Едва проснувшись, приподнялся на локте выглядывая в окно. Без неожиданностей — уже ставшая привычной белесая мгла аномалии.

— И снова здравствуйте, — откинулся я обратно на подушку.

Зевнул не сдерживаясь, наслаждаясь последними мгновениями расслабленного покоя. Так хотелось поваляться еще минут пятнадцать, но не судьба.

Надо вставать, торопиться и бежать. Вопрос жизни и смерти.

Соскочив с кровати, принялся одеваться. На тумбочку, где лежал смартфон даже не глянул. Высокотехнологичный кирпич, что на него смотреть — чай не впервые в тумане. Четвертый раз я уже после смерти возвращаюсь в начало петли времени, которая раз за разом приводит меня вновь в туманный монолит. Так что уже даже попыток не делаю проверить… Нет, вру — делаю пока: все же щелкнул машинально переключателем, выходя из комнаты.

Нет, не работает. Совсем.

В квартире и вообще во всем доме полная, абсолютная тишина. Ощущения знакомые, вновь как будто на глубине нахожусь — каждый вдох требует большего чем обычно усилия; кроме того, по всему телу неприятное чувство, как будто влажное термобелье надето.

На кухонном столе дробовик. Да, я подготовился — приобрел оружие, пусть и не совсем законно. С приятным слуху сытым лязгом дослал патрон в патронник, проверил предохранитель. С дробовиком в руках как-то лучше жить стало, прибавилось спокойной уверенности. Закинул тревожный рюкзак на плечо, перехватил ружье поудобнее.

Все, пора валить отсюда.

Если Кайсара не смогла убежать, сейчас через туман в мою сторону уже мчатся эскадроны смерти. Если успела, впрочем, тоже могут мчатся — так что бежать отсюда, бежать как можно быстрее. Но, несмотря на необходимость срочно покинуть квартиру я замер, напрягая слух. Постепенно нарастая, пробиваясь сквозь непривычную тишину мглы, слышались странные звуки. Что-то совсем неподалеку едва слышно шуршало и поскрипывало; как будто ворочается огромное животное. Вот сейчас уже стал слышен негромкий хаотичный перестук.

В стекло стучат? Я на втором этаже живу, кто ко мне стучать может?

Выйдя из кухни в гостиную, понял кто может стучать. Окна у меня панорамные, от потолка до пола, поэтому что именно издает такие звуки, увидел сразу: с обратной стороны на меня, на уровне колен, смотрели белесые глаза кадавра. Летать что ли научились, или по стенам ползать?

Нет, летать не научились. Следом за первой головой появилась вторая, третья, вот уже почти десяток, мелькают руки по стеклу. У дома собралась толпа кадавров, и они сейчас, подминая друг друга, наползали на стену живой лестницей — одно из окон открыто, к нему ползут. Не настежь открыто, а в режиме проветривания, но тем не менее — первая рука уже оказалась в комнате, шаря по сторонам. Окно так не открыть, но совсем скоро кадавров с той стороны станет много и приоткрытую створку просто выдавят.

Происходящее удивляло и пугало, но неожиданностью не являлось — я предполагал, что меня будут ждать и встречать. Была, конечно, надежда, что мгла не подчиняется чьей-то злой воле, а нападение на нашу убегающую колонну — лишь стечение обстоятельств. Но сейчас надежда эта исчезла: за мной пришли целенаправленно, прямо по почтовому адресу. Теперь отрицать человеческое вмешательство в волю рождающей кадавров мглы больше не получится. Знать бы еще, кто именно это делает — но это уже потом, сейчас пора уходить. Но прежде…

Подойдя к окну, выставил ствол наружу и нажал на спуск. Грохнуло так, что заложило уши, на несколько секунд заместив все остальные звуки протяжным звоном. Да, стрелять из дробовика в закрытом помещении не очень идея, если наушников нет, но цели достиг — сразу двух кадавров откинуло в сторону и окно я захлопнул.

А теперь бежать.

В коридоре пока никого. Электричества нет, двери в подъезд больше не запертые, но кадавры тупые, открыть их вряд ли интеллекта не хватит. Но наверняка собрались на улице, ждут толпой. К счастью, я подготовился к такому варианту — и выбегая из квартиры, прихватил болторез. Поднялся на третий этаж, срезал дужку замка и выбрался на крышу. Видимость в пару десятков метров, снова воронка мглы вокруг. Это плохо, скорее уходить отсюда надо.

Подбежал к краю крыши — со стороны моих окон куда кадавры ломились, посмотрел вниз. Да, нечеловеческая масса перехлестнула через забор, и создавая живую лестницу прет вперед и вверх, уже полностью залепив мои окна. Еще немного, и на крышу залезут, вообще весь дом накрыв.

Во внутреннем дворе пока никого, и это хорошо — можно через другую арку сбежать. Я, за неделю ожидания, озаботился не только оружием, но и разными приятными мелочами. Как, например, устройство самоспас для спуска с крыши при пожаре. Его, по инструкции, нужно цеплять за заранее установленные петли, но я просто обернул трос вокруг колодца вентиляционной шахты. Влез в тканевую косынку — похожую на шорты большого размера и повернувшись спиной, шагнул вниз — задом и назад, упираясь ногами в стену. Тормозной блок регулировал скорость спуска сам, и от меня не требовалось ничего иного, кроме как удерживать равновесие и ногами от стены отталкиваться. Пожалел только, что ремня на дробовике нет — при планировании как-то не учел, что бывают моменты, когда его удобнее за спину закинуть. Вот как сейчас, например.

— Нет-нет-нет! — воскликнул я, чувствуя, как теряю равновесие.

В попытке перехватить дробовик слишком сильно изогнулся и едва не вывалился из тканевой люльки. Отпустив оружие, закрутился как цирковой гимнаст на страховке — удержавшись каким-то чудом. Снизу грохнуло — дробовик выстрелил после падения, к счастью не в меня — тогда дополнительно от стыда бы умер.

Тормозной блок продолжал раскручивать трос, мягко спуская меня вниз, и я уже на уровне первого этажа, приземлился в затрещавшие кусты. Подмял под себя молодую сирень, извернулся и рухнув вниз головой выбрался из тканевой люльки. Подхватил с земли дробовик, побежал к выходу со двора. Навстречу попалась оскаленная рожа кадавра — довольно шустрый, упырь уже. Выставив когтистые руки, тварь бросилась мне наперерез, но тут же отлетела закрутившись, получив в плечо заряд картечи.

Проскочил через детскую площадку, перепрыгнул через калитку с другой стороны двора. Зачем прыгал, она ведь открыта, электронные замки не работают? Вопрос остался без ответа, потому что я уже бежал прочь.

Не в ту сторону, куда изначально планировал: я ведь себе не только ружье и самоспас купил для спуска с крыши, у меня еще уазик на стоянке стоит. Простой и неприхотливый как утюг — единственный вид техники, которая может ездить в тумане аномалий. Но уазик стоит на парковке прямо под окнами моего дома, в том самом месте, где сейчас копошится живая масса наползающих на дом кадавров. Так что этот вариант можно считать потраченным.

— Мужчина! Мужчина! Что происходит? — услышал я женский крик.

После каждого обновления монолита в туман попадает только небольшая часть жителей. Каждый раз новые, никогда не повторяются — ну, кроме таких как я жнецов, конечно. Поэтому для меня это уже четвертый раз, а для кричащей женщины туманный ужас происходит впервые.

— Дома сидите! — закричал я на бегу.

Другим людям на самом деле нужно сидеть дома, так безопаснее. Скоро, уверен, здесь будут отряды рейдеров и кадавров уничтожат. Мне только нужно выжить до этого момента — с такими мыслями я уже бежал мимо бетонного забора соседнего с моим строящегося жилого комплекса. И с такими же мыслями увидел перед собой туманного волка, который бросился на меня из засады. Грохнул выстрел, сбивший прыжок твари, но в этот момент второй монстр бросился на меня с другой стороны. Удар когтистой лапы, сочащейся белесыми лоскутьями тумана пришелся в шею сзади.

Это я уже видел, как обычно, в замершем мгновении времени, когда душу выдернуло из тела. Боли привычно не было, непривычная тяжесть мглы исчезла — я снова был бесплотным духом, наблюдая происходящее сверху-сбоку, как в компьютерной игре с изометрической проекцией.

Посмотрел на себя, на замерших в остановившемся мгновенье туманных тварей. Отвратительные — подумал я отстраненно: в состоянии бесплотного духа эмоции приглушенные, без огонька жизни.

Миг замершего времени подошел к концу, и меня понемногу начало крутить в водовороте — втягивая обратно в воронку временной петли, в центр истончающегося прахом моего тела.

— Черт, черт, черт! — сквозь сжатые зубы произнес я, с чувством вдарив ладонью по перилам.

Снова первое июня, и снова я смотрю на зелено-красное северное сияние, залившее вечерний небосвод. Четыре раза (!) я уже появлялся в тумане Альбиона, и три раза погибал почти сразу, в течении первого часа. Это… это просто не выразить приличными словами, а использовать яркую лексику я не могу, дал зарок не пользоваться.

Четыреждыяростная злость, в общем.

Постоял, выдохнул. Эта песня хороша, начинай сначала: сейчас телефон сестры полетит в окно, потом разговор с Оксаной, их драка с Викой, потом неделя подготовки… Я все это уже видел. Только к следующему путешествию шаблон бы нужно немного сменить, чтобы вновь его так быстро и обидно не порвали.

Когда раздались три коротких звонка, вздрогнул. Все, Оксана пришла, погнали заново.

Через неделю — которая повторилась как тот самый день сурка, учтя предыдущий опыт потери времени, лег спать одетым. Едва проснувшись и увидев мглу за окном, соскочил с кровати, закинул за плечи тревожный рюкзак, подхватил ружье — с ремнем в этот раз, выбежал из квартиры. Болторез не брал — замок двери на крышу открыл еще накануне, так что сегодня выскочил без задержек. Устройство спуска уже подготовлено, но вниз я пока не торопился. Надо осмотреться, прикинуть сторону, куда если что спускаться.

Осторожно, на полусогнутых, подбежал к краю крыши, выглянул вниз. А там и нет никого, ни единого кадавра. Обошел крышу по периметру — да, действительно, ни одной туманной твари. Кончились что ли?

Держа наготове оружие, весь обратившись в слух, я ждал. Спускаться пока не торопился. Засаду из измененных туманных тварей помнил, попадаться больше не хочется.

— Йо-о-ожик!

Крик раздался глухо. Как будто вдалеке, но на самом деле рядом — мгла звуки глушит сильно.

— Лоша-а-адка! — прозвучал ответ еще более глуше.

Вот в пятый раз я в тумане аномалии и разные люди — впервые здесь оказавшиеся, кричат в окно всегда одно и то же. Несколько соседей, еще не представляющие, в какой мир они попали, уже начали переговариваться, обсуждая отсутствие электричества и странный мглистый туман, от которого трудно дышать.

Я же с некоторой надеждой думал о том, что кадавры могли закончиться. Да, во время атаки Плети из соседнего монолита их пришло сюда десятки тысяч. Но те же десятки тысяч потом сожгли напалмом на границе, значительно проредив ряды. И может быть, последняя крупная группа была уничтожена неделю назад. Для меня неделю назад, вернее, здесь-то месяц прошел.

В двухголосье переговаривающихся соседей к этому моменту вплелся кто-то третий с предположением, что случилась авария на производстве и лучше бы всем закрыть окна и использовать ватно-марлевые повязки. Но развить мысль этот грамотный товарищ не успел: как раз к этому моменту, рыча моторами, к жилому комплексу подлетели багги туманных рейдеров. Черные, с отсвечивающими кислотным сиянием буквами «VNM» на бортах. Отдельный батальон «Веном» Пятой легкой бригада Сил Обороны Протектората Альбион.

Похоже, свои. Но проверить бы не мешало. Так что лучше подождать, посмотреть, вдруг…

— Саргон! Саргон, братиш, ты здесь⁉ — раздался во мгле до боли знакомый гнусавый голос Виталика-суетолога.

Все, можно дальше не присматриваться. Виталя, в черной униформе рейдеров-скаутов Пятой бригады, стоял в подъехавшем близко к дому багги и призывал меня, крича в рупор.

Мимо остановившегося багги, глухо рыкнув мотором, сминая секцию забора проехал БТР-40. За рулем Димарко, а рядом — на командирском месте, центурион со шрамом. Знакомые лица, и все похоже непосредственно за мной. И это хорошо — значит, Кайсара спаслась.

Спускаться по тросу я не стал, побоялся исполнить то же самое, что и в прошлый раз, когда едва не свалился. Вернулся на лестницу, вышел из двери парадного подъезда. Меня заметили, подъехал броневик с Димарко, после чего целая кавалькада — нас сопровождала как минимум четверка багги, поехала прочь из тумана.

Навстречу нам почти сразу проехал поисковый отряд рейдеров — двигаясь к жилому комплексу. У них начинается рутинная работа, а меня, как понял, вывозила специально выделенная под это задание группа.

Виталя ехал в сопровождавшем нас багги, поэтому в машине тишина: ни Димарко за рулем, ни расположившийся на командирском месте центурион со шрамом вопросов не задавали. Я тоже молчал — они все же не те люди, которые могут дать ответы на серьезно интересующие меня вопросы. Единственное, что у Виталика поинтересовался, как они по лесам дошли. Отлично дошли, гоблины красавчики, альтушка в порядке.

С остальными вопросами решил повременить: две недели ждал, еще немного подожду. Потому что в самое ближайшее время меня ждет встреча с Юлией Клеопатрой Кайсарой Младшей, которой я почти случайно спас жизнь, и которая — в отличие от меня, из-за особенности временной аномалии ждала нашей встречи не две недели, а два месяца.

Надеюсь, сегодня все нормально получится.

В прошлый раз, когда я ехал по этой дороге, в кузове стонали раненые, вокруг все было в крови и разъедающей все кислоте, над головой свистели пули, позади ползла масса кадавров, а впереди ожидали полная неизвестность.

В этот раз поездка происходила намного более комфортнее, в рабочем режиме. Правда, по-прежнему не очень понятно, что ждет впереди, но немного вычурное, при этом ничуть не пафосное: «Возвращайся ко мне, спаситель мой» от Кайсары вселяет некоторую надежду.

Не торопясь выехали из тумана, без лишней спешки миновали долину — изуродованную полосами выжженной земли, миновали восстановленные форпосты. Поданый на посадку дирижабль почти не отличался от того, на котором я отправился наверх в первый раз. Такая же черная махина военного транспорта с белым нарисованным глазом.

У причальной мачты меня встретили двое бойцов-варангов. Знакомые доспехи — заметно, что чиненые в нескольких местах. Лица закрыты забралами, но приветствуя меня оба ударили кулаками в грудь довольно экспрессивно. Похоже, двое бойцов из сопровождающей нас четверки личной охраны полковника. Самого его, кстати, не видно — надеюсь, выжил, без него мы бы от демонов из Ахена не сбежали.

Виталя, выпрыгнув из багги, ко мне присоединился. Молча — невиданное дело. Научился держать в себе просящиеся наружу мысли, потому что посматривал он на меня прямо многозначительно, видно было что очень хочется начать задавать вопросы. А вот Димарко, как и центурион со шрамом, остались в машине. Похоже, кроме моего личного сопровождения у них здесь свои задачи.

Когда дирижабль набрал высоту, и мы поднялись над куполом, я с интересом осматривал показавшуюся внизу облачную цитадель. Следы разрушений остались, в первозданный вид верхний уровень не привели. Дома, в числе прочего тот в котором я часть стен разрушил, привели в порядок, а вот поврежденную взрывом и падением статуи башню полностью разобрали. Рядом нагромождение строительных лесов, но как-то странно выглядящих — похожи не несколько собранных вместе огромных 3D-принтеров. Статуя богини-покровительницы стоит поодаль на одной из зеленых лужаек, сверкает красным золотом.

Приземлились на широком плацу перед беломраморным дворцом. Дирижабль пришвартовался, притянутый к поверхности сразу несколькими канатами — я это на проекции оживших экранов рубки управления видел. У трапа меня встречало несколько десятков варангов почетного караула, и — довольно неожиданно, но приятно, Марина с альтушкой. С Ольгой, вернее — волосы ее, кстати, теперь были покрашены уже в яркий бирюзовый цвет, в тон полоскам на белоснежном комбинезоне Альтергена.

Марина была в похожем, тоже белом, свидетельствующем о ее статусе гражданского специалиста, а не слуги; на лицах у обеих — что у Марины, что у Ольги, белые же полосы по глазам. Неплохо, неплохо — полные гражданские права и привилегии, вкупе с корпоративной должностью. Удивительный карьерный рост — на такой в обычных условиях перегрину требуются годы, если не десятилетия.

Когда я сошел с последней ступени трапа, Марина, на краткий миг, очень странно на меня посмотрела. Так, словно захотела было броситься на шею, но в последний момент остановилась. И шагнула она не вперед, а подалась чуть назад, словно бы пресекая мою еще несостоявшуюся и даже не обозначенную попытку ее обнять. Заговорила Марина при этом максимально официальным тоном, приветствуя почетного гостя Александра Саргона, то есть меня, в облачной цитадели фамилии Клеопатры рода Юлиев.

Очень странно. Нет, понятно, официальная часть, но… очень и очень странно. Ее тоже, как Виталика, научили себя вести на людях, или что-то произошло за то время, пока меня здесь не было?

Гражданство полное у нее произошло и карьерный рост — догадался я. И ее официально-отстраненное поведение, несмотря на теплоту во взгляде, с этим связаны. Как, пока не знаю, но узнаю еще. Альтушка, Ольга вернее, держалась официально, как и Марина, но мне ни слова не сказала, просто обозначала присутствие.

Строй почетного караула между тем изменился, двигаясь как единый живой организм. Бойцы развернулись, и в сопровождении варангов я двинулся к широкому крыльцу с массивными колонны. Если в желтый цвет покрасить, то дворец этот на здание метро Кировский завод в Санкт-Петербурге похож будет.

«Пантеон!» — возмущенно откликнулось эхо у меня в голове.

О, проснулся пассажир. За две недели дома ни разу незваного попутчика не слышал, а тут объявился. Да, с фасада дворец внешне не только на метро Кировский завод в Питере, но и на Пантеон в Риме похож. Над колоннадой распластал крылья золотой орел, под ним римская волчица, у которой под брюхом — вместо привычных волчат, буквы S. P. Q. R. Используемая матриархальными фамилиями старых родов государственная символика, это я уже знал.

Следуя за провожатыми, зашел под своды дворца. Внутри, как и в Пантеоне, круглый зал, по стенам которого многочисленные статуи. На троне — Юпитер, остальных не знаю… ну-ка, ты здесь?

«Совет богов», — снова проснулся мой неизвестный попутчик.

В первый раз по прямом запросу, надо же. Успех. Более того, вместе с эхом голоса появились картинки мыслеобразов. Юпитер и Юнона, Нептун и Минерва, Марс и Венера, Меркурий и Церера, Вулкан и Веста, Аполлон и Диана. Всего двенадцать, Совет богов. Это знание наложилось на полученные от пустоглазой Октавии сведения о местной политике: Римской Республикой правил Сенат, но жрецы богов, особенно богов первого круга, имели огромное влияние на сенаторов. Религия здесь от государства не отделена, совсем наоборот.

Пройдя через круглый зал со статуями — каждая в два человеческих роста, зашли в проем арки между Юпитером и Юноной. Миновали широкий коридор и пришли к двери кабинета, у которой двойка варангов разошлась по сторонам. Марина сообщила, что меня почетного гостя уважаемого здесь ждут и развернулась, уходя прочь. Внушительная делегация встречающих рассосалась уже в круглом зале, так что перед дверью, не считая безмолвной и замершей в неподвижности двойки варангов, я остался в одиночестве.

Стукнув раз для приличия, вошел в кабинет. Кайсара стояла у окна и смотрела на уже взлетающий с площади дирижабль. Когда я переступил порог, она обернулась и взгляды наши встретились.

С прошлой нашей встречи патрицианка изменилась. И дело не только в появившейся на ней одежде — сейчас на девушке был белый облегающий комбинезон со вставками пурпурного цвета, говорящими о принадлежности к самой высшей сословной касте. Заметно изменилось лицо — в момент нашей прошлой встречи Кайсара выглядела как совсем юная девушка-подросток, лет на семнадцать. Сейчас же передо мной уверенная молодая женщина лет двадцати пяти. Хм, да и фигура тоже изменилась, утратив юношескую худобу и угловатость.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, после чего патрицианка прошла через кабинет и вдруг обняла меня. Довольно неожиданное проявление чувств, причем совершенно такое же я мог ожидать от Марины недавно. Но Марина сохранила официальный вид, Кайсара же наоборот, вела себя как старая знакомая.

Прижавшись — гораздо более крепко и гораздо более дольше, чем принято во время объятий малознакомых людей, Кайсара немного отстранилась.

— Ты вернулся.

Девушка улыбнулась и с нежностью провела мне пальцами по щеке.

Неожиданно: цвет глаз у нее изменился. До недавнего времени они были светло-голубые, почти серые, сейчас же стали яркими, ультрамариновыми. Реально сверкающий взгляд, как неон энергетического оружия во мгле сияет, выделяясь неестественно ярким светом на фоне остального.

Не отвечая вслух, я кивнул. Ну да, вернулся. Кайсара вновь улыбнулась и снова меня обняла, прижавшись так крепко, как будто к родному или очень близкому человеку. Несколько минут мы так простояли в молчании. Голова девушки лежала у меня на плече, она по-прежнему крепко прижималась.

— Ты не понимаешь, почему я так себя веду, — констатировала, не спросила, Кайсара.

«Интересно почему я должен понимать».

— Сейчас я тебе все объясню.

«Уж сделай милость».

Я от напряжения начал уже с ней мысленно разговаривать. Ее странные эмоции настораживали — что, вместе с недавней отстраненностью Марины, наталкивало на мысль о каком-то подвохе. Мне просто не верилось, что подобные эмоции могут быть искренними.

Кайсара отстранилась, но по-прежнему держала меня, словно не желая отпускать. Глядя неестественно сияющим ультрамарином взглядом, заговорила.

— Пока я тебя ждала, я глубоко изучала все, что с тобой связано. Небезуспешно. Теперь я знаю тебя с самого детства, знаю многие твои мысли и желания, я словно с тобой сроднилась. Сейчас ты мой самый дорогой и близкий человек. Поверь, мои эмоции настоящие и искренние.

Говорила Кайсара с некоторой академичностью в произношении. Русским языком, похоже, пользовалась до этого очень редко, слова выговаривает излишне четко. Неестественно голубые глаза, поблескивая (слезы?) смотрели прямо на меня, я же в ответ только плечами пожал. Да, если не лукавит, может действительно как старого друга встретила, но я же о ней практически ничего не знаю.

— Я тебя знаю, а ты меня почти нет, — кивнула Кайсара. — Но мы это скоро исправим. Обед? Или сразу к делу?

— Сразу к делу.

Отобедать я совсем не прочь, люблю поесть. Особенно когда не завтракал, тем боле что при мысли о еде — несмотря на нервное напряжение, живот слегка потянуло. Но сейчас, когда многие тайны окружающего мира готовы мне открыться, я все же бы к делу перешел. Кайсара уже взяла меня за руку и провела ко столу. В форме буквы «Т», но села она не во главе стола, а так, что мы оказались друг напротив друга.

— Если тебе будет несложно, предлагаю сначала тебе первому рассказать об обстоятельствах всего произошедшего с того момента, как ты оказался в тумане, и как после осознал себя как жнеца. Можешь коротко, а после этого уже я расскажу тебе о себе и о судьбе нашей фамилии.

«Нашей фамилии?» — взглядом я показал, что не совсем понял. Она сказала «нашей», как будто это наша фамилия, а не её.

«Понимай как хочешь», — взглядом же ответила мне Кайсара, едва заметно поведя плечами. Неуловимым жестом словно намекая, что если будет на то мое желание, фамилия станет именно нашей с ней.

Шел сюда за объяснениями, а пока одни загадка. Ладно, начнем:

— В первый день лета, вечером, я увидел яркое небесное сияние…

С того самого момента, как пощадил стаю гоблинов, я уже вписался в этот блудняк целиком и полностью. Можно конечно было изложить коротко и с недоговоренностями, но даже обрывочные знания Марины могут подтвердить — тем, кто в теме, что я стал жнецом вместе с сестрой. И сомневаюсь, что Марина провела здесь два месяца без единого допроса, так что говорил без утайки и недоговорок. Довольно полно рассказал о своем пути в тумане, не слишком подробно описывая каждый случай смерти, но и не скрывая ничего, связанного с пустоглазой.

Римские патриции славятся своей невозмутимостью. Но во время разговора Кайсара демонстрировала удивительный спектр эмоций, довольно живо реагируя на мой рассказ. Когда я рассказывал, как едва не умер от свалившихся на меня чужих знаний, она даже прикрыла рот ладошкой, и — успокаивающим жестом, перегнувшись через стол, взяла меня за руку. Выглядела при этом участливо и взволнованной, периодически хлопая ресницами. Но я-то помню, как она — с совершенно спокойный лицом, голыми руками свернула шею одному немцу, предварительно воткнув ему в голову каменный фаллос, а второму вырвала нехилый шмат плоти из тела. Не понимаю почему сейчас такие живые непосредственные эмоции. Играет?

«Сословный статус», — подсказал вдруг неизвестный дружище.

В этот раз обошлось без картинок мыслеобразов, но я все прекрасно понял. Выражение лица как у ломающего лед атомного ледокола — это у патрициев на экспорт, для стоящих ниже сословий. Даже при полноценных гражданах Рима патриций не покажет и тени эмоций, сохраняя бесстрастный вид; Кайсара же, очень похоже, признала меня за равного, включив режим дружелюбного принятия и полной открытости.

С другой стороны, это римская патрицианка — кто знает, может она мне с этим режимом дружелюбного принятия и милой улыбкой бритвой по горлу полоснет даже не кашлянув. Пока я размышлял обо всем этом, параллельно продолжал рассказ. Кайсара, кстати, мою руку так и не отпускала, внимательно слушая и периодически от волнения то глаза расширяя, то губу прикусывая. Неужели на самом деле не играет? Рассказ мой между тем подошел к тому моменту как прорвавшись через туман, мы сели на дирижабль.

— Дальше ты видела.

— Да. Видела, — кивнула Кайсара. — Что ты знаешь обо мне?

— Командир-шеф Пятой легкой бригады. Двенадцатая дочь, что бы это ни значило. Всё.

— Всё? — подняла бровь патрицианка.

— Эхо чужой памяти периодически подкидывает мне чужие неприятные эмоции, природу которых я…

— Презрительно-брезгливое пренебрежение?

Надо же, довольно четко сформулировала.

— Да.

Кайсара глубоко вздохнула и опустила взгляд. Некоторое время помолчала, словно собираясь с мыслями, потом заговорила.

— Теперь моя очередь рассказывать. Политические реалии Римского мира ты примерно понимаешь, поэтому сразу к главному. В Республике есть два древних и влиятельных рода — Юлии и Антонии. Возводят семейное древо к великому Юлию Цезарю и к Марку Антонию соответственно. Все остальные высокие рода находятся уровнем ниже. Это ситуативные союзники или противники для получения большинства в Сенате по тому или иному вопросу…

Как демократы и республиканцы у американцев в нашем мире, — подумал я, пытаясь анализировать то, что она говорит.

— Как Рокфеллеры и Ротшильды у англосаксов в вашем мире, — словно прочитав мои мысли, произнесла Кайсара, продемонстрировав серьезные знания о Земле. — В роду Юлиев, как и среди Антониев, множество фамилий, родовых ветвей, все они являются высшей аристократией Республики. И, как ты, наверное, уже понимаешь, во время войны орла и волчицы, мы, наша фамилия, выбрала не ту сторону.

«Нашей фамилии?» — вот снова эта странная интонация.

«Понимай как хочешь», — вновь ответила Кайсара загадочным взглядом.

— В начале войны главе нашей фамилии показалось, что мир меняется — но, как оказалось в итоге, просто менялись влиятельные фракции в Сенате. Нет-нет, как были Юлии и Антонии, так и остались Антонии и Юлии. Речь о том, что немного выбили пыль из старых альянсов, ввели свежую кровь новых фамилий. А наша семья проиграла, фамилия Клеопатры рода Юлиев оказалась на обочине истории и политики. В Просторе Гелиоса, в центре Римского мира, у нас больше нет никаких владений, все ограничивается десятком монолитов здесь, на Альбионе. У нас осталось только древнее имя, но главу фамилии такая ситуация устраивала: наша семья стала поставщиком высокородных невест. Товар штучный и крайне редкий, так что семья на этом очень неплохо зарабатывала. Очень неплохо — это, можно сказать, купание в золоте, в буквальном смысле. Так длилось несколько сотен лет без изменений, но моя сестра Октавия, будущая наследница, оказалась против. Она вошла в сговор с Антонием Макроном, который с ее помощью сумел во время общего собрания фамилии попасть в Зал Совета, уничтожив почти всех во вспышке света.

Я не понял слов, но понял смысл — похоже, друг Антоха сотворил тоже самое, что и я, когда уничтожил наползающих на нас как саранчу черных рейтар из Ахена. Получается, он тоже условно-бессмертный?

— Он жнец?

— Нет, он ангел.

«Ангел?» — вот к такому знанию я готов не был.

— Это греческое слово, здесь его значение отлично от привычного тебе. Ангел, посланник иначе говоря, это человек стоящий рядом с богами. Его аура позволяет ему сохранять душу и возрождаться после физической смерти.

Изумление от услышанного слова «ангел», используемое в совершенно непривычной интерпретации, ушло как не было, сменившись новым неожиданным знанием. Что я еще не знаю о том, что здесь за разделяющие наши цивилизации шесть тысяч лет произошло, став обыденностью?

— И много вообще таких… посланников?

— Немало. Не волнуйся, их можно убить так же, как и жнецов.

«Успокоила, спасибо».

— После того как Антоний уничтожил почти всю фамилию, в цитадели начали действовать заранее завезенные сюда Октавией демоны из Ахена… Если бы не ты, в итоге все выглядело бы так, что попытку уничтожить всю фамилию предприняла я.

— Да, но я не понимаю, почему именно я… Почему Октавия хотела использовать мою оболочку…

Выразить мысль нормально не получилось, но Кайсара поняла о чем я, кивнула.

— Другого жнеца может убить, разорвав петлю времени, только жнец. Другого посланника может убить только посланник…

Кайсара заметила, что мне не понравилось слово «ангел» применимо к бессмертным патрициям и больше не использовала его.

— Или другой жнец? — догадался я.

— Именно так.

Вот оно что. Вот почему все было так сложно: Октавия планировала устроить провокацию используя мою «оболочку», для того чтобы отвести от себя подозрения. И именно она, присутствуя здесь как свежий перегрин для конспирации, должна была завершить начатое Антонием, добив выживших бессмертных. Потом «погибнуть», а после явиться в своем первозданном виде в другом месте, обличая сестру Кайсару. Но, по плану не получилось, а когда я увел из лагеря отряд, Антоха принял решение действовать в авральном режиме. Просто уничтожить фамилию, без спектакля провокации.

— Сколько в фамилии… бессмертных?

— Было двое, если считать с Октавией. Она — жнец.

— И вторая ты, — догадался я.

Кстати, если к другу Антохе слово «ангел» мне вот прямо против шерсти, то к Кайсаре вполне применимо, никакого негатива.

— И я.

— Ты жнец?

— Ангел, — загадочно улыбнулась Кайсара. — Вижу, ты уже понял план Октавии.

Как она мысли словно угадывает, прямо удивительно.

— В деталях да. Но я не понимаю смысла всего действия.

— Октавия планировала вернуть фамилию к патриархальной модели и вернуться в большую политику. Да, в патриархальной фамилии женщина может быть главой, это в матриархальной мужчины ограничены в правах, — увидев вопрос в моем взгляде, пояснила Кайсара. — Из-за твоего вмешательства Гай Антоний не понял, что происходит, но реагируя на угрозу прибыл сюда, решив уничтожить всех.

— Он знал, что ты тоже бессмертная?

— Более того, он знал, что моя точка возрождения находится здесь, в цитадели.

— Где наш друг сейчас?

— Официально неизвестно, он объявлен в розыск Протекторатом. По факту появляется то на Авалоне, там лучшие клубы, то отдыхает на Терминаторе.

Слово непривычно резануло слух, но смысл я понял. Терминатор — линия светораздела, по которой проходит разделение темной и светлой стороны планеты. Аномалий там нет, и со светлой стороны курортный климат, условное средиземноморье по периметру всей планеты.

— Наказать его не получится?

— Сейчас нет. Через четыре года, когда Просторы Селены и Гелиоса встретятся, может быть получится поднять этот вопрос в Сенате. Если к этому моменту у фамилии появится сила и влияние. Сейчас же…

С этими словами Кайсара слегка поморщилась и отвела взгляд.

— Видишь ли, — начала она, глубоко вздохнув. — Моя судьба двенадцатой дочери предлагала мне не так много вариантов. Как максимум должность второй-третьей жены при чиновнике третьего эшелона второстепенного доминиона. Но мне, можно сказать, повезло, меня выдали замуж за сенатора.

«Неужели?»

— Да, за Гая Антония.

Неожиданно. То есть мой дружище Антоха — муж Кайсары, надо же.

— Это случилось десять лет назад. Я тогда только поступила в Военную Академию, но сразу же получила рескрипт от главы фамилии с указанием готовиться к свадьбе. Отказаться не могла, но в облачную цитадель не отправилась, будучи в своем праве остаться в Академии до конца учебы. Свадьба состоялась без моего участия, после чего мне вновь было велено прибыть к мужу, но я — опять же, формально будучи в своем праве, сообщила что сделаю это как только закончу Академию. В результате Гай Антоний от меня отказался, позор гремел на всю Республику. Тогда мне казалось, что происходящее — естественное течение вещей, но сейчас я понимаю, что все было подстроено Октавией вместе с Антонием. Все именно так и предполагалось, мое поведение было хорошо просчитано. Сейчас же, после случившегося, меня не примут всерьез ни в одной влиятельной фамилии. И это проблема.

Кайсара замолчала, глядя на меня своими удивительными бирюзовыми глазами.

— И это большая проблема, — повторила она. — Потому что я на данный момент единственная выжившая в фамилии Клеопатры рода Юлиев.

То есть уронившие статую немцы нашли и загасили всех остальных ее родственников. Неплохо сработали, что уж сказать.

— У меня есть к тебе предложение.

— Внимательно слушаю.

— У меня сейчас много, очень много денег, фамилия небедная. Сумму, достаточно большую для того, чтобы ты не смог ее потратить за всю оставшуюся жизнь как бы ни старался, я могу дать тебе как благодарность за спасение. Ты сможешь купить себе этими деньгами многое, в том числе самое главное — время. Но если согласишься на это, то должен понимать, что тебя все равно будут искать другие жнецы. Моя судьба тебя в случае такого выбора сильно не интересует, наверное, но к сведению: меня тоже будут пытаться убить. Я опозорена клеймом выгнанной жены и в качестве осколка древней фамилии неудобна никому. Поэтому через четыре года, когда Селена снова встретится с Гелиосом, на меня скорее всего начнется настоящая охота.

— Иной вариант?

— Я предлагаю тебе стать главой нашей фамилии.

Вот это поворот, надо же. Я едва сдержал усмешку: «В чем подвох?» — как в анекдоте спрашивал купец у дьявола, продавая душу. Я не душу конечно продаю, но сделка мне тоже кажется сомнительной. Обязательно есть какой-то нюанс, который может неприятно удивить.

— Вот так сразу, главой фамилии?

— От меня отказался муж, я официально опозорена. В матриархальной фамилии я уже не могу стать главой, а кроме меня кандидатов нет. Самый хороший для меня вариант, если получится избежать смерти, это назначенный Сенатом управляющий, под присмотром которого я нарожаю детишек и после отойду в тень и исчезну. Этот вариант как ты понимаешь меня не устраивает. Если же мы реализуем план Октавии — отрицаем матриархат и возвращаемся к истокам, ты становишься главой фамилии. Но ты прав, есть нюанс…

Так, а это вот сейчас что было? Про нюанс я вслух же вообще ничего не говорил?

Кайсара в ответ на мой вопросительный взгляд едва заметно улыбнулась, но комментировать не стала, продолжила.

— В патриархальной модели управлять делами может как мужчина, так и женщина. Ты станешь главой фамилии, но фактическое управление будет в моих руках, у тебя же будет выбор. Например, предаться праздности и получать удовольствие от жизни. Хотя, насколько я тебя знаю, это точно не твой вариант. Или же я могу предложить тебе…

Кайсара вдруг замолчала, прервавшись на полуслове. Отпустила мою руку, которую так и держала до этого момента, поднялась из-за стола. Дальше произошло очень уж неожиданное: негромко вжикнула молния комбинезона, и после легкого движения плеч плотная ткань оказалась стянутой вниз. Да, изменилась фигура — если две недели назад грудь у нее была совсем небольшая, то сейчас разница прямо вот серьезно ощутима. Словно не два местных месяца, а пять-десять лет с момента нашей встречи прошло, передо мной уже совсем не девушка-подросток.

Обнаженная по пояс Кайсара безо всякой тени смущения медленно развернулась, сцепив руки в замок и приподняв их над головой. Во всю спину у нее, с продолжением на плечах, сверкала татуировка — золотые крылья. Даже не татуировка, а словно жидкая пленка золота под кожей, крылья казались живыми.

Удивительное зрелище.

Кайсара уже обернулась и медленно одевала комбинезон. Вновь безо всякого смущения — не потому, что я ее уже видел обнаженной, а потому что у римлян свое отношение к наготе. Перед равными по сословию обнажаться совершенно незазорно; в некоторых спортивных соревнованиях до сих пор участники из высоких родов участвуют вообще без одежды, не говоря уже о посещении терм. Но показаться нагим перед обычными гражданами, стоящим ниже по сословной лестнице может обернуться позором; при этом рабы, например, за людей не считаются, и обнажаться в их присутствии сродни тому, как обнажаться перед роботом-пылесосом или своим домашним животным. В общем, странный мир — пока я думал об этом, Кайсара уже оделась и вновь села напротив, опять взяв меня за руку.

— Или же, вместо праздности и формального замещения должности, я могу предложить тебе выбрать военно-политическую карьеру, ступив на Путь Чести. Военная академия, а дальше как поведет Фортуна — трибун, легат, Сенат или Ассамблея… кто знает, каких вершин ты можешь достичь?

— Я уезжаю в Военную Академию, а ты по факту остаешься главной в фамилии.

— Да. Что тебя волнует? — увидела она мое сомнение во взгляде.

На самом деле, больше всего сейчас меня волновало, что она мысли читает. Но сказал я о другом, тоже немаловажном в контексте обсуждения.

— Видишь ли, я представляю, как работает политика и вот это вот все. Твоя фамилия — она же не существует в вакууме. Сила и влияние — не столько в деньгах, сколько в горизонтальных связях и взаимных обязательствах с партнерами. Учитывая, что у тебя…

Я не договорил, не озвучивая вслух, что с Кайсарой учитывая ее репутацию иметь дел просто никто не будет. Но она прекрасно поняла, о чем речь, кивнула.

— Да, ты прав. Наша фамилия, как часть рода Юлиев, ведет отсчет от самого начала Римского мира. И у нас, помимо обязанностей, есть еще немалое количество прав. Которые, как ты справедливо намекаешь, могут попытаться забрать, потому что мы сейчас не обладаем ни силой, ни влиянием. В этой ситуации я вижу только один выход — обратиться за помощью. Поступиться частью своих прав в обмен на возможности приобрести новые горизонтальные связи и взаимные обязательства.

Звучит красиво, но кажется полной лажей. Не работает это так, никто себе конкурентов не выращивает. Никогда.

— И ты уверена, что нам помогут, а не подомнут, используя как одноразовый инструмент в своих интересах?

Спрашивал я, совершенно не скрывая скепсиса в голосе.

— Да. Поверь мне, я знаю, что делаю: я ведь была в Военной Академии. Ступив на Путь Чести, я возвысилась как ангел, кроме этого став частью… не могу сказать, частью чего, это как ты понимаешь серьезная тайна.

«Митра», — догадался я, вспомнив мыслеобразы чужой памяти, на которых наблюдал странные сборища полуголых людей в темных помещениях.

Кайсара между тем едва заметно кивнула, прикрыв глаза. Ну точно мысли читает, и это меня все больше напрягает. Но одновременно есть повод и для радости — все же получается, что не все бессмертные как те самые «горцы», которые только и делают, что рубят друг другу головы, завладевая знаниями и силой, чтобы в конце остался только один.

— Если я становлюсь частью фамилии…

— Главой фамилии. Если станешь главой фамилии, все мои тайны станут и твоими, и еще я не смогу тебя так перебивать, — добавила Кайсара с улыбкой.

— Если я становлюсь главой фамилии, как это будет проходить с технической стороны вопроса? Я, как Александр Саргон, вписываюсь в родовые книги просто потому, что…

— Нет. У каждого человека есть собственная аура. Убив Октавию, как жнец ты стал обладателем отзвука ее ауры. С последствиями этого ты сталкивался, когда пытавшийся убить тебя лансер погиб от своего же оружия. Внутри ты теперь, по духу, истинный представитель нашей фамилии и никто и никогда не сможет подвергнуть это сомнению.

Вот, снова это многозначительное «нашей» фамилии, но теперь я уже понял истинную причину такой интонации.

— Внешне же мы изменим тебе внешность, и ты станешь человеком по имени Марк Юлий Птолемей Септимий, седьмой сын нашей фамилии. Он погиб во время взрыва в башне, и ему, как и тебе, в этом году должно исполнялось двадцать семь лет. Это возраст, в котором у нас заканчивается детство и начинается юность., так что уже в этом году ты сможешь поступить в Военную Академию Простора Селены и получить свои золотые крылья.

— Если так легко поменять внешность, почему ты не изменишь имя на… не знаю, у тебя же есть старшие или младшие сестры? Или ангелы не могут использовать чужие оболочки?

— Все вместе. Ты прав — я не жнец, моя аура более цельная и узнаваемая, я просто не могу взять чужую оболочку как маску.

— Это связано с крыльями? — догадался я. Было несложно — очень уж удивительно выглядит живая татуировка у нее на спине.

— Да, — кивнула Кайсара. — Именно крылья связывают тело и душу. Кроме того, пусть у тебя в ауре теперь и есть отзвук души Октавии, но твоя душа первична, истинный возраст не скрыть. Как и мой, а сестер моего возраста в фамилии не было. Да и мое имя — это часть меня, часть моей жизни, я не готова от него отказаться.

— А я, по твоему мнению, готов?

Кайсара неожиданно тепло улыбнулась и нежно погладила меня по руке.

— После того как ты меня спас и ушел на время в туман, я дала задание найти людей, которые тебя знают. Непростая задача, но она была выполнена: в монолите Княжев три месяца появился мужчина по имени Игорь, твой единственный близкий друг…

Гарик, надо же! Не послушал меня, рискнул и решил остаться в городе в ночь с субботы на воскресенье.

— Кроме того, на бирже трудовых ресурсов я выкупила женщину по имени Оксана, которая появилась в монолите четыре месяца назад. Обоих доставили сюда, и я вытянула из них информацию о тебе вплоть до мелочей…

Кайсара уже привстала и перегнулась через стол. Глаза, еще ярче сияющие ультрамарином, были совсем рядом; взяв меня за руки, Кайсара продолжала говорить. Нет, стоп — она продолжала говорить, но губы ее при этом не шевелились:

— Я псионик, и я залезла глубоко в их воспоминания. Многие моменты твоей жизни я снова и снова проживала вместе с их воспоминаниями. Вот почему я сразу сказала, что знаю тебя как родного.

Неожиданно. Кайсара уже села, откинувшись на спинку кресла, и говорила теперь традиционным способом, не используя телепатические способности и мыслеречь.

— Ты безымянный. У тебя нет семьи, у тебя нет своего имени. Разным людям ты представляешься по-разному. Случайно взятое временное имя Александр Саргон тебе уже намного дороже, чем имя Виктор Марков, которое написано у тебя в документе о гражданстве. Я ведь права?

— Да. Но…

— Твоя новая внешность? Не волнуйся, мой брат был намного красивее обезьяны, — слегка улыбнулась Кайсара, напомнив частоупотребимую присказку, которую я использовал в прошлой жизни. — Так ты готов стать главой нашей фамилии и вступить на Путь Чести?

— Готов.

— Тогда пойдем, я покажу тебе дорогу.

Дорогу Кайсара обещала показать мне на Путь Чести, а повела — довольно неожиданно, в баню. Термы, если по-римски, но тем не менее. Понятно, что не ожидал я вот прямо сейчас чего-то масштабного, но все равно получилось забавно.

Термы в облачной цитадели были совершенно не чета армейским в лагере Ахена. Огромные, отделанные дорогим даже на мой дилетантский взгляд мрамором, по стенам многочисленные фрески, вокруг фонтаны, бассейны и статуи, встречающиеся иногда в самых неожиданных местах.

Раздельное посещение терм предусмотрено не было. Кайсара без задержки разделась, легким движением расстегнув молнию и скинув белый с пурпуром комбинезон, в ожидании посмотрела на меня. Когда я замешкался, в ее взгляде мелькнуло что-то, похожее на… нечто среднее между интересом и оценкой. Похоже, прикидывает, насколько многому меня предстоит научить и переучить, чтобы соответствовать поведенческой модели для республиканской аристократии.

В отличие от ее комбинезона, моя земная одежда снималась гораздо медленнее. Ремни, молнии, застежки, шнурки, часы… нет, я не волновался, но пару раз чертыхнулся — когда пряжки отказывались расстегиваться, а молнии как назло начали заедать.

Кайсара, заметив, что я волнуюсь (на самом деле нет, просто как-то все неудачно получалось) подошла и положила руку мне на плечо. Улыбнулась, дождалась пока наконец разденусь, а после повела в окутанные влажным паром пустые помещения — в термах были только мы вдвоем. Не считая, конечно, незримого присутствия слуг.

Для начала мы подошли к небольшому бассейну, облицованному розовым мрамором и плавающими в воде лепестками роз. Кайсара вполне естественно оперлась на мою руку, когда мы спускались по лестнице. Ступени не были скользкими, но патрицианка — как будто в поиске опоры, держала меня крепко. Сейчас же и вовсе — когда мы оказались в воде по грудь, прижалась почти вплотную.

— Ты же не против узнать друг друга поближе?

Спросила совсем негромко, глаза — вернувшие было серо-голубой естественный цвет, вновь сияют ярким ультрамарином.

Несмотря на напряжение момента — по сути, я на развилке путей судьбы; несмотря на тянущее живот чувство голода, очень уж тяжело без завтрака, я был совершенно не прочь перейти в состояние «и пусть весь мир подождет», чтобы познакомиться поближе. По крайней мере, организм отреагировал моментально. Кайсара это почувствовала, вздохнула глубоко, прерывисто. Отстранилась, отведя взгляд и отплывая.

Похоже, наши цивилизационные и культурные различия подразумевали фразу «познакомимся поближе» по-разному. Но отпрянув, отплывая, Кайсара жестом позвала меня за собой. Несколько секунд, и мы устроились в удобной нише друг напротив друга. Сели так, так что ноги переплетались.

Выражение лица у Кайсары теперь странное — эмоции она по-прежнему не скрывает, но вот я прочитать их просто не могу. Похоже, несколько растеряна, как ее предложение откровенного разговора было мною истолковано.

— Я знаю о тебе много сокровенного и личного, — подняла она наконец взгляд. — И сейчас уже я буду рассказывать тебе о себе, не скрываясь. Мы станем частью одного целого, одной фамилией, и я хотела бы, чтобы ты знал обо мне все. Все, что тебе угодно, поэтому в ходе беседы можешь задавать любые вопросы, буду отвечать предельно откровенно.

Интересно, что было бы, если бы она отвернулась мгновением позже, как отреагировала бы на мою попытку познакомиться поближе? Вот уже вопрос. Но задавать я его конечно же не стал. Да и после задавать вопросы не было нужды — Кайсара, явно обученная великолепными риторами, строила повествование о себе так, что сокрытых мест просто не оставалось. И она действительно говорила о самом сокровенном и личном, при этом глаза ее то затухали, возвращая естественные цвета, то разгорались ярче неестественным сиянием.

Из розового бассейна — в воде которого, судя по всему, немало ароматических масел и возможно даже каких-то расслабляющих веществ, чуть позже мы перешли в другой, бирюзовый. Потом уже помещения менялись одно за другим: сначала терпидарий — как турецкая баня, позже переместились в кальдарий — почти как наша парная, дальше последовали фригидариумы с массажными столами, унктуарии — комнаты для закусок и ведения приватных бесед; только здесь я вспомнил, что в общем-то голоден, так был захвачен рассказом Кайсары.

Она говорила о себе не просто откровенно, а очень откровенно. Я узнал о ее мечтах, позоре, насмешках родственников и положении двенадцатой дочери в фамилии; рассказывала она мне и о своих детских обидах — причем я не сразу понял, что «детским» в этой культуре является возраст лет до двадцати. Сама она, кстати, только-только преодолела порог возраста, за которым заканчивается юность и начинается первая пора молодости — тридцать семь лет. Звучало все это для меня немного диковато, но учитывая, что нобили живут по несколько сотен лет без потери жизненного тонуса, подобное можно понять.

Иногда мы были в полном одиночестве, иногда вокруг оказывались слуги и рабы. В эти моменты Кайсара замолкала, иногда на полуслове — все же тема разговора не такая, чтобы можно было доверить ее чужим ушам. Когда вновь оказывались наедине, продолжала так, как будто не было пауз. Сейчас случилась очередная — я лежал на животе на мягком ложе, и мне делали массаж в восемь рук четверо чернокожих девушек.

Настроился расслабиться и подумать об услышанном, но Кайсара уже, рассказав о себе все и даже немного больше, заговорила вновь, превращая монолог в обычную непринужденную беседу. Не просто так — после массажа сообщила, что пришло время обеда — который можно даже назвать поздним ужином, так что пришла пора покидать термы и одеваться.

На выходе меня ждало небольшое испытание: римская традиционная одежда. С нижним бельем, с туникой в том числе, справился сам, а вот тога — овальный кусок белой ткани с пурпурной полосой площадью метров пять квадратных, потребовала помощи. Надевали мне ее сразу две рабыни, причем делали это профессионально: замотали быстро, положили кусок ткани на сгиб руки, его как оказалось держать надо. Из собственных действий в процессе от меня требовалось только встать ровно, сначала поднять, а потом расправить в стороны руки. Чуть меньше минуты, и внешне я превратился в римского сенатора, как их на картинках изображают.

Когда мне фигурно раскладывали складки — тоже искусство с минимальным допуском, как я по ходу понял, Кайсара уже была одета. На ней так же традиционное платье, не легкая ткань туники, а еще заметное количество дорогих украшений. Девушка внешне превратилась в настоящую патрицианку как с картинки учебника. Так и отправились на ужин, тоже традиционный — в большом просторном зале мы возлежали на диванах за низкими столами. Здесь прикосновения к исторической новизне не ощущалось, что такое «чилить» я сам могу кому угодно рассказать, хоть древним римлянам из прошлого, хоть не древним из далекого будущего. Единственное, что тронуло — различных яств на столах хватило бы накормить целый взвод.

