Даже один чаросвет в Сумерках – редкость, а их было сразу трое.

– Так нечестно, – протянул рыжий, с густой россыпью веснушек на скуластом лице.

Одно время считалось модным подрисовывать себе рыжие точечки на носу. Но у этого парня они явно были настоящими.

– А мне нравится, – улыбнулся второй, с темной шапкой волос и серыми глазами, которые смотрели на меня так, что щеки загорелись. А еще он единственный из их компании не отбрасывал тени. Высший чар.

Я поставила на стол кувшин с ягодным морсом, корзинку с душистыми крендельками. Таверна вроде выглядела как обычно: пара посетителей, запах выпечки и жареного мяса, под потолком зеркальный шар, и крохотные пятнышки света мельтешат по деревянным стенам, не находя покоя. Но старый Пит всхлипывал, забившись в угол, хотя обычно он травит байки и смеется над ними громче всех. А его друг глупо хихикал. Странно.

Собирая со стола мятые салфетки, я заметила, что на них написано по одному слову: радость, тоска, страх…

– Мне надоело, – капризно протянула девушка, отбросив за спину льняную прядь. – Себастиан, может, хватит?

– Ты ведь сама предложила эту игру, – напомнил рыжий. – Чары на первого, кто выйдет из кухни. Я считаю, тебе непростительно повезло, Бастиан. Или ты сдаешься?

Темноволосый парень взглянул на меня, и на миг показалось, что в его серых глазах промелькнуло сомнение. Но потом он положил на стол салфетку, и я успела прочесть на ней – вожделение.

– Либидерио максимум, – произнес он, и в меня словно хлынул поток света.

Я схватила воздух ртом, кровь вскипела и помчалась по венам, а сердце, подпрыгнув, заколотилось о ребра. Стало так жарко, что я потянулась к блузке и расстегнула верхнюю пуговку.

– Это отвратительно, – проворчала девушка. Пощелкав пальцами у меня перед носом, спросила: – Тебе сколько лет, тень?

– Восемнадцать, – пробормотала я, не в силах оторвать взгляд от парня.

Его кожа была смугло-золотистой, карамельной. Хотелось коснуться ее, погладить, лизнуть… Я тряхнула головой, прогоняя жаркое наваждение.

– Какой интересный кулон, – заметил рыжий. – Расстегнешь еще пару пуговок, чтобы я смог рассмотреть получше?

Я прикоснулась к кулону, и холодный металл слегка остудил меня, возвращая способность мыслить.

– Чего-нибудь еще хотите? – пролепетала я, схватив поднос и прикрываясь им точно щитом.

– Бас, у тебя не вышло? – удивился рыжий. – Она, кажется, вполне владеет собой.

Темный потянулся и легонько провел кончиками пальцев по моему запястью. Поднос с грохотом выпал из ослабевших рук.

– А чего бы хотелось тебе? – спросил парень, поднимаясь.

Я непроизвольно качнулась вперед, к нему, вдыхая аромат: свежий и немного горький. Как будто крепкий кофе ранним утром. В горле тут же пересохло. Мне дико захотелось не пить, а чего-то еще… Резкий росчерк бровей, на правой скуле короткий белый шрам, подбородок темный от пробивающейся щетины. Серые глаза, окаймленные черными ресницами, чуть щурились, как от яркого солнца. Почти не осознавая, что делаю, протянула к нему руки и погладила твердые грудные мышцы.

– Довольно, Бастиан, сними чары, – требовательно произнесла блондинка.

– Бастиан, – прошептала я. – Это так…

– Горячо, – хрипло подсказал он, обняв меня.

В его серых глазах вспыхивали искры, кружились у зрачков, затягивая меня в глубину. Света становилось все больше, пока вся радужка не засияла золотом, оставив лишь тонкую темно-серую каемку. Как край грозовой тучи.

– Как тебя зовут, тень?

– Мэдерли, – выдохнула я, нежась под солнечным взглядом.

Я взяла его ладонь и, прикрыв глаза от удовольствия, потерлась о нее щекой как кошка. Зачем спрашивать, чего я хочу? Разве не ясно без слов? Обвив его шею руками, привстала на цыпочки, потянулась как цветок к источнику света.

– Фу! – донесся резкий голос девушки. – Бастиан, прекрати это!

Я млела в его тепле, отогреваясь после бесконечной вереницы зябких сумерек. Посторонние звуки исчезли, как и чужие запахи и раздраженные лица. Остался только сотканный из солнца парень и я.

Зрачки в золотых глазах расширились, и между нами повисло напряженное ожидание. Как перед раскатом грома, когда все затихает. А потом горячие губы приникли к моим.

Раньше я не знала, что дрожать можно от жары, а не от холода. Ладонь обхватила мой затылок, пальцы вплелись в волосы, как будто запрещая мне отстраняться, но я и не хотела! Его губы на моих губах, вкус мяты и кофе… В рот толкнулся упругий язык, и я с готовностью лизнула его своим. Сильные ладони на моем теле, мурашки по коже, жарко… так горячо… Я запрокинула голову, и парень, подхватив меня под бедра, усадил на стол. Так гораздо лучше!

Но слишком много одежды.

Я с досадой дернула его рубашку и, оторвавшись от губ, поцеловала шею, лизнула ключицу, прикусила смуглую кожу, пробуя ее на вкус. Снова поцелуй в губы, язык нырнул в мой рот глубже, настойчивей, жесткие пальцы обхватили мои ягодицы и подтянули ближе, теснее. Я льнула к нему и хотела еще. Больше. Свет тек у него под кожей, и я хотела его в себе.

А потом на меня выплеснулся компот.

– Хватит! – рявкнула блондинка, сжимая пустую чашку и испепеляя меня взглядом.

– Мэдерли! – ошарашенно воскликнула тетя Рут, оказавшись рядом. – Ты что это… Да как же…

– Увлекся, – пробормотал парень. Отпрянув, провел пятерней по густым волосам.

Я облизнула губы, и он как зачарованный вновь подался ко мне, но тетя Рут встала между нами.

Сердце колотилось, губы горели, а рубашка была мокрой и липла к телу.

– На кухню! – громогласно приказала тетя, и я шмыгнула за дверь. Прислонилась к ней спиной, пытаясь унять заполошное сердце и прислушиваясь к голосам.

– Ты ее чуть на столе не разложил!

– Девочка так разогрелась…

– А ну, пошли вон отсюда! – это уже тетя.

– Что ты себе позволяешь, тень? – надменный вопрос девушки. – Знай свое место!

– Мы уходим, – я услышала низкий голос парня, и мое сердце тут же подскочило, забившись быстрее, а по телу вновь растеклось тепло.

Звякнули монеты, и я едва успела отшатнуться от двери, как та распахнулась и на пороге кухни появилась Рут.

– Я, конечно, советовала тебе флиртовать, – начала она. – Но я не говорила, что ты должна лезть на парня прямо на столе!

– Не знаю, что на меня нашло, – виновато прошептала я, и мои губы задрожали. – Он сказал чарослово, и я как с ума сошла. Прости!

Осознание окатило меня не хуже компота: я накинулась на незнакомца. Целовала его, терлась об него как кошка и чуть не отдалась ему прямо там, на столе.

– Ладно, – голос тети смягчился. – Если будут болтать, так пусть Первый разбирается. Ты ни в чем не виновата.

– Они играли, – поняла я. – Он должен был наложить вожделение на первого, кто выйдет из кухни.

Тетя Рут задумалась, а потом фыркнула.

– Если б из кухни вышла я, он бы так легко не удрал! Уж я б его… – Она рассмеялась гулким басом и принялась собирать посуду в мойку. – Иди, приведи себя в порядок.

Я побрела в душ, стащила мокрую липкую рубашку, встала под слабые струи едва теплой воды, но даже не поежилась от холода – мое тело все еще горело.

Фалько гоготал, Найрин злилась, но Бастиану было плевать на ее обиды. Он сел за руль и вжал педаль так, что чаромобиль сорвался с места, подняв позади снежный вихрь.

– От любви не убежишь, – подначивал с заднего сиденья Фалько, который буквально светился всеми своими веснушками. – Хотя я ждал, что из кухни выйдет та усатая тетка. Было бы веселее.

– Если кто-нибудь узнает, нам попадет, – тоном училки произнесла Найрин, застегивая пуговки на его мундире, который накинула себе на плечи.

Знала ведь, что едет в Сумерки, отчего не взять одну из своих шубок? Бастиану не было холодно, но запах ее сладких духов, вечно остающийся на его одежде, раздражал.

Та девушка пахла ночным лесом, а у ее поцелуев был вкус диких ягод.

– Ты сама сказала, что вам надо оттачивать чарословие, – напомнил Фалько. – Тем более это так весело. Или ты ревнуешь Баса?

– Это было отвратительно! – взорвалась она. – С тенью из сумерек! Ты бы еще слизошмыга облизал, Себастиан. Я бы на твоем месте хорошенько вымыла руки и прополоскала рот.

– А я бы на твоем месте заткнулся, – грубо сказал он, и Найрин, ахнув, захлопнула обиженно надутые губки. Только его это совсем не тронуло.

– Это была всего лишь игра, – растерянно произнес Фалько.

Да, просто игра. Но откуда такой взрыв эмоций? Тонкое нежное тело, светлая кожа, синие глаза – та девчонка была сама невинность. Но желания будила самые темные. Как будто не он зачаровал ее вожделением, а она его.

– А ведь нас предупреждали о такой вероятности, – вновь заговорила Найрин, выбрав примирительный тон. – Эмоции заразны. Ты высший чар и зачаровал ее слишком сильно, Себастиан. Поймал отголоски ее чувств. В конце концов, пусть она всего лишь тень, но, тем не менее, половозрелая самка, которую к тебе потянуло. Понятно, что ты, как мужчина, инстинктивно не смог не отреагировать…

– Жаль, что ты влезла со своим компотом, – перебил ее Фалько, и Бас увидел его рыжий чуб и нахальную рожу в зеркале заднего вида. – Я бы досмотрел. Но лучше вернуться туда и зачаровать ее самому…

– Не смей, – рявкнул Бастиан со злостью, которая удивила его самого, и все разом притихли.

Возможно, Найрин права. Это всего лишь отголоски чар. Чужие эмоции заразны.

Настолько, что он почти потерял контроль?

Глаза Мэдерли были темно-синими, как ночное небо, и в их глубине мерцала звездная пыль. Сумеречная тень с чаросветом в крови? Вряд ли. Но проверить стоит.

Я с самого утра решила загрузить себя работой. Отскребла столы, подмела полы, перестелила белье у постояльцев на втором этаже. Однако заглушить воспоминания не удавалось. Я то и дело возвращалась взглядом к столу, на котором целовалась с чаром, и мои щеки предательски пылали. В конце концов я сбежала из таверны на крыльцо, которое давно не мешало вымыть.

Сизую хмарь неба кромсали лучи сторожевых башен, под ногами редких прохожих чавкала грязь. А вокруг, разрежаемые огоньками окон да газовых фонарей, царили Сумерки – вечный полумрак, пристанище теней вроде меня, не одаренных светочарами. Дома на тонких ножках свай тянулись вверх как чахлые ростки, на плоских крышах торчали вертикальные грядки – жалкая попытка ухватить солнечные лучи. Но жизнь и тут может быть вполне сносной.

Я принялась за крыльцо, протерла перила и резные столбики, подпирающие козырек, и не сразу заметила чаромобиль, который бесшумно подкатил к таверне.

Серые дверки распахнулись одновременно точно крылья птицы, и из чаромобиля вышли двое. Оба в сером, но один лысый, а другой наоборот – кучерявый.

– Мэдерли? – спросил кудрявый.

Я неуверенно улыбнулась, комкая в руках мокрую тряпку, однако ни один из незнакомцев не улыбнулся в ответ. Я посторонилась, пропуская их в таверну, но мужчины поднялись по ступенькам и остановились рядом со мной.

– Сегодня отличный рыбный пирог, – соврала я. Рыба была старой, но Рут добавила много лука, и в целом вышло неплохо. – Проходите, занимайте любой свободный столик.

– Обойдемся без пирогов, – ответил лысый и вдруг подался вперед, заглядывая мне в глаза, так что я отшатнулась от неожиданности, едва не свалившись за перила.

– Похоже, предположение верное, – протянул он.

Кудрявый вытащил из кармана блестящий кругляш со стрелкой и бесцеремонно прижал его к моему лбу.

– Что вы?.. Меня проверяли на светочары! – воскликнула я. – Еще в детстве, как остальных. Ничего.

Кудрявый убрал прибор и посмотрел на него. Стрелка дернулась и отклонилась вправо, и мое сердце подпрыгнуло от неожиданности.

– Совсем мало, – с легким сожалением заметил лысый.

– Для тени – слишком много, – возразил его коллега. – Мэдерли, как там дальше…

– Эванс, – выпалила тетя Рут, выскочив на порог. – Что тут у вас за дела с моей Мэди?

– Очень хорошие дела, – заверил лысый и достал из внутреннего кармана бланк с уже проставленной круглой печатью. Положив бумагу на вымытые мной перила, он быстро вписал мою фамилию и торжественно произнес: – Мэдерли Эванс, вы приглашены в академию чаросвет.

Я нервно всхлипнула, а тетя Рут деловито забрала бумагу у лысого и чуть ли не носом в нее уткнулась.

– Это шутка? – только и смогла выдавить я.

– В вас горит свет, – пояснил кудрявый. – А значит, вы имеете право обучиться чарам. Это шанс на совсем другую жизнь.

– Все расходы академия берет на себя, – веско добавил лысый.

Он окинул взглядом и меня, и таверну, и тетю Рут, которая шевеля губами читала по бумажке, – и поморщил нос, когда до него донеслись ароматы рыбного пирога, который я так расхваливала.

– Вам следует прибыть в академию как можно скорее, – сказал кудрявый. – Занятия уже начались.

Они даже не стали заходить внутрь. Сели в серый чаромобиль, захлопнули дверцы и укатили прочь, оставив в грязи рифленый след шин и еще бумажку в руках тети.

Этого не может быть. Я обычная тень. Это розыгрыш!

– Та злобная блондинка, что облила меня компотом, решила поглумиться, – осенило меня. – Это глупая шутка! Меня даже не пустят на порог академии!

Я обернулась к тете Рут, однако оказалось, что ее и след простыл. Исчезла вместе с бумажкой. Я раздраженно швырнула на пол мокрую тряпку, но потом все же решила домыть крыльцо, раз уж взялась.

Тетя вернулась через добрый час, когда я почти успела себя убедить, что все это мне причудилось. Но следом за ней в таверну шагнул Первый. Я не видела его уже с год, но он совсем не изменился: те же жесткие черты, словно высеченные из камня, белые волосы, лицо разрезали морщины и шрамы.

Тетя Рут шмыгнула на кухню и принесла чай. Мне – ягодный, Первому – черный. Поставила на тот самый стол, на котором я целовалась с чаром.

– Я знаю, – сказал Первый. – Про чара и остальное.

– Это какое-то недоразумение, правда? – робко спросила я. – Шутка.

Первый положил в чай две ложки сахара, размешал, изучая меня холодными глазами, светло-серыми, как грязный снег.

– Ты примешь это предложение, Мэдерли, – сказал он. – Поедешь в академию завтра.

Я открыла рот и закрыла. Никто не спорит с Первым. А если и появляется такой дурак, то вскоре исчезает навсегда.

– Надо напомнить, что ты задолжала мне, Мэди? – добавил Первый.

Я мотнула головой. Я никогда этого не забывала.

Кулон на шее защитил меня от неприятностей, поджидающих сиротку на каждом углу, а тетя Рут вовсе не была моей тетей, но дала мне теплый кров и еду, и никогда не попрекала куском.

– Ты одна из нас, – сказал Первый. – Сумеречная тень. Ты нам поможешь.

– Что я должна делать? – угрюмо спросила я.

Утром я удрала на крышу и, устроившись на скамейке под салатной грядкой, долго смотрела на полоску золота, растекшуюся над горизонтом. Конечно, тетя без труда нашла меня и, вздохнув, села рядом.

– Там тепло, – сказала она, набросив плед мне на плечи. – Солнышко светит.

Я закуталась в плед плотнее, положила голову на плечо тети Рут. Ветер трепал мои волосы, хлестал ими по лицу, гнал волны по реке, что извивалась вдали мятой серебряной лентой. Руины поселка на том берегу лежали как на ладони. Я все гадала – какая из крыш моя. Может, та, из конька которой выросло дерево, или с длинной черной трубой, что обгоревшим перстом грозила небу, или та, которой не осталось вовсе.

– Вчера Первый сказал мне кое-что, – с усилием произнесла я. – Кое-что важное.

Рут вздохнула.

– Ты подслушивала, – утвердительно произнесла я.

– Я так скажу, – выпалила тетя. – Это всего лишь догадки.

Семь лет назад зеркало на одной из башен солнечного рубежа вышло из строя. Свет, идущий отраженным лучом к сторожевому посту сумеречного городка, погас. Отчего-то никто не поспешил заменить зеркало новым и исправить поломку. Говорили, что оно раскололось вдребезги, и настроить перекрестный луч тоже не получилось. Всего несколько часов без света. Для солнечной долины это ерунда, забава. Они приезжают к нам в Сумерки и жалуются на палящее солнце.

Но для городка, разместившегося по ту сторону реки, разбитое зеркало оказалось роковым.

Я зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть что-то, но моя память была чиста, как свежевыпавший снег. Или напротив – черна, как самая глубокая ночь. Как я ни силилась поднять завесу тьмы, о прежней жизни не помнила ничего.

Лекарь объяснял это шоком. Рут сказала: к добру – меньше буду тосковать о потерянном. Я словно родилась в ту самую ночь, когда твари тьмы напали на город и уничтожили всех. Кроме меня.

А теперь Первый говорит, что все это не случайно.

Я должна выяснить правду.

– Я буду скучать, – сказала я, повернувшись к тете.

– Сомневаюсь, – усмехнулась она, ласково убрав прядь волос с моего лица и погладив меня по щеке. – Вряд ли в академии чаросвет у тебя будет время для скуки.

Бастиан не стал рассказывать о своих предположениях друзьям, но сам не мог думать ни о чем другом. Если он не ошибся, и в девушке из Сумерек горит свет, то скоро она приедет сюда, в академию.

– Найрин на тебя за что-то злится? – спросил Кейден Монтега.

Бас знал его с детства, но не считал другом. Уж больно себе на уме. И проницательный – в этом ему не откажешь.

– Найрин может делать все, что ей угодно, – ответил он.

Они спустились по мраморным ступеням во двор академии, и девчонки, что собрались стайкой под раскидистым кленом, захихикали, бросая на них кокетливые взгляды. Синие юбки до колен, белые блузки с широкими воротниками, синие пиджачки – Мэдерли бы пошло.

Хоть бы его догадка оказалась верна!

Если она приедет сюда, в академию, будет куда проще выяснить, что за наваждение случилось в таверне. А иначе придется опять тащиться в Сумерки. Потому что оставлять эту загадку нерешенной Бас не собирался.

Кей, обернувшись, послал девушкам воздушный поцелуй, вызвав новую волну игривого смеха. А из академии появился Фалько, прошмыгнул через толпу, возвышаясь над всеми вихрастой рыжей башкой, подошел ближе и указал пальцем вперед.

– Это еще что?

От ворот академии по мощеной булыжником дороге катил видавший виды экипаж. Он гремел как жестянка с гвоздями, и все студенты невольно оборачивались на звук. Кляча была невнятной мышиной масти, кучер одет в теплый кожух, а на дверце Бастиан с замиранием сердца разглядел потертый знак сумеречного района – узкий край солнца и три луча. Экипаж обогнул здание академии и покатил к приемному корпусу.

– Угадай, – предложил Бас, улыбнувшись.

Фалько выставил вперед крупные ладони, прикрыл глаза и пошевелил пальцами точно его мамаша, что вела прорицание.

– Я улавливаю некие нестабильные вибрации, – важно произнес он. – Так, пальцы теплеют… Это что-то живое.

– Если сложить кучера и кобылу, то вместе они на живое потянут, – меланхолично заметил Монтега. – А так оба какие-то полудохлые. Интересно, кого привезли в этом корыте? Или что? Надеюсь, мужик – новый истопник, а в телеге – дрова. В женском общежитии по ночам довольно прохладно.

Экипаж остановился у бокового крыльца и выпустил наружу тонкую фигурку, и сердце Бастиана подпрыгнуло в груди и забилось громче.

Фалько близоруко прищурился, а после вытаращил глаза.

– Это девчонка из сумеречной таверны! – воскликнул он.

– Ага, – кивнул Бастиан, улыбаясь как идиот. – У нее искры в глазах, я заметил.

– Ты притащил сюда тень из Сумерек? – изогнул бровь Кейден.

– Она сама приехала, как видишь, – ответил Бас. – Я высказал догадку администрации, а они решили проверить.

Еще бы они не проверили. За деньги его отца построен целый учебный корпус.

– Откуда в ней свет? А какой уровень? Она будет учиться в академии? – Кей и Фалько наперебой засыпали его вопросами.

– А что б ей тут тогда делать? – ответил он на последний.

Хотелось бы верить, что она приехала лично к нему, чтобы завершить начатое, но это вряд ли. Кей поджал губы, размышляя, а вот Фалько, запинаясь, сказал:

– Бас, ее же сожрут в женском общежитии. Представь, что устроит Найрин. Она ее уже… эмм… недолюбливает.

Бастиан задумался и кивнул.

– Это ты верно подметил.

Спрятав руки в карманы, он пошел вперед, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег.

– Эй! Ты куда? – окликнул Фалько.

– Скажу, куда ее разместить, – пояснил он, не оборачиваясь.

Академия была великолепна: огромное здание из белого камня изгибалось в форме подковы, а позади него были разбросаны корпуса поменьше, с причудливыми башенками, витражами и воздушными мостиками. Вокруг раскинулся сад с аккуратными дорожками, по которым гуляли студенты. Они смеялись, болтали, спорили, читали книги или просто валялись в траве, и выглядели при этом расслабленными и довольными жизнью. Как будто им не надо беспокоиться ни о деньгах, ни о пропитании, ни даже о том, что из вечной ночи могут явиться чудовища, или что зеркало на сторожевой башне вдруг погаснет.

Я взяла сумку, в которой уместились мои скромные пожитки, и, выдохнув, вошла в дверь приемного корпуса.

Мои руки подрагивали от волнения, и в горле пересохло, но, к счастью, бумажка с круглой печатью открывала все двери. Меня словно подхватило течением и понесло по стремнине студенческой жизни. Я получила три комплекта одежды, спортивную форму, туфли и даже белье. В другом кабинете – тетради, ручки и карандаши и еще кучу канцелярских мелочей. Все это добро с легкостью уместилось в чудесной новой сумке из лакированной кожи с блестящей пряжкой, на которую я не могла налюбоваться. Сумка оказалась зачарованной и даже не оттягивала плеча, но мне все равно было ее жалко. Так что я тайком вытащила туфли и кроссовки и переложила в свою старую сумку с пожитками. А то как бы блестящая кожа не потрескалась.

Потом меня осмотрела медсестра. Порадовав отсутствием диагнозов, предложила пилюлю от нежелательной беременности. Вспомнив о действии чарослова, я проглотила горькую таблетку без возражений.

Комендант женского общежития, приземистая тетка в сером переднике поверх цветастого платья, встретила меня подозрительно ласковой улыбкой.

– В женском общежитии мест нет, – ошарашила она сходу, приглаживая топорщащийся карман передника и засовывая поглубже показавшийся уголок купюры. – Учебный год начался, все под завязку. Но есть комната в башне Альваро.

Все знали это имя, принадлежащее одному из великих домов.

– Высоко, зато вид отличный, – тараторила тетка. – Я уже попросила одного любезного студента отнести одеяла и прочее, чтобы тебе не пришлось тянуть самой. У тебя ведь еще и свои вещи, и форма…

Я повесила волшебную сумку на одно плечо, старую – на другое, и теперь с меня, как с вьючного ослика, с обеих сторон свисала поклажа. Так что помощь незнакомца была кстати.

– Тебе крупно повезло, – доверительным шепотом сообщила комендантша, склонившись ко мне, и зачем-то подмигнула.

– Спасибо, – пробормотала я. – А где эта башня?

– А вот тут, – комендантша всучила мне деревянную табличку. – Смотри, это карта академии.

Я уставилась на деревянный прямоугольник, потом с подозрением глянула на тетку – не издевается ли она надо мной.

– Вот сюда приложи палец, – она взяла мою руку и прижала большой палец к углублению внизу.

– Ух ты! – воскликнула я, не сдержав восторга, когда деревяшка и правда превратилась в карту: разбежались в стороны садовые дорожки, выросли башенки академии, протянулись ниточки мостов.

– Синяя точка – это ты, – продолжила комендант, снисходительно улыбнувшись. – А твоя комната обозначена зеленым.

– Как удобно! – восхитилась я.

Втайне я боялась, что заблужусь в академии. В ночном лесу и то ориентироваться проще, чем в переплетениях коридоров, мостов и корпусов, но эта волшебная карта полностью меняла дело.

– Смотри, можно вот так приблизить, – показала комендант, раздвинув пальцы, – тогда карта становится подробнее. Любую точку назначения достаточно просто назвать. Например, – она склонилась над картой и отчетливо произнесла: – Как пройти в библиотеку?

Желтая точка тут же вспыхнула в левом крыле главного здания, и карта даже любезно проложила мне маршрут тонкой ниточкой пунктира.

– А на ней можно увидеть, где находится какой-нибудь определенный студент? – с замиранием сердца спросила я.

Хоть бы так и было. Тогда я буду держаться подальше от Себастиана и постараюсь не столкнуться с ним ни разу за весь срок обучения.

– Нет, – разбила мои надежды комендант. – Только план академии. После того, как разместишься, сходи к ректору и получи учебный план и расписание занятий.

– Кабинет ректора, – произнесла я, склонившись к карте, и желтая точка вспыхнула в центре академии. – Понятно.

– Вроде бы все, – кивнула комендант, вновь любовно погладив карман передника. – Учись хорошо, Мэдерли Эванс, и не упусти свой шанс. Ух, и везучая же ты!

Она снова мне подмигнула, точно мы какие-то заговорщики.

– Ага, – ответила я и, на всякий случай подмигнув ей в ответ, потащилась на зеленый огонек, который должен был привести меня в новый дом.

Шагая по узкой дорожке, усыпанной мелким белым песком, я чувствовала себя вороной в стае певчих птиц, или окуньком, затесавшимся среди золотых рыбок. На меня озирались, девушки снисходительно фыркали, оглядывая мое куцее пальтишко. Наверное, даже хорошо, что мне не нашлось места в женском общежитии. Я затаюсь в крохотном чуланчике в башне и постараюсь выполнить задание Первого, пока меня не вытурили из академии. А это обязательно случится.

Башня Альваро находилась в стороне от учебных корпусов. Толстое круглое здание из красного кирпича венчала острая черепичная крыша. По шершавой стене карабкался плющ, а массивную дверь кто-то открыл и заботливо подпер камнем. Башня напоминала сторожевой пост, но не хватало зеркал наверху. Впрочем, здесь они не были нужны – солнце висело над горизонтом, едва цепляясь за него нижним краем, и я все старалась повернуться к свету лицом, по сумеречной привычке не желая терять драгоценные лучи.

Я взошла на крылечко с коваными перилами и шагнула в круглый темный холл, из которого выходило две двери. Заглянув в одну из них, я обнаружила вытянутое помещение без окон, в углу которого были стопкой свалены старые ковры. Пахло травой и мокрой шерстью, и как будто чем-то еще знакомым, но я не могла разобрать. За другой дверью и вовсе валялся хлам: коробки, сломанные стулья, колеса от чаромобиля. Не то чтобы я ожидала многого, но жилищные условия так себе. Я сверилась с картой, а потом догадалась ее увеличить. Развела пальцы, и мерцающее изображение башни вытянулось вверх, а зеленый огонек устремился под самую крышу. А ведь точно – комендантша говорила, что высоко.

Витая лестница с чугунными перилами вкручивалась в башню штопором, и я пошла по ней, поправляя сползающие с плеч сумки. На втором этаже дверь была всего одна, и за ней я нашла залитый солнцем спортивный зал, занимающий все пространство. Плотные маты, боксерская груша, канаты, брусья, какие-то копья и палки с крюками – о предназначении некоторых снарядов я могла лишь догадываться.

Сверяясь с картой, зеленый огонек на которой звал меня вверх, я поднялась на третий этаж, открыла дубовую дверь и застыла, подозревая подвох.

Это был не чулан, не чердак и не каморка.

Зал, из которого выходили несколько дверей, казался пропитанным солнцем. В три окна лился свет, и, как будто этого мало, огромное зеркало в золоченой раме отражало лучи, направляя их в угол, где причудливо изгибалась стойка бара. Лакированное красное дерево блестело со сдержанным достоинством, тетя Рут бы оценила.

Пыльно-зеленые шторы выглядели просто роскошно, и я, поставив обе сумки на пол, вытерла руки о бедра и, подойдя к ближайшему окну, осторожно пощупала бархатистую тяжелую ткань. Вдоль одной из стен вытянулся шкаф, книги в котором стояли так плотно, что часть пришлось положить поверх корешков. Да во всех Сумерках не найдешь столько книг!

Кресла из светлой кожи обступили низкий стеклянный столик, на котором остались забытыми пара грязных бокалов, вилка и коктейльные трубочки. С изогнутого куполом потолка свисала хрустальная люстра, на которой, впрочем, сразу была заметная некая асимметрия, явно не предусмотренная создателем. А на полу лежал пушистый ковер такого светлого и нежного абрикосового оттенка, что ступать на него казалось кощунством!

Я вновь сверилась с картой. Синий и зеленый огонек слились в один, бирюзовый. Выходит, я дома. Но как же так? Может, здесь какая-то ошибка? В женском общежитии мест нет, так что меня поселили в настоящий дворец?

Я осторожно приоткрыла ближайшую дверь и обнаружила вместительную гардеробную, которая была куда больше того уголка за кухней, который я привыкла считать своей комнатой. Вещи на вешалках оказались мужскими: несколько курток, шикарное кашемировое пальто, с десяток пар обуви. На меня пахнуло уже знакомым ароматом, свежим и немного горьким, и сердце подскочило к горлу.

– Собираешься жить в шкафу? – спросил меня насмешливый голос, и я, сглотнув, обернулась. Бастиан стоял в дверном проеме, высокий, слегка растрепанный, и в гардеробной как будто стало светлее от его смугло-золотистой кожи. – Твоя комната там, – кивнул он в сторону. – Располагайся.

Меня кинуло в жар, в голове зашумело, словно здесь, в гардеробной, зашептало эхо давешнего чарослова. Я торопливо вышла, заставив Бастиана посторониться. Глянула в приветливо распахнутую дверь, за которой виднелся угол кровати и сваленные на нее одеяла.

– Это все из-за тебя, – сказала я, развернувшись к чару. – Я здесь по твоей вине!

– Да, – подтвердил Бастиан. – Всему виной моя наблюдательность. Я уловил отблеск света в твоих глазах и теперь готов принимать горячую благодарность.

Вот только никакой благодарности, ни горячей, ни холодной, я не испытывала.

– Ты живешь здесь, – догадалась я.

Довольно просто сложить одно к одному: его вещи в гардеробной, якобы отсутствие свободных мест в общежитии, оттопыренный карман на переднике комендантши…

– Ты дал взятку! – ахнула я.

– Поверь, это для твоего же блага, – не стал отпираться он. – Я не привык делить с кем-то территорию, но ничего, потеснюсь. Я решил, что теперь в некотором роде несу ответственность за тебя, раз уж выдернул из той сумеречной дыры.

– А я просила?

Бастиан удивленно вздернул брови.

– Ну, ты здесь, – заметил он. – А значит, тебе хватило ума воспользоваться выпавшим шансом. Слушай, я вроде не представился при нашей первой встрече. Себастиан Альваро.

Бастиан склонил голову, и вышло бы церемонно и вежливо, если бы при этом он не жевал мятную жвачку, запах которой я чувствовала и на расстоянии.

– Друзья зовут меня Бастиан, или Бас, – продолжил он и улыбнулся. – Ты тоже можешь звать меня так.

– Что ж, неприятно познакомиться, Себастиан, – с вызовом заявила я.

– Позавчера было приятно, – нахально напомнил он, улыбнувшись еще шире.

– Потому что ты использовал чарослово! – возмутилась я. – Это подло и бесчестно! Думаешь, я бы стала вот так целоваться с тобой? Да ни за что!

– Уверена? Потому что я был бы не против завершить начатое действо, – заявил он, шагнув ко мне ближе, так что я была вынуждена попятиться. – А потом повторить его снова. И так пока не надоест.

Мне понадобилась пара секунд, чтобы осознать, что он только что сказал, а потом я набрала в грудь побольше воздуха и разразилась грязной бранью.

Бастиан очень внимательно выслушал, куда ему следует идти вместе со своим предложением, и мотнул головой.

– Ну, нет, – отказался он. – Туда я не пойду. Там наверняка воняет и темно.

– Ты ведь чаросвет, рассеешь любой мрак, – ехидно напомнила я. – К тому же, ты сказал – пока не надоест. Так вот ты мне уже надоел! Проваливай!

– Во-первых, я тут живу, – напомнил Бастиан. – А во-вторых, я запросто могу сказать чарослово опять.

Я схватила со стеклянного столика вилку и быстрым движением приставила ее к горлу Бастиана. Он даже не дернулся. Только вынул изо рта жвачку и налепил ее на зубцы.

– А без чарослова тебе не дают? – поинтересовалась я.

– Еще как дают, – хмыкнул он.

– Чего тогда угрожаешь?

Он молча смотрел в мои глаза, как будто выискивая там ответ, а потом вдруг спросил:

– Какой у тебя уровень, Мэди?

– Не твое дело, – ответила я, бросив вилку назад на стол. – Мы не друзья, чар. А если ты опять используешь против меня чарослово, я пожалуюсь ректору. Мне как раз надо явиться к нему для личной беседы.

Вот только вряд ли ректор станет слушать какую-то тень из Сумерек. Кто я против Альваро?

– Мне нет нужды использовать чары, – сообщил он.

– Дай слово, – потребовала я. – Поклянись, что не станешь.

– Слово Альваро, – слегка надменно произнес Бастиан. – Пообтешешься тут, поймешь, что к чему, и придешь сама, исключительно добровольно, – он кивнул на дверь. – Вон там моя спальня, Мэдерли. Она для тебя открыта.

Я не сдержала смешок.

– Забудь. Лучше извинись за то, что случилось в таверне, а заодно за свое предложение, которое еще отвратительнее, чем твои поцелуи.

Бастиан усмехнулся, и мои щеки вспыхнули от стыда, когда я осознала, что на мое наивное вранье никто не повелся. Мне нравились его поцелуи, и он это отлично знал.

– Извиняются за неправильные или дурные поступки, о которых сожалеют, – веско произнес Бастиан. А потом склонился и добавил, понизив голос: – А я вообще не сожалею, Мэдерли.

В его серых глазах взвился солнечный вихрь, затягивая меня в воронку зрачков, но я пожала плечами и, изо всех сил сохраняя внешнюю невозмутимость, взяла вещи и пошла в свою комнату.

Захлопнув дверь, прижалась к ней спиной и зажмурилась, по старой привычке схватив кулон и пытаясь успокоиться. А когда наконец распахнула ресницы, то едва не разинула рот от удивления.

Опустив сумки на пол, я шагнула вперед, к окну. Оно было полукруглым, и по изогнутому краю широкой каемкой шел витраж. Шесть гербов великих домов были выложены из ярких кусочков стекла, и свет струился сквозь витражи разноцветными брызгами, падал на деревянный пол, раскрашивал белую стену, и вся комната словно превратилась в драгоценную шкатулку. Я завороженно подняла руку, пропуская лучи между пальцами, – свет казался почти осязаемым, а потом осмотрелась.

В комнате было все необходимое и даже больше: кровать, одежный шкаф, массивный письменный стол со множеством ящичков. На стене висела огромная карта, истыканная крохотными флажками, – похоже, Бастиан отмечал места, где успел побывать. Все шесть великих городов удостоились его визита. А вот на мои родные Сумерки он флажка пожалел.

Заметив еще одну дверь, я открыла ее и нашла ванную комнату с просторной стеклянной кабинкой для душа. Из крана потекла чистая горячая вода, а на полке стояла корзинка с разноцветными кусочками мыла. О лучшем я и мечтать не могла. Если бы не одно «но» – мой сосед.

Да, Бастиан пообещал, что не станет использовать чары, но можно ли ему верить? Я в этом сильно сомневалась.

Где-то позади послышались шаги, а затем стукнула дверь. Чар куда-то ушел. Мне тоже стоит покинуть эту прекрасную комнату и найти себе более скромное и подходящее жилище. Комендант сказала, я должна побеседовать с ректором. Быть может, у него я смогу получить совет и поддержку.

Вообще-то он и правда собирался извиниться. Но девчонка сбила весь настрой.

От нее все так же пахло ночным лесом и дикими ягодами, а ее белая кожа в солнечном свете казалась почти прозрачной. Но за нежной оболочкой обнаружился колючий, упрямый характер, и это было даже забавно. Мэдерли была все равно что чернополох – ночной цветок, который плюется ядовитыми шипами, если подойти к нему слишком близко и слишком рано. Но если набраться терпения и дождаться, пока тугие бутоны раскроются полностью, то можно рвать их голыми руками.

Надо дать ей время. Очень скоро она поймет, как ей повезло. И узнает, что в академии чаросвет не принято блюсти целомудрие.

Бастиан смотрел ей вслед, когда она пошла в свою спальню, зачем-то обойдя ковер, и продолжал как последний дурак пялиться в дверь, когда та недвусмысленно захлопнулась перед его носом.

Он помнил Мэди горячей и податливой, но теперь она будто спряталась за ледяными щитами. Угрожала ему вилкой и готовилась защищать свою честь – очень трогательно и очень наивно. А с ее нежных сладких губ вместо поцелуев слетали ругательства. Она послала его в задницу мокрощупа!

Бастиан тихо рассмеялся. Он не чувствовал себя оскорбленным. Скорее, его интерес еще больше подрос. Сумеречная тень неожиданно дала отпор там, где сходу сдавались другие. В боевке он лучший, так что любые щиты разбил бы с легкостью. Но правильнее будет устроить осаду.

Что его и правда волновало, так это ее нулевая защита от чар. Видимо, уровень Мэдерли совсем низкий. Найрин не станет держать это в секрете, и вряд ли все парни академии будут столь же щепетильны, как он.

Конечно, слухи о том, что тень живет в башне Себастиана Альваро, сами по себе станут защитой, но подстраховаться стоит.

Я переоделась в форму академии и покрутилась перед зеркалом в ванной. Шелковая блузка, мягкая юбка с идеально ровными складками, пиджак, который обнимал мои плечи как добрый друг, – все село прекрасно, нигде не жало и не болталось. Я расчесала волосы и завязала их в высокий хвост, как носили тут многие девушки. Теперь я была одной из них. Ну, бледновата, тощевата, но если не приглядываться, то обычная студентка.

Но я все равно чувствовала себя замарашкой, которая обманом попала на бал. Казалось, все превратится в тыкву, лишь часы пробьют полночь. Часы в комнате тоже были – в форме круглой кирпичной башни, точь-в-точь такой же, как настоящая. Я даже нашла свое окно с витражами. Впрочем, оно не мое. Я пойду к ректору и попрошу поселить меня в женское общежитие. Если к башне Альваро прилагается сам Альваро, то не надо мне такого счастья.

Я осторожно выглянула из комнаты и, сверяясь с картой, пошла вниз. Желтый огонек привел меня в главное здание академии, к широкой лестнице, по обе стороны которой сидели изваяния из черного, белого и розового мрамора. По левую руку – псов, по правую – кошек.

– Ты все перепутала! – донесся до меня девичий голос. – Чтобы сдать боевку, надо тереть нос черному псу Альваро!

Вздрогнув, я быстро прошла мимо грозной собаки из черного мрамора. По темной шерсти бежали золотые прожилки, и мне показалось, будто пес сверкнул в мою сторону взглядом.

Себастиан охамел! Сперва чары, потом взятка комендантше… Да еще его тупая уверенность в том, что я должна быть счастлива и благодарна, и лишь по скудоумию не бегу к нему в спальню, снимая трусы. Ябедничать нехорошо, но должна же найтись на него управа? К тому же другого варианта я не видела.

Я пересекла холл, задержалась у фонтана, который журчал прямо в здании. Взглянула на желтый огонек на карте, потом на медную табличку на двери. Р.К. Шанрис – значилось на ней, и чуть ниже – ректор. Выдохнув, я постучала в дверь.

– Войдите, – позволил приятный женский голос.

Я открыла дверь и вошла в просторный кабинет, залитый солнцем. Женщина, сидящая за столом, взглянула на меня с вежливой улыбкой. Ее золотистые волосы нимбом светились вокруг узкого лица, а голубые глаза сияли так сильно, что любой определил бы в ней чара.

– Мне нужен ректор, – сказала я.

– А я по-вашему – кто? – любезным тоном поинтересовалась она. – Ректорша? Ректорка? Ректоресса?

– Простите, – смутилась я, осознав свою ошибку. – Я думала…

– Что ректором обязательно должен быть мужчина, – закончила она. – Все как обычно: зашоренность, стереотипы, прискорбная узость мышления. По какому вопросу?

– Я новенькая, – ответила я, чувствуя себя полной дурой. – Мне сказали – надо к ректору.

Вздохнув, она плавным жестом указала на стул напротив, и я села, сложив руки на коленях. Ректор взглянула на меня пристальней.

– Тень, – утвердительно произнесла она.

Похоже, форма академии ее не обманула. Я кивнула, но, спохватившись, добавила:

– Была. Если во мне есть свет, то я уже не тень, так?

Хмыкнув, она достала из ящика металлический кругляш и протянула мне. Я взяла его и послушно прижала ко лбу, как делали те двое у таверны, но ректор выразительно закатила голубые глаза и пояснила:

– Просто подержи в руках и отдай.

Когда я, сгорая от стыда, положила перед ней кругляш, тот засветился краешком сектора.

– Девять. Еще хуже, чем можно было предполагать, – скорбно пробормотала она и, взяв тонкую ручку, нарисовала девятку прямо в воздухе.

Цифра вспыхнула и улетела куда-то к потолку, и я провела ее взглядом. Странно, когда мой чаросвет измеряли те двое в черном, уровень вроде был выше…

– Итак, – ректор обратила на меня холодные голубые глаза.

– Мэдерли Эванс, – поспешно назвалась я, но, кажется, мое имя ей было ни к чему.

– Тебе выпал уникальный шанс, – равнодушно продолжила женщина, и не подумав представиться в ответ. – Редкий и драгоценный. Но если ты не сумеешь им воспользоваться, то поедешь назад, в сумеречную дыру, откуда тебя принесло каким-то неведомым ветром. – Уголки ее губ брезгливо поджались, будто этот ветер еще и вонял. – Вопросы?

Щеки загорелись, словно мне влепили пощечину.

– По поводу проживания, – все же выдавила я. – Комендант определила меня в комнату, но…

– Не хочу даже слушать, – отмахнулась она. Выудив из ящика стола листок, положила передо мной. – Вот учебный план и расписание. Книги получишь в библиотеке. Все вопросы по поводу комнат и бытовых проблем – к коменданту. Понятно?

– Да, – ответила я, забирая у нее листок.

Хотя я вообще не понимала, отчего она так на меня взъелась. Неужели только из-за того, что я решила, будто ректор – мужчина?

– На всякий случай поясню подробнее, – сказала ректор, поправив на шее цепочку, на которой сверкнул кулон в форме кошечки. – Каждому студенту академии присваивается рейтинг: уровень света плюс десять баллов сверху. За любой проступок, оплошность, драку баллы могут сниматься, но преподаватели не злоупотребляют этим правом. Все же в академии учат чарам, а не манерам. А вот за плохую учебу: за каждую заваленную контрольную, неподготовленный доклад, пропущенное без уважительной причины занятие – баллы снимаются незамедлительно. Ноль – пора домой.

– Подождите, – нахмурилась я. – Но ведь это нечестно. Получается, если у чара уровень света высок, то ему можно всякое…

– По-моему, очень честно, – пожала она плечами. – Академия не станет тратить средства на недоучку, в которой едва теплится свет. Не сдашь хоть один экзамен – вылетишь отсюда как пробка.

Кивнув, я сдавленно пробормотала прощание и выскочила из кабинета. Нашла библиотеку на карте и пошла следом за желтым огоньком, который был моей путеводной звездой в лабиринтах коридоров и мостов.

Все очень плохо. Комендантша получила взятку и уж конечно не станет меня переселять. Ректор – злобная стерва, которая с удовольствием подпишет приказ о моем отчислении при первой же возможности. Мой уровень чаросвета где-то на дне, а Себастиан… Чего от него ждать, я пока не понимала.

Я привыкла считать, что чары – это силы света, застава от тварей ночи, воплощение добра. А теперь словно попала в кривое отражение реальности, где те, кто должен защищать, кусаются похлеще монстров. Быть может, это потому, что на свету все становится заметнее, и любое уродство не скрыть. Но факт – мои иллюзии разбились вдребезги.

В библиотеку я явилась, кусая губы, и бесконечные ряды шкафов, заставленных книгами, расплывались у меня перед глазами.

Библиотекарь был невысоким, с забранными в хвост черными волосами. Две белые пряди, идущие от висков, делали его похожим на бурундука. Серый пиджак сидел мешковато, словно купленный на вырост, а непроницаемо-темные очки закрывали глаза. И по тому, как библиотекарь повернул ко мне голову, будто прислушиваясь к шагам, я поняла, что он меня не видит.

– Новенькая? – спросил библиотекарь, протянув руку левее от меня, а его ноздри чуть дернулись.

– Точно, – ответила я, вручив ему список предметов. – Ой, погодите, я прочитаю…

Но мужчина качнул головой и провел по строкам кончиком указательного пальца, который слегка засветился.

Я тем временем запрокинула голову, чтобы позорные слезы, выступившие из глаз, закатились обратно. Ничего страшного не произошло. Меня приняли в академию, мне дали все необходимое для учебы и проживания, и главное – у меня есть задание, о котором нельзя забывать.

– Ты из Сумерек? – спросил библиотекарь.

Ну вот, даже слепой отличает меня от других. А я еще всерьез надеялась затеряться в толпе.

– Как вы догадались?

– По запаху, – сказал он.

Я сконфуженно перекинула хвост через плечо и понюхала волосы. Я ехала в экипаже пару часов, а Пайк дымил трубкой всю дорогу. Надо было принять душ.

– Ты пахнешь лесом, – пояснил библиотекарь. – Влажный мох и цветы, и немного ягод. Еще махоркой тянет, но вряд ли это твоя вина. В целом, довольно приятный аромат.

– У вас странный вкус, – пробурчала я.

– Мне и раньше говорили это, – согласился он.

– Раз уж вы решили меня обнюхать, то и я могу перейти границы приличий, – сказала я, и мужчина усмехнулся.

– Валяй.

– Вы совсем не видите?

– Совсем.

– Но работаете в библиотеке.

– Наблюдательная, – похвалил он меня. – Далеко пойдешь.

– И как же вы собираетесь искать все эти книги, что мне нужны?

Он поднял правую руку, направил указательный палец на один из рядов, и книги одна за другой выскочили из полок и, сделав круг под потолком, слетели на стол стаей птиц.

– Впечатляет, – признала я, разглядывая учебники.

Открыв верхний, пробежалась глазами по строчкам общей истории шести великих домов. Не удержавшись, заглянула вперед и нашла дом Альваро. Черный пес на гербе скалил острые зубы, а за его спиной вставало солнце. Не жалкие три луча, как рисовали у нас в Сумерках, а полный круглый диск.

– Ректор сказала, что я все равно завалю экзамены, – наябедничала я, листая страницы.

– Может, и не завалишь, – оптимистично ответил библиотекарь. – По статистике, сумеречные заканчивают академию с баллом выше среднего. Хотя на первом курсе и правда срезается больше половины. Твой отец светочар? Или мать?

– Я не знаю, кто мои родители, – честно ответила я.

– Понятно, – произнес мужчина и, к счастью, не стал углубляться в расспросы. – Давай-ка пройдемся по плану. По каким предметам ты имеешь представление?

Очень скоро выяснилось, что все еще хуже, чем я предполагала. Стопка учебников все росла, библиотекарь вошел в раж. Книги летали туда-сюда по библиотеке, чудом не сбивая хрустальную люстру, которая жалобно позвякивала сверкающими подвесками.

– Вот здесь только самая суть прорицания, – пояснял мужчина, любовно поглаживая тонкую методичку. – Но для начала хватит. А тут наиболее полная история возведения солнечного рубежа, – книга была толщиной с кирпич, – но это скорее для дополнительного чтения.

Дополнительного? Я с ужасом посмотрела на растущую гору учебников, с трудом представляя, как вообще донесу все это до башни.

– Можно мне обойтись методичками по всем предметам? – жалобно попросила я, но библиотекарь как будто меня не услышал.

– Что касается траво и твареведения, то без энциклопедий никак, – продолжил он, сгружая мне два тома, один ядрено-зеленый, другой – в кроваво-красной обложке. – А по архитектуре света я бы посоветовал труды непревзойденного Генриха Вилфрида. Они весьма обширны, но…

Он вытянул руку, и где-то в глубине библиотеки что-то грозно загрохотало.

– Хватит! – взмолилась я, и библиотекарь, словно опомнившись, повернулся ко мне.

– Ну, хватит так хватит, – миролюбиво произнес он, сжав пальцы в кулак, и еще одна стая книг развернулась на подлете и упорхнула назад.

– Спасибо, – угрюмо сказала я, складывая учебники и понимая, что точно вылечу.

Я столько книг за всю свою жизнь не прочитала! По крайней мере, за те годы, что помню.

– Если будут какие-то проблемы – обращайся, – предложил мужчина.

Он, конечно, имел в виду вопросы по учебе, но на миг мне захотелось рассказать ему о Себастиане. Глупо. Что сделает незрячий библиотекарь? Пойдет ругаться с нечистой на руку комендантшей? Поселит меня здесь, среди книжных рядов?

– Тебе нравится в академии? – спросил он, и я чуть не расклеилась от внезапного тепла, прозвучавшего в его голосе.

– Все отлично, – соврала я. – Просто я… Ну, я тень. Я жила в Сумерках и не думала, что однажды окажусь здесь.

– В жизни происходят и не такие странные вещи, – улыбнулся библиотекарь. Улыбка у него была открытая и очень располагающая. – Ты заходи, если надо что по учебе, и так просто…

– Спасибо, – поблагодарила я куда душевнее.

– Меня зовут Расмус. Расмус Корреган, – добавил он, и по моей коже побежали мурашки – неужели мне наконец повезло?! Именно это имя вчера произнес Первый!

Расмус Корреган первым из чаросветов оказался в Левых Порожках, когда на них напали ночные твари. Он был там – в городке, от которого теперь остались лишь обгоревшие руины по ту сторону реки. Он мог что-то знать.

Я должна втереться к нему в доверие и вытянуть информацию.

– Мэдерли Эванс, – представилась я в ответ, сообразив, что пауза затянулась. – Можно просто Мэди.

– Приятно познакомиться, Мэди, – сказал Расмус.

Я пожала протянутую мне ладонь и, взяв стопку книг, пошла прочь, стараясь не слишком сгибаться под тяжестью знаний.

Мэди ушла – тихие ровные шаги, шорох юбки, скрипнувшая дверь. Расмус провел рукой над столом и вздохнул – она оставила историю солнечного рубежа, рассудив, что сейчас не до дополнительного чтения. Так-то оно так. Для сиротки из Сумерек главное – не вылететь после первой же сессии, успеть бы выучить основное. Но в этой книге она нашла бы много для себя интересного.

Расмус взмахнул рукой – и книга улетела на место.

Библиотека стала его домом. Он знал каждую полку, каждую книгу, и словно видел в голове ясную картинку, озаренную теплым светом. В остальном же ему приходилось ориентироваться на звуки и еще – запахи. Аромат этой девушки всколыхнул воспоминания, которые он прятал в самом темном уголке своей души.

– Ты что, поселил тень в своей комнате? – изумился Фалько.

– В гостевой, – ответил Бастиан. – А что тебя удивляет? Ты же сам сказал, что в женском общежитии ее сожрут.

– А теперь у тени вообще не осталось шансов, – меланхолично заметил Кейден, который развалился на соседнем кресле и неспешно попивал молочный коктейль. – Найрин не простит такого оскорбления. Она, при всем уважении, злобная сука.

– Найрин из дома кошек, как и ты, – возразил Фалько.

– Какая разница? Она мстительная, жестокая и коварная. Слушай, Бас, так Найрин, выходит свободна?

– Если она тебе нравится, мог бы и раньше сказать, – ответил Бастиан.

– Она горячая штучка, – покивал Кейден. – И теперь наверняка захочет со мной переспать.

– Чего это вдруг? – не понял Фалько.

– Ну как же. Себастиан предпочел ей какую-то тень. Найрин будет мстить. Переспать с другом Баса – отличный способ.

– Я тоже его друг, – задумался Фалько и приосанился.

– Хотя скорее она отыграется на самой девчонке, – продолжил Кей. – Я, конечно, не оракул, как твоя мамочка, Фалько, но на сей раз вижу будущее ясно и определенно. В лучшем для тени варианте она удерет назад в Сумерки, поджав хвост. Как вышло, что в ней не увидели чаросвет раньше?

– Такое бывает, – ответил Фалько. – Свет может вспыхнуть позже.

– Задержка развития? – хмыкнул Кейден.

– Все с ней нормально, – сказал Бас, раздражаясь. – И есть, и будет. Я позабочусь.

Хотя Найрин и правда может стать проблемой. Однажды он обнаружил ее в своей постели голой и, в общем, был рад, но теперь понимал, что допустил ошибку.

– А зачем тебе это? – полюбопытствовал Кей. – Так сильно запал на нее?

– Тебе дело?

– Да. Потому что если бы тень официально стала твоей подружкой, то я бы не стал лезть. Но это попросту смешно. Себастиан Альваро и… Как ее там?

– Мэдерли, – подсказал Фалько.

Кейден слизнул с губ молочный след и протянул Фалько пустой стакан.

– Будь другом, сделай еще. Побольше сиропа. Я люблю сладенькое.

– Тень моя, – ответил Бастиан. – А ее статус тебя волновать не должен.

Кейден снисходительно улыбнулся и потянулся в кресле как кот.

– Поспорим? – предложил он. – Как насчет пари? Конечно, у тебя преимущество – общая территория, горячие воспоминания… Но я не боюсь сложных задач.

Фалько растрепал все детали их знакомства, и теперь Монтега словно почуял забавную игру. А может, просто нашел способ задеть заклятого друга.

– В вашем пари я бы поставил на Найрин, – вздохнул Фалько. – Она первой поимеет тень. И сделает это максимально жестко. Бедная, бедная девочка… Я чую, прольется кровь…

Он привычным жестом расправил пальцы, пошевелил ими, словно перебирая невидимые струны мироздания, а потом принес на столик коктейли. Кейдену достался молочный, а перед Басом появился ягодный. Быть может, Фалько и правда унаследовал способности своей матери? По крайней мере, с напитками угадывал точно.

– Думаю, это будет легко, – заявил Кейден, потягивая коктейль. – Несколько изящных комплиментов, цветы, быть может – подарочек…

Он щурил глаза и хитро поглядывал на него сквозь рыжие ресницы, – точно как кот, который осторожно трогает лапкой то, что нельзя, проверяя границы.

– Нет никакого пари. Вы можете оба свалить и оставить меня в покое? – спросил Бас, не особо на это рассчитывая.

– Нет, – мотнул головой Кейден. – Я собираюсь уравнять шансы на победу. Познакомиться с тенью и показать себя во всей красе.

– Во всей сразу, может, не надо, – засомневался Фалько.

– Блондинки уже поднадоели, – продолжал Кейден. – Пора разнообразить постельный рацион. А вот и наша малышка.

Бастиан обернулся и увидел в прихожей Мэдерли, которую едва можно было разглядеть за башней из книг.

– Давай помогу, – первым сориентировался Фалько. Он метнулся к Мэди, без особого труда отобрал почти все книжки и бесцеремонно прошел в ее комнату. – О, да тут очень неплохо! – донеслось оттуда. – Бастиан, почему ты не предложил эту комнату мне?

– Потому что ты не такой симпатичный, – ответил вместо него Кейден и гибко поднялся с кресла. – Кейден Монтега, для тебя – просто Кей, – представился он и даже попытался поцеловать тени руку, но она вцепилась в оставшиеся книги как в спасательный круг.

– Я правильно поняла? – спросила Мэдерли. – Вы только что поспорили, кто первым со мной переспит?

Я медленно поднялась по винтовой лестнице, на каждом шагу рискуя грохнуться вместе с книжками, задержалась у двери, пытаясь справиться с ручкой, и успела услышать часть разговора. Себастиан спорил обо мне со своим другом. Тот словно сошел с плакатов о величии чаров: золотые волосы с легкой волной, высокий лоб, благородные черты и честный взгляд кристально-голубых глаз. Сразу видно – та еще сволочь.

Паузу прервал долговязый рыжий детина, которого я помнила еще из таверны.

– Хочешь, сделаю тебе коктейль? – предложил он и, вытянув руку в мою сторону, пошевелил пальцами. – Знаешь, а лучше чай. И еще парочку бутербродов. Меня зовут Фалько.

– Мэдерли, – представилась я, слегка подобрев.

Я не ела с самого утра и пока не разобралась, где тут кормят. Так что Фалько сходу вырвался вперед в гонке симпатий.

– Я не участвую в споре, – ответил он и хитро улыбнулся. – Но если ты вдруг проникнешься ко мне чувствами, возражать не стану.

– Ты посмотри, какой коварный! – оскорбленно воскликнул Кейден. – Кого мы приютили, Бас?

Если Фалько напоминал нескладного, крупного, но добродушного пса, то Кейден походил на кота – он наблюдал за мной из-под рыжеватых ресниц, вальяжно усевшись на диване, но казалось, дай слабину – тут же бросится, выпустив когти.

– Присаживайся, Мэдерли, – предложил он, похлопав по дивану рядом с собой. – Расскажи о себе. Как тебе первый день в Академии? Нужна помощь в учебе? Я бы мог позаниматься с тобой дополнительно.

– А когда я сказал, что с архитектурой света у меня явно будут проблемы, ты послал меня в библиотеку, – пробурчал Фалько. – Я тоже на первом курсе, Мэдерли. Будем учиться вместе. Чай придется подождать, заваривается.

Я кивнула и бочком прошла вдоль стены, прижимая к груди оставшиеся книжки.

– Уже покидаешь нас, Мэдерли? – встрепенулся Кейден. – А хочешь, покажу, где я живу? Я не собираюсь уступать в споре, даже не попытавшись выиграть!

Пока приятели Себастиана перебивали друг друга, сам он хранил молчание, но теперь решил высказаться:

– Нет никакого пари, Кей. Все уже решено. Усек?

Я проскользнула в комнату и быстро закрыла за собой дверь, пожалев, что на ней нет защелки.

Однако парни решили оставить меня в покое. Они приглушенно бормотали, спорили, но в итоге все стихло, и входная дверь захлопнулась. Бастиан постучал ко мне через пару минут.

– Чай стынет, – сказал он.

Поколебавшись немного, я все же вышла. Моего соседа не было видно. Зато на барной стойке ждала пузатая чашка чая и тарелка с горячими бутербродами, от которых пахло так аппетитно, что я отбросила все сомнения. Хрустящий хлеб, пропитанный подтаявшим маслом, тонкие ломтики ветчины и расплавленный сыр – идеально. А в глубокой тарелке рядом лежали крохотные помидорки, не крупнее вишни и куда слаще.

Бастиан появился, когда я все съела и собиралась улизнуть. Положил рядом со мной на барную стойку сверкающую подвеску.

– Даже не думай, что я стану спать с тобой за блестяшки, – вырвалось у меня.

– Ты удивишься, – сказал Бастиан. – Но этот артефакт в некотором роде контрацептивный.

– Мне уже выдали таблетку от залетов.

– У этой штуки действие кардинальнее, – усмехнулся Бастиан, склонившись ко мне и опершись локтями о стойку.

Он покрутил искристый медальон в пальцах, попробовал подковырнуть ногтем пару граней и вроде остался доволен. Медальон был грубоватым, но симпатичным. Ромбовидной формы, сделанный из наслоения зеркальных элементов, он напоминал сверкающую чешуей рыбку.

– Мне не нужны твои подарочки, – отрезала я.

– Как мы с тобой выяснили при первой встрече, ты очень легко поддаешься чарам, – напомнил Бастиан. – Хочешь получить защиту от чарослов, Мэдерли?

Я покусала губы и вынуждена была кивнуть.

– Это зеркальник, – пояснил он. – Артефакт, который отражает и рассеивает чары.

– Не доверяешь самому себе? – спросила я, вскинув на него взгляд.

Бастиан выпрямился и посмотрел на меня свысока.

– Я дал слово Альваро.

– Зачем тогда эта штука?

– Затем, что я не могу поручиться за всех! А за Монтегу – особенно, – раздраженно бросил он. – Использовать чарослова на территории академии запрещено. Однако, сама понимаешь – правила на то и созданы, чтобы их нарушать. На чаров слова обычно не действуют. Свет создает естественную защиту. Разве что разница потенциалов очень велика, как и вышло у нас с тобой.

– А уровень может меняться? – спросила я.

– Почему ты спрашиваешь?

Я пожала плечами. Откровенничать с ним я не собиралась. Может, мне лишь почудилось, что показатели разнились. А может, злобная ректорша специально занизила мой уровень чаросвета, чтобы поскорее выгнать меня из академии.

– Вроде, небольшие колебания возможны, – бросил Бастиан. – Так вот, секрета из твоей восприимчивости никто делать не будет. И если не хочешь к завтрашнему вечеру ублажить половину академии, то надень этот кулон и носи, не снимая.

– А откуда я знаю, что у него именно такое действие, как ты говоришь? – с подозрением спросила я.

– Просто надень кулон, Мэди! – сердито воскликнул он. – Ты ведь носишь один. Вот и повесь к нему второй.

Вздохнув, я подняла руки к шее, нащупала защелку и, повозившись с ней, сняла цепочку и положила на стойку.

– И лучше бы тебе держаться подальше от Найрин, – добавил Бастиан, продевая конец цепочки в глаз зеркальной рыбки. – Это та блондинка, с которой мы были в таверне. Мы с ней… В общем, вы вряд ли подружитесь.

– Мило, – ответила я. – Может, сразу дашь список своих бывших?

– Долго вспоминать, – ответил он. – Фалько за тобой приглядит.

Еще этого мне не хватало – цепного пса, который будет шляться за мной по пятам. У меня так-то есть секретное задание!

– Давно дружишь с ними? С Фалько и Кейденом?

Бастиан задумался, как будто вопрос был сложным.

– Кейдена я знаю чуть ли не всю свою жизнь. Но Монтега – глава другого дома. Мы и союзники, и соперники, понимаешь?

– А Фалько?

– С ним я знаком всего неделю, – улыбнулся Бастиан. – Он просто подошел ко мне и заявил, что его мать – она преподает прорицание в академии – увидела, что мы подружимся. Ну и вот.

– Наверное, такие способности сильно облегчают жизнь, – заметила я.

– Или наоборот – усложняют.

Чар зашел мне за спину, убрал волосы с моей шеи, и я вздрогнула от его прикосновения.

– Кто подарил тебе первый кулон? – спросил Бастиан, возясь с защелкой, а его пальцы вновь коснулись моей шеи.

– Не твое дело, – ответила я.

Первый и подарил. Кулон выглядел довольно просто: круг из белого металла, а в центре прозрачный камешек. Я машинально потянулась к нему, но пальцы наткнулись на шершавую поверхность медальона.

– Вспоминала меня? – ровным тоном поинтересовался Бастиан, все так же стоя за моей спиной.

– Забыла, как только ты ушел, – соврала я.

Его ладони совсем уж нахально погладили мою шею, и я сползла с высокого стула и выскользнула из-под рук чара.

– Спасибо, – сказала я, попятившись. – Наверное.

Бастиан вновь пожал плечами, спрятал руки в карманы.

– Я не знаю, что ты успела услышать, но я не заключал пари, – сказал он.

– Теперь у меня есть волшебный кулон, – неловко похвасталась я. – Так что вам обоим ничего не светит.

Бастиан усмехнулся краешком губ. Он вроде не шевелился, стоял посреди комнаты и все так же держал руки в карманах, но я вдруг остро почувствовала его близость. А еще то, что мы с ним остались наедине.

– Зачем тебе это? – вырвалось у меня. – Зачем поселил меня здесь? Зачем подарил эту рыбку? Зачем… все?

Бастиан не сводил с меня взгляда, и искры в его глазах очертили зрачки золотистой каймой.

– Затем, что когда я целовал тебя, в той убогой таверне, все остальное как будто перестало иметь значение, – ответил он. – А что чувствовала ты, Мэди?

У меня перехватило дыхание от жаркой откровенности его признания, и я не нашла лучшего ответа, чем вновь удрать в свою комнату.

Увы, дверь все так же не запиралась на замок, так что я пошла в душ и задвинула хлипкий шпингалет. Я долго стояла под водой, смывая с себя и запахи Сумерек, и все тяготы суматошного дня, и совсем уж дурацкие мысли о поцелуях чара… А когда вышла из ванной, занялась делом.

Мне пришлось попыхтеть, но с помощью ковра, подложенного под тяжелые ножки, я придвинула массивный стол к двери. На всякий случай взгородила на него еще и стул. А сверху поставила бронзовые часы в форме башни. Если чар вздумает войти, пока я сплю, сделать это тихо у него не получился.

Но даже если я проснусь, смогу ли дать отпор? Удержит ли его моя баррикада? Или все, на что я могу полагаться, – это слово Альваро?

Утром Мэдерли вскочила ни свет, ни заря. Лежа в кровати, Бас слышал, как она бегает туда-сюда по комнате, потом что-то загрохотало, а следом сработал будильник, который он сам ей и завел.

Откинув одеяло, Бастиан поднялся с кровати и вышел в зал.

Первым уроком сегодня стояло прорицание, и он собирался с чистым сердцем его прогулять, но не хотел пропустить появление Мэдерли.

– Умолкни, зараза! – страдальчески взмолилась тень за дверью, из-за которой раздавался оглушительный лай.

Дурацкие часы: копия башни, а вместо кукушки выскакивал черный пес.

– На трубу нажми! – громко подсказал Бастиан.

Лай стих, и вскоре дверь приоткрылась. Мэди протиснулась в узкую щелку и настороженно на него посмотрела. Белая блузка, синяя юбка, гольфы почти до колен – Бас толком не понимал, как можно выглядеть соблазнительно в таком скромном наряде, но факт оставался фактом.

– Кофе будешь? – спросил он.

– Нет, – быстро отказалась она.

Бастиан пожал плечами и отвернулся к плите.

– А давай установим правила совместного проживания, – неуверенно произнесла Мэди. – К примеру, не появляться на общей территории в трусах.

Бастиан обернулся и широко улыбнулся.

– Рад, что ты предложила, – миролюбиво сказал он. – Но я немного стесняюсь их снимать. Давай ты первая.

Тень вспыхнула и умчалась. А Бастиан заварил кофе, взял яблоко и направился в ее комнату.

Как он и понял по доносившимся вчера звукам, Мэди двигала стол. Слово Альваро оказалось для нее пустым звуком, и она попыталась защититься от возможного вторжения. Бастиан солгал бы, если бы сказал, что это не приходило ему в голову.

Узкая кровать была заправлена без единой складочки, а подушка взбита и поставлена уголком. Учебники для первого курса ровным рядком стояли на полке, а одну из декоративных подушек Мэди положила на подоконник. Бастиан задумчиво доел яблоко и, заглянув в ванную комнату, метким броском отправил огрызок в мусорную корзину, которая тут же зачавкала, проглотив угощение без следа.

На полке у зеркала сиротливо стояла зубная щетка, а на батарее сохли белые трусики. Бастиан немного поразмышлял над тем, не будет ли он озабоченным извращенцем, если высушит трусы Мэди с помощью светочар, но потом решил, что он, в конце концов, занят прямо противоположной задачей.

Выйдя из ванной, он снова посмотрел на стол, который теперь ютился у двери. Таскать его туда-сюда у тени не хватило сил. Даже обидно: пока он клеил артефакт-зеркалку, Мэди готовилась защищаться от него самого.

Что ж, у него найдется чем на это ответить.

Рыжую шевелюру Фалько я приметила издали и обрадовалась ему как родному.

– Привет! – просиял он улыбкой. – В столовку?

Я так волновалась, что кусок в горло не лез. А вот Фалько сожрал полную тарелку каши, умудряясь при этом еще и болтать.

– Архитектура света – мрак, как ни парадоксально, – жаловался он. – Все эти схемы отражений, преломление лучей – кромешный кошмар. Математика и строгий расчет. На втором месте в моем личном рейтинге отстоя – прорицание, но по противоположной причине. Там сплошные догадки, не за что уцепиться. Все равно что ловить солнечные зайчики.

– Твоя мать предсказательница, – вспомнила я.

– И это тоже, – вздохнул Фалько. – Прорицание преподает моя мать, и это ужасно.

Я лишь усмехнулась, не сумев проникнуться его страданиями. Оглядела столовку, невольно отметила недостатки: столы расставлены слишком тесно, стены уныло серые, да и выбор блюд небольшой – каша да оладьи. Сюда бы тетю Рут, уж она бы развернулась… Почти все столы были свободны, большинство студентов предпочитали не завтракать, а поспать подольше. Две девчонки в углу шушукались, тайком поглядывая на меня. А может, на Фалько.

– Травоведение тоже так себе, все эти листики, корешки – тоска, – продолжал он. – Зато препод обещал сводить нас в Ночь, чтобы нарвать каких-то особых цветов. Слушай, Мэди, ты ведь из Сумерек. У вас до Ночи – рукой подать. Ты ходила туда?

– Ага, – кивнула я. – И не раз.

– Серьезно? – изумился Фалько. – Тебе не было страшно?

– Было, – сказала я.

– Зачем же тогда ты туда пошла?

– Вообще-то как раз за травами, – ответила я. – За некоторые очень хорошо платят в лекарнях. А еще моя тетя умеет делать крышесносную настойку из тьмошника. Это такие ночные ягоды. Вкус волшебный.

– Так значит, в травоведении ты сечешь? – уважительно произнес Фалько.

– Скоро узнаем, – ответила я.

По пути в аудиторию я немного успокоилась. Школу я закончила хорошо, и учиться мне нравилось. Понятно, что наша скромная сумеречная школа не сравнится с академией чаросвет, но принцип должен быть одинаковым: старайся – и все получится.

А потом Фалько показал мне стену почета. Ну, или позора – в моем случае. На черной глянцевой стене сбоку от главной лестницы горели имена всех студентов, а рядом – рейтинг. На первом месте, в недосягаемой высоте, сияло имя Себастиана Альваро. А вот мое оказалось у самого плинтуса: Мэдерли Эванс, восемнадцать. Не успела я возмутиться, что должно быть на балл выше, как Фалько провел пальцами по стене, разворачивая расчет: девять – уровень света, десять – бонус при зачислении, минус один балл – ректор Шанрис за плохое поведение.

Видимо, этот балл, снятый ни за что, стал последней каплей. Мной овладела спортивная злость.

– Да уж… – протянул Фалько, виновато глянув на меня. – А что ты успела натворить?

– Пока ничего, – ответила я.

Но еще успею.

В аудитории уже собирался народ, и нас с Фалько встретили смешками и глумливыми шуточками.

– Фалько завел себе подружку? – спросил белобрысый парень, сидящий в углу за последней партой. – Или дама свободна?

– Бросай рыжего, садись ко мне, – осклабился еще один с задних рядов. – Можно сразу на коленки.

– Это что, та самая тень? – донесся взволнованный шепот.

Мельком оглядев аудиторию, я заметила, что парней вдвое больше, и все пялились на меня.

– В какой комнате ты живешь? – спросил еще один блондин, разглядывая меня с липким интересом. – Я бы заглянул…

– В башне Альваро, – ответила я. Толку скрывать?

Но такой реакции я никак не ожидала. Я будто произнесла чарослово: все парни как по команде потеряли ко мне интерес – сразу вспомнили об уроках, зашуршали тетрадями, уткнулись в учебники. Я недоверчиво улыбнулась и опустилась за парту рядом с Фалько. Я-то боялась, что надо мной будут смеяться или того хуже – стыдить.

– Ты живешь в башне Себастиана Альваро? – прошептала рыжая девушка, обернувшись ко мне с первой парты, и в ее зеленых глазах горел чистый восторг.

– Да, – подтвердила я.

