…

Роудс издал ужасный горловой звук.

— …но я едва узнала твоё второе имя, и я не знаю, кем ты хотел стать в детстве, и это происходит очень быстро, если ты хочешь больше, чем просто спать вместе в одной постели, — протараторила я, так что я понятия не имела, что, черт возьми, я вообще говорила.

Видимо, он тоже едва понял это, потому что издал еще один сдавленный звук — не такой агрессивный — и просто долго смотрел на меня.

— Иногда мне кажется, что я точно знаю, что ты собираешься сказать… а потом из твоих уст вырывается совершенно противоположное, — прошептал он в ответ.

Он смеялся?

— Никакого секса, Бадди, только сон. Я слишком устал, и я знаю твое второе имя, но я не очень тороплюсь, Валерия, — наконец выдавил он. Определенно смеясь и стараясь не делать этого. — Но я хотел быть биологом. Это заняло у меня много времени, но я получил свою степень в этом. Теперь я использую это лучше, чем я мог тогда мечтать. — Он глубоко вздохнул. — Кем ты хотела быть?

— Доктором, но я не могла даже препарировать лягушку в старшей школе без того, чтобы не вырвало.

Его смешок звучал сдавленно.

И мне понравилось.

— Ладно, — согласилась я, — просто сон.

Он покачал головой и через минуту снова начал двигаться. Мои ноги стучали по лестнице одна за другой, и хотя я в основном думала о том, каково это будет заняться с ним сексом, я все же взглянула на потолок, чтобы убедиться, что там нет летучих мышей. Не было.

По крайней мере, пока.

Мы действительно собирались спать в одной постели? Или я собиралась сказать ему, что могу поспать на полу? Или он собирался спать на полу?

Я была слишком измотана, чтобы так тщательно все обдумывать. Не помогало и то, что я понятия не имела, что происходит во время вступления в отношения. Мои друзья не были хорошими примерами отношений в реальной жизни, потому что их жизнь была такой сложной.

Но мои мысли вернулись к одному: секс с Роудсом.

Я имею в виду, я была полностью за это в конце концов. Меня это пугало, а также я нервничала.

Я видела его без рубашки. Он был весь мускулистый и большой, и я держу пари, что он вовсе не был ленивым. Бьюсь об заклад, ему нравилось быть сверху.

Воу, воу, воу, мне нужно было не думать об этом.

— Роудс, — прошептала я.

— Хм?

— В одной постели?

— Я бы предпочел не спать на полу, ангел, но я буду, если тебя это не устраивает.

Я моргнула, и мое сердце забилось в ответ.

— Не думаю, что ты тоже этого хочешь. Возможно, вокруг еще бегают мыши. Они ведут ночной образ жизни.

Я все еще по очереди смотрела то вверх, то в потолок, то вниз, на пол, когда он повел нас в свою спальню. Он не включил свет, но света от луны было достаточно, освещая все ровно настолько, чтобы не разбудить меня сильнее, чем разговоры о летучих и обычных мышах.

Черт. Я почувствовала облегчение, когда он закрыл за собой дверь и подошел к кровати, все еще держа меня за руку. Он откинул покрывало в сторону и пробормотал:

— Займи эту сторону.

Я так и сделала, плюхнувшись на край и наблюдая, как он расстегивает рубашку. Когда он почти закончил, он выдернул её из штанов, расстегнул пуговицы и стянул с себя. Прямо передо мной.

Я сидела там. У меня во рту пересохло от того, как его майка обтянула толстые мышцы верхней части тела.

— Собираешься принять душ? — спросила я, даже не имея это ввиду.

— Слишком устал, — мягко ответил он, складывая рубашку и кладя ее в корзину, которую я не заметила в углу его комнаты. Я хотела осмотреться… но он начал раздеваться.

Затем Роудс взялся за штаны, расстегнул пуговицу, затем молнию и стянул их вниз…

Вот тогда я подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Он смотрел прямо на меня. Попалась. Я улыбнулась, когда он начал стягивать штаны со своих длинных ног.

— Ты нашел охотников? — спросила я, надеясь, что мое горло хрипит из-за сна, а не по какой-то другой причине.

Я была слабовольной и опустила взгляд.

Он был в боксерах.

Часть меня ожидала, что он будет мужчиной, который носит белое нижнее белье, но он им не был.

Его боксеры были темными и короткими. Его бедра были такими, какими я их ожидала. Кто-то не пропускал день ног и не собирался. Когда-либо.

Я сглотнула, чтобы убедиться, что мой рот закрыт.

— Да. Они забрели слишком далеко от своего лагеря, но мы нашли их, — ответил он.

Он наклонился и стянул носки, и я могла поклясться, что в его босых ступнях было что-то более интимное, чем если бы он стоял голышом.

Подняв ноги, я засунула их под простыню и тяжелое одеяло, натянув его, пока он стягивал другой носок, все еще наблюдая за мной. Я делала это. Собиралась спать в его постели. Все еще не уверена, что все это значило и куда это шло, но… согласилась с этим.

В последнее время он был так добр ко мне по какой-то причине, как я теперь поняла. Может быть, он был отстранен из-за своей мамы, может быть, он, наконец, просто решил, что я порядочная. Я понятия не имела, что привело его к этому моменту, что он привел меня в свою спальню.

Но это не имело значения.

Моя мама говорила, что большую часть времени, когда вы идете по тропе, вы доходите до точки распутья, и вам приходится выбирать, в какую сторону вы хотите идти. Что вы хотите увидеть. И в тот момент я поняла, что должна принять другое решение.

На крошечный, краткий момент я задавалась вопросом, было ли это быстро. Я была с кем-то четырнадцать лет, и прошло почти полтора года с тех пор, как мы расстались. Должна ли я дать себе больше времени?

Но в другой крошечный, короткий момент я пришла к своему решению.

Когда вы теряете достаточно, вы учитесь брать счастье там, где его можно найти. Вы не ждете, пока вам его вручат. Вы не ожидаете больших фейерверков.

Вы принимаете это в мелочах, и иногда они формируются в двухсот сорокафунтовом мужчине, делающем все возможное. Я хотела понять, что происходит. Я нуждалась.

Поэтому, прежде чем я успела дважды подумать о том, что делаю, на что себя настраиваю, я спросила его:

— Роудс?

— Да?

— Почему ты не звонил и не писал мне, пока тебя не было?

Я была почти уверена, что слышу биение своего сердца, оно было таким громким в тишине, наступившей сразу после моего вопроса. Только этот стук, стук, стук, который звенел между моими ушами, когда он стоял там, глядя в мою сторону. Часть меня не ожидала, что он ответит, пока он, наконец, не повторил удивленно:

— Почему?

Может быть, мне следовало приберечь вопрос до трех часов ночи, но мы были здесь, и я могла его задать.

— Ага. Почему? Я думала… я думала, что между нами что-то происходит, но затем ничего от тебя не услышала. — Я сжала губы. — Теперь я в твоей постели, и я запуталась в происходящем. Если это что-нибудь значит.

Он не сказал ни слова.

Однако я прочистила горло, решив, что могу продолжить. — Я подумала, может быть, я тебе нравлюсь. Как ты нравишься мне. Ничего страшного, если у тебя не так, если ты передумал. Если ты так мил со мной, потому что ты хороший человек, но я хотела бы знать, так ли это. Я все равно хочу быть твоей подругой. — Я сглотнула. — Просто… иногда казалось, что мы встречаемся, понимаешь? Без физических вещей…. Я облажалась, не так ли?

Я слышала, как он вздохнул, прежде чем серьезно сказал:

— Мы не встречаемся.

Я хотела, чтобы пол поглотил меня. Я хотела встать и уйти или, по крайней мере, поспать в гостиной и рискнуть встретиться с летучей мышью…

— Я слишком взрослый, чтобы быть чьим-то парнем, — сказал Роудс тем хриплым, серьёзным голосом, который нёс в себе так много. — Но ты мне нравишься больше, чем следовало. Больше, чем тебе может быть удобно.

Он не двигался, и я тоже. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от его намеков. Даже мою кожу покалывало.

— Я хотел позвонить, но пытался дать тебе некоторое пространство.

— Почему? — спросила я, как будто он только что сказал, что любит есть майонез прямо из банки.

В ответ он вздохнул, а затем добавил:

— Потому что… я месяцами наблюдал, как ты развиваешься. Я не хочу быть чем-то, вокруг чего ты развиваешься. Ты была с кем-то, кто раньше слишком часто оставлял тебя в тени, верно? Я бы предпочел, чтобы мы не торопились, чем я буду гадать, куда ты ушла, кем ты стала.

Я снова могла слышать биение своего сердца.

— Я знаю, как хочу, чтобы ты чувствовала, но я не тороплю тебя. Я знаю, что я чувствую. Я ни в чём не изменил своего мнения, особенно о тебе. Я только хочу, чтобы ты была уверена в том, чего ты хочешь.

Я громко выдохнула через рот.

— Не ошибайся, думая, что если я даю тебе некоторое пространство, это потому что я не заинтересован. Не каждую женщину я пускаю в свою постель, тем более в свою жизнь, а тем более в жизнь Амоса. До тебя это был никто. Так что если я еще не знаю, каким ощущается твой рот, это не значит, что я не думал об этом. Это не значит, что я не собираюсь. Но Софи могла бы сказать тебе, что у меня большое и хрупкое сердце, и я думаю, что да, так что мне нужно, чтобы ты тоже знала, чего ты хочешь ради меня, Бадди. Это проясняет?

У меня был сердечный приступ. Может быть, даже мое сердце начало плавиться. Какой бы уставшей я ни была, я не знала, как смогу спать рядом с ним всю ночь. С таким же успехом он мог прижать меня к земле и опуститься лизать низ моего тела, потому что я никогда в жизни не слышала ничего более эротического и удивительного.

И я была уверена, что он знала, что что-то происходит внутри меня, потому что я задыхалась, и все, что я смогла выдавить из себя, было хриплым «Хорошо». Действительно красноречиво. Я, которая никогда не могла заткнуться, которая, по сути, спросила об этом, понятия не имела, что сказать, кроме как «хорошо».

Потому что… я тоже знала, что чувствую. И я могла быть более чем наполовину влюблена в него, я была почти уверена, но… он был прав. Это еще не было правильно. Не совсем. Может быть, это был всего лишь физический аспект, но, возможно, мне тоже нужно было быть уверенной. Часть меня должна была действовать с некоторой осторожностью. Я не хотела, чтобы мне снова разбили сердце.

По правде говоря, он мне даже ещё больше понравился за эти слова. За то, что так глубоко задумался. Он мне так нравился во многих отношениях.

И если мы оба были на одной волне, то это было важнее всего остального.

Однажды я узнаю, как ощущаются его губы, но в этот момент это не было бы правильным, и это наполнило меня такой радостью и игривостью, что я не могла не улыбнуться, внутри и снаружи. Во мне возродилась потребность завоевать его расположение. Чтобы сделать его больше, чем моим другом.

Я не была уверена, видит ли он мое лицо или нет, но все же повернувшись, я подняла брови и сказала ему голосом, слишком бодрым для моей усталости:

— Ну, если ты хочешь спать голым, меня это устраивает.

Взрыв его смеха удивил меня до чертиков, и я тоже не могла не рассмеяться.

Это было так правильно, что не было причин торопиться.

— Нет, спасибо, — сказал он, когда его смех замедлился.

Я заставила многих людей смеяться в своей жизни, но я не была уверена, что когда-либо чувствовала себя так триумфально.

— Если передумаешь, действуй, — сказала я ему совершенно серьезно. — Мое тело слишком устало, но мои глаза — нет.

Он снова рассмеялся немного сильней, звуки были низкими, едва уловимыми и хриплыми. Если бы я могла сохранить их, я бы так и сделала, потому что все, что я могла сделать, когда услышала это — улыбнуться.

— Я тоже не сплю голышом, если тебе интересно, — сказала я ему, желая поднять настроение.

Он снова засмеялся, но уже совсем по-другому. Хрипло. Тяжело. Красиво.

Не принимай близко к сердцу. Мы оба устали и собирались спать. Верно.

Я натянула простыни до подбородка и перевернулась лицом к двери, а Роудс направился в ванную, включив свет, но оставил дверь открытой. Из крана ненадолго текла вода; затем я услышала, как он чистит зубы. Вода снова побежала, послышался плеск, и как только я снова начала засыпать, подложив подушку под шею, я убедилась, что не слишком далеко в любом направлении сторон кровати.

Свет выключился, и я не стала притворяться, что сплю, но попыталась успокоить дыхание, думая о том, насколько сексуальными были моя майка и мешковатые пижамные штаны с оленями.

Кровать прогнулась, и снова послышались звуки чего-то тяжелого, ставящегося на тумбочку, прежде чем раздался знакомый звуковой сигнал подключения зарядки к его телефону.

— Спокойной ночи, Роудс, — сказала я.

Кровать еще немного прогнулась, когда одеяло туго натянулось на моей спине, и через мгновение я почувствовала, как он устроился поудобнее.

Потянувшись, он вздохнул так глубоко, что мне стало жаль, насколько он устал. Его не было намного дольше, чем, я полагаю, он ожидал.

— Спокойной ночи, Аврора, — пробормотала я себе под нос, когда он не ответил.

Его смешок заставил меня улыбнуться прямо перед тем, как он прошептал в ответ:

— Спокойной ночи.

Я перевернулась.

Он лежал лицом ко мне. Я напряглась, чтобы разглядеть его черты. Глаза уже закрыты, но на его невероятных губах был слабый намек на улыбку.

— Могу я спросить тебя кое о чем, и ты не рассердишься?

Его «да» пришло намного быстрее, чем я ожидала.

Но я все же приготовилась. — Это что-то личное.

— Спрашивай.

— Почему никто не называет тебя Тобиасом, кроме твоего отца?

Он издал тихий-тихий вздох. — Мама меня так называла.

Могла ли я задать вопрос похуже? Сомневаюсь.

— Я сожалею, что подняла эту тему. Мне было просто любопытно. Хорошее имя.

— Все в порядке, — тихо ответил он.

Я должна была исправить это.

— Просто чтобы ты знал… Ты мне очень нравишься. Также больше, чем мне, вероятно, следовало бы.

Он сказал одно и только одно:

— Хорошо.

Я снова прикусила губу. — Эй, могу я спросить тебя напоследок?

Я была почти уверена, что не испортила ночь, когда услышала ленивое ворчание.

— Да.

— Ты серьезно говорил о летучей мыши или…?

Его сонный смешок заставил меня улыбнуться.

— Спокойной ночи, ангелочек.

Я проснулась в тепле.

Очень-очень тепло.

В основном потому, что я прижалась к спине Роудса. Мои руки были скрещены, лоб находился между его лопатками, а пальцы ног прятались под его икрами. Роудс, к счастью, ничего не замечал.

Воспоминание о нашем вчерашнем разговоре заставило меня взглянуть на гладкую кожу перед глазами. Сразу возникло желание погладить эти гладкие мышцы. Но я держала себя в руках. Потому что он был прав. Я хотела больше времени. Несмотря на все мои громкие разговоры прошлой ночью, я пока не хотела ни с чем спешить. Я никуда не собиралась, и, судя по тому, что он сказал, он тоже.

Не то чтобы я была против увидеть его голым. Потому что я бы подписалась на это в мгновение ока.

Осторожно, чтобы не разбудить его, я медленно отодвинулась и выдохнула. Затем я выкатилась из постели и еще раз взглянула на спящую фигуру. Сбоку его гладкая кожа выглядывала из-под тяжелого одеяла, спрятанного прямо под мышками. Он глубоко дышал.

Знаете… Я была почти уверена, что влюблена в него.

И я была почти уверена, что он тоже может быть немного влюблен в меня.

Я открыла дверь как можно тише и выскользнула из комнаты, закрыв ее за собой с тихим щелчком. Прокрадываясь вниз по лестнице, я остановилась прямо у подножия.

Амос был в пижаме, сидел за столом и ел тарелку хлопьев. Он бросил на меня сонный взгляд. Я направила руку и голову в сторону лестницы.

— Твой папа сказал мне спать там, наверху, — пробормотала я, направляясь за стаканом воды.

Парень одарил меня сонным, но забавным взглядом и пробормотал: «Угу», как раз в тот момент, когда мой телефон начал вибрировать. — Так было раза три за последние десять минут, — он вздохнул, звуча недовольно.

Подняв мобильный с того места, где вчера оставила его заряжаться на стойке, я увидела входящий с неизвестного номера. Было семь утра. Кто бы это мог быть? Мой номер был только у двадцати человек, и все они были подписаны. Код города тоже был местным.

Я ответила.

— Алло?

— Аврора? — ответил знакомый голос.

Все мое тело дернулось на месте.

— Миссис Джонс?

Антихрист двигалась как бульдозер: не считаясь ни с кем, кроме себя и своих детей.

— Слушай сюда, я знаю, как ты упряма во всем этом…

— Что? — Было слишком рано для этого дерьма. Было слишком рано. Что она делала, связываясь со мной? — Как, черт возьми, вы узнали мой номер? Зачем вы звоните? — выкинула я, совершенно не веря, что это происходит.

Ее пауза была слишком короткой.

— Мне действительно нужно поговорить с тобой, если ты не ответишь Кадену.

Затем я вспомнила. Я вспомнила, что мне больше не нужно выносить ее чушь. Поэтому я повесила трубку.

И я ухмыльнулась.

Амос спросил своим сонным голосом:

— Почему ты так выглядишь?

— Я забыла, как сильно мне нравится вешать трубку, — ответил я ему, чувствуя себя чертовски довольной от того, что сделала. Черт, это было приятно.

Он нахмурился, как будто подумал, что я сошла с ума, когда мой телефон снова начал вибрировать. На экране замигал тот же номер. Я нажала игнор.

— Кто это?

— Знаешь ли ты, что дьявол на самом деле женщина? — спросила я.

Мой телефон снова начал вибрировать, и я выругалась. Она не собиралась допускать этого. Почему я могла ожидать иного от того, кто думал, что мы все здесь, чтобы служить ей? Желание продолжать играть в эту игру, игнорируя ее звонки, глубоко пульсировало в моей груди… но желание никогда больше не повторять этого дерьма стало еще сильнее, когда я подумала об этом. Меня это очень удивило.

На самом деле я не хотела продолжать делать это с ней. Вернее, с любым из них. Я даже не хотела тратить свое время на размышления о них.

Я чертовски хорошо знала, что мне нужно покончить с этим раз и навсегда, и был только один способ сделать это.

Я ответила на звонок и пошла прямо на это.

— Миссис Джонс, сейчас семь утра, а это…

— Я в городе, Аврора. Пожалуйста, давай встретимся.

И именно поэтому номер был местным. Черт. Я все еще была достаточно уставшей и не могла сложить два и два. Мне повезло, что у меня ничего не было во рту, потому что я бы выплюнула.

— Вы в каком городе? — довольно сильно потребовала я.

— В этом… городе. На курорте с источниками, — ответила она, звуча так, будто совершенно смущена самой красивой гостиницей в городе. — Мне нужно поговорить с тобой. Прояснить некоторые вещи, которые, я думаю, могли выйти… из-под контроля, — сказала она слишком осторожно по сравнению с тем, как она говорила со мной раньше.

Я взглянула на Амоса и увидела, что он затуманенно смотрит в свой телефон, но я знала, что этот подлый ребенок всё слушает.

— Пожалуйста, — сказала пожилая женщина, — как в старые добрые времена.

— Фраза «старые добрые» на меня не действует, мэм, — честно сказала я ей.

Да, я знала, что это пойдет ей на пользу. Она, вероятно, стреляла в меня средним пальцем в голову, потому что думала, что она слишком классная, чтобы на самом деле сделать это. И для меня это только делало ситуацию чертовски хуже.

— Пожалуйста, — настаивала она. — Я больше никогда не свяжусь с тобой, если ты этого не захочешь.

Ложь.

Желание повесить трубку все еще было, пульсируя и колотясь, говоря мне, чтобы я продолжала жить своей жизнью. Я ничего не хотела слышать из ее уст. Но… были вещи, которые я хотела ей сказать. Конкретные вещи, которые нужно было сказать, чтобы мне никогда не пришлось проходить через это снова. Говорить с ними, я имею в виду. Потому что, в конце концов, это было то, что мне сейчас было нужно больше всего на свете. Чтобы, черт возьми, двигаться дальше. Чтобы Джонсы больше не висели у меня над головой.

Чего я хотела, так это моей нынешней жизни. Мужчину в постели наверху. И я не могла допустить, чтобы эти чертовы призраки прошлого все еще преследовали меня, когда им этого хотелось.

Я подумала о том, что я знала об этой женщине, а это было почти всё, и выругалась.

— Отлично. На главной улице есть ресторан, который находится в нескольких минутах ходьбы. Встретимся там через час.

— Какой ресторан?

— В такую рань открыт только один. На стойке регистрации вам подскажут.

И обычно он был занят туристами и местными пенсионерами, так что я решила, что это лучшее место для нашей встречи, чтобы она не закатила истерику. Я еще не завтракала там, но я проезжала мимо него каждое утро и знала, какая у них загруженность. Это было бы идеально.

— Встретимся там, — сказала она через мгновение, ее голос был напряженным, и я знала, что это дорогого ей стоило.

Я так сильно закатила глаза, что Амос был бы горд. А то, что он захихикал, меня развеселило, хоть я и не смотрела на него. Ему не нужно было знать, что я знаю, что он делает.

— Увидимся через час, — сказала я, прежде чем повесить трубку, не удосужившись дождаться, пока она сделает еще один комментарий. Я глубоко вздохнула, чтобы снять напряжение в животе. Раз и навсегда, сказала я себе.

— Ты в порядке? — спросил Амос.

— Да, — сказала я ему. — Моя бывшая свекровь в городе и хочет встретиться.

Он зевнул.

— Я собираюсь собраться в твоей ванной, а потом выйду, — сказала я. — Нужно что-нибудь? Почему ты так рано проснулся?

— После того, как папа разбудил нас, я до сих пор не ложился спать. — Он сделал паузу. — Что она хочет?

— Антихрист? Я не уверена. Либо заставить меня вернуться к ним на работу, либо… — Я пожала плечами, не желая говорить об этом вслух, даже не думая о том, чтобы признаться. Что я работала на своего бывшего. Из всего, о чем мы говорили, ни отец, ни сын ни разу не спросили, чем я раньше зарабатывала на жизнь. Я сказала им, что была ассистенткой, когда мы впервые встретились, но они никогда не запрашивали дополнительную информацию.

И Амосу либо было все равно, либо он слишком устал, чтобы замечать или обращать на это внимание, потому что все, что он делал, это кивал, его взгляд был туманным.

Я про себя выругалась за то, что, черт возьми, я собиралась делать.

— Я не задержусь в ванной, мини Эрик Клэптон. Если ты заснешь до того, как я выйду, увидимся позже. Скажи отцу, что я вернусь.

...❃.•.•.

Я пришла в закусочную рано. Это был симпатичный, очень маленький ресторан, втиснутый между розничным магазином, который существует уже более ста лет, и агентством недвижимости. Это был туристический центр, хотя в это время года сюда приезжали только охотники из Техаса и Калифорнии.

Но я знала, что все с миссис Джонс было игрой власти, и это включало в себя приход в закусочную раньше времени и выбор места.

К счастью, мне удалось поймать столик — я помахала паре, которая часто посещала «Активный отдых», — и заняла место лицом к двери. И действительно, через пять минут после того, как я села, и за десять минут до того, как мы должны были встретиться, я заметила ее у двери — худую, загорелую и стройнее, чем когда-либо. Потом я заметила, как она цеплялась за свою сумочку стоимостью в 35 000$, словно если она заденет что-то в закусочной, то на нее напрыгнут все виды клопов.

Я точно знала, что когда-то она работала в “Waffle House” (прим. американская сеть ресторанов).

Боже, помоги мне с этой семьей.

Лучшее, что у нас когда-либо было, это то, что они меня оттуда выгнали. И это знание заставило меня выпрямить спину. Я была счастлива. Здорова. У меня было все мое будущее впереди. У меня были друзья и любимые. Может быть, я все еще понятия не имела, что буду делать через год, и тем более через пять или десять лет, но я была счастлива. Счастливее и в большей безопасности, чем когда-либо за долгое-долгое время.

И именно поэтому я улыбалась, когда встала и привлекла внимание миссис Джонс. Она нахмурилась, растроенная тем, что я пришла раньше, и подошла, когда я снова села. Как только она разместилась напротив меня, я протянула ей руку.

Хотела ли я быть великодушным человеком? Нет. Будет ли это раздражать ее, если я буду? Да. И именно поэтому я это сделала.

Она посмотрела на мою руку с удивлением. Она фыркнула, пожимая её своей — прохладной и немного липкой. Либо кто-то нервничал, либо раздражался. Я надеялась на оба варианта.

— Привет, Аврора, — сказала она.

— Здравствуйте, миссис Джонс.

Я почувствовала, что еще немного затянувшейся обиды ускользнуло. Я открыла меню, жалея, что оставила овсянку в холодильнике у Роудса, для того, чтобы у меня было больше времени приготовиться.

Я думала не краситься и не делать прическу, но потом передумала. Я хотела, чтобы она своими глазами увидела, что я могу серьезно противостоять ей. Своего рода.

Знаете что? Я противостояла. Я была в порядке. Лучше, чем когда-либо, и это была абсолютная правда. Мои волосы обрели свой природный цвет, так как они полностью отросли после десяти лет издевательств в виде перекрашиваний их в бледно-русый. Я была загорелой, благодаря всему тому времени, что мне удавалось провести на улице, и я была лучше умственно и физически, чем когда-либо.

И я чувствовала, что носила чувство покоя на себе, как плащ.

Жизнь не должна быть идеальной, чтобы быть счастливым. Ведь что было идеальным на самом деле?

— Как жизнь? — спросила я ее, не сводя глаз с меню.

