Утро началось с беготни. Алевтина выгнала Пеструху в стадо, по дороге повстречала дядю Мишу Короткова – пастуха, матерщинника, а вообще веселого мужика, с которым и поговорить всегда приятно, посетовала на жару («Который день от нее продыху нет!»), а потом поспешила домой: дел невпроворот, минуты свободной нет.

Торопилась назад, по сторонам особо не смотрела. Но, когда пробегала мимо дома Кармановых, вдруг услышала тоскливый коровий рев. Это ревела Ночка, Людкина корова. Звук заставил Алевтину остановиться в недоумении. Ночка ревела так, словно ее сегодня не доили, словно больно ей было. «Чей-то Людмила корову с утра не подоила? На нее не похоже. И чего не выгнала в стадо скотинку? Никогда с ней такого не бывало…» А выгнать срочно нужно: дядя Миша задерживаться не любит, сейчас погонит стадо в луга, и придется Людке за ним носиться, свою Ночку пристраивать. Может, заболела Людка? Тогда надо заглянуть, проверить лучшую подругу.

Алевтина просунула руку сквозь доски забора, отвела щеколду, вошла во двор. Поднялась на крыльцо, отворила дверь и спросила в темноту:

– Людмила, ты дома?

Она ожидала, что услышит детские голоса: ведь у Людмилы с Ильей двое ребятишек и даже если старших Кармановых дома нет, младшие никуда не денутся, откликнутся обязательно. Но дом молчал – только Ночка продолжала реветь в стойле. Тогда Алевтина сделала еще пару шагов, миновала сени и вошла в кухню. Тут ничего особо примечательного не было, только на столе почему-то стояла грязная посуда – верный знак, что в доме неладно: Людмила – известная чистюля, у нее и ложки грязной никогда не найдешь. Тут Алевтина еще раз громко крикнула:

– Людмила, ты где?

И снова не получила ответа. Тогда она сделала еще три шага, заглянула в спальню – и тут наконец увидела. Увидела всех. Здесь был и Илья, и сама Людмила, и их дети – Алексей и маленькая Ириша. Увиденное так ужаснуло Алевтину, что у нее сдавило горло: даже крикнуть не смогла.

Так, держась за горло, и выбежала из дома, а потом и дальше, на улицу. Только тут ее немного отпустило, и Алевтина заголосила на всю деревню:

– Убили! Людку убили! Слышите, Кармановых убили!

Так она кричала несколько минут, пока за три дома от нее, у Пискаревых, не распахнулось окно, не высунулась старая Наталья и не стала спрашивать, что такое случилось и почто Алевтина народ тревожит. Макаркина понеслась к ней, сообщила страшную новость и велела скорей бежать к магазину: сказать Зое, продавщице, чтобы звонила в город, в полицию. Убедившись, что старая Пискариха все поняла, Макаркина вернулась к дому Кармановых и решительно направилась к стойлу. Что бы там страшного ни случилось, а Ночка ни в чем не виновата; ее требовалось срочно подоить.

– …Да, Лев Иванович, вот так были обнаружены первые убитые в Больших Копенах, – закончил рассказ капитан Никитин.

Они с Гуровым сидели в кабинете капитана, располагавшемся на третьем этаже Управления по Суходольской области. Гуров только сегодня утром прилетел в Суходольск и, едва успев забросить вещи в гостиницу, созвонился с Управлением, чтобы его соединили с оперативником, расследующим взбудоражившие всю область убийства.

Первым его намерением было представиться начальнику Управления генералу Кашкину, но оказалось, что того нет на месте: выехал по делам. Поэтому Гуров сразу взял быка за рога – отправился к капитану Никитину.

– Я понял, что это были только первые жертвы, – сказал Гуров, когда капитан закончил свой рассказ. – Хотелось бы услышать о других убитых: генерал Орлов мне сказал, что у вас шесть человек убито. Но сначала давай еще немного о Кармановых. Значит, убитых обнаружила соседка?

– Да, Алевтина Макаркина, подруга убитой Людмилы Кармановой.

– Во сколько это произошло?

– Рано, в половине седьмого утра.

– А когда приехала полиция?

– Я был там без четверти девять. Патологоанатом и криминалисты – чуть позже.

– Патолог смог определить время смерти?

– Да, говорит, что все были убиты примерно в одно время, около часа ночи. Хотя предполагает, что муж умер первым, сама Людмила – позже.

– И насколько большая разница между этими смертями?

– Небольшая. Врач говорит, полчаса максимум.

– Как я понял, все четверо были застрелены?

– Да, убийца пользовался пистолетом «Люггер» с глушителем. Стрелял почти в упор. Все четверо убиты выстрелами в голову.

– Есть ли признаки ограбления?

На этот вопрос Никитин ответил не сразу. Подумал, формулируя правильный ответ, потом сказал:

– Понимаете, тут есть неясность. В доме явно что-то искали. Все ящики с одеждой выворочены, одежда и белье разбросаны по полу. Мебель сдвинута с мест. Комод со старыми вещами – одежда, обувь, посуда – весь опустошен. Но в то же время у Ильи в кармане брюк лежали деньги, триста рублей. Их никто не тронул. У супругов на пальцах были обручальные кольца – тоже остались на месте. А ведь грабители так не поступают: они обычно забирают все… Да, и вот еще что. Кажется, Людмилу, перед тем как убить, пытали. На лице и на теле у нее обнаружили кровоподтеки, два пальца на правой руке сломаны. А главное – патолог обнаружил кровоподтеки у нее под ногтями.

– Иголки засовывали?

– Иголки или другой острый предмет.

– А соседи ночью ничего не слышали?

– Мы опросили всех, кто живет на этой улице. Криков никто не слышал. Но Павел Луконин – на окраине деревни живет – заявил, что ночью был шум проехавшей машины. По его словам, сразу после полуночи. Он не придал этому значения – ведь в деревне у многих есть машины. Но я опросил автовладельцев: все заявили, что в ту ночь они машинами не пользовались.

– Значит, это был чужак?

– Получается, что так. Но никто этой машины не видел. И человека, который на ней приехал, тоже не видели.

– Пули, которыми были убиты жертвы, все извлекли?

– Да, мы нашли всего шесть пуль.

– А почему шесть, если жертв всего четыре?

– В Илью стреляли дважды: как видно, после первого выстрела он еще подавал признаки жизни. А кроме того, была пятая жертва – собака Мухтар. Ее, скорее всего, застрелили сразу, как только убийца вошел во двор.

– Ну, и что ты думаешь про причины этого убийства? Про личность преступника? Как планируешь его искать?

Капитан Никитин тяжело вздохнул.

– Понимаете, товарищ полковник, мы тут все в растерянности, – сказал он. – И я, и капитан Теплов, который вместе со мной выезжал в Большие Копены, да и генерал Кашкин, как я понимаю. Мы в области еще не сталкивались с такой жестокостью – чтобы убили всю семью, даже детей не пожалели. В других регионах такое было, а у нас – нет, никогда. Из-за чего убили Кармановых? В первую очередь мы, конечно, думали о деньгах. Но откуда эти деньги, что за деньги? У Кармановых их никогда не было – это все соседи говорят. И вещей дорогих не было. И потом, я же вам сказал: обручальные кольца с убитых не сняли, деньги из кармана Ильи не забрали. Про личность преступника я тем более ничего сказать не могу. И где его искать, не знаю. Поэтому генерал Кашкин и позвонил в Главк, попросил прислать кого-то нам на помощь…

– Хорошо, капитан, давай пока отложим это коллективное убийство в сторону и поговорим о других преступлениях, – сказал Гуров. – Кого еще убили?

Капитан Никитин кивнул, раскрыл лежавшую перед ним папку и начал рассказывать:

– Кармановы были убиты 21 августа. А спустя три дня, 24-го, там же, в Больших Копенах, был убит глава сельской администрации Егор Данилович Крапивин.

– И где убили Крапивина? Тоже в его доме?

– Нет. Фермер Иван Приходько обнаружил убитого утром 25 августа на окраине села. Приходько ехал к своему полю и заметил на обочине машину Крапивина, джип «Хендай». Фермер хотел что-то согласовать с главой администрации и решил это дело не откладывать. Он остановил трактор, подошел к машине, но хозяина в ней не обнаружил. Приходько огляделся и в стороне от дороги, на опушке, заметил тело Крапивина. Когда фермер понял, что глава администрации мертв, сразу вызвал полицию.

– Как был убит Крапивин?

– Так же, как и Кармановы, – выстрелом в голову из пистолета «Люггер». Правда, убийца зачем-то стрелял жертве еще и в руки и ноги – по пуле в каждую конечность. По заключению нашего патолога, смерть Крапивина наступила около полуночи, возможно, чуть раньше.

– Значит, в главу сельской администрации он всадил пять пуль? Интересно… Теперь скажи, а признаки ограбления есть?

– Нет. В кармане куртки у Крапивина остался бумажник, в нем две банковские карточки и наличные, около десяти тысяч рублей. На руке дорогие часы. Так что здесь нет никаких признаков ограбления.

– Удалось найти свидетелей?

– Да, кое-кого удалось. Один из сельчан, Петр Измайлов, вечером 24 августа, в половине двенадцатого, возвращался домой с поля и видел, что машина Крапивина стояла на обочине. А самое главное – он заметил рядом еще один автомобиль. Правда, его марку, а тем более номер Измайлов не запомнил: по его словам, он после работы сильно устал и ни на что не обращал внимания. Ему только запомнилось, что машина была черная и такая же большая, как «Хендай» Крапивина.

– То есть это тоже был джип?

– Видимо, да. Но точно утверждать нельзя. «Большая машина черного цвета» – вот и все, что запомнил свидетель.

– А кто сидел в этой машине, он заметил?

– Нет, свидетель утверждает, что человека в кабине не было. Он вообще людей не видел – ни водителя неизвестной машины, ни Крапивина.

– А выстрел кто-нибудь слышал?

– Нет. Но это и неудивительно: ведь в этом случае снова использовался пистолет с глушителем.

– Понимаю… Давай, капитан, расскажи заодно и про последнее убийство. Когда оно произошло?

– Через три дня после второго, то есть 27 августа, неделю назад. На этот раз был убит бывший руководитель Управления, генерал Дружков.

– А это убийство где произошло?

– Семен Павлович Дружков был убит в своем доме в дачном поселке Камыши. То есть это преступление вроде бы никак не связано с убийствами в Больших Копенах. Однако связь есть, и очень существенная. Семен Павлович был убит из того же пистолета «Люггер», что и жертвы в Больших Копенах.

– Ты говоришь, генерала убили в собственном доме? А что случилось с его домашними?

– Семен Павлович в тот момент находился в доме один. Понимаете, это ведь дачный дом, хотя и с удобствами. Жена Дружкова в этот день осталась в городе. Думаю, ей повезло: поехала бы с мужем на дачу – была бы убита. А так, кроме самого генерала, погибла только его собака, овчарка Барон.

– Как убийца проник в дом Дружкова? Есть следы взлома?

– Да, убийца явно не рассчитывал, что ему откроют дверь. Я выяснил, что он сумел подобрать ключ к калитке и так вошел во двор. Здесь он застрелил собаку, после чего отмычкой открыл дверь дома.

– Во сколько все это произошло?

– Здесь еще одно сходство – после полуночи. Патолог утверждает, что смерть наступила между часом и двумя. Да, вот еще важная подробность. На этот раз преступнику не удалось застать свою жертву врасплох. Видимо, Дружков услышал звуки возни у входной двери; а может, его разбудил лай собаки. Во всяком случае, генерал успел проснуться и вскочить с постели. В ящике стола у него хранился пистолет «макаров». Дружков взял его и стал спускаться на первый этаж – видимо, хотел понять, что случилось. Однако убийца, как видно, услышал шаги хозяина и затаился под лестницей. А когда генерал спустился, выстрелил ему в правую руку, в которой Дружков держал оружие. Пистолет так и остался лежать возле лестницы, где мы его и нашли.

– А что произошло с самим Дружковым?

– Его тело мы нашли на втором этаже, в кабинете. Генерал сидел в кресле возле стола. Он был убит выстрелом в голову. Стенной сейф был открыт, но вот что странно: там остались лежать акции нескольких компаний, деловые бумаги. Все это осталось нетронутым. Как показала вдова убитого, кроме бумаг, в сейфе хранились также деньги, несколько десятков тысяч рублей. Их мы не обнаружили.

– Значит, деньги он забрал… – пробормотал Гуров. – И какие у тебя предположения, капитан? Кого подозреваешь?

– Видите ли, тут такое дело… – замялся Никитин. – У нас в области в последний год резко выросло количество преступлений, связанных с оборотом наркотиков. Мы задержали уже дюжину распространителей, изъяли много разной дури. Установлено, что эту гадость к нам в основном завозят на фурах, идущих с юга, из Закавказья. А трасса, по которой идут эти фуры, проходит недалеко от Больших Копен. Возле Камышей тоже есть такая дорога, правда поменьше. И я подумал: не причастны ли к этим убийствам перевозчики наркоты? Мы усилили контроль на дорогах и задержали одного водителя с партией вещества. Зовут его Руслан Тарханов, сейчас он в СИЗО.

– Отлично, что вы его задержали, – кивнул Гуров. – Только я не понимаю: какую ты видишь связь между перевозкой наркотиков и убийствами? По-твоему, супруги Кармановы занимались распространением «товара», а деньги присваивали себе? И генерал Дружков этим же занимался?

– Напрасно вы шутите, – упрекнул сыщика Никитин. – Проблема и правда серьезная. А что касается Семена Павловича Дружкова… Понимаете, здесь, в Суходольске, у генерала репутация неоднозначная. То есть он, конечно, ветеран, и проводы на пенсию ему устроили почетные. Но все же проводили, а не на посту оставили. Потому что разговоры шли о том, что генерал закрывал глаза на махинации с участками под жилищное строительство, на другие грязные делишки.

– Однако махинации с участками или, допустим, взятки – это одно. А наркотрафик – совсем другое, – сказал Гуров. – И я не понимаю, как эти твои рассказы о водителях, которые перевозят опасный груз, связаны с тремя убийствами, произошедшими в разное время и в разных местах. Нет, капитан, должен констатировать, что рабочей версии у тебя нет. И чтобы ее разработать, мне в первую очередь нужно побывать в Больших Копенах. Туда далеко ехать?

– Нет, совсем недалеко, – отвечал капитан. – Всего двадцать километров от города. Из центра за час доехать можно.

– Так что, поехали?

– Да, конечно, едем, Лев Иванович, – согласился капитан. – Значит, генерала дожидаться не будете?

– Нет, с генералом я еще успею увидеться, – сказал сыщик. – А расследование откладывать нельзя. Тут каждый час дорог.

Капитан Никитин не обманул – до Больших Копен они доехали в самом деле быстро. Еще и часа дня не было, когда полицейская «Гранта» выехала на бугор и впереди открылась долина, в которой лежало село.

– Вон там, справа, то место, где стоит дом Кармановых, – объяснил Никитин. – А дальше, за селом, видите еще одну дорогу? Это то самое шоссе, по которому идут фуры. И мы подозреваем, что один из их водителей причастен к убийству семьи Кармановых.

– Да, ты мне эту версию уже излагал, – отвечал Гуров. – И я тебе сразу сказал, что мне она кажется неудачной. Она ничего не объясняет. Ладно, поехали к дому, на месте все посмотрим.

Проехав все село, сыщики оказались у добротного кирпичного дома, стоявшего за дощатым забором. Калитка и ворота участка были заклеены специальной лентой в знак того, что вход туда запрещен. Капитан Никитин сорвал ленту, и оперативники вошли во двор. Никитин сразу хотел направиться к дому, но Гуров его удержал.

– Погоди, капитан, – сказал он. – Надо оглядеться. Вот тут что – коровник?

– Да, Кармановы держали корову, свинью с поросятами, а еще кур, – объяснил капитан.

– И где вся эта живность сейчас?

– Знаете, даже не скажу. Скорее всего, по соседям разобрали. Ведь скотину нельзя некормленую оставлять. Пока даже непонятно, кому их имущество достанется. У Ильи есть брат и сестра, они живут в Ульяновской области. У Людмилы, кажется, тоже сестра есть, но она вообще далеко живет, где-то в Сибири. Теперь их всех ждут, чтобы они вступили в права наследства и решили, что будут делать с имуществом. Скорее всего, дом будут продавать.

– А самих убитых, значит, пока не хоронили?

– Нет, тела лежат в морге. Вот родственники приедут и похоронят. Обещали завтра приехать.

Слушая капитана и расхаживая по двору, Гуров рассуждал:

– Ага, значит, тут хлев, тут коровник, тут курятник… А вот и собачья будка. Значит, здесь обитал тот самый Мухтар?

– Да, это его будка. Собаку тоже застрелили, вот здесь лежала, возле будки.

– Теперь понятно… А тут, значит, можно пройти на приусадебный участок. Что ж, давай пройдем…

И сыщик, обогнув коровник, прошел к задней стороне дома. Здесь росло несколько яблонь и вишен, а дальше виднелся огород, на котором торчали кусты помидоров и располагался большой участок картофеля.

– Ну, вот и все их хозяйство, – сказал Никитин, показывая рукой владения погибшей семьи. – Так что, теперь пойдем в дом?

– Какой ты нетерпеливый! – упрекнул его Гуров. – Почему бы еще не погулять, не подышать деревенским воздухом? Ты участок осматривал?

Никитин удивился вопросу.

– А чего его осматривать? – спросил он. – Если бы я не знал, как убийца проник в дом, можно было бы искать его следы на участке. Но, когда мы увидели убитую собаку, стало ясно, что он вошел через калитку и сразу направился к дому. Что же нам на участке искать?

– Мало ли что, – неопределенно ответил сыщик. – Ладно, пошли в дом.

Дверь была закрыта на замок и заклеена той же полицейской лентой. Никитин снял ее, открыл дверь, и оперативники вошли в сени. Гуров огляделся, затем пошел дальше, через кухню, и оказался в спальне. Здесь ему в глаза прежде всего бросились два силуэта, начерченные на полу. Судя по размерам рисунков, здесь находились тела взрослых людей.

– Кто где лежал? – спросил сыщик.

– Вот здесь, у кровати, нашли тело Ильи Карманова, – стал объяснять Никитин. – А вот тут, возле кресла, – Людмилы.

– А дети?

– Вот сюда пройдите, за загородку. Видите, тут стоят две кроватки? В них и нашли тела детей.

– То есть их убили прямо в постелях?

– Да.

– И как ты реконструируешь события той ночи?

– Должно быть, все обстояло следующим образом, – стал объяснять капитан. – Преступник вошел в спальню и быстро осмотрелся. Свет он, по-видимому, не зажигал, чтобы не привлекать внимание соседей. Думаю, он пользовался фонарем. Косвенно это подтверждает вот этот след.

Капитан указал Гурову на небольшой кружок, видневшийся на стоявшей у двери тумбочке.

– Когда мы вошли в комнату и стали ее осматривать, – пояснил Никитин, – я обнаружил здесь в пыли аккуратный кружок. Возможно, конечно, сюда ставили чашку или блюдце. Но по размерам этот кружок в точности соответствует мощному фонарю, если его ставить стоймя.

– Это ты молодец, что заметил, – сказал Гуров. – Думаю, так оно и было. Продолжай.

– Значит, он увидел спящих Кармановых. Видимо, Илья уже проснулся от звука шагов. Возможно, даже успел вскочить с кровати. Тогда убийца выстрелил в него. Илья упал на пол, вот сюда. Но он был еще жив, стал подниматься, и тогда убийца выстрелил в него второй раз. Тут проснулась Людмила. Она хотела встать, закричать, но убийца ударил ее – возможно, рукояткой пистолета, – а затем заклеил рот скотчем. И тем же скотчем связал ей руки. Может быть, в это время от шума проснулись дети, стали звать родителей. Тогда убийца вошел за перегородку и двумя выстрелами убил их. Затем он вернулся в спальню, стащил Людмилу с кровати, усадил ее в кресло. Фонарь он при этом поставил на тумбочку. Затем он стал задавать женщине какие-то вопросы, пытать ее. Это продолжалось примерно полчаса – такова разница во времени между смертями Людмилы и остальных членов семьи. А затем он убил и ее. Провел в квартире обыск, распахнул все шкафы, разбросал одежду. Но обыск, скорее всего, был поспешным и недолгим. И после всего этого он ушел.

– То есть Людмила, когда вы ее нашли, была связана скотчем?

– Да.

– И рот был заклеен?

– Нет, ведь он ее спрашивал о чем-то – она должна была отвечать. Скотч он снял, но на коже остались следы.

– А отпечатки? Неужели убийца не оставил ни одного отпечатка?

– Нет, не оставил. Видимо, он с самого начала, как только вышел из машины, надел перчатки и дальше орудовал все время в них.

– Но хоть какие-то следы он должен был оставить! Во дворе довольно грязно – видимо, у вас тут шли дожди. Значит, на полу должны были остаться следы…

– Да, следы остались, – кивнул Никитин. – Наши криминалисты определили, что убийца был в туфлях 43-го размера. А еще по результатам трассологической экспертизы они заключили, что рост убийцы чуть выше среднего, около 180 сантиметров. Вот и все, что о нем известно.

– Нет, почему все? – возразил Гуров. – Еще мы знаем, что этот человек ездит на джипе черного цвета. Это нам известно благодаря показаниям свидетеля по другому убийству… Что ж, – подытожил Гуров, – если здесь мы закончили, поехали осматривать место второго убийства.

Оперативники вышли из дома. Никитин снова запер дверь и наклеил полоску бумаги с надписью, что здесь происходят следственные действия и вход запрещен. Капитан уже открывал калитку, чтобы выйти со двора, когда Гуров остановился и оглянулся через плечо.

– Надо бы еще по участку пройтись… – задумчиво сказал он. – Если здесь грязно, то там тем более должны были следы остаться…

– Какие следы, Лев Иванович? – удивился Никитин. – Что будет делать убийца на огороде? Картошку подкопает, парочку клубней достанет на ужин? Участок десять соток, до ручья спускается, его замучаешься весь осматривать. А главное, непонятно зачем.

– Всегда нужно осматривать все место происшествия целиком, – сказал Гуров. – Ты должен составить себе представление обо всем хозяйстве. Особенно это важно, если дело происходит в деревне. Ладно, участок я в другой раз осмотрю. Поехали на твою опушку.

Они сели в машину и поехали на другой конец села. Миновали последние дома, и впереди показался лес. Никитин доехал до опушки и остановился.

– Вот здесь все это произошло, – сказал он, выходя из машины. – Автомобиль Крапивина стоял где-то здесь, на обочине. Рядом с ним свидетель Измайлов заметил большую темную машину. Предположительно, это был автомобиль убийцы.

– А где было обнаружено тело главы администрации?

– Вон там, ниже, в тридцати метрах от дороги. Но здесь мы никаких контуров не чертили – сами понимаете, под открытым небом они не сохранятся. Но я это место запомнил.

– Ладно, пойдем, покажешь, – сказал сыщик.

Они спустились с дороги и подошли вплотную к лесу. Капитан указал на ровную площадку недалеко от большого дуба. Листва с деревьев уже начала облетать, и сейчас эта площадка была покрыта слоем листвы.

– Вот здесь лежал Егор Данилович.

– Куда ему стреляли – в голову?

– Да, убийца выстрелил жертве в левый висок. Как считают криминалисты, выстрел был произведен с небольшого расстояния – метров двух-трех.

– То есть они стояли, разговаривали, потом один из собеседников достал пистолет и… Скажи, а окурков вы поблизости не нашли?

– Нашли окурок сигареты того сорта, который курил Крапивин. Других здесь не было.

– А что говорят криминалисты о поведении Крапивина? Он не пытался бежать? Или, наоборот, напасть на убийцу?

– Кажется, нет. Впрочем, вы можете сами поговорить с нашими экспертами.

– Наверное, придется поговорить. Вот вернемся в город – и поговорю. А дом Крапивина далеко отсюда находится?

– Нет, совсем недалеко. Мы его проезжали, когда сюда ехали.

– Кто в нем живет?

– Жена Егора Даниловича, Светлана Петровна. Она сейчас, наверное, дома. Но говорить с ней, пожалуй, не стоит: Светлана Петровна крайне тяжело перенесла известие о смерти мужа, у нее сразу приступ случился. И с тех пор она практически не встает.

– А кто за ней ухаживает?

– Насколько я знаю, с ней невестка сидит, Лена.

– Лена – жена сына Крапивиных?

– Да, у них два сына. Старший, Иван, живет в Нижнем Новгороде. Младший, Дмитрий, – в Суходольске. У них с Леной уже есть ребенок, девочка, ей три года, Катей зовут.

– А в ту ночь, когда убили Крапивина, никто не пытался проникнуть в дом?

– В точности это нам неизвестно, – отвечал капитан. – Дело в том, что Светланы Петровны в ту ночь дома не было – она уезжала к Ивану в Суходольск и там осталась ночевать. Она еще и поэтому так тяжело перенесла смерть мужа – считает себя отчасти виноватой. Говорит, что, если бы осталась дома, не отпустила бы его на ночь глядя куда-то в лес… Хотя зря она это говорит. Как я понял по разговорам с соседями, главой семьи однозначно был Егор Данилович. Он никогда не советовался с женой и уж тем более не стал бы ее слушать, если речь шла о делах.

– Понимаю. Но ты не ответил на вопрос о доме Крапивиных. Залазил убийца к ним или нет?

– Я думаю, если бы такое проникновение было, Светлана Петровна бы это заметила, – принялся рассуждать капитан. – И сказала бы кому-нибудь. Во всяком случае, нам она об этом ничего не сообщила.

– То есть на этот вопрос ты ответить не можешь, – заключил Гуров. – А он между тем важный. Ведь в первом эпизоде, после убийства Кармановых, убийца перерыл весь дом. Он явно что-то искал. Можно предположить, что и после второго убийства он захотел бы осмотреть дом жертвы. В общем, должен тебе сказать, капитан, что нам сейчас все равно придется ехать домой к убитому. Если вдова плохо себя чувствует, мы ее беспокоить не будем. Но ведь с невесткой поговорить можно, правда?

– Да, я думаю, что с Леной можно поговорить, – ответил Никитин.

– Вот и отлично. Значит, поехали туда, – сказал Гуров.

Они сели в машину и поехали назад. Дом Егора Крапивина можно было узнать издали – он выглядел гораздо внушительнее окружающих его домов односельчан. Это был двухэтажный коттедж, какие часто можно увидеть в Подмосковье; здесь не было никакого деревянного забора со щеколдой, как у Кармановых. Дом главы сельской администрации выходил прямо на улицу. Участок, если он и имелся, не был виден.

Никитин позвонил в дверь. Им долго не открывали. Наконец послышались шаги, дверь открылась, и из-за нее выглянула молодая женщина с усталым и сердитым лицом. Посетителям она явно не обрадовалась.

– А, это вы, – недовольно проговорила она. – Так вроде Светлана Петровна все уже рассказала, что знала. И лучше бы ее сейчас не тревожить: она ведь всю ночь не спала, только недавно уснула.

– Мы и не собираемся тревожить Светлану Петровну, – успокоил девушку Гуров, – всего лишь зададим несколько вопросов вам. Я специально из Москвы приехал, чтобы расследовать убийство вашего свекра. Так что, нам можно войти?

– Да, конечно, входите, – пригласила женщина. – Только не знаю, что я вам могу рассказать. Меня ведь здесь не было, когда это все случилось.

– Я знаю, – кивнул сыщик. – И все равно кое-что у вас узнать можно.

– Ну, тогда пойдемте в гостиную, там сядем, – предложила Лена.

Внутри дом Крапивина тоже сильно отличался от жилища семьи Кармановых. Вошедших встретили не темные деревенские сени, а современная светлая гостиная, какую можно встретить в дорогом городском особняке. На полу лежал толстый ковер, а в углу, как ни удивительно, стояла пальма в кадке.

Оперативники сели в глубокие кожаные кресла, Лена примостилась на стуле напротив. Гуров задал первый вопрос:

– Скажите, Лена, когда и от кого вы узнали о смерти вашего свекра?

– От кого, я сразу могу сказать – от Светланы Петровны, она мне по телефону об этом сообщила, – отвечала женщина. – А когда… Этого я точно не помню. Где-то на прошлой неделе.

– Но это было в день, когда его убили? – спросил сыщик.

– Ну да, конечно, в тот самый… Хотя нет, правильней сказать, что на следующий день, 25-го. Потому что 24-го Светлана Петровна у нас гостила и ночевать осталась. Утром она вернулась домой, и сразу после этого…

– Погодите минуту. На чем Светлана Петровна вернулась в деревню – на машине?

– Нет, на автобусе. Это уже странно было. Потому что у них была договоренность, что Егор Данилович утром за ней заедет и отвезет. А он ни в девять не приехал, ни позже. Светлана Петровна давай ему звонить, а он не отвечает. Час, наверное, она ему названивала, а ответа все не было. Тогда она и говорит: «Придется, видимо, на автобусе ехать». И уехала. А уже через час позвонила мне и кричит в трубку: «Мол, Егора Даниловича убили, полиция приехала, скажи Диме, чтобы он тоже приезжал». А Дима мне строго запрещал ему на работу звонить, потому что…

– Погодите! – вновь остановил женщину Гуров. – Значит, Егор Данилович должен был приехать за женой в город рано утром?

– Да.

– Но он не приехал и его телефон не отвечал на вызовы?

– Да, сколько Светлана Петровна ни звонила, он не отвечал.

– Хорошо, теперь продолжайте. Значит, вы не стали звонить мужу на работу, потому что он вам запретил?

– Да, потому что у него работы много, а звонки только отвлекают.

– А кем работает ваш муж?

– Токарем на заводе. У них сейчас работы много, отвлекаться нельзя. Но в обед я ему все же позвонила. Он сразу пошел к руководству и на другой день отпросился. Вечером с работы вернулся, и мы поехали сюда, в деревню.

– Значит, вы приехали в Копены 26 августа?

– Выходит, что так. Да, это в четверг было, 26-го.

– Теперь скажите мне вот что, Лена. Светлана Петровна ведь вам рассказывала, что увидела, когда вошла в дом утром 25-го? Что она говорила?

– Да, верно. Она сказала, тут черт-те что творилось. Дверь нараспашку, в доме все вверх дном: одежда, вещи всякие на полу… У шкафа вообще дверца отломана. В общем, искали что-то.

– А пропало что-нибудь из вещей? Может, деньги?

– Нет, Светлана Петровна сказала, что ничего не пропало. Это ее поразило, мол, как же так – все перерыли, а ничего не взяли? А у нее шуба норковая была, и у Егора Даниловича шуба бобровая и шапка, но все это валялось на полу. В общем-то, мы и сами этот бардак видели. Светлана Петровна немного убралась, а потом ей плохо стало, она легла и больше уже не вставала.

– Значит, порядок в доме вы наводили?

– Да, мы с Димой все убирали, укладывали.

– А когда полиция приехала, вы сотрудникам рассказали о разбросанных вещах?

Тут Лена в растерянности взглянула на капитана Никитина. Тот в ответ замялся, пожал плечами.

– Да они и не спрашивали, – ответила женщина. – Спрашивали, была ли Светлана Петровна дома… Знает ли она, куда позавчера поехал Егор Данилович… Кто ему звонил… В общем, все вопросы к ней были. Она тогда еще могла отвечать. А потом, когда они уехали, слегла, мы ей «скорую» вызвали.

– Поня-атно… – протянул Гуров. – Слушайте, Лена, а как же вы к свекрови уехали, кто с вашей-то дочкой сидит?

– Катя сейчас в садике, – отвечала Лена. – Дима утром ее отвел, а вечером заберет. Придется ему ради такого дела пораньше с работы уйти. Но тут уж ничего не поделаешь.

– Хорошо, не буду больше занимать ваше время, – сказал сыщик, поднимаясь. – Хочу еще заглянуть на ваш приусадебный участок. Вы не будете возражать?

– Да чего мне возражать? – Женщина пожала плечами. – Да и не мой он. Вы тогда вон туда по коридору идите, там дверь на участок.

– Пошли, капитан, – сказал Гуров. – Посмотрим, какой он, здешний приусадебный участок.

Они прошли по коридору, на который им указала Лена Крапивина, открыли дверь и оказались на сравнительно небольшом участке земли. Здесь росли яблони, груши, вишни, виднелись кусты малины и смородины, а вот посадок картофеля не наблюдалось.

– Ну, скажи мне, капитан, как же ты так облажался, что даже не спросил родственников, в каком состоянии они нашли дом? – спросил Гуров своего спутника.

Лицо у капитана стало пунцового цвета; он молчал, потому что ответить было нечего.

– А ведь они на твоих глазах заканчивали уборку, то есть фактически уничтожали следы пребывания убийцы в доме, – продолжал между тем сыщик. – Может быть, на каких-то вещах еще можно было найти его отпечатки пальцев… Хотя вряд ли: здесь он, скорее всего, тоже орудовал в перчатках. Но на будущее учти, капитан: таких оплошностей допускать нельзя. Ты в самом начале расследования должен установить все обстоятельства. А этот момент – что убийца явно что-то искал в домах своих жертв – очень важен.

– Мы проверим, Лев Иванович! – горячо заверил его Никитин. – Вы же знаете – отпечатки долго сохраняются. Если они есть, мы их найдем!

– Хорошо, – согласился сыщик. – А мы с тобой сейчас проверим участок. Может быть… Постой, а что тут делает лопата?

И он указал на лопату, прислоненную к стене возле двери.

– Как я понял, Егор Крапивин хозяйством не занимался, – объяснил Гуров свой интерес к этому инструменту. – Как ты видишь, здесь под деревьями ничего не вскопано. А еще ты мог заметить, что супруги Крапивины порядок любят, у них все на своих местах. Лопата не должна просто так стоять. Так кто ее здесь поставил?.. Когда будем уезжать – не забудь этот инструмент с собой прихватить. Может быть, эта лопата нам что-то расскажет. Ладно, сейчас пойдем все осмотрим. Начнем с правого угла.

Оперативники двинулись вдоль забора. Здесь в основном росла смородина. В дальнем углу обнаружилась выгребная яма – необходимая в деревенском быту вещь. Оттуда они пошли налево, вдоль дальней стороны участка. Когда-то здесь, вероятно, сажали какие-то огородные культуры – морковь или редиску, а сейчас ничего не росло, только торчало несколько кустов крыжовника.

– На примере этого участка видна разница между нашим Крапивиным и каким-нибудь столичным олигархом, – философски заметил капитан Никитин. – Ваш московский богач на таком пустом месте постелил бы ковер с газоном или бассейн устроил. Поставил бы беседку, пару кресел, столик, рядом мангал… А Егору Даниловичу такие излишества и в голову не приходили… Смотрите, а тут что-то рыли!

Действительно, ближе к дальнему углу участка виднелась куча свежевырытой земли. Оперативники подошли поближе и заглянули в яму. Она была сравнительно небольшой, в метр глубиной, и совершенно пустой.

– Вот он, объект, который я надеялся здесь увидеть, – удовлетворенно произнес Гуров. – Эта яма объясняет появление лопаты у дверей дома. Ясно, что эту яму вырыл убийца. Муж Светланы Крапивиной вряд ли стал бы что-то рыть. Остается два важных вопроса. Первый: что лежало в этой яме? И второй: нашел ли убийца спрятанную вещь или яма оказалась пуста? Осталось совсем немного: найти убийцу и задать ему эти вопросы.

– Значит, вы шутите! – воскликнул Никитин. – А я подумал, вы серьезно…

– Я как раз не шучу, – отвечал Гуров. – Эта яма многое объясняет в здешних убийствах. А еще она объединяет убийства Кармановых и Крапивина.

– Как же она может объединять эти два события, если на участке Кармановых никакой ямы не было?

Капитан задал вопрос и тут же прикусил язык: вспомнил, что участок Кармановых он так и не осмотрел. Впрочем, Гуров тоже заметил оговорку капитана, но смеяться над ним не стал. Вместо этого он объяснил:

– На земле Кармановых убийца ничего не рыл, потому что их участок слишком большой, в четыре раза больше этого. Он пытал Людмилу, чтобы она выдала место, где закопан клад. Что Люда Карманова сказала своему мучителю – мы не знаем. Но он узнал, что Кармановы как-то были связаны с главой сельской администрации. И тогда обратил внимание на Егора Крапивина…

– Пусть так, но вы забыли о третьем убийстве – генерала Дружкова, – напомнил капитан.

– Я о нем не забыл, – отвечал сыщик. – Сейчас поедем на квартиру к вашему Дружкову. Только не забудь прихватить с собой лопату, а еще позвони и вызови сюда бригаду криминалистов. Пусть осмотрят яму, поищут следы на дне. Может быть, смогут определить, что здесь лежало.

Оперативники сели в машину и отправились назад, в сторону города. Затем капитан свернул на объездную дорогу и по ней добрался до трассы, ведущей в Камыши. Дело уже близилось к вечеру, когда полицейская «Гранта» въехала в этот поселок. Гуров сразу обратил внимание на то, как Камыши отличаются от деревни, где жили Кармановы и Крапивин. Здесь, в Камышах, были только богатые дома. По обе стороны от дороги возвышались особняки в два, три, даже в четыре этажа.

Дом, перед которым Никитин остановил машину, отличался особой роскошью. Забор был сложен из дорогого камня, таким же камнем была выложена подъездная дорожка. Никитин нажал кнопку звонка, в воротах открылось окошко, выглянул охранник. Узнав капитана, он сразу открыл ворота, и машина въехала во двор.

Видимо, охранник успел сообщить о гостях, потому что в тот же момент дверь дома отворилась и во двор вышел представительный мужчина лет тридцати пяти.

– Ага, как я понимаю, вы сын Семена Павловича? – спросил его Никитин.

– Да, меня зовут Константин Семенович, – ответил тот. – Я два дня назад приехал из Москвы на похороны отца.

Было заметно, что он не испытывает перед гостями из полиции никакой робости. И причина такой смелости тут же объяснилась.

– Я работаю помощником прокурора в прокуратуре Московской области, – заявил Константин Дружков. – Я хотел бы узнать, почему нам до сих пор не отдают тело отца. Разве вы не закончили необходимые следственные действия?

Видно было, что помощник прокурора не боится капитана полиции. Однако Никитин, в свою очередь, показал, что тоже не боится влиятельного родственника убитого.

– У следствия еще остались вопросы, – сказал он. – Вот товарищ тоже из Москвы приехал, помогает нам в расследовании. Это полковник Гуров, он и будет решать вопрос о похоронах.

Гуров в первый раз слышал, что ему нужно отвечать на вопрос о возможности похорон. Но, естественно, не растерялся.

– Пожалуй, я скажу, что у следствия не осталось таких вопросов, которые не позволяют провести похороны жертв всех трех преступлений, – сказал он. – Ведь патологи выдали заключение в каждом случае?

– Да, выдали, Лев Иванович, – отвечал Никитин.

– В таком случае я даю разрешение на захоронение Кармановых, Крапивина и генерала Дружкова, – заключил Гуров.

– Я соглашусь с вашим решением, Лев Иванович, – отвечал Никитин.

– В таком случае, Константин Семенович, можете хоронить отца хоть завтра, – сказал Гуров. – И ты, капитан, передай остальным родственникам, что мы не препятствуем организации похорон.

После этого он вновь повернулся к сыну убитого генерала.

– Как видите, вопрос с похоронами мы решили, – сказал он. – Но остались другие вопросы, которые мы должны задать вам и вашей матери. Вы нас пригласите в дом? А то мы все что-то под открытым небом разговариваем…

Упоминание фамилии знаменитого сыщика произвело впечатление на Константина Дружкова. И на слова Гурова он отреагировал моментально.

– Да, конечно, прошу вас в дом, – произнес он самым любезным тоном. – Правда, мама не очень хорошо себя чувствует…

– Понимаю, понимаю… – кивнул Гуров, вслед за Дружковым входя в дом. – После такой трагедии… Но у меня всего несколько вопросов, и их необходимо задать.

Внутри дом отставного генерала МВД выглядел еще более роскошным, чем снаружи. В глаза бросались толстые ковры на полу, дорогая мебель, картины, скульптуры, висящие на стенах горшки с орхидеями. Константин провел гостей в гостиную, пригласил садиться и предложил кофе или чай. Тут Гуров сообразил, что, включившись в расследование, он совсем позабыл про распорядок дня. Получалось, что у него с утра крошки во рту не было, даже позавтракать не успел. Так что сейчас он бы не отказался и от чего-то более существенного, чем чай. Но просить что-то у чванливого Константина Дружкова Гуров, конечно, не хотел.

– Нет, спасибо, – ответил сыщик. – Нам нужно поговорить с вашей мамой, и мы поедем дальше.

– Сейчас я ее приглашу, – кивнул помощник прокурора.

Он ушел и спустя несколько минут вернулся с невысокой полноватой женщиной. Алла Аркадьевна Дружкова не выглядела как человек, убитый горем; скорее она казалась очень осторожной, словно боялась сказать что-то лишнее. Увидев ее, Гуров в одну минуту решил изменить весь план беседы. Считая вдову и правда больной, он хотел ограничиться несколькими общими вопросами, просто познакомиться. Теперь же сыщик понял, что особого горя Алла Дружкова не испытывает. А это означало, что нужно постараться узнать у нее как можно больше. Потом сын поможет ей составить «правильные» показания, и она всегда будет их придерживаться.

– Алла Аркадьевна, мой коллега, капитан Никитин, рассказал, что убийца смог открыть сейф вашего мужа, – начал Гуров. – Скажите, вы знали, что хранится в этом сейфе?

Вдова пожала плечами.

– Не могу сказать, что я знала все до последней бумажки. Нет, Семен не позволял мне разглядывать содержимое сейфа. Так, пару раз при мне открывал, чтобы достать нужный договор. Поэтому я знала, что там хранятся договоры и акции. Ну, и немного денег он там тоже держал – просто на карманные расходы.

– Немного – это сколько?

– Ну, пятьдесят, семьдесят тысяч… Вряд ли больше.

– Мне бы хотелось взглянуть на этот сейф, – твердо заявил Гуров. – Осмотреть его снаружи и внутри.

– Но какое это имеет отношение к расследованию убийства? – опередив мать, спросил сын погибшего.

– Это уж мне решать, какое отношение что к чему имеет в этом деле, – довольно резко сказал Гуров. – Покажите сейф.

Мать и сын переглянулись. Было очевидно, что в вопросах общения с полицией мать целиком полагалась на сына, работавшего в прокуратуре. А Константин Дружков в данную минуту не видел оснований, чтобы отказать полковнику Гурову в его требовании. Он кивнул и произнес:

– Хорошо, я вам его покажу. Сейф у отца в кабинете. Идемте на второй этаж.

Они поднялись по лестнице из красного дерева и прошли по коридору, стены которого были отделаны мореным дубом. Константин открыл дверь кабинета и провел гостей в угол помещения. Здесь стоял массивный шкаф с разного рода дорогими безделушками и сувенирами. Константин наклонился, провел рукой вдоль правой стороны шкафа. Раздался щелчок. После этого младший Дружков легко, словно коробок спичек, сдвинул массивный шкаф с места. Он отъехал, и в стене открылась стальная дверца. Константин набрал нужный код, после чего открыл дверь.

Гуров и Никитин подошли ближе и заглянули в сейф. На верхней полке лежало несколько папок с бумагами, нижняя была пуста.

– А что лежало на нижней полке? – спросил Гуров у Аллы Аркадьевны.

Женщина пожала плечами:

– Понятия не имею. Я же говорила, что сейф при мне открывали всего два раза, не больше. Так что мне неизвестно, что лежало на нижней полке.

– Может быть, вы знаете? – спросил сыщик у Константина.

– Нет, я не знаю, – последовал ответ.

– Хорошо, можете закрывать, – сказал Гуров, и Константин Дружков закрыл дверь сейфа и вернул на место шкаф.

Сыщик вновь повернулся к вдове.

– Вы рассказали полиции, что в доме было многое разбросано, – сказал он, – словно убийца что-то искал. Скажите, что-нибудь пропало? Может быть, документы, вещи?

– Нет, кажется, ничего не пропало, – отвечала вдова. – Я еще сама удивилась. Этот ворюга залез в дом, убил собаку, убил Семена – и ничего не взял. Не понимаю!

– Скажите, а на садовом участке никто не рыл землю?

На лицах Аллы Аркадьевны и Константина выразилось удивление.

– На участке? – сказала вдова. – Но у нас там негде рыть. Можете выйти посмотреть, и вы увидите, что там один только газон, бассейн да еще площадка для шашлыка. Негде там копать.

Гуров и Никитин воспользовались приглашением, вышли через заднюю дверь на участок – и убедились, что вдова не обманывала: на участке генерала Дружкова ничего не росло, там и землю не было видно. Не было заметно и каких-либо работ.

– Хорошо, пока у нас больше вопросов нет, – сказал Гуров сыну генерала.

Оперативники сели в машину, развернулись и покинули поселок Камыши.

– Ну, и куда теперь? – спросил Никитин. – Едем в Управление? Будете представляться генералу?

– Нет, не сейчас, – отказался Гуров. – А поедем мы с тобой куда-нибудь поедим. Я только сейчас, когда нам чаю предложили, сообразил, что с утра ничего не ел. И тебя без обеда оставил. Я думаю, ты местный общепит знаешь; сам реши, куда нам направиться. Только учти, что потом, после этого то ли обеда, то ли ужина, я бы снова хотел вернуться в Большие Копены.

– А что вы еще хотите там увидеть, в Копенах? – удивился Никитин. – Мы вроде все там осмотрели.

– Осмотреть, может, и осмотрели, а поговорили не со всеми, – ответил Гуров. – Я тебе потом объясню, чего хочу. А теперь давай о еде думать. Куда поедем?

– Да есть у меня на примете одна пельменная, – отвечал капитан. – И кормят там вкусно, и берут недорого, и готовят быстро, долго ждать не придется.

– Последний момент для нас особенно важен, – заметил сыщик. – Ведь я почему рестораны не люблю? Потому что там всегда ждать долго приходится. Так что я готов голосовать за твою пельменную. Поехали туда!

Когда машина оперативников остановилась возле пельменной, время уже близилось к пяти часам. Поскольку Гуров в этот день не завтракал, он набрал себе столько всего, что тарелки с трудом уместились на подносе. Впрочем, Никитин тоже не отставал от старшего товарища. Оперативники уставили блюдами весь стол и принялись за еду.

Когда первый голод был утолен, Никитин спросил:

– А зачем вы все-таки хотите вернуться в Копены? С кем хотите там разговаривать, что хотите увидеть?

Сыщик не стал спешить с ответом. Он доел последний пельмень, подвинул к себе тарелку с салатом и, прежде чем приступить к нему, произнес:

– Ты помнишь, с кем мы в Копенах встречались?

– Помню, конечно, – отвечал Никитин. – С Леной Крапивиной, невесткой главы администрации.

– Совершенно верно. А ты, когда рассказывал об убийствах, называл фамилии двух свидетелей. Один из них, Дмитрий Измайлов, вечером видел машину Крапивина на опушке леса, а рядом – другое авто. Мы предполагаем, что это была машина убийцы. Как ты думаешь, нужно провести беседу со свидетелем Измайловым?

– Да, вы правы, с Измайловым нужно поговорить, – согласился капитан.

– Да ты ешь, ешь, – обратился к нему сыщик. – Время у нас еще есть, успеем и наесться вдоволь, и до села доехать, и беседу провести.

Словно показывая капитану пример, Гуров принялся за салат. А доев его, придвинул к себе стакан с чаем. И тогда продолжил:

– Однако Измайлов – не единственный, с кем нужно переговорить в Копенах. У нас есть человек, который обнаружил тело погибшего главы, – фермер Приходько. Как же мы можем строить какие-то гипотезы, искать подозреваемых, если у нас главный свидетель еще не выслушан? Это пункт второй.

– А что, должен быть еще пункт третий? – удивился капитан. – У меня больше свидетелей нет…

– Это у тебя их нет, капитан, – заметил Гуров. – Но это не значит, что их нет вообще. Нужно походить по селу, поговорить с людьми. Может быть, найдется еще кто-то, кто что-то видел, или слышал, или знает. В деревне, как ты знаешь, развито «сарафанное радио». Иногда оно оказывается полезней интернета, даже полезней нашей полицейской базы данных. Это радио может принести очень ценные сведения. Вот за этими сведениями я и хочу поехать в Копены. Теперь понятно?

– Да, теперь все совершенно понятно, Лев Иванович, – отвечал Никитин. – Что ж, я готов ехать.

– Вот и я готов, – сказал сыщик. – Поехали!

И они снова отправились в Большие Копены. Остановились у первого же дома и спросили, где живет Дмитрий Измайлов.

– А это на другом конце, – ответила старушка, кормившая кур во дворе. – Там спросите.

– А Ивана Приходько знаете? – задал еще один вопрос капитан.

– А вот Иван тутошний, недалеко живет, – кивнула собеседница. – Езжайте прямо, там чуть левей возьмите и опять все прямо да прямо, вот и приедете!

Обоим оперативникам была слишком хорошо знакома эта манера некоторых людей объяснять дорогу: «Все прямо да прямо – и там будете». Им пришлось еще пару раз остановиться, спрашивать дорогу у других людей, пока наконец они не получили точные данные о местоположении домов Измайлова и Приходько.

Эти сведения оперативники получили у словоохотливого мужичка, чинившего покосившийся забор. Видимо, починка забора интересовала его меньше, чем возможность поговорить с городскими людьми. И, объяснив дорогу к Ивану Приходько, этот информатор сам, в свою очередь спросил капитана:

– А что вы их разыскиваете? Дело какое есть?

Никитин не хотел отвечать этому болтуну. Он буркнул в ответ что-то неразборчивое и уже хотел ехать дальше, но Гуров его остановил.

– Погоди, – сказал он капитану. – Дай с человеком поговорить.

Он вышел из машины, приблизился к мужичку и сказал:

– Да, есть у нас дело и к Измайлову, и к Ивану Приходько. Кстати, а как Ивана по отчеству звать?

– Николаич он, – отвечал мужик. – А я Алексей Леонидович. Так какое у вас дело к моему, можно сказать, другу Ивану Николаевичу Приходько?

– Мы из полиции, – объяснил Гуров. – Расследуем убийства, что у вас в селе случились. Слыхал ведь про них, Леонидыч?

– Конечно, слыхал, как не слыхать, – отвечал мужик.

Увидев, что имеет дело с серьезным собеседником, он окончательно бросил работу, отложил в сторону молоток и пачку гвоздей и весь сосредоточился на беседе с сыщиком.

– Слыхал, конечно, – повторил он. – Только какое отношение к этому убийству имеет Ванька Приходько?

– К убийству семьи Кармановых, наверное, никакого не имеет, – отвечал Гуров. – А вот к гибели вашего главы Егора Даниловича имеет, и самое прямое. Ведь это Приходько его первым нашел возле леса. Он разве тебе не рассказывал?

– А, вон оно в чем дело! – воскликнул общительный Алексей Леонидович. – Это вы, значит, делом Крапивина интересуетесь! Понятно… Конечно, человек видный, не последний на селе, его полиция должна защитить…

– А что, ты считаешь, что Крапивина не очень стоит защищать? – спросил Гуров, который расслышал в тоне мужика явное пренебрежение к убитому главе администрации.

– Почему не стоит? – возразил Алексей Леонидович. – Каждый человек достоин внимания и защиты. Только Данилыча у нас в селе не больно уважали. Раньше-то он лучше был, человек был. А как побыл лет пять или шесть на должности, опоганился, если правду сказать.

– А чем он тебе так нехорош? – продолжал допытываться Гуров. – Взятки брал? Подношений требовал? Или еще что?

– И взятки брал, и подношений требовал, – подтвердил словоохотливый Алексей, – но хуже всего было другое. В последние годы он главные деньги на участках получал.

– На каких участках? – заинтересовался капитан Никитин.

Видя, куда ведет разговор Гуров, капитан тоже вышел из машины и присоединился к собеседникам.

– На тех, которые люди в аренду сдают, – ответил Алексей Леонидович.

И, видя, что его собеседники ничего не понимают в деревенских делах, стал объяснять.

– У нас ведь не все свое хозяйство на земле ведут, – рассказывал Алексей. – Многие в город переехали, особенно молодежь, а землю в аренду сдают. Но сельская администрация может такую сделку аренды запретить: дескать, нарушает экологические нормы или задевает права соседей. В общем, многое придумать можно. А особенно это стало важно в последние годы, когда народ массово переключился с пшеницы на подсолнух. Подсолнух сажать – это же просто золотое дно! Масло сейчас в цене, за него большие деньги дают. И вот на этих разрешениях на аренду Егор Данилович в последние годы самые большие деньги заработал. Видели, какой особняк себе отгрохал? То-то. А вот спроси его: с каких таких денег этот особняк построен? Не ответит Данилыч. Правда, теперь он уже ни на какой вопрос не ответит…

– Так ты, значит, считаешь, что вашего главу убили из-за этих разрешений? – спросил Гуров.

– А тут и считать нечего, – убежденно произнес Алексей. – Кому-то он разрешение не выдал или сумму слишком большую запросил. Вот с ним и свели счеты.

– Объяснение понял, – сказал Гуров. – Значит, говоришь, к Приходько вот сюда ехать надо? Тогда мы поехали.

Оперативники снова сели в машину и отправились к человеку, который первым обнаружил тело убитого Крапивина. Ехать было относительно недалеко, поэтому поговорить полицейские не успели. Между тем капитану хотелось поделиться соображениями после разговора со словоохотливым Алексеем Леонидовичем. Впрочем, он решил, что успеет поговорить с Гуровым позже.

Приходько уже вернулся с поля, собирался ужинать. Чтобы не мешать жене фермера, которая как раз в этот момент накрывала на стол, и не привлекать внимания детей, носившихся по двору, Гуров предложил выйти на улицу и поговорить возле машины. Так они и сделали.

Сыщик спросил свидетеля, как он обнаружил тело, в каком положении оно было, не заметил ли Приходько следов другой машины рядом с автомобилем Крапивина. А затем сыщик повернул разговор в том направлении, в котором его вел словоохотливый Алексей.

– Мы тут слышали, что покойный охотно пользовался своим служебным положением, – сказал Гуров. – Деньги брал за выдачу разрешений на аренду и других документов. Как вы считаете, Иван Николаевич, это правда?

– Конечно, правда, – подтвердил Приходько. – Вот и я в то утро зачем к его машине завернул? Опять же, чтобы о выдаче разрешения поговорить. Я который год участок Самохваловых арендую. Казалось бы, в чем проблема, разрешение на это выдать? Нет, он все тянул, все откладывал. Я уже понимал, что он денег ждет, но у меня, как назло, свободных средств не было: все на новый комбайн потратил, в долги залез. Вот я в то утро и решил к нему подойти, попросить по-хорошему, чтобы вошел в положение. А деньги я бы ему позже заплатил, после выручки за урожай.

– Так, может быть, Егора Крапивина и убили из-за этих разрешений? – высказал догадку Никитин.

– Так оно и есть! – уверенно заявил Приходько. – Другой причины и искать не надо. Жадный он слишком был, Егор Данилыч. Так что у нас в селе горевать о нем никто не будет. И на похороны мало кто придет.

Напоследок Гуров задал вопрос, не видел ли Приходько в селе посторонних, которые искали Крапивина. Фермер отрицательно покачал головой: возле дома Крапивина он не видел ни чужаков, ни посторонних машин.

– Вообще-то у нас в селе посторонние часто появляются, – пояснил свидетель. – Город близко, да и трасса, по которой большегрузы ездят. Так что незнакомым людям у нас не удивляются. Но ведь вы интересуетесь таким человеком, который бы о Егоре расспрашивал, верно? Вот таких людей я не помню.

– А у дома Кармановых вы посторонних видели? – спросил сыщик.

– О Кармановых я вам ничего сказать не могу, – отвечал Приходько. – Я с ними незнаком. Все-таки село у нас большое: больше двух тысяч человек живет, всех знать трудно.

От Приходько оперативники направились на другой конец села, к дому Дмитрия Измайлова. Разговор с ним строился по той же схеме, что и беседа с Приходько: сначала оперативники задали вопросы о том, что случилось вечером 24 августа, а затем поговорили о личности погибшего главы администрации.

– Давай еще раз проясним вот какой момент, – проговорил Гуров. – Ты рассказал капитану, что проезжал вечером 24-го мимо опушки леса и увидел стоящий на обочине «Хендай» Крапивина. Почему ты решил, что это его машина? Ты видел номер?

– Нет, для этого слишком темно было, – отвечал Измайлов. – И ехал я быстро, некогда мне было номер разглядывать.

– Так почему ты решил, что это машина Крапивина? – повторил сыщик свой вопрос.

– Так ни у кого больше в деревне такой нет, – отвечал свидетель. – А еще у него наклейка заметная на заднем стекле есть, с танком и звездой. Так что я сразу понял, что это его авто.

– А вторая машина как выглядела?

– Вторая стояла дальше от дороги, ее было хуже видно. Я только и разглядел, что она большая и черная. В общем, тоже джип, как у Крапивина. Но не «Хендай».

– А какая марка? Может, «Мерседес»?

– Может быть. Или «Тойота», у них тоже здоровенные машины бывают.

– И номер у этой второй машины ты не разглядел?

– Нет, она ведь боком стояла. Надо было специально зайти и посмотреть, чтобы номер увидеть.

– А людей, хозяев этих машин, ты видел?

– Вроде бы различил два силуэта возле леса. Но я не уверен.

– А что делали эти два силуэта? Разговаривали?

– Да откуда я знаю? Их едва можно было различить.

– Скажи, а в селе такие машины у кого-то есть?

– Нет, что вы! «Хендай» Крапивина был самой дорогой машиной в деревне. В основном у людей отечественные авто – «Лады», «Волги»… У некоторых даже «Москвичи» еще бегают.

– Хорошо, а что ты можешь сказать о погибшем главе? – перевел Гуров разговор на другую тему.

– Ну, о мертвых вроде плохо не говорят… – уклончиво произнес Измайлов.

– Однако мы тут кое с кем поговорили, и никто доброго слова о Крапивине не сказал, – заметил капитан. – Все поминают его особняк, говорят, что ни один вопрос у него нельзя было решить просто так…

– Вот это верно, – подтвердил свидетель. – Пустым к нему не стоило заходить. Обязательно надо что-то принести. И с каждым годом расценки повышались.

– А еще говорят, что главные деньги он получал, когда распределял участки, которые люди хотели получить, чтобы подсолнечник сеять…

– Да, главные деньги он на подсолнухах набирал, – отвечал Измайлов. – С этими участками он ни за что не хотел расставаться. Даже норовил отобрать эти земли у тех людей, которые там давно хозяйствовали. На этой почве у него кое с кем конфликты случались…

– С кем же, интересно? – заинтересовался Гуров.

– Например, с Виктором Максимовым, – отвечал Измайлов. – Семья Виктора еще с совхозных времен владеет участком возле дальнего леса. И он, Виктор, первым стал сеять подсолнечник. И хорошие деньги на нем зарабатывал. Так Крапивин нанял каких-то крючкотворов, и те раздобыли документы, что вроде Максимов неправильно этой землей пользуется. У них большой конфликт был!

– А потом что? – спросил Никитин. – Чем все закончилось?

– А потом как-то все улеглось, – объяснил фермер. – Участок у Максимова остался, он и сейчас на нем подсолнух сеет. Наверное, он хорошие отступные Крапивину дал, и тот от него отстал.

– А ты не видел в селе в последнее время незнакомых людей, которые бы интересовались Крапивиным? – спросил Гуров.

– Что-то не припомню таких, – отвечал Измайлов. – И потом, я далеко от крапивинского дома живу. Здесь о нем никто спрашивать не станет.

Оперативники задали еще несколько вопросов, но было ясно, что свидетель высказал все, что знает. Напоследок Гуров спросил, где искать дом Виктора Максимова. Измайлов показал дорогу, но заметил, что Виктор Максимов «полуночничать не любит, сейчас уже спит». Так что Гурову пришлось отказаться от намерения продолжить беседы с жителями Больших Копен.

Обратно в город ехали уже в темноте. Теперь ничто не мешало Никитину высказать свои соображения по поводу суждений, услышанных от жителей села Большие Копены.

– Смотрите, что получается, – говорил капитан Гурову. – По сути, эти люди нам объяснили причину, по которой был убит Крапивин. Из-за денег его убили! Может быть, это сделал тот же Максимов, о котором нам сейчас рассказали. И теперь я понимаю, почему в доме Крапивина не было признаков ограбления: главу администрации убили вроде как из идейных побуждений. Жадный он был, Крапивин, тянул деньги из односельчан. Вот они его убили, а деньги, которые он скопил на поборах, забрали. Остальное не хотели брать. Как вам такая версия?

– В чем-то эта твоя версия совпадает с реальностью, – согласился Гуров. – Но только в отдельных моментах. Знаешь, в чем ее слабость? В том, что она не объясняет всех фактов. Вот хотя бы самый простой вопрос: кто этот киллер, который приехал на встречу с Крапивиным на дорогом джипе? Он кто – обиженный односельчанин? Думаешь, фермер Максимов разъезжает на джипе? Нет, нам же Измайлов сказал, что таких машин в селе ни у кого нет. Далее: при чем здесь убийство семьи Кармановых? Они-то точно не имели отношения ни к каким поборам. А генерал Дружков? Он вообще не жил в Больших Копенах. Нет, капитан, твоя версия не годится. Учесть этот фактор – борьбу за лучшие участки, – конечно, нужно. Но объяснить что-то с ее помощью мы пока не можем.

– Где же тогда искать объяснение? – спросил Никитин.

Было заметно, что он разочарован отношением Гурова к его «замечательной» версии.

– Пока не знаю, – признался сыщик. – Если еще раз хорошенько проанализировать факты, то у нас появятся правильные вопросы. И если мы найдем на них правильные ответы, то и объяснение всех убийств получим, и подозреваемые у нас появятся. Этим я и займусь прямо сегодня. А потом и завтра.

– Так вас сейчас в гостиницу отвезти? – уточнил капитан.

– Да, пожалуй, на сегодня я рабочий день закончу, – отвечал Гуров. – А завтра с утра явлюсь к вам в Управление, представляться вашему главе. К тому времени, я надеюсь, у меня сложится план действий на ближайшие дни. Будут вопросы, на которые я захочу получить ответ. Чтобы эти вопросы обдумать, надо хорошенько выспаться. Так что поехали в гостиницу.

По дороге в гостиницу Гуров попросил Никитина остановиться у магазина. Там он купил колбасы, сыра, хлеба, а также две пачки печенья. Чай в пакетиках ему покупать было не нужно – привез из Москвы. Так что, оказавшись в номере, Гуров прежде всего заварил крепкий чай, налил себе стакан чая и принялся ужинать большим бутербродом с колбасой и сыром. Сыщик сел за стол, положил перед собой блокнот, в который он заносил сведения, полученные за день, и стал его перелистывать, при этом не забывая отхлебывать из стакана и откусывать бутерброд. Он собирался выполнить обещание, данное Никитину, – проанализировать факты и найти вопросы, на которые необходимо найти ответ.

Сыщик прочитал все записи, сделанные в доме Кармановых, затем – запись разговора с Леной, невесткой Крапивина, затем – запись беседы с вдовой генерала Дружкова. После этого он сделал еще пару глотков чая и начал размышлять.

«Что прежде всего бросается в глаза во всех трех эпизодах, – думал Гуров, – так этот тот факт, что убийца явно что-то искал. Он искал это «что-то» в доме у Кармановых, мучил Людмилу, чего-то от нее добивался. На участке Крапивина он оставил явные следы своих поисков – вырытую яму. Эксперты пока еще не дали своего заключения о том, что лежало в яме. Но я и так догадываюсь, что там лежал какой-то пакет, завернутый в толстый слой полиэтилена. И после этого возникает вопрос: что лежало на нижней полке сейфа генерала Дружкова? Может быть, там находился тот же самый пакет? Очень может быть. Тогда зададим следующий вопрос: что было в пакете? Скорее всего, деньги. Очень может быть, что не в рублях, а в валюте. И теперь мы зададим самый главный вопрос, всем вопросам вопрос: откуда взялись эти деньги? Они получены не за аренду участков для подсолнечника или гречихи, не за взятки Егора Крапивина, нет. Так откуда они взялись? Почему оказались в небогатой семье Кармановых? И какое отношение к Кармановым имеет глава администрации Крапивин? А генерал Дружков с какого бока тут взялся?»

Гуров выписал в блокнот последние три вопроса: об источнике денег, о том, почему они перекочевали от Кармановых к Крапивину, а потом к Дружкову, – и на этом пока остановился. Снова включил чайник, заварил себе еще один стакан чая, дал ему настояться, после чего откинулся на спинку кресла и погрузился в размышления.

Выписанные вопросы не те, которые ему требовались. Они не позволяли продвинуть расследование дальше. Значит, надо было найти другие – правильные, конструктивные – вопросы.

Над ними Гуров ломал голову долго. Он выпил весь второй стакан чая, походил по комнате, убрал со стола – а нужная мысль все не приходила. И лишь когда он уже смирился с тем, что сегодня ему так и не удастся сформулировать нужный вопрос, что пора ложиться спать, отложить все на завтра (ведь время приближалось к часу ночи), нужная мысль пришла.

«Связь между Кармановыми и Крапивиным сложилась не сегодня, – понял сыщик. – Ее нужно искать в прошлом этих семей. Надо хорошенько покопаться в этом прошлом – тогда и найдутся концы. Может быть, там, в прошлом, прячется и источник денег, которые искал убийца».

Он крупными буквами выписал на страницу блокнота слово «прошлое», после чего погасил свет и лег. Тут явилась еще одна мысль: а при чем здесь генерал Дружков? Он тоже из прошлого? «Нет, генерала пока можно отложить в сторону, – решил Гуров. – Его черед настанет позже. Скорее всего, он и в эту историю с деньгами вступил позже. Ну да, ведь он не жил в Копенах, он нездешний. Да, каким образом сюда вступил генерал, я узнаю позже». И с этой мыслью Гуров уснул.

Проснулся он, как обычно, в семь, умылся, побрился, позавтракал остатками вчерашних бутербродов, вызвал такси – и в половине девятого уже входил в Управление. Спросил у дежурного, на месте ли генерал Кашкин, начальник Управления, и получил ответ, что Виктор Игнатьевич полчаса назад прибыл и находится у себя. Тогда сыщик, не медля, поднялся на второй этаж и вошел в приемную. Здесь он также не задержался: как только секретарь узнал, кто хочет встретиться с начальником Управления, сразу доложил шефу, и спустя несколько минут Гуров уже вошел в кабинет генерала Кашкина. Генерал, крепкий, без всяких признаков полноты мужчина, поднялся навстречу гостю.

– Ну, вот наконец вы и до меня добрались, Лев Иванович, – сказал он, обменявшись с сыщиком крепким рукопожатием. – Мне уже Никитин с утра докладывал о ваших вчерашних путешествиях. Лихо вы принялись за дело, ни одной минуты не потеряли. И как, нашли что-нибудь? Хотя чего это я вас допрашиваю, а сам даже сесть не предложил! Садитесь вот сюда и скажите, чего вам: чаю или кофе?

– Утром я бы от чашки кофе не отказался, – ответил Гуров. – А что касается вашего вопроса по существу дела, то если капитан Никитин вам доложил о наших вчерашних поездках, то он же, наверное, сообщил и о результатах всех встреч и бесед. Результат в плане расследования пока неутешительный. Сведения мы собрали, а на след убийцы еще не напали.

– Ну, это редко случается, чтобы получилось напасть на след в первый же вечер, – заметил генерал. – Сами знаете, как в нашей работе бывает: иногда неделю роешь, вторую, а все ничего не находишь, все пустая порода. Ага, вот и ваш кофе!

Секретарь внес поднос с кофейником, двумя чашками и вазочкой с печеньем. Хозяин кабинета и его гость уселись за специальный чайный столик в стороне от большого стола и принялись за кофе.

– Я не буду вас расспрашивать, что вы собираетесь делать сегодня и что – завтра, – сказал генерал. – Знаю, что некоторые вещи приходится делать по интуиции. Но мне есть куда пригласить вас сегодня вечером. Самые солидные предприниматели нашего города хотели бы с вами познакомиться и выразить свою заинтересованность в расследовании.

– А что за дело солидным предпринимателям до моего расследования? – удивился Гуров. – Или они боятся, что их убьют так же, как вашего предшественника, генерала Дружкова?

– Нет, не думаю, что они боятся чего-то такого, – отвечал Кашкин. – Их всех надежно охраняют. Но в городе после этих убийств воцарилась нервная атмосфера, и это сказывается на ходе бизнеса. Например, люди стали неохотно покупать новое жилье, многие стали уезжать из Суходольска. Такое, знаете, никому не по душе. Я слышал, что наши предприниматели хотят предложить вам всю возможную помощь, содействие во всех делах. Для этого они приглашают вас (ну и меня заодно) в семь часов на торжественный ужин в ресторан «Пальмы и березы», у нас на набережной. Я надеюсь, вы не станете отказываться.

– Ну, вы, конечно, знаете, Виктор Игнатьевич, что мы никакую помощь от посторонних лиц принимать не можем, – заметил Гуров. – Если только ваши предприниматели поделятся со мной какой-то важной информацией, которую я другим способом не смогу получить…

– И это тоже вполне возможно, – заверил генерал Кашкин. – В общем, я понял, что вы принимаете это приглашение. Тогда скажите, куда прислать за вами машину.

– Я не знаю, где я буду вечером, – отвечал Гуров. – Может, здесь, в Суходольске, а может, в деревню поеду. Во всяком случае, я постараюсь сам добраться до места. Ну а если не доберусь, я вам позвоню.

– Вот и отлично! – обрадовался хозяин кабинета. – Если вам не нужна помощь наших предпринимателей, может быть, я смогу вам чем-то помочь? Может, машина нужна?

– В дальнейшем, возможно, понадобится, – согласился Гуров, – но сегодня вряд ли. Если что, я попрошу капитана Никитина меня отвезти. Да, скажите, далеко ли отсюда находится ваш областной архив? Я хочу там немного поработать.

– В общем, недалеко, на улице Тимирязева, – отвечал Кашкин. – Минут за десять дойти можно. Если хотите, мой водитель вас отвезет.

– Нет, лучше я пешком пройдусь, – сказал сыщик. – Надо больше двигаться, больше ходить, поддерживать физическую форму. Так что, если вы не против, я сейчас туда и отправлюсь. А про семь часов вечера, про эти самые «Пальмы и березы», я запомнил. Кстати, оригинальное название у ресторана, до сих пор такого не встречал.

В вестибюле Управления Гуров спросил у дежурного, как добраться до улицы Тимирязева, и, получив подробное объяснение, направился туда. В архиве он хотел изучить прошлое всех жертв недавних убийств – и Кармановых, и Крапивина с его родственниками, и генерала Дружкова. Он не знал, дадут ли ему что необходимые сведения, но был намерен их получить. «Может, ничего и не дадут, – думал сыщик. – Но все равно – пока я это направление не закрыл, надо над ним работать».

В архиве он предъявил свое удостоверение и объяснил, какие данные его интересуют. Сотрудница архива усадила сыщика перед компьютером и вывела на экран имеющиеся файлы, а вдобавок выдала несколько папок с документами в бумажном виде. Гуров начал эти данные изучать.

Прежде всего он познакомился с предками и родственниками Ильи Карманова. Он выяснил, что Илья Викторович Карманов относится к уроженцам села Большие Копены, его предки жили в селе еще с начала ХХ века. Жили они бедно, и совсем не в том доме, где Илья был убит. Нет, дом Кармановых – точнее, не дом, а ветхий домишко – располагался на другой окраине села. Дед Ильи, Никита Карманов, относился к деревенской бедноте, во время коллективизации был в числе активистов, участвовал в раскулачивании, создавал в селе колхоз. В годы войны был призван в армию и погиб на фронте, но до этого успел обзавестись семьей, в которой родился сын Виктор. Тот тоже жил очень бедно, но имел большую семью – жену и шестерых детей, одним из которых был Илья. Юноша с грехом пополам окончил школу, затем отслужил в армии и вернулся в родной колхоз. Здесь, в сельском клубе, он познакомился с Людмилой Черкасовой – девушкой из соседней деревни Белогорье.

Так Гуров перешел к истории погибшей Людмилы. Она тоже была деревенской жительницей, ее семья тоже никогда не знала достатка. Хорошую жизнь Людмила увидела, только когда вышла замуж за Илью Карманова и поселилась в новом хорошем доме в центре села…

«Стоп, а откуда у небогатых Ильи и Людмилы взялся новый дом? – спросил самого себя Гуров. – Да еще в центре села?»

Он начал внимательнее изучать документы и выяснил, что дом, в котором поселилась молодая семья, принадлежал тетке Людмилы, Наталье Григорьевне Гаврилиной. Сама Наталья Григорьевна была учительницей, а ее муж Никанор – ветеринаром, уважаемым в селе человеком. У супругов Гаврилиных был только один сын, Сергей, который в конце 50-х годов уехал поднимать целину в Казахстан и там то ли умер от тяжелой болезни, то ли был убит – документы об этом умалчивали. Наталья Григорьевна очень привязалась к племяннице Люде, хотя та и жила в другой деревне и лишь изредка приезжала к тетке погостить. Когда в 1999 году Людмила вышла замуж, Наталья Григорьевна, к этому времени овдовевшая и страдавшая от тяжелой болезни, уступила молодой семье бо2льшую часть своего дома, а заодно дала денег на свадьбу и обзаведение хозяйством. Можно сказать, что первые полгода молодые жили целиком на деньги тети. А потом Наталья Григорьевна умерла. Так семья Кармановых стала обладательницей большого по деревенским меркам дома.

– Так, тут уже что-то есть… – пробормотал сыщик. – Стало быть, это не их дом и не их участок. Надо это учесть… Но постойте, постойте! Откуда у деревенской учительницы деньги, чтобы устроить свадьбу, помочь молодым обзавестись хозяйством да еще и давать на жизнь? Клад, что ли, она какой нашла?

Гуров снова погрузился в документы. Так он выяснил, что у деревенской учительницы помимо племянницы Людмилы имелись еще два племянника – один от брата, а другой от сестры: Сергей Колобродов и Петр Заикин. Но что это давало? Гуров не понимал, какое отношение племянники имели к делу, а потому не стал искать документы о них. Вместо этого он решил заняться семьей Егора Крапивина.

«Посмотрим теперь, не связан ли с домом, который Наталья подарила племяннице, еще и Крапивин или его родственники», – размышлял сыщик.

И он принялся изучать родословную Егора Крапивина. Удалось узнать, что власть передавалась в семье Крапивиных, можно сказать, по наследству: отец Егора, Данила Петрович, был колхозным бригадиром, а дед – первым председателем колхоза, созданного в Больших Копенах.

– Во как у них повелось! – заключил сыщик, узнав об этом факте. – Прямо как в какой-то королевской династии!

Теперь он снова обратился к документам. Но уже исследовал не родословную Крапивиных, а их возможную связь с семьей бедняков Кармановых. И обнаружил удивительную вещь: такая связь действительно существовала! Две семьи несколько раз породнились в течение столетия, так что погибший Илья Карманов приходился троюродным внуком главе сельской администрации Егору Крапивину.

– Так-так-так! – произнес Гуров. – Горячо! Выходит, все завязано вокруг Кармановых и дома, который молодым подарила тетка. Что-то с этим домом не так… Может быть, у ветеринара имелись немалые сбережения, которые он закопал на участке? Может быть, Крапивин каким-то образом об этом узнал? А что, версия вполне себе правдоподобная. Ведь известно, что деревенские ветеринары заодно и людей пользовали. Например, помогали молодым женщинам избавиться от плода. За эту услугу им неплохо платили… Да, такое могло быть, очень даже могло…

«Предположим, Крапивин откуда-то узнал, что на участке возле дома Кармановых когда-то был закопан клад, – рассуждал сыщик. – И он явился в дом своих дальних родственников, чтобы этот клад найти. Явился, устроил Людмиле допрос, а потом всех убил… Нет, тут что-то не вяжется. Кармановы были убиты из пистолета «Люггер» с глушителем. Откуда у главы сельской администрации такое оружие? Да и потом: из него же спустя три дня был убит сам Крапивин…»

«А что, если предположить, что убийц было двое? – рассуждал сыщик дальше. – Что Крапивин привлек какого-то сообщника из города. Тот расправился с семьей Кармановых, но клада на участке не нашел… Или нашел? Допустим, было так: Крапивин нашел клад и перепрятал его уже на своем участке. Но сообщник об этом узнал и решил предъявить права на найденное богатство. А еще к этой схеме каким-то образом причастен генерал Дружков – человек очень жадный, нечистый на руку, готовый поживиться всем, что плохо лежит… Да, вот тут все сплетается, все сходится. Кажется, я нашел рабочую гипотезу. Теперь ее можно проверять, уточнять – в общем, с ней можно работать. Так что, займемся документами на генерала Дружкова?»

Подумав об этом, сыщик подтянул к себе следующую стопку папок с документами на генерала Дружкова и его семью.

Но тут он взглянул на часы и обнаружил, что те показывают ровно шесть. Такое с Гуровым часто бывало: увлекшись работой, он забывал о времени, забывал про обеды и ужины – про все забывал. Вот и теперь не заметил, как пропустил время обеда. И лишь только оперативник это сообразил, как желудок напомнил ему, что он сегодня, в сущности, ничего не ел, кроме нескольких бутербродов утром в гостинице и пары печений в кабинете у генерала Кашкина.

Тут Гуров вспомнил и о другом: сегодня вечером он приглашен на обед, который в его честь устраивают местные предприниматели. Как кстати! Утром, когда генерал Кашкин сказал сыщику о приглашении «солидных бизнесменов», он отнесся к нему скорее как к досадной помехе в расследовании. Ну чем ему могут быть полезны эти толстосумы? Сейчас Гуров думал иначе. «Многие из этих людей знали покойного генерала Дружкова, – размышлял полковник. – Знали о его сомнительных делах, о деньгах, которые он приобретал таким образом. Если бы я пришел к ним в офис и там стал расспрашивать о Дружкове, они вряд ли бы пошли на откровенность. А вот в ресторане, на частной вечеринке, среди своих, да еще после нескольких стопок крепкого алкоголя… языки у них могут развязаться. Да, там я смогу получить информацию, которую другим способом никогда бы не добыл…» И сыщик решил завершить работу в архиве. Он сдал все папки сотруднице, убрал в карман блокнот и вышел из здания.

Сначала он хотел взять такси, чтобы доехать до ресторана «Пальмы и березы». Однако навигатор показал, что оно не потребуется: до набережной, на которой располагался ресторан, было полчаса неспешного хода. «Вот и отлично, – решил Гуров. – Пройдусь, обдумаю все, что нарыл в архиве». Так он и сделал.

Как выяснилось, ресторан «Пальмы и березы» располагался не прямо на набережной, а в глубине жилого квартала. Он словно прятался от прохожих, вел себя скромно, и Гурову это понравилось. Внутри заведения тоже было приятно: играла негромкая музыка, подошедший молодой человек ненавязчиво помог сыщику повесить куртку и проводил его в зал. По роду деятельности Гурову довольно часто приходилось бывать в ресторанах и различных клубах, особенно московских. И он терпеть не мог заведения, которые с первого шага навязывали себя посетителям: громкой, бьющей по ушам музыкой, полураздетыми девушками на сцене, надоедливыми официантами. Здесь все было не так.

В помещении царил полумрак. Возле стойки бара, а также по всему залу стояли и негромко беседовали около тридцати хорошо одетых людей, почти исключительно мужчин. Хотя были и женщины – видимо, тоже из числа предпринимателей.

Не успел сыщик оглядеться, как к нему подошел генерал Кашкин – на этот раз не в мундире, а в строгом деловом костюме.

– Очень рад, Лев Иванович, что вы приняли приглашение наших бизнесменов, – сказал он. – Пойдемте, я вас познакомлю с самыми известными из них.

Следующие полчаса заняло представление. Сначала Гурова познакомили с местным «транспортным королем» – владельцем компании грузовых и автобусных перевозок Борисом Сергиенко. Это был тип классического директора – грузный, одышливый, с глазами навыкате. Транспортный король выразил бурную радость по поводу знакомства со знаменитым сыщиком и тут же пожелал угостить его редким сортом текилы, полученным прямо из Мексики. К Сергиенко и Гурову тут же присоединились еще двое – строительный магнат Алексей Козловский и владелец сети кофеен и закусочных Виталий Бронштейн. Подошла и дама – хозяйка сети косметических салонов и массажных кабинетов Екатерина Султанова. После первой стопки экзотического напитка последовала вторая, между участниками угощения установилась теплая дружеская атмосфера.

– Мы очень рады, Лев Иванович, что вы лично решили возглавить расследование этих жутких преступлений, – доверительно говорила сыщику Екатерина Викторовна Султанова. – Жители нашего города нервничают. Я это чувствую по посетительницам моих салонов. А страх, знаете, не способствует бизнесу.

– Да, бизнес любит тишину! – подхватил строительный магнат Козловский.

Гуров решил, что настало время и ему сказать слово, направить беседу в нужное русло.

– Я думаю, особенно расстроила горожан смерть генерала Дружкова, – заметил он. – Если уж такого влиятельного человека, опору порядка, можно убить в собственном доме, то чего ждать простым людям?

Однако собеседники Гурова не поддержали эту мысль: кто-то покачал головой, кто-то громко крякнул. Общее мнение выразил кофейный король Бронштейн.

– Не могу с вами согласиться, Лев Иванович, – сказал он. – Вряд ли многие люди в городе расстроились из-за смерти генерала. Прямо могу сказать: с гнилью был человек.

– Взятки? – предположил Гуров. – Вымогательство?

– И то и другое, – ответила Султанова. – К нему на прием без толстого конверта вообще не было смысла заходить.

– А еще лучше не с конвертом, а с чемоданом, – произнес строительный магнат Козловский. – Ведь в чемодан больше помещается!

И он захохотал, довольный собственной шуткой. Гурову вспомнились вчерашние беседы с жителями села Большие Копены, которые в точно таких же выражениях описывали главу сельской администрации Егора Крапивина. «Надо же, какое совпадение оценок, – думал сыщик. – Казалось бы, где бывший начальник всей областной полиции генерал Дружков, а где мелкий сельский глава Крапивин. А говорят об обоих одно и то же, словно о двух акулах – одна покрупнее, другая помельче, но обе злые и зубастые».

– Но еще хуже было другое, – доверительно, почти на ухо Гурову, произнесла Екатерина Султанова. – У меня есть сведения, что генерал был причастен к тому, что у нас в городе внезапно появились большие партии наркотиков. Никогда этой дряни здесь не было – и вдруг возникла как из-под земли.

– Очень интересно… – протянул Гуров, довольный тем направлением, которое приняла беседа.

Тут по рядам собравшихся пронесся какой-то говор, и головы всех присутствующих повернулись ко входу. В дверях зала стоял новый участник встречи. Это был человек лет шестидесяти с весьма примечательной внешностью. Лицо у него было морщинистое и при этом очень загорелое – словно человек только что приехал с моря, где постоянно лежал на солнце. А еще он был бодр, энергичен, весел, легко двигался и непрерывно улыбался.

– А это кто? – тихо спросил Гуров у Екатерины Султановой. – Тоже какой-нибудь солидный здешний воротила? И почему он привлекает всеобщее внимание?

– Довольно интересный человек, – отвечала дама. – Зовут его Игорь Петрович Заикин. Он у нас одновременно и старожил, и приезжий.

«Заикин? – мелькнула мысль в голове сыщика. – А ведь я только сегодня в архиве встречал такую фамилию. Интересно…»

– Загадками говорите, Екатерина Викторовна, – заметил он своей собеседнице. – Как это может быть – чтобы старожил и в то же время приезжий?

– А вот так, – отвечала королева массажа. – Игорь Петрович – уроженец Суходольска. В 90-е годы активно занимался бизнесом: создал компанию «Солидная основа», которая привлекала средства горожан, выдавая вкладчикам огромные проценты.

– Что-то такое в 90-е годы и в Москве можно было увидеть, – сказал Гуров. – Дайте угадаю: эта самая «Солидная основа» оказалась жутко несолидной и прожила совсем недолго, верно?

– Да, компания существовала примерно полгода, а потом закрылась, – подтвердила Султанова. – Остались сотни людей, которые потеряли все свои деньги. Игорю Петровичу пришлось уехать из Суходольска. И знаете, куда он уехал? В Америку!

– И там тоже построил финансовую пирамиду? – предположил Гуров.

– Нет, там он занимался инвестициями и консалтингом. И еще, кажется, владел несколькими отелями на курортах. Видите, какой он загорелый? Говорит, что большую часть времени провел во Флориде. Хотела бы я вести бизнес во Флориде! В общем, он там тоже хорошо заработал, а теперь вернулся в родной город.

– Понимаю, – отозвался сыщик. – Действительно интересный человек.

Между тем «интересный человек» тоже заинтересовался присутствием на вечере знаменитого сыщика. Гуров видел, как улыбчивый бизнесмен о чем-то говорит с генералом Кашкиным, при этом поглядывая в его, Гурова, сторону. Затем Заикин прямо направился к сыщику.

– Добрый вечер! – поприветствовал он Гурова. – Господин генерал только что рассказал мне о вас. Так приятно увидеть знаменитого сыщика вблизи! В последние годы я видел в основном американских полицейских, но уверен, что вы их превосходите по всем статьям!

– Я надеюсь, вам не пришлось наблюдать американских полицейских слишком уж близко? – заметил Гуров. – Я имею в виду, вам не пришлось наблюдать их в процессе ареста или допроса подозреваемого?

– О, так вы шутите! – догадался бизнесмен. – Это превосходно! Прекрасно, когда человек вашей профессии умеет вести себя непринужденно!

– Ваши земляки радовались моему появлению здесь по другой причине, – заметил Гуров. – Они встревожены чередой убийств, которые произошли в вашем городе, и надеются, что я раскрою эти преступления.

– Конечно, я тоже в это верю! – горячо воскликнул Заикин. – Хотя должен признаться, что меня не так пугают эти убийства. В мире происходит много страшных вещей, и что же – по каждому поводу расстраиваться? В Америке каждый день кого-нибудь убивают, и никто из-за этого особо не горюет. Что поделать – такова жизнь! Но, конечно, всякое преступление должно быть раскрыто, всякий преступник должен быть наказан.

– Приятно говорить с человеком, который так глубоко понимает принципы работы правоохранительных органов, – заметил Гуров. – Кстати, об убийствах. Я изучал родословную людей, живущих в селе Большие Копены, и наткнулся на вашу фамилию. Скажите, среди ваших родственников нет кого-то, кто жил в этом селе?

Гуров был уверен, что бизнесмен, ведущий дела по обе стороны океана, удивится такому вопросу и скажет, что не интересуется своими родственниками и не имеет никакого отношения к каким-то Копенам, пусть даже и Большим. На удивление, Игорь Заикин сказал нечто прямо противоположное.

– Большие Копены? – переспросил он. – Да, конечно, у меня там была родня. Но, кажется, очень далекие родственники. Как это правильно сказать по-русски: «три-родные» или «четыре-родные»…

– Вы, наверное, хотели сказать «троюродные»? – подсказал сыщик нужное слово.

– Верно, верно! – обрадовался предприниматель. – Да, у меня там были троюродные родственники. Но я никогда их не видел, даже в село это никогда не ездил. Как вы его назвали – Большие Копены?

– Да, так оно называется, – подтвердил сыщик. – А кто именно у вас там был из родственников – мужчина или женщина? И по какой линии – отцовской или материнской?

– Дайте подумать, дайте подумать… – произнес Заикин и в самом деле задумался. Поразмышлял минуту-другую, потом стал рассуждать вслух: – Мне кажется, родственники были не по отцовской линии – тогда они носили бы фамилию отца, то есть были бы Заикиными. Значит, это родня по линии матери. Моя мама носила известную русскую фамилию Иванова. А ее сестра в замужестве стала Гаврилиной. Может быть, те родственники по этой линии?

– Да, вы угадали, – подтвердил Гуров. – В Больших Копенах жила женщина по фамилии Гаврилина. Значит, вы приходитесь ей каким-то родственником.

– А почему вы спрашиваете об этом? – поинтересовался бизнесмен.

– Просто я встретил вашу фамилию, когда изучал родственные связи сельчан, – объяснил сыщик. – Мне необходимо изучить все обстоятельства, которые имеют отношение к делу. В том числе и родственные связи. Разумеется, напрямую эти убийства не имеют к вам никакого отношения. Просто я собираю информацию, вот и все.

– Конечно-конечно! – воскликнул предприниматель. – Я вас понимаю. И если я смогу чем-то помочь…

– Пока что мне не нужна помощь, – отвечал Гуров. – Но я буду иметь в виду ваше предложение. А каким бизнесом вы занимаетесь здесь, в Суходольске?

– В основном я занимаюсь строительством, – отвечал Заикин. – Построил два 24-этажных дома, самых высоких в этом городе. Настоящие небоскребы! Представляете? А еще я основал службу доставки, у меня есть таксопарк, две оптовых базы… В общем, у меня многопрофильный бизнес.

Тут над ухом Гурова раздался знакомый голос.

– Ага, я вижу, вы познакомились с нашим возвращенцем! – воскликнул генерал Кашкин. – Игорь Петрович – примечательный человек.

– Да, я с удовольствием поговорил с Игорем Петровичем, – подтвердил Гуров. – А также с Екатериной Викторовной, Алексеем Александровичем и другими интересными людьми. Должен сказать, что практически все предлагали мне помощь.

– Вот видите, какие щедрые люди наши предприниматели! – воскликнул генерал. – Но вы еще не со всеми познакомились. Пойдемте, я представлю вас остальным участникам вечера.

И Кашкин увлек сыщика в другую часть зала. Гуров был не против: ему хотелось понять, о чем думают богатые люди города, что их беспокоит. И к концу вечера он получил четкое представление о том, что предпринимателей Суходольска широкое распространение в городе наркотиков беспокоит гораздо больше убийств. Со всех сторон он слышал выражения озабоченности по этому поводу. И, что характерно, никто не знал, откуда на город свалилась такая напасть. В разговоре с несколькими людьми Гуров предложил вариант капитана Никитина: наркотики возят водители фур, идущих через область в Москву. Но было очевидно, что эта идея не вызывает доверия у городских предпринимателей.

– Да, очень возможно, что зелье доставляют водители большегрузных машин, – сказал «кофейный король» Бронштейн. – Но почему они стали сгружать часть своего «товара» у нас? Почему это началось только сейчас? И через кого наркотики распространяются по городу? Пока что этого никто не выяснил.

– Мне кажется, наши доблестные сыщики и не хотят ничего выяснять, – предположила Султанова. – Я не хочу никого обижать, Лев Иванович, но, может быть, они имеют в этом бизнесе свою долю. В таком случае они, пожалуй, не очень рады вашему появлению в Суходольске!

