Я нервно осматривал в зеркале свое отражение. Выглядел я вполне прилично, но меня никак не покидало ощущение, что рядом вот-вот послышится ворчание Виноградовой.

С момента, когда в мой офис приходили жандармы, прошла пара дней. Зеркальщик пропал — во всяком случае, я так и не смог выйти на его след. Скорее всего, он узнал, что его ищет некромант, и предпочел залечь на дно. Поэтому я решил продолжить поиски после возвращения из Яблоневого Сада.

От Любовь Федоровны вестей тоже не было. Тело женщины по-прежнему находилось в соседней комнате, куда я по несколько раз на дню заглядывал, чтобы убедиться: душа ее так и не объявилась.

Лаврентий Лавович переехал в наш дом, заняв гостевую комнату, и практически жил у кровати своей пациентки. Лекарь был настолько одержим этим случаем, что даже терял счет времени. Фома присматривал за ним, и частенько слуге приходилось поднимать его, сонного, на ноги, отводить в комнату, и укладывать в постель. Лаврентий что-то бормотал о том, как боится пропустить важный момент, а меня же страшило то, что мы можем ожидать воскрешения хозяйки дома совершенно напрасно. Но я боялся признаваться в этом даже самому себе, а уж про то, чтобы поделиться с окружающими своими подозрениями — и речи не шло.

Я успокаивал себя тем, что после возвращения из «Пиратской Бухты» исследовал весь дом, но так и не нашел никаких следов, которые оставляют порталы в межмирье. Да и ловидуха в момент исчезновения Виноградовой я не заметил. По всему выходило, что Любовь Федоровна осталась в мире живых. Но страх ее потери все одно не отпускал. Я не мог себе представить дом без Виноградовой. Конечно, живая она стала бы еще той занозой, но я был бы счастлив, если бы она начала курить в гостиной по-настоящему…

Я еще раз взглянул на себя в зеркало. В отражении на меня смотрел немного хмурый высокий парень в темно-синем костюме. Вышитый на груди герб был безупречен. Как и галстук, который я предпочел шейному платку.

— В таком виде умереть не страшно… — пробурчал я, вспомнив о том, как по этому поводу беспокоилась моя соседка.

В дверном проеме тут же показался Фома.

— Что вы сказали, вашество? — осведомился он.

— Ничего особенного, — отмахнулся я.

Парень выглядел встревоженным. Он воровато оглянулся, словно беспокоясь, что нас могут подслушать и заговорил:

— Павел Филиппович, как вы думаете: лекарь не станет вредить нашей женщине?

— С чего ты это взял? — насторожился я.

— Он тут давеча сказал, что надо ей палец уколоть и проверить проснется или нет… Еще что-то про горошины под матрасом говорил…

— Может он от недосыпа бредит, — пожав плечами, предположил я.

— Может и так, — согласился слуга. — Но я бы оставил с ним Ярослава. На всякий случай. Парень он хоть и не самый добрый, но исполнительный. Да и Любовь Федоровну все еще побаивается. Пусть следит за Лаврентием Лавовичем, а ежели что — скрутит его в пододеяльник и засунет в кладовку!

— Какие-то странные у тебя методы предосторожности, — заметил я. — Зачем такие крайности?

— В кладовке есть маленькая скамеечка и матрас, который не даст лекаришке себе голову расколошматить. Я его так сложил…

От этой информации я едва не поперхнулся. Осторожно уточнил:

— Ты сделал в кладовке мягкие стены?

— Я ведь забочусь о том, чтобы все оставались целыми, — не стал отпираться парень.

— Лаврентий отдает много сил, чтобы вернуть Виноградову, — терпеливо принялся пояснять я. — После долгого стазиса в гробу…

— Сна в ящике, — важно поправил меня слуга.

— Все верно, — согласился я. — Так вот, после долгого сна тело достаточно истощено. И Лаврентий Лавович запускает в нем токи энергии.

— Супчиком было бы быстрее запустить, — возразил Фома. — Не дело это, что нашу женщину мы даже не пытаемся накормить!

— Поверь, сейчас ей полезнее помощь хорошего лекаря. Может быть, если тело будет готово к пробуждению, то и душа в ней встрепенется.

— Знамо дело, — часто закивал парень. — Но Иришка все равно каждый день будет суп готовить. Потому как, после такого долгого сна, нашей Людмиле Федоровне понадобиться еда для восстановления.

Он старательно, почти по слогам, выговорил новое имя соседки и вздохнул. Мне показалось, что его тоже беспокоят смутные сомнения относительно пропавшего призрака. Но мы оба не решались заговорить об этом вслух, словно не желали накликать этим беду.

В этот момент из своей комнаты вышел лекарь и, слегка пошатываясь, направился на кухню. Затем словно опомнился и развернулся, чтобы пойти в комнату Виноградовой.

— Зови Ярослава, — распорядился я.

— Вам тоже не внушает доверия этот Лавович? — осведомился парень.

— Он измотан, запросто может упасть и расшибиться, — пояснил я. — И будет у нас два болезных…

— Не то, чтобы мне он шибко нравился, но не хочется, чтобы расшибся, — согласился Фома. — Потом ищи нового, еще и деньги ему плати… А этот наотрез отказался от оплаты сверхурочных. Наша женщина будет довольна…

Мы оба вздохнули и вновь не стали озвучивать мрачные подозрения. В комнате на несколько секунд повисло молчание. И Питерский нарушил его первым:

— А вы сегодня хорошо выглядите, вашество, — произнес он, меняя тему.

— Спасибо, — ответил я. — Ты тоже.

Питерский и впрямь выглядел отменно в черном костюме по фигуре и белоснежной рубашке. Герб на его галстуке смотрелся внушительно. Эту одежду они с Иришкой выбирали в одной из лавок и, судя по качеству одежды, Фома хорошо потратился при покупке костюма.

— Постарайся сегодня не теряться. Там будет много важных людей.

— Не переживайте по этому поводу, — успокоил меня слуга. — Водитель вашей бабушки дал мне инструкции. И пояснил, где надо оставаться, чтобы не накликать какой печали. И добавил, что ежели что-то пойдет не так, то следует коротко поклониться и сказать, что мне надобно отлучится в уборную…

— Мудрые советы, — согласился я, осматривая Фому. И отметил, что он стал совсем другим с нашей первой встречи.

Изменилась не только речь, из которой почти полностью ушел особенный говорок, но и внешне Питерский перестал напоминать работягу с порта. Он стал следить за прической, одевался неброско, но вполне по моде. При этом стал увереннее, что отразилось на походке. Хотя, быть может — это его кошачья натура так вырывалась наружу.

— Я за Ярославом, — вспомнил Фома.

Он развернулся и вышел из комнаты. А через пару минут в ней появился культист, оставив позади помощника.

— Что от меня требуется? — деловито уточнил он и слегка настороженно оглянулся. — А Любовь Федоровна не наругает, что я тут шастаю?

— Она пока не объявилась, — терпеливо пояснил я.

— Это пока! — уверенно заявил парень. — А потом вернется и задаст мне перцу, что я в дом пришел без ее ведома и согласия…

— Я тебя прикрою, — пообещал я.

— Хорошо, мастер.

Я быстро пояснил, что ему стоит следить за лекарем и не позволить ему свалиться без сил.

— У тебя хватит сил, чтобы при необходимости его подхватить? — уточнил я.

— Если немного подкормите, то наверняка хватит, — вздохнул призрак. И тут же принялся оправдываться: — Вы мне не велели есть прохожих, вот я и следую приказу!

— Все в порядке… — я щелкнул пальцами и, как только из-под пола выбрался пень, бросил призраку ниточку силы. Тот ухватил ее и прямо на глазах стал внешне почти неотличимым от живого, разве что только румянец на щеках не заиграл. Призрак проявился в реальном мире и изумленно рассматривал себя в зеркале, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим.

— Я уже и забыл, как выгляжу, — признался он, качая головой. — А с виду и не скажешь, что недоедал…

— Откормленный, — подтвердил появившийся Фома. — Сроду не поверю, что голодал. Небось воровал с кухни всяческие припасы и хомячил под одеялом.

— Не без этого, — усмехнулся парень и подмигнул Питерскому. — Но по ночам ворочался и поминал Искупителя!

— Неужто совесть мучила? — не поверил Питерский.

— Крошки раздражали, — пояснил парень, и Фома довольно улыбнулся.

Видимо, эти двое нашли общий язык. Хорошо бы еще Любовь Федоровна одобрила парня…

— Машина ждет, вашество, — напомнил мне слуга. И добавил: — Вы сегодня особенно богато выглядите. Прямо как император, только моложе…

— Надеюсь, что не покажусь слишком разодетым — не хотелось бы, чтобы моя спутница ощущала неловкость.

— Арина Родионовна сказала, что ничего не слишком! — внезапно огорошила меня выглянувшая из кухни Иришка.

— Откуда она знает? — не понял я.

— Я ей все описала, — совершенно искренне пояснила девушка. — Это ведь очень важно, чтобы ваши костюмы смотрелись гармонично.

— Спелись, значит… — хмыкнул я, нисколько не удивленный тем, что Нечаева нашла общий язык с кухаркой.

— Не серчайте! — вступился за подругу Фома. — Это нам, мужчинам, не так важно, как мы выглядим. А девицы — они иначе устроены.

— Того и гляди кошелек начнут искать, — тихо добавил я, вспомнив первую примерку Фомы в магазине.

Парень густо покраснел и зыркнул в сторону скрывшейся на кухне подруги.

— Я давно уже так не думаю, — проворчал он и зашагал в сторону лестницы.

— Значит так, Ярослав, — начал я инструктаж, — следи за лекарем. И, на всякий случай, прислушивайся к дому. Если вдруг услышишь какой-то странный зов…

— Какой? — насторожился бывший культист.

— Что-то жутковатое…

Я попытался подобрать слова, и Ярослав мне подсказал:

— Жуткое, как Любовь Федоровна?

— Вроде того… Сразу же ныряй в свой камень и не вздумай идти на этот зов! Это мой приказ.

Последние слова я произнес с нажимом, влив в них немного силы. И слуга покорно поклонился. Лишь потом, с трудом подняв глаза, он уточнил:

— Это может быть опасным для вас?

— Опасным для призраков. А мне бы не хотелось тебя терять.

— Спасибо, мастер. — прошелестел Ярослав и двинулся в сторону комнаты Виноградовой.

Я же поторопился спуститься по лестнице и направился к выходу. По пути вынул из кармана телефон и проверил входящие сообщения. В пришедшем письме было подтверждение доставки букета для Нечаевой. Я вспомнил о цветах в последний момент, потому как привык, что этими вещами занималась моя соседка.

— Где же вы, Любовь Федоровна?.. — пробормотал я.

И оглянулся, неторопливо осмотрел дом, напрасно ожидая заметить полупрозрачную фигуру женщины в голубом платье.

Затем встряхнулся и пошел дальше по дорожке. У выхода встретил Евсеева, держащего на руках одного из котов.

— Как твои дела? — поинтересовался я после его приветствия.

— Литр куда-то запропастился, — обеспокоенно сообщил он. — Все утро не могу его найти. И Пряник куда-то рвется…

— Мне стоило передать, что кот сидит у постели болезной, — сказал я, нарочно не называя имени.

Евсеев был неглуп и понимал, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Он знал, что на ночь глядя в дом заглядывали гости из семьи Чеховых, а потом спешно удалились, после чего к нам приехал лекарь. Последующий визит жандармов его не особо смутил. Мужчина стойко встретил настороженные взгляды некоторых сотрудников, которые, очевидно, его узнали. Хотя все же не удержался и один раз щелкнул зубами. Но все же скрыл этот жест за зевком, за что я был ему очень благодарен. Фома осторожно пояснил Евсееву, что в доме теперь есть еще один постоялец, на что тот кивнул и уточнил, будут ли какие-то дополнительные распоряжения относительно продуктов.

— Значит, коты решили лекарить по-своему, — с облегчением вздохнул дворник и выпустил своего питомца с рук.

Тот потерся о его ногу и трусцой побежал в дом.

— Если захочешь убедиться, что они на месте, то можешь зайти. Там лекарь и призрак, и они не будут против твоей компании.

— Спасибо, господин. Может, я вашему лекарю еще и трав поднесу, которые добыл в чайной лавке в городе.

— Не за свои деньги покупал? — строго уточнил я.

— Обменял на старую корягу, которую выловил в реке. Лавочник так ею восхитился, что я сумел у него еще и сушеных ягод выторговать.

— Если деньги нужны на пропитание…

— Я не нуждаюсь, мастер Чехов, — торопливо сообщил мужчина. — Просто грех не сэкономить, когда есть такая возможность.

Я кивнул и направился к выходу, думая о том, что дома меня окружают не только представители кошачьих, но и очень бережливые люди. Что тут скажешь — повезло!

Солнце еще не зашло и косыми лучами резало сиреневое небо.

Фома открыл передо мной дверь и, лишь когда я сел в салон, вдруг сказал:

— Не переживайте, вашество. Уверен, что все будет хорошо…

Отчего-то его слова согрели мою душу, и я улыбнулся.

Дорога заняла не так много времени. Случаи со взрывом автомобиля князя Шуйского, а потом и машины княжича Чехова все еще были на слуху. И поэтому дороги вдали от центра вновь перекрыли.

Однако прохожих на мостовых хватало. Большинство прогуливались парами, реже встречались компании побольше. Между ними сновали мальчишки в приютских робах, которые предлагали купить газеты или цветы за мелкую монетку. На деле же, их напарники наверняка пытались проверить пиджаки прохожих на наличие кошельков. Уверен, что чуть позже — когда гуляки станут менее бдительными и более хмельными — у многих в карманах опустеет не только от трат, но и от воришек.

Машина подъехала к комплексу, где жила Нечаева. На въезде нас встретил охранник, коротко поклонился мне и открыл шлагбаум.

— О вас предупредили, — сообщил он, когда Фома опустил стекло.

— Вот что номера семьи делают! — подивился слуга. — Если бы я на своей «Ласточке» прикатил, то в меня бы солью зарядили.

— Скорее всего так и получилось бы, — не стал возражать я.

Питерский притормозил у самого дома, и я вышел из салона. Поднялся по ступеням крыльца, где дежурил привратник. Поклонившись, он распахнул передо мной дверь, и я вошел в помещение.

— Добрый вечер, мастер Чехов! — поприветствовал меня консьерж. — О вас предупреждали. Я сообщу госпоже Нечаевой, что вы уже поднимаетесь.

Я не особенно удивился тому, что Арина Родионовна предупредила персонал дома о моем визите. Мое появление в официальных цветах семьи могло взбудоражить соседей — того и гляди начали бы строить теории о принцессе и рыцаре. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что после нашего визита в Яблоневый Сад слухов все равно не избежать…

На этаже Арины я заприметил старика-призрака, который ходил вдоль стены, заложив руки за спину. При виде меня он оживился.

— Здравы будьте, господин некромант! Какая нечаянная встреча…

Я ни на секунду не поверил в случайность его визита на лестничную клетку, где жила моя помощница.

— Ринат Давидович, рад вас видеть, — я коротко поклонился.

— Не забыли? — искренне удивился он. — Не думал, что вы обратите внимание на одинокого старика…

— Какой же вы одинокий, если у вас целый дом в распоряжении! — возразил я.

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить, Павел Филиппович, — спохватился старик и замер, словно прислушиваясь к чему-то. — Сонечка рано начала скандал, ее супружник даже не успел разуться. Он же сейчас сбежит, и она будет до полуночи плакать без толку! До чего ж глупые бывают женщины… Вот моя супружница прежде чем поругаться — обязательно кормила меня до отвала. И когда начинала предъявлять претензии, я уже не мог сдвинуться с места! А уж идти куда-то — сил и подавно не было. Да и наклоняться с полным пузом, чтобы завязать на ботинках шнурки, не представлялось возможным…

— Хитро придумано, — отметил я.

— Я потом придумал завести отличного вида тапочки, в которых не стыдно было выйти в парадную. Но моя благоверная эти самые тапочки подсунула псу, который с радостью устроил в них туалет…

— Так о чем вы хотели со мной поговорить? — напомнил я, понимая, что этот диалог рискует стать многочасовым.

— Ах, да! Мастер некромант, мне есть что вам сказать… У нас в доме случилось кое-что донельзя странное. Вы же помните, что в первую нашу встречу нам составила компанию домоуправительница? Эта та, которая упала с лестницы и представилась аккурат между шестым и пятым этажом…

— Помнится, что вы уверяли, что между четвертым и пятым, — поправил я старика.

Тот просиял:

— Вы и правда все замечаете, молодой человек! До чего же приятно, когда тебя слушают и принимают всерьез.

— Ближе к делу, господин Карпович, — попросил я. — Мы с Ариной Родионовной должны успеть на прием.

Старик вновь замер и довольно усмехнулся:

— Девушка ищет свою сумочку, так что у нас есть минутка. И я-таки готов вам рассказать про домоуправительницу…

— Она решилась уйти и хочет попросить моей помощи?

— Все совсем не так, мастер Чехов. Дело в том, что вредная бабища пропала. Совсем пропала!

— Быть может она от вас прячется? Или дремлет в стене?

— Я слишком хорошо ее знаю. Каждый день в шестнадцать-восемнадцать она совершает свой полет по лестнице, пачкая призрачными мозгами ступени и площадку.

— И что же на этот раз не так?

— Уже второй день она этого не делает, — шелестящим голосом сообщил старик. — Она могла пропадать надолго, но свою смерть никогда не пропускала.

— Уверены? — уточнил я.

— У меня не так много развлечений, мастер некромант. И я не отказывал себе в удовольствии наблюдать за смертью этой гадины. Каждый раз я просил ее перенести время выступления, потому как обычно в этот час идет интереснейшая передача про всяких мракобесов. Но она не слушала моих просьб. И я каждый раз назло ей сопровождал эпичное падение какой-нибудь скабрезной песенкой или стишком. Но вот уже два дня, как она не появляется на лестнице.

— А вы не слышали странный шепот, походящий на зов? — насторожился я.

— Странно, что вы об этом спросили, Павел Филиппович. Недавно я слышал, как кто-то звал меня. Как раз с того дня эта бабища и перестала бросаться вниз по ступеням. Думаете, это она меня звала? — старик выпучил глаза. — Я порядочный мужчина! И между прочим, женатый.

— Давайте я вас подкормлю, чтобы вы не были голодны, — я щелкнул пальцами, чтобы призвать тотем. — В таком состоянии вы сможете противостоять зову.

— А давайте! — с радостью согласился старик. — И если не надо идти, так я и не пойду. Чай не дурак!

Я напитал призрака и еще раз попросил его не выходить на зов и не смотреть на свет, если тот покажется.

— Я так и знал, что однажды синодники возьмутся за чистку домов… Но не думал, что начнут с нашего! Тут же нас очень мало — всего-то несколько женщин и мужчин, которые почти не хулиганят. Я за этим слежу.

— Постараюсь во всем разобраться, — пообещал я и взглянул на часы. — Простите, но мне впрямь пора…

Карпович вновь замер и довольно крякнул:

— Девица как раз поправляет платье. Сейчас к двери подойдет. Так что не томите ее, она так старалась сегодня быть особенно красивой.

— Вы ведь за ней не подсматриваете? — сурово осведомился я.

