Когда «Безумный Крылодыр» отчалил от тайного пирса во Всеношне и канул в туман, лодочник снял дыхательную маску. Сейчас на его лице лишь массивные гоглы с тёмными стёклами, под ними молодое лицо представителя человеческой расы. Вместо плотной хламиды с капюшоном — куртка с кожаными вставками и множеством карманов, на голове — шляпа с обвисшими полями, с которых свисают на шнурках многочисленные мелкие амулеты.

— Мы идём через Край, — пояснил он. — То, что вы видите вокруг, лишь особый род галлюцинации. Нет никакого тумана. Нет никакого моря. Наш мозг отгораживается этими картинками от того, что показывают ему глаза.

— И что же они показывают?

— Ничто.

— И как оно выглядит?

— Никак. Живущие на кифандирах не могут воспринять реальность Края, потому что это не похоже ни на что, виденное ими ранее. Их разуму не из чего выстроить картинку, поэтому он просто затыкает прорехи первыми попавшимися текстурами. Обычно это море и туман, потому что они самые простые.

— А вы, значит, видите всё как есть?

— Вы не поняли, — лодочник покачал головой, амулеты на шляпе закачались с сухим стуком. — Нет никакого «как есть». Мы на изнанке Альвираха, тут просто не на что смотреть. Иллюзии, которые вы считаете вашим миром, развёрнуты к нам обратной стороной.

— Как будто мы зашли на сцене за декорации? — спросил Полчек заинтересованно.

— Хорошее сравнение, — согласился Лодочник. — Пассажиры всегда спрашивают. Наши глаза приспособлены чтобы смотреть на текстуры. А мы за ними, и здесь нет света, который мог бы отразиться от предметов, и нет предметов, от которых мог бы отразиться свет.

— И как же вы управляете вашей ладьёй? У неё даже парусов нет…

— Это краевой проницатель. Ему не нужны паруса, потому что тут нет ветра, ему не нужны киль и руль, потому что тут нет моря. Отчасти он является условностью, ведь для перемещения по Краю не нужны корабли. Однажды все, кого вы знаете, умрут и окажутся здесь — и я вас уверяю, тогда преспокойно обойдутся без лодки. Увы, вы уже лишились возможности убедиться в этом лично.

— Вряд ли это приятный опыт, — сказал Полчек равнодушно.

— Кто знает? — пожал плечами Лодочник. — Уж точно не я.

— Вы разве бессмертны?

— Нет. Я не старею, пока не дышу воздухом Альвираха, но меня можно убить. Предупреждаю — это сложнее, чем кажется. И моя смерть не расторгнет ваш договор, смотрите примечание би сорок шесть к пункту четыре-восемнадцать.

— Ничего такого и не думал, — фыркнул Полчек. — Францис… Ах, да. Вино теперь придётся наливать самому.

— Бар слева, вон тот шкафчик.

— Отличный сервис.

— Спасибо, что пользуетесь услугами «Безумного Крылодыра». Не забудьте поставить пять звёздочек и написать положительный отзыв.

— А скажите, вы действительно перевозите души умерших в Град Осуждённых? — спросил Полчек, звякая стеклом в шкафчике.

— У вас кто-то недавно умер?

— Да, мой дворецкий. Внезапно оказалось, что это был самый близкий человек. То есть гоблин. Иногда надо умереть, чтобы о тебе вспомнили.

— Соболезную.

— Мы встретились бы с ним в посмертии, если бы я не заключил договор?

— Я не знаю. Наше посмертие иное. Киноринх, владыка смерти и наш господин, позаботится о каждом из нас отдельно. И нет, мы, разумеется, не перевозим души умерших. Это суеверие. Вы знаете, сколько разумных умирает на Альвирахе ежедневно?

— Нет. Сколько?

— И я не знаю. Но мне определённо понадобился бы корабль побольше.

— И в чём тогда смысл вашего существования?

— А вашего?

— Туше, — признал Полчек. — Выпьете со мной?

— Я за штурвалом, — Лодочник похлопал ладонью по ободу. — Но вы пейте, не стесняйтесь.

— Грустишь? — спросила Спичка, усаживаясь рядом с Завирушкой на борту.

— Немного, — призналась девушка. — Сама не знаю почему.

Он свесила ноги за борт и болтает там новенькими сапожками, перемешивая туман.

— Так бывает, — согласилась дварфиха. — Эль хочешь?

У неё в руках огромная кружка с логотипом «Крылодыр логистик inc. Транскраевые перевозки». На картинке не очень разборчиво изображено нечто летуче-плавучее.

— Нет, спасибо, не хочется. У меня такое ощущение, что моя жизнь закончилась. И началась какая-то другая. Может быть, даже лучшая, но не совсем моя.

— И так тоже бывает. Ты выбрала предназначение и перестала принадлежать себе. На время или навсегда, как получится.

— Я не хочу навсегда.

— А тебя не спросят, девочка. Сказала бы, что зря ты связалась с Полчеком, да ты поди и сама уже поняла.

— Мастер Полчек хороший человек, — ответила девушка неуверенно. — Мне так кажется. Только какой-то… несчастный.

— Он человек с хорошими намерениями, это не одно и то же. Что же до счастья, он только что похоронил единственного, кому он был действительно нужен, и стал окончательно одинок. Он потерял театр, который был смыслом его жизни. Он обменял свою душу на билет «Всеношна — Корпора». Билет, который для нормальных людей стоит десяток куспидатов в третьем классе и максимум сотню — в первом. Я бы не чувствовала себя счастливой на его месте.

— Я и на своём-то себя счастливой не чувствую, — вздохнула Завирушка. — Но мне жалко Мастера Полчека.

— А зря, — сказала Спичка, вставая. — Потому что он тебя не пожалеет. Тем, кому плевать на себя, на всех остальных плевать тем более.

— Вам придётся отдать им меня, — грустно сказала Завирушка.

— Ни за что, — сказал Полчек.

— Нам не справиться, — покачал головой Лодочник. — Мой долг — защищать вас и я буду сражаться, но мы все погибнем. Дебош не побоится убить Лодочника.

— Так он атакует или нет? — уточнил Вар.

— Атакует, — кивнул Лодочник.

— И мы ничего не можем с ним сделать? — поинтересовалась нейтральным тоном Спичка.

— «Безумный Крылодыр» — мирное судно.

— Вы действительно перевозили мою мать? — спросила Завирушка.

— Однажды, больше двадцати лет назад, Дебош Пустотелый уже останавливал мой корабль. Пассажирами была молодая семья — беременная женщина и её муж. Пират потребовал выдать пассажирку, но проезд был оплачен, и я отказался. Тогда Дебош не стал доводить дело до боя и ушёл, сказав, что всё равно её найдёт. Сейчас он настроен более решительно. Я не знаю, была ли та женщина твоей матерью, но Дебош в этом уверен, а андеды не ошибаются. Они чуют, чья кровь в твоих жилах, и будут идти за ней до конца.

— Надо же, — удивился Вар, — у Летаны была Монета Душ?

— Не было. Мы заключили авансовый контракт.

— С кем именно? — спросила дрожащим голосом Завирушка.

— С обоими. Вот, — Лодочник достал из кармана связку монет и, пропустив их с сухим стуком через пальцы, выбрал две. Одна — густо зелёная, другая — посветлее. — Они воспользовались моими услугами дважды. Второй раз женщина была снова беременна, и с ними был мальчик лет пяти.