О, французский тост. У меня не было этого уже… месяцы, с тех пор, как я попала сюда.

— Ну, мне было бы лучше, если бы я была дома, Аврора, — проворчала пожилая женщина.

Я впустила это в одно ухо и выпустила из другого. Может быть, я просто выпью кофе, вернусь к Роудсам и позавтракаю с ними. Честно говоря, это не продлится слишком долго, судя по тому, как это выглядит. И у меня было с собой достаточно наличных только для того, чтобы заплатить за кофе и оставить чаевые, если я решу быстро уйти, чтобы мне не было неловко, ожидая, пока официантка возьмет мою дебетовую карту.

На самом деле, это звучало как план. Завтракать с людьми, которые сделали меня счастливым, или с демоном? Как будто тут нужно было выбирать.

Решив, я закрыла меню и снова сосредоточилась на женщине, которая даже не открыла свое, подтверждая, что, возможно, это не будет долгим разговором. Идеально. Миссис Джонс не опустилась бы до еды в закусочной. О Господи. Нет яиц Бенедикт? Смузи из манго? Упаси Господь. Это дерьмо было восхитительным, но то, как она требовала эти вещи, делало их неприятными.

Глубоко вздохнув, я откинулась назад и увидела, как она сидит там, ее красивая зеленая сумочка на коленях, а наманикюренные пальцы покоятся на ремешке.

— Вы хорошо выглядите, — честно сказала я ей.

— Ты выглядишь… загорелой, — было самое приятное, что ей удалось выговорить.

Я рассмеялась и пожала плечами. Как будто это было оскорблением.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, сжав губы.

Я не знала, что делать с руками, поэтому положила их на стол, постукивая ногтями по пластиковому меню.

— Я живу здесь, — сказала я ей, надеясь, что в моем голосе будет слышна очевидность.

Ее ноздри немного раздулись.

— Нам потребовалось много времени, чтобы найти тебя. Нам пришлось нанять нескольких частных детективов.

Я пожала плечами.

— Я не пряталась, и Каден знал, что я выросла здесь.

Он просто забыл или никогда не обдумывал это в достаточной степени.

Какой же он засранец, поняла я, когда подумала об этом.

Ноздри миссис Джонс снова раздулись, и я могла сказать, что она изо всех сил старалась не отпустить остроумный комментарий.

— Ты знаешь, как он занят; у него всегда так много всего происходит в голове.

Я не собиралась оправдываться или верить той же фразе, которую я повторяла себе снова и снова на протяжении наших отношений. Бедняга Каден. Так занят. Так много дел.

Нет, это не так. Его мама делала всё за него. Я делала всё за него. У него были другие люди, которые делали всё за него. Бьюсь об заклад, он понятия не имел, сколько денег он платил в виде налогов или сколько стоит его ипотека.

— Поэтому его здесь нет? — спросила я ее, едва сдерживая саркастическую улыбку. — Потому что он так занят?

Я не пропустила, как побелели уголки ее рта, прежде чем она собралась и сказала:

— Да. — Миссис Джонс слегка откашлялась. — Аврора…

— Послушайте, миссис Джонс, я уверена, что у вас есть дела поважнее, чем торчать в Пагосе, пытаясь встретиться со мной, потому что я знаю, что это так. Чего вы хотите?

Она резко вздохнула.

— Это невероятно грубо.

— Это не грубо, если это правда, потому что у меня действительно есть дела.

Это был мой выходной. У меня был завтрак, который нужно съесть. Жизнь, которую нужно жить.

Она фыркнула в своем кресле, этот тонкий розовый рот плотно сжался, прежде чем она расправила плечи так, что это напомнило мне обо всех случаях, когда ей приходилось быть плохим полицейским с кем-то из-за своего сына.

— Отлично. — Она села еще прямее, чем раньше, собираясь с мыслями и, возможно, даже собираясь с духом. — Каден ошибся.

Может быть, в конце концов, они все-таки получат этот дерьмовый пирог.

— Он сделал много ошибок.

Благослови ее сердце, она старалась не усмехнуться, но я слишком хорошо ее знала, чтобы попасться на эту удочку.

— Я хотела бы знать, что это за «много» ошибок, — отрезала она, не успев остановиться.

Я держала рот закрытым и одарила ее взглядом, которому я научилась у лучшего, у мужчины, чью постель я покинула этим утром. Это было то, о чем бы я предпочла думать. Что там происходило. Что там могло произойти. Это вызвало во мне трепет.

— С тобой, Аврора. Я говорю об ошибке, которую он совершил… оставив тебя.

Бинго. Бьюсь об заклад, это дорогого стоило ей сказать.

— Ах это. Хорошо. Во-первых, он не оставил меня. Вы двое меня выгнали. Во-вторых, я знала, что когда-нибудь он пожалеет об этом, так что в этом нет ничего нового, миссис Джонс. Но какое это имеет отношение ко мне?

Мне пришлось уговорить ее сказать то, что я уже полностью осознавала.

Она не могла подумать, что я настолько глупа, что не знаю, верно?

Она, вероятно, могла.

Она издала раздраженный звук, ее темно-карие глаза быстро скользнули по закусочной, прежде чем вернуться ко мне. Я знала, что она видела. Люди в футболках и фланелевых костюмах, камуфляжных комбинезонах, старых куртках и пуловерах Columbia. Ничего вычурного и кричащего.

— Это имеет прямое отношение к тебе, — прошептала она, подчеркивая свои слова. — Он никогда не должен был прекращать отношения. Ты знаешь, что он находился под большим давлением из-за того, как прошел альбом Trivium, а ты выдвигала все эти требования.

Требования. Я спрашивала его, когда мы можем пожениться. Действительно пожениться, потому что это имело для меня значение. Когда у нас могут быть дети, потому что я всегда хотела их, и он это знал, а я не становилась моложе.

Я была его самым верным другом в течение четырнадцати лет и выдвигала требования.

Но я держала комментарии при себе и сохраняла спокойное лицо. Я позволила ей продолжать.

— Он был в плохом месте.

В своем доме за десять миллионов долларов, путешествуя в туристическом автобусе за два миллиона долларов, летая на частном самолете, принадлежащем его звукозаписывающей компании.

Он не был в «плохом месте». Я знала Кадена лучше, чем кто-либо другой, и знала, что, за исключением времени после смерти его деда, он ни дня не был опустошен в своей жизни. Он был расстроен и разочарован после того, как музыкальные обозреватели раскритиковали его альбом Trivium, но он пожал плечами и сказал, как ему повезло, что потребовалось шесть альбомов, чтобы, наконец, провалиться. Это случается со всеми, настаивал он. Его мама, с другой стороны, была в ярости… но это была ее идея перестать использовать мои песни, так что….

Каждую ночь его сон был крепким, вызванный бесчисленным количеством людей, которые продолжали осыпать его приторными словами, от которых ему легче было бы поднять свою задницу. Он жил в фантастическом мире любви. Частично это была моя вина, но не вся.

— И вы были вместе так долго, что ему нужно было прийти в себя. Убедиться.

Убедиться?

Я чуть не поперхнулась, но она этого не заслужила.

Убедиться. Вау, вау, вау.

Я хотела и рассмеяться, но и сдержаться. Просто вау. Она закапывалась во все более и более глубокую яму и понятия об этом не имела. Меня должно было оскорбить то, насколько глупой и отчаянной она меня считала, что предполагала, что я куплюсь на это.

Но я могла играть в эту игру. Я была хороша в этом. У меня было четырнадцать лет опыта, чтобы довести это до совершенства с ней. Я даже практиковался на Рэндалле Роудсе. Я должна была пригласить его и натравить на нее.

— У него было так много вариантов. Разве ты не предпочла бы, чтобы он был полностью уверен в себе, чем потом всё подвергал сомнению? — спросила она.

Я серьезно кивнула.

Она обнажила зубы в чем-то, что пыталось походить на улыбку, но на самом деле делало ее похожей, будто она подверглась мучениям. Что, вероятно, так и было для неё сейчас.

— Он скучает по тебе, Аврора. Очень сильно. Он хочет, чтобы ты вернулась.

Она подчеркнула «вернулась», как будто это было какое-то чертово рождественское чудо — нет, не рождественское чудо, а непорочное зачатие. Как будто я должна упасть на колени и быть благодарной.

Вместо этого я еще более серьезно кивнула.

— Он пытался обзвонить всех, кого знал, чтобы они дали ему твой новый номер. Он умолял Юки и ее сестру.

Они могли ладить, пока мы были вместе, но я была их подругой. Настоящей подругой, которая заботилась, беспокоилась о них и любила их просто за то, что они были замечательными людьми. Не потому, что они могли что-то сделать для меня.

— Один из нанятых нами частных детективов должен был проявить изобретательность, чтобы получить твой номер телефона, как только он тебя нашел. Каден пытался снова связаться с тобой. Я знаю, что он написал тебе по электронной почте, и тебе не хватило порядочности ответить.

И тут я сорвалась.

Порядочность.

Порядочность — сильное слово, которое обычно используют люди, далекие от порядочности. Потому что порядочные люди не использовали это слово как оружие. Порядочные люди понимали, что на все есть причины, что у каждой истории есть две стороны.

А я была порядочным человеком. Черт возьми. Я была хорошим человеком. Эти ублюдки были теми, кто не знал бы, что такое порядочность, если бы это ударило им по рукам.

И я не собиралась мараться больше, чем уже успела. Вот тогда я и остановила ее.

Я перегнулась через стол, потянулась к женщине — которую никогда по-настоящему не любила, но о которой заботилась, потому что кое-кто, кого я любила, обожал её, — и положила свою руку поверх ее руки, которая лежала на сумочке Hermès. И я улыбнулась ей, хотя мне совсем не хотелось этого делать.

Моя улыбка была единственным оружием, которое мне тогда было нужно.

— Я не ответила не потому, что я непорядочная, а потому, что я порядочная, и в следующий раз, когда вы подойдете к кому-то, пытаясь заставить его выслушать вас, может быть, не стоит проявлять к нему неуважения. Я ничего не хочу от Кадена. Не полгода назад, не год назад и уж точно не сегодня. Я сказала ему, миссис Джонс, когда он появился в нашем доме, после проведённой ночи у вас, что он не имеет в виду то, что говорит. Что он пожалеет о разрыве наших отношений. И я была права.

Я выдохнула через нос и отдёрнула руку, целясь в неё ещё одной из этих смертоносных улыбок, чтобы она знала, что её время для разговора закончилось. Она закончила.

— Мне плевать, если он на самом деле скучает по мне или скучает по тому, что я для него делала, и поэтому он хочет, чтобы я вернулась. Я знаю, что он любил меня, по крайней мере какое-то время искренне, и я надеюсь, что он знает, что я любила его. Но в том-то и дело, что больше нет, и уже давно. Он убил каждый дюйм моей любви к нему. Вы также помогли убить каждый дюйм любви, которую я испытывала к нему.

Я встретила ее взгляд и спросила как можно серьезнее:

— Вот почему вы здесь, не так ли? Потому что он сожалеет о разрыве наших отношений? Скорее, он сожалеет, что позволил вас уговорить его на это, верно? Он злится на вас сейчас? Вы здесь пытаетесь навести порядок в его беспорядке, потому что он обвиняет вас в том, что произошло, вместо того, чтобы быть взрослым и взять на себя ответственность за свои действия? Держу пари, что именно так и есть. Это говорит вам все. Почему ваш избалованный ребенок снова не получает то, что вдруг решил он хочет. Почему я никогда в жизни не вернусь. Вы все избегали меня. Унизили меня. Вы настроили людей против меня, а следовательно, меня против них, но, прежде всего, против вас двоих за то, что вы поставили их в такое положение. На данный момент я не желаю никому из вас ничего плохого, но если вы ищете донора для переливания крови или пересадки органа, не утруждайте себя взглядом в мою сторону. Я пошла дальше. Я счастлива и не позволю ни вам, ни Кадену, ни любому из ваших прислужников отнять это у меня.

Я была рада, что официантка ещё не пришла. Я была рада, что могу уйти. Я начала вставать, заметив яростное, но удивлённо выражение, заполнившее всё её лицо.

— Пожалуйста, не беспокойте меня больше. И я говорю, пожалуйста, только из вежливости, потому что я действительно хочу сказать вам, чтобы вы оставили меня в покое. Вы всегда видели во мне бесполезный кусок дерьма, который должен целовать ноги вашему сыну, но вы забыли, какой была его карьера до того, как я появилась. До того, как я отдала ему все свои лучшие песни. До того, как он воспользовался тем, как сильно я любила его. Я никогда не вернусь. Даже если вы хотите заплатить за это, денег всего мира будет недостаточно.

Я выпрямилась и продолжила идти, как раз в тот момент, когда она открыла рот, чтобы сказать мне, что я бесполезная сучка, как однажды, когда она была пьяна после церемонии награждения, на которую мне не разрешили пойти.

— Я хотела бы сказать вам, как надеюсь, что вы оба обретёте покой и счастье в своей жизни, но я не настолько хороший человек. Я надеюсь, что вы оставите меня в покое. Вот на что я надеюсь. Десяти миллионов, которые вы перевели на мой счет, было достаточно, чтобы заставить меня заткнуться, и я собираюсь ими воспользоваться. Я собираюсь отправить своих детей в колледж на них, детей, которые у меня будут от кого-то, кто не ваш сын и никогда им не будет. Не беспокойтесь о том, что я буду бегать за Каденом, выпрашивая объедки, мэм. Найдите кого-нибудь другого, кто не против оказаться на одиннадцатом месте, потому что этим человеком точно буду не я.

Оставались две последние вещи, которые нужно было сказать, и я знала, что мое время вышло, поэтому я произнесла слова осторожно, глядя прямо в её бездушные глаза.

— Я больше не могу писать. Уже больше года. Возможно, однажды слова вернутся ко мне, но сейчас их нет, и часть меня надеется, что так и будет. Но и без своих тетрадей, и без своих песен я многого стоила. Стоила больше, чем все те деньги, которые вы мне заплатили. Так что, пожалуйста, оставьте меня в покое. Вы все. Если я снова увижу вас или Кадена, я позабочусь о том, чтобы вы пожалели об этом.

Я наклонилась вперед, чтобы она поняла, насколько я серьёзна.

— Если кто-нибудь из вас свяжется со мной, и я имею в виду любого из вас, я расскажу всем об этой лжи, частью которой мы все были. Я знаю людей, и вы это знаете. После этого я потрачу каждый доллар из тех миллионов, которые вы мне прислали, подав на вас в суд, миссис Джонс. Каждую копейку. Это лучшее, что я могла бы сделать. Я бы предпочла потратить их на людей, которые делают меня счастливой, но я не потеряю сон, используя их на другие цели. Поэтому я хочу, чтобы вы в следующий раз долго и упорно думали перед тем, как узнать, где я живу, как узнать мой номер телефона, если ваш малыш когда-нибудь решит снова связаться со мной.

Ее шея начала краснеть, и я видела, как трясутся ее пальцы, но, прежде чем она смогла взять себя в руки, я наклонила к ней голову и сказала то, что, как я надеялась, будет последним, что я ей скажу.

— До свидания, миссис Джонс.

И я вышла оттуда.

...❃.•.•.

По дороге домой у меня была легкая головная боль, просто слабый гул из-за напряжения от пребывания рядом с Антихристом. Она имела такое влияние на людей. Какая-то часть меня всё ещё не могла поверить в ту чушь, которую она пыталась мне донести.

Порядочные люди.

Убедиться.

Это был такой способ покорить кого-то.

Да, верно.

Я фыркнула и покачала головой, по крайней мере, десять раз, прокручивая её слова. Я хотела позвонить тете Каролине и рассказать ей. Я хотела позвонить Юки. Или Кларе.

Но больше всего этого я просто хотела вернуться к той жизни, которую знала сейчас. Той, что вернула меня из места нерешительности, замешательства и страха, в котором я когда-то была. К людям, которые имели значение.

Я даже не осознавала, что из уголков моих глаз выкатилась пара слезинок, пока не почувствовала их на подбородке. Вытирая их тыльной стороной ладони, я просто хотела объятий.

Я покончила с той жизнью. Так чертовски покончила, что это ощущалось так, будто с моей груди упала сотня фунтов. Едя в своей машине, я поняла, что была готова.

Я не знала, к чему именно, но к чему-то.

Я была готова к будущему больше, чем когда-либо. Готова ко всему.

Поток воздуха вырвался из моих легких, когда я повернула машину на подъездную дорожку Роудса. Решимость текла по моим венам, когда я ехала вперед, готовая припарковаться, выйти и продолжать ценить все, что у меня было. Отчасти из-за Джонсов. Но по-прежнему, всегда и навсегда, во многом благодаря моей маме. Я понятия не имела, где бы я была и что бы я чувствовала, если бы у меня не было этого места.

Но когда я приблизилась к гаражной квартире, заметила, что сам Роудс выходит из своего дома, это напряженное выражение лица длилось около секунды, прежде чем он сосредоточился на моей машине. И только тогда напряжение на его чертах немного спало. Как облегчение. Ему стало легче?

Его фланелевая рубашка была застегнута наполовину, а майка, как всегда, обтягивала грудь. В его руке также были ключи, поняла я, припарковав машину на обычном месте и выйдя из неё.

Он спускался по лестнице на террасу, а я топталась около ее подножья. Этот фиолетово-серый взгляд был на мне.

— Ты как? — спросил он, снова нахмурившись.

Но надолго это выражение лица не задержалось.

Потому что я сказала: «Прекрасно» примерно за долю секунды до того, как бросилась к нему в тот момент, когда он был на расстоянии руки. Поднявшись на носочки, я обвила руками его шею сзади, моя грудь прижалась к его, и я пошла на это.

Я прижалась губами к Роудсу.

На секунду его тело замерло, прежде чем его верхняя часть расслабилась, и одна рука обхватила мою спину посередине. Роудс прижал меня к себе, склонив голову набок, ответив мне теплым поцелуем.

И это было просто чертово чудо, что я не пыталась взобраться на него, как на стену, и обхватить его талию ногами, потому что его рот был теплым, его губы твердыми и мягкими одновременно, это было сладко и нежно… все, что я когда-либо хотела, и даже больше.

Он выдохнул, а брови сошлись вместе. Он облизал свои губы, на мгновение посмотрел мне прямо в глаза, а затем опустился для ещё одного поцелуя, прежде чем отстранился и ещё больше сфокусировался на мне своим напряженным лицом.

— А я беспокоился, что ты вернешься и скажешь мне, что уезжаешь.

Я покачала головой, увидев тонкие морщинки у его глаз, линии на лбу, необычный цвет его глаз и все эти невероятные седые волосы.

— С тобой все в порядке? — пробормотал он, массируя мое бедро своей большой рукой, все еще глядя на меня так, словно если бы он отвел взгляд, я бы внезапно исчезла.

— Да, — ответила я. — Я встретилась с мамой моего бывшего.

— Ам сказал мне, — выдохнул он. — Я раздумывал, пойти ли тебе на помощь или позволить справиться с этим самостоятельно.

Я не могла не улыбнуться ему, принимая его заботу и глубоко пряча её в своём сердце.

— Я в порядке, — тихо сказала я ему. — Она просто разозлила меня, и всё, что я хотела — это вернуться сюда. — Я сглотнула. — Я больше не хочу быть частью их. Совсем не хочу.

— Надеюсь, что нет, — сказал он, внимательно наблюдая за мной. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да, но теперь мне даже лучше, — признала я, потому что это была стопроцентная правда. И именно тогда я поняла, что я сделала. Что я начала и где мы были. — Прости, что я так на тебя накинулась. Я знаю, мы только говорили о том, чтобы не торопиться и иметь уверенность, но всё, о чём я могла думать, это как мне повезло, что у меня есть вы, ребята, вы такие красивые, и вы заставляете меня чувствовать себя в безопасности, и вы всегда верите в меня и…

Его полный рот растянулся в самой медленной улыбке, которую я когда-либо видела, его брови одновременно поднялись вверх. Но меня оборвали не слова. Это было сладкое прикосновение его губ к моим еще раз. Медленно и нежно его губы задержались на моих лишь на мгновение, но, возможно, это был величайший момент в моей жизни.

Если мне так нравилось целовать его с закрытым ртом, насколько бы мне понравился его язык?

Мне нужно было успокоиться, вот что мне нужно было сделать.

Роудс отстранился, та же затяжная мягкая улыбка все еще играла на его губах, когда он сказал:

— Когда будешь готова, скажешь мне?

Я кивнула и прошептала:

— Я просто так никого не целую.

То, как он сказал «хорошо», вероятно, останется в моей душе на всю оставшуюся жизнь.

— Ора! — раздался крик из дома, удививший нас обоих.

Я заглянула через плечо Роудса и увидела Амоса, стоящего в дверном проеме, все еще в пижаме и выглядевшего еще более сонным.

— Ты в порядке? — спросил он, точно подтверждая, почему я пришла сюда.

Потому что это было место, где шестнадцатилетний и сорокадвухлетний, которых я знала всего около шести месяцев, беспокоились обо мне больше, чем люди, которых я знала больше десяти лет.

Это было мое место утешения. Место, где моя мама хотела, чтобы я была. Место, что поднимало и поддерживало меня, даже в самые паршивые дни.

— Я в порядке! — крикнула я. — А ты?

— Травма на всю жизнь, видя, как ты вот так хватаешь папу за зад, но я переживу это. Спасибо, что поинтересовалась! — саркастически закричал он, прежде чем покачал головой и закрыл дверь.

Мы с Роудсом замерли. Наши взгляды встретились, и мы оба начали смеяться.

Да, я была именно там, где хотела быть. Где я была счастлива. Спасибо, Мама.

Следующие две недели прошли в абсолютном тумане. В основном потому, что мы были так заняты в магазине. Лето было беспокойным, осень была медленной, пока не начался сезон охоты, но все резко пошло в гору, как только выпал снег и школы начали закрываться на каникулы.

Мы были завалены арендой и распродажами, и Клара провела для меня ускоренный курс помощи покупателям в выборе лыж и сноубордов в тот день, когда я взяла напрокат собственные лыжи и сноуборд. Все остальное, что мне нужно было знать — вопросы, которые покупатели могли или будут задавать, — я составила список и спросила у некоторых местных жителей, с которыми познакомилась за время работы в магазине. Амос, как ни странно, отвечал на многие из них в те вечера, когда мы вместе ужинали. К счастью, поблизости был только один курорт, поэтому у людей не было слишком много вопросов, кроме того, где они могли бы арендовать надувные ватрушки.

Поскольку работа была такой загруженной, я была благодарна за то, что купила все свои рождественские подарки заранее, во время обеденных перерывов, отправив большую часть прямо к своим тете и дяде, а несколько отправила на мой почтовый ящик в городе. Если бы не те подарки, которые я отправила в свой ящик, я могла бы совершенно забыть о билете на самолет, который я забронировала еще в октябре, чтобы поехать во Флориду на Рождество.

Я не хотела надолго оставлять Клару одну, поэтому зарезервировала билет, чтобы уехать рано утром в канун Рождества и вернуться 26-го числа.

Когда все начали говорить о сильном шторме, который должен был разразиться за день до Рождества, я не придала этому особого значения. Некоторое время у нас шел снегопад каждые несколько дней. Я стала увереннее ездить по снегу, хотя Роудс приходил в магазин каждый раз, когда мог, и следовал за мной до дома.

Одна только мысль о Роудсе заставила мою грудь наполниться самым забавным чувством.

Я не была уверена, было ли это из-за того, что меня воспитали люди, которые слишком сильно в меня верили, или просто не относились к гиперопекающему типу воспитания, но его чрезмерная защита просто что-то со мной сделала. По-крупному. Клянусь, он зажёг меня изнутри, как одна из тех светодиодных мозаик, которые были у меня, когда я была ребёнком.

Нам больше не доводилось проводить время наедине, и не было больше настоящих поцелуев с того дня, как я фактически бросилась на него после визита миссис Джонс, но это было в основном из-за того, как часто он работал допоздна. Были всевозможные проблемы, с которыми ему приходилось иметь дело, о которых я даже не подозревала. От проблем со снегоходами до проблем с подледной рыбалкой и нелегальной охотой. Однажды вечером, когда он пришел домой достаточно рано и принес с собой пиццу, объяснив, что после лета зима была его самым загруженным сезоном.

Справедливости ради, каждый раз, когда он возвращался домой достаточно рано — за исключением того вечера, когда он заходил к Джонни поиграть в покер, — Роудс приглашал меня к себе.

И я, конечно же, приходила.

Сидя как можно ближе к нему в те две ночи, когда мы смотрели фильм с Амосом, растянувшимся в кресле. В другой день мы улыбались друг другу через стол, когда после ужина мы играли в старую версию Скрабл, и никто не знал, откуда она взялась. Но самым особенным было то, как он провожал меня до квартиры в гараже каждую ночь, когда мы проводили время вместе, а потом долго и крепко обнимал меня. Один и только один раз он поцеловал меня в лоб так, что у меня задрожали колени.

Я не думала, что воображаю сексуальное напряжение каждый раз, когда моя грудь прижимается к его.

В общем, я была счастливее, чем когда-либо, во многих отношениях. Надежда, которую я так часто видела за последние несколько месяцев, с каждым днем становилась все больше и больше в моем сердце. Чувство семьи, правильности охватило почти каждую часть меня.

Но 23 декабря, когда мы с Кларой закрывали магазин, она серьезно повернулась ко мне и сказала:

— Я не думаю, что ты завтра улетишь отсюда.

Закутанная в свой старый пуховик, который явно не подходил под местную температуру, я вздрогнула и подняла брови, глядя на неё.

— Нет?

Она покачала головой, поворачивая замок на двери; мы уже поставили сигнализацию прямо перед выходом.

— Я видела радар. Надвигается большой шторм. Держу пари, они отменят твой рейс.

Я пожала плечами, но не хотела об этом беспокоиться. Выпало много снега, и туристы всё ещё приезжали в город. Кроме того, я не могла ничего с этим поделать. Мои сверхспособности не распространялись на управление погодой.