— Она начала меня видеть, и потому следить за ней стало неприлично, — с обидой сообщил старик. — Но это не мешает мне слышать, как она говорит по телефону, а иногда и сама с собой. Хорошо, что в доме больше никто не замечает доброго соседа в моем лице. К слову… — он опять замер и вдруг так и задохнулся от восторга. — Сонечка бьет мужа тапкой по голове! Я должен это видеть! Простите, вынужден попрощаться…

Старик исчез, и я, наконец, смог подойти к двери нужной мне квартиры.

Дверь распахнулась за мгновение до того, как я нажал на кнопку звонка.

— Павел Филиппович… — выдохнула девушка.

— Неужели я опоздал? — растерялся я. И тут же спохватился: — Вы чудесно выглядите!

— Рано для комплиментов, — заявила девушка и, взяв меня за руку, втянула в прихожую.

Над нами отчего-то несколько раз моргнула лампа. А потом Нечаева отступила от меня на пару шагов и позволила себя рассмотреть.

Она и впрямь оказалась красивой настолько, что мне стало нечем дышать. Васильковое платье с открытыми плечами, узким лифом и широкой юбкой очень шло ей. Ткань была расшита крохотными прозрачными бусинками, создающими узор в виде длинных диковинных перьев. И если на груди их было немного, то к низу подола становилось столько, что материала под ними видно не было. Когда Арина покрутилась, то платье замерцало мириадами бликов, сверкающих в гранях каждой бусины. И перья казались словно живым.

— Не слишком? — отчего-то шепотом спросила девушка и посмотрела на меня почти испуганно.

— Великолепно… — пересохшими губами ответил я. — Вы красивы настолько, что мне сложно оторвать от вас взгляд.

— Это ведь хорошо? — робко улыбнулась Арина.

Я на это лишь кивнул. А потом мысленно отругал себя.

— Мне стоило принести еще цветов, — признался я.

Нечаева тихонько засмеялась и лукаво уточнила:

— Думаете, что три букета мне показалось маловато?

— Надеюсь, вам понравились все, — я решил не показывать удивления.

Но понял, что это постаралась бабушка — про третий букет мне ничего известно не было.

— Мне особенно понравились незабудки, — сообщила девушка, отступая в гостиную.

Было приятно, что именно мой заказ пришелся ей по душе. Я прошел за девушкой и увидел цветы на столе. Букет, что прислала княгиня Чехова, я узнал сразу же — она любила розы и считала, что они всегда будут к месту. Соцветия были нежно-голубого оттенка, который напоминал о цветах нашей семьи.

— С этим привезли конфеты и записку с пожеланием хорошо провести время, — девушка указала на розы. — Я так понимаю, Софья Яковлевна таким образом дала понять, что не возражает против вашего сопровождения меня в Яблоневый Сад?

— Конфеты настоящие? — совершенно серьезно уточнил я.

— Да… — опешила Арина. — А разве могло быть иначе?

— Если бы она не одобряла нашу с вами прогулку, то скорее всего прислала бы камни. Я знаю свою бабушку и уверяю: она поступила бы именно так.

— Однако меня немного смутила эта вещица… — девушка указала на тонкий сосуд, в котором расположился высокий стебель, удерживающий несколько крупных изысканных цветов причудливой формы.

— Это орхидея! — догадался я и заметил то, что до того не бросалось в глаза — рядом на столе стояла черная лаковая шкатулка с гербом моей семьи на крышке.

— Я не смогла ее открыть. Но приложенная к ней записка дает понять, что на этот вечер я могу взять себе цвет семьи. Что это значит?

Я подошел ближе и коснулся шкатулки. В ней почти сразу раздался щелчок, и крышка приподнялась. Мне осталось лишь приподнять ее, чтобы увидеть содержимое.

На атласной подложке лежал овальный кулон из прозрачного синего камня в золотой оправе.

— Искупитель!.. — вздохнула девушка.

— Этот кулон бабушка подарила моей матери, — пояснил я. И добавил едва слышно: — Отец решил дать вам его на вечер, чтобы подтвердить намерения семьи.

— Разве это будет удобно? — смутилась Нечаева и прикрыла рот пальцами.

И вдруг я понял, что она не осознает, что все это всерьез. Конечно, в этом была моя вина. Мне стоило с самого начала заявить о своих намерениях.

— Арина Родионовна, окажите мне честь, — твердо сказал я. — Позвольте мне надеть на вас это украшение и сопроводить в Яблоневый Сад.

— Вы уверены? — тихо спросила она.

— Совершенно точно! Я буду горд, если вы сегодня будете носить цвета моей семьи.

Девушка кивнула и медленно повернулась ко мне спиной. Напротив стояло высокое зеркало, и я без труда мог видеть, как вспыхнули глаза моей спутницы. Как она затаила дыхание, когда украшение коснулось ее груди, и толстая витая цепочка тяжестью легла на ключицы. Я без труда справился с замком, и подушечки пальцев слегка коснулись изящной шеи. От этого движения мы оба вздрогнули, и затем наши взгляды встретились в отражении.

Я не мог не признать, что мы хорошо смотримся вместе. Нечаева слегка коснулась камня, и кулон под ее пальцами на мгновенье ожил и бросил блик.

— А если я его потеряю? — спросила Арина с опаской.

— Только кто-то из Чеховых сможет снять украшение с вас, — сообщил я, припоминая правила ношения семейных реликвий нашей семьи. — Вам очень идет…

— Спасибо, — девушка не торопилась оборачиваться, словно тоже наслаждалась нашим отражением в зеркале. Но потом будто опомнилась и вздохнула: — Нам надо ехать! Нехорошо будет, если мы опоздаем…

— Вы правы, — я нехотя шагнул назад.

Нечаева обернулась, подхватила со спинки кресла невесомый палантин, набросила на обнаженные плечи и взяла небольшую сумочку из атласа.

— Вы тоже прекрасно выглядите, — сообщила мне она.

— Рядом с вами я просто обязан… — я пожал плечами.

Мы вместе вышли из квартиры, и девушка ненадолго отвернулась, чтобы закрыть дверь на ключ. А я оглянулся, ощутив странный холодок, словно к нам подкрадывался кто-то неживой. Но ощущение тотчас пропало.

— Как ваши соседи? — уточнил я у Арины и выразительно поднял бровь. — Не беспокоят?

— Вы про того приятного старичка? — Нечаева улыбнулась и вошла в лифт. — Он пару раз со мной здоровался, и вы оказались правы: господин Карпович весьма приятный человек. Мне не стоило его бояться.

Я был уверен: этот хитрый призрак прослушивает разговоры в парадной, где бы он в этот момент ни находился. И сейчас он удостоверился, что я о нем упоминал. Все же не хотелось, чтобы он совал свой любопытный призрачный нос в жилище Нечаевой…

В холле перед нами почтительно распахнули двери.

— Хорошего вечера, — с поклоном пожелал консьерж.

— Спасибо, — отозвался я и вложил в его руку купюру — из тех, что заблаговременно сунул в карман пиджака для таких вот случаев.

Мужчина просиял и проводил нас широкой улыбкой.

Фома ждал нас у машины и открыл дверь, как только мы подошли.

— Добрый вечер, Арина Родионовна, — пробасил Питерский.

— Добрый. До чего же ты сегодня хорош! — заметила девушка. И обернулась ко мне, чтобы заговорщически сообщить: — Надо следить, как бы его не утащили! Не то кабинет адвоката останется без помощника…

Парень смущенно хмыкнул и пригладил волосы.

— Скажете тоже, госпожа… Это вы у нас сегодня — как звезда с неба!

Я и не знал, что Фома способен на такие комплименты, и потому даже слегка удивился. Арина между тем устроилась на диванчике, расправив многослойный подол. Я ее не торопил, лишь уточнил негромко:

— Помощь требуется?

— Со своей одеждой я как-нибудь смогу управиться! — весело заявила девушка. И пояснила: — В подворотах ткани вдета нить с артефактом воздуха, так что измяться платье не сможет никак. И когда я выберусь из машины, то оно расправится само.

— До чего дошел прогресс… — пробормотал я, устраиваясь рядом с Ариной.

Фома быстро обошел автомобиль и сел на свое место. Он осторожно вырулил на дорожку, а потом медленно покатил к выезду. Мне показалось, что несколько людей, прогуливающихся по тропинкам комплекса, остановились, беззастенчиво нас рассматривая.

— До чего же любопытные! — фыркнула Нечаева. — Зато теперь все захотят водить со мной дружбу.

— Вы думаете? — с сомнением уточнил я. — Все же компания некроманта — не самая лучшая.

— Это было до того, как вы стали народным, — возразила девушка. — Сейчас же о вас распевают куплеты уличные музыканты…

— Все так, — подтвердил Фома, и я ухмыльнулся.

— Представляю, как на это реагирует бабушка и отец. Их все бояться и уважают, а про меня частушки сочиняют… Позор семьи!

— Думаю, они вами гордятся, — возразила спутница.

Я заметил в ее прическе, сложенной из множества мягких завитков, шпильку, которую подарил ей ранее. Не удержался и тронул ее пальцами.

— Растрепалась? — насторожилась девушка.

— Нет, все просто прекрасно. Просто увидел шпильку.

— Она мне нравится, — ответила Арина Родионовна и внезапно растерянное выражение на ее лице сменилось обеспокоенным. — Как Людмила Федоровна?

Я даже не сразу понял, о ком речь. Не хотелось печалить Нечаеву, но пришлось сказать правду:

— Она все так же спит, и лекарь уверяет, что ее организм еще не готов к пробуждению. Тело медленно выходит из стазиса. Сейчас она начинает чаще дышать.

— Думаете, Лаврентий Лавович справится? Может стоит обратиться к кому-то еще?

Я понял, что девушка намекает на своих родителей.

— Признаться, я раздумывал о том, насколько хорош домашний лекарь. Но стоит вспомнить, как он вылечил Фому…

— Отличный лекарь! — подтвердил Питерский. — Он очень сильный, госпожа, вам не о чем беспокоиться. Если кто и сможет вывести нашу женщину из этого сна, так это Лавович. Видели, каким человеком он сделал Евсеева?

— А разве только он лекарил нашего дворника? — осведомилась девушка.

— Лишь его и вас, Арина Родионовна, наш Евсеев считает своими спасителями, — с готовностью ответил слуга.

— К тому же, мне не хотелось бы вмешивать в нашу историю вашу родню, — нехотя признался я. — Поймите правильно, им придется скрывать тайну, а насколько мне известно, сейчас жандармерия настроена на создание отдела по делам призраков…

— Полагаете, что призраков начнут преследовать? — нахмурилась Нечаева.

— Вряд ли это станет нормой для всех — все же услуги жрецов стоят недешево. Хорошо, если только «плохие дома» начнут проверять… Но сдается мне, что если станут заниматься этим всерьез, то начнут со старых склепов, захоронений, особняков знати. До фабрик и заводов никому не будет дела. А про многоэтажки на окраинах и в рабочих районах — и разговора нет.

— Думаете, они начнут искать шаманов?

От этого вопроса Питерский напрягся.

— Скорее всего, будут завлекать к себе кого-то со способностями шаманов для сотрудничества. Стоит понимать, что специально обученные жрецы с сильными талантами к свету могут истончать и ослаблять призраков. А шаманы способны видеть духов. Но о них мало что известно. По крайней мере, я так думаю. Но, быть может, все обстоит иначе…

— Может особенных людей, владеющих талантом видеть призраков, раньше и считали шарлатанами, но сейчас могут заинтересоваться ими в сугубо практических целях, — согласилась Нечаева.

Я кивнул и продолжил:

— В лучшем случае, способные видеть призраков должны будут работать в тесной связке с теми, кто может этих призраков ослаблять. Но создать по-настоящему эффективную команду будет непросто. А таких команд понадобиться несколько. Две, или даже три… Но на это уйдет много времени, как я полагаю…

— Не могу согласиться, — подал голос Питерский. — Знаете, оно, конечно, может и долго думается, но быстро делается! Те жандармы, что к нам приходили, не просто так по дому шастали. Они руками водили и какие-то странные слова шептали. Я близко подходить не решился. Мало ли — вдруг у меня, от их ритуала проклятого, хвост начал бы отрастать прям на людях?

— Все возможно, — со всей серьезностью кивнул я.

— И знаете: в той комнате внизу, где ящик стоял, эти самые гости оживились, словно почуяли чего… А потом еще и у комнаты Людмилы Федоровны топтались долго. Один даже сомневался, что наша женщина живая. Потому что от нее ему чем-то пахнуло.

— Что? — насторожился я и отругал себя за то, что не расспросил об этих подробностях раньше.

— Он так и сказал: «Неживым духом пахнет». А Лаврентий Лавович посоветовал ему залатать дырку в ботинке. Мол, тогда и пахнуть всяким не будет… Парень тот попытался возразить, но тут к нам поднялась Арина Родионовна и быстро их спровадила подальше.

— Было дело, — согласилась девушка. — В тот раз спровадила, но следует держать ухо востро — мне тоже показалось, что эти ребята не такие уж и бесполезные.

— Обо всех подробностях относительно таких групп можно будет разузнать у Морозова. Думаю, он будет в курсе событий. Да и Шуйский, скорее всего, будет знать.

— Хорошо, что вы с ним общаетесь… К слову, — девушка расправила на плечах палантин, — он на самом деле возьмет с собой господина Зимина в Яблоневый Сад?

— Вот и посмотрим, — хмыкнул я.

— Мне кажется, что Стас Александрович может быть очаровательным, если захочет, — предположила девушка.

— Ума не приложу, зачем бы ему этого хотеть… — буркнул Фома с переднего сиденья.

— Рано или поздно, но ему придется вливаться в высокое общество, — пояснил я. — Однажды он станет наследником приличного состояния и титула, и с ним придется считаться. Будет славно, если к этому сроку он сможет обрести расположение аристократии. Со своей стороны я буду поддерживать его. Шуйский, как я понял, после совместной поездки в Новорильск, проникся к новоявленному Морозову симпатией. Значит, две весомых семьи в Империи уже выступят на его стороне. А это немало.

— Моя семья тоже будет отзываться о нем хорошо, — добавила девушка. — Родители были впечатлены тем, с каким достоинством Стас Александрович бился в… — она замерла, видимо, ощутив воздействие клятвы о неразглашении. И откашлялась. — Он показался им хорошим человеком.

— Рад это слышать, — сказал я и взял ладонь девушки в свою.

Мы на какое-то время замолчали, но тишина не была в тягость. Машина довольно скоро добралась до места назначения. На подъезде нас встречали посты, и на каждом приходилось останавливаться и демонстрировать документы. Автомобили проверяли элементалями, даже несмотря на номера семей, и меня это странным образом успокаивало — меры безопасности были серьезные, а, значит, беспокоиться о нежелательных происшествиях не стоило.

Когда мы добрались до подъезда в сад, то попали в небольшую пробку.

— Проще было бы пройтись, — сказала Арина, вглядываясь в вереницу машин, стоящих перед нами.

— Этикет не позволяет. К тому же те, кто приехал перед нами, могут решить, что мы не желаем соблюдать очередь.

— Как у важных людей все сложно… — проворчала Нечаева, вдруг став очень похожей на Питерского.

— Не скажите! — внезапно возразил парень. — У простых тоже не принято лезть без очереди. За такое могут и поколотить. Вот был случай, когда староста решил не ждать, пока подойдет его срок везти зерно на мельницу, и велел запрячь телегу и отвезти немного раньше…

— И что же случилось? — полюбопытствовала девушка.

— Обратно лошадь пришла без телеги! А оглоблей староста отмахивался, пока народ не успокоился… Никто не посмотрел, что он первый на деревне. Очередь — она для всех одна.

— Сурово, — оценил я. — Ты ж вроде говорил, что староста у вас был немолод? Как же он сумел оглоблей махать?

— Жить захочешь — не так раскоряч… — Питерский вовремя прикусил язык и бросил на меня виноватый взгляд через зеркало заднего вида. — В общем, не хотел он тумаков получить. Да и живут шаманы долго, не то что простолюдины…

— Как те, кто владеет стихиями? Вроде аристократов? — удивился я.

— Ну, конечно, вашество! Мне доведется еще до-о-олго землю топтать, ежели Искупитель позволит.

— И если по глупости не надумаешь без очереди где-нибудь пройти, — добавил я, и мы засмеялись.

Меж тем машины медленно двигались, пока и наша не остановилась у входа. Высокая кованая арка была украшена металлическими ветвями, усыпанными яблоками. Выглядели они как настоящие. В воздухе качался аромат цветов и фруктов, из сада доносилась негромкая музыка. К самой арке вела проложенная от дороги красная ковровая «дорожка».

Дверь машины открыл мужчина в ливрее и поклонился. Я вышел первый и затем предложил руку своей спутнице. Она протянула мне ладонь.

— Мне так повезло, что вы согласились прийти сюда со мной, — сказал я негромко.

Девушка искренне улыбнулась. Затем вышла из салона, выпрямилась и положила руку на сгиб моего локтя.

И мы направились в сад под вспышки камер разрешенных корреспондентов.

На входе нас встретил распорядитель.

— Ваши приглашения, — с уважительным поклоном произнёс он, протянув руку. Я послушно передал конверты. Мужчина взял их, быстро прочел строки на открытке и уточнил, обращаясь ко мне:

— Быть может, назвать ваше имя первым?

— Не стоит… — начал было я.

— Конечно! — одновременно со мной ответила Арина. И тихонько добавила, уже только для меня: — Не хочу, чтобы потом все судачили, будто это я вас пригласила…

— Вы правы, — кивнул я. И обратился к распорядителю: — Объявите о нас как положено.

Мужчина повернулся в сторону прогуливающихся людей и отчетливо произнес, усилив голос стихией ветра:

— Княжич Чехов Павел Филиппович с княжной Нечаевой Ариной Родионовной!

На мгновенье я ощутил внимание несколько десятков людей, с любопытством изучающих новоприбывших. Моя спутница тоже напряглась. Я положил свою ладонь поверх ее пальцев, лежащих на моем предплечье, и ободряюще их сжал.

— Прошу, проходите… Хорошего вечера, — с улыбкой произнес распорядитель.

— Спасибо, — ответил я.

Мы спустились по ступеням и оказались на площадке, вымощенной розовым мрамором. Навстречу нам вышла девица в платье глубокого зеленого цвета. Ее темные волосы были собраны на макушке и скреплены полосой шелковой ткани, концы которой развевались позади, словно подвенечная фата.

Каким бы нелюдимым я не был, но племянницу императрицы знал в лицо. Она была моей ровесницей и даже однажды приезжала в наш лицей, чтобы перерезать ленточку на открытии нового фонтана во дворе заведения.

Девушка остановилась, широко улыбнулась нам и произнесла:

— Добрый день! А я все гадала, придет ли к нам знаменитый некромант. И если да, то с кем… Мы с приятельницами отчего-то ставили на князя Шуйского. Кажется, что вы с ним дружны.

— Добрый вечер, Екатерина Юрьевна, — я обозначил легкий поклон. — Мне лестно, что обо мне беспокоятся девушки, хотя я вас уверяю: ничего по-настоящему интригующего во мне нет. Мне повезло, что Арина Родионовна согласилась сопровождать меня на это мероприятие.

Она перевела взгляд на Нечаеву, и на мгновенье ее лицо приобрело скучающее выражение. Впрочем, в нем тут же вспыхнула заинтересованность, и девушка с интересом уточнила:

— Насколько я помню, приглашение было выслано вам, Арина Родионовна?