– Ва-а-ау, – с придыханием протянула она. – Я Лекса. Может, я как-нибудь загляну к тебе в гости? Поболтаем, накрасим ногти, устроим пижамную вечеринку…

Я пожала протянутую руку с алыми коготками.

Жаль, у Бастиана нет пижамы. Его манера разгуливать по утрам в трусах выбила меня из колеи.

– Доброе утро, студенты! – донеслось от двери. – Где наша новенькая из Сумерек? – невысокая женщина с темными волосами, убранными от круглого лица ободком, нашла меня взглядом.

– Мэдерли Эванс, – представилась я, поднявшись.

– Я профессор Понки, садись. Рада приветствовать тебя среди юных чаров нашей академии. Сегодня мы продолжаем знакомство с ночной флорой, – взяв мел, профессор повернулась к большой прямоугольной доске. – Итак, ярчайший представитель семейства ходячих – гуляка. Пушистые листья, толстые полые стебли, – перечисляла она, схематично зарисовывая растение. – Ложноножки ядовиты и используются гулякой для защиты от грызунов.

Я знала это растение. Оно получило свое название за способность передвигаться с места на место.

– Кто-нибудь хочет что-то добавить? – предложила профессор Понки, обведя взглядом аудиторию. – Да, Мэдерли, говори, – подбодрила она, когда я подняла руку.

– Листья гуляки, если их высушить и перетереть, можно использовать как специи, – сказала я. – В супах и с тушеным мясом. Придает легкую кислинку и запах дыма.

За моей спиной послышались сдавленные смешки, а профессор Понки подошла к кафедре и заглянула в учебник.

– Ты уверена, Мэдерли? – переспросила она, подняв на меня глаза. – А как же ядовитые ложноножки? Не окажется ли эта приправа… эмм… отравой?

– Нет, – сказала я, уже жалея, что влезла. – Никто не умер.

Смех стал громче.

– Тишина, – потребовала профессор Понки. – Итак, гуляка любит почву, богатую органическими соединениями, и легко может переносить засуху, запасая влагу в стебле. Размножается почкованием. Мэдерли, – обратилась она ко мне. – Прости мое досужее любопытство, но как вы в Сумерках собираете травы? Насколько мне известно, ореол обитания того же гуляки находится за ночной границей. А пересекать ее очень опасно!

– Не очень, – возразила я. – Башня бьет в ночь метров на двести, ближе твари обычно не подходят. А гуляку можно подманить. Берешь кость, лучше овечью, привязываешь на веревку, бросаешь подальше, а через пару часов тянешь назад. Иногда, конечно, впустую. Или же кость вовсе сожрут вместе с веревкой. Но, скажем, раз из пяти можно получить гуляку. А крупного растения хватает надолго.

– Интересно, – пробормотала профессор Понки, делая пометки у себя в блокноте.

– Еще гуляку можно использовать для очищения ран, – добавила я. – Только нужно молодое здоровое растение.

– Ну, это совсем уж варварские методы! – возмутилась она. – Хотя, чисто в теории… Знаешь, это очень интересно! Хочешь написать доклад по гуляке? Я бы с удовольствием ознакомилась.

– Хочу, – согласилась я.

Доклад по гуляке? Сделаю, еще и с картинками. Напишу даже рецепт самогона на ложноножках, если это добавит мне балл или несколько.

Следующий урок вел мрачный мужчина с очень светлыми, почти белыми глазами и шрамами, от которых хотелось отвести взгляд.

– Профессор Дунгер был одним из лучших боевых чаров, – прошептал Фалько, который снова сидел рядом со мной. – Пока его, ну… не пожевали.

Уродливые шрамы сминали лицо профессора, одного уха не было вовсе, и держался он так, словно плохо владел левой половиной тела.

– Зубастая, клыкастая и смертельно опасная фауна ночи, – с плотоядным наслаждением объявил профессор Дунгер. – Вот что ждет вас на твареведении. Мэдерли, возьми конспект у кого-нибудь из группы и выучи основную классификацию. Сейчас мы проходим земноводных. Итак, зубохват, представитель хвостатых амфибий, одна из самых распространенных ночных тварей. Строение тела обычное: голова, конечности, хвост. Основные характеристики: склизкая гладкая кожа, голова вытянутая, клиновидная, вдоль позвоночника гребень.

– Только у самцов, – пробубнила я себе под нос, конспектируя лекцию.

– Совершенно верно, – подтвердил профессор Дунгер, и я виновато вскинула на него взгляд. Кто б мог подумать, что у него такой отличный слух – с одним-то ухом. – Гребень – отличительная черта самцов. Ты видела зубохвата, Мэдерли?

– Она его, небось, еще и съела, – выкрикнул кто-то с задних парт, и реплику поддержали дружным смехом.

Фалько тоже хмыкнул и, спохватившись, виновато глянул на меня.

– Вообще-то ты тоже ел зубохвата, – сказала я, повернувшись к нему. – Да-да, бубочки в кляре, с чесночным соусом.

Фалько позеленел, а профессор Дунгер улыбнулся, продемонстрировав отменно белые зубы.

– У зубохвата довольно нежное мясо, напоминает курицу, но запах специфический. Увы, чесночного соуса у меня не было… Тем не менее, он вполне съедобен, особенно если нет альтернативы. Что ж, я рад, что в нашей группе появился, так сказать, практик.

– А зачем нам вообще вот это все? – страдальчески протянула Лекса, тряхнув медными локонами. – Если даже мы попадем в ночную стражу, то не затем, чтобы охотиться на ящериц и лягушек. Казны наверняка хватит на то, чтобы обеспечить чаров достойным провиантом.

– В Ночи может случиться всякое, – ответил профессор Дунгер. – Зубохват относится к условно опасным тварям. Первым он не нападет, если только вы не подойдете близко к кладке. Однако укус у него очень болезненный. В длину зубохват достигает метра, но половина – это хвост. А вот его ближайший родственник, брогорох, совсем другое дело…

Я конспектировала, слушала, отвечала на вопросы, и внутри зрело какое-то новое чувство. Словно я попала не домой, нет, но туда, куда должна была. Словно здесь мое место.

А когда я перешагнула порог кабинета прорицания, ко мне навстречу стремительной походкой направилась высокая рыжая женщина. Сходство с Фалько было очевидным: рост, огненная грива. Остановившись напротив, она сгребла меня в объятия и крепко прижала к груди.

Я застыла, не зная, как реагировать, пока женщина слегка покачивала меня и вздыхала. Я покосилась на Фалько, и тот похлопал ее по плечу.

– Ма, ты ее пугаешь.

– Прости, Мэди, – всхлипнула она, отстранившись. – Ох, бедная девочка… Садись вот туда, ты ведь любишь сидеть у окна.

– Вообще-то это мое место, – заметил один из парней, зашедших в кабинет следом за нами.

– А ты, Дин, привыкай уступать женщинам, – отрезала она. – Тебе это умение еще очень пригодится, с твоими-то шестью дочерьми.

– Сколько? – в ужасе пискнул Дин. – Мадам Фокс, вы шутите? Скажите, что вы пошутили?

Она в ответ лишь загадочно улыбнулась и пошла к кафедре, а я на прямых ногах дошагала до парты у окна и села. Повернулась к Фалько.

– Это моя мама. Фелиция Фокс. И она видит будущее, – тихо пояснил он. – Знала бы ты, как это бесит! Она никогда не спрашивает, что я хочу на завтрак, отвечает на вопрос, которого я не задавал, а хуже всего – наказывает за проступки, которых я еще не совершал! Вот сегодня с утра она обозвала меня ябедой. И только сейчас я понял – почему. Ох, мама, я и правда ябеда…

– Кошмар, – искренне посочувствовала я. – Но, выходит, у меня все будет плохо?

– Да нет, – отмахнулся Фалько. – Не переживай. Может, и будут какие-то проблемы, но все должно хорошо закончиться. Вот если бы она поцеловала тебя в лоб – тогда да, конец.

– На сегодняшнем уроке, как и на предыдущем, будем открывать третий глаз, – сказала Фелиция. – Лекса, будь добра, раздай хрустальные шары всем ученикам. Будем ловить луч света и учиться концентрировать внимание на том, как он перетекает в гранях. Так же и в нашей судьбе существует множество граней реальности. Все зависит от нас самих.

Профессор Фокс была настоящей красавицей: стройная, высокая, с глазами цвета спелого крыжовника, но ее, похоже, не особенно волновала собственная внешность. Рыжие волосы торчали неровными прядями, как будто она сама их обрезала портняжными ножницами. Длинный зеленый балахон, расшитый переливающимися бусинами, смотрелся странно, хотя ей даже шел. Она быстро расхаживала вдоль доски, размахивая длинными руками, словно опаздывая куда-то, и на ее тонких запястьях позвякивали блестящие браслеты со множеством подвесок. Фелиция Фокс остановилась и посмотрела мне в глаза.

– Запиши это, Мэди, – сказала она. – Все зависит от тебя.

Открыть третий глаз с наскока мне не удалось. Шарик искрился и переливался в моих руках, и веселые солнечные зайчики бегали по стенам кабинета прорицания, но никаких откровений я не получила. Быть может, перед тем, как заглядывать в будущее, нужно узнать свое прошлое? Если Фелиция Фокс так легко смотрит вперед, то что ей стоит обернуться? От этой мысли у меня даже ладони вспотели, и я едва не выронила хрустальный шар.

Но если Фелиция увидит мое прошлое, то узнает и о задании Первого. И тогда меня немедленно выгонят из академии, если не еще что похуже. Но вдруг она уже знает!

Так я и промаялась сомнениями весь урок прорицания, а в моей тетради осталась единственная строка: все зависит от меня.

Что, если уже завтра я не сдам какую-нибудь контрольную и поеду домой? Будет очень обидно упустить возможность понять, кто я вообще такая. Откуда во мне чаросвет? Кем были мои родители? Почему той ужасной ночью выжила только я?

Когда прозвенел звонок, я набралась решимости и спустилась к кафедре Фелиции, однако меня обогнал Дин – тот самый блондин, чье место у окна я заняла.

– Вы ведь сказали, что судьба может быть многогранна, – угрюмо сказал он. – Откуда тогда такая уверенность? Ладно бы две дочки, ну, три… Но шесть?!

– Понимаешь, в чем дело, Дин, – вздохнула Фелиция Фокс и, приобняв его за плечи, повела к выходу из кабинета. – У кого-то судьба – нечто вроде хрустального шара: множество граней, огромное количество вариантов. А у кого-то – кубик. Смотри, как забавно, у кубика как раз шесть граней!

– Вообще не забавно! – возмутился он.

– Точно? – улыбнулась она.

Дин сурово уставился на нее, раздувая ноздри, и Фелиция миролюбиво сказала:

– Ладно, я пошутила.

Дин с подозрением посмотрел на нее и, кивнув, пошел прочь.

– Если тебе так будет легче, – пробормотала Фелиция ему в спину и повернулась ко мне. – Ты будешь в библиотеке сегодня, Мэди. Я тоже загляну. А пока не забивай себе голову, ступай. Фалько!

– Что еще? – страдальчески спросил он.

Она ласково ему улыбнулась и пригладила рыжие вихры.

– Люблю тебя, сын, – сказала Фелиция. – А оценки – не главное.

Он закатил глаза и пошел следом за мной.

– Вот видишь? – пожаловался Фалько, когда мы отошли от кабинета прорицания. – Она всегда так!

– Как? – уточнила я. – Любит тебя?

Если честно, я ему немного завидовала. Тетя Рут обычно проявляла свои чувства молчаливой заботой: новые варежки, теплый угол за печкой, припрятанный кусок пирога. Фалько, избалованный материнской любовью, даже не понимал, как это прекрасно, когда тебя обнимают просто так и открыто говорят о любви даже без особого повода.

– Оценки – не главное, – обиженно повторил он. – И что это значит? Что сейчас я налажаю. Может, если бы она так не сказала, я бы справился. Но теперь знаю, что провалюсь. Понимаешь?

– Наверное, – ответила я. – Но твоя судьба в твоих руках. Возьми и получи хорошую оценку. Сломай шаблон.

– Думаешь, получится? – с сомнением произнес Фалько, пропуская меня вперед в кабинет истории.

– Достаем двойные листочки, – сказал вместо приветствия невысокий мужчина в элегантном сером костюме.

В расписании предметов он значился как профессор Гильденсторм, преподаватель истории мира и шести великих домов. Седые волосы профессора, зачесанные назад, открывали высокий лоб, перечеркнутый морщинами вдоль и поперек, ниже лба кустились роскошные белоснежные брови, и остальные черты как будто терялись в их тени.

– Рассаживаемся по одному. Новенькая?

Из-под бровей выглянули колючие серые глаза, изучили меня, но не нашли ничего достойного внимания.

– Мэдерли Эванс, – представилась я. – Сегодня мой первый день, и я…

– Не отнимайте время у остальных, – оборвал он меня. – У вас была возможность подготовиться к занятию самостоятельно.

Умолкнув, я села за свободную парту, но, получив листок с вопросами, приободрилась. Мои одногруппники успели пройти только самое основное. Все просто. Это у нас в Сумерках и дети знают!

– Приступаем, – приказал профессор Гильденсторм. – Постарайтесь дать развернутые ответы по всем пунктам.

Когда прозвенел звонок, я еще дописывала последний вопрос, но профессор забрал листок у меня из рук.

– К следующему занятию прочтите главу про возникновение дома Альваро, – сказал он, собирая работы остальных студентов. – Будет опрос.

– То контрольная, то опрос, – простонал Фалько. – Профессор, еще ведь только начало года!

– Ученье – свет, – патетически произнес он. – Моя задача, как педагога, не допустить ни малейших теней в ваших познаниях.

Мне померещилось нечто зловещее насчет теней, но я выбросила это из головы. Даже если последний вопрос я дописать не успела, на предыдущие ответила очень подробно. Так что и с историей у меня все хорошо. Собрав сумку, я попрощалась с профессором и вышла из кабинета, мысленно поздравляя себя с удачным первым днем. Такими темпами я выбьюсь в отличницы академии чаросвет!

– В столовку? – спросил Фалько.

Я и правда проголодалась, но у меня было еще одно важное дело, в котором Фалько мог лишь помешать. Да, ночь прошла спокойно, но утро ясно показало, что к такому соседству я не готова. Если в первый же день Бастиан разгуливал передо мной в трусах, то что будет дальше? Страшно подумать! Поэтому я собиралась наведаться в женское общежитие и узнать, есть ли там все же места.

Вчера, пока я пыталась уснуть, мне в голову пришла отличная идея заручиться поддержкой Найрин. Да, Бастиан советовал держаться от нее подальше, но я была уверена – блондинка костьми ляжет, только бы выбить мне койку подальше от башни Альваро. Надо просто поговорить с ней и все объяснить, и как знать – может, мне удастся превратить врага в друга.

– Мне надо кое-куда отлучиться, – сказала я Фалько, не зная толком, как от него отделаться.

– А мне тоже, – смущенно признался он. – Девочки налево, мальчики направо, встречаемся здесь же. Идет?

Я глянула на дверь женского туалета и кивнула. Зашла внутрь и, дождавшись, когда соседняя дверь хлопнет, вышла. Порывшись в сумке, достала карту. Так, теперь мне надо проложить маршрут в женское общежитие и удрать, пока Фалько не вышел.

– Вот ты где.

Я подняла глаза и увидела ту саму блондинку. Найрин! Легка на помине!

– Привет, – растерянно улыбнулась я, толком не зная, с чего начать.

Однако Найрин заговорила первой. Она шагнула ко мне, перегородив проход, глянула в обе стороны опустевшего коридора. Сегодня она заплела волосы в две косички, повязала белые банты, а ее юбка была куда короче моей и даже не прикрывала колени, и этот нарочито детский стиль резко контрастировал с выражением ее лица – жестким и злым.

– Я не стану ничего объяснять тебе, тень, или тем более договариваться, – заявила Найрин. – С такими как ты надо действовать не пряником, а кнутом – лучше доходит. – Развернув ладонь в мою сторону, она произнесла: – Долорес.

Холодный белый свет рванул на меня волной, но не успела я испугаться, как он отхлынул назад, будто врезавшись в скалы. Портреты чаров на стенах коридора вздрогнули и покосились, где-то вдали с грохотом распахнулась дверь, а Найрин, жалобно вскрикнув, согнулась пополам.

Я инстинктивно прижала руку к груди, в которой бешено заколотилось сердце, и ощутила под блузкой шероховатую поверхность медальона-рыбки. А ведь я еще сомневалась, стоит ли его надевать!

Дверь позади хлопнула, и рядом появился Фалько.

– Что за шум? О, ты познакомилась с Найрин? – спросил он, заправляя рубашку в брюки. – Она в порядке?

Найрин вытерла ладонью взмокший лоб и выдохнув, оперлась о колени.

– Да, все нормально, – ответила я, взяв его под руку. – Женские дни. Там свободно, Найрин, проходи.

Мы обогнули ее, и Фалько завел разговор про контрольную по истории, которая отчего-то показалась ему сложной, но я его перебила:

– Ты знаешь чарослова?

– Вообще это высший уровень ментальной магии, которую изучают на старших курсах. Но я знаю парочку. Мама научила, – он помолчал и виновато добавил: – Мы не должны были использовать чарослова на тенях. Извини.

– Что значит «долорес»? – спросила я.

– Боль, – ответил Фалько. – Так-то за чарослова можно и из академии вылететь, если, конечно, найдутся свидетели. Но ты не бойся. Если кто опять начарует на тебя вожделение, я быстренько схвачу тебя и запру в женском туалете, пока не отпустит.

– Не надо, – ответила я. – Бастиан дал мне защитный артефакт.

– Очень предусмотрительно, – похвалил его Фалько.

Я обернулась и глянула на Найрин. Она уже выпрямилась и смотрела мне вслед, белая, как стена, на которую опиралась, и я отбросила всякие надежды с ней подружиться. Да и идею с переселением в женское общежитие лучше отложить. А то как бы меня не убили еще до первой сессии.

Мэди вернулась домой поздно, когда Себастиан всерьез подумывал идти ее искать. Она вошла в зал, посмотрела на дверь своей комнаты, потом на него.

– И как это понимать?

– А как это можно понять? – невозмутимо переспросил он, отложив в сторону учебник по твареводству.

Мэди подошла к двери, потрогала огромный амбарный замок. Бастиану пришлось хорошенько порыться в хозблоке, чтобы найти подходящий.

– Такими закрывают клетки с ночными тварями, – пояснил он. – Так что теперь можешь спать спокойно.

Мэди вздохнула, скинула туфли возле ковра и, пройдя по нему босиком, села в кресло напротив, поставив сумку сбоку.

– Ты издеваешься? – спросила она.

– Немного, – не стал отрицать Бастиан. – Но ты первая начала. Подпирала дверь столом, будто я как какой-то дикий зверь буду к тебе ломиться. Теперь тебе будет куда удобнее и не надо царапать пол.

– Я поцарапала пол? – испугалась Мэди.

Бастиан закатил глаза.

– Да царапай ты там что хочешь, дело не в этом!

– Погоди, так ты заходил в мою комнату, пока меня не было, – поняла она.

– Ну, да, заглянул, – подтвердил Бас. – И плотник тоже. А тебе есть, что скрывать?

Она помолчала, разглядывая его своими бездонными синими блюдцами. Красивая. Хрупкая. Как будто уставшая.

– Есть хочешь? – вырвалось у него, но Мэди мотнула головой.

– Я только из столовки.

– Как прошел день?

– Вроде нормально, – ответила она, – в целом.

– Что не так? – тут же уловил он.

– Ну, я вернулась домой, а на двери в мою комнату висит большущий замок, и у меня нет ключа.

Бастиан с видом фокусника вытащил из-за спины ключ длиной в две ладони.

– Здорово, – покивала Мэди. – Таким и убить кого-нибудь можно.

– Откуда столько агрессии? Ты ведь чар теперь. Должна нести в мир свет и добро.

Мэди покусала губы, как будто раздумывая, стоит ли говорить, и быстро выпалила, словно боясь передумать:

– Твоя бывшая подружка сказала чарослово. Долорес. Как это вообще работает? Вот я его говорю – и никакого эффекта.

Бастиан нахмурился и, подавшись вперед, хотел взять ее за руку, но Мэди ее отдернула.

– Твой амулет сработал как надо. Меня не задело. А вот ей, похоже, досталось.

– Я поговорю с Найрин, – отрывисто пообещал Бас.

– Может, стоило раньше это сделать? Вы встречаетесь?

– Не то чтобы…

– Похоже, она думает по-другому. Она даже не дала мне ничего сказать! Просто подловила в пустом коридоре! А потом корчилась там от боли…

Мэди оборвала свою пылкую речь и отвела взгляд, как будто и правда переживала за Найрин, которой совершенно справедливо прилетела ответка.

– Зеркалка рассеивает чары, так что она получила не полный удар, – успокоил ее Бастиан. – Да и ее собственная защита должна была сработать. Не переживай за Найрин. Тебе было бы гораздо хуже.

Он не стал сдерживать любопытства и заглянул сегодня на стену рейтинга. Имя тени стояло в самом низу. Ей придется несладко в академии чаросвет, где все зависит от того, как сильно ты, собственно, светишь.

– А где в это время был Фалько? Он должен был присмотреть за тобой.

– А ты на него собак не вешай, – рассердилась Мэди. – Это твоя вина. Если ты пообещал что-то девушке или даже… сделал, то не должен был приводить в свою башню кого-то еще.

Бастиан хмыкнул и, откинувшись на спинку кресла, покрутил между пальцами ключ.

– Милая моя, здесь не Сумерки, – напомнил он. – Тут не стесняются наслаждаться жизнью во всех ее плотских проявлениях. А моя башня открыта для жаждущих.

– То есть ты, вроде как, шлюха? – невинно уточнила Мэди.

Бастиан чуть не задохнулся от внезапного обвинения, но после ухмыльнулся.

– Денег я не беру и сам выбираю, кому повезет. А ты что, ни с кем?..

Мэди пожала плечами.

– Может, у нас в Сумерках и глушь, но я не считаю неразборчивость в связях поводом для гордости. Вполне разумно подождать до свадьбы.

– По-твоему, я обязан жениться на каждой, с кем переспал?

На бледных щеках Мэди вспыхнул румянец, но она не отвела взгляд.

– Плевать мне, на ком ты там женишься, Себастиан, – заявила она. – Разве что это запишут в учебниках, и мне придется зубрить твое генеалогическое древо. Как раз по истории задали дом Альваро. Так что давай сюда ключ, я пойду делать уроки.

– А волшебное слово?

– А может, хватит с меня уже волшебных слов? Дай сюда быстро!

Вскочив, она попыталась схватить ключ, но Бастиан завел руку за спину. Мэди подалась к нему, не успев растерять азарта, прижалась грудью к его плечу, пытаясь дотянуться до ключа, и он рефлекторно придержал ее за талию, чтобы не грохнулась с кресла. Дыхание перехватило от ее внезапной близости, от нежного запаха, мягкости волос, коснувшихся ладони… Мэди лишь через мгновение осознала, что сидит у него на коленях. Она соскользнула на пол и, помявшись, протянула руку.

– Отдай, – потребовала она, и Бастиан вложил ей в ладонь тяжелый железный ключ.

Мэди пошла к двери, взяв по пути сумку с учебниками и надев туфли. С третьей попытки всунула ключ в замок. Открыв его и вытащив из петель, положила на пол, охнув от тяжести. А войдя наконец в комнату, заметила:

– Да тут еще и засов!

– Все для тебя, детка, – подтвердил Бастиан.

Мэди фыркнула и закрыла дверь. Засов заскрежетал в железных скобах, потом отъехал обратно.

– Ты там вся в сомнениях? – громко спросил Бастиан. – Не можешь решить, пускать ли меня в свою девственную спаленку? Сразу предупреждаю, жениться я не хочу.

Засов заскрипел и вернулся на место, а Бастиан усмехнулся и встал с кресла. Надо бы и правда объясниться с Найрин, пока она не натворила бед.

В комнате я сразу кинулась к сумке, которую спрятала в шкаф. Во внутреннем кармашке, замотанный в носовой платок, все так же лежал артефакт. Я достала его и, развернув, полюбовалась острыми гранями звездочки, в центре которой чуть светилось выпуклое стекло. Внутри виднелся сложный механизм: шестеренки, стрелки, колесики. Когда я активирую артефакт, все это придет в движение. Но сперва мне надо подобраться к одному человеку, и завтра я его увижу.

Я переложила артефакт в свою новую сумку из блестящей кожи. Достав учебник по истории, уселась на подоконник и перелистнула страницы на дом Альваро, но сосредоточиться на учебе не получалось.

Себастиан оказался той еще занозой. Вот к чему этот демонстративный жест с засовом? Но выходка Найрин явно показала, что в женском общежитии мне будут не рады. И если закрыть глаза на манеру Бастиана разгуливать в трусах, то в башне Альваро очень даже комфортно. К тому же надо признать, выглядел он в них хорошо: широкие плечи, поджарый торс, смуглая гладкая кожа, под которой перекатываются тугие мышцы… Я захлопнула учебник и легонько постучала им себя по лбу.

Себастиан Альваро из другого мира. Парни в Сумерках работают с детства, чтобы получить свой кусок хлеба, а Бастиан вряд ли вообще задумывается, откуда берутся напитки в его баре. То, о чем другие могут лишь мечтать, принадлежит ему по праву рождения. Весь мир лежит у его ног. У его длинных, крепких и волосатых ног.

Я фыркнула, чувствуя себя полной дурой и вновь открыла учебник, но буквы так и плясали перед глазами, а смысл слов ускользал.

После обеда я ходила в библиотеку, где написала доклад по гуляке. Потом туда явилась Фелиция. Впорхнула в тихое пристанище книг точно экзотическая птичка, но поговорить нам не удалось. Она принесла с собой свежие булки с корицей, которые пахли на всю библиотеку, и Расмус сделал всем чай.

В целом я была даже рада, что обошлось без новых потрясений. Мы пили чай, Фелиция предрекала Расмусу встречу с роковой женщиной, но, кажется, больше шутила. Он в ответ заявлял, что роковая здесь именно она, и я была с ним согласна. Фалько вернулся из архивов с какой-то древней рукописью по истории и все грозился написать доклад и сломать шаблоны. А когда Фелиция с материнской заботой гладила его огненные вихры, я заметила среди подвесок на ее браслетах одну очень знакомую – серебряный круг и в центре камешек, точно как мой кулон.

Выходит, хотя бы насчет этого волноваться не надо. Даже если Фелиция знает о задании Первого, она не станет мешать.

Я вновь открыла учебник и уставилась на древо дома Альваро. На последней ветви стояло имя Себастиана. Высший чар, воплощение света, обожаемый всеми любимец судьбы.

Шесть домов светочаров создали солнечный рубеж, опоясывающий наш мир, озарили тьму и позволили жить остальным. На шести великих домах держится все наше существование.

Хоть Бастиан веселится до поры, его судьба уже предрешена. Ему подберут девушку из другого столь же великого дома, чтобы вырастить новые ветви на древе Альваро, и не дать угаснуть чаросвету.

А я останусь лишь тенью, когда-то мелькнувшей на его пути.

Я поерзала, устраиваясь удобнее на подушке. Подтянула вторую повыше за спину. И лишь потом осознала, что вчера на подоконнике подушка была одна.

В белой майке с короткими рукавами и синих штанах, которые совершенно неприлично обтянули зад, я чувствовала себя раздетой. Но все девушки были в такой же спортивной форме, и никто на меня не пялился. Боевка проходила на свежем воздухе, и мы выстроились в шеренгу на густой зеленой траве, приятно пружинящей под ногами.

– Новенькая? – спросил учитель, остановившись напротив меня.

Алеф Гренкис, высокий широкоплечий брюнет, слегка напоминал заматеревшего Себастиана, каким тот мог бы стать лет через двадцать, если бы все это время тягал штанги, деревья, небольшие обломки скал…

– Да, – ответила я. – Мэдерли Эванс.

– Ну-ка, покажи, на что ты способна.

Я глянула по сторонам, но никто не подсказал, что делать. Фалько, как самый высокий, стоял в начале шеренги.

– Засвети, – подсказал учитель.

– Вам? – уточнила я.

– А кому? – усмехнулся он и, слегка согнувшись, уперся ладонями в колени. – Давай, засвети мне со всей силы.

Выдохнув, я размахнулась и со всей дури вмазала ему по лицу кулаком. Все ахнули, тренер отшатнулся, прижимая руку к разбитой губе и тараща на меня глаза – темно-карие, а не серые, как у Баса, а я поморщилась, потирая ушибленные костяшки. Его щетина оказалась колючей, как иголки у ежа.

– Совсем того? – возмутился он, вытирая выступившую кровь. – Я сказал – засвети! Ударь светом!

– Простите, – испуганно пролепетала я, осознав, что натворила. – Я не поняла… Я думала – просто ударить…

– Думала она, – сердито рявкнул Алеф, осторожно касаясь губы. – Откуда только такая взялась?

– Из Сумерек, – подсказал Дин, давясь смехом.

– Оно и видно, – буркнул учитель.

– Вы снимете мне баллы? – обреченно спросила я.

– За что? – удивился Алеф и широко улыбнулся. – Так-то удар хороший. Кто б мог подумать, что у такой бледной немощи тяжелая рука. Какой уровень чаросвета?

– Девять, – вздохнула я.

– Понятно. – Он смерил меня взглядом и сказал: – В твоем случае и правда лучше надеяться на кулаки. Ладно, всем три круга по парку для разминки. Кто прибежит последним, получит приз – пятьдесят отжиманий. Потом отработаем искру. Чего ждем?

Он захлопал в ладоши, подгоняя нас, и все побежали по дорожке, постепенно разбиваясь по группам. Фалько вырвался далеко вперед, а ко мне прибилась Лекса.

– Ну ты даешь, – выдохнула она.

Я обернулась и виновато глянула на Алефа, который бежал следом за нами.

– Простите, – попросила еще раз.

– Все нормально, Мэди, очень бодрит получить с утра по лицу, – заверил он. – Под ноги смотри.

– Слушай, это, конечно, не мое дело… – прошептала Лекса, с любопытством глянув на меня. – Себастиан и правда такой неутомимый, как рассказывает Найрин?

– Откуда мне знать?

– Оу, – она покосилась на меня с легким недоумением, но ее глаза так и загорелись. – Тогда ты не расстроишься, если я расскажу, что вчера было.

Лексу прямо распирало от желания поделиться сплетнями. Несмотря на то, что она слегка задыхалась от бега, слова так и рвались из нее.

– Себастиан Альваро пришел вчера в женское общежитие, – заговорщицким тоном начала она. – И направился прямиком к Найрин.

Значит, он сдержал слово и пошел объясниться.

– Было уже довольно поздно, но я услышала шум и подкралась к самой двери. Моя комната как раз неподалеку от спальни Найрин. Ну как – моя. Мы живем с девчонками вчетвером. Это Найрин выбила себе отдельную спальню. Думаю, комендантша нечиста на руку.

Это уж наверняка.

– Сперва Найрин истерила, – с удовольствием продолжила она. – Что мол он такой-сякой. Потом плакала. Затем все стихло. А когда Себастиан вышел, я притворилась, что просто шла по своим делам, но рассмотрела его как следует. – Лекса обернулась, чтобы убедиться, что Алеф далеко и не слышит нас. – И у него был тако-о-ой видок, скажу тебе! Взъерошенный, рубашка порвана, а на шее засос.

Я споткнулась и чуть не запуталась в собственных ногах. Какое мне дело, как именно он объяснялся с Найрин? Главное, чтобы она от меня отстала.

– Следом за ним появилась Найрин, вся томная, как сытая кошка, и отправилась в душевые. Все же это просто ужасно – общие душевые на целый этаж, – пожаловалась Лекса. – Иногда ждешь по полчаса, чтобы помыться! Ну, я прихватила полотенце и за ней. Слово за слово. В общем, они с Себастианом помирились.

– Значит, они встречаются? – вырвалось у меня.

– Все куда серьезнее, – Лекса попыталась пожать плечами на бегу. – Найрин – одна из его вероятностей.

– Чего? – не поняла я.

– Судьбу чаров определяют советом оракулов, ты не знала? – с легким превосходством пояснила Лекса. – Пока что линии жизни Себастиана не смотрели. Это уже после академии. Но Найрин говорит, что по предварительному прогнозу она может за него выйти. Это вроде как снизит напряженность между домами.

Выходит, все еще запущенней, чем я думала.

– Значит, совет оракулов будет решать, с кем ему спать? – не удержалась я.

– Спать он может, с кем ему вздумается. Об этом я и разузнала у Найрин. Они договорились о свободных отношениях.

– В смысле? – не поняла я.

– Найрин даст ему нагуляться. Лучше сейчас, чем после брака. Это разумно, – рассудительно сказала Лекса. – Когда еще экспериментировать и пробовать всякое, если не в молодости?

Я недоверчиво глянула на нее, но Лекса, кажется, говорила всерьез.

– Все мужчины слегка кобели, – цинично усмехнулась она. – А уж Альваро – в особенности. Найрин готова с этим мириться. Так что действуй, Мэди. Пройдись перед ним в белье, загляни в спальню… А не хочешь сама, так пригласи меня в гости, – хохотнула она.

– Зачем тебе это? – спросила я.

– Вот ты темнота, – бросила Лекса. – Альваро принадлежит половина города, если не больше. Это связи, возможности, привилегии. По одному щелчку пальцев Себастиана можно взлететь так высоко, как тебе и не снилось. К тому же он красавчик и вряд ли жмот.

– Вот как, – во рту стало кисло, будто я съела горсть недозревшего тьмошника.

– Хотя я считаю, Найрин сглупила, – деловито добавила Лекса. – Надо было сперва дожать его до официальной огласки отношений: подстроить встречу с родителями, выпросить кольцо, хотя бы прийти вместе на какой-нибудь торжественный вечер, где будут газетчики. Но Себастиан обычно игнорирует такие мероприятия… Впрочем, за позволение ходить налево он может и прогнуться. Думаю, на ближайший бал они явятся парой.

Я прибавила темп, и вскоре Лекса отстала. Хотя ей наверняка было что еще рассказать. Я бежала все быстрей и быстрей, обогнала девушек, сбившихся в стаю, а потом и парней, и сама не заметила, как рядом со мной оказался Фалько.

– А ты шустрая, – одобрительно выдохнул он.

У меня не было повода злиться. Себастиан поговорил с Найрин, и она любезно согласилась закрыть глаза на его возможную интрижку. Подумаешь, Альваро решил поэкспериментировать и завести себе тень. Это даже символично, ведь он, как высший чар, своей тени не отбрасывает. Конечно, я не собираюсь с ним спать, но если что – никто не против. Я могу подобрать крошки, брошенные мне Найрин, а потом Себастиан, быть может, даже подарит мне какую-нибудь безделушку. Он ведь не жмот и красавчик.

На финише Фалько все же вырвался вперед, и я прибежала второй, удостоившись похвалы от тренера. А вот после показала себя полной неудачницей. Все мои одногруппники с легкостью вызывали искры на кончиках пальцев, мне же это никак не давалось.

– Может, у тебя вовсе нет света? – предположил кто-то из девушек. – Ты точно чар?

Вдруг это все и правда ошибка? Уеду домой и думать забуду об академии чаросвет, задании Первого и Бастиане.

– Ничего, – успокоил меня Алеф. – Получится. Главное – не сдаваться.

И то правда. Неужели я расклеюсь от одной мысли, что Бастиан не относится ко мне всерьез? Как будто могло быть иначе. Как будто вторая подушка, подложенная им на мой подоконник, значила больше обычной любезности. А засов на моей двери – не издевка, а неловкая попытка позаботиться о том, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

После занятия я пошла в раздевалку, замешкалась, застеснявшись переодеваться со всеми, и, выйдя последней, заметила рыжие волосы Фелиции по ту сторону зеленой изгороди.

– Ты принесла лед? – без особого удивления произнес Алеф. – Мило. А предупредить не могла, чтобы я держался подальше от новенькой?

– Не могла, – ответила Фелиция, аккуратно прикладывая лед к его разбитой губе. – Иногда даже полезно пропустить пару ударов.

– И тебе совсем меня не жалко? – наигранно возмутился он.

– Я ведь принесла лед.

– А знаешь, что помогло бы лучше…

Алеф обнял ее, привлекая к себе, Фелиция тихо рассмеялась, обвив руками его крепкие плечи, и я, пригнувшись, пробежала вдоль изгороди подальше, пока меня не заметили. Отношения Фелиции и тренера меня точно не касаются.

Остановившись под деревом, я достала из сумки карту. Следующим уроком в расписании стояли законы применения чар. Огонек нужной аудитории зажегся почти в самом углу, и я поспешила туда, ругая про себя умника, которому пришло в голову поставить занятие в дальний корпус.

– Придешь ко мне сегодня? – попросил Алеф, заглядывая ей в глаза.

– Сегодня не получится, – ответила Фелиция. – Вечером мне надо побыть с Фалько. У него будет тяжелый день.

– А когда? Когда наконец мы сможем быть вместе? Когда я буду не только засыпать, но и просыпаться с тобой рядом?

– Надеешься, я стану готовить тебе завтраки? – неловко пошутила она.

– Я сам буду готовить, я стану таким примерным мужем, что обо мне будут слагать легенды. Только скажи «да», – потребовал Алеф.

– Может быть, – улыбнулась она, и его темные брови взлетели вверх, и уголки губ приподнялись в несмелой улыбке.

– Я слышал «нет» вот уже года три подряд. А теперь ты говоришь «может быть»? Явный прогресс. Я сделал что-то правильное? Мне надо было получить по роже?

– Не ищи проблему в себе.

– Тогда что изменилось, Фелиция?

– Почти ничего, – задумалась она. – Все равно что камешек, покатившийся с горы.

– Нас ждут перемены? – спросил Алеф. – Что ж, если в результате ты согласишься выйти за меня, то пусть хоть весь мир содрогнется.

– Возможно, так и будет, – вздохнула Фелиция и обернулась туда, где только что пряталась Мэди.

То и дело сверяясь с картой, я подбежала к приземистому деревянному зданию, вытянутому в сторону леса.

– Где тут аудитория? – спросила я у женщины, неспешно загребающей скошенную траву.

Она выпрямилась, оперлась о грабли и посмотрела на меня.

– А чему ты собралась учиться, дорогуша?

За ее спиной вытянула шею рыжая корова и тоже уставилась на меня. Ярко светило солнце, стрекотали кузнечики, и пахло травой и навозом, а вовсе не знаниями.

– Законам чар, – ответила я, уже осознавая подвох.

Женщина усмехнулась и переглянулась с коровой.

– Новенькая?

Я кивнула.

– Это старая шутка, – вздохнула тетка. – Студенты чаруют карту, и все дороги путаются.

Я с ужасом посмотрела на предательскую карту в своих руках.

– Иди в главное здание, – посоветовала женщина. – Попроси кого-нибудь из студентов постарше снять путалку. Или еще какого чара.

Я поблагодарила ее и со всех ног бросилась к главному зданию, понимая, что катастрофически опоздала. Вбежав в холл, с облегчением заметила золотые волосы и знакомое лицо и кинулась к Кейдену.

– Сними путалку, пожалуйста, – скороговоркой попросила я.

Монтега без лишних вопросов положил кисть на карту, плавно потянул вверх кончики пальцев, как будто снимая невидимую вуаль, и, смяв едва заметное сияние в кулаке, отшвырнул в сторону. Огонек аудитории тут же переместился в левое крыло корпуса.

– Спасибо! – воскликнула я и помчалась туда.

Перед дверью в аудиторию вытащила расписание, чтобы вспомнить имя профессора, и постучала.

– Простите за опоздание, – сказала я, открыв дверь.

Профессор спустила очки на кончик длинного носа и окинула меня пристальным взглядом.

– Урок идет уже десять минут, – сообщила она недовольно. – Это недопустимо.

Я шагнула в сторону парт, но профессор остановила меня.

– Я не позволяла вам садиться. Новенькая? Не узнаю вашего лица.

– Мэдерли Эванс, – представилась я. – Обещаю, профессор Клювдис, больше это не повторится.

Класс сперва затих, а после грянул от хохота. Фалько страдальчески закрыл глаза ладонью. А профессор побагровела от гнева.

– Вон! – приказала она, ткнув пальцем в сторону выхода. – Закройте дверь с обратной стороны, девушка!

Я попятилась, захлопнула дверь и услышала.

– Надо же. Опаздывает, еще и хамит.

– Тень, – произнес нежный девичий голосок. – Чего еще от нее ожидать?

– Тишина. Продолжаем занятие. Итак, чары делятся на три категории по праву применения. Допустимые…

Я отошла от кабинета и, вынув расписание, зашипела от досады. Над ним тоже кто-то явно поработал. Профессор Гильденсторм превратился в Гнильденбровь, а профессор Понки в Пончик. Остается догадываться, как на самом деле зовут преподавателя законов чар, но явно не Клювдис. Учитывая ее длинный нос, новый вариант имени точно не пришелся ей по вкусу.

Я понуро спустилась в холл, но Кейден уже исчез. Смочив ладонь в фонтане, протерла лоб и, подумав, пошла в библиотеку.

– Путалка? – спросил Расмус, когда я положила перед ним расписание. – Простая штука, но забавная.

– Ничего смешного, – буркнула я. – Как только им удалось это провернуть?

Понятно – как. В раздевалке перед боевкой. Кто угодно из девушек мог заглянуть в мою сумку и начаровать подставу. Я быстро сунула руку в боковой карман, но артефакт Первого был на месте. Выдохнув, я немного успокоилась, а Расмус протянул мне исправленное расписание. Учителя по законам чар звали Ирена Блювис. Никаких клювов. Кошмар.

– Такое случается, – попытался утешить меня библиотекарь. – Но лучше не оставляй вещи без присмотра. Теней не любят в академии чаросвет.

– А кого из теней вы знали? – полюбопытствовала я.

– А почему ты решила, что я кого-то знал? – ответил он вопросом на вопрос.

– При первой встрече вы по запаху поняли, что я из Сумерек. Выходит, чей-то запах вы знали очень хорошо.

Библиотекарь усмехнулся, полистал страницы книги, лежащей перед ним.

– Верно, – задумчиво сказал он. – У меня был близкий друг из Сумерек.

– Вы пытались его спасти? – вырвалось у меня. – Вы ведь были там, Расмус. На месте трагедии.

Он поднял голову, и мне показалось, что за темными стеклами очков вспыхнул свет. Я молчала, напряженно ожидая ответа, и мое сердце стучало так громко, что Расмус, верно, мог его слышать.

– Это не тайна, – отрывисто бросил он. – Да, я приехал на место трагедии первым. Пытался помочь, использовал весь свой чаросвет. Выжег радужки полностью. Это могло стать историей героя. Подвигом.

– Вы и есть герой, – возразила я.

Расмус мотнул головой.

– Я опоздал. Все погибли.

Не все. Я осталась. Первый запретил говорить о том, что я из мертвого города, намекая на какую-то опасность. Я не помнила своего прошлого и почти поверила, что моя жизнь началась в таверне тети Рут. Но если бы Расмус Корреган не приехал спасать друга, была бы она, эта жизнь?

– Можно я вас обниму? – спросила я.

На его лице ясно отразилось удивление, но я уже зашла за стойку и обняла библиотекаря.

– Спасибо, – сказала я, отстранившись.

Он явно решил, что я благодарна за помощь с расписанием, не подозревая, что когда-то подарил мне шанс выжить.

– Вообще-то снимать путалку довольно легко, – смущенно сказал Расмус. – Могу научить тебя, если найдешь свободную минутку.

– Найду, – пообещала я. – Но сейчас мне и правда пора. А то опоздаю и на следующее занятие.

А от этого урока зависело многое. Ведь именно учителю, преподающему архитектуру света, я должна подбросить артефакт Первого.

В пустой аудитории я заняла вторую парту – не так, чтобы слишком назойливо маячить перед глазами учителя, но и не галерка отстающих.

– Вот ты отожгла, тень, – похвалил меня один из парней, заходя в кабинет. – Единственный веселый момент за весь урок. Если б не ты, я б там помер со скуки.

– Рада, что тебе понравилось, – ответила я.

– Профессор Клювдис, – подхватил второй. – Чую, это будет стоить тебе пяти баллов, не меньше.

– А ты и так в самом низу, – сочувственно вздохнула Лекса, заходя следом за ними.

Могла ли она поставить путалку? Почему бы и нет. А может, это сделали мои одногруппницы, оккупировавшие первые парты. Их макушки разных оттенков блонда, от платины до темного золота, то и дело склонялись друг к другу, а после я ловила на себе насмешливые взгляды. Им это казалось забавным. Шутка. А то, что я могла вылететь из академии – пустяки. Даже хорошо – никто не будет мешаться в башне Альваро.

– Я ждал тебя у раздевалок, а потом решил, что ты уже ушла, – повинился Фалько, садясь рядом.

– Ничего страшного, – ответила я.

Иногда полезно пропустить пару ударов. Именно так Фелиция сказала Алефу. Но, может, эти слова предназначались мне?

За кафедрой появился худой мужчина с козлиной бородкой и в зеленом костюме, с аккуратной прической, волосок к волоску, и благородной сединой – не белые, словно выжженные пряди, как у Расмуса, а перец с солью. Я все не могла перестать думать про несчастного библиотекаря, который лишился зрения, пытаясь спасти сумеречного друга. Стоила ли я таких жертв? Пока что я в этом сильно сомневалась.

Все стихли, и профессор Строк – а вовсе не Стручок, как предлагала путалка чуть раньше – начертил на доске схему и, отойдя на пару шагов, горделиво полюбовался своим творением.

– Кто скажет, что это? – спросил он.

– Солнечный рубеж, – с готовностью ответила одна из девушек с первой парты.

– Верно, – благостно подтвердил он. – Совершенное творение человечества. Наш солнечный щит, защита от тьмы, сияющий заслон, в котором вы не найдете бреши.

Я подняла руку. Зря, конечно. Но после разговора с Расмусом я не могла молчать.

– Да? – вопросительно произнес профессор.

– Я бы хотела напомнить про Левые Порожки, – сказала я. – Город, погибший семь лет назад, когда в вашем совершенном щите появилась дыра.

Профессор досадливо поморщился, а блондинки за первыми партами недоуменно переглянулись.

– Вы не знаете? – поняла я, и горло сдавило от обиды. Я обернулась и всмотрелась в лица одногруппников: загорелые, румяные, самодовольные. – Вы вообще в курсе, что тогда произошло? Как один городок в Сумерках остался без света.

– Да, такой инцидент и правда имел место быть, – скорбно подтвердил профессор Строк. – Мы обязательно разберем этот случай на практике и рассмотрим различные варианты, как можно было перенаправить лучи.

– Различные варианты? – спросила я. – Их было несколько?

– Послушайте, девушка…

– Мэдерли, – подсказал Фалько.

– Сработал человеческий фактор, – вздохнул профессор. – Однако сейчас мы изучаем не нерадивость какого-то сумеречного чара, который не смог обеспечить маломальский источник света, а строго выверенные схемы распределения лучей.

– Он не был чаром, – ответила я. – На сторожевой башне в Левых Порожках стоял обычный человек.

– Он наверняка понес наказание, – успокоил меня профессор.

– За что? – искренне удивилась я. – В том, что свет исчез, не было его вины. Погасло зеркало на одной из башен предыдущих рубежей. Но, разумеется, он был наказан. Его сожрали ночные твари. Как и прочих.

– Может, вернемся к уроку? – с надменной усталостью предложила блондинка пепельного оттенка, и мне захотелось дать ей затрещину.

– Прошу прощения, что высказала свое мнение, – ответила я. – Очевидно, в академии чаросвет правда никому не нужна.

– Я так и не понял, в чем именно состоит ваше мнение, Мэдерли, – процедил профессор Строк.

– В том, что ваш замечательный щит никуда не годится, – ответила я.

Я открыла тетрадь и принялась перерисовывать поганую схему с доски, понимая, что провалила задание Первого в самом начале. Я должна была подружиться с профессором Строком, быть может, даже пофлиртовать, проникнуть в его личные апартаменты и поставить артефакт в ящик для корреспонденции. Но придется найти другой способ, потому что дружбы у нас явно не выйдет.

– Итак, схема треугольник, – повернулся он к доске. – Одна из самых простых и эффективных. Запишем углы отражений.

Я конспектировала, но вопросов больше не задавала. Да и профессор Строк старательно игнорировал меня, избегая даже смотреть в мою сторону.

– Ты потеряла кого-то? – тихо спросил Фалько. – В Порожках.

Я пожала плечами, потому что не знала, и это было еще хуже. Я привыкла к размеренной жизни в таверне с тетей Рут и смирилась с положением безродной сиротки. Вроде перекати-поля, которое прибилось к чужому порогу. Но у меня были корни когда-то. Неведомое прошлое грызло щемящей тоской, дышало в спину, и мне отчаянно хотелось рассмотреть, что скрывается там, во тьме.

После архитектуры света мы пошли на историю, и на переменке я успела повторить генеалогическое древо Альваро, так что заняла место, вполне готовая к опросу. Профессор Гильденсторм зашел на кафедру, поприветствовал нас взмахом короткой ладошки, странно похихикивая.

– Я обещал вам опрос по дому Альваро, – сказал он. – Однако сперва обсудим прошлую контрольную. Девушки, кто-нибудь, раздайте работы. Признаюсь честно, вам удалось меня удивить.

Он вытер слезящиеся глаза пальцем, пригладил пушистые брови. Листки с оценками раздали, и лишь я осталась без своей контрольной. Опять какие-то шутки?

– Это так восхитительно наивно! – воскликнул профессор, потрясая еще одной работой, и мое сердце подпрыгнуло от недоброго предчувствия. – Сперва я даже подумал, что это шутка. Вроде путалки, которую так любят студенты. Но нет, никаких чар. Чем пересказывать, я лучше зачитаю. Итак, первый вопрос. Исторические предпосылки разделения мира на светлую и темную половины. Внимание, ответ Мэдерли Эванс.

Кровь прилила к щекам, и я так сильно сжала пальцы, что ногти впились в ладони.

– Если копнуть в глубины веков, пишет нам Мэдерли и, собственно, копает, – с удовольствием начал Гильденсторм, – то темная половина мира ассоциируется с истинно женским началом. А светлая – с мужским. В теологической трактовке там, где встречаются бог-солнце и богиня-тьма, зарождается жизнь. И это логично, – хихикнул профессор. – К сожалению, или к счастью, Мэдерли Эванс не стала углубляться в процесс воспроизводства. Что же она пишет? Безжалостный бог солнце истребляет все живое, а беспросветная тьма рождает чудовищ. Людям же остается узкая полоса, пригодная для существования, где день и ночь находятся в равновесии.

– Слушай, тень, так в тебе, выходит, женское начало сильное? – громким шепотом спросил Дин с задней парты. – Ну, исторически.

– А ты хочешь приступить к размножению? – поддел его приятель. – Шесть дочек, пора начинать.

– Далее Мэдерли Эванс открывает нам глаза на великие дома, – продолжил изгаляться профессор. – Оказывается, чаросвет – это дар бога-отца, посланный им богине-матери в знак примирения. Увы, Мэдерли не рассказывает, из-за чего они поругались. Предположу, что с сильным женским началом найти повод для ссоры не составило труда. Так вот, чары – это лишь слуги, отправленные во тьму, чтобы богиня не скучала во мраке.

– Типа букета? – спросила Лекса.

– Дальше совсем интересно, – вздохнул Гильденсторм и покачал головой. – Однако попахивает уже не наивностью, а вредительским инакомыслием. Про солнечный рубеж. Даже не знаю, читать ли дальше. Как считаете, ребята?

– Да! Дальше! – раздался дружный хор голосов.

Я стиснула зубы, готовая провалиться сквозь землю, но моя работа вдруг вспыхнула в руках профессора. Он взвизгнул, отбрасывая горящие листы, суетливо стряхнул с пальцев пепел, а рядом со мной поднялся с места Фалько. Задул искру на указательном пальце и назидательно произнес:

– Это. Непедагогично.

– Я сниму вам баллы, студент Фокс! – рассердился Гильденсторм.

– Да плевать, – ответил Фалько. Я придержала его за рукав, но он высвободил руку и похлопал меня по плечу. – Не переживай, Мэди. Я, конечно, не высший чар, но могу себе позволить небольшую выходку.

Он вынул из сумки пачку листов, прошел за кафедру, оттеснив профессора Гильденсторма.

– У меня есть доклад, – сообщил Фалько. – Я потратил целый вечер в библиотеке и без ложной скромности скажу – такого вы еще не слышали.

– Инициатива – это прекрасно, – буркнул Гильденсторм, нахмурив мохнатые брови. – Положите доклад мне на стол, я ознакомлюсь. Если он хорош, то, быть может, перекроет ваше хамское поведение.

– А давайте спросим ребят, – предложил Фалько, передразнив его интонацию. – Что вы выберете, дети: захватывающий доклад по рукописи из закрытого сектора библиотеки, и не спрашивайте, как я туда попал, или унылый опрос по дому Альваро?

– Доклад, – выкрикнули с галерки. – Жги дальше, Фалько!

– Я бы не настаивал на публичном выступлении, – сказал он. – Честно говоря, в ораторском искусстве я не силен. Однако контрольная Мэди, над которой вы все так весело смеялись, может основываться на реальных фактах, которые историки предпочли забыть и переврать.

– Возмутительно! – воскликнул профессор.

– Полностью согласен с вами, – кивнул Фалько. – Тема моего доклада – седьмой дом.

– Мы не можем тратить учебное время на какие-то выдумки, – заявил Гильденсторм, и его брови сплелись в одну лохматую гусеницу.

– А позорить публично студентку мы можем? – спросил Фалько. – На это время есть?

Сейчас он казался почти ангелом мщения – справедливым и грозным. Его веснушчатые скулы раскраснелись от гнева, в глазах сиял чаросвет, а огненные волосы пылали как факел.

– Давайте лучше пустим за кафедру Мэди и пусть расскажет, как бог и богиня делают все живое! – выкрикнули сзади.

– А лучше – покажет!

– Довольно, – профессор попытался отпихнуть Фалько в сторону, но тот цепко ухватился за кафедру. – Ах так? Я вернусь с ректором! И охраной!

Профессор ушел, хлопнув дверью, а Фалько широко улыбнулся и подмигнул мне.

– Итак, дети, седьмой дом, – важно возвестил он. – Не уверен, что успею прочитать все, так что пропущу вступление и перейду к самому интересному. Когда-то существовало семь домов, а не шесть. И этот седьмой дом, находящийся на темной половине, считался самым сильным. Остальные дома ему подчинялись. Недаром их символами стали псы и кошки – животные, которые традиционно служат хозяевам. Вот согласитесь, не львы, не какие-нибудь там крокодилы, нет.

– Вот тебя понесло, – засмеялись парни.

Девушки за первыми партами демонстративно занялись своими делами: кто-то подпиливал ногти, кто-то переплетал косы подружке. Хотя доклад Фалько и правда был интересным. О великом доме, чары которого обладали силой разгонять самую непроглядную тьму. О подлом предательстве, корни которого уже не найти. О падении великой цивилизации, на обломках которой построили новую. Я заметила, что и парни перестали шуметь и увлеклись рассказом.

А когда профессор вернулся с охраной, и Фалько отогнали от кафедры и повели к ректору, я пошла за ним следом.

– Вам, Мэдерли, я не разрешал уходить, – попытался остановить меня Гильденсторм. – Нас ждет опрос по дому Альваро, и я жажду услышать ваше альтернативное мнение.

– В следующий раз, – пообещала я и закрыла за собой дверь.

В сопровождении охраны мы спустились к кабинету ректора, однако ее не оказалось на месте. Мужики потоптались, неуверенно переглядываясь, а потом тот, что постарше, разрешил нам уйти.

– Завтра нас точно ждет разбор полетов, – вздохнул Фалько.

– Спасибо, – сказала я. – Это было очень мило с твоей стороны. И храбро.

– Да брось, – ответил он, улыбнувшись. – Слушай, после всех этих событий я проголодался. Махнем в столовку?

Мы пообедали, а потом я пошла в башню, а Фалько – к себе, посоветовав мне все же выучить первые главы по истории. Взяв учебник, я устроилась на подоконнике, когда в дверь постучали.

День выдался непростым, что и говорить. Сперва я разбила губу тренеру, потом были путалка и опоздание, откровение библиотекаря, архитектура света, на которой я не смогла удержать язык за зубами, и история с контрольной, которая еще явно аукнется. Так что мне вообще не хотелось общаться с Бастианом, пусть даже Найрин дала на это свое высочайшее позволение. Но не успела я сказать, чтобы он отвалил, как из-за двери прозвучал голос:

– Мэди? Это Кейден Монтега. Что это было, с путалкой? Ты в порядке?

Я соскользнула с подоконника и, подойдя к двери, отодвинула засов и открыла. Кейден дружелюбно улыбнулся и оперся о косяк – вроде невинный жест, но закрыть дверь я уже не могла.

– Увы, с урока меня выгнали за опоздание, но все равно спасибо, – ответила я.

– Дай угадаю, – он прищурил один глаз и направил на меня палец. – Законы чар?

– Точно, – кивнула я. – Фелиция Фокс могла бы тобой гордиться.

– Боюсь, дара прорицания мне не досталось, – вздохнул Кейден. – Но я наблюдательный. Угостишь меня чаем? А я расскажу тебе про преподов.

Я чувствовала себя немного неловко, хозяйничая за барной стойкой Бастиана, но с Кейденом оказалось очень легко общаться. Можно было просто молчать – он говорил за двоих.

– Законы чар – та еще галиматья, – откровенничал Монтега, устроившись на высоком стуле. – Главный закон – чарам можно все, а если нельзя, то все равно есть лазейка. Главное – не уснуть на уроке. Ну и особо не выпендриваться. Лучше вообще не болтать, сидеть тихо и не опаздывать. Профессорша – страшная зануда. Шуток не понимает, комплиментам не верит, хоть тут она и права… А по истории, Мэди, ты, конечно, дала жару.

Кейден широко улыбнулся, и я с ужасом на него уставилась.

– Все уже знают?

– А то, – подтвердил он. – Сплетни и слухи расходятся в академии чаросвет, как круги по воде. Твоя версия с богиней-мамой даже милая. Но все куда прозаичнее. Подай-ка мне яблоко.

Он зашел за стойку бара и, протянув руку за моей спиной и невзначай погладив меня по заднице, отодвинул ящик с приборами. Достал нож, забрал яблоко и ловко почистил половину.

– Вот наша планета, – сказал он, держа яблоко за хвостик. – Сторона без кожуры обращена к солнцу. Допустим, солнцем будет чашка. Кстати, чай замечательный, только добавь еще ложку сахара, я люблю послаще. Итак, планета движется вокруг солнца, – он плавно отвел яблоко в сторону, – одновременно вращаясь вокруг своей оси. Но скорость практически совпадает. То есть один оборот вокруг солнца совершается за то же время, что яблоко крутится вокруг себя. Получается, что эта сторона, со шкуркой, всегда в тени, а эта, очищенная, жарится под лучами. А граница, по периметру яблока, наш ареал обитания. Из-за наклона планеты есть небольшие колебания дня и ночи, но в целом вот так. В Сумерках вам этого не рассказывали?

Я пожала плечами, чувствуя себя полной дурой.

– Я решила, на истории нужно что-то другое.

– Твоя история весьма романтична, – снисходительно одобрил Кейден. – А Гильденсторм – просто придурок. Активно подлизывает ректорше и пресмыкается пред власть имущими. Боюсь, тебя он не будет ставить ни во грош. Но он не отходит от программы, так что просто выучи, что там в учебнике, и будешь в порядке.

Я кивнула.

– А как у тебя с архитектурой света? – поинтересовался он. – Многим она дается непросто, но я в ней, без лишней скромности, просто боженька.

Вот уж в чем Монтегу нельзя было упрекнуть, так это в скромности.

– Так в себе уверен?

– Профессор Строк постоянно приглашает меня на эти его ужины для избранных – будущей элиты рубежа, – похвастался Кей. – Это нечто вроде закрытого клуба.

– Вот как? – теперь я правда заинтересовалась. – Что еще за клуб?

– На последнем курсе чаросветы определяются, чем заниматься дальше. Бас – первый в боевке, у меня же куда лучше получается работать головой, – Монтега постучал пальцем по виску. – На собраниях клуба мы обсуждаем различные схемы построения башен. Как оптимизировать подачу света на темную половину, как обеспечить население необходимыми территориями, вот это вот все. Людей все больше, пригодных территорий мало, пора принимать меры.

– Вы хотите освоить новые земли? – поняла я. – Еще дальше в Ночь? Но и в Сумерках жизнь не сахар.

Вспомнив о его просьбе, я добавила ложку сахара в чай.

– Но ты ведь там жила. И выросла вполне себе симпатичной, – он размешал сахар, а его взгляд тем временем прошелся по моему лицу, задержался на губах и скользнул ниже. – Что там у вас с Басом? Я еще не проиграл пари?

– Бастиан не стал спорить, – напомнила я.

– Ну, знаешь, мы просто не обозначили ставку. Но в данном случае она и не важна. Сама суть спора – уже достаточный приз.

– Я не собираюсь спать ни с одним из вас, – отрезала я.

– Почему? – удивился Кейден. – У тебя, крошка, шикарный выбор. Ты-то не проиграешь ни в одном из вариантов. Или ты собираешься отучиться в академии, а потом вернуться в свою глушь? Очнись! Пути назад нет. Твоя жизнь переменилась. Так бери от нее все!

– Например, тебя? А не слишком ли ты торопишься?

– Ох, я уже так отвык от всех этих ритуальных танцев, – вздохнул Монтега. – Но ладно. Как насчет свидания? Ты и я. Уютный бар на светлой стороне. Хотя на темной атмосфера интимнее…

– Не могу, Кейден, – с напускной жалостью сказала я. – Очень много уроков. А вот за предложение помочь с архитектурой света – спасибо. Тем более ты, похоже, и правда очень умный. А где проходят ужины для избранных? Какое-то особое место? Вроде тайной ложи?

– Увы, все куда банальней – у Строка дома, – ответил он. – И кормят там паршиво. В ресторане «Огненная лилия», куда мы с тобой пойдем, гораздо приятнее.

– А как принимают в клуб? Туда есть какой-то отбор?

– Надо попасть в число лучших на курсе. Но прости за откровенность, Мэди, ты слишком замахнулась. А вот в «Огненную лилию» мы можем отправиться уже сегодня. Что скажешь?

Он накрыл мою ладонь своею, бросил многозначительный взгляд из-под рыжеватых ресниц. Все это явно было отработанно на десятках девушек, и мне стало смешно.

– Мне и правда надо заниматься, – ответила я. – В следующий раз.

Конечно, никуда я идти с ним не собиралась, но источником информации Монтега был бесценным. Взять хоть ужины у Строка – вдруг мне все же удастся туда попасть?

– Что – в следующий раз? – спросил Бастиан, заходя в зал.

– Мы с моей подружкой Мэди планируем наше первое свидание, – охотно поделился Кейден, слезая со стула. – Все должно пройти идеально. Ведь первый раз – очень важен, как думаешь?

– Я думаю, что ты зачастил ко мне в гости, – отрезал Бас.

– А я пришел и не к тебе, – ответил Кей. – До скорой встречи, Мэди.

Он взял яблоко, вгрызся в очищенную половину и пошел прочь, слегка задев Баса плечом.

– И как это понимать? – спросил Бастиан, когда дверь за Монтегой закрылась.

Голова весь день гудела как колокол, по которому хорошенько ударили ломом – вчера Найрин чуть не изнасиловала его ментально. Атаковала как бронебойный таран, так что виски до сих пор сводило от боли. Сплясала и на его чувстве вины, и на долге, потом попыталась соблазнить на прощальный секс – и ей это почти удалось. Но в какой-то момент она передавила с менталкой, и Бас, поймав вмешательство, выставил щиты.

Все равно как если бы его незаметно опутали паутиной, которая затем вспыхнула и сгорела. Чары развеялись, и он осознал, что не испытывает к Найрин ничего.

Совсем другое дело – Мэди. Вот она вызывала у него целый букет эмоций.

– А что тебе непонятно, Себастиан? – с вызовом спросила она, вздернув подбородок.

Вся академия сегодня с наслаждением обсуждала, как тень опозорилась на истории, выдав вместо ответа бородатую сказку про богов. Он ожидал, что она сидит дома и плачет, а нашел ее с Кеем, вполне довольную.

– Твое свидание с Монтегой. Ты серьезно?

– А что тут такого, – она пожала плечами и кокетливо улыбнулась.

Сердце забилось чаще, когда на щеках Мэди появились милые ямочки. Кажется, ее вся эта ситуация только забавляет. В отличие от него. Бас сел за стойку и побарабанил по ней пальцами. Раньше ему не доводилось ревновать, и это чувство ему не нравилось. Он даже пожалел, что Монтега так быстро свалил. Хотелось выплеснуть этот гнев на него.

– Слушай, а мне можно пользоваться баром? – спохватилась Мэди.

– Можно, – ответил он. – Бери, что хочешь. Раз в неделю приходит прислуга. Пополняют запасы, убирают и все такое.

Тень налила себе стакан молока и, выпив пару глотков, облизнула молочный след с верхней губы. Сердце вновь подскочило как у припадочного. Может, секрет в том, что она вовсе не пытается его соблазнить? И на его месте может оказаться любой другой чар? А ведь он и правда уже считает это место своим!

– Буквально на днях ты рассказывала, что собираешься блюсти целомудрие до свадьбы, а теперь вдруг идешь на свидание?

– Свидание не обязательно заканчивается в постели, – назидательно произнесла Мэди. – Можно просто пообщаться.

– Чего Кей добивается, так это залезть тебе в трусы, – с грубой откровенностью сказал он.

А заодно обойти Альваро. Может, у Монтеги и еще какие мотивы имеются. По части интриг и махинаций ему нет равных.

– Не суди всех по себе, – отрезала Мэди. – А даже если бы и так – какое тебе дело?

– Я первый тебя нашел! – вырвалось у него.

– А я тебе не гриб! – возмутилась она, и Себастиан не смог сдержать улыбку.

– Не гриб, – согласился он. – Однако ты – очень даже мое дело, Мэди. Между нами произошло нечто особенное.

Она лишь равнодушно пожала плечами. Так, значит? Она будет выставлять его дураком, гулять с Монтегой и притворяться, что ничего не было?

Что ж, раз прийти к цели прямо не получается, то есть и хитрые пути.

– Я поговорил вчера с Найрин, – сказал Бастиан, внимательно наблюдая за Мэди.

– Да я уж поняла, – фыркнула она. – У тебя засос на шее.

– Она применила менталку. На какое-то время я попал под действие чар, но ничего не было.

– Как удобно, – с сарказмом произнесла она. – Все и всегда можно свалить на чары. Но мне без разницы, что там у вас было или не было. Главное – результат. Если Найрин перестанет меня донимать, то пусть хоть всего тебя изгрызет.

Мэди старалась казаться холодной и отстраненной, но на ее щеках вспыхнул румянец. Да и в глаза она избегала смотреть, внезапно заинтересовавшись набором специй, стоящих на полке.

Обойдя барную стойку, Бас взял стакан, налил воды и выпил в пару глотков. Во-первых, приблизился к цели, а во-вторых, в горле и правда пересохло от волнения. Но пока все идет как надо.

– Знаешь, Найрин говорила то же самое, – сказал он с долей сожаления.

– Хотела тебя погрызть? Я бы обошлась без таких подробностей.

– О чарах, – пояснил Бастиан, поставив стакан в раковину и опершись рукой на стойку. – Она считает, то, что произошло в таверне, между мной и тобой, тот поцелуй и страсть на грани помешательства – действие чарослова.

– А ты сомневался? – изумилась Мэди. – Я не питаю особой приязни к Найрин, но должна признать, она абсолютно права.

– Но ты не первая, на ком я использовал чарослова, – задумчиво сказал Бастиан. – Такого эффекта раньше не было. Я не заражался ни радостью, ни печалью, ни даже трудовым энтузиазмом.

– Какое полезное чарослово, – заметила она.

– Его частенько используют на масштабных строительствах, – кивнул он. – Значит, ты уверена, что никакой особой искры между нами нет.

– Честно сказать, мне куда больше нравится Фалько, – призналась Мэди. – Вот он – классный.

– Не то что я?

Она вновь пожала плечами, и Бастиана охватил азарт. Она его еще и дразнит!

– Значит, ты хотела бы, чтобы я оставил тебя в покое, – подытожил он.

– Ты сегодня прямо молодец, – похвалила его Мэди. – Рада, что мы все выяснили.

Она попыталась выйти из-за стойки, но Бас упер ладонь в стенку, поймав тень в кольцо рук.

– Давай так, – предложил он. – Если и правда ничего не произойдет, ничего похожего на то, что было в таверне, я от тебя отстану.

Мэди прищурила глаза, размышляя, и вновь улыбнулась.

– Я не собираюсь целоваться с тобой, чар.

– Боишься? – вкрадчиво спросил он. – Мы ведь уже целовались. Я не кусаюсь, ты знаешь. Здесь никого нет, кроме нас, так что стесняться некого.

– Мне не нужны проверки. Я вполне в себе уверена.

– А я вот думаю, что ты боишься, что вновь сорвешься, – самодовольно усмехнулся он и, поддев пальцем ее подбородок, легонько коснулся нижней губы. – Ты так страстно целовала меня, Мэди, так пылко прижималась…

– Это только из-за чарослова! – заявила она, оттолкнув его руку.

– Значит, без него ты не стала бы тереться о меня грудью? – спросил он. – Облизывать мой рот, стонать, рвать на мне одежду…

– Нет! – воскликнула Мэди.

– Докажи, – предложил Бас, чувствуя себя рыбаком, подсекающим поклевку.

– Один поцелуй? – уточнила она.

Бастиан кивнул. Сердце колотилось, отмеряя время затянувшейся паузы.

– И ты от меня отстанешь?

– Если окажется, что ты права, – уклончиво ответил он.

– И никаких чар.

– Никаких. Только ты и я.

Мэди покусала губы и молча кивнула, и Бас едва сдержал торжествующий смех.

Он подался к ней, оттеснив к стене, быстро глянул на дверь в свою спальню. Как удачно, что у него нет дурацкой привычки ее запирать.

– Ты меня развел! – запоздало осенило Мэди.

Бас довольно ухмыльнулся, положил ладонь ей на поясницу, настойчиво притягивая к себе.

– Знаешь, я передумала! – выпалила она, упершись руками ему в грудь.

– Вот как? Берешь свое слово назад? Так может и я возьму свое, насчет вторжений к тебе в комнату, – пригрозил Бас.

– А слово Альваро так просто забрать?

– Ты же себе это легко позволяешь, Мэди. Или ты считаешь себя настолько хуже меня? Всего лишь маленькая безымянная тень, чье слово вообще ничего не значит…

– Давай в щеку, – предложила она.

– Ну уж нет! – отказался он. – Все должно быть в точности как тогда. Иначе останутся сомнения.

– У меня лично никаких сомнений.

– В чем тогда проблема?

– Не хочу опять чувствовать твой язык у себя во рту!

– Помнится, ты его с таким энтузиазмом лизала… Слушай, а может, этот засос поставила не Найрин? Ты ведь тоже меня укусила. Облизала мне шею и укусила как раз куда-то сюда, – Бастиан ткнул себе под ключицу. – Хочешь, я сразу разденусь, чтобы тебе было удобнее?

– Да пошел ты!

– Сперва поцелуй, – отрезал Бас.

Это оказалось довольно легко. Но, быть может, ей и самой хотелось того же? Он отвел прядь волос с ее лица, погладил щеку, которая прям-таки заалела.

– Погоди, – попросила Мэди, пытаясь его оттолкнуть. – Это ведь не будет тянуться бесконечно? Давай определим длительность… этой слюнявой пытки.

– Как скажешь, – согласился Бастиан. Сейчас он готов был согласиться на что угодно, лишь бы рыбка не сорвалась.

Мэди высвободилась, взяла с полки деревянного петушка, повернула ключик у него под хвостом. Бас вообще не знал, что там есть ключ. Петушок, вероятно, тоже.

– Это для варки яиц, – пояснила Мэди. – Одной минуты более чем достаточно.

Бастиан забрал петушка из ее рук и прокрутил ключ еще два раза. Стрелка на грудке сделала два оборота.

– Мы целовались не меньше трех минут в таверне, – возразил он, ставя петушка на стойку.

Сердце колотилось, отбивая обратный отсчет. Мэди выдохнула, набираясь решимости. Страдальчески поморщилась и нажала петушку на голову. Он закачал ею с тихими щелчками, будто подбирая со стойки зернышки.

– Ладно. Раньше начнем, раньше закончим, – сказала она. – А потом – никаких подколок, приставаний, и еще ты будешь надевать что-нибудь помимо трусов по утрам, и…

Он так и не узнал, что еще она хотела. Обхватил ее шею ладонью, привлекая к себе, и накрыл ее мягкие губы своими. Ягоды и молоко. Все равно что коктейль, который готовил для него Фалько. Только гораздо, гораздо вкуснее.