— Так вот как им удавалось бегать столько лет от андедов! — удовлетворённо сказал Вар. — Они перемещались через Край, и те теряли след.

— В конце концов, андеды их нашли, — прокомментировал Лодочник. — Они всегда находят жертву. Так что ты обречена, девушка. Не хочешь сдаться сама?

— Не то чтобы хочу, — сказала Завирушка, пристально глядя на монеты в его руках, — но, наверное, так будет правильно. Я не хочу, чтобы все погибли из-за меня.

— К демонам! — Спичка вытягивает из-за спины секиру. — Ещё мне какой-то суповой набор не указывал. Закиньте меня к ним на борт и подождите с полчасика. Расторгуемся в Корпоре костяной мукой.

— К вашим услугам, мадам, — ухмыляется Вар. — Перенос!

Полуэльф щёлкает пальцами, над палубой повисает марево короткого портала.

— Baruk Khazâd! — весело кричит дварфиха, прыгая туда. — Khazâd ai-mênu!

Оказавшись на палубе, она с широкого замаха рубит натяжной трос носового требушета, свинцовый противовес рушится на доски. Верёвка, освободив натяг, со свистом пролетает между снастей, снося десяток пиратов, как гигантский кнут. Огненный череп, подпрыгнув, выпадает из метательной чаши и катится по палубе, давя бегущих к Спичке андедов, и с тяжким грохотом рушится в трюм.

— Страйк, засранцы костлявые! — вопит Спичка, раскручивая секиру. — А ну, подходи по одному!

По одному андеды не хотят и кидаются толпой, выставив перед собой ржавые клинки абордажных сабель. В пальцах Полчека рассыпается пылью бусина, и они дружно наносят удар туда, где дварфиха была пять секунд назад, сталкиваясь костяными лбами у требушета.

— Молния! — кричит Завирушка, тыкая пальцем в сторону пиратского корабля. — Да молния же!

Огромное хвостатое туловище рушится в море с туманных небес, но, не попав на палубу, лишь обрушивает на неё волну холодной забортной воды.

— Что это было? — озадаченно спросил Вар. — Кит?

— Больше похоже на кашалота, — отвечает не менее удивлённый Полчек.

— Я не могу этим управлять! — жалуется Завирушка. — Оно само!

Пираты ударами молотов освобождают стопора требушетов, и в воздух с воем взлетают три оскаленных огненных черепа. Достигнув вершины траектории, они разражаются зловещим хохотом и начинают своё падение на палубу «Безумного Крылодыра».

Лодочник судорожно дёргает рычаги, из открывшихся люков выдвигаются латунные сопла, из них ударяют струи перегретого пара, сдувая горящие снаряды в море, где они с шипением и проклятиями тонут.

В руках Вара возникает полупрозрачный светящийся лук, стрела как огненный росчерк метнулась к Дебошу, но тот одним небрежным движением сабли сбивает её в сторону. Снаряд попадает в одного из пиратов, и тот превращается в бегущий по палубе факел, в конце концов осыпавшись на доски невесомым пеплом.

— Неудачно, — с досадой комментирует Вар.

Спичка, прижавшись спиной к мачте, с бешеной скоростью орудует секирой. Андеды так и отлетают от неё, разваливаясь на куски. В дварфийский сапог вцепился зубами одинокий череп, но прокусить толстую кожу фирменных «эльфодавов» не может, только жуёт, сверкая глазами, голенище.

Полчек крошит пальцами очередную бусину, палуба «Харнанкура» внезапно качается не в такт, нарушая привычный морякам ритм, и андеды валятся на палубу, как кегли. Прочно стоящая на ногах Спичка задорно свистит.

К ней, переступая через упавших товарищей идёт сам Дебош. Глаза черепа сияют багровым, сабля в руке вспыхивает синим пламенем. Дварфиха ухмыляется в бороду, сплёвывает и перехватывает поудобнее секиру.

— Иди сюда, костлявенький, — говорит она ласково. — Я тебе каркас-то отрихтую!

— Ну, молния, ну, пожалуйста! — просит Завирушка, тряся рукой. — Ну, хотя бы в этот раз!

С неба падает цветок в горшке. Разбившись о голову Дебоша Пустотелого, он наносит более моральный, нежели какой-то иной урон. Теперь пират обсыпан землёй, а из треуголки торчат смятые зелёные листья. «О нет, неужели опять⁈» — успел подумать во время падения горшок с петунией. (Если бы мы знали, почему горшок с петунией подумал именно это, то поняли бы о природе мироздания много лишнего.)

Вар снова пускает огненную стрелу, но не в Дебоша, а в тройку пиратов, подкрадывающихся к Спичке сзади. Стрела в полете разделяется на три, и три воющих факела рушатся в пролом палубы, рассыпаясь на лету в серый прах.

Лодочник запускает ходовую машину, и «Безумный Крылодыр начинает сближение с 'Харнанкуром», чтобы перезаряжающие требушеты андеды не смогли по нему стрелять.

Спичка делает шаг вперёд и обрушивает на Дебоша секиру. Тот парирует, отступая на шаг, но следующий удар выбивает из костяной руки саблю, и обезоруженный андед отпрыгивает в сторону, ища взглядом отлетевшее оружие.

— Не такой уж ты крутой, скелетман! — кричит Спичка, кидаясь вдогонку. — Эх, раззудись плечо!

Полчек продолжает очищать причёску от бусин, и матросы-андеды никак не могут ухватиться за такелаж, чтобы отвести корабль на дистанцию выстрела, потому что тянут руки туда, где тросы были секунду назад или будут секундой позже.

Дебош не принимает боя со Спичкой. Вместо этого он одним мощным прыжком оказывается на палубе подошедшего почти вплотную «Крылодыра» и хватает за горло обмершую Завирушку.

— Я всегда добиваюсь своего! — говорит он торжествующе.

Почувствовав на своей шее ледяные костяшки его пальцев, девушка истошно визжит и теряет сознание.

— Я убью тебя, Лодочник! — завопил Дебош, когда «Безумный Крылодыр» обрушился в морские волны с высоты нескольких десятков футов и обрушившаяся на палубу вода разметала всех в стороны.

В небе полыхнуло, моргнуло, заискрило — и засияло солнце. Никакого тумана, синее небо и облака до горизонта.

— А что сразу «Лодочник»? — отплёвывается тот, едва не смытый волной в шпигат. — Я сам в шоке.

— Мой корабль! — кричит пират в ярости. — Он тонет!

«Харнанкур» под лучами яркого солнца растерял всю свою мистическую зловещесть. Кажется, что волны смыли с берега брошенную за ненадобностью жертву давнего кораблекрушения. Гнилые доски, клочья парусины, размочаленные ветхие тросы, дыры, через которые в трюм хлещет вода. Накренившись на левый борт, старый фрегат быстро уходит под воду. Матросы-андеды неподвижно стоят у бортов. Если бы у них были лица, на них, наверное, царила бы полнейшая растерянность.

Дебош двинулся было к лежащей без чувств Завирушке, но между ними встали Полчек и Вар. Оценив ситуацию, капитан передумал, развернулся и шагнул за борт, канув в воду почти без всплеска. «Я вернусь», — сказал он на прощание. На поверхности закачалась старая треуголка, но потом её утянула под воду костяная рука.

— Какого демона, где мы? — спросил Полчек, оглядываясь.

