Порой мне становится действительно интересно, почему некоторые точки на мировой карте, на первый взгляд не шибко важные, оказываются настоящим приложением крупных сил противоборствующих сторон. Случается — и далеко не так редко, как многие считают — что маленький городок или паршивая деревенька делаются точкой, вокруг которой кипят настоящие страсти, сталкиваются многотысячные армии, подписываются документы, решающие судьбы государств, народов, устройство целого мира на десятилетия вперёд, наконец. И никакой закономерности, исключительно случай, будь он неладен!

Я никогда не любил случайности. Ни-ко-гда! Однако вынужден был признать, что разработанный Колумбом и его советниками план не зря предполагал использовать тот самый клятый Тулум как первую и основную цель для удара. Причина, по которой вице-король посылал эскадру туда, где отряд Диего Веласкеса нехило так умылся кровавыми слезами и где наверняка усилили оборону города? География и только она.

Лежащий несколько к северу от Тулума остров Косумель, в переводе с местного «остров ласточек» — довольно крупный, хоть и раз в пятнадцать мельче Пуэрто-Рико остров, который в теории мог послужить эскадре временным местом для базирования. Совсем рядом с материком, официальное владение империи Теночк, но вместе с тем на острове не было сколько-нибудь значимых поселений. Рыбацкие деревушки, деревушки обычные, но никаких городов, даже малых. С точки зрения испанского вице-короля — идеальное место, чтобы, случись что, отгородиться от большого числа войск науа полосой воды, но вместе с тем оставаться на землях их империи. Политика, психология ну и просто желание ни в коем случае не почувствовать себя проигравшим. Понимаю, где-то даже разделяю, но все равно как считал, как и продолжаю считать весь этот рейд недостаточно подготовленным, лишённым крепкого тыла. Ведь на Эспаньоле, черти её дери, находились враждебные испанцам касики таино, причём однозначно связанные с ацтеками. И что они сделают — может быть уже сделали — стоило эскадре выйти из порта Санто-Доминго, увы, можно было лишь предполагать. Впрочем, я надеялся, что удалось достучаться если не до самого Христофора Колумба, то до его сына и брата, а уж эти двое могли хотя бы оттянуть находящихся на острове испанцев под защиту крепостей и быть готовыми отразить более чем вероятное нападение таино. Или не только таино, но и воинов науа, которые, как уже выяснилось на примере Кубы, умели капля за каплей просачиваться через любые заслоны, в результате образуя мощный ударный кулак.

Но главное — все равно Тулум. Именно обстрел этого города должен был стать началом. Только вот было у меня определённое подозрение, которое однозначно следовало проверить.

— Зигфрид, — подзываю к себе фон Меллендорфа. Ждать долго не пришлось, вот он, лёгок на помине. — Парни на дозорном клипере внимательно осматривали береговую линию?

— Очень, магистр. Капитаном там Павел Крозев, а он очень золото любит. Обещано, если что действительно важное узнает, «позолотить ручищу».

Это да, именно ручищу, потому как сей выходец из Болгарии больше всего был похож на стоящую на задних лапах и утробно рычащую гориллу. Могуч, волосат, громкоголос и, слава Бездне, не вонюч. Вонь теперь считалась признаком предельного убожества и скудоумия, потому мылись практически все, помимо совсем откровенных маргиналов. Что ж говорить об элите, тем паче тамплиерской.

— И что Крозев увидел?

— Несколько рыбацких лодчонок, езда заметную суету близ города, какие-то движения вне его. У него хорошая подзорка, но не телескоп же! Но он ручается — нас там не ждут, да и высадившиеся на берег вряд ли окажутся истыканы роем арбалетных болтов, вылетевших из-за стволов ближайших к берегу деревьев.

— Муторно на душе. Вот чую, что науа собрались нас цинично поиметь, а понять не могу, как сие действо происходить будет.

— Эспаньола, — мягко так произнесла неслышно подошедшая Белль, которая никуда со флагмана, фрегата под названием «Громовержец», сходить не собиралась. — Пинсона с эскадрой, Писарро с его вояками и наши корабли сюда. Подготовленные же таино и науа с их элитой, воинами-ягуарами, пользуясь отсутствием немалой части сил, устраивают повторение кубинского успеха. Более болезненного, поскольку Эспаньола — центр испанских владений в Новом Свете, а также главный пока источник золота. Империя Теночк хоть и своеобразна, но в государственных делах поступает схоже с европейскими державами.

Вот всё вроде и верно говорит «сестра»-подруга, даже умудрённый жизнью головорез адмирал кивает, с ней соглашаясь, а мне всё равно по душе нечто словно острым когтем поскрёбывает. Интуиция, чутье. Сколько раз они меня спасали — особенно в той жизни — сколько раз помогали избежать больших проблем уже как в той, как и в этой частях бытия. Посему верить надо, отмахиваться же категорически запрещается.

— Осторожно, парой клиперов подходим. Стреляем не залпами, а прощупывающими отдельными выстрелами. Ракеты пока не задействуем. Хочу понять.

— Франциско Пинсон, — дельно заметил Меллендорф.

— Пусть идёт прямиком в сраку мартышки, если не хочет прислушаться к голосу разума. Но всё же передай через сигнальщиков, что не советуем зря кидать бомбы с ядрами и тем более с ходу выбрасывать десант на берег. Ай, последнее он всё равно сразу не сделает, ибо не дурак и достаточно осторожен.

— Ты раздражён, Чезаре!

— Чутьё бунтует, Белль. Сама знаешь, это не просто так.

— Угроза?

— Не прямая… вроде. Просто ощущение тщательно подготавливаемой по наши души пакости. Большая ловушка, загонная, сразу на нескольких путях установленная.

— Поняла, — призадумалась девушка, а вот Зигфрид…

Хорошо, что Пуэрто-Рико защищён и все готовы ко всему, и кораблей, бывших там ранее, и части, с нами пришёдших, хватит и для «кулака», и для патрулирования прибрежных вод.

Патрулирование, да. Вечное проклятье, от которого многие тут, в Новом Свете, отмахивались и до сих пор продолжают это делать. Дескать, слишком частые и долгие плавания вредят парусам, оснастке, да и корпусу в целом. Бесит! Не сильно, но довольно часто. Корабли, они не для того, чтобы уныло стоять в гавани, обрастая ракушками и прочей морской живностью. Проклятье, им обрастать вообще вредно, против подобного довольно надежное средство есть — обшитие днища корабля листами меди. И дерево меньше гниёт, и морские организмы с куда меньшей скоростью прилепляются. Некоторые и вовсе на металле жить отказываются, за что им отдельное и большое грациес.

Меж тем, получивший приказы адмирал уже вышел из адмиральского салона «Громовержца», отправившись орать на подчинённых, передавая тем мои… Приказы? Рекомендации? Ай, пофиг, тут главное результат.

Совсем скоро по морским меркам к клиперу Крозева «Гневный» присоединился «Гордый» под командованием Пауля да Васко. Именно эта пара, переложив рули, двинулась ближе к берегу, чтоб на практике проверить мои чисто интуитивные опасения. И всё бы ничего, но тут у Франциско Пинсона «взыграло ретивое» и он, сочтя момент подходящим, стронул почти всю доверенную ему эскадру, подняв сигнал, что собирается начать массовую бомбардировку Тулума и вообще всего, что покажется ему подозрительным поблизости от города, в зелёных зарослях.

— Желание прославиться и показать себя крутышом. Всё превозмогает, в том числе здравый смысл, — вздохнула Белль, глядя на то, что вскоре должно было обернуться в самом лучшем случае повышенным расходом боеприпасов.

— Слова, следи за ними, родная.

— Ой, — чуть смутилась подруга, ведь «крутыш» тут было явно не в нужное время использовано. Веков так на несколько, я полагаю, она промахнулась. — Прости, но сам понимаешь, иногда прорывается. И у тебя тоже.

— Зато гораздо реже!

— Оно так, — согласилась та. — Но наши клиперы быстрее выйдут на позиции. Уже выходят, — уточнила она, не отрываясь от подзорной трубы. — Сейчас первые выстрелы прозвучат. Символические!

Отмахиваюсь от подобного сравнения. Какой тут, к ангельской бабушке, символ, с науа в Новом Свете испанцы уже не раз схлестнуться успели, наши орденцы на Пуэрто-Рико тоже несколько раз отлавливали или попросту топили лодки с их не то соглядатаями, не то потенциальными диверсантами. Что до нас лично, то символов и так было слишком много. Перебор, откровенно говоря, полный.

Смотрю, попутно подмечая, что год от года подзорные трубы становились менее мутными и в то же время увеличивалась кратность. Смотрим дальше, видим лучше, плюс возможность грубой, но настройки под конкретную ситуацию. Вот она, неотвратимая поступь прогресса.

Выстрелы с клиперов были точны, бомбы зажигательного типа падали примерно туда, куда их и направляли канониры. Тулум, он ведь по сути так и не обзавёлся полноценной стеной, ограждающей его от нападения с моря. Ну вот не было у науа и майя такого рода страха, что могут напасть с моря. Да ещё таким неизвестного типа оружием.

Не было страха, но появился. Это было заметно по тому, что стену, ограждающую Тулум с моря, возводить начали, но вот закончить толком не успели. Да и закончили бы, так что с того? Какие средства отражения угрозы от корабельных орудий науа могли бы нам противопоставить? Камнемёты со стреломётами? Спасибо, посмеялся! Дальность ни разу не сопоставима, а уж выбить их прицельными полузалпами — даже залпов не потребуется — труда не составило бы.

Всего несколько выстрелов и… О как, ну до чего же интересное сообщение передают с 'Гневного. Большой флаг, чтобы обратить внимание на сигнальщика, а уж тот, будучи на видном во всех сторон и открытом месте, надрывается, используя положения рук с флажками как буквы. Банальная донельзя практика, но перенесённая из много лет тому вперёд. Зато до чего эффект радует — в бою теперь между кораблями не просто общие сигналы передаются, а при некоторой удаче прямой текст читается.

Ну-ка, ну-ка, чего там семафорят, а то глазам своим не очень то верю?

— При первых выстрелах… начинается бег…. Бегство из города. Не похоже на панику, — озвучивает Белль то, что я и сам вижу. — Похоже, науа не стали связываться с угрозой, которой ничего не в силах противопоставить. Умные у них командиры.

— «Зелёнка», её проверить.

— Проверят, но уже не зажигалками, а цепными ядрами по подозрительным местам, — отвечаю боевой подруге. — Главное тут не перестараться и не… Да что они делают, черти их со всех сторон поимей!

Последнее относилась к кораблям Пинсона. Пока наши два клипера осторожно прощупывали возможные рубежи обороны противника, эти… энтузиасты решили заместить осторожность азартом и осмысленную стрельбу большим числом ядер с бомбами в бортовых залпах. Иными словами, на всех парусах подойдя поближе к оставляемой науа крепости, почти не защищенной с моря, перед высадкой Пинсон — либо его капитаны, тут не скажу — вознамерились перепахать залпами все подозрительные места, да и до города достать, пока оттуда не все свалить успели. Явно надеясь навести страха, зацепив хоть кого-то, хотя лично от меня такая тактика были до крайности далёкой.

— Кодексом Войны их по загривку,- проворчала Изабелла. — По мирняку могут попасть, только зря озлобляя.

— Не успевают. Тупо не успевают, — успокаиваю её. — И вообще, тут семафорят, что Тулум покидают все, но эти «все» являются очень малым числом. Аномально малым. Как думаешь, что это значит?

— Ничего хорошего. Наживка на крючке, а умелый рыбак с удилищем осторожно подергивает его, вызывая повышенный интерес у глуповатой и прожорливой рыбины. Может и в зарослях вообще никого нет.

— Или есть, но очень мало. Науа и их вера… Они так привыкли видеть рядом с собой смерть, что инстинкт самосохранения сильно занижен. Могут быть почти что смертники, чтобы показать присутствие и потом отступление «в страхе». И если так…

— Пинсон заглотит наживку по самые гланды, — процедила подруга. — Если бегут — значит, они слабы. Слабых нужно преследовать, догонять, хватать. Инстинкты охотника, они свойственны таким, как он. Писарро такой же. Храбр, жесток, настойчив, может даже коварен. Но вряд ли ожидает превосходящего коварства местных. А мы…

— А мы им не командование, — завершаю повисшую в воздухе фразу. — Можем только смотреть, делать выводы, ну и попробовать предостеречь от опрометчивых шагов. Мягко, чтобы не встали на дыбы и окончательно не пустились во все тяжкие. Испанцы же со всей их горячностью. Эх, и ничему то их пример Кубы не научил.

— «Кубинцы» зато поумнели.

— Да только где они? — покривился я. — Колумб счёл мнения губернатора и вице-губернатора Кубы слишком осторожными, никак не желая понимать разницу между таино и науа. Про огромный потенциал развития этой изменившейся империи Теночк я и вовсе умолчу. Эх, сложности, везде они.

— Из-за них и мы здесь, Чезаре. Нам нужен тот, что стал источником изменений.

— Только как его достать…

Вопрос в пустоту, да и ответа на него я не ждал. Не было его покамест, ответа этого. Нам предстояло как следует оценить обстановку, найти сильные и слабые места, проложить безопасные пути на незримых, нематериальных, но от того не менее опасных «минных полях». А сапёрами, тут уж ничего не поделаешь, вынуждены будет поработать испанцы. Ч-чёрт, да они уже начали работать. Первая стычка отряда Веласкеса, Кубинские штурмы крепостей. Теперь вот сегодняшние события, ведь высадка десанта начнётся если не прямо сейчас, то после того, как канониры перестанут жечь дефицитный порох. Кстати, а когда они это перестанут то, а?

Случилось это далеко не скоро. Войдя в азарт, канониры перепахали ядрами чуть ли не весь лес, до которого дотягивались орудия. Городу Тулум также досталось, но куда меньше, можно сказать, едва-едва. Очень уж конкистадоры мечтали как следует пограбить, наслушавшись рассказов коллег из отряда Веласкеса про разного вида богатые диковинки. Плюс общее удобство пребывания в городе империи науа опять-таки — теперь уже по рассказам собственно науа — довольно типовом, далеко не самом шикарном. Что Пинсон, что Писарро, что иные офицеры экспедиционного корпуса хотели провести ночь не на кораблях, а, если будет достаточно безопасно, в необычных, но вполне себе комфортабельных домах. Естественное желание ага. Плюс желание ещё более сильное — взять Тулум под руку вице-короля, а значит их Величеств Изабеллы и Фердинанда, испанских монархов-соправителей.

Вот она, высадка. Совершаемая грамотно, под прицелом корабельных орудий. Да и собственно шлюпки также не были беззащитными. На носу каждой лёгкая пушка, опять же собственно испанцы в доспехах и с щитами, у части чуть ли не ростовыми. Позаимствовали у нас щиты-павезы, пусть и редко когда делали их цельнометаллическими, считая излишне дорогими. Как бы то ни было, при малейшей видимости угрозы и орудия плюнут ядрами (корабельные) и картечью (малые пушечки на лодках). Гребцы и высаживаемые бойцы прикрыты щитами, так что и здесь риск минимизирован. Мда, испанцы не стеснялись перенимать у нас, своих союзников, немалую часть того, что считали полезным.

Высадка! И ничего, никакого тебе ливня арбалетных болтов и 'зелёнки, никаких обстрелов из камнемётов или там хитровыделанных ловушек. В прибрежной полосе, разумеется, поскольку что там будет дальше — одним высшим силам ведомо, да и то не факт, что они обратят внимание на такую мелочь.

— Хорошо идут, правильным строем.

— Скорее уж крепко сбитыми группами, — уточняю в ответ на замечание Изабеллы. — До строя тут далековато, да и не нужен он в полноценном варианте при конкретном то раскладе. Угрозы пока не видно, значит, конкретику не выстроишь. Лучше уж вот такой «полустрой», как Писарро использовать решил.

— Посмотрим, что будет на входе в город. И не приготовили ли наши краснокожие противники какую-то каверзу особо пакостного содержания. Вот зуб даю, что подготовили.

Звонкий смех Белль, что вот ну ни разу не верила в подобное и тут же пояснила свою позицию:

— Ловчие ямы. Отравленные иглы в самых неожиданных местах? Это уже из сказок… страшных.

— В одной из которых мы как раз и находимся с тех пор, как узнали кое-что про нашего главного противника, — малость осадил я подругу. — И я вовсе не про такого рода пошлятину. Некто, а назовём его пожалуй, синьор Тень, вряд ли опустится до того, чтоб приказать своим подчинённым — прямо или косвенно, это роли не играет — пытаться делать столь мелкие и особо ни на что не влияющие пакости. Не-ет, судя по уже известному, он привык заходить если не с козырей, то с «картинок» обычной масти. Полагаю, даже мы будем удивлены.

— Но сам Тулум сперва пусть как следует обшарят испанцы.

— Вне всякого сомнения, дорогая сестра.

Взаимные улыбки, а потом продолжение наблюдения. Вдруг да удастся высмотреть в окуляры подзорных труб нечто интересное помимо того, что уже случилось.

Легко, практически без сопротивления захваченный прибрежный город. Чёртовы науа даже для приличия не попытались оборонять Тулум, стремительно эвакуировав население, которое хоть и понесло от бомбардировки некие потери, но совершенно незначительные. В этом уж можно было убедиться, сопоставляя знания о городе, полученные от отряда Диего Веласкеса, а также из иных, уже косвенных, источников.

Пара десятков убитых, полсотни раненых и контуженных, как раз по этой причине оказавшихся не в состоянии быстро покинуть город. А не быстро уже не получилось, поскольку передовые группы — одной из которых командовал лично Писарро, ибо ну вот не удержалась его горячая авантюрная натура — ворвались в город, став быстро и умело прочёсывать оный в поисках прежде всего живых людей. На кой? Так пленники же, способные рассказать то, что необходимо было знать вторженцам.

Другие группы конкистадоров, продолжающие высаживаться с кораблей «второй очередью», озаботились уже тем, чтобы попытаться прочесать лес вокруг Тулума. Тут и разобраться, куда именно, в какую сторону пошли спасающиеся бегством, да и общую опасность оценить. Мало ли что. И вот тут первый раз нарвались. Не серьёзно, не понеся больших потерь, но получив напоминание, что это не их земля, они тут случайные гости, а вовсе не знающие всё и вся хозяева.

Быстро двигаться по проложенным дорогам и нахоженным тропинкам? Не-а, шалишь, ведь установленные и изготовленные к стрельбе самострелы, пропарывающие подошву сапога каменные шипы, смазанные ядрёной отравой, несколько правильно надрубленных деревьев, обрушивающихся на испанцев. Не просто так обрушивающихся, конечно, а вкупе с редкими, но меткими арбалетными болтами, копьями и прочими неприятными сюрпризами. Вот они, доказательства того, что Тулум нам по сути сдали, но прикрытие его отступающему населению организовали грамотно, качественно, напрочь отбивая охоту у преследователей поддерживать высокий темп движения. А если его, высокого темпа, нет, то и догнать беглецов становится практически нереальным.

Возвращение озлобленных потерями головорезов в практически покинутый жителями город — та ещё картина маслом. Тут очень многое зависит от командиров — сумеют ли они обуздать низменные душевные порывы кое-кого из своих солдат, выражающиеся в желании крушить всё и вся, а также вымещать недовольство на мирняке. К счастью для последних, оставалось таковых всего ничего, те самые несколько десятков. Часть из коих не факт, что до следующего дня дожить сможет даже при оказании качественной по местным понятиям медицинской помощи. А её, помощь, оказывали. И потому, что допрашивать можно только живых, а также по причине того, что уж слишком много поблизости было тех, кто не просто следовал Кодексу Войны по настоящему, а не «на отвали», но и обладал слишком высоким положением даже в сравнении с обоими лидерами сего рейда: Пинсоном и Писарро.

Да, мы тоже выгрузились на берег, оказавшись гостями города Тулум. Не всей оравой, понятное дело, на кораблях оставались полные команды и даже чуть сверх того. Только и высадившихся хватало. Для какой именно цели? При нужде создать ударный кулак и хоть к кораблям обратно пробиться, хоть внезапно появившихся науа урезонить. Плюс чисто психологический фактор — внушение уважения Пинсону и особенно Писарро не только титулом и репутацией, но и стоящими за спиной горлорезами, ничуть не уступающими, а то и превосходящими его собственных. Уж в плане вооружения и защиты точно, поскольку Рим, а не Мадрид являлся центром всех технологических новинок. Вдобавок испанские конкистадоры хоть и хорошо были экипированы, но не по меркам элитной гвардии. Мои же тамплиеры именно как элита готовились, соответственно и оснащались. В общем, психология как она есть.

— Необычный город. Красивый город, — задумчиво так обронила Изабелла, едва только мы с ней оказались внутри городских стен. — Видно, что майянское творение, но уже и элементы присутствия науа явно проглядывают. Для понимающего человека, конечно.

— А за понимающих здесь ты да я, да мы с тобой, — хмыкаю в ответ. — Зато радует другое — на сей раз при любом раскладе все эти архитектурные красоты если и пострадают, то не свыше того, что случается обычно при защите и взятии крепостей. Намеренно никто «еретическое искусство» уничтожать не станет. Безумцы-инквизиторы сдохли или сидят в темницах в большинстве своём, остатки же, высланные в Африку, скоро тоже покинут сей мир тем либо иным образом. Проклятье, да скоро само слово инквизитор станет таким же презрительным эпитетом, как содомит или дерьмоед. Этого нам однозначно удалось добиться. Дело свершённое, чем можно малость погордиться.

— Хочется большего! Большим гордиться. Мне тоже.

— Будет чем.

— И вот именно здесь, в Новом Свете… раз уж в Старом ты по большей части лично порезвился, Чезаре.

Ревнует, однако. Не в классическом понимании этого слова — сексуальные отношения как-то с самого начала знакомства не образовались, зато дружеские стали крепче некуда — а несколько в ином. Белль тоже хотелось, славы, известности. Не той, которая сама по себе приходила с положением королевы Египта, части рода Борджиа и особенно единокровной сестры Чезаре и Лукреции. Не-ет, ей требовалось то, в чём она принимала самое непосредственное участие. Увы, главные войны в Европе и даже оба Крестовых похода к её тут появлению уже закончились. Новые? Требовалась пауза, дабы переварить старые завоевания, освоить полученные земли и всё в таком роде. Оставался Новый Свет, вот Изабелла туда и рванула изо всех сил, с предельным энтузиазмом. Выложится не все сто процентов и даже немного сверху. Ноль сомнений.

— Античность… в какой-то мере, — обводя рукой архитектурные изыски, высказываю своё мнение. — Полностью сохранившаяся, что логично, ибо тут не было разного рода разрушителей «ереси», который хлебом не корми, дай только красоту до основания разрушить, а затем….

— Затем и возвести ничего своего не могут. Другие за них стараются, — подтвердила Белль, помня известную нам обоим историю. Но тут некому пакостить. И на случайный пожар не списать — тут больше камня, гореть почти нечему.

— Согласен. И это радует. Только вот…

— Что, Чезаре? Непривычно видеть город без его истинных, исконных обитателей. Уж прости, но разные оттенки ругательств конкистадоров не слишком соответствуют красоте здешних мест. Так что пора к тому месту, где обитал местный тлатоани… Стоп, теперь же у науа тлатоани один единственный. Тогда просто его наместник в городе. Ведь именно там сеньоры Пинсон и Писарро обустроились.

— Считаешь, пришло время поговорить?

— Воистину так. Ведь наворотят дел с немногочисленными пленными, ой наворотят!

— Надо верить в лучшее, — наставительно подняла палец Изабелла. — К тому же с Писарро ты и побеседовал, и перстень с собственной руки подарил. Серебряный. С большим и очень дорогим рубином. Особенный ещё, с таким орнаментом на сереьре или золоте мало кто имеет право носить. Высшие тамплиеры и ещё те, кому лично магистр, то есть ты, разрешил. Он не дурак, понимает. А значит не должен особенно зверствовать. Даже если очень хочется. А ему хочется, — поморщилась подруга. — Зверь как есть. И сам себя на цепи держать не собирается, ему нравится быть волком на ночной охоте!

— Так Писарро ж, не абы кто.

— Только сам он пока в начале пути. Интересно, ты его путь перенаправил или всё так же, суть не поменяется?

— А вот и увидим. Не сейчас, но вскорости. Науа в этом непременно помогут.

Чёртовы ацтеки. Идя по улицам города, я не мог не удостовериться — отступление было организовано так, что не являлось импровизацией. К нему готовились, но почему-то откладывали до последнего. Почему? А вот это предстояло выяснить у немногочисленных, но всё же захваченных пленных. Интересно, а имеются ли среди них представители воинской страты империи Теночк?

Всё могло быть, ничего не стоило исключать. А в целом… Видно, что в городе жило тысяч двадцать-тридцать человек. Примерно на такое количество рассчитаны дома, а ведь набиваться в них, аки шпроты в банку, местные жители явно не собирались. Плюс дома не выглядят заброшенными, а значит до недавнего времени примерно столько людей тут и находилось. Доклады людей из отряда Веласкеса опять же. Но выходило из Тулума куда меньше. Ну тысяча, ну две, хотя, скорее всего, заметно меньше. Остальные то куда делись? Дематериализовались? Растворились в эфире посреди дня и там продолжают пребывать? Боги телепортировали в ответ на страстные молитвы? Не-а, тут явно нечто другое, специально подстроенное. Этим и спешу поделиться с Белль.

— Сдали своим врагам важный порт, использовав как ловушку — это понятно, очевидно и сомнений ноль. Рискнули подставить под спешную эвакуацию малую часть населения с целью…

— Эспаньола, Чезаре, — недовольно выркнула Белль. — Там таионо, а часть из них не просто непокорна, но и связана с науа. Они знали, куда приплывёт эскадра. Знали про командиров, про их особенности, жленаия. Не всё, но достаточно. Пинсон, он если увидел добычу, то вцепится и будет удерживать, пока не получит прямого приказа от самого вице-короля.

— А изначально заброшенный город мог слишком насторожить. Немного примитивно, не находишь?

— Так место и время такие, братец. Себя вспомни, как иград в французами, венецианцами, знатными италийскими родами. Наш синьор Тень умён, да и в понимании человеческих разумов толк знает. Ты просто посмотри вокруг. Добавть к зримому сейчас то, что мы видели с кораблей. Важный порт, не самый малый город, очень выгодное расположение. И Пинсон с Писарро, которым скажут то, что они готовы услышать и правильно принять.

В голове словно проектор защёлкал, меняющий один «слайд» на другой. Виды Тулума снаружи — как с воды, так и с суши — виды изнутри. Разные, много, но складывающиеся в цельную картину. Стены, высотой боле пяти метров, а толшиной местами ещё и поболее. Это со стороны суши, а вдобавок сторожевые башни и двое основных ворот. Узкий по европейским меркам, но именно что ворот. Защищающие ранее прибрежную часть города утесы, обрывающиеся в море, нотам уже виджно было начало работ по большему укреплению с учётом противостояния врагам, способным отправлять каменные и металлические «подарочки» с кораблей.Явно начали стоить после первого знакомства с нами, европейцами. И тут однозначно не собственная инициатива, а приках от тлатоани. Однако ЗАЧЕМ такой срочный приказ, если он — или его «серый кардинал», не суть — понимает, что такое огнестрельное оружие и бесполезность противостояния ему крепостей чисто пассивными или откровенно устаревшими средствами? Загадка? Уж точно не глупость!

Быстрая эвакуация немногочисленных оставшихся внутри города науа, в то время как основная часть была выведена задолго до прибытия сюда эскадры. И вместе с тем невооружённым взглядом видно — город пригоден не просто для пребывания в нём захватчиков. Тут ещё и чем поживиться есть. Точно есть, никаких сомнений! Какие тут сомнения, если сейчас мы с Изабеллой видим, как господа конкистадоры, убедившись в безопасности, деловито обшаривают дома. Не громят их, не крушат то, что самим понадобится, а именно что обшаривают. Радостно так, находя не слитки долота, конечно, но явно ценные и просто интеерсные им вещи.

Почему обращаю на это своё внимание? Всё просто. Раз не была применена тактика «выжженной земли» в той или иной степени, способная создать врагу затруднения — следовательно, командирам ацтеков нужно покрепче привязать испанцев к Тулуму, заставить ещё больше оценить захваченный город и не захотеть его покидать.

Это и говорю «сестре», получая в ответ понимающую улыбку, а заодно ответные слова:

— Если среди пленников окажется один, а может даже двое воинов, которые после… уговоров расскажут о планах своего командования…

— Почти наверняка окажутся. Ацтеки привыкли жертвовать собой во имя богов. Тут даже не собственно смерть на алтаре, а возможность обмануть врага во благо своей империи.

— Вот послушаем их ложь, смешанную с правдой. отделим одно от другого, тогда поймём планы противника. Нас он в расчёт не брал.

— Уверена? — саркастически хмыкаю в ответ. — У него пленные испанцы.

— А если и брал, то недавно. И мы в более выгодном положении. У тебя за спиной развитая Европа, в которой, несмотря на усилия мракобесов в рясах, развивалось и военное дело, и двигался технический прогресс. В удачном направлении. А науа уперлись в тупик. Пороха с нуля создать не удалось, флот тоже. А новинки, начиная с простейшего колеса и заканчивая правильными бронёй и оружием, до конца не укоренились.

Вот и как с ней спорить? Белль ведь не просто софистикой занимается за ради пустопорожнего преимущества в споре. А один за другим, словно карты из колоды. Выкладывает веские аргументы. Вот поэтому что в том мире. что в этом у нас и была столь крепкая, практически нерушимая связь. Слишком хорошо друг друга понимаем.

Слово за слово, балдой по столу. а Тулум то город не такой большой. Иными словами, за разговором время летит незаметно, успели подойти к нужному строению. В котором раньше обитал императорский наместник, а теперь расположились Пинсон с Писарро. Но архитектура… Никак не привыкну, что тут практически все здания расположены словно на постаменте, к которому ведут несколько невысоких, но широких ступеней. Поддерживающие колонны, лепнина, иные элементы декора, одновременно знакомые и несколько чужеродные. Не европейская школа. Сразу видно, несмотря на то, что порой проглядывает нечто, схоже с эллинистическими мотивами. Однако пожить в подобном месте некоторое время я бы не отказался. Некоторое. вроде как на экзотическом курорте.

— Можешь приказать, такие вот мотивы на Пуэрто-Рико введут при строительстве новых зданий,- с ходу уловив ход моих мыслей, съязвила Изабелла.

— Будем посмотреть. Сама понимаешь, теперь наши планы лет этак ещё на несколько ограничиться в Новом Свете лишь одним форпостом. Причём островным, отправились котику под хвост. Карфаген, то есть, прощенья просим, Теночтитлан должен быть пусть не разрушен, но изрядно изменён. Равно как и кардинально реформирован здешний божественный пантеон. В нынешнем виде это столь редкостная хтонь, что способна вызывать лишь страх с ужасом, но никак не почтение с уважением. Что у ацтеков, что у майя, большую часть городов государств которых сейчас оказались завоёваны этой новорожденной империей.

Кивает подруга, полностью разделяя эти вот конкретные идеи. Не уничтожение, а реформа. Здесь и сейчас время такое, что вера имеет значение куда большее и глубокое, недели в века грядущие. Она проникает практически во все аспекты жизни людей, влияя, формирую немалую часть граней, что в целом составляют личность. Именно поэтому запускать сюда христианство, пускай и посаженное на короткую цепь… Нафиг такое счастье не требуется? Вот для Храма Бездны потом. лет так через много, работа найдётся, да ещё какая. Сперва же исключительно реформа, да к тому же с может не поголовным, но внушительным вырезанием именно жреческой прослойки. Слишком обезумели от передающейся из поколения в поколение привычки лить кровь потоками — не только чужаков, но и соплеменников, а порой и кровных родичей — и считать это совершенно естественным, богоугодным делом.

Работа, работа… Но она начнётся потом, после того, как достигнем конкретных и значимых успехом. Сейчас же едва первый осторожный шаг сделали, нащупывая ногой относительно твёрдые места в простирающейся перед нами болотистой местности.И плевать на то, что собственно болот ни посреди Тулума, ни рядом с ним не имеется. Метафоры и абстракции, однако.

Искать обоих Франциско, Пинсона с Писарро, не пришлось. Достаточно было лишь обронить, что мы желаем их видеть, как сразу же, да со всем почтением, сопроводили туда, где они оба находились. А находились в том помещении, которое являлось не личными покоями, а скорее приёмным залом наместника. Сейчас на лицах обоих конкистадоров было лишь старательно удерживаемое выражение готовности внимать коронованным — пусть и коронами не их королевств — особам. Но чувствовалась и некая напряжённость, особенно со стороны Писарро. Что характерно, направлена она была не на нас с Изабеллой, не на Пинсона, а значит отблески конфликтов внутри союзных войск исключались. Тогда что? Сейчас узнаем.

— Эти науа, магистр, оставили тут даже запасы провианта. Много, не отравленного… Сейчас это проверяется,- после необходимой по понятиям испанских кабальерос ритуально-этикетных фраз перешёл к сути Писарро.

— На пленниках? И кто вам попался,

— Им просто дали еды, сказав, что она из их складов, — пожал плечами уже, наверняка, не состоявшийся завоеватель инков, отвечая моей подруге. — С привычной нам перепутать сложно. Необычные какие-то зёрна, трава из воды. Мясо, — заметно было лёгкое передергивание, — как обычная дичь и не только, так и…

— Неужто вяленая или жареная псина так сильно удивила, Франциско? — тут уж я не смог удержаться. — Для них это совершенно естественно и привычно, они местных гав-гавов разводят как часть блюд вот уже много веков. Вот то, что всяких сверчков и прочих насекомых потребляют — это совсем не принимаю как возможное для себя. А так… Нравится, пусть лопают Впрочем, мы немного отвлеклись. Запасы провианта — это хорошо. Их действительно вряд ли отравили. Не для того нам намеренно сдали эту крепость, чтоб попробовать так просто и примитивно отравить. Вы же не думаете, что науа, показавшие себя отменными воинами, бежали в страхе.

— Не думаю, магистр, — соглашается Писарро.

— Они умело отступили, — вторит ему другой Франциско, который Пинсон. — У крепостей науа нет защиты от бомбардировки с моря или с суши. Но особенно с моря! Теперь мы убедились, что они отступают, не ввязываясь в проигрышные сражения. Значит, укрепившись в Тулуме, мы сможем взять под руку Их Величеств и другие прибрежные крепости их империи.

Губа не дура. Побольше, пожирнее, повкуснее, не откладывая дело в долгий ящик. Не удивлюсь, если в первом же донесении Колумбу Пинсон упомянет о крайней желательности уведомления Изабеллы и особенно Фердинанда Трастамара о почти полной беззащитности с моря таких крепостей как Тулум, про возможность взять их практически без боя и о нежелании воинов науа умирать под обстрелом, не имея возможности ударить в ответ. Хитро, отдаю должное.

Кому именно? Да всем, начиная с Франциско Пинсона и заканчивая собственно военачальникам науа, играющим собственную партию. По ходу, испанцам готовы сдать не только Тулум, но и другие подобные крепости, тем самым раздёргивая силы конкистадоров по побережью, но вместе с тем…

Пара мгновений размышлений, и вот она, вполне готовая теория, которой мог воспользоваться наш главный противник. Пусть войска империи Теночк не могли ничего толком противопоставить европейцам на воде и в прибрежной зоне, но вот если чуть углубиться в земли науа… Ага, те самые сложности и пакости, на которые индейцы всегда были горазды, что уже испытал на себе отряд Веласкеса при отступлении от Тулума и гарнизоны кубинских крепостей. Войну такого рода конкистадорам не потянуть, если брать хоть нынешние силы, хоть с учётом планируемых с метрополии подкреплений, однозначно не слишком больших. Испания сейчас всеми силами лезет в индейские земли, понимая, что это не на годы, а на долгие десятки лет. Не разорваться же им, мда. И нам тоже рваться в лоскуты не стоит, предпочитая обходиться малыми силами, но не стандартными решениями.

— Большую дичь лучше всего есть по кусочкам, сеньоры, — говорю, обращаясь к обоим Франциско. — Есть Тулум, вот пока попробуйте как следует закрепиться в нём. Ну и разведка окрестных земель, которая будет куда как проще, если перед этим разговорить пленников. Надеюсь, среди них есть хотя бы один воин?

— Трое, Ваше Величество, — искренняя, но преисполненная предвкушения с толикой жестокости улыбка зазмеилась на лице Пинсона. — Один уже говорит, двое пока молчат. Но и они разверзнут уста свои тем, кто умеет разговорить даже самых упорных молчунов. Нужно немного подождать, и будет известно всё, что знают они сами. Теперь мы знаем, о чём спрашивать. Империя этих изуверов для нас отныне не тайна.

Оптимист. Большой. Но со своей колокольни прав, чего уж там.

— Мы с удовольствием почитаем допросные листы, — проворковала Изабелла, умеющая, когда хотела, производить приятное впечатление или и вовсе очаровывать. А уж отблеск короны на голове, он даже для ближайших сподвижников испанского вице-короля многое значил. Тут к коронованным особам и отношение особое. Сакральность, куда без неё!

— Они будут предоставлены, — даже не подумал отнекиваться собеседник Белль. — Но уже сейчас мы знаем, что из Тулума жители и воины ушли в сторону города Коба, что не очень далеко к северо-западу. Крупный, хорошо защищённый. И идти по лесам не придётся, в этой империи хорошие дороги.

Факт, однако. Как ацтеки, так и майя большое внимание уделяли дорогам, по которым с давних пор торговцы переносили грузы. До недавних пор, ведь теперь стали порой и перевозить. Колесо, оно такое, даже без наличия тягловых животных заметно облегчает доставку груза из пункта А в Б или какой-либо иной. Другое дело, что у Пинсона или глаза больше желудка со здравым смыслом вместе взятыми, или на будущее планы строит.

Уф-ф, малость отлегло. Это у него далеко идущие планы, но вот прямо здесь и сейчас понимает, что нефиг рыпаться на захват новых территорий, когда только-только задницу в захваченной крепости пристроил.

Суета. Это не в плохом смысле, а касаемо того, что в помещение то и дело входил очередной курьер, докладывал нечто действительно важное. после чего или просто уходил или же после того, как получал новый приказ, порой даже письменный. От кого? От Франциско Пинсона, разумеется, временного губернатора Тулума. Он типа губернатор, Писарро, соответственно, комендант гарнизона. Очень временный комендант, поскольку конкретная личность с шилом в заднице желала схваток, движения вперёд, а вовсе не сидения внутри крепости в ожиданиях неведомо чего.

Желания и реальность — они порой действительно две большие разницы. Я вот, к примеру, тоже много чего хочу, только не имею возможности мгновенно воплотить планы в жизнь. Зато с интересом наблюдаю — в компании Белль, конечно — за действиями союзников. Они и не скрывают свои приказы, благо ничего секретного в них нет — обычная работа при взятии под полный контроль города. Почти бескровном взятии, когда и разрушений мало, и трупов при штурме и в боях внутри города навалить грудами не пришлось. Хотя имелась и специфика.

— Пусть мастера осмотрят стены, выберут места, которые лучше подходят для установки артиллерии. Все орудия из трюмов должны быть перемещены в крепость, а установка начата не позднее завтрашнего вечера.

— Что с начатыми укреплениями со стороны моря? — раздаётся встречный вопрос-уточнение от Хосе де ла Гернико, одного из артиллеристов эскадры.

— Там отвесные скалы, — морщится Писарро, успевший сунуть любопытный нос если не во все, то в большую часть дел по обустройству свежезахваченной крепости. — Выставить караульных, факелов не жалеть, пускать из арбалетов горящие стрелы. — Вдруг они, подобно ящеркам, по мелким трещинам влезть сюда попытаются.Нельзя допустить то, что произошло на Кубе!

Это он сейчас о чём? Стоп, туплю немного, бывает. Сейчас речь уже о караульной службе в целом, а не о том, что кто-то может влезть по отвесным скалам или там по тайным ходам, идущим снизу вверх. Лично я в наличии таковых сильно сомневаюсь, но пусть испанцы лучше перебдят, чем окажутся в положении «пойман со спущенными портками».

Проходит немного времени, а суета и не думает утихать. Мда, мы как будто чужие на этом «празднике жизни». То есть не чужие, конечно, ибо такого союзника никто гнать или даже намекать на нечто подобное не станет. Просто деловая суета захватила что Пинсона, что Писарро, а отвлекать их от неё лично я надобности не вижу. И без того узнали почти всё необходимое. Можно либо покинуть это место, либо…

— Чезаре, — тихо произносит Белль, маня в сторону окна, у которого пристроилась игнорируя остальные места, которые как бы боле приличествуют королеве. По мнению испанцев, разумеется, ибо подруга всегда делала лишь то, что хотела. Как и я, впрочем, как и я.

— Внимательно.

Тихо произношу это слово, подходя к ней. Почему тихо? Так по её лицу вижу. что и она не хочет привлекать к себе лишнего внимания. Ну а телохранители, они выполняют привычную работу, отсекая желающих поговорить нас от остального мира. Мягко так отсекают, ненавязчиво, но вместе с тем и эффективно, и эффектно. Выросли головорезы, ой как выросли за прошедшие годы! Это я про старых, ещё из первых нанятых кондотт вроде того же Ниньо. А так есть и «новая кровь», но тоже прошедшие через множество сражений, а ещё обученные именно охранять, а не бросаться с оружием на врага. Их цель прежде всего защита, а лишь потом уничтожение врага. Хотя практически всегда одно совпадает с другим, вот какая забавная ситуёвина выходит.

— Похоже, я поняла, как можно не проиграть противнику, противостоящему тебе сразу по многим направлениям.

— Поставила, значит, себя на место «синьора Тень», после чего попробовала сыграть партию «по ту сторону доски». Понимаю, я и сам старался это сделать, но вот до конца никак не удавалось сложить мозаику. А у тебя, значит, получилось?

— Очень на это надеюсь, братец. Взяла то, что ты уже раскопал, вспомнила все наши с тобой разговоры. После чего добавила больше чисто женского коварства и приправила полученное варево терпением. С ним у тебя всегда сложности были.

Обижаться на правду? С чего бы? Знаю за собой такой грешок — нелюбовь слишком долго ждать, терпеливо выжидать наиболее подходящего для удара момента. Всегда предпочитал подталкивать события. Провокации, интриги, использование врагов, союзников да и вообще всех доступных средств. Подобная модель поведения меня устраивала, потому не видел особого смысла её менять. Изабелла же, та хоть и была порой порывистой, всегда преисполненной лавой кипящих внутри эмоций, но имелась у неё способность и выжидать. Долго, упорно… Результативно. В этом она была чем-то похожа на моего «отца», Родриго Борджиа.

— Я весь превратился в одно большое ухо, Белль. Давай, удиви меня!

— Огнестрельное оружие. Флот. Европейские тактика и стратегия ведения боя. У науа, даже таких неожиданных, этого не оказалось. Тот человек, который нас очень интересует, наверное, не обладает нужными знаниями.

— Специфика, — пожимаю плечами, не будучи этим удивленным от слова «ва-аще». — Не будучи специалистом в определённой области, сложно развить её с ноля. И слава Храму, нам не попался многогранный гений, способный не просто реформировать заплутавшее в развитии технического прогресса общество науа, но ещё и сам являться источником прогресса в разных направлениях. Ну типа нашего Леонардо да Винчи.

— Или просто человеком с очень хорошей памятью, — напомнила о другой вероятности подруга. — Я тебя поняла. И хорошо, что он не такой! Но можно предположить…

— Не натягивай сову на глобус, лучше вернёмся поближе к реальности.

Кивает, делая небольшую паузу, собираясь с мыслями, чтобы сформулировать как можно более чётко. И ничуть не удивляется прозвучавшему выражению, как не свойственному этому времени. Тут ведь дело в том, что многие выражения, частью подредактированные в той или иной степени, с недавних пор пошли в народ, порой становясь популярными по всей Европе. А глобусы, они тоже имелись, благо доказать, что Земля круглая, тому же Леонардо удалось без особых проблем, использовав как труды античных учёных, так и известные уже мне факты родом из много лет тому вперёд. Да Винчи нужно было лишь подтолкнуть в нужную сторону, после чего… Подзорная труба, в небо направленная и вовсе поставила жирную точку в умах тех, кто не был мракобесом, а добросовестно сомневался в сферичности земли и её вращении вокруг Солнца. Ну и концепция, что Солнце, Луна, Марс и прочие планеты есть сферы, а Земля представляет собой летящий в пространстве плоский блинчик… Смешно, право слово.

— Затягивание времени, показ сил империи Теночк, принуждение вице-короля к переговорам на выгодных для того условиях в виде новых земель, но не очень важных для самих науа. Не месяц, не два, а пара-тройка лет. Мы наблюдаем не миттельшпиль, а дебют, самое его начало.

— Мир через демонстрацию силы и угрозы неприемлемых для Колумба потерь? Хм, любопытная тактика. Но каким образом она способна помочь империи Теночк получить огнестрельное оружие и флот? Вот тактика со стратегией — тут да, согласен. в боях с испанцами и нами науа, да вод правильным руководством, однозначно сумеют перенять многое.

— Не догадываешься?

И сама вся сияет, аки надраенная корабельная медяшка.

— Если ты про трофеи, то с них как таковых толку не столь и много. Обратная заработка тут никак не пройдёт, устройство тех же аркебуз и пистолетов весьма примитивная с точки зрения механики, но для тех же колесцовых и кремневых замков нужна особая сталь. Откуда ЗДЕСЬ можно узнать её состав, получив образец? Про сам порох я и вовсе не говорю. Даже если удастся узнать формулу у одного из пленников, то… Искать серу и селитру — это дело непростое. Если первую, я допускаю, поблизости ацтекам найти и удастся, то вот селитра.Ты же понимаешь, да?

Кивает, соглашаясь. Чили, Перу, но никак не земли ацтеков и майя. Далековато плечо доставки даже в самых идеальных условиях, а ведь я сомневаюсь, что тлатоани империи Теночк дотянулся хотя бы дипломатическими методами до инков, не говоря уж о том, чтобы успеть проложить полноценные торговые маршруты.

— С флотом ещё сложнее, Чезаре, — меж тем добавляет Белль, вроде бы подтверждая мои мысли, но в то же самое время коварно улыбаясь. — Не имея корабельных мастеров. даже при получении знаний о строительстве кораблей, постройка первого займет не один год. Игра в долгую. Большая, длинная партия, в которой преимущество у той стороны, которая давно освоила и активно пользуется своими преимуществами. И единственный шанс изменить это…

— Тянуть время, показывая свою силу, дабы потом спешно устранять «зоны бессилия», воспользовавшись убаюкиванием противника, получившего мир. Мир выгодный, вкусный, основанный на переваривании полученный кусков. Проклятье! Сестрёнка, если ты права, то нам в той или иной мере придётся повторить путь сама знаешь кого, только без перегибов. Конкиста, чтоб её!

— И конкистадоры, управляемые как из Мадрида, так и из места поближе. из Эспаньолы, — у подруги мысли со мной давно на одной волне работали, а потому и идеи совместные легко продвигались и развивались, на и намёк на головорёзов Кортеса и выбранную им тактику со стратегией мимо ушей не пролетел. — Изабелла Трастамара должна получить письмо, в котором будет сказано о том, что большой войны с империей Теночк нам никак не избежать, но вестись она должна не в лоб, а с использованием тех, кто недоволен властью ацтеков. Даже нынешней, заметно смягчившейся.

Методика Кортеса, изменённая под действующие реалии. Вот не думал и не гадал, что придётся возвращаться к классике, запуская поиск недовольных центральной властью ацтекской империи. Задача одновременно и проще, и сложнее той, которая была в известной мне ветке истории. Сложнее, ясно дело, из-за проводимых науа реформ, ослабивших чувства ненависти и страха. А проще… Тут и наши знания о противнике, как бы сильно он не изменился; и опора на куда более мощную материально-техническую базу; и использование уже захваченных нами и нашими союзниками как островных территорий. Так и этого вот Тулума. В общем, карты розданы, пришла пора ими играть. А ещё надеяться, что на «руке» у противника' не найдется старших козырей и тем паче ехидно усмехающегося джокера, способного чуть ли не любую партию обернуть в пользу того, кому он достался.

После отплытия эскадры под флагом вице-короля Нового Света, усиленной ещё и кораблями Ордена Храма во главе аж с двумя коронованными особами, Чезаре и Изабеллой Борджиа, в Санто-Доминго стало поспокойнее. По крайней мере, именно так считал сам вице-король, Христофор Колумб. Только вот спокойствие главного в семействе Колумбов не разделялось ни его младшим братом Бартоломео, ни сыном Диего. Особенно последним, оказавшимся особенно обеспокоенным по поводу золотых рудников. Вот и сейчас он находился отнюдь не в Санто-Доминго, а во главе довольно мощного и отлично вооружённого отряда отправился кружить по уже проложенным по острову дорогам, стремясь не то обнаружить нечто его тревожащее, не то просто успокоиться.

Бартоломео, младший брат вице-короля, тем временем старался превратить сам Санто-Доминго если не в неприступную крепость, так хотя бы предельно усилить боеспособность крепости и гарнизона, вызывая скептические улыбки Христофора.Баловень фортуны считал, что ему нечего опасаться, а все тревоги, которые оказались высказаны голосами обоих Борджиа, есть лишь их мнение… ошибочное, вызванное чрезмерным числом войн, в которых сей род участвовал и количеством интриг, постоянно затеваемых, пускай и с выгодным для тех результатом.

— Кого ты так опасаешься, брат? — лениво любопытствовал пригубливающий вино из золотого, украшенного каменьями кубка вице-король. Мягкое кресло; красивые по любым, даже самым придирчивым меркам, индеанки из служанок, хлопочущие вокруг и старающиеся исполнить любой каприз хозяина; безмолвными статуями застывшие в углах помещения стражи, хорошо вооруженные, привыкшие молчать и верные именно роду вице короля — всё это настраивало главного из троицы находящихся на острове Колумбов на благостный лад. — Эскадра ушла к Тулуму, вот-вот возьмёт его, и очень скоро мы получим эту весть с вернувшимся кораблём. И с трофеями, если среди них будет нечто особенное, заслуживающее нашего с тобой внимания. Франциско Пинсон и Писарро нас ещё не подводили. И не подведут! Знают, кому всем обязаны. Пинсоны особенно.

— Они знают, — эхом отозвался то замирающий на месте, то вновь начинающий метаться взад-вперёд Бартоломео. — Тут их верность становится ещё более крепкой. Не к кому переметнуться, нет смысла интриговать против нас, пользующихся расположением самой королевы Изабеллы. Пинсоны могли бы попробовать подольститься к Его Величеству Чезаре… Только он не заинтересован в наших землях, у него и остальных Борджиа особые планы, не всегда понятные. Странные, необычные, зато не конкурирующие с Их Величествами Изабеллой и Фердинандом. Мы с тобой нужны для его планов целыми, здоровыми и способными помогать. Он уже заступался за тебя, брат, когда ты вызвал неудовольствие королевы резнёй индейцев на этих землях.

— Помню и не понимаю, — вино внезапно, на короткое время, но потеряло почти весь вкус для вице-короля. Однако, почти сразу он отбросил не самое приятное воспоминание в сторону, вернувшись к нынешним делам и заботам. — Только ты говорил о другом, теперешнем дне. Так чего же тогда то бледен, то краснеешь от прилива к лицу дурной крови? Может позвать лекаря? Знаю, кровопускание уже перестало считаться ими верным средством, но есть настои. Те самые, по римским рецептам, успокаивающие и помогающие отринуть тревогу. Врачи умеют их применять, никогда не позволят себе подвергнуть здоровье любого из нашей семьи опасности.

— Мне они не нужны. А вот ты, Христофор, — вновь остановившись, Бартоломео указал пальцев на своего брата, — должен был задуматься, что может случиться и здесь, и там, куда уплыли корабли. Особенно здесь, в месте, которое мы хотим сделать новым домом для всей нашей семьи.

— Оно уже наше. И достанется детям, потом внукам и дальше, по идущей дальше по времени линии рода, сумевшего стать вровень со знатнейшими грандами Мадрида и Толедо. Или ты опасаешься тех засевших в горах дикарей, с которыми как хотел договориться император Чезаре? Я не хочу мешать столь могущественному властителю, даже обещал помогать. Они никто. И эта их Анакаона, у неё есть только ненависть, а людей и оружия мало. Будем откалывать от бешеной женщины касика за касиком, отдельных индейцев. Если хотят, чтобы мы были милостивы — мы ими будем. На чьих головах короны, те и отдают приказы таким как мы, губернаторам и вице-королям.

— Куба! Сожженные целиком или частью крепости. Там тоже считали, что опасаться нечего.

Христофор лениво так отмахнулся от подозрений.

— Там были не только касики Таино, но и воины науа, даже гвардия их императора, как там они его называют, уже не выговорю.

— Тлатоани. И воины-ягуары,- напомнил вице-королю Бартоломео. — Для губернатора Кубы и комендантов крепостей они стали неприятной неожиданностью в ночи. А что если и у нас случится похожее?

— Наши капитаны следят за тем, чтобы никто не высадился на острове. Те утлые судёнышки, которые, бывало, топили, если и несли на себе этих науа, то лишь нескольких. И наши шпионы, подбадриваемые звоном серебра, а иногда и золота, говорят, что если кто из империи этих науа и оказался на нашей Эспаньоле. То не в таком числе, чтобы представлять угрозу. Нет, брат, здесь только отряды знакомых нам касиков, которых мы привыкли громить, как только те высунутся из своих гор. Любое их нападение на крепости или даже рудники ничего не даст. И мой сын, твой племянник Диего, он делает всё, чтобы сделать немыслимое совсем невозможным. Достойный будет наследник!

Тут Бартоломео и впрямь нечего было возразить. Касаемо Диего, конечно. Сын вице-короля старался как мог, благо и полученная от отца должность надзирающего за добычей всего золота на Эспаньоле давала много, но и требовала немало, Если, разумеется, подходить к делу со всей ответственностью. А он подходил! И более отца и даже дядюшки считал возможным не нападение науа, конечно, но нарушение работы рудников со стороны непокорившихся таино и особенно тех, которые держали руку Анакаоны, с которой мира точно быть не могло Кровная месть, в ней испанцы знали толк и понимали. когда она заслоняет любые доводы для кошелька, собственных земель, благополучия близких и даже собственной жизни. Случай Анакаоны был как раз из числа последних.

Рудники не должны были простаивать! Так считал Христофор Колумб, а его более осторожный брат не мог навязать вице-королю своё мнение. Сын и вовсе не старался идти против воли отца, предпочтя иной путь. Не нападают на тех, кто готов это нападение отразить и способен показать свою силу. Оттого и был Диего Колумб не тут, в Санта-Доминго, а далеко за пределами как города, так и крепостной стены, рыская со своим отрядом как близ рудников, так и далеко вне их.

Что он рассчитывал найти или же напротив, чего обнаружить не хотел? Таино, конечно, с их стремлением доставить новых хозяевам этих земель те либо иные неприятности. А число ушедших с ним воинов и их умения сражаться как в правильном бою, так и вне его… О, тут Бартоломео не особенно беспокоился за родную кровь! Племянник был одновременно и храбр, и осторожен. Оказываться в опасных местах тоже не намеревался. Имел достойного советника, прошедшего множество сражений и не склонного проявлять норов к стоящему выше него. А потому… Оставалось надеяться. что прав именно вице-король, в то время как зёрна тревоги, взошедшие в душах двух других Колумбов после слов Борджиа, обернутся лишь повышением обороноспособности рудников и острова вообще.

— Да, я верю в Диего. Твой сын делает всё, что может и должен. Добыча золота растёт, попытки воровства или грабежей караются, но… Тревожно мне, храни нас Дева Мария и сорок мучеников!

— Выпей вина, это помогает. Ты перетрудился, стараясь сделать и так укреплённый город вовсе неприступным. Равняешься на Пуэрто-Рико тамплиеров?

— То, что случилось на Кубе, там бы не произошло. Патрули на суше и по воде, сеть дорог и укреплений вдоль них, очень быстро проходящие от одного конца острова к другому сигналы. Другое, о чём я могу гвоорить долго, а ты тоже знаешь, брат.

— И у нас не произойдёт. Куэльяр и Нарваес недоглядели, пропустили на Кубу тех, кого там не должно было быть. Теперь не попустят. Их опыт помогает нам избежать таких ошибок. Но в чём мой сын прав — в необходимости строить малые крепости у рудников. Где золото, там соблазн напасть, похитить. И охраны должно быть много. Простые надсмотрщики её не заменяют. Не всегда заменяют, — поправил сам себя вице-король Нового Света. — Я горжусь своим сыном. Выпьем за это, Бартоломео. И возблагодарим всемогущего и незримо присутствующего рядом с нами, Его верными слугами, Господа, что нам повезло, что мы не упустили из рук капризную и переменчивую ко многим удачу.

— Да, за это действительно стоит выпить, — согласился с вице-королём губернатор Эспаньолы. Кубки ударились друг о друга. Колыхнулось в них выдержанное, ещё испанское вино. А меж тем не в столь уж великом отдалении от Санто-Доминго творилось то, что скоро должно было перестать быть тайной для всех конкистадоров и не только их.

Старые воины, но новое войско. У Анакаоны, собственной волей и силами сумевшей остаться не просто символом, но настоящим лидером не покорившихся испанцам касиков народа таино, получалось разделять эти понятия. Она тщательно, словно песок, просеивала меж не пальцев, но ячей духовной сети всех своих и союзных воинов, отбирая тех, кто был по настоящему готов. Готов не просто сражаться, как делали предки и они сами, но делать это по новому, слушая тех, кто был сильнее, мудрее, умелее в воинских делах. Да, тех самых наставников из числа науа, говорящих от имени самого тлатоани могучей империи Теночк, способной сражаться и побеждать жаде этих бледных лицом умелых убийц.

Далеко не все таино готовы были к такому. Ведь учиться у жестоких и пугающих пришельцев с большой земли означало признать, что собственные силы таино малы, а умения пусть не ничтожны, но их недостаточно. Гордость, смешанная с множеством других чувств, такими как опасение, недоверие, зависть и иные, она могла сослужить плохую службу. Да и понимала Анакаона, что следовало опасаться тех, кто может оказаться на службе у бледных людей. Достаточно было шепнуть одному, что таино под присмотром наставников из числа науа учатся воевать по-новому и обращаться с непривычным оружием — враги заинтересуются. Два или три таких шепотка за вознаграждение — бледнолицые серьёзно насторожатся и начнут проверять. Не сами, но глазами и ушами тех, кто готов предать, получив взамен… разное.

Тут как раз помогли науа-наставники и особенно командовавший всеми ими Тоноак. Жестокими способами, но он находил, перехватывал тех, в ком ему виделся предатель. А попавший в руки к знающим толк в пытках науа редко когда мог не то что промолчать, даже просто промедлить в том, чтобы выдать тем всю свою жизнь. Нужное и ненужное, ближнее и дальнее.

Кое-кто оказывался невинен и таких отпускали. Самой Анакаоне подобное не нравилось, но женщина-касик понимала необходимость. Сложные, опасные времена выдались, когда и она не всегда могла понять, кто друг, а кто способен не просто уйти, окончив борьбу, но заодно и выдать тайны родных по крови. И вот таких отщепенцев она жалеть не сбиралась, лишь кривя губы, когда те хриплыми после пыток голосами пытались вымолить прощение.

Прощения не было, лишь казнь. Не руками науа, а от своих. Получившая власть над соплеменниками — и не только ими — распространившая и удержавшая её женщина понимала, что важно не только наказание, но и кем, а ещё как оно претворяется в жизнь. Карать таино могли лишь сами таино, но не их союзники. Давать посланцам науа власть над телами своих людей она не собиралась. Ведь сперва тела, а потом… души.

