В то утро я проснулась и поняла, что что-то случилось.

Мне трудно сказать, почему... Это словно летало в воздухе.

Что «это», я не знала. Но очень хотела узнать. Я, собственно, была уверена, что сегодня «это» выяснится, рано или поздно.

Нет, я не видела в нашей гостиной, или в общей зале, или вообще где-нибудь ничего необычного. Но «что-то» было. Проскальзывало.

Утро я начала как всегда, с обхода факультета. Как положено старосте, я делаю это каждый день и каждый вечер. И могу с чистой совестью засвидетельствовать, что в то утро мои подопечные вели себя образцово. Все спали, все вовремя спустились на завтрак. Ни тумаков, ни заклятий, даже навозных бомб нигде не завалялось.

Моего напарника Ремуса со мной не было, но вчера была ночь полнолуния — я и не ожидала его увидеть. Он, разумеется, еще лежит в Больничном крыле. В этом тоже не было ничего странного, и я знала, что послезавтра-послепослезавтра он выйдет.

Не завтра, конечно, это рановато... Но я прекрасно справлялась пару дней за двоих.

Ремуса не было. Кстати, Северуса Снейпа на завтраке тоже не было — и на занятиях, и на обеде; его вообще не было весь день.

Но и это трудно было счесть за происшествие — это значило, что Северус составляет компанию Ремусу в Больничном крыле. Стараниями некоторых моих однокурсников он попадал туда весьма часто. Слишком часто, по-моему.

И самое интересное, что одним из вышеупомянутых однокурсников был Ремус. Мой напарник, друг и староста.

Помню, что в тот день если я и имела сомнения о том, почему нет Северуса, то они отпадали при первом взгляде на однокурсников, что я упоминала. Их физиономии говорили за них. Их физиономии просто кричали, что они опять натворили дел и трепещут в ожидании расплаты. Связать отсутствие Северуса с этими физиономиями смог бы даже ребенок.

И всё-таки их физиономии меня и настораживали.

Я думаю, если разобраться, в чем проявлялось таинственное «это» в тот день, то самым грозным сигналом были их лица. Лица Джима Поттера, Сириуса и Питера Петтигрю...

Они выражали больше, чем обычные выходки. Этого не хотелось замечать, но оно было заметно...

Лицо Питера слишком сияло.

Оно просто светилось, сверкало от неземного восторга, и на нем было написано: «Какое счастье, что я ни в чем не виноват! Как мне повезло, что всё случилось без меня!»

Он так радовался, что не виноват в чем-то, что не хотелось подозревать, что же это, если Питер счастлив не быть в нем виноватым.

Лица Сириуса и Джима были запавшими, черными, как от бессонной ночи, и смертельно усталыми. Они кидали такие взгляды на учительский стол, где сидели деканы и директор, что у меня пропал аппетит.

Я знала Джима и Сириуса пять лет, и они никогда так не выглядели. Собственно, так не выглядел за эти пять лет никто из моих соучеников, и это беспокоило. Мне не нравилось их выражение.

Мне не нравилось, что и за учительским столом в воздухе вьется «что-то». Там было слишком тихо. Наша декан и директор слишком перешептывались. И мне не нравились взгляды, которыми декан отвечала Мародерам...

Мне всё не нравилось, и я ждала, когда же оно взорвется.

Но ничто не взорвалось. К счастью, все остальные вели себя как обычно, смеялись, шутили, обменивались невинными взглядами. Явно ничего не замечая. И профессор Макгонагалл, так же как директор Дамблдор, ничего не объявили.

А они обязательно объявили бы, если бы случилось нечто важное для Хогвартса.

Но они молчали и переглядывались весь день, Мародеры спали на уроках, других подозрительных признаков не было... И к вечеру я почти успокоилась. Очевидно, утром у меня просто разыгрались нервы.

Тем не менее, перед вечерним обходом я насела на Мародеров. Да, я зануда, но я староста, в конце концов. Имею законное право.

К вечеру они уже проспались, хотя однозначно не повеселели.

Они отвирались так тупо и прямолинейно, как партизаны на допросе.

Зато я вытрясла, что нечего волноваться, директор и деканы в курсе и принимают меры. И что Ремус в Больничном крыле, но это тайна, которую нельзя разглашать. Причем, он пострадал из-за Снейпа, там были Темные заклятия. Но его жизнь вне опасности, он уже поправляется. Хотя лежать придется неделю. О ранениях Ремуса в принципе тоже было запрещено говорить, но Джим знал, что я не выдам его, и всё-таки рассказал. Сириус добавил, что Макгонагалл сначала вообще собиралась отправить Рема в Мунго, такие там были раны, но Дамблдор отговорил. И сам Рем был против.

Я хотела пойти к Рему, но Сириус заранее предупредил, что к нему никого не пускают. И что сам Рем не хочет никого видеть. У него шок после происшествия.

Тогда я послала Рему в палату сову с открыткой и сладостями, и Мародеры сказали, что тоже писали ему весь день.

Рем сразу ответил, он поблагодарил меня.

Пара слов, но я хотя бы убедилась, что с ним всё в порядке.

И пошла спать.

Про следующие два дня можно сказать известной фразой, что на Западном фронте без перемен.

Никто ничего не объявлял, Ремус писал мне, что поправляется, Мародеры ходили нервные и мрачные. Джим признался, что Макгонагалл вызвала его и назначила им с Сириусом отработки до конца года. Разбирать архивы у Филча. И лишила права играть в квиддич и выходить в Хогсмид по субботам.

Сильные кары. Раньше таких не было. Что же они натворили?

И почему наказали их, если Темные заклятия посылал Северус?

Северус так и не проявился.

Каюсь, надо было написать ему, наведаться в Больничное крыло... Но мне не хотелось. Мы были лучшими друзьями в детстве — сейчас мне в это с трудом верилось. Мы практически отошли друг от друга, я старалась поменьше с ним общаться. В том числе потому, что для меня не было новостью, что он применяет Темные заклятия. И признание, что он изувечил Темной магией Ремуса, симпатий к нему не прибавляло.

Говорить с ним на эту тему было без толку. Признаюсь, что сейчас у нас и без того было практически не о чем говорить... Северус этого упорно не понимал, он считал, что мы по-прежнему друзья. Я пыталась сто раз намекнуть ему, что уже нет.

Признаюсь еще, что на следующий день после того я проснулась в прекрасном настроении, с уверенностью, что всё прояснилось. Как я и думала.

Но стоило мне выйти из спальни, как радость улетучилась. «Нечто» из атмосферы не исчезло. Оно так и витало незримо, действуя на нервы... Учителя были хмурыми, портреты и призраки перешептывались. Они провожали взглядами моих друзей с таким выражением, что хотелось зажмуриться.

Мародеры, правда, с каждым днем выглядели всё лучше, постепенно отходили от шока. Зато утром того следующего дня меня потряс Регулус Блэк, младший брат Сириуса. На нем лица не было. Он был белый, даже серый... И весь завтрак вместо еды лихорадочно переписывался с родителями. Отправлял сову, получал ответ, смотрел на Сириуса и становился еще белее.

Сириус один раз презрительно посмотрел на него и отвернулся.

Джим сказал, что Макгонагалл вызывала Сириуса, потому что приезжали его родители, и Сириус с ними поругался. И сказал, что не будет отвечать на их письма.

Вспоминая эти дни, мне кажется, что они ползли как улитки. Бессобытийные, монотонные... Но так было всего три дня, а на четвертый началось. Зря я жаловалась на отсутствие информации. Теперь я получу ее столько и сразу, что не буду успевать переваривать.

Дело началось утром. С утренней совой я получила письмо от мамы, и оно меня озадачило.

Сначала я должна попросить никого не удивляться, что мама могла послать мне сову. Это первое и самое разумное, что она сделала, когда я поступила в Хогвартс: купила сову, как советовала миссис Снейп.

Что поделать, если в волшебных школах связь с внешним миром поддерживается через сов? Почему та же миссис Снейп может каждый день писать сыну в школу, а моя мама — нет? И мама купила сову.

Нас это очень выручало все пять лет, и меня не перестает удивлять, что никто из других маглорожденных родителей не последовал нашему примеру. Сова — это так удобно.

Анаписала мама следующее: что она ждала от меня письма с той ночи полнолуния, и она очень волновалась, раз письма не было. Поэтому она не выдержала и написала сама.

Она понимает мое состояние и мое горе, это вторая причина, почему она пишет. От лица всей семьи, мы разделяем скорбь и поддерживаем бедную девочку в этот трудный час. Пусть я знаю, что они со мной, и не стесняюсь изливать свои чувства.

И пусть я не стесняюсь писать о своих страхах, сомнениях — если что, мама в любую минуту готова приехать и забрать меня из школы. Если я об этом уже думала, то могу смело признаться им. Они сами места не находят за эти три дня и долго обсуждали, куда меня перевести, если я решу уйти из Хогвартса...

Я сидела над письмом и размышляла.

Я поняла, что не понимаю в нем ничего.

Что оно значит?

Потрясти опять Мародеров? Я уже усвоила за эти дни, что лишнего они не расскажут. Они выдали всё, что сочли нужным, и напирать было бесполезно. Директор запретил нам рассказывать, всё это тайна — и точка.

Я решила идти напролом и пошла к профессору Макгонагалл.

Там я наткнулась на новую тайну. Наша декан, когда хочет, умеет быть еще неразговорчивее Мародеров. Очевидно, директор Дамблдор сумел внушить всем почтение к нашей страшной тайне...

Она подтвердила, что Ремус поправляется и находится в Больничном крыле. И она наконец-то сказала что-то о Северусе.

— Мистер Снейп не вернется в школу. Он покинул нас в связи с важными семейными обстоятельствами. Вчера днем приезжали его родители и забрали его домой.

Это всё, что мне удалось вытянуть.

В принципе, это было логично. Если Северус изувечил одноклассника Темными заклятиями, да еще старосту, его могли исключить из школы. Даже были обязаны.

Но это не стыковалось с письмом моей матери. О каком горе она говорит?

Почему она хочет забрать меня из школы? Чего я должна бояться?

Я не выдержала и наконец-то написала Северусу. Мое письмо тут же вернулось нераспечатанным.

Тогда я отписалась домой, что ничего не понимаю и жду подробностей. И если дома что-то случилось, какое-то горе, то я должна немедленно узнать. Я готова разделить его! Даже приехать, если мне позволит школьная администрация.

И мое недоуменное письмо ушло.

Мама так до вечера на мое письмо и не ответила, и я легла спать без малейших подозрений.

Если бы я знала, что она учудит! Я не была готова к тому, что завтра утром поле завтрака профессор Макгонагалл остановит меня фразой:

— Мисс Эванс, зайдите в мой кабинет. Вас хочет видеть ваша мать.

Признаюсь, что я не сразу оценила эту новость — что моя мама сидит в Хогвартсе, в профессорским кабинете. Магла в Хогвартсе! Моя мама, магла, приехала в Хогвартс и желает меня видеть! Что за чудеса творятся в школе в последнее время.

Я не оценила и того, как быстро мама приехала. Вчера вечером онf получила мое письмо, а сегодня была уже здесь?

За пять лет обучения волшебству я уже забыла реалии магловского мира. Я привыкла, что нужно десять часов старенького «Хогварс-Экспресса», чтобы добраться из сердца Англии в Хогвартс. Я не подумала, что современные поезда идут до Шотландии куда быстрее, а самолеты — тем более. Я не знала, что прочитав мое письмо, мама быстро соберет вещи и умолит мистера Парсонса, нашего шерифа, одолжить ей на сутrи его вертолет. И что мистер Парсонс немедленно согласится отвезти ее в Шотландию.

Откуда мне знать, почему так легко согласился шериф Парсонс — и о чем все эти три дня говорил наш город!

Так что я изумилась, каким образом утром моя мама стучала в ворота Хогвартса.

Профессор Макгонагалл весьма безрадостно проводила меня в свой кабинет.

Она смотрела на маму с молчаливым неодобрением — даже тогда, когда я бросилась обнимать ее.

Мама сказала:

— Могу ли я где-нибудь поговорить с дочерью наедине?

— Разумеется, — сухо ответила Макгонагалл и вышла, затворив за собой дверь.

Мама сказала ей вслед:

— Не беспокойтесь, я помню, о чем мы договорились.

Я так никогда и не узнала, о чем они договорились. Но если это то, что я думаю, то мама сразу нарушила свое обещание.

— Собирай вещи. Я забираю тебя из Хогвартса, — сказала мама.

Она умела меня огорошить.

— Собирайся немедленно. Нас ждет вертолет, и я тоже ждать не буду!

— Мама, я никуда не поеду, — сказала я.

— Я раздумывала, забрать тебя или нет, но окончательно меня убедило твое письмо. Когда я поняла, что ты ничего не знаешь! Да и стоило приехать, чтобы пообщаться с вашей администрацией. Вот, значит, какую позицию они избрали! Что ж, это их дело. Но при таком раскладе ноги твоей больше в Хогвартсе не будет.

— Мама, мне здесь нравится учиться и у меня всё в порядке. Я не понимаю...

— Конечно, всё в порядке! Я приехала только потому, чтобы убедиться, что у тебя все в порядке, — кивнула мама. — Я нашла тебя живой и здоровой, и слава Богу, и такой я тебя желаю видеть и впредь. Поэтому мы сейчас соберем вещи и уедем. Я не желаю, чтобы тебя нашли с перерезанным горлом.