— Мы пробили материю Края и выпали, — пояснил Лодочник. Его шляпу смыло в море и он натянул на голову глубокий капюшон, отворачиваясь от пассажиров. — Это катастрофа.

— Почему катастрофа? — Вар вглядывается в горизонт. — Готов поспорить, что вон там Корпора! Мы почти на месте.

— Вы не понимаете, — Лодочник поворачивает голову, и Вар видит, что тот стремительно, на глазах, стареет. — Я дышу воздухом Альвираха. Я промочен водой Альвираха. Время вернуло себе своё. Но это не главное. Край разорван! Кто знает, что утечёт туда теперь, и что выльется оттуда!

— Эй, — раздался голос из-за борта, — кто-нибудь кинет мне что-нибудь спасательное? Или дварфийская дева должна утонуть, чтобы на неё обратили внимание?

— Спичка! — воскликнул Полчек. — Ты жива!

— Не дождётесь! Так вы вытащите меня или нет?

— Я не могу уйти обратно за Край, — объясняет Лодочник.

Речь его приглушена дыхательной маской, но это голос глубокого старика.

— Его материя повреждена, её как будто разорвали в клочья. Я понятия не имею, как такое возможно.

Полчек покосился на всё ещё не пришедшую в сознание Завирушку, которую уложили на топчан тут же в рубке, но никак не прокомментировал.

— Разрыв огромный, само мироздание кровоточит от него. Не знаю, как далеко надо отойти, чтобы Край принял мой проницатель. В Корпору нам придётся плыть, будто мы обычная лоханка, возящая паломников из Порта Даль.

— Твой корабль слишком необычный, — качает головой Вар, — на нас будет пялиться весь порт. О скрытном прибытии можно забыть.

— Я знаю тайные пути, — возражает Лодочник. — Дождёмся ночи, и я провезу вас так, что никто не увидит. Вы не о том беспокоитесь.

— А о чём нам беспокоиться? — Полчек добрался до шкафчика с напитками, и настроение его улучшается на глазах. — Мы почти добрались до Корпоры, мы избавились от преследования андедов, мы, в конце концов, живы!

— Дебош не прекратит преследования. Его корабль пошёл ко дну, потому что Край повреждён. Но прореха затянется, а утонуть андеды не могут. Однажды они поднимут «Харнанкур» и устремятся в погоню. Вы лишь выиграли время.

— Неужели его ничто не может остановить? — спросил Полчек.

— Только отзыв заказа и разрыв договора. Если заказчик решит, что больше не заинтересован в исполнении контракта, он может его отозвать. Плату андеды не вернут, но преследовать жертву перестанут.

— Ну, что же, — сказал Вар, — значит, нам стоит поторопиться.

— Кстати, — вкрадчиво сказала Спичка, — не считает ли уважаемый Лодочник, что ситуация относится к числу форсмажорных?

— Вы к чему ведёте, мадам?

— Согласитесь, — продолжила дварфиха, — нельзя сказать, что обязательства перевозчика в данном случае выполнены в полном объёме. Вы должны были доставить нас путями Лодочников, обеспечив при этом нашу безопасность. Так?

Лодочник кивнул непроницаемым рылом воздушной маски.

— И что мы видим? Мы вынуждены плыть по морю, как будто купили билет на обычный корабль, и скорее мы защитили вас от пиратов, чем вы нас. Сдаётся мне, плата несоразмерна качеству оказанной услуги. С тем же успехом мы могли нанять контрабандистов, которые тоже знают, как причалить незаметно, но обошлись бы нам максимум в пару сотен серебром.

— Чего вы хотите?

— Расторжения кредитного договора. Полчек не должен лишиться посмертия на таких условиях.

— Профсоюз перевозчиков это не одобрит.

— А неисполнение обязательств, значит, одобрит?

— Они будут исполнены. Я доставлю вас в Корпору.

— Не в полном объёме! Вы доставите нас не так, как было оговорено!

— Я передам вопрос нашим юристам, но на много не рассчитывайте. Максимум — частичная компенсация.

— Что значит «частичная»? Полчеку вернут одну восьмую души?

— Он получит утешительный бонус.

— Шапочку с логотипом? — возмущается Спичка. — Или пергамент с благодарностью? Нет, так дело не пойдёт!

— Может быть, разовая скидка? Ему или его потомкам…

— Да вы посмотрите на него! Откуда там потомки? Нет уж, давайте разберёмся…

Полчек, посмотрев на это, покачал растрёпанной шевелюрой и, прихватив бутылку вина, тихо вышел на палубу. Там он уселся на носу корабля и стал смотреть на приближающуюся громаду горы, по которой карабкается к своему солнцу Корпора.

— Гостевые спальни на первом этаже, — сказал Вар Завирушке и Спичке, занимайте любые. — Прислуга придёт утром, но на кухне наверняка есть какая-нибудь еда. На случай, если я заявлюсь неожиданно. Если вы голодны…

— Я ужасно хочу есть! — призналась Завирушка. — И жутко устала.

— Неудивительно, юная леди, — галантно кивнул Вар, — вы пробили изрядную дыру в Мироздании. Думаю, это энергозатратный процесс.

— Я? Дыру?

— Ты ничего не помнишь, что ли? — спросила Спичка.

— Помню, что пыталась колдовать, но ничего не получалось, а потом рядом вдруг оказался Дебош Пустотелый, — девушка, болезненно скривившись, ощупала шею, — наверное, синяки будут. А больше ничего.

— Оно, может быть, и к лучшему, — заключила дварфиха. — Всё хорошо, что хорошо кончается.

— Мы победили? Андеды больше меня не тронут?

— Это тебе надо потом обсудить с Полчеком, — ответила Спичка уклончиво. — А сейчас поешь, отдохни, прими ванну. Так себе вышла поездочка. Я ещё вытрясу с них полную компенсацию, вот увидишь!

— Слишком пафосно, — поморщился Вар. — И сравнения избыточно художественны. Все эти «клыки воображения»… А где «резцы понимания», «моляры мышления» и прочая когнитивная стоматология?

— Тьфу на тебя, — обиделся Полчек. — Это же аллюзии к классической имперской драме, уж ты-то мог бы оценить.

— Считай, оценил, — вздохнул Вар, — пойдём обедать, тебе надо чем-то разбавить те две бутылки вина, что ты успел приговорить с утра.

— Я могу тебе чем-то помочь? — томно спрашивает Талена у Вара. — Такой красавчик, и так много работает!

— Нет, спасибо, — рассеянно отвечает тот, — я закончу сам. Тебе, кстати, не пора домой?

— Выгоняешь? — обиделась девушка. — Я, конечно, ни на что и не рассчитывала, не думай, но мог бы и не так откровенно.

Она вылезла из постели и принялась одеваться.

— Это была прекрасная ночь, — сухо сказал Вар, не отрываясь от архивных выписок, разложенных перед ним на столе, — я свяжусь с тобой позже. Завтрак накрыт в малой столовой.

Талена сердито посмотрела ему в спину, словно хотела сказать гадость, но передумала, пожала плечами и вышла. В коридоре она столкнулась с Завирушкой, окинула её холодным взглядом и заявила:

— Все аристократы — надменные мудаки. На случай, если ты ещё не знаешь, девочка. Никогда не связывайся с демиургами.

— Спасибо за совет, — вежливо ответила Завирушка. — А вы кто?