К тому моменту как перекусили, утолив первый голод, откровенный рассказ закончился, как и непринужденная беседа, а Кайсара уже перешла к конкретике ближайшего будущего.

— Патриция, который по воле фамилии собирается вступить на Путь Чести и стать кандидатом на право Выбора, готовят с самого детства. Начинается все с момента зачатия естественным процессом, если ты понимаешь, о чем я…

Как ни странно, понимал. Выращивание эмбрионов в банках репродукции — это для обычных граждан и рабов. Аристократия появлялась на свет так же, как и на заре цивилизации, в ходе естественного, на всем его протяжении от начала и до конца, процесса. Связано это было с тем, что только так у человека могла появиться аура достаточно сильная для того, чтобы удержать душу в случае гибели физической оболочки.

Про Выбор же узнал недавно, когда Кайсара рассказала, как сделала свой. Выбором сие действие называлось потому, что не каждая аура может удержать душу при гибели физической оболочки. И узнать это можно лишь одним способом: попробовать. Вот и получалось, что выбирали патриции-кандидаты из вариантов оставить все как есть, согласившись на гарантированные несколько сотен лет жизни, или же получить возможность приобрести техническое бессмертие, шагнув в вечность. Но, без гарантий — шагнуть в темноту вечности можно было и сразу, при неудачном результате Выбора.

Процент «потерь» среди кандидатов Кайсара не знала; тем более что в любой Академии всегда есть те, кто от Выбора отказывается. Статистики тех, кто сделал Выбор в пользу попробовать, тоже не было. Как правило, такая информация являлась тайной, известной только немногим в фамилии кандидата.

Так что я действительно понимал, о чем Кайсара говорит. В этот момент она вдруг отвела блеснувший ультрамарином взгляд. Усилием удержалась от того, чтобы меня не просканировать — я уже догадался, что делает она так, используя способности псионика, когда у нее глаза неестественно ярко сияют. Недавно еще извинилась, сказала, что в общении со мной иногда случайно получается и обещала по возможности так не делать. Другое дело, что не делать так у нее определенно не получалось, глаза сияли гораздо больше времени, чем выглядели обычными человеческими.

— Да, я понимаю, о чем ты, — уже вслух сказал я.

— После двадцати лет, когда развитие физического тела останавливается, в дело вмешивается медицина. За десять лет перед поступлением в Академию кандидатам постепенно меняют структуру кожи и костей, заменяют или изменяют некоторые органы; человек становится гораздо сильнее обычного, улучшается обмен веществ, появляются новые способности. У всех фамилий и родов как правило свои тайны, методики и секреты, возможности кандидатов разнятся. Но почти всегда путь изменений оболочки кандидат проходит в течении десятилетия, постепенно и почти безболезненно на фоне того, что предстоит тебе. Потому что тебе этот путь нужно будет пройти за четыре месяца, которые остались у нас до момента набора в Военную Академию. Это будет очень сложно, поверь. Я знаю, о чем говорю, потому что я сама проходила трансформацию в сжатые сроки.

— Тоже четыре месяца?

— Девять.

— Ясно.

— Мы готовы начать менять тебе внешность хоть с завтрашнего дня. Теперь только вопрос твоей готовности — нужны ли тебе лишние пару дней, чтобы отдохнуть и расслабиться перед тем как?

Подумал, прислушался к себе. Нет, не нужны — я вновь, как и тогда, когда пахал не поднимая головы во имя светлого будущего, заряжен на свершения. Лишние пару дней отдыха лишь давить тяжестью ожидания будут, не нужны они мне.

— Давай с завтрашнего дня.

— Я в тебе не сомневалась, — кивнула Кайсара, отсалютовав мне бокалом вина. — Но перед этим только нам с тобой нужно решить еще один важный вопрос.

— Какой?

По мне, так этих важных вопросов целый воз и маленькая тележка.

Выбирай не хочу, все важные.

— Важных вопросов у нас очень много, — похоже невольно прочитала мои мысли Кайсара. — Но есть один, от которого зависит судьба человека.

— Марина?

Я как-то сразу догадался, о чем речь. Хотя все минувшие часы был просто ошарашен свалившейся на меня самой разной информацией, мысли о том, почему Марина держалась так отстраненно, спрятавшись за официозом при встрече, фоном маячили постоянно.

— Именно так. Она знает, кто ты есть. Знает, что ты жнец. И знает, кем ты станешь.

— Какая осведомленность, — хмыкнул я.

Не думаю, что Кайсара доложила Марине о результатах нашей беседы сегодня, а это значит, что…

— Да, я ни капли не сомневалась в твоем выборе и рассказала ей, что нам предстоит, — кивнула Кайсара.

Нам предстоит? Странная фраза какая-то.

— Марина считает тебя своим близким человеком, она знает о тебе столько, что связана с нашей фамилией навсегда. И перед ней сейчас стоит свой выбор, который в любом случае будет одновременно и горек, и сладок. Вот только выбор этот придется делать ней ей, а тебе. Извини.

Кайсара снова отхлебнула вина, не глядя на меня. Словно показывая, что не собирается читать мысли и смотреть мои эмоциональные реакции. Хотя глаза сияют нечеловеческим отблеском.

— Объяснишь?

— Конечно. Марина получила полное гражданство, сейчас перед ней открыты пути к возвышению. Но она к тебе привязана, если не сказать больше. После того, как станешь главой фамилии, ты можешь связать с ней жизнь, позволив остаться рядом. Но при этом ей будет доступна только роль конкубины, официальной любовницы. Она будет согласна и с радостью останется с тобой, но этим навсегда отринет возможность сословного возвышения, а самое главное — долгой жизни.

— Почему?

— Завтра у тебя начнется новая жизнь, ты станешь патрицием. Она же останется перегрином, пусть и с полным гражданством. Появившись в нашем мире, она самостоятельно выбрала путь слуги, чем закрыла себе путь к гражданству… но моих ресурсов хватило, чтобы вымарать из истории этот факт. Если она станет твоей конкубиной, это навсегда создаст потолок для ее роста в правах и привилегиях, потому что вымарать из истории этот факт можно будет только со всей историей, если ты понимаешь, о чем я. Ну или если ты уничтожишь Республику, создашь Империю и поменяешь законы. В ином случае ей будет доступна всего одна процедура омоложения, что продлит ее молодость лет до семидесяти, а полноценную жизнь — максимум до ста двадцати лет, не больше. Если же она выберет карьеру, а перспективы у нее сейчас блестящие, процедуры омоложения будут доступны ей в гораздо большем количестве. Ты можешь предложить разделить ей с тобой оставшиеся годы, и она наверняка согласится, думая, что это она делает выбор. Но этим она откажется от долгой жизни, и это будет уже твоим решением.

Кивнув, я задумался. Знаю я прецедент в истории, когда император Юстиниан менял законы государства, чтобы жениться на бывшей гетере Феодоре. Но рассчитывать на то, что поднимусь на такой уровень — глупо, просто вспомнилось. Знаю и другую историю, вымышленную, как эльфийка Арвен отказалась от бессмертия, чтобы остаться с Арагорном. Но вот теперь вопрос: а если бы лишение ее бессмертия был выбором Арагорна? И на этот вопрос ответ у меня только один.

— Она не будет рада твоему решению, — негромко произнесла Кайсара, глаза которой сейчас ярко сияли ультрамарином. — Горечи много будет сейчас, а сладость понимания ждет ее после.

— Лучше так, чем сладость сейчас, а горечь несбывшихся надежд после.

— Ты прав. Да, я в тебе не сомневалась, — ответила она на мой вопросительный взгляд.

Мне бы такую уверенность в себе. Тем более что завтра…

— Завтра тебя ожидает дорога в ад, — снова прочитала мои мысли Кайсара. — Ты рухнешь в пучины боли, и выбираться оттуда придется долго и тяжело. Поверь, уж я знаю, о чем говорю, я там была. Но когда ты выберешься, приз будет стоить того…

— Какой приз?

— До этого момента ты был Безымянным. Завтра же наконец сделаешь шаг к тому, чтобы получить имя, которое станет гордостью твоей, и гордостью нашей новой фамилии.

После довольно яркого анонса Кайсары мы очень долго молчали, думая каждый о своем. Очень долго.

— Подумать только, какие мы разные, — вздохнула вдруг Кайсара. — Мне тридцать семь лет, и Марине тридцать семь лет. Только в нашем мире этот возраст лишь верхняя граница юности, а у вас тридцатисемилетняя дама уже может считаться почтенной матроной.

Марине тридцать семь лет? Неожиданно, она даже на тридцать не выглядит. Как и Кайсара, кстати, которую я вообще во время первой встречи за девушку-подростка принял. Обе сумели удивить, в общем-то.

Хмыкнув задумчиво, я потянулся за очередным бокалом вина. Когда снова откинулся на подушки вдруг понял, что Кайсара, как-то так получилось, уже лежит совсем рядом. Я повернулся к ней и наши губы — словно это было естественно, встретились. Прильнув ко мне, патрицианка негромко застонала от возбуждения; глаза ее при этом заметно засияли даже сквозь закрытые веки.

Римские традиционные одежды снимались с некоторым трудом. Но Кайсара мне помогла, а потом я уже подхватил ее на руки, и мы направились в спальную. Узнавать друг друга поближе — Кайсара в первый раз именно об этом говорила, я не ошибся тогда, на ступенях розового бассейна. Просто тогда она стеснялась, потому что для нее подобное происходило впервые.

Никаких цивилизационных культурных различий, возникших на расстоянии шести тысяч лет, я больше не чувствовал. Даже более того, в ходе «естественных процессов», как назвала это недавно Кайсара, столкнувшиеся цивилизации друг друга вполне дополняли — опыта у меня было побольше, зато она компенсировала все удивительной страстью.

Утром, перед дверью в медицинский блок облачной цитадели, в руках явно ощущал легкую дрожь. Кайсара вчера называла меня Безымянным — так оно и было; но живя без имени, я ведь не был безликим, и сейчас должен был сделать шаг к избавлению от своей внешности. Даже не знаю, что меня больше пугало — то, что я стану другим человеком, или что я стану другим конкретным человеком.

И, что странно, на уровне этих рефлексий на втором плане затерялся вопрос грядущих страданий в пучинах боли, анонсированных Кайсарой. Она сейчас рядом, с непроницаемым лицом — лишь влажный блеск глаз выдавал эхо впервые испытанных ночью эмоций. Непроницаемым лицо же у нее было оттого, что с другой от меня стороны стояла — довольно неожиданно, Марина.

Во взгляде больше ни следа отстраненного официоза, только волнение и участие. Вопросов Марина не задавала, что происходит и что предстоит, прекрасно понимала. Не зря белый комбинезон Альтергена надет, видимо серьезно уже вовлечена в процессы. Похоже вчера Кайсара говорила о блестящих перспективах ее карьеры не для красного словца.

Вот так, в сопровождении двоих девушек, я и подошел к реконструктивной капсуле, заполненной зеленой вязкой жидкостью. Именно здесь мне предстоит провести ближайшие семьдесят-восемьдесят часов, пока доктора будут изменять мою внешность и менять начинку организма на более продвинутую. При мысли о том, сколько всего для начала работы придется ломать и резать, у меня впервые мороз по коде пошел.

Вот теперь стало страшно.

Раздевшись, забрался в капсулу. Удобно, как в джакузи. Кайсара и Марина держали меня за руки, что-то говорили. Уколы — их, по процедуре, было сразу несколько, я не почувствовал, а действие уже ощутил: перед взором стремительно мутнело темнотой. Теряя сознание, я медленно опустился в зеленую жидкость, еще успев увидеть, как она смыкается надо мной, а потом провалился во мрак беспамятства.

Почти сразу же — по ощущениям, приподнял веки и увидел над собой белый потолок с изящной лепниной. Прислушался к себе и не почувствовал обещанной боли. То есть не почувствовал совсем ничего, кроме потрясающей лёгкости — я будто бы парил.

Организм включался постепенно, словно пробуждающийся и готовящийся ко взлету вертолет, когда системы управления и двигатели запускаются поочередно. Постепенно осознавая себя в теле уже чувствовал, как от кончиков пальцев до затылка меня будто сковало льдистым холодом, расползающемуся по всему телу паутинкой морозного узора. Потом навалилась тяжесть — как бывает, когда просыпаешься ночью, отлежав руку или ногу до полного онемения; вот только у меня это состояние ощущалось каждой клеточкой моего нового тела.

Очень неприятное ощущение — как думал я ровно до того момента, как все мышцы не начало покалывать. Ощущения становились все сильнее, словно кто-то регулятор громкости постепенно выкручивал в сторону максимума. В моем случае увеличивая не громкость, а уровень боли, которая уже пришла.

Вот теперь я понял, о чем говорила Кайсара.

Застонав сквозь сжатые зубы, увидел, скорее даже почувствовал рядом движение. Мелькнули волосы, пятна лиц — кто, непонятно, глаза уже слезились. Зазвучали голоса с успокаивающими интонациями — похоже и Кайсара и Марина, обе рядом.

Вместе с болью пришел дикий холод, меня словно потянуло во тьму. Страшное ощущение — оказывается, слова про пучину боли недавно я понял не до конца. Казалось, холод меня прикончит, но он вдруг начал отступать, а возвращающаяся боль воспринималась с радостью. И постепенно понял, что холод отступил по неожиданной причине: девушки легли рядом, согревая меня своими телами. Они делились не только теплом, но и жизненной энергией — почти как тогда, когда Кайсара меня кровавым поцелуем взбодрила, только в иной форме и в долгую.

«Нам предстоит». Вот что Кайсара имела ввиду, когда произнесла недавно царапнувшую и запомнившуюся мне фразу. Но отметил я это лишь остатками разума, потому что было очень тяжело даже думать осознанно, мысли путались.

Несколько суток провел словно в горячечном бреду — не понимая и часто не разделяя границы сна и яви. Полноценно очнувшись в следующий раз, первое что ощутил — прижавшиеся ко мне горячие девичьи тела. С усилием приоткрыл кажущиеся неимоверно тяжелыми веки. Потолок все тот же, белый, лепнина по-прежнему впечатляет.

Я лежал на спине. Повернув голову влево — посмотрел прямо в глаза Марине. Кайсара, получается, прижимается ко мне справа. Уже нет — сейчас она приподнялась, внимательно вглядываясь мне в лицо.

— Как ты себя чувствуешь?

— П-п-п… — с трудом разомкнул я слипшиеся, иссохшие губы.

— Пить?

Странно, почему сейчас — когда неплохо бы мысли прочитать, она этого не делает.

— П-п-просто прекрасно, — не с первой попытки смог выговорить я.

Кивнув, Кайсара что-то крикнула. Почти моментально рядом забегали слуги, кто-то приподнял мне голову, отлетело в сторону тяжелое одеяло. Отметил, как Марина машинально прикрыла грудь — она, в отличие от Кайсары, не привыкла обнажаться в присутствии других людей.

Патрицианка же совершенно не стеснялась своей наготы, совсем не обращая внимания на суетящихся рядом людей, глядя на них лишь отдавая указания. Кайсара уже взяла в руки спешно принесенную кружку, и я почувствовал, как она понемногу вливает в меня молоко с медом. Удивительно знакомый вкус детства.

Стоило сделать несколько глотков, как по телу разлилось приятное тепло, навалилась сонливость, и я вновь отключился — только в этот раз мягко заснул, а не провалился в тяжелое беспамятство. Несколько раз просыпался, балансируя между сном и явью, раз за разом вновь опускаясь в пучины накатывающей боли и холодного мрака, откуда меня каждый раз вытаскивало живительное тепло прижимающихся девушек.

Третье осознанное пробуждение было самым наполненным по ощущениям. Похоже, все системы организма наконец включились полностью, и я чувствовал теперь себя как раньше. Вместе с болью, конечно — она так никуда и не ушла, просто притихла, да и я к ней попривык.

Сейчас, кстати, рядом со мной только одна из девушек. Не могу понять кто: в комнате «ночь», темно — шторы задвинуты почти полностью, так что даже не видно кто рядом со мной. Я повернулся было в попытке рассмотреть кто рядом, но не успел — девушка скользнула вниз под одеяло, и я почувствовал горячие поцелуи на шее, груди, животе… Откинувшись на подушку, просто закрыл глаза.

Не очень уверен, что это не сон, но, если сон — просыпаться не хочу.

В четвертый раз (или в третий, не очень уверен, что прошлый раз мне не приснился), открыл глаза свежим и бодрым. В комнате светло, рядом никого нет. В смысле — в постели рядом, так-то Марина в кресле сидит, носом клюет.

Пошевелил руками, ногами. Напряг поочередно разные группы мышцы. Боли — прямо боли как недавно, не было. Но ощущения конечно, как будто вчера по физическим нагрузкам упоролся так, что организм спасибо не скажет. Было у меня такое, когда на байдарках в первый раз по реке сплавлялся: на следующее утро даже почистить зубы испытание, руки работать просто отказывались. Ложку ко рту поднести — мучение. Сейчас подобные ощущения, но по всему телу, болят все мышцы.

Хотя это конечно не идет ни в какое сравнение с тем, что было в первые дни.

Поняв, что могу двигаться, приподнялся на подушке, поправил одеяло и замер в удивлении. Руки не мои. Да, я был готов к этому, но одно дело знать, а другое — столкнуться в реальности.

Присмотрелся. Чуть более смуглая чему у меня прежнего кожа, более тонкие и длинные пальцы — как у пианиста, запястья не такие широкие. Да и вообще я стал тоньше — все же неделя, если не больше, в больничной койке почти без питания даром не прошли. Хочешь похудеть? Спроси меня как!

Вот, опять какая-то дичь в голову лезет. Значит, все в порядке.

Марина уже услышала шорохи, вскинулась. Крикнула что-то, в комнату вбежало несколько медиков, чуть погодя появилась Кайсара. Потом был допрос — специалисты в халатах задали мне сотни вопросов, после пришел черед проверок реакций. И только потом мне разрешили встать с кровати.

Ноги переставлял с трудом. Кстати, тоже не мои — по виду, конечно, с ощущениями все в порядке. Размер ступни прежний остался, но сами ноги стали немного длиннее. Всего на три с половиной сантиметра, но сколько мучений эти сантиметры мне принесли — как раз сейчас доктор объяснял, что увеличить мне рост на десять-двадцать сантиметров было бы гораздо более проще и безболезненнее.

Все параметры моего тела претерпели изменения, и теперь я, уже точно, стал копией Марка Юлия Птолемея Септимия. Все еще не мое имя, менять надо будет. В смысле Марк Юлий — теперь навсегда, до самой смерти, а вот Птолемей Септимий можно будет заменить уже через пару месяцев. Когда официально стану взрослым, перевалив рубеж (его) двадцати семи лет и смогу менять фамилию.

Идти было трудно, так что Марина и Кайсара держались рядом, в готовности помочь. Но мне, конечно, хотелось до зеркала дойти самому. Хотя ощущения те еще — как будто по раскаленным гвоздям шагаю, вместо одежды нацепив на себя железную деву.

Первый раз я сегодня самостоятельно встал с кровати, и первый раз сейчас должен посмотреть в зеркало. Серьезное испытание — Кайсара предупреждала, что может случиться нервный срыв, поэтому они вместе с Мариной сейчас рядом.

Дошел, глянул. Из зеркала в ответ на меня смотрел совершенно незнакомый молодой человек. Чуть смуглый, темноволосый, на фоне чего заметно ярко выделяются голубые глаза. Не мой цвет, а почему — даже думать не хочу. Начал думать о том, что тот, что в зеркале, даже с больничной худобой и растрепанными волосами на героя светской хроники похож, словно сошедшего с обложки модного журнала.

Теперь мне надо сопоставить себя и его.

— Я, — ткнул я себя пальцем в грудь, и незнакомец в зеркале жест повторил. — И там я, — показал я на зеркало.

Ничего. Никаких переживаний, отклика в душе. Ну, стал я выглядеть по-другому, почему это меня должно ввергнуть в пучину нервного срыва?

Пфф, а разговоров-то было.

— Ты в порядке? — тронула меня за руку Кайсара.

— Абсолютно, — кивнул я. — Можно обратно в кроватку?

Вот в кроватку оказалось нельзя: с сегодняшнего дня начиналась программа реабилитации. И повели меня, предсказуемо, в термы. Где, после получаса в розовом бассейне я настолько расслабился, что до массажного стола Кайсара с Мариной меня провождали, передав четверым массажисткам. Чернокожие девушки — те же самые, что мяли меня здесь во время откровенного разговора с Кайсарой. Только тогда массаж был в удовольствие, сейчас же пытка, словно через камнедробилку пропустили. Я справился и ни разу не закричал, хотя были сомнения и мысли позвать на помощь. Не раз и не два возникало ощущение, что массажистки — агенты врагов фамилии, которые просто решили устроить мне такую изощренную казнь.

Массаж продолжался более часа, но — что удивительно, со стола я встал самостоятельно, свежим, передвигаясь без чужой помощи и довольно бодро. Даже поблагодарил мучительниц, крайне удивленный результатом.

До обеда Кайсары рядом больше не было, сопровождала меня в процедурах только Марина. Видимо, как ответственная. Вот после обеда она исчезла, а меня, судя по всему, ожидал серьезный разговор — потому что меня одели в черный с золотом мундир гвардии фамилии, и вывели из терм. Проехались немного на белом открытом автомобиле, вышли у дворца, на питерский метро Кировский завод похожего.

Похож на метро Кировский завод, — еще раз подумал я.

Эхо чужого голоса, живущее у меня в голове, молчало. Как отрезало — хмыкнул я. С одной стороны, привык к нему, с другой — если пропал, и хорошо. Неприятно, когда непонятное что-то в твоей же голове живет.

С такими мыслями я уже прошел через зал Совета Богов, где меня привели к кабинету, где мы впервые встретились с Кайсарой. В нормальных условиях встретились, я имею ввиду — дом, на крышу которого я упал, когда ее с простреленными ногами демоны тащили, довольно далеко отсюда.

Кайсара, что удивительно, ждала меня перед дверью. Вышла встречать, видимо сопровождающие меня варанги сообщили. И едва я подошел, как оказался в крепких объятиях — Кайсара совершенно не скрывала своих чувств.

Сияющие ультрамарином глаза влажно поблескивают, по щеке покатилась слеза.

— Я теперь не одна, — шепнула она мне на ухо, и я реально почувствовал ее эмоции, мысли, желания и мечты. Удивительное дело, она сейчас словно двери души передо мной открыла.

— Это ты после трансформации приобрел умение смотреть не только вдаль, но и вглубь, — улыбнулась девушка. — Но об этом позже, сейчас нас ждет серьезный разговор. Ты готов?

— Конечно готов, — кивнул я.

Как будто бы если я сказал «нет», этот серьезный разговор мы бы отложили. Хотя, судя по взгляду Кайсары, она сама все прекрасно понимает, и другого ответа от меня не ждала.

— Просто мне приятно с тобой разговаривать, — улыбнулась она.

— Тогда пойдем.

Стол в виде буквы «Т», за которым в первую встречу в нормальной обстановке мы сидели с Кайсарой, исчез. Его сменил его круглый стол, за которым расположился внушительного вида седобородый мужчина в изящных серебристых доспехах.

Едва мы вошли, незнакомец поднялся, приветствуя нас дежурным полупоклоном.

— Александр. Кайсара.

На переносице серебряная полоса, отличительная черта военной аристократии. Но сидит в нашем кабинете, говорит без показательной почтительности, как с равными.

Ух ты, как я в роль вжился. Как с равными, ишь как думать начал.

— Брат мой, позволь представить… — склонила голову Кайсара.

Вот она говорит и ведет себя с показательной почтительностью. Причем не к гостю, а ко мне — как к будущему главе семьи.

— … Манфред Варрон, лорд-протектор Альбиона.

Лорд-Протектор. Вот оно что. Если в Республике в верхних эшелонах власти сплошь патриции с чистыми лицами, то в протекторатах, структурах Звездной Ассамблеи, высшие должности могут занимать люди самого разного происхождения.

Расположились мы за круглым столом друг напротив друга. Лорд-протектор Варрон с одной стороны, мы с другой– Кайсара села от меня по правую руку.

— Александр, я знаю откуда вы. Знаю и то, что вы жнец, — без лишних предисловий начал Варрон. — Я здесь, чтобы сделать вам, вашей фамилии, предложение. Но прежде мне нужно рассказать вам о Митре. Вы слышали о нем?

— Инкарнация солнца, солдатский бог справедливости? — повторил я услышанное как-то от Марины.

— Все верно. Если Гея — Мать-Земля, то Митра — воплощение Отца-Солнце. Культ получил распространение среди обычных людей и военных в седой древности, еще во время начала нашей с вами общей эры. Культ Митры — это прежде всего запрос на справедливость и всеобщее согласие. В вашей цивилизации, замещенный христианской религией, он распространения не получил. Здесь культ сохранился до наших дней, и по-прежнему имеет широкое распространение среди военных. В том числе, среди самых высших военных чинов. Это важно. Важно потому, что легионы Рима — вот тот столп, на котором держится Республика и весь Римский мир. А среди легионов… вы же видели крылья Кайсары?

— Да.

— Это важная ступень посвящения Культа. Без крыльев, выбрав военную карьеру, вы далеко не уйдете, потому что в армейском руководстве на всех ключевых должностях последователи нашего культа. И не только в легионах Рима.

Значит культ и в марсианской армии силен. Однако. Варрон между тем замолчал и смотрел на меня. Во взгляде вопрос, явно желает услышать комментарий. Ну и что ему на это сказать? Восхититься, удивиться, похвалить?

— Звучит серьезно. С претензией на мировое, я бы сказал…

Хотел сказать «господство», но потом понял, что есть другое, более подходящее определение.

— С претензией на мировой протекторат.

— Удивительно точно сформулировали, — согласно кивнул Варрон. — Но есть нюансы. Любой выбор подразумевает отрицание. Те, кто отказался от Выбора, идут в политику. Да, легионы управляемы, но наш культ никак не контролирует Сенат, мы имеем минимальное влияние на гражданское общество. Кроме того, в числе наших серьезных оппонентов состоят жрецы Совета Богов.

— Это проблема?

— Нет, это решение.

— Вот сейчас не совсем понял.

— Мы не обладаем полным могуществом. Но мы им никогда не обладали, и обладать не собираемся. Вы сейчас, пытаясь анализировать мои слова, оперируете опытом своей цивилизации в моменте начала развития — у вас ведь только-только начали взаимодействовать все регионы планеты. Наша цивилизация прошла уже гораздо более долгий путь. И нам, вершащим судьбы людей, давно понятно: глобальное правительство — тупиковый путь. Для согласия всегда нужны несколько сторон, нужен живой диалог. Попытки объединить цивилизацию под единой властью всегда заканчивались печально — у Республики только известных гражданских войн было четыре. Без постоянной борьбы за место под солнцем любое государство быстро вырождается и гибнет, потому как лишаясь внешнего соперника, элиты начинают пожирать сами себя. Наша цель, цель нашего культа — разделение мира на несколько регионов, которые тесно взаимодействуя в одних сферах, в других соперничают, создавая тем самым неделимую, прочную и взаимосвязанную структуру.

— Ваша цель — протекторат снизу?

— Снизу. Сбоку. Изнутри, снаружи. Но в целом вы верно смысл уловили.

Отличный план, на самом деле, звучит красиво. Но учитывая, что за знания мне достались от Октавии, я уже начал догадываться, что не все так хорошо.

— Что-то пошло не так?

Лорд-протектора Варрон усмехнулся и кивнул.

— Да. Чтобы сохранить прежнее положение вещей, нам нужно многое изменить, и вы, ваша фамилия, на этом этапе нужны всему нашему миру.

— Что вы предлагаете и что мы должны будем дать взамен?

— В первую очередь, если не возражаете, я пришлю вам ритора. Ваши слова верны по смыслу, но они прямолинейно грубы и жалят любого дипломата как скрежет металла в утренней тишине. Но принимая предложенный тон, могу сообщить: мы даем вашей фамилии ресурсы, чтобы выжить и возродить былое могущество. У вас, как у обосновавшейся в Просторе Селены фамилии рода Юлиев, есть право набирать легионы, которые присягают на верность не Сенату, а лично вашей фамилии. Протекторат даст вам финансы, рекрутов и материальную базу, в том числе четыре корабля, эскадру дальнего космоса. Вы сформируете два легиона, кроме того у вашей фамилии останется легкая бригада, которая будет перевооружена до уровня подразделения космического десанта Республики. Пока вы будете обучаться в Академии, всем этим займется Кайсара, у нее есть опыт и необходимые компетенции. После того, как вы закончите учебу, опираясь на свои два легиона и бригаду космодесанта, а это внушительная сила, вы сможете начать военно-политическую карьеру в Риме.

В Риме. Вот так сразу. Что-то мне во всем этом не то, чтобы не нравилось, но заставляло слегка нервничать.

— Все же хотелось бы конкретно услышать, что требуется от нас.

— Лояльность выбранному пути. Ваша фамилия ценна нам тем, что вы — часть рода Юлиев. И вам просто нужно вернуть прежнее силу и влияние.

«В чем подвох?» — хотел было я спросить, снова вспомнив анекдот про продажу души дьяволу, но и в этот раз промолчал.

— Вам нужны рычаги влияния в Сенате, или внутри рода Юлиев?

Лорд-протектор усмехнулся и головой покачал.

— Я уже озвучил вам парадигму, в которой живет культ Митры. Для всеобщего согласия нужны независимые центры силы, управляет которыми лишь система сдерживания и противовесов…

— У вас что-то ОЧЕНЬ сильно пошло не так? — вдруг догадался я.

— Да.

Кайсара едва ощутимо вздрогнула, и посмотрела на меня расширенными глазами.

Похоже, не такого развития разговора она ожидала.

— Мы можем узнать, что именно?

— Знания не стоят на месте. Раз за разом научные открытия раздвигают границы возможного, ставя сильных мира сего перед выбором — использовать полученные знания как инструмент, или отринуть их как опасные, уничтожить или же не давать путей к развитию. Скоро перед Сенатом встанет очередной выбор, и политики будут решать, использовать ли полученную возможность получить по-настоящему полную власть над всем Римским миром. Но как я и говорил, любой выбор подразумевает отрицание. Наша проблема в том, что выбор политиков может отринуть все человеческое в нашей цивилизации.

— Что это за новое знание?

— Полная власть над обществом, которое станет полностью управляемым. По-настоящему управляемым, я имею ввиду. Больше, простите, не могу ничего сказать.

А мне и не нужно было ничего говорить. Масса кадавров, которая — управляемо, перла на нашу колонну, когда мы ехали через туман: вот он и ответ. Кусочков паззла в моих знаниях совсем немного, но именно из-за этого, из-за информационной пустоты, я легко догадался о сути.

Считываемые людские ауры, жрецы Совета Богов как противники культа Митры, потеря человечности как озвученная цивилизационная опасность, выращивание людей в пробирках, техническое бессмертие, толпа кадавров пришедшая ко мне домой прямо по почтовому адресу…

Новое знание — это возможность управления людьми всего обитаемого мира так же, как кто-то управляет кадаврами в тумане. Не знаю, как это может быть реализовано, но определенно это именно та опасность, которая так пугает сидящего перед нами лорд-протектора планеты.

— Что можем сделать мы? В масштабах всего мира наша фамилия ничтожна.

— Ваша фамилия — часть древнего рода, вы имеете прямой доступ на Олимп, можете воспользоваться правом выступить в Сенате. И если у вас на орбите будут два оснащенных по последнему слову техники легиона и бригада космодесанта, именно они могут служить именно тем аргументом, который поможет этому миру сохраниться и не свалиться в бездну.

— Два легиона и одна бригада могут поставить на колени столичную планету?

— На колени нет. Но я же не просто так…

— Не просто так сказали, что культ распространен не только в республиканской армии, — понял я, о чем речь. — Да-да, простите, не догадался сразу.

Марс с нами. А значит, аргументы у нас будут убийственные.

Комментировать Варрон не стал, просто кивнул. Флоты Марса к Олимпу не пройдет, а четыре корабля эскадры одной фамилии с окраины системы — вполне.

— И у вас действительно нет никого кроме нас?

— Есть два влиятельных рода, которые имеют права и могут что-то решать в Республике: Юлии и Антонии. Воспротивившись воле Сената, ни одна фамилия из этих родов ничего не приобретет, но многое потеряет. Никакая, кроме вашей, потому что вам терять нечего.

— Ах вот оно что.

— Да, так уж получилось. Так вы готовы принять мое предложение?

Так уж получилось. Так уж получилось? Что он сейчас сказал, что это значит?

Догадка была совсем рядом, и я даже до боли прикусил губу, пытаясь понять, что Варрон сейчас сказал.

— Александр?

А я понял, что он только что сказал. Интересно, случайно, или нет.

— Гай Антоний Макрон Германик. Цезарион Макрон Германик, — вспомнил я полное имя Антохи. Он ведь тоже, как и Кайсара, посланник.

— Это ведь они, вместе с Юлией Клеопатрой Октавией Германикой, должны были стать инструментом спасения мира? И они, вместе с Октавией, уже приняли ваше предложение?

— Да, — просто ответил Варрон.

Кайсара вздрогнула и сильно сжала мою руку. Да, начинает понимать.

Я — в свои двадцать семь, выгляжу для нее как рано повзрослевший подросток. А она, в свои тридцать семь, выглядит для меня взрослой дамой, но с подростковой ментальностью. Мы на Земле быстрее живем, быстрее умираем и от этого некоторые вещи видятся иначе.

Кайсара по-прежнему с силой сжимала мою руку — для нее стало настоящим откровением, что ее гибель была запланирована и предопределена культом в интересах сохранения привычного мира. Привычной его модели, которую в культе согласия и справедливости считают правильной.

Обернувшись, Кайсара смотрела на меня с растерянностью. Я только подмигнул ей ободряюще. Нам предлагают рушить новый формирующийся миропорядок, чтобы сохранить привычный ход вещей. При этом выбора — соглашаться или нет, у нас по факту нет. Его — как я до этого, с Мариной, сделали за нас. И не все так плохо: если у нас все получится, кто-то определенно лишится своего влияния, мы же часть чужих потерь приобретем.

Мимо смерти пропетляли недавно, теперь нужно брать от жизни все.

Кайсара кивнула — она сейчас, определенно читая мысли, смотрела на меня сияющим ультрамарином взглядом.

— Мы согласны, — повернулся я к лорд-протектору.

Как минимум, это будет славная охота.

Обсуждение проблем поистине глобального плана с лорд-протектором Альбиона заняло у нас всего несколько минут. Обсуждение мелких деталей растянулось уже на несколько часов. Это был даже не принцип Парето, когда двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата, а остальные восемьдесят — оставшиеся двадцать; беседа Варрона и Кайсары велась по поводу, как мне казалось, совершенно малозначимых на фоне остального вопросов.

Изначально, по ходу затянувшейся беседы, я был этим фактом серьезно раздражен. У меня болело все тело, я уже соскучился по термам и массажу от четырех кудесниц, да и вообще понимал, что мог бы потратить время более продуктивно. Тем более что голод уже давал о себе знать.

Демонстративно отстранившись от обсуждения, даже слушал поначалу вполуха. Но во время обсуждения новой эмблемы Пятой бригады космодесанта — в которую реформировали Пятую легкую бригаду, прислушался чуть более внимательно. И вдруг начал понимать, что мелкие детали-то оказывается немаловажны. А когда вник в вопрос, до меня окончательно дошло, что эмблема как часть символизма крайне важна: буквально декларация намерений.

Несколько упоминаний, оговорок и намеков дали понять, что названия батальонов создают связь со старыми богами, в данном случае египетскими, которые со жрецами Совета Богов находятся в серьезных контрах. И Кайсара, когда строила карьеру и только-только стала шеф-командиром бригады туманных рейдеров, с огнем играла. Очень условно, как если бы в СССР в далеком от столицы пограничном регионе кто-то начал менять символику вверенного подразделения, опираясь на историю, идеологию и символы Российской Империи. Не очень прямая аналогия, но действия Кайсары характеризует.

Окончательно я осознал насколько все серьезно, когда Варрон с Кайсарой обсуждали уместно ли переименование Ахена в Пятый легион Алауда. Он же «Жаворонки», он же первый легион из неграждан, набранный Юлием Цезарем перед тем, как тот начал слом Республики и стал, на минуточку, диктатором.

В названии легиона Ахена, кстати, тоже говорящий символизм в наличии: Карл Великий, создатель первого единого королевства франков — именно на этот миф нашего, чужого им мира, опирались Октавия и Антоха изначально при планировании. И постепенно, по мере погружения в тему, я пропитывался, можно даже так сказать, пониманием грядущих событий: ведь демоны легиона в случае неудачных переговоров в Сенате должны были исполнить на Олимпе примерно то же, что и в облачной цитадели недавно, только в гораздо больших масштабах. Теперь же это стало нашей задачей; понятно, что главная цель — решить все в ходе переговоров. Но если не получится достичь результата, что тогда? Уничтожать столицу и Сенат в самоубийственной атаке?

Только сейчас я начал осознавать, насколько важная роль в исторических процессах мне предстоит. Как-то сразу захотелось со всего этого дела соскочить, зафиксировав издержки, но похоже поздно.

На этом понимании снова я дистанцировался от беседы. Уходя мыслями в спокойное русло, как страус голову в песок пряча, обратил внимание вот на что: Кайсара с Варроном обсуждали то, как встроить в свои планы фундаменты мифов древних времен. Но при этом моя эпоха — двадцатый-двадцать первый век, для них ведь тоже относилась к седой древности. Первая мировая, Великая Отечественная — для них это лишь сухая строка исторической справки. Примерно как для меня Иудейские войны в начале нашей эры, когда Веспасиан Иерусалим усмирял, устроив локальный геноцид и погнав потом еврейский народ с обжитой земли. История, краткий раздел учебника.

Понимать это мне было неприятно, но похоже необходимо.

Еще думал о том, что у них здесь рабство в общем-то в полный рост официально. Права человека — это права какого надо человека. Это легко принять, когда наблюдаешь за происходящим со стороны, не в силах изменить, но я ведь сейчас влезаю в самое что ни на есть высшее общество. И мне, чтобы стать его частью, нужно принять его правила. Иначе просто в это самое общество не впишусь, если меня из него вообще не выпишут.

Настроение, мягко говоря, не улучшилось — многие знания, многие печали, как говорится.

Между тем с Пятым легионом Алауда, который будет создаваться на материальной базе распущенного Ахена, разобрались. Теперь настал черед последнего «слота» под новый легион. Кайсара с Варроном перебирали варианты, находя одни слишком претенциозными, другие не подходящими. У меня же в это время постепенно вырисовывался план, который на первый взгляд показался лютой дичью. Да-да, именно тот момент, как у меня иногда бывает — сделаю какую-нибудь дурость, потом жалею. Но чем больше я о появившейся идее думал, тем дальше она казалась все более стройной и логичной.

Иногда бывает такое, что мудрые ученые мужи долго и безуспешно пытаются решить какую-то проблему, а простое решение показывает случайный и иногда малообразованный человек, не отягощенный грузом знаний. Вот как я сейчас — у меня слишком мало знаний для анализа, но именно это позволяет видеть суть вещей. Самозатачивающаяся Бритва Оккама, которая работает без моего участия.

— Лорд-протектор, — обратился я к Варрону, когда в беседе возникла пауза.

— Да?

— Гай Антоний Цезарион Макрон Германик. Он обладатель золотых крыльев, а значит посланник культа. Я правильно понимаю?

Варрон не ответил вслух, даже не кивнул. Похоже, на такие вопросы прямо не отвечают. Молчание затягивалось — лорд-протектор с Кайсарой смотрели на меня, ожидая продолжения.

— Я вот чем встревожен: как мы можем авторитетно заявлять что-то в Сенате и вести переговоры, если тот, кто уничтожил почти всю нашу фамилию, не понес никакого наказания?

— Он из рода Антониев, и…

— Вот именно. Вы же не хотите просто отправить нас на Олимп, чтобы мы там провалили переговоры и в результате неудачи взорвали большую бонбу? А для ведения переговоров нам нужен хоть какой-то авторитет, которого пока просто нет. Наш оппонент же не только из влиятельного рода Антониев, в первую очередь он представитель культа Митры, если уж на то пошло. И я не требую суда и публичного порицания, просто… несчастный случай, например. Все поймут, что случайности неслучайны, а большего нам и не нужно. Кроме того, здесь ведь вопрос даже в практической плоскости: как я могу быть уверен, что Гай Антоний не планирует козней против нашей фамилии? Как я отправлюсь в Академию, оставив за спиной Кайсару наедине с таким очагом напряжения?

— Вы можете быть уверены, что Гай Антоний больше не представляет для вас и вашей фамилии никакой опасности.

— То есть вы нам его не отдадите?

Если скажет «нет», то тогда можно быть уверенным, что мы с Кайсарой нужны именно для того, чтобы отправить нас на Олимп как «большую бонбу». И от этого уже нужно будет отталкиваться в дальнейших планах.

Глаза Кайсары, кстати, сейчас ярко засияли ультрамарином. Похоже, тоже поняла. Но я на нее не смотрел, держал взглядом лорд-протектора. Несмотря на непроницаемое лицо, было ощутимо, что моя прямота ему не очень нравится. Через Кайсару ощутимо — она только что взяла меня за руку, словно готовясь к чему-то, или в попытке успокоить, так что я почувствовал эхо негативных эмоций.

Лорд-протектор молчал, а я забеспокоился. Ну вот зачем так сходу быка за рога? Уже пожалел, что настолько прямо спросил, надо было с Кайсарой сначала посоветоваться. Потому что мы все понимаем, он все понимает, и если не отдаст…

— Нет, я вам его не отдам.

Вот это плохо, похоже перегнул я палку.

— Вместилище души Гая Антония находится в штаб-квартире Альтергена, чуть позже сообщу точный адрес ячейки хранилища.

Вместилище души? Это что еще такое? — было моей первой реакцией на услышанное.

«Receptaculum anima», — тут же прозвучало эхо чужой памяти с картинками мыслеобразов. Не очень понятно, от кого — или от пассажира в голове, или от Кайсары, которая держала меня за руку. Зато понятно все стало: Варрон отдаст нам вместилище души, создаваемое во время обретения крыльев.

Когда погибает жнец, душа втягивается в воронку, возвращаясь обратно в петле времени. Когда погибает посланник, душа из уничтоженной оболочки двигается через пространство и возвращается в квазиживую статуэтку, служащую маяком. «Душа на крыльях летит», причем буквально. Потому что крылья — это часть ауры астральной проекции, они не совсем в материальном мире существуют. И после, когда статуэтка принимает вернувшуюся душу, из нее восстанавливается телесная оболочка в капсуле подобной той, где мне внешность меняли.

— Жизнь я вам его не отдам, отдам душу. Как залог. И сообщу ему об этом, после чего Гай Антоний полностью исчезнет из общественной жизни так, что долгие годы о нем никто не услышит. Эффект от этого будем много громче, чем от несчастного, как вы говорите, случая.

«Extra Romam non est vita», — подсказало эхо.

«Вне Рима жизни нет». Одно из жестких наказаний — изгнание из Вечного города, культура отмены на максималках. Да, если Гай Антоний исчезнет из общества, действительно эффект будет серьезным. На годы, не навсегда, но тем не менее. Половинчатое решение от Варрона, по принципу или ишак, или падишах. Но компромиссное и лучшее для него в этой ситуации, в которую я поставил его своей неудобной прямотой.

И Варрон похоже решил, что отделался от нас меньшим злом, поставив ситуацию на паузу. Но, учитывая мой дикий план, он сделал просто царский подарок, о котором я не мог даже и мечтать.

— Да, это лучший вариант событий, — не лукавя, кивнул я. — Тогда давайте по легионам: если у нас будет Пятый Алауда, пусть будет и Четвертый, он же Скифский. Мы же набирать его будем в числе прочего рекрутами из Княжева? Вот вам связь веков, почти как Четвертый легион, сформированный Марком Антонием в Скифии. Этот тот, у которого еще эмблема рисовалась не римской цифрой четыре, а в виде четырех единиц.

— Вы хорошо знаете историю Рима, — удивленно посмотрел на меня Варрон.

— Нет, это я случайно услышал где-то.

Не стал ему объяснять, что нас с Древним Римом разделяет меньше двух тысяч лет, мы к этому периоду гораздо ближе чем они, прямые потомки и наследники. И о легионах я действительно мало что знаю, а про Скифский услышал только потому, что русских иногда к скифам приписывают. Именно поэтому и запомнил, а не пропустил как большую часть того груза информации, который на меня ежедневно выливался через окошки потребления новостей. Но Варрон все еще смотрел вопросительно, поэтому я добавил невольно:

— Действительно случайное знание. Просто с наследием Рима мы постоянно сталкиваемся в повседневной жизни, вот взять хотя бы название месяцев: незадолго до того, как я попал в аномалию монолита, как раз размышлял — если бы Марк Антоний победил Октавиана Августа в гражданской войне, назывался бы у нас восьмой месяц не августом, а антоном?

Кайсара вдруг ощутимо сжала мне руку, а Варрон поджал губы. Повисла неудобная пауза — и судя по лицам, я сейчас что-то явно неприличное сказанул.

— Запомните, есть важное правило: в обществе никогда, ни при каких обстоятельствах не стоит упоминать об обстоятельствах поражения Антония и Клеопатры и последующего превращения Республики в Империю в вашем мире. Никогда и нигде.

Судя по тону Варрона и по взгляду Кайсары, дело действительно серьезное.

— Хорошо, учту.

Еще некоторое время мы потратили на обсуждение символики нового легиона, но без огонька, теперь уже действительно обсуждались мелкие детали, которые большим начальникам не интересны. По итогу, выбрав символы, позвали нескольких специалистов-секретарей, среди которых Марина неожиданно оказалась, назначили ответственных для создания рабочей группы, утвердили и заверили подписями приказы, заводя и разгоняя бюрократическую машину.

Когда Варрон ушел, в кабинете повисло молчание. Кайсара отошла к окну, я же сидел за столом подперев подбородок. Долго сидел, все еще пытаясь осмыслить свои безумные догадки и идеи.

— Что?

— О чем думаешь? — повторила Кайсара вопрос.

Почувствовала, похоже, как у меня голова пухнет.

О чем я думаю, интересный вопрос. Легче сказать, о чем я не думаю — только сейчас начал понимать масштаб того, куда ввязался.

— Думаю о том, что если погибну, не очень здорово будет проходить вновь все процессы трансформации.

— Есть вариант сделать так, что тебе не надо будет их проходить.

— Как?

— Ты знаешь, что жнец может сделать оболочку истинным телом?

Хм, а я как-то и не думал об этом. Некогда было — то в себя приходил после трансформации, то глобальными вопросами был озадачен.

— Теперь знаю. Для этого надо остаться в монолите в моменте его обновления?

— Да.

— И как это происходит, описание процесса есть?

— У меня нет. У Варрона есть наверняка, но…

Да, после того как я поразил его своей прямотой, заставив выбирать, вряд ли он мне сразу навстречу пойдет.

— В следующий раз с тобой посоветуюсь, прежде чем.

— Будь любезен, — Кайсара не показывала, что раздосадована, но я хорошо почувствовал.

— Но что-то ты знаешь? Что с монолитом произойдет, или как в начале петли времени появляться после замены истинного тела? В каком виде?

Мысль о том, что я в новом облике появлюсь у себя в квартире, показалась нереальной. Интересно, как Вика на такое отреагирует.

— Что-то знаю. Насколько понимаю, в прежнем теле жнец появляется там, из мглы выходит в истинном здесь. Или же, насколько слышала, можно сразу порвать петлю времени, а возрождаться после в других монолитах, с которыми у тебя есть связь по душам прежних жнецов. Так делала Октавия.

Октавия, Октавия… Вот тот самый вопрос, который меня очень волновал. Почему Октавия так испугалась, когда узнала, что мы с Викой оба жнецы. Настолько испугалась, что начала действовать в срочном порядке. Вот чего она испугалась? Ведь лорд-протектор, который знает, что мы с Викой появились в монолите как жнецы-близнецы, этого не боится. Для него не страшно? Или же он просто не догадывается о том, что могла знать пустоглазая?

— Почему у твоей сестры глаза были серебряного цвета?

— Изменение ауры, влияющее на оболочку. У всех работающих со мглой со временем глаза становятся такими, полноцветными. У некоторых сразу, у некоторых потом. У меня, как у псионика, лет через пятьдесят взгляд тоже станет таким, только ультрамаринового цвета.

Точно. Белесый туман, когда во время атаки создавались его плотные сгустки, становился более густым, в некоторых моментах серебристого цвета. Тогда я внимания не обращал, а вот сегодня все это связывается в одну цепь событий.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — тронула меня за руку Кайсара.

Сейчас мысли мои она не читала. Ну, там такая мешанина, что неудивительно. Хоть табличку вешай с молниями: «Осторожно, работа мозга 380V» или «Не влезай, убьет».

— Как ты думаешь, когда мы бежали из лагеря Ахена, кто управлял агрессией туманных тварей?

— Повелители мглы.

— Это понятно. Я просто к тому, что какой-то левый повелитель мглы охотиться на меня не будет.

— Левый?

— Независимый в действиях. Когда мы бежали из лагеря Ахена, Октавия к этому моменту уже была мертва. Кто тогда на нас мглу натравил и по чьему приказу? Даже больше тебе скажу, вот смотри: есть Протекторат, который контролирует безопасность на планете. И не только безопасность. Есть научная корпорация Альтерген, которая изучает происходящие в тумане процессы. И есть культ, который взял на себя роль глобального арбитра, и который как инструмент достижения цели планировал использовал твою сестру Октавию и нашего друга Антона. И вот тут я осматриваюсь по сторонам, и думаю: а кто же это мог быть, кто же этот негодяй, что управляет мглой и натравил на нас Плеть? Нет, первая масштабная атака, с ней все понятно, тогда Октавия просто хотела получить контроль над твоим монолитом. Но потом, когда охотились на меня лично? Реально толпа прямо в мое окно лезла. Кто их натравил?

Было видно, что Кайсара задумалась.

— Варрон сказал, что культ считает опасной вероятность создания полностью управляемого общества. По сути, как я понимаю, под этой опасностью он имеет ввиду даже не тотальный контроль, а буквальное превращение общества в единый организм. Как муравейник, считай, объединенный общей волей и с ограниченной в ноль личной свободой. А как это сделать? Через чипы в голове, например. Или же, скорее всего наш случай, внося изменения через ауру. Полагаю, недавно Альтерген получил возможность внедрять в ауру каждому человеку управляющий… модуль, так скажем, или метку. Есть такие паразиты, зомбирующий гриб, который захватывают муравьев, заставляя себе повиноваться. Муравей по итогу идет куда надо и там умирает, потому что гриб-паразит захватывает его тело, воздействуя на нервную систему. Но если эта управляющая метка будет не на теле, умирать носителю совсем не надо, нужно будет просто делать все, что велит внутренний голос. Масштабируй, и получишь опасную по мнению Варрона модель общества.

