«Честность — это основа основ».
Это изречение знакомо каждому. Родители учат этому маленьких детей, оно активно пропагандируется в каждой школе и колледже. Помимо всего прочего, это означает, что мы никогда не должны лгать.
Кроме того, есть такие слова, как «тактичность» и «благоразумие». Они означают то, что уместно, подобающе и мудро. Вопрос в том, можете ли вы всегда говорить правду и в то же время быть тактичным и благоразумным?
Эта небольшая история представляет собой параллель с рассказом автора под названием «Человек с рентгеновскими глазами», которую мы напечатали более года назад, и является такой же интригующей и оригинальной, хотя развитие этой истории вас позабавит.
Эдмонд Гамильтон — один из старейших представителей научной фантастики, и здесь он вполне соответствует всем стандартам.
Эдмонд Гамильтон
Газ правды
© Edmond Hamilton — «The Truth Gas», 1935
Худое, холодное, интеллигентное лицо доктора Джейсона Рэнда вытянулось в суровом неодобрении, и он угрожающе выпрямился, когда его молодой ассистент прошмыгнул в лабораторию.
Джон Дейли увидел, как настроен его работодатель, и его чистое, юное лицо и живыми карими глазами стало печальным. Он молча повесил шляпу и надел фартук, а затем подошёл к заваленному приборами столу, где, ожидая его, стоял пожилой химик.
— Вы опоздали на двадцать минут, — ледяным тоном произнёс доктор Рэнд. — Что вас задержало?
Дейли немного смущённо встретил холодный взгляд своего работодателя и мгновение колебался, прежде чем ответить.
— Простите, сэр, но по дороге сюда сломался поезд метро, — сказал он.
— Вы добирались сюда на метро? — спросил Рэнд, и Дейли кивнул.
— Тогда как же так получилось, что полчаса назад моё такси обогнало вас, когда вы сидели в автомобиле с молодой леди? — поинтересовался доктор.
Его ассистент покраснел.
— Ну, я встретил свою невесту и немного поговорил с ней, и…
— И, короче говоря, вы солгали мне насчёт поломки в метро, — безжалостно сказал доктор Рэнд.
Он окинул несчастного Дейли неумолимым взглядом.
— Вы точно такой же, как девяносто девять человек из ста в этом мире, и, чтобы избежать небольшой неловкости, вы, не задумываясь, скажете неправду, которая неизбежно приведёт к гораздо большим неприятностям.
Его сухой кулачок с ожесточением ударил по столу.
— Клянусь небом, каким бы был этот мир, если бы только можно было заставить людей понять, что ложь — это худшее из преступлений! Если бы только можно было заставить их осознать, что ложь создаёт девять десятых всех бед в этом мире.
В мире нет такого греха или преступления, которое не было бы связано с обманом. Если бы люди всегда говорили правду, все эти преступления и зло стали невозможными и исчезли. Да, этот мир стал бы счастливой и безгрешной утопией, если бы каждого в нём можно было просто заставить всегда говорить правду.
Джон Дейли усмехнулся, несмотря на серьёзность тона доктора.
— Маловероятно, что люди когда-нибудь пойдут на такое, если только вы не соберёте всех и не дадите им дозу сыворотки правды.
Доктор Рэнд внезапно пристально посмотрел на Дейли.
— Сыворотку правды? — повторил он.
Его ассистент кивнул:
— Конечно, вы, должно быть, читали о препарате, который разработан врачами для использования на преступниках, чтобы заставить их говорить правду, хотят они того или нет.
Доктора полагали, что можно создать вещество, которое вызовет короткое замыкание между мыслительными центрами мозга и его двигательными речевыми центрами — так, что мозг будет вынужден говорить то, что на самом деле думает или знает, без возможности вмешательства воли.
Пожилой химик медленно кивнул, и его брови внезапно нахмурились в глубокой задумчивости.
— Да, я припоминаю, что видел упоминания об этих экспериментах, раз уж вы заговорили про это. Я никогда не обращал на них особого внимания.
Он уставился в пространство; его холодные голубые глаза слегка сузились, невидяще глядя куда-то мимо замершего в ожидании Дейли.
Джон беспокойно пошевелился, и его работодатель, вздрогнув, пришёл в себя.
— Но хватит об этом. Постарайтесь больше не опаздывать, — сказал он своему помощнику.
Потом снял фартук, надел пальто и шляпу и повернулся к двери.
— Продолжайте с изопреновыми соединениями, — сказал он Дейли. — А я пойду в библиотеку Музея науки, посмотрю кое-что.
Когда доктор Рэнд вернулся поздно вечером, Джон задался вопросом, что с ним произошло. Глаза химика светились от внутреннего волнения, а во всём его облике было столько нетерпения и возбуждения, сколько его ассистент ещё никогда не видел.
Он просидел два часа за своим столом, просматривая какие-то карандашные записи, которые принёс с собой. Джон, время от времени украдкой поглядывая на него, видел, что пожилой учёный полностью поглощён своим занятием.
Только когда Дейли запер шкафы и снял фартук, собираясь уходить, доктор Рэнд обратил внимание на него.