У него вроде была заготовлена какая-то тактика. Сперва сделать все нежно, а потом постепенно углубить поцелуй, добавить ласки, ненавязчиво подвести ее к спальне… Все полетело петушку под хвост. Все стратегии, хитрости и прочие связные мысли.

Он целовал ее губы, пропускал шелковистые пряди волос между пальцами, гладил тонкое тело в своих объятиях. Осталась только эта девушка. И еще свет между ними. Бас так и знал – чарослово было ни при чем.

Бас развел меня на слабо, но я собиралась выжать из этой ситуации максимум. Я должна была оставаться холодной и отстраненной, а потом оттолкнуть Бастиана, вытереть губы тыльной стороной ладони и скорчить брезгливое лицо. Такое, как у тети Рут, когда она нюхает прокисший суп, который не продашь и сумеречной голытьбе. Если бы я могла точно повторить ее мимику, то нахальный Альваро получил бы сокрушительный удар по своему непомерно раздутому эго. Быть может, даже начал комплексовать.

А еще я хотела убедиться, что те желания, пугающие меня саму, лишь действие чар. Выдохнуть, поставить точку и жить себе дальше.

Но меня словно подхватил солнечный ветер, поднял и понес куда-то к небу, сияющему ослепительным светом, так что я невольно закрыла глаза. Сердце Бастиана бухало под моей ладонью, и в его поцелуях не было насмешек. А я и думать забыла о том, как бы унизить его в ответ. Сейчас мы с ним были настоящие.

Исчезла пропасть между нами, растаяли все сомнения. Я хотела его, хотела быть с ним, и все преграды казались смешными. Разве что разница в росте слегка досаждала. Он подхватил меня и усадил на высокий стул, и я обхватила крепкие бедра ногами, привлекая Бастиана к себе, ближе. Он втянул воздух сквозь зубы и на миг оторвался от моих губ, чтобы исцеловать шею, так жадно и горячо, что я не сдержала стон.

А потом петух заскрипел, протяжно и противно, как будто собираясь помереть прямо на барной стойке.

Я отпрянула, цепляясь за остатки самообладания, пытаясь вспомнить, что там дальше хотела сказать или сделать.

– Вот видишь, – выдавила я.

– Вижу, – глухо согласился Бастиан и, обняв меня, уткнулся лицом в мои волосы.

Петух хрипел, все никак не умолкая, и Бас прошептал:

– Он заткнется когда-нибудь?

– Когда кончится завод, – ответила я. – Отпусти меня.

Бастиан расслабил объятия, и я, соскользнув со стула, пошла в свою комнату.

– Ты ведь понимаешь, что теперь я от тебя точно не отстану?

Его голос прозвучал прямо за моей спиной, и я замерла на мгновение, осознав, что, стоит лишь обернуться, и назад пути не будет. Какой-то части меня хотелось сделать это – броситься с головой в солнечный омут, но я вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Задвинула засов. Руки подрагивали, и я уставилась на них так, словно они были чужие: моя кожа светилась.

Ахнув, я бросилась в ванную и замерла перед зеркалом, в котором отражалась девушка-светочар. Ее глаза сияли, под кожей мерцали солнечные блики, она медленно подняла руку, и на каждом ее пальце вспыхнул ровный пучок света.

На боевке мне не удавалось сделать это, как я ни пыталась. Но в зеркале была я. Какая-то совсем другая.

Я просидела в комнате допоздна и легла спать голодной. Свет под моей кожей погас, но я чувствовала его – теплый клубок, свернувшийся в животе. Он легко откликался, вспыхивал на кончиках пальцев, перетекал по линиям ладоней и отражался в глазах. И это было очень странно.

Утром, одевшись, я взяла сумку и вышла из комнаты, намереваясь быстро-быстро проскочить через зал и удрать. Бастиан что-то готовил за барной стойкой, пахло свежим хлебом и кофе. Звякнула ложка, выпавшая у Баса из рук. Я ограничилась скупым кивком и поспешила к выходу, но мне навстречу шагнула Фелиция. В салатовом платье чуть ниже колен, с белым цветком в рыжей копне волос, она широко улыбнулась и, приобняв меня, ненавязчиво развернула в глубь зала.

– Ступеньки в башне такие крутые! – с восторгом сказала Фелиция, взяв меня под локоть. – Все равно что зарядку сделала. Как спалось, Мэди?

Отвратно спалось. Я едва вообще смогла заснуть.

– Хорошо, спасибо, – ответила я.

Она подвела меня к барной стойке, так что я вынуждена была усесться на стул прямо перед Бастианом. Он сегодня был традиционно с голым торсом, но в шортах.

– Доброе утро, Фелиция, – сказал Бас, не особенно удивившись. – Хотите кофе?

– Хочу, – не стала отказываться она, садясь рядом. – Пахнет обалденно. И еще чего-нибудь перекусить для Мэди. Она не успеет заскочить в столовку.

Бастиан поставил передо мной кофе и тарелку с бутербродами: хлеб, творожный сыр, прозрачный ломтик груши.

– Ух ты! У него уже все готово, ты погляди. Я украду один? – она подцепила бутерброд тонкими пальцами и, зажмурившись от удовольствия, откусила.

– А вы тут какими судьбами? – поинтересовался Бастиан.

– Меня достало, что ты прогуливаешь прорицание, – сообщила Фелиция, прожевав. – Так что я решила лично сопроводить тебя на занятие.

– Вообще-то сегодня я собирался пойти, – сказал он.

– Тем более, – улыбнулась она. – Нам с тобой как раз по пути.

– Я как-то не в том возрасте, чтобы меня на урок вела мамочка, пусть и чужая, – заявил Бастиан.

– Я заметила, – хмыкнула Фелиция. – Прикройся, ради бога, а то я чувствую себя развратной старушкой. Надо будет сказать Алефу, что он хорошо с тобой поработал.

– А если я не пойду? – с вызовом спросил Бастиан, опершись обеими руками о стойку. – Думаю, я легко переживу потерю пяти баллов, или сколько там снимают за прогул без уважительной причины.

Фелиция сделала еще один глоток кофе, блаженно прикрыла ресницы.

– Ты абсолютно прав, – согласилась она. – С твоим рейтингом ты можешь вообще не ходить на прорицание, и я никак не смогу на это повлиять.

– Вот именно, – усмехнулся он.

– Однако, – протянула Фелиция, – никто не запретит мне подойти к каждой первокурснице в академии и шепнуть, что у нее есть реальная вероятность стать Альваро. Надо лишь проявить немного настойчивости.

Бастиан цыкнул зубом.

– Вы опасная женщина, Фелиция Фокс.

– Спасибо, – мило улыбнулась она. – Иди, одевайся, я тебя тут подожду.

Он скрылся в своей комнате, и Фелиция повернулась ко мне.

– Мэди, дорогая, – произнесла она, – я не могу ответить на твои вопросы.

Я разочарованно захлопнула рот.

– Дело в том, что помимо видимого жизненного пути, – Фелиция неопределенно взмахнула рукой, и ее браслеты зазвенели, – есть и другой, не менее, а может, и более важный, – она прижала ладонь к груди. – Его каждый должен пройти сам. Ты ешь, ешь. Бастиан старался. Я, честно говоря, не подозревала, что он умеет готовить. Да еще и игнорирует майки. Всерьез подумываю приходить к вам на завтраки регулярно.

Она болтала, а я послушно съела бутерброд и попробовала кофе, который оказался крепким и совсем чуточку сладким. В воздухе едва уловимо пахло мятой, и это сочетание ароматов заставило меня покраснеть. Петушок вернулся на полку и смотрел оттуда с немым укором. Как я могла? Собиралась осадить нахала, а вместо этого снова с ним целовалась, позабыв обо всем.

– Что касается твоего прошлого, – начала Фелиция, и я так и замерла с чашкой у рта. – Ты сама его вспомнишь, очень скоро.

– Мне кажется, или вы помрачнели? – спросила я.

– Мне жаль, Мэди, но я и правда не могу тебе ничего сказать. Боюсь нарушить равновесие, которое и так очень хрупкое. – Она погладила меня по голове, отдернула руку и виновато улыбнулась. – Чуть не испортила тебе прическу. Привыкла, что Фалько вечно с вихрами.

– Ничего, – сказала я, сглотнув комок, образовавшийся в горле. Если бы у меня была мама, я бы согласилась ходить с вихрами.

– Знаешь, я ведь ни разу не была замужем, – призналась вдруг Фелиция.

Она пила кофе маленькими глотками, закинув ногу за ногу, и так энергично покачивая верхней, что я боялась, с нее туфля слетит.

– С папой Фалько у нас случился короткий и бурный роман, – продолжила откровенничать она. – Я полюбила его сразу и всем сердцем, как только увидела в своем вероятном будущем. Не мужчину, а сына, которого могла от него родить.

– О, – только и смогла сказать я.

– Да… Папа Фалько предлагал пожениться, когда я залетела, но мы были бы ужасной парой.

– Наверное, это очень тяжело – видеть все, что может произойти, – предположила я.

– Есть немного, – пожала она плечами. – Знаешь, что по одной из вероятностей, очень крохотной, я – твоя будущая свекровь? – хохотнула Фелиция, и я ошарашенно на нее посмотрела. – Но ты подумай хорошенько, Мэди, нужна ли тебе свекровь, которая видит всю твою подноготную. Я бы, честно, не рекомендовала.

– Мы с Фалько просто друзья, – пробормотала я. – Вчера на истории он повел себя как настоящий герой. Он…

– Фалько и правда замечательный, – перебила она. – И, к слову об истории, тебя вызывают к ректору. Посмотри, твоя сумка светится.

Спохватившись, я поставила сумку на колени, вытащила из нее карту, на которой мигал красный огонек.

– Это не шутка? – спросила я.

– Все очень серьезно, – заверила Фелиция. – Поспеши. И держи прорицание: сегодня тебя из академии не выгонят. Так что выше нос. А я пока съем еще один бутерброд. Бастиан прямо вырос в моих глазах!

Я попрощалась с ней и, повесив сумку на плечо, поспешила на красный огонек, полыхающий в главном здании академии.

В кабинете ректора меня уже ждали. На стульях, расставленных у стены, восседали пятеро преподавателей – все почтенного возраста, с важно-сосредоточенными лицами. Я знала лишь Гильденсторма, который при моем появлении скорбно состроил пышные брови домиком. Ректор сидела за столом, свет из окна окутывал ее ореолом, и она казалась бы настоящей красавицей, если бы не ее хищная ухмылка.

– Поздравляю! – сказала она. – Это рекорд академии чаросвет. Можешь годиться собой, Мэдерли Эванс.

Осуждающие взгляды преподавателей скрестились на мне, но я и так знала, что гордиться нечем.

– Итак, при поступлении Мэдерли получила девятнадцать баллов, – ректор взмахнула карандашом, и в воздухе вспыхнули сияющие цифры. – Девять баллов – общий уровень чаросвета, десять баллов сверху – стандартный бонус. Один балл сняла я лично за неумение себя вести. Все же согласитесь, господа, чаросвет должен быть образцом морали и нравственности.

С этим я могла бы поспорить, но тогда мне наверняка скинут еще пару баллов.

– Прошу простить, – раздался голос позади, и я посторонилась, давая пройти библиотекарю.

– Расмус, ты можешь идти, – бросила ректор. – У нас и так кворум.

– А я как раз свободен, – ответил он и, незряче протянув руку, коснулся моего плеча. – Мэдерли Эванс, верно? Что она натворила?

– Как раз выясняем, – ответил самый старый на вид дед, с лохматой белой бородой. – Корреган, у нас не осталось свободных стульев, но я могу уступить тебе место.

– Сиди уже, Руфус, – отказался он. – Лучше постоять рядом с хорошенькой девушкой, чем сидеть в ряду стариканов.

– Ты погляди на него, – одобрительно хлопнул по колену бородатый, – годы тебя не меняют, Корреган, да?

– Идем дальше, – нетерпеливо продолжила ректор. – Прогул. Студентка не явилась на законы чар. Минус пять баллов.

– Мне подсунули путалку, – попыталась оправдаться я.

– Затем оскорбление преподавателя, – продолжила ректор, не обратив на мои слова внимания, и взмахнула карандашом. – Минус пять баллов.

Единица растаяла, оставив лишь восьмерку.

– Однако на этом Мэдерли не остановилась. Минус три балла за контрольную по истории.

– Прискорбное невежество, – вздохнул профессор Гильденсторм, покачав головой.

– А до меня донеслись подробности, – сказал Расмус. – Вообще-то именно версию, изложенную студенткой, преподают в сумеречных школах. Теологическое воспитание, видимо, должно взращивать в населении покорность судьбе и высшим силам. Это неправильно – снимать с девушки баллы, если она пишет именно то, чему ее научила наша система образования.

Тонкие пальцы на моем плече слегка сжались. Если бы не поддержка библиотекаря, то я бы уже разрыдалась от обиды.

– Допустим, – кивнула ректор. – Однако затем студентка самовольно покинула занятие, сорвав перед этим урок.

Восьмерка осыпалась мерцающими искрами, которые погасли, не достигнув ковра.

– Мэдерли Эванс, – обратилась ко мне ректор. – Еще никто не вылетал из академии чаросвет так быстро.

– Вы меня не выгоните, – упрямо сказала я. – Не сегодня.

В воздухе замерцали искры и собрались в единицу.

– Это еще что, – нахмурилась ректор, взмахнула карандашом и, близоруко прищурившись, прочитала пояснительную надпись: – Алеф Гренкис. Хороший удар.

– Видимо, Мэдерли сумела показать себя на боевке, – сказал Расмус.

– С уровнем в девять баллов? – задумался вслух старикан, похожий на сушеного кузнечика. – Как бы ей это удалось?

– В конце концов, девять баллов исходного уровня – это ни о чем, – сказал еще один профессор, смуглый до черноты. – Страна будет тратить деньги на ее обучение, проживание, одежду и лечение, и тьма знает на что еще, а что в итоге получит? Что она сможет, с ее уровнем? Чистить засоры в трубах? Выводить из запоя? Прижигать бородавки и ускорять созревание тыкв?

Любая из этих способностей, таких ничтожных по мнению профессора, была бы на вес золота в Сумерках. Множество дверей, в которые я могла бы войти, захлопнулись у меня перед носом. Но Фелиция ведь обещала!

– Я бы хотел выступить в защиту студентки, – заявил библиотекарь, и его рука на моем плече вновь ободряюще сжалась. – Нельзя выставлять ее через два дня после начала обучения. Она проявила похвальную тягу к знаниям и первый же вечер провела в библиотеке, делая реферат. Уверен, она получит за него пару баллов от профессора Понки. Вдобавок к баллу от Алефа.

– Но ты сам видишь… – начала ректор и осеклась.

– Вижу, – подхватил Расмус. – Не так, как вы все, но после утраты зрения у меня обострились иные чувства. Я вижу чаросвет. Ты сказала, Кристина, что у Мэдерли Эванс лишь девять баллов, но она сияет гораздо ярче.

– Здесь нет ошибки, – ответила ректор. – Я сама измеряла ее уровень.

– Она из Сумерек, – напомнил библиотекарь. – При стандартной проверке в ней вообще не нашли чаросвета, верно? Он вспыхнул позже, потенциал мог не раскрыться полностью.

– Вообще это допустимо, – подал голос еще один профессор, поправив очки, за которыми мягко светились глаза. – Я давно твержу, что возраст проверки теней надо сдвинуть. Они живут практически без света, дети растут медленней, часто болеют и созревают позже…

Ректор раздраженно выдвинула ящик стола, достала блестящий кругляш и бросила его на край стола. На этот раз я не стала прижимать артефакт ко лбу. Сжала в пальцах, а потом раскрыла ладонь.

– Я не вижу показателей, но уверен, что прав, – заявил Расмус. – Я ведь прав? Сколько там, Мэди?

– Тридцать два? – недоверчиво произнесла я, вглядываясь в артефакт, который светился тремя полными секторами и даже краешком следующего.

– А вот с этим можно работать, – одобрительно загудел дед, который до этого сидел молча. – Тридцать два – это и артефакторика, и целительство, причем не простейшие случаи, а работа с эликсирами. Конечно, боевого чара из нее не получится, но мы не можем выставить студентку вон. Просто не имеем права.

– Я выдвину предложение на следующем собрании домов, – пообещал профессор в очках. – Свет знает, сколько одаренных теней мы могли пропустить. Надо проверять их лет в шестнадцать, не раньше. А в идеале еще вывозить на пару дней в солнечную долину. Вы посмотрите на эту девушку! Несколько дней на солнце – и какой скачок!

– Чаросвет – это не солнечные лучи, – заявил смуглый. – Сколько б ты ни загорал, уровень не повысится.

– Тебе виднее, Чарли, – хмыкнул бородатый. – Хочешь, сделаю тебе эликсир от загара? Ты скоро станешь черным, как пес Альваро.

Ректор молчала, но в воздухе вновь вспыхнула цифра. Двадцать четыре. Тридцать два минус девять баллов исходного уровня плюс балл от Алефа.

– Думаю, студентке пора на занятия, – сказал библиотекарь, подтолкнув меня к двери. – А то как бы ей опять не понизили рейтинг за прогул.

Я пробормотала «до свидания» и вышла из кабинета. Сердце стучало так гулко, будто вот-вот проломит ребра, а щеки горели. Не сегодня. Фелиция оказалась права. Но я должна постараться, чтобы и завтра этого не произошло.

Клятвенно пообещав Фелиции прийти на урок, Бастиан сбежал на этаж ниже и перехватил учителя истории у кабинета.

– Себастиан Альваро! – обрадовался ему Гильденсторм как родному. – Как поживаете? Как здоровье вашего отца?

– Благодарю, все хорошо, – ответил Бас. Обычно его раздражало подхалимство учителя, но сейчас оно было на руку. – Вообще-то у меня есть к вам маленькая просьба.

– Конечно! – воскликнул профессор. – Я буду рад оказать вам услугу.

– Понимаете, – сказал Бас, доверительно понизив голос, – у моей подруги, очень близкой, возникли проблемы по вашему предмету.

– О, – понятливо усмехнулся профессор. – Молодость. Конечно. Как же зовут эту счастливицу?

– Мэдерли Эванс, – произнес Бастиан, и Гильденсторм замер, а его знаменитые брови поползли вверх. – Боюсь, у нее сплошные пробелы в знаниях, к тому же она пропустила урок. Но я так понял, вы как раз проходите дом Альваро. Если что, я с радостью позанимаюсь с ней дополнительно.

– Разумеется, – кивнул профессор. – Уверен, если дать ей шанс, она еще всех нас удивит.

– Вы абсолютно правы, – согласился с ним Бастиан. Он лично уже был поражен до глубины души.

Пожав ему руку, Гильденсторм вошел в кабинет, а Бас задержался у двери.

– Доброе утро, студенты! – донеслось до него. – Сегодня продолжаем изучать историю дома Альваро. Мэди, на прошлом занятии ты не прошла опрос, вот тебе листочек, постарайся ответить. Не спеши, сдашь в конце урока. Да, Фалько, вот и тебе. Итак, дети…

Усмехнувшись, Бастиан побежал наверх, на прорицание. Если Фелиция хочет, чтобы он был на занятии, то скорее всего собирается сказать что-то важное.

Она и правда как будто ждала только его.

– Теперь, когда наше сиятельство изволило явиться, начнем, – сказала Фелиция.

– Ты решил почтить нас своим присутствием? – прошептал Кейден, когда Бас сел рядом.

– Догадливый.

– Как дела у малышки Мэди?

– Не нарывайся, Кей.

Найрин сидела впереди, но по ее напряженной спине было понятно, что изо всех сил прислушивается к разговору.

– Сегодня я хотела рассказать вам о явлении, которое в прорицании называется фатаруг, – объявила Фелиция. – Судьба человека в целом предопределена. Иногда, конечно, допускаются отклонения. Вроде тонких тропинок, что в итоге все равно возвращаются к колее, которая приведет в определенную точку маршрута. Но фатаруг – это критическая точка, пункт, в которой судьба может измениться кардинально. Свернуть бесповоротно.

Фелиция остановилась у окна и подставила лицо под солнечные лучи. Совсем как Мэди – та тоже вечно поворачивалась к солнцу. А вчера свет вспыхнул под ее кожей россыпью искр. Завораживающе красиво. Узнать бы еще, что это было.

– Я понял, что тебя зацепило, – шептал Монтега, точно ядовитый змей. – Она как чистый лист. Вернее, на нем уже есть какие-то каракули, вроде баек про богов, что она задвинула Гильденсторму, но в целом – пиши что хочешь. И в сексе тоже…

– Кейден! – окликнула Фелиция. – Повторите мои слова.

– Фатаруг, – сказал он. – Свернешь не туда – и конец тебе.

– Вовсе не конец, – возразила Фелиция. – А начало. Возможность проложить новую судьбу, и совсем не обязательно она будет хуже.

– Ну как же, – решил поспорить Кейден. – Есть колея, проложенный маршрут, а вы предлагаете ехать по буеракам да кочкам.

– В каком-то смысле ты прав, – согласилась Фелиция. – На новом пути наверняка будет больше препятствий. Но тебе не о чем волноваться. Такая возможность выпадает не каждому. К тому же люди в большинстве случаев проходят мимо нее.

– А это нам вообще пригодится, профессор Фокс? – капризно протянула Найрин. – В нашей группе ни у кого нет дара прорицания. Если бы видеть наперед, как вы, то может и был бы смысл рассуждать о всяких там фатаругах.

– Да, – поддержал Кейден. – Я тоже нахожусь в глубоком недоумении, но по другому поводу. Почему вы, с вашими незаурядными талантами, остались преподавать в академии чаросвет, вместо того, чтобы заседать в совете оракулов?

– Ну, у меня нет бороды, – улыбнулась Фелиция, – а без нее туда не пускают. Но на самом деле даже без дара прорицания можно почувствовать фатаруг. Не глазами, сердцем. Такое ощущение в груди, словно трепет бабочек.

– Как любовь? – спросила Ронда, высокая девушка с необычно бледной для чара кожей и короткими красными волосами. Монтега намекал, она просто пожар, но Бас подозревал, что тот привирает. Ронда держалась особняком, и куда больше флирта ее интересовала боевка.

– Вроде любви, – согласилась Фелиция. – Или восхищения. Как если бы человек, до этого не державший в руках кисть, увидел прекрасную картину, и вместе с ней ощутил запах красок, восторг творца, свет из окон, льющийся на мольберт, где ждет чистое полотно. Возможность, которая до этого была недоступна.

– Вот и Мэди – чистое полотно, – продолжил шептать Кейден. – А что, если расписать ее на двоих, м?

– Я тебе рожу сейчас разрисую, – рыкнул Бас.

– Давай не сейчас, – миролюбиво попросила Фелиция. – Поверь, у тебя еще будет возможность. Вернемся к фатаругу. Или вот пример: вы встречаете человека, и он словно касается вашей души одним лишь взглядом.

– Точно любовь, – вздохнула Ронда, заправив за ухо красную прядь.

Фелиция подошла к доске и принялась рисовать схему. Что-то вроде дерева, но ствол был не сплошным, а из веток, которые плотно сплетались. Отойдя на пару шагов, полюбовалась творением и очередную ветку отвела далеко в сторону. В порыве вдохновения нарисовала на ней листья и мелкое яблочко.

Бас поднял руку.

– Да, Себастиан? – спросила Фелиция, не оборачиваясь.

– Вы так говорите, что можно подумать, будто фатаруг – это и есть настоящая судьба. А не та утоптанная дорожка, которую проложили с рождения.

– Ну, знаешь, это сложный философский вопрос, – ответила Фелиция, обернувшись. – Некоторые считают фатаруг чем-то вроде испытания богов. Хватит ли храбрости пойти своим путем, проявить свободу воли. Как правило, все не так просто. Человек, мечтающий рисовать, мог родиться простым рыбаком. А на пути влюбленных стоят препятствия в виде уже имеющегося мужа и троих ребятишек.

– Тут я сразу пас, – прокомментировали с задних рядов.

– Никто не станет вас осуждать, – добавила Фелиция. – Никто даже не будет знать о вашем выборе. О том, что он был. Кроме вас. Фатаруг остается в душе тоской по несбывшемуся. Вроде зарубки на сердце о том, что все могло быть по-другому.

– Значит, если чего-то очень хочется, то надо идти к цели, несмотря ни на что? – спросила Найрин, и ее голос дрогнул.

– Не путай фатаруг с жадностью, – ответила Фелиция. – Не все, чего нам хочется, наше.

– Но та судьба, которая лежит под ногами, тоже наша, – заявил Кейден.

– Разумеется, – согласилась Фелиция. – Чья же еще. И на ней тоже наверняка будут и кочки, и преграды. Но именно фатаруг открывает перед человеком возможность стать самим собой. Проявить свою высшую суть. И это меняет все. Не только его судьбу, но и всего мира.

– От того, что рыбак стал писать картины, мир изменится? – насмешливо спросил Кейден.

Фелиция повернулась к доске и быстро дорисовала дерево, но теперь боковая ветка сама стала стволом. К ней тянулись тропинки чужих судеб, вплетались, перевивались, ответвлялись новые жизни, и тонкая вначале дорога ширилась и росла. У Баса перехватило дыхание. Он будто видел судьбы целого мира, разворачивающиеся на доске. Пальцы Фелиции дрожали, мел крошился, осыпаясь на пол, а потом и вовсе сломался.

Будто опомнившись, Фелиция замерла, отряхнула пальцы, выдохнула. Но когда она повернулась к классу, ее глаза еще полыхали чаросветом.

– Ну что, теперь попробуем угадывать карты? – бодро предложила она. – Вдруг среди вас все же затесался провидец. Правила те же.

Вытащив из кармана платья колоду, перетасовала ее и кнопками закрепила на доске семь карт, рубашкой кверху.

– Посмотрите внимательно. Сфокусируйте третий глаз. И не морщи так лоб, Ларг, наоборот – попытайся одновременно и сконцентрироваться, и расслабиться. Спокойно и глубоко подышите. А потом запишите в тетрадях, какие именно карты прячутся на доске. Кто угадает пять из семи, получит приз – личное предсказание.

– У меня еще от прошлого волосы дыбом, – пробурчал Ларг, щекастый здоровяк из дома белых псов. Его короткие светлые волосы и правда торчали ежиком. – Я не погибну в сражении с тварями ночи. Вот спасибо. Я вообще не планировал никаких сражений! У меня специализация в артефакторике!

– Приступаем, – скомандовала Фелиция и через какое-то время хлопнула в ладоши. – Все написали? Не жульничаем, Найрин. Отодвинь от себя тетрадь. Дописывать позже нельзя. Внимание, я открываю карты… Ну, кто угадал?

Бастиан нарисовал лишь одну карту в своей тетради. Даму. От которой у него и бабочки в сердце, и восторг, и все остальное. Его фатаруг.

Но если Фелиция притащила его на урок за этим, то, в общем, напрасно. Он уже свернул, и будь он проклят, если не пройдет этот путь до конца. Дама получилась носатой и не особо похожей на Мэди, и Бас раскрасил глаза синими чернилами – так лучше.

После того, как меня чуть не выгнали из академии, день пошел на удивление прилично. Профессор Понки забрала мой реферат по гуляке и, полистав, одобрительно кивнула, на архитектуре света я сидела тихо и не высовывалась, и даже Гильденсторм как будто стал относиться ко мне лояльнее. Дал заполнить опрос по дому Альваро, а на прощание отчего-то попросил не держать на него зла. Может, дело в моем внезапно выросшем уровне?

Я бы могла решить, что ректор специально занизила мой чаросвет при первом измерении, но, кажется, она искренне удивилась. Профессоры говорили о том, что уровень мог вырасти, потому что теперь я живу под солнцем, но я знала, что это не так. Довольно просто сложить одно к одному: Бастиан целует меня в таверне – и вспыхивает чаросвет, целует еще раз – и уровень вдруг растет.

– Ты куда потом? – спросил Фалько, расправившись с первой котлетой и воткнув вилку во вторую.

– В библиотеку, – ответила я, скользя взглядом по унылым стенам столовки.

Я хотела поблагодарить Расмуса за внезапную поддержку, быть может – разузнать еще что-нибудь о погибших Левых Порожках, а заодно попытаться найти информацию, которая пролила бы свет на то, что происходит между мной и Бастианом.

– Я сегодня обойдусь без рефератов, – сказал Фалько. – Пойду домой. Может, лягу спать пораньше…

– А как ты попал в закрытый сектор библиотеки? – полюбопытствовала я. – Твой доклад по седьмому дому был просто огонь.

Фалько посмотрев по сторонам, склонился над столом и прошептал:

– Бастиан дал мне ключ.

– А откуда он у него? – так же шепотом спросила я, подавшись вперед.

– Я не знаю, – уже нормальным тоном ответил Фалько. – Сама спроси. Думаю, он и тебе может одолжить ключ, если хорошо попросишь.

– Обойдусь, – отказалась я и лениво поковырялась в салате.

Капусту надо было резать тоньше, подсолить и помять руками, чтобы пустила сок, а масла налить меньше. За столами раздачи виднелась монументальная повариха: вся плотная, сбитая, как крутое тесто. Она воинственно нахмурилась, когда я, поднявшись из-за стола, направилась прямо к ней. Видно, ее стряпню хвалили не часто.

– Добрый день, – сказала я. – Меня зовут Мэди. У меня к вам просьба.

– Все блюда готовятся по нормам, утвержденным советом академии, – скучным голосом уведомила она. – Добавку можешь брать, сколько влезет, но ничего другого я готовить не буду.

– И не надо, – успокоила я ее. – Я по другому вопросу.

Кейден Монтега рассказывал про ужины у Строка, но я в число избранных точно не попаду, хоть наружу вывернусь. Так почему бы не попытаться проникнуть с черного хода?

– Понимаете, я из Сумерек, – начала я. – Там у меня осталась тетя. Она чем-то похожа на вас. Держит таверну. Я помогала ей с детства и умею довольно неплохо готовить.

Лицо поварихи напоминало непропеченный блин, и эмоций на нем было примерно столько же. Это сбивало с толку, но я продолжила болтать.

– Тетя осталась совсем одна, и я бы хотела ей помочь. Выслать немного деньжат, если удастся подзаработать. Мы в Сумерках живем бедно, каждая монетка на счету.

Повариха вздохнула, и взгляд ее будто потеплел.

– Я поняла, в студенческой столовой все по нормам, и у вас наверняка хватает помощников, да и с уборкой проблем нет – все так и сияет, – похвалила я.

– Артефакты, – нехотя ответила тетка. – Чистят, драят, моют.

– Но я слышала, что помимо студентов вы кормите и преподавателей. Допустим, когда они решают устроить званый ужин у себя дома…

Это была догадка чистой воды. Кейден сказал – кормили у Строка паршиво. Если бы у того была своя кухарка, то наверняка расстаралась бы.

Повариха медленно кивнула, подтверждая мои слова.

– Я бы с радостью вам помогла. За плату. Тетя очень нуждается. – Она все молчала, и я сказала прямо: – Вот, говорят, профессор Строк устраивает вечера…

– Завтра, – сказала повариха, и мое сердце так и подпрыгнуло. – На семь персон. Приходи в шесть, поможешь. Приготовить, доставить, сервировать…

– За сколько? – уточнила я, вспомнив о роли.

Тетка помолчала, явно прикидывая, как сильно можно меня обуть.

– Пять монет, – ответила она.

– Восемь, – решила я из принципа поторговаться.

– Справишься – в следующий раз заплачу восемь.

– Ладно, – сказала я. – Спасибо.

Чуть не вприпрыжку вернувшись к Фалько, чокнулась с ним компотом и отпила глоток.

– Что? – спросил он с набитым ртом. – Ты уговорила ее приготовить бубочки из зубохвата?

Я лишь загадочно улыбнулась. Можно и поэкспериментировать с блюдами. На преподавателей скучные нормы не распространяются. Но главное, у меня будет шанс выполнить задание Первого!

– Доедай, а я к знаниям, – сказала я. – До завтра.

Фалько промычал мне что-то в ответ, кровожадно втыкая вилку в третью котлету, а я пошла в библиотеку.

Там меня встретила непривычная суматоха: у стойки Расмуса собралась целая толпа. Библиотекарь дернул носом, повернулся в мою сторону и приветственно поднял руку. Я тоже махнула ему в ответ, и лишь мгновением позже сообразила, что впустую.

– Профессор Строк сказал, что эта схема есть в двадцать втором томе трудов Вилфрида, – капризничала девушка с двумя светлыми хвостиками, листая огромную книгу. – Но тут ее нет!

– Посмотри в следующем, – вздохнул долговязый парень, стоящий за ней. – Мне нужно что-нибудь по практике твареведения. Желательно для дома Карренов.

– Тебе ничего не поможет, Карл, – заявил следующий. – Дайте мне книжку про путешествия одного чара… Как там его… Вроде из дома Монтега. Но может и Карренов. Помню, обложка синяя. Но может и зеленая.

– По одному, – попросил Расмус и склонился к девушке. – Какая именно схема по архитектуре света тебе нужна?

Решив ему не мешать, я пошла в глубь библиотеки, прогулялась вдоль одного из шкафов. Толстая книга с серебряной цифрой семь на корешке вдруг вырвалась из тесного ряда и, вспорхнув, улетела. Окинув взглядом шкафы, я заметила сверху поясняющие надписи: твари, архитектура, законы… Чем дальше я уходила, тем слабее доносился плачущий голос девушки, которая все не могла найти нужную ей схему, и тем старше становились обложки книг.

Я остановилась у двери, на которой висела медная табличка «закрытый сектор». Не особо надеясь на удачу, потянула ручку на себя, и дверь бесшумно приоткрылась.

– Вот Фалько балда, – прошептала я, – забыл запереть…

Недолго думая, юркнула в полумрак помещения, разбавленный плавающими светящимися шариками. Шкафы уходили куда-то вдаль, теряясь в темноте, как деревья в ночном лесу, пахло пылью и тайнами. И я, облизнув пересохшие от волнения губы, медленно пошла вперед.

– Прорицание по когтям кривохлюпа, – тихо читала я. – Переплетения судеб великих домов, нынешние и будущие. Предсказания на сумеречной крови…

Поморщившись, отошла к другому ряду. Потрогала корешок книги, показавшейся мне ярче остальных, и она вдруг плюнула в меня снопом света. Пискнув от испуга, я отпрыгнула, врезалась в шкаф, стряхнула с юбки потрескивающие искры. Книга обиженно зашипела и, погаснув, спряталась глубже в полку.

– Атакующие заклинания чаросвета высшего уровня, – прочитала я на мерцающем корешке. Нет, это мне не надо. – Знать бы еще, что искать? – пробормотала, зашагав дальше. – Поцелуи дома Альваро: причины и следствия? Лечебные свойства слюны высшего чара? Язык Себастиана Альваро: мифы и реальность.

Он шагнул ко мне из темноты, появившись словно из ниоткуда, и быстро обхватил за талию одной рукой, когда я шарахнулась от испуга и снова чуть не впечаталась в шкаф.

– К мраку чтение, – усмехнулся Бастиан, прижимая меня к себе. – Давай сразу к практике.

– Что ты тут делаешь? – выдохнула я.

– Кажется, то же, что и ты, – ответил он.

В полумраке библиотеки Бастиан показался мне старше: острей выступили скулы, щетина подчеркнула твердый подбородок. Уже не парень, мужчина. Словно за этот день он вдруг повзрослел. Мелькнула мысль, что Бас и правда красивый, но я ее прогнала – и без того хватает, о чем подумать.

– Выходит, ты уже знаешь, что мой чаросвет подрос, – сказала я. – Я забрала его у тебя, да? Слушай, Бас, я все верну. Мне чужого не надо.

Хоть и было немного жаль отказываться от всех возможностей чара. Втайне я надеялась, что хоть искорка мне перепадет. И выжигание бородавок, и особенно ускорение созревания овощей – очень полезные умения в Сумерках.

– Тут столько книг, должен быть вариант, – успокоила я его.

– У тебя вырос уровень чаросвета? – переспросил Бас, а его ладони погладили мою спину и улеглись чуть ниже талии, как будто там им и место.

– Если ты не знал, то что тогда ищешь? – удивилась я. – И перестань меня лапать.

Я оттолкнула его руки, и Бас послушно их убрал.

– Что-нибудь про свет под кожей, – ответил он. – Смотри.

Он взял мою ладонь и, поднеся к лицу, неспешно поцеловал. Теплые губы коснулись моей кожи, задержались, как будто пробуя ее вкус, медленно переместились выше, к запястью. Сердце подскочило и забилось быстрее. Я почувствовала острое касание зубов, а следом жаркое – языка.

– Чаросвет, – сказал Бастиан, когда дорожка от его поцелуев замерцала на моей руке золотыми искрами. – Обычно он так себя не ведет. Вы будете проходить на втором курсе анатомию. Есть определенные точки, где концентрируются чары. По ним даже можно определить способности. Вроде – на лбу, как третий глаз, значит, прорицание. А у тебя… Ты как будто вся сплошной свет. Хотя надо проверить. Я еще далеко не все места исцеловал.

Он вновь привлек меня к себе, но я уперлась руками ему в грудь.

– Ты, кажется, не понял, что я сказала. Если у меня уровень вырос, то у тебя снизился, – повторила я. – Ты отдал мне часть своего света при поцелуях.

Бас снисходительно улыбнулся.

– Мэди, чаросвет – не герпес, так не передается.

– Но это происходит! – воскликнула я.

Легонько стукнув его кулаком по груди, я задержала руку и расправила пальцы, невольно залюбовавшись солнечными метками на коже. В полумраке и правда смотрелось завораживающе.

– При поступлении у меня был уровень девять, а сегодня с утра уже тридцать два, – добавила я.

– Неплохо, – кивнул Бас, и его голос прозвучал хрипло. – Давай повысим еще немного.

– Ты вообще слышал, что я сказала? – рассердилась я. – Нет, Себастиан! Мы не должны больше этого делать.

– Пока не выясним, что происходит? – уточнил он.

– Вообще, – отрезала я и, высвободившись из его объятий, пошла дальше вдоль книжных шкафов. – Ничего не изменилось. Ты по-прежнему наследник Альваро, а я тень.

– Все изменилось, – заявил он, шагая следом.

Я лишь закатила глаза.

– Нам нужно что-то про внезапное повышение уровня, – задумалась я. – Или, быть может, про необычные проявления чаросвета.

Я остановилась перед шкафом, забитым старыми книгами, осторожно вытащила одну, но она не плевалась светом и не кусалась.

– Зеркальные башни ночи, – прочитала я название на растрескавшейся обложке.

– Мэди, – шепнул Бастиан, став позади меня. – Пошли домой.

– Мой дом в Сумерках, Себастиан Альваро, – напомнила я, возвращая книгу на место – в ней было полно схем с лучами, и я ничего там не понимала. – Смотри, «Искажение отражений». Это что?

– Это сложно, – пробормотал он, убирая мои волосы. – Вкратце: есть такие башни, где свет отражается не так, как должен.

Его губы коснулись моей шеи, и у меня дыхание перехватило.

– Что ты делаешь?

– Проверяю свою гипотезу, – пробормотал он.

– И в чем ее суть?

– В том, что ты прямо светишься от моих поцелуев.

Я вытащила еще одну книгу, открыла, но сосредоточиться на чтении не получалось. Бастиан вроде касался меня совсем легонько и даже безобидно: то гладил шею, то целовал в висок, но мое сердце так и заходилось от его ласк.

– Перестань, – приказала я, напустив в голос строгости. – Это неправильно!

– А мне кажется, только это и правильно, Мэди, – ответил он, а его руки обхватили мою талию и потянули назад, прижимая теснее к твердому мужскому телу.

– Я буду кричать, – пригрозила я.

– В библиотеке? – ужаснулся он. – Тебя вообще не должно быть здесь, Мэдерли Эванс. Свет знает, сколько баллов спишет с тебя ректор, если только узнает, что ты самовольно проникла в закрытую секцию. Полагаю – очень много.

Я собиралась высказать все, что думаю и о нем, и о его шантаже, но увидела еще одну книгу. Она стояла в углу полки: непримечательный коричневый корешок, не толстый и не тонкий, даже без названия, но на нем виднелся оттиск знака, который был на моем медальоне: круг, а в центре точка.

Я вытащила книгу, а ладони Баса тем временем выдернули мою рубашку из-под пояса юбки и легли на обнаженную кожу. Ахнув, я развернулась к нему, но Бас меня опередил:

– Тишина в библиотеке, – сказал он и закрыл мой рот своим.

Легкие дразнящие ласки и требовательные поцелуи, гулкая тишина, в которой наши вздохи казались громче, запах мяты у меня во рту…

– А что, если твой уровень упадет? – прошептала я, когда его губы оторвались от моих.

– Волнуешься за меня? – спросил Бастиан, заглянув мне в глаза.

– Вообще нет, – заявила я и задохнулась и от ощущений, и от поцелуя, который оказался куда жарче предыдущего.

Упругий язык проник в мой рот глубоко и бесцеремонно, и его ритмичные движения бесстыдно пообещали другое проникновение. Ловкие пальцы быстро расправились с пуговицами на моей блузке, и горячая ладонь сперва обхватила мою шею, заставив запрокинуть голову сильнее, а потом неожиданно нежно погладила грудь, так что я невольно задрожала и выгнулась навстречу чутким пальцам. Его руки изучали мое тело, то аккуратно трогая, то жадно сжимая, и я совсем потерялась в ощущениях. И еще в свете. Он был везде: и в глазах Бастиана, и в его поцелуях, и в ласках, которые давно перешли все границы приличий.

– Кх-кх, – откашлялся кто-то совсем близко, и я, пискнув, оттолкнула Бастиана, который с похвальной скоростью выступил передо мной, закрыв широкими плечами.

– Какую книгу вы ищете, Альваро? – поинтересовался Расмус. – Вам не кажется, что вы злоупотребляете особым допуском?

– Я уже ухожу, – ответил Бастиан и, взяв меня за руку, повел за собой.

– Мэди, ты в порядке? – спросил библиотекарь, поворачиваясь следом.

– Да. Я хотела вас поблагодарить. Спасибо, – сбивчиво произнесла я. – За то, что утром вы заступились за меня. И вообще.

– Останешься выпить чай? – спросил Расмус с нажимом.

– Нет. Я тоже пойду. Прошу прощения, – выдохнула я и поспешила за Басом.

Мы выскочили из закрытой секции, и я, спрятавшись за шкафом, привела себя в порядок: застегнула блузку, почти все пуговицы которой оказались расстегнуты, заправила ее в юбку, пригладила волосы.

– Какое счастье, что он слепой, – пробормотала я, чуть не плача. – То есть, это очень, очень плохо! Но в нашей ситуации…

Ойкнув, я заметила торчащую из моей сумки книжку, с таинственным знаком на корешке. Видимо, я машинально сунула ее туда, когда Бас поцеловал меня. А может, это сделал он, забрав книгу из моих рук, чтобы не мешалась.

– Наверное, надо вернуть? – вслух подумала я, но знакомый знак так и манил. Я коснулась кулона под блузкой, и решение стало очевидным: верну, когда прочитаю. По сути, я за этим и пришла.

– Ты можешь что-то сделать, чтобы не сиять так ярко? – спросил Бастиан, напряженно меня разглядывая.

Облизнув губы, я прикрыла глаза и позвала чаросвет, пылающий под кожей. Он ощущался чем-то теплым и мягким, точно во мне поселился толстый и добродушный кот. Он послушно спрятался внутри, свернувшись клубком, и когда я открыла глаза, Бастиан одобрительно кивнул. Взяв меня за руку, вновь повел за собой.

Он молчал, пока мы шли из библиотеки через учебный корпус, не отвечал на приветствия студентов, которые косились на нас с явным любопытством, и не произнес ни слова за все то время, что мы плутали по дорожкам парка, приближаясь к башне Альваро, которая выглядывала из-за деревьев.

Уже у крыльца я сообразила, куда он так спешит, и остановилась, выдернув руку из его ладони.

Бастиан выдохнул и повернулся ко мне.

– Нет, – сказала я. – Я не хочу.

Он остановился перед тяжелой дверью, придержал ее для меня, но я не могла сделать и шага вперед. Я боялась не Бастиана, а себя. Если он сейчас сгребет меня в охапку, занесет наверх в свою спальню и поцелует, то сказать «нет» я уже не смогу. Да что там: если бы не внезапное появление Расмуса, то я могла бы лишиться девственности еще в библиотеке.

Бас подпер дверь плечом, прищур серых глаз полыхнул чаросветом, а на челюсти выделились желваки и исчезли.

– Ладно, – сказал он.

– Ладно? – повторила я.

Бастиан усмехнулся, уловив мое недоверие.

– Слово Альваро, – сказал он. – Я понимаю, что значит «нет».

Я слегка выдохнула, но не торопилась заходить внутрь.

– Пойдем? – предложил Бастиан, которому, видимо, надоело подпирать двери. – Посмотрим, что за книжку ты украла из библиотеки.

– Я не крала! – возмутилась я, шагнув на ступеньку крыльца. – Я верну.

– Ну да, конечно, – фыркнул Бас, пропуская меня вперед. – Обокрала слепого библиотекаря. Как низко ты пала, Мэдерли Эванс.

– Да это ты мне ее в сумку засунул! – воскликнула я, поднимаясь по винтовой лестнице, которая тихо загудела в такт нашим шагам. – Отвлек, воспользовался моментом и стырил ценный раритетный экземпляр!

– Стыд и позор, – согласился Бастиан. – Но мне нравится, когда ты меня обнимаешь, а не тычешь острым уголком переплета в затылок.

Я споткнулась, и Бас тут же схватил меня за руку, но я быстро отдернула ладонь и вцепилась в перила.

– Хватит от меня шарахаться, – рассердился он. – Ты еще возьми, да опять замуруйся в комнате и сиди там голодная, как вчера. Это, в конце концов, оскорбительно.

– А может, хватит надо мной издеваться? – попросила я.

– Я пока не понял, как с тобой обращаться, – признался Бастиан. – Так ты, по крайней мере, начинаешь язвить мне в ответ и не прячешься, как улитка в раковину.

– Хорошо, я не стану уходить к себе, – согласилась я. – И дальше что?

Мы поднялись в зал, и я вопросительно посмотрела Басу в глаза.

– Ну, вариант заняться любовью ты категорически отмела, – вздохнул он.

– Я тебя совсем не знаю, Бастиан, – ответила я. – Да и ты меня тоже.

– Я знаю о тебе куда больше, чем ты полагаешь, – ответил он, проходя в глубь комнаты и направляясь к барной стойке. – Ты любишь читать на подоконнике, не любишь кофе и зачем-то разуваешься перед тем как ступить на ковер.

Я взглянула на пушистый ковер нежно-абрикосового цвета, который вызывал у меня чистый восторг.

– Он очень красивый, – пояснила я. – Точно облачко на закате. И вообще. Ты хоть раз чистил ковры, Себастиан Альваро?

– Нет, – он мотнул головой. – По выходным приезжает прислуга и наводит здесь порядок. Это, кстати, завтра. Если тебе надо что-то постирать – кинь в корзину в гардеробной.

– Я лучше сама, – отказалась я.

– Чай будешь?

Кивнув, я подошла к стойке и забралась на высокий стул.

– Кофе мне тоже понравился, – добавила я. – Просто Фелиция сказала, что меня вызывают к ректору, и я не успела допить.

Оказалось, мы вполне можем общаться как друзья. Я рассказала про собрание у ректора, Бас – как прошел его день. Он больше не пытался ко мне приставать, но его взгляд то и дело задерживался то на моих губах, то на ключицах. А иногда он просто смотрел мне в глаза так внимательно, словно видел там больше, чем остальные. Я вызвалась приготовить ужин. Ничего особенного: салат и мясная нарезка из того, что нашлось в холодильном шкафу.

– Хочешь съездить со мной завтра в город? – предложил Бас, съев все, что я ему положила.

– Я? В город Альваро? Меня пустят?

– Со мной? – усмехнулся он. – Спрашиваешь! У меня где-то был измеритель. Можем смотаться, посмотреть, что с твоим уровнем.

Если бы на стене закутка, который я считала своей комнатой в таверне, висела карта, я бы воткнула флажок только в Порожках. Конечно, я хотела увидеть один из великих городов!

– Только к шести мне надо вернуться, – вспомнила я об ужине у профессора Строка.

– А что у тебя в шесть? – спросил Бас.

– Дела, – ответила я.

– Вот как, – протянул он. – Ну что ж, в шесть ты будешь в академии, обещаю. А мне, кстати, пора уходить прямо сейчас.

– Куда? – вырвалось у меня.

– На занятия.

– Ты меня за дуру держишь? – обиделась я. – Уже поздно. Если собрался в женское общежитие, так не надо врать.

– А я и не вру, – пожал он плечами, явно наслаждаясь моей реакцией. – Некоторые уроки на старших курсах проводят позже и подальше от территории академии – там, где темно.

– Ой да иди куда хочешь, – буркнула я.

– Ты ревнуешь, – улыбнулся он. – У тебя нет повода, Мэди.

– У тебя засос еще не сошел, – напомнила я.

Я вытащила из сумки книжку с сумеречным знаком, скинула туфли и устроилась в кресле, демонстративно не обращая внимания на довольную ухмылку Баса. Он скрылся в комнате, стукнула дверь шкафа. Через пару минут Бастиан вышел, переодетый в спортивные штаны и майку черного цвета.

– Ты правда на занятия? – спросила я, опустив на колени книгу, в которой пока не прочитала ни строчки.

– Я так и сказал, – ответил он и, подойдя ко мне, склонился и быстро поцеловал в щеку. – Вернусь поздно, не жди меня, Мэди.

– Я и не собиралась! – выкрикнула я ему в спину, но Бас уже ушел, оставив меня одну.

Вскочив с кресла, я подбежала к окну, выходящему на крыльцо, и вскоре увидела Бастиана, выбежавшего наружу. Он повернул в сторону парка, который чем дальше от академии, тем больше напоминал дикий лес, и вскоре скрылся под деревьями.

А я увидела в стекле свое неясное отражение. След от поцелуя на моей щеке сиял точно солнечный зайчик. Я коснулась его кончиками пальцев и вернулась в кресло. Открыв книгу, принялась за чтение, то и дело возвращаясь мыслями к Бастиану и его внезапным ночным урокам, но вскоре увлеклась всерьез. Ведь уже в прологе я выяснила, что означает символ на моем кулоне. Круг – теневая сторона планеты, а камешек в центре – седьмой дом.

Конечно, отказ Мэди его разозлил. Но, видимо, его тени нужно больше времени, чтобы осознать очевидное – они все равно будут вместе. Это даже вызывало уважение – ее способность владеть собой и руководствоваться разумом, а не желаниями тела. Ведь оно, Бас был уверен, хотело его, и еще как. Но Мэди сказала «нет», и где-то в глубине души он даже был благодарен ей – за острое предвкушение, которое раньше ему испытать не довелось.

Образцово прилизанный парк сменился дикими зарослями, но утоптанная дорожка упрямо бежала вперед. Воздух наполнился ароматами леса и мокрой листвы, и едва уловимо – ягод. Волосы Мэдерли пахли ягодами. Какой-то сумеречный шампунь или ее собственный запах – Бас толком не понимал, но ему нравилось. Когда он подошел к полю, там уже было полно народу.

– Чему так мечтательно улыбаешься? – спросила Ронда, глянув на него.

– Секрет, – ответил Бастиан. – Что сегодня отрабатываем?

– Вроде опять поиск, – ответила Ронда, намотав поводок вокруг запястья. – Где твое чудовище?

Ее поджарая псина цвета запекшейся крови смирно сидела у края огороженного поля, и лишь острые уши, развернувшиеся в сторону Баса, показывали интерес. На узкой длинной морде тускло блестел намордник, сплетенный чарами, но у Ронды и ее питомца и так все было прекрасно с дисциплиной. Не то что у него.

– Не обзывай так моего песика, у него чуткая душа, – укорил ее Бастиан.

– Дунгер жаловался, что он опять погрыз прутья, – наябедничала Ронда. – Может, ему железа не хватает? Или твердой руки?

Проигнорировав поддевку, Бас пошел в крытый загон, где его шибануло волной острых и резких запахов. Редкие фонари едва разрежали мрак, но Бас мог найти дорогу и с закрытыми глазами. У последнего вольера он остановился и положил ладонь на толстые железные прутья со следами зубов. Влажный нос тут же появился из темноты, ткнулся в его пальцы, обдав жарким дыханием, а шершавый язык прошелся по коже точно наждак.

– Скучал по мне? – спросил Бастиан, просунув руку между прутьями и почесав жесткий загривок.

– Бас! – окликнул его профессор Дунгер. Он спешил к нему по проходу между вольерами, прихрамывая на левую ногу и постукивая себя по бедру жестким хлыстом. – Ты снова забыл о правилах безопасности? Если пес откусит тебе руку, я сниму двадцать баллов, не меньше, так и знай!

Призрак не собирался кусаться, но вел себя как полный дурак. Предвкушая забаву, он повизгивал и прыгал на месте, как щенок, даром что размером с теленка.

– Крепкая связь, – неохотно признал Дунгер, остановившись у вольера. – Зачет по твареводству у тебя в кармане.

– Веник, лежать, – приказал Бас, и пес охотно распластался на брюхе, раззявив клыкастую пасть и постукивая шипастым хвостом по земле с такой энергией, что поднялось облачко пыли.

– Веник? – недоверчиво переспросил профессор.

– Призрак, Привидение, Веник… – пояснил Бас.

Дунгер покачал головой.

– Намордник, – напомнил он.

Бастиан распустил чары, спящие на толстом кожаном ошейнике, и сверкающие узы оплели морду пса. Он обиженно вздохнул, вздернул верхнюю губу, пытаясь подцепить чары зубами.

– Прости, Веник, твою улыбку без намордника никто не оценит, – Бас сдвинул тяжелый засов. – На выход.

Пес ломанулся к двери и едва не сшиб его с ног. Встал на задние лапы, поставив передние на плечи, ткнулся носом в щеку, жадно втянув запах. А Бастиан почесал ему пузо, где чешуя была мягче.

– Я не пойму, он пытается тебя сожрать или все же выражает радость? – поинтересовался Дунгер с обидным равнодушием. – Учти, расхожее выражение о том, что шрамы украшают мужчин – гнусная ложь. Проверено на собственном опыте.

Бас скинул когтистые лапы, пока Веник не ободрал ему плечи, и покрепче взял поводок.

– Что сегодня в программе?

– Повторим пройденный материал, – ответил профессор. – Ментальное управление тварью ночи. Сложные команды поиска, прохождение полосы препятствий на время. Если хочешь знать, Монтега поставил новый рекорд.

– Посмотрим, насколько я его побью, – усмехнулся Бастиан.

Связь с Призраком установилась легко и прочно. Картинка перед глазами раздвоилась, и вторая, пусть и черно-белая, была куда отчетливее. Мир наполнился звуками: шорохом листьев, шуршанием песка под ногами, кто-то громко высморкался на другом конце поля. Пару минут назад Бас наивно полагал, что окунулся в ароматы леса, но теперь они его буквально оглушили. И тонкий запах Мэди, едва уловимый, оставшийся на его руках и волосах, вдруг выделился отчетливой нотой. Пес обернулся, в его глазах отразились искры чаросвета, а Бастиан увидел себя со стороны: и правда улыбается как блаженный.

– После Ронды пойдешь, – сказал Дунгер, отпирая ограждение поля. – Как бы она не уделала вас обоих.

– А Найрин? – спросил Бас с легкой опаской.

– Уже прошла. Едва уложилась. Потом отыгралась на своей кошке… – в сухом голосе профессора померещилось неодобрение. – Я не спорю, наказание – необходимый инструмент. Особенно с тварями ночи. Но для долгосрочной работы поощрение куда действеннее. Терпением и лаской можно добиться большего.

– Это точно, – подтвердил Бастиан.

Терпение и ласка. Если ему удалось приручить тварь ночи, то неужели он не справится с сумеречной девчонкой?

Когда они заехали в тень арки пропускного пункта, Мэди напряглась, будто и правда думала, что ее вышвырнут вон. Охранник, издали завидев чаромобиль с номерами Альваро, кинулся поднимать заслоны, и Бас медленно проехал мимо длинной очереди экипажей и людей. Кто-то ехал в город прогуляться, как и они, большинство же – на заработки. В Альваро требовались рабочие руки, и плевать, если они были из Сумерек. Так даже лучше – можно меньше платить.

Мэди едва заметно выдохнула, расслабив плечи.

– Ты правда думала, что тебя не пустят? – усмехнулся Бастиан, проезжая тоннель. – Моя семья основала этот город.

И сейчас он гордился им как никогда. Он давно привык и к стройным башням, белыми стрелами летящим к небу, и к буйным зеленым садам, к широким улицам с кружевными навесами от палящего солнца и набережной, омываемой соленой морской пеной – слишком горячей, чтобы купаться. Но Мэди крутила по сторонам головой, и ее искренний восторг оказался заразительным.

– Бастиан, сколько здесь слепых, – с искренним огорчением прошептала она, и Бас рассмеялся.

– Это очки от солнца, – пояснил он. – Защитить глаза.

Он подарил ей соломенную шляпку, чтобы белая кожа не обгорела с непривычки, и шелковые перчатки. Хотел купить и охапку легких платьев, но Мэди отказалась их брать наотрез. Она как обычно надела форму академии, и Бас подозревал, что у нее просто не было вариантов. От этого странно щемило сердце, и Бастиан твердо решил заехать с ней в город снова. Потом. Когда у него появится полное право покупать ей все, что захочется: платья, туфли, белье… Особенно белье.

Они съели по мороженому, прогулялись по набережной, и Бас едва сдерживался, чтобы не уволочь ее куда-нибудь в укромное местечко, чтобы исцеловать сладкие губы. Терпение – твердил он сам себе. Ласка потом. А еще Басу хотелось, чтобы Мэди тоже сделала шаг навстречу, и у него был отличный план, как ее подтолкнуть.

– Я иногда живу здесь, когда хочу побыть один, без семейной суматохи, – сказал Бас, припарковав чаромобиль под навесом у небольшого двухэтажного дома. Хотя куда чаще он останавливался здесь вдвоем с какой-нибудь из мимолетных подружек.

Открыв Мэди дверь, Бас помог ей выйти из чаромобиля, задержав в руке прохладные пальцы.

– Мы только заберем измеритель чар, – напомнила она.

– Как скажешь, – согласился он. – Можем съездить еще куда-нибудь. Хочешь – на башню солнечного рубежа? Или в планетарий, или в ресторан. Ты проголодалась?

– Жарко, пить хочется, – призналась Мэди, и Бастиан, проведя ее в дом, направился вглубь гостиной к бару.

– Давай сделаю тебе свой фирменный коктейль, – предложил он оттуда. – Солнечный бриз. Апельсиновый сок, морс тьмошника и чуть-чуть алкоголя.

– Ты добавляешь ночные ягоды? – удивилась Мэди.

Она задержалась у картины, висящей на стене. В изломанных линиях угадывались сливающиеся тела, разметавшиеся волосы, сплетенные пальцы. Обычно картина помогала создать нужную атмосферу, но Мэди склонила голову набок и напряженно нахмурилась, явно не улавливая посыла.

– Из сочетаний света и тьмы получаются самые вкусные штуки, – ответил Бастиан, вручив ей высокий бокал.

Он любил этот дом, но теперь, разглядывая его глазами Мэди, осознавал, что все буквально кричит о холостяцкой берлоге: бар, картины, длинный красный диван, почти вульгарный на фоне лаконично серых стен, зато отлично упругий и удобный. Полюбовавшись переливами голубого морса в оранжевом соке, Мэди лишь пригубила коктейль и, сев на краешек дивана, напомнила:

– Измеритель.

– Точно, – подтвердил Бас и пригрозил ей пальцем. – Никуда не уходи.

Он взбежал наверх в спальню, порылся в ящиках с барахлом и с облегчением обнаружил артефакт – золотой кругляш на толстой цепочке. Сбежав вниз, нашел Мэди там же, где оставил. Коктейль тоже остался нетронутым.

– Тебе не понравилось?

– Хочу сохранить ясность ума, – откровенно ответила она.

– Боишься, что я вскружу тебе голову? – промурлыкал Бас, сев рядом.

Мэди достала из-за диванной подушки кружевной лифчик.

– И еще один в вазе у входа, – сказала она. – А вон там под креслом, хотя я могу ошибаться, лежит что-то очень похожее на трусы.

– Это старинная традиция Альваро, – нашелся Бастиан. – Все, переступившие порог этого дома, должны снять белье. Я разве не говорил?

Она поджала губы, явно не оценив шутки, и взяла золотистый кругляш. Сжала в руке. А потом, расправив пальцы, ахнула, растеряв всю свою ледяную суровость.

– Сорок пять! – воскликнула Мэди. – Ты это видишь, Бастиан?

– Вижу, – согласился он. – Может, сделать тебе какой-нибудь другой коктейль?

– Воды, если можно, – попросила она, разглядывая стрелку.

Бастиан забрал бокал и унес назад в бар. Налил в стакан воды и, подумав, достал из шкафа конфетки с ликером. Понюхав, решил, что пойдет, и пересыпал из изрядно помятой коробки в хрустальную вазочку.

– Один профессор на вчерашней выволочке у ректора предположил, что мой уровень мог подняться из-за солнца, – сказала Мэди, повернувшись к нему. – Что, если чаросвет вырос после этой прогулки?

– Маловероятно, – засомневался Бастиан. – Во втором семестре будете проходить природу чаросвета. От солнца он не повышается. К тому же твой уровень вырос еще вчера, верно?

– Думаешь, это из-за тебя? – спросила она, как будто расстроившись. – Так-то все сходится.

– Даже не знаю, – вздохнул Бастиан, вновь присаживаясь рядом. – Бери конфетки, вкусные. А вот твоя вода.

Мэди выпила полстакана, съела конфету, явно о чем-то напряженно размышляя.

– А твой уровень? – спросила она. – Не упал?

Бастиан сжал измеритель в ладони, и стрелка сделала полный круг, задрожав от напряжения у самого края.

– Как видишь, все в порядке, – ответил он. – Все мое осталось при мне. Сто.

Мэди задумчиво съела еще одну конфету, запила водой.

– Мы ведь можем узнать точно, – сказала она.

– Что именно? – невинно уточнил Бастиан.

– Есть ли какая-то связь между нами, – пояснила Мэди. – Согласись, вывод напрашивается сам. Ты меня целуешь – и во мне появляется свет. Потом еще раз – и уровень растет. Вчера снова – и вот у меня уже сорок пять.

– Я полностью в твоем распоряжении, – ответил он.

Мэди убрала пустой стакан на стеклянный столик, не забыв про подстаканник, и повернулась к Басу.

– Сразу проясним, – сказала она. – Это ничего не значит. Мы практически незнакомы.

– Мы ведь уже выяснили, что это не так, – возразил Бастиан, убрав прядь с ее щеки, которая все же порозовела от солнца. – Я предпочитаю кофе, люблю читать в кровати и хожу в ботинках по ковру. Теперь и ты знаешь обо мне очень много, Мэдерли Эванс.

Она вздохнула и попросила:

– Только давай без рук.

Бастиан поднял ладони, а потом и вовсе заложил руки за спину.

– В самом деле, Мэди, нельзя же быть такой трусишкой, – пожурил он ее. – Просто сделай это. Теперь мне и самому любопытно – до какого уровня можно тебя разогнать. С восьмидесяти берут в боевые чары, так лучше бы остановиться до этой планки.

– Ладно, – она покусала губы и взяла измеритель чар. – Просто чтобы убедиться.

Мэди склонилась к нему, задержалась на короткое мгновение, за которое Бастиан успел испугаться, что она передумает, а потом легонько коснулась губами губ и отпрянула.

– Все те же сорок пять, – разочарованно произнесла она, разжав пальцы.

– Ты бы мне еще воздушный поцелуй послала, – сказал Бас. – Ты вообще не стараешься, Мэдерли.

– А может, дело все же не в тебе, а в солнце! Вот скажи, раньше с тобой такое бывало?

– Нет, – ответил он. – С тобой в первый раз. Если ты про чаросвет. А так, честно признаюсь, я уже целовался. Давай, убедись как следует, Мэди.

Выдохнув, она вновь прижалась губами ко рту Бастиана. Ее поцелуй был со вкусом шоколада, и Бас тронул языком ее губы, чтобы распробовать.

Мэди тут же отстранилась, и он пробормотал:

– Мэдерли Эванс, тебе просто нравится со мной целоваться. Ты растягиваешь этот момент как можешь, да?

Она поднесла к глазам измеритель.

– Кажется, сорок шесть. Или это я в прошлый раз плохо посмотрела?

– Уверенности нет, – кивнул Бастиан. – Тебе нужны сомнения? Хочешь оставить за собой возможность наброситься на меня с поцелуями в любой момент? Так-то я не против…

– Вот когда ты молчишь, ты еще ничего, – сказала Мэди и закрыла его рот своим.

Ее губы стали смелее, сладкий язычок скользнул в его рот, а тонкие пальцы перебирали волосы на его затылке. Она забралась на диван повыше, встав на колени, и Бас, забыв про обещание, обнял Мэди, притягивая к себе, и усадил сверху на бедра. Она поймала его запястья и отвела назад, прижав к спинке дивана, и в ее власти было что-то дико возбуждающее.

– Уже должно подействовать, как думаешь? – прошептала Мэди, оторвавшись от его губ.

Под ее кожей вспыхивали и гасли теплые золотистые огоньки, сплетенные пальцы легонько покалывало, а сердце стучало оглушительно громко.

– Давай чтобы наверняка, – ответил Бас и, потянувшись к ней, поймал ее губы своими.

В ее неторопливости была своя искушающая прелесть: в том, как она пробовала его губы, как плавно двигался ее язык. Она подалась вперед, скользнув по его бедрам своими, и у него перехватило дыхание. Мэди отпустила его запястья, обвив шею руками, и Бастиан воспринял это как разрешение: погладил ее узкую спину, изгиб поясницы, опустил ладони на ягодицы, придвигая ее еще ближе.

Оказалось очень приятным никуда не спешить, оставляя сияющие метки на ее коже. Губы, веки, виски. Длинная шея и маленькие ушки с мягкими мочками. И снова губы, со вкусом ягод и шоколада.

– Наверное, уже достаточно, – прошептала Мэди.

Бастиан погладил ее по щеке, заглянув в синие озера, мерцающие звездами. Точно целая вселенная в глубине ее глаз. Показания артефакта не волновали его ни капли – он и так знал, что происходит нечто прекрасное. Вряд ли это можно измерить стрелкой прибора.

– И правда, хватит, – прозвучал недовольный женский голос, и Бас, вскинув взгляд поверх плеча Мэди, выпалил:

– Мама?

Я быстро слезла с Бастиана и села, сложив руки на коленях, как будто это могло кого-то обмануть. Мои щеки вспыхнули от стыда, когда я встретилась взглядом с высокой женщиной в белом брючном костюме, стоящей у входа в гостиную. Я бы не распознала в ней мать Себастиана. Светлые волосы, голубые глаза – она куда больше напоминала Найрин. Разве что удлиненный разрез глаз был похож. Но если Бастиан будто щурился от солнца, то его мать презрительно морщилась.

– Что ты тут делаешь? – спросил Бастиан.

– Решила повидаться с сыном. Я была неподалеку и увидела твой чаромобиль.

– Это Мэдерли, – спохватился Бас. – А это моя мать. Лорейн Альваро.

Она не удостоила меня и кивком.

– Я поменяла прислугу, – сообщила Лорейн. – Прежняя, из сумерек, никуда не годилась, и я ее выгнала. Завтра здесь все приберут. Не думала, что у тебя все так запущено, Себастиан.

Она обвела гостиную взглядом, избегая смотреть на меня.

– Пора сделать ремонт. Тут слишком много неприемлемого.

– Тебе мало нашего особняка? – спросил Бастиан. – Хозяйничай там. Или в доме у побережья.

– Здесь очень темно, – сообщила она. – Сплошная тень.

– А мне нравится тень, – заявил Бас с вызовом, поднимаясь с дивана. – Очень. Я люблю тень, представляешь?

– Я лучше пойду, – пробормотала я, тоже поднимаясь. – Было приятно познакомиться.

– Не говори ерунды, Бастиан, – произнесла его мать. – Думаю, начать следует со штор. Повесить более легкие. Добавить света. Прогнать тень.

Намек был более чем прозрачный.

– Вы забыли свой лифчик, милочка, – сказала она ледяным тоном, когда я проскользнула мимо.

– Это не мой, – ответила я. – Всего доброго.

– Мэди, подожди, – окликнул Бастиан. – Мама, ты что творишь?

– Это ты что творишь, Себастиан! Ты в своем уме? С кем…

Дверь захлопнулась, отрезая меня от ссоры, и я выбежала на солнце, чувствуя себя оплеванной. Кинулась на улицу, но быстро поняла, что не знаю, где нахожусь. Солнце ослепило меня, ужалило щеки, которые загорелись, как от пощечин, и я спряталась под навес, оставшись у чаромобиля, где Бас меня и догнал.

– Извини, – сказал он. – Моя мать, она… вот такая.

Он протянул артефакт, о котором я совсем позабыла. Золотой кругляш засиял на его ладони, стрелка взвилась, сделав полный оборот, задрожала у края и, дернувшись как будто из последних сил, откатилась назад.

– Вот тьма, – пробормотал Бас, постучав пальцем по измерителю. – Мэди, он, кажется, сдох. Давай сгоняем в лавку артефактов, я куплю новый.

– Не надо, – покачала я головой.

– Ну, что ты… – Он попытался обнять меня, но я оттолкнула его руки. – Мэди, да и без артефакта ясно, что мы связаны друг с другом.

– А если нет? – выпалила я. – Если это не что-то индивидуальное? Ты ведь не целовался раньше с другими тенями, Себастиан Альваро. Может, тебе пройтись по Сумеркам да зажечь, во всех смыслах?

– А ты? – спросил Бас. – Пойдешь целоваться с другими чарами?

Я дернула дверцу чаромобиля и села внутрь, скрестив руки на груди. Бас сел рядом, положил ладони на руль.

– Не дури, – сказал он. – Может, тебе и правда сложнее это принять. Не с чем сравнивать и все такое. Но то, что происходит между нами, – из ряда вон.

– И твоя мать так думает, – подтвердила я.

– Слушай, твоя тетя вообще выгнала меня и пыталась побить полотенцем, а ведь ситуация была похожа, – заявил Бас.

– Не похожа! – воскликнула я. – Ты зачаровал меня вожделением, ты поцеловал меня на глазах у всех, ты… Это все из-за тебя!

Он постучал пальцами по рулю и повернулся ко мне.

– И что с того? – спросил он. – Знаешь, Мэди, если бы я знал, что так выйдет, я бы все равно примчался в твою убогую таверну.

– Она не убогая, – буркнула я. – А мне пора возвращаться.

Однако Бастиан все же завернул по пути к башне солнечного рубежа, а я не удержалась от любопытства и согласилась подняться. Внутри башни было темно и прохладно, и тень воспринималась как облегчение после палящих лучей.

– Ее построили тысячи лет назад, – сказал Бастиан, открывая дверь подъемника.

– Мы не грохнемся? – испугалась я, когда механизм заскрежетал, поднимая нас к небу.

– Не должны, – ответил он и взял меня за руку.

Круглая площадка на крыше обдувалась всеми ветрами. Пенное море отсюда оказалось лишь озером, по которому бежали барашки волн. За высокими башнями Альваро простиралась бескрайняя выгоревшая пустыня, грызущая небо белыми острыми валунами, а над ними висел слепящий диск солнца. По другую сторону рубежа пестрело лоскутное одеяло огородов и полей, виднелись стены академии чаросвет, а еще дальше сгущались сумерки. Но как я ни вглядывалась, а родные Порожки не рассмотрела.

Зеркала над нами ловили свет и направляли его в сторону сумерек сплошным широким лучом. Дальше его подхватывала другая башня, дробила, рассылая свет в стороны, и так до границы ночи. И где-то там, в самой дальней и темной точке, под покровом непроницаемой тьмы, лежали руины седьмого дома.

Было кое-что, о чем Бас не знал. Я и сама толком не понимала, как уложить это в голове. В книге, которую я вчера читала, говорилось об особенности чаров седьмого дома. Свет в них загорался не сам по себе, а отражая чужое сияние.

Чаросвет Бастиана вспыхивал во мне точно в зеркале. Но почему? Как я связана с седьмым домом? И чем это мне грозит?

– Это просто возмутительно! – выдохнула Лорейн, упав в кресло в кабинете своего мужа.

Артирес Альваро глянул на нее поверх газеты, но промолчал, ожидая подробностей, которые тут же полились бурным потоком.