Та потупила взор:

— Верно. Но я не смогла отказать Павлу Филипповичу, когда он предложил…

— Попросил, — мягко поправил я Нечаеву и вновь сжал ее пальцы в своих. — И я очень рад, что вы согласились…

— Хорошо, что вы решили посетить Яблоневый Сад, — беспечно отозвалась Екатерина Юрьевна и сделала приглашающий жест. — Проходите и наслаждайтесь вечером. Программу с расписанием представлений можно получить у фонтана. Горячительные напитки подают в непрозрачных кубках, вы легко можете отличить их от освежающих. Если понадобится помощь — обратитесь к любому слуге в черном…

— Спасибо, — ответил я, и мы с Нечаевой отошли, уступив место новым гостям сада, спускающимся по ступеням.

Когда мы оказались далеко от дамы в зеленом, Арина подалась ко мне и тихо сказала:

— Екатерина Юрьевна очень дружна со старшей дочерью Свиридова.

— Понятно, — сухо отозвался я. — Меня это не особенно беспокоит, поэтому и вас тоже не должно волновать. Мы с Еленой Анатольевной все обсудили.

— Поговаривают, что ее спасение стало причиной сближения с семьей Чеховых, — добавила Нечаева. — Вы должны быть готовы к разным вопросам.

— А что ответите вы, если придется? — уточнил я.

— Поверьте, я смогу найти слова, — успокоила меня спутница и обманчиво ласково улыбнулась.

Я вдруг осознал, что на самом деле она вовсе не такая безобидная, какой кажется на первый взгляд. Рядом со мной стояла настоящая хищница…

Мы подошли к фонтану, где нам выдали программки в виде сложенной карты. На ней были обозначены дорожки, уводящие в разные уголки сада. Однако все они затем сворачивали к центру, где гостям надлежало собраться к полуночи.

— Развлекать гостей будет труппа Императорского цирка, — сообщил нам человек в черной ливрее. — Вас ждут мастера стихий, укротители зверей, мастера пространства и времени!

— Давайте посмотрим выступление стихийников, — предложила Арина. И добавила, слегка поежившись: — Укротители зверей мне не по вкусу. Что достойного в том, чтобы неволить животных и заставлять их ходить на задних лапах?

Я был с ней согласен, и поэтому мы пошли направо. Часть сада, где властвовал ветер, скрывалась под куполом, за которым нас встретил аромат зелени. В воздухе парили, покачиваясь, лепестки цветов, создавая странное ощущение сказки. Навстречу нам прошли две девушки в желтом, и одна из них засмотрелась на меня, едва не споткнувшись. Подруга удержала ее от падения и дернула к себе. Едва слышно буркнула:

— Смотри под ноги…

— Это же Чехов! — зашипела вторая.

— Не смотри на него, а то потом кошмары будут сниться, — раздалось в ответ.

Я едва сдержался, чтобы не засмеяться.

— Говорила же, что вы известный человек, — негромко прокомментировала Арина Родионовна.

— Кошмары? — хмыкнул я. И уточнил, обернувшись к Нечаевой: — И как вы справляетесь с таким ужасом?

— Смотрю на вас только по четным дням, — улыбнулась она.

Наш разговор прервал молодой человек, который подошел к нам, слегка покачиваясь. Он несколько секунд внимательно рассматривал нас, а затем радостно воскликнул:

— Неужто вы тот самый некромант?!

Я окинул незнакомца оценивающим взглядом, заметил герб, вышитый на лацкане его пиджака в красно-желтую полоску, и коротко кивнул:

— Так и есть.

— А на вид вовсе не такой страшный, как о вас говорят… — задумчиво протянул незнакомец. — Я бы даже сказал…

— Если вы в очередь на воскрешение, то рекомендую вам выпить холодной воды! — перебила чудака Арина Родионовна.

— А я разве что-то не то сказал? — удивился парень и перевёл взгляд на мою спутницу.

Я заметил, как в его глазах вспыхнул восторг, и сложно было винить парня за эту эмоцию.

— Госпожа, если вас взяли в плен, то я готов… — начал было он, но не успел закончить свою мысль, потому что рядом как из-под земли выросла высокая слегка полноватая женщина средних лет, которая тут же без труда обхватила незнакомца за шею и повела прочь, бросив на нас сконфуженный взгляд.

— Простите, он случайно перепутал кубки и взял тот, в котором было горячительное, — произнесла она. — Вот и результат…

— Все в порядке.

И только в этот момент я обратил внимание, что рядом с дорожкой замерли в напряженном ожидании двое мужчин в темном, но тут же отступили под тень деревьев. Полагаю, если бы возник конфликт — буяна осторожно вывели бы прочь.

Мы прошли по дорожке к небольшому постаменту, над которым в потоках восходящего воздуха порхали состоявшие из цветов и листьев элементали. Они могли казаться живыми, если бы только не распадались на части, чтобы собраться вновь в новые фигуры. Так, небольшие человечки становились бабочками, потом превращались в диковинных рыб, чтобы через минуту обернуться высоким деревцем.

Когда мы подошли ближе, этот ворох листьев и цветов застыл, а потом образовал фигуру, очень напоминающую Арину. Девушка восхищенно прижала ладонь ко рту, и фигура тотчас повторила ее движение. Нечаева — уже нарочно! — развела руки в стороны, и ее растительная копия сделала то же самое. И вышло у нее это также плавно и естественно. Внезапно на дорожке образовался вихрь из мелких гладких камушков — и вот уже рядом с копией моей спутницы появилась другая фигура, подозрительно напоминающая мою. Она склонила голову к плечу, прямо как сделал я.

В этот момент заиграла мелодия, и моя копия предложила своей спутнице руку для танца. Нечаева лукаво посмотрела на меня, и я взял ее ладонь в свою.

— Вы позволите?

Она кивнула. Повинуясь музыке, мы двигались по мраморной площадке, и мне казалось, что за моей спиной распахнулись крылья. Стало неважно, что на нас смотрят посторонние люди. Рядом пару раз пронесся цветочный вихрь, но я не замечал его, до тех пор, пока ветер не оттолкнул меня, а напротив не оказалась копия Арины из лепестков. Я обернулся и увидел, что настоящая девушка стоит рядом с моей копией. Мы шагнули друг к другу, но миньоны настойчиво предлагали нам продолжить танец с ними. Нечаева улыбнулась и взяла руку из мелких камней. Я же положил ладонь на талию из листьев. Мы двигались по кругу, но я не сводил взгляда с Арины, и она тоже смотрела на меня.

Миньоны, которые поначалу казались почти живыми, вдруг стали терять форму, пока не распались совсем. И мы вновь оказались с Ариной друг напротив друга. Я взял ее пальцы в свои, и девушка крутанулась, шагнув в мои объятья. Подол ее платья взметнулся, и каждое вышитое на нем перо показалось настоящим, а лепестки между тем сложились в большую птицу, кружащую над нашими головами. Камешки образовали прутья гигантской клетки, обхватили птицу, но почти сразу превратились в огромную раскрытую ладонь, на которую птица послушно опустилась. И тотчас вся композиция рассыпалась и, подхваченная ветром, унеслась прочь.

Музыка смолкла, раздались аплодисменты. Арина Родионовна улыбнулась мне.

— Спасибо, — едва слышно произнес я.

— И вам… — ответила девушка, и мы, наконец, отступили друг от друга, продолжая тем не менее держаться за руки.

— Павел Филиппович! — послышался за спиной голос Пожарского, и я обернулся. — До чего ж приятно видеть вас здесь! И вашу спутницу…

Он уважительно склонил голову, приветствуя Нечаеву. Я пожал протянутую руку.

— Приятно видеть вас, Юрий Афанасьевич. Как поживает ваш батюшка?

— Здоров и бодр, — ответил парень. — Сейчас отбыл из столицы, чтобы заняться делами семьи. Велел мне не пропустить это собрание и непременно вести себя прилично.

— И как, получается? — хитро уточнил я.

— Без особого труда, — ответил парень и покосился куда-то за свое плечо. — Однако, тут ко мне уже трижды подходили знакомиться разные девицы. И я уже и не надеялся встретить кого-то, кто сумеет их отпугнуть.

Я едва сдержал улыбку:

— На меня намекаете?

— Вы некромант, — пояснил парень, словно само собой разумеющееся. А потом спохватился и взглянул на Нечаеву: — Простите мою откровенность, но вы же понимаете, что те, кто не знаком с добрым нравом княжича Чехова, решат, что от него стоит держаться подальше…

Мне вдруг подумалось, что те самые пряники «Север» в свое время сыграли хорошую роль в наших отношениях.

— Вы правы — люди полны предубеждений, — согласилась Арина и покосилась на стоящих чуть поодаль стайки девушек и дам постарше.

— Вам стоило взять с собой кого-то из сопровождающих, — пояснил я.

Пожарский развел руками:

— С друзьями у меня сейчас негусто, Павел Филиппович. После произошедшего я стал иначе смотреть на окружающих, и приятелей теперь выбираю гораздо осторожнее… А вас можно поздравить… — он почтительно отвел глаза от Нечаевой. — Рядом с такой девушкой образы всех остальных меркнут!

— Вы правы, — согласился я и заметил, как от этих слов приободрилась моя спутница.

— Прошу позволить пройти с вами в другую часть сада! — взмолился парень. И пояснил, когда я непонимающе нахмурился: — Выходить из-под купола можно только в сопровождении кого-то, иначе упираешься в невидимую стену, которая не выпускает наружу… То есть, надо выйти с кем-то. Или же оставаться здесь до того, как придется собираться в центре сада… Если бы я знал — ни за что бы не приехал! Сказался бы больным… позволил бы собаке себя укусить, но не явился бы сюда…

— Вот оно как! — удивился я.

— Так что я здесь как в клетке, Павел Филиппович. Уже больше часа пытаюсь увильнуть от претенденток на мой титул.

— Стоило лишь намекнуть, что отец не оставит вам средств, и их количество уменьшилось бы в разы, — заметила Нечаева.

— Здесь собрались те, кому нужна фамилия, Арина Родионовна, — поморщившись сказал Пожарский. — Деньги у этих дам есть, иначе они бы не прошли на это мероприятие… Так что — я тут в роли добычи. Спасите меня!

Пожарский грустно вздохнул и с надеждой посмотрел на меня и мою спутницу.

— Держитесь рядом, — совершенно серьезно заявила Арина Родионовна. — Мы не оставим вас на растерзание. Если кто-то вас схватит — кричите.

— Так и сделаю, — согласился парень и с облегчением улыбнулся. — Вы меня обяжете.

— Батюшка не предупредил вас об особенностях этого мероприятия? Не сказал, что тут натурально сводничают? — негромко уточнил я, когда мы направились по дорожке прочь.

— Он намекнул, что скучно не будет, — ответил Пожарский. — Вы же знаете моего отца. Он решил, что мне не помешает встряска, и я уже всерьез подумываю, что вступить в ряды гвардейцев будет лучше, чем оставаться в студентах.

— Не спешите с гвардией, — усмехнулся я. — Если вам «повезет» попасть под командование моего отца, то вы можете пожалеть о своем решении.

— Значит, правду говорят, что Филипп Петрович пошел на повышение?

Мы уже отошли подальше от собравшихся охотниц за титулованным женихом, и он сразу почувствовал себя гораздо свободнее.

— Все верно.

— Значит, и вы измените выбранный курс и бросите адвокатскую практику? Чтобы занять место, подходящее статусу…

— Моя семья позволяет мне самому выбирать свой путь. Мне нравится защищать людей. Если получится, я продолжу работать в адвокатуре. Но вы наверное слышали, что сейчас идет разбирательство относительно моего проступка. Быть может, я потеряю возможность работать в этом направлении.

— Бросьте, Павел Филиппович! — отмахнулся Пожарский. — Вы ведь и сами понимаете, что никто не посмеет выгнать вас из адвокатуры.

И хоть я считал, что мне действительно ничего не грозит, но стало любопытно, отчего так думает Юрий Афанасьевич.

— С чего вы так решили? — спросил я.

— Кровь — не вода, — ответил он совершенно спокойно. — Да и ваш дар — гарантия того, что с вами никто не захочет ссориться.

— Вам это не мешало, — напомнил я.

— Был мал и глуп, — не стал юлить парень. — Был бы немного умнее, то не связался с Мининым и его компанией… Вы знаете, что после ссылки Мининых на дальнюю границу, его друзьям пришлось несладко? Почти все оказались призваны на службу и отправлены в закрытые гарнизоны. Мне чудом удалось избежать этой участи.

— Вы про острог говорите, как о чуде? — осторожно осведомилась Арина.

— Странно слышать такое, — согласился парень. — Я бы и сам раньше удивился подобной формулировке. Но поверьте: те места, где оказались мои бывшие приятели, куда хуже острога. И там нет мастера Павла Филипповича Чехова, который смог бы вытащить их из застенков. Про самого Минина и говорить не стоит — даже его невеста, которой был очень нужен титул, объявила о разрыве помолвки. Значит, она уверена, что жених пропал окончательно и уже не вернется…

Мы обменялись с Нечаевой быстрыми взглядами и сделали вид, что ничего не знаем о судьбе Минина.

Другой купол показался внезапно. Рядом с ним топтался какой-то парень, который при виде нас вдруг оживился.

— Добрый вечер, господа и госпожа…– начал он и замялся.

— Вы тоже не знали, куда попали? — обратился к нему разом повеселевший Пожарский.

Парень отчаянно всхлипнул:

— Не ожидал, что окажусь в таком положении! Никак не могу пройти по тропе! Я пришел со старшим братом, а он смылся, заявив, что теперь я ему отвечу за все прежние шутки…

— Видимо, вы изрядно его злили, — предположил я.

— Николай Иванович Ермаков, — представился парень.

— Вы приехали к нам из Сиберии! — восхитилась Нечаева, осведомленности которой я уже даже не удивлялся.

— Точно так, — смущенно улыбнулся парень. — Отец отправил меня на учебу в столицу. И вот…

Он раскинул руки в стороны, показывая степень своего отчаяния.

— Держитесь княжича Пожарского, — рекомендовал я. — Он тоже попал сюда один.

— Не бросим друг друга в беде? — продолжил Юрий, пожимая руку новому знакомцу.

— Буду вам обязан! — воскликнул парень.

— Какие долги? — возразил Пожарский. — Холостяки должны держаться вместе.

Он тут же покосился на меня и добавил:

— Хотя, я бы не отказался от достойной партии. Но не всем же везет встретить ту самую…

— Мне и думать об этом не хочется, — признался Ермаков, осторожно шагая к краю купола. — Это брату нужно обзаводиться супружницей. А я хочу учиться и ходить в море…

Мы прошли преграду, едва ее ощутив. И чуть не задохнулись от колючего холода, окружившего нас. Дорожки здесь покрывал иней, однако все деревья были окружены дымкой, которая подтверждала, что растения надежно защищены от мороза.

— Что-то мне подсказывает, здесь не должно быть так зябко, — предположила Арина Родионовна. — Как же здесь можно знакомиться и поджидать одиноких дам и юношей?

— Павел Филиппович! Арина Родионовна! — раздался густой бас, и навстречу нам вышел Стас Зимин. — Как насчет шашлыка?

Мне показалось, что шашлык в исполнении Зимина должен быть чем-то мрачным. Но когда мы прошли к центральной площадке этой части сада, то увидели сложенный из ледяных кирпичей домик. Вокруг были наметены высокие сугробы.

— Прямо снежное царство какое-то… — заметил Пожарский.

— Холостяцкое снежное царство! — поправил его Стас и подмигнул. — Дамы с дочками поспешили отсюда уйти, а мы устроились здесь с удобством… Да вы проходите, не стесняйтесь! Места всем хватит.

Мы вошли в дверной проем и оказались в довольно теплом помещении.

— И как здесь все не тает? — уточнил я, оглядываясь.

— Мы смогли сделать между холодом и теплом прослойку из воздуха, — пояснил Зимин. — И внутри этой прослойки остановилось время… Я точно не могу сказать, как это все работает, но главное, что вышло неплохо!

Чуть поодаль виднелась горка углей, над которыми прямо в воздухе покачивались сочные ломти мяса. Кроме Шуйского и Зимина в помещении нашлось еще восемь парней-аристократов, сидящих на расставленных вкруг костра стульях. Встретили они нас немного насторожено.

— Знакомьтесь, это мой названный племянник — Павел Филиппович, — Зимин взялся представлять нас обществу. — И его спутница — Арина Родионовна… А это Юрий Афанасьевич Пожарский и Николай Иванович Ермаков. Он, к слову, прибыл к нам из Сиберии и наверняка помнит несколько любопытных историй, которые может нам поведать.

— Откуда вы меня знаете?! — удивился паренек и воззрился на Стаса с любопытством.

— Работа у меня такая — все знать, — отозвался кустодий, подмигнув мне. — Да вы проходите, не стойте на пороге, как посторонние! Я вам сейчас стулья принесу. Снаружи за деревьями их полно осталось.

— То есть, вы заморозили всю эту локацию только для того, чтобы выпроводить невест? — удивился я.

— Гениально! — восхитился Пожарский.

— Красиво у вас здесь… — добавила Арина Родионовна и кивнула Шуйскому, который поднялся нам навстречу. — Рада вас видеть.

— Вы сегодня особенно хороши, госпожа Нечаева, — восхищенно произнёс Дмитрий. — Позвольте предложить вам напитки. У нас есть лимонад и чай. Один из наших новых приятелей — огневик, и он согрел для нас напиток.

— А вас не накажут за такую самодеятельность? — опасливо поинтересовался Ермаков.

Но Зимин пожал плечами:

— А за что? Мы ведь никого не неволим. Отдыхаем, как и все в саду. Выбрали себе место по душе. Если кто из девиц захочет — пусть садится с нами в круг. Поговорим, расскажем о себе… Все чинно и благородно. Я даже не стал стаскивать с себя рубаху и играть мускулами. И не никого вызывал на честный бой.

— А ведь он мог! — хмыкнул Дмитрий.

— Вы один из лучших бойцов, которых я видела, — добавила Нечаева. — Вряд ли кто-то осмелился бы с вами сойтись в схватке.

— Но однажды вы сумели меня победить. И я вам за это благодарен, — Стас уважительно поклонился девушке, отчего та зарделась. А он обратился к остальным присутствующим: — Господа, Павел Филиппович украл у каждого из вас шанс предложить этой прекрасной девушке носить цвет вашей семьи… И я считаю, что он сделал лучший выбор, который только мог!

На мою спутницу посмотрели уже без настороженности.

— Не поспоришь, — согласился я. — Мне очень повезло.

— Бросьте, господа, — окончательно смутилась Арина и присела на предложенный ей стул. — Я точно могу сказать, что каждый из вас найдет свою избранницу и будет считать ее лучшей.

— Если бы все было так просто! — с неожиданной горечью заявил белокурый парень, сидящий ближе всего к готовящемуся мясу. — У меня есть титул, и батюшка решил во что бы то ни стало свести меня с дамой, у которой будут титул и состояние не меньше моего… Он мне открыто сказал, кому я должен продемонстрировать свои притязания.

— А вы? — спросил Пожарский.

— А я сижу здесь, жарю мясо, и совсем не хочу ничего демонстрировать! — улыбнулся парень. — И между прочим — это один из самых лучших моих выходов в свет.