Это видели, это понимали и даже в большей части принимали. Принявшие же с ещё большим усердием старались постичь новые знания о войне. К тому моменту, как новые бледнолицые, из другого племени и на несколько иных больших лодках прибыли сюда, желая говорить и договариваться о почётном мире… Тогда почти всё было готово, оставалось выбрать время и сделать нужный шаг. Хотелось бы большего, но Анакаона умела довольствоваться уже имеющимся, не пытаясь схватить за яркие перья пролетающую над головой птицу. Они ж, с яркими перьями, редко когда летают достаточно низко. Можно было бы подбить камнем или стрелой, но для этого нужна ловкость, меткость, умение. А насчёт умений пока всё было не так хорошо, как хотелось бы. Зато как только и новые бледнолицые, и уже им привычные враги уплыли в сторону большой земли, к владениям науа, пришла пора действовать.

Места, где бледнолицые добывали так ценимый ими жёлтый металл! Наиболее подходящая цель, к которой она склонялась и сама, не желая нести огромные потери при нападении на крепости, да и Тоноак советовал выбрать именно их. Сначала их, а уж потом в зависимости от того, что будут делать воины, приплывшие сюда на больших лодках.

Разведка! Без неё нападать было никак нельзя. Анакаона в очередной раз возблагодарила богов за то, что среди работающих на бледнолицых её соплеменников были и те, кто охотно делился нужными словами, донося всё нужное и даже больше того. Оставалось лишь использовать это.

Правильно использовать, потому что сын главного из бледнолицых, называющего себя вице-королём, недавно усилил охрану всех мест, на которые она решила напасть. Более того, сам он с большим отрядом кружил по острову, словно догадываясь о чём-то. Что ей оставалось делать в таком вот случае? Попробовать обмануть врагов, изобразив нападения на пару-тройку рудников, в то время как по настоящему напасть совсем на другой. Иного выхода не было, если действовать по уму, а не руководствуясь лишь собственной ненавистью, как касики на Кубе.

Приняв решение, менять его она не собиралась. Были отданы приказы малым отрядам, которые намеревались, подобравшись к ложным целям, что перед нападением окажутся близко к отряду сына вице-короля, издавать боевые кличи, пускать стрелы, бить в барабаны и вообще производить много шума, но мало настоящих действий. Он должен был повести своих на помощь соплеменникам. Бледнолицые слишком ценили золото, этот мягкий жёлтый металл. Пусть поиграет со скрывающимися среди деревьев и высокой травы тенями, умеющими прятаться, особенно от большого отряда. Сама же она, получив известие, что всё идёт, как и задумано, бросит основные силы совсем на другие рудники, где не оставит и камня на камне, где всё горящее будет сожжено, а сами бледнолицые будут перебиты, да и продавшиеся им получат жестокий, но необходимый урок.

Готовы ли были её воины? Как считала сама Анакаона — вполне! Оружие из металла, броня, которую использовали науа и к которой таино привыкали с того времени, как поступили первые десятки таких вот подарков от империи Теночк. Металлические же наконечники не для обычных стрел, а для более коротких, используемых в самострелах, что только и способны были пробивать столь прочную защиту, которую использовали все бледнолицые воины.

Увы, но все просьбы Анакаоны о том, чтобы получить и другое оружие, стреляющее раскалёнными кусками металла. разбивались вдребезги. И вовсе не из-за полного нежелания союзных науа, а просто по причине того, что они сами его так и не сумели получить в нужном количестве. Ну а то немногое, что воинам тлатоани удалось захватить как воинскую добычу, империя не видела смысла отправлять союзникам. Как сказал Тоноак: «Жрецы и ученые в Теночтитлане пытаются понять, как самим научиться изготавливать и схожее оружие, и особенно тот чёрный порошок, без которого нельзя добиться самого выстрела». Однако обнадёжил, что как только тайна будет раскрыта или же удастся вырвать её из новых пленников, союзники империи тоже получат это громкое, но такое сильное оружие.

Верила ли Анакаона этому науа? Скорее да, чем нет. Да, поскольку будь у науа это оружие в нужном количестве — они бы уже использовали его на той же Кубе. В пользу «нет» говорило то, что касик осознавала предел своей значимости для науа. Если её воины и получат оружие бледнолицых, то лишь тогда, когда у самих науа его будет достаточно для собственных целей. Когда именно это случится — через год, два или более того? Только боги то и могут знать. Сейчас ей и её воинам придётся использовать то, что уже дали, что готовы были дать и обучить как следует пользоваться.

Обучились ли всему нужному таино? Это покажут не учебные схватки меж собой и наставниками из науа, а настоящее сражение, которое должно было начаться совсем скоро. Она была к нему готова, приплывшие из-за «большой воды»…. имелись надежды, что не настолько.

Один рудник, другой, третий… Побережье, местность близ гор, где засели непокорившиеся племена таино во главе с особенно упёртыми касиками и этой бешеной Анакаоной. Снова рудники. У Диего Колумба уже голова шла кругом, а настроение испортилось до того, что хотелось проклинать не только индейцев, плохие дороги Эспаньолы, её погоду и силы небесные, но и самого себя. С чего вдруг последнее? Просто начинало казаться, что зря он встревожился из-за слов неведомо зачем прибывшего сюда, в Новый Свет, Чезаре Борджиа и его очаровательной сестры.

Сомнения и тревоги, они порой способны подточить самую крепкую уверенность в собственных силах. Однако показывать их своим воинам — о нет, на такое младший из Колумбов пойти не мог, понимая, что подобное будет расценено теми как слабость. Слабость — последнее из всего, что хотел бы им показать, особенно после всех усилий, приложенных для выхода из тени своего действительно великого, открывшего все эти обширные земли отца. Земли, оказавшиеся богатыми на золото, пряности и иные, пусть не столь ценные сокровища. Как на уже освоенных островных территориях, так и на материке, коий только следовало сперва разведать, а уже потом привести под руку испанской короны. Не весь, конечно, ведь были ещё Португалия и Орден Храма, с которыми, согласно папской булле, требовалось поделить Новый Свет. Только Свет, он большой, тут на всех хватит и вступать в ссоры если когда и предстоит, то уж не при жизни отца и, наверное, даже не при его собственной.

И вот проверка очередного рудника, надзирающий за которым Альберто де Кронес довольно бодро отчитался, что всё в порядке, работа идёт, как и всегда, а дополнительная охрана тоже занята своим делом. Посетовал лишь на то, что выработка драгоценного металла несколько снизилась из-за необходимости перевести часть работающих индейцев на наращивание частокола, который уже больше напоминал полноценную бревенчатую стену, и наблюдательно-сторожевых башен. Дескать, тут рудник, а не очередная крепость, на возведение которой нужно время, деньги. Рабочие руки и материалы, опять же добываемые рабочими руками.

Сетования благородного дона Альберто отнюдь не были пропущены мимо ушей. Диего Колумб посочувствовал многочисленных хлопотам, пообещал поговорить с отцом и дядей, чтобы прислать больше инструментов, дополнительных работников, а также воодушевить самого де Кронеса и других испанцев звоном монет, а индейских работников… тоже не оставить без внимания. Тут, на Эспаньоле, уже все, включая самого вице-короля — хотя последнему это и сильно не нравилось — успели понять, что обращённый в рабство индеец в лучшем случае работает со скоростью черепахи, а чаще и вовсе отказывается и рукой пошевелить, предпочитая смерть. Так что, как бы многие не ворчали втихую, распространение на индейцев правил Кодекса Войны благотворно сказалось на использовании тех краснокожих, кто покорился испанской короне или же склонил голову перед Орденом Храма. Он лично видел это раз за разом, а его глаза, несмотря на относительную юность, много видевшие, обмануть было сложно.

Что до безопасности рудника, ради которой — как и на прочие места добычи золота — увеличивалось число стражников, то все было в порядке. Вроде бы в порядке, посколькуде Кронес не пожаловался, но обратил внимание на шныряющих поблизости индейцев. Вроде их зачастую даже не видно, но то особо острый взгляд увидит промелькнувший среди листвы силуэт, но уши уцепятся за не свойственные зверю либо птице звуки. А там и малый отряд, посланный специально, либо обычный патруль во время обхода прилегающих к руднику пространств находят едва заметные следы, испанцам не принадлежащие. И вот что в таких случаях думать? Обычное любопытство замирённых таино? Любопытство же, но иного рода, результаты которого передаются засевшим в горах враждебным касикам? Или это разведчики тех самых враждебных, прикидывающих, смогут ли причинить руднику серьёзный урон и каким именно образом? Ответа на этот вопрос у дона Альберто не было, да и сам Диего Колумб не мог его полностью уверить в благополучии ближайшего будущего. Лишь посоветовать быть готовым к чему угодно, да про голубей и сигнальный дым не забывать, если вдруг случится нечто необычное и особенно опасное.

Уже покинув этот рудник, Диего с тоской вспомнил о том, как умело и хорошо сумели наладить связь между городами, крепостями и вообще важными местами в империи Борджиа. И способ сей связи, в отличие от множества иных дельных и оправдавших себя новинок, секретом не являлся. Какой уж тут мог быть секрет! Большие зеркала или просто отражающие свет поверхности, расположенные на устремившихся в небо башенках и посылающие пойманный и отражённый ими солнечный свет в нужную сторону, чтоб вспышки увидели на другой такой же башне. Увидели, перевели длинные и короткие вспышки в буквы и, сложив те в слова, по ситуации, использовали на месте или же отправляли дальше, по цепочке. Просто и гениально… среди множества других изобретений как троицы Гонтенхельц-Винчи-Борджиа, так и иных, менее известных механиков, алхимиков и прочих, кому вот уже не первый год оказывалось всяческое покровительство в Риме, этом воистину Вечном Городе, сумевшем в очередной раз не просто оправиться от начавшегося было упадка, но устремиться к новым сияющим вершинам славы и могущества.

Завидно ли ему было? Самую малость, поскольку, принадлежа к роду открывших Новый Свет, ему также было чем гордиться. Пока отцом, но и собственные великие свершения должны быть не за далёкими и высокими горами! Если же…

— Красный дым! — раздался возглас одного из солдат отряда. Вижу красный дым с рудника!

Действительно, с того места, которое они не так давно покинули, вверх поднимался столб красного дыма, особенно хорошо видимый при безветренной погоде. Почему красного и откуда такая расцветка? Красный был тем цветом, что сигнализировал о нападении и просил о помощи. Касаемо же вопроса «откуда»… Из Рима шли самые разные товары, среди которых хватало и алхимических. Преимущества же подавать разноцветные дымовые сигналы успели оценить во многих местах. Красные, синие, жёлтые и прочих цветов дымы, в отличие от привычных лишь черного и белого, они многое давали умным людям. Среди конкистадоров глупцов почти не водилось. Помирали они очень уж быстро: от индейской стрелы, ловчих ям либо иных ловушек, от клыков и яда местных животных со змеями/насекомыми или по иным причинам, разным, но неизменно приводящим к печальному итогу.

— Возвращаемся, — отдал приказ Диего. — Всем быть наготове. Аркебузы к бою, ожидать нападения с любой стороны.

Пара мгновений, и вот уже отряд разворачивается, приобретая черты не обычного походного, а этакого частично боевого построения с учётом местных особенностей. Дороги на Эспаньоле никак не способствовали возможности быстро развернуться в правильный строй для большого отряда. Пришлось переучиваться, вспоминать не самые известные построения малых отрядов, а ещё придумывать новые, учитывая все более возрастающую значимость огнестрельного оружия. Ну и учиться у римлян, которые как-то за последние годы стали образцов во многих сферах бытия. Не желающих же учиться у вырвавшихся вперёд в воинских умениях ожидала или и вовсе успела постичь печальная участь. Где она, внушавшая страх Османская империя? Лишилась всех владений в Европе и не только, оттеснена по ту сторону чёрного Моря и изгнана из Средиземного окончательно. Междоусобицы, едва не закончившиеся окончательным распадом, почти полная утрата флота, обнищание и сильно ослабевшее числом и умениями войско. Мамлюкский султанат? От него осталось ещё меньше. Султан уцепился за священные для всем мусульман места, Мекку с Мединой, и в отчаянной попытке сохранить тень былой власти объявил всей христианской Европе джихад, эту священную войну, назначив себя и свой род главными защитниками ислама и хранителями святынь. Оставшиеся, порой уже обкусанные эмираты и Крымское ханство? Или трясутся в страхе перед будущим или, если правители достаточно глупы, считают, что до них из Рима если и дотянутся, то потом, когда сами они отправятся к своему Аллаху естественным путём. Про назревающие междоусобицы тщательно подогреваемые из Европы и особенно из Рима забывать тем более не стоило. Всё переменилось и уже не в пользу ислама.

Франция, в которой Авиньонский «святой престол» так и продолжал объявлять не все, но многие достижения науки богомерзкими, с которым истинно верующему христианину и прикасаться грешно? Отставание выражалось заметно даже людям с не самым острым умом. Самому сыну вице-короля казалось, что ещё немного и лично король Франции Людовик XII прикажет своему ручному Папе, чтобы тот пусть постепенно, но реформировал Авиньон. Эта увенчанная короной голова вовсе не была глупой, могла сравнить положение воинской науки в своём королевстве, в Священной Римской империи (не имеющей к Риму уже давно никакого отношения) и ещё кое в каких местах, прислушивающихся не к Риму, но к Авиньону в вопросах веры, Сравнить и сделать правильные выводы.

Мечущиеся в голове мысли не помешали Диего командовать отрядом, держа руку на биении пульса этого многоглавого и многорукого зверя. К счастью, они не так далеко ушли от рудника, чтобы путь обратно занял чрезмерное время. Вдобавок он не позабыл выслать на разведку малые отряды из тех воинов, что за прошедшее время показали себя как лучшие даже не в обычном бою, а в быстром нахождении врага среди зарослей и способностями биться с индейцами в обстановке, привычной именно краснокожим. Очень не хотел Колумб оказаться в положении, когда совсем рядом окажутся вооружённые копьями и луками таино, когда на то, чтобы прикрыться шиитами и дать упреждающий либо просто быстрый, но прицельный ответный залп не хватит времени.

И эта тактика сработала. Кстати, отнюдь не в первый раз. Отряд прошёл всего часть пути обратно до рудника, когда к Диего — уподобившись змейке, быстро и бесшумно проскользнувшей не меж пучками травы, но находящихся в походном строю воинами — пробрался один из таких разведчиков-воинов, Игнацио Лорино.

— Мы заметили их, сеньор, — и тут же, даже не дав пары мгновений на уточняющий вопрос, сам на него ответил. — Это… вроде по оружию и броне науа, даже символы из краски на лицах и одежде, но и не они. Ходят как таино, лица таино, жесты таино. Неправильно там всё!

— Много?

— Нет, — резко покачал головой вернувшийся разведчик. — Достаточно, чтобы напугать, заставить подать сигнал дымом. Но для уверенного разграбления и уничтожения всего на руднике… Не знаю, сеньор. Может, мы не всех заметили, но что узнали, то я и говорю. Клянусь врагами рая и их привратником.

Науа, которые не науа! Колумб лишь усмехнулся, поскольку после европейских военных и не только хитростей разгадывать здешние…. Нет, это не было простым делом, ведь империя Теночк успела показать, что знает толк в разного рода уловках. Однако и чем-то совсем сложным тот ход, который они сейчас сделали, не являлся.

Таино из подвластных или союзных Анакаоне племён с оружием науа. Наверняка в достаточной мере обученные, освоившиеся с оружием и обученные прибывшими наставниками. Проклятые вырыватели сердец нашли способ, как доставить своим врагам неприятности, не перемещая большое число воинов, не привлекая лишнего внимания. Его отец отдал после кубинских событий приказ внимательно следить, чтобы на Эспаньолу не проникли науа. Так они и не проникали. Почти. А досматривать многочисленные утлые лодчонки таино, на которых те выходили в как бы прибрежное плавание за дарами моря… Это было упущено. Видимо, именно в них, капля за каплей, по паре комплектов брони или пятку клинков либо арбалетов и было доставлено то, что действительно могло заметно усилить засевших в горах таино.

Уже усилило! Одно дело расстреливать и рубить по существу не имеющих брони врагов, в ответ получая выстрелы и удары из оружия, куда менее опасного для испанских доспехов. Совсем другое занятие — сражаться с подобием науа! Бесспорно, преимущество у воинов испанской короны всё равно сохранится, но уже не такое весомое. И число! Да-да, то самое число, которое заметно уменьшилось после отплытия эскадры Франциско Пинсона в сторону Тулума.

Но малое или возможно малое число нападающих! Вот что не давало Колумбу покоя. Поневоле в памяти всплывали предостережения Борджиа о том, что с тех пор, как они, европейцы, столкнулись в Новом Свете с империей Теночк, следует быть готовым к любому хитрому ходу со стороны врага, разумом не уступающим военачальникам и политикам тех же Франции или Польши.

— Приманивают! — оскалился младший из троицы Колумбов, даже не стараясь понизить голос. Могут приманивать, а сами нанесут удар в другом месте.

— И что делать? — раздался полный беспокойства голос Роберто де ла Гальби, этого опытного вояки, у которого Диего Колумб учился тому, что и в будущем должно было пригодиться, и тут, на Эспаньоле, доказывало свою действенность. — Разделяться и идти к нескольким рудникам опасно. Нас разобьют по частям.

— Тогда… — мысли Диего неслись во весь опор, словно небесная колесница. — Нужен хоть один пленник. Лорино! Передай, что того или тех, кто добудет мне таино в доспехе науа, я озолочу. Роберто?

— Да, сеньор Диего.

— Мы не станем разделяться. Вернёмся туда, где от нас ждут помощи. И будем готовы взять их с собой. От рудника к руднику.

Удивление. Сомнение. Проклюнувшееся спустя секунды понимание на лице де ла Гальби.

— Вы думаете, рудники не спасти?

— Не спасти то дерево, которое использовалось при постройке. Земля и золото никуда не исчезнут. Только чего они будут стоить без людей, золото добывающих и его охраняющих? Нас хотят лишить всей добычи золота. Мы можем спасти часть и восстановиться. Быстро, не прося новых людей у Их Величеств. Наверное, это так. Я рискую, Роберто.

— Понимаю вас, сеньор.

Опытный вояка действительно понимал. То, что мелькнуло в мыслях юного Колумба действительно могло быть. А могло и не быть. Всё зависело от того, насколько он сумеет предугадать действия врагов. Насколько ему удастся следовать принятым решениям. Насколько, наконец, окажутся сильны таино в несколько новом облике и с повысившимся — вероятно, но не непременно — умениями вести бой с ними, воинами Конкисты. Это и предстояло выяснить совсем скоро. Что ж, он был к этому готов, да и большинство воинов отряда тоже, за них он мог ручаться как честью, так и собственной жизнью.

Отряд двигался. Не с излишней скоростью, но и не медленно. Готовность ко всему, атаке и обороне, столкновению хоть с науа, хоть с таино, хоть с самими выходцами из преисподней. Уже на ходу окончательно раскалываясь на относительно малые отряды, сходящие с дороги, движущиеся в кажущемся беспорядке, зато на деле так и представляющие собой единое целое. Так капля ртути способна быть разделена на несколько более мелких, но стоит им приблизиться друг к другу по чей-либо воле. как части вновь становятся единым целым. Выучка. Опыт Европы и здешний. Готовность командиров малых отрядов думать и принимать решения самостоятельно, наконец. То самое, чего порой так не хватало раньше многим офицерам европейских армий. Та черта, за которую наконец не наказывали, не задавливали на корню, а стремились взрастить. Крестовые походы, вот что стало переломом. Насмотрелись испанцы на действия римских армий. Настолько хорошо насмотрелись, что поняли всю силу разумной самостоятельности командующих не армиями, но её малыми и не очень частями.

Излишне увлечься порой означает большие неприятности. Так случилось и с выполнявшими отвлекающую атаку рудника под управлением Альберто де Кронеса таино. О нет, вовсе не со всеми, лишь с несколькими.

Что стало тому виной? Новая броня, используя которую, воины таино обрели куда большую, в сравнении с имевшейся, защиту, но вместе с тем не успели привыкнуть к некоторой скованности движений. Всё бы ничего, но когда сталкиваешься с матерыми головорезами из числа бледнолицых, за прошедшее с появления на Эспаньоле время привыкших к здешним условиям и совсем не тяготящихся веса доспеха и некоторых накладываемых им ограничений… В общем, Корнави и четверо его соплеменников, составлявшие одну из нескольких «рук», разосланных для слежки за большим отрядом бледнолицых, сами себя перехитрили… или же перемудрили, разницы особой не наблюдалось.

Схватки малых групп, как много таится в этих словах! Одно дело, если они происходят на открытой местности, когда группы видят друг друга загодя и могут заранее выбрать ту или иную тактику для предстоящей схватки. Совсем другое, если поле боя — густые заросли из деревьев и кустарника, где важно не только зрение, но и слух, запах, просто чутьё, наконец. Корнави, мнящий себя куда большим мастером ходить среди густых зарослей, нежели какие-то там приплывшие из-за большой воды, пускай и умеющие хорошо обращаться с разным оружием, слишком расслабился. Потому грохот выстрелов и крики находящихся рядом соплеменников стали очень неприятной и болезненной неожиданностью.

Испанцы стреляли метко, залпом, но не из аркебуз, а из пистолей. Причина? Размер пули и результаты её попадания в человека. Аркебузная, она с близкого расстояния зачастую пробивала даже очень хорошую броню и творила с телом такое, что после этого мало кто выживал. Ну а в случае попадания в конечность тоже могла случиться — и довольно часто случалась — смерть от кровопотери и того, что римские врачи называли «болевым шоком». И вот зачем нужны были такие пленные, не способные говорить по той или иной причине, готовые умереть в любой момент и зачастую осознающие это. А готовность разговаривать с врагом у без нескольких минут мертвеца слишком мала. Его и болью напугать сложно, он без того её испытывает. Чуть больше её, чуть меньше — далеко не для всех есть разница.

Оттого стреляли из пистолей, которые имелись почти у каждого конкистадора, а то и по паре-тройке. Одно- или двуствольные — это уж зависело от личной состоятельности солдата, его готовности платить свои собственные деньги за более совершенное оружие. Стреляли, разумеется, залпом, но предварительно распределив цели. По рукам и ногам, чтобы и больно, и нельзя было как толком сражаться, так и быстро убегать. И всё равно — некоторые не удержались либо просто рука в последний момент дёрнулась. Один из «науа» завалился на землю, явно и без сомнений убитый. Двое других тоже рухнули, роняя оружие и хватаясь за простреленные ноги. Зато оставшаяся парочка, один из которых остался невредим, а другого лишь чуть задело, мигом развернулась в сторону угрозы и… рванулась не от неё, а в сторону разрядивших, как им мнилось, пистолеты испанцев. Но не просто рванулись, а прикрывшись щитами, не по прямой, рывками дергаясь из стороны в сторону. Видимо, надеялись на то, что навязав ближний бой в столь привычных им зарослях кустарника, смогут и вдвоём если не победить, так хотя бы натворить дел или просто привлечь внимание своих.

Может имелись и другие причины, только Игнасио Лорино было на это плевать! Он умел ходить по лесу, чуть ли не с детства охотясь за разными зверьми, в том числе и там, где это было очень опасно. Отсюда умение тихо ходить, оставаться неслышимым и не видимым как для зверей, так и для людей. Они, те самые умения, очень пригодились потом, при становлении частью кастильского, а потом и испанского войска. И использовали его правильно, ведь ставить в общий строй подобного мастера проникать почти в любые места — очевидная глупость. А глупцов среди испанских военачальников, воевавших многие годы подряд чуть ли не со всеми подряд, было немного. «Естественный отбор уничтожает скудных разумом», как писал советник флорентийского герцога Никколо Макиавелли, чья книга Лорино просто очень понравилась. «Государь» хитрого и уважаемого в самом Риме флорентийца стал чуть ли не священной книгой для тех, кто хотел больше знать и понимать о том, как устроен мир вокруг, что движет сильными мира сего, помимо, конечно, божьего промысла.

Божий промысел, однако, было не пощупать и толком не увидеть… по мнению самого Игнасию, не слишком то религиозного, особенно в последние годы, когда это стало приемлемым и исчезла возможность оказаться в «ласковых» руках инквизиторов за неосторожные слова и особенно поступки. Зато отдельные высказывания из «Государя», они хорошо подходили к случавшемуся в жизни не только грандов и знатных кабальерос, но и для кого попроще. Для таких, как он, Игнасио Лорино.

Несущиеся на него и его двух товарищей индейцы думают, что смогут навязать ближний бой? Не все мысли верные. У него, например, было не просто два пистолета, но два двуствольных, к тому же колесцовых, ожидать осечки от которых редко когда стоило. Пускай кремневые куда как дешевле, но денег на то, что может спасти тебе жизнь — оружие, доспех, набор целебных снадобий — Игнасио сроду не жалел, да и друзьям то же самое советовал. Теперь это в очередной раз должно было помочь.

Бах! И вылетевшая из второго ствола пуля врезается точно в бедро несущегося на Игнасио индейца, заставляя того кубарем покатиться по земле, запутываясь в каком-то даже на вид колючем кустарнике. Только криков нет, лишь короткий стон, да и оружие тот из рук не выпустил, лишь щит уронил. Второй… Вот в него из товарищей, Педро с Раулем, выстрелить смог только один, из запасного пистоля. Рикошет от нагрудной брони, такое тоже случалось, даже с не самой хорошей защитой, используемой науа. Не повезло!

Зато повезло единственному оставшемуся на ногах, сумевшему приблизиться на расстояние ближнего боя и начать махать им шестопером со стальным навершием и стальными же «перьями». Умело махать, так, что Раулю оставалось только сводить удары, об щит или и вовсе уклоняться, понимая, что принимать их прямо — это либо щит расколется очень скоро, либо рука отсушится или вовсе сломается. Педро, тот старался зайти сбоку и пырнуть слишком быстрого и увертливого врага в бок, да всё никак не получалось. Помочь бы им, но…

Игнасио был слишком опытен, чтобы отвлекаться на бой два против одного, когда имелись ещё и другие, пусть и раненые, но всё ещё опасные враги. Например, недавно им подстреленный, уже вытащивший из-за пояса метательный топорик и намеревающийся… Намерения были очевидны, потому Лорино потратил последний выстрел, всаживая пулю в держащую топорик руку. Пистолеты за пояс, два коротких клинка из ножен, после чего бросок вперёд и удары рукоятями по открытым головам индейцев. Индейцев из племени таино, теперь в этом не было никаких сомнений. Раненые не всегда хранят молчание. Да и среди криков боли проскакивают ругательства на родном языке. А отличить слова наречия таино от того, которые использовались в империи Теночк — на это знаний Игнасио хватало.

Удар, удар… сразу парочка, для верности. Обернуться, чтобы понять, как проходит, то есть проходила схватка с вооружённым шестопёром индейцем. Тот был мёртв, но и Рауль получил такой удар, что лежал и корчился от боли. Похоже, что плечо. Дробящий удар, явно кости сломаны, кровь льётся. Тяжёлая рана, опасная, такую нужно лечить настоящему врачу. Да, в отряде Диего Колумба был и врач, и его двое помощников, но сперва раненого следовало дотуда дотащить. А ещё исполнить другой приказ, о пленнике, который будет говорить.

— Педро, опий! Бинт, закрепить кость, если сможешь. И броню с него, тебе его на плечах нести, — приказал Лорино уцелевшему воину, в то время как сам, также для облегчения веса, стал срывать доспех с того, кто показался ему более разговорчивым.

Причина выбора? Раненые ведут себя по-разному. Одни до последнего сражаются или и вовсе стремятся утянуть за собой в могилу хоть кого-то из врагов. Другие же первей всего стараются уцелеть. Опыт Игнасио показывал, что разговорить проще вторых. Не всегда, но зачастую именно так. А унести больше, чем одного…. Он не мифический Геркулес, а не самый простой, но всего-навсего воин Конкисты. Подвиги совершать — это не к нему. Да и обещанную сеньором Колумбом награду получить очень хотелось.

— Поздно, — раздался печальный голос Педро. — Упокой Господь душу Рауля и отпусти ему грехи, как павшему во имя торжества наихристианнейших наших монархов.

— Потом помолимся, — скривившись от досады из-за столь неожиданной потери — как-никак, но Рауля Лорино знал не первый год, даже дольше, чем Педро. — Хватай вот этого. Мой тот, которого я уже из доспеха вытряхнул.

— Последнего добить?

— Нет. Наши могут быть близко. Подберут тогда. Три пленника лучше двух.

…но и два очень хорошо. Эти слова Ингасио вслух проговаривать не стал, как очевидные. Меж тем медлить точно не следовало. Двух «облегчённых» от лишнего таино на плечи, а затем, глотнув из специальной склянки придающий бодрости настой — его рекомендовалось пить лишь тогда. когда без прилива новых сил совсем никак — обратно, к своему отряду. И не в то место, откуда вышли, с поправкой на движение. Хорошо хоть слух что у Педро, что у Игнасио был хороший, привычка отслеживать направление, в котором следует отступать, тоже имелась. Без таких привычек воины с их особенностями, посылаемые порой в очень опасные места, долго не живут, да и умирают частенько плохой смертью.

Бег. Быстрый, на грани и чуть не за гранью доступного их телам. Тяжелое дыхание, заливающий глаза пот, боль в ногах и невыносимая, повисшая на плечах тяжесть, которую так хочется скинуть. Хочется но мешает понимание, какая цена за этот груз уплачена и что он может принести, будучи доставленным, стоит лишь ещё немного потерпеть. И постоянная готовность затаиться, если глаз, ухо или нос, не говоря уж о воинском чутье на угрозу, уловят последнюю в опасной близости. Жизнь дороже наград, а мертвецам не на что тратить золото.

Внезапно… Всё! Слышны именно те звуки, которые так жаждали услышать. Лязг оружия, редкие выстрелы, раздающиеся крики команд. Куда шли, туда и почти пришли. Свои. Испанцы. Воины Конкисты. Чуть позже и вовсе кинувшиеся навстречу, ощетинившиеся пиками и аркебузами, прикрытие щитами знакомые лица. Прикрыть, подхватить с плеч бессознательных пленников, доставить к командирам отряда. Выучка, она что в Старом, что в Новом Свете помогала и будет помогать тем, над чьими головами реют испанские знамёна.

Чуть придя в себя, Игнасио обнаружил, что отряд уже и не двигается, свернувшись в боевое построение неподалёку от рудника, в прямой его видимости. Не весь отряд, но большая его половина. Меньшая же, разделившись на несколько групп, замысловато кружит в окрестностях. Вовсе не бессмысленно, а оберегая как сам рудник, так и основу от возможного нападения.

Мелькнула было мысль, что сеньор Колумб и особенно его советник, опытнейший де ла Гальби мог отдать приказ и внутрь частокола переместиться, но… Лорино в мыслях обругал себя тупицей, поскольку мог бы и догадаться о причинах. Заходя внутрь слабых, но всё-таки укреплений рудника, солдаты не намеренно, но почувствовали бы себя в надежном, защищённом месте, где хорошо обороняться. А оборона, она легче нападения, появляется возможность отдохнуть. Не сразу, не всем, зато лучше, чем очередной марш просто или с последующим нападением на противника.

А он, новый марш, точно будет, причём скоро. Как Колумб, так и де ла Гальби обязательно дали бы отдохнуть солдатам, понимая, что истощать их силы — неразумное решение. Без весомой необходимости истощать. Но если вот так, стоит одна часть и кружат поблизости другие… Скоро всё станет ясно. И всем, а не только ему подобным, что повидали всякое и привыкли ожидать от жизни любых неприятностей, а то и подлостей.

Час. Ровно столько времени дал Диего Колумб на сборы начальнику рудника. Собрать добытое золото, немного провианта, экипироваться и захватить всё то, что можно нести во вьюках на спинах индейцев-работников и нескольких имеющихся повозках. С лошадьми в Новом Свете было очень плохо, не водились они тут, а доставлять из Европы на кораблях хлопотно, да и часть животных дохла при перевозке. Никого не обвинить, лошади и плаванье через океан слабо сочетались друг с другом. Нет, малое число этих столь полезных животных в Санто-Доминго имелось, но их берегли и использовали пока для разведения. Или для торжественных выездов, показать как своим, так и местным жителям богатство, красоту и величие новых хозяев этой земли.

Справились. Во вьюках и на повозках поместилось не всё ценное, но то, что оставлять было бы убыточно и неразумно, имея хоть какую-то возможность вывезти. Разумеется, сюда входили и пять небольших пушек, вкупе с ядрами, картечью, порохом. Вот уж ЭТО оставлять не собирались ни в коем случае. Оружие или увозить с собой, или подрывать, дабы врагу не досталось.

— Лорино! — как только был отдан приказ выступать, к Игнасио подошёл один из лейтенантов Колумба. — Сеньор Диего желает видеть тебя. Вручить награду и ещё кое-что. Печалиться не придётся… помимо смерти своего солдата. Идти нормально сможешь?

— Смогу, Бернардо, — отозвался уставший, не слишком крепко держащийся на ногах но ещё кое на что способный мастер скользить под носом у даже такого противника, как индейцы. — Просто настой этот, что бодрость даёт. Сначала даёт, потом свою плату требует. Ох-х!

— Вижу, что не слишком хорошо тебе. Эй, парни! Помогите благородному сеньору дойти. Он побольше многих из нас успел сделать для того, чтобы все мы в хитрую ловушку не угодили.

Возражать Игнасио не собирался, да и сил к тому особый не имел. Вот к своему ныне дворянскому состоянию привыкнуть до сих пор не мог, хотя со дня ритуала аноблирования, когда он, простой воин, не имеющий в известных предках никого из дворян, стал дворянином. После Крестовых походов дворянство получило немало отличившихся не только умелым обращением с мечом и аркебузой, но и способных прибавить к оружейному мастерству способность думать, командовать, пусть и небольшими отрядами. Он, Игнасио Лорино, умел как то, так и другое, к тому же оставаясь не только живым и почти без ран, но и среди подчинённых ему солдат мало кого теряя в лихих и крайне опасных вылазках и разведках близ противника.

Недалеко идти пришлось. И куда быстрее ожиданий. Даже с учётом того, что его чуть ли не на руках несли два высоких и крепких солдата. Он даже для вида едва успевал ногами перебирать… и то не всегда.

Как лейтенант сказал, так оно и оказалось. Его и впрямь желал видеть именно сын вице-короля. Сейчас рядом с ним не было Роберто де ла Гальби, но это само по себе ничего не значило. Зато другое…

— На повозку, — едва заметно повёл рукой Колумб и Лорино тут же сгрузили. Да ещё так, чтобы с возможным в такой ситуации удобством. Более того, пресечена была даже попытка оказаться на ногах. — Сиди. Мне удобнее, если не нужно замедлять свой шаг. Вижу, что ты и утомлен, и одно из этих римских снадобий принял. Просто слушай и отвечай, если я спрошу.

— Как прикажете, сеньор.

— Уже приказал,- чуть помедлив, сын вице-короля процедил сквозь зубы. — Оба пленника заговорили. Один сразу, другой после четверти часа «уговоров». И такого рассказали, что хочется молиться и богохульствовать попеременно.

— Науа вооружили таино?

— Не только.

Прошипев это сквозь зубы, Колумб, продолжающий идти рядом с повозкой, кратко рассказал всё узнанное от пленников, особенно одного, который знал несколько больше. Наставники боя из империи Теночк, намерения не просто сжечь и порушить на рудниках всё, до чего сумеют дотянуться, но и, по возможности, пощипать и их отряд. Использование того, что эскадра ушла к материку, заметно убавив число что кораблей, что солдат. Дальнейшие замыслы науа, о которых, понятно, почти что простые воины таино знать не могли, но кои наверняка существовали.

— Борджиа говорил истину, он сумел понять нашего врага. Мы. ошиблись.

— О чём вы, сеньор Диего?

— О политике, Игнасио. Со временем, если будешь показывать свои умения и доблесть так же хорошо, станешь и к ней причастным. Новый Свет даёт и новые возможности. Для тех, кто был аноблирован, тоже ничего не закрыто, в том моё слово сына вице-короля.

Сильное слово. Лорино понимал, что столь веские слова просто так не звучат. И прозвучавший намёк на возможный будущий взлёт был куда более дорогим, чем золото. Новый Свет действительно давал возможности, которые нужно было лишь ухватить… Рискуя при этом головой. К опасностям он был готов. Оставалось лишь узнать, к каким именно на этот раз.

— Что я могу сделать для вас?

— Собрать больше тех, кто умеет ходить по этим землям неслышно и невидимо. Собрать, научить других, командовать ими, когда потребуется узнать о наших врагах. Чтобы если не предотвратить, так хотя бы знать. Мы опасались высадки науа и соединения их с племенами таино. Они прислали малое число наставников и много оружия. Понимаешь меня?

В очередной раз вспомнив добрым словом книгу Макиавелли, Лорино кивнул, добавляя к этому жесту ещё и слова. — Я понимаю. Не всегда удаётся подкупить у врага тех, кто многое знает. Нужно ещё и видеть глазами своих, верных людей. И вы хотите, чтобы я собрал уже имеющихся и сделал из них особенный отряд. Тот, который можно посылать не целиком, но по частям. Таким, что ещё лучше нынешних. Не уступающих ни в чём ни таино, ни даже науа. Учиться у них даже против их воли. Чтобы подмечать, использовать, превосходить. Но потребуются время и золото.

— Золота много, я выделю из казны Эспаньолы столько, сколько потребуется.

— А времени у нас мало…

— Началась настоящая война с опасным. кратно превосходящим числом врагом, — голос Диего Колумба звучал серьёзно, без какой-либо восторженности. — И они не проигрывают, раз сражения идут и на нашей земле. Эскадра Пинсона при поддержке тамплиеров отправилась захватить город науа, а они, руками таино, прервут добычу золота здесь, на Эспаньоле. Крепости Кубы пострадали. Может случиться что-то другое. Сделай то, что я поручаю тебе. Ингасио. Хорошо сделай, быстро.

Лорино хотел было со всем отпущенным ему Творцом красноречием уверить, что сделает всё возможное и ещё немного сверх, однако…. Ограничился одним лишь словом. Почувствовал, что сейчас будет лучше именно так. Имелось и понимание проговоренного вторым либо третьим по положению человеком на испанских землях Нового Света. Сын Христофора Колумба действительно считал их положение опасным, а врага — превосходящим силы, имеющиеся сейчас у его отца на Эспаньоле и не только. Считая же, опасался новых ударов по построенным крепостям, а также выжигания и разрушения всего, что находится вне защищённых стенами земель.

Что же до того, что было в планах на ближайшее будущее… Колумб уже отослал нескольких из имевшихся у отряда голубей, что должны были принести привязанные к лапкам послания в Санто-Доминго. В них говорилось об уже случившемся, а также о том, что он постарается вытащить людей с тех рудников, до которых не успеют добраться озверевшие от жажды крови и мести таино, вооружённые и подготовленные людьми из империи Теночк. А ещё о том, что все без исключения крепости Эспаньолы и не только должны приготовиться к возможным нападениям. Тем, которые могут состояться в самом скором времени, спустя некоторый его промежуток. Однако могут и вовсе не состояться. Увы, но проникнуть в мысли врагов пока что оказалось не по силам.

Сам он, Игнасио Лорино? Получив возможность, было бы грехом ей не воспользоваться. Та самая награда, точнее, первая её часть. Куда ценнее золота, но способная привести и к печальному исходу, когда и похоронить по христиански может не удаться. Зато при успехе… Нет, никаких сомнений. Лорино дал самому себе клятву сделать всё, чтобы стать кем-то большим, чем ещё один выбившийся в простое дворянство воин. А клятвы принято исполнять!

Девять дней прошло с момента взятия Тулума, всего девять. Ну или целых девять, тут ещё как посмотреть. Этого хватило Пинсону и Писарро для того, чтобы первично обосноваться в городе и подготовиться к возможному — хотя, как по мне, маловероятному полноценному нападению науа. Зато Писарро, который, наряду с положением коменданта гарнизона, подмял под себя командование разведывательными и малыми рейдовыми группами, находился по поводу рейдов в плохом настроении.

Помнится, в первый день прибытия в Тулум, когда испанцы только-только зашли в город и едва начали обживать резиденцию местного имперского наместника, они рассуждали о сбежавших в сторону Коба жителях Тулума. Не просто так, а на предмет прощупать возможность напасть и на него. Так вот, теперь верхушке засевших в Тулуме конкистадоров становилось понятно несоответствие их глаз и желудка. Первые смотрели сильно на многое, в то время как второй просто не в состоянии был переварить подобные объёмы.

Ай, да не только в этом дело! Подумаешь, сунулись в направлении Коба и столкнулись с засевшими в «зелёнке» науа. Потери с обеих сторон, после чего отступление разведывательных групп конкистадоров обратно к стенам Тулума. Дело житейское, Писарро особо и не рассчитывал, что находящийся не на побережье город упадёт в их руки загребущие столь же легко и просто, как беззащитный от бомбардировки с моря Тулум. Его куда больше беспокоило то, что и в окрестностях захваченного города зашныряли малые, но хорошо подготовленные группы науа, вооружённые мощными самострелами, умеющие скрываться в зелени местных деревьев и кустарника, а особую активность проявляющие к вечеру или и вовсе ночью. Ну и с переменным успехом режущиеся и перестреливающиеся с испанскими головорезами, коих в экспедиционном, хм, корпусе было… да почти полное число высадившихся на берег. У моряков всё ж несколько иная направленность, как ни крути.

Неизбежное, хоть и раздражающее зло. С ним Писарро и понимающий ситуацию Франциско Пинсон ещё могли смириться. Но вот известия, которые пришли с каравеллой из Санто-Доминго от самого вице короля Нового Света (с испанской точки зрения всего, а так лишь той части, на которую дом Трастамара смог наложить лапу) вызвали у закрепляющихся в Тулуме конкистадоров богохульства вперемешку с молитвами и скрежетом зубовным.

Что же такого произошло? С моей и Изабеллы точек зрения ничего особенного. Просто оправдались в общих чертах наши прогнозы, о которых мы заблаговременно предупредили сеньора Колумба, который Христофор. Те, от которых он по сути вежливо отмахнулся, хотя и разрешил брату с сыном, отнесшимся к предостережению куда как более серьёзно, действовать по своему разумению. И, хвала Храму Бездны, они, а особенно Диего, кое-что сделать сумели.

Собранный младшим Колумбом отряд, круживший по Эспаньоле между ключевыми точками, а именно рудниками, наиболее удобными путями перемещения с горной местности войск покорных Анакаоне касиков и ещё парочкой важных мест вкупе с усилением охраны тех самых рудников — всё оказалось не зря. Анакаона послала войска с целью спалить все рудники, уничтожить всё и всех, там присутствующих, предварительно оттянув отряд Колумба-младшего к тому, на который будет совершено ложное, демонстративное нападение небольшими силами. Только тот не купился, приняв, пожалуй, единственное правильное в его ситуации решение — пошаговую эвакуацию сперва одного рудника, а потом других, до которых быстрее и легче было дотянуться.

Правда, совсем без жертв обойтись никак не получилось. Помимо собственно рудников, с которых эвакуировали только людей, добытое золото и особые ценности вроде орудий с боеприпасами и ещё кой-чего по мелочи, имелись иные потери. Два рудника людям Анакаоны всё ж удалось спалить до основания, за стеной — деревянной, что заметно облегчало таино работу по поджогу — третьего после её обрушения перебили большую часть, но им помешали. Диего Колумб таки довёл увеличившийся в числе и ещё при орудиях, снятых с обороны рудников, отряд.

В общем, повоевать сыну вице-короля довелось всерьёз. Сперва там, потом отбиваясь при отступлении до Санто-Доминго от множества мелких наскоков уже не обычных таино, а как следует натасканных ацтекскими инструкторами. Да и советовали-командовали по большому счёту именно они, не одну псину съевшие — не только в переносном, но и в самом прямом смысле — при подготовке собственного войска к противостоянию с нами, прибывшими из Европы потенциальными противниками.

Тактика тысячи порезов — очень эффективная тактика. Особенно когда противник отягощён ранеными, истощен длительным маршем, а выспаться как следует не дают, используя преимущества в ведении ночного боя. Хорошо ещё, что при помощи голубиной почты связался с отцом в Санто-Доминго, а тот, понимая сложность ситуации, вывел из крепости тот отряд, который мог набрать, не ослабляя оборону столицы Нового Света. Понимая, что под угрозой жизнь не абы кого, а сына и наследника — не говоря уж про то, что с уничтожением или даже серьёзным ослаблением отряда Диего обороноспособность всей Эспаньолы на заметное время нехило так просядет — даже кавалерию использовал. Да, лошади тут были куда ценнее, нежели в Европе, потому как только из Европы и завозить, а тут только разводить, иначе никак. Только и ситуация, хм, соответствовала. В подобной бросают на стол все имеющиеся на руках козырные карты. Вот вице-король и бросил!

Удача и на сей раз не отвернулась от генуэзо-португало-испанца. Таранный удар небольшого, но знающего своё дело конного отряда изрядно выправил ситуацию, дав передышку уже сильно измотанным бойцам отряда Диего Колумба и Роберто де ла Гальби. Ну а затем подошла свежая и должным образом мотивированная пехота под знаменем самого вице-короля и командованием нескольких опытных его капитанов.

Всё ж науа сами по себе и они же лишь в качестве советников при таино — разный уровень угрозы. В последних, даже из непримиримых, бывших под властью Анакаоны или связанных с ней тесным союзом, уже в голове сидел не страх, но память о многочисленных поражениях от испанцев. Попав под серьёзный прессинг подошедшего к вроде ослабленному противнику подкрепления, они… О нет, не побежали, но заметно утратили моральный дух. Сочли, судя по всему, что и так уже немало сделали. Например, пожгли все рудники, часть и вовсе со всеми защитниками, да и отряд Колумба-младшего удалось неслабо потрепать. Не полная победа, но всё равно сильный удар по врагу. Такой сильный, какового раньше наносить не удавалось.

Этого хватило. Для чего? Да просто чтобы не сохранять накал битвы, не вступать в битву с подкреплением с такими же яростью и отвагой, с какими получившие оружие и отточившие навыки его использования таино по ацтекским тактическим схемам раз за разом пытались взломать строй, раздергать цельные отряды солдат Диего и де ла Гальби на отдельные куски и уничтожить.

В общем, соединившиеся силы испанцев таки да доползли до Санто-Доминго, причём дотащив и раненых на повозках, и даже орудия с рудников. Боеприпасов к последним, к слову сказать, уже не осталось, да и аркебузиры Диего сменили своё дальнобойное оружие на пики и мечи, по ситуации. Оказавшись же в относительной безопасности, свернулись, словно выставивший иголки ёж, взяв паузу, столь необходимую для отдыха простым солдатам и за ради осмысления изменившийся ситуации собственно вице-королю и его ближнему кругу.

Именно эти новости и пришли с каравеллой сюда, в Тулум. Именно они, неприятные, вызвали приступ злости у Франциско Пинсона и злость же, но смешанную с глубокой задумчивостью у тоже Франциско, но Писарро. Что до нас с Белль, так поговорить-подумать также стоило, но тут наблюдалась несколько иная картина. Мы, в отличие от испанцев, ни разу не удивились устроенной науа пакости. Лишь приняли во внимание, что сеньор Тень в очередной раз показал и доказал свою опасность и способность играть сложные партии сразу на нескольких досках.

Импровизированный военный совет — вот что происходило в комнате, выделенной мною под рабочий кабинет. Где она, комната, находилась? В доме, вестимо, одном из лучших в Тулуме. Пинсон предлагал на выбор любое строение, помимо здания ацтекского наместника по понятной причине. Ведь Тулум, как ни крути, сейчас был под властью испанского вице-короля, а потому символистика, ей пренебрегать не стоило. Да и у меня императорской спеси отродясь не водилось, не видел ни малейшего смысла конфликтовать с союзником из-за ложно понимаемого чувства собственной значимости. Чай, комплексами сроду не страдал, равно как и Изабелла. Другое воспитание, иная родная эпоха.

Потому другой дом, один чёрт близко к резиденции наместника расположенный. Хороший, хоть и заметно отличающийся от европейского интерьер, который спешно так модернизировали для пущего удобства. Благо на кораблях эскадры много чего хватало.Уж на создание уюта в месте, которое, нутром чую, стало важным на относительно долгое время, достало с избытком. Учитывая, что ацтекско-майянская экзотика в целом мне и Изабелле нравилась, да и у ближников отторжения явного не вызывала, изменения носили скорее косметическо-декоративный характер. Например, привычные кресла, столы и ещё несколько мелочей. В остальном же… как говорили в родном, но уже столь далеком времени/ветви — тур в экзотические регионы с глубоким погружением в местную культуру. Благо она, культура то бишь, имелась и была весьма высокой, не уступающей во многом теперешней европейской.

Я, Белль — это само собой. Зигфрид фон Меллендорф как командующий эскадрой.Златан Кроевич в качестве командира сухопутный войск, полностью высадившихся на сушу и занявших один из секторов Тулума и его стен по согласованию с испанскими союзниками. Сейчас мы точно в одной лодке, враг у нас общий, а потому сложение сил было единственным разумным вариантом. Внутри города так уж точно.

Расположились мы неплохо, одновременно создав комфортно-деловую обстановку. Эстетика помещения, вино, разные, в том числе местные, экзотические яства отвечали за комфорт. Деловую составляющую обеспечивали приколотые к стене и расстеленные на столах карты, письма, чистые листы бумаги с письменными принадлежностями, а также общая атмосфера, от которой никто и не думал отстраняться, понимая серьёзность ситуации.

— Начнём, по уже сложившейся в Ордене традиции, с выслушивания младшего, — ласково так промурлыкала Изабелла, глядя в сторону Златана, и впрямь в иерархии тамплиеров стоящего ниже Меллендорфа. — Что скажешь о том, как нам теперь поступать, каким путем достигать целей, угодных магистру Храма?

— Штурмовать прибрежные города империи Теночк с суши и с моря одновременно. Один за одним, используя артиллерию и ракеты. Основной опорой сделать или сам Тулум, договорившись с испанцами, или следующий взятый город. Не игнорировать остров Косумель, что совсем рядом с Тулумом. Пока якорная стоянка для части кораблей, потом… Но об этом лучше скажет Зигфрид, он адмирал, не я.

— Услышано, — киваю в ответ на краткое, но чёткое мнение Кроевича. — Для начала обсуждения годится, но только как отправная точка. Вот верна она или нет….

— Сначала пусть наш доблестный адмирал скажет, Чезаре,- хитро улыбнулась Изабелла. — У флотских есть свои, особенные взгляды. Да?

Под взглядами Белль могла иметь в виду как на военно-политическую ситуацию, так и на неё красивую. Любит она поддразнивать мужчин, причём в большинстве случаев дальше двусмысленных фраз и намёков дело не заходит. Спать давняя подруга предпочитала с людьми, далёкими от видного положения в империи. да и число «встреч» ограничивалось двумя, тремя, максимум пятью. Потом мимолётному любовнику вручался какой-то подарок, материальный либо нет — в последнем случае не должность по знакомству, а исключительно возможность проявить себя с высоким риском свернуть шею в процессе — и на этом всё. Никаких постоянных фаворитов, таково уж было принятое Алисой-Изабеллой решение. С учётом того, что привычное нам с ней отношение к прекрасной половине человечества здесь находилось в процессе формирования с нашим непосредственным участием — оно может и верно. Не хотела Белль рисковать и всё тут. Плюс склад характера своеобразный, не особо нуждающийся в прочных романтических связях. Исключительно телесное удовольствие, по большому то счёту.

Впрочем, сейчас речь не о том. Фон Меллендорф же не принадлежал к числу тех, кто мог смутиться или всерьёз повестись на такой легкий и совершенно не искренний флирт со стороны королевы египетской из рода Борджиа. Посему начал высказывать мнение, как будто и не было ничего, помимо чисто делового вопроса:

— Пуэрто-Рико, связь с Кубой, Эспаньолой, другими, не такими значимыми островами. Теперь Тулум и, возможно, другие прибрежные города, которые мы захотим захватить или поможем это сделать испанцам. Нужны корабли, которых мало. Каменный уголь можем заменить деревом, но сами корабли тут не построить. Пока нет. Отправьте клипер в Рим, магистр, прикажите выслать новую эскадру. Она может быть не такой мощной, но если идти путем контроля не только островов, но и побережья империи Теночк — имеющимися кораблями не обойтись. Нашими кораблями. Испанцы не такие, они могут пропустить, не понять, начать собственную игру, когда мы будем настаивать на другом. Вера только своим, вы сами этому учили.

— Блокада побережья с захватом портов, — призадумалась Изабелла. Хорошо так призадумалась, ведь оба высказавшихся не глупости говорили, а вполне себе годную стратегию предлагали, пускай и требующую напряжения сил не только местных, но и оставшихся в резерве там, в Европе. — Тяжело вздохнём, напряжёмся, но сумеем. Да, сумеем, — кивнула сама для себя, предварительно осмотрев местную и общую карты. — Получим прибрежные порты, парочку, больше пока не нужно. И возможность экспансии вглубь материка. Её не избежать при новых наших знаниях. Верно, Чезаре?

— Поход в земли науа действительно неминуем, — соглашаюсь с «сестрой»-подругой. Подкрепления лишними не будут, но без излишнего энтузиазма. В европейских делах бы разобраться, оголять тамошние направления никак нельзя. Корабли нужны для вразумления Крымского ханства, для продолжения внушения страха божьего и не только в Средиземноморье и Чёрном море оставшимся мусульманам. Демонстрировать флаг тоже нужно, показывая, что у нашей империи всегда есть свободные эскадры, способные дать пинка прямиком на дно морское любым недоброжелателям. Например, Франции или если далёкие северные соседи вдруг о себе невесть что возомнят. Противовес венецианскому флоту опять же, а он у них как был огромный, так им и остаётся.

— И это значит…

— Подкрепления мы, друг мой Зигфрид, конечно, запросим, но не так много, со всей осторожностью, чтоб не показать даже тень слабости в других местах. И город на побережье тоже нужен. Может договоримся насчёт переуступки нам Испанией Тулума, когда они возьмут иной. Не исключено, выберем сами иное или иные места. Это обсуждаемо. Вот что внушает некоторые сомнения — необходимость возиться с захватов ВСЕЙ береговой линии империи Теночк, да ещё хлопоты с постоянным патрулированием. У них же нет полноценных кораблей, исключительно лодки и лодочки, за которыми можно гоняться сколько угодно и топить в день десятками. Новых наделают. Да и их, хм, экипаж, он тоже не великой потерей для науа окажется. Там привыкли к жертвам, а числом они будут превосходить очень и очень долго. Тут тоньше надо, деликатнее, чередуя прямые ходы с тайными тропинками.

— Посыпанными золотом? — оживился Златан.

— Это науа, тут немного иное. Покупать стоит не деньгами, а жизнью.

Понимающая усмешка на лице Изабеллы, недоумение у Кроевича с Меллендорфом. Предсказуемо. С Белль мы на одной волне аж во втором мире и много лет подряд. Соратникам же надо давать более прямые намёки. Эпоха вокруг хоть и стала стремительно меняться, но до привычного мне мировосприятия даже не все очень близкие люди сумели добраться, не говоря уж про условный «второй круг приближения».

— Науа, они же ацтеки, мне иногда так привычней их называть, выстроили своё государство по совершенно иным принципам, чем это принято в Европе. Да и не только они. Те же майя, ныне большей частью ими покорённые, иные народы, некоторые из которых ещё до сих пор сохранили частичную или полную независимость — всё устройство их общества стоит на крови. На большой крови, которая лилась реками. Да, теперь они немного обмелели, но остались и память, и недовольство. Разное, хочу отметить. Иные хотят окончательно перекрыть кровавые истоки, другие напротив, открыть полностью, но руководствуясь собственными интересами. Тайные тропы придётся выстилать не золотыми монетами, а заливать жертвенной кровью. Или осушать от неё же, ведь тропа тропе рознь.

— Взбунтовать народ или народы, покорённые науа, — подхватил таки высказанную идею Меллендорф. — Каждого вероятного союзника, подстрекаемого к бунту против империи, поманить своим.

— И можно показать наш Пуэрто-Рико, — выдвинул более чем разумную мысль Златан. — Разрушить одну вассальную связку, предложив другую. Сперва так, а потом… Потом как вам виднее будет, магистр. Но понадобятся эмиссары, тайные посланники из числа индейцев. Нам туда не проникнуть. Мы чужаки! Враждебные чужаки, которых или сразу на жертвенник, или сперва в темницы, чтобы узнать всё, выжать до последней капли.

— Кое-что уже известно, — невозмутимо, без тени сомнений и колебаний выдаю то, что известно из той, прежне-параллельной ветви истории. Да, тут многое поменялось, но менталитет той или иной мезоамериканской народности поменялся вряд ли. Те же ацтеки, таино, майя как были так, так и тут от себя прежних по существу не отличались. Просто их чуть перенаправили, но и только. Основа то по любому неизменна. — Города народа тотонаков, а также Тласкала, которое можно было назвать княжеством или герцогством. Эти два народа более прочих настроены против империи Теночк и очень хотели бы вернуть «старые времена». И важнее для нас именно тотонаки, несмотря на то, что они слабее и их меньше, нежели тласкальцев. Плюсом служат и постоянно вспыхивающие восстания. Их, конечно, давят, но сам факт говорит о многом. Нужны лишь обещания, подкреплённые делами, чтобы поверили сразу и крепко.

— Смотрим карту, — ограничилась парой слов Белль, острием тонкого кинжала показывая на ту, что изображала земли, подвластные империи Теночк.

Как говорится, иных пояснений не требовалось. Тотонаки, их города, в частности Папантла, находились в том числе и на относительно прибрежных землях. Малый же городок Куйушкиуи, и вовсе являлся прибрежным. Это, конечно, ни разу не Тулум, но в качестве места для высадки вполне годится. До той же Папантлы меньше сорока километров. Эх, вот как привык измерять в привычных единицах, так в уме все на них и перевожу. Надо, надо провести ещё и «реформу единиц измерений», привести её к общему и, главное. привычному, знаменателю. Потом, как время найдётся по возвращении в Рим.

Возвращаясь же к делам сиюминутным и теме нашего разговора… Тласкальцы, вторая важная опора при противостоянии с ацтеками, расположились в глубине материка, просто так не доберёшься. Следовательно, на первом этапе требовалось законтачить именно с племенем тотонаков, а уж потом, если всё срастётся, через них выходить и на тласкальцев, и на иных, пусть менее агрессивно настроенных к ацтекам, но желающих выскользнуть из-под власти тлатоани.

— Далековато, слегка покривился фон Меллендорф, показывая на расстояние между Тулумом и Куйушкиуи.

— Не без этого — спорить тут было бесполезно, вот я и не пытался. — Но это если по суше. Корабли, они позволяют преодолевать такие расстояния куда быстрее. Да кому я это говорю, адмирал?

— Я сделаю всё, что вы прикажете, магистр. Говорю потому, что будут полезны один или два прибрежных города. Цепочка. Надежная связь между Тулумом иэтим… Куйушкиуи.

— Посмотрим, что будет с подкреплениями, с деятельностью науа после того, что они чужими руками устроили на Эспаньоле. Мы пока лишь строим планы, что ещё можно дополнять и изменять. А я всегда готов услышать здравые и дельные предложения.

— Послать к этому Кайю… Куайю… Простите, магистр, никак не выговорю, два-три корабля, чтобы показать наш интерес. Выловить несколько рыбаков и отпустить обратно, чтобы те передали… Хотя нет, так не получится, — начал прикидывать Кроевич. — Лучше ночью и тихо. Высадиться на лодках с корабля, а там либо самим, либо просто использовать тех таино, что у нас на Пуэрто-Рико. Пусть наводят мосты с этими тотонаками. Если они так ненавидят ацтеков, то им хватит и намека на возможность отомстить.

— Интер-ресно, — замуркала Изабелла. — Над этим нужно думать. Сделать одно, другое, а может совместить? Я заинтригована!

Киваю «сестре» в знак того, что тоже склоняюсь к тому, что интересные мысли прозвучали. Теперь надо из развивать, гранить, доводить до состояния, приближенного не к идеалу — он, увы, недостижим — но к добротному плану наших действий на срочную и среднесрочную перспективу. И тут же получаю не материальный, но чувствительный щелчок по носу от той же Белль.