— Я та, что из принципа попытается сожрать как можно больше за завтраком, а потом гордо уйдёт и забудет, что приходила. Хотя ночь действительно была прекрасная.

— С удовольствием поддержу вас в вопросе завтрака, безымянная незнакомка. Проводить вас в столовую?

— Если не сложно.

— Красиво, не правда ли? — спросил её Вар, когда они вылезли из повозки.

Полуэльф расплатился с возницей и отпустил его. Они остались вдвоём на освещённой изящными фонарями площадке на самом верху горы Мозоль. Выше неё — только оседлавшее вершину Гнездовище Вечны.

— Да, очень, — признала Завирушка.

— В таком ракурсе Корпора напоминает мне Всеношну, — засмеялся Вар. — На неё я тоже привык смотреть сверху.

— Они совсем не похожи, что вы!

— Да, здесь совсем другой дух. Рад, что ты это чувствуешь. Ты неглупая девочка, но как тебя угораздило связаться с этим неудачником?

— Вы о ком? — растерялась девушка.

— О Полчеке, разумеется. Мы давние друзья, я нему привык, но он же человек-катастрофа, признай. За что бы он ни взялся, всё разваливается, ни на что не годится и непременно прогорает. Иногда, как ты знаешь, в буквальном смысле.

— Он пишет прекрасные пьесы!

— Не спорю, он талантлив. И не будь он при этом так упрям, мог бы получить достойное место среди других творцов континента. Но увы, как это часто бывает, талант в нём сочетается с бытовой беспомощностью, странными взглядами, бесконечным упрямством, неумением идти на компромиссы… Ах да, ещё, разумеется, с пьянством. Типичный маргинал от искусства, решивший, что талант оправдывает всё. Но это не так.

— Мне не нравится, что мы вот так обсуждаем Мастера Полчека, — помотала головой Завирушка. — Это как-то некрасиво.

— Мы обсуждаем не его, а тебя.

— Меня?

— Твою судьбу, которая по нелепому стечению обстоятельств оказалась в руках у этого неудачника. Я решил поговорить с тобой, потому что не могу молча смотреть на то, что происходит. Он не плохой человек, его мотивы, в целом, благородны. Но они накладываются на полнейшее непонимание того, как устроен мир, неумение планировать и глубочайший эгоцентризм. Уверен, он даже не обсуждал с тобой, что будет после.

— После чего?

— Воссияния Вечны. До которого, между прочим, три дня. Я ведь знаю Полчека, у него даже плана никакого нет. Просто прийти на церемонию, просто взорвать свою бомбу — я тебя имею в виду, — и никакого плана дальше. Он же террорист, а не реформатор. Его даже собственная судьба не волнует, а уж судьба бомбы тем более. Бабах — и всё вдребезги. Красота! А дальше-то что?

— Я не знаю.

— Это меня как раз не удивляет, ты очень юна и тебе ещё предстоит многое узнать о мире. Если, конечно, у тебя будет такая возможность после того, как Полчек взорвёт тобой Альвирах. Проблема в том, что этого не знает и Полчек. Для него всё кончается взрывом. Он даже пьесу эту пишет в расчёте на посмертную славу: уж произведением того, кто так самовыразился, точно все заинтересуются! Спорим, у него там в финале все умирают?

— Мастер Полчек не читал мне финал…

— Мне тоже, но я прочёл слишком много его произведений. Все умрут, уж будь уверена. Ты хочешь умереть?

— Не особенно, — призналась Завирушка. — Даже, пожалуй, совсем не хочу. Не сейчас.

— А он хочет.

— Никто не хочет, так не бывает!

— Тебе не понять тяги к саморазрушению, присущей многим творческим людям, — вздохнул Вар. — Он и душу-то Лодочнику продал без колебаний. Чтобы полное небытие.

— Может, госпожа Спичка выторгует её обратно, — неуверенно сказала девушка, — она говорила, что подала протест в профсоюз перевозчиков.

— Может, и так, — не стал спорить Вар, — но разговор не о том. Допустим, всё удалось. Морок снят, заклинания, изолирующие нефилима, развеяны… Кстати, ты знаешь, что их ставила твоя бабушка?

— Нет, откуда? Вы серьёзно?

— Да, вот такая ирония. Мать Летаны была одним из сильнейших магов Дома. Поэтому все так удивились, когда её дочь оказалась лишённой способностей к магии. Ну, так все тогда думали.

— Моя бабушка жива?

— Нет, из тех, кто участвовал тогда в установлении изоляции, никто долго не прожил. Несчастные случаи, скоротечные болезни, беспричинные смерти.

— Их убили?

— Кто знает? Может, и так. Опасно лезть в дела сильных мира сего. А может быть, дело в том, что наш нефилим — большая и непредсказуемая птица, и не стоило подходить слишком близко к её клюву. Кстати, тебе как раз стоит об этом задуматься.

— Так моя мама тоже росла сиротой?

— Полнейшей. Твоя бабушка была ей беременна, когда всё это происходило, и умерла буквально через месяц после родов. Все удивились, ведь она отличалась крепким здоровьем, была молода, семья имела достаточно средств на лучших лекарей. Но увы, таково стечение обстоятельств. Или чья-то злая воля.

— Как это печально… И мама моя умерла в чужих краях, и я даже не знаю имени, которым меня назвали родители…

— Зато ты знаешь свой род, — сказал Вар твёрдо. — Ты, как и я, д’Кхузи.

— Мы что, родственники? — удивилась Завирушка.

— Не близкие. В Домах Демиургов это обычное дело. Даже Полчек тебе дальняя родня.

— Вы серьёзно?

— Да, его Дом Кай был вассальным, но относится к тому же роду. Боковая ветвь. Если обратиться в архивы Дома, то там есть специалисты, которые точно высчитают степень родства. Сколькоюродная ты ему племянница.

— Как это странно…

— Более того, если бы всё повернулось иначе, и мятеж Дома Кай удался, твоя мать, скорее всего, не появилась бы на свет, а значит, и тебя бы не было. Отец Полчека планировал убить тех, кто ставил завесу иллюзий в храме, и не преуспел в этом только чудом. Полчек мог бы быть сыном убийцы твоей бабушки, но вместо этого стал твоим покровителем. Впрочем, наследственные склонности всё равно видны.

— Мастер Полчек не собирается никого убивать! И он не виноват в том, что хотел сделать его отец!

— Зато он полон желания за него отомстить. И если при этом погубит внучку той, что тогда выжила, то круг замкнётся. Судьба обожает такие петли.

— Мне кажется, вы на него наговариваете, — покачала головой Завирушка. — Мастер Полчек не злодей.

— Разумеется, — засмеялся Вар, — для злодея он слишком плохо планирует. Он просто не задумывается, к чему приведут его действия в перспективе, потому что путает реальный мир и подмостки. В пьесе действие заканчивается кульминацией и кодой. Зрители расходятся, актёры уходят за кулисы пьянствовать. Никто не думает: «А что там дальше». В жизни же всё имеет последствия.

— К чему вы это мне рассказываете, господин Вар? Ведь вы здесь для того же, что и мы!

— Я хочу, чтобы ты не шла бездумно за Полчеком. Предлагаю тебе встретиться с чрезвычайно интересным человеком, который представляет одну из сил, имеющих значение в этом мире. Не из числа тех расфуфыренных ничтожеств, которых показывают толпе на праздниках. А тот, кто имеет реальную возможность что-то менять на Альвирахе.

— Зачем, господин Вар?