Я покачал головой, поняв, что Зимин нашел возможность познакомиться со свободными дворянами, не спешащими обзаводиться семьей. И, пожалуй, они все были довольны и благодарны ему за возможность оставаться в безопасности.

— Откуда вы взяли мясо? — поинтересовался Пожарский.

— Под этим куполом должны были выступать тигры, — пояснил Зимин. — Но они оказались не в настроении, потому как привыкли к свинине, а им привезли телятину. Владелец зверей решил отменить выступление, чтобы никто не пострадал, и вынужден был уехать. Так вот, мы у него и попросили дать нам немного телятины, которую он не собирался брать с собой. Он человек приличный и не стал нам отказывать…

— И теперь тиграм мяса не докладывают, — вздохнул Дмитрий Васильевич.

— Мы прилично заплатили, — заметил Стас. — И звери будут сыты.

— А где взяли специи и хлеб? — не унимался Юрий Афанасьевич.

— У официантов, — удивленно ответил кустодий. — Никто ведь не собирался морить голодом почтенную публику. Здесь неподалеку есть кухня, на которой готовят закуски. Вот мы и попросили…

— И устроили себе настоящее мужское логово! — подытожила Нечаева. — Надеюсь, я никого не буду смущать?

— Что вы! — в один голос отозвались присутствующие и заулыбались.

Мы устроились на стульях и с удовольствием послушали истории Ермакова, который и впрямь оказался хорошим рассказчиком. Он поведал нам о сугробах, в которых можно утонуть с головой, о ледяных горных реках с огромной горбатой рыбой, о медведях, которые эту самую рыбу ловят… Много о чем он нам рассказал, глядя на пляшущие языки костра.

— И насколько дикие у вас леса? — вдруг спросила Арина.

— Такие, что можно идти неделями и не выйдешь к людям, а вокруг будут только деревья, закрывающие все небо, — с заговорщической улыбкой сообщил парень.

— А встречаются в ваших местах всякие чудеса? — беззаботно осведомился Шуйский.

Ермаков как-то сразу растерял свой запал и смутился. Но Арина обратилась к нему с уже знакомой мне интонацией.

— Расскажите, Николай Иванович! Никто из нас никогда не бывал в ваших местах. Хотя няня мне рассказывала истории про бескрайние леса и закрытые деревушки, в которых живут шаманы.

— Ну, это уж совсем сказки! — уверенно заявил один из гостей.

— Может и так, — не стала спорить девушка. — Но мне хотелось бы верить, что в этом мире есть место чуду. Пусть это все сказки, но я бы такие послушала. Вы знаете истории про шаманов?

Ермаков понял, что от него ждут ответа, и неловко повел плечами. Затем все же заговорил:

— Отец как-то поведал, что за дальними кордонами живут чудные люди, которые к себе никого из чужих не пускают. Говорят, что девки у них одеваются в мужицкую одежду, в люди выходят и не опускают глаза в пол.

— И впрямь странно, — пошутил Шуйский.

— Вы не понимаете, мастер! — горячо возразил Ермаков. — В наших местах не принято, чтобы женщина вела себя так свободно! Она должна стоять за спиной мужа или отца… Места там лютые, и без сильного плеча ни одна женщина не выживет… А эти такие, что могут и по морде старателям двинуть!

— Ужас! — вздохнула Арина Родионовна, но я заметил, как в ее губы слегка скривились в улыбке.

— Именно, — кивнул Ермаков. — И отец сказал, что никто в ту деревеньку из посторонних не смеет сунуться. Говорят, что они-то как раз и шаманят.

— Да быть того не может! — выпалил Пожарский, за что заслужил тяжелый взгляд Зимина.

Ермаков же смутился и уставился на носки своих туфель.

— Может и враки… — пробурчал он.

— А ваш батюшка — очень мудрый человек! — заявил я. — Знаете, ведь многие считают, что и призраков не существует.

— Ну, это точно враки! — хохотнул Николай Иванович, и все поддержали его тихим смехом, при этом многозначительно косясь на меня. И я понял: парень не знает, что я и есть тот самый некромант. А мне не хотелось его пугать.

— Да кто в здравом уме поверит, что можно видеть духов? — продолжил парень. — Всем известно, что после смерти они сразу же уходят на другую сторону.

— А как же некроманты? — спросил Зимин.

— Их же так мало… — возразил гость. И убежденно добавил: — И никто не может быть уверен, что некроманты на самом деле видят призраков.

— Ну, с этим сложно спорить, — совершенно серьезно согласился я.

— Карасиков вон, новый фильм собрался снимать, — продолжил Ермаков. — Я видел передачу с его интервью. Режиссер обещает, что это будет история про некроманта.

— Неужели? — поразился я.

— Он говорил, что современный некромант не будет старым и горбатым, — подтвердил парень. — Его сыграет красивый актер. Поверьте, некроманта сделали модным героем фольклора… Напишут романтичный сценарий, где за ним будет бегать красивая девица, а он будет мрачно вздыхать и говорить о том, что он монстр и ее недостоин. Но она для него, как лакомый кусок и личный сорт самогона…

— И кожа у него будет сиять, как алмаз, — вздохнула Арина, смахнув с моего плеча снежинку.

— Почему бы и нет! — согласился Ермаков. — Девушки любят всяких загадочных и мрачных типов.

— Ну, не все, — усмехнулась Нечаева.

— Уверен, вы бы никогда и не посмотрели на человека, который уверяет, что видит мертвых, — возразил парень.

— А если бы он не только уверял, но и показывал? — уточнила девушка.

Я понял, что Ермаков сейчас может наговорить многого, о чем потом будет жалеть. И потому прервал его, положил руку на плечо.

— Поверьте моему честному слову: некроманты существуют. И в этом нет ничего удивительного, как и в талантах всех одаренных. Просто темный дар Искупителя дает возможность видеть и управлять призраками.

Парень нахмурился, очевидно считая, что мы решили над ним подшутить. Я же продолжил:

— И если вы в это поверите, то и рассказы о той деревеньке со странными жителями тоже могут оказаться правдивыми.

— Не думаете же вы в самом деле… — начал было парень.

Но я щелкнул пальцами, и из-под земли появились пни-тотемы, которых я сразу сделал видимыми. А потом призвал Лешего. Призрак явился из межмирья, осмотрел собравшихся, обозначил поклон и уточнил:

— Чего изволит господин? Мы там собрались с остальными поиграть в шахматы. Я как раз собирался стащить ферзя у Митрича, пока никто не смотрит… А вы меня призвали…

Ермаков замер, пораженно уставившись на призрака. Потом перевел взгляд на меня и гулко сглотнул.

— Прошу вас, только не пугайтесь, — поспешно успокоил я парня. — А то призрак будет переживать. Еще решит, что он плохо выглядит.

— П… призрак… — хрипло выдавил из себя Ермаков.

— У вас тут пикник? — продолжил Леший. — А чего все так официально одеты? Мы вот когда собирались на природе мясца пожарить, то выглядели попроще… Но и времена были другие.

Компания подобралась, однако страха не выказывала. И даже Ермаков сумел справиться со ступором и шепотом уточнил у меня:

— Вы — это правда… он? Некромант, то есть…

— Он самый, — подтвердил я.

Парень закусил губу:

— А я вас выдумкой называл…

— Поверьте, я его раньше и не так звал! — рассмеялся Пожарский. — Мы даже несколько раз пытались драться. Не то, чтобы всерьез…

— Бросьте, Юрий Афанасьевич, прямо-таки не всерьез! — поддел я его. — Но я все же рад, что больше мы с вами не враждуем.

— И со многими вы дружите? — уточнил Николай Иванович, наблюдая, как Леший рассматривает мясо, а потом и вовсе переворачивает ломти в воздухе.

— Кто вас учил так запекать? — проворчал он. — А подготовили знатно — неужто меж вами есть хронос, который сделал так, что мясо словно неделю лежало в маринаде?

— Ну, не без этого, — смутился тот самый белокурый парень, который признался, что не хочет сватовства.

— Хороший дар, — одобрил призрак. — И изба вся на нем держится. Не удивлюсь, если вас захотят к себе кустодии пригласить.

— Отец был бы доволен, — скромно сообщил хронос.

— Раз так, это можно будет обсудить, — с готовностью добавил хитрый Зимин.

— Сначала с ним свяжется охранка, — весомо заявил Шуйский и прищурился.

Стас пожал плечами, всем своим видом говоря, что не возражает. Я же подумал, что эти двое хорошо поладили и удачно смогли найти себе компанию.

— Я бы пошел на службу, если это бы избавило меня от необходимости приводить в дом невесту, — оживился парень.

— Разберемся, — пообещал Дмитрий Иванович.

— А воздушник вам не нужен? — подал голос другой дворянин.
— Договоримся, коль не шутите.

— Мясо готово! — объявил Леший. — Вы ж не хотите есть сухое?

Переговариваясь и подшучивая друг над другом, мы со вкусом трапезничали. Леший развлекал нас историями о своих выездах на природу, добавляя в них выдуманные детали, которые придавали его рассказам изюминку. Пни же выбрались наружу и собирали у входа что-то отдаленно похожее на снеговика.

— Хорошо тут… — негромко сказала Арина Родионовна.

— Мы можем больше никуда не ходить, — предложил я.

Девушка лукаво посмотрела на меня и покачала головой:

— Тогда все решат, что мы спрятались, Павел Филиппович. И не для того я надевала это платье, чтобы сидеть в тени. Уверена, что нам обязательно надо показаться на людях, чтобы никто не сомневался, что некроманту не нужна невеста…

Я не мог с ней согласиться, но лишь слегка покачал головой. А потом все же сказал:

— Мы покажем, что я не одинок. Вы правы.

— Уже уходите? — всполошился Зимин. — А как же чай с пышками?

— В другой раз, — пообещал я.

— Мы еще встретимся с вами в полночь, — напомнила Арина Родионовна.

— Думается мне, что в полночь я стану тыквой… — проворчал крепыш, и Шуйский засмеялся.

— Это будет лучший номер программы, мы все с удовольствием на это посмотрим, — осмелел Ермаков.

— А этот парень мне нравится! — довольно сказал Стас и жутко улыбнулся. Но наш новый знакомый из Сиберии не дрогнул и ощерился в ответ.

— До встречи, господа, — коротко поклонилась моя спутница, поднявшись со стула. Подол ее платья расправился сам собой, как она и говорила мне в машине.

— Провожать нас не надо, — провозгласил Леший, который сумел всем понравится. — Я сам отведу некроманта и его избранницу к выходу.

Снаружи нас ждал довольно симпатичный снеговик. Я отломил сосульку, свисающую с арки двери, и протянул ее одному из пней. Тот с радостью застрекотал и ухватил ледышку, чтобы воткнуть ее в нижний комок снега.

Второй пень закатил красные глаза, вырвал сосульку и вставил ее в верхний ярус, обозначающий голову.

— Красиво, — похвалил я. И спросил: — Пора домой?

— Отправляйте, Павел Филиппович, — усмехнулся Леший. — Спасибо, что дали возможность поболтать. Я ведь почти забыл, как это — быть с живыми.

— Ты всегда можешь уйти, если пожелаешь. Я не стану держать никого из вас в рабстве.

Парень замялся, а потом выдал:

— Я быть может и ушел бы… Но на вашем болоте есть кое-кто, и нам вроде как хорошо вместе…

Он откашлялся и покосился на Нечаеву.

— Вы ведь понимаете, о чем я, мастер Чехов?

— Понимаю, — ответил я, немного опешив от такой информации.

— Так что, ничего менять мне не хочется. Да и никому из наших, если честно.

Я кивнул и отправил тотемы и Лешего в межмирье. Потом посмотрел на снеговика, которому Нечаева успела дорисовать помадой глаза.

— Красные? — усмехнулся я, и девушка пожала плечами:

— Мне нравится.

— Идемте, пока не простыли, — предложил я и подал девушке руку. — Оставим этих двенадцать парней вокруг костерка. Вдруг к ним явится кто-то, а тут мы мешаем…

Мимо нас трусцой пронеслись две пары девиц с мамашами, кутающимися в палантины. Они забежали в домик, но почти сразу же выскочили наружу.

— Безобразие! Этот увалень снял рубашку! — взвизгнула одна из девиц.

— И начал предлагать потрогать его мышцы! — вторила ей вторая.

— А мы рано ушли… — посетовала Арина Родионовна и тихонько захихикала, когда женщины удалились, бросая на нас осуждающие взгляды.

Мы пошли по дорожке в сторону выхода из этой части сада. Позади послышалась песня, затянутая, видимо, Ермаковым.

— Хороший парень, — заметил я.

— Его отец владеет почти половиной Сиберии, — сообщила моя спутница. — Очень влиятельный человек. Он предан императору, и трое его сыновей были вызваны в столицу, чтобы тут учиться. Самое удивительное, что их сюда вызвали буквально перед нашим с вами отпуском в резиденции.

— В конце учебного года? — удивился я.

— Говорят, для того, чтобы парни привыкли к столичной жизни, познакомились с нужными людьми…

Я понял, что на самом деле император забрал сюда детей своего вассала, имея целью привязать к себе их отца еще крепче. И я понимал опасения Станислава Викторовича.

— Думаю, Николай попал в хорошую компанию. И ему понравился Зимин…

— А еще он в восторге оттого, что встретил настоящего некроманта! Представляете, вы ведь для него — сказка.

— Если он не дурак, то смотрел он вовсе не на меня. И сказочной видел вас, Арина Родионовна.

Мы остановились и повернулись друг к другу. Я понял, что не могу отвести глаз от ее кошачьих зрачков. Девушка прерывисто выдохнула и подалась ко мне.

Ветка дерева над нами хрустнули, и мы оба рванули с места, чтобы не оказаться под снежной шапкой, упавшей прямо за нашими спинами.

Так мы и пробежали сквозь купол, оказавшись в другой части сада.

Едва мы вошли под новый купол, к нам подошел мужчина в черном костюме и уточнил:

— Вы замерзли? Нужны пледы и горячий чай?

Похоже, что тут уже знали, как обстоит в соседней локации.

— Все в порядке, — отозвался я. — Мы отлично провели время.

Слуга наверняка был удивлен моему ответу, но лишь улыбнулся и сделал приглашающий жест.

— У фонтана вас ждут выступления артистов императорского театра, — уведомил он.

Мы направились в указанном направлении. Прошли мимо возмущенных женщин, причитающих, что замерзли, промокли и вообще — будут жаловаться кому следует.

Впрочем, заметив меня, одна из дам замолчала, потом выпрямилась, поправила на груди кружево. Но увидела Арину, которая держала свою руку на сгибе моего локтя, и сразу нахмурилась.

В этот момент навстречу нам выплыла Екатерина Юрьевна. Она широко улыбнулась и нетерпеливым взмахом руки велела слуге отойти.

— Вы несколько задержались у соседей, — заметила она. — Неужели решили поиграть в снежки?

Мне вдруг сделалось невероятно легко на сердце от мысли, что эта дама никогда не станет претендовать на место княгини Чеховой.

— Было бы здорово, — ответила Арина. — Но я беспокоилась о том, что могу случайно угодить мастеру Чехову в глаз.

Я улыбнулся. Екатерина Юрьевна же слегка скривилась, не оценив шутку, и произнесла:

— Тогда княжич мог бы обвинить вас в нападении.

— Мне известен способ, как остаться без наказания, — не растерялась Нечаева.

— Принесли бы извинения? — иронично уточнила хозяйка мероприятия.

— Я бы наняла Павла Филипповича в качестве своего защитника. И он смог бы доказать мою невиновность.

— Это же… — особа в зеленом платье снисходительно вздохнула.

Но я ее опередил.

— Гениальный ход! — воскликнул я. — Хотя, я никогда бы не стал обвинять вас в нападении…

— Как мило! — кисло отозвалась Екатерина Юрьевна. И вдруг охнула.

— Что случилось? — озаботилась моя спутница.

— Что-то мне нехорошо… — девушка закусила губу. — Голубушка, не могли бы вы проводить меня в уборную?

— Конечно, — согласилась Нечаева и бросила на меня короткий взгляд.

— Может лучше позвать лекаря? — предложил я.

— Благодарю, но мне будет достаточно намочить лоб, — с какой-то странной усмешкой произнесла Екатерина Юрьевна.

Она и Нечаева направились прочь, оставив меня одного. Я взял с подноса проходящего мимо официанта прозрачный стакан с лимонадом и решил понаблюдать за происходящим у фонтана.

Там и впрямь собрались артисты театра. Они разыгрывали сценки из известных спектаклей, и выходило у них довольно ловко, я даже невольно увлекся представлением. Очнулся лишь, когда меня взяли под локоть.

— Вы уже освободились… — обернувшись, начал было я и осекся на полуслове.

Рядом со мной стояла Елена Анатольевна собственной персоной. Девушка выглядела эффектно. На ней было вечернее открытое платье, которое все же не давало повода упрекнуть ее в излишней откровенности. Вот только сегодня своему обычному красному цвету девушка предпочла синий. И я с неохотой подумал, что ей этот цвет идет. Но все же в первую секунду это мне показалось странным. Однако уже в следующую я догадался, что это была не просто случайность, потому как рядом с нами вдруг оказались два фотографа и сделали несколько торопливых снимков.

— Господин Чехов, повернитесь, — попросил один из них.

Я мрачно посмотрел на Свиридову, но та и не думала смущаться. Девушка прильнула ко мне, всем видом демонстрируя взаимную симпатию, а потом слегка отодвинулась, чтобы эффектно запрокинуть голову и взглянуть на меня с пронзительным прищуром.

Мне очень хотелось ее оттолкнуть, но я понимал, что тем самым привлеку к нам еще больше внимания. Потому попытался убрать ладонь девушки со своей руки. Но не тут-то было — Свиридова вцепилась в меня мертвой хваткой, и в ее глазах мелькнул вызов.

— Что за цирк вы тут устроили? — едва слышно процедил я сквозь зубы.

— Павел Филиппович, я так рада быть здесь с вами! — произнесла девушка достаточно громко, чтобы ее услышали окружающие. — Как считаете, мне идет синий цвет?

Я повел плечами и все же смог сдернуть с себя ее ладонь.

— Не знаю.

Но Елена тотчас сплела наши пальцы и прошептала:

— Умейте держать лицо! Не стоит давать повод для сплетен…

— Ах, вот вы где, Павел Филиппович! — послышался позади ласковый голос. — Вас нельзя оставить ни на минуту…

Между мной и Свиридовой кошкой протиснулась Нечаева и довольно грубо освободила мою руку.

— Добрый вечер, Елена Анатольевна, — с улыбкой сказала она. — Я вижу, вы решили развлечь моего спутника? Я так рада, что вы составили ему компанию, пока я отлучалась!

Свиридова слегка покраснела, но тут же многозначительно осмотрела наряд моей спутницы.

— Вы в синем. Но разве это цвет вашей семьи? — уточнила она с издевкой. — Насколько мне известно, Нечаевы носят другие цвета…

— Мне лестно, что вы так много обо мне знаете, Елена Анатольевна. А я вот не настолько внимательна к таким мелочам. Это платье для меня выбирала моя маменька, чтобы подходило по оттенку к украшению, которое мне любезно предоставил Филипп Петрович…

Девушка едва коснулась пальцами кулона на своей груди.

