© Романова Г.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Сергей Сергеевич Воронков всю свою жизнь любил поэзию. Он зачитывался стихами, порой даже не обращая внимания на то, кто автор. Схватил брошюрку с прилавка, раскрыл ее посередине, прочел пару четверостиший, понравилось – купил. Кто сочинил, в какие годы, по какой причине – не имело значения для Сергея Сергеевича. Для него важны были мелодичность рифмы, глубина смысла. Если все это присутствовало, он оставался совершенно доволен мастерством поэта. И какая разница, как его фамилия.

Одно время он и сам размечтался до такой степени, что даже пытался что-то сочинять, но вышло так себе. Смысл нестройных стихов, противоречивших всем законам жанра, оставался понятен лишь Воронкову. И еще одной пары внимательных глаз ни за что бы не потерпел. Не выдержал бы никакой критики. По этой причине Сергей Сергеевич сочинял свои вирши только для себя. И сохранял крайне редко. Запишет на салфетке в ресторане и тут же скомкает. Или в обеденный перерыв на белом листе бумаги смешает ямб с хореем и отправит в мусорную корзину. И что характерно, безо всяких сожалений. Как он сам считал, время серьезно заняться поэзией для него еще не наступило. Он работал начальником отдела серьезного предприятия, занимавшегося важными делами. До стихов ли ему было! То, что он пытался что-то такое сочинять в свободную минутку, сам Воронков считал разминкой. Вот выйдет он на пенсию, станет свободным человеком, тогда и время для хобби появится.

На пенсию он вышел даже раньше, чем планировал. Его ушли, как принято теперь говорить. Начальником отдела поставили какого-то молодого пижона, без опыта, зато с красивым дипломом. Вежливо улыбаясь, молодой пижон предложил Воронкову неприемлемую должность. Разумеется, Сергей Сергеевич отказался. Собрал личные вещи из стола в небольшую картонную коробку. И тем же днем ушел с работы. Никаких чествований он не захотел.

– Отдайте деньгами, если это возможно, – обратился он к руководству с просьбой.

Его услышали. И конверт вручили в отделе кадров вместе с трудовой книжкой. В конверте была довольно солидная сумма. Ее Воронков тут же спрятал дома между чистыми простынями. «На всякое баловство, – решил он. – Как пришли, так пускай и уйдут».

Вообще-то он был очень рачительным хозяином. И за свою одинокую жизнь скопил достаточно средств, но все они лежали на счетах. Один предназначался для ежедневных расходов. Второй был копилкой на ежегодный отпуск. Третий на черный день. А на четвертом собирались деньги на новую машину. Сергей Сергеевич был очень аккуратен в том, что касалось его расходов. Не доверял всяким акциям и щедрым предложениям. По этой причине, видимо, и избежал обмана, как со стороны мошенников, так и со стороны женщин, стремившихся пожить за чужой счет.

Может быть, по этой самой причине он и не женился. Не доверял сладкоречивым прелестницам. Очень боялся оказаться обманутым или втянутым в долгосрочную кабалу под названием семья.

Не желал он этого ничего. И животных в доме не хотел тоже. Потому что грязь, вонь, постоянный уход и хлопоты. Ему нравилось просто сидеть часами в любимом кресле и смотреть со своего третьего этажа старой «сталинки» на парк. Ничего не делая. Ни о чем не мечтая. Просто смотреть и наблюдать за городом. Как наступает рассвет, если не спалось. Как льет дождь, если выйти было нельзя. Как распускаются листья на деревьях. Разве рассмотришь все это на улице? Если он будет стоять, раскрыв рот, с поднятой к кронам головой, его сочтут ненормальным. А так…

Он мог сидеть и рассматривать, и наблюдать, и восхищаться. И конечно же, слагать свои никому не нужные стихи. А их уже за два года его пенсионного одиночества скопилось немало. На целых четыре сборника – по временам года.

Пятый сборник был его личным дневником. Туда он записывал свои рифмованные нескладные мысли, вернувшись с утренних прогулок, совершаемых, если не было сильного ливня. Что видел на прогулке, то и записывал. Иногда ему нравилось, потому что выходило стройно и гладко. Иногда получалась полная чепуха. Но и она имела право быть записанной. Это же его мысли. Предназначались к прочтению только им. Поэтому: почему нет?

Кто-то пишет нескладную прозу. Он – нескладные стихи. Вреда никому никакого. А ему удовольствие.

Сегодняшнее утро выдалось славным. Нежная майская зелень матерела, земля прогревалась, выстреливая травой и цветами. Воздух становился теплым, ароматным. В парке, куда выходили окна его квартиры и где обычно прогуливался по утрам Воронков, было бесподобно.

Его утренние прогулки сделались продолжительнее, поскольку пешеходные дорожки не были засыпаны снегом и не приходилось сворачивать, натыкаясь на очередной сугроб. Скамейки уже обновили, покрасив. Они давно высохли. И он, дойдя до самой дальней точки парка, где располагалась небольшая церквушка, мог посидеть минут десять, отдохнуть и посочинять. Пусть нескладно, пусть только для себя. Но это же дневник его жизни, а не книга для продажи.

Сергей Сергеевич покрутил головой. Никого вокруг. Только худенькая сутулая женщина метет дворик перед церквушкой. Сегодня службы не было. Потому и безлюдно.

Он расстегнул молнию на кармане, достал любимый бутерброд. Он его делал каждое утро: кусок цельнозернового хлеба, лист салата, кусок вареного мяса, сверху вычищенная половинка сладкого перца. Мясо бывало разным, хлеб, салат и перец оставались неизменными наполнителями. Он съедал свой бутерброд либо на скамейке – всегда выбирал для этого новую, – либо медленно блуждая по дорожкам. После, смахнув крошки, отправлялся в кофейню у входа в парк. Там усаживался на любимое место у окна, заказывал большой капучино, медленно его выпивал, все время наблюдая за улицей. Потом шел домой и записывал в стихах то, что видел и что почувствовал.

Это было…

Это было его тихим тайным восторгом. Он всегда мечтал так жить. И ему не было скучно и одиноко – вот! Он был обеспеченным крепким еще мужиком. Довольно интересной наружности – коренастый, мускулистый, с густой седой шевелюрой, в стильных очочках и чистой одежде. Не ахти какой модной, конечно, но и не совсем стариковской. И он ловил на себе – да – заинтересованные взгляды женщин. Иногда даже вдвое моложе себя. Ему было приятно, это повышало его самооценку, и не более.

Но неожиданно все поменялось. С тех самых пор, как он вошел однажды следом за молодой незнакомой женщиной в церковь.

Он и раньше туда заходил. Но по зову своей души, а не по какой-то посторонней причине. А вот в то утро – две недели назад – он пошел туда именно за этой женщиной.

Она шла по аллее к церкви целенаправленно и вошла туда потому, что собиралась туда войти, а не по причине того, что просто случайно на нее наткнулась. Сергей Сергеевич тут же сделал вывод, что она живет где-то поблизости. Или работает по соседству. Проходя мимо скамейки, на которой он отдыхал с бутербродом в руке, она его даже не заметила, настолько была погружена в свои мысли. Подол ее шелковой юбки задел его коленки, и это Воронкова взволновало. Он вцепился в женщину взглядом. И обнаружил, что она удивительно красива.

Стройные ноги, узкие щиколотки, аккуратные ступни в красных туфлях на тонкой шпильке. Тонкую талию подчеркивал широкий ремень шелковой юбки. Короткая замшевая курточка еле доставала до ремня. Шелковый шарф был повязан на шее изящным узлом. Узкое лицо, полные губы, идеальной формы нос. Все это можно было увидеть в профиль. Глаз рассмотреть при таком ракурсе было невозможно, и вот тогда-то Сергей Сергеевич, спешно дожевывая бутерброд, поднялся со скамейки и последовал за женщиной в церковь. И уже там, намеренно столкнувшись с ней у церковного ларька, где женщина покупала свечи, он рассмотрел ее глаза.

Голубые и очень печальные. Даже заплаканные, сказал бы он. И волосы, постоянно соскальзывающие на изящный узел шелкового шарфа, тоже показались ему мокрыми от слез.

Женщина между тем купила несколько свечей. Распустила узел шарфа, накинула тот на голову и ушла куда-то в полумрак. Сергей Сергеевич, поразмыслив, вышел из церкви на улицу. И там, вдохнув полной грудью майского свежего воздуха, подумал, что он уже очень давно так не рассматривал женщин. Может, потому, что это не просто женщина, это Муза! Эта женщина – сама Поэзия! И время требовало, минуя кофейню, вернуться домой и немедленно излить свои чувства бумаге.

Пусть это будут нескладные строки и талантливые поэты подняли бы его на смех, но…

Но там совершенно точно будет и про шелковую юбку с шарфом, и про красные туфельки, и про заплаканные голубые глаза. И еще в его стихах будет про тайну, хранимую этой женщиной. Тайну, которую она захотела разделить лишь с Богом.

Уже усаживаясь за компьютер, купленный им два года назад за очень хорошие деньги, Сергей Сергеевич Воронков неожиданно подумал, что хотел бы разгадать эту тайну.

Пусть даже ему придется следить за этой женщиной!

Пусть даже ему придется ее преследовать!

Но он непременно узнает все ее секреты, прочувствует ее боль и, возможно, сумеет помочь.

И об этом тоже было в его стихах тем утром…

Лера держала в обеих руках по паре кроссовок. В левой – мятного цвета, они идеально подходили под ее бежевый спортивный костюм. В правой – белые. Эти подходили вообще подо все, кроме бежевого спортивного костюма. И как быть? Взять белые, а костюм не брать? Но он сидел на ней идеально, подчеркивая все, что необходимо. И даже каким-то образом влиял на ее походку. Или…

– Блин! – с шумом выдохнула она и швырнула обе пары обуви себе под ноги. – Что делать-то, Макс?

Макс работал, сидя к ней спиной. Он все время работал. И все время сидя к ней спиной. Она научилась это терпеть, потому что он умел ее слышать. Предыдущий ее парень, даже таращась на нее во все глаза, не слышал ни черта.

– Возьми белые кроссовки и мятные сандалии, они занимают меньше места в багаже, чем кроссовки, и так же идеально подойдут к твоему бежевому костюму. Он легкий, – меланхолично ответил ее новый парень Макс, не переставая набирать какой-то текст, его пальцы бегали по компьютерной клавиатуре с бешеной скоростью.

– Ты прелесть! – ахнула она. – Как это я сама не додумалась?

Он промолчал, многозначительно и чуть высокомерно хмыкнув. Но она ему и это простила тут же, потому что Макс был идеальным партнером. Во всех отношениях, включая постель. Он был добрым и щедрым. Именно он оплатил их путешествие, в которое они отправляются уже сегодня ночью. У нее откуда деньги? Она студентка-первокурсница. Не самая лучшая. Но не потому, что тупая, просто ленивая.

– Ма, что толку от этого высшего образования? – возмущалась она, когда мать ругала ее за хвосты. – Ты выучилась, и что?

– У меня хотя бы есть специальность, – пыталась та оправдаться.

– Да? И какая?

– Я логопед.

– А работаешь массажистом. И курсы ты окончила за три месяца. И специалистом стала в этом деле отменным. К тебе запись на месяц вперед. Это как называется?

– Как? – Мать очень быстро сдавалась, не желая вязнуть в долгих спорах.

– Что образование не главное – вот как это называется.

– А что главное?

– А главное, мам, призвание, – по слогам отвечала Лера.

– И какое же тогда призвание у тебя, моя дорогая? – устало улыбалась ей мать.

– Мое призвание – быть счастливой, красивой, обеспеченной, – принималась тут же перечислять Лера. – И будь уверена, я этого добьюсь…

Она собрала свой чемодан очень быстро, не забыв впихнуть в него туго набитую косметичку. Лера была очень эффектной, унаследовав внешность от матери, и считала, что густо краситься на отдыхе – это перебор, но средства для ухода, несколько палеток с тенями, подводка, тушь, всякие разные кремы были ей просто необходимы. Хотя Макс считал иначе. Он считал, что всякой мазней она себя только портит.

– Что хочешь на обед? – Лера обняла Макса со спины за плечи, прижалась губами к шее.

– Хочу крепкого бульона с зеленью и огромный бутерброд с творожными сыром, огурцом и парой сардинок, – пробормотал он, не прерывая своего занятия и продолжая быстро набирать текст.

– Хорошо, иду готовить.

– Хорошо, иди готовь.

– Но уйдет какое-то время, – предупредила она, прикидывая, что из заявленного ее парнем есть в их холодильнике.

– Я терпеливый, – ответил Макс не оборачиваясь. – И умею ждать.

Она послала ему воздушный поцелуй, не будучи уверена, что он его увидел. И ушла в кухню.

Крепкий бульон нашелся в одной из кастрюлек. Ее мать тоже всем на свете супам предпочитала просто бульон и зелень. И творожный сыр был, и огурец, и сардины. Видимо, Макс все это притащил вчера вечером, когда она уже спать улеглась, устав его ждать.

Отлично. Обед для ее парня будет готов скоро. Себе же она сварит вареников с вишней – она их обожала. И тоже сделает бутерброд. Только не с противно воняющими консервами, а с листом салата и куском запеченной буженины. Ее мать отлично ее готовила.

Лера почти заканчивала с приготовлениями, когда ключ в замке входной двери заворочался. Вернулась мать. Странно рано.

– Привет, ты чего так рано? – выглянула Лера в прихожую с кухонным полотенцем в руках. – Обедать будешь? Что хочешь?

– Привет. Обедать не буду, уже перекусила по дороге. А рано, потому что пару записей отменили. Клиенты – супружеская пара – разболелись, видимо.

Мать скинула короткую курточку, шелковый шарф сунула в рукав. Сняла красные лодочки на тонкой шпильке, блаженно улыбнулась, шевельнув пальцами ног. Обула домашние шлепанцы. Поймала край кухонного полотенца, подтащила за него Леру к себе вплотную, поцеловала в щеку.

– Люблю тебя, солнышко, – прошептала она и подтолкнула дочь к кухне. – Идем, помогу тебе.

Помогать было нечего. Все давно было готово. Но Лера была рада побыть с матерью несколько минут вместе.

Лера сбегала в свою спальню к Максу, тот объявил, что придет обедать через четверть часа. И эти пятнадцать минут дочь с матерью посвятили беспечной болтовне.

Лера ела вареники. Мать таскала их у нее с тарелки. Они боролись вилками за каждый вареник, разбрызгивая сметану по столу и хохоча, как ненормальные. Потом пили чай с песочным печеньем, его Лера испекла вчера вечером от нечего делать, пока Макса ждала. Печенье было бесподобным – мамины рецепты не подвели еще ни разу. Они перетаскали его почти все из большой красивой жестяной коробки. Ее Лера дарила матери на какой-то пустяшный праздник, то ли Всемирный день красоты, то ли добра. Коробка была круглой, в ярких цветах, печенье в ней всегда выглядело еще красивее.

– Все собрала? – перешла мать к их намечающемуся путешествию.

– Да. Все уместилось. И нетяжело вышло.

– Вещи Макса отдельно?

– Конечно. Но у него почти ничего нет с собой. Пара шорт, плавки и тапки. Футболки всегда покупает на отдыхе. Так он сказал.

– Понятно. – Варвара посмотрела на дочь исподлобья и, слегка понизив голос, спросила: – Ты ему доверяешь, малышка?

– Да. А что такое?

– Нет. Просто интересуюсь. Недавно знакомы. Уже переехал к тебе. Летите на отдых.

– И?

Лера занервничала. Мать со своей осторожностью всегда перебирала, поэтому после развода с отцом до сих пор оставалась одна. И это при ее-то внешних данных! Редко какой мужик ей вслед не оборачивался! А она словно не замечала. И ухаживаний ничьих не принимала. Никому не верила вообще! И к Лере пыталась применить свои подозрения относительно ее ухажеров.

– Как-то быстро все. Как-то стремительно, – так же тихо ответила Варвара.

– Ма, не начинай, а! – возмутилась Лера громким шепотом. – Себя законсервировала и меня пытаешься?! Нет! Макс – он хороший!

– Может быть, но… – Варвара грустно улыбнулась, кроша песочное печенье прямо себе в чашку с чаем и не замечая этого. – Может, я старомодна, но переезжать с вещами к девушке после двух недель знакомства… Мне это кажется слишком скоропалительным и…

– Ма, ключевые слова: ты старомодна! – фыркнула Лера, вскакивая с места.

– Две недели – это перебор, – все так же настырно проговорила Варвара. – И сразу на отдых за границу! Это может быть…

– Опасно, я помню. Если что, то это я нашла горящий тур. А Макс его оплатил. Так что оставь свои опасения. Ни он, ни его опасный друг не подстроили это путешествие. И меня не везут туда в сексуальное рабство.

Это была цитата. Варвара сразу отреагировала именно так, узнав об отдыхе. И сейчас Лера, повторяя ее слова, иронично улыбалась.

– И поменьше смотри сериалов про маньяков, мам, – посоветовала дочь от раковины, где начала мыть посуду. – Лучше найди себе кого-нибудь.

– Кого?! – ужаснувшись, отшатнулась Варвара. – Сейчас мужики либо альфонсы, либо маньяки. Меня, к слову, сегодня один такой преследовал.

– Да ладно! – Лера мгновенно выключила воду, вытерла руки и села напротив матери за стол. – Ну-ка, ну-ка, расскажи! Кто такой? Где преследовал?

Варвара принялась рассказывать, как после отмененного клиентами трехчасового массажа решила прогуляться по парку и зайти в церковь.

– Знаешь, да, тот парк по соседству с моим салоном?

– Знаю! – Глаза Леры горели азартным любопытством.

– Так вот, этот человек, я его давно приметила, постоянно там с утра прогуливается, ест что-то, потом идет в кофейню. А сегодня отправился за мной в церковь. Даже еду свою толком не доел. И там!.. – Варвара в ужасе округлила голубые глаза. – Намеренно со мной столкнулся, потом наблюдал, как я покупаю свечи. А потом исчез. Неприятный такой тип в очочках!

– Чем же он неприятный? Старый, пьяный, грязный, толстый? – Лера тут же засыпала мать вопросами.

– Да не толстый он, коренастый, крепкий. В годах, да. Лет шестьдесят ему точно. Седые волосы. Очки. И не пьяный он и не грязный. Но почему-то мне сделался неприятен. Какой-то он опасный!

– Из-за того, что он вошел следом за тобой в церковь? И попытался завести знакомство? – Лера разочарованно вздохнула, положила матери на руки обе ладошки. – Ма, ты засиделась. Тебе уже повсюду мерещатся маньяки!

– Я не сказала, что он маньяк. Просто он вел себя странно.

– Потому что ему понравилась женщина, и он…

– Все, забудь! – отмахнулась Варвара и полезла из-за стола. – Да, вот еще что… Я хотела бы тебя проводить сегодня в аэропорт.

– Мы улетаем в половине третьего ночи, ма! Не выдумывай!

– Я бы отвезла вас на машине, – подавила разочарованный вздох Варвара.

– Такси вызовем, мам. Все, давай иди в свою комнату, я стану Макса кормить.

С покорным кивком Варвара ушла из кухни к себе. Тщательно заперла за собой дверь в свою комнату, дважды дернула за ручку, проверяя. И только убедившись, что никто не распахнет ее двери, начала раздеваться. Шелковую юбку на специальную вешалку. Тонкую блузку в тон к юбке – туда же. Колготки сняла и скомкала – это в стирку. Достала из шкафа домашний бархатный костюм стального цвета. Надела. И через минуту уже стирала колготки в раковине ванной.

– Ма, ты не слышишь, телефон! – ворвалась Лера к ней, сияя счастливой улыбкой.

Василиса вытерла руки. Посмотрела на дисплей. Номер был незнакомым. И голос, попросивший подтвердить ее личность, тоже.

– Подполковник полиции Коровин, – представился грубоватый, на ее взгля, голос. – У меня к вам сразу несколько вопросов. Позволите?

– Спрашивайте.

В голове загудела тревога. Не насчет ли маньяка, преследовавшего ее утром, пойдет разговор? Может, еще к кому-то пристал? И его арестовали? И ей придется давать показания против него! Боже, кошмар какой! Что она скажет?

– Вам знакомы супруги Ложкины?

– Гуля с Артемом? – уточнила Варвара.

– Так точно, – отреагировал подполковник.

– Да. Это мои клиенты. – Она облегченно выдохнула. – Они сегодня были записаны ко мне, но отменили визит.

– Сразу оба были записаны? – уточнил подполковник Коровин.

– Да. Они всегда вдвоем приезжают ко мне. Так им удобно. Живут в Подмосковье и по очереди тратить время на езду туда-обратно считают нецелесообразным. Подстраиваются друг под друга, а я под них. Такие правила у нас в салоне.

Она остановилась напротив большого зеркала в центре длинного высокого шкафа. Осмотрела себя придирчиво. Живота нет совершенно. Он даже более плоский, чем у Леры. Та любит побаловать себя чипсами, пирожными. Считает, если вес полезет, вовремя остановится. Варвара так не думала. И не баловала себя лишними калориями.

Она вообще себя ничем особо не баловала.

– Когда они отменили визит, гражданка Царева? – влез в ее мысли голос незнакомого ей Коровина.

– Сегодня. За час до сеанса и отменили. Это, конечно, было немного не по правилам. Надо за три часа предупреждать. Но с учетом того, что они должны были приехать к девяти утра…

Василиса расправила плечи перед зеркалом, наблюдая за тем, как рельефно обозначилась грудь под серым бархатом. Нашла это очень сексуальным. И тут же со вздохом сгорбилась. Ей сейчас некому демонстрировать свою природную красоту. После того как ее бросил муж, она возненавидела всех мужчин разом. И ее дочь была неправа. Василиса не искала особых изъянов в мужчинах. Она их просто на дух не выносила с некоторых пор. Почти всех…

– Звонить вам в шесть они сочли невежливым, – закончил за нее подполковник.

– Так точно, – ответила она.

– Ух ты! – Неожиданно Коровин развеселился. – Имеете отношение к уставу?

– Никак нет, – вздохнула Василиса, поймав в зеркале те самые скорбные складки вокруг рта, которые появились после предательства ее мужа. – Один мой клиент из ваших. Тоже полицейский.

– Понятно. Еще раз хочу уточнить: кто из супругов Ложкиных позвонил вам в восемь утра и отменил визит?

– Никто не звонил. С телефона Гули пришло сообщение, и все.

Повисла пауза. Потом Коровин совершенно отчетливо и совершенно неприемлемо выругался, обращаясь к кому-то рядом с собой. Пообещал с ней связаться позже и отключился.

А Варвара, замерев у зеркала с удивленно округлившимися глазами, вдруг поняла, что так и не спросила: так что там с Ложкиными?

– Все мне более или менее понятно.

Коровин ходил по огромной гостиной загородного дома Ложкиных, рассматривал страшный беспорядок, старательно обводя взглядом то место, где лежали друг на друге окровавленные, истерзанные тела хозяев.

Тела Гули и Артема Ложкиных были не просто истерзаны, они были практически расчленены. И тот, кто это сотворил, делал это с извращенным, но удовольствием. Так навскидку показалось Коровину, когда он, подавив рвотный рефлекс, произвел первый осмотр места страшного преступления.

Но последнее слово за экспертами.

– Вы готовы говорить? – услышал Коровин из соседней комнаты тихий голос Мариночки.

Майору Марине Алексеевне Якушевой было за сорок. Почти год назад отметили юбилей. Но многие привычно называли ее Мариночкой, так повелось с ее первого дня работы в полиции, куда она пришла желторотой стажеркой. Сейчас она уже целый майор, с хорошей репутацией, приличным послужным списком раскрытых дел и даже с парой наград. Но многие все равно называли ее Мариночкой. Друзья и те, кто званием повыше, – открыто, остальные за глаза.

Сам Коровин называл ее не иначе как майор. И редко по фамилии. И никаких имен. Они часто и до хрипоты спорили над версиями. Никогда не подводили друг друга. И если уж до конца откровенно: терпеть друг друга не могли.

Тот, к кому обращалась майор Якушева, быстро заговорил. Коровину не было слышно. Он и не старался. Он изо всех сил рвался на волю. Его тошнило. Но уйти на улицу, пока Якушева опрашивает свидетеля, он не мог. Потому что эта сука сидела так, что ей было видно почти всю гостиную. И конечно, трупы. И она на них без конца смотрела. И ее не воротило!

К воротам подъехали сразу три машины. Скорая с санитарами, эксперты и представители следственного комитета. У него появилась шикарная возможность выйти на улицу, встретить всех и по возможности осмотреться на участке.

Так он и сделал.

– Денис, приветствую, – тепло улыбнулся ему их штатный эксперт Степа Воробьев. – Что там? Ужас?

– И еще какой! – дыша полной грудью, ответил ему Коровин. – Их просто разделали!

– Мотив убийства? – раздался за его спиной глубокий грудной голос Аси Панкратовой – подполковника следственного комитета.

– Может, грабеж. А может… – Он промолчал, не зная, как озвучить опасную мысль о маньяке.

– Думаешь, псих?

– Сама взгляни, – не стал он вдаваться в подробности. – Там домработница, которая их обнаружила, до сих пор в ступоре. Якушева пытается ее разговорить, но пока с этим туго. Поэтому установить, пропало что-то ценное из дома или нет, пока невозможно. Но!

Тут Коровин осмотрел Асю с головы до ног тем самым взглядом, который заставил ее однажды прыгнуть к нему в койку. И закончил свою мысль:

– Телефоны на месте. Сумки их тоже. В них документы, бумажники с карточками и наличность. Ключи от обеих машин. Автомобили в гараже.

– Блин! – кисло сморщилась Ася. – Психопат, думаешь?

– Пока не думаю ничего, подполковник. – Ее он при людях тоже называл только так – по званию. – Может, у них сейф был набит валютой или бриллиантами. Может, полотна на стенах висели по миллиону долларов. Надо выслушать домработницу. Родственников. За ними уже поехали.

– Дети? – вопросительно задрала шикарные брови Ася.

– Таких не выявлено. Супруги были бездетными.

– Уже хорошо, – пробормотала Панкратова и, поймав его непонимающий взгляд, пояснила: – Сиротами никто не останется.

Она обошла его слева и двинулась к дому привычной неподражаемой походкой, возможно, из-за высоких каблуков, на которых она даже по пляжному песку ухитрялась ходить, как модель. И в отличие от Якушевой, одевающейся, как со свалки, Панкратова за своей одеждой следила. Все подогнано по фигуре, правильной длины, аккуратно выглажено. И никогда нигде ни пылинки, ни нитки.

А Якушева…

Коровин со вздохом отогнал от себя видение ее сегодняшней: нелепо сидящие на Мариночке широченные джинсы совершенно точно были поутру извлечены из груды неглаженного белья. И конечно же, поутюжены не были. Из той же кучи, возможно, была извлечена и темная кофта. Только она не отстиралась. И на левом плече пятно, возможно, с последнего места преступления, лишь посветлело, но не было удалено.

Недоразумение, а не женщина!

Коровин не успел сделать и трех шагов, как это самое недоразумение вылетело на крыльцо с вытаращенными глазами.

– Денис Сергеевич, мотив понятен, – и не дав ему вставить хоть слово, выпалила: – Это грабеж!

– Что-то пропало? – поинтересовался он с привычной ленцой в голосе.

Он всегда так говорил, когда азарт начинал колотить его сердце. Не позволял окружающим людям догадываться.

– Сейф пуст!

Ага! Значит, сейф все же имелся. А он его не нашел при беглом осмотре дома.

– И где сейф?

– О! Он очень хитро был устроен хозяином. В смотровой яме, которая находилась под машиной хозяина. Там специально оборудованная ниша с железной дверцей. Открываешь, там ветошь, перчатки, всякая дребедень. А за этой ерундой еще одна дверца. Уже с кодовым замком. Там сейф. Достаточно просторный. И он пуст!

– О сейфе домработница рассказала? – усомнился Коровин. – Откуда она…

– Нет, не она, – перебила его Якушева, поморщившись. – Звонил родной брат погибшего. Рассказал о сейфе. Он встрял где-то в пробке в центре Москвы. Просил проверить, целы ли ценности хозяина.

– А они не целы. Так что за ценности? Он в курсе?

– Там было много наличных. С его слов, погибший копил на машину премиум класса. Вроде уже собрал всю сумму. Порядка десяти миллионов рублей. И еще там были украшения жены, которые она унаследовала от прабабки. Что-то ценное и редкое. Брат погибшего обещал ознакомить с каталогом.

Чушь какая-то! Досадливо поморщился Коровин. Кто хранит в смотровой яме каталожные бриллианты?! Только идиоты! Если драгоценности действительно существовали и это не вымысел, то разумнее было бы снять банковскую ячейку. Он бы так и сделал, случись у него богатства.

– Будем разбираться с этим братом, – проворчал он и, отвернувшись, пошел по участку. Но крикнул Якушевой: – Надо установить, как злоумышленники попали в дом!

– Злоумышленники?

Вот сто процентов в ее вопросе была насмешка. Еще не успели ничего обсудить, она уже его слова берет под сомнение.

– А ты считаешь, что такого наворотить мог один человек?

Он остановился и глянул на нее пристально и холодно. Обычно подобный взгляд ее отрезвлял, но сегодня был не тот случай. Она столкнулась с Панкратовой, оценила ее аккуратность. Наверняка почувствовала себя чучелом и теперь весь день будет всем подряд гадить.

А никто не мешал ей время от времени пользоваться утюгом хотя бы. И голову мыть почаще. Мало того что выглядит как бомж, так еще и волосы сосульками свисают на воротник темной кофты.

– Я считаю, что преждевременно делать вообще хоть какие-то выводы. До тех пор, пока эксперты не выдадут своего заключения, пока не опросим соседей, пока…

– Вот и иди по соседям, майор! – повысил он голос, пользуясь преимуществом звания. – Хватит демагогию разводить!

– Есть, – пробурчала Мариночка.

И, легко сбежав по ступенькам, через минуту вышла за ворота. Но перед этим долго их рассматривала и даже трогала зачем-то петли. Коровину наблюдать ее было неприятно. И он пошел за дом, в сад. И там задержался. Потому что там было сказочно красиво.

Два ряда вишен – видимо, ранних – цвели так буйно, что не было видно стволов и веток. Коровин встал в центр аккуратно выметенной дорожки между вишнями и глубоко втянул в себя аромат цветения.

– Потрясающе, – пробормотал он едва слышно и прошел до конца дорожки.

Везде чисто и аккуратно. Ни поломанных веток, ни помятой травы, ни единого следа присутствия посторонних лиц. Садовая мебель, расставленная на открытой веранде перед вишнями, стояла в строго заведенном порядке. Он специально проверил. Под ножками кресел и стола характерные темные пятна. Значит, мебель не двигали. Она стояла на своих местах всегда только так.

– Здесь вас не было, – проговорил он так же тихо. – Иначе нагадили бы, как и в доме.

Из сада он пошел сразу в гараж. И наткнулся на Степу Воробьева. Он как раз складывал оборудование в свой огромный металлический кейс в гаражной смотровой яме.

– Что скажешь, Воробей?

Его все так звали. Он не обижался.

– Что скажу… Сейф не взломан. То ли злоумышленники знали код заранее, то ли хозяин или хозяйка под пытками его выдали.

– Их пытали?

– Несомненно. Причем зверски, – пряча взгляд, уточнил Воробьев.

Он всегда мучился, когда ему приходилось сталкиваться в работе с такой бесчеловечностью. Словно испытывал чувство вины за особей, творивших подобное. Чувство вины перед жертвами насилия и перед всем человечеством. Это он так однажды Коровину признался, изрядно захмелев в их любимой кафешке.

– Их сначала убили, а потом…

Произносить вслух страшное ему не особо хотелось, боялся тошноты.

– Его начали резать еще при жизни. Умер, скорее всего, от потери крови. Опять же, болевой шок не исключен. Точнее скажу позже. Она умерла, потом уже была…

Степе тоже не очень хотелось анатомических подробностей. Хотя бы пока. Будет еще время в момент выдачи заключения.

– Следов нет?

– Практически нет. Вернее, они есть, кровищи-то море. Но все замазано. На ногах, скорее всего, были бахилы. Руки в перчатках. Обнаружил рядом с телами следы талька. Наверняка от латексных перчаток. Но тут работы – непочатый край, Денис. Я уже вызвал подмогу. Сейчас пока осматриваюсь, делаю предварительные выводы. А досконально приступим, когда вы под ногами мешаться не будете. Кстати… – Воробьев вытянул шею, заглядывая Коровину за спину, понизил голос почти до шепота. – Что это с Мариночкой?

– А что с ней? – прикинулся непонимающим Коровин.

– Бешеная какая-то сегодня. Рычит, огрызается. Говорю с Панкратовой, предполагаю, что налет совершен группой лиц. А она орет со спины: не доказано, мог и один так. Панкратова ей даже замечание сделала.

– Она давно на замечание нарывается, – поморщился Денис. И многозначительно улыбнулся. – А может, разозлилась, увидев Асю.

– А что такое? – не понял Степа, выбираясь из смотровой ямы. – Чем она ее так злит при встречах?

– Тем, что красивая. Тем, что ухоженная.

– А Мариночке кто мешает быть ухоженной? – удивился Степа.

Про красивую даже говорить не стал. Якушева не была даже симпатичной.

– Этот вопрос надо задавать ей. Но я не рискну. А ты?

Воробьев, встав с ним рядом, задумался. А потом неожиданно с кивком произнес:

– А как-нибудь, возможно, при случае, по пьяни.

Поздним вечером в кабинете начальника подводились итоги. И они были безрадостными.

Никто из соседей ничего не заметил. Никто не слышал криков о помощи. Музыка играла так громко, что даже заглушала шум проходящих электричек – по соседству с поселком – железка.

К тому же Воробьев совершенно точно установил, что рты им заклеивали скотчем. То есть, когда супругов Ложкиных пытали, орать они не могли.

– В лучшем случае мычать или стонать, – заключил Воробьев. – Как я уже говорил подполковнику, мужчину начали резать еще при жизни. Женщина уже была мертва. Но…

Он обвел всех виноватым печальным взглядом, тяжело вздохнул и нехотя продолжил:

– Этот убийца работал с удовольствием. Не торопился. Резал, как ветчину для бутербродов.

– Как это?! – вытаращился полковник Рябцев, лицо его исказила болезненная судорога.

– Он не рассекал плоть. Он ее пилил. Извращенец.

– Что-то подобное… Гм-м…

Полковник закашлялся, подавившись сухостью в горле, и потянулся к графину с водой и выпил прямо из него, игнорируя стакан. Потом тяжело подышал с открытым ртом и проговорил:

– Урод проклятый!

– Ничего подобного за мою практику я не встречал, товарищ полковник. Думаю… Думаю, это новичок. Пробует себя в кровавом деле. – Воробьева перекосило. – Он действовал спонтанно, не очень хорошо представляя, какие кости и кровеносные сосуды где находятся. Анатомию он не знает.

– Уже что-то, – отдышавшись, произнес полковник. – Какие выводы, Коровин?

– Думаю, это либо новичок, либо действовал так намеренно. Чтобы ввести следствие в заблуждение.

– В смысле? – Рябцев глянул на него исподлобья.

– Косит под маньяка-психа, товарищ полковник. Хочет показать, как он кровожаден и насколько ему это нравится, а целью был грабеж. Из сейфа пропали крупная сумма денег и фамильные драгоценности. Их стоимость оценивается в десятки миллионов рублей, товарищ полковник.

И тут подскочила с поднятой рукой Якушева. И, спросив разрешения у Рябцева, стала нести такую ахинею, что кое-кто из присутствующих, невзирая на трагизм ситуации, начал фыркать и улыбаться.

– Не смешно! – рявкнула Мариночка, тряхнув сальными волосами в сторону весельчака. – Налицо зарождение новой формы преступника. Он маниакально кровожаден и к тому же алчен. Он наслаждается, пытая и убивая, и попутно обогащается.

– То есть, майор, ты считаешь, что он был один? – недоверчиво вздернул кустистые седые брови полковник.

– Так точно, товарищ полковник, – выпалила Мариночка, слегка склоняясь в его сторону.

Коровину она в этот момент напомнила сухую гнутую жердь.

– А как же заключение экспертов? Воробьев утверждает, что преступник не мог действовать в одиночку.

– Это всего лишь предположение Воробьева, он не может этого знать наверняка. – Мариночка выгнула свое сухое тело теперь уже в сторону Воробья. – Разве не так, Степа?

– Ну… – Он мгновенно почувствовал себя неуютно.

И оттого, что на него сразу все уставились. И оттого, что пока еще не был ни в чем уверен.

– Как я уже докладывал, следы были, но идентификации они не подлежат. Убийца или убийцы использовали средства защиты.

– Вот! А я что говорю! – вскричала непотребно громко Якушева. – Он был один!

– Как злоумышленник проник в дом?

Полковник, сам того не замечая, склонился к ее версии.

– Замки не были взломаны, – приподнял тощий зад со стула Степа. – Либо дом не был заперт, либо хозяева открыли дверь сами.

– Есть еще вариант, товарищ полковник, – перебила Мариночка Воробьева.

– Говори!

– У убийцы мог быть дубликат ключа. И, судя по плотному жизненному расписанию супругов Ложкиных, дубликат этот мог быть получен сразу в нескольких местах. Они вели активный здоровый образ жизни: спортзалы, бассейны, массажисты, косметологи. Причем всегда ездили вдвоем. А это раздевалки, где оставляются личные вещи. Замки хлипкие. Специалисту их открыть – раз плюнуть.

– Сейчас почти везде камеры видеонаблюдения, – возразил Коровин.

Он бесился? Он бесился! И еще как! Эта тощая, в одеждах, не видевших утюга, дура мешала ему все карты. Он только-только хотел доложить полковнику, что подобное злодейство – дело рук организованных преступников, как она влезла со своей версией про маньяка, заразила всех своим «энтузиазмом», склонила к этой идее. И вот уже и полковник Рябцев повелся и говорит о преступниках в единственном числе.

Коровину хотелось вскочить, схватить Якушеву за узкие плечи и усадить, наконец, на место. В конце концов, он начальник группы, он старше нее по званию. И в отделе она напрямую подчиняется ему. Ну почему, почему эта сука постоянно об этом забывает?! Почему ей об этом надо напоминать?

– И что камеры? – фыркнула она, отвратительно брызнув слюной. – Мы не можем знать, в какой день были сделаны слепки с ключей. И…

– Мы знаем о расписании супругов Ложкиных. Так что вычислить несложно, когда и куда они складывали свои вещи, переодеваясь. Искать надо в близком окружении. Родственники, друзья, те, кто мог знать о каталожных драгоценностях. Пусть не сами, но они могли навести убийц на сейф. Далее… Необходимо выяснить, любили Ложкины хвастаться или нет? Если да, то кому. Если нет, то круг подозреваемых сужается. Вот ты выяснением этих вопросов и займешься, майор, – перебил ее Коровин.

Ему надоело слушать ее полубезумные утверждения. Надоело наблюдать, как ее болезненный азарт заражает присутствующих. Он сделал ей знак остановиться и сесть. Она уловила его бешенство и подчинилась.

– Товарищ полковник, – поднялся Коровин с места. – Считал и считаю, что преступление совершила группа лиц по сговору. Были ли они в количестве двух и более лиц, еще предстоит выяснить. Жертвам заклеивали рты, поэтому их криков никто из соседей не мог слышать. И громкую музыку, возможно, слушали сами супруги. Еще до того момента, как к ним в дом ворвались убийцы. Со слов соседей, они это проделывали часто. Возможно, громкая музыка и позволила убийцам проникнуть в дом незамеченными. Если только это не были люди им хорошо знакомые и Ложкины их сами не впустили. Майор Якушева!

Стерва сидела и вообще его не слушала. Сосредоточилась на чтении чего-то в телефоне. Так и дал бы по сальной макушке.

– На тебе все контакты Ложкиных. Выяснить возможные знакомства среди посещающих с ними вместе фитнес-центры и так далее. Людей в помощь предоставим. Отсмотри записи с камер видеонаблюдения в раздевалках, если они имеются.

– Работы на полгода, подполковник, – вяло отреагировала Якушева, не отрывая взгляда от телефона.

– У тебя максимум четыре дня, майор. Собери группу и действуй. И да, Якушева. – Тут Коровин глянул на нее снисходительно. – Перестань уже носиться со своей мечтой поймать серийного убийцу. Все знаем, что это для тебя идея фикс, но не в этом случае. Не сегодня, как говорится.

Кто-то фыркнул, почти все заулыбались. Рябцев, крякнув, полез в стол.

Все присутствующие помнили, как однажды, перепив на корпоративной вечеринке за городом, Якушева принялась мечтать о самом главном деле в ее жизни. На посыпавшиеся вопросы она тогда ответила:

– Поймать серийного убийцу! Маньяка! Если суждено мне прославиться, то только так! Кто-то поймал Чикатило, а я поймаю…

Ее тогда жестоко высмеяли. Она напилась еще сильнее. И в машину ее грузили, идти сама Мариночка не могла. После ушла на больничный и рыдала неделю от позора. Никто потом ее не подкалывал. Не смели, щадя ее тонкую душевную организацию. Коровин посмел.

Якушева, дернувшись, села ровно, телефон исчез со стола.

– Основной версией, коллеги, предлагаю считать грабеж с отягчающими. Нужно было содержимое сейфа, начали пытать, пытаясь узнать его местоположение и код. И кто-то из убийц – самый кровожадный – не сумел остановиться.

– Либо намеренно попытался закосить под маньяка, чтобы увести следствие по ложному пути, – неожиданно подала голос Ася Панкратова, она так же присутствовала на совещании. – Мне тут поступила информация, коллеги, пока шло совещание…

Она вышла из-за стола, направившись к большой магнитной доске, на которой уже висели фотографии жертв, домработницы, брата покойного Ложкина и самых близких соседей. Успев с утра переодеться, Панкратова была в узких серых джинсах, черном приталенном пиджаке, красной водолазке и красных туфлях на низком каблуке. Выглядела потрясающе. Якушева, бегло ее осмотрев, тут же с досады закусила нижнюю губу.

– За последние полгода на территории Москвы и области произошло несколько разбойных нападений на граждан с доходом выше среднего. Все они имели крупную сумму наличных на покупку либо квартиры, либо машины, либо дачи. Зафиксированных случаев – пять. Сегодняшний – шестой. В трех из пяти случаях жертв не было дома. Два закончились убийствами без мясницких забав.

– Значит, они ничего общего между собой не имеют! – фыркнула с места Якушева.

– У вас было время высказаться, майор, – надменно глянула на нее Ася. – Или вам прочесть лекцию о субординации?

– Никак нет, – поерзала хилым задом по стулу Мариночка.

– В трех случаях из пяти хозяев не было дома. Почти все они были в отъезде на отдыхе. В двух других случаях со смертельным исходом жертвы находились дома. Рты у них были заклеены скотчем. Они были связаны и убиты. Но их не пытали. Думаю, потому, что дом многоэтажный, а не отдельно стоящий коттедж, соседи могли услышать и поднять шум. Опрос соседей и возможных свидетелей почти ничего не дал. Ни единого следа. Ни единого волоска или отпечатка. Эксперты сделали вывод такой же, как и вы, Воробьев. Грабители-убийцы были хорошо экипированы защитными средствами.

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться? – Тонкие губы Якушевой ядовито кривились.

– Обращайтесь, майор, – позволила Ася.

Она все еще стояла у доски – прекрасная женщина, знающая, как себя преподнести. И Коровин поймал себя на мысли, что хочет позвать ее сегодня к себе. Тем более что Маруся – его помощница по хозяйству – должна была сегодня наконец-то закончить с генеральной уборкой дома и приготовить ему вкусной еды. Обещала!

– Простите, что с уборкой затянула, – извинялась она позавчера. – Весна. Хочется все окна вымыть, портьеры перестирать. Дом-то большой…

Дом действительно был большим. Для одного Коровина – слишком. И он давно бы его продал, но условия завещания его бывшей вероломной жены были таковы, что он не мог от него избавиться в течение двадцати следующих после ее кончины лет. И если учесть, что умерла Стелла в позапрошлом году, то Коровину ее наследство тянуть на себе еще восемнадцать лет. Да, и сдать дом в аренду, по условиям завещания, он тоже не мог. За этим должны были следить ее адвокаты.

– Иначе вы лишитесь всего, господин Коровин, – зачитывал завещание жены ее адвокат. – Всех ее счетов в банке и прочей недвижимости.

О прочей недвижимости бывшей покойной жены Коровин имел весьма смутное представление. Содержанием недвижимости занимались какие-то ее душеприказчики. Коровину в эти страны выезжать было нельзя…

– Вы сказали, товарищ подполковник, грабители-убийцы, – коромыслом выгнулась над столом Якушева. – Как это можно было установить, если свидетелей не было?

– Я сказала «почти», майор. – Ася отставила стройную ножку в сторону, скрестив руки на шикарной груди. – В двух случаях из пяти в подъезды, где было совершено убийство и ограбление, входили двое в специальной экипировке, подразумевающей обработку подвальных и чердачных помещений. И, что характерно, объявление на подъездной двери имелось. Но никто в управляющей компании ничего не знал об этой санитарной обработке. И разумеется, никакой обработки не было. Двое в экипировке были самозванцами. Предположительно – убийцами.

– И никаких примет, – констатировала бесцветным голосом Якушева.

– Только рост и приблизительный вес, поскольку телосложение под белыми комбинезонами можно рассмотреть весьма приблизительно.

Ася посмотрела на Коровина. Обнаружила его взгляд, полный тайного смысла. Осталась довольна и принялась знакомить всех с описаниями возможных преступников.

– Примерно одного роста – метр восемьдесят два – метр восемьдесят пять. Не жирные, не грузные. Без животов. Широкоплечие. Передвигались по двору от машины до подъезда достаточно легко. Мужчины были подвижными, ничто не сковывало их движений – ни возможный артрит суставов, ни ревматические боли. Шли быстро и легко, повторюсь. Отсюда следствием был сделан вывод, что они достаточно молоды.

– Не факт, – вдруг обиделся Рябцев. – Мне пятьдесят пять, я стометровку рекордно бегаю. И хожу легко.

– Товарищ полковник, вы у нас такой один, – тут же польстила ему Ася с восхитительной улыбкой. – Предлагаю, коллеги, исходить из того, что грабителям-убийцам от двадцати до пятидесяти.

Это она уже Коровину польстила, он месяц назад сорокапятилетний юбилей отметил. Якушева тут же догадалась и фыркнула, никого не стесняясь.

«И ладно! Пусть фыркает, – подумал Коровин. – Она вот сейчас, после окончания совещания, поедет в свою квартиру на окраине. Где наверняка тоскливо и неухоженно, где пустые полки в холодильнике и даже шелудивого кота нет. А если и был, то сбежал давно. А они с Асей отправятся в ресторан ужинать, хотя Маруся и обещала ему полные закрома. А после ужина поедут к нему, и он уговорит ее остаться до утра. А утром…»

Он сварит ей кофе, разморозит Марусины круассаны – они у нее знатные. И подаст Асе завтрак в постель. Она заслуживает. Она прекрасна!

– А в загородном поселке, где проживали Ложкины, никого подобного не встречали? – глянул на Асю с надеждой полковник Рябцев.

– Пока нет такой информации. Все живут за высокими заборами. Жизнь соседей никому не интересна. А записи с видеокамер, имеющиеся почти на каждом заборе, никого похожего не зафиксировали. Они вообще никого не зафиксировали на момент возможного проникновения преступников в дом Ложкиных.

До начала регистрации было еще полчаса. Лера вообще не понимала, зачем они так рано приехали в аэропорт? Могли бы еще немного поваляться. О сне, конечно, речь не шла. Макс без конца приставал. Лера молотила его шутливо по рукам, делала вид, что засыпает. Но разве уснешь!

Мать в кухне гремела посудой. Делала это намеренно. Посуду Лера перемыла с вечера сама. Все протерла и убрала в шкафы, чтобы у матери не было претензий. Типа что она улетела на отдых, а ей груду грязных тарелок оставила. Нет, так не будет, решила Лера. И все помыла. А мать все равно ухитрилась что-то отыскать. И лишь спустя полчаса, когда по квартире поплыл аромат яблочного пирога, Лера поняла, в чем дело.

Она печет пирог им в дорогу. Сквозь легкую дремоту Лера счастливо улыбнулась. Пирог – это лучшее доказательство того, что мать смирилась и благословляет ее в путешествие.

Потом Максу кто-то прислал сообщение. Он долго его читал, хотя там было всего четыре строчки – Лера успела заметить. А Макс его читал долго. Словно в этом сообщении было какое-то закодированное послание, какой-то шифр. Она его и спросила об этом. А он неожиданно грубо отреагировал.

– Не мели чепухи, Валерия! – очень грубо оборвал он ее хихиканье.

И отшвырнул ее руку, пытающуюся дотянуться до телефона.

– Давай поднимайся, – тут же скомандовал он. – Десятью минутами раньше, десятью позже выедем – ничего не выгадаем. Сна все равно нет. В самолете выспимся. Лететь десять часов.

Лера не стала возражать. Макс всегда оказывался прав. За те три с половиной недели, что они были вместе, он ни разу не разочаровал ее. И его сиюминутное раздражение вызвало у нее лишь изумление, не более. Мало ли, кто его расстроил!

Они быстро собрались. Пирог брать отказались, сильно расстроив мать.

– Мы здесь съедим по куску, если вы не против, Варвара Степановна. – миролюбиво улыбнулся Макс.

– Как пожелаете, – не приняла она его пальмовой ветви и ушла к себе.

И даже не вышла к двери, когда они уже обулись, хотя Лера крикнула ей, что они уходят.

– Счастливого пути! – крикнула мать в ответ и не вышла.

Леру это немного напрягло и засело в сердце неприятным ощущением.

– Ну ты чего, малыш? – ткнул ее легонько локтем в бок Макс, когда они уже подъезжали на такси к аэропорту. – Летать боишься?

– Нет, но… Мать не проводила, как-то не по себе. Она меня, сколько себя помню, всегда провожала. – Лера закусила дрогнувшую нижнюю губу.

– Не парься ты так, – незнакомым развязным тоном произнес Макс. – У меня для тебя в качестве утешительного приза кое-что есть, детка.