— Что? — спросила я.

— Ты никуда не поедешь? На похороны тоже?

— На какие похороны?

Я переспросила, не желая знать, на какие... Я всё-таки верила, что мама даст мне не тот ответ, который уже мерещился...

— Раз ты ничего не знаешь и ваша дирекция вам ничего не соизволила сообщить, информирую. Позавчера Снейпы привезли отсюда тело своего сына с перегрызенным горлом. Об этом уже третий день говорит весь город. Они заявили, что его загрыз оборотень и в магическом мире это обычное дело. Что ж, кому обычное, а нам — необычное. Я так считаю, что если в этой школе водятся оборотни, то тебе здесь делать нечего. И если магам это не мешает, скатертью им дорожка. Мне — мешает. А маги пусть делают со своими детьми, что хотят!

У меня зашумело в голове. Я с трудом спросила:

— Когда... когда похороны?

— Завтра.

— И он умер?

— С его ранами долго не проживешь! Он умер еще ночью, когда его изгрызли.

— Подожди, я соберу вещи, — сказала я.

Маме незачем было знать, что я вернусь в школу после похорон, и это не обсуждается. Но на похороны я отпрошусь, чего бы мне ни стоило.

В голове крутилась одна мысль: как предупредить профессора Макгонагалл, ведь меня не будет два дня, а я староста. И Ремуса пока что нет. Ей придется назначить кого-то временным старостой, раз оба имевшихся старосты недееспособны...

Об этом я тупо думала, а больше в голове не было ни одной мысли.

— Теперь пусть родители усопшего бросят первую горсть земли...

Эйлин Снейп бросает, и гроб начинают зарывать.

Я так и не увидела его лица. Его хоронят в закрытом гробу и в закрытом же гробу его держали с той минуты, как привезли домой. Я порывалась навестить Снейпов, проститься с мертвым с тех пор как приехала, и меня все отговаривали. Отговорили.

Во-первых, идти к Снейпам было бессмысленно, потому что они никого не пускали. Они не отвечали на письма и на телефонные звонки, они не открывали соседям, которые за эти дни почти все, как я, приходили с соболезнованиями к ним под дверь. Собственно, если бы Тобиас Снейп не напился в первый вечер и не рассказал всем и каждому, в каком виде его сын вернулся из школы домой, город бы никогда и ничего не узнал.

Они не хотели пускать даже шерифа и доктора, но без этого не разрешили бы похорон. Так что этих двоих в виде исключения пустили.

И когда шериф и доктор вышли из дома покойного, они огласили вторую причину, по которой мне отсоветовали идти к телу: шериф и доктор горячо одобрили решение Снейпов. Они сочли, что это зрелище не для слабонервных — и нечего добрым людям смотреть на такое, а то им ночью еще приснятся ужасы.

Сами же опытные люди поспешили в красках расписать, что они увидели, и описание их отпугнуло бы любого.

Признаюсь, что мне его передали и я была рада, что не видела тела. Хотя, если бы понадобилось, я готова была настоять на своем и увидеть его...

В конце концов, за пять лет в Хогвартсе я приучила себя к мысли, что идет война, что я должна и буду воевать и я навидаюсь при этом трупов. В том числе трупов от нападения оборотней.

Но зачем торопиться...

Я не торопилась. Наверное, потому что медленно соображала. Я плохо спала в ту ночь.

Я повторяла раз за разом слова Макгонагалл : «мистер Снейп не вернется в школу. Он покинул нас в связи с важными семейными обстоятельствами», «вчера днем приезжали его родители и забрали его домой» — и пыталась понять, почему она так сказала.

На похоронах же народу было мало — снова потому, что так просили Снейпы.

Моя семья, их семья, шериф, доктор и погребальные служащие... Слагхорн и Регулус Блэк. Причем, Блэк старался не попадаться на глаза родителям Снейпа.

Слагхорн казался очень расстроенным, постоянно утешал миссис Снейп — он был еще ее учителем, он был деканом Слизерина, когда она училась. Перед погребением Слагхорн сказал короткую речь, которую все слушали с видом: «а это кто такой? Он из той самой школы, где оборотни?»

Миссис Снейп его, пожалуй, вообще не слышала.

Больше из Хогвартса никого не было. Потому что никто не знал или потому что никому не было дела?

Регулус возложил на могилу волшебные цветы и смылся так быстро, что я не успела с ним поговорить.

Слагхорн смылся еще быстрее.

Потом надо мной пролетела большая сова-тяжеловес и уронила на гроб венок — судя по надписи, от Люпина.

Шериф громко сказал:

— Всё у них не как у людей.

На чем церемония успешно закончилась.

А назавтра я вернулась в Хогвартс.

Крайне недовольная собой. Я ничего не успела из того, что планировала.

Я очень хотела хотя бы после похорон поговорить с мистером и миссис Снейп, но они снова заперлись у себя дома и не стали отвечать.

А я имела к ним сотню вопросов. Оставшихся без ответа.

Правда, теперь у меня была ниточка — Регулус Блэк. Я собиралась основательно ее раскрутить, как только дойдут руки.

Потому что возвращение в школу не удовлетворило меня.

В школе было всё, как обычно, и этого я не могла понять.

Я стала осторожно расспрашивать своих одноклассников — чтобы получить в ответ их недоуменные взгляды. Что-то случилось? Разве? А когда?

Я узнала, правда, что декан Слагхорн собрал свой факультет в гостиной и сделал объявление, что пятикурсник Северус Снейп погиб в понедельник от несчастного случая.

Реакция остальных учеников на мои осторожные заявления, что эти два дня я была дома, и я только что вернулась с похорон Северуса Снейпа, — реакция их была самая равнодушная. Вернее, никакой особой реакции не было. С похорон? Ах, как жаль, как мы тебе сочувствуем. Вы же дружили. Как нехорошо получилось, надо же...

А в глазах их было написано: Снейп, ну понятно. Доигрался со своими зельями. Или, ради разнообразия: доигрался со своими Темными заклятиями.

Я хотела возразить, что всё случилось совсем не так, и зелья-заклятия тут ни при чем, а на самом деле... И молчала. Потому что поняла: я так и не знаю, что было на самом деле.

Но я решила узнать.

Я подкараулила Регулуса Блэка, когда он шел с тренировки по квиддичу, и прижала в пустом коридоре.

— Спасибо, что был на похоронах.

— Что? П-п-пожалуйста...

Он даже стал заикаться.

— Ты, как и я, считаешь, что с похоронами ничего не закончено?

— Всё з-з-закончено! Папе твердо обещали, что д-д-дела возбуждаться не будет, — он снова побелел, как тогда, когда я уезжала.

— А я думаю, что будет.

— Т-т-ы что-то з-з-знаешь?

— Ты думаешь, они спустят дело о нападении оборотня?

— Ах, об-б-боротня? На об-б-боротня мне плевать, — он почему-то успокоился.

— Ты не прав.

— С-с-сириуса обещали не трогать, а об-б-боротня пусть хоть усыпляют, туда ему и дорога.

— Сириус не позволит обидеть Ремуса! — сказала я. — Он не останется в стороне!

— Да не тронут твоего оборотня, папа за него договорился, — тоскливо ответил Регулус.

— Добрый у тебя папа. Это Сириус нажал?

Брат Сириуса побледнел.

— А разве Сириусу что-то угрожает?

— Так з-з-за убийство?

— За убийство? — тупо спросила я. — Так это твой брат загрыз Северуса, а не Люпин?

Зря я спросила. Регулус стал зеленым.

Так ты ничего не знала? — сказал он. — Загрыз Л-л-люпин. Потому что Сириус его туда заманил. Люпин сидит по полнолуниям в Визжащей Хижине, и Сириус дождался трансформации, пошел и нашел Снейпа. И отвел его в Хижину. Сказал, что там есть нечто интересное. И запер там с Люпиным. Он сам признался.

— Зачем он это сделал? — тихо спросила я.

— Он сам не знает. Он сказал: «потому что было прикольно». А потом он сказал П-п-поттеру, они побежали в Хижину, а там уже труп.

— Это он тебе признавался?

— Папе. И Дамблдору. Папа с Дамблдором вместе с ним разговаривали.

«Разговаривали». Я бы его ... просто посадила в тюрьму.

Когда я отдышалась от «разговора» с Регулусом, встал вопрос, что делать дальше.

Раньше я хотела пойти к Слагхорну, он же был на похоронах и всегда хорошо относился ко мне, но сейчас решила переждать. Успеется. Кто знает, о чем Дамблдор и Блэк с деканами «договорились». Как они договорились с Макгонагалл, я узнала на себе...

И вместо Слагхорна я выбрала Визжащую Хижину.

Не знаю, зачем.

Просто захотелось пойти и посмотреть на то место.

Осмотреть его... Все горе-сыщики надеются, когда у них нет идей, что место происшествия натолкнет их на гениальную мысль. Придут, посмотрят — и их озарит.

Я вспомнила треп Мародеров о том, как легко зайти в Хижину, если знать потайной сучок. Нажала на него и зашла.

Наверное, я зашла напрасно.

Тоннель и Хижина были стерильно чисты — или их отмыли. От всех улик.

Но я медлила выйти обратно. Чего я ждала — его призрака?

— Не верится, что здесь побоище было, да?

Я вздрогнула и чуть не выронила палочку.

Я хотела привидение? Пожалуйста. Но это был не Северус. Это была чертова Плакса Миртл.

— Чисто здесь, да? А ночью в понедельник такое было!!! Всё в кровище. Весь пол в кровище! Стены измазаны, даже потолок. Помфри, когда она зашла, чуть не стошнило!

Плакса Миртл лучилась от счастья. Она наслаждалась ужасом слушателей и добросовестно выкладывала самые страшные подробности — так, как в свое время шериф Парсонс и доктор смаковали в своих рассказах детали осмотра трупа.

Зверски убитый ребенок — что может быть лучше... для некоторых любителей порассказать.

Плакса Миртл, наверное, надеялась, что меня стошнит? Зря надеялась.

— А я ждала, что ты придешь. Ты же его девушка, да? Пожениться, небось, собирались? А вот не судьба! Такая жизнь: задумываешь что-то на будущее, строишь планы, свадьбу там, ребятишек — а кончается в каком-нибудь жутком старом сарае с перерезанным горлом... или в туалете, как я... Кругом кровь рекой хлещет, куски мяса вырваны, оборотень ходит и воет — и тоже весь в крови... Он никого к трупу не пускал, обезумел от крови! Дамблдору пришлось оглушить его, иначе он тело не отдавал... а в середине твой Северус валяется — и горло перегрызено. Жуть!

В этом я была с Плаксой абсолютно согласна.

— А ты зачем пришла? Ты думала, он сюда вернется? А я тоже так думала, — радостно продолжала Миртл. — Я тут с понедельника дежурю. Думала: как здорово, что в школе кого-то убили, я не одна теперь буду! У мня тоже будет парень! А он нет, не вернулся. Если бы он вернулся, то сюда, все убитые сначала на место смерти приходят. Но раз он не пришел... Теперь, наверное, перестану ждать. Раз он не пришел до сих пор, значит, что не придет вовсе...

— А ты видела, что здесь случилось, Миртл? — прервала я.

Но Миртл не так-то легко сбить с темы.

— А ведь здорово было бы, если бы он поселился здесь навсегда? Привидение Воющей Хижины! И по полнолуниям летал бы здесь, пугал Люпина. Так ему и надо, убийце! И в школу заходил бы, к Люпинским дружкам — вот бы их тоже довести до кондиции! Чтобы знали, что нельзя людей убивать!

— Миртл, а кто его убил?

Миртл чуть не захлебнулась подробностями:

— А они все! Это был заговор. Они же каждое полнолуние здесь сидят! Они тут каждый сучок знают. И знаешь, — она понизила голос до пикантного шепота, — они с самого начала напрашивались! Я давно ждала, что они убьют кого-нибудь. Я сказала, что они тут сидели? Нет, что самое интересное. Они по полнолуниям гуляли! Вместе с оборотнем! Прямо здесь, в Хогвартсе и в Хогсмиде! Всю ночь, и возвращались под утро. И при этом ржали, я сама слышала: «Шикарно сгуляли! А ведь чудом не задрали ту бабу в Хогсмиде, мы еле удержали Лунатика!» — а второй отвечает: «Сама виновата! Какого тролля ее понесло в полнолуние по улицам гулять!» — и опять ржут.

Я невольно провела рукой по лбу.

— Но как же они не перебили друг друга? Значит, они все-таки умели укрощать оборотня?

— Да разве можно оборотня укротить? Он же оборотень! — возмутилась Миртл. — Никто его не удержит, если он захочет. Твой Северус-то не удержал. А ведь как старался — и молодец, он столько заклятий знает. Он здорово защищался! До последнего вздоха. Даже Дамблдор потом сказал: молодец парень, из него бы вышел великий специалист по Защите от Темных Искусств... Чудо, что он столько продержался против оборотня, оборотень и взрослого за секунду разрывает! А мальчик продержался почти полчаса... Да всё равно он бы не выжил. По-любому. Все заклятия от шкуры оборотня отлетают — куда ему! У оборотня шкура толстая. Непробиваемая.

Я вспомнила, что Миртл не права. Северус всё-таки задел оборотня — не зря Ремус до сих пор лежит в Больничном крыле... Но Миртл правильно сказала: оборотни живучие. Их задеть не так легко. Поправится Ремус, в этом я не сомневаюсь.