— А вы, я вижу, вы решили выказать уважение вашему спасителю? — уточнила она. — Это делает вам честь! Полагаю, ваш жених вами гордится. Или это цвета его семьи? Простите, но я правда не слежу за такими вещами. Мне сложно все упомнить…

Мне с трудом удалось сохранить на лице маску невозмутимости. Потому что я был уверен: Арина Родионовна знает о фамильных цветах родовитых семей Петрограда все. Ну, или почти все…

Свиридова покраснела настолько, что это уже невозможно было принять за легкий румянец. И Арина Родионовна заботливо осведомилась:

— Вам плохо? Быть может, вам стоит намочить лоб? Попросите кого-нибудь проводить вас в уборную…

Последние слова девушка произнесла едва слышно, давая понять, что она оценила придуманный повод развести нас с ней в разные стороны.

— Мы с Павлом Филипповичем хотели пообщаться… — начала было Свиридова.

— Приходите в мой кабинет по записи, когда я снова получу разрешение на практику, — предложил я. — Я оценил ваш порыв выразить мне свое уважение, однако он, очевидно, лишний. Я бы никогда не потребовал от вас носить цвета моей семьи только за то, что вы оказались на месте человека, на которого при мне напали.

— Это закон… — начала было Свиридова.

Но я ее перебил:

— Мы уже все обсудили, Елена Анатольевна! Мы с вами современные люди и полагаю, что устаревшие обычаи не должны мешать нам жить свободно…

— К тому же вы — адвокат, — с лукавой улыбкой напомнила ей Нечаева. — И, как я слышала, один из лучших в Петрограде. Неужели вы не сможете найти лазейку в законе, который наверняка никто не принуждает вас соблюдать? Если с этим проблемы, то я запишу вас к отличному адвокату, который без труда сможет вас выручить. И сделаю это без очереди.

Тут я не сумел сдержать улыбки и мягко посетовал:

— Арина Родионовна, мы же договаривались, что вы не станете использовать служебное положение в своих интересах.

Моя спутница притворно вздохнула:

— Бросьте, неужели вы откажете мне в такой мелочи?

— Разве деловая этика позволяет вам работать вместе? — ядовито уточнила Елена Анатольевна.

Мы одновременно окинули Свиридову недоуменными взглядами. Отчего та стушевалась.

— А что именно может нам помешать? — спросил я ледяным тоном.

Елена Анатольевна вскинула подбородок. Ее губы изогнулись в недоброй усмешке.

— Очевидно же! — холодно произнесла она.

— Что именно вам очевидно? — невинно уточнила Нечаева. И обеспокоенно добавила: — Вы точно не брали непрозрачные кубки? Нас предупредили, что в них горячительное. А это не особенно полезные напитки в такую погоду…

Свиридова громко вздохнула, видимо, чтобы не сказать чего-то, о чем потом можно пожалеть. Затем она подхватила подол длинного платья, развернулась и быстро направилась прочь.

— Вам точно не нужна помощь? — бросила ей вслед сердобольная Арина Родионовна.

Но Свиридова не ответила. Нечаева же повернулась ко мне, и в ее глазах горел триумф.

— Они с Екатериной Юрьевной все подстроили, — сообщил я.

— Я поняла это, когда наша болезная пыталась облить мое платье водой, — ответила Нечаева.

— И что из этого вышло? — обеспокоился я, заметив, что ткань вовсе не была мокрой.

— Я уже говорила, что платье заказала у хорошего мастера, — ответила девушка. — Поэтому вся влага с моего наряда просто скатилась. Но скатилась она на саму Екатерину Юрьевну, так что мне пришлось звать для нее воздушницу. Я поняла, что и вам нужна моя помощь. И вернулась.

— Вы — моя спасительница, — совершенно серьезно сообщил я.

— Думаю, что вы так легко не отделаетесь от Свиридовой, — сказала Нечаева негромко. — Вам нужно выяснить, что это за закон, который заставляет ее забыть о выгодном замужестве.

— Быть может, я кажусь ей более многообещающим женихом? — предположил я.

Но девушка покачала головой:

— Стоит узнать, где сейчас младшая Свиридова. Мне слабо верится, что она пропустила такое событие и прислала вместо себя сестру…

Я подумал, что это и впрямь странно. Пусть Наталья и испытывала трудности из-за позднего открытия силы, но все же она могла явиться хотя бы ненадолго, чтобы показать себя людям.

— Мастер Чехов! — вновь позвал меня фотограф. — Позвольте сделать несколько кадров с вашей спутницей.

Я повернулся к нему и улыбнулся. Теперь я был уверен, что снимки получатся какие надо. Послышался щелчок и из камеры выползла фотокарточка.

— Ваши памятные снимки также окажутся в ежегодном альманахе, — сообщил нам подошедший распорядитель в зеленом пиджаке.

Он протянул нам гостевую книгу для того, чтобы мы вписали туда пару слов.

— Попрошу не перепутать фотографии, — предупредил я. — Выйдет неловко, если на снимках со мной окажется госпожа Свиридова, которая просто случайно оказалась рядом. Может разразиться скандал.

— Вряд ли кто-то допустит такую халатность, — беспечно заметила Нечаева. — Никому не нужны скандалы такого масштаба.

Она положила в сумочку конверт с копиями наших снимков, которые передал ей фотограф. А побледневший парень что-то отметил в своей записной книжке.

Арина Родионовна держала спину прямо, на ее лице сияла улыбка. Но когда мы оказались за деревьями, вне поля зрения посторонних, она резко развернулась и фыркнула:

— Какая наглость! Вы же понимаете, что они как раз и собирались перепутать снимки? Якобы случайно…

— Пожалуй, — согласился я и задумчиво щелкнул пальцами, призывая тотемы. А затем вызвал из межмирья Лешего, который через секунду оказался рядом со мной:

— Чего изволите? — усмехнулся он.

— Надо испортить фотографии со Свиридовой, — спокойно попросил я. А потом объяснил, как это будет лучше всего провернуть. Призрак спокойно выслушал план, кивнул и растворился.

— Не слишком ли это кардинально? — спросила Нечаева, но мне показалось, что она довольна этим решением.

Я покачал головой:

— Не хочу давать Свиридовой и ее подруге возможность испортить нам настроение.

Леший вернулся спустя несколько минут, и выглядел он при этом слегка обескураженным.

— Господин некромант, в толпе был человек, который меня заметил.

— Как он выглядел? — обеспокоился я.

— Мне показалось, что он легавый. Уж больно морда у него министерская.

— Значит, ступай к себе, — велел я и отменил тотемы.

И вовремя. Потому что в этот момент из-за угла вышел мужчина и направился прямиком к нам.

— Доброго вечера, мастер Чехов, — поздоровался он.

Мне пришлось изобразить удивление.

— Мы знакомы? — уточнил я.

— Было бы странно вас не знать, — ответил собеседник. Он склонил голову к плечу, несколько мгновений с интересом рассматривая меня. Затем поправил манжет рубашки, но я успел заметить на коже край рисунка, которые уже видел у жрецов.

— Вам нужна моя помощь? — предположил я.

— Я состою в новом отделе жандармерии, — негромко сообщил мужчина, придвинувшись ближе. — Отдел, похожий на тот, представители которого не так давно был в вашем доме…

— Не понимаю, к чему вы мне все это рассказываете, — достаточно резко оборвал его я. — Ваши коллеги действительно заезжали ко мне, ничего не нашли и откланялись… Вы за мной следите?

Я повысил голос, привлекая внимание проходящей мимо пары, которая немного сбавила шаг, обернулась и с интересом посмотрела в нашу сторону.

Мужчина поджал губы:

— Нет, что вы. Я здесь на службе…

— А я здесь по приглашению, вместе со своей спутницей. Мы пришли сюда отдохнуть. И спрашиваю вас вновь: вам нужна моя помощь?

Мужчина покачал головой:

— Нет, мастер Чехов.

Я сощурился:

— Но вы подошли ко мне и представились жандармом с метками жреца. Вы пытались меня этим впечатлить? А быть может, вы меня преследуете?

— Простите, все это недоразумение… — начал было мужчина.

Но я его прервал:

— Если замечу кого-то, кто меня преследует — подам жалобу на ваше отделение. Я спокойно отнесся к визиту жандармов в свой дом, но видимо мою вежливость приняли за слабость. Это можно легко исправить.

— Простите, что отвлек вас, — тут же произнес жандарм, показывая, что понял намек, и откланялся.

Как только он отошел, мы с Нечаевой направились прочь.

— Кажется я плохо на вас влияю, Павел Филиппович, — шепнула девушка. — Вы в какой-то мере нарушили закон.

— Может прозвучит по-детски, но не я это начал, — спокойно ответил я. — И когда люди играют нечестно, стоит менять правила… К тому же мне очень не хочется, чтобы в альманахе, который потом вручат всем гостям вечеринки, на фотографии рядом со мной была не самая красивая девушка Петрограда, а какая-то там Свиридова…

Арина собиралась что-то ответить, но в этот момент мы вышли в новый уголок сада, где нас встретили фейерверки. И сразу стало не до разговоров. Благодаря талантливым огневикам ожоги гостям не грозили, но птицы из пламени порхали повсюду, и от них пестрело в глазах.

Мне показалось, что Нечаевой от всего этого стало слегка не по себе. По крайней мере, я решил так потому, что девушка тесно прильнула ко мне, ухватившись за руку еще крепче. Однако я не возражал.

Мы пробежали по дорожкам и внезапно выскочили в новую локацию, сразу оказавшись в тишине, которая буквально вынудила недоуменно затрясти головой, чтобы убедиться: с моими ушами все в порядке. Тогда я тихо уточнил у Арины:

— Как вы?

Но девушка как-то странно подобралась и испуганно оглянулась. Это меня насторожило.

— Что случилось? — спросил я обеспокоенно.

— Здесь что-то не так… — тревожно пробормотала Нечаева, и мне показалось, что ее глаза полыхнули потусторонними бликами.

— Все в порядке, — проскрипел чей-то голос, из полутьмы и на дорожку вышел старик. — Вы просто ошиблись переходом. Сюда никто не должен был прийти именно сейчас. Для посетителей еще рано. Вы должны были появится гораздо позже.

Я оглянулся, только сейчас заметив почерневшие деревья, голую землю и обугленные камни на дорожке. Стало понятно, что данная часть сада пострадала от огня, и это было странно, учитывая, сколько здесь было безопасников, следящих, чтобы стихия не повредила гостям и природе.

— Пойдемте со мной, вас не должны тут видеть, — забеспокоился старик, размахивая руками.

Одет он был вычурно — расшитый золотом камзол, узкие штаны, сапоги из белой кожи. И только тут я заметил, что его ноги не касаются земли. И сразу все понял. Прямо спросил:

— Как давно вы умерли?

Старик замер. Потом он медленно повернулся к нам и вздохнул. Его плечи опустились.

— Кажется, это было только вчера… А может быть минули десятилетия, — негромко сказал он. — Я не знаю… Иногда я забываюсь и пытаюсь куда-то уйти. Но каждый раз оказываюсь в этом месте, словно какая-то сила тащит меня обратно…

Я щелкнул пальцами, призывая тотемы. Темная энергия обняла меня, и на душе стало спокойнее. Призрак же ничего не заметил, продолжил рассказывать о себе:

— Редко случается, что сюда кто-то заходит. Чаще всего это кто-то из слуг — иногда они путают дорожки. Или парочки, которые хотят ото всех спрятаться.

— И что же вы с ними делаете? — поинтересовалась Нечаева с неожиданной злостью.

Незнакомец взглянул на нас исподлобья. С него тотчас слетела маска добряка.

— Никто до вас меня не видел! Некоторые замечали движение в воздухе, но толком не могли ничего рассмотреть! А вы оба смотрите прямо в глаза! Как так получилось?

— Вы не ответили, что делали в теми несчастными, которые забредали сюда случайно? — напомнил я вопрос Арины.

Старик вдруг мерзко захихикал.

— То, что я хорошо умею! — со злобой ответил он. — Пугал их до самой смерти. Заставлял бежать, бил и толкал… Не давал найти выход, чтобы уйти… Все потом только руками разводили, не понимая, отчего эти глупцы валяются тут дохлыми!

— Зачем? — прошептала Арина.

— Чтобы питаться их призраками, — резюмировал я, и душегуб хищно осклабился.

— Интересно, какими будут на вкус ваши души? — прошипел он.

И мне вдруг показалось, что в его рту несколько рядов зубов.

Тотемы тотчас очутились рядом со мной и Ариной, злобно защелкав зубами. Я тут же призвал из межмирья Лешего, Митрича и Минина, и бойцы появились между мной и призраком. Но тот зловеще усмехнулся.

— Впервые вижу человека, который приводит столько пищи… — прошипел он. А затем громко завыл.

Нечаева испуганно вскрикнула и попятилась, зажав уши ладонями. А нити силы, которые связывали меня с тотемами, разом обрезало. Бойцы, которых я призвал, замерцали и исчезли. Пни провалились сквозь землю, взмахнув корнями в воздухе. А в душе появилось гнетущее чувство безысходности, которое порой возникает у одаренных, когда в них заглушают силу. И в этот момент я начал понимать, как старику удалось так сильно откормиться — мерзавец лишал одаренного сил и тот пугался еще сильнее, и это делало его еще более лакомой добычей для духа.

Призрак же в мгновение оказался рядом со мной. Зло оскалился и захохотал, заставив меня отпрянуть, лихорадочно раздумывая, как бы выйти из сложившейся ситуации живым.

Рука призрака превратилась в длинную, когтистую лапу. Противник замахнулся, но я ловко увернулся от удара. Когти ударили в появившийся силовой щит. Тот замерцал, жалобно зазвенел, однако выдержал, отбросив призрака. И в этот момент я почувствовал, как в душе снова теплится, разгораясь, сила. Видимо, удар в купол ошеломил противника — он не привык получать хоть какой-то отпор. Такой шанс упускать было нельзя, и я быстро поставил тотемы и вызвал Минина. Твердо приказал:

— Убей!

Старик уже начал приходить в себя, но боец оказался рядом. Удар топора пришелся в броню, созданную призраком, и сбил его с ног. Вот топор снова взметнулся, и я заметил, как лезвие окутывают призрачные лепестки пламени. Оружие загудело, лезвие снова ударило по дрожащей броне. В этот раз удар рассек защиту и врезался в призрачное тело.

— Убивать! Калечить! Жечь! — с восторгом прохрипел Минин, снова замахиваясь.

Призрак создал какое-то плетение, и Минина отбросило, развоплотив и отправив в межмирье. Я тут же создал серый череп, метнул его в поднимающегося противника. Сотканный из полупрозрачной энергии череп, щелкая зубами, врезался в старика, но нужного эффекта не произвел и просто рассыпался на части.

— Глупый мальчишка! Я сожру вас всех…

Я не ответил, вместо этого вновь призвав Лешего и Митрича, которые атаковали противника, выступив в паре. Послышались выстрелы, тело призрака задергалось. Старик уставился на свою оторванную руку и завизжал:

— Что же ты творишь, мелкий гаденыш?!

Я поспешно добил противника костяными шипами, которые разметали его покачивающееся в воздухе тело в клочья.

Митрич опустил пистолет и прохрипел:

— Сильный был дядя…

Леший только кивнул, рассматривая оставшееся на земле серое пятно.

— Он не тебя назвал мелким, — послышалось за спиной.

Я обернулся и увидел, как Арина Родионовна успокаивает пенек, который оплел ее корнями, закрыв от противника. Тотем застрекотал на своем языке, и в его болтовне мне послышались обиженные нотки.

— Я ему отомстил за мелкого, кого бы он там ни имел в виду, — заявил я и увидел, что пенек довольно щериться.

Где-то за куполом послышался шум. Преграда замерцала, пропустив на территорию десяток бойцов в форме дружинников. Один из них подскочил к нам и обеспокоенно уточнил, бегло меня осматривая:

— Что случилось, Павел Филиппович?

— Призрак, — коротко ответил я. — Очень откормленный и злой.

Покашиваясь на недовольных вторжением пни, дружинники переглянулись.

— Жрецы осмотрели всю территорию, мастер Чехов, — неуверенно произнес один из них.

Я покачал головой:

— Дух поведал, что в эту часть редко заходили люди.

Купол снова моргнул, и на территорию вошли трое людей в белых рясах. Они прошли к месту схватки, остановились у оставшегося на земле пятна. Один из жрецов вынул из кармана металлическую коробочку на цепочке и щелкнул пальцами, высекая искру. Из коробочки потянулся странный желтоватый дымок, который принялся закручиваться в тугую спираль. Я удивленно поднял бровь. Интересный метод. Нужно будет узнать у Морозова, как он работает…

— Сильный был призрак, — заметил жрец и обернулся ко мне. — Хорошо, что этого духа нашел некромант империи.

— Даже для меня он был очень силен, — ответил я.

На плечо легла чья-то ладонь. А через мгновение я ощутил эйфорию. Голова пошла кругом, и я с трудом устоял на ногах. Но усталость и слабость начали быстро уходить. Нечаева встала рядом и поправила выбившуюся на виске прядь волос за ухо.

— Вы в порядке? — спросил я обеспокоенно.

— Все хорошо, — девушка нервно улыбнулась. — Я только немного испугалась. Но вы со всем разобрались. Уверена, что мне ничего не грозило.

Я понимал, что она сказала это, чтобы поддержать меня, но мне вдруг стало зябко от осознания того, что Арина могла погибнуть от прикосновения этого выродка.

Один из пней подошел к жрецам и принялся деловито осматривать их одеяния, поднимая ткань.

— Что он делает? — пролепетал синодник.

— Проверяет вас — вдруг вы призраки, — пояснил я и отправил тотемы в межмирье, пока они не попытались стащить у жрецов коробочку с дымом.

Один из синодников вынул их складок рясы блокнот и вырвал из него листок.

— Не обессудьте, Павел Филиппович, — произнёс он, словно бы извиняясь. — Но нам нужно взять у вас показания. Таков новый уклад. Такое дело…

Я только кивнул:

— Понимаю.

И пересказал случившуюся под куполом историю. Мужчина осторожно уточнил:

— Почему вы очутились тут? Ведь эта локация далеко от основной дорожки…

— Нас ослепили фейерверки, и мы постарались быстрее уйти из той части сада. На глаза попалась дорожка — по ней и направились. Указателей на ней не было, но мы их и не искали…

— Какая была одежда на призраке? А вы сможете опознать его, если мы покажем вам фотографии людей?

— Такие камзолы носили в прошлом веке, в первой его четверти, — ответила за меня Арина. — Я знаю историю костюма и уверена, что в свое время он был модником. И еще я обратила внимание на аксессуары с бычьими головами.

— Как вы это заметили? — удивился жрец.

— Призрак почти схватил Павла Филипповича рукой. И я увидела на манжетах камзола ряд крупных пуговиц с рисунком.

Жрец записал все на лист, протянул его мне:

— Прочитайте, мастер Чехов. И подпишите, если все правильно. Ваша спутница тоже может…

— Будет достаточно моей подписи. Все вопросы прошу задавать мне. Беспокоить госпожу Нечаеву не стоит, — сухо заявил я. — Достаточно того, что она испытала в этом жутком месте.

Я взял бланк протокола, быстро пробежал взглядом по тексту.

— Удивительно, но согласно графику проверки, эта территория проверялась, — услышал я фразу одного из жрецов. И не отрываясь от чтения, ответил:

— Значит, есть два варианта… Либо такого сильного призрака просмотрели случайно, в чем лично я сомневаюсь — здесь нет закрытых дверей, за которыми он мог бы спрятаться.