Он отложил свои записи и встал. Дейли с удивлением заметил, что в его холодных глазах появился дружелюбный огонёк.
— Джон, я хочу, чтобы вы некоторое время руководили лабораторией, — сказал он без предупреждения. — Я уезжаю из Нью-Йорка сегодня вечером и, возможно, буду отсутствовать несколько месяцев.
— Уезжаете из Нью-Йорка? — удивлённо переспросил Джон.
— Да, для осуществления нового экспериментального проекта, который я задумал, — ответил доктор Рэнд. — Возможно, вы не получите от меня вестей, пока я не вернусь, — продолжил он. — Вы просто продолжите нашу работу с формулой синтетического каучука, которая расписана на месяцы вперёд.
— Хорошо, доктор, — сказал Дейли, затем добавил: — Я желаю вам успеха в вашем новом проекте.
Обычно суровые глаза и лицо доктора Рэнд засияли от волнения.
— Если я добьюсь успеха, вы скоро об этом обязательно узнаете, — сказал он. — Весь мир узнает об этом.
Джон Дейли не жалел об отсутствии своего работодателя в течение следующих нескольких недель. Это давало ему возможность уйти с работы раньше обычного и, таким образом, проводить больше вечеров с Лоис Лейн. Его также совершенно не беспокоил тот факт, что от доктора Рэнда не было вестей.
Но по мере того, как недели превращались в месяцы, а Рэнд всё не возвращался, Джон начал задумываться. Он никогда раньше не видел, чтобы химик вот так исчезал, и всё это казалось ему немного странным. Когда прошло четыре месяца, а от его работодателя всё ещё не было никаких известий, Дейли немного забеспокоился.
— Это на него не похоже, — сказал он своей невесте, когда они однажды сидели вечером в уютной гостиной дома Лоис, солидного бунгало в опрятном пригороде Лонг-Айленда. — Я не могу понять, чем он может быть так занят.
— Возможно, ты скоро получишь от него весточку. Я бы, на твоём месте, не беспокоилась, — сказала ему Лоис.
Она встала и закружилась перед ним в мягком свете лампы, её коротко подстриженные бронзовые волосы взметнулись, а голубые глаза лучились улыбкой.
— Ты не заметил моего нового платья, — сказала она ему. — Тебе оно нравится?
Дейли посмотрел на яблочно-зелёное платье с оборками.
— Нет, по-моему, оно ужасно, — сказал он.
В следующий момент он был поражён собственными словами. Что, чёрт возьми, заставило его сказать это?
Конечно, он действительно думал, что платье было ужасным. Но одежда Лоис почти всегда казалась ему немного неудачной, хотя раньше он всегда с нежностью говорил ей, что она выглядит замечательно.
Голубые глаза Лоис были полны изумления и боли.
— Джон, если ты пытаешься подразнить меня, то это не смешно.
— Я не дразню — я действительно думаю, что оно выглядит ужасно, — услышал ошеломлённый Джон Дейли свой собственный голос. — Его цвет не подходит к твоим волосам, и вообще оно слишком пышное.
Глаза Лоис наполнились слезами, а её нежные губы задрожали.
— Если ты считаешь, что всё так плохо, то тебе лучше больше на него не смотреть. Спокойной ночи! — воскликнула она и выбежала из комнаты, утирая носовым платком слёзы.
Джон побежал за ней, зовя её по имени, но она скрылась на лестнице и не отвечала.
Он стоял в холле, проклиная себя.
Что, чёрт возьми, заставило его сказать всё это Лоис, даже если это было правдой?
Он не собирался произносить такое вслух. Его мозг придумывал изящную, дополняющую друг друга ложь, но губы сами того не желая, произнесли правду.
На то, чтобы помириться с девушкой, уйдут дни, а может, и недели. Мрачный, Дейли взял шляпу и направился к двери.
Он остановился, когда его окликнули, и за ним вышел Уилсон Лейн, пухлый, суетливый и напыщенный папаша Лоис.
— Джон, почему ты уходишь? Вы с Лоис поссорились?
Дейли мрачно рассказал ему, что произошло, и Уилсон Лейн громко рассмеялся.
— Никогда не говори женщине, что её одежда плохо смотрится, Джон, даже если это чистая правда, — сказал он, — даже после того, как ты на ней женишься.
Он хлопнул молодого человека по спине.
— Что ж, скоро вы с Лоис поженитесь. Как думаешь, тебе понравится, если Уилсон Лейн станет твоим тестем?
— Нет, мне это совсем не понравится, — сказал Джон.
Он мгновенно испытал то же самое ошеломление. Что, чёрт возьми, заставило его это сказать?
Брови Уилсона Лейна сошлись на переносице.
— О, тебе не понравится, не так ли? — язвительно спросил он. — Могу я узнать, почему?
— Потому что вы такой старый зануда, что действуете мне на нервы, — невольно ответил Джон.
Уилсон Лейн издал возмущённый вопль.
— Убирайся из моего дома, ты, юный выскочка! И если я ещё раз увижу, что ты здесь появляешься, я встречу тебя с дробовиком! Я старый зануда, так? Неудивительно, что Лоис не смогла поладить с тобой. Убирайся!