Опустив защитный роллет над дверью, Клара по-прежнему не смотрела на меня, когда сказала причудливым голосом:

— Я забыла сказать тебе… кто-то… какая-то… благотворительность, я думаю… оплатила медицинские счета моего отца на Рождество. — Темно-карие глаза поймали мои, прежде чем она снова посмотрела на роллет. — Разве это не чудо? — спросила она, звуча немного забавно.

— Вау, это чудо, Клара, — ответила я ей, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и правдоподобно. Обычно. Совершенно нормально. Даже моё лицо было пустым и невинным.

— Я тоже так думала, — сказала она, снова взглянув на меня. — Хотела бы я поблагодарить их.

Я решила кивнуть. — А может быть, им и не нужна благодарность, понимаешь?

— Нет, — согласилась она. — Может быть, и нет, но это все равно очень много значит для меня. Для нас.

Я снова кивнула, отводя глаза, пока она не заключила меня в объятия и не пожелала мне счастливого пути и Рождества. Вчера мы обменялись подарками. Я также послала подарок мистеру Незу и Джеки.

Но в этот вечер, после того, как я медленно доехала домой, я находилась наверху в квартире-студии, складывая одежду, чтобы не оставить это место как зону бедствия, которая вызвала бы у монстра-аккуратности Роудса мигрень, когда раздался стук внизу открылась скрипучая дверь, и «Ангел?».

Я улыбнулась. — Привет, Роудс.

Звук его шагов по лестнице заставил меня улыбнуться, но когда он преодолел вершину и остановился прямо на лестничной площадке, улыбка стала еще шире, настолько, насколько я могла это сделать.

Уголок рта Роудса скривился. Он был в униформе, но, должно быть, сначала зашел в дом, потому что вместо зимней рабочей куртки на нем была темно-синяя парка с флисовым капюшоном. На улице было довольно прохладно.

— Не удалось втиснуть скомканную одежду в чемодан, поэтому ты теперь решила складывать её?

Я одарила его ровным взглядом.

— Раньше я задавалась вопросом, унаследовал ли Амос свой сарказм от мамы, но теперь я понимаю, откуда он взялся, и на самом деле я складывала её, чтобы у тебя не остановилось сердце, если ты придёшь сюда, пока меня не будет, так что…

Он подошел и остановился возле стола, его холодная рука легла мне на макушку. Он посмотрел на мои маленькие стопки одежды — трусики в одной, лифчики в другой, носки разного цвета на них.

Я вздернула подбородок и заработала редкую улыбку. Я могла поклясться, что в последнее время он раздавал их мне направо и налево, а не как драгоценную валюту, которой они когда-то были.

— Что? — спросила я.

— Ты — что-то с чем-то, Бадди, — сказал он.

Я положила футболку, которую складывала, и прищурилась.

— Можно вопрос?

— Какой?

Я застонала.

— Почему ты называешь меня «Бадди»? Я никогда не слышала, чтобы ты так называл Ама или кого-то ещё.

Его брови поползли вверх по лбу, в то время как его рот растянулся в еще более редкой улыбке, похожей на луну. — Ты не знаешь?

— А должна?

— Я так и думал, — загадочно ответил он, всё ещё ухмыляясь.

Я покачала головой.

— Без понятия. Раньше я думала, что ты назвал меня «ангелом», потому что ты думал, что это моё имя (прим. в англ. языке имя Angel (Энджел) и слово angel (ангел) звучат одинаково), но теперь я знаю, что ты просто… что угодно.

Роудс усмехнулся, положив руку на стол так, что кончики его пальцев были в миллиметрах от кружевной отделки моих зелёных трусиков. Эти серые глаза на мгновение были полностью сосредоточены на них, прежде чем он оглянулся на меня, краска выступила на его горле, когда он сказал:

— Потому что ты единственная такая.

Мой рот приоткрылся, и я была почти уверена, что просто тупо смотрю на него.

Одна сторона его рта приподнялась немного выше.

— Почему ты выглядишь удивленной? У тебя самое милое, самое доброе сердце, Бадди. Неважно, что ты делаешь, ты всё равно будешь моим ангелом.

Его ангелом?

Мой подбородок дрожал?

Было ли это тем, что мое сердце утратило свою индивидуальность ради нового?

Неужели Роудс буквально только что сказал самое милое, что кто-либо говорил обо мне?

Выражение его лица было таким нежным, таким открытым, что все, что я могла сделать, это смотреть на него, когда он смотрел на меня сверху вниз.

— Ты напоминаешь мне эльфа Бадди из фильма «Эльф». Ты всегда улыбаешься. Всегда пытаешься сделать вещи лучше. Я был уверен, что ты поняла это, — объяснил он.

Мой подбородок дрожал.

И самая мягкая улыбка пробежала по его суровому лицу.

— Не реви. Нам надо поговорить. Ты видела прогноз?

Я моргнула и попыталась сосредоточиться, заканчивая думать об объяснении и откладывая его рядом с сердцем, потому что иначе я была бы готова раздеться прямо здесь и сейчас.

— Прогноз? — прохрипела я, пытаясь сообразить. — Ты имеешь в виду бурю?

Он кивнул. По-видимому, из-за того, что делал мне больше комплиментов, которые заставили меня почувствовать, что, может быть, просто может быть… он может любить меня.

Потому что правда заключалась в том, что я была целиком и полностью влюблена в него.

Просто глядя на него, я была счастлива. Близость с ним заставляла чувствовать покой. Безопасность. В этом человеке не было ничего колеблющегося или замкнутого. Он был тихим, да, но это не имело никакого отношения к тому, что он сдерживал части себя. Мне нравилось, насколько он серьезен. Насколько глубокими были его мысли и действия.

Никто в моей жизни, кроме моей мамы, не заставлял меня чувствовать себя так, как он. Как будто я могла полностью ему доверять. И именно тогда, когда я приняла это — увидела, что это такое — я поняла всю глубину своих чувств.

Я была влюблена в него.

— Ага, — подтвердила я и потерла глаза, хотя была почти уверена, что на лице слёз не было. Они просто заполняли края век. — Клара рассказала мне, и я тоже посмотрела, когда вернулась домой.

Он опустил подбородок с милой ямочкой. — Твой рейс должен вылететь рано, не так ли?

Я подтвердила это, с трудом сглотнув один раз, чтобы убедиться, что держу себя в руках и не плачу, не говоря уже о том, чтобы сказать ему, как я глупо влюблена в него.

— За ночь должно упасть до десяти-двенадцати, — продолжал он говорить осторожно.

— Самолет должен вылететь в шесть.

Он ничего не сказал, но его твердые, грубые пальцы потянулись к моей челюсти, касаясь от уха к центру подбородка и обратно.

— Думаешь, его отменят? — удалось спросить мне, в основном, чтобы отвлечь его, чтобы он продолжал касаться моего лица. Он не стеснялся касаться моих плеч или запястий. Иногда он прикасался к моим пальцам, и я клянусь, что это было лучше, чем всё то, что я делала с собой ночью в постели.

Так и произошло — он продолжил касаться меня.

— Я думаю, ты должна быть готова к тому, что это может случиться, — тихо ответил он.

— О, это было бы отстойно, но я не могу ничего с этим поделать, если это произойдет. У меня есть…

Эти серые глаза встретились с моими, и он присел на корточки рядом со мной, оказавшись своим очаровательным лицом и красивыми волосами практически на уровне моих глаз.

— Пойдем, останешься с нами в доме.

— Сегодня ночью? — изрядно прохрипела я.

Рука, которая была у меня на горле все тридцать секунд, приземлилась на мое бедро. — Я отвезу тебя утром, если твой рейс будет ещё в силе. Тебе не придется ходить туда-сюда через подъездную дорогу, — сказал он так, будто от квартиры в гараже до его дома было идти полмили.

Мой собственный рот изогнулся. — Конечно.

Роудс встал и положил ту же ладонь мне на плечо.

— Хочешь прийти сейчас? Я помогу донести твои вещи.

— Я согласна.

Его теплое выражение лица подпитывало мой дух. Я действительно была полностью влюблена в него. Но самым удивительным было то, что знание и принятие этого не внушало ужаса моему сердцу. Никак. Ни капли страха.

Это знание, это чувство напомнило мне бетон своей выносливостью и прочностью. Я сто раз говорила себе, что не боюсь любви, что готова двигаться вперед, но будущее страшно.

Но Роудс заслужил каждый дюйм того, что я чувствовала, своим вниманием, терпением, чрезмерной заботой и просто… всем, что он делал в целом.

Чувствуя себя чертовски напористой, я наклонилась вперед и быстро поцеловала его в щеку, а затем начала собирать свои вещи. Мне не потребовалось много времени, чтобы собрать еще одну смену одежды и пижаму, а Роудс проявил инициативу и закончил складывать моё постиранное белье. Когда мы закончили, он понес вниз по лестнице мой большой чемодан, совершенно не жалуясь на то, какой он тяжелый, хотя я уезжала всего на два дня, а также сумку с продуктами, в которую я набила дополнительную одежду на сегодня и завтра. Я уже спрятала их подарки в шкафу возле комнаты Амоса вчера, когда зашла туда перед работой. Я планировала позвонить им на Рождество и сказать, где искать подарки.

Мы переходили подъездную дорожку, когда Роудс осторожно сказал:

— Эта буря будет сильной, милая. Не расстраивайся, если твой рейс перенесут, хорошо?

— Не буду, — заверила я его. Потому что это действительно так.

...❃.•.•.

— Ты расстроена? — спросил Амос на следующий вечер, когда мы сидели за столом. Роудс вытащил набор домино часом ранее, и я сыграла против него одну партию, прежде чем Ам вышел из своей спальни и, очевидно, решил, что ему уже стало достаточно скучно, чтобы он захотел присоединиться.

— Я? — спросила я, вытягивая руки над головой.

— Ага, — спросил он, прежде чем сделать быстрый глоток клубничной газировки. — Из-за того, что твой рейс отменили.

Уведомление пришло среди ночи. Звук приложения разбудил меня, и я перевернулась — в кровати Роудса, где он спал на своей стороне, а я на другой, потому что он напомнил мне о мышах и возможных летучих, — чтобы узнать, что мой рейс перенесли с шести утра на полдень. К девяти утра его перенесли на три, а к половине одиннадцатого и вовсе отменили.

Если я и чувствовала себя хоть немного разочарованной, то то, как Роудс помассировал мне затылок, когда я сообщила ему эту новость, компенсировало все это.

Это и то, как он разделся до своих боксеров передо мной, прежде чем заполз в кровать всего в нескольких дюймах от меня, его пальцы несколько раз коснулись моих, прежде чем мы заснули.

Я не была уверена, как долго мы еще сможем спать вместе в одной постели — хотя это случалось всего дважды, — но я была готова к кое-чему. И по выражению его глаз я могла сказать, что он тоже был к этому готов. Что-то более глубокое, чем слово из четырёх букв, которое повисло между нами, хотя мы едва поцеловались.

Но об этом нужно было подумать позже, когда Ам не сидел бы напротив нас за столом.

— Нет, всё нормально. Пока ты не возражаешь, что я тусуюсь с вами, ребята… — Я замолчала.

Он скривился за банкой. — Нет.

— Уверен? Потому что мои чувства не будут задеты, если ты просто захочешь побыть со своим отцом и семьей своей мамы.

— Нет, — настаивал он. — Всё в порядке.

«Всё в порядке» от него было в значительной степени благословением, на которое я не закрывала бы глаза.

— Вам двоим грустно, что твоему отцу пришлось отменить поездку сюда из-за снега? — спросила я Роудса.

Отец и сын переглянулись.

Я мало что слышала о Рэндалле Роудсе, но знала, что его пригласили приехать и провести с ними канун Рождества, поскольку он определенно не был приглашен на вечеринку по другую сторону семьи Амоса, которая также может быть отменена сейчас в зависимости от дорожных условий. Лично я подумала, что это был маленький шаг, когда мужчина позвонил и извинился за то, что не сможет приехать. Но я была почти уверена, что я была единственной, кого это впечатлило.

Он пытался. Я думаю.

— Я приму это за отказ, — пробормотала я. — Может, после этого мы найдем какой-нибудь страшный фильм?

Это приободрило Ама, и я не пропустила легкое фырканье из носа Роудса при мысли о том, что в канун Рождества я увижу что-то страшное. Я посмотрела на него и улыбнулась. Его нога в носке толкнула мою под столом. Я клянусь, что это было лучше, чем большинство поцелуев в моей жизни.

— Да, я думаю, — сказал Амос, и это также было похоже на «черт возьми, да».

— Тебя это беспокоит? — спросила я Роудса с надеждой на лице, глядя на него трепетно.

Мужчина искоса посмотрел на меня.

— Перестань быть милой. Что ты думаешь?

Я думала, что он против, и я была права. Мы все сидели у телевизора и смотрели «Брайтберн», и они игнорировали меня, когда я закрывала глаза или делала вид, что у меня под ногтями есть что-то действительно интересное, на что можно посмотреть. К тому времени, когда фильм закончился, была полночь, и я не могла больше ждать до утра. Мы всегда праздновали Рождество в полночь — по крайней мере, с моей мамой. Эта традиция, казалось, была единственной, которую она сохранила от своей венесуэльской семьи.

На диване, рядом с Роудсом, где я смотрела весь фильм, я подалась вперед и спросила:

— Могу ли я подарить вам ваши подарки сейчас?

— Конечно, — сказал Ам.

— У тебя есть что-то для нас? — в то же время спросил Роудс.

Я снова посмотрела на него.

— Ты видел, сколько гирлянд у меня было в гаражной квартире. Это не должно тебя удивлять.

Он пожал плечами, и я ему поверила. Он выглядел искренне удивленным, когда прибыли рождественские подарки от его братьев для него и Амоса. Единственный подарок, который его не слишком удивил, был отправлен родителями Амоса.

— Конечно, я вам кое-что приготовила. Подождите, подождите, подождите, позвольте мне сделать это. Я люблю дарить подарки в канун Рождества, извините, если это все испортит, но я просто так волнуюсь. Я люблю Рождество.

— Твоя мама праздновала Рождество? — спросил Роудс, когда я встала.

Я улыбнулась ему.

— Возможно, она возненавидела бы то, насколько это сейчас коммерциализировано, но она не возражала, когда я была ребенком, а если и возражала, то скрывала это от меня.

У меня было много приятных воспоминаний с моей мамой об этом празднике, и одна мысль об этом заставляла меня сильно скучать по ней, но не в плохом или грустном смысле. Более благодарном за то, что у меня были эти моменты, чтобы оглянуться назад.

Потому что Рождество нужно было проводить с важными людьми, и хотя я не была со своей семьей во Флориде, я все равно делала именно это.

И, по правде говоря, я была рада, что была с Роудсом и Амосом. Это казалось правильным.

Потребовалась минута, чтобы вытащить огромную коробку и поставить ее на пороге гостиной; затем мне пришлось вернуться и взять два пакета, которые я засунула за их старые куртки, и пылесос.

Я пошла прямо к Аму и поставила тяжелый подарок на пол перед ним.

— Надеюсь, тебе понравится, но если нет, очень плохо. Все распродажи были финальными.

Он одарил меня странным взглядом, который заставил меня рассмеяться, но сорвал бумагу.

Он выдохнул.

Я знала, что Роудс купил ему гитару, потому что я помогла ему получить скидку. И выбрать дерево и морилку. Он не задавал вопросов о том, как я получила скидку или откуда я так много знаю о гитарах, и я уже не в первый раз задавалась вопросом, действительно ли он понятия не имел, кто такая Юки, когда они ненадолго встретились. Амос несколько раз упоминал ее в его присутствии, но он и глазом не моргнул.

Так или иначе, Ам еще не знал, что получит гитару.

— Это винтаж, — выдохнул он, проводя руками по обветренной оранжевой коже вокруг усилителя.

— Ага.

Он посмотрел на меня широко раскрытыми серыми глазами. — Для меня?

— Нет, для другого моего любимого подростка. Не говори моим племянникам, что я сказала это.

Плечи Ама опустились, когда он провел руками по усилителю, который я заказала из небольшого магазина в Калифорнии, и в итоге доставка стоила столько же, сколько и сам усилитель.

— Твой немного фальшивит, и я подумала, что было бы неплохо иметь подходящие вещи, — сказала я ему.

Он кивнул и пару раз сглотнул, прежде чем снова посмотреть на меня. — Подожди, — сказал он, вставая и исчезая по коридору к своей комнате. Я встретилась глазами с Роудсом, и мои расширились.

— Я хотела отдать ему его подарок до того, как ты подаришь ему сам-знаешь-что, и ему будет уже все равно на мой, — прошептала я.

— Ты балуешь его. Даже Софи это сказала.

Софи была его мамой, которая, как я узнала в День благодарения, была просто чертовски милой женщиной, которая любила своего ребенка больше, чем я могла себе представить. Она не менее трех раз шепнула мне, что Амос был зачат искусственно и что она очень любит своего мужа, а Роудс замечательный мужчина.

Я пожала плечами. — Он мой маленький приятель (прим. с англ. buddy (бадди) — приятель).

Он улыбнулся.

— Прости, что нарушила ваши традиции… — Я замолчала, и он покачал головой.

— Билли и Софи празднуют Рождество в канун Рождества. Мне удалось провести с ним всего пару, но сегодня он показался мне довольно счастливым, учитывая, что я знаю, как он скучает по маме и папе. Он только пытается вести себя так, как будто это не так.

— По крайней мере, у него здесь есть один папа.

Его лицо стало мрачным. — Я не хотел тебя огорчить.

Я чуть не облажалась. — Ты не огорчаешь меня. Я в порядке.

Я замолчала, когда Амос вернулся, держа в руке что-то в деньрожденческом пакете. Я узнала в нем тот, который Джеки подарила ему несколько месяцев назад.

Он протянул его мне. Ни предупреждений, ни объяснений, ничего. Просто: вот.

— Ты думал обо мне, — сказала я, хотя в глубине души я задавалась вопросом, не побежал ли он в свою комнату, чтобы взять что-то старое, чем он больше не пользуется, и подарить это. Но, честно говоря, мне было бы все равно. У меня было почти все, и если я что-то хотела, я могла это купить. Просто я это редко делала. Я обменяла свою машину, потому что это было необходимостью; я еще даже не потратилась на покупку «правильной» зимней одежды или обуви, несмотря на то, что Клара ругала меня, когда я жаловалась, что пальцы мерзнут от слишком тонких походных ботинок.

Я открыла пакет и вынула тяжелую желтую кожаную тетрадь с буквой А на обложке.

— В ней ты сможешь писать новые песни, — объяснил Ам, пока я водила пальцем по выгравированной букве.

Я сглотнула.

У меня закололо в груди.

— Но если тебе это не нравится…

Я подняла на него взгляд, говоря себе, что не буду плакать. Я достаточно плакала в своей жизни, но эти слезы не будут слезами горя. Я не стала бы оплакивать утраченную способность: слова, те, что крутились у меня в голове годами, почти бесконечно… пока они не прекратились.

Амос понятия об этом не имел. Потому что я ещё не сказала ему. Я должна была. Я могла.

Слеза скатывалась прямо в уголке моего глаза, и я вытерла её костяшками пальцев.

— Нет, мне нравится, Ам. Мне очень нравится. Это так мило с твоей стороны. Спасибо.

— Спасибо за усилитель, — ответил он, внимательно наблюдая за мной, словно ожидая, что я солгу или что-то в этом роде.

— Можно тебя обнять?

Он снова кивнул и встал, заключая меня в самые крепкие объятия, которые он когда-либо дарил мне. Я поцеловала его в щеку, и он удивил меня, поцеловав меня в ответ. Ам сделал шаг назад, его лицо было застенчивым.

Я чуть не расплакалась, но не хотела смущать его. Когда я смогла, я наклонилась и протянула Роудсу два пакета, которые я для него купила.

— Счастливого Рождества, Тоберс.

Он взял их, подняв брови на свое прозвище, прежде чем сказать своим властным голосом:

— Тебе не нужно было ничего мне дарить.

— Тебе не нужно было делать половину того хорошего, что ты сделал для меня, но ты это сделал, особенно сегодня. Пошёл снег, мы прекрасно поужинали, поиграли в домино, и я думаю, что это, возможно, лучший Сочельник, который у меня когда-либо был. Но не разочаровывайся, так как твой подарок не такой крутой, как у Амоса.

Эти серые глаза встретились с моими, когда он сунул руку в первый пакет и вытащил рамку.

— Я надеюсь, тебе это понравится. Вы оба тут такие милые. Другую я взяла с твоей страницы в Фейсбук, — объяснила я.

Его кадык шевельнулся, и он кивнул. Первая фотография его и Амоса была та, которую я сделала во время похода к водопадам много месяцев назад. Они стояли близко друг к другу у подножия водопада и неохотно согласились позволить мне сфотографировать.

— Я не знала, что тебе подарить, а у тебя здесь нет ни одной фотографии, на которой вы вместе.

Он сунул руку обратно в пакет и вытащил вторую рамку. В этой я не была уверена. Я не хотела переходить границы. Это была фотография маленького Амоса с собакой.

Роудс с трудом сглотнул, его взгляд надолго задержался на фотографии. Он сжал губы, затем встал и так быстро притянул меня в свои крепкие объятия, что я не могла дышать.

— Там также есть подарочная карта магазина, — удалось пробормотать мне в его свитер и грудные мышцы.

Затем я замолчала, позволив себе прижаться к этому невероятному телу, которое держит меня в заложниках. Моя щека была на его груди, а руки прижаты к моему телу из-за его хватки. Он пах стиральным порошком и чистотой.

Я любила это.

Я любила его, этого тихого человека, который заботится об окружающих его людях. Мелочи. Маленькие действия, которые значили всё. У него было сердце больше, чем я могла себе представить. Не то чтобы это подкралось ко мне внезапно. Это не ударило меня по затылку. То, что я чувствовала к нему, дошло до меня, и я долго наблюдала, как это происходит.

— Спасибо, — пробормотал он, проводя рукой от моей макушки вниз по спине, чтобы остановиться прямо на пояснице. Его грудь наполнилась воздухом, а затем он выпустил его. Это был довольный вздох.

И это я тоже любила.

— Я иду в свою комнату. Во сколько мы завтра уезжаем? — спросил Амос.

Он имел в виду поездку к своей тете.

— Мы уезжаем в восемь. Если хочешь позавтракать до того, как мы поедем, вставай пораньше, Ам.

Он не собирался, и я была уверена, что мы оба прекрасно об этом знали, но Роудс не был бы отцом, если бы все равно не напомнил ему.

Подросток хмыкнул. — Хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответили мы с Роудсом, и я воспользовалась моментом, чтобы немного отстраниться. Немного. Подняв голову, я улыбнулась щетинистому лицу, направленному на меня.

— Спасибо, что позволил мне провести Рождество с вами.

Его рука снова сделала то же самое: обхватила мой затылок и опустилась вниз по позвоночнику, за исключением того, что в этот раз она опустилась немного ниже, немного ближе к моей заднице.

Я не возражала. Совсем не возражала.

— Я знаю, что ты хотела увидеть своих тетю и дядю, но я рад, что ты здесь. Очень рад, — признался Роудс своим твёрдым, тихим голосом. Его глаза смотрели в мои, напряженные и прикрытые, когда он сказал: — Твой рождественский подарок находится наверху. Иди со мной.

Наверху, да? Покалывание вернулось… но уже не только в моей груди. Это происходило?

Я не узнаю, если не пойду с ним.

Я кивнула и последовала за ним, наблюдая, как он выключил свет внизу, когда мы проходили мимо выключателей. Они не поставили елку, и мы с Амом поплелись обратно в квартиру-студию, чтобы взять крошечную елочку, которую я купила и украсила украшениями за доллар, и мы поставили ее поверх нескольких книг. Гирлянда работала на батарейках, и никто из нас не удосужился её выключить.

Роудс продолжал держать меня за руку, когда мы вошли в его комнату, но я пинком закрыла за нами дверь. Он посмотрел на меня с удивлением, и я улыбнулась ему.

— Садись. Пожалуйста, — сказал он через секунду, прежде чем нырнуть в шкаф.

Я села на край кровати, зажав руки между бедрами, пока он копался и доставал две коробки. Он завернул их в коричневую бумагу, все красиво и аккуратно, как и его глажка. Сначала он протянул самую маленькую, остановившись, чтобы встать на колени прямо передо мной с другой коробкой в руке.

— Вот, — сказал он.

Я улыбнулась ему и медленно разорвала бумагу, вытащив подарок и заметив имя, напечатанное сверху. Мой рот образовал О.

— Поскольку ты не собиралась покупать свои собственные, — объяснил он, когда я открыла коробку, отодвинула папиросную бумагу в сторону и вытащила высокие ботинки без шнурков с флисовой подкладкой сверху. — Теперь твои пальцы ног не будут мерзнуть каждый раз, когда ты выходишь из дома.

Я прижала ботинок к груди. — Они мне нравятся. Спасибо.

— Убедись, что размер подходит, — сказал он, уже хватая мою ногу и поднимая ее.

Я не сказала ни слова, протягивая ему ботинок и наблюдая, как он надевает его на меня, пару раз покачивая, чтобы надеть его на пятку.

Его радужки заблестели. — Подходит?

Я кивнула, мое сердцебиение начало бешено колотиться в горле, и он сделал тоже самое с другим ботинком. Я сжала пальцы ног, чтобы убедиться, что в них достаточно места, хотя мне было трудно обращать внимание на что-либо, кроме того, что он стоял на коленях передо мной и надевал мне ботинки.

— Идеально. Большое спасибо. Мне они нравятся, — выдохнула я, еще раз улыбнувшись ему.

Он потянулся в сторону и протянул мне вторую коробку.

— Тебе действительно не нужно было, — сказала я ему, уже открывая ее.

— Я даю тебе только то, что тебе нужно, — объяснил он.

