Дом был старый, грязный, запущенный. Плохо вымытые окна четырех его этажей выглядели уныло, мусор на дворе убирался редко, по лестницам стаями носились одичалые кошки, и от этого всегда был застоявшийся, противный запах.

Дом стоял на Обводном канале и был давно построен для рабочих и ремесленников невеселого этого района. Рядом были такие же старые, унылые дома. Их заселяли кустари, рабочие, уличные торговцы, лица без определенных занятий. Вечерами на Обводном собиралась шпана, задорно тренькали балалайки, слышался звон стаканов и водочных бутылок, до поздней ночи дрались и пели. Нередко дело доходило до поножовщины, и тогда жутко врывался в ночь протяжный крик, кто то стонал, тревожно заливались милицейские свистки.

Семья Черновых занимала квартиру на четвертом этаже. Квартира была, как и все в этом доме, темная и сырая. Чернов работал электромонтером, жена его торговала на рынке старьем, дочь ее от первого брака, Зоя, училась в девятилетке. Шел 1928 год.

Около двенадцати часов ночи мне позвонили. Говорил дежурный по Ленинградскому угрозыску:

– В районе Обводного убийство. Только что в десятое отделение милиции доставлена Зинаида Иванова, 18 лет. Иванова заявляет, что несколько часов тому назад они с подругой Зоей Черновой убили свою приятельницу Нелли Жукову и труп спрятали на чердаке. Заявления пока не проверяли. Приезжайте прямо в отделение, машина за вами пошла.

Через двадцать минут в дежурной комнате отделения милиции я разговаривал с сестрами Ивановыми. Старшая сестра рассказала, что часов в одиннадцать вечера Зина пришла домой. Она была очень взволнована, а на ее кофточке были замытые пятна. Сестра заметила их и стала расспрашивать Зину, которая расплакалась и все рассказала. Сестра сразу же привела ее в милицию.

Зина была небольшого роста, на вид 15–16 лет. Маленькая голова, низкий лоб, обезображенное большим ожогом лицо, тусклые бесцветные глаза, безвольный слюнявый рот.

Заикаясь от волнения и изредка всхлипывая, она стала бессвязно рассказывать об убийстве.

– Я била подсвечником и держала ее за ноги, а Зоя рубила и колола ножницами. А Нелли все кричала: «За что, девочки?» Я и сама не знаю, за что. Мне Нелли жалко. Я потом все расскажу, только вы меня Зое не показывайте…

Допрашивать ее дальше в таком состоянии было бессмысленно. Я оставил ее пока в отделении и поехал вместе с агентом первой бригады на квартиру Черновой.

В дверь стучали долго. Наконец послышалось шарканье туфель, и заспанный женский голос спросил:

– Кого надо?

– Зоя Чернова дома?

Дверь открылась, и мы увидели пожилую женщину – мать Черновой.

– Зоя дома, – сказала она, – да спит уже. Я могу ее разбудить. А вы кто будете?

– Разбудите, пожалуйста. Мы по делу.

Женщина ввела нас в большую, убого обставленную комнату и просила обождать. Сидя здесь, мы слышали, как она будила в соседней комнате дочь:

– Зоинька, вставай. К тебе какие то люди приехали.

– Кто приехал, мама, зачем?

– Не знаю, Зоинька, вставай, дожидаются.

– Ну пусть ждут, сейчас оденусь.

Через несколько минут вышла высокая девушка со спокойным выражением немного надменного лица.

– Вы Зоя Чернова?

– Да, я. А в чем дело?

– Дело в том, что пропала Нелли Жукова, ваша подруга. Вы не знаете, где она?

– Как – Нелли пропала? Да ведь я ее сегодня видела. Она была у меня и вечером ушла куда то, кажется на свидание…

Все это произносилось с тем же спокойным выражением лица, тоном легкого недоумения. При этом Зоя смотрела прямо нам в лицо большими темными глазами. Она была прекрасно сложена, модно подстрижена и кокетливо куталась в домашний халатик. Слова выговаривала отчетливо, медленно, слегка нараспев.