— Может быть, поговорив с ним, ты узнаешь что-то важное. То, что изменит твоё мнение о происходящем и твоей роли в нём.

— Например, что?

— Например, если кто и знает твоё настоящее имя, так это он.

— Возможно, я пожалею об этом, — вздохнула девушка, — но я согласна.

— Я узнаю, когда нас могут принять. А пока предлагаю тебе приятнейшую прогулку вниз по горе. Обещаю множество тех самых впечатлений, которых так хотят, но никогда не получают туристы!

— Уф, как гудят ноги, — сказала сама себе Завирушка, рухнув в постель. — Никогда не гуляла так много и так странно. Но оно того стоило! Фаль бы мне позавидовала!

Длинная и неспешная ночная прогулка, по ходу которой Вар рассказал множество удивительных, забавных и просто невероятных фактов из истории и текущей жизни Корпоры, оставила неизгладимое впечатление.

— Корпора — это нечто! — прошептала она, откидываясь на подушки.

К разочарованию Завирушки, разглядеть его толком не удалось. Просто некая фигура в кресле, лицо укрыто маской с птичьим клювом, которые носят во славу Вечны, тело — складками широкой одежды. Столь же неопределённым оказался и голос — не молодой и не старый, не мужской и не женский, не злой и не добрый. Как будто все обертона его специально стёрты до полной нейтральности.

— Это дочь Летаны д’Кхузи? — спросил голос.

— Это она, — кратко ответил Вар.

— Меня зовут Завирушка, — вежливо представилась девушка.

— Тебя зовут не так, — сказал Сидус. — Но это не важно. Что ты хочешь за неё, Вар д’Кхузи, известный также как Вар Архаичный?

— Я хочу сместить матриарха и занять её место во главе Дома.

— Не многовато ли за дальнюю родственницу? — Сидус издал звук, который можно было бы счесть за смех, если бы он не был таким же стёртым и безэмоциональным, как его речь. — Ты ведь хотел её использовать сам, не так ли? Почему передумал?

— Она слишком опасна. Я планировал устроить локальный хаос, да. Это позволило бы мне перехватить власть в дезорганизованном Доме. Но девочка не хлопушка, а мощная бомба. Я не террорист. Потому я ищу союза с тобой, Сидус. Помоги мне взять власть, и поделюсь ей с тобой. Девушка — мой аванс в этой сделке.

— Неужели ты думаешь, мальчик, что твой матриарх не делится властью сейчас? — Сидус снова издал свой странный, бесцветный смешок. — Кто, по-твоему, сделал эту женщину главной в Доме?

— Ты?

— Однажды она стояла в этом кабинете, так же, как ты сейчас. Тогда она была так же молода и так же амбициозна. И её аванс был куда щедрее.

— Но я…

— Не надо слов. Иди, я обдумаю твоё предложение. Тебе сообщат моё решение.

— Господин Вар! — возмутилась Завирушка. — Но как же так?

Полуэльф её проигнорировал, напряжённо глядя на Сидуса.

— С тобой мы закончили, свободен, — жёстко сказал тот. — Проводите господина Вара к выходу.

За спиной открылась дверь, из неё появился давешний эльф. Вар молча развернулся на каблуках и вышел с ним.

— А ты останься, — остановил Сидус дёрнувшуюся было за ним Завирушку.

— Но я не хочу!

— Дитя, твои желания не очень много значат. Однажды, может быть, это изменится. Но сейчас нить твоей судьбы держу в руках я, и это довольно тонкая нить, девочка.

— Мне это совсем не нравится.

— Поверь, альтернативы тебе понравились бы ещё меньше. Однажды ты поймёшь, что остаться здесь — лучший выбор.

— Это не мой выбор!

— Именно поэтому. Тебя проводят в твою комнату. Мы поговорим позже.

— Вар, где тебя носило? — спросил Полчек.

— Даже не спрашивай, — отмахнулся полуэльф мрачно.

— Я тут узнала кое-что интересное, — сказала Спичка.

— Вряд ли более интересное, чем узнал я, — буркнул он, наливая вина. — Но меня это не обрадовало. Думаю, вы не обрадуете тоже.

— Угадал, — дварфиха встала перед ним, подбоченившись, — я узнала, что контракт с андедами заключил не Дом Теней. Его оплатило Полуслово по личному распоряжению Сидуса Невольника.

— Какой сюрприз, — сказал Вар равнодушно.

— И вот ещё что. Во Всеношне девушку пытались похитить ассасины Полуслова, не по твоей ли наводке?

— Вы считаете, что я связан с Полусловом? — спросил Вар. — И сдал ему вас?

— Да! — убеждённо сказала Спичка. — Это всё объясняет.

— Я тоже так считал до сегодняшнего дня, — кивнул полуэльф. — Но оказалось, что для Сидуса я был инструментом, а не партнёром.

— То есть ты даже не отрицаешь? — удивился Полчек.

— Я не вижу в этом ничего особенного, — пожал плечами Вар. — Все высшие демиурги Домов так или иначе контактируют с Полусловом. Это слишком влиятельная организация, чтобы её игнорировать. Взаимные услуги, денежные дела, покупка и продажа информации, найм убийц и шпионов, приобретение контрабанды и запрещённых магических артефактов… Да мало ли что ещё. Демоны Края, да сейчас приличного вина не купишь без надёжного посредника оттуда! Так что да, я был связан с Полусловом. Все с ним связаны.

— Был? — спросила Спичка.

— Сидус вытер об меня ноги и выкинул за дверь, как обоссавшегося щенка, — признался Вар. — Я в ярости.

— А где девушка?

— Девушку он оставил себе.

— Ты что, отвёл Завирушку к Сидусу? — переспросил Полчек. — Но зачем?

— Дурак был, — покаялся Вар. — Искал сильного союзника. Но ошибся, он никому не союзник.

— Но это же я её нашёл! У наc был план!

— Твой план миражьего навоза не стоил, уж извини, — зло сказал Вар.

— Ты с ним согласился!

— Во Всеношне. До того, как увидел, на что способна девчонка. Полчек, ты что, идиот? Она порвала Край, будучи за его гранью! Ты представляешь, что она может натворить в Корпоре?

— Что?

— Нет, ты правда не понимаешь, — вздохнул Вар. — Впрочем, откуда тебе знать? Я и сам не понимал сначала, пока не прочитал кое-что в библиотеке. Вот, послушай.

Вар вытащил из кармана свёрнутую бумагу, развернул её и прочёл вслух:

«Почему следует убивать Чудотворцев».

— Название многообещающее, — поморщился Полчек. — Где ты это выкопал?

— На эту книгу ссылались в одной газетной заметке. Угадай, о чём она была?

— Не хочу гадать, ты сам скажешь.

— О краетрясениях. И поводом было одно их них, произошедшее знаешь когда?

— Скажи мне.

— Ровно в тот день и час, когда твоя девица хлопнулась в обморок в порту, снеся все иллюзии. Статья содержит отсылки ко множеству старых источников.

— Небось эльф писал, — вздохнул Полчек, — они это обожают.

— Да, твой знакомец Риардон. Это редакторская колонка в «Портодальской Истине». Саму статью я зачитывать не стану, она утомительно многословна…

— Уж будь так любезен, — скривился драматург, — я не переношу его слащавую псевдоинтеллектуальную манерность.