— Почему он напал на Северуса? Он узнал его?

— Он же оборотень, он никого после превращения не узнает! — терпеливо, как болвану, объясняла мне Миртл. — Конечно, он не узнал! Он даже своих дружков не узнал, а они всю ночь тут шныряли, всё надеялись забрать тело... Зарыть в неизвестном месте, и концы в воду, наверное, — с удовольствием добавила Миртл. — Но не тут-то было. Оборотень свою добычу никому не отдаст! Он их так отгонял, так рычал! Повезло твоему Северусу, что тело охранял оборотень, а иначе поминай как звали. Нету тела — нету дела.

— Они всю ночь ходили сюда? — переспросила я.

— Еще бы! Они и оборотня хотели увести. Спрятать, наверное. Да он их не пускал. Он и Дамблдора не пускал — сразу понял, что труп хотят забрать...

— Разве они не боялись оборотня?

— Сначала не боялись, но он так рявкнул! Их сразу за милю отнесло! — заржала Миртл. — Они его не боятся, они уже давно штуку придумали, чтобы с ним справляться. Они сами превращаются в животных! В оленя, собаку и крысу! И спорю, что они об этом не заявляли властям. Незарегистрированные анимаги, да? За это тюрьма светит.

— Как можно защититься от волка, превращаясь в оленя или в крысу? — спросила я. Я уже давно отказалась что-либо понимать.

— Крыса из них самая умная. Она редко здесь показывается, — признала Миртл. — А олень, что ты... Там такие рога и копыта, с ним-то понятно. И собака огромная, ростом с теленка! Зубищи — во! Нет, они знали, что делают. И когда они превращаются, то открывают Хижину и выходят до утра гулять. Каково?

— Но в ту ночь их не было?

— В ту ночь был только Сириус Блэк, — кивнула Миртл. — Он посидел с оборотнем, тот превратился и Блэк ушел. А потом, как говорят, он встретил твоего Снейпа и заманил сюда. А сам пошел в замок. Во дает!

— И Поттер с Блэком прибежали сюда, но поздно.

— Не очень-то они торопились прибежать, — ухмыльнулась Миртл. — А крыса не пришла вообще. Они вдвоем всю ночь здесь бегали. А утром смирились и пошли виниться Дамблдору.

— Но почему они мне ничего не сказали?

Миртл посмотрела на меня как на умалишенную:

— Дамблдор им запретил.

— А что было дальше, Миртл?

— Дальше? Ничего. Ну, мы, призраки, собрались здесь, отпели умершего как полагается. Потом Дамблдор и Помфри пришли и всё здесь почистили. Всё.

— А авроры?

— Какие авроры?

— А следователи, люди из Министерства — кто-то же должен был прийти? Ведь произошло убийство?

— Какие следователи? С тех пор как директором стал Дамблдор, в Хогвартс никаких следователей не пускают. За версту! — пожала плечами Миртл. —Вот когда директором был мой Диппет... Я при нем училась... Да, тогда их звали, бывало. Когда меня убили, тут целая комиссия разбиралась! Сам Министр приезжал! Вот было время... А теперь ни-ни. Дамблдор сам председатель Визенгамота, он считает, что сам справится. Никого не зовет. Ему никого не нужно.

— Даже если случилось убийство?

Миртл захихикала.

Той ночью я долго думала, прежде чем заснуть.

Что мне сказать — я очень люблю Хогвартс... Я привыкла считать его лучшим местом на земле. Я считала свой факультет самым благородным и храбрым, своего декана — самой справедливой и строгой, своих друзей — самыми порядочными и светлыми людьми, а своего директора — самым добрым и правильным волшебником в мире.

Я лежала и пыталась понять, каким образом в лучшей в мире школе, на самом благородном факультете, при самом справедливом директоре оказалось возможным безнаказанно убить человека?

— Так ты была на похоронах Нюниуса?

Клянусь вам, что я не подходила к Мародерам. Они сами ко мне подошли. Помялись, пошушукались и подошли: «есть разговор».

— Да, была.

Начало разговора мне не понравилось. Я думала, после случившегося они больше никогда не назовут Снейпа Нюниусом, но... значит, я ошиблась. Удивительно. Только и делаю всю последнюю неделю, что удивляюсь.

— И что, маглы и вправду говорят, что его убил оборотень?

— Весь город так говорит. Об этом даже написали в газете.

— Вот писать им больше не о чем! — взорвался Сириус.

Джим Поттер потер очки и потерянно посмотрел на меня.

— Лили, мы, в общем... Мы хотели попросить, чтобы ты это держала в тайне.

— В тайне? Когда газеты об этом пишут?

— Здесь, в Хогвартсе, в тайне. Как мы держим. Да я думаю, Дамблдор всё равно тебя попросит... Здесь еще никто не знает. Магловских газет у нас никто не читает, — сказал Джим умоляюще.

— Но я думаю, рано или поздно это всё равно откроется.

— Не откроется. Дамблдор обещал.

— Лили, у Ремуса будут большие неприятности, если все узнают...

Я подумала, что у Ремуса уже большие неприятности.

— Ремусу и так хреново, ты даже не представляешь, как! — выкрикнул Сириус. — Ты не знаешь, как этот ублюдок его изувечил! Его чуть в Мунго не отправили, такие у него были ранения!

— И потом он еще узнал, что Снейп мертв... Лили, он тогда сам чуть не умер. Хотел покончить с собой. Сиделке пришлось весь день его сторожить, мы его боялись одного оставить!

«Какой интересный разговор,» — подумала я. А вслух спросила:

— Сейчас он тоже пытается покончить с собой?

— Нет, сейчас уже нет, — с облегчением ответил Джим. — Но его колотило всю неделю, это было ужасно.

— Кстати, Лили... мы еще хотели попросить, чтобы ты Ремусу не напоминала об этой истории. Ни о чем. Его нельзя беспокоить, так врач сказал.

— Я понимаю, — сказала я.

— И никаких подробностей, никогда.

— Да. Ведь это может разбудить воспоминания...

Мародеры переглянулись. Джим переступил с ноги на ногу и решился:

— Лили, видишь ли... дело в том, что... он ничего и не знает. Ему и так тяжело, и мы постарались не грузить его подробностями. Он же оборотень, он ничего не помнит о том, что делал, когда превращается. Вот он и не помнил...

— И не вспомнил бы, если бы эта сволочь не рассказала! — перебил Сириус.

Питер Петтигрю, до сих пор молчавший, дернул его за рукав и сказал:

— Сириус.

Сириус рванул рукав обратно:

— Что «Сириус»! В идеале он вообще ни о чем не должен был знать! Проснулся бы утром, ни о чем не ведая, и пошел дальше! Но этой сволочи обязательно надо было ему напомнить...

— Как он мог проснуться, ни о чем не ведая? Рядом с трупом и посреди лужи крови? — изумилась я.

— Да он бы там не проснулся! За кого ты нас держись, за дураков? Мы хотели всё очистить до того, как он очнется! Мы успели к Дамблдору раньше, чем он превратился, и Дамблдор увел его из Хижины. Отмыл от крови и положил в Больничное крыло. Там Ремус и проснулся.

— И он ни о чем не подозревал, как мы и думали. Только удивлялся, почему ему плохо, кто его ранил заклятиями. И мы спокойно ушли...

— И тогда Слагхорн, который ему зелья тащил, всё вывалил! Зараза! У Ремуса тут же новый припадок начался.

Сириус откашлялся и громко выложил всё, что он думает о Слагхорне.

Питер снова сказал: «Сириус».

— Что опять «Сириус»? Он нарочно! Он только рад был бы, если бы Ремус повесился! Меньше проблем!

— Значит, теперь Ремус всё знает, — подытожила я.

Секрет погребального венка от Ремуса был раскрыт.

Мои собеседники вновь переглянулись, и Сириус выдавил:

— Не всё.

Джим взял меня за руку.

— Лили, Ремусу было очень плохо. Ты же его знаешь, в нормальном состоянии он мухи не обидит! Для него было бы огромным потрясением узнать правду, он и так переживает, что стал убийцей... Слагхорн ему сказал, что он убил Нюниуса, и всё. Ремуса сразу скрутило. Мы решили не добавлять. Дамблдор одобрил... В общем, он думает, что Нюниус пришел и он его треснул лапой, сразу прикончил. Нюниус умер мгновенно. А все эти раны, укусы — это он уже с мертвым телом развлекался.

— Лили, ты же друг Ремуса. Зачем ему знать что-то еще? Ему и так хватает. Ты дашь слово не разубеждать его?

— Я не понимаю, как Дамблдор согласился. Ведь тело увезли родители Снейпа, они же узнали правду? И родители Сириуса, и остальные?

— Я же говорю, сволочь Слагхорн! — вспылил Сириус. — Мы с Дамблдором договорились, никто бы ничего не узнал! Мы договорились, что потом объявят, будто Нюниус убился от несчастного случая, зелье взорвалось и всё такое. И Ремус тут вообще ни при чем. Договорились же! И как только мы отвернулись, за нашей спиной Слагхорн написал мамаше Снейпа и моей, и всё им растрепал! Кто его просил...

— У Дамблдора была шикарная идея, даже врать бы не пришлось, — вставил Питер. — Что ночью Нюнчик пошел в Запретный лес, хотя это воспрещается, и там его задрал оборотень. Но тут к нам вваливается из камина папаша Блэк, пары пускает, и как начнет орать! А Слагхорн ему вслед: «Мне пришла сова от миссис Снейп, они уже едут!»

Сириус потемнел от воспоминаний о визите папаши и пнул ногой стену.

— Но ведь Снейпа действительно убили. Разве вам его не жалко?

— Его?! Жалко? Да он сам напросился! Он заслуживает! — горячо сказал Сириус. — Он же Пожиратель смерти! Разве ты не знала? Ты сама говорила, что он ходит с той компанией. И речи толкает про своего Лорда... Обзывает всех «грязнокровками»! Думаешь, он бы вас пощадил? Да он сам зверски готов убивать и пытать! Сколько невинных людей уже из-за него погибло! Он же обожает Темные искусства, возится с ядами... Так пора ему на себе попробовать свое же зелье! Не ему одному мучить людей, настал и его черед!

— Лили, так ты дашь слово не трогать Ремуса? — спросил Джим.

— Конечно, дам! — ответила я, держа в кармане фигу.

Лица Мародеров просветлели.

— Спасибо, Лили. Я знал, что ты не подведешь. Ты настоящий друг!

— Да, я настоящий друг. Я не подведу, — сказала я, имея в виду нечто свое.

«Настоящий друг»...

Нет, я не была Северусу настоящим другом. Я давно уже не считала его своим другом, хотя он думал иначе.

И то, что я делала сейчас, я делала не из дружбы к Северусу. Я сделала бы то же самое для любого человека.

Мой долг как честного человека — если ты стал свидетелем преступления, то надо заявить о нем властям и добиваться правосудия. Так меня учили. Так в меня вбивали с детства.

И я не могла понять, как же случилось в этом волшебном мире, что все забыли свой долг?

Я вспомнила шерифа Парсонса, доктора Бойла и нашего городского газетчика. Если у нас убили ребенка — убили зверски, — об этом кричат все газеты. Об этом говорит весь город. Этим занимается шериф, и его полиция, и суд, и пресса, и кто угодно еще... Я думала, что в Хогвартсе будет точно так же. что мы полностью защищены.

У нас есть деканы, старосты, директор. У нас есть аврорат и Визенгамот, Министерство магии. У нас есть товарищи, родители, учителя... Если с нами что-то случится, они будут защищать нас. Получается, что я ошиблась.

Умер человек, и от него отмахнулись, как от использованного материала. Или я что-то не понимаю?

Я надеялась, что ошибаюсь.

Не может быть такого. Во мне всё кричит, что я не верю в это. На самом деле всё не так!

Правосудие должно наступить для всех. Даже для Пожирателей смерти — если Северус им был. Не знаю. Мы уже не были настолько откровенны.

Мы очень отдалились друг от друга за последний год, нас раздражало друг в друге буквально всё. Мне не нравились его друзья, его интересы, его компания, его мнения. Мне не нравилось, что он говорит о школе и о политике. Я прямо заявляла, что его друзья — бандиты, а его драгоценный Лорд, чтобы он ни плел про спасение Британии и светлые идеалы, на самом деле нацист, преступник и убийца. И об этом все знают.

Кроме тех, кто желает закрывать глаза.

А Северус отвечал, что ему не нравятся мои друзья, мой кумир Дамблдор и мои воззрения на волшебный мир, науку и искусство. Он отвечал, что мои друзья Мародеры — бандиты, по которым Азкабан плачет, а мой Дамблдор — двуличный беспринципный деспот, и сотни людей, несправедливо отправленных им в Азкабан в бытность председателем Визенгамота, могут это доказать. Что он приговаривал к Поцелую дементора невинных людей. Что его давно все раскусили, кроме тех, кто хочет обманывать себя...

Странно: мы с Северусом предъявляли друг к другу одни и те же претензии! Как-то раньше я не задумывалась об этом...

И сейчас не буду об этом думать. Не время.

Не ожидала, однако, что мои пост-возвращенческие откровения вызовут столь бурный отклик! После обеда я получила приглашение на вторую часть Мерлезонского балета. Меня вызвала к себе профессор Макгонагалл.