— Пинсон и Писарро. Пока неизвестно, что они будут делать, получив новые приказы от вице-короля. Колумб может начать… продолжать делать не самые правильные вещи. Он склонен к простым решениям, опирающимся только на силу. Может быть, Чезаре, тебе придётся делать то, чего ты делать не захочешь.

— Писать Изабелле Трастамара?

— Точно в центр мишени, — Белль изображала улыбку, но было очевидно, что и самой ей не шибко нравится подобный вариант. Лучше договариваться с относительно дружелюбным Колумбом, а не таким, который затаил злость и только и ищет повода сорвать её, сорвав твои планы. Чёртов генуэзец с его сложным характером, застарелыми психотравмами и прогрессирующей манией величия!

— Что ж, значит, снова будем лавировать между Сциллой и Харибдой. Не в первый и, увы, далеко не в последний раз. Справимся! Или сомневаешься?

— В тебе то? Не дождёшься!

Приятно, когда действительно близкий человек в тебя верит. Это я, если что, про Алису-Изабеллу. Касаемо Меллендорфа с Кроевичем — эти двое в несколько иной категории. Однако тоже без сомнений и колебаний выбрали следование по предложенному пути, пускай и сохранили способность думать, а значит и критиковать в тех случаях, когда считают мои идея чересчур рискованными или видят в них изъяны. Хороший вариант, куда лучше беспрекословно подчиняющихся фанатиков с отсутствующим критическим мышлением и, тем паче, льстивых ублюдков, во всём соглашающихся, но искренности в которых ни на ломаный медяк.

Когда есть основной контур плана, детали прорабатывать куда легче. Численность подкреплений в кораблях и людях, возможности сохранения хороших отношенийск вице-королём и влияние на него теми или иными способами, включая монаршую волю Трастамара. Координация наших солдат и кораблей с испанскими для большей эффективности. Тут уж упор на понимание всех мало-мальски думающих касаемо простого факта — в Новом Свете, с учётом сильного противника, нам противостоящего, все европейцы должны держаться вместе. Любые свары и… Испанцы то получше многих помнят, к чему подобное приводит. Память о многовековых войнах с маврами, тяжелой и изнурительной Реконкисте — это ещё надолго с ними останется. Равно как и пример объединения усилий в предпоследнем и особенно последнем Крестовых походах.

— И что будем делать, пока подкрепления не прибыли? Ни к нам, ни к Колумбу?

— Действовать сообразно обстановке, — отвечаю я на вполне своевременный вопрос Изабеллы. — Помогаем Пинсону закрепиться в Тулуме, отслеживаем возможные шевеления науа поблизости и не только, для чего придётся корабли высылать в патрули вдоль береговой линии и не только. Подготавливать начало взаимодействия с тотонаками и присматриваться к тому, какие из прибрежных крепостей на пути к Куйушкиуи можно легко захватить и без особых сложностей удерживать. И, разумеется, находиться в постоянной готовности выдвинуть или перевезти с последующей высадкой ударный кулак под командой присутствующего тут Златана. Мало ли что учудят науа, на какое очередное нападение решатся. Оч-чень уж у них неплохо получается доставлять проблемы. Пока что нашим союзникам, но зарекаться ни от чего не стоит.

Спорить со мной не стал никто из присутствующей троицы соратников. Как ни крути, а науа снова и снова показывали себя умелыми воинами и хитрыми интриганами, умеющими в стратегию, тактику, политику и, конечно, сражения. Мда, после появления за их спинами или и вовсе как официальной власти «сеньора Тень», я уверен, что у именно что испанцев, особенно прежних, шансов на успешную Конкисту практически не было. Может и уцепились бы за острова и кое-где на материке, но не более того. Ни о каком военном и духовном доминировании при данных раскладах и речи не шло. А теперь… Как уже говорил, прорвёмся! Но исключительно совместными усилиями.

Дождь и туман мало кого оставляют равнодушными. Только вот почти все очень не любят эту своеобразную погоду. Моряки здесь ни разу не исключение, особенно когда находятся на кораблях, да ещё не на якорной стоянке.

Причин тому преогромное количество. Для начала, намокшие паруса в случае, если поднята хоть часть из них, куда как сложнее поднимать, опускать да и вообще для обслуживающих их матросов мука мученическая балансировать высоко над палубой, чувствуя под ногами скользкие от влаги канаты либо дерево. Особенно ночью, когда ко всему этому прибавляется ещё и плохая, очень плохая видимость.

Штурман и рулевые также не в восторге. Ведь первый прокладывает курс, внося необходимые правки и громко либо тихо ругаясь, понимая, что без солнца или звёзд это делать куда как сложнее, несмотря на все имеющиеся приборы, пускай лучшего качестве из имеющихся. Вторые просто исполняют команды, но на душе тяжело, а то и страх может постучаться в, казалось бы, закалённые морскими странствиями сердца. Опять же те, кто сидит в своих «вороньих гнёздах», глядя на водную гладь. Ночью от таковых вроде толку чуть, но это лишь на первый взгляд. Огни, пусть самые малые, от других кораблей. Не обязательно сигнальные. Порой даже не потушенный огонёк на камбузе или в капитанской каюте многое может дать, многим помочь. Про прибрежное плавание и вовсе говорить нечего, там огни от поселений зачастую невозможно игнорировать.

Наконец, сам капитан, который в море есть полновластный хозяин корабля, первый после бога. Однако, конкретный капитан клипера «Гордый», Пауль да Васко, не боялся ни плохой погоды — даже не плохой, а скорее опасной для управления судном в слабо знакомых водах — ни бога с чёртом, ни даже самой смерти. Напротив, подобная жизнь, наполненная риском и возможностями, ему нравилась. Не зря же командиры эскадры Ордена Храма, отправившиеся в Новый Свет вместе со своим Великим Магистром и императором, подбирались тщательно, один к другому, словно зёрна крупного жемчуга для чёток или браслета.

Капитаны самых быстрых кораблей, а именно клиперов, вообще были теми ещё сорви-головами, любителями опасностей и одновременно отборными головорезами, прошедшими множество схваток просто и абордажных, десятками раз смотревшими смерти в глаза и радостно при этом усмехающимися. Раньше они же командовали или были в числе офицерского состава предшественников клиперов — юрких, быстрых, но лишённых парового двигателя каравелл. Теперь же… Получили новые, наиболее совершенные в Европе, а значит и во всём мире корабли, после чего желали испытать их не просто в плавании, в маневрах, но и в настоящем деле. Таковой возможности пока не представлялось — бомбардировки прибрежных городов науа вроде Тулума тут не считались, ибо какая ж опасность, когда с берега и ответить ничем не могут по неимению пушек и вообще огнестрельного оружия.

Зато вот это, конкретное поручение, данное да Васко лично магистром или, как его в последнее время чаще называли, гроссмейстером Ордена, было достаточно важным и в то же время щекотало душу возможными угрозами. Отправиться в один из прибрежных городков, вроде как принадлежащего империи Теночк, но на деле населённому индейским племенем тотонаков, после чего незаметно высадить на берег небольшой отряд.

Казалось бы, зачем это делать, с какой целью? Один корабль, всего лишь клипер с отнюдь не великим по мощи бортовым залпом, мало что сможет сделать даже при отсутствии полноценного противника на воде. Но нет, поставленная гроссмейстером задача была не в том, чтобы разрушить или убить побольше воинов науа, а куда боле тонкой и одновременно важной.

Высадившиеся у Куйушкиуи должны были стать очень кратким по времени, но всё же посольством к тотонакам. Удостовериться, действительно ли в их душах продолжает если не пылать, то тлеть ненависть к тем, кто их завоевал и на протяжении долгих лет давил один бунт за другим. А бунтовать тотонаки может и не очень умели, зато явно от души старались. Что до целей этого несколькочасового или чуть больше по сроку посольства — прощупать почву насчёт возможного союза, полноценной высадки в этом месте. Такой, когда местное население будет не сопротивляться, не разбегаться, а напротив, станет поддерживать союзника в очередном восстании против империи Теночк.

Вот и шёл по ночному морю клипер, капитан которого изволил лишь поплёвывать на ночь, дождь с туманом и на прочие невзгоды. Он обещал выполнить приказ и доставить отряд во главе с Джузеппе Фиорентино на берег, рядом с Куйушкиуи — он это сделает. Заодно покажет своему давнему сопернику и в Европе и тут, в Новом Свете, Павлу Крозеву, кто из них более удачлив и известен в узком кругу капитанов клиперов и пока ещё продолжающих бодро бегать по волнам каравелл.

— Омерзительная ночь, — довольно неплохо держащийся на качающейся из-за не самых слабых волн палубе Фиорентино как раз подошел к стоящему на мостике да Васко. — Уважаю вас, морской народ, но для себя такой путь не выбрал бы. Слишком всё зыбко, очень много зависит от самого моря.

— От умения ещё больше, Джузеппе, — радостно оскалился капитан, уже успевший поговорить с временным постояльцем клипера и на эту, и на другие темы. Он вообще любил поговорить, от чего помощник, штурман с канониром и квартирмейстер, то есть офицеры клипера, порой не знали, куда бы скрыться от да Васко. Особенно на столь небольшом корабле. — Скоро, уже очень скоро! Полчаса, чуть больше, и я готов буду высадить вас с отрядом. А потом ждать, готовый при опасности и стрелять до пустых погребов, и просто принять вас обратно на борт.

— Может, придётся и стрелять, — Фиорентино был далеко не столь многословен, но когда говорил, старался делать это предельно доходчиво. Потому и был назначен главой этого весьма своеобразного посольства. — В Куйушкиуи обязательно присутствуют не просто науа, а их воины. Беспокойное для империи место, как и все земли тотонаков. Тлатоани давно держит гарнизоны не только в больших, но и малых городах. Иногда они скорее стражники, но оставить сколько-нибудь укреплённые, со стенами, места без своих воинов император Теночк не может. Он осторожен, умён и очень предусмотрителен.

— Не предусмотрительней нашего гроссмейстера, — сказав это, капитан, задравши голову, громко расхохотался. — Я ещё посмотрю, как скоро заполыхают крепости. Как наши ракеты снова и снова будут падать на головы тех, кто попробует противостоять Ордену!

Фиорентино предпочел немного помолчать. Знал о сложном нраве капитана клипера, равно как и о многих других капитанах и офицерах как эскадры, так и небольшом, но войске Златана Кроевича. Такова уж у него была привычка — знать многое, как и полагается человеку для деликатный поручений, в том числе и дипломатического характера. Знать и понимать при необходимости. Именно понимать, а не принимать — эту разницу ему успели как следует растолковать. К примеру, ему совершенно не требовалось принимать характеры и особенности местных жителей, начиная от таино и заканчивая науа с тотонаками. Ведь принимать — это значит разделять и впускать разделяемое в собственную душу. А принимать как нечто близкое суть во многом чуждых ему индейцев… Нет уж, такое Фиорентино совершенно не прельщало.

Однако таино из числа связанных с Пуэрто-Рико были нужны. Не простые охотники или крестьяне, а из числа тамошней, можно сказать, знати. Они были нужны и важны при первых разговорах с тотонаками. Пускай язык науа и он сам и несколько других людей из вместе с ним отправившихся, знал не так плохо для времени, прошедшего с начала изучения, но… Таино были нужны не для того, чтобы служить переводчиками. Языки то у них с науа и с тотонакским диалектом все равно различны, пусть общее и есть. Тут имелась другая цель — живым примером показать, что пришельцы из-за океана уже имели и имеют дела с местными жителями, причём сосуществуют на сносном уровне. И этот самый уровень лучше того, который сейчас в отношениях тотонаков с науа. Политика! Именно она должна была вершиться в самом скором времени, чтобы столкнуться с империей Теночк не в прямом бою — там численное преимущество было уж слишком на стороне науа — а в битве интриг и коварства, без которых ни один разум не может обойтись, если хочет считать себя полностью состоявшимся.

— Жаль, что гроссмейстер не послал сразу несколько кораблей, — отсмеявшись, вновь спокойным голосом произнёс да Васко. — Можно было бы сразу захватывать этот городишко, создавать новое крепкое место под нашим флагом.

— Рано и слишком рискованно, — обоснованно, со знанием дела возразил Джузеппе. — Кораблей и войск, наших и испанских, едва хватает, чтобы удерживать уже имеющееся. Сначала нужно договориться с теми, кто может стать союзниками. Только потом новые действия, теперь направленные внутрь материка. Успешные, а не как случилось с попыткой разом, одним ударом захватить Коба.

Тут уж и бодро настроенного капитана клипера перекосило. Пауль хоть и был моряком, по большей части носившимся на своём клипере по поручениям то адмирала Меллендорфа, то самого Чезаре Борджиа, но и о происходящем на суше знал в подробностях. Тем более о таком!

Глупость, выросшая из гнева вице-короля — вот чем был короткий и весьма неудачный поход на Коба с безуспешной попыткой одним ударом взять крупный и хорошо укреплённый город науа, расположенный отнюдь не на побережье. Не столь большим числом, пускай и с артиллерией, сперва добраться до города, а потом взять его — это было очень сложно при любых обстоятельствах, не говоря уж о не самых благоприятствующих. А с чего им быть благоприятствующими если командиры войск науа подтянули туда отборные войска, да и путь от Тулума до Коба не был усыпал лавровыми ветвями и приветствующими будущих «триумфаторов» толпами. Орудия опять же, которые следовало доставить, а значит во время перехода, совсем не быстрого, находиться под постоянным обстрелом из арбалетов и просто ударами-уколами умеющих это делать науа, среди которых были замечены даже люди-ягуары — гвардия самого императора-тлатоани.

Единственное, что удалось командующему — без особого на то желания, подчиняясь приказу вице-короля — Франциско Писарро, так это уменьшить потери и не гнать воинов Конкисты в бессмысленные атаки, когда стало ясно, что превосходство в оружии и наличии артиллерии вкупе с умением всё это применять разбивается о куда большую численность и хорошую выучку бойцов. Грамотное отступление обратно к Тулуму тоже многого стоило.

Неудача, она отрезвляюще действует даже на тех, кто изначально был по тем или иным причинам уверен в успехе. Как и необходимость отчитываться не просто перед вышестоящим, а перед монаршей особой. Фиорентино не знал, когда именно Изабелла Трастамара получит донесение о не самом умном шаге своего вице-короля в Новом Свете, но что получит, и что удовольствия это королеве не доставит, был уверен.

Ещё несколько фраз между капитаном и главой «посольства» к тотонакам, которые пока и сами не знали о том, что оно к ним приближается, и вот уже да Васко доложили, что клипер близ берега. Не так сильно, чтобы опасаться выскочить на мель или иные прибрежные ловушки, но из «вороньего гнезда» даже в ночь и туман удалось кое-что разглядеть. Предварительному счислению по навигационным инструментам это тоже соответствовало.

Что оставалось делать Фиорентино? Точно не мешать капитану выполнять сложную работу. Джузеппе предпочёл удалиться в выделенную ему каюту, а заодно оповестить своих людей, что скоро высадка, во время которой следует быть готовыми к чему угодно, в том числе и к бою с численно превосходящим противником. Хоть приказы Чезаре Борджиа и были разумны, способны привести к успеху, но риск во время их выполнения… Да, риск, как часто случалось в затеях гроссмейстера, был велик. Отправиться пусть в известное место, но к совершенно не изученным индейцам, рассчитывая на то, что их ненависть к науа окажется сильнее подозрительности к чужакам… Тут оставалось лишь верить в то, что гроссмейстер и на этот раз не ошибается, предпочитая медленным и привычным путям бег даже не по канату, а по остриям мечей.

Меньше часа прошло, а Джузеппе Фиорентино сменил пребывание с клипера на лодку, одну из тех, что спустили на воду и которая предельно тихо, без скрипа весёл в уключинах и звука голосов почти бесшумно тенью скользила к берегу. Высадка, конечно, была не вот прямо рядом с Куйушкиуи, а в отдалении. Высадиться требовалось тихо, без шума, под покровом ночи, после чего отборные головорезы из числа воинов Храма должны были быстро разведать окрестности, постаравшись для начала захватить — именно захватить, без убийств и даже ранений — нескольких местных. А уж поговорить с ними — как раз его работа.

Плеск волн, обычные звуки ночого моря и почти полная невозможность понять, когда же… Прямо сейчас. Толчок дня лодки о песчаное дно показал, что вот он, берег, осталось только сойти и приготовиться. Часть останется у лодок, дабы быть готовыми вновь принять на борт всех привезённых в случае неудачи. Ну а другая тройками-пятерками рассыплется вдоль берега в поисках местных, а заодно места, куда можно укрыть эти самые лодки. Или не укрыть, а хотя бы сделать так, чтобы их сразу. с первыми лучами восходящего солнца со всех сторон не заметили.

Джузеппе терпеливо ждал, благо умел это делать, да и привык, в отличие от некоторых других, куда более горячих своих братьев по Ордену Храма. Лишь иногда позволял себе взглянуть на карманные часы, подсвечивая фонарем, дававшим узкий луч света, да и то при приоткрываемой на короткие мгновения створке. Ну и слушал тихий шёпот переговаривающихся между собой гребцов. То есть уже не гребцов, а воинов, готовых стрелять из аркебуз, пистолей, установленных на носу лодок малых, заряжённых картечью орудий, да и мечи держащих наготове.

Единственные, от кого не требовалось почти ничего — четверо таино. Тех самых, с Пуэрто-Рико, задачей которых было собственным видом и словами подтвердить его, Джузеппе, слова, говоримые не просто, а в качестве голоса императора и гроссмейстера тамплиеров Чезаре из рода Борджиа. Убедительность со всем, вот чему его учили, когда готовили к выполнению дипломатических поручений на грани между настоящими переговорами и теми, когда необходимо приставить к горлу второй стороны острый клинок. Приставить и слегка нажать, чтобы вид и особенный запах собственной крови, заодно с болью и страхом, обострял или притуплял разум человека. Особый Орден, необычный Храм, поэтому и дипломатия не из обыкновенных. Так его учили. А он привык быть хорошим учеником, что стремится сперва догнать, а потом и превзойти учителей.

Тишина. Почти, ведь сперва вернулась одна из троек воинов, задачей которых было найти более подходящее место для лодок. Они и нашли, под прикрытием какой-то груды камней — не то недоразвалившейся скалы, не то материала для будущего или и вовсе не состоявшегося строительства. Могло быть и последнее, ведь тамплиеры уже успели и узнать, и даже пожить в городах империи Теночк, следовательно знали, что те любят и умеют строить. Не как в Европе, по-другому, хоть и не хуже. Просто иначе, непривычно. Из-за непривычности и неожиданного расположения тех или иных строений… В общем, Джузеппе вовсе не собирался гадать насчёт найденного его людьми частичного укрытия от любопытных глаз, парой слов выразив согласие, чтобы лодки переместили туда.

Переместить — одно дело, куда более лёгкое, нежели продолжать ожидание. Продолжать и опасаться, что поднимется лишний, можно сказать вредный сейчас шум. Если он будет — почти наверняка — потом, кодга они узнают часть нужного и найдут кого-то для начального разговора, тогда приемлемо. На ранней же стадии тревога, крики, выстрелы, бой барабанов… Нет, у них задача первым делом договориться, а уж резать науа, которые наверняка в этом городке есть — это потом. Идеал — вообще не резать, появиться и уйти тихо, как призраки, но Фиорентино понимал маловероятность подобного. Не театр вокруг, а реальная жизнь, где далеко не всё зависит от писателя и тех, кто рисует декорации, подбирает актёров, играет роли, наконец.

Роли. Тамплиер, пошедший по пути дипломатии, поневоле подумал, что все они так или иначе связаны с какой-то ролью. Просто одни покорно или же со стенаниями следуют доставшейся, другие же находят в себе силы изменить её, а то и вовсе переписать. Подумав же ещё немного, кивнул, сам себе тихо улыбаясь. В Ордене Храма как раз и учили не быть покорным исполнителем, а уметь думать, проявлять самостоятельность, но сохранять свою суть. Ту суть, которая и привлекала в Храм не только из-за возможностей получить деньги, власть, положение, но и нечто боле тонкое, порой не сразу ощущаемое — свободу души. Или свободу для души, тут он и сам пока не знал, как лучше выразиться. Зато понимал, что если тот, старый Орден был пусть немного похож на возродившийся — ничего удивительного, что объединившиеся власть духовная и светская постарались его уничтожить, равно как стереть если не всю, то большую долю памяти о тамплиерах.

Так было тогда, но сейчас… Сейчас он точно знал, что никто из его братьев и не помыслил бы сложить оружие и тем боле идти в застенки или на костры, сохраняя свободу духа, но теряя её в обычном понимании. Не-ет, приведшее к гибели прежнего Ордена никогда не должно было повториться. А уж слухи, начавшие бродить среди тех братьев, которые любили закопаться как в глубину истории, так и серьёзно изучать события с момента возрождения, они не заставляли задумываться, а словно бы подталкивали ищущих ответы всё дальше и дальше. Туда, где начинало представляться, что тогдашние король Франции и Папа Римский испугались не только богатства и духовного авторитета. Что в откровенной глупости предъявленных орденцам обвинений мелькало истинное зерно, просто тщательно прикрытое горой предназначенного для толпы мусора.

Пугало ли это не знание, но предположение самого Фиорентино и других, ищущих истину и стремящихся к ней? Да нисколько. Не зря даже проблеск фанатизма в вере превращался для обладателя в непреодолимую преграду на пути в Храм. Преграду, которую могли преодолеть или обойти лишь верующие разумно, не догматично, либо… ставящие под сомнение даже основы. Только последние, которым раньше бы грозило внимание отцов-инквизиторов — ныне почти полностью уничтоженных не только как часть обновленной Римской Церкви, но и телесно — парадоксальным образом становились более крепкими в вере. Однако их вера заметно отличалась от обычной. Слова «Верую, ибо абсурдно» известного сколько-нибудь изучавшим теологию Тертуллиана к ним совершенно не относились. Скорее уж: «Верую, ибо тому есть доказательства, но хочу найти их ещё больше!» И от этого…

Отвлеченные мысли Фиорентино сменились куда более приземлёнными, стоило ему заметить, что возвращаются две пятёрки из отправленных на поиск тех, с кем можно поговорить из местных. Сперва сигналы длинными и короткими вспышками потайных фонарей, видимыми лишь находящимся в нужном направлении. И они, вспышки, говорили знающим их смысл об успешной и, главное, тихой поимке местных. Главе «посольства» оставалось лишь порадоваться и ещё самую малость обождать. Неважно, попадутся ему не самые простые тотонаки, обычные рыбаки или ещё кто мало в чём осведомлённый — даже из такого, как говорили наставники, материала, можно добыть многое. Обычными словами, не применяя силу. Её вообще применять не хотелось, прозвучавшие приказы требовали получить союзника, а не того, кто затаит в глубине души злость или и вовсе ненависть.

Не все люди одинаково полезны, особенно если ума у них маловато. Фиорентино убеждался в этом много раз, вот и теперь представился случай. Братья по Ордену из числа сервиент-арморумов под руководством оруженосцев (см Приложение: Иерархия обновлённого Ордена Храма) притащили с собой простых рыбаков, которые мало что знали, да и напуганы были до полусознательного состояния. И если испуг мог быть убран сочетанием слов и кое-каких настоев, имевшихся с собой в расчёте примерно на такие случаи, то вот скудное содержание голов лечению не поддавалось.

Однако невеликое количество полученного и полное отсутствие — большая разница. Главе «посольства» удалось узнать, что в Куйушкиуи хоть и имеются науа, но и число их невелико, и не ожидают они нападения со стороны кого бы то ни было…. кроме самих тотонаков. А ещё то, что мало кто из его соплеменников даже пальцем пошевелит, если искренне нелюбимых ими науа будут резать. Может даже и помогут… те, кто не полностью запуган отрядами карателей, которые появлялись в городах тотонаков после каждого восстания. Раньше, по словам наиболее разговорчивого из захваченных рыбаков, воины тлатоани могли хватать и тащить на жертвенники кого угодно, вне зависимости от причастности, причём большим числом. Или приказать правителям тотонакских городов самим выдать должное число будущих жертв под видом того, что тут, в этих землях нового света, называлось «цветочными войнами».

Объяснять что это за слова такие, Фиорентино не требовалось! Знай врага своего, можно даже лучше, нежели друга и соратника. С последней частью можно было не соглашаться, но вот о самой необходимости знать много о врагах спорить в Ордене не стал бы даже самый ограниченный умом сервиент-арморум. Мерзкий обычай, ранее существовавший у правителей ацтеков, причём, по донесениям подбадриваемых золотом и не только шпионов, не у них одних. Суть сей «войны» заключалась в том. что откупающийся город выставлял против войска противника свое, однако вместо копий и доспехов, топоров и луков с арбалетами «цветочные воины» были «вооружены» и «защищены» гирляндами цветов. Жертвы, понимающие свою обреченность, по странной для тамплиера причине даже не пытающиеся этому воспротивиться. И это при его знании и личном опыте относительно того, как именно умеют и готовы сражаться эти самые науа да и те, кто воевал с ними раньше и/или восставал против их владычества.

Впрочем, сейчас речь шла вовсе не о «цветочных войнах» как таковых. Они вообще сошли на нет за время правления нынешнего тлатоани империи Теночк. Теперь в случае восстаний следовал не откуп «цветочным войском» и не вторжением войска науа в взбунтовавшиеся города с хватанием для последующего принесения в жертву случайных, но подходящих под требования жрецов людей. О нет, с относительно недавних пор хватали тех, кто был причастен, либо брали заложников из числа знати, требуя, чтобы оставшиеся, желая выкупить родную кровь, сами выдали должное число бунтовщиков. Наличие гарнизонов в городах покорённых народов опять же. Раньше такого не было, а теперь есть. Различие было лишь в том, что где-то наместник тлатоани был из числа науа, а где-то представителем местного народа. Тут уж многое зависело от той реакции, которая возникала у тех же майя, тотонаков либо тлашкальцев. Если первые как-то более спокойно встроились в число подданных империи и число восстаний оказалось скромным, то тотонаки…. Что ни год, то вспыхивало восстание в одном либо другом городе, а то и на всех тотонакских землях сразу. Вот, скрипя зубами, император-тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли вынужден был оставлять как бы покоренному народу малую часть независимости.

Почему такая мягкость по меркам науа и вообще местных индейцев? Тут Фиорентино пока мог лишь догадываться, для уверенных выводов было рановато. У собеседников, к сожалению, не спросить — глупы, да и кто станет ожидать от простых рыбаков понимания политической ситуации в империи. Вот наместник города — иное дело.

Некуаметл Ухалокиуйи — наместник города, вот уже пятый за последние несколько лет. Иных просто снимали, других казнили обычным для обитателей империи Теночк способом или с принесением в жертву, как и почти во всех городах, где обитали тотонаки. И это несмотря на то. что старались назначать тех тотонаков, которые были… меньше склонны к бунтам. Только всё равно наступал момент, когда те, как предположил Джузеппе, оказывались перед довольно простым выбором с учётом местных нравов. Каким? Поддержи восставших или будешь убит ими же. А поддерживать науа… Это были единичные случаи, редкие исключения из общего правила.

К слову сказать, именно до Куйушкиуи последний раз волна бунта против империи последний раз докатилась более двух лет тому назад. Причина? Небольшой по меркам империи Теночк город, жестко подавленный последний бунт, ну и общая беда тотонаков и прочих — отсутствие вооружения и доспехов, сопоставимых с теми, которыми пользовались воины науа. Сложно бунтовать против гарнизона, который в последнее время ещё и усилили, будучи вооружёнными лишь копьями, дубинами да мечами с обсидиановыми вставками, а из брони имея… ничего толком не имея. Металлическое оружие и арбалеты являлись для тотонаков запретными. Поймали с таким — добро пожаловать к жрецам науа в гости, откуда одна дорога — вверх по ступеням пирамиды. На жертвенный алтарь.

Вытаскивать обрывки сведений из простых рыбаков было сложно. Джузеппе Фиорентино, глава высадившегося на берег отряда, «посольства», а ещё адъюнкт-рыцарь Ордена Храма умаялся «выжимать воду из камня», неплохой заменой которому являлись откровенно тупые головы попавшихся тотонаков. Теперь оставалось быстро, не теряя драгоценных мгновений, поразмыслить касаемо дальнейших шагов. До рассвета оставалось не так много времени. Достаточно, чтобы добраться до собственно стены Куйушкиуи, но стоило ли добираться туда — вот в чём главный вопрос, ответа на которого у него пока не имелось. Добираться именно до рассвета, а не вообще.

— Что хотите за то, чтобы, оказавшись в городе, сказать тем, что выше вас и не любит науа, нужные слова, — деловито поинтересовался Фиорентино. — Просите смело и, если вам это удастся, сможете никогда больше не ловить рыбу для пропитания.

— Науа если и дадут что-нибудь за сведения о находящихся рядом «людях с бледными лицами», то много меньше, — вторил командиру рыцарь Храма и помощник Фиорентино, Диего ди Ларго. — Эти слова обращены к жадности, она может поднять голову неожиданно и у многих. А желание отомстить, если кто-то не забыл случившееся два года назад и раньше, оно у каждого своё. Думайте, тотонаки, думайте! Большие деньги за то, что многие сделали бы просто так, из ненависти к врагам.

Сказанное обоими тамплиерами было не так изящно, как должно было звучать на привычным им языкам, однако… Всё ж не зря именно их сюда отправили,. Были и другие, но те братья не добились такого уровня изучения индейских наречий. Акцент же… Это значения не имело. Понимать их понимали, а это главное. Вот деньги, тут дела обстояли несколько сложнее.

Джузеппе сперва никак не мог уложить у себя в голове то, что каких-то лет десять назад тут не было денег в привычном ему смысле, то есть монет или там слитков определённого веса из золота, серебра, меди. Науа, майя и некоторые другие расплачивались… зернами некоего растения какао. Казалось бы, развитая по меркам любой европейской страны государство… государства и вдруг такое! Пускай напиток из этих зёрен считался чуть ли не священным, но как тут выстроишь финансовую систему? В голове прибывших в Новый Свет и прикоснувшихся к изучению империи Теночк, майя и иных индейских народов это просто не желало укладываться. Однако приходилось.

Пришлось бы ещё хуже, не введи тлатоани с почти непроизносимым для тамплиеров именем Маквилмалиналли Акмапитчли в качестве денег ещё и привычное им золото. Всего с десяток лет назад, мерными круглыми слитками, просверленными по центру для удобства переноса в связках, но и это помогало здесь и сейчас сильнее воодушевить тех, кого Фиорентино и ди Ларго желали использовать.

Воодушевление… или же просто жадность сработало. В глазах у двоих из троицы ощущалась скорее ненависть к науа, да и «язык тела» говорил о многом. Третьего, судя по всему, вела исключительно алчность, но и такое исполнителей воли гроссмейстера Храма также устраивало. Важен был результат, а не то, по какой причине выбранные инструменты помогают его достичь.

Достоверность? Тамплиеров тщательно обучали, особое внимание уделяя тем, кто легко и быстро схватывал основы этой сложной и тонкой науки. Какой? Название толком не оформилось, но чаще всего называли душеведением. Лет несколько назад подобное даже в италийских государствах посчитали бы ересью, но в созданной под знаменем Борджиа империи прогресс поощряли и всячески ему содействовали не только в создании орудия и механизмов, продвижения вперёд наук, но и в сфере духа, к коей относились не только литература с театром, но и куда более серьёзные и… опасные по мнению многих умения. Например, умение различать, врёт человек либо говорит правду.

Раньше те же отцы-инквизиторы — Фиорентино брезгливо морщился даже при мысленном их упоминании, были у него причины, как и у многих, особенно входящих в Орден Храма — считали достаточным и необходимым мучения тела для отворения рта. Глупость! В Храме учили, что мучения тела есть лишь крайние меры, досадная необходимость, а применяют её лишь в случаях, когда точно знаешь, что спрашиваешь и какой примерно должен быть ответ. И то верить до конца полученному под пыткой… Пытуемый, он же хочет избавиться от боли, а потому невольно или же намеренно подстраивается под то, что от него хотят услышать. И тут без понимания «языка тела» и тщательно вырабатываемого чутья на истину становится тяжело. И всё это в условиях, когда время мало ограничено, а объект дознания, его телесная и душевная сохранность не важны. Если же отлична хоть одна из частей, тогда всё становится гораздо сложнее. Или не очень сложнее, в зависимости от объекта, уровня его умственного развития и силы духа.

Джузеппе, как прошедший многостороннее обучение и добравшийся до звания адъюнкт-рыцаря, отмечавшийся как делающий успехи в «ведании душ человеческих и понимания их» почти не сомневался — эти трое сделают то, что от них требуется. Двух поведёт за собой ненависть к науа, благо и до земель тотонаков уже успели добраться вести о «бледных людях» способных, уступая числом, на равных драться с науа, что последние годы казались многим совсем непобедимыми. И алчность… Простым рыбакам и присниться не могло такое количество золота, которое хоть и было новым видом денег в империи Теночк, но видом уже успевшим показать себя как надёжное средство платежа за те или иные товары.

Аванс — полезное в таких случаях решение. Троица промышлявших ловлей рыбы тотонаков получила треть обещанного звонкими золотыми монетами. Такую треть, которая очень многое давала. Но вместе с тем пробуждала ещё более яркое желание получить оставшееся — как только приведут кого-то более серьёзного из числа горожан, способных говорить не только от своего лица, но и от некой общности. А ещё могущих послать вестников в другие тотонакские города, подобные Куйушкиуи, особенно куда более крупные.

Вот были захваченные индейцы, а вот уже и нет их. Отпущены, удалились, на первом этапе пути незаметно — по крайней мере, с надеждой на это — провожаемые теми же тройками воинов, которых посылали на поиск. Сейчас они должны были лишь проследить, чтобы эти трое не свернули не в ту сторону. Не рисковать ни в коем случае, не дать себя обнаружить. Оставшиеся же на берегу, пускай уже и в другом месте, у них была иная задача. Много задач, если точнее, но сводимых к единой цели.

— И снова повторюсь — одного корабля мало, — ворчал Диего ди Ларго, которого мучило само ожидание. — Если мы сможем договориться с теми, кого могут привести эти вот, влекомые ненавистью и жадностью…

— «Если», брат мой Диего, тут ты использовал правильное слово. А если они не приведут? Или те просто не захотят идти? Нам нужен не захват очередного города, не новое разделение наших не столь больших сил. Требуются союзники, которые станут инструментом и, если — опять это проклятое слово! — щитом из чужой плотии руками, держащими непривычное для нас, но способное убивать науа оружие. Гроссмейстер знает, что делать и как уменьшить риски. Вспомни, что уже есть у нас на материке?

— Тулум, Колуа, который наши союзники-испанцы уже переименовали в Веракрус. Хайна — остров, за который и воевать не пришлось. Там были только могилы и город-крепость, откуда науа вывели гарнизон и немногих жителей.

— Видишь, уже три места, которые приходится защищать, вдобавок к большим, ранее занятым островам, начиная с Эспаньолы.

— Нашими землями тут стали только Пуэрто-Рико и отданный по договору с вице-королём Тулум. Не просто отданный, — покривился рыцарь Храма. — В обмен на полную поддержку и даже усиление помогающей Колумбу эскадры. И высадку отряда, достаточного, чтобы при необходимости изобразить отвлекающий удар на Коба. Дорогая цена.

Джузеппе лишь плечами пожал. Дескать, тут большая стратегия и не менее большая политика, проводимая самими Борджиа. У нас же пока положение в иерархии что империи, что Ордена невысокое. Даже тут, в Новом Свете, не говоря уж о Старом. И лишь самим Борджиа ведомо, какие именно подкрепления они запросят из метрополии. Насколько сочтут важным врагом империю Теночк со всеми её особенностями. Большие тайны для находящихся на вершине империи. Он же пока слишком мал для них. Зато очень хочет подрасти, Орден же предоставляет для этого все шансы, нужо лишь ухватиться и сделать всё правильно, без ошибок. В том числе здесь и сейчас.

— Капитан да Васко получил ваше послание, сеньор, — глядя в глаза Фиорентино, доложил один из сервиент-арморумов. Он готов к любой из возможностей.

— Хорошо, — кивнул глава отряда, после чего жестом отпустил подчиненного воина. И тут же добавил, но обращаясь уже к Диего. — Малый город, быстрый удар. Высаженного с клипера отряда и поддержки оружий самого корабля хватит… для гарнизона. Если жители не станут его поддерживать. Тогда мы уйдём, оставив трупы науа или полюбовавшись на следы их отступления из города. Клипер — быстрое судно, паруса и паровая машина помогут добраться до Тулума быстро. И вернуться. Если…

— Если тотонаки примут предложение о союзе. Но что если захотят заложников?

Саркастическая улыбка, появившаяся на лице адъюнкт-рыцаря, сама по себе на многое намекала. Про прозвучавшие затем слова говорить и вовсе не стоило:

— Хотеть они могут что угодно. Орден Храма никогда не оставляет своих людей. И сила не на их стороне. Мы это знаем, они должны будут сами это увидеть, а не услышать от кого-то другого.

— Науа?

— Да. Мы не окажемся в проигрыше, Диего, даже если комендант гарнизона, присланный тлатоани, попробует выслать отряд, чтобы разбить и пленить оставшихся в живых. Плохое из вероятного лишь одно…

— Если решит закрыться в городе. Капитан да Васко не будет стрелять из орудий по тем, в ком гроссмейстер хочет видеть союзников.

— Вероятность такая, к счастью для нас, мала. Диего. Искать новый путь к тотонакам можно, такие планы есть. Требующие времени, которое не хочется терять. Ждём… и надеемся. Удача, она важна.

— Испанцы бы сказали, что и помолимся, — не удержался от лёгкой иронии рыцарь-тамплиер.

— Пусть молится тот, что хочет, кому это нужно для силы духа. Я предпочту показать высшей силе результат и тихо произнести слова: «Бог, посмотри, это делаем мы, рыцари Храма».

Гордость — вот одна из опор, на которых столь крепко стояли возрождённые тамплиеры. Заодно со стремлением с самым разным новым знаниям, ощущении единства и готовностью не изменять прежде всего собственным законам — писаным и неписаным, Храма и тем, кто были в душе каждого из них. Да, последние могли и должны были отличаться, ведь люди различны, но общего было куда больше. нежели тех самых отличий. И уж точно в новом Храме не было места тому, что цвело и пахло во многих других Орденах, сгинувших давно либо недавно и пока ещё существующих. Впрочем, об этом Джузеппе Фиорентино даже задумываться особенно не хотел. Не хотел он и слишком долго ждать, но тут, увы, от него уже мало что зависело. Фигуры на «шахматной доске» замерли в определённой позиции, а ход был за противником.

— И всё-таки они сделали это! — Диего ди Ларго ухитрился воскликнуть, при этом громкость его голоса была лишь малость выше шёпота. — С нами захотели поговорить. Знать бы, что скажут и на что согласятся.

— Услышим. Скоро, — отозвался Фиорентино, тоже получивший не просто сообщение от дозоров, но и сам в подзорную трубу видевший небольшую группу направляющихся в сторону из не самого лучшего укрытия индейцев.

Утро. Солнце уже более часа как показалось из-за горизонта, но светило так себе из-за продолжающегося, хоть и ставшего не таким густым тумана. Накрапывающий дождь тоже приносил неудобство телам, но был полезен. Мало кому в такую погоду хотелось оказаться на свежем и влажном воздухе, ведь промозглость усиливалась ещё и находящимся совсем рядом, в нескольких десятках шагов берегом. Клипер «Гордый», с наступлением утра отошедший чуть дальше, чтоб если и быть замеченным, то не сразу, тоже находился в полной готовности. Нет ветра? Плевать! Паровая машина готова его заменить и помочь хоть отступлению высадившегося отряда, хоть атаке города. Всё было готово… почти всё.

Более десятка тотонаков — не так много и двигавшихся отнюдь не единым отрядом, лишь потом собравшиеся в единое целое. И появившаяся рядом тройка воинов-тамплиеров, не угрожающая оружием, но включающая того, кто неплохо говорил на наречии науа. Подзорная труба не позволяла слышать, но вот видеть всё достаточно чётко, в том числе и жесты, она помогала, будучи как нельзя кстати. Сейчас в Европе невозможно было представить, как раньше могли без них обходиться. Как и без карманных часов — не для всех, конечно, лишь для способных заплатить немалые деньги — новых лекарств, новых… Без много чего, появившегося и продолжавшего появляться, словно из волшебного рога изобилия.

Встряхнувшись, Фиорентино сбросил с себя лёгкое наваждение и неуместные сейчас мысли, целиком сосредоточившись на приближающихся, хм, гостях. Похоже, они были в той или иной мере удовлетворены сказанным им встречающей группой, хотя руки держали близко к оружию или на древках с рукоятями оного. Разумная предосторожность, в которой он, адъюнкт-рыцарь, точно не собирался их обвинять. Ещё немного времени и вот они, полтора десятка, из которых лишь двое выглядели достаточно властно, да и одеяниями заметно отличаясь от остальных. Остальные — это явно охрана и один из тех рыбаков, получивших щедрую плату. Почему один, а не трое сразу? Это тоже предстояло выяснить, но не в первую очередь.

— Приветствую славных представителей народа тотонаков, откликнувшихся на наше предложение, — прозвучали первые действительно важные слова. — Я есть Джузеппе Фиорентино, адъюнкт-рыцарь ордена Храма, голос императора Чезаре Борджиа. Мои слова есть его слова. Как мне обращаться к вам, почтенные?

— Китлали Орматичли.

— Икстли Лалитачли.

Внутренне взгрустнулось Джузеппе от очередных слабо выговариваемых и ещё сложнее запоминаемых местных имён. Однако что есть, то оно и есть, вдобавок он достаточно тренировался в запоминании подобных. Сейчас это должно было помочь, наряду со всей прочей подготовкой.

— Рад знакомству. Вы являетесь посланцами Некуаметла Ухалокиуйи или пока говорите от своего имени? Вопрос не из праздного любопытства, а из желания понять обстановку в городе.

— Нас послал не наместник, — из двоих первым отозвался Иксли, тем самым показывая своё главенствующее положение. — Некуаметл слаб, он никогда не решится восстать против тлатоани. Мы, пришедшие сюда, помним о былом величии и свободе своего народа. Хотим вернуть то, что нам принадлежит. Ты хочешь знать о нас, человек, зовущий себя Джузеппе, приплывший из далёких земель? Мы расскажем, потому что слышали о силе подобных тебе воинов. Той силе, которая может вырывать сердца из груди науа и бросать их в грязь!

Ненависть. Настоящая, которую ни с чем не перепутаешь. Фиорентино чувствовал, как она изливается из тотонака бурным потоком, словно погружая всё вокруг в пучину жажды крови и мести. И это его полностью устраивало.

Как оказалось, оба явившихся на встречу действительно являлись важными фигурами в Куйушкиуи. Икстли Лалитачли происходил из рода не просто воинов, а тех, которые до завоевания тотонакских земель прославили себя в многочисленных сражениях — по его словам, но тут Фиорентино предпочитал кивать и произносить вежливо-подтверждающие слова, как и полагается дипломату, устанавливающему отношения с желаемым союзником — и после завоевания постоянно участвовали в восстаниях. Участвовали, а потому некогда многочисленный род сейчас заметно уменьшился в числе и почти лишился взрослых мужчин. Зато та самая ненависть усилилась до крайности.

Как и у второго тотонака. Тот был из менее известной в Куйушкиуи семьи, но и его вела по жизни не особо и скрываемая ненависть к науа. Чем он занимался? Фиорентино всё ещё не так хорошо знал наречие науа, да и тотонаки хоть и вынуждены были его изучать, но это всё ж не было их родным языком. Отсюда и сложности такого вот разговора. Однако в целом понять суть занятий Китлали Орматичли тамплиерам удалось. Учёный и воспитатель, что изучал больше медицину, а воспитывал уже не самых маленьких, но детей. Что первое, что второе было что у тотонаков, что у науа занятием уважаемым, а оттого выводящим подобного человека на верхние ступени пирамиды власти и влияния. Не на самый верх, плотно занятый науа, но близко.

Воспитание детей. Как Джузеппе, так и Диего понимали, что при воспитании можно заронить в разум юных созданий самые различные зёрна, что потом дадут свои всходы. И уж этот конкретный тотонак навряд ли сеял те, что, взойдя, заколосились бы покорностью завоевателям. Скорее совсем наоборот.

С чем эти двое, захватив, так скажем, охрану из верных им людей, явились на встречу? С готовностью начать разговор о том, чем нежданные гости способны помочь тотонакам и что за это потребуют. В произносимых речах звучали не намёки, а твёрдая позиция, что платить тотонаки готовы многим, но не своей свободой, ради которой и собирались сражаться. Была бы только возможность делать это. Да-да, ведь именно возможностей для полноценного, имеющего сколько-нибудь серьёзные шансы на успех их умело и уверенно лишали в империи Теночк. Отсутствие нормальных оружия и доспехов; невозможность тех, кто происходил из участвовавших в восстаниях родов стать частью войска империи; начинающиеся пресечения сохраняющегося пока обучения воинскому искусству под руководством тех, кто считался представителями науа опасными или нежелательными для их империи.

Тамплиеры понимали, о чём говорят представители тотонаков. Ослабить не покорившихся, лишить возможности полноценных, опасных восстаний, затем, возможно, спровоцировать очередной бунт, на грани отчаяния, а уже потом… Потом окончательно привести к к покорности для того, чтобы получить… Получить из тотонаков что-то, заранее задуманное. Точнее тут пока сказать было нельзя, ведь Фиорентино и ди Ларго не настолько хорошо знали, что за политику ведёт империя Теночк. Им и не требовалось. Зато хватало понимания для использования явившихся на разговор тотонаков так, как и было задумано.

— Мой император, глава Ордена Храма, Чезаре Борджиа, желает видеть народ тотонаков своими союзниками. Независимым от империи Теночк государством, способным сохранять свою свободу. И желает узнать, готовы ли храбрые тотонаки восстать, будучи поддержаны нашими войсками? Готовы ли будут это сделать во всех ваших городах, если находящиеся в Куйушкиуи науа будут убиты или с позором бегут из города?

Попросив чуть времени на разговор, отойдя в сторону, Китлали и Икстли зашептались, явно не желая, чтобы их беседа была кем-либо услышана. Подслушивать их, впрочем, не собирались, не видя в том резона. Зато, выждав немного, получили практически полное согласие, хотя и с определёнными предварительными условиями. Логичными, естественными для тех, кто раз за разом пытался сбросить власть завоевателей, но без существенного результата.

Чего желали эти два представителя тотонаков до того, как послать вестников в другие города, к таким же, как они сами, ненавистникам науа? Увидеть наглядное доказательство мощи желающих вступить в союз. Дошедшие слухи были достаточными для того, чтобы рискнуть и заявиться на тайные переговоры, но не для того, чтобы совместно с незнакомцами нападать на расположившийся в городе имперский гарнизон.

К такому повороту событий глава теперь уже по факту состоявшегося посольства был заранее готов. И ответное предложение должно было тотонакам если и не понравиться, то оказаться приемлемым.

— У Яотла Эхелтику, этого науа, менее двух сотен воинов?

— Почти две сотни сейчас в нашем городе, — подтвердил Икстли.

Две сотни на примерно семитысячный город. Не много, но и не мало, учитывая то, что в случае начавшегося бунта сигнал о нем науа подать точно успеют, да и войска из глубины материка подтянутся довольно быстро. Да и мало в Куйушкиуи осталось тех, кто был готов с оружием в руках — плохим оружием, не тем, что у воинов имеприи Теночк — в очередной раз попытаться силой изменить ситуацию в свою пользу.

Фиорентино здраво оценивал собственные возможности. На клипере, если посчитать всех, находилось сто сорок человек, двадцать из которых никак нельзя было отрывать от управления кораблём. Руль, паруса, орудия, паровая машина. Значит, на сушу в общем могли высадиться сто двадцать. Разбить науа в прибрежной полосе, на открытой местности с учётом превосходства в оружии и выучке воинов-тамплиеров? Особого труда не составляло, хотя потери тоже будут и вовсе не несколько человек. Однако это приемлемая плата за успех.

Зато город, то есть укреплённое место, стена, каменные дома внутри, часть из которых неплохо пригодна для обороны… Тут всё становится гораздо сложнее даже с учётом использования артиллерии лёгкой, спокойно перемещаемой на колесах, а также корабельной, бьющей с клипера при поддержке предполагаемого штурма города. Города, в котором, помимо враждебных науа, будут и почти ставшие союзными тотонаки. В этом и заключалась основная сложность, требующая правильного решения. Не импровизации, тут она не требовалась, поскольку инструкциями адъюнкт-рыцаря снабдили в избытке.

— Есть два пути. Мы можем атаковать находящихся в Куйушкиуи науа прямо сейчас, но от вас, уважаемые, потребуется помощь. Иначе при использовании нашего оружия могут, кроме науа, пострадать и находящиеся в городе тотонаки. Второй путь займёт больше времени. Мы возвращаемсяв захваченный нами у науа Тулум, принеся туда весть, что вы, народ тотонаков, готовы заключить с нами союз. Потом, спустя несколько дней, возвращаемся и высаживаемся на берег не малым отрядом, а войском, которое способно взять не только Куйушкиуи, но и сделать много больше. Что вам более предпочтительно? Китлали, Икстли, я жду вашего ответа.

— Какая потребуется помощь, если мы захотим увидеть вашу силу сейчас?

И вновь заговорил Икстли, в то время как Китлали лишь своим видом показывал полное согласие с соплеменником.

— Выманивание большей части науа за пределы стен города или же открытие ворот в Куйушкиуи. Иначе… Наше оружие способно проламывать стены, разрушать всё вокруг места падения снаряда, а также поджигать даже то, что по мнению многих гореть не может. Вы должны были слышать об этом.

— Мы слышали, — тут уже произнёс Китлали, видимо, по причине большей учёности и понимания возможностей доселе им не виданного оружия. — Куйушкиуи наш родной город, мы не хотим, чтобы стены были разрушены, а наши родные и близкие оказались под угрозой вашего оружия. Но и ждать неразумно. Могут найтись те, кто предаст, польстившись на обещания Яотла Эхелтику щедро награждать за любые подтвердившиеся слова о несущем угрозу империи. Мы попробуем выманить часть науа за стены города. Вами! Рассказом о том, что на берег высадились люди с «бледными лицами», что приплыли из неведомых земель и стали врагами великого тлатоани. Мы слышали о полученных многими науа приказах по возможности захватывать пленников. И доходили слухи, что они нужны не как жертвы для алтарей Уицилопочтли, Шипе-Тотека и других божеств, а для другого. Пленников было больше, чем жертв. Заметно больше. Удалось узнать.

— Я услышал тебя, мудрый Китлали, — немного польстил тотонаку Фиорентино. — Благодарен за сказанное сейчас, оно должно оказаться полезным. Понимаю и принятое решение. Ты прав, могут найтись те, кто готовы предать, они часто находятся, в самых разных местах, народах.

— Время, когда получится выманить науа,- напомнил о важном ди Ларго. — И открывшиеся ворота. Кто-то из наших общих врагов останется в городе и мы должны будем оказаться внутри.

— Мы откроем ворота, как только вы подадите знак, что с вышедшим за стены отрядом покончено, — не стал возражать Икстли. — И будете близко, чтобы успеть. Науа не должны ни суметь уйти, ни выместить напоследок свой гнев на тех, кто мало чем сможет им ответить.

Основное прозвучало. Договориться же о деталях — с этим у Фиорентино проблем возникнуть не должно было. Примерное время, предпочтительное место, где лучше всего встретить выманенный из Куйушкиуи отряд науа, оговоренное с да Васко использования огня с суши и клипера. Про высадку с «Гордого» тех, кого только можно, для усиления ударного кулака и вовсе упоминать не стоило.

В целом же пока всё шло так, как и можно было не рассчитывать, но надеяться. Даже прихваченные с Пуэрто-Рико таино не пригодились. Пока не пригодились, поскольку Икстли и особенно Китлали выразили желание поговорить с теми, кто более длительное время был знаком с «людьми из далёких земель». Только не сейчас, а после, когда в Куйушкиуи не станет так ненавистных тотонакам науа.

И вот неожиданность…. Не неприятная, скорее полезная. Китлали Орматичли сам предложил остаться тут, с тамплиерами, тем самым показывая, что со стороны тотонаков не стоит ожидать какого-либо коварства. Серьёзный жест, который нельзя было не учитывать. Настораживающий жест, поскольку после истребления гарнизона империи Теночк тотонаки могли потребовать об ответной услуге, а именно оставить представителей тамплиеров в Куйушкиуи.

Орден Храма своих не бросает — это верно и никогда не нарушалось. Однако если тотонаки окажутся связаны с тамплиерами совместно пролитой кровью общих врагов, то присутствие не заложников, а представителей, этаких временных послов в отвоёванном у науа очередном прибрежном городе — это уже другое.

— Смена гарнизона, — шепнул Диего ди Ларго своему брату по Храму. — Не пять, не десять, а с полсотни или больше. И орудия на стенах города — как с лодок, так и снятые с «Гордого». Треть или половина, тут как удастся договориться с да Васко. Я сам готов остаться. Хочу схватить фортуну за её длинные, но очень скользкие волосы!

— Тогда пусть останутся лишь те, кто скажет это сам, по доброй воле.

— Ты думаешь, таких будет меньше половины, Джузеппе? — откровенно усмехнулся Диего. — Они чуют возможности, аромат славы и возможность сделать шаг наверх, ближе к… вершине Храма. Или может напротив, в самую его глубину.

Фиорентино кивнул, понимая и соглашаясь с тем, кого успел узнать ещё там, в Старом Свете. Намёк насчёт «глубины» также не оказался пропущен мимо ушей. Особо проницательные тамплиеры любили зарываться в прошлое и сравнивать его с настоящим, прокладывать дорожки от прежнего Ордена к обновлённому, возродившемуся из пепла и в то же самое время… Орден Храма и Храм Бездны. Некоторые, в число которых входили и Джузеппе с Диего, считали, что это не просто случайное частичное совпадение. Дескать, Храмы бывают разные и никак не может быть Орден связан с теми, кто… А с кем, собственно? С теми, кто выслеживал и уничтожал, словно бешеных собак, инквизиторов и их последышей, а также особо яростных фанатиков из числа теперь уже авиньонцев? С теми, чьи священные книги не явно, но всё же пересекались с не уставом, но стремлением тамплиеров к движению вперёд наук, получения самых разных знаний, уважению и всяческой поддержке свободы духа и воли человека?

Впрочем, слухи, они слухи и есть, равно как и разговоры между собой некоторых орденцев. Тихие, ни в коем случае не выносимые за пределы Храма, где бы он ни находился. Ведь где он, там и тайны, что посторонним знать запрещено. Пока же… Есть Куйушкиуи, есть готовые помочь в истреблении гарнизона и проникновении внутрь городских стен тотонаки. А ещё желание одержать очередную, важную для Ордена и самих себя победу. Вот именно этим они сейчас и собирались заняться. Остальное подождёт.

Желание коменданта Куйушкиуи отличиться было явно недооценено тамплиерами. Ну или вернувшийся в город Икстли — не сам, разумеется, а посредством кого-то более подходящего — правильным образом донес до Яотла Эхелтику сведения о нахождении совсем рядом небольшой группы «бледнолицых пришельцев». Той, которую гарнизон даже в не полном составе способен разбить и захватить пленных, столь важных для тлатоани, за которых отличившимся в захвате полагается должная награда.

Фиорентино и ди Ларго могли пока лишь гадать, что за слова прозвучали внутри городских стен. Зато явственно наблюдали, как довольно быстро, с нескольких направлений к месту их как бы укрытия приближаются науа, разделившиеся на несколько отрядов.

Хорошо вооруженные, закованные в броню воины империи Теночк не делали никаких глупостей. Их расчёт на внезапный удар с трёх сторон — две с суши и одна с воды, с целью захватить или просто пробить днища у лодок — отсекающий противника от возможности отступить был разумен. И об осторожности они не позабыли. Ведь с воды воины науа должны были появиться не на своих лодках, а вплавь, большую часть пути стараясь держаться под водой для большей незаметности. Да, у этой их части не было брони и из оружия лишь то, что не мешало незаметно плыть, но расчёт то был как раз на внезапность, а там должны были ударить два других отряда.

Хороший план, умный, Фиорентино на месте Яотла тоже мог сделать именно так.Однако… Когда готовишься отражать нападение и знаешь от оставшегося с тамплиерами тотонака не из простых, как именно предпочитает действовать твой противник, то и подготовиться куда как легче. Вот потому часть наблюдателей с подзорными трубами в руках наблюдали не только за сушей, но и за водной гладью, где и удалось, пусть с трудом, обнаружить науа, решивших притвориться морскими жителями. А замеченный враг в некоторых случаях даже не половина, лишь треть врага.

— Аркебузирам приготовиться стрелять по появляющимся из воды, — начал раздавать команды ди Ларго, как более подкованный в делах именно воинских. — Не залпом, распределяя цели, по готовности. Артиллеристы — картечь по отрядам науа с суши, подпустив на дистанцию уверенного поражения. Полузалпами!

Фиорентино, слушая команды собрата-тамплиера, ограничивался наблюдением.Яотл вывел из города сотню или чуть больше воинов, значит, внутри Куйушкиуи осталось менее половины гарнизона. Первая часть сражения сомнений не вызывала. Что такое сотня пусть и умелых воинов, но без огнестрельного оружия, без орудий, с одними арбалетами, да ещё рассчитывающая на бой с парой-тройкой десятков? Всё верно, шансы даже не на победу, а на то, чтобы отступить с тяжелыми потерями стремились к ничтожно малым.

Выстрел. Первый, но далеко не последний. Это один из сервиент-арморумов, сочтя, что один из плывущих в воде науа уже совсем близко к лодкам, точно всадил пулю в промелькнувшую на мгновение над водой спину. А уж если кто-то, согласно приказу «стрелять по готовности» сделал это, то и остальные себя долго ждать не заставили. Зло взлаивали аркебузы, отправляя крупные свинцовые пули или картечную россыпь в тех науа, которые думали подобраться к лодкам и лишить врага возможности уплыть Не защищённые даже самой слабой бронёй, они были обречены. Те, кто не догадался нырнуть поглубже и, развернувшись, попробовать проплыть под водой как можно дальше, да ещё и в направлении подальше от берега. Не бежать, ведь бегство с поля боя для воинов империи Теночк было позором. Просто выплыть на берег не у лодок, а в ином, удалённом месте. Не боязнь смерти, а стремление если умереть, то не будучи мишенью, не способной сделать врагу ничего. Вообще ничего. Только таких было мало, большая часть или не успевала понять обстановку, или надеялась всё же повредить лодки, добравшись до них. Бессмысленное стремление, ведь сейчас тамплиерам они не особо то и нужны были. А починка… это дело нехитрое.

Понимая, что одну из частей выведенного за пределы стен гарнизона безнаказанно расстреливают, как птиц на болоте, командиры двух оставшихся отрядов криками погнали своих воинов в атаку. Погнали, тем самым совершая вторую и уже непоправимую ошибку. Не поняли, не оценили плотность ведущегося огня. Простительно? Бесспорно, ведь с огнестрельным оружием науа едва-едва столкнулись, просто не успев научиться оценивать не опасность — тут как раз разума хватало — а именно что количество стрелков. За это и должны были совсем скоро поплатиться.

Открылись на скорую руку, но прикрытые ветвями кустарника орудия. Показавшись же, сразу причесали картечью воинов империи Теночк. Тамплиерам было бы и вовсе радостно, наступай науа плотно сбитым строем, но нет! У подданных тлатоани и так были в ходу разные типы боевых построений, в том числе и рассыпные. А сейчас, услышав пальбу аркебузиров и ещё до выстрелов из орудий, индейцы успели и так не самые плотные построения сменить на ту самую россыпь. Тоже уязвимо для снопов картечи, но не такие жуткие потери, какие могли бы случиться.