— Только у патрициев аура сильна насколько, что доступна к воздействию.

— Но есть она у каждого человека, и нет таких замков, которые невозможно открыть. Я к чему веду: любая инновация прежде требует экспериментального подтверждения. Где это могло происходить? Здесь, на Альбионе же, наверняка на перегринах тренировались как на мышах. Поэтому, наверняка, Культ и знает о планах Совета Богов. Вернее, нет, даже не знает, а думаю предполагает, что такие планы появятся. Через четыре года, когда Просторы Гелиоса и Селены встретятся, результаты исследований будут переданы на Олимп и Совет Богов получит готовый и испробованный инструмент, вероятность внедрения практик которого весьма велика. И решение о его использовании, или не использовании, будет принимать Сенат. Логично?

— Да.

— Так вот, у нас значит есть две стороны: глобалисты Совета, и антиглобалисты Культа. И здесь важно понимать, что культ живет в парадигме протектората снизу, а при установлении полного контроля над управляемым обществом он просто перестанет существовать, для него это экзистенциальная угроза. Так что мы, я уверен, далеко не единственный вариант противодействия возможному решению Сената, а один из.

Кайсара захотела возразить, но я замахал рукой, не желая терять мыслью.

— Но речь не об этом, это просто к слову. Я в общем-то про другое: вспоминая пустые глаза Октавии…

— Полные глаза.

— Не суть. Так вот, вспоминая ее глаза и испуг, о котором не знает Варрон, я могу предположить, что есть еще третья сила. Тот самый единый организм, уже готовый.

— Мгла? — догадалась Кайсара.

— Именно. Может быть это пока еще не организм, а единое информационное поле, например, под гексагональным куполом объединяющее людей с пустыми серебряными глазами. Тогда становится понятно и нападение мглы на меня лично уже после того, как Варрон сделал ставку не на Октавию с Антохой, а на нас с тобой.

— Это все действительно звучит логично, но бездоказательно.

— Не суть важно. Важно, и самый главный вопрос сейчас: а зачем меня хотели убить? И зачем, и почему.

— И зачем?

— А я не знаю. Зато знаю, кто может знать. Как ты думаешь, почему я по поводу нашего друга Антохи был так неосторожно настойчив?

— Он тебе не ответит.

— Почему это?

— Все же тебе еще многому нужно научиться, — вздохнула Кайсара. — Пойми, Гай Антоний квирит, плоть от плоти сын Рима. Для него угроза гибели, даже угроза уничтожения вместилища души, это совсем не повод…

Кайсара, видя мой чуточку насмешливый взгляд, замолчала. Я смотрел ей в глаза, не отрывая взгляда, и видел нарастающее ультрамариновое сияние по мере того, как она понимала, что я хочу сделать.

— Нет. Нет-нет-нет, это невозможно, — отрицательно покачала Кайсара головой в явном замешательстве.

Я улыбнулся еще шире.

— Но мы ведь можем попробовать?

Форд Мустанг 1967 года. Живая легенда. Катит меня сейчас вдоль пальмовой аллеи пляжного курортного побережья. Никак я не думал и не гадал, что в чужом мире мне предстоит передвигаться на такой машине, подставляя лицо встречному ветру, еще и слушая популярные хиты 90-х из колонок кассетной магнитолы.

Ехал не торопясь, наслаждался процессом. Хотя машина зверь — если педаль притопить, рвет вперед как палубный истребитель со взлетной полосы.

— V-образная восьмерка, четыреста пятьдесят кобыл, не бит не крашен… А знаешь чей? Мой! — не удержался я от комментария, похлопав по рулю.

На самом деле мой, не шутка. Из гаража на вилле фамилии пару часов назад выкатил. Там еще немало разных бричек стояло для околопляжных покатушек, но мимо этого Мустанга в родном красном «Кэнди Эппл», с двумя широкими белыми полосами по кузову и воздухозаборниками на капоте я пройти не смог.

Марк Юлий, чью личность я забрал себе, знал толк в машинах. Неудивительно, ведь он был самым настоящим представителем золотой молодежи. Буквально: пусть лицо и чистое, но вращался он в так называемом «золотом» круге общения.

Кроме официального цветового и сословного ранжирования, римская аристократия делилась, неофициально, на два вида. Первые брали от жизни все возможное, благодаря своему положению в основании пирамиды власти. Вторые по этой пирамиде поднимались, выбрав военно-политическую карьеру.

Золотая молодежь высоких родов общалась в основном с «золотыми» нобилями, получившими и сохранявшими статус всадников благодаря капиталам. Карьеристы, выбравшие Путь Чести, опирались в немалой части на военную аристократию, на всадников с серебряной раскраской на лицах.

Эти две группы, золотой и серебряный круги, практически не пересекались. Разные интересы, разные места отдыха, разные круги общения. Готовящиеся к Пути Чести патриции после семнадцати лет были полностью сконцентрированы на занятиях по укреплению души и тела; выбравшие удовольствия учились постигать все доступные наслаждения. Такой путь выбрал и Марк Юлий в своем, и моем теперь непрожитом прошлом. Брал от жизни все, до чего мог дотянуться со своего сословного помоста.

Две недели прошло с момента памятной беседы с Варроном. Я по-прежнему занимался освоением нового тела и его возможностей после трансформы; к сопутствующей боли настолько привык, что сжился с ней и почти не замечал. Вру, конечно — замечал. Но жить она мне мешала много меньше, чем в самом начале.

Все это время Кайсара, как псионик, учила меня новолатинскому. Вечерними сеансами, в ходе общения, загружая мне данные прямо в голову. Получалось эффективно, но до уверенной беглой речи мне еще далеко — а сейчас я еду в то место, где Марка Юлия хорошо знают. Впрочем, риск оправдан, а образ поведения, на случай если что вдруг, мы с Кайсарой давно согласовали.

Музыка кончилась, я вдавил кнопку и из приемника магнитолы выскочила аудиокассета. Забавная штука, с магнитной лентой. Первый раз в жизни такой пользуюсь, до этого только на картинках видел; со щелчком вставил кассету обратно в магнитолу, зашипела пустая пленка, перематываемая на начало первой композиции. Обалдеть, как предки раньше музыку слушали, нужную песню даже не включить одним нажатием.

Магнитола здесь работала, потому что я на Терминаторе — курортной разделительной полосе между светлой и темной стороной Альбиона. Да, купол на небе здесь расчерчен, он всю планету накрывает, но активных аномалий поблизости нет. И в отличие от туманных кластеров работало здесь гораздо больше технически сложных приборов.

Так что я сейчас ехал, слушал музыку, наслаждался жизнью и параллельно напряженно думал. Когда мы общались с Варроном, я парадигму культа согласия просто принял как данность, не раздумывая. Сейчас же вел мысленный диалог, вступив в запоздалый спор и пытаясь оспорить услышанные аргументы.

Лорд-протектор сказал, что культ считает глобальное правительство тупиковым путем. Допустим. Да, без постоянной борьбы за место под солнцем любое государство быстро вырождается и гибнет, а лишаясь внешнего соперника, элиты начинают пожирать сами себя. Культ предлагает несколько центров силы. Хорошо, а дальше что?

— Ну вот разделил ты мир на несколько регионов, которые взаимодействуют и одновременно соперничают, — даже вслух начал я мысли проговаривать. — Дал им независимость с силой и влиянием? А зачем? У тебя только в Республике Юлии с Антониями в вечном клинче, не говоря уже о кастерах и марсианах, которые тоже вряд ли в полном согласии. Котел кипящий, пусть и на медленном огне. Но это не плита, тут огонь у тебя живой и легкой настройки нет. Надо или тушить, ли дровишек подкидывать. Но тогда это ведь даже не задача трех тел, это требующий наведения порядка постоянный хаос, считай состояние «завтра война» как константа. Что, говоришь большой войны не будет? Почему не будет, потому что ты обозначил границы влияния, а еще типа у всех антиматерия есть, и если что весь мир в труху? Так котел твой будет постоянно кипеть локальными войнами. Как путь сохранение стабильности — это мощно, мощно. И вот скажи мне тогда, латынянин, какая разница: будут ли пожирать элиты сами себя в глобальном мире, или те же элиты будут пожирать себя в нескольких макрорегионах неделимой структуры? Обозначить — значит ограничить, это же тупиковый путь! Чего, молчишь, сказать нечего? А я что скажу, когда меня об этом Сенат спросит? Нужна эта вечная война тем, у кого и так есть сила и влияние, когда им предлагают зафиксировать все в состояние «прекрасный новый мир»? Ой вряд ли. Значит, кроме физической угрозы устранения, ты же должен что-то предложить Сенату взамен, если ты не идиот. Верно? Верно, по глазам вижу, что не идиот…

Так увлекся беседой сам с собой, что не заметил на соседней полосе кабриолет, в котором четыре девушки с золотым макияжем мне приветливо махали. Знакомые? Я замолчал, посмотрел вскользь пустым ленивым взглядом. Сразу же вернулся вниманием к дороге, больше не обращая на них внимания. Если даже знакомые, подействовало — рыкнув мотором, кабриолет умчался вперед. Ладно, на чем мы там с воображаемым Варроном закончили?

— Так что, латынянин? Что ты можешь предложишь Сенату вместо вечной войны, которая никогда не меняется? Ничего ты не можешь предло…

«Экспансия», — вдруг проснулось эхо.

Я и забыл о пассажире в собственной голове, давно не появлялся. А он обо мне не забыл. Экспансия. значит. Слово-то какое, звучное и многогранное. А куда экспансия? Дальше в космос? Так смысла нет, звездную систему уже освоили. Нет, это так не работает, галактические империи существуют только в той фантастике, где лазеры в вакууме звук дают. В реальности это все немного по-другому устроено, при освоенной звездной системе менять управление прекрасным новым миром на экспансию в бесконечное темное ничего никто не будет.

Пассажир в голове промолчал, не комментировал. Ну и ладно, не больно-то и хотелось. И так уже понял, куда экспансия планируется.

Не будет по плану культа котел вечных войн кипеть, потому что пар, создаваемый искусственным соперничеством разных взаимосвязанных «центров силы», будет уходить на сторону. Они тут столько тысяч лет на Альбионе, что даже если и был у туманных монолитов нерушимый принцип системы ниппель: «туда дуй, а оттуда ответа нет», его уже давным-давно наверняка победили. Нет таких замков, которые нельзя открыть.

Значит, что получается: с одной стороны у нас жрецы Совета Богов, которые хотят создать глобальное правительство, объединив общество в единый управляемый организм по принципу муравейника, с другой — культ всеобщего согласия, который собирается расширять границы обитаемого мира, отправляя экспедиционные корпуса в другие миры.

Так это, прав я или нет? А черт его знает, но версия логичная.

Кассета с хитами 90-х выдала неожиданно бомбезную песню, но полностью насладиться ей я не смог. Увидел уже нужную вывеску, и повернул на стоянку перед районом развлечений «Субурра». Знаковое место, одна из точек притяжения золотой молодежи Альбиона. И название говорящее — в Риме так называется район, еще со времен античности пользующийся определенной репутацией: территория развлечений, при этом место с дурной славой. Еще и граничащая с правительственными кварталами, так что за развлечениями и там, и здесь, самые разные люди приходят. Только в античной Субурре проживали люди невысокого положения в обществе, сюда же, на клубную территорию закрытых кварталов, вход обычным людям запрещен. Только нобили — даже отсюда вижу причальные мачты на побережье, откуда туда-обратно каждые полчаса снуют дирижабли-шаттлы, доставляя посетителей с поверхности планеты в облачную цитадель-администрацию Протектората, а оттуда дальше на орбиту. Ну и по обычной дороге приезжают со своих вилл на побережье. Как я сейчас.

Покатил по парковке в поисках свободного места. Та еще ярмарка тщеславия, каких железных колесниц здесь только нет; в ряду знакомых и незнакомых, местных моделей, иногда удивительные экспонаты можно увидеть. Вот, например, Роллс-Ройс «Серебряный призрак», надо же.

Припарковался, вышел. Перед тем как закрыть дверь, несколько замешкался. Здесь не принято ключи с собой забирать, а мне сложно просто взять и машину открытую с ключами оставить. Но справился, на мгновение всего задержался.

Несколько расходящихся веером от площади с парковкой улиц вели к пляжам, застроенные разными увеселительными заведениями. Но я, легкой походкой, оглядывая все скользящим и ни за что не цепляющимся взглядом, пошагал к широкой лестнице неподалеку. На верхний уровень ведет, далеко не всем из допущенных в закрытый район туда доступ есть.

Охрана здесь незаметна, но она есть, кроме того везде датчики ауры стоят, мне это все Кайсара рассказывала. Как раз почувствовал только что, словно холодный ветерок подул — просканировали.

Наверху отдельный квартал. Висящие сады, белоснежные арки, амфитеатры, храмы. Вглубь не пошел — мне нужно в приватный клуб, попасть в который можно идя вдоль края террасы. Отсюда открывался вид на водную гладь, так что засмотрелся. Так, что едва не врезался в расположившуюся у перил группу их десятка человек с бокалами в руках. Ослепительно белые лица (похоже мода нынче), блестящее в солнцезащитных очках солнце, позы и облики словно вырезанные из обложек глянцевых журналов. Ткани одежд на некоторых было меньше, чем площадь линз у их солнцезащитных очков. Какая прелесть.

Все разные, но при этом одновременно как будто одинаковые — ни одной улыбки на лицах, лишь скука пресыщения. Кто-то проводил меня ленивым взглядом, кто-то окликнул, двое девушек даже пошли наперерез, одна из них задала вопрос. Я бы его даже понял, просто не услышал — ветер с моря подул, в ушах засвистело. Не меняя выражение лица и даже не глядя на девушек, на ходу показал жестом, что занят. Потом, все потом.

Кайсара на этот счет меня подробно проинструктировала. Говорила долго, раскрывая нюансы что делать, если кто-то на меня все же накинется с беседой. Говорила долго, но ее инструктаж я подытожил всего одной фразой: «Просто нужно скучающе молчать и смотреть на всех как на говно». Да-да, именно так, кивнула Кайсара, к месту вспоминая слова Варрона про мою неудобную прямоту.

Дальше компании встречались часто. Старался пристально никого не разглядывать, хотя было непросто: та же ярмарка тщеславия как на парковке, только в образах. Каких здесь нарядов только не было. Нет, ничего особо вычурного и нелепого, как на подиумах показов высокой моды, но посмотреть есть на что. Но не стоит — избегая внимания то и дело включал я ни на чем не задерживающихся скользящий взгляд. По заветам Кайсары глядел на всех вскользь безо всякой почтительности, и без приключений наконец пришел еще к одной лестнице. Небольшая, ведет в круглый и реально парящий в воздухе закрытый амфитеатр. Приватный клуб — это уж совсем закрытая территория, сюда не каждый золотой попадет. Это уже тусовка «Категории А».

Тут тоже охраны не было, но контроль невероятно строгий. Меня снова просветили индикаторами ауры, еще ощутил, как несколько пар глаз за мной наблюдают. После общения с Кайсарой как-то усилилось восприятие, уверен большинство из находящихся здесь подобного просто не чувствует.

Когда пересек незримую границу территории для высшего круга, выходя с лестницы, искусственная одинаковость обликов людей вокруг пропала. Некоторые из них — с чистыми лицами, даже выглядели живыми и веселыми. Никакой идеальности: потрепанная заношенная одежда, на ком она есть, неравномерный загар, щетина, неаккуратные прически. Могут себе позволить. Быть, а не казаться, как говорилось не помню где, когда и по какому поводу.

Попав в «парящий» амфитеатр я теперь уже с трудом сохранял бесстрастный вид, сдерживая позывы начать вертеть головой по сторонам. В моем мире только к XIX-XX веку европейская цивилизация смогла вновь достичь технологического уровня Римской Империи в некоторых аспектах жизни, таких как водопровод и канализация, например. В сфере же развлечений до древних римлян нам по-прежнему далеко. Жалкая пародия на неповторимый оригинал того, как люди проводили время в античности.

«Если ваша вечеринка не похожа на эту, даже не думайте меня приглашать», — все же окинул взглядом я общественное пространство. Здесь развлекались пресыщенные удовольствиями люди, и это было весьма заметно.

Вакханалия, оргия, светский раут и пляжная вечеринка — все вместе.

Взболтать, но не смешивать, — подумал я, проходя мимо круглого стола, за которым, и на котором, в разных позах расположилась компания из десяти квиритов. Одна из девушек, незанятая процессом развлечения души и тела, оценивающе на меня посмотрела. Только теперь впервые я по-настоящему понял, что значит выражение: «выглядит как восемнадцатилетняя с двадцатилетним опытом».

Меня в компании, похоже, знали — один из юношей махнул, приглашая присоединиться. Я ответил отрицательным жестом, преисполненным скуки и безразличия. Получилось, подействовало. Интерес ко мне пропал, не задерживаясь я прошел мимо. Теперь больше чем на пару мгновений взгляд ни на ком не задерживал. Хотя посмотреть, на мой неискушенный в подобных удовольствиях взгляд, было на что: по уголовному кодексу Российской Федерации здесь можно было сразу паковать как минимум треть, по принятым нормам общественной морали выписывать из нормальных людей еще треть. Оставшиеся скорее всего тоже небезгрешны, но просто в этот момент сидят или возлежат за столами, занятые разговором. Или размышлениями наедине с собой, как Гай Антоний Цезарион Макрон Германик, ко столу с которым я только что подошел.

— Дратути, — приветствовал я его по-русски, присаживаясь напротив.

Взгляд, кристально чистый — до полной прозрачности, был переведен на меня с некоторым опозданием. Да, друг Антоха явно не полностью в этом мире, определенно в состоянии искаженного сознания. И, похоже, он сейчас в замедлении времени — получает от жизни все, разогнав возможности мозга. Об этом тоже меня Кайсара инструктировала, так что я достал из кармана плоскую, подсвеченную зеленым живым сиянием таблетку, протянул ее Антохе на ладони.

Происходило бы дело в моем мире, взял бы две. Желательно красную и синюю, добавил бы прелести происходящему. Но, кроме меня здесь шутку юмора с двумя таблетками никто не поймет, так что одна и зеленая.

Подумав немного, Гай Антоний очищающую от воздействия на сознание таблетку взял. Движения его при этом были удивительно четкими, выверенными до миллиметров. Едва закинул под язык, как почти сразу его изменился, вернув нормальность.

— Сальве, Антоний, — снова поздоровался я.

— Сальве, Юлий.

Сказал друг Антоха это с явно слышимой интонацией, по типу: «Ну, здравствуй», а также с некоторой ехидцей в тональности имени. Определенно знает или понимает, кто именно перед ним. И надо же, эмоции прорезались — за равного принимает?

Заметно удивлен моим появлением, смотрит с интересом. Не только он смотрит, ощущаю и другие взгляды на себе — все же слухи о бойне в цитадели и проблемах фамилии просачивались, не без этого. Хорошо тут интернет не работает, так бы все обо всем уже знали, начитавшись инсайдов и просто так я бы здесь не гулял, вопросами бы замучили. Но и так долго рассиживаться я не собирался, перешел сразу к делу.

— Как ты думаешь, где сейчас твой филактерий?

Спросил на русском. Судя по взгляду, Гай Антоний понял, что под словом филактерий я подразумевал «receptaculum anima», вместилище души. Но не ответил. Молчал. Неожиданно заглянул под стол, взял за волосы и вытащил оттуда миловидную девушку, которая — увлеченная процессом, сейчас хлопала глазами не понимая, что происходит. Тоже с измененным сознанием.

На лице девушки затейливый орнамент; не из аристократии. Но и человек здесь неслучайный — особая жрица из тех, кто допущен в закрытое высшее общество. Культ Венеры, или Афродиты, служащих богиням именно таким образом, даря наслаждение себе и людям. Антоха потянул жрицу, заставляя подняться, после чего легонько подтолкнул в направлении прочь от нас, куда она и отправилась бороздить пространство без ясной цели.

Я к этому моменту уже достал плотный прямоугольник фотографии, запустил его по столу в сторону квирита. Он поймал даже не глядя, и только подняв фотографию, отвел от меня взгляд.

На фото была изображена Кайсара. За столом, в позе и с улыбкой американской конгрессвумен, словно для пресс-релиза. За спиной красно-золотой флаг Республики, рядом герб фамилии, а на столе заполненная зеленым биогелем колба. Массивная, почти полметра в высоту — я как-то думал, что поменьше будет. Удивительная история еще, как эту колбу Марина «незаметно» выносила из хранилища штаб-квартиры Альтергена на орбите, где по чистой случайности вся охрана вдруг оказалась отвлечена неотложно важными делами.

Гай Антоний фотографию долго не рассматривал, уже отправил мне ее обратно по столешнице. На лице не дрогнул ни единый мускул, взгляд скучающий. Как у меня, когда я к его столу шел, петляя между группами самых разных людей. Держит марку, молодец.

— Долго говорить не буду, сам все прекрасно понимаешь. Вместе с Октавией вы должны были стать посланниками в Сенат, вестниками грядущего апокалипсиса. Но вам немного не повезло и ваши роли отдали нам с Кайсарой.

Надо же, на слове «апокалипсис» взгляд Антохи чуть дрогнул. Не ожидал похоже, с этой стороны вопроса не смотрел на предстоящую миссию.

— Твоя душа в наших руках, но Кайсара готова тебе ее вернуть прямо сегодня. С одним условием.

Продолжать не стал, взял паузу. Гай Антоний молчал. Я подождал минуту. Еще минуту. Третья минута уже ну очень долгой показалось. Ладно, не удалось — пожал я плечами, собрался вставать. Но, я хотя бы попробовал.

— С каким?

Надо же, заговорил.

— У нас, как ты знаешь, в скором времени будет три легиона.

— Два легиона.

«Вот ты душный какой, а!»

— Два легиона и бригада. Пятая легкая будет реорганизована в Пятую бригаду космодесанта, шеф-командиром останется Кайсара. Ахен твоей Октавии уже расформирован, сейчас в его лагере формируется Пятый легион Алауда, легатом которого стану я по возвращении из Академии.

Расформирование расформированием, но над таким подразделением, с таким бэкграундом, нужен личный контроль.

— Кроме того, будет создан еще один новый легион, Четвертый Скифский. Нам нужен для него доверенный человек на место легата.

— Кому нам?

— Нашей фамилии. Если ты отречешься от своего имени и обратишься к Кайсаре с просьбой принять тебя в семью, станешь легатом Четвертого.

Гай Антоний фыркнул презрительно.

— Жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы, — поднял я указующий палец вверх, подчеркивая важность своих слов. — Твоя душа у нас, второй попытки не будет. Тебя выбросили на обочину истории, теперь не ты делаешь исторический процесс, а процесс делает тебя. Нет, ты, конечно, можешь потратить оставшееся время на удовольствия… — обернувшись, я обвел рукой зал. — Но долго ты не проживешь. Получим разрешение, не получим, неважно, мы тебя все равно убьем.

— Если у вас все получится, — ровным голосом произнес Гай Антоний, явно намекая на успех предстоящей миссии.

— Если у нас не получится, мы тебя тем более убьем, у нас длинные руки, — рассмеялся я. — В общем, решай. Пока я не отправился в Академию, двери нашего дома для тебя открыты.

Улыбнувшись и подмигнув собеседнику, я поднялся с места и направился к выходу. Все, дело сделано, дальше теперь мяч на его стороне.

Лавируя между столами, как-то слишком уж увлекся, напоследок рассматривая этот вертеп и пропустил момент, когда на меня бросился довольно странный парень. Из одежды на нем только розовая рубашка, а также некоторое количество разных аксессуаров и украшений с самых неожиданных местах. Не знаю, что он от меня хотел — что-то сказал на новолатинском, но не очень внятно, я не победил. От близкого общения и объятий с носителем распахнутой розовой рубашки я уклонился. И, видя порыв незнакомца остановиться и повторить попытку, чуть подтолкнул его. Так, что он врезался в один из диванов и перевалился через него, создав за ближайшим столом небольшой переполох.

Когда обернулся, рядом со мной стояла юная на вид девушка — с кожей зеленоватого оттенка, по которой ветвилась растительная вязь татуировки. Жрица Сильваны, это я определил. Таких обликов ни у кого нет — глаза лесной девы тоже зеленые, как и губы; она в этот момент, крепко прижавшись, подарила мне чувственный поцелуй.

Моментально в ушах зашумело, картинка перед взором поплыла, слегка размытая. Похоже, у жрицы на губах помада с сильнодействующим веществом, от которого меня повело. Чувствительность многократно усилилась, сознание раздвинулось — глядя в бездонные, засиявшие зеленью глаза, я одновременно был и здесь, и словно стоял на согретой солнцем лесной поляне, где лес шумит.

При этом отчетливо понимал, что перекрывает меня так сильно только внутри, внешне же я — сохраняя бесстрастный вид, выгляжу как обычно. Контроль над телом сохранялся, но мой разум и сознание словно разделили на несколько осколков, которые попали в резонанс.

Меня уже обступила группа старых друзей, некоторые что-то говорили. Все из компании, в которой был и обладатель розовой рубашки — просто он ускорился, подбегая ко мне первым, а так вся группа целенаправленно шла до этого в мою сторону. В ушах так и шумело, сознание плавало, вокруг уже калейдоскоп лиц, обрывки малопонятных фраз, мельтешат хватающие меня чужие руки. Рецепт «смотреть на всех как на говно» уже просто не работал, я в хорошо знакомой компании. Среди которой несколько зеленокожих жриц культа Сильваны, одна из которых все еще меня приобнимает.

Что в такой ситуации делать и говорить, я хорошо знал — Кайсара тоже научила.

Знал, но забыл. И вот это проблема.

Бросившийся в самом начале на меня обладатель розовой рубашки уже выбрался из-под стола, и что-то возмущенно высказывая, вновь подошел ближе. В этот раз обниматься не лез — когда жрица Сильваны сделала шаг назад, схватил меня за руку, спросил что-то требовательно.

Шум леса на весенней поляне сменился боевым горном и шумом штормового моря — параллельно окружающей реальности я словно на носу идущего по волнам драккара оказался. А парень в розовой рубашке оказался на полу без сознания, свалившись как мешок. Боевые горны в голове заиграли громче, послышался равномерный стук — теперь у меня в голове шли легионы на марше, а вокруг потрясали копьями варвары, готовящиеся атакова… так, стоп, вокруг все та же компания удивленных старых друзей.

Вот это меня накрыло лесным колдунством, божечки.

Остановите землю, я сойду.

Зеленоглазая жрица Сильваны все еще рядом, смотрит на меня сияющим взглядом. В ложбинке груди у нее серебряный амулет в виде дерева жизни. Я шагнул вперед и взял его. Острым концом резанул себе по запястью, так что появилось немного крови. Намочил подушечку указательного пальца, провел себе две линии под глазами. Не знаю, делают ли здесь так, но символизм жеста понятен — красный цвет легионов, так что я сейчас буквально показал, что поменял дорогу своей жизни. Отлично получилось — несколько человек «старых друзей» аж отшатнулось. Жрица Сильваны улыбнулась, и похоже хотела снова меня поцеловать или обнять, но я ее удержал.

Достаточно, спасибо. И так собрать себя в кучу не могу никак. Внешне, впрочем, этого совсем незаметно — я по-прежнему спокоен и уверен в себе. Пройдя через расступившуюся группу, кто-то даже отпрыгнул как газель в саванне, за которой гонится стая гепардов… так, стоп-стоп, я не в саванне, где лев рычит, а просто иду к выходу. Нормально иду, если сконцентрироваться. Если хоть чуть-чуть удерживающие разум вожжи выпустить, в голове словно заводная мартышка в жестяной бубен бьет.

Перед взором проплывали выход из приватного клуба, терраса, удивленные взгляды; шел я спокойно и уверенно, как будто все в порядке. Внутри же меня по-прежнему штормило как спасательный плот в бурю. Били барабаны, стучали сапоги на марше, играла музыка, гремела жесть металлических тарелок заводной мартышки, то и дело сменяясь ощущением полного покоя и умиротворения. Состояния менялись резко, без какого-либо перехода. При этом физическая реакция на это запаздывала, часть рефлексов выключилась — поэтому я и выглядел со стороны как нормальный.

Второй таблетки, снимающих эффекты измененного сознания, у меня не было. Очень плохо, что не было, предусмотрительнее надо быть. Вот что стоило взять?

Пройдя по верхней террасе, спустился по широкой лестнице на стоянку. И вот здесь, цельным осколком разума в мешанине дикой пляски остальных, удивился и расстроился: совсем не зря не нравилась мне идея машину не закрывать. У моего мустанга сейчас суетился какой-то мутный тип со стайкой девиц. Двери в машине открыты, на крыше пара бутылок вина стоит. Похоже, компания неторопливо грузится, собираясь уезжать. Ну точно — машина заведена, слышно, как двигатель утробно рокочет.

С каменным лицом я подошел ближе. Жестом показал наглому типу отойди от моей машины. Тот — удивительное дело, возмутился, что-то выдав на новолатинском. Какое хамло, надо же. Ну, я человек простой, так что развернул его и мягко отправил прочь. Хотел несильно, но в голове вновь — реагируя на внутреннее состояние, забили боевые барабаны, так что отлетел тип довольно далеко, покатившись по газону.

Не провожая его взглядом до полной остановки, я забрал бутылки с крыши машины, вручил их удивленным девицам, сел на водительское место. После поцелуя лесной девы меня все еще кружило, но вроде как сконцентрироваться удалось.

Получится у меня вообще за рулем ехать? Получается вроде — включил я передачу и поехал с парковки. Причем медленно-медленно поехал, аккуратно. По ощущениям — как работающий на почте ленивец из мультика, который двигался с тягучей неторопливостью. Но при этом, отметил я краем глаза и сознания, у машины почему-то из-под колес дым шел.

Когда понял, что переборщил с резкостью, попытался взять себя в руки. Восприятие изменилось полярно — я теперь словно за штурвалом космического истребителя оказался. Люк Скайуокер, летящий в каньоне чтобы поразить ракетой вентиляционную шахту. Стремительной молнией я вылетел на дорогу и помчал с дикой, по ощущениям, скоростью. Настолько быстро, что, наверное, аж стрелку положил — посмотрел я на спидометр.

Двадцать миль в час еду, надо же, велосипедист обгонит. А по ощущениям почти третья космическая.

Поездка до места растянулась, по ощущениям, на целую вечность — неделю ехал, как показалось. Но по часам посмотрел — не больше сорока минут. Медленно вкатился в ворота виллы, объехал белое здание, проехал через парк — за которым, на поляне, стоит дирижабль Пятой бригады.

По грузовой аппарели заехал в транспортный отсек, вышел из машины. Меня встречала Кайсара — глаза светятся ультрамарином, смотрит внимательно. Ну да, я в боевой раскраске кровавой, понятно почему так смотрит. Подошла еще ближе, нахмурилась не скрывая чувств. Приобняла, поцеловала — ощутимо прикусив губу. В этот раз не до крови, как в прошлый раз, но подействовало: вяжущий морок смело. Выбило в миг, как пыль из ковра.

— Фух, — выдохнул я с облегчением.

Какое облегчение вернуться в нормальное состояние. Кайсара вдруг взметнула брови, посмотрела за мое плечо. Обернулся и я: грузовая аппарель, которая почти поднялась, снова начала опускаться. Зачем, интересно. Когда опустилась полностью, стало понятно, зачем: в транспортный отсек въехал мой форд мустанг. Красный, с двумя белыми полосами.

Так. А что вообще происходит, меня еще не отпустило что ли? Я вот прямо по-жесткому реально раздвоился? Нет, не раздвоился: продолжая удивлять событиями, из-за руля мустанга вышел Гай Антоний.

Подошел поближе, окинул нас с Кайсарой внимательным взглядом.

— Ты машину забыл, — сообщил он мне.

Ничего не поняв, я посмотрел на мустанг, на котором он приехал следом. Мой? Ну да, мой. Теперь обернувшись, посмотрел на тот мустанг, на котором приехал я. Так. А это вообще не мустанг, а Шевроле Камаро. Судя по виду, тоже конца шестидесятых, тоже с широкими белыми полосами по крыше и капоту; а еще, черт возьми, он не красный, а синий!

Как это я так, очень интересно. И очень интересно, кого я по газону в траве кататься отправил, выйдя на тропу войны. Гай Антоний между тем повернулся к Кайсара.

— Я согласен на ваше условие. И… благодарен за предложение.

Кайсара лишь кивнула, глядя на будущего члена семьи уничижительно. Она свой позор пережила, и облегчать участь бывшему мужу не планировала. Обернулась ко мне.

— У кого ты машину забрал?

Отрицательно пожав плечами, я вопросительно посмотрел на друга Антоху. Тот зеркально повторил жест, показав, что тоже не знает.

— Шеф, а что у тебя за телка в машине? — послышался вдруг оклик Виталика.

«Какая еще телка?»

Втроем, вместе с другом Антохой — который уже держал лицо кирпичом, но явно заинтересовался, подошли угнанному мной Камаро. На заднем сиденье, проснувшись, пыталась принять сидячее положение молодая на вид девушка. Помятая немного, судя по виду с вином переборщила. Заметно, что не очень понимает где находится, и понемногу начинает удивляться. Как раз сейчас похлопала глазами с золотыми веками — ну, хотя бы не патрицианку с чистым лицом увез, и то хорошо.

— Гелла Сесилия, третья жена губернатора Интерполиса, — негромко сообщила мне Кайсара. — Ты зачем ее сюда привез?

Полегче могла бы что-нибудь спросить.

Кайсара — не дождавшись от меня ответа, отдала указания, показывая дежурному офицеру на девушку в машине, потом не глядя на нас с другом Антохой направилась прочь из транспортного отсека. Мы прошли следом за ней по узким коридорам, зашли в капитанскую каюту.

— Рассказывай, — повернулась ко мне Кайсара.

Вздохнув, я коротко рассказал приключившуюся историю — начавшуюся с момента поцелуя жрицы, и до моего отъезда со стоянки.

— Плохо, — покачала головой Кайсара.

— Насколько плохо?

— Если мы просто отвезем Геллу обратно губернатору, могут быть проблемы, в том числе с Протекторатом.

— Почему?

— Потому что нельзя просто так взять, и надавать тумаков губернатору, забрав его жену. Это прямой урон репутации власти, так не делается.

— Выход есть?

— Да, ты можешь взять Геллу третьей женой.

Вот это поворот.

— И губернатор претензий не имеет так как сохранена ее честь, к тому же с семьей Геллы нам отношения нелишние будут. Она из Красного Пакта, младшая из семьи промышленников, для них альянс с высокой фамилией серьезный приз.

— Ее не надо спрашивать? — только и поинтересовался я.

— А ее зачем? — удивилась Кайсара. — Я сейчас свяжусь с главой фамилии, он сразу же даст разрешение.

Хм, да и действительно, зачем ее спрашивать.

— А генерал-губернатор что на это скажет? Если я у него просто взял и жену забрал, так урона репутации власти не будет?

— Если ты просто ее забрал, покататься, тогда это было бы проблема. А так — в жены взял, пусть и неполные, все в порядке.

Шесть тысяч лет разница, надо же. Как к дикарям попал на похищение сабинянок, все на круги своя возвращается с каждым оборотом времени. Просто люди красивее одеваться начинают, а так — все это уже было.

— Других вариантов нет? Просто я человек еще молодой, мне о женитьбе рано думать. Тем более что я с третьей женой делать буду? У меня еще первых-то двух нет.

— Другие варианты есть, но они много хуже, нам сейчас меньше всего нужен общественный резонанс.

— А так его не будет?

— Нет. С первой женой тоже вопрос решаем, наличие третьей по статусу при переговорах о брачных альянсах с другими высокими фамилиями совершенно непринципиально.

— А если… — не продолжая, я показал на Гая Антония. — Ты не хочешь взять Геллу Сесилию себе третьей женой?

Кайсара, которая до этого момента — после единственного наполненного презрением взгляда, друга Антоху не замечала, сейчас перевела взгляд на него. Похоже, ей идея нравилась. Антонию не очень, заметно было.

— Пусть она сама выберет, — после некоторого раздумья произнес он.

— У нас что здесь, демократия? — возмутился я.

— Да, пусть сама выберет, это будет справедливо, — кивнула Кайсара после недолгого раздумья.

Насчет справедливости что я, что Антоний — судя по его взгляду, оба имели сомнения, каждый свои. Но спорить не стали — я, потому что чувствовал вину, он — потому что не знаю почему, никогда его об этом после не спрашивал.

Тогда, в тот день, мне казалось, что все происходящее — дикая случайность, невероятное стечение обстоятельств. После… Не могу сказать уверенно, но если бы я верил в богов, то можно было бы уверенно утверждать, что все произошедшее в Субурре — именно их промысел.

Местные боги ведь тоже хотят жить.

Боевой десантный вездеход катил так мягко, как будто по воздуху парил. В салоне почти полная тишина, полумрак — большинство приборов неактивны, мы на Альбионе сейчас. В тот самом броневике — трехосном, с вынесенной вперед клиновидной мордой-клювом, на котором Гай Антоний приезжал в лагерь нашего отряда «знакомиться». Теперь моя личная колесница, даже перекрасить уже успели.

Как я и предполагал, впервые увидев эту машину, ездить на ней можно буквально везде, в том числе в непредназначенной для человека враждебной среде с экстремальными условиями. Да и вообще энергетическая установка на антиматерии позволяет делать этому вездеходу удивительные вещи. Например, десантироваться на поверхность планет без дополнительных приспособлений, а вооружение таково, что одна такая боевая колесница может уничтожить собранный из перегринов легион туманных рейдеров.

Катал я уже по полигону, посмотрел на что машина способна. Прочувствовал все на земле, так сказать. Ведь планы и штатные расписания на бумаге — это одно. Сухие цифры. И только оказавшись в этой самой стреляющей колеснице на полигоне, осознав мощь всего одной боевой машины десанта, я начал по-настоящему понимать масштаб всей той помощи, которую оказывает нам с Кайсарой Протекторат Альбиона.

Дело ведь не только в стоимости осваиваемого новыми рекрутами вооружения; есть вещи, которые не купить, имея только деньги. В нашем мире, например, есть огромное количество людей, которые имеют средства на покупку современных боевых машин, но кто ж им продаст? Вот у нас именно такой случай. Фамилия далеко небедная, но без связей Протектората невозможно было бы обеспечить два легиона и одну бригаду современным оружием. И дело не только в нем — как раз сейчас Виталя, чье радио во время дороги работало не выключаясь, озвучивал близкие моим размышлениям вещи.

— Шеф, из нас реально сделали киборгов! Я теперь вообще машина, на рельсы раз на раз с паровозом выйду и не проиграю!

— Какое направление?

— Чё?

— На рельсы ты выйдешь, а дальше куда? Условия «не проиграть» какие, забодать или обогнать?

— Да что так что так, шеф!

— Виталь, если ты смелый, ловкий и умелый, то ты скорее всего пьян, пора домой. Слышал такое?

— Ну я серьезно, шеф! Я короче вообще монстр, у меня теперь даже мозг-компьютер!

Виталя не преувеличивал: он, как и многие остальные рекруты, прошел сразу две программы улучшения тела. Также недоступные без помощи Варрона, который своим авторитетом заставил круглосуточно работать на нас сразу несколько департаментов Альтергена.

Первая программа, которую накатили Виталику — общая базовая, обязательная для тех, кто покидает пределы обитаемых планет. Жизнь в облачных цитаделях, на орбитальных станциях и вообще путешествия по космическим просторам без нее невозможны. Длительное нахождение вне благоприятной среды — обеспеченной или гексагональным куполом Альбиона, или магнитосферой и озоновым слоем терраформированных планет, губительно для человека. И проблему необходимой перестройки и модификации человеческого организма римлянам пришлось решать перед тем, как они начать покорять космос в пределах своей звездной системы.

Кроме базовой программы, позволяющей полноценно жить вне пределов обитаемых планет, Виталику накатили продвинутую военную, под названием «триарий»; самый высокий ранг для него из возможного для легионера без выслуги, дальше только преторианские улучшения. И сейчас Виталик действительно смелый, ловкий и умелый; а еще сильный, и с гораздо более высоким порогом выживаемости, если сравнивать с обычным человеком. Кроме того, ему были установлены импланты, позволяющие соединяться в единое целое с нейроинтерфейсом бронекостюма и боевых машин, за рулем одной из которой он сейчас и сидел в роли моего водителя. Правда, на Альбионе использовать большинство функционала он не может, но практику на орбите проходил, где оценил возможности.

— Прикинь, шеф, я когда еду, у меня перед глазами прямо все траектории, опасные зоны, показатели датчиков, вижу даже тех противников, которых не вижу, прямо синие контуры в поле зрения рисует, я их можно сказать объемным зрением наблюдаю…

Виталя продолжал разглагольствовать не замолкая, но меня его болтовня не напрягала. Наоборот. Через него я словно бы держал связь с прошлой жизнью, с прошлым миром. У моряков есть плавучий якорь, а у меня вот такой, ходящий-говорящий. При этом ситуацию Виталя чувствовал на отлично, знал, когда можно говорить, а когда лучше промолчать. После давнего урока Гельмута нюх у него на соблюдение сословной субординации удивительный, это только со мной наедине позволяет себе расслабиться, в присутствии других людей нормально себя ведет.

Мы сейчас с ним вдвоем направлялись в лагерь бывшего легиона Ахен, ныне Пятого Алауда, якобы со внезапной инспекцией. Под не замолкавшее радио «Виталя», от причальной мачты проехали по стиснутой каменистыми холмами долине и уже заехали в ворота лагеря, катясь мимо одинаковых блочных казарм. Виталя все гундосил негромко, я же так и сидел, уйдя в себя и размышляя. Но, скользнув взглядом по идущей навстречу машине парочки, встрепенулся.

— Виталь, притормози!

Тут же пришлось выставлять вперед руку — тормознул Виталя от души, так что броневик аж прочертил колесами по гравию, после чего замер, мягко качнувшись.

— Виталь, когда я говорю притормозить, это не означает топать ногой на педаль до отсечки.

— Понял-принял, шеф!

Голос жизнерадостный, улыбка до ушей. Да, после увеличения ресурса организма настроение надолго поднимается, факт — там ведь в комплекте омоложение предполагается. После обычной плановой процедуры настроение поднимается, а не такой кардинальной перестройки тела, как у меня, когда разобрали и заново собрали, убрав некоторые детали, а на их место вставили новые. Две пятилетки в четыре месяца уместить непросто, но можно — как я показываю собственным примером. Единственное что, из-за постоянной преследующей боли раздражительным стал, иногда прорывается.

— Виталь, еще раз так сделаешь, поедешь на полигон и будешь неделю там со стаканом воды на торпеде ездить.

— Прошу понять и простить, шеф!

Вообще броню не пробить. В такие моменты хочется отправить его куда-нибудь подальше, но… Так уж получилось, что Виталя оказался носителем крайне важных знаний. Отпускать такого в свободное плаванье никак нельзя, держать рядом с серьезными процессами — тоже. Поэтому было принято коллегиальное решение (мы подумали, и я решил), что Виталя станет моим ординарцем, и после поедет со мной в Академию. Мне это не очень нравилось, на самом деле — разумом если; принимал такое решение сердцем, руководствуясь все тем же желанием сохранить какую-то связь с прошлой жизнью. Да и в ответе мы за тех, кого вместе с собой в блудняк втянули.

В общем, вздохнув громко, показывая Виталику, что разочарован его поведением, я уже перевел взгляд туда, из-за чего собственно и попросил его притормозить. По широкому тротуару навстречу нам шли двое — Гарик и Оксана. Бывший лучший друг и бывшая девушка. Вместе идут, за руки держатся. Даже отсюда видно, что нашли друг друга.

Остановиться, поговорить с ними? А зачем? Все, прошлая жизнь кончилась, здесь новая началась — и что с Гариком, что с Оксаной я не хочу иметь никаких общих дел. Потрачено.

— Чё такое, шеф? Знакомые?

— Ничего, Виталь. Ничего. Поехали.

— Как скажете, шеф!

Броневик, несмотря на желание Виталика исполнить резкий гоночный старт, тронулся месте плавно, разгоняясь быстро, но без рывков. Пара сотен метров, крутой поворот, и подражая интонациями озвучке навигатора Виталя сообщил, что мы приехали, когда подкатил к крыльцу здания штаба.

Одновременно с тем как я развернулся — вместе с креслом, в сторону выхода, дверь-трап сразу же мягко поехала вниз. На улице меня встретили охраняющие штаб варанги, проводили до кабинета, где меня ждал старый знакомый — центурион со шрамом.

Вернее, уже военный трибун — по сути, в мое отсутствие командир легиона. Один из первых людей, кого я встретил в тумане аномалии впервые. При этом лишь совсем недавно имя узнал: Курт До́стал. Чех, с ударением на первый слог. Виталя, правда, уже рассказал, что все остальные произносят его фамилию с привычным ударением на второй, маскируя смыслы. Еще рассказал, что трибун об этом знает, но бороться даже не пытается.

В кабинете, куда нас довели варанги, кроме военного трибуна присутствовали еще Димарко и Питер. Оба серьезно изменились внешне, и не только из-за красных полос по глазам, или отсутствии очков у Питера. Как и Виталя, оба прошли расширенные процедуры улучшения организма, и оба сейчас намного превосходят возможностями обычного человека. Но дело даже не в этом — на обоих кроме тяжести доспехов груз ответственности командиров, что заметно меняет внешность, выражение лиц, манеры поведения и повадки.

Мы здесь собрались для обсуждения плана моей эвакуации после того я поменяю истинное тело, оставшись завтра в монолите перед его обновлением. Все должно проходить в обстановке секретности — людей вокруг монолита «Княжев» сейчас огромное количество, и кто знает, кому и что может прийти в голову лишнего. Опасно, но подумали и решили с Кайсарой, что лучше замену истинного тела не откладывать.

Непосредственно в детали плана меня пока никто не посвящал. Сам я, занятый привыканием к новому телу, разъездами по курортам Терминатора и путешествием по орбите для встречи с Варроном, семьей Геллы, а также другими уважаемыми и важными для общего дела людьми, этого вопроса вообще не касался, оставив на откуп специально обученных людей. И сейчас готовился слушать, что для меня приготовили.

— Итак, операция «Ясон», — произнес военный трибун, показывая мой жилой комплекс на карте-макете Княжева.

— Как? — не понял я. — Ясон?

— Да. Жилой комплекс называется «Арго», как корабль Ясона, — пояснил Курт, судя по взгляду не очень понимая суть вопроса.

Хм. Я всю дорогу думал, что «Арго» — это корабль Одиссея. Хорошо, что вслух ни разу не сказал об этом, неприятно могло получиться. И это мое невысказанное вслух заблуждение подтверждает правильность выбора тактики поведения: по возможности стараться быть немногословным, высказываясь только по делу. Не только здесь, в этом мире, я вообще такой тактикой с детства пользуюсь. Помогает казаться умнее, чем есть на самом деле. Курт между тем вернулся вниманием к карте-макету, не дождавшись от меня комментариев.

— Тотальную зачистку монолита мы не производили, но за три месяца подчистили основательно. Последнюю неделю трудовые команды уже без сопровождения на работы выезжали, ни одного нападения не зафиксировано…

Хорошо, что я не был в курсе приготовлений. Не знаю, как бы себя повел, если бы узнал, что по туману в качестве наживки ходят рабочие команды, провоцируя туманных тварей на нападение.

Вот она, важная деталь, которую не победить секретностью подготовки — угроза мглы. Но Курт выказывал спокойствие: с его слов, если во мгле присутствует угроза, если у монолита есть ресурс для создания туманных тварей, то они не могут не нападать на живых людей, постоянно маячащих рядом. А таких за последние дни в монолите раскатывало немалое количество. Кроме того, Курт акцентировал внимание, что в ходе обновления монолита, когда мгла уже начинает постепенно поглощать окружающие объекты, туманные твари не проявляются. Они к этому моменту теряют силу, становясь частью мглы, постепенно в ней растворяясь. И потому, подвел черту доклада Курт, чтобы исключить лишний риск и минимизировать время, спуск на место будет происходить сверху.

— На парашюте? — не очень понравилась мне идея.

— На тросу. Дирижабль подгоним по координатам, спустим прямо на крышу дома.

Это ж какой длины трос должен быть, и откуда они его взяли. Но откуда-то взяли, уточнять я не стал.

— Путь проверен неоднократно, все нужные двери открыты, ненужные заблокированы, — с этими словами Курт посмотрел на Димарко с Питером. Оба кивнули — похоже, они и занимались.

— После того как обновление монолита завершится, на место, сразу же и с разных точек входа, выдвигаются две эвакуационные группы. Одну поведет Питер, вторую Димарко. Я останусь на границе в готовности реагировать на возможные угрозы извне. Перед эвакуационными командами пойдет десяток стай гоблинов, чтобы, если что вдруг, отвлечь или принять на себя первый удар мглы, если таковой последует. Вопросы?

Вопросов по деталям у меня было немало, обсуждение затянулось. Под конец я и про трос спросил, оказывается провода с линии электропередач скрутили за несколько обновлений, складируя в грузовом доке цитадели как ресурс, заготавливаемый по запросу Департамента материального обеспечения Протектората. Сейчас как раз идет погрузка в дирижабль, который, отклонившись от планового грузового рейса, должен будет завтра утром меня на место доставать. Все с соблюдением режима секретности, с самым узким кругом посвященных в истинные задачи людей.

Обсуждение деталей затянулось более чем на час, после чего я еще — отрабатывая легенду инспекционной поездки, походил по штабным коридорам с умным лицом, потом проехал по лагерю, отдал даже несколько общих и безобидных указаний, акцентировав вниманием на том, что завтра снова приеду проверить. На самом деле приеду, только в плане мероприятий у меня визит из облачной цитадели стоит, а по факту — если все будет хорошо, просто по пути из тумана сюда загляну.

После того, когда счел что засветил лицом достаточно, сел в боевой вездеход и покатили вместе с Виталей к причальной мачте, где нас уже дирижабль ждал, чтобы доставить обратно в облачную цитадель.

Наверху кипела бурная деятельность — богиню Диану уже готовились возвращать на вновь отстроенную башню, в коридорах которой шли отделочные работы. Башня еще стояла в строительных лесах, причалы не работают, так что приземлился дирижабль на поляне перед дворцом фамилии, куда я и направился.

Меня здесь должны были ждать, утром договаривались. Но кабинет Кайсары, как и зал для совещаний, оказались пусты. В недоумении я отправился в свои апартаменты, где обнаружил, довольно неожиданно, Кайсару вместе с Мариной. Девушки возлежали за столом, и под вино вели неторопливую беседу. При моем появлении замолчали, обернулись.

— О чем беседуем? — поинтересовался я, присаживаясь за стол. Ну, как присаживаясь — диваны и столы здесь низкие, так что полулежа устроился. Вино сам себе наливал — прислуги нет, что тоже свидетельствует о серьезном характере разговора.

— Так, ни о чем. Тебя ждем, — пожала плечами Марина, отводя взгляд.