– Я видела сегодня нашего сына, – продолжила она. – Заходила к модистке, а по пути заметила чаромобиль Себастиана возле его берлоги. Он привел туда какую-то девку!

– Ну, не первую и не последнюю, – меланхолично заметил Артирес, переворачивая страницу.

– Она из Сумерек! – воскликнула Лорейн и, схватив край газеты, опустила ее так, чтобы видеть лицо мужа. – Типичная внешность тени: глаза как плошки, белая кожа, темные волосы, – перечислила она.

– Я думал, тебе нравятся брюнеты, – усмехнулся он.

– Правда, она была в форме академии, значит, полукровка, – задумалась Лорейн.

– И значит, она не залетит, – подметил Артирес. – Им ведь дают пилюльки. Ну и пусть себе…

– У нас все так славно складывалось с домом Дюрен, – затосковала она. – У них замечательная девочка. Умница, красавица, хороша в менталистике. Влюблена в Баса как кошка!

– Раз уж его мнение тебя не интересует, то прислушайся хотя бы к оракулам. Они еще не смотрели его судьбу.

Лорейн лишь отмахнулась. Знала она этих оракулов. И сколько они берут за нужные слова – тоже.

– Такое поведение может оскорбить и оттолкнуть Найрин, – сказала она.

– И ты не породнишься с домом лучшей подруги. Какая печаль.

– Ты не понимаешь, – вздохнула она.

– Я и правда не понимаю, что тебя так расстроило. Ну, тень. Захотелось мальчику экзотики. Она симпатичная?

– Миленькая, – подтвердила Лорейн. – И знаешь, она прямо светилась…

– Это у него от меня, – ухмыльнулся он.

– Что? – не поняла она.

– Умение доставить женщине удовольствие, разумеется. Тебе ли не знать.

– Я не об этом, – качнула она головой. – Эта девушка светилась в прямом смысле.

Артирес отложил газету и подался вперед, как будто только теперь по-настоящему заинтересовавшись рассказом.

– Ну-ка, подробнее, – потребовал он. – Что там светилось? Глаза?

– Глаза само собой, – ответила Лорейн. – Нет, она вся словно мерцала, Арти. Как будто ей под кожу запустили светлячков. Может, это какие-то особые чары или косметика…

– А где был Себастиан?

– Под ней вообще-то, – осуждающим тоном сказала она. – Если бы я зашла чуть позже, то ситуация могла бы стать еще более неловкой. Но, знаешь, твое замечание насчет противозачаточных меня прямо успокоило. Еще не хватало нам заиметь сумеречных внуков. Ты вот зря так легкомысленно относишься к увлечениям нашего сына. Он – будущий глава дома Альваро, и ему очень важно иметь рядом достойную спутницу… Ты вообще слушаешь меня?

Артирес потер переносицу и поднялся из-за стола, подошел к жене и положил ладони ей на плечи.

– Ты никому больше об этом не рассказывала?

– О сумеречной девчонке? – она фыркнула. – Еще не хватало мне порочить имя собственного сына!

– Прекрасно, – сказал он. – Лорейн, ни слова. Никому. Ни подругам, ни модисткам, ни с кем ты там еще проводишь время.

– А ты мог бы больше интересоваться собственной женой, – укорила она. – Тогда бы знал. А что, собственно, случилось?

– Ничего, – ответил он. – Ничего, о чем тебе стоит волноваться. Занимайся дальше своими делами, а к Басу и его тени не лезь.

– Я хотела сделать ремонт в его доме. Но Себастиан категорически мне запретил. Заявил, представляешь, что ему нравится тень. Что он любит тень! Не мог же он иметь в виду, что влюбился в эту девчонку?

– Бас не разбрасывается такими словами, – задумался Артирес.

– Может, просто возражал насчет штор, а я себя накрутила… Считаешь, это у него само пройдет? Обычно у Себастиана девушки надолго не задерживаются. Просто – тень. Ну как так? Когда у него есть возможность выбрать любую!

– Ты только молчи об этом. Хорошо? Может, тебе съездить в наш домик у моря?

– А ты поедешь со мной? – проворковала она, запрокинув голову.

– Нет. У меня появилось важное дело, – отказался Артирес. – Очень важное.

– Теперь все так, как и должно быть, – с нескрываемым злорадством произнесла Найрин. Она взяла вилку, которую я перед ней положила, и придирчиво ее рассмотрела. – Все наконец вернулось на круги своя. Ты – прислуга, я – госпожа.

Я предпочла не отвечать. А что тут скажешь? Я сама вызвалась в помощницы кухарки, чтобы попасть в дом профессора Строка. Кто же знал, что среди приглашенных будет Найрин? А даже если бы я и знала, это ничего бы не изменило.

– Приятного аппетита, – сказала я максимально елейным голосом.

Найрин с подозрением на меня покосилась, а потом понюхала салат, который я перед ней поставила.

Возможно, он и правда покажется ей необычным. Тетя Рут боялась, что в академии чаросвет меня будут морить голодом, так что надавала с собой припасов. Кое-что я решила добавить к рецептам поварихи, которая оказалась довольно ленивой и с радостью сгрузила на меня большую часть работы.

– И ты здесь? – удивился Монтега, проходя в зал. – Какими судьбами?

– Да уж явно не как лучшая ученица, – фыркнула Найрин.

Еще четверо студентов заняли места за овальным столом, и я с облегчением поняла, что Бастиан не числится в лучших по архитектуре света. Профессор Строк сел на место последним, благосклонно оглядел стол и расщедрился на похвалу:

– Выглядит аппетитно.

– Полностью согласен, очень заманчиво, – поддержал Кейден, окинув меня бесстыжим взглядом. – Или вы об ужине?

Усмехнувшись, профессор пригрозил ему пальцем и застелил колени салфеткой. Я же поспешила на кухню.

– Что ты добавила в соус? – полюбопытствовала повариха, пробуя мою подливу.

– Немного приправ из сумерек.

– Они хоть не отравятся? – спросила она, кивнув в сторону зала, и я мотнула головой. – Может, взять тебя на постоянную подработку в столовую? Шустрая, готовить умеешь…

– Уроков много, – честно ответила я. – Боюсь, не буду успевать. Меня и так уже чуть не выгнали.

Тетка понимающе покивала, плюхнула в тарелку щедрую порцию картофельного пюре и полила соусом.

– Надо продегустировать, – пояснила она. – Как там жаркое? Не сгорит?

Я перевернула мясо, полила ароматным соком и накрыла крышкой.

– Готово.

– Займись пока десертами, – приказала тетка. – А минут через пятнадцать можно поменять тарелки и подавать горячее. Студенты… Жрут что твоя саранча.

А еще мне надо улучить момент и найти кабинет профессора Строка. Артефакт лежал в кармане и ждал своего часа. Я взбила венчиком тесто, щедро сыпанула ягод и цукатов и разлила по формам. Поставив кексы в печь, собиралась ускользнуть, но в кухню заглянул Строк.

– Закуски объедение, – похвалил он. – Подавайте основное блюдо.

– Ты слышала, – сказала тетка, подбирая вилкой остатки пюре. – Вперед.

Вымыв руки, я пошла в зал, но у двери задержалась, услышав свое имя.

– …Мэдерли Эванс и напомнила мне об этой ситуации. Левые Порожки, прискорбный факт, были уничтожены нашествием тварей.

– Вообще это забавно, профессор, – послышался ленивый голос Кея, который слегка растягивал гласные. – Твари будто ждали, что свет исчезнет. Прошло всего-то пара часов, а в городе не осталось ни человека.

– Там того города, – бросила Найрин. – Мы с Себастианом были неподалеку, в похожем. Пара домов, школа, таверна – вот город и кончился.

– Это там вы нашли Мэдерли, полагаю? – уточнил Монтега.

– Несложно догадаться, – ответила Найрин. – Это был первый и последний раз, когда я забиралась в такую глушь.

– Интересно, каким ветром вас вообще туда занесло.

– Я бы хотел обсудить иное, – перебил их профессор Строк. – Обычно мы разбираем схемы подачи лучей, сегодня же я хочу рассмотреть обратную задачу. Вот схема обеспечения светом одного из сумеречных городов, – зашуршала бумага. – Как считаете, какое зеркало должно выйти из строя, чтобы свет полностью погас?

Я вошла в зал и принялась собирать грязную посуду. Мельком бросила взгляд на схему в руках рыжего студента. Кружочки, лучи, углы… Мрак. Мне не разобраться.

– Допустим, если выключить это зеркало, – рыжий ткнул пальцем в кружок. – Три Зет.

– На него легко перенаправить свет из два А, – заметил Монтега, разглядывая свой листок. – Либо же по условиям задачи остальные зеркала остаются как есть, без изменений?

– Пока что смотрим простой вариант, – кивнул профессор Строк, поглаживая куцую бороденку. – Допустим, мы выключим три зет. Но половина города все равно будет освещаться зеркалами Бэ.

– Логично, что нужно взять уровень выше, – сказал Кейден. – Если убрать одно из зеркал на солнечном рубеже, то можно половину Сумерек оставить без света.

– И кто тогда будет убирать грязную посуду? – хмыкнула Найрин.

Ее тарелка осталась чистой, Найрин не прикоснулась к моим закускам. Ну и зря. Я туда не плевала. Я унесла тарелки, принесла чистые, потом подала жаркое, и повариха тоже решила поучаствовать. Она вышла в зал, принялась раскладывать еду, а я, пользуясь случаем, улизнула.

– Особый рецепт, – донеслось до меня. – Уж я сегодня расстаралась, профессор…

Дом Строка, к счастью, был небольшим. На первом этаже – холл, гостиная, кухня, ванная комната и помещение для прислуги. Я юркнула по лестнице наверх. Первая дверь вела в спальню, вторая – тоже, но судя по завалам старой мебели и барахла, Строк жил один. А за третьей дверью мне наконец повезло!

Я быстренько осмотрелась: массивные шкафы, забитые книгами, стол с липкими кругами от чашек, заваленный бумагами и огрызками карандашей, пропалины проплешин на грязном ковре. Профессор Строк, с его козлиной бородкой и костюмами, пытался казаться франтом, а на деле был ужасным неряхой.

То, что мне требовалось, нашлось в углу кабинета: ящик для корреспонденции явно знавал и лучшие времена и даже сейчас, с забившейся в резьбу пылью и царапинами на лаке, смотрелся чужеродно красиво. Я откинула крышку и завороженно посмотрела в бездонное нутро, мерцающее чаросветом. Прямое сообщение с кем-то из самой верхушки – так сказал Первый.

У меня дрожали руки, когда я доставала артефакт и прикрепляла его на обратную сторону крышки. Но лучи звезды послушно вытянулись и цепко впились в дерево, а в центре вспыхнула искра. Артефакт замерцал, а после слился с деревянной поверхностью – так и не заметишь, если не приглядываться. Сработало! Теперь Первый будет получать дубль всей корреспонденции Строка. Не знаю, на кой она ему сдалась, хотя обрывки беседы, подслушанной за обедом, мне совсем не понравились.

Я не особо вникала в политику. Знала, что есть шесть верховных домов, которые блюли права граждан – чьи-то больше, чьи-то меньше, но так уж устроен мир. Но если в Сумерках есть Первый и его люди, недовольные положением дел, то, быть может, такие же имеются и на солнечной стороне. И что если задачки – как стереть с лица земли сумеречный городок – решаются не для забавы?

Вот только зачем? Чем им быть недовольными? Белокаменный город Альваро все еще стоял у меня перед глазами, с его мраморной набережной, яркими витринами магазинов и нарядными дамами в широкополых шляпках. У меня в Сумерках была совсем другая шапка, меховая, с завязками под подбородком, чтобы не задувало в уши. Жизнь на солнечной половине казалась сплошным удовольствием. Если бы я родилась там, то и думать не стала бы о тенях и Сумерках – ела бы мороженое да гуляла под ручку с каким-нибудь чаром. С кем-нибудь высоким и смуглым, с искрами в серых глазах и ослепительной улыбкой. И его мать не таращилась бы на меня с ужасом, а быть может, даже захотела подружиться…

Вздохнув, я подошла к двери, но она открылась мне навстречу.

– Мэдерли? – удивился Кейден Монтега. – А что это ты тут делаешь?

Я попятилась от неожиданности, и кровь прилила к щекам. Кейден прикрыл за собой дверь и шагнул мне навстречу.

– Привет, – выдавила я в панике.

– Приветик, – протянул он. – Так что ты тут забыла, маленькая тень?

– Ничего, – сказала я и облизнула губы.

Монтега перевел на них взгляд и, усмехнувшись, обнял меня за талию.

– Давай я попробую угадать, – предложил он. – У меня сразу два варианта. Первый – ты пробралась в дом Строка с какой-то целью. Допустим, захотела что-то украсть.

– Да ты что! – возмутилась я. – Посмотри вокруг. Что тут красть? Пыль да окурки?

– Какие-нибудь бумаги, схемы, – пожал Кей плечами. – Информацию. Строк вроде оказывает консультации в частном порядке.

– А второй вариант? – с надеждой спросила я. Первый мне совсем не понравился. Уж слишком близко к правде.

– Второй… – в голубых глазах Кейдена вспыхнули жадные искры, и он притянул меня к себе теснее. – Ты подслушала, что Строк послал меня в кабинет за схемой, и решила, что это отличный шанс, чтобы остаться вдвоем. Потому что я тебе очень нравлюсь. Так какой вариант ты выбираешь, маленькая тень?

Я затравленно посмотрела ему в глаза, но третьего варианта Монтега не предлагал.

– Второй? – спросила она.

– Отличный выбор, – одобрил он, улыбнувшись. – Тогда предлагаю не терять время даром.

Кейден обхватил мой затылок ладонью и, склонившись, поцеловал меня в губы.

Вот так, нежданно-негаданно, я получила ответ на еще один вопрос. Монтега вроде бы делал то же самое, что и Себастиан: его губы трогали мои, и упругий язык нежно, но настойчиво проникал в рот. От Кейдена хорошо пахло, и его руки тоже знали, что делать. Но никакого света и волшебства. Уверенные ладони огладили мою спину, разместились на ягодицах, по-хозяйски их сжав, и я уперлась ладонями ему в грудь.

– Что такое, Мэди? – прошептал Кей. – Разве мы оба здесь не за этим?

– Ты ведь пришел за схемой! – вспомнила я.

– Точно, – подтвердил он. – Но она не убежит. У тебя сладкие губки, Мэдерли Эванс, но я пока не понял, отчего Баса так растащило. Давай попробуем еще разок. Или мне спуститься вниз и рассказать Строку, что ты рылась в его бумагах?

– Я не думаю, что ты опустишься до шантажа, – заявила я, глядя ему в глаза.

– И это очень опрометчиво с твоей стороны, – сказал Кей.

Он склонился ко мне, но дверь вновь распахнулась. Кажется, я просчиталась с планом.

– Строк сказал… О, – глаза Найрин округлились, а потом она расплылась в абсолютно счастливой улыбке. – Схема во втором ящике стола. Не буду мешать.

Дверь за ней захлопнулась, и послышались торопливые шаги.

– Забавно вышло, – сказал Кейден. – Увы, Мэди, теперь наши чувства ни для кого не секрет. Но мы ведь и не собирались их таить?

– Да иди ты во тьму! – выпалила я и, оттолкнув его, выбежала из кабинета и, спустившись по лестнице, подкралась к залу.

– … да они там в Сумерках все такие, – рассказывала Найрин, и ее голос звенел от восторга. – Попала в приличное общество и времени не теряет.

– Говорили, она с Альваро, – послышался чей-то неуверенный голос.

– Чушь, – убежденно отрезала Найрин. – Мне жаль, профессор Строк, что в вашем доме творится непотребство.

– Молодость, – без особого осуждения сказал он. – Ладно, давайте пока закончим с обедом. Жаркое изумительное. А там и наш Монтега вернется. Дело нехитрое.

Он хохотнул, а я метнулась на кухню, пунцовая от стыда.

– Где ходишь? – недовольно спросила повариха. – Скоро уж доедят.

– Дальше без меня, – сказала я, снимая фартук.

– Так мы не договаривались! – возмутилась она. – Я тебе не заплачу!

– И ладно, – ответила я. – Доставайте кексы, а то пригорят.

Я вышла через черный ход и побежала домой.

Подумаешь, целовалась с парнем. Тут, в академии, не особо блюдут целомудрие. Было бы куда хуже, если бы меня поймали с артефактом.

Но Найрин расскажет Басу. Ему первому. Добавит красочных деталей, смакуя каждую мелочь.

Я замедлила ход, приближаясь к башне Альваро, пытаясь понять, почему это меня так волнует? Я выполнила задание Первого, я должна пищать от восторга. Почему же мне хочется плакать?

В библиотеке Мэдерли не оказалось, а ведь Бас был уверен, что она спешит вернуть вчерашнюю книжку. Он послонялся немного в закрытом секторе чисто из принципа, чтобы библиотекарь не решил, что может диктовать ему правила. А еще в надежде найти что-то, что объяснило бы связь между ним и Мэди.

Расмус появился между рядами книжных шкафов точно скорбный призрак, оперся на трость, которую, похоже, носил больше для красоты.

– Альваро, вы зачастили в библиотеку, – заметил он с явным неодобрением в голосе.

– А вы подозрительно хорошо видите для слепого, – сказал Бас.

– Я различаю чаросвет, – ответил Расмус. – Вы ослепительно сияете.

– Спасибо, наверное. Я тут хотел спросить…

– Я вообще-то тоже, – перебил его библиотекарь. – Я хочу попросить вас, Себастиан Альваро, не морочить голову Мэдерли Эванс.

Бас расплылся в недоверчивой улыбке.

– Вообще-то я честен с ней как ни с кем.

– Я так не думаю. Вы явно обманете ее ожидания. Поэтому я прошу вас прекратить эти бесперспективные отношения.

– Вы серьезно? – переспросил он. – Вы думаете, что вправе указывать мне, с кем спать?

– Вот именно, – кивнул Расмус. – Ничего кроме этого вы ей предложить не можете. А Мэди заслуживает большего.

Так-то Бас был с ним согласен.

– Я могу предложить ей весь мир, – заявил он.

– Вы? Себастиан Альваро? – библиотекарь усмехнулся. – Мы прекрасно понимаем, что этого не случится.

– Да с чего бы? – поинтересовался Бастиан, которого начал бесить и этот разговор, и библиотекарь, который отчего-то решил влезть в его личную жизнь.

– Вы не пойдете наперекор семье. Наследник рода. Высший чар. Ваша жизнь расписана наперед. В ней нет места тени. Это недопустимо. Невозможно! Этого никогда не случится! – под конец его голос сорвался.

Бастиан хотел поспорить, но что-то заставило его замолчать. Он подошел к библиотекарю, остановившись в полушаге, завороженно уставившись на блестящую слезинку, выкатившуюся из-под темных очков. О нем, конечно, шептались: Расмус Корреган пытался спасти сумеречный городок от тварей ночи, но лишь стал калекой. Неправильно распределил чаросвет. Надо использовать больше точек, но Расмус не был боевым чаром и сделал, что мог. А теперь в его истерике будто звучало что-то очень личное.

– Это была женщина? – полюбопытствовал Бастиан. – Та, кого вы пытались спасти в погибшем городе? А теперь Мэди напомнила вам ее?

Расмус сглотнул и сжал пальцы на трости так, что они побелели.

– Не твое дело, щенок, – выплюнул он. – Если ты Альваро, это не значит, что тебе все позволено. Хоть я и слепой, а насквозь тебя вижу.

– Ни черта ты не видишь, – заявил он ему в лицо. – Я – не ты. Мне – не слабо. Если я решу, что хочу быть с Мэдерли Эванс, то имел я в виду и оракулов, и великие дома, и тем более слепошарого библиотекаря, который возомнил себя борцом за нравственность.

– Сильно сомневаюсь, что это так, – в тон ему ответил Расмус. – Сбежишь, поджав хвост, как только папа прикажет.

Бастиан пытался припомнить, из какого дома Корреганы ведут род. Вроде бы, черных котов, но не главной линии…

– Опять судишь по себе, Расмус? А ведь ты не был главой дома. На тебя явно не так уж сильно давили. Но ты бросил тень и до сих пор не можешь себе этого простить?

– Ваши досужие домыслы оскорбительны, – произнес Расмус с ледяным высокомерием.

– Давайте оставим досуг и вернемся к делу, – согласился Бас. – Вдруг вы поможете хотя бы мне, раз уж с остальным не задалось.

– Не думаю, что мне захочется вам помогать, Альваро, – процедил библиотекарь.

– Мне нужна книга.

– Хорошая трепка вам бы помогла лучше.

– Не исключено, но кто ж против меня пойдет. Мне нужно что-нибудь о необычных проявлениях чаросвета.

Расмус поджал губы и перекатился с носков на пятки и обратно.

– Зачем? – коротко спросил он.

– Чтобы прочитать, – так же емко ответил Бастиан.

Расмус хмыкнул, но все же прошел между рядами, иногда постукивая тростью по шкафам.

– Ищите здесь, – произнес он, остановившись у одной из секций. – Тут вы найдете все необходимые вам сведения. И не забудьте вернуть книгу, которую украли в прошлый раз.

– Обязательно, – ответил Бастиан. – Большое спасибо. А за Мэди не беспокойтесь. Она в надежных руках.

Расмус развернулся на пятках и пошел к выходу.

– Я передам ей от вас привет! – выкрикнул ему в спину Бастиан и не глядя вытащил с полки книгу. – Особо злобные твари, – прочитал он. – Оскопление как способ снизить агрессию… Эй! Это не то!

Дверь за библиотекарем захлопнулась, и Бас, выругавшись себе под нос, поставил книгу на место.

После библиотеки Бас решил зайти в крыло артефакторики. Если бы его не распределили в боевые чары, то он наверняка стал бы артефактором. Скорее всего, не достиг бы особых высот, но его завораживало, когда из чего-то обычного и даже посредственного, вроде металлических бляшек или осколков зеркал, получались удивительные вещи. Измеритель уровня магии – не такой уж сложный артефакт. Главное – выставить уровень. К счастью, он сам мог служить в некотором роде настройкой.

Бастиан выбрал заготовку посимпатичнее, из серебра – все же в подарок. Закрепил стрелку. Определил максимум с помощью своих чар.

– Я смотрю, ты зачастил в мастерскую, – заметил Ларг.

Бастиан не часто с ним пересекался. Медлительный и неторопливый, тот не слишком жаловал боевку, зато артефакты у него выходили крутые.

Сейчас Ларг так старательно вытачивал кольца из металла, что на висках у него блестели капли пота, а белые волосы взмокли и торчали ледяными иголками.

– Колечки? – вопросительно произнес Бас.

– Вообще-то потом это будет кастет, – сказал Ларг. – С концентрацией чаросвета в световые мечи. Должно быть просто огонь.

Бас одобрительно покивал. Подошел к его столу и попытался нацепить одно из колец на палец.

– Это на более изящную руку, – спохватился Ларг, слегка покраснев.

Что ж, Бастиан знал одну девушку, которая могла бы оценить такой подарок.

– Ронде понравится, – заверил он. – А что там есть в запаснике из украшений?

– Тебе тоже для девушки? – заговорщицки улыбнулся Ларг. – Можно обсыпать бриллиантовой пылью. Если из платных расходников. – Он взял измеритель, покрутил в ладони и вернул на стол. – Только тебе сперва надо правильно выставить уровень.

– Что не так? – нахмурился Бас.

– У меня ровно полтос. Стрелка должна быть посередине. А по твоему артефакту выходит, что мой чаросвет внезапно решил пойти на убыль. Я бы мог даже заволноваться, но после предсказаний Фелиции у меня нервы что канаты. Вот слушай: вы не погибнете в сражении с тварями ночи. Можно ли трактовать так, что сражения в принципе не будет?

– Думаю, да, – ответил Бастиан, и Ларг вздохнул, подкручивая стрелку на артефакте.

– Вот и я себя этим утешаю. Но, знаешь, если бы ты встал со мной в паре на боевке, я был бы очень тебе благодарен. Надо подтянуть навыки.

– Не вопрос, – согласился он, и Ларг протянул ему измеритель.

– Теперь правильно. Пыль в нижнем ящике, по именному доступу. А если хочешь, недавно привезли бирюзу. Девчонкам вроде нравится.

Бас подошел к шкафу с расходниками, положил измеритель на полку, и тонкая стрелка на нем рванула, сделав полный круг, и сдвинулась еще дальше. Бастиан посмотрел на стрелку, оттянул ее пальцем назад, но она упруго отскочила на прежнее место. Это что же получается…

Поймав какого-то мелкого чернявого пацана за плечо, Бастиан спросил:

– Какой у тебя уровень чаросвета?

– Пятьдесят три, – с готовностью отрапортовал тот. – Я Питер Порти. Тоже из дома черных псов, младшая ветвь. Давно хотел познакомиться, Себастиан…

Бастиан всунул ему в руку измеритель. Питер с легким недоумением сжал пальцы, а после расправил. Стрелка чуть перевалила за половину.

– Отличный артефакт, – похвалил Питер. – Как точно ты его настроил, Себастиан. Явный талант в артефакторике…

Забрав измеритель и похлопав Питера по плечу, Бас вышел из мастерской, решив, что и без бирюзы пойдет. Ему хотелось обсудить внезапное открытие с Мэди. Выходит, уровень растет не только у нее? Но до сих пор считалось, что сто – абсолютный максимум. Хоть ты снова иди в библиотеку…

Постояв в задумчивости перед академией, Бас свернул к башне в надежде, что Мэди уже дома. Однако на тропинке встретил другую девушку.

– Найрин, – с тоской сказал он.

Она просияла улыбкой в ответ, и Бас слегка выдохнул. Похоже, сегодня обойдется без истерик.

– А я как раз шла к тебе, – сказала Найрин, улыбаясь так нежно, что ему стало неловко.

– Слушай, я думал, мы все обсудили…

– Хотела рассказать кое-что, – пояснила она.

С прорицанием у Баса было не очень. Фелиция говорила, что у него есть способности, и он сам это понимал. Высший чар – значит, все энергетические точки так или иначе задействованы. Но ему, в отличие от многих, не особенно хотелось заглядывать в будущее. Куда интереснее жить настоящим. Однако сейчас сердце укололо дурным предчувствием – лучше бы этого разговора не было.

– Я, по правде, спешу, – сказал Бастиан и шагнул в сторону.

– Тень целовалась с Монтегой, – выпалила Найрин, и вокруг словно бы потемнело.

Это правда, он сразу понял. Найрин не стала бы так тупо врать. Она не сияла бы от счастья так откровенно, будь это ложью, не светилась бы торжеством.

– Ага, – сказал он и пошел дальше, оставив Найрин торчать посреди тропинки.

– Честное слово! – выкрикнула она ему в спину. – В кабинете у Строка. Я видела собственными глазами, клянусь! Если бы я не вошла, то они бы и переспали! Прямо там, на грязном вонючем ковре!

Бастиан шел по дорожке к башне Альваро, которая вырастала с каждым шагом, а в его сердце скалила зубы ревность – точно ночная тварь, до сих пор скрывавшаяся во тьме.

Он поднялся по лестнице, усилием воли заставил себя остановиться перед дверью в комнату Мэди и постучал. Она открыла, даже не спросив, кто там, и посмотрела на него с легким испугом. Будет врать? Отпираться? Хотя что ей, она ведь ничего ему не обещала. Это он собирался бороться со всем миром за их любовь. А ей, похоже, это вовсе не надо.

– Он использовал чары, чтобы заставить тебя? – спросил Бастиан, отчаянно надеясь, что она скажет «да». Тогда он разобьет Монтеге рожу, и все будет нормально.

– Нет, – ответила Мэди.

Бастиан отдал ей измеритель.

– Пригодится, – сказал он. – Если вздумаешь проверить чаросвет с кем-нибудь еще.

Я не видела Баса уже несколько дней. Тогда он ушел раньше, чем я успела сказать хоть слово, да и не знала я, что говорить. Кейден не использовал чары, но он меня шантажировал. Рассказать об этом – значит, сознаться и в том, что я делала в кабинете у Строка. Но я не могла выдать тайну Первого, не могла его подставлять. Себастиан Альваро – наследник одного из великих домов. Ясен пень, он на противоположной стороне от сумеречных теней. И кто знает, что он может ляпнуть на какой-нибудь семейной встрече.

Я даже успела решить, что наша ссора к лучшему. Тетя Рут учила меня трезво смотреть на вещи, и я прекрасно понимала, где он и где я. Знакомство с мамой Бастиана только подтвердило – мы не пара, какая бы магическая связь между нами не вспыхнула.

Но сердце сжималось от горькой тоски. Я терзалась виной и все пыталась подобрать слова, которые могли бы что-то исправить, и сомневалась – стоит ли их говорить. В принципе, Бас тоже хорош. Только-только сам ходил с засосом на шее. И этот его измеритель. Как будто я и правда пойду по академии целоваться со всеми подряд.

Уровень я проверила. Сперва он был чуть больше половины, но каждый день без Бастиана неуклонно снижался.

– Особой способностью некоторых тварей ночи является флуоресценция, – сказал профессор Дунгер, и я мигом вынырнула из своих раздумий, – умение поглощать свет, а после излучать его, как правило, для привлечения особей противоположного пола в период размножения.

А что, если я – тварь ночи? Поглощаю свет Бастиана, а потом привлекаю его же. Это бы объяснило, почему мне единственной удалось выжить в Левых Порожках – твари приняли меня за свою.

– В абсолютном большинстве случаев эта способность выражена у самцов, – продолжил профессор Дунгер. – Кто ярче светит, тому и дама.

– Если что, у меня восемьдесят пять, – громким шепотом сообщил Фалько в сторону блондинок за первыми партами.

– Если вы думаете, Фалько, что какая-нибудь ночная тварь вам бы дала, то ошибаетесь, – невозмутимо продолжил Дунгер, и его реплику встретили дружным смехом. – Диапазон восприятия света у них куда ниже. Именно поэтому в состав ночных групп обязательно включают боевых магов с уровнем выше восьмидесяти. Такое интенсивное сияние однозначно отпугивает чудовищ. По крайней мере тех, у кого есть органы зрения.

– А что, если уровень низкий? – спросил Дин.

– Тогда вам в Ночи лучше не отсвечивать. А иначе может выйти неловко. К примеру, ваше сияние привлечет самку мокрощупа, жаждущую размножаться. Удовлетворить вы ее не сможете, и она останется недовольна…

Дунгер задумчиво почесал шрамы на левой половине лица, а Лекса, подняв руку, спросила:

– Скажите, профессор, как они накапливают свет, если его нет на темной стороне?

– Хороший вопрос, – кивнул он. – Некоторые твари перед периодом размножения мигрируют в ближайшие освещенные территории, причиняя неудобства людям, живущим в приграничных районах.

Ну почему сразу неудобства… Сезон охоты на вивирушу – один из самых жирных периодов в Сумерках.

– Часть тварей также использует агрессивный способ добычи света и охотится на других сияющих, что доставляет определенные проблемы нашим ночным экспедициям, – добавил Дунгер. – И последнее – свет на темной половине все же есть. Осколки погибшей цивилизации.

Седьмой дом и правда существовал когда-то, а его чары умели накапливать свет, как твари ночи. Вот только я по-прежнему не имела понятия, как с ним связана. От Первого не было никаких вестей, так что я собиралась съездить домой на выходных и узнать, удалось ли ему получить почту Строка, а заодно выведать что-нибудь о своих родителях.

Фелиция обещала, что скоро я сама все вспомню, но прошлое так и оставалось покрыто мраком. Первый вытащил меня из города и спрятал. Он велел скрывать, что я из Левых Порожков, и явно что-то знал. Я выполнила его задание, так может, в благодарность он раскроет мои же секреты?

После твареведения мы с Фалько пошли в столовую. Повариха решила сменить гнев на милость и поприветствовала меня сладкой улыбкой, которая смотрелась на ее лице странно, как мед на мороженой рыбе.

– Мэди, не хочешь подработать? – перешла она сразу к делу. – Скоро у Строка опять посиделки, а ему так понравилось твое жаркое…

– Нет, спасибо, – ответила я, не дослушав.

– Я заплачу тебе за прошлый раз, – предложила она, но я мотнула головой. – А за этот дам семь монет. Восемь!

– Я поеду домой на выходных, – ответила я и, взяв обед, пошла за стол к Фалько.

Но едва я успела взять ложку, как на соседний стул опустился Монтега. Я лишь вздохнула – он прилип ко мне как репей и постоянно крутился рядом. Со стороны могло показаться, что мы и правда встречаемся.

– Мэди, малышка, – проворковал он. – Как прошел твой день?

– Отвали, – попросила я в который раз.

– Я вам не мешаю? – спросил Фалько с набитым ртом.

– Нет, – заверила я.

– Да, – тут же ответил Кейден. – После нашего первого поцелуя мы никак не можем уединиться снова. Я начинаю думать, что ты избегаешь меня, Мэдерли.

Я вытаращила глаза.

– Я тебе раз десять прямым текстом сказала оставить меня в покое! И ты только начал что-то подозревать?

– Понимаешь, что-то не сходится, милая, – сказал Кейден. Он накрыл мою руку своей, попытался сплести пальцы, но я выдернула ладонь. – Ты, Фалько, возможно не в курсе, но дело было так. На ужине у Строка, куда я был приглашен как лучший ученик по архитектуре света, была и Мэди.

– Я готовила, – пояснила я.

– И я в очередной раз пожалел, что не побывал в твоей таверне. Ужин был хорош. Не сказать, чтоб волшебно, но вполне съедобно. Куда лучше этого хрючева, – он поковырял вилкой в рагу и наморщил нос. – Так вот. В один прекрасный момент Строк отправил меня в кабинет принести кое-какие записи, а малышка Мэди уже меня поджидала. Там и произошел наш страстный поцелуй, о котором случайно узнала Найрин, а следом и вся академия.

Я молча ела суп, который был не так уж плох, а вот Фалько решил влезть в монолог Монтеги.

– Слушай, ну раз девушка не хочет с тобой встречаться после поцелуя, то вывод напрашивается сам.

– Намекаешь, что я плохо целуюсь? – оскорбился Кейден.

– А что ж еще, – пожал плечами Фалько. – Может, у тебя слюни, или запах изо рта, или…

– Я отлично целуюсь, – заверил Монтега.

– Я просто предположил, – миролюбиво ответил Фалько.

– Ешь и помалкивай, – приказал ему Кей и повернулся ко мне. – Выходит, что я был прав с первым вариантом. Ты ведь помнишь, Мэди, о чем я?

Я помнила. Он сразу попал в точку, предположив, что я пришла в кабинет Строка за информацией. Что-то мне подсказывало, что Монтега никогда и не обманывался. Но зачем ему все эти игры? Досадить Басу? И все? Либо же у него свои мотивы, которых я пока не понимаю?

– Это интригует, – продолжил Кейден. – Как и все остальное. Себастиан Альваро едет в сумеречную дыру и находит там девушку, в которой внезапно просыпается чаросвет. Прячет ее в свою башню точно дракон, заполучивший сокровище. У девушки растет уровень света. Я посмотрел на стене с рейтингами, это не тайна. А ректор отчего-то имеет на нее зуб и пытается выгнать. Уже этого хватило бы с лихвой, чтобы я заинтересовался. Тебя так и хочется разгадать, Мэдерли Эванс.

– Купи себе книжку с ребусами, да уймись, – посоветовал Фалько.

– Скажи, как вы с Басом попали в Сумерки? – спросил Кейден, подавшись к нему.

– Ну, как. На чаромобиле.

– Поставлю вопрос иначе, – вздохнул Монтега. – Почему вы вообще туда поехали?

– Бас хотел отделаться от Найрин, и мы решили выбрать какое-нибудь максимально непафосное место.

– Но она ведь поехала с вами, – встряла я.

– План провалился, – пожал Фалько плечами.

– Откуда вы вообще узнали, что там есть таверна? – не отставал Кейден.

Фалько задумался, поднял глаза к потолку, потом перевел взгляд на девчонок, которые хихикали за соседним столиком. Мы с Монтегой терпеливо ждали.

– Вспомнил, – наконец сказал Фалько. – Я же хотел еще булочку взять, с компотом. Мэди, тебе принести?

У Кейдена ноздри раздулись от гнева, а я согласилась:

– Принеси.

Фалько ушел к раздаточному столу, не забыв подмигнуть стайке блондинок, а я повернулась к Кею.

– Чего прицепился?

– Сперва ты скажи, – потребовал он. – Что ты украла у Строка? Мы оба понимаем, что ты пришла туда не ради меня.

– Зачем тогда поцеловал?

– Воспользовался моментом. И сразу скажу – мне вообще не стыдно.

– А я ничего не крала.

Кейден покрутил в руках вилку и с отвращением отодвинул тарелку с рагу.

– Мне пришло письмо из дома, – отрывисто сказал он. – Собирается внеочередной совет оракулов. Все на ушах стоят, Мэди. Говорят, нити судьбы переплетаются по-другому.

– Чьи? – не поняла я.

– Все, – ответил он. – Вообще все. Мой дед в совете. Я ходил когда-то в зал оракулов вместе с ним. Там от потолка и до пола висит огромное тканое полотно. Что было, есть и будет. А сейчас узор меняется. И я вот думаю – не потому ли, что в него вплелась одна маленькая ниточка?

Я недоверчиво улыбнулась, но Монтега посмотрел на меня внимательно и серьезно.

– Я всего лишь тень из сумеречной деревни, – напомнила я.

– Может быть, – согласился он. – А может, и нет…

– Зачем предполагать, если есть оракулы, – сказала я, а по моей спине пополз неприятный холодок. – Они ведь могут посмотреть точно.

Интересно, могут ли?

Монтега мотнул головой и поправил упавшую на лоб золотистую прядь.

– Это древний артефакт, – пояснил он. – Огромный ковер. Как поле для чаркросса. Кстати, придешь завтра на матч? Игра будет жаркой.

– Конечно, придет, – промычал Фалько, зажав булку в зубах. Вторую он принес на блюдце и поставил передо мной, как и стакан с компотом. – Такое нельзя пропускать, Мэди.

Я пожала плечами. А Фалько ответил на вопрос, который крутился у меня на языке:

– Бастиан капитан команды. Что он творит на поле, ты должна это видеть!

– Я тоже капитан, – ревниво заметил Монтега, но Фалько лишь отмахнулся.

– На утренней тренировке он так шарахнул битой, что та треснула до самой рукоятки. А потом просто – вжух – скорость света!

– В том году у меня было больше голевых подач, – не сдавался Кей.

– Он тебя уроет, – с детской непосредственностью пообещал Фалько.

– Хоть бы не в прямом смысле, – пробормотал Монтега. – Так что, маленькая тень, придешь поболеть за меня? – Он склонился и прошептал мне на ухо: – Сядешь в секторе кошек, или я расскажу Строку правду…

Теплые губы легонько коснулись мочки, но это вызвало лишь раздражение.

– Говори, – разрешила я, отстранившись. – Благодаря Найрин все и так знают правду. Вся академия. Мы с тобой поцеловались, но Фалько прав – мне не понравилось. Кстати, у тебя в зубах что-то застряло…

Я постучала ногтем между зубами и принялась за булочку, а Кейден, решив наконец-то оставить меня в покое, ушел.

– Мог бы и убрать за собой, – проворчала я, глянув на забытое рагу.

– Ты куда сейчас? – спросил Фалько.

– В библиотеку.

Я дочитала книгу про седьмой дом и собиралась ее вернуть.

– Да как ты уже достал! – услышала я, едва перешагнув порог библиотеки. – Я что, не ясно выражаюсь? Книга не по учебной программе? Свободен!

– Расмус чего-то не в духе, – прошептала девушка с коротко остриженными красными волосами, сидящая за одним из столов. Она перелистнула страницу книги и подняла взгляд на меня. – О, ты та самая тень?

– Я не уйду, пока не получу ответы, – я вздрогнула, узнав голос Баса. – Не хотите помогать? Ладно. Тогда отойдите в сторону. Не буду же я драться со слепым стариком за право пройти в библиотеку.

Видимо, они ругались у входа в закрытый сектор. Из-за книжных рядов их не было видно, зато отлично слышно.

– Не удивлюсь, если ты и до такого опустишься, Себастиан!

– Слушай, так ты с кем? – спросила девушка. – С Альваро или Монтегой?

– Сама по себе, – ответила я, и она одобрительно хмыкнула.

– Ронда.

– Мэди, – представилась я в ответ.

– Если бы я захотел, чтобы у меня в библиотеке воняло псиной, то завел бы щенка! – заявил Расмус.

– Вот и заведи, очень успокаивает нервы. У меня кстати есть песик, могу привести на пробу.

– У Баса есть собака? – удивилась я.

– Веник, – кивнула Ронда. – Та еще тварь. Обошел мою Шеру на последней полосе на пятнадцать секунд. – Заметив мое недоумение, пояснила: – На твареводстве.

– От тебя потом несет! – разорялся Расмус. – Что ты тут торчишь целыми сутками? Иди лучше да помойся!

– А ты меня не нюхай, а дай книжку!

– Ты еще прежнюю не вернул!

Вздохнув, я достала книгу из сумки и пошла к ним. Услышав звуки возни, ускорила шаг. Расмус стоял в дверном проеме, цепляясь руками за косяк, а Бастиан пытался сдвинуть библиотекаря с места.

– Это я взяла книгу без спроса, – сказала я, и они замерли и повернулись ко мне, взъерошенные, как два петуха.

На Расмуса я посмотрела мельком, а потом мой взгляд прикипел к Бастиану, подмечая детали: осунувшийся, лохматый, под серыми глазами круги. На этой неделе он уходил еще до того, как я просыпалась, и возвращался поздно, а может, и вовсе ночевал не дома.

– Прошу прощения, – добавила я и, подойдя ближе, взяла Расмуса за руку и вложила в нее книгу. Бастиан смотрел на меня, не отводя глаза, с таким жадным отчаяньем, что я, не выдержав, добавила: – За все. Я не могу рассказать, почему так вышло, с Монтегой. Но я не хотела.

Развернувшись, я быстро пошла прочь, боясь ляпнуть что-то еще или того хуже – кинуться Басу на шею.

Облегчение было таким сильным, что Бастиан прислонился к стене, чтобы не упасть.

Найрин пустила сплетню о Мэди и Кейдене по всей академии, Монтега ходил с видом победителя, и Бас не знал, что и думать.

«Они бы переспали, – так сказала Найрин. – На грязном вонючем ковре».

Строк зазывал его на свои собрания, но, побывав там один раз, Бас нашел кучу причин больше не ходить. В доме профессора все было каким-то липким, засаленным, Бас не хотел представлять там Мэди и одновременно не мог перестать этого делать.

Но она не хотела. Это меняло все. Монтега что-то придумал. Пусть не чары, что-то другое, хитрая сволочь.

Бас похлопал Расмуса по плечу, разгладил примявшийся во время их нелепой потасовки пиджак. Библиотекарь сердито взмахнул руками, пытаясь оттолкнуть Бастиана, и поправил очки, которые сползли и на миг обнажили страшные шрамы и выжженные глазницы.

Во время поездки в Альваро Бастиан аккуратно выведал у Мэди кое-какую информацию. Она оказалась скрытной, его тень, и всячески ускользала от расспросов, но все же ему удалось узнать, что она круглая сирота, и родителей своих не помнит. Но кто-то из них был чаром. Куда вероятнее, что отец.

– Чего на меня пялишься? – неприязненно спросил Расмус, прикрываясь книжкой Мэди словно щитом.

– Ищу сходство, – признался Бастиан. – Если бы я предъявил Мэди ее папашу, мне был бы мощный плюс.

– Считаешь, я мог бы бросить своего ребенка?

– Я понятия не имею, что вы за человек, Расмус Корреган. Я даже не знаю, к какому из домов вы принадлежите. Почему вы не носите знаков рода?

– Потому что не хочу, – сказал он. – Все ваши дома – фальшивка.

– А какой дом настоящий? – спросил Бастиан. – Седьмой?

Губы Расмуса растянулись в улыбке, а потом он вдруг подался вперед и прошептал:

– А с чего ты взял, Себастиан Альваро, что он седьмой, а не, скажем, первый?

– Вот такие дела, Артирес, – вздохнул Плурий, поглаживая бороду снова и снова, как будто у него на груди пригрелся белый пушистый кот. – Катастрофа на ровном месте.

– Не на ровном, – скрипучим голосом возразил второй оракул, имени которого Артирес Альваро не помнил, а может, никогда и не знал. – Всегда есть причина. Кто-то нашел фатаруг, не иначе. А задело всех.

– Все пророчества исчезают, – скорбно сказал третий, самый молодой. Его борода оставалась черной, и лишь в центре струился ручеек седины. То ли пытаясь казаться старше, то ли по другой причине, он многозначительно хмурил брови и говорил важно и неторопливо: – Буквы тают на старых пергаментах без следа. Мы стоим на краю пропасти.

– Не нагнетай, – поморщился Плурий. – Нити не рвутся. Они плетутся по-другому. Что-то как-то да будет.

– Вот именно, – проскрипел старый. – Как-то. Что-то. Мы оракулы или дерьмо собачье? Надо искать фатаруг. Он должен быть забористым и крайне маловероятным и, учитывая новый узор, – в Сумерках.

– Почему там? – спросил Артирес.

– Оттуда эта зараза и лезет, – сурово сказал третий. – Темная кровь сочится отравой из ночи. Не вывели под корень в свое время…

– Пойдем, покажу, – предложил Плурий, взяв его под локоть как старого друга. – Глава дома Альваро имеет право знать.

Он провел его в центральный зал, где хрустальные стены возносились до самого неба. Свет искрился на гранях колонн, отражался в полу, и Артирес прищурил глаза от слепящего блеска и поморгал. А потом посмотрел на великое полотно судеб.

Узор менялся прямо у него на глазах. Переплетался орнамент, идущий по краю, плыли строки, символы шести великих домов, раньше симметрично расставленные по краям, смещались вниз. А по центру уже угадывался силуэт птицы, раскинувшей крылья над остальными домами.

– Вот, значит, как… – пробормотал Артирес, разглядывая знамение, на котором черный пес лежал у птичьих ног.

– Даже не знаю, как это трактовать, – вздохнул Плурий, указав на пса. – Надеюсь, дом Альваро не будет повержен.

– Надеюсь, – согласился Артирес.

Он ясно видел, что к чему: пес скалил зубы, готовый порвать любого, но защитить свое.

Так было прежде, так и останется. По коже побежали мурашки, и волосы на руках встали дыбом. Куда бы Себастиан ни влез – он его сын. А значит, если придется, дом Альваро поднимется на его защиту.

– А ты что хотел? – спохватился Плурий. – У тебя ведь сын заканчивает академию в этом году. Хотел выбрать дату, чтобы посмотреть его судьбу?

– Не сейчас, – отказался Артирес, надеясь, что его голос прозвучал спокойно. – У вас и без того хватает забот.

– Это точно, – вздохнул Плурий. – Тем более, предсказание может получиться не точным, сам понимаешь. Вот если бы оказалось, что это твой сын прошел фатаруг, – он хохотнул. – Тогда бы мы взялись за него как следует. Знать бы и правда – кто это, можно было бы попробовать повернуть все вспять, не впервой…

– Угу, – промычал Артирес. – Так что, седьмой дом возродится?

Плурий вновь принялся гладить бороду, а в его глазах замерцал чаросвет.

– Все очень зыбко, – сказал он. – Нас ждут интересные времена.

– А пошли ко мне в гости! – с энтузиазмом предложила Лекса, с которой я столкнулась перед академией.

– В гости? – переспросила я.

– Раз ты зажала пижамную вечеринку у Альваро, то оторвемся у меня, – заявила она, сияя улыбкой. – Там будут все свои: Лиззи, Китти, Тесс, Арвена, может, Дебра придет…

К моему стыду, я понятия не имела, кто из них кто. Все одногруппницы слились в сплошное блондинистое пятно. Зато я отлично помнила Найрин, и встречаться с ней не хотелось.

– Ты как будто боишься, – усмехнулась Лекса, прищурив зеленые глаза. – Мы не кусаемся.

Я коснулась медальона-рыбки, который все так же висел на моей шее вместе с кулоном Первого. Глянула в сторону башни Альваро, крыша которой торчала над деревьями точно шляпка гриба.

Это был не страх, а разумная осторожность. Но несмотря на неловкую попытку исправить ситуацию с Басом, на душе у меня кошки скребли, и я была бы не прочь развеяться. Уроки, домашки, рефераты – голова пухла от знаний, которые пытались в нее вдолбить в академии чаросвет. К тому же мне было любопытно посмотреть, как живут остальные.

– Ладно, – решилась я. – Зайду ненадолго.

А Найрин могла и угомониться, она ведь уже мне отомстила – опозорила перед всей академией, растрепав про наш поцелуй с Кеем.

Однако вскоре выяснилось, что мои одногруппницы вовсе не считают это позором.

– Кто лучше целуется, Альваро или Монтега? – сходу спросила одна из блондинок.

В комнате Лекса представила их еще раз, но имена тут же вылетели у меня из головы.

– Ой, ну что ты спрашиваешь, это дело вкуса, – протянула другая. – Может, ей вообще нравится рыжий верзила, с которым она вечно таскается.

– Фалько ничего такой, хоть и рыжий, – сказала третья. – У вас с ним что-то есть или как?

– Ты шутишь? – возмутилась Лекса. – Кто станет мутить с Фалько, если рядом Себастиан?

– Ну, она же сосалась с Монтегой.

– Монтега красавчик. Мэди, ты так и не ответила, кто лучше.

– Может быть, рыжий?

Они засыпали меня вопросами, но я быстро поняла, что отвечать не обязательно. Сходу придумывались новые, на которые сами рождались ответы. Потом разгорелся жаркий, но короткий спор о том, кому из преподавателей можно дать за экзамен, и страшила Дунгер легко обошел Строка. Бровастому преподавателю истории не перепало ни разу даже из жалости, а первое место уверенно держал тренер.

– Но его забила Фелиция Фокс, мама нашего рыжика, – вздохнула Арвена, которую мне удалось запомнить – она была самой блондинистой и пышнотелой. – Так что лучше не связываться – узнает, а потом предскажет чего не того. Вот как Дину – шесть дочек.

– Это же здорово, – сказала одна из девчонок.

– Вот и бери его себе, – радостно предложили другие.

Кто-то притащил бутылку ликера, на столе появились конфеты, печенье, разномастные стаканчики.

– За Мэдерли, – предложила Лекса. – Давайте подпоим ее, девчонки, и наконец раскрутим на откровенные признания.

– Я из Сумерек, – напомнила я. – Вы правда надеетесь меня перепить?

Они дружно рассмеялись.

– Звучит как вызов!

Девушки оказались не такими уж заносчивыми, как я поначалу решила. По крайней мере, уживались в тесноте и до сих пор не поубивали друг друга. Я бы уже точно рехнулась.

В комнате было четыре кровати, каждая с тумбочкой у изголовья, у одной из стен – длинный шкаф, разделенный на секции. Полка над столом прогибалась от тяжести учебников, которые занимали и весь подоконник – присесть негде. Помимо книг повсюду были растыканы какие-то баночки, скляночки, расчески, зеркала… Мелькнула мысль, что в башне Альваро куда просторнее и тише, но Лекса уже всучила мне стакан.

– Болтать все горазды, – широко улыбнулась она. – Ты еще не знаешь, как пьют девчонки солнечной долины.

Ликер был приторно сладким, но оставил на языке полынную горечь.

– Дайте мне шоколад! – потребовала вроде бы Лиззи, и я тоже взяла конфетку.

– Так кто из парней свободен, мне кто-нибудь скажет? – спросила вроде бы Китти.

– Девчонки, а давайте на завтрашний матч по чаркроссу не наденем лифчики. Будем отвлекать команду соперников, – предложила Арвена.

– А тебе лишь бы кому грудь показать. С такими замашками пора бы лечиться.

– Зато есть, что показывать.

– Не знаю, как вы, а я сяду в сектор Альваро, и плевать, что я из дома кошек.

– Монтега обещал вечеринку после победы.

– Победы? Псы их порвут!

От бесконечной трескотни у меня разболелась голова. Я отставила недопитый стакан и потерла виски, но Лекса тут же провозгласила второй тост:

– За парней академии! Пусть лучшие достанутся лучшим.

Я из вежливости пригубила ликер, хотя тост показался мне сомнительным, и горький привкус полыни стал еще сильнее. Меня же не отравят в женском общежитии? Тем более всем наливали из одной бутылки – за этим я проследила. Но кому-то достался бокал на тонкой ножке, кому-то – рюмка, Арвена вообще пила из пузатой чашки с цветочками. Я посмотрела на свой стакан: темно-зеленое стекло, а на гранях мерцание. Кажется, я все же зря сюда пришла…

– А как у вас в Сумерках развлекаются? Есть какие-нибудь танцы или забавы? – спросила вроде бы Лиззи.

– Ты что, они там слишком заняты ловлей зубохватов и гуляк, – хихикнула вроде бы Китти.

– Вообще-то у нас тоже бывает весело, – возразила я.

Язык отчего-то с трудом ворочался во рту. Я облизнула пересохшие губы, глянула в сторону, где сидела Лекса, но она куда-то исчезла. Стены комнаты покачнулись и поплыли, и лица девушек закружились перед глазами.

– И как же ты развлекаешься, помимо того, что стелешься под всех подряд? – спросил капризный голос, и я, подняв взгляд, увидела Найрин.

В золотистом шелковом халатике, со светлыми волосами, забранными в высокий хвост, она смотрела на меня со злобным торжеством. Сияющая внешность, темная душа. Свет и тьма. И все в одном человеке.

А вот во мне света нет. Ни капли. Весь он – от Бастиана. Он – день, я – ночь. Черная кровь седьмого дома, все сходится. В книге, что я прочитала, говорилось о том, как седьмой дом пал. Шесть домов отвернулись от него. Не захотели делиться светом, и чары седьмого дома погасли. И Бастиан тоже… Поверил Найрин. Ушел. Отвернулся…

Как я могла подумать, что мне место в академии чаросвет? Очевидно, что я здесь чужая.

– Найрин, отвали от нее, – вдруг вступилась за меня Арвена. – Нормальная девчонка…

– Тебя не спросила, что мне делать, – процедила она, сев на освободившийся стул Лексы.

Веки потяжелели и опустились. Я заставила себя разлепить глаза, подперла ладонью голову.

– Чем вы ее зачаровали? – спросил кто-то.

– Слушай, Найрин, – пробормотала я. – Я ведь не планировала… Всего этого…

– Да-да, все случилось само по себе, – согласилась она и приобняла меня за плечи, когда я стала заваливаться в ее сторону. – Нелепая ошибка. Так давай же ее исправим.

Мои глаза закрылись, но я слышала чей-то смех, голоса.

– Все с ней нормально будет, – заверила Найрин. – Я не собираюсь…

Что она не собирается делать я уже не услышала, провалившись в глубокий темный сон.

Колыбель мягко покачивалась, а сверху кружились игрушки – тряпичные песики и котята. Я тянулась к ним, не зная, кого выбрать: рыжего котенка с хитрой мордочкой, веселого красного щенка? Белая кошечка была очень красивой, с пушистым хвостиком из кроличьего меха. Но глаза – зеленые бусины – казались злыми.

– Он бросил тебя однажды и сделает это снова, – прозвучал сердитый голос.

Второй человек молчал, и я отчего-то заволновалась.

– Ты наша. Тень.

Послышались всхлипы, и мне тоже захотелось плакать.

– Я люблю тебя, – сказал голос мягче.

Я схватила черного щенка и потянула к себе, и все игрушки упали, а с ними вместе и деревянная рейка, хорошенько приложив меня по лбу.

Вскрикнув, я вскочила и потерла лоб, на котором саднила вполне реальная шишка. Села, подтянув на плечи сползшее одеяло, и осмотрелась, пытаясь понять, где нахожусь. Меня и правда слегка покачивало, точно как во сне, скрипели колеса, и слышался мерный стук копыт. За окном проплывали чахлые деревца, мелькнул газовый фонарь – маленькое пятнышко света в плотных серых сумерках.

В сумерках?

Я кинулась вперед и постучала в стенку экипажа. Загородка окошка сдвинулась, на меня дохнуло махоркой, и хриплый прокуренный голос сообщил:

– Подъезжаем. Скоро будем в Порожках.

– Разворачивай! – выкрикнула я. – Назад!

– Э, нет, – флегматично отказался возничий. – В один конец уплочено. Если хочешь, так послезавтра отвезу с утречка, за полцены. Только придется потесниться, мне тьмошника заказали шесть мешков.

Это что же, Найрин засунула меня в экипаж и отправила домой? Я опустилась назад на жесткое сиденье и истерично захихикала – я ведь и так планировала навестить тетю.

Голова гудела, и в горле першило, но разум прояснялся. Все могло быть гораздо, гораздо хуже! Меня бросило в дрожь, и даже зубы застучали, стоило лишь представить, какой беззащитной я была перед Найрин. Возможно, меня спасло то, что вокруг было много народа, и она не осмелилась на совсем уж гнусную подлость. Но, с другой стороны, никто за меня не заступился. Никогда больше не переступлю порог женского общежития! Ни за что!

Я ощупала себя и осмотрела, но одежда была в порядке, волосы не острижены, и ничего не болело, кроме шишки на лбу, которую я могла поставить и сама. Моя сумка с учебниками и тетрадками валялась на полу, и я подняла ее и тщательно вытерла уголком одеяла.

– Который сейчас час? – спросила я.

– Аккурат к завтраку поспеем, – охотно ответил возничий. – Таверна открыта. Вон виднеется.

Я запустила пальцы в волосы, осознав наконец, что произошло. Найрин избавилась от меня легко и изящно. Занятия в академии уже начались или вот-вот начнутся. Даже если я уговорю мужика развернуть клячу, то приеду в академию в лучшем случае после обеда. Сегодня по расписанию пять уроков. Минус пять баллов за пропуск каждого. Итого, выходка Найрин обойдется мне в двадцать пять баллов. И никто не станет слушать, почему я прогуляла. Какая же я дура!

Экипаж покачивало, иногда подбрасывая на ухабах. Мужик принялся насвистывать, а я укуталась в одеяло, подоткнув его со всех сторон, чтобы не задувало. Хотя потряхивало меня скорее от нервов, чем от холода.

А может, все к лучшему? Я выполнила задание Первого и возвращаюсь домой. Я не чар, а проклятая дочь седьмого дома. Я могу жить по-прежнему. Без поцелуев Бастиана свет во мне постепенно погаснет, и я вновь стану неприметной тенью. Найрин сказала – это все нелепая ошибка, и в глубине души я была с ней согласна. Она даже щедро оплатила мне дорогу, сама доброта.

Выглянув в окно, я увидела приближающийся огонек таверны. Тетя Рут уже встала, сейчас мы с ней выпьем ягодный чай, я буду рассказывать про академию чаросвет и солнечный город Альваро, а она – охать и удивляться…

Во рту стало горько, как будто я снова глотнула ликера, и мне почему-то отчаянно захотелось кофе.

Бастиан проснулся и, вскинув голову, глянул на дверь в комнату. Вчера, когда он пришел, Мэди еще не было. Вымотавшись за эти дни как собака, Бас вырубился на диване, не дождавшись ее появления.

Он сходил в душ, потом сварил кофе – две чашки, сделал бутерброды. Мэдерли все не выходила, и Бас, намаявшись ожиданием, подошел к ее двери и постучал.

– Мэди, ты проснулась?

Не дождавшись ответа, приоткрыл дверь. Кровать застелена, подушка как всегда уголком вверх – эта ее манера заправлять постель бешено умиляла. Бастиан осторожно заглянул в ванную – пусто. Сердце бухнуло и застучало быстрее.

Не ночевала дома? Или вовсе… уехала? Нет, ее вещи здесь: одежда, зубная щетка, лента для волос. А вот сумки с тетрадями нет. Наверное, Мэди встала пораньше и ушла на занятия, проскользнув мимо него бесшумно как тень.

Бастиан наскоро оделся и побежал в академию.

– Не знаю, – ответил Фалько, которого он нашел в главном холле. – Я еще не видел ее сегодня. Кстати, Бас, все хотел сказать, зря ты думал про нее и Кея.

– Ну, есть вероятность, что эту ночь она провела с ним, – процедил Бастиан, и ревность, которую ему только недавно удалось усмирить, вновь оскалила зубы.

Фалько схватил его за рукав.

– Даже не думай, – сказал он. – Мэди послала Монтегу прямым текстом раз пять, не меньше.

– Пять? – переспросил Бас, и на душе потеплело.

– Отвали, отстань, исчезни, – перечислил Фалько, загибая пальцы. – Оставь меня в покое. И один раз послала его в зад мокрощупа.

Бастиан невольно усмехнулся.

– Меня она в начале знакомства отправляла по тому же адресу.

– А с этим их якобы поцелуем что-то не чисто, – добавил Фалько. – По крайней мере, повторять Мэди явно не хочет.

Она и первый раз не хотела, если не соврала, конечно. Но почему же не объяснила все как есть? Зачем вообще пошла к Строку в кухарки? Если нужны деньги, так сказала бы… Бас одернул себя. Не стала бы она просить, не тот характер.

– Вспомнил, – Фалько щелкнул пальцами. – Мама ведь с утра говорила…

Мимо прошла девчонка с третьего курса, стрельнула глазками, улыбнулась, и Фалько расплылся в ответной улыбке, глядя ей вслед.

– Ишь какая, – цокнул он языком. – Бас, ты ее знаешь?

Бастиан обхватил его щеки пальцами и повернул рыжую башку, заставив посмотреть на себя.

– Что сказала Фелиция? – спросил он, теряя терпение.

– Мама просила передать тебе, – промычал Фалько, – что все в порядке. Я сперва не понял, к чему это, но видимо вот.

– Мэдерли с ней?

– Без понятия. Слушай, не психуй ты так. Сегодня же матч. Ты должен быть собран и спокоен.

– А где сейчас твоя мама? – спросил Бас, разжав пальцы.

– Наверное, еще дома, – ответил Фалько, потирая подбородок. – Но если она не захочет с тобой разговаривать, то ты ее не найдешь. Я как-то две недели не мог ее поймать, при том, что мы вообще-то живем вместе.

Бастиан взбежал на второй этаж и заглянул в кабинет травоведения, где по расписанию у Мэди был первый урок, но там ее не нашел. Отправился домой к Фелиции Фокс, но дверь оказалась закрыта. Заглянул в библиотеку, чуть не доведя Расмуса до истерики своим очередным появлением.

– Серьезно? – язвительно переспросил тот. – Видел ли я Мэдерли Эванс? Сам-то как думаешь, умник?

– Вы прекрасно поняли, что я имел в виду, – ответил Бастиан. – Девушка пропала. Я даже не знаю, ночевала ли она дома.

– Она тебе кто? Невеста? Жена? – Расмус протянул ему сложенный вдвое листок. – Держи. Фелиция передала. Но впредь – я тебе не почтальон.

Бас выхватил записку из его руки, развернул и прочел: «Сказала же, все в порядке».

– Ни в каком не в порядке! – воскликнул он.

– Иди уже с богом, – страдальчески попросил библиотекарь. – И оставь девочку в покое. Серьезно, Альваро. Так будет лучше для вас обоих.

– Не могу, – покачал он головой. – Вы не понимаете.

Он выбежал из библиотеки, и дверь за ним с грохотом захлопнулась.

Расмус поморщился и смял брошенную записку.

– Еще как понимаю… – пробормотал он себе под нос.

Высадив меня у таверны, возничий наказал больше не пить, раз не умею, а тетя Рут выскочила на крыльцо и, заохав, потащила меня внутрь. Она принесла теплый плед, усадила меня за стол как дорогого гостя, приготовила ягодный чай – все как я мечтала. Однако разговор не клеился. Радостный тон, которым я начала рассказывать об академии, мне и самой показался фальшивым. Так что вскоре под проницательным взглядом тети я раскололась и выдала все как есть: и про нечистую на руку комендантшу, которая подселила меня в башню Альваро, и про ректоршу, которой только дай повод отчислить безродную тень, и особенно про Найрин.

– Вот стерва, – протянула тетя. – Кошка драная! Да с чего она взяла, что может просто вышвырнуть тебя вон? Ты тоже чар, ты имеешь такое же право учиться в академии, как и она!

– Не совсем, – пробормотала я, но тетю было не остановить.

– Пусть только покажется тут еще раз! – бушевала она. – Уж я ее накормлю. Так угощу, что вспоминать будет до старости, если доживет. А знаешь, давай я приготовлю пирожок с секретом, а ты ей подсунешь, а? Не добежит до туалета, зуб даю.

– Я не вернусь, – решительно сказала я. – Тетя, я пыталась, но сама видишь…

К столу подошла новая подавальщица, бросила на меня острый взгляд, расставляя тарелки с блинчиками, творогом и вареньем.

– Помогает вместо тебя, – пояснила тетя и, подождав, пока она уйдет, пояснила:

– Ее Первый прислал. Я бы и сама управилась, работы не так много, но вдвоем веселее. Она приходит и уходит, так что твоя комната свободна. Я ничего там не трогала.

– Вот и хорошо, – сказала я. – Теперь все будет как прежде.

– Ты загорела как будто, – заметила тетя Рут. – И в этой форме кажешься совсем взрослой. Но, Мэди, пора и правда взрослеть. Никто не говорил, что будет легко. Ты готова отказаться от своего дара из-за какой-то заносчивой мерзавки?

– Все сложно, – вздохнула я.

Как объяснить, что и дар-то у меня заимствованный? И не лучше ли вообще об этом молчать? Однако тетя вдруг подняла взгляд и, посмотрев на кого-то за моей спиной, переменилась в лице и встала из-за стола.

– Мне как обычно, с сахаром, – произнес знакомый голос, и на место тети напротив меня опустился Первый.

– Здравствуйте, – пробормотала я.

Он цепко оглядел меня, кивнул каким-то своим мыслям.

– Значит, собираешься бросить академию?

– Я ведь выполнила задание, – напомнила я. – Установила артефакт. Вы получили доступ к почте?

– Получил. Ты молодец, Мэдерли, – похвалил он меня, однако ледяные глаза оставались холодными.

Тетя Рут принесла ему чай, еще одну стопку блинов, сыр и вяленое мясо, нарезанное тонкими ломтиками.

– Ешь, – сказал Первый. – А потом пойдешь со мной, хочу кое-что тебе показать.

Я отодвинула тарелку с недоеденным блином. Под пристальным взглядом Первого мне кусок в горло не лез.

– Куда же она так пойдет? – заволновалась тетя. – Еще попортит форму. Иди-ка сюда, Мэди. Сейчас оденем тебя потеплее.

Оставив Первого в одиночестве, я прошла в свой закуток у кухни. Здесь и правда ничего не переменилось: узкая кровать, крохотное оконце. Не сравнить с огромным витражным окном в моей спальне в башне Альваро. Тетя зажгла лампу, и густые тени взметнулись по стенам.

– Только ты в дом, как эта тут же поскакала ему докладывать, даже поесть не дали, – ворчала тетя Рут, перебирая вещи в сундуке. – Но оно и понятно. Первый порядок держит. Без него мы бы вообще…

Она всучила мне одежду, а когда я начала расстегивать блузку, заметила медальон в форме рыбки.

– Что-то новенькое. Подарок?

Я кивнула. Наверное, теперь можно его снять. Но короткая жизнь в академии чаросвет вцепилась в меня рыболовными крючками – так просто не вытащишь. И я даже сейчас понимала, что мне не удастся ее забыть. Если бы взять, да спрятать воспоминания под темным покрывалом забвения, как это случилось с моим детством.

Первый ждал меня на крыльце и, когда я вышла, повернул к реке.

Трое дюжих мужиков направились следом за нами: у одного за спиной висел длинный меч в потертых ножнах, у другого с двух боков по клинку. Последний и без оружия выглядел устрашающе: огромный, рожа зловещая, а через лоб и макушку три бордовых бугристых шрама, как от когтистой лапы. Мне было слегка не по себе в их компании, но вряд ли Первому нужны эти трое верзил, чтобы справиться с одной маленькой мной.

Мы спустились к реке, вышли на деревянный настил, у которого недвижно стояла широкая лодка, и я поняла, что он задумал. Рыбаки в Порожках удили рыбу с берега, в водах реки, что текла через Ночь, водилось всякое.

– Я не хочу… туда, – язык не слушался, как будто меня снова зачаровали.

Один из мужиков отвязал веревку, другой забрался внутрь и, усевшись, обхватил рукоятки весел. Самый страшный шагнул в лодку и протянул мне ладонь, широкую как лопата.

– Не важно, чего тебе хочется, а чего нет, Мэдерли, – ответил Первый. – Но разве тебе не интересно увидеть свой дом?

Черная вода стелилась гладко как зеркало, и в нем отражалась звездная пыль. Сглотнув, я всмотрелась в тот берег, и во тьме мне померещилось движение. Как будто кто-то ждал меня в Левых Порожках, затаившись там до поры.

– Но ведь твари… – пробормотала я.

– Это ничего, – бодро заверил мужик с мечом. – Если что, держись позади и под руку не лезь.

– Свет не зажигай, – хмуро добавил второй, с клинками. – А то и правда их набежит.

Устав ждать, третий обхватил меня за талию и без особых усилий перенес в лодку.

– Сиди тихо, – приказал он.

Первый тоже забрался внутрь, устроился рядом со мной. Весла без всплеска погрузились в воду, и лодка заскользила к другому берегу.

– Зачем мы туда едем? – прошептала я.

– Тебе надо это увидеть, – сказал Первый.

Лодка мягко уткнулась носом в берег, поросший мхом, и мужчины вышли на сушу один за одним.

– Смелей, – подбодрил один из них. – Не сожрали тебя в тот раз, не сожрут и теперь.

– Наверное, – сказал другой и осклабился в улыбке.

Я видела все довольно четко – обычное дело для сумеречных, привыкших к темноте, – и еле сдержала крик, когда прямо под ногами прошмыгнуло что-то длинное и шипастое. Однако еще в лодке меня строго проинструктировали: не орать, не визжать, а лучше вообще заткнуться.

Обгоревшие руины Левых Порожков выглянули из мрака, и Первый легонько подтолкнул меня в спину. Утлые домишки обступали улицу с обеих сторон, и я зажала себе рот ладонью, когда увидела светящиеся глаза, глядящие на меня из пустого окна.

Первый быстро задвинул меня за спину, а его воины действовали слаженно, будто отрепетировав эту сцену много-много раз. Длинное чешуйчатое тело выпрыгнуло вперед стремительно, как распрямившаяся пружина, широкая пасть с игольчатыми зубами распахнулась, но мечи взлетели быстрее. На склизкую брусчатку упала отрубленная голова твари, и третий мужик пнул ее ногой.

– Мелкая, – с сожалением вздохнул он. – Ядовитые железы еще не созрели.

– На обратном пути заберем, – пообещал его товарищ, вытирая клинки о пышный пласт мха.

Дальше я так и шла, зажимая рот ладонью, однако никто больше на нас не выскочил. Хотя иногда я замечала, что тьма как будто движется, улавливала шорохи, трескотню ночных насекомых и чуяла острый звериный запах.

Левые Порожки оказались совсем крохотными, и вскоре мы остановились на пятачке площади, окруженной слепыми витринами лавок. Судя по вывескам, когда-то здесь продавали сдобу, украшения и даже цветы. Мне цветов никто и никогда не дарил – у нас в Сумерках это считалось глупой расточительностью.

– Я проверю. – Мужик со шрамами скрылся в распахнутом дверном проеме, и вскоре вынырнул на балконе сверху. – Чисто.

Первый поправил покосившуюся вывеску с одиноким тюльпаном и протер ее ладонью.

– Не узнаешь? – спросил он хрипло.

Сердце дробно застучало в груди. Я все гадала, каким был мой дом, и теперь стояла у его порога. Выдохнув, я прошла следом за Первым, который чиркнул огнивом, зажигая фитиль лампы.

– Пусть рассмотрит хорошенько, – пояснил он своим людям.

Ступать приходилось осторожно: пол подгнил, всюду валялись глиняные черепки от разбитых ваз. В углу сохранился прилавок, украшенный простенькой резьбой – листики да цветочки. Я поднялась по лестнице, перешагнув провалившиеся ступеньки, и вошла в комнату. Сердце ухнуло куда-то в живот, а потом подпрыгнуло к горлу.

Хребет ночной твари, лежащий у стены, изгибался крутой аркой, и по нему взбегал тонкий вьюнок. Бледный колокольчик цветка пах сладко и нежно, украшая собой череп с двойными клыками.

– Не припоминаешь? – спросил Первый. – Я убил эту тварь, когда она была в шаге от тебя.

Я сглотнула и огляделась, пытаясь вспомнить хоть что-то. Обои покрылись плесенью, у окна вырос пышный куст тьмошника. Две узкие кровати стояли у стены, разделенные тумбочкой, и я подошла ближе.