Стрельба полузалпами — вот что было верным решением. Половина орудий — четыре из восьми — оставались заряженными. Потому ди Ларго, выждав ещё немного, дал приказ стрелять снова. Это не говоря о том, что и аркебузиры развернулись от уже устранённой опасности к той, которая ещё не была окончательно рассеяна и разбита. Более того, науа не просто имели при себе арбалеты, а они были чуть не у каждого. И вот-вот могли выйти на расстояние, стрельба с которого могла просить и весьма хорошую, надежную броню храмовников.

Залп! С двух сторон на сей раз. Картечь и болты из арбалетов, что в империи Теночк ничуть не уступали европейским. Более того, немалая часть изначально делалась спаренными, то есть на два выстрела.

Крики боли, несколько упавших братьев по Храму… Печально, колет в душу, но что ди Ларго, что Фиорентино привыкли и не к такому. Сейчас то потери скромные и весьма, а бывало и иначе.

— А они не отступают, — не обращаясь ни к кому конкретно, процедил адъюнкт-рыцарь храма. — Упорные!

— Полягут, — ответный рык Диего. — Сомкнуть щиты, прикрывать стрелков и орудия! За Храм и гроссмейстера!

Боевой клич, уже успевший стать для тамплиеров привычным, появился уже после последнего Крестового похода. Вызывающий улыбку и незлые остроты у самого Чезаре Борджиа, но распространившийся и ставший чуть не постоянным в не крупных войнах — таковых после разгрома мамлюков и османов не было — но в то и дело случающихся стычках в приграничье империи, а теперь вот и в Новый Свет перебравшийся вместе с воинами Ордена Храма.

Новый залп из орудий сделать не удалось — слишком близко подпустили, стремясь использовать картечь наилучшим образом, с наибольшими для врагов потерями. Лишь одна пушка успела вторично плюнуть свинцом, но и это было хорошо. А затем… Попытка уже немногочисленных науа прорвать выставленную стену из стальных щитов-павез. Самоубийственная попытка, но эти воины, такое впечатление, даже не пытались уцелеть, стремясь лишь добраться до них, захватить с собой убийц, уменьшить значимость победы полученными потерями.

Удар! Устояли. Выстрелы уже не из аркебуз, а из пистолетов, у кого они… Имелись? Нет, имелись у всех, просто некоторые предпочли разрядить их сейчас, другие же откладывали на потом, когда или если будет более опасное мгновение.

Опять удар. Теперь меньшим числом, но всё же несколько щитов было опрокинуто вместе с их носителями, а некоторые просто выдернуты мечами-крючьями, с которыми тамплиеры раньше как-то не сталкивались. Знали, что такие есть, но вот чтобы противостоять — этого не случалось. Теперь стало понятно — придётся приспосабливаться и к такой самоубийственной для нападающих тактике. Той самой, когда один, сам открываясь, всеми силами стремится «вскрыть» строй, оттянув щит на себя, в то время как второй наносит удар мечом или копьём в открывшуюся брешь. И всё это действо с полным презрением к смерти и… нечувствительностью к боли, к полученным ранам.

Боевое безумие, когда не чувствуется боль, умножаются силы и всё это словно само по себе? Если бы было у некоторых, а то почти у всех науа. Даже с жуткими ранами, истекая кровью и волоча за собой выпущенные внутренности, воины империи Теночк продолжали до самой смерти рваться вперёд. И это значило…

Да, это могло означать лишь одно — настои, порошки или иные снадобья, которые в империи под знаменем Борджиа хоть и создавались, и в войска поступали, но случаи применения коих очень внимательно отслеживались. Вот именно, применялись они довольно редко, с пониманием, что последствия от подобного могут быть ещё хуже, нежели от опийных настоев, за использование которых иначе как врачами в строго определённых ситуациях были очень серьёзные кары. Но тут… Фиорентино дал себе клятву обязательно разузнать, что это вообще было и как сильно распространено в империи Теночк применение воинами подобной отравы. А что это была именно отрава, он почти не сомневался. Не после того, как увидел всё это.

Меж тем бой закончился. Науа были перебиты почти поголовно, лишь менее десятка удалось взять живыми и не умирающими. Что до своих, то тут вроде всё было хорошо, но в то же время не очень. Восемь погибших и шестнадцать раненых, нуждающихся в помощи врача, не способных сейчас продолжать бой.

— Ловя нас в капкан, были пойманы сами, но сумели нас больно укусить, — проворчал ди Ларго, оценивая результат схватки. Это не мамлюки и не османы, если среди тех янычар не брать.

— А то ты не знал, — лениво этак отмахнулся Фиорентино. — Куба, Эспаньола, Коба… Науа и сами умеют сражаться, и других как свои орудия использовать. Что с лодками?

— Одну всё же повредили. Починить можно, но оставшихся хватает. Раненых и пленных доставят на клипер сейчас же.

— А мы без спешки, но не откладывая, выдвигаемся к Куйушкиуи. Полагаю, наш союзник знает, когда лучше дать знак своим.

Ди Ларго в ответ на эти слова адъюнкт-рыцаря лишь горделиво улыбнулся:

— Самое слабое место у здешних городов — это ворота. Не откроют — остановимся вне досягаемости арбалетов и больших стреломётов, подождём, когда с «Гордого» снимут и доставят тяжелые орудия. Стрельба из них за несколько часов от ворот только осколки и обломки оставит.

— Лучше, если их просто откроют, — высказал личное мнение Фиорентино. — Время, оно начало обратный отсчет с того мгновения, как тут раздался первый выстрел из аркебузы. Или ещё раньше, едва комендант Куйушкиуи узнал о нашем присутствии. Ты думаешь, что он не послал вестника?

— Мог и не послать.

— Только надеяться на такое я не стану.

— Да, надеяться на ошибку врага — ставить себя в уязвимое положение, — вынужденно согласился ди Ларго. — Значит, поспешим.

Спешка — слово размытое. Хотя город располагался невдалеке, но одно дело двигаться быстрым для пехоты шагом и совсем иное — тащить за собой пускай лёгкие, но орудия. Самим тащить, по причине отсутствия здесь и сейчас лошадей. Тамплиеры не гнушались подобной работой, понимая важность орудий, особенно в боях с теми, кто их не имеет, но тяжесть оных от сего понимания не уменьшалась. Хорошо хоть под ногами было не вязкое месиво, а покрытая травой земля, не раскисшая от продолжительных дождей. Уже повезло.

Везение. Оно если начинается, то главное его не спугнуть какой-то собственноручно совершённой глупостью. Про это знали те, кто прошёл множество боёв и наблюдал как за умеющими использовать карту удачи, так и за теми, кто бездарно её терял. Умному достаточно, а глупцы… они в серьёзных сражениях редко когда выживали долее пары-тройки боёв. А в Орден Храма глупцов старались и вовсе не допускать, ставя перед ними непреодолимые барьеры. Помогало и ещё как! Даже простые сервиент-арморумы, эта низшая ступень тамплиерского воинства, умела пользоваться головой, а не только есть в неё, как зло шутили Борджиа насчёт большинства своих врагов и даже некоторых союзников.

Суета на крепостной стене Куйушкиуи. Она была заметна сперва тем, кто имел подзорные трубы, а потом, по мере приближения, и простым воинам. Стоило приглядеться к данной суете повнимательнее, как сразу становилось ясно — остатки гарнизона из числа науа пытаются выставить на не самые важные участки стены городских жителей, то есть тотонаков.

Глупость? Нет, вынужденная необходимость. Вот что ещё мог сделать комендант гарнизона, Яотл Эхелтику, поняв, что более половины его людей сгинуло, а враги оказались численность куда больше, нежели ему донесли? Понятно, что доверие к тотонакам было или низким, или отсутствовало вовсе, особенно после случившегося. И вместе с тем… Неполная сотня человек — вовсе не та численность, с помощью которой можно правильно занять позиции на крепостной стене и особенно в уязвимых местах. Оставалось или попробовать бежать, рассчитывая на лучшее знание местности, или же строить оборону с использованием тотонаков из числа не ненавидящих империю Теночк. И похоже Яотл выбрал второй из возможных путей. О причинах пока можно было лишь гадать, но вот воспользоваться выбором стоило уже сейчас.

— Почти все науа у ворот, охраняют самое уязвимое место, — поморщился Диего ди Ларго, понимающий, что при такой расстановке сил ворота открыты точно не будут. Придется потратить побольше ядер и картечью причесать тех, кто на виду стоит. И подождать доставки тяжёлых орудий с «Гордого» на сушу. Задержка не будет слишком великой!

— А ещё можно послушать нашего нового союзника, — возразил Фиорентино. — Китлали, ты хотел на что-то поведать?

— Слушайте барабаны, — спокойным, лишённым и доли волнения голосом произнёс тотонак. — Они скажут.

— Что именно?

— Места, где на стене не просто люди моего народа, но те, которые точно отойдут в сторону и не станут мешать вам взбираться на стену. Барабаны везде, но в нужных местах они будут звучать вот так… или так.

Китлали Орматичли сразу же изобразил ритмы барабанного боя — простые, легко запоминающиеся, действительно способные ускорить взятие города.

— Попробуем, — чуть подумав, согласился Диего. — Только по верху стены стрелять всё равно будем. Из аркебуз, из орудий картечью. И ядрами тоже, но по вон тем метательным машинам. Первым делом по ним! Прикуём большинство из оставшихся науа к воротам, ведь тут и орудия, и охрана артиллеристов, чтобы от вылазки нам плохо не стало. А оставшихся, тех попробуем по звуку барабанов на нужные участки стены. Пусть науа задёргаются, не зная, в какую сторону им бежать!

— Именно, — поставил точку Фиорентино как глава всего отряда. — А послание к да Васко, чтобы начинал выгружать на берег орудия, оно тоже отправлено. Пригодятся не сейчас, так когда будем укреплять оборону Куйушкиуи.

И внимательный взгляд в сторону Китлали. Прямой намёк, что союзные отношения тогда союзные, когда стороны видят взаимную выгоду и имеют определённую уверенность, что союз не будет разрушен сразу или чуть позже после его заключения.

Тотонак, судя по всему, понимал. Не был в восторге, но принимал окружающую их действительность как неизбежное. Если ворота не удалось открыть, то уязвимости на стенах — это не совсем то, что было обещано. Хотя его соплеменники вполне могли сами атаковать науа, понимая уязвимость последних. Или ещё атакуют, но когда те будет ещё сильнее повыбиты, сократившись в числе до вовсе незначительной величины. Величины, да… Эти самые величины с обеих сторон противостояния являлись донельзя необычными.

Восемьдесят человек — вот такое число тамплиеров сейчас подошло к стенам Куйушкиуи. Казалось бы, город с населением в несколько тысяч человек и какие-то несколько десятков наглецов. Числа совершенно не сравнимые друг с другом. В обычной ситуации, но не в этой, особенной. Или не такой и особенной даже по европейским меркам. Вспомнить, к примеру, не так уж давно минувшие времена, когда на поле боя господствовали рыцари в тяжелых доспехах, конные либо пешие, в зависимости от поля боя и поставленной задачи. Сколько нужно было горожан-ополченцев и тем более ополченцев из крестьянства, чтобы с уверенностью рассчитывать на победу над закованным с ног до головы в сталь и мастерски обученным сражаться воякой? Далеко не один десяток, ведь достаточно было пары широких взмахом двуручным или даже полуторным клинком, чтобы двое-трое нападающих получили раны просто либо смертельные, а остальные. завидев кровь и смерть, в страхе отшатнулись.

А если речь не об одиночке, а о слаженно действующем отряде, где кажлый знает своё место и привык биться плечом к плечу с надежными соратниками? То-то и оно. У стен Куйушкиуи собрался именно такой отряд, лишь немного не доходящий до сотни, при поддержке артиллерии, вооружённый до зубов холодным и огнестрельным оружием, закованный в не самые тяжёлые, но из лучшей в Европе стали доспехи. Из числа же противостоящих им — та же неполная сотня, но без огнестрельного оружия, в несколько более скромной броне. Арбалеты же и метательные машины — слабая замена аркебузам и пушкам. Стена тоже могла только отсрочить момент, когда прямое столкновение станет неизбежным. Что до остальных, помимо этой почти сотни воинов империи Теночк… Отсутствие арбалетов, стального оружия, брони. А ещё достаточно малая доля тех, кто, даже оказавшись на стене города, вообще имел хотя бы проблеск желания умирать за завоевавшую их и не раз подавлявшую вспыхивавшие бунты империю.

— Ядрами. По метательным машинам. Огонь! — срывая не от гнева, а от упоения приближающейся победой, крикнул ди Ларго.

Один выстрел… Ядро ударило в стену чуть пониже стреломёта, выбивая каменную крошку и заметно сотрясая камень. И выстрел ведь был из орудия невеликого калибра. Пока эта пушка перезаряжалась, артиллеристы, хлопочущие у другого орудия, вносили поправку в прицел, подбивая ствол вверх на одно деление.

Снова грохот, и вот второе ядро, на сей раз попавшее как раз туда, куда и требовалось, оставляя на месте вроде бы грозного, внушительного стреломёта месиво из дерева, камня и плоти с костями тех науа, кто не сподобился укрыться вне досягаемости ядра.

— А барабаны подождут, — хмыкнул Фиорентино, наблюдая за результативностью стрельбы из орудий. — Выбьем метальные машины рядом с воротами, а там посмотрим. Если аркебузиры под прикрытием щитов пристрелят или хотя бы заставят укрыться большую часть оставшегося гарнизона — тогда и перекинем веревки с крючьями через стену. Хорошо, что она не такая высокая, как в Тулуме!

— И никаких жертв среди твоих соплеменников, Китлали, — сверкнул глазами в сторону тотонака Диего. — Нужно опасаться лишь того, что остатки гарнизона побегут. Быстро, далеко, а нам их в этих землях не догнать. Они чужие, мы их не знаем.

Китлали Орматичли, ещё прошлым днём даже не думавший, что сегодня станет не просто заключать союз с пришельцами из-за большой воды, с трудом воспринимал происходящее. Да, он достаточно слышал о людях с бледными лицами. Вполне достаточно для того, чтобы ухватиться за предложения союза против столь ненавистных науа. Ухватился за возможность, будучи уверен, что его поддержат и в других городах, помимо Куйушкиуи. Ведь науа то побеждали этих чужаков, то были ими разбиты, когда как. Он думал, что увидит схожих с науа воинов, но жизнь сумела его удивить. Сперва там, у берега, когда грохочущие железные трубы, большие и малые, убивали воинов тлатоани быстрее, чем те успевали добраться до этих, как они себя называли, тамплиеров или храмовников. Добежавшие же мало что могли сделать против закрывшегося большими щитами из металла и выставившими копья строя, из глубины которого продолжали грохотать те самые плюющиеся огнём трубы.

Это было совсем недавно. И вот снова, теперь уже под стенами его родного города! Кажущиеся день назад сильными и мощными камнемёты и стреломёты, они просто ничего не могли сделать. Не доставали до места, где тамплиеры поставили свои мечущие огонь орудия. Теперь он в полной мере поверил словам, что желающие заключить с ними, тотонаками, союз способны разбить и ворота города, да и саму стену. Достаточно было просто стоять и смотреть, как установленные науа метательные машины превращаются в ничто, в обломки. И мысли, приходящие в голову Китлали, были…. разными. Радовало, что у империи Теночк действительно появился настоящий и опасный враг. Зато пугала показанная вроде бы желающими союза тамплиерами сила. И многое повидавший тотонак сомневался, что сейчас он видит всё, а не всего лишь часть доступного новым на этой земле людям.

— Вот и нет больше метательных машин…

— И оставшиеся науа попрятались после того, как аркебузиры наказали высовывающихся и пробующих проявить глупость, Диего, — переводя подзорную трубу с одного места на другое, отметил очевидное Фиорентино. — Арбалетчики тоже поняли, что их болты на такой дистанции наши щиты не пробьют.

— Те, кто остался в живых.

— Да. Теперь пришло время для преодоления стены. Совсем скоро наши братья будут на ней, а там и в городе.

Адъюнкт-рыцарь не преувеличивал. Всего час обстрела из восьми легких орудий, ядрами и бомбами, но этого оказалось достаточно. Для чего именно? Чтобы смести с прилегающего к воротам сектора крепостной стены всё, могущее представлять угрозу, а заодно — при помощи аркебузиров, выдвинувшихся на более близкую дистанцию по миновании угрозы — поубавить численность науа. Сильно поубавить, отучить проявлять уже знакомое по прошлой стычке отчаянное мужество, на сей раз выражавшееся в стремлении арбалетчиков достать кого-то из обстреливающих Куйушкиуи тамплиеров.

Были попытки, да закончились. А вылазка… Уже понявшие, что из себя представляют орудия, оставшиеся воины гарнизона не собирались гибнуть просто так, не в силах даже в последнем рывке дотянуться до врага. Им оставалось лишь ждать и надеяться, что при преодолении стены удастся навязать бой в более подходящих условиях.

Отступить, как это случилось в Тулуме? Коменданту, Яотлу Эхелтику, стоило сделать это либо сразу, либо, послав вестников с просьбами о помощи, держаться, надеясь на то, что эта самая помощь придёт. Он выбрал второй вариант. А ещё опасался наказания за потерю не столько города, сколько большей части своих воинов, которых бросил в атаку на, как оказалось, превосходящие силы противника. В империи Теночк хотя и произошло некоторое смягчение нравов из-за проводимых нынешним тлатоани реформ, но по меркам европейцев жестокостей не то что хватало, их было чересчур много.

В общем, по словам Китлали, Яотл Эхелтику, раз уж не отвел своих воинов сразу, теперь будет держаться до последнего, надеясь на скорый приход помощи. Да и погибнуть в битве лучше, чем оказаться на жертвеннике из-за неудачного и недостаточно умелого командования войсками. Ведь именно такой исход являлся вероятным более иных с учётом всего уже произошедшего.

Уничтожив метательные машины в нужном секторе и очистив приблизившимися после этого под прикрытием щитовиков стрелками-аркебузирами стену от рискнувших оставаться там науа, тамплиеры вновь сделали основным средством пушки. Бьющие ядрами, причём именно по воротам. К огромной для них радости, тут, в Новом Свете,не были распространены хитрые придумки Европы вроде того же барбакана. Разве что подобие герсы появилось — той самой решётки для крепостных ворот, которая порой и исключительно по бедности изготавливалась из прочных деревянных деталей, вестимо, внизу заострённых, но по всем правилам являлась металлической.

Икстли с Китлали, разумеется, предупредили о ёё наличии. Именно стальной, не деревянной. Не забыли упомянуть и о самом появлении такого лишь с завоеванием тотонакских городов империей Теночк.

Меняло ли что-то наличие герсы? По существу, нет. Конечно, её можно было поднять изнутри в случае, если от уже проведённого обстрела не перекосило пазы, по которым она поднималась/опускалась, и не повредило противовесы заодно с механизмом. Куда опаснее было бы, будь герса двойной — внутренней и внешней. Здесь, в Куйушкиуи, подобного не имелось, в то время как в некоторых других, более больших и важных городах, такое наличествовало. Цель сдвоенной системы? Проста. Исполнение? Действенно. Ловушка для тех, кто, проигнорировав первую, поднятую, решетку, оказывался перед второй, опущенной. И как только подобное случалось, первая герса также срабатывала — не медленно опускалась, а быстро падала, отрезая попавших в капкан, подставляя их под стрелы, арбалетные болты или иные метательные снаряды, в которых науа знали толк.

Продолжать стрелять ядрами и бомбами по уже начинающим поддаваться воротам, не дожидаясь доставки орудий с корабля? Просто ждать, ограничившись обстрелом аркебузиров тех науа, кто рискнул бы высунуться? Рискнуть и попробовать послать часть отряда штурмовать стену в расчёте на то, что в месте, где по особенному звучат барабаны тотонаков, всё получится, а науа, хоть и сильно убавившиеся числом, не примут бой именно там, оставив у ворот самое малое число своих? Чревато потерями, которые для небольшого числом отряда оказались бы существенными. Храмовники не любили терять своих, были приучены сокращать жертвы среди собратьев в любых ситуациях, пускай самых сложных и на первый взгляд не имеющих иных решений. Нет уж, у тамплиеров почти всегда имелся самое малое один путь в запасе, чаще всего не обычный, выламывающийся из привычного для других и особенно конкретных их противников. Как здесь. Как сейчас.

Использование петарды. Очень полезное при некоторых штурмах крепостей устройство, как и многое другое, вышедшее из лабораторий Борджиа. Почему была названа именно так, на французский манер? Спросить можно было у того же гроссмейстера или его довереннейшего алхимика фон Гортенхельца, но не то любопытства большого могущие такое спрашивать не проявили, то ли император по обыкновению своему отшутился. Да и не столь это важно. Главное в том, что петарды действовали и давали внушительный результат… в случаях, когда их действительно можно было использовать.

— Петардщикам — к воротам! — скомандовал Диего, после чего уже гораздо тише добавил. — Тому, что от них осталось.

Старое правило, используемое тамплиерами — если высаживаешься на берег — имей с собой по возможности полный набор могущих понадобиться средств. Вот потому в лодки на втором этапе, когда выгружали подкрепление, погрузили и парочку средних петард. Средних — это тех, которые способны переносить двое с трудом, а четверо без сколь-либо значимого напряжения сил. Крепость же, значит стоило иметь при себе средство быстрого — не полного, но частичного точно — разрушения ворот. Петарду, а лучше две, на всякий случай. Что она из себя представляла? Колоколообразная конструкция из металла, имеющая на своей вершине запальную трубку или колесцовый/кремневый замок, плотно набитая взрывчаткой и сложной системой крепежей, прижимающей её к деревянному основанию. В конкретном случае именно колесцовый замок, который можно привести в действие на большом расстоянии. Достаточно всего-навсего привязать тонкую веревочку и, отойдя на безопасно расстояние, дёрнуть её. И вот он, взрыв, непременно случится.

Мощный взрыв. Ведь для усиленного действия взрывчатка в «колоколе» прижимается металлическим диском, поверхность которого надсечена призматически. Основание же имеет короткие цепи с крючьями, что цепляются к разрушаемому объекту. Если же совсем плохо и никак не получается плотно прикрепить — например, в случаях, когда те же ворота уже частично разбиты и везде сплошное месиво из дерева и стальных полос — имеется тренога, заострённые концы которой вонзаются в землю, давая петарде дополнительную опору, будучи правильно присоединённой.

Смертность у петардщиков способна оказаться огромной. Оно неудивительно, ведь они должны вплотную подобраться к стене или воротам, в зависимости от выбранной цели. Потому прикрытие щитовиков, крайне желательно ночное время суток, про прикрывающий и непременно меткий огонь из орудий и говорить излишне. Но то в обычных случаях, в то время как в теперешней ситуации…

Где они, угрозы? Сметены орудийным и аркебузным огнём. И для прикрытия петардщиков десятка щитовиков и беспокоящего, не дающего науа высунуться из-за прикрытия стены огня стрелков вполне достаточно. Вот и наблюдали адъюнкт-рыцарь и рыцарь обычный за тем, как петардщики доставляют свой немалого веса груз к воротам. Закрепляют его, цепляют верёвку к колесцовому механизму и… отступают обратно. Стоило отряду отойти на достаточное расстояние, как длина веревки закончилась и вот он, приглушённый, но внушающий уважение взрыв. Клубы дыма от сгоревшего пороха, доносящиеся из-за городской стены крики. Видимо, такого вот подарочка вкупе с уже полученными воины Яотла Эхелтику не ожидали. Зато получили! От всех щедрот, которые только привыкли проявлять к противнику воины Ордена Храма.

Стоило дыму рассеяться, как наблюдающим за результатом через окуляры подзорных труб тамплиерам стало ясно — петарда сработала не идеально, но достаточно хорошо. От собственно ворот мало что осталась, ну а опущенная герса, в той прутья искорёжило, вывернуло, частично даже разорвало. В общем, не особенно остерегаясь, мог проникнуть воин в доспехах. И важно было воспользоваться моментом, пока защитники крепости не попытались устроить баррикаду, завалив образовавшийся путь внутрь разными временными препятствиями.

— Кто покажется в проёме — стрелять сразу, — продолжал отдавать приказы ди Ларго. — Основной отряд — вперёд. Ручные бомбы с собой, Применять щедро, не жалеть!

Воинам Храма два раза повторять не приходилось. Сказали, что надо сделать именно так? Услышали они, что приказ разумен, не выглядит откровенной глупостью? Следовательно, всё будет исполнено. Что до отсутствия необходимости беречь очередное оружие, ручные бомбы — так это их и вовсе порадовало. Благо и как их применять при заходе в проём тамплиеры хорошо знали. Учились тому и не единожды.

Надо признать, сначала далеко не все привыкли, что с собой можно носить не просто пистоли или аркебузу, но и то, что обычно вылетает из орудийных стволов, пусть и меньшего размера, и всего одного вида. Те самые маленькие бомбы, только несколько иной формы. Более подходящие для метания обычным человеком. Да ещё запал приходилось поджигать от заранее запалённого и тлеющего в специальном нарукавном держателе фитиля. Вынуть ручную бомбу из закреплённой на поясе сумки, поджечь, после чего бросить в нужное место, при этом самому оставаясь вне опасности от разлетающихся осколков оболочки и порой свинцовых шариков, что находились внутри, рядом со взрывчаткой.

Не самое обычное оружие, далеко не всегда применимое. Но в некоторых случаях сильно облегчающее жизнь. Оно и полетело в пробитый петардой путь, стоило отряду тамплиеров подойти достаточно близко к руинам ворот. Расчистка территории. От чего именно? Скорее уж от кого. От тех науа, которые могли находиться рядом, ожидая проникновения внутрь врага. И это средство… подействовало. Взрывы, крики боли. После такого — которого уже по счёту — «приветствия» защитников, воины-храмовники один за другим просачивались внутрь, оказываясь внутри крепости. Оказавшись же, снова, уподобившись малым каплям ртути, собирались в единое целое, в готовое ко всему малое боевое построение.

Только кого им было теперь серьёзно опасаться? Оказалось, что взрывы ручных бомб окончательно надломили остатки гарнизона. Оставив трупы и даже неспособных быстро двигаться раненых, оставшиеся десятка два науа быстро отступали. Не бежали сломя голову, но стремились как можно быстрее разорвать дистанцию, чтобы… Вот с какой именно целью — на данный момент прорвавшихся тамплиеров не сильно интересовало, в отличие от возможности занять позиции у ворот и на стене близ оных. Захват и демонстрация контроля за главным входом в Куйушкиуи были не только полезны, но ещё и символичны для населяющих его тотонаков.

— Это начало конца боя,- не скрывая своего удовлетворения, произнес, обращаясь к Китлали, Дзужеппе Фиорентино, адъюнкт-рыцарь Храма. — Полагаю, твои соплеменники, увидев нашу силу, превосходящую ту, что показывали им воины тлатоани, правильно это воспримут.

— Они это увидели. Они запомнят. Даже те, кто терпел власть империи Теночк и приспособился так жить. Им показано другое, а мы с Икстли донесём до всех, что вы, наши новые союзники, поможете избавиться от науа. Вестники в другие города будут отправлены сегодня.

— А что наместник? — напомнил об интересующем его ди Ларго. — И оставшиеся науа? Убегут или всё же засядут в каком-то доме, сопротивляясь до последнего? Может и вовсе сдадутся?

— Про наместника пусть Китлали скажет, а остатки разбитых науа могут бежать, могут попробовать укрепиться в доме, в любом. Это уже неважно. Они проиграли!

— А послание о том, что мы движемся к Куйушкиуи, было отправлено заранее, — понятливо кивнул Диего в ответ на слова Фиорентино. — Но наместник. Хотелось бы получить его поддержку. Или лучше сменить нынешнего на другого, более подходящего после происходящих изменений?

Последний вопрос, понятное дело, был обращён к Китлали Орматичли. Тотонак не стал тянуть и произнёс:

— У него есть сторонники, есть и недоброжелатели. Наместником он быть перестанет, Куйушкиуи с этого дня не подчиняется империи Теночк. Во главе города встанет… Или я, или Икстли. Некуаметл смирится, он потому и стал наместником, что всегда искал мира, если не чувствовал за собой большой силы.

Тут тамплиерам всё было понятно. Что в Европе, что в Новом свете — места разные, а люди вели себя схоже. Стремление к силе, власти, порой не раз виданное желание отсидеться, не оказываясь на острие событий. Каждый хотел своего, в том числе и в этом тотонакском городе. Их же задачей было по возможности дать так необходимым союзникам большинство желаемого. Только не в ущерб собственным интересам!

Окончательно удостоверившись, что на занявших ворота — точнее то, что от них осталось — и прилегающие к ним области стены тамплиеров никто и не думает нападать, ди Ларго отдал приказ и всем оставшимся воинам переместиться к городу. Разумеется, не забыв про орудия, с которыми, что неудивительно, предстояло ещё как следует повозиться в самом скором времени. О нет, не стрелять, а поднять на стену, выбрать наиболее подходящие места для установки, а затем ещё и подготовить прикрытия для самих пушек и обслуживающих их артиллеристов.

Собственно, когда оба командира отряда храмовников оказались внутри города, а ди Ларго и вовсе собирался подняться на стену с целью как следует всё изучить и осмотреться, пришло последнее важное для де-факто закончившегося боя известие.

Всё же уцелевший, хотя и получивший ранения комендант гарнизона с немногочисленными оставшимися воинами сумел выскользнуть за пределы Куйушкиуи, воспользовавшись потайным ходом. По настоящему тайным, о котором знали только науа, выкопанным и подкреплённым, чтобы не обрушился, всего несколько месяцев тому назад. Видимо, опасения за весьма вероятную казнь переломились ощущением как полного поражения здесь, так и… возможностью уцелеть, донеся до вышестоящих нечто очень ценное. Стараясь как следует изучить империю Теночк, Фиорентино и ди Ларго признавали, что после проведённых нынешним тлатоани реформ шансы уЯотла имелись. Небольшие, но всё-таки. Это раньше он был обречён оказаться на верхушке ступенчатой пирамиды, сперва рядом с жертвенником, а потом и на нём. в известном положении. Сейчас же… По словам гроссмейстера Ордена: «Сейчас науа сделали несколько шагов к тому, что ближе нам, а не им прежним. Это и хорошо и опасно».

А в самом Куйушкиуи всё завертелось в хороводе хлопот, в безумном ритме вроде того, что тамплиеры увидели в танцах этой части света. За очень малое время, то есть до того, как с клипера сгрузят половину оставшейся артиллерии и большую часть пороха с ядрами, картечью и прочим, следовало успеть многое. Например, составить союзный договор между Орденом Храма и городом Куйушкиуи, выступающим как сам по себе. так и от лица всего народа тотонаков. Естественно, на двух языках — латыни и языке науа, как том, который был ведом как тотонакам, так и некоторым тамплиерам.

Казалось бы, какие письменные договора, ведь на Пуэрто-Рико и без них спокойно обходились, приводя к покорности племена таино? Нет, гроссмейстер Ордена желал играть по им же введённым правилам, что уже не раз показывал и доказывал. Заодно показывал и то, что империя Теночк — это не слабовато развитые таино, а государство, с которым приходится иметь дело так же, как с европейскими. Не самим науа, которые вряд ли подобное поймут просто из-за неимения представлений о европейских делах. Всё это предназначалось для испанцев, португальцев, с которыми в Риме поделили Новый Свет по принятии той самой папской буллы, после чего должно было отпечататься в разумах иных правителей и их подданных, умеющих думать и делать правильные выводы.

Решение было принято на вершине Храма. Следовательно, стоящим на сколько-то ступеней ниже нужно было его исполнять. Вот они и исполняли, на сей раз уже не вдвоём, а втроём. Три подписи со стороны тамплиеров стояло под договором о союзе, под каждым экземпляром оного: адъюнкт-рыцаря Джузеппе Фиорентино, рыцаря Диего ди Ларго и капитана Пауля да Васко. Со стороны тотонаков — Китлали Орматичли и Икстли Лалитачли. Ну и окончательно скрепляла подписи печать Ордена Храма из числа тех, от которых не отмахнуться даже коронованным особам. Не личная гроссмейстерская, но им выданная, ему же потом и возвращаемая по выполнении порученного либо вследствие неудачи задуманного. К счастью для находящихся в Куйушкиуи тамплиеров, сейчас случилось первое из возможного, никак не второе. Привыкшие с момента возрождения Ордена храмовники очень болезненно воспринимали даже малые неудачи.

— Я возвращаюсь на клипер и отплываю через час, может полтора, — уведомил собратьев да Васко, убирая обратно в карман серебряные часы. — Его Величество Чезаре будет рад увидеть союзный договор с этими индейцами. И очень скоро здесь будет много кораблей, много воинов и орудий. Может даже лошади для их перевозки вглубь континента.

— Мы продержимся, — за себя и Фиорентино произнёс ди Ларго, как отвечающий именно за оборону от возможного нападения на Куйушкиуи воинов империи Теночк. Для такого города орудий мало, ещё меньше нас, но…

— Я наблюдал за тотонаками. Не только за Икстли и Китлали, но за другими тоже, — вымолвил адъюнкт-рыцарь. — Немалая их часть готова сражаться. Оружие убитых науа уже разобрали. Долго ругались, были попытки хвататься за ножи и копья, но поделили. Вспыльчивый народ. И жестокий, как те же науа.

Двое других тамплиеров понимающе усмехнулись. Видели или слышали, как тотонаки расправлялись с несколькими науа из числа раненых или просто попавшихся из числа отставших от остатков гарнизона. Да и жрецы империи Теночк, кто не успел покинуть город вместе с Яотлом Эхелтику, они тоже закончили свою жизнь печальным, но привычным для обитающих на континенте индейцев Нового Света образом. Их принесли в жертву, на том же алтаре, на коем те сами время от времени, а последний раз и вовсе недавно вырезали сердце у одного из тотонаков, замеченного в злоумышлениях против империи.

— Гроссмейстер любит проводить реформы. Разные, — усмехнулся да Васко. — Наши союзники будут удивлены. Не сразу, со временем.

— И данные обещания окажутся не нарушены, и цели окажутся достигнуты, — подхватил Диего. Ему нравится и Новый свет, и эти… его населяющие. Странные они, индейцы.

— Наверное, именно поэтому,- вздохнул капитан «Гордого». Нехорошие у меня предчувствия… Буду выжимать из ветра и паровой машины всё, что получится.

— Справимся, — сказал, как отрезал, Фиорентино. — Местные знают жестокость науа и сами отрезали себе пути к отступлению, принеся в жертву имперских жрецов. Новое восстание, но с новыми союзниками. Наши пушки укрепят оборону, а избегнувшие картечи и цепных ядер с бомбами, их спихнут со стен сами тотонаки. И постараемся за оставшееся время сделать саму стену более защищённой.

— Про ворота не забудьте!

Тут да Васко мог и не напоминать. Ворота уже начали восстанавливать. Правда, сейчас это была та стадия, на которой растаскивали в сторону обломки, освобождая место для новой каменной кладки. Что до собственно ворот — тамплиеры сильно сомневались, что их удастся восстановить за предполагаемое до появления близ Куйушкиуи воинов империи Теночк. А в предположениях они приучены были исходить из худшего, оставляя лучшее как приятный подарок судьбы или высшей силы. Зато и средство имелось простое — временно заложить место, где должны были находиться выбитые ворота, камнем. Только не простейшим образом, будто единая линия крепостной стены, а посложнее, по европейскому образцу. Потом будет легче создавать полноценные привратные укрепления. Что тут сказать, храмовники уже рассматривали город как очередной будущий форпост. В конце концов, за любой союз более слабой стороне в нём требуется платить за помощь. Например, очень удобным городом-портом, которых им, Ордену Храма, понадобится явно больше одного Тулума.

Началось! Это я про новый этап противостояния с империей Теночк, который, есть у меня подозрения, для многих там стал далеко не приятным сюрпризом. Посылая на разведку единственный клипер, пусть и забитый головорезами из числа тамплиеров под завязку, я был готов как к успеху, так и к неудаче. Пробный камень, разведка боем и проверка уязвимой точки противника на прочность одновременно. И ведь получилось!

Это стало ясно в тот же час, когда клипер «Гордый» показался на рейде Тулума, где мы с Изабеллой так и продолжали находиться. Теперь уже не испанский, а наш город, первый и очень важный форпост Ордена Храма на континенте. Пуэрто-Рико сейчас начнёт становиться базой для кораблей, крепким тылом, куда, случись что, можно отступить. Тулум же… тут совсем-совсем иное. Мощная сама по себе крепость, она хоть и нуждалась в переделке, но и на скорую руку успели многое сделать. Причалы, обустройство рейда для кораблей, заготовка топлива для паровых машин. Каменный уголь, разумеется, тут надо ещё поискать, но топки охотно сожрут и обычные дрова. Пускай эффективность такого топлива будет и заметно ниже. Артиллерия опять же, в достаточном количестве расположенная на стенах. Сейчас достаточном, поскольку дальше должно быть больше. Сами по себе работы нужные, но ещё и внушающие ацтекам не совсем то, что есть на самом деле. Они должны были поверить, что именно от Тулума, подготовившись, мы нанесём по Коба уже второй удар. Теперь иначе, не как было с нагловатым наскоком испанцев, понукаемых окриками вице-короля с Эспаньолы. Вот пусть так и думают.

Мысли, да. Они лично у меня колыхнулись совсем в другом направлении, как только мне доложили, что «Гордый» идёт не повреждённый, с минимальной загрузкой. Такое могло быть лишь в одном случае — если на берег высадили большую часть людей и выгрузили почти всё содержимое трюмов, а то и немалую часть орудий с боеприпасами. Тот вариант, при котором рейд на Куйушкиуи увенчался успехом. А уж в какой мере увенчался — это мы с Белль должны были узнать в самом скором времени. как только капитан да Васко бросит якорь на рейде. Прикажет спустить лодку и, загрузившись в неё, отправится к пирсу. Вот там я его и прихвачу, благо и пройтись полезно, и любопытство хочется удовлетворить как можно скорее.

Прихватил! Без Белль на сей раз, потому как та изволила по причине раннего времени почивать, точнее дрыхнуть без задне-передних лап. Сибаритка, равно как и я, если имеется подобная возможность. А она, надо признать, имелась. До сегодняшнего дня, ведь с прибытием клипера в таком виде становилось очевидно — начинается новый этап разработанного нами плана. К нему, этапу, практически всё готово, нужна лишь отмашка, после чего последуют практические действия. Только вот окончательно удостовериться надо.

— Ваше Величество, приказ выполнен. Примите, — с ходу обратился по мне капитан Пауль да Васко, едва нога ступила не на берег, но на недавно законченный пирс, к которому пришвартовалась лодка с «Гордого». — Договоры на латыни и языке науа, в нескольких экземплярах, как вы и желали получить.

— Благодарю, Пауль, — киваю, принимая у него из рук плотно закрытый кожаный тубус со столь ценным содержимым. — Теперь мы имеем право оказаться на землях союза тотонаков не просто так, но в качестве их официальных союзников. В Куйушкиуи уже сейчас, в других городах… Полагаю, тоже проблем не возникнет, кроме, конечно, войск империи Теночк. Потери?

— Ничтожные в сравнении с выполненным, — сказал, словно отрезал морской волк. — Адъюнкт-рыцарь Фиорентино и рыцарь ди Ларго живы, здоровы и находятся в Куйушкиуи с отрядом и большей частью находившихся в трюме артиллерии и снятых основных орудий «Гордого». Раненые доставляются на берег, состояние тех, кто не умер сразу, не вызывает опасений за их жизнь.

— Совсем хорошо. Тогда будь любезен, прогуляйся со мной до резиденции. По дороге и расскажешь, как всё происходило.

— Почту за честь, Ваше Величество.

Рассказ был вполне себе занимательный. Времени также хватило, учитывая, что шёл я не спеша, а попытки вдаваться в лишние подробности аккуратно пресекал. Успею ещё о мелких деталях полюбопытствовать, да и Белль, как проснётся, непременно всю душу из бедняги капитана вытянет своим любопытством.

Из сказанного удалось понять главное — тотонаков эти новые, реформированные «мистером Тень» ацтеки придавили куда сильнее, нежели в той ветви истории. Но всё ж не до конца. Сами они восстать может и могли бы, но в нынешнем положении, с катастрофической для тех разницей в качестве вооружения и брони… Последний всплеск, после которого если бы что и было, то так, мелкие и не влияющие ни на что серьёзное вспышки. А там уж либо ассимиляция, либо низведение до своего рода нижестоящей касты. Вовремя успели! Даже если зацепиться только за часть земель этого народа — уже будет неплохой плацдарм для наступления на империю Теночк, причём с гарантированным — если вести себя правильно, а не как этот… вице-король Испании — привлечением союзников из местных. Вспомогательные войска, причём не простые, а мотивированные. Кортес в той истории изволил использовать шикарный инструмент самыми топорными, варварскими методами. Мы же с Белль будем куда умнее и хитрее. Хотя и противостоящий нам тоже не лыком шит, в этом успели убедиться.

Ох как быстро умеют некоторые девушки отойти ото сна, привести себя в приближенный к идеальному вид и предстать перед пусть не большим обществом, но по факту слабознакомым человеком во всем ужасно-прекрасном виде! Капитана «Гордого» чуть ли наизнанку не вывернули, причём делалось это без малейшего отрицательного подтекста, из чисто женского любопытства. В том смысле, что Белль интересовалась, наряду с действительно важными вещами, и откровенными мелочами, которые мне и в голову не пришло бы спросить. Жаль только, что сам Пауль да Васко ответить мог не на всё. Просто слишком мало времени самолично провёл в отбитом у ацтеков Куйушкиуи, банально не успел или просто не видел смысла присматриваться к тому, в чём не видел интереса и смысла.

Впрочем, это уже откровенные мелочи бытия и ничто иное. Главное «сестра» ухватила с первой же минуты, посему всячески поддержала, когда я, вызвав парочку посыльных, отдал через них приказ фон Меллендорфу, Кроевичу и иным начинать уже не подготовку, а, собственно, последние действия перед отплытием эскадры в Куйушкиуи.

Оголять Тулум? Ни в коем случае, ведь тут оставалось достаточное количество войск. Для обороны достаточное, а вовсе не для абсолютно лишнего сейчас удара по Коба. Ввели в заблуждение находящиеся поблизости войска науа и всё на этом. Баста. Теперь выполнившие свою роль тамплиеры выполнят другую, на сей раз действительно связанную с железом и кровью.

— Может всё-таки… — произнёс я, когда да Васко, поклонившись и рассыпавшись в витиеватых фразах по адресу королевы Египетской, вымелся из комнаты.

Даже договаривать не стал фразу, ведь Изабелле и так всё было понятно. В её ответе тоже сомневаться не приходилось.

— Не дож-дёшь-ся! — и продемонстрировала столь вульгарный для коронованный особы кукиш. — Мне в Тулуме сидеть никакого интереса и смысла нет. Город мы укрепили так, что сюда ацтеки не сунутся, их тлатоани понимает… или подскажут. А вот что он будет делать, когда осознает, что мы повторяем известный путь — это только на кофейной гуще гадать. Ну или по полёту птиц, если римские истоки вспомнить.

— Миров много, я в этом уверен. Вдруг он из того, где известных нам событий не было?

В комнате никого не было, разговаривали мы тихо, а охрана… Она находилась за плотными дверьми и в принципе не имела склонности к подслушиванию. Верные по настоящему, а не на словах — только такие, другим в ней было не место. А уж возможностей выяснить, кто есть кто, за годы минувших боёв и испытаний оказалось предостаточно. Отсюда и уверенность, что наши тайны, они между нами двумя и останутся.

— Хотела бы я посмотреть, — мечтательно там выдохнула Белль-Алиса. — Не зря верила, что после смерти что-то есть. Разное думала, на разное надеялась… А оно вот так, не самым обычным образом. Новый мир, но такой, как первый. Почти такой. И после этого знаешь, чего хочу?

— Догадываюсь, но ты лучше скажи.

— Новые миры, новые впечатления. Не спешу туда, но хочется верить, что нам удастся всё: и найти, и понять. Сам механизм перехода, управлять им, использовать его. Это… настоящая цель. Больше — мечта, способная стать реальностью!

И глаза горят. По настоящему, от души сказано.

— Верю. Путь с началом, но без конца. Понимаю, разделяю, хоть и стараюсь относиться поспокойнее.

— Энтузиазма у меня на нас двоих хватит, — хищно улыбается Белль. — Потому я этого «мистера Тень» поймаю хоть за глотку, хоть за яйца. И ме-едленно сжимать буду, до состояния тряпки или омлета, смотря куда дотянусь. И петь он будет… Громко и тонко.

— Или хрипло… если за горло брать, тонко ну никак не получится.

— Формалист, — притворно надулась подруга. — Ты лучше, пока наши доблестные тамплиеры последние приготовления к отплытию эскадры совершают, скажи вот что… Куйушкиуи отбивать будут по-серьёзному или для видимости? Я никак не могу понять, какой вариант вероятнее.

Чем хороша давняя и проверенная в десятках экстремальных ситуаций подруга — мыслим на одной волне, понимаем чуть ли не на уровне сиамских близнецов друг друга.Оттого так легко с ней обсуждать всякое-разное. причём без тени сомнений, смущения, колебаний.

— Черти их разберут, этих новых ацтеков. Про обычных можно было сказать чётко, с более чем девяностопроцентной вероятностью. Эти же… Тлатоани не может показать себя слабым, ему того не простят, несмотря на все ранее случившиеся достижения. Он же не просто так, а ещё и реформатор. А реформы…

— Всегда останутся недовольные. Пускай скрытые.

— Во-во, оно самое, Белль. Если почувствуют возможность разыграть ситуацию «Акела промахнулся» — непременно воспользуются шансом. Плюс индейская специфика с их зашкаливающей по нашим, европейским меркам жестокостью.

— Тогда… — чуть призадумалась подруга. — Демонстрационная попытка защититьприбрежный город, этот самый Куйушкиуи, но на деле сосредоточиться удержании более важных тотонакских городов. Или превентивно вырезать наиболее активную их часть, внушив оставшимся «страх божий». Боги у них такие, что страх распространяют хорошо, даже при упоминании!

— Привычка!

— Богатство фантазии у «мистера Тень», схожее с нашим, — парировала Изабелла. — Я не утверждаю, Чезаре, я предполагаю.

— Вот и увидим. Очень скоро, может сразу по прибытии к Куйушкиуи. Что действия противника, что его бездействие — нам достаточно малого, чтобы понять. И не обмануться.

— Нас обмануть сложно будет. Привыкшие к разному. И опытные.

Ох и улыбочка на прекрасном девичьем лице. При виде такой обычные мужчины способны растечься лужицей тестостерона. Зато более умные и проницательные на всякий случай проверят кто кошелёк, кто кинжал на поясе, а то и всё сразу. Когда Белль улыбается вот так — она поймала волну и готова нестись на её гребне к выбранной цели. И ведь достигает её практически всегда. Исключения на моей памяти хоть и были, но крайне немногочисленные.

Сборы в путь дорогу, очередные уже не в Старом, а в Новом Свете. Сперва из Пуэрто-Рико в Тулум, затем отсюда в Куйушкиуи. Не уверен, через какое конкретное время мы сможем обосноваться именно в этом городе — не исключаю, что сперва придётся ночевать и вообще отдыхать в каютах флагманского фрегата эскадры — Зато что тем или иным манером прибрежную крепость удастся у тотонаков отжать в обмен на союз, тут никаких сомнений не возникало. Пусть, если упрутся, компенсируют эту потерю приобретением за счёт ацтекских земель.

Так вот, о сборах. Что мне, что Изабелле это не составляло ни труда, ни временных затрат. Никакого большого и громоздкого багажа, лишь самый необходимый минимум для коронованных особ. В нашем понимании необходимый, ведь оно, понимание, сильно отличалось от привычного монархам этого времени. Оно и к лучшему, ведь место на кораблях эскадры планировалось занимать чем-то полезным, а не элементами роскоши в огромном ассортименте. Люди, амуниция, оружие с боеприпасами лично и общевойсковое, то бишь артиллерия. Ну и некоторое количество лягающегося и ржущего живого груза. Исключительно за ради перемещения грузов и собственно оружий с боеприпасами — устраивать лихие кавалерийские атаки я покамест не видел особого резона. Места не совсем те, число лошадей скромное, ну а рассчитывать на фактор внезапности и внушаемого незнакомыми зверьми страха… Не те нам попались ацтеки, совсем не те.

Стоило ли удивляться, что менее двух часов прошло до момента, когда оба мы оказались на борту «Громовержца», того самого флагманского фрегата с паровой машиной. Привычный уже корабль, ведь именно на нем совершали переход из Европы в Пуэрто-Рико, да и в Тулум на нём же прибыли. К счастью, корабль показывал себя с лучшей стороны, не наблюдалось проблем ни с корпусом, ни с парусами ни. Что особенно важно, с паровой машиной. Так, мелкие огрехи, которые без проблем исправлялись даже в море, не говоря уж о якорных стоянках. Оно неудивительно, ведь на флагманском корабле и команда имелась соответствующая, чуть ли не лучшие из лучших.

Фрегат, три клипера, десяток галеонов — вот те корабли, которые отправлялись в Куйушкиуи. Естественно, основной груз, живой и припасы, находился в каютах и трюмах галеонов. Так на то они и по основному назначению грузовые корабли. Транспортно-военные. Если быть совсем уж формалистом, поскольку на числе орудий в Риме экономить не было принято. Считалось — и вполне обоснованно — что даже предназначенный для перевозки ценных грузов корабль должен уметь хорошо и качественно огрызнуться бортовым залпом, да и при отрыве от противника расположенные на корме орудия должны были поубавить прыти преследователям.

Поднимаются якоря, уходит вперед клипер, назначенный на роль головного дозора. Значит, началось. Поднимаются паруса и на «Громовержце», а вот паровая машина пока не задействована. Неужто капитан экономить изволит, хотя сказано же было о необходимости скорейшего достижения цели. А для этого, что логично, нужно сочетать силу ветра и гребных колес. Хотел было высказаться на эту тему, как понял — поторопился малость. Звук постепенно раскочегаривающейся паровой машины, а затем колеса начали движение, загребая воду, помогая флагманскому кораблю разворачиваться и набирать скорость. Поехали! Точнее сказать, пошли. Ведь плавает по морям-океанам известно что.

Стою на палубе, меланхолично так смотря на постепенно удаляющийся Тулум. Хороший город уже сейчас, но вскорости станет ещё более пригодным для жизни. Просто на частичную внутреннюю перестройку всегда требуется время. Как ни крути. а жить в городе. построенном майя с учётом представлений о комфортной жизни — это, доложу я вам, можно, но довольно специфично. Вроде бы и много общего с европейскими городами, но некоторые элементы всё же являются чужеродными. Вот их потихоньку и выправляли, завозя с Пуэрто-Рико необходимые вещи, материалы, а еще некоторое количество нанятых для выполнения различных работ таино. Город то, как ни крути, достался нам пустым, население организованно покинуло его, повинуясь приказу вышестоящих.

Ничего, это дело поправимое. В Пуэрто-Рико много рабочих рук, которые, прельщённые повышенной в сравнении с обычной оплатой, уже начали перебираться сюда, на материковый форпост Ордена Храма. Плюс в Рим отправились послания, прямо намекающие на желательность привлечения колонистов, готовых по доброй воле сменить привычные места на возможности Нового Света. Уверен, что таковых будет хоть и не пруд пруди, но в достаточном количестве. Фактор шила в заднице и желания урвать у судьбы кусок жизненных благ — это сильно, это всегда нужно учитывать. А уж перевозку через океан имперский флот всегда обеспечит, тут никаких сомнений. И никакого асоциального элемента, разного рода маргиналов! Как по мне, от них куда больше хлопот, нежели проку. Тех, если когда куда вывозить и потребуется в промышленных масштабах — так на то Африка есть, большая ис особенными климатическими и иными факторами. Например, кучей каннибалов и просто откровенных дикарей, с которыми в принципе разговоры разговаривать не следует, общаясь исключительно посредством меча и аркебузы. Впрочем, это дело будущего, причём лишь вероятного и однозначно не относящегося к краткосрочной перспективе.

— Кажется, мы скоро будем скучать даже по Тулуму, — незло усмехнулась еле слышно подошедшая Изабелла. Остановившись рядом и также обратив взгляд в сторону удаляющейся крепости, добавила. — Если мы привносим многое в Новый Свет… в те места, где оказались и ещё окажемся в самом скором будущем, то и отсюда можно кое-что взять. Не только золото и диковинки.

— Архитектура?

— Не только, — покачала головой подруга. — Частицы культуры, расширение европейской кухни, новая мифология, в дополнение к уже известным в Риме и не только. Про астрономию и медицину у майя и науа ты тоже должен помнить. Лишними знания и эстетика не бывают. Сам мне говорил.

— Говорил и от слов отказываться точно не собираюсь. Только вот другое… беспокоит.

— Неужто тот маленький по сравнению с Тулумом городок-крепость?

Иронизирует подруга, но это дело привычное. Это, помимо прочего, у неё ещё и средство меня подбодрить. Старое, действенное, не утратившее актуальность, несмотря на смену мира. тел, вообще очень многого. И не утратит, зуб готов дать. Чужой, желательно.

Два фактора, Белль! Первый и понятный — опасение, что по прибытии к Куйушкиуи нас будут ждать догорающий город и торжествующие воины империи Теночк. Сам понимаю, что очень низка вероятность, но не хотелось бы тупо прогадить столь хорошо начатую затею.

— Вероятность не мала, а ничтожна, — серьёзно так, без тени иронии вымолвила увенчанная короной девушка. — Наш «мистер Тень», будь он хоть сам тлатоани, хоть один из его советников, должен понимать.

— Он как раз может понимать слишком много. И сделать ставку на быстрый, массированный такой набег, при котором сила будет в числе воинов и в готовности уничтожить наших воинов и даровании прощения большинству тотонаков. Полного прощения. Конечно, для этого ему надо понять, что мы не очередной прибрежный форпост отхватили, а притягиваем союзника, тем самым компенсируя свою малую численность в Новом Свете.

— Мне кажется, он не так умён, — хихикнула Изабелла. — Иначе не доводил бы тотонаков и иных до ситуации, когда те только и ждали момента для нового восстания.

— Последнего, как я предполагаю, перед полным разгромом пассионариев.

— Неважно, — величаво махнула лапкой подруга. — Всё равно ошибка! Та, что хуже многих преступлений. Я про гарнизон в две сотни воинов в важном прибрежном городе. И в других тотонакских городах, таких же и куда крупнее — та же печальная история. Хватает, чтобы держать покорённые народы в узде, но и только. Даже после того, как до тлатоани довели знания о том, что мы сильнее его вояк, если при равном числе, а в прибрежной полосе с нами и вовсе не справиться.

— Тулум.

— Да. Его покинули сразу, воины и гражданские, оставив лишь видимость. Зато Коба защищали так. как некоторые европейские военачальники могу позавидовать. Очень всё… неравномерно. Понимаешь, к чему я веду, Чезаре?

Слегка погружаюсь в мысли, смотря на волны за бортом. Затем на небо с плывущими по нему облаками причудливой формы. Помогает порой. Ага, есть контакт.

— Неравномерность. У него есть общие знания, он умеет добиваться выполнения своих пожеланий. Реформы империи Теночк тому явное и чёткое свидетельство. Хватает пленников, судя по не подтверждённой, но весьма вероятной информации. Цель понятна — выжать из них знания. Готов уступать нам часть своей территории, которую не в силах защитить. Пример тому Тулум и другие прибрежные крепости, а вот Куйушкиуи выбивается из этого правила. Не могу понять, почему гарнизону не был отдан приказ отступать при появлении нашего отряда?

— А откуда ты знаешь, что не был, — парировала Белль. — Может и довели такое распоряжение, но уровень угрозы, он разный бывает. — Наш клипер могли не заметить. Ночь, высадка, а да Васко умелый капитан. Обнаружен малый отряд врага? Приманка для коменданта, который знает, что за захваченных пленников его похвалят, наградят и вообще. Вот и началась раскручиваться цепь ошибок, приведшая его к трагическому исходу, а наших людей к триумфу. А то ты раньше такого не видел, Чезаре, очень раньше и не совсем?

Вынужденно киваю, соглашаясь с подругой. Порой инициатива на местах способна чуть ли не до противоположности извратить изначальный дух спущенного сверху вполне разумного приказа. Инициатива, она ведь разная бывает, от гениальной до откровенно дурной, равно как и множество промежуточных стадий. Жизнь, однако, во всех её своеобразных и местами забавных проявлениях. Для меня забавных, поскольку тому самому коменданту Куйушкиуи сейчас явно не до «от души похохотать».

— Возможно. Пусть это была не самая умная инициатива. Что тогда получаем? По лично твоему мнению.

— Я бы на месте нашего противника плюнула на Куйушкиуи и стала бы укреплять другие города тотонаков, заодно подчищая особо опасных, готовых взбунтоваться. Нет зачинщиков бунта, так он получится либо слабый, либо никакой. Науа знают толк в наведении страха, мы с тобой уже говорили об этом. Только я снова и снова готова повторять.

— Когда теряешь один город за другим, страх работает хуже. И сложно заткнуть рот тем, кто недоволен… по разным поводам. Уверен, что ещё со времени начала реформ у нынешнего тлатоани появилась масса недоброжелателей. Пускай они до поры и молчали. Но теперь, после череды поражений… Частные успехи на Кубе, доставление неприятностей испанцам на Эспаньоле, успешное отражение атаки на Коба — важность этого понимают лишь умные люди. но никак не толпа. ей нужно нечто значимое и в то же время видное.

— Есть у меня мысль… и я её думаю.

Мозговой штурм на две персоны. Обстановка вокруг благостная. Как нельзя лучше способствующая тому, чтобы в голову приходили именно дельные мысли, а не разный мусор. Что до невеликого состава участников — я да Алиса-Изабелла — так тут, увы, вынужденно. Специфика ситуации. Никто — вот вообще и без исключений — не должен знать о нашем иномировом происхождении. А без этогопрогнозировать действия нам же подобного противника — не-а, шалишь! Вот и приходится прокачивать ситуацию в предельно усечённом составе.

— Отвлекающий удар и удар настоящий, — спустя пару минут выдара Изабелла. — Под Куйушкиуи бросят энтузиастов из числа тех, кто недоволен ходом ведущейся войны.На усиление гарнизонов других тотонакских городов, укрепление их обороны — те части войска, которые верны прежде всего самому тлатоани. Резня недовольных или там более мягкое придавливание возможных очагов бунта — тут я не готова предполагать. Но это лучшее, что может сделать тлатоани.

— А где тотонаки, там и другие источники возможных мятежей.

— Особенно Тласкала,- подхватывает на лету Белль. — Если — а тут не если. а почти наверняка — опознают применяемую нами стратегию — постараются минимизировать идущий от неё ущерб. Сильно и сразу усилиться нам не дадут. Затягивание времени, вот то, что для нас хуже всего.

— Есть и похуже.

— Неужели, Чезаре?

— Переговоры, — цежу я сквозь зубы. — Не прямо сейчас, а после какой-нибудь очередной пакости на подконтрольных испанцам землях. Показать, что они как раньше могли, так и в будущем окажутся способны мешать добывать золото, пряности и прочее, после чего откупиться солидным куском прибрежных земель и большим количеством золота. Ну а ещё перенаправить стремления захватывать новые земли в несколько ином направлении. К примеру, чем плохи известные нам инки?

— Далеко.

— Ну или кто поближе. Просто там, где поближе. пожива не столь солидная, хотя… Мезоамерику я знаю не так хорошо, да и ты тоже не самая большая специалистка.

Разводит руками девушка, признавая верность последнего. Очень уж специфическая область знаний, а в сферу наших тогдашних интересов уж точно не входившая. Так уж карта легла. Да и как иначе, ведь специализация был совсем-совсем иная, а увлечение историей присутствовало, пожалуй, только у меня, да и направлено было в иные места, европейские. Что, собственно, сильно помогло. Сейчас же… Ай, всё равно справимся-прорвёмся. Лучше до поры просто насладиться очередной морской прогулкой, а чисто деловой разговор перевести в иное русло. Например, касаемо тех самых новых веяний, которые могут быть перенесены из Нового Света в Европу.Уверен, Белль с удовольствием расширит и углубит многое из того, что я могу лишь примерным пунктиром обозначить.