В этот момент в соседней комнате раздался мужской отрывистый кашель. Потом кто то долго и протяжно зевал, потягивался, крякал, и наконец в дверях появилась грузная фигура пожилого рыжеволосого человека с отекшим лицом и мясистым красным носом.

Увидев нас, мужчина неодобрительно нахмурился и сипловатым басом спросил:

– А вы кто такие будете?

Узнав, что мы из прокуратуры и угрозыска и что мы явились к Зое Черновой, он переменил тон и сразу заговорил:

– Так что прошу иметь в виду, я ей не отец, а отчим буду. Я за нее не отвечаю ни в каком разе. Я с ее матерью – моей супругой – сколько раз говорил: не доведет нас Зойка до добра. У ней все хаханьки да хиханьки на уме, а к родителям почтения нету.

Зоя недобро взглянула на отчима, презрительно усмехнулась и заявила:

– Вы то чего обрадовались? Кажется, я ничего такого не сделала, а вы уж от меня отказываться торопитесь. И кроме того, вас ведь товарищи и не спрашивают.

– Вот вот, видите, товарищи агенты, – поспешил рыжий, – видите, какой норов, так и чешет, так и чешет. То есть прямо слова сказать не даст.

Нам надоели его излияния, и мы попросили Зою выйти с нами в другую комнату.

– Мы все уже знаем, – обратился я к ней, – Зина во всем призналась. Давайте пойдем на чердак, осмотрим труп.

Зоя побледнела, закусила нижнюю губу. Я с интересом наблюдал за нею. Она молчала несколько минут, раздумывая о чем то, и наконец сказала:

– Вот мне и урок – никогда с дурами не связываться. А еще тоже договор подписывала. Ну что ж, пойдемте.

При свете карманных фонарей мы полезли на чердак. Зоя молча указала на место, где был спрятан труп, помогла нам вытащить его из под балки. Она и тут сохраняла внешнее спокойствие, хотя и куталась нервно в платок.

– Чернова, а где одежда покойной?

– У меня в комоде спрятана.

Мы снова спустились в квартиру, в комоде нашли платье и пальто Жуковой, аккуратно сложенные стопочкой. Там же, среди Зоиных дневников и фотографий, был найден любопытный договор. Договор этот был написан на листе плотной бумаги, на котором был нарисован череп и тщательно выписан лозунг: «Все за одного, один за всех».

Ниже было написано:

«Договор шайки мстителей. 6 августа 1928 года. Мы, члены шайки «Мститель», все клянемся своей кровью в том, что будем верно хранить нашу тайну, никогда не выдавать друг друга, ни при каких обстоятельствах. Кто нарушит данную клятву, пусть знает, что его ждет месть, заключающаяся в смерти. Наших жертв не щадить, ибо молчат только мертвые. Наш первый опыт должен совершиться до 1 сентября 1928 года. Добычу делить поровну. Нижеподписавшиеся члены шайки Клара, Жан, Лора, Жанна».

Все подписи на этом документе были сделаны кровью. Я прочел договор и спросил:

– Сколько вам лет, Чернова?

– Через месяц будет шестнадцать.

– Ну ладно. Одевайтесь, вы поедете с нами.

Зоя стала одеваться, привычно напудрилась, поцеловала мать и, не глядя на отчима, вышла вместе с нами.

Мы отвезли Зою в домзак (место предварительного заключения), сделали необходимые распоряжения о вскрытии трупа и поехали домой.

Было уже поздно, около трех часов ночи. Улицы были пустынны, давала о себе знать осенняя сырость. Укутавшись в пальто с поднятым воротником, я молчал. Я думал о Зое, об этом необычном деле, в котором детская романтика переплелась с патологической жестокостью и профессиональным спокойствием, о мотивах этого убийства.