Судя по выражению лиц, который я выхватил в моменте, когда зашел, Марина лукавит. Кайсара в этот момент сделала глоток вина, избегая моего взгляда. Переспрашивать смысла не вижу — сразу не ответили, дальше вряд ли расколются.

Ну и ладно, не больно то и хотелось. Все равно сами скоро все расскажут, обычно это так и работает. Пока же надо сделать вид, что вопрос мне больше совсем не интересен, тему перевести.

— А где Антоха?

— Улетел на Антею, просить разрешения на брак.

На Антее, соседней с Альбионом и малонаселенной из-за отсутствия защитного купола планете, находилась штаб-квартира промышленной корпорации, которая принадлежала семье Геллы Сесилии. Замуж ее брал Гай Антоний, она его выбрала. Выбору, правда, поспособствовал недвусмысленный совет от Кайсары — как мне Марина шепнула.

Визит формальный — неофициально уже встретились несколько раз, все согласовали. Вернее, все больше Кайсара, конечно, пыталась продавить по условиям — фамилии Геллы породниться с высоким родом за большую удачу будет, нам тоже надо как-то выгоду с этого заиметь. Но переговоры по этому вопросу тоже большей частью без меня прошли, я только два раза присутствовал как будущий глава фамилии, в роли гаранта.

В общем, улетел и ладно. Значит, снова тему поменять надо, прежде чем соберутся меня в тайную тему беседы посвящать.

— Слушайте, я вот что спросить хотел. Перегринам же не разрешено брать имена, которые ассоциируются с богами в том числе. Так?

— Так, — кивнула Кайсара, на которую я сейчас посмотрел.

— А вот у меня тогда возникает вопрос. Мое прежнее имя — Виктор Марков, из разряда запрещенных. Виктор, мол, эпитет Марса и Юпитера. Но при этом Марина — это же морская дева, эпитет Афродиты, Венеры вернее. Так?

— Так, — снова кивнула Кайсара.

— Почему тогда Марине можно было, а мне нет?

— Потому что правило запрета имен касается в основном лишь мужчин.

Не задавая вопрос вслух, я только руками развел, показывая крайнее недоумение.

— Потому что люди не равны, — пояснила Кайсара. — Мужчинам дана сила, женщинам — возможность направлять эту силу. Как ты мог заметить, женщины и мужчины заметно отличаются даже физиологически, не говоря уже о более тонких материях.

— Каких, например?

— Ты знаешь, например, что женщина-жнец может взять себе мужскую оболочку, а мужчина женскую — нет?

Хм, неожиданно.

— Теперь знаю.

На самом деле, вопрос так-то серьезный, просто я его пока не поднимал. Когда пустоглазая Октавия переселилась в Вику, это мне еще было понятно; но вот как Октавия планировала действовать в моем мужском теле, это меня озадачивало. Не говоря уже о варианте мне самому попасть в женскую оболочку — варианте, как теперь оказалось, невозможном.

— Причина в разности потенциалов ауры души, — продолжала объяснять Кайсара. — Это довольно сложный вопрос, в Академии вы будете изучать его с нуля. Разницу мужского и женского начала с самого начала, прости за тавтологию. Еще, если ты обратил внимание, среди активных служителей богов преобладают женщины — им гораздо легче преобразовывать энергию. Мужчинам же мироздание предопределило иную роль, так что…

— Какую?

— Другую, — улыбнулась Кайсара. — У женщины всего два пути: Дева, Мать и Старуха, либо же Дева, Нимфа и Ведьма, причем пути эти взаимоисключающие. У мужчин вариантов многократно больше, они могут выбирать себе почти любую ипостась… что?

— Не-не, ничего-ничего, — замотал я головой.

— Прости, я просто не поняла, какие млекопитающие, какие такие опыты?

Кайсара, которая только что посмотрела мне в глаза, невольно прочитала мои непрошенные мысли, которые я не смог проконтролировать. Неудивительно, что она не поняла, что именно мне в голову пришло, ведь из багажа прошлой жизни у меня в голове возник сразу целый массив картинок мыслеобразов с мемами. Например о том, как отец спрашивает юного сына, в каком тот сейчас классе, и удовлетворяется ответом «млекопитающие». Мол, в отличие от матери, для выполнения отцовского долга этого знания достаточно. Про этот мем объяснять не стал, озвучил только фразу про опыты:

— Забеременеть мужчина не может, но тем не менее опыты по всему миру продолжаются.

Марина хмыкнула, а вот Кайсара бородатую шутку сразу не поняла, поначалу приняв всерьез. После того как объяснил смысл, беседа как-то перешла в более свободную плоскость — отойдя от серьезных материй, некоторое время мы просто разговаривали ни о чем. Свет в комнате постепенно приглушался — автоматическая система, свидетельствующая о наступлении вечера.

С воцарением полумрака обстановка как-то стала… иной. Девушки периодически переглядывались, разговоры почти закончились. Ну вот, я же знал: сейчас сами расскажут, о чем столь серьезно шушукались перед моим приходом. Похоже, настало время.

Повисла довольно долгая пауза, и я уже рассчитывал вот-вот услышать прелюдию перехода к серьезной теме. Но не услышал — Кайсара отставила бокал, поднялась.

— Думаю, с ужином пора заканчивать.

Кивнув Марине, не глядя на меня блестящими в полумраке глазами, Кайсара направилась к выходу. В тишине сейчас раздавался только равномерный стук ее каблуков.

Так. Или не расскажут.

Кайсару я больше не видел — загораживая обзор, передо мной встала Марина, уже потянув вниз молнию белого комбинезона. Похоже, кивок Кайсары приняла как руководство к действию. Грациозным движением Марина перекинула через меня ногу, уселась сверху. Вытянув заколку, распустила рассыпавшиеся волнами локонов волосы, и наклонилась ко мне для поцелуя.

Хлопнула закрытая Кайсарой дверь, стук каблуков раздался снова. А она и не ушла, оказывается — закрыв дверь, сейчас возвращается. Буквально через пару секунд я почувствовал, как ее руки мягко легли мне сзади на шею.

Неожиданно, но не сказать, чтобы я был сильно против. А о чем они с Мариной разговаривали до моего прихода, я уже и без слов в общем-то понял.

В легком, не стесняющим движения бронекостюме, а также в обвязке как у промышленного альпиниста, я стоял на самом краю пропасти и смотрел в белесое море мглы под собой. Рядом негромко скрежетало и шумело — раскручивалась бухта троса, под тяжестью якоря змеей уходящего сейчас вниз, в Княжев. Почти четыре километра, которые совсем скоро предстоит спускаться и мне через туман.

— Готово! — раздался громкий возглас от лебедки с катушкой троса.

За техническую часть вопроса отвечали те самые Кулибины, которые еще в лагере Ахена отличились, с оружием и броней. Махнув, показывая, что услышал, я обернулся на дежурного офицера. Тот тоже показал, что у них тоже все по плану. Выглядит при этом напряженным, брови нахмурены.

Спуск мой готовился Куртом строжайшей в тайне, и экипаж дирижабля получил задачу в последний момент, тренировок не было. Так что напряжение офицера понятно — если что-то пойдет не так, отвечать ему придется перед Кайсарой лично, она сама указания отдавала.

Теперь слово за научниками-корпоратами, осталась лишь их отмашка — обернулся я и посмотрел на Марину за собранным в грузовом отсеке пультом. Она сейчас за старшую научной группы, причем в подчинении у нее, удивительное дело, еще один мой старый друг. Тот самый Рома, на которого я выехал в лесу вместе с альтушкой. Она сейчас там же, вновь изменив цвет прически — локоны синие, с отдельными красными прядями.

Втроем они сейчас отслеживают показатели датчиков Альтергена, к которым совсем недавно получили несанкционированный доступ. Рома здесь именно из-за этого — если что вдруг, готов взять на себя вину, попрощавшись с карьерой в корпорации. Они же втроем вместе с Кулибиными рассчитывали оптимальное время спуска для меня, чтобы я и успел оказаться на поверхности перед самым обновлением, и не слишком долго там отсвечивал, во избежание лишних эксцессов.

Стою на краю пропасти, жду. Счет идет буквально на секунды — в планировании операции я не участвовал, но заметно, что работа конечно проделана огромная, кто-то над хронометражем плана корпел очень долго. Причем проводя расчеты буквально ручками — вычислительной технике в таких делах никто в этом мире давно уже не доверяет, чтобы информация на сторону не ушла. Нет, понятно, не на деревянных счетах и не на бумаге шариковой ручкой вычисления проводят, но скормить задачу машине с ИИ и получить идеальный результат — в данном случае вариант неприемлемый. В таком случае, если информация попадает в сеть, вариант сохранения тайны выглядит так: «Об этом знали двое, я и весь остальной мир».

— Готово! — прерывая мои размышления, звонко закричала Марина.

— Ну, погнали, раз готово, — негромко произнес я.

Постоял лишнюю секунду на краю опущенной грузовой аппарели, глядя в мглу под собой в попытки погасить накатывающий страх. Выдохнул резко и с усилием, перешагивая «через себя» тоже, шагнул вниз. Ухнул было, пролетев пару петров в свободном полете, но спусковое устройство затормозило падение. Скорость терпимая — настолько, чтобы и не разбиться в лепешку при приземлении, и чтобы слишком долго во мгле не отсвечивать.

Несколько секунд, и я оказался у самой границы купола. Ощущения странные — как будто в неподвижную стоячую болотную воду опускаюсь. Именно болотная вода, не молоко — хотя мгла белесая. Раз, и все, сомкнулась над головой, вокруг теперь только мглистый туман.

Вновь вернулись знакомые неприятные ощущения, снова стеснена грудь, так что дышать чуть тяжелее обычного. Из звуков вокруг — только скрежет блока спускового устройства, который периодически лязгает, проходя через клепаные соединения толстого провода.

Казалось, спуск растягивается на часы. Вокруг не происходило абсолютно ничего, кроме мглы со мной только едва видимый трос, уходящий вверх и вниз. Появилось иррациональное опасение, что так и буду всю жизнь спускаться в эту мглистую бездну, останусь навсегда в таком состоянии. Мысленные аргументы о том, что через несколько километров трос кончится, не помогали — тревожно. И даже не успокаивал взгляд на стрелки механических часов, которые медленно отсчитывали время.

Несмотря на все опасения, спуск в вечный не превратился — к назначенному времени я увидел под собой вырисовывающиеся из тумана очертания домов. Трос спускал меня прямо на крышу, неподалеку от люка выхода. Ювелирно сработали, надо же.

Молодцы какие, приятно удивлен. Нет, я конечно знал, что все получится, но все равно приятно увидеть подтверждение в процессе. Зажал стопор, мягко приземлился и освободился от страховочной обвязки.

Вокруг полная, давящая на уши тишина. Ощущения крайне неприятные — мгла перед обновлением все сгущается, становясь словно осязаемым слизнем. Как будто в липком ночном кошмаре оказался, только наяву.

Перехватил дробовик, машинально коснувшись глефы за спиной — проверил, на месте ли, двинулся в сторону люка. В коридоре третьего этажа заметно, что двери квартир недавно были вскрыты; видны следы работы грузчиков, выносящих всякое разное полезное.

Мне на второй этаж, так что пошел дальше вниз по лестнице. Двигался медленно, держа дробовик наготове. С глефой здесь неудобно, не размахнешься, с огнестрелом привычнее.

Дверь моей квартиры закрыта на ключ. Как и предполагалось. Открыл, захлопнул за собой торопливо, запер. Огляделся в прихожей. Странное чувство — вроде дома, а вроде… уже нет. Прошел по коридору, держа оружие наготове. Никого, как и предполагалось.

Никаких сюрпризов — похоже не ошибался Крут, говоря, что перед самым обновлением монолита туманные твари теряют силу, постепенно растворяясь во мгле. Вот как я сейчас должен раствориться и снова собраться, уже в обновленном виде в обновленном монолите. Причем процесс уже начался. Постепенно, очень медленно — по аналогии с тем, как воронка петли времени после смерти раскручивается.

Никаких резких преобразований, но обновление монолита уже заметно: от моих рук уже белесые лоскутья тянутся. Как дымка за крыльями реактивных истребителей во время маневров на показательных полетах. Меня размывает уже понемногу, начавшееся обновление, как и воронка петли времени, ускоряется медленно. Страшно вдруг стало до жути — вот превращусь я в облако тумана, и…

— И что? И все! — прошептал я.

Но обратно дороги уже нет, даже не убежишь никуда отсюда.

На грудь давило все ощутимее, мгла становилась все плотнее. Не как в воде, но ощущения схожие, словно против несущего мокрую взвесь ветра иду. Бесшумного и очень плотного.

Зашел в спальную, шагнул в сторону лоджии. Оптимально встречать обновление там же, где и появляешься в петле времени. Это предположение, но во избежание лишних рисков лучше ему следовать — что я и делал. Но когда прошел через комнату, подходя к выходу на лоджию, навстречу мне — выбивая стекло, в квартиру влетела окутанная сгустком плотного тумана тварь.

Грохнул выстрел, ударив по ушам молотом; нажал на спуск я даже не думая. Но монстр оказался просто нереально пластичным, словно Нео из Матрицы уйдя от заряда картечи. Избегая метнувшегося в его сторону длинного оранжевого языка дульного пламени, он распластался по полу. Причем так, что уже скользил понизу в мою сторону. Разрезая мглистый воздух острыми когтями, он хотел рубануть мне по ногам, но теперь уже я подпрыгнул — показалось со страху, что почти до потолка. Тоже почти как Нео в матрице, только черного плаща не хватает.

А я реально почти до потолка подпрыгнул, зависнув на пару мгновений даже под ним в горизонтальной плоскости. Это все мгла — она уже осязаема, здесь уже другая физика. Вон выбитые окна еще разлетаются по сторонам, словно в замедленном времени, но одновременно с этим атаковавшая меня тварь двигается стремительно, взгляд едва успевает. В краткий миг мелькнула снизу отвратительная рожа — огромная пасть, забитая тонкими острыми зубами, пустые серебряные глаза, костяные наросты на лысом черепе. Несмотря на изменения, я его узнал — центурион Гельмут, которого мы везли через туман, потом вроде как убили, но не добили.

Надо же, какие гости. Нашел меня, упорный.

Бывший центурион проскользил по полу мимо, я уже приземлился с разворотом. Грохнул второй выстрел, картечь разбила в клочья ламинат в том месте, где только что находился монстр. Он уже, прямо в скольжении, вскочил на ноги, разворачиваясь лицом ко мне. Сразу врезался спиной в стену — похоже, планировал от нее оттолкнуться, чтобы снова прыгнуть, атакуя.

План был хорош, но немного не удался: перегородка комнаты, сделанная из тонких газобетонных блоков, под ударом монстра проломилась. Господи, спасибо застройщику, строивших мой дом из палок и картона! Нет, понятно, что обычный человек так не пробьет, как разгон не бери, но монструозная тварь — хоть и чуть больше меня размером, невероятно сильна. Похоже перед обновлением монолита мгла вложила в Гельмута все возможные силы, которые есть, создав машину для убийства. Тварь последнего шанса, разносящая стены.

Мысли эти, как-то очень уж спокойно, текли в голове параллельно накатывающей панике; думал я об этом обо всем отдельно от действий. Дробовик у меня в руках непрерывно брыкался отдачей — я все нажимал и нажимал спуск, по ушам бил грохот выстрелов, в тесном помещении звучащих оглушающе. Мелькали оранжевые хвосты дульного пламени, картечь выбивала крошку и пыль из стен, мглу и плоть из мутировавшего Гельмута, который барахтался в куче строительного мусора. Попадания монстр, впрочем, замечал не сильно — прокатившись по коридору, он уже вскочил на ноги, двигаясь с почти невидимой взгляду быстротой.

Все, патроны кончились, а дробовик я зачем-то кинул в пролом стены. Дурацкий поступок. Но, неожиданно, превратившийся в монстра Гельмут ружье схватил — похоже, рефлексы старые сработали. Вот молодец, подарил мне пару лишних мгновений — я уже, пробежав несколько шагов, вышел на улицу — оттолкнувшись в прыжке и вылетая в выбитое панорамное окно лоджии.

Лететь недалеко, второй этаж всего. Тем не менее прыгать было страшно, но убийственно-опасная тварь в квартире гораздо страшнее. Полет продолжался краткий миг, и я уже приземлился на куст сирени, с треском разломал несколько ветвей. Спиной рухнул на землю, от удара вышибло дух, но через пару мгновений понял, что все в порядке. Руки, ноги, все шевелится, даже ничего не болит на адреналине. В руках глефа — пока летел, из-за спины выхватил, даже не заметив как.

Очень вовремя ее достал — Гельмут уже вылетел следом. Невиданная сила, которой накачала его мгла, ему сейчас помешала — прыжок был таков, что приземлился монстр метрах в десяти от меня, перекатившись и глубоко вспахивая когтями мягкое покрытие детской площадки. Это я уже по факту замечал, когда клочья покрытия отлетали — двигается тварь по-прежнему так быстро, что я ее словно фотовспышками наблюдаю.

Вот как сейчас, когда между нами встала ледяная стена — это я, уже на ногах, махнул активированной глефой, создавая между нами ледяную преграду. Которая почти сразу брызнула крупными осколками, потому что монстр ее пробил, и в этот миг я снова смог его поймать взглядом на краткий миг. Сразу же нас вновь разделила вторая преграда, вставшая между нами с морозным звоном. Третья, четвертая — и все разлетаются ледяной крошкой.

Лед добавил в белесую мглу синего неонового света, все стало как-то ярче и веселее. На вид ярче и веселее, так-то все грустно — я понимал, что монстр меня сейчас размотает, он нечеловечески быстр и силен. Мне или убегать, или преграды ставить, которые он разносит легко, постепенно приближаясь. И что с ним делать, непонятно — я даже взглядом за ним не успеваю, не говоря уже о том, чтобы попробовать клинком в него попасть.

Он меня сейчас когтями нашинкует, как только доберется — пришло ясное осознание.

В попытке одновременно отбежать и поставить очередную преграду — шестую или седьмую уже, я поскользнулся на обломках льда и упал, неуклюже взмахнув глефой. Острие которой вошло прямо в подбородок Гельмуту, в очередной раз проломившему воздвигнутую мной ледяную стену и на миг замершего среди осыпающихся обломков. Я продолжал падать, так что когти твари свистнули у меня над головой, даже не оцарапав. Миг, и фигура монстра превратилась в ледяную статую, которая через пару секунд разлетелась мелкой крошкой.

С десяток секунд я лежал на спине, переводя дух.

Это было опасно. И, надо сказать, на тоненького прошло: не проломи монстр межкомнатную стену, не упади он на пол избегая моего выстрела — который ему как слону дробина; не поймай он ружье парой мгновений позже. Теперь понятно, что в попытке сохранить Гельмута действующим организмом к моему появлению, мгла оставила ему часть разума, с которыми остались и рефлексы. Был бы тупой монстр, пошел бы на меня в лоб и загасил легко. Но был бы тупой монстр, он бы на и провоцирующие последнюю неделю трудовые команды бы навелся, не смог бы удержаться. В общем, мне нереально повезло — не поскользнись я только что, и не попали ему клинком прямо в голову во время неуклюжего падения…

Если рассуждать рационально, у меня ведь просто не было шансов. Верил бы я в богиню Фортуну, то можно было бы уверенно утверждать, что все произошедшее здесь и сейчас — именно ее промысел. Но я не верю, поэтому сойдемся на том, что повезло мне, конечно, просто сказочно. Сразу несколько раз за десяток секунд.

Впрочем, разлеживаться и радоваться сказочному везению было некогда. Мгла все более сгущалась — белесый туман вокруг заметно уплотнялся. Когда я поднимался по лестнице, ощущения были уже сродни тому, что в толще воды двигаюсь. Каждый шаг давался серьезным усилием, дышать становилось все тяжелее и тяжелее.

С трудом, как будто на плечах тяжелые мешки, поднялся по лестнице. Дверь пришлось вскрывать глефой — недавно я ведь ее закрыл, ключ по привычке на полку положил.

Зашел в разгромленную квартиру, двинулся на разгромленную лоджию. Тяжко идти настолько, что уже даже не страшно — ждет меня кто еще здесь, не ждет; главное дойти, что уже было проблемой. Мгла еще более сгустилась, уже не болотистая вода, а словно жидкая грязь. Видимость меньше метра, заходил в спальню я наощупь. И постепенно вокруг вообще все, даже стены, становится плотным туманом, постепенно размываясь. Рук своих уже не вижу даже, все во мгле.

Вновь накатил страх остаться здесь навсегда. Когда все вокруг стало мглой, и я сам в числе прочего — даже закричал в панике. Громко получилось, причем настолько, что осекся — как-то вдруг все изменилось.

Дыхание рвало горло, грудь ходила ходуном — я словно четыреста метров на личный рекорд только что пробежал. Но тяжести больше не было, вокруг привычный старый мир.

— Ты чего кричишь? — раздался из кухни знакомый девичий голос.

Так. Почему я здесь, а не там?

Осознал себя в своей квартире, на лоджии. Стою, вцепившись в перила и смотрю на разгорающееся на ночном небосклоне красно-зеленое сияние. Нахожусь в своем привычном, но при этом непривычном теле — сейчас, после возможностей, полученных после трансформации, оно мне кажется чужим. Уже не свое тело, а старая оболочка — хотя подобное выражение, даже мысленно озвученное, царапает против шерсти. Но тем не менее.

— Все в порядке? — снова крикнула Вика из кухни.

— Да, просто палец ушиб! — крикнул я в ответ, с трудом переведя дыхание.

Больше пояснений Вике не потребовалось. Удовлетворилась, замолчала, в комнату даже заглядывать не стала. Я же стоял и думал, что что-то пошло не так: Кайсара говорила, что после замены истинного тела я должен появиться в обновленном монолите сразу же, без путешествия в петле времени. А я здесь. Почему?

Раздавшиеся три коротких звонка, отвлекая, заставили вздрогнуть. Оксана пришла. Вздохнув, пошел открывать дверь будущей бывшей девушке.

В этот раз возможность для фокуса с выброшенным в окно телефоном упустил. Открывая дверь, хотел культурно выпроводить девушек, но эмоции в ходе беседы не сдержал, поэтому Вика с Оксаной подрались не на улице, а на кухне. Пришлось даже скорую вызывать, а потом убираться почти до утра, разошедшиеся девушки разнесли вообще все. В остальном — кроме безумного субботнего вечера, последовала привычная неделя сурка, наполненная ожиданием. В пятницу вечером ложился спать как обычно, со стойким ощущением что не усну. И как обычно, вырубился практически моментально.

Едва проснувшись понял, что что-то не то. И не так, как обычно.

Я не проснулся. Я очнулся, причем совсем не дома. И глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось. Ощущаю необычайную легкость, посторонние мысли отсутствуют. Словно парю в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. И чем дальше наблюдаю, тем масштаб все увеличивается.

Сначала я просто смотрел на парящую в белесой мгле свою фигуру, словно бы со стороны. Потом, по мере ее уменьшения, увидел туманный монолит Княжев, причем в реальном времени. Видел заходящих в монолит гоблинов, поисковые стаи которых словно щупальца расходились во мгле передовыми отрядами. Видел машины рейдеров, пересекающих границу; видел и два броневика эвакуационной группы, которые разными маршрутами мчались непосредственно к моему дому.

Масштаб наблюдаемой картины все увеличивался. Теперь видел я не только Княжев, видел я и другой монолит, связанный со мной — соседний, Мец, к которому привязана аура пустоглазой Октавии; Ганс Зауэр, новобранец дивизии СС Шарлемань — последний жнец из убитых Октавией. Захоти я сейчас, появись такое желание, могу направить свой дух туда, и прожить неделю жизни в сорок четвертом году, появившись после не здесь, в Княжеве, а в соседнем монолите.

Масштаб наблюдений все увеличивался и увеличивался. Теперь видел я весь гексагональный купол светлой стороны планеты, видел действующие монолиты и спящие; коснулся я и огромного пласта знаний, которые теперь мне доступны. Причем доступны словно в безопасном режиме архива «приди и возьми», а не как в прошлый раз, когда несовместимый с жизнью объем информации распаковывался прямо в моей голове.

Между тем я уже видел вообще всю панораму туманной планеты-аномалии. А видел я ее потому, что, как и Октавия, только что сам стал частью мглы. И теперь я понял, почему Октавия так испугалась, когда узнала про жнецов-близнецов. Понял и то, почему мгла хотела меня убить.

Я стал частью мглы, и теперь ни одна туманная тварь не причинит мне вреда, я теперь для них не чужой. При этом во мгле я — инородный элемент, потому что ей не подчиняюсь. Мы с Викой близнецы, и у меня, если объяснять просто, после ее смерти есть якорь для собственной души, который удерживает меня от того, чтобы полностью раствориться в тумане, став частью общего организма. Я теперь словно разумная пчела в улье, как обретший полную самостоятельность муравей в муравейнике.

Рассуждал и познавал новое я сейчас совершенно спокойно. Эмоций, как и в моменты смерти, отсутствовали. Понятно почему — я в условном междумирье сейчас. Загробный мир, по факту. Здесь разум без тела, потому холоден и рационален. И только я сам сейчас решаю, сколько мне оставаться в этом состоянии — захочу, навсегда могу здесь остаться.

Хочу ли я этого? Нет ответа на вопрос. Есть только вопрос «зачем это мне?»

Параллельно этим мыслям я купался в массиве доступных знаний. Забирая все, что нужно, при этом понимая и выдерживая тот объем, который смогу безболезненно переварить, когда вновь вернусь в привычную форму бытия. И когда понял, что больше не унесу, потянулся обратно — словно метеором спускаясь в точку старта, целясь в свою квартиру в городе Княжев.

Миг, и вдруг ощутил приятную тяжесть тела, вернулись эмоции. Так вернулись, что на лбу холодный пот выступил — перспектива остаться там, в тумане, как бесплотный дух меня напугала до дрожи. Еще думал, хочу ли я этого… брр, даже плечами передернул.

Поднялся с кровати. Очнулся как раньше, в прежнем месте и положении, но вот появился здесь в видоизменном теле Марка Юлия — ныне моя «истинная» оболочка. Я покинул свою петлю времени, теперь я не привязан к старому миру. Более того, в моем старом мире прошла неделя, я ее снова там прожил. Здесь же, с того момента как я зашел в квартиру после схватки с Гельмутом, минуло меньше десяти минут.

После смерти оболочки, если таковая случится, я теперь могу отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии. Но, прожив частицу чужих жизней в иных мирах, появляться в тумане всегда буду теперь вот так, в этом теле.

Оплачено единением со мглой.

Так, а вот что у меня… С замирающим сердцем прошел в коридор, подошел к зеркалу. Вот это неприятно: глаза у меня теперь полные, словно заполненные жидким серебром. Да, эпитет «пустоглазый» к себе применять как-то не очень, теперь я понимаю исправлявшую меня Кайсару. «Полные глаза» звучит получше, чем «пустые».

К этому моменту на лестнице уже послышались шаги. Я, не осматриваясь в ставшей теперь уже чужой квартире — все, больше не мой дом, словно умерло в душе что-то, направился к выходу. Открыл дверь, вышел на лестницу к лифту и здесь нос к носу столкнулся с забежавшим первым по лестнице Виталиком. Выругавшись от неожиданности, он отшатнулся, и поскользнувшись упал на задницу. Глядя на меня снизу-вверх, похлопал глазами в растерянности.

— Все в порядке, Виталь, это я.

Протянув руку, помог ему подняться, после чего спустился вниз. Одна машина во дворе, вторая снаружи у ворот. Я ее не вижу глазами, но — как выражался недавно Виталя, объемным зрением наблюдаю. Стоит посмотреть вокруг, не цепляясь ни за что взглядом, как словно параллельно сверху смотрю, причем прилично вижу вокруг.

Бойцы в броневиках держат оружие наготове, видно, что напряжены до крайности, ждут атаки. Зря: во мгле рядом никого нет, я это чувствую и знаю. Потому что я теперь сам часть этой мглы.

Когда мы выехали из города и пересекли границу монолита, Виталя — который все это время присматривался ко мне украдкой, не удержался от удивленного возгласа.

— Шеф, у тебя глаза нормальными стали!

Неожиданно. Но приятно, мне полный серебряный взгляд если честно не нравился — я сам себя в зеркале пугал. Виталя между тем начал было комментировать, но я попросил его помолчать. Намекнул о том, что есть вещи которые лучше вслух не говорить, и задумался, причем крепко.

Недавно, когда я в новом осознании бытия наблюдал за общей картиной туманного улья — как назвал бы Альбион, эмоций у меня не было. Вообще, никаких.

Сейчас же, что называется, накрыло осознанием. Я недавно думал, что волей судьбы став частью рода патрициев слишком быстро наверх взлетел; как я ошибался. Тогда просто на первую ступень лесенки зашел, сейчас же… Даже сердце в горле колотиться начинает, едва пытаюсь осознать перспективы.

Дорога в небо, в облачную цитадель фамилии, много времени не заняла. Да и пролетела гораздо быстрее, чем обычно, заполненная размышлениями и переживаниями. Причальная мачта, подъем на дирижабле, приземление на поляне дворца — и вот я зашел в рабочий кабинет, где меня ждут Кайсара и Марина. Обе заметно взволнованы, обе не спали уже сутки — это я там, где-то в другом времени и пространстве неделю не выходя из квартиры провел.

Прошел ко столу, налил себе воды из графина, выпил в пару глотков.

Заметил краем глаза, как взгляд Кайсары все сильнее сияет ультрамарином. Она чувствует мое напряжение.

— У меня для вас важная новость.

— Хорошая и плохая? — мгновенно поинтересовалась Марина.

— Это уж как решим коллегиально.

— И что это за новость?

— Я могу уничтожать монолиты.

Марина с Кайсарой нахмурились одновременно, смотрят одинаково удивленно. Еще не поняли, что именно я сейчас только что сказал, и что именно подразумевает мое умение.

Похоже, надо объяснить подробнее.

— Альбион, если без купола, непригоден для жизни. А гексагональный купол, его рабочее состояние, зависит от монолитов. Если уничтожить хотя бы один, всё может развалится. Это… — я пощелкал пальцами в поиске аналогий. — Это как яйцо, например. Если попытаться раздавить его одной рукой, то сделать это будет нереально сложно, практически невозможно. При этом если в скорлупе будет микротрещина или небольшая дырочка, от несильного нажатия яйцо разлетится в клочья. Так и здесь, если я уничтожу один или несколько монолитов, гексагональный купол разрушится. Пух, — показал я жестом как именно перестанет существовать. — Так что новость, в развернутом виде, состоит в том, что я могу уничтожить монолиты, защитный купол, мглу и вообще жизнь на этой планете.

— Но ты же не собираешься этого делать? — поинтересовалась Кайсара, едва заметно улыбаясь.

Глядя в сияющие ультрамарином глаза, я молчал. Улыбка с ее лица уже исчезла.

— Не собираешься же, правда?

Состояние, которое меня постепенно — день за днем, неделя за неделей, исподволь и незаметно накрывало, было весьма странным по ощущениям. Слившись со мглой, но не став ее частью, я словно бы стал другим человеком — не изменившись при этом. Восприятие событий, мира, других людей, чувства и эмоции — все это притупилось, как притупляется чувствительность после укола обезболивающего. Иногда даже казалось, что вот-вот, и я начну смотреть на себя самого со стороны, сверху-сбоку, словно в компьютерной игре.

От окончательного сваливания в полное безразличное ко всему меня сдерживали только Кайсара с Мариной. Близким, так скажем, общением — как и тогда, когда они обе передавали мне свою жизненную энергию после трансформации. Только сейчас я был полностью дееспособен. Им о своем изменившимся состоянии не говорил — словно блок стоял.

Вот и сейчас, я словно бы воспарил над происходящим, как будто разделившись. Отстраненно размышляя о том, что за странное у меня состояние в этот странный день: мой новый день рождения.

С момента первого моего появления на Альбионе прошло уже больше полугода, если учитывать жизнь в обоих мирах. За это время я успел четыре раза погибнуть, а также четыре раза возродиться. Как у летчиков тост есть, про равное количество взлетов и посадок, так и жнецов мог бы быть такой тост — про равное количество смертей и перерождений. Другое дело, что сложно найти жнецов, чтобы за столом посидеть. Все же мы — довольно редкое явление.

И если отмотать на полгода назад, я даже не думать и не гадал что стану частью одного из старейших родов Римского Мира; частью фамилии, ведущей свою родословную от Птолемея — соратника Александра Македонского, Гая Юлия Цезаря и царицы Клеопатры. И чтобы попасть на страницу родословной, всего-то нужно было встретить пытающегося убить меня жнеца — пустоглазую Октавию из рода Юлиев, которая захватила тело моей сестры, и на ее семнадцать ножевых ответить одним своим точным ударом.

Не сказать, что слишком сложно. Но и что легко, тоже не сказать.

— Ты здесь? — прошептала Кайсара, едва тронув меня за руку.

— Да-да, здесь, — чуть вздрогнул я.

Отвлекся, вернулся восприятием в реальность и осмотрелся. Мы сейчас — с моей новой сестрой, стояли в главном зале фамильного дворца перед собранием Совета богов. Как раз нараспев прозвучал голос главного здесь жреца, и мы с Кайсарой двинулись вперед, к статуе Юпитера — верховного божества, по сторонам от которого возвышались, взирая на нас, Юнона и Минерва, вместе составлявшие Капитолийскую триаду.

Шли вместе с Кайсарой так, что она меня вела как младшего члена фамилии. Вела под взглядами сотен пар глаз: в зале собралось немало народа. Жрецы и весталки, офицеры легионов и личной гвардии фамилии, послы Марса и Красного Пакта, чиновники Республики, Протектората и корпораты из Альтергена в узнаваемых белых мундирах. Среди них должна быть знакомая троица — старый друг Рома, альтушка и Марина. Их не видно — пусть близость к фамилии позволила попасть на место событий, но положение не настолько высоко, чтобы стоять в первых рядах.

Полный зал собрался — сотни людей стоят по краям за красной лентой.

Огромное представительство гостей под стать нашей фамилии. В которой, правда, всего четверо членов по списочному составу. Да, Гай Антоний уже не Гай Антоний, а Марк Юлий и дальше по длинному списку, отказался от своего имени. Я это как-то пропустил, не участвовал — присутствия не требовалось, без меня организовали. Может поэтому он как был для меня Антохой, так и остается, а новое его имя я даже не запоминал целиком.

Стоит он под руку с Геллой Сесилией. Единственная из четверых членов нашей фамилии, которая показывает эмоции. И какие — похоже, единственный по-настоящему счастливый человек в этом зале. Ну да многие знания, многие печали — не понимает еще до конца, куда и во что ввязалась. И я, и Кайсара, и Антоха — мы все понимаем, что для нас происходящее только начало. А вот у нее все, конец пути можно сказать, предел мечтаний: Антоха взял ее первой женой.

Неожиданное, но довольно обоснованное решение: мы фамилия небольшая, друзей у нас нет, а лишних врагов не нужно, тем более что великие дела впереди. И если бы, как и предполагалось вначале, Антоха взял бы Геллу неполной женой, тут же бы нашлись желающие предложить ему первую. Пришлось бы кому-то отказывать, плодить неприязнь, интриги разводить — свои и чужие. Лишним все это показалось.

Антоха, на удивление, согласился взять Геллу первой женой довольно легко, даже без раздумий. Глядя на ее поблескивающие глаза, допускаю, что причина не только в рациональности решения, но и в возникшей между ними приязни. Не знаю уж, как и каким образом, но они держатся так, что буквально видна близость. Не перепутаешь — и, если честно, от Антохи, демонстрировавшего все время нашего знакомства эмоции айсберга, я подобного не ожидал. Но тем не менее, факт налицо, как говорится.

Гелла еще не понимает, что впереди, вместе с осознанием новой жизни, новые проблемы; но все это у нее потом, сейчас же пусть улыбается открыто и искренне, глядя на меня блестящими глазами. Ну да, без моего участия она бы здесь не оказалась. Без меня, и без странной зеленоглазой жрицы Сильваны, которая поцелуем изменила мне сознание, в результате чего я натворил дел, украв чужую жену. Гелла, словно угадав мои мысли, улыбнулась. Ох уж эта улыбка — ведьминская, иначе и не назвать. Такая, что есть у меня догадка, почему они с Антохой так близко стоят, едва на людях не обнимаясь — похоже, показала ему небо в алмазах. Так, как никогда не сможет сделать ни одна на все руки и не только умелая куртизанка, работающая без искренности на одном профессионализме.

Гелла снова как будто почувствовала, о чем я думаю, зарумянилась и опустила взгляд. Я же понял, что совершено бестактно смотрю на нее, после чего снова устремил взор по ходу движения. Вместе с Кайсарой мы уже прошли между статуями Юпитера и Юноны, за которой — второй божественный круг Пантеона, стояла статуя Ювенты, богини юности.

Давняя традиция, еще со времен античности: пересекая границу совершеннолетия, каждый юноша должен был совершить подношение богини — золотую монету со своим старым именем.

Все, монету положил.

Теперь, на время, свободен от божественного пригляда — Ювента больше не является моей покровительницей. Отвернувшись от статуи, я, как предполагалось церемонией, сделал шаг вперед. Две возникшие рядом рабыни сняли с меня белую тогу с тонкой пурпурной полосой. Материал современный — плотный, но почти невесомый; Кайсара сразу начала одевать меня в другую тунику — более тяжелую, из настоящей шерсти.

Это уже мужская тога — полностью белая. Признак не мальчика, но мужа — сегодня день моего вступления во «взрослую» жизнь. Причем вступления не совсем полного: если аналог с нашим миром проводить — это еще не совершеннолетие восемнадцатилетия, и тем более не двадцать один год, когда можно алкоголь покупать; возрастная отсечка близкая скорее к четырнадцати годам: получение паспорта и наступления возраста уголовной ответственности.

Вот только сейчас, кроме моего обретения фамильных прав, происходило и еще кое-что. Смена не только личного имени, но и смена модели фамилии — с матриархальной на патриархальную. Рядом со мной уже стоял жрец Юпитера, который смотрел пустыми белесыми глазами. Неприятный тип, рядом с ним находится не очень уютно; но, как сообщил Варрон, наш человек, так что подвоха сейчас ожидать не стоит.

— Марк Юлий Птолемей Септимий. Сегодня ты вступаешь во взрослую жизнь, и сегодня ты выбираешь себе и своей фамилии новое имя.

В зале на несколько мгновений повисла полная тишина, некоторые недоуменно переглядывались, раздались шелестящие перешептывания.

— Марк Юлий Цезарь Александр Саргон.

Лишь несколько человек в зале были в курсе планируемых перемен, так что по рядам присутствующих пробежал удивленных вздох. Тут никому ничего объяснять не нужно, всем сразу стало понятно — я не только имя меняю, но и фамилия сегодня возвращается к истокам. В зале раздались уже откровенные ахи и охи, многие были ошарашены происходящим.

Я едва заметно улыбнулся — нравится мне вот так людей удивлять. Неожиданно понял, что впервые за несколько дней не чувствую груза отстраненности от этого мира, преследовавшего меня постоянно после слияния со мглой. Видимо, живые эмоции сбивают, возвращая сознание и восприятие мира к норме.

Провожаемый многочисленными взглядами — среди которых не было безучастных, по-прежнему в сопровождении Кайсары, но теперь уже я вел ее, а не она меня, двинулся вдоль рядов статуй.

Мне сейчас нужно выбрать бога-покровителя фамилии. Вопрос серьезный, причем предполагалась такая же вилка, как и у Антохи недавно — если сразу при смене уклада фамилии выбрать одного из богов (и сопутствующих организаций) первого круга, то проблемы могут быть с остальными, обделенными вниманием. Но проблема эта для меня не была проблемой, да и над выбором я особо не думал. Так уж получилось, что на протяжении всей жизни огромную роль в моей судьбе играла удача. И сейчас я, миновав первый круг божеств, уверенно прошел ко второму — положив символические дары к подножию статуи Фортуны.

В отличие от перемены модели фамилии с матриархата на патриархат подобный выбор богини-покровительницы удивления никакого не вызвал. Выглядело пусть и не как желание обрести самостоятельность, для нашей фамилии невозможную, но как попытка не попасть под чужое и безоговорочное влияние сразу: Совет Богов первого круга излишне политизирован, а слово жрецов в Республике в некоторых аспектах весомее, чем слово сенаторов.

Я между тем уже обернулся и посмотрел на то, как над входом в зал упала невесомая ткань, до этого момента скрывавшая новый герб фамилии: золотой орел, который держит в лапах круглый щит с серебряной греческой буквой «Λ». Знак пришедший из древности, означающий греческий регион Лакония со столицей в городе Спарта. По низу щита девиз на латыни: «Fata viam invenient». Дословно если «судьба найдет дорогу», но перевести выражение можно и в варианте: «От судьбы не уйдешь».

От судьбы не уйдешь. Ну а если ушел — значит не судьба, — как повторял я всю свою сознательную жизнь фразу, услышанную еще в детстве. Вторая часть ее на девизе смотрелась бы насмешкой, да и громоздко получалось, поэтому в официальном варианте ограничился лишь первым предложением.

На моменте демонстрации герба мы вместе с Кайсарой — под звуки оркестра, двинулись на улицу. Здесь, коробками в парадном строю, выстроились солдаты фамилии. Слева Пятая бригада космодесанта, представленная четырьмя батальонами — со штандартом в виде черного щита с зеленой буквой «V»; справа Четвертый Скифский легион, со штандартом в виде двуглавого орла, который держит в лапах круглый щит с буквой «Λ», точь-в-точь как на гербе фамилии. В центре — когорты Пятого легиона Алауда, собранные под штандартом в виде стандартного римского орла и классическими красными сигнумами с золотой цифрой «V».

Перед строем группами расположились командиры. Большинство мне не знакомы — какие-то амбициозные патриции из небольших фамилий, которых Кайсаре помог найти лорд-протектор Варрон. Но вот некоторые лица узнаю: командир Пятой бригады — тот самый военный трибун, которого я волок по лестнице раненого, с развороченной челюстью; военный трибун Пятого легиона — Курт, человек со шрамом, солдатский командир. Справа от него мелькнули лица Димарко и Питера, стоящих в группе где-то в группе шлемов с поперечными гребнями; среди строя Скифского легиона тоже знакомое лицо — один из центурионов непривычно выглядит без бороды, но легионерам борода не положена, пришлось избавиться. Бывший сосед, который случайно убил меня сразу же, как только я появился в этом мире первый раз, довольно активно встал на путь карьерного роста.

Долго рассматривать и любоваться строем бойцов, за которым чувствовалась сила и мощь, не получилось — раздался командный крик, и сотни сжатых кулаков взметнулись вверх.

— Цезарь! Цезарь! Цезарь! — разнеслось над облачной цитаделью.

Недавно, когда в зале Совета Богов озвучили мое новое имя, удивились почти все присутствующие. Сейчас, удивился — очень мягко если говоря, я сам.

— Твоя идея? — негромко спросил я у Кайсары, говоря уголком рта.

Она не ответила. Лицо непроницаемо, ни единый мускул не дрогнул. Нет, не ее идея.

Понятно — Варрон организовал.

Бойцы продолжали скандировать, похоже им это нравилось — теперь не только я чувствовал силу и мощь. Единение в готовности изменить мир сейчас словно в воздухе разлито.

Очень странный день.

С одной стороны, я только что узнал, что могу стать императором, потому что одна из сторон не против уничтожить Республику. Вот ведь — полгода назад не мог подумать, что стану частью одного из старейших родов Римского Мира, а пару минут назад даже не предполагал, что меня могут выбрать как компромиссную фигуру на царствование. Как когда-то Петра, после названного «Великим», выбрали — он ведь, между прочим, изначально был младшим царем, сидя на двойном троне со своим старшим и не совсем дееспособным братом. Играл вроде тихо и незаметно в потешные полки на заднем дворе, пока уважаемые люди дела свои решали, а потом вдруг как начал боярам рубить всякое — и бороды тоже, в большинстве по самую шею.

При этом же я понимал, что для меня вероятность повторить подобное и взять ситуацию в свои руки иллюзорна. Я здесь как инструмент — такой же, как у Варрона и представляемой им группой элиты были не так давно приговоренные Кайсара и чуть позже Антоний, ставка на которого не сыграла, а мы заняли его с Октавией место. И скандирование «Цезарь, Цезарь» сейчас — это даже не декларация намерений, а скорее намек облеченным властью в Сенате и не только, по типу «а смотрите, как мы можем».

Чуть обернувшись я глянул на Антоху и Геллу, который вышли на крыльцо вместе с нами, стоя чуть сбоку-сзади. Антоха тоже, мягко говоря, крайне удивлен, а вот Гелла еще более расцвела — завидую, вот где счастье настоящее.

Кайсара, улыбаясь, помахала рукой и тронула меня, побуждая сделать то же самое. Ладонь у нее, кстати, ледяная, сама побледнела как снег. Да, вот это мы прилипли — сейчас все гораздо, гораздо хуже, чем тогда, когда я сидел в камере карантина. Потому что пространства для маневра больше нет — шаг влево, шаг вправо и все, будьте добры покинуть корабль.

Другое дело, что я конечно могу и ошибаться, а скандирование легионов — случайность. Проверить это довольно легко: если в недавнее время в Просторе Гелиоса был или случится в скором времени «инцидент», схожий с тем, что случился с фамилией Кайсары, когда весь род неожиданно умер от взрыва, значит моя догадка верна. Тоже вариант из серии «а смотрите, как мы можем». Когда на кону будущий миропорядок — такие вещи в порядке вещей. И если кого-то из влиятельных семей или персоналий недавно показательно уничтожили, или элиминируют в самое ближайшее время, значит я действительно та самая компромиссная фигура (без права голоса), которой будут пугать сенаторов те, у кого длинные руки.

В общем, ввязался я в это дело реально до самой отсечки. И обратно никак — словно четкий щелчок стопора услышал, померещившийся мне сквозь взрывы взлетающих в небо фейерверков.

Плюс в ситуации только один — я снова чувствую себя как человек, словно эмоциональный взрыв сорвал с меня все исподволь накатывающие ощущения, постепенно отстранявшие меня от этого мира. Так что не все так плохо: сейчас надо осмотреться в новых условиях, подумать, а потом…

«Не будет никакого потом, ты обречен», — прозвучало эхо в голове уже знакомым мужским голосом.

Надо же, очнулся — похоже, воздействие мглы его выключало, а сейчас вот проснулся. Лучше бы спал дальше, со своими комментариями, — мысленно обратился я к пассажиру в голове, но он промолчал.

— Нам с тобой понадобится очень много удачи, — негромко проговорил я, сжав руку Кайсары.

— Давай просто попробуем соответствовать великим предкам, — после некоторой паузы ответила Кайсара. — Пойдем?

Сквозь строй легионов мы прошли во дворец, где проходил официальный прием — к ночи переросший в настоящий пир и растянувшийся почти до утра. А еще через день я направился на Авалон — на ту самую видную в небе станцию на орбите, на внешнем кольце которой располагалась Военная Академия, где меня уже ждали.

С поверхности Альбиона, как и с облачной цитадели, высвеченная лучами Селены станция Авалон выглядела совсем небольшой. Я привык к этому белесому кольцу в небе — висит, ну и пусть висит. Когда в первый раз увидел станцию, впечатление конечно было ошеломляющим, но совсем ненадолго — потом, уже через несколько секунд, увидел полчища Плети, потом последовали смерть и перерождение, карантинный барак; на фоне других удивительный открытий и чудес как-то так получилось, что после всего навалившегося воспринимал я Авалон как декорацию, словно часы с кукушкой на стене.

Да, несколько раз Авалон уже посещал — в ходе реабилитации после трансформации тела. Но перемещался я тогда в таком состоянии, что мне хоть в рай хоть в ад отвези, по сторонам бы не глазел, интерес начисто отсутствовал.

Сейчас же я был один в салоне транспортного челнока Протектората, свеж, бодр и готов к новым свершениям и открытиям. Передняя переборка уже давно превратилась в широкий экран, на котором я с интересом наблюдал за приближающейся станцией.

Все, ощущения незаметной декорации больше не было — вблизи станция впечатляла так, что захватывало дух. Челнок как раз проходил над огромным внешним кольцом, шириной в несколько километров. Застроенное жилыми кварталами, зонами отдыха и промышленными предприятиями; где-то бугрятся наросты транспортных портов, где-то видны пришвартованные к причалам военных баз серые крейсеры и фрегаты космофлота, совсем далеко видны белые туши лайнеров, угловатые махины висящих в ожидании стыковки транспортов.

Это все просто ох… как удивительно, — мысленно произнес я.

От внешнего кольца, как у колеса, к центру идут пять широких объемных «спиц», примыкающих к кольцу внутреннему. Вот оно уже идеально ровное, симметричное. Здесь царит порядок в архитектуре, видно, что преобладает зелень парков с белизной дворцов — во внутреннем кольце обитает элита Протектората. От внутреннего кольца уже «спиц» поднимается верх больше, и идут они все к центру, где — в отдельном шарообразном модуле станции находится штаб-квартира Протектората.

В отличие от мельтешения огромных махин кораблей и многочисленных юрких небольших челноков у внешнего периметра, здесь пространство почти пустое — запрет на полеты, за редким исключением. Одно из таких исключений, с бесстрастным лицом, но внутренне открыв рот от удивления, сейчас и пролетало прямо над штаб-квартирой: везущий мой шаттл держал путь на сектор внешнего колеса «Норд-Норд-Вест», где располагалась Военная Академия Простора Селены — так что я пролетаю над всей станцией.

Как на экскурсии — хотя, может быть, так и задумано. Ну а я по этому поводу не гадал, просто наслаждался видами. Словно сбросив с себя липкие путы отрешенного состояния, я сейчас старался эмоционально воспринимать вообще все, по максимуму отключив равнодушие: если обычные человеческие эмоции помогают остаться человеком, надо этим пользоваться.

Штаб-квартира и внутренний круг исчезли позади, и снова я у внешнего кольца. Здесь, в этом секторе внешнего кольца, кораблей немного — территория военных, тоже пространство условно-закрытое. И осмотреться как следует я даже не успел — вроде станция где-то далеко, но потом пролет через несколько шлюзовых ворот, и вдруг раз, шаттл уже завис над посадочной площадкой. Едва ощутимо пошел скрежет по полу — посадочные лапы коснулись поверхности, двери сразу же открылись. Едва я спрыгнул на ровную поверхность, шаттл свечкой ушел вверх.

Скорость высадки понятна — я здесь не первый и не последний, прибытие расписано строго по времени. На челноках, впрочем, прибыло не так много будущих курсантов — некоторых привезли автобусы от лифта, который находился в «спице» колеса, ведущей к внутреннему кольцу.

Оказался я на широком плацу, где на равноудаленном, причем приличном — в несколько метров, расстоянии, нарисованы красные круги с номерами. На большинстве уже стоят курсанты, и люди все прибывают. Пройдя вперед, я встал в красный круг с номером «99», предназначенный для меня лично. Нашел быстро, на схеме — которую передали вместе с приглашением прибыть для поступления в учебное заведение, его местоположение понятно обозначили.