Далеко разносящийся орудийный грохот — это одновременно и хороший знак, и не очень. Хороший в том плане, что крепость, к которой мы так стремились, однозначно не пала, раз орудия не просто изредка огрызаются, а полноценно так залпируют. При практически павшей крепости такого в принципе не бывает, ведь у другой стороны огнестрельного оружия нет вообще. Малочисленные трофеи в счёт не берём, они тут погоды не играют, даже если ацтеки успели их в должной мере — особенно при помощи пленников — изучить. Изучай или не изучай, а до производства столь необходимого пороха им, аки до луны пешком, аккурат по воздуху.

Однако грохот орудий означал и плохое. Что именно? Факт не то осады Куйушкиуи, не то полноценных приступов. Лично я бы поставил на последнее, поскольку у держащих оборону тамплиеров под командованием Фиорентино и ди Ларго ограниченный запас пороха и снарядов. Не особо постреляешь залпами, только по действительно серьёзному поводу.

'«Громовержец», понятное дело, шёл не первым в эскадре. Головной дозор, а именно клипер капитана Гвидо Луччиани «Дерзкий», вот с его мостика и тем паче мачтовых «гнёзд» уже реально было что-то дельное рассмотреть в подзорные трубы. Они и рассмотрели. Сделав же это, отнюдь не поспешили на помощь, предпочтя лечь на параллельный эскадре курс, сбавив скорость. Дескать, спешить особого смысла нет, а вот передать сообщение на флагман — совсем иное дело. И вот он, семафор, который лично я толком читать даже не учился. Каждому своё, а забивать голову ещё и этим знанием… Право слово, голова, она не резиновая, да и не входили тонкости морского дела в число того, что мне было действительно нужно, важно и особенно интересно. Другие есть, профильные специалисты. Вот пускай они и переводят с «флажкового» алфавита на нормальный, человеческий язык.

— Гроссмейстер. Моя королева, — громко топая подкованными сапожищами, подошёл к нам, стоящим на крыле капитанского мостика, фон Меллендорф. Видимо счёл, что данная ситуация нуждается именно в его докладе, а не посредством капитана фрегата. — С «Дерзкого» сообщили, что Куйушкиуи держится. Идёт приступ войсками империи Теночк, но серьёзной угрозы обороне защитники не видят.

— Замечательно, — поневоле на лице появляется хищный такой оскал. — Значит, нам остаётся подойти поближе и поздороваться. Громко, из бортовых орудий.

— А если не поймут — поздороваться второй раз, но с другого борта, — радостно вторит мне Изабелла.

— Если цели будут в досягаемости артиллерии.

Изображает Зигфрид невозмутимость, хотя я то его хорошо знаю. Как был огромным любителем сеять вокруг себя огонь и смерть, так им и остаётся. Просто выдержки прибавилось, научился держать свою страсть под контролем, спуская с цепи лишь тогда, когда это действительно оправдано. Потому и продвинулся вверх ещё сильнее, нежели вознёсся во время тех же Крестовых походов. Особенно второго во время восхождения рода Борджиа, он же пока и последний. Пока, ведь возня с мусульманскими государствами отнюдь не закончена. Лишь притихла до поры. Походы же, которые Крестовые, они очень уж удобный инструмент, если нити управления оными находятся в умелых руках, принадлежащих трезво мыслящей голове. Так что ничего ещё не закончено, просто взята длинная, на несколько, а то и десяток лет пауза. Переваривание завоёванного, оно быстро не происходит, уж я то это хорошо помню из многочисленных уроков истории.

Ладно, сейчас у нас другие дела. Не столь плохие, как я в глубине души опасался. Куйушкиуи уверенно держится, сиюминутной угрозы нет. Правильно оценивая ситуацию, защитники вывесили подобающие сложившемуся положению флаги, кратко, но чётко описывающие понимающим людям текущую ситуацию. Дескать, положение стабильное, держимся, ждём прихода подкреплений. А они, то есть мы, уже тут. Совсем немного времени осталось до того, как и сами — а не только посредством сообщений с дозорного клипера — увидим происходящее у крепости, и поучаствуем в данных событиях от души, пусть, я уверен, кратенько. Практически отсутствуют сомнения, что у находящихся под стенами крепости науа хватает сил и упорства — либо упёртости, а это не критичная разница в данном раскладе — пытаться взять Куйушкиуи с не столь и большим числом орудий на стенах. Только как они запоют, когда этих самых орудий станет намного, в разы, больше. Опустим нюанс, что они сперва будут бить со стороны моря — это особого значения не имеет. Сначала с бортов эскадры, зато потом, под огневым прикрытием, на берег начнут высаживаться войска. Не просто, а с артиллерией.

Помешать высадке? Спасибо, посмешили. При попытке оказаться поблизости от берега крупнокалиберная артиллерия фрегата и галеонов перемешает осмелившихся на это с прибрежным песком. Если же захотят потягаться с высадившимися, построившимися и прикрытыми перевезёнными на берег орудиями отрядами — ветер им в спину, а пули с картечью в лица!

— Ветра почти нет, гроссмейстер. Вот-вот и совсем штиль настанет, — произнес фон Меллендорф. — Будь это раньше, мы бы не смогли нормально подойти к берегу, добавить огня с батарей эскадры.

— Прошлое на то и прошлое. Зигфрид. Оно показывает нам то, что могло бы быть, не сделай мы то или иное. И возможность сравнения.

— А ещё оно хороший, хоть и жестокий учитель, — добавила Изабелла. — Не способных понять и принять необходимые изменения ждёт крах, а может и полное забвение.

Хорошо, когда имеешь полное господство как на море, так и в стрелковом вооружении. Не просто хорошо, а даже замечательно! Скоро мне представилась возможность оценить это ещё и на практике. Какой там Тулум! Оттуда была быстро проведена эвакуация, а потому обстрел, которому подвергся город, по сути вёлся «в пустоту». Здесь же атакующие стены Куйушкиуи воины империи Теночк явно потеряли бдительность или просто не сочли необходимым держать водную гладь если не под контролем, то уж под тщательным наблюдением. Потому пришла пора огребать, причём по полной программе. от всех щедрот подобравшейся на расстояние залпа эскадры.

Жаль… Достать в принципе можно было лишь часть войск науа, находящихся в пределах досягаемости даже самых мощных и дальнобойных орудий. Только и этого хватило для того, чтобы поставить жирную кровавую точку в попытках науа отбить недавно потерянную крепость. Один за другим корабли, выходящие на нужную дистанцию и наиболее подходящее место, отплёвывались порцией бомб, после чего уступали место следующим. Взрывы, замешательство в боевых порядках науа, спешное отступление, не переходящее, однако, в паническое бегство. И всё это под продолжающуюся стрельбу с крепостных стен. Там, понимая, что мы уже вот, прибыли, вообще прекратили экономить боеприпасы, потчуя неприятеля новыми и новыми порциями раскалённого, разрывающегося на куски металла. Для картечи дистанция являлась, хм, далековатой, а вот бомбы, они в очередной раз показывали себя с лучшей стороны. Хвала богам, в окуляр подзорной трубы это было видно если не во всех подробностях, то в достаточной для оценки ситуации мере.

Трупы, трупы… раненые просто и те, кто вот-вот умрёт. Обычное в таких случаях дело, привычные декорации к батальным драмам, коим несть числа в любой части света. Я к подобному привык давно, а в этом мире в новинку сначала было разве что число остающихся после боёв тел. Парадоксально, но факт. Или наоборот, всё естественно по причине того, что эпоха массовых сражений уже с последней трети XX-го века заметно пошла на спад. А там и вовсе свелась к минимуму… в развитых частях мира.

— Тлатоани и/или его военачальники не щадят своих воинов, — задумчиво так вымолвила Изабелла, через собственную подзорку также наблюдающая за оставленным противником полем боя. — Что-то неправильное во всем этом просматривается.

— Разное отношение к ценности жизни своих вояк, — пожимаю плечами, не находя причины сколько-нибудь беспокоиться. — Мотивация опять же. Или смерть в бою, или смерть же, но на жертвеннике. У науа с этим легко и просто. Было раньше, да и после реформ не так чтоб сильно всё переменилось по сути своей. Лишь в количестве людей, попадающих под обсидиановые ножи жрецов.

— Посмотрим, Чезаре. Вот высадимся на берег и посмотрим. Сама не поленюсь как следует расспросить Фиорентино с ди Ларго, допросить захваченных пленников. Чую я, не так всё просто, как кажется на первый взгляд.

— Дерзай! Если что-то важное вскроется, я от твоих слов никогда не отмахивался и делать этого не собираюсь.

Носик кверху и вся преисполненная чувства собственной значимости. Право слово, вот как будто я это хоть изредка отрицал? Женщины… даже самые близкие и лучшие из них. Меж тем процесс высадки на берег таки да начался и набирал обороты. Спуск на воду лодок, их загрузка со всей возможной аккуратностью, подъём из трюмов новых грузов, которые должны были занять места взамен уже погруженного, когда лодки вернутся на второй, третий и последующие заходы. Работа кипела. В основном, конечно, на грузовых галеонах, но и в трюмах «Громовержца» хватало того, что следовало переместить на берег. Мы пришли сюда не просто так, а капитально, с намерением использовать Куйушкиуи как сперва форпост, а потом тыловую базу обеспечения при наступлении вглубь империи Теночк.

Безопасность! Неотъемлемая часть для тех, кто стоит во главе войска и уж тем более носит на голове корону, если же два этих фактора сочетаются…. оно и понятно. Иными словами, мы с Изабеллой могли сойти на берег лишь тогда, когда исчезнет даже тень вероятной угрозы как со стороны возможных недобитков науа, так и… наших новых союзников. Политика, ети её за ногу! Нельзя было исключать, что среди жителей Куйушкиуи есть те, кто полностью поддерживал империю Теночк — по каким причинам… это не имело ровным счётом никакого значения — но при этом затаился до поры, выжидая подходящего момента. А что может быть более подходящего, нежели возможность попробовать больно укусить врагов той самой империи? Особенно если вспомнить особое отношение к жизни и смерти у людей Мезоамерики. Вот и получилось, что сперва державшие оборону крепости тамплиеры прибыли на «Громовержец» собственными персонами.

Весьма довольными персонами, следовало отметить. Как Джузеппе Фиорентино, так и Диего ди Ларго выглядели настоящими триумфаторами, имея на это полное право. Дипломатическая часть миссии, её военная часть, скорее даже части — всё удалось. А вот как именно удалось последнее — это мы с Белль и желали узнать.

Адмиральская каюта на флагмане, что и неудивительно, находилась в нашем полном распоряжении. И вообще, «Громовержец», как именно флагманский корабль, изначально обустраивался с предельным комфортом для долгого плавания, допустимым по нынешним временам. Неудивительно, что тут можно было и гостей принимать. В относительной тесноте, но уж точно не в обиде.

— Докладывайте уж, победители меча и пера в чернилах, — усмехаюсь я, предлагая обоим присаживаться в массивные, чтоб не опрокинулись при лёгкой качке, кресла. Как видите, мы оба, я и моя сестра, ждём, что вы можете сказать о произошедшем после того, как отсюда ушёл «Гордый» вместе с немногочисленными оставшимися на борту членами команды и ранеными. Итак?

— Ну же… давайте, синьоры, — добавляя жесты к словам, поторопила храмовников Белль. — Я жажду рассказа, лучше в подробностях.

Отказать в невинной по большому счёту просьбе, прозвучавшей из уст Борджиа. причём сразу двух представителей рода… Это надо быть очень глупым или ничего о нас не знающим человеком. Тут же наличествовали два весьма неглупых тамплиера. Следовательно, слова полились, явно заранее продуманные, должные представить произносящих в самом лучшем свете, но при всём при том не вымолвить и слова лжи. За брехню в важных докладах в империи и в Ордене Храма в частности карали жестоко и неотвратимо. Имелись прецеденты, повторять которые никому в здравом уме в голову прийти не могло.

Что тут скажешь — события и впрямь разворачивались так, что разве что в сказке матерным словом обсказать и пером исключительно на заборе написать. Однако в то же самое время всё в пределах наших с Белль предположений. Впрочем, всё по порядку.

Едва только клипер капитана да Васко развёл пары и поднял паруса, выжимая всё возможное из сил ветра и пара, в Куйушкиуи продолжились уже начатые работы как по укреплению стен с обороной в целом, так и работа с новообразовавшимися союзниками. И последнее, что ожидаемо, было куда сложнее, нежели первое. Пускай тотонаки и убедились в силе нового врага империи Теночк. Пусть двое очень влиятельных в городе людей — Икстли Лалитачли, связанный с остатками сильно выбитых родов воинов, а также наставник подрастающего поколения и учёный Китлали Орматичли — всячески поддержали новых союзников и даже заключили с ними договор. Более того, разослали вестников в другие тотонакские города с призывом либо быть готовыми поддержать оказавшиеся в скором будущем рядом с ними войска, либо сразу двигаться к Куйушкиуи, где всегда найдётся место в рядах собираемого войска, а может и подобающее, сравнимое по силе с используемым науа, оружие с бронёй. Этого всё ж оказалось недостаточно.

Недостаточно для чего? Да чтобы взбодрить большую часть населения города, чересчур привыкшую к власти науа, опасающуюся возмездия со стороны имперских воинов, просто, наконец, уставшую и не испытывающую особых надежд на перемены к лучшему и восстановление отнятой независимости. Им даже показательного разгрома гарнизона не хватило для резкой встряски, для помощи в поднятии со дна души той ещё, истинной памяти и воинского духа, который относительно недавно был если не у всех, то у подавляющего большинства этого индейского народа. Мда, и опять-таки мы не ошиблись — новые ацтеки проводили куда как более эффективную политику относительно покорённых ими земель. Придавить, напугать, выбить большую часть пассионариев, но вместе с тем не доводить оставшихся до определённой грани излишней и неразумной жестокостью. Да и приструнённые в результате проведённых реформ жрецы уже не являлись для немалой части людей такой уж неизбежной и смертельной угрозой.

Умно, расчётливо, действенно. Сдаётся мне, пройди ещё лет пять-десять, может даже меньше, и… и всё, амбец. Не тотонакам как таковым, но возможным попыткам кого-либо извне разжечь пламя из тлеющих углей недовольства и ненависти к завоевателям. Вовремя прибыли, ой как вовремя! Логика и интуиция одновременно помогли, подсказали — не надо затягивать, откладывать полноценный визит в Новый свет на потом. Именно наш — мой и Алисы-Изабеллы — визит, только и могущих понять те пути, по которым движутся мысли нам подобного пришельца из иного, параллельного мира. Не факт, что нашего родного, но это уже мелочи бытия, хотя и немаловажные.

Как бы то ни было, но оставленные в Куйушкиуи за главных храмовники сумели сделать всё нужное, да и мотивирующих пинков союзникам выдавали таких, что «мама, не горюй»! Обещания просто и подкреплённые золотом. Интриги, сжатые во времени, чтобы выявить сильные и слабые звенья возможной обороны крепости. Аккуратная изоляция от большей части не то что власти, а и просто свободы бывшего наместника города, Некуаметла Ухалокиуйи. Очень уж был податлив в давлению, а ещё от души опасался, что вернувшиеся науа непременно покарают не только непосредственных участников бунта, но и всех, кто мало-мальски был причастен и даже стоял в сторонке. Посему от него можно было ожидать… разного. Отсюда и «золотая клетка», да такая, чтобы и надёжная, и без возможностей помешать планам Ордена Храма.

Просеивание через мелкое сито тех, кого планировалось использовать именно как союзников в обороне города, непосредственных участников военных действий. Всё ж менее сотни воинов-тамплиеров. пускай при орудиях и поголовно вооружённых аркебузами — это не те силы, которые могли держать стены не столь и малой крепости. Банальная атака с нескольких направлений, шквал из арбалетных болтов и коротких копий, от которых науа и не думали отказываться, особенно на близкой дистанции. И всё, кердык-каюк пришёл бы в гости к оставшимся в Куйушкиуи тамплиерам.

Не зря просеивали, ох не зря! Примерно треть из жителей-мужчин, способных держать оружие и подходящего возраста, в той или иной степени являлись фактором риска. Предадут, в самое неподходящее время сдадутся, тишком свалят с позиций или просто будут лишь изображать рвение в защите — это уже отдельные детали. Недаром в Ордене Храма я постарался при обучении новых тамплиеров ввести в него хотя бы самые азы психологии, тут называемой «веданием душ». Оно по сути верное название — как раз умение смотреть и видеть хотя бы часть души человеческой, её стремлений и намерений с особенностями и является истинной основой психологии. Вот и пригодилось… в очередной раз.

Фиорентино и ди Ларго поработали от души, не думая устраивать совершенно неуместные ни тогда, ни сейчас «охоты на ведьм», но аккуратно отсекая от использования в обороне всех хоть немного сомнительных кандидатов. И это несмотря на то, что отдельные личности ну прямо рвались поучаствовать. Простым и естественным для многих решением было бы просто послать их по известным адресам, однако… Даже врага или подозреваемого в работе на него при возможности следует использовать. Например, дать ложные задания вроде выпихивания в дальний дозор в как бы важном, но на деле тупиковом направлении. Или что иное, с виду нужное, а на деле являющееся пустышкой, переливанием из пустого в порожнее.

Полезным оказалось понимание, что творящееся в Куйушкиуи для науа нигде не секрет и ни разу не тайна. Имелись, хм, доброжелатели или же просто работающие за вознаграждение, готовые и несомненно отправляющие известия обо всём происходящем в меру своего понимания. Это осознавали обосновавшиеся в крепости тамплиеры, а вот их союзники из тотонаков, включая даже лидеров вроде Китлали Орматичли, Икстли Лалитачли и других, помельче калибром, никак не желали включить в круг своих понятий о мире вокруг. Давить на них с целью заставить тех принять разумную точку зрения и попытаться наглухо перекрыть выход из крепости? Подобное было очень сложно с технической точки зрения, могло привести к лишней напряжённости, а то и надрыву только-только устанавливающегося союза. Подписанные бумаги и данные слова, они… Специфика Мезоамерики, в ней сам чёрт ногу сломит, не то что храмовники, только-только начинающие вникать в хитросплетения мыслей и поступков местных жителей.

Сделанная ставка на отстранение подозрительных и отсутствие конфликтов с тотонаками сыграла. Отсутствие раздражающих или и вовсе озлобляющих факторов в поведении тамплиеров, память о недавнем, произошедшем у них на глазах разгроме науа с последующим взятием города, быстрое по возможности восстановление обороноспособности Куйушкиуи — всё это принесло нужный результат. Как в успокоении и частичном воодушевлении местных жителей, так и тех тотонаков, кто, не теряя времени, начал подтягиваться из других, относительно близких поселений. Кто-то просто из любопытства. Другие присмотреться насчёт целесообразности участия в очередном восстании против империи Теночк. Иные и вовсе готовы были воспользоваться любым поводом для причинения предельной боли и страданий завоевателям, но внутри собственных поселений не видящих особых перспектив. А тут вот он, шанс! Равно как и дополнительные хлопоты ди Ларго и Фиорентино, с коими те, впрочем, тоже справлялись на приемлемом уровне. Не только сами, но, по возможности, делегируя полномочия собратьям по Ордену и задействуя в качестве советников тотонаков из тех, кому можно было хоть немного верить.

К моменту, когда в окрестностях Куйушкиуи дозоры засекли приближающееся имперское войско, многое оказалось завершённым. Не идеально по меркам Ордена, даже не хорошо, но в варианте «сойдёт за неимением лучшего». И началось! Перемалывание уступающего в вооружении врага с использованием артиллерии и огнестрельного оружия в целом в качестве основного козыря.

Нельзя сказать, что имперские воины лезли на убой. Вовсе нет, они всеми силами пытались снизить потери от бомб, картечи, залпов аркебузиров, осознавая, что именно от их новых врагов, а вовсе не от преобладающих на стенах тотонаков идёт основная угроза. Оттого и попытки приступа в местах, где было меньше тамплиеров. Попытки, которые так и не увенчались успехом, ведь артиллерия была установлена подобающим образом, перекрывая почти все направления. Плюс «летучий отряд» аркебузиров и малые пушки, перемещаемые с места на место, отплёвывающиеся сметающей всех и вся картечью. Вот и летели вниз со стены трупы науа, в недобрый для себя час решившие числом и да, хорошими воинскими навыками, переломить технологическое превосходство противника.

Однако шанс у командиров отрядов науа имелся и не самый слабый. Какой именно? Время! Оно, как ни крути, играло и на их стороне. Атакуя раз за разом, держа в напряжении находящиеся на стенах крепости войска, особенно тамплиерские. Заставляя воинов Храма расходовать порох и бомбы с картечью, военачальники империи Теночк серьёзно и не без логики рассчитывали на успех.

Рассчитывали, да только обломились с печальным хрустом своих «фаберже». На скорую руку допросив попавших в плен обычных воинов и младших командиров — а парочка таких тоже оказалась схваченной, будучи ранеными, ведь в плен сдаваться ацтеки оч-чень не любили, предпочитая в основе своей смерть на поле боя — ди Ларго выяснил, что те рассчитывали на подход подкрепления к гарнизону крепости в лучшем случае через сутки, а то и больше. Вот и надеялись додавить, измотать атаками дневными и ночными, на которые были горазды, ничуть не страдая от отсутствия дневного освещения. Доказано штурмами испанских крепостей на Кубе, между прочим.

Выигрыш партии? И хотелось бы так думать, да только интуиция вкупе со здравым смыслом подсказывали — мы всего лишь перетащили к себе одну из младших карт противника, да несколько сбили его с желаемого темпа. Теперь требовалось развивать успех, а вовсе не почивать на лаврах. Хотя кто сказал, что последнее вообще имелось в наших с Белль планах? То-то и оно.

— Хорошо поработали, пока что адъюнкт- и просто рыцарь Храма, — улыбнулся я, давая оценку обоим «виновникам торжества». — Доложили тоже грамотно, по делу и без лишних слов. Однако… Может есть что добавить уже исключительно из числа собственных соображений?

— Не стесняйтесь, уже не самые юные, но прекрасные синьоры, — промурлыкала Изабелла, обмахиваясь веером и вообще выставляя себя в амплуа роковой красотки. — Смелее, королева хочет услышать полёт мысли и ощутить безбрежность далеко идущих замыслов.

Обновлённые Борджиа любили, умели и практиковали такой вот эпатаж окружающих. Сперва это было совсем необычно для нашего окружения, потом, год за годом, стали не только привыкать, но и перенимать ухватки, свойственные моему родному времени. Слабо, конечно, осторожно, далеко не во всём, однако… Тот самый уже напрочь изменившийся мир, пластичность коего играла с недавних пор на нашей стороне. Вот и ди Ларго, опередив несколько замешкавшегося Фиорентино, вымолвил:

— Допросы пленных, из них многое узнается, если присмотреться. Гарнизоны тотонакских городов, их в разы собрались усиливать. Гроссмейстер, у Ордена не получится прогулки по городам союзников с набором вспомогательных войск. Нас встретят если не подобия Коба, то всё равно защищённые крепости и множество летучих отрядов науа вокруг. Разрыв нитей снабжения, попытки ночных нападений, удары в тыл и по нашим испанским союзникам, которые не так хорошо научились справляться с отрядами империи Теночк. Будет долгое, сложное, медленное продвижение от города к городу. И с большими потерями. Не нашими, но союзников, они уязвимы, у них мало нормального оружия и доспехов, их не обучали правильному ведению боя.

— Диего прав, — отмер, наконец, Фиорентино. — Спешить надо медленно. Закрепиться здесь, разведать дороги с ближайшим городам тотонаков, выслать лазутчиков или использовать тех, кто уже там и хочет помочь своему народу. Подготовиться самим и немного, но обучить союзника. Попробовать вытянуть сюда тех, кто хочет и готов сражаться с науа. Только тогда действовать по настоящему, с истинной силой. До этого только беспокоить налётами небольших отрядов. Или не очень больших, избегая больших сражений.

— Растут детки,- притворно вслипнула Белль, прикрыв лицо веером, но тут же убрала его, показывая жестокую такую усмешку. — Смотри, Чезаре, ещё несколько лет и у нынешних магистров появятся те, кто дышит им в затылок. Это хорошо! Это напомнит всем, что нужно не только сохранять положение, но и расти. Расти, не останавливаясь.

«Детки» внимали', зная тут самую особенность Борджиа быстро и качественно «взрывать мозг» не только врагам, но иногда и своим. Только для последних это не влекло за собой печальных последствий, вот и вся разница. Привычка опять же, особенно у тамплиеров, ещё и не то слышавших/видевших. Мда, каков гроссмейстер, таков и его Орден… становится рано или поздно. Пока ещё было «рано», но процесс уже был запущен и помаленьку набирал обороты.

Касаемо же сказанного храмовниками… Дельно, спору нет. Удостовериться, конечно, надо, но если всё обстоит именно так — нет никакого смысла разбивать лоб о каменную стену. Обходные пути, они придуманы совсем не для робких духом, а для умеющих сочетать силу с хитростью, а разум с коварством. Самое то для нас, особенно меня и Белль. Ещё бы испанцам и особенно их вице-королю побольше стратегического понимания ситуации в головы вложить. Ну да ничего, тут тоже справимся. Не зря же я писал Изабелле Трастамара, излагая не всё, разумеется, но довольно большую и значимую часть планов относительно противостояния с империей Теночк. У неё достаточно разума и умения смотреть на несколько ходов вперёд, дабы как следует накрутить хвост главе семейки Колумбов, тем самым удерживая вице-короля от естественных душевных порывов. Опасных в первую очередь потому, что зачастую слишком уж простых и предсказуемых. В том числе и особенно для нашего главного тут противника, «мистера Тень», чтоб ему коронным местным блюдом, жареной чихуахаутиной, подавиться.

Что по большому счёту нужно от Трастамара? Помощь в налаживании более глубокого взаимодействия между восками тамплиеров и испанскими. Ну и, по возможности, отстранение Христофора Колумба от влияния именно от дел, связанных с войной и особенно с той её частью, что на материке. Вежливое такое, с переключением вице-короля на экономику, укрепление связи колоний Нового Света с метрополией и всё в таком духе. Поставки золота и пряностей опять-таки нуждаются в оптимизации и повышении эффективности, равно как и необходимость дополнительных исследований вдоль береговой линии. Именно исследований, без попыток ввязаться в новую заварушку с местными жителями. Дел, как ни крути, воз и маленькая тележка. Вот пусть ими и занимается, энтузиаст хренов! Против монаршей воли однозначно не попрёт, имел возможность при личных встречах как следует изучить этого субъекта.

Белль продолжала забавляться, беседуя с двумя попавшимися как гибрид дела и развлечения храмовниками, попутно с интересом поглядывая то на одного, то на второго. Неужто решила очередного мимолётного любовника завести? Ни разу не исключаю. Она у меня ни разу к аскетизму не склонна, ну а длительные связи… не в характере подруги. По крайней мере, до сего времени ни в одном из миров в подобном замечена не была. Так, удовольствия ради и здоровья организма для.

Пусть развлекается. Тем паче не только развлечение сейчас, но и продолжение выкачивания уже куда более мелких деталей о случившемся. Мелких, но небесполезных. В этом Алиса-Изабелла та ещё мастерица, мимо неё ни одна грань из числа нужных не проскочит. Я и вовсе могу малость выдохнуть, расслабиться. Задуматься относительного того, когда и как именно лучше съезжать из этой вот адмиральской каюты, переселяясь в крепость. А переселяться по любому придётся!

Очередной символ, ага. Если с какого-то конкретного места планируется начинать накопление войск и продвижение вглубь занятой противником территории, то негоже гроссмейстеру Ордена Храма болтаться на корабле, словно опасаясь оказаться на суше, ближе к возможным неприятностям. И ведь это касается не собственно тамплиеров — тем как раз пофиг, где именно я и Изабелла находимся, случаев убедиться в храбрости и уверенности коронованного начальства у них в избытке имелось. Не-а, здесь надобно первым делом производить впечатление на новоприобретённых союзников, добавлять им уверенности в благополучном исходе поднятого восстания против аж целой империи Теночк. Сколачивать полноценные подразделения вспомогательных войск, вести агитационную работу, в том числе и особенно среди тех, кто пока в других городах, населённых тотонаками. Множество других дел также найдётся. И не затягивать, поскольку одно из наших преимуществ — быстрые и не слишком предсказуемые противником ходы.

Бумаги. Множество бумаг, которые приходилось внимательно читать, иногда и вовсе перечитывать. Отделять важное, от пустого, затем диктовать секретарям нужные ответы, подписываться самой или прикладывать королевскую печать. И самой, всё приходилось делать именно самой! Изабелла Кастильская тяжко вздохнула, откидываясь на спинку кресла, испытывая одновременно облегчение и разочарование. Облегчение, понятное дело, от того, что большая часть работы с бумагами осталась позади. Уж с теми, которые вызывали раздражение точно. Разочарование — тут по причине отсутствия действительно дельной помощи. Не вообще, а сегодня. А ещё душу кольнула горьковатого вкуса правда о том, что сделанные не один год назад советы-предупреждения коронованных родственников и собственные опасения оказались правдой. Частичной, конечно, но всё равно. И чувство гордости за через слом заложенного в душу с детства принятые решения, позволившие Испании избежать сворачивания на очень опасную дорогу, что сперва могла показаться обычной, пусть и не самой радующей души её монархов-супругов.

— Хуан, сын мой, — подозвала она наследника, который до сего мгновения просто сидел у окна, то глядя на творящееся за стеклом, то погружаясь в лежащую у него на коленях книжку. — Обычные дела закончились, остались только те, о которых тебе действительно нужно знать.

— Уже иду, мама, — вздохнул тот, с заметным трудом вставая и, опираясь на трость, подойдя к Изабелле, после чего усевшись в стоящее рядом кресло. — Мне сегодня гораздо лучше, сил хватит.

Сил хватит… Эти слова радовали королеву Испании, не могущую не беспокоиться за здоровье собственного единственного сына, к тому же любимого не менее прочих детей. Заодно и печалили, поскольку слабое здоровье наследника — то самое слабое место, которое могло бы стать очень опасным. Дважды могло, поскольку за вот уже не первый год нахождения в браке детей у наследника испанской короны так и не появилось. Да и здоровье… только помощь заблаговременно присланных и находящихся при испанском дворе римских врачей спасли Хуана тогда, при его внезапной болезни. Спасти то спасли, но до конца избавить от приступов лихорадки никак не получалось. Жизни наследника в ближайшие годы. по словам тем самых врачей, ничего не угрожало — за исключением того, что в руках божеских, но не человечьих — но рекомендации постоянного приёма лекарств и бережного отношения к ставшему чрезмерно хрупким здоровью это, увы не отменяло.

Бездетность в браке. Том самом супружеском союзе. Который должен был — и, откровенно говоря, решил — последние проблемы с посторонними претендентами на часть Испании, а ещё сгладил недопонимание, способное стать чем-то большим, с соседней страной, с Португалией. Хуана Кастильская, прозванная Бельтранехой — потому как всем хоть немного сведущим было очевидно, что её отец совсем не Энрике IV Кастильский,, а любовник его жены, Бельтран де ла Куэва — дочь предшественника Изабеллы Католички, ей же отравленного, хотя королева Испании всегда это упорно и не особо успешно отрицала. Увы, но всем было понятно, кому именно выгодна эта смерть, равно как и предельная целеустремлённость нынешней королевы. Затем была полноценная такая междоусобная война между сторонниками Изабеллы и Бельтранехи, приближённые которой призвали на помощь войска её дяди, португальского Короля Афонсу V. Война Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского тогда завершилась явной победой последних и завершилась миром. Ну а Бельтранеха, успевшая ранее выйти замуж за того самого Афонсу, была с ним разведена волею Святого Престола, к чему… тоже приложил руку тогда ещё кардинал Родриго Борджиа, убедивший носящего тогда тройную тиару понтификов Сикста IV в выгоде подобного для Святого Престола.

Затем было случившееся под давлением Изабеллы Трастамара пострижение в монастырь соперницы, но больше формальное, поскольку Бельтранеха там и бывала то редко, проживая в подаренном ей замке в столице Португалии. Попытка выйти замуж уже за юного короля Наварры Франциска, враждебно настроенным тогда ещё к соединённым коронам Кастилии и Арагона, что было… плохо воспринято супружеской четой Трастамара. Подобное плохое восприятие обернулось опять же отравлением, на сей раз того самого короля Наварры.

Меж тем находящаяся в Португалии и очень хорошо охраняющаяся Хуана Бельтранеха продолжала оставаться значимой фигурой в политической партии, связанной с Испанией. Ничего удивительного, что Изабелле Трастамара спустя некоторое время пришла идея окончательно устранить угрозу династии… путём включения угрозы в эту самую династию, но заметно снижая исходящую от Бельтранехи опасность. И разница в возрасте меж юным наследником испанской короны и его невестой никого особенно не смущала. Политика, в ней ещё и не то случается. Ну а искренняя неприязть бывшей соперницы за корону к ней лично… это Католичка легко могла перенести. Что и делала, при встречал любезно улыбаясь и ведя разговоры на не вызывающие отторжения у супруги сына темы.

В общем, опасность, исходившая от Бельтранехи, была сведена до почти ничтожной. Зато Хуан, сын и наследник… Слабый здоровьем, не имеющий детей ни от жены, ни от довольно многочисленных любовниц — Изабелла, стремясь окончательно подтвердить или опровергнуть свои печальные мысли, чуть ли не сама подсовывала любящему женскую красоту сыну самых различных красоток испанского и не только двора — такой наследник, даже обладай он множеством иных достоинств, сильно рисковал во время своего правления вызвать если не прямой бунт, то тихое противодействие и возможное в будущем низложение с заменой на представителя новой династии. Как раз то, что являлось самым страшным сном королевы.

Являлось! Прошедшее время было выбрано отнюдь не зря. Ранее имевшиеся планы выдать замуж дочерей за наследников иных государств или же близкую их родню исчезло давненько, сменившись пониманием. Каким именно? Возможности укрепить династию, лишь оставив дочерей тут, в Испании, да ещё и начав учить быть не просто супругами, но и способными править рукой жесткой, но облачённой либо в бархатную, либо в стальную перчатку, Не старшую, конечно. Изабелла так и не смогла полностью прийти в себя после смерти первого мужа. До того прийти, чтобы вновь выйти замуж, ведь запланированная поездка к младшей сестре в Рим случилась, помогла и оказалась вовсе не единственной. Дочь Изабеллы Католички заметно ожила, немного приоткрыла створки своей раковины, в которой закрылась с давних пор. Сверх того, перестала видеть в религиозной аскезе единственный привлекающий её путь. Уже за это стоило поблагодарить Борджиа… многих, от старого хитреца Родриго, сидящего на троне Викария Христа, до его детей, среди которых разве что самый младший не носил короны по каким-то странным по мнению королевы Испании причинам.

Эти… Борджиа, всегда смотревшие на мир особенным взглядом, сумели достучаться и до потаённых глубин души её старшей дочери. Достучавшись же, исцелили самое больное — душу. Не то убедили, не то заставили для начала понять, что жизнь вовсе не кончена, а замыкаться в чтении молитв и покаянии за неизвестные грехи — отнюдь не то, что подобает дочери великой королевы и просто достаточно ещё молодой женщине. Влияние Викария Христа и гроссмейстера Ордена Храма, кто по существу стоял во главе аж двух Крестовых походов и был мужем её младшей сестры — против такого истово верующая Изабелла бороться не могла. Да и не хотела, уцепившись за возможность жить нормально, почти как раньше, при этом не входя в противоречие со своей верой. Верой, которую там, в Риме, осторожно поменяли, сделав куда менее мрачной и лишённой обречённости.

Вместе с тем Чезаре Борджиа предупредил королеву Испании вкупе с супругом — слова и дела помогли, но их дочь остается столь же хрупкой, как фарфоровая ваза. Потому ни о каких даже лёгких попытках принуждения к чему угодно и особенно к новому браку и речи быть не может. Иначе всё способно стать ещё хуже, нежели раньше.

Королева… прислушалась и послушалась, после чего повлияла на мужа, который поначалу отнёсся к предупреждению не столь серьёзно. Помогло напоминание о Хуане, о том, как именно изменилась их довольно проблемная дочь, как только достаточное время пожила в Риме. Уже став императрицей, часто приезжая погостить у родителей, она представала совсем иной: уверенной, счастливой, убеждённой в том, что и дальше в её жизни не случится ничего, способного серьёзно огорчить. Наглядный пример, пример убеждающий даже не очень чутких людей вроде Фердинанда.

Так и случилось. Родители не пытались что-либо навязать своей старшей дочери, а та просто жила в своё и их удовольствие. Радуя возвращением себя, почти что прежней, хотя и не желающей как-либо участвовать в политической жизни королевства. Впрочем, всерьёз беспокоящейся за жизнь дочери родительнице хватало и этого. Немногие же поползновения мужа использовать взрослого, но ребёнка в целях государства резко и безжалостно пресекались. В том числе и оговорки о дальнейших матримональных планах.

Ох уж эти планы! Приняв решение не выдавать двух младших дочерей замуж вовне королевства, Изабелла активно занялась поисками. Ищущий же да обрящет, как говорилось в известной книге! Она и нашла, причём сразу двух кандидатов, для Марии и самой младшей, Екатерины. Одним из женихов был выбран сын Фадрике Альвареса де Толедо-и-Энрикес де Киньонес, герцога Альба, известного как активным участием в Реконкисте, особенно при сокрушении Гранадского эмирата, так и в Крестовых походах, где герцог командовал испанской частью объединённого флота. Битва на море при Лефкасе, сломавшая хребет флоту Османской империи — именно там его звезда взошла совсем уж высоко, лишь самую малость ниже итальянского командующего, адмирала Гарсии де Лима.

Достойный сын великого отца, Педро Альварес де Толедо-и-Суньига, в совсем юном возрасте бывший пажом у Фердинанда, супруга Изабеллы Католички, а затем, подросший, направленный не в Новый Свет, но в индийские земли, где вице-король Алонсо де Охеда завоёвывал для Испании новые владения, умело и жестоко сокрушая осмелившихся ему противостоять местных властителей. Там себя и проявил в должной мере, показав, что в будущем способен добраться до тех вершин, до которых дотянулся отец.

Правильный по всем представлениям жених, если перебирать кастильско-арагонскую аристократию. Древний и влиятельный род, многочисленный, с накопленными и не растранжиренными богатствами, верный короне и не претендующий на то, чтобы попытаться стать чем-то ещё большим.

И второй жених, уже для другой дочери. Тот, чья звезда взошла быстро, резко, кто сам вырвал у окружающего мира своё положение. Вовсе не из простого народа, из знати, но совсем не такой богатой и влиятельной, как род герцогов Альба. Алонсо де Охеда, глава первой удачной экспедиции в Индию и назначённый Изабеллой Трастамара вице-королём тех земель. Причём этот вице-король, в отличие от открывшего Новый Свет Колумба, был куда более умудрен как политик, так и военачальник. Да и флотоводец и з него был пусть не лучший, но умеющий прислушиваться к советам тех, кто больше него в этом деле понимает. А уж свадьба вице-короля Испанской Индии и одной из дочерей королевы… Это брак если и не равных, то все равно не менее достойный, нежели союз другой из дочерей с молодым наследником титула герцогов Альба.

Возраст, именно он был единственным, что сперва внушало определённые опасения беспокоящейся за судьбу одной из дочерей матери. Когда жених почти на два десятка лет старше невесты — это может вызвать определённое сперва непонимание, а потом и сложности в семейной жизни, особенно учитывая то, что Мария и Екатерина Трастамара воспитывались родителями и особенно матерью не как Изабелла с Хуаной, а скорее как единственный сын. Не сразу, но с определенного времени, после того, как ядовито-мудрые слова Борджиа проникли в уши правящей супружеской четы. И вот воспитанные таким образом…

Могло показаться странным, но именно младшей, Екатерине, Алонсо де Охеда показался куда более интересным, нежели примерно одного с ней возраста сын герцога Альба. Похоже, тот самый ореол победителя в далёких индийских землях, да и рассказы Хуаны уже о своём муже. Чезаре Борджиа. могли сыграть особенную роль.

Как бы то ни было, но теперь и обе её младших дочери оказались замужними, но при этом оставались как Трастамара, так и в очереди на испанское наследство. Не Изабелла, а именно они, одна из них, должна была сменить Хуана, если тот совсем ослабнет или того хуже… Об этом самом «хуже» Изабелла Трастамара и думать не хотела, но будучи королевой, вынуждена была принимать в расчёт и такое трагическое стечение обстоятельств.

А чтобы окончательно решить вопрос с престолонаследием, ей даже выдумывать ничего не пришлось. Не зря же пару лет назад в Риме Александр VI издал очередную, уж и не упомнить какую по счёту буллу за время своего правления. Буллу «О прагматизме в престолонаследии», которая по сути давала возможность правящему монарху самому назначить себе наследника из числа близких родственников, в число которых входили братья с сестрами, а также дети вне зависимости от пола. Более того, Святой Престол мягко, но настоятельно рекомендовал каждому из монархов заранее озаботиться объявлением наследника престола. Причём подтверждённым документом. Если же копия оного отправлялась в Ватикан — это было совсем хорошо, поскольку тогда можно было быть уверенным, случись что, не начнётся грызня за освободившийся трон, при которой и слова почившего забываются, и бумаги с начертанной на них прижизненной волей очень хорошо горят.

Как бы то ни было, а Изабелла Трастамара, королева Испании, с момента окончания Реконкисты изрядно усилившейся по итогу двух последних Крестовых походов и устремившейся в уже Конкисте на земли Нового Света и Индии, чувствовала себя… приемлемо. Не только телом, но и душой. Отступила угроза, что династия угаснет и если не она сама, то её дети будут последними из некогда великого рода, так многое сделавшего и так… Нет, уже не так! Не зря же что Мария, что Екатерина показали. что способны продолжить род, что и сделали первая дважды, а вторая всего единожды, но… Времени с момента свадеб прошло ещё не так и много. Теперь даже бездетность Хуана являлась лишь досадным, неприятным, беспокоящим, но отнюдь не трагическим событием.

И снова «ехидный смех высших сил, любящих играть с людьми в свои странные игры». Не её слова, а Борджиа, но даже не Чезаре, а его сестры Лукреции, королевы Сербской, что являлась теперь частью большой, необычной, но могучей империи со столицей в Риме, этом воистину Вечном городе, восстающем из пепла раз за разом, подобно птице-фениксу. Дело в том,. что дети как Марии, так и Екатерины были девочками. Словно бы те самые силы действительно посмеивались над королевой Испании, желая показать, что корону придётся передавать не мужчине, не сыну или внуку.

Внуку… Один такой у Изабеллы Католички имелся, от Хуаны и Чезаре Борджиа. Словно служа напоминанием о том, что давний план сделать со временем Борджиа зависимыми от себя, а там и «задушить в дружеских объятиях» провалился. Причём не по воле случая, не из-за непреодолимых преград, а… Этот самый план оказался разгадан императором и гроссмейстером тамплиеров чуть ли не сразу. Предположение? Да нет, самая обычная правда. Изабелла помнила, как во время очередного визита в Рим — а не только Хуана приезжала погостить, но и сама она отправлялась повидать дочь и внуков в «город на семи холмах» во время разговора об идущем расширении испанских колоний оказалось затронуто и прошлое. То самое, в котором она, глава рода Трастамара, строила планы на использование, как казалось, не столь искушённых в политике и игре вокруг тронов Борджиа. Оказалось, всё было… несколько иначе.

Обида? Нет, слишком уж тесно оказались связаны династии. Досада? Слегка, ведь за минувшие годы стало ясно, что королевству едва удаётся справляться со своим расширением в Новом Свете и индийских землях одновременно. Не зря же вице-король Индии получил чёткий приказ от своей королевы: «Остров Шри-Ланка должен стать моим, но кроме него возможно брать лишь прибрежные города и со всей осторожностью, не разделяя силы сверх разумного». Так Алонсо де Охеда и поступал с самого начала. Став же по жене родственником Трастамара, ничуть не изменил взвешенной своей стратегии. Разве что этот вице-король частенько возвращался в Испанию, чтоб не оставлять без внимания юную супругу. Быстрым путем, через Египет, а не вокруг Африки. Однако помощников он себе подобрал дельных, способных управлять сложным механизмом вице-королевства и в своё периодическое отсутствие.

Вице-короли… Если вице-король Испанской Индии Изабеллу радовал, то вот находящийся в Новом Свете Христофор Колумб вызывал несколько иные и куда более сложные чувства. Нужный человек, важный для дела, но порой доставляющий слишком много хлопот, которые приходилось решать отсюда, из того же, к примеру, Толедо, где она и двор сейчас находились. И оставшиеся бумаги, к разбору которых она привлекала наследника, немалой частью были посвящены именно Новому Свету и семейству Колумбов.

— Много золота, начавшиеся и увеличивающиеся с каждым годом поставки особых, в Новом Свете растущих пряностей, сахар из тростника… Это Колумб и его родные с помощниками, которых он держит близ себя с самого начала и подбирает новых, верных именно ему делает хорошо. Только, помимо хорошего, есть его неутолимая жажда земель, славы, власти. Понимаешь, сын?

— Он безопасен, мама, — устроившись поудобнее и бегло листая как письма, так и донесения, высказал своё мнение Хуан. — Помнит, кому обязан. Осознаёт, что настроил против себя губернаторов Кубы, Ямайки, других островов, а также военачальников. Этих не всех, но больше половины. Пока с ним наша милость, он остаётся вице-королём. Исчезнет она — он станет лишь одним из грандов, причём из новых, без крепких связей здесь, в Испании. Кто он, этот генуэзец?

Ответа на вопрос наследник даже не стремился получить, и так всё было понятно. Зато взяв другое письмо, на этот раз начертанное отвратительным почерком Чезаре Борджиа, лишь поморщился.

— Единственный из добившихся столь многого и не удосужившийся научиться писать так, чтобы можно было понять без усилий. Почему так?

— Борджиа, — только и могла, что развести руками королева Испании. — Сперва он только подписывал свои мне письма, зная про эту свою… особенность, — подобрала Изабелла правильное слово. — А потом, будучи в Риме, когда снова навещала твою сестру, я обнаружила, что могу спокойно разбирать его каракули. И сказала про это. Оказалось, что Чезаре предпочитает писать сам, не допуская к переписке даже секретарей, не диктуя им. Считает, что так мысли легче и лучше ложатся на бумагу!

— Почерк всё равно ужасен.

— Я прочитаю.

— Уже не надо, я сумел разобрать суть, которую он хотел до тебя донести. Странные желания странного императора и гроссмейстера.

— Они лишь кажутся странными, но почти всё приводит к результату, от которого очень плохо врагам и завидно остальным, даже союзникам, — напомнила глава рода Трастамара, обращаясь к Хуану первым делом как к продолжающему обучение наследнику. — Борджиа и особенно Чезаре понимают в делах Нового Света настолько, что порой закрадывается мысль, что они уже там бывали и не раз. Понимаю, что это глупость, но именно неверные мысли сложнее всего выбросить из разума. Ох уж эта их «злая мудрость»! Еще и преисполненная яда. Всё-таки Борджиа как были отравителями, так ими и остались. Раньше травили неугодные тела, сейчас впрыскивают либо окуривают особенным ядом души. Тем, который ещё и лекарство, но дозировку, разделяющую исцеление и смерть, они так и оставили при себе. Ты прочитал просьбы Чезаре, обращённые ко мне. И вот как можно отказаться, если они принесут ощутимую и скорую пользу?

Хуан промолчал, понимая — именно молчания мать от него и ждёт. Молчание, оно порой дороже золота. В случае, когда заменяет согласие, тоже. Наследник — пока что сохраняющий это положение, ведь здоровье не настолько ухудшилось, чтобы не быть в силах заниматься государственными делами — испанского престола с подозрением относился к устремлениям Борджиа, но вынужден был признать очевидное. Что именно? Пользу этого ставшего императорским рода как для Испании в целом, так и для Трастамара в частности.

— Нельзя отказаться. Неразумно, — припечатала последним словом своё решение Изабелла. — Ограничить полномочия вице-короля Нового Света, особенно в делах Конкисты. Оставить ему управление землями и исследования новых земель, без столкновения с индейцами. И совет присмотреться к другим Колумбам, брату и сыну. Пишет, что Новый Свет уже крепко связан с семьёй Колумбов, но её, семью, лучше использовать к нашей выгоде, а не устранять допущенные одним из них ошибки, которые другие пытаются исправлять.

— А потом сменить отца на сына, матушка. Через несколько лет. Я понял, что посоветовал тебе Борджиа. Только не будет ли он иметь большое влияние на Диего Колумба?

— Все Колумбы схожи один с другим, — улыбнулась Трастамара. — Власть, золото, желание купаться в лучах славы. Только младший действительно осторожнее и умнее отца. Я удостаивала его нескольких встреч специально для того, чтобы присмотреться. Он не особенно интересен, но понятен. И будет полезен сильнее, чем сейчас, управляя всего то добычей золота на Эспаньоле. А военные дела… Чезаре называет много имён, которые могут быть полезны нам. Я сама знаю каждого. Почти, поскольку этот Франциско Писарро не из тех, кто был мне известен. Но хитрый глава тамплиеров не стал бы упоминать в своём письме пустышку, никчёмного человека. И ещё указывать на то, что считает недостатками.

— Недостатками, — поёжился от несуществующего в реальности холода Хуан. — Он называет его 'бешеным псом, которого надо держать на ошейнике с шипами внутрь.

— Но псом, способным разорвать многих врагов, Хуан, — мягко так, укоряющее вымолвила королева. — Учись использовать во благо многих: опасных, хитрых, просто неприятных тебе, но приносящих большую пользу. Мне противен Христофор Колумб, его непомерная жажда славы и денег, самомнение, убеждение в собственной незаменимости. Но приходиться мириться с тем, что он не просто открыл нам Новый Свет, но и стал символом, путеводной звездой для других конкистадоров. Не будь его, не уверена, что Алонсо де Охеда, наш теперь родственник, стал бы так успешен в открытии пути в Индию и завоевании для короны столь важных и богатых земель. И он только самый яркий из последовавшей по следам Колумба плеяды.

— Я… понял, — склонил голову младший из двух беседующих Трастамара, признавая несомненную мудрость и опыт старшей. — Но что с другим предложением Чезаре Борджиа, о непокорных короне племенах таино на Эспаньоле? Оно меня удивило. Нет, я поражён, что он вообще подумал, что можно пойти на такое!

Королева Испании осознавала причины возникновения столь ярких чувств у её сына и наследника. Предложение насчёт происходящего на Эспаньоле, переданное со стороны Борджиа, действительно являлось необычным и противоречащим многим естественным устремлениям как её, так и — причём особенно сильно — вице-короля Нового Света.

Чезаре в своём большом, затрагивающем многое послании напоминал Изабелле Католичке о том, что сейчас основной и действительно опасный враг как Испании, так и его Ордена Храма — это империя Теночк, а вовсе не таино, которые уже неоднократно были биты испанцами. Остатки же, не смирившиеся с понесёнными поражениями, уцепились за горные в основном части Эспаньолы, а на Кубе непримиримых и куда меньше, и скрываются они всё больше в лесах. Но важнее именно таино Эспаньолы по причине того, что у них появился настоящий лидер — Анакаона. Достаточно жесткая и умная, чтобы не утратить власть после смерти мужа и взять остальных касиков под свою руку. Дальновидная, поскольку сумела и получить многое от империи Теночк, и в то же время не оказаться в полностью зависимом от её тлатоани положении. И почувствовавшая вкус если не побед, то отсутствия разгрома вкупе с нанесением своим врагам достаточно серьёзного урона. Не столько в числе людей, хотя и этого не получалось отрицать, сколько в нарушении, почти полной остановке добычи золота на большей части рудников Эспаньолы. Временная остановка, но всё равно ставшая неприятным известием не то что для вице-короля, но и для самой Изабеллы, уже привыкшей к равномерному и всё увеличивающемуся потоку золота из-за океана.

Мир или перемирие — вот что предлагал Чезаре. Вывод из разгорающегося противостояния более слабого противника, чтобы сосредоточиться на сильном. Отдельно отмечал, что даже если Анакаона категорически не захочет идти на мировую, сами переговоры окажутся полезными. Ведь не всё касики таино хотят продолжения войны, если можно сохранить независимость, при этом заключив довольно почётный мир. А остающиеся за ними территории Эспаньолы… Тут можно и нужно было использовать некоторую наивность именно этих индейцев в высокой и вообще политике. Проще говоря, пристегнуть к мирному соглашению ещё и торговое, находящееся с первым в прямой зависимости. А там уж постараться наложить руки на всё ценное, что есть в тех самых горах. Способов то много, а в хитроумии испанским дипломатам ещё никто не осмелился отказывать.

— Это дальновидное предложение, сынок, — ещё раз прикинув возможности, предоставляемые тем или иным путём, задумчиво проговорила Изабелла. — Если мы его примем, то сможем или заключить выгодный мир, или хотя бы расколоть поддерживающих Анакаону касиков. И услышать громкий не крик, но писк нашего вице-короля, которому договариваться с индейцами никогда не нравилось. Тут ему придётся предлагать касикам и первой среди них, Анакаоне, не просто разговоры, а мир. Мир с той, которую хитрец Борджиа предлагает в договорах, что на бумаге, ну и на словах тоже, называть «великой княгиней Таино».

— Кодекс Войны, — слегка поморщился Хуан. — Я его почти наизусть выучил, до того он стал важен в Европе, а теперь и в Новом Свете.

— Не в нём дело. Не только в нём, — поправила сама себя Трастамара. — Борджиа умеют играть коронами, делая их неизменно желанными для одаряемых, но вместе с тем опасными… если сами римские хитрецы этого захотят. Княжеская корона на голове Анакаоны рассорит её с некоторыми, вызовет зависть у ещё одной части. Особое умение использовать данную короной силу — это нужно иметь не только природный ум, но и большой опыт, которого у таино просто нет. А к советам со стороны Анакаона прислушивается с большой осторожностью, потому голоса из империи Теночк если и будут услышаны, то не как то, что есть непременная истина.

— И тогда раскол, раздоры и разгром! И вице-король перестанет гневно пищать.

Смотря на засиявшего, словно свежеотчеканенная золотая монета, наследника, Изабелла подавила печальный вздох, не желая показывать чересчур наглядно своё отношение к такой реакции. Сын, наследник, он хотя и старался, но довольно часто показывал матери, что слаб. И слабость эта не столько телесная, сколько иная, не позволяющая глубоко проникать в тонкие, многоходовые интриги, столь необходимые в жизни монарха, желающего использовать не только силу меча, но и иные её разновидности. Заодно поневоле сравнила реакции Хуана с реакциями на не эту, но пока более простые задачки-загадки Марии и особенно младшей своей дочери, Екатерины. Сравнение, надо сказать, оказывалось совсем не в пользу Хуана.

— Тогда Анакаона станет или слабой, или вместо неё корону наденет кто-то другой из касиков, возможно, при этом решившись просить помощи если не у нас, то у союзного нам Ордена Храма. Кодекс Войны. Ты упомянул его правильно, но, сделав первый шаг, забыл о втором. Как думаешь, какова цель Конкисты у нас и расширения влияния у тамплиеров? Хорошо, только Конкисты, нужной нашему королевству!

— Захват новых, богатых золотом, специями и иными богатствами земель. Сами земли, где будут строиться замки наших вассалов, — чётко излагал Хуан, благо был полностью уверен в своих словах. — Сокрушение оказавшегося в Новом Свете врага, опасного и не ожидаемого нами.

— Нас предупреждали о возможности такого, — поправила сына Трастамара. — Хорошо, сокрушение. И что дальше?

— Как на Эспаньоле. Кубе. Ямайке, в других местах. Поставленные губернаторы, усмирённое население, величие короны. Как обычно, матушка.

— Годы, а то и десятки лет тяжёлой войны, высасывающей из нашей Испании солдат, пушки, корабли. Империя Теночк — это не таино. Индейцы же не османы или мамлюки с маврами. Они другие. Я видела пленников, которых доставили сюда. Тебе тоже стоило бы посмотреть, но… я ошиблась, только рассказав, дав почитать листы с допросов, но не показав их крепость души. Увидев, я сильно задумалась. И знаешь, сын, мои мысли стали ближе к тем, которые облекаются словами в Риме, общими и предназначены только для избранных ушей.

Хуан живо изобразил крайнее любопытство, хотя обмануть этим проницательную, умеющую видеть многое из тщательно скрываемого королеву… Изабелла могла бы улыбнуться, да только сейчас было не до смеха. Соблазн простых решений — вот что так и не получалось преодолеть у Хуана. Они же, которые простые, не всегда лучшие. Порой и вовсе ведут не к утрате части победы, а и к сперва скрытому, а потом и очевидному для всех поражению.

— Сокрушение — да. Завоевание и уничтожение самой империи — нет. Борджиа решили отколоть от Теночк куски, сделав их отдельными зависимыми государствами, начав с этих… тотонаков. Часть земель возьмут себе как плату на помощь и освобождение от завоевателей, оставшуюся же у нужных им на материке союзников часть сделают зависимой. Если Господь нам всем поможет и эта страшная индейская империя скоро рухнет… Уверена, что её тоже не будут добивать. Вот менять и реформировать — это Чезаре, его отец и сёстры со сподвижниками умеют. Вспомни, как всё началось с изменения Флоренции а закончилось ничьим и общим Иерусалимом, Кодексом Войны и созданием империи на месте той ещё, старой Римской. Я уверена, Хуан, что Теночк останется, возможно, утратив положение империи и став обычным королевством. Борджиа, а я их успела узнать, станут реформировать излишне жестокие нравы, устранять многих жрецов, если вообще не создавать новых. Новых, но не связанных с христианством, их отношение к миссионерству тебе и всем в Европе известно. Сложно удержать любопытство, до того сильно хочется узнать, как станут выглядеть земли Теночк спустя десяток или более лет после их поражения в войне с нами и Орденом Храма.

— Но это неправильно!

— Для кого? — внимательно смотря на сына, задала вопрос Трастамара. — Для привычных нам представлений? Так Борджиа показали, что умеют их рушить себе на пользу. Для Колумба с его горделивостью и самомнением? Пусть смирится. Он только вице-, но не настоящий король. Для чести нашей? Мы уже давно победили этих таино и просто оставляем побеждённым малые остатки того, чем они владели, да ещё заключим выгодное соглашение. Об этом же узнают и добрые испанцы. А главное в том, что мы получим много больше — те сокровища, уже добытые из земли и пока в ней и на ней находящиеся, которые не на островах, на материке. Сейчас у нас там что из приобретений?

— Веракрус и ещё два портовых города. Мало! У тамплиеров отданный им по договору Тулум, самая мощная из крепостей. Теперь они взяли Койо… Куйи…

— Куйушкиуи, — с трудом, но чётко выговорила королева. — Возьмут, потом. Пока это город тотонаков, передача его ими Ордену Храма не состоялась. Но обязательно состоится, я знаю мужа своей дочери. Ты, Хуан, не торопись, это плохое качество для монарха. Под властью короны окажутся многие земли, но они не должны быть пустыми или покинутыми. Сравни Пуэрто-Рико и Эспаньолу. То, что сначала натворил Колумб, пришлось исправлять. Ему же пришлось, но по нашим приказам.

Хуан помнил, поскольку вынужденно, а всё равно читал многочисленные доклады как самого вице-короля, так и иных, внимательно за ним следящих, при этом находящихся поблизости. Так уж учила его мать, что даже близ верных людей должны быть другие верные, тщательно следящие, чтобы губернаторы, вице-короли, командующие армиями и флотом не сбивались с нужного пути. Если же пытаются сойти в сторону — тут или предупредить, или, если не помогает, удалить с того места. которое оказалось не для того человека. С этим, в отличие от иного, он был согласен. Только и иное… Громко протестовать он не осмеливался, за последние годы научившись не полностью, но чувствовать желания своей коронованной матери в тонкой науке под названием политика. Вдобавок старался со всем усердием не просто читать, но до конца понять прославившиеся по всей Европе не слишком приятные книги Никколо Макиавелли, первого советника герцога Флорентийского, «Государь» и «Империя», причём вторая вышла из флорентийских и римских типографий не так давно.