Я на секунду отвлекся, вчитываясь в текст. И один из жрецов произнес:

— Первое исключено, мастер Чехов. Тут нет строений, к тому же сад проверял новый отдел охранки…

— Я тоже думаю, что этот вариант маловероятен, — задумчиво произнёс я. — Если призрак был здесь, он наверняка бы проявился и сожрал как минимум одного проверяющего. Он давно здесь питается и уже потерял всякий страх, раз напал на некроманта. Так что, если все ваши сотрудники живы — этот вариант можно исключить.

— А второй? — полюбопытствовал жрец, опасливо оглядываясь.

Я дочитал протокол, взял ручку и подписал бумагу. Ответил:

— Второй вариант заключается в том, что один из слуг или гостей одержим. Тогда призрак мог бы на время спрятаться в теле носителя, скрываясь от всех проверяющих.

Жрецы удивленно переглянулись. Я же протянул одному из них подписанный протокол и продолжил:

— Причем носитель, скорее всего, родич призрака…

— Почему? — не понял жрец, принимая бумагу. — У родственных душ есть некая совместимость?

Я покачал головой:

— Скорее всего, призраку было бы жаль убивать своего. Если у вас все…

— Ну, если вы спрашиваете… — замялся мужчина. И все же попросил: — Вы не могли бы проверить этот участок сада вашими методами? Чтобы наверняка убедиться, что тут ничего опасного не осталось…

Я вздохнул и призвал фонарь Харона. Местность затянуло туманом, который я намеренно сделал видимым для присутствующих.

— Что происходит? — истерично заголосил самый возрастной из синодников.

— Не шевелитесь, — приказал я грозно и неспешно снял с его плеча гусеницу.

— Какая гадость!.. — нервно выдохнул он.

— Однажды она станет бабочкой, — возразил я.

— Конечно, Павел Филиппович, — поспешно ответил один из жрецов.

— Призраков тут нет.

— Вы уверены?

— Как и в том, что я хочу уйти отсюда как можно быстрее.

— Не смеем вас задерживать, — торопливо заговорил синодник, забравший протокол.

Он переступил с ноги на ноги и осведомился, кивнув на мою ладонь:

— А что вы станете делать с гусеницей? Какой-нибудь ритуал?

От такого вопроса я даже не сразу нашелся с ответом.

— Здесь все деревья мертвые. Я отнесу животинку в зеленую часть сада.

— А зачем? — не унимался парень.

— Верну на ветку.

— И?

— Чтобы жила, — терпеливо пояснил я и тяжело вздохнул. — Никаких ритуалов я не провожу, уверяю!

— Конечно… — чуточку разочарованно протянул жрец.

— Если вам нужна будет помощь в расследовании — обращайтесь, — сказал я, взяв Арину Родионовну за руку.

И мы направились к куполу.

Стас Зимин уже ждал нас у выхода. И едва мы прошли через преграду, кустодий направился к нам.

— Что там случилось, Павел Филиппович? — хрипло спросил он, указывая на купол.

— Призрак, — устало ответил я. — Достаточно сильный. Он напал на нас почти сразу после того, как мы пересекли барьер. Пришлось его развоплотить.

— Призраки, которые нападают на живых… — задумчиво протянул кустодий.

— Увы, такое не редкость! Некоторые призраки питаются страхом или болью, поэтому они могут насытиться, убивая человека. А если привидению еще хватит ума спрятать труп…

Зимин хитро усмехнулся и произнёс:

— Вот оно как бывает!

— Вы сами должны помнить призраков на одном объекте, — пояснил я. — Да и привидения озлобленных невест на болотах…

— А Совет еще не хотел одобрять проект нового охранного отделения! Говорили, что бюджет на это очень уж большой.

Я хотел было возразить, что этот проект работает пока на стадии прототипа, и для нормального результата, скорее всего, потребуются годы упорного труда, но не стал озвучивать эти мысли.

— Александр Васильевич уже оповещен и едет сюда, — продолжил кустодий и покосился в сторону прогуливающихся людей. — И еще у меня к вам большая просьба… Гостям не нужно знать, что в одной из частей сада существовал злобный и очень голодный призрак. Уверяю вас, патрули от нового охранного отделения на территории усилены.

Я на секунду задумался, а затем кивнул, понимая, что слухи о злобных призраках посеют панику. От которой может погибнуть больше людей, чем от призраков.

— Хорошо. Но нужно будет сделать так, чтобы посетители перемещались по максимально безопасным локациям. Чтобы потом не оказалось, что за время мероприятия пропала еще пара человек из высокородных семей.

— Само собой, — ответил Зимин.

— Итак, что произошло? — послышался за спиной знакомый голос.

Александр Васильевич стоял в паре шагов от нас. Заметив, что мы обратили на него внимание, он улыбнулся и приложил кончики пальцев к полям шляпы, изображая приветствие. Подошел к нам и произнёс:

— Давайте немного прогуляемся, Павел Филиппович. Обсудим произошедшую ситуацию.

Я взглянул на Нечаеву, и она пожала плечами:

— Дела есть дела, Павел Филиппович! Я не стану возражать… Надеюсь, мастер Зимин составит мне компанию?

— Охотно, — мигом согласился Стас.

— Тогда давайте немного пройдемся, Павел Филиппович, — с улыбкой предложил глава кустодиев, и мы направились по одной из дорожек.

— Я уже говорил, что собрался уйти на покой?

Морозов сразу перешел к делу, и это немного меня насторожило.

— Упоминали такое, — не стал отрицать я, вспомнив разговор на болотах.

— Сейчас все дела принимает Стас. И я уверен, что из него выйдет первоклассный глава кустодиев. Но… — Он замялся на несколько секунд, а затем продолжил: — Но не могли бы вы ему помочь, пока он будет входить в курс дела?

— Сделаю все, что будет в моих силах и в пределах моей компетенции, — честно сказал я.

— Спасибо, Павел Филиппович, — ответил Морозов, и как мне показалось, в его голосе прозвучала искренность. — А теперь давайте поговорим по поводу случившегося…

Я вкратце пересказал главе кустодиев ситуацию с озлобленным призраком, которого мы встретили в локации.

— Все это есть в протоколе, который один из жандармов нового отдела заполнил с моих слов, — закончил я, и Александр Васильевич, нахмурившись, кивнул.

— Скажите, Павел Филиппович, как часто раньше люди гибли от влияния призраков? — уточнил он.

— Ну, точной статистики ни у кого нет, — смутился я. — Но не думаю, что это носило массовый характер. Призрак должен быть не просто озлоблен — он должен ненавидеть все живое.

— И часто вы сталкивались с такими? — поинтересовался Морозов.

Я нахмурился, вспоминая.

— Пару раз… Невесты Добронравова, и призраки в одной забегаловке… Но они были скорее запуганы и пытались настроить людей друг против друга… Еще ваш случай. Когда на одном из объектов кустодиев призраки съели жреца.

Морозов кивнул.

— То есть, случаи были единичными, — заметил он.

— А что? — полюбопытствовал я.

Александр Васильевич на несколько секунд замолчал, а затем с неохотой произнес:

— Новый отдел охранного ведомства получил от жандармерии все нераскрытые дела. Плюс были подняты несчастные случаи — те, что казались случайными на первый взгляд… Плюс дела пропавших без вести. И знаете, что интересно? По итогам проверок по данным делам, напрашивается вывод, что призраки были виноваты в случившемся почти в половине случаев. Некоторые привидения были установлены и ослаблены, а потом и развоплощены. Но знаете, что самое странное?

Глава кустодиев обернулся ко мне, ожидая ответа. И я спросил:

— И что же?

— Количество подобных мистических дел стало прирастать, — ответил Морозов. — Такое ощущение, что призраки в городе словно озверели.

— Или напуганы, — предположил я, и Александр Васильевич кивнул, соглашаясь.

— Самое страшное, что подобные случаи были установлены даже во дворце императора, — продолжил он. — И я хотел бы попросить вас о помощи в этом деле.

Я удивленно поднял бровь:

— Каким образом?

— Помочь найти призраков в императорском дворце, — ответил Александр Васильевич. — Сами понимаете, Павел Филиппович — это уже дело Имперской безопасности.

— А ваш новый отдел?

Морозов покачал головой:

— Дворец проверен жрецами несколько раз, но призраки обнаружены не были.

— Может быть, тогда причина не в них? — предположил я.

Но Морозов усмехнулся:

— Видите ли в чем дело, Павел Филиппович… Информация, которую вы сейчас узнаете, предназначена не для протокола. И тем более не для распространения…

Я кивнул, поняв намек, и быстро произнес слова клятвы молчания. После чего Александр Васильевич продолжил:

— Дворец в столице принадлежит императорской семье много поколений. И далеко не всегда власть в семье переходила наследнику естественным путем. Вы должны понимать, что при таком раскладе в доме просто обязаны остаться призраки. И немало. Но служба не обнаружила ни одного, понимаете?

Я кивнул, соглашаясь с теорией. С такими вводными призраков и правда должно было остаться много. Поэтому я ответил:

— Хорошо, я помогу вам…

— Вот и чудно! — улыбнулся Морозов.

Он протянул мне раскрытую ладонь, и я ответил на рукопожатие, скрепляя сделку.

Арину Родионовну я увидел издалека. Она стояла рядом с Зиминым и улыбалась, слушая какую-то историю, которую тот ей рассказывал. И я отметил, что Стас даже не догадывается, что рядом с Нечаевой перестает казаться тем жутковатым типом, от которого все шарахаются. И теперь проходящие мимо девушки поглядывали на него с задумчивым интересом.

— Вас стоит поздравить? — раздался за спиной голос Шуйского.

Я обернулся. Начальник охранного отделения стоял в паре шагов от меня, и я только диву дался, как Дмитрию удалось незаметно подкрасться так близко ко мне.

— Мне удалось выйти из этого боя живым и здоровым — это и впрямь хорошая новость, — ответил я.

Жандарм усмехнулся:

— Мы оба понимаем, что я имею в виду другое… Ваша помощница буквально светится!

Он кивнул в сторону стоявшей неподалеку Нечаевой и продолжил:

— Я обратил внимание, что она в цветах вашей семьи. И это не случайность.

— Как скажете, — не стал спорить я. — Вот только причина для этого необычная.

— Неужели? — удивился князь.

— Помните историю с обыском моего дома? — негромко начал я.

Дмитрий Васильевич слушал мой рассказ внимательно, поджав губы. Я обрисовал ему ситуацию с притязаниями Свиридовых и упомянул, что сумел подготовиться к визиту искателей призраков.

— Они ведь должны понимать, что рядом с некромантом всегда будут призраки, — нахмурился Шуйский. — И как вам удалось скрыть от них Любовь Федоровну?

Я неопределенно пожал плечами, уходя от ответа.

— Появилась такая возможность…

— А что семья судьи? — полюбопытствовал Шуйский.

— Пришлось назначать встречу главе семейства…

— Надеюсь, вы ему не грозили? — обеспокоился собеседник.

— Ничего определенного, — признался я. — И ничего из того, чего я не смогу осуществить.

— Теперь за призраков возьмутся всерьез, Павел Филиппович, — предупредил Шуйский. — Учтите это.

— Знаете, в чем разница между некромантом и всеми прочими, кто может видеть и влиять на призраков? — спросил я.

Дмитрий усмехнулся и скрестил руки на груди:

— Сейчас вы мне это расскажете.

— Все дело в том, что жрецы могут ощущать мертвых, шаманы способны с ними говорить, но приказывать и управлять призраками могут только такие, как я! Ни один из духов не станет подчиняться новому отделу…

Шуйский покачал головой.

— Вы упускаете одну важную деталь… Они смогут попытаться подкупить духов. К примеру, дадут им взамен немного силы.

— Призракам нужна темная сила, которой не владеют жрецы. Что до шаманов, то они расходуют силу на общение, но не смогут накормить духов и при этом остаться в живых. Мертвые могут потянуть из них энергию и не остановятся, пока не выпьют ее до дна… Однако всегда можно найти способ договориться. Вот только большинство призраков хотят уйти на иную сторону, а шаманы и жрецы не способны их туда перевести…

— Призраки могут не знать об этом, — предположил Дмитрий.

— Даже если новый отдел сможет обмануть нескольких духов, а потом их развоплотит вместо перемещения в иной мир — об этом узнают другие…

— Как? — опешил Шуйский.

— У мертвых свои каналы связи, князь, — ответил я и загадочно улыбнулся. — Они способны узнавать, что происходит с их коллегами. И если шаманы решат с ними играть нечестно, то очень быстро об этом пожалеют. Мертвые не ведают страха перед живыми, но способны злиться и мстить.

— Было бы неплохо, если бы сотрудники нового отдела получили инструкции, — вздохнул Дмитрий Васильевич. — Иначе они могут наломать дров.

— Этим особым отделом охранки будете заведовать вы? — уточнил я.

Но Шуйский покачал головой:

— Самое удивительное, что этот отдел мне не подчиняется. Скорее всего, его выведут из ведомства охранного отделения. И знаете — я об этом не особенно переживаю. Мне и без него хватает забот.

— Как вы справляетесь? — поинтересовался я.

— Пока рано об этом говорить. Ваш отец сдал еще не все дела. Филипп Петрович консультирует меня и помогает быстрее вникнуть в курс дела. Я уже управлял отделом, и поэтому мне чуть легче. Работа в наших ведомствах немного схожа, да и Филипп Петрович проявляет чудеса терпения, давая мне советы.

Я покачал головой.

— Удивительно. Я знаю его немного с другой стороны. Хотя… Быть может, я никогда его толком и не знал!

— Все возможно, — осторожно отметил князь.

— Нам не удавалось найти общий язык. С того момента, как в семье случился раскол… — я осекся, понимая, что никогда ни с кем это не обсуждал.

И Шуйский внезапно хлопнул меня по плечу.

— Все в порядке, — сказал он, — можете не продолжать! Я знаю, как все иногда происходит… Мы проявляем мудрость, глядя на проблемы со стороны, но когда они случаются с нами, мы теряемся.

— Все так, — кивнул я и потер шею. — Мне кажется, что после выезда на болота лед в общении между мной и отцом тронулся. Хотелось бы, чтобы это так и было, а не оказалось просто видением.

Я вдруг понял, что очень мало знаю о своем самом близком родственнике.

— Рад за вас, — искренне улыбнулся Дмитрий. А потом словно невзначай уточнил, ловко меняя тему разговора: — Разве у вашей спутницы не фамильное украшение Чеховых на шее?

— Филипп Петрович прислал кулон перед мероприятием. Позволил Арине Родионовне надеть его в Яблоневый Сад.

— Сильное заявление!

Я покачал головой.

— Арина Родионовна ничем не обязана мне или моей семье…

— Бросьте эти глупости, — внезапно огорошил меня Шуйский. — Только слепой не заметит, как девушка смотрит на вас. И вы будете жалеть, если оттолкнете ее. Поверьте, она могла бы найти сотню причин, чтобы не прийти в сад, или найти себе другого спутника… На худой конец, она могла бы прибыть на мероприятие со своей матушкой, которая сумела бы произвести самое дурное впечатление, тем самым отпугнув возможных женихов.

Я был вынужден согласиться с этими доводами.

— И вряд ли она стала бы заказывать такое платье в цветах вашей семьи, если бы не хотела произвести на вас впечатление, — продолжил Шуйский.

— Быть может, вы и правы… — смутился я и вновь посмотрел на Нечаеву.

Внезапно мой собеседник нахмурился и произнес:

— Мне бы хотелось, чтобы меня сопровождала та, кто мне небезразличен. Но я не посмел пригласить ее сюда, потому что на нее бы набросились все эти змеи!

— Вы про Екатерину Юрьевну? — уточнил я.

— И про нее тоже… Редкая интриганка. Ей не удалось подобрать пару, потому что ее запросы слишком высоки. А возраст для помолвки уже подошел. Если бы не Свиридова, думаю, то именно она бы обратила на вас свое внимание.

Я трижды плюнул через плечо, осознав, что меня минула эта судьба. Но тут же подозрительно покосился на Шуйского.

— А вы не беспокоитесь, что окажетесь «тем самым»?

— Бросьте, у меня для этого недостаточно «голубая» кровь, — довольно усмехнулся тот.

— Я бы не был так в этом уверен! — резонно возразил я. — Вы кровный родственник императора, пусть и бывший бастард. А потому…

На этот раз уже Дмитрий сплюнул через плечо, и мне показалось, что он слегка побледнел.

— Не дай Искупитель мне привлечь эту горгону! Слышал, что она пьет, как лошадь, горланит песни и без макияжа способна напугать до икоты собственного кота…

— Ну, это уж наверняка неправда, — хмыкнул я. — Коты готовы терпеть даже самых жутких ведьм…

— За что купил — за то и продаю, — совершенно серьезно продолжил Дмитрий Васильевич.

Где-то неподалеку раздался звон колокола, а затем послышался голос:

— Уж полночь близится…

— Наконец-то! — оживился Шуйский. — После полуночи можно будет наконец-то укатить отсюда. Что бы там ни говорили, это местечко довольно неуютное.

Парень смахнул с плеча приставший к ткани листочек.

— А мне показалось, что вы неплохо провели время в том ледяном домике, — заметил я удивленно.

— Тут вы правы, — улыбнулся князь. — Мы хорошо посидели, завели полезные знакомства… Скорее всего охранное отделение в ближайшее время обзаведется новыми сотрудниками.

— А кустодии — соискателями? — уточнил я, заранее зная ответ.

— Все же славно, что мы со Стасом смогли познакомиться за городом! — отметил Шуйский. — Я считал его мутным типом с самого знакомства. Алкоголик и садист, который регулярно превышал полномочия, за что и попал на каторгу… А оказалось, что он хороший человек!

— Сомневаюсь, что с вами согласятся все, кто его знают, — возразил я. — Зимин не перед всеми готов открыть душу.

— Я это понимаю. Вас не было с нами в Новорильске, когда Стас решил размяться. Мы получили знатных тумаков, но разогнали местных как положено.

— Хотели бы когда-нибудь повторить? — пошутил я.

Я ожидал, что собеседник начнет отмахиваться от подобной перспективы. Но он внезапно меня удивил:

— Иногда полезно понять, что ты не бессмертный. В тот день в Новорильске можно было умереть. И я сделал вывод, что на физических тренировках мне частенько уступали, чтобы не задеть моего самолюбия. Сейчас вот я ищу новых наставников, которые не станут меня щадить…

Я вспомнил о цирюльнике, которого недавно защищал, и сказал:

— У меня есть одна кандидатура, которая может вас устроить. Как вы относитесь к мастеру, который не владеет сильными талантами, но отменно управляется кулаками?

— Буду благодарен, если вы меня ему представите, — с готовностью согласился князь. — И меня не смутит, если он неблагородный.

— А как вы догадались?

— Адвокат Чехов снискал в столице славу защитника простолюдинов и бастардов. Вы даже меня защищали, до того, как я обрел титул…

Я кивнул, соглашаясь.

— Ладно, идемте, — произнес Шуйский, кивнув в сторону Зимина.

Мы подошли к Нечаевой, стоящей в окружении уже знакомых дворян из ледяной избы. Зимин широко усмехнулся мне и заявил:

— Павел Филиппович, мы очень надеялись, что вы опоздаете, и это позволит нам самим сопроводить вашу спутницу на завершение мероприятия…

— Я бы ни за что не опоздал, — ответил я. И уточнил у Арины Родионовны: — Все хорошо? Скажите, вас не донимали в мое отсутствие?