Он подтолкнул сбитого с толку Дейли к двери, и мгновение спустя молодой человек обнаружил, что стоит в темноте, а в ушах у него всё ещё отдаётся грохот захлопнувшейся двери.
Он шёл к станции метро в каком-то оцепенении. Что заставило его так разговаривать с Уилсоном Лейном после тех недель, которые он потратил на то, чтобы снискать расположение отца Лоис?
Он что, сходит с ума? То, что он сказал, было правдой, но он вовсе не хотел этого говорить. Может быть, у него помутился рассудок и он больше не мог контролировать свою речь? Возвращаясь в Нью-Йорк, он был в панике.
Когда он вышел из метро и угрюмо протолкался сквозь толпы, выплеснувшиеся на улицу из бродвейских театров после представления, к своему дому, его остановил потрёпанный попрошайка.
— Не найдётся ли у вас десятицентовика, мистер? Я хочу выпить рюмашку крепкого.
В следующее мгновение на помятом лице мужчины отразилось искреннее изумление.
— Я не хотел этого говорить! — воскликнул он.
Джон дал ему монету и пошёл дальше. Через несколько дверных проёмов впереди продавец дешёвых бритвенных лезвий выставлял свой товар.
— Эти лезвия долго служат? — спросил недоверчивый покупатель, доставая из кармана деньги на покупку.
Лицо продавца выражало абсолютную честность, когда он ответил:
— Братишка, эти лезвия вряд ли годятся даже для одного бритья.
Затем он тоже оказался ошеломлён тем, что сказал, и в непонимающем изумлении стал переводить взгляд с одного лица на другое.
Джон Дейли начал обращать на всё это внимание. Казалось, что и другие люди тоже были поражены этим странным умственным расстройством, которое делало невозможным скрывать правду при разговоре.
Перед ним сквозь толпу шли мужчина и женщина, и женщина, чересчур нарядная и излишне полная, обвиняющим голосом что-то резко говорила седому, терпеливому мужичку.
— Ты не хочешь никуда идти со мной, в этом-то и проблема. Тебе надоело быть женатым на мне? — задала она риторический вопрос.
— Да, я уже давно устал от этого, — сказал маленький седой человечек, а затем застыл с отвисшей челюстью, поражённый собственными словами.
Женщина оправилась от изумления и громко вскрикнула.
— Значит, ты признаёшь это? Я тебе надоела?
— Дорогая, послушай… — тщетно умолял ошеломлённый маленький человечек, очевидно, потрясённый тем, что он только что сказал.
— Ты… ты не можешь отрицать, что это сказал! — воскликнула она. — Ты бы хотел уйти от меня, не так ли?
— Ещё как хотел бы, — ответил он, а затем, когда он остановился, ошеломлённый сказанным, она набросилась на него с криками ярости.
Вокруг них быстро собралась толпа, и Дейли увидел, как жена с пронзительными криками колотит маленького мужичка, в то время как тот тщетно пытается оправдаться.
Дородный полицейский быстро протиснулся сквозь толпу, схватил женщину и оттащил её от её растрёпанного супруга.
— Зачем вы бьёте этого человека? — спросил он.
— Офицер, он мой муж, и я ненавижу его! — гневно закричала женщина.
— Тогда зачем вы выходили за него замуж? — потребовал ответа полицейский, продолжая держать её за руку.
— Потому что я устала от работы и хотела, чтобы кто-нибудь меня содержал, — мгновенно ответила она, а затем широко раскрыла рот от изумления тем, что произнесла.
В толпе раздались взрывы смеха, и полицейский угрожающе потряс своей палкой.
— Расходитесь, пока я не пустил её в ход.
Дейли услышал недовольный голос в толпе:
— Почему бы вам не поохотиться на гангстеров вместо того, чтобы угрожать честным людям?
— Потому что это слишком рискованно, — ответил офицер, а затем изобразил такое же ошеломлённое удивление, как до этого муж с женой.
Однако он взял себя в руки, его лицо побагровело.
— Кто это спрашивает? — закричал он, но толпа уже рассеялась.
Дейли успел пройти полквартала, прежде чем перестал слышать офицера. Потом поднялся по лестнице в свою квартиру с растущим удивлением. Что, чёрт возьми, со всеми происходит?
Казалось, что все были охвачены тем же психическим расстройством, что и он сам, и больше не могли контролировать свою речь, и выпаливали правду каждый раз, как заговаривали.
Возможно ли, что это было какое-то заразное психическое заболевание, поражающее мозг и делающее невозможным контроль над речью?
Когда Джон вошёл в свою квартиру, зазвонил телефон, и его сердце подпрыгнуло, когда он снял трубку и услышал голос Лоис Лейн.
— Джон, мне жаль, что ты поссорился с отцом — он очень гневается на тебя, — сказала она. — И мне жаль, что я разозлилась на твои поддразнивания. Ты ведь дразнил меня, не так ли?
— Нет, я это и имел в виду, — ответил Дейли, чувствуя, как у него замирает сердце, когда он произносит эти слова против своей воли.