Я улыбнулась ему, когда закончила отрывать бумагу, а затем ленту, скреплявшую коробку, и открыла её, чтобы найти внутри что-то мандаринового цвета. Это был пуховик. Я узнала эту марку как одну из самых дорогих, которые мы продавали в магазине.

— Здесь зима треть года, а ты всегда дрожишь, когда вбегаешь, потому что у тебя слишком тонкая куртка, — сказал он тихо. — Мы можем вернуть его, если ты предпочитаешь что-то другое.

Я отложила куртку в сторону.

И я бросилась на него.

Буквально.

Мои руки обвили его шею так быстро, что у него не было времени подготовиться, но каким-то образом он сумел. Прижавшись щекой к его, я оседлала его бедра в том месте, где он стоял на коленях. И я обняла его. Я обняла его так же крепко, как он обнял меня после того, как открыл свои рамки.

Куртка не была бриллиантовым браслетом или рубиновым ожерельем. Это не был какой-то дорогой кошелек, выбранный вслепую только потому, что он был дорогим. Это не был новый ноутбук, который мне совсем не нужен, потому что моему старому был всего год.

Это были необходимые вещи. Вещи, которые, как он знал, мне были нужны. Вещи, которые согреют меня, потому что это имело для него значение.

Это были два самых продуманных подарка, которые мне когда-либо дарили.

— К чему эти крепкие объятия, а? — спросил он у моей щеки, его руки обвились вокруг моей спины, твёрдо удерживая меня на коленях, когда он откинулся назад на пятки, как будто мы были в этом положении сотни раз раньше. — Ты плачешь?

У меня в глазах стояли слезы, они капали ему на шею и на воротник свитера. — Я плачу, потому что ты такой милый. Это твоя вина.

Он обнял меня чуть крепче. — Это моя вина?

— Да.

Я немного отстранилась, увидела выступающие линии его костей, брови, этот очаровательный подбородок и поцеловала его.

Не так, как раньше, когда это были чмоки, питающие своей сладостью мою душу, а действительно поцеловались.

Роудс застонал, отвечая на мой поцелуй — наш первый настоящий, гребаный поцелуй. Его губы были такими же мягкими и идеальными, какими я их помнила, и я сомневаюсь, что на свете есть рот лучше, чем его. Наклонив голову набок, Роудс медленно и нежно поцеловал меня. Всё так же мило. Он не торопился, его теплые губы цеплялись за мою нижнюю, посасывали кончик моего языка и начинали всё сначала, ладони его рук двигались вверх и вниз по моей спине, одновременно прижимая меня к себе.

Не было неловкости. Или колебаний. Его руки исследовали мое тело, как будто они уже знали его.

Мы целовались и целовались, и эта большая ладонь скользнула сзади моего свитера, широко растопырив пальцы, касаясь всего, что возможно. Так что я сделала то же самое, украдкой подсунув руку под его бок, ощущая ладонью твердые мускулы и кожу над ребрами, заработав тихий стон, который я проглотила, потому что чертовски не хотела прекращать целовать его в ближайшее время.

Или когда-либо, если у меня был выбор.

Я знала, что Роудс заботится обо мне так же, как я знала, что небо голубое, и какая-то часть меня думала, что он, может быть, уже достаточно долго хоть немного влюблен в меня. Он был по-своему ласков. Он научил меня всякому. Он изо всех сил старался проводить со мной время. Он никогда не скрывал, что заботится обо мне перед другими людьми. Он поддерживал меня. Он беспокоился обо мне.

Если это была не любовь, я бы легко могла довольствоваться этим всю оставшуюся жизнь.

Но сейчас, сегодня, в этой комнате, поглаживая его теплую кожу, все эти твердые мускулы… с двумя самыми практичными и милыми подарками, о которых я когда-либо могла просить… я не собиралась беспокоиться о большем, чем то, что у меня было до этого. Что было больше, чем я когда-либо имела.

Он не был моим бывшим. Этот человек не стал бы меня обманывать или использовать. Ему нравилось, что я рядом, потому что я ему нравилась.

И он просто делал меня счастливой. Его едва уловимые улыбки. Его прикосновения. Даже его властный голос. Всё это значило для меня целый мир.

Он делал меня счастливой. И я решила, что готова. Более чем готова.

И я прошептала ему это, когда его мозолистая ладонь так глубоко проникла мне под свитер, что его кончики пальцев коснулись нежного места прямо между моими плечами.

Роудс зарычал, наклонив меня к себе на колени ровно настолько, чтобы он мог смотреть мне прямо в глаза, и сказал с тем свирепо серьезным выражением лица, с которым я встретилась, когда впервые вошла в его жизнь:

— Ты не имеешь ни малейшего представления.

Затем он снова поцеловал меня, медленно, глубоко и сладко. Не спрашивая меня, уверена ли я. Не колеблясь. Еще раз показав мне, что он доверяет моим чувствам и желаниям.

И я не имела ни малейшего представления, что поцелуй станет последним из сладостей.

— Могу я увидеть тебя? — хрипло спросил он.

Я провела рукой по его спине так высоко, как только могла, его кожа была гладкой.

— Ты можешь сделать больше, чем это.

Рычание исходило глубоко из его горла, когда другая его рука потянулась к низу моей блузки, чтобы стянуть её через голову. Эти губы двигались прямо от моих к шее, оставляя там поцелуи с открытым ртом и покусывания, которые заставили меня мгновенно прижаться бедрами к его.

К его твёрдому члену.

Я уже чувствовала… следы этого раньше, сонная или полусонная, в джинсах или спортивных штанах, когда он обнимал меня, но никогда… никогда так. Готовый. Ожидающий. Возбужденный и полностью проснувшийся.

Мы долго шли к этому. Не торопились. Выстраивая это.

Потому что он точно не был равнодушным, когда застонал, из-за того, что я прижалась к нему, его рот сильно пососал место между моей шеей и ключицей, от чего я захныкала. Роудс на мгновение отстранился в сторону, его горло пересохло, дыхание стало тяжелым, взгляд переместился с моего лица на грудь, удерживаемую зеленым бюстгальтером-балконетом, который поднимал её вверх. Косточки отстой, но я никогда не была так рада, что надела именно этот лифчик.

— Боже, — прошептал он. — Сними его. — Его горло пересохло. — Пожалуйста.

— Ты запомнил, — прошептала я в ответ, отпуская всю его мягкую кожу, чтобы потянуться назад и дернуть за застежку, покачивая плечами и скидывая лифчик между нашими телами.

Я была готова, я была так чертовски готова.

И я была уверена, что он простонал «черт» себе под нос за долю секунды до того, как его руки оказались на моей талии, и он слегка приподнял меня со своих колен, в то же время его рот опустился вниз, и эти розовые, чудесные губы обхватили мой сосок.

Я застонала и выгнула спину, толкая свою грудь глубже в его рот, прежде чем он снова пососал её и сделал то же самое со второй — сильно, а затем мягко, два сильных втягивания, а затем одно нежное. Не желая прерывать наш контакт, но желая увидеть его тоже, я схватилась за низ его свитера и потянула через голову.

Он был таким же красивым, каким я его помнила с тех пор, как любовалась им через окно. Его живот был плоским и твердым, с V-образными мускулами, кожа подтянута и покрыта светлыми волосами на груди и до пупка. Мне хотелось лизнуть его прямо там, но вместо этого я провела руками по его груди, плечам, опускаясь обратно к нему на колени, чтобы снова устроиться на нем сверху. На его члене.

Его рот встретился с моим, и в то же время моя грудь коснулась его, и я клянусь, что когда мои соски коснулись волос на его теле, то они стали еще тверже. Как и он, я прикасалась к нему везде. И в какой-то момент мои руки потянулись к застежке его джинсов, а он пробрался под слой моих леггинсов и нижнего белья, схватив и сжав мою голую задницу, притягивая меня еще ближе к своей эрекции.

Скользнув рукой под его нижнее белье, кончиками пальцев я провела по волосам. Гладкая-гладкая кожа покрывала его тело, и он откашлялся, его смех был неожиданным и грубым. — Не слишком много.

Я поцеловала линию его челюсти, кончик подбородка и все равно сжала его.

Он вытащил одну из рук, которые были у меня под трусиками, и обхватил ею мою грудь, принимая на себя ее вес.

— Почему мне так чертовски повезло? — Он застонал. — Как ты можешь чувствоваться так хорошо? — Его губы нежно поцеловали меня в шею, от чего я вздрогнула.

— Я так долго думала об этом, — сказала я ему, поглаживая обеими руками вверх и вниз его позвоночник, покусывая его подбородок так, что его бедра скользили прямо между моих ног. — Ты даже не представляешь, сколько раз я заставляла себя кончать, думая о том, как ты сосешь мои соски.

Он застонал. Ломано и громко.

— Или просто толкаешься глубоко-глубоко в меня.

Он тяжело дышал, когда я двигала над его бедрами своими.

— И представляя, как ты кончаешь в меня, заполняя каждый дюйм.

Он зарычал.

Эти большие руки потянулись к моей заднице, а потом мы встали, и он бросил меня на середину своей кровати. Сдернув с меня леггинсы, он выкинул их через плечо, а затем просунул пальцы под мои трусики и тоже стянул их.

Я улыбнулась ему, выгнув спину и потянувшись к его джинсам, когда он оказался надо мной. Я продолжала улыбаться ему, стягивая штаны ему на задницу, касаясь его паха на обратном пути, а затем делая то же самое снова, но на этот раз под его боксерами, поглаживая.

Он глубоко застонал от прикосновения, а затем ещё сильнее, когда я обвила его рукой.

Я не была уверена, кто больше удивился, он или я.

Потому что я смотрела вниз на то, на чём были мои пальцы. Мне удалось коснуться только его основания. Я не смогла обхватить… всего его.

Его смех был хриплым, когда он наклонился и поцеловал меня, прежде чем сказать:

— Я тоже думал об этом каждую ночь.

Настала моя очередь сглотнуть, когда я рискнула взглянуть на толстый член, который держала в руках.

Он был идеален.

Роудс снова застонал, когда я сжала его, мечтательно глядя в его глаза. Он снова поцеловал меня, и я сжала его еще раз, заставив его крутить бедрами, как будто он хотел, чтобы я сделала это снова.

Так я и сделала.

— Есть места, куда я хочу приложить свой рот… свои пальцы… — Он наклонился ртом к моей груди и мягко, медленно пососал сосок. — Это будет чертовски хорошо для тебя…

Терпение никогда не было моей добродетелью.

Пока он сосал и лизал мою грудь, я гладила вверх и вниз толстый член, — находящийся между нашими телами, проводя большим пальцем по капле предэякулята, скопившейся на темно-красном кончике, который я хотела в какой-то момент взять в рот, — и целовала те части головы, до которых могла дотянуться. Его волосы. Его ухо. Другой рукой я поглаживала его спину, пока он продолжал сосать пики моих грудей, прежде чем, в конце концов, его рука скользнула сбоку от моей, и пальцы начали кружить вверх и вниз по тонкой ткани у меня между ног.

Слова вырвались у меня изо рта прежде, чем я успела их остановить.

— Это ужасно, что я ненавижу знать, что другие люди видели тебя таким? Что я ревную, что не единственная, кто знает, какой ты большой? Как ты ощущаешься в моей руке?

Горловой звук, который Роудс издал, был чертовски диким. Его дыхание было глубоким, а пальцы не прекращали своих ласковых движений вверх и вниз по моей ложбинке. Но его голос был резким и низким, когда он серьезно сказал:

— Они не имеют значения. И никогда не будут снова. Понимаешь меня? — Роудс отстранился и встретил мой взгляд своим бурным. — И ты не единственная, кто ревнует.

— Тебе не к чему ревновать, — заверила я.

Должно быть, это был идеальный момент сказать это, потому что мы снова начали целоваться, и я лизнула свою ладонь, прежде чем вернуться к медленному дразнению, когда один из его больших пальцев наконец погрузился внутрь. Пребывая мокрой с того момента, как он начал целовать меня, я застонала, когда он вытащил свой длинный палец и погрузил обратно, двигаясь медленно, равномерно.

— Я принимаю противозачаточные, — прошептала я. — Я ходила к врачу, и я в порядке, — сказала ему, желая, чтобы он знал.

Его голос был хриплым, когда он ответил:

— Я езжу на осмотр каждый год и у меня давно ничего не было…

— Хорошо. — Я укусила его за горло. — Тогда ты можешь войти в меня так глубоко, как захочешь.

Роудс издал горловой рык, после чего скользнул еще одним пальцем глубже, его движения были словно «пила», прежде чем начались «ножницы». И, наконец, третий палец присоединился к остальным, и я захныкала от напряжения, от полноты, которую где-то в глубине души я осознала как необходимую для того, чего мы оба хотели.

Роудс прошептал мне на ухо, что он собирался сделать со мной — рассказывая мне все о том, как он собирался достичь конца, о том, как хорошо он знал, что мы будем вместе, о том, что наполнит меня чем-то бóльшим, чем просто своим членом. Но что мне больше всего понравилось, так это то, что он сказал о том, как сильно он хочет меня, как хорошо я заставляю его чувствовать себя, о том, что я идеально подхожу под него. С этим щетинистым лицом между моих бедер, с моей рукой, зарытой в его мягкие, каштановые и седые волосы, его язык погрузился в меня так глубоко, как только мог, лаская и крутясь, его губы всасывали. И Роудс рассказал мне все о том, как ему нравится мой вкус, и как он уже не может дождаться, чтобы сделать это снова.

В конце концов, его бедра оказались между моих ног, и я обвила его ими, и, обхватив рукой его основание, направила туда, куда мы оба хотели, он вошёл в меня во всю длину.

Я была благодарна ему за те три пальца, которыми он проникал в меня до этого, но еще больше я была благодарна за дар, который он получил от природы, потому что, несмотря на то, что мне потребовалась минута, чтобы привыкнуть к величине его толщины и длины… это было невероятно.

Его член дернулся в ту секунду, когда наши бёдра полностью соприкоснулись, и он застонал, прижимаясь к моей шее, его тело полностью покрывало мое, за исключением того места, где мои ноги обхватывали его бёдра. Роудс тяжело дышал, выходя на пару дюймов и снова обратно. Матрас слегка поскрипывал. Его голос звучал дико, когда он рычал, а бедра покачивались, заполняя меня.

Я крепко сжала его бока, обхватив руками его плечи и немного приподняв бедра. Матрас снова заскрипел, и я поклялась, что никогда в жизни не слышала ничего более эротичного. Этот тихий скрип врезался в мой мозг, особенно когда он стонал мне в ухо. Его дыхание было горячим, как и тело.

Проводя ладонями вверх и вниз по его спине, я любила в нем все.

И это именно то, что я сказала ему.

Его член дернулся во мне, и он тяжело дышал.

— Ты хочешь закончить это ещё до того, как мы действительно начали?

— Ощущается так, будто мы уже начали, — выдохнула я, когда он вышел, а затем толкнулся обратно, шлепнув яйцами по моей заднице, заработав еще один более громкий скрип матраца. Он двигался медленно, затем резко, дразня меня своим кончиком, прежде чем полностью войти, а затем начать все сначала.

Мы целовались и целовались. Я кусала его за шею, а он сильно сосал моё плечо, моё ухо. Волосы на его груди касались моих сосков, и мне это нравилось. В какой-то момент он просунул руки мне под задницу и еще больше приподнял мои бедра, создавая лучший угол, чтобы войти в меня. Мы были потными и тихими. Я прижала рот к его плечу, и он стонал напротив моего уха.

— Ты невероятна, — сказал он.

— Ты совершенна, — прошептал он.

— Ты чувствуешься так чертовски хорошо, — прорычал он, когда его бедра набрали скорость, а я начала чувствовать, как жар нарастает и нарастает в центре моего тела.

Роудс колотился внутри меня, удерживая меня над кроватью и прижимая к своим бёдрам, и я крепко сжала ноги вокруг него, пока он терся и проникал прямо туда, где я этого хотела. Я выплакала свой оргазм у его щеки. Его руки крепко сжали мою задницу, когда его бедра стали неустойчивыми, и он кончил, пульсируя, что я почувствовала это.

Это большое, потное тело прижалось к моему, когда он опустил нас на кровать, находясь все еще внутри меня, между моих бедер. Роудс прижался щекой к моей макушке, тяжело дыша. Я обвила его руками, скользя по его гладкой спине, тоже тяжело дыша.

— Вау, — выдохнула я.

— Господи, — сказал он, целуя меня прямо над моей грудью.

— Счастливого Рождества мне.

Внезапный смех Роудса наполнил мою грудь и сердце, и я клянусь, что он прижал меня к себе ещё ближе, поднял мою голову, чтобы коснуться губами моих. Его взгляд встретился с моим, и он улыбался, эта яркая улыбка заставила мою грудь взлететь, эти три маленьких слова вспыхнули глубоко в моей груди.

— Счастливого Рождества, Аврора, — нежно прошептал он.

— Счастливого Рождества, Тоберс, — повторила я, и в глубине души я надеялась, что это будет первое из многих. — Ты лучший, ты знаешь это?

Я почувствовала, как изогнулся его рот, почувствовала его улыбку на моей коже.

Это действительно было лучшее Рождество, которое у меня когда-либо было.

— Пожалуйста, ради всего святого, остановись, Ам, — простонала я с пассажирского сиденья следующей же ночью.

Наш водитель-ученик, который сейчас был за рулем моей машины, даже не удосужился взглянуть на меня, растерянно покачал головой и сказал:

— Мы выехали полчаса назад!

Он был совершенно прав. Мы вышли из дома его тети ровно тридцать минут назад. Я даже помочилась прямо перед тем, как мы вышли за ее дверь. Но чего он не знал, так это того, что я выпила чашку кофе прямо перед выходом, на случай, если мне придется быть за рулем, так как Роудс осушил пару кружек пива.

— Ты же знаешь, у меня крошечный мочевой пузырь. Пожалуйста, ты же не хочешь, чтобы я просила тебя отвезти мою машину на чистку, потому что я здесь помочилась.

С места позади меня Роудс издал звук, который должен был быть лаем, а не смехом.

— Ты не хочешь пахнуть мочой в течение следующего часа.

Подросток наконец оглянулся с встревоженным выражением лица.

— Пожалуйста, Ам, пожалуйста. Если ты меня любишь — а я знаю, что ты любишь — остановись на следующей станции. На следующем спуске. Мне бы прекрасно подошла обочина прямо здесь, и я буду быстрой.

В этот раз Роудс определенно не стал сдерживать свой смех или то, что последовало за ним.

— Не мочись на обочине дороги. Мимо может проехать полицейский, и я не смогу отговорить его от штрафа за непристойное поведение.

Я застонала.

— Ам, минут через пять или десять будет заправочная станция. Можешь потерпеть до тех пор? — спросил Роудс, наклоняясь между сиденьями.

Я напрягла мышцы — снова заметив, как болит эта область в целом после прошлой ночи — и коротко кивнула ему, прежде чем еще сильнее сжать ноги.

Его рука поднялась и легла на мое предплечье, потирая большим пальцем чувствительную кожу. Я ухмыльнулась ему, что, скорее всего, выглядело как насмешка от того, что я снова напрягла мышцы, чтобы ослабить желание помочиться.

Сегодня был прекрасный день. Мы уехали из дома в восемь утра, и до одиннадцати Ам сказал всего пять слов, главным образом потому, что отрубился на заднем сиденье. Роудс и я говорили о Колорадо и о некоторых вещах, которые он узнал во время обучения, объясняя, в чём заключается работа охотинспектора или окружного инспектора по охране дикой природы — как он называл себя, когда хотел, чтобы это звучало более вычурно, — который занимался всеми областями, близкими к Монтроузу, и юго-запада штата. Мы немного послушали музыку, но в основном он говорил, а я поглощала каждое слово и особенно каждую лукавую улыбку, которую он мне посылал.

На самом деле ему не нужно было говорить мне об этом, но я могла сказать, что он тоже думал о прошлой ночи. Надеюсь, обдумывая то, что мы должны повторить это как можно скорее. Я буду довольна снова прижаться к его голой груди, как мы сделали это после секса сегодня ночью.

Тетя Ама была такой же милой, какой я ее помнила со Дня благодарения, и я так хорошо провела время, много разговаривая с Роудсом, немного с Амом, который в основном тусовался со своим дядей Джонни и его вторым отцом, и помогала на кухне как можно больше. Я ненадолго выскочила из дома на холод, чтобы позвонить своим тете и дяде и пожелать им счастливого Рождества, а также немного поговорила с моими двоюродными братьями.

Мы ушли сразу после четырех, потому что завтра Роудс должен выйти на работу. Он спросил, ничего, если мы позволим Амосу вести машину, и я была за — по крайней мере, до тех пор, пока он не начал скупиться на остановки через тридцать минут. В это утро дороги были расчищены, и температура поднялась до идеальных сорока пяти градусов (прим. 45°F = 7 °C), и дороги не обледенели, так что рисковать безопасностью не представлялось возможным, позволив ему водить машину. Роудс лишь немного пожаловался, когда я дважды умоляла его остановиться по пути в гору.

Я аж подавилась, когда заметила вдалеке знак заправочной станции, промолчав, потому что мне потребовались все усилия, чтобы не помочиться.

— Наконец-то! — Я застонала, когда он повернул направо и направился к бензоколонке.

— Мы собираемся заправиться бензином, — сказал Роудс, когда его сын припарковался.

— Хорошо, я верну тебе деньги. Мне пора, — прошипела я, отстегнув ремень безопасности, распахнув дверь, пока он поворачивал, и вылетела оттуда.

Я слышала, как они оба смеются, но у меня были дела поважнее.

К счастью, к этому моменту в моей жизни я побывала на стольких заправках, что у меня был внутренний магнит для того, чтобы распознать нахождение туалетов, и я сразу же заметила его, почти вразвалку направляясь к знаку, потому что каждый шаг становился все труднее. Это не был огромный туристический центр, но заправочная станция была удивительного размера с полноразмерной уборной и киосками. Я мочилась около двух минут подряд, или, по крайней мере, избавилась от половины моего веса в жидкости, а затем выбралась оттуда так быстро, как только смогла. Сотрудница за прилавком была сосредоточена на чём-то снаружи, но затем отвела взгляд от того места и кивнула мне. Я кивнула в ответ.

И тут я заметила, на что она смотрела.

Огромный автобус класса А подъехал к съезду, где, как я полагала, останавливались 18-колесные транспортные средства в этом районе.

Дверь была открыта, и из нее выходили люди, зевая и потирая лица. Я поняла, что было слишком много людей, чтобы не быть туристическим автобусом.

Роудс или Ам передвинули машину к бензоколонке, и они оба находились снаружи, Ам смотрел на насос, а Роудс, прислонившись к машине, смотрел на меня.

Я помахала ему.

Он послал мне одну из тех сдержанных, сокрушительных улыбок, от которых мне захотелось его обнять.

И вот тогда всё пошло по дерьму.

— Ора? — позвал незнакомый голос.

Смотря налево, и, может быть, в десяти футах от двух мужчин, которых я любила, увидела еще два лица, которые я узнала. Хотя почему бы и нет? Я знала их десять лет. Я думала, они были моими друзьями. И, судя по бледному выражению их лиц, они тоже были удивлены, увидев меня. Я была так застигнута врасплох, что замерла и моргала, проверяя, не воображаю ли я Симону и Артура.

— Это ты! Ора! — крикнула Симона, дергая Артура за куртку.

Артур не выглядел таким взволнованным.

Я не могла винить его. Я была уверена, что он знал, что он был в моем постоянном списке дерьма. И хотя я думала, что я довольно порядочный человек, я почувствовала, как черты моего лица приобрели пустое выражение.

И я думаю, что решила их проигнорировать, потому что мне удалось сделать еще два шага, которые приблизили меня к Роудсу и Аму, прежде чем Симона обхватила мою внутреннюю сторону руки, когда она сказала:

— Ора, пожалуйста.

Я не выдернула руку, но взглянула на ее пальцы, прежде чем встретиться с темно-карими глазами и спокойно сказать, чертовски спокойно:

— Привет, Симона. Привет Артур. Приятно знать, что вы живи. До свидания.

Она не отпускала, и когда я встретилась с ней взглядом, в ее глазах было что-то отчаянное. Я даже не взглянула на Артура, потому что знала его на год дольше, чем Симону — я была на его свадьбе — и я не собиралась позволять им испортить прекрасное Рождество.

— Я знаю, что ты злишься, — быстро сказала Симона, не выпуская меня из рук. — Прости, Ора. Нам обоим жаль, не так ли, Арт?

Его «да» было таким грустным, может быть, я бы что-то ответила на его явное преувеличение положения, чтобы вызвать во мне сочувствие, если бы была в лучшем настроении. Если бы это был любой другой день. Может быть, если бы я была одна.

Один взгляд вверх заставил меня встретить хмурый взгляд Роудса. Думаю, Амос тоже смотрел, недоумевая, с кем, черт возьми, я разговариваю на случайной заправке в глуши. В тот момент я поняла, что должна рассказать им о Кадене. Что я не могу продолжать рассказывать им, особенно Роудсу, смутные подробности своей жизни. Я знала, что до сих пор мне везло, что он не совал нос в огромные дыры в истории моей жизни, учитывая, сколько мы говорили почти о всех других болезненных вещах в нашей жизни.

— Хорошо, я рада, что вам плохо. Нам нечего сказать друг другу. Пожалуйста, отпусти меня, Симона, — сказала я, долго глядя на нее.

Она выглядела усталой, и мне стало интересно, с кем она сейчас в туре, с кем они были в туре. Потом я напомнила себе, что это не имеет значения.

— Нет, пожалуйста, дай мне секунду. Я просто думала о тебе раньше, и это чудо, что ты здесь. Кто-то сказал, что ты переехала в Колорадо, но каковы были шансы встретить тебя тут? — выпалила она, а я продолжала смотреть на нее, но краем глаза заметила, что Роудс начал приближаться.