– Но ведь меня сюда пригласили как раз здешние полицейские, – заметил Гуров. – И сюда, в «Пальмы и березы», меня пригласил генерал Кашкин…

– Что ж, возможно, нынешний глава Управления и не имеет отношения к наркотикам, – сказала Султанова. – Но согласитесь, что без некоторой влиятельной «крыши» подобный бизнес не может существовать.

– И эта крыша должна быть очень прочной! – воскликнул строительный магнат Козловский. И снова захохотал, довольный собственной шуткой.

«Что ж, эти люди, скорее всего, правы, – подумал Гуров. – Я сам знаю случаи, когда правоохранительные органы в регионах «крышуют» организаторов наркотрафика. И здесь массовое распространение наркотиков не может обойтись без участия силовых структур. Остается только определить, кто именно помогает поставлять наркотики в Суходольск. Ведь предприниматели – люди опытные, понимают, как и почему все происходит. Мне надо искать пути проникновения наркотиков в город».

Таким образом, сыщик провел время с пользой. Но самая большая выгода от встречи с богачами ожидала Гурова во второй половине вечера, когда всех пригласили к столу. Здесь дело не ограничилось выпивкой и дорогими закусками. К столу были поданы блюда, которые сыщику редко доводилось пробовать, а о некоторых он раньше только слышал. Приготовлено все было просто прекрасно, поэтому Гуров окончательно решил, что не ошибся, приняв приглашение предпринимателей.

После ужина генерал Кашкин подвез сыщика до гостиницы. Перед тем как лечь спать, Гуров сделал звонок капитану Никитину и предупредил его, чтобы тот с утра был на месте: им предстоит трудный рабочий день.

– Ну что, капитан, ты готов к трудовым свершениям? – спросил Гуров, входя в кабинет Никитина. – Если да, то садимся в машину и едем.

– Куда – опять в Большие Копены? – уточнил капитан.

– А куда же еще? – отвечал Гуров. – Нам предстоит деловое свидание с фермером Максимовым.

– Вы считаете его основным подозреваемым? – спросил Никитин. – Готовы его арестовать и допросить?

– Нет, пока ни к чему такому я не готов, – отвечал сыщик. – Просто надо с ним увидеться.

Капитан больше не стал ничего спрашивать и молча направился к машине. Спустя несколько минут оперативники уже ехали в сторону села.

Расположение дома Максимова они знали – еще накануне его показал им фермер Измайлов. Поэтому Никитин сразу направил машину к этому дому. Дверь оказалась заперта. На стук долго никто не отвечал. Но вот наконец дверь приоткрылась, показалось сердитое женское лицо.

– Чего стучите? – спросила женщина. – Какого лешего надо?

– Мы из полиции, – веско произнес Никитин и показал свое удостоверение. – Нам нужно побеседовать с вашим мужем. Разрешите пройти?

Однако хозяйка и не думала пропускать оперативников.

– Нету его, – отвечала она. – На поле поехал. Да и разговаривать ему некогда – урожай убирать надо.

Тут Гуров решил вмешаться в разговор, принимавший все более недружественный характер. По опыту он знал: когда расспрашиваешь людей об их проблемах, вникаешь в их трудности, они, как правило, становятся более доброжелательными. Поэтому он спросил:

– А что, хороший в этом году урожай?

Однако жена Максимова была женщиной крепкой и пронять ее вопросами не получилось.

– А вам-то что за дело до нашего урожая? – с подозрением спросила она. – Поживиться за его счет хотите, что ли? Такие же, как наш глава! Уж сколько Виктор ему денег отвалил, а ему все мало! Только шиш вы получите!

С этими словами она захлопнула дверь.

– Как она смеет так разговаривать с представителями власти?! – возмутился капитан Никитин. – Давайте я сейчас вызову из города наряд, дверь взломаем к чертовой матери, а эту злющую бабу отправим в ИВС за сопротивление сотрудникам. Пусть посидит, остынет!

– Сам остынь, капитан, – сказал ему Гуров. – Никакой наряд мы вызывать не будем и дверь ломать тоже не станем. Между прочим, эта милая женщина среди ругани успела дать нам важные показания.

– Это какие же? – с удивлением спросил Никитин.

– Да вот только что сообщила, что муж действительно платил Крапивину, а тот требовал все больше, – отвечал Гуров. – То есть она подтвердила, что глава администрации занимался вымогательством. Этот момент обязательно надо учесть. А теперь поедем поищем ее мужа. Я думаю, найти его поле будет совсем нетрудно.

Оперативники прошли по улице и у первого встреченного жителя спросили, как им проехать на участок Виктора Максимова. Получив немного путаные, но подробные разъяснения и покружив полчаса по проселочным дорогам, они увидели поле, на котором работал комбайн. Очевидно, это и был участок Виктора Максимова, а за рулем комбайна сидел сам фермер.

Никитин уже собирался выйти из машины и идти к нему, однако Гуров остановил товарища.

– Не спеши, капитан, – сказал сыщик. – Видишь, он к дальнему краю поля направляется? Там он повернет и поедет обратно, к нам. Тут мы его и встретим. Не придется по полю бегать.

Так все и вышло. Комбайн добрался до дальнего конца поля, развернулся и покатил к тому месту, где стояла машина оперативников. Водитель, конечно, видел людей, которые приехали на его участок, но никак на это не отреагировал: доехал до ближнего конца поля и уже собрался снова разворачиваться, когда Гуров вышел из машины, прошел несколько метров и встал перед комбайном. Водителю ничего не оставалось, кроме как остановить свой агрегат. Он заглушил двигатель, высунулся из кабины и сердито спросил:

– Вы кто такие? И чего вам надо?

Гуров ответил не сразу. Ему не хотелось кричать, что было необходимо, так как собеседники находились на большом расстоянии друг от друга. Полковник знал, что из крика ничего хорошего не выходит. Говорить с человеком нужно тогда, когда он тебя хорошо слышит. К такому выводу сыщик пришел давно, еще в самом начале своей карьеры. Так что он подошел вплотную к комбайну и, стоя буквально в двух метрах от Максимова, негромко ответил:

– Полицейские мы, Виктор Николаевич. Я полковник Лев Гуров из Москвы, а это капитан Никитин из Суходольска. Мы приехали, чтобы поговорить с вами о Крапивине. Мне нужно составить полное представление о том, что это был за человек.

Сыщик специально не стал говорить, что их интересует убийство Крапивина и отношения между убитым главой администрации и фермером Максимовым. Он понимал, что такая формулировка сразу вызовет у фермера настороженность и тот начнет отвечать так же сердито, как его жена. Поэтому он сказал, что хочет поговорить о погибшем главе как о человеке – это давало возможность фермеру Максимову высказать все свои претензии к погибшему. Гуров надеялся, что это поможет завязать разговор. И он не ошибся.

– О Егоре, значит, хотите узнать? – спросил Максимов. – Что ж, о нем я много могу рассказать. Только не знаю, понравится вам мой рассказ или нет.

– Ну, мы ведь не для того приехали, чтобы нам здесь все нравилось, – сказал Гуров. – Нам правда нужна. Так что я попрошу вас, Виктор Николаевич, сделать небольшой перерыв, спуститься на землю, и мы с вами побеседуем. Тем более что у вашего комбайна, как я вижу, бункер уже почти полон. Все равно придется перерыв делать, пока не разгрузитесь.

– И это верно, насчет бункера, – согласился Максимов.

Он не спеша спустился на землю, спросил:

– Так что вы хотели узнать про Егора? Знаете, какой это был клещ? Сколько за каждый участок брал?

– Суммы тоже важны, – отвечал Гуров. – Но нас больше интересует суть его действий. Вы хотите сказать, что глава администрации всегда брал деньги за аренду участков?

– Да он за все брал! – воскликнул Максимов. – Вы видели, какие у нас в селе дороги? Яма на яме. Так это ведь его забота – дороги в порядке содержать! А я ж видел, что он этим не занимается, и как-то предложил: давай, Егор, мы с мужиками скинемся, купим асфальт, наймем каток и сами дорогу отремонтируем, еще и новую проложим, до Белогорья. И что он мне ответил?

«Дело, – говорит, – хорошее, только что я от него получу? Так и быть, разрешение на прокладку дороги я вам выдам, но при условии, что вы мне с каждых ста метров по десятке отложите». То есть по десять тысяч рублей, понимаете?

– Хотя это он вам должен из сельской казны доплачивать, а не наоборот, – поддержал фермера Гуров.

– Вот именно! – воскликнул Максимов, обрадованный таким пониманием. – И так во всем! Справку какую хочешь получить – плати. Дом для сына, допустим, решил на пустыре построить – плати вдвое. Я же говорю – настоящий клещ, кровопийца.

– То есть в Копенах его мало кто любил? – уточнил Никитин.

– Да какая тут любовь? – воскликнул фермер. – Какая еще любовь? Его ненавидели все. Никто в селе о нем плакать не стал, когда его убили.

– А как вы думаете, Виктор Николаевич, кто мог это сделать? – спросил Гуров.

Фермер развел руками.

– Вот этого я не знаю, – сказал он. – И никто не знает. Мы уж тут с мужиками обсуждали, кто мог на такое решиться. И знаете, что мы надумали? Это кто-то городской. Какие-то дела у него в городе были, с бандитами. Видать, хотел он их обмануть, вот они его и порешили.

– Это почему же у вас такой вывод? – поинтересовался Никитин. – И о каких бандитах вы говорите? Они все в прошлом остались, в 90-х годах…

– Отвечаю по порядку, – сказал фермер. – Такой вывод мы сделали, потому что никто у нас в селе не способен так все спланировать: заранее назначить встречу, подъехать, застрелить человека, а потом еще у него дома кавардак устроить. И пистолета ни у кого нет, да еще и с глушителем. А насчет бандитов вы сильно ошибаетесь. Никуда они не делись. Просто раньше они в кожанках ходили и, кроме разбоя, ничем не занимались. А теперь они или бизнесом занимаются, или во власти сидят, как наш Егор. А их сущность бандитская от этого ничуть не изменилась.

– А вы лично, Виктор Николаевич, что делали вечером 24 августа, когда был убит Крапивин? – спросил Никитин.

Это был главный вопрос, который капитан хотел задать фермеру с самого начала беседы. Ради него он и ехал в Копены. И скорее всего, если бы беседа началась с этого вопроса, то на нем бы она и закончилась: ясно было, что фермер Максимов – человек упрямый, с чувством собственного достоинства и он не будет ни оправдываться, ни признаваться в том, чего не совершал. Но теперь, после того как Гуров сумел в ходе беседы установить с Максимовым доверительные отношения, тот не увидел в вопросе полковника ничего враждебного и ответил не задумываясь:

– Я догадывался, что вы меня будете об этом спрашивать. В деревне знают все, что мы с Егором не ладили. И я вспомнил, что как раз в тот вечер меня Колька Лебядкин попросил помочь ему трактор починить. Колька еще молодой, в двигателях не разбирается. И мы с ним как с пяти вечера засели у него в сарае, так почти до полуночи и провозились. Причем в тот вечер так и не закончили, на другой день пришлось еще повозиться. Так что у меня на тот вечер есть надежный свидетель.

– То есть до полуночи вас видел Лебядкин, а после – ваша жена? – уточнил Гуров.

– Да, до полуночи меня видели Колька, его жена Алена, сосед ихний, Женя Ермишин. – Фермер Максимов принялся загибать пальцы. – А после того моя жена Светлана. Дети уже не видели – они спали.

– Понятно… – задумчиво произнес Гуров. – А вот ваш сосед, Петр Измайлов, вечером того дня видел на опушке леса машину Крапивина, а рядом – чей-то джип. А вы чужую машину не видели? Может, она мимо вас проезжала?

– Нет, не видел никого постороннего, – отвечал Максимов. – Только мы ведь и живем на отшибе, в стороне от дороги в город. Чужаки мимо нас не ездят.

– А что вы думаете об убийстве Кармановых? – спросил Никитин.

– Тут у нас в селе вообще все головы сломали, – отвечал фермер. – Они ведь небогато жили, Илья с Людмилой. Чего с них взять-то? Из-за чего их убивать, да еще и детишек? Никто ничего не знает.

– А никто не заметил в тот день черного джипа, который видели в день убийства Крапивина? – спросил Никитин.

– Не слышал таких разговоров, – покачал головой фермер.

Оперативники переглянулись, и Гуров сказал:

– Спасибо, Виктор Николаевич, что нашли время с нами поговорить. Если услышите что-то интересное насчет убийств, звоните нам. Вот мой номер телефона.

И протянул фермеру свою визитку. После чего оперативники снова сели в машину и поехали обратно в село.

– И что теперь? – спросил Никитин, когда поле фермера Максимова осталось позади. – Будем еще кого-то из сельчан расспрашивать?

– Ну, раз уж мы приехали в Копены, – сделал акцент на названии села Гуров, – давай покопаем еще немного. Я вижу два места, где имеет смысл провести поголовный опрос жителей: это главная улица, по которой все, в том числе тот черный джип, въезжают в село, и окрестности дома Кармановых. Вдруг кто-то видел неизвестного, который проник в дом. Давай распределимся так: ты возьмешь соседей Кармановых, а я – главную улицу. Сколько на такой обход может уйти времени?

– Думаю, часа три хватит, – отвечал Никитин.

– И я так думаю, – сказал Гуров. – Сейчас одиннадцать часов. Значит, в два встречаемся на выезде. Там подведем итоги и наметим план дальнейших действий. Давай высади меня вот здесь, а сам езжай на свой участок.

Гуров вышел из машины и направился в сторону главной деревенской улицы. А капитан Никитин поехал направо, на пригорок, где находился опустевший после гибели хозяев дом Кармановых. Началась рутинная оперативная работа – опрос всех, кто в момент преступления находился дома. Оба оперативника, и Гуров, и Никитин, в совершенстве владели методами этого обхода, знали, кого и о чем спрашивать. И в течение следующих трех часов эта работа шла последовательно и методично.

В назначенный срок, два часа дня, Никитин сел в машину и поехал к выезду из села. Еще издали он заметил возле последнего дома фигуру полковника. Капитан остановился, Гуров сел в машину и сказал:

– Сейчас у нас с тобой есть выбор. Поскольку время обеда, да и есть почему-то хочется, можно было бы поехать в Суходольск, зайти в ту пельменную и пообедать. И заодно обменяться результатами обхода. Но если выяснится, что кто-то где-то напортачил, что-то недоделал, то ему придется возвращаться. Так что можем обменяться результатами сейчас и уже потом ехать в пельменную. Ты какой вариант выбираешь?

– Поскольку напортачить из нас могу, видимо, я, – ответил Никитин, – а это означает, что мне в случае чего придется возвращаться, то я за второй вариант. Пусть у нас с вами слюнки текут, но давайте сначала обменяемся результатами.

– Правильное решение, – одобрил Гуров. – Давай начинай.

– Значит, так, – сказал Никитин, открывая блокнот. – Я обошел четырнадцать дворов. Нигде никто ничего не видел и не слышал – нигде, кроме дома Баландиных, они живут от Кармановых наискосок через улицу. Наталья Баландина, хозяйка дома, поздно вечером забежала к соседке Ларисе Кузенковой: фен хотела у соседки занять, потому что ее собственный сломался, а ей с утра в город ехать.

– Вот что значит новые времена, – заметил Гуров. – Раньше зачем хозяйка вдруг к соседке бегала? Щепотку соли одолжить, или горсть муки, или еще что-то такое нужное. А теперь, видишь ли, фен ей понадобился. И что же нам эта история дает?

– Ничего особенного, – отвечал Никитин. – Только когда Наталья уже возвращалась домой, она заметила какого-то мужика. Он, как ей показалось, был смертельно пьяным – шатался из стороны в сторону, шел, держась за забор. А когда она его окликнула, не поздоровался, а только рукой махнул. Ну, Наталья и решила, что это Семен Черепанов с соседней улицы: он известный пьяница, бывает, что неделями не просыхает.

– Так что она – подошла к пьянице, постыдила его, а может, помогла до дома дойти? – спросил Гуров.

– Еще чего! – воскликнул Никитин, как видно передавая интонации женщины, с которой разговаривал. – Будет честная хозяйка чужого пьяного мужа домой вести! Плюнула она на него и дальше пошла. А утром узнала, что их соседей Кармановых ночью всех убили, вместе с детьми.

– А теперь скажи мне самое важное, – потребовал Гуров. – Ведь ты, конечно, зашел к этим самым Черепановым. Зашел и спросил, что этот самый Семен делал вечером 21 августа, верно?

– Вы правы, я зашел и спросил, – отозвался Никитин. – И разговаривал с этим самым Семеном. И он мне поведал, что как раз 21 августа, еще с утра, он уехал в Суходольск, чтобы закодироваться от пьянства. Запилила его жена Анфиса, требовала, чтобы он с пьянством покончил. И вернулся Семен в Копены только спустя два дня, 23 августа. Так что в тот вечер это не он шатался по улице вблизи того дома, где через несколько часов была убита вся семья.

– А Баландина не запомнила, как выглядел этот «пьяница»? – спросил Гуров. – Я понимаю, что цвет глаз или волос ночью заметить нельзя. Но хотя бы рост его, телосложение она может описать? Высокий он был или низкий? Толстый или худой?

– Нет, к сожалению, и про рост она ничего сказать не смогла, – отвечал Никитин. – Ведь этот человек, по ее словам, все время шатался, сгибался пополам, словно его сейчас вырвет, так что рост определить было невозможно. Единственное, она могла сказать, что он скорее был худой.

– Да, негусто, – сказал Гуров, когда капитан завершил свой рассказ. – Нам удалось узнать только то, что накануне убийства Кармановых возле их дома шатался какой-то неизвестный. То есть мы можем с достаточной долей уверенности сделать вывод, что преступление совершил приезжий. Если бы это был деревенский житель, он бы постарался пробраться в дом жертв не по улице, а дворами, чтобы его никто не заметил. Этот человек не знал, как пройти дворами, а потому пошел по улице – и попался на глаза Наталье Баландиной.

– Ну, а вам удалось что-нибудь узнать? – спросил Никитин.

– Кое-что удалось, – кивнул Гуров. – Но должен признать, что это «кое-что» не больше твоего. Я тоже нашел только одного свидетеля, который видел важную деталь. Пенсионер Виталий Алексеевич Титов вечером 24 августа заметил проезжавшую по улице незнакомую машину. На улице уже было темно, но у соседей в окнах ярко горел свет, поэтому Титов смог разглядеть на бампере три красных треугольника. Марку пенсионер не смог назвать – говорит, в машинах, тем более иностранных, совсем не разбирается. Однако когда я нарисовал в блокноте один из знаков и спросил, тот или нет, свидетель уверенно заявил, что знак тот самый.

– Кажется, я догадался, машину какой марки видел ваш свидетель! – воскликнул капитан Никитин. – Это была «Мицубиси», я угадал?

– Угадал, капитан, угадал, – подтвердил Гуров. – Я тоже подумал об этой фирме, когда услышал о красных треугольниках. И мало того: пенсионер Титов запомнил две последние цифры номера: «0» и «6». Так что перед нами стоит не такая уж и сложная задача: проверить все джипы «Мицубиси», которые зарегистрированы в Суходольске, и найти тот, номер которого заканчивается на «06». Это можно сделать уже сегодня. И тогда мы выйдем на след убийцы.

– Да, это будет самый прямой путь! – воскликнул Никитин. – Так поедем скорее в Управление! Я свяжусь с ГАИ, и узнаем, кому принадлежит машина.

– Я вижу, ты уже загорелся и совсем забыл, что мы хотели пообедать, – заметил сыщик. – Вот и со мной такое постоянно случается, когда я веду расследование. Но давай уйдем от этой нехорошей традиции. Обедать все-таки нужно, хотя бы изредка. Так что поехали в твою пельменную, пообедаем, а уже потом займемся поисками джипа.

Пельменная в Суходольске встретила оперативников даже более гостеприимно, чем в первый день. Выбор блюд стал шире, и выглядели они аппетитнее. Гуров взял себе и первое, и второе, и десерт, и два стакана чая. Покончив с супом, он начал деловой разговор.

– Итак, у нас теперь есть короткий путь к убийце, – говорил он. – Это путь через его машину. Но я допускаю, что тут нас может ждать подвох. Наш противник хитер и расчетлив – неужели он не мог догадаться, что в деревне кто-нибудь запомнит его машину? Так что я не удивлюсь, если мы ничего не найдем. Но даже в таком случае у нас будут в запасе еще две дорожки. Вот, капитан, слушай мое задание: сегодня же вечером тебе надо будет сделать запрос в архив и выяснить все, что касается ветеринара Никанора Ивановича Гаврилина и его родственников. Особенно меня интересует сын ветеринара Сергей, который в 60-е годы уехал в Казахстан и там неведомым образом сгинул…

– А какое отношение этот самый ветеринар и его родственники имеют к нашему расследованию? – удивился Никитин. – И зачем нам этим заниматься, если у нас есть данные по машине?

– Ветеринаром нужно заниматься потому, что ему принадлежал дом, в котором жили Кармановы и который почему-то заинтересовал убийцу, – объяснил Гуров. – С этим домом связана какая-то тайна. Убийца ее знал, но не целиком – потому он и пытал Людмилу Карманову, в прошлом Черкасову. Скорее всего, эту тайну знал и глава сельской администрации Крапивин, который приходился Илье Карманову родственником. И нам тоже необходимо узнать эту тайну – иначе мы не сможем ничего понять в этой истории, даже если найдем владельца черного «Мицубиси». А насчет владельца я тебе уже говорил, что сомневаюсь, что это самый быстрый путь и что он приведет нас к цели.

– Но вы сказали, что у нас есть две дорожки, которые могут привести к убийце, – напомнил Никитин. – Сведения о ветеринаре Гаврилине – это одна дорожка. А какая вторая?

– Вторую дорожку нам подсказал фермер Максимов, – отвечал Гуров. – Помнишь, он сказал, что убийцу надо искать в городе, среди жителей Копен его нет? Я думаю, фермер прав. Убийца приехал из города. И в городе, а не в Копенах, жил последний погибший – генерал Дружков. Нужно выяснить, что связывало генерала с главой сельской администрации Крапивиным. Эту часть расследования придется проводить особенно осторожно – ты ведь видел, что за сын у Дружкова. Родня генерала будет нам мешать на каждом шагу. Сначала надо собрать те сведения, которые можно найти через Управление. А потом придется заходить со стороны его личной жизни. Эту часть расследования, если не возражаешь, я возьму на себя – тебя сыночек генерала может попробовать сожрать или с работы выгнать. А со мной ему не сладить.

– Вы знаете, Лев Иванович, а ведь существует и третье направление, – сказал Никитин. – То самое направление, о котором я вам в самом начале говорил. Это направление – наркотики. Это что – совпадение, что поток наркотиков хлынул в наш город как раз перед тем, как произошли все эти убийства? А может, это вещи связанные?

– Ты прав, капитан, сто раз прав, – сказал Гуров. – Конечно, наркотики упускать нельзя. Нужно будет мне самому допросить того водилу, которого вы задержали. Может быть, эта ниточка и приведет нас к цели… Ну что, ты доел свою котлету? А чай? Ладно, пей, не спеши, время у нас еще есть.

Покончив с обедом, оперативники поехали в Управление. Там Никитин связался с ГАИ и передал им данные об автомобиле: джип, черного цвета, предположительно «Мицубиси», с номером, заканчивающимся на «06». Капитан попросил бросить на поиски машины все силы. А Гуров, пока Никитин занимался поисками, занимался «офисной работой». Открыв компьютер, вывел на экран данные о бывшем начальнике Управления генерале Дружкове и начал изучать его послужной список. Так прошло около часа. За окнами кабинета стемнело, наступил вечер. И тут наконец пришел из ГАИ долгожданный ответ. Никитин включил принтер, вывел данные на лист бумаги и положил его перед Гуровым.

– Вот, Лев Иванович, что нам сообщили в ГАИ, – сказал он.

И больше ничего говорить не стал – решил дать время сыщику самому вникнуть в суть полученных сведений. Гуров прочитал: «Установлено, что автомобиль марки «Мицубиси аджеро» с номером В306КС, принадлежащий гражданину Черных Юрию Леонидовичу, был похищен неустановленными лицами. Владелец автомобиля, опрошенный капитаном Дятловым, показал, что в последний месяц автомобилем не пользовался, поскольку выезжал из страны на отдых в Таиланд. После возвращения на родину пропажу автомобиля не успел обнаружить, узнал о ней только после нашего звонка. В настоящий момент автомобиль находится по адресу: Заозерский тракт, строение 161. Автомобиль брошен без присмотра и частично разграблен: пропало лобовое стекло и колеса».

Несколько минут сыщик вникал в суть полученной информации, потом сказал:

– И ничего удивительного. Что я тебе и говорил: убийца слишком хитер, чтобы его можно было поймать по замеченной машине.

– Надо будет эвакуировать этот автомобиль на нашу стоянку, – сказал Никитин. – А потом послать туда бригаду криминалистов, пусть все осмотрят. Может быть, какие-то следы отыщутся…

– Пошли, конечно, – согласился сыщик. – Процедуры нужно выполнять. Хотя смысла в таком осмотре, скорее всего, не будет: убийца наверняка орудовал в перчатках, ни к каким поверхностям руками не прикасался. Эта машина если и может нас куда-то привести, то другим путем. Надо выявить людей, которые имели доступ к гаражу гражданина Черных, знали о его отъезде в длительный отпуск. Кто-то из этих знающих людей сообщил о беспризорном джипе нашему убийце. Завтра же займись этими поисками, капитан! А сейчас надо бы нам с тобой съездить в СИЗО.

– В СИЗО? – удивился Никитин. – Вы хотите прямо сейчас допросить водителя фуры, которого мы задержали с наркотиками? Но уже время позднее…

– Не верю, чтобы такой опытный человек, как ты, капитан, не мог получить доступ в СИЗО вечером или, допустим, ночью, – сказал Гуров. – Давай постарайся. Мне надо побеседовать с этим водителем. Может быть, откроются какие-то новые дорожки к нашему убийце.

Капитан взялся за телефон и принялся звонить руководству следственного изолятора. А Гуров продолжил изучать послужной список генерала Дружкова. Как и предполагал Никитин, переговоры с тюремным руководством оказались долгими. Помогло только упоминание имени знаменитого сыщика Гурова. Наконец разрешение было получено. Оперативники сели в машину и отправились в СИЗО.

Спустя некоторое время они вошли в комнату для допросов. За столом сидел, ожидая их, задержанный водитель. Это был мужчина восточной внешности, старше сорока лет, с небольшой бородой. Вид у него был одновременно искательный и вызывающий. Он словно хотел о чем-то попросить и в то же время сказать: «Мне, мол, все нипочем, я ничего не знаю».

Пока Никитин задавал водителю стандартные вопросы о его имени, фамилии, возрасте и роде занятий, Гуров присматривался к задержанному. А когда решил, что присмотрелся достаточно, вмешался в ход допроса.

– Значит, ты Руслан Тарханов, в настоящее время гражданин Российской Федерации? – спросил он.

– Да, уже три года я гражданин, – отвечал задержанный.

– А живешь постоянно где?

– Под Москвой, во Фрязине.

– С семьей живешь или один?

– Пока один живу, семья на родине осталась, я им деньги высылаю.

– А вообще ты откуда – из Таджикистана?

– Да, в Душанбе я жил. И семья сейчас там живет.

– Сейчас, когда тебя задержали, ты откуда ехал и куда?

– Из Узбекистана, мы груз везли, из города Наманган. А везли в Москву.

– А что за груз?

– Яблоки и дыня. Половина груза – яблоки, половина – дыня.

– А героин – это третья половина, что ли?

Задержанный смутился.

– Какая третья половина? – изобразил он удивление. – Третья половина не бывает.

– Наркотики у тебя в машине нашли, – терпеливо напомнил ему сыщик. – Целую коробку героина. Такой груз на черном рынке чуть ли не миллион стоит. Вот теперь скажи, Руслан, только честно: откуда ты вез этот груз и куда?

– Не знаю я, откуда эта коробка, – заявил водитель. – Кто-то подложил, наверное. Подложил, а мне ничего не сказал.

– Ага, так подложил, что пришлось весь кузов разобрать, чтобы эту дурь найти, – напомнил задержанному Никитин. – Как же это тебе подложили, а ты ничего не видел? Хватит врать!

– Ничего не знаю, подложили, а как подложили, не знаю, – повторил водитель.

Было очевидно, что он повторяет легенду, которой его кто-то научил, и теперь будет говорить одно и то же. И Гуров решил повернуть допрос немного в другую сторону.

– Смотри, Руслан, какая история получается, – сказал он. – Если ты и дальше будешь вот так твердить одно и то же как заведенный, ты долго у нас в тюрьме будешь сидеть. И в ожидании суда будешь сидеть, и потом еще несколько лет. А ведь это совсем несладко – тюрьма, а потом зона. И учти, по новому закону тебя могут лишить российского гражданства и выслать из страны. Придется тебе ехать на родину, устраиваться в Душанбе. Как там у вас с работой, нормально?

Сыщик заметил, что после этих слов выражение лица у водителя изменилось: теперь в нем не было ничего вызывающего, остался только испуг.

– Нет, плохо у нас с работой, – пробормотал он. – Мало работы, а хорошей совсем нет…

– Вот видишь? – продолжал сыщик. – Так зачем тебе повторять чужие выдумки, зачем запираться? Гораздо выгодней ответить на наши вопросы и ехать к себе во Фрязино. И если ты больше с наркотой связываться не будешь, то жизнь у тебя наладится. Семью сюда перевезешь…

По лицу задержанного было видно, что он колеблется, и Гуров продолжил наступление.

– Нам ведь всего и нужно у тебя узнать, кому ты должен был сдать свой груз и где, – сказал он. – Здесь ты должен был провести «разгрузку» или в Москве?

И тут задержанный заговорил.

– Нет, не в Москве, – сказал он. – Здесь надо было заехать, отдать коробку.

– Куда? Тебе сказали адрес?

– Да. Адрес простой: надо заехать ночью на Заозерский тракт, там найти большое здание брошенного завода. Встать возле завода и ждать. Сказали, там ко мне подойдут, возьмут груз.

– Груз возьмут и деньги отдадут?

– Нет, деньги я не должен брать. Деньги потом, уже в Москве кому-то отдадут, это не мое дело.

– А кому ты должен был сообщить, что груз взяли, что все нормально? И как сообщить?

– Я не должен был ничего сообщать. Человек, который груз получал, он должен был сообщить.

– А с тобой кто должен рассчитаться? И где?

– Со мной в Москве должны были связаться, назначить место и там отдать деньги. Но теперь они мне ничего не отдадут. Теперь они меня убьют за то, что товар пропал!

Лицо водителя исказилось, он был в полном отчаянии. И Гуров понимал его чувства: действительно, наркоторговцы не простят водителю потерю груза, хотя он и не виноват.

– Знаешь, что я тебе скажу, Руслан? – произнес он. – Ты прав: твои бывшие хозяева тебе этот случай не простят. Они никому ничего не прощают, так эта система устроена. Я думаю, тебе будет правильно не возвращаться во Фрязино. И зачем? Тебя там ничего не держит. Документы у тебя с собой?

– Да, паспорт здесь, но его в тюрьме отобрали, – отвечал водитель. – И права здесь. Там, на квартире, ничего нет, только вещи зимние.

– Плюнь на эти зимние вещи, – посоветовал водителю Гуров. – Не такие уж они ценные. Никому ничего не говори, а уезжай в другой город, не в Москву, и там ищи работу. А семье напиши, чтобы они твой новый адрес никому не говорили. Так ты можешь выбраться из этой ситуации. Понимаешь?

Водитель подумал немного, потом медленно кивнул.

– Ну, вот и договорились, – сказал ему Гуров. – Завтра тебя освободят. Как только выпустят – сразу уезжай, не сиди здесь, понял?

Он махнул рукой Никитину, и оперативники покинули комнату для допросов. Когда сели в машину, Никитин деловито спросил:

– И куда теперь, Лев Иванович? Может быть, вернемся в Управление?

– Расслабься, капитан, – отвечал Гуров. – Посмотри на часы. Как видишь, уже половина двенадцатого. Как сказано в одной хорошей книжке (жаль, не помню названия), «Честные граждане, ложитесь спать, воры и разбойники, выходите на работу». Мы с тобой не воры, мы честные граждане и поработали сегодня достаточно. Так что отвези меня в гостиницу – и можешь отправляться домой, к семье. У тебя, кстати, большая семья? А то мы с тобой как кинулись делом заниматься, так все некогда было спросить.

– Не сказать, что большая, – отвечал Никитин. – Жена Лариса, она у меня замечательная, очень заботливая. И растет дочка, ей пять лет, Ирина. Мы с Ларисой еще одного ребенка хотим.

– Молодцы! – искренне похвалил Гуров. – Завидую тебе. Дочка пятилетняя – это же просто чудо. Так что езжай к своей заботливой Ларисе и забудь про все убийства до завтрашнего утра.

– А чем мы завтра будем заниматься, Лев Иванович? – спросил капитан. – Исследовать связи генерала Дружкова? Или искать в архивах все, что относится к ветеринару Гаврилину?

– И тем будем заниматься, и этим, – отвечал Гуров. – Дружкова я целиком возьму на себя. А ты, прежде чем заняться ветеринаром, проверишь все, что связано с похищенным автомобилем и с Заозерским трактом. Почему убийца оставил машину именно там? И почему там же водитель Тарханов должен был встретиться с получателем наркотиков? Разве это случайное совпадение? Ты знаешь, капитан, я в случайности не верю. Водитель говорил, что должен был остановить машину возле брошенного завода. Проверь, что это за завод, кому он сейчас принадлежит. Может быть, часть помещений завода как-то используют? Может быть, там устроен какой-то склад?

– Вас понял, Лев Иванович, – отвечал капитан. – Завтра же с утра займусь обоими вопросами. Хочу сказать, что мне просто не терпится изучить ситуацию с этим районом. Я чувствую, что там мы найдем какой-то след.

Он завел машину и повез сыщика в гостиницу. Спустя полчаса Гуров уже лежал в постели и вспоминал события минувшего дня. «Кажется, сегодня мы ничего не упустили, – думал он. – Отработали сразу три важных направления. Одно связанное с наркотиками, а еще два – с Копенами: побеседовали с фермером Максимовым и с соседями Кармановых. Получили номер машины, на которой ездил убийца, и узнали, что он ходил вечером возле дома погибшей семьи. Правда, найденная машина нам ничего не дала – оказалась угнанной. А ведь именно эту машину, скорее всего, видел вечером 24 августа фермер Измайлов… Теперь остались еще три направления: генерал Дружков, ветеринар Гаврилин и брошенный завод на Заозерском тракте. Да, три направления…»

Оставалась еще какая-то мелькнувшая деталь, но сыщик никак не мог вспомнить какая. Эта мысль сидела у него в голове как заноза и мешала заснуть. Но он усилием воли прогнал это воспоминание и приказал себе спать. Ведь завтра предстоял трудный рабочий день…

Засыпая вечером, Гуров думал, что с утра он снова приедет в Управление и будет изучать базу данных, выискивая сведения о бывшем начальнике Управления генерале Дружкове. Но, проснувшись, он изменил свое решение. «Хватит мне с компьютером общаться, – решил он. – Пора перейти к общению с живыми людьми. От кого я больше всего слышал о генерале Дружкове? Не от его коллег и не от его преемника Кашкина. А слышал я эти сведения от бизнесменов в ресторане. Как звали ту даму, которая обвинила Дружкова в распространении наркотиков? Кажется, это была Екатерина Викторовна Султанова, владелица сети косметических салонов. Строительный магнат Козловский тоже говорил, что Дружков брал взятки и занимался вымогательством. Но о наркотиках говорила прежде всего Султанова. Значит, к ней мне и нужно обратиться…»

Он вспомнил, что на том вечере в ресторане все бизнесмены совали ему свои визитки и предлагали обращаться, если потребуется помощь. В числе прочих давала ему свою визитку и Екатерина Султанова. Сыщик пошарил в кармане и нашел нужную картонку. Он выложил ее на стол и отправился бриться, а затем завтракать.

Через полчаса, уже готовый к работе, Гуров набрал номер владелицы салонов. Ему даже не потребовалось представляться: Екатерина Викторовна узнала его голос.

– Рада вас слышать, Лев Иванович! – воскликнула она. – У вас возник ко мне какой-то вопрос? Или вы хотите воспользоваться услугами моих салонов?

– Массаж я приму как-нибудь в другой раз, – ответил сыщик. – А сейчас я действительно хотел бы задать вам пару вопросов. Вы можете уделить мне, допустим, полчаса?

– Никаких проблем, Лев Иванович! – отвечала бизнес-леди. – Подъезжайте в мой офис на Чапаева, вас сразу проведут в мой кабинет, и мы побеседуем.

Спустя некоторое время Гуров входил в маленький, но уютный кабинет, весь уставленный цветами, с фотографиями фотомоделей на стенах. Хозяйка кабинета усадила гостя в удобное кресло, велела секретарше принести кофе и начала беседу лишь после того, как убедилась, что гость получил все необходимое.

– Вы хотели задать мне какие-то вопросы, Лев Иванович? – напомнила она.

– Да, я хотел спросить о покойном генерале Дружкове, – сказал сыщик. – На вечере в ресторане вы согласились с мнением своих коллег о том, что генерал брал взятки. Кроме того, вы сказали, что Дружков был связан с появлением в городе наркотиков. И вы связываете эти два явления в одно целое. Вот этот вопрос меня интересует. Я понимаю, что генерал Дружков не был напрямую связан со сбытом запрещенного товара. Должны иметься какие-то посредники, через которых налаживается поступление в город «товара» и его дальнейшая реализация, а главное – исправное поступление доходов во все высокие кабинеты. Знаете ли вы кого-то в вашем городе, кто мог служить посредником между наркоторговцами и генералом Дружковым?

Гуров хорошо понимал, что вопрос этот непростой. Называя то или иное имя, Султанова фактически выдвигала против этого человека серьезное обвинение, а это могло иметь для нее печальные последствия. В то же время Гуров твердо решил, что какой-то ответ он все же должен получить.

Султанова размышляла минуты три. Затем медленно произнесла:

– Знаете, есть такой человек, Ростислав… В прошлом он активно занимался спортом, был баскетболистом, потом создал собственный клуб «Прыжок», а еще спортивный центр, где готовили молодых баскетболистов. Но дела у клуба шли не очень удачно, заработки были небольшие, а расходы, наоборот, росли, и тогда Ростислав открыл при спортивном центре еще и бар. И в нем, говорят, продают запрещенные веществ. Вот, пожалуй, Ростислав мог помогать оптовикам завозить в наш город эту дурь. А значит, он мог быть связан с покойным генералом.

– Это все очень интересно, – отметил Гуров, – но вы не сказали фамилию Ростислава…

– В самом деле? – удивилась Султанова. – Фамилия его Романов, Ростислав Олегович Романов. Вы всегда можете найти его в «Прыжке».

– Но, как я понимаю, Романов – фигура не слишком большого полета, – заметил Гуров. – А из крупных бизнесменов никто не связан с наркоторговлей?

– Нет, такого я не знаю, – уверенно заявила владелица массажных кабинетов. – Крупные бизнесмены этой гадостью не занимаются. Даже наоборот… Знаете, кто мог бы вам рассказать о неприглядных делах генерала Дружкова? Игорь Петрович Заикин, вот кто! Ну, вы должны помнить Игоря Петровича, вы с ним довольно долго беседовали на том вечере …

– Да, я помню Игоря Заикина, – согласился Гуров. – Он человек заметный. А что именно связывает его с Дружковым?

– Можно сказать, вражда, – объяснила Султанова. – Игорь Петрович не раз заявлял, что генерал мешает ему вести бизнес. В ответ УВД предъявило Заикину обвинение в уходе от уплаты налогов, но доказать это не удалось. В общем, у них были предельно плохие отношения. Так что Игорь Петрович, возможно, сможет вам что-то рассказать и о связи Дружкова с наркотиками.

– Что ж, это интересный совет, – сказал Гуров и поднялся. – Благодарю за полезные сведения.

Выйдя из офиса госпожи Султановой, полковник покопался в бумажнике, вынул визитку бизнесмена Игоря Заикина и позвонил по указанному телефону. Ему ответил мелодичный женский голос, принадлежавший, как понял сыщик, не человеку, а роботу. Мелодичный робот спросил у Гурова, кто он такой и зачем беспокоит многопрофильную фирму «Гипотенуза».

– Меня зовут Лев Гуров, – отвечал сыщик. – И мне необходимо поговорить с господином Заикиным.

– Оставайтесь на линии, вам сейчас ответят, – сказал мелодичный голос.

– Ладно, так и быть, останусь на вашей линии, – пробормотал сыщик и стал ждать.

Впрочем, ждать ему пришлось совсем недолго. Не прошло и минуты, как он услышал знакомый бодрый голос бизнесмена Заикина:

– Здравствуйте, Лев Иванович! Рад вас слышать! О чем вы хотели со мной поговорить?

– Видите ли, этот разговор касается довольно деликатной темы, – сказал Гуров. – Он явно не предназначен для чужих ушей и будет продолжаться не одну минуту, даже не две, а по меньшей мере полчаса. Поэтому я хотел бы с вами встретиться и все обговорить с глазу на глаз.

– Прекрасно! – воскликнул бизнесмен Заикин так радостно, словно он всю жизнь ждал встречи с сыщиком Гуровым. – Конечно, я рад с вами встретиться! Где вам будет удобно? Я могу подъехать к вам в Управление, можно пойти в какой-нибудь ресторан, а можно поговорить в моем рабочем кабинете.

– Что ж, я не возражаю против встречи в офисе, – отвечал Гуров. – Скажите, куда ехать.

– Я вам сейчас продиктую адрес, – сказал Заикин. – Улица Строителей, дом 159, корпус 3.

Гуров вызвал такси, назвал водителю полученный от бизнесмена адрес. Тот только головой покачал.

– Далеко придется ехать, – сказал он. – На самый край города, в Заводской район. Рублей в триста поездка обойдется, не меньше.

Ехали они около часа. Центр города с его гладкими улицами, скверами и старинными купеческими домами остался позади, вокруг тянулись заборы заводских корпусов и рабочие бараки. Когда машина в последний раз свернула, перед глазами Гурова предстало сверкающее новое здание в шесть этажей. Необычная архитектура дома, свежая штукатурка, много стекла, декоративная плитка вокруг окон, парковочная площадка, выложенная красной плиткой, – этот дом выглядел словно золотая коронка среди гнилых зубов. Красоты добавлял и разбитый вокруг «Гипотенузы» сквер с небольшим фонтаном.

– Однако! – заметил Гуров, разглядывая здание. – Не дом, а игрушка.

– Да, роскошное, – отозвался водила. – А вы сюда зачем – на работу устраиваться?

– Можно и так сказать, – ответил сыщик, почуявший возможность получить новую информацию о бизнесмене Заикине. – Сказали – подъезжай, мол, побеседуем, может, и примем на работу. А что про эту фирму говорят? Хорошо здесь платят?

– Да разное говорят, – отвечал водитель. – Платят они очень хорошо, поэтому многие сюда стремятся. И водители у них хорошо зарабатывают, и солидные люди вроде вас. Но есть и минусы.

– Вот это особенно интересно, – сказал Гуров. Он был рад, что не стал сразу выходить из машины: теперь, возможно, получится узнать о бизнесмене Заикине и его фирме кое-что интересное. То, что не напечатают в рекламном проспекте.

– Да цепляются здесь ко всему, – объяснил водитель. – Хозяина здешнего люди в городе между собой Рокфеллером зовут, потому что он из Америки недавно приехал. Приехал и на работе американские порядки установил. Чуть что не так – сразу штрафуют, а то и выгнать могут. Так что ты тут ходи осторожно и смотри по сторонам.

– Ясно… – отвечал Гуров.

Таксист уехал, а сыщик поднялся по ступенькам, отделанным дорогой плиткой, и попытался открыть дверь. Однако та и не думала поддаваться. Тогда Гуров позвонил. Ему ответил металлический голос, на этот раз не женский, а мужской:

– Назовите имя и цель посещения!

– Полковник полиции Гуров, – ответил сыщик.

О цели посещения он ничего говорить не стал. Некоторое время продолжалось молчание, потом замок щелкнул, дверь открылась и Гуров вошел внутрь. Внутри офиса его ожидало убранство еще более роскошное, чем снаружи: полы в коридоре покрывал толстый пушистый ковер, по стенам вестибюля висели стильные светильники с мягким светом. «Им только фонтана с бассейном здесь не хватает, – подумал сыщик. – И будет не офис, а какая-то вилла миллионера».

Правда, приятное впечатление от «виллы миллионера» немного портил сурового вида верзила, стоявший чуть в стороне от входа. Он ни о чем не спросил сыщика, но придирчиво оглядел его с ног до головы. Ясно было, что это был кто-то вроде охранника, хотя выглядел он скорее как управленец.

Открылась дверь лифта, и навстречу сыщику вышла миловидная девушка.

– Лев Иванович? – поприветствовала она посетителя. – Игорь Петрович вас ждет. Идемте.

Они вошли в лифт и поднялись на шестой этаж. Ковер здесь был еще толще, а из светильников лился золотистый свет. Девушка довела посетителя до нужной двери и чуть приоткрыла ее.

Гуров вошел в кабинет – царство зелени и света. Стильная светлая мебель, цветы, картины создавали ощущение уюта. Особенно поразила сыщика одна стена, что находилась справа от входа. Она целиком была покрыта ковром вьющихся роз. У любого человека, входящего в кабинет, создавалось впечатление, что он попал в какой-то сад, причем в самую пору цветения.

Хозяин «сада» уже спешил навстречу гостю. Игорь Заикин был так же бодр и улыбчив, как во время первой встречи. Он крепко пожал гостю руку и увлек его за столик, где их уже ожидал чайный сервиз.

– Позвольте угостить вас отличным чаем, Лев Иванович, – произнес миллионер. – И не отказывайтесь: такой вам нигде не предложат.

– Почему же я должен отказываться? – сказал Гуров. – Если чай у вас такой же отличный, как и интерьер, то пить его будет одно удовольствие.

– Ага, вы оценили обстановку моего офиса! – обрадовался хозяин. – Это хорошо, а то не всем такой стиль нравится.

– Хорошо сделанные вещи мне всегда нравятся, – отвечал сыщик. – А у вас в кабинете просто царство красоты. Кажется, что попал не в деловой кабинет делового человека, а в какой-то салон. Но я слышал, что вы и в трудовых отношениях внедряете «современный стиль», то есть штрафуете работников за малейшие нарушения…

– Не мне вам объяснять, Лев Иванович, что такое дисциплина и как она важна для дела, – заявил Заикин. – Я всего лишь установил в своей фирме дисциплину железную. И это тоже не всем нравится. Я считаю, что красота и дисциплина не противоречат друг другу. Во всем должен быть порядок. Каждый работник должен хорошо знать свои обязанности и неукоснительно их выполнять. Тут не может быть никаких отговорок, никаких послаблений! Зато и плачу я хорошо, больше всех бизнесменов в городе. Надеюсь, это вам тоже говорили?

– Да, я слышал, что у вас хорошо платят и многие стремятся устроиться к вам на работу, – отвечал Гуров.

– И это сущая правда! – заявил бизнесмен. – Вы знаете, в прежние времена была поговорка: «Вы делаете вид, что мне платите, а я делаю вид, что работаю». Так вот, у меня строго наоборот: я хорошо плачу, но требую за это хорошей работы. Ага, вот и чай!

Две девушки внесли чайник, печенье, еще какое-то угощение. Когда дверь за ними закрылась, Заикин произнес:

– Как я понял, у вас ко мне какой-то серьезный разговор. Я весь внимание. Чем я могу вам помочь?

– Что ж, не буду тянуть время и ходить вокруг да около, – отвечал сыщик. – Я собираю сведения о погибшем генерале Дружкове, бывшем руководителе Управления области. Мне сказали, что у вас много информации об этом человеке. Еще мне сказали, что вы с Дружковым враждовали, а потому собирали о нем сведения. Не могли бы вы ими со мной поделиться?

– Интересно, кто вам сказал, что я больше других знаю о покойном генерале? – сказал хозяин кабинета. – Впрочем, я не стану вас расспрашивать – понимаю, что все равно не скажете. Что ж, я действительно многое знаю о генерале Дружкове. Изображал из себя опору закона и порядка, а сам занимался темными делишками.

– И какими именно? – поинтересовался сыщик.

– Например, он вел учет всех земельных участков, интересных с точки зрения бизнеса, – отвечал Заикин. – Учитывал каждый клочок земли: ему не нужно было нигде справки наводить – он лучше любого кадастра знал, какая земля сколько стоит. И никто не мог получить ни метра, не заплатив генералу мзду. Да и вообще нельзя было начать бизнес без его санкции. А я не привык спрашивать разрешения, чтобы заняться делом.

– Из-за этого у вас и возник конфликт? – спросил Гуров.

– Сначала из-за этого, – кивнул хозяин кабинета. – Я отказался ему платить, занял жесткую позицию, привлек на помощь журналистов, прокуратуру… Генералу пришлось отступить, он затаил на меня злобу. Конфликт продолжил развиваться. Когда я открыл таксопарк, полицейские стали придираться к моим водителям, их штрафовали по надуманным поводам. Ну и так далее, и так далее…

– Помните, вчера на вечере в ресторане мы выяснили, что у вас были родственники в селе Большие Копены? – напомнил Гуров. – Как вы думаете, а у генерала Дружкова были какие-то связи с этим селом?

– Вот этого я не знаю. – Хозяин кабинета развел руками. – Возможно, он и имел каких-то родственников там, но мне это неизвестно.

– Если генерал брал деньги с каждого бизнеса, у него должна была скопиться огромная сумма, – сказал сыщик. – Между тем я навел справки и выяснил, что в банках Суходольска у него ничего нет – так, сущая мелочь. Как вы думаете, где он хранил свои сбережения?

– Видимо, держал их в наличных, – предположил Заикин. – Или дома, или в каком-то укромном месте. А может быть, он положил их на счет на чье-то имя? Так многие делают…

– И еще один вопрос, – снова заговорил Гуров. – Мне все говорят, что в последний год в вашей области резко усилился приток наркотиков. Не могло быть связи между этим потоком запрещенных веществ и генералом Дружковым?

– Знаете, это интересный вопрос, Лев Иванович, – сказал хозяин кабинета. – Любопытно, что вам пришла эта мысль. Я тоже об этом думал. Уж слишком легко распространители этих веществ уходят от внимания полиции. Складывается впечатление, что у них имеется – или еще недавно имелся – высокопоставленный покровитель.

– Но ведь генерал не мог связываться с продавцами напрямую, – заметил сыщик. – Должен иметься какой-то посредник…

– Да, такой посредник имелся, – согласился миллионер. – И сейчас я вам его назову. Но вы должны понимать, Лев Иванович, что у меня нет никаких доказательств вины этого человека, это только лишь мое мнение. И если вы скажете ему, что это я назвал его имя, то за мою жизнь после этого никто не сможет ручаться.

– Разумеется, я никому не укажу на свой источник, – отвечал Гуров. – Это общее правило нашей работы.

– Я знаю, и все же мне надо было удостовериться в собственной безопасности, – сказал Заикин. – Итак, в Управлении есть один майор, он возглавляет отдел борьбы с преступлениями в сфере экономики. Зовут его Олег Николаевич Шевелев. Запомнили? Вот, предлагаю вам проверить деятельность этого стража порядка. Вы узнаете много любопытного.

– Что ж, Игорь Петрович, наша беседа получилась очень плодотворной, – сказал Гуров, вставая с кресла. – Я даже не ожидал, что узнаю от вас так много.

– Ну я же вам говорил при нашей первой встрече, что вы можете на меня рассчитывать, – улыбнулся Заикин. – Вот, так оно и оказалось…

– Да, но вы дали мне даже больше, чем я рассчитывал получить, – сказал сыщик. – И напоследок еще один маленький вопрос…

Он уже стоял у двери, всем своим видом показывая, что ему осталось спросить что-то совсем малозначительное. Гуров иногда применял такую методику. На самом деле последний вопрос был крайне важен, но его собеседник не должен был об этом знать. Наоборот – к этому моменту он был уверен, что все неприятности, связанные с визитом полицейского, уже позади, поэтому расслаблялся и не был готов быстро соображать и принимать решения. Гуров называл этот метод «прижать к перилам на лестнице», или «вопрос под дых». Вот и сейчас он решил «прижать хозяина к перилам».

– Раз вы хорошо знали генерала Дружкова и находились с ним в состоянии постоянного конфликта, – произнес сыщик, – то я не могу вас не спросить: а что вы делали в ночь, когда был убит Дружков?

Спрашивая, Гуров внимательно следил за хозяином кабинета – как тот отреагирует? Игорь Заикин отреагировал на «вопрос под дых» без всякого напряжения. Он рассмеялся и сказал:

– Конечно, вы должны были задать этот вопрос, Лев Иванович! Я ждал, что вы зададите его в самом начале, когда только войдете в кабинет. А вы приберегли его на самый конец… Извольте, я отвечу. 27 августа, когда, как я знаю, погиб Дружков, я находился в Москве.

– В Москве?

– Да, я летал на деловые переговоры с партнерами из известной инвестиционной компании. Я сохранил билеты и могу их представить. Можете расспросить сотрудников гостиницы, в которой я жил; они подтвердят мои слова. Партнеры в Москве тоже могут подтвердить, что видели меня в этот день. Так что всякие подозрения должны отпасть, не так ли?

– Да у меня и не было никаких подозрений, – постарался заверить Гуров миллионера. – Это был просто дежурный вопрос, который я не мог не задать.

– Понимаю, – кивнул бизнесмен. – Надеюсь, мой ответ вас удовлетворил?

– Да, вполне, – сказал Гуров. – Я надеюсь, что вы не обидитесь, если я задам еще два похожих вопроса, относительно 21 и 24 августа?

– Я ни на какие вопросы не обижаюсь, – отвечал Заикин. – Чтобы точно вам ответить, мне нужно взглянуть в свой рабочий календарь.

Они вернулись к столу, и бизнесмен начал перелистывать лежавший на нем ежедневник.

– Так, вот 19-е, вот 20-е… – негромко говорил он. – А вот и 21-е. Ага! 21-го августа я ездил в Нижний Новгород. Там проходила конференция Союза предпринимателей, меня туда пригласили. Очень интересная, кстати, я встретил там много примечательных людей. В Суходольск я вернулся только вечером 22-го.

– А что насчет 24-го августа?

– Да, могу сказать и относительно 24-го. В этот день у меня состоялась еще одна поездка в Нижний. Дело в том, что во время конференции я познакомился с местным бизнесменом Олегом Федоровым. И мы с ним задумали открыть в Нижнем крупный торговый центр на паях. И 24-го я ездил туда, чтобы окончательно оформить нашу сделку. Господин Федоров может это подтвердить.

– В Москву вы летали на самолете?

– Да, конечно.

– А в Нижний на чем ездили – на поезде?

– И снова не угадали, Лев Иванович. В Нижний я ездил на своей машине, так быстрее. Ну, теперь у вас все вопросы?

– Нет, вопросов больше нет, – признал Гуров.

– В таком случае – до новой встречи! – сказал Заикин.

Хозяин проводил гостя до самого лифта и на прощание одарил сыщика своей фирменной улыбкой.

Выйдя из офиса «Гипотенузы», Гуров взглянул на часы. Было время обеда. Можно было отправиться еще по одному адресу, который дала Екатерина Султанова, и навестить владельца спортивного центра «Прыжок» Ростислава Романова. «Хотя этого Романова лучше навещать в компании группы захвата, раз мы его подозреваем в распространении наркотиков, – подумал Гуров. – Тут не обойдется без обыска и допроса. Это не то, что беседа с Заикиным, помешанным на красоте и дисциплине. И вообще… Раз уж время обеда, то почему бы не пообедать? А еще лучше – совместить полезное с приятным?»

Сыщик достал телефон и позвонил капитану Никитину.

– Что сейчас делаешь, капитан? – спросил он. – Допрашиваешь покойного ветеринара Гаврилина или бродишь по цехам заброшенных заводов?

– Вы почти угадали, Лев Иванович, – отвечал Никитин. – Я как раз закончил отрабатывать оба ваших задания и готов доложить результаты. Куда мне подъехать?

– Подъезжай к нашей пельменной, – отвечал сыщик. – Пообедаем и заодно поговорим о делах. У меня тоже есть кое-какие результаты, хочу тебе о них рассказать.

– Сейчас еду, – отвечал капитан.

Спустя некоторое время они с Никитиным уже сидели за столиком кафе. Как и в прошлые разы, за первым блюдом Гуров отказывался говорить о делах. И только когда с солянкой было покончено и настала очередь второго, он спросил капитана, как он «закончил отрабатывать» оба задания.

– Сначала я проверил по всем базам ветеринара Гаврилина, – рассказывал капитан. – Я изучил каждый факт его биографии, искал, не было ли в его жизни чего-то подозрительного. Но ничего такого обнаружить мне не удалось. Никанор Иванович всю жизнь трудился, не бедствовал, но особых денег у него не было. А еще я занимался поисками его сына-ветеринара. Выяснил, что в 1958 году Сергей уехал в Кустанай поднимать целину. Там он проработал два года, а затем погиб…

– Что значит «погиб»? – спросил Гуров. – Он был убит?

– Нет, как мне удалось выяснить, произошел несчастный случай, – стал объяснять Никитин. – Осенью 1960 года был большой урожай, с уборкой не успевали и поэтому вели уже в темноте. Сергей попал под косилку и умер от потери крови. Чтобы не придавать этому огласку, правление совхоза объявило Сергея умершим от тяжелой болезни. Отсюда возникла путаница.

– В общем, для нашего расследования эта история не представляет интереса, – заключил Гуров. – Если бы сын Гаврилина был убит, то можно было бы провести ниточку от этого случая к современности, заподозрить потомков Гаврилина в желании отомстить… А несчастный случай есть несчастный случай, тут виновных нет. А теперь что касается заброшенных заводов на Заозерском тракте… Что ты можешь об этом рассказать? Хотя нет, подожди рассказывать. Я смотрю, ты есть вообще перестал, остывает же! Доешь, а потом уже ко второй части доклада перейдешь.

Капитан послушался старшего товарища и вернулся к еде. Только за чаем Гуров разрешил Никитину продолжить рассказ.

– С заводами все получилось гораздо интересней, чем с ветеринаром Гаврилиным, – говорил Никитин. – Место, в котором приказали остановиться водителю Тарханову, – это бывший завод железобетонных конструкций. Производство на заводе остановлено еще в конце 1990-х годов, оборудование частью разворовано, частью вывезено. Два самых больших цеха используются как оптовый склад.

– А что за товары хранят на этом складе? – спросил сыщик.

– В основном пищевые товары вроде пшена, муки, сахара, соли, – стал перечислять Никитин. – То есть товары, которые поступают в больших объемах и много весят.

– А еще это товары, среди которых легко спрятать мешок с совсем другим содержимым, – заметил сыщик. – Сам знаешь, как часто наркотики прячут как раз среди мешков с солью и сахаром. А кому принадлежит этот склад?

– Вот это самый интересный вопрос, – отвечал Никитин. – В документах значится, что помещение сдано в аренду некоему гражданину Азовцеву, почтенному пенсионеру 74 лет. Когда мы стали проверять этого Азовцева, выяснилось, что он последние полгода не встает с постели и вообще плохо соображает. Все документы за него подписывает племянник Руслан Соболев. Я поговорил с ним и выяснил, что Соболев тоже является подставным лицом. В прошлом он профессионально играл в баскетбол, а сейчас отошел от спорта и живет за счет аренды склада. Но кто на самом деле командует всеми делами на складе, Соболев мне не сказал.

– Кажется, я знаю, кто настоящий хозяин этого помещения, – сказал Гуров. – Ты слышал когда-нибудь о человеке по фамилии Ростислав Романов?

– Конечно, слышал, – отвечал Никитин. – Да у нас в Суходольске все знают, кто такой Романов. В прошлом – знаменитый баскетболист, играл за ЦСКА, входил в сборную страны. Потом, когда уже не мог играть, ушел в бизнес, создал клуб «Прыжок» и спортивный центр с таким же названием. Уважаемый человек, одним словом. А почему вы его вспомнили? Какая связь между ним и заброшенным заводом?

– Мне кажется, самая прямая, – отвечал Гуров. – Надо только хорошенько покопаться, и ты обнаружишь, что именно Романов, этот «уважаемый человек», как ты его называешь, и является настоящим хозяином склада. И не случайно именно здесь должен был разгрузить свой «левый» товар водитель Тарханов. И не случайно, что Романов владеет именно спортивным центром, куда стекается много людей. Ведь в таком центре удобно распределять наркотики между дилерами…

– Откуда у вас такие сведения? – удивился Никитин.

– От одного человека, – уклончиво ответил Гуров. – Тоже, между прочим, уважаемого. Я в течение этого утра успел поговорить с двумя заметными людьми вашего города. И получил от них много ценной информации. Теперь надо эту информацию проверить. Так что давай мы с тобой завершим трапезу и поедем в Управление. Я тебе расскажу о том, что узнал сегодня утром, и мы составим новый план действий.

Так они и поступили.

– Итак, теперь я могу передать тебе оставшуюся информацию, – сказал сыщик. – От кого я ее получил – не скажу. И еще вот что… У тебя в кабинете можно говорить? Тут, случайно, не установлена какая-нибудь прослушка?

Капитан покачал головой.

– Не установлена, Лев Иванович, – сказал он. – После того как два года назад у нас сменилось руководство и на место Дружкова пришел генерал Кашкин, он инициировал проверку всех помещений на предмет поиска прослушки. И представьте, в половине кабинетов она имелась! Кто ее установил, когда, так и не выяснили. Да генерал Кашкин не особо стремился все это выяснять, разгребать грязь по полной. Он всего лишь хотел наладить нормальные условия работы. В общем, мой кабинет в то время тоже проверяли, нашли «жучка» и удалили. Полгода назад я уже по собственной инициативе провел еще одну проверку. На этот раз все было чисто. Так что мы можем здесь разговаривать, ничего не опасаясь. Так что вы мне хотели сказать? И почему такая секретность?

Гуров, конечно, верил словам капитана об отсутствии «жучков» в его кабинете. Но осторожность все равно его не покидала. Поэтому он наклонился через стол к капитану и негромко заговорил:

– Я встретился сегодня с одним человеком и задал ему вопрос: не знает ли он кого-то в Управлении, кто помогал Дружкову управлять потоком наркотиков, сумел не лишиться своего кресла и продолжил заниматься тем же самым уже после смерти генерала? И мне назвали такого человека. Вот что ты думаешь о майоре Олеге Шевелеве?

В первое время капитан Никитин выглядел растерянным. Он покачал головой из стороны в сторону, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, словно ему было трудно дышать. А затем медленно произнес:

– Это… немного неожиданно. Что я думаю об Олеге Николаевиче Шевелеве? Я знаю, что он возглавляет отдел по борьбе с преступлениями в сфере экономики. Работает… ну, как все работают. Звезд с неба не хватает, да это от него и не требуется. Но чтобы Олег Николаевич был особо близок к генералу Дружкову? Нет, я такого не могу сказать. И совсем трудно представить, чтобы он был причастен к обороту наркотиков. Он такой… суховатый, въедливый… Можно сказать, что он педант, всегда все правила соблюдает и от подчиненных того же требует. Я слышал, что у него в отделе были недовольные: они говорили, что у них начальник не полицейский, а какой-то бухгалтер. Но ведь на такой работе, связанной с финансами, и нельзя не быть немного бухгалтером, разве не так? На всяких праздниках он в стороне держится, в общем веселье не участвует. По-моему, он даже водку не пьет. У этого человека нет ничего общего с наркотиками, понимаете?

Гуров пожал плечами, заметил:

– Что ваш майор водку не пьет и в веселье не участвует, это еще ни о чем не говорит. Ты ведь знаешь, наверное, что крупные наркодилеры сами никогда зелье не употребляют. Мелкие сошки – те да, часто на игле сидят. А настоящие бандиты отделяют мух от котлет, работу от отравы. Значит, по-твоему, у нас нет оснований подозревать Шевелева в том, что это он рулит всем оборотом наркотиков в городе?

– Подозревать кого угодно можно, – сказал на это Никитин. – Если так рассуждать, то и самого себя подозревать можно. Но тогда работать некогда будет. Я еще раз повторю вопрос: кто вам дал информацию о причастности Шевелева?

И, поскольку Гуров молчал, капитан продолжил свою мысль:

– А не могло быть так, что этот человек ошибся? Или того хуже: намеренно повел вас по ложному следу, чтобы вы напрасно теряли время, расследуя действия честного человека?

Гуров подумал еще немного, затем произнес:

– Хорошо, я скажу, кто автор этих сведений. Мне об этом рассказал бизнесмен Игорь Заикин. И что ты об этом скажешь?

– А как получилось, что вы к нему обратились? – спросил Никитин, не отвечая на вопрос сыщика.

– Мы с ним встретились позавчера на обеде в ресторане «Пальмы и березы», – отвечал Гуров. – А пригласил меня на этот обед, между прочим, твой начальник генерал Кашкин. Однако ты не ответил на мой вопрос. Если сведения о майоре Шевелеве получены от Заикина, то можно ли им доверять?

– Как я понимаю, вы хотите, чтобы я побольше рассказал о Заикине, – ответил Никитин. – А уже потом ответил, можно ли ему доверять. Так вот, Заикин – человек с плохой репутацией. В 90-е годы он создал у нас в городе финансовую пирамиду, собрал сотни миллионов рублей – и исчез с этими деньгами. Причем так и не ответил за свои действия. И никто не знает, куда делись эти сотни миллионов.

– Но ведь сейчас, после возвращения из Америки, он ведет в области нормальный бизнес, разве не так? – спросил Гуров.

– Да, сейчас к нему, кажется, претензий нет, – согласился капитан. – Но откуда он может знать о поступках наших полицейских? Откуда у него данные о майоре Шевелеве? Я не знаю. А потому, если коротко ответить на ваш главный вопрос, то ответ будет – нет. Если сведения получены от Заикина, то слепо доверять им не стоит.

Теперь Гуров задумался надолго. Сейчас ему надо было решить: нужно ли разрабатывать это направление – проверять майора Шевелева, устанавливать за ним слежку – или этого делать не стоит. В таких сложных вопросах Гуров привык доверять фактам или полагаться на «чуйку», если фактов не хватало. Но сейчас интуиция молчала. И сыщик решил, что в данном случае можно доверять опыту капитана Никитина.

– Хорошо, – сказал он. – Отставим майора Олега Шевелева в сторону. Будем иметь эту информацию в виду, но разрабатывать ее пока не станем. В таком случае, может быть, ты скажешь, что и Ростислава Романова не стоит проверять?

– Нет, этого я не скажу, – отвечал Никитин. – Чем больше я думаю над тем, что вы мне недавно сказали насчет Романова, тем лучше понимаю, что это может быть правдой. Ведь если задуматься, то совершенно непонятно, за счет чего его центр «Прыжок» так хорошо живет. За счет чего Романов финансирует свой клуб? А спонсирует он его щедро, иностранных игроков приглашает. Клуб доходов почти не приносит, достижений у него нет, реклама туда не идет. Центр – тоже предприятие не очень доходное. А между тем Романов живет на широкую ногу, ездит на «Бентли» – у него одного такая машина во всем городе. Так что делами Ростислава Олеговича стоит поинтересоваться.

– Тем более что с баскетболом оказался связан и арендатор склада Соболев, – напомнил Гуров. – Ты мне только что о нем рассказывал. Еще там, в пельменной, как только ты сказал слово «баскетболист», я сразу вспомнил о Романове. И получилась ясная цепочка. Мы можем предположить, что наркотики приходят на склад, которым заведует Соболев. Здесь их хранят, а также распределяют по другим «точкам сбыта». И главной такой точкой является спортивный центр «Прыжок». А все доходы от торговли получает Ростислав Романов. Логично?

– Да, все это похоже на правду, – согласился Никитин.

– Ну, давай эту линию и будем разрабатывать, – решил сыщик. – Как я понял, генерал Кашкин дал тебе полномочия в случае необходимости привлекать еще людей? Вот и создай оперативную группу. Установи постоянное наблюдение и за складом на Заозерском тракте, и за центром «Прыжок». Также надо следить за контактами двух баскетболистов – Романова и Соболева. Думаю, вскоре мы получим результаты и узнаем, каким образом в ваш город попадают большие партии наркотиков. Правда, это расследование ни на шаг не приблизит нас к раскрытию главного дела – убийств в селе Большие Копены. Тут мы продолжаем пробуксовывать…

– Может быть, в ходе расследования дела о наркотиках мы выйдем на след в деле об убийствах? – предположил Никитин. – Скажем, через генерала Дружкова. Ведь он имеет прямое отношение к обоим делам.

– Да, убитый генерал связывает два этих дела, – согласился Гуров. – Скажи, капитан, а ты можешь мне дать портрет вашего Дружкова? Ну чтобы можно было его людям показывать?

– Портрет Семена Павловича? – удивился Никитин. – Никогда не думал, что нам понадобится его фото. На доске почета Управления он висит, да… Но ведь вам не такой портрет требуется, верно?

– Да, мне нужна обычная фотография, – подтвердил Гуров. – Я хочу еще раз съездить в Большие Копены, показать генерала кое-кому. А еще мне будут нужны фотографии Ростислава Романова и Игоря Заикина.

– Заикина? – удивился Никитин. – Но ведь вы ему доверяете, он у вас проходит почти как помощник следствия…

– Как говорится, доверяй, но проверяй, – заметил сыщик. – Поговорка, конечно, неправильная, даже циничная, но иногда приходится поступать подобным образом. А у Игоря Заикина в Копенах имелись родственники. Так что я хотел бы иметь такое фото. Организуешь?

– Значит, нужны Дружков, Романов и Заикин? – подвел итог капитан. – Думаю, через час их фотографии у вас будут.

– А еще мне нужна машина, – добавил сыщик. – Потому что тут наши дороги расходятся. Ты будешь заниматься центром «Прыжок», Соболевым и Романовым, а я – дышать деревенским воздухом и разговаривать с жителями Больших Копен. Так что мне нужна такая же «Гранта», как у тебя. Хотя, пожалуй, и «Веста» подойдет…

В Копены сыщик приехал в пятом часу. На пассажирском сиденье рядом с ним лежала толстая пачка снимков, только что изготовленных фотографами Управления. Здесь были все, о ком говорил Гуров: генерал Дружков, бизнесмен Заикин и спортивный деятель Ростислав Романов. Они были сфотографированы в разной обстановке, с разных ракурсов. Какие-то снимки были удачными, какие-то не очень. Но можно было надеяться, что такое обилие фотоматериала поможет сыщику в работе.

Трудовой день был еще в разгаре, поэтому сыщик не рассчитывал застать многих сельчан дома: скорее всего, они были на полях, на ферме, но явно не на лавочках возле изб. Однако Гуров никуда не спешил – он решил пробыть в селе до того времени, когда можно найти хоть кого-то, готового отвечать на вопросы.

Свои расспросы Гуров начал с дома сельского главы Егора Крапивина. Сыщик был готов к тому, что дома никого не окажется. Однако, подходя к особняку Крапивиных, он заметил людей, выходящих со двора. Сыщик обратил внимание на то, что все женщины были в черных платках, и сообразил, что в этот день проходили похороны погибшего главы.

Это подтвердила и невестка Крапивина, Лена, повстречавшаяся сыщику во дворе.

– А, Лев Иванович! – воскликнула она, увидев Гурова. – Вы что, к Егору Даниловичу на похороны приехали? В таком случае вы опоздали – его уже часа два как похоронили. Сейчас вот поминки закончились. Да вы проходите, посидите хоть немного, съешьте что-нибудь. Светлана Петровна рада будет, что вы приехали. Это ведь вы разрешили похороны провести, а местные все откладывали…

Гуров не стал отказываться и вошел в дом. Вдова погибшего главы администрации убирала со стола. Увидев гостя, она поспешила к нему.

– Хорошо, что вы решили приехать, Лев Иванович! – сказала она. – На похороны вы, правда, опоздали, но мы понимаем, что у вас дел много. Ну хоть на поминки успели. Вот, садитесь сюда, я вам щей налью.

Есть сыщику совершенно не хотелось, но он понимал, что на поминках не капризничают, и не стал отказываться. Съел и щи, и котлету, выпил предложенный компот, а затем сказал:

– Я ведь не только помянуть вашего мужа приехал, Светлана Петровна. Мне надо вам пару вопросов задать.

– Значит, вы все же хотите найти того, кто Егора убил? – отозвалась вдова. – Конечно, задавайте ваши вопросы, я на все отвечу.

Она убрала со скатерти посуду, чтобы ничто не мешало сыщику положить на стол блокнот, после чего села рядом с ним и приготовилась отвечать.

– Скажите, Егор Данилович часто встречался с приезжими? – спросил Гуров.

– Ну, не сказать, что часто, но встречался, – отвечала вдова.

– Вы знаете тех людей, которые к нему приезжали?

– Я только некоторых видела, – призналась вдова. – Егор не любил, когда я в его дела лезла. Иногда такие гости и в дом не заходили – в машину садились и в машине с мужем разговаривали. А иногда, чтобы точно никто не видел и не слышал, они вообще из села уезжали, где-нибудь на околице беседовали.

– А что это были за люди, он вам говорил?

– Никогда не говорил. Иногда, если был после встречи очень доволен, говорил: «Хорошее дело сегодня провернули!» И все, больше ничего.

– И какие это были «хорошие дела», вы тоже не знаете?

– Нет, он о делах не распространялся, я же вам говорю.

– Что же за секретные дела такие были у вашего мужа, что нельзя было о них даже жене сказать?

Светлана Петровна развела руками:

– Это мне неведомо.

– А сколько всего было таких приезжих? Ну, скажем, за последний год?

Светлана Петровна задумалась. Она шевелила губами, загнула несколько пальцев, а потом сказала:

– Пожалуй, если за год считать, то будет человек шесть.

– А вы видели этих людей?

– Я видела только троих. А еще трое ни на участок не заходили, ни в дом. Вообще из машин не выходили.

– А как же ваш муж узнавал, что к нему кто-то приехал?

– Обыкновенно – по телефону. Гость подъедет, позвонит, и Егор к нему выходит.

– Скажите, а когда ваш муж выходил, он брал что-то с собой? Например, портфель или какой-то пакет?

– Дайте вспомнить… Пожалуй что брал. Да, пару раз я видела, как он брал такую сумочку, какие мужчины носят.

– Значит, троих гостей вы видели. Скажите, это были разные люди или иногда приезжали те же самые?

– Из тех троих, что я видела, один только раз приезжал, а двое несколько раз бывали.

– Что ж, пора нам, пожалуй, посмотреть, что за люди вас навещали, – сказал Гуров, доставая привезенную с собой пачку фотографий. – Вот, например, посмотрите на это фото…

И он показал вдове фотографию спортивного бизнесмена Ростислава Романова. Женщина взглянула на фотографию и покачала головой:

– Нет, такого не было, это точно.

– А этого? – спросил сыщик, доставая фото генерала Дружкова.

Едва только Светлана Петровна взглянула на фотографию бывшего руководителя Управления, как уверенно заявила:

– Этот был, точно! И не раз был!

– А когда он у вас бывал, можете вспомнить?

– В первый раз – где-то весной, – начала припоминать Крапивина. – Потом, кажется, в июне. И еще один раз в начале августа.

– Понятно… – протянул Гуров. – А вот этот человек?

И он показал фотографию бизнесмена Заикина. Светлана Петровна взяла фотографию в руки, долго ее разглядывала, потом вернула сыщику.

– Вот не могу точно вам сказать насчет этого человека, – наконец произнесла она. – Вроде бы знакомое лицо. Но где я его видела, не могу сказать. Но среди тех, кто к Егору приезжал, его, кажется, не было.

– Может, вы его по телевизору видели? – предположил сыщик. – Он человек довольно известный, его могли на телевидение приглашать.

– Может, и по телевизору, – согласилась вдова. – Я же говорю: вроде видела, а где – не знаю.

– Что ж, спасибо вам за помощь, Светлана Петровна, – сказал сыщик, поднимаясь. – Я, пожалуй, пойду…

Однако в этот момент в дом вернулась невестка Крапивиных, Лена. Гуров решил задать ей те же вопросы, что и вдове. Однако Лена не жила в доме Егора Крапивина, поэтому знала гораздо меньше, чем вдова. Она не опознала ни одного из тех, чьи фотографии Гуров ей показывал.

Тогда сыщик покинул дом убитого сельского главы и отправился на обход других домов. Сначала он поговорил с соседом Крапивиных, Дмитрием Измайловым, который вечером накануне смерти главы видел черный джип на обочине дороги. Однако Измайлов никого из людей на фото не опознал. Тогда сыщик переместился к дому фермера Виктора Максимова. Здесь Гурова ждал успех: фермер опознал генерала Дружкова.

– Был такой мужик у нас в Копенах, – уверенно заявил Максимов. – Видел я, как они с Егором о чем-то перетирали.

– А когда это было? – спросил Гуров.

– Когда, когда… – Фермер Максимов задумался. – Пожалуй, недели две назад.

– То есть за неделю до гибели Крапивина?

– Да, получается, что за неделю до этого.

– А вот этих людей вы не видели? – спросил Гуров, показывая Максимову фотографии Романова и Заикина.

В этом случае он услышал почти такой же ответ, как и от вдовы Крапивина Светланы Петровны.

– Этого я по телевизору видел, – сказал Максимов, указывая на баскетболиста Романова. – Он про клуб какой-то рассказывал. А какой – я не помню: спортом не интересуюсь. А этого, – тут фермер ткнул пальцем в фото бизнесмена Заикина, – я вроде бы видел у нас в Копенах. Но когда видел, в каком месте, с кем – этого я вам не скажу. Давно это было, еще весной, а может, даже в конце зимы.

От Максимова сыщик направился к дому убитых супругов Кармановых. Здесь он опросил их соседку, Алевтину Макаркину, ее мужа и сына-подростка. А затем обошел все соседние дома, двенадцать дворов. Поговорил также с деревенским пастухом Михаилом Коротковым, которого все в селе звали просто дядей Мишей. Всего до темноты он успел опросить 16 человек. Четверо из этих шестнадцати узнали на фотографии генерала Дружкова, а двое, в том числе пастух, – бизнесмена Заикина. При этом о Дружкове все говорили вполне определенно, что видели его в обществе сельского главы Егора Крапивина. А о Заикине никто не мог сказать ничего определенного. Видели, мол, такого человека, а когда – не помним.

Единственную конкретную деталь про Заикина поведал пастух дядя Миша. Он вспомнил, что видел этого человека недалеко от дома Кармановых.

– Я тогда сразу понял, что это кто-то из города приехал, – рассказывал пастух. – Думал, может, дом у Людмилы купить хочет. Сейчас городские такую моду завели: дома в деревне покупать, чтобы летом отдыхать. Хотел еще у Людмилы об этом спросить, да забыл. А потом с Кармановыми вон какая беда случилась…

Шел уже одиннадцатый час, когда Гуров сел за руль полицейской «Весты», завел мотор и выехал на дорогу, ведущую в Суходольск. «Что же это получается? – размышлял сыщик, вглядываясь в ночную дорогу. – Выходит, что генерал Дружков действительно бывал в Копенах, и не раз. Какие дела связывали руководителя Управления внутренних дел со скромным главой сельского поселения? Уж вряд ли речь шла о поимке каких-нибудь воришек. Также маловероятно, что они говорили о поборах с тех, кто арендует участки земли под подсолнечник. Нет, тут было что-то другое. Но что?.. Еще один вывод, который можно сделать из сегодняшней поездки, – крупный бизнесмен Заикин, любитель трудовой дисциплины и красивого интерьера, мне врал. Ведь он заявлял, что знать не знает, где находятся Копены, и никогда в них не был. А на самом деле оказалось, что был. Пастух дядя Миша видел его возле дома Кармановых. Что Заикин там забыл? Эх, если бы можно было спросить у самой Людмилы… Но раз это невозможно, надо еще раз встретиться с «солидным человеком» Игорем Петровичем Заикиным и задать этот вопрос ему».

Гуров рассчитывал, что сегодня он еще успеет увидеться с капитаном Никитиным и узнать, как продвинулось расследование, связанное со спортивным центром «Прыжок» и оптовым складом на Заозерском тракте. Но в город он въехал, когда время уже приближалось к полуночи, и сыщик сообразил, что капитан сейчас наверняка дома, с любимой женой и ребенком. «Ладно, завтра поговорим про эти наркотические дела, – решил Гуров. – И придется нанести еще один визит в дом генерала Дружкова. Но теперь я туда пойду только в том случае, если получу разрешение на обыск. А то, я чувствую, милые родственники меня без ордера и на порог не пустят. Надо будет еще раз поговорить и с вдовой, и с сыном. Может быть, у генерала было какое-то доверенное лицо – водитель, телохранитель, кто-то в этом роде? Такого человека просто необходимо найти – обычно он знает больше, чем родственники. Вот с этого завтра и начну. И в обоих этих делах – и с разрешением на обыск, и с определением помощника прежнего руководителя Управления – мне поможет нынешний хозяин УВД генерал Кашкин».

Утро следующего дня Гуров начал со звонка Никитину. Однако никаких новостей от капитана он не получил.

– Вчера мне удалось сформировать команду, чтобы осуществлять наблюдение за Романовым и его центром, а также за складами, – доложил Никитин. – Уже получены первые результаты, но докладывать вам пока рано. Я бы хотел еще сегодня поработать, и уже тогда к вечеру смогу предоставить какие-то результаты.

– Хорошо, подожду, – согласился Гуров.

Затем полковник сел в машину и поехал в Управление – он был уверен, что сегодня ему нужно поговорить с Кашкиным лично. Войдя в приемную, он сказал секретарю, что ему срочно необходимо увидеться с генералом, и спустя несколько минут уже сидел за столом Кашкина.

– Виктор Игнатьевич, мне нужна ваша помощь, – сразу заявил сыщик. – Я намерен провести обыск в доме генерала Дружкова, а для этого, как вы сами понимаете, мне необходимо иметь на руках постановление суда. Без вашего содействия я такое постановление не получу. Это одно дело. Но есть и второе, я о нем скажу чуть позже. Давайте пока закончим с первым.

– А вы где хотите провести обыск – в загородном доме Дружкова или на его городской квартире? – уточнил Кашкин.

– В обоих местах, – заявил Гуров.

– Что ж, я сейчас напишу представление в суд, и к обеду, я полагаю, у вас будут все необходимые бумаги, – сказал Кашкин.

– Скажите, ведь похороны Дружкова уже состоялись? – спросил Гуров.

– Да, его похоронили позавчера.

– А его сын, Константин, вернулся в Москву или он еще здесь?

– Вот это интересный вопрос, – ответил Кашкин. – Константин Дружков лично говорил мне, что торопится вернуться на работу и уедет сразу после похорон. Однако он не уехал, пока что находится в Суходольске, живет в городской квартире Дружковых. А какой второй вопрос вы хотели задать?

– Второй вопрос касается людей из ближайшего окружения покойного генерала, – отвечал Гуров. – Меня интересуют люди, которые были к нему ближе всего, – помощники, секретари, может быть, водители… Со всеми ними мне необходимо побеседовать. А также с заместителями генерала.

– Я вас понимаю, Лев Иванович, – кивнул Кашкин. – И я вам назову всех людей в Управлении, кто был близок к моему предшественнику. По моим данным, ближе остальных к Дружкову был его личный помощник – капитан Сергей Полозков.

– Ага, это как раз то, что мне нужно, – обрадовался сыщик. – И где я могу побеседовать с капитаном? Ведь он еще работает в Управлении?

– Нет, не работает, – покачал головой Кашкин. – Сразу после ухода Дружкова Полозков подал в отставку. Сейчас он является владельцем гостиницы «Астория».

– Этот человек – хозяин «Астории»? – удивился Гуров. – Но я живу в этой гостинице! То есть я его, скорее всего, видел…

– Может быть, и видели, – кивнул Кашкин. – Я еще в самом начале, когда вы только к нам приехали и сказали, что остановились в «Астории», подумал: «Какое интересное совпадение!»

– Да, действительно интересное совпадение, – произнес Гуров. – Значит, мне будет легко встретиться с этим человеком. Как, вы сказали, его зовут? Сергей?

– Да, Сергей Сергеевич Полозков.

– И он был достаточно близок к генералу Дружкову?

– Полозков был доверенным лицом генерала, – объяснил начальник Управления. – Как мне говорили, Дружков доверял своему помощнику все свои секреты.

– В таком случае мне надо начать с него, – решительно заявил Гуров. – Пока будет оформляться разрешение на обыск, я вернусь в гостиницу и поговорю с ее хозяином. Большое спасибо за информацию, Виктор Игнатьевич, я пошел.

– Погодите! – остановил его генерал. – Скажите хоть два слова о том, как продвигается ваше расследование в Больших Копенах.

– Я съездил в село и получил важные показания, – отвечал сыщик. – Поэтому мне и хочется поскорее побеседовать с помощником Дружкова: нужно кое-что проверить. А подробнее я обо всем расскажу позже.

Сказав эту фразу, Гуров вспомнил, что буквально то же самое полчаса назад слышал от капитана Никитина. «Как мы с капитаном дружно кормим руководство обещаниями», – подумал сыщик и усмехнулся.

Выйдя из здания Управления, он сел в машину и поехал в гостиницу. А там, войдя в фойе, подошел к стойке портье и самым деловым тоном спросил, где он может увидеть господина Полозкова.

– А зачем вам нужен директор? – осведомился портье. – Если у вас возник какой-то вопрос, может быть, я смогу его решить?

– Вряд ли вы сможете решить вопрос, который касается финансов, инвестиций и ведения бизнеса, – заявил сыщик, причем напустил на себя еще более деловой вид. – Вряд ли вы знаете, что такое инвестиции. Нет, на мой вопрос может ответить лишь сам господин Полозков. Так где он сидит – здесь, на первом этаже?

– Да, кабинет Сергея Сергеевича находится здесь недалеко, – отвечал портье. – Сейчас я вас провожу. Только предупрежу Сергея Сергеевича – вдруг он занят…

– А не надо его предупреждать, – остановил его Гуров. – Мало ли чем он занят. Со мной он тоже будет занят. Пойдем, дорогой, покажи дорогу. Куда нам – сюда?

Они прошли по узкому коридору, который вел куда-то в глубь здания. Прошли несколько дверей, возле одной портье остановился.

– Вот здесь кабинет Сергея Сергеевича, – сказал он. – Давайте я все-таки ему скажу…

– Не надо, я сам все скажу, – отвечал Гуров.

Он нажал на ручку, дверь открылась, и оперативник вошел в кабинет. Кабинет Полозкова ничем не отличался от обычных деловых контор – стол с большим монитором, несколько стульев, шкаф, бар… Да, кабинет владельца «Астории» ничем не отличался от любого другого офиса, кроме одной детали: в одну из стен был вделан сейф. Было заметно, что обычно его загораживает шкаф, который сейчас был отодвинут в сторону. Сейф был открыт, и хозяин кабинета стоял возле него, роясь в каких-то бумагах. Услышав звук шагов, он стремительно обернулся, быстро прикрыв дверь сейфа.

– Какого черта! – воскликнул он. – Кто разрешил войти? Вон отсюда!

Теперь Гуров смог его разглядеть. Это был мужчина лет сорока, чуть ниже среднего роста, с жидкими бледными волосами, со злым колючим взглядом бледно-голубых глаз. Сыщик сообразил, что пару раз видел этого человека в фойе гостиницы, только не знал, кто он.

– Зачем же столько эмоций, господин Полозков? – сказал Гуров, войдя в кабинет и закрыв за собой дверь. – Вы же понимаете, что уходить отсюда я не собираюсь. У меня к вам серьезный разговор. Надеюсь, вы меня пригласите сесть?

Прямо на глазах лицо хозяина кабинета изменилось – как видно, он узнал в вошедшем человеке постояльца своей гостиницы, знаменитого сыщика Гурова. Злобная гримаса на лице исчезла, вместо нее появилась улыбка, словно приклеенная к лицу.

– А, это вы, господин Гуров! – воскликнул он. – Да, конечно, проходите, садитесь. Хотя все же было бы лучше, если бы вы заранее предупредили меня о своем визите. Я бы успел приготовиться, угостить вас кофе…

– Благодарю, но я сюда не кофе пришел пить, – отвечал сыщик, садясь в кресло у стола. – Я, конечно, не прав, что вломился вот так, без приглашения, но ваш портье никак не хотел меня к вам пускать. А у меня к вам, как я уже сказал, есть серьезный разговор. Мне срочно нужно задать вам пару серьезных вопросов и получить на них правдивые ответы. Поэтому ждать я никак не мог. Да, кстати, вы тоже можете сесть.

От последних слов Гурова хозяина кабинета словно перекосило. Он захлопнул дверцу сейфа, повернул штурвал, запирая замок. Бросил косой взгляд на шкаф, отъехавший в сторону, – его явно не радовала перспектива того, что гость увидит, как приводится в действие механизм этой декорации. Поэтому он отвернулся от сейфа, сел в кресло и сухо обратился к Гурову:

– Так какой у вас вопрос? И, если можно, хотелось бы поговорить побыстрее – у меня много дел.

– У меня тоже много дел, капитан, – отвечал Гуров.

В отличие от хозяина гостиницы, который всем своим видом подчеркивал, что спешит, сыщик говорил медленно, усаживался поудобнее – в общем, показывал, что он никуда не торопится.

– Да, Полозков, у меня тоже много дел, – повторил он. – Но все нужно делать основательно, без спешки. Иначе подготовленные дела разваливаются в суде – тебя этому должны были научить в полиции. Или не научили?

– Я тоже могу начать «тыкать», – пригрозил хозяин гостиницы. – И хочу напомнить, что я уже год как не капитан – я вышел в отставку, занимаюсь бизнесом, управляю гостиницей. И на вопросы о ней я готов отвечать. Может быть, у вас есть претензии к работе персонала моей гостиницы? Может быть, редко меняют постельное белье?

– Нет, Полозков, так дело не пойдет, – заявил Гуров. – Я знаю, что ты ушел из полиции, и в этом ничего криминального нет: решил человек сменить место работы, бывает. И бизнес, в частности управление гостиницей, – дело уважаемое и нужное. Мои претензии к тебе связаны не с бизнесом, а с твоей прошлой службой – и я думаю, ты это отлично понимаешь. И если ты будешь качать права и играть в молчанку, то мы перенесем этот разговор из твоего уютного кабинета в СИЗО. Задержим тебя по подозрению в совершении преступления, например убийства твоего бывшего шефа генерала Дружкова.

– Чего?! – закричал Полозков.

От возмущения он вскочил с кресла, лицо у него пошло пятнами.

– Какое еще убийство?! – кричал Полозков. – Значит, вы хотите сказать, что это я… Что я убил Семена Павловича?! Да я его уважал, как отца родного! Да какое право вы имеете…

– Успокойся, Полозков, – сказал Гуров. – Не кипи, не чайник на плите. Я, может быть, еще и не думаю, что ты убивал. Мне всего лишь хочется задать тебе пару вопросов о генерале, о том времени, когда вы вместе работали. Но я должен быть уверен, что твои ответы будут иметь какое-то отношение к правде.