– Почему вы не приводили меня сюда раньше? – спросила я.

– Не было нужды, – с безжалостной откровенностью сказал он. – Раньше я не считал тебя полезной.

– Зачем же вы вообще меня спасли? – спросила я.

– Я пытался спасти твою мать, – ответил он. – Не успел.

В изголовье одной из постелей я заметила тряпичную игрушку и, взяв ее в руки, узнала черного щенка. Перед глазами вспыхнул сон: колыбель, игрушки, голоса…

– Моя мать была чаром?

– Нет, – сказал Первый. – Она по-другому сияла. Улыбка, глаза, волосы…

«Я люблю тебя…»

Голос из сна прозвучал в моей голове снова, и я его вдруг узнала.

– Вы мой отец? – вырвалось у меня, но Первый криво усмехнулся и покачал головой.

– Он был чаром, студентом, приезжал к нам на практику. Заодно поразвлекся с сумеречной девчонкой. Чаросветы берут, что им вздумается. Повелители жизни. Ты уже знаешь, как у них все устроено, так?

– Зачем же вы хотите снова отправить меня туда?

– Ш-ш-ш, – шикнул один из мужиков, дежурящий у окна, и Первый быстро погасил лампу.

Я осторожно выглянула в окно и увидела широкую гладкую спину твари. Она выпрастывала вперед лапы с широкими присосками и подтягивала следом тело, оставляя на брусчатке густую бурую слизь. Раньше я не видела мокрощупа вживую. Он медленно прополз через площадь, обогнув статую чаросвета. Руки, которые каменный чар протягивал в сторону тьмы, защищая людей от ночи, казались обрубками.

– Ты выполнила задание, Мэди, справилась просто отлично, – зашептал Первый мне на ухо. – Схемы, что Строк отправил, крайне занимательны.

– Это по учебе, – неуверенно пояснила я. – Он собирает студентов, и они упражняются в архитектуре света. Как лучше распределить лучи…

– И как их убрать, – кивнул Первый. – Он искал дыры в схемах освещения.

– Это всего лишь задачки…

– Одной из них была схема Правых Порожков, – не дал мне договорить Первый. – Они хотят погасить свет. Опять.

Бастиан заметил Фелицию возле тренера и подбежал к ней, оставив базу посреди матча.

– Что происходит, Питер? – и без того звонкий голос девчонки-комментаторши, усиленный артефактами, прозвенел над трибунами. – Себастиан Альваро покидает поле?

– Думаю, он хочет обсудить тактику с тренером, – пояснил Питер. – Хотя мы и так видим стратегию его команды. Псы стараются провести мяч по всем шести базам перед тем, как забить гол в центральный дом, и набрать максимум очков.

– Коты действуют более осторожно…

– Трусливо.

– Продуманно, – возразила девчонка. – Да, пусть они отстают, но все их подачи были результативны. Тише едешь – дальше будешь.

– Псы ведут, – возразил Питер. – Очевидно, что смелость берет города, а в нашем случае – центральную базу.

Они продолжили болтать, зрители шумели, девчонки прыгали, размахивая флагами домов, Мэдерли не было. Она так и не пришла на уроки, и Бас не нашел ее ни в библиотеке, ни в столовке, ни в парке, нигде. Она просто исчезла без следа, и он с ума сходил от волнения. Оглядев еще раз сектор псов, Бастиан вдруг встретился взглядом с такими же серыми, как у него, глазами и вздернул брови от удивления. Его отец, Артирес Альваро собственной персоной, поднял ладонь, приветствуя сына. Бас махнул ему в ответ и подбежал к Фелиции.

– Ты увидишь ее вечером, – недовольно сказала она, не дав ему и рта раскрыть. – А сейчас соберись и не психуй.

– Где она?

– Узнаешь в свое время.

– С ней все хорошо?

– Ну… – Фелиция замялась, и у Баса в глазах потемнело. – В целом, да.

– Давай на поле! – рявкнул на него Алеф. – Пас, передача и в центральную базу. Победа в первом сете у вас в кармане, не рискуй.

– Ага, – кивнул Бастиан и снова повернулся к Фелиции. – Вы ведь можете сказать точно, что у нее было с Монтегой?

– Бастиан, милый, – с оскорбительной жалостью произнесла она. – По-хорошему, я вообще не должна тебе ничего говорить. И когда будешь беседовать с папой, очень тебя прошу не упоминать мое имя, идет?

– Артирес Альваро здесь? – заволновался Алеф. – Почему не сказала?

Поняв, что ничего больше не добьется, Бастиан побежал назад на свою базу. Монтега уже стоял у центрального дома в защите, и после того, как Рет вкинул мяч, Бас со всех ног понесся в центр поля.

– Розыгрыш на третью базу, передача назад на Рета в четвертую, пас на Альваро! – Питер так орал, что его было бы слышно и без артефакта.

– Теперь псы играют трусливо, так?

– Сейчас им нет смысла обходить все базы по кругу. Сет почти завершен.

Бас поймал мяч и рванул еще быстрее прямиком на Монтегу, краем глаза заметив еще двоих защитников. Обманное движение, и Кей отклонился чуть влево для перехвата, Бас зацепился за выставленную ногу, перекатился кубарем по траве, но, поднявшись, вкинул мяч в кольцо.

– Го-о-о-ол! – заорал Питер. – Аль-ва-ро! Аль-ва-ро!

– Всего два очка.

– Первый сет за псами. А Монтега поставил подножку. Надеюсь, судья это заметил.

– Это было случайно!

– Кажется, Себастиан так не думает.

Поднявшись и стряхнув приставшую траву, Бастиан подошел к Кею.

– Похоже, я тебя серьезно зацепил, – с фальшивым сочувствием произнес тот. – Больно?

Отчего-то показалось, что говорит он вовсе не о банальной подножке, а о другой ситуации, которая действительно была очень болезненной.

– Больше не суй свои лапы куда не надо, – с угрозой произнес Бас.

– Не видел Мэди сегодня? – непринужденно спросил Кей. – Она обещала, что будет в секторе кошек.

Бастиан толкнул его в грудь, еле сдерживаясь, чтобы не влепить по нахальной роже.

А впрочем, так уж ли ему надо сдерживаться?

– Назад! Разошлись! – послышался крик судьи. – Альваро, белая карточка! На скамейку!

Бастиан сплюнул на траву, но не стал спорить. Может, и лучше ему отсидеться. Не хотелось подставлять всю команду из-за личных счетов.

– Надеюсь, после матча Мэди поздравит меня с победой со всей тщательностью! – крикнул ему в спину Кейден.

Бастиан развернулся всем телом, но невесть откуда взявшийся тренер схватил его за плечо.

– На скамейку, – приказал Алеф. – Следующий сет сидишь. Подумай о команде, если сейчас тебе влепят черную карточку, я не смогу заменить игрока.

– Итак, Себастиан Альваро удаляется на скамейку запасных, – с неприкрытой радостью вещала девчонка. – Не выдержал морального давления. Что ни говори, а чаркросс – не для слабаков.

– Хотел бы я знать, что сказал ему Кейден…

– Что бы это ни было, Монтега молодец, настоящий капитан ведет свою команду к победе всеми способами. И во втором сете на замену Альваро выходит новенький, Фалько Фокс. Посмотрим, на что способна эта черная лошадка.

– Красная собачка, – исправил ее Питер.

– У Котов появился реальный шанс выровнять счет. Ко-ты! Ко-ты!

– Да, мяч у котов, разводящий Трикс, и я готов биться об заклад, коты попробуют провести мяч по всем шести базам и отыграться. Почему ты смотришь в другую сторону поля, Лиана?

– Да как тебе сказать… – с придыханием произнесла девчонка. – Там показывают вещи поинтереснее.

Бастиан стянул потную майку, облился водой из бочки у края поля и тряхнул головой как пес. Сев на скамейку, еще раз оглядел трибуны. Рядом с отцом, нацепив самое любезное выражение лица, сидела ректорша. Может, подойти к ней? Должна же она знать, где студенты ее академии.

На скамейку запасных опустилась Фелиция и похлопала его по колену.

– Все будет хорошо, – пообещала она.

Бастиан повернулся к ней и, прищурив глаза, сказал:

– Я тут кое-что вспомнил. Тот день, когда мы с Фалько поехали в Сумерки. Он пришел ко мне в шапке. Сказал, мама заставила надеть, потому что в Сумерках холодно. А еще посоветовала ехать по левому объезду, потому что правый размыло. Ну, мы и решили… Это вы нас отправили туда. В таверну, где я встретил Мэди.

– У тебя ко мне какие-то претензии? – спросила Фелиция.

Бастиан усмехнулся и мотнул головой:

– Никаких, – заверил он.

– Второй сет проходит под флагом Котов, – злорадствовала девчонка-комментаторша. – Себастиан Альваро наверняка корит себя за то, что не смог сдержаться. Выпад в сторону Кея Монтеги обошелся его команде дорого.

– Разрыв в счете сократился, но хочу отметить, что Фалько Фокс – очень многообещающий игрок. Сумел пройти четыре базы…

– А потом его сбили с ног, изваляв в траве как щеночка, – перебила девчонка. – Мяч снова у Котов, рывок к центру, обманный пас на Трикса, назад на Монтегу… Го-о-ол! Коты вырываются вперед!

Фелиция бегала вдоль края поля, переживая за Фалько. Бастиан глянул на табло и цыкнул зубом. Ничего. Еще отыграется.

Дверь позади скрипнула, и на скамейку запасных опустился отец, по-дружески толкнув его плечом.

– Чего на Монтегу-младшего наехал?

– Он нарывался, – ответил Бас. – А ты зачем здесь? Посмотреть на игру?

– Вообще-то я хотел посмотреть на твою девушку, – откровенно признался отец. – Где она?

Он и сам бы хотел это знать.

– Тебе мама рассказала? Передай ей, что моя личная жизнь никого не касается.

– Ты сейчас очень сильно ошибаешься, Бас, – вздохнул он. – Так уж вышло, что твоя личная жизнь касается вообще всех. Я правильно понимаю, что в девушке течет кровь седьмого дома?

Трибуны взревели, радуясь очередному голу, а Бастиан повернул голову к отцу. Тот смотрел внимательно и серьезно, но без упрека, и, похоже, знал куда больше, чем можно было предположить.

– Возможно, – коротко ответил Бас. – Я сам пока толком не разобрался. Библиотекарь решил отлучить меня от закрытого сектора.

– По какому праву? – возмутился отец. – Ты – Альваро…

– Давай только ты не пойдешь выяснять отношения со слепым калекой, – перебил его Бас. – Я сам все решу. Откуда ты вообще узнал про седьмой дом?

– Уже все знают, – ответил отец. – Седьмой дом возродился. Оракулы бегают как ошпаренные. Пока что они не выяснили, в ком именно проснулась темная кровь, но это вопрос времени.

– Мэдерли вовсе не темная, – возразил Бастиан. – Она… светится.

– Мать так и сказала. Ты нас с ней познакомишь?

– В следующий раз, – уклончиво пообещал он.

– Ты должен принять решение уже сейчас, – сказал отец, устремив задумчивый взгляд на поле. – Еще не поздно вернуть все как было. Если ты оставишь девушку, то свет в ней постепенно угаснет.

– Выходит, ее ищут?

Отец кивнул.

– И если найдут? – голос предательски дрогнул.

Старший Альваро вздохнул.

– Существующий порядок устраивает тех, кто наверху. А люди, привыкшие смотреть в будущее, ненавидят неизвестность.

– Мэди грозит опасность, – понял Бас. – Поэтому я должен бросить ее?

– Я всегда пытался быть честным с тобой, сын, поэтому скажу, как есть. Ее будут искать в любом случае, хоть ты ее бросишь, хоть нет. Она – угроза, и ее попытаются убрать.

– Если она будет со мной, то никто не посмеет!

– Еще как посмеют, – усмехнулся отец. – С превеликим удовольствием. Хотя, конечно, заступничество дома Альваро меняет дело. Поэтому вот как мы поступим: вы с ней сидите тихо и не высовываетесь. А я иду к нашим союзникам и объясняю расклад. Возможно, кое-кому появление седьмого дома будет только на руку.

– Например, нам? – вырвалось у него.

Отец помолчал и перевел взгляд на Бастиана.

– Так и есть, – не стал отрицать он. – Я – глава дома Альваро и блюду его интересы. Я собираюсь повернуть ситуацию в пользу нашего дома. Ты против?

– Если это защитит Мэди, то я только за. Хоть и не понимаю, как она может представлять угрозу всему миру.

– Когда-то сила седьмого дома была очень велика. Настолько, что он затмевал все остальные.

– Как так?

– Многие знания были утеряны, а то и специально уничтожены. Я знаю лишь, что свет седьмого дома особенный. Горит куда сильнее и обладает иными свойствами. А зажигается от другого чара, если тот идеально подходит. Вроде как выставить линзу под нужным углом к лучу.

– Го-о-ол! Псы провели мяч по трем домам перед тем, как забить в центральную базу, и счет почти сравнялся. Похоже, третий сет будет очень горячим!

– Напряжение растет. Коты не собираются сдаваться. Последняя подача, и, бьюсь об заклад, они постараются заработать максимум до возвращения Альваро на поле.

– Забавно, что ты встретил эту девчонку, да еще и сходу выяснил, что она тебя отражает, – заметил отец. – Вероятность один на миллион. Как вообще так вышло?

– Судьба, – бросил Бастиан, найдя взглядом Фелицию.

Отец, нахмурившись, помолчал.

– Когда все узнают, ты тоже окажешься под ударом, – сказал он, поднявшись со скамьи.

– Ты ведь не думаешь, что я откажусь от нее потому, что струсил? – спросил Бастиан, посмотрев в глаза отцу.

– А она того стоит? – спросил тот прямо. – Ты уверен, что хочешь влезть во все это? Не потому, что тебе не слабо, а потому что тебе это точно надо?

Бас подумал, подбирая слова, но все они казались тяжеловесными, или слишком пафосными.

– У меня от нее бабочки, – признался он.

– Значит, бабочки, – повторил отец и, усмехнувшись, похлопал его по плечу. – Давай, надери зад котам.

– И-и-и-и-и Себастиан Альваро возвращается на поле! – восторженно заверещал Питер. – Он отдохнул и полон сил…

– …и разрыв в десять очков кажется настоящей катастрофой, – перебила его девчонка. – Пора бы псам поджать хвосты и сдаться.

– Лиана, такое чувство, что ты встречаешься с кем-то из кошачьего дома.

– Нет, но я бы не прочь, – хихикнула она.

Фалько вернулся на скамью, раздосадованный и злой.

– Они играют нечестно! – пожаловался он.

– Ты хорошо держался, – похвалил его Бастиан, натягивая черную майку. – В следующей игре будешь в основном составе.

Фалько тут же расплылся в улыбке, а Бас, выбегая на поле, подумал, что в действиях Фелиции, которая так умело сплетает чужие судьбы, явно есть своя цель. И он бы совсем не удивился, если бы она затеяла все это ради сына.

Первый схватил меня за руку и потащил за собой. Его ладонь оказалась сухой и горячей и сжимала мои пальцы слишком сильно. Я рефлекторно попыталась высвободиться, но он вел меня по лестнице все выше, на самую крышу. Звезды отсюда казались ближе, а Правые Порожки на другом берегу реки под светом башен словно принарядились. Снежок искрился, над крышами тянулись уютные столбики дыма, в окнах горел свет и мне остро захотелось туда, в тепло и безопасность.

Первый подтолкнул меня вперед, и запах, тронувший мои ноздри, показался вдруг знакомым. Словно отголосок мелодии, которую я не слышала очень давно.

– У твоей матери был сад, – сказал он. – Все растили овощи, зелень, а Элия – цветы.

Первый произнес имя с несвойственной ему нежностью, и оно правда было красивым. Я покатала его на языке, но так ничего и не вспомнила. Впрочем, вряд ли я звала маму по имени.

– Цветочная лавка, – он криво усмехнулся. – Кому оно надо в Сумерках? Я покупал букеты и дарил ей же. Она бы их не брала, но ей надо было кормить дочь.

Сад давно погиб, уступив место ночным растениям, остался лишь куст лапотника, широкие листья которого усыпали синие капли цветов – точно роса, отразившая небо. Цветы слабо мерцали во мраке, и это от их запаха сердце сжималось.

Я хотела узнать так много, получить наконец ответы.

– Как вышло, что я не погибла? – спросила я.

– Я тебя спас. Вытащил из дома и унес на лодку. Ты была без сознания.

– Если б не тот чар на башне, то сожрали бы и тебя, и нас, как пить дать, – подал голос страшила с пропаханной когтями макушкой, поднявшийся за нами следом.

Я повернулась к нему, а Первый резко прикрикнул:

– Держи язык за зубами! Толку от его света? Все равно Элия умерла!

– Девчонка-то выжила, – спокойно возразил Шрам, по-видимому, не особенно чуткий к интонациям. Он подошел к краю крыши и плюнул вниз. – Пусть свет горел и недолго, но нам аккурат хватило, тем более он направил луч точно на дом.

– Сюда? – переспросила я. – На этот дом? Значит… Расмус Корреган пытался спасти мою мать?

Сердце пустилось в галоп, и я повернулась к Первому. Если бы он был чаром, то сейчас испепелил бы взглядом не в меру болтливого мужика. Но тот, обернувшись, вдруг выпалил:

– Уходим. Прямо сейчас.

На обратном пути мы не заботились о тишине и осторожности, и неслись со всех ног к реке, и я даже была благодарна Первому за то, что он держал меня за руку. Что-то клацало позади, хрипело. Один из мужчин отстал, и я услышала свист меча. Когда он догнал нас, меч был черным от крови. Другой подбежал к лодке и, не став заморачиваться узлом, резанул веревку кинжалами, а потом, размахнувшись, швырнул их в ночь так, что они просвистели прямо у моего лица и вонзились во что-то позади с влажным хрустом. Мы запрыгнули в лодку, оттолкнулись от берега, и весла взрезали черную воду.

Тьма позади уставилась десятком глаз, рыкнула голодной пастью, и я сжалась от страха, обхватив себя руками. Первый опустился напротив и посмотрел прямо мне в глаза.

– Почему вы не сказали про Расмуса раньше? – спросила я, едва не плача.

– Чтобы что? – произнес он. – Чтобы ты кинулась в объятия своего папаши, который оставил вас с Элией в Сумерках? Чтобы ты простила ему и тьму, и голод, и равнодушие?

– Но я имела право знать!

– Тебя вырастила мать. Как удобно, что ты ее забыла, а я вот помню! И как она плакала из-за этого мерзавца, и как превратилась в тень самой себя. Все из-за проклятого чара! Смотри же, – он сгреб мои волосы пятерней, заставив повернуть голову к Левым Порожкам, руины которых лежали на берегу, как обгоревший труп. – Вот, что произойдет с твоим домом, если ты поверишь их лживым речам и сиянию. Вот будущее, которое ты принесешь в Сумерки: ужас, смерть и бесконечную ночь.

Я всхлипнула и, высвободившись, оттолкнула его руку.

– Твой отец тебя бросил, Мэдерли, – припечатал он. – Ты не должна ему доверять. Ты никому не должна верить.

С берега кто-то утробно взвыл, и мне захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ни вой твари, ни ядовитые слова Первого.

– Шесть домов лишь слуги истинного дома, первого, – продолжил он. – Его свет зажжется во тьме. Так гласило пророчество, и так оно сбылось.

Весла несли лодку к берегу, отбивая ритм, а позади шипели волны. Одна поднялась выше и побежала за нами, догоняя.

– Свет и тепло для каждого, – речитативом говорил Первый. – А не жалкие лучи, которые в любой момент могут погаснуть по воле жадных безумцев.

Он и сам казался безумцем сейчас, а его глаза фанатично блестели. Из-под толщи воды проклюнулся острый черный плавник, и мужики синхронно выругались, но Первый все не унимался:

– Они называют кровь седьмого дома темной. Но в ней горит истинный свет. Единство дня и ночи, дитя света и тьмы. За тобой придут, Мэдерли. Придут снова.

Лодка вздрогнула от удара в днище. Черный плавник вынырнул с другой стороны, и рядом с ним появился еще один. Я обернулась – берег еще далеко. Мечник встал у края борта, и когда плавник вынырнул рядом, с размаху всадил лезвие в воду.

– Почему вы думаете, что Левые Порожки погибли из-за моей матери? – спросила я, хватаясь за борта лодки, которую тряхнуло снова.

– Я так не говорил, – покачал головой Первый. – Я думаю, что они погибли из-за тебя, Мэди. Все они. И твоя мать тоже. У чаров есть оракулы, которые смотрят в будущее и меняют его к своей выгоде. Они могли увидеть твое рождение, и ты им не нужна.

Лодка крутанулась на месте, накренилась, черпнув воды, и Шрам, выхватив весло, ударил плашмя по морде, высунувшейся из реки. Это ведь остропер – поняла я. Целая стая. Очень хорош копченым. Только рыбачить на него лучше с берега, а голову сразу рубить топором. Плавников было уже с десяток, они будто водили хоровод вокруг лодки, периодически тараня ее борта. А пристань приближалась так медленно.

– Тебя в академии еще ничему не научили? – с искренней надеждой в голосе спросил Шрам.

– Могу засветить, – сказала я.

Тренер по боевке не даст соврать. Но теперь я знала, как сделать это по-настоящему. Я развела руки, направив ладони к воде по обе стороны лодки, и свет сорвался с моих пальцев белым потоком. Первый зажмурился и отвернулся, Шрам восхищенно выругался и наоборот – вытаращил глаза, а двое других продолжали грести.

– Достаточно, – сказал Первый, и я сжала пальцы.

Вода сияла как зеркало, которое развернули к солнцу. Река убегала в ночь извилистой лентой, такой белой, как будто кто-то пролил молоко. Плавники спрятались в глубину, но один остропер всплыл кверху брюхом. Крякнув, Шрам перегнулся за борт и, подхватив рыбину за жабры, втащил в лодку. Я быстро поджала колени к груди, чтобы не остаться без ног, но остропер лишь скалил острые лезвия зубов и не шевелился.

– Жирный какой! – с удовольствием похвалил мечник. – Как думаешь, Рут нам его закоптит?

Когда лодка причалила к пристани, Первый выбрался и протянул мне руку.

– Ты наша, – сказал он, когда я шагнула к нему. – Тень.

Во сне он говорил те же слова моей маме.

– Ты одна из нас.

У меня в горле стоял комок, и я вообще не знала, что думать. Река медленно угасала, но я ясно видела другой берег. Наверное, теперь, забравшись повыше, я смогу найти свой дом. На его крыше цветет синий лапотник, а в спальне вьюнок обвивает скелет твари, убившей мою мать.

– Ты нам поможешь, – произнес Первый, и это не было вопросом.

Я кивнула и, не став прощаться, пошла домой, выжатая, как тьмошников жмых.

– А у нас решающий момент матча, последняя подача, мяч у Псов. Им осталось отыграть всего-то три очка.

– Коты ушли в глухую оборону. Они не подпустят их к центру.

– Коты играют слишком жестко сегодня. Фалько Фокс снова на поле, заменив Клея, которого унесли в лазарет. Надеюсь, с ним ничего серьезного.

– Тогда бы он как минимум смог идти сам. Нет, Питер, у меня есть способности к прорицанию, и я прямо чую, что в целительском корпусе будет чем заняться. Чаркросс – жесткая игра.

Если бы не глушилки чаросвета, игра могла стать еще более жаркой, но Фелиция все равно ощущала, как что-то зреет на зеленом поле чаркросса. Напряжение, злость, обида – клубок эмоций сплетался все туже, готовясь прорваться точно вулкан и залить все вокруг кровью… Красное на зеленом.

– Останови его! – попросила Фелиция, схватив Алефа за руку. – Нельзя выводить в атаку Бастиана. Алеф! Ну же!

Тот свистнул и махнул Альваро, подзывая к себе.

– Что ты видишь? – спросил он, заглянув в теплые глаза Фелиции, мерцающие чаросветом.

– Бас сорвется, – отрывисто сказала она. – Сперва его возьмут в тиски, собьют, ох, какой нехороший удар… Вот он отдышался, еще удар, Монтега лежит на траве, выбитый зуб, кровь, драка, потом остальные… Все несутся с трибун на поле, стенка на стенку…

– Понял, – перебил ее Алеф. – Массовой драки нам точно не надо. Кого выпускать в атаку?

– Фалько, – предложила Фелиция без особой уверенности.

Но ее сын такой добрый, хороший мальчик. Вряд ли его спровоцируют.

– Слышал? – спросил Алеф у Бастиана, который подбежал к ним. – Две базы, потом передача на Фокса.

Альваро пожал плечами и побежал назад. Конечно, Алеф бы предпочел отправить в нападение его – самый результативный игрок, но лучше уж псы проиграют. Фелиция кусала губы, нервно теребила тонкими пальцами гирлянду кулонов, украшающих шею, а ее глаза светились как два фонаря.

– Вот это поворот! Кажется, Псы решили пойти конем.

– Мы же выяснили, что Фалько Фокс из красных псов…

– Ты ничего не смыслишь в метафорах, Питер. Себастиан провел мяч через две базы, передача на Фалько! Альваро тоже несется в центр, и коты по-прежнему блокируют его, ожидая пас…

– …Но, кажется, капитан псов доверил решающий гол новому игроку. Фалько Фокс рвется к победе, две базы уже позади, можно идти на гол, очков для победы хватит. Какая скорость!

– Коты идут на перехват, Монтега по-прежнему держит Альваро, бросок…

– Го-о-о-о-ол! – заорала Фелиция, выпростав руки вверх и прыгая на месте, и все ее кулоны и подвески радостно зазвенели. – Фалько!!!

– Решающие три очка зарабатывает Фалько Фокс! Какая игра! Какой накал! Псы торжествуют!

– Надеюсь, вечеринка у Монтеги все же будет, – вздохнула девчонка.

Кейден пригладил волосы, потемневшие от пота, вытер ладонью щеки, но только размазал грязь по лицу.

– Твоей мамаше надо поменьше болтать языком, – ругнулся он в сторону Фалько, который бежал к ним с растерянной улыбкой, как будто еще не веря в победу. – Приклеилась к Алефу, не отодрать. Или наоборот, потому и приклеилась, что он дерет ее как надо.

Фалько даже не стал останавливаться. Так с разбегу и вмазал Монтеге по роже. Тот успел отшатнулся, так что удар пришелся вскользь, и тут же ударил в ответ, опрокинув рыжего на траву. Кровь хлынула из разбитого носа. Красное на зеленом.

Кулак Баса будто бы сам взлетел и впечатался в челюсть, и Монтега тоже упал на поле. А Бастиан потер костяшки о ладонь. Зачем только сдерживался? Чистое удовольствие! Будто камень с души! Кейден недоверчиво тронул губу и выплюнул на ладонь выбитый зуб. А потом взвился пружиной как кот…

– О, кажется, мы поторопились с финалом! – верещала девчонка. – Вы только посмотрите, Альваро и Монтега сцепились не на шутку. Они повалились на траву, сверху Альваро, теперь Монтега… Отличный удар, Кей! Команда котов несется на помощь своему капитану, псы рвутся в центр всей командой! Питер! Ты куда, Питер? Куда же вы все?!

– Фелиция! – Алеф запустил обе пятерни в волосы, хватаясь за голову и глядя на толпу, хлынувшую с трибун на поле. – Ты же говорила…

– Иногда чему быть, того не миновать, – вздохнула она.

В лазарете было непривычно людно и тесно, и на помощь целителям взяли студенток. Бастиан сидел на кушетке, прижимая к отекшему глазу холодный компресс, а Монтега страдал напротив, все трогая языком пустую лунку на месте зуба. Драка получилась знатная, и разнимали их как уличных псов – водой. А еще менталкой, от которой голова теперь просто раскалывалась. Но бить Кея уже не хотелось: то ли магия, то ли весь пар вышел. Фалько присел рядом и проводил внимательным взглядом девчонку в насквозь мокрой блузке.

– Фалько Фокс! – ректорша протиснулась к ним, выставила указательный палец, который подрагивал от бешенства, и ткнула его острым ногтем в грудь. – Минус тридцать баллов! Это вы начали!

Фалько виновато шмыгнул носом, в который напихали ваты.

– Кейден Монтега оскорбил его мать, – сказал Бастиан, но ректорша фыркнула и удалилась, не став ни спорить, ни менять решение.

– Это нечестно – выпускать пророчицу на поле, – заявил Кейден. – Она могла увидеть, что ты промажешь.

– Я бы не промазал, – возразил Бас. – Вон по роже тебе как точно съездил.

К ним подошла девчонка в белом халате целителя, выдала Монтеге пилюли, которые он принял с видом умирающего. А потом повернулась к Фалько и кокетливо улыбнулась.

– Ты сегодня классно играл. Последний гол просто улет.

– Спасибо, – гнусаво ответил он.

– Я Арвена, – представилась девушка. – Тебе очень больно?

– Ерунда, – заверил Фалько. – Только нос да пара синяков.

– У меня есть отличное средство против ушибов, – сказала Арвена, прикусив губу и бросив на Фалько томный взгляд из-под ресниц. – Я бы тебя полечила. Но тут так много народа…

– Да, заварушка вышла знатная, многие отгребли, – покивал тот, еще не понимая, что к нему откровенно клеятся, и задумчиво запихнул вату поглубже в ноздрю.

Бастиан решил вмешаться:

– У тебя в комнате будет гораздо удобнее, Фалько, – подсказал он, незаметно подтолкнув его локтем. – Почему бы вам с Арвеной не пойти туда? Со здоровьем не шутят, знаешь ли.

– О, – до Фалько, кажется, стало доходить. – Да. Конечно. Если это будет удобно…

– Это будет отлично, – заверила Арвена, усмехнувшись, а потом вдруг склонилась к Бастиану и прошептала ему на ухо: – Мэди в Сумерках. Найрин ее туда отослала. Только если что – я ничего не говорила.

Она взяла Фалько за руку и повела за собой, и тот обернулся, ошалело улыбаясь.

– Кажется, у рыжего сегодня день побед, – вздохнул Монтега, откидываясь на подушку. – Так где Мэди, Бастиан?

– Не твое дело, – ответил он, поднимаясь с кушетки. Главное – теперь он сам знает, где Мэди. – У тебя много лишних зубов или что?

– Вот скажи, Фелиция, – Алеф навис над ней, заглядывая в колдовские глаза, зеленые с золотом искр – точно болотные огни, за которыми он бы пошел куда угодно. – Ты знала, что так обернется с чаркроссом?

– Вероятность была слишком большой, – ответила она, легонько царапая его плечи.

– Как это: жить, зная, что произойдет? Я кажусь тебе скучным?

– Иногда в предсказуемости есть своя прелесть, – игриво улыбнулась она, поерзав под ним и обхватив его бедра ногами.

– Значит, я предсказуемый, – сказал Алеф и, склонившись, куснул ее губы. – Ты знала, что я так сделаю?

– Может быть…

– А так? – он быстро проложил дорожку поцелуев к груди, и Фелиция выгнулась, подставляя тело его ласкам. – Хм, похоже, это ты видела точно. А если я сделаю это?

Фелиция ахнула, когда поцелуи стали совсем интимными, и запустила пальцы в его волосы.

– Все еще довольно ожидаемо, – прошептала она. – Но продолжай.

Ее вздохи наполнили комнату, рыжие волосы разметались по подушке. Такая нахальная и нежная, откровенная и в то же время недоступная. Алеф рывком перевернул ее на живот и сам чуть не застонал от острого наслаждения, которое дарило ее тело.

– Выйдешь за меня? – спросил он, двигаясь в ней плавно и неспешно.

– Нет.

– Где мое «может быть»? – возмутился Алеф, шлепнув ее по ягодице, и вскоре остались только стоны и жаркие ласки.

– Может быть, – прошептала Фелиция, когда он упал на нее, задыхаясь от страсти.

– Почему не «да»? – спросил Алеф, убирая влажные пряди с ее лица. – Я сделаю что-то плохое?

Она мотнула головой.

– Мы не будем счастливы вместе? – не отставал он.

– Тебе разве плохо со мной? – улыбнулась Фелиция, но ее глаза оставались серьезными.

– Мне плохо, когда ты уходишь, – пожаловался Алеф.

Она погладила кончиками пальцев его скулы, подбородок. Приподнявшись, легонько поцеловала. Алеф сжал тонкие запястья, завел их наверх, прижав к подушке над головой.

– Что, если я заставлю тебя сказать «да»?

– Звучит как угроза, – заметила она.

– Это и есть угроза, – подтвердил он, прижимая ее всем телом.

– Согласие, полученное под давлением, не считается, – охнула Фелиция и, высвободившись, перекатилась на него, усевшись сверху. – Но я не боюсь. Может, это ты попросишь пощады.

– Очень самонадеянно с твоей стороны, – усмехнулся он, а потом, окинув ее взглядом, добавил: – Я люблю тебя.

– Я люблю тебя, – эхом отозвалась Фелиция.

Иногда ее дар причинял почти невыносимую боль. Вот как сейчас. Дело было не в нем, как считал Алеф, а в ней самой. Это она разлюбит однажды. Это она не сумеет сохранить чувство, которое горит между ними ярко и тепло. Все, что ей остается, – любить сейчас.

– Обожаю, когда ты такая серьезная, – хрипло прошептал Алеф, проведя широкой ладонью от ее шеи и вниз, нежно оглаживая изгибы ее тела. – И я все еще не теряю надежды сделать что-нибудь такое, чего ты не сможешь предугадать.

– Сегодня я останусь до утра, – пообещала она.

Тетя Рут достала пирог из печи, отшатнулась от густого пара и довольно крякнула.

– Заверну тебе с собой кусок, – пообещала она.

Больше я не думала о том, чтобы остаться дома. Завтра в академии выходной, так что дополнительных баллов с меня не снимут. Если все преподаватели окажутся принципиальными, то прогул обойдется мне в минус двадцать пять к рейтингу. Но я не теряла надежды, что кто-нибудь войдет в мое положение. К тому же профессор Понки накинула мне три балла за реферат по гуляке, а Гильденсторм внезапно расщедрился на два за тест по дому Альваро, так что я все равно буду в плюсе.

Если отправлюсь завтра с утра, с возничим, что повезет тьмошник, то буду в академии к вечеру. Еще успею выучить пропущенный материал, а если что – попрошу Фалько помочь.

О том, что мне рассказали на том берегу реки, я пока старалась не думать. Слишком много, слишком больно, и все так запутанно…

– Сходи, прими заказ, – попросила тетя, когда дверь в таверне хлопнула. – Постарайся втюхать ребрышки, а то завтра они начнут попахивать.

Кивнув, я повязала передник и вышла в зал. Да так и застыла у дверей.

Бастиан сидел на том же месте, что и в прошлый раз. Только сейчас был взъерошенным, сердитым и с багровым фингалом на скуле, от которого правый глаз превратился в щелку. Поднявшись, он подошел ко мне. Коснулся кончиками пальцев моего лица, а потом словно испугавшись, отдернул руку. Я тоже легонько дотронулась до его синяка, погладила щеку, колючую от щетины.

– Что с тобой случилось? Кто тебя побил?

Бастиан поморщился и улыбнулся.

– Ты не совсем верно ставишь вопрос. Это я побил Монтегу, но мне тоже прилетело. Мы выиграли матч по чаркроссу. Фалько забил решающий гол.

– Поздравляю, – сказала я.

– Ты в порядке Мэди? – спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя забота.

– Наверное, – ответила я.

Бастиан обнял меня, привлекая к себе, и прижал так тесно, что я уткнулась ему в грудь лицом. Но мне не хотелось высвобождаться или отталкивать его, потому что сейчас я вдруг почувствовала себя защищенной. Первый говорил – не доверять никому. Но что насчет Бастиана? Да, он высший чар и наследник великого дома, но как я могу не доверять тому свету, что горит между нами?

– Ты вернешься? – спросил Бастиан, заглянув мне в глаза, и я кивнула.

Тетя Рут, воспользовавшись случаем, забила весь чаромобиль банками с вареньем и какими-то особыми огурцами. Мне было неловко до ужаса, но Бастиан как будто решил заработать у нее очки благосклонности. Он вел себя крайне вежливо и почтительно, помог составить все припасы в багажник и даже закрутил бочонок в одеяло.

– Если это хоть вполовину так же вкусно, как ребрышки, то я стану приезжать к вам каждые выходные, – пообещал он, но тетя пригрозила ему пальцем и шагнула ко мне.

– Береги тебя свет, – сказала она, обняв меня, и добавила тихо: – И тьма.

Дитя дня и ночи – вот кто я. Символ сопротивления, надежда на свет и тепло для каждого – такой меня видел Первый. Мне эта роль казалась не по плечу, как чужое пальто на вырост, в которое обрядила меня тетя.

Чаромобиль тронулся с места, оставляя позади таверну, деревья понеслись мимо, и небо впереди становилось все светлее. Вскоре дома на тонких ножках свай кончились, и мы выехали из Порожков. Лучи башен над нами перехлестнулись, нарисовав в темном небе сияющий крест.

– Ты можешь выбросить огурцы, – предложила я. – Я не скажу тете.

– Я собираюсь использовать их как оружие, – усмехнулся Бастиан.

– С кем ты планируешь воевать? – поинтересовалась я.

– О, эта война уже началась, – ответил он. – Расмус Корреган отчего-то решил, что может запретить мне посещать библиотеку. Но у него чуткий нос, который не вынесет забористых огурцов твоей тети. Победа будет за мной.

– Почему он тебя не пускает? – спросила я.

Как относиться к библиотекарю я пока тоже не решила. С очень большой вероятностью именно он – мой отец. Чар, бросивший и меня, и маму. Предатель, которого Первый ненавидел всей душой. Но Расмус защищал меня перед ректоршей и в целом был добр со мной. Быть может, не все, что говорит Первый, – правда?

– Вообще-то у меня сложилось впечатление, что слепой библиотекарь видит куда больше зрячих, – задумчиво произнес Бастиан. – Он пытался заставить меня тебя бросить.

– Вот как? Но мы, вообще-то, и не встречаемся, – заметила я.

Бас замедлил ход, а потом вовсе остановил чаромобиль и, склонившись ко мне, поцеловал. Его губы были такими горячими и нетерпеливыми, что я вспыхнула мгновенно, засияв на весь салон, пропахший огурцами.

Бастиан с явным усилием отстранился, и я перевела дыхание, окончательно выбитая из хрупкого равновесия. Он же тем временем положил руки на руль, и чаромобиль тронулся с места, вновь набирая ход.

– Встречаемся, – заявил Бастиан, глядя на дорогу. – Мне кажется, Расмус мог догадаться, что ты из седьмого дома. А ты-то сама знаешь об этом?

– Знаю, – шепнула я.

Куда больше меня сейчас волновало, как к этому относится Бастиан. Он покосился на меня подбитым глазом и улыбнулся.

– Я тебе нужен, Мэдерли. Как и ты мне. Ты мой фатаруг.

– Что? – переспросила я.

– Судьба, – коротко ответил он, ведя чаромобиль к солнечному зареву.

Когда мы вернулись, то разошлись каждый в свою комнату – я слишком устала для того, чтобы выяснять отношения или спорить. А утром меня разбудил аромат кофе.

– Как спалось? – спросил Бастиан, едва я вышла в зал.

– Хорошо, спасибо, – вежливо ответила я, взобравшись на стул у барной стойки, за которой он хозяйничал. – А тебе? Твой глаз выглядит гораздо лучше сегодня.

Я толком не понимала, как нам теперь общаться. Бас заявил, что мы встречаемся, но, может, не всерьез. Все же это странно: наследник дома Альваро и тень.

Моего мнения он не спрашивал, а я и не знала, что думать. С одной стороны, без Бастиана мой чаросвет погаснет, и это кажется очень логичным – вступить с ним в отношения. Иначе я вылечу из академии, и все надежды Первого на свет и тепло каждому пойдут псу под хвост. С другой же, все закрутилось слишком стремительно, и я откровенно боялась того, с какой легкостью Бас заставляет меня терять голову. Чаросвет, вспыхивающий в моем теле, давал ему власть надо мной, и я лишь надеялась, что он не понимает, насколько сильную.

– На мне все заживает, как на собаке, – похвастался Бас и, подойдя ближе, развернул меня к себе вместе со стулом и прошептал: – Доброе утро, Мэдерли.

От него пахло мятой и кофе, а теплые губы поцеловали меня нежно и неторопливо. Сладко, медленно, волнующе…

– Бастиан, я не знаю…

Он целовал мою шею, и его поцелуи оставались на коже теплыми солнечными метками.

– Ты ведь… А я совсем нет…

Его пальцы запутались в моих волосах, потянули, и ласковые губы вновь накрыли мой рот. По телу словно пронесся теплый вихрь, и кожа покрылась мурашками.

– Очень быстро… Все, – попыталась я сформулировать мысль, которая таяла на свету как вешний снег.

Бастиан отстранился, поцеловал меня в щеку и перешел на другую сторону стойки. Вцепившись в нее обеими руками, поднял на меня взгляд, такой горячий и откровенный, что у меня в животе сладко екнуло. Я не была совсем уж наивной и понимала, что Бастиан хочет большего. Но это все равно что прыгнуть с обрыва – назад дороги не будет.

– Я не очень понял, что ты хотела сказать, – хрипло произнес он. – Все слишком быстро для тебя?

– Да! – с облегчением подтвердила я.

Он вздохнул, побарабанил по столешнице, и я невольно залюбовалась его руками: длинные пальцы, крепкие ладони, выступающие вены на тугих мышцах…

– Тебе надо сделать уроки за пропущенный день, так?

– А? Да, – вновь подтвердила я, порадовавшись, что хоть кто-то из нас двоих может разумно мыслить.

– Сейчас сюда приедет прислуга, для уборки, будут мешать тебе заниматься. Может, переместимся в библиотеку?

Встреча с Расмусом меня пугала, но лучше уж сделать это быстро – как вырвать зуб. Толку тянуть?

– Рядом с занудным библиотекарем мне будет проще держать себя в руках, – откровенно пояснил Бастиан, улыбнувшись. – Потому что сейчас мне очень хочется отнести тебя в спальню, сорвать с тебя и эту блузочку, и остальное, и провести там весь день, ночь и…

– …пока не надоест? – закончила я. – Так ты сказал, когда я пришла сюда в первый раз.

Бастиан помолчал, поджав губы, потом уселся на стул и подвинул ко мне чашку с кофе и тарелку с бутербродами: хлеб, творожный сыр и ягоды.

– Ты мне не доверяешь, – утвердительно произнес он.

– Я никому не доверяю, – призналась я.

– Наверное, это очень утомительно, – предположил Бас. – Давай поиграем, правда или действие.

– Нет, – отказалась я.

– Разве тебе не любопытно узнать мои тайны, Мэдерли?

– Я не хочу раскрывать свои.

– Есть еще что-то покруче того, что ты из седьмого дома? – его брови удивленно взлетели. – Смотри, расклад такой. Совет оракулов роет носами землю в поисках пробудившейся темной крови. Старые пророчества накрылись, будущее меняется, все в панике и ищут тебя.

Я-то думала, с потрясениями покончено.

– Я смог тебя заинтересовать? – ухмыльнулся Бастиан. – Играем?

Я обреченно кивнула и откусила бутерброд, чтобы потянуть время, а Бас склонился ко мне через барную стойку, и в его глазах замерцал чаросвет.

– Соврать не получится, Мэди, – предупредил он. – Лучше уж сразу выбирай действие. Итак, вопрос. Почему ты поцеловалась с Монтегой?

Я невольно закатила глаза, испытав и облегчение, и раздражение. Я полагала, он начнет пытать меня вопросами о прошлом, в котором я и сама пока не разобралась, или о сумеречном сопротивлении.

– И не делай такое лицо, – потребовал Бастиан. – Раз уж мы встречаемся, я настаиваю на эксклюзивности… всего.

– Это ты решил, что мы встречаемся, – напомнила я, прожевав. – Моим мнением ты вообще не поинтересовался.

– Без меня ты погаснешь, а я без тебя не могу. Так что этот вопрос решен и не обсуждается. Что с Монтегой?

Я снова закатила глаза и отпила кофе, но Бастиан терпеливо ждал.

– Он меня вроде как шантажировал, – нехотя ответила я. – Если бы я его не поцеловала, он бы выставил меня воровкой.

– Это произошло у профессора Строка дома, – задумался Бастиан. – Что там вообще воровать, кроме схем и таблиц?

– Теперь я задаю вопрос, – перебила я. Уж слишком быстро он соображает. – Меня ищут, чтобы убить?

Бастиан помрачнел, но не отвел взгляд.

– Этого не случится, – пообещал он. – Дом Альваро встанет на твою защиту.

– С чего бы ему это делать? Твоя мать меня и за человека не считает.

– А вот мой отец очень хотел с тобой познакомиться, – ответил Бастиан. – Вопрос: с Монтегой было так же, как со мной?

– Вот ты прицепился со своим Монтегой, – рассердилась я. – Вообще нет! Совсем не так! Никак, если честно.

Бастиан довольно улыбнулся.

– Хорошо, – кивнул он, и я выдохнула. Кажется, хотя бы этот вопрос мы решили.

– Почему дом Альваро готов меня защищать? – спросила я. – И не ври, что это из-за внезапно вспыхнувшего между нами чаросвета.

– Отец хочет укрепить дом Альваро союзом с седьмым домом, – ответил Бастиан.

Я горько усмехнулась: ну прямо флаг, который так и норовят вырвать из рук.

– Но я наследник и хочу быть с тобой, – добавил он. – С этим тоже придется считаться.

– Если бы не чаросвет, ты бы и не взглянул в мою сторону.

– Вообще-то взглянул, – возразил Бастиан. – Когда ты вышла из кухни, такая вся скромница в юбке до пят, и посмотрела на меня своими глазищами, я тут же пожалел о дурацкой игре. Потому что хотел бы получить твой первый поцелуй по-другому, по-настоящему. Я бы вернулся в таверну, уже без Фалько и Найрин, и ты бы от меня все равно не отделалась. Это судьба, Мэди. К слову, я понимаю и даже уважаю твое желание не торопиться, но ты лишь оттягиваешь неизбежное. Скажи, ты ведь хочешь заняться со мной любовью, но просто боишься?

– Это твой вопрос? – уточнила я, от души надеясь, что не покраснела как помидор.

– Нет, на самом деле, – улыбнулся он и, потянувшись, погладил мою руку от запястья до кончиков пальцев, и моя кожа замерцала от его ласки. – Я и так знаю ответ. Скажи лучше вот что, Мэдерли. Когда мы ездили в город, ты упомянула, что не помнишь своих родителей. Но твоя тетя вчера обмолвилась, что ты сразу стала помогать ей в таверне, как только переехала. А теперь она без тебя как без рук.

– Это когда вы успели разоткровенничаться? – с подозрением спросила я.

– Когда укутывали огурцы, – ответил Бас. – Это очень сближает.

Значит, улучила момент, и давай меня нахваливать!

– Так сколько тебе было, когда ты попала в таверну к Рут? – не отставал Бастиан.

– Одиннадцать, – ответила я, все еще сердясь на тетю.

– А до этого с кем жила?

– С мамой.

– Но ты ее не помнишь. Как так? – цепко спросил он.

– Я вообще ничего не помню до определенного момента, – пробормотала я, запоздало осознав, что прокололась. – Доктор сказал, так бывает. После сильных потрясений.

Бастиан помолчал, размышляя.

– Выходит, семь лет назад у тебя случилось что-то страшное, – ровно произнес он, и вокруг его зрачков замерцали искры.

– Теперь моя очередь задавать вопрос, – спохватилась я.

– Ответь. Что страшного случилось семь лет назад?

– Действие, – выбрала я, и мой голос прозвучал резко, как ножом по стеклу. – Я могу не отвечать. Я не буду говорить об этом. Что ты хочешь? Поцелуй?

Бас соскользнул со стула, подошел ко мне и, обняв, поцеловал в макушку.

– Доедай, а потом пойдем в библиотеку, – сказал он. – По дороге заглянем к Фалько и узнаем, что вам задали. Ладно?

– Сперва ответь еще на один вопрос, – попросила я, запрокинув голову и посмотрев ему в глаза.

– Спрашивай, Мэди, – разрешил Бастиан, погладив меня по щеке. – Вообще-то ты можешь спрашивать меня о чем угодно, когда только захочешь.

– Тебе не страшно? – спросила я. – Твое будущее было ясным и понятным, а теперь ты зачем-то спутался с тенью и ставишь под угрозу будущее дома Альваро.

– Не страшно, – ответил Бастиан. – Мне было страшно вчера, когда я не мог тебя найти.

Мэди все еще держалась настороженно, но ее ледяные щиты стремительно таяли. К счастью, она не особо умела скрывать эмоции: то краснела, то бледнела, то кусала свои сладкие губки, и Бас не хотел спугнуть то, что иногда загоралось в ее глазах. Он ей нравится – факт. Она его хочет – определенно. Для себя-то Бастиан все понял и решил, но раз ей нужно больше времени, он подождет. Было еще кое-что, в чем не оставалось сомнений: Мэди что-то скрывает, сто процентов.

Первым делом в академии она направилась к списку рейтингов и, остановившись у черной стены с сияющими золотом именами, вздохнула.

– Хотя я думала, что будет хуже, – призналась она. – Гильденсторм отчего-то решил простить мне прогул. И Алеф.

За пропущенный день ей сняли пятнадцать баллов, и ее и без того скромный рейтинг упал до четырнадцати.

– Я знаю отличный способ поднять тебе уровень чаросвета, – предложил Бастиан.

– Лучше держать это в тайне, – всполошилась Мэдерли. – То, что происходит между нами. Если ректорша снова измерит мой уровень, и он будет выше, то она может что-нибудь заподозрить…

– Я шучу, – перебил ее Бастиан. – Ты права. Не надо привлекать лишнего внимания. К слову, мой уровень чаросвета тоже растет.

– Правда? – удивилась она.

– Ага, – подтвердил он и, взяв ее за руку, затянул в пространство под лестницей.

План был простым как пятак: дома ему куда проще сорваться, зато в местах, где их могут застать, надо быть настороже. Так что Бас с упоением целовал ее нежные губы, но все же не терял головы окончательно. Какая-то часть его натуры яростно восставала против того, чтобы лишать любимую девушку девственности под лестницей. Нет, он все сделает в лучшем виде. Но целоваться-то можно…

Кто-то сбежал по лестнице, и Бас, оторвавшись от Мэди, подсказал:

– Свет.

Выдохнув, она прикрыла глаза, и мерцание на ее коже медленно погасло.

– Твои глаза как ночное небо, усыпанное звездами, – сказал он, когда Мэди вновь распахнула ресницы.

– А твои – небо перед грозой, – шепнула она и сама смутилась от внезапно вырвавшегося комплимента.

А Бастиан мысленно себя поздравил – все идет как надо, пусть и медленней, чем ему бы хотелось. Шаги стихли, и он вновь потянулся к Мэди, но она уперлась ладонями ему в грудь и жалобно напомнила:

– Мне уроки надо делать. Ты же видел – я могу вылететь на раз-два.

Вообще-то у него был план для решения и этой проблемы, но Мэди он пока говорить не стал – она и так за ним не поспевает.

– Значит, в библиотеку, – согласился Бастиан.

Чуть раньше Фалько выдал им домашку, заявив, что у него неотложные дела, которые хихикали где-то в глубине дома. Так что Мэди собиралась прочитать законы чар, сделать пару задачек по архитектуре света, выучить главу по твареведению и подготовиться к очередному тесту по истории. Бастиан же намеревался сидеть рядом и иногда ее целовать.

Расмус встретил его страдальчески перекошенной физиономией, а вот в сторону Мэдерли улыбнулся.

– Добрый день, – произнесла Мэди ровным тоном, но на ее скулах запылали малиновые пятна румянца.

Она уставилась на Расмуса во все глаза, а Бас внимательно смотрел на нее. Это не архитектура света с ее уравнениями и логарифмами, так что свои выводы он сделал еще дома. А теперь лишь убедился в подозрениях. Семь лет назад в жизни Мэдерли произошло нечто настолько страшное, что ее психика, не выдержав, предпочла стереть воспоминания. Семь лет назад на Левые Порожки напали ночные твари, уничтожив всех жителей, а Расмус Корреган пытался спасти женщину из сумерек, которая была ему так дорога, что он выжег себе глаза. А теперь Мэди смотрела на слепого библиотекаря, забыв обо всем и едва сдерживая слезы.

Похоже, он успел поцапаться с будущим тестем, вот незадача.

– Тебе нужен какой-то учебник, Мэди? – спросил Расмус.

– Нет. Я хотела тут позаниматься. Можно?

Она сглотнула, как будто эти простые слова дались ей с трудом.

– Разумеется, – позволил библиотекарь. – Выбирай любой стол. Если понадобится помощь – обращайся.

Мэдерли быстро ушла в самую глубь читального зала, села за стол и перевела дыхание, а вот Расмус оставался спокоен. Что-то не складывается. В прошлый раз он сказал, что не оставил бы своего ребенка. Но что, если он даже не знал?

– А вы, Альваро, снова пришли качать права? – поинтересовался библиотекарь, воинственно выдвинув подбородок, на котором алел свежий порез от бритья. Жизнь слепого наверняка была полна сложностей, о которых Бас и не задумывался.

– Мы с Мэди сегодня играли в правда или действие, – сказал он. – Давайте и с вами сыграем.

– У меня нет к вам никаких вопросов, Альваро, – отказался Расмус. – Разве что один: когда вы уже оставите бедного старика в покое?

– А сколько вам, кстати, лет?

– Если вы надеетесь, что я уйду на покой, а сюда поставят другого библиотекаря, который будет закрывать глаза на ваше аморальное поведение, то зря.

– А вы, стало быть, глаза закрывать не собираетесь. Смешно, – оценил Бастиан. – Но у меня созрел вопрос. Могло ли случиться так, что вы не знали о ребенке от тени?

Расмус покачнулся, как от удара, и оперся на стол ладонями.

– Что ты меня мучаешь? – прошипел он. – Все равно все погибли. Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?

– Нет, – ответил Бастиан. – Никакого удовольствия я сейчас не испытываю. Но мне важно разобраться.

– Это тебя не касается! – рявкнул Расмус.

Он замахнулся тростью, но Бас сделал шаг в сторону, и она ударила о край стола, выпала и с грохотом прокатилась по полу.

– Будем считать, что вы выбрали действие, – невозмутимо подытожил Бастиан, подняв трость и вложив ее библиотекарю в руку.

– Бастиан, что ты тут устроил? – возмутилась Мэди, подбегая к ним. – Расмус, вы в порядке?

– Все хорошо, – ответил за него Бастиан. – Мы играем в правда или действие. Сейчас очередь Расмуса.

Библиотекарь оперся на трость и процедил сквозь зубы:

– Меня интересует лишь, за какой книгой вы явились, Альваро.

Бастиан разочарованно цыкнул и ответил:

– Так себе вопрос. Что ж, дайте мне генеалогию чарородов. На букву Ка. Это вроде открытая информация?

Книга вылетела из дальнего ряда и стремительно спикировала, метя ему в голову, но Бас пригнулся и ловко поймал ее за корешок.

– Отличный бросок, – похвалил он. – Вам бы цены не было в чаркроссе.

– Пойдем уже, – потребовала Мэди, взяв его за руку и потащив за собой.

Бастиан послушно последовал за ней и уселся за дальний стол, который она облюбовала. Обернулся – Расмус так и застыл изваянием, явно погруженный в воспоминания и размышления, а это, вероятно, означало положительный ответ – да, у Расмуса Коррегана мог быть ребенок, о котором он не знал. Либо же он думает, чем пообедать, не завести ли собаку-поводыря, какие переплеты заказать для книг…

– Так сразу и непонятно, есть сходство или нет, – с досадой пробормотал Бастиан.

– Ты о чем? – не поняла Мэдерли.

– Ну, ты красивая и молодая, а он некрасивый и старый, – пояснил он. – Да еще эти очки на пол-лица. Вот я и говорю – так и не разберешь. Он твой отец?

Она помолчала и тихо ответила:

– Я не уверена.

– Я успел выяснить, что семь лет назад Расмус Корреган хотел спасти женщину. А еще он прямо оскорбился, когда я предположил, что он мог оставить своего ребенка. Если ты его дочь, то вряд ли он знал о тебе, Мэди.

– А он не рассказывал, что именно тогда произошло, в Порожках? – спросила она как будто равнодушно и уткнулась в книгу, но смотрела при этом в одну точку, напряженно ожидая ответа.

– Это все знают, – ответил Бастиан, наблюдая за ней с горькой смесью нежности и жалости. – Одно из ключевых зеркал разбилось, Левые Порожки остались без света. На город напали твари. Расмус Корреган поспешил на ближайшую башню, направил весь чаросвет в линзу в попытке спасти людей, но лишь выжег себе глаза. У него не слишком высокий уровень, мало энергетических точек задействовано – вот и не получилось распределить чаросвет. А ты считаешь, что-то было не так?

– Откуда мне знать? – пожала она плечами.

– Хочешь, я расспрошу Расмуса поподробнее? Вряд ли он захочет со мной говорить, но я притащу огурцы тети Рут, и он тут же расколется. Если кто-то и знает правду, то только он. И ты.

Мэдерли вскинула на него глаза, огромные и испуганные.

– Но ты об этом забыла, – добавил Бастиан. – Так?

– Не говори никому, – попросила она.

– Не скажу, – пообещал он.

Себастиан Альваро бесил его до дрожи, до зубовного скрежета, до ярости, полыхающей белыми пятнами перед незрячими глазами. Но куда больше, чем этого наглого парня, Расмус ненавидел самого себя. Отпрыск Альваро небрежно отмахнулся от всех причин, по которым Расмус поступил так, а не иначе, и наглядно показал, что все глубокомысленные оправдания – ложь. А правдой был свет, который он видел даже слепым. Свет, который пылал бессовестно ярко и горячо вокруг тех двоих, что сидели за дальним столом читальни.

Когда-то Расмус потушил похожий костер. Отошел в сторону и смотрел, как тот угасает. Дар предвидения позволил ему заглянуть в будущее, совсем недалеко. Если бы он не ушел, его любимая погибла бы, но она все равно умерла. Так, может, был и другой путь? Может, Альваро прав – ему просто было слабо?

До него донесся их шепот, тихий смех.

– Да ладно, он же слепой, – пробормотал Себастиан, и свет от них полыхнул еще ярче, так что пустые глазницы запекло от жара.

Не выдержав, Расмус пошел прочь – подальше от чужого счастья.

Альваро уже знает, что в Мэди проснулась темная кровь – этот его нездоровый интерес к седьмому дому вырос не на пустом месте. А ее чаросвет разгорается точно пожар. Если это видно слепому, то скоро узнают другие. Что тогда? Себастиан ясно дал понять, что не откажется от нее. Станет ли дом Альваро ее защищать? Или ее предпочтут убрать? Тихо или так, как в Порожках, – с размахом.

Вместе со зрением Расмус утратил и дар предвидения. Чаросвет теперь собирался в кончиках пальцев, подарив возможность перемещать предметы без прикосновений и ориентироваться в пространстве. Но предчувствия не исчезли совсем, и он знал: приближается что-то плохое.

Пошарив над дверью, Расмус нашел ключ, открыл каморку, куда никто кроме него не совался. Отодвинув ведро, достал из тайника под полом блокнот. Шероховатая обложка, потрепанные листы – он пробежался кончиками пальцев по строкам – все, что смог найти в архивах. Все, что не успели уничтожить.

Взяв записи, он поспешил назад, нарочно постукивая тростью о пол. Когда подошел к их столу, Мэдерли и Себастиан молчали.

– Это тебе, – сказал Расмус, протянув блокнот туда, где чаросвет грел уютным теплом.

– Спасибо, – ответила Мэдерли с легким недоумением.

Она взяла блокнот, и страницы зашуршали.

Альваро пока что благоразумно молчал. Но ответ на его предыдущий вопрос был – да. У Расмуса мог быть ребенок. Теоретически. Но его любимая вышла за другого и родила от него, от высокого мужчины с ледяными глазами, – так он сказал, когда Расмус пытался увидеть ее снова.

– Какого цвета были ваши глаза? – спросил вдруг Себастиан. – У Мэдерли – синие.

Расмус вцепился в свою трость, опершись на нее всем телом, а потом резко развернулся ко входу в библиотеку, откуда ударило волной холода.

– Уходите, – приказал он. – Сейчас же!

– Простите, он не хотел вас обидеть, – пролепетала Мэди.

– Немедленно! – рявкнул Расмус.

Альваро оказался понятливее: сгреб учебники и тетради и потянул девушку за собой. Они успели разминуться с опасностью, что приближалась к библиотеке, и Расмус глубоко вдохнул сладкий аромат, оставшийся после Мэди.

Он вовсе не обиделся на Себастиана Альваро. Сейчас он испытывал к нему глубокую благодарность за трепетную надежду, озарившую его давно сгоревшее сердце. Вернувшись за свою стойку, Расмус сел, положил ладони на книгу, напрочь забыв даже ее название, и улыбнулся.

Синие.

Дверь скрипнула, и Расмус, узнав дробный стук каблуков, поднялся.

– Здравствуй, Кристина.

Госпожа ректор, его давняя знакомая, ходила быстро, впечатывая острые каблуки в пол резко, будто норовя раздавить какое-то мелкое насекомое. Например, книжного червя.

– Каждый раз изумляюсь, как ты меня узнаешь, хотя не можешь… ну… – Кристина запнулась, и он подсказал:

– Видеть.

По позвоночнику засквозил ледяной холод – Кристина привела за собой большие проблемы. Следом в библиотеку вошли еще трое, шагая по-военному четко.

– Недавно встретила Ниту, – принялась болтать она как ни в чем не бывало. – Помнишь, училась с нами, милая блондинка с кудряшками. Я ее едва узнала – так сильно она потолстела. Не представляю, могла бы я опознать хоть кого-то по звуку шагов?

– Уверен, что ты все так же прекрасна, – галантно ответил Расмус. – А я узнаю далеко не всех.

Госпожа ректор хотела убедиться в своей исключительности, а ему было не жаль ей польстить. Ее пульс участился, острые ноготки царапнули поверхность стола. Кристина волновалась, хоть и пыталась это скрыть.

Расмус повернул голову к тем троим, что пришли с ней, но они молчали.

– Ты хоть иногда думаешь о том, что все могло быть иначе? – спросила она с внезапной тоской.

– Я постоянно об этом думаю, – признался Расмус.

– Жалеешь? – жадно уточнила Кристина.

Она имела в виду давнишние отношения с ней – сорвавшуюся помолвку, так и не заключенный союз, а он горько жалел о том, что ему не хватило сил и уверенности Альваро, чтобы защитить свою тень.

– Кто пришел с тобой, Кристина?

Его взяли под руки с обеих сторон, слаженно и четко, едва не оторвав от земли.

– У оракулов было предсказание, – сказала она, и ее голос задрожал. Неужели заплачет? – Будущее меняется. Возрождается седьмой дом. Они нашли нить, и та привела их к роду Корреганов.

Значит, ошибки нет. Мэдерли Корреган. Почему же Элия не сказала?!

– Я сперва подумала, вдруг у тебя где-то ребенок.

Его холодным потом прошибло. Надо отвести их от этого следа.

– Я и подумать не могла, что виновник ты сам, Расмус, – обличила его Кристина.

– Я, – подтвердил он, еще не понимая, в чем сознается.

– Ты действовал за моей спиной! Я пожалела тебя. Дала работу, кров, возможность оставаться полезным обществу. И чем ты мне отплатил?

– Расмус Корреган, вы обвиняетесь в распространении заведомо ложной информации, порочащей правящие дома, – скучным тоном уведомил мужской голос, от которого густо пахло табаком.

Вот как. Значит, он может дать Мэдерли время. Перетянуть внимание на себя.

– Давал книги студентам? – с угрозой спросил правый мужчина, воняющий рыбой.

– Это моя работа, – усмехнулся Расмус, больше не чувствуя ни сомнений, ни страха.

Все не зря! У него есть дочь. С синими глазами, как были у него когда-то.

– Из закрытой секции библиотеки! – разорялась Кристина. – Неокрепшим умам. Ты вкладывал в их головы порченый продукт! Гнилые семена!

Расмус выдохнул и, оттолкнув одного из стражей, схватил трость.

– Седьмой дом на самом деле первый! – выкрикнул он, шарахнув тростью наобум. Мужик охнул и выругался. – Не выражаться в библиотеке, – приказал Расмус, ударив тростью снова, а затем наподдав и в другую сторону. – Великий дом восстанет в ночи, и свет разгонит тень!

Пусть его примут за оголтелого фанатика. Он столько им наговорит – они устанут расплетать эту ложь!

Его дочь. Восемнадцать лет – все сходится. Чаросвет горит в ней все ярче, а Альваро влюблен в нее по уши. Может, даже хорошо, что он такой самоуверенный засранец, привыкший получать желаемое. Он не отдаст ее никому.

– Я собрала сведения о том, какие книги ты выдаешь студентам, – истерила Кристина. – Есть список рекомендованной литературы. Учебники, одобренные комиссией по образованию. А ты…

Расмус расхохотался ей в лицо.

– Думаешь, я не знаю, зачем ты взяла меня на работу? Надеялась своей тщеславной душонкой, что я буду каждый день сожалеть о том, что не выбрал тогда тебя. Об этом я не жалел ни одной секунды, Кристина! Ты не стоишь и ее ногтя!

– О ком это он? – пробурчал мужик с табаком.

– Семена ночи взойдут! – выкрикнул Расмус. – Сопротивление зреет! Каждый имеет право на свет! Каждый!

– Дайте я уже заткну ему рот, – предложил молчавший до этого третий.

– Я видел, что было в Порожках, – сказал Расмус. – Кто там был! Я видел…

Его рот запечатала рука, воняющая рыбой, а потом в голове Расмуса словно взорвалась звезда.

– Унесите его поскорее, – донесся издалека недовольный голос Кристины. – Через черный вход. Хорошо, что выходной, никто не увидит. Послушайте, напишите в отчетах, что я ничего не знала. Я полностью одобряю…

Яркая вспышка медленно гасла, оставляя после себя плотный густой туман.

– Ты хоть понимаешь, как это было бестактно? – воскликнула я, едва поспевая за Бастианом, который крепко держал меня за руку и тащил за собой. – Какого цвета были ваши глаза – зачем ты так с ним?

Бастиан молчал и вел меня все дальше от библиотеки. Мы свернули в парк, на одну из дорожек, усыпанных белым песком. Ветер трепал деревья, срывал лепестки и бросал их нам под ноги. По небу скользили облака – быстрые белые рыбки, и в моей душе было так же ветрено и неспокойно.

– Как можно было так довести человека? – продолжила возмущаться я. – Это ужасно!

– А вы с Расмусом так и будете ходить вокруг да около, да? – спросил Бастиан. – Почему бы не сесть и не поговорить прямо?

Он отчего-то все хмурился и оглядывался, как будто Расмус мог побежать за нами следом.

– Это только мое дело, – заявила я.

– И еще твоего отца. Думаю, он заслуживает знать.

– Если это в самом деле он. Если его это вообще волнует.

– Конечно, волнует, Мэди! – воскликнул Бастиан. – Он выжег себе глаза вообще-то. Думаешь, ему плевать?

– Может, он и правда любил мою мать. Но это не значит, что ему нужна была я.

– Перестань, – поморщился он.

– А давай это ты перестанешь! – рассердилась я. – С чего это ты возомнил, будто можешь за меня что-то решать? Я не принадлежу дому Альваро!

– Если тебе интересно, я нашел в книжке род Корреганов. Он входит в дом черных котов.

– Пусть так. Седьмой дом или котов – ты мне в любом случае не указ. Но ты только и делаешь, что пытаешься мной командовать! А еще зажимаешь в каждом углу.

– Тебе неприятно? – спросил Бастиан, бросив на меня внимательный взгляд. – Понимаешь, мне так проще себя контролировать, когда кто-то может застать врасплох.

– Мило, – ответила я. – А знаешь, как еще проще? Перестать целоваться вовсе!

Я выдернула руку из его ладони и пошла вперед, но он нагнал меня в два шага.

– Я против, – возразил Бастиан. – Без поцелуев – это совсем печально. Давай так: завтра с утра зайдем в библиотеку, и я перед ним извинюсь. Вот прямо от души. Хотя я не думаю, что Расмус обиделся. Там что-то другое.

– Что же? – поинтересовалась я. – Если после твоего вопроса про цвет отсутствующих глаз он приказал нам исчезнуть.

– Вот именно, – подтвердил Бас. – Это звучало как приказ, с которым лучше не спорить, а выполнять. Я боевой чар, в конце концов, и улавливаю такое.

Я громко фыркнула.

– Может, научишь меня столь полезным интонациям? – спросила я. – Потому что сейчас, Себастиан Альваро, я бы хотела, чтобы ты оставил меня в покое. И моего отца тоже.

– То есть ты уже уверена, что он твой отец, – произнес он утвердительно.

– Нет! Но он спас меня! Если бы не Расмус, я бы погибла в Порожках вместе со всеми.

– А как там все было?

Я остановилась, и Бастиан тоже. Убрал прядь волос, которую ветер швырнул мне в лицо.

– Я ведь сказала, что не хочу об этом говорить, – напомнила я.

– Может, как-то через силу? – предложил он. – Сейчас самое время раскрыть все карты, Мэдерли. Мой отец ищет союзников, но куда хуже, что я толком не понимаю, кто наши враги. Ты могла бы пойти мне навстречу. Ведь я тоже подставляюсь, если так посмотреть.

– Я тебя не просила.

– Но я с тобой. В одной команде. Давай же действовать сообща.

– А давай ты тоже начнешь учитывать мое мнение, – предложила я. – Зачем ты донимал Расмуса? Может, я бы и сумела с ним объясниться, если бы ты не влез со своими бестактными вопросами! Знаешь, я вернусь.

– Нет, – сказал Бастиан, вновь взяв меня за руку.

– Да в чем дело? – воскликнула я, когда он настойчиво повел меня к башне Альваро.

– Сходим к нему завтра. А сейчас изучим блокнот, что он нам дал.

– Мне, – исправила я. – Расмус дал этот блокнот мне.

Бастиан не стал спорить. Он открыл дверь башни, пропустив меня вперед, и в нос шибануло запахом соленых огурцов, которые мы оставили внизу вместе с вареньем. А сверху доносился шум, голоса, и, поднявшись по лестнице, я увидела двух женщин, снующих со швабрами и тряпками. Поздоровавшись, я прошла в свою спальню, закрыла дверь и демонстративно задвинула засов.

У меня еще остались невыученные уроки, но первым делом я достала блокнот Расмуса. Погладила чуть шероховатую обложку темно-синего цвета, полистала желтоватые страницы, исписанные крупным и как будто немного детским почерком. Иногда строчки заползали друг на друга, неслись вкривь и вкось, но я легко разбирала написанное: первый дом, истинный свет, сила, умения… Мне на колени выпала закладка – узкое длинное перышко, внизу белый пух, а заостренный конец иссиня-черного цвета.

В дверь постучали, и я выкрикнула:

– Я делаю уроки, Бастиан!

Я все еще злилась на него, хотя так-то Бас прав. Если уж мы одна команда, то должны действовать вместе. Но я не была готова к полной откровенности. Да и Первый говорил, что я не должна доверять чарам.

– Госпожа чар, – позвали меня из-за двери.

Я даже оторопела от неожиданного обращения. Открыв дверь, увидела девушку, которая виновато мне улыбнулась.

– Позвольте прибрать в вашей комнате.

– Я сама уберу, – отказалась я, но девушка, воровато оглянувшись, достала из-под рубашки кулон – серебряный кругляш с камешком в центре.

Мы с ней были похожи: обе темноволосые, со светлой кожей, с большими глазами, как у сумеречных жителей. Но она отчего-то смотрела на меня с восхищением.

– Если что надо передать Первому, то через меня, – прошептала она. – Я каждую неделю тут буду. Тени повсюду.

– Опять болтаешь? – грозно окликнула ее тетка постарше, но, завидев меня, сменила тон: – Вы уж простите, госпожа чар, она новенькая. Ты не языком мели, а давай швабру в руки и вперед.

В зале показался Бастиан, и я снова закрыла дверь в свою комнату. Все же с Расмусом очень некрасиво вышло. Завтра первым делом пойду в библиотеку и поговорю с ним сама.

Служанки шарахались от него, но Бастиан все ходил туда-сюда по залу, измерив его шагами вдоль и поперек. Хотелось взять Мэди за плечи, встряхнуть, объяснить, что вообще происходит, чтобы до нее наконец дошло – все очень серьезно. Однако стоило лишь представить, как она оказывается в его руках, – и фантазии принимали совсем другой оборот. И это тоже было проблемой.