– Что задумались, Лев Романович? – спросил вдруг начальник первой бригады угрозыска, сидевший рядом со мной. – Дельце то сегодня не совсем обычное. А ведь Зоя держалась молодцом, не всякий «специалист» так сумеет. С характером, видно, девушка. А отчима заметили? Тоже, я вам доложу, фрукт. Одна физиономия чего стоит.

– Это верно, – ответил я, – насчет семейного очага дело у Зои, видно, обстояло неважно. Но ведь девочке шестнадцати лет еще полных нет. Откуда эта ранняя зрелость, этот уверенный тон, эти манеры? Ну ладно, разберемся, выясним.

Машина остановилась у моего дома. Я простился с товарищами и пошел к себе.

Утром следующего дня состоялся первый допрос. Зоя встретила меня легкой улыбкой, как старого знакомого.

Я решил беседовать с нею запросто, без излишней официальности. Объяснил ей, что она будет предана суду, что нам важно узнать всю правду, что всякие попытки ввести в заблуждение будут бессмысленны, потому что я все равно буду проверять ее показания, сопоставлять их с показаниями других.

Зоя слушала меня внимательно. Когда я закончил и предложил ей все рассказать по порядку, она сказала:

– Странно думать, что теперь я буду что нибудь скрывать. Я, конечно, все вам расскажу. Я знаю, что представляю для суда большой интерес, что Я не обычная преступница. Ведь, наверно, в газетах будут много писать о нашем деле. Но я хочу, чтобы все сообщения в газеты по моему делу мне предварительно показывали.

– Ошибаетесь, Зоя, – ответил я. – Напрасно вы думаете, что вы и ваше преступление представляют такой исключительный интерес. Скажу вам откровенно, что героиней никто вас не считает и считать не станет. Что же касается газет, то вряд ли их будет интересовать ваше дело. Оно ни с какой стороны не любопытно и не показательно.

– Тогда зачем же вы интересовались подробностями? Убила, и кончено. Судите меня по закону.

– У меня служба такая, что я должен интересоваться подробностями. А лично меня, поверьте, они мало интересуют. Впрочем, если не хотите, можно закончить допрос. Решайте.

Зоя задумалась. Я понял, что она разочарована в своих ожиданиях. Ей бы больше улыбался «громкий процесс», газетные статьи, интервью, шум.

– Хорошо. Я буду вам все подробно писать. Только, если можно, лично.

– Пожалуйста. Вот бумага и перо.

Прошло несколько дней. За это время я тщательно знакомился с биографией Зои, условиями, в которых она выросла и воспитывалась. Читал ее дневник, несколько раз беседовал с нею, с Ивановой, с третьим членом шайки – Георгием Ленским. Картина все более прояснялась.

Зоя родилась в уездном городе Волковыске Виленской губернии. Вскоре после рождения Зои ее мать была брошена мужем – мелким чиновником. Очутившись в тяжелом положении, мать стремилась избавиться от дочери, определила ее в приют, заявив, что Зоя – подброшенный ребенок. Однако вскоре выяснилось, что это неправда, и Зою пришлось взять обратно. Два года они жили из милости у чужих людей, пока мать не вышла вторично замуж за Чернова. Потом началась война. Черновы оказались в области, занятой неприятельскими войсками, переходящей затем из рук в руки. Война, кровь, снаряды, вторжения войск, беженцы, постоянный страх, голод – вот первые детские впечатления Зои.

Зоя учится польскому языку, поступает в школу. Школьный ксендз уговаривает девочку принять католичество, водит ее в костел. В костеле полумрак, тишина, музыка органа. На ребенка действует эта торжественная и таинственная обстановка. А ксендз становится все настойчивее. Но мать Зои православная – она не хочет, чтобы дочь стала католичкой.

Дома частые скандалы, отчим сильно пьет. Напившись, он буйствует, иногда бьет мать, бросается на Зою.