– А почему вы считаете, что мои ответы не будут иметь отношения к правде? – произнес хозяин гостиницы, изображая возмущение. – Что вам дает основание так считать? Да, я был ближайшим соратником генерала Дружкова и горжусь этим. Почему я должен опасаться каких-то вопросов?

– Да потому, что твой бывший шеф замешан во многих преступных схемах! – так же резко ответил ему Гуров. – Да, он был убит. Но убит, скорее всего, в ходе бандитской разборки, потому что с кем-то не поделился добычей. И я должен установить, с кем он не поделился и что это была за добыча. В общем, давай, Полозков, решай: будешь ты сотрудничать со следствием или уйдешь в несознанку и отправишься в СИЗО. Решай, и быстро.

Сергей Полозков снова сел, помолчал немного. Видимо, он оценивал ситуацию, решал, как ему правильно поступить. Потом глубоко вздохнул и произнес:

– Хорошо, я готов ответить на ваши вопросы. Что вы хотите узнать?

– Вот и молодец! – похвалил его Гуров. – Правильное решение. Что я хочу узнать? Изволь, вот тебе первый вопрос. Зачем генерал ездил в Большие Копены и о чем беседовал с главой села Егором Крапивиным?

Хозяин гостиницы изобразил на лице удивление.

– Копены? – сказал он. – В первый раз слышу. Да еще какой-то сельский глава… Нет, это не наш уровень. О чем бы это Семен Павлович стал разговаривать с каким-то сельским главой? Не представляю…

Гуров внимательно посмотрел на собеседника и поднялся.

– Вставай, Полозков, – сказал он. – Ты сейчас пойдешь со мной. Я тебя задерживаю на сорок восемь часов по подозрению в совершении преступления. Сегодня же тебя доставят в суд, и он определит тебе меру пресечения.

– За что?! – вновь воскликнул хозяин гостиницы. – Я согласился отвечать, вот ответил, и мне опять чем-то угрожают. Почему?

– Потому, что ты сразу начал с вранья! – резко произнес Гуров. – Я знаю, что Дружков ездил в Копены и встречался там с Крапивиным. Знаю, понимаешь? Есть свидетели, которые видели генерала в селе. Мне твои показания для этого не нужны. Мне нужно знать, зачем он туда ездил, о чем говорил с главой. А ты мне начинаешь вешать лапшу: «знать не знаю, какие такие Копены». Так что иди, Полозков, в камеру, там посидишь, подумаешь.

– Хорошо, хорошо! – воскликнул хозяин гостиницы. – Это я просто забыл, куда он ездил, куда нет… Да, правда, в Копены он ездил…

– Сколько раз – три или четыре? – спросил Гуров.

– Какие четыре? Было две поездки… То есть сначала Семен Павлович вызвал Крапивина сюда, в Управление. А потом уже поехал к нему в село…

– Хорошо. А теперь давай напряги свою слабую память и расскажи, как все обстояло с самого начала. Почему Дружков вообще заинтересовался Крапивиным?

– Из-за денег, конечно, – отвечал Полозков. – Семен Павлович знал, что этот сельский староста берет деньги с односельчан, – такие сигналы нам поступали. Но ведь все берут, тут ничего особенного нет. И Семен Павлович на эти сигналы не обращал внимания. Но когда он узнал, что Крапивин купил целый завод, он им сразу заинтересовался.

Теперь настала очередь Гурова широко раскрыть глаза от изумления.

– Что?! – воскликнул он. – Крапивин купил завод? Какой, где? И почему в документах об этом ничего нет?

– Да, он купил небольшой завод по производству запчастей для «Лады» в Нижнем Новгороде, – объяснил Полозков. – Там у владельца были какие-то неприятности, вот он и продавал дешево, всего за восемь миллионов…

– Ничего себе! – вновь воскликнул Гуров. – Восемь миллионов! Для главы сельской администрации сумма совсем немаленькая. Так почему об этой покупке нигде нет сведений?

– Потому что Крапивин купил завод на имя сына Ивана, – отвечал Полозков. – Хотел скрыть эту сделку, но мы с генералом об этом узнали. И тогда Семен Павлович вызвал этого старосту к себе и стал допрашивать. Сурово так к нему пристал – примерно вот как вы ко мне сейчас пристали.

– Спрашивал, откуда Крапивин взял деньги?

– Ну да.

– А тот, конечно, отказывался говорить?

– Сначала отказывался. Тогда Семен Павлович вызвал в кабинет одного сержанта, Андрей его зовут, настоящий мордоворот. И тот отметелил этого «заводчика» по полной программе. А потом Семен Павлович пообещал Крапивину, что отправит его в «пресс-камеру». Ну, то есть…

– Не надо мне объяснять, что такое «пресс-камера», я знаю, – остановил Гуров разговорившегося владельца гостиницы. – Скажи, что дальше было.

– А что было? Дальше этот староста сломался. Сказал Семену Павловичу, что все расскажет, все объяснит. Но лучше, если это будет без свидетелей. И тогда генерал велел мне выйти, и они вдвоем еще почти час говорили.

– А о чем говорили, генерал тебе потом сказал?

– Нет, не сказал. А когда я стал спрашивать, он меня отшил – довольно резко отшил. И я больше не спрашивал. Знаю только, что после этого Семен Павлович дважды ездил в Большие Копены. И после второй поездки приехал очень довольный. Прямо светился весь от радости.

– Как давно это было?

– Больше года назад. Это случилось перед самой отставкой Семена Павловича. Ну а вместе с ним и я из полиции ушел…

– А когда Крапивин купил этот свой «свечной заводик»?

– Кажется, в марте прошлого года.

– Значит, в марте он купил завод, в июне Дружков об этом узнал, выколотил из старосты его тайну, – задумчиво произнес Гуров, – и поехал зачем-то в Копены. А спустя одиннадцать месяцев после этой поездки произошло первое убийство…

Сыщик сказал это не для хозяина гостиницы – просто размышлял вслух. Однако Полозков отреагировал.

– Да, это спустя одиннадцать месяцев случилось, – сказал он. – И хотя Семен Павлович уже не был руководителем Управления, ни за что не отвечал, но его это убийство очень расстроило. Я это почему знаю – он мне на следующий день позвонил.

– Вот как? И с какой целью?

– Он спросил, не обращался ли ко мне кто-нибудь в связи с Большими Копенами и Крапивиным. Я сначала не понял, что он имеет в виду. Думал, он про полицию, про Никитина, которому поручили это убийство расследовать. Но оказалось, что его кто-то другой интересует. Какой-то человек, не имеющий отношения к полиции.

– Дружков назвал этого человека?

– Нет. Но его очень интересовало, знает ли кто-то, что он ездил в Копены. Он и меня несколько раз спрашивал, рассказывал ли я кому-нибудь об этих его поездках.

– И что ты ответил?

– Ответил правду – что никому не рассказывал. А что тут скрывать? Я ничего особо интересного в этой истории не вижу…

– А после убийства самого Крапивина Дружков тебе не звонил?

– Нет, в этот раз не звонил.

Гуров подумал немного, а затем решительно встал.

– Ладно, Полозков, – сказал он. – Пока у меня к тебе больше вопросов нет. Но они еще могут возникнуть. Потому выезжать из Суходольска я тебе временно запрещаю.

И снова сыщик поехал в Управление, поднялся в кабинет генерала Кашкина. К генералу он вошел без стука, как к старому знакомому.

– Я вернулся за разрешениями на обыск, – пояснил он генералу. – Удалось их получить?

– Да, вот разрешение на обыск в загородном доме, – отвечал начальник Управления, протягивая сыщику документ. – А вот и на обыск в городской квартире покойного. А как прошла ваша встреча с помощником Дружкова?

– Да, я общался с господином Полозковым, – отвечал Гуров. – И это общение дало мне массу информации – я даже не ожидал, что узнаю так много. Теперь я убежден, что нахожусь на правильном пути – расследование убийств, начавшихся в Больших Копенах, надо начинать с конца: с убийства Дружкова. Так, теперь у меня еще одна просьба: кроме самих разрешений, мне необходима команда, которая будет проводить обыск. Вы можете выделить мне нужных специалистов?

– Я уже подумал об этом, – сообщил Кашкин. – И сформировал для вас команду. Сейчас я ребят сюда вызову.

Он позвонил, и спустя несколько минут в кабинет вошли три человека: двое довольно молодых, а третий постарше.

– Вот вам, Лев Иванович, ваша команда на сегодняшний день, – сказал Кашкин. – Знакомьтесь: это старший криминалист Владимир Петрович Григорьев, это специалист по почерковедению Александр Антонов, а это эксперт в области оружия Петр Павлович Сухоруков.

Гуров обошел всех троих участников своей группы, пожал каждому руку. Затем Кашкин спросил:

– Вы сейчас поедете?

– Да, поедем прямо сейчас, – отвечал Гуров. – Машину вы нам дадите? В таком случае мы начнем с городской квартиры Дружкова, а затем переместимся в загородный дом.

Гуров сел в «Весту», которую ему ранее предоставил Кашкин, криминалисты сели в другую машину, и они отправились на квартиру генерала. Когда они уже были на месте, старший эксперт Григорьев спросил сыщика:

– А что мы должны искать в первую очередь? Какая у нас ориентировка?

– В первую очередь меня интересуют разного рода записи, сделанные генералом, – отвечал Гуров. – Это могут быть записная книжка, ежедневник, какой-то блокнот… Просто обрывок бумаги с каким-то адресом или фамилией… Ну а еще – деньги. Возможно, генерал хранил в разных местах квартиры и дома большие суммы наличных.

Прежде чем попасть в квартиру бывшего руководителя Управления, оперативникам пришлось преодолеть сопротивление его родных – вдовы и сына, помощника прокурора Московской области. Те никак не хотели пускать полицейских в квартиру, и только когда Гуров пригрозил взломать дверь, ее наконец открыли. Однако Константин и после этого старался создавать помехи работе оперативников. Он ходил по пятам то за одним криминалистом, то за другим, все время заявлял, что будет на них жаловаться, что у них будут большие неприятности. А Гурову прямо сказал, что он последний день работает в системе МВД. Однако и оперативник, и трое криминалистов были людьми привычными: они не раз слышали подобные угрозы, так что полицейских они не смущали. Те продолжали работать и спустя час после начала обыска получили первый результат: в стене за диваном был обнаружен тайник, в котором лежали три пакета с деньгами – долларами, евро и юанями. В пересчете на рубли сумма составляла двенадцать миллионов.

Другой тайник нашелся в секретном ящике письменного стола. В нем хранились документы: паспорта на имя самого генерала и некой Ларисы, водительские права, визы некоторых азиатских государств.

После завершения обыска оперативники переместились в дом в поселке Камыши, где Гуров уже был несколько дней назад. Вдова генерала Алла Аркадьевна, на которую произвели большое впечатление найденные в квартире документы некой Ларисы, с оперативниками не поехала: сказала, что с нее достаточно. А вот Константин увязался с полицейскими и продолжал встревать в дела.

При первом посещении загородного дома Дружкова Гуров уже видел настенный сейф, в котором ничего ценного не было. Теперь трое криминалистов устроили более тщательный осмотр дома. И он дал свои результаты: молодой криминалист Саша Антонов сделал интересное открытие. В кабинете Дружкова стоял книжный шкаф. Однако книг в нем не было – на полках стояли одни обложки. Антонов решил изучить «пустышки» и на самой нижней полке в одной из них обнаружил записную книжку.

Почти все записи в ней делались сокращенно, вместо фамилий использовались инициалы. Однако когда Гуров внимательно вчитался в содержание этих записей, он понял, что речь идет о знакомых ему людях.

– Важную находку ты сделал, Александр! – похвалил он Антонова. – Эта книжечка, пожалуй, будет поважнее, чем валюта в городской квартире. Я ее еще поизучаю на досуге. Думаю, она откроет нам много чего интересного.

Обыск завершился лишь вечером, и оперативники выехали назад в город. Добравшись до Управления, Гуров поднялся в кабинет капитана Никитина. Тот был уже на месте: сидя за монитором, он составлял какой-то документ.

– Ага, вот мы с тобой и встретились, капитан, – сказал Гуров, садясь напротив него. – Теперь ты уже не отвертишься, придется тебе рассказать, какие сведения ты надыбал о господах Романове и Соболеве.

– Да я и не думал отвертеться, Лев Иванович, – с некоторой обидой в голосе отвечал Никитин. – Просто в прошлый раз, когда вы позвонили, у меня все было еще не совсем четко. А теперь наступила полная ясность, могу доложить. А у вас как дела? Я слышал, вы собирали группу экспертов, проводили обыск у Дружкова. Нашли что-то интересное?

– Мы массу чего нашли, – отвечал Гуров. – И я еще успел поговорить с бывшим помощником Дружкова капитаном Полозковым. Знаешь такого?

– Знаю, конечно, – кивнул капитан. – Противный человечек. У Дружкова он был на побегушках: сбегай, узнай, организуй, принеси. И что, он вам тоже что-то рассказал?

– Вот этот, как ты выражаешься, «противный человечек» и рассказал самые важные вещи, которые сразу прояснили все то, что случилось в Копенах, – отвечал Гуров. – Причем с совершенно неожиданной стороны. И я собираюсь обсудить с тобой эту вновь открывшуюся картину. Но сначала все-таки расскажи о своих результатах.

– Хорошо, слушайте, – сказал капитан. – Наблюдение за складом на Заозерском тракте показало, что там находится перевалочная база наркотиков, которые привозят в Суходольск. Запрещенный «товар» складируют на базе, а затем перевозят в центр «Прыжок». Там находится распределительный центр.

– То есть эти две точки связаны между собой? – уточнил Гуров.

– Совершенно верно. На Заозерской улице товар хранится, а в «Прыжке» распределяется среди распространителей. Причем из двух деятелей – Соболева и Романова – главным является все же Романов. В общем, у меня имеется достаточно данных для того, чтобы арестовать обоих. Я хотел только получить ваше разрешение на это. Ведь, может, вам для целей расследования нужно, чтобы этих деятелей до поры до времени не трогали…

– Нет, такого быть не может, – отозвался на эти слова Гуров. – Можешь проводить операцию хоть сегодня ночью и брать обоих. Только скажи: тебе удалось найти их связь с покойным генералом Дружковым?

– Да, связь здесь была самая прямая, – отвечал Никитин. – Генерал контролировал поток наркотиков и получал свой доход с каждой порции. Посредником выступал тот же Романов. Дружков не раз заезжал в «Прыжок» – якобы для того, чтобы позаниматься. А на деле – чтобы выслушать отчет Романова и получить очередной взнос.

– Что ж, отличный результат, капитан! – сказал Гуров. – А я смог установить, каким образом генерал был связан с селом Большие Копены, с маленьким главой администрации Егором Крапивиным.

– То есть можно считать, что убийство Дружкова нами раскрыто? – с надеждой спросил капитан.

Однако сыщик покачал головой.

– Как же оно может быть раскрыто, если мы не знаем ответа на главный вопрос – кто убийца? – сказал он. – Мы лишь поняли, что покойный генерал жил двойной жизнью, вращался в криминальной среде. И это могло стать причиной его гибели. Потому что в этой среде никакие договоры долго не действуют, там постоянно происходят разборки, передел собственности и сфер влияния.

– Да, но вы мне еще не рассказали, каким образом Дружков был связан с Крапивиным, – напомнил Никитин. – Вы только сказали, что они были связаны, и все… Или вы опять хотите отложить этот рассказ на потом?

– Нет, ничего откладывать я не собираюсь, – заверил его Гуров. – Сейчас я тебе все подробно изложу. Мало того: я хочу с тобой эти мои открытия обсудить, устроить что-то вроде мозгового штурма. Я, собственно, ради этого и приехал в Управление. Итак, слушай, – начал полковник. – Допрашивая Полозкова, я установил, что Дружков заинтересовался Крапивиным, когда узнал, что тот откуда-то добыл очень большие деньги, восемь миллионов рублей, и купил завод запчастей в Нижнем Новгороде.

– Так Крапивин приобрел целый завод?! – воскликнул Никитин. – Ничего себе!

– Да, приобрел, – кивнул Гуров. – Не перебивай, иначе ничего не расскажу. Дружков вызвал старосту к себе и стал допрашивать. И это был, что называется, «допрос с пристрастием». Дружкова интересовало одно: откуда Крапивин взял такие большие деньги? Крапивин долго отказывался отвечать. Тогда генерал вызвал своего подручного палача, который избил Крапивина. И только после этого он согласился рассказать о деньгах…

Тут Гуров сделал паузу и невинным тоном спросил:

– А что, стакан чаю в этом кабинете можно получить?

– Сейчас я вам сделаю чай, Лев Иванович! – заверил Никитин. – Вы только продолжайте рассказывать!

Он поставил чайник, выставил на стол коробку с заварочными пакетиками и банку с сахаром, а потом снова сел к столу и уставился на сыщика.

– Так что Крапивин рассказал Дружкову о деньгах? – спросил он. – Откуда он взял такую сумму?

Гуров покачал головой.

– Полозков об этом ничего не знает, – объяснил он. – Дружков выгнал его из кабинета, так что допроса он не слышал. Не знает он и зачем Дружков после этого дважды ездил в Копены. Но, используя аналитические способности, – улыбнулся Гуров, – мы с тобой можем попробовать восстановить содержание этих трех бесед. Ага, вот и чайник вскипел!

Никитин разлил кипяток по стаканам. Гуров взял свой, добавил немного сахара, размешал, сделал глоток и после этого продолжил:

– Итак, мы знаем, что весной прошлого года у Крапивина внезапно оказалась большая сумма денег. А перед этим, еще осенью позапрошлого года, Крапивин, дальний родственник Людмилы Кармановой, заходил к ней гости. Можно предположить, что Крапивин взял эти двенадцать миллионов именно у Кармановых…

– Но ведь я по вашему заданию уже проверял ветеринара Гаврилина, которому раньше принадлежал кармановский дом, – напомнил Никитин. – Все проверил и выяснил, что у Гаврилина больших денег не было. Тем более таких огромных – восемь миллионов!

– А что, если деньги в доме Кармановых появились позже? – сказал Гуров. – Что, если они не имеют никакого отношения к ветеринару?

– Но тогда откуда они взялись? – растерянно произнес Никитин. – Как грибы, что ли, выросли?

– Пока что я не знаю, откуда в доме Кармановых появились большие деньги, – признался сыщик. – Но я не сомневаюсь, что причина убийств в Копенах связана именно с ними. Тогда все логично выстраивается. Крапивин, навещая Людмилу, каким-то образом узнает о деньгах. Он забирает эти деньги себе и на них покупает завод в Нижнем Новгороде. Как он забрал деньги у Людмилы, мы не знаем. Но вряд ли он сделал это силой – ведь в таком случае Людмила могла рассказать об этом. Скорее всего, он тайно проник в ее дом и выкрал деньги из тайника. Теперь слушай дальше. Денег в тайнике, скорее всего, было много, Крапивин использовал для покупки завода далеко не все. И об этом он на допросе, припертый к стене, рассказал генералу Дружкову. Генерал приехал в Копены, убил семью Кармановых – это чтобы не оставлять свидетелей, – а потом и Егора. Но тут на сцене появился кто-то, кто с самого начала знал об этих деньгах, следил за Крапивиным, а потом за генералом – и убил самого Дружкова, а деньги забрал из сейфа в загородном доме.

– Да, наверняка так все и было! – воскликнул Никитин. – Отличная реконструкция! Вы так восстановили ход событий, как будто сами при этом присутствовали!

– Может, правильно восстановил, а может, пальцем в небо попал, – заметил на это Гуров. – В точности этого сказать нельзя. Для нас сейчас самое важное – это определить последовательность действий. Где нам искать человека, который спрятал большие деньги в доме Людмилы Кармановой?

– Я думаю, надо проверить всех ее знакомых, – заявил капитан. – Прежде всего родственников, затем школьных подруг, студенческих… А еще надо проверить, не было ли в ее жизни мужчин до знакомства с мужем.

– Это значит, что нам придется еще раз ехать в Большие Копены. И не только туда, но и в родное село Людмилы, Белогорье. Там мы с тобой еще не бывали, это упущение. Возможно, в Белогорье мы и узнаем имя человека, доверившего Людмиле большие деньги.

– Да, конечно, надо ехать, – согласился Никитин. – Хотя, честно сказать, я сомневаюсь, что в Белогорье мы что-то найдем. Ведь это даже не село, а деревня скорее. Откуда там взяться богачу?

– Если так, то вообще не стоит из Суходольска выезжать, – отвечал Гуров. – Ведь только здесь живут люди с действительно большими деньгами. Но мы с тобой, капитан, так рассуждать не можем.

– Да я разве возражаю, Лев Иванович? – начал оправдываться капитан. – Это я так, просто мысли вслух… Так что – сейчас поедем?

– Нет, сейчас десять часов уже, ночь на дворе, – отвечал ему Гуров. – Так что сегодня мы никуда не поедем. Но завтра с утра будь готов. Прямо в восемь выедем!

Гуров сдержал слово: ровно в восемь утра его «Веста» затормозила у дверей Управления. Машина еще не успела остановиться, как капитан Никитин выбежал на улицу и сел в автомобиль. Оперативники молча обменялись рукопожатием, и Гуров вывел машину на шоссе, ведущее в Копены. Заметив, по какой дороге они едут, Никитин осведомился:

– Что, с Копен начнем?

– Да, начнем со знакомого места, – кивнул сыщик.

До самого села они не разговаривали. Когда въехали в Копены, Гуров остановил машину возле дома, где еще три недели назад жила семья Кармановых. Теперь здесь было тихо и пусто.

– Давай так поступим, – сказал Гуров. – Ты пойдешь в дом Макаркиных, поговоришь с Алевтиной – ну с той женщиной, которая вроде дружила с убитой Людмилой и в тот день первая обнаружила тела убитых. А я пойду еще раз пообщаюсь с пастухом дядей Мишей. Мы с ним однажды уже беседовали, надо бы обновить впечатления. Потом встретимся здесь, у машины, и решим, нужно ли еще куда в Копенах идти или можно ехать в Белогорье.

– Где же вы будете пастуха сейчас искать? – спросил капитан. – Ведь он небось уже стадо на пастбище погнал.

– А я знаю, где у них пастбище, – отвечал сыщик. – Я еще в прошлый раз у дяди Миши узнал. У них тут несколько пастбищ, и первое, куда утром коров гонят, не очень далеко.

Оперативники разошлись в разные стороны. Гуров быстрым шагом миновал околицу, спустился в небольшой овражек, перепрыгнул ручеек. Поднявшись на пригорок, увидел стадо. Оттуда к нему кинулся было сердитый пес – облаять незнакомца, прогнать его. Но пастух уже заметил сыщика, отозвал собаку, и Гуров смог подойти к дяде Мише поближе.

– Что, опять в наши края? – спросил у него пастух. – А теперь зачем? Ты вроде в прошлый раз все у меня выспросил.

– Все, да не все, дядя Миша, – отвечал сыщик. – Еще вопросы появились. Понимаешь, мне нужно знать, не было ли у убитой Людмилы знакомых, которые могли дать ей на хранение большие деньги. Очень большие, понимаешь?

– Понимаю, чего же тут не понимать? – отозвался пастух. – То есть ты думаешь, что кто-то дал Людке такие деньги, из-за которых и убить можно? Это дельная мысль, дельная…

– Может, у нее в молодости, еще до Ильи Карманова, был какой-то ухажер? – продолжал расспросы Гуров, стараясь навести пастуха на нужную мысль.

– И этот вопрос понятный, – кивнул пастух. – Да, должен быть такой. Ведь Людка в молодости была девка видная, заглядывались на нее… Только здесь об этих ее молодых делах никто не знает. Это тебе, мил-человек, в Белогорье надо ехать узнавать. Ты вот что: езжай в Белогорье и найди тамошнего пастуха Кольку Строганова. Он уже в годах, Колька-то, навроде меня, и всех в деревне знает. Если что такое было – расскажет.

– А здесь, в Копенах, что же, не было никого богатых? – не отставал от пастуха Гуров. – Может, и здесь кто мог Кармановой деньги на хранение дать?

– Это ведь не в нонешные времена должон быть такой человек, верно? – уточнил пастух. – Это ты про старые дела спрашиваешь?

– Да, это могло случиться довольно давно, – согласился сыщик. – Лет двадцать, а может, и тридцать назад.

– Ежели тридцать лет назад, тогда у нас в Копенах вообще никого с деньгами не было, – отвечал пастух. – Тогда ведь и фермеров никаких не было, и даже Егор Крапивин был простой завалящий мужичок… Хотя… хотя нет, постой! Вру ведь я!

Пастух остановился, осененный неожиданной мыслью; видно было: он что-то вспоминает.

– Был уже в те годы такой человек, – сказал он. – Пчеловод у нас жил, большую пасеку держал. Звали его Петр Сергеич Иванкин. Вот у него денежки водились. Власть его, конечно, прижимала, налоги большие брала, а все равно достаток у него был…

– А какие отношения были у этого богатея с Людмилой Кармановой? – спросил Гуров.

– Отношения? – задумался пастух. – Да никаких не было. Людмила у Петра мед покупала, как и все деревенские.

– Ты говоришь, «Петр Иванкин здесь жил», – сказал Гуров. – Это что означает – он здесь больше не живет? Уехал?

– Никуда Иванкины отсюда не уехали, – заверил пастух. – Петр Сергеич умер десять лет назад. А хозяйство перешло к сыну Петра, его Артемом зовут. Так что теперь у нас медом торгует Артем Петрович Иванкин.

– Ладно, дядь Миш, я тебя понял, – отвечал Гуров. – Не буду больше мешать. А то тебе, наверное, уже надо стадо дальше перегонять.

– Это верно, пора дальше двигаться, – сказал пастух и отправился на другое пастбище.

Вернувшись к машине, Гуров увидел, что капитан уже сидит за рулем.

– Что, провел беседу с Антониной? – спросил его сыщик.

– Да, и с ней поговорил, и с еще одной соседкой, Ниной Курочкиной, – отвечал Никитин. – Скажу сразу: результат нулевой. Эти женщины не знают никого, кто был бы близко знаком с Людмилой. И тем более они не смогли назвать никого, кто бы мог располагать большими деньгами. А у вас как результаты?

– С дядей Мишей я пообщался, – отвечал Гуров. – И у меня результат более удачный. Во-первых, пастух назвал деревенского богача, пчеловода Иванкина, который теоретически мог спрятать деньги у Кармановых. Но только теоретически, потому что на практике, по словам пастуха, никаких отношений между пчеловодом и Кармановой не было. Эту линию можно проверить в дальнейшем. Но сейчас мы этого делать не будем – поедем в Белогорье, искать пастуха Колю Строганова.

– То есть сегодня у нас «День пастуха»? – иронически произнес Никитин.

– Что поделать! – заметил Гуров. – В деревне пастухи – самые знающие люди. Все, заводи мотор, поедем в Белогорье.

До деревни оперативники доехали за сорок минут. Когда подъехали ближе и Белогорье стало видно, Гуров сказал капитану:

– Ты погоди в деревню въезжать. Нам ведь пастуха искать надо. Надо узнать, где здесь стадо пасут. Видишь, вон там трактор работает? Подъезжай к нему, спросим у водителя.

Тракторист объяснил, что Коля Строганов обычно пасет стадо по берегам реки, и показал, как можно проехать в эти места. Вся дорога состояла из ям и ухабов, так что капитану пришлось вести машину со скоростью пешехода. Когда добрались до пастбища, обнаружили Колю Строганова – худого жилистого мужика старше шестидесяти, загорелого до черноты. Он не сразу понял, что этим приезжим от него надо. Но после того как Гуров три раза назвал имя Людмилы Черкасовой (здесь женщину знали под девичьей фамилией), пастух наконец понял, чего от него хотят.

– Вы, значит, интересуетесь, был ли у Людки хахаль, прежде чем она замуж выскочила? – уточнил пастух. – Да, был у ней такой парень. Видный, что и говорить.

– И как его звали? – спросил Никитин.

– Лешка Полторак, – отвечал Строганов. – Да, видный был парень… Что Людка за него не вышла – даже не знаю.

– Может, выпивал сильно этот Лешка? – предположил Гуров. – Или зарабатывал мало?

– Да кто это вам сказал? – возмутился пастух. – Как это лозоходец может мало зарабатывать? Да он, Лешка, был здесь первый богатей! Его везде приглашали, всюду звали. Он…

– Погоди, погоди, Николай, – остановил пастуха Гуров. – Объясни нам толком. Ты сказал, что этот Леша – лозоходец. Это что значит? Чем он занимался?

– А вы разве не знаете? – удивился пастух. – Хотя вы ведь городские… Лозоходец, мил-человек, – это который скрытое под землей ищет. Иногда воду, иногда руду какую, или железо, или еще какое богатство. Когда хотят колодец копать, обязательно лозоходца зовут, чтобы указал правильное место. И платят ему за его работу очень хорошо.

– Вот теперь я понял, – одобрил Гуров объяснения пастуха. – А скажи, Николай, где нам найти этого Алексея Полторака?

– Откуда ж я знаю, где его сейчас можно найти? – удивился пастух. – Он уже лет пять как уехал.

– А где же он теперь живет? – спросил Никитин.

– Да я же вам говорю, что не знаю! – повторил пастух, начиная сердиться. – Он как уехал, так и странствует по разным местам. Мать его говорила, что в последний раз сын звонил вроде из Калмыкии. Хорошо он там заработал. А еще говорил матери, что его за границу приглашают, к каким-то арабам, воду искать.

– Понятно… – протянул Гуров. – А еще нас интересует, есть ли у вас человек, который хорошие деньги зарабатывает. И мог бы эти большие деньги Людмиле дать – вроде как на хранение. Не знаешь, случайно, такого?

Пастух задумался. Пару раз отвлекся, крикнул на корову, норовившую уйти от стада, и снова стал размышлять. Потом произнес:

– А ведь есть у нас такой человек, это верно! Необычный человек, прямо скажу. Это Глеб Говорунов.

– И что же в этом Глебе такого необычного? – спросил Никитин.

– А то, – отвечал пастух, – что Глеб – колдун.

– Чего?! – в один голос воскликнули оперативники.

– А того, – отвечал Николай Строганов, довольный произведенным эффектом. – Прежде всего он, конечно, знахарь, травник. Он зубы заговаривает, бабам помогает, какие родить не могут. К нему со всей округи люди обращаются. Больных возят, какие сами идти не могут и каким доктора не могут помочь.

– А кроме лечения что ваш Глеб может? – спросил Гуров.

– И кроме лечения многое умеет, – заверил пастух. – Может девке подсказать, как ей парня к себе приворожить. Потерянные вещи находит. И людей потерянных тоже помогает найти. В общем, колдун – и тут весь сказ.

– И платят ему за это, наверное, хорошо? – спросил Никитин.

– Про это разное говорят, – отвечал Николай. – Кто-то говорит, что Говорун деньгам счету не знает, а кто-то – что вообще денег не берет, все бесплатно делает.

Оперативники переглянулись.

– Ну, с таким человеком обязательно нужно познакомиться, – сказал Гуров. – Где этот ваш колдун живет? Наверное, где-нибудь на отшибе, в избушке на курьих ножках?

– Почему же на курьих ножках? – обиделся за колдуна Николай. – В обыкновенном доме он живет, от родителей достался. Но что на отшибе – это верно. Езжайте краем деревни в сторону леса. Как совсем до опушки доедете, увидите дом, у которого ограда в разные цвета разрисована. Вот это и есть дом Глеба.

– Что ж, поедем, побеседуем с вашим знахарем и колдуном, – сказал Гуров.

Они сели в машину и поехали в указанном направлении. Дорога спускалась под гору, впереди показался лес. На опушке виднелась ограда, непривычно яркая, не похожая на соседские унылые заборы. Оперативники вышли из машины и направились к дому. Они еще только подходили к крыльцу, когда дверь дома открылась и на улицу вышел высокий мужчина, одетый во все черное. Он словно заранее знал о приезде гостей и вышел им навстречу. Очевидно, это и был знахарь Глеб Говорунов.

В облике знахаря и ведуна поражал острый, пронзительный взгляд ярко-синих глаз. Этим пугающим взглядом хозяин дома окинул гостей и произнес:

– Вы из полиции, я вижу? Что ж, проходите в дом, там поговорим.

Голос у него был низкий и глухой.

Оперативники вслед за хозяином вошли в дом. Гуров был готов к тому, что в доме колдуна будет темно, грязно и будет стоять какой-нибудь отвратительный запах. Однако все было совсем не так. Внутри оказалось на удивление чисто, светло; приятно пахло травами. Пучки различных растений лежали на полках и свисали с потолка. На подоконнике в большой глиняной вазе стоял букет из засушенных полевых цветов. Хозяин сел возле окна на простую деревянную скамью, указал гостям на такую же напротив и спросил:

– О чем говорить хотите?

Интуиция подсказывала Гурову, что с этим человеком не стоит начинать издалека, ходить вокруг да около. С ним можно говорить напрямую.

– Мы расследуем убийство бывшей жительницы вашей деревни Людмилы Черкасовой, в замужестве Кармановой, – сказал он. – Вы слышали об этом?

– Как же можно о таком злодействе не услышать? – произнес в ответ Говорунов. – Я знаю, что случилось в Копенах. Знаю, что там вся семья погибла. Страшное горе!

– Если правда то, что о вас говорят, – сказал Никитин, – то, может, вы знаете и кто убил семью Кармановых?

Однако хозяин медленно покачал головой.

– Вам ведь имя убийцы нужно, верно? – спросил он. – Оно мне неизвестно. Знаю только, что он один был, совершил свое злодейство в полном сознании, с холодной кровью, ничуть не волновался.

– Хладнокровно, значит, убивал, – сказал по-своему Гуров. – А сколько лет убийце, можете сказать?

– Точно не скажу, – отвечал колдун, – но он не молодой и не старый.

– Сколько же ему, по-вашему, лет? Сорок, пятьдесят или больше?

– Около сорока. Но не больше пятидесяти. Это высокий, сильный, крепкий мужчина, здоровье у него хорошее, долго прожить может. Еще могу сказать, что он очень жестокий. Он уже не раз убивал, знает, как это делать.

– А где он сейчас находится, этот убийца? – спросил Никитин. – Может быть, там, в Копенах?

– Нет, в селе его нет, – снова покачал головой Говорунов. – В городе он живет. Может, в Суходольске, а может, еще дальше.

– А из-за чего он убил Кармановых? – спросил Гуров.

– Из-за денег, конечно, – уверенно произнес хозяин. – Он деньги у Людмилы искал.

– А откуда у Людмилы Черкасовой могли быть большие деньги? – продолжал расспрашивать сыщик.

– Этого я не знаю, – покачал головой Говорунов. – Но деньги были большие, ни у кого из наших, деревенских, таких нет.

– А вы сами, случайно, не хранили свои сбережения у Кармановых? – спросил Никитин.

Хозяин дома усмехнулся.

– Отчего же вы решили, что у меня могут быть большие деньги? – спросил он. – Я деньги не со всех беру, кто ко мне приходит. Многих бесплатно лечу. Кто может, тот платит. На жизнь мне хватает, а лишнего мне не нужно. Деньги – большое зло, от них все беды. Если бы я много с людей брал, все свои способности бы потерял. Так что мне нечего было у Людмилы хранить.

– А вот у вашего земляка Леши-лозоходца могли быть большие деньги? – спросил Гуров.

– У Леши? – переспросил Говорунов. – У него, наверное, деньги есть. Только он здесь давно уже не живет.

– Но нам говорили, что Леша ухаживал за Людмилой, когда она еще не была замужем… – заметил капитан.

– Было такое дело, ухаживал, – согласился знахарь. – Но в то время у него самого сбережений никаких не было. А когда он разбогател, Люда уже уехала в Копены. Вы, я вижу, ищете человека, который мог хранить свои деньги у Кармановых?

– Да, мы думаем, что Кармановых убили из-за этих чужих денег, – подтвердил Гуров.

Знахарь опустил голову и задумался. Он сидел, задумавшись, так долго, что Гуров уже было решил, что никакого ответа от Говорунова они не услышат. Но тот наконец заговорил.

– Правильно думаете, – сказал он. – Да, был клад, и за ним охотились. Кто – не скажу, но там не один человек был. Чьи деньги Людмила хранила, я тоже не знаю.

Оперативники переглянулись и поднялись.

– Что ж, мы, пожалуй, пойдем, – сказал Гуров. – Спасибо за информацию.

– Да, идите, ловите этого злодея, – сказал Говорунов. – Только и о себе не забывайте. Тело каждого человека – храм, и о нем надлежит заботиться. Так что работа работой, а обед – по расписанию. А то вы его иногда пропускаете.

Последнее замечание явно было адресовано Гурову. И он отозвался на эти слова.

– Обещаю заботиться о своем здоровье, – сказал сыщик. – И не забывать об обеде.

Оперативники снова сели в машину, развернулись, после чего Никитин, сидевший за рулем, спросил:

– И куда мы теперь? Еще кого-то в Белогорье искать будем, кто мог Людмиле деньги оставить?

– Нет, здесь нам больше искать нечего, – отвечал Гуров. – Мы и так получили больше, чем я ожидал. Во-первых, мы узнали имя бывшего друга убитой – это лозоходец Алексей Полторак. А во‐вторых, от знахаря Глеба Говорунова мы получили описание внешности убийцы и его психологический портрет. Теперь мы знаем, сколько ему лет, как он примерно выглядит, как себя ведет…

– Вы что же, верите в «прозрения» этого деревенского экстрасенса? – удивился Никитин.

– Говорунов – не экстрасенс, а знахарь, и тут большая разница, – отвечал Гуров. – И что мы все стоим на месте? Поехали! Заедем сначала в Копены, узнаем насчет пчеловода Иванкина. А потом направимся в город. Пообедать надо – ведь я обещал знахарю заботиться о своем здоровье…

Когда они выехали на дорогу, ведущую из Белогорья в Копены, сыщик снова заговорил. Видно, ему хотелось объяснить капитану, в чем он видит разницу между знахарем Говоруновым и экстрасенсами, которых каждый день можно увидеть по телевизору.

– Те люди, которые выступают по телику, – сказал Гуров, – жаждут славы и денег. А Говорунов живет в глуши и лечит людей бесплатно. Ему нет смысла обманывать нас ради эффекта. Вот почему я уверен, что его словам можно доверять.

– То есть мы будем искать высокого крепкого мужика с хорошим здоровьем, которого интересуют деньги? – спросил капитан, не скрывая иронии. – Да ведь под это описание чуть не половина мужского населения Суходольска подходит! Что нам это описание дает? Ничего!

– Не согласен, – заявил Гуров. – Я стал лучше понимать, как выглядит предполагаемый убийца. Хотя, конечно, на одно описание полагаться нельзя. Надо продолжить поиски человека, который мог доверить Людмиле Кармановой свои деньги. Знаешь, как нам нужно сделать? Вот сейчас мы проверим пчеловода Иванкина, потом, когда вернемся в Суходольск, постараемся отыскать лозоходца Лешу Полторака. И если оба варианта окажутся «пустышками», то надо будет обойти всех родных и знакомых Кармановых. Как по-твоему, когда произошла эта передача «клада»?

– В смысле, в каком примерно году это случилось?

– Ну да, я хочу установить год.

– Судя по тому, что мы знаем о жизни Кармановых… – протянул капитан.

Он вдруг осознал, что никогда не задумывался над этим вопросом. Гуров понял, в каком затруднительном положении находится его напарник.

– Вот и я тоже путаюсь в этом вопросе, – признался он. – То ли речь идет о сравнительно недавнем времени, с 2010 по 2015 год, то ли о временах уже далеких, о 1990-х годах. А это очень важно – знать год!

– Но как мы его узнаем, Лев Иванович? – не мог понять капитан. – Ведь тот факт, что Людмила получила на хранение большие деньги, никак на ее поведении не отразился, верно? Семья Кармановых не купила ни машину, ни какую-то дорогую бытовую технику. Они не купили стадо коров или новый трактор. Так где же та метка, которая нам покажет: вот нужная дата?

– Это ты хорошо сказал насчет метки, – заметил Гуров. – Значит, сначала найдем такую метку, потом по ней установим дату передачи «клада», а потом уже будем искать человека, который этот «клад» передал. А пока нам предстоит более простая задача – найти знатного пчеловода Петра Иванкина.

Добравшись до Копен, у первого встречного мужика они спросили, где в селе живут Иванкины. Оказалось, что неподалеку от усадьбы Егора Крапивина, только ближе к лесу. Эти места оперативники уже знали, и Никитин уверенно повел машину туда, где находились владения Артема Иванкина.

Вот впереди показалась ограда, а за ней – большой луг, уставленный ульями. Между ульями ходил человек в защитной маске, осматривал пчелиные домики один за другим. Оперативники понимали, что посторонним сейчас на пасеке делать нечего. Они сели на лавочку недалеко от ворот и стали ждать, когда хозяин закончит свою работу.

Ждать пришлось долго, почти час. Пчеловод, конечно, заметил пришедших людей, но, как видно, ему надо было закончить работу. Наконец покончив с делами, хозяин отошел от ульев и снял маску. Открылось довольно молодое загорелое лицо. Пчеловод подошел к гостям и спросил:

– Вы что, за медом приехали? Тогда скажите, сколько вам надо. У меня несколько банок уже готовых стоит.

– Нет, мы не за медом, – отвечал Гуров. – Мы из полиции, расследуем убийства, которые у вас тут произошли. Вот хотим задать несколько вопросов.

– А, так это из-за Крапивина! – сказал Иванкин. – Что ж, давайте ваши вопросы. Хотя я об этом ничего не знаю, я с главой никаких дел не имел.

– Даже мзду никакую он с вас не брал? – удивился Никитин.

– Нет, кое-какие деньги он с меня, конечно, тянул, – признался Артем. – Но это были не такие большие суммы. Мне от него, в общем, ничего не надо было, и мне он запретить ничего не мог. Поэтому нам негде было сталкиваться.

– Понимаю, – кивнул Гуров. – Но вообще-то мы с вами хотели не о Крапивине говорить, а о семье Кармановых. Об их убийстве вы, конечно, тоже слышали?

– Да, – согласился Иванкин. – Только это уже совсем далекое от меня дело. Я Людмилу Карманову в лицо немного помню, а мужа ее вообще не знал. Да и то только потому, что она ко мне приходила, мед покупала.

– Скажите, а ваш отец, Петр Сергеевич, не мог иметь с Людмилой Кармановой каких-то деловых отношений? – спросил капитан Никитин.

Этот вопрос сильно удивил молодого пчеловода.

– Чтобы папа имел какие-то дела с Людмилой? – воскликнул он. – Вообще не представляю, о чем вы говорите!

– Видите ли, ваш отец до недавнего времени был единственным человеком в селе, у кого водились хоть какие-то деньги, – начал объяснять ситуацию Гуров. – И он мог, допустим, дать Людмиле деньги на хранение. Или, может быть, дать ей в долг… Вам что-то известно о таких сделках?

Артем решительно покачал головой.

– Не было у отца никаких отношений с Людмилой, – заявил он. – Я бы об этом знал. В последние десять лет перед смертью папа меня во все свои дела посвящал. Так вот он никогда даже имени Людмилы не произносил, понятно? И вообще, зачем бы ему потребовалось кому-то давать деньги? Мы и сами можем свои средства хранить.

Оперативники переглянулись. Ситуация выглядела совершенно ясной.

– Ладно, не будем больше отнимать у вас время, – сказал Гуров, поднимаясь.

Они вышли за ограду и сели в машину.

– Ну, и куда теперь? – спросил капитан. – Вернемся в город или еще кого-то здесь будем расспрашивать?

– Нет, здесь мы на данный момент все линии вроде отработали, – сказал сыщик. – Едем в Суходольск. Ведь что нам знахарь Говорунов сказал? Надо не забывать о своем теле и вовремя принимать пищу. Так что поехали в нашу пельменную. Пообедаем, а заодно обсудим дальнейшие направления работы.

Оперативники вернулись в город и остановили машину возле пельменной, которая успела им полюбиться. По уже заведенной традиции за едой они о делах не говорили. Только когда взялись за чай, Гуров сказал:

– Давай сделаем так, капитан. Ты возьмешь на себя поиски лозоходца Алексея Полторака и постараешься с ним связаться. Даже если он находится за пределами России, где-нибудь в странах Ближнего Востока можно провести переговоры по интернету. В конце концов, нам нужно у него выяснить всего одну вещь: давал он Людмиле Черкасовой деньги на хранение или не давал. А я сегодня сделаю пару запросов в Москву.

– А о чем, если не секрет? – спросил Никитин.

– Так, хочу проверить одну гипотезу, – уклончиво отвечал Гуров. – Если я получу полный ответ на эти запросы, это сильно приблизит нас к цели. А еще мне, возможно, придется на денек съездить в Нижний Новгород. Наверное, прямо завтра и отправлюсь.

– Ого, так у вас будет что-то вроде командировки внутри командировки! – заметил Никитин. – Я так понимаю, что у вас есть какая-то серьезная гипотеза. А почему вы не хотите ею со мной поделиться?

– Можно сказать, из суеверия, – признался Гуров. – Боюсь спугнуть удачу. Ну что, начали? Каждый займется своим, а потом сверим полученные результаты.

– Но, чтобы заниматься каждому своим, нам обоим нужно вернуться в Управление, ведь так? – сказал капитан.

– Пожалуй, да, – согласился Гуров. – Запросы в Главк можно сделать только оттуда, а тебе вести переговоры с помощью интернета тоже лучше с родного компьютера.

И оперативники дружно поехали в Управление. Никитин сел за рабочий компьютер и стал вводить запрос за запросом, стараясь установить местонахождение уроженца деревни Белогорье Алексея Полторака. А Гуров стал не спеша формулировать запрос, который он хотел направить в родной Главк. Это была непривычная для него работа – всего третий или четвертый раз в жизни сыщик составлял письмо, отвечать на которое предстояло российским посольствам в ряде других государств.

Задача капитана также касалась российского гражданина, работавшего за границей. Никитин быстро установил, что «специалист по поиску водных ресурсов» Алексей Полторак давно уехал из Калмыкии и теперь трудится то ли в Омане, то ли в Эмиратах, то ли в Саудовской Аравии. Никитин перебирал эти страны одну за другой и в конце концов обнаружил Полторака в Катаре. Теперь нужно было связаться с ним самим. Уже настала ночь, когда капитан Никитин получил ответ, что Алексей Полторак находится в сети и с ним можно пообщаться. Вопросы у капитана были давно сформулированы. Некоторое время ничего не происходило – как видно, «специалист по поиску» обдумывал ответы. А затем на экране монитора абзац за абзацем стал возникать текст. Правда, первый ответ скорее походил на вопрос.

«А почему вы спрашиваете о Людмиле Черкасовой? – писал Полторак. – С ней что-то случилось?»

Пришлось капитану отвечать, и он написал: «Да, с Людмилой произошла трагедия. Она сама, ее муж и дети были убиты. Мы ищем убийцу. Поэтому и просим вас ответить на ряд вопросов».

«Теперь я понял, – написал лозоходец. – Да, мы с Людой были знакомы, когда жили в Белогорье. Но о ее жизни в Копенах я ничего не знаю. Вряд ли я смогу вам помочь в расследовании».

«Я и хочу вас спросить о жизни Черкасовой в Белогорье, – снова писал Никитин. – Скажите, вы давали ей на хранение какие-то деньги?»

«Странный вопрос, – писал в ответ Полторак. – Во-первых, в те годы я мало зарабатывал, лишних денег у меня не было. И потом, с какой стати я стал бы давать эти деньги на хранение Людмиле? Разве она банкир?»

«То есть вы ей ничего не давали?» – уточнил капитан.

«Нет, ничего», – был дан короткий ответ.

«Может, вы знаете какого-то человека, который мог дать Черкасовой деньги или ценности на хранение?» – продолжал спрашивать Никитин.

«Нет, таких людей я не знаю», – был ответ.

Больше говорить было, в общем, не о чем. Никитин отключил связь и повернулся к Гурову, сидевшему за соседним столом.

– Могу сказать, что моя линия оказалась пустышкой, – сказал он. – Я разыскал Алексея Полторака аж в Катаре, но толку от этого не было никакого. Да, он знал Людмилу Черкасову, когда она жила в Белогорье, но денег ей не давал и не знает никого, кто мог бы дать ей такие деньги. А у вас как?

– У нас немного успешней, – отвечал сыщик, не поворачиваясь: все его внимание было приковано к экрану. – Я получил кое-какую информацию об одном человеке, живущем в Суходольске.

– И откуда вы ее получили? – продолжал спрашивать Никитин. – Может быть, тоже из Катара?

– Нет, из более далекого места, – отвечал Гуров. – Я получил свои сведения из Мексики.

– Вы шутите? – не поверил капитан.

Гуров покачал головой:

– Вовсе нет. Из далекой латиноамериканской страны мне сообщили массу интересных сведений о похождениях одного нашего земляка. Для получения полной картины нужно уточнить несколько деталей. Так что теперь мне потребуется съездить в короткую командировку.

– Неужели в Мексику? – восхитился Никитин.

– Нет, это будет слишком далеко для меня, – заявил Гуров, – и накладно для родного министерства. Да я же тебе еще в пельменной говорил, куда собираюсь, – в Нижний Новгород. Проверю там кое-какие сведения. Надеюсь обойтись одним днем, так что уже послезавтра вернусь в Суходольск. И на этом наше расследование закончится. Возьмем преступника тепленьким, подготовим уголовное дело – и я смогу вернуться домой, в Москву.

– Значит, вы уже знаете, кто совершил все эти убийства? – спросил капитан.

– Пока что не могу этого сказать, – отвечал сыщик. – Я только догадываюсь. Но поскольку этот человек относится в вашем городе к группе «уважаемых граждан», я пока что не буду делиться с тобой своими подозрениями. Вот вернусь из Нижнего, буду знать наверняка. И тогда уже все скажу.

– Может быть, хотя бы намекнете, о ком идет речь? – умолял Никитин. – Клянусь, я никому не скажу!

– А если ты никому не скажешь, какой смысл с тобой делиться моими подозрениями? – рассуждал Гуров. – Нет уж, капитан, подожди пару деньков – тогда все будешь знать!

Больше сыщик ничего не хотел говорить. Никитин еще некоторое время приставал к нему, но когда убедился, что Гуров твердо намерен молчать о своих подозрениях, обиделся и стал собираться домой. Уходя, он попросил Гурова выключить технику и закрыть кабинет; Гуров в ответ только молча кивнул.

Он остался сидеть за компьютером почти до полуночи. Ему нужно было узнать расписание поездов до Нижнего, заказать билет туда и обратно, потом присмотреть подходящее жилье… Хотя сыщик и сказал Никитину, что обойдется одним днем, сам он не был в этом уверен. Ведь ему предстояло проверить алиби одного очень влиятельного человека, а такая работа бывает очень нудной и долгой: приходится опрашивать множество людей, сличать время в их показаниях… Но без этого не получится двигаться дальше.

Наконец все было готово. Гуров записал в блокнот данные о билетах и гостинице, а затем выключил компьютер, запер кабинет и стал спускаться вниз. Здание Управления, днем всегда оживленное и шумное, сейчас поражало пустотой и тишиной. Нигде не было видно ни одного человека.

Внизу Гуров отдал ключ от кабинета дежурному и вышел на улицу. Снаружи было пасмурно и ветрено, моросил мелкий дождь. Ветер разгонял облака, затянувшие небо, и тогда среди туч показывалась половинка луны.

Сыщик отыскал на стоянке полицейскую «Весту», которую Управление выделило в его распоряжение, завел машину и выехал на улицу. Он размышлял о том, что, несмотря на позднее время, успеет выспаться – просто завтра надо будет встать немного позже, чем он привык. «Можно даже в восемь часов проснуться, – думал сыщик. – Ведь поезд только в 11:23 уходит».

Так он проехал центр города, за окном потянулись окраины. Здесь освещение работало лишь кое-где, на улицах было полутемно. Однако Гуров на зрение никогда не жаловался, поэтому сразу заметил, как возле одной машины, стоявшей на обочине, кто-то возится. Он снизил скорость, чтобы лучше разглядеть, что происходит. Как раз в этот момент человек, склонившийся над машиной, что-то нажал, капот автомобиля поднялся. Одновременно включилась противоугонная сигнализация, все огни на машине начали мигать – было ясно, что происходит ограбление. Скорее всего, злоумышленник собирался похитить аккумулятор – иначе зачем открывать капот?

Гуров поскорее припарковал свою «Весту» и быстрым шагом направился к грабителю. Когда до того оставалось несколько метров, он крикнул:

– Стой! Полиция!

Однако грабитель и не подумал выполнить команду сыщика. Вместо этого он обернулся, увидел подходящего Гурова – и пустился бежать в ближайший проулок, заставленный мусорными баками. Ясно было, что преследовать грабителя в такой тесноте на машине невозможно. Да и зачем машина? Гуров хорошо бегал, он был уверен, что сможет быстро настигнуть грабителя. А потому, не задумываясь, побежал за ним.

Впрочем, грабитель оказался шустрым малым – Гурову никак не удавалось его настичь. Они пробежали проулок до конца и выскочили на другую улицу. Она была освещена совсем плохо, а еще хуже было то, что с другой стороны виднелось множество гаражей. Сыщик знал, что гаражи – самое надежное место, чтобы уйти от слежки или от погони.

Вот и сейчас грабитель, не раздумывая, свернул в их сторону.

– Стой! – закричал сыщик. – Стрелять буду!

И действительно достал из кармана верный «макаров». Однако стрелять он, конечно, не собирался. Это было бы несолидно – палить по мелкому воришке, который ничего, кажется, не успел украсть, и к тому же не оказывал сопротивления, а просто убегал. Сыщик допускал, что в крайнем случае выстрелит бегущему по ногам.

Грабитель нырнул в щель между гаражами, Гуров кинулся за ним. Несмотря на плохое освещение, сыщик различил за гаражами кусты. Ясно было, что если грабитель, хорошо знающий эти места, нырнет в кусты, настигнуть его не удастся. Тогда сыщик сделал то, к чему готовился: прицелился и выстрелил бегущему по ногам. Но не попал – пуля скользнула по стенке гаража.

Как правило, после первого выстрела начинающие воришки сразу сдавались. Однако этот оказался нетипичным. Выстрел его явно напугал – грабитель подпрыгнул, стукнулся о стенку гаража, но сдаваться не собирался. Вместо этого он припустил еще сильнее. Гуров кинулся за ним, но у последнего гаража что-то его остановило. Возникло какое-то нехорошее предчувствие. «А ведь он меня вроде как заманивает! – внезапно мелькнула мысль в голове сыщика. – Поэтому и не остановился после стрельбы! Он должен привести меня туда, где будет ждать засада. И все это – ограбление машины, погоня – не более чем имитация. Да, похоже на то…»

Это предчувствие заставило Гурова сменить тактику. Вместо того чтобы бежать вперед, в кусты, он подпрыгнул, вцепился в выступ на одном из гаражей – и закинул тело на крышу. Согнувшись, перебежал по крышам гаражей до того места, где они заканчивались, здесь низко присел, почти лег, и заглянул вперед, в сторону кустов.

Сверху было хорошо видно, что полоса кустов тянется совсем недалеко – метров на двадцать, не больше. А дальше высится высокий бетонный забор, вероятно ограждающий территорию какого-то предприятия. Беглецу здесь прятаться было, в общем, негде, а значит, взять его не составляло особого труда. Надо было прыгать вниз, нырять в кусты и вытаскивать оттуда неудачливого грабителя.

Действия были простые, очевидные, но Гуров почему-то медлил. А потом совершил маневр – приподнялся, делая вид, что сейчас спрыгнет вниз, и снова нагнулся, чтобы прижаться к крыше гаража.

Это его и спасло. Потому что в момент, когда сыщик приподнялся, снизу сверкнуло пламя и раздался негромкий хлопок, как от мелкокалиберной винтовки. Но стреляли из другого оружия – и сыщик это сразу почувствовал на себе. Пуля, которая должна была разнести ему голову, ударила в правое плечо, отбросила Гурова назад, на крышу. Он едва успел перебросить пистолет в левую руку, выставить ее вниз и одну за другой послать в кусты три пули.

Он чувствовал, как из раны потоком идет кровь. «Эдак я тут сознание потеряю, – промелькнуло в голове у оперативника. – Хорошо, что я на крыше. А то убийца быстро бы ко мне подобрался. И добил. Но он еще может успеть. Надо позвонить, позвать на помощь…»

Он, продолжая действовать левой рукой, залез в карман и достал телефон. Искать нужный номер у него уже сил не было. Тут он вспомнил, что последним, кому он звонил сегодня, был капитан Никитин. Гуров нажал кнопку последнего вызова и, когда аппарат ожил, услышал сонный голос капитана. Полковник успел произнести:

– Я ранен, капитан. Лежу на крыше гаража возле какого-то завода. Найди машину – я где-то рядом. Поспеши, капитан…

Никитин в ответ что-то сказал, но что – Гуров уже не слышал. Он проваливался в беспамятство и надеялся только на то, что Никитин поспеет сюда, на крышу гаража, быстрее, чем убийца…

…Сознание возвращалось медленно. Вначале пришло чувство боли в руке. Затем Гуров различил вокруг себя свет. «Откуда он – из окна или от электрической лампы? И где я вообще нахожусь?» Сыщик сделал усилие – и открыл глаза.

Оказалось, что он лежит в комнате, очень похожей на больничную палату. Свет шел из окна, расположенного сбоку от кровати. Гуров повернулся, пытаясь лучше осмотреть помещение, в котором оказался, и неловко оперся о правую руку. Тут же тело пронзила резкая боль, и оперативник застонал. Тут же дверь палаты открылась и в палату заглянула сестра в белом халате.

– Вы очнулись? – воскликнула она. – Это замечательно! Сейчас пойду позову Аркадия Юрьевича.

И она скрылась, но только затем, чтобы спустя несколько минут вернуться с солидным человеком средних лет, в очках, со стетоскопом на груди. Без сомнения, это был врач.

– Ага, вот мы и очнулись! – бодро воскликнул он. – Это замечательно! После операции вы могли пролежать без сознания еще сутки… Давайте знакомиться: я ваш лечащий врач, Асташкин Аркадий Юрьевич.

– Очень рад знакомству, Аркадий Юрьевич, – отвечал Гуров. – Скажите, а сколько времени прошло с того момента, как меня к вам доставили?

– Вас привезли позавчера ночью. Получается, около полутора суток.

– И что, мне делали операцию?

– А как же? Без нее я бы не смог извлечь пулю, которая застряла у вас в плече. Да, была операция, и довольно сложная…

– А где пуля, которую из меня достали? – воскликнул Гуров.

В волнении он даже попытался встать, но снова сморщился от боли и был вынужден опуститься на кровать.

– Вы реагируете в точности как ваш коллега капитан Никитин, – заявил доктор Асташкин. – Он тоже вначале спросил, как вы себя чувствуете после операции, а потом – где пуля.

– И что вы ответили капитану Никитину? – спросил Гуров, усмехнувшись.

Доктор пожал плечами.

– А что я мог ему ответить? – сказал он. – Я ведь не первый день имею дело с ранеными полицейскими или жертвами бандитских нападений. И всегда у меня спрашивают: «А где пуля, излеченная из раненого?» Я знаю, что подобные предметы называются «вещественные доказательства» и их надлежит бережно хранить. Вот и вашу пулю я сохранил, не сомневайтесь.

– И где же она теперь? – продолжал допрашивать врача Гуров.

– Разумеется, у капитана Никитина, – отвечал эскулап. – Он ее сразу забрал. Сказал, что… Да вот и он сам. Можете у него все спросить.

Действительно, в этот момент в палату вошел капитан. В руках он держал пакет, из которого торчала большая гроздь бананов. Лицо капитана выражало озабоченность, даже тревогу.

– Лев Иванович, вы очнулись! – воскликнул Никитин, и его лицо озарилось радостью. – Меня уже и генерал Кашкин спрашивал, что с вами, и другие офицеры интересовались. Как вы себя чувствуете?

– Как свежий овощ на грядке, – отвечал Гуров. – Бодр, весел и готов к действиям. Вот сейчас доктора меня еще немного подлатают и, надеюсь, выпишут.

На эти слова сразу отреагировал доктор Асташкин.

– О выписке в ближайшие дни не может быть и речи, – заявил он. – Вам надо восстанавливаться как минимум неделю. Ведь пуля не просто застряла у вас в плече – она вошла в кость, пришлось ее оттуда извлекать. Так что вы у нас еще побудете.

– Вот как? – озадаченно спросил сыщик. – Это меняет дело. В таком случае, доктор, вынужден вас просить оставить нас с капитаном наедине. Нам нужно срочно провести совещание.

Доктор пожал плечами, сказал:

– Хорошо. Но не задерживайтесь. Мне необходимо вас осмотреть и назначить курс лечения.

Врач с сестрой вышли.

– Садись вот сюда, ближе к кровати, капитан, – сказал Гуров. – Доставай блокнот и готовься записать мои указания. Потому что теперь на тебя ложится вся тяжесть дальнейшего расследования.

– Хорошо, Лев Иванович, я сейчас все запишу, – отозвался Никитин. – Но вы сначала хоть немного расскажите о том, что произошло позавчера. Как вы оказались на крыше этого гаража? С кем вели перестрелку?

– Хорошо, давай я сначала тебе все расскажу, – сказал сыщик. – Это напрямую связано с нашим расследованием. Значит, слушай: на крыше того гаража я оказался потому, что попал в засаду. А попал я в нее, потому что наш противник оказался еще хитрее и опаснее, чем я думал. Мне устроили элементарную подставу, мнимое ограбление машины. А затем так называемый грабитель привел меня в место, где ждал убийца. Хорошо, что я догадался залезть на крышу гаража, – иначе он бы не промахнулся.

– Значит, в вас стрелял тот человек, которого мы ищем? – спросил Никитин. – Тот, кто убил Кармановых, а затем Крапивина и Дружкова?

– Да, я уверен, что это он, – кивнул Гуров. – Видимо, каким-то образом убийца узнал, что я иду по его следу, и решил сработать на опережение – устранить опасного сыщика, то есть меня. Конечно, нужно окончательно убедиться в том, что это тот же самый убийца. Для этого нужно отдать на экспертизу пулю, которую доктор извлек из моего плеча, и сравнить ее с пулями, которые мы нашли на местах предыдущих убийств.

– А это уже сделано, Лев Иванович! – воскликнул Никитин. – Я еще вчера отдал пулю нашим экспертам и сегодня утром получил их заключение. Это пуля, выпущенная из пистолета «Люггер» с глушителем. Но вы еще не назвали мне имя убийцы. Если вы догадались, кто убил людей в селе Большие Копены, значит, вы знаете и того, кто вчера в вас стрелял. Кто это?

– Сейчас скажу, – пообещал Гуров. – Но сначала запиши задание. Я ведь тебе говорил, что собирался ехать в Нижний Новгород? Вот, теперь из-за этой пули я туда долго не смогу поехать. Между тем побывать в Нижнем совершенно необходимо. Значит, ехать придется тебе. Вчерашний билет уже пропал, а завтрашний можно переделать на послезавтра. Да, и вот тебе адрес гостиницы, где я думал остановиться. А чуть позже я тебе продиктую фамилии людей, с которыми нужно будет в Нижнем повидаться.

– Хорошо, я поеду, – пообещал Никитин.

– Тебе надо будет встретиться с руководителями тамошнего отделения Союза предпринимателей, – инструктировал его сыщик. – В день, когда были убиты Кармановы, они проводили какую-то конференцию. Надо установить – причем твердо установить, с именами свидетелей, – присутствовал ли на этой конференции гражданин Заикин Игорь Петрович.

– Так вот оно что! – воскликнул капитан, да так громко, что тут же испугался – не слышал ли кто в коридоре. – Значит, это Заикин?!

– Я не говорю, что это он все убийства совершал, – ответил сыщик. – Пока я его только подозреваю. А для того, чтобы мои подозрения превратились в уверенность, тебе нужно съездить в Нижний. И «пробить» еще одну дату – 24 августа. В этот день, как ты помнишь, был убит Крапивин. И на эту дату у Заикина также имеется алиби – он якобы снова ездил в Нижний, чтобы встретиться с бизнесменом Олегом Федоровым. Это утверждение тоже требует проверки. А еще я через Главк сделал запрос о пребывании гражданина Заикина в США. Теперь будем ждать ответ. А пока надо за Заикиным установить наблюдение. Если это действительно он в меня стрелял, то он, стало быть, боится, что мы к нему близко подобрались. И может скрыться за границу. Надо установить за ним наблюдение и, если он попробует сбежать, тут же связаться с руководством Главка. А там уже лежит указание пограничникам, что этого гражданина при пересечении границы необходимо задержать. Ты все успел записать, капитан?

– Да, все ваши поручения записал, Лев Иванович, – ответил Никитин. – Все будет исполнено, я вам обещаю!

– Да уж постарайся, капитан, – попросил Гуров. – Теперь все от тебя зависит. Я, как видишь, временно выбыл из строя. На тебя вся надежда!

– Постараюсь не подвести вас, Лев Иванович, – торжественно пообещал Никитин. – А вы поправляйтесь, набирайтесь сил. Фрукты вон ешьте. Я ведь заранее с доктором посоветовался, узнал, что вам купить. Здесь в пакете все полезное, все по его рекомендации, ничего вредного нет.

– Ладно уж, иди! – сказал ему Гуров. – Для меня самым полезным станет твой доклад из Нижнего.

Выйдя из больницы, капитан сел за руль машины и поспешил в Управление, где направился прямиком к генералу Кашкину.

– Я только приехал из больницы, где лежит Лев Иванович Гуров, – торжественно объявил Никитин Алевтине Георгиевне, секретарше генерала. – И мне нужно передать Виктору Игнатьевичу поручения полковника.

После такого представления долго ждать Никитину не пришлось. Хотя у генерала Кашкина проходило совещание, он прервал его, вышел из кабинета, прошел с капитаном в пустой кабинет своего заместителя и там сказал:

– Ну, давай, капитан, выкладывай, что тебе поручил Гуров. Хотя нет, подожди: скажи сначала, как дела у Льва Ивановича? Рана опасная?

– Как мне сказали врачи, рана неприятная – пуля застряла в кости предплечья, пришлось ее извлекать, – начал рассказывать Никитин. – Доктора опасаются воспаления, поэтому собираются продержать полковника в больнице еще неделю. Но непосредственной опасности для жизни нет. А теперь, если разрешите, я расскажу о поручениях, которые мне дал Лев Иванович.

– Хорошо, теперь можно поговорить и о поручениях, – кивнул Кашкин. – Хотя для меня вся эта история с покушением – вещь крайне неприятная. Нам прислали лучшего сыщика Главка, а мы не смогли его уберечь, допустили, что бандиты устроили на полковника настоящую охоту… Ну ладно, хватит об этом. Рассказывай, что тебе поручил Гуров.

– В целом все его поручения можно свести к одному: у него появился главный подозреваемый. Гуров поручает проверить показания этого человека и установить, есть у него алиби на дни убийств, – отвечал Никитин.

– И кто же этот злодей, которого наконец обнаружил Лев Иванович? – спросил генерал.

– Это человек, хорошо нам известный, – отвечал капитан. – Его зовут Игорь Петрович Заикин.

– Что?! – в изумлении воскликнул генерал Кашкин. – Убийца – Заикин? Но этого не может быть! Игорь Петрович – уважаемый человек! С какой стати он будет убивать жителей какого-то села? Да он и не был там никогда, наверное!

– Вот тут вы сильно ошибаетесь, Виктор Игнатьевич, – заметил капитан. – То, что Заикин был в Копенах, это я точно знаю. В общем, Гуров узнал много новостей и пришел к выводу, что наш главный подозреваемый – Заикин. Теперь нам необходимо установить за ним наблюдение и не дать скрыться за границу. А еще Гуров поручил мне съездить в Нижний Новгород, чтобы проверить алиби Заикина. Поэтому, собственно, я к вам и обращаюсь. Мне нужна командировка и нужно, чтобы вы создали группу, которая установит наблюдение за Заикиным.

Генерал выглядел растерянным, однако быстро пришел в себя и ответил:

– Да, конечно, я сейчас скажу Алевтине Георгиевне, чтобы выписала тебе командировку в Нижний. И распоряжение о создании группы наблюдения дам, как только закончится совещание. Оно, кстати, как раз по вашему делу – о распространении наркотиков через спортивный центр «Прыжок» и систему оптовых складов на Заозерском тракте. Тут вы хорошо покопали… Может быть, и сведения о Заикине окажутся правдой…

Получив командировку, Никитин позвонил на вокзал, чтобы узнать расписание. Выяснилось, что ближайший поезд на Нижний отправляется уже через два часа. Капитан заказал себе билет и поехал собирать вещи.

Спустя два часа он уже сидел в купе и изучал записи, которые сделал под диктовку Гурова. Из них следовало, что прежде всего ему необходимо связаться с секретарем нижегородского Союза предпринимателей Елизаветой Борисовной Корнеевой. Именно она являлась организатором конференции, на которую должен был 21 августа приехать Игорь Заикин. «Хотя вряд ли эта самая Елизавета Борисовна сможет подтвердить мне алиби Заикина, – размышлял капитан. – Но она может свести меня с людьми, которые занимались организацией пребывания гостей в городе. Вот эти «рабочие лошадки» и станут моими главными свидетелями».

Капитан оказался прав. Когда он приехал в офис Союза предпринимателей, секретарь Елизавета Корнеева очень удивилась его вопросам.

– Как я могу помнить каждого участника конференции, которая проходила месяц назад? – с негодованием воскликнула она. – Ведь у нас такие мероприятия проходят почти постоянно!

– Значит, вы должны дать мне имена людей, которые непосредственно контактировали с участниками конференции, – твердо заявил Никитин. – Я ведь не из праздного любопытства эти вопросы задаю. Я расследую дело о массовом, – сделал акцент Никитин, – убийстве. Так что напрягите память, поднимите бумаги и быстро дайте мне контакты нужных людей.

Указание на дело об убийстве подействовало нужным образом, и капитан получил все необходимые имена и телефоны. Вскоре он беседовал с милой девушкой Катей Башмаковой, которая в дни конференции занималась регистрацией и расселением участников.

– Сейчас я все посмотрю, – пообещала девушка, включая офисный компьютер. – Вот я открываю страницу конференции… Ага, вот и список зарегистрированных участников… Как, вы говорите, фамилия этого человека? Заикин? Да, был такой участник. Приехал вечером 20 августа, я его поселила в гостинице «Излучина». Выехал оттуда… Так, сейчас посмотрю… Выехал 22 августа после 14:00.

– Вы помните его в лицо? – спросил Никитин.

– Вряд ли… – Катя с сомнением покачала головой. – На конференции было 48 участников, я запомнила только самых известных: Крупенина, Маркушева, Женю Измайлову…

– И все же взгляните на эту фотографию, – предложил капитан, протягивая девушке фото Заикина. – Может быть, вспомните?

– А, да, я видела этого человека, – внезапно произнесла Катя. – У него лицо такое характерное, выразительное. И еще я помню, что он все время улыбался. Да, этот человек точно был на нашей конференции.

– Он на ней выступал?

– На пленарных точно нет – я бы запомнила.

– А у вас были другие?

– Да, конечно! Были заседания по секциям. Этот ваш Заикин записался в… сейчас посмотрю… да, он работал в секции «Хозяин и работник: как строить отношения с персоналом».

– А кто отвечал за эту секцию? С кем можно поговорить?

– В этой была… нет, там у нас был молодой человек… Андрей Молчунов из движения «Шире круг». Вам, наверное, потребуется его телефон… Вот, пожалуйста…

Катя Башмакова положила перед капитаном бумажку с номером телефона.

– А еще мне нужно будет поговорить с сотрудниками гостиницы, в которой жил Заикин, – сказал Никитин. – Как вы ее назвали – «Излучина»? Как мне проехать к гостинице?

Добравшись до места на такси, капитан побеседовал сначала с директором, затем с ночным портье, который работал с 20 на 21 августа. Звали его Юрий Алексеевич Максимов. Увидев фотографию Заикина, портье уверенно заявил, что видел этого человека.

– Да, он у нас останавливался, – сказал Максимов. – Я его несколько раз видел. Помню, что он вошел в гостиницу вечером 20-го в компании какой-то девушки. Кажется, они возвращались из ресторана. Девушка ушла после полуночи. А этот постоялец вышел утром 21-го. И больше я его не видел, да и не мог – сменился.

– В каком номере жил этот постоялец? – спросил Никитин.

– Сейчас взгляну… Так, вот: он жил в 312-м номере, на третьем этаже.

– Мне нужно поговорить с кем-то, кто убирал этот номер и видел жильцов третьего этажа. У вас есть старшие по этажам?

– Нет, только уборщицы. Сейчас я посмотрю, кто обслуживал третий этаж… Какое число вас интересует?

– Двадцать первое августа.

– Кто обслуживал 21 августа… Так, это была Татьяна Антонова. Сейчас вы не сможете с ней поговорить – она только что сдала смену. Вообще-то до завтрашнего утра ее не должно здесь быть, но у нас нехватка работников, поэтому Татьяна должна выйти уже сегодня вечером. После восьми часов ее можно будет увидеть.

Никитин взглянул на часы. Шел двенадцатый час дня.

– Хорошо, – сказал он портье. – Я обязательно вернусь к восьми часам вечера.

После этого он отошел от Максимову, достал телефон и позвонил Андрею Молчунову, модератору секции, на которой выступал Игорь Заикин. Некоторое время ушло на то, чтобы представиться и объяснить молодому человеку, почему полиция спустя месяц интересуется одним из участников конференции. Но даже после всех объяснений было заметно, что молодой человек не считает вопрос капитана Никитина слишком серьезным, чтобы напрягать память и вспоминать, был или не был Игорь Заикин на заседании секции. В конце концов капитан потерял терпение, стребовал с Молчунова адрес их организации, после чего взял такси и поехал по этому адресу.

Здание, в котором располагался офис «Шире круг», капитан нашел без труда. А вот саму организацию пришлось поискать: в огромном здании теснилось, наверное, около сотни таких офисов. Наконец Никитин открыл нужную дверь и обнаружил Андрея Молчунова. Нельзя сказать, чтобы молодой человек обрадовался встрече с капитаном полиции, но у Никитина и не было цели радовать своих собеседников.

Теперь, когда в разговоре с глазу на глаз прозвучало слово «убийство», Молчунов понял, что дело серьезное. Он перестал относиться к капитану как к досадной помехе, от которой надо быстрее избавиться, и стал отвечать на вопросы по существу.

– Скажите мне точно: Заикин принимал участие в работе вашей секции? – спросил Никитин.

– Да, он был у нас, это точно, – ответил Молчунов, еще раз бросив взгляд на фото Заикина. – Да, я его видел на заседании секции.

– Когда именно вы его видели? Укажите точное время.

– Когда? Да 21 августа и видел. И точное время могу указать: это было в 14:00, сразу после обеда. До обеда было пленарное заседание, а после – секции, там все и работали до самого вечера.

– До самого вечера – это до скольких?

– До 18:00. В шесть мы закончили.

– Вообще конференция на этом закончилась?

– Нет, конечно. С утра она продолжилась. Только теперь в обратном порядке: до обеда мы работали по секциям, а в 15:00 прошло финальное заседание в конференц-зале. Потом был торжественный ужин, и участники разъехались по домам.

– А теперь скажите мне точно, как под присягой: когда именно на заседаниях вы видели Игоря Заикина?

– Я же вам сказал: 21-го в 14:00, на первом заседании секции.

– Он на нем выступал?

– С докладом не выступал, но сделал короткое сообщение с места. Очень эмоциональное было выступление, как сейчас помню.

– А потом? Так и работали до шести вечера?

– Нет, конечно. Мы работали до четырех, потом сделали перерыв на кофе. И вторая часть работы – мозговой штурм до шести вечера.

– Теперь скажите мне: Игорь Заикин в нем участвовал или нет?

На этот вопрос Андрей Молчунов не смог ответить сразу. Он сидел, глядя в одну точку, и напряженно вспоминал. Потом медленно покачал головой:

– Знаете, я не могу сказать, что видел его после обеда… Но и не могу утверждать, что его не было…

– Но у вас наверняка были какие-то помощники? – подсказал ему Никитин. – Может быть, кто-то из них помнит?

– Да, были двое: Виталий Николаевич Павлов и Борис Сергеевич Орлов, – отвечал Молчунов. – Это опытные социологи, преподаватели из университета. Мы их всегда привлекаем для проведения таких мероприятий. Сейчас я с ними свяжусь…

Один из социологов, Орлов, сразу уверенно заявил, что Заикина во время мозгового штурма не было. Дескать, он хорошо запомнил бизнесмена на первом заседании и надеялся, что тот войдет в состав его команды. Но был разочарован, не увидев этого человека после перерыва.

Второй руководитель команды, Виталий Павлов, сказал, что не может дать ответ, пока не увидит хотя бы его фотографию Заикина. Пришлось Никитину ехать на другой конец города, чтобы самолично побеседовать с Павловым. Взглянув на фотографию Игоря Заикина, преподаватель ответил, что этого человека в его команде не было.

Получалось, что предприниматель Игорь Заикин действительно прибыл 20 августа в Нижний Новгород, зарегистрировался как участник конференции и поселился в гостинице. На следующее утро он явился в зал заседаний, пробыл там до обеда, поучаствовал в работе одной из секций и даже произнес яркое выступление. Но после двух часов дня исчез – его на конференции не видели.

Однако эти данные Никитина не удовлетворили. Он решил поговорить также с рядовыми участниками той конференции, проживавшими в Нижнем Новгороде. Так он встретился с владельцем строительной кампании «Проект» Виталием Ермолаевым, затем с «королем мороженого» Денисом Говоруновым и владельцем сети супермаркетов Петром Самохваловым. Все эти люди говорили, в сущности, одно и то же: Игорь Заикин в тот день, 21 августа, с утра был на конференции, а после обеда исчез. Они хорошо помнили, как он выступал на утреннем заседании секции, какие оплеухи отвешивал местной власти и ее жадности. Но после обеда этого человека уже не было видно.

Теперь капитану оставалось только повидаться с работницей гостиницы «Излучина» Татьяной Антоновой. Но она выходила на работу только после восьми часов, а сейчас было всего три. Тут капитан вспомнил, что он еще не обедал, да и позавтракать толком не успел, поскольку прибыл в Нижний рано утром. Никитин добрался до первого подходящего кафе и заказал себе обед то ли из четырех, то ли из пяти блюд. «А то неизвестно, удастся ли сегодня поужинать, – подумал капитан. – Лучше поесть про запас».

Поглощая столь обильный обед, капитан вспомнил, что Гуров давал ему еще одно поручение – поговорить с предпринимателем Федоровым, к которому Заикин якобы приезжал 24 августа. Не теряя времени, Никитин достал телефон и позвонил бизнесмену.

Федоров долго не брал трубку, а когда ответил – не сдерживал раздражения. По тону было понятно, что у предпринимателя крайне мало времени и лишний звонок ему очень мешает.

– Да! – отрывисто сказал Федоров. – Кто?

Никитину снова пришлось объяснять, кто он такой и что ему нужно. Впрочем, такие представления были частью его работы, он к ним привык и воспринимал их без раздражения.

Когда Олег Федоров понял, кто его беспокоит и по какому поводу, он был очень удивлен.

– Да, я помню человека по фамилии Заикин, – сказал он. – Очень энергичный господин с необычной биографией… Но я решительно не помню, чтобы договаривался с ним о делах, тем более о том, чтобы приглашал к себе в Нижний. Сейчас я еще гляну в свой ежедневник, проверю, может быть, я что-то забыл, но… Вот, листаю ежедневник, нахожу дату 24 августа… Нет здесь никакого Заикина! Я с ним не встречался ни 24-го, ни 25-го, ни в какой другой день!

– Поскольку Игорь Заикин ссылается на вас как на свидетеля, вы должны быть готовы при необходимости выступить в суде и повторить ваши показания, – сказал Никитин. – Вы к этому готовы?

– Конечно, – отвечал предприниматель. – Охотно скажу свое слово, чтобы разоблачить этого господина. Надо же до такого додуматься – сказать, что я его пригласил для переговоров! Прикрыться моим именем, как щитом! И пусть я потеряю время, когда буду выступать в этом суде, – дело того стоит!

Затем капитан обзвонил всех людей, с которыми встречался, и у них тоже спросил, готовы ли они повторить свои показания в суде. Особенно его интересовали показания социологов и предпринимателей, которые уверенно заявили, что на мероприятиях, проходивших после обеда, Заикина не было.

За этими обзвонами время пролетело незаметно. Уже можно было возвращаться в гостиницу, чтобы побеседовать с горничной. Капитан застал ее за работой. Когда Никитин показал ей фотографию Игоря Заикина, девушка уверенно кивнула:

– Да, был такой, – сказала она. – Приметный мужчина, такого сразу запомнишь. Высокий, веселый, все шутками сыпал, улыбался. Какого числа это было, не скажу – у меня память дырявая, и я не управляющий, учет постояльцев не веду. Но то, что этот у нас бывал, точно могу сказать.

– Он с утра был или вечером? – спросил Никитин.

– Точно могу сказать: этот мужчинка был у меня на этаже с утра. Зашел в номер, сказал, что все ему тут нравится, ночевать будет хорошо…

– Так он здесь и ночевал? – с удивлением спросил Никитин, с волнением ожидая ответа горничной. Ведь если Заикин действительно ночевал в гостинице, значит, в ночь убийства он оставался в Нижнем Новгороде и его алиби следовало считать действительным.

– Я, конечно, к нему ночью не заглядывала, – отвечала Таня Антонова, – но только номером никто не пользовался.

– Это почему же?

– Потому что белье на постели не смято – не спали. И ванной никто не пользовался, и туалетом. У меня на эти вещи глаз наметанный. А этот мужчина – как его, Игорь Заикин? – этот Игорь больше в номер не заходил. Вот как утром зашел в него вместе со мной, сказал, что ему тут все нравится, – так его больше здесь и не было.

– Вы в этом совершенно уверены? – спросил Никитин, испытывая невероятное облегчение. – Сможете эти слова на суде повторить?

– На суде? Зачем же на суде? – встревожилась Таня Антонова. – Я ничего такого не сказала, чтобы меня судить!

– Да не вас! – терпеливо объяснил ей Никитин. – Этого вашего постояльца должны судить. Причем за убийство. Вы сможете уверенно показать, что ночью с 21 на 22 августа его в гостинице не было?

– Ну я же вам говорю, что даты я не помню, в датах путаюсь, – отвечала горничная. – Но ведь число у портье записано, верно? Я могу сказать, что в этот день, который у нас записан, этот ваш Заикин с утра в гостинице был и в номер заселился. Но ночевать не ночевал, за это я ручаюсь.

– Вот и отлично, – сказал капитан. – Больше мне ничего не нужно. Теперь я с чистой совестью могу ехать на вокзал, а потом домой, в Суходольск.

– Зачем же вам так рано на вокзал? – удивилась горничная. – Поезд на Суходольск только в час ночи уходит. Можете снять у нас номер, часа три поспать…

– Нет уж, я эти три часа, пожалуй, на вокзале посижу, – отвечал Никитин.

Горничная Таня не обманула – поезд до Суходольска действительно прибыл на вокзал Нижнего Новгорода в половине первого, а отбыл в час ночи. Таким образом, у капитана Никитина было достаточно времени, чтобы обдумать результаты поездки. Сидя в зале ожидания, он просматривал записи в блокноте и вновь поражался прозорливости полковника Гурова.

«Выходит, Лев Иванович все правильно сказал, – размышлял капитан. – Оба алиби Заикина – липовые. Да, он был на конференции и даже выступить на ней успел. И в гостиницу заселился, и за номер заплатил, денег не пожалел. Только после двух часов дня никто его здесь не видел. Совершенно ясно, что он сел в машину и поехал в Большие Копены. От Нижнего до Суходольска на машине можно доехать за шесть часов, да еще час надо набросить на дорогу до села. Значит, выехав отсюда в два, Заикин уже к десяти-одиннадцати мог добраться до Копен. Где находится изба Кармановых, он уже знал – дядя Миша его там видел и раньше. И вот, не теряя времени, предприниматель убил целую семью, а затем вернулся в город и сделал вид, что только приехал с конференции. Ну а 24-го он просто воспользовался уже имеющейся легендой. Не знаю, как обстоят дела с третьим преступлением, но на первые два у Заикина алиби точно нет».

Капитан имел все основания гордиться проделанной работой. С этим чувством он приехал в Суходольск и явился в больницу к Гурову.

Сыщик выглядел лучше, чем накануне. Капитан сразу заметил, что теперь у Гурова правая рука висит на перевязи. Он только открыл рот, чтобы спросить коллегу о самочувствии, но Гуров опередил его.

– Ну, расскажи, как дела! – потребовал он. – Что ты узнал в Нижнем? Проверил алиби Заикина?

– Конечно, проверил, Лев Иванович! – заверил его Никитин. – И знаете, что я вам скажу? Вы были правы: нет у него никакого алиби! Все выдумка!

И капитан стал подробно рассказывать о своей поездке, о встречах на берегах Волги и Оки. Когда он дошел до показаний модераторов Павлова и Орлова, дружно заявивших, что после обеда Игорь Заикин исчез с конференции, Гуров не выдержал. Он вскочил с кровати, чуть ли не подпрыгнул и воскликнул:

– Вот! Так и есть! Он сумел всех обмануть! Все были уверены, что он в Нижнем, а он в это время был здесь. А что в гостинице сказали? И что насчет 24 августа?

Когда Никитин передал свой разговор с горничной Антоновой и предпринимателем Федоровым, сыщик снова обрадовался, но уже не так бурно, как в первый раз. Теперь он был абсолютно уверен в правильности своей гипотезы, которая теперь превратилась рабочую версию – основу уголовного дела.

– Значит, смотри, капитан, что надо сделать, – сказал Гуров, когда Никитин закончил свой рассказ. – Мне нужно связаться с друзьями в Москве: я попросил их проверить слова Заикина о том, что он был 27 августа в столице. Это первое. Затем я должен получить ответ из МИДа насчет его пребывании в Америке. Предполагаю, тут тоже имеется куча вранья. Мне почему-то кажется, что наш герой не покупал отели во Флориде, не вкладывал там деньги, а свой замечательный загар приобрел в другом месте. Но все это – только часть того пазла, который нам предстоит полностью сложить. Ведь у нас пока что нет ответа на самый главный вопрос. Догадываешься какой?

– Какова связь между тремя убийствами? – предположил Никитин. – Зачем потребовалось убивать не только Кармановых, но еще и Крапивина, а потом и Дружкова?

– Да, конечно, это очень важно, – согласился Гуров. – Но я имел в виду другой вопрос – о том, с чего все началось. Из-за чего убили семью Кармановых? Мы пока нашли доказательства того, что Игорь Заикин мог совершить это преступление. Мы знаем, что он придумал ложное алиби, специально ездил в Нижний Новгород, чтобы доказать, что в ночь убийства он якобы не находился в Суходольске. Это очень подозрительное поведение, оно указывает на его вину. Но мы по-прежнему не можем объяснить, зачем Заикин пошел на это убийство. Вот он, самый главный вопрос.

– И как же вы хотите найти на него ответ? – спросил Никитин. – Думаете, в этом нам помогут ответы МИДа?

– Нет, я так не думаю, – покачал головой сыщик. – Нам не поможет ни МИД, ни мой родной Главк. Это какая-то мрачная тайна, и разгадка ее здесь, в Суходольске, а еще точнее – в Больших Копенах.

– То есть опять надо ехать в эти Копены? – возмутился капитан. – Да сколько можно? Мы там уже чуть ли не каждого жителя опросили, с каждой дворовой собакой познакомились. Что вы там еще надеетесь узнать?

– Я должен разгадать тайну семьи Кармановых, – твердо произнес Гуров. – Если бы существовал способ вызывать с того света умерших, я бы вызвал дух Людмилы Черкасовой. Думаю, она знала эту тайну. Но такому в Школе милиции нас не учили. Правда, я не думаю, что хотя бы краешка этой тайны не осталось в нашем мире. Возможно, какая-то из родственниц или подруг Людмилы что-то слышала, но не придала этому значения – и забыла. Но если ее расспросить подробно – может быть, вспомнит.

– Значит, опять ехать в Копены, – со вздохом заключил Никитин. – Я вас понял, Лев Иванович. Хорошо, прямо сегодня и поеду. Вот только домой загляну, с женой повидаюсь.

– Почему же ты один собираешься ехать? – удивился сыщик. – В одиночку ты с этой задачей не справишься. Это тебе не организаторов конференции по бизнесу расспрашивать. Тут ничего определенного, ничего ясного, никаких инструкций, которые надо просто выполнить. Мне надо с тобой ехать.

– Как же вы поедете, если вас врачи не выпускают? – удивился капитан. – Я же помню, что доктор Асташкин сказал. Вон у вас и рука на перевязи, ее беспокоить нельзя…

– А мы и не будем руку беспокоить, – отвечал Гуров. – Машину ты поведешь. И лекарства, которые доктор прописал, я буду принимать. Я же себе не враг! А что касается того, что меня отсюда не выпускают, так на это свои приемы есть. Ведь гулять мне уже разрешают – я этого как раз вчера добился, сказал доктору, что мне необходим свежий воздух. Через полчаса настанет время, когда разрешены прогулки, и мы с тобой сходим пройдемся вокруг больницы. А потом продолжим прогулку, но уже в селе Большие Копены.

– Я понимаю, – пробормотал Никитин, – что так нужно для дела. Но все же как-то нехорошо по отношению к врачам…

– Я тоже понимаю, что это нехорошо, – отвечал Гуров. – Но интересы дела важнее. Пока убийца шести человек разгуливает на свободе, я не могу прохлаждаться в больнице и говорить, что соблюдаю правила. Поэтому… Ага, мне на телефон сообщение пришло. Может, это то самое, что я жду?

Прочтя сообщение, сыщик заметно обрадовался.

– Пишут, что пришел ответ на мой запрос относительно пребывания Заикина в Америке, – объяснил он капитану. – Ответ прислали на твой компьютер в Управлении. Так что нам нужно будет заглянуть туда, почитать, что пишут из МИДа. Ну, вот и настало время прогулок. Пошли, капитан, прогуляемся.

На этот раз Никитин не стал возражать. Они беспрепятственно вышли из больницы и не спеша двинулись к выходу. Гуров оглянулся, убедился, что никого из врачей рядом нет, и спросил Никитина:

– Где твоя машина стоит? Давай туда скорей! Пора делать ноги. Нас ждет свежая почта из МИДа!

Капитан покачал головой, но возражать не стал. Спустя несколько минут они уже ехали к Управлению. Оказавшись в кабинете, Никитин включил компьютер и открыл почту. Гуров нашел нужное сообщение и погрузился в чтение.

Несколько минут он внимательно изучал пришедший материал, затем отрывисто произнес, обращаясь к капитану:

– Думаю, тебе следует самому это увидеть. Садись почитай. – И уступил Никитину место перед монитором.