— Нам снова придётся идти следом за тамплиерами, а не впереди? — задав вопрос, наследник приоткрыл часть своей души, а заодно и опасений, и не слишком то великой приязни к мужу младшей сестры.

— Колумб, используя имеющееся у него, уже приказал своим капитанам идти вперёд. Коба, вот что произошло после такого неразумного приказа, — поморщилась Трастамара, произнося название этого города империи Теночк. — И случившееся на Эспаньоле разрушение золотых рудников незадолго до того. Руки таино, но направленные тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли, — имя правителя науа она выговорила чуть ли не по слогам.

Выговорила. Намеренно, без уничижительных нот в голосе, что было очень важно для знающих её людей. Имена султанов Османской империи, Мамлюкского султаната, иных эмиратов или индийских властителей она произносила совсем иначе. Это означало одно — с империей Теночк не просто намеревались соблюдать Кодекс войны, но и к её тлатоани и местной знати относиться примерно так, так к диковатым, чудным, но всё же представителям знати европейской. Да и слово «диковатым» не совсем подходило. Развитие этой чужой и странной империи уступало европейским государствам лишь в некоторых областях, в то время как в иных ничуть не отставало, а то и немного превосходило. До недавнего, лет десять назад, времени точно.

Решение. Оно было уже принято, Изабелла Трастамара, прозванная Католичкой, ничуть в нём не сомневалась. Да и разговор с наследником вела лишь для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать, как именно стоит искать, находить и становиться на более выгодные и отвечающие долгосрочным интересам Испании пути. Потом, ближе к вечеру и завтрашним днём, она проведёт ещё две таких же беседы, но уже с другими своими детьми. Пускай все трое, наследник в настоящий момент и наследницы возможные, будут иметь одинаковые возможности понять. А за пониманием чужих решений к истинному правителю обязано постепенно приходить и собственное понимание, не зависящее от наставников, но не уступающее по эффективности. Что ни говори, а булла «О прагматизме в престолонаследии» развязала руки всем европейским государям.

Ну или почти всем, учитывая, что Авиньонское Папство пока ничего подобного не оглашало. Но может и огласит, если прикажет французский король, сочтя это необходимым. А он может счесть, поскольку до сих пор с опаской смотрит в сторону Бретани, где подрастает Карл-Орлан, уже не совсем дитя, а скорее инфант. Следовало помнить — и Людовик Валуа помнил хорошо — что постоянные болезни первых лет жизни сына Анны Бретонской постепенно ушли, превратив того если не в «аполлона», то нормально развитого мальчика, близ которого не должны то и дело хлопотать лучшие из доступных королеве Бретани врачи.

Карл-Орлан, это, как всем известно, сын прежнего короля Франции, Карла VIII. Сын, но объявленный Святым Престолом порождённым от иного человека, а следовательно не способным претендовать на французскую корону. Только в Париже никак не готовы окончательно поверить, что интересы Рима не изменятся и эти оглашённые слова, подтверждённые и должными бумагами, не окажутся отброшенными в сторону. Людовик, в отличие от неё, так и не смог осознать проводимую Борджиа политику, в которой даже один явный обман мог с треском разрушить возводимое ими большое и величественное здание Рима, уже в который раз обновляемого, но на сей раз тоже способного стать не просто центром мощи в Европе, но мощи особой. Не подавление, но равноудалённое состояние от многих дрязг между государями. Авторитет слова и лишь очень осторожно проглядывающая из-за него сила войска. Сложно, порой даже чересчур, но у королевы Испании хватало ума, опыта и чутья понять — эта самая сложность уже давно действует. А раз так…

Она училась сама и уже начинала передавать азы новых знаний детям. Великим грехом было бы не воспользоваться союзническими и родственными отношениями, что переплетали древнюю династию Трастамара и недавно ставшую таковой Борджиа. Кстати, то самое чутье, лишь подпираемое опытом в политике и интригах, подсказывало главе Дома Трастамара, что на уже имеющихся связях останавливаться не стоит. Пусть пока у её младших дочерей родились лишь дочери. У Хуаны уже есть сын, да и у четы Джоффре и Санчи Борджиа-Трастамара подрастает пока ещё совсем юный Сальваторе.

Изабелла вынужденно, но отказалась от замысла поглотить семью оказавшихся на троне… тронах Борджиа. растворить их кровь в своей и со временем получить всё. Поняла, что этого ей сделать никак не дадут. Зато осторожные пока намёки на возможность будущего брака или браков межу её внучками и внуками сидящего на Святом Престоле Родриго Борджиа… О. за эту идею, что ей несколько удивительным показалось, в Риме охотно ухватились. Ну а чтобы рассеять возможные подозрения, не патриарх рода Борджиа, но его дети — Чезаре, Лукреция и неожиданно для многих ставшая заметной персоной, а не просто носящей корону Египта Изабелла — чуть ли не в мельчайших подробностях доносили не столько до Изабеллы Трастамара, сколько до её мужа отсутствие интереса Рима к слиянию в единое целое с Испанией.

Хорошо доказали, так, что не только прямая и открытая натура Фердинанда, но и привыкшая видеть самое потаённое Изабелла Католичка прониклись и уверились — империи и королевству действительно нечего делить ни сейчас, ни даже через долгие десятилетия. Загадывать же на века — это не пришло бы в голову и действительно опытным и талантливым правителям. Слишком велико время, туда даже взор того же «флорентийского змия», как называл Макиавелли Чезаре Борджиа, не дотянется.

Изабелла продолжала беседовать с сыном, но вместе с разговором думала и об ином. Вовсе не о том, что вице-король Нового Света будет несколько ограничен в возможностях. Даже не о том, что тамошним военачальникам будут отданы приказы прислушиваться к тамплиерам прежде, чем принимать решения. В голове испанской королевы окончательно утвердилась мысль о верности военного разгрома, но политического сохранения империи Теночк, а также откола от неё и выделения в самостоятельные княжества или герцогства завоёванных науа народов. Не всех, лишь части, но из числа более опасных для тлатоани. Нынешнего или нового — это не так важно. Про необходимость аннексирования Испанией немалой части побережья и находящегося в глубине материка тем более говорить не стоило — от этого отказался бы только скорбный разумом.

Письма из Европы, из Рима особенно. Они приходили в изобилии, пусть и не столь часто, как когда я находился в Вечном Городе, получая оные из разных уголков Европы. Ну так что поделать, путь через Атлантический океан, он даже для быстроходных клиперов занимает вполне определённое время.

Зато, даже находясь по ту сторону океана, реально хоть и с небольшим опозданием, но быть в курсе происходящего там, куда хочется поскорее вернуться. Там хорошо, комфортно, блага относительной цивилизации, вдобавок под себя любимого затачиваемые. Тут же в лучшем случае походно-полевой вариант. А ещё близкие люди, которые тоже там: скучающие, желающие большей частью скорейшего твоего возвращения, ну а некоторые и вовсе готовы на первом же клипере рвануть сюда и плевать на всё и вся. Приходится обещать одним, удерживать других, ну и просто подробно рассказывать как о происходящем, так и о практически полном отсутствии действительно серьёзных угроз для своей персоны, равно как и для Изабеллы. О той, надо сказать, помимо Родриго Борджиа, беспокоились куда меньше. Разная степень близости, однако, больше и сказать нечего.

Беспокойство, не относящееся к собственно безопасности моей и Белль, оно присутствовало. Куда ж без него? За те несколько недель, что прошли с момента нашего прибытия в Куйушкиуи, много чего произошло. Например, изменение тактики противостоящих нам ацтеков. Как удалось узнать, разговорив временами попадающихся пленников, военачальники империи Теночк — после того как один из них, особенно инициативный и горячий — крепко получил по зубам под стенами города, всерьёз призадумались, стоит ли вообще тупо терять людей в сражениях, выгодных исключительно противнику. Или, чего также нельзя было исключать, того инициативного просто бросили нам на съедение. Однако не приказом лично тлатоани, а скорее по варианту: «Хочешь себя проявить и доказать крутость? Так и флаг тебе в известное место!» Слова то однозначно были иные, а вот смысл, он, в отличие от слов, ощутимо просматривался — то самое избавление от особо яростно-инициативных, уверенных, что с новым врагом в нашем лице можно сражаться привычным образом, не взирая на наши козырные карты, особенно при битве в поле и при обороне крепостей или атаке их же, но прибрежных или когда уже удалось подвести близко к стенам достаточное количество войск с артиллерией.

В общем, попользовали того полководца как известное резиновое изделие, единоразово, после чего показательно назначили главным виновником. С виновными же в империи Теночк что чаще всего делают? Верно, самым шаблонным манером вырезали сердце из груди в одном из главных имперских храмов. Со всем «почётом» к занимаемому положению, если так вообще можно выразиться. Показательная жертва, укрепляющая авторитет тлатоани и его приближённых, в отличие от так называемой оппозиции, в основном из части жречества и примерно половины военачальников. Вышеупомянутые то как раз только и искали повод, зацепившись за который, можно было бы откатить назад проведённые реформы. Не все, но относящиеся к политике уменьшения жертвоприношения и возврату к более жесткому отношению к покорённым народам точно. Империя Теночк, она ведь не просто по названию империя, но и по происходящим внутри процессам борьбы группировок вблизи трона, а то и за потенциальную возможность стащить с одного нынешнего владельца и усадить кого-то более устраивающего. Империя молодая, постреформенная, да и особенности мезоамериканского менталитета учитывать необходимо. Только тогда приходит может и частичное. но понимание творящегося в Теночтитлан гадюшника. Высокоразвитого, на европейском уровне, но всё же.

Фактор жёсткого отношения к допустившим промах военачальнику или придворному интригану до реформы, массовые отправки на жертвенники! На самом то деле и сейчас всё являлось отнюдь не «белопушистым»! Как ни крути, а «корень зла» опять сводился к материалу для жертвенников — этой основе основ в дореформенном государстве науа и опять-таки ключевом факторе в постреформенной империи. Менялось оформление, число, частота принесения жертв, но не сама их суть. Жертвенники и возложение на них своих — вот основная уязвимость ацтекского государства, на которой оно в известной мне истории и погорело, в результате развалившись с таким треском, что на всём континенте слышно было.

Впрочем, не совсем о том речь. Сменившаяся тактика науа, вот что было важным именно сейчас. Они, скажем так, зашныряли в окрестностях Куйушкиуи малыми и относительно малыми отрядами, стараясь воевать так, как умели и любили это делать. Более того, пользуясь ситуацией, при которой Куйушкиуи стал откровенно тесным для собравшихся в нём людей. Ночные рейды, уколы дневные, направленные против тех, кто удалялся на достаточное расстояние как от стен крепости, так и от временно, на скорую руку выстроенных полевых укреплений. Попытки подпалить эти самые временные, благо уж в чём ином, а в стрелах ацтеки недостатка сроду не испытывали. И ответные действия уже с нашей стороны, благо среди отправленных сюда тамплиеров предостаточно было специалистов как по ночному бою, так и по действиям в составе малых групп. Вот и выходило, что коса ударялась о камень, высекая множество искр, но не нанося действительно серьёзного вреда.

Патовая ситуация для обеих сторон? Вовсе нет! Тлатоани банально тянул время, попутно не прекращая попытки кошмарить испанские владения на островах — иногда собственными войсками, но чаще всего с использованием в качестве основного «мяса» недовольных индейцев из числа тамошних племён. Недовольных же хоть и было куда меньше, чем в ином варианте мира, но всё равно хватало. Испанцы! И этим словом уже многое сказано. Кодекс Войны их изрядно ограничивал, убавляя жестокость и некоторые естественные душевные порывы, но на первом этапе они всё равно успели дел наворотить, да и просто недовольных завоевателями, какими бы они ни были, всегда найти можно. В том числе и готовых к активным действиям.

Должен был помочь предложенный мной Изабелле Трастамара и отправленный в специальном послании рецепт. Я уже знал, что он был воспринят благосклонно, а вице-король получил как должные распоряжения, так и поручение всячески содействовать тем, кого королева Испании выбрала на роль посланников к таино Эспаньолы. Только пока ещё это воплотится в жизнь! И каким именно станет воплощение, и удастся ли его перенести на другие острова. Не в плане предоставления непокорившимся касикам той же Кубы схожих условий, конечно. Я относительно возможности, если уж так не нравится владычество испанцев, свалить к ангельской бабушке к тем самым таино Эспаньолы, раз уж у тех появится вполне себе законное и по факту независимое государство. Проклятье, да ему, государству, буде таковое образуется, даже помочь советами можно и нужно будет. Пусть оно, как магнит, притягивает к себе вменяемых сторонников независимости, оставляя исключительно мстителей и тех, кто слишком упёртый. Таких, конечно, ещё долго множить на ноль придётся тем же испанцам, но всё равно в разы легче, нежели сейчас дела обстоят.

Сведения, кстати, текли рекой, вполне себе полноводной. Откуда? Так от тотонаков, вестимо! Тех самых, которые хоть и оставались в своих городах, но охотно делились сведениями как посредством голубиной почты — известное и у индейцев средство связи, особенно развившееся в последние постреформенные годы — так и посредством передаваемых с людьми словами. Слова, они порой надёжнее бывают. Не всегда, но порой.

Через тех же тотонаков удалось передать послания и тласкальцам — ещё одному завоёванному империей Теночк народу, который отличался повышенной воинственностью, нежеланием покоряться завоевателям и готовностью восставать по любому поводу. Новости оттуда были… Мда, они были и это лучшее, что можно было сказать.

— Строй держать! — раздаются возгласы тех тамплиеров, которые лучше иных умели натаскивать новобранцев, делая из исходных заготовок вполне неплохой материал. Один и вовсе громче иных орет, причём на языке науа. — Щитами прикрыться, прорех не оставлять. Оставил — сразу вы**ут, а что не х**ром, а железкой, так тебе, с выпущенными потрохами, все равно будет.

— Приклад у арбалета, чтоб помогать прицелиться, а не себе в брюхо упирать, недоносок! — новый рык уже другого. — И не голой рукой за тетиву хватайся.

Что это вообще такое творится в Куйушкиуи? Самое обычное времяпрепровождение, а именно натаскивание местных вояк и не очень на умение противостоять более серьёзному, нежели они сами, врагу. Облегчённое такое, куда не входит большая часть того, что умеют и знают не то что храмовники, но и те же испанские вояки. Зато для вспомогательного войска самое оно, благо натаскивается оно только и исключительно против империи Теночк. А уж интенсивность этого самого натаскивания — тут нам новыми правителями города-крепости дан полный карт-бланш. Понимали, что после всего случившегося им или с нами быть повязанными, или на жертвенниках лежать, тоскливо смотря не то на небо, не то на приближающегося с обсидиановым кинжалом в руках жреца империи Теночк. Потому и карт-бланш, потому и сами из кожи вон лезли, убеждая и мотивируя соплеменников выполнять все приказы новых наставников, обещавших «научить воевать так, что науа запомнят, что такое ярость истинных тотонаков». Пафосно звучало, конечно, ну да в конкретной ситуации уместно. Местные индейцы порой куда наивнее европейцев, даже если не брать совсем простых таино. Тотонаки хоть давно и прочно соседствуют с ацтеками, многого у них нахватались, потому и уровень развития относительно сопоставим. Вон, города каменные строят, правда тут, как говорится, «труба пониже, да дым пожиже».

— Грустное зрелище, гроссмейстер, — вздохнул находящийся рядом со мной Диего де Ларго, успевший в часть проявленного героизма и умения использовать разум в нужных целях и просто рыцаря адьюнкт-рыцарем. Точно так же и Джузеппе Фиоренитино перешёл на следующую ступень в Ордене, став сквайром. Оба заслужили, чего греха таить. Зато теперь им до-олго придётся это самое повышение отрабатывать. — Никакого сравнения с науа. Ярости и ловкости, как и желания сражаться, хватает и там, и там, но…

— У всех ли хватает?

Скептическое замечание с моей стороны не было пустыми словами или и вовсе злословием. Просто внимательный взгляд опытного бойца мог с ходу заметить, кто из тренирующихся выкладывается по полной, кто самую малость себя бережёт, а кто просто «отбывает тяжкую повинность». Увы, последних было весьма много, что в очередной раз доказывало — далеко не все тотонаки по настоящему хотят избавиться от владычества империи Теночк. С другой стороны, возьми их за глотку уже мы либо испанцы — они точно так же максимум на что окажутся пригодны в плане сопротивления — тихо бурчать у себя по домам, да то, как я полагаю, с оглядкой. Дескать, как бы кто чего лишнего не услышал. Люди, однако, ничего нового и неожиданного я тут не увидел.

— До кого сможем, до тех достучимся, — ещё сильнее сбавил и так невеликий энтузиазм собеседник. — Остатки… Всё равно чему-то научатся. Брать таких с собой нельзя, но под наблюдением на стенах крепостях стоять смогут. Хоть так, гроссмейстер. Вы сами говорили, что использовать можно всё и всех.

— Говорил и даже не думаю менять своё мнение. Просто когда рассчитываешь на полновесную золотую монету, а получаешь её же, но с избытком лигатуры, да ещё и не особо аккуратно обрезанную по краям… Печалит, знаешь ли.

— Зато не серебряная и тем более не медяк.

— Согласен, Диего. Тут хватает и таких как наш, пожалуй, на сегодняшний день самый ярый и полезный сторонник, Икстли Лалитачли. Есть, конечно, и Китлали, но он не воин, хотя и может держать в руках оружие. И те тотонаки, которые уже прибежали и ещё прибегут сюда из Папантла, Халапа, Семпоала и иных не столь значимых городов — они нехваткой желания сражаться не страдают. Их учить можно, нужно и результат не заставить плеваться. Но не только о тотонаках сейчас стоит говорить.

Полнейшая готовность внимать, что, впрочем, естественно для тамплиера при разговоре со своим гроссмейстером.

— Княжество Тласкала. Бывшее, конечно, сейчас лишь часть империи Теночк.Это, конечно, больше дела Фиорентино, но и ты должен быть осведомлён. Особенно обращая внимание на военную составляющую.

— Их… придавливают, — после небольшой паузы подобрал подходящее слово ди Ларго. — Как в точности — мы ещё не поняли, но скоро поймём. Тогда, когда сюда добегут тласкальцы. Достаточно будет и нескольких, но достаточно умных, осведомлённых.

— И тех, кто будет говорит правду, а не откровенную ложь или не то, что он сам искренне считает истиной, на деле же… Обман, он и в политике, и на войне используется. Обмани врага и во время битвы он станет наполовину слабее. А тласкальцы… Пока что можно лишь посоветовать им либо быть как можно тише и ждать нашего приближения, или, если угрожает реальная опасность, пытаться любыми тропинками пробираться туда, где уже есть мы или, на крайний случай, испанцы. Союзники наши предупреждены, а Пинсон с Писарро хоть и не слишком довольны, но люди умные. В последние годы умные не хотят ссориться с Борджиа.

— Я думал, что понимают необходимое.

Хорошая попытка в иронию, что было замечено не только мной, но и присоединившейся незаметно для ди Ларго к нашей беседе Изабеллой. Бесшумно ходит… чем снова и снова поражает храмовников. Они то этому долго и упорно учились, да и то не все, а лишь некоторые, причём с разной степенью эффективности. И тут она… зато Борджиа, а от нашей семейки за последние годы привыкли ожидать не просто необычного, а в принципе чего угодно. Нет, а что тут удивительного? За прошедшую дюжину лет с момента, как Родриго Борджиа взошёл на Святой Престол под именем Папы Александра VI, изменилось буквально всё: политическая карта Европы; взаимоотношения с Азией и вообще Востоком (одностороннее такое, жесткое сношение древком от копья с эмблемой Ордена Храма всех этих эмиров с султанами, да с циничной ухмылкой), структура собственно церкви, утратившей ядовитые зубы в виде инквизиции, целибата, индульгенций и прочего дерьма; резкий рывок прогресса от таящихся в опасениях за собственное благополучие и даже жизни механиков, алхимиков, врачей, до вывода их творений на всеобщее обозрение и всяческое покровительство с высоты тронов. И это я лишь о главной триаде, поскольку остальные факторы, хоть и не были мелкими, но шли по большому то счёту лишь дополнением. А все вместе они меняли сам мир, его «атмосферу», очищая её от того яда, который вот уже заметно больше тысячи лет отравлял столь сложный и обширный организм под названием Европа.

Теперь всё. Совсем всё, огромная массой машина исторического хода событий была не приторможена, не остановлена, а перенаправлена. Вот и покатилась в другую сторону, поднимая под себя уже тех, кто ещё с десяток лет назад ощущал себя «королями мира», особенно нося при этом рясы и желая разжечь пламя костров с неповторимым «ароматом» жареной человечины' и дальнейшего разложения и искажения настоящей европейской элиты.

М-да, задумался. А ведь Белль не просто так подошла, ещё и своим веским мнением поделиться:

— Ещё немного и мы сможем выступить на Папантлу. Если выйти с утра, то пехота пройдёт расстояние между городами за один день. Вот обоз с артиллерией и припасами, тут нужно с ночёвкой.

— Дороги разведаны, моя королева, — уверенно вымолвил ди Ларго. — Будет непросто, но мы не повторим ошибок, допущенных испанскими союзниками в их попытках осадить и сокрушить Коба. К тому же у нас есть то, чего не было у них — поддержка местного населения. Большей части.

— Хорошо, что добавил эти слова, — усмехнулась моя подруга. — Верить можно только своим, а эти… Обманывать новоприобретённого союзника нельзя, но внимательно присматривать необходимо. Не имеющий возможности предать не совершит этот самый тяжкий грех.

— Вспомогательные войска, — понятливо кивнул недавно ставший адъюнкт-рыцарем храмовник. — Не смешивать с собственным строем. Не поручать чего-то важного, всегда учитывать риск неисполнения приказов, боевой неустойчивости или бегства. Подозревать вражеских лазутчиков.

— Хорошо, что переход на сторону науа я не принимаю во внимание. Заметной части, — уточнила Изабелла. — Ведь ситуация с неаполитанцами в войне с Францией не повторится, Чезаре?

— Ты и сама знаешь, что нет. Там была… совсем удачная для противника ситуация. Жестокий и ненавидимый неаполитанцами король, неверие в победу, хитрый полководец-интриган, умеющий и любящий использовать необычные ходы ещё до выхода армий на поле боя. Здесь если что и может появиться, то лишь последний фактор. Однако к нему мы уже успели как следует подготовиться.

Улыбается подруга по двум мирам, вспоминая как наш опыт работы в связке в целом, так и подробнейший разбор вероятных ходов «мистера Тень». Нет уж, с учётом собранной нами о нём информации удалось составить довольно неплохой психопрофиль. Кого? Тлатоани империи Теночк, Маквилмалиналли Акмапитчли. Именно он, а не некто из его советников, был нам подобным — подселенцем в тело ацтека, заменившим исходную сущность на собственную и взобравшийся на вершину власти в этой части Мезоамерики. Не удивлюсь, если хотел распространиться и дальше, особенно до инков, чтоб уж окончательно подмять возможных конкурентов на материке, однако… Пришли мы и это не могло не изменить ситуацию. Жди, Маквилмалиналли, ты нам нужен, причём непременно живым, разговорчивым, а главное не запирающимся относительно самой важной твоей тайны — межмирового перехода и того, что ты о нём вообще можешь рассказать в довесок к тому, что нам уже известно.

— Про воинов Храма не спрашиваю, а вот тотонаки продолжают оставаться поводом для беспокойства. Они в достаточной мере довольны тем, как им живется именно сейчас, в эти дни?

— Вас интересуют жители Куйушкиуи или прибывшие из других городов? — уточняет мой вопрос ди Ларго.

— Всё вместе.

— Были опасения, что временный запрет выходить в леса, добывать дичь, вызовет оскудение провизии в городе, особенно когда сюда прибывают другие тотонаки. Но открытое и полностью контролируемое эскадрой адмирала фон Меллендорфа море продолжает делиться рыбой и иными съедобными существами. Ещё привезённые в трюмах галеонов запасы провианта, они делают рационы тотонаков достаточно разнообразными. Только я опасаюсь, что они привыкнут к раздачам продовольствия и после их отмены.

— После отмены они вновь вернутся к тому, что делали раньше. А прибывшие из Папантла и иных городов также вернутся, только в родные места, которые к тому времени перестанут являться частью Теночка, став городами возрождаемого государства тотонаков. С формой правления, я уверен, удастся определиться по ходу действия. Только республик разных тут… не хотелось бы. Навидался я «венеций», флоренций' и прочих «сиен». Пренеприятнейшее в основе своей зрелище было, а местами до сих пор есть. Куда лучше и правильнее. Когда выборные аристократы ограничивают в определённой мере власть монарха а он, в свою очередь, не даёт последним впасть в соблазн заигрывать с разного рода «савонаролами» и иными «крамерами». Однако я отвлёкся на высокие материи. Еще что-нибудь по конкретике?

— Нехватка сравнимого с используемым науа оружия и доспехов у тех, кого мы хотим использовать во вспомогательных отрядах. Есть, конечно, наши запасные комплекты брони и оружия, но я не хотел бы…

— И мы с Изабеллой не желаем, — развеял я опасения храмовника. — Обязано быть явное и чёткое разделение между нами и ними. В броне и оружии особенно. Пусть лучше кузницы города работают круглосуточно, усердно, мотивируемые как идеями, так и звонкой монетой. Ну и наши оружейники помогут местным.

— Я уже отдал такой приказ, гроссмейстер. Братья усердно работают, но не выходят за границы известного нашим врагам.

Киваю, одобряюще улыбаясь подобному проявлению разумной инициативы. Дополнительно вооружить тотонаков — дело нужное, важное, но именно что без лишнего усердия. Они это они. Мы… это мы. И пока что они и мы слишком разные, чтобы отбросить в сторону хотя бы часть присущей нам, Борджиа. осторожности. Именно нам, никаких случайных оговорок. Я уже не первый год ловлю себя на том. что перестал отделять себя-Кардинала, от себя же, но ставшего частью весьма проставленного и в моем родном мире-времени семейства. Врастание, что тут скажешь. То самое, при котором образовавшиеся связи уже не разорвать. В том смысле, что сама душа не желает заниматься подобного рода мазохизмом. Не зря же я жду, когда удастся закончить здешние дела и увидеть свой ближний круг: Бьянку и Мигеля, Лукрецию и Родриго Борджиа, иных… Только так и никак иначе.

— Что наши испанские союзники? — задаю очередной вопрос, но, не желая выслушивать уже известное и очевидное, сужаю сферу интереса. — Про ярость вице-короля, вынужденного организовывать переговоры с таино под предводительством Анакаоны, догадываюсь. Равно как и про глубину его гнева из-за отстранения от немалой части дел военных. Больше интересует, какие новости о происходящем на материке и не поступили ли сообщения о новых серьёзных проблемах на островах.

— Сидят в Веракрусе и Хайна, осваивают находящийся рядом с последним островПьедрас. Укрепили оборону, рвутся в бой, но пока не получили на то приказа с Эспаньолы. После провала у Коба и уступки Тулума нам никто не удивлен. Но удар от Веракруса Франциско Писарро уже подготовил. Если его не будут понукать из Санто-Доминго, то он на многое способен. Попытка взять Коба была неудачной, но он сделал всё, что мог в его сложном положении.

— Острова?

— Науа продолжают вредить, используя руки собственные и таино. На Эспаньоле стало очень сложно добывать золото. Колумбы в бешенстве, но удивлены, что среди упрёков короны не оказалось того, что был бы связан со снижением золотых поставок.

— Королеве объяснили, а она женщина умная, способна понять и принять сложившуюся ситуацию. Добыча драгоценного металла там, где то и дело рыскают отряды не просто таино, а вооружённых и обученных противостоящей империей, сильнейшим государством Нового Света… Изабелла Трастамара знает, что такое война. Особенно война с сильным противником. Оттого и не требует невозможного, приводящего к минимуму результата и неоправданным потерям.

Склоняет голову адъюнкт-рыцарь, тем самым признавая верность сказанного ему главой Ордена Храма. Не лесть и покорность — их из храмовников вышибали сразу, зачастую вместе с самими не прошедшими испытательный период кандидатами — а нормальное понимание сказанного.

Всё, хватит с меня на сегодня наблюдений за тренировками тотонаков. Материал для вбивания в их головы и тела воинской науки вполне себе приемлемый, а потому пусть всё идёт, как идёт. Вносить какие-то изменения будет делом хлопотным и не стоящим затраченных усилий. Ребятки из тамплиеров, добровольно отправившиеся в Новый Свет, своё дело знают, да ещё и энтузиазма преисполнены по самую маковку.

Чем заняться? Да вот хотя бы по стенам крепости пройтись, обозреть окрестности через окуляр подзорной трубы, а заодно удостовериться в очередной раз, что с крепостной артиллерией всё в порядке. Смотрю на Белль и в ответ лёгкий кивок. Дескать, без меня никак, отвязаться не получится. А я и не собираюсь, что характерно.

Хлипковато, скромновато. Та самая заслуженная оценка, которую следовало выдать стенам Куйушкиуи. Никакого сравнения с Тулумом, из которого мы не столь давно сюда прибыли. Там даже по европейским меркам внушающая серьёзное уважение крепость, уязвимая разве что со стороны моря, да и то ведущиеся строительно-фортификационные работы должны были это исправить. Здесь? Хлипкие стены, не слишком высокие, без каких-либо всерьёз мешающих штурмующим препятствий. Хочешь выбить ворота тараном? Вполне реально. И даже присутствовавшая герса, эта падающая вниз по направляющим решётка, ее тоже реально было покорёжить и пробраться внутрь. Стены просто? Штурмовые лестницы, верёвки с крюками — право слово, тут даже осадных башен не потребовалось бы для решительного и не слишком опасающегося положить часть штурмующего состава противника. Собственно, так войска империи Теночк и собирались взять Куйушкиуи… в очередной раз. Остановила их исключительно стрельба из орудий и, на ближнем расстоянии, ещё и из аркебуз. От прежних аркебуз, к слову сказать, давненько лишь название и осталось. Теперь они были разные, начиная от крупнокалиберных, стреляющих большой, с голубиное яйцо, пулей либо снопом картечи, до более скромных, зато и значительно легче по весу. Дальнейшее совершенствование ударно спускового механизма, эргономичность форм, насколько это было возможно по нынешним временам.

Ну и пистолеты, в которых разнообразие на настоящий момент оказалось настолько велико, что и у меня голова кругом шла. Число стволов от одного до четырёх, калибр, длина ствола, габариты. Плюс не стоило забывать о так и не исчезнувших, не снятых с вооружения арбалетах. Они ж ещё со времён последнего Крестового похода делились на простые и многозарядные, с использованием своеобразного неотъёмного магазина. Наглый плагиат с китайской придумки под названием чо-ко-ну? Бесспорно, зато плагиат творческий, при котором убогонькую китайскую основу как следует совершенствовали, добавляя правильные материалы, несколько вариантов взведения тетивы — от быстрого, но не самого сильного, до реально мощного, зато требующего довольно сложного механизма и чуток большего времени.

— А арбалеты ты мог и без подъёма на стену посмотреть, — напомнила о себя давняя и неотъемлемая ехидна, ныне отзывающаяся на имя Изабелла. — Что, никак не привыкнешь, что наш Леонардо, если его правильно замотивировать, способен даже «воистину китайское творение» сделать настоящей прелестью?

— На это тоже. Только ты сама знаешь — глаза смотрят на одно, а мысль в совершенно иные дали улетела.

— И куда именно она устремилась, птичка шизокрылая?

Перевожу взгляд со скучающего арбалетчика, наблюдающего за окрестностями со своей позиции, на виду в глубине материка, после чего отвечаю.

— Сперва город Папантла, который близок от этого, и взять коий будет, я так мыслю, ни разу не затруднительно, если правильно подойти к задаче. Укрепиться, оставить гарнизон, способный не только держать оборону, но и зачищать окружающие его мелкие городки и иные поселения. Затем, малость передохнув, обрушиться на следующую цель. На сей раз…. Догадаешься?

— Халапа, а потом уже Семпоала, — этак лениво пожала плечиками Белль. — Возьмём эти три города и всё, что осталось на побережье между Тулумом и Куйушкиуи — оторвём от Теночка большой кусок, от потери которого в Теночтитлане взвоют, как та собачка, нечеловеческим голосом. Тлатоани поймёт, что мы нацелились на земли тотонаков не поживы ради, а чтобы наскоро, но достаточно эффективно слепить себе союзника, способного дать то, с чем у нас проблема — число войск.

— И его шаг в таком случае? Кстати, я уверен, что наши планы для него уже не секрет, вопрос лишь в сроках.

— Наводить кошмары на испанцев, надеясь этим заставить нас замедлиться. Бей по слабому, чтобы тот просил помощи у сильного — хорошая тактика в его положении.

— Тогда мир испанцев с Анакаоной становится для Теночк крайне нежелательным?

— Может быть сорван ещё на этапе начала переговоров. Или эмиссары тлатоани постараются воздействовать на ту таино словами, или… Средства есть разные, для нашего врага важен только результат. Очень уж удобная карта эти непримиримые касики и верные им воины. Чем их больше, чем они более управляемы — тем дольше в Теночтитлане смогут затягивать войну.

— Нарушить одни переговоры, чтобы приблизить другие. Роскошно!

— Для окружающего нас мира — никаких сомнений. А так… — скептическая гримаска. — Чем дольше я стараюсь изучить эту самую «Тень», тем сильнее становлюсь уверенной ещё кое в чём.

— А вот тут внимательно тебя слушаю?

Действительно со всем вниманием, не желая упустить ни единого оттенка сказанных слов. Изабелла, ещё когда была исключительно Алисой, с чисто женским коварством и отлично развитым аналитическим умом дополняла мои планы и вычищала из них те огрехи, которые мужчине было очень сложно заметить. Здесь по факту ничего не изменилось. Миры то разные, а вот населяющие их хомо ни хрена не меняются, оставаясь такими же по сути своей.

— Я поговорила со многими тотонаками и с новыми пленниками, которых захватили при попытках отбить Куйушкиуи. Первые говорили охотно, вторые вынужденно, но обе этих категории отдали все знания, которые имели. Я умею спрашивать.

— Даже не сомневаюсь, умная и решительная ты моя.

— Своя собственная. Так было, есть и будет. Мне подобные любые ограды и преграды не терпят.

Привычно для себя отмахнулась Белль, превыше прочего ценившая именно что свободу и независимость. Так что с треском обломается «отец» от попыток выдать обновившуюся «дочь» замуж. Ей это просто не нужно и более того, противоречит нынешней позиции по жизни. Может потом, но явно не в ближайшие десяток-полтора лет. Кому знать, как не мне!

— И эти знания…

— «Тень’слишком хорошо и мягко проводил реформы. Не как ты, не ломая через колено устои там, где можно было обойтись 'мягкой силой». Он обладал не только знаниями из двух систем координат, но ещё и пониманием науа и прочих обитателей Нового Света. Он свой не только телом, но и духом. Не как мы.

— Вероятность ошибки?

— Мала, — прикусив губу и чуть подумав, Изабелла продолжила. — Чужой духом не смог бы выдержать баланс между так свойственной науа, майя и прочим жестокостью и необходимостью проведения таких серьёзных реформ. Те же жертвоприношения. Он не убрал их, лишь сделал более редкими. Редкими и красочными, превратив из почти рутины в… особенные праздники. Помнишь, как было раньше? Сердце вырывалось и бросалось на алтарь либо сразу в пламя.

— А теперь оно, будучи вырванным, находится в особом сосуде, стоящем на специальном, богато украшенном и красивом постаменте. Символизируя, что кровавый дар богам принят и те довольны. Долгое время довольны, ведь в сосуде не вода, а нечто иное, оставляющее сердце не разлагающимся, а к тому же имеющее красноватый цвет и пахнущее свежей кровью.

— Именно, Чезаре! И получается, что богам особенно угодна жертва. Раз сердце, принесённое им в дар, остаётся «нетленным» и к тому же любой подошедший может лично удостовериться, что даже запах, ни с чем не сравнимый, остаётся. Это умно. Умно и полностью соответствует природе науа, их желаниям и стремлениям. То же самое и с другими реформами, какую ни разбери. Понимание!

Склоняю голову, признавая правоту подруги. При таких доказательствах и впрямь приходится признать, что в тело тогда ещё не тлатоани, но всё равно видного и знатного ацтека попал некто родственный по крови. Латино, скорее всего, ведь чистого, без примеси европейской крови, ацтека в будущем любого из миров сомнительно, что можно найти. Впрочем… Если миров множество, даже не два — практически доказанный для нас факт — то наверняка есть и те, в которых ацтеки либо сумели сохранить своё государство в том или ином виде, либо и вовсе отбить нашествие из Европы. Это мы ещё не берём совсем фантастичные на первый взгляд варианты. Ну да ничего, у меня большие, ну просто огромные планы насчёт понимания механики соприкосновения различных миров и того, что происходит хотя бы в части из них.

Решено. Принимаем вводную, что тлатоани либо латинос либо, хоть и маловероятно, чистокровный ацтек не по телу, но по сущности, в нём обитающей. Ну а с горячими мексиканскими парнями дело иметь доводилось, причём неоднократно. Есть у них как сильные стороны, так и откровенные слабости. Вот уж воистину, познай врага своего!

— Принимаю его происхождение и учитываю в дальнейшем. Дальше!

— Дальше ещё интереснее, — вот только выражение лица у подруги стало кислое. Будто она целый лимон разом зажевала. — В Теночке так пока и не научились строить нормальные корабли. Но вот большие парусно-гребные лодки, идущие вдоль берегов — на это их познаний хватало. И если распространение империи на города-государства майя было с целью захвата и поглощения, то в другие, куда более отдалённые места, проникли торговцы. Далеко проникли, но не наугад, а с целью найти кое-что важное для тлатоани.

— Интригуешь!

— В османскому султану в зад такие интриги. И ничего, если ему это даже понравится!- ядовито высказалась Белль, после чего перешла к сути. — Некоторые вещи не зависят ни от времени, ни от места. Дерьмо всегда себе дорогу проложит, особенно если не озаботиться своевременной и постоянной очисткой. А если грязи ещё и помогать… Ты сам видел, слышал, обонял. Нечто под названием кока! Лодки науа плавали туда, где она произрастает. Теперь эти кусты растут в империи Теночк. Много где растут, но особенно на храмовых плантациях. И там не просто собирают листья и заваривают их как чай!

Твою же сучью бабушку через шипованные перила перегнуть, при этом озаботившись кляпом из верблюжьего х**на и отодрать попеременно большим кактусом и особенно большим и проверенным моргенштерном аккурат в задницу, после чего повторить процедуру уже на тлатоани, с чувством, толком и камасутровской расстановкой до истошного мычания и последующего полного расслабления. Кока! И, как было сказано Белль, специально привезённая, культивируемая жрецами и используемая не как листья для жевания либо чай. Тут даже так называемый «чай» та ещё проблема, а уж продукты переработки… Воистину мрак подкрался незаметно, причём сзади подкрался.

— Вино Мариани или нечто ещё более гадкое?

Задав вопрос, я ждал ответа, надеясь хотя бы на то, что этим самым «вином» дело покамест и ограничилось. Что это вообще такое? По сути, настойка на листьях коки, в которой алкоголь — желательно крепкий — служил растворителем, выделяя кокаин из листьев в объемах, достаточных для того, чтоб получившаяся жидкость считалась вполне себе наркотой. А уж насчёт того, что здешние ацтеки вполне могли в получение чего-то спиртоподобного не было и тени сомнений. Дезинфекция в медицине, однако.

— Пока это жидкость, которую пьют. «священная», исходящая от жрецов, которые «получили дар от богов», дающий силы, лёгкость духа и возможность прикоснуться к тому миру, который… Да что я тебе то говорю, Чезаре, — окрысилась Изабелла. — Ты сам знаешь, как всё это происходит.

— И рад бы не знать, — цежу слова сквозь зубы, понимая, что ситуация серьёзно обострилась. — Дальнейшие работы по совершенствованию отравы?

— Не знаю. Теперь в империи Теночк это жреческие дела. Особо посвящённых жрецов, которым благоволит лично тлатоани.

— А исходить надо из худшего. Из того, что даже здесь смогут создать следующий вариант отравы, что будет ничуть не слабее опиума, хоть и иначе действующий. Дерьмо!

— Не для нас, ты же прижал торговлю опиумом так, что он действительно кроме врачей ни к кому не попадает. Ослушники, особенно торгующие отравой, умирают так, что их судьбами детей пугают.

— То там. А здесь…. Зато это многое говорит о сути нашего врага. Использовать такое средство, привязывать его к жречеству, делать «священным напитком» и всячески продвигать. Его же сильно и упорно продвигают?

Кивает подруга. Без слов, ибо на этот вопрос можно и так ответить, никакого урона полноте информации не произойдёт. И что мы теперь имеем? Латино или чистокровный индеец, знающий не просто о том, что такое кока, но и относительно методов её культивации и получения хотя бы наркотических настоев из исходного сырья. Отнюдь не то знание, которым интересуются случайные люди. А если даже кто и знает, то далеко не каждый станет их применять на практике. На особенной практике, ведь кокаиновый настой пили не только в случае ранения, а в «религиозных» целях, а ещё перед боем. Обычные воины науа, насколько можно было понять. Те же командиры из числа не самых нижестоящих, тем напротив, пить такое не рекомендовалось, чтобы «священная ярость и сила богов, которыми те щедро делятся с почитающим их народом империи, не заставляла их самих броситься в бой, столь возвышенный, но непозволительный в их положении».

Эти слова мне как раз сейчас Изабелла процитировала, специально достав лист бумаги, на котором было набросано то, что относилось к данному, хм, нововведению в Теночке. Хорошо написано, но вместе с тем так, что данные строки мог читать кто угодно, ничего действительно тайного в них не имелось. Истинной механики происходящего, при которой осуществлялось подсаживание пусть не на иглу, но на растворённый в алкоголе наркотик существенной и важной части империи.

— Специфические повадки, — намеренно приглушив естественные для меня эмоции, выталкиваю из горла застрявшие там слова. — Не уверен, но и исключать подобного нельзя.

— Вот, братец Чезаре, до чего одно небольшое и не принимаемое многими за что-то серьёзное открытие о случившемся во время проводимых реформ может менять всю картину в целом.

— Нужно знать, куда именно смотреть, видеть особые места, за которые цепляются своими зазубренными крючьями незримые якоря. Мы это видим. И увидели. Будь оно всё проклято!

— С такими нормальных переговоров не ведут.

— Только промежуточные.

— Зато итог один, — подводит черту подруга.

— Но лишь после того, как он всё расскажет. Совсем всё, до глубины гнилого своего нутра. Нам нельзя впадать в искус простого решения.

— Отсрочка.

— Но не помилование.

— Вот и решили! — оскал на лице Алисы-Изабеллы на мгновение появившийся, был действительно страшен. — Исповедуется до самого детства… настоящего,а потом умрёт!

Если что и успела понять Анакаона за время всей своей жизни, а особенно последних лет — тех, которые прошли со дня, когда на землях острова появились приплывшие из-за большой воды люди — так это то, что имеющий власть постоянно должен быть настороже. Понимая же эту истину, она училась быть осторожной, сохранять себя и свою семью во что бы то ни стало, не брезгуя учиться даже у злейшего врага. Возможно, именно поэтому она не только смогла удержать власть после гибели мужа, но и усилила её, распространив на других касиков, не желающих мириться с владычеством на земле предков испанцев.

Испанцы, то были враги явные, открытые, несмотря даже на то, что спустя некоторое время стали не опасными для тех таино, кто не брал в руки оружие. Анакаона приняла это к сведению, выждала некоторое время, убеждаясь, после чего приказала своим воинам и попросила воинов союзно-подчинённых племён тоже не трогать женщин и детей врага, если такие попадутся на пути стрелы или боевого топора. Так оно спокойнее. Для всех.

Война. Лидер всех таино Эспаньолы, сумевшая не просто занять, но и всерьёз укрепить это своё положение, понимала, что силы неравны, что они лишь оттягивают своё окончательное поражение. Понимала, искала хоть какой-то выход и… Да, получила поддержку со стороны. Только вот она была от очень опасного союзника, империи Теночк, с которой всем таино Эспаньолы, во всей их силе ещё до прибытия испанцев, в бою обещалась лишь смерть. Силы их и воинов науа нельзя было сравнивать. Это она раньше просто слышала от доверенных лиц, а с некоторых пор убедилась наглядно, после тяжёлых, но успешных переговоров с посланником тлатоани, Тоноаком. Тем, который стал советником, одним из наставников, учивших таино сражаться так, как это делают науа, да и просто связующим звеном между сохраняющими независимость таино и Теночком.

Союзники. Страшненькие такие, преследующие исключительно свои цели. Достаточно было взглянуть на Кубу, где сводное войско науа и таино уничтожило две крепости испанцев из пяти основных, да ещё и несколько их больших лодок, называемых кораблями, сумело сжечь. Несомненный воинский успех? Это да. Только Анакаона смотрела на заплаченную цену и то, что союзники, обе стороны, получили в итоге. Таино понесли огромные потери и с того дня просто вынуждены оказались ещё сильнее впасть в зависимость от науа. Уже не советы, но приказы, положение подчинённых, которых в нужный момент используют так, как угодно посланцам тлатоани. А что взамен? Спешное укрепление оставшихся испанских крепостей, увеличение числа воинов, большее ожесточение в боях. Нет уж, жертвы не оправдывали полученные приобретения.

Всё приходит в сравнении. Вот властительница таино Эспаньолы и сравнивала происходящее здесь и на Кубе. И сравнение, что хоть как-то радовало в эти печальные времена, было в пользу проводимых ею действий. Да, преодолевая сопротивление чуть ли не двух третей касиков, она сумела настоять на своём мнении, не пустила на остров большое число воинов науа. Опасалась, причём сильно, что повторится случившееся на Кубе. Более сильная часть войска пусть не сразу, но через некоторое время станет приказывать другой, слабейшей. А стать сильнее даже не испанцев, а науа… Тут только невесело улыбнуться было можно. Оттого использовались воины Теночка как исключительно наставники и, конечно, принималось оружие с бронёй, сделанное в империи. Таино понимала, что лишь научившись воевать так, как это делают науа, попробовав прихватить часть ухваток ещё и испанцев, можно питать слабую, но надежду не быть разбитыми теми, кто отнял у них большую часть острова и не собирался останавливаться на уже достигнутом.

Время расставило всё по своим местам. Даже после не столь долгого обучения, сменив ранее привычное ведение боёв на иное, кажущееся чужим и неправильным, таино опробовали его на испанцах. Успешно опробовали, хотя и не добившись всего желаемого. Пускай не получилось перебить работников и охрану всех или хотя бы большинства мест, где испанцы добывали золото. Пускай отряд сына главного на острове испанца, Диего Колумба, сумел отбиться от нападения, а к тому же вытащил из сомкнувшихся вокруг рудников ловушек немалую часть своих. Только всё равно сами рудники были разрушены, сожжены, да и потери врага в людях были немалые.

Успех. Именно он нужен был Анакаоне для того, чтобы ещё сильнее укрепить свою власть если не над касиками, то над обычными воинами из их племён. Они же убедились, что жена покойного Каонабо умеет не только удерживать доставшуюся от мужа власть, но ещё и одерживать победы, на которые оказались не способными другие. В их обществе подобное значило многое, если не вообще всё.

Атуэй, Оронапи, Арнак и иные на Кубе. Она и полностью признавший её главенство Гуарионекс, Котубано и другие, не такие значимые касики Эспаньолы. Саму Анакаону брезгливо передёргивало при произнесении даже в мыслях нового названия её родной земли, но она использовала его, чтобы никогда не забывать о потерянном, ни на миг не дать себе забыть. Сравнение! Куба и Эспаньола, где сейчас лучше положение таино, где они сильнее и более независимы? Ответ являлся очевидным для каждого. Не зря же её, Анакаоны, люди вот уже пару десятков дней назад отправились на Кубу, чтобы, оказавшись рядом с близкими по крови родами, убедить их в том, что Куба ими проиграна, что борьбу можно продолжить, лишь собравшись воедино. И не там, а тут, на Эспаньоле. Усилиться, объединившись, используя то, что удалось перенять у наставников империи Теночк и против воли носителей знаний ухватить у испанцев.

Какие времена, такие и действия. Женщине пришлось слишком многим пожертвовать, с корнем вырвать из своего взгляда на мир свойственное ей и многим поколениям предков. Горькое оно было, это понимание необходимости меняться, причём делать это как можно быстрее, с болью в душе и пониманием, что возврата к прежним временам не будет даже в том случае, если удастся ею задуманное. И это самое задуманное вовсе не включало в себя стать зверем на цепи, рычащим на испанцев и кусающих их же по указке из Теночтитлана. Науа были слишком опасным союзником, который, стоило чуть отвлечься, сразу пытался стать из как бы друга жестоким хозяином. Не зря же касики на Кубе уже почувствовали это. Почувствовали… А чтобы ощущения переросли в понимание, для того туда и отправились доверенные люди Анакаоны. И она была почти уверена, что если не до всех, то до немалой части эти её мысли дойдут.

Зато Тоноак и иные наставники в воинских делах, прибывшие от тлатоани империи Теночк, они становились источником если пока не прямой угрозы, то ощутимого беспокойства. Пока что они ничего не пытались требовать, но настойчиво советовали усилить натиск на испанцев, постоянно мешать им не только восстановить добычу золота, но просто постоянно нападать на всех, кто только высовывается из своих крепостей. Точнее, делать это ещё больше, чем совершалось сейчас подвластными Анакаоне отрядами.

Опасность! Старающаяся даже в мелочах вникать в тонкости военного дела женщина понимала — её воины сейчас делают ровно то, что в силах. Не больше, но и не меньше. Пробовать усложнить им жизнь — значит вызвать истощение, ведущее к большим потерям. Не ропоту, он бы не возник из-за ненависти к завоевателям, а именно к потерям, что снизят уже её силу как главного касика на острове. Главенство, с таким трудом полученное, которое она точно никому не собиралась отдавать. И вовсе не из жажды самой власти, а лишь потому, что только в нынешнем положении могла защитить главное — то, что осталось от семьи и рода в целом.

Зато Анакаона понимала, почему подобные слова прозвучали — и продолжали звучать раз за разом — от посланцев тлатоани. Пленные испанцы, таино на Кубе и не только — все они, в меру своей осведомлённости, говорили, что война империи Теночк с одной стороны и Испании с Орденом Храма с другой идёт не в пользу первой. Науа потеряли немалое число находящихся на побережье городов, хотя им и удавалось сдерживать наступление врагов вглубь своих земель. Отвлечение внимания если не Ордена Храма, то испанцев Колумба — вот какая роль была предназначена всем без исключения таино. И жалеть об их потерях науа точно не собирались. Касик понимала это, но принимать подобную роль не собиралась.

Союзник пытается использовать тебя, нарушить не сами слова договора, но его дух? Значит, этот союз становится хоть и необходимым, но вместе с тем нужно искать пути обезопасить себя и тех, кто тебе доверился, признал предводителем. И такая возможность, как ни странно, имелась. Анакаона вспомнила, как ещё до удара по золотым рудникам Эспаньолы с ней захотел вести переговоры не кто-то из семьи Колумбов, а другой человек, глава тех, называющих себя либо тамплиерами, либо Орденом Храма. Тогда она послала на встречу касика Каронекса — человека хоть и умного, и достаточно хитрого, но ненадёжного. Его, случись что, было совсем не жалко, да и переметнись он на сторону захватчиков, большого вреда просто не смог бы нанести.

Тот разговор прошёл хорошо, никто никого не предал. Более того, Чезаре Борджиа. глава тамплиеров, выразил желание лично встретиться с Анакаоной хоть на ничейной земле, хоть у себя на Пуэрто-Рико, а ещё прислал в знак желания продолжать переговоры богатые и диковинные дары. Очень богатые и очень диковинные. Пару зеркал, в которых отражение было совершенным, не искажённым даже самую малость. Странную раздвигающуюся трубу, глядя в один конец которой можно было пусть немного мутно, но увидеть находящееся столь далеко, как ни один глаз узреть не способен. Особенные ткани, и специально для неё, правительницы, женские наряды, смотревшиеся очень странно, но делающие носящую их ещё более привлекательной для мужчин. Другие, которые она могла описать во всех подробностях, показывающие в очередной раз, что прибывшие из неведомых земель могучи, искусны, богаты. И ещё один не в полном смысле слова дар, но намек-напоминание. Какой? Слова о том, что именно род Борджиа создал Кодекс Войны, которым не сразу после прибытия на Эспаньолу, а несколько позже, но стали руководствоваться испанцы. Равно как и слово, что именно они, Борджиа. настоятельно посоветовали Колумбу и той, кто выше него, включить таино и иные индейские — как называли их пришельцы — народы в число находящихся под защитой Кодекса.

Вера словам? Похоже, Чезаре Борджиа не особенно на неё рассчитывал, поэтому предлагал Анакаоне спросить это хоть у пленных испанцев, хоть, посредством посланников, у Колумбов, правителей городов на Кубе и иных островах, куда она может послать людей и получить ответы. И она послала доверенных воинов с такой целью. Самых спокойных, способных разговаривать с врагом и не поддаваться гневу. Пока что не касиков, но исключительно своих, доверенных и связанных хоть не самыми прочными, но кровными узами. Куда именно? Пуэрто-Рико и Куба, поскольку Колумбы… Слишком много пролилось крови, слишком велика была взаимная ненависть. Её бы просто не поняли, начни она первой разговаривать с теми, кто был главным виновником изгнания немалой части таино с родных земель. А ещё за ту резню, которая шла по всей Эспаньоле тогда, в первое время. Нет уж, такое никогда не забывается и не прощается.

Сомнение в принятых решениях? Сперва они были, пусть и легчайшие, а затем прошли. Есть враг, то есть испанцы и особенно Колумб. Есть союзники, империя Теночк, которые хотят использовать таино в своих целях, как приманку в ловушке, на которую кинется и их враг, один из двух. Плохой союзник, опасный, от которого она уже успела многое взять, но теперь пришло время многое изменить. Не рвать союзнические отношения сразу и бесповоротно, тут иное. Что именно? А вот тут многое помогло понять наблюдение за пришельцами с бледной кожей.

Они были похожи, но в то же время разные. Союзны друг другу, объединены враждой с империей Теночк, но вместе с тем Орден Храма не был прямо и бесповоротно враждебен народу таино. Даже там, на своём острове, теперь названном Пуэрто-Рико, тамплиеры, после первых и довольно недолгих сражений, показавших их силу, сперва заняли несколько по сути почти не обжитых таино мест, заложив там свои крепости. Потом же, укрепившись, не отнимали земли, а… покупали их, давая взамен разное, но оказывающееся ценным. В основном. конечно, для отдельных касиков, готовых поступиться немалой частью земель и даже власти, приобретя… Да многое приобретя, лукавить с «разговоре» сама с собой Анакаона не собиралась. Вот они, те самые дары, которые и её настигли, показывая то, что могли предложить бледнокожие хитрецы.

Не было вражды у таино с тамплиерами. Имелись стычки, недопонимания, но в итоге разрешённые там, на Пуэрто-Рико. А на другие острова люди их главного касика… то есть гроссмейстера Чезаре Борджиа и не думали лезть. Только на большую землю, только воюя с Теночком.

Мешало ли что-то Анакаоне заключить мир с теми, с кем войны и так не было? Ничего. А уж имея какие-никакие, но договоренности с одними бледнолицыми, можно было чувствовать себя более уверенными при разговорах с посланниками тлатоани.

— Решено! — на сей раз вслух вымолвила касик, стоящая над всеми свободными таино Эспаньолы. Теперь осталось…

Стук в дверь каней, в котором она сейчас находилась одна — воины охраны бдили снаружи, на крыльце и просто вокруг жилища, охраняя покой думающей о делах рода главы рода. Разрешение войти и вот на пороге уже появляется Ортуанго — воин, который был с ней рядом вот уже не первый год, перенесший преданность с покойного мужа на оставшуюся и продолжившую дело Каонабо супругу.

— Послание. От испанцев. Передали те, кто не совсем чужие нам, но не свои и бледнолицым.

Анакаона знала, о ком говорил верный Оргуанго. Торговцы. Те самые, старающиеся отщипнуть вкусный кусок сразу со всех сторон жарящейся на вертеле дичины. Пронырливые, мало чем брезгующие, но иногда столь необходимые. Потому она и запретила вредить… некоторым из них. Разумеется, если те не переходили проведённую перед ними запретную черту. Ослушники же становились её врагами. А такие таино жили обычно не слишком долго, смерть их была быстрой, но очень мучительной.

— Прочитал? — дождавшись кивка от верной и малоразговорчивой «тени», женщина продолжила. — Говори кратко, а потом я сама прочитаю.

Анакаона, что было уже не столь редким среди таино, могла читать и на языке испанцев. Стремление как следует изучить своего врага, оно требовало и не таких жертв. Изучения языка, стремления понять, что движет чужаками, их силы и слабости — без этого не стоило даже надеяться им противостоять.

— Христофор Колумб, вице-король Испании, волей своей госпожи предлагает вам, названной в письме властительницей всех таино Эспаньолы, принять королевское посольство с целью договориться о завершении этой длительной и становящейся утомительной для всех сторон войны. И о разделе спорных земель ко взаимному согласию. Место встречи предлагает выбрать вам. Если необходим посредник, они предлагают для этого тамплиеров.

— Я удивлена!

— Это не всё, Анакаона, — обеспокоенно произнёс родич и охранник. — Тут написано, что нашим союзникам из Теночка может очень не понравиться сама мысль о переговорах. И они привыкли решать неудобства быстро и жестоко. Тебя предупреждают о возможном покушении. Я не верю бледнолицым, но…

— Но ты знаешь науа и много раз видел и разговаривал с Тоноаком и другими,-невольно скривилась в злобной гримасе Анакаона. — Они стали вести себя, словно мы их слуги. Редко, сразу возвращая на лицо уважение и улыбки, но… Куба! Там всё стало так, как они привыкли. Есть они, высшие, а есть те, кто покорно исполняет приказы. Я не верю испанцам, но доверяю своему разуму и словам верных мне людей. А они есть и вне Эспаньолы.

Недолгое молчание и…

— Многие касики будут недовольны. Одни просто переговорами, другие, смущённые речами науа, могут посчитать, что вы стали слабы. Что женщину надо сменить на воина-мужчину, знающего, как бить копьём и стрелять из лука. Правильно стрелять, — поправил не совсем верные слова Оргуанго, зная, как хорошо Анакаона умеет именно что стрелять. Из лука ли, из арбалета науа — никакой разницы.

— Все никогда не будут довольны. Усиль мою охрану вдвое. Только те, кто полностью верен мне. Наблюдать за тем, с кем чаше всего встречаются Тоноак и другие. О чём говорят, как говорят, начинают ли шептаться воины у костров и в своих бохио.

— С касиками вам уже многое известно, кто что будет делать. Нужно слушать шепот бохики и крики нитаино.

— Пусть слушают и их. Разрешаю сделать всё, чтобы меня не сумели удивить дурными вестями.

Телохранитель, а заодно и доверенный многих тайн главной из касиков Эспаньолы лишь согласно кивнул. Полная, нерушимая преданность — вот был его путь по жизни. Раз сказали сделать всё, чтобы даже шёпот не остался не услышанным — он совершить всё возможное и невозможное. Бохики — жрецы, а чаще всего заодно и врачеватели — редко кричат громко в последние годы. Против Анакаоны, само собой. Понимают, что разреши та прийти сюда не только советникам и наставникам из Теночка, но и жрецам их кровожадных, вечно алчущих жертвенной крови богов и… И тогда их собственное положение даже не пошатнётся, а просто рухнет. Не зря Анакаона вспомнила о Кубе. Туда как раз и пришли те самые жрецы.