Я подняла руку и вырвалась из её хватки.

— Да, совпадение. Пока.

— Ора. — Голос Артура был тихим. — Мы сожалеем.

Уверена, подумала я почти с горечью, но мне действительно было все равно. Что меня заботило, так это пустая трата времени на разговоры с ними, когда я могла быть среди людей, которые не отвернулись от меня. Люди, которые не стали бы просто игнорировать мои телефонные звонки, когда мы с их боссом расстались, хотя формально я тоже в некотором роде была их боссом. Потому что всегда, всегда я думала, что мы настоящие друзья. В какой-то момент я стала проводить больше времени с группой Кадена, чем с ним, потому что его мама начала жаловаться на то, насколько неубедительным было мое оправдание, что я была его помощницей.

Эти люди, включая Артура и Симону,… они научили меня играть на их инструментах. Они говорили мне, когда что-то не получалось с написанием песен. Мы вместе ходили в кино, в театр, куда-нибудь поесть, на дни рождения, в боулинг…

Даже когда мы не были вместе в туре, то все равно переписывались.

Пока они не перестали писать окончательно.

— Каден просто сказал нам, что вы расстались, а затем миссис Джонс прислала электронное письмо, в котором говорилось, что если она поймает кого-либо из нас за общением с тобой, это будет последний день, когда мы работали на нее, — начал Артур, прежде чем я послала ему свой собственный ровный взгляд.

— Я тебе верю, но это было до или после того, как я пыталась дозвониться тебе со своего нового номера и оставляла голосовые сообщения и смс, на которые ты так и не ответил? Ты знал, что я никогда никого не сдам ей.

Он закрыл рот, но, видимо, Симона решила, что продолжать говорить — хорошая идея.

— Мы сожалеем. Мы узнали только несколько месяцев назад, что произошло, и у Кадена полная неразбериха. Он спросил всех нас, слышали ли мы о тебе, и отменил свой тур, ты слышала? Вот почему мы здесь с Холландом.

Я подняла брови.

— Я знаю, что миссис Джонс рассказала вам о том, что мы расстаемся, еще до того, как я узнала об этом. Брюс сказал мне. — Он был роуди (прим. люди этой профессии сопровождают музыкантов в дороге и занимаются всякой технической работой), с которым я останавливалась в Юте. — Вы могли бы предупредить меня, но не сделали этого. Вы оба знаете, что я не стукачка. Если бы на моем месте был один из вас, я бы сказала что-нибудь. Как я уже говорила тебе, Симона, когда миссис Джонс шепталась о том, что уволит тебя, если ты наберешь вес, помнишь? Разве я не предупреждала тебя?

— Но Каден… — начала было Симона.

— Мне все равно, и это правда. Вам также не нужно чувствовать себя плохо. По крайней мере, я могу поблагодарить вас за то, что вы не дали им мой номер… хотя вы, видимо, не сделали этого из-за риска увольнения. Что, если бы миссис Джонс подумала, что вы лжете о том, что на самом деле не разговаривали со мной, а? — Я фыркнула. — Знаете что? Удачи в туре, — сказала я как можно спокойнее, прежде чем развернуться и столкнуться лицом к лицу с Роудсом, который подкрался ко мне сзади.

Рядом с ним был Ам.

И они оба смотрели на меня настороженными огромными глазами, от которых в моей груди мгновенно поднялась паника. Не много, но достаточно. Более, чем достаточно.

Дерьмо.

Я не хотела, чтобы они узнали об этом. Хорошо, я не хотела, чтобы они пока узнали, но я все равно планировала в конце концов рассказать им об этом. Признание последней части головоломки о бывшем Авроры.

И теперь эти два «друга», которые у меня были раньше, которые перестали отвечать на мои звонки и сообщения, забрали это у меня.

Я открыла рот, чтобы сказать им, что объясню в машине, даже когда тупая боль от стыда наполнила мою грудь, но Роудс опередил меня.

— Твоего бывшего зовут Каден? — медленно спросил он, слишком медленно. — Каден… Джонс?

И прежде чем я успела ответить, рот Амоса сжался так плотно, что его губы побелели, а брови опустились в замешательстве и то ли в обиженном, то ли в гневном выражении.

Чертов ад. Это была моя вина, и да, я могла винить Симону и Артура, но, в конце концов, это была моя вина, что я поставила Роудса и Ама в такое положение. Ничего не оставалось, как сказать им правду.

— Ага. Это он, — слабо ответила я, та же самая волна стыда захлестнула меня.

Просто один из величайших гребаных кантри-исполнителей десятилетия.

Отчасти благодаря мне.

— Твой бывший — парень, который является лицом страховой компании? Тот, чья песня играет в Thursday Night Football? — спросил Роудс тем сверхсерьезным голосом, которого я не слышала целую вечность.

— Ты сказала… — начал Ам, прежде чем покачать головой, его горло и щеки порозовели.

Я понятия не имела, был ли он зол или обижен, может быть и то, и другое, но вдруг почувствовала себя ужасно. Хуже, если честно, чем полтора года назад, когда жизнь, какой я ее знала, вырвалась у меня из-под ног. Сжав кулаки, я попыталась собраться с мыслями.

— Да, это он. Я не хотела говорить вам, кто он такой, потому что…

— Ты сказала, что была замужем, — пробормотал Амос. — Я знаю, что это не так, потому что Джеки постоянно о нем говорила.

— Технически мы были. Гражданский брак. Я могла бы взять у него половину вещей, у меня есть доказательства. Я ходила к адвокату. У меня был случай, но…

Роудс открыл рот и покачал головой, сухожилия на его шее появились из ниоткуда.

— Ты солгала нам?

— Я не лгала вам! — прошептала я. — Я просто… не рассказала. Что я должна была сказать? «Привет, незнакомцы, знаете что? Я потратила впустую четырнадцать лет своей жизни с одним из самых известных людей в стране? Я написала всю его музыку и позволила ему присвоить всё себе, потому что я была глупа и наивна? Он бросил меня, потому что его мама не считала меня достаточно хорошей? Потому что он недостаточно любил меня?»

Этот знакомый стыд, казалось, сжал мою грудь.

Краем глаза я заметила, что Симона и Артур начали медленно уходить со словами «извините», о которых я не особо заботилась, чтобы принять во внимание.

— Ты написала его музыку? — искренне прошептал Ам тем же голосом, которого я не слышала с тех пор, как мы впервые встретились, а его отец разоблачил его план. — И не сказала мне?

— Да, Ам, это так. Вот почему они платили мне. Я сказала вам двоим, что получила деньги от нашего разрыва. Я просто никогда не говорила ни одному из вас его имени… Мне было неловко.

Подросток стиснул зубы. — Думаешь, мы не заслужили знать?

Я взглянула на Роудса и почувствовала, как бьется мое сердце на шее и лице.

— Я собиралась рассказать вам в какой-то момент, но просто… я хотела, чтобы вы полюбили меня за меня. За то, кто я есть.

Он медленно покачал головой, сдвинув брови. — Ты не подумала, что это важно, что ты вышла замуж за какого-то богатого знаменитого парня? Что ты заставила нас думать, что ты какая-то грустная разведенная женщина, которой пришлось начинать все сначала?

Злость и боль вдруг ударили меня прямо в грудь.

— Мне было грустно, и я была технически разведена. Он называл меня своей женой наедине. В кругу очень близких друзей. Он не женился на мне официально, потому что это испортило бы его имидж. Потому что одинокие мужчины продают больше пластинок, чем женатые. А у меня ничего не было. Деньги для меня ни хрена не значат. Я не тратила их ни на что, кроме как на рождественские подарки для вас и немного денег тут и там, которые я потратила на вещи для других людей. И мне действительно пришлось начать все сначала, как я уже говорила тебе. Он пришел домой, сказал, что все кончено, а на следующий день его адвокат прислал мне уведомление о том, что я должна покинуть дом. Все было под его именем. Мне пришлось переехать к Юки на месяц, прежде чем у меня хватило сил вернуться во Флориду, — объяснила я, качая головой. — Все, с чем я ушла, было тем же самым, что я взяла отсюда.

Роудс поднял голову к небу и покачал ею. Он был зол. Что, нормально, если бы он встречался с… Юки, я хотела бы знать. Но я не лгала. И я просто пыталась защитить то немногое, что у меня осталось. Это было так неправильно?

— Ты написала ту футбольную песню, не так ли? — спросил Амос тем тихим голосом, от которого мне словно ударили в грудь.

У меня упало сердце, но я кивнула ему.

Его ноздри раздулись, а щеки порозовели еще больше. — Ты сказала мне, что мои песни хороши.

Что?

— Потому что это так, Ам!

Мой друг-подросток посмотрел вниз, и его губы сжались так сильно, что побелели.

— Я не лгу, — настаивала я. — Они хороши. Ты знал о Юки. Я сказала тебе, что написала то, что люди потом записали. Я пыталась намекнуть на это. Но я просто не хотела, чтобы ты нервничал, поэтому я…

Не глядя ни на меня, ни на отца, Амос развернулся, пошел к машине и сел на пассажирское сиденье.

Мое сердце бешено колотилось, и я заставила себя взглянуть на Роудса.

— Прости… — начала было я, прежде чем он встретился со мной взглядом, челюсть твёрдо сжата.

Он моргнул. — Сколько денег он тебе дал?

— Десять миллионов.

Он вздрогнул.

— Я же говорила тебе, что у меня есть сбережения, — слабо напомнила я ему.

Одна из этих больших рук поднялась, и он почесал голову через вязаную шапку, которую надел. Он не сказал ни слова.

— Роудс…

Он даже не посмотрел на меня, когда повернулся и сел в машину.

Черт.

Я тяжело сглотнула. Винить было некого, кроме меня самой, и я чертовски хорошо это знала. Но если бы я могла просто объяснить. Я просто не называла им имя Кадена и не сказала конкретно, сколько песен я написала… по крайней мере, для кого. Я намекала. Я никогда не лгала. Было ли настолько неправильно то, что я не хотела признавать, что не писала ничего нового уже целую вечность? Я даже не беспокоилась об этом больше. Я не думала об этом.

Нам просто нужно было немного времени. Как только они перестанут злиться, я смогу объяснить все заново. С начала. Все.

Это было бы хорошо.

Они любили меня, и я любила их.

Но даже наличие плана не помогло, когда ни один из них не сказал ничего ни мне, ни друг другу за всю дорогу обратно в Пагосу.

Клара смотрела на меня, когда я вздохнула и протерла глаза.

— В чём дело? Ты сегодня выглядишь грустно, — сказала она, когда я в третий раз реорганизовала витрину с обувью. Это всё еще выглядело не так. Было логичнее поставить более высокие зимние сапоги вверху, чем внизу, но всё равно всё выглядело не так.

— Ничего, — сказала я ей, услышав усталость в своем тоне и напомнив себе, что я плохая лгунья. Прошлой ночью я спала ужасно, хуже, чем в те ночи, когда меня терроризировали летучие мыши. Но вместо того, чтобы взять выходной, как я изначально просила, но всё же решила прийти и не оставлять её с нехваткой сотрудников.

Должно быть, она тоже услышала чушь, судя по выражению ее лица, которое выражало обеспокоенность. Часть меня ожидала, что она отпустит это, но она этого не сделала.

— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, что тебя беспокоит, верно? — спросила она медленно и осторожно, стараясь не расстроить меня, но, очевидно, достаточно взволнована, чтобы рискнуть.

И именно поэтому я поставила обувь и посмотрела на неё, а затем так глубоко выдохнула, что не знала, как после этого у меня всё ещё оставался воздух в легких.

— Я облажалась, Клара.

Она обошла прилавок, прошла мимо Джеки — которая сдавала несколько надувных плюшек в аренду семье, — и опустилась на корточки, положив руку мне между лопаток.

— Если ты мне скажешь, я могу попытаться помочь. Или просто выслушать.

Любовь и нежность наполнили всю мою душу, настолько сильно, что почти компенсировали боль, которую я чувствовала со вчерашнего вечера, и я поймала себя на том, что крепко обнимаю её, за секунду до того, как отстранилась и сказала:

— Ты такой хороший человек. Надеюсь, ты знаешь, как я ценю всё, что ты для меня сделала, но ещё больше — твою дружбу.

Настала её очередь обнять меня в ответ.

— Это взаимно, ты знаешь. Ты была лучшим, что случалось со мной за долгое время, и мы все так рады, что ты здесь.

Разве не это, почти слово в слово, сказал однажды Роудс?

Когда он говорил со мной.

Когда он не игнорировал мои текстовые сообщения, как в это утро. Всё, чего я хотела — это поговорить с ним, чтобы лучше объяснить. Хотя ответа я всё ещё так и не получила.

Я всхлипнула, потом она всхлипнула, и я сказала ей правду.

— Я не говорила ни Роудсу, ни Амосу о Кадене, и они узнали об этом прошлой ночью. Я чувствую себя ужасно, и они так злы на меня. — Чего я не сказала ей, так это того, что они даже не попытались остановить меня, когда мы вернулись, и я пошла в их дом, чтобы взять свои вещи и вернуться в квартиру в гараже.

Её глаза расширялись с каждым моим словом, но каким-то образом она пыталась это контролировать, так что в итоге Клара гримасничала, но в то же время делала задумчивое выражение.

— Но ты не рассказала им о нем, потому что стесняешься этого.

Я не уверена, что даже она знала о том, что я писала его песни. Джеки знала, потому что подслушала комментарии Юки, но Клара никогда ничего об этом не говорила. Сказала ли ей Джеки? Она сама собрала всё это вместе? Я понятия не имела.

Так что я кивнула и рассказала ей об этом как можно быстрее, подчеркнув в основном, что я не написала ничего нового за два года и что я не поднимала эту тему, потому что больше не смогла бы помочь Аму таким образом с его музыкой.

Она склонила голову набок, и выражение ее лица не было грустным, но близко к этому.

— Знаешь, я понимаю, почему они расстроились, но в то же время я также понимаю, почему ты не хотела им говорить. Если бы я была на твоем месте, я бы тоже не стала. В то же время я всегда думала, что это довольно круто, что ты знала его от первого лица, когда вы были вместе.

Я пожала плечами.

— Но ты рассказала им о нем вообще, не так ли?

— Да, только никогда не уточняла. — Я выдохнула и покачала головой. — Они даже не взглянули на меня, Клара. Я знаю, что заслуживаю этого, но это действительно задело мои чувства. Они узнали, потому что мы остановились на той заправке, и два члена группы Кадена находились на той же самой заправке, и они попытались извиниться за то, что отвернулись от меня. Это было так глупо, и я чувствую себя дерьмом. Единственная причина, по которой я так долго ждала, чтобы рассказать им, заключалась в том, что я хотела, чтобы они полюбили меня за меня. И они сделали это. А теперь это дало обратный эффект.

— Я уверена, что они расстроены. Он же… Каден Джонс, Аврора. Я видела его вчера в рекламе. Думаю, у меня отвисла челюсть, когда у него случился первый большой успех — хит, и я поняла, что вы вместе.

Я хмыкнула, точно зная, что это за песня. «Чего хочет сердце». Я написала её, когда мне было шестнадцать, и до сих пор очень скучала по своей жизни в Колорадо.

Клара подошла и схватила меня за руку.

— Они переживут это. Эти двое любят тебя. Думаю, они уже не знают, как обходиться без тебя. Дай им немного времени. — Должно быть, я скривилась, потому что она рассмеялась. — Почему бы тебе не прийти ко мне сегодня вечером? Оставайся с нами? Папа был расстроен, что ты не приехала в канун Рождества, хотя из-за снега никто никуда не мог поехать.

— Ты уверена? — спросила я, не желая представлять, как часами сижу в гараже одна. Не с этим чувством в душе.

— Да, я уверена.

Я кивнула ей. — Хорошо. Я буду. Я пойду соберу свои вещи, а потом приеду. Хочешь, я принесу что-нибудь?

— Только ты, — ответила она. — Не кори себя слишком сильно. Никто из тех, кто тебя знает, никогда не поверит, что ты сделаешь что-то злонамеренное. — Клара остановилась. — Если только они действительно не просили об этом.

Это был первый раз, когда я улыбнулась за весь день.

...❃.•.•.

На сердце у меня все еще было тяжело, несмотря на заверения Клары, что я буду прощена.

Я знала, что это моя вина. Моя гордость выбила из меня все дерьмо, и это было самым разочаровывающим моментом, что я не могла винить никого другого.

И мое сердце продолжало болеть еще сильнее, когда я свернула на проезжую часть и увидела колеи на снегу от широких шин. Потому что я знала, что это значит.

Роудс был дома.

То есть он тоже буквально только что вернулся домой. За секунды до меня.

Я знала это, потому что нашла его выходящим из своего грузовика, когда подъезжала к месту, которое он разрыл вокруг моей машины рождественским утром, когда выкапывал нас всех из снега.

Невольная надежда проросла во мне, когда я поставила машину на стоянку и потянулась за сумкой. Но так же быстро, как проросли её корешки, они и засохли. Он не смотрел на меня. Ни разу, когда он захлопнул дверь и упрямо удерживал внимание прямо перед собой, отказываясь сосредоточиться внизу… или на мне. Я ждала в своей машине, наблюдая, надеясь и молясь, чтобы он повернулся и просто… огляделся.

Но этого не произошло.

Я сглотнула.

Ему не нужно было делать то, чего он не хотел.

Он был зол на меня, и мне просто придётся с этим жить. Клара была права. В конце концов он меня простит. Я надеюсь. Амос, я не была так уверена, но… мы разберемся. Я тоже надеялась. Я действительно должна дать им время, по крайней мере, чтобы принять это и, надеюсь, посмотреть на вещи с моей точки зрения… даже если это было именно то, чего я хотела избежать.

Я поднялась по лестнице.

Я положила кое-что в свою спортивную сумку на сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Я знала, что это было немного незрело, но я не надела куртку, которую Роудс купил мне, вместо этого надела свою более легкую, а его подарок оставила там, где он и лежал — поверх матраса. И да, я также не надела сапоги и также оставила их на краю кровати.

Они могут злиться, но и мои чувства могут быть задеты, верно? Я устала от людей, которые просто… больше не разговаривали со мной. Просто позволяют мне уйти. Это отстойно, очевидно и понятно. Может быть, я многое пережила за последние полтора года, но больше всего меня задело предательство не только Джонсов, но и моих «друзей».

Так что да, скорее всего, я была слишком чувствительна, но я мало что могу с этим поделать. Было так много эмоций, от которых можно было отговориться, и эта боль не была одной из них.

Наконец, готовая к отъезду, я сжала ключи и направилась к своей машине, бросив сумку на заднее сиденье. Случайно я посмотрела на террасу и увидела Амоса, стоящего там и наблюдающего за мной через окно. Я подняла руку и нырнула в машину. Я не стала ждать, пока он ответит мне приветствием; я не могла смириться с тем, что он откровенно игнорирует меня.

Потом я уехала.

Я была бы лживой мразью, если бы сказала, что по дороге к Кларе из моих глаз не выкатилась пара слезинок.

Вытирая лицо, когда одна из них коснулась края моего рта, я слушала, как навигация предупреждает о предстоящем повороте направо, и сразу же прерывается, когда поступает вызов.

На экране появилось сообщение «ЗВОНИТ ТОБЕР РОУДС».

Он звонил, чтобы сообщить мне плохие новости? Сказать мне съехать? Ужас сомкнул пальцы вокруг моего живота, но я заставила себя нажать кнопку ответа. Я уже на собственном горьком опыте знала, что происходит, когда я пытаюсь избежать плохих вещей.

Могла бы также встретить их и получить верх над этим.

— Привет? — Даже я слышала тревогу в своей душе.

— Где ты? — раздался грубый голос.

— Привет, Роудс, — сказала я тихо, тише, чем когда-либо раньше разговаривала с ним. — Я еду.

Он не поздоровался; то, что он сказал, было кратким:

— Я знаю, что ты за рулем. Куда ты направляешься?

Его военно-морской голос вернулся, и я не знала, что это могло значить.

— Зачем? — спросила я.

— Зачем?

Я втянула воздух через нос.

— Ага. Зачем ты спрашиваешь? — Я должна была просто… смириться с этим. Если он хотел сказать мне, чтобы я собрала свои вещи и уходила, хотя я не думала, что он хотел бы это сделать, но могла бы узнать это прямо сейчас.

От этого мой желудок болезненно сжался.

Он вздохнул так громко и изможденно, что я удивилась, как это не сдуло меня даже по Bluetooth.

— Аврора…

— Роудс.

Он что-то пробормотал себе под нос, а затем, казалось, оторвал телефон ото рта, чтобы сказать что-то тому, кто, как я могла только предполагать, был Амосом, прежде чем вернуться на линию и повторить тот же вопрос.

— Куда ты направляешься?

— К Кларе, — сказала я ему, продолжая говорить тихо. Тогда я решила воспользоваться звонком, а почему бы и нет? — Прости, что не сказала тебе правду, но я люблю тебя и Ама, и я не хотела, чтобы ты думал, что я неудачница, и я надеюсь, что ты простишь меня. Я действительно не хочу плакать за рулем, но мы можем поговорить в другой раз. Пока.

Как трусиха… я не знаю, кем я была, но я повесила трубку. Я не была уверена, ожидала ли я, что он перезвонит мне или нет, но он этого не сделал. И когда мое сердце снова начало болеть, я поняла, что как бы надеялась, что он это сделает. Я облажалась.

Я была так глупа.

Но я не могла вынести мысли, что услышу от него что-то обидное. Может быть, это и к лучшему, что мы до сих пор не разговаривали. Надеюсь, чем больше времени у него будет, чтобы остыть, тем меньше у меня будет шансов причинить еще большую боль моим чувствам.

Это все еще не заставило меня чувствовать себя лучше. Совсем. Я лучше вступлю в спор, чем буду проигнорирована. Я действительно хотела бы этого. Я бы предпочла услышать, как он скажет мне, что я задела его чувства, и что он разочарован тем, что я скрывала от него правду, чем буду отвергнута.

Припарковавшись на подъездной дорожке Клары, я вышла с еще большей тяжестью на сердце, когда открылась входная дверь, и она была там, махая мне рукой.

— Пойдем, — пригласила она с нежной и приветливой улыбкой.

— Ты уверена, что всех это устраивает? — спросила я, поднимаясь по ступенькам.

Ее улыбка осталась прежней.

— Да. Заходи.

Я обняла её и Джеки, которая, как я заметила, стояла позади нее, заглядывая через плечо с тревожным выражением лица.

— Привет, Джеки.

— Привет, Ора.

Я остановилась и выругалась.

— Я забыла свою сумку. Позвольте мне забрать её. Я очень быстро.

— Ужин уже готов. Иди поешь, а потом возьмёшь.

Я кивнула и последовала за ними, обняв и мистера Неза. Он уже сидел за кухонным столом, указывая на место рядом с собой. Клара была права, ужин был готов — по-видимому, они придерживались тренда “вторник тако”, и меня это полностью устраивало. Мы ели, мистер Нез задавал вопросы о магазине, а потом они рассказали мне, как прошёл Сочельник. Они не выходили из дома, но пришел один из братьев Клары, так что они были не одни.

Я как раз заканчивала свой второй тако, который был бы мои четвёртым, если бы это был любой другой день, когда стук в парадную дверь заставил Джеки встать и исчезнуть в коридоре.

— Ты слышала, что они с Амосом собираются участвовать в школьном шоу талантов? — спросил мистер Нез.

Я положила последний кусочек тако на тарелку.

— Ам сказал мне. Они отлично справятся.

— Она не рассказывает нам, что они поют.

Я не хотела портить сюрприз и пожала плечами. — Я поклялась хранить тайну, но мы все должны прибыть туда пораньше.

— Я не могу поверить, что Амос согласился на это, — прокомментировал мистер Нез между укусами. — Он всегда казался мне таким застенчивым юношей.

— Да, но он крутой, и моя подруга давала ему советы. — Я надеялась, что он простил меня.

— Та, о которой Джеки не переставала говорить? Леди… как ее зовут? Леди Йоко? Юко?

Я рассмеялась.

— Юки. Леди Юки, и да, это…

Из-за входной двери донесся крик: — Аврора! Это к тебе!

Ко мне?

Клара пожала плечами, когда я встала. Направляясь к входной двери, Джеки намеренно избегала моего взгляда, когда она обошла меня и направилась обратно на кухню.

Я знала, кто это был. Не было такого длинного списка людей, которые пришли бы искать меня.

Но когда я подошла к двери, на террасе никого не было. У моей машины было два человека. У меня появилась привычка никогда больше не запирать машину, если я не была в магазине. Багажник был открыт, и я не могла видеть их голов, но могла видеть тела.

— Что вы делаете? — крикнула я, спускаясь по ступенькам, и мой желудок скрутило от всех веских причин, по которым они там копались. И, возможно, немного от удивления.

Первым двинулся Роудс, руки уперлись прямо в бедра, когда он посмотрел на меня. Весь с этими широкими плечами и полной грудью. Большой и внушительный, больше похожий на супергероя, чем на обычного мужчину. Он все еще был в рабочей форме. Его зимняя рабочая куртка была расстегнута, шапка надвинута на лицо, и он хмурился.

— Собираю твои вещи, — ответил он.

Я остановилась.

Амос передвинулся и встал рядом с отцом. Он был в мешковатой толстовке с капюшоном и скрестил руки на груди точно так же, как мужчина рядом с ним. — Ты должна вернуться.

— Вернуться? — повторила я так, будто никогда раньше не слышала этого слова.

— Домой, — сказали они одновременно.

Одно это слово показалось мне ударом Супермена в самую душу, и они, должно быть, тоже это поняли, потому что выражение лица Роудса сменилось на его суровое, его сверхсерьезное лицо.

— Домой, — он сделал паузу, — с нами.

С ними.