Капитан сел, вчитался в поступившие документы (их было три). Покачал головой, пробормотал: «Вот это да!», произнес что-то непечатное. Спустя несколько минут он поднял глаза на Гурова.

– Это что же, – воскликнул он, – получается, все, что Заикин тут рассказывал, – сплошное вранье! Он два года всему Суходольску голову морочил! Говорил, что живет в США, занимается инвестициями, а сам…

– Вижу, на тебя произвели впечатление эти материалы, – прервал его Гуров. – Но давай перенесем их обсуждение в салон машины. Нам нельзя терять времени. Поедем в село. Да, еще надо бы по дороге взять что-то с собой, а то, чувствую, я сегодня совсем без еды останусь. В Копенах я намерен сидеть долго, до победного конца.

– До ночи, что ли? – уточнил капитан.

– Если потребуется, то и до ночи, – кивнул сыщик. – Так что план у нас такой: сначала берем какую-нибудь шаурму, пару пирожков и бутылку воды. Затем едем в село и по пути обсуждаем поступившие документы. Согласен?

Первая часть плана – насчет шаурмы, пирожков и воды – была самой приятной, но самой короткой. Когда вся необходимая провизия была куплена и сложена на заднем сиденье, Никитин вывел «Весту» на трассу и направился в сторону больших Копен.

– Ну а теперь можем обсудить информацию из Москвы, – сказал Гуров. – Главное в ней, как ты понял, – слово «Мексика».

– Да, это самое неожиданное, – отозвался капитан. – Оказывается, все эти годы Заикин зарабатывал деньги там, а не в Штатах. И не отели строил, а устанавливал связи с наркокартелями и налаживал пути доставки товара в те же самые Штаты…

– Где успел так прославиться, что против него завели уголовное дело, – подхватил Гуров. – Так что теперь нашему герою за океан путь заказан. По сути, он не вернулся, а бежал. До сих пор от розыска по линии Интерпола его спасает только то, что в Мексике он жил и действовал под чужой фамилией. Помнишь, что там говорилось в ответе МИДа? То он был Леон Висенте, то Фердинанд Карден, то еще кто-то…

– Но в таком случае что же получается? – продолжал рассуждать Никитин. – Что это никакой не Ростислав Романов, владелец центра «Прыжок», наладил доставку наркотиков в Суходольск. Романов, по всей видимости, всего лишь мелкая сошка в империи Игоря Заикина. Вот почему именно в последние годы так резко усилился приток наркоты. Это совпало с приездом нашего «американца»!

– Правильно рассуждаешь, капитан, – одобрил его Гуров. – Теперь обе части нашей головоломки встают на места. Именно Заикин стоит за системой доставки и распространения наркотиков. Генерал Дружков ему помогал. На каком-то этапе между этими «партнерами по бизнесу» возникли разногласия, и Заикин, научившийся в Мексике решать проблемы с помощью «Люггера», генерала просто убрал.

– Да, материалы из МИДа объясняют очень многое, – продолжал Никитин, – даже мелочи. Например, откуда у Игоря Петровича такой замечательный загар. В Мексике, как я понимаю, трудно не загореть – если только не сидеть сутками в подвале… А еще тот факт, как легко он берется за пистолет. Научился у своих тамошних партнеров…

– Да, теперь мы можем объяснить многое, – задумчиво кивнул головой сыщик, – но не все. Убийства Кармановых и Крапивина так и остаются нераскрытыми. Поэтому жми на газ, капитан, смотри вперед. Да, и когда въедешь в село, направляй машину сразу в тот конец, где жили Кармановы. Сегодняшний опрос мы будем проводить именно там.

– Что, опять разделяться будем? – спросил Никитин. – Пойдем по разным сторонам улицы?

– Нет, я думаю, сегодня мы будем работать вместе, – отвечал Гуров. – Понимаешь, теперь у нас задача иначе стоит. Мы проводим не беглый обход, чтобы хоть что-то узнать, отщипнуть у каждого жителя села немного информации. Теперь мы будем проводить с каждым долгие беседы, побуждать людей вспомнить далекое прошлое. О чем Людмила Карманова любила рассказывать? А о чем, наоборот, лишь изредка вспоминала? Посидим с людьми на кухнях, если предложат чай – будем чай. В общем, разделяться нам совсем не нужно. К тому же и охват будет небольшой. Я думаю, нам нужно опросить максимум восемь-десять человек.

День уже близился к вечеру, когда «Веста» оперативников въехала в село. Выполняя указание Гурова, капитан сразу проехал к дому Кармановых. Гуров и Никитин вышли из машины и огляделись.

– И к кому первому пойдем? – спросил капитан.

– Давай начнем с пастуха дяди Миши, – предложил Гуров. – В прошлый раз он мне больше других рассказал. Это ведь он вспомнил, что видел незнакомого человека возле дома Кармановых. Может быть, и теперь что-то вспомнит? А потом пойдем по остальным.

– Что ж, заглянем к пастуху, – сказал капитан. – Знаете, где он живет?

– А вот там, на пригорке, – отвечал Гуров.

Когда двое оперативников вошли во двор Михаила Короткова, или попросту дяди Миши, выяснилось, что они как раз вовремя: пастух только что пригнал стадо, всех коров у него уже разобрали, так что сейчас он загонял в хлев свою собственную Зорьку. Ему в этом помогала жена, Галина Короткова, женщина лет пятидесяти, но такая живая и энергичная, что ей можно было дать и тридцать лет.

Поскольку Гуров в свой прошлый приезд уже заходил в дом Коротковых, знакомиться с хозяевами ему было не нужно. Он только представил им своего коллегу Никитина и сказал, что у него возникло еще несколько вопросов. Все вместе вошли в дом. Галина принялась накрывать на стол, а трое мужчин уселись, чтобы побеседовать.

– Я, Михаил Семенович, опять насчет Кармановых приехал, – начал разговор Гуров. – Теперь я знаю, что их убил приезжий, из города. И даже догадываюсь кто. Но чтобы убийцу арестовать и судить, мне нужно знать, что ему было нужно от Людмилы. То есть понятно что – деньги. Но что это за деньги? Откуда они у Людмилы взялись?

– Не водилось у Кармановых денег, – удивился дядя Миша. – Всегда рубли считали, чтобы и самим хватило, и на детей осталось, и на хозяйство.

– Верно, верно Михаил говорит, – подтвердила Галина. – Людка всегда как проклятая вертелась, всюду старалась успеть, чтобы у детишек ни в чем нужды не было. Бедно они жили, никаких запасов не нажили.

– Вот и я так думал, – кивнул сыщик. – Но что-то такое должно было иметься, иначе бы убийца к ним не нагрянул. Какая-то тайна была у Людмилы. И я хотел бы, чтобы вы припомнили, не роняла ли она слово-другое, которое намекало бы на эту тайну. Ведь оно как бывает? Человек хочет что-нибудь скрыть, глубоко в душе это прячет. Однако тайна о себе напоминает, подмывает о себе рассказать. И в какой-то момент человек нечаянно может проговориться. Может, вы слышали что-то такое? А, Михаил Семеныч? Или вы, Галина?

Супруги Коротковы переглянулись, оба явно задумались. Галина даже остановилась посреди кухни, не обращая внимания на закипавший чайник.

– Чтобы, значит, были какие-то оговорки с ее стороны… – задумчиво произнес дядя Миша. – Вот когда ты сейчас, мил-человек, об энтом сказал, я стал припоминать, что было такое. Бывало, что Людмила на жизнь жаловалась: того, мол, нет, да на это денег не хватает, – и между делом…

Пастух замялся, подбирая нужное слово.

– Что она говорила, Семеныч? – с нетерпением спросила его жена. – Вспоминай, видишь, люди ждут. Да и мне интересно. Ты мне ничего такого не рассказывал.

– Да зачем мне тебе рассказывать то, что ты сама слышала? – возразил пастух. – Она ведь это не где-то в поле говорила, а здесь, у забора, когда я ей Ночку пригонял. И ты тут же рядом была, Зорьку принимала. Все ты слышала.

– Побойся бога, Семеныч, что ты такое говоришь? – всплеснула руками Галина. – Что я такое слышала? Ничего не слышала!

– Оно и верно, – неожиданно согласился Коротков. – Вы, бабы, почти все такие: слушаете, а ничего не слышите. В общем, мил-человек, не могу я припомнить, о чем Людмила проговаривалась. Но что-то такое было, это верно. Ты знаешь что? Ты к Алевтине Макаркиной сходи, соседке Людмилиной.

– Это та Макаркина, которая первой убитых обнаружила? – спросил молчавший до сих пор капитан.

– Да, это Алевтина их тогда нашла, – подтвердил Коротков. – Они с Людмилой подругами были. Если Людмила могла кому проговориться, так это Алевтине, ближе у нее никого не было.

– А знаешь, еще к кому им надо бы заглянуть? – сказала Галина Короткова, водружая на стол чугунок с картошкой и сковородку с мясом. – К бабе Зине.

– Ты думаешь? – с сомнением в голосе произнес Михаил Коротков. – И что она им может такого сказать?

– Что-то да может, – убежденно произнесла Галина. – Если у кого какая тайна или на душе что темное, баба Зина тут как тут.

– А кто она такая, эта ваша баба Зина? – спросил Никитин.

– Знахарка, – объяснила словоохотливая Галина. – Порчу снимает, боль убрать может, хоть зубную, хоть сердечную. Вещи потерянные помогает найти. Да многое она умеет, Зина-то. Если кому надо душу облегчить, он скорей не к батюшке в церкву пойдет, а к Зине.

Оперативники переглянулись, и Гуров сказал:

– Что ж, мы уже с одним знахарем разговаривали. В Белогорье дело было, там нам Глеба Говорунова посоветовали. Не слыхали о таком?

– Отчего же, слыхали, – отозвалась Галина Короткова. – Ходит о нем слава. Некоторые даже утверждают, что он сильнее, чем наша баба Зина. Но я все же думаю, что наша Зина лучше.

– А где она живет-то? – спросил Никитин.

– На отшибе, – отвечал дядя Миша. – Вы дом Витьки Максимова знаете? Вот в низинке за его домом будет избушка, где Зинаида проживает.

– Хорошо, заглянем, – сказал Гуров, поднимаясь. – Что ж, спасибо, что рассказали, мы пойдем.

– Как же это вы пойдете? – удивилась Галина. – Я только на стол накрыла, а гости – за дверь! Так нельзя. Давайте я вам мяса положу, картошки…

– Да и стопку налить можно, за знакомство, – поддержал жену дядя Миша.

Никитин был настроен отказаться от угощения, однако Гуров сказал:

– Вы правы, хозяйка. Нельзя уйти, ни куска не попробовав. От стопки мы, правда, откажемся: работа. А кусок мяса съедим. Только небольшой. Нам же еще несколько домов обойти надо…

Впрочем, быстро уйти оперативникам не удалось. Примерно спустя час основательного угощения сыщики наконец покинули дом гостеприимных хозяев и направились на другой конец деревни, где жила Алевтина Макаркина, лучшая подруга убитой Люды Кармановой.

Здесь хозяева уже закончили ужинать. И хотя они, верные чувству гостеприимства, тоже норовили усадить нежданных гостей за стол, Гуров и Никитин решительно отказались от угощения и сразу перешли к делу.

– Алевтина, я знаю, что вы уже не раз давали показания об убийстве Кармановых, – начал Гуров разговор с женщиной. – Сейчас я хочу вас спросить о другом – о самой Людмиле. Я уверен, у нее имелась какая-то тайна, которой она ни с кем не делилась. Но у человека, владеющего тайной, всегда имеется потребность кому-то ее рассказать. А с кем ей еще было делиться сокровенным, как не с вами? Ведь вы были ее лучшей подругой. Поэтому я вас прошу постараться и вспомнить минуты, когда Люда была с вами особенно откровенна. Не говорила она о каком-то бремени, которое ее гнетет?

Алевтина Макаркина задумалась. Было заметно, что она что-то вспоминает. Так, в молчании, прошло несколько минут. Потом хозяйка заговорила – сначала запинаясь, неуверенно, а затем все точнее:

– Да, пару раз Люда мне давала понять, что ее что-то гнетет. Как-то она заговорила о том, что хотела бы уехать из Копен. «Хочется мне в городе пожить, Аля, – говорила. – Поработать по специальности – ведь у меня диплом учительницы начальных классов. Хочется, чтобы дети хорошее образование получили, не были к земле привязаны. Да и Илья этого хочет». Я ее тогда спрашиваю: «А что же тебе мешает? Продайте дом, купите себе в Суходольске квартиру и живите…»

– И что же вам ответила Карманова? – спросил Никитин.

– Что ответила? Вздохнула так тяжело, головой покачала и говорит: «Не так это просто, Алевтина, наш дом продать. Тут препятствие имеется. Не могу я отдать дом, а тем более участок в чужие руки. Да, с подвохом был подарок от тетки…»

– А в чем подвох, она сказала? – спросил Гуров.

– Нет, больше ничего, как я ни просила, – призналась Макаркина. – А мне так хотелось узнать, в чем тут дело…

– А больше Людмила к этой теме не возвращалась? – задал сыщик еще один вопрос. – Не говорила о тетке?

– О тетке Наталье – нет, – отвечала Макаркина. – А вот о трудностях своих – да. Это, можно сказать, совсем недавно было, в прошлом году. Она опять заговорила о том, что уехать хочет, и под конец сказала: «Нет, видно, не судьба. Всю жизнь мне этот чемодан загородил». Я, конечно, стала спрашивать, какой такой чемодан, но она больше ничего не сказала.

– И больше к этой теме уже не возвращалась? – спросил Никитин.

– Нет, – отвечала женщина. – Я же говорю, это последний разговор был. Людмила редко в откровенности пускалась. Так что если у нее и была какая тайна, то она унесла ее в могилу.

– Ну, из могилы что-то узнать не получится, – сказал Гуров и поднялся. – Спасибо, Алевтина, вы нам очень помогли.

И вновь оперативники оказались на деревенской улице, под открытым небом. Уже совсем стемнело, в домах зажигались огни.

– Ну что, у нас остался последний адрес, – сказал Никитин. – Это бабы Зины, о которой говорила Галина Короткова. Пойдем в гости к ведунье или ну ее?

– Обязательно пойдем, – отвечал Гуров. – Если мы со знахарем Глебом в Белогорье общались, почему теперь и с ведуньей из Копен не поговорить? Ты дорогу к дому Максимовых помнишь? Вот туда и поедем. А там уже пешком найдем дорогу.

Оперативники доехали до уже знакомого им дома фермера Максимова, оставили машину и огляделись. Слева была какая-то низина. Туда они и направились и вскоре увидели небольшой дом. Никитин, правду сказать, ожидал увидеть нечто обветшалое и сказочное, вроде избушки на курьих ножках. Однако в жилище бабы Зины ничего сказочного не было: обычный небольшой деревенский дом. И постройки рядом с домом были обычные, какие в деревне полагается иметь: хлев, сарай для кур, сарай для утвари…

Оперативники поднялись на крыльцо, и капитан постучал в дверь. Она, к его удивлению, тут же открылась – словно человек стоял за дверью и ждал их. Однако никакого человека за дверью они не увидели. Оперативники вошли в сени, освещенные тусклым светом керосиновой лампы. Открыв еще одну дверь, оказались в избе.

Здесь горели уже две керосиновые лампы. Они освещали стол, накрытый чистой клеенкой. За столом сидела и внимательно смотрела на вошедших старуха, одетая во все темное.

– Добрый вечер, Зинаида… – произнес Гуров, ожидая, что хозяйка сама произнесет свое отчество, которого он не знал.

Однако женщина вместо этого сказала:

– А не надо по батюшке. Просто баба Зина, меня все так зовут. Добрый вечер, мил-человек, добрый вечер. Проходите, садитесь. Вижу, вы издалека приехали, по великой нужде. Что ж, рассказывайте, что вас ко мне привело. Хотя нет, так не годится. Я вижу, вас ужином-то накормили, а пить не дали, жажда мучает. Вот, испейте родниковой водички, вам лучше станет.

И старуха неожиданно ловко поднялась, шагнула к лавке, на которой стояло ведро с водой, черпанула оттуда сначала одну кружку воды, потом вторую и протянула их оперативникам.

– Спасибо, – сказал Гуров, принимая кружку и делая глоток.

Вода оказалась вкусной, словно бы сладкой, и он, не заметив, выпил все до дна. То же сделал и капитан Никитин. И действительно, теперь у них словно прибавилось сил. Когда оба поставили кружки на стол, баба Зина сказала:

– Ну, теперь можно поговорить и о нужде, которая вас сюда привела. Что ж за нужда такая?

– Нам нужно найти того, кто убил семью Кармановых, – начал Гуров. – Мы уже были в Белогорье, встречались с тамошним знахарем Глебом Говоруновым. И он сказал нам, что к смерти Людмилы Кармановой, ее мужа Ильи и их детей причастен высокий крепкий мужчина примерно сорока лет, приехавший из города, который свое преступление совершил из-за денег. Эти слова нам очень помогли. Мы нашли этого убийцу, и все сошлось с тем, что сказал Глеб. Имя убийцы мы теперь знаем и можем арестовать его хоть сейчас. Но мы не знаем одного: что убийца хотел получить от Людмилы Кармановой? Что за тайну она хранила? Вы не можете нам в этом помочь?

Сыщик закончил говорить, поднял глаза на бабу Зину и поразился перемене, которая с ней произошла. Теперь глаза старухи были закрыты, руки крепко сжаты, она тяжело дышала, как после быстрого бега. Посидев так некоторое время, Зинаида глубоко вздохнула, открыла глаза, расслабилась и сказала:

– Что ж, тут и правда есть страшная тайна. Людмилу убили из-за чемодана, который она хранила. Он не очень большой, вот с эту мою скамеечку.

И баба Зина указала на низенькую скамью, стоявшую возле двери.

– А откуда Людмила Карманова взяла этот чемодан? – спросил Гуров. – От кого его получила? И как давно?

– Не брала она его, мил-человек, – отвечала баба Зина. – Она его в глаза не видела и в руках не держала. А достался он ей от тетки, Натальи Гаврилиной. Сама Наталья хорошая была, а вот племянник ее любимый – черный, дурной человек. Как-то явился к тетке и попросил взять чемодан на хранение. Сказал, что там какие-то важные документы. Только врал он все; он вообще много врал. В чемодане были никакие не документы, а деньги, очень много денег. Наталья взяла чемодан и закопала его на участке, под старой грушей. Потом она с мужем переехала в другой, большой дом. А старый отдала Людмиле, своей младшей племяннице…

– Выходит, убитая Людмила Карманова и ее убийца – брат и сестра? – воскликнул Никитин, пораженный догадкой.

– Да, брат и сестра, только двоюродные. Наталья перед смертью рассказала Людмиле о кладе. Объяснила, что двоюродный брат придет за своими «документами», так что пусть они пока лежат.

– Почему же Людмила не отдала убийце этот клад? – спросил Гуров. – Ведь он ее мучил, допытывался, где зарыт чемодан?

– Вот этого я не знаю, – призналась ведунья. – Мне тоже не все ведомо. Это ты уж сам спроси у того убийцы.

– Да, но ведь в селе был убит еще и глава сельской администрации Егор Крапивин, – напомнил Никитин. – А он здесь с какого боку?

– Егор тоже приходился родственником Наталье, только дальним, троюродным, – отвечала баба Зина. – И Наталья как-то проговорилась, рассказала Егору о чемодане. Так он оказался замешан в эту историю.

– А еще один человек из города, генерал Дружков, – он здесь при чем? – продолжал допытываться капитан.

– Какой еще генерал? – удивилась старуха. – О генерале ничего не знаю. Я вам все рассказала как на духу, больше ничего сказать не могу.

– Да нам ничего больше и не надо, – сказал Гуров, поднимаясь. – Вы и так нам очень сильно помогли. Спасибо вам большое. Мы пойдем.

Оперативники вышли из избушки и направились к машине. Они шли молча, ни у кого не находилось слов, чтобы описать впечатления от встречи с ведуньей бабой Зиной. И только когда сели в машину, капитан спросил:

– Ну что, теперь едем в город, к Игорю Заикину? Теперь мы знаем все и можем его арестовать.

– Да, едем в город, – отвечал Гуров. – Теперь мы действительно знаем все, или почти все. А насчет ареста надо подумать. По дороге обговорим. Да ты не сиди на месте, заводи машину, поехали.

Никитин завел мотор и повел машину назад, в город.

Первое время Гуров молчал и заговорил только тогда, когда они миновали последние дома Больших Копен и выехали на дорогу.

– Арестовать Заикина удобнее всего у него в офисе, – сказал сыщик. – Там и дверь не придется ломать, и сопротивления он не окажет. Что надо сделать уже сегодня – это усилить охрану возле его дома, чтобы он ночью не успел никуда сбежать.

– Может, все же не станем ждать до утра, а все сделаем сейчас? – предложил Никитин. – Ведь он не подозревает об опасности. К тому же он живет не в многоэтажном доме, а в частном. Там необязательно дверь ломать – можно в любое окно залезть. Сейчас поедем в Управление, сформируем группу захвата и под вашим руководством все сделаем… И тут же проведем первый допрос. Утром материалы о раскрытом преступлении уже будут лежать на столе у генерала Кашкина…

– Я вижу, тебе все-таки хочется отличиться в этом деле, капитан, – сказал Гуров. – И в этом желании самом по себе ничего плохого нет, если только оно не приводит к излишнему рвению, а далее – к ошибкам и даже нарушению закона. А ты в своих рассуждениях допускаешь сразу несколько ошибок. Во-первых, почему ты так уверен, что Заикин ни о чем не подозревает? А как тогда оценить покушение на меня? Ведь это он его организовал, больше некому! Кстати, я уверен, что стрелял в меня вовсе не Заикин – он доверил свой «Люггер» кому-то другому, а сам в это время сидел где-нибудь в клубе, на глазах у сотни людей, обеспечивал себе алиби. Во-вторых, у нас элементарно нет на руках судебного решения об обыске и аресте Игоря Заикина. Ну и еще кое-что, по мелочи. В общем, спешить мы не будем. Ты можешь звонить, сидя за рулем? Вот и позвони в Управление, поручи дежурному выслать дополнительный наряд к дому Заикина, чтобы предупредить его побег. И, кстати, вези меня не в гостиницу, а тоже в Управление. Спать нам с тобой сегодня не придется. Пару часов вздремнем на диванах, и хватит. А с утра начнем формировать группу захвата, добиваться судебного разрешения на арест – и вперед.

Выполняя приказ Гурова, капитан позвонил в Управление, причем приказал выслать к дому Заикина не простую группу наблюдения, а сдвоенную.

– Видел я этот дом, – сказал он дежурному по Управлению. – Там задняя сторона выходит в проулок, а по нему недалеко бежать до леса. Наши сторожа будут у парадной двери сидеть, а фигурант через задний ход уйдет – и поминай как звали.

Пока капитан вел переговоры, Гуров устроился поудобнее, пристроил раненую руку и немедленно заснул. Проснулся он, лишь когда машина остановилась перед зданием Управления. Но и тогда не стал вступать ни в какие разговоры с капитаном, а молча поднялся вместе с ним в кабинет, составил четыре стула вместе, лег, повернулся лицом к стене – и снова погрузился в сон.

Никитин, глядя на старшего товарища, только завидовал – сам он так не умел. Капитан сел в кресло, повозился немного и задремал. Однако это была именно дрема, а не полноценный сон. Поэтому с утра Никитин чувствовал себя разбитым и плохо соображал. А вот Гуров был свежим как огурчик.

– Вставай, капитан! – позвал он напарника. – Пора за дело браться. Я сейчас иду к твоему начальнику, генералу Кашкину, подписать представление об аресте Заикина. А потом с этой бумагой пойду в суд за разрешением на обыск и арест. А ты займись формированием группы захвата.

– На какое время вы назначаете начало операции? – спросил капитан.

– Хочется это сделать как можно раньше, – рассуждал вслух Гуров. – Но боюсь, что раньше десяти мы не будем готовы. Давай на половину одиннадцатого. Самое рабочее время, фигурант должен быть в офисе. Да, ты уже связался с группой наблюдения, спросил, как у них дела?

– Еще нет, не связывался, – признался капитан. – Я ведь только что проснулся…

– Давай, просыпайся скорее, – поторопил его сыщик. – Сейчас каждая минута дорога.

Гуров сходил в туалет, умылся, после чего отправился в кабинет начальника Управления. Вслед за ним совершил положенные утренние процедуры и Никитин. После чего связался со старшим группы наблюдения.

– Ну, как там у вас? – спросил капитан. – Фигурант на месте?

– Да, час назад в окнах мелькал свет, – отвечал сержант.

– Он ведь один живет, верно? – продолжал спрашивать Никитин.

– Да, без жены, – подтвердил старший группы. – Но, как я понял, ночевать один не любит. Каждую ночь кого-нибудь приводит. Вот и сегодня ночевала одна блондинка. Ага, вижу, как она из дома выходит. Вот и такси за ней подъехало.

– Значит, Заикин остался в доме один? – уточнил капитан.

– Да, прислугу он не держит, значит, один, – отвечал сержант.

– Ладно, продолжайте наблюдение, – скомандовал Никитин.

Затем капитан занялся самым важным на текущий момент делом – формированием группы захвата. Он заранее решил, что, кроме них с Гуровым, в эту группу должны войти три человека. «Пятерых вполне хватит», – решил он. Кроме того, нужно было сформировать и команду криминалистов. В тот момент, когда группа захвата арестует подозреваемого в офисе, криминалисты должны находиться наготове возле его жилища. Заикина привезут к дому, чтобы в его присутствии, в соответствии с законом, можно было провести обыск.

Как и говорил Гуров, подготовительные действия были закончены только к десяти часам. Группа захвата встретила полковника, вернувшегося из суда, во дворе Управления, возле машины. Никитин познакомил сыщика с участниками команды: рядовым Аршиновым, сержантами Фунтиковым и Корнюхиным.

Группа захвата уже собиралась сесть в машину, когда у Гурова вдруг зазвонил телефон. Оказалось, что звонит не кто-нибудь, а его друг – полковник Крячко, которого полковник просил проверить «московское» алиби Игоря Заикина.

– Итак, слушай, Лев, я все узнал, – услышал Гуров голос друга. – По всем документам Заикин в Москве был. Однако ни в гостинице, ни в аэропорту его не узнали. Зато узнали Сергея Полозкова! Хорошо, что ты мне прислал его фотографию.

– Значит, в Москву вместо Заикина летал Полозков? – спросил Гуров.

– Именно так! – отвечал Крячко. – Я, конечно, не знаю, в каких отношениях эти двое между собой находятся, но похоже, что и в деловых, и в дружеских. Так что ты проверь этого Полозкова.

– Я тебя понял, Стас, – ответил Гуров, после чего выключил телефон, повернулся к участникам операции и сказал: – Обстоятельства изменились. Оказалось, что у нашего фигуранта имелся сообщник – директор гостиницы «Астория» Сергей Полозков. И если Заикин находится под постоянным наблюдением, то за Полозковым никто не следит. Как же быть? Если мы сейчас арестуем Заикина, Полозков быстро об этом узнает и скроется. Если мы переключим внимание на Полозкова, задержим его без ордера, просто по подозрению – может скрыться уже Заикин, а он у нас главный подозреваемый…

– А что, если нам разделиться? – предложил Никитин. – Я с двумя сержантами поеду в гостиницу «Астория», за Полозковым. А вы с рядовым Аршиновым отправитесь в офис Заикина. Там возле офиса стоит машина наружного наблюдения, в которой находятся сержант Ощепков и рядовой Гильманов. То есть под вашим началом будут три человека. Сможете этими силами произвести задержание Заикина? Если нет, то давайте немного отложим начало операции, я найду еще людей…

Гуров подумал и решительно покачал головой.

– Нет, откладывать мы не можем, – сказал он. – Нам и так повезло, что оба преступника чувствуют себя в безопасности и до сих пор не попытались скрыться. Но это может случиться в любую минуту… Хорошо, капитан, давай сделаем так, как ты предлагаешь. Бери с собой сержантов, садись в машину и езжайте в гостиницу. А мы с рядовым Аршиновым на моей машине поедем в офис к Заикину. Вперед!

Оперативники разошлись, каждая группа направилась к своей машине. Дальше в этот день они действовали, ничего не зная об успехах и неудачах друг друга.

«Астория» располагалась ближе к Управлению, поэтому Никитин с сержантами доехал до своей цели быстрее. Оперативники вышли из машины, вошли в гостиницу и направились к кабинету директора. Портье попытался их остановить.

– Стойте, туда нельзя, здесь служебное помещение! – выкрикнул он вслед нежданным гостям.

Однако Никитин даже не обернулся. Сейчас надо было действовать быстро. Потом, когда директор гостиницы будет задержан, настанет время показать портье служебные удостоверения и объяснить, что, собственно, происходит…

Однако капитан не учел одно обстоятельство. Как раз в тот момент, когда оперативники входили в фойе, Полозков совершал обход помещений гостиницы. Он только что побывал в ресторане, спустился в подвал, где располагались прачечная, химчистка, кладовая и другие вспомогательные службы. А теперь владелец гостиницы хотел осмотреть жилые этажи. Он как раз поднялся на второй этаж, когда у него зазвонил телефон. Полозков взял трубку и услышал взволнованный голос портье:

– Сергей Сергеевич, тут какие-то люди вломились, прошли в ваш кабинет, меня не слушают, и я не знаю…

Портье говорил что-то еще, но Сергей Полозков его уже не слушал. Он понял, что за люди пришли и что этот визит означает. Его охватили злость и досада. Понимал ведь, что означает приезд в город такого человека, как знаменитый сыщик Гуров! Ведь это и по его душу этот самый Гуров приехал! Надо было еще тогда, пять дней назад, рвать когти, бежать без оглядки. И не в Москву – в Эмираты или еще куда подальше.

А теперь что делать? Теперь, когда каждая минута дорога? Впрочем, сдаваться Полозков не собирался. Отправиться на скамью подсудимых, приискать хороших адвокатов, подключить старые связи в Управлении… Это все не вариант. Выход один – бежать. Все самое необходимое: бумажник, кредитка и личное оружие – у него было при себе.

Сергей Сергеевич выключил телефон, повернулся к сопровождавшей его сотруднице, Клавдии Незнамовой, сказал:

– Ты, Клава, иди вниз. Там гости какие-то пришли, скажи им, что я сейчас приду.

Как только Клавдия скрылась на лестнице, Полозков зашел в пустующий номер, приоткрыл стенной шкаф и забросил туда телефон. Он точно знал: если собрался бежать, телефон ни в коем случае нельзя брать с собой.

Затем Полозков вышел на балкон, спустился на землю по пожарной лестнице и направился в сторону ближайших домов. Можно было бежать и в лес, но что ему там делать? Жить в берлоге, как медведь? А через поселок он выйдет на дорогу и с первым попавшимся водителем доедет до Нижнего Новгорода или Владимира. Ну а оттуда можно добраться и до более безопасного места…

В ту минуту, когда портье звонил своему хозяину, нежданные гости входили в его кабинет. Им хватило одного взгляда, чтобы понять, что фигуранта на месте нет. Вот теперь Никитину сразу захотелось поговорить с портье. Оперативники развернулись, вернулись к стойке регистрации, капитан достал удостоверение и поднес его к лицу портье.

– Мы из уголовного розыска, – объяснил он. – Где сейчас Полозков?

– Сергей Сергеевич куда-то вышел… – произнес портье, делая вид, что пытается вспомнить, куда делся директор. Но, быстро сообразив, что дальше выгораживать хозяина – себе дороже, резко изменил поведение. – Да, вспомнил: он пошел комнаты проверять, – сказал портье. – Сейчас должен быть где-то наверху.

– Корнюхин, проверь, – скомандовал Никитин.

А сам махнул рукой другому сержанту, Фунтикову, и они выбежали наружу. Капитан бросил взгляд на стоянку и убедился, что за то время, пока они были в гостинице, ни одна машина не отъехала. Значит, директор не успел уехать в город, следовательно, находится недалеко.

– Посмотри с той стороны! – скомандовал капитан.

Фунтиков обогнул гостиницу с одной стороны, Никитин – с другой. Едва оказавшись за зданием, он увидел знакомую фигуру Полозкова, но тот находился уже довольно далеко – примерно в двухстах метрах от гостиницы. Он подходил к первым домам поселка.

– Полозков, стой! – что было сил закричал капитан.

Однако было очевидно, что на таком расстоянии фигурант может не услышать приказ. А если даже услышит, то может заявить, что ничего не слышал. Видимо, Полозков решил так и поступить: он продолжил идти и вскоре скрылся из виду. Как раз в это время к капитану подбежал сержант Фунтиков.

– Быстро в машину! – приказал капитан.

Нужно было вызвать и второго сержанта, Корнюхина, но времени на это не было. Уже заводя машину, Никитин коротко бросил Фунтикову:

– Позвони Корнюхину, скажи, что мы гонимся за фигурантом, пусть догоняет.

Сам он в это время решал в уме задачу: как поступит беглец, как попробует скрыться от группы захвата, как ему помешать? Долго думать над решением капитану не пришлось. Ясно было, что не следует гнаться за Полозковым напрямую, тем более что никакой дороги от гостиницы к дому, за которым скрылся Полозков, не было. Нет, лучше выехать на дорогу, ведущую в город, и там перехватить беглеца. «Скорее всего, он попытается доехать до центра, – предположил капитан. – Значит, надо перекрыть дорогу и останавливать все машины, которые едут в город».

Так он и сделал. Выехав на дорогу, которая связывала поселок Тепличный с Суходольском, Никитин поставил свою «Весту» поперек дороги, включил мигалку и принялся осматривать все авто, следовавшие в центр города. В первых четырех машинах не было никого, кроме водителей. А вот пятая – старенький «Хендай» – повел себя как-то странно: шофер затормозил и, не доезжая до самодельного «контрольно-пропускного пункта», начал разворачиваться. Затем дверца машины открылась и из нее, пятясь, вылез испуганный водитель с поднятыми руками. Едва он покинул салон, машина резко развернулась и помчалась назад, в глубину поселка.

– За ним! – скомандовал Никитин.

Сержант Фунтиков, сидевший теперь за рулем, рванулся с места. Оперативники проскочили мимо растерянного хозяина «Хендая», набрали скорость и помчались за беглецом. Тот доехал до ближайшего перекрестка и повернул направо. «Попытается проулками в центр доехать», – догадался Никитин. Это была хорошая тактика, но водителя могло подвести качество дорог, которыми он хотел пробраться в город. Никитин помнил: здесь, в Тепличном, было мало улиц с асфальтовым покрытием, да и те находились в неважном состоянии. Так что Полозков не сможет развить большую скорость, даже если не будет жалеть угнанную машину.

– Постарайся не терять его из виду! – крикнул капитан Фунтикову.

Сам он связался с ГИБДД и сообщил о погоне.

– Перекройте трассу из Тепличного! – скомандовал он коллегам из дорожной полиции. – Но учтите: преступник вооружен! Он едет на коричневом «Хендае» с номером В173КС.

Теперь он мог сосредоточиться на машине. Полозков проскочил одну улицу, свернул на другую, где дорога была чуть получше. Сержант Фунтиков делал что мог и пока ни на метр не отстал от преследуемой машины. Но и нагнать ее не получалось.

Так они мчались уже минут пятнадцать. Никитин прикинул размеры поселка и понял, что они уже должны выезжать на дорогу, ведущую в центр. «Успеют ли дэпээсники перекрыть трассу?» – все время думал капитан. Впереди показалась основная дорога, замелькали машины. Коричневый «Хендай» в последний раз подпрыгнул на ухабе – и выбрался на основную трассу. Водитель резко увеличил скорость и скрылся из виду.

– Гони, гони! – кричал Никитин сержанту.

Они подпрыгнули на том же ухабе, выехали на трассу, и впереди, всего в ста метрах, капитан увидел скопление машин. Они подъехали, Никитин выскочил из автомобиля и увидел картину, которая его обрадовала: на асфальте лежал Сергей Полозков, над которым склонились, проводя обыск, двое сержантов дорожной полиции. Один из них протянул подбежавшему капитану пистолет.

– Вот, изъяли при задержании, – сказал он. – Он пытался нам угрожать, но мы не из пугливых.

Второй сержант надел на задержанного наручники, и пойманного беглеца поставили на ноги.

– Нехорошо, Сергей Сергеевич, – наставительно сказал ему Никитин. – Солидный человек, а разбоем на дорогах занимаетесь, машины у людей отбираете.

– Я заявляю, что считаю свой арест незаконным, – произнес владелец гостиницы «Астория». – За что меня задержали?

– Ну, в данный момент – за похищение этого автомобиля, – отвечал капитан. – Но есть и более серьезное обвинение. Его вам предъявит полковник Гуров. Вот только задержит вашего приятеля Заикина – и сразу вами займется.

Было заметно, что эти слова произвели впечатление на Сергея Полозкова. Фамилия Заикин ему явно о многом говорила…

Гуров прибыл в офис «американского предпринимателя» Игоря Заикина чуть позже, чем Никитин – в гостиницу «Астория». Первым делом он подошел к машине, в которой сидели сержант Ощепков и рядовой Гильманов, и предупредил, что с этого момента они поступают под его командование.

– Нам предстоит провести задержание Заикина, – сказал сыщик. – Кто из вас сержант? Ты отправишься со мной в офис. Вот тебе наручники, будешь надевать их на задержанного. От тебя многое зависит – как видишь, у меня рука не работает. А ты, рядовой, остаешься у входа. Если Игорь Заикин каким-то образом сможет выбежать из офиса, ты задержишь его. Задание ясно? Тогда вперед!

В прошлый раз, когда Гуров посещал фирму «Гипотенуза», ее владелец заранее знал о его визите, поэтому для входа полковнику стоило лишь назвать свое имя электронному сторожу. Сейчас Гурова в «Гипотенузе» никто не ждал, и называть свое имя ему не следовало. Полицейские расположились недалеко от входа, делая вид, что они кого-то ждут. На самом деле они надеялись, что вскоре кто-нибудь войдет или выйдет, чтобы пройти через открывшуюся дверь. Момент настал: из офиса вышел какой-то солидный господин. Сержант Ощепков тут же просунул ногу в щель, Аршинов рванул дверь на себя, и все трое вошли в вестибюль.

В прошлый раз секретарь Заикина сразу проводила Гурова в кабинет шефа. Несмотря на это, Гуров уже тогда успел осмотреться и заметить охранника, который колючим взглядом оценивал каждого вошедшего. Войдя в вестибюль, Гуров сразу направился к этому человеку.

– Скажите, Игорь Петрович у себя? – спросил он.

Не торопясь с ответом, квалифицированный охранник окинул взглядом посетителя и спросил:

– А что, разве вам назначена встреча? И как вы вошли?

– Назначена, назначена, – уверенно кивнул сыщик, а затем добавил: – Я же сам ее и назначил. А из твоего ответа ясно, что хозяин на месте. Только не надо утруждаться и предупреждать его о нашем визите. Я хочу, чтобы это стало для господина Заикина сюрпризом.

Повернувшись к рядовому Аршинову, Гуров приказал:

– Держи этого под контролем. Не позволяй ему никуда звонить. Если попробует ослушаться – разрешаю применить оружие.

Затем полковник с сержантом Ощепковым поднялись на шестой этаж, где находился кабинет Заикина. Здесь сыщик также не стал терять время на представление: не слушая негодующих криков секретарши, Гуров пересек приемную бизнесмена и распахнул дверь в кабинет.

Игорь Заикин находился на месте. Кроме него в кабинете находился еще один человек – мужчина лет пятидесяти, солидный, при галстуке и портфеле, по виду – чиновник средней руки. Склонившись друг к другу, хозяин кабинета и гость о чем-то тихо беседовали. Увидев оперативников, партнеры с удивлением на них уставились.

– Лев Иванович? – с фальшивым радушием в голосе произнес Заикин. – Я не ожидал вас сегодня…

– Гражданин Заикин, вы арестованы по обвинению в убийстве, – прервал его фразу Гуров. – Сейчас вам будет предъявлено постановление суда о помещении под стражу.

С этими словами хозяин кабинета быстро сунул руку в ящик стола. В ту же секунду Гуров поднял левую руку, и дуло «макарова» уставилось в лоб предпринимателя Заикина.

– Учтите, господин Заикин: с левой руки я стреляю так же метко, как и с правой, – произнес Гуров. – Поэтому не советую вам рисковать. Уберите руку из ящика, медленно встаньте и не двигайтесь. Ну, скорее! Делайте, что я вам сказал!

На несколько секунд все замерли. Видимо, Заикин оценивал слова Гурова и прикидывал степень опасности. Момент был шаткий, хозяин кабинета мог решиться на отчаянный шаг. Видимо, это понял и сержант Ощепков. Он тоже достал свой пистолет, шагнул вперед и наставил оружие на предпринимателя.

– Я тоже немного умею стрелять, – сообщил он. – И с такого расстояния не промахнусь.

Вмешательство сержанта решило дело. Бизнесмен Заикин достал руку из ящика, где у него, как видно, лежал пистолет, скривился и ледяным тоном произнес:

– Не понимаю, о каком убийстве вы говорите. Кажется, у вас сегодня плохое самочувствие. Я требую, чтобы сюда немедленно пригласили моего адвоката.

Вставать он при этом не спешил, сохраняя за собой возможность все-таки прибегнуть к помощи оружия. Тогда сержант Ощепков вновь совершил решительное действие, которое изменило ситуацию. Не отводя дула пистолета от Заикина, он подошел к нему вплотную, уткнул ствол «макарова» бизнесмену в лоб и коротко приказал:

– Руки! Руки вперед, я сказал!

Гуров понял, что сейчас сержанту нужна поддержка: он не мог одновременно держать фигуранта на мушке и надевать на него наручники. Сыщик тоже подошел к столу, приставил свое оружие к голове Заикина, а правой ногой задвинул ящик, в котором лежал «Люггер». Теперь Ощепков мог действовать свободнее. Он быстро достал наручники и защелкнул браслеты на руках хозяина кабинета.

Самое трудное было сделано. Теперь Гуров повернулся к собеседнику Заикина и спросил:

– А вы кто? Назовите вашу фамилию!

– Курмаханов Султан Имранович, – отвечал тот. – Я директор департамента жилищного строительства города Суходольска. Я пришел, чтобы…

– Не так важно, зачем вы сюда пришли, – прервал его Гуров. – Важно, что вы будете делать сейчас. Сейчас вы встанете вот здесь, сбоку, – отсюда вам будет хорошо видно, что происходит. Вы будете понятым при обыске кабинета гражданина Заикина. Смотрите внимательно, чтобы ничего не пропустить. А вы, Заикин, сядьте вон там, у стены. Сержант, глаз с него не спускай.

Поскольку «солидный бизнесмен» все еще не мог осознать, что его арестовали, словно какого-то мальчишку, и не спешил выполнить требование сержанта, тот схватил его за шиворот и силой пересадил на стул у окна. После этого Гуров выдвинул ящик стола, к которому тянулся Заикин. Сыщик продемонстрировал пистолет «Люггер» с глушителем свидетелю, после чего положил орудие в пластиковый пакет. Затем Гуров выдвинул один за другим остальные ящики. В одном из них обнаружился еженедельник, весь испещренный таинственными записями, состоявшими из одних лишь заглавных букв. Повернувшись к задержанному, сыщик спросил:

– Скажите, Заикин, что означают эти записи? Почему они так тщательно зашифрованы?

– Это не ваше дело! – резко ответил задержанный. – И я не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Я еще не видел документа, который позволяет вам произвести мой арест!

– А вот это верно, – ответил Гуров. – Поскольку решался вопрос, кто начнет стрелять, у меня не было времени показать вам ордер на арест и проведение обыска. Сейчас я восполню это упущение.

Гуров показал Заикину и Курмаханову документ, полученный в суде. Затем он снова обратился к хозяину кабинета:

– Скажите, Заикин, где у вас находится сейф? И выдайте, будьте так добры, ключ от сейфа, нам необходимо его осмотреть.

– Ничего я вам не скажу и ничего не выдам, – упрямо заявил предприниматель.

– Глупо, – отреагировал на это сыщик. – Ведь вы понимаете, что мы все равно найдем все, что нас интересует.

После этого он достал телефон и набрал номер начальника Управления.

– Товарищ генерал, – сказал он, – я произвел арест гражданина Заикина. У него изъят пистолет «Люггер» с глушителем. Я подозреваю, что это оружие, из которого были совершены убийства в селе Большие Копены и других местах. Теперь нужно, чтобы вы прислали сюда, в офис фирмы «Гипотенуза», бригаду криминалистов. Здесь необходимо провести тщательный обыск и опросить всех сотрудников.

– Сейчас я пришлю людей, – пообещал Кашкин. – Говорите, вы нашли пистолет? Неужели тот самый, из которого были убиты все жертвы?

– Ну, это сможет сказать только экспертиза, – отвечал Гуров. – Да, кстати, забыл сказать: еще одну бригаду криминалистов необходимо выслать по адресу проживания Заикина. Я дождусь ваших людей, а потом поеду туда. А, еще: вы не скажете, как обстоят дела у моего коллеги капитана Никитина? Он уже произвел арест Полозкова?

– Насколько я знаю, еще нет, – отвечал генерал. – У капитана возникли сложности. Сергей Полозков сумел бежать, сейчас его пытаются задержать с привлечением сил дорожной полиции.

– Вот как? – отреагировал сыщик. – Шустрый, однако, оказался господин. Но я уверен, что рано или поздно капитан его задержит. Итак, я жду здесь ваших криминалистов.

Бригада специалистов прибыла спустя час. Все это время Гуров пытался разговорить задержанного, но Заикин упорно отказывался отвечать даже на самые невинные вопросы. Наконец специалисты приехали, обыск начался. Сейф нашли за самой большой вазой с цветами. Когда его открыли, сержант Ощепков извлек внушительный пакет документов, а затем… затем из сейфа появился старый, очень потертый чемодан. Ощепков открыл его – и взорам присутствующих предстали пачки валюты. Здесь были доллары, фунты, евро. Отдельно в мешочке лежали бриллианты.

Когда чемодан доставали из сейфа, лицо задержанного пошло пятнами. Гуров тоже глядел на чемодан с особым вниманием: он понимал, что это тот самый предмет, из-за которого была убита семья Кармановых, затем глава сельской администрации Егор Крапивин, а затем и генерал Дружков.

Двое криминалистов сели пересчитывать лежавшие в чемодане деньги и составлять опись ценностей. А Гуров собрал команду из сержанта, рядового и криминалиста, и они, взяв с собой и самого Игоря Заикина, поехали к нему домой.

Здесь обыск тоже дал много интересного. Прежде всего был обнаружен целый арсенал оружия: карабин, полуавтоматическая винтовка, два пистолета, боеприпасы… В ящиках письменного стола оперативники нашли целый склад различных наркотиков: видимо, хозяин квартиры их не только употреблял, но и держал в качестве образцов. Гуров обнаружил еще один блокнот, в котором было записано множество имен и дат.

Пока шел обыск, Заикин продолжал хранить молчание. Лицо его выражало презрение ко всему происходящему. Тут дверь дома открылась и вошел капитан Никитин.

– Все, я свою работу выполнил! – с порога заявил он. – Сдал Полозкова одному из наших дознавателей, капитану Теплову. Он сейчас дает признательные показания. Между прочим, он уже рассказал, как по заданию этого орла, – тут Никитин кивнул на сидевшего в стороне Заикина, – ездил в Москву. Обеспечивал нашему герою алиби, чтобы он мог спокойно убить генерала Дружкова.

– Что за чушь! – громко произнес Заикин. – Никто за меня в Москву не ездил! И генерала я не убивал, это ложное обвинение!

В первый раз с момента ареста задержанный вступил в явную перепалку с оперативниками. Это был очень хороший знак, и Гуров почувствовал благодарность к капитану, который сумел зацепить задержанного за живое. Вообще-то они с капитаном заранее согласовали свое поведение. Гуров предвидел, что с «американским бизнесменом» возникнут сложности, что он ничего не захочет говорить. Теперь же появилась надежда на проведение полноценного допроса.

Сыщик, конечно, ничем не выдал своей радости и никак не отреагировал на слова задержанного, словно тот вообще рот не открывал. Вместо этого он с наигранной небрежностью произнес, обращаясь к Никитину:

– А этот капитан Теплов знает, какие вопросы задавать нашему хозяину гостиницы? Он сумеет провести полный допрос?

– Да, Теплов – опытный сотрудник, он Полозкова обо всем спросит, – отвечал Никитин. – И к вечеру мы будем знать все об убийствах и в Больших Копенах, и в Суходольске. Я уверен, что Полозков постарается улучшить свое положение. В конце концов, сам он никого не убивал, поэтому может рассчитывать на сравнительно мягкий приговор…

– Полозков ничего не может знать о событиях в Копенах! – вдруг резко заявил Заикин. – Все, что он скажет, будет полной выдумкой!

На этот раз Гуров не стал игнорировать слова задержанного. Он повернулся к нему и сказал:

– А мы и не думаем верить Сергею Полозкову на слово. Мы обязательно проверим все его утверждения. Но прежде всего будем верить вашим показаниям, Игорь Петрович. Мы и сейчас, без обыска, готовы им верить, но ведь вы ничего не говорите! Если вы готовы изложить вашу версию событий, мы прекратим следственные действия, отвезем вас в Управление и продолжим беседу там. Идет?

Задержанный ничего не отвечал, но Гуров и не надеялся на ответ. Важно было то, что он уже заговорил. Теперь надо было поддержать эту готовность к диалогу.

– В общем, я считаю, что мы договорились, – продолжал сыщик. – Поехали, капитан. Пусть здесь работают специалисты, а мы переместимся в Управление. Прошу вас, Игорь Петрович.

Втроем они покинули дом задержанного, сели в машину и поехали в Управление. В кабинете Гуров начал допрос.

– Давайте начнем с того, что устраним последствия обмана, – сказал Гуров. – Когда мы с вами впервые встретились, вы признали, что у вас могут быть родственники в селе Большие Копены. Но при этом вы утверждали, что в селе никогда не были и никого в нем не знаете. Однако мы нашли свидетелей, которые видели вас в селе, возле дома Кармановых. Поэтому я еще раз спрошу: вы бывали в Больших Копенах?

Задержанный немного помолчал, глядя куда-то в сторону. Очевидно, он обдумывал дальнейшую линию поведения. Теперь, когда его арест стал фактом и была установлена его связь с Полозковым, Заикин не мог игнорировать обвинения. Надо было готовить ответы на неприятные вопросы. Предприниматель подумал немного, после чего произнес:

– Да, я бывал в Копенах. Прикидывал, нельзя ли построить там дом отдыха. Места там подходящие: лес, рядом река. Сейчас русская природа пользуется спросом. Я даже подумывал организовать там экологический туризм, создать что-то вроде сельского парка. Но дальше замысла все это не пошло.

– Во время этих посещений вы встречались с вашей родственницей Людмилой Кармановой?

– Да, ведь Люда – моя двоюродная сестра, и мне было любопытно, как она выглядит. Я зашел к Кармановым. Видимо, в это время меня и видели ваши свидетели.

– И как прошла встреча? О чем говорили?

Заикин пожал плечами:

– Очень мило прошла. Говорили о тете Наталье Григорьевне, о ее муже Никаноре Ивановиче, о судьбе их сына – вы знаете, что он умер во время освоения целинных земель?

– Да, это я знаю, – кивнул Гуров. – А о сельском старосте Крапивине успели поговорить?

Заикин, который в последние минуты стал чувствовать себя уверенно, при этом вопросе словно на полном ходу на стену наткнулся. Его лицо напряглось, челюсти сжались. Он вновь задумался, глядя в сторону, потом ответил так:

– Да, Людмила упоминала какого-то сельского начальника, жаловалась на его самоуправство. Но что именно она о нем говорила, я не помню.

– Не помните, значит… А когда именно состоялась ваша встреча с двоюродной сестрой?

– Точную дату не могу назвать. Кажется, это случилось летом. Да, точно, это было летом, потому что было тепло.

– Случайно, эта встреча состоялась не 21 августа?

– Нет, не 21-го, – уверенно заявил Заикин. – Она состоялась примерно на месяц раньше. А 21 августа, как вы прекрасно знаете, я находился в Нижнем Новгороде на конференции. Если вы проверяли этот факт, то могли убедиться, что я говорю правду.

Теперь настало время капитану Никитину поучаствовать в допросе. Он придвинулся к задержанному и произнес:

– Вы правы, Заикин, мы проверяли ваше алиби. Я выезжал в Нижний Новгород, беседовал с организаторами конференции, с милой Катей Башмаковой, с молодым человеком Андреем Молчуновым из движения «Шире круг», а также с модераторами секций Виталием Павловым и Борисом Орловым. И знаете, что мне сказали все эти люди? Что вы действительно были в Нижнем, присутствовали на утреннем пленарном заседании, а после обеда побывали на заседании секции, сделали там яркое выступление… Но потом, после 16:00, вы куда-то пропали. На вечернем заседании секции вас не было!

– Ерунда! – воскликнул Заикин. Он был так взволнован этим разоблачением, что вскочил с места. – Полная ерунда! Они не могут доказать, что меня там не было!

– Но они и не должны это доказывать, – напомнил задержанному Гуров. – Это вы должны нам доказать, что весь день 21-го и утром 22-го находились в Нижнем Новгороде. Но мы сейчас не будем заниматься пустыми препирательствами. Если вы действительно были 21 августа на конференции, скажите, чем занимались участники на последнем заседании, которое началось в 16:00?

Игорь Заикин уже был готов ответить и на этот вопрос, он даже рот открыл, чтобы заговорить, но вдруг замолчал. Видимо, он почувствовал, что в вопросе оперативника скрывается какой-то подвох. Он неуверенно произнес:

– Чем занимались? Да все тем же самым и занимались. Рассказывали о ситуации в своих регионах…

– Ответ неверный, Заикин, вы получаете «два», – отреагировал Гуров. – Может быть, сделаете еще одну попытку? Продолжите гадать на кофейной гуще? Нет, не хотите? Так и быть, я отвечу за вас: после 16:00 участники занимались мозговым штурмом, решали вопрос о правильной стратегии взаимодействия хозяина предприятия с персоналом. Но вы этого знать не можете, потому что вас после 16:00 в Нижнем уже не было.

– Кроме всех перечисленных, ваше отсутствие в городе подтверждает девушка, которая убирала ваш номер, Таня Антонова, – добавил Никитин. – Я с ней беседовал, и она твердо заявила, что вы как ушли утром из гостиницы, так больше в ней не появлялись.

– Вы и не могли там появиться, Заикин, – снова заговорил Гуров, – потому что в это время мчались назад, в Суходольск. Вернее, вы стремились дальше, в Копены. Около полуночи вы явились в дом супругов Кармановых и убили всю семью.

– Ложь! – вскричал бизнесмен. – Наглая ложь! Вы не сможете этого доказать!

– Еще как сможем! – заверил его Никитин. – Сейчас эксперты изучают пистолет, найденный в вашем кабинете. Что же вы так неосторожно поступили: оставили оружие у себя, вместо того чтобы его выкинуть? Это же просто жадность, Заикин! Специалисты быстро установят, что это тот самый пистолет, из которого были убиты члены семьи Кармановых, а также глава сельской администрации Егор Крапивин.

– Ну вот, еще и Крапивина сюда приплели! – продолжал возмущаться бизнесмен. – Его я точно не мог убить, потому что 24 августа я снова выехал в Нижний Новгород, чтобы встретиться с предпринимателем… черт, вот фамилию забыл…

– Ничего, я вам напомню, – сказал Гуров. – При нашей первой встрече, когда память у вас была еще свежая, вы заявили, что 24 августа встречались в Нижнем с предпринимателем Олегом Федоровым. Однако в разговоре с капитаном Никитиным этот человек уверенно заявил, что не видел вас ни 23, ни 24 августа. Вы просто выдумали эту поездку, Заикин. Видимо, проживая в Мексике, вы привыкли таким образом обманывать тамошних полицейских. Возможно, там такие штучки и сходили вам с рук, но здесь…

– Мексика? – с удивлением произнес задержанный. – Но откуда вы знаете…

Он не договорил. Упал на стул и словно сдулся – прямо как воздушный шар, проколотый булавкой. Силы покинули его. Между тем оперативники хотели еще многое ему сказать.

– А что касается убийства генерала Дружкова, совершенного 27 августа, – сказал Гуров, – то мы вам уже объяснили, что все знаем про ваш трюк. Вы послали в Москву Сергея Полозкова. Это он покупал билеты и проживал в гостинице под вашим именем, по поддельным документам. Хотя и у него на совести могло оказаться одно убийство. Чуть было не оказалось… Вы знаете, о чем я говорю?

– Понятия не имею… – пробормотал задержанный.

– Я говорю о западне, которую вы приготовили мне, – напомнил сыщик. – Должен признать, ловушка была устроена качественно. Вы верно предугадали мое поведение. Конечно, я должен был погнаться за грабителем, и я погнался. Там, на крыше гаража, в меня стреляли не вы, а Полозков. Стрелял, попал – только убить не смог. Сейчас в другом кабинете Полозков подробно рассказывает, как вы ему поручили совершить это преступление. После окончания допроса мы будем знать почти все. Да, почти все…

Тут сыщик замолчал. Он встал, прошелся по кабинету, потом остановился у стола и склонился к задержанному.

– Мы не знаем, почему вы спрятали тот чемодан у своей тетки Натальи, – сказал он, внимательно глядя на Заикина. – Почему вам потребовалось срочно спрятать эти деньги? Как и почему чемодан оказался на хранении у Крапивина? И как он потом перекочевал к генералу Дружкову? Вот несколько вопросов, на которые я пока не знаю ответ. Может быть, вы нам в этом поможете? Тогда картина случившегося будет полной…

Сыщик не ждал, что задержанный будет отвечать на эти вопросы. В конце концов, он был опытным человеком и понимал, что следствие не располагает возможностью как-то смягчить тяжелейшие статьи обвинения. Гуров задал эти вопросы просто так – скорее размышлял вслух. Тем сильнее было его удивление, когда задержанный вдруг заговорил.

– Почему я решил спрятать эти деньги у тети Наташи? – сказал бизнесмен. – Потому что мне больше некуда было их положить. Это были последние деньги, полученные фирмой «Солидная основа». В те годы все платили наличными, тем более делая вклады в финансовую организацию…

– В финансовую пирамиду, вы хотите сказать? – не удержался от иронии Никитин.

– Пусть будет пирамида, – согласился Заикин. – На меня тогда подали кучу исков, прокуратура вот-вот должна была выдать ордер на арест, мне нужно было срочно бежать из города, а еще лучше – из страны. А куда деньги девать? У меня на руках было валюты и драгоценностей почти на 50 миллионов рублей, если считать по нынешнему курсу. И тут я вспомнил о моей тете из деревни. Когда-то мы были очень дружны, но на тот момент о нашей родственной связи никто не знал. Кто будет искать пропавшие миллионы в домике на краю деревни? Никто. Вот я и поехал к тете Наташе – попросил на время спрятать чемодан. Она очень не хотела связываться с деньгами, но согласилась из любви ко мне. Вот так чемодан оказался на том участке Кармановых.

– Так, этот момент теперь понятен, – кивнул Гуров. – Но при чем здесь сельский глава Крапивин? Как чемодан оказался у него?

– Как мне рассказала Людмила, чемодан Крапивину отдала еще тетка Наталья, – объяснил Заикин. – Ее мучило, что у нее на участке лежат чужие деньги, она хотела кому-то об этом рассказать. И рассказала своему дальнему родственнику Егору Крапивину – ей казалось, что он человек порядочный. А этот плут сразу оценил ситуацию и стал уговаривать Наталью, чтобы она отдала ему этот чемодан – дескать, у него ценности будут сохраннее. А она и рада была избавиться от клада. Так мои деньги оказались у этого плута. И он тут же запустил лапу в чемодан, взял оттуда то ли шесть, то ли восемь миллионов и купил на эти деньги себе заводик.

– И тогда об этих деньгах узнал генерал Дружков, который внимательно отслеживал все случаи неожиданного обогащения жителей Суходольска, – дополнил его слова Никитин.

– Да, после покупки завода о деньгах узнал Дружков, – подтвердил Заикин. – Он стал угрожать Крапивину, что посадит его в тюрьму, лет на восемь, а может, и на десять. И тот сломался – согласился передать чемодан Дружкову.

– У Людмилы вы это узнали, как я понял, пытая ее, – сказал Гуров. – Мучили женщину на глазах родных, пока она все не рассказала. А потом убили и ее, и мужа, и детей. И так спокойно об этом говорите: «как мне рассказала Людмила»! Тоже мне «рассказ»! Не она вам рассказала, а вы каленым железом из нее вытащили! Неужели вам не жалко было женщину, которая тем более приходилась вам сестрой?

– Я уже тридцать лет занимаюсь бизнесом, – спокойно ответил Заикин. – А эта профессия убивает жалость. В бизнесе неудачников не жалеют – пусть сами о себе заботятся. А Людмила оказалась именно неудачницей – так карты легли.

– А Крапивина чем вы запугали? – спросил Никитин.

– Смертью, – отвечал Заикин. – Его и пугать особенно долго не надо было – он был человек трусливый. Когда он понял, что я серьезно могу убить, он сразу поджал хвост. Все выложил как на духу. И про деньги, что взял из чемодана, рассказал. Тем более что я уже немного знал эту историю.

– Значит, эти ваши «легкие деньги», доходы от финансовой пирамиды, убили сначала четверых членов семьи Кармановых, потом Егора Крапивина, а затем и генерала Дружкова? – спросил Гуров.

И, поскольку задержанный только усмехнулся, сыщик продолжил:

– Впрочем, можете не отвечать, я и так все знаю. Да, эти деньги стали причиной гибели шести человек. А седьмым должен был стать я, да только вовремя повернулся и пуля прошла мимо головы. Скажите, Заикин, но ведь вы с генералом Дружковым и раньше вели дела, до того, как узнали о том, что он присвоил ваш клад?

– Дела? – переспросил бизнесмен. – Не понимаю, о чем вы говорите…

– О распространении наркотиков, конечно, – объяснил Гуров. – Ведь это вы поставляли в город крупные партии различного зелья. А еще с помощью Ростислава Романова наладили раздачу дури мелким наркоторговцам. Теперь понятно, почему именно два года назад в город вдруг хлынул поток наркотиков. Это вы его организовали. Для этого и вернулись на родину. А еще – чтобы забрать свой чемодан из тайника в Больших Копенах. Правда, с этим вышла небольшая задержка, но вы справились…

– Скажите, Заикин, а наркотики вам, случайно, не из Мексики поставляли? – спросил капитан. – Может, зелье шло оттуда? Так сказать, по старым каналам?

– Зачем же так далеко возить? – удивился задержанный. – Можно и поближе найти. Тут главное – знать механизм и расценки…

– И все это вы вполне изучили во время своей, так сказать, «командировки», – подхватил Гуров. – Это понятно. Вы мне объясните вот еще какой момент. Почему вы до конца хранили этот ваш «Люггер»? Что за жадность такая? Ведь обычно оружие после убийства выбрасывают – причем так, чтобы его никто не нашел.

– Да, я знаю, что пистолет надо было выбросить, – согласился задержанный. – Сразу после того разговора в доме Кармановых и выбросить. Но этот пистолет мне дорог. Он еще там, в Америке, не раз меня выручал. Он мне словно верный друг. А с друзьями тяжело расставаться. У меня ведь и другое оружие было – сами видели. Но именно этот пистолет никогда не подводил. А теперь, получается, подвел…

– Это верно, такое оружие потащит на дно вернее любого камня, – согласился Гуров.

Он взглянул на капитана, спросил:

– Ну что, у тебя еще остались к нему вопросы? Если нет, давай вызовем конвой и отправим господина Заикина на новое место проживания. Только скажи дежурному, чтобы конвой прислали усиленный: уж больно клиент у нас опытный попался.

Когда Заикина увели, Никитин спросил:

– Ну, теперь куда вас отвезти, Лев Иванович? В гостиницу? Теперь там Полозкова нет, вам ничего не угрожает…

– Нет, теперь вези меня туда, откуда взял, – отвечал сыщик. – То есть в больницу. Что-то плечо у меня совсем разболелось. Чувствую, сегодняшнюю ночь мне надо провести на больничной койке. Да и еще пару дней, наверное, придется у вас пожить. Так что мы успеем с тобой пообщаться.

Когда Никитин привез сыщика в больницу, его лечащий врач, доктор Асташкин, уже ушел домой. И в этом смысле Гурову повезло, потому что врач, конечно, сделал бы ему выговор за самовольное оставление больницы.

Тут же выяснилось, что плечо у сыщика «что-то разболелось» не зря – когда померили температуру, оказалось, что у Гурова под 40 градусов. Дежурный врач предположил, что в потревоженной ране началось воспаление. Полковника тут же уложили на койку, ввели ему приличную дозу антибиотиков. В таком состоянии Никитин его и оставил.

А когда на следующий день капитан снова приехал в больницу, он встретился с доктором Асташкиным и имел с ним весьма неприятную беседу. Выяснилось, что Гуров находится без сознания, температуру никак не удается сбить и вообще положение плохое. Такое сообщение, конечно, сильно встревожило капитана. И весь день, занимаясь следственными действиями, связанными с арестом Заикина и Полозкова, капитан продолжал думать о знаменитом сыщике, оставшемся в больнице.

Встревожился не он один – начальник Управления генерал Кашкин тоже забеспокоился и в течение дня несколько раз звонил в больницу, чтобы узнать о состоянии пациента. К счастью, после обеда состояние раненого улучшилось, температуру наконец удалось сбить, и доктор Асташкин даже разрешил посетить больного.

Вечером дверь палаты, в которой лежал Гуров, открылась, и в палату вошли сразу три человека: и капитан Никитин, и генерал Кашкин, и капитан Теплов, который был привлечен к допросам обвиняемых. Они принесли больному гору витаминов: фрукты, соки… Посетители сели вокруг койки, и генерал Кашкин сказал:

– Я пришел, Лев Иванович, по двум причинам. Во-первых, меня привело сюда беспокойство за ваше здоровье. Не хватало того, чтобы мы вывели из строя лучшего сотрудника Главка! Генерал Орлов нас за это по головке не погладит. А во‐вторых и в‐главных, я хотел выразить вам большую благодарность за проделанную работу.

– Да, и я тоже хотел бы присоединиться к Виктору Игнатьевичу, – сказал капитан Никитин. – Ведь вы прежде всего меня сильно выручили. Две недели я бился над этими делами и не продвинулся ни на шаг. А вы не только раскрыли дела об этих трех убийствах, но и вскрыли сеть по распространению наркотиков. Мы задержали уже восемь человек, которые были связаны с центром «Прыжок», получали там зелье и затем распространяли его дальше. А организовывал поставки дури в Суходольск как раз Заикин – по его заказу водители фур доставляли «товар» на Заозерский тракт. И у меня есть еще одна причина прийти сюда, кроме тех двух, что назвал Виктор Игнатьевич.

– Интересно, что же это за причина, – сказал Гуров. – Давай, капитан, выкладывай.

– Причина очень простая, – пояснил капитан. – Я хочу, чтобы вы, Лев Иванович, объяснили, как вышли на связку Заикин – Полозков – Романов. Какие ходы и приемы вы использовали? На что мне прежде всего надо обратить внимание в следующий раз, когда я буду расследовать похожее преступление?

– В общем, капитан хочет, чтобы ты, Лев Иванович, дал ему своего рода мастер-класс, – сказал генерал Кашкин. – Я, пожалуй, тоже присоединюсь к этой просьбе.

Гуров пожал плечами, насколько это позволяла раненая рука, и ответил так:

– Прежде всего должен сказать, что никаких особых «ходов и приемов» у меня нет. А еще нужно иметь в виду, что одинаковых преступлений не бывает и в следующий раз вы будете проводить уже совершенно другое расследование. Но кое-какие моменты, на которые стоит обратить внимание, все же есть.

Сыщик подумал немного и снова заговорил – так, словно читал лекцию в Школе милиции:

– Всегда нужно изучать прежнюю жизнь людей, которых затронуло преступление: и жертв, и свидетелей, и подозреваемых. Никогда не помешает покопаться в архиве, выяснить, кем тот или иной человек был раньше, где жил, кем работал. Тогда между участниками дела могут обнаружиться неожиданные связи. Так, я обнаружил, что убитая Людмила Карманова и бизнесмен Игорь Заикин являются двоюродными братом и сестрой, а глава сельской администрации Крапивин тоже является Людмиле родственником. Еще никогда нельзя принимать на веру показания участников дела. Любое алиби, даже если оно кажется очевидным, надо проверять. Копнешь – а оно окажется фальшивым. Кроме того, надо уделять внимание деталям – погоде, состоянию дороги, времени преступления… Вот, пожалуй, и все.

– Нет, не все, – возразил Никитин. – Помните, вы два раза решили встретиться со знахарями? Сначала в Белогорье с Глебом Говоруновым, а потом в Копенах с бабой Зиной. Я тогда к этим встречам отнесся крайне отрицательно: ни за что бы не стал с такими людьми встречаться. А вы решили с ними поговорить. И в результате мы получили объяснение того, что произошло с Кармановыми, и точное описание внешности убийцы. И что оказалось? Это описание полностью совпало с внешностью Игоря Заикина! Это был для меня урок…

– Да, иногда можно воспользоваться и такими сомнительными источниками информации, как знахари и ведуны, – согласился Гуров. – Но далеко не всегда. Те, кто называет себя экстрасенсами, как правило, врут. Но тут есть один критерий, почти безошибочный, – деньги. Если человек берет плату за свои предсказания, то он, скорее всего, мошенник. А если готов помогать просто так, за банку молока, то его слова могут оказаться правдой. А с другой стороны, я в этом деле воспользовался самыми современными технологиями, когда попросил МИД дать мне сведения о пребывании Игоря Заикина за океаном. Все надо использовать: и старину, и научные достижения.

– Спасибо, Лев Иванович, за такие подробные объяснения, – сказал генерал Кашкин. – Теперь скажи нам: как долго тебя здесь врачи еще собираются держать?

– Доктор Асташкин говорит, что еще пару дней мне надо побыть под его наблюдением, – отвечал Гуров. – И тогда, если не будет осложнений, он меня отпустит. Конечно, с условием, что в Москве я снова явлюсь на осмотр.

– Понятно, – заключил генерал. – Значит, ты еще здесь побудешь. Не будешь возражать, если мы в случае нужды к тебе обратимся за помощью?

– С какой стати я бы стал возражать? – отвечал Гуров. – Всегда дам совет, если смогу. А от вас я, в свою очередь, хочу получить обещание, что вы будете меня держать в курсе дела. Чтобы, если выяснится что-то важное, я это узнал одним из первых.

– Это я вам твердо обещаю, – заявил капитан Никитин.

– Шурик, ты ничего не смыслишь в женщинах. И не спорь. Если бы это было не так, ты бы не женился на Нине.

Двое мужчин средних лет сидели в ярко освещенном зале переполненного людьми спортивного бара. Но шум болельщиков, с упоением смотревших очередной матч чемпионата мира по футболу, им нисколько не мешал беседовать. Причем разговор их был далек от футбола, да и от спорта вообще. Они сидели за самым дальним столиком и пили уже по третьей кружке пива. Возле них стояло несколько тарелок с разными снеками, орешками, вяленой рыбой и креветками – полный набор настоящих любителей пенного напитка.

Один из мужчин, лет тридцати пяти или около того, был высоким, немного худощавым, но довольно крепким на вид. Даже бросив на него мимолетный взгляд, можно было сказать, что он ратует за здоровый образ жизни и ходит в тренажерный зал. Бицепсы четко вырисовывались на его руках, а шея – крепкая и мускулистая. Судя по всему, посещение пивбара для него явление скорее редкое, чем закономерность. Одет он был в светлые джинсы голубовато-белого цвета и светлую, песочного оттенка футболку. Темные волосы ежиком, а лицо чисто выбрито, что делало его моложе лет на пять. И вообще посетитель был довольно симпатичным мужчиной. Не сказать, что красавец, но привлекателен настолько, чтобы обратить на себя внимание двух молоденьких официанток, которые о чем-то перешептывались неподалеку и бросали в его сторону многозначительные взгляды.

Второй мужчина, одного возраста с первым, выглядел не таким симпатягой. Его пристрастие к пиву было видно у него не только на одутловатом лице, но и во всей фигуре. Это был невысокий полный блондин с ярко-синими глазами и длинными светлыми ресницами, которые больше подошли бы теленку, нежели мужчине его возраста. Впрочем, судя по доброму взгляду и благодушной улыбке, с которой он слушал слова своего друга, его характер был близок к характеру мирного бычка.

– Но я люблю ее, поэтому и женился на ней, – возразил он собеседнику.

– Ой, вот только не говори мне, что романтическая, чистая и невинная любовь была основным двигателем, который толкнул тебя на брак, – ухмыльнулся брюнет. – Признайся, что Нина привлекла тебя прежде всего пышными формами. Похоть – вот твой двигатель, приведший тебя к кабале брачных уз.

– Ну почему же кабале. – Добродушная улыбка не сползала с уже пьяненького лица толстячка. – В браке есть свои плюсы…

– Ну да, ну да, – покивал высокий. – Сколько времени вы уже женаты? Три года? А теперь скажи мне, но только сначала хорошенько подумай, перед тем как ответить, – брюнет пощелкал пальцем по своему пустому бокалу. – Какова периодичность отказов Нины в близости по сравнению с первым годом вашего знакомства? Сколько раз в месяц у нее болит голова, когда ты униженно просишь ее не отказывать тебе в сексе? Вот посиди и подумай. А я пока что пойду принесу себе еще пива. Тебе уже хватит, а то Нина домой не пустит, – хохотнул он и, взяв свою кружку, направился к стойке бара, пробираясь через толпу фанатов футбола.

– Налей мне, красавица, чешского темного, – попросил симпатичный мужчина девушку-баристку и добавил: – Держитесь, матч через пятнадцать минут закончится, и вся эта толпа потных и пьяных мужиков удалится на улицу проветривать свой пыл и изливать злость и досаду, возникшую у них на бездарных игроков нашей сборной на первых попавшихся под руку прохожих.

Девушка была и впрямь миловидной, но усталость давала о себе знать несимпатичной складочкой на лбу и суровыми морщинками у губ. Она уже два часа, ни разу не присев, обслуживала толпу посетителей, которые с каждым часом становились все более и более возбужденными и агрессивными из-за проигрыша команды. Но комплимент ли высокого брюнета или его обаятельная улыбка сделали свое дело – морщинки у губ моментально расправились, а глаза девушки засветились неподдельным интересом к посетителю. Усталость как рукой сняло. Она открыто и даже радостно улыбнулась.

– Держусь, – ответила она и налила пиво в кружку с таким удовольствием и аккуратностью, что пены в нем было только самую малость.

Мужчина расплатился, добавив щедрые чаевые, и, очаровательно улыбнувшись баристке, направился к своему столику.

Его друг сидел, подперев щеку ладонью, и, казалось, подремывал. Но когда брюнет сел напротив него, он приоткрыл глаза и сказал:

– Если честно, то я всегда завидовал тебе, хотя и не понимал, как тебе удается охмурять женщин и при этом оставаться неженатым.

– Шурик, – брюнет с наслаждением сделал большой глоток пива и слизнул с губ пену, – ты плохо знаешь психологию женщин, поэтому и попал на крючок первой, которая решила для себя, что такой тюфяк, как ты, будет удобен ей в качестве мужа. Ты наивен, и тебя легко обвести вокруг пальца, друг мой. Чем Нина и воспользовалась.

– Поделись со мной знаниями, о брат мой. Мы с тобой одной крови – ты и я, – шутливо произнес блондинчик.

– Я, конечно же, могу и поделиться, – его друг снова отхлебнул пива и принялся закидывать соленый арахис себе в рот, – но толку от этого не будет ни на грош. И то, что мне приносит не только доходы, но и удовольствия, тебе не принесет абсолютно ничего, кроме семейного скандала.

– Да, ты прав, – вздохнул тот, кого брюнет называл Шуриком, и, мечтательно улыбнувшись, попросил: – И все-таки наставь меня, неразумного, на путь истинный. Вдруг пригодится. Жизнь – она, брат, штука непредсказуемая.

– Хм, но только не для тебя, – усмехнулся брюнет. – Не из того ты теста сделан, дружище. Посмотришь на твое добродушное выражение лица, и прямо-таки хочется тебя облапошить. Ну да ладно, внимай словам моим, сын мой. Все женщины делятся на три основные категории – на вечных дочек, эмансипированных партнерш и на мамочек. Если четко знаешь, с какой из категорий имеешь дело, то тебе будет легко манипулировать и добиваться желаемого. Тут главное – не ошибиться.

– И как распознать эти категории?

Толстячок приободрился и с интересом подался вперед, стараясь сосредоточиться на словах друга, хотя его опьяненный переизбытком солода мозг пытался увильнуть от этого занятия. Шурика тянуло поспать, а не вдаваться в тонкости женской психологии.

– Вот это-то и есть самое главное во всей интриге, – усмехнулся брюнет. – Надо, чтобы женщина сама, и притом как можно быстрее, раскрылась перед тобой. Показала настоящий облик, так сказать. А для этого она должна поверить, что ты – тот самый единственный и долгожданный, которого она ждала и о котором мечтала. Не обязательно на белом коне, но непременно принц. Даже если ты принц без собственного царства. А вот этому тебя, Шурик, я не могу научить, как ни буду стараться. Этот дар дается мужчине от природы. Это как тебе был дан дар художника. Понимаешь меня?

– Помню я твою природу, – согласно кивнул толстячок. – Все девчонки в классе по тебе сохли.

– Ну, положим, не все, – скромно усмехнулся брюнет. – С некоторыми, как, например, с Миленой Терновской, пришлось повозиться с месяц, прежде чем она дала мне списать годовую контрольную по математике.

– М-м-м, Милена, – мечтательно произнес Шурик. – Она была красивой девочкой. Жалко ее. Она ведь из-за тебя тогда под машину кинулась.

– Может, она и красивая была, но глупая, – махнул рукой брюнет. – Умная бы так не поступила. И ради чего? Итог – инвалидность на всю жизнь.

– Тебе ее не жаль? – тоскливо посмотрел на друга блондин.

– Нет, почему же – жаль. – Брюнет допил пиво и снова облизнул губы. – Но дело-то, согласись, было не во мне, а в ней самой. Другие девчонки ведь не пытались покончить с собой из-за такой глупости, как безответная любовь к однокласснику. А значит, они умнее Милены. Пойдем, Шурик. – Мужчина встал и потянул друга за рукав. – Матч заканчивается, сейчас фаны хлынут из бара, как отрыжка у перепившего пива молодчика, и мне совсем не хочется быть частью этой отрыжки.

Толстячок встал и на гнущихся ногах поплелся следом за высоким другом, который шел по залу так уверенно и прямо, будто бы и не влил в себя четыре больших кружки крепкого пива.

На улице у выхода стояла одна из молоденьких официанток. Она явно ждала, когда высокий брюнет будет проходить мимо, иначе как объяснить то, что девушка именно у него попросила прикурить сигаретку.

– Девушка, я не курю, – снисходительно посмотрел на нее мужчина и, одарив ее одной из самых своих очаровательных улыбок, окинул взглядом официантку с ног до головы. – Но я могу пригласить вас поужинать после того, как закончите работу, и прочитать вам за ужином злобную лекцию о вреде курения. Особенно для женщин вашего нежного возраста.

К большому удивлению Шурика, девушка ничуть не обиделась на реплику и замечание его друга, а только улыбнулась немного глуповато и ответила:

– Поужинать и лекция – звучит заманчиво. – Она сделала вид, что раздумывает над предложением, но задумывалась она недолго. – Хорошо, я согласна и на ужин, и на лекцию. Вы преподаватель в вузе? – хохотнула она, считая, что остроумно задала вопрос.

– Я свободный художник, – многозначительно ответил брюнет. – Поэтому могу читать лекции на любые темы, которые интересуют молоденьких и симпатичных девушек.

– Ну, раз так, то тогда я с удовольствием задам вопросы на тему о вреде курения, – кокетливо заявила девица и добавила: – Меня зовут Анита, и я заканчиваю работу ровно через час.

Потом она вошла в бар, и, пока двери медленно закрывались, мужчины успели заметить, как к девушке подошла подружка и они о чем-то зашептались.

– Ну ты даешь, – восхищенно заметил блондинистый Шурик. – Вот так запросто поймать цыпочку на ночь…

– Фу, друг мой, как ты выражаешься, – рассмеялся брюнет. – Ты думаешь, я действительно приду сюда за этой маленькой…

Он неприлично выразился и пошел прочь от бара.

– А я бы, будь моя воля… – начал было мечтать толстенький мужчина, но брюнет его прервал.

– Брось, Шурик, забудь и не парься, – спокойным и чуть насмешливым голосом сказал он. – Эти, как ты выразился, цыпочки не достойны ни моего, ни твоего внимания. Женщины, на которых стоит обратить внимание, – это именно женщины, но никак не девицы фривольного поведения. И, опять же, женщины трех категорий, но на этот раз категорий несколько другого плана, – это вдовушки, матери-одиночки, разведенки и старые девы. Вот с ними иметь дело – большое удовольствие.

– И в чем же это удовольствие состоит? – не понял толстячок. – Они опытнее в сексе? Ты это имеешь в виду?

– Шурик, Шурик, – снисходительно и даже несколько жалостливо посмотрел на него высокий друг. – Все-то ты меряешь одной меркой. Секс в жизни – не главное для мужчины.

– Да? – От удивления глаза блондинчика округлились и стали похожи на глаза куклы – такие же голубые и глуповато-наивные. – А что главное, по-твоему?

Брюнет вынул из кармана пачку дорогих сигарет, неторопливо и с удовольствием затянулся и только потом ответил:

– Главное для мужчины – быть уверенным в себе и в своем будущем. А эту уверенность, Шурик, мужчине дают деньги. – Он задумчиво посмотрел на друга и добавил: – Вернее, много денег. И дать их мужчине может в том числе и женщина. Зачем работать, если на белом свете много дурочек, готовых дать тебе деньги за просто так. За твои красивые глазки, например.

– Но это же… Это как-то нехорошо называется. – Блондин щелкнул пальцами, не зная, какое слово подобрать.

– Ты хочешь сказать, что я жиголо, альфонс? – хохотнул брюнет. – Нет, мой друг, я не такой. Я не живу за счет женщин в прямом понимании этого слова. Я просто учитель, я учу их уму-разуму. Наглядно, на собственном примере, показываю им, что не стоит в этом мире доверять кому попало. Я учу их быть мудрыми и осторожными в отношениях с мужчинами, быть избирательными в плане доверия. Можно сказать, что я их гуру в этом жестоком и обманчивом мире.

Мужчины некоторое время шли молча. Высокий курил и с интересом смотрел по сторонам, а низенький шел, засунув руки в карманы джинсов и уставившись на дорогу. Возле одного из поворотов брюнет остановился и, протянув руку блондину, сказал:

– До встречи, друг Шурик. Я найду тебя, когда мне понадобится твоя помощь. Ты тоже всегда можешь на меня положиться в плане денег. Ты еще не решился открыть собственный салон? Пора бы уже. – Он снова усмехнулся. – Нина – женщина дорогая, деньги любит. Смотри, найдет себе мужика…

Недосказав мысль, которая и так была понятна его другу, он решительно перешел дорогу и направился в сторону спуска в метро.

В редакции сетевой газеты «Есть инфоповод», офис которой находился на одной из центральных улиц города Иваново, с самого утра было тихо и спокойно. Впрочем, как и во все остальные дни. Оно и понятно, газета выходила только в электронном виде, и многие ее сотрудники работали удаленно. В конторе постоянно находились только редакторы колонок, юрист, пара дежурных корреспондентов и сам главный редактор, у которого был собственный отдельный от основного офиса кабинет.

Этот рабочий день в редакции обещал стать для всех его сотрудников обычным рабочим днем и не предвещал никаких эксцессов. Ну, разве что кто-нибудь из удаленно работавших корреспондентов нечаянно нападет на какую-нибудь сенсацию, что было маловероятным.

Главред – высокий и крепкий мужчина с благородной сединой в волосах – сидел, уткнувшись в монитор, и вычитывал последний, только что вышедший в сеть номер газеты. Обычно его помощница (она же приходилась ему и супругой) делала это заранее, еще перед выставлением номера на сайте, но она внезапно заболела, и главному редактору пришлось дать добро на выпуск газеты без вычитки. Он не очень беспокоился за качество контента, зная, что редакторы колонок выполняли свою работу хорошо и серьезных ляпов не допускали. Но даже если что-то вдруг пошло бы не так, то исправить онлайн то, что уже было выставлено, технически не представлялось сложным. За этим строго следили также сами редакторы колонок. Но долг требовал от главреда быть в курсе событий, которые освещала подчиненная ему газета. Именно этим он сейчас и занимался – вычитывал новости и актуальные статьи.

В дверь робко постучали.

– Войдите! – позволил главный редактор, не отрывая глаз от монитора.

В комнату нерешительно заглянула молоденькая, лет двадцати пяти – двадцати семи, темноглазая женщина и спросила:

– Можно войти?

Главный редактор мельком бросил взгляд на женщину и кивнул:

– Я же сказал «войдите», значит, входите. Если вы по поводу трудоустройства, то…

– Нет-нет, – перебила его женщина, легко, как змейка, проскальзывая в кабинет. – Я по личному делу.

Эти слова заинтриговали главного редактора, и он наконец-то удостоил вошедшую своим вниманием, посмотрев на нее более пристально. По личным вопросам никто в офис их газеты никогда не приходил. По общественным вопросам – да, приходили, и по судебным искам, и по поводу размещения рекламы, и по юридическим вопросам тоже бывали, а вот по личным… Такого на памяти главреда еще не случалось.

– Кхм, – прочистил он горло и сказал: – Вообще-то для решения личных вопросов у нас есть контактные телефоны и имейл.

– Я знаю, – кивнула женщина и спросила: – Можно я сяду и все вам объясню?

Она была не только черноглазой, но и черноволосой, даже кожа выглядела непривычно смуглой для средней полосы России. Наверняка в ее венах текла кровь мулатки, потому как на обычный загар шоколадный цвет явно не тянул. Да и вся внешность женщины говорила о том, что кто-то из ее родственников проживал или даже до сей поры проживает на африканском континенте. Длинноногая, стройная, с густой копной сильно вьющихся волос, женщина была похожа на экзотическую модель с обложки какого-нибудь американского журнала. Одета она была тоже более чем прилично, не кричаще богато, но модно. Руки и лицо были ухоженными, а аксессуары – серьги, ожерелье, сумочка и ремень на брюках – подобраны стильно и со вкусом.

– Да, конечно же, садитесь вот в это кресло. – Главный редактор встал и указал женщине на одно из двух мягких кресел, стоящих у стены неподалеку от его письменного стола. – Тут нам будет удобнее беседовать. Хотите кофе?

Этот вопрос главный редактор задал больше из вежливости, чем от желания действительно угостить гостью. Обычно подавала напитки посетителям его жена, но сегодня она оставалась дома с простудой. Впрочем, если бы посетительница согласилась на кофе, то за ним всегда можно послать кого-нибудь из дежурных корреспондентов. Этим бездельникам, мысленно рассуждал главред, все равно, чем заниматься в рабочее время, – писать очередную занудную статью о строительстве новой школы в старом микрорайоне или сбегать в кафетерий на первом этаже и принести шефу стаканчик кофе из автомата.

– Не беспокойтесь, я не пью кофе, – отказалась посетительница, и главред почувствовал облегчение: одной заботой меньше.

– Наверное, я должна представиться, прежде чем изложу свою просьбу, – между тем продолжила говорить женщина. – Меня зовут Джованна Максимовна Мацамо. Вам может показаться странным такое сочетание имени, отчества и фамилии, но объясняется это просто – мой отец родом из Мозамбика, и фамилия Мацамо там весьма распространена. А имя он себе выбрал сам. Так проще было его вписать в мое свидетельство о рождении. На самом деле его имя весьма необычное для русского произношения – Самора. Мама познакомилась с ним в Москве. Оба в то время были студентами… Впрочем, эта история весьма банальна и не представляет собой большого интереса. Я пришла к вам не для того, чтобы поделиться родословной, – добавила она, смущенно улыбнувшись и садясь в кресло.

Главный редактор сел рядом и благодушно проговорил:

– Да, чего только в жизни не случается. Раз уж мы будем с вами беседовать, то называйте меня Михаилом Петровичем. Теперь, когда мы знакомы, – он улыбнулся шоколадной женщине, – я готов вас внимательно выслушать.

Женщина прижала к себе сумочку так, словно это был ее талисман, который придавал ей уверенности, и, вздохнув, проговорила тихим и не совсем уверенным голосом:

– Прежде чем я расскажу свою историю, я хотела бы, чтобы вы пообещали мне: все, что здесь будет сказано, не выйдет за пределы этого кабинета. Я в нашем городе человек медийный, а потому…

Тут она смутилась еще больше и пробормотала:

– Боже, что я такое говорю… Я пришла к вам в редакцию, чтобы вы напечатали в своей газете мою историю. Понимаете, я хотела бы, чтобы она послужила предостережением другим женщинам. Чтобы они не оказались на моем месте. Понимаете?

– Нет, пока что я вас не очень понимаю, – терпеливо улыбнулся главный редактор. – Но уже заинтригован. Сначала вы просите, чтобы все, о чем мне поведаете, не стало оглаской общественности, и сразу же просите меня напечатать свою историю как предостережение для других.

– Да, я просто… Просто я немного растеряна, – смутилась женщина. – Но я сейчас вам все объясню. Понимаете, я стала жертвой развода на деньги. Причем развели меня на немалую сумму – на один миллион рублей.

Женщина посмотрела на главного редактора с тревогой, словно ожидая насмешки или сарказма в свой адрес.

– Да, это серьезно, – недоуменно и сочувственно сказал главред. – Вы обращались в полицию?

– Нет. – Женщина опустила голову. – Мне весьма стыдно признаться в этом, но я сама, добровольно отдала этому человеку деньги. Он не воздействовал на меня гипнозом или шантажом и никак мне не угрожал. Он просто влюбил меня в себя. И влюбил так, что я готова была для него на все. Ведь я считала, что его чувства ко мне так же сильны, как и мои к нему.

– Хм, – нахмурил брови главный редактор. – А вы уверены, что он обманул вас, а не попал в какую-то переделку или, скажем, умер? Такое иногда случается.

– Я и сама сначала так подумала и даже много переживала и плакала по этому поводу. Пробовала его искать. Даже в полицию обращалась. Но они сказали, что он – взрослый человек и сам решает, с кем ему встречаться или не встречаться. Пока не найдено тело, сказали мне, или о пропаже человека не подал заявление кто-то из его близких родственников, они не будут заниматься поисками. Не могут же они искать каждого сбежавшего из-под венца жениха.

Женщина снова горестно вздохнула, достала из сумочки маленькую бутылку с водой и отпила из нее.