Он сунул руку в карман тонкой кожаной куртки, достал что-то, сверкнувшее в огнях фонарей. Тут же потянулся к ее шее, велев ей убрать волосы. И через минуту она с восторгом рассматривала в зеркале пудреницы красивое колье. Три тонких обруча белого металла сходились в выемке на шее небольшим сверкающим камушком.

– Это что за красота? – шепнула она ему, целуя в щеку в знак благодарности. – Бриллиант?

– Да ладно тебе! – фыркнул он весело. – Откуда у бедного программиста деньги на бриллианты? Бижутерия, конечно. Но очень качественная. И не такая уж дешевая. И тебе очень идет, малыш…

Они выгрузились из такси у своего терминала. Заняли места на диванах у кафешки. Трижды выпили по кофе. Один раз с бутербродами, второй раз с пирожными, третий просто так – ни с чем. А время словно замерло. Лера изо всех сил зевала, терла глаза и уже жалела, что не подремала и что они выехали так рано из дома. Вошла в интернет, проверила мамины контакты. Та только что была в сети. Лера ей написала, почему она не спит. Та долго не отвечала, хотя в сети была. Потом ответила просто: не хочу. Ясно, на контакт не идет. Ну как хочет!

Лера вышла из сети и убрала телефон в карман.

Максу вдруг приспичило в туалет. Он ушел, вернулся, снова побежал, хватаясь за живот. И когда объявили начало регистрации, он снова убежал. Вернулся с бледным потным лицом, уже когда очередь начала двигаться.

– Вообще жесть! – простонал он, когда оставалось всего человек пять до заветного окошка. – Слушай, малыш, дай мои документы. Я снова в туалет. Прости! Ты все проходи, я следом.

– Ты не опоздаешь? – переполошилась Лера. – Может, таблетку какую-то надо? Тут где-то есть фельдшерский пункт. Может, туда? Хочешь, я сбегаю?

– Нет, я сам, – возразил он с легким стоном. – Ты же мне не мамка, чтобы за ручку водить до туалета и обратно. Давай, вперед. Я успею.

– Точно? – сердито свела брови Лера.

Она ненавидела сюрпризы подобного рода. Прежний молодой человек был горазд на такие фортели. То убежит из ресторана по срочным делам, ей платить по счету. То забудет в компании скинуться на загородную поездку. Лера платила, он обещал компенсировать, и как-то так случалось, что всегда забывал. И это при том, что он работал, а она брала деньги у мамы.

Сейчас, конечно, ситуация была иная. Макс полностью оплатил отель и билеты на самолет. К тому же сделал ей подарок. И деньги на путешествие лежали в ее кошельке, не в его. Так что, если даже он и опоздает на самолет, она не останется ни с чем, но все же…

– Точно успеешь? – повторила она вопрос.

– Да. Сто процентов. – Он чуть согнулся, прижимая свободную от сумки руку к животу, и почти бегом ринулся в сторону туалетов.

И… пропал!

Лера прошла регистрацию, сдала свой багаж, оставив себе лишь маленькую дамскую сумочку. Намеренно уселась у самого выхода на посадку, чтобы Макс ее не потерял, когда вернется.

Но он так и не вернулся!

Она шею выкрутила, пытаясь отыскать его в толпе вылетающих. Бесполезно. Принялась звонить ему, но у него все время было занято. Она отправила ему сначала нейтральное сообщение с вопросом: куда подевался? Через двадцать минут – тревожное. Следом – гневное. И под конец, уже когда народ выстроился на посадку, написала ему: «Да пошел ты, сволочь!»

Конечно, когда самолет взлетел, она пожалела о своем последнем сообщении. Вдруг ему реально стало плохо? Вдруг он потерял сознание прямо в туалете? Вдруг у него обнаружился какой-нибудь страшный вирус и его везут сейчас на скорой, а у него пена изо рта и глаза навыкате?

Измучавшись от предположений самого отвратительного толка, Лера забылась тревожным сном где-то через час после взлета. И проспала до самой посадки. Выходя из самолета, дала себе слово не думать о Максе вообще. Он взрослый мальчик, разберется. К тому же его телефон был все время вне зоны. Либо разрядился, либо он его отключил, вылетев следующим рейсом. Либо он его отключил, решив ее кинуть. Лера взяла и заблокировала его.

Пошел он! С ней так нельзя! Что он вообще о себе возомнил?! И это он поселился в их квартире, а не наоборот. А квартиру им оставил отец при разводе. И она в самом центре Москвы. И по площади большая. В ней целых четыре комнаты! Спальня Леры, спальня мамы, гостиная и гостевая комната. Раньше, вообще-то, это был кабинет отца, но после его вероломства кабинет превратился в гостевую. Правда, Лера не помнила, чтобы в ней когда-то ночевали гости. Их у них с мамой просто не было…

Ожидая багаж, написала маме, что все в порядке, она на земле. Трансфером доехала до отеля. Разместилась в шикарном номере. И уже через полчаса, пообедав, отправилась на пляж. Одна! И вернулась с пляжа одна. И уснула потом в номере тоже одна. И так все семь дней, шесть ночей.

Переживала ли Лера? Нет. Она злилась. Очень сильно злилась. И подарок Макса не надела ни разу, хотя камень в солнечном свете, когда она играла с ним на балконе в шезлонге, переливался – глазам больно. Она Максу вернет его бижутерию, прилетев в Москву. Так она решила, пряча побрякушку в пластиковую мыльницу, подаренную еще отцом.

Самолет приземлился в Москве рано утром. Не было еще и шести. Лера быстро прошла таможенный контроль. Без задержек получила багаж. Взяла такси и поехала домой. Порог квартиры она переступила в половине девятого. Мамы уже не было, она уехала в свой массажный салон. Стол в кухне был сервирован к завтраку на две персоны. Лера, грустно фыркнув, тут же убрала вторую тарелку и приборы в шкаф. Положила себе пасты с замысловатым соусом – лучше мамы его никто не готовил. С удовольствием поела, выпила кофе и пошла разбирать вещи. Раскладывая свои шорты и футболки по полкам, она вдруг поймала себя на мысли, что Макс, убравшись из ее дома с ручной кладью для путешествия, ничего не оставил после себя. Ни единого носового платка, ни носков с трусами.

Как странно! Лера кинулась к столу – компьютера не было. Когда он успел его забрать? Она попыталась вспомнить: был ли он перед их вылетом или нет? Днем точно был. А вечером? Макс куда-то выходил, это она помнила отчетливо. А вот был ли он с компом или нет?..

– Ма, приветик, – позвонила она матери. – Я дома. Не отвлекаю?

– Нет, дорогая! У меня как раз перерыв между клиентами. Как славно, что ты дома!

Леру неожиданно кольнуло, что мать говорит в единственном числе. К завтраку накрыла на двоих. А рада только ей. Максу нет места, что ли, так?

– Вообще-то, я думала, что мы с тобой вдвоем позавтракаем, – с мягким укором ответила мать на ее вопросы. – По моим расчетам, ты должна была успеть к моему выходу из дома.

Лера попросила таксиста заехать в магазин косметики. Ей срочно понадобились отбеливающий крем и маска, веснушки высыпали на носу – страшно глянуть. Вот и задержалась.

– Значит… Значит, Макса ты и не ждала? – удивилась Лера. – Почему? Я же тебе ничего не рассказывала. Он был, что ли, у нас? Приходил за вещами? Ноут забирал?

– Вещей у него тут и не было, детка. С ноутбуком он выходил еще в вечер перед вашим путешествием. Вернулся без него. Это я точно помню, – принялась Варвара расставлять все точки в нужных местах. – И, да, Макса я не ждала. Потому что звонила тебе в отель и мне сказали, что ты на отдыхе одна.

– Ты?! Звонила в отель?! Но зачем, ма?! – Лера почти визжала от возмущения. – Ма, какого хрена?!

– Не кричи на мать. Я сходила с ума от беспокойства. Мне необходимо было уточнить, – мягко укорила та ее. – И позвонила я уже после того, как увидела репортаж криминальных новостей из аэропорта.

– И что там? Что там тебя так встревожило? Я же позвонила тебе, что приземлилась и…

– Ты приземлилась. А Макс нет.

– Он… Он бросил меня, кажется, ма. – В носу у Леры защипало, она запрокинула голову и часто-часто заморгала. – Начал бегать в туалет, типа живот у него разболелся. А потом пропал. Думала, другим рейсом прилетит. Ни хрена! Он даже телефон выключил.

– Он ничего не выключал, детка. Его убили за пять минут до вылета вашего самолета, Лера!

– Кажется, у нас кое-что появилось, подполковник. – Якушева мрачно смотрела в какие-то бумаги, разбросанные по ее столу…

Сегодня она была особенно хмурой и растрепанной. Коровин даже от двери отскочил на шаг, когда Мариночка ворвалась в кабинет. В длинной широченной юбке мышиного цвета, черной ветровке, белых кроссовках, она выглядела бы даже и ничего, если бы не ее волосы, несущиеся за ней странным облаком.

– Ты голову, что ли, помыла, Мариночка? – вытаращился на нее их коллега – капитан Ваня Смирнов.

И он вскинул обе руки и сомкнул их в кольцо над своей макушкой, изображая волосяное облако на голове майора Якушевой. Та даже взглядом его не удостоила, запустила с порога сумку под свой стол. С разбегу оседлала рабочее кресло и сразу разложила бумаги, вытряхнув их из допотопной дерматиновой папки.

Сколько себя помнил Коровин ее сослуживцем, столько видел эту папку – грязно-коричневого цвета, с поломанными углами, с засаленными замахрившимися тесемками. Это был талисман Якушевой. Так она говорила.

– Пока эта картонка со мной, я в деле, – любила хвастаться она во хмелю.

Трезвой-то она редко откровенничала. И редко хвасталась.

Сейчас папка, опустев, была аккуратно уложена в средний ящик стола. А майор Якушева погрузилась в изучение бумаг. Коровину предоставилась прекрасная возможность ее рассмотреть.

Она точно поколдовала над собой. Ветровка чистая, выглаженная. Юбка, хотя к ее куртке вовсе неподходящая по стилю, тоже была из-под утюга. Голову она точно вымыла, оттого и распушились волосы. Странно, но они у нее будто даже завивались на кончиках. Никогда не замечал. Может, потому, что она редко приходила с чистой головой? И с лицом что-то такое сотворила майор Якушева, точно. Гладкая кожа приятного светящегося тона. Крохотные стрелки. Даже след от какой-то едва заметной помады на губах.

Ну надо же! Что за метаморфозы? Может, влюбилась? Или красота Аси Панкратовой ей покоя не дает?

Якушева точно видела, как они позавчера вечером вместе уезжали после затянувшегося вечернего совещания. И косилась недобро вчера весь день на Коровина. Особенно, когда он широко зевал.

На этих мыслях о майоре его и вызвал к себе Рябцев. И Коровину пришлось докладывать о результатах, которых было – кот наплакал. Пытался отделаться общими фразами, которые всегда помогали на данном этапе расследования. Не вышло. Рябцев вцепился клещом.

– Удалось установить, где преступники могли завладеть ключами от коттеджа Ложкиных?

– Работаем, товарищ полковник, – ответил Коровин.

– Медленно и плохо работаете, подполковник, – оборвал его Рябцев. – У меня вот есть информация, что трое оставшихся в живых после ограбления, схожего с нашим, посещали один и тот же спа-салон. Там они пользовались бассейном, тренажерным залом и услугами массажиста. Раздевалка была одна на всё. Вот отсюда и надо плясать. Ложкины какой салон посещали?

Коровин назвал адрес.

– Нет. Это не там, – заметно расстроился Рябцев. – Но коллеги из соседнего отдела предлагают объединить наши дела в одно производство. Я пока брыкаюсь. Зачем нам их висяки, но, сам понимаешь, если сверху дадут команду…

– Так точно, товарищ полковник. Понимаю. Но характер нанесенных увечий у Ложкиных и тех, кого убили в соседнем районе…

– Да знаю я, Коровин, – отмахнулся от него Рябцев, принявшись поглаживать себя по затылку – имелась у него такая привычка. – И залепленные скотчем рты – не новость. Каждый второй злоумышленник им пользуется, но… Вот убей меня, чую затылком, что одна банда орудует. Якушева может сколько угодно мечтать о маньяке, нет его. Есть алчное зверье. Очень хорошо подготовленное, все взвешивающее. И кровожадное. Причем на грани извращения. Но мы будем об этом помалкивать, не так ли, подполковник?

– Так точно!

– Пущай коллеги по соседству делают свою работу – у них там пять эпизодов! А мы станем делать свою. А если встанет вопрос об объединении, мы можем им подкинуть и наших Ложкиных…

Всю дорогу до кабинета Коровин размышлял и мысленно не соглашался с Рябцевым. Он не верил, что пять грабежей, совершенных по Москве за последнее время, имели схожий характер. Они все же отличались.

В предыдущих налетах участвовали двое – наглые, замаскированные под работников санитарной службы, не боявшиеся, что их разоблачат. Шли белым днем по двору, ни от кого не прячась.

Кто убил Ложкиных – вопрос! Никто никого не видел. Въезд в поселок не охранялся. Через него шла хорошая дорога, которой пользовались многие автолюбители, пытаясь объехать платный участок автомагистрали. Камеры видеонаблюдения есть – да – и у самих Ложкиных, и у их соседей, но на – них ничего! Чистая картинка пустой улицы. Словно вымерли все на тот вечер и ночь.

Коровин отдал все оборудование Ложкиных и записи с соседских видеокамер своим специалистам. Пока разбираются. Но тоже заподозрили, что что-то не то.

– Может, какая-то программа фильтрации была запущена, которая блокирует все передвигающиеся объекты? – пожал плечами Саня – их лучший спец. – Может, уже после все стирали при помощи другой программы.

– И у соседей тоже? – изумился Коровин.

– Это вообще не проблема, – хмыкнул Саня, с хрустом разгрызая маковую сушку. – Насколько мне известно, установкой камер в этом поселке занималась одна известная мне фирма. Кстати, вот ее координаты, можете проверить их. Мало ли… Недурно узнать, кто конкретно у жертв и их соседей камеры ставил. Может, уже заранее готовились и всех к одной сети подключили.

– Да вряд ли, – усомнился Коровин. – Это когда было-то! Наверняка давно.

– А вот и нет, – удивил его Саня. – Камеры каждый сам себе ставил давно. Но люди часто и много жаловались на подвисание картинки, на нестабильный интернет и так далее. Но потом появилась эта вот самая фирма и принялась предлагать свои услуги. И многие – если не все, – заключили с ними договоры. И произошло это сразу после Нового года. Точнее, работы начались в конце января.

– Ух ты, Саня! Круто! – Коровин хлопнул его по худому плечу. – Если ты нам еще сотрудников этой фирмы установишь пофамильно, то будет вообще отлично.

– Нет проблем. Скину на почту, – отозвался тот рассеянно.

Саня тут же отвернулся и принялся стучать по клавиатуре. На Коровина он больше внимания не обращал, продолжая грызть сушки с маком.

Перед уходом подполковник внимательно осмотрел его, находя удивительное сходство с Мариночкой. Если бы не знал точно, подумал бы, что они из одного гнезда птенцы. Саня тоже вечно всклокоченный, измятый какой-то. Сейчас вот обсыпался крошками сушек от воротника толстовки до самых коленок. И кажется, даже не замечает этого.

Не знал бы точно, подумал бы, что Саня с Мариночкой родственники.

Якушеву он застал хмурой и неразговорчивой. Она погрузилась в изучение документов, разбросанных на ее столе, без конца сверялась с компьютером, на них с Ваней не смотрела и даже отказалась от кофе. Хотя Коровин ей предложил дважды.

А потом вдруг выдала вот это:

– Кажется, у нас кое-что появилось, подполковник.

– Маньяк? – попытался он пошутить. – Ты вышла на его след, майор?

– Нет. Я, кажется, вышла на след организованной банды. Итак, коллеги…

Тут она вышла из-за стола, цепляясь подолом длинной юбки за все сразу – за ножки стола, за рабочее кресло, за угол шкафа. Прошла к доске, где так же, как у Рябцева, были пришпилены фотографии жертв и фигурантов, правда, несколько в другом порядке. Встала у доски как учительница, левым боком. И ткнула пальцем в фото очень красивой женщины.

– Варвара Степановна Царева. Что мы о ней знаем? – спросила Якушева, осмотрев их строгим взглядом – ну точно, учительница. – Тридцать восемь лет, в разводе, имеет на попечении восемнадцатилетнюю дочь – студентку. Работает массажистом в том самом спа-салоне, который посещали Ложкины. Что характерно: в этом спа-салоне раздевалка в кабинете массажа отдельная. То есть, если Ложкины не посещали в тот или иной день бассейн или тренажерный зал, они оставляли свою одежду и личные вещи в массажном кабинете. В шкафу.

– Откуда?.. – вытаращился Ваня Смирнов.

– Я узнавала, обзванивала, работала, в отличие от некоторых.

Она выразительно осмотрела белоснежную рубашку Вани. Он их каждый день менял: белую на белую. Рукава менялись с длинного на короткий, карманы располагались в разных местах, но рубашки оставались всегда белыми. Такова была установка его супруги.

Мариночку его рубашки бесили чрезвычайно. И она не единожды заочно критиковала его супругу, называя ее бездельницей.

Только бездельница, на взгляд Якушевой, могла тратить время на такое бесполезное занятие, как ежедневная стирка и глажка белых рубашек мужа, который мог их запачкать, едва выйдя из подъезда. А такое случалось, да…

– Далее, мне стало известно, что, работая постоянно именно в этом спа-салоне, который посещали Ложкины, Варвара Царева периодически подрабатывала на стороне. – Тут Якушева глянула на них так, словно собиралась именно в эту минуту привести им доказательство того, что земля все же стоит на слонах. – И подрабатывала она именно в тех салонах, которые посещали жертвы предыдущих грабежей.

– Точно?! – Коровин аж охрип.

– Абсолютно. У меня уже даже копии договоров с ней имеются. – Якушева мотнула головой в сторону своего стола. Облако ее странно распушившихся волос тоже пришло в движение. – Далее, коллеги… Ее дочь – Валерия Царева – с некоторых пор начала встречаться с молодым человеком по фамилии Репников. Максим Репников.

– Кто такой? Что о нем известно, майор?

– Нам известно о нем то, что до недавнего времени он являлся сотрудником фирмы «Страж».

– Погоди! Это же та самая фирма, которая занималась установкой видеокамер в поселке, где… – напомнил всем и себе Коровин.

– Проживали Ложкины, – перебила его с торжествующей улыбкой Якушева.

– Ты сказала, что до недавнего времени? Он уволился? – уточнил Коровин.

– Не совсем… Он погиб. Точнее, его убили. В мужском туалете аэропорта, когда он собирался вылететь на отдых, догадайтесь, с кем?

– С Валерией Царевой? – догадался Ваня.

– Бинго, белый воротничок! – нехотя похвалила Якушева. – Валерия толкалась в очереди на регистрацию, когда Репников вдруг начал совершать странные телодвижения. От очереди к туалету, от туалета к очереди. Потом, в какой-то момент, он ушел и больше не возвращался. Царева Валерия без него прошла регистрацию. Без него улетела. И без него вернулась. Почему? Да потому что Репникова убили в мужском туалете за пять минут до вылета. Валерия сидела в самолете, пока ее молодого человека убивали. Далее…

Она все же вернулась на место. Порылась в бумагах, достала нужную, зачитала.

– Репников был убит двумя выстрелами в сердце. Один выстрел еще оставлял ему шанс на жизнь, второй – нет. Никто ничего не видел и не слышал. Камер у самих дверей туалетов нет. Но зато они есть на подходе к коридору, ведущему к туалетам. Угадайте, коллеги, кого я там увидела, просматривая записи с сотрудниками охраны аэропорта?

– И кого же? – На этот раз Ваня не догадался.

Коровин был в ступоре.

Когда эта стервозная мышь успела проделать такую колоссальную работу? Это работа группы лиц дня на четыре. Она управилась одна за три! Да-а…

Как ни хотелось ему это признавать, Якушева была профессионалом с большой буквы.

– Всегда легко, подполковник, когда знаешь, где искать, – вклинился в его размышления ее противный голосок с ядовитыми нотками. – Я начала крутить массажный салон, потому что именно сотруднику этого салона поступило последнее эсэмэс с телефона Ложкиных, которое они, к слову, не отправляли. Уже были мертвы.

– И что? – не понял Ваня, подергав себя за белоснежный воротник.

– Зачем его было отправлять? – приподняла невозможно тонко выщипанные брови Якушева.

– Чтобы никто не бросился искать Ложкиных. Чтобы никто не стал беспокоиться, – забубнил Ваня, зачем-то сунув бумажку для заметок в нагрудный карман.

– Интересно, кто бы стал беспокоиться? Массажистка? Ей-то что с того? Не приехали и не приехали, – фыркнула Якушева, привычно брызнув слюной. – Не-ет, уважаемый товарищ в белых одеждах. Эсэмэс послали, чтобы Царева осталась вне подозрений. Люди отменили сеанс, она может быть свободна. Она, к слову, и ушла с работы. И не было ее два часа. Где была, никто не знает. Ее я не допрашивала. Пока боюсь спугнуть…

– Так кого ты увидела в коридоре перед туалетами в аэропорту, майор? – перебил ее пространные рассуждения Коровин. – Ты отвлеклась.

Якушева его сильно раздражала. Ее энергичная позиция, часто дающая результат, словно намекала на его несостоятельность. Ни для кого же не было секретом, что она рвалась на его место начальника отдела.

– Цареву! Варвару Цареву я видела на записях с камер в коридоре перед туалетами. Она пробыла там две с половиной минуты. За это время, пардон, штанов не успеешь снять. А вот выстрелить парню своей дочери в сердце – запросто! И о ее мотивах можно только догадываться, коллеги.

Сергей Сергеевич Воронков был сегодня крайне недоволен собой. Он встал много раньше привычного времени – почти за час до него. И решил просмотреть свои дневники в стихах. Особенно те, которые сложил за минувшую неделю. То есть с того самого дня, когда он последовал за прекрасной незнакомкой в церковь и его коснулся подол ее шикарной шелковой юбки.

Просмотрел. И пришел в ужас!

Он бездарь! Графоман! У него отвратительная рифма, нет никакого смысла в словах, которые он пытался подогнать под благозвучие.

Ну что это такое: «Я иду по дорожке, мне на встречу кусты. И я жду, что из-за них вот-вот выйдешь ты!»

Во-первых, звучало противно.

Во-вторых, это было неправдой. Ему нечего было ждать, потому что прекрасная незнакомка уже шла по тротуарной дорожке впереди него. Шла не одна. А он – Сергей Сергеевич Воронков – плелся сзади. А если говорить точнее, он нагло ее отслеживал.

На тот момент он уже знал, как ее зовут, – Варвара. Он подслушал ее разговор с наглым красавцем возраста чуть за сорок. Он очень громко окликнул ее несколько минут назад. Она шла, задумавшись, впереди Сергея Сергеевича, когда над кустами поплыла красивая, почти бритая налысо, голова. И обладатель этой головы громко позвал прекрасную незнакомку по имени.

Мгновение Сергей Сергеевич был в ступоре, потому что имя удивительно ей подходило и, по его мнению, делало незнакомку еще более прекрасной. И еще потому случился ступор, что Воронков не мог себе представить, что у Варвары кто-то может быть. В смысле, мужчина. Тем более такой красивый и наглый и так модно и дорого одетый. Мужчина, позволяющий себе брать ее под руку, прижимать к своему боку, собственнически обхватывая тонкую талию красавицы.

Одно утешало Сергея Сергеевича – Варваре объятия красавца совсем не нравились. Она все время пыталась вырваться и однажды даже громко воскликнула:

– Прекрати, Царев! Я позвала тебя по делу!

Какие дела могли быть у Варвары с наглым Царевым, Сергею Сергеевичу оставалось только догадываться. Но тот точно довел ее до слез. Это когда они уселись на соседней с ним скамейке. Только не надо думать, что он занял скамейку по соседству, потому что они уселись рядом. Вовсе нет! Он сел первым, поймав на себе настороженный взгляд Царева. Сел и прикрылся газетой. И даже увлекся какой-то статьей.

А потом…

– Ты хотя бы это можешь сделать для Леры, Царев?! – довольно громко воскликнула Варвара, когда Воронков трижды перечитал один и тот же абзац в следующей статье и не понял смысла.

Что ответил Царев Варваре, Воронков не слышал. Они потом еще долго говорили. Звонили кому-то. И наглый красавец даже повышал голос на какую-то Леру, называя ее такой же идиоткой, как и ее мать.

И тут, наконец, до Сергея Сергеевича дошло!

Варвара – бывшая жена этого наглеца. А Лера – их общая дочь. И она просит его помочь девочке. А он…

Вот какие силы заставили Воронкова усидеть на месте, он и сам не понимал. Желание встать, подойти к этой вполголоса ругающейся паре и предложить свою помощь было так велико, что он даже в край скамейки вцепился.

– Я не знала, понял! – в какой-то момент громко воскликнула Варвара. – Это просто какое-то недоразумение! Совпадение! Нелепость!

– Нелепость – это ты! – вскочив на ноги, ткнул в ее строну пальцем красавчик. – Нелепость и недоразумение!

И снова Воронкову захотелось вмешаться и попросить – просто попросить – не оскорблять такую прекрасную женщину прилюдно. И его потные ладони даже выпустили край скамьи, а ноги напружинились, намереваясь понести его тело к паре на соседней скамье.

Но в этот момент появилась, словно из ниоткуда, молодая красивая девушка. Она была удивительно похожа на Варвару. И Воронков тут же понял – это их дочь. Та самая Лера, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.

Она была в теплом спортивном костюме и легкой стеганой жилетке. Высокая и стройная, лицо загорелое, волосы распущенные, губы улыбающиеся. Воронков тут же представил себе Варвару в этом возрасте. И страшно позавидовал наглецу, не сумевшему оценить по достоинству такую красоту.

Девушка встала перед скамейкой, поздоровалась с отцом, крепко обняв его за шею и расцеловав в обе щеки. Потом долго слушала их разговор, все так же стоя перед ними. Вдруг расстроилась, опустилась на корточки и через минуту согласно кивнула.

– Идем, дорогая, – еще через минуту встал ее отец и потянул ее за руку. – Нам надо торопиться, пока не стало поздно. Слишком поздно…

Трагизма в его голосе было – на три театральные драмы хватило бы, ядовито подумал тогда Воронков. Дождавшись, когда отец и дочь исчезнут из вида, он медленно встал и пошел в сторону соседней скамьи. Там присел без приглашения. Достал из кармана аккуратный пакетик с бутербродами. Распахнул его и протянул Варваре.

Молча!

Она молча достала один бутерброд, кивком поблагодарила. Он взял второй, скомкал пакет и сунул его в карман ветровки. Они почти одновременно начали кусать, жевать и проглатывать.

– Я не маньяк, если что, – первым нарушил он тишину.

– А чего ходите за мной? – не глядя на него, спросила Варвара тусклым голосом.

– Вы очень красивая. Я пишу стихи. – Тут он вспомнил свои вирши, от которых пришел в ужас утром, и поправился: – Пробую писать. Выходит, конечно, не всегда. Но вы меня вдохновляете. Когда я вас вижу, в голове что-то щелкает, и я начинаю слагать.

– Надо же. – Ее губы опустились скорбной скобкой. – Есть кто-то, кого я не раздражаю, не бешу и у кого не путаюсь под ногами. Даже странно.

– Ничего странного, Варвара. – Он достал из другого кармана маленькую, в сто пятьдесят граммов, бутылочку воды, протянул ей. – Люди часто на бегу не видят прекрасного рядом. Останавливаются, чтобы взглянуть, уже слишком поздно. Время оказывается безвозвратно упущенным. Я – Сергей Сергеевич Воронков. Пенсионер. Гуляю здесь каждое утро. И всякий раз слагаю стихи об очередном утре.

– Выходит?

– Так себе, – честно признался он. – Но это меня развлекает. Наполняет мое одиночество хоть каким-то смыслом. Каждый ведь развлекается по-разному. Не так ли?

– Да.

Она выпила из бутылочки ровно половину, вернула ему. И это отдалось теплом в груди у Воронкова. Она не эгоистка, думает о других людях, даже совершенно ей чужих и посторонних.

– Я вот тоже по-особенному развлекаюсь, – произнесла она тихо и грустно. – Влипаю в самые разные неприятности. Периодически! Сначала вышла замуж не за того, кто меня любил, а за того, которого любила половина курса. Знала! Говорили! Нет же, поверила в свои чары и способность удержать в руках такое ветреное существо, как Царев! А это все равно… Все равно, что пытаться удержать в руках облако или ветер!

– Я понимаю, о чем вы, – кивнул Воронков, поражаясь поэтичности сравнения.

– Наш брак начал трещать по швам почти сразу. Но я упорно закрывала глаза на его похождения. Не обращала внимания на откровенные измены. Знаете, он даже не скрывал их. Словно испытывал меня на прочность! И я терпела. Считала, что сама виновата, и терпела. Пока он сам не ушел. Хорошо хотя бы в квартире нас с дочерью оставил. Не выгнал на улицу.

– Да. Это хорошо, – покивал согласно Воронков.

Он тут же вспомнил истории своих бывших коллег-женщин. Там всякого ужаса хватало. И на улице оставались с маленькими детками. И с кредитами миллионными. Одной даже пришлось делить кухню с любовницей мужа. Он поселил ее в соседней спальне.

Он не заметил, как все рассказал Варваре. Ее истории его бывших коллег-женщин не особо расстроили. Она просто покивала и произнесла:

– В каждой домушке свои погремушки…

– Ваша дочь – она такая красавица, – не зная, как еще продолжить разговор, проговорил Сергей Сергеевич.

Он встал со скамейки и выбросил в урну пустую бутылочку из-под воды и пакетик из-под бутербродов. И снова вернулся к ней, присев чуть ближе. Чтобы чувствовать аромат ее духов.

– Моя дочь красавица, но такая же дуреха, как и ее мать, – грустно улыбнулась Варвара, глядя на него. – Ухитрилась связаться не с тем парнем, и вот теперь вынуждена уезжать.

– Уезжать?

Он почти не удивился. Не просто так Царев появился рядом с Варварой в этом парке в это утро. От него требовалась помощь. Его дочери. Она и ушла с ним под руку, когда их совместные напряженные дебаты закончились.

– Скорее, улетать. Ей придется улететь за границу, чтобы до нее не добралась полиция. И не попыталась обвинить черт знает в чем!

В какой-то момент Сергей Сергеевич Воронков почувствовал себя неуютно. Всю свою жизнь прожив законопослушным гражданином и не имея даже штрафов за нарушение ПДД, он с великой осторожностью посматривал в сторону людей, которым полиция вечно дышала в затылок. То они оказывались не в том месте не в то время. То связывались не с теми людьми. То их близкие начинали доставлять массу проблем. И так далее.

Он всегда полагал: это вполне справедливо, что полиция не стучится в двери к нормальным людям. Она стучится к людям проблемным. И кажется, именно такой человек сидел сейчас слева от него. И ему следовало бы встать и побежать трусцой, скрыться как можно дальше от этой прекрасной женщины с ее великими проблемами.

Но он продолжал сидеть…

И почему именно, он понял лишь минуты три спустя.

Вовсе не из-за того он продолжал сидеть рядом с Варварой, которая точно ждала от него помощи, что она безумно ему нравилась. А она безумно ему нравилась! Он продолжал сидеть рядом с ней потому, что вдруг понял: его время пришло. Хватит ему уже жить размеренно и спокойно, ровно, серо и уныло. Так, что даже рифмы не желали выходить красивыми, а получались серыми, унылыми, убогими. Пора ему уже, пора стряхнуть с себя перхоть прожитых скучных лет. Пора наполнить жизнь адреналином. И пусть даже это будет его лебединой песней. Пусть он даже умрет, но на ее руках.

– Я готов вам помочь, Варвара, – проговорил он странно скрипучим голосом. – Но вы должны мне все рассказать.

– Что именно?

– Ну, начнем с того, почему вашей дочери угрожает опасность при встрече с полицией?

– Они могут ее арестовать, – ответила Варвара просто. – Пусть даже до выяснения, но это семьдесят два часа! Целых семьдесят два часа на нарах в окружении преступниц. Настоящих причем! – Ее голос задребезжал. – Они не станут разбираться в деталях. Сразу схватят, закроют, а потом начнут подгонять ее жизнь под свои улики. Я знаю не по себе, а по рассказам моих клиентов. Некоторые любят под массаж делиться скверными секретами.

– За что они могут ее арестовать? – пропустив всю лирику мимо ушей, вцепился в главное Воронков.

– Ее парень, которого она притащила к нам в дом и поселила у нас после двухнедельного знакомства, был убит. В здании аэропорта. В туалете, – уточнила Варвара и вдруг принялась опасливо озираться. – Дочь как раз стояла в очереди к стойке регистрации, когда он вдруг принялся метаться от туалета к очереди и обратно. Как она мне потом рассказала, у Макса неожиданно разболелся живот.

– И такое могло быть, – вставил Воронков.

– Могло, – кивнула Варвара. – Но не было.

– Почему вы так решили? Потому что его впоследствии убили?

– И поэтому тоже, но… – Она неожиданно зябко передернулась и принялась рушить красивый узел шарфа, плотнее наматывая его себе на шею. – Но я видела лично, что он не доходил до туалета, когда убегал от Леры. Только в самый последний раз, за несколько минут до своей смерти, он вошел в туалет.

– Вы?! Видели?! Вы были там?!

В голове Сергея Сергеевича молниеносно сложился серпантин проблем Варвары. И серпантин этот был устрашающе крут!

– Да. Я была в аэропорту в ту ночь. Я изначально хотела их проводить, отвезти на машине, но Лера отказалась. Она знала мое негативное отношение к Максу. Я очень неприязненно к нему относилась. Это да. Поэтому она отказалась. Но я… – Варвара крепко сцепила пальцы, уложив их на крепко сведенные колени. – Но я не могла высидеть дома, пока моя девочка там. Я сама боюсь летать. И за нее боялась. Хотела ее благословить, если хотите.

Благословила! Вот чуть не вырвалось у Воронкова. Как сдержался, непонятно.

– Я выехала из дома почти сразу после них. Бросила машину на дальней стоянке. Дальше пошла пешком. Вошла почти одновременно с ними, только через другие двери. И потом наблюдала за его метаниями. И не только…

– Что вы видели? – вытянул шею Сергей Сергеевич.

– Я видела, как, убегая из очереди, он уходил подальше, чтобы Лера его не видела. И звонил кому-то. Несколько раз. Со странного старинного телефона. Кнопочного. Его телефон я видела у нас дома. Это был другой. – Варвара расцепила пальцы, нашарила в кармане короткой курточки носовой платок и вытерла им вспотевший лоб. – Вы не представляете, какое для меня облегчение – выговариваться вам. Я все это носила в себе с того самого дня, как она улетела.

– Что было потом? – поторопил ее Воронков.

Неожиданно ее детективная история его захватила. Мозг простреливали мысли-стрелы: а что, если его удел не рифмоплетство? Что, если его призвание – расследование крутых запутанных проблем? И он, как-то сумев помочь этой прекрасной женщине, обретет славу крутого детектива? Частного детектива?

– Несколько раз он не дозвонился. Когда, в очередной раз набрав, он услышал, что ему ответили, он начал ругаться, – вспоминала Варвара, кутая шею в легкий шелковый шарф. – Он кого-то называл Димоном. Угрожал ему. И утверждал, что они пойдут вместе. Куда – не знаю.

– Скорее всего, под суд, – вдруг выдал Воронков. И, поймав ее недоуменный взгляд, пояснил: – Его же не просто так убили? Не по ошибке, полагаю?

– Возможно, – подумав, согласилась Варвара. – В тот самый последний раз, когда он выскочил из очереди на регистрацию как ошпаренный, он все же добежал до туалета. И… пропал! Лера уже прошла регистрацию, а его все нет. И тогда я решила посмотреть, там он или нет. Я так надеялась, что он бросил ее! И этот злополучный роман, который я категорически не одобряла, наконец завершился.

– Вы пошли к туалетам?

– Да.

– И заглянули в мужской?

Он восторгался собственной сообразительностью, да! Его логические рассуждения просто рождались сами собой! И это было много легче, чем рождать странные рифмы. И еще это было гораздо интереснее…

– Да, заглянула, – не разочаровала его Варвара. – А Макс лежал на полу перед раковинами. И на груди кровь.

– Вы убежали? Не вызвали полицию?

– Конечно, я убежала, – досадливо поморщилась красивая женщина с огромными проблемами. – Как бы я объяснила, что заглянула в мужской туалет? Мне сразу стали бы задавать множество вопросов. А ответов на них у меня не было. Их и сейчас нет. И я… Я боюсь возвращаться домой.

– А на работу? – уточнил он.

В его мыслях, работающих сегодня совсем не поэтичным образом, рождался удивительный план. План по спасению прекрасной Варвары от тюремных застенков. Он почему-то верил ей.

Верил, что она непричастна к убийству ненавистного претендента на руку и сердце ее дочери-красавицы. Верил, что она даже не знает, как снимать с предохранителя пистолет. Он знал, потому что много лет назад служил в армии. А она – нет. Она не может убить человека просто потому, что он ей не понравился. Она даже целиться в него не могла. Обладая такими-то прекрасными глазами!

– На работе я взяла бессрочный отпуск, – призналась она, покусывая губки. – Они же придут туда за мной, если не обнаружат дома.

– Кто?

– Полиция. И… бандиты.

– С чего вы взяли, что бандиты станут вас искать? – Воронков почувствовал, как его лицо вытягивается.

– Так бывший муж сказал, советуя спрятаться. Мы могли с Лерой что-то знать или видеть. Даже не подозревая о том, насколько это важно. И теперь… – Ее полные слез глаза глянули на Воронкова умоляюще. – И теперь я не знаю, что мне делать!

Он уже давно принял решение. И знал, что предложит ей. Вопрос был в том, согласится ли она?

– Пожить у вас?! – сразу отшатнулась Варвара, стоило ему предложить свою помощь. – Но… Но я вас совсем не знаю! И что, если вы опасны? И я из одной скверной истории попаду в другую?

У Сергея Сергеевича был готов ответ. Потому что он предвидел такую ее реакцию.

– У вас нет выбора, Варвара. И вам придется довериться мне. Так же, как мне придется довериться вам. Я ведь тоже рискую.

– Вы? Но чем?

– Что-то подсказывает мне, Варвара, что вы не все до конца рассказали мне. И нерассказанное вами – самая скверная часть вашей истории. Разве нет?

Она, подумав, кивнула. Послушно поднялась со скамьи следом за ним. И послушно пошла позади него, держась на расстоянии трех шагов. Так, гуськом, они дошли до угла его дома. Там, опасаясь любопытных соседок, он велел ей остановиться и выждать десять минут, а потом уже идти к его подъезду.

Уже входя в свою квартиру и бегло осматривая идеальный порядок, Воронков вдруг, к ужасу своему, осознал, куда добровольно вляпался.

В его жизни больше не будет отвратительных стихов по утрам. В его жизни теперь будет жесткая, опасная проза. И когда это закончится, и главное – чем, невозможно предугадать.

Через два дня Коровин знал о Варваре Царевой все или почти все: что она любит есть, пить, чем занимается в свободное от работы время, почему ее бросил муж – уважаемый и известный в своих кругах преподаватель высшего учебного заведения. И почему у нее совсем нет личной жизни.

– Варя была пугливым олененком, – в один голос уверяли Якушеву ее знакомые по работе. – Обожглась с Эдиком и после этого никому больше не верила. Думаете, у нее не было больше предложений?..

Коровин так не думал, рассматривая ее фото. Варвара Царева была настоящей красавицей. Прекрасно сложена, со вкусом, аккуратно одета. Он не исключал, что и по этой причине тоже майор Якушева вцепилась в нее клещом.

Сначала та носилась с идеей серийного убийцы, искромсавшего Ложкиных, теперь – с версией, что Царева – часть преступной группы, если не основатель ее.

– Как-то не вяжется, – недоверчиво крутил головой Коровин на сегодняшнем совещании внутри отдела. – Не похожа она на убийцу или организатора.

– А на кого, по-вашему, она похожа? – зверела прямо на глазах Якушева.

А когда она зверела, то становилась совершенно невыносимо несимпатичной. Губы белели, кончик носа заострялся, как у Буратино, а лицо покрывалось красными пятнами.

– Она похожа на одинокую женщину, которая попала в скверный переплет либо из-за нехорошего знакомства ее дочери, либо из-за того, что ее использовали.

– Кто? Интересно, кто? В кабинете массажа, где стоит шкаф-раздевалка для посетителей, никого больше не бывает. Входит клиент, закрывается дверь, – носилась по кабинету Якушева, позванивая странными серьгами-кольцами.

С того памятного дня, когда она явилась на службу с прической-облаком, она не переставала их с Иваном удивлять. Каждый день в обновках, чистых и выглаженных. Начала краситься и носить серьги. Оказалось, что уши у нее были проколоты давно – так она сказала Ивану, – просто она никогда не носила серег на работу. А тут вдруг взялась их носить. Причем такие…

Сегодня у нее с мочек свисало сразу по три кольца, вдетых друг в друга. И все бы ничего, если бы кольца не цеплялись за воротник вязаной кофты и не путались в ее волосах.

«Нелепость, а не женщина», – сделал вывод Коровин, осмотрев ее поутру.

– Хорошо, – не стал он спорить слишком яро. – Входит клиент, снимает одежду, убирает ее в шкаф. Ложится на кушетку. Царева принимается за работу. Как думаешь, майор, в какой момент она вдруг говорит: ой, простите, мне надо сделать паузу, чтобы залезть в шкаф за вашими ключами? А, молчишь?

На это Якушевой ответить было нечего. Она вернулась за стол, притихла. Начала читать прайс-лист массажных услуг, предоставляемых салоном, где трудилась Варвара Царева. Не нашла никаких временных пауз для медитации и тут же разочарованно выдохнула:

– Блин…

– Я согласен, что для совпадений слишком всего много, – не стал ее добивать Коровин. – Ее клиентов грабят и убивают, используя слепки с ключей. Уже установлено, что на нескольких ключах пострадавших и жертв остались следы специального пластилина, при помощи которого делаются слепки. Значит, версия, что преступники входили именно так, рабочая. Но утверждать, что слепки делала Царева, – глупо. У нее не было возможности.

– Ее коллеги…

– Вы говорили с ее коллегами, – перебил ее Коровин, устав слушать агрессивные нападки. – Во всех местах, где она трудилась на постоянной основе и где она оказывала услуги по договору, не было у нее времени, чтобы сделать слепки с ключей.

– Ну я не знаю как… Она могла кого-то незаметно впустить. И пока Царева делала массаж, ее соучастник…

– Я осмотрел фото всех мест, где она работала. Очень внимательно, в отличие от тебя, майор, – неожиданно похвастался Коровин. Может, просто для того чтобы наблюдать ее разочарование. – Ни в одном из этих мест невозможно пройти мимо массажной кушетки, оставшись незамеченным. Так что причастность Царевой к тому, что она делала слепки ключей, исключаем.

– Но товарищ подполковник… – вскинулась Якушева.

– Не уводи следствие по ложному пути, майор. Она не делала копии ключей – точка. Ищи записи с камер, где злоумышленник или злоумышленники вскрывают шкафчики наших жертв в спа-салонах. Ты можешь нам что-то сказать по этому вопросу?

Сказать ей было пока нечего. Почти во всех раздевалках камеры отсутствовали. Они были перед дверями, но не внутри.

– Как вы себе это представляете? – принимались сразу кипятиться сотрудники и руководство заведений. – Мы станем снимать голые зады своих клиентов? Вы в своем уме, господа?! Да нас завтра же засудят!

Вот такими были результаты опросов. А вычислить злоумышленника по входившим и выходившим из раздевалок людям – не представлялось возможным.

– Посторонним туда входа не было, – вяло доложила Якушева. – Я затребовала список всех клиентов, кто посещал одновременно с жертвами спа-салоны и пользовался раздевалками, но… Это десятки людей.

– Но не сотни и не тысячи, Якушева, – шлепнул ладонью по столу Коровин. И тут же нехотя ее похвалил: – Я знаю, как ты умеешь отыскать иголку в стоге, поэтому ищи! Где-то должны быть совпадения. Нам известно, что их было двое: тех, кто убивал, пытал и грабил. Не исключаю, что подготовкой занимались другие люди и их могло быть несколько, но… Вряд ли преступники нанимали на это дело армию. Либо действовали сами, что существенно облегчит нам задачу. Либо это был кто-то из их преступной группы.

– И женщины тоже? – ядовито поддела Якушева, снова намекая на Цареву.

– К твоему сведению, майор, следы пластилина были обнаружены на ключах мужчин. То есть связки ключей наших жертв и пострадавших, с которых предположительно делались слепки, принадлежали главам богатых семейств, а не их женам. Читай документы внимательно, майор, – ухмыльнулся Коровин. И, не дав ей возразить, добавил: – Мы, конечно, можем предположить, что кто-то из жертв дал попользоваться ключами своей супруге, но… Это будет ложный путь, я считаю. Это уведет следствие в ненужном направлении и украдет у нас уйму времени. Работаем по мужчинам. Якушева, ищи совпадения.

Она нехотя кивнула. Через пять минут засобиралась. Буркнула, что она поехала за записями с камер. И умотала.

Коровин неодобрительно посмотрел ей вслед. Что-то снова затеяла, стерва, за его спиной. Могла бы получить по электронной почте все записи. И ехать никуда не надо было.

Ваня Смирнов, проследив за его взглядом, слово в слово озвучил мысли Коровина. Ушел за кофе к автомату, который стоял в коридоре за метр от их двери. Вернулся с двумя стаканчиками. Один поставил перед Коровиным.

– Двойной эспрессо, без сахара, – пробубнил он, усаживаясь на свое место. – Шеф, такое дело… Не стал при Якушевой. Она и так со своего коня не слезает. Это я про ее идею в адрес Царевой, как организатора банды или ее соучастницы. Но… Кое-что есть…

Коровин дождался, когда Ваня сядет на свое место, пригубил кофе.

Вот, вопреки всем на свете мнениям, что кофе из автомата – дерьмо, их кофе был отменным. Он однажды даже в маленький термос его заливал, отправляясь сразу после работы за город по делам.

– Хороший кофе, – похвалил он, глянул на коллегу. – Спасибо.

– А он потому хороший, что Рябцев условие поставил: либо хороший кофе засыпают, либо идут к черту со своим автоматом. Его просьбу услышали.

– Так что по Царевой? Что тебе удалось узнать?

Ваня погрузил губы в пенку капучино, хлебнул, блаженно зажмурился. Аккуратно промокнул рот салфеткой, проговорил:

– Кое-кто из сотрудников спа-салона, где Царева трудилась до последнего времени на постоянной основе, поговаривает, что она не такая уж бедная овечка, какой хочет казаться. И что мужчина у нее точно был. Но она его тщательно скрывала.

– Что за мужчина?

– Не знаю. Со мной не стали откровенничать. Эту информацию я получил через третьи руки. К тому же я не обладаю и каплей вашего обаяния, чтобы разговорить женщин. Якушевой тем более не скажут.

Ваня смотрел на него очень проницательно. Коровин понял, что придется ему самому ехать в салон и улыбаться тамошним сплетницам, чтобы хоть что-то выудить из них, хоть какую-то информацию о загадочной Варваре Царевой, исчезнувшей с радаров так внезапно. Причем вместе с дочерью.

Алина скучала за стойкой администратора уже второй час. Ни одного клиента! Все, кто покупал абонементы, нашли какие-то лазейки в договоре и начали массово отказываться от их услуг. Новые клиенты тоже не шли. Генеральный уже трижды пропахал модными ботинками чистый пол первого этажа, вопросительно на нее поглядывая. Она лишь отрицательно мотала головой и разводила руками.

– Ты понимаешь, да, Алиночка, что если так пойдет и дальше, то твою единицу придется сократить.

Так он ее порадовал, выбравшись из своего кабинета в четвертый раз и не обойдя ее рабочее место стороной. В ответ она лишь вымученно улыбнулась.

Место было хорошим. Платили вовремя и достаточно. Второе такое она вряд ли найдет. Ее подругам, что трудились администраторами в других спа-салонах, платили от выручки. А она сидела на окладе. На приличном окладе. И готова была терпеть многое. И что видеокамера висела прямо у нее за спиной и она не могла в свободное время посидеть в соцсетях, обязана была мониторить рынок, искать потенциальных клиентов и рассылать им предложения. К слову, за это ей отдельно доплачивали. За каждого привлеченного клиента – отдельно.

Все шло замечательно. Алина ежемесячно привлекала до десяти клиентов, обещая им сказочный сервис, удобства парковки и бесплатный кофе с чаем. И тут случились эти Ложкины! Угораздило ее отыскать их в мировой паутине.

Они сразу не понравились Алине, как вошли.

Он – высокомерный, громогласный, беспардонный. Понятно, что с деньгами. Другие сюда не шли, услуги стоили прилично. Но зачем об этом рассказывать всем? А он рассказывал, идиот!

Она ему под стать – такая же высокомерная и горластая. К тому же еще страшно некрасивая. Оплывшая тетка, прилично старше мужа, безвкусно одетая, в ортопедических ботинках и длинных широких юбках, скрывающих ее артритные искривленные коленки.

Когда они приезжали сюда – в бассейн, на массаж и косметические процедуры, Алина носилась как ужаленная. То полотенца им не такие дали. То кофе некрепкий, то чай холодный, то тапочки соскакивают.

– На массаже они тоже так? – округляла она глаза, пытливо глядя Варваре в лицо.

– Как? – делала та вид, что не понимает.

– Выпендриваются… Издеваются… – уточняла Алина.

– Они лежат молча, – кратко отвечала Царева.

Она вообще никогда не распространялась о клиентах. У кого и где какие родинки или родимые пятна. У кого целлюлит на заднице. Кто делал себе подтяжку груди, кто липосакцию, она не рассказывала никогда. Царева была нема как рыба.