Эта широкая грудь, в которой я раз за разом находила утешение, снова поднялась со вздохом, его плечи при этом опустились, и он кивал — себе, мне, не знаю кому, — наблюдая за мной этими невероятными серыми глазами.

— Куда, по-твоему, ты собираешься?

Что?

— Собираюсь? Я здесь…?

Он как будто не слышал моего ответа, потому что его хмурый взгляд никуда не делся, а морщины на лбу углубились, когда он медленно, решительно сказал:

— Ты не уйдешь.

Они думали, что я ухожу?

Мой бедный мозг не мог понять, потому что повторял их слова, так как они не имели смысла. Ничего из этого — ничего из этого, даже их присутствие здесь — не имело никакого смысла.

— У тебя была собрана сумка, — присоединился к разговору Амос, на секунду взглянув на своего отца, прежде чем снова сфокусироваться на мне. Казалось, он с чем-то боролся, потому что глубоко вздохнул, а затем сказал: — Мы… мы думали, что ты солгала. Мы просто немного разозлились, Ора. Мы не хотим, чтобы ты уходила.

Они действительно думали, что я ухожу от них? Навсегда? Я же схватила только свою маленькую сумку.

И тогда я заметила, что Роудс спрятал под мышкой. Что-то ярко-оранжевое.

Моя куртка.

Моя куртка была с ним.

Внезапно мои ноги подкосились, и единственное, что мой мозг смог обработать, это то, что мне нужно сесть, и мне нужно сесть прямо сейчас. Это то, что я сделала. Я плюхнулась на землю и просто смотрела на них, снег моментально намочил мою задницу.

Глаза Роудса сузились. — Ты не можешь убегать, когда мы ссоримся.

— Убегать? — Я выдавила из себя удивление и, честно говоря, более чем вероятное изумление.

— Я должен был поговорить с тобой прошлой ночью, но… — Челюсть Роудса сжалась, и я могла видеть, как его горло подпрыгивает, он стоял, широко расставив ноги. — Я буду работать над этим с этого момента. Я поговорю с тобой, даже если я злюсь. Но ты не можешь исчезнуть. Ты не можешь уйти.

— Я не уйду, — сказала я им шепотом, ошеломлённая.

— Да, это так, — согласился он, и я поклялась, что вся моя жизнь изменилась.

Затем я вспомнила, что, черт возьми, привело нас к этому моменту, и сосредоточилась.

— Я написала тебе, а ты мне не ответил, — обвинила я.

Выражение его лица стало забавным.

— Я был зол. В следующий раз я отвечу тебе в любом случае.

В следующий раз.

Он только что сказал, что в следующий раз.

Они были здесь. Из-за меня.

Меня не было час… и они были здесь. Разозлённые и обиженные. Я почувствовала, как моя нижняя губа начала дрожать, в то время как в носу начало покалывать. И всё, что я могла сделать, это просто смотреть на них. Мои слова были потеряны, погребены под приливной волной любви, наполнявшей моё сердце в этот момент.

Может быть, из-за моей нехватки слов Роудс сделал шаг вперед, всё ещё сдвинув брови, и его властный голос был самым грубым, что я когда-либо слышала.

— Аврора…

— Прости, Ора, — пробормотал Амос, перебивая отца. — Я был зол, что ты помогала мне с моими дерьмовыми песнями…

— Твои песни не дерьмовые, — удалось слабо сказать мне, в основном потому, что вся моя энергия была направлена на то, чтобы не заплакать.

Он бросил на меня страдальческий взгляд.

— Ты написала песни, которые крутят по телевизору! Этот мудак получил награды за твою музыку! Я чувствовал себя глупо. Ты всякое говорила, а я не воспринимал это всерьез. — Он поднял руки и позволил им опуститься. — Я знаю, что ты не стала бы делать что-то намеренно, чтобы задеть чьи-либо чувства.

Я кивнула ему, пытаясь снова собраться с мыслями, но мой любимый тихий подросток продолжал.

— Прости, что я так разозлился, — торжественно сказал он. — Я просто… знаешь… мне очень жаль. — Он вздохнул. — Мы не хотим, чтобы ты уходила. Мы хотим, чтобы ты осталась, не так ли, папа? С нами?

Вот каково это, когда тебе разбивают сердце по уважительной причине.

Только искренность в его глазах и любовь к нему в моем сердце позволили мне сказать:

— Я знаю, что ты сожалеешь, Амос, и спасибо за извинения. — Я сглотнула. — Но мне жаль, что я не сказала вам двоим. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя странно рядом со мной. Я хотела, чтобы ты был моим другом. Я не хотела, чтобы кто-то из вас был разочарован. Я больше не могу писать, — призналась я. — Я не могла этого сделать уже очень долгое время, и я не знаю, что со мной не так, но на самом деле я не против этого, и думаю, я боялась, что ты узнаешь и захочешь быть возле меня только для этого… а я не могу. Я больше не могу. Сейчас я могу только помочь, по большей части. Слова не приходят ко мне случайно сами по себе, как раньше. Они закончились после того, как я помогла Юки.

Я на секунду замолчала, прежде чем продолжить:

— Все, что у меня осталось, это несколько блокнотов, но Каден забрал все самое лучшее. — Я сглотнула. — Это единственная причина, по которой он и его семья так долго держали меня рядом. Потому что я могла помочь им, и я не могла снова пройти через это. — Я покачала головой. — Все эти песни… они были о моей маме. Вы будете удивлены, как легко вы можете превратить что угодно в песню о любви. Я написала их, когда скучала по ней больше всего. Когда мое сердце чувствовало, что оно больше не может биться. Лучшие песни, которые я когда-либо писала, были написаны, когда мне было больно, а приличные появлялись, пока я была счастлива, но теперь всё это ушло. Всё это. Я не знаю, вернется ли это когда-нибудь. Как я уже сказала, меня это устраивает, но я не хочу, чтобы кто-то ещё был разочарован. Особенно вы двое.

Их глаза были широко раскрыты.

— И я не собиралась уходить. Я планировала только переночевать. Все мои вещи все еще там, глупые, — признала я, также глядя на Роудса, который смотрел на меня так, будто я волшебным образом исчезну. — Я думала, что облажалась, и вы оба больше не захотите меня видеть, по крайней мере, какое-то время. Мне было грустно, но я знаю, что это была моя вина, вот и всё.

Я сжала губы, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, и подняла плечо.

— Я продолжаю терять людей, которых считаю своей семьей, и я не хочу терять вас, ребята. Мне жаль.

Роудс опустил руки примерно на половине моего разговора. Когда я заканчивала, эти большие ноги в ботинках привели его ко мне, и в мгновение ока он присел передо мной, его лицо было напротив моего, эти напряженные глаза просверливали дыру прямо во мне. Две руки, которых я не заметила, оказались на моих щеках, прежде чем я успела среагировать, удерживая меня там, когда он сказал голосом более грубым, чем я когда-либо слышала:

— Ты моя. Так же, как и Ам. Так же, как кто-либо когда-либо будет.

Слеза скатилась по моей щеке, и он вытер ее, низко опустив брови.

— Ты часть нас, — хрипло сказал он. — Я уже говорил тебе это раньше, не так ли? — Одна рука на моей щеке шевельнулась, и он взял мочку уха между пальцами. — Я не знаю, как кто-то позволил тебе уйти, но это буду не я. Ни сегодня. Ни завтра. Ни когда-либо. Ясно?

Я наклонилась вперед и позволила своему лбу упасть на его плечо, тяжесть его слов легла на меня. Рука, которую он держал у меня на ухе, переместилась мне на спину, поглаживая её.

Его дыхание щекотало мне ухо, когда он прошептал:

— Я не какой-нибудь богатый парень, Бадди. Я никогда не собирался быть… Я не могу представить, к чему ты привыкла… нет, не начинай качать головой, теперь я знаю, потому что у меня было время подумать об этом, я знаю, что это не имеет значения для тебя… но я могу дать тебе гораздо больше, чем этот придурок. Я это знаю. Ты тоже. Нет, не плачь. Терпеть не могу, когда ты плачешь.

— Ты опять говоришь своим властным голосом, — сказала я ему в рубашку, когда из моих глаз полились еще слезы, и я клянусь, что некоторые из них попали мне в горло, и это было нормально, так как руки Роудса сомкнулись вокруг моего тела и потянули меня к его груди. К нему.

Его голос упал.

— Прости, что я ревновал. Мне плевать на твои деньги, на твои блокноты и на то, что ты больше никогда не напишешь ни единого слова.

Руки Роудса напряглись вокруг меня, и я была уверена, что все мышцы верхней части его тела тоже, когда его голос стал еще тише. Мягкое дуновение его дыхания щекотало мне ухо, когда он прошептал:

— Мы любим тебя — я люблю тебя — потому что ты моя. Потому что быть рядом с тобой, как быть вокруг солнца. Потому что, видя, что ты счастлива, я счастлив, а видя, как ты грустишь, мне хочется сделать все, что в моих силах, чтобы стереть это выражение с твоего лица. Я хочу, чтобы ты вернулась домой. Я не хочу, чтобы ты думала о таких вещах, которые вовсе не соответствуют действительности, о том, что мы не хотим, чтобы ты была рядом, или что мы хотим, чтобы ты была с нами по неправильным причинам. Ты важна, ангел, и я хочу, чтобы ты была здесь с нами. Ты решила это, помнишь? Ты больше не передумаешь. Я не твой бывший, и ты не можешь уйти. Мы вместе проходим через многое, мы не отказываемся друг от друга, и не из-за чего-то подобного. Разве это не так?

Я кивнула, сдерживая слезы, прежде чем обнять его за шею. Он поцеловал меня в лоб и в щеку, щетина на его подбородке терлась о моё лицо так, как я любила.

— Мы все уладили?

Я всхлипнула и опять кивнула.

— Ты закончила ужин? Можем вернуться домой? — спросил он, его ладонь двигалась вверх и вниз по моему позвоночнику.

Домой. Он продолжал говорить это, а моя душа поглощала это. Я немного отстранилась и кивнула ему.

— Можем. Позволь мне просто…

Я обернулась и увидела в дверях Клару и Джеки, которые смотрели на нас. Клара протянула мне сумочку с милой улыбкой на лице.

Роудс помог мне подняться, его рука ненадолго коснулась моей поясницы, прежде чем я направилась к входной двери, где Джеки вручила мне мою куртку, а Клара дала сумочку и ключи. Ее глаза блестели, а я чувствовала себя так паршиво.

Но она начала трясти головой, как только я открыла рот.

— У меня уже было что-то особенное, подобное этому. Иди домой. Поверь мне. У нас будет ночевка в другой день. То, что было тут, важнее. Увидимся завтра.

Я крепко обняла ее, имея небольшое представление о том, что она должна чувствовать, говоря эти слова. Потерять кого-то, кого ты очень-очень любил. Но она была права.

Я должна идти домой.

Улыбнувшись Джеки, я попятилась и обернулась, чтобы найти Роудса, стоящего на том же месте. Я не могла себе представить эту слабую, болезненную улыбку на его губах, когда он смотрел на меня.

Когда я появилась рядом, его рука скользнула по моим волосам. Так же плавно она скользнула по моему лицу, провела под глазом, когда он нахмурился.

— Мне не нравится видеть, как ты плачешь. — Подушечка его большого пальца снова двинулась по брови, а затем снова скользнула по голове и опустилась вниз по спине. — Я бы поехал с тобой, но Ам…

— У него есть только разрешение, я знаю.

Его палец снова провел по моей брови. — Я буду следовать за тобой до дома, — сказал он мне серьезным голосом.

До дома. Снова было это слово.

Я вздрогнула, и он протянул мне мою новенькую куртку, держа ее, пока я просовывала одну руку, а затем другую в рукава, после чего застегнул ее. Я улыбнулась ему, когда он закончил. Наклонившись, он коснулся своими губами моих. Отстранившись, он снова встретился со мной взглядом, а затем сделал то же самое, чуть сильнее прижавшись губами к моим. Потом он отошел, его лицо было таким открытым и беззащитным, каким я его никогда не видела.

Амос ждал рядом с моей машиной, когда мы добрались до него, и я секунду помедлила, прежде чем вытащить ключи из кармана и поднять их. — Хочешь быть за рулем?

— Серьезно?

— Пока ты обещаешь не пропускать какие-либо стоп-сигналы.

Его улыбка была слабой, но он взял ключи, и мы залезли внутрь. Никто из нас ничего не сказал, когда он съехал с подъездной дорожки, и его отец остановился, чтобы пропустить нас первыми. Только когда мы оказались на шоссе, он сказал:

— Папа любит тебя.

Я разжала пальцы вокруг сумочки и посмотрела на него. Роудс сказал это так быстро, что я не уловила тот факт, что он сказал именно это.

— Ты так думаешь? — все равно спросила я.

— Знаю.

Я видела, как он отпустил одну руку с руля. — Две руки, Ам.

Он положил её обратно.

— Он не умеет говорить. Ты знаешь? Его мама била его и не только, говорила гадости; я даже никогда не видел, чтобы дедушка Рэндалл обнимал его. Я знаю, что он любит меня… он просто… мало говорит об этом. Как обычно. Не так, как мой отец Билли. Но папа Билли давным-давно сказал мне, что, даже если он не говорит об этом много, он показывает это в действиях. — Амос взглянул на меня. — Итак, ты знаешь. Это как будто он сейчас учится. Как говорить это.

— Я понимаю, — серьезно сказала я ему.

Амос снова взглянул на меня, прежде чем пристально посмотреть вперед. — Я хочу, чтобы ты знала, чтобы ты не думала, что он не любит.

Он пытался утешить меня, или подготовить, или даже еще крепче привязать меня к своему отцу. Может быть, все три причины. И я не могла сказать, что мне это не нравилось.

— Я поняла, — сказала я. — И я не забуду, обещаю. В любом случае, я не думаю, что мне нужно слышать это все время. Ты можешь лучше показать людям, что они значат для тебя действиями, а не словами, по крайней мере, я так думаю.

Подросток кивнул, но продолжал смотреть вперед. Всё ещё было что-то не так, как будто мы оба были не уверены, как будто это разочарование было еще таким новым, и мы хотели преодолеть его, но ни один из нас не знал, как начать.

Но в конце концов он заговорил:

— Знаешь, меня не волнует, что ты больше не можешь писать. — Он был совершенно серьезен. — Но… ты по-прежнему будешь помогать мне с моими песнями?

В моей груди нарастало давление.

— Вроде того, — сказала я ему. — Мы сделали так много. Я могла бы также остаться и посмотреть, что ты можешь сделать, имея больше времени.

Его улыбка была слабой, и он снова взглянул на меня.

— Я снова думал о шоу талантов, и я думал о том, чтобы написать другую песню.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки и улыбнулась.

— Хорошо, расскажи мне больше.

...❃.•.•.

Амос припарковал мою машину перед домом, а не у квартиры в гараже, заметила я, но промолчала. Всё, чего я хотела, это наслаждаться этим. Что бы это ни было. Быть принятой в их дом и, более того, жить там?

Они хотели, чтобы я вернулась.

Они хотели, чтобы я была рядом.

И для меня это было больше, чем что-то. Это было всем.

Мы вышли, и я заметила Роудса, ожидающего у капота своего грузовика, внимательно наблюдая за мной. Часть меня все еще не могла поверить, что они пришли за мной. Такого еще никто не делал. Мой бывший, когда он невероятно задел мои чувства, и я ушла к Юки, и после того, как я вышла из дома, когда он официально порвал отношения, даже ни разу не написал, чтобы проверить меня и убедиться, что я в порядке, а не где-нибудь в канаве.

Как только я начала злиться на себя за все, что привело к моим отношениям с ним, и как долго я позволяла этому продолжаться, я вспомнила, что если бы не он и то, что он сделал, я могла бы никогда не вернуться сюда.

Потому что столько сердечной боли и слез, сколько я потратила впустую в своей прошлой жизни, что счастье, которое я нашла здесь, уравновешивало. И, возможно, со временем оно более чем компенсирует это. Надеюсь, однажды это полностью затмит тот период.

Я могла только надеяться.

— Ты идёшь? — спросил Амос, обходя капот внедорожника.

Я кивнула ему и улыбнулась.

Но все же он колебался, и его худощавое лицо нахмурилось.

— Мне очень жаль, Ора, — снова сказал он мне.

— Мне тоже жаль. Я разочарована в себе из-за того, что поверила, что музыка может нарушить сделку. Обними меня, и мы с тобой поквитаемся.

Казалось, он замер на секунду, прежде чем закатить глаза и подойти. Амос обвил меня свободной рукой за спину, что было эквивалентно самым теплым объятиям в мире, и дважды похлопал меня по позвоночнику, позволив мне обнять его в ответ, прежде чем он отстранился. Он слегка скривил рот, что было равно широкой сияющей улыбке любого другого человека, прежде чем покачать головой, отвести взгляд и подняться по ступенькам на террасу.

Роудс всё ещё был на месте, наблюдая и ожидая, пока его сын исчезнет в доме, закрыв за собой дверь. Оставив нас в покое.

— Хорошо. Иди сюда, — сказал Роудс тем низким, тихим голосом, поднимая руку.

Я приняла её. Провела пальцами по его мозолистой ладони и увидела, как его длинные пальцы обвились вокруг моих, притягивая меня к себе. Эти фиолетово-серые глаза были неуклонными.

— А теперь скажи мне еще раз. Почему ты раньше ничего не говорила о том, кем был твой бывший? — спросил он так нежно, что я могла бы рассказать ему что угодно.

Я ответила, тоже стремясь к нежности.

— Есть несколько причин. Во-первых, я не люблю говорить о нем. Кто захочет рассказывать всё о своём бывшем кому-то, кто им нравится? Никто. Во-вторых, я же говорила тебе, это меня смущало. Я не хотела, чтобы ты думал, что со мной что-то не так, и поэтому мы расстались…

— Я знаю, что с тобой все в порядке. Ты шутишь, что ли? Он идиот.

Пришлось бороться с ухмылкой.

— И так долго люди просто притворялись, что хотят познакомиться со мной, потому что думали, что я работаю на него. В смысле, я не считала тебя его фанатом, но я просто привыкла не говорить о нем, Роудс. Это привычка. Было очень, очень мало людей, с которыми я могла бы поговорить о нем. И я не хотела его воспитывать. Я пыталась идти дальше.

— Ты пошла дальше.

Мое сердце подпрыгнуло, и я согласилась. — Я пошла дальше. Ты прав.

Он сделал шаг ближе.

— Я хочу понять, Бадди, итак, я знаю уровень его тупости.

Это заставило меня улыбнуться.

— Вы расстались, потому что ему нужно было притворяться, что вы не вместе? И поэтому у вас не было детей?

— Верно. Знали только участники группы, гастролеры, близкие друзья и родственники. Все должны были подписать соглашение о неразглашении. Мы притворились, будто я его помощница, чтобы объяснить, почему я всегда рядом. Сначала все было хорошо, но в конце концов… это было действительно отстойно. Они были настолько параноидальными в отношении детей, что его мама считала мои противозачаточные таблетки. Я все время слышала, как она спрашивала его о чертовых презервативах. Сейчас, когда я думаю об этом, это было так больно. И я не хочу говорить о нем, Роудс, потому что он больше не моё будущее, а прошлое, но я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. — Я была бы не против в какой-то момент не знать о нем ничего.

— Есть много певцов, которые женятся и до сих пор успешны, не так ли?

Я кивнула. — Да, есть. Но я же говорила тебе, что он маменькин сынок, а она настаивала, что все никогда не будет прежним, если мы женимся. Он ценил свои отношения с мамой больше, чем отношения со мной, и это было нормально. Не совсем, но я пыталась мириться с этим. С ложью. Быть секретом. Жить жизнью, которая слишком часто заставляла меня чувствовать, что я недостаточно хороша, потому что, может быть, если бы я была таковой, всем было бы хорошо знать об этом. Думаю, все, чего я хотела, это снова стать важной для кого-то. Так что я смирилась с этим.

Я сделала паузу, а затем продолжила:

— Затем в какой-то момент она уговорила его заняться «рекламой» и быть замеченным на прогулке с другой кантри-певицей, и я сказала ему, что если он это сделает, он может пойти к черту. Он сказал, что должен, что он делает это для нас, потому что ходили слухи о его нетрадиционной ориентации — как будто в этом что-то отрицательное — потому что у него нет девушки и его никогда ни с кем не видели. И я ушла. Меня не было месяц. Я осталась с Юки. А он сделал это. Я рассказывала тебе, что мы расстались и он поцеловал другую. И, в конце концов, он начал искать меня и умолять снова быть вместе. После этого все уже никогда не было прежним. Примерно через год он и его мама решили, что попытаются “сделать что-то еще” с его музыкой, поэтому они наняли какого-то продюсера вместо того, чтобы придти ко мне… и это было официальным началом конца. Я задумалась об этом сейчас, и полагаю, они поняли, что я пишу все меньше и меньше. Бьюсь об заклад, они или, по крайней мере, его мама пытались меня вытеснить. Через год все закончилось. Он уехал на какие-то “деловые встречи” — позже я узнала, что на самом деле он остановился у своей мамы — вернулся домой и сказал, что все кончено, напомнил мне, что дом записан на его имя, так как его мама не позволила вносить меня в документы, потому что “кто-то может узнать”, и он ушел. На следующий день он оборвал связь со мной. Это немного запутано, но я думаю, что это беспокоило меня больше, чем расставание.

Роудс только моргнул, глядя на меня. Одно долгое, медленное моргание, и все, что он смог сказать, было «Воу».

Я кивнула ему.

— Если он еще этого не сделал, однажды он проснется и подумает, что это худшая ошибка в его жизни, — сказал он с удивлением.

— Долгое время я надеялась и молилась, чтобы именно это и произошло, но я сказала тебе, что меня это больше не волнует. — Я сжала его руку. — Когда появилась его мама, я сказала ей тоже самое. Итак, ты знаешь, он пытался написать мне по электронной почте. Несколько месяцев назад. Я так и не ответила ему.

Удивленное выражение на его лице исчезло, и его серьезное лицо снова стало прежним, когда он один раз опустил подбородок.

— Спасибо, что рассказала мне.

— Кроме того, чтобы ты знал, я говорила об этом с Юки и моей тетей, и мы все согласны с тем, что он пытается восстановить контакт только потому, что два альбома, которые он записал без меня, были очень ужасны.

Глаза Роудса блуждали по моему лицу, и он мягко сказал:

— Это не единственная причина, дорогая, поверь мне.

Я пожала плечами. — Но я все равно больше не могу писать. Или что, даже если бы могла, я бы никогда не вернулась к этой ерунде.

— Ты же знаешь, что это вообще не имеет значения между нами, да? Ты ведь знаешь, что меня это ничуть не волнует, не так ли?

Я сжала губы и кивнула.

Его взгляд поймал и удерживал мой, на его лбу выступили морщины, от чего выражение лица казалось ожесточенным.

— Мне почти жаль этого идиота.

— Не стоит.

Рот и слова Роудса смягчились. — Я сказал почти. — Его рука сжала мою. — Он действительно дал тебе все эти деньги?

— Он должен был, иначе я бы пошла в суд, и тогда все взорвалось бы перед его носом, — объяснила я. — Я не тупая. После его маленьких фальшивых отношений я думала о том, что сказала бы моя мама, и она сказала бы мне сначала позаботиться о себе. Поэтому я сохранила доказательства, фотографии и скриншоты, которых было бы более чем достаточно, чтобы надуть его в суде. Мне показалось, что я заслужила их. Я работала. Это моё.

Я знала, что мне не кажется этот довольный и гордый блеск в его глазах. — Хорошо.

— Тогда это не будет беспокоить тебя? — спросила я через мгновение.

— Что?

— Деньги.

Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Беспокоить меня, что ты богата? Нет. Мне всегда было интересно, каково это иметь богатую мамочку.

Я ухмыльнулась и поняла, что должна сказать ему еще кое-что, прежде чем надеяться, что мы больше никогда не поговорим о Кадене.

— Это самое счастливое время, с тех пор, как я была ребенком, Тоберс. Я хочу, чтобы ты знал это. Это место, где я хочу находиться, хорошо?

Он торжественно кивнул.

— Я люблю тебя, и я люблю Ама. Я просто… хочу быть здесь. С вами двумя.

Рука Роудса потянулась к моему лицу, его большой палец оказался под моей челюстью.

— И ты будешь, — сказал он. — Никогда за миллион лет я не думал, что кто-то — кто-то, кроме Ама, — может заставить меня чувствовать то, что я чувствую к тебе. Как будто я бы сделал все что угодно для вас. Я даже не могу смотреть на тебя, когда злюсь, потому что не могу оставаться таким. — Он опустил лицо, так что его губы оказались в нескольких дюймах от моих. — В моей жизни было всего несколько вещей, которые действительно были моими, и я не тот человек, который раздает или разбрасывается ими. И я серьезно, Аврора, и это не имеет никакого отношения ни к твоим блокнотам, ни к твоему лицу, ни к чему другому, кроме сердца, которое у тебя в груди. Это ясно?

Это ясно. Конечно же это ясно, сказала я ему, крепко обняв его.

Никогда не было яснее.

— Вау, чувак! Это было потрясающе!

Примерно неделю или две спустя я хлопала и визжала, сидя в своем любимом походном кресле.

Прекрасная неделя. Или две. Кто следил?

Ам покраснел, как всегда, удерживая последнюю ноту на своей гитаре, но как только он опустил ее, он фыркнул. К счастью, между нами все нормализовалось. Неловкость длилась всего около двух дней, прежде чем слон в комнате решил уйти сам.

— Я думаю, что сфальшивил в самом начале.

Перекинув одну ногу через другую, я запрокинула голову.

— Ты немного не дотянул, но я имею в виду немного. И это было только один раз, когда ты вошёл в рефрен. Я подумала, что это было только потому, что ты нервничал. Кстати, я действительно могу сказать, что ты работал над своим вибрато.

Поставив гитару на подставку, он кивнул, но я могла сказать, что он был доволен. — Это так, но я сделал то, что сказала Юки.