— Что? — раздался возмущённый возглас девушки. — Ты это серьёзно? Тогда я больше никогда не хочу тебя видеть. Я позвонила, чтобы помириться с тобой, но это уже слишком. Прощай!
Джон отчаянно нажимал на рычаг, но в ответ слышал только голос оператора. Он повесил трубку с упавшим сердцем.
Что с ним было? Он действительно сходил с ума? Если так, то все люди на улицах, должно быть, тоже сходили с ума.
У него возникло отчаянное желание вернуться к дому Лоис и попытаться всё объяснить, но он решил, что так не пойдёт. Ему придётся подождать, пока её вполне оправданный гнев немного остынет.
Он с несчастным видом опустился на стул. Из соседней квартиры донёсся громкий звук радио, по которому елейный голос представлял политического оратора.
— А теперь, — произнёс этот приторный голос, — к вам обратится сам Альберт Мосс и расскажет, что он намерен делать, если вы изберёте его губернатором. Дамы и господа, мистер Мосс!
Джон услышал сильный, глубокий голос Альберта Мосса, известного политического лидера, сменившего у микрофона своего собеседника.
— Дамы и господа, я прошу вас избрать меня губернатором, и я хочу рассказать вам: вот что я сделаю, если вы удостоите меня этой высокой должности. Вот к чему я буду стремиться, если достигну этого высокого положения.
Моей первой целью будет максимально увеличить своё личное состояние всеми возможными способами в соответствии с буквой закона. Я ожидаю, что корпорации, которым я оказываю поддержку, в своих законодательных инициативах, будут соответственно благодарны мне, а также я постараюсь максимально обогатиться за счёт продажи наиболее ценных государственных должностей.
Во-вторых, я постараюсь устроить всех своих друзей на хорошо оплачиваемые официальные должности. Конечно, я также буду заботиться о том, чтобы укрепить структуру моей партии, распределяя назначения, и уволить всех членов противоположной партии, занимающих…
В этот момент изумлённый Дейли услышал, как голос политика внезапно оборвался. Мгновение спустя раздался торопливый голос диктора.
— Дорогие радиослушатели, выступление мистера Мосса было прервано. Друзья оттащили его от микрофона…
Затем этот голос тоже умолк, и мгновение спустя другой поспешно добавил:
— Станция прекращает свою работу.
Дейли в изумлении провёл рукой по лбу.
— Значит, Мосс тоже сошёл с ума! Господи, завтра утром в газетах будет много шума по этому поводу.
Но Джон обнаружил, что на следующее утро газеты уделили лишь небольшое место поразительному выступлению Альберта Мосса по радио. Были и другие, ещё более удивительные события, о которых пресса писала в своих репортажах, и они стали практически невероятным чтивом.
Национальные знаменитости, казалось, внезапно начали соперничать друг с другом в том, что касается удивительных заявлений. Были сотни случаев, когда известные мужчины и женщины спокойно излагали самые поразительные факты, а затем, казалось, были поражены своими же словами.
Мэру Централ-Сити, крупного мегаполиса на Среднем Западе, журналисты задали обычный вопрос о коррупции в городе, и его ответ привёл их в восторг.
— Да, в этом городе много взяточничества, и я рад сообщить, что имею в этом свою долю.
— Мэр Дверрис, вы хотите сказать, что признаётесь в получении взяток? — спросили ошеломлённые журналисты.
Мэр в отчаянии открыл рот, как будто собираясь всё отрицать, но вместо этого сказал:
— Конечно, я брал взятки, и много.
Безумно возбуждённые репортёры побежали к прокурору штата и, задыхаясь, спросили его:
— Мистер Донг, вы знали, что мэр Дверрис занимается взяточничеством?
— Конечно, знал — он дал мне достаточно оснований не обращать на это внимания, — ответил чиновник, а затем был поражён своими словами ещё больше, чем его слушатели.
В Голливуде кинозвезду, у которой недавно брали интервью на радио, спросили:
— Мисс Де Лэйн, как вы относитесь к публике, которая своим почитанием вознесла вас на вершину славы?
Она ответила:
— Я думаю, что они полные кретины, раз ходят смотреть на то, в чём я снимаюсь, но это их проблемы, а не мои.
Когда она осознала, что сказала, то упала в обморок.
В зале суда в Сан-Франциско известный адвокат по уголовным делам, который довёл свою защиту обвиняемого в убийстве до сверхдраматической кульминации, в довершение всего спросил напряжённым голосом:
— Джеймс Брэдли, находясь перед Богом и под присягой, ответьте, вы убивали этого человека или нет?
Обвиняемый напустил на себя самый торжественный невинный вид и ответил:
— Конечно, я убил его — я говорил вам об этом, когда вы согласились взяться за моё дело.
Суд был в полном замешательстве.
Джон Дейли читал об этом и множестве подобных происшествий с возрастающим изумлением. Таким образом, это событие затронуло не нескольких человек, а всех. Все внезапно начали высказывать свои истинные мысли, когда бы ни открыли рот.
У газет пока не было объяснения всем этим поразительным заявлениям. Они были слишком поглощены самими заявлениями. Но Джон всё больше и больше убеждался, что страну захлёстывает какая-то странная волна психических расстройств.