– Нет, он жив и здоров и даже счастлив, – продолжила она. – Я видела его с другой женщиной… Случайно встретила его через три месяца после того, как он пропал с моих радаров.

– Но вы не сказали в полиции, что он выманил большую сумму денег. Почему? Ведь это мошенничество, и есть определенная статья в Уголовном кодексе, – назидательным тоном проговорил главный редактор, удивляясь в душе, насколько бывают наивны некоторые женщины.

– Ах, но ведь я вам уже сказала, что он не выманивал у меня эти деньги. Я сама предложила их. Как я могу сказать в полиции, что меня провели на миллион? Я могла и не давать ему ничего. Так что…

– Вы долго были с ним знакомы? – решился на уточнение главный редактор.

– Месяц или около того, – нехотя и тихим голосом призналась женщина.

– Но ведь он вас обманул, ввел, так сказать, в заблуждение…

Главред старался говорить корректно, хотя ему и хотелось обозвать эту симпатичную женщину дурочкой. Ну кто же просто так, из любви к малознакомому мужчине может отдать добровольно практически все сбережения, как недалекая дама?

– Он сказал, что влип в очень неприятную историю и его шантажирует полиция, – нехотя призналась женщина. – Добавил, что его подставил лучший друг. Ну, то есть он считал его лучшим другом. По его словам, они с этим другом сидели в своей квартире и пили пиво. Даниил, так мне представился этот… – Она замялась, не зная как назвать бывшего дружка. – Я считала его своим женихом, – наконец-то произнесла женщина. – В общем, Даниил, как он сказал мне, перебрал малость с пивом и вырубился, а утром, когда проснулся, друга уже рядом не было.

Женщина замолчала. От волнения в горле у нее пересохло, она снова отпила воды, потом продолжила:

– А еще через полчаса к нему нагрянули эфэсбэшники и нашли у него наркотики. Стали грозить тюремным сроком, но затем сказали, что если он заплатит им миллион рублей, то все замнут. Он сказал мне, что, наверное, это было специально подстроено, но он ничего не сможет доказать, поэтому ему придется или заплатить деньги, или отправиться в тюрьму. Вы бы видели его глаза в этот момент! – вдруг в сердцах воскликнула она. – Он натурально плакал!

Женщина и сама готова была расплакаться, но все же взяла себя в руки:

– Он знал, что у меня на счету есть деньги. С некоторых пор я работаю моделью в местном доме моды, и к тому же у меня есть небольшое наследство, доставшееся от матери, – трехкомнатная квартира.

– Слава богу, что он попросил у вас только один миллион, а не пять и не десять! – воскликнул главный редактор. – Тогда бы вам пришлось продавать и квартиру.

– Он просто не знал о квартире. И о квартире, и еще об одном счете, – горько усмехнулась женщина. – Не знаю уж, по какой причине, но я не говорила ему о них. Я сдавала квартиру в аренду. Мечтала когда-нибудь накопить денег и купить в Испании небольшую виллу. О мечте я ему сказала, а о квартире и другом счете, что у меня был открыт специально для этого случая, не успела сказать. Думала сделать ему сюрприз в день нашей свадьбы.

– Вы говорили, что встретили его с другой женщиной, – напомнил ей главред. Эта история становилась для него все интереснее и интереснее.

– Да, месяца через три, когда я уже совсем отчаялась, ведь полиция отказывалась принимать у меня заявление о его пропаже, я случайно увидела, как он выходит из такси и помогает выйти из машины какой-то блондинке. Невысокая и совсем даже не симпатичная, она не произвела на меня большого впечатления. Но когда я увидела, как он смотрит на нее, я поняла, что он…

– И вы не попытались с ним поговорить? Устроить скандал, в конце концов? – удивился главред.

– Нет, конечно же! – возмущенно воскликнула посетительница. – Во-первых, он запросто мог сказать, что меня в первый раз видит, что я сумасшедшая и все, что говорю, это только мое больное воображение. Во-вторых, я бы точно выглядела дурой, объяви прилюдно, что этот тип обвел меня вокруг пальца и развел на целый миллион рублей. В общем, я поняла: мне обязательно нужно предупредить всех женщин города, что у нас орудует брачный аферист, и через неделю раздумий и колебаний я решила прийти к вам в газету и заказать статью.

– Заказать статью? – не совсем понял главный редактор.

– Да, я хочу заказать вам, то есть вашему изданию, статью, и хорошо ее оплачу, – кивнула женщина с серьезным видом.

– Но почему именно нам? – Редактор был в некотором замешательстве, хотя и весьма доволен тем, что статью оплатят.

– Потому что ваше издание имеет выход в интернет через многие, в том числе и мобильные, приложения и платформы, оно весьма популярно у нас в городе и… В общем, я так решила, – закончила женщина и вопросительно посмотрела на главреда.

«Хм, если женщина что-то решила, то она думает, что она решила правильно», – подумал главный редактор, а вслух сказал:

– Что ж, думаю, мы сможем написать статью, которая бы стала поучительной для многих дам, мечтающих о замужестве, чтобы они не попали впросак, как вы, Джованна Максимовна. Давайте сделаем так. Я сейчас познакомлю вас с одним из своих лучших спецкоров, который как раз пишет для женщин и о женщинах. Вы расскажете ему все, что он захочет узнать для написания статьи и… Как-то так.

Главред хотел напомнить женщине о гонораре, но отчего-то постеснялся. Счет женщины в банке и так уменьшили на миллион рублей, и просить ее выложить за статью еще пару тысяч он посчитал неудобным. Но женщина сама достала из сумочки пару пятитысячных банкнот и, протянув их главному редактору, спросила:

– Десяти тысяч хватит?

Главред, поперхнувшись, закашлялся, а оправившись, выдавил из себя улыбку и сказал:

– Конечно. Мы оформим их как благотворительные пожертвования на нашу редакцию. Вы не против?

– Нет. Делайте с ними что хотите, – с улыбкой ответила женщина. – У меня будет просьба к вашему корреспонденту, который будет писать статью, – мое имя должно быть изменено. Это непременное условие.

– О чем разговор! – воскликнул главред. – Конечно же, мы изменим и имена, и фамилии главных героев истории. Сейчас я вызову человека, и вы сами с ним обо всем договоритесь. Хорошо?

Он снисходительно посмотрел на посетительницу.

– Да, пожалуйста, – кивнула та.

Главред набрал номер одного из редакторов, которые сейчас находились в соседней с кабинетом комнате:

– Пришлите ко мне Соловьева. У меня для него есть важное задание.

Викентий Соловьев, или попросту Вик (так звала его мама, бабушка и большинство знакомых женщин), писал статьи для рубрики, посвященной женщинам, и никто лучше него не разбирался в этой теме. Он знал о женщинах все. И это не было преувеличением. Сколько Викентий себя помнил, он всегда вертелся в среде девочек, девушек и женщин. Поэтому до тридцати двух своих нынешних лет у него было предостаточно времени познать и женскую психологию, и все глубины женской души.

Воспитывали и растили Викентия мама и бабушка, обе знатные портнихи и обе всю свою жизнь прожившие без мужей. Нет, мужья у них какое-то время были, но потом они куда-то девались. В семье разговоры об этом «куда-то» не велись, и все вопросы маленького Вика о том, где его папа и дедушка, игнорировались от слова «совсем». Впрочем, мальчик не был обделен ни вниманием, ни любовью, и это его устраивало. Правда, легко и запросто общаться он научился только с девочками. Мальчики за эту особенность дразнили Вика, а бывало, и поколачивали. Но обиды и тумаки отскакивали от Викентия как мячики и желания влиться в мальчишескую компанию не прибавляли.

В пятом классе к Вику неожиданно пришла мечта – он захотел стать журналистом-международником. Поделившись этой мечтой с любимой учительницей, он узнал, что для того, чтобы она осуществилась, Викентию необходимо много читать, научиться грамотно писать и знать не меньше двух иностранных языков. Все условия показались Викентию вполне реальными, и он занялся самообразованием. Покинув кружок подружек с их сплетнями, хихиканьем и нехитрыми девичьими играми, он стал уединяться на переменках с книгами и читать все, что только попадало в его поле зрения.

Первоначально чтение всего подряд не давало ощутимых плодов, и Викентий как писал раньше, так и продолжал писать с ошибками, что ничуть не приближало его к заветной мечте. Но со временем и по подсказке все той же учительницы Вик стал читать не бездумно, а отмечая в уме правила грамотного написания, и дело пошло на лад. Школу он окончил хотя и без медали, но с хорошими отметками и с неплохим базовым знанием английского и французского языков. Что и поспособствовало его поступлению на журналистский факультет в НГЛУ имени Добролюбова в Нижнем Новгороде, который он окончил с отличием.

Но, к большому сожалению Викентия, красные корочки не помогли ему сделать блестящий и быстрый скачок в карьере, и ему пришлось довольствоваться местом корреспондента в сетевой газете родного города. А когда выяснилось, что Викентий отлично пишет на женские темы, его сделали ведущим спецкором именно этой колонки.

Так как в газете работали в основном женщины, Викентий пользовался у них большим уважением и доверием. Они частенько делились с ним своими проблемами, плакались на мужей, рассказывали о своих романах и вообще держали его за лучшую подружку, с которой можно поделиться самым сокровенным. И все бы ничего, но отчего-то ни одна из знакомых женщин или девушек не воспринимала Вика как обычно воспринимают мужчин. Не видели в нем защитника, добытчика или, в конце концов, обычного самца. Он был для них только милой и мягкой подушечкой, в которую было удобно поплакаться в случае нужды.

Викентий уже привык к такому отношению, хотя и мечтал, что когда-нибудь наконец-то встретит ту единственную и неповторимую, которая поймет его, оценит мужские достоинства и характер и останется с ним навсегда. Поэтому он решил, что нужно просто потерпеть и подождать, когда его принцесса замаячит на горизонте и позволит Викентию спасти себя от… От кого должен будет спасать принцессу, Викентий пока что еще не решил, но свято верил, что такая возможность когда-нибудь представится.

Задание шефа написать статью, в которой бы звучало предупреждение всем невинно обманутым женщинам, Викентий Соловьев воспринял как знак свыше и с большим энтузиазмом принялся за дело. Он не ограничился статьей в газете и распространил ссылку на нее по некоторым социальным сетям и мессенджерам, чтобы привлечь к проблеме как можно большую женскую аудиторию. Пусть его статью прочтут не только в Иванове, но и во всей России. Если уж ему никак не удается найти и спасти от одиночества одну женщину, так пусть он станет спасителем целой плеяды красавиц. Уберечь тысячи девушек от наглого, коварного и жестоко-циничного развода брачного афериста было ему по силам. Ведь он, Викентий, как никто другой мог убедить и утешить, помочь и предостеречь. Он по праву считал себя Ланцелотом пера, и слово было его оружием.

История красавицы Джованны задела Викентия Соловьева за живое. Вик с детства привык считать женщин одним из чудес света и преклоняться перед этим чудом. Правда, с возрастом это чудо несколько утратило свой блеск и величие – он узнал, что женщины бывают коварны, безжалостны и глупы как пробки, – но это ничуть не мешало Вику жалеть их и видеть в них не только недостатки, но и достоинства. Да, наивность и порой даже откровенная женская недалекость поражали, но что поделать, утешал себя Викентий, коль бог сделал женщину «немощным сосудом» и задача настоящего мужчины защищать этот сосуд?

Статью он написал настолько проникновенную и настолько щемяще описал в ней всю историю обмана, что его почта просто-таки разорвалась от поступающих писем. Причем письма шли и из других регионов (ссылки на статью в социальных сетях сделали свое дело), а два письма были даже написаны из ближнего зарубежья.

«Хорошо еще, что я не написал в социальных сетях номер своего телефона», – порадовался Викентий.

Он честным и добросовестным образом ознакомился со всеми письмами, большинство из которых содержали такие же душещипательные истории с разводом на деньги. Вик не только читал их, но и старался систематизировать, отделяя аферы, провернутые через интернет, от тех, которые были проделаны, так сказать, внаглую, в реальности. Викентий и раньше знал, что существует много разных способов обмана (и не только женщин) через интернет. Знал он и то, что аферисты связываются с женщинами через сайты знакомств, а потом, разведя их на деньги, просто исчезают. Это Викентию было понятно – в интернете легко обмануть, подсунув жаждущей любви и заботы даме чужую смазливую фотографию и развесив лапши в виде жалостливых историй ей на уши. Но вот так, глядя прямо в женские глаза и даже рыдая и изображая невосполнимое горе… О таком разводе Викентий слышал от Джованны в первый раз.

И, как оказалось, не в последний. На его голову свалилось столько подобных историй, что Викентий поначалу даже опешил. А потом, узнав, что большинство дам так и не обратились в полицию и не написали заявление, он решил провести собственное, журналистское расследование.

Решить-то он решил, но для того, чтобы осуществить это решение, требовалось добро от шефа. Иначе… Что иначе, Викентий пока еще не знал, но зато твердо решил, что прямо сейчас, хотя рабочий день уже почти закончился, пойдет и станет уговаривать главного редактора предоставить ему такую возможность.

Пару минут Викентий топтался на пороге кабинета, потом постучал. Стук был тихим и нерешительным, что не понравилось Вику, и он постучал еще раз, уже громче и увереннее. Дверь распахнулась, и на пороге появился Михаил Петрович.

– А, это ты, Соловьев… – нахмурил он брови и посмотрел на циферблат наручных часов. – Я собрался уже уходить. У тебя что-то важное или это может подождать до завтра?

– Может, – глядя на хмурое лицо начальника, ляпнул Викентий, но сразу же поправился: – Вернее, нет, не может. Это срочно, шеф.

Главред вздохнул и отступил от двери, пропуская Викентия в кабинет.

– Давай, но только четко и по делу. У меня нет времени выслушивать невразумительности.

– Я быстро, – пообещал Викентий и замолчал, нерешительно затоптавшись на пороге и не зная, стоит ли проходить дальше или остаться у дверей.

– Ну, я слушаю, Соловьев, говори, что там у тебя срочного, – подбодрил его Михаил Петрович и сел за стол.

Викентий моргнул, словно очнувшись ото сна, а потом решительно прошел к стулу напротив стола главреда и сел.

– Я пришел просить добро на журналистское расследование, – выпалил Вик и, видя, что главный редактор открывает рот, протараторил: – Михаил Петрович, дайте мне высказаться до конца, и вы поймете, что в моей просьбе есть рациональное зерно.

– Хм, рациональное зерно… – с расстановкой, словно пробуя словосочетание на вкус, повторил главред и кивнул: – Говори.

– Дело в статье, которую я написал по вашему заданию. Ту самую, о брачной афере с разводом на деньги.

– Я понял уже, – снова степенно кивнул главред. – Хорошая статья получилась, актуальная и резонансная. Много откликов.

– Э-э-э, на самом деле откликов намного больше, чем было написано в комментариях к статье. Я позволил себе смелость подкинуть ссылку на статью в социальные сети, во «ВКонтакт», например, а также выложить в мессенджерах – «Телеграм» и других. Дал в качестве обратной связи свой имейл и предложил поделиться впечатлениями.

– И? – настороженно поинтересовался главный редактор.

– Шеф, это бомба! – с видом смертника сообщил Викентий. – Мне написали сотни женщин из разных регионов и городов. Подобные разводы настолько охватили страну, что я просто в осадок выпал.

– И что? – снова с подозрением посмотрел на него начальник.

– И теперь я хочу, чтобы вы дали мне возможность взять несколько интервью у жертв развода и написать серию статей на эту злободневную тему.

– А смысл?

– Э-э-э, хороший вопрос, – замялся Викентий. – Ну, во‐первых, если первая статья была столь резонансной, что привлекла к нам дополнительный читательский потенциал, то представляете, сколько людей зайдет, чтобы прочесть другие подобные истории?

– Ты хотел сказать, сколько женщин зайдет на сайт нашей газеты? – вопросительно посмотрел на него главред.

– А какая разница? – выпрямил спину Викентий. – Нам ведь главное – собрать аудиторию. За женщинами, глядишь, и мужчины заинтересуются газетой.

– А во‐вторых? – не унимался главный редактор.

– Что «во-вторых»? – сделал наивное лицо Викентий.

– Ну, ты сказал «во-первых», имея в виду пополнение аудитории газеты. А что во‐вторых?

– А во‐вторых…

Викентий задумался, судорожно соображая, что бы такое веское сказать главреду, чтобы тот ему поверил. Не будет же он, Викентий Соловьев, говорить, что все эти статьи должны привлечь к нему, Викентию, внимание столичных изданий, как к перспективному журналисту. Быть спецкором в Иванове – это конечно, неплохо, но быть журналистом в столице – это совсем другой уровень.

– А во‐вторых, Михаил Петрович, мы сможем добавить в нашу газету раздел криминальной хроники, – брякнул первое, что пришло на ум, Викентий.

– Он уже у нас есть, – усмехнулся шеф. – Теплинская ее редактор.

– Да? – сделал удивленно-озадаченное лицо Викентий. Он почесал небритую щеку и согласился: – Ну да, он у нас уже есть. Это я запамятовал. Так что, Михаил Петрович, вы разрешаете мне заняться расследованием некоторых эпизодов развода? Обещаю, статьи будут не просто бомбой, а водородной бомбой.

– Ну и выражения у тебя, Соловьев, – проворчал главред и, немного подумав, добавил: – На расследование нужны дотации и выделение денег. Ты ведь, как я понял, собираешься встретиться с дамами вживую.

– Желательно… – осторожно заметил Викентий.

– Нет, не желательно. У меня все расходы на квартал вперед расписаны, – нахмурился шеф. – А никак нельзя взять интервью по интернету? У нас ведь все-таки сетевое издание. Возможностей море.

– Можно и по интернету, конечно, связаться, – скис Викентий. – Но эффект будет не тот.

– Почему это не тот? Свои фотографии эти дамочки все равно не позволят вставлять в статью, так к чему все лишние телодвижения и передвижения? Задал вопросы, записал ответы, написал статью, и все сидя на месте. Слава техническому прогрессу, – усмехнулся главред.

– Вы ведь прекрасно знаете, Михаил Петрович, что у всякой женщины своя психология. Не все возьмут и вот так запросто откроются неизвестно кому. А при личной встрече мое обаяние и мое умение общаться с женщинами разных возрастов сделают их открытыми для диалогов, – терпеливо стал объяснять свою точку зрения начальнику Викентий. – Домашняя обстановка или тихое кафе, интимное откровение – все это раскроет в женщине ее сущность. Писать мертвые статьи может и наш Паша Петров. Вон сколько наклепал, а кто их читает? А вот такие, чтобы задели за живое, чтобы ими прониклись и они нашли отклик в душе аудитории… К таким статьям нужен особый подход. Живое, так сказать, общение с героями историй.

Викентий говорил бы еще долго, но шеф стукнул ладонью по столу и прервал его эпитеты.

– Я все понял. И вот мое тебе решение – даю добро на журналистское расследование, но только в пределах нашего города… – Он немного подумал и добавил: – Ну еще можешь в пару соседних областей смотаться. Но не более двух раз. Понял? И за свой счет. Потом предоставишь мне калькуляцию о затратах, и я половину твоей командировки оплачу. Деньги получишь в виде премиальных за статьи. Договорились?

– Ага, договорились, шеф. – Викентий вскочил со стула и радостно протянул главреду руку на прощание. – Спасибо, Михаил Петрович, за доверие. Все сделаю в лучшем виде.

Викентий выбежал из кабинета возбужденный и весьма довольный тем, как прошла его встреча с начальством. Он был рад и такому, довольно скудному финансовому предложению шефа. Вообще-то Вик еще первоначально не надеялся на какую бы то ни было компенсацию своих затрат на расследование. И даже готов был взять отпуск за свой счет, если бы главред не разрешил ему заняться изысканиями официально. Но теперь он просто как на крыльях спускался по лестнице и был счастлив, что наконец-то имеет возможность написать что-то свое, свежее, остроактуальное и, конечно же, гениальное. Что обязательно будут перепечатывать другие издания, ссылаясь на его, Викентия Соловьева, статью. А значит, и на него самого.

И тогда, когда его, как популярного журналиста, заметят ведущие издания России, тогда-то он, Викентий Соловьев… Впрочем, о том, что будет потом, Вик пока предпочитал не задумываться. Чтобы, значит, не сглазить, как учили его когда-то мама и бабушка.

С первого дня своей работы в сетевой газете «Есть инфоповод» Викентий мечтал провести собственное журналистское расследование. Но прошло уже целых семь лет, а ему все никак не подворачивался удобный случай. Вначале ему, как молодому и начинающему корреспонденту, давали совсем простые (как он их сам для себя определял) задания. Затем, когда он обозначил себя как хороший и читаемый медиаавтор, редактор стала давать ему целые полосы в колонке, и Вик заслужил право выбирать темы для своих статей. Но едва он пробовал заикаться непосредственной начальнице о серьезных и актуальных вещах, его били по макушке. Причем и в прямом, и в переносном смысле.

– Вик, эта тема никому не будет интересна, – резюмировала редакторша, и разговор на этом считался законченным.

У начальницы Викентия вообще было странное представление о том, что такое журналистское расследование. Однажды она вызвала его к себе и сказала торжественным голосом:

– Вик, ты давно хочешь что-нибудь расследовать. Я нашла для тебя отличную тему.

Вик поначалу затаил дыхание и приготовился излить на начальницу восхищение и кучу благодарностей, но когда услышал, о чем идет речь, – сник. Его задание заключалось в том, чтобы на основании опроса женской половины города Иваново написать статью, в которой бы говорилось, почему одни женщины предпочитают заводить в качестве домашних любимцев собачек, а другие – кошечек. Похоже, что редакторше было совершенно невдомек, чем обычный сбор статистики по тому или иному вопросу отличается от настоящего журналистского расследования.

Статью Викентий написал, но больше к редакторше с просьбой дать серьезное задание не подходил. Теперь же, когда ему так удачно подвернулся случай провести настоящее расследование, он решил вообще ничего не говорить своей начальнице, а сразу же прорваться со своей идеей фикс к главреду. А получив добро, с энтузиазмом принялся за осуществление задуманного.

В теории Викентий Соловьев знал, что в журналистском расследовании, как и во всяком другом расследовании, для начала нужно систематизировать всю имеющуюся в наличии информацию, а потом из потока этой информации выделить главное и продолжать раскручивать «главное», пока не выйдешь на виновника всех бед. Ведь именно ради этого – ради выявления и последующего наказания преступления (не важно какого – бытового, экономического, политического или уголовного) – и затевались всегда такие расследования. Викентию нравилась мысль, что из просто корреспондента он, пускай даже на короткое время, переквалифицируется в этакого Шерлока Холмса, в частного детектива, задачей которого будет восстановление справедливости.

Викентий никогда не увлекался детективами, но в детстве, как и многие мальчишки, читал и о Пинкертоне, и о Ниро Вульфе, и о Пуаро, поэтому знал, что именно сбор информации и последующая его обработка должны стоять во главе всякого расследования. А информации по делу брачных афер у Викентия накопилось довольно много. Писем от обманутых дам к нему на почту пришло более полусотни. Из них в двух десятках были описаны случаи обмана не через интернет, а, так сказать, вживую.

Чтобы хоть как-то определиться, с кем именно из женщин ему нужно обязательно встретиться, Викентий решил систематизировать письма, пришедшие на его имейл. В колонки таблицы, которую он расчертил в тетрадке, он внес, помимо имени жертвы, еще и название города, а также примерный период совершения преступления.

Картинка, которая нарисовалась после несложной классификации, несколько озадачила Викентия. Получалось, что одновременно с Джованной в Иванове подобным образом были одурачены еще три женщины. А до этого весьма похожие случаи произошли в Ярославле и во Владимире, то есть в областях, с которыми граничит Ивановская область. При этом из Владимира он получил два отклика, а из Ярославля – четыре. Всего, по подсчетам Викентия, получалось, что брачными аферистами (или все-таки одним аферистом?) были обмануты целых десять женщин. И это только за последние три месяца А сколько их еще было по всей средней полосе России, откуда пришли отклики!

«И это только те, о которых мне стало известно, – почесал ручкой в затылке Викентий. – А ведь наверняка не все дамы смогли прочесть мою статью, а если кто-то и прочел, то не счел нужным раскрывать перед каким-то писакой постыдный секрет. Женщины бывают порой настолько самолюбивы или ранимы, что предпочтут оставаться в тени и нести свой крест в одиночку, чем признаться в том, что позволили мужчине себя обмануть», – со вздохом сожаления размышлял спецкор.

Впрочем, и этих десяти женщин хватило бы с лихвой не только для написания статьи, но и для целой череды уголовных дел. Викентию, как журналисту, не было нужды копать глубже. А поэтому он выбрал только те отклики, которые указывали на недавнее время преступления, и принялся за работу с энтузиазмом кладоискателя, напавшего на долгожданное сокровище. Он вступил в переписку со всеми десятью обманутыми женщинами, предлагая осветить их случай в прессе и привлечь к проблеме внимание не только общественности, но и органов правопорядка.

К его большому сожалению, только половина из потенциальных респонденток решилась на личную встречу и откровенный разговор с представителем СМИ. Остальные дамы или не ответили на его призыв, или согласились поговорить онлайн, то есть письменно, по интернету.

Викентий добросовестно обдумал и составил целый ряд актуальных, на его взгляд, вопросов, которые помогут в дальнейшем расследовании и в написании статей, и отправил их по почте всем женщинам, пожелавшим с ним общаться хотя бы по переписке. Потом набрал номер одной из двух женщин из Иванова, согласившихся на личную встречу, и договорился с ней о времени интервью.

Альбине Марковне Сиротиной было с небольшим хвостиком сорок, и она не так давно, а вернее, четыре месяца назад, стала вдовой. Но вдовой не бедной, а вполне даже состоятельной. Ее муж, имея в собственности пару заправочных бензоколонок и три автосервисных (хотя и небольших) станции, умер столь скоропостижно и неожиданно даже для самого себя, что жена, которой он оставил такое наследство, совершенно растерялась. Она совершенно не разбиралась ни в автомобилях, ни уж тем более в бензозаправочных станциях (как, впрочем, и в бухгалтерских учетах) и не знала, как вести такой бизнес.

Альбина Марковна всю жизнь проработала сначала воспитательницей, а потом совсем короткое время заведующей в детском саду и больше понимала толк в детях, чем в технике. Помучившись и пытаясь хоть как-то разобраться в тонкостях мужниного бизнеса, она решила его продать, а на вырученные деньги приобрести недвижимость – квартиру для сдачи внаем и квартиру для сына, который был у нее единственным и который собирался в скором времени жениться. Альбина Марковна даже принялась осуществлять план, но тут на ее пути неожиданно появился Он. Да-да, именно так – он, с большой буквы.

Не сказать, что Он был красавцем или мачо в полном смысле этого слова, но его обаяние и тонкое чувство юмора, умение понять, утешить и даже подбодрить толкнули Альбину Марковну в объятия Дениса (именно так он представился) буквально через пару дней после знакомства. Молодой и по виду состоятельный мужчина появился ниоткуда, очаровал вдову, пообещав ей (конечно же, с пылкостью юного пажа) море своей любви и преданности, уговорил не продавать бизнес кому попало, а предоставить реализацию наследства ему и после вполне удачной продажи одной из бензоколонок так же, как и появился, канул в никуда. Вдова осталась в минусе на три миллиона рублей и без верного пажа.

Всю эту печальную историю Альбина Марковна рассказала Викентию, когда они встретились в одном из кафе.

– Я сама вручила ему документы и доверенность, заверенную у нотариуса, – вздохнула женщина после того, как отошла от волны неприятных воспоминаний, накрывших ее чувствительную душу. – Да, он предложил мне помощь в деле продажи, сказал, что у него есть подобный опыт, ведь он когда-то и сам владел автосалоном, который выдавал автомобили напрокат.

– Вот как? – сделал удивленную мину Викентий. – А причину, почему продал свой бизнес, он не назвал?

– Как же – назвал, – снова тяжело вздохнула вдова. – Его любимая жена умерла. Попала в автомобильную катастрофу. Причем погибла на одной из машин, которая сдавалась в аренду в их автосалоне. С тех пор, по его словам, он больше смотреть не мог на все эти машины, его мучили кошмары. Пришлось продать все и уехать в другой город. Он признался, что буквально месяц назад купил в Иванове квартиру и решил вложить деньги в ювелирный бизнес. Но еще не определился, где покупать помещение под салон.

Альбина Марковна удрученно рассматривала свои ухоженные ноготки, а Викентий тем временем задал следующий вопрос:

– Вы сказали, что у этого Дениса была весьма непримечательная, заурядная внешность. А подробнее его можете описать?

– Да, конечно. – Женщина кивнула и, на секунду задумавшись, нарисовала полный внешний портрет афериста. – Как видите, в нем нет никаких особенно притягательных для женщин примет. Понимаете, Вик… – Она чуть понизила голос, и ее слова стали звучать несколько доверительней, чем предыдущие. – Можно я буду называть вас Виком? – улыбнулась она Соловьеву.

– Да, пожалуйста, если вам так удобнее, – несколько уныло согласился Викентий, который давно уже привык к такому фамильярному обращению со стороны дам.

– Понимаете, Вик, женщинам моего возраста уже неинтересны смазливые юнцы или красавцы с рекламных роликов. Нет, конечно же, есть и такие мадам, которым и в шестьдесят лет подавай молоденьких мачос. Но в основном нам, женщинам за сорок, хочется надежности и стабильности во всем, в том числе и в отношениях. Но вы сами понимаете, что сейчас очень сложно встретить таких мужчин, на которых можно положиться. Я имею в виду одиноких мужчин, – уточнила Альбина Марковна. – Все хорошие партии всегда почему-то оказываются занятыми, – вздохнула она и замолчала.

– Вы хотели сказать… – тактично напомнил ей Викентий.

– Ах да, – вышла из задумчивости Сиротина. – Я к чему все это хотела сказать? Денис – он был как раз из породы надежных. Вернее, он таким мне представлялся. Вел себя как истинный джентльмен, был корректен, учтив, обаятелен… Впрочем, я опять повторяюсь. Никогда не могла бы подумать о себе как о глупой курице, которая поведется на развод. Всегда считала, что запросто смогу распознать в мужчине алчного альфонса или мошенника. Но, как видно, ошиблась, – огорченно вздохнула она.

– Не стоит так себя корить, – попробовал утешить женщину Викентий. – Вы ведь не могли знать, что вам попадется такой хороший актер…

– Актер? – удивленно посмотрела на корреспондента Альбина Марковна. – Знаете, а ведь вы правы. Он действительно оказался прекрасным актером. Так перевоплотиться может не всякий.

Альбина Марковна приободрилась и, доверительно положив мягкую и полноватую ладонь на руку Викентия, сказала:

– Ведь я и откликнулась на вашу статью, потому что очень уж описанный вами случай похож на мой собственный. Бедную девочку он так охмурил, что она готова была не только миллион отдать, а жизнью пожертвовать ради спасения любимого. А они знакомы-то были всего неделю, как я поняла. Меня этот Денис, или как его там, тоже очаровал буквально за пару дней. Наверное, это какие-то особые флюиды, – немного подумав, заявила она. – Как в «Парфюмере». Вы читали «Парфюмера» Патрика Зюскинда?

– Нет, не пришлось, – признался Викентий.

– Почитайте обязательно, – по-матерински наставительно похлопала его по руке Альбина Марковна. – Я, например, вполне даже допускаю такой вариант, когда от некоторых мужчин исходит нечто вроде особого мускусного запаха, который привлекает женщин, и они от него теряют остатки разума. – Последовал очередной вздох, и Альбина Марковна стала прощаться: – Мне нужно бежать, уж простите меня, дела.

Викентий галантно распрощался с женщиной, только что руку ей не поцеловал, а когда она удалилась, пробормотал, глядя вслед:

– Флюиды, флюиды… Глупости это все и женские штучки. Удобная отмазка не показать собственную глупость и не пасть в собственных глазах. И ничего больше!

Полковник Главного управления МВД России Лев Иванович Гуров пребывал в последние дни июня в прекрасном настроении. Несмотря на то что работы было невпроворот, он выполнял ее легко и даже с некоторым задором и удовольствием. Правда, какое уж может быть удовольствие в поимке очередного преступного элемента! Однако последнее их с Крячко дело хотя и было сложным, но обошлось без драматических погонь и особо кровавых моментов задержания. Преступников, а вернее, целую группу наркоторговцев удалось найти буквально по горячим следам – за пару дней. И хотя обычно задержания подозреваемых, связанных со сбытом и покупкой наркотиков, происходили в перестрелках, никто на этот раз в них не стрелял и они тоже ни в кого даже ни разу не стрельнули.

Генерал Орлов, начальник Гурова и Станислава Крячко, похвалил их за оперативность и пообещал в начале июля отправить в двухнедельный отпуск. Что было уже само по себе удивительным. Обычно летними отпусками Петр Николаевич не раскидывался так вот запросто. Летом работы оперативникам всегда было больше, чем, например, зимой или осенью.

– Вы, ребята, сильно не радуйтесь, – предупредил их Орлов, когда, выслушав доклад об аресте подозреваемых, на радостях пообещал им отпуск. – Вижу я, как у вас глазки заблестели и мечтательность во взоре образовалась. Отпуск я вам даю чисто теоретически, пока окно в графике отпусков образовалось. Может случиться так, что неожиданно появится какое-нибудь срочное дело, в котором мне без вас ну никак не обойтись… – Последовала многозначительная пауза. – И тогда срок отпуска будет зависеть от вашего энтузиазма, с которым вы захотите побыстрее с этим срочным делом разобраться.

Орлов замолчал, походил по кабинету, хитро косясь на подчиненных и наблюдая их реакцию, а потом продолжил свою мысль.

– Вот правильно вы сейчас реагируете, – усмехнулся он. – У хороших оперативников эмоции на лице отражаться не должны. У вас правильное отношение к словам начальства, а значит…

– А значит, Петр, заканчивай издеваться и говори прямо – будет нам отпуск или нет, – не вытерпел Лев Иванович.

Орлов был для Гурова и Крячко не только начальником, но и другом уже много лет, поэтому в отсутствие других подчиненных они могли называть его по имени и даже делать ему замечания, если он вдруг становился слишком уж ехидным или занудным по отношению к ним.

– Лева, я вам и объясняю, что сие зависит не от меня, а от обстоятельств, – хитро улыбнулся генерал. – Так что, если вдруг что-то пойдет не по плану, прошу на меня всех собак не вешать, а подчиниться этим самым обстоятельствам. Договорились? – миролюбивым тоном закончил он.

Крячко молчал и, опустив голову, только улыбался, а Лев Иванович и вовсе не стал отвечать на вопрос начальника, а в свою очередь спросил:

– Мы уже можем идти?

– Идите, – позволил Орлов. – Ступайте и надейтесь на фортуну.

– Хм, а что нам еще остается, – пробормотал себе под нос Крячко. – Не обязательно тогда было и обещать…

– Станислав, чего ты там себе шепчешь? – поинтересовался Петр Николаевич.

– Это я так просто, к фортуне обращаюсь, – буркнул Крячко, и они с Гуровым вышли из кабинета.

В приемной Орлова его помощница Верочка разговаривала с каким-то весьма симпатичным мужчиной, что-то объясняла ему, кивая на вышедших от ее начальника оперативников. Гуров беглым, но цепким взглядом окинул посетителя и безошибочно определил в нем представителя прессы.

Одет представитель прессы был, по мнению полковника, очень уж по-пижонски – в светлые узенькие брючки, белую рубашку и в светло-серый хлопковый приталенный пиджак. На одном плече у мужчины висела камера в кожаном кофре, а на другом – плоская сумка, в которой обычно переносили ноутбуки. Еще одна средних размеров спортивная сумка стояла у его ног. Белые кожаные слипоны запылились, а его вьющиеся волосы, хотя и уложенные в стильную прическу, были влажными от пота и прилипали ко лбу и вискам, одежда несколько помялась, а лицо выражало растерянность. Все приметы говорили опытному оперативнику, что этот человек жил явно не в столице и прибыл в нее совсем недавно.

Гуров улыбнулся секретарше и хотел уже пройти на выход, но решил задержаться и проверить, прав ли он оказался, определив профессию посетителя. Верочка тем временем нажала кнопку на селекторе и сказала голосом, которым обычно говорят вымуштрованные секретарши:

– Петр Николаевич, к вам представитель прессы из Иванова по срочному и важному делу. Его зовут Викентий Соловьев, – добавила она уже обычным тоном.

Повисла небольшая пауза, потом голос Орлова обреченно проговорил:

– Никак нельзя это срочное дело перенести хотя бы на полчаса?

– Он прямо с вокзала к нам приехал, – заметила Верочка и с сочувствием посмотрела на журналиста, что было для нее не совсем обычной реакцией. Верочка, как и многие в Главном управлении уголовного розыска, терпеть не могла представителей прессы.

Это обстоятельство не ускользнуло от Льва Ивановича, и он твердо решил, что останется, чтобы узнать у Верочки, что за тип напросился на аудиенцию к генералу без предварительной записи.

– Ладно, пусть проходит, – ворчливым голосом ответил генерал.

Верочка мило улыбнулась журналисту и чуть ли не пропела ласковым голоском:

– Можете проходить, Викентий Игнатьевич. Сумку оставьте в приемной. У нас она под охраной всего Управления и никуда не пропадет, – пошутила секретарша.

Журналист благодарно улыбнулся Верочке и, убрав сумку, стоявшую у его ног, в сторону, быстрым шагом и не глядя на рассматривающего его Гурова, вошел в кабинет Орлова.

– Это кто такой? – поинтересовался Лев Иванович у Верочки.

Она не успела ответить, как в приемную заглянул Крячко:

– Лева, ты идешь или остаешься любезничать с Верочкой?

– Погоди, не торопись, сдается мне, что нас с тобой сейчас снова в кабинет вызовут, – усмехнувшись, ответил Гуров.

– Отчего такая уверенность? – Крячко шагнул в приемную и удивленно уставился сначала на Льва Ивановича, а потом и на Верочку.

– Это же Викентий Соловьев из Иванова, – пояснила Верочка тоном, который должен был показать сыщикам, насколько они невежественны в плане узнавания разных знаменитостей.

– И что? Это имя нам что-то должно говорить? – поинтересовался Станислав.

– Ах, ну да. Вам-то оно точно ничего не скажет, – махнула рукой Верочка, признавая безнадежность своих попыток что-либо объяснить оперативникам. – Это весьма популярный среди женской аудитории корреспондент из «Есть инфоповод». Это такая сетевая газета в Иванове, – пояснила она.

– Не знал, что ты читаешь сетевые газеты, да еще и из Иванова, – удивился Станислав.

Гуров при этом их разговоре молчал и только хмурился.

– Меня сестра двоюродная на эту газету подсадила. Вернее, не на всю газету, а на статьи Викентия Соловьева, – улыбнулась Верочка. – Он пишет на темы, которые интересны исключительно женщинам. Живенько пишет и толково, а главное – актуально и с этакой изюминкой. Прочтешь такую статью и сразу понимаешь, что не перевелись на свете мужчины, которые могут видеть и тонко чувствовать нежную и загадочную женскую душу, – мечтательно заявила она, покосившись на Льва Ивановича.

– А сюда-то что привело этого знатока женской души? – усмехнулся Крячко.

– Точно сказать не могу, но, кажется, догадываюсь. – Верочка заговорщицки понизила голос, словно их кто-то мог тут подслушать, и добавила: – Неделю назад в «Есть инфоповод» вышла статья под авторством Соловьева о женщине, обманутой брачным аферистом. Ее развели на один миллион рублей. Было много откликов, и в основном, конечно же, от женщин. Так вот, я подозреваю, что его визит к нашему Петру Николаевичу как раз связан с этой темой.

– С темой обманутых женщин? – удивленно приподнял брови Крячко. Он толкнул задумчивого Гурова локтем в бок: – Ты слушаешь или уснул?

– Я так думаю, что отпуск у нас отменяется, – вышел из задумчивости Лев Иванович, и его лицо стало еще более суровым и неприступным.

– Верочка, Гуров и Крячко все еще у тебя?

Внезапно раздавшийся из селектора голос Орлова заставил вздрогнуть секретаршу.

– Да, они еще не ушли, – ответила Верочка и с некоторым восхищением посмотрела на Льва Ивановича.

Впрочем, она почти всегда смотрела на него таким взглядом, и ни для кого в Главном управлении уголовного розыска МВД России не было большим секретом, почему она так на него смотрела.

– Пусть зайдут, раз такое дело. – В словах Петра Николаевича Гуров уловил насмешливые нотки.

Лев Иванович нехотя, а Крячко с нескрываемым любопытством вошли к начальнику.

– Это вы молодцы, что не успели далеко уйти, – с серьезным видом кивнул Орлов. И хотя лицо его было непроницаемо, глаза все же выдавали его настроение. Лев Иванович уловил в них насмешливую искорку.

«Весело ему, блин горелый», – подумал Гуров, но вслух сказал:

– А мы, Петр Николаевич, предвидели, что вы нас вызовете, потому и не спешили.

– Вот и отлично, – покивал Орлов. – Думаю, что ваш талант предвидения, Лев Иванович, нам сейчас ой как пригодится. Знакомьтесь – Соловьев Викентий Игнатьевич, специальный корреспондент из сетевой ивановской газеты. Как она там у вас называется?

– «Есть инфоповод», – быстро сообщил Викентий Соловьев и с неприкрытым интересом стал разглядывать Гурова и Крячко.

– Ага, вот так, значит. Актуальное название, – одобрил Орлов. – Инфоповод, он всегда есть. Вот и сейчас, я так думаю, вы объясните моим сотрудникам, какой повод привел вас к нам в Управление.

– Да, конечно, я сейчас. – Викентий открыл свою сумку, но в ней был не ноутбук, а толстенькая папка и небольшой портативный диктофон. Все это он разложил на столе и нерешительно посмотрел на Орлова.

– Мы вас внимательно слушаем, – подбодрил его Петр Николаевич.

– Для начала я хочу рассказать о героине моей последней статьи…

– Это о той, которую развели на один миллион рублей? – перебил Крячко.

Викентий растерянно посмотрел на него, а потом на Гурова и Орлова.

– Я не знал, что мои статьи читают в Главном управлении уголовного розыска, – удивленно проговорил он.

– А мы и не читали, – пожал плечами Станислав. – Но информированы, что она была написана вами.

Журналист на секунду задумался, а потом расплылся в широченной улыбке.

– Вам, наверное, помощница вашего начальника сказала, да? – догадался он. И сразу же сделал серьезное лицо: – Очень неприятная история, знаете ли. Но она, как оказалось потом, имеет продолжение. Впрочем, давайте по порядку.

Викентий Соловьев оказался не только талантливым журналистом, но и отличным рассказчиком. Он в красках описал сыщикам историю, поведанную Джованной Максимовной Мацумо, рассказал и о своей инициативе распространить статью по интернету, и о множестве писем с отзывами на статью, в которых были описаны грустные, но по-своему забавные истории, связанные с разводом на деньги.

– А когда я решил провести собственное журналистское расследование, меня просто поразило количество таких вот простых по своей схеме разводов, – резюмировал он. – Никогда не думал, что у нас в стране живет так много наивных, а порой и откровенно глупых женщин. Но не важно, какой у них интеллект, – сразу поправился он, – важно, что они, эти женщины, настолько доверчивы, что совершенно не могут отличить жулика от честного человека и сами предлагают ему деньги.

– Да, есть такая тенденция среди некоторых категорий, – загадочно покивал Орлов.

– А знаете, почему они в большинстве своем не идут в полицию и не заявляют об обмане? Думаете, из-за того, что знают, что эти деньги потом сложно вернуть обратно? – вопросительно посмотрел на Гурова и Крячко Викентий.

– Ну, как один из вариантов, – осторожно высказался Лев Иванович.

– Ничего подобного! – радостно объявил журналист. – Большинство обманутых женщин совсем не думают о том, можно ли вернуть деньги. Для них главное – не прослыть лохушками в глазах знакомых и родственников. Они страшно боятся, что об их, скажем так, неудачном романе и потере денег кто-то узнает. И держат это в строжайшей тайне. Ну, и о будущем они тоже думают. Кто же захочет жениться на дурочке, которая позволила мужику развести себя на деньги? В большинстве своем обманутые – это женщины одинокие, – подвел он итог.

– Но вы, я так думаю, не для этого сюда пришли, – хмуро посмотрел на Викентия Лев Иванович. – Не для того, чтобы объяснять нам причины нежелания женщин подавать заявление в полицию.

– Нет, конечно. – Лицо журналиста стало серьезным и сосредоточенным. – Я провел собственное журналистское расследование. Вот все наработанные мной материалы. – Он постучал ладошкой по папке и кивнул на диктофон. – В ходе сбора информации я сделал вывод, что все женщины, с которыми я общался, обмануты одним и тем же человеком. Он…

– Но у вас в Иванове есть свой уголовный розыск, – прервал его Гуров.

– Да, есть, – согласился Викентий. – Но этот тип, этот аферист, он не совсем обычный – он гастролер. И, по моим данным, за три месяца обманул не меньше десяти женщин из трех регионов.

– А почему вы решили, что это один и тот же человек? – поинтересовался Станислав. – Сейчас брачные аферисты весьма и весьма распространенный типаж среди разного рода жулья. Им и женщины не брезгуют. Доходный, надо признать, бизнес.

– Извините, но я вынужден повторить. Я беседовал с некоторыми из женщин, а кто не согласился на личную встречу – написали мне, ответив на мои вопросы. И пришел к выводу – обманывал их один и тот же человек. Все женщины, описывая потенциального жениха, называли один и тот же рост, комплекцию тела, овал лица, форму носа и губ. Эти приметы были почти одинаковы в описаниях практически у всех, с кем я общался.

– Хм, а как быть с цветом глаз и волос? А есть еще и другие приметы – определенные черты характера, привычки? Ну, так как насчет всего этого? – поинтересовался Лев Иванович.

Гуров подумал, что собьет с толку этого пижонистого журналистика, но тот с самым серьезным видом заявил:

– Насчет других физических примет скажу так – запросто можно вставить цветные линзы и изменить цвет радужки, форму глаз порой сложно рассмотреть за очками, волосы можно покрасить, отрастить или постричь, воспользоваться париком, в конце концов.

Викентий сделал паузу и посмотрел на реакцию сыщиков. Но лица обоих оперативников были непроницаемы, и он продолжил:

– Бородка, усы и прочая лицевая растительность тоже легко накладывается с помощью грима и специальных атрибутов. Вы и сами это знаете! – воскликнул журналист в отчаянии. – А насчет характера – он, этот аферист, очень талантлив в плане перевоплощения. Мигом подстраивается под ситуацию и разыгрывает роли так хорошо и настолько быстро охмуряет дам, что женщины просто не успевают узнать ни о его привычках, ни об особенностях характера, как вы выражаетесь. – Викентий с укором посмотрел на Льва Ивановича.

Гуров молчал и только хмуро разглядывал свои руки, лежащие перед ним на столе, и пальцы, переплетенные в замок. Не дождавшись реакции, Викентий продолжил:

– Все женщины в один голос утверждают, что от их нового знакомого исходили такие шарм и обаяние, что не влюбиться в него не было никакой возможности. Пара свиданий, неотразимая улыбка, ласковый взгляд – и ты сама не замечаешь, как оказываешься у его ног и готова душу дьяволу продать, только бы он навсегда оставался рядом с тобой, – так дословно выразилась одна из моих респонденток, отвечая на мой вопрос о том, каким образом он ее очаровывал. Вы представляете размах, с которым этот тип действовал? А ведь я общался только с теми женщинами, которые откликнулись на мою статью. Скольких этот человек успел обмануть за год, за два или даже за три года… Я не знаю, сколько времени он этим занимается.

– Нет заявления от потерпевших – значит, нет и уголовного дела, – Гуров прервал тягостное молчание и посмотрел на Викентия, а потом и на Орлова.

– Есть, есть заявления. Я уговорил четырех женщин написать такие заявления. Не ради самих себя и не ради возврата денег, так как на это мало надежды, а ради справедливого возмездия и чтобы все остальные узнали, так сказать, врага в лицо, – быстро заговорил Викентий, открыл папку, торопливо вынул из нее несколько листков бумаги и протянул Гурову. – Вот. Я обещал потерпевшим, что после того, как этого хмыря поймают и пройдет суд, напишу такую о нем статью с фотографией, что все дамы его будут за сто верст обходить.

– Так он внешность менять умеет, – как бы между прочим ехидно заметил Станислав.

– Тогда… Тогда мы сделаем целый цикл статей и покажем все варианты изменения его личности, – брякнул Викентий в порыве энтузиазма.

– И чего вы этим добьетесь? – усмехнулся Лев Иванович. – Только того, что все одинокие женщины будут видеть во всех одиноких мужчинах потенциальных аферистов и побоятся заводить с ними серьезные отношения. Даже если эти мужчины будут порядочными и честными в своих чувствах и намерениях.

Викентий на минуту впал в ступор, ошарашенный такой перспективой, а потом честно признался, подергав мочку уха:

– Да, я как-то об этом не подумал. Но все равно, можно написать так, что женщины будут просто осторожны и не станут терять голову, – упрямо заявил он.

– Вы умеете быть настолько убедительны? – снова съехидничал Крячко.

Викентий или не заметил сарказма, или не обратил на него особого внимания, и сказал:

– В общем-то – да. Я, как признается большинство наших читательниц, пишу весьма убедительные статьи. Но для того, чтобы статья получилась такой вот хорошей и убедительной, нужны некоторые… Некоторые условия, так сказать.

Викентий искоса посмотрел на Льва Ивановича, а потом на генерала Орлова.

– Так вы возьметесь за расследование? Я все материалы, которые собрал, тогда передам следствию.

– Если все обстоит так, как вы, Викентий Игнатьевич, нам рассказали, то мы, конечно же, не можем игнорировать ни ваши слова, ни заявления от гражданок, которые вы принесли, – степенно ответил Петр Николаевич и многозначительно посмотрел на Крячко и Гурова. – Вы можете оставить все, что у вас есть, для ознакомления. Обещаю, это будет приложено в качестве доказательств к материалам дела.

– Конечно же, я все оставлю. Но у меня есть личная просьба к полковнику Гурову, – Викентий бросил нерешительный взгляд на Льва Ивановича. – Я правильно понял, что именно он будет назначен ответственным для расследования этого дела?

– Да, можете не сомневаться, – кивнул Орлов, пряча в уголках губ добродушную усмешку.

– Кто бы меня еще на этот счет спрашивал, – проворчал Лев Иванович и, обращаясь к Соловьеву, сказал: – Я против вашего участия в расследовании.

Слова Гурова не стали для Викентия громом среди ясного неба. По семилетнему журналистскому опыту он знал, что многие полицейские, особенно сотрудники уголовного розыска, не жалуют прессу. Викентий предвидел отказ и был к нему готов.

– Знаете, – сказал он спокойным и довольно твердым тоном, – мне стоило большого труда уговорить своего большого босса дать мне недельный отпуск за свой счет. И я не намерен возвращаться в Иваново только потому, что у вас предубеждения против представителей прессы. Я продолжу расследование самостоятельно, и вы не сможете мне помешать в этом.

Викентий задумчиво потер переносицу и добавил:

– К тому же у меня есть большой плюс: в отличие от вашего ведомства, женщины мне доверяют и становятся открытыми для диалога. Я уж не знаю, по какой причине это происходит, но со мной они становятся откровенны, как… как со своей лучшей подружкой. Если бы это было не так, мне бы никогда не удалось заполучить вот этих доказательств их глупости. – Он постучал по папке. – Знаете, для меня не столь важны статьи, сколько восстановление справедливости, – Викентий посмотрел прямо в глаза Льву Ивановичу. – Если бы это было не так, то я бы не пришел к вам, а продолжил расследование в гордом одиночестве, теша свое тщеславие и…

Викентий нахмурил брови и снова потер указательным пальцем переносицу, выдавая тем самым волнение.

– В общем, решать вам, полковник, но я от намерения не отступлюсь и продолжу расследование. С вами или без вас. – Викентий многозначительно посмотрел на Петра Николаевича и Станислава.

Гуров молчал. Остальные тоже молчали в ожидании ответа Льва Ивановича. Пауза затянулась. Наконец Орлов не выдержал:

– Викентий Игнатьевич, вы обещаете нам, что до конца расследования ни одна строчка не появится ни в вашей газете, ни в каком-либо другом издании? Вы умеете держать язык за зубами?

– Я уже сказал, что пришел сюда не ради славы или сенсации, а ради восстановления справедливости, – повторил Викентий. – Мне жаль женщин, которые, мечтая о любви, тепле и ласке, проявили сострадание и доброту и за эту доброту и сострадание незаслуженно были обмануты.

Вечером, сидя в своем кабинете, Лев Иванович слушал аудиозапись беседы Соловьева с женщинами, ставшими жертвами брачного афериста. И чем больше он вникал в ситуацию, тем больше понимал чувства Викентия Соловьева, который ратовал за поимку мошенника.

Поначалу вся эта затея с поиском жулика была ему не по душе. После разговора с журналистом в кабинете генерала они с Крячко обсудили ситуацию и пришли к единодушному мнению, что предполагаемая поимка виновника будет бесполезным сотрясанием воздуха. Вся проблема с наказанием таких вот брачных аферистов упиралась в законодательство.

Наказание за мошенничество по статье сто пятьдесят девятой Уголовного кодекса предусматривало или три вида штрафов, или обязательные работы сроком от трехсот шестидесяти часов до двух лет, или отбывание наказания от одного года до пяти лет. Все зависело от нанесенного ущерба. Но так как в большинстве своем женщины, зная наперед, что им никто не вернет деньги, не стремились заявить в полицию, то виновный, скорее всего, уйдет от наказания вовсе или срок за такое преступление получит ничтожно маленький, почти символический.

– Допустим, – объяснял Крячко Викентию, которого все-таки под давлением генерала Орлова пришлось включить в группу расследования, – что все обманутые нашим аферистом женщины подадут заявление по месту жительства. И что же? Гарантии, что преступник сядет дольше чем на три года, нет.

– Почему? – никак не понимал журналист. – Он выманил у них крупную сумму денег, и ему вполне могут впаять пять лет. Я специально знакомился с этой статьей. Читал информацию в интернете.

– Теоретически «впаять», как ты выразился, могут, – согласился Станислав. – Но фактически любой адвокат легко докажет на суде, что его клиенту дамочки сами отдавали денежки. В добровольном, так сказать, порядке. Так что доказать факт мошенничества получится разве что в одном или двух эпизодах, и то сомнительно. Вот если бы это было мошенничество, совершенное группой лиц в особо крупном размере и повлекшее за собой потерю квартиры, машины или прочей недвижимости, то тогда да – его бы посадили лет на десять. А так…

Крячко пожал плечами, показывая мизерность наказания по сравнению с той работой оперативников, которую нужно было бы проделать, стараясь отыскать веские доказательства виновности брачного афериста.

Но теперь, хмуро сосредоточившись на интервью, Лев Иванович все больше убеждался, что ловить таких наглых пройдох, которые пользуются жизненными обстоятельствами и слабостью женщин, обчищая их до нитки, так же важно, как и убийц. Одна из обманутых дам оказалась вдовой, которая не так давно потеряла мужа и все еще пребывала в стрессовом состоянии. Вторая – разведенка с семилетним сыном на руках и находящаяся на стадии раздела имущества с супругом, который несколько лет изменял ей с разными женщинами, а теперь отказывался платить даже алименты на собственного ребенка. Третья, в возрасте далеком от юного, ни разу не была замужем, посвятив всю жизнь уходу за матерью-инвалидом. А когда мать умерла, то оказалось, что старые девы сегодня не котируются даже на сайтах знакомств. Четвертая жертва – молодая и состоятельная девица – была инвалидом, прикованным к коляске после страшной автомобильной аварии, в которую попала, будучи еще совсем ребенком.

Гуров, слушая запись, так задумался над всеми этими несчастными женскими судьбами, что не заметил, как в кабинет тихо вошла его жена Мария и как она села у него за спиной и тоже стала слушать.

– Как это все ужасно, – проговорила она, вытирая набежавшие на глаза слезы, когда пленка закончилась и повисла томящая и гнетущая душу тишина.

Гуров повернулся к жене. На его лице отразилось удивление.

– Ты давно тут сидишь? – ласково спросил он.

– Давно. Я пришла сказать, что пора бы уже ложиться спать, но ты был так увлечен, что не заметил меня. Поэтому я тоже решила послушать. – Она тяжело вздохнула. – Это новое задание, которое Петр дал вам с Крячко? Откуда у тебя эта запись?

Лев Иванович рассказал жене о визите к ним в Управление журналиста и о его статье, которая, собственно, и послужила толчком к новому расследованию.

– Как, ты сказал, его фамилия? – Мария нахмурила брови, словно стараясь что-то вспомнить.

– Викентий Соловьев. – Гуров посмотрел на жену и улыбнулся. – Только не говори мне, что ты тоже читаешь сетевую газету «Есть инфоповод» из Иванова и знаешь, кто такой Викентий Соловьев.

– Нет, я об этой газете даже не слышала, – покачала головой Мария. – Но вот фамилию и имя не так давно упоминала Леночка.

– Хм, – с интересом склонил голову Лев Иванович. – А ей-то откуда известен этот тип?

– Почему же тип? – рассмеялась Мария. Она задала этот вопрос чисто риторически, не требуя ответа на него, так как хорошо знала отношение мужа ко всяким телеведущим и к представителям журналистской братии. – Она упомянула его, когда у нас в гримерке возник разговор о том, что нынешние мужчины ничего не смыслят ни в женской психологии, ни в женском менталитете, ни тем более в женской логике.

– Какие интересные, интеллектуальные и актуальные темы порой обсуждаются в театральных кулуарах! – пошутил Лев Иванович. – Интересно, что послужило поводом для дискуссии? Наверное, очередной роман Леночки, – предположил он и уже серьезнее добавил: – Ты предупреди ее там, чтобы уши под макароны не подставляла, а то окажется когда-нибудь в числе вот таких же горемык у разбитого корыта и с кредитным долгом в кругленькую сумму.

– Это кто останется – Леночка? – фыркнула Мария. – Плохо ты ее знаешь! Это не она, а ей мужчины предлагают свои богатства и все остальное в придачу. Но она уже решила остаться навсегда одинокой и гордой.

– Ну-ну, – скептически заметил Лев Иванович. – Она просто пока не нарвалась на такого вот обаяшку, как сейчас говорит молодежь. Ты сама слышала, как все четыре женщины отзывались об этом чудовище. Они до сих пор рассказывают о нем с таким обожающим придыханием, словно он не обчистил их до нитки и не смылся в неизвестном направлении, а только временно отбыл, чтобы подготовить кругосветное свадебное путешествие. Ни одна не назвала его гадом, скотиной или сволочью. Все в один голос расхваливали его достоинства, и никто не заикнулся, что у прохвоста есть недостатки.

– Да, я заметила, – с грустью признала Мария. – И что ты, а вернее, вы собираетесь со всем этим делать?

– Будем искать шустрого жениха, а что нам еще остается? – хмуро констатировал Лев Иванович. – Только вот мне сдается, что все-таки разные мужчины обманули всех этих наивных дам. Слишком уж почерк разный. Такое впечатление, что действует целая шайка разводил. Да, все их жертвы как на подбор – одинокие и несчастные, но все-таки… Понимаешь, получается, что в одном городе одновременно в одно и то же время охмуряли сразу нескольких женщин. И ладно бы развод был по интернету. Я тогда бы это понял и принял версию одиночки. Но встречаться одновременно с несколькими женщинами… Это нужно еще умудриться.

Лев Иванович немного помолчал, обдумывая ситуацию, а потом добавил:

– Даже если допустить версию, что действует один мошенник, то тогда придется допустить и то, что он весьма талантлив не только в актерской игре и в фантазиях, с которыми он разнообразит аферы, но и в искусстве перевоплощения.

– А может, он актер? – предположила Мария. – Не обязательно действующий и играющий в сериалах или в театре, но окончивший в свое время какое-нибудь заведение, связанное с культурой?

– Может, оно и так, – ответил Лев Иванович, но в голосе явно слышались нотки сомнения.

– Лева, а как у вас вообще выявляют преступника? – поинтересовалась Мария больше для продолжения разговора, чем в ожидании ответа. – Не только ведь по уликам, которые он оставил, но и по его внешности, характеру, так сказать, по портрету. Так ведь? Но его внешность может быть самой банальной и подходить под описание не одного человека, а нескольких. Люди, как известно, делятся на определенные типажи, – начала рассуждать она вслух. – Так?

– Так, – согласился Лев Иванович и посмотрел на супругу с любопытством. – К чему ты клонишь?

– Когда кто-то из актеров театра или кино играет какую-то роль, он перевоплощается в героя не только с помощью грима, но и актерского таланта. Правильно? Но когда смотрим его игру из зрительного зала, мы ведь точно можем определить, кто из актеров играет, – как бы он ни перевоплощался. Правильно?

– Ну да, все правильно. У нас в уголовном розыске, когда разыскивают преступника, всегда спрашивают потерпевших или свидетелей об особых приметах нападавшего или, как в данном случае, обманувшего. Только я никак не пойму, к чему ты ведешь.

– Я имела в виду не совсем физические особые приметы, если ты это имеешь в виду, хотя их тоже нужно учитывать. Но актера мы прежде всего узнаем по голосу, вернее, по интонации голоса, его тембру, который сложно подделать. Или замечаем какое-то особое движение, присущее только этому человеку, – постоянно теребит мочку уха или приглаживает волосы. Да все что угодно! И все это буквально на уровне привычки, которую он сам, не замечая того, постоянно воспроизводит. Даже тогда, когда играет кого-то на сцене или в кино…

Мария помолчала, а потом продолжила свою мысль:

– Когда я слушала запись с вопросами журналиста и ответами женщин, то обратила внимание, что не было задано ни одного вопроса на тему таких привычек. Но я так понимаю, что это должно быть важным в вашем деле – такие вот вопросы. Они наверняка подскажут, один человек обманывал всех несчастных или их было несколько.

Мария вопросительно посмотрела на мужа. Тот улыбался и ласково глядел на нее.

– Ты умница, – наконец констатировал Лев Иванович. – Вот что значит быть замужем за оперативником и жить его интересами, то есть понимать всю важность его работы.

Гуров встал, обнял жену и, поцеловав, сказал:

– Пойдем спать, уже поздно. А утро, как говорится, оно вечера мудренее.

Лев Иванович не стал говорить любимой жене, что он и сам давно обратил внимание на все недостатки так называемого журналистского расследования Викентия Соловьева. Но журналист не оперативник, он и не может знать всех тонкостей, которые возникают в ходе следствия. А потому мысленно простил Викентию недостатки и просчеты в вопросах жертв афериста.

– А это значит, что мы должны начать с чистого листа, – заявил Гуров, когда объяснил Викентию на утреннем совещании оперативников в своем кабинете, чем отличается сбор информации в уголовном розыске от сбора информации журналистами.

Викентий молчал, опустив голову. Он прекрасно понимал, что его интервью мало походило на настоящий опрос свидетелей. Как только Гуров и Крячко позволили ему участвовать, он сразу же решил, что будет соблюдать все указания сыщиков и учиться у них, как нужно правильно вести настоящие расследования. Он знал, что опыт будет бесценен для него как для будущего столичного журналиста.

– Что мы имеем на данный момент? – продолжил объяснять Лев Иванович. – Мы имеем четыре заявления. По одному от гражданок из Ярославля и Иванова и два от потерпевших из Владимира. А еще у нас имеются показания шести женщин, которые не решились довериться полиции. Но пока что хватит и четырех заявлений. Со временем попробуем уговорить и других подать жалобы, но прежде нужно удостовериться, что мы имеем дело с одним-единственным преступником…

– Или с целой шайкой отпетых мошенников, – заметил Станислав Крячко. – Что мне кажется более вероятной версией. Очень уж разный контингент женщин был обманут. Пока ты изучал записи бесед с четырьмя потерпевшими, я прочитал показания других шести жертв аферы. Тут тебе и состоятельные дамы, у которых денег куры не клюют, и такие, которые с копейки на копейку перебиваются. И все утверждают, что познакомились с мошенником лично, а не через интернет. А разве может один человек одновременно охватить сразу столько женщин, пускай даже в одном городе?

– Ну и что? – возразил на довод напарника Лев Иванович. – Знакомство на улице с первым встречным не является гарантией безопасности кошелька. Меня в этом деле удивляет сам подход жулика к своему ремеслу. Через интернет познакомиться и охмурить недалекого ума дамочку намного проще и безопаснее, чем поймать на крючок женщину, заговаривая ей зубы и глядя в глаза. Тут нужно иметь особый талант. Ты действительно считаешь, что целая куча мужиков одного возраста, роста и комплекции собралась в шайку, чтобы одурачивать всех подряд женщин, какие только им попадутся под руку?

– Нет, ну почему же сразу в шайку? – парировал Станислав. – Каждый жулик мог действовать вполне самостоятельно.

– Ага, просто так совпало, что одновременно они действовали то в Иванове, то в Ярославле, то во Владимире, – ехидно прищурившись, посмотрел на Крячко Лев Иванович.

– Но ведь это только те случаи, которые нам известны. То есть это те женщины, которые дали отклик на статью Викентия, – попытался аргументировать свою версию Крячко.

– Нет, Станислав, я все-таки уверен, что во всех случаях действовал один человек. Уж не знаю почему, но интуиция мне подсказывает…

– Ну если только интуиция, – поднял руки вверх, сдавая свои позиции, Крячко. – Против твоей интуиции даже я спорить не стану. Но все равно нам нужны доказательства, а не домыслы и предположения. Пусть даже и гениальные вроде твоих.

– Нужны, – согласился Лев Иванович. – А поэтому я предлагаю следующее. Нам нужно заново встретиться с потерпевшими, которые написали заявление, и задать им уже правильные вопросы, – при этих словах он покосился на Викентия, но тот сидел с серьезным видом и явно не собирался возражать против предложения Гурова. – Еще нам надо составить портрет преступника или преступников, если я все-таки окажусь не прав и их будет больше одного. А для этого нам необходимо, чтобы все гражданки захотели встретиться с профессиональным составителем фоторобота или художником, которые по их описанию смогли бы набросать нам портрет Жениха. Давайте пока так называть нашего брачного афериста, – предложил он.

– У меня в Иванове есть один знакомый художник, а вернее, художница, – сказал Викентий.

– Вот и отлично, тогда вы со Станиславом отправитесь в Иваново, а потом, прихватив художницу, – в Ярославль. А я поеду во Владимир встречаться с местными потерпевшими. Заодно поконтактирую с владимирскими оперативниками и узнаю, не было ли у них похожих заявлений от обманутых дам. Станислав, ты тоже узнай по ходу действия о подобных случаях в Иванове и Ярославле.

– Кстати. – Викентий, как школьник, поднял руку, привлекая к себе внимание полковников. – Отзывов на мою статью от кинутых на деньги женщин было гораздо больше, чем десять, в том числе и из Москвы, Тулы, Саратова и Нижнего Новгорода.

– Да? – Гуров посмотрел на журналиста так, словно впервые его увидел. – А отчего же вы, Викентий, молчали об этом факте все это время?

– Я просто… – Викентий растерялся. – Я просто взял за основу своего расследования случаи, которые произошли в ближайшие три месяца, – проговорил он, нерешительно глядя на Гурова.

Лев Иванович, скрывая досаду, откашлялся, отвернувшись, а потом, посмотрев на журналиста, спросил:

– И каков срок, который вы не приняли во внимание?

– Год примерно. А может, и больше, – тихо ответил Викентий.

– И что, все это разводы на деньги – не по интернету, а, так сказать, живьем? – поинтересовался Крячко, пристально глядя на журналиста.

– Да, именно так – не по интернету. Я даже не совсем в курсе, в какое именно время и каким образом все происходило, – пристыженно пролепетал Викентий. – Но я бы и не смог один все это выяснить! – в отчаянии воскликнул он. – Я думал начать с тех случаев, которые ближе по времени. Написать о них статьи и таким образом привлечь к проблеме соответствующие органы власти.

– Считайте, что уже привлекли, – хмуро заметил Лев Иванович. – Нам нужны распечатки с вашего имейла. Все истории, которые вам известны и на которые хоть кто-то откликнулся, должны быть у меня на столе в течение часа.

Суровый взгляд Гурова пригвоздил Викентия к стулу.

– Хорошо, – быстро кивнул он и попросил: – Мне можно воспользоваться вашим компьютером и принтером?

– Не можно, а нужно. И чем скорее, тем лучше, – строгим тоном ответил Гуров и указал журналисту на рабочий стол. А потом более миролюбиво спросил: – Хотите кофе?

– Нет, спасибо, – отказался Викентий, быстро прошел к компьютеру полковника и включил его.

– А я не откажусь, – заявил Станислав. – Рулить до Иванова – не ближний свет. Больше трех часов ехать придется.

Пока Гуров и Крячко наслаждались кофе и обсуждали детали расследования, Викентий, стараясь не упустить ни одного письма, пришедшего ему на почту с отзывом на статью, копировал и сразу же систематизировал их. В результате у него получилось, что только три письма из пятнадцати, описывающих похожие случаи с разводом, не указывали на время совершения аферы. Зато все остальные были растянуты не просто на один какой-то конкретный год, а на гораздо больший срок. Одна женщина из Тулы, например, написала, что ее обманули подобным образом лет пять назад.

– Все, я закончил, – объявил Викентий, когда последний листок с распечаткой выполз из принтера.

Гуров подошел к нему и, взяв листки, принялся внимательно вычитывать их, потом передал Крячко. Минут пятнадцать прошло в молчании.

– Тут работы на целый батальон оперативников, – покачал головой Станислав. – Надо бы сделать запросы на всякий случай во все эти города. Вдруг кто-то из дам все-таки подавал заявление и в нашем городе…

– В таком случае у нас прибавится работы, – закончил за друга Гуров и добавил с досадой: – Лучше уж убийства раскрывать или грабеж какой-нибудь, честное слово! В таких преступлениях, по крайней мере, понятно, кого следует искать. Там есть и свидетельские показания, и разные улики, оставленные преступником нам в подсказку. А тут – ни тела, ни улик, ни свидетелей, кроме самих потерпевших. Да и наказание преступнику так себе – с гулькин нос. Совсем даже несоизмеримое тому ущербу, которое он нанес своим жертвам.

– Положим, не всегда и убийцу сразу находят, – попытался возразить Викентий. – Бывает же, что ни улик, ни свидетелей убийства нет?

– Бывает, – ответил Станислав. – Но это – поначалу. А потом все равно что-то да находится. Порой сам убитый свидетельствует против кого-то.

– Это как? – не понял Викентий.

– Ну, например, находят под ногтями или на одежде погибшего какие-то доказательства против убийцы: частички кожи под ногтями, сцарапанной во время борьбы, или волос, упавший с головы преступника и оставшийся на одежде жертвы. Да мало ли что можно найти, если правильно исследовать место преступления. И свидетели со временем тоже находятся, будь спокоен.

– А в нашем случае даже места преступления конкретного нет, – вздохнул Лев Иванович и скомандовал: – Все, хватит болтологией заниматься, пора выдвигаться. Если нужно какие-то вещи взять из дому с собой, то сразу говорите, – обратился он к Викентию, но тут до него дошло, что он даже не знает, где остановился в Москве ивановский журналист. – Вы где остановились?

– Одна из наших редакторш дала мне адрес корреспондентки в столице. С нами многие сотрудничают удаленно, – пояснил он. – Она, правда, далековато от центра живет – в Центральном Чертанове…

– А почему ты вчера нам не сказал, что тебе к черту на рога ехать? Мы бы тебя поближе устроили, – недоуменно покачал головой Крячко.

– Да я на метро нормально добрался, – сконфузился Викентий. – Дом женщины находится совсем рядом со станцией «Пражская».

– Ладно, заезжать к тебе не будем. Это только время терять. Если что-то понадобится, определимся по ходу дела, – после недолгого размышления решил Крячко.

– Остаемся на связи, – добавил Гуров и первым вышел из кабинета.

– Поехали, – скомандовал Станислав и тоже направился к дверям, на ходу глянув на циферблат ручных часов. – К обеду, если ничего не помешает, доберемся до места. Пока будем ехать, набери номер потерпевших и назначь им срочную встречу. Черт, – хлопнул он себя по лбу. – Ты Льву Ивановичу номера владимирских дам давал?

– Нет, не давал, – растерялся Викентий, но потом вспомнил: – Они продиктованы в записи беседы. Может, он их выписал оттуда, поэтому и не спрашивал у меня.

– А, ну если в записи были, то наверняка выписал, – успокоившись, ответил Станислав, закрывая двери кабинета на ключ. – Такие вещи наш Гуров никогда не забывает сделать. Профессионал высшего класса, одним словом.

Тем временем Лев Иванович Гуров, профессионал высшего класса, как отозвался о нем Крячко, уже выезжал со стоянки Главного управления и размышлял, кому из двух женщин, живущих во Владимире, ему позвонить первой: матери-одиночке или девушке-инвалиду. Логика подсказала, что со второй встретиться будет проще. Но потом он вспомнил, что днем женщина работает психологом в Центре помощи инвалидам, и решил, что сначала попробует встретиться с матерью-одиночкой.

– Как там ее имя? – пробормотал Лев Иванович, остановился на светофоре, быстро открыл блокнот на нужном месте и глазами отыскал запись. – Ага. Вот она – Вера Дмитриевна Селезнева, тридцати трех лет от роду.

Цепким взглядом он выхватил из строчки номер сотового телефона и сразу же набрал его. Светофор мигнул зеленым, и машина снова тронулась. На том конце связи долго никто не отвечал, и Гуров решил перезвонить чуть позже, когда выедет из города на трассу. Но тут наконец послышался весьма приятный женский голос.

– Это кто? – настороженно спросил голос.

– Вера Дмитриевна, это полковник Гуров из Главного управления уголовного розыска города Москвы, – представился Лев Иванович. – Вы писали заявление о том, что стали жертвой мошенника?

– Да, писала, – все так же осторожно ответила Селезнева. – Но я отдала свое заявление…

– Вы отдали его Викентию Соловьеву. Так?

– Да, я отдала ему. – Голос у женщины стал уверенней.

– Так вот, Викентий Игнатьевич привез его нам в Москву, в Управление уголовного розыска, и очень просил заняться восстановлением справедливости. Теперь мне нужно с вами встретиться и поговорить подробнее о вашем деле.

– Но я не могу приехать в Москву, – испуганно заявила Вера Дмитриевна. – У меня сын, работа… да и не на что мне ехать, – тяжко вздохнув, призналась она.

– Не нужно никуда ехать. Я сам скоро приеду. Часа через четыре мы могли бы с вами встретиться. Скажите, где будет удобнее, и я подъеду.

Повисло недолгое молчание, после которого женщина ответила:

– Я сейчас на работе. Обед у нас через два часа. Но я могу уйти на обед и чуть позже. Если вам нетрудно, то если вы за мной заедете…

– Без проблем, – не дал договорить женщине Гуров. – Только скажите адрес, куда мне подъехать.

Селезнева назвала адрес и добавила:

– Я могу поговорить только во время обеда. По времени это не больше часа. У нас с этим все очень строго. Штрафуют, если опаздываем с обеда или утром к началу работы. Но если вам нужно знать все во всех подробностях, то давайте перенесем встречу на вечернее время.

– Думаю, что пока одного часа будет достаточно, – заверил женщину Лев Иванович. – А далее посмотрим по обстоятельствам. Хорошо?

– Да, хорошо. Я жду. Когда подъедете, позвоните еще раз и скажите, где вас искать. Я выйду.

Впервые Лев Иванович побывал во Владимире еще в студенческие годы, когда всем курсом в рамках обязательного культурного мероприятия выезжали знакомиться с Владимиро-Суздальским музеем-заповедником. Затем он пару раз приезжал в город с Марией, и они побывали с ней и во Владимирской филармонии, и в центральном городском парке, и в других достопримечательных местах: музеях, в том числе и знаменитых «Золотых воротах», Никитской церкви, Дмитриевском соборе, а также в многочисленных выставочных залах. Мария, всякий раз посещая тот или иной исторический памятник архитектуры, пребывала в восторге от увиденного и эмоционально реагировала на окружающую красоту, созданную человеческими руками. Ну а Гуров относился ко всем красотам довольно спокойно. Не то чтобы ему не нравился этот старинный город, просто Лев Иванович всегда воспринимал такие вот их с женой поездки по Золотому кольцу России как нечто естественное и само собой разумеющееся. Он тихо наслаждался красотой храмов, природы, музыки, окружающих его старинных зданий. В такие моменты он впитывал в себя тот самый «русский дух», о котором говорилось в детских сказках, отдыхал душой и на какое-то время забывал о тех страшных вещах, с которыми ему приходилось сталкиваться во время оперативной работы.

Вот и теперь, проезжая мимо православного Успенского собора домонгольской эпохи, он ощутил внутри себя непривычную умиротворенность и тишину. Льву Ивановичу казалось, что этот старинный храм распространил на него, Гурова, свою благодать и затронул в его душе потаенные уголки тепла и доброты, умиротворения и наивности, которые присущи только детям. Ему сразу же вспомнилась мать с ее постоянно грустным взглядом и натруженными до мозолей руками и старый дед с лохматыми бровями и мудрыми морщинками, расползшимися по всему его прокаленному солнцем лицу.

Лев Иванович вспомнил и себя маленьким, наивным и босоногим и как он внимал с открытым ртом премудростям, которые вещал дед. Тогда дед казался ему таким же старым и мудрым, как тот седобородый вещий Баян, про которого говорилось в сказке о витязе Руслане и его красавице жене Людмиле. Где-то там, в этой сказке, жил и тот самый Владимир Святославович, который и стал основателем этого сказочно красивого города – Владимира.

Лев Иванович вздохнул и с трудом отогнал от себя туман детских воспоминаний. Ему надо было собраться с мыслями и подумать о предстоящей встрече с несчастной матерью-одиночкой, которой своего горя хватало с лихвой и без подлого обманщика афериста. Сказка в один миг растворилась, и перед Гуровым возникла суровая действительность, в которую ему, полковнику и оперуполномоченному уголовного розыска, предстояло окунуться с головой.

Вера Дмитриевна Селезнева оказалась невысокого роста хрупкой брюнеткой с огромными, вполлица, как показалось Гурову, карими глазищами. Глазищи смотрели на Льва Ивановича одновременно испуганно и с какой-то глубокой надеждой.

Женщина первой протянула руку и, быстро оглянувшись, словно ожидая кого-то увидеть у себя за спиной, сказала:

– Вот, отпустили на час. У нас в здании есть своя столовая, но чужих на территорию фабрики не пускают, – словно извиняясь, она улыбнулась.

– Ничего страшного. – Лев Иванович осторожно, словно боясь причинить боль, пожал маленькую узкую ладошку женщины. Ладошка вся скрылась в его большой лапище. – Я сам еще не обедал, а потому приглашаю вас в одно уютное кафе неподалеку. Чур, я угощаю, – улыбнулся он.

– Ну что вы, – смутилась Вера Дмитриевна и хотела отказаться, но, посмотрев на доброе лицо полковника, не стала возражать против его великодушного предложения.

– Что вы хотите от меня услышать? – спросила она, едва они заказали еду и официантка отошла от их столика.

– Я прослушал ваше интервью журналисту Викентию Соловьеву, и у меня создалось впечатление, что вы, Вера Дмитриевна, не очень-то рассержены на этого типа, который обманул вас.

– А что толку, если я буду исходить гневом и громко насылать на голову этого человека все кары небесные, – пожала худенькими плечиками Селезнева. – Я во многом сама виновата. Нечего было распускать уши и позволять себя обманывать…

– Но вы не могли знать, что вас обманывают, – возразил Лев Иванович.

– Не могла знать, но предполагать вполне могла. – Виноватая улыбка промелькнула в уголках губ и сразу пропала. – Меня, знаете ли, частенько обманывали и до этого случая. Наверное, у меня внешность такая, что всем хочется меня обмануть.

– Хорошая у вас внешность, – ободряюще улыбнулся Гуров. – Просто замечательная. Вера Дмитриевна, скажите, как случилось, что этот мужчина так быстро вошел к вам в доверие настолько, что вы ради него взяли кредит в банке на довольно приличную сумму, триста пятьдесят тысяч рублей?

– Я и сама до сих пор не могу ответить себе на этот вопрос. Познакомились-то мы с ним случайно, благодаря моему сыну – Роману.

– Да, я помню, вы рассказывали, что первым с ним познакомился сын. Он ждал в коридоре возле кабинета судьи, где вы писали жалобу на бывшего мужа, который отказывался платить алименты.

– Да. Но когда я вышла, то Ромка сидел один. Тимофей, так представился нам этот мужчина, стоял на улице и курил, когда мы вышли. Ромка у меня – парень шустрый и порой бывает болтливым сверх меры, – улыбнулась женщина. – Сын подбежал к Тимофею и говорит, указывая на меня: мол, вот моя мама. Так и познакомились. Тимофей нас до дому довез и так сына разговорил, что тот давай меня просить, чтобы я позвала дядю Тимофея к нам в гости. Так все и завертелось, – горько усмехнулась Селезнева и замолчала.

Официантка принесла заказ и ловко расставила все тарелочки и чашки-бокалы на столе.

– Он тогда показался мне таким милым и простецким парнем. – Вера Дмитриевна поковыряла вилкой в салате и принялась есть.

Она ела так аккуратно и, можно даже сказать, красиво, что Гуров невольно залюбовался ею.

– Что? – почувствовав его взгляд, Селезнева подняла глаза от тарелки.

– Я хотел бы повторить вопрос, – смутился Гуров. – Что в нем было особенного, в этом человеке, что заставило вас поверить ему?

– Ничего особенного, наверное. – Женщина задумчиво посмотрела куда-то за спину Льву Ивановичу. – Хотя нет, было в нем что-то неуловимо притягательное. Какие-то особые интонации в голосе. Когда он говорит с тобой, то невольно веришь всему. Взгляд мягкий, спокойный. Убедительный такой взгляд. Я, как кролик на удава, на него смотрела, когда он со мной заговаривал и прямо в глаза смотрел.

– Гипноз? – предположил Гуров.

– Нет-нет, не гипноз, но что-то другое, аура у него, что ли, какая-то особенная.

– Насколько я помню, вы довольно точно описали его внешность – высокий, сильный, но немного худощавый, серые глаза, темно-русые волосы. А какие-то особенные приметы на его теле были? Вы уж извините, что спрашиваю такие подробности.

– Я понимаю. На шее у него, вот в этом месте, была татуировка, – в некотором смущении ответила Вера Дмитриевна и показала, в каком именно месте был наколот рисунок. – Какие-то символы, похожие не то на китайские, не то на японские иероглифы. Я в таких тонкостях не разбираюсь.

– Вы воспроизвести их не сможете по памяти? – не надеясь на положительный ответ, поинтересовался Лев Иванович.

– Могу, – улыбнулась Вера Дмитриевна. – Память у меня хорошая пока что. А если честно, то Ромка у меня как-то на листочке нарисовал эти символы и спросил у Тимофея, что они означают. Так этот листочек где-то у него в столе и валяется.

– И что он ответил?

– Он сказал, что маленьким мальчикам рано еще интересоваться такими вещами. Сказал, что там неприличное слово написано. Хотя на самом деле… – Селезнева улыбнулась и, помолчав, продолжила: – На самом деле это оказалась только имитация иероглифов. Я вводила запрос в интернет, чисто из любопытства, но поисковик мне так ничего и не выдал конкретного.

– И тут обман… – словно бы рассуждая сам с собой, заметил Гуров. – А еще что-то особенное в его поведении, привычках или жестах вы углядели?

– Нет, я тогда была словно под каким-то дурманом. Летала на крыльях, как ангел, – усмехнулась Селезнева и отодвинула от себя пустую тарелку. – Мне больше всего в этой истории Ромку жалко, он так за две недели к этому Тимофею привязался… Они общались так, словно были самые лучшие на свете друзья. У них были какие-то свои секреты от меня, постоянно сюрпризы мне устраивали, вместе по городу гуляли, когда я на работе была. Даже ужин они вместе готовили. Тимофей отлично кулинарничал, знаете ли…

– Он представился вам как писатель, который пишет для детей. Так?

– Да. И даже показывал мне книги, которые он якобы написал, но под разными псевдонимами. Я, дурочка, ему верила. Поверила и тогда, когда он мне наплел, что его книги будут переводить на три иностранных языка и продавать за рубежом, но для этого нужно заплатить переводчикам полмиллиона рублей. Они, эти книги, якобы потом окупятся с лихвой. Гонорары от продаж ему обещали баснословные.

– А как он вас уговорил взять деньги в кредит?

Селезнева пожала плечиками и снова усмехнулась.

– Просто. Он сказал, что ему позвонили из издательства и просили срочно отправить деньги на счет фирмы, которая будет заниматься переводом и продвижением книг за рубеж. У них, мол, образовалось нечаянное окно, кто-то отказался от их услуг… А вообще-то, если не воспользоваться моментом, то придется ждать очереди еще два года. Мол, у этой фирмы много клиентов и все расписано по графику. Денег же на этот момент у Тимофея якобы не хватало, и до полумиллиона нужно было добавить еще триста пятьдесят тысяч. Вот я сама и предложила ему оформить на себя кредит. Верила ему так, словно мы уже женаты были.

Вера Дмитриевна замолчала и отпила сок из высокого бокала, потом посмотрела, сколько времени показывают часы на сотовом телефоне.

– Успеете, – успокоил ее Гуров. – У нас еще есть минут пятнадцать. Хотите, я закажу вам десерт?

– Хочу, – с наивной детской улыбкой призналась Вера Дмитриевна. – Я его Ромке отнесу, он давно у меня просит пирожное или конфет ему купить. Только…

Она замолчала и, опустив голову, не стала продолжать свою мысль.

– А давайте я и вам, и сыну закажу гостинец, – весело предложил Гуров и, подозвав официантку, попросил ее: – У вас можно купить пирожные навынос?

Та ответила утвердительно, и Лев Иванович с большим удовольствием и к немалому удивлению Веры Дмитриевны заказал шесть разных десертов, попросив упаковать их в коробку.

– Зачем же так много? – смутилась Селезнева. – Мне неудобно брать все это от вас. Вы, наверное, меня не так поняли, я не нуждаюсь в благотворительности. – Обида так и сквозила у нее в голосе.

– А это и не благотворительность, – серьезно посмотрел на нее Гуров. – Да не оскудеет рука дающего, сказано в Библии. Я просто хочу порадовать вас и вашего сына. Не отказывайте мне в этом удовольствии. Я не деньги вам предлагаю.

Лицо Веры Дмитриевны вспыхнуло, и щеки залились розовой краской. Не поднимая глаз на Гурова, она поблагодарила его.

– Вот так-то лучше, – кивнул Лев Иванович и спросил: – И все-таки не обращали ли вы внимание на какую-то особенную привычку этого Тимофея? Может, он картавил, или как-то по-особому любил сидеть, или жест рукой какой-то постоянно повторяющийся у него имелся? Например, волосы приглаживал, подпирал рукой щеку… ну, я не знаю. Что-то же должно было быть у человека свое, не наигранное.

Вера Дмитриевна задумалась. Молчала она минуты две, потом сказала:

– Насчет особых жестов или других привычек – не скажу. Честно, не присматривалась. Если что-то вспомню, то могу позвонить и рассказать. Но знаете, у меня есть одна вещь, которая осталась от него. Так сказать, на память. Он у меня две недели жил. Приехал с сумкой и с минимумом вещей. Сказал, что будет настаивать, чтобы мы с ним, после того как распишемся, жили у него в Москве.

– Ах, так он сказал, что из Москвы?

– Ну да, и номера на машине у него были московские. Но я их не помню, – быстро добавила она, заметив, что Гуров достает записную книжку. – Когда мы познакомились, он показал мне свое водительское удостоверение, в котором было написано, что он Тимофей Алексеевич Хромов. Сказал, что не хочет, чтобы я думала, будто он какой-то там жулик с улицы, который подкатил ко мне с сыном, чтобы обмануть такую красивую женщину и устроиться в ее квартире за ее же счет.

Она вдруг тихо рассмеялась и добавила:

– Хотя именно так оно все и вышло в итоге. Он жил у меня в квартире две недели и жил за мой счет. Я не хотела брать у него деньги даже на продукты, считая неправильным так поступать с человеком, в которого я… В общем, что теперь об этом вспоминать.

– А вспомнить, Вера Дмитриевна, все-таки кое-что придется, – заметил Лев Иванович после некоторого молчания. – У меня к вам будет просьба. Я сегодня заеду в местное Управление уголовного розыска и попрошу поработать с вами местного специалиста по составлению фотороботов и портретов преступника. У таких специалистов есть художественное образование, и он по вашему описанию нарисует портрет Тимофея. Вам позвонят сегодня вечером или, скорее всего, завтра утром и узнают, когда вам будет удобно встретиться с таким художником.

– Хорошо, я постараюсь вспомнить его внешность до самых мелочей. Но, знаете, я вам так и не сказала, что за вещь у меня осталась на память от этого жениха-писателя. Он прислал мне мой портрет, нарисованный на листе формата А2.

– Прислал вам ваш портрет? – переспросил удивленный Лев Иванович. – По почте?

– Нет, с каким-то посыльным. Я была на работе, сын в школе, на продленке. Посыльный, молодой человек, оставил большой пакет у соседки-пенсионерки. Вечером, когда мы вернулись домой, она его передала.

– А вы уверены, что это от него, от Тимофея, был такой подарок?

– Да, в пакет была вложена записка. Написана она была не от руки, а напечатана на пишущей машинке. В ней было всего два предложения: «Не обижайся на меня, я не мог поступить иначе. Тимофей».

– Вы сохранили эту записку и портрет? – на всякий случай спросил Лев Иванович.

– Записку выкинула, а портрет – сохранила. Повесила его в прихожей. Жалко было выкидывать, – грустно посмотрела на Гурова Вера Дмитриевна. – Очень хороший портрет.

Женщина включила сотовый и, найдя нужное изображение, показала его Льву Ивановичу.

– Да, портрет действительно очень хорош, – вынужден был признать Гуров, рассматривая точную копию женщины, которая сидела напротив него. – Я бы даже сказал, удивительно точный портрет, – задумчиво добавил он и вернул мобильный владелице.

Принесли коробку с пирожными, и Гуров, расплатившись с официанткой, направился к выходу следом за Верой Дмитриевной. Он был несколько озадачен и сбит с толку таким неожиданным жестом афериста. Но зато теперь он знал, в каком направлении будет двигаться дальнейшее расследование.

Очередная жертва афериста, с которой встретился Лев Иванович, выглядела настолько молоденькой и беззащитной, что настроение у Гурова, которое и так было на нуле после первой встречи, испортилось еще сильнее. Людмиле Арестовой было всего двадцать четыре года, и она на полставки работала психологом в одном из местных домов для престарелых и инвалидов. Сама Людочка, тоненькая и вся такая воздушная, начиная от облака курчавых белых волос и заканчивая почти детскими ножками, обутыми в легкие светлые лодочки, уже семь лет была прикована к инвалидному креслу. Но, несмотря на это, девушка довольно ловко управлялась и с вождением автомобиля, и с электроколяской, на которой передвигалась.