Ермаков казался намного увереннее, чем был в нашу первую встречу, и заметил с довольной ухмылкой:

— Куда нам тягаться с некромантом! У мастера Чехова наверняка найдется призрак, который завяжет нам шнурки.

— Тут вы правы, — подтвердил я. — Духи любят всякие шутки такого рода.

— Почему? — не понял Ермаков.

Я развел руками:

— Они говорят, что в посмертии не так много поводов для веселья…

— Спасибо, что показали настоящего призрака! — парень буквально сиял. — Брат наверняка мне не поверит. Но будет кусать локти, когда узнает, с кем я провел этот вечер.

— Будет знать, как бросать родича в таком жутком месте, — поддержал его Пожарский.

Мне подумалось, что княжичу понравилась компания, в которой он так прекрасно освоился. И даже Зимин никого из них не пугал. Удивительно, но от него я ожидал совершенно другого поведения — видимо, став наследником Морозова, Стас решил строить новую жизнь грамотно.

— Полночь близится! — прозвучало в отдалении, и все присутствующие подобрались. — Дамы и господа, просим вас пройти к центру сада, чтобы поблагодарить хозяев вечера и выслушать несколько важных объявлений!

— И ведь не сбежишь… — нервно отозвался Шуйский.

— Держитесь рядом, — успокоил его Стас. — Как только запахнет жареным, я начну вести себя как обычно, чтобы всех отвлечь. А наш некромант попросит призраков завязать кому-нибудь шнурки…

Вся компания засмеялась, думая, что кустодий шутит. Но настроение у каждого стало чуточку светлее. Арина Родионовна положила ладонь мне на сгиб локтя, и мне показалось, что ее сила проникла сквозь ткань, разогревая мою кожу.

— Простите, что оставил вас… — шепнул я девушке.

Но Нечаева покачала головой и лукаво произнесла:

— Не прощу. Вы просто обязаны будете проводить меня домой за такой ужасный проступок.

— Непременно, — пообещал я.

Мы дождались, когда большая часть народа уйдет в нужном направлении, и неспешно зашагали следом. На дорожках виднелись оброненные ленты, лепестки цветов, программки, которые кто-то уже посчитал ненужными. Официанты уносили посуду, дождавшись, когда беседки опустеют.

Из теней деревьев выходили жандармы, которых до того не было видно. Все они коротко кланялись Шуйскому и Зимину, очевидно, понимая, с кем имеют дело. Я отчего-то не очень удивился, увидев того мужчину, который подходил к нам с Нечаевой, когда заметил моего призрака, портящего фотографии.

— Не ожидал, что здесь будет так много охраны, — оглядываясь, беспечно заявил Ермаков.

— Было бы странно, будь их мало, — философски ответила Арина Родионовна. — Представляете, сколько тут важных персон? Часть из гостей имеют особое значение для Империи. Конечно, здесь будет охрана!

— Мне кажется, что я видел самого Александра Васильевича Морозова, — поделился своими наблюдениями Пожарский.

— Бросьте, зачем начальнику кустодиев посещать это мероприятие? — усомнился беловолосый аристократ, имени которого я не запомнил.

— Лучше нам об этом не знать, — покосившись на меня, хмыкнул Зимин. — Но может он решил забрать кого-то с вечера на своей машине, чтобы отвезти домой — только и всего…

— Вы о себе, Станислав Александрович? — невинно осведомился я.

— А что я? — удивился Зимин. — Мне уже много лет, я добираюсь домой сам. Да и что может со мной случиться? Если только я своим видом доведу кого-нибудь до сердечного приступа…

Я едва скрыл улыбку и произнес:

— Я слышал, вы все же решили снять рубашку перед приличными аристократками.

— Мне показалось, что они замерзли, — пояснил мужчина. — И я решил поделиться с ними одеждой. Кто знал, что они такие нежные и сразу примутся возмущаться? И это вместо того, чтобы поблагодарить меня за доброту! Вот честное слово — не пойму я этих благородных… Зачем все усложнять?

— Вы тоже благородный, — напомнил приятелю Шуйский.

И Зимин разочарованно простонал:

— Вот зачем вы все портите, князь?! Мне ведь теперь придется вести себя прилично.

— Будьте собой, — предложила Нечаева. — Если вы кому-то вы не понравитесь, это будут проблемы человека, который не смог рассмотреть вашу ценную душу.

Зимин взглянул на мою спутницу с теплом, а затем негромко сказал, обращаясь ко мне:

— Вам очень повезло, Павел Филиппович — вам можно было самому выбрать, с кем сюда прийти. Такая свобода дорого стоит. Цените ее!

Арина на мгновенье прильнула ко мне крепче. На ее лице появилось напряжение, которое, впрочем, тотчас исчезло.

Мы вышли по дорожке к куполу, скрывающему центр сада. На этот раз я вышел слегка вперед, чтобы шагнуть под купол первым, но к счастью за полупрозрачной преградой нас не ожидало ничего жуткого. Вместо деревьев перед нами раскинулся амфитеатр из розоватого камня. Распорядитель вышел нам навстречу и сообщил, какой ряд и номер места отведен каждому из нас.

— Как здесь все серьезно, — нервно заметил Шуйский. — А самим место выбрать нельзя?

— Вам выделено место рядом со мной, — Зимин толкнул князя локтем в бок. — Так что не жалуйтесь. А всем, кто не собирается отправиться домой сразу после этого мероприятия, предлагаю встретиться у входа в сад. Я покажу отличное место, где подают отменную уху. Вы потом туда будете после каждой попойки ходить, чтобы лечить голову и живот.

Парни приободрились и с энтузиазмом разбрелись по своим рядам.

Мы спустились ближе к сцене, украшенной цветами и яблоками. Небольшой постамент под аркой, увитой зеленью, отчего-то напоминал трон, а когда к нему подошла Екатерина Юрьевна в зеленом платье, то это ощущение усилилось.

— Господа и дамы, мы надеемся, что вам понравилось в нашем саду! Каждый год мы проводим это мероприятие, чтобы вы могли себя показать и других посмотреть. Здесь собрался цвет Империи — свободные благородные молодые люди, которые ищут себе достойную пару. Надеюсь, что наш сад смог объединить чьи-то сердца и руки. Казна каждый год выделяет обеспечение тридцати свадеб, сыгранных у состоявшихся после нашего мероприятия пар. Императрица обещает всем девушкам пошив платья за свой счет, а император дает отсрочку службы всем молодым людям на нужное для укрепления брака время…

В рядах послышались едва слышные шепотки и смешки, которые пришлись Екатерине не по вкусу. Она слегка скривилась и окинула дальние места ястребиным взором. И я сразу поверил, что даже коты могут бояться такую девицу. Было в ней что-то отталкивающее. И зале сразу же воцарилась тишина.

— Мы рады, что некоторые молодые люди пришли уже парами, — нацепив на лицо радушную улыбку продолжила девушка. — И пусть часть этих пар просто дружеские — для Империи важны любые узы. Но сегодня произошло еще кое-что важное, о чем я с радостью хочу вам сообщить. Наша Империя гордится своей богатой историей. Мы чтим законы и традиции наших предков…

— Не нравится мне это, — раздался голос Шуйского, которому досталось место за нами с Нечаевой.

— Есть древний закон, который связывает людей и обязывает их стать спутниками. Если мужчина благородной крови спасает девицу, то обязан взять за нее ответственность, должен ввести ее в свою семью равной…

На сцену позади Екатерины вышла Свиридова. Она подошла к подруге и бросила на нее жертвенный взгляд, которому могла бы позавидовать любая святая.

— Я ей все волосы выдерну… — прошептала Нечаева.

— Елена Анатольевна была спасена Павлом Филипповичем Чеховым. И по закону наших предков…

Внезапно на сцену вышел высокий, закутанный в плащ мужчина:

— Закон гласит, что старший свободный родич должен взять на себя обязательства младшего, — перебил он княжну. — Не по покону, что младший обрел спутницу, а старший еще не получил такого счастья!

— Что происходит? — растерялась Екатерина, явно не привыкшая к тому, что кто-то ей мешает.

Морозов театрально поклонился:

— Простите старика, — произнес он. — Но я охраняю Империю, и так же как и вы считаю священным каждый закон. Как родич мастера Чехова имею что сказать по этому поводу… Хотя мы с Софьей Яковлевной Чеховой, бабушкой Павла Филипповича, еще не дали обеты в храме…

— Вы желаете взять спутницей Елену? — пролепетала ошарашенная племянница императрицы.

Морозов смерил Свиридову холодным взглядом, которые словно сдирал с нее кожу, и сухо засмеялся:

— Я пока еще не выжил из ума, юная госпожа! Девица она хорошая, но совершенно не в моем вкусе. Я, знаете ли, предпочитаю мудрых и самостоятельных. Мою избранницу спасать не надо. Она может упокоить целый полк врагов, а потом поднять их и заставить копать для собственных тел могилы. Таких женщин упускать нельзя. Но у меня есть названный сын…

Я почувствовал, как Стас позади меня поднялся на ноги. И вокруг воцарилась тишина.

— Станислав Александрович! Сильный, смелый, истинный сын Империи, который…

Зимин лениво зевнул и запоздало прикрыл рот лопатообразной ладонью. На его лице появилось глумливое выражение. Александр Васильевич утер уголок глаза, словно смахивая слезу и продолжил торжественным голосом:

— Отдаю самое дорогое что у меня есть — названного сына! Я растил этот цветок для такой вот благородной госпожи…

— Не для тебя цвела роза… — под нос себе пробормотал Стас и бодро спустился по ступеням. — Не для тебя, не для тебя…

Свиридова смотрела на него со священным ужасом. Если бы она могла попятиться, то наверняка бы это сделала.

— Вы шутите? Этот мужлан… — начала было Екатерина Юрьевна, но Морозов резко ее оборвал.

— Следите за языком, барышня! Вы говорите о моем родиче. Человеке, который вскоре встанет во главе службы кустодиев. Организации, что день и ночь неустанно бережет монарший строй и правящую семью. Этому человеку, к слову, аплодировал сам император.

Екатерина побелела и попятилась. Зимин же подошел к Елене Анатольевне и склонил голову к плечу, рассматривая будущую спутницу:

— Бедра узковаты, но ничего, лекари у нас хорошие. Глядишь, и пятерых выносить сможете, Елена…

Он замялся, и девушка холодно подсказала:

— Анатольевна.

— Анатольевна… — повторил Зимин хлопнул в ладоши. — Беру! Будет в доме щи варить и баню топить… Спасибо вам, батюшка, что судьбу мою горемычную устроили, — он поклонился Морозову. А потом зло зыркнул на Свиридову и гаркнул так, что деревья дрогнули: — Кланяйся батюшке!

Под куполом воцарилась мертвая тишина. И я заметил, как услышав приказ Стаса, многие гости встали с мест, да так и замерли в нерешительности.

— Поздравляю! — громко воскликнула Нечаева и добавила в голос своего таланта. — Радость-то какая!..

Девушка захлопала в ладоши. Но на лице Свиридовой радости не было. Сперва она не понимала, как так получилось, что ее план обернулся таким провалом. А затем к ней начало приходить осознание. Девушка побледнела и растерянно оглядывалась, словно искала кого-то, способного ей помочь. Наконец, она уставилась на меня, и в глазах ее блеснула злоба.

— Радость пришла в наш дом, — подтвердил Морозов и повернулся к Екатерине Юрьевне. — Уверяю вас, финал этой встречи в Яблоневом Саду запомнят надолго… Не пора ли отпускать гостей? Они уже устали и полны впечатлений.

Девушка с готовностью кивнула и довольно громко объявила:

— Вечер был долгим и, надеюсь, очень приятным! Мы будем рады, если вы оставите несколько слов благодарности в гостевой книге. У парадного входа всех ждут машины. Просьба не толкаться…

Народ тут же встал со своих мест и довольно бодро потянулся к выходу, чтобы успеть до возникновения пробки на выезде. Мы же с Нечаевой вышли на сцену, чтобы поздравить Зимина. За нами подошел Шуйский.

Распорядительница праздника покачала головой, глядя в спины гостям.

— Каждый раз ломятся к выходу, словно не могут задержаться хоть ненадолго…

— Для них вечер оказался хлопотным, — предположил Дмитрий Васильевич и осекся под оценивающим взглядом Екатерины.

Морозов же буквально сиял, словно заключил лучшую сделку в своей жизни. Он махнул рукой, будто отпуская «молодых».

— Станислав Александрович, отвезите девицу к себе домой. Ей наверняка нужно отдохнуть.

— Зачем так торопиться? — очнулась Екатерина Юрьевна. — Девушка должна прийти в себя от потрясения…

— Какого потрясения? — вдруг подобрался глава кустодиев. — Княжна пришла сюда, точно зная, о чем заявит. Она выбрала для своего платья цвета Чехова, потому как решила, что теперь принадлежит нашей семье…

— Она не трофей, — осторожно возразила девушка в зеленом, но Морозов равнодушно пожал плечами.

— Вы сами ратуете за соблюдение традиций, — терпеливо принялся пояснять он, — и должны понимать, какой закон сами призвали нас соблюсти… И прямо сейчас мы в точности его исполняем. Девушка больше не принадлежит своей семье. Теперь она — спутница моего названого сына. И должна проявить покорность.

— Но ритуала в храме не было… — продолжала упираться Екатерина.

— Какого ритуала? — невинно осведомился Морозов.

— Брачного, — непослушными губами пролепетала Свиридова.

— Елена Анатольевна, вам стоило ознакомиться с законом, по которому вы стали частью нашей семьи, или же обратиться к грамотному юристу, который сумел бы вам все разъяснить… И вы бы могли избежать исполнения условий! Мы на них не настаивали, но раз вы решили быть покорной своей судьбе, то ступайте за своим спутником и принимайте свою судьбу, как и положено спасенной. Для своей старой семьи вы мертвы. Впрочем, как и для всех прочих. Вы получите новое имя и свое место в нашей семье…

Зимин стянул с себя пиджак и набросил на поникшие плечи Свиридовой. Она встрепенулась и скривилась, глянув на Стаса, но тот зыркнул на нее в ответ и широко улыбнулся.

— Не трепыхайтесь, госпожа. Негоже, чтобы все пялились на ваши голые плечи. В моем доме так ходить не принято.

— Мы все обсудим… — пробормотала девушка.

— Нет, Параша, тут нечего обсуждать.

— Как вы меня назвали? — встрепенулась адвокатесса.

— Хорошее имя. Старинное, как и закон, по которому вы теперь — моя добыча.

— Я не собираюсь становиться…

— А вот дерзить мне не советую! — прервал девушку Зимин. — Не то враз прикажу слугам задать вам розг. А потом посажу на воду и хлеб — быстро научитесь держать язык за зубами.

— Это просто смешно! — наконец Свиридова начала приходить в себя.

Она скинула пиджак на землю и скрестила руки на груди.

— Я одна из лучших адвокатесс в столице…

— Мне ваша ученость ни к чему, — перебил ее Стас. — Будете по дому за порядком следить. Готовить, убираться, детей нянчить…

— Что за дикость! — Девушка возмущенно фыркнула и обратилась ко мне: — Павел Филиппович, хотя бы вы понимаете всю нелепость происходящего?

— Я предлагал вам забыть о том спасении, — равнодушно ответил я. — Дал понять вашему батюшке, что незачем пытаться принуждать меня хоть к чему-то. Но вы решили поступить по-своему… Что ж, вам повезло! Станислав Александрович — хороший человек, занимает важный пост и сможет защищать вас ото всех бед и оказий.

— Повезло-повезло… — проворчал Зимин и указал на свой пиджак. — Поднимите-ка его, госпожа Параша. Незачем мои вещи портить.

— Еще чего… — начал было девушка.

Стас вздохнул и щелкнул пальцами. Рядом с ним оказался небольшой ледяной человек, который ухватил Свиридову за ухо и заставил наклониться.

— Поднимите мою вещь. И впредь помните, что дерзить мне не стоит, — повторил Стас, словно малому ребенку.

— Да как вы смеете! — возмутилась Екатерина Юрьевна. — Я буду жаловаться!

— Со своей собственностью я буду поступать, как посчитаю нужным, — сурово отозвался младший Морозов. — И никто не смеет указывать, как мне поступать с бабой, которая выказала неуважение своему господину…

Стас вновь обратился к Свиридовой, которая уже буквально дрожала от ярости:

— Поднимите. Мой. Пиджак.

Елена подхватила вещь, и миньон тут же ее отпустил.

— Не слишком сложно, не так ли? — вежливо спросил Стас.

— Несложно, — прошипела Свиридова.

— Идемте, я сегодня устал. Вы умеете делать массаж стоп?

Я понимал, что Зимин просто провоцирует девицу, но выглядела аристократка совершенно сбитой с толку. Она вновь осмотрелась, и мне подумалось, что здесь есть кто-то, на помощь кого она рассчитывает.

— Я не готова ехать с вами куда бы то ни было, господин Зимин.

— Морозов, — поправил ее Стас. — И я вовсе не спрашиваю. Я распоряжусь, чтобы подали машину, в которой отвезу вас за город.

— Нет! — девушка мотнула головой, чтобы добавить значимости своему заявлению.

— То есть, вы отказываетесь следовать закону, о котором сами заявили во всеуслышание? — уточнил я. — Это для вас какая-то шутка?

— Вы ведь понимаете… — начала Свиридова и осеклась под холодными взглядами всех присутствующих.

— Что я должен понять? — совершенно спокойно осведомился я.

— Станислав Александрович, я прошу у вас отсрочки… — высокомерно начала Елена Анатольевна, повернувшись к кустодию.

Тот тяжело вздохнул и вынул из кармана ничем не примечательные браслеты, которые оказались наручниками. Он легко застегнул их на запястьях девицы пояснив:

— Чтобы вы глупостей не натворили, дорогая Параша.

— Что? — завизжала девушка. — Вы заблокировали мои силы?

— Орать горазда… — покачал головой крепыш, легко подхватил княжну и закинул ее на плечо. — У черного хода нам будет мешать толпа. И пора вам понять, что мои приказы надобно исполнять в точности и сразу же…

Мужчина зашагал по дорожке в сторону, обратную той, куда ушли гости. Он словно не ощущал веса своей ноши. Девушка попыталась ударить его по спине, но Стас предупредил, что тоже может ее шлепнуть.

— Это все так странно… — нервно заявила Екатерина Юрьевна и взглянула на меня. — Вы уверены, что все по закону?

— В таких вопросах я доверяю своим старшим родичам, — отозвался я и пожал плечами. — Не знал, что Свиридовы настолько законопослушные подданные Империи. Мы бы никогда не потребовали от Елены Анатольевны исполнения этой устаревшей традиции… Но кто мы такие, чтобы мешать девушке проявить благородство?

— Не смеем вас задерживать, — провозгласил Александр Васильевич и коротко поклонился даме в зеленом. — Пора и честь знать.

Он направился прочь по дорожке в ту же сторону, куда ушел Зимин со своей ношей, мы с Ариной, последовали туда же. Шуйский тоже поторопился за нами, не желая оставаться наедине с Екатериной Юрьевной.

— Вы ловко разрешили эту ситуацию, — сказал я Морозову.