Джону показалось, что в то утро все ходили в каком-то замешательстве. Люди были ошеломлены, обнаружив, что, когда открывали рот, они говорили совсем не то, что хотели сказать. Казалось, что все вдруг оказались не в состоянии сдерживать свои истинные мысли.
В полдень Дейли, услышав как мальчишки-газетчики рекламируют экстренный выпуск, вышел и купил один экземпляр. Заголовок гласил: «Обвал фондового рынка!»
Джон прочитал статью под ним. Резкое падение стоимости акций было вызвано новостным сообщением из Вашингтона.
В то утро вашингтонские корреспонденты брали интервью у президента, и один из них задал традиционный вопрос:
— Что вы думаете о перспективах развития бизнеса в стране, сэр?
Президент оптимистично улыбнулся и ответил:
— Я думаю, что ещё какое-то время всё будет довольно плохо.
Этого беспрецедентного ответа было достаточно, чтобы вызвать волну продаж на биржах, которая быстро переросла в обвал.
Дейли наблюдал последствия этого события в течение следующих нескольких дней. За биржевым крахом последовала растущая паника. Выдающиеся люди могли сказать о будущем только вызывающие вопросы вещи, и каждое их заявление снижало доверие общественности.
Фабрики начали закрываться, и число безработных быстро росло. Бизнес пришёл в ещё больший упадок из-за того, что продавцы в магазинах описывали покупателям свои товары правдиво, а не по-профессиональному. Салоны красоты закрылись почти полностью, когда их посетители узнали истинное мнение людей об их работе.
Джон видел кулачные бои на улицах повсюду — это внезапное повальное помешательство на произнесении правдивых, но нелестных высказываний привело к значительному росту числа насильственных преступлений. Аналогичным образом число заявлений о разводе значительно возросло, поскольку мужья и жёны высказывали своё истинное мнение друг о друге. Жизнь в стране была в полной сумятице.
И это охватило весь остальной мир: в Европе, Азии и Австралии люди внезапно обнаружили, что не могут говорить ничего, кроме правды. В некоторых местах результаты были ещё более ужасными, чем в Америке.
Английское правительство пало, когда премьер-министр признал, что не верит в собственную политику. Немецкий диктатор был убит толпой, когда произнёс речь, в которой назвал себя эгоистичным демагогом, равнодушным к реальному прогрессу своей страны.
Франция и Италия оказались на пороге войны из-за откровенного признания итальянского лидера в том, что он жаждал заполучить Савойю. Россию раздирали страшные внутренние распри, разгоревшиеся после того, как волна безумия правды заставила половину страны признать, что она ненавидит коммунизм.
В Токио военный министр заявил иностранным корреспондентам, что, когда Япония завершит аннексию Китая, она приступит к Филиппинам. Вашингтон немедленно направил ноту протеста, и возникла угроза войны между двумя странами, флоты обеих держав были мобилизованы.
Неужели весь мир сошёл с ума? Казалось именно так. Все цивилизационные институты и гарантии безопасности рушились под этой безумной волной непроизвольного правдоизвержения. Люди не знали, почему они не могут контролировать свою речь, но понимали, что это навлекает на них беду. Джон Дейли видел, как тень войны и хаоса стремительно сгущалась над миром.
Но всё это не могло так сильно угнетать Джона, как потеря Лоис, девушки, которую он любил.
Он снова позвонил ей из лаборатории, но ответил Уилсон Лейн, и его голос стал резким в тот момент, как он услышал имя Джона.
— Так это ты! Я, кажется, просил тебя больше нас не беспокоить.
— Мистер Лейн, я позвонил, чтобы сказать, как мне жаль, что всё так получилось, — в отчаянии сказал Джон.
— О, так ты изменил своё мнение о том, что я старый дурак? — спросил Уилсон Лейн.
— Нет, я всё ещё думаю, что вы старый дурак, — услышал Дейли, несмотря на то что усилием воли пытался заставить себя произнести какие-нибудь извинения.
Уилсон Лэйн разразился пятью минутами нецензурной брани, а затем повесил трубку. Джон с несчастным видом тоже положил трубку и уставился в стену.
Что он должен был делать? Что должен был делать любой человек с этим ужасным проклятием правды, обрушившемся на мир?
Он всё ещё смотрел на телефон, когда тот внезапно зазвонил. У него мелькнула надежда, что это Лоис, и он снял трубку.
К его удивлению, в трубке раздался голос доктора Джейсона Рэнда. Дейли почти забыл о своём работодателе из-за собственных проблем и безумного состояния мира в целом.
— Я звоню по межгороду из того места, где я сейчас живу, чтобы спросить вас о лаборатории, — сказал доктор Рэнд. — Вы продолжаете работать так же, как и при мне, каждый день приходя в лабораторию вовремя?
Дейли знал, что не сможет контролировать ответ. Он услышал, как безнадёжно говорит:
— Нет, теперь я каждое утро опаздываю на час или больше, и обычно ухожу на час или два раньше.
Он ожидал резкого осуждения, но, к своему удивлению, услышал, как доктор Рэнд усмехнулся в ответ:
— Хорошо, Дейли, это всё, что я хотел знать. Продолжай в том же духе, увидимся, когда я вернусь.