Практически все курсанты уже прибыли и расставились по плацу. Некоторые, как и я, налегке, в удобных полевых мундирах. «С собой ничего не бери, там все выдадут», — еще давным-давно предупредила меня Кайсара. Фраза отозвалась в глубине души, в памяти старого мира, но сомневаться в словах новоявленной сестры я конечно же не стал. Сюда действительно ничего с собой брать не нужно, лишнее это — все равно заберут.

Таких как я, без сумок и личных вещей, на плацу собралось немало. Но немало было и тех, кто проигнорировал указанное в пригласительном тексте напоминание, что не следует с собой брать много личных вещей, соблюдая в этом вопросе умеренность.

Одна из таких проигнорировавших, с сумкой через плечо, стояла рядом. Темноволосая девушка с узнаваемыми чертами лица — на меня, на нового меня, похожа. Реально похожа — те же скулы, тот же разрез глаз. Представительница одной из фамилий рода Юлиев — того самого рода, от которого наша фамилия в прошлом, во время войны орла и волчицы, так непредусмотрительно открестилась.

Девушка рода Юлиев посмотрела на меня, едва заметно улыбнулась и кивнула приветственно. Стоит она от меня справа, так что я заметил под ее левым глазом красную отметину, похожую на язык пламени. Как будто часть макияжа, но на самом деле — несмываемая лицевая краска. Признак представителя гражданской фамилии без военной подготовки, который по различным причинам развернулся с выбранного пути, чтобы встать на Путь Чести. Так что я, когда в Субурре — под влиянием поцелуя жрицы, рисовал себе кровью полосы под глазами, поступил удивительно в тему, тот жест действительно многие поняли, как надо.

Сам я, по сути, как и «родственница» из Юлиев, тоже отношусь к когорте свернувших с прежнего пути, развернувшихся в сторону военно-политической картеры. Но лицо у меня, в отличие от «гражданской» соседки, чистое. Красную краску-метку мне наносить не нужно, потому что я уже числюсь в Пятом легионе.

«Родственница» между тем снова стрельнула в меня глазками, еще шире улыбается. Расставлены мы на приличном удалении друг от друга, не в тесном строю, не пообщаться. Хотя у нее, судя по виду, есть желание и настроение. Ну да это быстро пройдет — как предупреждала Кайсара, сейчас нас начнут давить в попытке сломать. Как, каким образом — неясно, каждый раз методы новые, подготовиться и победить систему не получится.

«Ты все равно будешь валяться в грязи без сил, а над тобой будет стоять опцион и орать какое ты никчемное дерьмо», — напутствовала меня Кайсара. «Настолько все плохо?» — спросил я ее тогда, на что она рассмеялась и сказала, что это она озвучила еще самый хороший вариант. Повезет, мол, если я буду валяться не в луже собственной рвоты или крови. В общем, пусть «родственница» улыбается, немного времени у нее еще на это осталось.

Так, а уже начинается, похоже, пустых кругов больше не видно. Нас — будущих курсантов Академии, навскидку на широком плацу уже собралось около полутора сотни человек. По периметру площади выстроилось немногим меньше инструкторов в доспехах преторианцев. Тоже интересный момент — каждый из патрициев здесь обладает силой и живучестью намного превышающими человеческие возможности. В том числе и возможности солдат преторианской гвардии; наличие же на инструкторах доспехов наши с ними возможности уравнивают, давая им даже — пока, преимущество. Которым, как опять же предупреждала Кайсара, инструктора будут пользоваться в самое ближайшее время.

— Вы собрались здесь для того, чтобы ступить на Путь Чести, — раздался вдруг совершенно безликий голос. Звучал он словно из ниоткуда, но при этом отовсюду, будто обволакивая.

— Некоторые из вас свое решение изменят в самое ближайшее время, но никто никогда не поставит им это в вину. Сейчас, для вас, начинается первая стадия обучения — поток. Задачей, для нас, является оценить ваш пороговый предел физической и психологической устойчивости, для того чтобы впоследствии указать вам направление пути…

Об этом я тоже в курсе. Первый этап фильтрации — поток, проходят все в месте, проходя отбор. Потом курсантов делят по направлениям пути — флотские, в том числе космодесант, а также пехотные, куда относятся самые разные — биотех, например. Впрочем, как ходила в стенах Академии шутка, рассказанная мне Кайсарой — для патрициев, нацелившихся после армии сразу на политику, разница между пехотными и флотскими направлениями только в том, что во флотских аудиториях пол называли палубой. Вот с углубленными направлениями, по типу того же биотеха или теологии, все уже сложнее. Да, жрецы здесь тоже карьеру с военной академии начинают.

— … Но перед этим, в общем потоке, вам предстоит непростое испытание отбора, которое очень просто преодолеть: просто выполняйте все, что вам приказано. В этом нет ничего сложного, по-настоящему серьезные испытания начнутся после. Но даже с этого момента будьте готовы, что Путь Чести не прощает ошибок, выживают на нем не все. Желаю удачи, — безлико закончил безликий голос на этой «позитивной» ноте.

Инструктора сразу же задвигались, расходясь по сторонам и распределяя будущих курсантов по группам. Пока ближайшие инструктора были далеко от нас, я обернулся к «родственнице».

— Оставь здесь, — показал я на ее довольно вместительную сумку, которая так и висела у нее на плече.

— Что?

— Сумку здесь оставь, а инструктору скажи, что она тебе больше не нужна.

Подумав немного, девушка пожала плечами и отвела взгляд в некотором недоумении. Ну и ладно, я хотя бы попытался по-родственному предупредить. Видимо она, в отличие от меня — а мне Кайсара в красках и со смаком описала все то, что нам предстоит, еще не совсем представляет, куда попала.

Инструктора между тем уже организовали всю толпу курсантов, выстраивая группами по десятку человек, после чего погнали бегом на полигон. Разными дорогами, места в Академии было немало.

Гоняли нас примерно пятнадцать километров по кругам залитого грязью полигона — оценил я потом навскидку расстояние соизмерив с ощущением времени. Малыми группами мы хаотично бегали по скользким тропинкам, периодически преодолевая полосы препятствий. У каждого патриция был запас сил, намного превосходивший обычные человеческие возможности, но также у каждого патриция был и их предел, к которому нас всех подвели почти одновременно. Все заранее и строго рассчитано, каждая группа собрана с учетом физических возможностей — оценил я ситуацию, пока еще были силы осматриваться по сторонам.

— Тебе кто сказал, что в армии есть место для женщин? Вали домой лепить котлеты, овца! — раздался неподалеку зычный крик.

Посмотрел, увидел валяющуюся в грязи ту самую Юлию, которая на построении стояла рядом со мной, но после разделения оказалась в другой группе. Пикантности ситуации добавляло то, что о том, что женщинам здесь не место, орала как раз женщина-инструктор, уже перейдя к гораздо более чувствительным оскорблениям.

Несколько сюрреалистичная картинка, потому что внешность у инструктора — она без шлема, кукольная, как с картинки. Последняя мода в легионах, очередной виток, как и двести лет назад был — тоже Кайсара рассказала. У нас в старом мире только губы и другие выдающиеся части тела меняют, здесь же полностью сменить имидж дело обыденное; вот и выглядят некоторые дамы в легионах как девочки-лоли, хотя лет им за сотню, и кровавый след за каждой. Ну и словарный запас соответствующий — не нужен чан с дерьмом, чтобы человека облить с головы до ног.

Сумки на плечах родственницы, тщетно пытающийся подняться — руки девушки бессильно скользили по грязи, так что она раз за разом падали лицом в землю, уже не было, кстати. Вот если бы сразу послушалась, может быть подольше бы продержалась.

Дальше события как-то ускорились, дееспособных курсантов становилось все меньше и меньше. После бега по полигону — для тех, кто «выжил», были физические упражнения, в ходе которых то один, то другой курсант терял силы, получая от инструкторов парализующий разряд витиса, замирая обездвижено в унизительных позах.

Кайсара не ошиблась в прогнозах, все мы действительно закончили ознакомительную процедуру с предстоящими перспективами отбора, лежа в грязи безо всяких сил. Я оказался одним из последних, и меня инструктор загонял довольно забавным (если со стороны смотреть) способом — заставив отжиматься сто раз, и самостоятельно ведя отсчет. Только после того как я отжался девяносто девятый раз, счет остановился — отсчитывая вслух, инструктор произносил «девяносто девять, девяносто девять!» раз за разом, покрывая меня оскорблениями как неспособного сто раз отжаться слабака до тех пор, пока я не свалился лицом в грязь, обессиленный. Парализующего разряда витиса, кстати, для меня не последовало — Кайсара об этом не упоминала, но похоже сама она, будучи здесь, продержалась недолго.

После дружелюбной приветственной экзекуции курсантов привели в чувство — тех, кто был обездвижен, после чего снова выстроили на плацу. Несмотря на то, что загнали нас до беспамятства, восстановились все довольно быстро. Грязнее только стали, а так — все те же горделиво приподнятые подбородки, скрещенные за спиной руки, бесстрастные выражения лиц. Никто обратно не попросился, все размеченные места вновь заняты.

— Каждый из вас сегодня упал лицом в грязь, — вновь заговорил безликий голос. — Через год, те из вас кто останется в Академии, собравшись в этом же самом месте будут машинами, способными показать значительно более лучший результат и заставить инструкторов устать в попытке загонять вас до состояния физической немощи. Но никто здесь больше вас гонять не будет, потому что вы уже упали в грязь. Запомните: нет смысла готовиться к проигранной битве прошлой войны, каждый раз вас будут ждать все новые и неизведанные испытания. Все ваши прежние достижения, все ваши возможности более не значат ничего, есть только здесь и сейчас, и грязь под вашими ногами. Единственный ваш легкий день — сегодня, дальше будет только хуже.

Воодушевляющее, надо сказать. И, судя по взгляду рядом стоящей Юлии, за душу трогает.

— Каждый из вас прибыл сюда по праву рождения и происхождения, чтобы, прежде чем уйти в политику, стать офицером и командиром. И вы, если выдержите уровень нагрузок обучения, ими станете. Но немногие из вас станут хорошими командирами, еще меньше — командирами боевыми. Во время обучения мы будем пытаться выявить тех из вас, кто может действовать в условиях внешнего давления и запредельных нагрузок. Выявить тех, кто готов не только смотреть врагу в лицо, но и грамотно ему противостоять в неблагоприятных условиях — которые мы будем создавать для вас весьма умеючи. Вы все уже поняли, что ждет вас впереди: постоянные падения лицом в грязь с осознанием своего бессилия в невозможности выполнить невыполнимую задачу, других здесь у нас для вас не будет. Выиграть без потерь можно только ту битву, которая не произошла — все это вы поймете впоследствии. Если же нет, то в политике вам делать нечего. Сейчас те из вас, кто, осознав предстоящий уровень нагрузок и ответственности испытаний не готовы двигаться дальше, могут обратиться к своему инструктору для того чтобы перейти на гражданский поток обучения.

Несколько минут стояла тишина, никто их собравшихся на площади патрициев даже не шелохнулся. Потом, явно по отсечке времени, зычными голосами заорали инструктора, подгоняя нас в сторону бараков. У ближайшего, больше похожего на загон для скота, инструктора заставили курсантов выбросить личные вещи — тех, у кого они остались, а такие были. Кроме этого, на входе в барак мы оставили и одежду, раздеваясь под аккомпанемент истошных криков подгоняющих нас инструкторов.

Внутри барака находились душевые. Вернее, душевая — большой зал, поверху которого шла разводка из частично покрытых ржавчиной труб, из которых вниз смотрели душевые лейки. Нас здесь оказалось около полутора сотен, а леек заметно меньше, как бы даже не вдвое.

— Для того, чтобы смыть с себя грязь, у вас есть две минуты, — сообщил безэмоциональный голос.

Для многих это испытание, судя по лицам, оказалось гораздо тяжелее того, что случилось недавно и закончилось для каждого физическим истощением. И дело даже не в том, что вода оказалась ледяной, а напор очень слаб; дело было в том, что толкаться под лейками приходилось буквально как сельдям в бочке. Если недавно на плацу мы стояли разделенные и расставленные по широким меткам, то сейчас происходящее походило на грязную (в нескольких смыслах) вечеринку лучших друзей в финальной ее стадии: активное мельтешение голых тел в тесноте под жидкими струйками воды.

Две минуты никому не хватило, чтобы в такой толпе и с таким количеством воды смыть с себя всю грязь — больше получилось размазать. Но на выходе из душевых нам каждому выдали полотенце, так что недомытое получилось кое-как стереть. Потом нас погнали в раздевалку, где — точь-в-точь как в карантинном бараке, стояли шкафчики с приготовленной для нас формой. Только здесь, в отличие от, нас ждали полевые мундиры Академии.

После того как все переоделись, нас проводили на выход — именно проводили, истошные крики прекратились, инструктора вдруг все как по команде стали вежливыми зайчиками. Прошли мы по территории в один из корпусов, в котором в большом зале были накрыты столы, буквально заваленные разными яствами. Приветственный ужин, который открывал увешанный регалиями начальник Академии. Он уже произносил речь, с интонациями доброго дядюшки обращаясь к прибывшим курсантам.

— Посоветуешь еще что-нибудь? — услышал я негромкий шепот.

Ожидаемо — минуту назад, когда занимал место, рядом со мной приземлилась «родственница» с красной отметкой на лице, довольно бодро оттеснив при этом сразу несколько человек, кстати.

— Будь умерена, — не стал я отмалчиваться.

— В еде?

— Да во всем, — пожал я плечами, и повторил одно из напутствий Кайсары: — Если на столе красное вино и виноград, будь уверена — это только лишь для того, чтобы благородный фонтан твоей рвоты выглядел красиво.

Юлия недоверчиво посмотрела на меня, но продолжать разговор не стала. Тем более что нам начали представлять преподавателей. Я в это время перекусил — умеренно, по заветам, после чего нас развели по отдельным комнатам-кубрикам. В моей меня ждал Виталя, сообщивший что устроился неплохо, но доступ ему будет открыт в корпус общежития курсантов в один лишь вечерний час и то после того, как закончится отбор.

Ожидаемо, сюрпризом не стало, Кайсара и об этом предупреждала. Теперь Виталя — когда отбор закончится, единственный мой канал связи с внешним миром. Понятно, что если в фамилии случится что-то экстраординарное, будет исключение, но общее правило таково — все контакты с внешним миром теперь очень строго дозированны.

Насчет умеренности в еде я, кстати, совсем не ошибся. Уже в середине ночи в комнате зажглось ударившее по глазам яркое освещение, а звук ревуна заставил спрыгнуть с постели, выбегая в коридор. И после этого до утра мы тренировались, раз за разом выстраиваясь в коридоре ровно по линии в предназначенной для побудки форме одежды.

Удовлетворительные результаты получились не сразу, но все же наш поток справился. Команда «отбой» прозвучала около пяти часов утра. Часов у меня не было, но я понял это по тому, что инструкторов сменили другие и освещение поменялось на дневное. А то, что день в Академии начинается в пять утра, я знал от Кайсары.

Как она меня и напутствовала, в первую, самую жесткую неделю отбора, за время которого поток покинуло несколько курсантов, и после — в следующие пару недель, не происходило ничего экстраординарного. Ну, не считая того, что мы находились под постоянным прессом, балансируя на грани собственных возможностей.

После окончании первой жесткой фильтрации отбора, началась условно-базовая боевая подготовка, курс молодого бойца. Правда, гораздо более насыщенный, чем у обычного легионера. Не каждому из нас предстоит командовать легионом; но каждому из нас предстояло стать лучше любого легионера. Достижением этой цели и занималась команда инструкторов, гоняя нас от рассвета до заката, а иногда и от заката до рассвета.

Оставшиеся в потоке курсанты так и не были разделены на отдельные подразделения; все проживали каждый в своей комнате, для общения практически не пересекались, просто не было возможности. Приветственный ужин сейчас казался невиданной роскошью: теперь мы находились словно в тисках, в условиях постоянной нехватки времени. В душевых время нам всегда давалось на то, чтобы помыться, но не вымыться; на завтраке — чтобы поесть, но ни разу я не встал из-за стола сытый; сесть-то за стол толком не всегда успевал. Ну а со сном тем более понятно: «На какой-такой войне можно найти выспавшегося воина, ну-ка скажите мне, обезьяны тупые?»

Помимо стандартной выматывающей муштры, были у нас и испытания, подразумевавшие групповой соревновательный элемент. Для них нас делили по одним лишь инструкторам ведомым параметрам. Не раз и не два я находился в выигрывавшей команде, немало приходилось и проигрывать. Дух соперничества поддерживался постоянно, но пока на удивление так, что не было ни явных лидеров, ни аутсайдеров. Об этом я тоже знал, Кайсара предупреждала.

Лидеры и аутсайдеры будут уже после, когда курсантов разделят по направлениям. Пока же поток обучающихся был именно что потоком, в котором частенько даже терялась индивидуальность, потому что гоняли нас до темноты в глазах, и приобретенного умения засыпать стоя.

На четвертую неделю гайки немного ослабили. На фоне общей усталости это было не так заметно, но тем не менее, даже свободное время понемногу стало появляться. Хотя за это время я и ни с кем не познакомился и не сблизился.

Во-первых, все вокруг одинаковые. Реально одинаковые лица, как в череде созданных нейросетью картинок идеальных людей. Нет, понятно, что не прямо одинаковы, но я на окружающих смотрел как китаец на европейцев — все на одно лицо. Во-вторых — все так же, как и я, загнаны до состояния сутулой собаки, общения не хочется. Кроме того, нас постоянно тасовали — состав групп менялся, меня переселяли по коридорам казармы три раза, из одной комнаты в другую. Полагаю, раскидывали подобным образом и остальных, чтобы не привыкали к соседям; кого-то — возможно, отчисляли. Лишь очень изредка, когда мы оказывались в одной команде, перебрасывались парой фраз с родственницей Юлией, полное имя которой я так и не знал. Мне не интересно, сама она не говорила.

С трудом, но девушка держалась. Впрочем, здесь все с трудом, но держались — нагрузки не общие, насколько понимаю, а строго рассчитанные дозировкой — как и в самый первый тест. Нагружали всех по-разному, по способностям, но держали при этом примерно в одинаковом состоянии физического и психологического напряжения.

Именно поэтому, наверное, калейдоскоп лиц, аудиторий, тестов и испытаний крутился не прекращаясь. Если в моменты свободного времени я не спал стоя, я спал лежа — до того момента, как из койки меня не выдергивал обжигающий свет и корабельный ревун. Вот как сейчас, когда я взвился с кровати, на лету, еще даже не проснувшись и не до конца открыв глаза, уже влезая в бронекостюм.

Специальный тренировочный, который после выработки первого уровня щита блокирует носителя. Очень неприятный момент — попадал я на такое три раза, становясь на некоторое время живой статуей. Когда несколько курсантов получили, было дело, серьезные ранения, медицинская система вводила их в состояние анабиоза, из которого отходили они уже на койке госпиталя. Один такой, залетевший в госпиталь два раза, потом из потока исчез — лица его я больше не видел. Но сам он ушел или его ушли, непонятно, никто нам об не докладывал. Впрочем, я даже и не спрашивал — спросил бы, может бы и узнал.

Об этом я и думал сейчас отстраненно, выбегая в коридор. За минувшие недели эмоциональная встряска, испытанная на ритуале совершеннолетия давным-давно забылась, так что я вновь смотрел на окружающий мир словно бы со стороны, холодно и с притупленными чувствами. И судя по тому, что мы сейчас — подгоняемые инструкторами, бежали в сторону летного ангара, нам предстояла очередная тренировка высадки на поверхность планеты. Только в этот раз не имитация, а полноценный спуск — с которого, как нас уже неоднократно предупреждали, и начнется первое серьезное испытание, финальная часть первичного отбора перед распределением потока.

Погрузка в транспорт, утрамбовка восьми человек в десантную капсулу — все это происходило как-то буднично. Никаких окон, экранов и информационных сообщений — рядом только серые переборки и безликие курсанты с опущенными забралами шлемов.

Страха не было. Тем более неясно, действительно ли мы сейчас полетим вниз на поверхность Альбиона, а не десантируемся на одну из облачных цитаделей, где оборудование капсулы обеспечит комфортное приземление.

Не было страха в начале погрузки и в момент вылета. Страх пришел потом — когда капсула выстрелила из пускового желоба и устремилась к поверхности планеты. Экраны не ожили, информации извне по-прежнему никакой не было, но что происходит за бортом я увидел в окошки иллюминаторов, которые оказывается в капсуле были — просто затемненные до поры до времени.

Когда снаружи загорелась обшивка, я даже почувствовал себя немного Юрием Гагариным — ему, правда, было не в пример труднее. Он был первым спустившимся на Землю с орбиты, и не знал, чем дело закончится — мы же в курсе, что огненный купол вокруг нас сейчас явление штатное. Тем не менее, страху я натерпелся и даже признаться в этом не стыдно.

Не знаю, как спуск должен был проходить по регламенту. Но в том, что все идет по плану, я засомневался в тот момент, когда наша десантная капсула рухнула в землю с такой силой, что меня рвануло до темноты в глазах и вдавило в привязные ремни. Конструкция деформировалась, одну дверь вышибло — к счастью, улетела она куда-то наружу, а не внутрь. Верх и низ несколько раз поменялись местами, и не сразу я понял, что капсула катится по склону. И не сразу я понял, что росчерки темного пятна перед глазами — это кто-то из курсантов сорвался с ремней во время удара.

Вращение катящейся капсулы замедлялось, несколько раз она подпрыгнула. Мелькнул темный бронекостюм, раздался глухой звук удара тела в переборку. Там темная фигура в этот раз и осталась, потому что капсула, наконец, остановилась. Я хлопнул по застежкам ремней, вывалился из кресла. Выбитая после удара и деформации дверь рядом, но капсула легла на нее, там теперь чтобы выйти только подкоп делать. Рядом еще две, ближайшую чуть перекосило, но ударом ноги смог ее открыть, выскакивая на открытый воздух.

Вокруг полумрак сумерек — надо же, отвык совсем. Привык, что всегда и везде светит ярко — или солнце, или лампы в комнате, которые не выключались и не гасли полностью даже после отбоя. Мы же сейчас на темной стороне планеты, и не скажу, что находиться здесь приятно. Да, я в бронекостюме, но он сейчас — лишь улучшенная за тысячелетия версия средневековых доспехов, по сути. Энергетической установки и щита антиматерии у меня нет, а мелкий дождик уже набросал мороси капель на забрало, которое пришлось открыть. В лицо сразу бросило пригоршню капель порывистым ветром.

Да, я же говорил — неприятно. Холодно, склизко и мокро.

Пока из капсулы выбирались остальные, осмотрелся. Голые камни прибрежных скал вокруг, свинцовое море с наросшими глыбами льда по береговой полосе, низкие темные облака. Мы сейчас недалеко от Терминатора, но на темной стороне планеты; побережье здесь, в отличие от светлой стороны, совсем некурортное.

Инструкторов — впервые за долгое время, рядом с нами не было. Мне их, если честно, даже не хватало — вот что сейчас делать? Остальные, кто в этот раз оказался рядом со мной, такие же потерянные. Еще раз осмотревшись, я вернулся обратно в капсулу, чтобы попробовать вытащить наружу вылетевшего из ремней курсанта.

Лежит лицом вниз, не шевелится.

Доспехи у нас учебные — в отличие от боевых сзади, на затылке шлема, выведена вся телеметрия, показывающая состояние брони и здоровья оператора. У лежащего не мигало ни единого огонька. Нехорошее предчувствие кольнуло, но на краткий миг — мы же вне зоны, где работает вся технологическая начинка. Здесь же и не должна вся эта приблуда работать. Присев рядом с курсантом, я его перевернул. Забрало разбито, глаза остекленели. Мертв.

«Выживут на этом пути не все». Предупреждение, озвученное безликим голосом в первый день — как оказалось, не было предупреждением, а лишь констатацией факта. Между тем с улицы я услышал уже привычную лающую речь — вот и инструктор появился. На мое сообщение, что у нас «минус один» он только рукой махнул.

Тест — а для нас определенно начался какой-то тест, погибший не сдал, и на лице инструктора ни капли сожаления. Так, похоже и про «по-настоящему серьезные испытания» тоже не для красного словца сказано. Еще и оружия у нас нет никакого, кроме саперных лопаток — что, надо сказать, спокойствия не добавляет.

Погибшего оставили внутри, сами же двинулись вперед. Десантные капсулы раскидало не сильно, так что совсем скоро выстроилась мы встретились еще с несколькими группами, после чего вместе двинулись прочь от негостеприимного морского побережья. К нам постепенно присоединялись отряды из других десантных капсул, и вскоре больше сотни человек уходили прочь от побережья ледяного моря.

Шли мы долго, судя по времени около суток. Шагали по пересеченной местности сквозь сумерки темной стороны, в сторону полоски света на горизонте. По мере ее увеличения понемногу становилось теплее. Из теплого декабря сначала мы попали как будто в холодный сентябрь, а после вообще пришли в тропический июль сезона дождей.

Над головой уже был хорошо заметен гексагональный купол, но редко — в те моменты, когда ветер разгонял дождевые облака. Лило с неба с постоянной периодичностью, и я уже понемногу начал уставать от этого нескончаемого марша. Не физически — силы еще есть, морально. Куда идет, зачем? Не очень понятно. Один курсант спросил, идет теперь с разбитым лицом, повторять опыт не хочется.

К исходу вторых суток — по ощущениям, опять же, пройдя через влажные джунгли, мы оказались у гряды густо заросших кустарником холмов, на вершину одного из которых наша ведомая опционами процессия и начала подниматься. Здесь, впервые за сорок часов, нам скомандовали готовить лагерь. Шанцевый инструмент был с собой, в комплекте с доспехами, так что сотня курсантов принялась за дело, оборудуя временную стоянку.

В этот момент на нас и напали. Зазвучали выстрелы, в небо поодаль взвились две синие ракеты, одновременно с вершин двух соседних холмов застучали пулеметы. Трассеры прошли над головами, но по броне ощутимо хлестнуло пулями. Не пробило, но приятного мало — потом только я уже узнал, что именно в нас стреляли парализующими и травматическими патронами. В моменте же, когда судя по ощущениям нас реально «убивали», этого было не понять, так что эмоции непередаваемые.

Я свалился было в вырытый мною окоп, но сразу же его покинул, когда туда залетела граната. Выскочил, двигаясь перебежками. Что делать — решительно не понятно, к такому нас не готовили. Рядом со мной оказалось несколько курсантов — одна, судя по фигуре, девушка. Скрываясь от пулеметного огня, мы передвигались перебежками, покидая холм, который уже высоко плевался землей от многочисленных взрывов. Курсантов как-то вокруг стало меньше, а потом и для меня все закончилось — после очередного взрыва неподалеку я свалился в чужой, вырытый наполовину окоп.

— Ты убит! — увидел я направленный в свою сторону указующий палец. Полегчало, несмотря на сказанное, сразу. Все же быть «убитым» намного приятнее, чем убитым.

— Ты убит! Ты убит! — уже раздавался неподалеку повторяющийся многоголосый крик.

Инструктора, совсем не переживая по поводу лупящих очередей, ходили по вершине холма и жестами показывали «убитым» лежать и не отсвечивать. Вскоре со склонов соседних холмов потянулись темные силуэты, срывая с каждого из нас нашивки первого курса. Достаточно унизительная процедура, надо сказать.

Со своего места я мог наблюдать, что размотавших нас всего пара десятков, может чуть больше. С одной стороны, результат закономерный — у нас не было никакого командования, только надсмотрщики по факту; не было оружия, и мы по сути толпой пришли. С другой стороны — нас ведь намного реально больше, чем нападавших, и мы патриции, нечеловечески сильные, ловкие, умелые и вот это вот все.

Кстати о нашивках. Кайсара много мне рассказывала об Академии, за что я ей был благодарен. Тем более благодарен и впечатлен, что она в отличие от меня сама проходила здесь все впервые — в числе прочего поэтому я и не отмалчивался с советами, периодически обращаясь к родственнице Юлии, которая здесь тоже как ландыш, не ориентируется. И вот сейчас, когда темная фигура с закрытым лицом сорвала с меня нашивку, я вспомнил, как Кайсара рассказывала, что на первом курсе нашивку потока обязательно отберут, и вернуть ее можно будет потом — чужую, и на следующих курсах, самыми разными способами.

Вскоре после того как нападавшие ушли, по нашему холму двинулись, судя по виду, офицеры-наставники. Проходя мимо, они «воскрешали» курсантов, собирая группы и разводя их по разным сторонам. Уводя, как я сейчас видел, на площадки, к которым без оглядки на дождь уже спускались дирижабли.

Меня тоже «воскресили» — офицер без знаков различий, собрав группу в тринадцать человек. Среди них знакомое лицо — «родственница» Юлия, надо же. Она тоже меня заметила, улыбнулась приветливо. Улыбка симпатичная несмотря даже на то, что лицо у нее заляпано грязью и кровью.

Пока остальные «воскрешенные» курсанты потока расходились по сторонам — уже распределенные заранее по направлениям, похоже, мы своей небольшой группой стояли на месте и просто ждали. Долго ждали — до того момента, как все дирижабли не покинули поверхность планеты. И только когда последний оторвался от земли, собравший нас офицер снял шлем, показав нам последовать его примеру. Незнакомое лицо, возраст — на вид, около тридцати. Что, с учетом чистого лица, легко может быть и около трехсот.

— Можете не переживать, у вас просто не было шансов, — успокаивающим и немного скучающим тоном первым делом произнес незнакомец. Именно проскользнувшая в его голосе характерная скука подсказала мне, что с возрастом все может быть даже не «может быть и около трехсот», а «скорее всего где-то за триста».

— То, что с вами со всеми произошло, было тестом для слушателей второго курса пехотного направления, которые должны были спланировать и осуществить силами одной декурии обычных легионеров успешную засаду на большую, но дезорганизованную толпу патрициев. Для вас же это было всего лишь навсего уроком. Здравствуйте, кстати, я ваш новый наставник. Представляться не буду, имя мое вам не нужно, а обращаться ко мне будете «господин наставник». Итак, уважаемые, что вы извлекли из сегодняшнего урока?

— Порядок бьет класс, — произнесла одна из девушек, пытаясь невзначай поправить слипшиеся влажные волосы. Все же почти двое суток в броне на внешнем виде заметно отражаются.

— Правильно, порядок бьет класс. Вас атаковала всего одна декурия, состоящая из тридцати обычных легионеров, десяток из которых был занят тем, чтобы обеспечить шоу со взрывпакетами и прочими атрибутами яркой картинки. При этом каждый из вас, в теории, намного превосходит отдельно взятого легионера, количественно вы тоже превосходили нападавших. Даже учитывая фактор внезапности, даже без учета отсутствия оружия вы могли бы перебить их саперными лопатками; в чем, кстати, для вас и будет примерно заключаться один из будущих тестов. Но это будет после, сейчас же вернемся к вам, дорогие мои. Вас размазали подчистую, легко как котят. И об этом сейчас, где-то наверху, — показал наш новый наставник пальцем в небо, — ведут речь остальные наставники, озвучивая для каждой группы уже разделенного потока свою отдельную мотивацию. На вашем курсе в потоке обучения к моменту разделения осталось сто тридцать три человека, каждый из которых выбрал для себя Путь Чести. И сейчас те сто двадцать, кто наверху, уже начинают впитывать информацию о том, что для того, чтобы порядок бил класс, прежде чем научиться командовать необходимо научиться подчиняться, а также прочие благоглупости необходимые для будущих политиков, идущих в сторону Сената по стезе выбранного карьерного пути, который начинается с армейской лестницы. Каждому из них предстоит огромное количество открытий, но большинство так никогда и не узнает одной простой и элементарной до полной очевидности вещи: весь их путь, его конец и потолок, уже предопределен. За них, за всех кто слушает сейчас про порядок, который бьет класс, уже давным-давно все решено. Да-да, Александр, вы хотели что-то спросить?

Блеснувший золотом взгляд куратора — причем не фигурально, у него действительно глаза на краткий миг стали золотыми, устремился на меня.

— Во время высадки на поверхность в нашей десантной капсуле погиб курсант. Это тоже было предопределено?

— Порванные ремни привязной системы. Предопределенная судьбой трагическая случайность, — улыбнулся наставник.

В отличие от улыбки Юлии — которая на заляпанном кровью и грязью лице смотрелась симпатично, на чистом лице наставника улыбка выглядело ну очень неприятно. Как у ядовитого змея выглядела бы, если бы змей улыбаться умел. Глаза нашего нового наставника снова блеснули золотом, и он продолжил.

— В Республике, если вы слышали, в родах Юлиев и Антониев есть группа, условно называемая «три тысячи фамилий». Непостоянное и не всегда точное количество тех, кто обладает достаточной властью и влиянием, чтобы решать, как будет жить весь Римский мир. Но вы вряд ли слышали, что среди этих трех тысяч есть триста фамилий, который решают, как будут жить эти самые довольно широко известные три тысячи влиятельных семейств. Неожиданно, правда? Вас здесь тринадцать человек, и впереди у вас еще огромное количество подобных открытий чудных. Самое важное из которых сейчас: вы здесь не для того, чтобы учиться командовать или подчиняться. Вы здесь даже не для того, чтобы стать военными. Non scholae, sed vitae discimus, — добавил куратор.

«Не для школы, для жизни учимся», — старая латынь, одно из крылатых выражений, которыми обогатилась моя память за недавнее время.

— Если говорить начистоту, то ни один из вас не соответствует полностью тем критериям, которые требуются хорошему командиру римской армии. Вы, если уж говорить откровенно, вообще для армии не годитесь. Именно поэтому наша с вами группа будет проходить формальное обучение по направлению «космодесант», так что будет вам не очень просто, зато всегда весело. А истинная же причина вашего нахождения здесь и сейчас состоит в том, что вы отобраны судьбой не для того, чтобы стать частью армейского механизма, а для того, чтобы научиться всеми социальными механизмами — самыми разными, армейским среди прочего, не командовать, но управлять. Ну а для того, чтобы ваше обучение и практика управления человеческими ресурсами не стоили Республике слишком дорого, прежде чем забрать бразды управления армейскими подразделениями, вам необходимо потренироваться на более простом и дешевом уровне. Пойдемте прогуляемся, я покажу вам кое-что очень важное. Вперед, уважаемые, вперед, мои дорогие, к новым открытиям!

На этой громкой и фальшивой ноте — с широкой, но совершенно холодной улыбкой, новый наставник жестом увлек нас за собой.

Прогуляться наставник предлагал нам довольно далеко — шли мы за ним несколько километров по пересеченной местности. По пути узнали, что демонстрация «финального урока», по результатам которого закончился отбор-фильтрация для курсантов, могла бы проходить в любом месте. Сюда же основной поток привели лишь ради нашей группы из тринадцати избранных. Просто потому, что отсюда идти ближе — но вот к чему ближе, наставник сообщить пока не удосужился. Да и больше особо возможностей не было — мы уже поднимались наверх по крутому узкому ущелью. Такой подъем — не сильно сложная задача, но вот мы были несколько утомлены за последнее время, так что каждый шел наедине с собой.

Наконец подъем закончился, и тесной группой мы вышли на огромный, выдающийся вперед скальный уступ. Погода вновь сменилась. Здесь, наверху, завывал стылый ветер, бросая в лицо мелкую крошку мороси, влажный промозглый воздух словно забирался под бронекостюм. Перед нами стеной возвышалась стена белесого мглистого тумана; где-то чуть выше виднелись очертания облачной цитадели — огромной, похожей на летающую тарелку. К ней, на удивление, с утеса вел мост, местами теряющейся в проплывающих клочьях тумана. Надо же, поднимаясь мы даже купол миновали, а я и не заметил ощущений, настолько устал.

Окружающий пейзаж вдруг напомнил мне поездку в Питер, когда я в плохую погоду вышел на популярный у туристов пешеходный мост, ведущий над водой к футбольному стадиону. Неожиданно — сморгнув пару раз, встряхнувшись, избавился от странного ощущения похожести. Устал все же, сильно, мерещится разное. Впрочем, усталость вдруг прошла как не было: мы, получается, над куполом, но здесь еще стоит стена туманного монолита. Что-то не то, что-то здесь изменено.

Наставник между тем вел нас дальше, подводя ближе к белесой мглистой стене, и я увидел, что именно изменено: в очертаниях тумана встроена немаленького размера, автобус проедет, каменная арка. Рядом заметны преторианцы из охраны, но на них я только мельком взглянул. Основное внимание, конечно же, приковывало каменное сооружение — потому что, не сомневаюсь ни капли, это был портал в иной мир.

Как я и предполагал, римляне победили туманные аномалии, подчинив процессы и сумев настроить возможность не только выхода, но и входа. Сейчас арка безжизненна, в проеме входа-выхода клубится белесый туман, разгоняемый порывами стылого ветра — один из таких сейчас так дунул, что я несколько шагов пробежал даже. Да, погодка дрянь — в Питере, кстати, на мосту так же задувало. Но на следующий порыв ветра не обратил внимания, потому что наставник уж дал отмашку и переход включили.

По каменной поверхности побежали яркие, напитанные голубоватым светом узоры, брызнул сноп зелено-красных искр и вдруг все успокоилось. Поверхность тумана перед нами сгустилась, как будто превращаясь в расплавленное серебро, сквозь которое — по жесту наставника, мы и прошли один за другим.

Вышли под невероятно чистое и голубое небо — никаких линий гексагонального купола, никакого тумана; и погода отличная, как порталом из осенне-зимнего Питера в Сочи бархатного сезона перешли. Более того, на нас светило вполне привычное по Земле обычное солнце. Оказались мы на широком утесе, с которого открывался вид на долину, словно огороженную каменными стенами.

Наставник снова дал отмашку и ворота в арке потушили. После того как выключили, вместо зеркала жидкого серебра в проходе заклубился туман, лоскутья которого отрывались от арки и растворялись в воздухе. Ясно-понятно — похоже как-то щупальца мглы, сами ли, или им помогли, пробрались в другой мир, и с помощью технологий, питаемых антиматерией, у римлян получилось пробить дыру во времени и пространстве.

Долго осматриваться не получилось — наставник уже пошагал вперед, поэтому от ворот пришлось отвлечься и проследовать за ним. Прошли пару сотен метров, встали на самом краю уступа — который выдавался вперед, словно огромнейшая трибуна. Наш проводник в мир иной пока не сказал ни слова и я, вместе с остальными, с интересом осматривался.

По центру лежащей перед нами долины вилась голубая змея реки, поодаль заметен портовый город. Очень уж… правильный портовый город, как будто в городском симуляторе выстроен — оценил я, глядя на постройки и пирсы. На равнине, по разным сторонам реки, видны несколько деревянных фортов, а на противоположной стороне долины, на пределе зрения, можно заметить целый каскад горных водопадов.

Красиво, что еще сказать.

— Основной процесс обучения у вас, мои дорогие и уважаемые, будет проходить на орбите. Я лишь ваш наставник по факультативному обучению, которое, тем не менее, неофициально занимает основную роль в процессе формирования вашего будущего карьерного пути.

Выдав эту тираду, наставник широко улыбнулся, после чего широким жестом показал на долину, заговорив словно гид-экскурсовод.

— Итак, перед вами место под названием долина жизни номер семнадцать дробь один, и это лишь малая часть кластера, называемого «Внешнее поле экспериментов». Сейчас в долине, кроме обслуживающего персонала и некоторого количества охраны нет ни единого жителя, но совсем скоро это изменится. Потому что в рамках факультативной практики каждый из вас станет пастырем и поводырем. Младшим богом, если хотите, получив в свое управление племя разумных людей, выросших в условиях первобытнообщинного строя, но при этом знакомых с некоторым достижениями цивилизации. И каждый из вас, как данный богами хранитель истин и знаний, приведет сюда свое племя, стараясь ограждать его от опасностей. Не участвуя в деятельности напрямую, лишь наставляя подопечных, словом и заветом помогая справляться им с вызовами недружелюбного мира. Это если говорить коротко. Если рассказывать подробно, то давайте я начну немного издалека…

Наставник говорил и говорил, рассказывая. Я слушал и с трудом сохранял бесстрастный вид, осознавая, что именно он говорит. Мир, в который мы только что прошли через ворота, был незаселенным. С нами — с привычной мне временной отсечкой развитий цивилизации, его разделяло несколько миллионов лет. Это был один из тех миров, откуда на Альбион пришли наши человекообразные предки, превращаемые римлянами в гоблинов.

И этот прекрасный новый мир, куда получилось организовать доступ, был «внешним полем экспериментов». Название подразумевало, что есть также внутренние, и так оно и было: такой статус носили некоторые области и провинции Альбиона, а также отдельные облачные цитадели. Где другим курсантам так же предоставлялась возможность факультативной деятельности. Например, будущие пехотные и флотские офицеры на таких полях учиться убивать людей; ну, не совсем людей — изменённых мутантов, а также гоблинов, но тем не менее.

Мы же будем «учиться» в ином мире. Кроме нас — и кроме научных команд, доступ на это «внешнее поле экспериментов», в недалеком будущем, получат курсанты направления биотеха. Сначала на Альбионе, а потом здесь они будут обкатывать свои творения. В числе прочего на своем факультативе курсанты биотеха — со старших курсов, уже потренировавшись на гоминидах, будут выводить новые виды человека. С которыми предстояло уже работать нам, избранным. Как с противниками — измененные существа будут представлять угрозу для наших подопечных, так и с самими племенами. Потому что состоят в них не совсем люди: жрица Сильваны, богини второго круга римского пантеона, которая подарила мне поцелуй не так давно в Субурре — одна из таких измененных. Нимфа, обладающая возможностью создавать подчиняющую ауру.

Узнал я об этом вот только что, потому что наставник в ходе разъяснительной беседы упомянул как раз мой случай, рассказав способ забрать в свою фамилию чужую жену. После того как все кроме меня бесцветно и дежурно-вежливо посмеялись над несмешной шуткой, наставник продолжил рассказ.

Именно под эгидой имени Сильваны, именно вокруг ее культа воспитывались различные племена, кланы и общины новых измененных людей, создаваемых корпоратами Альтергена, под крылом которого работали курсанты биотеха. Большинство таких новосозданных существ — если иметь в виду боевых мутантов, оставалась на Альбионе как ресурс для тренировок в условиях, приближенных к боевым. Но некоторые, в основном разумные новые люди, отправлялись сюда. Для, как они предполагали, божественного испытания.

Сохраняя человеческий разум и общее строение тела, измененные люди получали гены животных, в основном хищников — новое направление экспериментов корпоратов в попытке модификации представителей рода человеческого. Еще одно неожиданное откровение: среди племен, наставниками которых мы должны стать, большинство членов подросткового возраста, остальные старики, выступавшие за хранителей мудрости. То есть у нас будут неполноценные племена — порывистые и не всегда контролируемые подростки и мудрые (но не всегда) и немощные старики.

Каждому из нас предполагалось стать хранителем и наставником для одного племени в составе сотни душ. Каждому курсанту методом лотереи будет выделен участок земли в долине, на котором — управляя племенем, мы должны будем контролировать его развитие. Не вмешиваясь прямо: приказ, указание или рекомендация — разрешено; пойти убить досаждающего сборщикам трав саблезубого тигра — штраф, исчисляемый в головах подопечных.

Количество людей в племени можно будет увеличивать, докупая на это право. Деньги предстояло получать, в основном, путем сбора ресурсов и производства товаров, продажи которых осуществлялись как раз в том самом идеально-правильном порту, который с нашего утеса хорошо виден. Центральный торговый и транспортный хаб всей долины. Именно там, на слиянии двух рек, расположены рынки, библиотеки и разные производственные здания. Да, рабский рынок там тоже будет — получил я ответ, уточнив. Именно там мы и будем увеличивать численность своего племени, если будут на то средства.

Командовать и указывать, улучшать, наставлять подопечных узнавать что-то новое — нам, в сухом остатке, предстояла практически компьютерная стратегия, только в реальном мире и времени. Но без полного погружения и контроля — управление будет осуществляться путем отдачи приказаний и указаний на неделю вперед. А как они будут выполнены, и как — на этом наставник акцентировал внимание, не выполнены, мы уже все вместе будем разбирать в ходе занятий на орбите.

Кроме еженедельного посещения нового мира для нас могут быть экстренные «включения» в жизнь племени, но это будет либо частью внеплановых испытаний-проверок. Именно поэтому нас всех и определили в группу космодесанта, чтобы как минимум один раз в неделю мы могли десантироваться на Терминатор с темной стороны планеты, проходя через ворота и наведываясь к своим подопечными.

Вот такой факультатив.

На развитие племени выделялся нам выделялось полгода, после чего наступали «темные времена», когда согласно пророчеству, из иного мира придут желающие уничтожить все живое демоны. Наши будущие племена уже живут с этим пророчеством, кстати, только пока на Альбионе. И там они уже ждут своих пастырей, которые уведут их от тумана монолитов в прекрасный новый мир. То есть нас ждут.

Потом, через полгода — как только мы набьем руку в управлении, по плану предстоит тот самый «прорыв демонов». В результате которого в долине окажутся созданные курсантами биотеха первые монстры и измененные — у тех тоже свои факультативы.

По учебному плану все мы должны сохранить свои племена до начала второго года обучения. После начала которого, после некоторой передышки в виде отпусков-каникул, в долине по случаю победы над демонами будет объявлена война всех со всеми. На нее отводился весь второй год, и, как сказал наставник, изменяющиеся условия в долине так или иначе подтолкнут нас к тому, что к концу второго курса среди нашей группы будет лишь одни победитель. Остальные же племена должны сгинуть или подчиниться победителю в горниле большой — в рамках долины, войны. Как приз — победитель, а также примкнувшие к нему подчиненные «младшие боги» смогут сохранить и забрать себе проведенные через два года испытаний племена.

— Имейте ввиду, мои дорогие, на следующих годах обучения испытания вам предполагаются еще масштабнее и ответственнее. На третьем году вы уже будете отдавать приказы гражданам Республики, а это совсем другая ответственность. Если сотню-другую потерянных вами перегринов никто не заметит, то каждый потерянный по вашей вине гражданин — повод для порицания. Так что нынешнее соревнование стоит воспринимать как первую тренировку, и не бояться делать ошибки: неудача не будет поводом для излишнего порицания, впереди у всех разборы ошибок, которые будут обязательно. Более того, не всегда в составе избранной группы именно победитель путеводного марафона, сохранивший свое племя как главенствующее, получает высший бал, имейте это ввиду.

Некоторым из курсантов, как я видел, идея и услышанное в общем понравилось; некоторые выглядели равнодушными, скорее всего знали о предстоящем. Я же, единственный, наверное, из всех, находился в состоянии близкому к грогги, как пропустивший удар боксер.

Все научные эксперименты, понятное дело, проводились над перегринами, взятыми из других монолитов. Как над лабораторными крысами — без принципиальной разницы. И вот на этом вот моменте осознания я почувствовал себя той самой японской триединой обезьянкой, которая сохраняет спокойствие методом «не слышу, не-вижу, не говорю», но которой только что насильно убрали закрывающие глаза и уши ладони, заставив и увидеть, и послушать.

Новое знание обескураживало. Одно дело, когда модифицируют наших дальних предков гоминидов, больше похожих на обезьян, чем на людей, а совсем другое — когда, буквально, твоих соседей и соотечественников вивисекторы на потоке превращают в мутантов, отправляя участвовать в смертельных играх для обучения молодежи высокого сословия.

Да, о чем-то таком я примерно подозревал. О чем-то догадывался. Но даже рассказы Марины о том, что на Бирже трудовых ресурсов можно столкнуться со страшными вещами, раньше не трогали. Всегда и везде, в любой момент времени происходит какое-то плохое зло, которое человек не в силах изменить. В Америке негров линчуют, в Африке дети от голода умирают — все это идет фоном обычной жизни. Те самые миллиарды и миллиарды по Стругацким, которые ничего не знают и не хотят знать, а если и сталкиваются с обыденной реальностью, ужасаются несколько минут, а после снова возвращаются к житейским проблемам и волнениям.

И я был среди этих миллиардов, до того самого момента, как оказался здесь, в самом эпицентре чистого, дистиллированного зла. Правда, в центре «зла» в своем собственном представлении — для остальных тринадцати человек все здесь происходящее будничная рутина. Один из многочисленных инструментов обучения, чтобы в будущем включиться в политические игры и сделать весь остальной мир если не лучше (для себя и своего сословия), то как минимум оставить его в позиции «как было».

Не знаю, как бы я повел себя в ином случае, если бы не было недавнего путешествия в туман и осознания себя частью, пусть и инородной, большого туманного улья. Скорее всего, играл бы дальше по принятым правилам, стараясь залететь на вершину прежде чем заиметь силы что-то изменить. Но получилось так, что сейчас у меня в руках был инструмент для того, чтобы изменить все.

Вопрос теперь был только в том, как этот инструмент использовать. Чтобы, условно, при попытке исправить недочеты в доме не снести его полностью.

Пока мы с многочисленными пересадками добирались с «внешнего поля экспериментов» на орбиту Альбиона, я раздумывал обо всем услышанном и увиденном, полностью погрузившись в себя. Правда, из остальной группы не выделялся — утомились все, и все в полусонном обессиленном состоянии. Только я, сидя с полузакрытыми глазами, активно переваривал новые знания.

Когда шаттл доставил нас на космическую станцию, зашел в свои комнаты двигаясь словно на автопилоте. Даже не слишком обращая внимание на то, что мы сменили место жительства — поменяли казарму, в которую нас только что проводили, показав новые комнаты. Все, отбор закончился, тиски разжимаются, и сейчас начнется совершенно иное обучение.

Радость от окончания давильни отбора потерялась где-то далеко на периферии под грудой остальных переживаний. Сейчас я был — по ощущениям, прежним обычным человеком. Щупальца ледяного спокойствия, исподволь и незаметно постепенно меня опутывающих вплоть до очередной эмоциональной встряски, пока не проявлялись. И сейчас я переживал среди прочего о том, что, если состояние отстраненного спокойствия вновь меня накроет — более сильно чем обычно, я ведь могу отказаться от мысли что-то поменять и просто дальше плыть по течению. Потому что это будет рациональным решением.

С такими мыслями я стоял у зеркала, и то и дело плеская себе на лицо ледяной воды, смотрел в такое незнакомое, но свое теперь «истинное» лицо. Именно так, истинное в кавычках — я постепенно теряю себя на этом пути. Это пугает, и с этим надо срочно что-то делать. Заставив вздрогнуть, в дверь, неожиданно, раздался короткий аккуратный стук.

Интересно, кто бы это мог быть — Виталя до завтрашнего дня точно не появится, да и у него доступ есть даже в мое отсутствие, сам ему открывал. И обычно он не стучится, вламывается совершенно беспардонно.

Ну да, не Виталя: на пороге стояла Юлия из рода Юлиев. Дальняя родственница с красной меткой, имени которой я — вот удивительное дело, до сих пор так и не знаю. Приоткрыв дверь, я посторонился, и неожиданная гостья прошла в комнату. Осмотрелась, игнорируя диван и кресло присела на стол боком, закинув ногу на ногу.