То ли дело Верочка Строгова! Работая тренером в бассейне и наблюдая за клиентами на воде, она любила посудачить с Алиной о физических достоинствах и недостатках барахтающихся на дорожках бассейна клиентах.

О Ложкиных Верочка в первый же день высказалась.

– Жирные уроды! – фыркнула она ей на ухо, когда они пошли пообедать в соседнее кафе. – Много денег, жира и морщин, мало ума. Не представляю, как Царева их мнет?! Это… Отвратительно!

– Царева за это и получает прилично, – высказалась Алиночка. – У нее самая высокая ставка.

– Да… – не без зависти протянула Верочка. – Плюс чаевые.

– Да ладно! И такое бывает? – ахнула Алина. – И дирекция позволяет?

– А то! За это у директора раз в неделю бесплатный сеанс двухчасового расслабляющего массажа. Бесплатный сеанс!

– Да ладно! – ахнула Алина повторно.

Она тут же закусила губу от зависти. Их директор, молодой тридцатипятилетний красавец Гоша, был мечтой любой женщины. И Верочка о нем мечтала тоже, да. Когда он прыгал в воду с вышки, она замирала внизу с открытым ртом, с восхищением наблюдая за полетом его загорелого тренированного тела.

– Вот тебе и ладно, – морщила она симпатичное личико в обиженной гримасе. – Дверь тщательно закрывается, причем на замок. Я раз дернула ручку, а там – тю-тю, на замочек закрыто. И что там за массаж она ему делала за закрытыми дверями, только им и известно…

После этого разговора Алина начала за Гошей и Царевой присматривать. Не откровенно следить – нет. А присматривать. Ловить их взгляды, подслушивать разговоры. Замечать, кто во сколько ушел с работы и на чем поехал.

– Бесполезно, Вера. У них ничего, – разочарованно доложила она своей приятельнице. – В смысле, что между ними – ничего. Если что-то и есть за закрытыми дверями… ну если у них там интим и все такое, то дальше этих дверей дело не идет.

– Много ты знаешь! – не поверила Вера. – Они могут так шифроваться, что в жизни не догадаешься. Вообще эта Царева – темная лошадка.

– Еще какая!

Девочки не могли простить Варваре того, что она не болтает о своих клиентах. Так у них было не принято. Все делились секретиками: и косметолог, и маникюрша, и визажист, а она нет.

– Вот помяни мое слово, эта Царева когда-нибудь как-нибудь да удивит нас…

Верочка напророчила!

То, что случилось неделю назад с противными Ложкиными, в кошмарном сне не увидишь. К ним в салон повадилась полиция. По району поползли нехорошие слухи. Случился резкий отток клиентов. Ей лично грозят увольнением. А тихоня Царева куда-то исчезла!

Нет, на работе-то она взяла бессрочный отпуск. И Гоша ее услышал и заявление подписал.

– С пониманием отнесся! – фыркала Верочка за очередным обедом. – Думал, это нам всем поможет. И что вышло в итоге?

– Что? – рассеянно отозвалась Алина, поедая любимый салат с перцем и имбирем.

– Полиции стало только больше! Они ходят и ходят! Вопросы задают и задают! Изъяли все журналы у меня, – жаловалась Вера, налегая на печеную картошку с баклажанами.

– И у меня.

– Теперь записи с видеокамер им понадобились. Гоша посмотреть позволил, но изъять – нет. Санкцию ждет. Так хозяин велел.

– А зачем им записи с твоих камер? – не поняла Алина, часто-часто моргая.

Она всегда помогала себе думать частыми взмахами ресниц.

– Считают, что кто-то ключи у Ложкиных мог в раздевалке выкрасть. Или копии сделать с них.

– Выкрасть не могли. Ложкины бы точно разорались, – возразила Алина.

– И еще как!

– А слепок с их ключей сделать могли запросто, – подумав, сообщила она. – Сама знаешь, что за замки на наших шкафчиках. Каждый ключик к каждому замочку подойдет. А Гоша настаивал на цифровых замках, между прочим. Сэкономили! Теперь вот нате, господа хозяева. Получайте проблему.

– Проблемы будут у нас, Алина, – мрачно изрекла Вера, сметая картошку с тарелки, словно не пережевывая. – Мне уже Гоша сказал, что оклад могут убавить.

– А мне увольнением грозит, – опечалилась Алина. – Если, говорит, нам не удастся очистить имя салона в глазах общественности и ситуация с клиентами не выправится, то все. Я на улице!

– И все из-за Царевой, суки! – выругалась тихо Вера. – Вот не обошлось тут без нее. Вот увидишь, Алиночка, я окажусь права…

Это было вчера за обедом. А сегодня Гоша снова напомнил ей об увольнении «в случае чего». И сразу после этого напоминания к ним в салон пожаловал целый подполковник.

Вот будь он простым посетителем, Алина ему даже обрадовалась бы.

Мужчина среднего возраста, такого шикарного роста и так потрясающе сложенный, с харизматичной внешностью, в черных обтягивающих одеждах – точно не оставил бы равнодушной ни одну женщину. Ее в том числе. Она бы ему и свеженькие полотенца нашла, и халатик с тапочками новенькие. Это если бы он был посетителем.

Но он же явился опять с вопросами! И удостоверением помахал перед ее лицом. И тут же показался Алиночке таким коварным и опасным, что у нее в животе заныло.

– Вам надо обратиться к директору, – вежливо улыбнулась Алина подполковнику Денису.

Так он просил его называть. Хитрый и вкрадчивый!

– Мне не нужен директор, Алиночка. Я не с допросом. Я поболтать. – Он улыбался изо всех сил, но не выглядел менее опасным. – О Царевой.

– Она в отпуске. В бессрочном. Взяла почти сразу после того, как ее клиенты погибли. Ложкины, – уточнила она на всякий случай. Мало ли, вдруг он не знал. – Вам надо с ней лично пообщаться.

– Она исчезла, – перебил ее подполковник Денис. – И дочь ее тоже.

– Ужас какой, – совсем не ужаснулась Алиночка. – Считаете, что их тоже могли убить?

– Считаю, что они сбежали, – охотно поделился он своими размышлениями.

– Сбежали?!

Она округлила глазки, покусала губки, пытаясь разобраться с любопытством, резко задравшим голову.

– Да. Такое у нас мнение, Алиночка. – Его улыбка не гасла, только делалась шире. – А давайте выпьем кофе и поболтаем, а? Что скажете? У вас когда обеденный перерыв?

До перерыва было еще полтора часа. Уйти с рабочего места даже ради симпатичного подполковника она не могла.

– Хорошо. Давайте пить кофе, – сдалась она, подстегиваемая проклятым нездоровым интересом к судьбе Царевой. – Только никуда идти не надо. Занимайте во-он то кресло возле столика. Я сейчас приготовлю. Вам какой?

Он запросил черный, крепкий, без молока и сахара. Чего же проще! Себе она сделала латте. Поставила поднос с красивой посудой для особых гостей на столик перед подполковником. Присела в кресло напротив. Камера сюда не доставала. И Гоша ее не мог достать, он только что уехал куда-то по делам. Сказал, что на полдня. У нее времени было вагон.

– Итак, что вы хотели узнать, Денис? – спросила Алина, когда он сделал пару глотков и похвалил ее кофе.

– Расскажите о ней, Алина.

– О Царевой? – Он кивнул. – А что я могу о ней рассказать? Замкнутая, высокомерная. Ни с кем тут дружбы не водила. Вроде и вежливая, но дистанцировалась с первого дня. Она на неделю позже меня пришла. И сразу себя проявила именно так.

– И ни с кем не шушукалась? – усомнился симпатичный подполковник Коровин, кажется.

– Нет. Не шушукалась, не откровенничала. Она даже не рассказывала, где такие шмотки классные берет! Ну что за секреты? Мы с девочками попытались отыскать подобные в интернет-магазинах, нет такого там ничего.

– Может, у нее хороший портной? – предположил Коровин, смакуя ее кофе, который, она точно знала, был бесподобным.

– Нет. Верочка Строгова открыла ее секрет, однажды столкнувшись с ней нос к носу в одном из бутиков. Царева лишь кивнула ей и ушла с пакетами тряпья. Верочка зашла в бутик, полистала платьишки, и глазки у нее округлились. Цены заоблачные!

– Откуда у Царевой такие средства?

– Не знаю. Может, подрабатывает, может, бывший муж содержит и дочь, и ее по старой привычке. Говорят, он как-то нехорошо с ними обошелся. Как-то особенно подло предал. Хотя квартиру оставил им. Но, говорят, она до сих пор на него оформлена. И Царева там даже не прописана! Но это могут быть и сплетни.

– Проверим.

Коровин точно знал, что это сплетни. Бывший муж давно оформил квартиру на бывшую жену и дочь. И обе были зарегистрированы по месту проживания. И место это было прекрасным. Центр, шикарный дом, большая квартира, уютные подъезды, подземный паркинг.

– В общем, деньги у Варвары имеются, – подвела черту Алина.

– А личная жизнь? Она у Царевой имеется? Она привлекательная женщина и…

Комплимент в чужой адрес не мог Алине понравиться, она тут же запротестовала.

– Да будет вам! – скривила нервно рот. – Таких, как Царева – перезрелых одиночек, – пруд пруди. Ей же скоро сорок! Кому она нужна?

– И никто никогда не оказывал ей здесь знаки внимания? Алиночка, подумайте! – призвал ее подполковник, проникновенно заглядывая в душу черными глазами.

– Я не знаю, – разочарованно протянула она. – И хотела бы что-то рассказать, да не знаю. Так, одни догадки.

– Поделитесь! – призвал ее Коровин настойчиво.

И она рассказала, что могла. И о закрытых сеансах массажа, проводимых для Гоши Царевой бесплатно.

– Нет, может, он ей в карман деньги и клал, но этого я знать не могу. Это мимо кассы.

Потом она рассказала о паре-тройке букетов, обнаруженных в кабинете массажа.

– Кто присылал и когда – не знаю. Может, через окно ей подавали. Сюда никто с букетом точно не входил. Я бы знала.

– Тайный поклонник? – поиграл бровями Коровин.

– Возможно. Верочка однажды видела ее с каким-то мужиком на парковке. Кстати, совсем недавно. В конце апреля. Как это я позабыла? – Алина шутливо шлепнула себя ладошкой по лбу. – У них еще какой-то разговор напряженный был.

– Верочка рассказала?

– Так точно. Дядя хватал Цареву за локти, а она точно вырывалась. Верочка как раз парковалась. И замешкалась, наблюдая сцену. И под конец разговора Царева даже расплакалась.

– Ого! Вот вам и невозмутимая Варвара! А что это был за мужчина? Кто-то из ваших клиентов?

– Не знаю, – разочаровалась Алина собственной несообразительности – даже не додумалась Веру как следует расспросить.

Конечно, он тут же захотел ее увидеть – Веру. И Алине пришлось ей звонить. У той как раз было окно между заплывами. Полтора часа санитарной обработки душевых. У них в салоне с этим строго.

Верочка примчалась почти мгновенно. Словно за дверью стояла и ждала своей очереди. Тут же потеснила Алину с кресла напротив Коровина. И принялась нагло флиртовать. Дура!

Он хоть и красивый, и улыбчивый, но все же полицейский. Целый подполковник. Такие звания даже за такие красивые глаза, как у него, не дают. Такие звания надо или заслужить, или выслужить. На карьериста подполковник Денис точно не был похож. Он был похож на матерого мента. Опытного и опасного. Те двое, что приходили до него, ему в подметки не годились. Особенно нелепая растрепанная баба в звании майора. Вот чудо было чудное. Да!..

– Он точно не был нашим клиентом, – меж тем раздувалась от собственной значимости Верочка Строгова. – Я их всех знаю наперечет и спереди, как говорится, и сзади. Я инструктор по плаванию. Все наши клиенты предстают передо мной почти нагишом.

Еще бы рассказала, как обсуждает их физические недостатки, куропатка! Алина злилась, чувствовала, что краснеет с досады. А это ей было не к лицу. Следовало сосредоточиться на разговоре, по возможности упрекнуть Верочку в неточности и при случае добавить что-то важное от себя.

– Мужик был не из наших клиентов, будьте уверены, – закончила свою трескотню Вера.

– Как он выглядел?

Было видно, что Коровина утомили ее пространные рассуждения и пустая болтовня.

– Высокий, широкоплечий. Такой, знаете – косая сажень в плечах. – Вера раздвинула ладони почти на метр. – Подтянутый. Я еще, помнится, подумала…

– Лица вы не рассмотрели? – перебил ее сразу Коровин.

Он уже наслушался ее «я подумала».

– Лицо… Знаете, он поворачивался. Точнее, он все время крутил головой. То ли ждал кого-то, то ли боялся. Но второе – вряд ли. Скорее, он кого-то выглядывал. Так это выглядело. Лицо было обычным. Нос, рот, скулы. Все обычное, незапоминающееся. Ни усов, ни шрамов, ни щетины. Только вот глаза… Глубоко посаженные и колючие. Но это могло быть потому, что они скандалили. Он мог просто сердиться на Цареву.

– Так сердиться, что она расплакалась, – задумчиво заметил Коровин. – А он мог ее принудить к чему-нибудь нехорошему?

– Например? – вытянули шеи обе девушки.

– Ну… Например, зайти в раздевалку и достать ключи Ложкиных, чтобы сделать слепок.

– Не знаю, – беспечно дернула крепкими плечами пловчиха Верочка.

– Исключено, – авторитетно выдала Алина. – Все ключи от шкафчиков у меня. Я выдаю их лично. Царева никогда не брала их у меня. И, предупреждая ваш очередной вопрос, отвечу: сама она не могла их взять. Они у меня под замком. Если кто-то и сделал слепок ключей Ложкиных в нашей раздевалке, то это кто-то из наших клиентов.

– Как возможно открыть чужой шкафчик? – спросил Коровин.

И девушки в одни голос поведали, что все замки и ключи к ним идентичны. Руководство сочло цифровые замки расточительством. Поэтому повесили видеокамеры при входе в раздевалки и все.

– Кто из наших посетителей мог сделать слепок ключей, сказать не могу, – продолжила важничать Алина. – Люди все приличные. Даже подозревать никого не стану. Это как-то непорядочно.

– Да, – закивала Верочка. И поделилась очередным секретиком: – Когда мы с вашими сотрудниками записи просматривали, я тоже увлеклась. И точно никого постороннего не увидела. И никого подозрительного. Ложкины были великие хвастуны. Везде кичливо свою материальную состоятельность подчеркивали. То есть хвалились направо и налево. Могли где угодно вляпаться.

Коровин надолго задумался, опустив взгляд в пол и давая возможность себя как следует рассмотреть.

«Хорош!» – констатировала со вздохом Алина.

«С таким бы и в огонь и в воду!» – печально улыбнулась его макушке Верочка.

– А где она проводила обеденные перерывы и свободное от клиентов время? – придумал очередной вопрос подполковник Денис. – Если она здесь ни с кем не общалась, не сидела же взаперти в своем массажном кабинете? Выходила куда-то?

– Да, гуляла в парке по соседству. Там еще церковь есть. Царева в нее частенько заглядывала. Я почему знаю? – склонилась в его сторону Верочка. – От нее однажды странно пахло ладаном. Я спросила, что за аромат такой? Думала, идиотка, это что-то новое в парфюме. А она и рассказала про церковь.

И тут Алина еще кое-что вспомнила.

– Важно это или нет, не знаю, но Царева рассказывала про какого-то странного мужика, что следит за ней в парке.

– Точно! – встряла к ее неудовольствию Верочка. – Еще и маньяком его называла.

Минут пять они рассказывали крохотные подробности, затребованные Коровиным. И когда он наконец ушел, обе, глядя ему вслед, одновременно выдохнули:

– Да-а…

– Везет этой сучке Царевой! – не удержалась от комментария Верочка. – Даже менты ей достаются пригожие.

Сергей Сергеевич Воронков не знал, гневаться ему или радоваться?

Его прекрасная гостья Варвара Царева, скрывающаяся от правосудия и возможного преследования со стороны злоумышленников, забралась без спроса в его стол, достала его утренние дневники. И теперь сидела с ногами в его любимом пухлом кресле у балкона и запоем читала его стихи. Читала, улыбалась и аккуратно складывала прочитанные листочки стопочкой.

Он только что вернулся со своей обычной прогулки. Они сообща решили, что лучше будет ему продолжить прогуливаться в парке, чтобы не привлекать внимания отсутствием и не будить подозрения у бдительных граждан. И он привычно прогуливался. И привычно пил кофе в кофейне у входа в парк. Его же знали в лицо тамошние сотрудники. Приветствовали улыбкой. Рекомендовали особенно свежий десерт. Он не мог просто так взять и исчезнуть из своей привычной жизни, потому что исчезла из своей Царева. Правда, бутерброды он теперь не брал с собой, потому что поторапливался.

– На это могут обратить внимание, Сергей Сергеевич, – с вымученной улыбкой проговорила она в тот же вечер, как поселилась у него. – Нам только кажется, что нас никто не видит, за нами никто не наблюдает.

– Нам – это кому? – уточнил он.

Он вообще задавал много лишних пустых вопросов. Он рядом с ней сделался бестолковым и смешным. Без конца все ронял, просыпал, разбивал. Даже покупки в супермаркете путал. Все изменилось, и он тоже.

– Нам – это людям, – вздыхала за первым их совместным ужином Варвара. – Мы спешим, бежим, редко оглядываемся. А зря. Надо все время оглядываться.

– Зачем?

– Чтобы видеть того, кто за спиной. Того, кто наблюдает. Того, кто готовит какой-то зверский план.

– На меня намекаете?

Он вдруг страшно оскорбился. Почувствовал себя уязвленным, незаслуженно обиженным. Он вот ей помогает, а ему от нее прилетает пощечина!

– Нет. Вы хороший, добрый человек, – тут же поспешила его успокоить Царева.

И даже по руке похлопала. Снисходительно!

– Но вы ведь тоже за мной наблюдали, – глянула она исподлобья.

– Я не наблюдал, я восхищался, – опротестовал тут же Воронков. – И вовсе не желал вам никакого зла.

– Знаю. Спасибо.

Потом они заговорили о том, кто в какой комнате разместится. Варвара категорически отказалась занимать хозяйскую спальню. И когда он принялся настаивать, пригрозила бегством. Решили, что она займет его кабинет.

Комната была с балконом – светлой и уютной. Там стоял удобный широкий диван. Пара пухлых кресел – одно у балкона, второе в ногах дивана. Старинный секретер, доставшийся Воронкову от бабки и достойно отреставрированный одним из именитых мастеров. В узкой глубокой нише он разместил полки – на всякий случай – и закрыл их японской ширмой. Полки до недавнего времени пустовали. Теперь на них лежали вещи Варвары. И еще в комнате стоял его рабочий стол с компьютером, принтером и удобным офисным креслом. Стол был двухтумбовым. Слева в ящиках размещался запас новых канцелярских товаров. В правых – его мемуары.

Он даже не стал ее предупреждать, чтобы она не лазила по его ящикам. Думал, это само собой разумеющееся. Это подразумевалось по умолчанию – не трогать вещи хозяина, который оказался очень добр к ней.

А она тронула! Без спроса! Тронула то, что ни одно око человеческое не видело. Ни одно, кроме его. И это впервые отрезвило Сергея Сергеевича. Да так, что он не только пожалел о своем спонтанном решении – поселить у себя незнакомую женщину, но и позволил себе усомниться в правдивости ее рассказов.

– Что вы делаете? – довольно резко воскликнул Воронков.

Он преодолел разделяющее их расстояние быстрым шагом и довольно грубо вырвал у нее из рук стопку бумаг со своими стихами. И сграбастал те, что уже были ею прочитаны и лежали аккуратно на крае стола.

– Простите. – Она заметно побледнела, опустила с кресла ноги.

– Это личное! – не меняя интонации, воскликнул Воронков.

– Простите. – Ее прекрасные глаза наполнились слезами. – Я не должна была. Просто вас долго не было. Я заскучала. Пыталась включить компьютер, чтобы почитать новости. Вы же запретили мне пользоваться телефоном. Компьютер запоролен. И тогда я…

То, что она пыталась влезть в его компьютер, еще больше его разозлило и даже напугало.

Что он знает об этой женщине, кроме ее рассказов?! Она наговорила ему всякой чепухи о себе. Выставила невинной жертвой. А так ли это?!

– Вас не учили, что трогать чужие вещи нельзя? – сузил глаза до щелок Воронков. – Не рассказывали, что это неприлично?

– Простите. – Она закусила нижнюю губу, которая тряслась. Тут же попыталась ему обезоруживающе улыбнуться. – Но то, что вы пишете, мне понравилось. Честно! Это так искренне. Так мило.

– То, что я пишу, не может нравиться. Это бездарная графомания, – почти возмутился он такой неискренности. – А то, что вы мне сейчас льстите и врете, только усугубляет ситуацию.

Он наклонился к ящикам стола, бегло все осмотрел. Ничего не пропало. Все лежало аккуратно, она не рылась. Он задвинул ящики. Закрыл дверцы и повернул ключи сначала слева. Потом справа. Ключи вытащил и спрятал в заднем кармане штанов. Следующая мысль, что настигла, почти его парализовала.

Он только неделю назад переложил из левой тумбы коробку с газовым пистолетом и патроны. Купил себе сейф на распродаже по случаю, не очень дорогой, но надежный. Вмонтировал его в одежный шкаф в своей спальне. И переложил туда оружие с патронами, скромный запас наличности и дорогую печатку, доставшуюся ему в наследство вместе с секретером. Она ведь тоже хранилась в столе до поры до времени.

И что было бы, не купи он сейф?! Эта женщина могла его встретить не со стопкой его ужасных стихов в руках, а с его пистолетом, направленным ему в грудь!

Ужас какой! Она опасна! От нее надо немедленно избавляться.

– Вам надо собрать вещи, Варвара, и покинуть этот дом, – занял позицию у входа Воронков. – Немедленно!

– Да… Наверное, так будет лучше… Для всех, – добавила она после непродолжительной паузы.

И снова ему будто нанесли незаслуженное личное оскорбление.

Что значит – для всех? Минуточку! Позвольте! Ей-то уж точно не будет хорошо одной в огромном городе, который стал для нее враждебен.

Дочку ее муж переправил за границу. Она об этом узнала, позвонив ему ночью с таксофона, до которого ее Воронков, как старый дурак, вызвался сопроводить. При этом телефонном звонке супруг страшно орал на нее, просил больше никогда не звонить и не втягивать его и Леру в свой «блудняк». Так и сказал. Воронков отчетливо слышал. И теперь он, как никто, понимал, что имел в виду бывший муж Варвары.

Она опасна! И безмозгла!

Эти слова Сергей Сергеевич тоже слышал из уст ее мужа. Тот страшно надрывался, невзирая на позднее время суток. Так Воронков – старый дурак – не внял тогда. А послушно проводил Цареву до другого таксофона, с которого она снова кому-то звонила. Говорила очень тихо и даже всхлипывала. Подслушать он не сумел. Кому она звонила, осталось для него загадкой. Но говорила довольно долго. Он даже немного продрог, выйдя на улицу в одной джинсовой рубашке и тонких спортивных штанах.

Он так крепко задумался, что не заметил, как она собралась. Быстро, без лишней суеты. К своему тонкому трикотажному костюму из футболки и легинсов добавила лишь ветровку.

– Я готова, провожайте. Можете обыскать, я ничего у вас не украла, – проговорила Варвара, глядя в пол.

Он посторонился, пропуская ее в прихожую. Хотел было сказать, что красть у него особо нечего. Все, что можно было, хранилось в сейфе и на банковских счетах. Сделать копию с его ключей, как некто делал с жертвами убийства, в причастности к которому ее пытались обвинить, Варвара не смогла бы никак. Он никогда при ней их не разбрасывал. Они всегда у него хранились при себе – в кармане любых штанов, в которых он был.

А то, что она украла у него спокойствие, внесла смуту в его размеренную, налаженную жизнь…

Сам виноват. Возомнил себя на старости лет не пойми кем! Купился на прекрасный образ.

К слову, Варваре было посвящено множество его утренних рифм. Может, и не совсем благозвучных, но искренних, порой и страстных. Может, над этим она потешалась?

От этой внезапной мысли сердце Воронкова забилось чаще. Душа утонула в обиде. И он даже не кивнул ей на прощание, выпроваживая за дверь.

Все! Конец истории! И со стихами надо завязывать, пока они не попали еще в чьи-нибудь руки. Он проверил свои замки с ключами. Нет, не было никаких следов специального пластилина, о котором рассказывала Варвара. Она не делала копий с его ключей.

Немного позабытой за время пребывания в его доме гостьи шаркающей походкой Воронков Сергей Сергеевич отправился в кухню. Там он долго и тщательно перемалывал кофе. Засыпал его в турку, залил кипяченой водой комнатной температуры. И поставил на огонь. И пока кофе варился, он крепко задумался.

Жалеет ли он о том, что сделал? Поверил незнакомке, привел ее в дом, раскрыл ей душу. Имел ли он право так поступать с собой? Подвергать свою жизнь опасности, лишать себя привычного комфорта.

Долго думал, мысленно споря с собой. И, подхватив турку с огня в тот самый критический момент, когда кофейная пенка вот-вот готова была поползти по стенкам турки на плиту, Воронков понял, что все сделал правильно. Он давно уже не совершал никакого безрассудства. Жил скучно и постно. В его жизни не было ничего интересного. И опасного – да. Может, потому и стихи у него выходили дурными?

Не усаживаясь за обеденный стол, он выпил чашку крепчайшего горячего кофе и тут же направился в свой кабинет.

Рифмы! Они рождались сами собой в его голове. Вернулись обновленными, красивыми, крепкими, как его утренний кофе. И еще они стали другими. Не было в его сегодняшних стихах ни грамма стариковской ностальгии. В стихах загорелся огонь, на каждом шагу подстерегала опасность, и еще…

И еще, в некоторые строки просачивалась легкая грусть по невозможно красивой женщине. Она несла в себе тайну, она сеяла тревогу. Близость с ней грозила опасностью. Но все же Воронков был рад, что это в его жизни случилось.

Так он думал целых два часа. И даже ловил себя на том, что улыбается легко и беззаботно. Опасное приключение, закончившееся так своевременно, вскружило ему голову. И он даже начал подумывать о том, чтобы принять предложение соседки со второго этажа – пойти вечером как-нибудь прогуляться. Женщина, конечно, была старше Варвары. И по красоте и стати в подметки ей не годилась. Но она казалась приятной и внешне, и в общении. И выглядела спокойной, уверенной в себе. У нее не имелось стада детей и внуков. Она жила одна. И уже очень давно навязывала Сергею Сергеевичу себя. Он стеснялся и все отмахивался. А теперь вот он готов. И к легким отношениям, и даже к флирту. Он поверил в себя!

Сергей Сергеевич принялся напевать что-то старинное и бравурное. Даже залез в одежный шкаф, где перетряхнул все свои одежные залежи. Примерял, потешался над собой в старинных немодных одеждах. Сворачивал и складывал на кровать. Этому больше не будет места на полках его шкафа. Он вот прямо сегодня пойдет и купит себе что-нибудь современное и демократичное. И позвонит в дверь на втором этаже. И пригласит даму на прогулку. И потом…

Он настолько разошелся в своих мечтах о том, чем может закончиться эта прогулка, что даже принялся тихонько посмеиваться. И все это продолжалось до тех самых пор, пока в его дверь кто-то не позвонил.

Ася Панкратова дышала почти неслышно слева от него. Она вообще спала очень тихо. Не храпела, не ворочалась, не забрасывала на него ноги и не обнимала во сне. Спала тихо и кротко. И Коровину это в ней особенно нравилось. С ней комфортно было ночевать. И комфортно просыпаться. Потому что она не тянулась лениво, не зевала с хрустом, не лезла с поцелуями. Ася просто открывала глаза, смотрела на него минуту. И если он уже не спал, тихо шептала:

– Доброе утро.

Если он спал, она без единого звука выскальзывала из кровати. Уходила на первый этаж его большущего дома, унаследованного им по принуждению от бывшей взбалмошной супруги. На первом этаже была еще одна ванная комната. И уже там Ася принимала душ, чтобы не будить его звуком льющейся воды в ванной второго этажа.

Деликатной была Ася Панкратова в личной жизни. В том, что касалось работы, равных ей по бульдожьей хватке Коровин не знал. Во всяком случае, из женщин-следователей.

Минувшая ночь была очень страстной и жаркой. Они почти выдохлись к двум часам пополуночи. Напились холодной воды и уснули каждый на своей половинке кровати. Проснувшись, Коровин Асю рядом не обнаружил. Он нашел на полу трусы, одел, мельком глянул на себя в зеркало шкафа. Остался доволен увиденным – подтянутый, загорелый, заспанный, но не опухший – и пошел вниз.

Ася, в голубеньких джинсиках в обтяжку и бежевой водолазке, аккуратно причесанная, уже сидела за обеденным столом и пила кофе.

– Привет, – хрипло поприветствовал ее Коровин. – Ты уже во всеоружии? Семи еще нет.

– Привет, – улыбнулась она поверх чашки. – Надо домой, переодеться. Сегодня мои боссы собирают нас на расширенное совещание по поводу жесткача с грабежами. Кстати, что у тебя по этим Ложкиным?

– Ничего. – Денис поставил чашку в кофемашину, нажал кнопку, прислонился к шкафу. – Если у вас хоть безликие, но возможные преступники нарисовались, то в деле убийства Ложкиных ничего. Вообще! Видеокамеры всех соседей и самих Ложкиных на целых пять часов были подключены к специальной программе и транслировали запись пустой улицы. Это наш спец уже установил. Идет проверка сотрудников фирмы, занимавшейся установкой видеокамер в поселке, но, по предварительному заключению, там чисто. Наш спец Саня нашел брешь в их программном обеспечении и уверяет, что взломать программу можно было мизинцем правой ноги.

– Блин! – выдохнула Ася разочарованно.

– Но есть одно «но». – Коровин взял свою чашку с приготовленным кофе и пошел к столу. – Чтобы это дело проделать, надо было напрямую подключиться к видеокамере. Физически! Соседей всех мы проверили. Никто к ним со странным ремонтом или проверкой камер не совался. Подозрительных гостей не было. А вот что касается Ложкиных…

– И? – Ася вытянула шею, оттянув двумя пальцами тесный воротник водолазки.

– У них в последнее время, по слухам, часто бывали шумные вечеринки. Ваня сейчас занимается. Отсматривает материал за последние полгода. По дням!

– А чучело Мариночка чем занимается? – поинтересовалась Ася, вставая со стула и глядя на часы.

– Ищет совпадения по клиентам спа-салонов, бассейнов, тренажерных залов, которые посещали все жертвы. И где подрабатывала Царева.

– Все же вы ее рассматриваете как соучастницу? – удивилась Ася. – Такая приличная женщина. И муж у нее талантливый, уважаемый…

– Знаешь, у меня тоже была жена – талантливая, уважаемая, – перебил он с раздраженной ухмылкой. – Ничего, кроме головной боли…

– И дома, и счета в банках по миру, – перебила его Ася со смешком. – Ты, Коровин, получил солидную компенсацию. Так что не ворчи.

Подошла, поцеловала в щеку, шепотом поблагодарила за прекрасную ночь и двинулась к выходу. Но перед тем как скрыться в холле, уточнила:

– Ты сегодня в кабинете или на земле?

– Я сегодня стану выслеживать маньяка, который преследовал Цареву в парке, с ее слов. Может так случиться, что он что-то знает, видел, заметил.

– И может так случиться, что он и есть наш главный злодей, – подхватила с энтузиазмом Ася, прежде чем исчезнуть из вида.

Через пару минут входная дверь хлопнула, заработал мотор ее машины, открылись ворота, и Ася укатила домой. Переодеваться! Что за ерунда? Это ведь не первый раз такое происходит. Она могла и в выходной день уехать, чтобы поменять одежду. Даже если у них было планов громадье, могла укатить часа на два, а то и на три.

«С этим надо что-то делать», – решил Коровин, отправляясь в душ. Пусть уже перетащит часть вещей сюда. Займет какой-нибудь шкаф. Их – пустых – по дому дюжина…

По парку он гулял недолго. Там почти не было посетителей в то время, когда там любили прогуливаться Царева и мужчина, которого она, по словам коллег, называла маньяком. Коровин пошел в церковь, но и там не помнили мужчину. Женщину помнили.

– Потому что она была очень красивой, – объяснила с трогательной улыбкой работница церковной лавки.

– Только поэтому?

– И еще она была очень печальной.

– А какой иконе она молилась? – поинтересовался Коровин, поняв, что здесь ему не помогут разыскать «маньяка».

И вдогонку подумал, что надо было бы пустить по его следу Мариночку. У нее от одного этого слова планка падает.

– Она часто ставила свечи за упокой, – удивила Коровина миловидная женщина в белоснежном платке. – За здравие редко.

– А записки писала? – вспомнил он действия прихожан в церкви.

Бабушка в детстве его иногда таскала в храм по праздникам. И он помнил, как она тщательно вписывала имена напротив крестиков.

– Писала, – подумав, кивнула женщина. – Длинные записки за упокой были. Я еще подивилась. Такая молодая, а неужели всех потеряла?

– А вы их выбрасываете?

– Некоторые после службы утилизируем. Некоторые до сорока дней хранятся. И поминаются усопшие. Погодите… – Она приложила пальчик к бесцветным губам, задумалась. – Кажется, ваша красавица что-то такое писала в свой последний раз. Батюшка приедет, я у него спрошу. Если он не перепутает, я вам сфотографирую и пришлю.

– Так можно, да?

– Это же не тайна исповеди… – ответила она и переключила внимание на молодую пару, запросившую свечи.

Из парка Коровин пошел в кофейню, расположенную у входа. И там ему повезло! Да так, как он и не мечтал.

– Да, мы его хорошо знаем.

– Я всегда рада его обслуживать.

– Очень вежливый и интеллигентный мужчина.

Именно так охарактеризовали сотрудники кофейни так называемого «маньяка». Коровин был удивлен. Позвонил Асе. Рассказал в двух словах.

– А что ты хочешь, подполковник? – хмыкнула она. – Красивая одинокая женщина, гуляет одна. Почему за ней не приударить?

– А чего же он тогда не приударил? А только следил за ней?

– Он мог просто ходить с ней одним маршрутом, – возразила Ася. – И любоваться ею. А она придумала себе!

Она помолчала мгновение и неожиданно предположила, что Царева могла думать нехорошо о вполне нормальном человеке в силу своих преступных наклонностей.

– То есть, думаешь, что она могла судить о людях по себе?

– Почему нет?..

Пока Денис разговаривал с Асей, сотрудники кофейни нашли нужные записи с камер наблюдения. И даже установили по платежам, что нужный Коровину мужчина зовется Воронковым Сергеем Сергеевичем.

– Ай, молодца! – похвалил он старшего менеджера. – Помогли!

Он вместе с ним просмотрел записи с камер наблюдения. Не нашел ничего необычного в опрятном интеллигентном мужчине с седой шевелюрой, в очках. Заходил почти всегда в одно и то же время. Приветливо улыбался. Усаживался за один и тот же столик. Терпеливо дожидался заказа. Пил кофе, платил картой – спасибо ему за это огромное – и уходил.

– Никогда никаких претензий к нему не возникало. Он очень интеллигентный, спокойный человек.

– А вот этой женщины вы с ним не видели? – Коровин показал сотрудникам фото Царевой.

Все головы одновременно качнулись отрицательно. Но потом одна из девушек вдруг вспомнила, что как-то выносила мусор и встала покурить не под камерами. И увидела, как Воронков быстро шагает из парка. А следом за ним эта женщина. Не рядом. А именно сзади.

– Ощущения не возникло, что он ее преследовал? – уточнил Коровин.

– Нет, что вы. Скорее, наоборот. Она шла за ним по пятам и что-то говорила и говорила ему в спину, – с легким возмущением ответила девушка.

– А он что?

– А он? – Она подумала, покусав губы. – А он словно переживал, что ли. Каким-то встревоженным казался.

– Может, ее боялся? Не возникло такого ощущения?

– Нет. Скорее, за нее. Потому что он постоянно озирался. И смотрел за ее спину тоже. Если бы меня попросили сказать, как я вижу эту ситуацию, я бы, знаете, как ее описала?

– Как? – заинтересовался Коровин, хотя категорически не любил фантазеров.

– У меня возникло ощущение, что он решил ей помочь.

– Почему? – не унимался Денис. – Откуда такое предположение? Оно же не могло родиться на пустом месте?

– Нет. Не на пустом, – кивнула девушка, доставая из кармана пачку сигарет. Время ее перекура близилось. – Во-первых, он впервые за долгое время не зашел в кофейню. Во-вторых, они шагали друг за другом лишь по парку. Когда они пошли по пешеходному переходу, он даже придерживал ее за локоть. А потом снова пошел вперед. И все, дальше они скрылись из вида. Но он совершенно точно живет где-то поблизости. Как-то обмолвился, когда я приносила ему кофе.

– Что он сказал?

– Что, если бы окна его квартиры не выходили на парк, ему бы следовало такую квартиру купить – вид из его окон потрясающий.

Адрес Воронкова Сергея Сергеевича установили довольно быстро. По Москве людей с такими данными было трое, но по возрасту подходил только один. И именно он проживал напротив парка, в котором любил прогуливаться по утрам.

– Шеф, я сейчас подъеду, – оповестил его Ваня Смирнов. – Не следует вам туда одному идти.

– Ждать придется час, два, капитан, с учетом пробок?

– Навигатор показывает десять минут. Я тут по соседству обретался. Мариночке помогал с установкой личностей, на их возможную причастность к…

– Понял я, – перебил его Коровин. – Жду у подъезда. У тебя десять минут.

Пока ждал Смирнова, Коровин рассматривал двор и окна Воронкова. Он уже знал, что его квартира расположена на третьем этаже, окнами на двор и парк. Большая квартира и, судя по окнам, ухоженная – стекла сверкали чистотой. Из подъезда Воронкова вышла симпатичная стройная женщина возраста под шестьдесят. И Коровин решил размяться, пока ждет Смирнова.

– Простите. – Он сразу полез за удостоверением, показал, представился. – Вы в этом подъезде проживаете?

– Верно. В этом, – сдержанно кивнула она, рассматривая Коровина с недоверием.

Она не задала дежурного вопроса «а что случилось», и тем Коровину сразу понравилась.

– Вам знаком Воронков Сергей Сергеевич? – спросил он, отслеживая ее реакцию.

– Это мой сосед с третьего этажа. Я живу на втором.

И снова ни единого лишнего вопроса или восклицания. Зачетная тетя!

– Что вы можете о нем рассказать? Кстати, как я могу к вам обращаться?

Она представилась Риммой Федоровной. А рассказывать про соседа не стала. И наконец-то спросила:

– Вы с какой целью интересуетесь Сергеем Сергеевичем? – Ее аккуратно подведенные глаза прищурились. – С ним что-то случилось?

– Нет. Не знаю. Просто хотел с ним кое-что обсудить и… А почему с ним должно что-то случиться, Римма Федоровна? Были предпосылки?

– Еще бы! Поселить у себя какую-то вертихвостку на старости лет! Он что же, действительно думал, что она способна им искренне увлечься? – Ее губы обиженно дрогнули. – Сергей Сергеевич в свои шестьдесят достаточно импозантен, конечно, но… Но не для тридцатилетних же! Есть женщины, более подходящие ему по возрасту. Нет же, он предпочел молодую! Глупо! Как глупо!

Ага, а вот и любимая мозоль.

– Взгляните, Римма Федоровна, Воронков не эту женщину у себя поселил? – Коровин показал ей фото Царевой.

– Ее поселил, точно! А она что, преступница? – радостно ахнула соседка Воронкова. – Вот я так и думала! Не просто так они прятались.

– Прятались? – удивленно вскинул брови Коровин, краем глаза заметив въезжающего во двор Смирнова.

– О, и еще как! – разошлась Римма Федоровна. – Он вел ее к себе таким конспиративным способом! Сначала сам зашел. Потом она. Но я же этажом ниже живу. Мне все слышно.

«Особенно если прислушиваться», – чуть не фыркнул Коровин.

– А чего это они так? Стеснялись? Или…

– Так она наверняка замужем! – брезгливо сморщила ухоженное лицо соседка Воронкова. – И сбежала сегодня от Сергея Сергеевича. С вещами! Как раз перед тем, как ее муженек заявился. И устроил старому дураку скандал! Даже мебель роняли ловелас с рогоносцем.

– Другими словами, после ухода Царевой в квартиру к Воронкову вошел мужчина, и в его квартире произошла драка? Правильно я вас понял, Римма Федоровна?

Коровин сделал знак Смирнову, повисшему с телефоном у бампера своей машины, двигаться к подъезду. И сам там очутился через минуту после того, как Римма Федоровна подтвердила его догадку.

Лифт был занят, застряв на восьмом этаже.

– Давай ножками, капитан, – помчался вверх по лестнице Коровин. – Соседка сказала, что Царева все это время жила у Воронкова. Сегодня уехала. А после нее к нему заявился какой-то мужик. И они роняли мебель.

– Вы думаете о том же, о чем и я? – задыхался от подъема Смирнов, отставая сразу на пять ступенек.

– А о чем ты думаешь?

– Что Царева, съехав, навела на квартиру своих подельников.

– Можно и так думать. А можно и по-другому, – не поддержал капитана Коровин.

– А как же еще?

– Ну… По ее следу могли идти злоумышленники, о которых она либо знала, либо догадывалась. Все! Тихо! – скомандовал он, останавливаясь у нужной двери.

Дверь оказалась лишь прикрыта. За ней было тихо. Коровин со Степановым одновременно вытащили из кобуры табельное оружие.

– На счет три! – громким шепотом проговорил Коровин, чувствуя, как по спине под черной водолазкой ползут ледяные капли пота.

Они ворвались в квартиру отрепетированно четко, не столкнувшись, не помешав друг другу. Натыкаясь на перевернутую мебель, быстро осмотрели комнаты. Злоумышленника в квартире не было. Воронков лежал на полу в кухне с большим разделочным ножом в правой руке. Домашняя трикотажная кофта на его груди пропиталась кровью. Глаза были закрыты, но он дышал.

– Капитан, скорую быстро! – заорал Коровин, нащупав слабый пульс на шее Сергея Сергеевича. – И нашим звони. Надо тут все осмотреть.

Скорая приехала через пять минут. Пункт их был за два квартала от дома Воронкова, и случился свободный экипаж.

– Пока не могу давать никаких прогнозов, – авторитетно заявил фельдшер, молодой парнишка. – Но дядька сильный, выкарабкается. А может, и нет… Крови не так много вокруг. Если только не внутреннее кровотечение.

– Утешил! – фыркнул Коровин, глядя вслед медбратьям, уносившим носилки с Воронковым. – В какую больницу повезете?

– Диспетчер велела в тридцатую. Скорее всего, туда.

– Понял, Смирнов? – обернулся на капитана Коровин. – Пациент или выживет, или нет. Повезут его или в тридцатую, или непонятно куда! Что за…

– Да пацан он еще, товарищ подполковник. Осматривал Воронкова, руки тряслись. Будем надеяться, что выживет наш охотник до красавиц.

– Ты еще помолись, – проворчал Коровин, заметив в коридоре приехавшую Асю Панкратову. Окликнул ее: – Товарищ подполковник.

Она переоделась. В узкую юбку до колена, туфли не на шпильке, конечно, но тоже каблук будь здоров. И пиджачок на ней был такой тесный, что Коровин диву давался, как под ним прижилась белоснежная блузка.

– Что тут у вас опять, подполковник? Здравствуйте, – поздоровалась она, спохватившись, будто и не выбиралась поутру из его кровати. – Ножевое?

– Да. Доктор насчитал три ножевых в область груди. Но жив. Пока жив.

– Зачем тогда меня вызвали, раз он жив? Причина нападения выяснена?

Ася сдвинула со стола разбросанную посуду, может, тарелками Воронков кидался в нападавшего. Присела на край стула, разложила бумаги.

– Кто пострадавший? – подняла она на Коровина прекрасные, но почему-то грустные глаза.

– Воронков Сергей Сергеевич, шестьдесят лет. Проживал один. Пенсионер. Тихий, законопослушный гражданин.

– Причина нападения? – уже нетерпеливо повторила Ася.

– Причина, думаю, в том, что он поселил у себя Цареву. То ли она сама попросила его о помощи, то ли он пожалел бедную женщину, попавшую в беду.

– О как! – замерла с авторучкой в правой руке подполковник Панкратова. – Или она приметила очередную жертву и навела на нее своих подельников. Ее, так понимаю, в момент нападения в квартире не было?

– Нет. Она съехала незадолго до появления злоумышленника. Соседка видела ее выходящей из квартиры с сумкой. А потом заметила мужчину. Как он выглядел, не запомнила. Но с чего-то решила, что это муж Царевой явился к Воронкову выяснять отношения. По звукам драки, доносившимся из квартиры Воронкова, она решила, что не ошиблась.

– А это был муж?

– Никак нет, товарищ подполковник. – Коровин, воспользовавшись тем, что они остались одни в кухне, наклонился и поцеловал ее в шею.

– Прекрати! – прошипела она со злостью. – Мы на службе!.. Так с чего вы решили, что это не был муж Царевой?

– Эдуард Валентинович стройный и гибкий, очень привлекательный. Но очень утонченно привлекательный, – принялся рассуждать Коровин, никак не отреагировав на ее сердитость. – А этот мужчина, со слов Риммы Федоровны, брутальной внешности. Был в темных очках, что ее удивило, – на улице накрапывал дождь. И в перчатках, что она тоже нашла странным, – на улице май. С нее уже снимают показания, если что.

– Если что, я сама хотела бы с ней поговорить. И меня не только перчатки и очки интересуют, – быстро строчила в протоколе места осмотра Ася. – Рост, телосложение, волосы, скулы, бедра…

– Этими сведениями меня тоже снабдила обиженная соседка.

– Кто же ее обидел? – воскликнула Ася, поднимаясь со стула, она убрала бумаги в портфель, щелкнула застежкой. – Воронков? Не обратил внимания? Предпочел Цареву?

– Какие же вы, женщины, все одинаковые, – усмехнулся Коровин ей в спину. – Ведь угадала, товарищ подполковник Панкратова. Римма Федоровна совершенно точно имела на него виды…

Он догнал ее уже у лифта. Посоветовал идти пешком, спуститься-то только на этаж. И когда с чего-то осерчавшая на него Ася послушалась и пошла к лестнице, он проговорил:

– Сегодня увидимся?

Она резко остановилась. Словно споткнулась на ступеньке. Повернулась и удивленно воскликнула:

– Частишь, подполковник!

– Нет. Просто мне с тобой хорошо. Тебе, надеюсь, тоже. Чего терять драгоценное время и… – Он подошел ближе и проговорил достаточно тихо, чтобы их никто не услышал. – И возьми с собой какие-нибудь вещи, Панкратова. Ну что ты, в самом деле, срываешься каждый раз из-за пары белья или колготок!

– Нет. – Ее взгляд остекленел как будто. – Мои вещи останутся у меня. Достаточно зубной щетки. А то ты, чего доброго, еще и замуж меня позовешь, Коровин.

Он хотел сказать что-то типа: а может, и позову, а почему нет, а вот возьму и…

Но промолчал. Воспоминания о первом и единственном браке еще живы были в его памяти. Годы бешеной страсти и кошмара со взбалмошной женой едва не довели его до реального нервного срыва. И когда она его бросила и укатила за бугор, он, честно, чуть не расплакался от радости. И брак для него был чем-то очень темным, грустным, досадным.

– Я так и думала, – донеслось до него, когда Ася уже звонила в квартиру Риммы Федоровны. – И по этой причине мои вещи останутся у меня, Коровин.

Она осталась совсем одна в свои семьдесят два года. Мужа похоронила два месяца назад. Родственников почти не имелось ни у нее, ни у него. Кто оставался, жили далеко-далеко, почти за тридевять земель. Детей у них не было.

Она осталась совсем одна. И не представляла, что станет делать со своей пятикомнатной квартирой в самом центре Москвы. Нет, средств на оплату коммунальных услуг ей хватало. И на жизнь оставалось в достатке. Ее муж был заслуженным пенсионером. Военным пенсионером. И она по закону могла получать его пенсию. Он даже похлопотал и все бумаги оформил загодя, прекрасно понимая, что страшная болезнь его вот-вот заберет.

Бумаги она сразу отнесла в нужные инстанции. И уже в этом месяце получила его повышенную пенсию. Да даже без этого денег бы ей хватило до конца жизни. Они с мужем накопили достаточно, не зная, куда тратить.

Одно время он взялся скупать картины. Когда их уже стало некуда вешать, так как все стены оказались заняты, ее любимый предприимчивый супруг принялся приобретать драгоценности. И не какую-то штамповку с камнями сомнительной чистоты, а настоящие драгоценности. Что-то делал по эскизам на заказ. Это лет двадцать назад было, когда их любимый ювелир еще был жив, здоров и прекрасно видел. Потом ювелир ослеп. А затем и умер. Где еще делать авторские драгоценности, ее муж не знал и прекратил этим заниматься.

– Зосенька, это огромный риск, – любил он нашептывать ей на ухо, называя на свой лад. – Сейчас кругом одни пройдохи. И камни могут заменить, и металл. Лучше я стану просматривать лоты аукционов. Гладишь, что-то и попадется.

И попадалось! И ее любимый, надежный, как скала, муж даже ездил несколько раз за границу. И привозил оттуда диковинные броши и колье. Потом наряжал ее в эту красоту за задернутыми шторами. Любовался и все время восклицал с сожалением:

– Ах, как жаль, дорогая Зося, что ты не можешь щеголять во всем этом на людях! Как жаль…

Да, они оба понимали, что, покажись она где-нибудь в колье за несколько сотен тысяч долларов, у ее мужа сразу будут проблемы. Он же…

Он же воровал! И не скрывал от нее своих дел. Зато таил ото всех других и махинации, и свои приобретения. И старался пустить людям пыль в глаза, проживая со своей женой скромную жизнь.

Сколько себя помнила Зоя Павловна, столько помнила свои старые туфли, чиненные и перечиненные десятки раз. И старые ботинки мужа, на которых он менял лишь набойки и шнурки. К слову, в этих же ботинках он и на аукционы летал, и скупал драгоценности. В них его и похоронили. Так он попросил.