Дейли повесил трубку, и на этот раз на его лице отразилось удивление, когда он посмотрел на аппарат. Почему, чёрт возьми, доктор Рэнд так неожиданно обрадовался его ответу?
Он, конечно же, не хотел говорить Рэнду правду. А напротив хотел заверить его, что каждый день приходит вовремя, но, как и все остальные, ему пришлось сказать правду, несмотря ни на что.
Не потому ли Рэнд позвонил ему? Чтобы узнать, скажет ли он правду? Действительно, казалось, что Рэнд просто использовал его для какой-то проверки.
Внезапно Дейли вскочил на ноги, дрожа от возбуждения. Он вдруг вспомнил свой разговор с доктором Рэндом о правдивости за день до отъезда химика.
Что сказал Рэнд? «Этот мир был бы счастливой и безгрешной утопией, если бы можно было заставить каждого говорить правду».
Если бы можно было заставить каждого говорить правду! Но именно это и произошло — что-то сделало невозможным для всех говорить что-либо, кроме правды. Неужели это что-то придумал Джейсон Рэнд?
Было безумием так думать, сказал себе Джон. Как мог один-единственный человек сделать так, чтобы никто на Земле не смог солгать? И всё же он не мог избавиться от убеждения, что это каким-то образом сделал Рэнд. Волнуясь, он пытался вспомнить подробности их разговора.
Доктор как-то сказал, что только введя каждому какую-то сыворотку правды, можно заставить всех говорить правду. Неужели Рэнд каким-то образом сделал это? Должно быть, он применил что-то к народам Земли, чтобы так повлиять на них, причём таким образом, чтобы это подействовало на каждого живого человека на Земле.
Но ведь не было никакого способа, которым сыворотку или лекарство можно было бы ввести почти одновременно всем жителям Земли, не так ли? Затем Джон ударил кулаком по столу, и в его мозгу словно что-то прояснилось. Конечно, был способ.
Атмосфера! Если бы сыворотка или лекарство производились в газообразной форме и этот газ выбрасывался в атмосферу в больших масштабах, это в конечном итоге повлияло бы на каждого, кто дышит. Должно быть, это и сделал Рэнд.
Это было бы нетрудно выяснить, сказал себе Джон. Он быстро установил аппаратуру и вскоре уже проводил тщательные исследования образца атмосферы. Он обнаружил, что в нём содержится чрезвычайно малое количество какого-то неизвестного соединения.
Именно это соединение, этот газ, который вдыхали с каждым глотком воздуха, каким-то образом заставлял всех говорить только правду. Дейли был уверен в этом. Чтобы убедиться на сто процентов, он тщательно приготовил две маленькие химически абсорбирующие гранулы и вставил их в ноздри.
Подышав через них, он обнаружил, что воздух, похоже, ничем не отличается от обычного. И всё же они должны были впитать неизвестный газ, и если он был прав, то теперь он мог бы солгать, если бы захотел.
Он решил проверить это и подошёл к окну, чтобы позвать разносчика газет, но прежде чем мальчик подошёл к двери, Джон вытащил серебряный доллар из кучи мелких монет в своём кармане.
— Ты можешь её разменять? — спросил он мальчика. — Это самая маленькая монета, которая у меня есть.
В следующее мгновение он возликовал. Он солгал! Дэйли был единственным человеком в мире, который мог говорить не только правду!
Он отпустил мальчика, достал абсорбирующие гранулы и сунул их в карман, а затем бросился к телефону.
— Я хочу, чтобы вы отследили звонок, который я получил час назад, — сказал он оператору. — Это жизненно важно.
Через десять минут оператор сообщил ему:
— Ваш абонент звонил из Уайт-Силвер-Лейк, штат Вермонт.
Джон не стал тратить время на поезда или автомобили, а зафрахтовал самолёт и через час уже летел под лучами послеполуденного солнца в сторону деревни на севере штата Вермонт.
Он был крайне напряжён. Там, в глуши этого изолированного региона, доктор Рэнд, должно быть, каким-то образом выбрасывал в атмосферу смертоносный газ правды. И если его не остановить, всё в мире пойдёт прахом из-за чрезмерного распространения правды.
Возможно, уже слишком поздно, но он так не считал. Если бы только удалось остановить выброс газа, если бы люди и правительства смогли снова проявить немного благоразумия в своих выступлениях, можно было бы предотвратить полную мировую катастрофу.
Уайт-Силвер-Лейк оказался крошечным поселением из дюжины белых каркасных коттеджей рядом с озером, давшим название этому месту. В сельском магазине, где был единственный в округе телефон, Джон описал доктора Рэнда.
— Конечно, он приехал сюда несколько месяцев назад и затеял какое-то дело в старой бокситовой шахте в горах, — сказал ему владелец магазина. — Говорят, он занимается там какой-то переработкой. Заказал оборудование и всё такое прочее, установил, а теперь сидит там один и работает.
Дейли узнал у него дорогу и взял в прокат шаткий фургон, который повёз его через освещённые закатом холмы по ненадёжным дорогам к шахте. Когда он приблизился к долине, о которой ему сказали, до его слуха донёсся рёв, становившийся всё громче по мере продвижения вперёд.