На днях она позвонила мне по видеосвязи, когда я была с Амосом на стоянке продуктового магазина, и спросила его, как у него дела с нервами. «Хорошо», — застенчиво ответил он. Зная, что он не совсем честен, она дала ему несколько советов. Я не собиралась говорить ему об этом несколько часов спустя, но она написала мне и попросила записать видео с его предстоящим выступлением, чтобы она тоже могла посмотреть.

— И я сказал себе, что тут находишься только ты, — продолжал он. — Ты бы сказала мне, если бы я сделал что-то не так.

Мое маленькое сердце сжалось, и я кивнула ему. Мы прошли такой долгий путь, и его доверие так много значило для меня.

— Всегда.

— Как ты думаешь, мне следует больше двигаться?

— У тебя такой красивый голос; я думаю, тебе следует сосредоточиться на пении. Ты будешь нервничать, так зачем двигаться, тем самым больше давя на себя? В любом случае, так делает только одна леди Юки.

Он искоса взглянул на меня и слишком небрежно спросил:

— Ты помогла ей написать ту песню «Помни меня»?

Я точно знала, какую песню он имел в виду, и усмехнулась.

— Довольно хорошая песня, не так ли?

Его крик даже не оскорбил меня. — Ты её написала?

У меня не было возможности ответить, потому что мы оба повернули к подъездной дорожке на звук шин по гравию, и часть меня ожидала увидеть грузовик доставки UPS, потому что я заказала коврики для своей машины. Те, что были в комплекте, не предназначены для снега и слякоти. Но когда пикап остановился на обычном месте, я нахмурилась. Роудс написал мне пару часов назад, сказав, что будет дома около шести. Было всего четыре.

— Что здесь делает папа? — спросил даже Амос.

— Не знаю, — ответила я, когда мужчина, о котором шла речь, припарковался и вышел из машины, его длинное мускулистое тело так хорошо двигалось в униформе, что я чуть не впала в транс. Воспоминание о том, как он пришёл ко мне прошлой ночью, заполнило мою голову. Я спросила его, какое оправдание он дал Аму, а он рассмеялся и сказал, что я собираюсь показать ему свои старые фотоальбомы. Судя по брезгливому выражению лица подростка, он ему не поверил, но именно так и было.

По крайней мере, до тех пор, пока мы не сняли друг с друга одежду, и я не оказалась у него на коленях, потная и дрожащая.

Это была хорошая ночь.

Большинство ночей с того дня, как они отправились за мной к Кларе, были очень приятными. В частности, в первую Роудс задал мне еще несколько вопросов о Кадене, как только Амос лег спать.

Как мы познакомились — через общего друга в первый семестр колледжа. Я училась, чтобы получить степень в области образования, в то время как он был в школе для музыкального исполнения. Роудс сказал, что видит меня учительницей, и, может быть, я могла бы ею стать, но мое сердце больше не поддерживало эту идею.

Благодаря каким условиям я получила деньги — что я не буду обращаться в суд за гонорарами или на авторство песен, потому что, не дай Бог, будет что-нибудь в письменном виде о бракоразводных процессах.

Нам было о чем поговорить, и я не хотела, чтобы мы тратили время на эту тему. Но я бы сделала это, если бы его что-то беспокоило. Я просто надеялась, что это было не так.

Прошлое осталось в прошлом, и я больше всего на свете надеялась, что мое будущее приближается ко мне прямо сейчас.

— Привет! — крикнула я Роудсу с того места, где все еще сидела. На улице было сорок восемь градусов (прим. 48°F = 9 °C), но не было ветра, поэтому дверь гаража была открыта. Моя тетя подумала, что я сошла с ума, когда я сказала ей, что последние несколько дней носила футболку, но никто не понимал, насколько это может быть хорошо, даже когда на земле лежит снег. Такой была жизнь в местности с низкой влажностью.

— Привет, — тут же поздоровался он со мной.

Он звучал странно, или мне это показалось? Я знала, что мне не показалась его походка неуклюжей, когда он шел, сжимая и разжимая руки по бокам. Его голова была слишком опущена.

Я взглянула на Амоса и увидела, что он хмурится, глядя на своего отца.

— Ты в порядке? — спросила я, как только он вошел в гараж.

— В каком-то смысле да, — сказал он определенно странным и напряженным голосом, который встревожил меня еще больше.

Я встала. — В чем дело?

Тогда он поднял голову. Тонкие морщинки, отходящие от уголков его глаз, были глубже, чем обычно, когда он сказал:

— Аврора… Мне нужно поговорить с тобой.

Кто-то намеревался серьезно поговорить, называя меня по имени.

— Ты меня пугаешь, но ладно, — медленно сказала я, взглянув на Ама. Он с опаской смотрел на нас обоих.

Эти серые глаза смотрели на меня, когда он очень нежно взял меня за руки.

— Давай зайдем внутрь.

Я кивнула и позволила ему провести меня через двор и вверх по лестнице на террасу. Только когда мы вошли внутрь, я поняла, что Ам следует за нами.

Роудс, должно быть, тоже только что это заметил, потому что остановился.

— Что? Ты меня тоже пугаешь, — сказал подросток.

— Ам, это личное, — серьезно сказал он, с тем же ужасно серьезным выражением лица.

— Ора, тебе же все равно, верно?

Что я собиралась делать? Сказать “нет”? Сказать ему, что я ему не доверяла?

— Всё нормально. — Я сглотнула, прежде чем посмотреть на мужчину, который уговорил меня вернуться в свою комнату и поспать в его постели прошлой ночью. — Ты не собираешься разбивать мне сердце или что-то в этом роде, верно?

Роудс склонил голову набок, и его горло сжалось, напугав меня еще больше. Его глаза, однако, были совершенно поражены.

— Что бы это ни значило, я не хочу.

У меня не было желания продолжать этот разговор.

Его плечи опустились. — Это не то, что ты думаешь, — серьезно продолжил он.

Мне стало плохо, и он вздохнул.

Роудс потер затылок. — Прости, ангел. Я уже облажался.

— Просто скажи мне. В чем дело? Что случилось? — спросила я. — Я не шучу, ты меня пугаешь. Нас двоих.

— Да, папа, скажи ей. — Малыш издал звук. — Ты ведешь себя странно.

Роудс покачал головой и вздохнул. — Закрой дверь, Ам.

Парень захлопнул ее и скрестил руки на груди. Мои руки начали слегка трястись, когда внутри меня поднялся страх, когда я попыталась подумать о том, из-за чего он мог быть так взволнован. Я видела, как он столкнулся лицом к лицу с летучей мышью. Он без проблем поднялся на двадцать футов в воздух. Он был болен? С кем-то что-то случилось?

Роудс выдохнул и секунду смотрел в пол, прежде чем поднять голову и сказать:

— Помнишь, я рассказывал тебе некоторое время назад о тех останках, которые нашел путешественник?

Я вдруг похолодела внутри. — Нет.

— В тот день, когда ты подобрала орла, я сказал тебе, — мягко напомнил он мне. — После этого в газете были статьи. Об этом говорили в городе.

Это звучало совсем незнакомо.

С другой стороны, всякий раз, когда возникали разговоры о пропавших людях, я обычно отключалась от них. Любая надежда на то, что у меня будет завершение, что у меня будут ответы, умерла давным-давно. Может быть, это было эгоистично, но мне было легче идти дальше, не отягощаться этими цементными блоками горя, не слишком сосредотачиваться на случаях, слишком похожих на то, что случилось с моей мамой. Долгое время я едва могла справиться с собственной болью, не говоря уже о том, чтобы принять чужую.

Некоторые люди вышли из травмы с толстой рубцовой тканью. Они могли справиться с чем угодно. Они прошли через самое худшее и могли выдержать любой удар, потому что знали, что могут выжить.

С другой стороны, были такие люди, как я, которые выжили, но с более тонкой кожей, чем раньше. Некоторые из нас оказались завернутыми в ткань еще тоньше, чем папиросная бумага, с телом и душой, поддерживаемыми только волей к продолжению. И механизмами преодоления. И терапиями.

— Этот турист вышел и наткнулся на кости. Он оказался хирургом-травматологом и думал, что узнал… некоторых из них выглядели как человеческие. Он попросил прийти туда, и власти забрали то, что он нашел.

— Хорошо…

Роудс облизал губы и чуть крепче сжал мои руки.

— Они совпали с ДНК.

Воспоминания о том времени, спустя три года после исчезновения моей мамы, когда были найдены останки, и они подумали, что это могла быть она, наполнили мою голову. Мы были так разочарованы, когда после того, как я предоставила образцы ДНК, выяснилось, что это не совпадение. Несколько лет назад произошло то же самое. Поисковая группа, пытавшаяся найти пропавшего туриста, наткнулась на руку и частично закопанный череп, но и из этого ничего не вышло. Останки принадлежали человеку, пропавшему за два года до этого. Это был последний раз, когда у меня была хоть какая-то надежда найти ее.

Но я знала. Я знала еще до того, как он что-то скажет, то, что собиралось вылететь из его рта. Моя кожа начала покалывать.

— Тебе скоро позвонят из офиса коронера, но я надеялся, что ты сперва услышишь это от меня, — сказал он осторожно, спокойно, все еще держа меня за руки. Я была так рассеяна, что не заметила этого.

Я сжала челюсть и кивнула, мои губы внезапно онемели. В моей груди начало покалывать.

— Да, я бы хотела, — медленно сказала я ему, зная… зная….

Он выдохнул, его квадратная челюсть шевельнулась из стороны в сторону, прежде чем он мягко произнес последние слова, которые я ожидала, и в то же время единственное, что я могла представить:

— Они принадлежат твоей маме, милая.

Он сказал это. Он действительно сказал это.

Я повторила его слова в своей голове, потом еще и еще.

Я закусила нижнюю губу и поймала себя на том, что киваю быстро и слишком долго. Я тоже быстро моргала, когда мои глаза начали слезиться. И я почти не слышала тихого сдавленного всхлипа, неожиданно вырвавшегося из моего горла.

Моей маме.

Моей маме.

Лицо Роудса поникло, и следующее, что я помню, это то, что его руки были вокруг меня, и он крепко притянул меня к себе, прижимая мою щеку к пуговицам его рубашки, когда еще один удушающий ком образовался в моём горле. Я попыталась вдохнуть, но вместо этого все мое тело тряслось. Я дрожала. Хуже, чем в день «Адского похода».

Они нашли ее.

Они наконец нашли ее.

Моя мама, которая любила меня всем сердцем, которая не была идеальной, но всегда давала понять, что быть идеальной — переоценено. Женщина, которая научила меня тому, что радость бывает разных форм, размеров и видов. Та самая женщина, которая изо всех сил боролась с невидимой болезнью (прим. болезнь, которая не проявляет внешне видимых признаков или симптомов. У людей с невидимой болезнью могут быть такие симптомы, как боль, усталость, головокружение, слабость или психические расстройства) дольше, чем я когда-либо знала.

Они нашли ее. После всех этих лет. После всего….

Воспоминание о моменте двадцатилетней давности, когда я поняла, что она меня не заберёт от Клары, толкнуло меня прямо в самый центр моего существования. Я плакала. Кричала. Я выла в горле, и моя душа была разбита. Мам, мам, мам, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вернись…

— Теперь ты можешь захоронить ее, — прошептал он прямо перед тем, как громкий плачущий крик заглушился его рубашкой. — Я знаю, милая, я знаю.

Я плакала. Из самой глубины моего тела я вытащила слезы. За все, что я потеряла, за все, что потеряла она, но также в некотором роде от облегчения, что ей больше не придется быть одной. И, может быть, потому, что мне больше не нужно было быть одной.

...❃.•.•.

Через несколько часов я проснулась на диване в гостиной. Мои глаза казались опухшими и раздражёнными, при этом покалывали, когда я щурилась. Моя голова была на коленях Роудса. Его — откинута на спинку. Одна его рука была на моих ребрах, а другая на затылке.

Мое горло тоже болело, поняла я, всхлипывая. Телевизор все еще тихо работал, показывая какой-то рекламный ролик. Но я сосредоточилась на кресле, в котором находился вырубившийся мальчик. Тот самый, который не отходил от меня с тех пор, как Роудс сообщил новости. С тех пор, как позвонили из офиса коронера, и слова женщины залетели в одно ухо и вылетели из другого, потому что в моей голове стоял звон.

И это заставило меня снова всхлипнуть.

Я всегда ощущала, что так много потеряла. Я знала, что нет человека, прожившего жизнь, при этом не потеряв что-то, а иногда всё. Но тогда это знание не принесло мне утешения.

Потому что её всё ещё не было.

Я никогда, никогда больше не увижу её.

Но, по крайней мере, я это знала, пыталась вразумить себя не в первый раз. По крайней мере, я это знала теперь. Не всё из этого, но больше, чем я когда-либо ожидала. Огромная часть меня всё ещё не могла в это поверить.

Теперь это казалось таким окончательным, её потеря.

Почти так же свежо и болезненно, как двадцать лет назад. Моё тело и душа были расколоты, и все уязвимые и мягкие места были выставлены напоказ. Как будто я снова потеряла её.

Я прижалась щекой к ноге Роудса и схватилась за его бедро. А затем ещё немного поплакала.

...❃.•.•.

Мне хотелось бы верить, что в последующие дни я бы восприняла эту новость настолько хорошо, насколько можно было бы этого ожидать, но нет, это было не так.

Может быть, потому, что прошли годы с тех пор, как я в последний раз позволяла себе почувствовать крупицу надежды на шанс найти ее. Может, потому, что в последнее время я была чертовски счастлива. Или, может быть, потому что я чувствовала, что всё то, что привело меня сюда, было ради этого. Ради этих людей в моей жизни. Ради этой надежды на семью и счастье, и хотя я бы отдала все, чтобы вернуть маму, я наконец-то была близка к умиротворению.

Но я не была готова к тому, как тяжело мне придется пережить наступившие дни.

В те первые несколько дней после подтверждения Роудса я плакала больше, чем когда-либо с тех пор, как она пропала. Если бы кто-то попросил меня пересказать им, что произошло за эти дни, я бы смогла вспомнить только обрывки, потому что все стало таким туманным и безрассудным.

Что я знала наверняка, так это то, что в первое утро, снова проснувшись в гостиной Роудса с измученными, опухшими глазами, я села и пошла умыться в санузел. Когда я вернулась, чувствуя себя одеревеневшей и почти в бреду, Роудс стоял на кухне и зевал, но в ту секунду, когда заметил меня, его руки опустились по бокам, и глядя на меня ровным, взвешивающим взглядом, он спросил:

— Тебе что-нибудь нужно?

Одного этого было достаточно, чтобы снова вывести меня из себя. Чтобы заставить меня судорожно вдохнуть через нос за мгновение до того, как на глаза навернулось ещё больше слёз. Мои колени начали трястись, и я закусила губу, а затем сказала прерывистым, тихим шепотом:

— Мне не помешало бы еще одно объятие.

И это было именно то, что он дал мне. Он обхватил меня своими большими, сильными руками, прижал к своей груди, поддерживая не только своим телом, но и чем-то еще, что я не могла ощутить с разбитым сердцем и онемением. Я провела тот день у него дома, мылась в его ванной и носила его одежду. Я плакала в его спальне, сидя на краю его кровати, в его душе, пока на меня хлестала вода, на его кухне, на диване, и когда он выводил меня наружу, на ступеньки своей террасы. Все это время, твердое тело просидело рядом со мной бог знает сколько часов, прижавшись к моему боку.

Роудс не выпускал меня из виду, а Амос в случайные моменты приносил мне стаканы с водой, оба они смотрели на меня спокойными, терпеливыми глазами. Хоть мне и не хотелось есть, они кормили меня по кусочкам, наблюдая этими серыми радужками.

Я точно знаю, что мне удалось позвонить дяде, чтобы сообщить ему новости, хотя он и не был так близок с моей мамой. Моя тетя позвонила почти сразу после этого, и я еще немного поплакала вместе с ней, вспоминая, когда это случилось. Возможно именно тогда мои слезы и закончились. Я провела ночь в доме Роудса, спала на диване с ним в качестве подушки, но это все, что я смогла обработать, помимо полученных новостей об окончательности экспертизы.

Но на следующий день пришла Клара, села рядом со мной на диване и рассказала, как сильно она скучает по мужу. Как же трудно было идти дальше без него. Я почти не разговаривала, но я слушала каждое ее слово, впитывая слезы, катившиеся по ее ресницам, впитывая ее похожее горе из-за потери кого-то, кого она любила. Она сказала мне, что уделит мне столько своего времени, сколько мне нужно, а я почти не произнесла ни слова. Я надеялась, что объятий, которые мы разделили, было достаточно.

Только в эту ночь, когда я сидела на террасе после того, как переписывалась с Юки, пока Роудс принимал душ, Амос вышел и сел на корточки рядом со мной. Мне не хотелось говорить, и в каком-то смысле было приятно, что Роудс и Амос вообще не были большими болтунами, поэтому они не подталкивали меня, не заставляли делать что-то, чего я не хотела, помимо еды и питья.

Все и так было достаточно тяжело.

У меня так сильно болела грудь.

Но я взглянула на Ама и попыталась изобразить улыбку, говоря себе в тысячный раз за последние пару дней, что не то чтобы я не знала, что она ушла. Что я проходила через это раньше, и я пройду через это снова. Но это было просто больно, и мой терапевт сказал, что нет правильного способа горевать.

Я всё ещё просто не могла в это поверить.

Мой любимый подросток даже не пытался что-то сказать, просто сел рядом со мной. Он просто наклонился, положил руку мне на плечи и обнял так, что казалось, это длилось целую вечность, по-прежнему не говоря ни слова. Просто дал мне свою любовь и поддержку, от чего мне захотелось расплакаться еще больше.

В конце концов, через несколько минут он встал и направился к гаражной квартире, оставив меня тут одну, в моей куртке цвета мандарина, на террасе под луной, которая была тут до моей мамы и будет еще долго время после меня.

И в каком-то смысле мне стало легче. Совсем чуть-чуть, пока я смотрела вверх. Когда я увидела те же самые звезды, которые она тоже когда-то видела. Я вспомнила, как была ребенком и лежала с ней на пледе, пока она указывала на созвездия, которые, как я узнала много лет спустя, были неправильными. И воспоминание об этом заставило меня немного улыбнуться.

Никому из нас не было обещано завтра или даже следующие десять минут, и я была почти уверена, что она знала это лучше, чем кто-либо другой.

Моя голова болит. Моя душа болит. И я загадала желание в миллионный раз в своей жизни, чтобы она была здесь.

Я надеялась, что она гордится мной.

Именно тогда, когда я сидела здесь, запрокинув голову, я услышала аккорды песни, которую хорошо знала.

Затем голос Амоса начал напевать слова, которые я знала еще лучше.

Холодный воздух наполнял мое тело точно так же, как и слова песни. Пока слушала, я не знала, что у меня ещё остались слёзы, которыми я могла намочить ресницы. Я приняла сообщение, которым, как у меня было ощущение, он пытался поделиться со мной, впитав его в самую свою сущность. Воспоминание, которым я сама поделилась со всеми, кто когда-либо скачивал версию Юки.

Дань моей маме, как и каждая песня и большинство моих действий.

Амос умолял, чтобы его не забывали. Чтобы его помнили за то, кем он был, а не за то, чем он стал. И его прекрасный голос пел про того, кого он любил, чтобы он ожил, и однажды они снова встретились.

...❃.•.•.

Спустя почти неделю после новостей, когда я была в своей квартире в гараже, просматривая самые старые дневники моей мамы, хотя к этому моменту я уже выучила их наизусть, кто-то постучал в мою дверь. Прежде чем я успела сказать хоть слово, она открылась, и послышались знакомые тяжелые шаги, а затем появился Роудс. Он смотрел на меня, руки на бедрах. У него был мрачный и чудесный вид, когда он стоял там, устойчивый, как гора, говоря:

— Мы идем на снегоступах, ангел.

Я смотрела на него как на сумасшедшего, потому что всё ещё была в пижаме, и последнее, что я хотела сделать, это выйти из дома, хотя знала, что должна, что это будет хорошо для меня, что моя мама любила…

Горло горело. Я пожала плечами и сказала:

— Не знаю, буду ли я сегодня хорошей компанией. Мне жаль…

Это была правда. В последнее время я была не очень хорошей компанией. Все слова, которые обычно так легко вылетали из моего рта, почти испарились за последние несколько дней, и хотя наше молчание не было неловким, оно было чуждым.

Прошло так много времени с тех пор, как я чувствовала то, что чувствовала в последнее время, и хотя я знала, что переживу это, я также полностью осознавала, что это не было каким-то страшным сном, от которого я случайно проснусь с прекрасныи самочувствием. Это всё ещё ощущалось, как будто плывешь по воде против меняющегося течения.

Не существует такой неприятной ситуации, с которой ты заснёшь, а проснёшься уже с прекрасным самочувствием.

Я не могла найти выхода из этого.

Это было горе, и какая-то часть меня узнавала и помнила, что у него были стадии. Финальной была та, о которой тебе никогда не говорили, когда ты чувствуешь все сразу. Это было самым трудным.

И я не хотела сбрасывать это на Роудса. Я не хотела навязывать это кому-либо. Они все знали меня как веселого и счастливого по большей части человека. Я знала, что снова буду счастлива, как только исчезнет худшая грань этого — потому что так и будет, я знала это, и мне об этом напомнили — но я еще не была на этой грани. Только не с утратой мамы, которая снова чувствуется такой свежей.

Я была истощена внутри, и это, вероятно, был лучший способ описать это.

Но этот человек, который всю последнюю неделю спал рядом со мной каждую ночь, то ли на своем диване, когда мы отключались в тишине, то ли заманивал меня в свою комнату, клоня голову в сторону спальни.

— Всё в порядке. Тебе не нужно говорить, если ты не хочешь.

Моргнув, я с трудом сглотнула, прежде чем фыркнуть, но даже это звучало грустно. Разве не то же самое я сказала ему несколько месяцев назад, когда он был расстроен из-за своего отца?

Роудс, должно быть, точно знал, о чем я думаю, потому что нежно улыбнулся мне.

— Тебе не помешал бы свежий воздух.

Это правда. Даже моя давняя психотерапевт, номер которой я нашла пару дней назад и колебалась около часа, прежде чем позвонить, — она меня вспомнила, что неудивительно, учитывая, что я ходила к ней на протяжении четырёх лет, — сказала, что мне пошло бы на пользу выйти на улицу. Но я все еще колебалась, глядя на блокнот в своих руках. Роудс был выше всех похвал, так как в последнее время находился достаточно много времени рядом со мной, но я не хотела грузить его из-за своей эмоциональной нестабильности.

Роудс склонил голову на другую сторону, внимательно наблюдая за мной.

— Давай, Бадди. Если бы я был на твоем месте, ты бы сказала мне то же самое, — сказал он.

Он был прав.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня кивнуть и одеться.

Еще до всего, что случилось, я сказала ему, что хочу когда-нибудь попробовать походить на снегоступах. И часть этого пробилась сквозь моё состояние, напомнив, как мне повезло, что он есть у меня. О том, как мне повезло во многих вещах.

Я должна была продолжать попытки.

Роудс не ушел; он сел на кровать, а я сменила штаны прямо перед ним, слишком ленивая даже для того, чтобы пойти в ванную. Он не сказал ни слова и кивнул мне, спрашивая, готова ли я, и я кивнула ему в ответ, после чего мы ушли. Верный своему слову, он не говорил и не пытался меня заставить.

Роудс поехал в сторону города, свернул налево, заезжая на проселочную дорогу, а затем припарковался на знакомой мне поляне, потому что я проезжала мимо нее раньше, когда отправлялась в походы. Из багажника своего «Бронко» он вытащил два комплекта снегоступов и помог мне их надеть.

Тогда и только тогда он схватил меня за руку и повел нас вперед.

Мы двигались тихо, и в какой-то момент он протянул мне солнцезащитные очки, которые, должно быть, были у него в кармане куртки, потому что в рюкзаке находились только бутылки с водой и брезент. Я даже не заметила, что начала щуриться, когда снег отражал солнечный свет, но солнцезащитные очки помогли. Воздух был таким свежим, что казался чище, чем когда-либо, и я наполняла свои легкие как можно большим количеством воздуха, при каждом удобном случае, позволяя ему успокаивать меня по-своему. Мы двинулись дальше, и, может быть, если бы я чувствовала себя немного лучше, я бы больше оценила, насколько хорошо работают снегоступы или насколько красивым было поле, по которому мы шли… но я старалась изо всех сил. И это было все, что я могла сделать. Я была здесь, и какая-то часть моего мозга знала, что это уже имеет какое-то значение.

Примерно через час мы наконец остановились на вершине холма, и он расстелил брезент поверх снега и жестом указал мне садиться на него. Едва я это сделала, как он занял место рядом со мной и сказал своим хриплым голосом:

— Ты же знаешь, меня не было рядом ни на одном из первых выступлений Амоса.

Я скрестила ноги под собой и посмотрела на Роудса. Он сидел, вытянув перед собой свои длинные ноги, закинув руки на несколько дюймов позади себя, но самое главное, он смотрел на меня. Солнечный свет отражался от его прекрасных седых волос, и я не могла представить себе ни одного мужчину, которого я когда-либо видела, более красивого, чем он.

На самом деле он был лучшим, и от этого у меня болело в горле, но не в плохо смысле.

— Меня не было рядом при его первом слове или в первый раз, когда он начал ходить. В первый день, когда он пошёл в туалет самостоятельно или в первую ночь, когда ему больше не требовалось спать в подгузниках.

Потому что он отсутствовал, живя на побережье. Далеко от Колорадо.