Обычно как: если ему нравилась девушка, он давал понять, что не против, и куда больше усилий приходилось прикладывать потом, чтобы от нее отделаться. С Мэди же все шло наперекосяк. Он вообще не мог взять в толк, что ей надо. В Сумерках нравы куда строже. Может, она ждет подтверждения серьезности намерений? Сегодня он и правда обращался с ней не слишком прилично: сперва под лестницей, потом в библиотеке, когда Расмус ушел за своей зловещей тетрадкой.

Войдя в спальню, Бас порылся в ящике стола и нашел браслет со знаками дома. Монтега вечно зубоскалил, что завитки Альваро напоминают бублик собачьего хвоста, но теперь зубов у него поубавилось, так может, поймет, что иногда лучше промолчать.

Сев за стол и положив браслет перед собой, Бастиан слегка успокоился. Первый пункт плана есть. Теперь надо как-то выманить Мэди из комнаты.

Он откинулся на спинку кресла, размышляя. Мэди только что отказалась от уборки, что было забавно и даже смешно. Но с другой стороны – а что смешного? Мэди жила в бедности, привыкла делать все сама, наверное, ей даже неловко пользоваться прислугой. Она держится за старые привычки и пытается не терять головы, на которую столько всего свалилось: академия, почти обретенный отец, седьмой дом, козни Найрин, да и сам он…

Надо вернуть ей почву под ногами.

– Мы уже закончили, господин Альваро, – сказала служанка, заглянув в комнату. – Внизу башни какой-то запах странный. Может, прибрать и в тех помещениях?

– Нет, можете быть свободны, – ответил он, вспомнив про огурцы, и щелкнул пальцами, радуясь идее.

Ну конечно! Мэдерли полжизни работала в таверне. Вот ответ на оба вопроса: и как выманить, и как сделать так, чтобы ей полегчало. Дождавшись, когда служанки уйдут, он подошел к двери в ее комнату и постучал.

– Мэди, – позвал он. – Ты не против, если я угощусь пирогом твоей тети?

– Бери, конечно, – тут же отозвалась она.

– А как его греть? – спросил Бас. – Ты мне не поможешь?

Он мог бы его и холодным сожрать, тем более аппетит разыгрался, но сейчас куда выгоднее показаться беспомощным. Мэди сдвинула засов и открыла дверь.

– А ты мне поможешь с архитектурой света? – попросила она. – Одна задачка вообще непонятная.

– С радостью, – пообещал он.

Если бы Фелиция вдруг предсказала, что он будет решать задачки первокурснице в обмен на кусок вчерашнего пирога, Бастиан бы подумал, что это одна из ее дурацких шуток. Но его план сработал: Мэди пошла к бару, зашуршала бумагой, разворачивая пирог, зажгла огонь в маленькой печке. Заглянув в холодник, достала овощи и, помыв их, мигом сделала салат. Она даже принялась мурлыкать себе под нос какую-то песенку, но, поймав на себе его взгляд, смутилась и умолкла.

– У меня для тебя кое-что есть, – вспомнил Бастиан. – Никуда не уходи.

Однако когда он принес браслет, Мэди отреагировала совсем не так, как планировалось.

– Я не могу это принять, – отказалась она. – Браслет явно очень дорогой.

– Это всего лишь черненое серебро, – возразил Бастиан.

– Вот я и говорю, – упрямо сказала Мэди.

– Его ценность в символике дома Альваро, – попытался он объяснить. – Если кому-то вдруг снова придет в голову отправить тебя в Сумерки, он увидит, с кем ему придется иметь дело.

– Вряд ли браслет остановит Найрин, – заметила Мэди. – Скорее она будет в ярости. Хотя… Знаешь, я его возьму. Поносить.

– Нет, – мотнул головой Бастиан.

– Ты передумал?

– Это подарок. Если ты его вернешь, я восприму это как оскорбление, – пригрозил он и защелкнул браслет на тонком запястье Мэди.

Девушки солнечной долины обычно даже кичились своим неумением готовить, и Бастиан и не думал, что это так приятно – когда та, от которой сносит крышу, ставит перед тобой еду. Они пообедали почти как семейная пара, и Бастиан испытывал непривычное удовлетворение собственника, поглядывая на браслет на ее руке. Похоже, Мэди взяла его, только чтобы насолить Найрин. Но пусть так, для начала.

После Бастиан объяснил задачу, и Мэди вникла на удивление быстро. У нее оказался ровный, чуть угловатый почерк, и писала она без ошибок. Столик в зале был низким, так что Мэди уселась на ковер, скрестив ноги, и принялась записывать решение в тетрадь. Какое-то особо изощренное издевательство – эти ее белые коленки, выглядывающие из-под юбки, выбившаяся прядь волос, скользящая по длинной шее, нежные губы, прикусывающие кончик карандаша.

– Погоди минутку, – попросила она и, сбегав в свою комнату, принесла блокнот Расмуса и протянула Басу. – Мне явно не хватает теории, чтобы понять. Тут у него про применение сил, энергетические точки, знаки…

– Уверена, что готова поделиться со мной информацией? – спросил Бастиан, забирая блокнот.

– Не очень, – честно ответила Мэди. – Но если ты и дальше будешь так на меня смотреть, то я ничего не решу, Строк снимет у меня баллы, и вскоре я уеду назад в Сумерки. Ты этого хочешь, Себастиан?

– Нет, я хочу совсем другого, Мэдерли, – откровенно признался он и уткнулся в записи, но вскоре чтение его всерьез увлекло.

Перевернув очередную страницу, он поднял взгляд, и сердце, ухнув, забилось гулким колоколом. Мэди быстро опустила ресницы, спрятавшись за учебником, а Бастиан расплылся в довольной улыбке.

Потому что она тоже на него пялилась.

– Может, пересядешь ко мне? – благодушно предложил он.

– Мне удобно, спасибо, – отказалась она, не поднимая глаз.

– Тебе еще долго?

– Последний пример.

– М-м-м, – промычал Бастиан, а потом сполз с дивана на пол. – А тут и правда удобно! – воодушевленно воскликнул он. – Ковер такой мягкий.

Мэди с подозрением на него покосилась, но Бастиан невозмутимо перевернул страницу в записях Расмуса. Правда, ему пришлось трижды перечитать один и тот же абзац, чтобы наконец сосредоточиться на смысле.

– Я хочу спросить, – произнесла Мэди неуверенно, и Бас, заложив пальцем блокнот, поднял взгляд. – Без тебя я обычная тень. Мой свет – лишь твое отражение. Почему же седьмой дом считается сильным?

Подумав, он ответил:

– Я бывал в пустыне. Она начинается сразу за стенами Альваро. Солнце – раскаленный белый шар, слепит так, что глаза слезятся. Песок до горизонта. Жара невыносимая.

Не удержавшись, потянулся к ней и провел кончиками пальцев по шее, убирая пушистую прядку, задержал ладонь, чувствуя ускоряющийся пульс под тонкой кожей. Мэди прерывисто вздохнула, непроизвольно подавшись к нему чуть ближе.

– Сплошной свет – и больше ничего, – продолжил Бастиан, медленно поглаживая ее шею.

По ее коже разбегались теплые золотистые искры, в синих глазах рождались и гасли звезды.

– Жизнь появляется вместе с тенью, – прошептал он, придвигаясь к ней ближе.

– Я не понимаю, – призналась Мэди.

– Я сам пока толком не понял, – пробормотал Бастиан. – Мэдерли…

Он склонился и поймал губами золотистое пятнышко на ее шее. Поцеловал трепещущую венку и вдохнул запах мягких волос, чувствуя, как его хваленое самообладание трещит по всем швам.

– Здорово! – донесся жизнерадостный голос Фалько. – Не помешал?

– Нет-нет! – встрепенулась Мэди. – Проходи.

– А чем это у вас так вкусно пахнет? – принюхался он. – Пирожок! Можно? Мэди, ты уже сделала домашку по архитектуре? Дай списать. Ого, у тебя браслет Альваро! Вы что, помолвлены?

Мэди ошарашенно уставилась на Баса.

– Ну вы даете! – присвистнул Фалько. – Слушай, Бас, но ведь это необязательно, да? То есть мне же не нужно делать девушке предложение, если я с ней, ну…

Что он с ней сделал было понятно без слов: Фалько сиял ярче, чем зеркало солнечного рубежа.

– Все должно быть добровольно, – ответил Бас.

– Что значит – мы помолвлены? – прошептала Мэди. – Я думала, это просто браслет.

– Не просто, – сказал он.

Мэди тут же попыталась снять браслет, но Бастиан лишь ухмыльнулся.

– Семейные реликвии как правило защищены от потери, – охотно пояснил Фалько, усевшись на стуле возле бара и поставив себе на колени тарелку с салатом. – У меня тоже есть такой, только из золота. И еще с зелеными камешками. Смотрится по-девчачьи, если честно, потому не ношу. А вот твой, Бастиан, вполне себе брутально выглядит.

– А ты не мог как-то предупредить? – возмутилась Мэди. – Объяснить?

Она вскочила на ноги, прошла к мойке у бара и, намылив руку, потянула браслет снова.

– Я же сказал – этот браслет тебя защитит, потому что все сразу поймут, с кем придется иметь дело, – раздраженно прокомментировал Бас.

– С твоим женихом, Себастианом Альваро, – поддакнул Фалько. – Наверное, надо вас поздравить, да? Счастья там, деток…

– Бастиан, это слишком! – воскликнула она, обернувшись.

– Серьезно? – рассердился он. – А все остальное не слишком? Как будто у нас есть выбор!

– О, так ты залетела, – прошептал Фалько, и его глаза расширились от ужаса. – Бас, но ведь в академии девчонкам дают таблетки! Нет? Арвена мне наврала! – его голос сорвался. – Обманула! А что если я тоже? О, нет!

– Ничего я не залетела! – рявкнула на него Мэди. – А про таблетки – правда.

Фалько выдохнул, вытер взмокший лоб и откусил пирог, а Мэди снова покрутила браслет на руке. Но если не знать секрет, то так просто его не снимешь.

– Это для твоей безопасности, – заявил Бастиан. – Тебя это ни к чему не обязывает. Это не совсем официальная помолвка.

– Но все как раз так и подумают, – подал голос Фалько. – Подарок с символами дома – это вам не кот чихнул.

– Ешь уже свой пирог, – бросил Бастиан в его сторону, и Фалько послушно запихнул в рот остатки пирога. – Да, возможно, все решат, что мы помолвлены. А ты против? Ты живешь в моем доме, слухи, понятное дело, ходят. В академии к тебе относятся не пойми как.

– Плюс к репутации, – промычал Фалько.

– Что ты теряешь, в конце концов? – спросил он.

– Свободу, – подсказал рыжий.

– Но Бастиан говорит, это все понарошку, – совсем растерялась Мэди.

– Я такого не говорил, – возразил Бас и, набравшись духа, решился на следующий шаг. – Если ты не против, – осторожно начал он, – то мы могли бы сделать все официально. У тебя очевидные проблемы с рейтингом, а так ты получишь дополнительные баллы. Пятьдесят – за принадлежность к дому, и еще сто – потом, как член семьи Альваро.

Фалько так и замер с набитым ртом, но комментировать не решился.

– Ты делаешь мне предложение? – уточнила Мэди, подняв на него удивленный взгляд.

По идее, в такие моменты девчонки должны визжать от счастья или даже плакать, но ее глаза оставались сухими, и восторга он в них не нашел. Бастиан чуть не стукнул себя по лбу. Только недавно думал, как много на нее свалилось, а теперь решил ее добить.

– Обрисовываю перспективы, – ответил он.

Раньше он избегал даже думать о браке, но теперь-то все очевидно. Однажды они поженятся: он наденет кольцо ей на палец, поведет к алтарю, даст свое имя…

– Мне за драку на чаркроссе тридцать баллов сняли, – не смог долго молчать Фалько. – Давай ты и на мне женишься.

Он заржал, подавился пирогом и закашлялся.

– Ладно, – сказала Мэди, и сердце так и подскочило – она сказала да? – Я буду носить браслет. А все остальное – слишком, – упрямо повторила она.

Бастиан подошел к стойке и похлопал Фалько по спине.

– Не в то горло попало, – просипел тот. – Мэди, дай водички. Или, может, что покрепче. Отметим вашу помолвку.

Мэди поставила перед ним стакан с водой, и Фалько выпил его до дна.

– Знаешь, Бас, предложение на три из десяти, – прокомментировал он. – Я совсем не удивлен, что тебя прокинули. Где цветы? Романтичная музыка? Свечи?

– Заткнись и ешь, – беззлобно посоветовал Бас. – Если бы ты не ржал как гиена, то может, вышло бы лучше.

– Но, если ты не заметил, три балла я тебе все же отстегнул, – заметил Фалько. – Один – чисто по дружбе, второй – за браслет, а третий – за то, что «нет» тебе тоже не сказали.

Бас вопросительно посмотрел на Мэди, но она отвернулась.

– А что с твоим носом? – спросила она у Фалько.

– Ерунда, до вашей свадьбы заживет, – отмахнулся тот, ощупав опухшую переносицу. – Ты же не была на матче по чаркроссу! О, ты бы видела, Мэди, как я забил решающий гол. Уверен, если бы после игры я пошел делать предложение, мне никто не смог бы отказать!

Фалько все болтал, описывая матч в красках, а Мэди иногда осторожно касалась браслета, но больше не пыталась его снять.

С утра библиотека оказалась заперта, так что мы с Бастианом договорились заглянуть сюда позже.

– Хорошего дня, Мэди, – пожелал он мне, а потом, быстро глянув по сторонам, притянул меня к себе и поцеловал, быстро, жадно и горячо.

– Хорошего дня, – пробормотала я, когда он выпустил меня из объятий, и пошла к лестнице, путаясь в собственных ногах.

Себастиан Альваро подарил мне браслет с символикой дома и сделал предложение. Скомканное и не слишком-то романтичное, но суть оставалась понятной – он хотел на мне жениться. Та часть меня, что таяла от его поцелуев, глаз и улыбки, пищала от восторга. Я чувствовала себя принцессой, которая попала в башню к прекрасному принцу, миновав этап с драконом.

Вот только дракон сейчас направлялся прямо ко мне, в укороченной юбке, расстегнутой на две пуговки блузке, со светлыми косами по обе стороны лица, искаженного злобной гримасой.

– Я надеялась, у тебя хватит ума остаться в деревне, – выплюнула Найрин.

– Спасибо, что оплатила мне поездку, – ответила я. – Как раз хотела повидать родных.

– Что там у тебя осталось? – спросила она и небрежно пнула носком туфли мое имя над самым плинтусом. – Четырнадцать? Можешь собирать чемоданы или что там у тебя. Мешок от картошки? Еще пара прогулов, и я помашу тебе ручкой.

– Я, пожалуй, останусь, – отказалась я и заправила прядь волос за ухо, задержав руку у лица так, чтобы Найрин рассмотрела браслет.

Моя темная половина, о которой я толком не знала, возликовала, наблюдая, как меняется выражение ее лица: недоумение, понимание, шок… Ярость! На миг я подумала, что сейчас она и правда сожрет меня живьем, как дракон, но к счастью, мой верный рыцарь Фалько подоспел и встал рядом.

– Ты его украла! – взвизгнула Найрин, ткнув пальцем в мой браслет.

– Это подарок Себастиана, – возразил Фалько. – Я лично присутствовал, и это было… эмм… необыкновенно. Мэди, ты идешь?

– Пока, Найрин, – улыбнулась я и пошла на уроки.

Реванш ощущался сладостным вкусом победы, но чуть позже, сидя на травоведении, я подумала, что вся эта затея с браслетом – ошибка. Мы с Басом не собирались привлекать внимание, а теперь на меня оборачивались и шептались, и отношение ко мне менялось на глазах.

– Мэди, прости меня, – шмыгнула носом Лекса, повернувшись ко мне, и в ее зеленых глазах блестели настоящие слезы.

Раскаялась бы она, если бы на моей руке не блестел браслет дома Альваро? Сомневаюсь. Вряд ли она и сейчас сожалеет, скорее – разумно опасается.

– Найрин меня заставила, – прошептала она. – Я не хотела.

– Чем вы меня опоили? – поинтересовалась я, поглаживая завитки на браслете.

Профессор Понки как раз рисовала на доске цветок дормиса. Его аромат кажется приятным лишь поначалу, а потом болит голова, клонит в сон, и можно так и не проснуться. Я еще легко отделалась, Найрин сейчас об этом точно жалеет.

– Ничем, – горячо заявила Лекса. – Это стакан такой, зачарованный. Туда что ни нальешь, получается сонный эликсир.

– Понятно, – кивнула я.

– Не держи на меня зла, – умоляюще попросила она. – Я даже накрыла тебя одеялком, чтобы ты не замерзла.

– Отвали, Лекса, – сказала я. – Ты мне мешаешь.

Она вспыхнула и отвернулась с видом оскорбленной невинности, а Фалько отвлекся от перемигиваний с Арвеной и, склонившись ко мне, прошептал:

– Слушай, раз ты вроде как под официальным присмотром Альваро, я на большой перемене отлучусь. Идет?

Видимо, у него намечалось горячее свидание где-то в укромном местечке. А вот меня на перемене ждал сюрприз в лице аж самого ректора.

– Студентка, – безлично обратилась она ко мне. – До меня дошли слухи, что вы носите знаки чужого дома. Это категорически запрещено. Более того, такое вопиющее попрание традиций влечет за собой наказание – минус, скажем…

– Это подарок Себастиана Альваро, – быстро перебила ее я, пока она не влепила мне штраф. – Спросите его сами, если мне не верите.

– Обязательно спрошу, – пообещала ректор, неодобрительно поджав губы. – Полагаю, именно по этой причине его отец приезжал в академию. Неподобающее поведение сына бросает тень на весь их блистательный род.

– Я могу идти? – спросила я.

Она окинула меня еще одним неприязненным взглядом и удалилась. А я вновь пошла к библиотеке и подергала запертую дверь.

– Может, заболел? – предположил какой-то студент, подпирающий рядом стенку, и пожаловался: – Весь день закрыто! А у меня доклад!

– Не знаешь, где он живет? – спросила я.

– Тебе, видно, еще сильнее приперло, – усмехнулся он. – Посмотри по карте.

Точно! Я уже освоилась в академии и не пользовалась выданной мне в самом начале картой, но она по-прежнему лежала у меня в сумке. Достав дощечку, я прижала палец к нижней части и произнесла:

– Дом Расмуса Коррегана.

Огонек зажегся позади учебных корпусов, в одном из домов на самой границе территории. Прикинув расстояние, я решила сходить прямо сейчас. Пропущу обед – ничего страшного. А вот если Расмус и правда заболел, или ему прихватило сердце после вчерашней стычки с Себастианом, то лучше поспешить.

– Ты серьезно? – спросила Найрин, поймав его в закутке коридора. – Браслет дома Альваро? На руке у тени?

– Найрин, – вздохнул Бастиан. – Я думал, мы все выяснили.

Ее глаза лихорадочно блестели, на щеках горели пунцовые пятна. Бас мельком глянул на щедро расстегнутые пуговки на блузке, но не почувствовал ничего, кроме неловкости.

– Ты знаешь ее всего ничего, и сразу помолвка? – воскликнула она.

Вообще-то Мэди согласилась носить браслет – и только. Признать себя невестой она не торопилась. Но факты куда красноречивее слов: она живет в его доме, вспыхивает как свечка от его поцелуев, и да, на ней символы дома Альваро, и значит, она его невеста, пусть пока это и отрицает.

– Мы с тобой знакомы уже лет десять! – добавила Найрин.

– Монтегу я вообще с детства знаю, – раздраженно бросил Бастиан. – Может, мне еще на нем жениться?

Кейдена сегодня не было на занятиях. Он остался у целителей, где ему срочно растили новый зуб.

Губы Найрин обиженно задрожали, но Баса это не разжалобило ни капли.

– Ты сама пришла ко мне домой и легла в мою постель, – напомнил он. – Я ничего не просил у тебя и ничего не обещал. Вернее, просил – оставить Мэди в покое. И что сделала ты? Опоила ее какой-то отравой и выслала в Сумерки.

– Потому что там ей и место! – выкрикнула Найрин. – В той темной вонючей дыре! Говоришь, ничего не обещал? А те поцелуи, а ночи, что мы проводили вместе, – не обещание?

– Я не был твоим первым, – сказал Бастиан. – Что ж не требуешь верности от всех предыдущих?

– Потому что ты моя судьба, – твердо сказала она. – Оракулы увидели.

– Они ошиблись.

Найрин мотнула головой и посмотрела прямо ему в глаза.

– Я буду тебе отличной женой, Себастиан, – отчеканила она. – Самой лучшей. Украду, обману, убью ради тебя.

– Найрин…

– У меня сильный род, твой дом получит поддержку белых котов. Я знаю, как вести себя в обществе, и тебе никогда не придется за меня краснеть. Я всегда буду на твоей стороне. Надежнее тыла ты не найдешь.

– Я не люблю тебя, – сказал он, и щеки Найрин загорелись еще ярче, как будто он надавал ей пощечин.

– Зато я люблю, – призналась она, вздернув подбородок выше.

– Это не любовь.

– Мне виднее.

– В любом случае, это касается только нас двоих, – заметил он. – Я надеюсь на твое благоразумие.

Она криво усмехнулась.

– И это говоришь ты? Наследник дома Альваро, заключивший помолвку с тенью? Ты выставил меня на посмешище, Себастиан!

– Ты сама это делаешь с собой, – жестко ответил он. – Хватит унижаться и бегать за мной, Найрин. Все кончено. Ничего и не начиналось по большому счету. Ты как будто зациклилась или что… Посмотри вокруг! Найди другого!

Она нежно ему улыбнулась, потянулась погладить по щеке, но Бастиан отшатнулся.

– Ничего не закончилось, – заявила Найрин, опустив руку. – Мы с тобой в начале длинного пути, Себастиан. Ясное дело, без кочек не обойтись.

– Если ты хоть пальцем тронешь Мэдерли…

– Я не собираюсь прикасаться к этой грязной полукровке, – фыркнула она. – Скоро и тебе надоест. Ну, потрахаешься ты с ней пару недель или месяц, а потом что? О чем ты будешь с ней говорить? Какие у вас будут общие цели? Что она сможет тебе дать? Рыбу в кляре? Пучеглазых детишек? Я подожду, Себастиан. Ты надеешься на мое благоразумие? Что ж, а я надеюсь на твое.

Он слегка выдохнул. Вроде бы это похоже на перемирие. Или хотя бы на согласие отложить военные действия.

– Но я заинтригована, – протянула она и игриво взмахнула ресницами, – что такого умеет эта тень? Как будто я не позволяла тебе всего, чего захочется. Покажешь потом?

– Хватит, Найрин.

– Мы еще вернемся к этому разговору, – пообещала она. – Ты сам ко мне придешь, когда перебесишься.

Он покачал головой и пошел прочь. На душе было муторно, но как Найрин ни старалась опорочить Мэди, ничего у нее не вышло. Потому что с Мэдерли все было словно на другом уровне, куда выше. Как бы Найрин ни пыжилась, ей туда не доплюнуть. Знала бы она, что он с Мэди еще даже не спал, у нее бы глаза на лоб полезли.

Но это просто пытка какая-то. Все равно что найти посреди пустыни кристально чистый родник и не иметь возможности напиться, потому что родник скромный и не готов. Быть может, устроить свидание?

Найрин открыла сумочку, достала розовую помаду и подкрасила губы. Конечно, она не собиралась складывать лапки и смотреть, как из-под ее носа уводят Себастиана Альваро. Просто надо действовать хитрее и больше не попадаться. Ее репутация должна остаться белоснежно чистой, как символ ее дома. А тень должна умереть.

Она давала ей возможность уйти. Она и так была слишком добра к ней, к этой мерзавке. Игры кончились. Следующий удар будет смертельным.

А потом, когда Бастиан останется один, раздавленный горем и потерей, Найрин его утешит.

Я легко нашла дом библиотекаря: огонек на карте привел меня к маленькому коттеджу под черепичной крышей, укутанному розовыми облаками гортензий. Я поднялась по ступенькам, постучала. Не дождавшись ответа, толкнула дверь и позвала:

– Расмус, вы дома? С вами все хорошо?

Мне ответила лишь гулкая тишина, и я, решившись, переступила порог. Вдруг ему стало плохо? Что, если вчерашние вопросы Бастиана довели беднягу Расмуса до сердечного приступа? Может, он лежит где-то там без сознания.

Прикрыв за собой дверь, я прошла вперед и заглянула в комнату, которая оказалась вопиюще пустой. Вдоль девственно белой стены вытянулся диван, грязно-болотного цвета как крокодил. Больше не было ничего: ни ковров на дощатом полу, ни картин на голых стенах, ни светильников. Вторая комната выглядела более обжитой: узкая кровать, рабочий стол, шкаф для одежды. Под потолком висела густая бахрома паутины. Я заглянула в шкаф и убедилась, что вещи на месте.

– Расмус! – позвала я снова и прошла на кухню, где меня тоже ждала неудача.

Весь дом библиотекаря наводил тоску, но здесь одиночество чувствовалось особенно остро. Одна тарелка, одна чашка, вилка да ложка. Неудивительно, что Расмус предпочитал проводить время в библиотеке даже по выходным. Дома его никто не ждал.

Сглотнув комок, я твердо решила поговорить с Расмусом начистоту. Бастиан прав. Мы можем и дальше ходить вокруг да около, но куда разумнее выяснить правду. Первый все твердил, что нельзя доверять чарам, но Расмус спас меня. Если бы не та короткая вспышка, то Первый не сумел бы вытащить меня из Порожков. Быть может, если Расмус узнает, что помог хоть кому-то, то его жизнь станет немного легче. И даже если я не его дочь, мы могли бы попробовать подружиться.

– Да не войдешь ты туда, и не пытайся, защита на крови, – донесся басовитый голос снаружи.

Я метнулась назад в комнату и прижалась к стене. Входная дверь распахнулась, и послышалось натужное сопение. Затем несколько вспышек озарили пустой коридор.

– Здесь нужен чар посильнее, – не без удовольствия произнес тот же голос. – Только не станет высший чар тащиться сюда ради какого-то библиотекаря. Тем более вряд ли Корреган такой тупой, что хранит здесь сведения о седьмом доме.

– Зачем тогда ставить кровную защиту? – поинтересовался второй, голос которого был повыше.

– Он же слепой, – напомнил первый. – Хотел чувствовать себя в безопасности.

Они помолчали, еще несколько вспышек осветили коридор, и я вжалась в стену как можно теснее, чтобы меня не выдала собственная тень.

– А мы точно должны тут торчать? – устало спросил писклявый.

– Сюда могли приходить из сопротивления.

– Ты веришь, что Корреган состоит в подполье?

– Библиотекарь сам признался, что был в тесной связи с тенями. А те спят и видят, как бы возродить седьмой дом, который воссияет во мраке.

– Что-то он много болтает.

– Он слепой, а не немой. Хотя у нас и немого разговорят, знаешь ли.

Они закрыли дверь, продолжая о чем-то спорить, а я сползла по стене и обхватила колени руками. Расмус поддерживает седьмой дом? Его поймали? Его допрашивают?

Мысли метались, как заполошные тени. Те двое не смогли войти внутрь, потому что на доме Расмуса стоит защита на крови. А я… Я перешагнула порог и не заметила!

Из моего горла вырвался всхлип, и я зажала рот ладонью, чтобы себя не выдать. За окном мелькнул силуэт, и я бросилась к дивану и спряталась за высокой спинкой.

– Тут и спрятаться негде! – пожаловался голос за окном, и я сперва испугалась, что меня обнаружили, а потом запоздало поняла, что это они о себе. – Даже если какая-то тень решит навестить библиотекаря, то увидит нас и уйдет. Мне что, торчать тут как прыщ на заднице?

– Ну иди вон в кусты.

– Сам иди, там пчелы.

– Я лучше в столовую. С утра ничего не ел. И так ясно – никто сюда не придет. Слухи разлетаются быстро. Уже все знают, что библиотекарь исчез.

– Заболел, – подсказал первый. – Знаешь, я с тобой. И правда, нечего тут караулить.

– Но в отчете напишем, что глаз не смыкали.

– А то!

Я осторожно выглянула в окно и увидела, как двое мужчин в неприметных серых костюмах шагают по дорожке к академии. Выждав, когда они совсем исчезнут за деревьями, я выскользнула из дома, прокралась за кустами гортензий и побежала прочь.

Меня разрывало от противоречивых эмоций, и я не знала, что дальше делать! То ли спешить к ректорше и требовать защиты для ее подчиненного, то ли просить помощи у Бастиана. Или, может, мчать за подмогой в Сумерки? Но что-то не сходится: Первый ненавидит Расмуса и не доверяет ему, а эти двое уверены, что библиотекарь в сопротивлении.

Фелиция вышла навстречу, как будто ждала меня. Поманила за собой, махнув тонкой рукой, и я пошла следом, завороженная звоном ее браслетов. Поднялась на веранду, увешанную колокольчиками и цветами, вошла в уютную кухню. Вязаные салфеточки, разномастные чашки на полках, пахучие травы, растущие в горшках на подоконнике, – все это так отличалось от пустого дома Расмуса, что я вдруг расплакалась.

Фелиция обняла меня, усадила за скобленый стол, поставила передо мной уже готовый горячий чай.

– Пей, – приказала она.

Мои зубы стучали о тонкий фарфор, а чай оказался ягодным – как я люблю.

– Вы знали, – сказала я, имея в виду вовсе не чай.

Я вдруг вспомнила еще одно чаепитие, в библиотеке. Я тогда писала доклад по гуляке, и Фелиция принесла булочки с корицей, которые пахли так ароматно, что Расмусу ничего не оставалось, как только предложить выпить чай. Фелиция еще подшучивала над ним и предрекала встречу с роковой женщиной, которой, получается была я.

Неужели тот чай да пара бесед – это все, что останется мне от отца?

– Почему вы не сказали мне? – спросила я. – Почему не предупредили Расмуса?

– Я и так сделала слишком много, поверь, – вздохнула Фелиция.

Она взмахнула рукой, убирая назойливую прядь от лица, и я вновь заметила на ее браслете подвеску с символом седьмого дома – серебряный кружок, а в центре камешек.

– И что теперь? – воскликнула я. – Что мне делать?

– Я не могу тебе сказать, – прошептала Фелиция, и ее глаза наполнились слезами. – Мне так жаль, Мэди, но я не могу тебя подталкивать. Все так хрупко, так ненадежно. Один шаг – и все пропало.

– Я увижу Расмуса снова? – спросила я, сделав еще один глоток.

– Может быть.

– Выходит, он и правда мой отец?

– Так и есть.

– Он знал обо мне?

– Нет, – ответила Фелиция, даже не задумавшись. – Он не знал. Но он защитил тебя когда-то, Мэди, и делает это сейчас. Остается надеяться, что не напрасно.

– Эти люди приходили за мной, – поняла я. – Они увидели у Расмуса связь с седьмым домом, но на самом деле они ищут меня!

– Только давай без резких движений, – быстро попросила она. – Расмус умен, он пустит их по ложному следу, потому что отчасти говорит правду. Библиотекарь, снабжающий студентов академии чаросвет не теми книгами, мог и правда изменить множество судеб. А вот чего он точно не хочет, так это чтобы его дочь добровольно сдавалась в руки эквилибров.

Серая стража оракулов следила за равновесием в мире, но раньше я не задумывалась, какими средствами оно достигалось.

– Больше в дом Расмуса не ходи, – строго приказала Фелиция. – Может, ты и не попадешься, но рисковать не стоит. Ты все равно не найдешь там больше ничего интересного, кроме того факта, что ты Корреган.

– А вам это все зачем? – спросила я у Фелиции. – Зачем вы помогаете мне, пусть и так… дозированно. Что такого ужасного в будущем, что вы решили его изменить?

Фелиция помолчала, посмотрела на меня испытующе, словно не зная, можно ли мне доверять, и ее губы вдруг задрожали.

– Фалько, – призналась она, и две слезинки стремительно выкатились из ее глаз, прочертив на щеках влажные дорожки.

– Он умрет? – испугалась я и, потянувшись через стол, сжала ее тонкие пальцы, но Фелиция мотнула головой.

– В Сумерках зреет сопротивление. Чтобы усмирить повстанцев отправят боевых чаров. Такие большие потери, Мэдерли! Столько крови! Не чаров, конечно, теней. Фалько будет в одном из отрядов. Не в первую волну, так в следующую, или потом. Как я ни крутила вероятности – он пойдет туда.

– Его ранят? – спросила я, но Фелиция вновь покачала головой и запрокинула ее выше, чтобы удержать слезы в глазах.

– Он убьет человека, – сказала она. – И больше никогда не будет прежним.

Чай закончился, и я посмотрела на несколько чаинок, собравшихся на дне. Они напоминали черную птичку, распахнувшую крылья.

Люди в Сумерках роптали все чаще. О свете и равенстве говорили все громче.

– Но восстания может и не быть? – тихо спросила я, и на этот раз Фелиция кивнула и посмотрела на меня с такой отчаянной надеждой, что мне стало стыдно.

Зачем я вообще терзаю ее вопросами? Я ведь и так знаю все, что нужно, но трачу время на ерунду.

Тени в моей голове улеглись. По крайней мере, теперь я поняла, что должна делать.

– Спасибо, – сказала я. – Чай очень вкусный.

Бастиан вошел в башню и замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху. Тихо поднялся по лестнице, стараясь не шуметь, приоткрыл дверь в спортивный зал. Мэди была там, в белой майке, синих штанах и босиком. Волосы она завязала в высокий хвост, а на ее запястье блестел браслет Альваро.

Сперва Найрин, а потом и ректор атаковали его вопросами о браслете, заставив задуматься – уж не поступил ли он опрометчиво с этим подарком. Но Бас все же надеялся, что Найрин уймется, а госпожа ректор будет вынуждена накинуть Мэди баллов, когда он привезет подтверждение помолвки от отца. Ему хотелось защитить Мэдерли и от нападок ревнивых девчонок, и от возможного отчисления, и от всего мира.

А она в это время готовилась защищаться сама.

Мэди подсмотрела в тетрадку Расмуса, а потом плавно соединила руки и резко развела их в стороны.

Брызги света сорвались с ее пальцев сияющими каплями, но растаяли, не долетев до пола.

– Это не так делается, – не выдержал Бастиан, и Мэди подпрыгнула от неожиданности.

– Ты меня напугал! – укоризненно воскликнула она, повернувшись к нему.

– А ты меня очаровала, – признался он.

– С чарами у меня не очень, – вздохнула она. – Покажешь, как это делается?

Бастиан бросил сумку с учебниками на пол, стал позади Мэди и взял ее руки в свои.

– Смотри, когда соединяешь руки, своди не столько пальцы, сколько центры ладоней, как можно плотнее. Надави сильнее. Энергия сольется в один канал, чувствуешь?

– Я чувствую, что ты прижимаешься ко мне очень тесно, – проворчала она. – Это отвлекает.

– Ты обедала? – спросил он. – Я искал тебя в столовой, но Фалько сказал, ты не приходила.

– Я пила чай. Давай ближе к делу. Дальше что?

– Теперь разведи ладони. Пальцы должны быть напряжены и вытянуты.

Мэди послушно развела руки, и свет ударил из ее пальцев лучами.

– Получилось! – воскликнула она, развернувшись к нему, и Бастиан, улучив момент, обнял ее и прижал к себе.

– Пойдешь со мной на свидание? – спросил он, отчего-то волнуясь как мальчишка.

– Пойду, – согласилась Мэди. – Только сперва еще потренируюсь.

Пол в зале был выложен черно-белыми плитами, как шахматная доска, и Артирес Альваро не мог отделаться от ощущения, что играет самую важную партию в своей жизни. Здесь присутствовали главы всех шести домов и один оракул от совета. Семь человек собрались, чтобы решить судьбу мира, а восьмой сидел чуть в отдалении, у колонны, сливаясь с тенью.

– Что-то не сходится, – проворчал Эльгред Монтега, глава дома рыжих котов, и задумчиво пролистал доклад еще раз. Его голубые глаза на миг вспыхнули чаросветом, проверяя документ на подлинность.

– Отчего же, – пожал плечами Тибальд Дюрен, прозванный серебряным львом. Артирес подозревал – он сам подобрал себе это имя и аккуратно внедрил в обиход. – Расмус Корреган из дома черных котов уже был завязан в альтернативном варианте будущего. Это даже логично – все равно что попасть в наезженную колею.

– Куда проще, чем проложить новый маршрут, – важно подтвердил оракул. – Реальность инертна. Изменить ее не так-то просто.

– Однако нас пытаются убедить, что слепой библиотекарь из захудалого рода меняет мир, просто подсовывая детям книжки, – едко заметил Монтега.

– Ты что-то имеешь против дома черных котов? – вскинулся Стерх Уилсон, как будто его погладили против шерсти, и Монтега миролюбиво поднял ладони.

– Давайте сосредоточимся на цели, – предложил Грай Равий из дома красных псов. Артирес возлагал на него большие надежды. – Как мы можем вернуться на нормальную дорогу, и надо ли нам это вообще. Быть может, возрождение седьмого дома откроет новые возможности?

Тибальд Дюрен так энергично замотал головой, что его серебряная грива взметнулась за плечами.

– Седьмой дом нам нужен как собаке пятая нога, – безапелляционно заявил он. – Роли поделены. Еще одна сила, которая грозится подмять остальные дома, – нет, спасибо.

– Сложно, – прошамкал глава белых псов. Его седые волосы и в молодости были белоснежными – особо благоприятный знак рода. – Если будущее изменилось из-за того, что Расмус Корреган снабжал студентов академии книгами о седьмом доме, то вряд ли мы сможем что-то сделать. Но как знать, вдруг оно и не надо. Чем дольше я живу на свете, тем больше понимаю, что вмешательства редко идут во благо. Поначалу кажется – да, а потом глянешь – и нет…

– Мы поняли вашу точку зрения, глубокоуважаемый Освальд, – нетерпеливо перебил его Эльгред Монтега.

– Судьба человека – что нить в руках богов, – продолжил тот, не обратив никакого внимания на Эльгреда. – Если есть узелок, так значит, он нужен. Развяжешь – и весь узор насмарку. Когда-то седьмой дом был настолько силен, что озарял темную половину. Всем хватало места, а зеркала отражали истинный свет. Люди жили в любви и достатке.

– Я поддерживаю ваше мнение, – согласился Артирес. – Седьмой дом может быть благом. Давайте подождем. Посмотрим на перспективы. В будущем, по прогнозу оракулов, нас ждали серьезные волнения на сумеречных землях, не так ли?

Оракул кивнул, подтверждая его слова.

– Так может, в этом новом варианте реальности мы избежим кровопролитий?

– С каких это пор Альваро боится драк? – усмехнулся Монтега.

– Ни с каких. Но первыми мы не лезем, – отрезал Альваро. – А вот кого ты боишься, Эльгред? Слепого библиотекаря?

– А он и не из седьмого дома, – подал голос Тибальд. – Мы все видели ковер. Птица распахнула крылья. Но без истинной темной крови этого не случилось бы. Библиотекарь может хоть обчитаться своими книжонками, если некому зажечь свет.

– Кто-то должен был возглавить седьмой дом, – кивнул Монтега.

– Именно, – щелкнул пальцами Тибальд. – Наследник. Или наследница. В прошлый раз свет вспыхнул в женщине из теней.

– В женщинах темная кровь сильнее, – вновь пустился в рассуждения Освальд. – Истинный свет загорается, когда встречаются двое, предназначенные друг другу судьбой. А ведь я читал, из-за чего началась давняя война домов. Из-за женщины, которая вспыхнула, полюбив главу дома черных котов. Он был давно и прочно женат, наследники не желали делить власть отца с кем-то еще…

– Может, вернемся к теме беседы? – предложил Монтега, едва скрывая раздражение.

– Так я и говорю, – удивленно продолжил Освальд. – В седьмом доме есть истинная суть. Встречаются тьма и свет, божественное воплощение матери и отца. Из их любви рождается жизнь.

– Если позволите, в Сумерках недавно произошло нечто примечательное, – подал голос мужчина, сидящий до этого тихо и чуть в стороне от стола.

Глава службы эквилибров держался особняком, не принимая ничью сторону. Перед назначением на пост он по традиции отрекся от рода и дома, чтобы не иметь личной заинтересованности. Он звал себя Серым, словно какая-то тень, но Артирес видел в нем яркий безжалостный свет.

– Река, протекающая между Правыми и Левыми Порожками вспыхнула как зеркало, – продолжил он. – Чар, который дежурил на сторожевой башне, засек время. Свет горел не менее получаса.

– Быть может, студенты забавлялись? – предположил Грай.

– Вся река светилась, насколько было видно из башни. Чтобы заставить реку сиять так долго, понадобился бы целый отряд чаров. Расставить их с ровными промежутками, синхронизировать время… – Серый покачал головой. – Реку словно напитали светом совершенно иного качества.

Все умолкли, а потом заговорили разом.

– Значит, седьмой дом возродился в Сумерках!

– Перетряхнуть их там хорошенько и найти!

– Нужно знать точно!

– Мы знаем достаточно – местонахождение, – перебил голоса спорщиков Серый. – Свет разлился от Правых Порожков.

– В Сумерках зреет сопротивление, – напомнил оракул. – Восстание неминуемо.

– В наших силах ослабить бунтовщиков уже сейчас, – предложил Тибальд.

– Один из центров, по нашим данным, как раз в Правых Порожках, – поддакнул оракул.

– Наследник седьмого дома – все равно что знамя, за которым поднимутся тени, – задумался Монтега.

Глава дома черных котов молчал, но его зеленые глаза зло сверкали. Освальд из белых псов склонил седую голову на грудь и, кажется, задремал.

– Да и пусть себе поднимаются, – отмахнулся Грай, осклабив белые зубы. – Как будто мы с ними не справимся.

– Потери плохо скажутся на экономике, – попытался воззвать к разуму Артирес.

– Если гниет палец, то не надо ждать, пока зараза перекинется на всю руку, – возразил Тибальд. – Мы можем решить две проблемы одним махом.

– Я против, – подал голос Стерх Уилсон.

– А я предлагаю лишить голоса Стерха Уилсона, главу дома черных котов, – произнес Тибальд. – Это справедливое требование, раз уж Расмус Корреган, замешанный в предательстве, вышел из-под его крыши. Надеешься возвыситься за счет седьмого дома?

– А ты не веришь в мое человеколюбие? – усмехнулся Стерх.

– Ни капли.

– Ты прав, Расмус Корреган из моего дома, а значит – под моей защитой. У меня тоже есть требование: я настаиваю, чтобы его выпустили из цитадели и вернули домой. Он не сделал ничего плохого.

– Нет, – категорично отказал Тибальд, подняв руку и предлагая голосовать.

Монтега, оракул и, тьма бы его побрала, Грай тоже подняли руки.

– Расмус Корреган должен остаться в цитадели если не как обвиняемый, то как особо ценный свидетель, – кивнул Грай.

– Мы выясним, что он скрывает, – тихо пообещал Серый, и от его голоса у Артиреса мороз продрал по коже.

– Темная кровь! – выкрикнул Освальд, резко вскинув голову, и Тибальд, серебряный лев, успокаивающе похлопал его по плечу.

– Мы проследим, чтобы и ты, и темная кровь могли и дальше спать спокойно, – снисходительно пообещал он.

Голосования по более важным вопросам так и не вышло, и Артирес был рад. Тьма знает, откуда вылез этот несчастный библиотекарь, но он появился очень кстати, чтобы прикрыть и тень, и бабочек Бастиана.

Он нагнал Стерха Уилсона в коридоре, и какое-то время они шли рядом молча.

– Значит, новые возможности? – спросил Стерх.

– По крайней мере, это интересно, – осторожно ответил Артирес.

– Согласен, – кивнул тот.

Я сидела за столиком ресторана, на окнах которого висели роскошные шторы из тяжелого алого бархата. У нас в Сумерках штор не вешали никогда – не было в том нужды, каждую крупицу света считали за благо. Распорядитель зеркал вел строгий учет лучей, и за то, чтобы получить дополнительные полчаса света на свой огород, тетя Рут каждый месяц отстегивала тридцать монет. Но на солнечной половине ценили тень и прохладу.

– Ты как будто не здесь, – заметил Бастиан, взяв меня за руку, и по моей коже тут же заплясали солнечные зайчики.

– Прости, – ответила я. – Что ты говорил?

– Почему ты решила заниматься по тетрадке Расмуса? – повторил Бас свой вопрос. – Есть учебники и методички, которые объясняют приемы боевки куда понятнее.

Потому что Расмус Корреган – мой отец, который когда-то спас меня от тварей ночи, и сейчас спасает снова, быть может, от тварей пострашнее.

– Расмус пишет, что в этих приемах может проявиться вторая половина моей силы, – пояснила я, понизив голос.

Во мне течет темная кровь седьмого дома. Я не имела права больше от нее отказываться. Мой отец, с которым я едва успела познакомиться, томится где-то в заключении. Мои родные Сумерки находятся под угрозой вечной тьмы. Восстание, если оно все же случится, зальет землю кровью и превратит Фалько в убийцу, и не только его.

Себастиан Альваро – высший чар, лучший в боевке на своем курсе. Конечно, его отправят в Сумерки тоже. Быть может, засчитают это за практику, добавят пару баллов к и без того высокому рейтингу.

К нам подошел официант, поставил передо мной блюдо с чем-то маленьким, но дико изысканным.

– За такое у нас в таверне могли бы и побить, – усмехнулась я, рассматривая пирамидку из розовых рыбных лепестков, сбрызнутых каплями густого желтого соуса.

– Давай поменяемся, – предложил Бастиан и, не дождавшись ответа, забрал тарелку себе, а передо мной поставил салат с добрым куском мяса.

– Оно красиво называлось, – виновато пояснила я.

Надо было признаться, что меню словно написано на чужом языке, но я и без того чувствовала себя здесь неловко.

– Оно и на вкус ничего, – сказал Бас. – Хочешь попробовать?

Он протянул мне вилку с наколотым розовым лепестком, тонким до прозрачности, и я послушно открыла рот.

– Вкусно, – подтвердила я, облизнув губы, и в серых глазах Бастиана закрутился вихрь искр чаросвета.

А еще в синей тетради Расмуса было написано, что для пробуждения тьмы свет должен гореть очень ярко. Я знала способ повысить уровень. Он сидел сейчас напротив, и мне казалось, что чарослово, сказанное при знакомстве, действует до сих пор.

Мне хотелось прикоснуться к смуглой коже Бастиана, провести кончиками пальцев по чуть колючим щекам, расстегнуть пуговицы на его белой рубашке и положить ладони на грудь, чтобы услышать, как разгоняется сердце. Я ждала его поцелуев, от которых во мне вспыхивал свет и тело плавилось от жаркого наслаждения. Мне нравилось просто смотреть на него. Впрочем, не мне одной.

– Браслет Альваро произвел настоящий фурор, – сказала я.

Бастиан одним махом съел всю рыбную горку и кивнул.

– Знаешь, Мэди, браслет – полумера, – ответил он, промокнув салфеткой губы. – Но когда я получу официальное подтверждение помолвки от дома Альваро, то все точно заткнутся и перестанут тебя донимать.

– Почему ты все решаешь за меня? – возмутилась я. – Мы ведь договорились, что это только браслет.

– Это ты договорилась, – упрямо ответил Бастиан. – Все равно мы поженимся однажды, так чего тянуть? Ты как-то заявила, что собираешься хранить девственность до свадьбы. В моих интересах устроить все побыстрее, пока я с ума не сошел. – Он глянул на меня и улыбнулся. – Прости, похоже, я смущаю тебя своим пылом.

Меня смущало то, что я и сама планировала с ним переспать. Желательно прямо сегодня.

Да, раньше я говорила другое, но все изменилось. В Сумерках близость до свадьбы осуждалась, но даже Первый не скажет и слова против, если это пробудит во мне силы седьмого дома. Он бы сам подложил меня под любого чара, если бы знал, что это даст ему оружие для победы.

Что будет дальше, я толком не понимала. Но может, после этого шага я увижу, каким должен быть следующий.

– По-хорошему, я должен просить твоей руки у твоего отца, – задумчиво произнес Бастиан. – Интересно, куда подевался Расмус? Я все же дожму его и узнаю, твой ли он папаша. А потом наше противостояние выйдет на новый уровень.

Я не стала рассказывать ему о Расмусе и предсказаниях Фелиции. Она настоятельно просила не делать резких движений. Возможно, для Расмуса будет лучше и безопаснее оставаться простым библиотекарем, а не отцом наследницы седьмого дома. Звучит пафосно, но что я там наследую? Холодную ночь, полную тварей?

– Может быть, немного вина? – предложил официант, подойдя к нашему столику.

– Хочешь? – спросил Бастиан, но я мотнула головой. – Не надо, – отказался он, и, когда официант ушел, добавил: – Я иду на ночную практику, и лучше бы мне быть трезвым.

– Вот как, – пробормотала я, испытав смесь разочарования и облегчения. Значит, не сегодня.

Но когда мы вернулись в академию, Бастиан остановил чаромобиль, перегнулся ко мне и поцеловал, и я забыла и о сомнениях, и обо всяких планах.

Горячие губы терзали мой рот так жадно, что я застонала. Но когда Бас отстранился, запустила пальцы в его волосы и притянула к себе снова. Его язык в моем рту, его ладони на моей коже. Ловкие пальцы расправились с пуговками на блузке и легли мне на грудь.

Я ахнула от острых ощущений, и Бас пробормотал:

– Ты моя невеста, можно… Такая красивая… – Он слегка сжал ладони, его глаза полыхнули чистым золотом, и Бас быстро убрал руки и выпалил: – Лучше иди, Мэди.

Я послушно выскользнула из машины, застегнула пуговки и привела себя в порядок. А когда обернулась, увидела, что Бас сидит, вцепившись в руль и уткнувшись в него лбом. Наверное, если бы я сказала, что согласна, то он бы легко прогулял ночную практику по твареводству? Но я все же вошла в башню Альваро, а чаромобиль тронулся с места и покатился прочь.

Бастиан воспользовался порталом, хоть и не любил момент переноса, и шагнул на тренировочный плац, укутанный темнотой. По периметру горели огни, студенты толпились у линии финиша, и Бас подошел к ним.

– Опаздываешь, Альваро, – заметил Монтега и, широко осклабившись, тронул языком новенький зуб. – Смотри, как красиво сделали. У меня снова идеальная улыбка.

– Может, и остальные зубы хочешь поменять? – миролюбиво предложил Бастиан.

– Если что, я знаю, к кому обратиться.

– А ты чего такой дружелюбный?

Монтега пожал плечами.

– Признаю, я поступил некрасиво. Только не говори этого Фалько. Не хватало еще извиняться перед рыжим. Но оскорблять чужую маму не стоило. Хотя опять же – свои слова я назад не беру. Если бы не вмешательство прорицательницы, я бы тебя уделал.

– Слушай, хочешь реванш – он тебе будет, – согласился Бастиан. – На следующем матче посмотрим, как ты вновь проиграешь.

Кейден хмыкнул и легонько стукнул его кулаком в плечо. Бастиан стукнул его в ответ чуть сильнее. Монтега ответил и получил ощутимый тычок в грудь.

– Хватит! – вмешалась Ронда, встав между ними. – Не хватало снова устроить драку. Да еще на тренировке по тварям.

– Тебе дело? – с вызовом произнес Монтега.

– Конечно, мне дело! – возмутилась она. – Вы, два дурня, будущие главы великих домов. И мне делается страшно от того, что мое будущее зависит от тех, кто не умеет держать себя в руках.

– Ты кого дурнем назвала? – процедил Кейден, но Ронда развернулась и заявила ему в лицо:

– Тебя. Если ты этого не уловил, то ты еще больший дурень. А ты, Бас, что стоишь? Дунгер там рвет и мечет!

– А что такое? – нахмурился Бас.

– О, ты не знаешь? – она покусала губы. – Твой Веник сбежал.

Бас быстро прошел по длинному темному коридору, устланному соломой, не обращая внимания на запахи и мерцающие за толстыми решетками глаза. Дунгер стоял у последнего загона, разглядывая искалеченный замок, превратившийся в мятый кусок металла.

– Ума не приложу, как он это сделал, – вздохнул профессор, завидев Баса. – Очень умная тварь.

– Вы нашли его? – выпалил Бастиан.

– Умная и хитрая, – буркнул Дунгер, ожесточенно почесав шрамы, уродующие левую половину лица. – Следы теряются в скалах. Видимо, ушел в Ночь. Мне жаль, Бастиан. Я готов поставить тебе зачет без экзамена. Знаю, ты бы легко его сдал.

Бас зажег пару светляков, чтобы разглядеть клетку получше. В одном из углов виднелись следы подкопа, на решетках – полосы от зубов. Веник давно рвался на свободу.

– Зубами он бы не достал, – задумался профессор, и его глаза замерцали чаросветом. – Может, подцепил когтями. Сейчас толком не поймешь, но вот это явно след от клыка. Как будто Веник скинул замок, а потом еще и пожевал.

– Он вроде не мстительный, – пробормотал Бастиан.

– Это частая ошибка студентов, – заметил Дунгер. – Ты начал воспринимать тварь ночи как дружелюбного песика, но это не так. Хоть бы он не рванул на территорию академии…

– Вы уже подняли тревогу?

– Я передал информацию охране, – кивнул профессор. – Одиночная тварь не так уж опасна. Любой студент старше второго курса может справиться с ней влёгкую.

– Старше второго курса, – пробормотал Бас и рванул к выходу.

– Загляни ко мне завтра! – выкрикнул ему в спину Дунгер. – Есть два щенка!

Бас уже не слышал его. Он мчался к порталу, прикидывая, сколько это отнимет времени. Чаромобиль рядом с порталом, он будет дома минут через десять от силы. Пес мог пойти туда.

Что бы Дунгер ни говорил, Веник привязан к Басу, и он сам в этом виноват. Он брал его в башню и держал на первом этаже, когда тот был еще крошкой с молочными клыками и мягкой чешуей. Надеялся вырастить его послушным. Так и вышло – Веник ловит команды на лету. Но что если в дом войдет кто-то другой?

Найрин улыбнулась, отведя взгляд от яркой вспышки в портале. Бастиан так спешит, не зная, что уже опоздал.

Ей хотелось петь от радости и гордости за саму себя. Прекрасный план и отличная реализация! Поначалу она думала подставить Монтегу. Они с Альваро на ножах, после драки на чаркроссе Кейден стал бы первым подозреваемым. Но потом решила действовать тоньше. Пусть Себастиан винит сам себя. Не досмотрел, не уберег любимую от судьбы-злодейки.

С Призраком пришлось повозиться, но в итоге он сдался, подчинившись ментальным командам. Только получив полный контроль, Найрин решилась открыть клетку и заставила пса погрызть замок.

Дальше дело техники. К счастью, башня Альваро стояла у края парка, так что никто не заметил ни ее, ни огромного черного пса. Себастиан поехал куда-то вместе с тенью, и у Найрин было полно времени.

– Охранять! – приказала она, и Призрак уселся у лестницы на первом этаже башни Альваро, навострив уши.

Одна из простейших команд. Они отрабатывали ее еще на третьем курсе.

У отряда, идущего в Ночь, могла появиться необходимость оставить лагерь под защитой. Припасы, раненые, ценные артефакты, найденные во мраке, – все это требовало охраны. Бастиан выдрессировал Призрака великолепно – он кинется на защиту и порвет любого, кто проникнет в дом его хозяина.

К тому же черный как ночь пес сливался с тьмой, и его нельзя было разглядеть даже за несколько шагов.

Оставались детали. Бастиан всегда пропускал даму вперед, но этих секунд могло не хватить. Так что Найрин подговорила одного из студентов, с которым изредка спала, погулять у въезда в академию. Если бы Бас тоже решил пойти домой, тот бы окликнул его каким-нибудь немудреным вопросом, задержал, или вовсе затеял драку.

В этой части плана Найрин слегка сомневалась, поэтому скрестила пальцы на удачу. Хоть бы все прошло хорошо, и тень уже лежит в луже собственной крови.

Найрин вновь улыбнулась и поймала внимательный взгляд Монтеги.

– Чему радуешься? – с подозрением спросил он, подойдя ближе.

Знал бы Кейден, что прошел на волосок от того, чтобы стать подозреваемым в убийстве. Но его тварь слишком медлительная, у тени появился бы шанс сбежать.

– Хорошее предчувствие, – ответила Найрин. – Как будто, знаешь, скоро должно произойти нечто прекрасное.

– Могу подарить тебе вечер, полный чудес, – промурлыкал он, придвигаясь ближе.

Монтега тоже был интересным и, возможно, подходил ей куда больше, но он не Альваро. Найрин бросила на Кейдена игривый взгляд и отошла прочь.

Я шагнула в темное нутро башни и меня наотмашь ударило волной запахов. Соленые огурцы тети Рут воняли так сильно, как будто бочонок взорвался и расплескал содержимое всюду. В запах маринада вплетался еще какой-то, чужой, но как будто знакомый. Я уже чувствовала его, когда пришла в башню впервые, но теперь он стал гораздо сильнее.

Я прошла вперед, намереваясь оценить масштаб проблемы и, быть может, быстренько все убрать, пока Бас не пришел. Поморгала, чтобы глаза поскорей привыкли к темноте, но та вдруг ожила и шагнула ко мне.

Дверь позади захлопнулась, отрезая источник света, но я, как все сумеречные, видела и во мраке. Вытянутая морда с острыми ушами. Выпирающие из пасти двойные клыки. Блестящие злобой глаза и влажный пористый нос. Изогнутый шипастый загривок. Длинные лапы с когтями, которые в наступившей тишине громко клацнули о каменный пол.

Тварь приблизилась, едва не ткнувшись мне в нос своей уродливой мордой, и шумно втянула запах.

Это уже было однажды.

Такая же тварь.

И мама, лежащая на полу комнаты, по которому растекалась кровь, черная в темноте.

Сердце колотилось так часто и сильно, отдаваясь ударами и в голове, и в животе, и в кончиках пальцев, словно все мое тело сейчас билось в панике.

Скелет такой же твари, обвитый вьюнком, остался в доме моего детства, которое вдруг замелькало перед глазами яркими картинками. Как будто одно воспоминание потянуло за собой остальные.

У моей мамы были темные волосы и светлая улыбка. Мы жили в комнате над цветочной лавкой, а еще выше, на крыше, был сад. Там цвели разные растения, но маме больше всех нравился лапотник. Она говорила, что его цветы синие, как мои глаза.

Мама смеется и, склонившись ко мне, целует в нос. Мама готовит мои любимые блинчики и кладет на каждый по ягодке. Мама читает, и я засыпаю, уткнувшись ей в бок и закинув на нее руку.

Я была счастлива в нашем маленьком мире, а вот мама часто грустила и иногда даже плакала, когда думала, что я не вижу.

Тварь вздернула верхнюю губу, обнажая острые зубы, и тьма вдруг стала густой и непроницаемо плотной, закрыв от меня и этот кошмар, и все остальное.

Человек, который так сильно пах хозяином, вдруг упал.

Веник понюхал его еще раз, облизал лицо. Человек не пошевелился.

Веник аккуратно подцепил зубами край вещи, в которую завернулся человек, и оттащил его в глубь дома. Охранять. Это принадлежит хозяину. Веник будет охранять хорошо, и тогда хозяин не рассердится, что Веник съел прекрасные пахучие штуки, от которых щиплет в носу.

Он уселся перед закрытой дверью, прислушиваясь – не идет ли еще кто-нибудь. Потом лег, вытянул хвост. Покосился на человека, но тот по-прежнему не двигался. Веник слышал стук его сердца, тихое дыхание. Спит.

Веник зевнул, широко открыв пасть, и положил голову на лапы.

Хозяин пришел скоро. Веник узнал его шаги и радостно застучал хвостом по полу. Дверь открылась, и он кинулся навстречу.

– Место! – рявкнул хозяин.

Рассердился. Наверное, сам хотел съесть те вкусные штуки.

Веник виновато попятился, лег, накрыв морду лапами. А хозяин сгреб спящего человека и побежал с ним по лестнице. Веник поднялся, посмотрел наверх, а потом вдруг вспомнил! Он ведь закопал одну штуку на потом! Он отроет ее и принесет хозяину, и тот его простит!

Он выскользнул из башни, огляделся и принялся быстро грести лапами под крыльцом.

Такая бледная, неподвижная, но пульс есть, и ни ран, ни ссадин не видно.

Бастиан положил ее на диван, принес воды, побрызгал на лицо. Потер ладони, вспоминая целительский курс, и быстро провел ими по ее телу. Ощупал голову Мэди – шишек нет, ссадин тоже. Пустил легкий импульс света, который должен был вернуть ее в чувство. Наверное, испугалась и потеряла сознание. Веник тот еще страшила.

Дверь скрипнула, и внутрь просунулась черная башка. Пес виновато заскулил, прижимая уши, и положил на пол огурец, который вонял даже издали. А Мэди наконец вздохнула и пошевелилась.

– Ты в порядке? – спросил Бастиан, склонившись.

Она приоткрыла глаза, и они тут же расширились от ужаса.

– Это Веник, – быстро сказал Бас, проследив за ее взглядом. – Так он страшный, конечно, но ты не пугайся. Он меня слушается. Смотри. Веник, сидеть. Служить. Веник, голос.

Пес охотно взвыл, переступив лапами, и Мэди шустро отползла подальше по дивану, вжавшись в спинку.

– Лежать, – приказал Бас и повернулся к Мэдерли. – Давай отведу тебя к целителям. Ты можешь идти?

– Не надо, – хрипло отказалась она и откашлялась.

– Водички? – предложил он.

Мэди выпила целый стакан, не отрывая глаз от собаки.

– Он удрал, зараза такая, – повинился Бас. – Тварей держат в загонах ближе к Ночи. Там и тренировки проходят. Но Веник все норовил сбежать, и вот ему удалось.

– Веник? – переспросила Мэди.

– Вообще-то официально он Призрак. Призрак, Привидение, Веник, – пояснил Бас цепочку имен. – Мэди, пойдем в лекарню. Ты могла удариться головой.

Она посмотрела на него, и то, что было в синих глазах, совсем ему не понравилось.

– Мэди, прости, пожалуйста, – попросил он. – Хочешь, Веник тоже извинится? Смотри, он принес огурец тети Рут. Судя по запаху внизу, он разломал бочонок и все их сожрал, но готов поделиться последним.

– Мило, – ответила Мэди, опустив ноги на пол.

Она даже не стала разуваться как обычно и прошла по ковру в туфлях, держась подальше от пса.

– Мэди, подожди! – позвал Бас.

– Спокойной ночи, – сказала она и, юркнув в свою комнату, задвинула с той стороны засов.

Бас вздохнул и посмотрел на Веника, который, чувствуя свою вину, сжался в углу, словно пытаясь стать как можно меньше.

– Иди сюда, – позвал Бастиан, похлопав себя по бедру.

Пес, радостно вскочив, подбежал, боднул колючей башкой его ногу, а потом выплюнул ему на штаны изрядно пожеванный, слюнявый и грязный огурец.

– Вот спасибо, – с сарказмом произнес Бас, а Веник сел напротив и уставился на него влюбленными глазами. – Придется тебе вернуться в вольер, – добавил он, почесав его за ухом. – Ты, оказывается, любишь огурчики?

Брезгливо взяв огурец двумя пальцами, он бросил его псу. Челюсти клацнули, Веник облизнулся и вывалил розовый язык.

Бас подошел к двери в комнату Мэди и постучал.

– Мэдерли, – позвал он. – Открой. Давай поговорим.

– Я хочу побыть одна, – донеслось до него.

– Я отведу Веника назад, – сказал Бас. – Хочешь с нами? Мэди, он правда хороший. Если ты узнаешь его лучше…

– Я не хочу, – ответила она.

Бас еще помялся под дверью, но потом решил, что лучше не давить.

– Она еще узнает, какой ты хороший мальчик, – шепотом пообещал он Венику и, положив руку на шипастый загривок, повел пса прочь.

Теперь я помнила все.

А главное – ту самую внезапно накрывшую город ночь.

Я видела человека, сияющего как самый яркий фонарь. Он шел по улице Левых Порожков, и твари, повинуясь его командам, забегали в дома, откуда доносились крики и стоны.

Твари бы не сожрали город так быстро. Но их туда привели. В академии и предмет такой есть – твареводство. Интересно, команду «взять» учат сразу или последней? Наверное, у Бастиана отличная оценка – вон как пес его слушается. Черный пес Альваро, сожравший мою мать.

Первый прав. Чарам нельзя доверять. Они по другую сторону. Они захватили себе солнечные земли и выставили сумеречных вон. Они уничтожили один город и могут уничтожить второй, лишь бы сохранить свою власть и нежиться дальше под теплыми лучами солнца, посылая в Сумерки отраженный свет.

Бас ушел вместе с монстром, и, выглянув в окно, я увидела, как они оба исчезают под сенью деревьев.

Заметив приставшую к блузке черную чешуйку, я стряхнула ее прочь, поморщившись от гадливости. Запах твари как будто пропитал меня насквозь, и я, всхлипывая от отвращения, разделась, трясущимися руками срывая с себя одежду.

Бросив ее в поддон душа, кинула туда все мыло, что лежало в корзинке, а потом и сама стала под горячие струи воды.

Между светлой и темной половиной тянется Солнечный рубеж. Между мной и Бастианом тоже стена. И я словно влетела в нее с разбегу.

Утро выдалось туманным, и когда я открыла глаза, то на миг решила, что вновь очутилась в родных Сумерках. За окном было серо, и витражи с символами шести великих домов больше не пускали разноцветные блики по стенам. В давнишнем сне надо мной кружились игрушки – песики и котята, теперь я видела перед собой врагов.

Черный пес Альваро скалил двойные клыки. Белая кошка выпускала острые когти. Красная псица вытянулась как стрела, готовая сорваться и впиться в жертву зубами, а рыжий кот изогнул спину, злобно прищурив глаза. Белый пес, лохматый точно медведь, вроде сидел спокойно, но во взгляде читалась угроза. А черный кот, завершающий ряд витражей, летел в прыжке, пытаясь кого-то поймать.

На подоконник с другой стороны стекла вдруг опустилась птица, и я, вздрогнув, вцепилась в одеяло. Ветер раздувал черные перья, и становился заметен мягкий белый пух. Сумеречный ворон повернул голову, уставившись на меня блестящей бусинкой глаза.

– Привет, – прошептала я.

Взмахнув крыльями, он сорвался с подоконника и улетел, а я поднялась с кровати и принялась собираться на уроки.

За ночь воспоминания в моей голове улеглись, выстроившись в стройный ряд, и я словно обрела устойчивость, которой раньше так не хватало. А еще – цель.

Из внезапно заполнившейся образами памяти я особо выделила одно воспоминание. В нем сияющий как фонарь человек шел по улице города, истекающего кровью. Я отчетливо видела его лицо: острые скулы, крупный нос с горбинкой, тонкие губы. Он кривился как от брезгливости, а его глаза сияли белым огнем.

Я хотела мести.

Открыв дверь, я услышала шум душа в соседней комнате, но не стала задерживаться, чтобы выпить кофе, ждущий меня на стойке, или съесть завтрак. Бастиан – враг. Он по другую сторону.

Шум воды прекратился, и я быстро сбежала по лестнице и зашагала в сторону академии. На выходных отправлюсь домой, встречусь с Первым и расскажу ему все, что вспомнила. А если он прикажет мне что-то еще, то выполню без раздумий.

В столовой ко мне подсел Фалько, легонько дернул за хвост и спросил:

– Чего такая мрачная, Мэди? Как будто кто-то умер.

– Все умерли, – буркнула я, толком не зная, как теперь с ним общаться.

Так-то Фалько чар, а значит – враг. Но злиться на него почему-то не получалось.

– Нет, серьезно, – не отставал Фалько. – Ты так на меня смотришь, как будто я сделал что-то плохое. Ты что, – он слегка смутился, – ревнуешь меня к Арвене? Я, конечно, иногда думал, как бы оно сложилось, если бы то чарослово выпало не Бастиану, а мне.

Я промолчала, слегка обескураженная поворотом беседы. А Фалько вдруг бросил на меня тяжелый взгляд, в котором промелькнуло нечто очень мужское. Но через миг он улыбнулся, и все напряжение испарилось.

– С моей удачей из кухни вышла бы твоя тетка. У нее усы гуще чем у меня.

– У тети Рут нет усов, – возмутилась я.

– Есть! – не сдавался Фалько. – К тому же она кажется очень сильной. Такая плечистая, бицепсы – во!

– Тебе бы не удалось сбежать, – подтвердила я, улыбнувшись.

Допустим, все же бывают исключения, и не все чары плохие. Вот взять Расмуса. Он пытался спасти маму, он любил ее. Или Фелиция. Она хочет предотвратить сумеречную революцию и кровопролитие. А я? Я ведь тоже вроде как чар. Но я точно на стороне теней.

Я обхватила голову руками и застонала, прикрыв глаза.

– Тебе плохо? – обеспокоился Фалько.

– Забыла сделать домашку по архитектуре света, – сказала я. Но это, в общем-то, было правдой.

– Так спиши у меня! – с энтузиазмом предложил Фалько, вынимая из сумки потрепанную тетрадку. – Давай прямо сейчас, там две большие задачи.

– Ты просто чудо, – ответила я, вынимая свою тетрадь.

К нашему столику подошла девушка с красными волосами, которую я уже как-то видела в библиотеке, и, не спрашивая разрешения, села.

– Ронда, – вспомнила я.

– Ага, – ответила она. – Я тут услышала, тебя Найрин кошмарит.

– И что?

Ронда глянула на меня, и в голубых глазах полыхнул чаросвет.

– И ничего, – сказала она. – Если ты думаешь, что я набиваюсь к тебе в подружки, то мне это не особо надо. Но у нас общий неприятель. Это сближает.

– Что она тебе сделала? – не удержалась я от любопытства.

Ронда раздраженно провела пятерней по коротким прядям цвета вина.

– На первом курсе мои волосы были до талии. Парни обращали внимание. Однажды ночью Найрин меня остригла.

– Как жаль, – пробормотала я, пытаясь представить Ронду с длинными косами.

– Осадок, как понимаешь, остался, тем более волосы с тех пор не растут. Зачарованные ножницы.

– Ох, – вздохнула я. – Но тебе и со стрижкой красиво.

– Я тоже так считаю, – подтвердил крупный парень со светлым ежиком волос, садясь напротив Ронды.

– А ты что тут забыл, Ларг? – поинтересовалась она.

– Куда ты, туда я, – с вызовом заявил он, покраснев как девчонка, но остался сидеть за столом. – У тебя очень красивые волосы, Ронда. И вся ты…

Она усмехнулась, но не стала его прогонять.

– А ты классно забил последний гол, Фалько Фокс, – сказал Ларг.

– Да, – не стал спорить тот. – И драка после тоже была зачетная.

Они принялись обсуждать матч по чаркроссу, а я списывала домашку, надеясь успеть к уроку, и не сразу сообразила, что мне задали вопрос.

– Я говорю, это правда, что вы с Альваро помолвлены? – повторила Ронда. – Найрин рвет и мечет – приятно смотреть.

– Нет, – ответила я.

– Вообще-то… – начал Фалько.

– Нет, – повторила я. – Никакой помолвки.

– Птица сложила крылья, – произнес очевидное Эльгред Монтега, кивнув на ковер. – Узор опять меняется.

Великое полотно судеб жило своей жизнью: нити переплетались, по узору бежали волны, и древний артефакт будто дышал. Черная птица все так же сидела по центру, но теперь она опустила крылья.

– Думаешь, это из-за библиотекаря? – спросил Тибальд Дюрен.

В последнее время его серебряная грива стала стремительно редеть, и он не без оснований полагал, что из-за треклятого ковра.

– Я не знаю, – откровенно признался Монтега. – Библиотекарь – вот он, сидит в цитадели и несет какую-то чушь, как будто он чуть ли не главарь преступной группировки теней. Называет имена, места встреч, пароли. Обещает скорые провокации и массовые беспорядки. У нас его признаниями уже забит целый шкаф.

– Мы проверили его сведения. Расмус Корреган лжет, – подал голос Серый, который стоял у колонны. Даже в хрустальном зале оракулов, полном света и бликов, он умудрился спрятаться в тень.

Интересная личность этот Серый. Тибальд не верил, что можно бескорыстно служить идее, тем более такой мутной, как равновесие мира, но мотивов Серого разгадать не мог. Он когда-то копнул его прошлое, выискивая тайны, и не нашел ничего примечательного. Ему как будто просто нравилось убивать.

– Может, Корреган захотел минуту славы, – предположил Эльгред, картинным жестом убрав золотые пряди с высокого белого лба. – Слабый чар захудалого рода из, прямо скажем, не самого сильного дома. Черные коты давно в упадке. Расмус не захотел с этим мириться, но не мог выделиться иным способом. У людей бывают странности, Тибальд. Вот как тогда – зачем он рванул на башню? Зачем выжег себе глаза? Чтобы прославиться. Истерик и псих.