— Сто баллов Гриффиндору за верность и дружбу, — начала она свою речь. — Мисс Эванс, я давно хотела казать, что горжусь вами. Вы лучшая ученица за много лет и определенно лучшая староста. Я знала, на что иду, назначая в старосты вас; ваше чувство справедливости и глубокие моральные принципы достойны восхищения. Но вы превзошли даже мои ожидания! Получите давно заслуженную награду.

— Спасибо, профессор, — сказала я.

— Вы проявили замечательное чувство дружбы, почтив память усопшего друга. Этим вы подаете пример всем нам — пример самой светлой и чистой дружбы факультетов.

Я снова рассыпалась в благодарностях.

— Я знаю, что в этом году с вашим другом вы имели серьезные споры. Я от всей души поддерживаю вас — во всем, что вы сделали для несчастного Снейпа... или пытались сделать. Не ваша вина, что он не прислушался к вашим увещеваниям и пошел своим ложным путем, который привел его к печальному концу. Слишком печальному. Я давно хотела вызвать вас, чтобы от лица всего факультета выразить свои соболезнования.

Я склонила голову, профессор тоже, и мы благочестиво помолчали.

— Северус не мог пожелать себе лучшего друга. Вы всё время пытались предупредить его, отговорить от прискорбных действий, которые его и сгубили... Если бы он слушал вас, то наверное, был бы сейчас жив.

— Но он сейчас мертв, — прошептала я.

Макгонагалл печально вздохнула.

— Нехорошо бесславить усопшего... Он не заслуживал такой смерти. Я помню его еще первокурсником, помню, как надевала на него распределяющую Шляпу... Я была в шоке, когда узнала, что он умер. Когда умирают дети, это несправедливо. Но давайте взглянем правде в глаза: он погиб по своей вине. Он играл со смертельной опасностью, он нарушил правила, сознавая, что это может кончиться его смертью. Никто не в силах спасти человека, по собственной глупости забравшегося в логово оборотня. Мы сделали всё возможное, чтобы обеспечить безопасность учащимся и персоналу школы: изолировали Ремуса во время приступов, отводили его в надежно запертое и заколдованное от вторжения других место... Мы сделали всё возможное, но мы не может уследить за отчаянными безумцами, считающими, что все эти заклятия и запоры существуют затем, чтобы их взломать. И влезть в логово оборотня внутрь! Это смертельно опасно. Мы предупреждали. Увы, но большего мы сделать не в силах.

— Вы думаете, профессор, что Северус сам полез к оборотню? — спросила я.

Профессор Макгонагалл тяжело вздохнула и кивнула головой.

— Я не думаю, моя дорогая девочка, я это знаю. Тому были свидетели. Северус в нарушение всех запретов гулял вокруг Гремучей Ивы в ночь полнолуния, желая проникнуть внутрь, и в присутствии свидетеля открыл Иву и зашел туда.

— Какой ужас, — сказала я.

Профессор подхватила:

— Да, это ужасно. Кроме того, есть свидетели, утверждающие, что Северус давно уже подбирался к этой Иве, и что он считал Ремуса оборотнем. Не стоит цитировать, что мне передали из его слов о Ремусе конкретно и об оборотнях вообще, в конце концов, он умер и это будет похоронено вместе с ним. Но вы знаете, что он высказывал одобрение некоторым идеям Сами-Знаете-Кого... гм, о нечистокровных...

Я слушала, не пропуская ни слова.

— Я не хочу говорить об этом, дорогая, но несомненно, что он полез под Гремучую Иву, чтобы добыть неопровержимые доказательства против Ремуса и донести на него. он понимал, что сломает Ремусу жизнь — ведь Ремуса как минимум исключат из школы, и другой возможности получить образование у него не будет. Кроме того, если он заявил, что Ремус напал на него, Ремуса могли судить как опасное животное и заключить в резервацию. Оборотень, напавший на человека, если это доказано, может закончить жизнь в клетке, дорогая.

Что верно, то верно. Ни за какие сокровища мира я бы не хотела быть сейчас на месте Ремуса Люпина.

— Ремусу по-прежнему угрожает опасность, — продолжала Макгонагалл. — Даже сейчас. Мы пытаемся спасти его и удержать происшествие в тайне, но его судьба висит на волоске. Разумеется, я дала ему уже наилучшую аттестацию, я отметила его как прилежного и одаренного ученика, дисциплинированного и ревностно блюдущего все правила, профессор Дамблдор добавил хвалебный отзыв о нем как о старосте — строгом и справедливом. Если желаете, дорогая, вы можете к нам присоединиться. Ведь вы знаете Люпина пять лет и являетесь его коллегой по обязанностям старосты.

— Конечно, я напишу, — кивнула я. — Уже сегодня.

— Спасибо, дорогая. Этим вы очень поможете Ремусу. Мы особенно подчеркнули, как тщательно он соблюдает технику безопасности по полнолуниям, как сознательно относится к своему статусу оборотня и выполняет все меры безопасности, наложенные на него Дамблдором.

В этот момент я подумала, насколько Макгонагалл осведомлена о регулярных Мародерских «прогулках» под луной, о которых знала Плакса Миртл.

— Мы хотим подчеркнуть всеми доступными способами, что в нарушении правил безопасности той ночью, из-за которых погиб Северус, Ремус не виноват. Он выполнил все условия и был уверен, что обеспечил безопасность окружающим.

«Однако, Мародеры спокойно приходили к Люпину в полнолуние, несмотря ни на какие меры... И в ту ночь тоже. И даже другим показывали, как к нему добраться.»

Похоже, что Люпин что-то напутал с правилами безопасности. Если к нему преспокойно ходили в гости.

Макгонагалл скрестила руки на груди и заявила:

— Я позвала вас сюда как самую сознательную и справедливую ученицу, а также как друга Ремуса Люпина. Над Ремусом по-прежнему висит Дамоклов меч. Поэтому я прошу вас дать слово, что ваши знания о происшествии той ночи и самом факте, что Люпин оборотень, не выйдут за пределы этой комнаты.

— Да, профессор, — снова поддакнула я.

Сегодня День обещаний, честное слово.

— Благодарю вас, мисс Эванс. Еще сто баллов Гриффиндору. Я знала, что не обманусь в вас. Не думайте, что я поступаю так с легким сердцем — или что я не осознаю всю меру вашего горя. Я каждый вечер молюсь за Северуса... Мой отец был священником, и в его церкви по моей просьбе каждый день ставят свечу за упокой его души. Но он сам виноват в своей ужасной гибели. И нельзя, несправедливо допустить, чтобы за это происшествие пострадали невинные люди.

Я засиделась в библиотеке до вечера. Засмотрелась, как вечереет за окнами, как зажигаются звезды...

«Вот какую позицию избрала ваша администрация!» — сказала мама...

Вот, значит, какую. Свалить всё на мертвого. Что в своем убийстве виновата жертва!

Отличная позиция. Простая, примитивная... Бесчеловечная.

Легко обвинить мертвого, ведь он не может ответить.

Северус во всем виноват!

Как просто. Он сам виноват, что Сириусу Блэку захотелось «приколоться», он сам виноват, что доверился ему и полез в тайник, который открыл Блэк. Он сам виноват, что там оказалась берлога оборотня.

Конечно: раз тебя убили, значит, ты сам и напросился!

Только вы опоздали, профессор. На один день.

Я уже знаю, что Северус не сам полез под Иву, что его туда заманили. И даже знаю — кто.

И я не успокоюсь, пока не узнаю всю правду до конца. Собственно говоря, даже если бы я хотела отступиться, вы сами вдохновляете меня продолжать — такими беседами, как была сегодня, дорогая профессор!

Панегирик Ремусу Люпину, Лучшему Ученику, Лучшему Другу и Лучшему Старосте пишется быстро. Я умею писать. Сама перечитала и поаплодировала. После прочтения хочется немедленно поставить фигуранту памятник... Лучше посмертно.

Особенно смешно было писать часть о том, какой Ремус хороший староста. Объективный, справедливый, честный... Перед глазами плыли все те десятки раз, когда его дружки-Мародеры устраивали свои шалости в его присутствии, а он делал вид, что его при этом нет. Очень успешно.

Я красиво расписалась и отнесла свой шедевр Макгонагалл.

С этим покончено.

Нет, я была бы рада помочь Ремусу Люпину, он действительно был мне другом. И в том, что случилось под Ивой, он был виноват меньше Сириуса Блэка. Ремус не виноват, что оборотни во время приступа никого не узнают и бросаются на каждого, кто подвернется; если бы он был в рассудке и узнал Северуса, он бы не бросился на него.

Но во многом другом Ремус был виноват. И я знала, что не дам замять это дело — несмотря ни на какого Ремуса. Ремус мне друг, но истина дороже...

С Северусом у меня было то же самое. Наверное, я плохой друг.

Макгонагалл права: я идеальная староста. Истина мне дороже друзей.

И в этот момент я осознала еще одну закорючку, смутно терзавшую меня в течение недели.

Почему я бегаю и выясняю всё одна?

О смерти Северуса знает уже вся школа. Официально объявили только слизеринцам, но слухами земля полнится. Я кое с кем поговорила, Регулус всё знает, Слагхорн не стал молчать... И Плаксе Миртл никто рот не заткнет.

Я уверена, что Слагхорн намекнул своим о природе «несчастного случая». Я вижу, какие взгляды слизеринцы бросают на Мародеров. И дальше?

А дальше поднимаю шум я одна.

А они все молчат.

Их всё устраивает?

Я развернулась к подземельям и вызвала на пару слов слизеринского старосту.

— Что ты думаешь о деле Снейпа?

— А там есть дело? — Как же я ненавижу слизеринскую привычку отвечать вопросом на вопрос.

— Я считаю, что там должно быть дело. Я считаю, что оставить преступление безнаказанным нельзя. А ты как считаешь?

— А я считаю количество Блэков в Министерстве магии, — сказал староста и мерзко ухмыльнулся.

— Посчитай, что не только у Блэков есть родственники в Министерстве магии! Директор Дамблдор — очень влиятельное лицо, ему Блэки не указ, и у профессора Макгонагалл остались связи в Отделе правопорядка... У многих родственники работают в Министерстве. Что ты молчишь?

-А что мне сказать? Ты, Эванс, уже всё сказала до меня. Директор Дамблдор — очень влиятельное лицо, и у профессора Макгонагалл остались связи в Отделе правопорядка.

— Староста опять ухмыльнулся.

— Я считаю, что всё равно нужно что-то делать.

— Ты считаешь? А у тебя есть родственники в Министерстве магии? — спросил староста. — А у Снейпа?

Кровь бросилась мне в лицо.

— У меня никого нет в Министерстве магии, или в Гринготтсе, или где угодно. Я ничто, я грязнокровка, но мне это не мешает почему-то требовать справедливости! А что мешает тебе? Снейп, между прочим, учился на твоем факультете!

Я разворачиваюсь и иду прочь.

У меня внутри всё кипит.

И это называется староста! А я еще осуждала Ремуса Люпина. Да Ремус перед ним просто чудо ответственности! Он хоть своих защищает!

Я никогда не задумывалась, но Снейпа действительно никто никогда не защищал. Сколько раз ни наезжали на него мои дружки мародеры, он всегда был один... А остальные ученики, даже слизеринцы, были на стороне Мародеров. Они стояли в стороне и смеялись. Вместе со всеми. Зачем их факультету староста, ума не приложу.

Ну, я всегда заступалась за Северуса, когда могла... Я с ним дружила. Получается, что больше никто. Его так называемые приятели : Мальсибер, Эйвери, Крауч и иже с ними — как-то не проявлялись, когда Снейпу действительно надобилась защита...

Я не обращала внимания, но выходит, что у Снейпа не было друзей на родном факультете. Даже там. Как в прежней магловской школе, как до школы — у него никогда не было друзей...

У всех были, а он был один. Не умел он друзей заводить.

Признаю, что я с ним дружила, но это было трудно... Он не умел общаться. С ним было тяжело. У него был трудный характер.

Он всегда был один, такой бирюк носом в книгу, и поэтому он — ну, элементарных правил общения не знал. Не понимал самых простых намеков. С ним было нелегко дружить...

Но он всегда говорил, что помогает своим по факультету с домашним заданием, с экзаменами, с заклинаниями и зельями... Я и думала, что наконец-то у него с общением стало всё в порядке. Или его не любили из-за меня?

Я знаю, что его приятели не одобряли этого знакомства. Такой странный слизеринец, дружит с отпетой грязнокровкой-гриффиндоркой... Неужели для них это было настолько важно?

Меня на Гриффиндоре, конечно, постоянно доставали с этой неподходящей дружбой. Значит, у него на Слизерине было то же самое?

Странно, он об этом никогда не говорил...

— Мисс! Я искал вас.

Я без охоты обернулась:

— Добрый день, господин Барон.

— Добрый день, мисс, и добрых дел вам! — возвестило привидение.

Выглядело оно как всегда прелестно.

— Я искал вас, чтобы выразить свою поддержку и восхищение. Сколь ни мала помощь от привидения, я заверяю, что я целиком на вашей стороне и желаю вам победы.

— Благодарю вас, — признала я.

Наконец-то меня хоть кто-то поддержал.

— Привидения, мисс, всё слышат и всё знают. Я полностью разделяю вашу позицию в споре со слизеринским старостой, и я имел интереснейший разговор с мисс Плаксой Миртл. Добьетесь вы успеха в своей миссии или нет, но знайте, что вы заслужили мою вечную признательность.

«Добьетесь вы успеха или нет» — хорошо сказано. Значит, и он считает, что ничего нельзя добиться?