Куда пришли, оттуда уходить даже не собирались, быстро найдя среди зажегших в душе яркий огонь мщения таино тех, кто готов был приносить жертвы и новым богам. Или только новым, что пока было явлением редким, но всё же случающимся. Вроде как если старые боги не смогли достойно защитить, обратимся пусть к жестоким, но зато и более сильным.

Нет, жрецы — если не все, то почти все — не отвернутся от Анакаоны, видя в ней свою главную защитницу. Другое делонитаино — младшие военные вожди — за ними действительно стоило приглядывать. За особенно горластыми и готовыми орать по любой причине особенно. Или наоборот, за теми, кто внезапно замолчал, зато до этого очень уж много общался с науа. Не просто перенимал воинское дело, а принимал ещё и образ жизни, свойственный империи Теночк. О да, Оргуанго понимал, что ему было поручено. Раз имелось понимание, то следовало выполнять. Потому, оставив письмо Анакаоне, он вышел из каней, не забыв тихо прикрыть за собой дверь. Дел у него ощутимо прибавилось. Не только этим днём, но и вплоть до того мига, как будет решено — быть миру или же продолжиться войне. Да и тогда спокойствие будет сомнительным. Недовольные, они всегда найдутся. Особенно если есть кому их будоражить, растравляя в душе реальные и мнимые обиды. Уж в этом науа большие мастера, даже больше, чем в делах войны!

Переговоры с племенами таино. Причём такие, от которых не отказаться уже потому, что это был прямой приказ самой королевы Изабеллы Трастамара. Порученные, как требовалось по традициям, вице-королю этой части владений короны, то есть Христофору Колумбу, но в то же время и не совсем. Её Величество знала о том, как вице-король относится к таино, а значит, если поручить назначить посланников ему, то может выйти не совсем то, что она хотела.

Оттого Диего Веласкес Консуэло де Куэльяр, кубинский вице-губернатор, поболее многих повидавший в Новом Свете, лишившийся генерал-губернаторского поста на той же Кубе из-за излишнего увлечения делами военными в ущерб иным, командир отряда. впервые вступившего в конфликт с империей Теночк — из-за излишне ретивых действий нескольких своих офицеров — сохранивший положение и даже влияние из-за понимания, какой именно враг достался Испании тут… Веласкес не был слишком удивлён, получив послание от королевы, в котором именно ему поручалось быть одним из двух посланников к таино Эспаньолы. Одним, потому как второй должен был быть из окружения вице-короля. Вместе с тем, Изабелла Католичка порекомендовала Христофору Колумбу послать на переговоры того, кто лучше иных понимает индейцев и вместе с тем не преисполнен по отношению к ним гнева. Явный такой был намёк на Родриго де Бастидаса.

Кем являлся этот испанец? Не слишком знатное происхождение, зато достаточно богатый ещё до того, как присоединился к Колумбу в его втором путешествии в Новый Свет. Бывший нотариус из городка близ Севильи, привыкший досконально вникать во все дела, за которые принимался, он многим помог вице-королю Нового Света ещё в самом начале его становления на Эспаньоле. Организовать управление сперва этим островом. Затем упрочить связи между ним и иными, всё увеличивающимися владениями короны, посоветовать правильных людей на важные должности, чтобы те не провалили им порученное из-за нехватки знаний либо непонимания особенностей нового света в сравнении с Европой — всем этим был Родриго де Бастидас. За подобные таланты и временами слишком вспыльчивый Христофор Колумб относился к своему приближённому с уважением, а также с почти полным доверием. Полностью, увы, гласа семейства Колумбов доверял лишь самому себе.

Управленец и бывший нотариус в качестве посланника, пусть одного из двух? На самом деле Диего Веласкес понимал выбор своей королевы. В окружении Колумба именно Бастидас был наиболее благорасположен к индейцам, интересовался их жизнью, тем, что можно было считать культурой у племён таино, да и распространение на Новый Свет принципов Кодекса Войны принял с заметной радостью. Не столько из-за общего человеколюбия, сколько из-за того, что его любовь к изучению местных племён стала с этого дня заметно легче и доступнее.

Появление собственно Диего Веласкеса в Санто-Доминго было воспринято вице-королём как неизбежное зло. Он вообще после получения сразу нескольких, пришедших почти одно за другим, посланий от Изабеллы Трастамара, ходил с настроением чернее ночи. С одной стороны, его никак не наказали за нарушение и по сути почти полное прекращение поставок золота с рудников Эспаньолы, приняв объяснения о невозможности возобновить полноценную добычу до того, как удастся окончательно разбить совместные силы непокорных касиков таино и поддерживающих из воинов Теночка, ухитряющихся капля за каплей проникать на остров. С другой же…

Всё верно, была и другая сторона монеты. Ярость вице-короля, толкнувшая его отдать приказ к не до конца подготовленному наступлению с Тулума на Коба — вот та причина, по которой он потерял не само положение, а немалую часть возможностей отдавать приказы в военных делах. Теперь он просто не мог приказать тому же Веласкесу собрать войска на Кубе, посадить их на корабли и отправить на подкрепление тому же Франциско Пинсону. Да и с собственно войсками, что имелись на Эспаньоле, тоже было сложно. Часть приказов вице-короля они продолжали бы выполнять, в то время как некоторую, особо оговоренную… Там требовалось ещё и подтверждение неких «облечённых монаршей волей лиц». Диего Веласкес знал тайные пружины подобных механизмов, что уже опутали Испанию с её заморскими владениями тонкой паутиной, укрепляющей королевскую власть и ограничивающую возможности генерал-губернаторов и особенно вице-королей.

Впрочем, лично его проблемы Христофора Колумба не трогали и не вызывали сочувствия. Слишком был надменным и жаждущим всё большей власти этот урождённый генуэзец, готовый служить многим, но лишь божьим промыслом отказавшийся под рукой Их Величеств Изабеллы и Фердинанда Трастамара.

Полагающиеся встречи, торжественный обед в честь прибытия, а также назначения его и де Бастидаса посланниками волею Их Величеств. Молебен в центральном храме Санто-Доминго, а значит и всего Нового Света, который поневоле напомнил о родных испанских землях. Пожалуй, именно собор святого Росарио и замок вице-короля Алькасар-де-Колон являлись двумя наиболее внушающими и впечатляющими строениями на всей Эспаньоле. И даже со всей уже имеющейся внушительностью их строительство ещё не было доведено до конца. Всё расширялось, пристраивались новые части. Ровно так же обстояли дела и с главной крепостью Санто-Доминго, Озама. Она со временем обещалась стать воистину циклопическим образчиком фортификации, равно как и крепостная стена, окружающая собственно главную и основную часть города. Что ни говори о вице-короле, но ему действительно многое удавалось, в том числе создавать в Новом Свете частицу той, родной для большинства конкистадоров Испании.

Разговоры с Родриго де Бастидасом, помогающие Веласкесу лучше понять того, кто будет вторым посланником на переговорах с таино. Он подходил к порученному ему чрезвычайно серьёзно, зная, что тут ошибиться нельзя, что его невольное развязывание войны с империей Теночк — прямо не обвинили, понимая, что она всё равно бы началась — нарушило многие планы, хотя бы связанные с выигрышем времени на лучшую подготовку. Не обвинили, но запомнили! А память у монарших особ, она и впрямь особенная, способная проснуться в самый неожиданный момент, добавив к новому греху старый. Или напротив, окончательно забыть о нём, особенно при награждении за действительно важный для короны успех.

Переговоры с таино являлись важными, что бы по этому поводу ни ворчал Христофор Колумб, Пинсоны и их родич де Лепе. Бастидас, и то не до конца осознавал, какое значение сейчас играло заключение если и не мира, то хотя бы перемирия на достаточно долгий срок. Зато понимали сын вице-короля и его брат, Диего с Бартоломео, которые сразу выразили вице-губернатору Кубы своё полное расположение и поддержку. Осторожные, вестимо, поскольку меньше всего онихотели ссориться с братом/отцом, но сам факт был показателен. Именно Диего Колумб стал для Веласкеса живой и очень умело говорящей книгой, повествующей об особенностях войны именно с местными касиками во главе с Анакаоной. Той самой женщиной, ненавидящей испанцев, мстящей им за смерть мужа и многих членов её рода — умной и коварной противницей, с каждым даже не годом, но месяцем становящейся более и более опасной.

— Она умеет учиться у всех и от всего, — при беседе за парой бутылок привезённого из Испании вина цедил довольно горькие слова сын вице-короля. — Собственные поражения и победы, опыт других. Неудачи кубинских касиков и их успех во взятии крепостей после объединения с науа. Горечь собственных поражений, ещё когда был жив её муж и другие. Она как морская губка, вобрала в себя все, что ей дали наставники из империи Теночк и мы сами, даже против своей воли. Учиться можно и просто смотря на сражения, проживая их, переживая и… переваривая. Эта выползшая из адских глубин тварь вобрала всё дельное и отрыгивает попадающийся мусор чужих ошибок. Я хотел бы привязать её к дереву и расстрелять из аркебуз, после чего сбросить тело в море с высокой скалы, сожри её рыбы!

— Настолько опасна? — не то чтобы не поверил Веласкес, скорее просто желал подвигнуть собеседника на ещё более серьёзные откровения. А тот и не собирался таиться, выплёскивая на нового и дельного собеседника то, что, видимо, не всем мог открыть. Уж точно не своему отцу.

— Её надо было прикончить сразу, как только стало ясно, как умело она подобрала власть над родом и союзными касиками после гибели Каонабо, своего мужа. Совсем понятно стало, когда стала привязывать к себе других, ранее нейтральных или даже недоброжелательно относящихся к ней. И ведь был способ, был! То есть он и сейчас есть, но им не воспользоваться.

Удар кулаком по столу. Крепкое ругательство, затем сменившееся откровенным богохульством. Раньше бы Веласкес поостерёгся слушать такое, но теперь, после уничтожения как инквизиции, так и тех людей, которые в ней состояли… это было неважно не только в империи Борджиа, но и по всей Европе. Или почти неважно, если шла речь о сфере влияния Авиньонского Папства.

— Запрещено Кодексом Войны? — высказал наиболее разумное предположение вице-губернатор Кубы, как оказалось, попадая в центр мишени.

— Им! Тогда ещё, когда мой отец только начинал приводить к покорности Эспаньолу, наводя страх и уничтожая те племена, которые не спешили склонить головы и преклонить колени перед испанским знаменем, он и его близкие заметили одну особенность индейцев. Доверчивость! Их было легко обмануть, все их хитрости были пригодны лишь для охоты на зверей и обмана маленьких детей. Объявление встречи, обещание, что придут, например, по два десятка человек. Обещай, потом отбери людей, поручи нужному командиру, чтобы тот довел отдельную, вне обещаний, полусотню из числа умеющих неслышно подобраться, дай залп по всем или по некоторым индейцам, кто не нужен живым… И всё, враг обезглавлен, а предводители мертвы или захвачены в плен. Так было, так делалось. Теперь же нельзя. Запрет. Абсолютный. Ну вот почему император-тамплиер подсунул нам не сам Кодекс, он действительно важен и полезен, но распространение его на этих… этих индейцев⁈

— Понять Борджиа способны только сами Борджиа… да ещё «флорентийский змей» Макиавелли, к которому сам император-храмовник относится с уважением и даже опаской, — озвучил известное всей Европе Диего Веласкес. — Сейчас он убедил нашу королеву бросить силы на империю Теночк, оставив таино Эспаньолы то, что у них осталось. И забрать оставшееся не силой меча, но с помощью пера и чернильницы, давая за настоящие ценности в их земле то, что стоит в Европе и особенно Риме если не медные, то серебряные монеты. Её Величество мудра, она знает, когда стоит слушать своего союзника, а когда пропустить его слова мимо ушей, вежливо улыбаясь.

— Я и это понимаю, Диего, — внезапно поник младший Колумб. — Просто так хотелось избавиться от этой Анакаоны, лишить врага их символа и умной головы, поставив на место умной всего лишь хитрую. Вот, почитай!

Письмо. На листе обычной бумаги, написанное по-испански, но с грубейшими ошибками. На обратной же стороне листа те же строки, но с использованием символов империи Теночк, которые Веласкес читать толком не умел, но опознать мог сразу, при первом взгляде. И содержание этого самого послания являлось… Стало понятно, почему Диего Колумб с такой тоской упоминал о применённом к Новому Свету Кодексе. Ядовитая змея предательства свила своё гнездо поблизости от главы всех таино Эспаньолы и, судя по всему, почувствовала себя достаточно сильно, раз тайно, но обратилась к тем, против кого касики вели самую настоящую и в последнее время отнюдь не неудачную войну.

Что за предложение таилось в строках, чтобы выпрыгнуть оттуда, ошеломить и затем соблазнить прочитавшего послание? Вице-королю Нового Света предлагалось, по его желанию, хоть пленить, хоть убить прибывшую на переговоры Анакаону заодно со всеми сопровождающими. В ответ шли обещания того самого мирного договора, но с куда большими уступками, нежели те, на которые готова была пойти женщина-касик. Больше того, кратко, но очень убедительно излагались те шаги, которые предприняла Анакаона с целью укрепления своего положения как верховной правительницы таино. Действительно серьёзные шаги, что, будучи исполнены, делали её положение почти несокрушимым в ближайшие несколько лет. А несколько лет в нынешней обстановке — это очень долгий срок.

— Теночк, — брезгливо и с очевидной Колумбу ненавистью бросил лист на стол Веласкес, словно паука или там омерзительного слизня. — Их слова, нашептанные в уши одного из касиков таино. Я не ошибусь! Не после всего, что видел и что старался узнать об этих отродьях нижних этажей ада!

— Но… Я не понимаю тебя.

— Объясню. Жестокость и звериная хитрость — это на поверхности письма. Так привыкли делать, уничтожая своего врага, касики таино из числа не примирившихся с тем, что мы пришли и взяли под власть короны их земли. На Кубе таких хватает. Главный из них Атуэй, сбежавший с вашей Эспаньолы, потом его главные союзники, Арнак с Оронапи, другие. Писал кто-то похожий на Атуэя, но не до конца утративший иные, кроме ненависти с местью, чувства. Он хочет власти, но лишь заманивает нас миром. Или действительно готов за власть поступиться многим. Это сейчас неважно.

— Зачем ему это?

— Надо понимать не только таино, но и науа. Так, как я, как Нарваес и особенно Борджиа с их храмовниками, натасканными на самую опасную и мудрую дичь, — неохотно выдавил из себя не самые лестные для Колумба слова вице-губернатор Кубы. — Я могу быть совсем откровенным? Это важно.

— Со мной — да, можешь, — с усилием отбросив хмельную завесу, посмотрел Веласкесу прямо в глаза сын вице-короля. — Это письмо было мной перехвачено, не дойдя до отца. До нашего разговора я ещё размышлял, стоит ли дать ему дойти до адресата. Сейчас я так не думаю. Я уже решил.

Подхваченный рукой Колумба лист приблизился было к огоньку свечи, но был перехвачен Веласкесом:

— Нет, не смей! Этот документ важен. Мне, нам… А если отдать его в руки тамплиеров, они с его помощью вывернут наизнанку всю часть Эспаньолы, которая сейчас подвластна таино. К собственной и нашей выгоде.

Искреннее изумление в глазах Колумба. Рвущиеся с губ слова, которые, впрочем, даже не успели прозвучать, поскольку Веласкес сам и продолжил.

— Люди из империи Теночк обязательно обманут этого глупого касика, пожелавшего получить власть. Поманят его ей, как осла подвешенной у него перед носом морковкой, а затем, дав лишь её тень, снова бросят в бои с нами. Они хотят, чтобы Эспаньола для таино стала Кубой. Там непокорные касики стали куклами в руках посланников тлатоани. Появились даже жрецы науа, на походных алтарях каменными кинжалами вырезаны из груди жертв первые сердца. А здесь Анакаона не пустила ни жрецов науа, ни большое число их воинов, желая сохранить земли таино лишь для таино, а не стать игрушкой в руках императора Теночка. Ты читал письмо только что. Вспомни, какими действиями Анакаоны хотел испугать нас этот одураченный науа касик?

— Эта женщина послала своих людей на Кубу, на иные завоёванные нами острова. Желая переманить тех. кто хочет сражаться, но не под властью науа, а под командованием таких же таино, как они сами. И на Пуэрто-Рико, чтобы подтвердить мир с Орденом Храма. Только Борджиа и так не воюют с таино.

— Зато воюет империя Теночк, как и мы сами. Потому тлатоани и использует такую хорошую для него стратегию, как не дать своему нынешнему союзнику, племенам таино, стать слишком независимым. Ослабить и превратить не то в вассала, не то просто в слугу. В слуг, племён много, на разных островах. Анакаона, та не совсем умело, но пытается на живую нитку сшить племена. И использовать как опору того, с кем не враждует.

— Использовать тамплиеров, — согласно кивнул забывший о вине Колумб, начинающий понимать суть замысла. — И Чезаре Борджиа, этот странный император, он согласится. Его цель — лишить империю Теночк союзников и… И сейчас он старается отрывать от неё вассалов. Насильно сделанных такими, а не ставших добровольно. Поэтому не майя, а другие, токонаки.

— Тотонаки, но их название не важно, — отмахнулся Веласкес от несущественного с любой точки зрения. — Письмо будет важным и за него будут благодарны. Не твой отец, ему застит глаза ненависть и обида. Королева Изабелла Трастамара и император Чезаре Борджиа, вот кто должен его увидеть. Только второй ближе, а время очень важно сейчас. Ещё и Анакаона. Ты можешь её ненавидеть, я просто не любить, но она нужна живой и правящей этими проклятыми и доставившими нам немало бедствий таино. Лучше она, чем руки тлатоани, какие бы имена они не носили.

— Да… Тогда да! — окончательно решился сын вице-короля. — Бери это письмо и вези хоть Борджиа, хоть самому дьяволу. И переговоры с Анакаоной должны пройти так, как выгодно Испании, а не уязвлённому самолюбию отца. Иначе все мы многое потеряем, а получим только кровь, смерти и недовольство монарших особ.

Вице-губернатор Кубы довольно улыбался. Неожиданно для себя ему удалось вытащить из колоды такую карту, которая, если правильно её разыграть, способна будет сбросить в ничто все его прежние ошибки. Ошибки то прошлые, а услуга, оказанная сразу двум монархам, окажется в настоящем времени, о которой будут помнить и которая перебьёт прежние воспоминания. Он на это надеялся, а потому многое готов был сделать для воплощения задуманного в жизнь. А переговоры действительно пройдут так, как надо. Ему надо. Анакаона на них должна не просто остаться живой и невредимой, но и узнать о том, что рядом с ней поселилась не змея даже, а целый клубок ядовитых гадин.

Долог ли путь в сорок, примерно, километров? На первый взгляд совершенно идиотский вопрос, на который имеется всем очевидный ответ. Ничтожное по любым меркам расстояние, которое обычному человеку легко даже пешком преодолеть за единственный день, к вечеру не слишком то и притомившись.

Так? А вот не совсем. Добавим к просто расстоянию откровенно паршивые дороги, тяжелый для европейца климат, необходимость двигаться не одному, а в составе не слишком многочисленного, но всё же войска. Вспомним очевидный факт — у этого самого войска есть ещё и обоз, в котором присутствуют как довольно тяжелые орудия, предназначенные для сокрушения стен вражеской крепости, так и разного рода припасы, в том числе порох, ядра, бомбы и прочая картечь. Добавим кое-какие инструменты, небольшой запас провианта и… Все? Ан нет, имелся ещё один значимый фактор — ожесточённое противодействие тех, кто не желал нашего появления под стенами города тотонаков под названием Папантла.

Науа, разумеется.Причём не те, которые только-только столкнулись с европейской манерой ведения боя. Увы, но то время уже окончательно и бесповоротно кануло в Лету. На неожиданность обычных для Европы воинских ходов ацтеков уже не купить, требовалось принимать их как успевших научиться. Ага, та самая неудачная осада Коба, знания о которой не могли не оказаться в головах командиров войск Теночка.

Шанс у них был по сути один — раздергать наши войска на не таком уж и длинном марше от Куйушкиуи к Папантла, совершая множество мелких уколов, а вовсе не устраивая серьёзное сражение. Благо дорога этому способствовала, равно как и цветущая буйным цветом «зелёнка» вокруг. Противоядие против подобного, конечно, имелось. Лечи подобное подобным! Вот и наше войско сразу после начала марша выплеснуло из себя множество малых отрядов, что должны были кружить вокруг, оберегая основу от вражеских наскоков, обстрелов и прочих пакостей. И особенно беречь орудия и повозки с порохом. Пусть у науа не было огнестрельного оружия, осути его и всех особенностях они прекрасно знали. Понимали и то, что достаточно поджечь бочонки с порохом и… И всё, финита ля трагедия, поскольку на комедию результаты подобной диверсии однозначно похожи не станут.

Малые отряды, да. Некоторая часть их была из числа храмовников, но большая из тотонаков, для которых эта местность была родной и знакомой с самого детства. Ощутимый фактор, дающий преимущество пусть перед тоже изучившим эти места, но не столь привыкшим к ним противником.

М-да, не зря кузницы в Куйушкиуи работали практически круглосуточно, «убивая» в ноль все запасы металла. Зато удалось снабдить многих тотонаков не только трофейными, снятыми с науа, но и свежесделанными доспехами, да и про оружие не позабыть. Вооружение по образцам, схожим с используемым в империи Теночк, но вместе с тем вносились и некоторые отличия, чтоб бойцы своего с чужим даже не думали перепутать. В частности, особого типа шлем, который в Теночке в принципе не использовался, защищающий большую часть лица. Хуже наших и вообще европейских, но… Кто вообще сказал, что вспомогательные войска вооружаются наравне с собственными головорезами? Ха, держите карман шире!

Ох и началась заварушка, едва только головная часть растянувшегося подобно змее войска отошла от укреплений и особенно артиллерийских позиций на достаточное расстояние. Науа! Они словно — а может и не словно, а действительно — ждали этого момента. Начался самый форменный адище, когда не было и нескольких минут покоя — исключительно остервенелая грызня тех самых малых и не очень групп — стремящихся напасть на боевые порядки движущегося к Папантла войска с одной стороны противостояния и защищающих боевые порядки с другой.

Никакой тебе пассивной обороны, она была бы заведомо проигрышной. Малое количество охраняющих групп тоже дало бы слабый, даже не половинчатый результат — проверено Писарро во время броска к Коба. Только соответствующее ситуации, только хардкор. Более того, те тамплиеры, которые входили в особые группы, были вооружены из огнестрела в основе своей даже не аркебузами, а пистолетами, чаще всего двух или даже четырёхствольными монстрами. Не мелочью, конечно, а крупнокалиберными, на грани допустимой отдачи, палящие как пулями, так и мелкой, но всё равно опасной для целей картечью. Самое то для создания если не огненного шквала, то уж точно свинцового дождика, охотно окропляющего особо наглых науа. Плюс многозарядные арбалеты, они также имели хотя бы у парочки храмовников из десятка. И против этих многозарядок спаренные самострелы науа заметно бледнели по скорострельности, хоть и не уступали в мощи. Зато броня… О, с бронёй хоть и не критическое, но наше преимущество.

Сумма всех факторов, складывающихся в единое целое. Готовность основной части войска переть себе в нужном направлении, время от времени огрызаясь залпами из аркебуз в таки да проскочившие группы ацтеков. Защита, те самые ростовые металлические щиты, она в очередной раз показывала, что беса с два их можно пробить из местных самострелов. Ну а болты, сумевшие проскользнуть в открывшиеся щели, они тоже далеко не всегда наносили серьёзные раны, попадая то на остатках мощи, то завязнув в поддоспешнике, а то и вовсе не пробивая металл уже обычной брони.

Однако нервы. У любого терпения есть предел, а двигаться часами, ежеминутно ожидая очередного укола и под спорадическим обстрелом — то ещё удовольствие. Новички бы запаниковали, растерялись, стали совершать множество ошибок. Только новичков то здесь и не было. Из числа храмовников, разумеется. Только и исключительно ветераны, нюхнувшие запахи пороха, крови, смерти, отправлялись в Новый Свет. Ветеран — это не календарный возраст, а состояние души после множества боёв, в которых ты выживал и убивал, а вот с врагами твоими приключалось нечто совсем печальное. А тотонаки…

Нет, ну а что тотонаки? Силой их никто в строй не загонял, брали исключительно добровольцев, преисполненных той или иной степенью энтузиазма. Энтузиазм был, зато опыт далеко не у всех. И не вытравленный подсознательный если не страх, то опасение перед такими могучими и непобедимыми науа. Вот и несли они потери — не критичные, но существенные. Предсказуемые. Хорошо еще что разбитым, раздробленным малым отрядам и остающимся от них одиночкам хватало если не ума, так инстинкта самосохранения спасаться не просто убегая не пойми куда, а бросаясь в сторону растянувшегося по дороге и продолжающего движение к Папантла войску. Прикрывали союзников, не давали совсем уж пасть духом. Они нам были и нужны, и важны. Как сейчас, так и в будущем, ведь из отдельных тотонакских городов и поселений предстояло лепить зависимого от Ордена Храма лимитрофа.

Много что ещё… Только сперва — взятие уже второго тотонакского города и первого, расположенного не на побережье, а в глубине, пусть и относительной, материка.

Оценивая общую боеспособность войска, бешеный напор войск Теночка, среди которых порой попадались и местные гвардейцы, то есть люди-ягуары, пришлось принять непростое, но оправданное решение не делать привал, двигаясь до упора, да ещё значительно увеличить скорость марша. Лучше пусть вымотается тотонакская часть войска, но мы окажемся к заходу солнца рядом со стенами Папантла, нежели устраивать временный ночной лагерь и всё равно толком не суметь отдохнуть из-за непрекращающихся, но теперь уже ночных, атак науа, не одну чихуахуа на этом деле слопавших, да с завидным аппетитом.

Чем было лучше близ стен Папантла? Хотя бы тем, что там будет уже не временный, а постоянный лагерь, с подобающими ситуации укреплениями, пускай и дерево-земляными. Но с фортификационными работами у тамплиеров дела хорошо обстоят, весь нужный инструмент в обозе имеется, а многочисленная грубая сила — так тут и самим утруждаться не придётся, не зря же столько вспомогательных войск с собой потащили.

Меньше часа до захода солнца. Зато как раз к этому времени мы сумели добраться до нужной цели, почти полностью измотав не шибко привычных к такой круговерти боёв и общей нагрузке тотонаков, малость утомившись сами и понеся… приемлемые потери. Для кого приемлемые? Для нас, конечно, ведь определённая убыль индейской части войска была заложена в план. Пусть, хм, привыкают, что науа бить хоть и можно, но мы им не волшебники, способные мановением руки громить хорошо обученные, проверенные мо многих боях войска тлатоани.

Хотя индейцы и потери… Как уже не только мы с Изабеллой, но вообще почти все тамплиеры заметили — тут, в Новом Свете, отношение к жизни и смерти особенное. Везде особенное, тем паче тут, на землях, давно или не столь давно являющихся частью империи Теночк с обильными жертвоприношениями, не так давно миновавшими «цветочными войнами» и прочими средствами устроить настоящие гекатомбы из пошедшей на ритуальное заклание человеческой плоти… Особенности бытия, щоб им пусто было!

Изабелла бы порадовалась. Не потерям, а адреналинчику, которого ей постоянно в этом мире не хватает. Увы и ах, но тащить «сестру» и аж целую королеву, пускай даже из воинственного рода Борджиа, вот в такой вот обстановке действительно опасного марш-блоска… Меня бы тупо не поняли. Это не Бьянка — которая всё сильнее и сильнее рвалась сюда, будучи готовой временно даже свою обожаемую Лукрецию покинуть — тут иное положение, статусное. Две монаршие особы не просто в Новом Свете, но ещё в боевом рейде до вражеской крепости — по любому перебор. Данный факт, пускай сквозь скрежет зубовный, признавала и сама Белль. Потому до поры оставалась в Куйушкиуи, где тоже дел хватало. Тут и общая политика, и отслеживания ситуации, и контроль за собственно крепостью, дабы никто ничего не учудил. Постоянная связь с эскадрой опять же и готовность к могущим в любой час прийти важным сведениям как из Европы, так и, что куда более вероятно, с Эспаньолы. Переговоры с Анакаоной и вообще всё вращающееся вокруг сей важной для нашей политики раскола ведомой Теночком стратегии персоналии. Не-ет, дел у подруги хватало, и были они отнюдь не надуманными. Я это понимал, она это понимала. Следовательно, хоть и ворчала, но без реального возмущения, понимая, что два полностью осознающих ведущуюся большую игру Нового Света человека не всегда могут находиться в одной точке пространства. Случается, что ситуация требует сперва разделиться, а уже потом. решив некоторые задачи, вновь собраться в единое целое, дабы совместными усилиями прокачать, как будем продвигать партию дальше.

— Дошли, гроссмейстер, — хрипит сорвавший голос от постоянных криков Златан Кроевич, прибывший в Куйушкиуи незадолго до начала этого вот марш-броска. Как ни крути, а фигура в плане полководческих талантов куда более весомая, нежели ди Ларго. Впрочем, тот тоже здесь и тоже командует, только не всем, а лишь частью. — Натиск науа ослаб. Поняли, что теперь, когда хоть наспех, но занявшая позиции артиллерия начала бить по целям, нас просто так уже не взять. Не их ударами-уколами!

— Согласен. Только всё равно, нам минимум сутки обустраиваться, а только потом думать о том, как будем город брать.

— Может и больше. Леса много рубить придётся.

— Людей хватает. Используем тотонаков, пусть не только крови хлебнут, но и как следует пропотеют в трудах праведных.

Смеётся серб, но сразу видно, что полностью поддерживает использования вспомогательных войск на всех тех работах, которые и без тамплиерской братии легко обойтись могут. Останется для наших спецов по полевой фортификации лишь общее руководство работами да присмотр, чтоб подопечные особых ошибок не наделали. А там…

Окружённый дерево-земляными укреплениями лагерь — это, скажу я вам, не такая уязвимая позиция даже в Европе, что уж говорить о местных реалиях. Вот, в знакомой мне с детства истории даже в первой трети XIX века все эти редуты, люнеты и флеши в изобилии присутствовали на полях сражений, если у одной из сторон оказывалось достаточное время на их подготовку, а у второй стороны никак не получалось их обойти.

Стук топоров, ругательства тамплиеров, заунывные напевы тотонаков, которым, по ходу, так лучше копалось и вообще работалось. И всё это под аккомпанемент редких орудийных выстрелов и треск аркебуз, куда как более частый. Вот никак не желали униматься науа, хоть ты тресни! Пускай не большими отрядами лезли, не в прямое столкновение. Зато, пользуясь зашедшим солнцем, подобраться за дистанцию выстрела, дать несколько арбалетных залпов и тишком же отойти — это они со всем их долбаным удовольствием! В ответку тоже стреляли, да с предельным энтузиазмом, благо пороха притащили в избытке, а надо, так и дополнительно из Куйушкиуи довезти можно, уже малым обозом. И ясно было, что вся эта карусель будет продолжаться всю ночь без перерыва.

Причины? Да не дураки ж военачальники империи Теночк и особенно те, кто сейчас в самом Папантла и вокруг оного. Осознают, что осады крепости долго не выдержать, что мы вовсе не собираемся лезть на стены, теряя своих в большом количестве. Немного укрепимся, затем выдвинем тяжелые орудия да подобающую дистанцию да и станем долбить ядрами в тот участок стены, который является и удобным для прохода в город, и относительно уязвимым. Проклятье, да тут вся стена уязвима, она не чета и Тулуму, не говоря про европейские твердыни. Не заточены здешние укрепления против орудий и всё тут. А переделывать… Кто знает, может Теночтитлан, столица империи, равно как и ещё несколько ключевых городов. уже перестроены или находятся в процессе оной, но где Теночтитлан, а где тотонакские города? Правильно, совершенно в разных местах.

Не-а, сутки-двое на предварительную подготовку, затем максимум столько же, а то и меньше, на неторопливый обстрел и подготовку к собственно штурму. Попрошу особенно заметить, что штурму города, в котором часть населения — явно не меньше половины, а скорее гораздо больше — оч-чень сильно не любит официальную власть. Главное самим глупостей не сотворить, а там уж однозначно «золотой ключик у нас в кармане». И точно без вычерпывания «ещё две тысячи вёдер»!

Третьи сутки осады. И да, первые двое из них были посвящены сугубо укреплению временного лагеря, подготовке и установке батарей и прикрытию уже их, как и полагается в таких ситуациях. Только после этого началась стрельба по городу. Хирургически точная, если так вообще можно было выразиться. Никаких бомб внутрь стены, ведь по ту сторону крепостных стен имелись не только науа, но и тотонаки. Исключительно ядрами, да по двум выбранным участкам стены плюс установленным метательным машинам. Сбить их, затем постепенно, не спеша, превратить выбранные сектора в груду дроблёного камня. Вот когда это произойдёт, тогда, выдвинув лёгкие орудия на ещё более близкую дистанцию, быть готовыми залп за залпом перемешивать картечью в куски дерева и железа, мяса и костей всех и всё, что будет находиться за временно созданными баррикадами, хоть как-то блокирующими проломы в стене. Тогда и только тогда начнётся штурм, немалую роль в коем будут играть наши тотонаки.

Они, кстати, уже готовы, воодушевлённые своим предводителем, Икстли Лалитачли, до состояния полного озверения и желания рвать науа хоть руками, хоть зубами. Из города даже сейчас вылетают то голуби, то стрелы, последние особенно ночной порой. Не просто так, а с определёнными посланиями от тех, кто сейчас находится внутри. Всё обсказывают, от числа и степени вооружённости гарнизона и частью находящихся вовне войск, до их душевного состояния.

Оно, душевное состояние гарнизона, к слову сказать, довольно своеобразное — этакая помесь уверенности, ярости и понимания того, что в предстоящем штурме могут погибнуть многие, большая часть. Особых иллюзий у коменданта не имеется, но он готов выполнять приказ и держать Папантла до последнего. Более того, практически все тотонаки разоружены, ограничены в перемещениях, а особенно подозрительные либо в местных подземных тюрьмах сидят, либо выставлены за пределы городских стен.

Странная, к слову сказать, политика, чрезмерно мягкая даже для постреформенных ацтеков. Такое впечатление, что играют, паразиты, некую собственную партию, о которой нам ничего не ведомо и даже догадки строить бесполезно. Вот мало данных и всё тут! Нехватка деталей пазла, она завсегда подобным образом против тебя играет. Покамест не соберешь некоторое их количество, особенно включая несколько ключевых — ни за что не догадаешься, в каком направлении двигаться дальше, про общую скрытую картину и вовсе говорить нечего.

Если ацтеки внутри стен Папантла по сути затаились, понимая глупость попыток перестреливаться с нами со стен, то вот снаружи творилась та же самая круговерть.Новые и новые отряды, такое впечатление, что подходящие на помощь уже имевшимся, с завидным упрямством пробовали нас на зуб, не переходя, однако, в полноценные атаки. Вот не было у них желания гробить своих под орудийно-аркебузным огнём и всё тут! Исключительно те самые наскоки и отходы, особенно ночной порой. Приходилось раз за разом удерживать наших тотонаков от естественного для их народа душевного порыва ввязаться в полноценные бои. Вот вроде бы неглупые люди есть среди них, сколоченные в привычную систему, даже знания, позаимствованные у тех же ацтеков как более структурированные, имелись. Иными словами, были обычные солдаты, унтер-офицерский состав, офицерство младшее и старшее, командующий даже… нам во многом, почти во всём подчиняющийся. И всё равно, чувствовалось, что в любой момент может «взыграть ретивое» и кинутся новоиспечённые союзники на своих кровных врагов, напрочь руша выстроенными по отвоеванию их же города планы. Вот и проявляли что Кроевич, что ди Ларго, что иные храмовники рангом пониже свои таланты, сдерживая и перенаправляя ярость в несколько иное русло. Сложно, бесяще, но необходимо.

Суета вокруг. Деловитая такая, ни разу не напрягающая. Привычная по уже воистину десяткам сражений, в которых довелось побывать, находясь именно в роли общего координатора. Не люблю я термин «командующий», он не совсем отражает то, чем вот уже давненько стал в этом мире заниматься. Командуют отдельными отрядами, частями войска в целом такие как ди Ларго, Кроевич, Трантино, иные храмовники. Я же, смотря на всё это, исключительно свожу нити в единое целое, реагирую на внезапные изменения ситуации. Координирую, проще говоря. Если же всё идёт так, как было запланировано заранее, на военном совете, то личного вмешательства может и вовсе не потребоваться. Плюс разумная инициатива, которую не люблю пресекать. Пресекать надо исключительно ошибочные решения, но вот эти — сразу и жестко. Бывали случаи, мда, причём даже с лучшими. Никто и никогда не застрахован от ошибок, а появляющееся ощущение непогрешимости надо в себе давить жестко и сразу. Иначе череповато выходит, право слово.

— Проломы в стенах уже готовы, сразу два, как вы и указывали, — докладывает Златан, находящийся сейчас рядом, но готовый отойти несколько в сторону, чтобы уже оттуда «раздавать всем сестрам по серьгам», зачастую в крайне нецензурной форме. Кровь южно-славянская, горячая. Понимаю и принимаю своих людей такими, какие они есть. У каждого свои недостатки, как говорилось в классике. Главное, чтоб достоинства перевешивали, вот в чём главный секрет.

— Отлично. Теперь картечью туда при малейших признаках заложить проходы хоть деревянными конструкциями, хоть собственными, прощу прощения, задницами.

— Орудия выдвинуты, картечь заряжена, — порадовал Кроевич. — Ждем только твоего приказа. Как отдашь — штурмовые колонны начнут строиться. Первыми братья с ростовыми щитами и меж ними аркебузиры. Пройдут в пролом, закрепятся, а на улицы города этих раскрашенных выпустим. Их же город, пусть помогают. И ненавистью с науа меряются, у кого она больше и злее.

— Икстли что?

— Порывается лично участвовать. Придется приставить к нему пятёрку сервиент-арморумов во главе с оруженосцем. Пусть защищают от случайностей. Он нужен Ордену, одним Китлали не обойтись.

— Верно мыслишь, Златан. Ну и позиции батарей вкупе с лагерем нельзя без внимания оставлять. Поверишь, я так и не могу понять, где этих науа больше — внутри или снаружи.

— Снаружи, гроссмейстер, — не пожелал оценить шутку серб. — Я думаю, что как только мы прорвёмся в город, оставшиеся внутри науа начнут выходить через вторые ворота, а там их поддержат внешние. Потом — ищи индейца в лесах!

Лениво отмахиваюсь от подобного предположения. Не из неверия в озвученный расклад, а по причине слабой значимости для планов.

— И пусть катятся, как колесо от повозки. Нам нужен город, а не куча трупов воинов империи Теночк. И чем меньше будет в этом Папантле разрушений, тем сильнее окажется благодарность тотонаков. Союзники же, нам сейчас столь важные и своевременные.

— А потом?

— Как себя поведут, — пожимаю плечами. — Но Орден Храма никогда не нарушает ни букву, ни дух заключённых договоров. Выбор сугубо за ними — как сами сотворят, так дальше и жизнь повернётся.

Хотел было высказать ещё подробнее, в том числе относительно нравов местных жителей и их сравнения с европейцами и азиатами, однако… В Папантле началась явная и оживлённая суета. Неожиданная, поскольку не было похоже ни на подготовку к прорыву, ни на попытку заткнуть пробитые сектора крепостной стены.

Стоп! Так это ж они говорить желают. Од-на-ко! Это же просёк и мой командующий войском, с ходу оценив ситуёвину и ахнув:

— Неужто сдаются⁈

— Науа? — саркастически хмыкнул я в ответ. — От них подобного не дождёшься. Но посмотрим, что они хотят сказать либо предложить.

Посмотреть и впрямь было на что. Как только мы убедились, что это не какая-то военная хитрость, что даже попытки внешних атак и обстрелов прекратились совершенно и более того, науа вне крепости отошли на заметную дистанцию. Осталось лишь дождаться парламентёров. Их, а вовсе не наших. Как говорится, инициатива, она имеет конкретно инициатора. Хотели разговора — будем вам разговор, однако не на ваших условиях.

И вот оно. Ворота Папантла приоткрылись, и оттуда показалась довольно представительная делегация во главе с тлакатекатли — аналогом ацтекского генерала.Выше него в армейской иерархии империи Теночк стояли исключительно тлакочкалкатли, каждый из которых имел право командовать полноценной армией. К слову сказать, не удивлюсь, если одна такая уже собирается вокруг Папантла и, если бы мы проваландались достаточно длительное время, имели бы дело ещё с таким вот подданным тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли.

Само собой разумеется, какой генерал обходится без полагающегося сопровождения. Простых воинов, а именно текуин, куэштекатли обычных и даже звёздных, а также виснауатли в сопровождении не имелось, не говоря уж о едва обученных призывниках масеуитли. Только воины-ягуары, парочка момояктли, куачики… Ч-черт, практически полный состав, чуть ли не вся иерархическая воинская пирамида империи Теночк, за исключением командующего армией да солдат-наёмников ну или из числа завоёванных народов. Эти назывались отоми и отонтли, соответственно, простые воины и командующие ими «недоофицеры».

Делегация, однако! Просто так подобное «шоу» нам бы не устроили. И вид у них откровенно воинственный, с такими рожами договариваться о капитуляции обычно не планируют. Исключения, возможно, и случаются, но явно не в случае этих вот обитателей Мезоамерики.

Сколько их там всего? Менее полусотни. И топают они целеустремлённым манером аккурат в мою сторону. Аккуратно, стремясь не раздражать горячих тамплиерских парней, у которых пальцы на спусковых крючках аркебуз и арбалетов аж подрагивают. Понимают, что первой же попытке провокации начнётся пальба с понятным результатом. Кто понимает? Как науа, так и храмовники.

Вот и этап частичного отсечения плюс разоружения. Смотрю на это зрелище и улыбаюсь, теперь окончательно убеждаясь, что науа во главе с их генералом- тлакатекатли действительно желают поговорить. Ведь разоружение какими-то там чужаками для ацтекской аристократии — это если и не абсолютное унижение, то нечто близкое к этому. Следовательно, получен явный и недвусмысленный приказ от тех или того, кто выше. Таковых кандидатур, что логично, отнюдь не много.

Всё, фильтр сработал и ко мне движутся лишь трое — сам тлакатекатли, а с ним куачики и момояктли. Судя по тому, что удалось узнать за прошедшее время об армейских и не только традициях обновлённых науа — первый в конкретном случае аналог адъютанта из числа высокопоставленных персон, ну а второй у нас, конечно, главный жрец из тех, кто постоянно находится при войске, а не внутри и около храмов. Будем посмотреть и с любопытством послушать.

— Я, тлакатекатли Матлал Чиакоапантли, прибыл к тебе, тлатоани далёкой страны, пришедший на земли Теночка, с посланием от своего тлатоани, великого и могучего Маквилмалиналли Акмапитчли

Имена! Всё бы ничего, но от необходимости не то что запоминать, а просто выслушивать эти голово- и языколомные конструкции реально голова кругом идёт и хочется не то напиться — при моём то крайней неприятии подобного занятия — не то обматерить всех вокруг, особенно носителей подобных имён.

— Рад видеть тебя, тлакатекатли Матлал Чиакоапантли, равно как и двоих спутников. Вы достойные противники и я, гроссмейстер Ордена Храма, император Чезаре Борджиа, готов принять то, что твой тлатоани хочет мне передать.

А вот и послание. Нормальный такой конверт, запечатанный здешним подобием сургуча. И глаз сразу же цепляется за печать, которая бросается в глаза так же, как дикий кабан среди морских свинок. По ходу, это личная, но не официальная, не распространённая печать тлатоани, достоверно показывающая, что он и впрямь ни разу не из этого мира. Или специально для меня так вот запечатал, дабы в принципе не возникло искушения кому-либо передоверить прочтение сего послания.

Череп. Однако не простой, а с веб-камерой в одной из глазниц. Изображено со знанием дела, оттиск специально большим сделали, с упором именно на этот элемент. Он, череп, ведь не в анфас, а в профиль. И веб- или какая ещё камера выдвижная, телескопическая. Местные, в том числе нынешние европейцы, вполне могли бы принять изображение за тот же череп, но с неведомо зачем помещённой в глазницу подзорной трубой. Лишь малой частью разложенной. Только я то не они, я легко отличу одно от другого. Ах ты ж хитрая ты жопа!

Ломаю печать. К сожалению, материал довольно твёрдый и в то же самое время хрупкий, сохранить в целости не получается. Теперь две половинки, вместо единого целого. Ничего, мелочи! Главное то не снаружи, а внутри.

Внимательно, стараясь не пропустить ни слова, читаю, пытаясь найти даже самый скрытый из смыслов, которые могли вложить в послание. Ан нет, не та ситуация. По сути и содержанию обычное предложение, хотя и многоступенчатое, от тлатоани империи Теночк. Для начала, Маквилмалиналли Акмапитчли, он же «мистер Тень», предлагал нам получить город Папантла, но при этом с почётным выходом находящихся внутри войск, сохраняющих личное оружие. Иначе? Обещалось, что мы хоть и возьмём город, но он будет и большей частью разрушен. И с жителями в нём окажется… негусто. С-сука, прямой такой намёк на жертвоприношения, которые местные жрецы вполне могут провести «по старым канонам», пустив под обсидиановые ножи немалую часть тотонаков, которые и сопротивляться толком не смогут, поскольку лишены нормального оружия и загнаны в отдельные районы Папантла.

Шантажист, однако! Причём не абы какой, а понимающий проводимую нами стратегию и крайнюю пагубность для оной такой вот резни при возможности её предоставить.

Та-ак, допустим, выпускаем мы гарнизон, даём уйти. Что потом? Потом у нас, конечно не суп с котом… то есть с народно индейской собачатиной, а предложение о встрече двух ну очень высоких договаривающихся сторон. Не сразу, а путём предварительных многоступенчатых договорённостей за ради полного обеспечения безопасности. И как завершающие «точки» — схематичные рисунки внизу послания, изображающие из себя то, чего в этом мире пока что нет и долго ещё не появится. Вплетённые в своеобразный орнамент известные любому представителю развитой цивилизации предметы: револьвер, лазерный риск, обычная лампа накаливания. Красиво рисует, х-художничек хренов! Дескать, чтобы уж точно у читающего из числа ему подобных и тени сомнения не возникло.

Поговорить хочет «мистер Тень», ставший тут аж целым тлатоани, то бишь императором по привычным мне европейским терминам. Ладно, поговорим, но на моих условиях!

— Почтенный тлакатекатли Матлал, я готов пойти навстречу просьбе тлатоани Теночка и выпустить из Папантла находящихся нам воинов науа с их личным оружием. Пусть это станет… Вы осведомлены о содержании того послания, что было передано мне?

— Тлатоани оказал мне доверие, — и морда кирпичом. Ну-ну.

— Я поддерживаю переговоры. Только до того момента. как станут известны время и место их проведения, мои войска не остановятся. И если какой-то из городов тотонаков или иных ваших, науа, вассалов или там данников будет вырезан — войска не остановятся до самого Теночтитлана. Передай Маквилмалиналли Акмапитчли, что я знаю, как это делается, причём сделаю это лучше, чем знает он. Дословно, он поймёт.

— Я запоминаю всё.

— Совсем хорошо. Тогда… Остался последний вопрос. Ты знаешь, что это за рисунки внизу письма?

Показываю ему послание от «мистера Тень», благо рисунки там лишь в конце и исключительно те, которые связаны с веками грядущими. Смотрит. Внимательно так, но без какого-либо удивления. После этого отвечает без тени лишних эмоций:

— Великий тлатоани отмечен богами. Он знает прошлое, делает благим настоящее, ему приоткрыто будущее. Он предсказал и ваше, чужаков из-за океана, появление, и то, чем вы могли бы нас победить. Великий воин, великий проводник воли богов, великий правитель, приведший Теночк к процветанию.

— И всё же?

— Он любит рисовать образы, что посылают боги. Иногда они открываются, иногда остаются неизвестными. Эти из числа неведомых. Но мы верим, что все таинственные знаки будут открыты.

— Благодарю, тлакатекатли Матлал, если представится случай, я скажу вашему тлатоани при встрече, что вы не только храбрый и умелый военачальник, но и искренне верите и стремитесь к величию науа. А пока прощайте.

И знак тамплиерам охраны. Дескать, разговор окончен, можно со всем уважением уводить посланников.

Всё, вот и подходит к концу очередной этап игры, которая явно началась с момента, как мы узнали о творящемся в Новом Свете, а на самом деле ещё до того момента, как я оказался в теле юного Чезаре Борджиа. Точка отсчёта — появление «мистера Тень», лишь волей случая оказавшегося в изначально сложных условиях и не сумевшего их преодолеть. Контакт Европы с Америкой состоялся, как и в моём родном мире, ацтеки, даже реформированные, оказались пусть и опасны, но не запредельно. За это отдельная благодарность всем неведомым силам, к слову то говоря.

Преимущество на нашей стороне. Сверх того, теперь мы знаем нашего противника, причём сумели прокачать его психопрофиль куда сильнее, нежели он нас. Есть у меня такое подозрение, переходящее в уверенность. Ещё есть план, согласно которому удастся лишить империю Теночк её оставшихся козырей, после чего общение с «мистером Тень» пойдёт на наших условиях. Сперва общение, ну а потом… Некоторые люди — если мы всё правильно поняли относительно его причастности к откровенному дерьму — просто лишние в этом мире. Они как мусор. А мусор… его принято убирать. Совсем.

1492, 2 января — падение Гранады (Гранадского эмирата), этого последнего мусульманского государства на испанских землях, знаменует собой окончание Реконкисты. Авторитет Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского поднимается на доселе непредставимый уровень.

1492, 8 апреля — умирает Лоренцо Медичи по прозвищу Великолепный, правитель Флорентийской республики, великий дипломат и интриган. Власть переходит к его сыну Пьеро Медичи, чьё положение изначально неустойчиво.

1492, 5 июня — попадание Кардинала в тело Чезаре Борджиа

1492, 25 июля — смерть Папы Иннокентия VIII

1492, 2 августа — начало конклава

1492, 3 августа — начало первой экспедиции Христофора Колумба

1492, 4 августа — окончание конклава, 214-м Папой Римским избран Родриго Борджиа.

1492, 21 августа — Родриго Борджиа, принявший имя Александр VI, коронован папской тиарой.

1492, 1 сентября — становление Чезаре Борджиа кардиналом. Вместе с ним в сан кардинала возведён Бернардино Лопес де Карвахал, посол Кастилии и Арагона при Святом Престоле.

1492, 3 сентября — булла, запрещающая настоятелю монастыря Сан-Марко Джироламо Савонароле проповедовать на землях Флорентийской республики, а также находиться там, объявление его и его сторонников еретиками. Бегство Савонаролы, до которого дошли сведения о готовящемся принятии этой буллы, из Флоренции.

1492, 21 сентября — заключение между родами Борджиа и Медичи союзного договора.

1492, 26 сентября — кардинал Джулиано делла Ровере покидает Рим, направляясь в Остию, город, где у рода делла Ровере много сторонников, а у Папы нет и тени власти.

1493, январь — посланники Александра VI заключают договор с султаном Османской империи Баязидом II об обмене находящегося в Риме брата султана Джема Гияс-ад-Дина на немалое количество христианских пленников из числа воинов, захваченных османами.

1493, 11 февраля — бегство кардинала Джулиано делла Ровере во Францию.

1493, 20 февраля — Александр VI объявляет как самого Савонаролу, так и всех его последователей, не пожелавших раскаяться, еретиками, отлучёнными от церкви.

1493, конец февраля — прибывшие во Флоренцию войска Чезаре Борджиа захватывают — с полного согласия Пьеро Медичи — монастырь Сан-Марко, этот оплот Савонаролы и поддерживающей его флорентийской знати. Пьеро Медичи, поддержанный Римом, объявляет себя герцогом Флоренции.

1493, 15 марта — возвращение Христофора Колумба в Испанию с известиями о Новом Свете и его богатствах.

1493, 4 апреля — смерть «от естественных причин», выразившихся в удавлении гарротой, Джема Гияс-ад-Дина в замке Святого Ангела. На территорию Папской области прибывают последние из выкупленных христианских пленников, что должны составить ядро армии рода Борджиа.

1493, 23 апреля — булла «Об изничтожении оспы». В Риме открываются первые места, где любой человек может получить прививку от этой опаснейшей в то время болезни, уносившей ежегодно многие и многие тысячи жизней, а немалый процент выживших оставляя обезображенными на всю оставшуюся жизнь.

1493, 5 мая — коронация Пьеро I Флорентийского в Риме. Речь «О подготовке к Крестовому походу» и соответствующая булла. В этот же день умирает от яда Джан Галеаццо Сфорца. герцог Милана, отравленный по приказу собственного дяди, Лодовико Моро Сфорца.

1493, 7 мая — консистория, на которой возведены в кардинальское достоинство Диего Уртадо де Мендоса-и-Киньонес, архиепископ Севильи, Франсиско де Борджиа, архиепископ Неаполя, Хуан де Борджиа-Льянсоль де Романи, архиепископ Сполето, Доминико Гримани, патриарх Венеции, Ипполито д’Эсте, архиепископ Эстергома.

1493, 10 мая — булла «О Новом Свете», устанавливающая исключительные права належащие к западу от Канарских островов территории Испании, Португалии и… Святого Престола.

1493, 14 мая — взятие в результате военной хитрости войском Чезаре Борджиа Остии, важнейшей крепости рода делла Ровере, «морских ворот» Рима.

1493, 20 мая — Лодовико Сфорца узурпирует власть в герцогстве Миланском в обход законных наследников, то есть детей отравленного Джан Галеаццо. Вместе с тем. опасаясь чрезмерных осложнений с Римом и Неаполем, он высылает вдовствующую герцогиню и её детей в Неаполь, к родным.

1493, конец мая — войско под командованием Мигеля де Корельи, соратника Чезаре Борджиа, вынуждает к сдаче Арче и Сору, столицы двух небольших герцогств на востоке Папской области, принадлежащих роду делла Ровере. Теперь у главных врагов Борджиа в Папской области остаётся лишь Сенигаллия.

1493, 29 мая — договор между родом Борджиа и Ферранте Неаполитанским о помолвке между Джоффре Борджиа и внучкой короля Ферранте Санчей, герцогиней Салерно и Бишелье. Также заключён оборонительный союз между Римом и Неаполем.

1493, 19 июня — войска Борджиа захватывают Сенигаллию, последние владения рода делла Ровере. Сами члены этого семейства, забрав оставшихся верными людей и сокровища, покидают Сенигаллию морем, пользуясь отсутствием у Борджиа флота.

1493, 27 июня — первая часть французской армии под жезлом маршала Луи де Ла Тремуйля входит в Милан, соединяясь с войсками Лодовико Сфорца, герцога Миланского.

1493, 9 июля — булла «О восстановлении Ордена Храма», де-юре восстанавливающая тамплиеров в правах и объявляющая юридически ничтожным роспуск Ордена и казнь его лидеров. Великим магистром возрождённых тамплиеров становится кардинал Чезаре Борджиа. Вдобавок к этому вместо обетов безбрачия и бедности новые тамплиеры, согласно повелению Александра VI, должны приносить клятвы супружеской верности и отчисления части доходов Ордена в адрес Святого Престола.

1493, 16 июля — умирает Ферранте Неаполитанский, королём Неаполя становится его сын Альфонсо.

1493, 23–27 июля — соединение войск Борджиа и Медичи, «замирение» Болоньи. Попытавшийся 'играть в независимость фактический правитель Болоньи Джованни Бентивольо отказывается открыть ворота и впустить войско Чезаре Борджиа, посланника Папы Римского, своего сюзерена де-юре. После обстрела крепостных стен и довольно больших разрушений на отдельном участке, Бентивольо с союзниками вынуждены капитулировать. Болонья переходит под власть Ордена Храма и его великого магистра, а бунтовщики изгнаны с конфискацией большей части имущества.

1493, 2–5 августа — римско-флорентийские войска входят на земли герцогства Модена, принадлежащие Эрколе д’Эсте, герцогу Феррары и Модены. Последний отвёл свои войска в Феррару и вывез казну, тем самым демонстрируя обеим сторонам конфликта абсолютный нейтралитет, но одновременно преследуя далеко идущие цели.

1493, 7–8 августа — обеспокоенные возможностью удара по Парме, герцог Лодовико Сфорца и маршал Луи де Ла Тремуйль выдвигаются в сторону этого города. Туда же движутся и римско-флорентийские войска под командованием Чезаре Борджиа и Пьеро Флорентийского, которых в скором времени должна усилить армия Альфонсо Неаполитанского. Тем временем войско Карла VIII также приближается к италийским землям.

1493, 14 августа — начало второй экспедиции Христофора Колумба в Новый Свет.

1493, 17 августа — битва при Реджо-Эмилии между франко-миланскими и римско-флорентийско-неаполитанскими войсками. Из-за перехода большей части неаполитанцев, недовольных своим королём Альфонсо, на сторону французов, Альфонсо Трастамара бежит в Неаполь с остатками войск, покидая поле боя. Римско-флорентийским войскам удаётся, несмотря на это, вырвать победу, но она не становится разгромом. Отход войска Борджиа и Медичи к Модене из тактических соображений.

1493, 26 августа — заключен договор между Римом и Флоренцией с одной стороны и Францией с её союзниками с другой. По нему немалая часть французской армии получает проход к Неаполю через земли Папской области, но с рядом существенных ограничений. Также король Карл VIII может получить корону Неаполя из рук Александра VI. Границы Флоренции и Папской области остаются неприкосновенными.

1493 4 сентября — Папа Александр VI возлагает на голову Карла VIII Валуа корону Неаполя.

1493, 6 сентября — Борджиа заключают союз к Катариной Сфорца, графиней Форли и Имолы. Её владения становятся герцогством, а она, соответственно, герцогиней, тем самым повышая свой статус.

1493, 19 сентября — посланник Борджиа в Кастилию и Арагон, кардинал Хуан Борджиа Льянсоль де Романи заключает союз между Борджиа и королевской четой Изабеллой и Фердинандом Трастамара, направленный против короля Франции и его союзников. Планируется раздел королевства Неаполь.

1493, 1 октября — войска Карла VIII входят в Неаполь, столицу одноимённого королевства. Альфонсо Трастамара и его ближайшие родственники подписывают отречение от престола и отправляются в изгнание на Сицилию, во владения своих родственников-Трастамара

1493, 20 октября — Диего де Фуэнтес, тайный агент Борджиа при Анне Бретонской, герцогине Бретани и жене Карла VIII Валуа, предлагает ей план бегства в Бретань и восстания с целью вернуть независимость герцогства.

1493, декабрь — переговоры между Римом и Венецией заканчиваются созданием союза с целью противостояния французской экспансии в Италию. Испанские войска под командованием Гонсало Фернандеса де Кордовы высаживаются на юге королевства Неаполь, а флоты Испании и Венеции перекрывают морские пути, тем самым закрывая «неаполитанскую ловушку».

1494, 16 января — вошедшие в сговор с французами враги рода Борджиа в Папской области восстают против сюзерена. Центром сбора их сил становится город Перуджа. а формальным лидером — Гонфалоньер Церкви Никколо Орсини ди Питильяно. Чезаре Борджиа выдвигает собранные войска, чтобы подавить мятеж в зародыше.

1494, 23–27 января — битва при Перудже. в которой войска Борджиа наносят поражение мятежникам, часть из которых отступает в направлении республики Сиена. Штурм крепости Перуджа и падение власти над ней семейства Бальони.

1494, 30 января — взятие замка Маджоне, где находится один из лидеров мятежа, кардинал Орсини. Войска Борджиа соединяются с венецианскими и выдвигаются навстречу французской армии, решившей прорываться из Неаполя.

1494 4 февраля — мятеж на землях Флоренции, ранее бывших Пизанской республикой, инспирированный французами. «Знаменем» мятежа становится доминиканский проповедник Джироламо Савонарола.