— Ам не помнит, а даже если бы и помнил, не уверен, что его это волновало бы, но раньше меня это очень беспокоило. Это все еще беспокоит меня, когда я думаю об этом. — Морщины на его лбу углубились. — Раньше я посылал им деньги — Билли и Софи. На вещи, которые ему могут понадобиться, хотя они оба сказали, что они у них есть, но он тоже был моим. Я приходил к нему в гости при каждом удобном случае. Каждый отпуск, каждый раз, когда появлялась возможность, даже если это было только на один день. Они сказали мне, что я делаю достаточно, сказали, что мне не нужно об этом беспокоиться, и, может быть, так оно и было, но не для меня. Ему потребовалось почти четыре года, чтобы начать называть меня папой. Софи и Билли поправляли его каждый раз, когда он называл меня Роусом — он не мог выговорить Роудс, — но ему потребовалось много времени, чтобы начать называть меня как-то иначе. Раньше я завидовал, когда слышал, как он называет Билли папой. Я знал, что это глупо. Билли был с ним всё время. Но всё равно это было как-то больно. Я посылал ему подарки, когда видел что-то, что могло бы ему понравиться. Но я всё ещё пропускал дни рождения. Я пропустил его первый день в школе. Я всё пропустил.

Роудс остановился на секунду, прежде чем продолжить:

— Летом, когда ему было девять, он жаловался на то, что они собираются навестить меня вместо того, чтобы «развлечься». Это также задело мои чувства, но в основном заставило меня ощущать вину. Вину за то, что меня не было рядом достаточно. Вину за то, что недостаточно старался. Я хотел видеть его. Я все время думал о нем. Но я не хотел уходить из флота. Я не хотел возвращаться сюда. Мне нравилось иметь что-то надежное в своей жизни, и в течение долгого времени это было моей карьерой. И от этого я чувствовал себя еще более виноватым. Я не хотел отказываться ни от того, ни от другого, даже когда я знал, что важнее, что действительно имеет значение, и это мой сын, это всегда будет он. Я думал, что этого достаточно. Я думал, что знание этого будет достаточно.

Роудс выдохнул, прежде чем взглянуть на меня, часть его рта немного приподнялась в манере, которую я слишком хорошо знала.

— Часть меня надеется, что я все уладил с ним. Что будет достаточно того, что я сейчас здесь, но я не знаю, будет ли это так. Я не знаю, оглянется ли он как-нибудь в прошлое и подумает, что я был его отцом наполовину. Что он не важен для меня. Вот почему я пытаюсь, по крайней мере, знать, что я сделал. Что я сделал всё, что смог придумать, чтобы быть рядом с ним, но откуда мне знать, верно? Может быть, он будет стариком, когда решит это. Возможно, нет.

Роудс продолжил:

— Моя мама даже не пыталась быть хорошей мамой. Я не могу вспомнить ни одного положительного воспоминания о ней. Думаю, мой старший брат может, возможно, и тот, что сразу после него по возрасту, но не более того. Я никогда не буду оглядываться назад и думать о ней с любовью. Я не чувствую, что я что-то упустил с ней, и это дерьмово. Мне жаль ее за то, через что ей пришлось пройти, но я не просил о ее любви ко мне. Но Амос, я просил. Я хотел его любви. Я хотел сделать бóльшее, чем то, что было у меня.

Я потянулась к нему и взяла его ладонь в свою, а когда этого показалось недостаточно, то другой рукой накрыла сверху.

Он сжал ее, его серые глаза блуждали по моему лицу.

— Возможно, в этом и есть смысл быть родителем: ты можешь просто надеяться, что того, что ты сделал — достаточно. Если тебе не все равно. Надеешься, что любовь, которую ты подарил — если действительно постараешься, — останется с твоими детьми, когда они станут старше. Чтобы они могли оглянуться на то, что ты сделал, и быть довольными. Ты надеешься, что они знают счастье. Но нет никакого способа узнать, не так ли?

Этот мужчина… Я не знаю, что бы я делала без него.

Сжав губы, я кивнула, слезы наполнили мои глаза. Я медленно опустила голову к нашим соединённым рукам, пока его кулак не уперся мне в щеку, и сказала ему каркающим голосом:

— Он любит тебя, Роудс. Не так давно он сказал мне, что хочет, чтобы ты был счастлив. С того момента, как я встретила вас двоих, я могла сказать, что ты любишь его больше всего на свете. Я уверена, что именно поэтому Билли и Софи не отвлекали тебя по пустякам и не говорили, что тебе нужно беспокоиться. Если бы ты не делал достаточно… если бы ты не был рядом с ним достаточно… Я уверена, они бы что-нибудь сказали. — Я попыталась вдохнуть, но дыхание было прерывистым. — Хорошие родители не обязательно должны быть идеальными. Точно так же, как ты любишь своего ребенка, даже если он тебя нет.

Удушье, которое схватило меня за горло, было внезапным и резким, еще несколько слез скатились по моим щекам, и я икнула, а потом снова. И что-то — это должно быть, его рука — гладило меня по затылку, его пальцы гладили мои распущенные волосы; я не расчесывала их с тех пор, как приняла душ. Его слова были мягкими, когда он сказал:

— Я знаю. Я знаю, ты скучаешь по ней. Точно так же, как ты можешь сказать, что я люблю Ама, я могу сказать, что ты любила свою маму.

— Я действительно любила. Я действительно люблю, — согласилась я, всхлипывая, чувствуя, как моя грудь трещит от любви и горя. — Наконец-то это кажется… окончательным, и это меня огорчает, но также и злит.

Он гладил меня по волосам, затем по щекам, снова и снова. Мои слезы в конце концов пролились сквозь его пальцы, по тыльной стороне его рук, когда он коснулся моего лица. Затем я начала рассказывать ему все то, чем делилась со своим терапевтом последние несколько дней. Но с ним всё было иначе.

— Я чертовски зла, Роудс. На все. На мир, на Бога, на себя, а иногда даже на нее. Зачем ей вообще нужно было идти в этот гребаный поход? Почему она не могла пойти по намеченному пути? Почему она просто не дождалась, пока я пойду с ней? Ты знаешь? Я ненавижу злиться и ненавижу грустить, но ничего не могу с собой поделать. Я не понимаю. Я чувствую себя такой сбитой с толку, — поспешно сказала я ему, взяв одну из его рук и крепко сжав ее.

— В то же время я так рада, что ее нашли, но я скучаю по ней и снова ощущаю вину. Вину за вещи, которые я прорабатывала, вещи, из-за которых я знаю, что не должна чувствовать себя плохо. Что ничего из того, что произошло, не было моей виной, но… это больно. До сих пор. И это всегда будет больно. Я знаю это. Это должно быть так. Потому что нет такого, что ты любишь кого-то, теряешь его, а затем продолжаешь жить своей обычной жизнью.

После секундной паузы я продолжаю:

— Мне тоже интересно… она знала? Знала ли она, что я любила ее? Знает ли она, как сильно я скучаю по ней? Как сильно я все еще хочу, чтобы она была рядом? Знает ли она, что по большей части со мной все в порядке? Что у меня были люди, которые любили меня и заботились обо мне, или она беспокоилась о том, что должно было случиться? Надеюсь, она знает, что все закончилось хорошо, потому что мне невыносима мысль, что она волновалась.

Мой голос срывался снова и снова, большинство моих слов были бессвязными и, вероятно, неразборчивыми, слезы попадали на руку, которая все еще касалась моих щек.

Роудс поднял мое лицо и встретил меня своими невероятными серыми глазами. Когда я попыталась опустить подбородок, он удержал меня. Все в нем было таким сосредоточенным, таким интенсивным, как будто он не оставлял мне возможности неправильно его истолковать.

— Я может и не знаю всего, но если когда ты была моложе, ты была такой, какой есть сейчас, она должна была знать, что ты к ней чувствуешь. Я уверен, что знание того, что она была любима тобой, должно было осветить её жизнь, — осторожно прошептал он хриплым голосом.

Я с трудом сглотнула на мгновение, прежде чем обмякла, а затем наклонилась и уткнулась лицом ему в плечо. И Роудс… чудесный-чудесный Роудс просунул руки под меня и посадил к себе на колени, без усилий, так легко. Одна рука низко обхватила мою спину, а другая разместилась сбоку моей талии. И я устроилась прямо на нем.

— Это нормально быть грустной. Также нормально быть злой.

Я прижалась носом к его горлу. Его кожа была мягкой.

— Мой бывший так расстраивался из-за меня, когда у меня были плохие дни. Когда мне было особенно грустно. Он сказал бы, что я достаточно настрадалась и что моя мама больше не хочет, чтобы я была такой грустной, и что от этого будет еще хуже. Обычно я в порядке, но иногда нет, и меня выводят из себя случайные вещи. Я хочу жить, я хочу быть счастливой, но я скучаю по ней и хочу, чтобы она вернулась.

Одна из его больших рук обхватила мое бедро, и я могла чувствовать ровное биение его сердца у моего носа.

— Я думал, мы решили, что твой бывший идиот, — пробормотал Роудс. — Я надеюсь, что когда-нибудь, если я уйду, кто-то полюбит меня настолько, что будет скучать по мне до конца своей жизни.

Он убил меня. Он действительно сделал это. Я немного фыркнула ему в горло, еще сильнее вжавшись в теплую кожу.

— Мой пес Панкейк умер несколько лет назад, и я до сих пор задыхаюсь, когда думаю о нем. Я говорю себе, что не могу завести другую собаку, потому что я недостаточно нахожусь дома, но, между нами говоря, это в первую очередь заставляет меня чувствовать, что я предаю его. — Клянусь, он провел губами по моему лбу, прижимая меня еще ближе. — Тебе никогда не нужно скрывать свое горе. Не от меня.

Что-то болезненное и прекрасное пронзило мое сердце. — Тебе тоже. Мне жаль твоего Панкейка. Он был на фотографии, которую я тебе подарила, да? Я уверена, что он был потрясающим. Может быть, если ты когда-нибудь захочешь, ты сможешь показать мне еще несколько его фотографий. Я хотела бы их увидеть.

Голос Роудса стал напряженным. — Он был таким, и я покажу, — пообещал он.

Я вжала свое лицо еще сильнее в его горло, и мне потребовались минуты, прежде чем я смогла подобрать больше слов.

— Моя мама хотела бы, чтобы я была счастлива, я это знаю. Она говорила мне, что я не знала, что она не хочет меня бросать. Она говорила мне не тратить много времени на то, чтобы расстраиваться, а вместо этого жить своей жизнью. Я знаю это. В глубине души я знаю, что все, что случилось, было несчастным случаем, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить. И я действительно довольна тем, где я сейчас. Просто тяжело…

— Эй, — сказал он. — Иногда ты подбираешь орлов, как цыплят, а иногда с криком убегаешь от невинных летучих мышей. Ты мне нравишься в обоих случаях, ангел. Во всех случаях.

Из меня вырвался сдавленный звук смеси боли и смеха, и я готова поклясться, что его руки сжались еще крепче.

Я не могла не обнять его крепко в ответ.

— Я просто… я действительно просто хочу… надеюсь, она знает, как сильно я ее люблю. Как бы я хотела, чтобы она была здесь. Но также, даже если все эти дерьмовые вещи должны были случиться… я рада, что они привели меня сюда. — Мои пальцы сплелись вокруг его предплечья. — Я рада, что ты здесь, Роудс. Я так рада, что ты есть в моей жизни. Спасибо за то, что ты так добр ко мне.

Его рука гладила меня по волосам, и его пульс стучал под моей щекой, и я едва могла слышать, как он сказал:

— В любое время, когда я тебе понадоблюсь, я здесь. Прямо здесь.

Я прижалась к нему и понизила голос: — Не говори Юки, но ты теперь мой самый лучший друг.

Его кадык дернулся, и я не могла даже представить, каким хриплым прозвучал его голос, когда он сказал:

— Ты тоже мой лучший друг, дорогая. — Он опять резко сглотнул, его голос был еще более грубым, но слова были самыми мягкими, самыми искренними, что я когда-либо слышала. — Я действительно скучал по тому, как ты болтаешь, ты знаешь это?

И именно тогда, прижавшись лицом к его горлу, с теплым телом подо мной и вокруг меня, я рассказала ему о некоторых из моих самых любимых воспоминаний о моей маме. О том, как она была прекрасна. О том, какой смешной она могла быть. О том, что она ничего не боялась, по крайней мере, мне так казалось.

Я болтала, болтала и болтала, а он слушал, слушал и слушал.

И я еще немного поплакала, но это было нормально.

Потому что он был прав. Горе было последним способом сказать нашим близким, что они повлияли на нашу жизнь. Что мы сильно скучали по ним. И не было ничего плохого в том, что я буду оплакивать маму до конца своих дней, хотя я носила ее любовь и ее существование в своем сердце. Я должна была жить, но я также могла помнить.

Люди, которых мы теряем, уносят с собой часть нас… но они также оставляют с нами часть себя.

...❃.•.•.

В последующие дни, когда мое горе все еще клубилось вокруг моего сердца, но со знанием и силой, которые я вытащила из глубины своей души, я изо всех сил старалась держать голову высоко. Даже если это было нелегко. Но каждый раз, когда я начинала чувствовать, что это влечение тянет меня туда, где я была раньше, я пыталась напомнить себе, что я дочь своей матери.

Может быть, я была немного проклята, но могло быть и хуже. В некотором смысле я была одной из счастливчиков. И я старалась не дать себе забыть об этом.

Люди, о которых я заботилась и любила, тоже не давали мне забыть об этом, и я была почти уверена, что это помогло мне больше всего.

Когда пришло время, я кремировала останки моей мамы и долго думала, что с ними делать. Я хотела сделать что-то, чтобы действительно почтить ее дух.

И это можно было сделать в двух формах.

Идея превратить ее прах в живое дерево была Амоса. Однажды он подошел ко мне, передвинул через стол распечатку биоразлагаемой урны и направился обратно в свою комнату так же тихо, как и вышел. И это казалось правильным. Моей маме понравилась бы идея с деревом, и когда я рассказала об этом Роудсу, он согласился, что мы легко найдем место, где его посадить. Мы планировали выбрать летом и сделать это.

Вторая идея пришла от Юки уже на следующий день. Она нашла компанию, которая отправит прах члена семьи в космос. И я без сомнения знала, что моей бесстрашной маме это очень понравилось бы. Я подумала, что мои кровные деньги не могли быть потрачены лучше, чем на это. Я могла бы даже пойти посмотреть запуск.

Мое сердце и душа болели, но не могло быть двух более совершенных способов попрощаться с физическим телом моей мамы.

Так что я не ожидала, что однажды, вернувшись домой с работы, увижу кучу машин, припаркованных перед главным домом. По крайней мере семь из них, кроме Роудса, я узнала только Клары и Джонни. Она уехала раньше и подозвала меня к себе, заявив, что ей нужно уладить что-то с отцом. Узнав о маме, я взяла отгул почти на две недели и каждый день она сама управляла магазином, я чувствовала себя такой виноватой за то, что оставила ее с таким грузом.

Но, увидев ее машину и машину Джонни, а затем еще пять машин с разными номерными знаками, я совершенно сбилась с толку.

Роудс был не из тех, кто приглашает к себе кого-нибудь, кроме Джонни, да и то нечасто. Его рабочий грузовик и «Бронко» тоже были тут, на несколько часов раньше, чем должны были. В это утро, собираясь на работу, он сказал мне, что будет торчать неподалеку и будет дома около шести.

Я припарковала свою машину ближе к квартире в гараже, в которой в последнее время почти не проводила время, и схватила свою сумочку, прежде чем в замешательстве подойти к главному дому. Входная дверь была не заперта, и я вошла. Звук нескольких голосов удивил меня еще больше.

Потому что я узнала их. Каждого из них.

И хотя в последнее время я плакала намного меньше, слезы мгновенно навернулись на мои глаза, когда я пересекла фойе и вошла в главную гостиную.

Вот где они все были. На кухне и за столом. В гостиной.

Телевизор был включен, и там было изображение моей мамы лет двадцати, взбирающейся на какую-то скалу, которая заставила бы меня помочиться. Фото сменилось на другое, где были изображены мы вдвоём. Это было слайд-шоу, поняла я до того, как еще больше слез появилось на моих щеках от абсолютного удивления.

Я была поражена.

Потому что в гостиной Роудса, в его доме, были мои тетя и дядя.

Все мои двоюродные братья, их жены и дети. Тут были Юки и ее телохранитель, ее сестра Нори и их мама. Тут были Уолтер и его жена, и Клара, и мистер Нез, и Джеки. А рядом с Джонни был Амос.

Ко мне с того же места двинулся Роудс, и я не знаю, то ли он обнял меня, то ли я бросилась, но случилось это секундой позже. Со мной, разрывающейся в горько-сладком чувстве радости, прямо в его объятиях.

После гораздо большего количества слез и объятий, чем я когда-либо помнила, я получила возможность помянуть жизнь моей мамы с людьми, которых я любила больше всего на свете.

Я действительно была одной из счастливчиков, и я не позволю себе забыть об этом. Даже в плохие дни. Я пообещала себе это.

И все из-за моей мамы.

— Удачи, Ам! Ты сможешь это сделать! Ты сможешь сделать что угодно! — крикнула я из машины удаляющейся фигуре, которую мы только что высадили возле актового зала его школы.

Он помахал, но не оглянулся через плечо, а на водительском сиденье Роудс почти рассеянно хихикнул.

— Он нервничает.

— Я знаю, что это так, и я не виню его, — сказала я, прежде чем поднять окно, как только он прошел через двойные двери. — Я нервничаю за него.

Я почти чувствовала, что тоже выступаю. Возможно, меня тошнило больше, чем Ама.

Но я приветствовала бабочек, которые я получила из-за Амоса, потому что они были неплохи.

Последние полтора месяца были непростыми, но я выжила. На самом деле больше, чем выжила. Дела шли довольно хорошо по большей части. У меня были хорошие дни, и у меня были дни, когда это новое чувство горя по моей маме мешало дышать, но у меня были люди, с которыми можно было поговорить об этом, и та же надежда на будущее, что была в моем сердце, снова расцвела, медленно, но верно.

Именно мистер Нез сказал мне кое-что в день поминания её жизни, что действительно застряло в моих мыслях. Он сказал, что лучший способ почтить ее жизнь — это прожить свою, быть настолько счастливой, насколько это возможно.

Мое сердце не было готово принять это в тот момент, но мой мозг да. Медленно, но верно правда этих слов просочилась в остальную часть меня. Это был небольшой водонепроницаемый пластырь для большой раны, но он помог.

— Я тоже, — согласился Роудс, прежде чем повернуть руль и вернуться к стоянке, где мы должны были припарковаться. Не в первый раз я заметила, что он хмуро посмотрел в зеркало заднего вида.

Мне нравились все его выражения лица, даже если конкретно этого я не понимала.

Мы приехали на час раньше начала шоу талантов, но ни один из нас не видел смысла ехать домой только для того, чтобы через пятнадцать минут ехать обратно. Его телефон запищал от сообщения, он вытащил его из кармана и передал мне, продолжая вести машину.

— Это твой папа. Он говорит, что уже в пути и будет здесь через минут пятнадцать, — сказала я ему, отправляя ответ пожилому человеку.

Роудс собирался свернуть мне шею за то, что я обещала сохранить его отцу место на шоу талантов, но Рэндалл пытался, и я отдаю ему должное. Роудс по-прежнему не был полностью согласен с тем, чтобы прикладывать усилия взамен. Но у меня было предчувствие, что в конце концов он пересилит себя ради Ама. Чтобы у него был еще один дедушка. Ты не можешь стереть годы непростых отношений всего лишь несколькими усилиями.

Часть меня надеялась, что он не узнает, что это я рассказала Рэндаллу о шоу талантов, когда мы встретились в магазине Home Depot в Дуранго, но риск того стоил. Не то чтобы он действительно рассердился бы на меня. По крайней мере, не за это.

Роудс хмыкнул, когда припарковался, а затем не торопясь посмотрел на меня, между его бровями образовалась крошечная морщинка. Эти серые глаза блуждали по моему лицу, как они это делали довольно часто, как будто он пытался прочитать меня. Он был очень искусным в этом, и если он мог сказать, что я чувствую себя подавленной, он пытался подбодрить меня по-своему. Некоторые из этих способов включали в себя показ мне, как колоть дрова, когда ему доставили два больших брёвна. В другой раз я ходила на снегоступах в ледяные пещеры. Но моим любимым способом был тот, когда он использовал это невероятное тело ночью, вызывая мои эндорфины. Это был комфорт и связь в одном лице.

Я любила его так сильно, что даже мое горе не могло заглушить моих чувств к нему.

И я знала без сомнения, что моя мама была бы так счастлива, зная, что я нашла кого-то вроде него.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Мне не нужно было об этом думать.

— Все хорошо.

Эти серые глаза скользнули по моему лицу. — Просто убеждаюсь. — Он взял меня за руку. — Я видел, как ты смотрела в окно на кухне перед тем, как мы ушли.

Это было. За последние пару недель я поймала себя на том, что делаю это реже. Моему мозгу и телу требовалось время, чтобы справиться с этим. Неожиданный визит моих близких тоже очень помог. Это снова напомнило мне о том, как много у меня есть, гораздо больше любви, чем некоторые люди когда-либо могли себе представить.

— Нет, я в порядке, честно. Я думала о том, как забавно иногда срабатывают случайности. Например, если бы я медлила с тем, чтобы забронировать твою гаражную квартиру, это мог бы сделать кто-то другой, и мы бы никогда не встретились.

— И из-за этого я наказал Ама на шесть месяцев, и это была одна из двух лучших вещей, которые когда-либо случались со мной.

Второй был Амос, я знала. И я улыбнулась. Было много поводов для улыбки.

— Кстати, ты напугал меня до чертиков в тот день.

Его рот скривился.

— Ты и меня до усрачки напугала. Я думал, ты вламываешься в дом.

— Ты все равно напугал меня больше. Ты был в двух шагах от перцового баллончика, — сказала я ему.

Роудс расплылся в красивой улыбке.

— Не так сильно, как ты напугала меня в тот день, когда кричала во все горло посреди ночи из-за милой маленькой летучей мыши.

— Милой? Ты под кайфом?

Его смех заставил мое сердце биться чаще.

Я наклонилась поцеловать его, этот нелепый рот открылся, и он глубоко поцеловал меня в ответ. Мы отстранились, и я улыбнулась ему, когда он посмотрел на меня с нежностью, но в тот момент, когда он это сделал, его глаза метнулись в зеркало заднего вида.

— Ты в порядке? — спросила я.

Рот Роудса сжался.

— Я думаю, что кто-то следит за нами.

Я повернулась на сиденье, чтобы посмотреть в заднее окно, но ничего не увидела.

— Ты так думаешь? Почему?

— Да. Это черный внедорожник. Я заметил его, когда мы съезжали с подъездной дорожки. Он приближался к нам и почти сразу развернулся. С тех пор он преследует нас, — объяснил он. — Может, это и совпадение, но не похоже.

Я коснулась его руки.

— У меня нет преследователей. У тебя?

Это заставило один уголок его рта приподняться, и в то же время его пальцы приземлились на мои.

— Никого из тех, кого я знаю. Держись поближе, ладно?

Я согласилась, и мы вышли. Погода сменилась, стало больше теплых дней, но я все еще была в пуховике — мандариновом, который он подарил мне на Рождество, в котором, по его словам, я выгляжу как гуляющее солнышко. Роудс обогнул капот и подошел к тому месту, где я ждала его посреди парковки. Он перекинул руку через мое плечо и удерживал рядом с этим длинным телом, которое заставляло меня думать о безопасности, доме и любви.

Но в основном о будущем.

Для такого тихого, замкнутого мужчины он не скупился на свою привязанность. Часть меня думала, что он знает, как сильно я нуждаюсь в этом, и поэтому он одаривал меня этим всем вокруг. Я даже иногда замечала, что Ам выглядел немного забавно, когда отец в случайный момент клал руку на его плечо или говорил, что гордится им за самые маленькие вещи.

Я так люблю его.

И я полностью уверена в том, что он медленно перетаскивает мои вещи к себе домой. Я не была уверена, пытается ли он быть подлым или просто даёт мне возможность привыкнуть к этой мысли, но это заставило меня замереть, когда я заметила, что там появляются маленькие вещи, которые я не приносила сама. Он редко использовал слово на букву «Л», но в этом не было необходимости. Я знала, что он чувствует, как знала свое имя.

И это было именно то, о чем я думала, когда услышала вещь, которую я когда-либо ожидала в своей жизни.

— Роро!

Мой мозг мгновенно узнал голос, но моему телу и нервной системе потребовалась секунда, чтобы наверстать упущенное. Принять.

Но я не замерла.

Мое сердце не начало бешено биться.

Я не начала сразу потеть или нервничать.

Вместо этого первым сбавил скорость Роудс. Как только мы перебрались через бордюр и оказались на тротуаре, расположенном вокруг школы, он остановился и медленно развернул нас. Он, казалось, понял, что «Роро» — это обращение ко мне, я понятия не имела, но он понял.

И я была почти уверена, что мы оба заметили фигуру, которая бежала через парковку с огромным мужчиной позади него.

Мои глаза последними сообразили, кто назвал мое имя.

Каден. Со своим телохранителем Морисом, который бежал следом за ним. Я плохо знала Мориса, его наняли прямо перед тем, как меня выгнали, но я все равно узнала его.

В громоздкой куртке и джинсах, на которые, держу пари, он потратил тысячу долларов, подбежал мужчина, с которым я потратила впустую четырнадцать лет своей жизни.

Как, черт возьми, он узнал меня, когда я позволила своему натуральному цвету волос снова полностью отрасти, я понятия не имела. Может быть, его мама сказала ему. Может, Артур или Симона.

Он выглядел как всегда. Состоявшийся. Красиво одет. Свежий и богатый.

Но как только он подошел ближе, я заметила мешки под его глазами. Это были не обычные синяки, как у остальных людей, но для него они были чем-то особенным. Что-то в его выражении тоже было тревожным.

Черный внедорожник, который заметил Роудс ранее. Это был его. Я просто знала это.