— Не буду спорить. Вкратце, она о том, что подобные краетрясения в древности были довольно частыми, зачастую угрожая самой целостности Альвираха. Однако же во времена Империи была найдена как причина оных, так и средство борьбы с ней. Весьма осторожный Риардон не называет ни того, ни другого, однако среди приведённых в статье отсылок есть весьма любопытная брошюра, которую мне удалось отыскать в Неофициальной библиотеке Альвираха. Каюсь, сам бы я не справился, но Талена…

— Девушка, которую ты поматросил и бросил? — уточнила Спичка.

— Сейчас не лучшее время для отношений, — поморщился Вар. — Так вы будете слушать или продолжите перебивать меня через слово?

— Читай.

Падпараджа неожиданно светло улыбнулась, и Завирушка поняла, почему так много людей были смертельно влюблены некогда в эту женщину.

Даже сейчас, когда годы отметились на её лице, она сохранила бездну странного обаяния, которому почти невозможно противостоять. Девушка как будто забыла, что по приказу Падпараджи убили её бабушку, мать, отца и брата и все ещё могут убить её. Она заворожённо слушала её рассказ.

— И кто же автор этой пьесы-игры? Нефилимы?

— Нет, что ты. Они лишь детали в тонкой игровой механике, введённые в неё для баланса. Нефилимы часть замысла, а не авторы его. Они не слишком-то умные, знаешь ли.

— Разве так можно говорить? — поразилась Завирушка. — Ведь Вечна Нашёптанная…

— Вечна — всего лишь огромная древняя птица. Сила её огромна, а ума как в курице.

— Но она же меняет мир своим непостижимым замыслом! Ну, то есть, — поправилась девушка, — меняла, пока Дом Теней не запер её в коконе иллюзий. Разве это не так?

— И да, и нет. Она действительно меняла мир, но никакого замысла в этом не было. Почесалась — поменяла. Поклевала корм — поменяла снова, опорожнила кишечник — Альвирах содрогнулся.

— Но как же все те истории, что несли ей люди?

— Может быть, ей просто нравился шум голосов.

— Звучит ужасно, — скривилась Завирушка.

— Не ожидал, что вы будете искать встречи, — сказал ровным механическим голосом кованый.

— Появилась одна интересная мысль, — подмигнула ему Спичка. — Уверена, она вам понравится.

— Мы вас внимательно слушаем.

— Вы?

— То, что знает один кованый, знают все.

— Ах, да, вы говорили, уважаемый… Кстати, у вас есть имя? Как-то же вы отличаете друг друга?

— У нас есть имя. Одно на всех. «Кованый». Нас не надо отличать друг от друга, потому что мы есть одно. Наш разум не в телах, а в материи Края, вы видите лишь периферийное устройство. Терминал. Нашим создателям это показалось хорошей идеей для координации действий в бою, но они, разумеется, не предвидели всех последствий. Люди постоянно так делают.

— Так вы бессмертны?

— Пока есть хотя бы один носитель. Что будет, если последнее из наших периферийных устройств выйдет из строя, мы не знаем. И не хотим проверять. Поэтому мы и обратились к вам. Нам нужны новые тела, но Каррегвенский договор…

— Я, кажется, кое-что придумала.

— Мы готовы вас выслушать.

— Договор запрещает выпускать новых кованых, так?

— Совершенно верно. После отказа воевать за чужие интересы мы перестали быть нужны. Поэтому нас так легко отпустили. Поэтому нас запретили производить. «Ещё одна раса Разумных, — сказали они. — Да на Альвирахе и так плюнуть некуда!» Если бы не наша помощь при подавлении Белокаменного мятежа, нас бы, наверное, пустили в переплавку. Но мы намекнули, что Чудотворцы могут появиться снова, и нас оставили. Как бы «про запас». Даровав свободу, но лишив перспективы.

— Да, смутно что-то припоминаю… — задумчиво почесала бороду Спичка. — На вас же не действовала магия Чудотворцев!

— Мы магорезистивны, поскольку связаны с Краем. Все лавры победы забрал наш создатель, Парциваль Колловски, но нам почести не нужны. Нам нужна новая периферия. Чем больше кованых в Альвирахе, тем больше информации мы получаем, тем надёжнее и устойчивее наша сеть, тем более безопасно наше существование. Но даже ваш бесспорный талант переговорщика не смог преодолеть этот запрет.

— То, что нельзя проломить, можно обойти, — усмехнулась в бороду дварфиха. — Я внимательно изучила договор, и он не запрещает ремонт кованых. Если вы, например, поцарапаете корпус, то в любой мастерской его вам отполируют без вопросов. Это не будет нарушением договора, так?

— Не будет, — кивнул стальной головой кованый.

— Идём дальше. Если вы потеряете руку, её также можно заменить, верно?

— Да, многие из наших тел неоднократно меняли конечности. Они изначально делались легкосменными, потому что первые «Перечницы Колловски» часто взрывались.

— То есть если, к примеру, предприятие «Малый лафетный завод Жерла», в котором мне принадлежит пятьдесят процентов плюс одна акция, наладит выпуск рук для кованых, это не будет нарушением договора?

— Не будет.

— А если ног?

— Никакой разницы, — подтвердил кованый.

— А туловищ? Голов? Ведь ваш разум не в голове, а душа не в сердце, вы можете поменять голову, не перестав быть собой?

— Разумеется.

— Таким образом, мы можем производить ваши тела в рамках «Наборов для капитального ремонта и обслуживания». Оформлять как «ремкомплект». Поставляется в разобранном виде, а значит, не является кованым. А что там только руки-ноги прикрутить, это никого не касается. Называется «отвёрточная сборка». Производитель не несёт ответственности за то, как покупатель использует его продукцию.

— Вы правы, формально это не нарушит букву Каррегвенского договора.

— А дух его не нарушит тем более! — оптимистично заявила Спичка. — Невозможно производить «новых кованых», потому что в некотором смысле кованый вообще один! А какое количества железа к нему подключено, уже не так важно.

— Вы превзошли самые оптимистичные наши прогнозы, мадам Фламерия, — склонил голову кованый. — Это воистину великий план. Думаю, цену за его исполнение вы запросите тоже немалую?

— Да уж, не продешевлю, не надейтесь! — потёрла руки Спичка. — Услуга за услугу!

— Талена… — виновато сказал Вар. — Я…

— Мы знакомы, господин? — холодно ответила девушка. — Не припоминаю, извините. По всем вопросам обращайтесь в справочную библиотеки.

— Талена! Я же извинился!

— За что, господин? Я не помню. У меня, знаете ли, жизненный принцип не запоминать мудаков. Жизнь слишком коротка для этого.

— Ладно, — вздохнул Вар. — Прекрасная библиотекарша, с которой у нас ничего не было! Не желаете ли вы заработать неплохую сумму, практически не выходя за рамки ваших служебных обязанностей? Чисто деловое предложение.

— И никаких ресторанов?

— Даже пирожок с уличного лотка не куплю.

— И какова сумма?

— Тысяча куспидатов.

— Всего? А если я хочу десять тысяч?

— Сделка!

— Демоны, надо было просить сто! — с досадой сказала Талена. — И что вы хотите за эти деньги, незнакомый господин?

— Мне нужно в закрытый фонд.

— Всего-то? Я-то думала, вы попросите доступ к архивам Консилиума. Откровенно говоря, этот фонд закрыт на символический замочек, открывающийся гвоздём, и никто за ним не следит. Там куча старого пыльного хлама, который просто свален без всякой системы. Вы переплатили, незнакомый господин, но сделка есть сделка!