Тибальд покачал головой. Эльгред Монтега возглавил свой дом лишь шесть лет назад, годом раньше Альваро, и не знал, как это было. А вот он, серебряный лев, прекрасно помнил ту давнюю историю. Расмус Корреган встретил женщину, в которой проснулась темная кровь.

По-хорошему, всех носителей проклятия ночи следовало извести на корню, но вот проблема – кровь седьмого дома так просто не найдешь. Она зажигается, только если рядом подходящий чар. Все равно что зеркало, которое ловит солнечный луч. Мужчина и женщина, чья любовь может осветить весь мир.

Говорят, от такой любви невозможно отказаться. Однако библиотекарь смог. Оракулы потеряли ее след на долгие годы, пока черное перышко летало по ковру вестником беды, рея над шестью домами.

Если бы он, Тибальд Дюрен, нашел женщину, которая отразила бы его силу, он бы не отказался от нее никогда. И дело вовсе не в любви, дело во власти. Седьмой дом обладал сокрушительной силой. Если он возродится, мир изменится, и не в пользу белых котов. Его дом на ковре судеб теперь жался в самом углу, и кота словно вываляли в грязи.

Тибальда вполне устраивало будущее в предыдущем варианте. Союз шести равных, в котором можно плести интриги и перетягивать власть. Ему нравилось животное его дома – белый кот, символ изящества и комфорта. Тибальд тоже ценил комфорт, тепло и достаток. Все это было обещано его дому на долгие годы, пока птица не распахнула крылья.

Но, видимо, еще ничего не решено. Мир стоит на перекрестке, и он, Тибальд серебряный лев, заставит его сделать шаг в нужную сторону. Он сотворит будущее сам.

– Неужели Расмус – наследник седьмого дома, – бормотал Монтега. – Вот мы его посадили, и птица сложила крылья. Логично.

– В нем обычный чаросвет, – вновь подал голос Серый. – К тому же не будем забывать об аномальной вспышке в Правых Порожках.

– Да, ты прав, Серый, это не может быть Расмус, – вздохнул Эльгред.

– Это не он, – кивнул Тибальд, не отрывая взгляд от черной птицы.

Она повернула голову и как будто заглядывала прямо в его темную душу.

– Расмус кого-то прикрывает, – добавил он.

На занятии по архитектуре света, закончив задачу быстрее, я попросилась выйти и спустилась к стене рейтингов. Воровато оглядев пустой холл, дотянулась до имени Себастиана Альваро. Принадлежность дому – пятьдесят баллов, член главенствующей семьи – сто баллов, наследование главы рода – сто баллов.

За каждым чаром стояла его семья, его дом. У меня за спиной была лишь моя тень.

Мой рейтинг составлял четырнадцать баллов. У Себастиана Альваро перевалил за тысячу.

Я посмотрела список наград Баса дальше. За высший уровень чаросвета он получил сто баллов. За каждую успешно сданную сессию начислялось еще по пятьдесят. Бастиан не так уж часто баловал преподавателей докладами и рефератами, зато по контрольным у него был стабильный плюс. Не обошлось и без минусов – за драки и прогулы. А за победу в недавнем матче ему начислили еще двадцатку и десять как капитану команды.

Но в чаркросс я играть не умею и членом семьи Альваро не стану. Серебряный браслет все так же блестел у меня на руке, и я натерла кожу до синяков, пытаясь его снять. Этот путь повышения рейтинга был для меня закрыт.

Его пес был таким же, как тот, что загрыз мою мать. В точности такая же тварь.

Было больно даже думать об этом. Крик, застрявший в груди, когда я столкнулась нос к носу с тварью ночи, остался там кровоточащей раной.

– Мэдерли Эванс, – окликнул меня профессор Строк, когда я вернулась на занятие. – Задержитесь после урока.

Сердце так и ухнуло вниз, и ладони вспотели от волнения. Моя проблема с рейтингом может вмиг превратиться в пустяк, если Строк нашел в своем почтовом ящике артефакт. Если профессор рассчитывает многоуровневые схемы преломления лучей, то легко сложит одно к одному: артефакт и сумеречную тень, однажды побывавшую в его доме.

Когда прозвенел звонок, и кабинет опустел, я на деревянных ногах подошла к кафедре.

– Домашняя работа выполнена скверно, – сказал профессор Строк, кладя передо мной тетрадь, которую я сдала в начале урока.

Выдохнув, я расплылась в улыбке от облегчения.

– К тому же ваши ошибки дублируют те, что в работе Фокса, – сердито добавил профессор, которому моя реакция явно показалась неуместной.

– Я исправлю, – быстро пообещала я.

Профессор Строк послюнявил пальцы и провел ими по бороденке, собирая седые волосы в острый клинышек.

– Вы помолвлены с Альваро? – спросил он, кивнув на мой браслет.

– Нет, – ответила я. – Это… просто.

– Подарок?

– Вроде того.

– Понятно, – протянул Строк, ухмыльнувшись, и откинулся на стуле, окатив меня липким взглядом.

Страшно представить, что он обо мне думает. Сперва я целовалась в его доме с Монтегой, теперь ношу браслет Альваро…

– Знаете, Мэдерли, я вижу в вас потенциал, – с нарочитой заботой в голосе произнес профессор Строк. – Будет жаль, если вы не сможете реализовать его в стенах академии чаросвет.

– Я буду стараться.

Он поджал губы и покачал головой.

– Вам наверняка очень непросто, – вздохнул он. – Без рода, без заступничества семьи, совсем одна, такая юная, беззащитная…

Совсем недавно я и сама об этом думала, но услышать аналогичное от Строка оказалось неприятно.

– У меня все в порядке, – заявила я.

– Я видел ваше имя в самом низу списка учащихся, – добавил профессор Строк. – Знаете, Мэдерли, я бы хотел вам помочь. Позаниматься дополнительно.

Звучит неплохо. Особенно если учесть, что от помощи Баса я теперь принципиально откажусь.

– Вы могли бы приходить ко мне домой по вечерам, скажем, дважды в неделю.

Строк сдвинулся на краешек стула, протянул руку и погладил мое бедро через ткань юбки. А я шарахнулась назад, осознав, что именно он мне предлагает.

– Я мог бы даже оказывать вам материальную поддержку, – поспешно добавил Строк. – Судя по всему, вы оказались в затруднительной ситуации, Мэдерли. Опытный щедрый наставник – то, что вам сейчас нужно.

– Не нужно, – отказалась я. – Я выучу все сама.

– Что ж… – он небрежно откинул мою тетрадь на угол стола. – Даю вам шанс передумать. А на списывание и ошибки я вынужден отреагировать. Вы же понимаете, Мэдерли, правила…

Он выжидательно на меня посмотрел, но я молча забрала тетрадь и засунула ее в сумку. А когда спустилась в холл, то напротив моего имени осталось лишь десять баллов.

Я выругалась на сумеречный манер, и парни с курса постарше, проходящие мимо, посмотрели на меня с уважительным интересом.

– Мне тоже баллы сняли, – попытался утешить меня Фалько. – За драку на чаркроссе. Тридцать в минус как с куста! Так что ты лучше не дерись.

– Что же мне делать? – простонала я.

Пожаловаться на Строка? Но кому? Ректорше? Басу? Первому? А может, Фелиции? Но она, наверное, и так все знала, но не подумала вмешаться. А значит, я могу справиться с этим сама.

– Надо что-то придумать, – нахмурился Фалько, почесав рыжую макушку. – Помолвку ты точно не хочешь? Потому что это реальный вариант быстро подняться.

– Нет, – отказалась я.

– Может, тогда пройти практику на травоведении? Хотя она будет позже, после экзаменов.

– Я туда обязательно запишусь, – кивнула я, – но мне бы что-то прямо сейчас. Срочно.

Послышался мелодичный звон браслетов, и по ступенькам сбежала Фелиция.

– Что ты такое удумал! – сердито воскликнула она, сходу влепив Фалько затрещину.

– За что?! – возмутился он.

– Ладно ты, здоровенный лось, тебе только по лесу и бегать, – распалялась Фелиция, и на ее скулах выступил сердитый румянец, – но Мэди – хрупкая нежная девушка! – она повернулась ко мне и, обняв за плечи, сказала: – Надеть удобную обувь. Одежда должна быть темной и плотной. Не забудь шапочку. А с тобой, – она повернулась к сыну и погрозила пальцем, – мы еще дома поговорим.

Она протянула руку, и Фалько вжал голову в плечи, но Фелиция лишь пригладила ему рыжие вихры и умчалась дальше, звеня браслетами.

– Что это было? – тихо спросила я.

– Мама, – вздохнул Фалько. – Вот вечно она так! Я еще даже не придумал, в чем мне быть виноватым, а она… Погоди… А ведь точно! Мэди, это идея! Как минимум на пятнадцать баллов, а если повезет, то на все двадцать пять!

– Мне подходит, – сразу ухватилась я. – Что надо делать?

Фалько вздохнул и вновь почесал макушку.

– Басу это не понравится, – сказал он.

Бас поймал Мэдерли на переменке в холле, и Фалько, который торчал рядом с ней под стеной рейтингов, вдруг придумал себе какое-то важное дело и умотал.

– Сама ему говори, – бросил он напоследок загадочное.

– Что ты мне скажешь? – поинтересовался Бастиан, приобняв за талию Мэди, но она вывернулась и посмотрела куда-то поверх его плеча.

– Сними с меня свой браслет, – сухо попросила она.

Бас оглядел холл, в котором толпились и студенты, и преподы, взял Мэди под локоть и повел за собой. Она попыталась было вырваться, но Бас открыл дверь в пустую аудиторию, подтолкнул туда Мэди и закрыл за собой.

Здесь обычно проходила практика по травоведению, все стены были увешаны цветочными горшками, на подоконниках тоже пышно цвели развесистые кусты, почти заслоняя собой солнечный свет. Лапотник – вспомнил Бас название. Мелкие цветочки были той же глубокой синевы, что и глаза Мэди.

– Это из-за Веника? – спросил он, и Мэди, сглотнув, вновь уставилась куда-то в угол. – Он не виноват, что такой урод, – заметил Бас, убрав прядь волос за ее белое ушко. – Хочешь, отведу тебя в загон для тварей? Туда как раз щенков привезли, маленькие они не такие страшные. Даже милые немного, косолапят.

Мэди опустила взгляд, рассматривая свои туфли, а у Баса сердце сжалось. Она стояла перед ним такая несчастная, потерянная, хотелось обнять ее и… много еще чего хотелось, если по правде. Но здесь явно место неподходящее. Он шагнул к ней, вновь обнял за талию, притянул к себе.

– Мэдерли, – шепнул он, погладив ее по щеке, – почему ты на меня сердишься? Веник на тебя гавкнул?

Мэди испуганно вскинула на него глаза. Видимо, обошлось без лая.

– Ты как себя чувствуешь? – ласково спросил он, ненароком ощупав ее затылок – шишек вроде нет, но кто его знает. – Я никогда сознание не терял, даже не знаю, что надо делать. Давай все же отведу тебя к лекарям.

– Я не пойду с тобой никуда, – категорично мотнула она головой и, высвободившись из его объятий, попятилась и приподняла руку, на которой тускло поблескивал браслет Альваро. – Сними с меня браслет, Себастиан. Я не хочу, чтобы меня считали твоей невестой. Я вообще не хочу ничего… с тобой.

Он шагнул к ней, и Мэди, попятившись, остановилась, упершись в парту.

– Объясни, – потребовал он.

Мэди запрокинула к нему лицо.

– Я не обязана тебе ничего объяснять, Себастиан Альваро, – холодно сказала она, стараясь выглядеть строгой и неприступной, но ее губы дрогнули. – На какой-то момент я забыла, кто ты такой. И еще этот свет… Но между нами ничего быть не может.

– Вот ты упертая, конечно, – пробормотал Бас, шагнув еще ближе, так что Мэди села на парту и попыталась отползти подальше. – Между нами уже есть все, что надо. Забыла?

– Между нами стена, – выпалила она.

– Да какая, к мокрощупу, стена? – не выдержал он. – Мэди, скажи ты конкретно, что случилось? Это из-за Веника? Или, может, тебя опять Найрин обидела? Или кто-то что-то сказал? Ты злишься, что я не защитил тебя? Я виноват. Но я все исправлю! Я уже поставил защиту на вход в башню Альваро. Никто теперь туда не пройдет, кроме нас с тобой. Ну, может, еще для Фалько сделаю допуск.

Она вновь мотнула головой, а дверь позади скрипнула.

– Мы вам не помешаем? – поинтересовалась профессор Понки, а следом за ней гурьбой ввалились второкурсники.

Мэди оттолкнула его и, юрко просочившись через толпу, исчезла. Бастиан, кивнув профессору, быстро направился вслед за Мэди и немного успокоился, когда понял, что она спешит домой. Ее темный хвост, перехваченный синей лентой, слегка покачивался при ходьбе, белые гольфы мелькали. Мэди обернулась и прибавила шаг.

– Не беги, – выкрикнул ей вслед Бастиан. – А то еще с лестницы грохнешься.

Когда он поднялся наверх, ее дверь была как всегда заперта. Бас вздохнул и, прислонившись к двери, постучался об нее лбом.

– Я не хочу ничего обсуждать, – подала голос Мэди. – Все уже решено.

– Вот именно, – ответил Бас. – Все уже решено, Мэди! У меня сейчас практика по боевке, я вернусь часа через три. Давай ты к этому времени успокоишься, и мы поговорим. Идет?

Она промолчала, и Бастиан, ругнувшись, пошел к себе в комнату. Приняв душ, надел спортивную форму, тщательно зашнуровал обувь. По-хорошему, остаться бы дома, но прогулять сегодняшнее занятие он не мог – подставил бы всю команду.

– Если это все же из-за Веника, то он очень просит прощения, – сказал Бастиан, вновь подойдя к двери. – Просил передать спасибо за огурцы.

Мэди промолчала.

Конечно, он догадывался, в чем дело. Погибшие Порожки, нападение тварей ночи, единственная выжившая девочка, которая насмотрелась такого, что потеряла память.

Бас поднял руку, чтобы вновь постучать и спросить о догадке, но передумал. Если Веник так ее напугал, то, выходит, она помнила? Или, быть может, память к ней частично вернулась, вместе со всем ужасом, что ей довелось пережить?

– Защита на вход уже действует, – сказал Бас. – Ты тут в безопасности, Мэди.

– Спасибо, – послышалось из-за двери, и Бас поздравил себя с первым правильным ходом.

– До встречи! – сказал он, но ответом была тишина.

Бастиан сбежал по лестнице и направился через парк к порталу. Вскоре нагнал Ларга, который раскраснелся и вспотел, но старался не отставать от Ронды, чей стриженый красный затылок мелькал впереди.

С каждым шагом тени сгущались, но парк – ерунда по сравнению с ночным лесом.

– Готов? – спросил Бас, но Ларг лишь молча кивнул, пытаясь не сбить дыхание.

– Надеюсь, сегодняшние жертвы будут поживее прошлогодних, – послышалось позади, и Бас, обернувшись, увидел Монтегу. – Тех мы на раз-два переловили, даже неинтересно.

– Бастиан, – Найрин примкнула к ним, выбежав с одной из боковых тропинок. – Как ты? – спросила она.

– Прекрасно, – ответил он, слегка недоумевая по поводу жалости, промелькнувшей в ее голосе, и, прибавив темп, поравнялся с Рондой.

– Твоя девчонка на тебя злится, ты в курсе? – спросила она.

– Да, – ответил он. – Но мы помиримся.

Я вышла из комнаты через пару минут после того, как Бас исчез в зарослях парка. Фелиция зря переживала, я знала, как одеваться в ночной лес. Шапка, штаны, удобная обувь. Волосы заплела в тугую косу и спрятала под кофту. Снизу раздался пронзительный свист, и я, сбежав по лестнице, увидела Фалько, который недоуменно трогал невидимую защиту на входе.

– Бас поставил, – пояснила я, застегивая кофту под горло.

– Ты ему рассказала? – спросил Фалько.

О том, что я намереваюсь заработать дополнительные баллы в ночной гонке? Нет. О том, что хочу с ним расстаться? Да. Только Себастиан Альваро не привык прислушиваться к кому-то другому.

– Не волнуйся, – ответила я. – Все нормально будет.

Когда мы с Фалько пришли на стартовую линию, там уже собрались студенты, а Алеф инструктировал участников игры.

– Ваша задача – продержаться как можно дольше, – говорил он, расхаживая туда-сюда перед учениками, выстроившимися в ряд. – Еще желательно ничего себе не повредить. Но если что, у нас дежурят целители. Столб света вверх – и вас найдут и помогут.

Здесь царили густые Сумерки, и глаза Алефа пылали как два фонаря. Позади него тянулся пустырь, за которым поднималась черная кромка леса. Чуть дальше виднелась круглая вершина горы, или скорее высокий холм, припорошенный звездами, а луч света от башни тянулся поверху небесной дорожкой.

– Сегодня проходят сразу два зачета по боевке, – продолжал Алеф. – Старший курс отрабатывает захват-удержание, а третий, соответственно, маскировку и щит. Также допускаются шустрые добровольцы, которым не хватает баллов и острых ощущений в жизни. Фалько, ты что тут забыл?

– Я вот как раз за ощущениями, – ответил тот, стянув шапку и протерев ею же взмокший лоб.

– А я за баллами, – пробормотала я.

Алеф окинул нас внимательным взглядом и, поколебавшись, кивнул.

Здесь был весь третий курс и группа ребят со второго, а пятый стоял в отдалении, посмеиваясь и выкрикивая глупые угрозы.

– Беги со всех ног, рыжик! – громко посоветовала какая-то блондинка. – Поймаю – запомнишь надолго.

– Ради тебя я готов никуда не бежать, – ответил ей в тон Фалько. – Поймай меня прямо здесь, крошка.

– Гляди-ка, Бас! – воскликнул Монтега. – Это что, наша маленькая тень? О, игра стала куда интересней прошлогодней, еще даже не начавшись!

Я быстро шмыгнула за спины парней, но поздно. Вскоре Бастиан выудил меня из толпы и совсем невежливо подтолкнул в сторону.

– Ты идешь домой, – приказал он, играя желваками, а серые глаза потемнели до черноты, в которой пылали белые искры чаросвета.

Я высвободилась и попятилась к участникам.

– Ты не имеешь права мной командовать.

– Алеф, – Бас повернулся к тренеру и указал на меня. – В лесу опасно!

– Да ничего со мной не случится, – заверила я тренера. – Я в ночи бывала почаще многих.

– В прошлом году Крис сломал руку, а когда-то студентка вообще погибла, напоровшись на сук, – перечислил Бас. – Если все безопасно, так почему здесь целители? Вы отлично знаете, что бывает в пылу игры!

– У нее рейтинг днищенский, – встрял Фалько, придержав его за рукав.

Бас резко выдернул руку.

– И ничего умнее ты не придумал? – рявкнул он и обратился ко мне: – Не дури, Мэди. Отец пришлет документы о помолвке, и у тебя будет пятьдесят баллов сверху. Сейчас же иди домой!

– Я уже сто раз говорила, что не хочу этой помолвки, Бастиан! – отрезала я. – И браслет твой мне не нужен, и ты вместе с ним!

А потом поняла, что сказала это в абсолютной тишине. Все вокруг нас затихли, внимая разговору, а Бас вдруг побледнел, как будто с его смуглой кожи разом сошел весь загар.

– Альваро, успокойся, – примирительно сказал Алеф. – Фелиция не пустила бы сюда Фалько, если бы ему грозила опасность. Да и остальных. А Мэди быстро бегает. Думаю, она еще всех нас удивит.

Кадык на шее Баса дернулся, серые глаза вспыхнули, прожигая меня насквозь.

– Так, сдаем все артефакты, цепочки, украшения, – вдоль строя студентов прошлась комендантша с картонной коробкой в руках.

Я стащила цепочку с медальонами и положила ее в коробку, подняла руку с браслетом.

– Эту штуку самой не снять, – покивала комендантша и, поставив коробку на землю, обхватила браслет сразу двумя руками, нажимая пальцами на выпуклые завитки. – Готово! – Склонившись, подмигнула мне и прошептала: – А ты молодец, времени зря не теряла.

Браслет Альваро упал в коробку к побрякушкам, а Бас развернулся на пятках и пошел прочь к своей команде.

Мои щеки загорелись, как будто я не Баса обидела, а сама себе надавала пощечин. Рука без тяжести браслета показалась легкой и как будто чужой, а без рыбки на груди я словно сделалась беззащитной. Может, это и правда плохая идея?

– За участие каждый получит по пятнадцать баллов, независимо от исхода игры, – сказал Алеф. – Тем, кто продержится более получаса – двадцать пять баллов, а третьему курсу еще и зачет по боевке. Последняя тройка получит пятьдесят. У вас фора десять минут. Потом стартуют атакующие.

Я глянула в сторону, где собрались старшекурсники. Они разделились на две команды, Бас что-то говорил своим, а за плечом Монтеги я заметила Найрин, и меня бросило в дрожь от ее улыбки.

– Территория огорожена, тварей нет, но все же будьте осторожны, – сказал Алеф. – Приготовьтесь.

Комендантша снова появилась, уже без коробки, зато с бумажным пакетом. Она вынимала из него аккуратные желтые бантики, которые едва заметно мерцали, и выдавала каждому участнику. Закрепила бантик и мне, прямо напротив сердца.

– Это для старшекурсников, – пояснил Фалько. – Какая команда соберет больше, та и победила.

К нам подошел Алеф, остановился напротив, с явным страданием на лице.

– Вот что вам дома не сиделось? – вздохнул он. – Мэди, может, тебе и правда не надо участвовать? Завтра у вас урок по расписанию, я тебе пять баллов накину. У тебя явный прогресс по прямым ударам.

Я мотнула головой.

– Фалько, – Алеф повернулся к рыжему. – Давай только, чтобы твоя мать на меня не кричала потом, идет? Знаете что, – он понизил голос, – бегите по правой стороне к горе. Там пещера внизу. Тихо и спокойно подождёте, пока вас там найдут, получите свои баллы и пойдете с глаз моих долой.

– Отличный план, – кивнул Фалько.

Я так не думала. Передо мной темнел ночной лес, окутанный туманом. Я узнавала запахи, слышала шепот ветра, видела, как качаются ветки. Пятьдесят баллов последней тройке! Да это прямо как помолвка с Бастианом, который после публичного позора, конечно, не захочет иметь со мной ничего общего.

Я не могла взять в толк, почему эта мысль так меня ранит. Как будто я допустила ошибку, о которой буду горько жалеть. Как будто я уже жалею.

Алеф поднял руку, прогремел взрыв хлопушки, и я побежала вперед, выбросив лишние мысли и оставив только одну – продержаться как можно дольше.

– Ронда, ты поведешь команду, – отрывисто приказал Бастиан, обведя взглядом парней.

Никто не стал роптать.

– Мы разделимся на два отряда, – предложила она. – Первый пойдет к пещере, там вечно толпа собирается. Второй по оврагу в глубь территории.

Бас кивнул. Подумать только – еще полчаса назад исход игры казался ему чем-то важным.

– Так что, Альваро, тень предпочитает блондинов? – осклабился Монтега, но тут же разумно заткнулся, стоило Басу повернуться.

Алеф отдал первый сигнал, разорвавшийся в голове взрывом. Парни засвистели, заулюлюкали, подгоняя добычу, и Мэди вместе с остальными скрылась под сенью ночного леса. Скоро места для тени в нем не останется.

Бастиан глянул на Найрин, которая прямо светилась от предвкушения. Кое-что царапнуло его сегодня – ее интонации. «Как ты?» – спросила она, и в ее голосе прозвучало нетипичное для нее сочувствие. Как будто она собиралась его пожалеть. Как будто знала, что должно было произойти что-то плохое.

Но Мэди не обращалась к целителям, а Дунгер, обрадовавшись возвращению пса, попросил никому не говорить о побеге. Причем Бас был уверен, что профессор беспокоится не о себе, а о Венике, которого могли счесть нестабильным и опасным.

Способна ли Найрин натравить ночного пса на человека? Может ли убить сама?

Второй сигнал прогремел вслед за первым, и Бас помчался вперед.

После второго сигнала лес позади вспыхнул точно в пожаре, и я порадовалась, что отбросила первый план – затаиться где-нибудь в самом начале. Там бы меня нашли в считанные секунды. Но, может, это был не самый плохой вариант – я получила бы пятнадцать баллов за участие и пошла бы домой.

Сердце громко бухало в груди, ветки лезли в лицо. Мы с Фалько бежали по одной из тропинок по направлению к круглой верхушке горы. Впереди слышался треск веток и голоса ребят, что нас обогнали, и на очередной развилке я свернула влево.

– Мэди! – выкрикнул Фалько.

– Беги к пещере! – ответила я.

А мне необходима победа. Без Баса мой уровень чаросвета поползет вниз. Мне нужны баллы, чтобы я могла остаться в академии как можно дольше – пока искра во мне окончательно не погаснет. Сейчас мой уровень перевалил за шестьдесят – спасибо всем тем поцелуям, которые Бас дарил мне в каждом углу академии.

Но больше мне ничего не светит во всех смыслах.

Прямо передо мной взмыла птица, задев лицо крылом, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди от испуга. Я обернулась, и позади вспыхнул свет, а следом раздался радостный возглас:

– Рыжик! Я тебя поймала!

– Так, давай проясним. У меня вроде как есть девушка, – заявил Фалько.

– Брось! Все, что было в ночном лесу, остается в ночном лесу, не знал?

Вот тьма. Фалько все же побежал за мной, а преследователи ближе, чем я думала. Я вновь кинулась вперед по вихляющей тропинке, свернула с нее, пытаясь запутать следы, и скатилась в овраг, сбивая колени. Поднявшись, стряхнула приставшие листья и огляделась. Похожий на пересохшее русло овраг тянулся далеко вперед, а позади раздался шум и голоса.

– Ходу! – кричал парень, который несся прямо на меня, а на его груди мерцал желтый бантик. – Анж, щиты!

Я шарахнулась в сторону, чтобы не затоптали. Сноп света ударил по оврагу, и я зажмурилась, но парни выбросили защитное заклинание, прикрыв заодно и меня.

– Скорей за поворот, там не достанут! – выкрикнул один из них мне в лицо и умчался дальше.

Я поморгала, пытаясь вернуть зрение после ослепительной вспышки. Вскарабкалась наверх, выбираясь из оврага, и побежала в глубину леса. Я пока толком не умела чаровать, зато видела в темноте и не боялась ночи. Надо держаться подальше от общих маршрутов, затаиться как мышка. Или как птичка, если удастся забраться на дерево.

Ночной лес не был высоким: по большей части кусты да низкие деревца. Пышный мох под ногами, мягкий точно подушка, скрадывал шаги. Я остановилась у одинокой сосны, которая торчала как свечка в именинном пироге, глянула вверх, примеряясь.

Плоское лезвие света ударило в ствол над моей головой, и я рефлекторно прикрыла лицо рукой, защищаясь от брызнувших щепок. Раздался тонкий крик, я обернулась и увидела Найрин, которая рухнула на ковер мха, точно ее подкосило.

– Ой, – сказала Ронда, выходя из-за деревьев и встряхивая пальцами, которые мягко светились. – Найрин, это ты? Я кажется промахнулась.

– Отпусти меня, сучка! – яростно выкрикнула та, ерзая по мху, как червяк.

Ронда присела на корточки и сокрушенно покачала головой.

– У меня отличный захват, – похвасталась она. – А я заодно и удержание наложила. Продержит полчаса, не меньше. А ты что, использовала боевое заклинание на девушке Баса?

Я глянула на глубокую светлую зарубку на сосне, и волосы на затылке зашевелились.

– Я все равно достану тебя, тварь! – злобно выплюнула Найрин в мою сторону. – Тебе не жить, ясно? Ясно? Я давала тебе шанс тихо исчезнуть! Дрянь! Грязная полукровка! Почему ты ее не ловишь? – это уже Ронде. – Ты играешь в поддавки!

– Да-да, – пробормотала Ронда, выпрямляясь и разминая пальцы. – Сейчас. Ох, что-то пальцы онемели, надо же… Слушай, Найрин, у тебя так волосы отросли! Не такие длинные, как были у меня когда-то, но…

– Ты не посмеешь, – прошипела Найрин. – Только тронь меня!

– Давай сделаем тебе челку, – предложила Ронда. – Это вроде бы модно.

Ноги сами понесли меня вперед, и ругань постепенно отдалилась и стихла. В боку нещадно кололо, но я не замедлила шаг. Перепрыгнула черный ручей, который лег под ноги блестящей змеей, обогнула колючие заросли тьмошника, сорвав на ходу пару ягод. Выбравшись на поляну, остановилась перевести дух.

Лес позади пылал чаросветом. Лысую макушку горы окружало сияющее кольцо. То тут, то там вспыхивали столбы света, но я забралась достаточно далеко. Найти бы укрытие, да отсидеться тут до конца, пока мой бантик не засветится, знаменуя окончание игры. Ветка позади хрустнула, и я обернулась, а сердце в моей груди забилось как птичка, когда я увидела человека, выходящего на поляну.

Бас показался мне каким-то чужим, незнакомым: жесткие черты лица, на щеке царапина, глаза – раскаленные добела щелки. Он подошел ко мне, не замедляя шаг, и, сорвав с моей груди бантик, сунул себе в карман, а я попятилась, пока не прижалась спиной к дереву на краю поляны. Голый ствол тянулся к звездному небу, раскидываясь вверху широким зонтиком в отчаянной надежде ухватить хоть немного света.

– Бас… – начала я и запнулась, даже не зная, что сказать.

Извиняться? Мириться? Порвать с ним еще раз? Так он вроде бы не тупой.

Бастиан криво усмехнулся и, стащив с меня шапку, высвободил косу. Намотав ее на руку, потянул, так что мне пришлось запрокинуть голову и посмотреть прямо ему в глаза, сияющие безжалостным светом.

– Я хочу извиниться, – все же решилась я.

– Извиняйся, – разрешил он и запечатал мой рот поцелуем.

Свет хлынул в меня волной, заполняя все тело до кончиков пальцев. Ноги подкосились, и Бас прижал меня к шершавому стволу, не давая упасть. Он еще никогда не целовал меня так яростно и даже жестоко. Словно все правила и преграды, что выстроило в нем воспитание, канули во тьму. Как будто плотина не выдержала натиска стихии, и все это хлынуло, грозя затопить и его, и меня.

Горячие губы терзали мой рот, и я могла только стонать, подчиняясь его ласкам, которые сейчас больше походили на наказание.

– Значит, я тебе не нужен? – спросил Бас, оторвавшись от моих губ, и покрыл шею поцелуями, которые жалили кожу как пчелы, оставляя болезненно жгучие метки.

Я хватала воздух ртом, почти ослепнув от невыносимо яркого света, и прикосновения ощущались еще острее: твердые пальцы, обхватившие мою шею, жадные поцелуи, язык, толкнувшийся глубоко в мой рот.

На обнаженную кожу дохнуло прохладой ночи, и я запоздало попыталась вернуть кофту на место, прикрыть грудь, но Бас поймал мои запястья и отвел в стороны.

– Что ты будешь делать без меня? – спросил он, этот чужой и злой Бастиан, разглядывающий мою наготу, и его голос смягчился: – Ты такая красивая, Мэди…

Высвободив руки, я влепила ему пощечину, размазав по лицу кровь от царапины, но Бастиан лишь усмехнулся. Его губы на моей груди, руки, которые больше не стеснялись ничего, холодный воздух ночи и жар прикосновений. Я вскрикивала и стонала, и, схватив Бастиана за жесткие волосы, отчего-то не оттолкнула его, а притянула к себе, целуя в ответ, кусая его губы, облизывая смуглую кожу. Все тело пульсировало от переполняющего его света, от желаний, кроме которых не осталось ничего.

– Как ты меня достала, – шептал Бас, гладя меня, сжимая, вдавливая теснее в крепкое мужское тело. – Как достала, Мэди, сил больше нет. Скажи, что я нужен тебе. Скажи!

Я втянула воздух сквозь зубы, когда его ладонь нырнула в мои штаны и погладила меня там, внизу. Ахнув, ухватилась за широкие плечи. Искры побежали по телу, свет растекался под кожей, собираясь жаром внизу живота, а Бас все гладил меня, бесстыже, настойчиво… Я жалобно застонала, и он потянул меня за косу, вновь заставив запрокинуть голову, и поцеловал так развратно, облизав весь мой рот, что я словно увидела себя со стороны – в расхристанной одежде, с голой грудью, похотливо извивающуюся, желающую лишь одного…

– Бас, не надо! – вырвалось у меня, и я вцепилась в свои штаны, как в последнюю надежду.

– Ну, в принципе, так я и думал, – сказал кто-то.

Бастиан замер, а мне понадобилось время, чтобы осознать, что мы больше не одни. Пискнув, я прикрыла руками грудь, а Бас одним рывком стянул через голову кофту и надел на меня. Черный свитер укрыл меня чуть ли не до колен.

– Кейден, – сказал он, обернувшись.

– Похоже, пари за тобой, – со вздохом сказал Монтега, который стоял у края поляны, прислонившись к деревцу и придирчиво рассматривая свои ногти. – Жаль, в книжках не пишут, что чаросвет седьмого дома – это так красиво. Иначе я был бы настойчивей.

Я попыталась погасить свет, но его оказалось слишком много. Кожу покалывало, в глазах то и дело вспыхивали белые пятна, а внизу живота болезненно тянуло.

– Мэдерли, – обратился ко мне Монтега. – Я не особо понял, то, что происходило между вами сейчас, было по обоюдному согласию?

Сглотнув, я посмотрела на Баса и встретила его взгляд. Свет больше не пылал в его глазах так беспощадно, и я увидела в них ужас.

– Мэди, – выдохнул он. – Мэди, я не хотел… так…

Я рванула прочь, пытаясь прошмыгнуть мимо Монтеги, но он поймал меня за руку и оттолкнул назад на полянку.

– Даже не думай возвращаться, пока так мерцаешь, – приказал он. – Хочешь, чтобы твою тайну узнали все?

Бас и Монтега горячо спорили, размахивая руками и иногда поглядывая в мою сторону, я же сидела прямо на мху, обхватив колени руками и спрятав лицо под капюшоном. От кофты пахло Бастианом – мятой и кофе, губы пекло, но белые круги перед глазами мелькали все реже, и в голове постепенно прояснялось.

– На что ты готов ради нее, Бастиан? – спросил Монтега.

– Скажи, сколько стоит твое молчание.

– Думаю, нам обоим понятно, что цена не будет измеряться деньгами.

– Я могу предложить тебе союз домов, – отрывисто произнес Бастиан. – Я – будущий глава дома Альваро. Ты – будущий глава дома Монтега. Если ты пойдешь против меня сейчас, то мы станем врагами навсегда.

– Надо же, – восхитился Кей. – Ты мне еще и угрожаешь?

– Констатирую факт. Я не прощу тебе Мэди.

– А она тебя простит? – поинтересовался Монтега, и я опустила голову ниже, почувствовав на себе пристальный взгляд.

На моем запястье остался след от браслета Альваро – натерла кожу, когда пыталась снять. Поверх него сейчас кольцом расцветал багровый синяк. Прикосновения Бастиана все еще пылали на мне точно клеймо: на губах, шее, груди, животе и особенно ниже.

– Наверное, я должен сказать тебе спасибо, – тихо произнес Бас.

– За то, что не дал тебе отыметь девушку твоей мечты? Всегда пожалуйста, Бастиан. Но ты, к слову, можешь оказать мне ответную услугу прямо сейчас. Я говорю не о полной расплате, разумеется. Скорее, это жест доброй воли в знак нашей дружбы.

– Что ты хочешь?

– Там Найрин, – Монтега вздохнул. – В общем, Ронда то ли промахнулась, то ли что…

– Ронда не промахивается.

– Она скрутила ее. Захват, удержание – Ронда просто красотка, отработала на отлично, я бы поставил ей зачет по боевке без всяких вопросов. Но потом она обрезала Найрин волосы.

Я вскинула голову, но, встретив взгляд Баса, снова спряталась за капюшоном. Я не знала его – такого, и не знала, как себя с ним вести. Хотелось спрятаться ото всех, уйти, скрыться, чтобы никто меня не нашел – ни Бас, ни Монтега, ни страшный черный пес, ни даже Первый.

– Суровая женская месть, – продолжил Монтега. – Найрин остригла Ронду еще на первом курсе. Помнишь, какая у нее была копна? Ну и Найрин сейчас рвет и мечет, и грозится всех убить, меня в том числе.

– А тебя-то за что?

– Я не помог ей освободиться и слегка полапал, – признался Кей без малейшего смущения.

– Она тебе нравится? Ты же говорил, что она злобная сука.

– Злобная, хитрая, лицемерная, развратная сучка, – кивнул Монтега. – Так и есть. Я рассматривал ее как серьезный вариант для брака. Но у нее совсем крыша по тебе потекла, так что я пас.

– У меня есть основания предполагать, что она пыталась убить Мэди.

Я не удержалась и вновь подняла взгляд. Монтега, казалось, вообще не удивился. Только кивнул.

– Она не оставила следов, вряд ли я смогу это доказать, – помрачнел Бас. – Но что ты от меня хочешь?

– Ты пойдешь сейчас к ней, – сказал Кей. – При тебе она возьмет себя в руки и притворится бедным несчастным котиком, и никого не убьет. А я потом улучу момент, когда она чуть остынет, и искренне попрошу прощения, и она вычеркнет меня из своего кровавого списочка тех, кого надо убить. Вот кого я точно не хочу заполучить в качестве врага, так это Найрин.

– Ладно.

– Она в сторону от оврага, под сосной. А я пока проведу нашу королеву ночи домой.

– Я и сама прекрасно дойду, – ответила я, и парни повернулись ко мне.

Чаросвет наконец-то улегся, и я посмотрела Бастиану в глаза.

– Прости, – сказал он. Желваки на его челюсти выделились резче, и голос прозвучал хрипло. – Мэди, ты в порядке?

– Да, Мэди, ты как себя чувствуешь? – проворковал Кей, подав мне руку и помогая подняться. – Пришла в себя? Вроде уже не мерцаешь как светлячок. Сейчас добрый Кейден Монтега отведет тебя домой.

– Не надо.

– Это честь для меня, – настойчиво произнес он.

Я собрала свои вещи, разбросанные по полянке: кофту, майку, безжалостно подранный лифчик. Скрутив все в узел, спрятала под свитер. А Кейден подставил мне локоть, точно мы собирались гулять по солнечной набережной Альваро.

– Ты меня выдашь? – прямо спросила я.

Кейден пожевал губы, рассматривая мое лицо точно в первый раз.

– А у тебя этот приход только от Бастиана? – полюбопытствовал он.

– С тобой ничего подобного не было.

– Ты могла бы и соврать, – поучительно произнес Монтега. – Тебе бы очень пригодилось умение бессовестно лгать, Мэди. Что до ответа на твой вопрос – нет, я не выдам тебя.

– Как мне понять, что ты сейчас не бессовестно лжешь? – спросила я.

– Ты можешь подумать своей головой, – снисходительно ответил он. – Возникла ситуация. Сложная, неопределенная, но полная уникальных возможностей, которые мне надо взвесить и оценить. В ближайшую неделю я точно не выдам тебя, Мэди, можешь спать спокойно.

– Спасибо и на этом, – ответила я и положила руку ему на локоть.

Кей повел меня по лесу, выпустив левой ладонью широкий луч, освещающий нам дорогу. Позади хрустнула ветка, зашуршали шаги. Я старательно не оборачивалась, но всей кожей чувствовала близкое присутствие Бастиана.

«Скажи, что я нужен тебе. Скажи!» – его горячечный шепот звучал в моей голове, его чаросвет заполнял мое тело. Бас не перешел черту, но все равно словно был во мне, словно там и остался.

– Мэди, – позвал он меня, и Монтега остановился, заставляя и меня задержаться и посмотреть на Баса. – Я не должен был так поступать, – сказал он. – Я осознаю это и прошу прощения.

Я кивнула и пошла вперед, не в силах смотреть ему в глаза.

Мы наделали столько ошибок.

Можно ли их исправить?

Когда мы с Монтегой вышли из леса, вокруг царило слегка истеричное веселье. Студенты громко обсуждали игру: кто-то хвастался ловкими приемами, кто-то – хитрой стратегией. Чужой свитер на мне никого не удивил: почти все были в подранной одежде, с налипшей грязью и с иголками в волосах.

У палатки целителей выстроилась очередь, но я лишь натянула капюшон поглубже. Губы горели, и кожу саднило, особенно на шее и груди, но не хватало еще показывать свои засосы. Больше всего мне сейчас хотелось стать тенью по-настоящему.

– Мэдерли Эванс! – окликнула меня комендантша и всучила кулоны и браслет Альваро.

Холодный тяжелый металл ужалил кожу точно змея, и я быстро спрятала браслет в карман свитера.

– Монтега, не вижу твоих результатов, – задержал нас Алеф.

У него в руках была здоровенная деревянная карта, напоминающая ту, что выдали мне при поступлении. Она мерцала огнями, и я узнала на ней овраг, в котором меня чуть не задело чаросветом, и круглую гору. Наверное, я могла бы найти на ней и полянку, на которой чуть не лишилась девственности.

– Я не сдал, – ответил Кейден без малейшего смущения. – Когда там четвертый курс побежит? Завтра? Я тогда с ними на пересдачу.

– Серьезно? Чем ты там вообще занимался? – Алеф перевел взгляд на меня и нахмурился. – Мэдерли, ты в порядке?

Меня так часто спрашивали, в порядке ли я, что мне хотелось уже заорать во все горло, что я ни в каком не порядке!

– С ней все прекрасно, – заверил Монтега, и я лишь кивнула.

– Ну, ладно, – недоверчиво пробормотал Алеф. – Молодец, двадцать пять баллов.

Какие-то третьекурсники сотворили отличную иллюзию, скрывшись под ней от преследования, и остались последними в ночном лесу. Даже тут я не смогла победить.

Монтега подвел меня к серебристому чаромобилю, открыл дверцу, и я молча села в нутро бежевого салона. Мотор рыкнул, и чаромобиль мягко тронулся и покатил вперед – к горящему заревом небу.

– Тебя ищут, знаешь? – спросил Кейден. – На полотне в зале оракулов взлетела черная птица, и все как с ума посходили.

Я отвернулась к стеклу.

– Седьмой дом, надо же, – не отставал он. – Что ты умеешь, Мэди?

Находить себе проблемы, совершать необдуманные поступки, портить отношения.

– Говорят, в какой-то дальней деревне была вспышка особого чаросвета. Это ты?

Я молчала. Небо быстро светлело, и солнечный край показался над горизонтом, но в душе у меня сгустились сумерки.

– Слушай, я не особо умею утешать девушек, – признался Монтега. – Может, обнять тебя? Или что?

Я повернулась и с ужасом на него посмотрела.

– Обойдемся без обнимашек? – понял он. – Слушай, Бас явно жалеет о том, что произошло. Сразу видно, как ему крышу рвет от тебя. Я потому и догадался – что-то с тобой не просто.

Бас небось клянет тот день, когда вошел в таверну тети Рут.

– Ты правда не выдашь меня? – спросила я у Монтеги.

– Ты слишком редкая птица, Мэди, – серьезно ответил он.

– Зачем тебе это?

Кей едва заметно улыбнулся, погладил тонкими пальцами руль.

– Наш тесный мирок слишком мал для масштаба моей личности, – ответил он. – Мы теснимся на узком кольце, туго стягивающем планету, места все меньше, ресурсов тоже, скоро как громыхнет…

Я не знала, могу ли ему верить. Но выбора у меня все равно не оставалось. Когда Кей остановил чаромобиль, я вышла, не дожидаясь, пока он откроет мне дверцу, и пошла к башне Альваро, Монтега провел меня до самого крыльца, попытался шагнуть внутрь, но уперся в невидимый заслон.

– Что ж, разумно… – пробормотал он. – Пока, Мэди! Увидимся!

Внизу все еще воняло огурцами и псиной, и я поскорее поднялась по лестнице, вошла в комнату и заперла за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, оглядела светлую комнату, такую яркую и жизнерадостную после ночного леса. Искрились витражи, плясали по стенам разноцветные блики, мне бросилась в глаза синяя тетрадка Расмуса, что лежала на столе, и я открыла ее, полистав. Страницы распахнулись на заклинаниях, которые мне не давались. В неровных строчках, заползающих друг на друга, говорилось, что чары седьмого дома идут от сердца – в моем царила самая глубокая ночь.

Я сложила ладони лодочкой, прислушиваясь к покалыванию чаросвета, который гудел в моем теле как ветер в трубе, и развела руки в стороны.

Сперва исчезли разноцветные блики, что плясали на стенах от витражей, – словно на солнце вдруг набежало густое облако. А потом вместо чаросвета из моих пальцев проклюнулся мрак.

Это было похоже на черные перья, которые пробивались сквозь кожу одно за одним. Как будто я и правда превращалась в птицу, распахнувшую крылья. Густая тень упала на пол, поползла во все стороны дальше по полу, вскарабкалась по стенам выше, до самого потолка, и в итоге заполнила все.

Еще недавно залитая солнцем комната стала темней чем ночной лес.

Я стояла посреди абсолютного мрака, боясь даже дышать, завороженная происходящим.

Осторожно пошевелила пальцами, собирая тень в кулак, и та подчинилась. Свет снова хлынул сквозь витражи, заплясав на стенах солнечными зайчиками. Я расправила ладонь, выпустив тьму и ощущая ее, как прохладную гладкую ткань.

В синей тетрадке Расмуса было написано, что чары невидимости – одни из простейших для седьмого дома. То, о чем я мечтала, – исчезнуть, спрятаться, скрыться.

Я прошла в ванную комнату и уставилась на себя в зеркало: искусанные губы, на шее бордовые пятна, волосы всклокочены, глаза блестят.

Я расправила послушную темноту и, взмахнув рукой, укрылась пологом тени, точно плащом.

Мое отражение исчезло.

Он успел как раз вовремя: чары ослабли, и Найрин уже поднималась на ноги, а Ронда заблаговременно выставила щиты, готовясь к драке. Бас даже не знал, на кого бы поставил: Ронда – боевой маг, но от Найрин можно ждать любых подлых приемов.

– Себастиан! – воскликнула Найрин, заметив его, и злоба на ее лице тут же сменилась трогательно несчастной маской.

Монтега был прав – вот уж кто разбирается в людях – она тут же вжилась в роль бедного котика.

Найрин кинулась Басу на грудь, словно бы в поисках защиты, но он обхватил ее за плечи и отодвинул от себя.

– Посмотри, что она со мной сделала! – крупные как бусины слезы потекли по ее щекам. – Скажи, что не разлюбишь меня такой!

Ронда, которая сейчас скалилась, не скрывая злорадства, остригла ей челку, и та повисла над бровями кривой шторкой, закрывая один глаз.

– Я не могу разлюбить тебя, Найрин, потому что никогда не любил, – сказал Бастиан.

Казалось невероятным, что он вообще спал с ней когда-то: целовал ее губы, обнимал тонкое тело – все равно что трахаться со змеей. В душе всколыхнулась черная, вязкая как смола ненависть, и Бас невольно порадовался, что рядом Ронда, да еще Ларг, который все норовил выступить вперед и прикрыть ее собой, хотя его чаросвет куда слабее.

– Это ты выпустила моего пса, – сказал он. – Я знаю.

Найрин распахнула глаза с таким наигранным удивлением, что Бас поморщился.

– Я не буду с тобой никогда, – добавил он. – Без вариантов. Даже если Мэди исчезнет, чего ты так упорно добиваешься. Даже если не останется никого, кроме тебя.

– Она чуть не снесла Мэди голову, – наябедничала Ронда. – Я готова свидетельствовать перед администрацией. Вон там зарубка на сосне осталась.

Бас бросил взгляд на дерево, и волосы на затылке зашевелились от ужаса.

– Все было не так! – воскликнула Найрин. – Ты толкнула меня захватом и сбила чары. Если бы и правда произошел несчастный случай, то из-за тебя! Я не виновата!

Ее губы подрагивали, она обвела всех взглядом, но не нашла сочувствия.

– Вы ничего не докажете, – добавила Найрин другим тоном и, гордо расправив плечи, пошла прочь, держа спину прямой точно на балу.

– Знаешь, Себастиан, – пробормотал Ларг, глядя ей вслед. – Это, конечно, не мое дело… Но впредь подходи к выбору половых партнеров со всей ответственностью.

– Просто жуть, – выдохнула Ронда, опустив, наконец, щиты. – Ну что, пойдем? Посчитаем, кто поймал больше.

Алеф встретил их у полосы старта. Забрал пригоршню бантиков у Ронды, пару штук Ларга, вопросительно посмотрел на него. Бас сунул руку в карман и вытащил один единственный бант.

– Серьезно? – недоверчиво спросил Алеф, забирая желтую ленточку. – Ну, ты отдашь мне его, или он тебе дорог как память?

Бастиан нехотя разжал пальцы. Во рту еще был вкус ягодных поцелуев Мэди, руки осязали нежность ее кожи, а перед глазами то и дело всплывало, как она светилась от его ласк, вспыхивая от каждого прикосновения.

И как она выглядела потом: с опухшими губами, со следами укусов на шее. Как она отводила глаза и шарахалась от него, как от ночной твари. Только он еще хуже.

– Ладно, зачет, – буркнул Алеф. – Сходи к целителям, а то полрожи в крови.

Бас пошел сразу к чаромобилю и, сев за руль, вдавил педаль в пол.

– Сын? – удивленно спросил отец, отложив газету. – Ты в порядке?

Бас мотнул головой, застыв посреди кабинета. Плотные шторы закрывали окно, но узкий луч света падал в щель между ними прямо ему на лицо – точно указующий перст, что нашел виноватого.

Отец торопливо поднялся, подошел, обнял его за плечи, обеспокоенно вглядываясь в глаза.

– Я все испортил, – глухо признался Бастиан. – Я все испортил, папа!

Я спустилась на один оборот винтовой лестницы башни, когда услышала, как внизу хлопнула дверь. Сердце подпрыгнуло, и я трусливо замерла, не зная, что делать. Бежать назад? Бас услышит шаги. Столкнуться с ним лицом к лицу? Я была не готова. Взмахнув рукой, я укрылась тенью.

Через пару ударов сердца показался Бастиан – хмурый, уставший, с пластырем во всю щеку. Он поднимался по ступенькам, не замечая меня, и я вжалась в кирпичную стену.

Шаг, второй, ближе… Лестница едва слышно гудела. Я почти выдохнула от облегчения, но Бас вдруг застыл с занесенной на ступеньку ногой прямо рядом со мной.

Я замерла точно мышка, глядя на него во все глаза: взъерошенные темные волосы, густая тень щетины на подбородке, под глазами круги, как будто он вовсе не спал этой ночью. Закрыв глаза и запрокинув голову, Бас втянул воздух и выдохнул с едва слышным стоном.

На его губе была ссадина – то ли ударился, пока бегал по лесу, то ли это след от моих зубов. Волна тягучего жара прокатилась по телу, когда я вспомнила, как целовала и кусала его в ответ, как извивалась в его объятиях от наслаждения.

Бас повернулся ко мне, но его взгляд уперся в стену, чуть выше. На миг мне захотелось качнуться вперед, коснуться его губ своими, почувствовать легкую горечь кофе… Я осторожно сползла на ступеньку ниже. Бас напряженно разглядывал стену, и я спустилась еще на шажок, готовясь бежать.

Он медленно протянул руку туда, где я стояла мгновением раньше, погладил стену кончиками пальцев. Вздохнув, тряхнул головой и пошел наверх.

В Порожках ничего не изменилось: тот же грязный снег, серые дома на тонких ножках свай, лучи света, разрезающие темное небо, но я сама стала другой. Я покосилась на Первого, что стоял рядом со мной на башне, вцепившись в холодные поручни, и вглядывался в мертвый город, спящий за рекой.

Теперь я помнила Первого молодым, и эти воспоминания делали его фигуру объемнее, объясняя боязнь и странный трепет, которые я к нему испытывала. В детстве я считала его своим отцом. Высокий, серьезный мужчина с ледяными глазами, который постоянно ходил к моей маме, дарил ей цветы, помогал выживать в холодном мире Сумерек, – что еще я должна была думать? Мама не говорила о моем настоящем отце никогда, обрывая расспросы на полуслове. А Первый всегда был рядом. Суровый, хмурый, в лучшем случае – не обращающий на меня внимание, но куда чаще – раздраженный одним фактом моего существования. Сейчас, перебирая картинки из памяти, я понимала – я мешала ему, не давала маме забыть о том, другом.

– Сопротивление становится сильнее, – сказал Первый. – Мы готовимся к революции.

– Разве тени могут сражаться с чаросветами? – с сомнением произнесла я.

– У нас есть артефакты, отражающие чары, – ответил он. – Без них чаросветы такие же люди из плоти и крови. Уж поверь, их вполне можно убить.

Я поежилась то ли от холодного пронизывающего ветра, который дул тут наверху, то ли от безжалостных слов.

– Восстания можно избежать, – вспомнила я пророчества Фелиции. – Есть шанс решить все миром.

Первый растянул тонкие губы в улыбке, но она больше походила на еще один шрам на его бледном лице.

– Ты привлекла внимание, Мэди, – сказал он. – Когда мы были в Левых Порожках, ты использовала свой чаросвет, и это заметили.

– Мы могли погибнуть, – обескураженно пробормотала я. – Я пыталась спастись…

– Река засветилась, ты выдала и себя, и нас, – продолжил Первый, вглядываясь во тьму. – Раньше на этой башне дежурил чар. У него был хороший уровень чаросвета, не ниже шестидесяти. Вместо него поставили обычного зеркальщика.

Я видела внизу толстяка в теплом пальто, который встретил нас и пропустил к зеркалам, что сияли над головой отраженным светом.

– Ты понимаешь, что это значит? – спросил Первый.

Я спрятала нос в пушистый шарф, которым меня замотала тетя Рут, и покачала головой, хотя понимала – это не значит ничего хорошего.

– На случай поломок в башне обычно дежурит чар, который может поддержать свет какое-то время, – пояснил Первый. – Кто-то покрепче того ослепшего чара.

– Он ведь помог, – напомнила я. – Если бы не Расмус…

– …то Элия осталась бы жива, – перебил меня Первый. – Куда важнее то, что происходит сейчас, Мэди. Чара убрали. Вместо него теперь простой человек. Когда зеркала погаснут – а это случится – он не сможет сделать ничего. Мы останемся в темноте. То же самое случилось на левом берегу реки. Ты видела.

– Может, это лишь совпадение. Зеркала не погаснут…

Я умолкла, не веря самой себе. Я уже успела рассказать Первому все, что помнила о ночи, обрушившейся на Левые Порожки. О чаросвете, что шел по городу с зубастой свитой. И вот теперь он говорит, что это случится вновь. Из-за меня!

– Мы будем готовы, Мэди, – заверил Первый. – Пусть чаросветы приходят. Они встретят отпор, и их злобные твари тоже. Тени везде. Нас предупредят.

– Я не хотела, – прошептала я, и холодный ветер высушил слезы, что скатились у меня по щекам.

– Ты родилась такой, – ответил Первый. – Здесь нет твоей вины.

Он протянул руку и похлопал меня по плечу.

– Я могу быть полезна! – торопливо добавила я. – Смотрите, у меня появились чары седьмого дома.

Я взмахнула рукой, укрываясь тьмой уже отработанным жестом, и Первый отпрянул и огляделся, а на его обычно непроницаемом лице отразилось явное удивление.

– Мэди?

– Я здесь, – ответила я и взяла его за руку.

Она была сухой и горячей, и Первый не стал убирать ладонь. А я сняла покрывало тени.

– Неплохо, – кивнул он, пожав мои пальцы. – Очень хорошо, Мэдерли! Возвращайся назад в академию. Учись, узнавай свои силы, постарайся увеличить уровень.

Я сглотнула и отпустила его руку.

– Знаешь, у меня для тебя есть подарок, – вспомнил он. – Пойдем-ка со мной…

Мы спустились по крутой лестнице, вышли на берег черной реки, усыпанной хлопьями льда точно перхотью, свернули к лодочным сараям. Из тени выступили темные силуэты людей, и я узнала огромного мужика с тремя багровыми шрамами на лысой башке.

– О, наш маленький чаросвет! – обрадовался он мне как родной и вдруг сгреб в объятия, оторвав от земли, так что мои ноги заболтались в воздухе.

Первый тем временем снял замок и открыл дверь сарая.

– Чаромобиль? – удивилась я, когда меня вернули на землю.

Он был громоздким, со старомодными круглыми фарами, похожими на выпуклые глаза. Когда Первый сдернул с него покрывало, чаромобиль сдержанно заблестел в свете фонаря черным крылом.

– Он слушается только чаров, – ответил Первый. – Как мы с ним ни бились…

– Давай покажу, – предложил Шрам. – Я одно время работал в гараже у чаров. В основном тягал что тяжелое, но кое-чему научился.

– Это очень дорогой подарок, – смутилась я, чувствуя себя ужасно польщенной.

Первый открыл мне дверцу, и я села за руль. А Шрам умостился на пассажирском сиденье.

– Значит, кладешь руки на руль.

Я послушно положила ладони на темно-коричневую кожу, и машина вздрогнула, оживая. Я ощущала ее как большого сильного зверя, который просыпался, вытягивал лапы, жмурил глаза после долгого сна. Фары поморгали и зажглись чаросветом, разгоняя постылый мрак.

– Медленно и нежно нажимаешь правую педаль, – подсказал Шрам. – И крутишь руль.

Чаромобиль тронулся с места, выезжая из старого сарая, и я ошалело улыбнулась. Первый махнул рукой и скрылся в Сумерках, даже не выслушав мою благодарность. А я медленно катилась по дороге к таверне.

– Тетя Рут с ума сойдет, – выдохнула я.

Как бы только отбиться от банок и – особенно – огурцов. Шрам научил меня тормозить, поворачивать, разгоняться. Чаромобиль словно обладал собственным разумом, двигаясь плавно, как кошка.

– Спасибо, – поблагодарила я Шрама, притормозив возле таверны.

– Тебе спасибо, Мэди, – внезапно ответил он.

– За что? – искренне удивилась я.

Меня-то уж точно не за что благодарить – я все делаю не так: я подставляю жителей Сумерек, едва держусь в академии и с куда большей легкостью завожу врагов, чем друзей.

– За надежду, – сказал он. – Смотри, а тут сигнал.

Он нажал на середку руля, и машина вдруг громко взвизгнула, я вместе с ней, а Шрам рассмеялся густым гулким басом.

Я вернулась в академию этим же вечером. Тетя Рут уговаривала меня переночевать в таверне, но мне нужно было делать домашку и не терпелось обкатать чаромобиль. Будь моя воля, я бы объехала на нем весь Солнечный рубеж. За рулем я казалась самой себе такой взрослой, будто мне теперь все по плечу. В самом деле, если я могу управлять такой огромной штуковиной, но что мне стоит справиться и со всем остальным.

Хотя поездка в Сумерки внесла еще больше сумятицы в мою душу. Рядом с Первым я снова чувствовала себя маленькой девочкой, о которой так надолго забыла. Было бы так просто назначить его главным, передать ему ответственность за свою жизнь. Но чем больше я думала, тем меньше мне нравилось то, что я услышала.

Я притормозила на небольшой площадке позади башни Альваро. Чаромобиль Баса тоже стоял здесь – куда более новый и быстрый, с хищными линиями и слегка прищуренными, как его глаза, фарами.

– Ты мне нравишься больше, – заверила я свой чаромобиль, погладив его по рулю.

Бас был дома. Я услышала голоса, еще поднимаясь по лестнице, и уже привычно набросила на себя пелену тени. Тихонько вошла в зал, проскользнув в приоткрытую дверь.

Перед входом в мою комнату появился новый букет. На этот раз – охапка белых роз. Три других букета выстроились вдоль стены поодаль. Еще немного – и башня Альваро станет напоминать цветочный магазин моей матери, хотя там места было поменьше.

Бас поправил розы, отошел к двери в мою комнату и придирчиво посмотрел на букет.

– Роскошно, – похвалил Фалько, который сидел на диване и ел мороженое из глубокой тарелки. – Мэди понравится.

– Ты вообще ее видел сегодня? – спросил Бас.

– Нет, – качнул Фалько головой. – Выходной же. А ты? Как ты мог пропустить ее, вы живете вместе.

– У меня такое чувство, что я живу с привидением, – пожаловался Бас. – Или с тенью.

– Вы до сих пор не поговорили?

– Нет, – вздохнул Бас и, сев на кресло, устало потер виски. – А ведь я целую речь заготовил.

– Давай я оценю, – предложил Фалько и, отставив пустую тарелку на столик, встряхнул головой, как будто отбрасывая длинные волосы, и похлопал ресницами.

Я вообще так не делаю!

– Ты серьезно? – усмехнулся Бас. – Из тебя Мэди как из Алефа балерина. Ладно. Итак. Мэди…

– Просто Мэди? – уточнил Фалько. – Может, лучше, милая Мэди? Дорогая Мэдерли? Или сразу – любовь моя.

– Не перебивай, – потребовал Бас.

Поднявшись с кресла, он принялся ходить туда-сюда по залу.

– Мэди, прости меня, – выдохнул он.

– Классная речь, – одобрил Фалько. – Ты небось ночей не спал, пока сочинял ее?

– Я раскаиваюсь до глубины души, – продолжил Бас и, задержавшись у стены, нахмурился и бросил взгляд в мою сторону. – Если бы только я мог повернуть время вспять.

– А ты реально жалеешь? – спросил Фалько. – Вот Ирис вообще нет. Хищница!

– Только давай ты не будешь снова рассказывать про то, как стал жертвой насилия, – попросил Бас. – Сил больше нет слушать твое хвастовство.

Фалько широко улыбнулся.

– Это было потрясно! – протянул он и откинул голову на спинку дивана. – О, Ирис… – он поднял голову. – Ты спал с ней? Она ведь в твоей группе.

– Не помню, – ответил Бас. – Может, давно.

– Арвена, правда, откуда-то все узнала и меня бросила, – пожаловался Фалько. – Но вчера у нас с ней был прощальный секс, и мы договорились сегодня проститься еще раз.

– Слушай, ты вообще не помогаешь, – укорил его Бас. – А Мэди… говорила обо мне что-нибудь?

Фалько задумался. Вот предатель! Шпион!

– Нет, – мотнул он рыжей башкой. – В последние дни она словно пришибленная ходила. Нагрузилась рефератами и докладами как верблюд. Небось в библиотеке сейчас зашивается. Кстати, на нее Строк наезжает. Снял еще пару баллов, хотя контрольная была без ошибок. Придрался к ерунде. А на перемене настойчиво предлагал зайти к нему после занятий и разобрать задачи.

– К нему? – повторил Бас. – Домой?

Фалько многозначительно покивал, а Бас выругался не хуже сумеречных работяг.

– Слушай, а давай мы нанесем ему дружеский визит, – предложил он. – Прямо сейчас.

– Ты собираешься побить профессора Строка? – восхитился Фалько.

– Думаешь, мне не хватит на это баллов? – ухмыльнулся Бас. – У меня больше тысячи. Могу себе позволить. В любом случае надо размяться. Сижу тут весь день, караулю ее как пес. Она мне уже мерещится. – Он вновь посмотрел в мою сторону. – Конкретно фляга свистит. Вот закрою глаза – и чувствую ее взгляд. Как будто Мэди стоит там у стены. И еще запах. Ягоды, влажный мох, что-то цветочное.

– Мэди приятно пахнет.

– А чего ты ее нюхаешь? – поинтересовался Бас. – Тебе твоих блондинок мало?

– Ну, понюхать-то можно. Ты давай лучше про речь. Там про чувства-то будет? Вроде, Мэди, солнце моей души, ночь моего сердца, жить без тебя не могу.

– Я даже не знаю, – вздохнул Бас. – Думаешь, признаться в любви? Оно вроде и так понятно. Я ей предложение сделал.

– Я присутствовал. И теперь точно знаю, как делать не надо.

– Тоже мне эксперт, – фыркнул Бас, проходя к двери. – Ну что, идешь?

Встав с дивана, Фалько провел по тарелке пальцем, облизнул его и поспешил за Басом.

– А нет точных расценок, во сколько баллов обойдется потаскать Строка за бороду? – донеслось до меня с лестницы. – А то может я тоже поучаствую!

Я невольно улыбнулась и, обойдя букет, пошла к себе.

Бас вернулся примерно через час, постучал в мою комнату.

– Я сплю, – соврала я, в десятый раз перепроверяя дурацкую задачку Строка.

Мало ли, вдруг Бас не был достаточно убедителен. Но за эту неделю я сумела заработать еще десять баллов и договорилась о практике у профессора Понки. Травоведение казалось мне самым разумным выбором: если мой чаросвет потухнет, у меня все равно останутся полезные знания. А без Бастиана он гас, стремительно и неотвратимо.

Я подозревала, что это из-за тьмы, которая проснулась в моем теле. Свет и мрак уравновешивали друг друга, но я только училась держать баланс. Чаросвет отзывался теплом, легким покалыванием, будоражил чувства, как игристый напиток. Тьма несла с собой спокойствие и прохладу, умиротворение. Если бы не тающий уровень чаросвета, я бы даже спать ложилась под пологом тени – это было все равно что найти наконец дом, в котором мне хорошо. Но измерив в очередной раз чаросвет, я вздохнула и пообещала себе не использовать чары седьмого дома без особой нужды.

Необходимость в них возникла очень скоро – следующим утром. Приоткрыв дверь, я увидела Бастиана, который спал на диване. Похоже, ему надоела наша игра в кошки-мышки, и он твердо решил меня поймать. Нырнув под полог тени, я тихонько вышла из комнаты.

В последние дни мне удавалось уйти, пока он тренировался в зале внизу или принимал душ. Я игнорировала кофе, что ждал меня на стойке, а Бас упрямо не забирал свой браслет, который я оставила там же.

Но сейчас он спал, и я, помешкав, осторожно подошла ближе. Царапина на его щеке затянулась, но между бровями пролегла тонкая морщинка. Тени под глазами стали глубже, а может, это из-за сомкнутых ресниц. Губы, очерченные щетиной, казались мягче, смуглая грудь равномерно вздымалась. Бас нахмурился, и я склонилась ниже, разглядывая его лицо, словно бы могла подсмотреть, что ему снится. А потом безотчетно подалась еще ближе и коснулась его губ своими.

– Мэди, – шепнул он и распахнул глаза, а я быстро шагнула назад, оставаясь для него невидимкой.

На лице Бастиана отразилась целая гамма эмоций, от нежности до разочарования. Затем его взгляд устремился куда-то в сторону, Бас быстро сел, подобравшись, а я, проследив за его взглядом, мысленно выругалась – туфли! Я машинально раззулась перед тем, как ступить на прекрасный ковер!

Я кинулась к ним, но туфли взмыли у меня из-под носа и отлетели к дивану.

– Захват-удержание, – пояснил Бас, держа их в сияющей сетке чаросвета. Он покачал ею, поддразнивая. – Хочешь получить туфли назад или пойдешь в академию босиком?

Его взгляд скользил по комнате, а ноздри подрагивали, как будто он пытался найти меня по запаху, словно пес.

– Я знаю, что ты здесь, Мэди, – сказал он. – Давай уже поговорим.

Вздохнув, я сдернула завесу тьмы и села в кресло напротив.

– Впечатляет, – признал Бастиан. – Чары седьмого дома тебе наконец поддались? Это очень круто, Мэди. Правда, я чуть с ума не сошел…

– Извини, – буркнула я.

– Это ты извини, – торопливо произнес он. – Мэдерли…

– Я слышала твою речь вчера, – перебила я. – Про раскаяние.

– Подсматривать нехорошо, – пожурил меня Бас.

– Серьезно? – спросила я. – Будешь учить меня, что хорошо, а что плохо?

– Не буду, – сказал он. – Так что насчет речи? Эффект был?

– Куда больше меня впечатлили разборки со Строком, – призналась я. – Ты правда ходил к нему?

– Он оказался понятливым. Обошлось без драки, – с легким разочарованием произнес Бас. – Откуда чаромобиль, Мэди?

– Подарили.

– Кто?

– Не твое дело.

– Значит, от меня ты едва согласилась принять соломенную шляпку, а от кого-то готова взять чаромобиль?

Я с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Это чаромобиль Расмуса? – спросил Бас.

– Почему ты так решил? – нахмурилась я.

– На бампере знаки кошачьего дома. К тому же чаромобиль старый, но в отличном состоянии, как будто на нем почти не ездили.

– Я не знаю. Возможно, – пробормотала я.

В эйфории от подарка я даже не задумалась, откуда Первый взял чаромобиль. Решила, наивная дура, что это специально для меня. Но версия Баса куда логичнее. Конечно, Расмус примчался в Порожки на чаромобиле, а обратно он бы на нем уже не уехал. Выходит, Первый припрятал его, а потом подарил мне, щедрой рукой.

Всю радость смыло, и в душе всколыхнулся гадкий осадок. По сути, это подарок от Расмуса, а я даже не знаю, что с ним…

– Это может привлечь внимание, Мэди, – сказал Бастиан. – Давай я сменю знаки дома на нем на Альваро. Хотя люди вокруг не поймут, почему я вдруг подарил тебе такую рухлядь.

– Отличный чаромобиль, – буркнула я.

– Как скажешь, – усмехнулся Бас и, поднявшись с дивана, подошел ко мне и опустился на колени.

Сердце подскочило, забившись быстрее, а Бас надел мне туфли и посмотрел на меня снизу вверх. В серых глазах замерцали солнечные искры.

– Если ты оценила мою речь, значит, слышала и признание в любви, верно?

Сглотнув, я кивнула.

– Хорошо, – сказал Бас, поднимаясь. – Сделать тебе кофе?

– Да, – ответила я после паузы. – Спасибо. И за цветы.

Отец советовал дождаться шага от Мэди, и теперь Бастиан терялся в догадках: утренний поцелуй – это уже шаг или нет, или он вовсе ему приснился. Но она, по крайней мере, выпила кофе и съела бутерброд, и больше не пряталась под чарами ночи. Бас не стал приставать к ней с расспросами или тем более поцелуями, боясь спугнуть хрупкий мир.

У него едва крыша не потекла за эти несколько дней, когда Мэди мерещилась ему всюду. Она из него всю душу вынула, но кто говорил, что фатаруг – это легко? Если б все было просто, то любой мог бы свернуть с наезженной колеи и поменять будущее мира.

А Фелиция говорила, что фатаруг меняет все, и у Бастиана было время подумать над этим. В Сумерках иногда вспыхивали волнения, но их легко подавляли с помощью чаров. Что будет теперь, когда появилась наследница седьмого дома, который, если верить древним книжкам, освещал темную половину?

Бас пару раз ходил в ночь на практику по боевке, однажды даже добыл осколок древней реликвии, который все еще едва заметно мерцал. Густой холодный мрак потом снился ему, ощериваясь клыками, вытягиваясь лапами. Чтобы разогнать абсолютную тьму понадобится очень мощный источник света.

– Ты сегодня повеселел, – заметила Ронда, когда Бас догнал ее в коридоре академии.

– И тому есть причина, – похвастался он, улыбнувшись. – Привет, Ларг.

Белобрысый здоровяк, который плелся за Рондой, лишь угрюмо кивнул – у кого-то явно утро не задалось. Он потер покрасневшие глаза и широко зевнул, прикрыв рот ладонью.

– А как твое противостояние с Найрин? – спросил Бас.

– Затишье. Я пыталась настучать на нее ректорше по поводу нападения на Мэди. Но наша мадам Шанрис сняла с меня тридцать баллов за модную стрижку своей племянницы и даже слушать не стала.

Бас кивнул. Система образования академии чаросвет казалась спорной, но за долгие годы устоялась, и никто не собирался ее менять.

– А Ларг увешал меня защитными артефактами точно елку, – Ронда потрясла рукой, и подвески на широком белом браслете мелодично зазвенели. – Я теперь бренчу на каждом шагу как Фелиция. Ларг, чтоб ты знал: еще раз увижу тебя у двери в свою комнату – пожалуюсь комендантше.

– И ничего она мне не сделает, – с вызовом ответил Ларг.

– Ты дал ей взятку? – с интересом уточнила Ронда. – Сколько?

– Достаточно, чтобы находиться в женском общежитии столько, сколько мне захочется.

– Но не обязательно при этом спать на моем коврике!

Ларг покраснел и потупился, но упрямо сжал зубы. А Ронда закатила глаза.

– Я так рада, что у нас выпускной курс, – раздраженно сказала она. – Скорей бы уже все это закончилось.

– А я не рад, – буркнул Ларг. – Ронда, – он выдохнул. – Давай сходим куда-нибудь вместе?

– Давай, – согласилась Ронда, и Ларг просветлел лицом, но она безжалостно добавила: – На твареводство. Урок вот-вот начнется.