Одевались более чем скромно. Ездили на стареньких, вечно фыркающих «Жигулях», в гости никого не звали, сами не ходили. Никогда не хвастались тем, что копили и хранили. Но…

Но, видимо, информация откуда-то просочилась, потому что Зоя Павловна позавчера почувствовала за собой слежку.

Это было странное ощущение. Она шла себе из магазина с бутылкой молока и килограммом гречневой крупы. На ходу размышляла, кому из дальних родственников она могла бы завещать сокровища, которые они с мужем собрали за долгие годы совместной жизни. Потому что жить без него оказалось страшно тоскливым занятием. Некому было готовить, не о ком было заботиться. Подруг не имелось. С соседями они не дружили, лишь вежливо здоровались. Потому что сближение непременно повлекло бы за собой обоюдные визиты в гости.

– А этого допускать никак нельзя, Зосенька, – волновался ее супруг, когда соседи по лестничной клетке слишком уж настойчиво принялись навязывать им дружбу. – Они увидят наши сокровища и сразу поймут…

Зоя Павловна испуганно округляла глаза и никогда не спорила.

Конечно, все сразу поймут, что вся их жизнь с мужем была полным притворством. Они многие годы разыгрывали из себя скромных пенсионеров, когда их квартира давно уже превратилась в музей дорогих вещей.

Дорогих бесполезных вещей!

Так она неожиданно начала думать пару недель назад, проплакав несколько часов от одиночества и тоски.

Зачем ей все это? Что сделает ее счастливой: горы ненужных драгоценностей, подлинники кисти великих мастеров, антикварный фарфор? Совсем ей это не нужно. И если честно, она бы с радостью избавилась от всего этого добра, тяжким грузом угнетающего ее. А после того как по Москве поползли слухи о грабежах с убийствами, Зоя Павловна и вовсе потеряла покой.

Она ведь даже не могла пригласить к себе специалистов, чтобы установить сигнализацию! Где гарантии, что не приедут мошенники? И кто может с уверенностью сказать, что все сотрудники фирмы, занимающейся установкой сигнализации, порядочные?

– Вор на воре, Зосенька! – уверял ее покойный супруг при жизни, рассказывая о сложных схемах своего мошенничества. – Не думай, что я один такой!..

Вчера днем, медленно помешивая жиденький супчик в кастрюльке, она вдруг подумала, что была бы рада переписать свою жизнь.

Пусть бы она была по-настоящему нищенской, пусть! И она годами ходила бы в одних и тех же стареньких туфлях. Но пусть в ее жизни было бы чуть побольше людей. Вечно ноющих, горластых, просящих помощи. Пусть в ее жизни были бы люди, а не спрятанное от чужих глаз богатство, в истинной ценности которого она вот уже второй месяц сомневается.

Те самые соседи, что безуспешно пытались навязать им с мужем свою дружбу, умерли. После них квартиру заняла их внучка. Девушка была очень миленькой, дружелюбной, она уже несколько раз порывалась взять над Зоей Павловной шефство. По понятным причинам она отказывалась.

Девушку звали Светланой. Она недавно окончила какое-то высшее учебное заведение и пыталась делать карьеру. Бегала по собеседованиям, одеваясь в строгий темный брючный костюм и белоснежную рубашку. В руках всегда у нее был ноутбук. Зачем он нужен Светлане на собеседовании, Зоя Павловна не представляла.

Так бегала соседка целый месяц, пока, наконец, не нашла работу. И почти сразу позвонила в ее дверь.

– Здравствуйте, Зоя Павловна! – воскликнула она, сияя глазами, стоя на лестничной клетке за ее дверью. – А я работу нашла! Очень престижную, в солидной компании.

– Поздравляю, – сдержанно ответила Зоя Павловна, не делая попытки снять цепочку с двери.

– Хотела по этому поводу пригласить вас к себе в гости. Выпьем чаю или кофе. Вы любите кофе? – В руке у девушки моталась коробка с тортом из ближайшей кондитерской.

Зоя Павловна угадала наклейку.

– Думаю, это не очень хорошая идея, дорогая, – слегка качнула головой Зоя Павловна. – Мне нездоровится.

– Как жаль. – Было видно, что девушка огорчилась искренне. – Я ни с кем не хотела бы разделить свою радость, только с вами. Вы – наши давние соседи. Порядочные люди. Знаю, что вы недавно потеряли супруга. Примите мои соболезнования. Но… Но вам надо возвращаться к полноценной жизни. Разве нет?

«А разве она у меня была – полноценная жизнь?» – Мысль была такой острой и неприятной, что Зоя Павловна, на минуту размякнув, тут же разозлилась.

– А где ваши родители? – задала она резонный вопрос.

– Они за границей. У них там контракт. Бабушка с дедом умерли. Да, вы, наверное, знаете, – продолжала радоваться своей удаче Светлана.

– А подруги? Молодой человек?

– Подруг нет. Не получалось у меня никогда с ними. В глаза лезла меркантильность.

Зоя Павловна едва не кивнула. С ней было то же самое. Причем и с навязчивыми дедом и бабкой самой Светланы.

– А молодой человек… – Тут она так мило улыбнулась, что почти растопила ледяное сердце старой соседки. – Все только зарождается. В процессе, так скажем. Но мы слишком мало знакомы, чтобы я приглашала его к себе.

И тут Зоя Павловна дрогнула. И дала согласие на вечернее чаепитие…

Она долго собиралась, перебирая свой скудный гардероб. Наконец, остановила выбор на строгой темно-синей юбке в пол. И белой блузке из тонкого кружева на шелковом чехле. Ее как-то привез из-за границы супруг, уверяя, что второй такой нет. Она ее примеряла раз десять. Но ни разу не выходила в ней никуда. А куда? В булочную за хлебом? Серьезно? В таком-то дорогом кружеве?

Посмотрев на свои старенькие туфли, Зоя Павловна решила пойти в домашних тапочках. Они были дороже и новее. Она тщательно причесала свои кудряшки – давно поседевшие, но не поредевшие. Соорудила из волос старомодную прическу. Чуть припудрилась. Брызнула духами из пробника – ей их буквально навязала девушка в супермаркете по соседству с домом. И еще шепнула, что это духи для солидных дам, и они Зое Павловне пойдут непременно.

Осмотрев себя в зеркале тем вечером, она с грустью осознала, что напоминает себе постаревшую гувернантку начала прошлого столетия.

– Твое время безвозвратно ушло, Зося, – с печалью проговорила она своему отражению в зеркале. – Ушло, не начавшись…

Тем вечером в соседской квартире она впервые за свою жизнь радовалась чему-то постороннему. И это было так странно. Это было так ново и даже волнующе, что, попивая прекрасно заваренный сортовой чай из старинного фарфора, она начала подумывать о том, чтобы пригласить Светлану к себе с ответным визитом. В конце концов, она могла бы снять все картины со стен и сложить их в дальней спальне, которая запиралась на ключ и в которой располагался большой сейф. А оставшиеся после них следы на стенах объяснила бы Светлане тем, что давно продала картины из-за нужды.

В пользу продолжения общения говорил еще и тот факт, что бабка с дедом Светланы ушли из жизни, оставив девушке не только квартиру. Стены их трехкомнатной квартиры тоже не пустовали. В трех полотнах Зоя Павловна угадала великих мастеров. И даже знала их приблизительную стоимость. И еще знала, что эти полотна считались бесследно пропавшими. А они вот где…

Они расположились в кухне, которую Светлана переделала на современный лад, превратив в уютную гостиную. Они пили чай, ели торт, Светлана много и интересно рассказывала о себе. И Зоя Павловна в очередной раз пожалела о бездарно прожитых годах.

Все было хорошо. До тех самых пор, пока Светлане не позвонил молодой человек, которого она пока стеснялась пригласить к себе и предпочла ему старую соседку.

Он сразу начал говорить не с того. Откуда-то узнал о ее новом назначении. На ее вопрос ответил: «Не важно откуда».

– Почему не от тебя, Светлячок? – Это был первый упрек.

Следом посыпались другие. Это после того, как он пригласил ее где-нибудь отметить, а она призналась, что уже устроила чаепитие с соседкой по этому случаю.

– Почему с ней, а не со мной? Я что-то сделал не так? Я чем-то провинился?

Голос ее молодого человека стервенел, это было понятно даже Зое Павловне. Молодой человек был из современных абьюзеров, она про таких читала. И знала, чем могут закончиться подобные отношения. Светлану совершенно точно надо было кому-то опекать. Но кому? Бабка с дедом ушли. Родители на контракте за границей. Друзей нет. Она…

Она не может. Она и себя опекать не в состоянии.

– Наверное, мне пора.

Зоя Павловна приподнялась с удобного современного кресла, устав слушать претензии молодого человека Светланы. Ей было неловко и противно еще из-за того, что модный телефон великолепно транслировал их беседу. Слышимость была изумительной. И выходило, что она подслушивает. Неприятно.

– Погодите! – шепнула ей Светлана.

И принялась прощаться с парнем. Но он вдруг принялся орать на нее. Называть ее нехорошим словами. Не совсем последними, но все же. И следом начал угрожать, что лишит ее места, что подставит перед руководством.

– Господи, зачем я ему рассказала?! – подняла Светлана на Зою Павловну несчастные глаза, закончив разговор на истеричном вопле молодого человека. – Зачем я вообще с ним связалась?

– Где вы познакомились? Вы такие разные, судя по вашему диалогу.

Она все же пошла к выходу, аккуратно придерживая двумя пальцами подол длинной строгой юбки.

– На выставке картин. Я пришла туда совершенно случайно. Коротала время до начала очередного собеседования. Увидела галерею. Зашла. И уже двигалась к выходу, когда Степан ко мне подошел и заговорил.

– Он сотрудник галереи? Судя по его общению с вами, он не может иметь ничего общего с прекрасным миром искусства. Хотя…

– Нет, он не сотрудник. Он тоже коротал время. Начал приставать с вопросами о художниках. Пытался выяснить, что я знаю о мире искусства. Я призналась, что разбираюсь, что дедушка с бабушкой меня приобщили. Попросил проконсультировать. Я согласилась. Но полотно, которое он и его дядя мне показали, было откровенной подделкой. Он поначалу расстроился, но потом вдруг начал звонить, приглашать на свидания. Напрашиваться в гости.

– Вам не следует его сюда приводить, Светлана, – оборвала ее Зоя Павловна строгим голосом.

– Почему? – изумленно вскинула она брови. – Считаете, что он опасен? Агрессивен?

– И поэтому тоже. Но может быть, вашим молодым человеком еще движет и меркантильный интерес, – и прежде чем выйти за ее дверь, Зоя Павловна спросила: – Вы знаете, сколько стоят некоторые ваши картины?

– Которые? – наморщила она лоб, тут же улыбнулась и назвала те самые три. – Вы о них?

– Да. – Зоя Павловна все еще не открывала двери.

– Сколько стоят подлинники – знаю. Но это копии. Хорошие копии, Зоя Павловна. И я…

– Это не копии, Света. Я в этом разбираюсь немного лучше вас, – с легким раздражением снова перебила ее Зоя Павловна. – И порекомендовала бы вам не приводить к себе в гости людей сомнительного поведения. Это может побудить их к неразумным действиям. А вам грозить опасностью…

С того времени прошло несколько дней. Светлана уходила рано. Приходила поздно. К соседке на заглядывала. Однажды Зоя Павловна подслушала очередной напряженный разговор Светланы с ее парнем. Он позвонил, когда она запирала дверь квартиры. Снова говорил долго, не давая ей вставить хотя бы слово. Потом в какой-то момент Светлана воскликнула:

– Ну при чем тут Зоя Павловна, скажи на милость?!

И после этого ушла к лифту.

А позавчера Зоя Павловна почувствовала за собой слежку. И совершенно точно знала, что это не старческий маразм. За ней действительно следили. А сегодня утром…

Сегодня утром, когда она, встав по привычке рано и подойдя к двери, заглянула в глазок, то не увидела выходящую из квартиры напротив Светлану. Она увидела четверых санитаров с большим черным мешком, который они несли за ручки. А следом из квартиры Светы вышел мужчина в штатском и направился к ее двери. И когда его рука потянулась к ее звонку, Зоя Павловна поняла отчетливо – случилась страшная беда.

В принципе, с убийством молодой девушки Коровину все было понятно. Налицо бытовой конфликт. В кухне-гостиной накрытый к ужину стол. В центре выпитая наполовину бутылка вина. Два бокала со следами того же вина. В одном – со следами губной помады – вина на сантиметр. Второй пуст. Тарелки с остатками еды. Раскисший овощной салат в глубокой фарфоровой салатнице – старой, некрасивой, растрескавшейся. Основное блюдо – лазанья – было подано к столу хозяйкой в круглой стеклянной форме на гнутых металлических ножках. Форма закрывалась красивой блестящей крышкой. Под крышкой лазаньи было ровно треть.

– Они ужинали, потом отправились в постель, – прошел он следом за Смирновым в спальню хозяйки. – И что-то здесь пошло не так.

– Может, она была не готова к интиму? – высунулась из-под его локтя Мариночка. – А он настаивал? И насильственные действия сексуального характера повлекли за собой несчастный случай.

– Сломанные шейные позвонки – несчастный случай? – возмутился Смирнов.

Он с первых минут, как вошел и увидел тело молодой девушки с неестественно вывернутой шеей и удивленно распахнутыми глазами, сделался грустным и сочувствующим. Такое редко случалось.

– Она могла упасть с кровати, – подергала костлявыми плечами майор Якушева. – Со стороны тела, расположенного на полу, стянуты постельные принадлежности. Так что, капитан, моя версия вполне себе оправдана. Что скажете, товарищ подполковник?

– Думаю, майор, ты права. Бытовой конфликт. Жертва готовила ужин для гостя. Впустила его. Пила с ним вино. Угощала лазаньей. Потом безропотно пошла с ним в спальню. Скорее всего, это был ее парень. Телефон ее нашли?

– Ищем, – отозвался кто-то из группы из соседней комнаты. – Пока ничего не нашли.

– Ищите лучше. – Коровин нахмурился. – Ее парень, перепугавшись, мог забрать ее телефон. Потому что по их переписке и звонкам мы могли его вычислить. Капитан, что на камерах видеонаблюдения?

– Ничего. На подъезде их нет, внутри тоже. Камера во дворе одна – на парковке. Но там пара не засветилась. Была ли у нее машина, еще предстоит выяснить. Консьержа в подъезде нет.

– Дорогое удовольствие для жильцов, – фыркнула Мариночка.

– Что с родственниками? Установили?

– Работаем… – туманно ответил Смирнов, принявшись снова кому-то названивать.

– Итак, что у нас есть?

Коровин отошел к дальней стене спальни, вид комнаты оттуда был лучше. И попытался воссоздать ситуацию.

К свиданию девушка готовилась. Запекла в духовке лазанью. Сама делала, не купила замороженную. В мусорном ведре упаковка именно от макаронных изделий, а не от замороженного продукта. Она накрыла стол к ужину. Вино…

Чека в ведре не было. Вино мог принести ее парень.

Они тихо-мирно ужинали. Выпивали. Переместились в спальню. И вот тут что-то пошло не так. Настолько не так, что соседи снизу вызвали полицию, услышав громкие крики и стук. Приехавший наряд обнаружил мертвую девушку в спальне. И доложили об этом по всей форме в дежурную часть.

– Почему она в одежде? – вырвался у него вопрос. – Если они в спальне, то логично предположить, что…

– Что еще не успели раздеться, – перебила его майор Якушева. – Поэтому она и кричала о помощи, что не была готова к сексу, а он настаивал.

– Следов его настаивания мы не обнаружили. Вся ее одежда была в порядке, – возразил сердитый Ваня Смирнов. – Даже пуговицы на блузке не расстегнуты. Они и не целовались!

– С чего ты решил? – уткнула Мариночка кулаки в тощие бока, затянутые сегодня в тонкую футболку болотного цвета.

– Ее губы были в следах помады. Как бывает после ужина. Но не после поцелуев.

– А может, он ей их накрасил после ее смерти? – Ее водянистые глаза загорелись алчным светом. – Помните, был такой маньяк, он всех девушек после смерти наряжал и губы им красил.

– Не начинай! – довольно грубо оборвал ее Коровин. – Лучше установи номер ее телефона, получи разрешение на детализацию звонков. Позвони в компанию, где она работала, выясни по возможности все о ее молодом человеке. И найдите уже ее родственников!

Он еще раз обошел спальню. Пальцами, затянутыми в перчатки, порылся в ее вещах в шкафу и прикроватной тумбочке. Обнаружил, что все ее сбережения и украшения целы. Значит, никакого грабежа не было. А действительно имел место несчастный случай.

– Почему она кричала? – проговорил он негромко.

Но Ваня Смирнов услышал.

– Была не готова к такому развитию событий. Ужин не всегда подразумевает секс. А парень, видимо, был настойчив, горяч. Неудачно схватил ее или толкнул на кровать. Она упала мимо и сломала себе шею. Воробьев, кстати, тоже выдвинул такой вариант при первом осмотре тела.

– Что по отпечаткам пальцев на посуде? И в квартире вообще?

– Сейчас узнаю.

– Узнай, а я пока с соседями поговорю. – Коровин пошел к выходу из квартиры. – Так, на всякий случай. Хотя всем и так понятно, что смерть наступила в результате несчастного случая на почве бытового конфликта. Но порядок есть порядок.

– Так точно, товарищ подполковник, а то у следствия возникнут вопросы, на которые у нас может не оказаться ответов, – буркнула ему в спину Якушева.

Он резко обернулся и внимательно посмотрел на нее. Ему послышалось, или она язвит? Знает о нем и Асе? Нет, ерунда. Они очень тщательно скрывают свои отношения. И его дом расположен в таком месте, где Мариночке совершенно точно нечего делать. И никто из его соседей не имеет отношения к службе в органах. Сплетни исключены.

Коровин сразу пошел к квартире напротив. Дверь была старой, выглядела обшарпанной, но он сразу усмотрел в этом маскировку. Эта дверь могла выдержать их полицейский таран запросто. И петли были устроены странным образом: срезать их спецсредством не было возможности.

Что за бункер?! Там наркобарон проживает? Или глава мафии? Почему о нем Коровину ничего не известно?

Какого же было его изумление, когда на его звонок в крохотную щелку между дверью и притолокой выглянула старушка – божий одуванчик. Высокая и не по возрасту не сгорбленная, но с сильно морщинистым лицом и совершенно седыми волосами, закрученными в тугой узел на макушке. На старушке было теплое черное платье до пола. И не имелось очков. Глаза смотрели цепко и подозрительно.

Он представился, показал ей удостоверение. Начал напрашиваться на разговор. Она будто и согласилась. Но к себе категорически отказалась пускать.

– Поговорим на нейтральной территории, – вышла она из квартиры через минуту и, тщательно заперев дверь, указала на квартиру погибшей. – Можно у Светланы. С ней беда?

– Да. Она умерла.

Старушка, бодро шагавшая с ним от своей двери, словно споткнулась. Замерла на полпути, схватилась за шею и минуту стояла столбом. Потом хриплым голосом спросила:

– Как она погибла?

– Думаю, это был несчастный случай. Ее забавы с ее парнем закончились несчастным случаем, – уточнил он. – Ваша соседка свалилась с кровати и сломала себе шею.

– Исключено, – не двигаясь, отозвалась она хрипло. – Света не была неуклюжей.

– Знаете, и на старуху бывает… – Он поймал ее взгляд и запнулся. – Н-да…

– На старуху, может, и бывает, – насмешливо подхватила соседка погибшей. – Но упасть с кровати так, чтобы сломать себе шею, молодая девушка, много лет занимавшаяся спортом, точно не могла. Ее убил этот мерзкий абьюзер.

– Кто он? – быстро среагировал Коровин.

– Не знаю. Я его никогда не видела. Но подозреваю, что он не просто так навязался бедной девочке в ухажеры. Идемте в квартиру, мне надо кое-что проверить.

Он не терпел посторонних на месте преступления. Но тут вынужден был подчиниться. Эта старая женщина показалась ему очень загадочной. И умной.

– Если вы имеете в виду грабеж, то он исключен, – проговорил он в сутулую спину, обтянутую черным теплым платьем. – Деньги и украшения на месте.

– Меня не это волнует, – даже не повернув головы, проговорила она с тревогой. – Картины.

– Картины? – удивился Коровин.

– Да. Бедной девочке дед с бабкой оставили в наследство три полотна, стоимость которых… А, да ладно. Сейчас посмотрим…

Она не споткнулась ни разу, не столкнулась ни с кем локтем. Направилась сразу в гостиную – большую, неуютную, полную старой рухляди. Такой мебели, на взгляд Коровина, место было на свалке. К слову, погибшая переделала и модно обставила все комнаты, за исключением этой.

Старая соседка погибшей вошла, повертела головой по сторонам, потом принялась тыкать пальцем в северную и западную стены.

– Так я и думала! Бедная доверчивая девочка! Здесь висели три подлинника. Очень дорогих! Светлана думала, что это хорошие копии. Но я в этом разбираюсь. И я сразу угадала руку мастеров. К тому же мой покойный муж как-то нашептывал мне, что у соседей – у бабки с дедом Светы – на стене висят полотна, которые давно и безнадежно утеряны. Считались таковыми. И вот теперь они исчезли! А вы говорите, деньги и украшения! Из всех украшений Светы дорогими были лишь бирюзовые серьги бабки. Бирюза с сапфиром на белом золоте. Света их почти не снимала. Вы их находили?

Он подумал и отрицательно мотнул головой.

– Так я и думала! Этот бандит… Он давно вышел на ее след! Устроил спонтанное знакомство в картинной галерее! Какой ужас! Бедная девочка! Бедная, наивная…

Тут ей сделалось плохо, Коровин ее едва успел подхватить и усадить в старое скрипучее кресло под пыльным чехлом. Принес с кухни воды. Напоил соседку. И подождал, когда она восстановит дыхание и откроет глаза. Она все время загораживала их морщинистой ладошкой.

А потом он слушал ее подробный рассказ о знакомстве Светланы с каким-то нервным молодым человеком. Который звонил ей и ухитрялся устроить скандал даже в телефонном разговоре.

– А в какой картинной галерее они познакомились, не знаете? Хотя бы приблизительный адрес?

Коровин рад и не рад был такому свидетелю. Возможно, женщина что-то напутала. Или додумала, потому что ей не нравился молодой человек ее соседки. Какие-то редкие подлинники великих мастеров. Куда он сунется с таким докладом?

– Адрес имеется и не приблизительный. – Она четко продиктовала адрес галереи. – Света рассказывала, что коротала время там до собеседования. Назвала мне фирму, где собиралась работать. Я посмотрела в интернете.

– У вас есть компьютер? – удивился Коровин.

– Я живу не в лесу и не в Средневековье, молодой человек, – одернула та его строго. – Вы можете обратиться в эту галерею. И просмотреть списки всех гостей, либо записи с камер наблюдения. Сейчас их везде много. Даже на нашей стоянке для авто.

Коровин оставил ее на минуту и ушел отдать распоряжения Смирнову. А когда вернулся, застал пожилую женщину со старинным фотоальбомом на коленях. Она его бегло просматривала, словно искала что-то определенное. И нашла.

– Я так и думала. Ее дед с бабкой любили фотографироваться. В нашу с мужем молодость мы часто наблюдали за ними с балкона. Как она позировала ему, а он ее фотографировал на свой аппарат. Я была уверена, что фото их гостиной с картинами есть в семейном архиве. Вот оно! И вот картины, о которых я вам говорила.

Коровин взял из ее рук фотографию, на которой пухлая блондинка средних лет позировала у северной стены в обнимку с рыжим котом. За ее спиной отчетливо просматривались две картины. Следом соседка погибшей нашла еще одно фото – стены западной. Та же блондинка, только много старше, кот, правда, другой – черный с белым пятачком на морде. И картина…

– Вы можете проконсультироваться у специалистов. И узнать их примерную ценность. У вас сейчас принято говорить – стоимость. Картины были на этих стенах еще неделю назад. Мы пили чай со Светой. Она показывала мне квартиру. Картины были. А сейчас вместо них лишь темные следы на обоях.

Присмотревшись, Коровин согласно кивнул. Следы действительно имелись. И если бы не соседка, они бы сочли их давними, не имеющими отношения к гибели хозяйки квартиры.

Дело принимало совсем другой поворот, который ему ни черта не нравился.

– А еще за мной следили. И я слышала, как в телефонном разговоре Света возмущенно за меня заступалась, – добила его старая женщина.

Ну вот, начинается!

– А за вами почему следили? Из-за Светы? – Он приветливо улыбнулся. – Попробую угадать… Вы помогали Светлане советами. И это категорически не нравилось ее молодому человеку. Так?

– Может, так. А может, и по-другому. Возможно, изначально целью этих грабителей была не Света, а я.

Твою мать! Коровин стиснул зубы.

– Ее картины просто попались под руку. А истинной целью была моя квартира.

Она довольно энергично поднялась и указала ему подбородком на выход. И произнесла фразу, которую он за годы службы произносил сотни раз:

– Вам следует пройти со мной. Я вам кое-что хочу показать, но вы должны дать мне слово, что информация никуда не просочится.

Еле сдерживая ухмылку, Коровин кивнул. Она уловила и проворчала что-то про недоверие и про отсутствие у нее маразма.

– Я не могу быть спокойна, пока эта банда на свободе.

– Банда? – Он со вздохом наморщил лоб. – Сначала был молодой человек вашей соседки. Теперь уже и банда? Может, вы что-то…

– Я не напутала и ничего не придумала, молодой человек! – оборвала она его строго. – И я совершенно точно знаю, что этот пройдоха – парень Светланы – действует не один, а с каким-то мужчиной в годах, которого представил Свете своим дядей.

Сергей Сергеевич Воронков выкарабкался!

Он и подумать не мог, когда в его квартиру ворвался крепкий мужик в перчатках и солнцезащитных очках на темечке, что все так закончится. Кровопролитием! И от себя не мог ожидать, что найдет силы дать отпор и выжить.

Они дрались! О, как они дрались! Мужик был лет на десять его моложе. То есть ему было примерно пятьдесят. И он имел хорошую физическую форму. Он сразу, как захлопнул за своей спиной дверь, попытался ударить Воронкова. Но Сергей Сергеевич что-то подобное предвидел и инстинктивно увернулся.

– Ты чего, дед? – оскалил мужик белоснежные модные зубы. – Не хочешь сегодня издохнуть?

Вопрос был на устрашение. Воронков был умным человеком, сразу понял тактику.

– Не планировал, – скрипнул он зубами, принимая боксерскую стойку.

Ах, как он сильно пожалел в ту минуту, что забросил свои тренировки лет пятнадцать назад. Все прошлые годы молотил и молотил по маленькой груше, пристроенной в его спальне, а потом перешел на стихи. Ну не идиот? Чем ему теперь, рифмами отбиваться от убийцы?

Все это молниями пронзало его мозг, когда он пару раз промахнулся, пытаясь ударить мужика прямо в переносицу. А то, что этот визитер – убийца, Сергей Сергеевич сообразил сразу. Он явился почти сразу за Варварой. Либо явился по ее душу. Либо был ее сообщником и пришел следом, чтобы замести следы. Понимал же, что она могла сболтнуть лишнего.

Варвара, к слову, ничего такого Воронкову не рассказывала. То ли действительно не знала, то ли была матерой преступницей и понимала, когда можно поболтать, а когда нет. Никаких секретов она не выдала.

Убийца теснил его в угол прихожей, размахивая перед носом выкидным ножом. В какой-то момент Воронков изловчился, вспомнив прежние тренировки, и все же ударил его в переносицу. Тем самым выиграл время. Перебежал в гостиную, пытаясь на ходу вспомнить, где он оставил свой телефон. В гостиной того не было, драка продолжилась. Еще пару ударов мужик отбил. Один пропустил. Нож из руки не выпускал. И тут Воронков вспомнил!

Телефон он оставил в спальне, примеряя наряды перед свиданием с соседкой со второго этажа. Он где-то под ворохом его одежды. И времени у него на то, чтобы его найти, нет совершенно. Надо было прорываться в кухню, там ножи!

И у него даже вышло туда попасть. Хотя это и стоило ему трех ударов ножом вскользь. Царапины были неглубокими, но зажглись острой болью. И кровь начала пропитывать одежду. Это и напугало, и придало сил. Воронков схватил свой самый большой разделочный нож с подставки и тоже принялся им размахивать перед лицом нападавшего. И ему даже удалось нанести ему два, нет, кажется, даже три удара. Один пришелся по лицу. Нож рассек подтянутую щеку. Сергей Сергеевич издал победный клич. И кажется, крикнул что-то про шрам, который останется навсегда. И даже почувствовал подобие эйфории от одержанной внезапной победы.

Но он рано радовался. То, что мужик со стоном согнулся в три погибели, не должно было расхолаживать Воронкова. Чтобы не пропустить один, самый серьезный удар в грудь. А он его пропустил. И после него уже ничего не слышал и не осознавал. И даже не успел подумать, проваливаясь в обморок, что умирает.

А очнувшись на больничной койке в реанимации, первое, что он сделал, – это заплакал. От счастья, что жив. Что рядом с его кроватью с тревожным бледным лицом сидит Римма Федоровна, а не какой-то страшный опасный человек, и без конца поправляет край его одеяла.

– Привет, – слабым голосом поздоровался Воронков.

– Привет. – Она ахнула и, неожиданно подавшись вперед, приложилась своей щекой к его щеке. – Перепугали вы нас, Сергей Сергеевич! Я думала, что это муж-рогоносец явился по вашу душу, хотел с вами разобраться. А вышло вон как! Спасибо подполковнику Коровину! Он так вовремя приехал. Вошел к вам. А так бы… Истекли бы кровью и погибли.

И она все же заплакала. Тихо, вполне пристойно. Без соплей и всхлипываний. Он плакал. И она. И за руки крепко держались.

– Мне надо бы поговорить с этим Коровиным. Он вообще зачем ко мне приезжал?

– Собирался вопросы вам задать о вашей жиличке.

– Вы ее видели? – удивленно вскинул брови Воронков.

Хотя это могло ему только казаться. Тело казалось чужим и безвольным.

– Конечно, видела, хотя вы и предпринимали все мыслимые и немыслимые меры предосторожности. – Римма Федоровна скептически сложила губы, но тут же опомнилась и улыбнулась. – Но это в прошлом. Вы живы, и слава богу!

– Что с Коровиным? У вас есть возможность с ним связаться?

Римма Федоровна часто-часто закивала. Тут же достала телефон из сумочки, которая стояла на подоконнике. Позвонила подполковнику и объявила, что Сергей Сергеевич пришел в себя. Потом, отодвинув телефон от уха, она спросила:

– Он интересуется, вы что-то помните?

– Все помню.

Она передала и снова спросила:

– А человека, который напал на вас, описать сможете?

– Да. И еще… – Воронков удовлетворенно блеснул глазами, хотя это тоже могло ему только казаться. – Я ранил его в лицо…

Римму Федоровну сотрудники отделения попросили из палаты минут через пять. Воронков был не против. Она неожиданно стала суетливо о нем заботиться. И его это начало раздражать. Он прикрыл глаза и задремал. А когда открыл их, то увидел прямо перед собой своего доктора и невозможно красивую пару.

Мужчина и женщина были прекрасны и очень гармонично дополняли друг друга.

– Вы муж и жена? – спросил он, передав свои впечатления словесно.

– Нет. Мы коллеги, – поспешила ответить женщина. – Если вы не против, Сергей Сергеевич, мы хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы в силах на них ответить?

– Да. Я все вам расскажу с самого начала…

И он рассказал. Правда, иногда прерывался, чтобы выпить воды. Во рту постоянно пересыхало. Красивая женщина быстро записывала за ним. Мужчина, так великолепно подходивший ей в мужья, задавал правильные вопросы.

– Как только вы немного окрепнете, мы пришлем к вам художника, чтобы вы общими усилиями составили композиционный портрет преступника, – взяв его подпись под протоколом, проговорила женщина.

– Не надо ждать. Пусть приходит уже сегодня.

– Вы уверены? – уточнила она.

Воронков кивнул.

– Не только в ваших силах, но и в крепости вашей памяти, вы уверены? Сами понимаете, любая неточность может ввести следствие в заблуждение, – предостерегла она.

– Я помню его, словно он только что вышел отсюда. Совершенно отчетливо! – Ему даже удалось слегка повысить голос. – А теперь у него еще на левой щеке и шрам. Вряд ли он сунется с таким ранением куда-то в публичное место…

Художника приводить доктор запретил в течение двух дней.

– Вы, господа полицейские, можете его вообще потерять как свидетеля, если станете давить, – услышал Воронков из-за двери. – Минимум два дня. Мы его только-только вытащили.

А через два дня, когда рядом с его кроватью пристроился важный молодой человек с компьютером, Воронков неожиданно растерялся. Все, что отчетливо запомнилось, это очки, перчатки и белозубый оскал. То, что казалось запомнившимся, неожиданно растворилось в огромном количестве бровей, носов, ушей, которые показывал ему сотрудник полиции. А после еще и со шрамом вышел конфуз.

– Я не помню, на которой щеке оставил отметину, – расстроился Воронков.

– Я вас не тороплю, – устало глянул на него молодой парень. – Попытайтесь воспроизвести в памяти тот самый момент. Как стояли вы. Где располагался нападавший. Около холодильника или возле стола? Можете закрыть глаза. Иногда это помогает.

Воронков Сергей Сергеевич зажмурился. И сразу очутился мыслями в том дне, когда указал Варваре на дверь. Как она расстроилась. И пошла к двери с совершенно потерянным видом. Может, он неправильно ее понял? Может, зря выставил?

Уколы совести неожиданно пробудили память. И они за десять минут переделали портрет преступника. И Воронков его сразу узнал, когда полицейский показал ему результат.

– Он? – спросил парень Сергея Сергеевича.

– Он! – ахнул Воронков. – Эту рожу не забудешь!

Рожа, к слову, вышла весьма привлекательной. Подполковник Коровин, которому позвонил парень с компьютером прямо из больничной палаты, так и сказал. И попросил передать трубку Сергею Сергеевичу.

– Он прямо красавец у вас получился, Сергей Сергеевич, – с налетом недоверия проговорил Коровин. – Точно он?

– Точно. Увидел, как передо мной стоит. Ваш сотрудник помог, подсказал один приемчик. Только теперь его красоту шрам попортил – отметина ему от меня на память, – не без злорадства произнес Воронков. – На левой щеке. Пусть носит, пока жив.

– Хорошо. Спасибо. Вы нам очень помогли, Сергей Сергеевич. Да, еще вопрос…

– Слушаю.

Воронков шумно зевнул, у него слипались глаза от усталости, лекарств и слабости после тяжелого ранения.

– Он что-то говорил при нападении? О причине своей агрессии? Может, упоминал имя Варвары Царевой?

– Нет. Ее имя точно не упоминалось. А говорил он мало. В основном советовал мне умереть поскорее. И все задавался вопросами, почему я не хочу этого делать.

– Это все?

– Все. Он пришел убивать меня, а не разговаривать.

Зоя Павловна сидела в отделении полиции перед кабинетом подполковника Коровина уже полчаса. Ее неестественно выпрямленная спина онемела от напряжения. Во рту пересохло, но никто не поспешил предложить ей стакан воды. Может, потому что никого еще не было? Зоя Павловна приехала сюда слишком рано. Задолго до назначенного ей Коровиным времени. И от этого безрассудства со своей стороны она тоже нервничала.

А еще она волновалась оттого, что ее опасения по поводу слежки за ней подтвердились. И что подполковник Коровин был неправ и, пытаясь ее успокоить, наговорил много разных стандартных фраз. Типа:

– Вам не следует преждевременно беспокоиться, Зоя Павловна…

– Иногда и мне кажется, что кто-то смотрит на меня пристальнее, чем хотелось бы…

– Неудивительны все ваши страхи, Зоя Павловна. По соседству с вами произошел несчастный случай…

Эти умники настырно считали, что Светлана умерла, неудачно свалившись с кровати. Ну разве так можно?!

Коровин звонил ей вчера в три часа пополудни и пригласил на сегодняшнюю встречу. И вскользь упомянул, что им удалось обнаружить запись с камер видеонаблюдения по соседству с той самой картинной галереей, где Света познакомилась со своим парнем. Но!

– Никого рядом с ней на записях нет. Возможно, она была не совсем честна с вами, Зоя Павловна, и знакомство произошло где-то еще. И ее слова о том, что она оценивала какие-то картины своего парня…

– Дяди ее парня, – перебила его в тот момент Зоя Павловна. И добавила: – Это были картины дяди ее парня.

– Возможно. Но возможно, что и дяди никакого не было. И его Светлана тоже выдумала. Более того…

Тут Коровин сделал в разговоре такую продолжительную паузу, что Зоя Павловна сочла, что он закончил разговор не простившись. И хотела отключиться. Но он снова вдруг заговорил: – Те картины, которые вы оценили как очень редкие и дорогие, нашлись.

– Да?! – Она изумилась до хрипоты, сделавшей ее голос неузнаваемым. – И где же, простите?

– В личной коллекции одного московского коллекционера. Оказалось, что он приобрел их несколько лет назад. Купил у родственников Светланы.

– Но как же так?.. – растерялась тогда Зоя Павловна. – Этого не может быть. Я сама видела и…

– Зоя Павловна, – невежливо повысил голос на нее Коровин. – Вы же знаете, что существует информация о том, у кого и где находятся известные полотна. Она передается из уст в уста. Даже есть определенный каталог. И известные коллекционеры знают все!

С этим она могла бы поспорить. Про их с мужем приобретения не знал никто. И, хвала небесам, Коровин в день гибели Светланы дальше прихожей в квартире Зои Павловны не пошел. И не увидел ничего из ее сокровищ. А она в то утро так расстроилась, так расчувствовалась, что готова была ему все показать. Но он, войдя в ее квартиру, вдруг заскучал. Она узнала этот взгляд: когда старики кому-то надоели настолько, что бросает в зевоту. Коровин не зевнул, но проходить отказался. И даже не захотел взглянуть на ее картины, фарфор и украшения.

Хорошо, что все так сложилось!

Коровин показался в конце коридора, когда спина ее уже окончательно одеревенела. И во рту от жажды было не просто сухо, а жгло.

– Зоя Павловна, доброе утро, – поздоровался он, поравнявшись с казенной скамьей, на которой она сидела. И тут же будто с упреком проговорил: – Вы рано.

– Вы хотели меня видеть, – еле протолкнула она сквозь пересохшие губы.

– Да. Дело не особо срочное, конечно, но я решил, что вам надо взглянуть на портрет одного человека. Возможно, вы кого-то в нем узнаете. Возможно, нет. Сущая формальность, но я счел необходимым…

Все это он говорил походя, отпирая кабинет, впуская ее туда и наливая воды в стакан из стеклянного графина.

– Выпейте. Мне кажется, у вас пересохло в горле.

Она с благодарностью глянула и быстро отпила половину. Присела на предложенный стул, стакан не отдала. И прежде чем начал говорить Коровин, пожаловалась:

– Я вчера снова обнаружила, что за мной следят.

– Да? Кто же?

Он глянул на нее как на сумасшедшую. Взгляд был безжалостным и злым.

– Сначала я заметила молодого парня. Но это было еще до смерти Светланы, – начала говорить Зоя Павловна, глядя в самый центр стакана с водой, чтобы не нарываться на взгляд подполковника, не суливший ей понимания. – Он довольно симпатичный, высокий, широкоплечий. Очень юркий и даже суетливый. Я несколько раз обнаруживала его в непосредственной близости от себя. В булочной, на прогулке и однажды у подъезда. Он то ли выходил, то ли пытался зайти, но не рискнул. Он все время отворачивал от меня лицо.

– И вам это показалось странным?

И вот тут Коровин откровенно зевнул. Даже не пытаясь подавить зевок. Какая наглость!

– Да. Показалось странным. А еще мне показалось странным, что он усаживался в машину со стороны пассажира. А та стояла прямо напротив моего подъезда.

– И? – последовал еще один зевок.

– И машина никуда не поехала. И стояла часа три, пока я не вышла из дома за молоком. И тогда машина поехала за мной. Медленно. Потом я увидела ее уже у магазина.

– Машина была до смерти вашей соседки или после?

– И до, и вчера. Но странность не столько в том, что эта машина кого-то караулит. Я решила, что меня. А в том, что эти двое – парень и мужчина средних лет – все время в темных очках. Такие от солнца. Хотя необходимости в этом не было. На улице было пасмурно, а однажды даже накрапывал дождь.

– Гм-м…

Коровин посмотрел на нее как-то странно. Будто с пробудившимся интересом. Зоя Павловна не посмела анализировать, чтобы не обмануться. Допила воду, поблагодарила и поставила пустой стакан на край его стола. И в который раз за утро пожалела, что вырядилась в теплое шерстяное платье и кофту. Спина взмокла и от напряжения, и оттого, что на улице столбик термометра с раннего утра показывал плюс двадцать.

– Покажите мне портрет, и я пойду, – произнесла она слабым голосом. – Я устала.

Ей неожиданно стало очень жаль себя – никому не нужную, тревожную старуху. И захотелось, чтобы кошмар одиночества, в котором она пребывала все время после смерти любимого мужа, наконец-то закончился. Все равно как! Пусть даже этот конец будет трагичным.

Она почувствовала, что подбородок ее задрожал, а из глаз вот-вот польются слезы. Кажется, подполковник Коровин тоже что-то такое уловил. Засуетился, перебирая бумаги на столе.

– Может, еще воды? – Он смотрел с участием.

– Пожалуй, не откажусь. – У нее в горле снова пересохло. – И, пожалуйста, не считайте меня старой дурой! И что касается картин… Они были в квартире Светланы. И это были подлинники. Я всю свою жизнь занималась экспертизой живописи.

Коровин снова засомневался. Она неплохо читала его настроения. Может, потому, что он не пытался притворяться?

– Конечно, я не афишировала свои знания и занималась этим за закрытыми дверями своего дома, но… – Она сделала еще пару глотков воды из стакана, который участливо предложил ей подполковник. – Но картины на стенах висели, когда я была в гостях у бедной девочки. А потом они пропали. И нашелся какой-то коллекционер. Кстати, как его фамилия?

– Сейчас… Так сразу не вспомню. – Коровин снова начал листать бумаги. – Ага, вот. Фролов Иван Сергеевич.

Зоя Павловна напрягла память. Но тут же отрицательно качнула головой.

– Не слышала о таком. Знаете, все имена в мире коллекционеров на слуху, а Фролов… Нет, точно не слышала. Когда, говорите, он приобрел картины?

Коровин нашел нужную строку в отчете капитана Смирнова.

– Пять лет назад, – ответил он. – Пять лет назад он купил картины у ваших соседей.

– Еще одна ложь, – строго глянула на Коровина Зоя Павловна. – Мои соседи умерли друг за другом более восьми лет назад. Пару лет квартира стояла запертой. Затем затеялся ремонт. Потом въехала Светлана. Вас водят за нос, уважаемый товарищ подполковник.

Она взяла в руки композиционный портрет возможного преступника, составленный со слов и при помощи Воронкова Сергея Сергеевича. Долго вглядывалась, затем проговорила:

– Я не узнаю в этом человеке того, кто сидел за рулем автомобиля, сопровождающего меня и стоящего возле моего подъезда. Но я могу и ошибаться. Темные очки, высокий воротник куртки. Рассмотреть черты лица очень сложно. Вот молодого прохвоста я вам с радостью опишу, хотя он и старался отвернуться.

Тратить еще пару часов драгоценного времени их сотрудника Коровину отчаянно не хотелось. И он даже не пытался этого скрыть. Принялся что-то говорить о возможной занятости коллеги.

– Может, перенесем встречу? – предложил он ей с фальшивой улыбкой.

– Может быть, если не будет очень поздно.

– Что вы имеете в виду? – задался он вопросом, когда Зоя Павловна уже встала и направилась к двери.

– Меня могут убить, как Светлану, – не оборачиваясь, обронила она. – И вы снова спишете это на несчастный случай.

Он отчетливо чертыхнулся, потом крикнул:

– Да погодите вы! Сейчас я отведу вас в нужный кабинет…

Удивительно, но портрет молодого парня, все время попадающегося ей на глаза, вышел очень удачным и нарисован был быстро.

– Похож? – спросил молодой человек.

К слову, оказавшийся очень воспитанным и учтивым. Приготовил ей чашку замечательного чая. И даже угостил ее шоколадкой – маленькой, но ее любимой. Понятно, он не угадал, так совпало. Но ее это растрогало.

– Рада была общению, Николай. Вы очень талантливый молодой человек, – похвалила Зоя Павловна, поднимаясь с места.

– Я учился на художника, неплохо рисовал с детства.

– Да? – удивилась Зоя Павловна. – А зачем вы здесь? Почему вы здесь, Коленька?

Она смотрела на ушастого парня с короткой стрижкой непокорных кудрей – они ухитрялись круто завиваться даже при такой длине. Находила взгляд его голубых глаз открытым и чистым. И глубоко в душе жалела, что судьба не подарила ей такого восхитительного внука.

– Я неплохо рисовал, Зоя Павловна, но это не значит, что отлично. – Он широко улыбнулся. – Я интересуюсь живописью, но это не делает меня знаменитым художником. Я реально оцениваю свои возможности. К тому же… Мне здесь нравится. Я помогаю. Я полезен.

– Хорошо. – Она тепло улыбнулась ему. – А что скажете о картинах, которые были украдены с места преступления – убийства моей соседки? Вы в курсе этого дела? Что-то слышали о картинах? О коллекционере Фролове?

Николай был не в курсе. Зоя Павловна не особенно торопилась домой, в квартиру, полную антикварного хлама – так она в последнее время называла свои богатства. И рассказала ему обо всем.

– Я слышал об этих полотнах, – неожиданно разволновался Николай. – У нас даже был курс лекций по этим художникам. И они действительно долгое время считались пропавшими. Или осевшими где-то в частной коллекции. Так бывает, когда собственник не спешит явить себя миру как серьезного коллекционера.

– А какой-то Фролов поторопился, – сощурилась Зоя Павловна. – Кто он такой вообще? Что о нем известно?

– Я даже не понимаю, о чем вы говорите, Зоя Павловна, – неожиданно расстроился Николай. – Неужели картины нашлись?!

– Нашлись и сразу пропали. И бедная девочка погибла от рук грабителя, а не потому, что неудачно свалилась с кровати.

Зоя Павловна поднялась с неудобного вихляющегося стульчика на колесиках. И направилась к выходу. Снова пожалев, что судьба не подарила ей такого замечательного внука, она остановилась у двери, глянула на голубоглазого парня с теплой улыбкой и произнесла на прощание:

– Простите меня, Коленька, что надоедаю вам своими стариковскими страхами. Всего вам доброго. А портрет передайте Коровину. Очень удачно получилось. Вы настоящий художник! И да… Скажите ему, что я не сумасшедшая. За мной действительно следят!

Коровин обводил своих подчиненных свирепым взглядом. Они должны были уже час назад разойтись по домам, подведя итоги по делу, за которое их ежедневно склоняло начальство. Но не разошлись.

А началось все с чего? А началось все с того, что к ним в отдел под самый конец рабочего дня заявился старший лейтенант Николай Климов – сотрудник экспертно-криминалистического отдела. Мариночка уже с сумкой у двери топталась, намереваясь смыться. Капитан Смирнов уже жене позвонил и спросил, что купить из продуктов по дороге домой, как дверь открылась и явился Климов!

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он, застыв у двери с папкой в руках. – Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

– Что у тебя, Климов?

– Я композиционный портрет принес, который мы с Шайкевич составили. Думал, кто-то из ваших заберет. Но никто не пришел.

В его словах не было упрека, но Коровин с чего-то сразу занервничал. Может, потому, что он ни черта не помнил, кто такой или такая Шайкевич?

Климов был сообразительным парнем и сразу пояснил:

– Утром вы приводили пожилую даму. Она уверяла, что за ней кто-то следит. И мы с ней…

– Зоя Павловна? Так она Шайкевич? Понял. – Коровин кивком указал на папку. – Что там у вас с ней получилось?

– Получилось интересное, товарищ подполковник, – оживился Климов, доставая из папки композиционный портрет. – Взгляните. Никого вам не напоминает?

Коровин уставился на фоторобот симпатичного молодого парня с прищуренными глазами.

– Она такими его глаза всегда видела, когда сталкивалась, товарищ подполковник, – пояснил Николай. И снова спросил: – Вам никого этот парень не напоминает?

– А должен? – тяжело глянул на него Коровин.

– Он как две капли воды похож на того мужчину, чей портрет я составлял с пострадавшим в больнице. С Воронковым, – с непонятным Коровину азартом проговорил Климов. – Это может значить, что эти двое – родственники.

– Или это может значить то, Климов, что Зоя Павловна Шайкевич, посмотрев в моем кабинете портрет мужика, в точности повторила его черты в работе с тобой. Только сделала его чуть моложе.

Мариночка у двери, помахивая своей дурацкой сумкой, без стеснения насмешливо фыркнула. И Коровин себя тут же возненавидел за то, что дал ей повод насмехаться над младшим по званию Климовым.

– Ну или это может означать, что эти двое – действительно родственники, – поправил он сам себя и порадовался, услышав разочарованный вздох майора Якушевой.

Он положил перед собой на стол оба портрета. Долго вглядывался. И наконец признал, что они похожи. Но не вслух признал. Потому что в голову тут же полезли противные мысли, касающиеся гибели молодой девушки – соседки Шайкевич. Что-то погибшая рассказывала своей пожилой соседке о своем парне и его дяде. Будто те просили Светлану провести экспертизу какой-то картины.

Вдруг это они и есть? Вдруг это правда?

Нет, ну нет же! Это просто какая-то дурацкость получается! Он – подполковник Коровин, – вопреки заключениям экспертов, признавших гибель Светланы несчастным случаем, пойдет на поводу у старой бабки? И возьмет на веру все ее заверения и о преднамеренном убийстве, и о краже картин, и что там еще пропало – бирюзовые сережки с сапфирами?