— Не скрою, многие возражали против вашей дружбы с юным Снейпом, — заметил Барон, — но я всегда вас защищал. Я утверждал, что молодой человек сделал наилучший выбор, избрав именно вас. Я рад, что не ошибся.

Решительно все за эту неделю вздумали не ошибиться во мне.

— Я надеюсь добиться успеха. Я уверена, что уговорю директора Дамблдора пересмотреть дело, — сказала я.

Кровавый Барон потемнел. Я подозревала, что он не любит директора Дамблдора. Как и все слизеринцы, впрочем.

— Альбус Дамблдор — великий человек, — сказал Барон. — Великий директор... Но он занял определенную позицию в этом деле.

— Он не знает всех обстоятельств! — сказала я.

— Он не любит неприятностей, — отрезал Барон. — Директор Дамблдор пойдет на всё, чтобы не допустить на территории школы авроров, разбирательств, скандальных расследований... Особенно таких, что угрожают его личному благополучию в качестве директора.

Я раньше не задумывалась об этом — о том, как эта история повлияет на директора, — но Барон, несомненно, прав. За нелегальное обучение оборотня, тем более что директор не смог обеспечить безопасность от оборотня для других учеников, его могли просто снять с поста и судить. И Макгонагалл тоже — ведь именно она была деканом Люпина. За Люпина она несет полную ответственность. И не уследила, однако.

— Я думаю, что директор пожертвует своим благополучием, если речь идет об убийстве, — сказала я. — Он благородный человек.

— Дорогая мисс, директор не пожертвовал своим благополучием даже ради убийства собственной сестры! — веско ответил Барон.

У меня отвисла челюсть.

— Об этом немногие знают, но господин директор в юности отпустил убийцу родной сестры, лишь бы не иметь неприятностей. Сестру господина директора убили, но он позволил убийце бежать и не начал расследование... Он ни о чем не заявил властям, а девушку просто похоронили. Видите ли, расследование могло сильно повредить господину директору... вскрыть некоторые подробности, которые он желал сохранить в тайне... Поэтому дело замяли. Было объявлено, что девушка погибла в результате несчастного случая. Так неужели, мисс, Дамблдор сделает для чужого человека, для вашего Северуса, то, чего не сделал для родной сестры?

Интересно, сколько еще милых подробностей из жизни Хогвартса я узнаю?

— Но тридцать лет назад в Хогвартсе было громкое расследование! Когда открыли Тайную Комнату и погибла Плакса Миртл. Были авроры, была комиссия...

— В то время директором был Армандо Диппет, — сказал Барон. — А не Дамблдор. Не знаю, мисс, были бы авроры, комиссия и расследование, если бы Тайную Комнату открыли теперь, при Дамблдоре!

Я тоже этого не знала.

Я, оказывается, вообще не знала больше, чем воображала.

Я мнила себя отличницей по истории Хогвартса, я была уверена, что знаю всё о биографии директора Дамблдора. Наверное, меня сбили шоколадные лягушки. Прочтешь оттуда вкладыши и думаешь, что знаешь всё про всех.

Ну-ну... Но Дамблдор! Наш директор!

Какая там биография, когда его жизнь на виду у всех, просвечивается как стеклышко.

Значит, что не надо, то не просвечивается...

Это было последней каплей.

Я вернулась в гриффиндорскую гостиную, забралась в камин, зачерпнула Летучий порошок и назвала адрес мистера и миссис Снейп.

Я надеялась на две вещи: что камин не заблокирован (а если заблокирован, так у меня палочка наготове. Снесу его к троллевой матери, но зайду! Возьму дом штурмом, если что!) и что они не уехали.

Я бы на их месте после похорон уехала из города. Навсегда, куда-нибудь подальше. Но, кажется, у них не было на это денег.

Нехорошо вламываться к людям без приглашения, но я считала, что если я пошлю им сову, то они не ответят. И точно заблокируют камин. Я надеялась взять их нахрапом.

Еще я надеялась на миссис Снейп — и время выбрала такое, когда Тобиаса нет дома, когда он обычно напивается. Наверное, после похорон он напивается еще больше...

Я вывалилась из камина, который, на мое счастье, был открыт, и осмотрелась.

Никого не было дома.

Но у меня была смутная надежда, что миссис Снейп сейчас вернется.

Я пришла вовремя — потом сама изумлялась, насколько вовремя. Миссис Снейп паковала вещи.

У стены были уложены чемоданы — с одной стороны, с другой — хлам на выброс.

Большие мусорные мешки, которые они не желали взять с собой...

Дверь хлопнула, зашла Эйлин Снейп и взялась за очередной мешок.

— Здравствуйте, — сказала я.

Она потащила мешок к выходу.

Я пошла за ней.

— Извините, что я так... Но я не могу больше молчать. Я считаю, что надо требовать возбудить дело, что надо бороться! Я готова дойти до министра! Но я ничего не знаю, у нас в Хогвартсе ничего никому не говорят, но я надеюсь, что мне вы всё расскажете, и мы вместе составим письмо министру и прокурору... Хоть магловскому! У меня большая надежда на магловские власти, если маглы поднимут шум, этого нельзя будет игнорировать, и если магловский министр поставит вопрос о расследовании перед магическим...

Миссис Снейп швырнула мешок на пол, и он лопнул.

Она наставила на меня палочку. Я думаю, она хотела взмахнуть ею и зашвырнуть меня обратно в Хогвартс.

— Я не понимаю, как можно молчать! Убийцы вашего сына ходят по школе безнаказанно и смеются мне в лицо!

Эйлин Снейп отверзла свои уста наконец-то и сказала:

— Я ничего не желаю слышать.

Я разразилась речью.

Что я не понимаю ее отношения. Что я готова ей помочь, и у меня уже есть союзники. Что опускать руки нельзя — потому что нельзя.

Миссис Снейп глухо сказала:

— И чего вы добьетесь? Мой сын от этого воскреснет?

— Нет, но...

— А если нет, то какой в этом смысл?

Я попыталась объяснить, что думаю.

Миссис Снейп прервала меня:

— Я больше не желаю об этом слышать. Я устала. Оставьте меня в покое.

Она стала укладывать мусор обратно в мешок.

Я бубнила ей в спину.

И тогда миссис Снейп просто взяла меня за плечи и выставила из дома, захлопнув дверь.

Я встала у двери... Я не могла уйти. Потому что я видела, что она вкладывает в мусорный мешок.

Человек, желающий от кого-то избавиться и при этом выносящий мусор из дома, делает очень глупо, когда запирается и оставляет врага снаружи. Ведь рано или поздно он возьмет свой мусор и выйдет.

Миссис Снейп вышла.

Я упрямо подбежала к ней.

— Вы собираетесь это выбросить?

Эйлин со злостью шлепнула мешок на землю.

— Можете забирать себе! На память! Счастливо оставаться!

И она окончательно вернулась в дом, звучно запершись.

Я подняла мешок, где были собраны вещи покойного Северуса Снейпа, и взяла его к себе в Хогвартс.

Тайм-аут.

С боем отвоеванный мешок с вещами Северуса лежит у меня в спальне и пугает моих коллег по общежитию. На всякий пожарный наложила на него Нетрогательные чары.

В свободное время разбираю. Там все его вещи, вся жизнь: от сломанных игрушек до тетрадей, мантий и учебников... Палочки нет. Перепродали на черном рынке уже, наверное.

А у меня тайм-аут.

Я не ожидала, что Северуса предадут все. Отречется даже родная мать... Заявления, по всем законам, должны подавать родители. Но если даже им плевать...

Я думала, что меня кто-то поддержит. Но чтобы ни дирекция, ни факультет, ни однокурсники, ни родственники — вообще никто?

В каком кошмарном мире мы живем. Убили человека, и он оказался никому не нужен. Кроме бывшей подружки...

Воевать одной против всех — есть смысл? Если все действительно против. Все за Мародеров. Это заранее проигрыш... Теперь понятно, почему староста Северуса так смеялся.

Мародеры явно воспряли духом.

Я их понимаю.

Ремус наконец-то вышел в свет из Больничного крыла.

Жизнь себе продолжается, делая вид, что всё прекрасно в лучшей из школ. Общая амнезия.

И снова я их понимаю: вспоминать неприятно... Удобнее забыть эту некрасивую историю. Все забыли, и я забыл...

Как сказала миссис Снейп: больше не желают об этом слышать. А желают наслаждаться жизнью.

Я разбираю вещи Северуса.

Большую часть я выбросила, тетради-учебники оставила. Мне нравится их читать...

Они все исписаны. Особенно учебники.

Все учебники, на каждой странице исчирканы замечаниями, дополнениями, предположениями...

Некоторые абзацы учебников нагло зачеркнуты и нахально переписаны от его руки: Северус считал, что знает, как лучше.

Помню, как мы с ним спорили, как меня раздражало его самодовольство. Учебник не прав! Прав он, Северус, великий и могучий, а учебник ошибается!

Он, видите ли, в свои тринадцать всё обдумал и нашел новый способ! Да кем он себя возомнил...

Теперь я все его ремарки читала внимательно. И странно, они меня больше не раздражали.

Теперь хотелось вчитываться, обдумывать... Понять... Зачем? Поспорить с ним? Уже не поспоришь, уже поздно...

Страницы учебников наполнялись теориями — и иногда их доказательствами; формулами, чертежами, схемами... Раньше я отмахивалась от него, мне теории и на уроках хватало, а теперь поражалась. Это был грандиозный труд. Северус дерзнул действительно совершить революцию, переписать заново все магические науки!

Не все — я преувеличиваю, конечно. Но Зельеварение, Защита от Темных Искусств, Заклинания и Травология переосмыслены мощно. Системно.

Я не специалист и не ученый, я всего лишь отличница, но мне все в один голос утверждали, что я очень способная и сильная ведьма. Значит, мое мнение чего-то стоит. А мое мнение было, когда я вчиталась во всё это: что он был гений.

Он не врал, когда ставил себя выше остальных учеников и выше авторов учебников, он не преувеличивал, Северус. Он действительно был гением. И у меня в руках лежало будущее магической науки.

Он писал не только замечания «по теме». У Северуса книги были вместо дневников, и в книгах он, как в дневниках, писал обо всём. Изливал душу... Особенно он любил Шекспира. Наверное, потому, что в книгах стихов больше места для записей, чем в прозе?

А теперь его душа была передо мной, и я ее читала.

Он писал о себе, о своей семье, о маглах, о Хогвартсе, о своем факультете и о занятиях. Он писал о Мародерах, директоре и Пожирателях смерти. Он писал о Волдеморте и обо мне.

О себе было для меня тяжелее всего читать. Но я не удержалась, слишком интересно...

Любопытство сгубило кошку.

Он любил меня.

Я не хотела этого замечать, я даже боялась этого. Старалась разорвать с ним отношения, чтобы избежать его постылой любви.

А теперь читаю, как он меня любил...

Не надо было лезть в чужую душу, конечно. Наверное, на меня это чтение слишком сильно подействовало.

Я заметила, что стала в разговорах цитировать фразы и идеи из «дневников» Северуса, что стала в собственных сочинениях брать мысли оттуда... Петунья заметила, что я пишу их и в письмах домой. Она даже потрудилась пересчитать, сколько раз в своих письмах я упоминала Северуса. Словно я только о нем и говорю. И ехидно вставила, что живой Снейп был мне даром не нужен, зато мертвый столько страстей пробудил! Прямо проснулись чувства!

Да — проснулись!

Я стала делать гадости.

Я приносила на уроки не свои учебники, а исчириканные пособия Северуса, и отвечала не по учебнику, а «по Снейпу». Я делала «по Снейпу» зелья и заклинания, писала по нему сочинения.

Так и выводила: «Северус Снейп утверждал, что...»

Учителя слушали поневоле и хвалили. Слагхорн заявил, что это поразительные рецепты. Флитвик попросил переписать ему несколько формул. Стебль сказала, что в первый раз слышит такую трактовку свойств листвухи обыкновенной и такой способ сбора ее сока. И это обязательно надо попробовать.

В том-то и дело: я пробовала, как открыл Северус, и результат всегда выходил необыкновенный.Учителя не могли этого не замечать.

Слагхорн даже попросил одолжить ему Северусов учебник, но я отказала. Я предложила подождать пока я скопирую оттуда рецепты, и с удовольствием отдам ему. Но оригинал с подлинными подписями Северуса я не дам никому.

Ни учителям, ни ученикам. А у меня ой как стали просить. В том числе за деньги.

Всякий раз, как я делала задания по Северусу и его теории одерживали очередную победу, я ликовала. Мстительно.

Да, я словно продвигала его, рекламировала. Открывала миру нового ученого.

Но я и мстила.

Я видела, как передергивает некоторых при упоминании его имени. Да и учителя сначала вздрагивали... А я абсолютно открыто и во весь голос заявляла, что «этот раствор я сделала по улучшенному рецепту Северуса Снейпа» или «Северус Снейп предложил добавить в формулу вот это». И учебники со знакомым почерком лежали раскрытыми, на видном месте.

Они хотели забыть Северуса? Я не дам его забыть. Я буду напоминать о нем каждый день!

Потому что я снова не понимаю.

Меня с детства учили, что гений — это достояние общества. Это сокровище. Это наше будущее. И его надо беречь и лелеять.

Его надо хранить бережнее, чем картины в музеях, чем бриллианты в сейфах. Потому что гений стоит дороже их всех.