Очень неплохо. Юлия в форме, но тем не менее соблазна и эротики даже сейчас в ее движениях через край — больше, чем в десятке стриптизерш на сцене. Или это я уже настолько «курсант», как в том анекдоте, что даже глядя на кирпич думаю о женщинах, просто потому что уже всегда о них думаю?

Странно меня как-то рвануло, вот до сих пор на изгиб бедра смотрю, очень уж Юлия присела грациозно. Сморгнул наваждение, поднял взгляд.

— Ты знаешь, что курсантам после окончания отбора рекомендовано посещать лупанарий не реже раза в неделю? — сразу же как наши глаза встретились, спросила гостья.

— Тебе тоже?

— Нет, я же девушка. Подобные требования, неофициальные, но обязательные, применяются только к мужчинам.

— Теперь знаю.

Юлия поменяла позу, сев поудобнее, чуть склонила голову. Движения ее, вроде бы простые, притягивали взгляд. Да и вообще, как-то вдруг понял я, несмотря на давящую усталость и переживания, она вообще притягивала взгляд так, что не оторвать.

Это очень и очень странное ощущение, раньше такого при общении с ней не было.

— Что?

— Я нимфа, — повторила Юлия.

Вот оно что. Поверил я сразу — пусть у нее вполне обычная, пусть и идеальная внешность, и нет никаких нечеловеческих черт, как у той же жрицы Сильваны, но сила внушения и притяжения чувствуется.

— Теоретически, я могу попробовать тебя искусственно соблазнить и даже — при большой доле удачи, подчинить на время. Но я не уверена в успехе, — пожала плечами Юлия.

Надо же, какое интересное признание.

— Тебя ведь отправили присматривать, а не рассказывать мне о таких вещах. Правильно понимаю?

— Именно так. Видишь ли, я готовилась совсем к другой жизни и карьере, но совсем недавно получила указание от главы фамилии нарисовать себе на лице вот эту ерунду и отправиться в Академию, — небрежно коснулась Юлия красной метки на лице. — Получила задание не отходить от тебя никуда, стать верной спутницей и, возможно, боевой подругой. Наш новый наставник — клиент моей фамилии, и он при нужде подстроит так, что в грядущем испытании я сначала поставлю тебя на грань поражения, потом у тебя получится превозмочь, и ты возьмешь меня и мое племя трофеем. Это лишь один из прорабатываемых вариантов нашего сближения, если что.

— Рассказать мне об этом открыто — это тоже один из вариантов?

— В некотором роде да. Мой личный вариант, на совете фамилии такого не проговаривали. Видишь ли, я как нимфа чувствую твою ауру, и… честно сказать, я тебя боюсь. Мне не хочется стать причиной твоего разочарования гораздо больше, чем стать причиной разочарования своей фамилии.

Некоторое время в комнате царило молчание.

— Так вот, про лупанарий, — снова заговорила Юлия. — Среди местных проституток нет обычных тружениц любви, как ты понимаешь. Если это не жрицы — по умолчанию подчиненные старшим товарищам, то ты будешь общаться со шпионками самых разных групп интересов, среди которых в том числе есть и нимфы тоже. Поэтому я предлагаю тебе не посещать комнаты отдыха души и тела, а проводить время со мной. Оба будем в плюсе — я рапортую о выполнении первой части задания, становясь твоей постоянной любовницей. Ты — избегаешь лишнего внимания лишних людей, в процессе тренируешься держать барьеры и избегать контроля нимфы. Я начну постепенно увеличивать нагрузку, чтобы ты — как совсем недавно, чувствовал влечение, но и имел силы его заметить и преодолеть.

— Надо подумать.

— У нас, если что, завтра выходной. Сигнала подъема не будет, весь день в нашем распоряжении. Если не сегодня, то когда?

Когда я едва заметно кивнул, Юлия — надо все-таки имя ее полное спросить, одним движением расстегнула комбинезон.

Про ауру и способности нимфы она не соврала. Кроме того, был нюанс — нимфой могла стать только особенная девушка, ведь направленная сила ауры напрямую зависела от уровня ее возбуждения. То есть надо было любить сам процесс для того, чтобы иметь и накапливать силу внушения.

Марина, кстати, стала бы прекрасной нимфой — выбери она этот путь, но она похоже уже определилась с карьерой научного работника.

Несколько недель после окончания отбора шли своим на удивление спокойным чередом. Нам словно давали отдохнуть, не особо нагружая. Новый наставник пока не показывался, но Юлия намекнула мне, что племена наши совсем скоро будут на месте, и нам придется спускаться к ним с небес в качестве пророков и поводырей.

Пока же все тихо. Ну, как тихо — Юлия заходила ко мне каждые два-три дня, и это было достаточно громко, благо звукоизоляция в комнате полная, соседям не мешаем. Сама нимфа, как впоследствии призналась, в ходе близкого общения тренировалась тоже — мой порог внушения был намного выше, чем у обычного патриция.

Имя я ее полное, кстати, узнал. Но как узнал, так и оставил в закромах памяти — может для римлян «Агриппина» звучат нормально, а мне как-то слух скребет, так что Юлия и Юлия — все равно других Юлий на первом курсе не было.

Сегодня нифма после отбоя пришла снова — впервые две ночи подряд. И, надо сказать, устал я больше, чем днем.

Для двоих кровать узковата, но мы устроились довольно комфортно. Ноги лишь переплетены, а так от девушки я отстранился — лежу мокрый от пота, успокаиваю дыхание. Юлия, негромко что-то напевая, легко перебирает мои волосы.

Нарушая идиллию, дверь резко и безо всякого стука открылась, и в комнату ввалился Виталя.

— У-упс, — только и вымолвил он, увидев нас.

— Виталь, я же тебе говорил, что стучаться надо?

— А-йа-ууу… — попытка что-то сказать постепенно переходит в слабое мычание.

— Юль, не дави его, пожалуйста.

Нимфа покачала головой, но взгляд от Виталика отвела. Только сейчас я понял, что она его превентивно под контроль взяла, предполагая возможную опасность. Надо же, молодец какая.

Взгляд она отвела, вот только даже без ее давления мало помогло — нимфа сейчас, сплетя руки, потянулась, так что грудь ее приняла такую форму, которая безо всякого наваждения взгляд притягивает не оторвать.

— Виталя!

Попытавшись что-то сказать, Виталя закашлялся, побагровел. Но пришел в себя –заговорил быстро возбужденно.

— Шеф, у нас проблемы, шеф!

— Какие?

— Я черт его знает, черт его знает, шеф, но сказано со всевозможной скоростью явиться в штаб Протектората со всевозможной скоростью, шеф!

— А зачем ты два раза повторяешь-повторяешь? — не удержался я.

Понятно, что не зачем, а почему — потому что Юля приложила, до сих пор в себя не пришел. Но не мог не спросить, вырвалось как-то.

— Что-что?

— Ничего-ничего. Кто тебе что сказал и что именно?

— Да просто срочно явиться, но у них там такие лица, шеф, как будто гипс снимают, клиент уезжает.

— У кого у них? — понемногу я начал раздражаться.

Юлия так и лежала в томной расслабленности не меняя позы, даже простыней не соизволила накрыться, понятно почему Виталика все еще колбасит чуть-чуть.

— У ваших подчиненных родственничков, шеф. Они мне и сказали, что Варрон всей семьей ждет вас всех у себя, и что дело важное и срочное.

Последние пара суток по занятиям выдались непростыми, да и Юлия приходила вторую ночь подряд. Очень хотелось отдохнуть, но «со всевозможной скоростью» подобной опции не допускало. Поэтому я быстро сходил в душ — ну, как душ, — быстрая обработка водной и чистящей смесью, потом сушка сбивающим влагу плотным потоком воздуха. Юлия, за полминуты пока я отсутствовал, даже не думала одеваться, так и лежала на кровати. Пунцовый от смущения Виталя обернулся к стене и делал вид что изучает карту Римского мира.

— Мне тебя подождать, или уходить? — чарующим голосом поинтересовалась нимфа, едва я снова появился в комнате. Надо же, первый раз такое слышу — обычно нормальным голосом общается.

«Иди к себе», — хотел было я сказать.

— Как насчет скататься с нами? — вот что сказал вслух.

Юлия моментально избавилась от томной неги, соскакивая с кровати и направляясь в сторону душевой кабины. Надевала и застегивала комбинезон она на ходу — мы уже быстрым шагом выходили из комнаты.

Ведомые Виталиком, почти бегом спустились по лестницам общежития, выходя во двор. Здесь меня ждал то самый боевой вездеход Антохи, давно поднятый с поверхности Альбиона и являющийся моим личным транспортом. Виталя прыгнул за руль, и мы покатили по территории учебного заведения, петляя между многочисленных корпусов.

Препятствий для работы высокотехнологичных приборов здесь никаких не было. И, несмотря на одолевающие меня тяжелые мысли, я как обычно с интересом осматривался по сторонам. Машина ехала не в боевом режиме, все экраны активны, в том числе и на крыше, так что сверху я наблюдал эпическое зрелище. На фоне звезд широкая линия бугрящейся наростами портов противоположной стороны внутреннего кольца, а также кольцо внутреннее — зелено-парковое под куполом, и центральная часть станции, штаб-квартира Протектората. Нам туда и нужно, срочно.

Вот только на выезде из Академии случились проблемы — не выпускали. Начальник караула только отрицательно качал головой, и уже второй раз говорил моему возбужденному ординарцу, что пришло оповещение системы безопасности и выезд из Академии закрыт. Да, для всех. Да, без исключений, нужно подождать. Да хоть в Сенат жалуйтесь, у меня приказ.

Виталю происходящее серьезно удивило, почти до возмущенного крика — ведь он только что заехал по пропуску, который пятнадцать минут назад был действительным и никаких ограничений не было. Преторианец же оставался непреклонным — порядок есть порядок, подождите немного времени. Ну, давайте дождемся, уже хотел было я согласиться — не силой же прорываться. Вернуться обратно, попробовав связаться с Варроном — здесь глушилки стоят; собрался позвать Виталю, но не успел — взгляд преторианца вдруг остекленел на пару мгновений, после чего он махнул рукой.

— Проезжайте.

Так и глядя стеклянными глазами на едва улыбающуюся Юлию, преторианец скомандовал что-то в интерком, после чего высокие автоматические створки ворот поползли по сторонам.

— Изи-пизи, — прокомментировал радостно-возбужденный Виталя, когда мы выезжали с территории. — Сломано, сломано… Вот муравей всратый, а⁈ Приказ у него, система безопасности…

— Как ты сказал? — прервал я поток слов Виталика.

— Изи-пизи! По-английски «легче-легкого», шеф!

— Нет, почему его муравьем назвал?

— Ну дак такой же тупой и безынициативный. Что сказали то и делает беспрекословно, даже не пытаясь вникнуть в происходящее….

Виталя продолжал рассказывать, как ему вся станция напоминает муравейник, и как пришел он к этому выводу, ведь Альбион с орбиты напоминает улей, а вот эта станция — муравейник. Все вокруг как по рельсам живут, никакого иного движения, скучные люди скучного мира.

Я слушал его обычную болтовню краем уха. Почему-то меня зацепило упоминание муравья, сильно зацепило. Вот только почему? Меня срочно выдернули в штаб-квартиру Протектората, впереди явно какие-то серьезные проблемы, а меня полностью занимает какое-то упоминание «всратого муравья», как Виталя выразился.

Не понимаю.

Минут десять езды по безлюдным улицам — «ночь» на дворе, и мы подкатили к станционному лифту. Разрешение и допуск в лифте подействовали, никаких проблем с системами безопасности здесь не было. И о том, что они были, никто на въезде в лифт не в курсе. Вот не знаю почему, но это мне сильно не понравилось. Нет, понятно, что преторианец на воротах говорил, что проблемы с системами безопасности только в Академии, но тем не менее.

И не спрятаться ведь, не скрыться никуда, как на плаху иду. Еду, вернее: после некоторого ожидания, лифт уже поехал и поднимал нас вверх. По пути немного невесомости, когда «верх» и «низ» менялись местами, а после — когда двери лифта открылись, Виталя с диким воплем топнул по педали. Да, он всегда так делает, я привык уже — тут только розгами сечь, чтобы отучить, но я не такой. Тем не менее, «боевой» режим вождения в жилых кварталах отключен, поэтому выехал из кабины грузового лифта броневик мягко, так что пусть орет. Но у следующего лифта — уже от внутреннего кольца к штаб-квартире, Виталя все же затормозил так, что броневик прочертил колесами. Зато подъехали эффектно.

Здесь тоже никаких проблем, и наши пропуска и допуск открыли нам посадку в лифт, ведущий прямо к площади у здания штаб-квартиры Протектората в центральной части станции.

— В машине подожду, шеф! — жизнерадостно сообщил Виталя, оборачиваясь на сиденье, едва выехав из ворот поднявшего нас лифта. Отвечать я ему не стал — смысловой нагрузки восклицание не несло: понятно, что в машине подождет, ему здесь даже выход на улицу запрещен.

Сама штаб-квартира, очень отдаленно, напоминала одну из московских сталинских высоток — похожее здание, только от монументализма больше в сторону античной архитектуры чертами приближенное, и чуть завернутое в обертку киберпанка. Кроме того, наверху, вместо шпиля большой шар, размерами едва ли не шире основной части здания.

Юлия, сидя напротив, смотрела на меня лениво-безразличным взглядом, в котором был спрятан интерес ожидания. Кивнув, я показал ей на выход, давая возможность покинуть броневик первой. Сам задержался — осмотрелся в машине.

Оружия никакого, кроме практически сувенирной финки НКВД, у Виталика она как украшение здесь висит. Одна из моих финок, раз за разом копируемых в монолите — с белой рукоятью и красной звездой. Подарил ее Виталику по случаю и без задней мысли, а вот Димарко потом долго над тем насмехался, напоминая, что финка ему подарена такая же, как и лесному гоблину. Как оружие — если держать в уме возможных противников, конечно так себе, но на безрыбье и рак рыба — убрал я финку в боковой карман штанов.

На входе в здание штаб-квартиры проблем с допуском тоже никаких не возникло. На меня пропуск выписан, на Юлию нет, но как спутница прошла — наше с ней положение и происхождение дозволяет. В общем, зашли быстро.

«Теперь только выйти», — неожиданно проснулся эхом пассажир в моей голове. Давно не появлялся, надо же.

Что еще скажешь? Ничего больше не скажет, похоже.

Молчит.

Когда мы с Юлей зашли в холл, меня встретил серьезный мужчина с вытянутым лицом; судя по лицевой раскраске корпорат-научник, судя по мундиру и знакам отличия личный помощник Варрона. Он проводил нас с Юлией — не задавая вопросов по ее присутствию, на верхние этажи здания, раз за разом проводя из одного лифта в другой через зоны контроля безопасности. Здесь уже наши пропуска и допуски не действовали, за них провожатый выступал.

После очень долгих переходов — по ощущениям, конечно, время в спешке тянулось очень медленно, мы наконец оказались перед шлюзовой дверью. Прошли в коридор и миновав его, оказались в весьма странном зале. Надо же, а мы сейчас в том самом круглом шаре на шпиле здания, на который я еще снизу внимание обратил.

Создан шар на каркасе из шестиугольников, которые застеклены — из этих панорамных окон по всей окружности открывается и вид на станцию, и на гексагональный купол светлой стороны планеты, на которой видны и многочисленные туманные пятна монолитов, и расположенные над ними облачный цитадели самых разных форм и размеров.

Наблюдал за всем этим открывшимся взору великолепием я, впрочем, совсем недолго, мельком. Едва мы зашли, как все окна заволокло серой дымкой, после чего по обшивке шара засияли контуры энергетического щита. В Академии мы не только муштрой занимались, так что я уже знал, что подобное — полная защита, мы теперь абсолютно и полностью отделены от остального мира.

Помещение огромное — тут, похоже, собирается вся верхушка Протектората и не только, как повод выдается. Сейчас же в огромном помещении всего несколько человек. Всего трое, кроме нас с Юлией: лорд-протектор Варрон, Кайсара и Антоха. Они все сидели за круглым столом, почти незаметные в столь огромном зале.

— Долго ты, — произнесла Кайсара ровным голосом, когда я подошел ближе.

«Нет!», — вдруг закричало эхо голосом пассажира.

«Да расслабься, чувачок, я и не собирался говорить, что нас из Академии не выпускали. Не дурак же», — мысленно обратился я к незнакомому попутчику, который что-то разговорился неожиданно, давно так часто не проявлялся.

Вслух я ничего не сказал. Сел на одно из кресел, показал Юлии занимать соседнее. Ожидал вопросов, но — удивительное дело, на нее ни Кайсара, ни Антоха не кинули лишнего взгляда. Похоже, субординация — если я, как глава фамилии, привел сюда нимфу, значит так и надо. Неожиданно, надо к этому привыкать: тормозов нет, а я здесь не проездом, так что творить херню нужно обдуманно. Так, опять ерунда в голову лезет– что-то меня заносит совсем. Нервничаю прямо очень сильно, в голове прямо мятый хлебушек.

Как присел, я так и молчал, даже не здоровался. Остальные тоже молчали. Когда пауза затянулась, я задержал взгляд на Варроне, но нарушая тишину заговорил, на удивление, Антоха.

— Марк, у нас большие проблемы. Как ты знаешь, Гелла Сесилия стала моей первой женой. После этого мы… очень сблизились.

Надо же, невозмутимый патриций с трудом сдерживает эмоции. Волнуется, переживает и похоже даже стесняется. Вот только я не понимаю, почему из-за его проблем с женой такую делегацию надо собирать, причем таким странным образом. Украли что ли, генерал-губернатор отомстить решил как-то?

Но как оказалось, догадки мои даже близко с истиной не стояли.

— До недавнего времени я находился на Антее вместе с Геллой, и… впрочем, детали неважны, — махнул рукой заметно взволнованный Антоха. — Благодаря ее помощи мне стало известно, что в самое ближайшее время на Альбион высадится армия робо-сапиенсов, созданная конгломератом Красного пакта. Цель: уничтожить Протекторат, уничтожить нашу фамилию. Пакт намерен забрать себе Альбион, а точнее — монолиты аномалий, чтобы стать в Римском мире силой, если так можно выразиться, первой среди равных.

Сидящая рядом со мной нимфа вздрогнула. Похоже, она поняла, что, зайдя сюда вместе со мной, купила билет в одну сторону. Теперь здесь не только Антоха и я волнуемся, но и она тоже — понимает, что реально может не покинуть это помещение, если для нее карта неудачно ляжет.

— Пакту стало известно о планах создать из человечества большой послушный Улей? — посмотрел я на Варрона.

— Да, — просто кивнул лорд-протектор.

Пакту стало известно, получается. А нам стало известно о том, что им известно, потому что в квартале развлечений меня поцеловала жрица Сильваны, в результате чего я украл у генерал-губернатора пьяную супругу. Которая настолько впечатлилась решением Антохи сделать ее не второй-третьей, а первой женой, что предала свою старую семью, выбрав новую.

Любовь спасет мир, определенно.

Вопрос только, чей.

Ошеломленный немного неслучайными случайностями, я ладонями лицо потер. Недавно, выбирая божество-покровителя, я выбрал Фортуну. Если бы верил во все эти высшие материи, подумал бы, что это она не я ее, а она меня выбрала, причем задолго до того, как.

Варрон между тем собрался взять нити беседы в свои руки. Кивком поблагодарив Антоху, он несколькими нажатиями активировал на столе рабочую область. Сначала перед нами отобразилась объемная карта всего Римского мира, с временными отсечками сближения Просторов Гелиоса и Селены; после мы посмотрели план нападения Конгломерата, с уничтожением станций планетарной обороны и захватом ключевых пунктов. Впрочем, даже без плана результат ясен — их приближающаяся армада даже больше той, что во время первой гражданской войны едва не захватила Марс.

Неделя. У нас всего неделя до прибытия флота вторжения, который торговцы строили-строили в якобы неосвоенном пока скоплении астероидов Простора Селены, и наконец построили.

Ключ к тому, чтобы создать единое и управляемое общество, лежит здесь, на туманной планете. И этот ключ Конгломерат хочет забрать. Отстоять его шансов у Протектората нет — Красный пакт подготовил армию вторжения, намного превышающую своими возможностями Силы Обороны. Известно это потому, что именно семья Геллы Сесилии занималась обеспечением контрактов заводов на Антее, занятых созданием кораблей теневого флота и армии клонов, как я про себя уже поименовал синтетических робо-сапиенсов.

Быстро события развиваются, очень быстро — буквально лавинообразно. А еще ведь совсем недавно сидел в камере карантинного барака и волновался о неизвестном будущем. А до этого — Ведьмака третьего проходил. Вот эта мысль сейчас лишняя была — сбила она меня с какой-то очень важной догадки, и не получается снова ее зацепить.

Варрон еще отвлекает — еще раз упомянул, что до грядущего захвата планеты, до прибытия эскадр Конгломерата, оставалась всего неделя. Шансов у Протектората отстоять Альбион не было, но были некоторые возможности. Согласно которым уже была ведется кое-какая работа, и Варрон сейчас озвучивал свои планы оставить живым заслоном на планете Силы Обороны и два наших легиона — выиграв некоторое время, пока армия вторжения будет перемалывать наши войска, а самим же, вместе с Пятой бригадой космодесанта, двинуть в сторону Простора Гелиоса.

«Кордицепс однобокий», — вдруг прозвучал эхом голос странного пассажира в моей голове.

«Да что такое несешь⁈» — мысленно поразился я услышанной нелепице.

Пассажир не ответил, но это уже и не было нужно — я вдруг понял, что он имеет ввиду. Кордицепс однобокий, я ведь знаю, что это такое.

И теперь я вдруг все понял.

Вообще все.

Как это у меня часто бывает, в голове словно мозаика сложилась.

— Лорд-протектор?

— Да? — прервался Варрон на полуслове.

— Прошу простить, но у меня есть один вопрос, который к теме не относится, но не дает мне покоя. Спать и кушать не могу, вот навязчивая идея, помогите справиться. Так вот, вопрос: если я оказываюсь в чужом, не своем, монолите, в чужой оболочке, то куда уходит душа-владелец этой оболочки?

Варрон взглядом показал недоумение и недовольство, но все же ответил.

— Душа становится безмолвным гостем в теле.

— То есть предыдущий хозяин тела просто безмолвно наблюдает за происходящим? А после того, как меня забирает туман аномалии, что происходит?

— Свидетельств нет, но есть теория, что человек — если ментально слаб, умирает или сходит с ума. Если с ментальной устойчивостью все хорошо, воспринимает произошедшее как помутнение, имея воспоминания о произошедшем. Но это сейчас неважно, потому что на повестке дня совсем другие, гораздо более важные…

— Да-да, прошу извинить, — развел я руками извиняющееся. — Слушаю внимательно.

Варрон кивнул, принимая извинения, и продолжил. По его плану в Академию я больше не возвращаюсь — прямо сейчас и прямо отсюда лечу на флагманский корабль нашей фамильной эскадры, на котором нам предстоит провести несколько лет в пути, перед тем как прибыть в Простор Гелиоса.

Несколько неожиданно, но похоже, мой путь на Альбионе закончен.

Варрон продолжал что-то говорить, я продолжал слушать и кивать, даже комментируя иногда — словно раздвоившись. В один из моментов посмотрел на Юлию украдкой, взглядом показал ей на лорда-протектора.

Нимфа не кивнула и никак не отреагировала. Хотя я почувствовал — все поняла. Кайсара кстати тоже увидела, почувствовала и все поняла. Но даже не глазом моргнула.

Хорошо быть главой фамилии, в которой младшие родственники в тебе не сомневаются.

Я уже, параллельно что-то говоря, поднялся и обойдя стол наклонился, показывая на карте якобы уязвимые места планетарной обороны. Когда Варрон посмотрел внимательно в ту сторону, глаза его вдруг на миг остекленели. Как и у преторианца недавно — нифма задействовала свою силу внушения на всю катушку; я это понял по тому, что Юлия уже валилась со стула, от усилия просто захрипев и потеряв сознание.

Но мне ее усилий хватило — когда краткий миг замешательства прошел, у Варрона под подбородком уже торчала глубоко вбитая финка НКВД. Лорд-протектор посмотрел на меня удивленно, еще не понимая, что произошло. Минул еще один краткий миг, и вновь время остановилось, все чувства пропали, а в теле возникла необычайная легкость пустоты.

Снова я смотрел на происходящее сверху, обозревая всю картину. Варрон, как я и предполагал, оказался жнецом — и я сейчас наблюдал нас обоих, замерших у стола. Причем я знаю, что и Варрон наблюдал эту картину. До того момента, как его фигура обратилась в прах, а на ее месте возник энергетический сгусток ярко-зеленого сияния. Призрачный двойник, аура души, сотканная из зеленого сияния.

Все, пропал Варрон, даже на клинке ни капли крови; слепок ауры к этому моменту поплыл и потек, меняя форму. Никакого преображения, как в прошлый раз — когда черты Вики заменили черты пустоглазой Октавии: Варрон сейчас находился в своем истинном облике, а не в чужой временной оболочке. Оставшееся от него сияние закрутилось водоворотом, центром которого оказался я. Энергия наполнила меня и в тот момент моя фигура, которую я наблюдал со стороны, ярко сверкнула.

Тут же вернулись чувства, эмоции, ощущение тяжести тела. Крутанув финку в руке, я убрал ее обратно в карман. Теперь пути назад точно нет. Только вперед.

И вот интересный момент: не будь недавнего путешествия в иной мир на «внешнее поле экспериментов», куда меня отправил сам Варрон, я бы просто так его, руководствуясь лишь призрачными подозрениями, убить бы просто не смог. Сейчас же — как кашлянул.

— Ты зачем это сделал? — ровным голосом поинтересовалась Кайсара.

В этот момент на полу слабо заворочалась Юлия. Я помог ей подняться, усадил ровно. Усилия для того, чтобы отвлечь Варрона, она приложила титанические — бледная, глаза слезятся, руки дрожат, но вроде понемногу приходит в себя.

— Слышали про зомби-муравьев? — придерживая нимфу на стуле, повернулся я к Кайсаре и Антохе.

— Нет.

— Вернее, про гриб-паразит. Кордицепс однобокий.

— Нет.

Сам я про этот гриб слышал потому что посмотрел — в ходе своего относительно недавнего полугодичного отдыха от отдыха, популярный сериал про зомби. И заинтересовавшись темой, покопался потом в интернете — так что знания есть у меня, и именно эти знания помогли выстроить в голове стройную картину мира и чужих планов.

Ну, как выстроить — теперь у меня есть теория.

— У нас на Земле есть гриб-паразит. Он заражает муравья, после чего тот уходит из муравейника, залезает на удобное растение и закрепляется на листе. Муравей при этом еще жив, только подконтролен грибу-паразиту. И когда муравей на листе закрепится, он умирает, а гриб прорастает по всему его телу, которое становится коконом для паразита, но это уже не так важно. Теперь, самое главное: гриб контролирует еще живого муравья посредством адаптивной манипуляции. Для этого, заразив носителя, гриб-паразит образует внутри тела муравья сложную клеточную сеть, которая оплетает все внутренние органы, но при этом, внимание, не проникает в центральную нервную систему! То есть муравей становится словно пассажиром в своем собственном теле, безмолвно наблюдая как паразит занимается своими делами.

— Как жнец, если в чужом монолите, — поняла Кайсара.

— Да.

— Но это не объясняет причину того, что ты прикончил лорда-протектора Альбиона.

— Я еще не закончил. У нас на Земле доказано, что такие вот паразитические грибы превращали муравьев в зомби еще пятьдесят миллионов лет назад. Скажи, самая близкая к официальной версии появления гексагонального купола какова? Древняя цивилизация, так?

Кайсара, которая совсем не удивилась столь резкой перемене темы, сделала неопределенный жест рукой, едва заметно кивнув.

— Да, именно так, — жестом показал я кавычки. — Потому что не найдено ни одного артефакта древних или чего-то в этом роде. Предполагается, что условия для жизни здесь создали какие-то древние, а потом они ушли, и сюда из монолитов пришли сначала гоминиды, потом римляне. Но ведь ровные линии гексагонального купола — это абсолютно природные черты, в улье у пчел соты тоже шестиугольные, как и многих других явлений, не связанных с деятельностью человека…

Я сейчас говорил несколько возбужденно. Кроме прочего меня догоняли рефлексии по поводу того, что я на ровном месте взял и убил, на минуточку, главу планетарного Протектората, основываясь на косвенных подозрениях и одной теории, которая полностью сформировалась у меня буквально пару минут назад. Хорошо еще тела нет, избавляться не надо. А нет тела, как говорится, не и дела. Да, проблемой будет объяснить отсутствие Варрона, но придумаем что-нибудь, сейчас это не так важно.

— У нас на Земле опять же есть такое явление — Сады Дьявола. В нем, как ни странно, так же участвую муравьи: Сады Дьявола — это несколько лесов, в которых растет только один вид деревьев. И эти леса живут в симбиозе с муравьями, которые просто впрыскивают свой яд любым другим растениям, не давая им затесаться на свою и лесную территорию. Так вот, я это все к чему. У меня есть теория: мгла — это огромный, но не особо умный, скорее даже тупой паразит, а мы, жрецы я имею ввиду, его инструменты. Сейчас, когда появилась возможность путешествия между мирами… да-да, не только оттуда, но и туда, — отреагировал я на взгляд Антохи, — я уверен, что паразит — туманная мгла, активизировался. Для того, чтобы на наших плечах заехать в чужие миры, превратив все, до чего дотянется, в один большой улей, накрытый гексагональным куполом. Если руководствоваться этой теорией, то становится понятно, почему все так с одной стороны сложно, с другой просто — пусть паразиту из мглы десятки и сотни миллионов, если не миллиардов лет, но если брать в общем, то это организм условно разумный. Его разум сильно далек от того смысла, которые мы вкладываем в это слово, вот почему я — сохранивший самостоятельность мышления после слияния с туманом для сохранения и замены истинного тела, для мглы так опасен.

— Варрону ты это мог это сказать?

— Он вел свою игру, и мне кажется находился не совсем на нашей стороне. Так что я просто решил не рисковать.

Кайсара закусила губу, но предваряя вопросы, я приподнял руки с обращенными к ней открытыми ладонями.

— Давайте будем честны. Вы ведь, оба, списанные Варроном инструменты. Твою душу нам отдали после того, как вы с Октавией проиграли свою партию, — посмотрел я на Антония, после чего глянул на Кайсару: — Тебя пустили в расход еще до этого. Сейчас нам и нашим людям предлагается или умереть, или послужить новым набором инструментов. А я вот не хочу, мне это не нравится.

Кайсара задумчиво кивнула, а вот Антоний сидел с окаменевшим лицом. Ну да, он же еще не знает, поэтому и пояснил специально для него:

— Я не хочу этого потому, что мне даны все силы и возможности перевернуть игральную доску. Да, я могу уничтожить вообще потенциальную возможность того, чтобы кто-то смог превратить этот мир в улей.

— Уничтожив гексагональный купол, ты вряд ли уничтожишь паразит, — неожиданно подала голос Юлия.

— Да, дорогой брат, я забыла спросить. Ты зачем привел сюда эту… женщину? — в голосе опередившей мой ответ Кайсары ласкающие медовые нотки, слова просто патокой текут. Услада для слуха, но, если бы она сейчас разразилась бранью, прозвучало бы менее оскорбительно, очень уж говорящей была пауза.

— Дорогая сестра. Юлия — нимфа, и используя свои способности, несколько раз мне серьезно помогла. Поэтому она сейчас здесь.

Самое что интересное, принял решение взять ее с собой я до того момента, как она начала мне помогать. Надо будет потом это обдумать, мне кажется это важно.

— Нимфа? — между тем посмотрела Кайсара на «родственницу». — И что нам сейчас делать? — тут же потеряла она к ней всякий интерес.

— Да почти то же самое, что и планировали, только без лишних жертвоприношений. Ставим в ружье легионы, организовываем эвакуацию планеты, после чего вы все летите к Простору Гелиоса.

— А ты?

— А вот мне придется…

В этот момент пол под ногами дрогнул и за серой пеленой закрытых панорамных окон ярко сверкнуло вспышкой. Кайсара активировала рабочую область, отключила часть затемнения окон и через пару мгновений мы все наблюдали, как набухает взрывами часть внешнего кольца, разваливаемое сейчас на большие крупные обломки.

У Простора Селены больше нет Военной Академии. И если бы я не взял с собой Юлию, я бы там сейчас и находился, в разваливающейся на части станции.

— Скажи, а когда произошло последнее обновление монолита Княжев? — посмотрел я на Кайсару. Она, в бытность командир-шефом Пятой легкой бригады, в таких вопросах всегда руку на пульсе держала.

— Судя по графику, твой монолит должен был уже обновиться десять минут назад, — посмотрела Кайсара на часы.

— Есть одна важная мелочь, не будь которой я бы не решился воткнуть нож в голову Варрону: видишь ли, когда я получил от него срочный вызов, нас не выпускали с территории Академии, упирая на проблемы с системами безопасности и полностью закрытым периметром. Вышли за ворота мы лишь благодаря тому, что Юлия очаровала начальника караула. Если бы не… — договаривать не стал, просто мотнул подбородком в сторону разваливающейся секции внешнего кольца.

Сам же уже лихорадочно думал. Монолит Княжев обновился только что. Значит, расчет Варрона — скорее всего Варрона, был на то, что на месяц я исчезну из реальности, уйдя в петлю времени. А когда появлюсь снова, выйду уже в прекрасном новом мире — ну или, как минимум, на контролируемом армией клонов Альбионе. Сам же Варрон, вместе с Кайсарой и Антонием, уже должен был лететь в сторону Простора Гелиоса.

Если, конечно, моя теория верна. Но сейчас это даже не важно — цепь самых разных случайностей запустила совершенно иной вариант развития событий, и сейчас время для моего хода.

Вот только времени этого у меня совсем мало. Меньше недели, получается.

После внезапного «исчезновения» лорд-протектора Варрона в помещении самым главным теперь оказался я. Так что мне и брать ответственность за решения, да и вообще теперь дирижировать происходящим.

— У нас мало времени. Сейчас помощник Варрона начнет сюда ломиться, вызывая лорда-протектора по важному делу. Юлия, ты можешь сделать так, чтобы…

— Могу, открывайте двери.

Едва помощник Варрона стремительным шагом пересек порог зала планетарного совета, как словно натолкнулся на стеклянную стену. И если лорд-протектор после атаки Юлии потерял концентрацию всего на пару мгновений — чего мне хватило, то сейчас человек перед нами просто остановился, безвольно глядя прямо перед собой.

— Много у нас времени? — поинтересовался я у нимфы.

— Сколько угодно, у него практически нет сопротивляемости.

Вот это поворот. Только сейчас я начал полностью осознавать, по какой тонкой грани прошел, сам того не ведая: если бы гениальная в своих способностях нимфа не выбрала бы вариант откровенного разговора со мной, кто знает, чем бы вообще моя история закончилась.

Несколько минут мы потратили на то, чтобы личный помощник Варрона отдал ряд необходимых указаний, после чего двери зала снова были заблокированы; он устроился на стуле рядом с Юлией — которая держала руку у него на пульсе, как будто даже в состояние близкое к анабиозу погрузив.

— Теперь давайте попробуем коллегиально выработать план действий и впоследствии его придерживаться, — осмотрел я присутствующих.

— Коллегиально — это как? — поинтересовалась Кайсара.

— Я предлагаю, вы соглашаетесь.

— Отличный способ. Давай попробуем.

— Для начала скажу вам, известное мне на данный момент: гексагональный купол непрочен, — это уже непосредственно для Антония и Юлии, Кайсара и так в курсе. — Кроме особенности конструкции, которая уязвима даже к уничтожению одной ячейки, сейчас в куполе дополнительно есть несколько окон, пробитых в другие миры и заякоренные конструкциями портальных арок. Так что, если я смогу разрушить хотя бы один монолит, вся накрывающая планету конструкция будет постепенно разрушаться без возможности восстановления. Но к этому времени вы должны быть уже далеко, направляясь в Простор Гелиоса.

— Чтобы что? — неожиданно спросила Кайсара. Русский не родной у нее, это заметно — вопросы «зачем?» или «почему?» в данном случае прозвучали бы естественнее.

— Чтобы жить и следовать своему предназначению, как вы его понимаете. Ваш Римский мир, вам его и сохранять, и охранять.

— Что будет с тобой?

— В Академии, после разделения потока, ты попала в какое направление? — вопросом на вопрос ответил я.

— Легкая пехота, территориальная оборона, после специализация на туманных рейдерах.

— Ясно. Я… мы, — показал я и на Юлию, — оказались в космодесанте. Как понимаю потому, что среди прочего уже активно готовятся экспедиционные корпуса вторжения в иные миры, ворота в которые в Альтергене научились открывать. Мне пока известен лишь один такой мир, называемый внешним полем экспериментов. Для него Протекторатом и научниками Альтергена уже подготовлено население — измененные люди, монстры и прочие демоны. На выведенных для бойни тварей мне наплевать, там уже вряд ли что исправишь, но вот измененные-перегрины мне дороги как соотечественники. Не хочется, чтобы все они погибли или оказались брошены. Поэтому план мой, который я сейчас предлагаю, прост и сложен одновременно: сейчас мы выходим отсюда и покидаем станцию, отправляясь к своим легионам. Уходим, чтобы сразу вернуться. Вернее, непосредственно сюда ты возвращаешься, — посмотрел я на Антония. — Захватываешь штаб-квартиру протектората и берешь под контроль все процессы на планете.

— Ты, — посмотрел я на Кайсару, — остаешься на кораблях эскадры и обеспечиваешь информационное сопровождении операции. Сообщаешь всем до кого дотянешься и о приближающейся армаде Пакта, и о грядущем единении, которое предлагает нам Альтерген, готовясь продать этот способ Сенату. Сам я это время отправляюсь вниз, в облачную цитадель Альтергена. Мне нужна информация — я как жнец могу отправиться в любой из монолитов, которые принадлежали Октавии или Варрону, вот только есть проблема: у меня нет информации о времени их обновления. Зато эта информация определенно есть у корпоратов. Так что, когда мы захватим облачную цитадель Альтергена, я выберу любой из ближайших принадлежащих мне монолитов, который обновляется до прибытия армады вторжения Конгломерата и отправлюсь туда, чтобы попробовать все сломать. При успехе захвата власти здесь, на планете, за оставшееся время нам нужно будет организовать эвакуацию с планеты всех, кто не хочет остаться жить под властью Красного Пакта. В общем и целом, задача ясна?

— Ты на мой вопрос не ответил.

— Какой вопрос?

— Что будет с тобой.

— Ах, это. Если у меня получится сломать гексагональный купол, обрушение все равно не будет одномоментным. У меня будет время, и я планирую отправиться в соседний мир, на то самое поле экспериментов, чтобы стать богом для воспитанных в изоляции перегринов. Нет, пойду не один, — отреагировал я на взгляд Кайсары. — Если будут добровольцы, конечно возьму их с собой. Если же у меня ничего не получится с поломкой купола и я вернусь из тумана, в Простор Гелиоса мы направимся вместе…

Если у меня ничего не получится, и даже если я вернусь из тумана, будущее у меня крайне печально. Пусть не сейчас, а на дистанции в сотню другую лет, но тем не менее, финал хорошим точно не будет. Ни для меня, ни для других миров — но об этом говорить я не стал.

— Отправимся вместе, если будут монолиты, которые обновляются в ближайшее время. Чтобы уйти от кораблей Пакта, нам нужно стартовать не позже, чем через восемьдесят часов, — быстро прикинула Кайсара.

— Решаемо, — пожал я плечами. — Если у меня ничего не получится, просто попробую пересидеть где-нибудь и дождаться вашего возвращения, тут осталось-то несколько лет.

Кайсаре, было видно, мой план не сильно нравился. Нет, она не собиралась протестовать, но я ее уже очень хорошо знаю, что-то ей сейчас очень против шерсти.

— Тебя готовили как будущего Императора, — привела она явно последний и веский аргумент.

— Меня, скорее всего, готовили как мишень, давай будет честны. И трезво глядя на мир, я бы посоветовал вам со всей информацией, которая у нас есть и будет, отправляться не на Олимп, а сразу на Марс. Республика уже слишком аморфное образование, слишком много центров силы, которым будет гораздо легче смириться с проигранной войной, чем объединиться перед лицом опасности. Сама Республика уже не соберется, только если марсиане в это дело впрягутся, но там своих кандидатов в новые Августы достаточно, я буду не к месту.

Кайсара, судя по виду, сама все это прекрасно понимала. Но все равно ей что-то не нравилось, хотя она больше не возражала. Вздохнув, я постучал ладонью по столу, привлекая внимания к своим словам:

— Давайте я сейчас вам озвучу кое-что целеполагающее. В разные стороны целеполагающее, потому что мы с вами сейчас на перекрестке, от которого идет множество дорог. Альтерген нашел способ перешагнуть сразу через несколько ступеней эволюционного развития… нет, не так. Альтерген обнаружил не лестницу, а целый работающий лифт: это ведь даже не биотехнологическая эволюция, это создание совершенно новой единой цивилизации, создание человеческого Улья. Причем, очень похоже, именно это и было целью корпорации — само название говорящее, основная миссия на самом видном месте спрятана. Но у меня, как у обычного человека, возникает вопрос: а зачем мне такая цивилизация, в которой не будет меня как личности? Цивилизация, которая сделает меня безвольной частицей массы в общем едином организме? Вот вы, добравшись до Марса, этот вопрос местным правителям и зададите. Причем постарайтесь сделать это как можно более громко, чтобы услышал весь остальной мир. Я не сомневаюсь, что единение человеческой расы, с превращением ее в человеческую массу, несет массу плюсов для дальнейшего цивилизационного развития, но для каждого отдельно взятого человека все эти блага строго отрицательны. И сообщить об этом и есть сейчас главная цель вашего Путь Чести, на который вы все сами встали своим решением.

Юлия не сама встала на этот путь, но упоминать я это не стал. Кайсара и Антоний же смотрят внимательно, но похоже все еще не полностью понимают, что к чему.

— Ты тоже не был в группе избранных после разделения потока в Академии? — посмотрел я на Антония, и тот отрицательно покачал головой.

— Я много думал над тем, как именно нас собрались тренировать на перегринах, которые не отрицают наше божественное происхождение и безусловное право повелевать. Легенда — научиться управлять, стараясь при этом минимизировать потери человеческих и иных ресурсов. Но может быть это лишь предлог? Может быть все гораздо проще, а направление «избранных» в Военной Академии банально тренируется быть богами? Вся ваша сословная система покажется просто мишурой по сравнению с теми возможностями, которое приобретет условный муравейник-улей после того, как разум всех станет единым, словно сеть. Может быть поэтому, при осознании всей условности религии, так силен в вашем мире культ богов римского Пантеона? Пока инструмент влияния, а в будущем — места богов займут те самые избранные, управляя и направляя? И поле экспериментов — это не место для тренировки курсантов, а место, где тестируется модель управления миром, а Олимп действительно по плану должен оказаться местом обитания богов?

Вот теперь, похоже, все трое прочувствовали наконец глобальность происходящего.

— Свое предназначение я вижу в том, чтобы исключить возможность безальтернативного превращения этого и других миров в захваченные паразитом ульи, или муравейники, если хотите. И это не предположение и не теория: я был там, во мгле, частью единого организма. И я не увидел там вообще ничего человеческого. Я был как девственно чистый лист, истинная табула раса, в полном смысле этого слова. Если с созданием единого разума все получится, то его обладатели уже не будут людьми, а станут нечеловеческой расой. И ваша задача — сделать так, чтобы эта туманная зараза не поглотила человечество.

Тут я споткнулся словно на середине мысли.

«Кастеры», — одновременно с этим, а может быть чуть раньше, но может быть и чуть позже, проснулось эхо чужого голоса в моей голове.

— Кастеры, — произнес уже вслух я, посмотрев на Кайсару. — Есть среди кастеров измененные? Повелители Мглы, псайкеры как ты, жрецы и прочие владеющие заемной силой?

— Нет, кастеры уже измененные, отличные от человека. У них нет ни ауры, на которую можно воздействовать, ни способностей.

— То есть они иммунные? — озвучил я теперь уже очевидное. — Вот вам еще вариант: симбиоз человеческой расы и паразита может быть шагом к тому, чтобы властелином мира стали именно кастеры. Один из возможных вариантов будущего, в который вполне укладывается вторжение Пакта на Альбион. И, как мне кажется, это знание вам тоже необходимо распространить и в Просторе Селены, и в Просторе Гелиоса.

— Давайте эти планы обсуждать уже когда мы захватим штаб-квартиру, — впервые за все время подал голос Антоний. Его, похоже, убедил.

— А вдруг не все доживут до этого момента? — поинтересовался я. Забавно — судя по выражению лица, такой вариант Антоний не предусматривал.

Еще несколько минут нам потребовалось, чтобы обсудить способы покинуть штаб-квартиру, не привлекая внимания, после чего Кайсара снова сняла полную блокировку зала планетарного совета. Перед этим она, воспользовавшись подсказками помощника Варрона, выключила все системы наблюдения в прилегающих коридорах, после чего мы тесной группой вышли из зала совета.

К лифтам не пошли — слишком рискованно, очень уж много помещений нужно миновать. Вела нас Кайсара, и следом за ней мы меньше чем через полминуты пришли к эвакуационным шаттлам. В ситуации, когда часть станции уничтожена, вряд ли их использование послужит причиной серьезных подозрений.

Пока Кайсара — вместе с Юлией и раз за разом подтверждавшим допуск помощником Варрона разбиралась с направлениями отправления, я написал Виталику короткое сообщение, что ушел через черный ход. Посоветовал сохранять спокойствие и держаться, несмотря на отсутствие денег. Бросать его здесь — не очень хороший вариант, но иного выхода я не видел. Выбор сейчас — или спасть Виталю, или спасать человеческую цивилизацию. Надеюсь, он поймет меня и простит.

В один из эвакуационных шаттлов уже зашел Антоний. Вместе с ним улетали Юлия и плененный помощник Варрона. Отправлялись они на корабли Четвертого легиона, и должны были сюда вернуться в самом скором времени вместе с десантно-штурмовыми группами.

Во второй эвакуационный шаттл — отправляющийся на флагман нашей эскадры, села Кайсара. Я же, в третьем шаттле, летел в другую сторону — на корабли Пятой бригады космодесанта. Кайсара уже отдала нужные указания, и сейчас поднятые по тревоге десантники готовились к высадке на облачную цитадель Альтергена.

У всех, кроме меня, были допуски пилота ближнего космоса. Даже у Юлии — у нее есть собственная яхта, она на ней в орбитальных регатах принимала участие. И у них, если что случиться непредвиденное, будет возможность взять управление в свои руки. Я же сейчас — как в лифте без кнопок. И мне ведь еще добираться было дольше всех — Пятая бригада над другой стороной планеты; корабли же остальной нашей эскадры — совсем рядом, буквально руку протяни. Так что, когда я прибуду на место, здесь уже все решится.

Когда эвакуационный шаттл стартовал и удалялся от станции-кольца я ожидал неприятностей. По спине водило холодком плохого предчувствия — ждал, что челнок собьют, что он откажется вести меня по маршруту и над ним перехватят контроль, и кучу всего остального ждал, не менее страшного.

«Ты просто боишься», — неожиданно сообщило мне эхо незнакомого голоса.

Может и так, легко согласился я. Несмотря на страх — всегда боюсь, когда не могу ни на что повлиять, шаттл благополучно добрался до посадочной палубы транспорта Пятой бригады. Здесь уже царила суета боевой работы — штурмовые группы, под красным аварийным освещением опасности возможной разгерметизации, грузились в десантные челноки, рядами выстроившиеся на посадочной палубе.

Десантные челноки крупные — вместительностью под полусотню человек каждый. Вторая волна. Первая — рой капсул каждая на четверых бойцов, на аналоге которой мы совсем недавно десантировались на темную сторону Альбиона, уже высадилась на облачной цитадели Альтергена и создав плацдарм, продвигалась к центру цитадели. И как только что доложили снизу, на переговоры корпораты не идут. Вообще никак.

В это же время дела делались и наверху. Кайсара уже стала центром информбюро, в прямом эфире разъясняя новую политику партии, а Антоний — уже в качестве исполняющего обязанности лорд-протектора, сидел в штаб-квартире Протектората, откуда мы вышли совсем недавно. Вот так буднично, и совершенно незаметно для меня — во время короткой космической поездки из точки «А» в точку «Б», власть сменилась.

На десантно-штабном корабле Пятой бригады я пробыл всего несколько минут — только облачился в тяжелый бронекостюм. Не очень привычный, не очень удобный: мой личный остался в Академии, а этот — стандартный армейский, пусть и офицерский. Разница чувствуется сразу — как если бы игрок хоккейной лиги примерил бы хоккейную экипировку прошлого века. Теоретически играть можно, можно даже рекорды ставить, показывая чудеса на льду, но разница ощутима. Впрочем, пообвыкал — на фоне взвинченного состояния неудобства тяжелого и неудобного доспеха постепенно чувствовал все меньше и меньше.

В отсеке предназначенного для меня десантного челнока собралось два десятка варангов — личная охрана. Пройдя на указанное место, я погрузился в звуковую атмосферу готовящихся к высадке космодесантников. Большинство было с открытыми лицами, но едва ожил интерком, начиная обратный отсчет до старта, как забрала упали и все стали безликими.

Антоний пусть и закрепился уже в штаб-квартире Протектората, забрав под контроль все системы управления, но системы планетарной обороны еще могли работать автономно — и вдруг найдется кто-то, не желающий сдаваться без боя. Так что высадка наша происходила в боевом режиме, и сразу же после стартового рывка навалилась перегрузка, до багряной темноты перед глазами; веществами нас не качали, на поверхности не сразу в бой, так что прочувствовали весь процесс высадки отлично. Особенно сейчас, когда ускорение вжало меня в кресло до такой степени, что сознание помутилось.

Мучительный спуск, как казалось, продолжался целую вечность, после чего дернуло рывком торможения, верх и них несколько раз поменялись местами, вгоняя в полную дезориентацию, а потом раздался громкий удар.

И еще один. И еще.

Как-то давным-давно пожилой коллега рассказывал, как в бытность его работы в порту пьяный крановщик уронил погрузчик прямо над сухогрузом, и тот пробил несколько грузовых люков, остановив падение только на последней, четвертой грузовой палубе. Немного не добрался до обшивки, дальше только к рыбам. Вот я сейчас вспомнил эту рассказанную со смехом историю и немного испугался — а ну как мы проломим облачную цитадель и вниз во мглу рухнем?

Обошлось. Перемежаемое ударами пробития падение остановилось, десантный челнок замер и воцарилась относительная тишина — с шипением, скрежетом и трескотней разлетающихся искр. Но даже эта тишина задержалась лишь на краткое мгновение — отстрелили двери и варанги устремились на выход.