В 1923 году семья Черновых переехала из Польши в СССР и обосновалась в Ленинграде, на Обводном канале. Зоя подросла, поступила в школу. Она хорошо учится, читает запоем. Но дома все та же безрадостная обстановка: отчим продолжает пить, иногда в пьяном виде пристает к спящей Зое, пытаясь развратить ее. Мать этого не замечает, ей не до того, у нее вечные заботы, нужда. Она очень постарела за эти годы, вся как то высохла, у нее чуть дрожит нижняя челюсть; она забита, слаба, несчастна.

Зое 13 лет. Она начинает учиться хуже. У нее появляются новые интересы: вечеринки, косметика, наряды. Она зачитывается детективными и сексуальными романами, пытается казаться взрослой женщиной.

Вокруг нее организовался кружок школьных товарищей, у которых она пользуется своеобразным авторитетом. В этом кружке и ее одноклассник – Ленский.

Зоя любила кино. В темном, затихшем зале на экране происходили чудеса: благородные злодеи совершали чудовищные преступления, любили красивейших женщин, жили в роскошных замках, «творили» необыкновенную, великолепную жизнь… Мечтательная, нервная девочка, захлебываясь, впитывала в себя пошлятину импортных боевиков. В школе – скучные уроки, скучные педагоги, скучные стены. Дома тоже все буднично, пьяный отчим, забитая, безвольная мать.

1928 год. Настольные книги – «Турецкий султан», «Пещеры Лихтвеиса», «Антон Кречет». Зоя решает стать героиней. В ее дневниках, написанных в стиле романов Вербицкой, все чаще мелькает мысль об организации шайки.

В своих показаниях, написанных лично, Зоя рассказала:

«Мысль об организации шайки у меня возникла давно. Я была очень недовольна своей жизнью. Моя жизнь была однообразна, сера и скучна. Мне хотелось сильных ощуще¬ний, приключений и т. п. Тут же явилась мысль, что, прежде чем организовать шайку, нужно найти подходящих людей…»

Она находит «подходящих людей» в лице своих подруг Жуковой и Ивановой и одноклассника Ленского. Зоя делится с ними своими планами и предлагает организовать шайку «Мститель». Предложение ее восторженно принимается. На квартире Ленского был составлен и подписан договор. Атаманом шайки была выбрана Зоя, которой и отдали для хранения договор.

После этого была намечена первая жертва – Жорж Смирнов, сын богатого торговца. Смирнов был пижоном, носил перстень, и ему нравилась Зоя. Было решено, что Ленский приведет его к Зое в отсутствие родителей. Смирнова там напоят, убьют, а труп выбросят в Обводный канал.

В условленный день Ленский привел Смирнова. Тогда же пришла и Жукова. Смирнова стали усиленно угощать вином, и он, выпив, опьянел. Тогда Зоя вызвала в кухню Ленского, дала ему топор и предложила «приступить». В последний момент Жукова от участия в убийстве отказалась. Ее примеру последовал и Ленский. Зоя стала настойчиво его уговаривать, даже обещала отдаться ему, если он совершит убийство, но Ленский так и не согласился.

Вскоре Смирнов проснулся и ушел домой. Жукова, взволнованная тем, что могло произойти, заявила, что она выходит из шайки, так как не может грабить и убивать.

«Как только она сказала мне это, – пишет Зоя в своих показаниях, – у меня явилась мысль избавиться от нее путем умерщвления».

Мысль об убийстве Жуковой все чаще приходит в голову Зои. Ей хочется отомстить Жуковой, которая нарушила договор, помешала убийству Смирнова и заявила о своем выходе из шайки. Зоя понимала, что Ленский не согласится принять участие в убийстве Жуковой, в которую он был влюблен, и решила сделать это с Ивановой. Она остановилась на Ивановой, несмотря даже на то, что Зина была дружна с Жуковой. Наблюдательная Зоя заметила, что уродливая Иванова (лицо ее было обезображено ожогом) втайне завидует Жуковой, которая была очень миловидна и пользовалась успехом.