В Хогвартсе был гений — и на него все плевали. Позволяли над ним издеваться. Не уберегли его — допустили, чтобы его убили...

Неужели здесь гений никому не нужен? Для чего тогда вообще пишут учебники, произносят громкие речи о будущем науки?

Северусу ставили хорошие отметки. Слагхорн и Вилкост — отличные. Северус очень хорошо учился, но чтобы его обожали, выделяли из всех? Меня и Ремуса, да и вообще Мародеров хвалили больше.

Неужели учителя просмотрели гения?

Неужели они не понимали, кто Северус такой?

Даже его враги признавали, что знает он втрое больше Мародеров. Что он знает больше всех в этой школе.

Но... ведь я тоже проморгала. Я видела, что он очень талантлив и до безумия увлечен наукой, что в этом смысл его жизни — но не делала вывода, что он гений. Это было слишком громкое слово.

Ну, странно же вот так взять и признать, что учишься рядом с гением... Живым гением... Когда про них в учебниках пишут, сразу всё понятно, но как-то увидеть гения живого!

В учебниках они описаны так, что совсем не похожи на обычных людей. Ну, на них же с самого начала повешена табличка «Это гений»— и кажется, что в реальности, раз нет этой таблички, то и не разобраться...

Я держу в руках хрестоматию. Отрывки из книги «Жизнь Голпаготта».

Голпаготт, великий зельевар и алхимик, автор основных законов современного зельеварения... Его

биограф пишет, что он, как и все гении, был очень тяжелым человеком.

У него был скверный характер, он был мизантроп. Кроме того, он был очень некрасив — горбат. Ведь Голпаготт родился двести лет назад, тогда еще не изобрели заклятие, исправляющее позвоночник.

Угрюмый горбун Голпаготт не имел друзей. Больше того, в детстве его все дразнили, смеялись над ним.

Смеялись и над его «безумными» теориями.

Когда Голпаготт впервые высказал идею своего Закона Противоядий, а высказал он ее еще в школе, весь класс хохотал над ним. И учитель. Голпаготт попытался доказать свою правоту, но тогда он недоформулировал Закон — недооткрыл его. То, что он посчитал противоядием, на самом деле было недоварено и не имело важного ингредиента. Зелье взорвалось, и Голпаготта наказали. Его заставили весь день ходить с табличкой на груди «Я вообразил себя великим алхимиком».

Голпаготт никогда не женился. Горбуна не любили девушки. Говорят, что он обиделся на них после личной драмы — он влюбился в девушку, но она выбрала здорового и красивого.

На этом я бросила книгу.

Да, когда написано в книгах, со стороны — как всё ясно!

И один к одному. Северус мог стать вторым Голпаготтом...

Но не суждено.

Почему гению для того, чтобы его признали, непременно нужно умереть?!

Пусть язвит Петунья, пусть слизеринский староста всем заявляет, что я баламучу школу, потому что по уши влюблена в Снейпа... Пусть говорят любые глупости.

Я-то знаю, что это — простое и естественное преклонение перед гением. Я с детства так отношусь к гениям — меня так научили.

И да, я бешусь. Потому что гения мы проворонили так глупо и нелепо, этого не должно было случиться. Макгонагалл права: эту трагедию можно было остановить.

Можно было остановить Мародеров, многие предупреждали, что они в своих шуточках уже перешли границы. Я сама предупреждала. Сто раз. Но меня не слушали. Школьное руководство предпочло закрыть глаза на их шалости и не пыталось серьезно влиять на них — ни разу. Хотя то, что они творили, давно уже было не шуткой.

И если бы Дамблдор или Макгонагалл взялись за Мародеров серьезно... Их можно было остановить — ради них самих, в конце концов. Ведь они у нас на глазах скатывались в пропасть. И вот, докатились до убийства...

Неужели и теперь дирекция будет утверждать, что они невинно шутят?

Они с самого начала издевались над Снейпом — и издевались серьезно. Но никто им не мешал. И они дошли до последней точки — до его смерти. И в том, что дошло до такого, руководство виновато не меньше их.

В том же месяце я получила два неожиданных письма.

Мне снова написали с просьбой продать дневники Северуса — за любые деньги. За бешеные деньги. Вообще за любые поставленные мною условия.

Автор письма, не стесняясь, называл Снейпа гением — и мне было это приятно. Хоть кто-то по достоинству оценил Северуса...

«Кем-то» был ... Волдеморт.

Я сожгла его письмо, уничтожила пепел и потом долго мыла руки.

Второе письмо пришло через две недели после первого.

«Эйлин Снейп — Лили Эванс

Я, видимо, не дождусь от вас извинений за ваше безобразное вторжение в мой дом?

Но ладно... Я считаю должным известить вас, что вчера написала жалобу начальнику аврората, судебной коллегии Визенгамота и начальнику отдела правопорядка Министерства магии.

Вчера вечером ко мне приезжали следователи, сняли показания и забрали тело моего сына на экспертизу.

Надеюсь, что теперь вы довольны?

Э.С. »

— Сириуса увезли в Азкабан! Его арестовали прямо в кабинете Дамблдора и отправили! Он зашел, его ждали два аврора с ордером на арест, и взяли! А он еще пытался сопротивляться, он им здорово навесил... Они даже подкрепление вызывали! Сначала его хотели держать в изоляторе аврората, Дамблдор упросил, но когда он стал вокруг швыряться Ступефаями, авроры разъярились и махнули прямо в Азкабан! И еще понаписали ему: «сопротивление при аресте», «попытка бегства»... Его отвезли с шиком, как опасного преступника!

— Что? — тупо спросила я.

Плакса Миртл закивала так, что у нее чудом не отвалилась голова.

— Всё так и было! Мне десять портретов рассказали. Они все были свидетелями. Картинка маслом...

Правду рассказали портреты или нет, я не знаю, потому что руководство школы избрало обычную тактику молчания. Никто ни о чем не объявлял. Но ходили слухи...

И Сириуса действительно нигде не было.

И Мародеры были светло-зеленые, тихо забивались в угол класса и шушукались там, а Ремус загремел в Больничное крыло с тяжелым нервным приступом.

И Регулус Блэк снова ходил и трясся.

И слизеринцы смотрели на нас теперь совсем по-другому. В том числе — на меня.

Слагхорн, кажется, за сутки помолодел. У него резко выпрямилась осанка.

Тогда я поверила.

Я тут же написала миссис Снейп — и даже прибавила пышные извинения, которых она ждала.

Я писала, и у меня дрожали руки.

Я сделала это! Я дожала миссис Снейп, началось расследование, официально доказана версия убийства, а не несчастного случая, убийца арестован!

Я добилась этого, хотя в меня никто не верил.

А я знала, что этим кончится, что победа за мной! Справедливость должна победить, так и надо!Я всегда знала, что добро сильнее зла. И веселилась, как Фомы неверующие теперь смущенно прячут носы и мямлят.

Три дня спустя я зашла после уроков в гриффиндорскую гостиную и споткнулась на пороге.

У камина, среди толпы почитателей сидел Сириус Блэк — которому надлежало быть в Азкабане...

Остальные Мародеры без конца хлопали и обнимали его. Чествовали, как воскресшего из мертвых.

Джим Поттер не поленился даже притащить в гостиную бутылку огневиски и бокалы, чтобы отпраздновать освобождение.

Блэк сидел, качался на кресле и травил байки о том, как он сидел в Азкабане...

Его освободили под личное поручительство Дамблдора.

Дамблдор убедил Визенгамот, что Сириус глубоко раскаивается, осознал свою вину и хочет исправиться.

Ходили слухи, что за убеждение всей коллегии Визенгамота, министра магии и начальника аврората Блэки отвалили целое состояние.

Сириус заметил меня и отсалютовал мне бокалом.

...На следующий день Ремуса выписали.

Мародеры ходят обнявшись, держатся вместе; всё еще принимают поздравления по поводу успешного освобождения из Азкабана. Одна поклонница квиддича понадеялась, что так же скоро их вернут в команду, без Джеймса квиддич уже не тот...

На меня они не смотрят. Вообще игнорируют. Как пустое место. Иногда, конечно, я ловлю взгляд... Как будто только ожидание крупных неприятностей сдерживает их от того, чтобы поднять палочку и выжечь у меня на лбу каленым железом клеймо «Предательница». Вечное. Несмываемое.

Но мне кажется, что у меня и так на лбу клеймо... Что надо мной смеется вся школа.

Что за моей спиной показывают пальцы.

Что я выставила себя Главной Идиоткой Хогвартса...

Нет, я не сдамся так быстро.

Я продолжаю на уроках учебу «по Снейпу».

И на третий день, когда на зельеварении я читаю вслух улучшенный Снейпом рецепт зелья, Сириус вдруг громко заявляет, слышно на весь класс:

— Эванс, ну может, хватит про Снейпа? Надоело.

Я даже не успеваю ответить. Потому что за Сириусом слышится нестройный одобрительный хор голосов.

После урока Мэри Макдональд, моя приятельница и одна из тех, кто поддержал Сириуса, честно скажет:

— Лили, мы всё понимаем и соболезнуем и всё такое, но Сириус прав. Правда, надоело уже. Каждый день одно и то же по сто раз, ну тошно слышать уже! Сил нет! Ты как заезженная пластинка. Ну мы все поняли, что Снейп гений и улучшил всё на свете, но если я еще раз услышу про него, я завою! Мы все молчали, но Сириус прав, ты нас достала. Кто-то должен был сказать.

Два дня спустя, вечером я объясняла задание по ЗОТИ однокурснику. И конечно, упомянула примечания Снейпа.

Сириус, который сидел рядом, громко хлопнул учебником об стол.

— Эванс, ну сколько можно? Ремус, ты же староста, скажи ей!

Ремус?

Ремус сидел, опустив голову. Он всегда опускал голову, когда я упоминала Снейпа. Он тяжело переживал эти упоминания, даже плакал иногда, и мне было его жаль. Я понимала, что ему слышать это слишком тяжело.

Наконец Ремус поднял глаза на меня и вздохнул.

И отвернулся.

— Лили, — сказал он в стену, — Лили, Сириус прав. Ребята жалуются... Ты всех достала. Хватит.

Утром меня вызвали в кабинет к Дамблдору.

Директор обнял меня и предложил чай с печеньем. Я отказалась.

— Лили, — начал директор, — я горжусь вами. Вы заставили меня устыдиться самого себя. Да, вы сделали это — упорно напоминая, в чем состояли мои ошибки и роковые упущения; вы не уставали доказывать это, несмотря на противление всех, и вы победили меня. Я задумался и понял, что вы правы. Вы совершили невозможное — но возможное, потому что справедливость должна восторжетсвовать, если в это упорно верить. Вы добились этого своей храбростью — ибо храбрость города берет! Я должен извиниться перед вами за всё, что вам пришлось перетерпеть. Я хотел даже подать в отставку...

Директор снял увлажнившиеся от слез очки.

— Вы заставили меня понять, что в смерти Северуса виноват я. Больше, чем Сириус, больше, чем Ремус, больше, чем кто-либо другой! Вы правильно настаивали: они еще дети, а я взрослый. Я отвечал за них, я разыгрывал роль мудрого и всеведущего директора, но на самом деле... Я взял на себя обязанности обеспечить безопасность каждому ученику школы и воспитать из моих подопечных достойных людей. Я взял на себя обязанность предвидеть, что значат те или иные происшествия для неокрепших юных характеров, и пресекать возможные неприятности. Я должен был предвидеть последствия всех школьных шалостей. Но вместо этого я проявил — старческое слабоумие... Я не уследил, увы, когда Сириус и его друзья превратились из простых шалунов в преступников, и я не проверил, насколько Ремус соблюдает взятые на себя ограничения по технике безопасности. Я понял, что если бы я вовремя исправил вё это, трагедии бы не случилось. Северус погиб с моего попустительства — я так и заявил Визенгамоту. Это меня надо было сажать вместо Сириуса в Азкабан.

Но Визенгамот не принял моей отставки. Увидев, что я осознаю свою вину и желаю раскаяться, суд дал мне последний шанс. И мне, и Сириусу.

Суд отпустил нас с условием, что отныне я не спущу с Сириуса глаз и наставлю его на путь истинный. А если я увижу, что он неисправим, я первый верну его обратно в Азкабан.

Признаюсь, что я принял трудное решение. Но Сириус дал мне повод...

Когда его доставили в суд из Азкабана, я увидел, что эти три дня в тюрьме сильно изменили его. Он бахвалился и старался скрыть свое потрясение, но я видел, что он о многом подумал. И когда он сказал, что раскаивается и тоже просит дать ему шанс, я поверил ему.

Я напомнил суду, что Сириус — еще ребенок. Его легко исправить, если неустанно трудиться над этим — а теперь я буду бдить над ним днем и ночью! Я больше не допущу ошибок. Я совершил их, увы, слишком много...

Мы с профессором Макгонагалл уже обсудили курс исправительного воспитания для Сириуса. Я имею на него большое влияние, и отныне я буду заниматься с ним регулярно.

Я узнал также, что вчера Сириус позволил себе возмутительное поведение? Мы уже имели с ним долгую беседу, и сегодня за завтраком он решил публично извиниться.

Так же извиняюсь и я, потому что я, как его наставник, чувствую свою вину за его поведение.

— Спасибо, профессор, — сказала я.

Дамблдор протер очки и водрузил обратно на нос.