– Еще есть кое-что, товарищ подполковник, – не спешил уходить Климов. – Мы с Шайкевич разговорились…

– Что вы сделали? – глянул на него Коровин с притворным удивлением. – Старлей, ты на рынке, что ли?

– Прошу прощения. – Климов встал смирно. – В ходе работы над портретом Шайкевич сообщила мне важные факты, которые я проверил по своим каналам.

– Что за факты? С чего это ты вдруг начал их проверять? – возмутился капитан Смирнов. – По своим каналам! Что за каналы такие?

И Климов рассказал удивительную историю, вызвавшую у Якушевой очередную волну насмешек, а Коровина повергшую в шок.

История начиналась с краткого рассказа о студенческих годах Климова, закончившихся получением диплома, диплома не подарившего ему таланта художника.

– Но я очень люблю живопись. Интересуюсь новостями. И когда Шайкевич рассказала мне о пропавших полотнах из квартиры ее умершей соседки, то я…

– Эти полотна нашлись. Уже пять лет находятся в коллекции Фролова Ивана Сергеевича – частное лицо, с некоторых пор весьма известен в среде коллекционеров и весьма уважаем. Он эти картины купил у родственников Светланы – у ее деда с бабкой – пять лет назад, – плавно жестикулируя, прервал Климова капитан Смирнов.

– Это неправда, – спокойно отреагировал Климов, когда Ваня замолчал.

– Что именно? – взмахнула Мариночка сумкой, как топором.

– Все неправда.

– Объяснись, – потребовал Коровин и незаметно посмотрел на часы.

Они с Асей собирались сегодня вместе приготовить ужин. Она должна была купить необходимые продукты. От него требовалось присутствие. Без опозданий! Потому что ужин планировался у нее. Ася настояла. Он не посмел отказать. После ее слов о замужестве, на которые он отреагировал неправильно, точнее, никак не отреагировал, между ними возникла напряженность. И он категорически был против нее – напряженности. И торопился!

И тут этот Климов! И выгнать нельзя. И заслушаться можно часа на два.

– Во-первых, то, что рассказала Шайкевич о полотнах, которые она видела в доме погибшей девушки, правда. Они долгие годы числились пропавшими. Или осевшими в какой-то частной коллекции у людей, которые не спешили делиться информацией о них. Либо не любили хвастаться. Либо получили эти полотна неправедным путем.

– Во-вторых? – поторопил его Коровин. – Никто и не отрицал, что ее дед с бабкой владели этими полотнами. Я видел их на фото семейного альбома. Владели, потом продали Фролову. Что тебе не нравится, Климов?

– Они не могли продать картины пять лет назад. Со слов Шайкевич, их не стало восемь с лишним лет назад. Восемь с лишним лет назад они умерли.

Коровин стремительно глянул на Смирнова. Взгляд намекал на залет по всем показателям: не выяснил точную дату смерти родственников, мог напутать и со всем остальным.

– Какая разница: пять лет назад, восемь лет назад? – Смирнов неуверенно улыбнулся. – Купил же у них.

– Кто? – скорбно поджал губы Климов.

– Частный коллекционер Фролов. Это было озвучено! – возмутилась Якушева, то ли решив вступиться за коллегу, то ли устав торчать у двери.

– Нет и не было никакого частного коллекционера Фролова, – последовал краткий ответ Климова. – И это сведения из официальных источников.

– Не понял?! – Коровин привстал, уперся кулаками в край стола. – Капитан, не хочешь рассказать, от кого ты получил информацию о Фролове?

– Я… – Ваня растерялся, потом принялся нервными движениями перемещать предметы на своем столе. – На сайте.

На вопрос о происхождении сайта капитан Смирнов толком не смог ничего ответить. Мол, сделал запрос по полотнам, вышла информация. Он ее прочитал и доложил.

– Проверить точно времени не было, товарищ подполковник, – смотрел он на Коровина виноватыми глазами. – Я прошел по ссылке, нашел информацию и…

– И успокоился, – закончил за него Коровин. – Зачетно, капитан!

– Товарищ подполковник, ваше распоряжение было факультативным. Вы сами сказали…

– Отставить, капитан! – взревел Коровин.

Не хватало еще, чтобы он при посторонних обсуждал внутренние дела отдела.

Да, он не приказывал, просто попросил Смирнова по возможности узнать что-нибудь о картинах, которые якобы украли в ночь смерти Светланы. Никто, кроме старой соседки, их не видел. И не подтвердил, что они там были. Даже ее родители, которые прилетели из-за границы на похороны дочери, не помнили эти картины. А о серьгах с бирюзой имели весьма смутное представление.

– Свекровь меня никогда не любила, – жаловалась мать Светланы, вытирая мокрое от слез лицо. – О том, какие у нее имеются украшения, я не знала. А мужу моему – ее сыну – всегда было не до них. Из нас троих только Светочка была посвященной. Она все и унаследовала. Но… Но тоже не спешила делиться информацией с нами – ее родителями…

Вот именно по этой причине Коровин не отдавал своим подчиненным жестких распоряжений. Просто попросил узнать по возможности. Смирнов так и сделал. Узнал как мог и что мог.

Повернувшись к Климову, Коровин потребовал четкого и быстрого доклада.

– Без лирических отступлений! – закончил он.

– Так точно, – козырнул Климов.

И начал говорить. И чем дольше он говорил, тем поганее становилось на душе у Коровина.

«С ужином у Аси придется подождать», – понял он к тому моменту, как Климов закончил свой рассказ. Было ясно, что она обидится. И возможно, не поверит. Но игнорировать то, что рассказал старший лейтенант…

– То есть, старлей, ты уверен, что Шайкевич говорит правду? – с угасающей надеждой переспросил Коровин в четвертый раз. – И это не плод старческого слабоумия?

– Никак нет, ее информация подтвердилась. Картин не может быть у коллекционера Фролова, потому что коллекционера Фролова не существует. – Климов повернулся к капитану Смирнову и уточнил: – Фролов – это вымышленный персонаж.

– А Шайкевич, утверждающая, что за ней ведется наблюдение, не врет?

– Никак нет, она в разуме. И… Скорее всего, она является вдовой того самого Шайкевича, который неоднократно посещал знаменитые аукционы за границей. И несколько раз покупал там шедевры. Но следует уточнить, Зоя Павловна на мой прямой вопрос уклонилась от ответа. – Старший лейтенант Климов помолчал мгновение и добавил: – Это когда я ей позвонил по телефону.

– Вы даже уже обменялись телефонами? – попыталась сально пошутить Мариночка.

– Отставить, майор, – поморщился Денис Коровин.

Марина его бесила больше всех. Так и хотелось сделать ее виноватой в том, что его ужин с Асей срывается.

– Старлей, что еще тебе удалось узнать о том самом Шайкевиче, который катался на аукцион за антиквариатом? И который, предположительно, был мужем Зои Павловны до самой смерти?

– Это все, – обескураженно развел руки в стороны Климов. – О нем очень мало информации. Но та, что имеется у моих хороших знакомых, позволяет предположить, что за свою жизнь он собрал внушительную коллекцию.

– И где же она? – отвратительно ухмыльнулась Мариночка, продолжая мотать своей безобразной сумкой.

– Она… В ее квартире, предположительно, – проговорил Коровин, вспоминая входную дверь квартиры Шайкевичей, и направился к выходу. – И я сейчас еду туда. Если, конечно же, она мне откроет. Климов, ты со мной?

– Так точно, товарищ подполковник! – расплылся в широкой улыбке старший лейтенант. – Зоя Павловна мне откроет, она мне доверяет.

Она увидела эту невероятно красивую женщину, возвращаясь из супермаркета. Встретила возле своего подъезда. Та была просто сказочно красивой, хотя данное сравнение нынче не в ходу. Немодно. Даже в таком встревоженном состоянии, в котором красавица пребывала, – заплаканная, плохо причесанная и в сильно помятой юбке, она выглядела богиней.

– Зоя Павловна? – окликнула ее женщина, когда Зое Павловне оставалось пройти каких-то пару метров до подъездной двери. – Это вы?

– Мы знакомы? – чопорно откликнулась Шайкевич, замирая на безопасном расстоянии от нее.

Восхищаться ее красотой она могла сколько угодно, но это не значило – доверять.

– Нет. Мы не знакомы. Меня зовут Варвара. Варвара Царева. Мое имя вам ничего не скажет. – Женщина судорожно тискала в руках маленькую кожаную сумочку. Взгляд ее прекрасных глаз без конца перебегал с предмета на предмет в их дворе. – Обстоятельства вынудили меня обратиться к вам.

– За помощью?

Вот тут Зоя Павловна насторожилась. Они с мужем не были теми самыми людьми, которые всегда и всем спешат на помощь. И готовы наступить на горло собственной песне ради блага окружающих.

Они с мужем никого не любили. Ни в кого и никому не верили. И тут вдруг является красивая мадам в измятой до неприличия юбке, называет ее по имени и что-то говорит про обстоятельства.

– Нет. Помощь, скорее, нужна вам, Зоя Павловна. – Красивая женщина жалко улыбнулась, но это ее ничуть не испортило. – Дело в том, что вам угрожает опасность.

– И кто мне угрожает?

Зоя Павловна старалась говорить с легкой насмешкой, старалась казаться высокомерной и сильной, но ноги предательски дрожали. А по спине бежали ледяные капли пота. И это невзирая на то, что она была одета по погоде. И еще несколько минут назад чувствовала себя вполне комфортно в строгом льняном платье шоколадного цвета с длинным рукавом.

Красивая женщина Варвара вмиг лишила ее самообладания. И Зоя Павловна могла сколько угодно притворяться перед ней, перед самой собой страха не спрятать.

Она боялась!

– Вы ничего такого странного не замечали в последнее время, Зоя Павловна? Может, возле вас крутились какие-то сомнительные люди? Или к вам в квартиру пытались попасть сотрудники социальных служб или продавцы лекарств?

Жалкая улыбка Варвары Царевой сменилась тревожной. Она даже посмела сократить между ними расстояние. А Зоя Павловна не отступила, продолжая стоять в паре метров от подъездной двери с пакетом, в котором лежали батон, пакет молока и два яблока.

Она совершенно утратила бдительность. Что было тому виной: участие незнакомки или ее слова, полностью совпадающие с действительностью? А может, простое человеческое участие? Эта незнакомка, представившаяся Царевой Варварой, тревожилась за нее в отличие от подполковника Коровина. И не считала ее маразматичкой в отличие от него.

– Никто не пытался ко мне попасть в квартиру, милая.

Стряхнув с себя оцепенение, Зоя Павловна осторожно высвободила свой локоть из пальцев Варвары.

– Не следует меня трогать, – чопорно поджала она губы.

– Простите! Простите меня ради бога! – Незнакомка вдруг всхлипнула. – Я просто пытаюсь вам помочь. Хотя сама нахожусь в достаточно сложном положении.

– Да? И что такое? Что с вами случилось?

Это была просто вежливость, не более. И на откровение со стороны незнакомки Зоя Павловна вовсе не рассчитывала. А та вдруг начала говорить. Много, сбивчиво. Слова у нее выходили страшными. Истории нереальными. И чем больше ее слушала Зоя Павловна, тем острее ей хотелось очутиться в своей квартире, за своей надежной дверью. И да, ей хотелось оказаться как можно дальше от этой женщины.

– Теперь вы понимаете, что произошло? – Царева снова вцепилась ей в локоть. – Вам угрожает опасность. Если эти двое снова здесь появятся, они могут не просто наблюдать за вами. Они могут…

– Ничего они не могут.

Зоя Павловна посмотрела на собеседницу с неприкрытой неприязнью. Очарование красотой этой женщины прошло. Перед ней стояла обыкновенная мошенница. Неопрятная и не вполне убедительная.

– Смогут! – с нажимом произнесла Царева и сузила глаза. – И когда они станут резать вас на куски, вы еще обо мне вспомните.

– Не станут. Я была в полиции и оставила заявление. И составила фоторобот человека, который следил за мной. Из машины, – уточнила Зоя Павловна. – Не желаете взглянуть?

– Желаю. – Она судорожно сглотнула. – Буду вам признательна.

Зоя Павловна сунула руку в свою сумочку. Там, в кармашке без молнии, лежал свернутый вчетверо лист бумаги с портретом наглеца, решившего лишить ее покоя.

– Вот этот тип, – тряхнув листом, расправляя, поднесла его к ее глазам Зоя Павловна. – Хочу повесить на доске объявлений с рекомендациями быть осторожными. Не узнаете?

Она его узнала!

Зоя Павловна прожила долгую жизнь и научилась немного разбираться в людях. И по тому, как стремительно отвернулась красивая женщина, назвавшаяся Царевой Варварой, по невероятной бледности, залившей лицо и открытую шею, Зоя Павловна поняла, что незнакомка узнала молодого парня с портрета.

– Нет. Не знаю, – проговорила та быстро.

– Врете! И вам лучше уйти. С минуту на минуту ко мне приедет старший лейтенант Климов, – вдруг начала импровизировать Зоя Павловна. – И мне не хотелось бы, чтобы из-за меня к вашим проблемам добавились еще какие-то. Всего вам доброго. И еще… Постарайтесь больше не навязывать мне свое знакомство и помощь. Займитесь своими проблемами.

Зоя Павловна аккуратно сложила портрет опасного юноши. Сунула в тот же кармашек без молнии в сумочке. И, старательно обходя Цареву по кругу, пошла к своему подъезду.

Первые несколько секунд за ее спиной ничего не происходило. Затем Царева прошипела с раздражением:

– Ну нельзя же быть такой упрямой дурой!

И в голосе теперь было больше злости и отчаяния, чем прежнего волнительного участия.

Зоя Павловна только успела открыть железную подъездную дверь, как ее грубо толкнули в спину, и она, не сумев удержаться, зацепившись за порог, полетела головой вперед…

– Товарищ подполковник, что-то странное там происходит! – Климов, вытянув шею, рассматривал сквозь пассажирское окно группу людей у двери подъезда, в котором проживала Зоя Павловна.

– Вижу, – скрипнув зубами, отозвался Коровин.

– Опоздали? – с тоской произнес старший лейтенант.

– Погоди ты каркать, старлей! – прикрикнул на него Денис, сворачивая к стоянке. – Шайкевич одна, что ли, живет в этом подъезде?

От машины они шли таким скорым шагом, что он больше напоминал медленный бег.

– Граждане, что случилось? – врезаясь в центр собравшихся жильцов, грозно поинтересовался Коровин. – По какому случаю сбор?

– А вы, простите, кто такой?

Вопрос задал мужчина средних лет с пакетом из супермаркета в одной руке и женской старомодной сумкой в другой.

Коровин представился и показал удостоверение. Климов последовал его примеру.

– У нас ЧП, господа полицейские, – пожаловался мужчина с женской сумкой. – Странно, что вы приехали. Когда я позвонил в дежурную часть, мне посоветовали не терять бдительность, но до определенных пределов.

– Что это означает?

– У нас пропала женщина. Вещи ее валялись на полу на первом этаже перед кабинами лифта, а ее нигде нет. – Мужчина выше поднял пакет, в котором угадывались продукты, и сумку и слегка ими тряхнул. – И в квартиру мы звонили, не открыла. Странно, не находите? Сначала умирает ее соседка, теперь она, побросав вещи на пол перед лифтами, бесследно исчезает!

– Вы о Зое Павловне Шайкевич? – взволнованно подался вперед Климов.

– Да. Знаю ее давно, – покивал мужчина. – Живу двумя этажами ниже. Пересекаемся редко, и не общаемся, и не здороваемся, но в лицо ее знаю. И по имени с отчеством и фамилией. Я тут почти всех знаю.

– Это ее вещи? – уточнил Коровин, выхватывая из рук соседа Шайкевич сумку с пакетом. – Климов, опроси всех! И поднимись к ней, позвони в дверь. Может, плохо человеку стало, она вещи…

– Что вы хотите сказать, господин полицейский? – перебил его мужчина, живущий двумя этажами ниже Шайкевич. – Что Зоя Павловна бросила на пол свои вещи и ушла к себе? Что касается пакета с продуктами, еще поверю. Но чтобы эта старуха выпустила из рук свою сумку?

– Вы заглядывали, что внутри? – Коровин как раз исследовал ее содержимое.

– Разумеется, мы все туда заглянули. Но только в интересах дела, не алчности для. – Мужчина оскорбленно засопел. – Кошелек, ключи – все в сумке. Поэтому мы и всполошились. Она не могла попасть домой без ключей! Но мы все равно звонили в ее квартиру и звонили.

– Телефон? У нее же был телефон?

Денис, убей, не помнил, какой номер фигурировал в протоколе ее допроса: мобильный или стационарный? Или и тот и другой.

– Так точно, товарищ подполковник, – отозвался Климов. – У Шайкевич был мобильный. Ее номер есть у меня.

– Так звони, старлей!

Климов принялся звонить снова и снова. Гудки шли, но никто не брал трубку. Наконец, попытки, кажется, с десятой Климову ответили.

– Зоя Павловна?! – заорал он так громко, что Коровин поморщился. – Вы где?

– Это не Зоя Павловна, это таксист. Этот телефон забыла в машине клиентка. А что нужно-то?

– Дай сюда!

Подполковник Коровин вырвал из рук старшего лейтенант Климова его телефон и в двух словах отдал распоряжение таксисту срочно подъехать туда, где он сам сейчас находился.

– А если диспетчер позвонит? – начал нудить таксист. – Кто мне потом компенсирует?

– У тебя десять минут. Время пошло. А будешь ныть, оформлю за кражу мобильного. Все! Жду!

Таксист подъехал через пять минут. К этому времени часть любопытных разошлась по домам. Остались все тот же мужчина, забивший тревогу из-за исчезновения Зои Павловны, и невысокая хрупкая женщина, все время прятавшаяся за его спиной. Как оказалось, именно она нашла вещи Шайкевич, поднялась к неравнодушному гражданину Смирнову и позвонила в его дверь. Они жили на одной лестничной площадке.

– Я вышла собаку выгулять. Спустилась в лифте и едва не наступила на ее сумку. Я ее сумку тоже узнала. Не стала оставлять все как есть. Забрала, – смущаясь, рассказала хрупкая женщина. – Я сразу пошла к Вадику Смирнову. Мы поднялись к Зое Павловне. Звонили, стучали – бесполезно. Вызвали полицию. Нас, мягко говоря, не поняли. Тогда мы вышли на улицу и… И вот вы здесь.

Закончив говорить, она снова спряталась за спиной Смирнова. В это время и подъехало такси. Из него вышел коренастый мужчина лет сорока. В спортивном костюме, сандалиях, сплющенной матерчатой кепке.

– Кто тут самый большой начальник? – поинтересовался он, поигрывая мобильным телефоном. Безошибочно угадал его в Коровине. – Вы? Вот ваш аппарат. А что за проблема-то?

– При каких обстоятельствах пожилая женщина оставила его у вас в такси? Ей было плохо? Куда вы ее отвезли? Где забрали? – сразу засыпал Денис таксиста вопросами.

Телефон, осмотрев и проверив журнал звонков, Коровин сразу убрал в пакет для вещдоков. Всегда таскал во внутреннем кармане любой своей куртки, будь то пуховик или ветровка.

– Ниоткуда я ее не забирал. – Сдвинув на макушку кепку, таксист почесал лоб. – Она сама на стоянку пришла. Назвала адрес. Я отвез.

– Куда отвезли?

– К метро. – Таксист назвал точное место. – Она заплатила и ушла. А телефон, оказывается, забыла. Вообще вела себя странно. Все время оглядывалась. Лицо старалась спрятать за сиденьем. Но я ее хорошо рассмотрел. Да, и еще…

Таксист вернул на место кепку, сунул руки в карманы спортивных штанов, недоуменно посмотрел на Коровина, потом на Климова.

– А с чего вы решили, что она пожилая? Мадам в полном расцвете, так сказать. – Мужчина обрисовал растопыренными пальцами стройный силуэт с тонкой талией. – Молодая и красивая. Так что никаких пожилых тетенек с этим телефоном не было. Молодая держала его в руках, когда ко мне садилась. Его же на заднем сиденье и оставила.

– Ты в своем уме, Коровин?

Ася встретила его на пороге своей квартиры злой и растрепанной. Прошло уже два часа с назначенного ею времени для ужина. Он должен был приехать с продуктами, которые она якобы забыла купить. Они собирались вместе что-нибудь приготовить.

Денис понимал прекрасно, что никаких продуктов ей не нужно. Ася не страдала забывчивостью. Ей важно, чтобы он что-то принес в ее дом. Похлопотал. Позаботился. А он ничего этого не сделал. И на ужин вовремя не явился, а она просила…

– Ты в своем уме заваливаться ко мне так поздно?! – повторила она с возрастающим накалом. – Я уже спать собралась!

– С бокалом вина в руке?

Он вошел, огляделся. Чисто, стильно, светло, белоснежно. Даже плитка на полу белая. И костюм для сна на Асе был белым. Правда, на кофту капнула вином. И две кляксы вишневого цвета расплылись прямо у выреза.

– Не твое дело, с бокалом я сплю или еще с чем! – огрызнулась она, не понижая голоса.

Но пройти ему позволила. Указала подбородком на ботинки. Он послушно разулся. Сам не терпел уличной пыли в доме.

Тапочек у порога не было, и ему пришлось идти за ней в носках. Она сразу пошла на кухню. Стол к ужину уже накрыт не был. Ася все с него убрала. Стояла лишь открытая бутылка красного вина и один бокал.

– Не знал, что у тебя проблемы с алкоголем, – попытался он пошутить.

И тут же получил диванной подушкой по башке. Хорошо диванчик был небольшим и подушки, соответственно, тоже.

– Намеренно дожидался темноты, подполковник, чтобы проскользнуть ко мне незамеченным? – Ася долила себе еще вина, уселась на диванчик, подобрав ноги под себя. – Так печешься о своей репутации?

Он даже оправдываться не стал. По опыту знал: пытаться что-то доказать обиженной женщине, которая прождала его в тишине два часа, злилась, напивалась и проклинала его – бесполезно. Пусть выговорится.

Но Ася неожиданно умолкла. А Денис, воспользовавшись заминкой, полез в ее холодильник. А там всего!..

– Можно поем? – спросил он, вытаскивая блюдо с красивым салатом.

– Валяй. Все равно выбрасывать. К утру раскиснет. – Ася провела правой рукой по лицу, в левой у нее был бокал с вином. – Почему все так, Коровин?

Он снова промолчал.

– Так нескладно со мной. Так уныло. Завела отношения с единственным мужиком, которого сочла достойным, и в том ошиблась.

Денис уже положил себе и ей салата в тарелку. И с аппетитом ел свой.

– Вот ваша Мариночка порадуется, когда узнает, что ты меня кинул!

– В смысле, кинул? – решил он все же вступить в разговор, потому что перестал кое-что понимать. – С ужином?

– Ужин как следствие, Коровин! – Ася резко скинула ноги на пол, поднялась, пошатнувшись, и, нацелив в него палец, прошипела: – Ты не хочешь на мне жениться! Трахать хочешь, а жениться нет! Не вышла я мордой! Чем-то тебе не подхожу!

– Ты классная, Ася. Очень классная, – вмешался он, когда она допила вино и рухнула спиной на диванные подушки. – Просто я не хочу жениться. И дело не в тебе, а во мне. Я просто боюсь, что все будет испорчено. У меня ведь так уже было. Все красиво, дух захватывает. А потом такое началось! И моя бывшая даже с того света ухитряется мне жизнь портить.

– Ты про дом? Так брось его! Переезжай в свою однушку. Ты же ее не продал? Нет. Но в доме-то так удобно, да? – Ася насмешливо сморщила губы. – Алчность победила, подполковник?

– Странно…

Он поставил на стол тарелку с недоеденным салатом и внимательно посмотрел на женщину, от которой еще утром был без ума. Он так думал. Смотрел так, словно видел впервые.

– Что странно? – Она заправила растрепавшиеся волосы за уши.

– Я думал, что мы прекрасно подходим друг другу. И понимаем с полуслова. А вот ты сейчас сказала такую гадость, что я усомнился. Может, придумал все для себя о тебе? – Денис покрутил головой, вдохнул глубоко, выдохнул с силой. – Я имел в виду то, что она с того света заставляет меня бояться женитьбы, как чего-то опасного, несуразного, обременительного.

Ася не смотрела на него, покусывая губы.

– И опоздал я не потому, что хотел прокрасться к тебе под покровом темноты. Я не боюсь огласки. Я опоздал потому, что та самая старая женщина – Зоя Павловна Шайкевич, что просила у меня помощи и защиты, – пропала! И еще вскрылись такие подробности из ее прошлой жизни, что… Ладно, не суть. Все завтра на утреннем совместном совещании. Пока…

Ее «пока» догнало его уже у порога. Он успел обуться и даже открыть замок. И только тогда Ася с ним попрощалась. И в голосе ее не было ни раскаяния, ни сожаления. Ничего!

– Ну и пусть! – бормотал Денис, выруливая с ее двора. – Ну и пусть будет так! Не захотела меня понять сейчас, значит, не поймет и потом. И смысл тогда в чем?..

Ему отчаянно захотелось кофе. Много, горячего, крепкого. Много кофе и подумать. Он свернул к знакомому бару. Прежде чем выйти из машины, обернулся на заднее сиденье. Там лежали сумка Шайкевич и ее пакет с нехитрым набором продуктов.

Куда подевалась старая женщина? Почему оставила сумку с ключами и деньгами, пусть и небольшой суммой, на полу? Она сама сбежала и спряталась, или все намного хуже – ее похитили? Кто? Царева? Именно Цареву узнал по фото таксист, подвозивший ее до метро. Она держала в руках телефон Зои Павловны, но самой Шайкевич с Варварой не было. Успела усадить ее в машину к своим подельникам?

– Скорее всего так и было, старлей, – проговорил Денис, позвонив Климову.

Почему он позвонил именно ему, а не кому-то из своих сотрудников, он и сам не понимал. Может, потому, что Климов проявил участие к Шайкевич? Или потому, что за час собрал сведений больше, чем вся его команда за неделю?

– Не выходит, товарищ подполковник, – смело возразил Климов. – Если целью была квартира Зои Павловны, почему сумка с ключами осталась на полу первого этажа перед лифтами?

– Хороший вопрос, старлей, – похвалил Коровин, допивая первую чашку тройного эспрессо.

Такого в меню не было. Но знакомый бармен вспомнил его прежние просьбы и приготовил.

– А еще хороший вопрос: куда подевалась Шайкевич? Царева, по всей видимости, ее перехватила у подъезда. Состоялся разговор, и потом одна из них уехала на такси со стоянки соседнего квартала. А вторая исчезла. Вообще непонятно: куда? Если только Царева по старой привычке не сделала слепок ключей и…

– Никак нет, товарищ подполковник, – перебил его Климов. – На ключах, внимательно мною осмотренных, нет следов того самого пластилина.

– Нет, – согласился Коровин, он их тоже тщательно осмотрел. – За подъездом ведется наблюдение. Я распорядился. Пока никаких телодвижений. Ребята звонили мне полчаса назад. Ни Царевой, ни грабителей, ни Зои Павловны. Тут вот еще что…

Он сделал завершающий глоток, расплатился и пошел на улицу.

– Я тут был в одном месте, хотел получить разрешение от следственных органов на проникновение в квартиру Шайкевич. С целью осмотра и все такое. Но… Но разговора у меня не вышло. Поэтому…

– Ждем до утра?

– Ни хрена не ждем, старлей! – взвился Коровин, усаживаясь за руль своей машины. – Надо было сразу это сделать. Но больно бдительные там соседи. Начнут стучать во все инстанции, что мы закон нарушаем. А вот теперь, когда…

– Все спать укладываются, – перебил его Климов, совсем позабыв о субординации. – Я уже еду туда, товарищ подполковник. Дождитесь меня, пожалуйста!

Климов приехал раньше. Машину на стоянку не поставил. Туда достреливала единственная видеокамера в этом дворе. Припарковавшись на углу дома, он заглушил мотор и принялся осматриваться. Сразу вычислил машину наружки. Один из сотрудников сидел с телефоном в руках, и светящийся экран великолепно освещал его лицо.

– Нарушение, – укоризненно покачал головой Климов и уставился на окна Шайкевич. – Темно.

По-другому и быть не могло. Ключи были в сумке, а та ехала сейчас на заднем сиденье машины Коровина. Даже если бы случилось чудо и Зоя Павловна вернулась, то она не смогла бы попасть в свою квартиру. Но в чудеса Климов не верил. Только в разум. И Зоя Павловна Шайкевич казалась ему весьма разумным человеком. И она не врала и не выдумывала, когда рассказывала о слежке. От нее отмахнулись. И потом…

Потом в ее дворе вместо преследователей появилась некая Царева, которую следственная группа по делу о грабежах с отягчающими считает наводчицей. И они были правы! С какой тогда стати Царева появилась в этом дворе? Хотя ее никто и не успел заметить, она подставила себя сама, завладев телефоном старой женщины.

Она преступница! И явилась она сюда только по одной причине – ее подельники засветились, побоялись быть схваченными, вот ее и послали.

Куда же подевалась Зоя Павловна?

Климову будет очень жаль, если с ней приключится беда. Очень жаль!

– Пошли, размечтался! – стукнул ему костяшкой пальца по стеклу Коровин. – Моргаю тебе светом, моргаю, ноль внимания. Аккуратнее, чтобы соседи нас не срисовали.

– А может, их привлечем в качестве понятых? И войдем в квартиру на законных основаниях?

– На каких основаниях, старлей?! – гневно зашипел на него Коровин уже в лифте. – У нас есть заявление от пострадавшей? Взлом квартиры? Есть сама пострадавшая? Или, может, у нас есть ее труп?

– Нет, но… – Климов расстегнул ветровку, ему вдруг сделалось душно от справедливых упреков подполковника. – Соседи Зои Павловны сигнализировали.

– Они нашли сумку у лифта и все, старлей, – уже тише отреагировал Коровин. – Эту сумку Шайкевич могла в приступе старческой деменции просто выбросить. И уйти куда-нибудь. А мы квартиру станем при понятых вскрывать? Обыск устраивать? А если там и правда пещера Али-Бабы, как ты утверждаешь? Что потом? Охрану у дверей ставить? Вот знаешь, зачем мы с тобой сейчас туда идем, старлей? Осознаешь?

Он окончательно запутался, поэтому ответил отрицательно.

– Мы с тобой идем туда затем, чтобы убедиться, что… – И Коровин, запнувшись, замолчал.

Он и сам пока не понимал, зачем они туда идут. Скорее всего, он в глубине души надеялся, что Зоя Павловна имела комплект запасных ключей в каком-нибудь потайном кармашке. И сейчас сидит себе дома, заперев все замки. И ждет полицию. А позвонить она не может, потому что ее мобильный телефон очутился в руках Царевой. На вопросы, как он к ней попал и почему, еще предстоит ответить.

– Согласен? – спросил Коровин у старлея, озвучив мысли.

– Никак нет, товарищ подполковник, – вздохнул уже у двери Шайкевич старший лейтенант Климов. – Она позвонила бы с городского телефона. Он у нее имеется. И я уже несколько раз звонил на него – не ответила. Зои Павловны нет дома.

– Значит, будем искать! – снова разозлился непонятно на кого Коровин. – А сейчас нам просто надо убедиться, что ее нет дома. Согласен на такой мотив наших действий?

– Так точно, товарищ подполковник! Где ключи?

Коровин сумку оставил в машине. Ключи лежали у него в кармане. Им потребовалось минут пять, чтобы понять, к какому замку какой ключ подходит. Это оказалось непростой задачей.

Замки были сложными. С секретом. Нижний ключ, к примеру, надо было сначала повернуть дважды против часовой стрелки и один раз в обратную сторону, чтобы в замке щелкнуло и ключ вышел из скважины. Такие же манипуляции пришлось совершить и с двумя другими замками.

– Кажется, все, – прошептал Климов, вспотев от волнения и страха, что их застанут за этим неблаговидным делом.

– Так открывай, – пожал плечами Коровин, он тоже без конца озирался и прислушивался к звукам в подъезде.

Климов надавил на дверную ручку, опуская ее вниз. Толкнул дверь и…

– Ничего, товарищ подполковник, – глянул он на Коровина округлившимися глазами. – Не открывается.

– Пробуй, старлей! Пробуй еще раз! Я уже психовать начинаю!

Климов снова в точности воспроизвел все свои действия с ключами. Крутил их в замках то туда, то сюда. Бесполезно. Дверь не отпиралась.

– Что-то мы делаем не так, старлей. – Денис потер затылок, прищурился на дверной глазок. – Или Зоя Павловна дома, заперлась на засов и сейчас посматривает на нас и потешается.

– Или набирает ноль два. – Климов оттянул воротник толстовки, он его душил. – Кажется, мы влипли, товарищ подполковник.

– Хватит ныть, старлей. За этой дверью может таится как хозяйка, так и вор. И поэтому я сейчас вызову наряд, участкового. И пусть вызывают какого-нибудь слесаря и ломают к чертям эту дверь.

За их спинами раздался странный шорох, напомнивший Климову шарканье подошв, и следом обессиленный голос Зои Павловны произнес:

– Вряд ли у вашего слесаря получится взломать эту дверь. Она как в бункере. Мой муж был военным. Он знал, что делал.

Резко обернувшись, они уставились на Зою Павловну Шайкевич.

С растрепанными волосами, платье в пыли, босая, она еле стояла, держась одной рукой за стену, а второй что-то показывая им. Что-то, что висело у нее на шее на крепкой цепочке.

– Зоя Павловна, что с вами?! – подлетел к ней сразу Климов. – Где вы были? Где ваша обувь?

– Коленька, голубчик, помогите мне снять эту цепочку, – глянула старая женщина на него несчастными глазами. – Это еще один ключ. Без него дверь не открыть. Я поэтому и сумку бросила, убегая. Знала, что они без этого ключа не откроют дверь.

Климов помог ей снять цепочку с шеи. Ключ был электронным. И поднести его следовало к крохотному уплотнению чуть ниже дверного глазка. В точности выполнив все манипуляции под диктовку Шайкевич, он подхватил ее под руку и подвел к двери.

– А дальше что? – спросил за их спинами Коровин.

– А дальше заходите, господа полицейские…

И, мягким движением опустив дверную ручку, Зоя Павловна толкнула дверь, и та бесшумно отворилась.

Никто не узнал на следующее утро, чем они с Климовым занимались минувшей ночью. Таков был уговор. Об этом попросила и Зоя Павловна…

– Ищите эту женщину. У нее ответы на многие ваши вопросы, – уверяла Шайкевич после душа и чашки горячего какао, которое ей вызвался сварить Климов. – Она говорила и говорила о каком-то мужчине, в которого влюбилась и который оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Потом что-то еще о своей дочери, тоже попавшей в ловушку этих мошенников-убийц.

Коровин, обойдя все комнаты ее большой квартиры, поставил себе жирный кол как сыщику.

Почему он не услышал эту старую женщину? Почему не вошел в ее квартиру дальше прихожей? Что его смутило? Ее осведомленность относительно причин гибели ее соседки Светланы или жалобы на слежку? Что с ним стало не так? Он выгорает? Поэтому отмахивается от подобных жалоб, считая их бредом?

– Думаю, вы были абсолютно правы, когда уверяли меня, что целью грабителей была ваша квартира, – констатировал Коровин, возвращаясь после осмотра комнат в ее кухню. – У вас здесь просто музей.

– Это вы, юноша, еще содержимое моего сейфа не видели, – со странной горечью проговорила она, еле шевеля языком. – Там добра на миллионы.

Он не очень-то хотел такого поворота. Но не мог не признать, что некий прорыв в деле с убийствами и грабежами антиквариата все же наметился. И Царева теперь сто процентов становится подозреваемой в причастности к преступлениям.

– Вам здесь нельзя оставаться, Зоя Павловна, – проговорил Коровин, когда Шайкевич в теплом пледе, которым Климов укутал ее от пяток по самую шею, понемногу начала приходить в себя после чашки горячего какао. – Это очень опасно.

– Думаете, это еще не конец?

– Не конец.

– Думаете, ее не напугает то, что я ее видела? И что вы знаете, кто убежал с моим телефоном? И ее друзей-бандитов не напугает тоже?

Коровин мог бы рассказать этой старой, перенервничавшей женщине, просидевшей пять часов между пустых коробок на пожарном балконе, о том, что без признательных показаний Царевой они никак ничего не докажут. Она может не сдать своих друзей-бандитов, как выразилась Зоя Павловна. А полиция будет долго искать молодого парня с композиционного портрета. И даже если повезет и они его найдут, доказать его причастность к чему-либо будет сложно, почти невозможно.

Ну сидел он в машине с кем-то. Часами сидел. И что? Просто ждал кого-нибудь. Его никто не видел со Светланой. К тому же Шайкевич не опознала в человеке, напавшем на Сергея Сергеевича Воронкова, того дядю, что сидел в машине за рулем в темных очках.

Все рассыпается. Нужна Царева. Ее признательные показания. Имена, адреса. Явки и пароли, как говорится.

Но он не стал ничего этого рассказывать старой, перепуганной насмерть женщине. Он ограничился тем, что просто помотал головой и ответил на все ее вопросы коротко:

– Нет.

– Но я не могу уехать из дома.

Ее обмякшее под пледом тело неожиданно напружинилось, Зоя Павловна села ровно. Поставила чашку с недопитым какао на стол.

– Вы видели, сколько здесь всего? Оставить все это бандитам?! Мой муж не пожалел жизни на то, чтобы собрать эту коллекцию. Я не могу предать его память.

Почему-то Коровину послышалось легкое сомнение в ее словах. Словно она сама не была уверена в ценности того, что хотела сохранять и охранять.

– Хорошо. Мы с Климовым останемся до утра. Утром перевезем все самое ценное в банковское хранилище. Часть туда, часть куда-то еще. А вас поселим в каком-нибудь отеле.

– В отеле? – ахнула она, щеки ее порозовели от волнения грядущих, неизведанных ранее ощущений. – Только в самом центре, если позволите.

– Мы не можем себе этого позволить, Зоя Павловна, – усмехнулся Коровин. – Понимаете, да, что этот банкет за ваши деньги?

– Я не очень-то нуждаюсь в средствах, как вы поняли, юноша, – весьма чопорно отозвалась она и вдруг встала с места. – Мне необходимо собраться. Коленька, вы нужны мне для того, чтобы упаковать полотна. Видимо, холсты придется извлекать из рам. Для всего остального у меня есть чемоданчик.

Чемоданчик оказался весьма внушительных размеров. Коровин с таким даже на отдых не ездил. Ограничивался небольшой спортивной сумкой.

– Вы уверены, что в банковском хранилище найдется место для всего этого? – с сомнением осмотрел Коровин наутро заваленный угол ее прихожей.

– Не для всего, товарищ подполковник, – широко зевал Климов, провозившийся всю ночь с добром Шайкевич. – Но я уже созвонился со знакомыми, Зое Павловне любезно предоставят необходимые места. И для украшений, и для полотен.

– Отлично. Поехали…

С Шайкевич они провозились до одиннадцати утра. Пришлось ставить в известность полковника Рябцева, переносить совместное совещание на три часа дня. Ну и отвечать на его неудобные вопросы.

– Как это вы с Климовым так вовремя там оказались? – недоверчиво хмыкал Рябцев.

– Так получилось, товарищ подполковник.

– Какие молодцы, – не похвалил, усомнился полковник. – А Климов с какой стати с тобой вместе оказался? Он же не из твоего отдела, подполковник.

– Старший лейтенант Климов оказал мне неоценимые услуги как консультант по живописи. Он, оказывается, по первому образованию – художник.

– Ах, художник! – без особой радости воскликнул Рябцев. И снова похвалил, сомневаясь: – Какой молодец. Тогда приглашай и его тоже. Раз он у тебя консультантом подрабатывает…

В три часа собрались в зале для брифинга. Рябцев, Коровин со всем своим отделом, Климов и подполковник Ася Панкратова. По форме были только Рябцев и Ася. Все остальные в гражданской одежде. Коровин, в чем ходил вчера – в джинсах, водолазке и кроссовках, в том и сегодня на работу приехал. Ехать домой не было ни времени, ни сил. Капитан Смирнов, как всегда, в белоснежной рубашке и выглаженных светлых брюках. Чудо Мариночка, удивительно, но сегодня вполне прилично выглядела в черных брюках, темной рубашке с длинными рукавами и черных туфлях без каблуков. Волосы даже как-то прилично причесала, они не висели сальными прядями и не носились смешным облаком над ее головой. Климов когда-то успел переодеться в темные брюки и свежую рубашку. Судя по заломам, все было где-то сложено. Может, в машине. Может, в шкафу на работе.

– Как я понимаю, что-то наметилось в деле городских грабителей? – холодно поинтересовалась Ася после вступительного слова Рябцева. – Коровин, вам есть что сказать?

– Так точно, товарищ подполковник.

Он встал, прошел к магнитной доске с фотографиями и сразу ткнул авторучкой в фото Царевой.

– Теперь у нас есть все основания подозревать Варвару Цареву в причастности к грабежам и убийствам. Как и предполагалось вначале майором Якушевой, Царева снабжала сведениями своих подельников, выпытывая их у своих клиентов во время сеансов массажа. Видимо, тогда же ею делались и слепки с их ключей.

Коровин одобрительно глянул на Мариночку, но не уловил радости в ней от собственной похвалы. Та непонятно от чего хмурилась и кусала губы.

– Что-то не так, майор? – заметил ее растерянность и полковник Рябцев. – Вы же с первого дня подозревали Цареву в причастности.

– А теперь сомневаюсь. – Мариночка поднялась со стула. – Проанализировав все ее действия, я пришла к выводу, что она либо благородная, либо глупая.

– Это не помешало ей встать на преступный путь, – скривилась Ася, перебивая ее. – Пострадавший Воронков Сергей Сергеевич чудом остался жив, после того как она подослала к нему убийцу.

– А может, она не подсылала? – Мариночка гневно раздула ноздри. – Может, убийца пришел за ней? Нам доподлинно известно, что ее дочь какое-то время состояла в отношениях с Максимом Репниковым. Он – предположительно – был членом банды и отвечал за техническую сторону. Не без его помощи в коттеджном поселке, где проживали Ложкины, видеокамеры в момент проникновения преступников в дом Ложкиных были заблокированы и транслировали другую картинку. Больше некому. Мы проверили всех. В день ограбления и убийства Ложкиных работал Репников.

– Нам об этом уже известно, майор, – перебила ее Ася, разворачиваясь на стуле в ее сторону таким образом, чтобы всем присутствующим были видны ее колени и тонкая талия, затянутая в тесный китель. – Но он жил в доме Царевой. И ее запечатлела видеокамера у туалетов в аэропорту в момент убийства Репникова.

– Это все косвенные улики, товарищ подполковник.

Мариночка прошлась насмешливым взглядом по идеальным параметрам подполковника Панкратовой. И добавила:

– С ними в суд не сунешься. Поскольку в тот момент в районе туалетов были замечены еще человек тридцать.

– Личности которых до сих пор не установлены. Почему? – надменно подняла брови Ася. – Сначала вы сосредотачиваетесь на Царевой, бросаете на ее разработку и поиски все силы. Теперь идете в отказ. Подполковник Коровин, по какому принципу ведется следствие?

Мариночка не дала ему слово молвить. Получив щелчок по носу от красивой следачки, она тут же затараторила о том, что грабежи и убийства, возможно, совершаются разными людьми. Кто-то грабит. Кто-то убивает. Причем получая удовольствие.

– Зачем грабителям идти в дом, где заведомо находятся хозяева? – бубнила она, ни на кого не глядя и не сводя взгляда с магнитной доски. – У них уже есть ключи! Проникновение в дом возможно без особых проблем. Зачем прибегать к пыткам? Это не вяжется с психологическим портретом грабителей.

– Ты снова про маньяков, Марина?! – опешил полковник Рябцев и даже рот приоткрыл.

– Товарищ полковник, я понимаю, что вызываю недоверие своей версией, но…

– Но это твой любимый конек, да?

Ася встала со стула и пошла в ее сторону. Красиво пошла, не спотыкаясь на высоких шпильках. Ни разу с шага не сбилась.

– С какой стати там появиться маньяку? Нам известно о двух подозреваемых, предположительно, маскирующихся под сотрудников санитарной службы.

– Это не мешает одному из них быть кровожадным убийцей, получающим удовольствие от процесса. Не стоит забывать, что Ложкины были казнены! – выпалила Мариночка, упираясь взглядом в верхнюю пуговицу кителя Панкратовой.

Под этой пуговицей рельефно выпирала высокая Асина грудь, которая у Мариночки практически отсутствовала.

– Просто грабители не нашли в доме сейфа, а Ложкины до последнего молчали. Сейф нашелся, но где! В смотровой яме. Кто же там прячет? Все просто, майор.

Ася развернулась на каблучках и пошла в сторону магнитной доски, у которой застыл Коровин.

– Кто-то из банды любит убивать, не стану спорить. И возможно, даже испытывает от этого удовольствие. Но не стоит исключать того факта, что преступники делают показательные пытки намеренно. Чтобы ввести следствие в заблуждение. Ищите Цареву, коллеги. У нее все ответы. Если сначала подельники использовали ее для получения информации и слепков ключей…

– Предположительно, – вставил Коровин.

– То теперь они уже подсылают ее к потенциальным жертвам, – словно не услышав его, продолжила говорить Ася, не забывая демонстрировать себя с разных сторон. – Она засветилась с Воронковым. И теперь у ее подельников нет нужды держать ее в тени. Они сняли свое собственное наблюдение со двора Шайкевич и послали туда Цареву.

– С целью? – насупленно наблюдала за передвижениями красавицы Мариночка.

– Войти к ней в доверие и тем самым заманить старую женщину в ловушку.

– Тогда она плохо подготовилась. – Худые плечи Мариночки приподнялись и опустились. – Устроить показательные выступления во дворе… Она приставала к ней! Назойливо, невежливо. А если бы кто-то вмешался?

– Но не вмешался же! Подельники Царевой несколько дней наблюдали за подъездом. И наверняка знали, кто когда входит и кто когда выходит.

– Почему тогда Царева оставила сумку Шайкевич у лифта? С ключами!

– Она могла просто снять слепок. Зачем ей их забирать? По излюбленной схеме сделала копию.

– На ключах не нашли следов пластилина, – настырничала Мариночка.

– Их смотрели в лаборатории? – Ася адресовала вопрос Коровину.

– Нет. Но визуально следов специального пластилина не было обнаружено, – попытался поддержать свою сотрудницу Денис.

– Вот видите, коллеги, в лаборатории ключи не исследовали, – снова игнорируя его, продолжила Ася. – Стало быть, Царева могла сделать копии ключей, а оригиналы оставить в сумке. Зачем они ей?

– А телефон зачем взяла?

Мариночка с досады готова была кулаки грызть. Следователь Панкратова разметала все ее предположения в пух и прах. И даже шанса ей не оставляла договорить до конца. У нее же еще оставался козырь в рукаве, да! Но станет ли кто ее слушать? Все глаза следят за перемещениями красотки. Та умела красть внимание.

– Все просто, майор…

Ася еще раз прошлась вдоль доски туда-обратно. Ее ноги на шпильках точно были созданы для подиума. Не для таких вот совещаний по громким грабежам и убийствам.

– Ей надо было убедиться, что Шайкевич не успела позвонить в полицию. И не сделает этого в ближайшие несколько минут, пока Царева сбегает. А потом она просто оставила телефон в такси и все. Есть еще чем мне возразить, майор?

Мариночка неожиданно тоже пошла к доске, оставив спасительный стул, за спинку которого она держалась все время.

– Я считаю, что Цареву преждевременно причислять к преступницам. Она могла стать жертвой обстоятельств. Возможно, она ничего не знала об убийствах, хотя и имела контакты с кем-то из банды. С кем-то, кто дарил ей цветы и подарки. И подослал к ее дочери Максима Репникова.

– И кто же это, Мариночка? – фыркнула Ася, на минуту забывая, что они на совещании в отделе полиции, а не на шашлыках за городом.

– Ее возлюбленный. – И, заметив, что Ася собирается рассмеяться, поспешила добавить: – У Царевой совершенно точно были отношения. И эти отношения она скрывала ото всех. И как только у нее появился мужчина, прекратилась всяческая активность с ее стороны в соцсетях. А до этого она довольно бойко выкладывал свои снимки, фотографии пейзажей, красивых блюд и так далее.

– И как давно она прекратила выкладывать фото? – удивленно покосился в ее сторону Коровин.

Мариночка обнаглела! Совершенно прекратила докладывать ему о ходе своих разыскных действий.

– Чуть больше года, – ответила она.

– А когда у нас начались все эти грабежи с отягчающими? – задал вопрос Рябцев, глядя исключительно на Асю.

– Чуть больше года. Я проверяла, – поспешила с ответом Мариночка. – Точнее, один год, один месяц и семь дней. Тогда произошло первое ограбление старого ювелира. Но обошлось без жертв. Никого не было дома.

– Старый ювелир ходил на массаж? – Красивые губы Аси сложились недоверчивой дугой.

– Я еще не успела проверить, товарищ подполковник. Зато выяснила кое-что другое. Я посмотрела статистику по регионам. На предмет похожих преступлений.

– Майор! – воскликнула едва не с визгом подполковник Панкратова. – Грабежей по стране может быть тысячи! И с почерком похожим и… Ну? Чего молчишь? Сколько нашлось совпадений?

И вот тут наконец-то все уставились на майора Якушеву.

– Одно, товарищ полковник. Я нашла лишь одно совпадение.

– В смысле, майор? – вытаращилась в ее спину Ася – Мариночка возвращалась на свое место за столом. – Ты хочешь сказать, что по стране нигде не грабили и не убивали?

– Именно так – нет. Совпадений не нашлось…

Мариночка села на место, пододвинула к себе ту самую старую дерматиновую папку, служившую ей талисманом. Открыла ее и, достав стопку бумаг, раздала всем присутствующим по экземпляру. И начала говорить:

– Юг нашей страны. Название города малоизвестное, но расположен он на побережье моря. Конец зимы. В конце зимы подготовка к курортному сезону идет полным ходом. Местные расхватывают рабочих и своих, и приезжих наперегонки. Одна из жительниц города, некая Ядвига Юшкина – хозяйка сети семейных гостиниц, наняла двух приезжих мужчин. Дядю и племянника. Фото в деле с копий паспортов, но так себе качество. Но я тут вспомнила, что погибшая соседка Шайкевич Светлана рассказывала ей про своего парня и его дядю, который попросил ее оценить какую-то картину.