Гуров договорился встретиться с женщиной в городском парке «Липки», куда Арестова приехала на машине. Лев Иванович прибыл чуть раньше и мог наблюдать, с какой проворностью она паркуется и как быстро и легко пересаживается в кресло. Он по ее просьбе достал из багажника авто легкую портативную электроколяску и хотел помочь пересесть в нее, но девушка опередила его, звонко рассмеявшись и заявив:

– Полковник, даже не пытайтесь. У меня все движения настолько отработаны, что чья-либо помощь только собьет с ритма и я рухну. Будете тогда меня поднимать на глазах у всех любопытствующих.

Ответить Льву Ивановичу было нечего, и ему оставалось только наблюдать. Людмила, удобней устроившись в коляске, обратила к нему свое чуть раскрасневшееся лицо и уже без улыбки спросила:

– Где нам будет удобнее всего поговорить? Народу летним вечером в парке немало.

– Я думал, что вам, как назначившей мне встречу именно в этом парке, известно какое-нибудь уединенное место. Я ведь не местный, – напомнил он.

– Ах да! Вы же из Москвы! У меня этот факт совсем из головы вылетел. Девичья память, как говорит моя мама. Тогда пойдемте. Я поведу вас в сказочный лес.

Через пять минут они и вправду очутились в красивом месте – неподалеку от Дмитриевского собора. Рядом с асфальтированной дорожкой, по которой они двигались, под сенью высоких и раскидистых деревьев нашлась свободная скамейка для Гурова.

– И впрямь сказочный вид, – оценил парк Лев Иванович, с нескрываемым удовольствием осматриваясь вокруг.

– Это вы еще не видели все наши достопримечательности! В этом парке целых восемь аллей, и первая из них была засажена деревьями еще в тысяча девятьсот первом году, – улыбнулась Людмила. – Знаете, почему я назначила встречу именно тут?

– Догадываюсь. – Гуров сел на скамейку и посмотрел на Людмилу серьезным и долгим взглядом. – Вы в этом парке познакомились с Алексеем. Ведь именно так он себя назвал, когда представился?

– Да. Он сказал, что тоже психолог, и даже показал мне лицензию на частную практику. Я тогда не придала этому значения и посчитала неким знаком свыше. Имею в виду его профессию. Но потом… Потом, когда он исчез и я начала запоздало анализировать всю эту некрасивую историю, то поняла, что этот документ он показал намеренно. Чтобы ввести в заблуждение и войти ко мне в доверие. Он на самом деле оказался тонким психологом, и я даже сразу не сообразила, зачем человеку, который приехал во Владимир в отпуск, возить с собой лицензию на частную практику. Но – правильные мысли всегда почему-то приходят с опозданием.

– Людмила Андреевна, я прослушал интервью, которое вы давали Соловьеву, и уже говорил, что у меня возникло несколько дополнительных вопросов.

– Я постараюсь ответить на все, – с серьезным видом заверила Людмила.

– Скажите, вы были близки с Алексеем? Простите, что спрашиваю, но…

– Да, я понимаю. Вы хотите узнать, нет ли у него каких-то особых примет, по которым его можно опознать? Я так понимаю, что кроме меня он обманул и других.

Гурова поразило, насколько эта молоденькая женщина здраво рассуждает. В ее годы многие современные девушки все еще находятся в инфантильном состоянии и никак не могут определиться не то что со своим местом в жизни, а даже с постоянной работой или с личными планами. Живут так, словно время остановилось и у них впереди вечная молодость с кучей времени на всякие пряники и коврижки. А то, что эти коврижки и пряники не даются даром и их нужно заработать тяжким трудом, пока еще есть здоровье и силы, они как-то из виду упускают.

«Интересно, как при таком ее трезвомыслящем взгляде на жизнь она умудрилась вляпаться в такую неприглядную историю? – подумалось Гурову, и он тут же мысленно ответил: – Впрочем, любовь иногда ослепляет даже умудренных жизненным опытом людей, а что уж говорить о неопытной в этом деле девице».

Словно прочитав его мысли, Людмила откровенно призналась:

– Знаете, он у меня был первым мужчиной. Раньше, до него, я никогда ни в кого не влюблялась. Опыта в амурных делах у меня совершенно не было. – Она горько усмехнулась и задумчиво добавила: – Вот теперь – есть. И даже больше. Я ведь беременна от Алексея… Или кто он там на самом деле… Уже три месяца. Журналисту я об этом не стала говорить по понятным причинам, – вздохнула она.

– Я так понял, что ребенка вы решили сохранить, – отозвался на эту новость Гуров.

Людмила хитро улыбнулась и с наигранной беспечностью сказала:

– Вот найдете этого жулика, и я подам на алименты, хотя мои родители против того, чтобы я это делала. Но я считаю так: украденные деньги он мне уже не вернет, наверняка промотал все, так пусть хоть ребенка своего обеспечивает.

После полуминутного молчания Людмила снова заговорила:

– У него на спине, под лопаткой, была татуировка – маленький золотисто-красный дракон и надпись иероглифами.

– Ага, вот как. А на шее иероглифы у него были? В смысле татуировка?

– На шее? Нет, не было. – Людмила удивленно посмотрела на Гурова. – А почему вы спрашиваете?

– Просто у меня есть информация, и я сравниваю ваши показания с показаниями других потерпевших, чтобы понять – один и тот же человек вас обманул или разные, – пояснил Лев Иванович.

Услышав, что татуировка была совершенно в другом месте, а не в том, которое указала Вера Дмитриевна Селезнева, он несколько озадачился. Получается, что одновременно действовали все-таки не один, а два афериста. Просто комплекция у них была похожая.

– Уточните, пожалуйста, еще раз, как выглядел Алексей, – на всякий случай попросил Гуров.

Людмила обрисовала внешность жениха, и, сравнив это описание с тем описанием, что давала предыдущая собеседница, Гуров сразу же отметил некоторые отличия. Волосы у мужчины были не темно-русые, а каштановые и длинные, забранные в хвост на затылке, глаза карие, а не серые. В остальном же все было как и в предыдущем случае – высокий, худощавый, с накачанными бицепсами. Совпадали и форма лица и носа, и наличие чувственно-полноватых губ, и родинка на виске. Но, опять же, смущало местоположение татуировки.

«Может, это и не татуировки были вовсе, – размышлял Лев Иванович. – Черт его знает, что можно сейчас нарисовать, а потом легко смыть, а затем снова нарисовать… Или приклеить?»

– А это точно была татуировка? – с сомнением в голосе уточнил Лев Иванович.

Людмила опять удивленно посмотрела на него.

– Наверное, татуировка, – наконец сказала она. – Я вообще-то не очень сильна в определениях такого вида художеств, но разве рисунки на теле не называют татуировками?

– Если они наколоты специальным способом и долговечны – то да, это татуировки, – ответил Гуров.

– Но сейчас необязательно наносить тату навсегда. Можно воспользоваться временными татушками. Они легко удаляются, и их потом можно опять наносить на любую область тела. Я не присматривалась, но возможно, что у Алексея была именно такая татуировка.

– Вы думаете? – нахмурился Лев Иванович и сам же ответил себе на вопрос: – Хотя почему бы и нет? Вполне возможно, если он хотел, чтобы на нее обратили внимание. Кстати, у меня еще такой вопрос. Этот Алексей вам никаких подарков не делал?

– Подарков? – Она рассмеялась. – Да он для меня тогда сам был как подарок. Подарки… Я об этом даже и не думала. Представляете – вы инвалид, у которого все будущее ограничивается только мечтами о семейной жизни, и вдруг встречаете невероятно симпатичного мужчину, обаятельного, тонко чувствующего, внимательного, заботливого и готового вас в буквальном смысле носить на руках. Что бы вы подумали и почувствовали на моем месте?

– Я, во‐первых, не женщина, – улыбнулся Лев Иванович. – А во‐вторых – не инвалид и не могу себя представить на вашем месте. Поэтому честно скажу, что не знаю, что бы я подумал и почувствовал.

Гуров, конечно же, немного лукавил. Он прекрасно понимал, хотя и теоретически, что должна была почувствовать Людмила, встретив мужчину, который своим обаянием и заботой очаровал молодую женщину и впервые зажег в ее сердце светлое чувство любви. С ним она почувствовала себя нужной и защищенной, с ним у нее появилась надежда прожить жизнь счастливей, чем многие другие женщины-инвалиды – ее подруги по несчастью.

– Он читал стихи собственного сочинения, посвященные мне. Во всяком случае, он говорил, что это его стихи. Мы о многом мечтали, обсуждали наши планы на будущее, делились бедами друг с другом.

– У него были беды? – саркастически заметил Лев Иванович.

– Да, сказки он сочинять умел, – рассмеялась Людмила. – Рассказывал мне, как его жена тоже когда-то попала в аварию и была три года прикована к постели. Как он нежно и заботливо ухаживал за ней, а она потом все равно умерла. Рассказывал, как ее родственники, которые отвернулись от них после аварии, вдруг вспомнили, что у нее в собственности есть трехкомнатная квартира, и стали интриговать против него, чтобы отнять эту квартиру. Напустили на него черных риелторов. В конце концов он подготовил меня к тому, что для того, чтобы ему не потерять недвижимость и не оказаться бомжом без московской прописки, нужно выкупить эту квартиру и оформить ее в свою собственность.

– И вы на эти сказки повелись, – понимающе покивал Лев Иванович.

– Конечно, повелась, – так просто, словно это было нормальной естественной реакцией с ее стороны, согласилась Людмила. – Я ведь ему верила, как самой себе. Тем более он обещал, что как только уладит все дела, мы с ним распишемся и уедем жить в Москву. Вот так он меня и уговорил продать свою двушку во Владимире и отдать ему эти деньги. Он якобы добавит к ним деньги, что взял в кредит, и выкупит трешку в Москве. Он даже деньги показал, которые получил в банке в качестве кредита. Но их, по его словам, было мало для осуществления его планов, – горько улыбнулась Людмила. – Наверное, это были деньги, которые он выманил у предыдущей жертвы, – предположила она.

– Вот вы улыбаетесь, – заметил Гуров. – А вам не жалко ваших денег и того, что вы остались без собственного жилья и будете вынуждены жить у родителей? У вас с ними хорошие отношения?

– В целом – неплохие, – не сразу ответила Людмила. – Конечно, мне очень жаль, что я повелась на развод и поверила этому человеку. Но ведь жизнь моя на этом не закончилась. Знаете, когда я попала в аварию, мне было всего семнадцать. Когда я поняла, что уже никогда не встану на ноги, у меня был стресс и шок. Я очень долго пребывала в состоянии депрессии. И выкарабкалась только четыре года назад, когда поняла, что есть люди, которым еще хуже, чем мне, и что я могу им помочь. Пусть даже морально поддержать их, но дать хоть маленькую надежду на то, что для них не все еще потеряно.

Людмила замолчала и задумалась, а потом сказала, посмотрев на Льва Ивановича с грустной улыбкой:

– Я могла бы сердиться на Алексея и проклинать его и его подлость, но он оставил мне самое дорогое, что у меня теперь есть, – это ребенок, жизнь которого только еще зарождается внутри меня. А еще – портрет. Знаете, он, перед тем как уехать в Москву якобы по делам переоформления квартиры, подарил мне мой портрет, нарисованный карандашом. Это просто чудесный портрет! Я на нем как живая. Наверняка он заказал его какому-нибудь хорошему художнику, которые рисуют портреты по фото. Хотя он сказал, что нарисовал его сам. Я сначала поверила ему. А теперь вот думаю, что этот портрет – тоже часть той истории, которую он мне рассказывал.

Людмила закрыла глаза и расслабленно опустила плечи. Сейчас она больше всего была похожа на маленькую девочку, беззащитную и разочарованную финалом рассказанной ей сказки.

– У вас нет, случайно, фотографии этого портрета? – спросил Лев Иванович.

– Случайно есть. – Людмила открыла глаза, прищурилась на яркое солнце. – Хотите, я перекину его вам на телефон через блютуз?

– Да, если нетрудно, – попросил Гуров и достал свой сотовый.

Переброска фотографии много времени не заняла, и Гуров, проверяя пришедший ему файл, стал внимательно рассматривать фотографию. А вернее, фото нарисованного портрета. Вера Селезнева по его просьбе тоже скинула фото ее портрета, подаренного Тимофеем. И теперь Лев Иванович почти не сомневался, что и первый, и второй портреты были выполнены профессиональным художником.

«Обязательно нужно показать эти портреты специалистам, – подумал Гуров. – Хотя, как мне кажется, оба они выполнены в одной манере, а значит, вполне возможно, что и одним и тем же художником».

– Людмила, у меня к вам будет еще одна просьба. Это очень нужно для успешного продвижения следствия. Вы могли бы встретиться с профессиональным составителем портретов из уголовного розыска и составить вместе с ним портрет Алексея? Нужно будет описать не только его внешность, но и характер, привычки, жесты и движения, присущие этому мужчине, а также ту самую татуировку, которую вы у него видели… Где, вы сказали, она у него была? – переспросил Лев Иванович.

– На спине, под левой лопаткой, – напомнила Людмила и добавила: – Привычки и особенности… Мне почти ничего из особенностей не запомнилось. Морщил нос, когда близоруко щурился. Может быть, это?

– Да-да, и это тоже. Любая мелочь, которую вы вспомните, пригодится. Я сегодня договорюсь с местными специалистами, и вам позвонят. Может, сегодня, а может, завтра или послезавтра. Я еще сам не знаю, насколько они загружены работой. Но позвонят обязательно. Это я говорю к тому, чтобы для вас такой звонок не был неожиданностью.

– Хорошо, я буду ждать, – тряхнула белыми кудряшками Людмила.

Лев Иванович проводил молодую женщину до машины, и они распрощались.

Глядя на отъезжающий с парковки автомобильчик, Гуров поймал себя на мысли, что он теперь смотрит на Людмилу не с жалостью, которая присутствовала у него с момента прослушивания аудиозаписи, а испытывая некую гордость за нее. Ему, Гурову, очень понравилась эта молодая, но уже много пережившая женщина. Она не сломалась ни тогда, когда потеряла способность жить полноценной жизнью здорового человека, ни сейчас, когда, казалось бы, должна была потерять веру и в справедливость, и в любовь, и в себя как в женщину.

Крячко с Викентием тоже понапрасну времени не теряли. Еще по дороге в Иваново Соловьев договорился о встрече и со своей знакомой художницей, и с одной из обманутых дам, которая отважилась написать заявление в полицию.

Иваново хотя и не было таким древним городом, как Владимир или Ярославль, но вместе с ними входило в Золотое кольцо России и слыло одним из центров туризма в этой части страны. Но ни Крячко, ни Викентию, который родился в этом городе и знал его как свои пять пальцев, любоваться видами на старые церкви, купеческие усадьбы или более современные авангардистские здания было некогда. Им предстоял долгий и насыщенный рабочими моментами день.

Знакомая художница Соловьева, женщина возрастом далеко за пятьдесят, встретила их во дворе своего дома. Увидав Викентия, выходящего из машины, она радостно устремилась к нему и, обняв, воскликнула:

– Вик, я так рада снова вас видеть! Я так благодарна вам за ту статью, которую вы написали обо мне и моем творчестве, что всегда буду считать себя вашей должницей. Вы знаете, – обратилась она к подошедшему к ним Станиславу, – этот молодой человек буквально вытащил меня из безденежья. Я живу одна, муж умер десять лет назад, а детей у меня трое. И хотя они сейчас почти взрослые, но все равно всем нужно помогать. Да я никогда и не могла подумать, что мое творчество может кого-то так заинтересовать! У меня после его статьи столько заказов! Я просто…

Женщина, не находя слов, в волнении снова начала обнимать Викентия, который не сопротивлялся, понимая ее чувства и боясь обидеть женщину, но стоял с таким обреченным видом, что Станиславу стало его жалко. Крячко представился художнице и сказал, отвлекая ее внимание от журналиста:

– Викентий мне рассказывал, что вы пишете картины в стиле наив. А это сейчас модно. Вам просто недоставало смелости вынести ваше творчество на широкую публику, вот и все. Я бы с удовольствием посмотрел ваши картины, но только после того, как мы закончим работу. Вы готовы ехать с нами?

– О да, я готова! – Женщина показала на довольно объемистую сумку. – Тут все, что нужно. И не волнуйтесь, в стиле наив я рисую только котиков и бытовые сценки, а портрет преступника я вам нарисую так, что его узнавать будут даже собаки с помойки, – рассмеялась она, потом стала серьезной и эмоционально добавила: – Это же надо быть таким гадом, чтобы обворовывать даже вдов и инвалидов!

– Анастасия Терентьевна, садитесь, пожалуйста. – Крячко галантно открыл заднюю дверцу автомобиля. – Там вам будет удобнее, да и сумку есть куда поставить.

– С удовольствием. – Художница, полная и несколько неуклюжая из-за этого, втиснулась в салон и, устроившись, скомандовала: – Все, можем ехать.

– А она точно сможет нарисовать портрет по описанию? – с сомнением в голосе прошептал Крячко, наклонившись к Викентию. – Может, нам лучше обратиться к местным специалистам из полиции?

– Сможет, – уверенно кивнул журналист. – Это она на пенсии стала писать картины в стиле наив, а до этого двадцать пять лет проработала в местном уголовном розыске и составляла фотороботы преступников. Я именно по этой причине о ней и вспомнил. Знаете, после стольких лет работы в криминалистике, рисуя портреты отъявленных негодяев, начать писать картины в детском стиле… Я просто удивляюсь, как только эта женщина не растеряла на такой работе свою непосредственность и веру в красивое, доброе, вечное. – Викентий уважительно посмотрел в сторону сидевшей в машине женщины.

Он быстро докурил сигарету, и они со Станиславом сели в машину.

– Едем, едем, Анастасия Терентьевна, – повернулся к художнице Станислав и завел двигатель. – Вас ввести в курс дела?

– Желательно. Мне необходимо определенно настроиться на серьезный разговор с пострадавшими. От моих вопросов к женщинам будет зависеть точность деталей в изображении портрета предполагаемого преступника, – уже серьезным и профессиональным тоном заговорила Анастасия Терентьевна. – Викентий, расскажите мне, с кем мы сейчас едем на встречу.

– Женщину зовут Инга Евгеньевна Лобода. Ей сорок один год, она никогда не была замужем, – стал рассказывать Викентий, чуть развернувшись в сторону Анастасии Терентьевны. – Нельзя сказать, что Инга Евгеньевна некрасивая женщина. Я, например, считаю, что некрасивых женщин вообще не бывает, – добавил он.

Крячко, наблюдавший за реакцией Анастасии Терентьевны в зеркальце заднего вида, заметил, как художница одобрительно улыбнулась Викентию и покивала, соглашаясь с этими словами.

– Но она в силу скромного и несколько замкнутого характера очень стеснительна в общении с мужчинами, – продолжил журналист. – Ее мама, воспитывавшая дочь одна, была очень властной и в то же время капризной дамой.

– Наверное, именно по этой причине женщине так за всю жизнь и не удалось найти вторую половинку, – со знанием предмета, о котором идет речь, заметила художница.

– Скорее всего, – согласился Викентий. – Инга Евгеньевна сначала просто боялась ослушаться: мама, опасаясь, что какой-нибудь мужчина обманет ее дочку и та останется одна с ребенком на руках, запрещала ей встречаться с мужчинами. А потом, когда мать разбил паралич после инсульта, женщина всю себя посвятила уходу за больной и даже не мечтала о личной жизни.

– Очень грустная, но довольно банальная история, – высказала мнение Анастасия Терентьевна. – Я с такими историями в свое время сталкивалась очень часто. Я так думаю, что после смерти матери она решила познакомиться с таким же одиноким, мужчиной через сайт знакомств, – предположила она.

– Да, решила познакомиться, но не через интернет, а через агентство. Спросила подругу на работе, и та посоветовала ей какое-то городское агентство, в котором якобы все данные о клиентах строго конфиденциальны. Система работала таким образом: выбрал понравившуюся женщину по фотографии, оплатил стоимость услуги, получил номер ее телефона. Все остальное зависело от желания той начать знакомство с тем или иным мужчиной. Женщине тоже показывали фото кандидата, который ее выбрал, и она решала, давать ему номер или нет, – объяснил Викентий.

– Так что же, этот аферист познакомился с несчастной именно через агентство? – спросила художница.

– В том-то и дело, что нет. – Викентий заерзал в кресле, стараясь еще больше развернуться в сторону Анастасии Терентьевны. – С агентством у нее ничего как раз и не вышло. То ли фотография была не очень удачной, то ли возраст дамы не устраивал кандидатов, но на нее за год так никто и не клюнул. Она, по ее же словам, только ежемесячный платеж зря вносила. А познакомилась она с Михаилом, как он ей представился, как раз около агентства. Поругавшись с администраторшей и разорвав с агентством договор, женщина в расстроенных чувствах задним ходом выезжала на авто с парковки и не заметила, как нечаянно сбила мужчину. Ну, как сбила – совсем немного. У того не было никаких травм и даже ушибов. Но Инга Евгеньевна, конечно же, в тот момент страшно испугалась.

– Ха! Знаем мы эти штучки жульнические, – перебила рассказ Викентия Анастасия Терентьевна. – Помню, еще в советское время ловили мы одного вот такого пройдоху, который сам под машины падал. Наловчился гад так попадать под авто, что у него все кости целыми оставались, хотя синяки по всему телу и случались. Но синяк – это пустяк по сравнению с ответственностью за ДТП. Вот он и снимал сливочки в виде сотенных с водителей. Те охотно расставались с деньгами, только бы в ГАИ не узнали о дорожном происшествии и не забрали у них права.

– Ну что-то вроде этого спектакля и разыграл наш Жених перед старой девой, – заметил молчавший до этого момента Крячко.

– Да, – подтвердил и Викентий. – Михаил оказался очень милым и обходительным мужчиной, с красивой улыбкой, добрыми глазами и очень заботливым, как оказалось потом. Он так галантно отказался и от денег, и от другой какой-либо помощи и при этом так был очарован Ингой Евгеньевной, что тут же сам пригласил ее на ужин в ресторан.

– Ага, и сердце девичье оттаяло и расцвело новым и совершенно нежданным чувством, – сказала Анастасия Терентьевна с досадой и вздохнула. – Некоторые женщины и в сорок совершенные дети в вопросах отношений с мужчинами.

– В общем, наш Жених показал ей себя старым холостяком, немного застенчивым, но зато весьма состоятельным – с квартирой в Москве и со своим строительным бизнесом в ряде регионов, – продолжил рассказывать Викентий. – Он недолго ухаживал за дамой сердца и уже через неделю попросил ее руки и сердца. Инга Евгеньевна ничтоже сумняшеся согласилась. И тут же ей было предложено продать свою двухкомнатную квартирку и перебраться в московскую квартиру к жениху. Покупатель нашелся практически сразу. На вырученные деньги жених предложил невесте совершить круиз по странам Европы. Мир, так сказать, посмотреть и себя показать. Обомлевшая от такой перспективы женщина с радостью и добровольно вручила жениху всю наличность от проданной квартиры, дабы тот перевел все рубли в евро и доллары.

– И больше она ни денег, ни жениха не видела, – констатировала завершение истории Анастасия Терентьевна. – Да, грустно все это.

– Грустно – это мягко сказано, – заметил Станислав. – Женщина осталась без жилья и вынуждена временно ютиться у двоюродной сестры, которая, к слову сказать, тоже живет одна. Муж умер год назад. К ней наш герой романа тоже пытался подкатить, оказывается. Первые три дня он одновременно крутил амуры с обеими сестрами, да так, что ни одна, ни другая не догадывались о наличии соперницы. Но сестра Инги Евгеньевны оказалась более разумной и, почувствовав неладное, перестала встречаться с кавалером. Тогда он вплотную занялся ее родственницей.

– Ну надо же, какой охальник! – воскликнула художница возмущенно и добавила, обращаясь к Станиславу: – Можете располагать мной как независимым специалистом на все время расследования. У меня просто-таки руки чешутся добраться до смазливой мордашки этого подлеца и расцарапать ее хорошенько.

Мужчины рассмеялись, и Станислав пообещал Анастасии Терентьевне, что если будет такая надобность, то он воспользуется ее предложением или, по крайней мере, обязательно сообщит, когда они поймают мошенника.

Опрос потерпевшей Лободы Инги Евгеньевны много времени у Станислава не занял, и он, задав необходимые вопросы и оставив женщину в компании художницы и Викентия, направился в Ивановское отделение УМВД России, чтобы узнать, не были ли поданы в полицию города, а заодно и области заявления о мошенничествах подобного рода. Когда он подъехал к зданию, ему позвонил Гуров.

– Ты не занят? Мне нужно сказать тебе пару слов, – сразу же взял быка за рога Лев Иванович.

– Говори. Я пока что не занят, – ответил Станислав и не стал выходить из машины.

На улице было жарко, а в машине как-никак спасал от адского зноя кондиционер.

– Я, кажется, нашел связь, а вернее, примету, по которой нам нужно ловить Жениха. Ты, кстати, уже беседовал с потерпевшей Лободой?

– Ну а чем же я, по-твоему, все это время занимался? – ехидно поинтересовался Крячко.

– Понятия не имею, – хмыкнул Гуров. – Может, ты с Викентием в загул ударился, – пошутил он.

– Дурацкие у тебя шутки, Лева. Не в настроении шутить, так и не шути вовсе, – сделал ему замечание Станислав. – Что ты хотел мне сказать – говори. У меня еще Ярославль на сегодня намечен.

– Ты задавал вопросы по особым приметам и всему такому прочему? У тебя есть что сказать по этому поводу?

– Слушай, мне кажется, это ты мне хотел что-то сказать, – начал раздражаться Станислав.

– Я хотел узнать, не говорила ли тебе потерпевшая о каких-нибудь татуировках на теле ее обольстителя.

– Нет, не говорила, – сразу же ответил Крячко.

Ответил, а потом подумал, что он, собственно, насчет татуировок и не спрашивал. Вернее, не задавал потерпевшей вопрос так узко и целенаправленно, а потому она ничего ему и не сказала об этом.

– Просто тут такая фишка вылезла. Вера Селезнева утверждает, что у ее добра молодца на шее была татуировка.

– Значит, я был прав и это совершенно разные люди. Будь татуировка у жулика из Иванова, я думаю, что о ней женщины сказали бы нам или Викентию, – заявил Крячко, но мысленно все-таки решил исправить оплошность и уточнить у Лободы об этой особой примете ее лжежениха.

– А вот это нам предстоит еще выяснить. Дело в том, что женщине с ребенком, которую этот тип обманул, был отправлен с посыльным портрет. Так сказать, на память…

– Не понял, объясни. Чей портрет? Свой, что ли?

– Да нет же – ее портрет. Портрет невесты, который был нарисован весьма и весьма профессионально, сухой пастелью, как я понял, но не берусь утверждать. Тут нужна оценка специалиста. Нарисовал он сам или заказал по фотографии – этот момент тоже пока не ясен. Так что ты, пожалуйста, уточни и у ивановской невесты, а потом у ярославской и о татуировке, и о портрете. Попробуем, отталкиваясь от этих особенных примет, определить, работал с женщинами один и тот же жулик или это разные эпизоды, не связанные между собой.

– Хорошо, я все понял и оценил твою идею, – ответил Станислав. – Я сейчас попробую узнать у местных оперов, есть ли у них заявления от обманутых гражданок, ставших жертвами афериста с приметами, похожими на нашего Жениха. Вдруг что-то всплывет еще.

– Было бы неплохо. Чем больше эпизодов мы соберем, тем проще будет впаять этому молодчику максимальный срок. Ладно, поехал я на встречу со следующей дамой. После позвоню. Возможно, если быстро управлюсь, приеду к вам в Ярославль. Там вместе и переночуем, обсудим дальнейшие действия.

Разговор с Гуровым заставил Станислава задуматься, и он решил, что может еще ненадолго отложить посещение УМВД, а сейчас просто обязан позвонить Викентию. Тот отозвался сразу же, сотовый Крячко не успел даже подать сигнал о соединении.

– Слушаю вас, Станислав Васильевич.

– Викентий, нужно срочно задать пару уточняющих вопросов Инге Евгеньевне. Ты сможешь это сделать прямо сейчас?

– Да, конечно. Какие вопросы?

– Первый – не было ли на теле ее жениха каких-либо татуировок. Не важно где и не важно каких. Хотя нет, где именно – это важно. На шее, например. Но и об остальных местах тоже уточни. Второе – не присылал ли ей жених после исчезновения или во время знакомства, но незадолго до того, как смыться с ее деньгами, портрет. Ее портрет, нарисованный на холсте. Ну ты меня понял какой, да?

– Да-да. Понял, – ответил Викентий и в свою очередь спросил: – Он что же, художник?

– Бес его знает, – хмыкнул Крячко. – Просто сейчас мне Лев Иванович звонил и рассказал, что женщине с ребенком…

– Вера Дмитриевна Селезнева, – почти автоматически вставил Викентий.

– Да, наверное, она. Так вот, Жених прислал ей с каким-то посыльным ее портрет, нарисованный пастелью, что ли. И теперь нам нужно узнать, не было ли сделано таких подарков, ну или чего-то похожего и другим невестам.

– Понял. Сейчас узнаю и сразу же перезвоню.

Викентий отсоединился, и Крячко в ожидании, когда тот ему перезвонит, решил немного расслабиться и прикрыл глаза.

Стук в ветровое окно вывел Крячко из задумчивости. Перед машиной стоял полицейский и знаками показывал Станиславу, чтобы он опустил стекло.

– Вы уже пятнадцать минут сидите в машине, припаркованной на служебной стоянке УМВД, – официальным тоном, не терпящим возражений, заявил лейтенант. – Вам требуется какая-то помощь? Если нет, то прошу освободить место для служебного транспорта.

– День добрый. – Крячко открыл дверцу машины и протянул полицейскому удостоверение.

Тот внимательно изучил документ и, вернув его и представившись дежурным по Управлению, опять поинтересовался:

– Нужна помощь?

– Я приехал по делу, но жду важного звонка. Как только дождусь и переговорю, пойду искать вашего начальника. Он, кстати, на месте?

– Да, на месте. Вот его машина. – Лейтенант указал на авто, стоящее рядом с машиной Крячко. – Мне надо идти на пост. А вы, перед тем как пройти к полковнику Туманову, запишитесь у меня.

Крячко не успел ничего ответить – его сотовый заиграл бравурную мелодию. Полицейский, бросив равнодушно-мимолетный взгляд на стоянку, неспешно удалился.

– Слушаю, – поднес телефон к уху Станислав. Выслушав ответ Викентия, он чертыхнулся и проговорил с сарказмом: – Ох уж мне эти старые девы! А что она сказала насчет живописи в подарок? – поинтересовался он. – Ага. Вот так, значит. Гордая дама оказалась. Хорошо, понял. Как у вас движется процесс создания портрета подозреваемого? Ну, хорошо. Как закончите, можете где-нибудь меня подождать и перекусить, а я постараюсь через полчаса заехать за вами.

Станислав секунду колебался, не перезвонить ли ему Гурову и доложить тому о результатах дополнительного опроса Лободы, но потом решил, что доклад может подождать, и направился к Управлению.

Уже через пятнадцать минут после звонка Викентия Станиславу Анастасия Терентьевна заявила, что она набросала портрет подозреваемого по описанию потерпевшей и они могут двигаться дальше.

– Быстро вы работаете, – восхитился журналист, рассматривая профессионально выполненный карандашом портрет молодого мужчины.

– Это у меня двадцатипятилетний опыт еще до конца не выветрился, – добродушно откликнулась художница. – Теперь, наверное, никогда и не выветрится уже. Это как езда на велосипеде – если один раз научился держать равновесие и катиться самостоятельно, то этот навык останется навсегда.

– Наверное, вы правы, – откликнулся Викентий и предложил: – Пойдемте поедим, я вас приглашаю и угощаю. Сегодня еще не обедал, а из кафе напротив такие ароматы разносятся по всей округе, что у меня слюни потекли.

Художница не отказалась, но твердо заявила, что за себя будет платить сама. Уже через двадцать минут Викентий был сыт не только заказанным ростбифом и картошкой, но и болтовней Анастасии Терентьевны. Крячко ему не звонил, хотя прошло уже больше получаса, а сам Викентий не решался ему набирать. Он понимал: не звонит – значит, занят.

Соловьеву было не привыкать к женской говорливости, и он давно научился слушать собеседниц только одной частью мозга, а другой в это время обдумывать текущие дела, выстраивать концепцию будущей статьи или размышлять о превратностях жизни. Вот и сейчас Викентий, слушая вполуха какую-то очередную историю из жизни художницы и кивая ей периодически, размышлял о том, что ответила ему Лобода, когда он спросил ее о татуировках и портрете.

– Ах, что значит – какие особые приметы на теле? – Щеки Инги Евгеньевны пошли красными пятнами. – У нас не было никакого интима, – тут же призналась она. – Я сразу поставила такие условия, что постель будет только после свадьбы. Правда, он… э-э-э… Михаил… он и не настаивал. Поэтому сказать, были ли у него какие-то особые приметы на теле, я вам не могу.

– А татуировку на шее вы не заметили? – решил уточнить Викентий. – Шею ведь он не закрывал? Или все-таки закрывал?

– Нет, шею он не закрывал, – поджала тонкие губы Инга Евгеньевна. – Но на ней и не было никаких наколок или рисунков. Родинка на виске – была, а рисунков на шее – не было.

– Ну хорошо, – сдался Викентий. – Тогда еще такой вопрос. Михаил вам никаких рисунков или другой живописи не дарил? Например, портрет.

– Откуда вы узнали? – Глаза женщины округлились от удивления. – Этот подлец словно в издевку прислал бандероль на адрес моей сестры, у которой я поселилась после того, как по его милости лишилась жилья. И да, в этой бандероли был небольшой портрет размером с фотографию, вставленный в рамку.

– Ага, – оживился Викентий. – И на нем изображены были вы? Это точно не фотопортрет? Он был нарисован?

– Да, мой портрет, но написанный по фотографии. Михаил фотографировал меня как-то раз на свой телефон, когда мы прогуливались в парке. И вот с этой самой фотографии я и была срисована. Но… но с некоторыми изменениями. – Ингу Евгеньевну даже передернуло от негодования, когда она вспомнила о том, как она была нарисована.

– Какими изменениями? – насторожился Викентий. Ему вдруг представилось, что на портрете женщина была обнаженной.

– Нет, это не то, что вы бы могли подумать, – словно угадав его мысли, заявила Лобода, и ее лицо опять пошло красными пятнами. – На портрете я была изображена в свадебном белом платье. Это какое-то издевательство надо мной и над моими чувствами! Я сожгла этот портрет. Вот как я с ним поступила. Но откуда вы о нем узнали? Неужели Тамара все разболтала?

– Тамара – это ваша сестра? – уточнил Викентий и сразу заявил: – Нет, я с ней даже не знаком. Меня попросил уточнить о портрете полковник из уголовного розыска, с которым вы сегодня беседовали.

– Ах вот как. – Губы Инги Евгеньевны снова вытянулись в тонкую ниточку. – Что ж, тогда я бы очень попросила вас, чтобы эта история с портретом оставалась конфиденциальной. По крайней мере, в отношении меня. Я бы не хотела…

Лобода закусила губу и многозначительно посмотрела на Викентия.

– Можете быть спокойны, Инга Евгеньевна. Все останется в тайне. По крайней мере, я никому об этом не расскажу.

– Я вам доверяю, – немного успокоившись, улыбнулась ему в ответ Инга Евгеньевна.

Теперь недавний разговор снова всплыл в памяти у Соловьева. Он быстро сообразил, что портреты, которые дарил потерпевшим предполагаемый преступник, не просто красивый жест с его стороны, а некий знак. Это было похоже на то, как самцы животных метят свои территории, предъявляют права и на ареал обитания, и на всех самок, которые находятся в этом ареале.

«Этот мачо таким образом показывал, что женщины были обмануты именно им, а не кем-то еще, – думал Викентий, слушая щебет Анастасии Терентьевны. – Он хотел показать то ли самому себе, то ли еще кому-то, что он не просто так обворовывает наивных дамочек, но как бы учит их уму-разуму. Отбивает у них охоту заводить быстротечные романы, влюбляться безоглядно, не включая при этом голову. Свадебное платье на портрете, подаренном Лободе словно в издевку, говорит ей: куда ты лезешь, в какие невесты? Ты на себя посмотри, старая перечница!»

Неожиданно Викентию пришла в голову еще одна мысль. Он подумал, что надо бы ему задать вопрос о портрете всем тем женщинам, которые писали ему отклики и рассказывали истории с обманом и разводом на деньги. Мысль становилась все более навязчивой, и в конце концов он совсем отключился от болтовни художницы, обдумывая то, что пришло ему в голову.

– Вики, вы совсем меня не слушаете. – Пухлая ладонь Анастасии Терентьевны легла на руку Викентия. – О чем вы задумались, мой друг?

– Ох, простите меня, я и вправду задумался. – Журналист улыбнулся виноватой улыбкой. – Анастасия Терентьевна, что вы думаете об этой истории с портретом, которую поведала нам Инга Евгеньевна? Оказывается, такой прощальный подарок был сделан не ей одной. По крайней мере еще одна женщина получила от сбежавшего жениха такой же портрет.

– Вы имеете в виду, что та женщина тоже была написана в свадебном платье? – уточнила художница.

– В свадебном платье? – Викентий задумался. – Я, если честно, не знаю. Станислав Васильевич мне не рассказывал таких подробностей, – наконец ответил он. – А что, это имеет какое-то значение, в чем была нарисована женщина на портрете?

– Точно сказать не могу, что именно имел в виду даритель этих портретов, но есть некоторые народные поверья относительно того, что означает увидеть себя в свадебном платье, – с самым серьезным видом ответила художница. – Кстати, такие приметы, особенно у толкователей снов, часто означают, что человека ждут в жизни неожиданные перемены. Но насколько я знаю, в каждой стране или даже в каждом народе такие перемены весьма разнообразны. По версии славян, видеть себя в свадебном платье значит удачно выйти замуж за богатого и знатного человека. Американцы в этом случае предсказывают покупку недвижимости, а у французов видеть себя в свадебном платье значит вскоре родить девочку. Так что определить, что именно имел в виду даритель, очень сложно.

Викентий на минуту задумался, а потом сказал:

– В случае с Лободой получается толкование американцев, но только с точностью до наоборот. Она не приобрела, а потеряла недвижимость. Выходит, что портрет был послан ей как бы в издевку или в назидание. Мол, не связалась бы ты с первым встречным и не доверилась бы ему, так и осталась бы при квартире.

– Ну это только наше с вами предположение, – снисходительно похлопала его по руке Анастасия Терентьевна. – Возможно, что портрет в свадебном платье – только фантазия автора и вообще единичный случай. Просто этот подлый человек решил посмеяться над бедной Ингой Евгеньевной, которая и замужем-то никогда не была.

– Может, и так, – согласился Викентий.

– Ах, так вот вы где, – позади них послышался бодрый голос Крячко. – Уже поели? Тогда я, с вашего позволения, тоже что-нибудь перекушу, и тронемся в путь – в Ярославль. Викентий, звоните нашей следующей потерпевшей и договаривайтесь с ней… – Станислав посмотрел на часы, – на семь часов вечера. Раньше у нас никак не получится.

Заказав еду у подошедшего к ним официанта, Крячко спросил у Викентия, умеет ли он водить машину.

– Да, у меня есть права, и машина тоже есть. Но мой «Форд» уж очень старенький, и я просто не рискнул на нем ехать в Москву. Я на своем раритете только по городу и передвигаюсь, – смущенно признался Соловьев.

Станислава заинтересовала информация о «Форде», и разговор мужчин временно ушел от главной темы дня – расследования афер – к теме старых автомобилей.

Шеина Галина Алексеевна стала вдовой год назад, когда ей только-только исполнилось сорок девять лет. Ее муж умер от рака горла, а до этого долго болел и лечился. Галина Алексеевна потратила на его лечение практически весь накопленный супругами за время совместного проживания небольшой капитал плюс деньги в кредит, взятые ею в банке. Единственный сын Шеиных матери не мог помочь ни деньгами, ни физически, так как являлся инвалидом с детства и сам нуждался в помощи. Вдове после смерти мужа пришлось долго отходить от стресса и буквально вытаскивать себя и сына из кредитной кабалы. Но женщина в конце концов выкарабкалась, и быт ее понемногу налаживался, когда на горизонте замаячила надежда не просто существовать в четырех стенах и провести остаток дней, ухаживая за сыном-инвалидом, но и обрести заново женское счастье.

– Я ведь как тогда рассуждала, – рассказывая свою историю Крячко, Галина Алексеевна с грустью смотрела в серое, не мытое с зимы кухонное окно. – В пятьдесят лет жизнь моя закончилась, и мне остается только доживать до смерти – заботиться о сыне и работать, пока еще спина сгибается и руки крепкие. Я на кладбище к мужу часто ходила, все разговаривала с ним, совета просила. А тут… Я на кладбище с Владимиром и познакомилась. Он был такой аккуратный, хорошо одетый, подошел ко мне и спросил, не знаю ли я, есть ли тут неподалеку могила Савицких.

– Он представился вам Владимиром? – переспросил Крячко и что-то пометил у себя в блокноте.

– Да, Владимир Витальевич Щеглов. Так он мне и представился, – кивнула Шеина. – Он сказал, что ищет могилу сестры с мужем. Они погибли в аварии год назад, а он, мол, на их похоронах не был, потому что работал за границей. И вот теперь только вернулся. Представился доктором и даже показал мне документы.

– Что, прямо там, на кладбище, и показал? Какие именно документы? Паспорт? – задал уточняющие вопросы Крячко.

– Нет, не паспорт, а какое-то удостоверение, что-то вроде лицензии, что ли. И не на кладбище показал, а потом, позже, когда мы с ним познакомились ближе и он меня пригласил в кафе выпить с ним кофе. Это уже после кладбища было. Он и домой меня отвез после кафе на своей машине, – пространно, размеренно и чуть растягивая слова, стала разъяснять Галина Алексеевна. – Узнал, что я вдова и что сын у меня инвалид, стал сочувствовать, рассказывать мне о своей практике в африканских странах. Как он там несчастных сомалийцев и перуанцев лечил.

– Кого? Перуанцев? – переспросил Крячко, не веря ушам своим и думая, что ослышался.

– Да, Перу ведь в Африке находится? – бесцветным голосом спросила женщина.

Впрочем, как понял Станислав, спросила она не для того, чтобы он подтвердил этот факт, а скорее как констатацию того факта, который сообщил ее так называемый жених. Поэтому Крячко не стал объяснять женщине, что Перу находится совершенно на другом континенте и к Африке никакого отношения не имеет.

– Он такой внимательный был ко мне и так хорошо и грамотно говорил, – с мечтательностью в голосе продолжила рассказывать Шеина. – Говорил, что всегда мечтал встретить такую женщину, как я, такую же самоотверженную. Сказал, что ради меня готов оставить практику и переехать жить ко мне в Ярославль, хотя его научные изыскания и будущая докторская диссертация требуют от него не оставлять практику и дальше помогать бедным народам Африки.

– Сколько времени вы были знакомы с Владимиром, когда он попросил взять кредит на четыреста тысяч?

– Месяц почти, – ответила Шеина и каким-то отстраненным и пустым взглядом посмотрела на Крячко. – Я на него вовсе и не сержусь за то, что он меня обманул, – внезапно сказала она. – Сама виновата. Втемяшила себе в голову, что еще могу нравиться таким вот умным, молодым и симпатичным мужчинам. Сериалов разных насмотрелась – вот и результат. Кто же знал, что он меня разведет на деньги? Думала, правду мне говорит и деньги ему нужны для того, чтобы он свои вещи, которые у него там в этой Африке остались, мог вывезти. Сказал, что нужно заплатить за таможню и еще какие-то налоги… Что я в этом могу понимать? Я всю жизнь проработала санитаркой в больнице. В финансовых делах ничего не смыслю.

Женщина ссутулилась и стала рассматривать свои руки, лежащие на столе, – белые от хлорки и мозолистые от постоянного тяжелого труда.

– Скажите, а у этого доктора никаких татуировок на теле не было? – после некоторого замешательства спросил Крячко. Он хотя и сомневался, что у этой симпатичной, но уже в солидном возрасте женщины могла быть близость с молодым жиголо, но все-таки решил задать такой интимный, надо сказать, вопрос.

– Нет, не было никаких татуировок, – просто и все таким же пустым и безжизненным голосом ответила Галина Алексеевна. – Тело у него было чистенькое, загорелое, сильное.

Она вздохнула и снова перевела взгляд с рук на окно.

– Я сейчас. – Женщина встала и вышла из кухни, в которой они сидели.

Художница и Викентий переглянулись.

– Мне она о близости с этим Владимиром не рассказывала, – прошептал Викентий. – Наверное, стеснялась. А при вас Анастасия Терентьевна вдруг взяла и созналась…

– Нет, Анастасия Терентьевна тут ни при чем, – возразил ему Крячко. – Это ты просто не те вопросы женщине задавал. Или задавал не так, как нужно было их задавать.

Шеина вернулась на кухню и принесла с собой небольшую картину в рамке. Все сразу же догадались, что на этой картине было изображено, и не ошиблись.

Оперативники хотя и вымотались за день, но решили все-таки не оставаться в Ярославле и добраться к ночи до Москвы. Правда, поначалу Крячко не знал, как ему поступить с художницей. По-хорошему, ее нужно было бы доставить обратно в Иваново, но та вдруг заявила, что в Ярославле у нее живет давняя знакомая, с которой они не виделись уже года три, и она запросто может, переночевав у нее, утром уехать домой на автобусе.

– Вы и так доставили мне неповторимое удовольствие, – заявила Анастасия Терентьевна на прощание Викентию и Крячко. – Я хотя и увлечена сейчас своими картинами, но вспомнить прошлую профессиональную деятельность было для меня очень волнительно. Волнительно – в самом лучшем понимании этого слова. Я словно скинула десяток лет с плеч, – рассмеялась она и, отдав Викентию листочки с нарисованными ею портретами подозреваемого, бодрым шагом удалилась.

Гуров ехать через Ярославль передумал, так как был совершенно вымотан, а добираться до города из Владимира было не ближний свет. Проще, да и быстрее было вернуться в столицу. Поэтому он и предложил Крячко и Викентию тоже не задерживаться и выехать, как только закончат все дела, в Москву. И хотя из Ярославля добираться до Москвы дольше, чем из Владимира, Станиславу в этом смысле было проще, чем Гурову: Викентий сел за руль, а Крячко прекрасно доехал до дому, подремывая на заднем пассажирском сиденье. Он предложил Викентию переночевать у него. Так что все остались довольны, хотя и очень устали за день.

– Похоже, Лев, ты оказался прав насчет портретиков, – признался Станислав Гурову, когда они встретились на следующее утро в кабинете Главного управления и Лев Иванович рассказал Крячко и Соловьеву о своих беседах с потерпевшими из Владимира.

– У этого мазурика, оказывается, есть свои фирменные понты, – поддержал Крячко Викентий. – Он явно любит покрасоваться и хочет произвести впечатление. Вот только на кого? На дам, которых он обманул? На тех, кто будет расследовать его махинации? Или на самого себя? Этакий нарциссизм, самолюбование самим собой любимым.

– Это точно, – согласился с журналистом Станислав. – Но нам его красование только на руку. Проще будет вычислить все эпизоды с махинациями, которые он провернул.

– Я вот что хотел спросить, – нерешительно заговорил Викентий. – Может быть, не будет лишним задать вопрос о портретах и другим женщинам, которые откликнулись на мою статью? Я вначале даже и не знал, что между всеми этими аферами может быть что-то общее, кроме внешности подозреваемого.

– Хорошая мысль, – похлопал его по плечу Станислав. – Вот тебе мой компьютер, – указал он журналисту в сторону своего стола, – и можешь приступать к осуществлению плана прямо сейчас. Кстати, – повернулся он к Гурову, – я вчера заезжал в Управление Ивановского уголовного розыска. В Ярославль мы приехали, когда рабочий день уже закончился, и никого из начальства на месте не застали. Но я попросил дежурного узнать, не было ли у них за последнее время заявлений о мошенничестве, не связанных с разводом в интернете.

– И что, есть результаты? – Гуров поднял голову от бумаг, которые изучал за столом.

– В последние три месяца к ним поступило только одно такое заявление от некой гражданки Метелкиной. Она утверждает, что некий молодой человек обманом выманил у нее целых десять тысяч рублей.

– Ну, это явно не наш случай. Наш Жених так мелко не плавает, – отозвался Лев Иванович и снова уткнулся в документы.

– Вот и я о том подумал, – усмехнулся Крячко. – Зато в Ивановском УМВД мне выдали целых три дела, похожих на наше. Женщины были обмануты на довольно крупные суммы. Только вот их описания подозреваемых мало подходят под портрет нашего гаврика.

– Все равно их нужно будет проверить, – не поднимая головы от бумаг, заявил Гуров. – Вот и займись этим прямо сейчас. Надеюсь, ты номер телефона оперативников, которые этими делами занимаются, взял?

– Лева, – с обидой в голосе проговорил Крячко. – Я что, по-твоему, вчера только на работу в уголовный розыск вышел? Тебе не кажется, что ты перегибаешь палку, строя из себя начальника?

– Нет, не кажется, – резко ответил Гуров. – Уже десять часов утра, я и Викентий уже работаем, а ты все еще ходишь по кабинету руки в брюки и…

Лев Иванович не договорил и, посмотрев на ставшее жестким выражение лица Крячко, решил не усугублять ситуацию. Он прекрасно знал характер Станислава. Тот хотя и был весьма добродушным и в целом не обидчивым человеком, что, собственно, и помогало им обоим в работе и в дружбе, но о своих недостатках терпеть не мог говорить и не признавал их. А они у Станислава были. Он частенько ленился выполнять нудную, но необходимую в оперативном деле работу, тянул с написанием отчетов до последнего, что нередко тормозило расследование и вызывало недовольство у начальства. Гурова же, щепетильного и дотошного в любых мелочах, нередко просто бесило такое отношение Станислава к его обязанностям. Хотя и редко, но между ними, когда они заходили в своих амбициях слишком далеко, возникали трения, которых они в целом старались не допускать. Многолетняя дружба научила их вовремя сдерживать эмоции. Вот и сейчас Лев Иванович, увидев на лице Крячко обиду и злость, постарался сдержаться и не стал продолжать мысль вслух.

В кабинете повисло напряженное молчание, на которое не мог не обратить внимания Викентий. Он взглянул на Гурова и на Крячко и, решив разрядить тягостную обстановку, спросил:

– Лев Иванович, мне нужна некоторая информация. У вас, случайно, нет фотографий картин от владимирских невест? Я к чему об этом спрашиваю? И Шеина, и Лобода изображены на своих портретах в свадебных нарядах. А как нарисовал художник владимирских потерпевших?

– Хм, я и вправду как-то не подумал уточнить этот вопрос, – озадаченно приподнял бровь Гуров. – А ведь Викентий прав. – Лев Иванович уже спокойно посмотрел на Станислава. – Все женщины на портретах, в том числе и владимирские потерпевшие, изображены в подвенечных платьях. Тебе не кажется это странным? – спросил он Крячко.

– Кажется, – все еще сердясь на друга за его замечание, буркнул Станислав. – Но мало ли какие фантазии витают в голове этого подонка.

– И тем не менее это дает нам дополнительную улику против него. Моя жена, послушав ваше, Викентий, интервью с женщинами, предположила, что он может иметь какое-то отношение к театру. Очень уж он ловко умеет изменять внешность и быстро, прямо-таки профессионально меняет роли, общаясь практически одновременно с несколькими женщинами.

– А что, хорошая мысль, – одобрил Викнентий.

– Но то, что он дарит всем обманутым им женщинам их портреты, может говорить и в пользу версии, что он является профессиональным художником, – не обращая внимания на реплику журналиста, продолжил свою мысль Гуров. – А одевая героинь в свадебные платья, он как бы говорит им, что они сыграли роль невесты просто великолепно.

– Думаешь, что он может быть театральным художником? Ты это имел в виду? – заинтересовался идеей коллеги Крячко.

– А почему бы и нет. – Лев Иванович вопросительно посмотрел на Станислава и Викентия. – Что вы по этому поводу думаете?

– Допускаю такую вероятность, – подумав, кивнул в знак согласия Станислав.

– Я думаю, что нужно показать фото этих портретов, а еще лучше – оригиналы, профессиональному художнику. Одному из тех, кто смог бы определить, кто их рисовал. Наверное, есть такие эксперты? – Теперь уже Викентий вопросительно посмотрел на Гурова.

– Вообще-то есть, – ответил тот на его взгляд. – Я даже лично знаю одного из них. Он живет в Щелкове. Но для начала нам нужно достать все портреты. Собрать их в одну кучу, как улики. Все-таки лучше предъявлять специалисту оригиналы, чем фотокопии.

– Тогда давайте я созвонюсь с ивановскими потерпевшими, начиная с Джованны Мацамо, и если у них тоже окажутся такие подарки от Жениха, то пусть они вышлют нам их по почте, – предложил Викентий. – А заодно отправлю подобные просьбы к остальным потерпевшим – и в Тулу, и в Нижний Новгород, и в другие города.

– Отлично, действуйте, – дал добро Лев Иванович. – Пусть высылают на адрес Главного управления МВД по Москве на имя Гурова Льва Ивановича. А я сейчас буду обзванивать московские управления и управления других городов Подмосковья и узнавать, есть ли у них заявления о мошенничестве, подобные нашему. Для наглядности вышлю им изображение подозреваемого с рисунков Анастасии Терентьевны.

– Тогда я обзвоню управления в других регионах, – оживился Крячко и добавил: – Но вначале разберусь с ярославскими случаями. – Он покосился на Льва Ивановича.

Станислав уже успел отойти от обид, и в нем опять проснулась кипучая деятельность. Гуров, заметив эту перемену в напарнике, спрятал улыбку в уголках губ и, опустив голову, сделал вид, что ужасно занят чтением документов.

Примерно часа полтора все трое были заняты работой по сбору информации, а потом их деловой настрой разрушил звонок на сотовый Викентия. Номер телефона был незнаком журналисту, но он все равно ответил, резонно полагая, что сейчас для него не может быть неважных звонков.

– Здравствуйте, я правильно попала, это Викентий Соловьев?

Голос был женский, приятный, но несколько растерянный и нерешительный.

– Да, это он самый, – ответил приятному женскому голосу Викентий, но ответил тоже настороженно, так как еще не знал, кто звонит и по какому поводу.

– О, ну наконец-то я попала куда нужно, – обрадованно защебетал голос. – Вы представляете, Инга напутала что-то с цифрами, и я постоянно попадала не туда, куда мне было нужно. Мармеладка, не вертись… Ой, это я не вам, простите. Викентий, мне нужно с вами срочно встретиться… Я так нервничаю, а еще Инга напутала с номером… Мармеладка, да дай же мне спокойно поговорить!

Женщина строчила словами как из пулемета, и Викентий с трудом понимал, что она вообще от него хочет.

– Постойте, – наконец не выдержал он и решил прервать поток заливаемых в его уши слов. – Я ничего не понимаю. Вы мне толком скажите, кто вы, кто такая Инга, кто такая Мармеладка и вообще откуда у вас мой номер телефона.

– Ах, простите, простите меня бестолковую! Одну секунду, я сейчас все вам объясню. Меня зовут Диана Андреевна Теплицкая, и ваш номер телефона дала мне Инга Лобода. Ее сестра, Тамара, у которой она сейчас живет, моя давняя подруга. Мы с ней учились вместе…

Женщина внезапно вскрикнула, и связь прервалась.

– Кто это? – Станислав заинтересованно смотрел на Викентия.

Тот не успел ответить, как телефон снова ожил, и журналист, пожав плечами, ответил на звонок, предварительно поставив на громкую связь, чтобы Крячко и Гуров тоже могли услышать разговор.

– Слушаю, Диана Андреевна. Связь почему-то прервалась.

– Не почему-то, – послышался мелодичный голос женщины. – Это Мармеладка выбил у меня из рук телефон. Гадкий песик, – сказала она нежно, обращаясь, по-видимому, к своей собаке. – По телефону всего не расскажешь, – снова обратилась она к Викентию. – Но это касается того расследования, которое вы сейчас проводите вместе с полицией. Это очень важная информация. Нам с вами срочно нужно встретиться, – в который раз настойчиво повторила Диана Андреевна.

– Да, но мы вряд ли сможем так быстро с вами увидеться. Я сейчас в Москве, а не в Иванове…

– Так и я же тоже в Москве! – не дала ему договорить женщина. – Я живу в Хамовниках, в Абрикосовском переулке. Давайте встретимся с вами через полчаса на… Ой, даже не спросила, где вам будет удобней. Вы хорошо знаете Москву?

Гуров, который услышал фразу Теплицкой о важной информации, быстро встал и, подойдя к Викентию, сказал так громко, чтобы его услышала женщина:

– Диана Андреевна, с вами говорит полковник Гуров из уголовного розыска. Если у вас есть, как вы говорите, важная информация по делу, которое мы сейчас расследуем, то подъезжайте сразу к Главному управлению МВД. Мне кажется, что вместе мы быстрее решим проблему. Вы согласны?

– Ах, ну конечно же я согласна! – воскликнула женщина. – Тем более я на машине.

– Вот и замечательно. Вы знаете адрес, куда ехать?

– Было бы мило с вашей стороны подсказать мне его.

Гуров назвал адрес, и Теплицкая, пообещав, что тотчас же выедет, прервала связь.

– Что это еще за дама с важной информацией? – удивленно посмотрел на Викентия Крячко.

– Сам не знаю, – пожал тот плечами. – Фамилия Теплицкая мне ни о чем не говорит. Женщина с таким именем и фамилией мне никогда не писала.

– Думаю, что гадать и рассуждать на эту тему бесполезно, – заметил Лев Иванович. – Приедет, тогда и узнаем. А пока что я не собираюсь терять времени. Кстати, мне уже пришла кое-какая информация из трех районов Москвы. У них заявлений подобного рода за последний год не было. Были мошенничества, связанные с квартирами и провернутые через интернет, а вот с брачными аферистами аферы не случались. Так что будем двигаться дальше.

Он прошел к своему столу и снова уткнулся в компьютер.

Викентий, уже успевший разослать письма с вопросами всем женщинам, с которыми вел переписку, сказал:

– Станислав Васильевич, если нужен компьютер, то он уже свободен. А я пойду проветрюсь и куплю что-нибудь к чаю. Заодно позвоню Мацамо и Сиротиной, спрошу у них насчет портретов.

– Угу, – одобрил Гуров, не отрываясь от работы.

– Неподалеку от Управления – как выйдешь, сверни налево – есть неплохой кафетерий. В нем всегда свежая выпечка, – подсказал Станислав Викентию.

Крячко сообразил, что журналист решил позаботиться об угощении для посетительницы, а не для них. Им, серьезным мужикам, нужны не печенюшки и пирожные, а что-нибудь посытнее и поконкретнее. А раз до обеда было еще далеко, то Крячко и догадался, что журналист собирался поить чаем Теплицкую.

Вернулся Викентий через полчаса, но не успел он войти в кабинет, как у Гурова на столе зазвонил внутренний телефон. Лев Иванович снял трубку.

– Что там у тебя за шум? – удивленно спросил он, к кому-то обращаясь, а потом, нахмурившись, сказал: – Пропусти ее. Пусть проходит с собакой, черт с ней, раз она не может с ней расстаться. Или – погоди. Я сейчас к тебе пошлю человека, и он проведет женщину ко мне в кабинет.

Чуть ли не бросив на аппарат трубку, так, словно она была горячая, Лев Иванович попросил Викентия:

– Будь другом, спустись опять до дежурного. Приехала эта Теплицкая и устроила на входе целый тарарам. Проведи ее в кабинет, а то боюсь, что она вместо нас к Орлову в кабинет нагрянет. С нее станется.

Викентий, улыбнувшись, вышел, а Станислав, посмотрев на Гурова, спросил насмешливо:

– Почему ты решил, что с нее станется ворваться в кабинет к Орлову?

– Дежурный заявил, что она вошла в Управление с мелкой собачонкой на руках, а когда ей сказали, что с животными нельзя, стала грозить обратиться в Общество защитников животных и натравить их на нашего дежурного – лейтенанта Степанова. А потом долго и нудно спрашивала его, действительно ли она попала в Главное управление или это филиал цирка Юрия Никулина.

– Да, дамочка, по всей видимости, огонь, – рассмеялся Крячко. – Держись, Лева, сейчас будем осаду держать.

– Вот вы с Викентием осаду и держите, – пробурчал Гуров. – А у меня и без разных эксцентричных особ дел хватает. Еще неизвестно, что за информацию она нам принесла на своем хвосте. Сдается мне, что все ее слова – сплошное пустозвонство.

Крячко ничего не успел ответить. В кабинет, благоухая дорогими духами, вошла высокая стройная блондинка в модном летнем брючном костюме песочного цвета. В руках она держала сумку-корзинку, из которой выглядывала белая мохнатая мордочка собачки с круглыми большими глазками и рыжими вислыми ушками.

От блондинки так и веяло не только деньгами, но и неким шармом. Держалась она прямо, но не высокомерно, говорила быстро, но очень грамотно. Ее жесты были плавны и женственны, да и вся ее внешность невольно притягивала к себе взгляд всех троих мужчин.

– Прошу меня извинить, – красивым певучим голосом проговорила Диана Андреевна. – Просто я очень волнуюсь. Я никогда еще не бывала в таких заведениях. – Она развернулась на каблучках, осматривая кабинет. – Где я могу присесть? – улыбнулась она, обращаясь к Станиславу Крячко, который оказался ближе всех к ней.

– Вот сюда, пожалуйста.

Крячко галантно пододвинул женщине один из стульев. Он явно не ожидал, что их посетительница окажется такой очаровательной и хрупкой особой. Скорее он ожидал увидеть этакую бой-бабу, но никак не женщину, похожую на изящную нимфу. Впрочем, как потом оказалось, характер у Теплицкой оказался далеким от характера нимфы и больше подходил какой-нибудь чертовке. Это была довольно взбалмошная особа – правда, взбалмошность ее была не глупой, а скорее непосредственной и по-своему очаровательной.

«Наверное, такой женщине мужчины многое прощают, – глядя на Диану Андреевну, подумал Гуров. – Она как ребенок – сначала выведет из себя, а потом так посмотрит, что даже обижаться на нее пропадает всякое желание. Интересно, сколько ей лет? На вид не дашь больше тридцати пяти. Хотя бьюсь об заклад, что больше сорока».

– Что привело вас к нам? – Гуров подошел поближе, отвлекая внимание дамы на себя и давая возможность Викентию спокойно заняться чайной церемонией.

– Вы – полковник Гуров, – безошибочно определила Теплицкая. – Я узнала вас по голосу.

– У вас отличный слух, – сделал ей комплимент Лев Иванович.

– Я уже двадцать пять лет работаю в консерватории преподавателем вокала, – ответила Диана Андреевна. – Но я пришла к вам не для того, чтобы рассказывать о своей работе. Я хочу помочь в поимке этого жулика и афериста, который охмурил Ингу и имел виды на Алину, ее сестру. Понимаете, они такие наивные, эти две сестрички, что мне стало их жалко. Поэтому я тут.

– Вы сказали, что у вас есть какая-то важная информация для нас, – напомнил ей Гуров и подошел к женщине еще ближе.

И тут собачка подала голос: зарычала и, грозно тявкнув, наполовину выбралась из корзинки. И в ее намерение явно не входило дружеское облизывание рук Льву Ивановичу.

– Мармеладка, как тебе не стыдно! – успокаивающе погладила собачку по голове Диана Андреевна. – Извините ее, она просто волнуется за меня. Боится, чтобы вы меня не обидели. Вы для нее чужой, а чужим она не позволяет подходить ко мне очень близко.

– Хорошая охрана, – похвалил собаку Викентий и с улыбкой предложил: – Хотите травяного чаю с печеньем?

При словах «травяной чай» Крячко и Гуров удивленно переглянулись. У них в кабинете отродясь не водилось никаких травяных чаев. Но оба промолчали, сделав вид, что только и пьют целыми днями именно такие чаи.

– Если вас не затруднит, Викентий… Как вас по отчеству?

– Можно просто Викентий. – Щеки журналиста внезапно порозовели, и он смутился.

Гуров, заметивший такую перемену в их помощнике, вдруг понял, что дама очень понравилась Соловьеву. Лев Иванович подождал, когда Викентий подаст Теплицкой чай и печенье (все угощение было аккуратно расставлено на салфетке на столе Станислава, с которого журналист убрал все лишнее, кроме компьютера, конечно), и повторил вопрос:

– Так что за информацию вы нам хотели рассказать, Диана Андреевна?

– Понимаете, меня постоянно преследуют разного рода аферисты. Они почему-то считают, что меня легко окрутить, обмануть, обвести вокруг пальца. Не знаю уж почему, но они буквально осаждают меня.

«Не хватало нам еще чокнутой дамочки с манией преследования», – мелькнуло в голове Льва Иванович. Он посмотрел на Крячко и по его глазам и выражению лица понял, что и напарника посетила точно такая же мысль.

– А с чего вы взяли, что они, все эти мужчины, аферисты и что они вас преследуют? – осторожно спросил Станислав.

– Вы что же, считаете меня ненормальной, которую мучает мания преследования? – спокойным голосом поинтересовалась у него Теплицкая. – Уверяю вас, я вполне адекватная женщина. А то, что ко мне так и липнут разные подозрительные личности, я вполне могу доказать. Стоит вам только на один вечер пойти со мной в какой-нибудь бар и понаблюдать со стороны… О, я понимаю! – вдруг воскликнула она и рассмеялась. – Вы просто ничего не слышали о высоком уровне эстрогена и низкой концентрации прогестерона, которые, как известно, сильно влияют на влечение мужчины к женщине.

– Это то, что одна моя знакомая назвала флюидами, – вставил Викентий.

– Да-да, вы правы, – кивнула Теплицкая. – Запах – вот основной критерий, по которому мужчина выбирает себе женщину. Не тот запах, который исходит от духов, шампуня или геля для душа, которыми пользуется женщина, а запах от ее тела. Неуловимый для нашего обоняния, но который улавливается нейронами нашего мозга.

– «Парфюмер»? – решил блеснуть своей эрудицией Викентий, вспомнив книгу, которую рекомендовала ему прочесть Альбина Марковна Сиротина.

– Да-да. Эта книга именно об этом – о запахах, которые во многом имеют влияние на всю нашу жизнь, – отозвалась Диана Андреевна.

Теплицкая уже с бо2льшим интересом посмотрела на Викентия, и он, почувствовав этот интерес, смутился.

– Кстати, особый запах гормонов присущ и некоторым мужчинам, – продолжила говорить женщина. – Иной раз посмотришь на мужчину, хотя там и смотреть не на что, и потянет к нему со страшной силой. А все запах!

Она достала собачку из корзинки и стала скармливать ей печенье, отламывая от него маленькие кусочки. Собачка оказалась очень лохматой, но с очень красивой белоснежной шерстью, ухоженной и гладкой. Рядом с этой шерстью даже блондинистые волосы Теплицкой, уложенные в модную прическу, казались блеклыми и вялыми.

– Поэтому, когда я услыхала от своей подруги Алины рассказ об этом ужасном мужчине, который просто околдовал ее несчастную сестру Ингу, я сразу же поняла, что он, этот аферист, именно из таких вот мужчин, – Теплицкая с нескрываемой гордостью за свою догадливость посмотрела на Гурова и Крячко.

– Из каких – таких? – не понял Лев Иванович.

– Ну как же! – Диана Андреевна закатила глаза, показывая, как она возмущена такой недогадливостью полковника. – Я же только что вам объяснила, что есть женщины и мужчины, которые в большей степени, чем другие, вырабатывают гормоны, привлекающие противоположный пол. А уж как пользоваться этой своей особенностью, каждый сам решает для себя. Меня, например, эта моя особенность напрягает. А этот ваш альфонсо сапиенс, наоборот, пользуется этим даром, так сказать, в корыстных целях.

Теплицкая снова посмотрела вопросительно на Гурова, а потом и на Крячко. Те недоуменно переглянулись.

– Диана Андреевна, я так понял, что вы бы хотели нам помочь в поисках и поимке этого преступника?

В разговор вступил Викентий. Он подошел к женщине и сел рядом с ней. Собака при этом не только не стала на него рычать или тявкать, но даже благожелательно завиляла хвостиком и потянулась носом в сторону журналиста, обнюхивая его. Теплицкая удивленно посмотрела на Викентия и заметила:

– Невероятно! Мармеладка решила с вами подружиться. Обычно она на дух не выносит мужчин.

Соловьев смутился и, пробормотав что-то вроде «меня все любят, даже женщины и животные», протянул руку и погладил собаку. Та взвизгнула от удовольствия, и ее хвостик завихлялся еще больше. Гуров с Крячко снова переглянулись, и Лев Иванович даже покачал головой, выражая этим покачиванием недоумение.

– Итак, сейчас я вам опишу некоторых подозрительных, на мой взгляд, типов, и вы мне скажете, нет ли среди них того, кого вы ищете. Вы ведь, надеюсь, уже в курсе, как выглядит этот ваш аферист? – Она строго, словно учительница на нерадивого ученика, посмотрела на Льва Ивановича.

Гуров с видом мученика, приговоренного к несправедливой казни, кивнул и с тоской посмотрел в свою очередь на Станислава. Крячко по лицу Льва Ивановича понял, что тот думает о бесполезности этого предложения Дианы Андреевны и считает, что дама эта пришла к ним, поддавшись больше своим эмоциям, чем собственно по делу. И вполне был согласен с таким мнением друга.

Зато Викентий, словно и не замечая всех переглядываний оперативников, с энтузиазмом закивал:

– Конечно, конечно, Диана Андреевна, мы вас внимательно слушаем.

Теплицкая мило улыбнулась журналисту и стала неторопливо, со вкусом и подробно описывать одного за другим своих приставучих знакомцев. Один был толстым коротышкой, второй, наоборот, длинным, но тоже толстым, третий был среднего роста, худой, но слишком старый. Пятый и шестой вообще мало походили на тот портрет Жениха, который уже успели составить для себя оперативники на основе описаний потерпевших дам.

– К моему сожалению, нашего альфонса среди ваших знакомых нет, – робко, словно бы извиняясь, сказал Викентий. – Все ваши преследователи не подходят или по комплекции, или по возрасту, или по росту.

Диана Андреевна наморщила небольшой аккуратный носик, немного помолчала, что-то обдумывая, и наконец заявила безапелляционным тоном:

– Тогда я предлагаю вам… Как это называется? Ловлю на живца? – Теплицкая посмотрела на Викентия так, словно это он вел расследование и именно от него зависело, поймают преступника или нет. – Покажите мне фото вашего злодея, и я…

– Постойте, постойте, Диана Андреевна! – Викентий положил ладонь на руку Теплицкой. Его рука тут же была облизана собачкой, и Викентий, словно обжегшись, отдернул руку с виноватым видом. – Фотографии подозреваемого у нас нет. Есть только примерный портрет. Вернее, два портрета, нарисованных со слов потерпевших. Видите ли, преступник постоянно менял внешность, поэтому мы точно не знаем, как он выглядит.

Теплицкая на пару секунд задумалась, а потом заявила:

– Ничего страшного, показывайте мне все, что у вас есть. У меня очень хорошая память на лица. Вполне может оказаться, что я его уже видела. Он мог и ко мне подкатывать, хотя и не вчера, и не неделю назад, но я все равно бы его запомнила. Правда ведь, Мармеладка, мы с тобой сразу же узнаем этого монстра в мужском обличье? – обратилась она к собачке.

Лев Иванович подал Теплицкой рисунки, выполненные Анастасией Терентьевной. Диана Андреевна взяла их с таким видом, словно ей подали по меньшей мере дохлую мышь, и принялась разглядывать лицо злоумышленника.

– Я думала, что этот тип – красавчик, а он самая обыкновенная посредственность, – с нескрываемым разочарованием заметила она. – Не понимаю, как он мог с такой внешностью охмурить стольких женщин, – пожала она плечиками и добавила: – Викентий, вы правы, среди моих домогателей этого жиголо нет.

Теплицкая вернула рисунки Гурову и решительно заявила:

– И все-таки вам бы следовало проверить всех тех мутных личностей, которые липнут ко мне. Наверняка они такие же жулики, как и этот аферист. Ну не могут же быть все, кто вьется возле меня и желает заманить к себе в постель, а потом обокрасть, банкирами, академиками или депутатами. Банкиры и депутаты, знаете ли, по кабакам и недорогим ресторанам не ходят.

– Ну, это как сказать, – возразил Крячко. – У меня вот есть знакомый генерал, который очень даже ходит и по обычным столовым.

– Генерал – по столовым? – фыркнула Теплицкая. – Признайтесь, что вы пошутили.

– Ничуть, – ответил ей Гуров. – Я его тоже знаю.

– Значит, он исключение из правил.

Теплицкая встала и, посадив собачку в сумку, направилась к дверям. Там она остановилась, развернулась на каблучках и сказала:

– Не буду отвлекать вас от ваших дел. Мне очень жаль, что я не смогла ничем вам помочь. Но я не прощаюсь. Интуиция подсказывает, что мы с вами еще не один раз встретимся.

Диана Андреевна вышла из кабинета с таким шиком, словно она была на подиуме и участвовала в модном показе, а не выходила из кабинета сыщиков уголовного розыска.

Викентий то ли восхищенно, то ли удивленно посмотрел на полковников и быстрым шагом вышел за импозантной посетительницей.

– Это что сейчас было? – усмехнулся Лев Иванович, проводив женщину и вышедшего за ней журналиста задумчивым взглядом.

– Мне кажется, что Викентий нашел наконец-то ту единственную женщину, которая будет называть его не Виком, а Викентием, – хохотнул Крячко.

– Нам с тобой от этого ни холодно, ни жарко, – недовольно пробурчал Гуров. – Когда я задавал вопрос, то имел в виду, зачем эта дама вообще к нам приходила, а не ее влияние на чувства Соловьева. Она хотела нам сообщить какие-то важные сведения. Но как я и предрекал, все эти важные сведения – только ее фантазия и ничего больше.

– Слушай, а может, ее рассуждения о разных там запахах и флюидах не лишены смысла? – после недолгого молчания спросил Станислав. – Я помню, что где-то читал нечто подобное – про запахи, которые выделяют наши гормоны.

– Станислав, – прервал его Лев Иванович. – Может, оно и так, может, и есть такие запахи в природе. Но нам-то их все равно не учуять. Мы с тобой не ищейки. Поэтому искать прощелыгу мы будем не по запаху, а как обычно – по приметам и уликам. Добро?

Гуров так строго посмотрел на Крячко, что тому вдруг перехотелось шутить и он, уткнувшись в компьютер, стал искать там какую-то важную для него информацию.

Вернулся Соловьев и бодро заявил:

– Из-за визита прекрасной дамы я совсем забыл вам сказать, что, когда ходил за печеньем, созванивался с Джованной Мацамо и Альбиной Марковной Сиротиной. Узнал у них по поводу портрета.

Гуров и Крячко с нетерпеливым интересом уставились на Викентия.

– Мацамо, то есть ее портрет в свадебном платье, был нарисован цветными карандашами и прислан по почте бандеролью. Обратного адреса не было. Вернее, он был, но там указывались только город и почтовый индекс.

– Москва? – спросил Гуров, имея в виду город, из которого была отправлена бандероль.

– Москва, – подтвердил Викентий. – И Альбине Сиротиной тоже из Москвы была посылочка. Но только не почтой, а через сервис попутной доставки.

– Это что еще за способ? – поинтересовался Лев Иванович.

– Это новый способ отправки небольших посылок через частных лиц. Скажем, через туристов или тех, кто едет в нужном направлении и может завезти посылку по назначению, получив при этом определенное вознаграждение.

– Это как если бы я поехал из Москвы в Иваново и ты попросил меня отвезти своей тете корзину персиков. Так, что ли? – уточнил Станислав.

– Точно. Только я бы вам еще и заплатил за доставку, – подтвердил Викентий. – Но это не важно. Важно то, что у нас есть еще два доказательства того, что во всех этих случаях обмана и выманивания денег действовал один и тот же человек. Я попросил женщин выслать мне по мессенджеру фотографии этих портретов. И они только что мне пришли.

– Показывай. – Гуров подошел к столу Станислава, возле которого стоял Викентий. – Ты попросил дам выслать оригиналы?

– Да, конечно же. Пообещали завтра же и выслать. Адрес я им продиктовал.

Посмотрев фото, Гуров тут же решил:

– Давай-ка скинем их на мой компьютер. Я сброшу и те, что есть у меня в сотовом, и распечатаю на принтере. Правда, качество фотографий с телефона не ахти какое. Но пока и такой вариант улик нас устроит.

– Лев Иванович, – скинув фото на компьютер Гурова, заговорил Викентий. – Я вот о чем подумал. А не мог ли наш Жених уже побывать в тюрьме и отсидеть там срок за подобные преступления? Ну, или за что-то другое. Например, за кражу. Просто мне вдруг вспомнился рассказ одной потерпевшей из Тулы, к которой мошенник сначала вошел в доверие, а потом обокрал.

Гуров оторвался от монитора и с интересом глянул на Соловьева.

– Я и сам уже об этом думал, – ответил он журналисту. – И даже перед самым приходом Теплицкой пробил по базе данные осужденных за мошенничество. Знаешь, сколько похожих на этого типа человек выдал мне компьютер? Около сорока по одному рисунку и почти столько же по второму. Искать по приблизительно набросанным рисункам – неблагодарное дело. Электронная база выдает похожие типажи, но никак не конкретно того, кто нам нужен. Если бы у нас была его настоящая фотография – было бы куда как проще. Так что там насчет истории с кражей в Туле? – заинтересовался Лев Иванович.

– Там такая интересная история случилась пять лет назад! – стал рассказывать Викентий. – С пострадавшей. То есть с женщиной, которая мне написала, познакомился молодой мужчина. Вернее, она познакомилась сначала с двумя мужчинами, но один ей понравился больше, и она стала с ним встречаться. При этом второй мужчина – друг первого – постоянно твердил ей, что зря она выбрала этого его друга. Он, мол, ее недостоин и вообще он ее обманывает. Правда, женщина игнорировала предупреждения и продолжала встречаться с тем, кто ей понравился. Пригласила она как-то обоих друзей к себе на день рождения. Позвала своего сердечного друга и второго мужчину с ним заодно, чтобы познакомить его со своей незамужней подругой. Все в этот день хорошо выпили, и этот ее сердечный дружок подумал, что раз хозяйка не видит, то можно пошарить у нее по шкафам, а заодно и сложить в карманы разные драгоценности и деньги, которые там лежали.

– Надо же, какой наглый оказался дружок! – насмешливо произнес Крячко. – Только вот мы таких историй и сами можем кучу рассказать.

– Погоди, Станислав, дай человеку до конца рассказать, – оборвал его Гуров.

– Второй мужчина, тот, которому она от ворот поворот дала, якобы увидел все эти производимые другом безобразия и поймал его с поличным за руку. Они немного подрались, и воришка был выдворен и из хозяйской квартиры, и с хозяйских глаз долой на веки вечные. А нашему герою достались восхищение и любовь хозяйки, которая сразу же к нему воспылала чувствами.

– И что же криминального в этой истории? Она совсем даже на наш случай не похожа, – фыркнул Крячко.

– А вы, Станислав Васильевич, не торопитесь, – улыбнулся Викентий. – Это еще не весь пассаж. После того как растроганная хозяйка доверилась герою, который изобличил ворюгу, и даже взяла его к себе в женихи, тот вдруг стал жаловаться ей на свое несчастье. Рассказал, как жулики по интернету развели его старенькую маму и что она теперь задолжала банку большую сумму денег. Из-за этого развода у мамы случился сердечный приступ и она попала в больницу. Он, как хороший сын, собрал для мамочки все, что имел из своих денежных запасов, и оплатил часть долга. Но ему не хватает еще полмиллиона рублей. Поэтому он просит женщину одолжить ему эти деньги и клятвенно заверяет ее, что за год полностью рассчитается с ней и вернет все сполна.

– Ага. Я понял, – оживился Крячко. – Женщина, увидевшая, какой мужчина честный, на примере с воришкой, тут же достала из сейфа все сбережения и отдала ему, даже не удосужившись попросить с него расписку или заверить наличие займа у нотариуса.

– Да. Но мало того – когда она через два дня вернулась домой с работы, то обнаружила, что в ее квартире побывали воры и вынесли все ценное, что там еще оставалось, – украшения, деньги, столовое серебро, технику. А ее «честный» кавалер растаял где-то в дымке голубой.

– Но я так понял, что его все-таки поймали и осудили, – заметил Лев Иванович.

– Да, его быстро нашли, он признался в краже, раскаялся и даже вернул часть вещей. Но раскаялся он только в краже имущества и драгоценностей. В том, что дама сама отдала ему кучу наличности, которую хранила в сейфе, он не признался. Ее слово против его слова, как сказал адвокат. Оказывается, эти деньги женщина получила в наследство от умершей мамы, но никто об этих деньгах, кроме самой потерпевшей, не знал. Так что все эти деньги женщина так никогда и не увидела и ущерб за их кражу ей не был возмещен.

– А второго воришку тоже привлекли? – поинтересовался Крячко. – Я так понимаю, что эти разводилы работали в паре. Целый спектакль разыграли умники, чтобы одурачить женщину. Наверняка они даже договорились, что в случае чего один другого называть при допросе следователя не станет. Так срок меньше получится.

– Да, второго мужчину даже не привлекали к суду. Он вообще не фигурировал в деле, – ответил Викентий.

– Наш аферист работает в одиночку, – как бы между прочим заметил Лев Иванович.

– Так и эта история уже пятилетней давности. Разве не может быть так, что, отсидев срок, жулик решил работать один? – спросил Викентий.

– Может быть и так, – кивнул Гуров. Он немного подумал и сказал тихо, словно бы обращаясь к самому себе: – Надо попробовать отослать фото портрета нашего подозреваемого этой женщине.

Викентий уловил намек и сразу же вызвался сделать это прямо сейчас, если только кто-нибудь из оперативников временно предоставит ему компьютер.

– Садись за мой, – вышел из-за стола Станислав. – Так будет быстрее, с него ты уже заходил на свою почту. У тебя есть фото или скан с портрета?

– Есть, я еще вчера сфотографировал, когда Анастасия Терентьевна второй, ярославский вариант афериста нарисовала и оба рисунка мне отдала, – ответил Викентий.

– Отправляй оба варианта портретов и напиши, что возможны и другие изменения внешности. Пусть больше обращает внимание на основные черты лица – разрез глаз, форму носа, бровей, родинку на виске.

– Понял, обязательно напишу, – отозвался Соловьев, уже с головой ушедший в работу. – Кстати, мне на три моих письма уже ответили. Две женщины написали из Москвы и еще одна – из Нижнего Новгорода.

– Отлично, как закончишь с отправкой, обязательно посмотри, что они написали, и расскажи нам, а я пока нам кофе соображу. – Крячко бодро прошествовал к чайнику и, залив в него воды из бутылки, включил кипятить.

– Так, может, ты тогда и за беляшами сходишь? – с надеждой в голосе спросил Гуров. – Время уже далеко заобеденное.

– Могу и сходить, – добродушно согласился Станислав и, с улыбкой посмотрев на Льва Ивановича, ехидно добавил: – Только, чур, потом не говорить, что я хожу руки в брюки и ничего не делаю.

– Ага, так вы все еще здесь! – в кабинет сначала заглянул, а потом и вошел генерал Орлов. – Вы чего вполутьмах сидите? Включить свет?

– Да, включай, – ответил Гуров и, потянувшись до хруста в суставах, вышел из-за стола. – Мы и не заметили, что уже вечер.

– Чем это вы тут занимаетесь? Я думал, что я один в Управлении остался. Я и Верочку давно уже отпустил. – Орлов посмотрел на Гурова и Крячко снисходительным взглядом и заметил, усмехнувшись: – Вы на чумных сов похожи, которые только что для ночной охоты проснулись.

– Станешь тут чумным, – с кряхтением разгибая затекшую спину, отозвался Станислав. – Столько информации нам обрабатывать еще не приходилось.

– Ну, это ты, конечно же, преувеличил, – заметил Лев Иванович. – Нам и больше приходилось перелопачивать. Садись, Петр, в ногах правды нет, – предложил он Орлову.

– В ногах как раз вся правда у оперативников и находится, – ответил Петр Николаевич. – Не побегаешь – информации не раздобудешь. А нет информации, так и правды не узнаешь, и преступление не раскроешь.

– Это, Петр, раньше так было, – рассмеялся Крячко. – Когда ни сотовых, ни компьютеров не было и за каждой бумажкой или вопросом надо было ехать на другой конец Москвы. А нынче вся правда оперативников – в пятой точке. Сидишь на одном месте и кнопочки нажимаешь. А тебе информацию выдают или электронные базы, или твои агенты, или опера из других районов. Технический прогресс, Петр, сам к нам на своих двоих дошел, хотя мы его и не ждали.

– Вот горазд ты, Станислав, языком молоть и шутки шутить, – усмехнулся Орлов. – Вы мне, орлята, лучше расскажите, что у вас нового по делу прыткого афериста и куда ваш помощник девался. Журналист-то небось уже удочки смотал и в свое Иваново уехал?

– Ничего он не смотал и никуда не уехал. Крепкий парень попался – дотошный и работяга, каких еще поискать. Он сейчас поехал с потерпевшими дамочками встречаться, – ответил Крячко.

– А вы чего сидите или на вас уже потерпевших не хватило? – усмехнулся Орлов.

Крячко с Гуровым переглянулись, и Лев Иванович ответил:

– Этих потерпевших оказалось так много, что и на все наше Управление хватило бы. Мы со Станиславом насчитали примерно сорок женщин из одиннадцати разных городов, которые теоретически могли бы проходить по нашему делу. Аферист работал не просто с размахом, а с невероятным энтузиазмом – как стахановец.

– Разводил по интернету, что ли? – не понял Орлов.

– В том-то и дело, что нет, – усмехнулся Крячко. – Гастролировал. Охмурит и оберет пару-тройку, а то четырех дам в одном городе и сразу же в другое место перемещается. И так почти два года работает. Причем в одиночку, без напарника, как мы поняли.

– Ну, положим, ему кто-то все-таки помогает, – возразил Лев Иванович. – Кто-то ему документы липовые строгает.

– Этого мы пока точно не знаем, – заметил Крячко. – Если он художник и мастер на все руки, то, возможно, и сам их себе рисует.

– Хм, – покрутил недоуменно головой Петр Николаевич. – Получается, это он один, что ли, за два года обманул почти сорок женщин? Что еще о нем вам известно? Ты почему его художником назвал? – генерал посмотрел на Станислава.

– У него фишечка есть одна, – усмехнулся Крячко. – Он всем дамам, которых на деньги разводит, портретики дарит. Не свои портретики, конечно. Это было бы слишком уж нахальным с его стороны поступком – дарить на прощание свои портреты. А вот портреты бывших невест – завсегда пожалуйста. Причем рисует он всех дам одинаково – в свадебных нарядах. Пижон чертов. Это он таким способом намекает, что они свою роль невесты уже выполнили и вполне могут отдыхать и наслаждаться воспоминаниями об уже сыгранной роли.

– И хороши портреты?

– Профессиональные портреты, – ответил на вопрос генерала Гуров и показал ему с десяток копий, отпечатанных на принтере. – Это пока все, что у нас имеется в наличии. Но нам пообещали еще прислать, – пояснил он. – Я уже несколько рисунков отправил знакомому эксперту в Щелково. Но ответ он даст только завтра. В пользу того, что наш прохвост – художник, говорит еще один нюанс, который, собственно, тоже объединяет несколько, казалось бы, непохожих дел в одно производство.

– Ну-ка, ну-ка, что там у вас еще? – заинтересовался и без того уже заинтригованный Петр Николаевич.

– Татуировки. Но не те, какие делают в тату-салонах, а временные, какие обычно в приоритете у девушек и детишек. То есть так называемые флеш-тату, но вот только не совсем обычные. Не простенькие, промышленные наклейки, которые можно купить в любом магазине, а изготовленные самостоятельно, с вполне даже сложным и профессионально выполненным рисунком.

– Это как? – не понял Орлов.

– Для создания картинки для временных тату используют одну из компьютерных программ по созданию изображений. Придумывается дизайн рисунка, подбирается цветовая гамма и создается его макет в зеркальном отражении.

– А это еще зачем? – заинтересовался Крячко, который смотрел на Гурова, пока тот объяснял, с нескрываемым удивлением.

– Это делается для того, чтобы при перенесении на кожу рисунок или буквы не были перевернуты, – ответил Лев Иванович и продолжил дальнейшее объяснение: – В специализированных магазинах рукоделия или в интернет-магазинах всегда можно купить специальную переводную бумагу для водных горок, на одну из сторон которой нанесен слой клея.

– Что это еще за водные горки? – снова поинтересовался Станислав.

– Да фиг их знает, – отмахнулся от его вопроса Гуров. – Я и сам в этой технологии не очень разобрался. Понял только, что рисунок с компьютера переносится на такую вот бумагу и распечатывается на цветном лазерном принтере. Ну а остальной механизм наклеивания и так всем понятен – это как детские переводные картинки, которые можно наклеить на любую часть тела. Они потом легко удаляются с кожи, смываются водой с мылом или спиртовым раствором.

– Ну ты, Лева, даешь! – шутливо восхитился Крячко. – И откуда такие глубокие познания в технике нанесения временных тату?

– Ничего смешного я в этом не вижу, – нахмурился Гуров. – Я целый час разбирался с этой тягомотиной. Искал варианты временных татуировок, которые можно было бы изготовить самому и которые можно было бы легко удалять и снова наносить безо всяких проблем. Я просто обратил внимание, что татуировки у нашего Жениха в основном на тех местах, на которые их можно нанести самостоятельно.

– А одна, насколько я помню, была под лопаткой, – напомнил Крячко. – Туда-то он как ее нанес?

– Он мог попросить сделать это какую-нибудь даму, с которой в то время крутил роман, или кого-то еще, – предположил Лев Иванович. – Мы ведь не спрашивали никого, не помогал ли кто-нибудь из дам наклеить татушку под лопатку своему жениху.

– Ну хорошо, – хлопнул себя по коленям Петр Николаевич, который, пока Станислав и Лев Иванович перекидывались вопросами и ответами, сидел молчаливый и серьезный.

– Что хорошо? – улыбнулся Крячко.

– Хорошо, что работа у вас кипит и движется, – усмехнулся Орлов. – Чем быстрее вы с этим делом закончите, тем дольше будете отдыхать. Мое слово кремень. Если я обещал дать вам небольшой отпуск, значит, дам.

– Вот совсем некстати ты об этом нам напомнил, – насупился Крячко. – Настроение только испортил.