— Спасибо? Я чувствую большую потребность поблагодарить вас. За ваши труды и за терпение, с которым вы долгие годы старались перевоспитать этих юношей. Не стоит так сердиться на них... Юноши хорохорятся, огрызаются, когда их задевают... Это нормальное поведение в из возрасте. Но они чувствуют свою вину. Хотя готовы на всё, чтобы не показать этого. Смерть Северуса вызвала у них глубокое потрясение...

Ремус, пожалуй, переживает ее сильнее всех. Он пришел ко мне и попросил пересмотреть условия содержания его в полнолуние, он предлагал даже крайние меры — заключить себя в клетку или даже уйти из школы.

Мы вместе рассмотрели все условия и пришли к результату. Мы усилили меры безопасности так, что это устроило все стороны, и Ремус на этих условиях согласился остаться в школе...

(Я Ремуса прекрасно понимала. Я бы на его месте тоже заперлась в клетке в ближайшее полнолуние, задраив все двери и окна и облив вход в Гремучую Иву цементом.)

— Лили, — заключил директор, — вы замечательная девушка. Исключительно справедливая и разумная. И поэтому я прошу вас подумать.

Вы вправе продолжать требовать расследования — в этом случае Сириуса немедленно вернут в Азкабан, а Ремуса исключат из школы.

Или вы вправе положиться на мое слово и подождать, поверить в право Сириуса и Ремуса на исправление.

Сейчас их судьба в ваших руках. Вам решать, дать им шанс на исправление или нет.

Но я молю вас обдумать это всесторонне. Я повторю вам то, что изложил Визенгамоту: они еще дети. У них вся жизнь впереди — или, если вы откажете, больше жизни у них не будет.

Они хотят осознать свои ошибки, они сами готовы на всё, чтобы ужасное происшествие вроде истории Северуса не повторилось. Они очень молоды и могут исправиться.

Сириусу грозит десять лет Азкабана. В его возрасте это печать на всю жизнь, он будет потерян для общества.

Ремусу грозит резервация. Пожизненная.

Решайте.

Я понимаю, что вам тяжело — тяжело как другу Северуса Снейпа. Но Северус мертв, а Ремус и Сириус еще живы. Северусу уже ничем не поможешь. А их еще можно спасти.

И на этой оптимистической ноте директор отпустил меня.

Я расплакалась.

Не могу больше.

«Северусу уже ничем не помочь» — почему же, господин директор? Мертвым можно помочь. Можно восстановить справедливость, чтобы они спали спокойно.

Но он же прав, что я ломаю жизнь Ремусу — а Ремус ни в чем не виноват. По моей милости Ремус получит пожизненное заключение. И Сириус потеряет последний шанс на исправление — а директор прав, кто я, чтобы лишать его последнего права?

И мне надо выбрать — между мертвым и живыми. Между одним другом и другими друзьями.

Сил моих больше нет!

Почему я?! Почему всегда я?!

За что мне всё это?

Я не могу выбрать. Я не мудрец, не судья, не министр. Я просто пятнадцатилетняя школьница. И на меня всё это свалилось — а мне не найти решения. Это тупик. Я не знаю, что мне решить!

Если бы я была не одна, если бы не только Сириуса, но и меня кто-то поддержал...

Я не знаю. Дамблдор прав — надо подождать. Надо дать Мародерам время на исправление, а мне — на передышку.

...Я хочу верить, что Мародеры исправляются. Прошло почти три месяца, и пока они ведут себя образцово. Почему раньше так не было!..

Я видела, как Дамблдор и Макгонагалл нервничали, когда близилось первое полнолуние. Оно прошло прекрасно, и следующее за ним — тоже, и наконец-то все успокоились.

А я, наверное, стала уже маньячкой. Я услышала пару намеков... В общем, я хочу сама погулять по Хогвартсу в следующее полнолуние.

Моя прогулка начинается в час ночи.

Начинается прекрасно: выходя из Хогвартса, я слышу подозрительный шум в подземельях.

Днем бы его не заметили, но ночью в замке настолько тихо, что мышь бесшумно не пробежит.

Я спускаюсь на источник шума и застаю картинку маслом: Мальсибера, Эйвери, Крауча и всю их компанию, абсолютно невменяемых на вид, с палочками наперевес по очереди пуляющих заклятия в Мэри Макдональд.

Мэри уже почти без сознания.

Мэри — грязнокровка. Она курсом младше меня с Гриффиндора.

Когда под моим руководством Мэри уже доставили в Больничное крыло, Помфри уже кончила орать и Слагхорн уже загрузил своих подопечных качественной отработкой, мы вместе выходим из Больничного крыла. Все вместе — просто так получилось.

Меня потрясает, что они не раскаиваются. Ухмыляются. Принимают отработку и внушение как должное и — готовы продолжать. Это у них на лицах написано. Непробиваемые.

— Сто баллов со Слизерина, — говорю я. Слагхорн и Помфри тоже сняли порядочно, но в таких случаях мало не бывает.

Крауч ухмыляется мне в ответ:

— Как страшно...

— А почему тебе не страшно? В Азкабан захотел?

— Так вытащат же, — парирует он, и все гогочут. — Максимум через три дня.

Мне нечего ответить.

Я отделяюсь от их стройной компании и иду своим путем, а Мальсибер кричит мне вслед:

— Не делай возмущенную рожу, Эванс, словно хуже ничего не видела! Мы-то еще держимся в рамках, нам бы в голову не пришло затравить кого-нибудь оборотнем! Да мы перед вами, гриффиндорцами, просто невинные овечки!

— Невинность доказывай в Азкабане! — огрызаюсь я.

Крауч хохочет:

— Меня посадят, детка, не раньше, чем посадят вашего Блэка. А это случится после дождичка в четверг!

— Кстати, когда увидишь Блэка, передай ему респект от Темного Лорда! — орет Эйвери. — Классную идею он подал, чтобы врагов запирали в клетку к оборотню в полнолуние! Лорду очень понравилось! Теперь он хочет испробовать!

Я молча отхожу.

«Когда увидишь Блэка»...

Я надеюсь увидеть его не раньше завтрашнего утра.

И я подхожу к Гремучей Иве ровно вовремя, чтобы увидеть его через пять минут.

Я еле успеваю спрятаться за куст и наложить чары Ненаходимости.

У меня на глазах дупло в Гремучей Иве раскрывается, и оттуда выпрыгивают друг за другом большой пес, волк, олень и крыса.

Волк останавливается и принюхивается — я замираю с палочкой наготове. У оборотней невероятно чуткий нюх. Да и прочие животные поводят носами, чувствуя присутствие человека...

Я не хочу разделить судьбу Северуса! Я бесшумно усиливаю чары насколько могу. А могу я многое — говорят, что я очень сильная ведьма. А в минуты опасности моя магия возрастает колоссально.Оборотень перестает принюхиваться и просто воет на луну.

Затем вся компания рысью бежит по дороге к Запретному лесу.

Минутой спустя я слышу громкое пьяное пение, и мимо проходит Хагрид с фонарем. Они с оборотнем чуть не столкнулись. Хорошо еще, что Хагрид умеет себя защитить...

«Мы усилили меры безопасности»! «Теперь Ремус будет соблюдать их неукоснительно»! «Они раскаиваются»! «Они осознали свою вину»! «Они готовы на всё, чтобы ужасное происшествие вроде истории Северуса не повторилось»...

В голове стучит: они не остановились. Они не остановились. Они продолжают делать, как и раньше.

Когда я возвращаюсь к Хогвартсу, у меня готов план.

Я об этом еще пожалею.

За последние месяцы я слышала эту фразу много раз.

Мне говорили ее Дамблдор, Макгонагалл, Мародеры, Эйлин Снейп и слизеринский староста. Мальсибер, и Эйвери , и Мэри Макдональд.

Хватит лезть не в свое дело, хватит мутить воду, ты ничем не поможешь нам. Ты только всё испортишь. Ты сама пожалеешь, что затеяла всё это.

И я пропускала их слова мимо ушей, потому что я считала себя правой.

Но сейчас я впервые в жизни с ними согласна.

Я затеяла дело, о котором пожалею — уже жалею. План, который вызрел у меня ночью полнолуния, безумен. Он родился из безысходности, от отчаяния. Оттого, что я в тупике: все легальные пути продолжения для меня отрезаны, а любой план мести ударит по судьбе моих друзей.

Наверное, Дамблдор слишком сильно на меня надавил... Нет, не надо винить его. Он не виноват. Ему бы в голову не пришло, что примерная Лили Эванс слетела с тормозов и бросила вызов самому Волдеморту!

А я не боюсь Волдеморта. Теперь я, наверное, никого не боюсь.

Кажется, я всем бросала вызов, кроме него: школе, суду, Министерству... Только бедняга Волдеморт остался неохваченным. Нехорошо, надо это исправить!

Я еще пожалею об этом. Я совершаю поступки, сомневаясь в каждом шаге... Я написала ему, и сегодня мы встретимся.

Потому что Эйлин Снейп права. Правосудие, кара, справедливость — это прекрасно, но никакое правосудие не вернет ей сына.

А я хочу его вернуть.

Зря Волдеморт написал мне когда-то, что ради получения тетрадей готов на любые условия!

Надеюсь, что прочитав мое условие, он свалился с трона.

Я всего лишь попросила У-хроноворот.

Я никогда в жизни его не видела — наверное, Волдеморт тоже. Эту разработку Отдела Тайн — если она действительно существует и слухи о ней не врут — видели только несколько человек в мире.

Если она существует. Потому что по всем законам природы, ее существование невозможно.Но слухи говорят, что в Отделе Тайн есть экспериментальный образец...

У-хроноворот меняет прошлое.

Он приводит вас к точке в прошлом, которую вы задали, и с этого момента события идут по-другому. Как бы, он отменяет нынешнее будущее и создает другое время...

Обычные хроновороты изменить цепь времени не способны. Всем это известно. Вы способны отправиться в прошлое из будущего и накуролесить там, но ваш куролес так и впишется в прошлое. Раз вы находитесь в будущем, то это будущее родилось из прошлого с вашим куролесом.

У-хроноворот изменит прошлое. Раз и навсегда. То будущее, из которого вы вышли, больше не существует. И вы не вернетесь в будущее — да вас и не будет... Будет то прошлое, которое вы изменили, и только. Никто не вернется в будущее. Ваше время просто исчезнет.

Так утверждают слухи. И поэтому, наверное, экспериментальный образец хроноворота лежит в Отделе Тайн без движения — потому что никто не рискует стать подопытной крысой. И уничтожить самого себя ради надежды на светлое будущее того я, кто жил в испытуемом прошлом...

У-хроноворот признан артефактом Темнейшей магии и охраняется в Отделе Тайн, как зеница ока.Но у меня есть шанс — я уверена, что Волдеморта этот артефакт интересует не меньше, чем меня, и независимо от меня. Волдеморт обожает эксперименты с наукой и с Темнейшей магией.

Я беру в руки порт-ключ, который прислал мне Волдеморт вместе с весьма милым ответом, мысленно прощаюсь с жизнью — и оказываюсь с ним лицом к лицу.

С Волдемортом.

И еще каким-то типом.

В комнате нас трое.

Волдеморт осматривает меня и улыбается — кажется, то, что он делает, надо назвать так.

— Мисс Эванс.

— Добрый день, — говорю я.

— Какое изящное пожелание! Редкий случай, когда мои противники желают мне чего-то доброго. Пожалуй, надо оценить вашу учтивость! Руквуд, кресло для дамы.

Я мило улыбаюсь и заверяю, что лучше постою. Из рук Волдеморта я не приму ни пищу, ни еду, ни сиденье. Не настолько уж я легкомысленна.

Волдеморт понимает это и улыбается.

— Познакомьтесь, мисс: это Август Руквуд, превосходный сотрудник Отдела Тайн, который имеет много что сказать по интересующему вас вопросу... Как я вижу, тетради вы не принесли?

— Пока нет, милорд, — говорю я. — Пока сделка не завершена, я не рискую таскать их с собой. Лучше им полежать в безопасном месте, не так ли? Я думаю, вы это предполагали?

Волдеморт кхекает:

— Да, я так и предполагал! Признаюсь, что вы мне нравитесь, мисс Эванс. Как жаль, что покойный Северус заколдовал свои тетради так, что передать их кому-либо можно только добровольно и с любезного согласия владельца, иначе бы я давно уже получил тетради, не смея беспокоить вас... К моему сожалению и вашему счастью, покойный Снейп был гением. Я не смог снять чары с его тетрадей. Никогда не встречался с подобным типом магии... Очевидно, у бедняги Северуса было много врагов, которые могли в любой момент захватить его вещи? Иначе бы он не озаботился так сильно мерами безопасности?

Чары Северуса... Значит, все мои он взломал. И он как-то добрался в Хогвартсе до моих вещей. Меня это несказанно радует.

— Итак, Руквуд? Мы тебя внимательно слушаем, — изрекает Лорд.

Руквуд откашливается и начинает:

— По заданию моего Лорда, я должен был выяснить, есть ли доступ к экспериментальному образцу № 247, именуемому также «У-хроноворот», и применимы ли его возможности к поставленной мне задаче. Я определил, что могу изъять вышеозначенный артефакт завтра во время общеминистерского обеда, на время обеда, то есть на один час.

Я установил также, что вышеозначенный артефакт недоисследован, и свойства его окончательно не определены. Я обязан предупредить вас, что его использование в данном статусе сопряжено со значительным риском, и последствия использования хроноворота с уверенностью не может предсказать никто. Вы должны понимать, что мы сделаем всё возможное, но не отвечаем, если эксперимент пойдет неудачно, мисс.