1494, 8 февраля — прибывшая в Рим Катарина Сфорца получает и принимает предложение стать герцогиней Миланской вместо Лодовико Сфорца после того, как часть территорий герцогства отойдёт Венеции и Борджиа.

1494, 15 февраля — сражение на территории Папской области у города Палестрина между римско-венецианскими и французскими войсками. В результате. бросив «золотой обоз» и швейцарских наёмников. Карл VIII Валуа с конной частью армии прорывается в направлении Сиены, имея промежуточным пунктом назначения Геную. Возникает конфликт интересов между Борджиа и республикой Венеция, заявившей о поддержке «Пизанского восстания» и поддержавшего оное республики Сиена.

1494, 20 февраля — Анны Бретонская при помощи наёмников Борджиа покидает Амбуаз («золотую клетку», созданную мужем для неё и дофина) вместе с сыном, направляясь в Ренн, столицу Бретани.

1494, 27 февраля — добравшийся до Генуи Карл VIII Валуа получает известие о бегстве жены, забравшей с собой дофина и о восстании в Бретани за восстановление независимости герцогства. В результате он вынужден вместе с гвардией и частью рыцарской кавалерии отправиться в Париж, оставив вместо себя в Италии маршала Луи де Ла Тремуйля.

1494, март — семьи Орсини и Колонна, бывшие основными организаторами мятежа против Борджиа, склоняются перед ними, в качестве «выкупа» передавая немалую часть принадлежащих им крепостей на территории Папской области.

1494, 16 марта — Борджиа получают послание от королевы Кастилии и Арагона Изабеллы Трастамара, в котором та предлагает укрепить союз между Трастамара и Борджиа бракосочетанием своей дочери Хуаны и Чезаре Борджиа.

1494, апрель — фактический раздел Милана между Борджиа, Венецией и Катариной Сфорца. Бегство Лодовико Сфорца в контролируемую им Геную. Ввод войск Флоренции в Лукку и в княжество Пьомбино. Князь последнего сам признаёт себя вассалом Пьеро Флорентийского, чтобы получить защиту Флоренции и Рима от республики Сиены и территорий под властью Савонаролы.

1494, 18 апреля — прибытие в Рим Изабеллы и Хуаны Трастамара.

1494, 22 апреля — достигнута договорённость между Борджиа и Трастамара о разделе Неаполя. Трастамара получают «каблук» и «носок» итальянского «сапога», равно как и сам Неаполь. Остальное отходит Борджиа. Начинается подготовка к образованию королевства Италия, коронации Чезаре Борджиа и последующей свадьбе.

1494, 2 мая — убийство Карла VIII Валуа во время переговоров с Анной Бретонской. Королём становится Людовик XII Валуа, бывший герцог Орлеанский.

1494, 17 мая — прибытие в Рим посланника Франции, желающего заключить мирный договор, по которому Франция уступает Неаполь, подтверждает раздел Милана, сохраняя лишь своё присутствие в Савойе и Салуццо, а также принадлежность Генуи (за исключением Корсики) Лодовико Сфорца.

1494, 25 мая — выигравшие «битву за Италию» Борджиа, готовясь к подписанию мирного договора, коронации Чезаре Борджиа и его свадьбе, планируют новую военную кампанию, на сей раз направленную против истинных врагов Европы — мусульманских владык.

1494, 6 июня — в Риме происходит коронация Чезаре Борджиа Железной короной, в результате чего Борджиа становятся семьёй, властвующей как над Святым Престолом, так и над возрождённым королевством Италия. Официальной столицей становится город Перуджа, хотя де-факто центром власти Борджиа остаётся Рим.

1494, 10 июня — Катарина Сфорца получает корону великого герцогства миланского из рук Александа VI, в результате чего Итальянское королевство получает ещё одного сильно обязанного союзника.

1494, 17 июня — подписание мирного договора между всеми участниками Итальянской войны.

1494, 1 июля- свадьба короля Италии Чезаре Борджиа и испанской инфанты Хуаны Трастамара.Образование династического союза между Борджиа и Трастамара, ещё более укрепляющего союз политический между Италией, Испанией и Святым Престолом.

1494, август — вместе с несколькими кораблями, прибывшими из Нового Света с золотом и иной добычей, в Испании появляются первые больные неизвестным в Европе сифилисом. Установленный карантин не даёт болезни распространиться, идёт создание лекарства.

1494, ноябрь — готовность первых, опытных препаратов на основе полученного йода показывает эффективность и в потенциале позволяет сдерживать распространение сифилиса.

1495, январь — начало масштабной каперской охоты итальянских кораблей за судами Османской империи, а также иных мусульманских стран.

1495, 10 февраля — отправка итальянского посольства к царю Руси, Ивану III.

1495, 22 февраля — после ухода «по тяжкой болезни» генерального магистра Ордена святого Доминика Джиоаччио Ториани, на его место избирается одиозная персона — инквизитор Генрих Крамер, автор «Молота ведьм».

1495, 19 марта — итальянские каперы, разграбляя очередные османские корабли, захватывают, помимо прочего, тайное венецианское посольство, возвращающееся в республику от султана Баязида II.

1495, 14 апреля — прибытие в Рим Яноша Корвина, герцога Славонии — части венгерского королевства — бастарда покойного короля Венгрии и основного потенциального соперника действующего венгерского короля, Владислава Ягеллона. Цель — договорённости об участии в готовящемся крестовом походе в обмен на поддержку и защиту хотя бы в пределах его нынешних владений.

1495, апрель — неудачное нападение османского отряда на посольство Италии в Зете (по сути Черногория в описываемое время) для срыва заключаемых договорённостей и устрашения господаря Зеты, Георгия IV Черноевича. Заключение договора о возможности использования портов Зеты для стоянки итальянского флота и высадки войск.

1495, конец апреля — в преддверии неминуемой войны агенты Борджиа в Османской империи и особенно в Стамбуле проводят ряд диверсий, направленных на физическое уничтожение значимых персон противника. В ход идут яды, арбалетные болты и прочие средства, вызывающие панику в высших кругах империи.

1495, 11 мая — флот Османской империи под командованием Кемаль-реиса, выйдя к Ионическим островам, нападает на венецианские корабли.

1495, 16 мая — Чезаре Борджиа, находясь в Неаполе вместе с союзниками, официально объявляет войну Османской империи, а соответственно и начало нового Крестового похода.

1495 — 20 мая — оглашение Александром VI буллы «О Крестовом походе» и призыв ко всем странам если не помогать делом, то никоим образом не мешать. «Просьба», а по сути настоятельная рекомендация о прекращении всех войн между христианскими странами Европы на время Крестового похода.

1495, конец мая — пользуясь тем. что несколько заражённых сифилисом моряков, вернувшихся из нового Света, минуют карантин и начинают тем самым разносить болезнь, монахи-доминиканцы пытаются воспользоваться этим в целях дискредитации Папы Римского, разнося слухи о новой «каре Господней».

1495 — 28 мая — битва при Лефкасе, в котором объединённый флот крестоносцеводерживает внушительную победу над флотом Османской империи.

1495, 10 июня — высадка войск крестоносцев в Зете, используемой как база для продвижения на земли Османской империи.

1495, 16 июня — ультиматум властям республики Дубровник, являющейся данником Османской империи. Опасаясь военных действий и осознавая явное преимущество объединённого флота крестоносцев, власти республики принимают его требования, предоставляя порт, а также территорию республики для базирования и прохода войск.

1495, июль — король Франции Людовик XII при поддержке кардинала Джулиано делла Ровере и его союзников, а также доминиканцев и иных недовольных политикой Рима, готовится к инициации церковного раскола. Также планируется тайный и ситуативный союз с Османской империей для ослабления позиций Борджиа в Европе.

1495, 12 июля — взятие союзными войсками Подгорицы — одной из ключевых крепостей Османской империи на Балканах.

1495, 18 июля — в Подгорицу поступают известия о том, что в направлении крепости движется огромная армия османов под командованием великого визиря Коджи Дамат Давуд-паши.

1495, 23 июля — в Риме проходят первые испытания прототипа паровой машины, тем самым открывая «эру пара», значимую на пути прогресса…

1495, 27 июля — битва при Подгорице. Полный разгром османской армии, десятки тысяч убитых и пленных. Бегство остатков армии. Первое применение воздушных шаров как средств наблюдения и для корректировки артиллерийского огня.

1495, август — в германских землях усилиями инквизиторов вновь вспыхивает охота на ведьм, причём в нарушение негласных запретов на оную со стороны Рима.

1495, 7 августа — булла «О различии колдовства и науки», по факту запрещающая охоту на ведьм, а также до минимума урезающая полномочия инквизиции. Требование явиться в Рим для разбирательства всех отцов-инквизиторов, выносивших приговоры так называемым ведьмам.

1495, 10 августа — Борджиа и Медичи заключают договор о совместном управлении Банком Медичи, тем самым распространяя финансовое влияние на большую часть европейских стран, в той или иной степени.

1495, 17 августа — отравление Савонаролы, совершённое его приближёнными из числа доминиканцев, но представляемое как действия Папы Римского и короля Италии.

1495, 20 августа — встреча между тайным посланником султана Баязида II и маршалом Франции Луи де Ла Тремуйлем. Достижение договорённости о французском влиянии на Венецию скорейшем объявлении Авиньонского Раскола для сдерживания Крестового похода и скорейшего его завершения, что в интересах как Франции, так и Османской империи.

1495, 30 августа — сдача Сараево, достигнутая путём подкупа командира гарнизона и ещё нескольких ключевых фигур.

1495, 11 сентября — взятие Приштины. В результате основные крепости Балканского региона находятся под контролем союзного войска. Продолжается движение вглубь контролируемой османами территории, а также постепенных захват островов в акватории Эгейского моря. Последнему способствует уничтожение большей части османского флота и отступление оставшихся кораблей в Мраморное и Чёрное моря.

1495, 14 сентября — булла «О церковной реформе», основа которой заключается в отмене целибата как такового, запрете продажи индульгенций, а также усиления контроля над монашескими орденами как таковыми.

1495, 18 сентября — заключение под стражу Томаса де Торквемады, великого инквизитора Испании и его ближайших сподвижников. Этим Изабелла и Фердинанд Трастамара однозначно показывают, на чьей стороне в уже неминуемом расколе церкви они находятся.

1495, 23 сентября — прибытие в Приштину османского посольства во главе с сыном Баязида II Селимом с целью заключения скорейшего мирного договора.

1495, 25 сентября — убийство Селима, сына Баязида II другими членами посольства по султанскому же приказу с целью одновременно избавить главу Дома Османа от возможного соперника и получить козырь на ведущихся переговорах. Провалившаяся попытка свалить убийство на сербских мстителей.

1495, 1 октября — Авиньонский Раскол. В городе Авиньон пятью мятежными кардиналами, главами доминиканцев и союзных им монашеских орденов выбрансобственный понтифик, коим стал Юлий II, ранее известный как Джулиано делла Ровере. Европа стоит на пороге новых религиозных войн.

1495, 3 октября — подписание мирного договора между Османской империей и коалицией крестоносцев. От Османской империи отпадают все острова акватории Эгейского моря, а также земли, ранее принадлежавшие королевству Сербскому. Готовится раздел завоёванного между участниками Крестового похода.

1495, декабрь — Лукреция Борджиа становится королевой Сербии и после проведённой в Риме коронации отбывает в Приштину. сербскую столицу, вместе с советниками во главе с Мигелей Корелья.

1496, февраль — после затянувшихся междоусобий правителем Мамлюкского султаната становится Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури, компромиссная для враждующих эмиров фигура.

1496, 12 июля — провалившийся заговор Софьи Палеолог в Русском царстве (спровоцированный посольством короля Италии). Её бегство вместе с детьми и свитой в Литву. Окончательное поражение «византийской» придворной партии и поддерживающей оную консервативной части духовенства. Положение объявленного ранее наследником Дмитрия, внука царя Ивана III, становится крепким, как никогда ранее.

1496, 23 июля — занятие столицы Ливорнской республики союзными итало-флорентийскими войсками. Окончательное крещение «Царства Божьего» последователей Савонаролы.

1496, 7 августа — объявление Папой Александром VI инквизиторов, причастных к пыткам и казням «еретиков», вне закона. Заочный смертный приговор для тех из них, кто в двухмесячный срок не предстанет перед судом в добровольном порядке. Длительное заключение в монастырских кельях для тех, чья вина является менее «прямой».

1496, сентябрь — Венецианская республика предпринимает попытки договориться с Мамлюкским султанатом о союзе в случае нападения на последний Османской империи. Платой за союз должен стать город Иерусалим с окрестностями, переданный Италии. Предложение не находит понимания со стороны мамлюкского султана.

1496, 14 октября — первый колесный пароход, созданный да Винчи и Гортенхельцем, совершает непродолжительный переход по водам Тибра.

1496, 22 октября — в Авиньоне отравлены глава Ордена святого Доминика Генрих Крамер, кардинал Шпенглер и ещё несколько представителей верхушки инквизиторов.Исполнитель, Отто Виттерштейн, не один год находившийся вреди орденской братии, после совершенного им отравления, и умирающий от того же яда, взрывает себя на главной площади Авиньона, предварительно прочитав собравшимся зевакам проповедь в качестве адепта антихристианского культа.

1496, 26 октября — испытания в окрестностях Рима ракетного оружия, аналога «ракет Конгрива».

1496, ноябрь — Возвращение в Испанию и Португалию экспедиций Васко да Гама и Алонсо де Охеда, направленных искать дорогу в Индию. Обе экспедиции, пересекшиеся и объединившие усилии в индийских водах, привезли с собой редкие и дорогие трофеи, а также карты тех мест и знания. необходимые для «второго шага», то есть создания полноценных плацдармов.

1496, 22 ноября — в Каире толпой фанатиков взят штурмом дом венецианского посольства. Все венецианцы перебиты, в то время как мамлюкский султан, чувствующий недовольство улицы возможным союзом с неверными против Османской империи, занял выжидающую позицию, даже не пытаясь этому помешать.

1496, 2 декабря — перехват итальянским капером венецианского торгового судна, на котором отправлялось в Венецию мамлюкское посольство с «откупными дарами» дожу за гибель его посланников в Каире. Судно, равно как и послы, продолжило путь, но благодаря этому перехвату в Риме скоро узнают о всей подоплёке случившегося в Каире и реакции султана.

1496. 15 декабря — в Риме принято решение о новом Крестовом походе, главной целью которого намечено взятие Иерусалима. Причём этот город намечено сделать «открытым», общего владения с совместным гарнизоном стран-участниц похода. Вместе с тем сами Борджиа нацелены получить египетские порты, дельту Нила и выход к Красному морю.

1496, 29 декабря — Папой Александром VI объявлен Крестовый поход на Иерусалим. Государи Европы призваны принять в нём участие тем или иным образом.

1497, январь — Юлию II (Джулиано делла Ровере) удаётся кое-что узнать о культе, один из членов которого уничтожил верхушку Ордена святого Доминика: название, а именно Храм Бездны, их «священные книги» и общее направление деятельности. Однако любые связи и тем более прямой контроль культа со стороны Борджиа остаются тайной для Авиньона.

1497, 5–8 января — ракетный обстрел итальянским флотом побережья близ крепости Думьят, этих «Нильских врат». Последующая высадка на берет и и ракетно-артиллерийский обстрел уже самой крепости, оставивший после себя лишь саму крепость и полностью сожжённое «содержимое».

1497, 19 января — гарнизону Александрии предъявлен ультиматум — разделить судьбу сожжённого Думьята либо покинуть город с сохранением жизни. Свободы и личного оружия для гарнизона. После непродолжительных раздумий, ультиматум принимается.

1497, 23 января — войска Османской империи переходят границы Мамлюкского султаната, тем самым начиная войну меж этими странами.

1497, 28 января — на фоне поступающих из Рима и Мамлюкского султаната известий, король Франции Людовик XII Валуа из опасений стать окончательным изгоем для европейских государей разрывает союз с султаном Баязидом II — официально так и не заключённый — после чего приказывает перенаправить готовящийся удар в сторону Хафсидского халифата. Начинается экспансия Франции на африканский континент.

1497, февраль — высадка отрядов крестоносцев, союзных Италии, в египетских портах и начало их продвижения в сторону Иерусалима. Наступление османов с направлении Антиохии и иных сирийских земель, находящихся под контролем мамлюков.

1497, 17 марта — падение Каира, столицы Мамлюкского султаната. Гарнизон, ослабленный отсутствием лучших войск, ранее вместе с султаном отступивших в сторону Мекки и Медины, сдаётся итальянским войскам, покидая город вместе с большей частью населения.

1497, 8 апреля — прибытие Чезаре Борджиа в Каир для координации действий итальянских и союзных войск, а также окончательного закрепления на завоёванных территориях.

1497, 14 апреля — мамлюкский султан Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури объявляет себя Хранителем Мекки и Медины, Защитником Веры, а также призывает к джихаду против неверных всех магометан и особенно их правителей.

1497, май — фактическое прекращение войны Османской империи против остатков Мамлюкского султаната из-за отказа немалой части войск сражаться против страны, объявившей джихад общим врагам магометанства.

1497, 7 мая — в Испании культом Храм Бездны отравлен находящийся в опале и помещённый под домашний арест бывший Великий инквизитор Томас Торквемада.

1497, 13–16 мая — резня христианского населения в Стамбуле и иных османских городах, спровоцированная муллами из числа особо фанатично настроенных.

1497, 2 июня — взятие войсками крестоносцев Иерусалима.

1497, 15 июня — смерть русского царя Ивана III. Ему наследует внук, Дмитрий II, регентшей которого до совершеннолетия становится мать, Елена Волошанка.

1497, 26 июня — неудачное покушение на Чезаре Борджиа по дороге в Иерусалим, совершённое по указанию мамлюкского султана, но при содействии Шехзаде Ахмета, сына султана Османской империи Баязида II.

1497, 5 августа — Франция заключает мирный договор с Хафсидским султанатом, по которому султанат теряет больше половины своей территории, включая столицу.

1497, 13 августа — прибытие в Рим к Борджиа посла от семейства Палеологов с целью предложить свои связи в Османской империи и всяческую помощь в обмен на помощь в получении обратно престола Мореи (греческих земель).

1497, 19 августа — в Стамбуле группой храмовников захвачен с целью вывоза в Рим барон Клод дю Шавре, французский ренегат, на службе османского султана, ранее бывший тайным послом Баязида II к Людовику II Валуа.

1497, 30 августа — ликвидация Храмом Бездны кардинала Жоржа д’Амбуаза, ближайшего советника французского короля.

1497, 9 сентября, — получив ультиматум от Италии и её союзников по Крестовому походу — связанный с покушением на Чезаре Борджиа — Баязид II соглашается втайне избавиться от сына, Шехзаде Ахмета. Однако провалившееся отравление приводит к уже открытому восстанию последнего. Османская империя погружается в пламя междоусобиц.

1497, 21 сентября — встреча Людовика XII Валуа с послом Италии, Хуаном Борджиа-Льянсоль де Романи. Шантаж раскрытием тайных договорённостей Людовика XII и Баязида II позволяет Италии добиться выгодных для себя условий: изгнания инквизиторов с земель, духовно подвластных Авиньону; формальное присоединение к Крестовому походу; возврат в собственность Ордена Храма Тампля, главной французской твердыни тамплиеров.

1497, 9 ноября — в Риме собираются европейские государи либо их полномочные представители с целью раздела уже полученных и только запланированных завоеваний в ходе Крестового похода, а также для распределения примерных колониальных «зон влияния» вне Европы. Де-факто происходит создание политической межгосударственной европейской структуры.

1498, конец января — молдавские и венгерские войска переходят границы османской империи, атакуя валашские и болгарские земли.

1498, 13 февраля — взятие с моря объединённым флотом крестоносцев крепости Чанаккале, ключа к проливу Дарданеллы.

1498, 18 февраля — корабли объединённого флота, войдя в Мраморное море, подходят к Стамбулу, столице Османской империи.

1498, 23 февраля — бегство султана Баязида II, направляющегося с двором и верными войсками в азиатскую часть империи.

1498, 26 февраля — после многодневной бомбардировки и зачистки предместий, войска крестоносцев входят внутрь Стамбула, добивая немногочисленные остатки защитников.

1498, 4 марта — бегство правителя Сиенской республики Пандольфо Петруччи со сторонниками и приближёнными в Венецию. Бескровная сдача Сиенской республики на милость Рима.

1498, 10 марта — Мехмет, сын Баязида II, сидящий в Салониках, объявляет о независимости своих владений как Морейского эмирата, рассчитывая на нейтралитет крестоносцев и поддержку Палеологов и союзных им Ягеллончиков.

1498, 13 марта — высадившись с войсками в Синопе, султан Баязид II начинает активные боевые действия против своего сына Ахмета и всех, кто его поддерживает. Остатки Османской империи окончательно тонут в трясине гражданской войны.

1498, 17 марта — господарь Валахии Раду IV объявляет об отречении от престола Валахии от своего имени и от всего своего рода в обмен на гарантии неприкосновенности и защиты. Начинается политическое противостояние между Венгрией и Молдавией за выбор кандидатуры на освободившийся трон.

1498, 7 апреля — крестоносцами полностью взяты под контроль земли по обоим берегам проливов Босфор и Дарданеллы.

1498, 24 апреля — взятие с моря города-порта Измир — ключевого города под властью Дома Османа в восточной части Эгейского моря.

1498, 6 мая, — падение Пловдива, последнего города, помимо морейских (греческих) земель в Европе под властью османов.

1498, 18 мая — отряды Палеологов, усиленные литовско-польскими войсками, переходят границы Мореи, поддержанные с моря флотом и десантами крестоносцев.

1498, 5 июня — объявление о создании Медитерранской империи и императора Чезаре I Борджиа со столицей в Риме, включающей в себя королевства Итальянское и Сербское, Константинополь и Египет.

1498, 17 июня — взятие Палеологами Салоников и захват при попытке бегства Мехмета из Дома Османа.

1498, 25 июня — восстановление государства Морея как королевства со столицей в Салониках. Коронация Василия Палеолога, последовавшая вслед за казнью путём публичного посажения на кол Мехмета, объявившего себя ранее эмиром Мореи.

1498, 5 сентября — подписание договора с Ягеллончиками, согласно которому те получают право преимущественной торговли с Мореей и использования портов королевства.

1498, 15 октября — не в силах договориться о кандидатуре господаря Валахии, устраивающего обе стороны, короли Венгрии и Молдавии делят её на Западную и Восточную марки, назначая туда своих наместников. Тырговиште, бывшая столица Валахии, отходит Молдавии, равно как и Трансильванская область.

1498, 20 ноября — раздел республики Сиена между Медитерранской империей и Флорентийским герцогством

1499, 1 января — окончательное оформление структуры империи. отныне состоящей из четырёх королевств: Итальянского, Сербского, Египетского и Константинопольского. На Изабеллу Борджиа возложена корона Египта.

1499, 30 января — вход в состав Медитерранской империи Феррары и Модены с сохранением д’Эсте герцогских титулов и большей части власти.

1499, 14 февраля — на тех же условиях к империи присоединяется Мантуя под управлением Гонзаго.

1499, 10 марта — герцоги Сфорца, Лодовико Моро Генуэзский и Катарина Миланская, заключают меж собой договор, по которому Милан получает выход с морю, а Генуя — гарантии безопасности со стороны Рима. Тем самым окончательно оформляются контуры оставшихся независимыми италийских государств.

1499, 27 марта — Орден тамплиеров законодательно получает в Новом Свете форпост — остров Пуэрто-Рико, передаваемый Их Величествами Изабеллой и Фердинандом Трастамара Чезаре Борджиа как главе Ордена Храма.

1499, 13 апреля — царь Дмитрий II Московский разрывает заключённый его дедом, Иваном III, союзный договор Руси с Крымским ханством.

1499, 16 августа — русские войска, подошедшие к Казани, смещают вассального Москве хана Абдул-Латифа, ликвидируя само ханство и сажая в Казани своего наместника с русским же гарнизоном. Казанское ханство окончательно исчезает с политической карты, теряя последние остатки независимости.

1500, май-июль — провальный набег Крымского хана Менглы-Гирея на Русь. Крымчаки просто не доходят до ключевых и густонаселённых мест, будучи остановленными выстроенной сетью малых каменных крепостей, обильно оснащённых артиллерией и с крепкими гарнизонами. Последующее сражение с подошедшим русским войском завершается отступлением крымчаков, понесших большие потери от качественно превосходящих в оружии и амуниции противников.

1500, сентябрь, — после длительной и кровопролитной войны с собственными сыновьями, султан Баязид II окончательно подтверждает своё положение на территории значительно сократившейся Османской Империи, столицей которой объявлен Синоп. Сын Баязида II Ахмет обезглавлен, иные его приближённые казнены более жестокими способами, остальные выступившие против отца сыновья заключены в темницы.

1501, февраль — объявление Швейцарией независимости с формой правления в виде аристократической республики.

1501, март-май — попытка императора Священной Римской империи Максимилиана Габсбурга вернуть отколовшуюся провинцию (Швейцарию) обратно заканчиваются провально. Аристократия Швейцарии начинает поиск монарха из значимого в Европе Дома, способного устроить большинство заинтересованных сторон.

1502, 24 апреля — смерть от передозировки опиума Хуана Борджиа, в результате которой императорский Дом избавляется от явного уязвимого места.

1502, 7 мая — провинция Франции Гиень, поддержанная Англией, частично Испанией, а также связанная тайным договором о поддержке с королевством Бретань, поднимает восстание с целью вернуться под покровительство английской короны. Момент выбран удачно, так как расширяющаяся экспансия в Африке забирает у Франции немалую и лучшую часть армии.

1502, 9 декабря — Франция и Англия подписывают мирный договор, согласно которому провинция Гиень переходит под власть английской короны. Также заключён десятилетний договор о ненападении, гарантированный Мадридом и Римом.

1503 — май-июль — набег восстановившего численность войска Крымского хана Менглы Гирея на Польшу и Литву. Просьбы от польского короля Яна Ольбрахта и литовского великого князя Александра Ягеллончика к Риму о содействии в наказании обидчика.

1503, июнь — нескончаемые склоки по поводу Болгарии, которую заинтересованные стороны до сих пор не могут либо поделить, либо найти устраивающего монарха. Ослабление связей между болгарскими провинциями и повышение вероятности окончательного раскола государства.

1503, июль — высадка отряда испанцев под предводительством Диего Веласкеса Консуэло де Куэльяра на землях империи Теночк (ацтеков). Спустя несколько дней в подвластном империи городе Тулум происходит столкновение науа (ацтеков) с испанцами. Разгром и отступление остатков отряда Веласкеса к кораблям.

1503, сентябрь — атака на кубинские крепости силами империи Теночк, поддерживаемых местными племенами индейцев таино из числа недовольных владычеством испанцев. Падение двух из шести кубинских крепостей.

1503, октябрь — допрос Чезаре Борджиа захваченных испанцами во время боёв на Кубе ацтекских пленников, пересланных в Европу, показывает следующее — государство ацтеков заметно отличается от ожидаемого. По ряду признаков, тут. Так и в случае в Римом, не обошлось без постороннего вмешательства.

1503, 22 ноября — отплытие из Остии в Новый Свет новейшей эскадры под флагом главы тамплиеров Чезаре Борджиа, понимающего, что не посвящённый в множественность миров человек не сможет в полной мере разобраться в сложившейся ситуации.

1503, 7 декабря — прибытие эскадры в Пуэрто-Рико, владение Ордена Храма в Новом Свете.

1503, 12 декабря — визит Чезаре Борджиа и его сестры Изабеллы в столицу Эспаньолы, город Санто-Доминго. Встреча с вице-королём Нового Света Христофором Колумбом, его родственниками и приближёнными, что готовят карательную экспедицию во владения империи Теночк.

1503, 13–20 декабря — попытки разобраться в ситуации на Эспаньоле приводят к выводам. Что вице-король спровоцирован, а экспедиция с высокой вероятностью обречена на большие потери. Также Чезаре Борджиа прогнозирует возможность повторения кубинского сценария, но с некоторыми изменениями.

1503, 24 декабря — попытка переговоров с мятежными касиками Эспаньолы окончательно убеждает Борджиа в их связи с представителями империи Теночк. Хотя он вынужденно присоединяется к морской части экспедиции, организованной Колумбом, при этом ему удается убедить того предельно усилить меры безопасности на Эспаньоле.

1504, 4 января — отплытие объединённой испано-тамплиерской эскадры. Анакаона, лидер свободных касиков Эспаньолы, чьи отряды обучены инструкторами науа, отдает приказ нанести как можно больше ущерба всему испанскому на Эспаньоле с целью увеличения эффективности последующей атаки отборных отрядов империи Теночк.

1504, 10 января — нападение войск касиков Таино, обученных наставниками из империи Теночк, на золотые рудники Эспальолы, в результате которых большинство из них разрушено и прерваны поставки золота в метрополию.

1504, 12 января — взятие испано-тамплиерским десантом Тулума после предварительного обстрела с моря. Город оказывается покинут почти всеми жителями, уступленным без боя из-за понимания бесперспективности его обороны. Франциско Пинсон, приближённый вице-короля, становится временным губернатором города.

1504 — январь, начало февраля — взятие испанскими войсками прибрежного города Колуа (переименованного в Веракрус), островов Хайна и Пьедрас. Передача Тулума тамплиерам по личной договорённости между Изабеллой Страстамара и Чезаре Борджиа.

1504, конец января — неудачная попытка испанских войск по приказу вице-короля Христофора Колумба взять город Коба, расположенный в паре дней пути вглубь материка от Тулума.

1504, 8–10 февраля — разведрейд тамплиеров на Куйушкиуи, прибрежный город империи Теночк, расположенный на землях покорённого народа тотонаков. Захват города, не ожидающего нападения, разгром гарнизона науа.

1504, 24–25 февраля — попытка войск Теночка отбить Куйушкиуи и уничтожение немалой части отправленных под Куйушкиуи войск силами гарнизона тапмплиеров и прибывшей из Тулума эскадрой с подкреплениями.

1504, март — стягивание Орденом Храма к Куйушкиуи тотонаков и формирование из них вспомогательных войск. Подготовка к наступлению на основные города тотонаков и отвлекающих ударов по империи Теночк со стороны Тулума и Веракруса.

1504, 5 апреля — получение Анакаоной, лидером таино Эспаньолы, приглашения на переговоры о заключении мира межну ней и Испанией при возможном посредничестве Ордена Храма.

1504, 9–14 апреля — марш-бросок тамплиеров, поддержанных вспомогательными отрядами тотонаков,из Куйушкиуи к Папантла, одному из крупных городов тотонаков, блокировка и начало штурма

1504, 15 апреля — ацтекский военачальник, руководящий обороной Папантла, понимая, что город обречён пасть, передаёт Чезаре Борджиа послание тлатоани, властелина империи Теночк, о начале переговоров. Войска науа покидают город. Чезаре Борджиа (Кардинал), прочитав послание, окончательно убеждается, что ему противостоит такой же. как и он сам, только оказавшийся в теле тлатоани Маквилмалиналли Акмапитчли.

«Авиньонское пленение» — период с 1309 по 1378 год, когда резиденция Пап, находилась не в Риме, а во французском Авиньоне. Естественно, Папы этого периода находились под полным контролем королей Франции, да и число кардиналов-французов было велико.

Автоматон — кукла или, более широко, устройство с механическим приводом, выполняющея действия по заданной программе. Некоторые способны выполнять комплексные движения, например писать, играть на музыкальных инструментах, подражать человеческой речи.

Ага — командир янычарского корпуса в Османской империи

Альбигойцы — ветвь христианства в XII-XIII веках, считавшаяся еретической и большей частью распространённая на юге Франции. Её сторонники были почти поголовно уничтожены в ходе Альбигойских войн и последующих «судебных» процессов с массовыми казнями.

Аноблирование — приобретение дворянского звания лицами недворянского происхождения.

Аркебуз — подвид арбалета, имеющий ствол и предназначенный для метания свинцовыхпуль.

Аркебуза — гладкоствольное, фитильное, дульнозарядное ружьё, фактически первое ручное огнестрельное оружие. Прицельная дальность составляя около 50 метров у качественных образцов, примерно на этом же расстоянии выпущенная пуля пробивала рыцарский доспех.

Базилика — в католицизме титул для особо значимых церквей. Он присваивается исключительно Папой Римским.

Балеарское море — располагается на юге Европы у восточных берегов Пиренейского полуострова. Отделено от основной части Средиземного моря Балеарскими островами.

Барбакан — башня, вынесенная за периметр стен крепости, охраняющая подступы к воротам. Соединён с крепостью окаймлённым стенами проходом.

Батование — применительно к лошадям означает их взаимное связывание таким образом, чтобы они стояли рядом друг с другом, головами в разные стороны, а повод каждой вяжется к сбруе соседней лошади. Таким образом, если лошади шарахнутся, то, дергая одна вперед, другая назад, друг друга удерживают

Бейлербей — наместник в мусульманских государствах

Босфор — пролив соединяющий Чёрное море с Мраморным. В самом узком месте ширина составляет менее километра. В самом широком — 3700 метров. По сторонам южного края Босфора расположен Стамбул, столица Османской империи.

Бохики — в племенах индейцев таино жрецы, а зачастую по совместительству и врачеватели.

Бохио — жилое строение индейцев племён таино округлой формы из деревянных жердей, циновок и крышей из пальмовых листьев. Место проживания основной части населения.

Брак по доверенности — брак, при котором один или оба участника лично не участвуют в церемонии, будучи представленными другими людьми. Был широко распространён при союзе членов королевских семей и реже у высшей аристократии.

Булла — основной папский документ в эпоху средневековья со свинцовой, а при особых случаях с золотой печатью (собственно, по латыни булла и означает термин’печать').

Вице-канцлер — руководитель Апостольской канцелярии при Святом Престоле, имеющий второе по значению влияние после самого понтифика, обладающий весомыми внутриполитическими и дипломатическими полномочиями

Галеон — дальнейшая эволюция каракки. Представляет собой большое многопалубное (от двух до семи) парусное судно (в данной ветви истории имеет и паровой движитель) с достаточно сильным артиллерийским вооружением. Используется, в зависимости от ситуации, как военное и торговое.

Галера — парусно-гребной корабль с одним рядом вёсел и одной-двумя мачтами, несущими латинское парусное вооружение. Слабо пригоден для плавания в открытом море, в основном используется в прибрежных водах.

Галиот — парусно-гребной корабль средиземноморского региона, родственный галере. В основном использовался для прибрежного плавания. В среднем имели по 30–36 весел.

Галлы — народ кельтской группы, живший на территории Галлии — Франция, Бельгия, частично Швейцария, Германия и север Италии — с начала V века до н.э. до римского периода. Принято считать именно галлов предками современных французов

Гаррота — оружие ближнего боя, изготовленное из прочного шнура или стальной струны длиной около полуметра с прикреплёнными к его концам ручками или верёвочными петлями для хвата руками

Генеральные штаты — высшее сословно-представительское учреждение во Франции с начала XIV века. По сути своеобразный парламент. Каждое сословие -аристократия, духовенство, остальные свободные люди — заседало отдельно от других и имело по одному голосу вне зависимости от числа представителей.

Гонфалоньер Церкви — он же несколько позже Капитан-генерал Церкви. По сути командующий войсками Папы Римского.

Граничары — сформированные из беженцев-сербов пограничные войска в Венгрии, в том числе иррегулярные. Отличались высокой боеспособностью и абсолютной верностью при столкновениях с Османской империей.

Гурия — в исламской мифологии вечно девственные красавицы, что будут женами каждого праведника в раю.

Дарданеллы — пролив, соединяющий Мраморное море с Эгейским. В самом узком месте — возле крепости Чанаккале — ширина составляет около километра.

— Двадцатиричная система счисления — система, использующаяся у ацтеков и майя. Истоки лежат в методе счёта, при котором применялись не только десять пальцев рук, но и десять пальцев ног. При этом существовала структура в виде четырёх блоков по пять цифр, что соответствовало пяти пальцам руки и ноги.

Девширме — «налог» в Османской империи, согласно которому у христианских семей имели право изучать мальчиков в раннем детстве для последующего воспитание в духе религиозного фанатизма и последующего служения империи. По существу в XV-XVI веках весь янычарский корпус (элитная часть армии) и немалая часть офицерства и чиновников империи состояла именно из изъятых из семей по праву «девширме».

Дервиши-бекташи — духовные покровители янычарского корпуса, занимались идеологической накачкой изъятых по праву девширме с раннего детства.

Дети боярские — благородное сословие, существовавшее на Руси с конца XIV по начало XVIII веков. Ниже боярства, но выше дворянства.

Децимация — казнь каждого десятого воина в подразделении. Считалась самым жестоким наказанием для проявившей трусость воинской части в Римской империи.

Джаннат — в исламе так называется райский сад, в котором будут пребывать праведники после смерти.

Джаханнем — одно из наименований ада у мусульман.

Джизья — подушная подать с иноверцев в мусульманских государствах. Взималась помимо иных налогов и по сути являлась платой за сохранение жизни, что подтверждается исламскими правоведами.

Диадохи — полководцы Александра Македонского, разделившие его империю и ставшие основателями династий, правивших Сирией, Египтом и Македонией.

Диван — в Османской империи высший орган исполнительной и законосовещательной власти, заменяющий султана во время его отсутствия в столице либо в стране. Во главе стоял великий визирь.

Дож — титул выборного правителя в некоторых итальянских республиках (Венеция, Генуя)

Домострой — иначе «Книга, называемая „Домострой“, содержащая в себе полезные сведения, поучения и наставления всякому христианину — мужу, и жене, и детям, и слугам, и служанкам». По сути, свод обязательных к исполнению правил, по всем направлениям жизни человека и семьи, включая общественные, семейные, хозяйственные и религиозные вопросы. Составлена скорее всего протопопом Сильвестром в XVI-ом веке. По мнению многих исследователей крайне ортодоксальна, а также является проводником в сознание читателей культ патриархальной многодетной семьи, больше напоминающей не христианскую, а мусульманскую. Женщина там поставлена в положение почти что неодушевленного аппарата по производству детей и обустройству быта. Также проповедует элементы крайней жестокости по отношению к членам собственной семьи со стороны главы, выставляя его как «одобряемое богом».

Донжон — главная башня внутри крепостных стен. Зачастую там находились главные продовольственные склады, склад оружия и боеприпасов, обязательно колодец.

Дофин — титул наследника французского престола

Дукат — золотая монета весом примерно в три с половиной грамма. Чеканилась в Венеции, сменила флорентийский флорин как стандарт того времени в европейских странах

Дуэнья — воспитательница девушки или молодой женщины-дворянки, всюду её сопровождающая и следящая за её поведением.

Дьяк — в данном контексте глава какого-либо управляющего органа — от малозначимого до приказа (министерства) — на Руси с конца XIV до начала XVIII веков,

«Единорог» — гладкоствольное артиллерийское орудие, способное стрелять как бомбами, так и ядрами. Имел коническую зарядную камору и улучшенную конструкцию лафета.

Заморин — титул, который носили правители некоторых индийских государств.

Зимми — общее название немусульманского населения на территории мусульманских государств, живущих по законам шариата. Были лишены права владеть оружием, занимать государственные посты, служить в войсках, свидетельствовать на суде, ездить на лошади, вступать в брак с мусульманами. Часто запрещалось жить в домах более одного этажа, владеть землёй и собственностью вне гетто, покидать район проживания ночью, носить одежду вне разрешённых цветов и т.п. Платили особые высокие налоги (чаще всего джизью), а также «налог крови», а именно девширме (Османская империя).

Иблис — один из высших демонов (джиннов) у мусульман.

«Инфант террибль» — ужасный ребёнок. Человек, доставляющий окружающим массу беспокойства своими необоснованными капризами. Как правило, выражение применяется к людям, уже успевшим выйти из детского возраста, но не достигшим 25–30 лет.

Иоанниты — они же Госпитальеры, позднее Мальтийские рыцари или Рыцари Мальты. Полное название звучало следующим образом: «Иерусалимский, Родосский и Мальтийский Суверенный Военный Странноприимный О́рден Святого Иоанна». Основаны в 1080 году в Иерусалиме в качестве госпиталя, христианская организация, целью которой была забота о неимущих, больных или раненых пилигримах в Святой земле. Весьма скоро, в 1099 году произошла окончательная трансформация в религиозно-военный орден со своим уставом.

Каббалист — мистическое учение, основанное на иудейской мифологии

Кадырга — тип галеры, используемый во флоте Османской империи. Имела от 48 весел и более.

Каней — жилое строение индейцев племён таино прямоугольной формы из деревянных жердей, циновок и крышей из пальмовых листьев. Имело деревянное крыльцо. Место проживания касиков и их семей, иногда значимых бохики (жрецов и лекарей).

Каносса — город в Италии. Известен в связи с термином «хождение в Каноссу», он же «каносское унижение». Именно там император Генрих IV унижался перед Папой Римским Григорием VII, вымаливая у того прощение после отлучения себя от церкви и признания правления незаконным. Считается апофеозом преобладания духовной власти над светской в жизни христианской Европы.

Кантарелла — средневековый яд высокой эффективности, секрет которого был известен немногим. Основой является порошок кантаридина — вещества, выделяемого шпанской мушкой и жуками-навозниками. Хорошо растворим в жидкости, в том числе вине.

Капудан-паша — командующий флотом Османской империи

Каравелла — двух или трёхмачтовый парусник небольшого водоизмещения, но весьма скоростной и маневренный.

Каракка — большое парусноесудноXV-XVI веков, обладавшее лучшей по тем временам мореходностью, использовавшееся как в торговых, так и в военных целях.

Карта Пири-рейса — карта мира. созданная османским флотоводцем Хаджи Мухиддин Пири ибн Хаджи Мехмедом в начале XVI-го века. Примечательна тем. что на ней были изображены места, которые ещё, по официальному утверждению, не были тогда открыты, включая Антарктиду.

Картезианцы — католический монашеский орден крайне аскетичного типа. Орден с начала своего существования поддерживал наиболее консервативные и жёсткие течения в католицизме.

Касик — наименование вождя на языке индейцев таино, основной группы, населяющей острова Карибского моря.

Катары — ветвь христианства в XII-XIII веках, считавшаяся еретической и распространённая в Арагоне, севере италийских земель, на юге Франции и частично в германских землях. Её сторонники были почти поголовно уничтожены или брошены в монастырские тюрьмы.

Клипер — иначе «выжиматель ветра». Трёхмачтовое парусное судно, построенное с целью достижения наибольшей скорости и с возможностью совершать дальние переходы. В данной ветви истории является развитием каравеллы и оснащено паровым движителем наряду с парусным вооружением.

Колесцовый замок — механизм огнестрельного оружия, в котором необходимая для воспламенения порохового заряда искра высекается с помощью вращающегося колёсика с насечкой. Считается, что был создан в 80-х годах XV века Леонардо да Винчи. Являлся важнейшим для этого времени изобретением, поскольку позволял отказаться от фитильного воспламенения порохового заряда, являвшегося ненадёжным (дождь, влага) и крайне замедляющим перезарядку огнестрельного оружия

Комедия дель арте — она же комедия масок. Вид итальянскоготеатра, спектакли которого создавались с широким использованием импровизации,с участием актёров, одетых в одежду кричаще-ярких цветов и носящих маски-символы.

Кондотта — изначально договор о найме на военную службу в средневековой Италии. Позднее термин стал обозначать сам отряд наёмников. Как правило, отличались высоким мастерством и получали плату, значительно превосходящую таковую у обычных солдат. Могли состоять как из итальянцев, так и из иностранных солдат.

Кондотьер — руководитель отряда наёмников (кондотты)

Конклав — собрание кардиналов, созываемое после смерти или низложения Папы Римского для избрания нового понтифика

Консистория — собрание кардиналов, созываемое и возглавляемое Папой Римским. На нем принимаются значимые решения, в том числе оглашаются имена возводимых в сан кардинала.

Консорт — супруг правящей королевы, сам не являющийся суверенным монархом в своём праве за исключением тех случаев, когда он сам является королём другой страны.

Консуммация — термин, употребляемый иногда для одной из составляющих брака, а именно первого осуществления брачных отношений (полового акта)

Кулеврина — вид артиллерийского орудия, стреляющего по прямой траектории. Дальность выстрела ядром — от 400 до 1100 метров.

Латинская империя — также известна как Латинская Романия и Константинопольская империя. В 1204–1261 годах — государство, образованное на землях Византийской империи в результате четвертого Крестового похода и управляющееся европейцами. Ярко противопоставляло себя ориентированнойна Восток византийской аристократии.

Легат — личный представитель Папы Римского на срок, необходимый для выполнения поручения.

Ливр (турский ливр) — основная золотая монета Франции весом чуть более 8 грамм.

Лигатура — добавляется к драгоценному металлу для доведения ювелирного сплава до определённой пробы, для изменения цвета сплава, а также для придания ему различных полезных свойств. В частности, добавляемая к золоту монет лигатура предназначена для снижения «мягкости» основного компонента (золота).

Лупанарий — бордель в Риме или в итальянских землях, расположенный в отдельном здании.

Люнет — открытое с тыла полевое укрепление, состоявшее не менее чем из трёх фасов (сторон).

Магриб — распространённое название, данное странам Северной Африки, расположенным западнее Египта.

Мамлюки — изначально так назывались представители военного сословия в средневековом Египте, рекрутировавшиеся из юношей-рабов тюркского и кавказского происхождения. Позднее, к середине XIII века, они захватывают власть, один из них становится султаном, а Египет меняет название на Мамлюкский султанат.

Марраны — испанско-португальское наименование евреев, принявших христианство.

Мезоамерика — историко-культурный регион, располагающийся приблизительно от центра Мексики до Гондураса и Никарагуа. Может считаться колыбелью большинства наиболее развитых цивилизаций континента.

Миллет — Иная вера, имеющаяся на землях империи, глава которой отвечал на поведение единоверцев

Миля — мера для измерения расстояния, введённая в Древнем Риме (тысяча двойных шагов римских солдат в полном облачении на марше). Величина составляла 1482 метра.

Морриски — испанско-португальское наименование мавров, принявших христианство

Мраморное море — расположено между европейской и малоазиатской частями Османской империи. Соединено с Чёрным морем проливом Босфор, а с эгейским — проливом Дарданеллы. По существу — наиболее защищённый, причём с двух сторон, бассейн, находясь в котором, флот может себя чувствовать практическим в полной безопасности.

Науа — от «науатль», языка, на котором говорили ацтеки. Также слово используется как самоназвание народа, объединённого общей речью.

Неуместный артефакт — объект, невозможный с точки зрения принятой научным сообществом хронологии эволюции или развития техники, часто неизвестного назначения, представляющий исторический, археологический или палеонтологический интерес. Практически всегда научное сообщество пытается «натянуть сову на глобус», лишь бы доказать фальсификацию или просто случайный природный феномен.

Нитаино — младшие вожди, как правило, военные или связанные с командованием отрядами охотников, в племенах индейцем таино.

Окольничий — чин приближенного к царю лица, второй сверху по чину после боярина, нов чём-то даже обладающие большими возможностями (в служебных делах). К концу царствования Ивана III было всего шесть окольничих, что свидетельствует о весомости данного положения при дворе.

Орден Христа — см. Томарский орден

Орта — янычарский полк численностью от восьмисот до тысячи бойцов.

Охлос — толпа, большое скопление людей из низов.

Павеза — вид пехотного щита, применявшегося итальянской пехотой с XIV века. Имел прямоугольную форму, однако нижняя часть могла иметь и овальную. Часто снабжалась упором, иногда на нижнем крае делались шипы, которые втыкались в землю. Обычно через середину щита проходил вертикальный выступ для усиления конструкции. Ширина составляла от 40 до 70 см, высота — 1—1,5 м.

Паланкин — средство передвижения в виде укреплённого на длинных шестах крытого кресла или ложа, переносимого носильщиками

Патриарх Венеции — глава венецианского духовенства, находящийся под влиянием правителей Венецианской республики, по сути проводивший исключительно угодную дожам политику.

Пашалык — административно-территориальная единица Османской империи, управляемая пашой.

Петарда — колоколообразная конструкция из металла, имеющая на своей вершине запальную трубку или колесцовый/кремневый замок, плотно набитая взрывчаткой и сложной системой крепежей, прижимающей её к деревянному основанию. Для усиленного действия взрывчатка в «колоколе» прижимается металлическим диском, поверхность которого надсечена призматически. Основание имеет короткие цепи с крючьями, что цепляются к разрушаемому объекту.

Пирс — двусторонний причал для стоянки и швартовки судов.

Псилобицин — психоделик, вызывающий галлюцинации. Содержится в грибах-псилоцибах, широко распространённых на всех континентах (помимо Антарктиды. Само собой разумеется).

Редут — отдельно стоящее полевое укрепление замкнутого вида, с валом и рвом, предназначенное для круговой обороны.

Румелия — европейские владения Османской империи, включавшие в себя части древних Фракии и Македонии.

Сакральность — священное, посвященное Богу. Спектр, имеющий отношение к божественному, религиозному, потустороннему, мистическому, отличающийся от обыденных вещей, понятий, явлений.

Салеп — напиток на основе порошка, получаемого из перемолотых клубней орхидей (ятрышника). Был очень популярен до распространения кофе на землях османской империи и в иных мусульманских странах Ближнего Востока.

Селитряница — использовались при методике искусственного получения селитры. По факту представляли собой ямы, куда помещались растительных и животных отбросы, перемешанные со строительным мусором и известняком. Образовавшийся при гниении аммиак превращался в азотную кислоту. Последняя, взаимодействуя с известняком, давала Ca(NO3)2, который выщелачивался водой. Добавка древесной золы (поташ) приводила к осадку CaCO3 и получению раствора нитрата калия (калийная, она же индийская селитра)

Синьория — форма политического устройства ряда итальянских городов-государств со второй половины XIII века, при которой вся полнота гражданской и военной власти сосредоточивалась в руках синьора. Сначала устанавливалась пожизненная синьория, затем могла стать наследственной.

Сир — одна из европейских форм обращения к монарху. Чаще всего применялась в Англии и Франции.

Страта — социальный слой или группа в конкретном обществе, объединённый по одному из следующих признаков: имущественному, социальному, профессиональному и т.п.

Совет коммуны — во Флорентийской республике наряду с Советом народа законодательный орган в составе 192 представителей (по 40 членов торгово-ремесленных цехов и 8 дворян от каждого квартала), в котором главную роль играли представители старших (более престижных) цехов.

Совет народа — во Флорентийской республике наряду с Советом коммуны законодательный орган в составе 160 представителей (по 10 членов торгово-ремесленных цехов от каждого района), две трети которого избирались от младших цехов и лишь треть от старших

Сольди (сольдо) — серебряная разменная монета, имевшая хождение в итальянских государствах с конца XII века

Суфизм — течение в исламе, проповедующее аскетизм и повышенную духовность, одно из основных направлений классической мусульманской философии

Таино — индейские племена аравакской группы, населяющие острова Карибского моря я являющиеся доминирующей, в сравнении с остальными племенами, народностью.

Талья — земельный налог в средневековых Англии и Франции. Являлся произвольным и взимался королём с подвластных ему крестьян и горожан. Также мог взиматься с дворянских земель. не являющихся рыцарскими наделами.

Тамплиеры (храмовники, Орден Храма) — они же Орден бедных рыцарей Христа, Орден бедных рыцарей Иерусалимского храма, Бедные воины Христа и Храма Соломона. Духовно-рыцарский орден, основанный на Святой земле в 1119 году группой рыцарей во главе с Гуго де Пейном после Первого крестового похода. Второй по времени основания — после Иоаннитов — из религиозных военных орденов. К концу XIII века имели обширные владения на территории большинства государств Европы, контролировали большую часть финансовых потоков и обладали большим влиянием на верхушку аристократии многих государств. Разгромлены королём Франции Филиппом IV Красивым при активной поддержке Папы Климента V. Оба они опасались — и вполне обоснованно — утратить свою власть — один светскую, второй духовную, поскольку великие магистры храмовников обладали влиянием не меньшим, чем короли. По мнению некоторых историков, им оставалось сделать лишь несколько шагов до преобразования своего ордена в полноценное государство.

Тампль — крепость на территории Парижа, основанная в 1222 году, главная французская твердыня тамплиеров. В 1312 году, при падении Ордена Храма, замок перешёл под власть французской короны. там был заточён перед казнью последний Великий магистр Ордена, Жак де Моле.

Тиара — головной убор в виде высокой шапки

Тирренское море — часть Средиземного моря у западного побережья Италии, между Апеннинским полуостровом (Тоскана, Лацио, Кампания и Калабрия) и островами Сицилия, Сардиния и Корсика.

Тлатоани — В переводе «тот, что хорошо говорит», то есть оратор. Изначально, титул правителя городов-государств у ацтеков и родственных им народов. Великий тлатоани (уэй-тлатоани) являлся главой империи ацтеков (империи Теночк), в его подчинении находились простые тлатоани. В измененной реальности титулы простых тлатоани были ликвидированы, как и высокая степень независимости городов-государств от империи, в которую они входили.

Томарский орден — духовно-рыцарский орден, правопреемник тамплиеров на территории Португалии. Учреждён в 1318 году португальским королём Динишем для продолжения начатой тамплиерами борьбы с мусульманами. Папа Иоанн XXII позволил передать ордену все владения португальских тамплиеров, включая замок Томар, ставший в 1347 году резиденцией великого магистра. Отсюда и название ордена

Траттория — с давних времён тип итальянского ресторана, отличающегося от прочихболее «домашней» кухней и уменьшенным формализмом при обслуживании.

Фра — переводится как «брат», употребляется перед именем/фамилией католического монаха.

Фрегат — тип военного судна, как правило трёхмачтового. Является наиболее сбалансированной платформой, позволяющей при «доводке» создавать корабли разной, порой довольно узкой специализации. Как правило, имеет две орудийные палубы: открытую и закрытую.

Хорасан — государство, расположенное в XV-XVI веках на землях современных Ирана, Таджикистана, Афганистана, Узбекистана и Туркменистана. Столицей являлся город Герат.

Хрустальный череп — изготовленная из куска горного хрусталя копия человеческого черепа с высокой и весьма детализацией. Все или большая часть были найдены в Новом Свете (Северной и Южной Америках), причём возраст оных, по многочисленным свидетельствам — опять же оспариваемым с огромным усердием со стороны научного сообщества — составлял около 500 лет.

Цистерцианцы — католический монашеский орден, ответвление от бенедиктинцев. Аскетизм, затворничество, но вместе с тем орден был известен своим богатством и влиянием. Близкие союзники доминиканцев, особенно касаемо поддержки деятельности инквизиции и расширения оной.

Чо-ко-ну — многозарядный арбалет с механической перезарядкой из магазина. Благодаря устанавливаемому на оружие магазину с болтами, позволяет значительно увеличить темп стрельбы — при беглой малоприцельной стрельбе примерно 10 болтов за 15 секунд. Менее мощен в сравнении с классическим арбалетом, используемым в Европе.

Шариат — правила, регулирующие практически все сферы повседневной жизни мусульман. Отличаются предельной строгостью и суровыми наказаниями за малейшее их нарушение. Отношение к женщине зачастую немногим лучше, нежели к животному, а порой даже хуже.

Шестопер — холодное оружие ударно-дробящего действия, к «голове» которого приварено или иным образом прикреплено несколько (обычно шесть, в соответствии названию) металлических (в случае ацтеков порой обсидиановых) пластин.

Эгейское море — полузамкнутое море — соединено с Мраморным лишь проливом Дарданеллы — с огромным количеством островов (около 2000).

Янычары — элитные части войска Османской империи, набираемые в описываемое время исключительно из воспитанных в духе мусульманского фанатизма детей европейских завоёванных народов.

Эмир — аналог княжеского титула в мусульманских странах Востока и Северной Африки.

Эсток — полуторный либо двуручный меч, предназначенный прежде для уколов в ослабленные места рыцарских лат. Клинок имел длину более метра, являлся гранёным, иногда с ребром жёсткости

Сasus belli — в римском праве — формальный повод для объявления войны.

Pater — молитва в христианстве, она же «Отче наш».

Великий магистр — глава Ордена Храма. Его власть не абсолютна, но любьое решение может быть подвергнуто вето лишь твумя третями совета, где голос имеют лишь он и примархи.

Примархи — осуществляют командование орденскими войсками в отдельной стране, управляют территориями, в том числе заморскими, состоят в Совете Ордена, принимая вместе с магистром наиболее важные решения. Также при смерти магистра официально подтверждают назначение нового.

Байлифы — имеют фактически те же самые возможности и полномочия, но без права голоса при собрании верхушки Ордена Храма. Зато имеют право присутствовать на этих самых собраниях, высказывая своё мнение и мнения стоящих за ними братьев.

Командоры — военные командиры крупных соединений тамплиеров.

Сенешали — по сути, ранг, стоящий лишь на полступени ниже командорского. Главная задача — управление крепостями Ордена и теми или иными важными для тамплиеров землями. Командование воинскими отрядами не то чтобы отходит для сенешалей на второй план, просто больше концентрируется на обороне тех самых крепостей.

Сквайры — по факту те же адъюнкты, но в то же время лучшие из лучших, настоящая боевая элита, способная как следует удивить даже самого опасного противника. Под их началом создаются ударные кулаки тамплиеров, нужные для выполнения самых опасных задач. Второе их предназначение — гвардия внутри и так элитного Ордена. Именно сквайры как правило сопровождают Великого Магистра, а также примархов в качестве охраны на церемониях и в случаях, когда это реально требуется.

Адъюнкт-рыцари — ярко проявившие себя рыцари, тем самым возвышающиеся среди прочих, а заодно получающие возможность командования несколькими рыцарями с их отрядами. Важный шаг на пути из просто офицерского ранга в сторону высшего офицерства, которое начинается с ранга сенешаля и командора.

Рыцари — основной костяк младшего офицерства. Воины, прошедшие полное обучение, способные сражаться конно и спешено, владеющие арбалетом и огнестрельным оружием, но ещё не успевшие или не сумевшие проявить себя среди немалого числа себе подобных.

Оруженосцы — промежуточная ступень, кандидаты в офицеры. Как по традициям, так и по реальному положению дел, становление рыцарями не происходит мгновенно, требуется некий «испытательный срок». Как правило, с этого ранга начинают юные представители благородных семей, имеющие необходимые базовые навыки, необходимые рыцарю. Либо на ступень «кандидата в офицеры» могут подняться из условно рядового состава обычные тамплиеры, доказавшие годами службы, что способны на большее. недели быть просто надежными и верными клинками Ордена. А там уже лишь собственные способности оруженосцев показывают, на какое время они останутся в этом промежуточном ранге.

Сервиент-арморумы — основной боевой состав тамплиеров. Рядовым его нельзя назвать при всём на то желании, поскольку высокий уровень подготовки и полученный в многочисленных сражениях опыт уже сделали их частью гораздо большего, недели просто имперские воины.

Тлатоани — глава империи, обладающий, помимо прочего, и верховной военной властью.

Тлакочкалкатли — командующий армией. Подчиняются исключительно тлатоани, назначаются и смещаются им же. Входят в особый военный совет, число обычно не превышает десятка на всю империю.

Тлакатекатли — аналог ацтекского генерала. Командиры крупных воинских соединений, часто являются главами гарнизонов крупных городов.

Куачики — основной офицерский ранг, дающий возможность командовать довольно значительными отрядами.

Момояктли — воины-жрецы, стоящие на ступень выше обычных воинов-ягуаров.

Воин-ягуар — гвардия империи Теночк. Становление таким воином автоматически даёт благородное происхождение и возможность двигаться дальше. Равно как и возможность командовать отрядами из обычных воинов.

Звездный куэштекатли — высшая ступень для простого, но не входящего в состав гвардии ацтеков воина. Из них часто набирают воинов-ягуаров.

Виснауатли — аналог сержанта, к тому же чаще всего являющегося и младщим жрецом.

Куэштекатли — опытный воин, уже участвовавший в сражениях и убивавший врагов

Текуин — обычный воин, как следует обученный, но не имеющий (либо почти не имеющий) опыта в боях.

Масеуитли — воин призывник, ничего толком не умеющий, мало чему обученный.