Связь ожила, по ушам мне сразу ударило многоголосье разных каналов. Вот к такому меня Академия не готовила — я просто не знал, как работать с тактической сетью, до этого только с допуском обычного легионера сталкивался, без возможностей настройки. Выяснять сейчас было не очень удобно, так что пока пришлось смириться.

Как оказалось, удары пробития звучали по плану — сверху облачную цитадель Альтергена накрывал многослойный сферический купол, его мы и проломили. Оказались на островке зоны безопасности, где разошедшиеся в сторону варанги уже взяли под контроль территорию. Совсем неподалеку меня, довольно неожиданно, обнаружилась троица «своих» корпоратов — Марина, Ольга и мой старый, еще со времен карантинного барака, друг Рома.

Судя по виду, прибыли они явно совсем недавно. Последствия высадки заметны — Марина шла с большим трудом, но сама; Рома, на удивление, выглядел хуже всех — его, поддерживая за руку, вела Ольга. С настройками управления тактической сети я так и не разобрался, поэтому просто поднял забрало, обращаясь к подошедшей троице.

— Сейчас специально обученные парни захватывают командный центр цитадели, где вы должны забрать по максимуму всю возможную информацию. Всю, до чего дотянетесь, но главное — график обновления монолитов. Вопросы?

— Что происходит? — хрипло спросил Рома. Глаза у него кровью налились, под глазами синяки.

— Вопросов нет. За мной.

В сопровождении варангов, спускаясь уровнем ниже, мы прошли в широкий служебный коридор, где местами мерцало аварийное освещение. Вокруг раскиданы многочисленные тела как охраны, так и рядовых служащих цитадели. Пленных нет — у меня перед глазами командирский дисплей, и пусть обращаться на уровне я пока с ним не умею, но статистику, выводимую по умолчанию, вижу. Пусть и наслаивающуюся друг на друга, как у рейд-лидера группы человек в сорок в онлайн игре, но что-то рассмотреть можно. Все же не впервые подобное вижу, хотя в доступе не уровне обычного легионера информации в дополненной реальности у меня было раз в десять, как минимум, меньше.

Видя абсолютное отсутствие пленных, я даже слегка даже растерялся от методов космодесантников. У меня появилось сразу много вопросов по поводу способа захвата базы способом «заходим и убиваем всех». Задать, правда, не успел — загадка отсутствия пленных решилась с первым докладом на встреченном очаге сопротивления, только-только погашенном: весь персонал цитадели потерял свою человечность. Все корпораты, кого встречали десантники, стали туманными тварями — пусть и без тумана; мне как раз только что скинули видео с нашлемных камер. Зрелище того, как существа — недавно совсем обычные люди, с голыми руками бесстрашно бросаются на десантников, пробирало.

Увидев это, я немного задержался. Вызвал Кайсару — по приоритетному выделенному каналу. Оказалось, опоздал: видео прекращения человеческой расы в человеческую массу — она взяла на вооружение мое выражение, у нее было с самого начала высадки, и она его уже пустила в общую трансляцию, еще и отправив пакеты данных в Простор Гелиоса. Теперь, даже если мы все здесь останемся, значит не зря все было. Все же слова об опасности превращения в часть единого разума — одно, а столь неприглядное зрелище — совсем другое дело.

Еще, как оказалось, это именно мгла и ее приспешники начали переворот на планете: взяв под контроль облачную цитадель Альтергена и штаб-квартиру Протектората, где, не в силах обратить на свою сторону, эти враги рода человеческого убили лорд-протектора Варрона, который геройски сопротивлялся, но не смог противостоять угрозе. Но дело его будет продолжено, наша фамилия подхватила знамя сопротивления перед лицом экзистенциальной угрозы и далее по тексту.

Вот что своевременный захват «телеграфа» делает — умилился бы я, если бы не кучи трупов безоружных людей вокруг. С идеями к Кайсаре я больше не лез — они с Антонием и без меня справлялись прекрасно, так что вместе с группой сопровождения двинулся дальше вниз, туда где расположился командный пункт цитадели. Сосредоточившись только на той задаче, которую не выполнить никому, кроме меня.

Заваленные телами, частично разваленные в местах активного сопротивления служебные безликие коридоры постепенно сменились внутренними помещениями руководящего персонала. Здесь обстановка как в родовых дворцах аристократии, лишь живого света из окон не хватает. Тут тел практически не было — бездумно бросались вперед только обращенные с верхних уровней. Или же, может, здесь просто людей меньше было, так что просто не так заметно сопротивление, сквозь которое проходили штурмовые отряды первой волны.

Судя по выводимой мне перед взором статистике — по-прежнему дикое мельтешение, в котором я лишь часть понимал, боевой потенциал защитников станции уже составлял менее трех процентов угрозы, то есть операция по захвату почти закончена. Но изображение в дополненной реальности вдруг подернулось искажением, после и вовсе пошло помехами, сопровождаемыми нарастающим шелестящим звуком в наушниках. Судя по обеспокоенным варангам, проблемы со связью и дополненной реальностью не у меня одного. Вдруг послышался — извне, не из наушников, еще один странный звук, природу которого я понял не сразу. А когда понял, похолодел: это гудел металл.

Облачная цитадель словно застонала под нагрузками. Дополненная реальность шла помехами все сильнее, но пока работала. И сейчас, по выделенному каналу — приоритетному, обрубившему от меня весь остальной информационный шум, увидел перед собой Кайсару, чей смазанный помехами образ появился перед взором.

— Саргон! Саргон, ты слышишь⁈ Цитадель начала движение вниз!

— Мы падаем?

— Нет, медленно опускаетесь!

Плохо. Но если бы падали, было бы еще хуже.

— Понял, дальше плану работаем. Дирижабли только подгони ближе, чтобы если что забрали нас, — над дальнейшими вариантами действий я даже не думал. Мне нужна информация об обновлениях монолитов, без нее вообще все теряет смысл. Вот только…

Посмотрев на сопровождающую тройку научников, я очень быстро принял решение.

Дальше пойдут не все — Рома еще наверху всем видом показывал готовность лечь и не вставать больше, Марина смертельно боится мглы. Но, когда я отдал указание разделиться, надо отдать ей должное — даже попробовала возразить, что я резко пресек.

Варанги личной охраны подхватили ее и повели, почти понесли по коридору обратно, наверх; Рому уговаривать не нужно было, сам пошел, причем гораздо бодрее, чем сюда пришел. Мы же — уменьшившейся тесной группой, в которой теперь среди тяжелых черно-серых доспехов выделялся лишь один белый бронекомбинезон Ольги, двинулись дальше вниз. Навстречу приближающейся мгле, в которую постепенно опускалась цитадель.

Пара поворотов, несколько лестниц и очередной служебный коридор вывел нас на просторную круглую галерею, густо заставленную статуями и кадками с растениями. Помещение удивительное. Внизу — огромная прозрачная полусфера; мы как в аквариуме оказались, нижняя часть которого, похоже, совсем недавно находилась прямо у границы купола, сейчас же медленно погружалась вниз, в туман.

Облачная цитадель Альтергена, только сейчас я понял, в конструкции своей выглядит как летающая тарелка, как их раньше изображали — шар в центре диска. И в нижней части этого огромного шара, в перевернутом полусферическом атриуме, мы сейчас и оказались. От галереи, где мы находимся, к центру огромного пространства идут неширокие проходы-мосты, сходящиеся в небольшом, словно подвешенном в воздухе, блоке командного центра.

Помехи в дополненной реальности искажали изображение перед взором все сильнее, поэтому забрало я поднял. Как раз к этому моменту высокотехнологичная начинка бронескафандра перестала работать. Связь окончательно пропала, но отсюда видно, что передовые отряды десантников уже вскрыли пункт управления.

Пробежав несколько просторных участков, похожих на залы ожидания перед гейтами в аэропорту, мы добрались до арьергарда штурмовых отрядов, уже закончивших зачистку подступов к командному пункту и взявших под контроль все висящие мосты.

Взмахом руки я увлек группу вперед, на один из мостов к командному центру цитадели. На бегу смотрел вниз, вглядываясь в белесый туман за стеклом, ожидая неприятностей. Не зря ждал — как по заказу сразу несколько секций взорвались осколками, и в них огромными змеями полезли окутанные лоскутьями мглы темно-серые лианы. Словно щупальца гигантского осьминога, они проникали на станцию. И по ним, уже опутавшим каркас нижней полусферы, стремительно забирались кадавры. Не простые, а измененные, довольно бодрые.

Весь «аквариум» нижней полусферы через разбитые стекла быстро наполнялся поднимающимся белесым туманом. Похоже, паразит использует последние средства — и пусть мгла не может причинить вред непосредственно мне, но, если уничтожить цитадель — мне вполне хватит.

Видимость ухудшалась, но пока мгла не сгустилась полностью. Вокруг загремели выстрелы — варанги и штурмовики расставлялись группами на висящей проходе-галерее, расстреливая наползающую снизу массу кадавров, которые пытались построить живой мост к нам.

Мы с Ольгой наконец-таки добежали, добрались до командного пункта. Здесь все в черно-зеленых мундирах — первая волна, батальон Веном. Нас пропустили вперед, к командиру штурмовых групп. Лицо незнакомое, но веселое; вид заметно лихой, явно из перегринов.

— Капитан Львов! — перекрикивая окружающий грохот, представился мне командир штурмовиков, глядя с тщательно скрываемым подозрением и недоверием. Не любит римлян, похоже.

— Каких львов? — не мог не переспросить я на русском, добавив еще крепкое словцо для усиления ментальной связи. В ответ штурмовик белозубо засмеялся, даже заржал — он сразу понял и шутку, и что и я не римлянин, несмотря на внешность. Смех, правда, немного нервный — возможно, бравирует весельем перед лицом опасности, чтобы страху не дать волю.

— Сейчас стену разнесем и на месте! — перекрикивая густой шум, сообщил капитан. И в этот момент вздрогнул, едва не отшатнулся. Похоже увидел мои глаза; ну да, мы уже под куполом в тумане, так что скорее всего взгляд мой видоизменился, став серебряным.

Взгляд капитана львов снова наполнился подозрительным недоверием, но как раз рядом раздался взрыв — переборки командного центра просели, воздух заполнился огненной пылью. Штурмовики бросились в пробитый взрывом проем, послышались крики, стрельба, услышал даже возглас: «Лежать, ОМОН работает!» Ну точно сводный отряд перегринов.

Следом за рассыпавшимися по сторонам штурмовиками, вместе с Ольгой и капитаном зашли в большой круглый зал. Перед нами столпилось несколько десятков человек, в том числе высокие кастеры, выделяющиеся своими нечеловеческими лицами. Судя по униформе и знакам отличия, собралось здесь высшее руководство Альтергена.

Несмотря на плывущие вокруг лоскутья тумана, мониторы продолжали мерцать, и вообще техника здесь работала. Похоже, корпораты — погружаясь в туман как во враждебную среду, сумели найти способ преодолеть воздействие купола, гасящее любую сложную электронику.

— Кто главный? — шагнул между тем вперед капитан.

Ему, ожидаемо, предметно никто не ответил. Но один из корпоратов шагнул вперед и заговорил.

— Остановитесь! — произнес он, обращаясь ко Львову. — Вы вторглись в храм науки и сейчас можете разрушить весь прогресс, что тысячелетиями…

Говорил корпорат пусть с эмоциями, но безо всякого страха.

Они не боялись ни капельки, более того — в голосе заметно преобладает раздражение. Понятно, почему не боятся — если это элита научной корпорации, которую мы здесь едва ли не в полном составе врасплох застали, то у каждого из них как минимум одна запасная жизнь, смерть им не страшна. На специальные методы допроса в полевых условиях у нас нет времени, да и тем более что у каждого корпората наверняка блокаторы боли, не вариант.

Тем не менее, способ наладить коммуникацию у меня был, так что я уже шагнул мимо Львова и схватил одного из кастеров ладонью за лицо. Действовал на рефлексах и памяти чужого тела — так же, как я владел энергетическим оружием, я сейчас знал, что надо делать. И как нужно делать — кастер уже отшатнулся от меня и упал навзничь.

Он попытался подняться, но у него не получалось — руки скользили по полу как лапы перевернутого жука, взгляд круглых нечеловеческих взгляд остекленел, подернувшись мутной поволокой. Упавший больше не был ни человеком, ни разумным существом — на полу лежал кадавр.

— Вы построили здесь храм науки, а я готов помочь каждому из вас в него зайти. Мне нужен контроль над станцией, и я его сейчас получу, или же вы прямо сейчас превратитесь в таких же чертей. Последний раз, прежде чем я начну вас всех по одному обращать в тупых туманных тварей: кто главный?

Проняло, прочувствовали. Испугались — восстановление тела после смерти работает только если душа в порядке. Не просто испугались, а запаниковали — но никто не ответил, никто первым не хотел взять ответственность.

Стрельба снаружи между тем звучала все гуще, но при этом глуше. Из пробитого в стене проема слышались приглушенные крики, там клубилась мгла, но сюда — в помещение, ее языки не проникали. Что там снаружи происходит я не видел, но похоже ничего хорошего. Но ясно, что времени остается все меньше и меньше, так что я шагнул к тому корпорату, кто только что так уверенно рассуждал про храм науки. Когда я поднял руку, вокруг которой уже клубились белесые лоскутья, он неожиданно тонко вскрикнул и попытался отшатнуться, но один из десантников пнул его в мою сторону.

— Нет-нет-нет, я готов сотрудничать!

Голос упавшего на колени и закрывшего ладонями лицо корпората потерял все превосходство, звучал уже с визгливыми нотками. Ну вот, как толпы на столы вивисекторов загонять — так это мы жрецы храма науки, а как самому оказаться перед алтарем, так сразу вся спесь куда-то потерялась. Себя в жертву прогресса приносить ой как не хочется.

— Мне нужен контроль над станцией, лично для тебя последний раз повторяю.

Главный корпорат, недавно столь уверенный, замахал головой согласно. Резкая команда, и некоторые из сотрудников разбежались, занимая места. По моему жесту за каждым встало по десантнику, контролируя действия.

Похоже, своеобразное расположение командного пункта цитадели — это не только дизайнерское решение, раз мы уже в тумане, а аппаратура работает. И сейчас я видел, как на экранах появляются стадии готовности к подъему цитадели — и этот подъем даже начался. Но все хорошее продолжалось всего несколько секунд, потому что почти сразу после подтверждения команды главным корпоратом экраны запестрели многочисленными аварийными и предупреждающими сообщениями, а начавшая было взлетать обратно цитадель вздрогнула.

В гул металла вплелся скрежет, а станция словно застонала еще громче. Вот даже не удивился: паразит добычу отпускать не собирался. Ладно, это еще не конец — обернулся я к альтушке.

— Оль, мне нужна информация обо всех монолитах, о времени их обновления. Можешь достать?

— Да.

Ольга уже давно сняла шлем и тряхнув сейчас бирюзовыми волосами — цвет прежний, как и в прошлый раз, а вот прическа новая, присела за одно из рабочих мест.

— Допуск! — резко скомандовала она.

Пояснять не потребовалось, допуск ей дали сразу. Ольга начала делать пассы руками, управляя потоками информации в дополненной реальности. Я прикусил губу, приготовившись ждать — вслушиваясь в звуки стрельбы, пытаясь понять добрались до нас кадавры, или еще нет.

— Готово, — вдруг сказала Ольга. Надо же, двух секунд ожидания не прошло.

Хотя, здесь же не эксель, который в простых таблицах может тормозить нещадно, тут развитие ушло вперед на несколько тысяч лет — и вычислительные мощности так оптимизированы, что время уходит лишь на формулировку задачи, а не на ее выполнение.

— Уходим, уходим! — крикнул я Львову, жестом показывая ему действовать и принимать командование.

Варанги из личной охраны держались рядом с нами с Ольгой, а штурмовики бросились вперед. Судя по густой стрельбе снаружи — пусть и приглушенной туманом, расчищать дорогу. Часть штурмовиков вела пленных корпоратов, подгоняя, мы с Ольгой и варангами группу замыкали.

Обернувшись, я посмотрел на экраны. Еще работали, и я подавил желание расстрелять аппаратуру. Решил ничего не выключать — цитадель в режиме подъема, пытается вырваться из щупалец, так что пусть у мглы хоть какие-то ресурсы отбирает.

О том, что снаружи все плохо, я ошибся — снаружи все было очень и очень плохо. Щупальца тумана оплели некоторые ведущие к висящему командному центру мостики, по ним уже карабкались кадавры. Штурмовики здесь накосили их уже сотни, если не тысячи — двигались мы по мешанине из тел. Оскальзываясь на них, и на ошметках лиан-щупалец, мы отступали сквозь туман к галерее. Думал я сейчас только об одном — чтобы щупальца мост под нами не обломали. Судя по приглушенному туманом скрежету, какие-то уже рухнули, но наш пока держался, пусть и прогибался заметно с металлическим скрежетом.

На галерею выскочить мы успели. Не совсем туда, откуда пришли — там уже все заполнено неживой массой кадавров. Часть десантников Венома, ведомых капитаном Львовым, в суматохе больше похожего на бегство отступления двигались по другим мостам, часть осталась с нами. Вел нас теперь командир эскорта варангов, и я просто двигался следом. Ольга держалась рядом, и — несмотря на испуганный вид, в панику впадать не собиралась. Очень хорошо, что я выбрал ее, а не Марину — не уверен, что моя подруга бы сдюжила.

Покинув галерею, выскочили мы в длинный изгибающийся коридор, без окон без дверей. И пробежав всего несколько десятков метров, напоролись на плотный огонь — несколько бегущих впереди десантников и варангов как срубило. Вроде живые, броня сдержала; темные фигуры появлялись из тумана, расстреливая десантников из массивных штурмганов — щитов-эгид у космодесанта на всех не хватало, или просто не успели активировать.

Навстречу нам шли демоны — черные провалы вместо глаз на бледной коже видны отчетливо. Вот неожиданно, но не удивительно — кого-кого, а демонов у Альтергена точно должно быть много, отбор их по время карантина среди перегринов поставлен на поток. Почему только сейчас выпустили — вопрос. Хотя, может и раньше, просто мы только сейчас на них натолкнулись.

— Вперед-вперед! — стукнул я по плечу варангов, одновременно толкнув Ольгу назад, заставляя упасть.

Отступать нам некуда, позади мгла. Поэтому, прикрываясь щитами-эгидами, мы проскочили мимо разбрасываемых выстрелами космодесантников. Выпустив поверх щитов прикрывающейся меня двойки варангов длинную очередь на весь магазин, держа оружие над собой как настоящий нигга-гангстер, я отбросил винтовку и выхватил глефу, врубаясь в толпу демонов. Варанги с яростным криком — слышимым даже сквозь глухие шлемы, бросились за мной, буквально расшвыривая противников.

Энергетическое оружие — в толпе вещь смертоубийственная, демонов буквально выкосило, тем более себя я не сдерживал. Остальная группа, подобрав раненых, двигалась следом, в мешанине серых и черных с зеленью доспехов я увидел белый росчерк бронекомбинезона Ольги. Мельком посмотрел, потому что двигался сейчас на острие атаки. И не зря — из следующего коридора, прикрываясь стеной щитов, навстречу нам выступила небольшая группа преторианцев.

Щит-эгида помогает от пуль, но от оружия А-класса — нет. И сразу четыре полупрозрачных силовых щита оказались развалены на части вместе со стоявшими за ними преторианцами. Еще один взмах глефой, и вперед по коридору устремилась стремительно нарастающая вверх шипастая дорога. Ледяные глыбы вырастали прямо из пола, сминая фигуры в самой разной броне. Десантники не растерялись, варанги тоже — пробиваясь в образовавшуюся брешь и добивая демонов. Да, эти тоже демоны, ошибки нет — я увидел почти полностью черные глаза одного из преторианцев через разбитое пулей забрало.

На нас сейчас лезет последний резерв мглы, собранный по всей цитадели или даже монолиту — вполне возможно, что демоны и не здесь в цитадели были, а снизу появились, с опозданием, так как в тумане обитали, спрятанные Альтергеном. Ну а где еще демонов прятать?

Мы шли вперед все дальше, только теперь шагали не только по мешанине кадавров, но и телам демонов. Ощетинившись стволами, двигались сквозь дым и мглу. Не уверен, но было ощущение, что многочисленные щупальца все же побеждают в схватке с тягой поднимающейся цитадели. Металл стонал все громче, пол под ногами заметно наклонялся — цитадель или частично вырвалась из хватки, или же, что более вероятно, одной стороной погружалась быстрее, словно тонущий корабль.

По пути на нас еще несколько раз выскакивали группы демонов, но бросались как-то без огонька, неразумно — просто толпой. Словно воля мглы бросала их в атаку так же, как и гражданский персонал цитадели до этого.

Эффекта неожиданности больше не было, штурмовики косили их очередями; погибших у нас, вроде бы, не было, только несколько раненых — тяжелые и столь неудобные бронескафандры помогли. Доспехов, правда, не было у корпоратов — как-то группа их поредела, закрывать телами пленников в белых комбинезонах никто из десантников не рвался, ну а варанги только нас с Ольгой охраняли.

Казалось, подъем в дыму и туманной мгле будет длиться вечно, но как-то вдруг из очередного безликого коридора мы выскочили на поверхность. Когда осмотрелся по сторонам, аналогия с тонущим кораблем — очень большим кораблем, усилилась. Верхний уровень облачной цитадели Альтергена был без зелени парков, сплошь серый цвет производственных помещений; и сейчас одна часть цитадели, словно корма, поднималась наверх, а другая уже полностью погрузилась в белесую мглу.

Вокруг столбы черного дыма, где-то видны огни пожаров, поодаль висит несколько дирижаблей Пятой легкой бригады — одноименное подразделение туманных рейдеров на поверхности оставалось, и именно они сейчас оказались здесь, забирая отряды космодесантников.

Выскочили из заполненных мглой коридоров на поверхности мы на самой границе купола — мгла постепенно нас накрывала. Вернее, догоняла — мы уже бежали, двигаясь к поднимающейся части кренящейся цитадели. И в этот момент навстречу нам, объятый огнем тормозных двигателей, вдруг пролетел белый боевой вездеход, с грохотом приземлившись и снеся напрочь какую-то небольшую постройку, исчезнув в тумане. Да, когда необходимо, такие машины используются как десантные капсулы.

Вот что странно — с момента, как мы покинули штаб-квартиру Протектората на станции-кольце, я ни разу не подумал о Виталике. Зато он обо мне не забыл — броневик, пролетевший над нашими головами, уже выехал из мглы, догоняя нас.

— Два счетчика, шеф! — закричал Виталя в открывавшуюся дверь.

Космодесантники капитана Львова и варанги облепили машину, забираясь сверху, а мы вместе с Ольгой забрались внутрь. Виталя погнал как бешеный, петляя по безжизненным площадям верхнего яруса цитадели, засыпанным осколками уничтоженного верхнего купола. Поверхность под нами все более поднималась, цитадель погружалась в туман, а мгла нас догоняла. Если честно, я снова начал серьезно переживать за благополучный исход событий, но прямо перед нами как-то вдруг оказался военно-транспортный дирижабль с опущенной грузовой аппарелью, куда Виталя — с ковбойским криком, заехал на скорости.

Затормозить он, правда, не успел. Вернее, затормозить успел, вот только броневик не успел остановиться — так что десантники посыпались с машины, а вездеход врезался в стоящие в дальнем конце отсека коробки с грузами. К счастью, не пробил, и обратно с другой стороны мы не вышли.

Ольга — удивленная происходящим, неожиданно позволила себе несколько выражений, которые благовоспитанных леди не красят. Я же, выдохнув, просто прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Дирижабль, я это чувствовал, уже начал подниматься, разворачиваясь. И сейчас, пока мы летим до… до куда-нибудь, не знаю пока, у меня есть время отдохнуть. Потом такая возможность появиться вряд ли.

Все самое главное только начинается.

Не спал я чуть меньше восьмидесяти часов, а такое ощущение что уже несколько лет прошло — настолько все плотно закрутилось. Калейдоскоп самых разных дел и вопросов занимал почти каждую свободную минуту — когда подобное происходит на небольшом отрезке времени, кажется, что оно пролетело быстро; когда на длинной дистанции, без перерывов на сон и отдых, кажется, что времени больше нет, а осталась лишь выматывающая вечность нескончаемых дел.

— Это наша последняя встреча.

За круглым столом в капитанской каюте флагмана эскадры сидели Кайсара, Антоний и Гелла Сесилия, к ним я и обратился. Всё, закончилась эта часть истории, можно выдохнуть.

Произнес эти слова я не только с горечью грядущего расставания, но и с облегчением. Да и сколько той горечи? Антоний и Гелла — не сказать, чтобы близкие люди. Кайсара… Да, вот это по сердцу прямо, по живому. И она, похоже, сама только сейчас начинала понимать значение фразы «последняя встреча».

Я вздохнул, не зная, что говорить дальше. Сложные разговоры, устал уже от них. Сколько раз за последние часы прощался навсегда — отдельно с Мариной, отдельно с Виталиком и Ольгой, отдельно с парнями-перегринами, с кем проходил карантин в бараке — лица тех, кого никогда больше не увижу, менялись, а вот слова произносились примерно все те же.

С собой я никого не звал. Все же предложение у меня не лучшее — отправиться в совершенно иной мир, где живут измененные идеологией, инфопузырем и генетикой наши бывшие соотечественники-земляне, отправиться чтобы стать для них богами во плоти. Предложение это могло бы быть интересным, если бы не опций «навсегда» и «черт его знает, куда». И я понимал, что это слабенькая альтернатива путешествию в Простор Гелиоса на Марс, где — всем это было уже давно известно, наши, пусть и из альтернативного мира, уже готовятся перестраивать Римский мир в Империю. Да, сообщения Кайсары до адресатов дошли, на Марсе выводы сделали — тем более что там сообщество Митры в армии отнюдь не такое тайное, как в Республике.

В общем сейчас, когда я смог выдавить из себя еще нескольких дежурных фраз, я закончил собрание фамилии, официально передал бразды правления Кайсаре, попрощался сразу со всеми и вышел. Никто за мной не последовал, хотя я и не ждал.

Не торопясь прошелся по коридорам корабля, осматриваясь здесь в последний раз. Вышел на грузовую палубу, где стоял небольшой, но заряженный на долгие автономные космические походы научно-исследовательский фрегат, реквизированный у Альтергена под мою задачу.

Основная эскадра — на которой все, кто не желает оставаться на Альбионе под властью Красного пакта, уходит совсем скоро. Уже вот-вот, как только фрегат отчалит. На нем останется небольшая группа, которая будет ожидать результата моих действий. Если у меня получится, часть из них останется со мной и отправится в новые миры. Другая часть — команда фрегата, будет дожидаться воссоединения Просторов Гелиоса и Селены относительно неподалеку, затерявшись в космосе. Несколько лет пути этот корабль не вытянет, а вот болтаться в пространстве — вполне.

Довольно неожиданно, но даже без рекламы и привлечения добровольцев со мной набралось совсем немало — около трех десятков желающих стать первопроходцами в новых мирах. Среди них не было многих из тех, кого я хорошо узнал в этом мире и в этой жизни. Не изъявил желания, например, Виталик — он пусть и не говорил об этом ни разу, но явно расстроился, что я бросил его на площади перед штаб-квартирой Альбиона. Ольгу напрямую не спрашивал и не звал — она с Виталей уж очень близко сошлась, так что зачем пытаться разделить будущую ячейку общества.

Оба они пусть в иные миры уходить не собирались, но оставались на фрегате — Ольга присутствовала здесь как научный сотрудник с необходимым допуском по мгле. Чтобы, если что, дать компетентное мнение. Понятно, что знаний у нее насчет мглы не так много, но после штурма штаб-квартиры Альтергена на планете образовался серьезный дефицит компетенций, мягко говоря. Паразит изменил сознание почти всем причастным к Альтергену — безумные корпораты бросались на людей по всему Альбиону, и эти кадры тоже уже есть как в Сенате, так и у всех в Просторе Гелиоса.

Марина… уходила. Ситуация не изменилась с прошлого раза — она бы согласилась, если бы я попросил или даже намекнул, что хочу видеть ее рядом. Но я не попросил и не намекнул, поэтому сейчас мы просто обнялись, и девушка в белом костюме Альтергена отвернулась, стараясь на меня не смотреть.

У нее есть с чем здесь оставаться — между прочим директор корпорации теперь: все предыдущие достойные кандидаты внезапно пропали без вести или стали недееспособными. Лицо у Марины чистое уже, кстати. Возможно, если она не пойдет со мной — будет об этом жалеть. Но если пойдет, точно будет жалеть о том, что могла бы остаться. Так что вот так.

Как-то буднично все происходит. Переворот организовали буднично, вот сейчас на борт поднялся буднично, попрощавшись с теми, расставание с кем до этого момент оттягивал.

Никаких торжественных построений, как при перемене фамилии недавно, никаких скандирований и торжественной обстановки, просто небольшая группа провожающих. Все, мы пока здесь, но наши пути уже разошлись. Навсегда.

Поднимался на борт фрегата я не по трапу, а по опущенной аппарели грузового отсека — здесь собрано достаточно всего, что специальные люди отбирали нам для покорения новых неизведанных миров. И пока я буду ждать внизу обновления монолита — ближайшего из подходящих, эти грузы будут доставляться на поверхность дирижаблями и переправляться через врата.

Обернувшись, находясь мыслями уже не здесь, я последний раз помахал провожающим. Не люблю прощаться, и хорошо эта часть мероприятия уже закончилась.

Нет, не совсем закончилась: разворачиваясь в сторону входа в новую жизнь, я услышал сдвоенный стук каблуков. Обернулся и увидел, что к трапу приближаются две девушки в черных, с бело-золотыми вставками, мундирах нашей фамилии.

Одной из них была Юлия. Ее я с собой не звал — она, хотя и была рядом, меня словно избегала, на контакт не шла. Сейчас же приняла решение, похоже. Неожиданно, но совсем неудивительно — она в Академии сделала такой выбор, с которым фамилия ее к себе обратно не примет.

Да, с нимфой — с самого убийства Варрона и до этого момента я не то что по душам, я с ней вообще почти не разговаривал. Да и в Академии мы с ней откровенные разговоры вели лишь в первый день знакомства, а потом общались лишь на языке тела; но ее решение присоединиться ко мне удивления не вызвало. В отличие от личности второй девушки, которая сейчас шагнула уже на поднимающуюся грузовую аппарель. Юлия подошла ко мне, беря за левую руку, она подошла справа. И в ответ на мой вопросительный взгляд Кайсара неопределенно пожала плечами.

— Я всю жизнь хотела достичь чего-то большего. Стать лидером, стать самой главной, доказать всем, что могу, и вот… я это сделала. И знаешь, мне не понравилось — слишком много ответственности и слишком мало благодарности и понимания твоих действий. Кроме того, — покосилась Кайсара на Юлию, — нимфы не могут подчинить себе мужчину, если рядом с ним находится повелительница разума.

В ответ на этот укол Юлия только усмехнулась едва-едва, но промолчала, никак больше не реагируя. Дальнейшее так же все происходило максимально буднично, больше не выбиваясь из колеи событий и не вызывая удивления.

Фрегат, покинув флагман уходящей в пространство эскадры, спустился на облачную цитадель, где мы втроем — вместе с Кайсарой и Юлией, провели несколько часов в ожидании, координируя действия отправляющихся на «внешнее поле экспериментов» отрядов. После отметили тожественным ужином уход флота — все, обратной дороги нет, потом сели на дирижабль и отправились к поверхности планеты.

У Ольги получилось достать данные по обновлениям монолитов, вот только данные эти были неполными. В оставшийся до прибытия армады Пакта промежуток времени мне подходил всего один монолит — который я чувствовал, как «свой», жнеца из которого убила или Октавия, или Варрон. Монолит этот находится в провинции «Европа», но вот что там в тумане — совсем неясно. Даже неясно, в каком году я выйду из туманной аномалии — монолиты, привязанные к жнецам высшей касты, были засекречены, у Альтергена в общем доступе такой информации не было. Так что по сути я сейчас шагаю в неизвестность.

Другое дело, что у меня не одна попытка — я помню, как перезагрузившись вместе со своим монолитом, прожил неделю в Княжеве, а здесь появился в тот же самый момент, как монолит обновился, буквально через пару минут. И хорошо помнил, что, став частью мглы, я мог отправиться в петле времени обратно снова, прожив там еще неделю без потери времени здесь.

Так что попыток изменить мир, по идее, у меня должно быть неограниченное количество. По идее. Но, не зная полностью механику процесса, на этом месте плана я чувствовал некоторую неуверенность. Свою ли, или эхо памяти влияло — не знаю; было подозрение, что не может быть все так легко.

Ничто не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда — поэтому на бесконечное количество попыток я не рассчитывал. Так что очень надеюсь, что все с первого раза получится, потому что есть у меня подозрение — за каждое обновление я буду рассчитываться частью своей человечности. И очень не хочу потерпеть неудачу, и либо стать пленником Конгломерата, либо размыться в тумане, потеряв разум и человечность. Может быть, зря волнуюсь, но лучше рассчитывать на худшее — в бесконечное количество доступных итераций я не верил. И в неизвестность сейчас шел без душевного спокойствия.

У монолита мы высадились совсем небольшой командой. Здесь меня дожидалась интересная машина: знакомый по отдельной центурии БТР-40, обваренный металлическими листами. Защита от когтей и зубов туманных тварей — хоть и ненужная, они мне и так вреда не могут причинить. Но кроме меня об этом знали совсем немногие, так что пусть будет.

Обидно, что подобная тачанка была бы полезна в первый раз, когда за мной Гельмут охотился, но тогда нужна была конспирация. Сейчас же могу спокойно заезжать и даже заходить, не опасаясь чужого внимания, а вот машина есть. Дорога ложка к обеду, как говорится.

Дирижабль не поднимался, оставался здесь у быстровозведенной и оттого неказистой причальной мачты. Чтобы, в случае успеха, забрать меня отсюда. Всем тем, кто находится здесь, хорошо — результат моей попытки они увидят всего через несколько минут. Если у меня получится, мы в срочном порядке полетим к арке прохода между мирами. К ближайшей, здесь недалеко — у Альтергена таких оказалось семь на планете, и все это время там кипела деятельность. Ответственный за переезд был Димарко, и он перегонял в новые миры все, до чего дотягивались его руки, и ожидал нас у ближайших ворот.

Если у меня не получится, и, если я не выхожу из тумана в течении ближайших девяти часов — оговоренный срок, дирижабль улетает без меня на облачную цитадель, оттуда фрегат отчаливает в космос, скрываясь от армады Пакта, а первопроходцы взрывают все ворота. Это тоже может послужить причиной уничтожения купола — но вот в этом я не уверен, поэтому на крайний случай способ оставлен, чтобы уже без меня его испробовали.

В назначенное время я обнялся с Кайсарой и Юлией — без лишних слов, после забрался в давно заведенный броневик и поехал. Глядя в смотровую прорезь бронещитка видел, как неотвратимо приближается стена тумана, а вскоре почувствовал уже знакомое ощущение легкой нехватки воздуха.

Все, я во мгле.

Белесый туман вокруг заметно уплотнялся. Время рассчитали правильно, обновление монолита началось — дышать становилось все тяжелее и тяжелее, салон броневика словно заполнила мутная молочно-белая вода.

Все, даже смотровой щели не вижу, так что машину я остановил.

Постепенно все вокруг превращалось в плотный туман, все больше размываясь. Я уже пережил подобное однажды, но не сказать, что сейчас мне это сильно помогло. Так что, когда все вокруг стало мглой я снова закричал, не в силах противиться накатившей панике.

Крик замер, когда воздух кончился. Но паника от неизвестности уже накрывала снова — я вскинулся и принялся осматриваться, совершенно не понимая где нахожусь. Вокруг кромешный мрак, и только где-то сверху-сбоку заметны багряные росчерки, как будто следы когтей на ткани мироздания. Как-то вдруг меня накрыло острыми резкими запахами, чуть болезненным шелестом — лежу на чем-то мягком и одновременно колючем; еще все тело влажное, крайне неприятное ощущение.

Страшно, очень страшно стало — тем более, что я не понимал, что такое происходит. Пытаясь вырваться из странного плена, рванулся вперед, ощущая, как руки и ноги колет все сильнее, а странный шелест становится громче. Шаг, еще шаг — и вдруг пришло понимание, что вообще происходит.

Все просто: я — вернее реципиент, только что спал на сеновале в нагретом за день сарае. А сейчас он — вернее уже я, вспотел и проснулся, наблюдая багрянец небесного сияния сквозь крупные щели сарая-сеновала.

Вот только была одна серьезная проблема: осознал я это на мгновение позже того момента, как потерял опору под ногами. В полете понял еще одну важную вещь: сарай, в котором располагался сеновал, имел мезонин на уровне второго этажа. Именно там складировалось сено, на котором я спал, и именно оттуда я сейчас лечу вниз. Долетел уже — рухнув на утрамбованный жесткий земляной пол.

После падения сохранил сознание, но было очень больно — руку, похоже, я себе сломал, что-то очень уж неприятно хрустнуло. Да, неприятный штраф, причем в самом начале моего похода здесь, должного изменить мир.

Некоторое время лежал, пытаясь прийти в себя. Отсюда был виден светлый проем выхода в сарай — широкий, телега въедет. Чуть дальше вижу двор с изгородью, сплетенной из тонких древесных стволов. В темноте сложно понять, что это такое, но видел я такие в деревнях, удаленных от цивилизации, так что догадался.

Присматриваясь, почувствовал, как холодок по спине пошел и волосы на затылке шевелятся. На прутья изгороди вверх дном насажены самые настоящие печные горшки, утончающиеся к низу, чтобы их ухватом можно было из печки доставать. Но, что приковало взгляд — среди них я увидел узнаваемый и на подсознательном уровне неприятный взгляду силуэт.

На изгороди среди печных горшков висел штальхельм, немецкая пехотная каска. Очень не понравилось мне это зрелище, наводя на самые разные тревожные мысли.

Сломанная рука почти забылась — похоже, могут быть неприятности гораздо хуже.

Пока собирался с мыслями, что делать и куда дальше идти, в широкий проем выхода одна за другой прокрались три фигуры. Поначалу насторожился было, но быстро расслабился: подростки, судя по силуэтам. Все трое залезли по лестнице наверх, где я только что спал, и с громкими криками начали ворошить сено.

Понятно — «я» отправился спать на сеновал, «меня» пришли пугать. Кроме того, спокойствия прибавили крики, в которых промелькнули некоторые современные, назовем их так, обороты. Не на войне я, теперь точно. Где-то неподалеку от привычной современности, из которой сам впервые в Альбион попал.

— Илья? Илья, да где ты? — как раз закричал один из гостей, расстроенный неудачей в попытке напугать меня.

Так, реципиента зовут Илья. И похоже, я подросток — в темноте с этими падениями и переживаниями времени осмотреть себя не было, но есть ощущение, что телу еще расти и расти. Возбужденные возгласы и крики продолжались, в голосах явное недоумение.

— Свалил, что ли? Илья⁉

— Йа… йа с-с-сдесь, — не сразу получилось произнести у меня внятно. — Я упал…

— Куда упал?

Вся троица гульбой слетела по приставленной к мезонину лестнице, наводясь на мой голос.

— Да здесь я, сюда… Аккуратнее, не наступите только, я похоже руку слома-а-а-аа!!!

Когда меня пытаясь поднять, один из подбежавших подростков потянул прямо за сломанную руку. Болью стрельнуло так, что я едва не лишился сознания — и, чтобы избавиться от боли, отмахнулся, извернулся, ударил ногой. Как сумел. Сумел хорошо — от боли или злости, или и от того, и от того.

В фельдшерский пункт нас повезли вместе — у Вовы, такого неосторожного в попытках первой помощи, заподозрили сотрясение мозга. Ну да, просто так тошнить не будет, факт, а зарядил я ему прилично, даже несмотря на хиленькое тело.

Кто я такой, сразу выяснить не удалось. Если бы не сломанная рука, доказать, что от удара головой я слегка (пока сказал, что слегка) потерял память, было бы непросто — судя по словам и поведению взрослых, представленных только неприветливыми дедушкой с бабушкой, первая помощь и сочувствие здесь на невысоком уровне. Если бы рука не распухла, вряд ли бы меня сразу к доктору повезли. Уровень сострадания на: «Голова не жопа, завяжи да лежи», — как пару раз прокомментировал дед, когда Вова говорил, что у него голова болит, и ему бы тоже к доктору нужно.

В общем, рассвет я встречал в фельдшерском пункте, до которого доехали на мотоцикле с коляской. По итогу собранных знаний: оказался я во Рязанской области, куда меня — подростка четырнадцати лет, отправили родители к двоюродной бабушке троюродного дядюшки, если примерно обозначить степень родства. Почему и неприветливые такие, я им все планы спутал — лето в деревне рабочая пора, тут на всякие дурости отвлекаться некогда. Да, сегодня если что уже шестое июля, понедельник. Год на дворе — одна тысяча девятьсот девяносто восьмой.

Девяносто восьмой год, мне четырнадцать лет, я со сломанной рукой в глухой деревне. Вернее, реципиент в деревне — сам «я», если что еще не родился. Даже, если временную отсечку брать, меня в стадии проекта еще нет, мама́ с будущим папа́ познакомится через полгода примерно.

Ладно, это все лирика, пора к насущному. Задача — изменить мир так, чтобы поменялся ход истории, чтобы меня, как жнеца, оторвало от туманного монолита. Интересно, как это сделать — к такому повороту событий, к таким стартовым условиям, я просто не готовился. Почему-то казалось, что все будет гораздо проще. Не знаю как, но не точно так.

Сейчас же, лежа на кушетке фельдшерского пункта, я думал и понимал, что инструментов у реципиента для выполнения задачи просто нет — надо быть честным с самим собой, потому что очень уж удачно я попал.

Мои личные знания… Из исторических знаний об этом времени — «августовский» кризис девяносто восьмого. Который, судя по названию, случится в августе, вроде как доллар тогда сильно подорожает. И это еще при условии, что я попал в «копию» своего мира, где все идет так же, как и в моем. А если нет? Думать об этом не хотелось, поэтому что если так, тогда вообще конец всем задумкам. Буду рассчитывать на то, что мир — все же копия моего.

Но даже если так, как я могу сейчас запустить цепь событий, которые поменяют этот мир? Просто какой-то… тупик.

По мере того как понимал, в каких условиях оказался, вместе с болью в руке накатывало тошнотворное ощущением полной беспомощности. Здесь никаких не просто смартфонов, а даже доступных телефонов нет — для того, чтобы позвонить родителям, дед отвез меня в отделении Почты России, где стояли телефонные кабинки. Родителей дома не было, трубку никто не взял. Дед позвонил моим родственникам, оказалось — родители в Турции. И нет, не отдыхают, за товаром полетели. Челноки — туда налегке, обратно с баулами, потом в павильон на рынок. Бизнесмены. Но поездка не короткая, а какая-то сложная, так что будут только к следующему понедельнику. И до конца недели, как минимум, меня решили оставить в деревне.

Плохо. В разговоре с дедом я попытался как-то предложить вариант моего возращения в город, но отпускать меня не стали категорично. Он даже слушать не стал — право голоса здесь я просто не имел. Только сбегать если, но этот вариант пока решил отложить. Решил — эта итерация для того, чтобы осмотреться. Действовать буду в следующую, сейчас же надо понять, что именно я могу сделать, чтобы достичь цели.

По прибытии обратно в деревню оказался в самом настоящем шоке. В доме только шепелявящее радио и черно-белый телевизор с одним каналом «ОРТ», как он назван в газете в программе передач. Только по единице в эмблеме я догадался, что это тот самый канал на так называемой «первой кнопке». Да и кнопки-то этой не было, у телевизора — огромной коробки с выпуклым серо-синим экраном, только рычаг переключения со значениями от одного до двенадцати. Рычаг отломан, правда, переключают плоскогубцами. Но смысла щелкать каналами нет — показывает только на единице, на остальных серые помехи.

Первый день прошел… удивительно. До вечера я был дома совершенно один — дед и бабкой в огородах, в полях и в работе. Бабушка с пяти или около того утра, дед — как только меня привез из фельдшерского пункта.

Плюс сломанной руки — по словам сотоварищей, с которыми коротко пересекся: мне больше не нужно ездить «на сено». А Юра, Сережа и Вова, несмотря на 'легкую контузию, как дед выразился, с ним поехали. Все трое — подростки лет пятнадцати-шестнадцати, как и я сплавленные на лето в деревню. Парни, кстати, мне не близкие родственники, да и сами не братья ни разу. Просто нас сюда вместо летнего лагеря из самых разных семей и уголков страны отправили, так уж получилось. А как получилось — мне пока никто не рассказал, да я и не интересовался.

В общем, парни укатили с дедом на целый день — после покоса сено надо переворачивать, чтобы оно просушилось, тем и занимались. Я же занялся попыткой набрать информацию. Радио не помогало, а телевизор… Вот с ним сложно. Сначала посмотрел программу «Смехопанорама», с ведущим ее комиком Евгением Петросяном — шутки не зашли, некоторые даже не понял; хотя, я на взводе, какие уж тут шутки, может в обычном состоянии и посмеялся бы.

Выпуск новостей посмотрел с изумлением — совсем другая действительность, я как-то к такому… не привык. Но больше даже почему-то поразили меня не сами новости, а так называемый сурдоперевод — в углу экрана барышня с пышной прической разговаривала на языке жестов для глухонемых. Очень странное решение, текстовые субтритры как по мне были бы намного эффективнее.

Попробовал запоминать события, но таких, чтобы вот взять и получить точку опоры, чтобы перевернуть мир — увидеть не получалось. Находясь практически на грани отчаяния, нашел успокоение в просмотре сериала «Приключения королевского стрелка Шарпа» с Нэдом Старком, который еще в сериале «Игра Престолов» играл. Надо же, я еще не родился, а он почти не изменился. Потом по телевизору шли удивительные передачи, не очень понимаю, кто такое смотрел тогда, так что немного отвлекся от тяжести предстоящей задачи, понемногу кажущейся все более невыполнимой.

В перерывах между телевизором побродил по дому и двору, осмотрелся. Немецкий шлем, кстати, на заборе оказался реально немецким шлемом. Ржавым — распахивая землю нашли, так и оставили на изгороди висеть. Ничего полезного на улице больше не нашел. Газеты… были, но разорванные, в деревенском туалете типа «сортир», стопкой сложенные.

Книг в доме почти не было — несколько томов «Молодой Гвардии», которые уже лет десять в шкафу явно не трогали, и еще пара из тех, что реципиент привез. Он, кстати, никуда не делся — сознание паренька присутствовало в голове вместе со мной, просто без права голоса. Вот он сейчас обалдевает, наверное, наблюдая за происходящим; с другой стороны, я только сейчас понял, что мой шаг в неизвестный монолит — откровенная авантюра. Если бы здесь был кто-то духом сильнее чем я, или просто старше и опытнее, кто знает, чем бы все это закончилось. Просто так тело в управлении мне могли и не отдать.

Пока бродил по дому, нашел еще магнитофон. Кассетный — как и магнитола в мустанге, на котором я ехал в Субурру на Альбионе. Кассет небогато — видимо, товарищи по летнему отдыху привезли. Послушал немного, все сплошь русский рэпчик. Впечатлился.

После обеда дома так никто не появился, и я прогулялся по деревне. Три с половиной пыльных улицы, покосившиеся заборы, через поле лес густой. Как раз когда дошел до леса и разворачивался, мимо проехал раздолбанный москвич, из которого рвался на волю шансон — как назывались в то время в России и блатные, и бардовские песни, я об этом в интернете читал.

— Мамины подружки, мамины подружки…

Голос узнаваемый. Михаил Круг, даже знаю его. Бард из Твери — мне, когда я там бывал, про него много рассказывали.

Мамины подружки, значит. Моей матери сейчас… ну да, на десять лет меньше чем мне, удивительное дело. Плохо вот, что я не знаю ни ее, ни ее подружек, ни вообще никого из этого времени, кто мог бы мне помочь. Нет, если так посудить, кое-кого я знаю, но как их найти? Мои знания из двадцать первого века, когда разговор или даже встреча (хоть реальная, хоть по видеосвязи) с любым человеком находилась в нескольких нажатиях клавиш на экране смартфона. Даже номера телефонов не запоминал, да и где сейчас те номера телефонов? Здесь же… я знаю только ее имя и адрес, где она, по идее, должна сейчас жить. Добраться туда — тот еще квест, тем более что я скажу будущей родительнице?

«Зачем тебе ей что-то говорить?» — неожиданно раздалось эхо чужого голоса.

Вот ведь — в моей голове уже два пассажира. Реципиент, который как бы с ума не сошел от подобного опыта, и второй, так и не представившийся.

Эй, можешь подскажешь что?

Нет, молчит, снова спрятался.

В общем, крайне неудачное попадалово. Я реально в тупике и не знаю, что делать — у меня с собой ни айфона со связью миров, ни феноменальной памяти; даже устройство биполярного транзистора не знаю — а то, что знаю, ну никак мне не поможет. Ну вот Вторая Чеченская совсем скоро начнется, например. Ну так об этом все, кому надо, тоже давным-давно знают уже. Или вот еще я знаю, что Ельцин скоро уйдет — через полтора года, потому что устал. Даже знаю, что он — накатив, скажет в обращении эту фразу, ее покажут в некоторых восточных регионах бескрайней страны, потом опомнятся и переснимут для остальных часовых поясов новогоднее обращение уже без «Я устал, я ухожу», породив многолетние споры говорил он это, или не говорил. И как мне это знание сейчас поможет? Как его конвертировать в то, чтобы безоглядно изменить мир?

Напевая песню про брызгающихся из тазика маминых подружек, я шел в сторону дома, как вдруг остановился как вкопанный. Тверь, славный город Тверь — вот небольшой ключик к тому, чтобы повернуть этот мир на другую дорогу.

Как это часто бывает, обрывки случайных знаний и образов наложились друг на друга, и у меня появилось решение. Я вспомнил того человека, кто мне сможет помочь. Ира Базанова, — всплыло в памяти имя.

Она была старше меня лет больше чем на десяток лет, но, когда мы познакомились, по внешнему виду определить это было совсем непросто. Коллега, руководитель областного филиала, с которой после скучной конференции мы случайно пересеклись в московском баре. И как-то так получилось, что осознавая всю мимолетность знакомства разговорились так откровенно, как ни с одним близким человеком никогда не разговоришься.

Мы провели вместе пару ночей, даже обменялись контактами — дежурно и ради приличия, зная, что встречаться больше не будем; я потом уволился, потом про нее подзабыл, а когда лет через пять случайно зашел на страницу в соцсетях, она уже умерла. Но все это было тогда — сейчас же ей… ну да, лет пятнадцать.

Во время наших недолгих и ни к чему необязывающих отношений, в порыве откровенности случайных бесед случайных людей Ира среди прочего рассказала мне кое-что, что может помочь ее найти. Именно в Твери, практически с привязкой к геолокации ее местоположения. Но самое главное в этом во всем — через нее я могу попробовать получить немыслимую для реципиента сейчас большую сумму денег, а также контакты нужных людей. И все это, если приплюсовать мои исторические знания, можно преумножить и конвертировать в попытку изменить путь этого мира.