– Странно, отчего это у тебя настроение от обещания отпуска портится? – с хитринкой в глазах, но с непроницаемо-серьезным выражением лица поинтересовался Петр Николаевич. – У тебя оно, наоборот, должно подниматься еще больше. Хорошее настроение, знаешь ли, способствует производительности труда. Может, ты просто не хочешь отдыхать? Может, ты просто так сильно любишь свою работу, что любой отдых от нее тебя тяготит?

– Хватит тебе измываться, – хмуро перебил его Гуров. – Мы сегодня и так ударно поработали.

– Так вы уже знаете, кто он, этот ваш брачный аферист? – Орлов уже серьезно посмотрел на Гурова.

– У нас есть целых два кандидата на эту почетную должность, – ответил Лев Иванович. – Оба отлично укладываются в схему, по которой производились разводы, да и внешне они очень похожи на подозреваемого, которого нам описали потерпевшие.

– А вот это уже интересно! – Орлов, который собрался уже уходить, снова сел. – Докладывай.

– Один из подозреваемых, с московской, надо сказать, пропиской, – Анохин Александр Игоревич, тридцати четырех лет. Четыре года назад вышел из мест лишения свободы, где отбывал срок за кражу, которую совершил в городе Туле. Два года назад он снова был пойман, но уже на другом преступлении. Обманом выманил у одной дамы в Нижнем Новгороде два миллиона рублей. Его нашли и даже арестовали, но этот пройдоха сумел обворожить следовательницу, которая вела его дело, и та помогла ему сбежать из-под стражи.

– Во как! Сила любви, она такая – все замки и преграды выносит, как граната, – то ли с насмешкой, то ли с искренним восхищением прокомментировал Крячко.

– И что, этого молодчика нашли? – спросил Орлов, уже заранее подозревая, что ответ Гурова будет отрицательным.

– Сам же уже понял, что нет, – усмехнулся Лев Иванович. – Объявили во всероссийский розыск. Ищут-с.

– Ну а второй кандидат в женихи у нас кто?

– Некто Орехов Олег Олегович тридцати шести лет. Прописан в Таганроге, но живет уже долгое время тоже в Москве. Сожительствовал, да и сейчас еще сожительствует, с одной местной художницей – некой Ариадной Семеновой. Женщине уже за сорок, и она входит в Союз художников столицы. Орехов ранее был судим за мошенничество. Отбывал наказание в виде лишения свободы сроком на два года и выплачивал штраф. Выпущен досрочно за хорошее поведение. И было это тоже около двух с половиной лет назад.

– А этот кого обманул и на сколько? – поинтересовался Орлов.

– Сумма развода в этом случае тоже приличная – три миллиона. Олег Олегович в Москве познакомился с какой-то молоденькой и взбалмошной девицей лет восемнадцати из богатого семейства и, вскружив ей голову, уговорил бежать с ним подальше от родительского глаза – в Эмираты. Но для того, чтобы им было комфортно жить в этих самых Эмиратах, посоветовал девице попросить денег у родителей. Те, конечно же, на такое безобразие ей денег не дали бы. Но она обманула их, сказав, что деньги ей нужны на покупку машины. Выманила у мамочки и папочки по полтора миллиона с каждого. Причем ни мама, ни папа не знали, что их дочка с одной и той же просьбой обратилась к каждому из них. Родители были в разладе и даже жили в это время отдельно, а дочка у них была одна. Они и постарались – отстегнули кровинушке столько, сколько просила. Как итог – ни Эмиратов, ни любимого девушка больше не увидела, как и тех денег, которые она ему отдала с большой радостью.

– А как на такое его поведение посмотрела его сожительница? – усмехнулся Орлов.

– Хорошо посмотрела, – ответил Лев Иванович. – Она его простила и, как верная жена, ждала его возвращения из зоны.

– За три миллиона и я бы такого кормильца ждал, – хохотнул Крячко. – Деньги, я так понимаю, при обыске у него не нашли, и он сказал, что уже успел все их потратить на пиво и девочек.

– Нет, Станислав, ты не прав, но не прав только наполовину. Половину одного миллиона Олег Олегович вернул, а насчет остальных денег сказал так: я их, дескать, и в глаза не видел. Мол, девица все врет, она себе эти денежки заныкала, а на меня решила все свалить, чтобы родителям их не отдавать. Поди докажи обратное.

– Вот и я говорю: художнице, наверное, неплохо ждалось милого дружка. На одной живописи много не заработаешь. Вполне возможно, что они, после того как Орехов освободился, придумали план покруче, чем обман легкомысленных вчерашних школьниц, – заметил Крячко.

– Вот видите, орлятки мои, – снова поднялся Петр Николаевич. – Можете ведь работать продуктивно, когда хотите и когда стимул в виде отпуска в перспективе маячит. За два дня, можно сказать, узнали столько нового и полезного. Дело осталось за малым – вычесть из двух один и получить в итоге нужного кандидата в подозреваемые.

– Ага, а потом еще найти его и поймать, – саркастически заметил Лев Иванович.

– Да, – с энтузиазмом поддакнул Орлов. – И желательно поймать с поличным. Прямо, так сказать, за ручку его взять. Чтобы отпереться не смог.

На следующий день Гуров поехал в Нижний Новгород разбираться с делом двухлетней давности, которое привело к побегу арестованного.

Крячко отправился искать Орехова, который, как они узнали из своих доверенных источников, все еще жил у Семеновой. У художницы была своя школа-студия на Цветном бульваре, довольно процветающая и доходная. Как подозревали сыщики, открыта она была как раз на те самые средства, которые Орехов скрыл от правосудия.

Викентия же оставили дежурить в кабинете и искать новые эпизоды с разводом, которые бы подходили под расследуемое дело. Журналист сначала был весьма недоволен таким раскладом. Он хотел ехать вместе с Гуровым в Нижний Новгород. В конце концов, именно он нашел эту женщину в Нижнем. И потерпевшая именно ему рассказала, что по ее заявлению тогда, два года назад, полицией был арестован некий Анохин, который потом сбежал из-под ареста. Подробности побега Гуров, конечно, выяснял уже сам, но все равно Викентию было обидно, что он после всех трудов остался не у дел.

– Чудак человек, – успокаивающе-дружески похлопал Соловьева по плечу Крячко. – Тебе досталась самая кропотливая и трудная работа – искать тех, кого еще мог обмануть самозваный жених. Ты сам говорил, что женщины с тобой откровенны, как ни с кем другим. Вот и используй это свое качество – ищи дам, которые откровенно расскажут тебе о своих бедах. Какие вопросы им задавать, чтобы выделить из всей массы историй только нужные, ты уже в курсе. Так что только на тебя вся наша надежда.

– У нас и так уже порядочное число эпизодов набралось, – все еще недовольно проворчал Викентий и хотел что-то добавить, но тут на его телефон пришло сообщение. Он прочел его, радостно улыбнулся и вдруг, к большому удивлению Станислава и Гурова, согласился остаться и работать онлайн.

– Бьюсь об заклад, что эсэмэска ему пришла от одной из его московских поклонниц, – заявил Крячко, когда они с Гуровым шагали по коридору к выходу из Управления.

– Бьюсь об заклад, – передразнивая друга, добавил Лев Иванович, – что сообщение пришло от Теплицкой.

– Откуда такая уверенность, Шерлок? – усмехнулся Станислав.

– Вычислил с помощью дедукции, Ватсон, – загадочно ответил Гуров и свернул налево, к своей машине. – Сегодня меня в Управлении не ждите, – добавил он и сел в авто.

– Вполне возможно, что и от Дианы Андреевны, – кивнул Крячко больше себе, чем в ответ на слова Льва Ивановича, и открыл дверцу своего автомобиля. – Очень уж он вчера ее долго провожал до выхода.

Школа-студия Ариадны Дмитриевны Семеновой на Цветном бульваре хотя и была небольшой по размерам, но вполне уютной и даже, можно сказать, домашней. Да и название у нее было по-домашнему уютным – «Лавандовая нежность».

– Не подскажете, Ариадна Дмитриевна уже в студии? – спросил Станислав.

– Нет ее еще. – Молодой и крепкий парень, сидевший за стойкой охраны, даже с места не сдвинулся. Он лишь мельком глянул на удостоверение оперуполномоченного, которое показал ему Крячко, и продолжил раскладывать пасьянс на мониторе компьютера. – С десяти часов студия открывается. А теперь только половина десятого. Ждите, – наставительно добавил он.

Ждать приезда хозяйки студии Крячко пришлось минут сорок. Когда время уже порядком перевалило за десять часов, он решил выйти на улицу и в дверях нос к носу столкнулся с невысокой сухопарой брюнеткой лет сорока пяти, стриженной коротко «под мальчика», да и одетой скорее как подросток лет семнадцати, чем как женщина ее возраста. На даме были топ на лямках, под которым едва угадывалась небольшая грудь, и потерто-драные джинсы. На одном плече у нее болталась вязаная сумка-шопер на длинной кожаной ручке, а на другом – этюдник. Чтобы пропустить женщину в помещение, Станиславу пришлось отступить на пару шагов, но он успел заметить, как от тротуара напротив входа в студию отъезжает большой «Ландкрузер-200» цвета металлик.

– Ариадна Дмитриевна? – поинтересовался Крячко, хотя и так уже догадался, что это была Семенова.

Женщина посмотрела на Станислава с таким нескрываемым интересом, с каким обычно смотрят на скаковых жеребцов перед выездкой – изучающе-оценивающим взглядом. Найдя его достойным ответа, она улыбнулась натянуто-деланой улыбкой и ответила:

– Да, это я. У вас ко мне какое-то дело?

Крячко показал Семеновой удостоверение и ответил:

– И очень важное. Где мы можем с вами поговорить? Я не задержу вас надолго, – добавил он, увидев, как резко изменилось выражение лица Ариадны Дмитриевны, перейдя от слащавой приветливости к брезгливо-занятому.

– Пойдемте ко мне в кабинет.

– Семенова пошла вперед, указывая путь и всем видом показывая, что не намерена долго терпеть присутствие Станислава на своей территории.

– Кофе-чай не предлагаю, – заявила она, едва они переступили порог небольшого, но прилично обставленного кабинета. – У меня через пятнадцать минут занятия начинаются. Чаи распивать некогда. Поэтому говорите, что у вас за дело ко мне, и покороче, пожалуйста.

Она скинула на свободный стул сумку и этюдник, прошла к рабочему столу, села, переплела тонкие пальчики в замочек и выжидательно уставилась круглыми карими глазами на Станислава. Сесть она ему не предложила, но Крячко сам нашел стул, подвинул его ближе к столу и сел напротив Ариадны Дмитриевны.

– Уютно у вас в кабинете и вообще очень респектабельно в помещении, – улыбнувшись, многозначительно заметил Крячко. – Кредит брали для открытия студии?

– А вам-то какое дело? – спокойно ответила Семенова. – Наследство от любимой бабушки получила, вот и вложила наличность в дело, – усмехнулась она. – Вы за этим ко мне пришли – чтобы задавать глупые вопросы?

– Это вас сейчас к студии ваш сожитель Орехов подвозил? Хорошая машина, очень даже не из дешевых моделей, – игнорируя вопрос, продолжал игру Крячко. – Кстати, я слышал, что вы с Олегом Олеговичем недавно в новую квартирку перебрались. Улучшили, так сказать, свои жилищные условия.

– Послушайте, – ответила раздраженным тоном Семенова и зло посмотрела на Станислава. – Что вы от меня хотите? Я не обязана отчитываться перед вами, откуда у меня берутся деньги на новую машину и квартиру. Вы налоговый инспектор? Так у меня с налогами все в порядке. Я вовремя оплачиваю все сборы и налоги и нашему государству ничего не должна. А все остальное вас не касается.

– Ариадна Дмитриевна, вы ведь знаете, что я не из налоговой полиции, а из уголовного розыска. Мое удостоверение вы очень хорошо рассмотрели. Давайте не будем терять ни мое, ни ваше время. Скажите, где и кем работает ваш сожитель Орехов Олег Олегович.

– У него и спрашивайте, – поджала тонкие губы Семенова.

– А вы разве на этот вопрос не можете мне ответить? Вы не знаете ответа на простой вопрос?

Ариадна Дмитриевна немного помолчала, словно раздумывая, стоит ли ей вообще разговоры вести с этим полковником из Главного управления МВД, но потом все-таки сказала:

– Он кузнец. И работает в мастерской на Автомобильном проспекте. Кованые изделия сейчас высоко ценятся. Заработок хороший. И у меня тоже дела в студии неплохо идут. Все? Я удовлетворила ваше любопытство?

– Вполне. – Станислав записал адрес мастерской, в которой работал, по словам Семеновой, Орехов. – Но у меня еще пара вопросов. Скажите, Олег Олегович часто отлучается в командировки?

– Какие еще командировки?

Удивление на лице Ариадны Дмитриевны было неподдельным, и Станислав понял, что женщина действительно была ошарашена таким вопросом.

– Он целыми днями сидит в мастерской. – Семенова в волнении встала из-за стола и, достав тонкую дамскую сигаретку из своей необъятной сумки, закурила. Аромат ментола заполнил маленькое помещение. – Заказов у него куча, так что порой он и на ночь там остается. Говорю же, что после той дурацкой истории с чокнутой девицей Олег со всеми этими штучками завязал и теперь…

– Ну, хорошо, хорошо. Я вам верю, Ариадна Дмитриевна, – поспешил успокоить разнервничавшуюся женщину Крячко. – Но на всякий случай дайте мне номер телефона вашего сожителя. Я и с ним хотел бы поговорить.

– Пожалуйста. – К Семеновой снова вернулось ее презрительно-брезгливое выражение, и она, продиктовав номер сотового Орехова, заявила: – Он мне уже не сожитель. Мы с ним расписались весной. Просто я фамилию свою оставила. Я человек творческий, и меня многие в Москве знают как Ариадну Семенову.

– Замечательно, рад за вас. – Крячко поднялся и направился к выходу из кабинета, но, развернувшись в дверях, не удержался от ехидства и спросил: – Признайтесь, Ариадна Дмитриевна, что именно те два с половиной миллиона, которые Орехов отжал у той богатой наследницы, стали основой для вашего благополучия. – Он улыбнулся и неопределенно махнул рукой, указывая на окружающую Семенову обстановку.

– У вас есть доказательства? – Взгляд Семеновой стал колючим, она прищурилась и хмыкнула: – Тогда арестуйте меня.

– Ваша совесть, Ариадна Дмитриевна, пусть вас арестовывает. Она, знаете ли, такая хитрая штука, эта человеческая совесть, – не сейчас, так на смертном ложе вам все ваши грехи припомнит, – ответил Крячко и вышел.

Последнее, что он услышал, закрывая за собой дверь, были слова Семеновой:

– А вы меня не стыдите. Я и сама как-нибудь со своими грехами разберусь.

До Нижнего Новгорода Гуров добирался долго. Он попал на трассе в двухчасовую пробку, и вместо шести с половиной часов ему пришлось ехать больше восьми. О встрече с Любовью Степановной Тулуш – той самой следовательницей, которую влюбил в себя Александр Анохин и которая помогла ему бежать из-под ареста, – он договорился еще вчера вечером, позвонив ей из дома.

– Приезжайте, – тусклым и бесцветным голосом ответила на его просьбу женщина. – Только я уже не следователь, а работаю с трудными подростками. Вся моя карьера пошла коту под хвост из-за этой паршивой овцы, – неожиданно зло сказала она и, назвав адрес, по которому Гуров может завтра подъехать, чтобы встретиться с ней, отключила связь.

То, что женщина до сих пор до конца не отошла от той истории, которая с ней приключилась, Гуров увидел по ее усталому и даже, можно сказать, скорбному лицу. Любовь Степановна не была красавицей, и симпатичной ее можно было бы назвать только с большой натяжкой. Широкое скуластое лицо, небольшие узкие глаза цвета чернослива и черные как вороново крыло волосы указывали, что женщина принадлежит к одной из малых народностей Севера России.

– Мои дед, бабка и отец – тувинцы. Мама только у меня русская, – сказала Тулуш, обратив внимание на заинтересованный взгляд Льва Ивановича. – Фамилия тоже тувинская. Родители моей мамы жили в Туве, и мама ходила в один класс с моим будущим отцом.

– А вы как в Нижний Новгород попали? – поинтересовался Лев Иванович.

– Учиться сюда приехала. Уж не знаю почему, но мне очень понравился город. Еще в школе как увидела его на картинках в учебнике, так и понравился. Решила: вырасту – обязательно в этот город жить уеду.

– И не жалеете, что приехали? В Туве, то есть в Тыве, говорят, тоже красиво.

– Да, природа у нас просто сказочная и люди добрее, чем тут, – ответила Любовь Степановна. – Вы думаете, наверное, что вот какая я дурочка, что повелась на сладкие речи этого жулика и проходимца Анохина? А я вам так скажу, полковник…

– Зовите меня Лев Иванович, – попросил женщину Гуров.

– Лев Иванович, – как автомат повторила за ним Тулуш. – Для меня он в тот момент был просто подозреваемым. Его вину в суде еще только предстояло доказать. Да и улик против него практически никаких не было. Дама, у которой он обманом деньги выманил, сама должна была бы головой своей думать… Это я так в то время рассуждала, когда с Анохина показания снимала. Он ведь мне тогда все честно, как было рассказывал. Ничего не скрывал.

– А потерпевшая женщина что говорила? Почему она отдала малознакомому мужчине целых два миллиона?

– О, там целая романтическая история, по ее словам, получилась, – неожиданно светло улыбнулась Тулуш. Черты ее некрасивого лица смягчились, и Гуров в этот момент смело мог назвать ее очень милой. – Познакомились они так. Он, то есть Анохин, отпугнул возле ее машины воришку-подростка, который пытался взломать замок и поживиться оставленной сумочкой. Он вроде как мимо проходил и увидел, как мальчишка пытается вскрыть дверцу. Поймал его и стал громко кричать, спрашивая, чья эта машина. Женщина как раз в это время выходила из фитнес-центра и быстро подбежала к Анохину, интересуясь, что случилось. Тут-то подросток вырвался и убежал…

– Ага, вовремя он вырвался, – рассмеялся Гуров и покачал головой.

Такой развод ему был знаком, когда жулики, работая в паре, прикидываются один вором, а другой героем, спугнувшим воришку, не позволив тому закончить свое черное дело.

– Вот и я точно так же рассмеялась, но не вслух, конечно, а мысленно, – улыбнулась Любовь Степановна. – Ну а дальше все как в романтическом сериале – благодарная женщина стала совать спасителю ее имущества деньги в качестве вознаграждения, тот благородно отказывался, наговорил ей кучу комплиментов и, очаровательно улыбаясь, пригласил прекрасную незнакомку на ужин…

– И что же подвигло ее отдать ему такую кучу наличности? – опять спросил Лев Иванович.

– Женщина владела сетью автосалонов. Выдавала напрокат автомобили. Так вот, Анохин, к тому времени уже официальный жених, предложил пополнить ее гараж парой раритетных автомобилей. Мол, это создаст некий шарм бизнесу. А если она еще и даст объявление, что выдает напрокат ретроавтомобили для романтических фотосессий или для свадебных кортежей, то у нее не будет отбоя от клиентов. И сказал, что даже знает, где купить такие автомобили по недорогой цене. И фото ей показал, и с хозяином ретромашин познакомил. Правда, она с этим хозяином только по телефону и общалась. Но добро на покупку и деньги в придачу – дала. А после этого только жениха и видели.

Тулуш, задумчиво помолчав, закончила рассказ:

– Но поймали его быстро. Оказалось, что хозяин машин, которые якобы хотел купить Анохин для автосалона, и вправду хотел их продать. И даже продал одну Анохину за эти два миллиона, что тот выманил у своей якобы невесты. По машине Александра и нашли.

– Что ж он так неаккуратно сработал? – покачал головой Лев Иванович. – Так ловко обвести вокруг пальца наивную женщину и так глупо попасться. Знал же, что машина приметная и ее быстро найдут.

– Не успел перепродать, – усмехнулась Любовь Степановна. – Уже и покупателя нашел, который за пять миллионов был согласен купить ретро. Но Александр решил пошиковать, покататься по Москве на раритете и отсрочил продажу авто на пару дней. Эта любовь к шику его и подвела.

– Теперь он стал гораздо умнее и осторожнее, – заметил Лев Иванович. – Два года его уже не могут найти.

– Если бы не я, он бы сидел в тюрьме, – печально и виновато посмотрела на полковника Тулуш.

– Ну, это как сказать! Он наверняка бы уже вышел на свободу. Больше двух лет за такое неудачное мошенничество ему не дали бы. Даме ведь вернули ее деньги?

Бывшая следовательница кивнула, подтверждая предположение Гурова.

– Вот видите. Получается, что материальный урон владелице автосалона был нанесен только относительно. Так что он вообще мог отделаться штрафом или условным сроком. Зачем же вы ему помогли сбежать?

Гуров задал этот вопрос Тулуш не потому, что хотел задеть ее, а чтобы понять природу, иначе говоря, механизм, с помощью которого преступник воздействовал на женщин. Он так и объяснил Любови Степановне свою просьбу, поэтому женщина, ничуть не обидевшись на вопрос полковника, ответила спокойно и даже с некоторым сарказмом по отношению к своему поступку:

– Так влюбилась я в этого прохвоста, что тут непонятного. Поверила его басням, которые он мне наговорил, поверила и комплиментам моей необычной и неординарной внешности и моей доброте и чуткости. Вот и повелась, как ворона на сладкие речи лисицы у Крылова. Подумала: зачем красивому и умному мужчине в тюрьму из-за глупости бабьей садиться и свою жизнь губить? В тюрьме – не понаслышке это знаю – не мед и не сахар сидеть-то. Не думайте, я себя не оправдываю. И сейчас, и тогда не оправдывала. Только вот в тот момент я как бы временно разума лишилась. Одними чувствами только и жила.

Тулуш замолчала, не зная, что еще рассказать Гурову. Но Лев Иванович и не собирался дальше ее расспрашивать. Он видел, что женщине не по себе, не хочется ей вспоминать те события двухлетней давности.

– Если вам интересно мое мнение по поводу того, почему Сашу… то есть Александра Анохина до сих пор не поймали…

Любовь Степановна подняла глаза на Гурова.

– Да, хотелось бы услышать. – Лев Иванович заинтересованно наклонился вперед.

– Понимаете, психология таких женщин, как я… Я имею в виду одиноких женщин, и не важно, отчего они одиноки, тут главное – их внутренний настрой. Так вот, когда женщина одинока и рядом с ней нет мужчины и ей не о ком заботиться или, наоборот, некому заботиться о ней, то она интуитивно становится на сторону того, с кем ее когда-то связывали теплые и сильные чувства. Даже если точно знает, что он подлец. В Сашу, в Анохина, невозможно было не влюбиться. Он обладает определенным свойством или даже талантом нравиться женщинам. Он настолько завладевает их чувствами, что разум женщин просто отказывается воспринимать его как опасность даже тогда, когда начинает понимать, что этот человек – обманщик.

Любовь Степановна перевела задумчивый взгляд с Гурова на окно. Они сидели в ее небольшом кабинете и беседовали уже полчаса. Лев Иванович внимательно слушал Тулуш и не торопясь пил уже остывший чай, который она ему налила, когда он только пришел к ней. Чай был крепким, ароматным, с добавлением каких-то трав и напоминал Гурову тот чай, который нередко заваривал его дед, а вернее, прадед, когда он, маленький Лева Гуров, приезжал к нему в деревню погостить вместе с отцом. То, что чай уже остыл, ничуть не напрягало Гурова, даже наоборот. В этот последний день жаркого июня пить такой прохладный чай, настоянный на травах, было даже приятней, чем минералку или простую воду.

– Я так думаю, его не могут поймать именно потому, что он до сих пор пользуется расположением женщин. Они, вольно или невольно, дают ему защиту. Он может жить у какой-нибудь из своих постоянных любовниц. У женщины, которую он использует именно для таких целей – чтобы прятаться, отсиживаться после очередного рейда. Ведь по месту своей прописки его не нашли?

Любовь Степановна снова посмотрела на Гурова.

– Мы по адресу прописки Анохина еще не были, – ответил Лев Иванович. – Мы даже точно не знаем, его ли мы ищем. Но вы правы, его наверняка там нет, иначе он давно был бы арестован. Скажите, Анохин познакомился с хозяйкой автосалона под своим или вымышленным именем?

– Под своим, – уверенно ответила Тулуш. – Он ей и паспорт свой показал для пущей убедительности. А что?

– Просто он пользуется поддельными документами. Не паспортом, а так, по мелочам, – водительскими правами, липовыми лицензиями. А какой-то автотранспорт на Анохина два года назад был зарегистрирован?

– Нет, на тот момент он был без машины. Но в ходе следствия, когда я допрашивала его, он хвастал мне, что у него в свое время был «Кадиллак Эльдорадо» семьдесят второго года выпуска, на котором якобы ездил Брежнев. Насчет Леонида Ильича он, конечно же, прихвастнул, – улыбнулась Тулуш. – А вот раритетный «Кадиллак» на него был действительно зарегистрирован. Но после ареста был конфискован. После первого ареста, я имею в виду. Вы же в курсе, что Анохин сидел за кражу?

– В курсе, – кивнул Лев Иванович. – А он эстет, оказывается, этот ваш Александр Анохин, – усмехнулся Гуров. – Любит ретроавтомобили, хорошо, прямо-таки профессионально, рисует…

– Рисует? – удивленно посмотрела на полковника бывшая следовательница и снова улыбнулась: – Нет, что вы! У него и почерк-то ужасный. А уж чтобы нарисовать что-то… – Она махнула рукой.

– Странно, а мне казалось… Вы точно знаете, что он не оканчивал никакой художественной школы или чего-то в этом роде? – Гуров озадаченно нахмурился.

– Точно, – уверенно кивнула Тулуш. – Я вообще очень дотошным следователем была. Всю его биографию изучила чуть ли не с самого рождения.

– А вот это уже интересно. – Гуров поерзал на стуле, усаживаясь удобнее. – Со мной своими знаниями не поделитесь?

Крячко, едва войдя в кабинет, остановился как вкопанный от той картины, которая предстала у него перед глазами. Диана Андреевна разливала свежезаваренный кофе в чашечки и мило щебетала, рассказывая Соловьеву о чем-то смешном, а Викентий сидел рядом со столом Гурова, держал на руках лохматую собачонку Теплицкой, почесывал у нее за ухом и громко смеялся. Мармеладка – так, кажется, звали собачку – в это время тихонько повизгивала от удовольствия. Никто из них, по-видимому, не ожидал появления Станислава и потому его появление встретили примерно так же, как было в заключительной сцене «Ревизора».

– Приплыли, – насмешливо и немного ошарашенно прокомментировал Крячко. – Стоит только выйти по важным делам из кабинета, как его тут же превращают в дом свиданий, прости господи.

Викентий вспыхнул, как невинная барышня, которой рассказали неприличный анекдот, и открыл рот, желая что-то ответить в оправдание, но отчего-то промолчал. Теплицкая же, напротив, не обращая внимания на слова Крячко, улыбнулась ему как старому другу, приход которого она так долго ждала, и радостно сказала:

– А вот и Станислав Васильевич. Давайте я и вам кофе налью. Настоящий, а не то пойло, что вы привыкли тут пить.

Как бы ни был Крячко удивлен, но обалденно ароматный и манящий запах свежезаваренного эспрессо пересилил это удивление, и он ответил:

– Наливайте, Диана Андреевна, раз уж вы решили стать нам с Викентием сегодня родной маменькой.

Он насмешливо посмотрел на журналиста, который, опустив собачку на пол, стоял с таким ошарашенным видом, что Станиславу даже стало жалко его.

– Викентий, – обратился он к Соловьеву, – может, объяснишь мне, что вы тут с Дианой Андреевной задумали? Чую я, что вы все-таки разработали какой-то секретный план по поимке преступника.

Мармеладка, оказавшись на полу, засеменила к Станиславу, недобрым глазом посматривая на него и недовольно ворча. Ее намерения явно не были дружелюбны по отношению к оперативнику, и он поторопился сказать, указывая на собачку и обращаясь к Викентию:

– Вот ее надо бы срочно ликвидировать. Нечего ей по кабинету разгуливать и на честных оперов зуб точить.

Викентий кинулся к собачонке и сгреб ее на руки, прижав к себе. Псинка взвизгнула, но на этот раз явно не от удовольствия, а от возмущения, но вскоре занялась облизыванием лица Викентия, чему тот был явно не рад и безуспешно пытался увернуться от собачьих ласк.

Теплицкая, элегантная и невозмутимая, словно ничего особенного не происходило, с улыбкой поставила перед Крячко чашку с кофе и проворковала:

– Не сердитесь, Станислав Васильевич. Мы с Викентием и вправду придумали план, как найти неуловимого альфонса. Нет, мы ни в коей мере не будем мешать вашему расследованию, но и сидеть сложа руки… Если хотите знать, я так не могу. Меня, знаете ли, просто бесят мужчины, которые пытаются жить за счет женщин. Я спать по ночам из-за этого не могу. Как подумаю, что такой вот прохвост ходит где-то рядом и охотится за чувствами и деньгами бедных и одиноких вдов, разведенок и инвалидов… – Теплицкая на мгновение прикрыла глаза, – сон как рукой снимает.

Крячко, отпив глоток из чашки, с неприкрытым интересом посмотрел на женщину. Сначала он подумал, что Теплицкая говорит так, словно она на сцене, а они с Викентием зрители в зале. Но потом, присмотревшись к ее усталому и даже измученному лицу (а это было заметно и тогда, когда она старалась изобразить беспечную улыбку), понял, что она говорит искренне и не наигранно. И она действительно мучается бессонницей. Станислав был не таким хорошим психологом, как Лев Иванович, но даже он видел, что Теплицкая, несмотря на свою взбалмошность и даже некоторую эксцентричность, была женщиной чуткой и доброй. Но и наивной и глупенькой ее нельзя было бы назвать. А ее решительность и непреклонность и вовсе вызывали удивление у Станислава.

«Если эта женщина решит во что-то вцепиться, то вцепится она бульдожьей хваткой – не отдерешь. От этой настырной дамы можно избавиться только одним способом – разрешить ей поучаствовать в поимке преступника, – размышлял Станислав, глядя на Теплицкую. – Что ж, придется сделать вид, что мы допустили ее в свою мужскую компанию. Иначе она так и будет путаться под ногами», – решил он.

– Ну раз так, то вводите и меня в курс вашего плана, – снисходительно разрешил Крячко и не удержавшись, похвалил: – Отличный кофе, Диана Андреевна.

– Спасибо, – улыбнулась та и, забрав у Викентия собачку, посадила ее в сумку, с которой пришла. – Мармеладка, сиди тут и не мешай нам работать, – строгим голосом приказала она. – Викентий, вы или я расскажем Станиславу Васильевичу о нашем плане?

– Уступаю эту важную миссию вам, Диана Андреевна. – Соловьев все еще с опаской покосился на Крячко.

– План, надо сказать, был не мной разработан, – заявила Теплицкая и с восхищением посмотрела на Викентия.

Этот взгляд не ускользнул от взора Крячко, и он опустил голову, чтобы скрыть улыбку, скользнувшую по губам.

– Но идея была ваша, Диана Андреевна, – ответил таким же восхищенным взглядом Соловьев. – Рассказывайте же, но только постарайтесь покороче.

Станислав посмотрел на часы, делая вид, что он занят и времени выслушивать любезности Теплицкой и журналиста, которые они рассыпают друг другу, у него нет.

– Если коротко, то мы решили, что я, под присмотром Викентия, разумеется, буду каждый вечер наведываться то в один, то в другой бар или ресторан в Москве. Я ведь, кажется, уже говорила, что ко мне так и липнут разные мужчины, а значит, есть вероятность того, что этот брачный аферист тоже клюнет на приманку в виде одинокой и скучающей женщины.

– А почему вы решили, что он каждый вечер шляется по барам и ресторанам? – не скрывая усмешки, поинтересовался Крячко.

– Ну как же! Все жулики обязательно каждый вечер ходят по разным дорогим заведениям. Ведь именно там можно найти богатую одинокую жертву для своих махинаций, – с видом знатока таких тонкостей, как жизнь аферистов, заявила Теплицкая, и Станислав подумал, что, наверное, все-таки переоценил ее интеллектуальные способности.

– В фильмах и сериалах оно, может, и так, – ответил он, отпивая кофе. – Но в жизни… Диана Андреевна, скажите, Инга Лобода была богатой скучающей дамой? Она где вообще познакомилась со своим лжеженихом?

Теплицкая нахмурилась. По-видимому, до нее начало доходить, что их с Викентием план поимки афериста не очень ими продуман.

– Нет, я совсем не против вашего плана. – Крячко понял, что сказал лишнее, и решил пойти на попятную. – Хотите ловить жулика таким образом – попробуйте. Никто вам не запрещает. Возможно, что я не прав и у вас все получится.

Неожиданно для Викентия и Теплицкой Станислав решил согласиться с их планом. Причиной же такого согласия стали опасения Крячко, что журналист и дама его сердца (что Викентий влюбился в Диану Андреевну, у Крячко сомнений не возникало), узнав о нецелесообразности своей затеи, начнут выдумывать и осуществлять другие планы. И при этом точно станут мешать ходу расследования и, чего доброго, спугнут преступника.

– Нет, я серьезно, – с самым деловым видом подтвердил свои слова Крячко в ответ на удивленные взгляды журналиста и женщины. – В принципе, ваш вариант не такой и плохой. Я просто хотел сказать, что действия нашего афериста весьма непредсказуемы. Сегодня он клеит бедную разведенку с ребенком, а завтра, вполне возможно, захочет охмурить богатую вдовушку. Вам, Диана Андреевна, нужно будет надевать на выход в рестораны траурное черное платье и шляпку с вуалью. Думаю, такой наряд вам будет очень к лицу. Серьезно говорю, – с самым умным и серьезным видом кивнул Станислав.

Теплицкая задумалась, но потом ее глаза заблестели от возбуждения, и она сказала:

– Отличная идея, Станислав Васильевич! Викентий, как вы находите такой вариант? – обратила она взор на журналиста.

– Неплохая идея, – робко одобрил план с траурным нарядом Соловьев.

В отличие от Дианы Андреевны он сразу разгадал намерения Крячко отодвинуть Теплицкую, а заодно и его от расследования как можно дальше. Он уже понял всю бесперспективность затеи с вечерними посещениями ресторанов. Реальный брачный аферист не был киношным злодеем, и экранные штампы в реальной жизни не работали. Их жулик, насколько помнил Викентий, ни разу не познакомился со своей будущей жертвой в дорогом ресторане или баре. Где угодно – на остановке, на кладбище, в трамвае, возле какого-нибудь агентства, магазина, фитнес-клуба и даже просто на тротуаре – но только не в дорогом ресторане или хотя бы даже в кафе. Теперь же, разгадав планы Крячко, журналист думал, где были его мозги, когда он соглашался поддержать план Дианы Андреевны. Ведь получается, что он как мальчик повелся на заманчивое предложение очень понравившейся (и он это с радостным удивлением признавал) ему женщине и, таким образом, по своей воле автоматически выпадал из расследования.

«Хотя почему я выпадаю? Ничуть даже не выпадаю, – вдруг осенило Викентия. – Мы с Дианой будем встречаться только по вечерам. А днем я смогу помогать Гурову и Крячко».

Эта мысль несколько успокоила журналиста и даже его приободрила. Ему очень хотелось стать в глазах Теплицкой этаким героем, который не просто изобличил, но и задержал хитрого и бессовестного преступника. И хотя Диана Андреевна, как Викентий уже знал, была старше его на целых пятнадцать лет, эта разница в возрасте не смущала его, и он мечтал не только снискать восхищение дамы, но и завоевать ее сердце. Викентий должен был честно признаться себе, что еще никогда ни одна женщина не нравилась ему так сильно, как эта эксцентричная особа.

– Вот и я говорю, чем черт не шутит, – продолжал убеждать Теплицкую в том, что ее план неплох, Станислав. – Нужно обязательно попробовать и этот вариант. А поэтому я отпускаю вас с Викентием. Идите готовьтесь. Будете докладывать о результатах каждое утро. И внимательно изучите все приметы преступника. Вдруг вы заметите в толпе кого-то похожего на нашего подозреваемого.

Крячко с довольным видом человека, выполнившего свою миссию на «отлично», посмотрел на Викентия и Диану Андреевну.

– А что вы, Станислав Васильевич, узнали об Орехове? – Викентию не хотелось вот так просто сдавать позиции и уходить из кабинета в самый разгар дня. Поэтому он пошел ва-банк и решил не просто потянуть время, а еще и некоторым образом отомстить Крячко за то, что тот хочет отодвинуть его, Викентия, подальше от расследования.

– Кто такой этот Орехов? – заинтересовалась и Диана Андреевна.

Станислав с укоризной поглядел на Соловьева. Он не ожидал от журналиста такой подножки.

– Это закрытая информация, и при посторонних я не могу ее разглашать, – заявил он, покосившись на Теплицкую.

– Ой, можно подумать, – закатила та глаза. – Ладно, мужчины, вы тут решайте свои вопросы и раскрывайте друг другу тайны следствия, а мы с Мармеладкой поедем домой. Нам нужно отдохнуть перед вечерней сменой, правда, моя хорошая? – обратилась она к собачке, взяла сумку и с гордо поднятой головой удалилась из кабинета.

– Уф, – облегченно вздохнул Станислав, – наконец эту псинку вынесли из кабинета. Ты не знаешь, зачем она ее с собой повсюду таскает? – спросил он у Соловьева.

Викентий рассмеялся и сказал:

– Мармеладка отпугивает от Дианы мужчин…

– От Дианы? – Крячко весело посмотрел на журналиста.

– От Дианы Андреевны, я хотел сказать, – смутился Викентий. – Собачки породы японский хин вообще-то дружелюбны, но их дружелюбие распространяется только на хозяев, – продолжил объяснять Соловьев больше для того, чтобы скрыть смущение, чем чтобы развить тему. – Как только Мармеладка видит, что хозяйка недовольна приставаниями к ней какого-нибудь субъекта, она тоже начинает проявлять недовольство. И может даже укусить особо настырных.

– А что, к Теплицкой действительно так активно липнут мужчины?

Крячко удивленно приподнял брови, показывая всю невинность вопроса, хотя глаза его и блестели весельем. Ему интересно было наблюдать, как на его глазах развивается роман журналиста и эксцентричной учительницы по вокалу.

– Наверное… – нехотя ответил Викентий и, решив сменить тему, повторил вопрос про Орехова.

– Орехов? А что Орехов? – пожал плечами Крячко. – По всей вероятности, это не наш клиент. Я поговорил с его сожительницей… Вернее, с бывшей сожительницей. Она теперь Олегу Олеговичу законная супруга. Семенова утверждает, что после той истории и после отбытия наказания ее супруг стал смирнее самого смирного ягненка и занялся честной трудовой деятельностью – работает кузнецом. Я был у него на работе и беседовал с его начальником. Тот заверяет меня, что Орехов уже два года работает в его мастерской, никуда надолго не отлучается и вообще отличный мужик и работяга, каких поискать. В общем, завязал Орехов с криминальным прошлым. Ну, что у тебя нового, если не считать твоих конспиративных встреч с Дианой Андреевной Теплицкой в нашем с Гуровым кабинете?

– Звонил художник. Тот самый эксперт из Щелкова, и сказал, что не знает никого, кто бы мог рисовать в такой необычной манере. Заявил, что хотя сейчас многие молодые люди и экспериментируют с перспективой, стилем, материалом для живописи, но нет, мол, у нынешней молодежи своего лица, индивидуальности нет. А у этого художника, хотя этот художник ему, как специалисту, и неизвестен, есть и свой стиль, и своя особая манера изображать людей. И да, специалист этот подтвердил, что все портреты женщин в свадебных платьях нарисовал один и тот же художник.

– Это плохая новость, – покачал головой Станислав. – Если окажется, что и Анохин не тот, кого мы ищем, если он не художник, то мы застрянем с этим расследованием надолго.

– Это почему?

– Да потому, что поди найди среди множества неизвестных художников того, кто все эти портреты нарисовал, – ответил Станислав. – А может даже так быть, что художник и жулик – это вообще разные люди. Мало ли кому брачный аферист мог заказать всю эту живопись.

– Да, – согласился задумавшийся над перспективой долгого расследования Викентий, – сейчас профессий с художественным образованием – пруд пруди. Это и веб-дизайнеры разные, и учителя, и театральные и киношные художники, и книжные иллюстраторы, и мастера по татуировкам, и…

– Стоп, – оборвал перечисления Крячко. – Ну конечно же… Как мы сразу об этом не догадались!

– О чем? – не понял Викентий.

– Татуировки. – В глазах Станислава появился азартный блеск. – Кто-то ведь рисовал Жениху татуировки! Вернее, помог создать целую галерею компьютерных рисунков, которые тот использовал для нанесения их на свое тело в качестве татуировок. Знаешь, для чего нашему Жениху нужны были одноразовые тату? – посмотрел он на журналиста.

– А зачем вообще нужны татуировки? – пожал тот плечами. – Перед дамами покрасоваться. Вот, мол, какой я весь из себя современный.

– Нет, не для этого, – уверенно заявил Станислав. – Хотя возможно, что и такую цель он тоже перед собой ставил. Но главное для него было, чтобы каждая женщина запомнила его прежде всего именно по татуировке, а не по внешности. Ты обратил внимание, что все рисунки – разные, на разных местах, что они не повторяются? Но все они, по словам женщин, очень красивые, профессионально выполненные. В смысле прорисовки самого рисунка. Это тебе не разовая татушка из ширпотреба. Женщины его татуировки нам очень подробно описали. А вот с описанием внешности афериста у дам далеко не так хорошо получается. Кроме общих черт и бросающихся в глаза изменений, они толком ничего не сказали ни о его характере, ни о его особенностях. Хотя казалось бы…

– И о чем это нам говорит? – перебил размышления Крячко Викентий, который все еще не мог уловить сути всех рассуждений оперативника.

– О том и говорит, что искать художника, а значит, и жулика, нам нужно или среди компьютерных дизайнеров, или среди мастеров тату, – уверенно заявил Станислав.

– Час от часу не легче, – застонал Викентий. – Вы вообще представляете себе, сколько народу надо будет проверить? В одной только Москве…

– Викентий, не ной, – оборвал его стенания Крячко. – У нас есть еще одна зацепка. Не думаю, что Жених – настолько умный малый, что будет пользоваться услугами трех разных людей. Мне кажется, что, скорее всего, кто-то один рисует ему и макеты для тату, и портреты, и фальшивые документы. Если, конечно, он сам не художник и не сам все эти произведения криминального искусства создает.

– Но даже если это один человек, то как мы его будем искать?

– У нас есть база данных всех преступников, которые занимаются подделкой документов, – стал объяснять Крячко. – Фальсификация подходит под 327-ю статью Уголовного кодекса и подразумевает наказание не только за любую подделку или создание фальшивого документа, но и за использование этого документа в корыстных целях. А чтобы подделать любой документ, знаешь ли, нужны и художественные способности, и умение работать с некоторыми компьютерными программами.

– Ага, теперь я понял! – Викентий сначала оживился, но, немного подумав, снова сник. – А если этот фальсификатор не числится в вашей базе данных? Может, он еще не привлекался к ответственности. Тогда как быть?

– Будем искать его через другие источники…

Крячко не договорил и ответил на звонок сотового, который в этот момент заиграл в кармане бравурную мелодию.

– Лева? Как у тебя дела?

Потом Станислав долго слушал, что ему говорит Гуров, и только кивал и коротко вторил: «Так, так, понятно». Выслушав напарника, он и сам поделился с ним соображениями по поводу того, что и документы, и татуировки, и портреты могли быть выполнены одним мастером.

– Как ты думаешь, есть ли смысл поискать помощника Жениха среди фальсификаторов? – спросил Крячко и, выслушав мнение Льва Ивановича, закончил разговор: – Ну хорошо. Тогда я с утра этим и займусь, а когда вернешься, мы с тобой эту тему обсудим подробней.

Гуров вернулся в Москву лишь во второй половине следующего дня. В кабинете он застал только Викентия, который что-то выписывал с экрана монитора.

– С возвращением, Лев Иванович, – радостно приветствовал он Гурова. – А Станислав Васильевич обещал только к концу смены заехать.

– Я с ним созванивался, – устало ответил Лев Иванович и, подойдя к чайнику, заглянул в него. – Я голодный, как свора собак. Восемь часов за рулем. – Гуров включил чайник и достал из сумки, которую снял с плеча, когда вошел, какой-то сверток. – Ты обедал?

– Да, час назад. – Викентий снова оторвался от своего занятия и посмотрел на Гурова. – Вы бы тоже сходили в какое-нибудь кафе, пока Крячко не вернулся.

– Некогда ходить. Тут пожую. А ты мне, пока я ем, расскажи, как у вас дела со вчерашнего дня продвинулись. От Станислава внятного объяснения я так и не добился. Сказался занятым и велел у тебя все разузнать.

– Ну, во‐первых, я уже в курсе, что все наше внимание сейчас будет уделено Анохину. То есть на его поиски. Станислав Васильевич мне передал вчерашний разговор с вами по телефону. Из Информационного центра МВД он добыл фотографию Анохина, и я сегодня утром разослал ее всем женщинам, с которыми вел переписку. А заодно выставил фото в своих социальных сетях с просьбой откликнуться тех, кто хоть что-то знает об этом человеке. На сей час пришло только пятнадцать откликов, и в десяти из них женщины написали, что твердо уверены – это именно тот самый человек, который выманивал у них деньги…

Викентий замолчал и вопросительно посмотрел на Гурова, ожидая от него реакции на свое сообщение. Но Льва Ивановича эти цифры не удивили.

– И это в довесок к тем разводам, которые мне официально подтвердили в десятке других городов, – спокойно ответил он Викентию на его взгляд. – Я попросил коллег из Нижнего собрать кое-какие сведения – сделать несколько запросов с приложением фотографии и описания внешности Анохина, а также добавить туда информацию о подаренных обманутым женщинам портретах. Пока доехал до Москвы – получил от них на имейл копии ответов на их запросы. За два года было открыто порядка сорока дел, в которых фигурировал портрет невесты на прощание.

– Ничего себе размах! – удивленно воскликнул Викентий. – Получается, что подтвердились все те запросы, которые мы делали еще два дня назад?

– Получается, что так, – согласился Лев Иванович. – Только тогда мы точно не знали, кого нам нужно искать и по каким особым приметам, а теперь уже точно знаем, что ко всем этим аферам причастен именно Анохин. Да и никто из следователей до нас не связывал все похожие дела о разводах в разных городах в одно производство. Акцент на портретике только после моего запроса был сделан. А до этого никто такому пустячному подарку невестам от афериста и внимания не придавал. Думали, что это разные аферисты работают.

– Ага, и теперь осталась самая малость – найти Анохина и арестовать, – скептически заметил Викентий. – Его уже два года ищут и найти не могут.

– Ну, искали-то его по другому поводу, – заметил Гуров, доедая бутерброд, который дала ему на дорогу старая знакомая, в семье которой он и ночевал в Новгороде. – Никто Александра Игоревича Анохина со всеми этими махинациями и не связывал. Почерк не его. Хотя, как по мне, в Нижнем Новгороде, два года назад, он действовал очень даже похоже на сегодняшние разводы.

Лев Иванович немного помолчал, размышляя над сказанным, и добавил:

– Если просто арестовать Анохина, то вменить ему все его аферы будет не так-то просто. Скорее всего, ему дадут только срок за новгородский развод и побег из-под стражи. А это для него пустяк по сравнению с тем, что он может получить за то, что успел натворить за два года, пока находился в бегах. Денежки, которые он выманил у всех дам и не успел потратить, Анохин наверняка не в банке хранит, а у какой-нибудь любовницы, а то и вовсе где-то спрятал. Или у своего подельника, который ему портреты рисует и документы фальшивые справил.

Гуров допил чай и, немного помолчав, спросил:

– А что с татуировками? Я понимаю, сейчас ими Станислав Васильевич занимается… Но, может, ты тоже в курсе?

– Я не…

Викентий не успел ничего сказать, потому что в кабинет влетела раскрасневшаяся Диана Андреевна и прямо с порога начала громко тараторить:

– Викентий, я его выследила! Он час назад подошел ко мне и начал со мной заигрывать! И это на кладбище-то! Каков нахал! Но я его сразу же раскусила, хотя он и был одет презентабельно и машина у него дорогая…

Увидев, что в кабинете, кроме Викентия, находится еще и Гуров, Теплицкая замолчала, но потом с удвоенной энергией начала тараторить заново, при этом обращаясь уже ко Льву Ивановичу. От ее громкого музыкального контральто у Гурова закладывало уши, и он, шагнув к Диане Андреевне, резко прикрикнул на нее:

– А ну-ка, цыть мне! Тихо, я сказал!

От неожиданности Теплицкая замолчала, и в кабинете наконец-то наступила тишина.

– Вы чего кричите, как шальная баба на базаре? – уже спокойней поинтересовался у Теплицкой Лев Иванович.

Та села на стул и, будучи все еще в возбужденном состоянии, попросила воды. Викентий сразу же поспешил к чайнику и, совсем позабыв, что там кипяток, плеснул изрядную порцию в кружку. Что горячая вода мало подходит для утоления жажды, до него дошло не сразу. И только когда Диана Андреевна в запале, не обратившая внимания на температуру воды, отхлебнув большой глоток, чуть не уронила кружку на пол, Викентий с извинениями принес ей холодную.

– Извини… те, перепутал малость, – с виноватым видом посмотрел он на Диану Андреевну и только тут заметил, что у Теплицкой не было сумки, в которой женщина обычно носила собачку. – А где Мармеладка? – удивленно спросил он.

– Я оставила ее дома. С собаками на кладбище нельзя, – выпив половину стакана залпом и отдышавшись, ответила Теплицкая.

– А что ты… вы делали на кладбище? – недоуменно посмотрел на нее журналист.

Гуров же, как только децибелы голоса Дианы Андреевны затихли в четырех стенах кабинета, сидел тихо и устало наблюдал за происходящим. Станислав успел ему рассказать и о безумном плане Теплицкой ловить афериста по кабакам, и о том, что Викентий, умный парень и перспективный журналист, внезапно воспылал чувствами к этой эксцентричной даме.

– Я следовала указаниям Станислава Васильевича, – с пафосом заявила Теплицкая. – Он нам еще вчера дал понять, что хитрый и коварный аферист может подкатывать к женщинам даже днем и в каком угодно месте, в том числе на кладбищах. А так как он, этот аферист, специализируется и на вдовах, то я решила, что будет правильным попробовать поохотиться на этого коварного типа на кладбище. Ведь вдовы так часто посещают кладбища! Вот я и поехала на Ваганьковское.

– А почему именно на Ваганьковское, а не на Новодевичье или не на Троекуровское? – ехидно поинтересовался Лев Иванович. – А еще есть Введенское, Кунцевское, Рогожское и еще пара десятков других.

– Потому что Ваганьковское от моего дома ближайшее, – не замечая подвоха в словах Гурова, ответила Диана Андреевна.

Зато такой подвох заметил Викентий и с укоризной посмотрел на Льва Ивановича. Тому от его взгляда вдруг стало стыдно за свое ехидство.

– Диана Андреевна искренне хочет нам помочь, – добавил соли на рану Гурова журналист.

– Да, я хочу помочь, – повторила за ним Теплицкая и посмотрела на полковника таким жалобно-просящим взглядом, что Гуров махнул рукой на ее неуместные вмешательства в расследование.

– Рассказывайте уж, какая там у вас на кладбище история вышла, – обреченно вздохнул Лев Иванович.

– После обеда, а обедаю я обычно дома, мне пришла в голову мысль… – Теплицкая после слова «мысль» с подозрением покосилась на Гурова, но тот слушал ее с серьезным выражением лица, и она продолжила: – Я подумала, вернее, вспомнила, о чем вчера говорил Станислав Васильевич. И тогда я решила прогуляться по Ваганьковскому кладбищу. Знаете, чтобы просто посмотреть… проверить, работает такая ловушка для аферистов или… В общем, я оделась соответствующим образом и поехала.

– Соответствующим образом – это как? – не сразу понял Гуров.

– Ну, в траур же. – Теплицкая удивленно посмотрела на Льва Ивановича. – Вдовы ведь обычно ходят на кладбище в черном платье, в шляпке с вуалью… В кино всегда так показывают – вдова в черном платье и под вуалью.

– Ах, ну да, в кино… – понимающе покивал Лев Иванович, но возражать не стал. – Хорошо, рассказывайте дальше.

– Я припарковала свою «Ауди» возле центральных ворот и осмотрелась. Машин на парковке было немного, поэтому я обратила внимание на одну из них. Это был, кажется, «Мерседес-Бенц». Уж не знаю, какого года выпуска, я в этом не разбираюсь, но точно не позже восьмидесятых. Цвет машины черный, и сама она ухоженная такая, блестящая вся.

– А номер машины вы, случайно, не записали? – с интересом спросил Гуров.

– Ой. Нет, не записала, – испуганно призналась Диана Андреевна. – Но зато я могу показать двор, в который эта машина въехала после того, как… Впрочем, давайте, я вам все по порядку расскажу, – предложила она.

– Давайте по порядку, – согласно кивнул Гуров.

– Возле машины, спиной ко мне, стоял какой-то тип. Темноволосый, высокий и худощавый. В общем, очень похожий по всем приметам на нашего афериста, которого мы ищем.

– А как вы со спины определили, что он похож именно на нашего подозреваемого? – не выдержав такого безапелляционного заявления от Теплицкой, поинтересовался Гуров.

– Так он ведь потом ко мне повернулся! – ответила Теплицкая таким тоном, словно и без ее подробных объяснений должно быть все ясно и понятно. – Он повернулся, и я отчетливо увидела, что это молодой, лет тридцати трех или тридцати пяти, мужчина. Весьма симпатичный, в очках и с таким серьезным, я бы даже сказала скорбным видом.

– Ага… – кивнул головой Лев Иванович.

– Что? – не поняла его междометия Теплицкая.

– Нет, ничего, – сделал серьезное лицо Гуров. – Это я просто беру ваши слова себе на заметку. Как описание предполагаемого преступника.

– Да. Так вот, – продолжила Диана Андреевна. – Он на меня посмотрел, а я сделала вид, что им совсем не интересуюсь и вообще смотрю в другую сторон. – Теперь Теплицкая отчего-то обращалась к Викентию. – На мне были солнцезащитные очки, и он не мог видеть, что я на него все-таки посматриваю.

– Диана Андреевна, все эти подробности наверняка очень интересны Викентию как журналисту. А мне можно рассказать и покороче, – спокойно перебил женщину Гуров.

– Ну, если вы хотите покороче, – нервно продолжила Теплицкая, – то дело было так. Этот тип направился к воротам, потом зашел в часовню, переговорив там со служащим, поставил две свечи за упокой и направился на кладбище, а я на некотором удалении пошла за ним, делая вид, что мне тоже нужно в ту же самую сторону. Когда он остановился возле какой-то могилы, я пошла чуть дальше и, найдя подходящую могилку, остановилась возле нее.

– Подходящую для чего? – Лев Иванович не удержался от легкой улыбки, но тут же спрятал ее под нарочитой хмуростью.

– Для наблюдения за подозрительным мужчиной, – нервно ответила Теплицкая. – Я принесла с собой цветы и положила их на могилку. Там была похоронена какая-то девушка. Совсем еще молоденькая – лет двадцати двух, кажется. Очень миленькая девушка. Я засмотрелась на ее фотографию и не заметила, как этот мужчина подкрался ко мне сзади.

– Прямо-таки и подкрался? – скептически поинтересовался Гуров.

– Да. – Диана Андреевна снова не заметила скептицизма, так как была поглощена воспоминаниями о недавних событиях. – Он так тихо подошел, что я и не заметила, а когда он со мной заговорил, то я даже вздрогнула и чуть не вскрикнула. Он начал расспрашивать меня, к кому я пришла. Когда он узнал с моих слов, что я пришла к дочери и, кроме этого, недавно похоронила мужа, то и сам стал рассказывать, что он недавно потерял жену и друга и потому очень даже хорошо понимает, что значит потерять любимого человека. Слово за слово, и он стал говорить мне комплименты, а потом… Потом мои нервы не выдержали и я сказала, что мне пора ехать. Ну, и он пошел за мной и стал расспрашивать меня, где я живу и вообще всякие обо мне подробности.

При этих ее словах Гуров и Викентий переглянулись.

– Так вы говорите, что знаете, где он живет? – перебил Теплицкую Лев Иванович.

– Да, – с важным видом кивнула Диана Андреевна, видя, что наконец-то заинтересовала Гурова своим рассказом. – Я назвала ему свой номер сотового, и мужчина, который представился мне как Георгий Константинович, сел в свой «Мерседес» и поехал от кладбища. Ну и я за ним на некотором расстоянии.

– Вы договорились с ним о встрече? – решил уточнить Гуров.

– Нет, но он сказал, что всенепременно мне позвонит в скором времени. – Теплицкая гордо выпрямила и без того прямую спину. – Так что? – вопросительно посмотрела она на Льва Ивановича, а потом и Викентия. – Мы будем его брать или как?

– Или как, – задумчиво произнес Гуров.

Ему бы очень хотелось, чтобы Теплицкая была права и этот ее неожиданный финт с поездкой на кладбище оказался удачей для следствия. Но в то же время Лев Иванович не верил в такие очень уж удачные совпадения, поэтому решил сначала удостовериться, был ли говоривший с Теплицкой мужчина Анохиным или кем-то другим.

– Диана Андреевна, сейчас Викентий покажет вам фотографию подозреваемого, а вы нам скажете – он с вами разговаривал или не он.

Гуров кивнул журналисту, и тот сказал:

– Диана… э-э-э… Андреевна, пройдемте вон к тому столу.

– Фотографию? Но я уже смотрела рисунки, которые вы мне показывали, – удивленно посмотрела на мужчин Теплицкая. – Разве…

– У нас есть уже конкретный подозреваемый, – терпеливо стал объяснять Викентий. – Это некто Анохин Александр Игоревич. Его разыскивают целых два года, и его фотография уже есть в базе данных системы распознавания лиц как человека, находящегося в федеральном розыске. Поэтому если это он разговаривал с тобой… с вами на кладбище, то… В общем, надо уточнить.

– Ах, а я и не знала, что у вас уже есть конкретный подозреваемый, – обиженно посмотрела на Викентия Диана Андреевна.

– О нем я… вернее, мы узнали только сегодня, – не моргнув глазом соврал ей Викентий. Ему не хотелось, чтобы Диана Андреевна сердилась на него за то, что он не сказал ей об этом еще вчера. Это могло бы расстроить их только-только начавшиеся доверительные отношения. А ими Викентий очень дорожил.

Гуров тоже услышал его ответ, но предпочел не вмешиваться. Ему также было выгодно, чтобы Теплицкая как можно меньше знала о ходе следствия.

«С этой женщиной надо держать ушки на макушке, если мы не хотим, чтобы она в пылу своего энтузиазма и любви к справедливому возмездию что-нибудь напортачила или сама не влипла в какую-нибудь неприятную историю», – рассудил он.

Внимательно рассмотрев фотографию Анохина в профиль и анфас, Диана Андреевна вынуждена была признаться.

– Нет, к моему большому сожалению, это не он, то есть не тот мужчина, который разговаривал со мной на кладбище, – разочарованно сообщила она. – Он хотя и похож на этого Анохина по некоторым приметам, но губы и нос, а также овал лица и скулы… В общем, это совсем даже не он.

– Диана Андреевна, не расстраивайтесь вы так, – решил утешить ее Гуров. – Давайте мы все-таки проверим этого вашего подозрительного типа. Вдруг он тоже окажется каким-нибудь мошенником наподобие Анохина? Викентий, – обратился он к журналисту. – Вы сможете сделать это? Я имею в виду – проверить этого мужчину. – Гуров серьезно посмотрел на Викентия. – Нужно будет проехать вместе с Дианой Андреевной в тот двор, в котором, как она утверждает, живет незнакомец. Там поспрашивать аккуратно об этом мужчине у его соседей, узнать номер машины, пробить его в ГАИ, сверить, соответствует ли номерной знак имени владельца… В общем, чем не самостоятельное журналистское расследование? Заодно наберетесь опыта, который потом обязательно вам пригодится, если вы захотите проводить когда-нибудь собственные расследования, без нашего участия.

– Отличная, по моему мнению, мысль! – с восхищением ухватилась за идею Гурова Диана Андреевна. – Викентий, тебе… вам обязательно нужно попробовать. Если этот мужчина и вправду окажется брачным аферистом, то вы сможете написать статью, в которой я буду… Впрочем, не стоит забегать вперед, – вдруг смутилась она, и щеки ее порозовели.

Викентий Соловьев, как это ясно видел Лев Иванович, в отличие от Теплицкой, не был в таком восторге от его идеи, но согласился на расследование. А куда ему, собственно, было деваться? Как понимал Гуров, он страшно боялся сейчас обидеть Диану Андреевну и больше – потерять ее дружеское расположение. А потому Соловьев безропотно последовал за ней. Но когда он выходил, Гуров поймал на себе его укоризненный взгляд, который, впрочем, ничуть не расстроил полковника. Надо же было кому-то проверить этого странного мужчину, который так похож на афериста Анохина и, как и он, имеет слабость к раритетным автомобилям.

– Ты чего один и впотьмах тут сидишь? – спросил задремавшего за своим столом Гурова Станислав. Он только что вошел в кабинет и, включив свет, обнаружил в помещении сонного Льва Ивановича. – Я думал, что ты домой отсыпаться уехал, поэтому не стал тебе звонить и беспокоить. А где Викентий? Я ему никак не могу дозвониться. Опять отправился со своей несравненной Дианой ловить аферистов по ресторанам?

– Нет, – сладко потянулся и зевнул Лев Иванович. – Викентий занят важным делом – выясняет личность мужчины, который имеет привычку знакомиться с женщинами на кладбище. И у которого есть ретроавтомобиль, на котором он, собственно, и приезжает на эти кладбища.

– Вон оно как! – протянул удивленный услышанной информацией Крячко. Но потом его удивление сменилось веселостью и он заявил: – Бьюсь об заклад, что той женщиной, с которой таинственный мужчина решил познакомиться, была не кто иная, как Диана Андреевна Теплицкая.

– Да тут и к гадалке ходить не надо, – усмехнулся Гуров и, встав со стула, направился к чайнику. – Ворвалась в кабинет как к себе в студию, наговорила с три короба всяких подробностей…

– Каких подробностей? – заинтересовался Станислав.

Лев Иванович рассказал ему обо всех приключениях Теплицкой на Ваганьковском кладбище, расписав их так подробно и комично, что Крячко потом еще несколько месяцев вспоминал этот рассказ и, посмеиваясь, приговаривал:

– Огонь женщина! Ей бы с ее неутомимой энергией не вокал преподавать молоденьким девицам, а в оперативники идти, жулье разное ловить. Она многим нашим операм еще нос утрет, покажет, как по-стахановски нужно работать. Да, упертая дамочка.

– Ладно, все это только присказка, – после того как Крячко отсмеялся, сказал Гуров. – Ты мне лучше расскажи, как обстоят дела с поисками художника. Или кто он у нас там – тату-мастер?

– Два в одном, я так думаю, – ответил Станислав и принял от Гурова кружку с горячим кофе. – Задействовал сегодня всех, кого только мог, и выяснил вот что. Над рисунками для татуировок с использованием компьютерной графики у нас в Москве работают только в нескольких мастерских. Они придумывают рисунки в 3D-формате и в разных стилях. Например, трэш-полька, блэкворк, дотворк, трейбл… – стал сыпать терминами Крячко.

– И много их?

– Кого?

– Стилей этих современных? Мы с тобой со времен академии один только и знаем – зоновский стиль с зоновским же смыслом.

– Я сегодня успел познакомиться со столькими новыми стилями и тоже со смыслом, – усмехнулся Крячко, – что теперь на эту тему могу прочесть целую лекцию. Хотя все сведения можно легко найти и в интернете. Так что если будет интересно, то поищи на досуге.

– Посмотрю… на досуге… Если Орлов, как и обещал, нам хотя бы дней пять отдыха даст, – ответил Гуров, и в его голосе слышалось сомнение насчет того, что они смогут в ближайшее время отгулять свои накопившиеся за полгода отгулы.

– Так вот, рассказываю дальше, – продолжил Станислав. – Клиент по каталогу из компьютера выбирает, какой стиль ему больше нравится, и… Постой, я ведь тебе совсем забыл сказать. Когда я консультировался с одним из мастеров по татуировкам, он спросил, какая именно татушка меня интересует. Я сначала не понял, и тогда он мне объяснил, что в последнее время модно набивать именно объемные, а не двухмерные татуировки. Пришлось просить Викентия уточнять у дам, в каком именно формате у их жениха были тату. Оказалось, что большинство картинок были именно объемными.

– Ага, и поэтому ты и решил проверить все мастерские, в которых такие татуировки разрабатывались на компьютере, – догадался Гуров.

– Ну да, так я и подумал. И оказался прав. В каждой мастерской, которая специализируется на 3D-изображениях, есть свой каталог таких рисунков. Я прихватил с собой одну из жертв развода, москвичку, как ты сам понял, и покатался с ней по этим салонам. Там нам показали каталоги…

– А что, разве в интернете у этих салонов нет своих сайтов, на которых можно все заранее посмотреть? – удивился Гуров. – Теперь ведь всякая замануха, то есть реклама, именно через сайты или социальные сети проходит.

– Сайты есть, – кивнул Крячко и сел за свой рабочий стол с таким видом, словно прямо сейчас хотел включить компьютер и показать Гурову, какие есть сайты тату-салонов в Москве. – И каталоги в них тоже есть. Вот только туда выкладываются не все фишки. Конкуренция – надо понимать! Если весь товар лицом показать, то его как пить дать своруют. Вернее, хорошую идею своруют и конкуренцию и без того жесткую еще больше раздуют, да и клиентов переманят. Так что, – Станислав залпом допил кофе, – у каждого такого салона есть особые фишечки. И оригинальные разработки 3D-рисунков – один из таких корпоративных секретов.

– Принцип ясен. Давай дальше. – Гуров заинтересованно подошел к столу Станислава и машинально присел на его краешек.

– Ты с моего стола-то встань, – тут же отреагировал Крячко. – Ты мне на свой стол садиться не позволяешь, вот будь добр и на мой не присаживайся, – со смехом сказал он.

Лев Иванович чертыхнулся, но со стола встал и, подвинув к себе стул, сел напротив Крячко.

– Вот мы с милой дамой покатались, покатались и нашли ту самую татуировку, которая была наклеена на тело ее жениха, будь он неладен. Татуировки, как ты уже понял, в открытом доступе на сайте нет. А отсюда следует, что кто-то ее дал Анохину, скачав с внутреннего каталога мастерской, или нарисовал ему точно такую же для личного, так сказать, пользования.

– И что это за конторка? – поинтересовался Лев Иванович.

– Не сказал бы, что это небольшая конторка, – ответил Крячко. – Мастерская довольно-таки популярна и пользуется спросом у любителей тату. К ним даже из других городов приезжают. Мастера там уже по многу лет работают – заработки высокие, коллектив дружный. А называется она «ТаТуКод».

– Не слышал о такой, – пожал плечами Лев Иванович.

– Я тоже. Но мало ли в Москве есть разных мест, о которых мы с тобой еще ничего не знаем, – заметил Станислав.

– Немало, – согласился Лев Иванович. – И что ты об этом «ТаТуКоде» еще узнал?

– Много чего. Именно там мне и рассказали обо всех этих стилях и какие из этих стилей сейчас популярны у молодых парней, а какие – у мужчин среднего возраста. Рассказали и о том, что к ним также приходят и с просьбой сделать временную татуировку. Я им фотографию Анохина показал, но никто из мастеров его не признал как постоянного клиента салона.

– Ну, это и неудивительно, – хмыкнул Гуров. – Если среди мастеров есть его дружок, то ему и ходить в салон не нужно. Подельник ему и за так все изображения на его компьютер скинул, а заодно и объяснил, как рисунки самому дома на тело наклеивать и удалять, когда надо. А что по фотографии Анохина никто его не признал – тоже понятно. Кто же сознается просто так, что он пособничает аферисту? Если начнут задавать вопросы, то придется невольно признаться, что и портреты невест он тоже рисовал, и документики заодно подделывал. А с документиками – так это и вовсе уголовная статья.

– Это так, – согласился с доводами напарника Станислав и добавил: – Поэтому я, поговорив с хозяином мастерской и выяснив у него о характере каждого работающего на него мастера, выписал себе все их данные. Надо будет искать связь каждого из них с Анохиным. Как только найдем того, кто с ним знаком, того и возьмем в оборот.

Оперативники помолчали. Лев Иванович хмуро и сосредоточенно, а Крячко, наоборот, расслабившись и прикрыв глаза.

– А этот рисунок, который женщина признала, его кто выполнял? У них ведь у каждого мастера, наверное, есть своя манера и свой стиль в рисунках. Это значит, что и свой каталог отдельный имеется. Должен быть, во всяком случае.

– С этим рисунком, знаешь ли, загвоздочка вышла, – немного помолчав, ответил Станислав. – Этот рисунок так давно болтается у них в общем каталоге, что никто так и не вспомнил, кто его нарисовал. Нет, тот, кто нарисовал, может, и помнил, но он не признался. Вот ведь какое дело. Поэтому я всех мастеров и выписал себе для проверки. А так-то я, конечно, узнавал и даже все каталоги мастеров, какие есть, просмотрел. Только я же не специалист в этом деле, поэтому определить ничего не могу. Кстати, я и фотографии с рисунков разных мастеров нащелкал. Думаю отдать их нашим ребятам. Пусть посмотрят. Может, определят, какие рисунки с портретиками невест по манере написания схожи. Глядишь, и нашего художника среди мастеров «ТаТуКода» отыщем.

– Это правильно, – одобрил Гуров и неожиданно попросил: – Слушай, Станислав, отвези-ка меня домой. Меня просто вырубает – спать хочу, хоть тут, в кабинете, ложись и ночуй. За руль даже и садиться не рискну.

– Пойдем. – Крячко встал и, похлопав Гурова по спине, направился к выходу. – Но завтра с тебя полный отчет о поездке в Нижний буду требовать.

– А ты мне кто такой, чтобы требовать отчетов? – беззлобно проворчал Гуров и, передвигая отяжелевшие после долгого и наряженного дня ноги, поплелся за другом. – Мне и Петра хватает для отчетов.

На следующее утро проснулся Лев Иванович рано и в удивительно хорошем расположении духа. Встал легко, как будто и не было вчера долгой дороги из Нижнего Новгорода, словно он спал не шесть часов, а целых двенадцать. Мария еще сладко посапывала, а он, даже не взглянув на часы, босиком прошлепал на кухню и, широко открыв окно, запустил в дом утренний и пока еще прохладный воздух, поставил на газ воду в джезве. У Гуровых была кофемашина, но Лев Иванович предпочитал пить кофе, сваренный в турке. Он справедливо считал такой напиток, приготовленный на открытом огне, более полезным, чем кофе, сваренный сомнительным автоматом. Да и сам процесс перемалывания зерен и варки доставлял ему удовольствие, которое не получишь, заправляя порционные капсулы в машину.

– Ты чего тут шуршишь, как мышь? Времени только пять часов, а ты уже соскочил, как подорванный. Не спится тебе. Суббота ведь, – на пороге возникла Мария.

– Это у тебя суббота, а у меня рабочий день. – Гуров с улыбкой повернулся к жене. – Я тебя разбудил? Извини.

– Ничего ты меня не разбудил, – зевнула супруга. – Я сама проснулась. Почувствовала, что тебя рядом нет, и проснулась. Голодный? Давай я тебе тосты сделаю или бекон с яйцом пожарю. Могу салатик сварганить, вчера свежих черри купила и фета в холодильнике есть, – предложила она и села на стул, сонно потирая глаза кулачками.

– Да ты еще не проснулась, – рассмеялся Лев Иванович. – Встать – встала, а проснуться забыла. Иди досыпай.

– Нет, уже не хочу ложиться. У меня репетиция в десять, а я еще ничего не повторяла. – Мария вдохнула аромат кофе, распространявшийся на всю кухню. – Мне там капельки хватит? – спросила она.

– Хватит, – не оборачиваясь и боясь пропустить процесс закипания, ответил Лев Иванович. – Раз уж ты встала, то давай вместе завтрак и приготовим. Вот только по чашечке кофе выпьем и приготовим – хоть салат, хоть тосты, хоть яичницу. Что ты сама хочешь?

– Все, – улыбаясь, заявила Мария. – Я вчера без тебя и не ужинала. Думала, вместе поедим, а ты приехал и сразу спать отправился. Ну и я не стала разогревать себе ничего. Тоже легла пораньше.

– Вот и отлично, – ответил Лев Иванович, разливая густой черный кофе по маленьким чашкам. – А пока наслаждайся кофе а-ля Гуров.

Он сел напротив и, подперев щеку рукой, стал смотреть на Марию с такой нежностью, что она смутилась и поинтересовалась:

– Ты чего так смотришь? Пей кофе, а то остынет.

– Давно не видел, соскучился, – признался Гуров. – Вот насмотрюсь на тебя вдосталь, потом и за кофе примусь.

– А ты так, вприглядку, кофе пей, – рассмеялась жена, напомнив Гурову его рассказ о том, как его старый дед пил чай с сахаром «вприглядку».

Врачи деду Льва Ивановича сладкое из-за диабета запретили, так он когда чай пил, то на сахар только посматривал и, посмеиваясь, утверждал, что он врачей обхитрил и все равно чай с сахаром пьет. Мол, ему и так сладко – вприглядку.

Приятное утро у Гурова потекло размеренно медленно, как неспешная река, но и оно в конце концов закончилось. Река дотекла до моря и влилась в каждодневные рабочие будни. И не важно, что эти рабочие будни нередко приходились у Гурова на выходные дни, когда все нормальные люди выезжают за город на шашлыки или рыбалку или строят планы посетить музеи, театры, выставки. Лев Иванович давно уже привык к таким ненормированным рабочим дням и понимал, что если бы все у него было по-другому, как у обычных людей, и он бы работал только по пять дней в неделю, то у преступников было бы куда как больше времени на их незаконные дела. У них-то, у разного рода воров, аферистов и убийц, небось выходных вообще не бывает.

В девять часов Лев Иванович уже выходил из подъезда и, щурясь на яркое солнце, весь пребывал во власти незаконченного расследования: обдумывал, с чего начать поиски Анохина. Крячко ждал его на парковке возле дома. Свою машину Гуров так и оставил возле Главного управления, воспользовавшись дружеской услугой Станислава. Еще вчера они, пока ехали к дому Льва Ивановича, договорились, что Гуров займется поисками друзей и приятелей Анохина, которые могли бы знать, где его найти. А Крячко тем временем попробует отыскать салоны проката автомобилей, услугами которых пользовался Анохин по поддельным правам.

Вчера Викентию, который занимался в основном нудной статистической информацией, удалось составить список вымышленных фамилий и имен, которыми пользовался Анохин, знакомясь с женщинами. Многие из обманутых невест отмечали, что номера на машинах их жениха (а все авто были разных марок) московскими или подмосковными. Плохой новостью для сыщиков было то, что практически ни одна из дам не могла точно вспомнить ни одного номерного знака с машины Жениха. И теперь Крячко нужно было обойти, а вернее, объехать все салоны, чтобы выяснить, в каких именно аферист, используя фальшивые документы, брал напрокат авто. На самого же Анохина, по понятным сыщикам причинам, не было зарегистрировано ни одного автомобиля.

Викентию сыщики намеревались поручить отнести эксперту все образцы добытых Крячко рисунков для татуировок, чтобы специалист, сличив их с портретами невест, определил по стилю и манере, кто из мастеров «ТаТуКода» мог бы претендовать на роль подельника афериста. Намерения-то относительно Соловьева у Гурова и Крячко были, вот только сам Викентий как-то внезапно, еще со вчерашнего вечера, что называется, пропал с радаров и не отвечал на настойчивые звонки Станислава и сам ему не перезванивал. Хотя сигналы на его телефон и проходили, что говорило о том, что связь работает исправно, но на сами звонки никто не откликался, что несколько настораживало Крячко.

– И куда он мог подеваться? – удивлялся Станислав. – Эх, надо было нам взять номер у Теплицкой, – сетовал он. – Хотя бы ей позвонить могли.

– Не переживай ты так, – успокаивал его Лев Иванович. – Викентий наш не маленький мальчик. Если бы случилось что-то серьезное, то он сразу бы нам позвонил. Тем более что он не один вчера ушел информацию о подозрительном типе собирать. Забыл? С ним была лучший сыщик Москвы – Диана Андреевна Теплицкая, – тихо рассмеялся Гуров. – Если бы с Соловьевым что-то серьезное приключилось, то, поверь мне, она бы всю столицу на уши сейчас поставила.

– Вот поэтому-то я и опасаюсь за жизнь и здоровье будущей звезды криминальной журналистики, – сделал шутливо-испуганные глаза Крячко.

Но оказалось, что Крячко и вправду напрасно переживал за Викентия. Когда они с Гуровым пришли в кабинет, журналист уже ждал их, хотя вид у Викентия, надо сказать, был далеко не таким брутальным и безупречным, каким был обычно. Соловьев всегда весьма тщательно следил и за своей довольно дорогой одеждой, и за обувью, и за лицом. Он всегда ходил выбритым и причесанным, не допуская в своем облике самой незначительной неаккуратности. Футболки или рубашки менял каждый день, надевая все свежее, выглаженное и чистое. Теперь же на нем была все еще вчерашняя, а потому мятая футболка, а всегда тщательно уложенные волосы торчали в разные стороны, на щеках пробивалась мелкая темная щетина. Несмотря на все метаморфозы во внешности, которых журналист в другое время ни в коем случае бы не допустил или они расстроили бы его, он сидел с таким видом, словно не было на всей земле человека счастливей его.

– Ага, вот и наш блудный сын появился, – с улыбкой глядя на Викентия, прокомментировал Лев Иванович. – Кайся, почему трубку не брал. Станислав Васильевич всю ночь не спал, о тебе, горемычном, думал. Веришь, нет – считал, что тебя и в живых-то на этом свете мы больше не увидим. Меня обвинял, что послал я тебя вчера на верную погибель.

Викентий, широко улыбаясь, пригладил торчащие во все стороны вихры и сказал с интонацией святого праведника:

– Каюсь, Станислав Васильевич, и извиняюсь за то, что на звонки не отвечал. Телефон у меня на беззвучном режиме был. Но это так надо было, – добавил он загадочным голосом.

– Ладно, – усмехнулся Лев Иванович, – нас твоя личная жизнь мало интересует. Ты нам лучше расскажи, что ты узнал о загадочном незнакомце, пристававшем к Теплицкой. Что это за личность?

– Нормальный мужик оказался. Я, как на место приехали, номер машины сразу же выписал, а потом позвонил в ГАИ, – с энтузиазмом принялся рассказывать Соловьев. – Представился медиком со «скорой помощи» и попросил узнать, кому принадлежит «Бенц». Он, мол, загораживает проезд и мы не можем попасть к больному. Ну они и сказали. А дальше – дело техники. Поговорил с соседями и узнал, что Георгий Константинович Сомов работает в крупной строительной фирме экономистом. Этой зимой он и вправду похоронил жену.

– Ну, то, что Сомов похоронил жену и работает экономистом, еще не говорит о том, что он не может быть жуликом, – усмехнувшись, перебил его Крячко. – Если он недавно жену похоронил и на кладбище к ней ездил, так чего он тогда Диану Андреевну клеить вдруг начал ни с того ни с сего?

– А вот об этом он нам с Дианой сам рассказал, когда мы с ним пошли поужинать в ближайший ресторан, – выпалил Викентий и рассмеялся.

Гуров и Крячко переглянулись, и Станислав насмешливо сказал:

– Ага, ясно. Это называется внедрение.

– Чего? – не понял Викентий.

– Внедрение, говорю. Это один из способов узнать важную информацию. Например, когда оперативнику нужно раздобыть какие-то важные сведения, но он не хочет, чтобы подозреваемый или свидетель потом говорили, что выболтали инфу под физическим или психологическим давлением на них, – стал объяснять Крячко. – Оперативник знакомится с подозреваемым или со свидетелем словно бы случайно, входит к нему в доверие и…

– А, теперь понял, – перебил его Викентий. – Нет, мы с ним не специально познакомились. Просто так случайно получилось, что когда мы от соседки его выходили, то он тоже вышел на площадку. Ну и увидел Диану. Удивился очень, давай ей вопросы задавать, спрашивал у нее, кто я такой… В общем, слово за слово, и мы втроем поехали ужинать. Там он нам и рассказал, что жена ему с его другом изменяла, а он до последнего не знал. Узнал только тогда, когда их обоих в гараже друга нашли в машине, задохнувшихся от угарного газа. Они оба раздетые были. В общем, понятно, что не из-за жары разделись. В январе это было. А за Диану он зацепился, потому что она очень уж на его жену покойную похожа оказалась. Вот он и решил с ней поближе познакомиться.

– Чего только в жизни не бывает, – удивленно покачал головой Лев Иванович и, хлопнув в ладоши, закруглил разговор: – Поболтали, и хватит. Работать пора. Станислав, ты распечатал фотографии рисунков с каталога?

– На компьютер скинул, но не успел распечатать, – отозвался Крячко и включил принтер. – Викентий, иди сюда, я объясню тебе задачу на сегодняшнее утро, – позвал он журналиста.

Неожиданно зазвонил телефон внутренней связи.

– Кому еще что понадобилось? – проворчал Гуров и снял трубку. – Что? – вместо приветствия поинтересовался он. Выслушав Верочку, а это звонила именно она, со вздохом сказал: – Хорошо, сейчас зайду.

– Кто это? – оторвал взгляд от выползающих из принтера бумаг Станислав.

– Орлов соскучился, – коротко бросил Лев Иванович и вышел.

– Полковник Гуров по вашему приказанию… – начал было докладывать Лев Иванович, но Орлов прервал его взмахом руки.

Не поднимая головы от изучаемых им документов, после некоторого молчания Петр Николаевич сказал:

– Что стоишь как истукан? Садись.

– Некогда мне ни стоять, ни сидеть, – недовольно буркнул Лев Иванович. – Спрашивай, что хотел, да пойду я. Работы и без кабинетных докладов хватает.

Орлов посмотрел на Гурова сначала поверх очков, затем снял их и снова внимательно посмотрел на сыщика. Хмыкнул, пробормотал что-то себе под нос, что именно – Лев Иванович не разобрал, а потом сказал:

– Я слышал, что у вас в деле конкретный подозреваемый появился. И что, мол, ищут его уже два года и поймать не могут. Так?

– Так, – коротко и все еще недовольным тоном ответил Гуров.

И снова в кабинете начальника повисло тягостное молчание. Орлов понимал настроение друга и подчиненного. Гуров с Крячко пашут на износ, без выходных, практически три месяца и устали как морально, так и физически. Опера – тоже люди и тоже устают и выгорают на работе, это Орлов понимал не понаслышке. Сам когда-то был таким же простым оперативником, работающим на «земле» со всеми вытекающими из этой работы недосыпами и переработками, с раздражением на себя, преступников и, естественно, на начальство.

Гуров же, в свою очередь, тоже понимал, что Орлов не из хитрости какой-то или из ехидства не отпускает их с напарником в отгулы, а из-за нехватки кадров. По графику летние отпуска каждому из оперативников выпадают только один раз в три-четыре года. График составляется так, чтобы все в управлении могли хотя бы раз за несколько лет отдохнуть летом. Свободных рук и в обычные сезоны никогда не хватает, а уж летом и подавно, потому что особо хитрые умудряются брать летом больничные, только бы переждать самую жаркую пору дома или отдохнуть на даче. Все лучше, чем бегать по раскаленному городу в поисках подозреваемых или сидеть за отчетами в тесных кабинетах, даже если эти кабинеты с кондиционером и со всеми другими техническими удобствами. Дома летом все равно лучше.

– Ну, тогда давай коротко расскажи мне, что это за тип, которого никто поймать не может…

– Тоже мне Неуловимый Джо, – саркастически хмыкнул Лев Иванович. – Никто его толком не ищет, вот и не поймали до сих пор. Подумаешь, парочку женщин развел на бабки… Никто до нас и не думал связать с Женихом те сорок с лишним дел, которые были открыты в разных городах по факту мошенничества. И все только потому, что никто не догадался поискать эту связь. А она, по моему мнению, просто в глаза бросалась, эта связь.

– Ты имеешь в виду портреты невест? – искоса глянул на него Орлов и по старой своей привычке встал и, заложив руки за спину, стал ходить по кабинету.

Гуров знал, что Петр всегда так делал, когда волновался или о чем-то раздумывал.

– И портреты, и татуировки липовые, и переодевания театрализованные…

– Ну, с переодеваниями ты загнул, – перебил Гурова начальник. – Каждый второй брачный аферист меняет внешность и придумывает новую легенду, как только меняет жертву развода. Это совсем неопытные дилетанты, неспособные сложить два и два, позволяют жертвам узреть и узнать себя во всей своей натуральности. Но такие лохи долго на свободе и не гуляют. Да и временные татуировки – трюк не такой уж редкий. Другое дело – портретики дарить на прощание. Этакий пижонский жест. Так ведь не каждая мадам признается, что ей прислали такой подарок. Это издевательство, а не подарок, – покачал Орлов головой.

– Не каждая, – согласился Гуров. – Но для того оперативная работа и существует, чтобы подробности узнавать и другие подобные преступления выявлять. Просто разучились сегодня работать молодые опера. Нет в них острого желания выявлять жуликов. Подумаешь, обманул какую-то женщину на деньги! Это же не убийца какой. А женщина, мол, сама виновата, нечего было рот открывать и деньги кому попало раздавать, – зло проговорил Лев Иванович. – А то, что у этих женщин своих бед и без того хватает, а жизнь еще больше ломается из-за таких вот сволочей, как брачный аферист, – никого не интересует.

– Согласен с тобой, Лева. – Орлов остановился и с искренней теплотой посмотрел на друга. – А поэтому сейчас наша с тобой задача – поймать этого прохвоста как можно быстрее, чтобы он больше никого обидеть не смог. И прищучить его так, чтобы засадить за решетку не на два и не на четыре года, а лет на десять – по максимуму. Расскажи-ка мне об этом… как его фамилия? Анохин, кажется?

– Тебе уже и фамилию сорока на хвосте принесла, – все еще злясь (не на Орлова, а на тех, кто плохо выполняет свою работу оперативника), ответил Лев Иванович. Он совсем забыл, что вчера сам же и рассказывал Орлову о двух подозреваемых и наряду с Ореховым называл и фамилию Анохина. – Чего о нем рассказывать-то? Родился в Москве и прописан до сих пор в столице, но в квартире своей давно не живет. Да и появляется ли в ней или нет – неизвестно. До сих пор городская система распознавания на него не отреагировала. Так что можно предположить, что или он умеет хорошо скрываться и обходит все места с такими камерами, или вовсе в Москву не приезжает, а околачивается где-нибудь поблизости. Но чувствую, что имеется у него с кем-то в столице связь. Есть в Москве у него или подельник, или кто-то еще, кто невольно ему помогает.

Гуров помолчал, потом добавил:

– Сегодня попробую поискать такого человека. Или хотя бы узнаю, с кем Анохин дружбу водил до криминальной деятельности.

– Самые крепкие связи обычно завязываются с детства или с юности, – высказал мнение Петр Николаевич. – Жулики – они хоть и считаются общительными и легко заводят новые знакомства, но ведь это им нужно только для работы. Знакомятся они с кем-нибудь только ради выгоды, чтобы обмануть кого или воспользоваться знакомством в корыстных целях. На самом деле они самый что ни на есть скрытный народ.

– Это точно, – согласился с генералом Лев Иванович.

Слушая Петра Николаевича, Гуров мало-помалу оттаивал. Орлова не зря назначили начальником Главного управления МВД России. На своем месте он устраивал всех – и начальство, и подчиненных. Петр Николаевич обладал талантом не только опытного сыщика, но и переговорщика – отлично умел договариваться, доказывать, убеждать и уговаривать – смотря что от него требовалось в той или иной ситуации.

– Ладно, не буду спрашивать, как ты собираешься ловить этого неуловимого Жениха. Зная твой упертый характер, уверен, что рано или поздно отыщешь. – Орлов снова сел за стол и надел на нос очки, что говорило о том, что разговор закончен. – Я ведь для чего тебя вызывал? Хотел узнать – может, тебе кого-то в помощь нужно дать, а ты в бочку сразу же полез и меня с мысли сбил своим гонором неуместным.

– Пока мне никого не надо, – улыбнулся Лев Иванович. – У меня и так помощников хватает. Даже лишние образовались, – ухмыльнулся он.

– Ага, – кивнул Орлов. – Наслышан я про вашу даму с собачкой. Мне дежурный еще вчера о ней все уши прожужжал. Ладно, смотри сам. Но если нужно, то я Баринова вам в помощь дам.

– Нет, пока и так справляемся, – ответил Лев Иванович и широким, спешным шагом вышел из кабинета начальника, прошел через приемную и, даже не взглянув на поздоровавшуюся с ним Верочку, направился дальше.

– Что это он такой злой сегодня? – Верочка посмотрела на вышедшего следом за Гуровым Петра Николаевича.

– А кто его знает. Наверное, несварение желудка приключилось, вот и не в настроении, – ответил тот и, пожав плечами, снова удалился в кабинет.

– Как вы меня нашли?

Юрий Витальевич Синичев только что вышел из операционной и все еще был в специальной форме, маске и перчатках, как и полагалось быть хирургу сразу после операции. Когда Гуров представился и сказал о цели визита, Синичев кивнул ему и посмотрел так строго, как может смотреть только врач на непонятливого больного или учитель на нерадивого ученика. Хотя мужчина и был младше Льва Ивановича, но полковнику от его взгляда стало вдруг неловко, хотя он и сам не знал отчего. Понял он этот странный и строгий взгляд только тогда, когда старшая медсестра – черноволосая и горбоносая пожилая женщина, – выйдя из операционной следом за Синичевым, стала выговаривать Гурову:

– Вы чего сюда ввалились, как слон в ресторан? Тут посторонним находиться вообще не разрешено. Тем более без халата и бахил. Кто вас вообще сюда пустил? Таня! – позвала она. – Выведи отсюда мужчину. Безобразие какое-то творится – не хирургический блок, а, прости господи, бордель какой-то.

– Лилиана Матвеевна, это ко мне из уголовного розыска, полковник, – сказал тихо, словно опасаясь возражать строгой помощнице, Синичев.

– И что, если он из уголовного розыска? – Лилиана Матвеевна уперлась руками в бока и с вызовом посмотрела на Гурова. – Пускай уголовный розыск у себя в Управлении командует и ходит там, как ему пожелается. А тут моя вотчина, и я хочу, чтобы соблюдались правила, которые установила даже не я, а Минздрав. Не положено входить в хирургический блок с улицы без надлежащей одежды, будь ты хоть сам министр МВД. Выйдите, – безапелляционно указала она Льву Ивановичу пальцем на выход.