– Серьезно, майор? – повысила голос Панкратова, как будто нехотя возвращаясь за стол переговоров.

Коровин уже уселся на свое место, оставаться в одиночестве у доски, когда никто на нее не глядит, а все рассматривают информацию, предложенную Мариночкой, было по меньшей мере глупо.

– Мало по стране мошенников, которые представляются родственниками?! – с грохотом отодвинула Панкратова свой стул, усаживаясь. – И сестрами, и братьями, и мамой с папой! Это просто совпадение! К тому же подтверждения слов соседки Шайкевич мы не нашли. Она могла врать старой женщине, связавшись с наглым парнем, по его же просьбе.

– Я продолжу?

По примеру Панкратовой Мариночка надменно глянула, задрав смешные рыжие брови. Вышло, конечно, так себе. Но Ася замолчала.

– Приличные фото в деле отсутствуют, но те, кто работал с ними бок о бок, уверяют, что эти двое действительно очень похожи. Родственники, несомненно. А мы знаем, что составленный композиционный портрет Воронковым и фоторобот, составленный Шайкевич, схожи. С единственной разницей – в возрасте. Далее…

Мариночка отложила первую страницу. Все последовали ее примеру.

– В какой-то момент дядя с племянником перебрались в хозяйский дом. Со слов обслуживающего персонала, Юшкина сильно приблизила их к себе, повысила в должности. Рабочие спецовки эти двое поменяли на модные штаны и рубашки. Все поначалу сделали вывод, что хозяйка подняла им зарплату. Но после того как она стала выезжать в город на важные мероприятия в сопровождении дяди, подозрения сместились к тому, что у них завязались отношения. – Мариночка отложила в сторону второй лист. – Отношения развивались стремительно и красиво. Букеты, ужины в ресторане, подарки. Многие из ее приближенных подозревали, что Юшкина сама оплачивает все это, что ничего не меняло. У нее случились отношения, о которых, с ее слов, она всю жизнь мечтала. Мол, Иван, так она его называла, любит ее, как никто другой. Спустя пару недель в ее доме, где она проживала с подругой – пожилой женщиной, помогающей ей во всех делах, – случился пожар. Тот, кто его устроил, удирая, не знал, что в доме имеется пожарная сигнализация и система потолочного пожаротушения. Она, разумеется, сработала. Все залило водой, и жестокое убийство двух женщин не удалось скрыть. А также исчезновение дорогих картин, которые Юшкина всю жизнь собирала. И украшений, которые вместе с горой наличности хранились в большом сейфе в ее спальне. Все исчезло. Но не тела – изуродованные, с залепленными скотчем ртами.

– Их пытали?! – округлил глаза Рябцев. – Как Ложкиных?

– Предполагаю, да, товарищ полковник. Там в бумагах есть копия заключения патологоанатома. И некоторые моменты схожи с заключением по вскрытию Ложкиных. Почерк буквально идентичен.

– Что ты хочешь сказать, майор? – прищурился полковник. – Что почерк пыток идентичен?

– Так точно. Результаты вскрытий на это указывают.

– И что же, их не объявили в розыск – этих двоих? Дядю и племянника?

– Никак нет. – Она вытащила откуда-то из середины еще один лист и помотала им в воздухе. – У них обнаружилось алиби. За день до жестокого убийства они уехали из города. Насовсем. Передвижение их машины было зафиксировано на трассе. На заправках тоже засветились.

– И о чем тогда речь? Если у дяди с племянником имеется алиби, то чего ты нам тут голову морочишь, Якушева? – возмутилась Ася, кончиками пальцев отодвигая от себя по столу предложенные Мариночкой распечатки.

– Машину мог вести по трассе кто угодно. На фото с камер видеонаблюдения заправки мужчина в одежде племянника любовника Юшкиной. Но нигде не видно его лица. Кепка с большим козырьком. А под ней темные очки. И это ночью! И густая щетина. В этом облике мог предстать кто угодно. Один из членов банды этих героев-любовников.

– Кто так сказал? – прищурился в ее сторону полковник Рябцев. – Про героев-любовников?

– Так мне сказал один дотошный следователь из того города, где убили госпожу Юшкину с помощницей. Он вел следствие, пока оно не зашло в тупик.

– И что же, они так и не нашли ее любовника, у которого оказалось алиби? – вставил Коровин. – Если они отследили его перемещения по трассе, то знали номера его машины, его личные данные. Он же изначально устраивался на работу к Юшкиной. Наверняка предоставлял паспорт, заключал договор.

– Руководством было принято решение не разрабатывать эту версию, коллеги, – с раздражением ответила Мариночка. – Все сочли, что это ложный след. Любовник укатил из города накануне пожара. Перемещения его зафиксированы. Все!

– А ты почему к этому любовнику прицепилась, Марина? – с насмешкой поинтересовалась Ася.

«Потому что тебя даже обмануть никогда никто не пытался? Потому что в твою сторону мужчины даже не смотрят? А посмотрев, быстро отводят взгляд? И теперь ты готова мстить красавчику и разрабатывать чужую бесперспективную версию?» – Эти невысказанные слова угадал Коровин в ее насмешливом вопросе.

И ему впервые за все время работы с Мариночкой бок о бок сделалось ее жаль.

– Так что с его паспортными данными? Их проверили коллеги? – глянул с сочувствием на майора Якушеву Коровин.

– Да. Проверили. Паспорта будто бы не поддельные, но вот меня лично насторожили данные этого вот документа. – Она в очередной раз порылась в стопке бумаг, выудила ксерокопию со смазанной фотографией. – Фролов Иван Сергеевич… Капитан, никого не напоминает?

Ваня Смирнов шустро принялся рыться в стопке своих бумаг. Вытащил точно такую же ксерокопию, что демонстрировала всем Мариночка. Долго пытался рассмотреть фото.

– Не старайся. Не рассмотришь. Копия паспорта, с которой этот дядя устраивался к Юшкиной работать, именно такой и была. И была прикреплена к договору в его личном деле сезонного работника. У Юшкиной все было по закону, да. Но ведь Фролов!

– Напомните мне, коллеги, чем вас так возбудила фамилия Фролов?

Ася откинулась на спинку стула, положив на нее локоть. Верхняя пуговица на ее кителе вот-вот должна была, оторвавшись, улететь со свистом в угол. На ее выпяченную грудь Мариночка смотрела с нескрываемой ненавистью.

– Дело в том, товарищ подполковник, что в ходе нашего расследования мы столкнулись с фигурантом с таким именем и фамилией. И он…

– Капитан, эта фамилия распространена так же, как и Иванов, – не дала ей договорить Панкратова. – У ваших коллег из другого отдела, которые ведут свои дела по грабежам и убийствам, схожим по почерку, ни разу не всплыл фигурант с такими данными.

– А у нас всплыл! – с нажимом проговорил Коровин.

Ася его все больше и больше раздражала. И постоянными возражениями, и откровенной демонстрацией своих прелестей. Если это была такая месть с ее стороны, то она глупая и совсем неуместная.

– Человек с этими данными всплыл в ходе расследования на одном из сайтов как частный коллекционер и хозяин картин, которые пропали из квартиры Светланы – соседки Зои Павловны Шайкевич. Там было написано, что он купил их пять лет назад после смерти правообладателей.

– И это вас смутило? – Ася обвела их всех холодным взглядом. – Не считаете, что старая женщина просто перепутала время, когда она их видела в последний раз? Со стариками так бывает. Это не повод подозревать всех на свете Фроловых! В чем вопрос?

– Ну хотя бы в том, что пять лет назад правообладатели уже три с лишним года были мертвы. И то, что нет и не было никакого частного коллекционера Фролова. Этот человек мошенник. И сайт он создал с одной единственной целью…

– Дай угадаю, Коровин! – фыркнула Ася, перебивая. – Чтобы ввести следствие в заблуждение?

– Или таким образом он публикует информацию для скупщиков краденого, – вставил вдруг Климов, до сего времени просидевший в полном молчании. – Этого сайта уже нет. Он был удален спустя сутки. Просто удача, что капитан Смирнов на него наткнулся. Можно составить предположение, как сбываются все украденные за последний год ценности. К слову, отследить создателя сайта не удалось.

Ася хмурила брови. Мариночка ликовала, собирая со стола все ксерокопии, которые раздала. Нервным движением совала их обратно в старую дермантиновую папку. А в голове у Коровина роем жужжали всякие разные мысли.

Перво-наперво необходимо было отправить майора Якушеву в командировку в тот самый город, где год назад было совершено преступление, схожее по почерку с убийством Ложкиных. Пусть она поработает на месте с теми, кто был знаком с любовником убитой женщины. Узнает, по возможности, откуда прибыла эта парочка – дядя с племянником? Может, в деле фигурируют их отпечатки пальцев? Может, Якушева найдет там хоть что-то. Хоть какое-то подтверждение тому, что они на верном пути.

Второе, надо поговорить с полковником и попросить его на время перевести к ним в отдел старшего лейтенанта Климова. Умный малый! От него за пару дней оказалось пользы больше, чем от Смирнова.

Третье, надо бы поговорить с Асей. Серьезно, без истерик и соплей. Если она не готова продолжать с ним отношения на теперешних условиях, надо их просто-напросто прекратить. Он не хочет, чтобы на него давили, требовали то, чего он дать не в состоянии.

Ну не хочет он жениться!

И четвертое…

Надо навестить Зою Павловну Шайкевич. Он испытывал угрызения совести из-за того, что не прислушался к ее жалобам. Что не воспринял всерьез ее слова о слежке. А композиционный портрет, составленный Климовым с ее слов, и вовсе высмеял. И вполне возможно, что грабители подбирались именно к квартире Шайкевич, а Светлана им случайно попалась под руку.

Племянник – можно называть его так – намеренно завел отношения с девушкой, чтобы контролировать квартиру напротив. Но что-то пошло не так. Либо Светлана не спешила делиться информацией о старой женщине. Либо внимание бандитов привлекли дорогие полотна, вставленные в простенькие рамки.

Светлана погибла. И Коровин теперь совсем не был уверен в том, что ее смерть была результатом несчастного случая. Но озвучивать свои догадки он пока не станет.

И надо поговорить с Асей!

Он догнал ее на лестнице. Подполковник Панкратова медленно спускалась на первый этаж. Может, задумалась. Может, высокие шпильки мешали.

– Поговорим? – шепнул он ей на ухо.

Ася вздрогнула и покосилась на него. Взгляд был рассеянным и холодным.

– Чего так подкрадываться!

– Надо кое-что прояснить, чтобы…

– Чтобы это не мешало расследованию и делу в целом, – перебила она его в который раз за этот день. – Проясняй, подполковник. Только быстро. Я тороплюсь. У меня еще совещание по аналогичным делам в соседнем районе. Странно, что ваши руководители не спешат свести все эти преступления в одно дело. Очевидно же, что это одна банда.

– Не факт, товарищ подполковник. – Коровин спускался рядом с ней по лестнице. – В тех делах фигурировали двое. В убийстве Ложкиных были задействованы минимум трое человек.

– А Царева? Она везде засветилась! Ее услугами как массажиста пользовались практически все пострадавшие! Это доказывает…

– Это ничего не доказывает, Ася. – Теперь уже Денис перебил ее. – Да, она могла быть наводчицей. Но ее могли использовать и втемную.

– Она выпытывала информацию у своих клиентов!

– Этому есть доказательства? Те, кто не пострадал, подтверждают это?

Ася замялась. И Коровин понял – подтверждений нет.

– Но кого она поминала в церкви за упокой? Что за длинные списки писала?

– Мне переслали фото этих записок. Они всегда содержали одни и те же имена. И среди них нет имен тех, кто был убит или пострадал от рук грабителей. Как-то так. Скорее всего, это кто-то из ее родственников или знакомых. Бывший муж Царевой сказал, что слышал эти имена от бывшей жены. Кто-то из умерших родственников, есть даже студенческие друзья.

– Но все равно мне кажется, что она причастна, – настырно ответила Ася.

– Это утверждение требует доказательств.

Они как раз спустились на первый этаж и остановились в паре метров от дежурной части.

– Как требует доказательств тот факт, что мы с тобой идеальная пара, – с легким фырканьем добавила она.

Про идеальную пару им, помнится, в больнице говорил Сергей Сергеевич Воронков. Называл их очень красивыми, умными и невероятно подходящими друг другу. И они потом на обратном пути шутили над этим, все пытаясь выяснить, кто из них красивее, а кто умнее. Веселились беспечно, невзирая на сложность расследуемого дела. И их отношения казались им идеальными. И думалось, что так будет всегда.

– А дело все в том, что нет и не было никакого «мы с тобой», – продолжила говорить Ася, не дождавшись никаких комментариев от Коровина. – Был ты. И была я. И еще была широкая койка в твоем доме. И ничего, кроме этой койки, нас не связывало.

Он мог бы поспорить, но не стал.

– Значит, все?

Вот этот вопрос он обязан был задать. Он ненавидел неопределенность. Ощущал себя мыльным пузырем, болтающимся в сером воздушном пространстве, готовым вот-вот превратиться в ничто. Отвратительное ощущение.

– Все, Коровин. Все, – покивала Ася и все же решилась на пространное объяснение: – Мое отношение к созданию семьи не изменилось. Я хочу замуж. Хочу детей. Тебе этого ничего не нужно. В чем тогда смысл наших встреч? Мне снова восемнадцать не будет. Мои часы тикают.

Он не хотел и все же отозвался со странным бульканьем в горле:

– Но нам же хорошо было вместе.

– Ключевое слово – было, Коровин. – Ася сделала широкий шаг к выходу, но перед тем, как пройти через турникет, обронила с досадой: – И найди ты уже Цареву! У нее ответы на многие вопросы!

Сергей Сергеевич Воронков жаждал выписки. Ох, как он уже хотел поскорее очутиться у себя дома! Принять ванну, и да – выпить чашечку кофе, который сварил бы себе сам, переодеться из больничной пижамы в свою одежду. И приступить, наконец, к написанию стихов, не дающих ему покоя даже на больничной койке.

Что удивительно, здесь – в больничных застенках – стихи вдруг стали складываться будто сами собой. Если раньше приходилось вымучивать рифмы, то теперь они неистово рвались на волю. И казались ему такими удачными, такими благозвучными.

У него не было возможности записывать собственные стихи на бумаге. Он наговаривал их на телефон. И сохранял в специальной папке аудиофайлов. За те полторы недели, что он провалялся на больничной койке, он успел сочинить пятнадцать стихотворений! И они были одно другого лучше! Потому что он наговаривал их с выражением. И ему это понравилось даже больше, чем черные буквы на белой бумаге. В том исполнении не было его души. А вот его голос – чувственный, порой страдальческий – все менял.

Телефон ему в больницу принесла Римма Федоровна. Она присутствовала при осмотре квартиры полицией. По его просьбе, вместе с участковым сняла пломбу с квартиры. И носила теперь Воронкову то, что он просил.

Телефон он запросил сразу. Римма Федоровна, попытавшись возразить с целью сохранения его покоя, получила от него жесточайшую отповедь. И возражать больше не пыталась. Зато пробовала сделать кое-что похуже!

Сергей Сергеевич не сразу понял, с чем связаны ее ежедневные визиты с невозможными переодеваниями в новые платья и всякий раз вычурными прическами. Делал дежурные комплименты и тут же переключался на какие-нибудь деловые новости. Римму Федоровну, понятно, это не очень устраивало. И она вдруг принималась поправлять ему то подушку, то одеяло. Поить без особой надобности. И всякий раз при этом пыталась излишне наклониться, демонстрируя морщинистую кожу на груди и родинки на толстой шее.

И ее духи…

Они были такими сладкими, такими навязчивыми, что Воронкову казалось, что он весь пропитался этим отвратительным запахом. И постельное белье, и стены больничной палаты – от всего воняло ее духами.

– Если она еще раз так сделает, – поморщился он как-то, жалуясь медсестре, – я выгоню ее!

– Женщина к вам неровно дышит, Сергей Сергеевич, – лукаво улыбнулась девушка, колдуя с капельницей. – Мне кажется, она в вас влюблена.

– Еще чего! – фыркнул он, настойчиво стирая из памяти тот момент, в который его застал убийца.

А застал тот его как раз за сборами на свиданье с Риммой Федоровной! Воронков перебирал одежду в своем шкафу, пытаясь вырядиться помоднее и поэлегантнее. Но тогда он был крайне зол на Варвару, которая влезла в ящик его стола и прочитала его стихи.

Зачем она туда полезла? Она обыскивала его дом? С какой целью? Мошенница! Соучастница бандитской группировки! Все ее заверения о том, что она попала в скверную ситуацию из-за своей доверчивости, – вранье.

Разочарование в женщине, которую он боготворил, стало для него таким ударом, таким потрясением, что он на какое-то время даже ее возненавидел. И готов был броситься за утешением к Римме Федоровне – со всех сторон положительной, надежной, как скала.

Но уже на третий день госпитализации Сергей Сергеевич Воронков принялся тосковать по Варваре Царевой. На четвертый начал искать оправдания ее действиям. А на пятый готов был в бинтах и повязках броситься на ее поиски.

Римму Федоровну на тот момент он уже не мог видеть. И бульонами ее давился. И от ее пирогов у него приключалась изжога.

Одним словом, он жаждал очутиться дома. Подальше от уколов и капельниц, а заодно и от Риммы Федоровны. Уж дома-то он не позволит ей все время находиться рядом. Он ей просто-напросто не станет открывать дверь.

А что касается Варвары Царевой…

Он попытается найти ее. Самостоятельно, без всякой посторонней помощи. Полиции ничего не скажет. Римме Федоровне – тем более. А где искать, Сергей Сергеевич приблизительно догадывался. Когда Варвара уходила из его дома, она вызвала такси. Не в его квартире, нет. За его дверью. А он просто услышал.

Ну хорошо, хорошо! Он намеренно подслушивал. Ему было страшно интересно, куда она поедет. И, отчетливо услышав адрес пункта назначения, он удивился. Это не был ее домашний адрес. Варвара рассказывала, где живет. Он снова на нее разозлился, решив, что она едет к какому-нибудь своему любовнику. И постарался забыть обо всем.

Теперь Сергей Сергеевич понял, что не забыл. Ни Варвару – самую прекрасную и несчастную женщину, которую ему довелось повстречать в своей жизни. Ни адрес, который она назвала таксисту. Он все помнил…

В коридоре раздались шаги Риммы Федоровны. О, он ни с чьими другими их перепутать не мог. Римма Федоровна цокала старомодными набойками на туфлях, как полковая лошадь. Даже через бахилы цокала! Вот она дошла до стола дежурной медсестры, отчетливо поздоровалась. И по ее просьбе показала пакет с продуктами, которые регулярно ему таскала.

– Проходите, все в порядке, – услышал Воронков разрешение медицинской сестры.

Значит, через минуту его навязчивая соседка войдет в его палату.

Решение возникло мгновенно. Сергей Сергеевич повернулся на кровати спиной к двери. Положил руку так, чтобы ладонь прикрывала глаза и его подрагивающие веки его не выдали. И притворился спящим.

– А вот и я! Доброе утро! – заорала Римма Федоровна привычно, вваливаясь в палату. Может, и нормально она здоровалась и входила, а не вваливалась, просто ему так хотелось о ней так думать, так ее слышать. Теперь…

Тут же ойкнула, обо что-то споткнулась, пошуршала пакетами, пристраивая их на тумбочке. И пошла с осмотром.

Уж как она старалась! И так зайдет и эдак. И наклонялась, пытаясь заглянуть под его ладонь. Ничего у нее не вышло. Не получилось у нее привлечь внимание, разбудить его осторожно и уличить его в симуляции не вышло тоже. А вот он еле сдержался, чтобы не чихнуть. Ее духи сводили с ума весь его организм.

– Как жаль, что вы спите, Сергей Сергеевич, – прошептала она недовольно.

И вместо того чтобы уйти, уселась на стул возле окна, пробормотав, что она терпеливая, она подождет.

Минут пять ничего не происходило. Воронков Сергей Сергеевич так увлекся, что в самом деле начал дремать. А потом ей кто-то позвонил.

– Да, дорогая. Да, в больнице, – прошептала громко Римма Федоровна.

Недолго молчала, слушая позвонившего. А потом со вздохом проговорила:

– Сергей Сергеевич спит. Хотя странно. Он в это время всегда бодрствует… Да, возможно, поменяли какой-нибудь препарат… Да, им виднее…

Римма Федоровна встала со стула и тяжелой поступью направилась к двери. Видимо, решив продолжить разговор в коридоре, чтобы не мешать его сну. Он был и рад. Но до тех пор, пока она не произнесла заветные слова.

– Эта сучка снова появилась в нашем дворе. Да, да, та самая, которую он поселил у себя и из-за которой очутился на больничной койке. Едва не погиб! – Она даже всхлипнула. – Как представлю, что его убили бы!

Сергей Сергеевич готов был схватить ее за подол яркого платья. Ему удалось подсмотреть, когда она усаживалась на стул. Сегодня Римма Федоровна была в изумрудном бархате.

Выйти в коридор ей помешал начавшийся обход. В коридоре сделалось довольно шумно.

– Обход начался, дорогая. Выйти в коридор не могу, – тем же громким шепотом оповестила свою подругу Римма Федоровна.

Она отошла в дальний угол палаты, вжалась там в стену и продолжила сплетничать.

– Ни стыда ни совести! – гневно шипела его соседка в телефон. – Из-за нее человек пострадал! Едва жизни не лишился, а она снова заявилась!.. Что? Позвонить в полицию? Ну-у… Это мне не пришло в голову, если честно. И если еще честнее, то я не хочу влезать в эти грязные разборки. Хотя полиция и намекала на что-то другое, я все равно думаю, что это банальный любовный треугольник: он, она и обманутый муж. Что?.. Нет, думаю, еще не нашли. Но Сергей Сергеевич его хорошо запомнил. С его слов даже был составлен фоторобот, да… Вот именно! Если бы это был бандит, а не муж-рогоносец, уже давно бы явились сюда – в больницу, доделать начатое. Охраны-то у палаты никакой нет…

Справедливости ради стоило заметить, Римма Федоровна рассуждала здраво. Бандиты просто так не отвязались бы от него. Они точно снова послали бы киллера по его душу. А так – никого. Ни бандитов, ни охраны. Зато Варвара вдруг по двору гуляет. Зачем? Почему?

Дверь палаты широко распахнулась. Вошел завотделением в сопровождении медсестер и интернов. Римме Федоровне пришлось убраться. Уходила она с великой неохотой, напоследок все же поцеловав его в щеку. И он все же чихнул. Хорошо, что она успела уже выйти из палаты.

– Как наши дела, Сергей Сергеевич? – задал дежурный вопрос завотделением, привычно осматривая его глаза, меряя пульс и сверяя записи в медкарте.

– Все отлично. Домой хочу.

– О как! Вам так у нас не нравится? Плохо кормят? Медсестры домогаются? – принялся доктор привычно шутить.

– Все отлично, на пять с плюсом. Просто устал валяться. Домой хочу.

– А самочувствие?

Доктор осмотрел палату, которую Воронков занимал один. Палата была недорогой, но очень хорошей – окна на солнечную сторону, нежного цвета лаванды жалюзи. С телевизором, холодильником, мягкими стульями для посетителей, отдельной душевой и туалетом. На то, чтобы в ней полежать, желающих было предостаточно.

– Самочувствие отменное. Если что, я на перевязку приезжать буду, – пообещал Воронков, плохо понимая, сможет ли он сразу сесть за руль или нет.

– Хорошо. – Доктор еще раз осмотрел рану под ослабшей повязкой. – Показатели в норме. Раз вы настаиваете…

Отдав несколько распоряжений по последним процедурам, завотделением обещал его к вечеру отпустить домой.

– Но вы должны понимать, да? Никаких физических нагрузок. Никаких стрессовых ситуаций. И позвоните сами, пожалуйста, сердитому подполковнику, скажите ему, что вас выписывают. Вы ведь для них важный свидетель, так?..

До пяти часов вечера его замотали. И анализы брали, и уколы ставили. И под капельницей заставили пролежать полчаса, и после нее еще час. Потом навыписывали кучу лекарств. Сделали копию истории болезни.

– Это если вдруг вы решите отправиться в санаторий, – лепетала медсестра Лилечка – милейшее и нежнейшее создание. – Чтобы у вас все было под рукой, Сергей Сергеевич.

– Считаете необходимым санаторное лечение?

Он уже успел переодеться в свою одежду, которую Римма Федоровна по его просьбе принесла еще два дня назад и оставила в гардеробной.

– Считаю, что вам необходима реабилитация. Вы слишком рано выписываетесь. За вами есть кому ухаживать?

Он замялся с ответом. И Лилечка догадливо улыбнулась.

– Да, простите, та женщина – Римма Федоровна. Очень активная и целеустремленная. С ней рядом вы…

Вот с кем рядом он точно быть не хотел, так это с ней! Ему не нравилось в ней абсолютно все! Начиная с ее голоса, духов, старомодных платьев, заканчивая желанием его опекать и наставлять. Бр-р-р…

Прожив всю жизнь холостяком и всегда поступая, как только лично ему хотелось, терпеть такое мощное вмешательство он не станет ни за что! Даже если будет немощным совершенно. Пусть уж Римма Федоровна трясет своими бархатными подолами перед кем-нибудь еще!

Но ничего этого он говорить Лилечке не стал. Вымученно улыбнулся. Забрал кучу бумаг, заботливо вложенных ею в файл. И пошел на выход из отделения.

Он беспрепятственно миновал три этажа на лифте, вышел. Улыбнулся на прощание гардеробщице. Сделал три шага в сторону входных дверей. И тут его окликнули.

– Сергей Сергеевич.

Голос был тихим, почти бестелесным, как выразился бы поэт Воронков. Но Сергей Сергеевич его мгновенно узнал. И повернулся так резко, что тут же заныла рана.

– Господи! Простите меня! – Варвара кинулась к нему, поддержала под локоть, заплакала. – Простите меня! С вами случилась беда из-за меня! Простите!

– Успокойтесь, Варя, – произнес он еле слышно, всей силой своих ослабевших легких вдыхая ее аромат. – Я уже не помню, мы переходили на «ты»?

– Я тоже не помню, – улыбнулась она сквозь слезы самой прекрасной улыбкой на свете. – Можно начать прямо сейчас, если это будет не снова.

– Можно. Я… – Он почувствовал, что его губы дрожат от волнения и счастья, задушившего его. – Я так рад тебя видеть, Варенька.

Он позволил ей взять себя под руку. Позволил увлечь к выходу. Они вышли под яркое майское солнце. И Сергей Сергеевич пожалел, что на нем тяжелая куртка.

– Я одет, как извозчик, – пожаловался он слабым голосом. И осмотрел ее всю. – А ты, как всегда, «на стиле», Варенька.

– А знаешь, что мы сейчас сделаем, Сережа? Возьмем такси и поедем в мой любимый магазин. Я всегда покупаю там одежду. Никогда не обращала внимания на мужские вещи, но думаю, что там найдется что-то достойное тебя. Едем?..

Якушева позвонила ему с морского побережья по видеосвязи. За пару дней, проведенных ею в командировке, ее лицо и руки успели загореть, покрывшись россыпью темно-коричневых веснушек. Волосы, растрепавшись на морском ветру, неожиданно завились кольцами. И Мариночка неожиданно показалась ему даже симпатичной.

– Товарищ подполковник, докладываю, – проговорила она, спрятавшись от ветра за какой-то серой стеной.

– Здравствуй, во-первых, Якушева.

– Здрасте. Ой, я не поздоровалась? Вот что бриз творит с людями, – хихикнула она.

– Не с людями, а с тобой, майор, – закатил глаза Коровин. – Ну! Есть что-то стоящее?

– Отпечатки пальцев дядюшки есть! – выпалила она, не сумев протащить интригу через весь разговор.

– О как! И откуда же? В пожаре сохранились?

– Никак нет, товарищ подполковник.

Ветер поднял над ее головой целый нимб завитушек, но Мариночка этого даже не заметила и не заправила тем самым нежно-женственным движением за ушки. Ну почему нет в ней ничего от кокетки? Ну хоть какую-то ей искру, глядишь, жизнь ее бы и наладилась. Не уродина же, ну!..

– Когда эта парочка – дядя с племянником – съезжали из общежития для рабочих в хозяйский дом, то кое-что забыли. Коробку с мыльно-рыльными принадлежностями. Принадлежала она, со слов его соседей по комнате, старшему – Ивану, назвавшемуся Фроловым. Младший брился редко. Часто ходил не просто со щетиной, а даже с бородой. По этой причине и не стали их разыскивать. Тот малый на записях с заправки тоже был со щетиной. Все сочли, что это он.

– Что с отпечатками? – скрипнул зубами Коровин.

– В коробке была дорогая бритва, несколько флаконов с лосьонами после бритья, остатки одеколона в красивом пузырьке – хорошего, – подчеркнула, округлив ненакрашенные глаза, Мариночка. – И все это, прости господи, было наглухо заляпано пальцами мужчины, называвшем себя Фроловым.

– Сняли? Пробили?

– Так точно, товарищ подполковник!

Судя по тому, как сияли глаза Мариночки, что-то обнаружилось.

– Есть совпадения?

– Так точно! – Она приложила загорелую ладошку к виску.

– Докладывай!

Коровин почувствовал, как под ребрами обдало холодком, а во рту сделалось сухо. Он схватил чашку с кофе с края стола, но там было пусто. Допил, не заметил как.

– В общем, наш герой-любовник начал свое эпохальное шествие еще пятнадцать лет назад. А может, и раньше, просто никто не обращался. Но именно пятнадцать лет назад на него было подано заявление, знаешь где?

– Где? – Коровин оставил на столе телефон, пошел к графину с водой. – Ты говори, говори. Я за водой.

– В горлышке сухо, подполковник? У меня тоже! – Она снова глупо хихикнула. – В общем, так… Пятнадцать лет назад в Новосибирске в отделение полиции пришла дама, которой было хорошо за пятьдесят. Знаешь, из тех, которые рано остались состоятельной вдовой, дети разлетелись по разным городам, внуков при ней не оставили. И они принимаются отчаянно скучать. И искать приключений на одно обвисшее место.

– Короче, Якушева! – прикрикнул на нее Коровин, выпив залпом целый стакан с ужасным бульканьем.

– Короче, тетя познакомилась в ресторане с неким молодым человеком.

– Молодым?

– Ну тогда нашему Фролову, а на тот момент Дмитрию Сергеевичу Рогову, было всего-то тридцать пять лет. А тете хорошо за пятьдесят. Не суть! – Мариночка закатила глаза, вдохнула, выдохнула. – Познакомилась, начала с ним отношения. И продлились они почти год, представляешь!

– А потом он ее бросил? Повесил на нее кредит? Обворовал? – Он вернулся за стол и покривлялся немного на камеру.

– Не так сразу, подполковник! – шутливо возмутилась Мариночка. И даже погрозила ему загорелым пальчиком. – Он ее бросил. И тетя пришла к начальнику полиции – другу ее покойного мужа, сведения достоверные, я звонила… Пришла и принялась жаловаться. И что содержала Рогова целый год. И что денег на него потратила кучу. И что машину ему купила и оформила сдуру на него. В общем, слов много, но на состав преступления не набралось. Друг покойного мужа пообещал приструнить наглеца. И видимо, приструнил. Рогов Дима вернулся к тете, но после того, как отсидел в обезьяннике пятнадцать суток. Тогда-то с него и отпечатки сняли, и фото сделали, какое положено. И прожил наш герой-любовник после освобождения с пожилой тетенькой еще пару месяцев, а потом исчез. Но уже не с пустыми руками. А прихватил из ее дома сколько-то наличных – нет точной суммы. Что-то из ее цацек. Тоже без описи. И – внимание, перехожу к главному – пару картин из ее гостиной. Рамки оставил, а полотна вырезал. Видимо, уже тогда в нем проснулась тяга к мастерству великих.

– Его поймали?

– Нет! И знаешь почему? Потому что тетя забрала заявление. Уже через пару дней. Прямо накануне своей внезапной кончины. Вечером забирает заявление. А наутро ее домработница находит вдову мертвой.

– Убийство?

– Никак нет, товарищ подполковник. Смерть по естественным причинам. Внезапная остановка сердца. Никто даже заморачиваться не стал. Тетя очень активничала. И на йогу ходила, и в спортивный зал, и в бассейн. Еще и по сбежавшему любовнику сохла. Померла и померла. – Мариночка шмыгнула носом и хитро прищурила глаза, почти сомкнув рыжие ресницы. – Но тот самый полковник полиции, который был другом ее покойного мужа и с которым я вчера проговорила полчаса по телефону, до сего дня сомневается в том, что вдова умерла своей смертью.

– Почему его гложут сомнения?

Коровину вдруг захотелось протянуть руку и потрогать пушистое белое облако, повисшее на горизонте. И еще захотелось очутиться рядом с Якушевой. Ну не в том смысле, что рядом именно с ней. А в том, что на набережной. Он ведь даже слышал, как волны шуршат, накатываясь на берег.

– Больно нервно она себя вела, когда заявление забирала. Говорит, на себя была не похожа. Все время в телефон заглядывала. От резких звуков вздрагивала. На его вопрос, почему забирает заявление, ответила, что Дима все вернул. И что украл у нее все для того, чтобы ей неповадно было на него жаловаться. Не простил ей, типа, пятнадцати суток заключения. Полковника глодали сомнения. Он просил ее одуматься. Говорил, что теперь этого брачного афериста закроют уже по другой статье и на другой срок, но она ни в какую. Не стану, говорит, грех брать на душу. Не виноват он! Вот так, товарищ подполковник.

– Н-да… Что могу сказать? – Коровин помотал головой, пристально рассматривая Якушеву. – Молодец, майор! Теперь мы точно знаем, что наш подозреваемый – Это Рогов Дмитрий Сергеевич. Эти данные точны? Не поддельным был паспорт?

– Не-ет, друг покойного мужа той самой вдовы пробил Рогова по всем параметрам. И даже обещал скинуть мне данные на его родню. Может, среди них и племянник отыщется. Вот, сижу, жду…

Ну сидеть-то она, допустим, не сидела, прогуливалась по набережной. Попутно загорала и дышала морским воздухом. И это ей даже пошло на пользу. Она не очень внятно, но похорошела, что ли.

– Больше совпадений в базе не найдено, товарищ подполковник, – закончила Мариночка доклад.

– Ты молодец, – снова похвалил ее Коровин, превысив весь лимит словесных поощрений. – Будем считать, что наш подозреваемый – Рогов Дмитрий Сергеевич.

– Это он и есть! – немного с возмущением отозвалась Якушева. – Минимум четверо из работников, которые прежде работали на Юшкину, а теперь на ее брата, опознали по фотороботам и Рогова, и его племянника, назовем его так. И я взяла с них письменные показания. Все под протокол, как положено.

Коровин еле сдержался, чтобы снова ее не похвалить.

– Дождусь звонка из Новосибирска, и можно выезжать в Москву.

Коровин хотел было напомнить ей, что звонка по телефону она может ждать где угодно. В любой точке мира. И в поезде, и в самолете, и в автобусе. Но не стал. Майор Якушева заслужила еще несколько часов хорошей погоды на морском побережье. К тому же командировка у нее заканчивалась только завтра. И она, в конце концов, оставаясь там, могла еще что-то полезное узнать.

– У меня через час назначена встреча с одной девушкой, – не обманула его ожиданий Мариночка. – Ее никто не допрашивал в связи со смертью Юшкиной, она никак не фигурировала в этом деле, но кое-кто из бывших наемных работников погибшей Юшкиной шепнул мне по секрету, что эта девушка была знакома с Роговым-Фроловым. Их несколько раз видели на пляже. Он не раз подвозил ее на машине Юшкиной. И у народа сложилось впечатление, что они были знакомы еще до приезда нашего подозреваемого в этот город.

– Ну что же, неплохо. Говори с народом, майор!..

Связь оборвалась. Коровин быстро набросал на бумаге все, что успела сообщить ему Якушева. С неожиданной завистью подумал, что и сам был бы не прочь очутиться сейчас на морском берегу. Еще раз с неудовольствием заглянул в пустую кофейную чашку, в которую всегда переливал из бумажного стаканчика кофе из автомата в коридоре. И встал, чтобы сходить за своим двойным эспрессо.

Но дверь распахнулась прежде, чем Коровин успел сделать пару шагов.

– Он пропал! – завопила женщина средних лет, показавшаяся ему знакомой.

– Простите?

Коровин сделал суровое лицо. Он подполковник полиции, в конце концов, к нему нельзя так вот – с пинка – дверь открывать и вопить на весь коридор. И как она прошла мимо дежурной части?

А женщину он тут же вспомнил. Это была соседка Воронкова Сергея Сергеевича – их свидетеля по делу.

И что… Он, что ли, пропал?!

– Простите, ради бога! – всхлипнула женщина, все еще стоя на пороге. – Я могу войти?

– Да.

Коровин, с сожалением покосившись на пустую кофейную чашку, вернулся на место.

– Кто пропал? Римма Сергеевна, я не ошибаюсь?

– Римма Федоровна, – поправила она его, слегка оскорбившись, и, цокая каблуками, прошла в кабинет и без приглашения уселась на стул. – Пропал Воронков Сергей Сергеевич!

– Когда?

– Вчера! Вчера его выписали. В пять часов вечера он вышел из больницы с вещами, со всеми рецептами и больничными выписками, но до дома он так и не доехал.

– Возможно, он просто на захотел находиться в квартире, в которой его чуть не убили? – пожал плечами Коровин.

И вдогонку подумал, что, возможно, Воронков скрылся от этой женщины. Сам Коровин и его коллеги несколько раз навещали Воронкова в интересах дела и непременно натыкались там на Римму Федоровну.

– Я там все убрала, – оборвала она его, в отчаянии взмахнув руками. – Там чистота, которой никогда у него прежде не было.

– А вы бывали у него прежде? – засомневался Денис.

– Нет, но… Я предполагаю, что одинокий мужчина не может справиться с уборкой с такой тщательностью, с какой сделает это женщина, – ответила Римма Федоровна, как будто отчитывала его.

– Он мог уехать в какой-нибудь отель и снять там номер. Причин для паники нет.

Денис встал с места, намереваясь все же сходить за кофе. И ясно давая понять Римме Федоровне, что ее визит далее нежелателен.

– Я бы и не паниковала, товарищ подполковник, если бы…

Римма Федоровна с грохотом двинула стулом, поднимаясь. И, усилив цоканье каблуков, пошла к выходу. И уже в коридоре, понаблюдав, как Коровин запирает кабинет, закончила свою мысль.

– Я бы ни капли не волновалась, если бы Сергей Сергеевич уехал один. Но его в фойе ждала эта стерва! Она увела его из больницы под руку. И увезла потом на машине!

– Какая стерва?! На какой машине?! – резко остановился Коровин, уже преодолев половину пути до кофейного автомата.

– Та самая, из-за которой Сергея Сергеевича едва не убил ее муж! – Римма Федоровна настырно придерживалась именно этой версии. – Она сначала слонялась по двору. Звонила в его квартиру. А потом заявилась в больницу. И увезла его куда-то! И его телефон не отвечает. И он пропал! Пропал мой Сергей Сергеевич!

Девушка, с которой у нее была назначена встреча в кафе на набережной, опаздывала. Мариночка уже успела съесть первое, заказала второе, выпила половину стакана воды, который ей принесли. А девицы все не было.

Если не придет на встречу, она ее точно отыщет через полицию. Пусть не думает, что Марина какая-то простушка-неудачница. Она ее…

– Вы Марина?

На стол легла длинная тень. Девушка встала спиной к солнцу, подойдя к столику, за которым Марина обедала.

– Я Марина. А вы?

– Лариса Лукина. Мы созванивались. Я присяду?

Она присела после кивка Марины. Глянула на нее глазами цвета моря, играющего голубыми бликами в двадцати метрах от них. Настороженно улыбнулась.

– Вы о чем-то хотели со мной поговорить?

Девушка неожиданно занервничала, принявшись без конца застегивать и расстегивать свою сумочку. Марина жевала и молчала, пристально ее рассматривая. Лариса даже принялась поправлять одежду, хотя джинсовый комбинезон сидел на ней идеально.

– Кем вам приходится Дмитрий Рогов? – без всяких вступлений спросила Мариночка.

Она поблагодарила кивком официанта, поставившего перед ней тарелку с жареными куриным бедрами. И, не давая девушке возможности придумать что-нибудь, проговорила:

– Только не надо делать таких глаз, Лариса, я знаю, что вы близки.

– Да… – выдохнула она с такой силой, что натянутый на ее животе комбинезон пошел складками. – Близки… Были… Все наши отношения с Димой в прошлом.

– В каком именно прошлом?

Марина схватила куриное бедро за косточку, откусила, обожглась, поморщилась.

– Ну… Как он уехал отсюда, так все и прекратилось.

– А до этого у вас с ним была любовь, так я понимаю? – Она осторожно пережевывала горячее, острое от перца мясо.

– Ну любовь или нет – не могу сказать. Но у нас был роман.

– Как долго?

Марина решила воспользоваться вилкой и ножом, чтобы не обжечься еще раз, хотя предпочитала есть курицу руками. Бедро ерзало по тарелке, норовя вот-вот выпрыгнуть на стол, но она настырно пилила поджаренную до хруста куриную шкурку ножом.

– Почти все то время, что Дима жил здесь.

– О как! А как же Юшкина? Он делил себя на двоих?

– Ах, прекратите! Я вас умоляю! – Ларисин изящный носик заострился, щечки побелели. – Эта старая лошадь не оставляла его в покое! Давила и давила на него! Он не спал с ней, если что!

– Да ладно, – ухмыльнулась Марина, вытирая салфеткой сальный рот. – А вот работники, которые обслуживали дом и сад Юшкиной, говорят другое. У Рогова были весьма романтические настроения. Они засыпали и просыпались в одной кровати. И Юшкина была весьма щедра с ним. Дарила ему дорогие подарки, снабжала деньгами. Вам перепадало, Лариса?

Бледные щеки девушки загорелись. Она нервным движением схватилась за Маринин стакан, намереваясь допить воду, но тут же получила по руке.

– Это моя вода, – глянула исподлобья Якушева. – И давай мне тут без нервов! Рассказывай, если не хочешь проехаться до отделения полиции.

– С чего это? – Бледность вернулась на ее милые щечки.

– Для дачи показаний по факту…

Марина нарочно сделала паузу, обгладывая оголившуюся косточку куриного бедрышка. И минуты через три закончила:

– По факту соучастия в преступной деятельности Рогова Дмитрия.

– Чего-о?! – Ларисина попка приподнялась со стула, ножки развернулись стопами на восток – в сторону выхода.

– Сидеть! – прошипела Марина, сопроводив свой приказ хлопком ладони по столу. – Сидеть и слушать!

Лариса покорно опустилась на стул, сжалась, сведя плечи и упираясь подбородком в грудь.

– Всю правду мне рассказала про Рогова быстро! Или закрою как соучастницу его преступлений! А он уже накуролесил на пожизненное!

– В смысле на пожизненное? – пискнула едва слышно Лариса. – Он же ничем, кроме как соблазнением глупых баб, не занимался. За это не сажают! При чем тут пожизненное?!

– Давай-ка, дорогая моя, поподробнее…

К тому моменту, как Марина доела второе куриное бедрышко, запеченное поваром до хруста, Лариса рассказала все или почти все о преступной схеме Дмитрия Рогова.

– Его конек – женщины. Он всегда их любил. Они всегда любили его. В какой-то момент, отчаявшись разбогатеть, он решил с помощью влюбленных дур начать зарабатывать. Это его слова, не подумайте! – приложила она обе ладошки к груди, затянутой в красивую джинсу. – Сначала в Москву подался. Это когда ему только-только тридцать лет стукнуло. Там покуролесил. Рассказывал, что одновременно крутил роман сразу с тремя дурами. Две из них согласились взять для него кредиты, якобы для развития бизнеса. Там были внушительные суммы. Третью он просто обокрал. Она ушла на работу, а он выгреб все ее денежные запасы. А потом позвонил и наврал с три короба, что он стал жертвой мошенников. Тем двум тоже что-то наврал. И из Москвы уехал, чтобы вдруг его там менты не приняли. Ой, простите…

– Он представлялся женщинам своим настоящим именем?

– На тот момент – да. Ему в итоге нечего было предъявить. – Лариса скроила надменную мордашку. – Никто не принуждал этих перезрелых одиноких баб брать кредиты. Сами виноваты. Они его любили и готовы были сделать для него все на свете. Так Дима рассказывал.

– Откуда знаете его настоящее имя?

Марина заказала себе чайник облепихового чая и пирожное. И подумала, что если бы кто-то из отдела увидал, сколько она всего сегодня сожрала и еще сожрать собирается, то ужаснулся бы. А особенно красотка-следовательша Ася Панкратова!

Та была чрезвычайно разборчива в еде, нарядах и мужчинах. Выбрала не кого-нибудь, а первого красавчика всего их райотдела – Коровина Дениса. Выбрала и крутит из него веревки. А он будто этого не замечает. Таращится на все ее прелести даже на совещаниях.

Ни стыда ни совести!

Марина не заметила, как произнесла все это вслух.

– Каждый зарабатывает, как умеет, – оскорбилась Лариса за своего приятеля. – Он умеет влюблять в себя. Разве это преступление?

– Он брачный аферист, на секундочку! – фыркнула Марина.

– У него ни разу до брака дело не дошло. Он не отобрал ни одной квартиры или дачи. А то, что они сами брали для него кредиты… Это их проблемы. Это их глупость. Он же никого не заставлял. – Лариса презрительно фыркнула, добавив: – Дуры влюбленные!.. А знаю я его потому, что мы жили с ним на одной улице. Мне десять было, когда он из Москвы вернулся и к одной старой вдове подкатил. Даже жил с ней. Ночью с ней спал. А днем со мной откровенничал. Я болела много, часто на удаленке училась. Во двор с учебниками выходила иногда, когда тепло было. Он ко мне и подсаживался. С уроками поначалу помогал. Потом вызвал меня на откровенность. Я стала жаловаться на жизнь, частые болезни, усталость матери, вечную нехватку денег. Он начал жаловаться на то, что его никто не понимает. И так как-то получилось, что мы с ним подружились.

– Он вас соблазнил?! Когда вам десять лет было?! – вытаращилась Марина.

– Да нет, что вы. – Лариса даже рассмеялась. – Мы были просто друзьями. Вам, конечно, покажется странным: ему тридцать пять, мне десять, но… лучшего друга у меня никогда не было и уже не будет. У него, видимо, тоже. Как он обрадовался, когда встретил меня в этом городе, на пляже! Даже слезы выступили!

– Он узнал вас?

– Нет. Это я узнала его. И окликнула. Он сделал вид, что не слышит. Я же не знала тогда, что он здесь под другим именем на работу устроился.

– Дальше что было?

– Дальше? – Лариса все же подозвала официанта и тоже заказала себе чай. – Он нашел меня на пляже. Подсел и едва не расплакался, когда я представилась. Потом мы начали встречаться.

– Вы спали с ним?

– Нет. Спал он в доме Юшкиной, – отреагировала Лариса со злостью. – У нас с ним был секс. А потом он уехал, не простившись. И поползли слухи, что Юшкина не просто сгорела, а была убита. И что Диму ищут. То есть Ивана Фролова. Ищут вместе с его племянником. Только этот урод никакой ему не племянник, хотя внешне они странно похожи!

– А кто?

Марина уже успела послать сообщение местным коллегам. Девочку надо было задерживать. Информация, которой она владела, была для протокола и допроса с пристрастием. Здесь одной встречей в кафе на набережной не обойтись.

– Я не знаю, где Дима его нашел. Такой скверный малый! Все глазами сальными на меня смотрел. И языком так вот делал. – Лариса помелькала языком в приоткрытом ротике. – Дима делал ему замечания, и не раз, но он словно не слышал. Он вообще неуважительно к нему относился. Хотя и называл себя его племянником.

– Как он себя называл?

– Игорем. Но думаю, это было ненастоящее его имя. Дима ведь тоже называл себя Иваном.

– Как думаете, Лариса, зачем? – Марина с удовольствием поедала воздушное пирожное, делая по глотку чая между двумя ложечками. – Не потому, что задумали преступление? Заранее спланировали убийство и ограбление Юшкиной?

Лариса снова сжалась, уронив голову. И со всхлипом проговорила:

– Я не знаю. Я не задумывалась.

Конечно, она врала. Дурой быть – не задаться вопросом, почему ее бывший сосед и по совместительству нынешний любовник за тысячи километров от дома вдруг поменял имя? Почему спал одновременно с двумя женщинами? С ней и с Юшкиной? И врал им обеим.

– А над чем вы вообще задумывались, Лариса? – отодвинула от себя Марина пустую тарелочку и пустую чайную чашку. – После того как ваш любовник уехал, а Юшкину жестоко убили и дом ее подожгли, вы не задумывались ни о чем? К примеру, о том, что это мог сделать Дмитрий со своим племянником?

– Он ему не племянник, – слабым голосом возразила Лариса, не притрагиваясь к чаю. – Он просто врал, что Дима ему дядя.

– Они оба врали, Лариса! Все время врали и убивали!

– Дима не убийца, – еще тише возразила девушка. – Может, Игорь – да. В нем проскальзывало что-то такое при наших общих встречах. Все время игрался с ножом.

– Вы часто вместе встречались? О чем говорили? Они что-то обсуждали при вас?

– Я… Я не знаю! – почти закричала она, вскакивая с места. – Я не помню! Оставьте меня в покое!

– А вот это вряд ли. Этого я вам обещать не могу, – и, кивнув двум оперативникам, незаметно подобравшимся к их столику, Марина скомандовала: – Пакуйте ее, парни.

Сергей Сергеевич Воронков уже давно не ощущал себя таким счастливым. Да, если порыться основательно в памяти, он никогда не был так счастлив, как сейчас. Уже час, как он проснулся, но боялся пошевелиться. Потому что на его плече спала Варвара. Варенька Царева – царица его сердца, властительница его мыслей, покорительница его души.