Он въехал в длинную зелёную долину, изрезанную на одном склоне старой шахтой, с покосившимися зданиями, стоящими на голом коричневом камне. В некоторых зданиях теперь гудели механизмы, а из одного на сорок футов в небо уходила высокая труба, похожая на огромное металлическое сопло. Из него доносился ровный ревущий звук.
Джон остановил машину и поспешил к зданию с соплом. Он никого не видел, пока, когда Джон был в десяти футах от двери, из неё не вышел доктор Джейсон Рэнд и не направил на него дуло уродливого револьвера.
— Я ждал вашего прихода и следил за вами, Дейли, — сказал он. — Видите ли, я знал, что вы единственный человек в мире, который может догадаться, чем я занимаюсь.
— Значит, вы устроили это? — воскликнул Джон. — Это вы навели ужас на весь мир?
— Ужас? — повторил Джейсон Рэнд. — Это величайший дар, который кто-либо когда-либо делал человечеству: необходимость говорить правду.
Именно с вашего предложения о сыворотке правды всё и началось, Дейли. Я подумал, можно ли сделать что-то подобное в больших масштабах, и в тот же день начал изучать сыворотки правды. Я счёл эти эксперименты в основном безрезультатными, но увидел, как можно получить абсолютно эффективное соединение в газообразной форме и сделать его настолько мощным, что даже небольшая его доля в атмосфере окажет воздействие на всех, кто его вдохнёт.
В этом месте были природные руды, необходимые для производства газа истины, поэтому я приехал сюда и стал выпускать его в атмосферу. Чтобы убедиться, что мой план сработал, я позвонил вам и выяснил, что так оно и есть. Пока моё соединение витает в воздухе, мир должен говорить правду. И пока будет звучать правда, мировым бедам придёт конец.
— Вы не понимаете, о чём говорите! — воскликнул Джон. — Эта гадость, которую вы вливаете в атмосферу, разрушает цивилизацию. Бизнес умирает, миллионы семей распадаются, друзья отдаляются друг от друга, страны на грани войны друг с другом.
Что касается меня, то я потерял девушку, которую люблю, просто потому, что выболтал ей ненужную правду. И всё это из-за вашего ужасного проклятия правдивости. Вы должны прекратить производить свою штуку!
— Чепуха! — огрызнулся Джейсон Рэнд. — Обстоятельства, о которых вы упомянули — это всего лишь временное замешательство. Постепенно они пройдут.
— Говорю вам, с каждым днём становится всё хуже, и скоро наступит полный хаос, — воскликнул Дейли. — Вы должны немедленно это прекратить! Если вы этого не сделаете, я заставлю вас!
Джон сделал отчаянный шаг вперёд, но Джейсон Рэнд угрожающе поднял пистолет.
— Не так быстро, мой юный друг! Я не допущу, чтобы моя великая работа прерывалась из-за ваших глупостей. Идите впереди меня в это здание. Я собираюсь связать вас и подержать взаперти в целях безопасности.
— Но почему бы вам не прекратить это… — начал Джон, но был остановлен приказом.
— Ни слова больше, Дейли. Идите!
Сердце Дейли упало, когда он вошёл в здание впереди учёного. Мысленно он проклял упрямого химика, в одиночку разрушающего социальную структуру мира.
Его руки отчаянно зашарили по карманам в поисках какого-нибудь оружия, но ничего не нашли. Затем его пальцы коснулись чего-то, что дало ему внезапное вдохновение и надежду, двух маленьких гранул из впитывающей ваты — тех самых шариков, которые он вкладывал в ноздри, когда вдыхал воздух! Они подсказали ему идею, и он быстро вынул их и, под предлогом того, что ему нужно потереть лицо, сунул в ноздри.
Затем он остановился среди громоздких механизмов старого здания, в то время как Джейсон Рэнд, всё ещё целясь в него, доставал верёвки.
— Доктор Рэнд, — сказал Джон, — думаю, я немного поторопился, после того, как… Я начинаю думать, что вы отлично справляетесь с работой.
Рэнд остановился и подозрительно уставился на него.
— Так и есть. Что заставило вас так внезапно передумать?
— Ну, вы сказали о том, что нынешнее положение вещей носит временный характер, — блестяще солгал Джон Дейли. — Мне кажется, что вы правы и что в конце концов мир станет лучше. Я хотел бы помочь вам в этой великой работе по производству газа правды. Теперь у меня есть только самое большое желание помочь, и, уверяю вас, у меня больше нет желания останавливать вас.
Джейсон Рэнд выглядел озадаченным.
— Это, конечно, неожиданная перемена взглядов, — сказал он. — Если бы не факт того, что лгать теперь невозможно, я бы подумал, что вы лжёте. Но поскольку я знаю, что вы говорите правду, я рад это слышать. И я приглашаю вас продолжить это великое дело вместе со мной, мой мальчик.
Он положил пистолет обратно в карман и протянул ему руку. Джон мгновенно бросился к нему.
Две минуты спустя у него был пистолет, а взъерошенный Джейсон Рэнд тупо смотрел на него.