Они вошли в кабинет и расселись за парты. Найрин пришла перед самым звонком, тряхнула игривой коротенькой челкой и улыбнулась Бастиану как ни в чем не бывало.

– Я была с ней слишком нежна, – с сожалением прошептала Ронда.

– Возможно, именно поэтому ты все еще жива, – меланхолично заметил Монтега. – Как дела, Бастиан? Слышал, таскаешь цветы целыми клумбами?

– Не тебе же, – ответил он.

Монтега так и не сказал ему, что решил насчет Мэди, но Бас почему-то думал, что он ее не сдаст. Это было бы все равно что порвать козырную карту, а Кейден любил поиграть. Звонок прервал их беседы, но профессор Дунгер появился еще через пару минут – запыхавшийся и взволнованный.

– Прошу меня извинить, – сказал он, хромая к кафедре. – В вольерах сегодня сумасшедший дом. Все рычат, воют, царапают стены. Твой Веник, Себастиан, мечется туда-сюда и грызет прутья. А твоя кошка, Ирис, плюнула в меня кислотой.

– Простите, – сказала Ирис без особого сожаления в голосе.

– Ну-ка, давайте перечислим причины возможного нестабильного поведения тварей, – потребовал Дунгер. – Говорю сразу – с кормежкой и содержанием все отлично.

– А может, слишком много света? – все же предположила Найрин, подняв руку. – Все должно быть так, как задумано природой: тварям – ночь, чарам – свет, теням – Сумерки…

Дунгер качнул головой и поскреб шрамы на левой стороне лица. Эпидемия неясного вируса, брачный период, вспышки на солнце – студенты говорили наперебой, и версий хватало.

– Предположу, что это из-за усилений мер безопасности, – сказал Кей. – Я видел, вы поставили энергощиты по периметру.

– Вряд ли твари почуяли чаросвет на таком расстоянии, – задумался Дунгер. – Хотя твой вариант мне нравится. В первую очередь тем, что делать ничего не надо. Повоют и привыкнут.

– Твари могут инстинктивно чуять приближение катастрофы, – сказала Ирис. – У меня сегодня с утра тоже кошки на душе скребут, если честно. Вы не чувствуете? Как будто стоишь под деревом, которое вот-вот упадет.

Она передернула плечами и обхватила себя руками, а Бастиан задумчиво посмотрел в окно. Большая черная птица вдруг вспорхнула словно из ниоткуда, шумно забив крыльями, и полетела в сторону Сумерек. Бас провел птицу взглядом, пока та не превратилась в точку. Он понимал, о чем говорит Ирис: что-то назревало.

День выдался суматошным и нервным. Профессор Понки отвела нас в оранжереи, и парни умудрились подраться прямо там, сцепившись из-за ерунды. Арвена вступила в навоз, а когда Лекса начала насмехаться, швырнула в нее вонючим комком, испачкав белую блузку. На архитектуре света одна из блондинок разрыдалась, получив результаты контрольной, но на меня профессор Строк теперь не обращал никакого внимания. А на законах чар профессорша вообще разоралась и выгнала нас всех из кабинета за разговоры, хотя все сидели как мыши.

– Минус! – визжала она, указывая пальцем на выход. – Всем!

– Наверное, звезды как-то не так встали, – предположил Фалько, чей оптимизм, казалось, не могло поколебать ничего. Закрыв глаза, он пошевелил пальцами, как будто играя на невидимых струнах мироздания. – Я чувствую… Чувствую… В столовке сегодня будет рагу. Проверим?

– Я не голодна, – сказала я. Мне и правда кусок в горло не лез. – Знаешь, такое тягостное чувство, как будто я должна куда-то бежать, что-то делать…

– К Бастиану? – предложил Фалько. – У вас, насколько мне известно, как раз есть одно незавершенное дельце.

Он многозначительно ухмыльнулся и подвигал бровями.

– Ой иди ты, – беззлобно ответила я. – Скажи, твоя мама дома?

– Не знаю, – пожал он плечами. – С утра была. А что, хочешь задать ей вопрос по поводу Баса? Мне ты не веришь? А ведь я потомственный прорицатель! Вот смотри, – он остановил девчонку с курса постарше и спросил: – Скажи, сегодня в столовке рагу?

– Суп с фрикадельками, жареная рыба и рис, – отрапортовала она и кокетливо улыбнулась. – А что, рыжик, приглашаешь пообедать вместе? Это ведь ты забил тот гол на чаркроссе?

Я оставила Фалько с очередной блондинкой и пошла к преподавательским домикам.

Сегодня меня интересовало не будущее, а прошлое. Я хотела расспросить Фелицию о Расмусе. Они вроде давно друг друга знали и общались как близкие приятели. Мне хотелось узнать о нем больше, и я думала, в этом Фелиция мне не откажет.

По небу неслись облака, ветер гнул ветки деревьев, и я подняла ворот пиджака, пытаясь согреться, а заодно прикрыть засосы, которые уже пожелтели, но до конца не сошли. Когда проходила мимо дома Расмуса, заметила у кустов гортензии крупную фигуру в сером. Эквилибры из службы оракулов все еще шныряли по территории академии, надеясь выловить новую рыбку. Сердце забилось быстрей, подгоняя, и я, прибавив шаг, подошла к дому Фелиции.

Она была на веранде. Сидела в кресле-качалке, закутавшись в зеленый плед с пушистыми кисточками, и раскачивалась так сильно, будто собиралась взлететь к бегущим облакам. Колокольчики на веранде жалобно звенели, ветер срывал лепестки с цветов и нес их куда-то вдаль.

– Пришла, – обреченно произнесла Фелиция и поднялась.

– Добрый день, – сказала я. – Я подумала, если вы не очень заняты…

Фелиция тряхнула головой и быстро ушла в дом, оставив меня в замешательстве.

– Иди сюда, – позвала она из кухни, и я поднялась по ступенькам и перешагнула порог.

Тени облаков мелькали по скобленой столешнице и белым стенам, пробуждая унявшуюся было тревогу. Фелиция подвинула ко мне уже остывший чай в тонкой фарфоровой чашке и убрала кудрявую прядь волос, взмахнув рукой так, что браслеты зазвенели. Ее глаза цвета крыжовника влажно блестели, и сегодня Фелиция выглядела еще более взвинченной чем обычно.

– Знаешь, что мне непонятно? – спросила она. – Почему Бастиан так уверен в том, что ты его судьба? Он как будто даже не колеблется! Что это? Упрямство избалованного наследника великого дома? Желание получить свое? Страсть? Бесшабашность юности? Или в этом есть своя глубокая мудрость?

Я пожала плечами, невольно смутившись.

– Хотела бы я так же, – со вздохом призналась она и потерла лицо руками. – Сомнения разъедают мою душу, Мэдерли. Я все думаю и думаю… Может, я не имела права лезть в судьбы других? Может, я не должна была вмешиваться?

– Вы ведь говорили про восстание, – напомнила я. – Фалько…

Фелиция покивала.

– Если об этом узнают, меня отдадут под суд оракулов, – призналась она. – На самом деле мой уровень не такой уж большой. Но есть нюанс – он весь в одной точке. Словно луч, направленный строго в нужное зеркало. Все равно что Бастиан, которого не сбить с цели. Ты же, Мэдерли…

Она покусала губы, оглядывая меня с сомнением.

– А что со мной не так?

Я отпила чай, но не почувствовала вкуса, хотя уверена, он был ягодным и сладким, как я люблю.

– Я вообще боюсь тебя трогать, – со вздохом призналась Фелиция. – Это как лезть в кокон бабочки раньше времени, понимаешь?

– Не очень.

Ее губы вдруг задрожали и искривились.

– Но времени больше нет! – с надрывным отчаянием воскликнула она и, спрятав лицо в ладони, разрыдалась.

– Фелиция…

Соскользнув со стула, я быстро подошла к ней, неловко обняла за плечи, и она вскинула ко мне лицо: воспаленные веки, покрасневшие глаза, обкусанные губы…

– Это будет сегодня, – лихорадочно прошептала Фелиция, и ее зеленые глаза сверкнули ярко, как драгоценные камни. – У всех своя игра. Не только я пытаюсь исправить будущее так, как было бы лучше. Понимаешь? У каждого свой фатаруг, Мэди. Ты боишься пройти точку невозврата, а кто-то делает шаг за шагом и даже не замечает, как переменилась его судьба.

– Что будет сегодня? – спросила я, и сердце громко отбивало каждую секунду, что она молчала.

– Ночь, – выдохнула Фелиция. – Сегодня наступит ночь.

Я вышла из дома прорицательницы, остановилась посреди тропинки и запрокинула лицо к небу. Птицы летели наперегонки с облаками куда-то в сторону ночи, словно подсказывая мне направление. Но я и сама понимала, что должна делать.

Сегодня над Порожками погаснет свет, и ночь хлынет на город волной тьмы, полной тварей. Первый сказал – это я виновата. Я выдала себя, когда зажгла светом реку, привела псов чаросветов к порогу Сумерек. Я помнила, как это было на левом берегу реки. Сегодня то же самое случится на правом.

Первый сказал, они готовы сопротивляться. Эти годы не прошли даром. Тени учились сражаться и дадут отпор.

– Какой дом? – спросили меня, и я, вздрогнув, перевела взгляд на мужика, что смотрел на меня с подозрением.

Второй эквилибр высунулся из-за забора у дома Расмуса и глянул на нас с любопытством.

– А вам-то что? – огрызнулась я, решив, что лучшая защита – нападение.

– Ты ведь тень, верно? – мужик ощупал меня внимательным взглядом.

На миг я пожалела, что оставила браслет Альваро на барной стойке. Вот как раз для таких случаев он бы мне очень пригодился.

– Теней не пускают в академию чаросвет, – сказала я. – Дайте пройти.

Мужик отступил, и я пошла вперед по тропинке, свернув в сторону женского общежития.

Вот бы эквилибр удивился, если бы я ответила правду. Я из седьмого дома. Мой символ – вороны сумерек, что летают из света в тень и назад и не обращают внимание на границы. У них черные перья и белый пух. А во мне уживаются и тьма, и чаросвет. Вот только света все меньше.

В общежитии я нашла комнату Лексы и вошла без стука. Мне повезло – других девушек не было, а свидетели мне не нужны.

– Мэдерли? – подскочила она на кровати, пряча под подушку книжку с яркой обложкой. Вряд ли на каком-то учебнике есть обнимающаяся парочка. – Ты зачем тут?

– Ты ведь хотела помириться, Лекса, – напомнила я.

– Пока ты была невестой Альваро – может быть, – заявила она.

– Бастиан все еще дарит мне цветы, – сказала я. – Ты наверняка в курсе. Хочешь остаться со мной врагами? Не боишься той, кем я могу стать в будущем?

– Я никогда не была твоим врагом, Мэдерли, – горячо возразила Лекса, прижав руки к груди и глядя на меня честными глазами. – Я ни в чем не виновата! Ты все не так поняла. Это была шутка.

– Да-да, – кивнула я. – Очень смешно.

Лекса внимательно на меня посмотрела и, опустив руки, спросила прямо:

– Чего ты от меня хочешь?

– Сделаешь кое-что, и считай – мы в расчете, – сказала я.

Надеюсь, я не ошиблась и все делаю правильно.

Лекса сумела провернуть все быстро, и вскоре я уже шагала по дорожке к башне Альваро. Перед входом остановилась, вглядываясь в полумрак, но там не было никого, и даже запах псины исчез. Взбежав по лестнице, я оставила сумку у двери, скинула форменный пиджак на стул и, не позволяя себе передумать, вошла в комнату Бастиана.

Она была побольше чем у меня: в высоком шкафу куча книг, на подоконнике разномастные кубки, на стуле стопка одежды. Я старательно отводила взгляд от широкой кровати и даже попыталась вникнуть в задачку по архитектуре света, которая лежала на столе. Подумав, потянула тень, задергивая ею широкие окна как шторой и приглушая солнечный свет. Дверь в ванную комнату распахнулась, и оттуда повалил пар, но мне и без того было жарко. Я готова была сгореть от стыда или удрать, но мои ноги словно приросли к полу.

Бас вышел из ванной и быстро обернул вокруг бедер полотенце.

– Мэди? – удивился он. – Ты здесь?

Я облизнула губы и кивнула.

– Тупой вопрос, – виновато усмехнулся Бас. – Конечно, ты здесь. Ты что-то хотела? У тебя все хорошо?

Я выдохнула и, подняв руки, принялась расстегивать блузку. Пальцы подрагивали и не слушались, и я едва сумела справиться с верхней пуговицей. Глаза Баса расширились, и весь он напрягся, словно перед прыжком.

– Как ты и говорил, я сама к тебе пришла, – сказала я очевидное.

В горле пересохло, и голос стал как будто чужим. Бас сглотнул и осторожно шагнул ко мне ближе.

– Ты выиграл пари, Себастиан, – добавила я.

– Нет никакого пари, – возразил он. – Ты это прекрасно знаешь. Мэди, почему ты пришла?

– Тебе не все равно? – пожала я плечами и стянула ленту с волос.

Снять блузку я так и не решилась, сердце и без того заходилось стуком.

– Мне не все равно, – качнул головой Бас и, сделав еще шаг, остановился на расстоянии вытянутой руки. – Меня очень волнует все, что тебя касается.

Вот только разговоры мне сейчас ни к чему. Но что делать дальше я не представляла.

– Ты мне нужен, Себастиан, – призналась я и сделала последний шаг.

Больше нас ничего не разделяло. Его кожа была горячей и влажной, твердые мышцы пресса, широкая грудь, мокрые волосы, в которых запутались мои пальцы… Коснувшись его губ своими, я отстранилась и прошептала:

– Ты как будто боишься.

В его серых глазах закручивался солнечный смерч, все быстрей и быстрей, затягивая меня в воронку света.

– Верно, – глухо признался Бас, кивнув. – Мне так крышу от тебя сносит, Мэди, что я боюсь сделать что-то не так. Боюсь сделать тебе больно.

Он отвел прядь моих волос в сторону и легонько погладил мою шею там, где еще оставались желтоватые следы синяков, а потом склонился и поцеловал их так нежно, что у меня дыхание перехватило. А сердце вдруг успокоилось и забилось сильно, но ровно, как будто я наконец сделала все правильно.

– Скажи еще раз, – попросил Бастиан хрипло, сорвав быстрый поцелуй с моих губ и заглянув мне в глаза.

– Ты мне нужен, – прошептала я.

Мэди пришла к нему сама, и все было так, как он мечтал. Она больше не отталкивала его, и Бас тонул в ощущениях: в шелке ее волос, скользящих между пальцами, в сладости ее поцелуев. Все его самообладание едва держалось, точно как полотенце, которое вот-вот грозилось упасть.

Он расстегнул все пуговки на ее блузке, снял с нее юбку. Сев на кровать, притянул к себе Мэди, обнимая ее за бедра и заглядывая в глаза.

– Уверена, что хочешь сейчас?

Мэди кивнула и, заведя руки за спину, сама расстегнула лифчик. Бас быстро отвел взгляд, цепляясь за остатки разума и пытаясь сконцентрироваться на белом лоскутке ткани, который повис на спинке его стула.

– Я могу подождать, – предложил он и едва сдержался, чтобы не врезать самому себе за эти слова.

Он и так ждал достаточно.

– Мне уйти? – ее голос дрогнул от обиды, Мэди развернулась, но Бас быстро вскочил и закрыл перед ней дверь и еще задвинул защелку.

Никто бы к ним не пришел, он поставил на башню защиту. Разве что Фалько…

– Я люблю тебя, – прошептал Бастиан, и ее синие глаза вспыхнули звездами.

Полотенце лежало на полу, он был перед ней полностью обнажен. Во всех смыслах. Мэди обвила его шею руками, встала на цыпочки, прижимаясь к нему нежной грудью, целуя. Ничего. Он подождет. Однажды он получит признание в ответ.

В комнате отчего-то было темно, как будто за окном собиралась гроза. Может, из-за этого он места себе не находил весь день. Мэди вспыхивала от его поцелуев, от прикосновений, и под ее кожей словно загорались созвездия. Как будто она – целый космос. Так и было.

– Люблю тебя, – повторил Бас, увлекая ее на постель.

Я пришла к нему за чаросветом, но обманула саму себя. Плечи Бастиана слегка подрагивали от напряжения под моими ладонями, и я обнимала его, понимая совершенно отчетливо, что если и есть что-то настоящее, правдивое в моей жизни, так это он. Нахальный чаросвет, который выдернул меня из привычной жизни, который поцеловал меня, не спросив, который любил меня сейчас так осторожно и нежно, что на глаза наворачивались слезы.

– Больно? – испуганно замер Бас, вглядываясь в мое лицо, и я покачала головой, ныряя в солнечный водоворот его глаз, из которого мне не выбраться никогда.

– Мне хорошо, – прошептала я, целуя его губы, гладко выбритый подбородок, прикусывая шею. – Мне так хорошо, Бастиан.

Плечи под моими ладонями расслабились, и я ахнула, выгибаясь, от нового толчка, который заполнил меня целиком. Бас вновь заглянул мне в глаза, и я кивнула, цепляясь за его плечи. А потом остался только жар нашей кожи и поцелуев, вздохи и стоны, свет, что заливал меня до самых краев. И я взлетела куда-то ввысь, будто и правда превратившись в птицу.

– Бастиан, – только и смогла выдохнуть я, когда свет во мне вспыхнул так ярко, что не осталось совсем ничего.

Разум медленно возвращался ко мне, пока душа еще парила где-то в облаках. Бастиан неспешно гладил мою спину, рисуя на ней пальцем узоры.

– Что ты делаешь? – пробормотала я, приподнимаясь на локтях и пытаясь заглянуть себе за плечо.

– Пишу свое имя, – самодовольно улыбнулся Бас. – Но оно длинное и не вмещается. Ну-ка, перевернись.

Я и правда перевернулась, но подтянула к себе одеяло, укрывшись до самого подбородка, и Бас недоверчиво вздернул брови.

– Я стесняюсь, – неловко призналась я.

Когда нас накрыло страстью, все казалось естественным, но сейчас Бас лежал рядом со мной, весь такой… голый.

– Я тоже стесняюсь, – заявил он после паузы и, потянув одеяло, забрался ко мне.

Я взвизгнула, рассмеявшись, и какое-то время мы, дурачась, боролись за одеяло, но в итоге оно сползло куда-то к ногам, а Бас накрыл меня своим телом. Он был такой горячий и по-прежнему голый, и мурашки удовольствия побежали по моей коже. Бастиан поцеловал меня в губы, щеку, шею. Подняв голову, обвел взглядом комнату. Свет струился по стенам жидким золотом, капал с потолка, вырастал сталактитами.

– Такое точно не симулируешь, – хмыкнул Бас.

– Что? – не поняла я.

– Ничего, – мотнул он головой и вновь посмотрел мне в глаза. – Мэди, ты в этом деле новичок…

– Я что-то сделала не так? – смутилась я.

– Ты прекрасна, – заверил Бас. – Но есть определенные правила. Обычно я сам предпочитаю их нарушать, но не сегодня. Так вот, после секса принято поговорить. И у меня есть вопросы.

Я покусала губы и отвела взгляд, но Бас обхватил мой подбородок и повернул мою голову к себе.

– Ты попалась, маленькая тень, – прошептал он, срывая поцелуи с моих губ. – И теперь расскажешь мне все.

Если бы он начал задавать вопросы чуть раньше, я бы все рассказала. Бастиан даже не представлял, какую власть надо мной имеет. Как свет от его поцелуев, прикосновений и даже взглядов вспыхивает в моем теле, словно озаряя всю мою жизнь.

– Ты красивый, – шепнула я, запустив пальцы в его волосы, и Бастиан улыбнулся.

– Спасибо, – ответил он. – Можешь считать меня нескромным, но этим вопросом я особо не задавался. Почему ты пришла сейчас, Мэдерли?

Этот вопрос ранил меня в самое сердце. Все должно было случиться не так. Но выбора у меня не оставалось. Я попыталась выскользнуть из-под Баса, но он перехватил мои запястья, припечатав их над головой. Его бедра еще сильнее прижались к моим, так что я почувствовала его вновь пробудившееся желание. Так я из этой постели никогда не выберусь!

– Мне надо в ванную, – сказала я. – Подождешь?

– Куда ж я денусь, – ответил Бас, отпустив мои руки и скатившись в сторону. – Иди в мою.

Я юркнула в ванную комнату и закрыла за собой дверь.

Здесь было куда просторнее, чем в моей. Черный мрамор с золотыми прожилками напоминал густую тьму, в которую вплелись искры света. Помимо душевой кабинки посреди комнаты стояла огромная круглая ванна, куда легко поместились бы двое.

Из широкого зеркала в полстены на меня посмотрела незнакомка с мерцающей кожей и сияющими глазами. Даже волосы искрились от чаросвета, который бурлил во мне как в кипящей кастрюле. Теперь я должна сделать следующий шаг.

Я быстро ополоснулась под душем, надела халат, который нашелся в шкафу. Разобрав спутавшиеся волосы пальцами и наскоро заплетя косу, я выдохнула и, выйдя, сразу попала в объятия Бастиана.

– Ты как себя чувствуешь? – ласково спросил он, ненавязчиво утягивая меня к кровати, и я невольно порадовалась своей предусмотрительности – не зря заглянула к Лексе. А ведь была мысль просто дождаться, пока он уснет. Но очевидно, что скорее я вырублюсь первой. – Этот халат совершенно лишний, – заявил Бас, развязывая узел пояска.

– Мне и правда надо тебе кое-что сказать, – выпалила я, хватаясь за пояс. – Многое.

Бастиан кивнул и сел на кровать.

– В горле пересохло, – пожаловалась я. – Сейчас вернусь.

Я сдвинула защелку на двери, вышла к барной стойке и, метнувшись к своей сумке, вытащила припасенный стакан. Лекса сказала, что вода действует быстрее всего, и чем больше выпить, тем лучше. Когда Найрин опоила меня, я проспала всю ночь и проснулась лишь в Сумерках. Но Бастиан – высший чар. Скорее всего, на нем колдовство развеется куда быстрее. Хоть бы вообще подействовало!

Налив воды до краев, я взяла другой стакан, обычный, и набрала себе тоже. Вернувшись в комнату, мысленно выругалась: в полумраке теней стакан заметно переливался чарами. Я быстро сдернула полог темноты с окон, и Бас зажмурился, прикрыв глаза.

– Вот в чем дело, – протянул он. – А я думал – будет гроза.

Солнечный свет залил комнату, и мерцание стакана стало не таким очевидным. Бас взял его у меня из рук и сделал глоток. К счастью, мой вырез отвлек его внимание. Я уселась на стул и, закинув ногу за ногу, не стала поправлять распахнувшиеся полы халата.

– Слушаю тебя внимательно, Мэди, – сказал Бас, устремив взгляд на мои коленки.

Я пригубила водички. Рассказывать ему о грядущей ночи я не собиралась. В Правых Порожках сегодня будет резня. Чары приведут своих дрессированных тварей, а сумеречное сопротивление попытается дать отпор. На чьей стороне окажется Бас, если схлестнутся чары и тени? Что подумает Первый и его приспешники, если Бас вдруг явится в Сумерки? Он же там станет целью номер один!

– Я не хочу, чтобы тебе причинили вред, – вырвалось у меня.

Бас вздернул брови.

– Здесь я в полной безопасности.

– Со мной? С девушкой из седьмого дома?

– Я знал, на что иду, и оно того стоило, – заверил Бастиан. – Но мне приятно, что тебя это заботит.

– Ты… важен для меня, – попыталась я сформулировать, но выходило коряво.

Меня тянуло к нему со страшной силой. Я смотрела на его губы и хотела его поцелуев, я представляла, как эти сильные руки обнимают меня и гладят мое тело, и в животе сладко трепетало. Вспоминала, как его широкие плечи двигались надо мной все быстрей и быстрей, и способность соображать вообще покидала меня. Прикрыв ресницы, я выдохнула, пытаясь собраться с мыслями.

– Я ни к кому не испытывала такого.

– Мэди, я не настаиваю на ответном признании, – мягко сказал Бастиан.

– Нет, мне важно, чтобы ты услышал, – перебила я.

Чтобы если я погибну этой ночью, он не думал, что я просто использовала его. А ведь я наверняка умру. Если не в зубах тварей, то сгорю от чаросвета, который рвался сейчас из моего тела.

– Мэди, твоя речь еще хуже моей, – беззлобно заметил Бастиан, и его улыбка была такой мальчишески светлой, обезоруживающей, что я уткнулась в стакан с водой, чтобы спрятать задрожавшие губы.

Бастиан, отзеркалив мое движение, отпил тоже.

– Но я не пара тебе, – сказала я, покачав головой. – Бастиан, это все не твоя судьба.

Бастиан допил воду одним махом, поставил стакан на тумбочку у кровати и, поднявшись, шагнул ко мне. Взяв меня за руку, заставил подняться и приник к моим губам так жадно и нетерпеливо, как будто мы не занимались любовью совсем недавно.

– Что ты вообще несешь, Мэди? – хрипло спросил он, стягивая халат с моих плеч. – Ты моя судьба. А я твоя. Теперь-то можешь признать?

– Подожди, я хочу сказать еще кое-что, – попросила я и, вывернувшись из его объятий, отошла по другую сторону кровати.

– Валяй, – устало разрешил Бас, сев на кровать, и потер глаза.

Чары начали действовать, но мне нужно потянуть время.

– Похоже на то, что ты пытаешься меня бросить, – заметил он, и на его челюсти выделились желваки. – Вроде дело не в тебе, дело во мне. Ты как будто прощаешься! Тебе не понравилось?

– Шутишь? Я теперь понимаю Найрин, – вырвалось у меня.

– Вот о ком я точно не хочу говорить, – проворчал Бас.

Сейчас мне было жаль Найрин до глубины души. Удивительно, что лишь одна она преследует Бастиана с упорством охотничьего пса.

– Мне не нужен никто кроме тебя, Мэди, – сказал Бас.

Если бы я даже не влюбилась в Баса до этого, то не смогла бы остаться равнодушной сейчас. А я влюбилась, по уши. Как наивная дура, которой я и являлась. Даже зная, что это все безнадежно, помня о том, кто я и кто он. У меня просто не было шансов устоять. Чаросвет, что пылал во мне, словно сдернул все пологи теней с моих чувств.

– Можно я спрошу? – тихо сказала я.

– Что угодно, Мэди.

– Сколько лет твоему псу?

Я должна это знать.

– Венику чуть больше двух лет, – ответил Бас и, помолчав, добавил: – Его там не было.

– Но если бы ты, допустим, захотел натравить его на людей?..

Бас помолчал, разглядывая меня своими пронзительными глазами.

– Я бы не стал, – сказал он.

– А если бы тебе приказали? – продолжала допытываться я.

– Я подчиняюсь только главе дома Альваро, моему отцу. Он никогда не отдал бы такой приказ.

Я лишь усмехнулась. Но кто-то отдал. И тогда, и сейчас.

– Это была плохая идея, – поморщился Бастиан. Он похлопал рядом с собой. – Иди сюда, Мэдерли. Давай остановимся на той части, где ты говоришь, что тебе понравилось заниматься со мной любовью, если я правильно уловил твою мысль. Знаешь, все равно, по какой причине ты пришла ко мне. Я очень рад.

Он прикрыл рот ладонью, сдерживая зевок.

– Прости, – пробормотал виновато. – Наверное, не выспался на диване.

Я медленно отошла к двери. Бастиан поморгал, с усилием разлепляя ресницы.

– Что за ерунда, – пробормотал он и похлопал себя по щекам. Покачнувшись, оперся на кровать, едва удержавшись в сидячем положении.

– Прости меня, – сказала я, пятясь. – Бастиан, я тебя не заслуживаю. Ты найдешь себе подходящую девушку из хорошего дома.

– Что ты сделала, Мэди? – рыкнул он и, схватив стакан, поднес его к глазам. – Какого мокрощупа?!

Стакан выпал из его руки и разбился вдребезги. Зачарованные осколки вспыхнули и погасли.

– Что ты задумала? – выдохнул Бас. – Зачем?..

Он рванулся ко мне из последних сил, но рухнул на кровать, вцепился в простыни рукой, а затем его пальцы разжались. Когда он проснется, все будет кончено.

– Прости, – попросила я еще раз.

Быстро одевшись, я склонилась над Басом и поцеловала его в висок. Браслет Альваро так и остался лежать на барной стойке. Незачем, чтобы Бастиана связывали со мной лишний раз. Если бы он знал, что так все выйдет, то наверняка бы объезжал мою таверну десятой дорогой.

Я сбежала по лестнице и села в чаромобиль. Губы саднило от поцелуев, кожа горела, я перевернула ладони и посмотрела на линии жизни, что сияли сейчас солнечными ниточками. А потом положила руки на руль. Моя судьба вела меня в Сумерки. Туда, где сегодня наступит ночь.

Сперва дорога была гладкой как стекло, но чем ближе к Порожкам я подъезжала, тем больше чаромобиль подбрасывало на ухабах и ямах. Солнце осталось позади, в зеркалах заднего вида отражалась золотая полоска зарева, разлитая над горизонтом. Деревья хирели, а на лицах людей, которых я замечала у обочин, появлялось все больше любопытства, густо смешанного со страхом.

Раньше и я так относилась к чаросветам. Пусть власти провозглашали их величие и стремление защитить людей от тьмы, на практике выходило, что ничего хорошего от чаросветов лучше не ждать.

Однако теперь я готова была признать, что бывают исключения. Допустим, Фелиция. Она явно желала теням добра, пусть одновременно и пыталась защитить сына. Но тем не менее, сама она не попыталась остановить ночь. Не хотела показывать, как велики ее способности? Боялась ослепнуть, как Расмус? Видела ли она в своих пророчествах, как поступлю я?

Дорога вытянулась вперед, прячась в сумерках, а надо мной пролегала вторая – луч света, направленный на башню в Порожках. Она прорезала хмурое небо широкой сияющей лентой и казалась куда шире и ровнее дороги, что ложилась под колеса чаромобиля. Я сжала руль крепче и от души взмолилась, чтобы Фелиция ошиблась. Она сама говорила, что будущее не всегда предопределено. Пусть тот, кто решил обрезать свет, передумает.

Потому что никто не заслужил такой участи – быть сожранным тварью ночи. И я ехала все дальше в Сумерки, собираясь защитить тех, кого считала своей семьей. Тетя Рут, Первый, Шрам, старик Пайк, девчонки, с которыми мы вместе учились в школе, посетители таверны, которые были ко мне добры, – все они обычные тени, но тоже люди. И у меня в груди ширилась злость на великих чаров, которые решили, что свет – это привилегия, которую так легко можно отобрать.

– Пусть Фелиция ошибется, – вслух попросила я.

Тогда я вернусь назад, заберусь в постель к Басу, а когда он проснется, скажу, что это все недоразумение. Может, он не станет слишком злиться. Наверняка не станет. Мы поцелуемся, заберемся под одеяло, и чаросвет во мне вспыхнет вновь.

Я даже улыбнулась, и мои пальцы на руле слегка расслабились.

А потом дорога в небе погасла.

Сознание возвращалось вспышками, и в одну из них Бас перекатился на бок и рухнул с кровати. Осколок стекла впился в подбородок, но Бастиан был рад боли, вернувшей возможность соображать. Выдернув стекляшку, он воткнул ее вновь – в ладонь, и быстро, пока не отрубился снова, нарисовал на полу знак очищения. Тот вспыхнул, отозвавшись на кровь чаросвета, и Бас поднялся – сперва на четвереньки, а потом и на ноги.

Держась за стенку, он добрел до ванной комнаты, вошел в душ и включил холодную воду. Ледяные потоки окатили его с головы до ног, заставив задрожать всем телом, но Бас остался под душем еще на пару минут. Зато когда он вышел, мысли окончательно приобрели ясность.

Итак, Мэди что-то задумала. Вопрос – почему она пришла сейчас – получил ответ: ей был нужен его чаросвет, что же еще. Она и сама определила это достаточно четко, сказав «ты мне нужен, Бастиан». Хотя он наивно предположил, что ею двигала другая нужда.

Вопрос номер два – зачем Мэди понадобился чаросвет?

Бас пробежался по комнатам, но Мэди, конечно же, не было. Выглянул в окно, откуда открывался вид на площадку, и выругался: его чаромобиль стоял на месте, а вот лупоглазого чудовища Расмуса не было.

Значит, Мэди куда-то уехала и вероятнее всего – в свои родные Сумерки. Что ей там понадобилось? Зачем ей чаросвет? Что она собирается делать?

Бас задавался этими вопросами, одеваясь на ходу и сбегая по лестнице башни. Он едва не упал на ступеньках, когда ноги, еще ослабевшие под действием чар, подкосились, но успел вцепиться в перила.

И ведь как продуманно она все спланировала! Бас криво усмехнулся, помимо воли восхищаясь выверенными действиями Мэдерли. Пришла, поимела, опоила из сонника, чтобы не путался под ногами, и отправилась по своим делам. Обида царапала душу когтями, но Бас не стал ее лелеять. Подумает об этом позже, когда выяснит, во что именно вляпалась Мэди.

Он понял – все серьезно, когда ворота академии, обычно открытые нараспашку, оказались заперты.

– Все студенты остаются на территории академии чаросвет, во избежание несчастных случаев, – повторял профессор Строк.

Надо же, какой уверенный. Когда Бас пришел к нему домой и потребовал отстать от Мэди, Строк так не выступал. Лишь лебезил да дрожал, заверяя о досадном недоразумении. А теперь нацепил пиджак, лишь слегка засаленный на локтях, и ведет себя словно важная шишка.

– Какие несчастные случаи? – спросил Бас, опустив стекло. – Что происходит?

– Это катастрофа, – всхлипнула ректорша, промокнув уголком платочка абсолютно сухие глаза. – Просто ужас.

– История имеет свойство повторяться, – важно покивал белой головой Гильденсторм. – Особенно если никто не извлек из нее уроков.

– История повторяется? – внутри все похолодело от дурного предчувствия.

Бас вскинул взгляд к небу. Лучи, штрихующие небо, давно стали привычной картиной, но теперь она как будто потеряла завершенность.

– Один из лучей погас, – подтвердил его догадку кто-то из студентов, собравшихся у ворот.

– Давно? – выдохнул он.

– С полчаса назад.

– Однако вам не стоит беспокоиться, дети, – заявила ректорша, обведя толпу взглядом. – Заверяю, над ситуацией уже работают лучшие чары.

– Но мы же можем отправиться туда, – неуверенно предположила Ирис. – Вдруг из тьмы придет… нехорошее.

– А когда оттуда приходило что-то другое? – философски спросил Строк.

– Это не в нашей компетенции, – Гильденсторм покачал головой так энергично, что казалось, его белые волосы облетят, как пух с одуванчика.

Бас сжал руль, и чаромобиль хищно рыкнул.

– Альваро, вы не расслышали? – поинтересовалась ректорша. – Никто не выйдет с территории. Я, в конце концов, несу за вас ответственность.

Бас кивнул и вдавил клаксон. От резкого гудка все инстинктивно шарахнулись в стороны, и он сперва ударил по воротам чаросветом, а потом направил туда чаромобиль. Кованые створки разлетелись от удара.

Вот он и получил все ответы. Легче ли ему стало?

– Мэди! – он перебрал все ругательства, которые знал, но ни одно из них не отражало того, что он сейчас чувствовал.

Только бы успеть. Только бы не было слишком поздно!

Порожки накрыло мглой.

Я мчалась по дороге, молясь об одном – только бы не слететь в кювет. То ли боги услышали мои молитвы, то ли чаромобиль Расмуса, которого я пока не научилась называть отцом, оказался наделен своей волей. Он несся вперед, ловко маневрируя между грязных сугробов и ям, и свет его фар разрезал тьму. Иногда в ее глубине что-то мелькало, и мне хотелось зажмуриться и сжаться в комочек в кресле, закрыв глаза ладонями, но я больше не могла притворяться маленькой девочкой.

Во мне бурлил чаросвет, губы опухли, а между бедер слегка саднило. Я только что занималась любовью и, судя по ощущениям, получила максимум – всего. Теперь я должна это использовать.

Лучи фар выхватили движение на обочине, и я опустила стекло и, вытянув руку, шарахнула чаросветом. Тварь взвизгнула так, что на миг я оглохла. Она рванула через дорогу, мотая шипастым хвостом, и я сбила ее бампером. Чешуйчатое тело перелетело через чаромобиль, оставив вмятину на крыше, и рухнуло в грязь позади.

Я слегка сбавила скорость, чтобы не дай бог не сбить человека. Но главная улица, прорезающая Порожки до самой реки, опустела.

Раньше дома на высоких ножках свай казались мне жалкими, как чахлые ростки, тянущиеся к скудным лучам солнца. Так оно и преподносилось. На плоских крышах домов традиционно разбивались огороды, и, если раскошелиться, можно было даже получить полчаса-час дополнительных отраженных лучей. Высокие грядки давали урожай, и я полагала, что именно по этой причине Первый так радел за возведение свай. Когда я начала жить в таверне, то почти все дома Порожков подняли повыше. Казалось, что город встал с колен.

Наверное, в этом было что-то символическое.

Но сейчас я видела и другую причину, по которой Первый так вцепился в эти сваи. Лестницы исчезли: кто-то втянул их в дом, кто-то отбросил или отрубил, и дома превратились в закупоренные коробки на высоких подставках – попробуй открыть.

Я едва успела затормозить, когда на дорогу выскочил Шрам. Он взмахнул ручищами – в обеих ножи – и, открыв дверцу, втиснулся в чаромобиль.

– Поворачивай, – приказал он без предисловий. – Там впереди чары.

Я послушно крутанула руль влево, спрятавшись в переулок.

– Я так рада вас видеть, – призналась я.

Со Шрама стекала грязь, как будто он только что извалялся в луже, а его лысую башку перечеркнула еще одна царапина, но он был живым.

– Ты, – выдохнул он. – Какого… ты… тут делаешь? Что за… мысль привела тебя в…

Я покраснела до кончиков ушей от забористой ругани.

– Мне надо к зеркальной башне, – сказала я, и Шрам вытаращил глаза. – У меня очень высокий уровень сейчас, – торопливо добавила я. – Может быть, высший. Я накрою Порожки светом, и ночные твари подохнут.

– А сама ослепнешь как твой папаша? Нам не надо твоих жертв, Мэди, – отрезал он. – Ты – наша надежда. Наследница седьмого дома.

– Я могу спасти город!

– А сама умереть? Ты говоришь, у тебя высокий уровень. А ты научилась им пользоваться? Ты умеешь распределять чаросвет? Ты сгоришь там как факел и никого не спасешь!

– А если нет? – выкрикнула я, и слезы застили мне глаза. – Если у меня получится?

– Тогда знаешь, что будет? К башне придут чары, – безжалостно продолжил Шрам. – Они снимут тебя оттуда и убьют. Скормят своим тварям. Ты и есть их цель, Мэди. Они пришли за тобой. А ты, дурочка безмозглая, взяла и сама примчалась к ним в руки.

Слезы текли по моим щекам, и я не знала, что ответить.

– Знал бы я, что так будет, я бы самолично все колеса порезал. Я бы утопил этот чаромобиль в реке!

– Но люди гибнут!

Шрам поморщился и вытер ножи о штаны.

– Если бы не чары, мы бы справились, – глухо сказал он. – Но к ним не подобраться. Окружили себя щитами – и стрелой не пробить. Ах ты тварь! Тормози!

Чаромобиль взвизгнул и остановился в конце переулка.

На некоторых домах были ставни – от ветра, что частенько гулял по Порожкам, но в большинстве окна оставались слабым местом. Колючая тварь, похожая на огромного кота, изуродованного чьей-то больной фантазией, запрыгнула на деревянную стену дома и, вцепившись в нее когтями, саданула лапой по стеклу. Кто-то отчаянно закричал изнутри, и я, выставив руку, вновь ударила светом.

Тварь выгнулась и отвалилась от стены как пиявка, упала на спину, закрутилась на месте, пытаясь отбиться лапами от безжалостного чаросвета.

– Шикарно, – вынужден был признать Шрам.

– Я же говорю, – быстро сказала я. – Мы можем спасти Порожки.

Из тьмы рванула какая-то громадина, но я направила ладонь на нее, и черная туша словно врезалась в стену и, басовито рыкнув, спряталась за домами.

– Мы бы могли попробовать твой план, – признал Шрам. – Но чары… Я не смогу защитить тебя от них, Мэди. Они скажут свое поганое чарослово, и я сам полезу на башню, чтобы перерезать тебе глотку.

– Отражатель! – вспомнила я и, сорвав с шеи кулон, всунула Шраму в руку. Зеркальная рыбка смотрелась мальком на его широкой ладони. – По идее, он защитит.

– По идее? – повторил он, погладив большим пальцем шершавую поверхность, и потрогал второй кулон – кружочек с камешком в центре.

– На мне работал. Его делал высший чар, самый лучший.

– А ты?..

– Мне уже не надо, – мотнула я головой.

Защита мне сейчас не нужна. Она и так со мной. Свет Бастиана обратит все чарослова в пепел. Шрам облизнул губы и надел на себя кулон. Цепочка едва сошлась на его мощной шее.

– Направо, – скомандовал он.

Мы добрались до башни без происшествий. Я бросила чаромобиль и побежала наверх, а Шрам остался внизу. Ветер чуть не сдул меня с крыши, дернул за косу, которая и без того растрепалась. Зеркала наверху казались ночными озерами, полными звезд, и я выпустила чаросвет, не мешкая ни секунды. Свет сорвался с моих ладоней, ударился о гладкую поверхность и взлетел к небу.

– Ох, – вырвалось у меня.

Я ведь учила архитектуру света! Важен угол, под которым направляется луч. Как я не подумала об этом раньше? Прижавшись к парапету, я попыталась направить чаросвет сбоку, еще раз, другой угол – и снова провал. Проклятые зеркала отражали мой свет как угодно, только не на город. Видимо, профессор Строк был прав, и мне бы точно не помешали дополнительные занятия по архитектуре света.

Мои руки задрожали, и я разревелась от отчаяния. Неужели все зря? У Расмуса же как-то получилось!

Я глянула вниз и ударила чаросветом по твари, несущейся к башне.

– Сам справлюсь! – гаркнул Шрам. – Не отвлекайся!

– Зеркала отражают не туда! – пожаловалась я.

Шрам выругался, а я попробовала ударить в одно из боковых зеркал: луч сорвался с него и ушел через реку в сторону погибших Порожков.

– Спускайся! – выкрикнул Шрам. – Скорей! Они уже идут!

Колючий морозный воздух обжег мое горло, когда я, ахнув, вдохнула слишком много. Пятнышко света двигалось прямо сюда, к башне, а шло оно от таверны.

– Тетя Рут… – прошептала я.

Я ударила в таверну чаросветом, и он отразился от остатков разбитых окон. Твари кинулись врассыпную, они визжали, крутились на месте, пытались спрятаться под крыльцом и в распахнутых настежь дверях.

– Тетя! – с отчаяньем выкрикнула я.

– Мэди, вниз! – заорал Шрам.

Я вытерла слезы и смогла разглядеть чара, который шел к башне, четко и ясно. Я уже видела его однажды: эту кривую ухмылку на тонких губах, раздувающиеся ноздри, безжалостный свет в холодных глазах. Он поднял взгляд и помахал мне приветливо, как доброй знакомой, и я ударила светом в него.

Чар лишь раскинул руки и закрыл глаза, как будто наслаждаясь солнцем. Он пришел за мной. Опять. Серые одежды, никаких знаков дома, эквилибр, которого послали оракулы. Потому что я мешаю равновесию. Путаю нити их великого ковра. Меня быть не должно. Ничего личного. Просто помеха светлому будущему.

– Сама спустишься? – громко спросил чар. – Или мне за тобой подняться?

Он вдруг свистнул – резко, пронзительно, и тьма позади него заблестела глазами тварей. Я обвела взглядом Порожки и увидела три пятнышка света, которые плыли к башне. А еще – людей, которые выбирались из домов и тоже шли сюда: в смешных жилетах, расшитых зеркалами, которые должны были защитить их от чар, с ножами, топорами и вилами.

Я ударила снова – теперь в тьму позади чара, и он досадливо поморщился, когда твари завизжали от боли.

– Спускайся, – приказал чар. – И, быть может, кто-нибудь из твоих друзей переживет эту ночь.

Как пережили в Левых Порожках?

Я выпустила чаросвет из ладоней, выжигая тварей на подступах к башне, но чары дружно вскинули щиты, и мой свет растекся по ним, не причинив никому вреда.

– Может, попробовать взять ее живой? – предложил один из них.

Он казался моложе остальных, с золотым чубом, напомнившим мне Монтегу.

– Выполнять приказ, – отрезал серый. – Убейте всех.

Сердце бухало в груди, словно отбивая секунды, каждая из которых была на вес золота.

Он не успеет.

Бас вдавливал педаль в пол, и деревья мелькали так быстро, что сливались в сплошной лес, но даже если он будет гнать на максимальной скорости, это займет не меньше часа. Он уже въехал в Сумерки, но Порожки – на самой границе ночи.

История повторяется. О трагедии в Левых Порожках особо не говорили. Да, был такой прискорбный факт, но что уж теперь. Жизнь продолжается. Несчастный случай. Досадная неприятность.

Или чей-то исполненный злобы план.

Зеркала замыкались в сложную систему. Не так-то просто взять и оставить город без света. Хотя, конечно, чем дальше тот от солнечного рубежа, тем вариантов больше. Но на башне должен дежурить чар, который сможет защитить город до момента, как зеркала починят.

Бас выехал на прямую дорогу до Порожков, и его сердце сжалось, пропустив пару ударов, а потом заколотилось как сумасшедшее: даль, скрытую мглой, прорезала вспышка. Потом еще одна и еще, и еще. Лучи летели куда попало: то влево, то вправо, то аж до самых звезд. Как будто чар, оказавшийся в башне, обладал отличным уровнем чаросвета, но понятия не имел, что с ним делать.

Так оно и было.

– Ох, Мэди, – простонал Бас и крутанул руль, сворачивая.

Мысли неслись одна за одной, выстраиваясь в ровную схему. Мэди знала, что Порожки накроет тьмой. Выходит, это не случайность. Кто-то специально вырубил свет, и уж точно не затем, чтобы бедные тени посидели немножко в темноте. Оракулы искали наследника седьмого дома, и ниточки привели их туда, в Порожки. Тот, кто выключил свет, пришел убивать. Он пришел за Мэди.

Чаромобиль, взвизгнув колесами, остановился у подножия башни, и Бастиан оттолкнул дежурного чара и взлетел по лестнице вверх.

– Куда? – завопил тот, громыхая следом по ступенькам.

Бас выбежал на крышу и огляделся. Одно из огромных зеркал разбилось, и пол усеяли стеклянные крошки. Бас видел в них кусочки звездного неба, тьму, себя. Надо же, как глаза горят – точно фары.

– Никак свет не переправить, – сказал усатый чар, выбравшись на крышу, и перевел дыхание, опершись на колени. – Угол не сходится. Это ж надо, сразу два зеркала вышло из строя.

– Два? – повторил Бас.

– Еще с Козельков был луч. Но там крепления полетели или что.

– А тут что случилось? – спросил Бас.

– Птица, – пожал плечами усатый.

Бас в этом сильно сомневался. Зеркала под чарами, их клювом не разобьешь.

– И там, главное, какой-то дурень в Порожках, – пожаловался чар. – Видишь? Светит туда-сюда. Как вопль о помощи. А чем я помогу? Я же не засвечу отсюда! У меня уровень пятьдесят три. Свои-то Шушаны я, если что, прикрою. А в Порожки помощь уже едет, наверное.

– Уже приехала, – кивнул Бас, расстегивая рубашку.

Здесь, на крыше, гулял свирепый ветер, но холодно не было. Чаросвет грел как печка, так что он даже немного вспотел. Им сейчас, пожалуй, можно отапливать целый город. Или освещать.

– Ты что это вздумал? – нахмурился усатый и, скинув кожух, попытался прикрыть плечи Баса.

На боевке он бил дальше всех. Высший уровень.

– Сколько до Порожков? – спросил Бас. Не факт, что он достал бы в обычном состоянии, но его уровень вырос после того, как Мэди пришла к нему.

Ее бездонные глаза, вспыхивающие искрами, нежное тело, которое доверчиво льнуло к нему все теснее, волшебный свет под мягкой кожей, губы… «Мне так хорошо, Бастиан», – все повторяла она, и от ее шепота остатки разума сносило напрочь.

– Крышей поехал? – взвился мужик, когда Бас развернулся в сторону Порожков, разминая пальцы и поводя плечами.

– Точно, – подтвердил он. Крыша у него уехала давно и бесповоротно. С того первого поцелуя в захудалой таверне.

– Сгоришь же! – воскликнул усатый. – Да еще небось промахнешься!

Это главное – попасть в башню. Ее зеркала настроены так, чтобы принимать отсюда лучи. Вряд ли его хватит больше, чем на пару минут, но Расмусу же хватило. Темная даль как назло все молчала.

– Ну же… Мэди… – пробормотал Бас, вглядываясь во мрак.

Усатый попытался вырубить его захватом-удержанием, и Бас выставил щит почти не глядя. Мужика снесло к парапету. А ночь вдали озарилась вспышкой.

Не давая себе времени на раздумья, Бас ударил изо всех сил, протянув руки к Мэди. Чаросвет рванул по его телу, мышцам, крови, коже, устремляясь сплошным ослепительным потоком туда, где была она. Его фатаруг.

Чары двигались синхронно, словно в танце, и первый же удар снес волной половину повстанцев. Ночь наполнилась криками и стонами раненых, но тени продолжали наступать. Они не зажигали факелы, пользуясь преимуществами ночного зрения, и Серый, что стоял в стороне от троих других чаров, выпустил светляков, озаривших пустошь под башней и сумеречное войско.

– Это что-то новенькое, – заметил он. – Решили сражаться? Вы что возомнили о себе, тени? Забыли свое место?

Я попыталась ударить его чаросветом, но Серый лишь поморщился от яркой вспышки. Я не знала боевых заклинаний и могла жечь ночных тварей, которые по своей природе боялись света, но против чаров была бессильна.

Чар с золотым чубом собрал свет ладонями и скатал его в руках, точно снежок. Красивый сверкающий шарик, похожий на маленькое солнышко, полетел в толпу, и люди взвыли от боли, а по ноздрям ударила вонь паленой плоти. Два других чара выставили ладони, возводя щиты против воинов Первого. Он шел впереди, с зеркальным щитом на левой руке, который издали напоминал начищенную крышку кастрюли.

Я мысленно застонала – так безнадежно выглядела эта попытка отстоять свою жизнь.

– Вы все сдохнете! – выкрикнул другой чар, с темным ежиком волос. – Куда лезете, крысы?

Я была готова поспорить, что он полукровка: светлая кожа, большие глаза. Но когда-то он отрекся от всякого родства и теперь защищал равновесие, как будто оно того стоило.

– Эй, седьмой дом! – выкрикнул третий, тонкий как девчонка, с белыми волосами до плеч. – Оракулы говорили, ты должна быть в таверне у реки, но мы нашли там только толстую тетку.

Он подбросил в руке искрящийся шарик и, развернувшись, швырнул его в таверну тети Рут. Пламя вспыхнуло и побежало по деревянным стенам, облизнуло разбитые окна, бодро вскочило на крышу.

В горле пересохло, как будто я наелась песка. Крик застрял в груди, вырываясь сдавленным сипом, и я сползла по парапету на пол.

– Ее смерть была легкой, – донесся до меня веселый голос чара. – Давай спускайся, тогда мы и остальных прикончим быстро.

– Чего мараться? Пусть сами перебьют друг друга, – недовольно сказал Серый. – Круделиа, – произнес он, и слово вдавилось в мой мозг раскаленным клеймом.

Захотелось вцепиться кому-нибудь в глотку, почувствовать соленый вкус крови.

Чарослово – поняла я. Судя по первой реакции, оно пробуждало все самое жестокое. Свет Баса в моей крови выжег чары, и я мотнула головой, возвращая самообладание. Приподнявшись, глянула вниз, где творилось страшное. Люди забыли, кто враг и кто друг, и просто убивали того, кто окажется ближе. Лишь несколько человек бежали дальше: Первый, Шрам, еще пара мужчин. Один из них, с двумя мечами, ходил с нами на тот берег реки. Первый говорил, у них есть отражатели. Так может, артефакты защитят от чар? Кулон Баса, который я отдала Шраму, точно должен сработать!

– Нихилитас, – нахмурившись, обронил Серый.

Чарослово придавило душу могильной плитой. Ничего больше не имеет смысла. Мы уже проиграли. Зачем бороться, если надежды нет?

Выдохнув, я ударила чаросветом во тьму, где заметила движение, и тварь вроде пса Альваро клацнула зубами и бросилась прочь, взмахнув колючим хвостом. От войска теней остались ошметки, но вдруг надежда еще есть?

Шрам на бегу швырнул кинжалы с обеих рук, и чар с темным ежиком волос покачнулся и побледнел. Его лицо обиженно вытянулось, а серый мундир потемнел от крови.

– Они убили Келвина! – с искренним изумлением воскликнул белобрысый чар, когда его напарник упал.

– Мортас, – произнес Серый.

Чарослово упало, как камень в воду, и круги от него пошли все шире и шире. Звуки внизу оборвались: стихли стоны, не стало слышно бряцанья ножей и ругани. Мое сердце остановилось, и я будто забыла, что надо дышать. Первый упал на колени, хватаясь за грудь. Даже Шрам замер, будто наткнувшись на невидимую стену, но вскоре шагнул вперед.

– Вот упертая крыса, – выругался Серый, и из его ладоней выросли белые клинки света.

Я вновь ударила чаросветом – изо всех оставшихся сил, но Серый лишь улыбнулся.

– Не успела выучить боевые заклинания, тень? Какая жалость!

Тьма ожила, придвигаясь к людям, умирающим у башни, мягко шагнула когтистыми лапами, облизнула клыки. Когда в Порожки приедут чары, здесь не останется живых свидетелей. Да и не будет никто разбираться. Это все происходит с полного одобрения чаров. Главное – равновесие и спокойное будущее, где каждый знает свое место. Ради такого можно пожертвовать горсткой теней. Подумаешь, еще один сумеречный городок, не заслуживающий флажка на карте, даже если какого-то чара туда занесло.

Серый швырнул сверкающий клинок в Шрама, и тот заорал, перекатившись по земле и зажимая бок ладонью.

А потом ночь разорвало вспышкой, как будто вдруг в Сумерках вспыхнуло солнце. Ослепительно яркий чистый луч ударил в зеркала над моей головой и разлился над Порожками золотым куполом, отражаясь во всех ловушках для света и озаряя город ярко, как никогда.

– Бастиан, – прошептала я, выпрямляясь на крыше башни. – Бастиан! – заорала, срывая горло, как будто он мог меня услышать.

А это был он. Я не сомневалась ни капли. Это его свет, его тепло, его любовь. Я чувствовала присутствие Бастиана так ясно и отчетливо, как будто он стоял сейчас рядом со мной на этой крыше, продуваемой всеми ветрами.

Ночные твари подыхали от чаросвета, Порожки огласились визгом и ревом. Люди, освободившись от уз чарослов, вновь ринулись в атаку. А Серый развернулся ко мне. Белый клинок вышиб кусок парапета, и я упала, зашипев от боли и растирая ушибленную камнями ногу. От второго удара содрогнулась вся башня вместе с пылающими зеркалами. Он обрушит ее – и тогда все точно закончится. Все будет напрасно, и жертва Бастиана тоже! А прямо сейчас он отдавал все, что мог. Мне. Я не просила его об этом, это была не его война, не его месть. Но это была его любовь, которая не давала мне права сдаваться.

Я вскочила на ноги в тот момент, когда Серый вновь занес сияющий меч для удара. Пусть я толком не научилась управлять чаросветом, но у меня была тьма.

Густая мгла поднялась, оторвавшись от земли. Черные тугие щупальца, послушные моей воле, обвили ноги Серого, поползли вверх, обхватили запястья, заставляя опустить руки, сдавили горло, забрались в рот, уши, глаза.

Он попятился, вытаращив ослепшие глаза, отмахнулся мечом, разинул рот, из которого не вырвалось ни звука. Я сжала пальцы, и тень оплела его змеей, выдавливая жизнь. Шрам, зажимая рану в боку, шагнул к чару, и очередной кинжал вошел в серую грудь до самой рукоятки. Зеркальный щит Первого сорвался с руки и впился острым краем в шею другого, с золотым чубом. Белый бросился бежать, и вслед ему полетела стая ножей. А потом свет, так ярко озаривший Порожки, погас.

– Бастиан, – прошептала я.

Не помню, как слетела по лестнице, как пробралась через толпу к чаромобилю.

– Тебе надо уходить! – кричал Первый, обхватив меня за плечи. – Уходи, Мэди!

Я рефлекторно вытерла капли слюны, попавшие мне на щеки. Первый походил на безумца, а его светлые глаза так горели от злобной радости, что его можно было бы принять за чара.

– Мы победили, – выдавил Шрам, зажимая ладонью рану, и между его пальцами сочилась кровь.

– Тетя Рут?.. – с надеждой спросила я, но он покачал головой.

– Жертвы не напрасны. Это лишь первая победа! – воодушевленно воскликнул Первый. – Мы бы без тебя не справились, Мэди!..

Он говорил что-то еще, но я не слушала. Мы бы не справились без Баса. Я ничего без него не могу. Его свет погас, и мне точно вырвали душу. В зеркале дальнего вида отразилась таверна, пылающая как факел, и слезы хлынули по щекам. Но я надавила на педаль, и чаромобиль сорвался с места, осветив фарами путь.

Я проехала не меньше половины пути, когда серое небо надо мной прорезал луч, устремившийся в сторону Порожков. Город выжил, но какой ценой… В момент трусливой слабости я пожалела, что не могу вычеркнуть теснящиеся в голове воспоминания: пылающую таверну, Шрама, зажимающего бок широкой ладонью, черные щупальца тени… Я убила человека сегодня. Пусть это не мой нож вонзился ему в грудь, но фактически убила его я. Всех этих чаров. Я даже не знала, как их зовут, но и они не знали моего имени. Однако пришли забрать мою жизнь, как будто имели на это право.

Меня потряхивало от пережитого, но я сжимала руль и неслась к башне, где был Бастиан, и луч в небе указывал мне дорогу.

Только бы Бас остался жив.

У подножия башни толпился народ, наверху копошились рабочие. Я выскочила из чаромобиля и подошла ближе, прислушиваясь к разговорам.

– Как он мог засветить так далеко?

– Так высший чар.

– Высший не высший, а мозгов нет.

– Какой дом?

– Альваро.

– Где он? – спросила я, и взгляды устремились на меня.

Однако никто не посмел отмахнуться – форма академии чаросвет делала меня персоной, с которой надо считаться.

– Где тот чар, что светил с башни? Он жив? – повторила я.

– Когда увозили, был жив, – с вызовом в голосе произнес крупный усатый мужик.

– Куда? – выдохнула я, схватив его за грудки. – Куда его увезли?

Мой голос сорвался, и я попыталась встряхнуть мужика, но тот стоял неподвижно как глыба.

– В лечебницу при академии, – ответила вместо него какая-то сердобольная бабулька. – Ты не волнуйся, милая, там хорошие целители – все ж самый свет обучается. Думали сразу в Альваро его везти, но далеко. Как знать, может, там каждая минута на счету.

Мужик отцепил мои пальцы от своей одежды и разгладил несуществующие складки.

– Все с ним нормально будет, – заверил он, и в его глазах замерцали искры. – Организм молодой, здоровый, но глупый. Это ж надо – до самых Порожков! Я такого никогда не видел. Столб света! Жар, как от печки! Таким можно хоть всю Ночь осветить, а он…

– А что там с Порожками, кто знает? – спросили из толпы.

– Хоть бы не как с Левыми, – вздохнула бабулька. – Там тоже чар пытался помочь – да толку? Только глаза себе выжег. А ведь молодой был, красивый.

– Говорят, в Порожках проснулась темная кровь…

– Врут! – отрезал усатый чар. – А ну, разошлись.

Я вновь села в чаромобиль и рванула к академии.

Сумерки скоро закончились, солнце выкатилось на небо, озарив все вокруг светом. Академия издали казалась нарядной, как торт, украшенный сливками: все эти башенки, мостики, клумбы. Вот только ворота оказались выгнуты изнутри, как будто их пробивали тараном.

Бросив чаромобиль у здания, я взлетела по лестнице, которую охраняли мраморные символы домов, и заметила среди студентов Фалько.

– Бастиан, – выпалила я, кинувшись к нему.

– К нему не пускают, – вздохнул Фалько, проведя пятерней по огненной шевелюре. Веснушки выделились ярче на его побледневшей коже. – Он у целителей, ректорша сказала, едут еще какие-то светила из Альваро. А с тобой что? Видок у тебя, конечно…

Я побежала дальше.

– Мэди, тебя все равно к нему не пустят, – воскликнул Фалько, едва за мной поспевая. – Ты ничем ему не поможешь!

А вот он мне помог. Свернув за очередной угол, я накинула на себя тень.

– Мэди? – удивленно произнес Фалько, повернув за мной следом. – Мэди, где ты?

Я проскользнула мимо охранника, стоящего у входа в целительское крыло, прошла по коридору, то и дело прижимаясь к стенкам, чтобы не столкнуться с персоналом. Задержалась возле лекарей, собравшихся в кружок.

– Выгорание существенное, что и говорить, – важно произнес один, протирая очки.

– Куда больше меня волнует тот факт, что его резерв оказался поистине впечатляющим, даже для высшего чара! – заметил второй, с козлиной бородкой, как у Строка.

Серьезно? Бас почти выгорел, а его это не волнует?

– Мог ли уровень вырасти под влиянием адреналина? – задумался третий, подняв к потолку сверкающие чаросветом глаза. – Какие захватывающие возможности это открывает, коллеги!

Оставив их вместе с теоретическими рассуждениями, я подошла к посту, за которым сидела пышная медсестра с румянцем во всю щеку – сплошное воплощение здоровья.

– Что там Альваро? – спросила она.

– Хоть бы выкарабкался, – вздохнула вторая, заправляя рыжие кудряшки под белую шапочку. – Что ему на месте не сиделось? Поехал же спасать эти Сумерки, пусть бы их там ночью накрыло окончательно.

Я обошла пост и попыталась заглянуть в записи на столе, но румяная тетка как назло склонилась, закрыв обзор грудью.

– Говорят, он живет с полукровкой, – таинственно прошептала она.

– Куда только смотрят его родители? – возмутилась кудрявая.

Я тоже слегка недоумевала по этому поводу. Права была мать Бастиана – ни к чему хорошему его увлечение тенью не привело.

Я прошла дальше по коридору, остановилась перед дверью, у которой дежурил охранник со знаками дома Альваро – черные завитки закручивались на серебряной пряжке его ремня, на блестящих пуговицах. Дверная ручка повернулась, из палаты вышел доктор, а следом за ним медсестра. Охранник вежливо придержал дверь, пока она выкатывала тележку, уставленную пузырьками. А я, пользуясь моментом, просочилась в щель.

– Не пускать к нему никого, – приказал доктор, и дверь за мной закрылась.

Остро пахло лекарствами и чем-то приторно сладким. Из-за плотных штор, закрывающих окна, в палате был полумрак. А Бастиан лежал на кровати у стены, целомудренно прикрытый до бедер простынкой.

Я зажала рот рукой, чтобы не разрыдаться в голос.

Его смуглая кожа покрылась красными пятнами, как будто он слишком много времени провел под солнцем, на груди лежал компресс, насквозь пропитанный мазью, – прямо напротив сердца, и еще одна повязка…

– Мэди? – тихо произнес Бас, повернув голову.

… была на глазах. Полоса белой ткани, влажная от лекарств, полностью закрывала его глаза.

Я подошла к Басу и осторожно коснулась руки. Его кожа как будто горела, грудь под повязкой быстро вздымалась, и дыхание было рваным. Смуглые пальцы вздрогнули от моего прикосновения, а тени, которыми я себя окружила, вдруг соскользнули и потекли по его воспаленной коже.

Бас судорожно втянул воздух и выдохнул уже спокойнее.

Я толком не понимала, что происходит, но с тенью у меня получалось ладить лучше, чем с чаросветом. Я просто отпустила тьму, и она окружила Бастиана, бережно обнимая его, гладя, целуя отметины ожогов, закутывая нас обоих в кокон, закрывая от всего мира…

А я опустилась на колени у кровати и заговорила.

Я рассказывала все: про Первого с его заданием, про артефакт, который спрятала у Строка. Я рассказала про Расмуса и про то, с какой легкостью перешагнула порог, защищенный магией крови. Я говорила о поездке на левый берег реки, в мертвый город, где остался дом моего детства с цветами на крыше и скелетом ночной твари в спальне. О стае остроперов, окруживших лодку, и черной воде, вспыхнувшей от моего чаросвета. О маме…

Я уткнулась лбом в матрас на больничной койке и, давясь словами, рассказала даже то, что предпочла бы снова забыть: о жуткой зубастой твари, так похожей на Веника, которая загрызла маму у меня на глазах. О густой луже крови, расплывающейся у ног.

Пальцы Бастиана сжали мою ладонь.

– Иди сюда, – хрипло сказал он, сдвигаясь так, чтобы я уместилась рядом.

Я осторожно вытянулась у него под боком и зашептала о сегодняшней битве в Порожках. О том, как его свет разрушил ужасные чарослова и дал нам всем еще один шанс. О тьме, которую я сумела использовать. О том, как убила того самого чара, который вернулся из прошлого, где он шел по улице, залитой кровью, и улыбался. О горящей таверне…

Бастиан не перебивал меня, и его рука крепко держала мою ладонь.

Предсказания Фелиции, кулон, который я отдала Шраму, эквилибры, охраняющие дом Расмуса, лапотник на крыше, который цвел синим – в цвет моих глаз и, наверное, глаз мужчины, которого моя мама любила…

– Я люблю тебя, – сказала я, когда все секреты закончились. – Я не хотела в тебя влюбляться и не должна была, но я так люблю тебя, Бастиан…

Подушка под моей щекой промокла от слез, хотя я пыталась держаться и быть сильной, ради него.

– Что сказали целители? – спросила я, шмыгнув носом, и погладила его по гладкой щеке.

Совсем недавно побрился. Когда я пришла к нему сегодня, Бас только вышел из душа. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

– Больше всего их волновало мое сердце, – ответил Бас. – Но сейчас, когда ты рядом, оно успокоилось.

– А зрение? – я сглотнула комок, собравшийся в горле. Было так больно смотреть на повязку Баса, закрывающую глаза, и страшно даже представить, каково ему сейчас. – Бастиан, мы справимся, – пообещала я. – Что бы там ни было. Расмус как-то видит, а ведь у него уровень чаросвета куда ниже.

– Вряд ли из Веника получится собака-поводырь, – усмехнулся Бас.

Он потянулся к повязке на глазах, и я задержала дыхание, когда Бастиан медленно ее приподнял.

Обожженные ресницы, слипшиеся от мази, покрасневшие веки, лопнувшие сосуды на коже… Бас смотрел на меня, и в его серых глазах мерцал чаросвет. Остатки самообладания рухнули, я зарыдала и кинулась ему на шею, целуя его щеки, губы…

Бас шикнул, и я, опомнившись, отстранилась, едва не свалившись с узкой кровати.

– Прости! Где болит? – испугалась я.

– Да мне как будто бы полегчало, – с легким удивлением ответил Бастиан, оглядывая полог тьмы, которым я нас окружила. – Только голова раскалывается, если честно. Чар на башне в Шушанах вырубил меня чем-то тяжелым. Испугался, что выгорю.

Протянув руку, он коснулся золотых звезд чаросвета, вспыхивающих на темной изнанке кокона, и те осыпались на него теплыми искрами и растаяли, словно впитавшись в кожу.

– Как будто собственный космос, – прошептал Бас.

Повернувшись на бок, он погладил меня по мокрой щеке костяшками пальцев, обнял, привлекая к себе, и его сердце под повязкой билось сильно и ровно.

– Я люблю тебя, – прошептала я, глядя в серые глаза с короткими обгоревшими ресницами.

– Я люблю тебя, Мэди, – ответил Бас и сплел свои пальцы с моими. – Вместе?

– Вместе, – кивнула я.

Артирес Альваро вошел в зал оракулов. Звук шагов отражался эхом от высоких стен, дробясь под куполом потолка. Казалось, где-то вверху бьют барабаны, нагнетая и без того напряженную атмосферу. Глава дома Альваро был вне себя от ярости и не собирался сдерживать эмоции.

– Мой! Сын! Едва не погиб! – рявкнул он, обведя взглядом собравшихся.

Здесь были все главы домов, оракулы, меж колонн мелькнуло несколько серых мундиров эквилибров, и краем сознания Артирес отметил, что в зале непривычно многолюдно. Но все мысли застило беспокойство за Баса. Целители сказали, он был в полушаге от выгорания, и если бы не дежурный чар на башне, не придумавший ничего лучше, как треснуть его по башке, то Бас как минимум стал бы калекой.

– Какого мрака вы гасите свет в Сумерках, не ставя при этом в известность главы домов? – рыкнул он, едва удерживаясь от того, чтобы вцепиться в белую бороду оракула. – Хочешь сказать, это досадная случайность? – повернулся к Монтеге. – Или, может, зеркало разбилось само? – спросил у Тибальда Дюрена.

Выдрать бы его серебристые космы, чтобы перестал звать себя львом и стал тем, кем является – облезлым шакалом.

– Вы должны были провести голосование, и, если вам вдруг интересно, я категорически против подобных методов!

– Послушай, Альваро, мы все не в восторге… – пробурчал Плурий, нервно наглаживая свою бороду.

– Если голосование было, то меня на него тоже не позвали, – резко заметил Стерх, шагнув так, чтобы встать рядом. – Черные коты не участвовали в сумеречной резне.

– Однако и без вас у нас был бы кворум, – непринужденно заметил Монтега. – Четыре дома и представитель оракулов. Если бы даже белый пес как всегда все проспал…

– А? – вскинулся Освальд, и Эльгред успокаивающе похлопал его по плечу.

– То мы могли бы принять решение, – закончил Монтега. – Однако мы все в замешательстве, Арти. Этого не должно было быть. Ничего этого.

Артирес выставил указательный палец к носу Эльгреда и процедил сквозь зубы.

– Не делай из меня дурака, Монтега. Свет гаснет не первый раз. Очень удобный способ утихомирить теней.

– Альваро, это недоразумение, – решил встрять Грай. – Я бы тоже выступил против.

– Да ты что! – наигранно удивился Артирес. – Недоразумение, значит… Мой единственный сын едва не сжег себе сердце!

– Нам всем очень жаль, что твой парень пострадал, – скорбно вздохнул Тибальд. – Надеюсь, он оправится.

Вот только этой белой гиене плевать на Баса, он был бы рад его смерти. Но раз все они так уверенно отпираются, значит, концов не найти.

– Свет погас именно там, где перед этим заметили подозрительную активность чаросвета, – напомнил Альваро. – Видения оракулов говорили, что кровь седьмого дома в Порожках.

– И, видимо, отряд эквилибров решил проявить инициативу, – пояснил Тибальд. – Они все погибли, и мы пытаемся выяснить, что произошло на самом деле.

Так он и знал. Следы замели. А скорее – залили кровью.

– Вешай свою лапшу кому другому, – бросил Артирес. – Мой сын, наследник дома Альваро, едва не погиб, защищая людей, оставшихся без света по вашей вине. Я требую объяснений!

– Не лез бы не в свое дело, был бы целее, – тихо заметил один из серых.

Артирес шагнул к нему и, схватив за грудки, оттолкнул так, что тот перелетел через ползала. А сам увидел ковер, узор на котором прежде заслоняли колонны.

– Вообще-то мы надеялись, что это ты нам кое-что объяснишь, – заметил Эльгред Монтега. – Ничего не хочешь сказать, Альваро?

Великое полотно жило и дышало, переплетая нити в новом узоре и расставляя символы великих домов, но в целом картина уже обрела завершенность. Птица вновь парила посередине ковра, и казалось, будто одним крылом она прикрывает пса, который встал с нею рядом. Ощетинившаяся холка, злобный оскал, напряженные лапы – теперь уже никого не обманешь: черный пес Альваро готовился защищать свое. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять – они заодно, вместе.

Артирес обернулся и вновь посмотрел на собравшихся в зале. Кто-то пытался сохранить лицо, нацепив невозмутимую маску, кто-то, как Грай, не скрывал горячего любопытства, а кое-кто прятал страх. Решители судеб, повелители мира – все они оказались бессильны перед… бабочками. Глава дома Альваро усмехнулся. Что ж, теперь врать бесполезно.

– Седьмой дом возродился, – сказал он. – Нравится вам это или нет.