Стихи уже час лились из его сознания нескончаемым потоком, но он не мог их ни записать на бумаге, ни наговорить на телефон. Варенька спала, крепко вцепившись в его руку. И он лежал, блаженно жмурился, слагал поэму в ее честь и не шевелился.

Подумать только, еще вчера в это же самое время он валялся на больничной койке и ощущал себя старой развалиной. И с неприятным замиранием сердца ждал визита Риммы Федоровны. Потом слезно просил о выписке заведующего отделением. А когда он его выписал, то поспешил домой.

Сергей Сергеевич на тот момент плохо представлял себе, чем станет заниматься в одиночестве. В квартире, где его едва не лишили жизни. Там все было осквернено. Его надежная обитель перестала быть таковой, потому что там побывало зло!

Да, Римма Федоровна там все тщательно убрала. Выбросила разбитую посуду, поставила на место разбросанные стулья. Развесила на плечики его одежду, сброшенную с полок на кровать им самим же. Это когда он собирался с ней на свидание.

Все она сделала, сфотографировала каждый угол его квартиры и показала ему снимки.

– Там все отлично, Сергей Сергеевич, – хвасталась она. – Ничто вам не напомнит…

Дура!

Боже, какой же дурой она была, раз считала, что возродить в его душе страх способны разбросанные по квартире вещи. И не только страх, а еще и обиду за несправедливость судьбы. И разочарование от предательства Варвары!

Еще несколько дней назад он думал, что она предала его. Прислала к нему в дом убийцу. Отблагодарила за помощь таким вот скверным, коварным способом. Потом, лежа на больничной койке и размышляя, он вдруг начал искать ее действиям оправдания. А когда подслушал телефонный разговор Риммы Федоровны с какой-то приятельницей, в котором она заявила, что Варвара слоняется по их двору и ищет Сергея Сергеевича, то он готов был соскочить с койки в бинтах и бежать вприпрыжку на встречу с ней.

С Варварой!..

Бежать никуда не пришлось. Она сама приехала в больницу, встретила его. Покаялась. Призналась, что тот человек, который пришел убивать Воронкова, был когда-то ее возлюбленным. Но потом она с ним рассталась. И вот до сих пор не может отделаться от его преследования.

– Он страшный человек, – испуганно шептала Варвара, пока они ехали в такси на адрес, где она сняла недорогую однокомнатную квартиру. – Я боюсь его! За себя боюсь, за тебя, Сергей Сергеевич!

Ему бы очень хотелось ее утешить и предложить какой-нибудь безумный план по спасению их всех от жуткого монстра, но…

Но плана у Воронкова не было. А было жуткое смятение в душе.

Зачем он ее послушался и поехал неизвестно куда? Почему снова доверился ей? Она же предала его однажды. Предаст и дважды. Но пока ехал и размышлял, пришел к выводу, что Варвара на роль предательницы никак не тянет.

То, что она залезла в ящик его стола, нашла его стихи и прочитала их, еще не предательство. То, что ее бывший возлюбленный явился убить Воронкова, тоже не служит доказательством ее вины. Если бы она осталась в его квартире, то чудовище убило бы и ее тоже.

– Он пришел за мной, не за тобой, – убедительно шептала ему в фойе больницы Варвара. – Если бы тебя не было дома, он бы тебя не тронул.

– Зачем тебя убивать? – не понимал Воронков.

– Я свидетель его злодеяний. Невольный участник. Только потом я догадалась, что служила ему средством для достижения цели. Но было поздно! Так все запуталось…

Запуталось действительно все ужас как! Варвара оказалась в таком ужасном круговороте преступных деяний своего бывшего возлюбленного, что выхода не видела ни она, ни Воронков.

– В полицию надо идти, – неуверенно предложил он ей вчера за ужином, который они готовили сообща.

– В полицию?! Да ты что, Сережа?! Меня сразу закроют! Со мной даже разговаривать никто не станет! Никто не поверит мне. Сочтут это лепетом обезумевшей от страха тетки, которая пытается переложить всю вину на кого-то еще. Я вся такая в белом, а кругом преступники! Я не смогу доказать, что про своих клиентов ничего не рассказывала Фролову Ивану, потому что я рассказывала!

– Но ты же не знала, что…

Сергей Сергеевич запнулся, не зная, как закончить. И продолжил строгать капусту для салата. Это у него получалось гораздо лучше, чем здраво рассуждать и давать умные советы.

– Я не знала, как он станет использовать мои рассказы о работе. Я просто беспечной была. Рассказывала ему все-все и о работе, и о клиентах. Я не выдавала их секретов, я просто рассказывала. Он слушал. Улыбался. А я считала, что ему просто интересно все знать обо мне. Я не могла даже догадываться, чем именно вызван был его интерес! Ему не обо мне было интересно слушать, а о тех людях, которых он потом грабил! И… и убивал!

Варвара принималась всхлипывать и плакать, а Сергей Сергеевич бросал все на свете салаты и принимался ее утешать. В результате с ужином они провозились долго. Потом ели, разговаривали. И как-то незаметно очутились в одной кровати.

Воронков страшно смущался. Он тысячу лет не был с женщиной. Тем более с такой красивой и молодой женщиной. У которой в недавнем прошлом был довольно моложавый и крепкий любовник, который пришел его убивать.

Но Варвара в силу своей природной деликатности сделала вид, что не заметила его неловкости. И все потом пошло, как надо. Когда они засыпали, он вдруг вспомнил об одном эпизоде, который Варвара упомянула как бы вскользь.

– А почему ты поехала к той старой женщине? Что хотела от нее? Она же не была твоей клиенткой, нет?

– Я еще в прошлом году случайно увидела столбик из фамилий. Теперь я понимаю, что это был список потенциальных жертв, он хранил его на бумажке. Поначалу я не знала, что это будущие жертвы. И даже догадываться не могла. С какой стати? У нас с ним красивый роман, как в кино – с цветами, ресторанами, подарками. Уже потом, когда убили моих клиентов Ложкиных, начала кое-что вспоминать, сопоставлять. И вспомнила тот самый список и эту женщину. Очень уж фамилия у нее примечательная – Шайкевич! Но вспомнила я потому, что по соседству с ней погибла молодая девушка. И в интернете были по этому поводу несколько публикаций. И там-то фамилия Шайкевич и всплыла. Я поехала по адресу, а они сидят в машине: мой парень и его родственник – ужасно преступная морда! Кого караулили – понятно без слов. Но мне пришлось долго ждать, когда они свое наблюдение снимут. И только тогда я осмелилась и подошла к ней.

– Зачем, Варя? – Сергей Сергеевич крепко прижал к себе красивое горячее тело. – Считала, что она тебе поверит?

– Да.

– И что? Получилось ее убедить?

– Ничего не получилось. Она принялась вести себя как-то неадекватно. Бросилась к подъезду, там споткнулась, выронила сумку, убежала. А я… Дурочка совершенная, зачем-то подняла ее телефон, он вывалился из сумки. Хотела обратно в сумку положить, да тут лифт поехал вниз. Я с телефоном и убежала. И в такси села. Но потом телефон оставила на заднем сиденье. Зачем он мне? Вышло, что хотела как лучше, а получилось как всегда. Женщина мне не поверила, а я лишний раз нарисовалась. Я… Я кругом виновата, Сережа! Ни один Коровин мне не поверит! Никогда! Ни за что!

Воронков был с ней согласен на все сто процентов. Ее рассказы выглядели убедительными, только никак не снимали с нее вины, вот в чем проблема.

Если рассуждать здраво и беспристрастно и не учитывать его нежного чувства к ней, то Варвара довольно скверно выглядела бы в глазах общественности. А что уж говорить о полиции!

– Вы признаете, что делились информацией с убийцей Фроловым? – глянул бы строго на нее Коровин.

– Да, нет, но я… – последовал бы ее смятенный ответ.

– Рассказывали или нет?

– Да…

– То есть другими словами, вы являлись наводчицей!

Доказать факт ее неосознанности, наивности и влюбленности в преступника будет невозможно.

Далее…

Она поселилась у Воронкова, чтобы скрыться от преследования полиции и преступников. Но как только Воронков выгнал ее из дома, по его душу сразу явился убийца. Ее, между прочим, любовник.

Доказать, что она не снабдила убийцу сведениями о Воронкове, будет также невозможно. Хотя мотива особенного у убийцы не было. С какой стати ему убивать Воронкова? Боялся, что Варвара выболтала ему что-то? Так Воронков мог за то время, что Варя жила у него, сотню раз позвонить в полицию и рассказать обо всех ее признаниях.

Скорее, тот явился по Варину душу, но разминулся с ней. Но это снова недоказуемо.

Далее…

Эта старушка Шайкевич – весьма мутная и загадочная личность. Она-то наверняка Варину помощь восприняла не так, как надо. Расценила ее как нападение. И Коровин рассудит точно так же, явись Варвара к нему с повинной головой.

– Наблюдение ваши подельники сняли и послали вас, – пожмет он плечами, считая себя правым.

Тут еще убийство в туалете аэропорта парня ее дочери так некстати случилось. И даже не само убийство, а присутствие в тот момент там Вареньки. За это тоже зацепится Коровин. Как пить дать зацепится.

Ничего не выходило у Воронкова. Ни единого плана по спасению возлюбленной. Ни единой мысли, как составить этот самый план.

Осторожно выбравшись из объятий спящей Вари, он натянул спортивные шорты и футболку – вчерашняя покупка. И пошел на кухню готовить завтрак.

Кофе и омлет? Воронков стоял у распахнутого настежь холодильника, осматривая полки.

Или что-нибудь посущественнее? А как насчет круассанов с начинкой из мармелада? Готовое слоеное тесто они вчера покупали.

Он открыл морозильник, достал твердый квадрат слоеного бездрожжевого теста, сунул его в микроволновку немного разморозить. Баночку с мармеладом поставил на стол. Достал с полки еще и яйца – омлет все же необходим. И молоко для кофе.

Пока готовились круассаны, он взбил яйца с молоком в крепкую пену. Вылил на сковородку, где уже подрумянились ломтики паприки. Всыпал кофе в турку именно в той пропорции, в которой любил – крепко, слегка сладко.

Через двадцать минут Сергей Сергеевич Воронков поставил на пластиковый поднос все, что сумел вкусно и красиво испечь, зажарить и сварить. И медленными осторожными шагами двинулся к спальне. Не потому, что боялся разбудить Варвару. А потому, что налил в чашку слишком много кофе, боялся расплескать на белоснежную тканевую салфетку.

Уже на подходе к двери спальни он услышал, как Варвара кому-то сказала:

– Да. Я сделала все, как ты велел.

В области сердца Сергея Сергеевича мгновенно стало тихо и больно. Он встал как вкопанный, изо всех сил стараясь крепко держать поднос. Чтобы он не дрожал и не гремела посуда. Ему очень хотелось дослушать. И подлецом он себя вовсе не чувствовал.

– Сколько можно, Иван?! – возмутилась Варвара громким шепотом. – Оставь меня уже в покое! Я не желаю… Что?! Мой новый адрес?! Отстань от меня! И не звони мне больше!

Повисла тишина. Варвара закончила разговор с тем человеком, который едва не убил Сергея Сергеевича. И убил еще много кого. И ограбил. И вообще был чрезвычайно опасен. Она закончила с ним разговор и, судя по шороху постельных принадлежностей, зарылась лицом в подушку и завыла.

Воронков так же медленно и осторожно пошел назад. В кухне поставил поднос с красивым вкусным завтраком на стол. Подошел к окну, выглянул. И тут же увидел машину – подозрительную, с совершенно темными стеклами, стоявшую там, где ее еще десять минут назад не было. Он выглядывал. Видел. На стоянке под этими окном вообще не было машин. Все разъехались с утра кто куда. А сейчас…

– Сережа, он снова объявился! – раздался задушенный вопль за его спиной.

Он медленно обернулся, посмотрел на женщину, которой вторично доверился и которая вновь предала его. И, глядя на ее красивое стройное тело, встревоженное прекрасное лицо, изящные руки, вцепившиеся в узел простыни, Воронков понял, что доверился бы ей и в третий, и в четвертый, и в пятый раз. Если бы только судьба предоставила ему такой шанс.

Он полюбил эту женщину. Впервые так сильно полюбил, что собственная жизнь перестала казаться ему такой уж значимой. Без нее!

– Ты звонила ему? – спросил он и тут же протестующе выставил ладонь. – Только не лги мне, Варя.

– Нет. Это он позвонил. Он снова отследил меня. Я уже три сим-карты поменяла. Он безошибочно находит мой номер и звонит! Он не оставляет меня в покое. Я не знаю, что мне делать! Я не знаю, где мне скрываться?! – Она заплакала – тихо и красиво. – Я исчезла так, чтобы меня не нашла полиция. Это было его требованием. Еще до того дня, когда он напал на тебя.

Об этом Воронков знал. Варвара рассказывала.

– Но что-то поменялось! Он снова звонит и требует… – Ее пальцы туже стиснули узел простыни, в которую она закуталась. – Он требует сдать тебя!

– Как он узнал, что мы с тобой? Ты рассказала?

Воронков невидящим взглядом смотрел на остывающий омлет, на оседающую пенку на кофе.

– Нет! – закричала она, пожалуй, слишком громко, чтобы фальшивить. – Он позвонил, он уже знал об этом. Видимо, в больнице ему рассказали, что мы ушли вместе.

– И уехали на такси, которое он сможет вычислить по щелчку пальцев, – рассуждал Воронков. – И найдет водителя, а тот посмотрит по навигатору и скажет точное место, куда нас привез, и даже подъезд, у которого нас высадил…

– Не понимаю, – замотала она головой. – Мы с тобой поехали сразу в магазин за вещами.

– Вот именно! Но Иван Фролов этого не знает. Он будет искать таксиста и потеряет время. Отключи телефон немедленно. Вытащи аккумулятор. – скомандовал он.

Он выдохнул с облегчением, заметив, как из машины с тонированными стеклами выходит молодой парень с букетом и спешит навстречу девушке из соседнего подъезда.

Это был не Фролов. Он их еще не достал.

Варвара вернулась из спальни уже в ночной шелковой сорочке, которую он вчера с удовольствием и неловкостью с нее снимал. Положила на стол телефон: аккумулятор отдельно, сим-карта отдельно, телефон отдельно.

– Умница. Присаживайся. Будем завтракать. – Он уверенно отодвинул стул от стола.

– Завтракать? – округлила она заплаканные глаза. – Но…

– Не зря же я старался, милая. Для тебя, между прочим. Я бы обошелся и заурядной яичницей.

Варвара послушно села, сдвинула разобранный телефон в сторону. Схватила круассан, чашку с кофе. Потом посмотрела на него с надеждой. Как на сильного и надежного.

– У тебя появился план, Сережа? – задала она вопрос минут через пять, успев съесть круассан и выпить весь кофе. И успев прошептать: – Божественно! Невероятно вкусно!

– Да. Кажется, я кое-что придумал, – проговорил Сергей Сергеевич, доедая омлет, к которому Варя не притронулась.

– Ты придумал, где нам спрятаться? Это не в Москве?

– Нет, не то. – Он выпил залпом свой остывший кофе. – Я придумал, что нам следует сделать, чтобы вообще больше никогда не прятаться. Не перебивай. Посиди и послушай.

– Все, товарищ подполковник, это тупик.

Капитан Смирнов смотрел на Коровина больными глазами. И не только неудача была тому виной. Ваня страшно простыл, понадеявшись на майскую жару и занявшись уборкой на своем балконе в одних тонких шортах. Слезы, сопли, кашель, температура тридцать семь и один. Очень противная, выматывающая организм. Он ныл и стонал дома рядом с заботливой женой. Молчал и крепился на службе, где начальству не было никакого дела до его насморка с кашлем.

Начальству требовался результат. А у Вани Смирнова результата как раз и не было.

Да, он потерял след Варвары Царевой и Сергея Сергеевича Воронкова, хотя и нашел таксиста, который вез их от больницы. Но они не поехали ни к Воронкову домой, ни еще куда-нибудь на адрес Царевой. Они поехали в крупнейший магазин почти в самом сердце столицы. И там их след Ваня потерял.

– А почему, капитан?

Противно щурился в его сторону Коровин, успев выпить свой двойной эспрессо, за которым, между прочим, бегал Ваня.

– Это же любимый магазин Варвары Царевой. У нас в деле имеются показания ее коллег, в частности администратора Алины, из которых следует, что Царева всегда одевалась в одном и том же отделе. Могла она туда же повезти Воронкова? Могла.

– Но зачем, товарищ подполковник? – возмущался Ваня отвратительным гундосым голосом.

– Чтобы ее избранник мог приодеться и ей соответствовать.

– Зачем его наряжать, если она его похитила с целью…

Цель на утреннем совещании озвучила за всех подполковник Ася Панкратова.

– Вот видите, коллеги, что получается! – возмутилась она вполне прилично, не нарушая устава. – Царева, которую майор Якушева с какой-то блажи посчитала пострадавшей, снова претендует на роль подозреваемой.

– Бездоказательно, – заступился за Якушеву Коровин.

Мариночка как раз тряслась в плацкартном вагоне, проклиная тощий матрас и крохотную подушку. Зачем о ней без нее, так ведь?

– Она могла его спасать от возможного преследования, – добавил Денис после непродолжительной паузы.

– И спасла так, что мы теперь не может найти ни ее, ни Воронкова, – фыркнула Ася насмешливо. – Зачем так шифроваться?

– Если бы они не шифровались, Воронкова могли убить прямо на выходе из больницы.

– Зачем?

Ася в третий раз с момента начала совещания приняла весьма смелую позу, это когда верхняя пуговица ее кителя натягивалась на выпяченной груди. И Коровин в третий раз отвел глаза.

– Зачем убивать Воронкова?

– Затем, что он единственный может опознать Дмитрия Рогова, называющего себя Фроловым. И по заявлению Воронкова мы можем предъявить ему обвинение. Нет Воронкова, нет свидетеля, нет заявления о покушении.

– А как же соседка Воронкова? Она…

– Она видела просто мужчину в перчатках и темных очках. Все. К слову… – Тут Коровин глянул на нее зло и показал глазами на ее грудь, призывая сесть поприличнее. – Зоя Павловна Шайкевич описала точно такие же приметы.

– А что же майор Якушева? По слухам, она везет целый сундук важной информации на этого Рогова.

– И как мы ее информацию привяжем к грабежам и убийствам в Москве, товарищ подполковник?

Коровин отчетливо скрипнул зубами. Ему очень хотелось дотянуться до Панкратовой и тряхнуть ее за плечи как следует. Мало того что своими ненужными вопросами загоняет расследование в тупик, так еще и рисуется сверх всякой меры. Даже Ваня Смирнов неодобрительно покосился в ее сторону. Хотя его недовольство могло быть вызвано затянувшимся совещанием, на котором ему сидеть непросто, учитывая подхваченную простуду.

– Ну не знаю. Вы руководитель отдела, вам решать, имела ли смысл вообще эта командировка, и еще… – Она наконец села прилично, положив локти на стол. – Если Воронков такой важный свидетель, почему не выставили охрану возле его палаты?

– Так, стоп, коллеги! – Полковник Рябцев, недоуменно наблюдая за их пикировкой, стукнул ладонью по столу. – Ваши препирательства крадут у нас время. Драгоценное, между прочим. А что касается охраны у палаты Воронкова, подполковник…

Рябцев неодобрительно глянул на нее. И качнул головой каким-то своим мыслям.

– Охрана выставлена была, но не у самой палаты, а рядом с постом медсестер. И для пущей конспирации наши сотрудники на гражданскую одежду надевали белые халаты. Информация была строго засекречена. Подполковник Коровин знал об этом.

Денис сдержанно кивнул, соглашаясь.

– В тот день, когда Воронкова выписали, охрану сняли после обеда. Наш сотрудник покинул пост в половине четвертого дня. Воронков вышел из больницы с Царевой ближе к пяти. – Какие-то еще вопросы имеются, товарищ подполковник?

Рябцев сверлил ее недобрым взглядом, дважды покосившись на верхнюю пуговицу ее кителя. Для него тоже не прошла незамеченной ее вольность.

– Никак нет, товарищ полковник. – Щеки Аси сделались пунцовыми.

– Коровин, как только майор Якушева составит отчет по командировке, на стол мне его в тот же момент.

– Так точно! – привстал Денис со стула.

– Нам необходимо вычислить лежку этого вурдалака. Но уже сейчас понятно, что начинал он как брачный аферист, хотя до загса так никого и не довел. Потом вместе со своим подельником переквалифицировался в матерого грабителя, на счету которого уже несколько жертв. И Воронков, которому удалось выжить. Н-да… – Рябцев глянул на Коровина тревожно. – Надо найти Сергея Сергеевича, подполковник. Прежде чем его найдет Рогов с подельником. Задача номер один. Все, работайте…

Ваня Смирнов искренне надеялся, что сразу после этого совещания, вернувшись в отдел, после обеда отпросится. И отлежится дома. Заботливые руки его любимой супруги способны были творить чудеса. Она точно восстановит его к завтрашнему утру. И тогда уж он поедет в тот самый огромный магазин, который так любила Варвара Царева и куда она потащила Воронкова после выписки.

Но Коровин, выпив двойной эспрессо, за которым, между прочим, бегал в коридор к аппарату Ваня, округлил глаза и гневно поинтересовался:

– Ты чего, капитан, с дуба рухнул?! Какой – отлежаться?! У нас все сроки горят. Нам еще два дня дали, чтобы мы нашли этого Рогова. Ни на одной камере распознавания лиц не засветился, гаденыш! Залег где-то. Но это не помешает ему устранить единственного важного свидетеля.

– Если он его уже не устранил, – отозвался Смирнов ворчливо и хлебнул свой остывший капучино.

– Если так случится, получишь служебное взыскание, – пообещал неприятным голосом Коровин. – За то, что из магазина поспешил уехать и не отработал как следует влюбленную парочку. Царева могла потащить его в отдел, где сама себе покупает одежду. Там продаются мужские вещи? Продаются.

Ваня округлил глаза от удивления. Когда, интересно, Коровин об этом узнал? Он же не выходил из кабинета уже два дня.

– Для того чтобы разжиться информацией, капитан, не всегда нужно метаться по городу. Я сделал звонок администратору спа-центра Алине. И задал ей пару вопросов. Она подтвердила, что в том отделе, пусть в небольшом объеме, но мужские вещи тоже продаются. Так что, капитан Смирнов, шуруй прямо туда. Может, тебе повезет и не придется бегать с их фотографиями по всем отделам мужского белья. Все, допивай свой остывший капучино, и в путь…

Ваня был очень сердит, подъезжая к огромному магазину. Мало того что он был не совсем здоров, так еще и объем работ представлялся невыполнимо огромным. «Сейчас бы Якушеву сюда, – подумал он неожиданно и вздохнул тяжело, – вот кто мог любую иглу в ворохе тряпья отыскать. То есть сена, но не суть. Мариночка, поводив своим совсем не изящным носом, всегда способна была взять след. Как собака, честное слово!»

Подойдя к эскалатору, который должен был доставить его на второй этаж, Ваня чуть не захныкал. Тот не работал. И топать пешком наверх тяжело, и знак плохой. Зря, значит, приехал. И напрасно Коровин не отпустил его подлечиться.

Подходя к нужному отделу модной одежды, Ваня Смирнов вытирал бумажным носовым платком потное лицо. Дыхание вырывалось из груди с хрипом. Ну очень ему было худо.

Он попросил встречи со старшим продавцом. Без лишних разговоров и предисловий показал ей сначала свое удостоверение, а потом фотографии Царевой и Воронкова, и спросил:

– Были вчера после пяти вечера?

– Да. Были. – Симпатичная женщина в возрасте «чуть осталось до сорока» глянула с сочувствием и предложила чаю. – У меня с медом и мятой. Вам будет кстати. Вы ведь простыли?

Смирнов поблагодарил и отказался. Если выкроет время, то успеет заехать домой. Там жена. И чай будет и с медом, и с мятой, и с облепихой. И еще бутерброды, вкуснее которых никто на его памяти не готовил.

– Что купили и куда потом пошли? – Ваня не отказался присесть на удобный диванчик для ожидающих у примерочных.

– Наряжали мужчину. Купили два комплекта спортивной одежды – шорты с футболкой, штаны с олимпийкой. Джинсы, джемпер и рубашку. Платил он. Карточкой платил. Варвара – она наша постоянная покупательница – сидела на этом вот месте, – старший продавец тронула подлокотник диванчика, на котором сидел Смирнов.

– Что потом?

– Потом они не отказались от кофе. Вызвали такси и уехали.

– Такси вызывали от вас? – Смирнов стукнул кулаками в сиденье. – Отсюда?

– Такси вызывала я. Имеется такая услуга для наших постоянных покупателей. По программе, со скидкой.

И вот тут Смирнов чуть не расплакался от неожиданной долгожданной удачи.

– И даже марку машины и номер мне назовете?

– Наверное, в программе сохранилось. Хотя я могла и удалить, – виновато улыбнулась симпатичная женщина. – Зато я знаю адрес, на который заказывала такси. Запомнился. В том районе у меня подруга живет с семьей…

Смирнов не ожидал такой удачи. Улица, номер дома – все это сообщила старший продавец, или менеджер, как сейчас принято называть всех подряд. Она же позвонила в службу такси, попросила связать ее с тем самым таксистом, который вчера отвозил из магазина их постоянных клиентов.

– Мне необходимо у него кое-что уточнить, – ушла от ответа диспетчеру симпатичная женщина.

Таксист был не особо занят. Обладал исключительной памятью. И конечно, вспомнил, у которого подъезда вчера высадил пассажиров.

Номер квартиры узнать будет несложно, решил Смирнов. И еще решил никому ничего не рассказывать. Ни жене, которая ждала его дома. Ни Коровину, который был на него сердит за вчерашний безрезультативный выезд в этот самый крупный торговый центр.

Вдруг он приедет и не сумеет вычислить квартиру, в которой поселилась теперь Царева? Вдруг номер квартиры узнает, а Царевой там не окажется? И необходимо будет предпринять что-то еще, а над этим необходимо будет долго думать. Он так слету, как Якушева, соображать не может. И снова добавит причину для недовольства подполковнику Коровину.

Не хотелось, если честно. У него в последнее время что-то много косяков набралось. Сначала с этим Фроловым. Кто же мог знать, что он мошенник? Создал сайт-однодневку, где похвалился картинами. Смирнов и обрадовался. И написал ему сообщение с вопросами. Тот «честно» на них ответил. А на следующий день сайт исчез. А юный Николай Климов за него додумал. И решил, что подобным образом Фролов сбывает награбленное.

Все умники, один капитан Смирнов тупит.

Нет уж, лучше он съездит сначала по адресу. Осмотрится там. А потом уже решит, докладывать Коровину или нет. Вдруг пустышка?

– В общем, товарищ подполковник, картина следующая…

Якушева приехала в отдел сразу с вокзала. У Коровина язык не повернулся предложить ей съездить домой, принять душ и переодеться. Хотя этого требовал ее внешний вид и его обостренное обоняние. От Мариночки несло потом и беляшами, которыми ее угощал пассажир с нижней полки плацкартного вагона. Коровин терпел и молчал, потому что Якушева привезла целый ворох протоколов допросов и была полна информации, которой ей не терпелось поделиться с руководством.

– Дмитрий Рогов – это настоящее имя нашего преступника, который напал на Воронкова, – начинал как герой-любовник. Если пошерстить как следует, то за два десятилетия может набраться до сотни обманутых и брошенных им женщин. Это с его же слов. Он сам хвалился на пляже Ларисе Лукиной. Но при этом он не считал себя преступником. Говорил ей, что все эти обманутые клуши сами готовы были делать для него все, что он пожелает. Деньги, подарки, машины – это самые обеспеченные сподобились. Как утверждал Рогов, ни разу он никого не принудил. Ныть и плакаться мог, да. О проблемах в бизнесе, которого в реалии не существовало. О больной матери, которой требовалось дорогостоящее лечение и которая на самом деле давно умерла. Каждый раз он скармливал новую легенду, подбирая для каждой женщины именно ту, на которую она клюнет. Он неплохой психолог, утверждает Лариса Лукина.

– Другими словами, наш Рогов – это всего лишь мошенник? – недоверчиво покрутил головой Коровин.

– Да. И, замечу, ни разу он не вступал в брак с целью обмануть влюбленную дурочку и отсудить у нее имущество. Так он рассказывал Ларисе. Ни разу не пытался отжать жилье.

– Благородный какой! – фыркнул Коровин.

– Благородный или нет, но, поймай его полиция, предъявить ему в таком случае было бы нечего. Он путешествовал по стране, влюблял в себя одиноких женщин. Жил за их счет. Бросал, удирая от них не с пустыми карманами. Но!.. – Мариночка ерзала локтями по своему столу, передвигая с места на место свою любимую дермантиновую папку. – Нигде не было заведено уголовного дела по факту его мошенничества. Только вот с той самой несчастной вдовой вышла неловкость. И то, товарищ подполковник, не води ее покойный муж дружбы с начальником полиции, никто бы на ее обиды внимания не обратил.

– Возможно, – согласно кивнул Коровин.

– И опять же, она забрала заявление. Пожалела красавчика. В общем, Рогов жил себе припеваючи все эти годы, балансируя на грани нарушения закона и совершения преступления, пока в его жизни не появился некто, называющий себя его племянником.

– А он таковым не является, я правильно понял?

– Так точно. Лукина утверждает, что знала всех родственников Рогова. Не было у него племянника.

– Но они так похожи. Даже странно. И где, интересно, пересеклись их интересы?

Коровин посмотрел на Якушеву почти с жалостью и спросил все же, не надо ли ей съездить домой переодеться. Она лишь отмахнулась.

– Ко мне давно все привыкли. Ща сгоняю за дезодорантом в магазин и футболку новую куплю. До вечера дотяну.

– Хорошо. Сгоняй.

Коровин, честно, думал, что она тут же сорвется с места. Но Мариночка включила компьютер и зависла на целых полтора часа, открывая сайт за сайтом. При этом она без конца что-то тихо бормотала. Иногда хмурилась, иногда радовалась.

– На обед идешь? – Денис выбрался из-за стола, зашагал к двери.

– Нет. У меня беляши теперь три дня перевариваться будут. Аж тошнит, – поморщилась Якушева. И снова встрепенулась: – А где Смирнов?

– Вторично отправил его в любимый торговый центр Царевой. Она туда вчера увезла Воронкова, забрав его из больницы после выписки.

– И Ванька что же там, по отделам гуляет? Времени-то прошло сколько? – вытаращилась Мариночка на Коровина поверх монитора.

– Может, и гуляет. Давно действительно уехал. И не звонит, не докладывает.

Денис почувствовал, что начинает раздражаться. Вечно с этим Смирновым что-то не так.

– Позвони ему, – обронил Денис на выходе. – А я обедать…

Кафе, в котором они обычно питались всем отделом, было в десяти метрах за углом. Там и завтраки подавались каждый день вкусные и недорогие, и обеды, и ужины. Разнообразно, сытно, недорого. Конечно, Коровин мог брать из дома контейнеры с Марусиной стряпней. Она сколько раз пеняла ему.

– Готовлю, готовлю, Денис Сергеевич, как на большую семью, а вы ничего не кушаете, – вздыхала Маруся, рассматривая нетронутые контейнеры с едой в холодильнике.

Большой семьи у него не было. У него вообще не имелось семьи. Поэтому неделю назад он попросил Марусю больше не готовить.

– Вообще?! – переполошилась она. – И даже ужин?

– Ужин можно, но мало. Совсем мало. Я ужинаю теперь один…

Его помощница по хозяйству была умной женщиной, она сразу все поняла. Коровин расстался с красивой девушкой, которая время от времени ночевала у него. И оставляла в ванной грязные ватные диски на полке под зеркалом. А еще свою зубную щетку не прополаскивала как следует. И этим Маруся тоже тихо возмущалась. Почти не слышно. Но готовить в прежних объемах перестала. Ограничивалась теперь только ужином на одну персону…

Он заказал зеленые щи, рис с грибами и овощами и блинчики со сметаной. Заказ принесли сразу, он быстро поел. Оставалась половинка второго блинчика, а их было три, когда ему позвонила Якушева.

– Подполковник, мне кажется, что с капитаном что-то не то, – обрушила она на него неожиданную информацию.

– Уточни проблему, майор.

Денис тут же запросил счет, отодвинув блюдце с блинчиками и не притронувшись к компоту.

– В общем, я звонила ему уже восемь раз. Вызов идет, но Смирнов не берет трубку.

– Вот засранец! – вырвалось у Коровина. – Спит наверняка дома. Он пытался отпроситься у меня на после обеда. Я не отпустил.

– А зачем отпрашивался?

– Простыл. Отлежаться хотел. – Денис уже вышел из кафе и шагал к отделу. – Сопли у него, видите ли! Сто процентов после торгового центра поехал домой. Уснул и не слышит звонка. Отлеживается наш капитан! Ну я ему…

– Погодите частить, подполковник.

Коровин представил, как Мариночка морщит загорелое пыльное лицо. И неожиданно заулыбался. Хоть она и чудная, но какая-то своя и надежная.

– Если капитан Смирнов и решил отлежаться, то делает он это не дома.

– А где?

– По одному адресу, который мне неизвестен. То есть я его вижу, но никак не свяжу с Иваном. Но это точно не его домашний адрес. – Мариночка быстро продиктовала адрес. – Вам что-то говорит название этой улицы и номер дома?

– Нет. А откуда ты…

И Якушева тут же пустилась в долгий рассказ о том, что они как-то со Смирновым были на задании. И им надо было разделиться. Ивану было от этого неуютно, и Мариночка предложила подключить программу наблюдения друг за другом.

– Программа-шпион? – прищурился Коровин, проходя турникет у дежурной части.

– Нет. Родительская программа, – уточнила Якушева. – Подключили и подключили. Она в тот момент и не понадобилась нам. Я и забыла благополучно и не стала отключать. Теперь вот вижу, что Ванька тоже. В общем, вижу я его телефон, подполковник. И, судя по сигналу, Смирнов пребывает на месте. Никуда не едет. Может, мы подъедем?

– С какой стати? – Коровин представил обеденные пробки и поморщился. – Далеко наверняка и долго.

– Нет. Близко. Навигатор говорит, двадцать пять минут. Едем? Вдруг с ним что-то… – Мариночка тяжело вздохнула. – Вдруг с ним что-то посерьезнее соплей, товарищ подполковник?

Пару дней назад подсчитав не без помощи Николая Климова свои доходы, Зоя Павловна Шайкевич пришла к выводу, что денег от продажи даже малой части ее сокровищ ей хватило бы еще на три жизни, позволь Господь ей их прожить.

– На эти деньги вы можете находиться в этом отеле, в этом прекрасном номере, еще лет десять с учетом сегодняшней цены за проживание, – закончил с подсчетами Коленька, когда Зоя Павловна озвучила ему свое решение продать одну из картин. – И это очень удобно, Зоя Павловна. Вам не нужно будет делать уборку, за вас это сделает персонал. У вас включены завтраки в стоимость. А обеды и ужины легко организовать, если вы будете доплачивать. Причем все это можно будет оформить с доставкой в номер.

– Это необязательно, Николай, – улыбалась ему тепло Зоя Павловна. – Надо же мне выбираться в люди. И выгуливать мои новые платья тоже где-то надо.

Она изрядно потрепала их с мужем кубышку, накупив себе нарядов столько, что покойный супруг наверняка сейчас волчком крутился в гробу. Но Зое Павловне впервые за все годы было на это наплевать. Пережив страшное потрясение после нападения той безумной женщины, просидев на балконе пожарного выхода несколько часов, она очень четко определилась с приоритетами. И еще там, трясясь от вечернего холода, дала себе слово, что станет жить на полную катушку. Лишь бы ей выжить…

Ее неожиданными спасителями стали подполковник Коровин, долгое время отмахивавшийся от ее проблем, и старший лейтенант Климов – замечательный молодой человек, отзывчивый, добрый и порядочный. Пусть и несостоявшийся художник, но человек с огромным талантом замечать прекрасное.

Он помог ей определить все ее сокровища на хранение. Нашел не очень дорогой, но уютный семейный отель, где выбрал замечательный двухкомнатный номер с прекрасным видом из окон. Он отвечал на ее телефонные звонки. И даже навещал ее, когда она просила.

– Решено, картину продаем. Вы могли бы выставить ее на продажу, Николай?

Зоя Павловна сидела в глубоком удобном кресле возле приоткрытого балкона. Наслаждалась легким ветерком, вздымающим штору. Любовалась подолом своего нового шелкового платья и кожаными туфлями, купленными в небольшом магазинчике по соседству. Туда, к слову, ее сопроводила милейшая девушка Настя – администратор этого отеля. Помогла с выбором. И даже потребовала у хозяев хорошую скидку, когда Зоя Павловна накупила себе целый ворох одежды.

– Милая, я могу себе это позволить даже без скидки, – шептала она Насте, помогающей ей с выбором третьей пары туфель.

– И что? Таков негласный порядок, Зоя Павловна. Нельзя их баловать…

Кто баловал себя, так это Зоя Павловна. Впервые в жизни она позволяла себе жить на широкую ногу. И ей это страшно нравилось. И она все реже вспоминала своего покойного супруга, просидевшего долгие годы на сокровищах, как Кощей Бессмертный, да так и не позволившего себе никакой роскоши.

– Выставить на продажу картину я не могу, – покачал головой Николай Климов. – Это неэтично, если учесть, где я служу. А вот помочь подобрать галерею, думаю, да, это в моих силах. А вы не хотели бы устроить аукцион? Через интернет?

– Нет. Позволь мне поблуждать по залам галереи вживую. – Зоя Павловна мечтательно улыбнулась. – Пообщаться с потенциальными покупателями. Хочется видеть их азарт, ощутить их желание.

Галереи выстроились в очередь, предлагая Зое Павловне свои услуги в продаже картины. Они с Колей долго гадали, кому же отдать предпочтение. Наконец, Зоя Павловна выбрала именно ту галерею, где ее бедная соседка Светочка встретила своего парня.

– Там она познакомилась с ним. Там он познакомил ее со своим дядюшкой. И они потом долго следили за мной. Тут явно прослеживается какая-то причинно-следственная связь, Николай.

Николай с сомнением смотрел на старую женщину, но спорить не стал. И Зоя Павловна была уверена, что он тем же вечером поспешит доложить о ее решении своему начальнику – Коровину.

– Мне известно, Николай, что у вашего подполковника Коровина имелись сомнения относительно того, что Светлана познакомилась с этим… – Она долго подыскивала подходящее слово. – Нехорошим человеком именно в этой галерее. У вас вообще возникли сомнения по поводу ее слов. Ваши следователи сочли, что она мне лгала. Но!.. Но я уверена в том, Николай, что Светлана говорила мне чистую правду. Эти страшные люди вышли на нее только потому, что она была моей соседкой. Через нее они хотели подобраться ко мне. Считали меня совершенной дурой. Старой идиоткой! А я… А я еще попытаюсь отыскать этих людей. И призвать их к ответу, да.

В этом месте ее монолога Климов обычно начинал сильно нервничать. И пытался отговорить ее от безрассудства.

– Коленька, я так давно живу на этом свете, что меня мало чем можно напугать, – лукавила Зоя Павловна, отвечая ему. – Оглядываясь назад, я вижу, что прожила бесцельную, бездарную жизнь. Позвольте мне сделать хоть что-то хорошее напоследок!

– Но поимка опасных преступников не может быть вам… – попытался он как-то возразить.

Но она его перебила:

– Оставьте, Николай, ваши опасения. А если вам так тревожно, сопроводите меня, но на расстоянии. Вы как будто сами по себе. Я сама по себе. Ваше присутствие рядом со мной не должно спугнуть преступников.

– С чего вы решили, что они будут там, Зоя Павловна?

– Будут! – кивала она, хищно щуря подслеповатые глаза. – Когда они узнают о продаже знаменитого полотна, они непременно захотят узнать, кто владелец. А узнав, что это я, непременно захотят повторить свою попытку.

– Какую попытку?! – Климов нервничал все сильнее.

– Попытку убить меня и стащить все мое богатство. Первое – выполнимо. Второе – нет. Но они же об этом не знают… А сейчас, Николай, давайте пить чай.

Она встала с удобного кресла с легкостью гимназистки. И засуетилась у стола с чайником и посудой. Достала из холодильника пирожные. Их по ее просьбе приносила из кондитерской по соседству к ней в номер администратор Настя. За отдельную плату, разумеется.

Пирожные Зоя Павловна достала из коробки. Красиво выложила на блюдца. Поставила их на низкий столик между креслами. Потом чашки с блюдцами, чайник с кипятком и заварочный. В нем уже был заварен ароматный диковинный чай – подарок охранника с первого этажа.

Удивительно, как много хороших людей здесь встретила Зоя Павловна. Все хотели ей помочь. Пусть и не безвозмездно, но помочь пытались, а не навредить.

– Когда у вас выходной, Николай? – поинтересовалась она между вторым и третьим глотками чая. – Такой выходной, который вы готовы были бы посвятить мне?

– С выходными сейчас напряженка, Зоя Павловна, – грустно улыбнулся Николай. – Но я буду вас сопровождать в интересах дела. Думаю, руководство пойдет нам навстречу. Только скажите – когда?

– Завтра. Вы сегодня дадите согласие на то, чтобы выставить в той самой галерее мою картину. А я завтра туда наведаюсь.

– С целью?

– Цель – как можно больше выведать о профиле галереи, о постоянных посетителях. Возможно… – Она поймала тревожный взгляд Климова и улыбнулась. – Подчеркиваю, возможно, мы там найдем информацию об убийце Светочки. Я так понимаю, следствие зашло в тупик? И преступники словно испарились?

– Так точно, Зоя Павловна. У нас это называется «залечь на дно». Вот именно на этом самом дне они сейчас и находятся. И думаю, вряд ли нам с вами повезет именно в этой галерее.

– Поживем – увидим. Давайте пить чай, Николай…

На следующее утро они созвонились. Климов подтвердил, что галерея заинтересована и что они с радостью станут сотрудничать с Зоей Павловной. Сам Климов назвался ее агентом. Визит в галерею было решено нанести в половине третьего пополудни.

– После обеда люди сыты и ленивы, Николай. Не будут искать подвоха в моих вопросах. И могут сболтнуть лишнего. Итак, в половине третьего я войду в двери картинной галереи…

Она немного опоздала. Ровно на три минуты. Но и этого оказалось достаточно, чтобы два человека страшно занервничали. Первым был Климов. Второй – хозяйка картинной галереи Александра Альбертовна Волкова, моложавая, модная и густо накрашенная.

И если Климов нервничал, блуждая по выставочным залам, то Волкова теребила носовой платок, стоя на входе и пристально рассматривая подъезжающие такси. Увидев Зою Павловну, Волкова с облегчением выдохнула и шагнула ей навстречу.

Обмен любезностями не занял много времени. Алекандра Альбертовна похвалила длинное сатиновое платье Шайкевич. В неподдельном восторге закатила глаза на ее нефритовые серьги. Выслушала ответные комплименты своему брючному костюму небесно-голубого цвета. И повела ее в зал.

– Мне хотелось бы взглянуть на то место, где моя картина будет вывешена, – устало улыбнулась Зоя Павловна после пятнадцатиминутной экскурсии.

– Простите! – положила ухоженные ладошки на грудь Волкова. – Я совсем забыла вам сказать: на вашу картину уже есть покупатель. И выставлять ее нет особой нужды. Он готов заплатить двойную цену от вами заявленной, лишь бы вы согласились продать ее именно ему и не выставляли картину на всеобщее обозрение.

– А так будет правильно? – разыграла изумление Шайкевич.

– Ну конечно! И вы в выигрыше, и покупатель.

– А вдруг кто-то предложит тройную цену, Александра Альбертовна? – хитро улыбнулась Зоя Павловна. – И я прогадаю и…

– Минутку. Я позвоню и спрошу, если позволите.

Волкова отошла к огромным окнам, застыла там с телефоном. Улыбка, не сходившая с ее лица все время, пока она проводила экскурсию, сначала застыла, а затем исчезла, словно ее смахнул кистью невидимый художник.

Разговор был напряженным, это Зоя Павловна поняла. И решила подойти, чтобы подслушать. Там как раз на треноге удачно стояло чье-то творение маслом. Делая вид, что внимательно его рассматривает, Зоя Павловна прислушалась.

– Но, дорогой, я и так делаю все возможное! Да… Да, я поняла… Хорошо, как скажешь… – Она закончила разговор, нервно улыбнулась Зое Павловне. – Такие дела, уважаемая Зоя Павловна.

– Какие? – И старая женщина указала на картину маслом. – Неплохая работа. Кто художник?

– А, кто-то из студентов пробует себя. – Волкова приложила скомканный носовой платок к вспотевшему лбу. – Если пожелаете, я подарю ее вам. Тут такое дело… Мой клиент готов заплатить вам три цены от заявленной вами.

– Три цены? – ахнула Шайкевич. И, боясь спугнуть Александру Альбертовну, закивала. – Я, наверное, соглашусь.

– Как замечательно! – выдохнула хозяйка галереи, едва не расплакавшись от радости. – Пройдемте в мой кабинет. Нам необходимо подписать документы. Договор купли-продажи.

– Конечно, конечно.

– В договоре есть пункт, где вы обязуетесь доставить картину сюда в указанный срок. И где вы гарантируете подлинность полотна. Вы ведь понимаете всю степень ответственности? – Взгляд Волковой был полон тревоги и непонятного страха.

– Разумеется. А когда срок доставки?

– Сегодня вечером. В двадцать тридцать.

– О, так поздно. – Зоя Павловна недовольно нахмурилась. – Я старый человек и в это время уже укладываюсь спать. Простите мне мою требовательность, но я настаиваю на другом времени.

– И когда вам будет удобно?

Ярко накрашенные губы Волковой плотно сжались. Носовой платок снова оказался в ее руках, уменьшившись до размеров грецкого ореха.

– Не позже девятнадцати ноль-ноль, – твердо ответила Шайкевич тем самым тоном, который не позволял возражений.

С небольшой заминкой, но Волкова согласно кивнула. А потом пригласила к себе в кабинет оформить договор и выпить чего-нибудь. Шайкевич неохотно, но последовала за ней. Она вдруг потеряла из виду Николая. То вот все время был на виду и вдруг куда-то подевался. И она перепугалась. А вдруг он ушел? Вдруг его срочно вызвали по работе? Или она просто надоела ему – старая, бестолковая женщина, от которой масса хлопот и проблем? А ей срочно надо было связаться с ним, появилась важная информация, как любит говорить Николай.

Она даже не сразу поняла, насколько эта информация важна. Просмотрела. Сосредоточилась не на том. А когда заметила, то мысленно ахнула.

А Николай куда-то подевался.

– Александра Альбертовна, не подскажете, где у вас здесь дамская комната? – будто сильно смущаясь, спросила Зоя Павловна, когда они уже встали у кабинета Волковой.

– О, давайте я вас провожу, – проговорила та. – Здесь в соседнем коридорчике две двери, идемте, я вас доведу.

– Найду. Спасибо. Не совсем же я в маразме, – с холодком отреагировала Шайкевич. – А вы, если вас не затруднит, приготовьте для меня зеленый чай. Невозможно пересохло в горле.

– Конечно, конечно. Непременно, – обрадовалась по непонятной причине Волкова. – Жду вас, Зоя Павловна, у себя.

– Я быстро, – пообещала та и ушла в соседний коридорчик искать заветные две двери.

Конечно, они нашлись. Но еще раньше нашелся Климов.

– Зоя Павловна, вы с ума меня сведете! Зачем вы к ней пошли?

– Оформить договор купли-продажи. Не позже девятнадцати ноль-ноль сегодня он приедет сюда за картиной. Она называла его «дорогой».

– И что с того? – развел руками перенервничавший Климов, потерявший в какой-то момент ее из виду.

– Думаю, ее «дорогой» тот, кто нам нужен, – заговорщически зашипела Зоя Павловна, увлекая Климова к туалетным дверям.

– Это пальцем в небо, Зоя Павловна. Это может быть…

– На ней бирюзовые серьги Светланы, – оборвала она его. – Я не сразу заметила. Волосы длинные. А когда она после телефонного разговора подошла ко мне, то принялась вытирать пот со лба носовым платком. И заправила локоны за уши, тут я и увидела.

– Это точно серьги вашей покойной соседки?

– Точно. Это серьги Светланы. Точнее, они достались ей в наследство от бабки. Но вторых таких нет. Их ей – ее бабке – делали на заказ. Белое золото, бирюза и россыпь мелких сапфиров. Серьги очень дорогие. И они такие одни, поверьте! Они пропали в ночь смерти Светланы вместе с картинами. Ваш Коровин отмахнулся от меня, как от навозной мухи. Счел, что я выдумываю. И вот вам, пожалуйста, Николай.

Она замолчала, переводя дыхание. Такой длинный монолог был для нее уже тяжеловат. Тем более что она вкладывала в него всю душу и силу убеждения.

– Хорошо. Это уже серьезно, Зоя Павловна. Мне необходимо позвонить Коровину. Надо решить, что делать дальше.

– Да, действуйте. А я пока посещу туалет. Потом буду в ее кабинете. Попросила ее приготовить мне зеленый чай. В горле сухо!

– Никуда потом не уходите. Я буду ждать вас на выходе.

– Никуда я не уйду. Тут вот еще что… – Она уже держалась за медную ручку туалетной двери. – Возможно, это чудовище живет у нее? У Волковой Александры Альбертовны?

Ваня Смирнов никак не мог вынырнуть на поверхность. Он точно тонул. В ледяной воде. И это было опасно вдвойне.

Во-первых, он не очень хорошо плавал. В ледяной воде особенно.

Во-вторых, у него была простуда. Это он осознавал отчетливо, даже в положении тонущего человека. При такой жестокой простуде, которую он подхватил и от которой так и не излечился, купание в ледяной воде грозило осложнениями. Это больничный дней на восемь точно. Что тогда скажет Коровин, интересно?

Странное удовлетворение почувствовал в тот момент тонущий в ледяной воде Ваня Смирнов.

«Вот! – думал он, отплевываясь. – Не отпустил меня, подполковник, на полдня отлежаться, получи недельное отсутствие!»