— Но вы же сказали мне… — пробормотал он.
— Я солгал вам, — признался Джон, вынул гранулы из ноздрей и показал их ему. — Вот как я это сделал. А теперь, доктор, я свяжу вас на время, пока я буду разбирать это ваше дьявольское устройство.
Через два часа завод был основательно разгромлен, и Дейли развязал сжавшегося в комок озлобленного Джейсона Рэнда. Он запер химика в его комнате, нашёл другую и лёг спать.
Вечером следующего дня он в компании разгневанного Рэнда добрался до Нью-Йорка. Хаотическая неразбериха, царившая там, казалось, улеглась, но когда Рэнд увидел свидетельства её недавнего существования, он уже не казался таким разъярённым, как вначале.
Последние выпуски газет кричали о том, что внезапная волна того, что они назвали «неконтролируемой речью», схлынула так же загадочно, как и появилась. Люди, по их словам, больше не говорят того, чего не хотят.
Когда они с Рэндом шли к лаборатории, Дейли услышал, как продавец лезвий громко кричит:
— Лезвия, которые служат почти вечно, парни! Выгодная сделка века!
Он услышал, как проходивший мимо мужчина сказал увядшей женщине, шедшей рядом с ним:
— Теперь, дорогая, ты знаешь, что выглядишь так же хорошо, как и всегда.
Он увидел объявление на газетном киоске, которое гласило: «Президент предсказывает бум в бизнесе — Фондовый рынок снова растёт!»
Другой плакат гласил: «Угроза войны утихает, поскольку Япония подтверждает своё стремление к миру!»
— Похоже, всё снова нормализовалось, — сказал Джон.
Джейсон Рэнд хранил мрачное молчание.
В лаборатории они обнаружили газетного репортёра, ожидавшего Рэнда.
— Доктор Рэнд, мы хотели бы услышать от вас, как и от других наших выдающихся учёных, заявление об этой недавней волне психических отклонений в речи, — отрывисто сказал он. — Было высказано предположение, что какой-то человек мог каким-то образом стать причиной всего этого, и что его следует разыскать и повесить. Как вы думаете, такое возможно?
Джейсон Рэнд перевёл взгляд с выжидающего лица репортёра на Джона Дейли и обратно на репортёра. Потом кашлянул.
— Я думаю, — сказал он внушительно, — что эта идея — полная чушь. Ни один человек не мог бы создать нечто подобное.
— То же самое думает и любой другой учёный, — сказал репортёр. — Спасибо за ваши слова, док, и всего хорошего.
Он ушёл, а Джейсон Рэнд немного виновато посмотрел на своего ассистента.
— В конце концов, — сказал он, — бывают моменты, когда говорить чистую правду не совсем желательно.
Джон кивнул.
— Мы больше не будем говорить об этом, — с достоинством произнёс Рэнд. — Но постарайтесь прийти завтра утром вовремя.
Джон вышел, ухмыляясь. Не прошло и получаса, как он уже поднимался по ступенькам дома Лейнов. Уилсон Лейн встретил его на крыльце, его круглолицее лицо было зловеще нахмурено.
— Кажется, я говорил тебе никогда больше сюда не приходить, Дейли, — вместо приветствия прорычал он.
— Мистер Лейн, я пришёл извиниться, — искренне сказал Джон. — В тот вечер, когда я оскорбительно разговаривал с вами, я был немного пьян и не понимал, что делаю. Когда я позвонил, было то же самое. Но с тех пор я понял, каким дураком я себя выставил, и хочу, чтобы вы простили меня.
Уилсон Лейн насторожённо посмотрел на него.
— Значит, ты не считаешь меня старым занудой?
Джон рассмеялся и положил руку ему на плечо.
— Вас? Конечно, нет. Я только надеюсь, что через двадцать лет я буду таким же хорошим спортсменом, как и вы, сэр!
Круглолицый отец Лоис просиял.
— Тогда всё в порядке, Джон. Я рад видеть, что ты снова стал самим собой. Лоис пошла в сад. Надеюсь, ты и с ней помиришься.
Джон нашёл её там, но, увидев его, она быстро направилась к дому.
Он схватил её за руку.
— Лоис, послушай! Должно быть, я был сумасшедшим, если так дразнил тебя. Мне так жаль.
Она остановилась и повернулась к нему, голубые глаза её были серьёзны.
— Значит, ты всё-таки дразнил меня? Тебе действительно нравится моё платье?
— Нравится? — воскликнул он. — Я от него без ума. Я хочу, чтобы ты носила его постоянно.
— Джон, я так счастлива! — воскликнула она спустя несколько долгих минут, когда он наконец отпустил её. Затем она спросила: — Почему ты так нюхаешь воздух?
— Я просто хотел узнать, есть ли вероятность того, что… но, полагаю, всё прошло и все в безопасности, — ответил он на её недоумённую реплику. — И, как я уже говорил, тебе… Мне действительно показалось, что твоё платье было замечательным. Но с другой стороны, Лоис, ты прекрасно выглядишь в чём угодно…
© Перевод: Андрей Березуцкий (Stirliz77)