– Не ругайтесь, пожалуйста, я уже выхожу, – улыбнулся ей Гуров. – Я буду ждать вас за дверью, Юрий Витальевич.

– Да-да, через пять минут я выйду, – отозвался Синичев и пошел мыть руки.

– Так как вы меня нашли? – Хирург подал Гурову мягкую, почти женственную, с длинными пальцами и узкой ладонью руку.

Они стояли на крыльце больницы, куда Синичев вывел Льва Ивановича, заявив, что у него не так уж и много времени на разговоры. Мол, перекур двадцать минут, и снова нужно идти работать.

– Через вашего одноклассника Андрея Верейкина, – ответил Гуров. – Его, в свою очередь, нашли через «Одноклассников». Андрей посоветовал нам поговорить об Александре Анохине именно с вами. Сказал, что вы дружили в школе, а потом даже вместе поступали в медицинский.

– Было дело, – с серьезным видом кивнул Синичев. – Только я Сашку уже лет десять как не видел. И даже не знаю, где он. Он в институте ведь только три года отучился. А потом бросил. Не мое это дело, говорит, людей резать, я крови боюсь. Хотя вовсе он крови не боялся. Это так, больше понты у него были – причина, чтобы не учиться дальше. Он у нас ходок был.

– Имеете в виду, что женский пол любил?

– Ха, любил. Скорее они его любили, – усмехнулся Синичев и спросил, доставая из кармана пачку «Мальборо»: – Курите? – Получив отрицательный ответ, он сказал: – Правильно делаете. А я вот курю. С четырнадцати лет. Знаю, что вредно, а бросить не могу. Наверное, из-за профессии.

– Так врачи вроде…

Гуров хотел сказать, что врачам, наоборот, не положено курить и дурной пример пациентам показывать, но Синичев его прервал, поняв с полуслова, что Лев Иванович имел в виду:

– Э нет, не скажите. – Юрий Витальевич глубоко и с удовольствием затянулся. – Среди врачей и медсестер и даже среди сиделок и санитарок очень даже мало некурящих… – Он чуть подумал и добавил: – И непьющих тоже мало. А все почему? А потому, что во врачи и вообще в медики кто обычно идет? Идут люди сострадательные к чужому горю, к чужим болезням и бедам. А смотреть на эти мучения человеческие и быть ответственными за здоровье, а то и жизнь людей очень даже нелегко. Курево же и алкоголь помогают справляться со стрессом. Вот и получается, что те, кто дает другим советы о вреде курения и пьянства, сами этих советов не соблюдают.

– Вам виднее, – не стал спорить с говорливым хирургом Лев Иванович.

– За Анохиным еще в школе девчонки табунами ходили, – стал рассказывать Синичев. – И никто из нас, из пацанов, никак не мог понять почему. Сашка красавцем не был. Симпатичный – да. Но мало ли мальчишек смазливых у нас в классе было! А вот поди ты – именно его почему-то все девочки замечали больше остальных. Харизма у него такая, что ли? Из-за него у нас в классе одна девчонка под машину бросилась. Хотела с собой покончить после того, как Сашка ее… В общем, поматросил и бросил, как принято говорить.

– Девушка жива осталась?

– Жива, но позвоночник сломала и теперь в коляске передвигается. Красивая была девочка, а вот как получилось. – Синичев поморщился. – И в мединституте та же история была: сегодня у Сашки одна подружка, завтра – другая. Даже дрались из-за него. Сашку даже отчислить за эти все безобразия и распутство хотели, но он, как студент-медик, был очень уж перспективным. Учился легко, и вообще у него все всегда отлично получалось. Практику на «отлично» сдавал. Думали, из него второй Бурденко или Рогозов получится, а он взял и бросил все, когда никто от него этого не ожидал. Может, на него так смерть отца повлияла, кто знает. Анохин не любил ни с кем откровенничать о своих переживаниях. Даже с лучшими друзьями скрытничал. Делал вид, что у него всегда все в шоколаде.

– А с кем, кроме вас, Анохин был дружен? Может, кто-то из ваших бывших однокурсников знает, где его сейчас можно найти?

– Не, Саня ни с кем, кроме меня, близко не сходился в университете. Отношения у него со всеми хорошие были, особенно с девчонками, – хохотнул Синичев. – Но из близких друзей у него были только я и Шурик Белокуров.

Фамилия Белокуров показалась Льву Ивановичу отдаленно знакомой, но он решил, что эта фамилия, в общем-то, распространенная и мало ли где он мог ее слышать. Поэтому он просто поинтересовался у Юрия Витальевича:

– Кто такой Шурик Белокуров?

Синичев в последний раз крепко затянулся, смял и выкинул сигарету в металлическую мусорную корзину, сплюнул и ответил с хорошей и доброй улыбкой:

– Шурик – это Шурик. Одноклассник это наш с Анохиным. В классе у нас два Александра было – Анохин и Белокуров. Один длинный и худой, а второй – невысокий и толстый. Сначала их все звали Шест и Прыщ, но в старших классах, когда Анохина стали называть Сашкой, Белокурова переименовали в Шурика. Тех, кто по старой привычке пытался его Прыщом назвать, Анохин беспощадно колошматил. Он Шурика под свое покровительство взял. Белокуров был парень простецкий, детдомовский, добрый и жутко талантливый. Рисовал как бог.

– Вы сказали «был», – прервал Синичева Лев Иванович.

– Ну, это я просто так выразился, имел в виду, что в школе он такой был. Да он и сейчас такой же. Вот, смотрите…

Синичев закатал рукав форменной медицинской куртки повыше, оголил предплечье и показал Гурову татуировку. Черная кошка выходила из каких-то развалин. Во всяком случае, Льву Ивановичу представилось, что это были развалины или какой-то разлом в кирпичной стене. Картинка была такой объемной и настолько натуральной, что казалось, будто кошка сейчас спрыгнет с руки Синичева на асфальт и, подняв хвост трубой, степенно двинется дальше по своим, одной только ей известным, кошачьим делам.

– Видали? Это Шурик мне наколол, причем бесплатно, по старой дружбе. Еще лет пять назад. Говорю – парень талантливый. В школе мечтал в Репинку поступить, да не получилось. Сначала в армию забрали, потом проблемы с жильем были. Чтобы концы с концами свести, пошел работать на стройку. В общем, пока то да се…

Синичев замолчал, посмотрел на часы, вздохнул и продолжил рассказывать:

– Я иногда к Шурику забегаю в тату-салон, где он работает. Или встречаемся с ним в пабе «Траппист» на Большом Черкасском. Закажем по кружечке пивка, за жизнь поговорим. Он-то мне про Сашку Анохина и рассказывал, что того семь лет назад за кражу сначала посадили, а потом, когда он уже вышел, опять через два года поймали на чем-то. Не помню за что.

– А этот Шурик не говорил вам, что Анохин сейчас в бегах?

– Говорил. Так и что? Я ведь сказал, что я Сашку уже лет десять не видел и все новости о нем только от Белокурова и узнаю. Да вы сами с ним, с Шуриком, поговорите. Он в «ТаТуКоде» мастером по тату работает. – Синичев снова посмотрел на часы и нетерпеливо затоптался на месте, давая понять, что им пора закругляться с разговорами.

Теперь и Гуров вспомнил, где встречалась ему эта фамилия – Белокуров. Он видел ее в списке, который передал ему Станислав после посещения тату-салона. Утром, когда Крячко сунул ему список в руки и торопливо ушел, Гуров только мельком пробежался по фамилиям, решив сначала поискать связи Анохина через сайт «Одноклассники». Теперь же, вспомнив, что фамилия Белокурова тоже там была, он решил как можно быстрее поговорить с тату-мастером. Вероятность того, что именно Александр Белокуров являлся подельником Анохина в его жульнических аферах, была высока, и нужно было срочно его задерживать для допроса. Визит Станислава в салон мог вспугнуть художника, и тот вполне мог и сам скрыться в неизвестном направлении, и Анохина предупредить об опасности ареста.

– Что ж, спасибо вам за помощь и хорошего дня.

Лев Иванович распрощался с Синичевым и, сбежав по ступенькам крыльца, набрал номер Крячко. Станислав ответил не сразу и, сославшись на занятость, спросил:

– Что-то срочное?

– Я, кажется, нашел нашего художника, – быстро проговорил Лев Иванович. – Это Александр Белокуров – одноклассник и закадычный друг Анохина. Он есть в твоем списке из «ТаТуКода».

– Надо задерживать… Черт. Ты сейчас туда поедешь? Я немного завяз с выяснениями в одном автопрокате…

– Один справлюсь. Надеюсь, что он на работе, а не ударился в бега после твоего вчерашнего визита. Не хотелось бы и его потом два года по всей стране искать. Я тебя просто предупредил. Если что, я его в Управление заберу. А ты, как освободишься, подъезжай.

– Понял, постараюсь как можно быстрее приехать.

Гуров напрасно переживал, что Белокуров ударится в бега. Шурик (так его звали не только школьные друзья, но и все коллеги на работе), ничуть не взволновался и даже не удивился, когда Лев Иванович предложил ему проехать с ним в Главное управление.

– Придется вам подождать, – с улыбкой сказал он. – Видите, у меня клиент. Вот закончу с набивкой рисунка, и поедем.

– Долго еще? – нетерпеливо спросил Гуров. – А нельзя другому мастеру вашего клиента передать?

– Нет, так не получится, – покачал головой Шурик. – У нас у всех и квалификация, и почерк разные. Вы ведь не будете просто так какое-то сложное уголовное расследование отдавать первому встречному оперативнику, не зная его квалификации и опыта? Нет, не будете. А в нашей работе все гораздо сложнее. Долго объяснять. Вы с часок погуляйте, а я потом вам позвоню, и мы поедем куда надо. Не бойтесь, я не сбегу.

Белокуров говорил со спокойной и даже чуть мечтательной улыбкой, при этом ни на секунду не отрываясь от своей кропотливой работы – нанесения специальной иглой объемного рисунка на спину клиента.

Пришлось Гурову выйти из душного салона на улицу. Он, конечно же, не собирался никуда уходить далеко от «ТаТуКода», хотя почему-то поверил словам Белокурова, что тот не собирается никуда убегать. Хотел – сбежал бы уже давно. Включив в машине кондиционер, Лев Иванович решил дожидаться звонка от Шурика в прохладе. На улице уже вовсю жарило солнце, а другой тени, кроме как в автомобиле, поблизости не наблюдалось. Лев Иванович набрал номер Викентия.

– Что там у тебя? Новости по татуировкам и портретам какие-то есть? – поинтересовался он у журналиста.

– Только что вернулся от Кирилла Дмитриевича. Это тот специалист, который меня консультировал. Просто я не успел никому из вас позвонить, – словно оправдываясь, ответил Викентий.

– Говори, не тяни, что тебе сказали?

– В общем, так. Только один из тату-рисунков по почерку похож на почерк художника, который рисовал портреты невест. Это изображение василиска, выползающего из куриного яйца, – торжественно объявил Викентий и после, помолчав, спросил нерешительно: – Это хорошие новости, да?

– Да, неплохие, – немного помолчав, обдумывая ответ Соловьева, ответил Лев Иванович. – У нас уже есть один подозреваемый. Если окажется, что этот рисунок был из его каталога, то с большой вероятностью он и есть наш художник. То есть подельник Анохина. Точно, что один только рисунок соответствует?

– Точно, тут ошибки быть не может. Мы прогнали несколько портретов через какую-то там программу в компьютере и сравнили их в этой же программе с каждым из рисунков. Эксперт сказал, что это практически то же самое, что и сличение почерков. Манера изображать те или иные линии, что-то там еще… В общем, отчет, который все подробно объясняет, Кирилл Дмитриевич сегодня к вечеру напишет. Но предварительно он сказал, что уверен на все девяносто девять процентов, что и портреты, и тату с василиском рисовал один и тот же человек.

– Слушай, Викентий… – Гуров вдруг вспомнил про загадочный рисунок, о котором ему рассказывал Станислав. – А то изображение, которое признала потерпевшая и которое не признал за свое творчество ни один из тату-мастеров из «ТаТуКода», – его тоже проверяли? Этот рисунок к портретам какое-то отношение имеет?

– Какое изображение? – не понял Викентий, и Лев Иванович понял, что его забыли предупредить о том, что один из рисунков в общем каталоге «ТаТуКода» был неизвестного происхождения.

– Тот, на котором изображен единорог. Объемное такое 3D-изображение единорога без крыльев, но с рогом, и хвост у него не как у лошади, а скорее как у мыши и с кисточкой на конце. Очень странный единорог. Конь не конь, не понять кто.

– А, этот… Да, я вспомнил, о каком рисунке вы говорите. Нет, он тоже не имеет отношения к портретам, – уверенно заявил журналист.

– Ладно, разберемся, – в целом довольный результатами экспертизы, буркнул Лев Иванович и добавил: – Если ты пока не очень занят, поищи мне информацию в социальных сетях на Белокурова Александра Александровича. Ему 35 лет, он москвич, работает тату-мастером в салоне «ТаТуКод». Мне нужно знать все, что о нем найдешь, – семейное положение, родственники… Хотя постой, мне сказали, что он из детского дома. Ну, тогда узнай, в каком он детдоме воспитывался. В общем, ищи и все, что найдешь, скидывай сразу мне на телефон. Понял?

– Да, сделаем, – с готовностью отозвался Викентий, а потом осторожно поинтересовался: – Это наш художник?

– Скорее да, чем нет. Но надо разбираться дальше, – уклончиво ответил Лев Иванович.

Гурову не хотелось радовать Викентия раньше времени. В его практике случалось всякое. Бывало и так, что очевидный, казалось бы, факт после тщательной проверки вдруг становился не очевидным фактом, а лишь очередным предположением.

– Мы с ним, с этим Белокуровым, через часок в Управление приедем. Если Станислав Васильевич раньше нас прибудет, пусть никуда не убегает и ждет, – наказал Лев Иванович журналисту.

– Хорошо, если увижу – передам, – пообещал Викентий.

На том разговор и закруглили. Лев Иванович откинулся на спинку сиденья и, прикрыв глаза, задумался. Найти художника, рисовавшего портреты по заказу Анохина, – это было только половиной дела. Нужно было еще доказать, что этот художник точно имеет связь с Анохиным, и не просто связь, а помогает ему в аферах. Ни сама по себе татуировка, ни портреты невест не могли стать основанием для ареста Белокурова. Он запросто мог сказать, что просто выполнял просьбу друга, а зачем и для каких целей ему портреты и смена татуировок понадобились, он, мол, не в курсе. А вот подделка документов… Это совсем другой уровень ответственности. И причастность Белокурова к поддельным документам нужно было еще доказать. А у Гурова для таких доказательств не было самого главного – ни одного фальшивого документа, которым пользовался Анохин.

«А еще этот единорог чертов, – думал Лев Иванович. – Если бы его нарисовал Белокуров, то было бы понятно, как он к Анохину попал… Хотя возможен вариант, что Белокуров единорога просто скинул вместе с другими рисунками для татуировок и передал другу и подельнику, – рассудил он. – Мы ведь не знаем точно, какими еще татуировками пользовался Анохин. У него их наверняка с пару десятков было. Чтобы уточнить, какие именно он использовал изображения, надо, чтобы с каждой потерпевшей поработал специалист-художник. Будем надеяться, что этот Шурик Белокуров нам сам все честно расскажет и про татуировки, и про портреты, и про документы».

От раздумий Льва Ивановича оторвали приходящие на его «Телеграм» сообщения от Викентия. Их было четыре. Первые три – небольшая информация о Белокурове, а последнее – эсэмэс от самого Викентия, в котором он написал: «Это все, что мне удалось найти. Никаких страниц в социальных сетях он не ведет. В «Одноклассники» не заходил уже больше двух лет. Своего сайта тоже нет».

Чтобы изучить остальные данные на Александра Белокурова, высланные Викентием, много времени Льву Ивановичу не понадобилось. Все сведения сводились к следующему: Шурик был официально холост, но уже три года проживал с некой Ниной Ивановной Лауш – молодой женщиной, младше его на девять лет. Викентий прислал Гурову также адрес, по которому был прописан Белокуров, и номер его сотового, которые, впрочем, Льву Ивановичу и так были уже известны.

– Лауш, Лауш, – задумчиво проговорил Лев Иванович и снова позвонил Викентию.

Тот ответил ему сразу.

– А теперь найди мне все, что сможешь, на эту самую Нину Лауш, – попросил Гуров. – Но не высылай, а складывай все в отдельную папочку на рабочем столе. Я потом посмотрю, когда буду посвободней.

– Все – это и фотографии тоже? – уточнил Соловьев.

– И фотографии, и ссылки на ее социальные сети, и вообще все… Сколько там ей получается лет, если она на девять лет младше Белокурова? Двадцать шесть?

– Точно, – подтвердил Викентий. – Я сейчас вам скину ее фотографию. Вернее, фото Белокурова вместе с ней. Он хвастанул своей подружкой в «Одноклассниках» пару лет назад и после этого больше не заходил.

– А что, было чем хвастать? – усмехнулся Лев Иванович, вспомнив ничем не примечательную внешность невысокого и блондинистого Шурика.

– Не то слово! – В голосе Викентия слышались неподдельные зависть и восхищение. – Девочка – огонь! Впрочем, описывать не буду, сами все увидите.

И Гуров увидел. И должен был признаться самому себе, что таких фигуристых девушек ему приходилось видеть нечасто. Разве что в глубокой юности в глянцевом журнале «Плейбой», который принес как-то в класс один из его одноклассников. Они всем мужским составом класса тогда на полном серьезе обсуждали натуральность всех этих прелестей и пришли к всеобщему мнению, что таких больших грудей и поп в природе существовать не может, а потому все эти изображения обычный фотошоп.

– Хм, – скептически хмыкнул Лев Иванович и в этот раз, не поверив глазам своим и списав все прелести Нины Лауш на силикон и прочие хирургические штучки.

– Впечатляет? – Соловьев, похоже, специально перезвонил Гурову, чтобы узнать его мнение.

– Нет, – ответил Лев Иванович. – Моя жена красивее. У нее все натуральное, – заявил он.

– Думаете, что все ненастоящее? – несколько разочарованно поинтересовался Викентий. – В двадцать три года-то – откуда деньги на пластику и прочее?

– Вот и узнай откуда, – посоветовал журналисту Лев Иванович. – Может, у нее родители миллионеры. Сведения, Викентий, мне нужны сведения.

– Понял, я же говорю, сделаем. Сейчас прямо и начну собирать, – затараторил Соловьев и добавил: – А вот и Станислав Васильевич приехал. Я скажу ему…

Из тату-салона вышел Белокуров и стал, прищурившись, оглядываться в поисках Гурова, надо полагать. В руках он держал мобильный телефон.

– Передай ему, что скоро приедем, – быстро прервал разговор Лев Иванович, вышел из машины и, махнув рукой, привлекая к себе внимание Шурика, позвал: – Александр Александрович, идите сюда!

– Проходите, садитесь. – Гуров посторонился, пропуская Белокурова в кабинет.

Тот вошел и, смущенно улыбаясь, встал на пороге. По-видимому, он никак не ожидал увидеть в помещении еще двоих мужчин, которые смотрели на него не просто серьезно, но даже сурово. Ни тени ответной улыбки или приветливости не скользнуло у них на лице, когда Шурик поздоровался с ними.

– Проходите, проходите, Александр Александрович, не стесняйтесь. Тут все свои. Сейчас сядем, поговорим, – слегка подтолкнул Белокурова в спину Лев Иванович.

Шурик снова сделал два шага и растерянно огляделся в поисках стула. Викентию вдруг стало его жалко. Задержанный выглядел вполне безобидно и напоминал маленького мальчика, которого впервые привели в группу детского сада и теперь хотели оставить вдалеке от материнского присмотра. Длинные белесые ресницы и ослепительно-синий взгляд Белокурова никак не ассоциировались у Викентия с хитрым и коварным помощником преступника.

– Вот, пожалуйста. – Журналист взял стул и подвинул его вошедшему.

Тот, вскинув белесые ресницы, посмотрел на Викентия с благодарностью и сел, выжидательно глядя то на журналиста, то на молчаливо наблюдающего Станислава, то на Гурова, который не торопясь снял легкий летний пиджак и закатывал рукава рубашки.

– Вы о Сашке Анохине узнать хотели? – ни к кому конкретно не обращаясь, спокойно и даже с наивностью в голосе поинтересовался Белокуров.

– И о нем тоже, – ответил Лев Иванович. – Станислав, можно тебя на пару секунд? – подозвал он Крячко.

Тот подошел, и они стали о чем-то тихо совещаться. Наконец Крячко кивнул, подошел к своему столу и стал что-то искать среди бумаг, кучей наваленных возле компьютера.

Лев Иванович достал бутылку воды из холодильника в углу кабинета и, сделав большой глоток, подошел и сел напротив Белокурова. Бутылку он поставил рядом на край стола.

– Александр Александрович Белокуров, – начал он говорить ровным и спокойным голосом, – тридцать пять лет, числится по адресу такому-то (Гуров назвал адрес прописки Шурика), не женат, проживает в гражданском браке с Лауш Ниной Ивановной…

– Женат, – с широкой улыбкой, не сходящей с его лица, поправил его Шурик. – Мы с Ниной зарегистрированы. Три года уже женаты.

Гуров удивленно посмотрел на Викентия, но тот только плечами пожал.

– Ну, хорошо, – не стал спорить Лев Иванович, – с этим мы потом разберемся. А пока посмотрите вот на эти, так сказать, произведения искусства и ответьте мне – это вы их рисовали?

Гуров принял из рук Крячко пачку распечатанных на принтере рисунков и протянул их Белокурову. Это были копии с портретов невест и несколько рисунков тату из каталогов разных мастеров. Станислав намеренно вложил в пачку чужие изображения, чтобы посмотреть на реакцию Белокурова.

Тот спокойно взял листки и стал рассматривать распечатки с той же неизменной улыбкой на губах. Глядя на него, Льву Ивановичу вдруг подумалось, что Шурик либо отлично умеет играть на публику, прикидываясь дурачком, либо Анохин его использовал втемную и Белокуров не в курсе, для чего он вообще рисовал портреты незнакомых женщин.

– Ну да, я рисовал, – просто и опять же с улыбкой ответил Шурик. – Только не все. Вот эти, – он вернул Гурову несколько листков, – не мои. Это ребята рисовали – Тим, Ланцет и Кролик. Это из их каталогов. А эти… – Белокуров снова с большим интересом пересмотрел рисунки, словно бы видел их в первый раз, – эти мои. Только портреты не из каталога, – посмотрел он на Гурова, ожидая от него дальнейших расспросов относительно именно этих изображений.

– А откуда эти портреты? Для кого вы их рисовали?

Вопрос задал Крячко, поэтому Шурик перевел взгляд синих глаз на него.

– Сашка Анохин мне их заказывал, – не пытаясь хоть немного соврать, ответил Белокуров.

– А зачем он вам их заказывал? Вы за деньги рисовали или чисто по-дружески? – На этот раз вопросы озвучил Гуров, и Шурик был вынужден теперь отвечать ему.

– За деньги, – признался Белокуров и тут же добавил: – Я не хотел сначала брать. Сашка – он ведь мне друг как-никак. Но он меня уговорил. Говорит, бери, складывай на счет. Со временем откроешь свой тату-салон или художественную студию. Я всегда мечтал иметь свою студию.

Шурик улыбнулся такой широкой и открытой улыбкой и так искренне и по-детски открыто посмотрел на Льва Ивановича, что Гуров, не выдержав его взгляда, отвел глаза.

– А для чего ему эти портреты нужны были, ваш друг не говорил? – озвучил следующий вопрос Станислав.

Белокуров опять посмотрел на Крячко, но на этот раз уже без улыбки и с растерянностью во взгляде.

– Нет, не говорил. Просто попросил меня рисовать портреты с фотографий, которые он мне будет присылать, и все. А зачем… Сашка, он знаете какой?.. Он… – Шурик на секунду задумался, а потом, уверенно тряхнув белобрысой головой, сказал с нескрываемой завистью в голосе: – Его женщины любят. Наверное, он им приятное хотел сделать – дарил их портреты. Вы знаете, сколько стоит заказать портрет у настоящего художника? – спросил он у Гурова, словно ожидая, что именно он будет задавать ему, Шурику, следующий вопрос.

– Нет, не знаем, – серьезно ответил Лев Иванович. – Никогда не приходилось заказывать. И что – дорого?

– Дорого, – кивнул Шурик. – Десять тысяч и больше. Все зависит от материалов, сложности работы и стиля прорисовки.

– И сколько он платил вам за каждый такой портрет?

– Мы договорились на тридцать тысяч независимо от сложности, – признался Белокуров. – Но он от меня и не требовал никаких сложностей. Говорит, рисуй как хочешь и чем хочешь, главное, чтобы все мои красотки… – Шурик снова заулыбался. – Он так и говорил – красотки… да, так главное – чтобы они в наряде невесты были. А фон, на котором будет нарисован портрет и стиль, и все остальное – на мое усмотрение. Сашка, он добрый.

Гуров, Крячко и Викентий при таких словах Шурика только недоуменно переглянулись.

– Вы Анохина давно видели? – поинтересовался Станислав.

– Давно. Пару лет назад виделись, – честно признался Белокуров. – Он тогда мне позвонил и позвал посидеть в баре, пива попить. Знает, что я пиво люблю. – Шурик облизнул пересохшие губы и попросил Гурова, кивнув на бутылку, стоящую на столе: – Можно мне водички?

Викентий принес чистый стакан, и в него налили воды. Белокуров пил жадно, большими глотками, а выпив до дна, вытер губы рукой и, улыбнувшись, сказал:

– Холодненькая. Спасибо.

– Но связь у вас с ним есть, я так понимаю, – продолжил разговор Лев Иванович.

– Не-а, нету у меня с ним связи, – улыбнулся широкой и открытой улыбкой Шурик.

– А как же он вам высылает фотографии женщин, чтобы вы рисовали с них портреты, и как потом вы ему готовые портреты отправляете? – удивленно поинтересовался Викентий.

– Да так, – повернулся к нему Шурик. – Он эти фотографии высылает мне на рабочий сайт. Там у нас, у каждого тату-мастера, своя страница и чат для общения с клиентами есть. Ну, чтобы удобно было и на вопросы разные отвечать, и время назначать для нанесения татуировки. Туда он и присылает и фото, и адрес, на который я должен уже готовый заказ отослать.

– И на какой адрес вы отправляли? – Крячко приготовился записать данные, которые назовет Белокуров.

– А разные каждый раз адреса были, – выдал Шурик и, поняв, что его ответ только еще больше озадачил оперативников, добавил: – Честно, не знаю я, где сейчас Сашка. Он, когда в последний раз мы с ним виделись, мне признался, что сбежал из-под ареста и теперь ему надо переезжать с места на место, чтобы его опять не поймали. Не хочет он снова в тюрьму садиться. Плохо мне там, говорит. А когда прощались, сказал, что сам меня найдет, когда надо будет, и посоветовал деньги копить на свое дело или на студию.

Выдав такую, по всей видимости, необычайно длинную для него тираду, Белокуров замолчал, уставившись на свои руки – необычайно большие и широкие даже для его комплекции. Пальцы на руках были выпачканы краской, в основном черной и красной, но широкие ногти были чистыми, аккуратно подстриженными.

– Адреса, по которым вы отправляли портреты, у вас в мессенджере сохранились? – спросил Гуров, хотя и мало надеялся на положительный ответ.

– Нет. Я их удалял потом. Сашка мне наказал их удалять, – тихо ответил Шурик, словно стыдясь слов.

– А убить кого-нибудь он вам скажет, тоже убьете? – вдруг со злостью в голосе выпалил Крячко.

– Нет, что вы, я никогда… – Шурик испуганно посмотрел на Станислава. – Я просто не хочу, чтобы Сашку опять в тюрьму посадили. Он хороший.

– А ваш хороший Сашка не сказал, почему он в тюрьме сидел и за что его, такого хорошего, хотят туда опять посадить? – снова начал нападать на Шурика Крячко.

Белокуров под его напором как-то весь сжался в один большой нервный комок. Опустив голову и переплетя пальцы рук в замок, он сосредоточенно, как показалось Гурову, смотрел на пол, словно старался найти на нем правильный ответ на задаваемый вопрос.

– Он говорил, что украл у одной женщины кольцо ее мужа. Муж у нее умер, а он, значит, взял то кольцо. Оно мертвому-то зачем теперь? Не надо оно ему было, вот он и взял, – еле внятно стал бормотать Шурик, словно бы оправдываясь. Словно это он, Шурик, а не его школьный дружок Анохин взял без разрешения кольцо у вдовы. – А почему второй раз посадить хотели – не знаю я. Не говорил он. Сказал только, что хотели, а он сбежал…

Белокуров замолчал, не зная, что еще отвечать.

– Александр Александрович, вы не курите? – задал Гуров совершенно неожиданный для Шурика вопрос.

Лев Иванович, конечно же, знал, что Белокуров – некурящий. Об этом говорило много разных признаков, которые опытный сыщик увидит и определит даже невооруженным глазом. Но ему нужно было сыграть сейчас свою роль – роль доброго оперативника, чтобы успокоить перепуганного и растерянного Шурика.

– Нет, не курю я, – ответил Белокуров, и плечи его немного расслабились.

– Это правильно, – одобрительно произнес Лев Иванович. – Тогда, может, еще водички налить?

– Нет, спасибо, – отказался Шурик и добавил, грустным собачьим взглядом посмотрев на Гурова: – Я и вправду не знаю… Не знал.

– Ну, нет так нет, – легко согласился с Шуриком Лев Иванович. Он кивнул Крячко, и тот подал ему еще один листок со своего стола. – Скажите, а этого единорога кто рисовал?

Белокуров взял в руки рисунок и долго смотрел на него с какой-то непонятной для Гурова грустью, а потом, вернув, сказал, и кончики его ушей при этом вспыхнули:

– Одна девушка его рисовала. Давно уже. Практикантка. Она хотела у нас подрабатывать, но потом почему-то передумала и ушла. Этот ее рисунок так и остался в общем каталоге. Это единственное изображение, которое она успела создать на компьютере. Хорошая девушка, – добавил он с теплыми интонациями в голосе. – Эвелиной зовут.

– А где ее найти, вы, конечно же, не знаете, – вопросительно посмотрел на Шурика Лев Иванович.

– Нет, не знаю, – ответил тот и, отвернувшись, стал смотреть в окно. – Ушла, и больше мы ее в студии не видели. Я поэтому и не сказал вот им, – он опасливо кивнул в сторону Крячко и снова перевел взгляд на окно, – что знаю, чей этот рисунок. Толку-то. Ее все равно уже не найдешь, если и захочешь.

– Ладно. Тогда скажите нам, Александр Александрович: сколько рисунков для татуировок вы скидывали Александру Анохину? Он ведь просил вас помочь ему с созданием временных тату? Знаете, таких одноразовых, чтобы их можно было часто менять самому. – Гуров внимательно следил за реакцией Шурика на вопрос.

Белокуров отвел взгляд от окна и посмотрел на Льва Ивановича с нескрываемым удивлением.

– Нисколько не отправлял. Он меня и не просил об этом.

Гуров долго смотрел на Белокурова молча и, как показалось Шурику, с укоризной. Приняв его взгляд за недоверчивость, тот заволновался и стал говорить сбивчиво, словно боясь, что ему все равно не поверят, что бы он ни сказал:

– Я слово даю! Я понятия не имею, что вы от меня хотите узнать. Если я рисовал эти портреты, – он указал полным пальцем на стопку листов на краю стола, – то честно сказал – да, рисовал. Чего мне скрывать-то? А насчет татуировок я первый раз от вас о них слышу. Саня меня не просил ничего такого высылать. Если ему татушку надо было, так я ему набил бы на раз и два. Бесплатно набил бы.

Он резко замолчал, словно его кто-то ударил по голове и при этом заставил закрыть рот. Во всяком случае, у Льва Ивановича, все еще пристально глядевшего на Белокурова, создалось именно такое впечатление. Лицо Шурика внезапно покраснело, потом стало бледным, будто от тошноты, затем краски снова вернулись на свое место, и Шурик как-то весь успокоился и обмяк.

– Вы что-то вспомнили? – как можно более участливо спросил Лев Иванович.

– Нет, – со слабой и несколько натянутой улыбкой ответил Белокуров. – Просто сердце что-то защемило. Переволновался, наверное, – выдавил он из себя. – Чего мне вспоминать-то? Нечего вспоминать. Не просил меня Сашка ни о каких временных татуировках. Это точно – не просил, и все тут.

– Тогда как вы можете объяснить, что вот этот единорог, – Крячко взял из рук Гурова листок с рисунком и потряс им перед Шуркиным носом, – оказался на спине вашего дружка в виде временной татуировки? Вы ведь помните, что я в салон приезжал с женщиной? Помните? Так вот, она признала в этой картинке ту самую татушку, которую видела на своем якобы женихе…

Крячко снова входил в роль «плохого» детектива.

– Дружок ваш обманывал женщин и обманом выманивал у них большие суммы денег, – стал рассказывать он Шурику. – Вы вообще знаете, чьи портреты рисовали и ему высылали?

Белокуров покачал головой. Гуров видел страх и недоумение на его лице, но останавливать Станислава пока не собирался.

– А отчего не поинтересовались? – снова спросил Крячко и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Вы рисовали тех, кого Анохин обманул и обокрал. И если вы, Белокуров, думаете, что это все сплошь богатые и удачливые бизнесвумен, которым и так денег девать некуда, то поспешу вас разуверить и разочаровать. В большинстве своем все эти женщины или вдовы, или бедные разведенки с малыми детьми и со старыми больными родителями на руках! А еще среди них есть женщины, не нашедшие в своей горемычной жизни надежную опору – мужчину, который был бы для них хорошим мужем и от которого они могли бы родить детей. Есть и женщины-инвалиды… Мне дальше перечислять?

Крячко задал последний вопрос и, подойдя ближе к Белокурову, низко склонился над ним, заглядывая в синие, как летнее небо, глаза. Шурик отворачивался и даже пытался отодвинуться и встать со стула, но все его попытки были слабыми и неловкими. Наконец он не выдержал психологического напора Крячко и закрыл круглое полное лицо ладонями, защищаясь от настойчивого взора оперативника.

Станислав отошел к окну и стал смотреть на улицу, чувствуя на себе осуждающий взгляд Викентия. Журналист никогда не видел, а поэтому не мог знать о том, как проходят допросы в кабинетах уголовного розыска. Не знал он и о методах психологического воздействия на подозреваемых, и потому сейчас журналисту было и стыдно, и обидно одновременно за то, как грубо и напористо Крячко разговаривал с Белокуровым.

В кабинете повисла тягостная тишина. Лев Иванович специально затягивал паузу: хотел, чтобы Белокуров, переварив информацию, сам, по собственному желанию захотел сотрудничать с оперативниками и со следствием. У Гурова не было никаких сомнений, что Анохин использовал Шурика втемную и тот не был его сообщником. Но в то же время полковник не исключал того факта, что Белокуров мог знать, где сейчас находится его школьный дружок.

– Александр Александрович. – Викентий, не выдержав, подошел к Белокурову и наклонился к нему. – Налить вам еще водички?

Шурик убрал ладони от лица, посмотрел помутневшими от переживаемых им чувств глазами на журналиста и кивнул, не в силах сказать ни слова. Выпив воду из стакана залпом, он тяжело выдохнул и, уже почти успокоившийся, спросил, обращаясь ко Льву Ивановичу:

– Это правда, да? То, что сказал этот… оперуполномоченный.

– А вы сами как думаете? – ответил вопросом на вопрос Гуров.

Шурик помолчал, потом кивнул, словно ответил сам себе на беззвучно заданный вопрос.

– Только… Только я ведь и вправду не знаю, где Сашка сейчас, – тихо произнес он.

– Когда он вам писал в чате последний раз? – спросил Гуров.

– На прошлой неделе выслал мне новый заказ на портрет. Вернее, на два портрета.

– И адреса, куда их выслать, тоже написал?

– Нет. Сказал, что позже сообщит. Но не сообщил. Пока не сообщил.

– Это хорошо. Значит, он скоро должен будет снова выйти на связь, – хлопнул себя по коленям и встал Лев Иванович.

– Может, скоро, а может, и не скоро, – пробормотал Шурик себе под нос, но был услышан.

– Почему вы так говорите? – поинтересовался Гуров.

– Бывало так, что он отменял заказ. Но я не интересовался почему, – поспешно добавил Шурик.

Лев Иванович нахмурился и, немного поразмыслив, сказал, посмотрев на Викентия, а потом и на Белокурова:

– Вы тут пока в кабинете побудьте и подумайте, где Анохина можно найти, а мы с коллегой выйдем ненадолго по делам. Станислав, ты мне нужен, – позвал он Крячко и зашагал к выходу из кабинета.

Крячко, не глядя ни на Викентия, ни на Белокурова, тоже вышел. Журналист прошел за стол Станислава и стал что-то искать в компьютере, стуча по клавишам клавиатуры и время от времени двигая мышью.

– Скажите, а много женщин Сашка обманул? – спросил Викентия Шурик.

– Много. – Журналист серьезно и задумчиво посмотрел на Белокурова. Тут ему пришла в голову неожиданная мысль, и он спросил: – Слушайте, а Анохин вам не с телефона писал свои сообщения?

– Не знаю, – пожал плечами Шурик. – Может, и с телефона. А что, это так важно, откуда он писал?

– Пока не знаю, – честно ответил Викентий, – но у меня к вам еще вопрос. Не знаете, на вашем сайте, в чатах, в которых вы общаетесь с клиентами, есть функция сохранения резервных копий?

– Не знаю, – снова пожимание плечами, – надо у нашего техника спросить, который ведет сайт салона. Он вам все подробно расскажет и объяснит. Могу дать его телефон.

– Давайте. – Викентий приготовился записывать.

Шурик достал смартфон и какое-то время искал номер компьютерщика, потом продиктовал его Викентию и добавил:

– Парня Димой зовут. Думаете, что можно восстановить удаленную переписку?

– Не знаю, но надо попробовать это сделать. Вы помните, когда Анохин в последний раз писал, то, может, он хоть каким-то намеком давал понять, где он сейчас?

– Нет, не было такого. Он просто выслал две фотографии и попросил с них написать портреты.

– А сроки написания вы с ним не обговаривали?

– Конкретно – нет. Но он обычно мне пару недель давал на все про все. И на написание, и на высылку.

– Фотографий женщин, с которых должны были писать портреты, у вас, случайно, с собой в телефоне нет?

– Нет, в телефоне нет. Я их на работе распечатываю, удаляю присланные фотографии с чата, а потом, дома уже, с этих распечаток рисую портреты. Дома все у меня. А с собой, в телефоне, нет.

– А портреты вы уже написали? – после некоторого молчания поинтересовался Викентий.

– Ага, все готово уже. Я быстро пишу. В это раз один портрет маслом писал, а второй – акварелью. Оба неплохо получились. Это не я, это жена мне так сказала – Нина, жена она мне, мы уже три года с ней женаты.

Шурик говорил тихо, монотонно, при этом чуть покачиваясь, словно баюкая себя, успокаивая этими разговорами. И Викентию, который смотрел на него, вдруг пришла в голову неожиданная мысль: а не является ли Шурик аутистом? Очень уж поведение у него и характер были близки к этому синдрому. Но потом он все-таки отверг эту мысль, решив, что аутисты не бывают такими социально адаптированными, каким был Шурик.

«Впрочем, – должен был признаться себе журналист, – много ли я знаю об аутистах? Вот в интернете, например, пишут, что Билл Гейтс тоже аутист. И Моцарт, и Бобби Фишер, который шахматист, тоже ими были. А ведь какие талантливые люди! Так что все может быть».

Вслух же он сказал:

– А где вы брак регистрировали? В каком районе Москвы?

– В Митине, – счастливо улыбаясь, ответил Шурик. – Нина в Митине была прописана у родителей. Мы в том районе и зарегистрировали брак.

Викентий опять сделал пометку у себя на листочке и снова спросил:

– Нина – хорошая жена? Не вредная? А то знаете, как оно бывает-то…

– Нет, Нина не вредная. Она красивая. Я люблю ее, – добавил Шурик.

Добавил, как показалось Викентию, не столько для него, Викентия, сколько для самого себя.

– Вы с Нины тоже портрет писали? Где вы с ней познакомились?

– Нас Сашка познакомил, – мечтательным тоном ответил Белокуров. – Примерно через полгода после того, как он из тюрьмы вышел. Приехал ко мне вместе с Ниной и попросил ее портрет нарисовать. Так я и влюбился в нее.

– А она тоже вас любит?

– Нина? – Шурик на секунду задумался, а потом, как показалось Викентию, не очень уверенно ответил: – И она меня тоже любит. Иначе зачем бы ей за меня замуж выходить?

– Логично, – согласился Викентий и, не зная, что еще спросить, уткнулся в монитор компьютера.

– Что ты по поводу Белокурова думаешь? – задал вопрос Гуров Станиславу после того, как они вышли в коридор Управления и спустились вниз, на улицу.

– А что я должен по его поводу думать? – приподнял бровь Крячко. – Думаю, что мужик он простой и Анохин использовал его в своих целях, не сообщая ему об истинных намерениях. Бесхитростный он, как валенок, этот Белокуров, и доверчивый, как теля малое. Вот что я думаю. У тебя тоже такое мнение о нем сложилось?

– Да, именно такое, – согласился Лев Иванович. – Поэтому я думаю, что документы фальшивые не он Анохину делал.

– И почему ты так думаешь? Анохин – прохвост тот еще. Ему соврать, как в сортир сходить. Он запросто мог Шурику лапши навешать и убедить нарисовать ему липовые права или еще какой-нибудь документ, – аргументировал Крячко.

– Нет, не он документы изготавливал, – уверенно покачал головой Лев Иванович. – Документы ему делал тот же тип, что и рисунки для татуировок рисовал. Не знаю уж, по какой причине, но Шурику Анохин или не очень доверяет, или просто жалеет его по старой дружбе. Зная мягкий характер Белокурова, он предполагает, что ждет того в тюрьме, если тот туда попадет, и жалеет, не хочет втягивать его в криминал. А за портретики кто бы Шурика осудил?

– Думаешь, жалеет? – с горькой усмешкой спросил Станислав. – Сомневаюсь я, что такой прожженный негодяй, как Анохин, вообще может кого-то жалеть. Хотя черт их разберет, этих социопатов. Были среди них и такие, которые яростно боролись за права животных, а людскую жизнь ни в грош не ценили.

– Хочешь сказать, что для Анохина Шурик нечто вроде домашнего любимца? – серьезно посмотрел на друга Лев Иванович. – Может, ты и прав. Но меня беспокоит не это. Меня сейчас больше интересует тот, кто сотрудничает с Анохиным добровольно и даже с удовольствием. Как ты думаешь, кто изготавливает ему фальшивые документы, рисует рисунки для татуировок, помогает ему скрываться? Я так подозреваю, что этот кто-то – женщина.

– Обычно фальсификацией документов занимаются мужчины, – заметил Крячко. – А потом, вспомни-ка ту давнюю историю, после которой Анохин получил срок в первый раз. Тогда у него в напарниках был некий дружок, который помог ему с разводом и имя которого так и не всплыло во время следствия и суда.

– Да, было дело, – согласился Лев Иванович. – Но это было давно, и подробностей того дела мы с тобой все-таки не знаем. Вполне вероятно, что поймали Анохина благодаря именно его подельнику, который сдал сотоварища с потрохами. Например, пожалел Анохин награбленное богатство, не поделился с помощником, тот и сдал его. А теперь Анохин умный и работать с мужиками не рискует.

– А с женщинами, думаешь, проще? – усмехнулся Крячко. – Они как только почуют, что ты их на какую другую дамочку променять готов, так сразу сдадут. Сколько таких случаев в нашей практике бывало!

– Бывало, не спорю, – согласился Лев Иванович. – Но этот случай у нас особый. Тут Анохин явно встретил свою вторую половинку, как Клайд в свое время встретил Бонни. Я сей факт не утверждаю, но предполагаю, что так оно и случилось.

– И кого ты пророчишь в помощницы Анохину? – прищурившись и глядя на солнце, спросил Станислав.

– А вот за тем я тебя и позвал, чтобы поговорить на эту интересную тему, – также щурясь, ответил Гуров.

Прошло два дня с того самого момента, когда Шурика Белокурова возили для разговора в Главное управление МВД. Вернувшись в кабинет после получасового отсутствия, оперативники разрешили ему ехать домой. О том, что с ним беседовали по поводу старого школьного товарища, его просили никому не говорить.

– И Нине нельзя? – поинтересовался Шурик.

– И жене не говорите, – серьезным и даже жестким тоном ответил Гуров. – Женщины, сами знаете, язык за зубами держать не умеют. Расскажет ваша Нина подружкам, что ее мужа возили на допрос, и начнутся разные ненужные пересуды, сплетни и вредные советы. Мол, бросай его, твой муж, наверное, наркотиками торгует, и все такое прочее.

– Так я могу ей объяснить, что из-за Сашки меня вызывали, спрашивали, где он… – нерешительно возразил Белокуров.

– Об Анохине тем более ничего не говорите, – решительно опроверг предложение Шурика Лев Иванович. – Вдруг она подумает, что вы своему другу помогали несчастных женщин обманывать. Что она о вас тогда подумает? Сразу же на развод подаст. Кому охота быть замужем за подлецом и осужденным за жульничество и обман?

– Нет, – испуганно произнес Шурик и добавил: – Лучше я тогда ей вовсе ничего говорить не буду. Ну, что я был у вас…

– Вот это правильно, – одобрил решение Белокурова Лев Иванович и, провожая его, пожал руку и попросил: – Вы уж, когда Анохин в следующий раз напишет в чате, нам позвоните. Не сочтите за труд. И его сообщение не удаляйте, договорились?

– Ладно, позвоню, – нехотя пообещал Шурик.

И он выполнил бы свое обещание, но Сашка Анохин за эти два дня ему так и не написал. Правда, Шурик не очень по этому поводу беспокоился и даже где-то в глубине души радовался, что Сашка не пишет ему. Не очень-то хотелось Шурику, чтобы лучшего друга снова в тюрьму посадили. Но, с другой-то стороны, Белокуров понимал, что Сашку нужно обязательно наказать. Женщин, которых Анохин обманул, Шурику тоже было жалко.

Жене, как он и обещал Гурову, Белокуров ничего не рассказал, но все эти два дня все равно был как на иголках, словно в ожидании чего-то нехорошего. Дома и на работе он был рассеян и сосредоточивался только тогда, когда работал над нанесением рисунка и самой татуировки. Хорошо, что Нины в эти дни не было дома. Она уехала в очередную командировку. Нина часто уезжала куда-то по своим дизайнерским делам, но редко говорила Шурику, куда именно едет и какие проекты там, в других городах, реализовывает. Она не говорила, а Шурик не допытывался.

Нина вообще была женщиной независимой и самостоятельной. С Шуриком она хотя и жила в одной квартире и даже считалась его законной женой, но финансы у них в семье были не общие. У Нины были свои доходы и расходы, а у Шурика свои доходы и общие с их Ниной расходы. Но Белокурова такой не совсем справедливый расклад совсем не напрягал. Он, Шурик, вообще был мужиком без особых претензий к жизни. Носил свои немногочисленные вещи аккуратно, в еде был непривередлив. Жизнь вообще его никогда разносолами не баловала. Какие могут быть разносолы в детском доме?

В квартире, в которой он жил с Ниной – а это была небольшая двухуровневая квартира-студия, – царил современный минимализм. Нина, как неплохой дизайнер интерьера, отделала жилище по своему вкусу – в стиле «дешево-богато». Шурику же было все равно. Ему без разницы было, в каком стиле выполнен дизайн интерьера его небольшой квартирки. Главным для него было, что Нина живет рядом с ним.

Обычно Нина, когда уезжала, сама звонила Шурику по вечерам, и они минут двадцать разговаривали. В основном она расспрашивала Шурика о его работе, о том, что он сегодня ел, как вообще провел день. Но вопросы эти всегда были какими-то казенными, пустыми. Задавались они как нечто обязательное. Да и ответы на вопросы, как понимал Шурик, выслушивались примерно так же – по обязательству. Белокурову даже иногда думалось, а слышит ли Нина его ответы или она спрашивает его просто для того, чтобы создать видимость заботы о нем. А сами ответы ей неважны. В одно ухо влетели и в другое вылетели.

Шурик знал, что Нина его не любит. Он это чувствовал. Знал и чувствовал, но все равно был рад, что она рядом с ним, что не ушла, не бросила его одного. Шурик не любил быть один. Ему хотя и нравилось одиночество как таковое, но он предпочитал, чтобы это одиночество было одно на двоих. Чтобы рядом, когда он один, все-таки кто-то находился. Желательно тот, кого Шурик любил и о ком мог заботиться. И ему было не важно, любили ли его в ответ на его любовь. Главное, чтобы его не обижали и позволяли себя любить. Точно так же, как в свое время неказистый и толстый Шурик «Прыщ» полюбил и привязался к своему однокласснику Сашке Анохину, точно так же он полюбил и привязался к Нине.

А с Ниной его познакомил именно Сашка. Только тогда ее звали не Нина, а Эвелина. Впрочем, Шурик не очень был в этом уверен. В том, что Нина и Эвелина были одной и той же девушкой. У Нины волосы были светлые, а у Эвелины – темные. У Нины глаза были серые, а у Эвелины – темные как ночь. Да и одевались они по-разному. В остальном же Нина была очень похожа на Эвелину. Как художник, Шурик мог бы уверенно сказать, что это одно и то же лицо. Но вот как Александр Белокуров, Шурик был в этом не уверен.

Дело в том, что в детстве Саше Белокурову поставили диагноз прозопагнозия. Это такое заболевание, при котором человек неспособен удерживать в памяти и узнавать уже когда-то виденные им лица. И хотя с Шуриком в свое время много занимались специальной терапией, он все равно часто путался и сомневался. Наверное, именно поэтому ему было проще привязываться к тем, кого он просто любил, любил даже тогда, когда плохо помнил их лица.

Собираясь на работу, Шурик все время думал, почему Нина вчера вечером, как это и было у них принято, если она ночевала вне дома, не позвонила ему. Он прождал ее звонка весь вечер и половину ночи, но она так и не позвонила. Тогда Шурик разволновался не на шутку и ночью, уже в три часа, позвонил ей сам. Нина долго не отвечала, но когда ответила, голос у нее был сонный и недовольный:

– Ты чего так поздно звонишь? Чего не спишь-то?

– А ты почему сама не позвонила? Я ждал, ждал. Волноваться начал. Вот и позвонил. Вдруг с тобой что-то случилось.

– Что со мной могло случиться? Занята была, вот и не позвонила.

– Когда ты приедешь? – после долгого и тягостного молчания спросил Шурик. Он знал, что спрашивать Нину, где она сейчас находится, было бесполезной тратой времени, она все равно не скажет. Поэтому он спросил единственное, что пришло в голову.

– Не знаю, ложись и спи, – снова недовольное сопение. – И больше мне не звони. Я сама тебе позвоню.

– Когда? Когда позвонишь?

– Не знаю.

Нина оборвала связь и даже отключила телефон. Шурик пытался ей перезвонить, чтобы сказать, как он ее любит, но ее телефон был уже отключен. Даже гудки не проходили. То, что Нина отключила телефон, очень расстроило Шурика. Раньше она никогда так не поступала. И этим фактом Шурик был настолько расстроен и выбит из колеи обычной своей размеренной и в целом предсказуемой жизни, что утром даже не смог нормально позавтракать. Яичницу он, безрадостно поковыряв, съел только наполовину, а столь любимый Шуриком апельсиновый сок и вовсе остался нетронутым. Весь завтрак был отправлен в раковину и в мусорное ведро, а сам Шурик Белокуров, вялый и подавленный, пошел одеваться.

В дверь квартиры неожиданно позвонили.

«Она приехала! Хотела сделать мне приятный сюрприз, поэтому и ничего не сказала вчера по телефону», – мелькнула радостная мысль, и Шурик опрометью кинулся открывать. Но на пороге стояла не Нина, а какой-то мужчина. Шурик разочарованно подумал, что это, наверное, кто-то из соседей. Но улыбаться не перестал. Правда, улыбка у него стала блеклой и какой-то искусственно натянутой и из счастливой превратилась в обычную, любезную.

– Здравствуйте, – поздоровался Шурик и стал ждать, когда неожиданный гость объяснит ему цель своего визита. Но мужчина все молчал и, глядя на Шурика, тоже чего-то ждал.

После недолгого, но несколько неловкого молчания мужчина, внимательно вглядываясь в лицо Шурика, спросил:

– Вы меня не помните? Я Викентий. Мы с вами разговаривали два дня назад в Управлении уголовного розыска.

И только после того, как мужчина представился, Шурик вспомнил его. Не его лицо, конечно же, а саму встречу, ну и голос, конечно, тоже узнал.

– Ах, ну да, теперь вспомнил, – ответил Шурик. – Вы уж извините, что сразу не признал. У меня сложности с узнаванием лиц, – пояснил он и вопросительно посмотрел на Викентия.

– Можно войти? Мне нужно переговорить об одном очень важном деле. Я много времени не займу, знаю, что вам нужно на работу. Я отвезу вас потом куда надо.

Шурик еще немного нерешительно потоптался на пороге, потом отступил, пропуская мужчину в квартиру.

Высокий и несколько худощавый шатен средних лет сидел за столиком летней веранды ресторана в ожидании, когда официант принесет ему заказ. Вечер был теплым, но не душным. Днем прошел дождь, который прибил пыль, развеял духоту, и теперь на улице витал запах недавно скошенной травы с газона, который смешивался с вкусным ароматом еды из ресторанной кухни. Мужчина курил «Мальборо» и маленькими глотками пил темное пенное пиво. На его лице можно было легко прочесть, что он испытывает большое удовольствие и от сигареты, и от пива, и вообще всей своей наверняка удавшейся жизни.

Шатен с некоторой ленцой рассматривал многочисленных посетителей ресторана. В основном это были туристы, которые приехали в тихий и очень красивый древний городок в Подмосковье, чтобы отдохнуть душой и приобщиться к истории. Его взор лениво скользил по юным и пожилым парочкам, по компаниям молодежи, не задерживаясь на них, но зато надолго останавливался на одиноких женщинах. И тогда взгляд переставал быть ленивым, а становился заинтересованным, внимательным, изучающим. Но не найдя для себя ничего особенного или привлекательного в той или иной скучающей даме, мужчина снова переводил взгляд с одного столика на другой и неторопливо, со вкусом, затягивался сигаретой.

Под навес веранды вошли двое и стали осматриваться в поисках свободного места.

– Давай сядем вон за тот столик. – Мужчина лет пятидесяти, коренастый и лобастый, грубо схватил за руку спутницу и потянул ее к столику, который находился рядом с шатеном.

Стройная, тоненькая и весьма симпатичная блондинка лет сорока или около того, одетая в легкое платье цвета сливочного мороженого, недовольная таким с ней обращением, попыталась выдернуть ладошку из лапищи мужчины, но тот только больше сжал ее.

– Больно же! Отпустите! – жалобно попросила блондинка. – Я и сама могу дойти.

Но мужчина, игнорируя ее просьбу, продолжал тянуть женщину за руку. Та стала вырываться.

– Да пустите же меня! Если я согласилась поужинать, это не значит, что со мной нужно обращаться как с собственностью! – уже громче выразила она недовольство. – И вообще, приходить на первое свидание с малознакомой женщиной, будучи подшофе…

– Слушай, ну чего тебе не нравится? – Мужчина наконец дотянул даму до столика и, отодвинув один из стульев, тоном, не терпящим возражения, сказал: – Садись и заказывай все, что хочешь. Я плачу. А выпить в свой выходной я имел полное право. Разве не так? Ты вот чем в свой выходной занимаешься?

– Ну уж точно не пью с самого утра, – насупилась женщина. Она стала оглядываться, а потом, увидев, что шатен за соседним столиком смотрит на них с любопытством, заметила: – Вы могли бы себя на людях и поприличней вести. Смотрят на вас и думают небось, что вы быдло какое-то и не умеете вести себя в общественных местах. Если так и дальше будет продолжаться, то я просто встану и уйду.

– Никуда ты не уйдешь, – со смехом похлопал женщину по руке мужчина и крикнул: – Официант, примите у нас заказ!

– Но я еще ничего не выбрала, – удивленно посмотрела на него блондинка.

– Так выбирай. А я так уже выбрал. Графинчик водочки мне принеси, – заказал он подошедшему к нему официанту, – и что-нибудь на твое усмотрение закусить. Остальное мы потом, когда графинчик принесешь, закажем. Дама еще в раздумьях, – развязно хохотнул мужчина и подмигнул блондинке.

Женщина смущенно покосилась на шатена, который с большим интересом наблюдал за разворачивающейся перед его взором сценой, и, обращаясь к спутнику, прошептала:

– Борис Глебович, прекращайте цирк, люди же смотрят.

– Кто смотрит? – Тот, кого блондинка назвала Борисом Глебовичем, выпрямился и с вызовом посмотрел на людей за дальними столиками, а потом и на шатена. – Пусть смотрят, – рассмеялся он. – Пусть все видят, что вы сидите рядом с одним из лучших художников Коломны и вообще всей России. Да. Так-то вот!

Художник с вызовом посмотрел на шатена, и тот отвел взгляд. Ему принесли заказ. Пока расставлялись тарелочки и стаканы, официант загораживал обзор и высокий мужчина не мог видеть, что делается за соседним столиком. Он мог только слышать, что страсти там накалялись. По всей видимости, Борис Глебович сделал нечто настолько не понравившееся блондинке, что она вскочила из-за стола и громко заявила:

– Да будь вы хоть сам Шишкин или Левитан, но терпеть ваши выходки я больше не намерена. Я ухожу. И прошу больше меня не беспокоить.

При этих словах, произнесенных женщиной, официант отошел от столика шатена, и тот увидел, что большая ручища Бориса Глебовича схватила тонкое запястье блондинки. Та вскрикнула.

– Никуда ты, – тут мужчина грязно выругался, – не пойдешь, пока я не разрешу! – рявкнул он, брызжа слюной ей в лицо. – Со мной так нельзя поступать. Я тебя…

Дальше пошел совсем уж неприличный мат, и блондинка, расплакавшись, с такой надеждой в глазах посмотрела на шатена, что тот больше не мог оставаться равнодушным. Он встал.

– Послушай, ты, Петров-Водкин хренов, – шагнул он к художнику и схватил того за руку. – Отпусти женщину, иначе я за себя не отвечаю.

– А что ты мне сделаешь, щенок? – Не отпуская руку блондинки, Борис Глебович повернулся к шатену. Свободной ладонью он в лицо оттолкнул высокого. – Мы тут как-нибудь и без тебя разберемся.

Люди за соседними столиками, повернувшись к скандалисту, с нескрываемым любопытством смотрели за развитием сюжета. Никто не спешил вмешаться в конфликт. Все просто сидели и смотрели, что же будет дальше. Для них этот скандал был просто частью вечернего развлечения и ничем больше. Из зала ресторана на летнюю веранду уже спешили администратор и охранник. Увидев их, шатен, по всей видимости вдохновленный и разозленный толчком в лицо, кинулся на художника. Тот, отпустив руку блондинки, развернулся и, резко вытянув правую руку, ударил кулаком по симпатичному лицу шатена. Удар был сильным, и он откинул высокого мужчину к его столику, на который он и приземлился. Столик под его тяжестью рухнул, а вместе с ним и все, что на нем стояло.

Подбежавшие администратор и охранник с трудом скрутили руки пьяному художнику.

– Или ты уйдешь сам, или мы вызовем полицию, – пригрозил буяну охранник.

– Сам уйду, пустите! – вырывался Борис Глебович. – И в ваш ресторан я больше ни ногой! Дрянной ресторанишка!

Драчуна все-таки довели до выхода и там так сильно толкнули, что художник, не удержавшись на ногах, упал на асфальт. Громко ругаясь, он встал сначала на четвереньки, потом на ноги и нетвердой походкой стал удаляться, все еще бранясь.

– Ах, боже ж ты мой! Вам больно?! Ну какой же он гад! Урод! – К шатену подскочила блондинка и помогла подняться. – Надо же, как он сильно вас ударил! Это все я виновата. И зачем я только согласилась встретиться с этой скотиной! Садитесь вот сюда, – причитала женщина, усаживая шатена на стул, который подала ей официантка.

Блондинка осмотрела лицо высокого мужчины и вскрикнула, увидев на скуле большой расплывавшийся синяк. Повернувшись, она обратилась к официантке:

– Скорее несите лед! Надо приложить что-то холодное!

Та убежала, а женщина спросила у шатена:

– Больно, да? Потерпите немного. Надеюсь, что он не сломал вам скулу. Говорить можете?

– Да нормально все. – Шатен потрогал синяк и подвигал челюстью. – Все целое.

Принесли кубики льда в бокале, и блондинка, завернув их в салфетку, нежно и аккуратно приложила холод к синяку.

Шатен поморщился, но отстраняться не стал.

– Больно, да? – снова сочувственно произнесла блондинка.

Она села рядом, от нее исходил едва уловимый, тонкий и такой приятный аромат, что шатен невольно втянул ноздрями воздух и прикрыл глаза. Запах, исходящий от этой хрупкой женщины, очень ему понравился, и он, подняв глаза, еще раз, но уже более внимательно, посмотрел на сидящую рядом блондинку. Та была так близко от него, что он видел даже неглубокие морщинки, лучиками расходящиеся от глаз. Но морщинки эти нисколько не портили миловидного лица и в какой-то степени придавали ему определенный шарм.

– Вы просто не представляете, как я вам благодарна за вмешательство, – тем временем говорила блондинка своим красивым контральто. – Ну почему я такая несчастливая? Мне никогда не везет с мужчинами, – стала жаловаться она. – С кем бы я ни пыталась познакомиться, они оказываются или подлецами, или альфонсами, или пьяницами. В каком агентстве или на сайте знакомств ни зарегистрируюсь, постоянно ко мне липнут всякие негодяи. Вот и Борис Глебович такой же! Казалось бы, интеллигентный должен быть человек – художник! А какой свиньей оказался.

Блондинка глубоко и скорбно вздохнула, от чего ее большая и красивая грудь в глубоком декольте платья волнующе колыхнулась.

– Думаете, что я пошла с ним в ресторан, чтобы на халяву поужинать? – спросила она скорее у себя, чем у шатена. – Да у меня у самой свободных денег полно! Я и сама какой хочешь ужин на двоих оплачу в самом дорогом ресторане Москвы, не то что Коломны. Мне ведь главное что? Чтобы мужчина был вежливый, внимательный, непьющий, чтобы он видел во мне свою вторую половинку, а не предмет для…

Женщина вдруг замолчала и снова тихонько грустно вздохнула, помолчала минуту, а потом сказала:

– Вы уж меня простите, что я тут плачусь перед вами. У вас и без меня своих проблем, наверное, хватает. Но уже так наболело, так наболело. А вы прямо герой! Не побоялись за меня заступиться. Кто же знал, что это быдло станет кулаками размахивать? Простите меня, ради бога.

– За что же мне вас прощать? – внезапно улыбнулся шатен, и лицо его при этом, и без того симпатичное, стало еще интереснее, даже красивое. – Наоборот, я небеса должен благодарить, что они таким случайным, хотя и не очень приятным образом, нас познакомили. Все, что ни делается, делается к чему-то… К чему-то хорошему. Не так ли?

Блондинка сначала удивленно, а потом и с любопытством посмотрела на шатена и согласилась.

– Да. Наверное, вы правы. Меня зовут Диана, – представилась она. – А вас?

– А я Адам, – протянул руку шатен.

Женщина ответила на рукопожатие и скромно улыбнулась, но сказать в ответ ничего не успела. К ним подошел администратор.

– Прошу прощения за инцидент, – с самым серьезным видом сказал он, глядя на шатена. – Мы принесем ваш заказ заново. Пересядьте вот за тот столик. Тут нужно немного убрать. – Он чуть повернулся и посмотрел на уборщицу и официантку, которые стояли рядом с ним.

Администратор немного помолчал, пристально вглядываясь в лицо клиента. Не видя на нем сердитого или недовольного выражения, он покосился и на блондинку, потом спросил:

– Я надеюсь, что к администрации и к обслуживанию у вас нет никаких претензий?

– Нет, претензий к вашему заведению у меня нет, – ответил мужчина и, когда администратор удалился, обратился к женщине: – Диана, вы ведь не собираетесь уходить прямо сейчас? Если, не против, то мы продолжим наше знакомство. Мне очень понравилось, как нежно и заботливо вы прикладывали лед к моей боевой ране. – Шатен снова улыбнулся.

– Нет, я не против, – немного смутившись, ответила блондинка. – Но только тогда позвольте мне самой оплатить наш с вами ужин. В качестве компенсации причиненного ущерба. – Она нежно, кончиком пальца прикоснулась к синяку. – Это ведь из-за меня все так получилось. Иначе я не соглашусь на дальнейшее продолжение знакомства, – поспешно добавила она.

Шатен с прискорбным видом вздохнул и, взяв руку блондинки, в которой она все еще держала салфетку со льдом, поднес к губам и, поцеловав, нехотя ответил:

– Согласен. Но только ради того, чтобы вы, Диана, оставались подольше рядом со мной в этот замечательный и наверняка судьбоносный для нас обоих вечер.

Уже много позже, когда высокий шатен отвез Диану в гостиницу, в которой она остановилась, женщина, поднявшись к себе в номер, позвонила по телефону и сказала тому, кто ей ответил:

– Привет, мой хороший. Надеюсь, что ты не очень скучал, пока меня не было рядом с тобой? – Услышав ответ, звонко рассмеялась. – А теперь я расскажу тебе, как я замечательно провела сегодняшний вечер.

Нина не позвонила Шурику и следующим вечером, и после. Шурик звонил ей, пытаясь выяснить, что произошло, но та скидывала и не перезванивала. Но зато написала ему целых два сообщения. В первом она сказала, что пока не может с ним говорить, и просила не звонить, а во втором дала понять, что приедет домой через пару дней и тогда все расскажет. Последняя эсэмэска несколько успокоила Шурика, но все равно он эти два дня прожил в ожидании чего-то нехорошего. Чего-то, что изменит всю его дальнейшую жизнь.

Нина появилась в их квартире только утром третьего дня, когда Шурик совсем отчаялся ее дождаться. Перед этим он весь вечер и всю ночь пытался дозвониться до жены, но она снова выключила телефон. Шурику оставалось только одно – ждать и надеяться, что Нина объявится сама.

Она и объявилась. Ворвалась в квартиру как ураган и, не глядя на Шурика, словно его и не было вовсе, сразу же помчалась на второй уровень, где у Белокуровых была спальная зона. Рывком вытянув чемодан из раздвижного шкафа-купе, она открыла его и стала скидывать внутрь свои вещи, срывая одежду с плечиков и сгребая все, что ей попадалось под руку с полок.

– Нина, что случилось? Где ты была и почему… – Шурик застыл на лестнице как вкопанный. Он настолько растерялся от увиденной им картины, что забыл все, что хотел спросить, и стоял, потрясенный и ошарашенный.

– Ну, что ты встал как соляной столб? – Нина повернула к Шурику раскрасневшееся и пылающее гневом лицо. – Ухожу я от тебя, юродивый. У-хо-жу, – зло по слогам выговорила она и снова начала собирать вещи. – Надоел ты мне со своей приставучей любовью, со своей моралью, со своим пивным животиком! Надоел! – кричала она. – Уроды! Все вы, мужики, уроды! И дружок твой Сашечка Анохин, такой же, как и все, – урод! Я ему верила, я ему всю себя отдала, все для него делала! А он, гад, решил меня кинуть. Бросить меня решил! Ну что ты смотришь на меня своими телячьими глазами? – вызверилась она на Шурика. – Не знал, что я с Анохиным встречаюсь, что мы с ним любовники? Да откуда тебе было знать-то! Ты дальше носа своего курносого ничего не видишь!

Нина швырнула в чемодан очередную тряпку и вдруг, всплеснув руками, резко села на пол возле кровати. Слезы полились у нее из глаз ручьями. Тушь черными потоками потекла по раскрасневшимся щекам. Она взвыла, как дикая волчица, подняв голову вверх, а потом, закрыв лицо руками, стала беззвучно рыдать, сотрясаясь всем телом. Шурик растерянно смотрел на нее и молчал. Ему очень хотелось сесть рядом с ней и, обняв за плечи, утешить. Расцеловать ее заплаканное лицо, покачать на руках, как неразумное малое дитя. Но он боялся. Боялся приблизиться к ней, боялся прикоснуться. Он чувствовал, как от нее исходит волна ненависти к нему, а потому и боялся.

– Это все правда, что она говорит.

За спиной Шурика раздался голос, но Белокуров даже не оглянулся. Он узнал этот голос. Он принадлежал одному из оперативников, которые беседовали с ним пять дней назад. Шурик попытался вспомнить лицо этого оперативника, но не смог. Оно и понятно, что не смог. Это проклятие неузнавания лиц всегда было и будет с ним. Но зато он помнил имя сыщика. Это имя называл второй оперативник. Станислав – вот как звали человека, который сейчас стоял за спиной у Шурика.

Нина тоже услышала незнакомый мужской голос и, отняв руки от лица, испуганно вскочила на ноги. Глядя на Крячко затравленным взглядом, она попятилась и, наткнувшись на кровать, села на нее.

– Что же вы, Нина Ивановна, замолчали? – спокойно и даже чуть насмешливо спросил Станислав. – Раз уж начали говорить правду, так говорите ее до конца. Мне кажется, что Александр Белокуров должен ее знать, эту правду. Скажите ему, что познакомились с Анохиным еще тогда, когда он отбывал срок в колонии. Вы ведь нашли друг друга по интернету?

Нина молчала и теперь уже не испуганно, а зло смотрела то на оперативника, то на Шурика.

– Ну не хотите пока ничего отвечать, и не надо, – пожал плечами Станислав и, обойдя Белокурова, подошел ближе к Нине. Теперь их разделял только чемодан с вещами. – Потом все равно придется. Не тут, так в другом месте. Но пока вы в размышлениях, стоит ли вам сотрудничать со следствием, я сам, с вашего непозволения, расскажу Александру вашу историю.

Станислав вопросительно посмотрел сначала на Лауш, а потом, повернувшись, и на Шурика, как бы спрашивая разрешения и у него. Шурик, нерешительно и не отрывая взгляда от Нины, кивнул. Крячко продолжил:

– Тогда начну с того, что ваш брак на самом деле ненастоящий. Недействительный с точки зрения закона. Изначально знакомство с Белокуровым входило в план большой аферы, которую вы разработали с Анохиным. Ведь так? Впрочем, можете не отвечать. Подговорить сотрудницу ЗАГСа и выдать вам липовое свидетельство о браке с ним, – он кивнул в сторону Шурика, – было для Анохина плевым делом. Он умел не только обманывать женщин, но и делать их своими союзницами. Правда, когда они становились ему не нужны, он их с легкостью бросал. Ведь именно так он и поступил с вами. Я прав?

– Да пошел ты… – сквозь зубы процедила Лауш.

– Будем считать это утвердительным ответом, – усмехнулся Крячко. – Влюбить в себя Белокурова было для вас задачей весьма простой. Анохин знал, что его школьный друг не различает, а значит, и не запоминает лиц. О чем он вам в свое время и сообщил. А поэтому вы сначала пришли к Белокурову на работу, в тату-салон, под видом девушки-практикантки и проверили, как он на вас отреагирует. Эвелина – так вы тогда представились.

– Эвелина, – эхом повторил Белокуров. Казалось, Шурик не был удивлен этим сообщением. – Я подозревал, что ты и Эвелина – это одно и то же лицо, но не мог сам себе доказать, – глядя на Нину, сказал Шурик. – Я запомнил только ее голос. Он очень был похож на твой голос, Нина. Но когда Эвелина вдруг пропала и перестала приходить в салон, а ты появилась только спустя десять месяцев… Постойте. – Шурик посмотрел на Станислава. – Но когда я познакомился с Эвелиной, Сашка еще отбывал срок.

– Все правильно, – согласно кивнул Крячко. – Он досиживал последние месяцы. Но послал Нину-Эвелину, чтобы посмотреть, понравится ли она вам. В их планы тогда уже входило привлечь вас к своей афере с обманом женщин. Правда, первый трюк с обманом женщины в Нижнем Новгороде они провернули не очень удачно. Анохина выдало то, что он воспользовался своим именем. Настоящим именем. Его арестовали, но ему повезло влюбить в себя, скажем так, не очень красивую следовательницу, которая и помогла ему бежать из-под стражи. И вот тогда ваши, Нина, художественные таланты вы и стали использовать для создания разного рода фальшивых документов.

– Нина, это правда? – Шурик горестно и с какой-то больной жалостью в глазах посмотрел на молодую женщину, которую он уже три года считал своей законной женой.

Нина зыркнула на него злым взглядом и промолчала.

– Правда, правда, – вместо нее ответил Крячко. – Мы уже собрали доказательства. Осталось только, чтобы Нина Ивановна под запись сама подтвердила уже очевидный факт. Первым поддельным документом, изготовленным ею, было как раз свидетельство о вашем браке. Работница ЗАГСа просто сыграла свою роль и выдала вам заведомо липовый документ. Никаких официальных записей о браке в реестр не вносилось, а заявление на регистрацию сразу не попало туда, куда ему следует попадать – в архив.

– Но как вы узнали, что именно Нина во всем этом замешана и помогает Сашке в аферах? – непонимающе посмотрел Шурик на Крячко.

– На то мы и уголовный розыск, чтобы узнавать такие вещи, – ответил Станислав. Он немного помолчал, видимо обдумывая, стоит ли раскрывать все карты, но потом все же сказал: – Мы сначала подозревали вас, Александр Александрович, в подделке документов. Но потом выяснили, что вас Анохин использовал втемную. У вас на лице написано, что априори не можете быть жуликом. А потом еще эта ваша особенность с неразличением лиц. Лев Иванович тогда сразу догадался, что в деле замешана женщина. Женщина, у которой был доступ и к вашему телефону, к вашему компьютеру и к вашему рабочему чату, в котором вы общались с клиентами. А ближе всего к вам была ваша так называемая жена Нина.

– Ну, и как я помогала Анохину? – зло выплюнула вопрос Лауш. – Объясните, мне это очень интересно!

– О подделке документов я уже рассказал, – спокойным тоном стал объяснять Станислав. – Но чтобы никто не вышел на Анохина через его школьного друга Шурика, ему в чат от имени Сашки Анохина писали вы – Нина Ивановна Лауш. Писали со своего телефона. Вы делали заказы на портреты, вы эти портреты невест курировали – писали в чат своему мужу адреса, по которым нужно их высылать, следили, чтобы они пришли по назначению. Надеюсь, в подробности всех махинаций вы нас введете чуть позже, когда мы проедем в Главное управление Министерства внутренних дел.

Станислав посмотрел на Нину, чуть склонив голову набок, словно для того, чтобы не пропустить ее ответ на свою просьбу.

– А еще мы по специальной программе восстановили удаленные из чата вашего мужа, который, как я уже сказал, совсем вам не муж, файлы и много чего узнали. Например, теперь у нас есть подтверждения, что вы, Нина Ивановна Лауш, участвовали в схемах развода на деньги женщин из разных городов. Кстати, ворованные вами и Анохиным деньги вы хранили именно на своем счету в банке. Анохин ведь был в бегах, и светиться ему, открывая на себя счет, не было никакого резона. Вас же никто никогда бы не заподозрил. Вы женщина замужняя и никакого отношения к Анохину не имели. Жить на сворованные шальные деньги намного проще, чем на заработанные тяжким трудом гроши. Правда?

– Нина работала, – попытался было вступиться за Лауш добрый Шурик, но потом и до него дошло, что все эти командировки и работа над дизайном интерьера были только для отвода глаз. Белокуров не мог вспомнить ни одного эпизода, когда бы Нина сидела дома за компьютером или за рисунками, за планами и расчетами, без которых работа интерьерного дизайнера была немыслима. Шурик понял, что он был слеп. Слеп в своей любви к этой красивой, но холодной и расчетливой женщине. И его слепота не имела ничего общего с его заболеванием. Истинное лицо, которое Нина прятала от него, находилось глубоко в ее душе. А была ли у нее вообще душа? Шурик сильно засомневался в этом. Ему вдруг стало невыносимо больно за Нину, за ее мертвую душу, и он сказал:

– Иди, Нина. Иди и расскажи им все как было. Всю правду. Может, тогда твоя душа вернется к тебе. А я, если ты захочешь, буду ждать твоего возвращения.

Нина удивленно и одновременно подозрительно посмотрела на Шурика, но ничего не сказала. Тяжело вздохнув, она встала.

– Пойдемте уже, – обратилась она к Крячко, отпихнув ногой раскрытый чемодан. – Глаза мои уже не могут смотреть на этого чокнутого.

– Ну что, вас можно поздравить с поимкой опасного преступника? – весело посмотрел на Крячко и Гурова Петр Николаевич.

– Ты бы, Петр, сначала за стол сел, что ли, – рассмеялся Крячко. – Наталья с Машей старались. С утра к твоему визиту готовились. Салаты остывают. Потом о деле поговорим.

– Ты хотел сказать, водочка в рюмках греется? – прищурился Орлов и шагнул к накрытому столу.

– И это тоже, – снова рассмеялся Станислав. – Окрошку будешь? – по-хозяйски осведомился он, пока Гуров садился на свое место, а его жена и жена Гурова расставляли тарелки с хлебом.

– Буду, – потер руки Петр Николаевич. – И окрошку буду, и водочку, и селедочку…

– Вот и правильно, – одобрительно рассмеялась Наталья. – Соловья баснями не кормят. Сначала червячка дают заморить, а после и обо всем остальном поговорить можно. Нам тоже интересно, как вы умудрились этого жулика поймать. Он ведь, кажется, два года в бегах был. Так, Маша?

– Так, – кивнула Мария. – Во всяком случае, так говорит Лева, а не верить ему у меня нет оснований.

Какое-то время за столом была тишина, слышались лишь стук ложек о тарелки и звон рюмки о рюмку да отдельные слова с просьбой подать горчички, хлеба или сметанки. Когда была выпита третья рюмка водки и съедена тарелка окрошки, Орлов снова завел разговор о работе. А вернее, о последнем деле Гурова и Крячко.

– Так, ребятки, – откашлявшись, начал Петр Николаевич, – я свое обещание выполнил – отгулы вам отгуливать разрешил, как и договаривались – после окончания расследования. Теперь с вас вся история поимки. Наши женщины, я так думаю, меня тоже поддержат.

– А я уже и так все подробности знаю, – хитро улыбнулась Мария. – Мне Лева сразу после поимки Анохина все рассказал.

– А ты меня не выдавай. – Гуров шутливо ткнул жену в бок. – Я тебе, можно сказать, военную тайну по секрету раскрыл, а ты меня сдала с потрохами.

– А мне вот Станислав никогда о своих расследованиях не рассказывает сразу, – надула губки Наталья. – Любит, когда я к нему сначала попристаю с недельку…

– Так чего тебе рассказывать-то? Ты и от Марии, что тебе интересно, всегда узнаешь, – усмехнулся Крячко.

– Не всегда, – улыбнулась Маша. – Только когда я не на гастролях. А в этот раз уезжала на неделю. Поэтому и не удалось посекретничать.

– Хватит болтать. Пора басни сказывать, – напомнил Орлов и посмотрел на Льва Ивановича, предлагая ему все и рассказать.

– А что сказывать? – Гуров почесал в затылке, словно задумавшись, потом махнул рукой и, рассмеявшись, добавил: – Красиво мы его взяли, надо сказать. Вышли мы на него через сожительницу Шурика Белокурова – Нину Лауш. Когда стали раскручивать историю с портретами, а вернее, с тем, откуда посылались Шурику сообщения в чат, то вышли на номер Лауш. Стали разбираться дальше и выяснили, что Нину познакомил с одноклассником именно Анохин. Стали следить за Ниной, просматривать ее звонки, проверять счет в банке… ну, и все такое прочее. В общем…

– В общем, мы через Нину и вышли на Анохина, – не вытерпел Станислав. – Они давно уже любовниками были и все аферы вместе проворачивали.

– Да, – подтвердил слова Крячко Лев Иванович. – Так вот. Нам ведь нужно было Анохина не просто поймать, а с поличным. Хотя и доказательства его причастности к жульничествам у нас кое-какие уже были, но он хитрый, гад, и подстраховался, на Лауш мог запросто все махинации спихнуть. Ведь это она и одноразовые татуировки ему рисовала, и наклейки делала, и за портреты невест отвечала, и ворованные деньги у нее на счету хранились. В общем, решили мы на живца его ловить.

– И я так понимаю, поймали довольно быстро, – усмехнувшись, покрутил головой Орлов.

– Просто нам снова повезло. Помнишь ту даму с собачкой, на которую тебе дежурный жаловался?

– Помню, – улыбнулся Петр Николаевич. – Это ее, что ли, живцом сделали?

– Ее, – ответили хором Крячко и Гуров и весело переглянулись.

– У этой неординарной женщины просто поразительные способности притягивать к себе мужиков, – стал объяснять Лев Иванович. – Анохин на нее не просто попался, а увяз в ней по полной программе. Даже жениться на ней решил. И не на словах, как он это делал обычно, а на самом деле. Ради Дианы Теплицкой он и Лауш готов был бросить. – Гуров покачал головой, сам удивленный таким неожиданным поворотом в их операции.

– Чем она его так зацепила? – удивился Орлов.

– Чертовка, а не женщина. Чертовка с внешностью ангелочка, – с ноткой восхищения проговорил Крячко и покосился на Наталью.

– Она сама объясняет свой успех у мужчин некими особыми флюидами. Запахом, который привлекает к самкам некоторых самцов, – пояснил Лев Иванович. – Я, правда, в такие штуки не очень-то и верю…

– А зря, – прервала его Наталья. – Наверное, просто ты относишься к виду самцов, которые выбирают свою половинку один раз в жизни и навсегда, а на другие запахи не реагируют. Не то, что некоторые, – насмешливо посмотрела она на своего мужа.

– Наталья, ты несправедлива к Станиславу, – заметил этот взгляд Орлов. – Он верен только тебе.

– Кто бы сомневался, – улыбнулась Наталья и добавила: – А слюнки у него от чужого аромата все равно бегут.

Станислав, состроив обиженную мину, промолчал.

– Так вот, – продолжил Лев Иванович. – Сначала я хотел, чтобы роль приманки сыграли или Маша, или ее подруга Леночка. Но потом подумал, что Анохин наверняка проверяет все свои жертвы, перед тем как окончательно их обработать, и остановился на кандидатуре Теплицкой. Чтобы познакомить Анохина с Дианой, мы пригласили из труппы Марии одного актера, который сыграл нам роль пьяницы и хама-художника. Дальше все пошло как по маслу.

– Да, Анохин так увлекся Дианой, что забыл об осторожности и попался нам на крючок, как глупый пескарик, – хохотнул Крячко. – Мы потихоньку тянули сети целых пять дней, тянули медленно, чтобы он не почувствовал неладное и не выскользнул от нас в ячейку.

– Но самое интересное было в конце, – заявила Мария. – Лева, расскажи, как вы его арестовывали.

– Обязательно расскажу. – Гуров улыбнулся и положил руку на плечо жены. – Мы решили взять его красиво. Сначала мы думали, что он будет действовать как обычно – втирать Диане о своей несчастной доле и просить у нее денег. Но вышло даже еще лучше, чем мы ожидали. Анохин так поплыл от чар Дианы, что рассказал ей практически правду о себе. Сказал, что он бедный и несчастный человек, которого оклеветали и хотели напрасно засудить, но он сбежал и теперь прячется. Теплицкая сыграла безукоризненно и, притворившись безумно влюбленной, предложила ему сменить фамилию, а для этого жениться на ней.

– Да, до такого он наверняка сам не додумался бы, – рассмеялся Орлов.

– Да, не хватило малость соображалки, – усмехнулся Лев Иванович. – Но ему подсказали, и он согласился. Она ведь ему не только руку отдавала, но и все свои богатства. А их у Дианы Андреевны оказалось немало. У нее богатый дядюшка в Америке помер и ей кучу зеленых и недвижимости в Штатах оставил.

– Это что – правда или просто легенда? – удивленно спросил Петр Николаевич.

– Это правда, – серьезно ответил Гуров. – Мы сами в шоке были. Прямо как в сериале каком-то. Сама Диана Андреевна, в общем-то, скромно жила и даже работу бросать любимую не хотела и в двушке со своей собачкой ютилась. А все остальное – чистая правда.

– Ты главное-то, главное расскажи, – затеребила мужа за рукав Мария.

– Сейчас. Когда Анохин выяснил, что его якобы небогатая невеста на самом деле богата как Крез, он решил, что от него не убудет, если он женится на ней официально. Но вот как он это сделает, если в бегах?

– Да, как? – поинтересовалась Наталья.

– Только если сделает себе фальшивый паспорт, – усмехнулся Гуров. – А такие вещи, как ксива, ты сама знаешь, просто так не делаются. Вот он сначала и обратился к Нине Лауш. Но та, узнав, что он надумал официально жениться на какой-то старой деве, пусть даже и богатой, впала в истерику. Отказала ему в просьбе и решила смотаться куда подальше, прихватив заодно и ту наворованную наличность, которая хранилась на ее счету.

– Но у нее ничего не вышло, – вставил Крячко. – Мы за ней следили и вовремя арестовали. Не успела она никуда уехать, хотя уже и билеты на самолет до Анкары купила.

– Пришлось Анохину идти к своей давней подружке – работнице паспортного стола, и просить у нее за деньги выправить ему ксиву уже с новой фамилией. Как если бы он уже был женат на Теплицкой. Но мы и этот вариант предусмотрели. И работники ЗАГСа, и паспортистка уже были в курсе всего. Анохина якобы по блату расписали с Теплицкой на следующий же день после подачи заявления. А затем они сразу же поехали получать Анохину новый паспорт.

– Деньги решают все? – усмехнулся Орлов.

– Ага, вроде того, – отозвался Лев Иванович. – А когда фальшивый документ уже был на руках новоиспеченного жениха, Теплицкая преподнесла ему свадебный подарок.

– Это какой же? – поинтересовался Петр Николаевич. – Сказала, что вся его женитьба на ней была фарсом и спектаклем?

– Нет, намного лучше, – заметила Мария. Ее щеки даже порозовели от удовольствия. – Этот финал достоин Гоголя, – заявила она.

– Ну-ка, ну-ка, интересно. – Орлов даже заерзал на стуле от нетерпения.

– Вот сама и скажи, – предложил жене Гуров.

– Диана подарила Анохину его портрет в костюме жениха! – торжественно объявила Мария.

Сначала за столом повисло молчание, но потом и Орлов, и Наталья, а за ними и все остальные рассмеялись так громко и с таким удовольствием, словно и вправду наблюдали в театре заключительную сцену «Ревизора».

– Идея с портретом принадлежала Викентию Соловьеву. Это он поехал к Шурику Белокурову и заказал ему написать портрет Анохина с его фотографии, – поставил точку во всей этой истории Гуров.

– Ты это, Соловьев, может, все-таки передумаешь увольняться-то? Мы тебе и зарплату увеличим.

Главный редактор сетевой газеты «Есть инфоповод» просительно посмотрел на Викентия.

– Нет, Михаил Петрович, не передумаю, – помотал головой журналист. – Я вообще в Москву решил перебраться. У меня там невеста. Да и на ТНТ зовут работать журналистом. Думаю согласиться на их предложение. Дело не в деньгах. Я вам ряд бомбических статей после своей командировки написал, как и обещал? Написал. Рейтинг газеты вон как взлетел за последние три месяца. Вам его только поддерживать на уровне осталось…

– Вот именно, поддерживать, – недовольно проворчал главред. Но потом вдруг его лицо изменилось и он, улыбнувшись самой лучшей улыбкой, которую всегда приберегал для городской администрации, предложил: – Соловьев, а давай я тебя своим помощником сделаю. Будешь вычитывать все статьи и вообще…

Что входило в это «вообще», главред уточнять не стал.

– Нет, Михаил Петрович, – Викентий развел руками, – у нас уже все решено. Я и квартиру в Иваново продаю, и маму с собой в Москву забираю. Они с Дианой, моей невестой, отлично поладили. Пока поживем у Дианы в двушке, а там расширим жилплощадь. Так что…

– Ну, нет так нет, – не скрывая сожаления, вздохнул главный редактор и протянул Викентию руку. – Тогда удачи тебе, Соловьев, на новом месте. И невесте привет. Это ведь она помогала вам разоблачать афериста?

– Она, – улыбнулся Викентий и вышел из кабинета начальника.

И сразу же его окружили сотрудницы газеты. Тут были не только редакторши рубрик в количестве пяти штук, но и секретарша начальника, и уборщица тетя Валя, и четыре журналистки, которые обычно работали удаленно, но ради того, чтобы попрощаться с Викентием, не поленились приехать в офис газеты. Мужская половина «Есть инфоповода» стояла в сторонке и с завистью смотрела на Викентия, который заслуженно принимал от женской половины восторженные похвалы и пожелания удачи на новом месте работы.

– Викентий, ты обязательно должен нас познакомить со своей невестой, – безапелляционно заявила тетя Валя, и женщины загалдели, одобряя ее предложение.

– Я точно знаю, что она сейчас сидит у тебя в машине, – подступила к Викентию его бывшая непосредственная начальница – редакторша, отвечающая за статьи для женщин. – В общем, так. Мы тут накрыли прощальный банкет, – улыбнулась она. – Иди и приведи к нам свою ненаглядную, и мы вместе отметим твое повышение. Я так думаю, что работу на одной из программ телевидения можно смело назвать именно повышением.

– Можно, можно! – дружно поддержали ее остальные дамы.

– Вот! Иди и приведи ее. Негоже скрывать свое сокровище от нас, – вперед продвинулась еще одна из редакторш. – Ведь мы столько лет проработали с тобой вместе. Ты нам как сын, как брат, как…

Она не договорила, замахала руками перед собой и стала вытирать набежавшие на глаза слезы.

– Ну, хорошо, хорошо, – рассмеялся растроганный таким к себе вниманием Викентий. – Я сейчас приведу Диану. Только, чур, слишком на нее с вопросами не наседать. Она у меня женщина скромная.

– Кто это у тебя скромная? – раздался голос за спинами женщин, и все дружно обернулись.

Возле четырех мужчин, представлявших сильную половину газеты, стояла хрупкая блондинка в платье ярко-канареечного цвета, в широкополой шляпке и с лохматым песиком на руках.

– В машине ужасно жарко, – пожаловалась блондинка. – Мармеладка вся уже извелась и извертелась из-за этого. Поэтому я решила поискать тебя в офисе, а заодно познакомиться с женщинами, о которых ты мне так много рассказывал.

– Это Диана, – радостно сообщил Викентий застывшим от изумления женщинам. – Моя невеста.