Так себе вариант, конечно, но других у меня пока нет.

Парни вернулись с сена только к вечеру. Со мной не разговаривали — Вова, похоже, несколько расстроился после пропущенного удара, затаив на меня обиду, а Юра и Сережа оказались с ним солидарны. Вот ведь, пришли меня пугать в темноте, потом дернули за сломанную руку, и я же еще и виноват.

Странные люди, но в моем положении это хорошо — меньше лезут с расспросами, меньше общения и меньше подозрений. Да и до этого, мне кажется, общение не было слишком уж близким — реципиент младше на несколько лет, он похоже и так не совсем вписывался в остальную компанию.

Из-за неявного бойкота я даже не сразу рассмотрел и понял, что именно за тетрадка у Юры — самого старшего и по умолчанию главного в нашей компании, в которой он что-то старательно вырисовал фломастерами. Когда посмотрел ближе, удивился: оказалось, что Юра где-то узнал цвета флага Коста-Рики и сейчас дорисовывал его в тетради, где он вел записи по идущему в июле чемпионату мира по футболу.

Это сейчас (через треть века, условно) для меня в порядке вещей заглянуть в интернет и посмотреть результаты группового этапа и сетку матчей плей-офф, тогда же подобного и близко не было. И одно из развлечений в деревне и не только — смотреть футбол и конспектировать результаты, зарисовывая на страницах таблицы и схемы. С этим делом были связаны некоторые трудности: на черно-белом телевизоре не понять, как выглядят некоторые флаги, не разглядеть цвета.

Флаг Коста-Рики, кстати, Юра нарисовал неправильно — ему точно сказали и подтвердили, что один из цветов там зеленый, хотя на самом деле синий. Исправлять я его не стал, все равно доказать нечем. Аргумент «я там был», полагаю сейчас не пройдет. Но чуть погодя я, аккуратно спросив, получил ответ — через губу, но все же. Оказалось, такая тетрадка была и у меня.

Нашел, открыл, ознакомился. Флаг Коста-Рики у пациента, кстати, был нарисован правильно — похоже, вопрос синий или зеленый там один из цветов, служил в компании причиной споров. Еще, надо же, среди записей увидел сборную Югославии. Слышал, что была когда-то такая страна, но ее вроде авиация НАТО еще в прошлом веке уничтожила. Хотя, чего это я, сейчас как раз момент в том самом «прошлом веке», в общем-то, все никак влиться в окружающую действительность не могу.

Изучая скрупулезно зарисованную от руки статистику соревнования понял, что групповой этап чемпионата уже прошел. Завтра как раз, во вторник, полуфинал. Играют Бразилия и Нидерланды, но этот футбол мы не посмотрим — потому что показывают его по каналу РТР, а телевизор его не ловит. Показывают чемпионат мира поочередно два канала — ОРТ и РТР, но у нас ловит только первый, так что доступная трансляция только послезавтра. У меня уже понемногу наклевывался план, так что я ждал результатов матчей я уже ждал с нетерпением — не столько записать, сколько запомнить, тетрадку ведь с собой в петлю времени не возьмешь.

Второй день в деревне тянулся бесконечно. Эффект новизны, хоть чуточку скрашивающий происходящее, уже ушел. Деда с бабкой дома снова не было — они опять исчезли из дома с рассветом до вечера, бабушка только кашу сварила. С кашей, кстати, та еще история. Вчера я, по причине шока и травмы есть не очень хотел. Сегодня же меня не порадовало осознание, что меню здесь не меняется изо дня в день: на завтрак теплая каша, сваренная бабушкой пока мы еще спали, на обед холодная каша из той же кастрюли, на ужин — сковородка жареной картошки и тушенка. Чая нет и не будет, но в холодильнике постоянно стоит молоко, пей не хочу. Вчера я его попил вволю, и судя по тому, что живот даже бурчанием не отреагировал, организм реципиента уже к такой диете привык.

Третий день… день сурка. Единственное отличие — каша на кухне рисовая, а не пшенная. Утром, о том, что вчера Бразилия и Нидерланды сыграли вничью в основное время, узнали из выпуска новостей. Голы забивали Роналду (это ж сколько он лет играет⁈) и какой-то Клюйверт, потом была серия пенальти.

В наших тетрадках на каждый матч была расширенная статистика — на те игры, которые шли по ОРТ, «мы» записывали показатели с игры. Но с этим матчем не удалось — за пару минут спортивного блока новостного выпуска даже не назвали фамилии тех, кто пенальти забивал. Сообщили только, что бразильцы забили четыре, а голландцы два. Вот эта полная и безоговорочная недоступность информации — когда не можешь достать смартфон и в любой момент посмотреть обзор матча, оказалась для меня очередным шоком.

Потом парни ушли на рыбалку. Юра с Сережей со мной уже вроде нормально, а вот Вова за разбитый нос и легкий сотряс еще дулся, со мной по-прежнему говорил через распухшую губу. Но я не лез и не навязывался — мне общение с парнями не очень интересно, тут мир менять предстоит, так что этот неявный бойкот меня совсем не волновал.

На третий день, вечером среды, наконец началось какое-никакое движение. В одиннадцать вечера предполагался футбол, и мы все вместе собрались его смотреть. Играли Франция и Хорватия, французы выиграли «2:1». Я занес результат в тетрадь, как и фамилии авторов голов: за французов дубль сделал Тюрам, за хорватов Шукер. В общем, свой — пусть и миниатюрный спортивный альманах, как в фильме «Назад в Будущее», пусть только в памяти, у меня теперь будет.

Правда, полного понимания, как я могу с такими знаниями изменить мир, пока нет. Но, будем пробовать. Тем более что над этой проблемой я думал долго, очень долго. Ночами не спал, ворочался, бродил по двору днем, пялился в телевизор.

С парнями я уже более-менее общался, но без теплоты — мы взаимодействовали как пассажиры в плацкарте. Случайные попутчики, не более. Да и остальная троица в силу старшего возраста больше на своей волне. Был шанс вернуть нормальное общение — мы вчетвером часто играли в «тысячу», но я, как-то не подумав, обыграл их как детей несколько раз, и лишь позже понял ошибку.

В общем, не сложилось общение, а чуть погодя увидел, что они в «тысячу» втроем без меня играют. В иной ситуации было бы обидно, сейчас — так плохо, что даже хорошо. Из остальных развлечений, кроме футбола, запомнилось, как дед учил нас курицам головы рубить — они, оказывается, обезглавленные бегают потом некоторое время. И это «я» еще не присутствовал как свинью забивали — пользуясь моей амнезией, парни мне детально и в подробностях восторженно пересказали, как мы сразу после приезда в деревню делали колбасу, разбирая только убитую и опаленную свинью на самые разные компоненты. Ежевечерняя тушенка в стеклянных банках к картошке, кстати, именно оттуда, а совсем не из магазина.

Неделя между тем подходила к концу, чемпионат мира тоже заканчивался. В субботу был матч за третье место, его мы не смотрели — по РТР показывали, результат потом в новостях узнали. Воскресным же поздним вечером мы все вместе собрались в комнате перед телевизором.

— Три ноль Франция победит, два Зидан забьет, — сделал прогноз Юра.

Он сейчас развалился на диване с вальяжным видом, поставив перед собой стакан молока и тарелку с малосольными огурцами. Магазина в деревне не было, только автолавка — но и на нее у нас не было денег. Так что из вкусного только что, что на огороде и в лесу нашли, поэтому приходилось баловать себя чем получится.

Через пару мгновений после комментария Юры прозвучал стартовый свисток, фигуры в форме разных оттенков серого на выпуклом экране активно задвигались. Когда футболисты начали гонять мяч, я только сейчас — всего-то через неделю понял, что играет здесь не известный мне футболист Роналду, а другой — какой-то Роналдо, по кличке зубастик. Зато, неожиданно, увидел в составе сборной Роберто Карлоса — вот он точно в России играл, я его помню. Но ни Роналдо, ни Роберто Карлос Бразилии не помогли, и через два часа Юра уже принимал поздравления как невероятно проницательный прогнозист. Но довольное от нашего восхищения выражение на его лице держалось совсем недолго.

— … Никто, абсолютно никто, дорогие друзья, не мог предугадать подобного результата! — хорошо поставленным голосом воодушевленно произнес комментатор, обсуждая победу сборной Франции.

— Да ты… да как так, да ты слышишь, эй⁉ — повернулся обескураженный Юра к телевизору.

Комментатор его конечно же не услышал, продолжая обсуждать случившееся в одностороннем режиме общения со зрителями. Пока парни возмущались столь неожиданным «абсолютно никто», я закрыл тетрадку, в которой только что вывел результат и слегка улыбнулся.

Не прощаясь, ушел спать — на сеновал, как уже не первый раз делал. Едва заснув, сразу же очнулся — осознав себя в сером «ничего». Знакомое ощущение: глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось.

Словно парю сейчас в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. Как и в прошлый раз, я видел туманный монолит «Павелец», как оказывается он называется в закрытых секторах данных. Очень плохо, что доступ к чужим знаниям происходит только вот так — после слияния со мглой, а не до.

Огромный пласт знаний доступен только вот так, и за него надо платить. Как я и догадывался. Но я не предполагал, что все настолько плохо и печально. Когда я был здесь в прошлый раз, осознавая, что меня не размывает мглой и я не подчиняюсь общим правилам, мне казалось это происходит потому, что мы с Викой близнецы и ее душа работает как якорь. Но я был неправ: наше совместное появление в монолите просто дало одному из нас шанс — всего лишь один единственный шанс не слиться со мглой в самый первый раз, когда тело размывает в тумане обновляющегося монолита.

И тогда, и сейчас после смерти я мог отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии и Варрона. Но нахождение в них было оплачено смертью телесной оболочки. Сейчас же, как и во время замены истинного тела, смерти оболочки не было. А вот платить было надо.

Чужая аура — тот самый энергетический слепок, который втягивался в мое тело и после смерти Октавии в теле Вики, и после убийства Варрона. Именно чужая «трофейная» аура — вот что меня защищало от того, чтобы не раствориться полностью в тумане. Словно дополнительная жизнь; как будто запасной якорь, который — уходя из мглы, я оставлял на дне.

Не зная всего этого, свой первый полученный энергетический слепок — оставшийся от Октавии, я истратил, когда изменил истинное тело. Второй — полученный после убийства Варрона, потратил только что. И сейчас у меня был выбор: снова вернуться назад в петле времени, оказавшись на деревенском сеновале, либо же вернуться в истинное тело и выйти из тумана. И, признав неудачу, отправиться вместе с Кайсарой и Юлией следом за ушедшей к Простору Гелиоса эскадрой.

Второй вариант не очень. Уйти отсюда сейчас — значит перенести главное сражение с туманным паразитом. Пока еще можно все сделать малой кровью, потом — только большая, на всю звездную систему, война. Вот только если я сейчас остаюсь, то эта попытка у меня будет последней. Выхода из монолита больше не будет — или я его уничтожу, или я в нем растворюсь, потеряв себя.

Несмотря на напряжение момента рассуждал, познавая новое, я сейчас совершенно спокойно. Эмоции, как и в моменты смертей, отсутствовали. Здесь только разум без тела, потому мысли холодны и рациональны. Рациональным вариантом — для меня, сейчас было бы уйти, вернуться обратно к Кайсаре и Юлии. Шансов — в теле реципиента, изменить мир у меня практически нет. И шансов разрушить монолит не было бы, если бы не одно «но»: в этот раз, когда я коснулся мглы и преумножил знания, я нашел еще одно решение. Так что уже понимаю, как гарантированно уничтожить туманную аномалию даже не прибегая к изменению мировой истории.

Я теперь знаю простой, но действенный способ с гарантированным результатом. Хотя он мне не нравится. Очень не нравится даже в таком состоянии холодного разума, когда отсутствуют живые эмоции.

Решение, тем не менее, я принял быстро и безо всяких раздумий — потянулся обратно, и тут же ощутил приятную тяжесть тела. Эмоции сразу вернулись, причем так, что на лбу холодный пот выступил — понимание, что сейчас я выбрал последний шанс, выбивало из колеи.

Привык уже как-то, что ничего не кончается. А если кончается, то начинается заново, потому страх потерял и совсем расслабился. Пора снова собираться — открыл я глаза в темноте, чувствуя колющееся сено и наблюдая в щели сарая красное небесное сияние.

Понедельник, шестое июля одна тысяча девяносто восьмого года.

У меня осталась всего одна попытка, следующей не будет.

Лежа на сеновале, дождался, пока товарищи-попутчики по деревенскому летнему отдыху придут меня пугать. Сделал вид что испугался, потом выдержал даже несколько минут беседы — намного более доброжелательной, чем в прошлый раз здесь. После чего, пока троица выйдя во двор наблюдала за небесным сиянием, проскользнул мимо них в дом. Нашел бумагу, ручку — места еще в прошлый раз отдельно приметил. Быстро написал записку, что пошел в соседнюю деревню на два дня с ночевкой к новым друзьям, попросив за меня не волноваться.

Вряд ли сильно поможет, но так намного лучше, чем по-английски уходить. Оставив записку под кассетами магнитофона — чтобы нашли, но не прямо сразу, вышел обратно во двор. Дождался, пока парни зашли в дом, потом перепрыгнул через забор, чтобы калиткой не скрипеть и провожаемый лаем собак легко бежал по улице.

До Павельца — где находилась ближайшая железнодорожная станция, расстояние преодолел меньше чем за три часа. Передвигался скаутским бегом — с перерывами, изредка переходя на шаг. Оказавшись на окраине городка, пошел по народной тропе, стараясь избегать широких улиц, потом вдоль железной дороги дошел до небольшого и аккуратного — еще имперского, здания вокзала. В зале ожидания ни души, и посмотрев расписание, устроился на неудобной деревянной лавке.

Из-за металлических дуг-подлокотников не лечь, так что приготовился коротать время до утра полусидя. Спать не получалось, задница почти сразу заболела от неудобного и жесткого сиденья. Ворочался я минут сорок, пытаясь устроиться поудобнее, как вдруг скрипнула высокая дверь — и на пороге пустого зала ожидания появился молодой парень.

Лет шестнадцать, постарше реципиента. Он молча прошел пару шагов, остановился сразу за порогом. Местный, по одежде видно; он смотрел на меня, но лицо его не выражало ничего — как у патрициев-аристократов, на которых я насмотрелся в Академии.

Не очень понравился мне его взгляд, так что я поднялся, готовый к любому развитию событий. Неожиданный гость вдруг резко развернулся и вышел. Так, что-то не нравится мне это. Выждав пару секунд, я последовал за ним — приоткрыв дверь, увидел, как он уже быстрым шагом исчезает за углом здания вокзала.

Двери из зала ожидания выводили сразу к путям — к низким платформам. С другой стороны здания привокзальная площадь, оттуда сейчас, когда я высунулся на улицу, слышна музыка. И как раз туда, похоже, отправился странный гость, проверивший зал ожидания.

Решив не искушать судьбу, я быстро пошел в другую сторону — по платформе вдоль путей, уходя подальше от вокзала во тьму. Едва прошел пару сотен метров и устроился на куче шпал у небольшого, спрятавшегося в темноте сарая в дальнем конце платформы, как из-за угла здания вокзала появилась бегущая толпа. Человек двадцать, не меньше — топая как слоны, они буквально вломились в зал ожидания. Причем один из них не вписался в дверной проем и ударившись, отлетел, рухнув навзничь. Остальная «группа захвата» на него даже внимания не обратила, оставив выбывшего барахтаться на спине.

Не обнаружив меня в зале ожидания, группа молодежи немного покучковалась рядом со зданием вокзала, рыская вокруг. Ни криков, ни угроз, ничего — все в пугающем молчании. После, подобрав упавшего, они отправились обратно на привокзальную площадь слушать музыку, которая стала заметно громче. Я потом сходил, посмотрел — на площади стояло несколько машин с распахнутыми дверьми, именно оттуда музыка и раздавалась.

Точка сбора местной молодежи. Город засыпает, просыпается мафия, ясно-понятно.

Похоже, это будет интересная поездка — подумал я тогда. Впрочем, мои самые плохие ожидания не оправдались. Путь до цели — растянувшийся почти на сутки, оказался довольно скучным и выматывающим. Именно ожидание оказалось самым тяжелым испытанием. Ночью, пока нарезал круги вокруг вокзала, было ни присесть, ни прилечь — или грязно, или мокро из-за росы. До самого утра маялся, так и не возвращаясь в зал ожидания — справедливо опасаясь за здоровье. Все же не думаю, что те парни так активно просто познакомиться со мной бежали.

Когда выглянуло солнце, музыка на привокзальной площади стихла и вскоре я уехал на подкидыше в Узуново. Подкидыш — это дизельный локомотив, который тащил за собой два зеленых вагона-плацкарта. В них собрались в основном пожилые люди с баулами. Один из дядек, угостивший меня котлетами и хлебом с салом, сказал женщине-контролеру что я его племянник, так что денег с меня не требовали. Ему же рассказал историю, что я детдомовец и возвращаюсь в московский интернат, сгоняв к дальним родственникам в Воронеж. Дядька сообщил, что если на электричках передвигаться, то в Москву быстрее и удобнее было бы ехать через Рязань, но тут уж я руками развел — мол, получилось, как получилось.

Из Узуново до Москвы, до Павелецкого вокзала, доехал на электричке — которую прождал пару часов. В ней уже, по причине близости столицы, история про возвращающегося в интернат детдомовца вряд ли бы сработала, предполагаю могли и в милицию сдать. Но здесь уже были нормальные, приподнятые над землей платформы, по которым от контролеров я перебегал два раза — вместе с толпой безбилетников человек в десять, а то и двадцать.

В Москве оказался к вечеру, и город меня неприятно поразил. Столица, даже летняя и вечерняя — когда не все недостатки видно, выглядела потрепанной и совсем неухоженной. Как будто не в один из лучших мегаполисов мира, а в третий мир попал. Везде вездесущие неказистые ларьки и вездессущие пьяницы — реально, столько пьяных людей на улицах российских городов я никогда в жизни не видел; аляповатая мусорная реклама, везде валяющиеся окурки и курящие люди; озабоченные лица без улыбок — как будто смотрю в злое кривое зеркало, я просто не узнавал родной город.

До Ленинградского вокзала доехал на метро, перепрыгнув через старые турникеты — никаких карт «Тройка», вместо них пластиковые монетки-жетоны. На них, впрочем, у меня денег все равно не было. На Ленинградском сел в последнюю электричку до Твери, до которой благополучно и доехал — контролеров в ночном составе не было, билеты никто не проверял. Ну, как благополучно доехал — поучаствовал в небольшой драке в вагоне, когда в компании попутчиков отбуцкали и сдали зашедшему на очередной станции наряду милиции пьяного буяна. Судя по реакции случайных товарищей, подобное здесь в порядке вещей — никто сильно из-за случившегося не переживал. Господи, да в мое время такая драка — с попыткой изнасилования пьяным телом девчонки во всех интернетах бы была, а здесь никто по итогу и не волновался сильно, даже сама спасенная. В общем, из неожиданного приключения вышел без повреждений, но с впечатлениями.

В Твери оказался около полуночи. Это город я знал хорошо, был здесь не раз, но… в общем, очень удивился, когда на привокзальной площади не увидел огромного здания собора. Неожиданно, но ладно.

От вокзала я повернул налево и двинулся по плохо освещенной разбитой дороге. Через километр примерно начнется частный сектор, и в нем есть дом, где всем здесь известная бабка торгует самогоном. Тридцать рублей бутылка у нее стоила после того как доллар подорожал, а сколько до этого стоила, Ира не помнила. Да-да, именно так: продающая самогон бабка — единственная ниточка, по которой я могу Иру найти. Единственная, но весьма надежная, есть верить рассказам мой случайной знакомой, которая за пару дней вывалила на меня столько личного, что не каждому близкому человеку доверишь.

Я знал, что Ира жила у бабушки в Твери, здесь и училась. Семья же ее жила в Москве, и она ездила к ним на выходные; у Иры был довольно обеспеченный отчим, и каждую неделю она привозила с собой вытащенные у него из кошелька сто долларов, потому как доллары у него в кошельке всегда были в наличии. Тогда пластиковые карты не были распространены как предмет обихода для обычных граждан — терминалов для них просто не было, а вот доллары ходили едва ли не наравне с рублями. Так, что даже ценники в некоторых магазинах — с той же бытовой техникой, в долларах были. Это тоже Ира мне рассказывала; она вообще много чего рассказывала о себе, вплетая детали реалий своей юности, мне незнакомые.

Украденные доллары старшие товарищи из компании Иры — те, у кого паспорт был, меняли в обменнике. Получалось пятьсот-шестьсот тысяч рублей — почти среднемесячная заработная плата в те годы, после чего пару дней в компании царило безудержное оплачиваемое веселье, пока деньги не кончались. И так до следующего понедельника, пока Ира снова не возвращалась в Тверь с деньгами — иногда денег в кошельке было много, и у нее получалось «незаметно» вытащить и двести, иногда и триста долларов.

Обо всем этом Ира рассказывала мне довольно подробно, как и о том, что обычно сразу после посещения клуба, под утро, практически всегда они шли к бабке у вокзала за добавкой самогона, который на самом деле не самогон, а спирт разбавленный, но никого это не волновало. И вот дом этой самой всем известной привокзальной бабки я сейчас искал.

Сегодня понедельник, уже вторник вернее, деньги Ира должна была привезти, так что под утро — если найдут эту бабку-самогонщицу, вероятность встретить возвращающуюся из клуба девушку, ведущую компанию на «самогонное афтерпати», довольно велика. Но даже если не сегодня, то на этой неделе Ира точно должна быть здесь.

Я хорошо помнил эту часть ее рассказов: самое ее счастливое лето в жизни. Она его запомнила очень хорошо, потому что после того, как в августе грянул кризис, у ее отчима дела пошли сильно под откос — он перед самым обвалом взял крупную сумму в долг, в долларах. Банки тогда кредиты просто так не давали, поэтому взял он в долг у серьезных людей, которых тогда еще не начали называть уважаемыми. Имея рублевый доход, отдавать долги пришлось, продав дом и две квартиры, после чего жизнь и Иры, и ее отчима с остальной семьей — из которой Ира вскоре ушла, навсегда поссорившись с матерью, покатилась под откос.

В общем, в веселое, в кавычках, время я попал. И сейчас — удивительно дело, судьба сразу нескольких миров зависит от того, найду ли я торгующую самогоном бабку, и придет ли к ней сегодня-завтра Ира с компанией.

Бабку я искал долго и упорно, но не нашел. Середина ночи, район совсем не проходной — кричи-не-кричи, людей на улице практически нет. А те, кто были, реагировали на расспросы не очень — как раз сейчас даже пришлось включать третью скорость, потому что мужчина, к которым я обратился с вопросом, захотел поучить подростка уму-разуму, чтобы не думал самогон покупать. Сваливая от неожиданного учителя-наставника, преодолев пару улочек и, вроде как, избавившись от погони, я выскочил на веселую компанию. Которая, впрочем, притихла, когда я появился под светом фонарей.

Замедляя шаг, присматривался к ним, подходя ближе. Семеро — три девчонки, четыре парня. Двое из них, худощавые и коротко стриженные, сразу едва заметно ускорили шаг, чуть вырываясь вперед. Остальные же наоборот, как-то приостановились.

Так, похоже сейчас бить будут. Вот реально, они похоже даже со мной разговаривать не хотят. Да, рассказы олдов реально не врали — в эти годы можно было и просто так выхватить на улице, даже без повода и лишних разговоров. «А за что? Просто так». Хм, а мне как-то казалось, что все это ерунда коллег-старперов, бравада — мол, у нас компьютерных игр не было, поэтому одним из развлечений было выйти вечером на улицу и подраться с кем-нибудь, это вы, щенки, в свои пиу-пиу и интернеты зависаете сутками, на улицу носа не кажете…

Отбросив так некстати появившиеся мысли — как обычно в напряженные моменты ерунда всякая в голову лезет, я широко улыбнулся приближающимся оппонентам.

— Парни, привет! Анекдот слышали? Мужик идет по парку, к нему компания обращается: Мужик, дай прикурить! Он в ответ, мол вам спички или зажигалку? Да хоть автоген, все равно сейчас в табло получишь…

Из задержавшейся компании кто-то усмехнулся, а вот двое вышедших на меня восприняли как сигнал к действию. Один реально красиво исполнил — с ноги зарядил мне вертушкой в голову. Ну, вернее попытался зарядить — будучи не очень трезвым, двигался он так медленно, что я раза три успел бы уклониться.

Подкованная набойкой подошва тяжелого ботинка мелькнула передо глазами, а после раздался глухой звук удара — нападавший не справился с гравитацией. Не докрутив корпус, он не удержался на ногах и тяжело рухнул в пыль. Второй, который уже разбежался в попытке атаковать меня с другой стороны, запнулся о соратника и парой мгновений позже так же рухнул на землю. Хорошо так, с оттяжкой — прямо головой в твердую поверхность приземлился.

— Хм, мне казалось, что бесконтактный бой — это нечто другое, — пробормотал я себе под нос, делая пару шагов назад от пытающихся подняться тел.

— Ребят, привет. А вы Иру Базанову не знаете случайно? — это уже громче, обращаясь к остальным. Сначала хотел попробовать про бабку-самогонщицу спросить, но имя само на язык попросилось.

— Случайно может быть и знаем. А тебе зачем? — раздался звонкий девичий голос.

— Я ее брат по разуму, только она пока обо мне не знает.

«Чего⁈» — примерно так можно было бы расшифровать смысл сразу нескольких недоуменных возгласов. Но одна из девушек промолчала. Зато быстро, в несколько шагов, оказалась рядом. Ростом чуть выше меня, светлые голубые глаза — на темном от загара лице; желто-сизое, выкрашенное ядреным отбеливателем каре, прямая челка. Теперь я ее узнал: прическа и цвет волос у нее во время нашего знакомства были совсем другие, да и тогда я был выше ее на голову, в другом теле-то.

— Какой-такой брат?

Это, кстати, одна из закладок ее откровений: она мне говорила в будущем, что у нее были родные братья, но она с юности безуспешно искала хоть одного брата по разуму.

— Минутку, наедине? — оглянулся я на стоящих за ее спиной спутников.

— Это мои друзья, мне от них скрывать нечего.

В голосе звякнула сталь юношеского максимализма. «Говори, а то уйду», — именно таков смысл, и это не фигура речи. Да, узнаю ее. Вернее, узнаю ее характеристику на саму себя — характеристику от той Иры из будущего, которую я когда-то знал.

И еще многое что узнаю: взгляд у этой совсем юной девушки чистый, но при этом словно пустой. Даже глядя мне в глаза, она как будто не на меня, а мимо смотрит. Как сама рассказывала — с самого детства у нее были серьезные проблемы; она всей душой хотела веселиться и радоваться жизни, что и пыталась делать, но безуспешно. У нее это просто не получалось — она буквально не знала, что такое радость. Там, с ее слов, причиной сразу целая куча диагнозов, но сейчас ей никто их просто не поставит. «Голова не жопа, завяжи да лежи», — совсем как дед недавно в деревне приговаривал.

— Ира, мне нужно сказать тебе много чего важного. Это важно, и не все вещи, я уверен, ты захочешь, чтобы твои друзья услышали, — понизил я голос. — Считай меня посланцем от тебя самой, из будущего.

Звучит еще более дико чем «брат по разуму», но снова попало в точку. Ира рассказывала, что в подростковом возрасте переоценивала значимость совершенных ошибок, рефлексиями загоняя себя на самое дно, и постоянно мечтала о том, что к ней придет она сама из будущего, рассказав, как сейчас надо жить.

Вновь в ее взгляде мелькнул интерес, но недоверие сохранялось, поэтому я продолжил.

— Например я знаю о том, что твоя бабушка и прочие родственницы, обладающие полной комплекцией, постоянно в бане стыдят тебя за то, что ты настолько худая, что мужикам с тобой только костями греметь. Хотя фигура у тебя самый настоящий стандарт красоты, хоть сейчас в телевизор или на обложку журнала красоты — и ты просила меня передать тебе, чтобы ты своей фигуры и внешности не стыдилась.

Ира, с ее слов, никогда и никому — до встречи со мной, об этом не говорила. Мне же сказала, добавив при этом, что это был один из постоянно мучавших ее подростковых комплексов, постепенно загонявших в состояние невроза. И сейчас я увидел, как расширились у нее глаза. Подумав немного, Ира поманила меня, и мы отошли подальше от остальной компании.

— Говори.

— Мы встречались с тобой в будущем, лет через двадцать. Ты тогда многое мне о себе рассказала, в том числе очень много личного. Здесь я не только поэтому, но и потому, что мне нужно изменить мир и я очень надеюсь, чтобы ты мне в этом поможешь.

Для кого-то другого такая подача могла показаться бредовой, но я вижу, что для Иры — самое то. Она, по собственному признанию, всегда была немного не от мира сего. Из-за неумения радоваться он ей не был особо интересен, она не чувствовала себя в нем своей. Поэтому, может быть, и покинула его так рано — правда, в тот момент, когда радоваться все же научилась.

Через полчаса мы с Ирой уже сидели на набережной Волги, пили пиво (как легко его купили несовершеннолетние подростки ночью — для меня отдельный культурный шок) и разговаривали. Вернее, я говорил, а она слушала рассказ о ее будущей жизни, о том, как мы познакомились, и о том, как навсегда расстались. Потом я начал выкладывать ей совсем урезанную версию того, как сюда попал.

В это время двое братьев (как оказалось), недавно пытавшихся меня избить, развлекались как могли. Имен их так и не знаю — представила Ира их как Лысого и Малого. В принципе, тогда треть уличной молодежи в стране, как слышал, носила погоняла Лысый, а еще треть — Малой, так что даже не удивился. Сейчас братья были заняты занимательной игрой «кто сильнее друг друга ударит». Только что Лысый получил неплохой хук справа, и даже слегка пошатнулся, комментируя неожиданный успех младшего брата. Тот сейчас, убрав руки за спину и чуть наклонившись вперед, готовился выдержать удар старшего брата.

— Ну давай… давай, покажи, что можешь… — с покровительственными нотками повторял он.

Лысый, стоя чуть в отдалении, в готовности нанести удар довернул корпус и закрутил рукой, словно размахивающий веревкой лассо ковбой. Так и продолжая вращение, он сделал первый шаг, второй, третий… Взмахи руки становились все шире, Малой наклонялся все ниже, подстраиваясь удобнее для удара. Похоже, о способностях старшего брата в ударной технике он не очень положительного мнения.

— Ну давай, дава…

Лысый ударил, но не рукой, которой только что показательно махал, а ногой с размаха. И гораздо более успешно, чем тогда, когда промахнулся по мне. Сейчас он попал четко в голову так удобно наклонившегося Малого. Тот аж вскинулся — ноги его оторвались от земли, и он рухнул навзничь.

Из-за этого события на некоторое время мой рассказ оказался прерван, так как вся компания была занята попыткой понять, что с Малым. Он ненадолго потерял сознание, но — к моему удивлению, оказался совершенно невредим. Вот ведь: получил удар тяжелого ботинка куда-то в голову, но на лице ни синяка, ни ссадины, еще и смеется сейчас вместе с Лысым над тем, какая отличная шутка удалась.

Хм, может и не настолько олды врали о своем детстве в девяностые? Как-то мне здесь не очень уютно, пусть и конкурсы интересные. Ира между тем толкнула меня в плечо, чтобы я продолжал. Произошедшее ее вообще не удивило и совсем не впечатлило, она даже внимания сильно не обратила, погруженная в осмысление моих слов.

Когда я закончил рассказ, Ира долго молчала; Лысый с Малым все еще бурно обсуждали удар ногой в голову и много смеялись, запивая эмоции пивом.

— Пойдем, — поманила меня Ира, вставая. — Так, Лысый, давайте с Малым вместе с нами, остальным всем пока-пока, возможно до завтра.

Никто спорить не стал — авторитет спонсора-кормилицы непререкаем, так что мы впятером пошагали в сторону частного сектора. Там, у высокого и явно дорогого забора, Ира попросила нас подождать, после чего зашла домой на несколько минут. Вернулась она с кнопочным мобильным телефоном, по размеру мало отличавшемся от кирпича, я такие только на картинках видел. Но техника работала, и вскоре Ира уже звонила.

— Андрей, привет. Спишь?

Своего отчима она называла по имени, что для того времени — как мне она потом, через много лет вперед рассказывала, было довольно прогрессивно. Андрей, кстати, не спал — человек деловой, встает рано, так что ругаться на стал. Ну да, вон солнышко готово вставать, на востоке алая заря занимается.

— Андрей, ты же сегодня поедешь с друзьями футбол смотреть? Поедешь, да? Отлично. Слушай, а ты помнишь, что у меня день рождения скоро? Ты же мне сотку подаришь? Нет? Полтинник всего?

Ира среди прочего рассказывала, что повзрослев, поняла: Андрей знал, что она ворует у него деньги. Просто она была если не трудным (для того времени), то нелегким подростком, а ему было гораздо дешевле не обращать внимания на пропавшие раз в неделю одну или две стодолларовых купюры. Поэтому он и кошелек свой часто оставлял так, чтобы ей из него удобнее было деньги вытащить.

— Ну ладно, хоть полтинник, — не расстроилась Ира. — Андрей, а давай тогда вместо подарка, можешь ради интереса эти пятьдесят долларов поставить на футбол, результат? Не-не, ну сделай пожалуйста? Кто там играет? Бразилия и…

— Голландия.

— Голландия, да, — Ира посмотрела на меня, нахмурившись, пытаясь вспомнить что дальше будет. — Так, давай сам скажи, — протянула она вдруг мне трубку.

— Андрей, привет, — произнес я и только потом понял, что подростковый голос не соответствует сказанному. Но исправляться не стал, продолжил: — В основное время будет один-один, по мячу забьют Роналдо и Клюйверт, потом Бразилия по пенальти выиграет четыре-два.

Чтобы не нарываться на неудобные вопросы, сразу же передал трубку Ире.

— Бразилия выиграет по пенальти, поставь на это пожалуйста мой подарочный полтинник, — еще раз повторила Ира, потом сбросила вызов. Опустив телефон, она посмотрела на меня: — Ну что, ждем вечера? И потом или я приятно удивляюсь, или… или нет.

Она не была дурочкой и явно не полностью мне верила. Но верить очень хотела.

День мы провели на берегу Волги, купаясь. Причем сколько эти подростки пили, я в свои двадцать семь бы не осилил без вреда для здоровья; потом смотрели футбол у кого-то дома в частном секторе — у кого-то, у кого родители в отпуск уехали. Ночью, после того, как матч закончился, снова впятером — Лысый с Малым нас все так же сопровождали как верные гвардейцы, мы вновь дошли до дома Иры, чтобы телефон взять.

Андрей как оказалось уже звонил, и сказал Ириной бабушке, что выехал, и чтобы мы его подождали. Приехал он меньше чем через час, на древнем мерседесе. Ну как — для меня древний, здесь сама современность, просто шик-блеск-красота, лучше не бывает.

Ехали в город мы втроем — Андрей за рулем, я рядом, Ира на заднем сиденье. По пути рассказал ему сильно причесанную историю попаданца в прошлое, в которую конечно же никто не поверил. Правда, я и не просил верить, упирая на то, что давайте дождемся следующего матча. Андрей же, впечатленный результатом — полтинник он все-таки поставил, видно было, что уже не может дождаться завтрашнего вечера.

Дождались. После того, как Франция выиграла у Хорватии — все как надо, все как полагается, спать никому не хотелось. Настолько все происходящее волновало всех и каждого — пусть и по-разному, так что не откладывая в долгий ящик мы сели на кухне обсуждать будущее.

Едва присели, как я почувствовал легкий мандраж. Вот здесь и начиналось самое главное: именно сейчас, словами и планами мне нужно изменить мир, сделать так, чтобы история сдвинулась с проторенной дороги. И рассказав Андрею о грядущих результатах футбольных матчей, записав результаты финала и матча за третье место, я принялся пророчествовать остальные грядущие события.

— Скоро будет дефолт, в августе вроде доллар вырастет в четыре раза. Будет серьезная инфляция, и…

— Не будет дефолта, херня все это!

Вот неожиданное заявление — особенно на фоне того, что я только что напророчествовал с результатами футбольных матчей.

— Во как раз когда ваш президент об этом скажет, на следующий день, ну или через пару дней, все и начнет валиться, — неожиданно вспомнил я. — Так, потом значит будет кризис доткомов. До марта двухтысячного года покупать, потом продавать…

Вот про пузырь доткомов я знал — немного интересовался темой. Пока говорил, а Андрей подробно записывал, я чувствовал странное состояние — словно душа колеблется в теле. Это поддерживало надежду, что вот-вот сейчас меня выкинет, потому что человек передо мной наберет критическую масса знаний. Максимально близко к результату это состояние подошло в тот в момент, когда я рассказывал про теракт одиннадцатого сентября в США. Словно вот-вот, меня вырвет из тела, но так ничего и не случилось — плавающее состояние вновь начало приходить в норму.

Очень похоже, что Андрей просто неспособен вытянуть весь этот груз знаний на себе, получив с него дивиденды. Да, я помню рассказ Иры из будущего — что он едва не покончил жизнь самоубийством после того, как взял долларовый кредит перед самым кризисом. Так что получив большие суммы сейчас, на тех знаниях, которые я ему даю, он просто может прийти к совершенно такому же результату. Просто чуть позже, и потеряв бо́льшие деньги, а мир его просто не заметит — похоже, что любую бабочку с ее взмахом крыльев паровозом истории с пути просто сдувает.

В общем, не удалось.

Чувствуя накатывающее отчаяние, я понял, что придется использовать последний шанс. Тот самый — гарантированный, но плохой. Закончив излагать все, что мог вспомнить из серьезного в истории, взял лист бумаги, написал имя и фамилию матери, домашний адрес, потом ее приметы.

— Вот эта девушка, — постучал я по ее имени. — Это то, что я прошу за знания: ее нужно вывезти из Москвы, так чтобы далеко и надолго.

Андрей аж с лица немного сбледнул, после чего бросил короткий взгляд на Иру. Выражение его лица изменилось, и я вдруг понял, почему. Да, реально «веселое» у них здесь время.

— Нет-нет, вы меня не так поняли! Просто увезти из Москвы, не посадить, не убить, — замотал я головой. — У нее сейчас некоторые финансовые трудности, нужно ей помочь, но при этом сделать так, чтобы в следующий год она сюда не возвращалась и не спуталась с одним неприятным молодым человеком. Может ее на работу заграницей позвать, синекуру какую придумать, или организовать грант на обучение, только очень желательно чтобы подальше от Москвы…

В общем, нужно сделать так, чтобы в этом мире не появился я.

— Мальта, — произнес Андрей и повернулся к Ире: — Помнишь, я тебя хотел отправить на год, а ты отказалась? Может быть сейчас согласишься? Как раз доброе дело для нашего пророка сделаем? Найдем эту девушку, подарим ей оплату года обучения, и ты вместе с ней на Мальту поедешь, чтобы не скучно было?

Ира посмотрела на меня долгим взглядом, после чего кивнула, закусив губу. Андрей ничего не понял, а вот она похоже — очень даже. Вот в этот момент все и случилось. Мгновение вокруг уже привычно застыло, а потом я почувствовал себя словно в водовороте, когда бесплотным духом закружился вокруг стола — за которым сидели Андрей, Ира, и освобожденный от моего присутствия четырнадцатилетний паренек, который уже схватился за голову радостный от того, что к нему вернулся контроль тела.

Мир у меня изменить не получилось, но получилось сделать так, что сам я перестал быть в этом мире. И уже оказался словно в эпицентре мглистого смерча, в который превратился монолит. Вернее, нет, не так: я стал эпицентром мглистого смерча.

И еще я знал теперь, что это за неизвестный ранее пассажир все это время присутствовал в моей голове: это был жнец, вернувшийся в свое собственное тело из петли времени одной из развилок несостоявшегося будущего.

Это был я сам — проживший когда-то жизнь, которой никогда не было.

Сарай, в котором мне довелось два раза проснуться на сеновале, разметало. Доски, бревна, деревянная изгородь и ржавый немецкий шлем, все разлетелось по сторонам.

Монолит разрушался. Смерч опал, а белесые стены тумана расходились в стороны, отдаляясь от меня словно волны огромного цунами. Подняв голову, я с облегчением увидел, что связанные с монолитом линии гексагонального купола истончаются и исчезают.

Все, пошел процесс.

Дирижабль, которого поболтало и сорвало с причальной мачты туманной волной, уже направлялся прямо ко мне — задействовав двигатели с антиматерией. Опускался он, проходя совсем рядом с клочьями тумана, которые остались висеть в воздухе после разрушения аномалии. До самой поверхности, впрочем, за мной спускаться не стали — выкинули люльку и едва я в нее забрался, как дирижабль начал быстро подниматься.

Купол, это было уже заметно, разрушался гораздо быстрее прогнозируемого. Он не медленно-медленно истончался как я предполагал, а скорее разваливался как карточный домик. Похоже, если бы я изменил ход истории, оторвав монолит от петли времени, тогда разрушение купола происходило бы не так быстро, но неотвратимо. Сейчас же, когда я удалил из истории монолита себя — время и пространство конкретно в этой части купола пошли вразнос.

Но, судя по тому, что я видел из поднимающейся к гондоле люльке — время есть, все хоть рушится, но не совсем стремительно. Когда зашел в рубку дирижабля, исчезающие грани купола уже добрались до соседнего монолита, и было видно, что он начал деформацию.

Успеваем, похоже. Но все равно, за те двадцать минут, что мы провели в полете, я все губы искусал. Хорошо, что не нужно лететь на темную сторону, а один из выходов в новый мир есть здесь, неподалеку. Сейчас мы у него и приземлялись, швартуясь у причальной мачты — такой же наскоро возведенной, как и у разрушенного недавно монолита.

На землю ступили все так же, втроем — вместе с Юлией и Кайсарой. Девушки определенно не собирались менять решение и обе выбрали новые миры, не видя себя в старом. Дирижабль завис над нами — чтобы подобрать, если не получится уйти через ворота.

У каменной арки портала нас (заметно удивившись при виде девушек) встретил Димарко. Он оставался здесь в сопровождении небольшой группы. Едва оказавшись рядом, я без лишних слов махнул им уходить в ворота. Время-время, здесь все на соплях держится.

Засияла алым светом арка, заработал переход — десяток человек один за другим прошли через превратившуюся в серебряное зеркало туманное марево. Последним, вместе с девушками, вплотную подошел к арке я. Некоторая заминка возникла, кому идти первым — я, как джентльмен, пропускал Юлию и Кайсару вперед, но они не смогли между собой решить, кому идти первой. Поэтому я просто взял под локти обеих, и мы так и прошли в портал — вместе, втроем.

В тот момент, когда мы оказались в кратком мгновенье междумирья на границе портала — уже не в старом мире, но еще и не в новом, я понял: зря полагал, что паразит отступился. Похоже, он не успокоился, а просто готовил последний удар, который нас сейчас и испепелил.

Хотя, вот что странно — мы превратились в сгустки синего, зеленого и красного пламени, неоново-яркого, как и все энергетическое оружие во мгле, но я все же продолжаю мыслить, даже находясь в эпицентре сияющего света. И несмотря на бестелесность, хорошо чувствую девушек. Так же, как я чувствовал рядом Кайсару раньше, даже с закрытыми глазами — только теперь я и Юлию так чувствую.

Вокруг туман мглы — значит, мы по власти паразита. Но мы сохранили себя, потеряв тела, и… нет, не потеряв тела — снова навалилась приятная тяжесть, и я осознал себя… в аду?

Нет, просто очутился на земле. Лежу, судя по всему, в траве раскаленной солнцем желтой степи. Не адский котел, но солнце даже не печет, жарит. Или не солнце? Опустил взгляд и увидел, что вокруг кистей вьются языки пламени — хотя кожа при этом чистая, огонь мне вреда не причиняет. А вот изнутри меня ощутимо жжет, словно пламени во мне переизбыток.

С удивленным непечатным возгласом — нарушая данное себе обещание не употреблять, я взмахнул руками, словно стряхивая с себя огонь. Эффект получился удивительный — с рук сорвалась стена пламени, оставляя за собой широкую выжженную полосу.

Это, получается, что я сейчас сам стал как энергетическое оружие?

После того как выругался и спалил траву на площади в полгектара, стало полегче. Теперь просто жарко — солнце в зените и ощутимо печет. Но переизбытка энергии во мне больше нет. Получается, излишек сбросил.

Однако. Очень странное что-то происходит, раньше я так совсем не умел.

Отошел от полосы горящей земли, отряхнулся. Рядом — удивленные, но скрывающие беспокойство, озираются Кайсара с Юлией. У первой — глаза сияют ультрамарином, вокруг кистей вьются лоскуты синего пламени. Она сейчас на коленях, в позе буддийского монаха — похоже, пытается обуздать океан наполняющей ее энергии. Юлия, кстати, уже справилась — судя по тому, как легко стряхнула с рук исчезающие в воздухе языки зеленого пламени. Не кислотного, как в энергетическом оружии, а сочного и яркого, изумрудного — как июльская трава. Как раз сейчас Юлия мне коротко улыбнулась, но после озадаченно принялась осматриваться по сторонам. Похоже, спрашивать ее: «Что здесь происходит?», смысла нет. Поднявшись и отряхнув колени, я осмотрелся.

Небо сверху — голубое. Солнце — жарит. Но свое, родное, я чувствую что не ошибаюсь. При этом вокруг, сколько хватает глаз, желтая выжженная этим самым родным солнцем степь, горизонт по окружности изрезан линией холмов и невысоких гор. Мы на Земле, я уверен. Но ни Димарко, ни его команды, ни остатков портальной арки — ничего вокруг из того, что совсем недавно было рядом с нами.

Только мы втроем.

Признаков цивилизации — никаких. Ни дорог, ни линий электропередач, ни следов самолетов на небе. Вот это плохо. Я уже начинаю опасаться, что паразит решил нам — мне, вернее, банально отомстить, и просто закинул в «миллионы лет до нашей эры», в безжизненные степи.

— Смотри! — привлекла мое внимание Кайсара, которая уже обуздала заполняющую ее энергию. Я посмотрел в сторону, куда она указывала и еще раз выругался.

Если бы не чадящая после моего сброса пламени проплешина, заметил бы сразу: от места, где мы появились, в три разные стороны, на равном удалении друг от друга, расходятся три тонкие полосы безжизненной земли, какая бывает в мертвых пустынях. Но здесь, даже в выжженной солнцем желтой степи, такая земля выглядела совсем неестественно. Более того, сквозь трещины сочились вверх небольшие лоскутья тумана, которые и не думали испаряться. Вились, словно водоросли на дне морском.

Так. Место нашего появления — эпицентр. Паразит, похоже, использовал нас как якорь, и забросил вместе с нами ростки мглы в иной мир. Вопрос только, в какой.

Невольно держась ближе друг к другу, двинулись между расходящимися в стороны двумя языками «мертвой» земли, направляясь к ближайшему холму. Хорошо, что мундиры на всех нас не из традиционных тканей, а современные — технологии будущего; так что шли даже с некоторым комфортом. Смягчающий крем после загара, если его найдем, конечно, к вечеру только для носа может понадобиться.

Добраться до вершины ближайшего холма оказалось правильной идеей, потому что здесь мы встретили людей. Ну, как встретили — они нас увидели и изменили маршрут, приближаясь. На лошадях.

Когда незнакомцы подъехали ближе, они разглядывали нас, мы их. Удивлены были взаимно. Бойцы смотрели на нашу униформу фамилии — черные с бело-золотыми вставками мундиры в стиле века девятнадцатого, но современного кроя. Сам ТЗ давал и дизайн согласовывал, между прочим.

Мы же осматривали белые суконные куртки, белые же фуражки с красным околышем, кавалерийские сабли и синие штаны с красными лампасами; у некоторых, но не у всех бойцов были винтовки, выглядящие самой настоящей архаикой — чуть ли не кремниевые, как во времена Наполеоновский войн.

На нас выехал самый настоящий кавалерийский разъезд. Если бы я увидел их полгода назад, без раздумий принял бы за реконструкторов. Но сейчас прекрасно понимаю, что вряд ли бы кто стал рядить пару десятков человек в подобную униформу, еще и заношенную до состояния полной аутентичности. Несколько бойцов, придерживая лошадей, уже приблизились к нам, настороженно глядя. Сабли не обнажали, пистолеты — те еще мушкеты архаичные, не направляли, но сами напряжены, это заметно.

Я чуть успокоился. Лица у бойцов… знакомые, можно сказать — я совсем недавно такие в Павельце и Узуново видел. Рязанские лица, соль земли, как говорится.

— Русские? — поинтересовался я у самого ближнего к нам, предваряя вопросы.

— Русские, вашбродь. А вы сами чьих будете… — боец заметно замялся, растерянный. Ну да, мы втроем здесь в их глазах реально как инопланетяне выглядим. Особенно учитывая, что в глазах и Юлии, и Кайсары еще чуть заметно клубится остаток сияния, которое всех нас переполняло совсем недавно. Ну и у меня тоже со взором хорошо — судя по алым бликам, глаза как у инфернала.

Боец кстати не договорил, потому что вперед, оттеснив его, выехал офицер. Они его, похоже, прикрывали — чтобы мы, если вдруг демонами какими окажемся, сразу командира не атаковали.

— Штабс-капитан Андреев, Нижегородский драгунский полк. С кем имею честь?

Несмотря на наш вид, держался он спокойно и уверенно.

— Князь Александр Саргон, — решил я не мелочиться с титулом. — Мои сестры, Катрина и Юлия.

Имя Кайсары я невольно слегка переиначил. Чуждое оно здесь, вопросы будут лишние. Вопросов к нам, правда и так будет целый воз и маленькая тележка, отвечать на них определенно придется.

— Господин штабс-капитан, у меня чрезвычайно важная информация для вашего командования. Но прежде чем вы меня доставите в нужное место для допроса, позвольте вопрос… Какой сейчас год?

Год на дворе стоял одна тысяча восемьсот пятьдесят пятый. А появились мы в окрестностях крепости Карс, которую совсем недавно в ходе лихого штурма взяла Русская армия. В скором времени по итогу мирного соглашения Карс будет возвращен Османской Империи, в обмен на захваченный коалицией противников Севастополь. Возвращен до следующего — очередного, уже четвертого штурма, который состоится через двадцать лет, после которого «неприступная» крепость Карс все же войдет в состав Российской Империи, став центром Карсской области.

Я так хорошо знал историю этого мало кому известного города-крепости на востоке нынешней Турции потому, что был здесь — в своей прошлой, самой первой жизни. Но знания эти, в том числе знания о будущем этого мира, вряд ли мне сильно помогут. Просто потому, что не будет больше здесь этого будущего — ведь сюда вместе с нами пришла сочащаяся сквозь землю мгла. А это значит, что развитие этого мира в самом скором времени пойдет совершенно по-иному от предначертанного пути.

Впрочем, это уже совсем другая история.

Уважаемые читатели, всех приветствую.