— Считайте это компенсацией за забытое и извинением за неслучившееся.

— За десять тысяч серебром я готова забыть даже как меня зовут, — хмыкнула девушка. — Пойдёмте.

Два тёмных коридора спустя они оказались перед невзрачной дверью, запертой на дешёвый замок. Талена достала из кармана связку ключей, нашла самый маленький и простенький, вставила в скважину, повернула…

— Если вам что-то надо здесь найти, — предупредила она, зажигая магический светильник, — то ни за десять, ни за сто тысяч не смогу помочь. Сюда столетиями сваливали всё, что по какой-то причине считалось неподходящим для открытого доступа. Со временем причины забылись, а составлять каталог никому даже в голову не пришло. Зачем? Всё равно фонд закрытый. Так что бумаги тут лежат просто слоями, и если вам нужно что-то действительно старое, то вы зря не захватили лопату.

— Я приблизительно знаю, где лежит то, что мне нужно, — сказал Вар. — Но даже если вы просто подержите фонарь, это будет большим подспорьем.

— Думаю, что за десять тысяч серебряных я могу поработать подставкой для лампы, — вздохнула девушка.

— Если меня верно сориентировали, то в конце главного прохода есть небольшой закуток, образованный тремя закрытыми шкафами. По крайней мере, несколько десятков лет назад он был…

— Как интересно! Никогда туда не заходила, но давайте посмотрим…

— Госпожа Падпараджа, — упрямо сказала Завирушка, — мне это кажется очень неправильным.

— Что именно, девочка?

— То, что всё построено на обмане и иллюзиях. Я выросла при Ордене, а вы превратили его в ширму для жуликов!

— Я руководила Орденом задолго до твоего рождения, дитя, и я тебя уверяю, это лучшее, на что он годится, — смеётся женщина. — Раньше они прислуживали нефилиму, а теперь помогают людям.

— Ну, да, — кивнула девушка, — они же выдали вас Консилиуму для казни, наверняка вы на них обижены.

— В моём возрасте глупо лелеять старые обиды, — покачала головой Падпараджа, — кроме того, всё было совсем не так, как пишут в книжках. Я сама проморгала заговор Консилиума и не спасла Веспер-Матинс. А уж в том, что в верхушке Ордена оказались сплошь никчёмные, трусливые, продажные интриганки, мне вообще некого винить. Такова судьба сильных личностей, к ним притягиваются в основном слабаки.

— Я уверена, — упрямо сказала Завирушка, — что на обмане не построить ничего хорошего. Я хочу вернуть Ордену нефилима.

— Ох уж эти благие намерения, — покачала головой женщина, — вы, молодые, вечно забываете, куда они ведут.

— Разве я не права?

— Представь себе, девочка: вот ты развеяла кокон вокруг Гнездовища. Допустим, у тебя хватило сил, и каким-то чудом всё прошло благополучно — не погасло солнце, не утонула гора, Край не разлетелся в клочья, превратив Альвирах в выжженный мировым холодом рой каменных обломков в безвоздушной пустоте. Допустим. Что, по-твоему, станет с Орденом Птах?

— Он вернётся к своему истинному служению. Очистится от лжи и фальши. Воспрянет и обновится, припав к силе нефилима…

— Он будет уничтожен, наивное ты дитя!

— Но почему! — воскликнула Завирушка расстроенно. — С чего вы взяли?

— Вот за это я и не люблю чародеев, — мрачно сказала женщина, — даже ведомые благими намерениями, вы никогда не думаете о последствиях.

— Но что не так-то?

— Не принимая во внимание космологические аспекты возвращения Альвираху шестого нефилима, которые не берусь предсказать даже я, и не учитывая непредсказуемую реакцию древней могущественной твари, на чьи птичьи мозги внезапно обрушатся двухвековые изменения мира… Что скажут люди, узнавшие, что Орден их двести лет водил за нос?

— Но ведь птахи не знали об этом!

— Да, в эту тайну посвящены весьма немногие, по пальцам можно пересчитать, моих хватит, — Падпараджа показала изуродованные четырёхпалые кисти, — но неужели ты думаешь, что обыватели будут разбираться? Тысячи и тысячи разумных столетиями отправлялись в паломничество к Гнездовищу, уверенные, что исполняют важнейший долг перед Мирозданием. Бросали дела и семьи, рисковали встречей с разбойниками на дорогах и пиратами на морях, тратили месяцы на сложный маршрут с попутными караванами, многие отдавали за проезд последние деньги и залезали в долги. И вдруг оказывается, что всё это зря! Что их просто обманывали! Знаешь, что будет, девочка?

— Что?

— Монастыри запылают, а птах будут терзать на площадях под улюлюкание толпы. Никто не вспомнит, что служительницы Ордена бесплатно учили и лечили детей, помогали нищим и попавшим в беду, раздавали посевное зерно в годину неурожаев, прекращали эпидемии, принимали роды, растили сирот. Те, о ком они так заботились, придут к ним с вилами и факелами и будут кричать «Смерть обманщицам!». Сгорят лечебницы и библиотеки, будут разграблены продовольственные склады, уничтожены школы, выброшены на улицу, а то и убиты тысячи сирот и беженцев. Выстроенная ещё при Империи система социальной помощи будет уничтожена.

— Вы говорите ужасные вещи!

— Таковы Разумные, девочка. Не веришь мне — спроси любого, кто пережил Смутное Время. Бессмысленная жестокость толпы не исключение, а норма. Её сдерживает лишь осмысленная жестокость государства. И между этими двумя жерновами как-то выживает тонкая прослойка того, что можно отнести если не к добру, то хотя бы к попыткам таковым стать. И вот это ты хочешь уничтожить из абстрактной никому не нужной «справедливости»? Да, ещё одна Верховная Птаха повиснет на Осьмишёлковом променаде, и вряд ли ей повезёт так, как мне. И да, это будет «справедливо». Это то, ради чего ты готова поджечь весь континент? Будешь ли ты радоваться, глядя на это?

— Нет. Наверное, нет. Скорее всего, вы правы, госпожа Падпараджа. Я ещё совсем мало знаю, а вы очень умная. Я бы хотела вам не поверить, но всё равно верю, так уж я устроена. Может быть, и правда — я причинила бы больше зла, чем добра, если бы наш план удался. Но скажите, неужели всё должно оставаться так, как оно есть?

— А как, по-твоему, должно быть? — прищурилась женщина.

— Честно. Вы же сами сказали, что люди тратят много сил и средств на никому не нужные паломничества в то время, как на холодных окраинах Чела рыбаки и крестьяне еле сводят концы с концами, а беженцы у стен Всеношны голодают и живут в хижинах из мусора. Неужели нельзя это изменить?

— Во-первых, ты зря думаешь, что паломничества не нужны. Получаемые от паломников средства Орден направляет на развитие школ и лечебниц, на закупку продовольствия для голодающих и так далее. Монастырь, в котором ты выросла, имеет возможность растить сирот и помогать бедным за счёт того, что состоятельные паломники из Всеношны щедро платят Ордену за билеты первого класса в Корпору. На пошлины ремонтируются мосты и дороги, благодаря паломникам выживают придорожные трактиры, поддерживаются караванные и морские перевозки, содержится портовая инфраструктура. Если бы эти деньги брали в виде налога, возмущению не было бы предела, а паломничество — священный долг и добровольная обязанность. Кроме того, для крестьянина, ремесленника или рыбака это единственная возможность увидеть что-то кроме родной деревни. Его рассказов хватит соседям на годы пересудов. Так разумные могут ощутить себя частью не только своей маленькой общины, но и целого государства, проникнуться его величием и красотой.