— Я понимаю, — отвечаю я.

— Вы должны согласиться, что мы выполнили свои условия по сделке, дав вам доступ к хроновороту и научив им пользоваться, но за результат использования мы не отвечаем, мисс. Вы понимаете?

— Понимаю.

— Право же, мисс Эванс восхитительна, — заявляет Воллеморт. — Ею нельзя не восхищаться, верно, Руквуд? Какое чистое, гриффиндорское безрассудство!

— Я выяснял, можно ли использовать У-хроноворот для возвращения в ночь с 15 на 16 февраля сего года, — продолжал Руквуд. — Согласно инструкции, хроноворот рассчитан на путешествия во времени до двух лет включительно. Четыре месяца — приемлемый срок.

Я также воспользовался обычным хроноворотом, чтобы обследовать испытуемое время и определить возможность его изменения. В цель задания входило изменить время так, чтобы объект Снейп не погиб в Визжащей Хижине и получил там минимальные повреждения...

— Вообще никаких повреждений! Чтобы Ремус не успел его пальцем тронуть! — перебила я.

Руквуд и Волдеморт переглянулись, словно я была тоже объектом, и Руквуд невозутимо продолжал:

— Я нашел искомый момент. Мы можем приблизить время, когда субъекты Поттер и Блэк вернулись в Хижину, чтобы узнать, чем кончилась встреча с оборотнем. Я могу передвинуть момент прихода Поттера в Хижину на время, когда Люпин еще не успел напасть на Снейпа.

— Спасибо! — искренне крикнула я.

Руквуд тяжело и безнадежно вздохнул.

— Мисс, я могу всего лишь передвинуть время. Я не могу заставить Поттера, или Блэка, или Снейпа с оборотнем поступать так, как вам вздумается. Поттер придет в Хижину в момент. Наиболее удобный для вас, но что он будет делать — зависит только от него. Будет ли он спасать вашего Снейпа, я не знаю. Может, он убежит обратно или встанет наблюдать за спектаклем...

— Я знаю Поттера. Он обязательно спасет Северуса, — решительно заявила я. — Спасибо, что вы привели его вовремя — и дальше он справится сам. Вы сделали всё, что нужно.

— Мисс Эванс, ваша вера в людей изумительна, — промолвил Волдеморт.

Конечно, изумительна. Во что мне еще верить? Джим должен поступить так, как я хочу, потому что это мой последний шанс.

И его тоже...

И потом, я всё-таки в него верю... Действительно верю.

— Значит, вы довольны нашей стороной сделки, мисс? — спрашивает Руквуд. — Я могу считать, что завтра мы встретимся здесь с хроноворотом, чтобы скрепить ее?

— Да, — отвечаю я твердо.

— Право же, со всей симпатией к вам, я не понимаю, зачем мне так стараться, мисс Эванс, — задушевно говорит Темный Лорд. — Зачем мне помогать вам вернуть какого-то мальчишку? Ко мне он не имеет никакого отношения, и я не вижу интереса в этом деле...

— Нет, милорд! — возражаю я. — Если бы вы читали дневники Северуса, вы бы сочли иначе. Он всегда сочувствовал вам и хотел к вам присоединиться! Я думаю, что он так и сделал бы, если бы остался в живых... Так что для вас это очень выгодная сделка. Вы получите не тетради, вы получите их живого автора!

— Как печально, — изрекает Волдеморт. — Печально, что юноша не успел прийти ко мне... Уверяю вас, мисс Эванс, что своим людям я даю достойную защиту. Трагедию, подобную той, я бы не допустил! А ее виновники давно познали бы мою месть...

Он представляет себе месть и улыбается. Почему злодеи постоянно улыбаются? Чтобы страшнее было?

— В таком случае, я поднимаю бокал за вас — и за счастливое завтра. Пусть ваше желание сбудется, и я с радостью приму в этом новом будущем в свои ряды вас обоих. Вас и вашего Северуса!

Я тоже надеюсь на лучшее. Впрочем, какая разница, что я скажу Волдеморту сейчас? Завтра всё, что бы я ни сказала, станет недействительным. Я могу даже пообещать стать Пожирателем смерти. Это настоящее с моими обещаниями завтра исчезнет навсегда!

Поэтому мне незачем открывать Волдеморту, на что я надеюсь. Конечно, ни я, ни Северус никогда не присоединимся к нему. Мы будем вместе — и будем бороться против него. Я сумею отбить Северуса от его веры в Волдеморта, я повлияю на него! Теперь у меня будет для этого вся жизнь.

Руквуд ехидно замечает:

— Позволено будет сказать, мисс, что в желаемом вами времени вы были на грани разрыва с мистером Снейпом. Я не могу заставить вас переменить свои чувства. Вы должны понять, что я не сваха и за примирение влюбленных не отвечаю.

И не надо. Ведь я разобралась в своем отношении к Снейпу — разберусь и тогда! Это сейчас я поняла, что он для меня значит, слишком поздно. А тогда поздно не будет — больше никогда!

Да, в то время мы поссорились... Но теперь помирились. Посмертно. Я поняла, кем он был, как он любил меня — и как он мне дорог. Что я потеряла самое дорогое... Что наши ссоры были глупостью. Что не надо было ссориться, и всё можно было исправить. И жить потом долго и счастливо!

Так мы и будем жить. Если наступит завтра.

Ты об этом еще пожалеешь...

У меня была целая ночь, чтобы принять решение. Чтобы сделать выбор: пойдет безумная Лили Эванс на вторую встречу с Волдемортом или нет.

Я была уже на одной встрече с Волдемортом и вернулась оттуда живая — многим этого бы хватило на всю жизнь. А мне, видно, мало.

Ты об этом еще пожалеешь...

Я ни о чем не стала жалеть. Я пошла спать.

... Какой хороший сон.

Моя детская площадка — моя любимая... В отдалении привычно дымит огромная труба. Качели. Я отдыхаю душой — как хорошо вернуться сюда! Вернуться в детство...

Когда всё было хорошо. И все были живы.

Качели скрипнули.

— Здравствуй, Лили.

Он сидел на качелях и раскачивался.

Он показался мне безумно красивым.

— Присаживайся?

Он показал на сиденье рядом с собой.

Я села.

Нет, он несомненно выглядел намного лучше и здоровее, чем при жизни.

Он улыбнулся мне и стал рассматривать. Я тоже смотрела на него. при жизни он никогда так светло не улыбался...

— Как здорово тебя видеть. Ты стала еще красивее.

— Ты тоже.

Он кивнул.

— Ты не поверишь... я сам сначала не верил. Здесь хорошо. Мне здесь гораздо лучше, чем в жизни.

— Ты не прав, — сказала я. — Ты ничего не знаешь о жизни.

— Я узнал достаточно.

Я потрогала его руку. Теплая, живая... И основательно упитанная. И даже загорелая. Я помню его страшно худым и бледным — теперь он стал отъедаться и отогреваться. Наконец-то.

— Знаешь, почему я пришел? Я знаю, что ты делаешь. Я хочу отговорить тебя.

Я переспросила:

— Ты?!

— Лили, пожалуйста... Я думаю, мне ты не откажешь?

— Ты хочешь меня отговорить?!

— Не связывайся с Волдемортом. Ты не знаешь, что он за человек... Вернее, он даже не человек. Он — воплощение Темной магии, а ты всегда ненавидела Темную магию! И вдруг ты связалась с ним? Не делай того, о чем ты потом пожалеешь. Ты же чувствуешь, что совершаешь ошибку...

— Разве ты не хочешь снова жить?

— Мне здесь лучше, чем при жизни. Мне никогда не было так хорошо, Лили, это правда! Если только из-за меня — не надо ничего менять. Пусть всё останется, как есть. Меня всё устраивает.

— А меня — нет!

— Ты уверена? — он нагнулся ближе ко мне. — Ты хочешь, чтобы я вернулся... Хорошо, я вернусь. К кому? Куда? Кому я там нужен?

Я растерянно пригладила волосы.

— Моим родителям? Или, может, твоим? Или моим учителям? Или директору? Что мне там делать? А здесь я наконец-то начал нормально жить...

— Ты нужен мне, — с трудом сказала я.

Он положил свою руку поверх моей и погладил.

— Ты уверена? Прости, но я спрошу: если я вернусь, я буду тебе нужен? Ты не бросишь меня? Ты будешь всегда со мной, что бы ни случилось? Кажется, мы при жизни вразнос поссорились...

— Я буду с тобой, — сказала я тихо. — Я люблю тебя.

Он хмыкнул.

— Как здорово это слышать! Нет, правильно я умер. Чтобы такое услышать, стоило умереть.

— А при жизни ты не хочешь услышать такое?

Он вздохнул.

— Знаешь, я же всё вижу, что происходит у вас. Я знаю, что творилось эти четыре месяца... Я видел, как ты стараешься. Спасибо. Знаешь, ты меня удивила. Я не ожидал, что ты так будешь бороться за меня...

Просто смотрю и ... сердце радуется. Теплеет. За меня никогда так не боролись... Спасибо.

— Я готова на большее.

Он вдруг засмеялся:

— После таких слов хочется вернуться назад!

— Наконец-то!

Он снова посерьезнел:

— Лили, не надо. Оно того не стоит. И — оно опасно. Это непроверенное и недоделанное оборудование, результат его применения непредсказуем. Зачем тебе рисковать?

— А я люблю риск. И Руквуд обещал...

— На самом деле они сами не знают, чем кончится эксперимент. А обещать — эти тебе пообещать что угодно! Хоть все звезды на небе... Они не знают, как работает хроноворот, вот и хотят на тебе проверить. Раз глупая девчонка сама подвернулась, сама навязывается... За твою жизнь никто не отвечает, понимаешь? И за последствия тоже. Вдруг ты повернешь хроноворот и — как в том магловском триллере — тебя распылит на всем пути от Солнца до Бетельгейзе в виде звездной пыли?

— Всё возможно, — беспечно сказала я.

— Зачем?

— А вдруг у меня всё получится?

Снейп рассмеялся.

— Я восхищаюсь тобой, Лили Эванс.

— Мне главное, чтобы в новом времени ты не разлюбил меня, а с остальным мы справимся!

— Я никогда не разлюблю тебя, — пообещал он. — Но я не хочу никакого времени. Не надо. Правда, не надо, Лили. Ты доверяешься не тому человеку...

— Мисс Эванс, вы готовы?

— Я готова.

Волдеморт и Руквуд напряжены. Я их понимаю: они скрывают свои мысли, но они тоже не хотят быть распыленными в виде звездной пыли на всем пути от Солнца до Бетельгейзе!

— Мисс Эванс, я должен еще сказать: этот хроноворот экспериментальный, это еще не чистый образец, — предупреждает Руквуд. — Мы не можем с уверенностью сказать, насколько сильно изменится время. Насколько исчезнет предыдущее время — или его влияние на новую субстанцию будет оказываться, и некоторые куски времени окажутся перемешаны... Возможно, что влияние нынешнего настоящего на хроноворот мы так и не смогли целиком устранить. То есть, если вашему Северусу суждено погибнуть с перегрызенным горлом в Визжащей Хижине, он так и погибнет когда-нибудь. Рано или поздно. Если вашему Блэку суждено попасть в Азкабан, он туда попадет. Если в Визжащей Хижине суждено использовать хроноворот, он будет использован — и так далее.

— Я всё-таки надеюсь на лучшее! — заявляю я.

— Мы так и подумали, — кивает Руквуд.

Я тоже надеюсь. Надеюсь, что в моем новом будущем мне никогда не придется встречаться с Волдемортом — ни разу! Надеюсь, мне не придется влиять на ход мировой истории. И не придется жертвовать собой ради жизни любимого человека...

— Мы тоже надеемся на вас, мисс Эванс, — говорит Руквуд. — Вы прекрасный объект для эксперимента. У вас очень сильная магия — и мы надеемся, что ее влияние поможет эксперименту удачно завершиться! И исполнить все ваши желания! Чего вы хотите?

Чего я хочу?

Я хочу, чтобы всё было как раньше и все были живы.

Я хочу вернуть Хогвартс моего детства: самый надежный, уютный, счастливый край на земле. Где правит самый справедливый и мудрый директор. Где ему помогают добрые и честные деканы. Где на моем любимом Гриффиндоре учатся самые благородные и храбрые ребята, ненавидящие Темную магию. Где всё зло — на Слизерине, и только на Слизерине. Где Мародеры — мои друзья, а не враги, и они всего лишь озорники, а происшествие под Гремучей Ивой — просто неудачная шутка... И Джим Поттер — благородный, светлый, храбрый человек, который не убьет Снейпа, а спасет ему жизнь!

Вот чего я хочу. Только бы шалость удалась...

— Мисс Эванс, соедините свою палочку с палочкой милорда, — говорит Руквуд.

Я соединяю.

Руквуд произносит заклинание завершения сделки — и линия магии между нашими палочками взрывается. На секунду я вижу что-то вроде молнии... Знак молнии — свидетельство Темнейшей магии.

Как интересно. Руквуд сразу тянет руку к хроновороту...

А я не отдаю.

Раз я принесла столько жертв, то я поверну этот троллев хроноворот, и будь что будет!

Я беру хроноворот в руки и поворачиваю его.

Страница произведения: https://fanfics.me/fic44365