Хотя Ваня мог и не выжить вовсе. У него уже онемели кончики пальцев, и выплыть не представлялось никакой возможности. И он наверняка уже умер. И с того света слышит истеричный вопль майора Якушевой. Вот не думал никогда, что даже на том свете Мариночка станет его доставать.

По ледяной щеке несчастного Смирнова больно ударили. Потом по второй. Еще и еще, все больнее и больнее.

– Перестань, Якушева, – захныкал он, заворочавшись и понимая, что он вовсе не в воде, а на жестком полу, и его несчастную голову поливают водой. – Господи, что ты делаешь, Мариночка?

– Привожу тебя в чувство. Тебя кто-то шарахнул сковородой по голове. Вот она рядом валяется. Ты чего тут делаешь, Смирнов? В чужой квартире! На полу! К любовнице, что ли, пришел?

– Встать сможешь? – вдруг вклинился голос Коровина.

Этого еще не хватало! Теперь начнется: упреки, взыскания, а то и выговор. Он же хотел как лучше!

Кстати…

А что он хотел?

И тут он вспомнил и про торговый центр, и про отдел с дорогой красивой одеждой, и про информацию, которой его в торговом отделе снабдили. И про то, как поехал на адрес один, не предупредив никого: ни начальника, ни жену.

Идиот! Какой же он идиот!

– Глаза открой! – потребовала гневно Якушева.

Ваня послушался. Увидел разбросанные по комнате вещи, словно сюда ворвался ураган и перевернул тут все вверх дном. Себя обнаружил уже сидящим на полу. Белая рубашка на груди мокрая, лицо и шея тоже. Руки дрожат.

– Сколько пальцев, Смирнов? – Мариночка сунула ему под нос два пальца с облупившимся маникюром.

– Два. Отстань, а, – попросил он, когда Якушева попыталась его поднять. – Я сам. Сейчас только приду в себя. Как ты меня нашла? Хотя не говори, и так знаю. Программа в телефоне.

– Ну ты совсем бодрячком, капитан. Сообразил. Вспомнил. Что ты делаешь в этой хате? Как ты тут оказался? Ты к любовнице, что ли, приехал? – Видимо, этот вопрос ее интересовал острее всех остальных.

Мариночка металась перед его лицом в сильно мятой одежде, и от нее как-то странно пахло. Как в привокзальном буфете.

– Не к любовнице, к Царевой. – Ваня попытался поймать взгляд Коровина. – Эту квартиру она снимает. Сюда вчера привезла Воронкова. Соседи сказали.

– Это они тебя по башке? – воткнула в бока кулаки Мариночка. – Приложили сковородкой?

– Нет. Не знаю кто. – Ваня осторожно, держась за стену, встал на ноги, отряхнулся. – Соседи сказали мне, что эта сладкая парочка незадолго до меня укатила куда-то. Я ручку дверную подергал – открыто. Причем до этого минут за десять было закрыто. А тут открыто.

– И ты, не оценив всю опасность ситуации, сунулся сюда? – бесцветным голосом поинтересовался Коровин.

– Так точно, товарищ подполковник. Я подумал, Царева вернулась. – Смирнов потрогал огромную шишку на макушке, поморщился. – Виноват…

– Кто тебя, Ванька? – Мариночка уже успела отыскать в холодильнике воду и сунула ее в руки капитану. – Удалось рассмотреть?

– Как он рассмотрит, если ударили его со спины! – взорвался наконец Коровин и заругался долго и витиевато.

Остановился, отдышался и спросил:

– Точно не рассмотрел, капитан?

– Это был мужчина. Лица не видел, – твердо ответил Смирнов и выдержал подозрительный прищур Коровина. – И когда я вошел, вещи все были на месте. Весь этот бардак случился уже после. После того как он меня отключил. Как не убил…

– Захотел бы убить, убил бы непременно, – порадовала Мариночка. – Он тебя отключил. И обыскал квартиру. Что искал – неизвестно. Поймаем, поймем.

– Поймаем! – фыркнул со злостью Коровин и пнул ногой сковородку. – Майор, упакуй вещдок. Может, на ней его пальцы остались…

Смирнова они в отдел не повезли. И за руль машины сесть не позволили.

– Потеряешь сознание в дороге, ну тебя. – Мариночка подтолкнула его к машине Коровина. – С нами поедешь. Потом перегоним тебе тачку. Не переживай.

– Так ты и перегони. Садись за руль. Я рядом сяду.

Ваня очень не любил оставлять без присмотра личное транспортное средство. Был у него и этот пунктик. Белые рубашки на работу. Тачка в пределах визуального контроля.

– Нет, Смирнов. Я за руль не сяду. Еще поцарапаю, век не расплачусь.

– Ну что такое-то, Мариночка? – захныкал Смирнов. – Я без претензий, честно. Ну поехали, а!

Уговорил. Якушева села за руль и повезла его домой. Коровин поехал следом. У Ваниного дома пересели. С него взяли честное пионерское, что он отлежится пару дней, никуда не высовываясь. И укатили на службу.

В отделе Мариночка первым делом отнесла сковороду Степе Воробьеву, сопроводив любимым комментарием, что нужно еще вчера.

– Мне на какой предмет ее проверять? Что на ней готовили или что с нее ели? – отозвался ворчливо Степа Воробьев, подозрительно рассматривая Мариночку. – Чем от тебя пахнет, майор?

– Ой, Степа, не начинай, а!

Марина схватилась за вырез футболки, оттянула его, втянула носом запах, поморщилась.

– Согласна, не очень. Но я прямо с полки вагона сюда. И…

– И воняет от тебя какой-то едой несвежей. – Степа помотал ладонью перед своим лицом. – Смойся уже с глаз долой. Как будет готово…

– Нас интересуют пальцы на ручке сковороды. И все! – крикнула Мариночка уже из коридора.

Она вышла из отдела на улицу и помчалась в супермаркет через дорогу. Купила белую футболку, дезодорант и упаковку влажных салфеток. Переоделась прямо в туалете супермаркета. Протерев подмышки и шею салфетками и обильно забрызгав дезодорантом, она надела новую футболку. Свою сунула в пакет. Умылась, причесалась пальцами. Увиденным в зеркале осталась почти довольна.

Через десять минут она уже была на своем рабочем месте, успев прихватить из любимой кафешки пару пирожных и мясной салат в контейнере.

– Будете, гражданин начальник? – поставила она Коровину на стол пирожное в коробочке.

– Не откажусь. – Он точно обрадовался и вызвался сходить за кофе.

– Мне капучино, – напомнила Мариночка. – Без сахара.

– Так точно, майор.

Вернулся быстро. Отдал ей кофе. И, не отходя от ее стола, поинтересовался:

– А что это ты полдня изучаешь?

– Я? Не поверите, подполковник, сидела на сайтах знакомств. Мне Лариса Лукина адреса кое-каких сайтов скинула, где очень любит объявляться Рогов, он же Фролов, он же еще кто, не знаю. И еще дала мне наводку на старые его контакты. Еще когда он был молод и не обуздан. И я кое-что обнаружила, знаешь, что может показаться важным.

– И что же это?

– Вот, смотри…

Мариночка развернула монитор на него. С экрана смотрела голубоглазая блондинка – красивая и молодая. Правда, в старомодном платье. Сейчас таких не носили.

– Так и снимку двадцать пять лет. И знаешь, кто его выложил в сеть?

– Не она?

– Нет. Ее сын – некто Игорь Алексеев. Фото его нет, скажу сразу. Но… – Мариночка подняла на Коровина заговорщический взгляд. – Но есть слезная история, сочиненная этим самым сыном. О залетном гастролере-любовнике, который соблазнил бедную девушку, оформил на нее огромный кредит, сделал ей ребенка и исчез из ее жизни.

– И? Думаешь, гастролер-любовник и есть Рогов?

– Я не думаю, я уверена. Тут есть их общее фото. Одно-единственное, но узнать на ней Рогова несложно. Смотри, босс!

Щелкнув мышкой, Мариночка вывела на экран фотографию улыбающейся пары, было заметно, что эти двое влюблены и счастливы. Глаза сияли, губы улыбались, руки сплетены.

– Узнаешь? – ткнула кончиком авторучки в фото мужчины Мариночка.

– Узнаю, – кивнул Коровин, запивая пирожное своим двойным эспрессо. – Это и есть наш Рогов. А сын этой блондиночки – его потомок?

– Выходит, так.

– Игорь Алексеев. Двадцати двух лет от роду. Но это не точно. – Мариночка со вздохом отвернула монитор от Коровина. – Он мог зарегистрироваться под любым именем. Потому что…

– Рогов наш как будто и Фролов? Думаешь, это у них семейное?

– Возможно. Но я не нашла никакого упоминания об Игоре Алексееве. Данных в базе точно нет.

Она кисло улыбнулась. И открыла коробочку с мясным салатом.

– Слушай, а что еще в той душещипательной истории об обманутой брошенной девушке? Есть какое-то продолжение?

– Так точно, – кивнула Якушева. – Этот Алексеев пишет, что бедная девушка всю свою жизнь выплачивала проценты по кредиту, не в силах погашать сам кредит. Билась в страшной нужде с маленьким ребенком на руках, пока однажды не заболела и не умерла. Сына отдали в детский дом, там он и вырос. На этом история заканчивается.

– А в детский дом?..

– Эй, начальник! Побойся бога! – перебила его Якушева со смешком. – Я полдня, как с дороги. Смирнова еще выручали. А надо будет установить, сколько на тот момент было лет сыну? Сколько в том городе было детских домов? Был ли среди воспитанников мальчик с такими данными? Это работы не на один день. Запросы и все такое…

– Я понял. Помогу. Тут подумал… – Коровин мстительно улыбнулся. – Нечего Смирнову дома без дела сидеть. Пусть работает удаленно. Пусть ищет тот детский дом. И мальчика по фамилии Алексеев. И еще можно попробовать Рогова поискать.

– Дмитрия?

– Игоря… Что, если мать при рождении записала его на фамилию своего любовника-гастролера? Рогов Игорь Дмитриевич, а? Может такое быть?

– Начальник! Ну ты… – Мариночка восхищенно округлила глаза. – Я чего-то отупела с дороги. Ну конечно! Конечно, такое возможно! Она могла записать сына на его фамилию. Вот я…

Договорить она не успела. Дверь кабинета распахнулась, вошел Степа Воробьев. В руках бумага с текстом.

– Заберите, распишитесь.

Он положил бумагу Мариночке на стол. Уселся на свободный стул, успев сграбастать ее коробочку с пирожным.

– Спасибо, конечно, майор, но я больше люблю шоколадное. – Он поставил коробочку себе на колени, ясно давая понять, что не вернет. – В общем, ребята, пальчики на сковороде имеются. Странно, что такое матерое существо не стерло их. Видимо, паниковало, торопилось. Некто Рогов Игорь Дмитриевич…

– Бинго! – заорали в два голоса Коровин с Якушевой.

– Я так понимаю, что очень помог вам, – удовлетворенно улыбнулся Степа, кивая. – В общем, Рогов этот с четырнадцати лет по тюрьмам и ссылкам, как говорится. Начал по малолетке: задержали за хулиганку, взяли на поруки. Потом в семнадцать драка с нанесением тяжких телесных, повлекших смерть потерпевшего. Но как-то удалось ему выкрутиться. За неимением важных свидетелей отделался условным. Но… В деле была пометка следователя, который вел это дело. И в этой пометке говорится, что тяжкие телесные наносились с особой жестокостью, прямо-таки с маниакальной. И вот тут, делая за вас вашу работу, коллеги, я и вспомнил об убийстве супружеской пары в коттеджном поселке. Там убивали с удовольствием. Может…

– Степа, ты просто гений! – расплылась в улыбке Мариночка, дожевывая салат. – Конечно, сковороду к уликам мы приобщить не сможем, изъяли не по форме. Да и особо никто не пострадал. Но четкое представление о нападавшем у нас теперь имеется. Ур-ра, коллеги! Если это не прорыв, то что же? Можно объявлять Рогова-младшего в розыск?

– Пошел я к полковнику с докладом. – Скомкав коробку из-под пирожного, Коровин поднялся с места. – Будем считать, что мы установили имена подозреваемых в жестоких убийствах и грабежах. Нам троекратное «ура», майор.

Климов только что в пятый раз набрал номер Коровина. Тот либо сбрасывал, либо не отвечал. Старший лейтенант сильно нервничал. Прошло уже достаточно времени с момента, как Зоя Павловна Шайкевич вошла в кабинет Александры Альбертовны Волковой. За это время можно было выпить десять чашек чая, подписать гору документов и вернуться в зал картинной галереи. А Зоя Павловна не выходила.

Климов обошел все помещения, ее нигде не было. Сунуться в кабинет к Волковой – была так себе идея. Поэтому ему и нужна была помощь и поддержка старшего по званию. Коровин сейчас, на время перевода Климова к ним в отдел, был еще и его начальником. И наказуемость инициативы в вопросе, касающемся Шайкевич Зои Павловны, старший лейтенант осознавал со всей мерой ответственности. Другими словами, войти без разрешения Коровина в кабинет Волковой он не мог. Он опасался сорвать операцию, придуманную Зоей Павловной.

На восьмом круге его бесцельных метаний по картинной галерее Коровин, наконец, перезвонил ему сам.

– Что-то срочное, старший лейтенант?

– Так точно, товарищ подполковник. – Климов прислонился к стене в холле и на мгновение закатил глаза.

– Разве у тебя сегодня не выходной по графику?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Что ты заладил, Климов? Товарищ подполковник, товарищ подполковник! – передразнил его Коровин. – Доложи по форме, что стряслось? Что-то же стряслось, раз от тебя столько пропущенных?

– Так точно… – Он вовремя прикусил язык, не закончив свое вступление упоминанием звания. – Шайкевич пропала. Зоя Павловна…

– Я помню, кто такая Шайкевич, – перебил его Коровин и вкрадчиво поинтересовался. – Откуда пропала?

– Из картинной галереи. Тут такое дело, товарищ подполковник…

И Климову пришлось рассказать все, все, все. И о желании старой женщины продать одну из картин. И о выборе картинной галереи.

– Это же не случайно, так? – снова перебил его Коровин. – Выбор картинной галереи не случаен?

– Никак нет. Она намеренно выбрала это место, считая, что оно как-то выведет ее на убийц ее соседки.

– Старая ведьма! – выругался Коровин. – Вот не сидится ей спокойно в уютном гнезде. Подавай приключений. За всю жизнь отрывается, что ли?

Климов не стал спорить, потому что был уверен, что Зое Павловне действительно не хватало впечатлений. Она прожила тихую, скучную жизнь в окружении старинных дорогих вещей и украшений, не имея возможности похвастаться, нарядиться в них. Он еще помнил ее старые туфли, которые она при нем отправила в мусорную корзину гостиничного номера.

– И что дальше, старлей? Куда она подевалась, как думаешь? Ты мог ее просмотреть?

– Не знаю. Вряд ли. Она пошла в кабинет директора и хозяйки галереи. Собиралась подписать с ней договор на продажу картины и выпить чаю. Я был все время рядом.

Тут Климов сделал паузу, вспомнив, что отходил минут на десять за минералкой. У автомата была небольшая очередь. Возникла заминка со сдачей у одного из посетителей. Потом у второго. Да и самому Климову автомат не хотел давать сдачу. На все мытарства ушло минут десять, не больше.

– И я сразу вернулся к двери кабинета директрисы, товарищ подполковник. Она не могла бы пройти мимо меня. Автомат с водой находится на входе.

– Там наверняка есть еще какие-то запасные выходы, – предсказал Коровин мрачно. – А что ты так разволновался, старлей? Есть ведь причина? Чем тебе так Волкова Александра Альбертовна не пришлась? Подозреваешь ее в сговоре?

– Так точно, товарищ подполковник. Дело в том… – Климов встал у двери кабинета Волковой, взялся за ручку, опустил ее вниз и потянул дверь на себя. – Черт, заперто!

– Где заперто, старлей? У директрисы?

– Так точно, товарищ подполковник! – Николай вытер ладонью мгновенно вспотевший лоб. – А не должно было! Шайкевич сюда заходила и мимо меня не прошла.

– Значит, ее прошли мимо тебя, старлей. Твою же мать! – Коровин чем-то загремел. – Так в чем причина твоего волнения, Климов? С чего ты так кипешуешь?

– Зоя Павловна узнала серьги на Волковой.

– И?

– Это точно были серьги ее соседки: из белого золота с бирюзой с россыпью мелких сапфиров. Серьги пропали вместе с картинами из квартиры ее соседки Светланы. И сегодня она их увидела на Волковой.

– И что?! Она могла их купить! Ей могли их подарить! – взревел Коровин.

– Дело в том, что Волкова говорила с кем-то по телефону, с каким-то мужчиной. И он давал две цены за картину. А это очень большие деньги. И Зоя Павловна подумала, что…

– Что наш подозреваемый и Волкова в отношениях?

– Так точно.

– И все равно поперлась к ней в кабинет. И пить чай собралась! Вот старая дура, а! Ее пять раз могли отравить, усыпить и вынести в пластиковом мешке. Как мусор. Ищи запасные выходы, а мы сейчас подъедем.

Подъехал Коровин с Якушевой уже через полчаса. С учетом вечерних пробок это было рекордным временем.

Коровин – в черных джинсах, черной футболке, туго обтянувшей его мощную мускулатуру, – тут же привлек внимание присутствующих женщин. Когда он шел по залам галереи в сторону кабинета Волковой, они оборачивались. Климов мог поклясться, что все без исключения женщины смотрели Коровину вслед.

Якушева – с грязными волосами, в новой белой футболке с заломами от упаковки – странно пахла. Густой аромат дезодоранта и чего-то съестного следовал за ней по пятам.

Подойдя к кабинету Волковой, Мариночка тут же дернула на себя ручку. Странно, дверь открылась. И Александра Альбертовна Волкова восседала на своем месте за массивным дубовым столом, погрузившись в изучение каких-то документов.

– Чем могу быть полезна, господа? – надменно приподняла она брови.

Но взгляд ее, как ни странно, был обращен лишь на одного человека – на подполковника Коровина.

Он сел без приглашения в удобное мягкое креслице, обитое зеленым бархатом. Тут же схватил с ее стола какую-то массивную безделушку с острыми краями и внимательно ее осмотрел.

– Где она? – без всяких вступлений спросил он, уставив на Волкову злые глаза.

– Кто она? Кто вы?

Ей еще удавалось сохранять самообладание, но нервозность уже начала проявляться в движениях ее рук, хаотично перебирающих предметы на столе.

Отвечая на ее последний вопрос, все трое одновременно достали свои удостоверения и показали ей.

– Где Шайкевич? Советую сотрудничать. Или пойдете соучастницей по делу о множественных грабежах и убийствах.

Коровин тут же перехватил ее руку, потянувшуюся к мобильному телефону – дорогому, в нарядном чехле с блестящими камушками. Климов подозревал, что камушки – не стразы, а вполне себе настоящие, драгоценные.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – надменно вскинула голову Волкова. – Советую вам объясниться или покинуть мой кабинет.

– Климов. – Коровин скосил на него взгляд. – Поясни гражданке Волковой, зачем мы здесь?

Старший лейтенант Климов постарался быть предельно лаконичным и убедительным, но Александру Альбертовну не впечатлил. Она запрокинула голову в финале его повествования и мелодично рассмеялась.

– Вы, молодой человек, большой выдумщик. Чтобы я куда-то подевала свою клиентку? Вы в своем уме? – Она оборвала смех и сузила глаза. – Мы подписали с ней договор, выпили чаю, и Зоя Павловна Шайкевич благополучно отбыла. Куда – мне неведомо.

– Можно взглянуть на договор? – протянул руку Коровин.

– Сожалею. – Все бумаги с ее стола, как по волшебству, исчезли в ящике массивного стола. – Это конфиденциальная информация и разглашению не подлежит. Из моего стола вы можете ее забрать, только если явитесь с ордером. Надеюсь, у вас все?

Коровин обернулся на Мариночку. Та правильно поняла его посыл. Подошла к Волковой, встала у нее за спиной и нудным, противным голосом произнесла:

– Гражданка Волкова, вы задерживаетесь до выяснения обстоятельств по делу об убийстве семьи Ложкиных, краже их личного имущества, по делу об исчезновении гражданки Шайкевич и убийстве ее соседки – Светланы Смирновой. Вы имеете право на адвоката. Вы имеете право хранить молчание. Потому что все сказанное вами сейчас может быть использовано против вас в суде.

– В каком суде?! Вы о чем?! – наконец-то ее пробрало, ударив бледностью по густо намазанным щекам. – Я ничего не понимаю! Я ни при чем! Мне надо позвонить своему адвокату!

– Позвоните из отдела. А сейчас вам придется проехать с нами. – Мариночка глянула на Коровина, и тот швырнул ей через стол наручники. – Ваши руки, гражданка Волкова.

Та с заминкой вытянула вперед трясущиеся руки. Мариночка эффектно защелкнула на ее запястьях браслеты. И потянула Волкову за подмышки вверх.

– Подождите, подождите же! – заплакала неожиданно Волкова. – Давайте поговорим! Здесь и сейчас! Я ни при чем! Это все Иван!

– Какой Иван? – поинтересовалась в самое ее ухо Якушева. – Фамилия у него имеется?

– Фролов Иван Сергеевич. Он мой… Мой клиент. И именно он оформил договор о покупке картины у вашей Шайкевич. Он коллекционер и…

– И мошенник. Брачный аферист, – перебила ее Мариночка, оставив попытки поднять ее с места по знаку Коровина. – Еще и убийца.

– Этого… Этого просто не может быть! Ваня – милейший, добрейший человечек. Он любит меня! Он очень хороший.

– И щедрый?

– Да! Щедрый. Он не может быть брачным аферистом. Потому что ничего еще не потребовал от меня! А только осыпает меня подарками и вниманием! – Она уже рыдала в голос, макияж расплывался волнами по ее лицу, стекая на красивый костюм разноцветными разводами.

– Он совсем, совсем ни при чем! Это все его племянник Игорь. Он страшный человек. Он манипулирует Иваном, он командует им! И очень сильно орал на него, когда Ваня подарил мне эти вот сережки. – Волкова схватила себя за мочки ушей, потянув серьги вниз.

– Это при вас происходило? У вас дома? – вкрадчиво поинтересовалась Мариночка, глядя с сочувствием на зареванную директрису картинной галереи.

– Да. То есть… – Взгляд заметался, сделался испуганным, она даже себя ладошкой по губам легонько стукнула. – То есть я хотела сказать…

– Где Шайкевич? – встал, нависая над столом, Коровин. – Подумайте хорошо, прежде чем ответить. От этого зависит не только ее, но и ваша судьба.

– То есть? – Она задрала голову, уставив на Коровина безумные глаза. – Что вы хотите этим сказать? Я не сделала ей ничего дурного. Просто… Чай, который она пила, был со снотворным и…

– Как они ее отсюда вынесли? – Климов обстукивал стены кабинета. – Здесь же есть какая-то дверь, да?

Она не успела ответить. Он сам обнаружил за красивой ширмой узкую дверь, ведущую на улицу, в небольшой огороженный тупик. Там был припаркован ее автомобиль. Но место для еще пары машин вполне хватило бы.

– Куда они ее отвезли, Александра Альбертовна? Поймите, сейчас время работает против вас. Если с Шайкевич что-то случится, вы пойдете соучастницей в предумышленном убийстве. Это от пятнадцати, – покивала Мариночка, сделав страшные глаза.

– Что – от пятнадцати? – Она громко икнула, конфузливо прикрыв рот ладонью.

– От пятнадцати лет заключения в колонии строгого режима, – пояснила Якушева. – А если будут выявлены отягчающие обстоятельства…

– К-какие отягчающие обстоятельства? – Она уже икала без остановки.

– Что вы способствовали совершению и других преступлений вашего любовника и его племянника. – Мариночка так близко приблизила свое лицо к Волковой, что та отшатнулась. – Где они? Отвечать быстро!

– У меня! Должны быть у меня за городом. В доме. Это не так далеко от Москвы. Отсюда есть дублирующая дорога почти без пробок. Вы… Вы быстро доедете. Господи, а что же со мной?

– Сережа, мне страшно! Мне так страшно, как не было никогда в жизни!

Варвара без конца шептала это, как заклинание. Все то время, пока они ехали в такси за «той самой машиной»…

Эта машина подъехала к подъезду, из которого Варвара с Сергеем Сергеевичем вышли, минут через пять. И молодой симпатичный человек, вошедший в подъезд, не оставил им никаких сомнений: их жизни в опасности. Их не пощадят.

– Что нам делать?! – Варвара принялась судорожно стискивать пальцы и без конца сглатывать. – Весь наш план летит к чертям, прости, Сережа! Нам не удастся помочь полиции задержать эту банду! Он приехал нас убивать!

Воронкову хотелось возразить и сказать ей, что этот симпатичный киллер явился именно по ее душу. Ведь никому не было известно, что она забрала его из больницы. В сговор Варвары с преступниками он уже не верил. Они искали ее. И хотели навредить ей. Но пугать ее еще сильнее не стал.

– Я знаю, что нам делать, не трусь, милая.

Он улыбнулся ей именно так, как должен был, по его мнению, улыбаться мужчина в подобных ситуациях: нежно и слегка снисходительно. Эта улыбка обещала защиту и решение всех ее проблем.

На самом деле он очень нервничал. Рана на груди разболелась так некстати. Зато он очень кстати вспомнил о своем давнем знакомом таксисте, работающем исключительно на себя.

– Сергеич, если понадоблюсь, я всегда в твоем распоряжении, – каждый раз, как Воронков вызывал его, заверял таксист Стасик.

И совал очередную визитку. Он очень любил менять их – с красных на синие, с синих на серые с серебристой каймой.

– Стас? Такое дело… – набрал его Воронков сразу, как молодой опасный парень вошел в подъезд дома, где Варвара снимала квартиру. – Мне необходимы твои услуги как таксиста. Сможешь?

– Конечно, Сергеич. А когда?

– Сейчас. Срочно! – Воронков назвал адрес. – Сможешь быстро подъехать?

Он надеялся, что убийца не сразу покинет опустевшую съемную квартиру Варвары, а останется в засаде. И будет ждать ее. Мало ли, может, она в магазин вышла.

– Сергеич! Ты везунчик. Я в паре кварталов от твоего адреса. Надо же, как тебе везет!

Стас подъехал минут через семь. Разместил Воронкова с Варварой на заднем сиденье, где стекла были затонированы до полной непроницаемости. И, внимательно оглядев Варвару, еще раз повторил:

– Надо же, как тебе везет, Сергеич!

Усевшись за руль, Стас спросил:

– Куда едем, командир?

– Пока ждем. И да, Стас. Отмени на сегодня все свои заказы. Сегодня ты мой.

Варвара протяжно вздохнула и теснее прижалась к боку Воронкова. Видимо, правильно подобранное им выражение внушило ей уверенности.

– А у меня и заказов-то нет, – порадовал таксист.

– По цене договоримся. Не обижу, – пообещал Сергей Сергеевич и уже сам себе показался сильным и авторитетным.

Опасный молодой человек вышел из подъезда через двадцать минут после того, как они влезли в машину Стаса. Он сел за руль и еще какое-то время никуда не ехал, барабаня пальцами по рулю. Потом кому-то позвонил. И, судя по активной жестикуляции, ругался. Потом поехал.

– За ним? – уточнил Стас, повернувшись к Воронкову.

– За ним, дружище. Все время за ним. Старайся не попасться ему на глаза, держи дистанцию. Но и не потеряй.

Это оказалось не таким уж сложным делом. Парень не прятался. Видимо, совершенно не ожидал, что за ним могут следить. Он – да, за ним – нет. Он покатался по городу, останавливаясь то в кафе, то на заправке, то у магазинов, откуда выходил с полными пакетами. Потом приехал к многоэтажке-свечке, вошел в единственный подъезд.

– Я сейчас, – выскочил из такси Стас.

И тоже вошел в подъезд. Вернулся через пять минут.

– Пришлось скататься на десятый. Парень вышел на седьмом, – пояснил Стас. – Мне начинает нравиться эта игра в шпионов…

Но уже через пару часов он заскучал. Принялся зевать и ближе к семнадцати ноль-ноль начал ныть.

– А вдруг он вообще не выйдет? Вдруг спать лег до завтрашнего утра? – канючил таксист, к слову, уже получивший весьма щедрый аванс от Воронкова.

– Будем ждать, – отвечал Сергей Сергеевич лаконично и тихо. – Проблемы, Стас?

Он старался не разбудить Варвару, которая задремала на его плече.

– Да нет, Сергеич. Нет никаких проблем. Скука просто…

Но после пяти часов дня все стремительно начало меняться.

Из подъезда многоэтажки-свечки вышли двое. Молодой и мужчина постарше, в котором Воронков мгновенно узнал того человека, который его ранил.

– Это он! – прошептал Сергей Сергеевич, подавшись вперед. – Это тот самый человек, с которым я дрался. Это он, Варя? Он?

Ее щеки покраснели, она кивнула. Стас напрасно прислушивался – больше комментариев не последовало.

Мужчины сели в машину, на которой все утро катался молодой негодяй, и поехали.

– За ними, – скомандовал Воронков и предупредил: – Меры предосторожности удваиваются…

Незамеченными они доехали до картинной галереи и припарковались неподалеку от служебного въезда, куда заехала машина с преступниками. Воронков уже осудил их. Своим собственным судом. Он имел на это право. Рана по-прежнему ныла.

– Такие любители живописи, что ли? – крутил головой Стас. – Тогда почему со служебного входа заехали?

Ответа ни у Воронкова, ни у Варвары не было.

– Пойду взгляну, – вызвался Стас и полез из машины.

– Ты аккуратнее там, Станислав, – предостерег его Сергей Сергеевич. – Он тебя мог в подъезде срисовать.

– Я осторожно, – пообещал тот и скрылся из виду.

Минут десять ничего не происходило. А потом…

– Вечер перестает быть томным! – влетел в машину Станислав с округлившимися глазами. – Эти двое только что со служебного входа труп какой-то бабки вытащили.

– Как она выглядела? – вцепилась в водительское сиденье Варя.

Станислав быстро описал.

– О господи! Они ее все-таки достали! – произнесла со стоном Варвара. – Это наверняка старушка Шайкевич – коллекционерка. Эти двое все крутились у ее подъезда. Я вспомнила, что видела у него список из фамилий. Поискала в интернете. Нашла фамилию ее мужа. Он был участников пары знаменитых аукционов и вернулся оттуда не с пустыми руками. Тут еще ее соседка – молодая девушка странно погибла. А перед этим она встречалась с младшим. Господи, как я просила ее меня послушать! Зачем она сюда приехала?! Господи, Сережа, что делать?

– Ну что, спасайся, кто может? – Стас поймал их взгляды в зеркале заднего вида. – Или как?

– Или как, – твердо ответил Воронков.

Хотя мысли его превратились в желе. И трусливым холодком морозило внутренности.

Что они могут против матерых преступников? Как с ними справятся? У них точно есть пистолет. Варвара рассказывала о застреленном парне ее дочери. Не из пальца же его убили! И куда они повезут тело? А кстати!..

– Давай за ними, но аккуратно, – в который раз предостерег Воронков таксиста Стаса. – Нельзя, чтобы тебя заметили.

Кажется, тот даже обрадовался. И ехали они недолго. Но пока ехали, Варвара все время исступленно шептала:

– Сережа, как мне страшно! Господи, мне никогда в жизни не было так страшно, Сережа…

Он лишь молча поглаживал ее по ладошке, не имея возможности признаться ей, что ему тоже страшно. Но либо сейчас, либо никогда. Другого шанса оправдаться перед правоохранителями у Варвары может и не появиться.

Они выехали за город, свернули на какую-то дорогу, почти пустынную. И прятаться Стасу стало не очень удобно. Приходилось даже притормаживать. Наконец, машина преступников остановилась у высоких кованых ворот, которые тут же открылись и закрылись, как только машина заехала.

– И все?! – разочарованно воскликнула Варвара, которая еще минуту назад тряслась от страха. – А как же мы?.. Как мы их арестуем? Сережа, Стас! Одного звонка в полицию недостаточно! Мне все равно никто не поверит, что я не с ними! Мы должны что-то предпринять!

Минуту в машине было слышно лишь их дыхание. А потом Стас перегнулся к пассажирскому сиденью рядом с собой. Открыл бардачок, достал оттуда два перцовых баллончика и газовый пистолет.

– Ствол мой. Остальное ваше. Разбирайте. Раз пошла такая пьянка…

– А как мы туда попадем? Ворота же! – Варвара крутила в руках газовый баллончик и попутно слушала инструкции по его применению.

– А вы, дорогая женщина, просто позвоните в ворота и войдете. Станете их отвлекать. Они же вас искали? Значит, будут рады видеть. А мы уж с Сергеичем в стороне не останемся. Знаем, что будем делать. Их там точно двое?

– Да. Я, правда, не знаю, чей это дом. Но смею предположить, что какой-нибудь жертвы. Очередной жертвы. А куда мне спрятать баллончик?

Последовали еще инструкции, сопровождаемые сердитыми протестами Воронкова. Он был категорически против того, чтобы Варвара шла в самое логово.

– Другого шанса не будет, Сережа, – оборвала она его нытье и в точности повторила его недавние рассуждения. – Либо сейчас, либо никогда. Что надо делать?

Стас вызвался осмотреть территорию. И исчез на полчаса. За это время они почти не разговаривали, прекрасно понимая, что авантюрист Станислав мог быть как в разведке, так и в западне. Они молчали, держась за руки, готовые по первому сигналу опасности набрать телефон службы спасения.

Он вернулся! Запыхавшийся и пыльный, сел за руль и с заговорщическим видом изрек:

– Я знаю, как мы с тобой попадем на участок, Сергеич, пока наша прекрасная дама станет их отвлекать.

Воронкова покоробило это «наша», он поводил шеей, сердито сжимая рот, и промолчал.

– Выходим, – скомандовал Станислав. – Сергеич, ты за мной. А Варвара идет к воротам. Говорите все что захотите. Что в голову взбредет. Лишь бы отвлечь их. Ну, господа авантюристы, с богом!

К дому, который принадлежал Волковой Александре Альбертовне, подъехали тихо, без мигалок. Бойцы спецподразделения остались в своем автобусе до особого распоряжения. Коровин с Якушевой вышли на улицу из его машины. Остановились подальше от ворот Волковой. Осмотрелись.

– Вроде чисто, – неуверенно проговорил Коровин.

– Такси, – уставилась на яркую машину Мариночка. – Стоит так, чтобы не заметили.

– Находишь это странным? – покосился на нее Денис.

– Нахожу, – кивнула она. – Почему именно здесь? Почему в машине никого нет? Мы же точно знаем, что из картинной галереи они уехали втроем: двое Роговых и Шайкевич в бессознательном состоянии. Кто приехал на такси? Где водитель?

– Не накручивай ни себя, ни меня! – строгим шепотом оборвал ее Коровин. – Таксист может жить по соседству.

– Ну да, ну да, а машину тут бросил. Потому что во дворе места нет, – скривила Мариночка скептически рот. И вдруг вздохнула: – Какой же сегодня долгий день. Я до дома, интересно, доеду сегодня, нет?

– Я пошел? – шагнул в сторону ворот Коровин.

– Нет, ты не пошел, подполковник, – схватила его за рукав черной футболки Мариночка. – Для «пошел» у тебя целый автобус спецназовцев. Пусть работают…

По команде из дверей автобуса тихо вышли десять человек. Почти бесшумно они рассредоточились вдоль забора и через минуту исчезли.

– Красиво работают! – восхищенно и почему-то шепотом проговорила Мариночка. – Если сейчас, подполковник, мы возьмем их, то…

– То будем в шоколаде. И ты пойдешь в отпуск летом, – пообещал Коровин тоже шепотом, хотя за забором уже были слышны громкие отрывистые команды.

– Зачем он мне? Да еще летом? – пожала плечами Якушева и скривила нос. – Разве чтобы потеть сильнее.

Они тихо рассмеялись. И почти тут же рация, которой снабдил Коровина командир спецподразделения, зашипела.

– Мы взяли их, подполковник. Можете заходить. Тут целая компания, если что.

К дому Коровин с Мариночкой летели наперегонки. Вбежали по мраморным ступенькам в просторный холл. На полу ерзали двое мужчин со связанными за спиной руками. Ноги их тоже были спутаны. Приспособления были какими-то странными – от ремней до бельевых веревок.

– Проверь, подполковник, они? – улыбнулся ему одними глазами из-за шлема командир спецгруппы.

Коровин присел на корточки. Поднял за волосы сначала голову одного, потом второго.

– Они! – выдохнул он с облегчением. – Спасибо, командир!

– А это не мы. – Он тихо рассмеялся. – Мы зашли, а они уже спутаны. А там, в кухне, целая группа испуганных помощников. Взгляни…

В два прыжка Денис добрался до распахнутых двустворчатых дверей, вошел в кухню, а там…

– Картина маслом, подполковник! – веселилась Мариночка, прогуливаясь вдоль широкого бархатного дивана, стоящего у северной стены. – Все в сборе!

В центре, привалившись к мягкой спинке и испуганно моргая, сидела полусонная Шайкевич Зоя Павловна. Слева от нее – Варвара Царева, лицо ее было заплаканным, но все равно прекрасным. Обхватив ее за талию и прижавшись тесно, сидел Сергей Сергеевич Воронков. Через левую щеку у него пролегла глубокая кровоточащая царапина. Но он, кажется, этого не замечал. Смотрел победителем. А с правой стороны пристроился взлохмаченный, сильно помятый мужик. Он без конца поправлял на себе одежду и пытался пристроить на место оторванный карман на легкой куртке.

– Что здесь произошло, господа хорошие? – строго глянул на группу Коровин.

– Я сейчас все объясню, если позволите, – встал с места Воронков.

– Не только позволю, а еще и потребую! – заулыбался Коровин.

Он теперь уже мог позволить себе расслабиться. Теперь, когда преступники были пойманы и уже отведены в спецмашину – он видел через окно.

– Варвара ни в чем не виновата. Она просто имела несчастье увлечься не тем персонажем, который ее обманул и использовал втемную. Так, кажется, это у них говорится? Просил ее за чаем рассказать о ее рабочем дне, о клиентах, которых она обслуживала.

– Кто делал слепки с ключей? – прервала его речь Мариночка.

– Это не я! – привстала Варвара. – Это Игорь! Он нам тут рассказал много чего! И как его отец снабжал его информацией, они устанавливали слежку за жертвами. Выбирали время, когда их ключи оставались без присмотра, и Игорь делал слепки. Они так долго… Так долго всем этим занимались, что…

– Они поставили грабежи и убийства на поток! – с пафосом выдал Сергей Сергеевич. – У них были четкие отработанные схемы. Один герой-любовник соблазняет, выпытывает сведения. Второй – исполнитель, грабит, убивает.

– То есть старший Рогов не убивал?

– Игорь уверяет, что нет. Что у его отца кишка оказалась тонка, – вставил таксист Станислав, представившись. – А ему это нравилось. Маньяк какой-то!

Глаза у Мариночки зажглись демоническим светом. Она глубоко вдохнула и произнесла на выдохе:

– Маньяк, а кто же еще…

– Кто застрелил в туалете аэропорта Репникова? – перебил ее Коровин.

Мариночке только дай оседлать любимого конька, поскачет, не остановишь.

– Игорь, – тихо произнесла Царева.

– Зачем?

– Он стал им мешать, много спорить, возражать. Особенно после зверства в доме Ложкиных. К тому же осмелился подарить моей дочери какое-то украшение из украденных. Я его помню, оно дома где-то валялось. Мы с дочерью даже не поняли, что оно старинное и дорогое. А Игорь… Он четко вел учет каждой похищенной побрякушке. Вел целую бухгалтерию, чтобы никакая копейка не пропала. Он, когда соблазнил соседку Зои Павловны, сразу вычислил, чем поживится в ее квартире. И отцу не простил, что тот бирюзовые серьги подарил своей любовнице. Ныл и ныл, что расточительство.

– Голодное детство. Патологическая жадность. Изломанная психика, – подвел черту Воронков, снова сел и снова обнял Варвару за талию.

– Почему вы доверились первому встречному, Царева? – Коровин указал пальцев на Воронкова. – Почему поселились у него, а когда он вас выгнал, сразу сняли квартиру. Нелогично.

– Очень даже логично. – разволновался Сергей Сергеевич. – Варя была в панике в тот день в парке. Понимала, что, сняв квартиру, засветит свои паспортные данные. И ее сразу вычислят и найдут и вы, и они. Может, не сразу, но все же вычислят. Боялась этого.

– А потом бояться перестала, что ли?

– А потом просто нашла хозяйку, которая не потребовала с нее паспорта. Рукой махнула и сказала: оплати вперед и живи. – Сергей Сергеевич глубоко вздохнул. – Но в тот день в парке, когда я предложил ей свою помощь…

– Я была в такой панике, что пошла следом не раздумывая. Уже потом, в квартире у Сережи, задалась вопросом: что я делаю?! Но что сделано, то сделано.

– Ну а теперь перехожу к главному вопросу: как вы все здесь оказались? – Коровин указал на Шайкевич, все еще до конца не проснувшуюся. – Про Зою Павловну мы все знаем. Вы-то как здесь?

– Это был единственный шанс оправдаться перед вами, – виновато глянула на него Царева. – Поймать преступников и сдать их полиции.

– Тут сыграл свою роль эффект неожиданности, – приподнялся неожиданно с места мужчина с глубокой царапиной на лице. – И перцовый баллончик. Когда Варваре открыл дверь ее бывший, она без единого слова брызнула ему в лицо, на его крик выбежал его сын, она и ему брызнула. Но он увернулся. Но мы уже были в доме. Забрались через открытое окно первого этажа, выходившее в сад. Пока один корчился и орал, а второй уворачивался, мы его сзади и повалили вдвоем. По темечку я его рукояткой газового пистолета шарахнул. Он затих. И мы начали их вязать. Как-то быстро все. И удачно. Говорю же, эффект неожиданности.

– Вы рисковали все своими жизнями, – качнул головой Коровин.

– У меня не было выбора, – печально вздохнула Варвара.

– Они ведь и ее не оставляли в покое! – вступился Воронков. – Из откровений Рогова младшего выходит, что не столько они боялись Вариных показаний в полиции, сколько жаждали получить обратно ценную вещь, так неосмотрительно подаренную ее дочери Максимом Репниковым. Жажда наживы переросла все пределы допустимого. Варя пыталась спасти Зою Павловну, но действовала несколько спонтанно и только ее напугала. Потом решила, что спасет меня. Подозревала, что преступники не оставят меня в покое. Поэтому и приехала ко мне в больницу. Она не виновата, товарищ подполковник. И она очень хороший человек…

– Она ни в чем не виновата, – подтверждал часом позже Рогов Дмитрий. – Она милая и наивная. Считала, что я люблю ее. Что она любит меня. Женщины вообще легкая добыча, а влюбленные особенно. Варя отвечала на все мои наводящие вопросы. Выбалтывала секреты своих клиентов, даже не подозревая, что делает. А однажды вдруг нахмурилась и говорит: я превратилась в какую-то сплетницу, это нехорошо, непорядочно. И замолчала. И больше я ни слова из нее не вытянул. И завязал с ней. Нашел Волкову. Мало их, что ли, по стране!

– Как ваш сын вас нашел?

Запись допроса шла на камеру, но Коровин был уверен, что за темным стеклом допросной выстроился весь отдел во главе с полковником Рябцевым. Подозревал, что и Ася Панкратова там. Это было и ее дело тоже.

– Легко нашел. Много быстрее вас! Мой сын… – хмыкнул Рогов Дмитрий, вскидывая на него неприязненный взгляд. – Это не сын, это исчадие! Когда он появился в моей жизни, я не сразу понял, что произошло. И только потом до меня дошло, что все, моя относительно нормальная жизнь закончилась. Игорь убийца. Это у него в крови, что ли! Ему нравится этим заниматься. Нравится пытать. Когда жертва орет от боли, он улыбается! И поет! Мне кишки выворачивает. А он поет! Патологически жаден. Все деньги от продажи краденого куда-то складывал. Я даже не знаю его тайника!

– А куда вы девали деньги, Рогов? За столько лет вы обманули стольких женщин. Вам и машины дарили. Куда девали деньги?

– Жил на них. Хорошо жил. Обеспеченно. Никогда не думал о старости. Никогда ничем не печалился. Ни к кому не привязывался. Не обрастал вещами. Жил легко и красиво. Если бы я вел дневник по дням, то он был бы полон описаний счастливых дней.

– Преступных дней, Рогов. Там велось бы описание совершенных вами преступлений.

– Я красиво пожил хотя бы, – возразил тот неуверенно. – Много лет красивой жизни.

– Вам это не помогло. Возмездие в лице вашего отпрыска вас настигло, Рогов.

– Знаете… Я даже рад, что вы нас взяли.

– Это не мы вас взяли, а группа гражданских лиц.

– Тоже не обидно. Я едва не убил этого мужичка – нового возлюбленного Вари. Шел за ней, наткнулся на него.

– Вы шли убивать ее?

– Игорь приказал. Говорит, забери цацку и устрани свидетеля. А я… Я не мог его ослушаться. Во второй раз он мне уже это дело не доверил. Поехал на ее съемную квартиру сам. Захотел развлечься, как он мне сказал. Но там Вари не было. И он наткнулся на какого-то случайного человека. И, что странно, не убил. Огрел сковородой. Спрашиваю: что так? Ответил, что смысла не увидел. А там кто знает, что им двигало. Я… Я во всем слушался его. Во всем!

– Почему?

– Потому что боялся. Я и сейчас его боюсь. Он не оставит меня в живых, так и знайте. Найдет способ.

– Вы ему так не нравитесь?

– Нет, не в этом дело. Ему просто нравится убивать. И все. А если есть еще и личный мотив… Ужасной жизни своей матери он мне так и не простил…

Потом было еще очень много допросов. По всем эпизодам, а набралось их немало. Дело в суд было передано после долгого следствия, в котором обнаруживались все новые и новые детали, множились жертвы и обманутые люди.

Коровин успел переключиться на другие происшествия, сходить в отпуск и побывать на море. Вернулся оттуда загоревшим, выспавшимся, но раздраженным. Ему то и дело бросалось в глаза чужое счастье. На этаже в отеле каждый номер заселяли отдыхающие пары с детьми. За дверями их номеров было то шумно, то тихо, то счастливо. Смех, визг, снова смех. И у бассейна то же самое. А он был один. И это нервировало. А особенно бесили изучающие взгляды одиноких женщин и их назойливое внимание. И желание с ним сойтись поближе. В итоге он шел на пляж и уходил ото всех подальше. И все думал, и думал… о Панкратовой.

Она не позвонила ему ни разу после того, как они расставили все мыслимые и немыслимые точки над i. Пересекаясь по делу Роговых, они вели только официальные разговоры. Иногда он доставал телефон, искал в журнале ее номер и подолгу держал палец над трубкой вызова. Но так и не решился ей позвонить. Ни разу.

Вернувшись из отпуска, сразу окунулся в рабочие будни – опасные, рутинные, хлопотные – всякие.

Ваня Смирнов подал рапорт о переводе в другой отдел, где поспокойнее и не так опасно.

Мариночка…

Вот кто не переставал удивлять! Поменяла имидж, остановив выбор на джинсовой одежде по фигуре, она у нее странным образом обнаружилась, подстриглась почти налысо, регулярно делала маникюр. И нашла себе приличного парня. И кажется, забыла об идее поймать маньяка.

Климов окончательно перевелся к ним, дружбу с Зоей Павловной Шайкевич продолжил. Она настаивала на встречах. Чувствовала себя абсолютно счастливой и подумывала о написании мемуаров.

Воронков с Царевой поженились. Дочь фыркала, но ультиматумов не выдвигала. Царевой не было предьявлено ни одного обвинения, хотя на допросы ее приглашали регулярно.

Ася Панкратова…

А вот о ней Коровин почти ничего не знал. Какие новости, если все общение сводилось к «здрасте» и «пока»? Сплетни собирать он не терпел. А так…

– Позвони ты уже ей, подполковник, – вдруг подала голос из-за монитора почти наголо стриженная Мариночка. И добавила ворчливо: – Надоело твои вздохи слушать. Весь кислород выкачиваешь. Только не спрашивай, кому позвонить? Глупо!

– Знаешь что! – возмутился Коровин.

Схватил телефон и вышел из кабинета. А у коридорного окна Ася. В прекрасно сидящем на ней кителе, на каблучках, с кем-то говорит по телефону.

Он подошел сзади, дождался, когда она закончит разговор, и произнес:

– Привет.

– Привет, – повернулась она и глянула. – Что-то хотел, Коровин?

– Да. Извиниться.

– За что? – Ася удивленно вскинула идеальные брови. – Будто не за что. Мы все вроде выяснили. Ты меня не обидел.

– Я нас обидел, Ася. И я нас… Нас не стало. И это я виноват. Прости.

Голос у Коровина сел. Оттого, что он вдруг понял, как скучал по ней. И что повел себя неправильно. И даже не попытался понять. Сразу отказал как отрезал.

– Прощаю. Что-то еще? – Ее губы задрожали, хотя она тщательно пыталась контролировать улыбку.

– Да. Я готов.

– К чему, Коровин?

– Я готов рассмотреть твое предложение.

Денис сунул телефон в задний карман черных джинсов. И, не зная, куда девать руки, которыми очень хотелось ее обнять, сцепил их за спиной.

– Какое предложение? – Кажется, она не собиралась ему помогать.

– Твое предложение взять тебя в жены, Аська. Не выпендривайся. Я готов…

– Подумать? То есть не я должна подумать, как общепринято, а ты? – Ее глаза округлились. – Ну ты и придурок, Коровин!

– Согласен…

– Думаешь, что то мое предложение еще в силе? Да черта с два! – Ее носик даже заострился от злости. – Думаешь, мне замуж, что ли, выйти не за кого? Есть! Будь уверен!

– И что, выйдешь? Не за меня?

Она молчала минуту. Потом выкрикнула:

– Нет. Не выйду! Или…

Ася пошатнулась на тонких шпильках и уткнулась лицом в его ключицу, прошептала: – Или ты… Или никто…