— Но неужели нельзя это сделать как-то иначе?

— Это уже «во-вторых», девочка. Ты прожила так немного и видела так мало, что тебе кажется, что ничего не меняется. Но это вовсе не так. Сеть региональных храмов, которые предназначены для тех, кто не может отправиться в паломничество, возникла не так давно — и это лишь одно из многих изменений, которые происходят. Постепенно, благодаря политике Ордена, паломничество из массового явления станет престижным туром для состоятельных Разумных, которые легко потратят мешок куспидатов, чтобы выделиться среди таких же. А для крестьянина и рыбака будет достаточно иногда отсыпать горсточку меди, на которую потом местный монастырь ему же и поможет в трудный год. В твои шестнадцать сложно представить, как недавно континент вышел из кровавого лихолетья Смуты и как много её последствий ещё предстоит преодолеть. Но весь прогресс последних ста лет может в один момент превратить в ничто одна юная девица!

— Ой…

— Вот тебе и «ой». Я не пытаюсь оправдаться в том, что напустила на твою семью андедов. Я просто объясняю, почему я это сделала. Такова цена «плохих» решений, но «хорошие» обходятся куда дороже.

— И что же вы предлагаете, госпожа Падпараджа?

— Стать частью моей «мягкой силы».

— Мягкой силы?

— Я возглавила Полуслово, став Сидусом Невольником, для того чтобы просто выжить. Но прошли годы, и я снова правлю Империей. Просто эта империя — тайная, у неё нет трона, который можно пошатнуть, и нет императора, против которого можно взбунтовать чернь. У этой империи нет закованных в сталь легионов, за которыми стоят боевые маги, но у неё есть мягкая сила — возможность делать предложения, от которых нельзя отказаться. И предавший меня Орден, и оплативший это предательство Консилиум, и перехвативший мою власть Дом Теней, и радовавшиеся моей смерти Советы Городов — все они теперь следуют даже не моему слову, а намёку на него. Полуслову. Каждый, кто имеет власть на континенте, знает, что однажды может проснуться и увидеть у своей постели ассасинов Сидуса. И, если он не хочет однажды вовсе не проснуться, то исполнит его скромную просьбу и постарается тут же об этом забыть, потому что это неприятные воспоминания. Так я меняю Альвирах — медленно, но неотвратимо. Почти все думают, что изменения происходят сами собой, но моя четырёхпалая рука всегда на пульсе.

— И вы, обладая такой властью, нуждаетесь во мне? — удивлённо спросила Завирушка.

— Я много лет уничтожала чудотворцев, — сказала Падпараджа задумчиво. — Не потому, что я жестока, хотя это так, а потому, что было нужно. Я не горжусь этим, но поступила бы так снова. Чудотворцы опасны. И всё же, сейчас я готова рискнуть и попробовать обзавестись собственным.

— А если я не захочу стать частью этой вашей «мягкой силы», то вы меня убьёте?

— Тебя убьёт Дебош Пустотелый, я просто не буду ему мешать. Если ты этого не хочешь — полная безусловная лояльность и абсолютный контроль. По крайней мере на первых порах, пока ты не научишься понимать, что такое твоя сила и как избежать её случайного применения. Но может быть, однажды ты встанешь рядом со мной как равная, а потом и заменишь меня на этом нелёгком пути, примерив капюшон Сидуса. Да, я заставляю тебя под угрозой смерти. Но Сидуса не зря зовут «Невольником» — такие пути по доброй воле не выбирают.

— Я могу подумать, госпожа?

— До утра, не далее. И помни, Дебош медлить не станет.

— Эй, ты же библиотекарь! — тихо возмущается Вар. — У тебя, что, ключа нет?

— Я библиотекарь, а не завхоз! — огрызается Талена. — Зачем мне ключ от подвала? Книг за этой дверью нет!

— А что есть?

— Пыль, паутина, сырость, крысы, дурной запах.

— Какое прекрасное место… И как нам туда попасть?

— Я думала, что взломаю замок без проблем, — призналась девушка, — меня учили.

— Так в чём проблема? — спросил Вар. — Прогуляла нужный урок?

— Он заржавел! Я знаю, как его открыть, но сломала уже две отмычки! Их обломки заклинили механизм окончательно!

— Дайте я, — предложил Полчек.

Он стянул с пряди волос мелкую бусину и решительно раздавил её о корпус здоровенного ржавого замка. Массивная железяка на секунду как будто размылась, став нечёткой.

— Вот и всё.

Хронург дёрнул за дужку, и та осыпалась в его руках ржавой пылью.

— Ого, — сказала Талена уважительно. — Не знала, что так можно.

— Я всего лишь чуть-чуть ускорил естественные процессы, — пояснил Полчек, брезгливо отряхивая узкие ладони от ржавчины. — Пойдёмте внутрь, пока никто не заметил.

— Что это за суета? — спросила Талена. — Разве повозки не по другой улице должны приехать?

— По другой, — подтвердил Вар. — Эта слишком узкая.

— Тогда почему все разбегаются?

— Хороший вопрос. Полчек, это твои фокусы?

— Я стою тут перед тобой и совершенно ничего не делаю, — улыбка драматурга стала ещё безмятежнее.

Впрочем, даже если бы и не было продано, у Полчека нет средств на выкуп и покрытие штрафов. Из Корпоры бывший драматург отбыл зайцем в трюме орденского парома. Чтобы прокормиться во время долгого путешествия он, отчаянно жульничая и вовсю используя хронургию, показывал пассажирам карточные фокусы. Собирал в шляпу монетки. После всего случившегося это даже не казалось ему странным.

Паломники, возвращавшиеся домой после уникального Воссияния, где Вечна, к изумлению Разумных Альвираха, воплотилась в своего Птенца, были полны впечатлений. Став свидетелями эпохального события, они предвкушали, какой фурор произведут своими рассказами на родине, и были весьма щедры. Все разговоры на пароме были об одном — Альвирах теперь, несомненно, ждут небывалое процветание, всеобщее счастье и великие, хотя и смутные, перспективы. Ведь сама Вечна снизошла к ним, воплотившись в человеке! Очевидно, что это благое знамение, предвещающее… По поводу того, что именно оно предвещает, каждый паломник имел своё мнение, но все сходились в одном — беды, обрушившиеся на континент после падения Веспер-Матинса, наконец-то закончились. Теперь точно всё будет хорошо. Они пили за здравие Великой Завирушки — Птенца Вечны и Аватара её — и щедро наливали всем, кто был готов поддержать тост.

Полчек, разумеется, не отказывался и потому провёл всё путешествие в приятном полутумане, а сойдя на берег, с удивлением обнаружил, что карманы его даже не совсем пусты. «Из меня вышел неплохой престидижитатор, — думал он рассеянно, разглядывая закопчённые стены своего бывшего владения. — Вот и я обрёл своё сценическое амплуа…» Надо было идти, искать ночлег и пристанище, соответствующее той пригоршне мелочи, что он наскрёб по карманам потёртого камзола, добывать себе какой-то ужин. Но он всё стоял и стоял, не в силах на что-то решиться.