— Это сделала ваша бабушка, — ответил он на ходу, даже не повернув головы. — Она выяснила, что это за закон и предположила, что Свиридовы не учли всех тонкостей его исполнения. Осталось только дать возможность Свиридовым перейти от слухов к делу и заявить о своих намерениях во всеуслышание.

— Но как же Станислав Александрович? Он ведь собирался жениться на своей Авдотье.

— И что же ему помешает? — кустодий хитро усмехнулся. — В законе не говорится о том, что спаситель обязан жениться на даме. Он берет спасенную под свою защиту. А вот в качестве кого — это остается на усмотрение спасителя. Девица получает новое имя и может даже лишиться титула, если ее господин так пожелает.

— Сурово… — я покачал головой.

— Иначе каждая продуманная девка могла бы заставить дворянина вытащить ее из пасти чудовища, и стать при этом законной супружницей рыцаря.

— Так в качестве кого Свиридова отправилась в дом нашего друга? — спросила Нечаева.

— Он же сказал — щи варить, да дом в порядке содержать. И детей воспитывать, когда они появятся у Стаса и его жены.

— Елена Анатольевна станет служанкой? — изумился Шуйский.

— Ей стоит преподать урок! — уверенно заявил Морозов. — От честного труда беды с ней не случится… Никто не станет ее мучить и изводить. Хоть Стас и суровый мужик, но все же не изверг, да и за городом у дамочки не будет возможности наделать глупостей… Поработает на свежем воздухе, научиться кухарить. Того и гляди, станет хорошей хозяйкой!

Я покачал головой:

— Очень вряд ли… Она привыкла к другому.

— Просто она не ведала иной жизни. Откуда вам знать, Павел Филиппович, что этой девице на самом деле нужно? Знаете ли вы, зачем она так отчаянно возжелала стать вашей спутницей?

— Она упрямая, — предположил я.

— Или же у нее не осталось другого выбора, только как перешагнуть через свою гордость и пойти на эту подлость… Она разорвала помолвку, которая была ей выгодна, и сдается мне, что все не так просто. Быть может она и не самая добрая, но возвращать ее в отчий дом с проваленной миссией я бы не рискнул. Ее могут найти со свернутой шеей, а обвинят кого-нибудь из тех, кто управляет призраками — то есть вас, дорогой мой некромант…

Я удивленно воззрился на начальника кустодиев.

— Так мы спасаем Свиридову?

— Мы убираем ее туда, где княжна будет в безопасности. Позволим ей начать решать другие проблемы.

— Это какие? — насторожился я.

— Думаю, что сначала Елена Анатольевна попытается прогнуть Станислава под себя. А потом осознает, что для княжича Морозова она не представляет интереса. Ее батюшке тоже понадобиться время, чтобы понять, что его план провалился.

— Вы страшный человек! — восхищенно протянула Арина Родионовна.

— Спасибо, — тепло улыбнулся старик. И добавил: — Вам невероятно идет цвет семьи Чеховых. И знаете: я узнал, что сегодня Павел Филиппович спас вам жизнь. Но вы не станете взывать к закону.

Девушка покраснела и потупилась.

— Не стану, — пробормотала она.

— Софья Яковлевна просила передать вам приглашение на обед в следующие выходные. Найдете время для визита?

Нечаева радостно кивнула:

— Конечно!

— Вот и чудно. А теперь прошу меня простить… — Морозов повернулся к Шуйскому. — Дмитрий Васильевич, можно вас на несколько слов?

— Конечно, — отозвался тот с готовностью.

Они вышли на дорожку перед нами и удалились на десяток метров вперед, о чем-то негромко беседуя. Я понял, что Александр Васильевич решил дать мне возможность остаться со своей спутницей наедине.

— Быть может, ваши родители составят вам компанию на обед к моей бабушке? — предложил я, понимая, что не могу потерять такую возможность.

Девушка закусила губу.

— Это будет удобно? — спросила она после недолгой паузы.

— Только если вы сами посчитаете это уместным… — ответил я и положил на ее ладонь свою. — Я бы хотел, чтобы наши родственники познакомились ближе. Первая встреча произошла при довольно драматических обстоятельствах, и было бы славно встретиться в более спокойных условиях.

— Полагаете…

— Я бы хотел, чтобы вы знали, Арина Родионовна: я пригласил вас сюда не потому, что вам нужно было сопровождение, а потому что сам хотел быть вашим спутником.

— Ох! — вздохнула девушка и робко взглянула на меня.

— И я рад, что вы согласились надеть кулон моей матери и цвета моей семьи… Я горд, что вы не отказались прийти сюда со мной.

— Павел Филиппович, вы не должны…

Мы остановились под веткой яблоневого дерева, которая низко опускалась над дорожкой. Вокруг нас вспыхивали светлячки. Где-то вдали слышались едва различимые голоса гостей.

— Повезло, что меня воспитывала эксцентричная некромантка, которая считала, что человек обязан иметь здоровый сон и быть счастливым. А все остальное стоит делать только по желанию.

— Она мудрая женщина!

— У меня есть только одно желание, Арина Родионовна. Могу ли я надеяться стать для вас близким человеком? Тем, чьи цвета семьи вы сделаете своими? Могу ли я назвать вас однажды своей?

Тишина показалась оглушающей. Спустя несколько ударов сердца, девушка тихо произнесла:

— Да…

Я наклонился, чтобы коснуться губами ее губ. Наше дыхание смещалось, и я понял, что не ощущаю своего тела. Оно стало таким легким, словно за спиной вырвались крылья, тянущие меня вверх.

— Мне уже начинало казаться, что вы не спросите, — прошептала Арина.

— А я боялся, что вы ответите иначе, — вырвалось у меня раньше, чем я успел сдержаться. — Мы так мало знаем друг друга…

— Вы правы. Но мне отчего-то кажется, что я знала вас всегда…

Позади нас раздались чьи-то шаги, и мы нырнули в тень яблоневого дерева.

— …она должна была захомутать этого наивного смертоведа, — хрипло выплюнул кто-то.

— Хорошо, что она влезла в эту семейку. Елена неглупая и сможет вскружить голову этому мужлану. Он станет главой кустодиев, и мы получим…

Голоса говоривших стали неразличимыми. И я осознал, что понятия не имею, кто это был. Хотел было вызвать тотемы, а за ними призраков, но на дорожку вышло несколько жандармов, со знаками жрецов.

— Сдается мне, ничего у Елены Анатольевны не получится, — заявила Арина, когда лишние люди ушли достаточно далеко. И вдруг нахмурилась. — Так значит, ее и впрямь просто пытаются использовать? Может Морозов прав, и этим шагом он спас Свиридову?

— Вы очень добрая, — заметил я.

— Иногда, — не стала спорить девушка и приподнялась на носочки, чтобы коснуться носом моего подбородка. — Нам надо идти, пока нас не стали искать…

— Вы правы, — я не торопился, наслаждаясь этими мгновеньями тихого, словно ворованного счастья, а потом сплел наши пальцы и потянул девушку на дорожку. — Я вам говорил, что вы сегодня ослепительны?

— Кажется, да, — улыбнулась спутница. И тут же помрачнела. — Жаль, что Любовь Федоровна не видела меня в этом платье…

— У нее еще будет повод сделать вам комплименты, — пообещал я.

— Думаете?

— Уверен!

Вскоре мы оказались у черного входа в сад. И здесь уже стоял Шуйский, сияющий, как юбилейный червонец.

— Перед нами кто-то прошел по этой дорожке? — спросил я у него.

— Трое жрецов из того самого отдела, — ответил князь. — Если я вам не нужен, то отправлюсь на поиски своей сегодняшней компании. Парни наверняка ждут нас с Зиминым, но сегодня у Станислава Александровича другие заботы… Никогда бы не подумал, что из этого сада он уйдет с таким багажом!

— Кажется, Екатерина Юрьева искала вас… — решил я поддеть парня, и тот мигом сменился в лице.

— Вынужден откланяться. Дела не ждут, — отрапортовал он и рысью направился вдоль забора в сторону парадного входа.

Неожиданно я заметил Фому, который бодро шагал в нашем направлении.

— Вашество, — он коротко поклонился, — мастер Морозов велел мне подать машину к этому въезду. Так мы удачно сможем отправиться по другой дороге, для кустодиев и особых гостей. И не будем стоять в пробке лишний час.

— А сам Морозов…

— Просил передать вам наилучшие пожелания и изволил отбыть восвояси. Странно, что он решил посетить такое мероприятие, — парень понизил голос. — Тут же все невест и женихов ищут…

— Ему пришлось проследить, чтобы все было по правилам, — пояснила Нечаева.

— В законах у нас лучше всех разбирается Павел Филиппович, — возразил помощник и зашагал к машине, которую я только в этот момент и заметил.

Сегодня бы я поспорил с этим заявлением. Но не стал. Мы вышли за ворота, где на нас никто не обращал внимания, и подошли к машине.

Правду говорят, что в хорошей компании время летит незаметно. Во всяком случае мне показалось, что мы добрались до дома Арины Родионовны слишком быстро. В дороге девушка положила мне голову на плечо и опустила веки. Я наслаждался ее тихим дыханием и теплом наших сплетенных пальцев.

Вся суета сегодняшнего вечера, как и бой с обезумевшим призраком, отошли на второй план. За весь путь Фома лишь однажды покосился на нас в зеркало заднего вида и больше не отводил взгляда от дороги.

Когда машина оказалась у ворот комплекса, где жила Нечаева, створки медленно открылись, пропуская машину. Фома обернулся ко мне, удивленно взглянул, словно спрашивая совета. Я кивнул, и Питерский проехал на территорию.

— Уже? — сонно потягиваясь пролепетала Арина, когда авто остановилось у нужного дома. — Кажется, я задремала…

— Все в порядке. Вечер был утомительным, — отозвался я.

Вышел из салона, обошел авто, открыл пассажирскую дверь и подал руку девушке. Она выпорхнула наружу, и роскошное платье тотчас расправилось. Я невольно залюбовался своей спутницей. Заметив мое внимание, девушка смущенно потупилась.

— Спасибо вам за прекрасный вечер, — произнес я. — Несмотря на тот казус…

— Мне было немного страшно, — призналась Арина. — Тот призрак… Он ведь мог вам навредить! И как вы справляетесь с нервами, когда такое происходит?

— На самом деле, подобное случается не слишком часто, — честно признался я. — Но когда кто-то нападает — мне помогают миньоны. Их у меня много, и часть из них вы уже видели.

— Хотелось бы увидеть остальных, — неожиданно заявила девушка. — Но все же пни у вас замечательные! Никогда не думала, что тотемы могут быть такими душевными.

Я пожал плечами и ответил:

— Наверно, мне просто повезло…

Мы поднялись на нужный этаж, и я остановился у дверей квартиры Арины Родионовны.

— Может, желаете чаю? — спросила она, слегка покраснев.

— Я бы с радостью, но боюсь, ваши соседи точно решат, что мой визит затянулся.

Арина вздохнула:

— Вы правы, наверняка потом пойдут сплетни. Это может навредить работе…

— Работа здесь не при чем! — выпалил я. И добавил, поняв, что это прозвучало резковато: — Я не хочу, чтобы скверно говорили о вас, Арина Родионовна.

Девушка отступила в холл, не отпуская моей ладони.

— Спасибо, — едва слышно прошептала она.

Я шагнул следом, и на мгновенье мое сердце буквально остановилось. Арина приподнялась на носочки, наши губы встретились. В темноте она не зажмурилась, и я видел блики, мелькнувшие в ее глазах.

— Вы невероятная, — прошептал я в ее губы. — Знали бы вы, как мне хочется остаться…

— Теперь знаю, — ответила она и прильнула ко мне, прижавшись щекой к груди.

Я вдохнул аромат ее волос и подумал, что такую девушку стоит ждать, сколько понадобиться.

— Спасибо, что вы со мной, — сказал я, обняв ее за плечи.

— Вместе… — ответила она, и в ее голосе мне послышалось едва слышное мурчание, от которого приподнялся каждый волосок на коже. — Но вам пора, Павел Филиппович, иначе я не захочу вас отпускать.

Я против воли разжал объятия и попятился, оставляя девушку в темноте прихожей. Бусины на ее платье казались росой, глаза сияли потусторонним светом.

— До встречи, Павел… Филиппович, — тихо попрощалась девушка.

— До встречи, Арина… Родионовна, — ответил я.

Потом с неохотой повернулся и направился к лестнице.

Спуститься я решил пешком, чтобы хоть немного успокоиться. Но когда я вышел из дома, то осознал, что мое сердце все еще бьется, словно сумасшедшее.

Я отошел от крыльца и запрокинул голову. Девушка в синем платье стояла на балконе, и я словно завороженный смотрел на нее, пока меня не привел в себя голос Фомы:

— Если мы не поедем домой, то надо сообщить лекарю.

— Поедем, — ответил я, встряхнувшись. — Пора…

Забрался в салон и понял, что никак не могу согнать с лица улыбку.

— Павел Филиппович, не мое это дело, но вы мне скажите: неужто мастер Зимин решил ожениться на Свиридовой?

Голос Фомы вырвал меня из грез, и я мотнул головой, чтобы прийти в себя. Удивленно уточнил:

— С чего ты это взял?

— Потому что, когда я увидел мастера Зимина, он тащил ее на плече, а потом усадил в машину, — повернувшись ко мне пробасил слуга. — Она ж не какая-то простолюдинка, с которой так запросто можно пошутить…

Я быстро обрисовал ситуацию, упомянув, что спас Елену Анатольевну в резиденции.

— А разве есть такой закон? — изумился Фома, выводя машину на дорогу.

— В Империи всяких традиций хватает, — задумчиво ответил я. — Многие из них устаревшие… Например, что девушкам не всегда паспорт справляют. И замуж отдают без их согласия. Или вовсе не дают детям фамилии.

— Так то с простыми людьми! — не согласился Питерский. — А уж для благородных обычно все неудобные законы отменяют.

— Выходит, что не все.

Фома хмыкнул и неожиданно огорошил меня:

— А ведь она не могла с вас требовать исполнения закона.

— Это почему?

— Так, вы же там померли! — просто ответил парень. — Значит, все права остались в прошлой жизни. Вы не спасли ее, а умерли, спасая… Достаточно было бы призвать того хроноса в свидетели, который время отмотал, и он бы подтвердил.

Я ошарашенно смотрел на помощника и только и смог произнести:

— И то верно… До чего же ты умный.

— Есть немного, — скромно кивнул парень. — Но был бы хитрее, то придумал бы, как Иришке рассказать о том, что я не совсем человек. Некрасиво получается, вашество, что она не знает, кто я такой.

— Ты думаешь, что она не примет тебя настоящим? — спросил я.

Фома покачал головой:

— Боюсь я, вашество. Вот как представлю, что она возьмет и скажет, что не нужен ей такой…

— Тебя ведь даже ее матушка одобрила, как я понял.

— Так и она не знает, кто я таков! Вот про вас Арина Родионовна с самого начала знала. Понимала, что вы темный, что некромант… И не испугалась вашей репутации.

— Мне повезло, — улыбнулся я.

— А вдруг мне не свезет? — обеспокоенно осведомился парень.

— Глупости! — решительно возразил я. — Она ведь осталась работать в нашем доме после того, как узнала, что в нем живет призрак. И Виноградова ее не напугала.

— Верно, — согласился Питерский. — Но то работа… А я ведь — совсем другое дело. Вдруг она решит, что с таким семью заводить не стоит.

— Зря ты сомневаешься. Но в одном твоя правда: сказать ей надо раньше, чем она сама обо всем догадается.

— Я боюсь, что у меня уши при ней появятся, — признался Фома. И, немного подумав, добавил: — Не представляю, что я стану делать, если Иришка на меня обидится. Или решит, что не сможет мне доверять…

— Если считаешь, что не справишься сам, то я могу с ней поговорить, — предложил я. — Подготовить почву.

— Чего подготовить? — заволновался Фома. — Вы иногда так чудно выражаетесь, что мне вас не понять, вашество.

— Я могу намекнуть ей, что встречал перевертышей. И спросить, что она об этом думает.

— Это было бы славно, — с облегчением признался парень. — И обязательно скажите, что оборотень из кошачьих. Это важно! А то она может подумать, что разговор идет про белок каких или собак…

— А что ты имеешь против белок? — зачем-то спросил я.

— Знамо дело, белки — это крысы с пушистыми хвостами. Я когда жил в том доме у ведьмы, то охотился в котячьем виде, и белки меня дразнили всегда. А у меня не получалось их поймать. Если бы вы представляли, как это гадко, когда эти наглые морды стрекочат с веток, будто смеются! Знают, что мне их лапой не сбить.

— Вон оно что… — медленно произнес я, стараясь придать лицу серьезное выражение.

Фома подозрительно покосился на меня, словно убеждаясь, что я над ним не подтруниваю, а потом вздохнул:

— Спасибо вам, Павел Филиппович. Вы меня всегда выслушаете и поможете.

— А как иначе? — я усмехнулся. — Мы ведь все же одна семья.

— И Зимин тоже нам семья? — уточнил слуга.

— Тоже…

— Тогда надо его будет от этой Свиридовой спасти, — задумчиво сказал Питерский. — Вы представляете — такая фифа в доме? Она ж выведет из себя и его самого, и его невесту…

— А может, все совсем по-другому получится? — предположил я. — Вдруг Елена Анатольевна перевоспитается?

— Ни за что не поверю! — проворчал парень. — Видел я таких дамочек… Они презрительно на всех смотрят, и доброты в них ни на копейку.

— Чудеса случаются, — бросил я небрежно.

Мы подъехали в дому, и ворота распахнулись. В свете фар мелькнули два пушистых кота, который тут же отошли с дорожки и спрятались за Евсеева. Тот прикрыл ладонью глаза и дождался, пока автомобиль остановится на площадке у дома.

— Доброй ночи, господин, — обратился ко мне дворник, едва я вышел из машины. — Докладываю: за ваше отсутствие никаких происшествий на вверенной территории не произошло. Лекарь изволил откушать и уснул прямо за столом. Ваш призрак отнес его в комнату и уложил на кушетку рядом с болезной.

— А болезная? — без особой надежды уточнил я.

— Спит. Да тихо так, словно и не дышит вовсе, — мужчина осенил себя священным знаком. — Но лекарь мне пояснил, что это из-за лечения.

— Все верно, — кивнул я.

— Запирать ворота? — уточнил Евсеев.

— Гостей мы больше не ждем, — сообщил я и махнул рукой. — Запирай…

Сам же поднялся по ступеням крыльца, открыл дверь и переступил через порог. Прислушался, надеясь услышать хоть что-то. Но дом безмолвствовал. Я поднялся на второй этаж и осторожно приоткрыл дверь в комнату Виноградовой. Как и ожидалось, соседка лежала на кровати. Она была бледной и казалась безмятежной. Лаврентий Лавович спал на кушетке на боку, подложив под щеку ладони. Я подошел к нему и поправил плед. Парень сонно завозился и спросил:

— Пора? Уже…

— Спите, все хорошо, — успокоил я его и подошел к креслу у кровати.

Уселся в него и включил лампу, чтобы создать рядом пятно света, и тихо произнес:

— Людмила Федоровна, вы не представляете, какой сегодня был замечательный вечер…

Женщина не подавала признаков жизни, но мне казалось правильным говорить с ней как раньше. Потому что она не любила, когда что-то происходило без ее ведома.

–…и я все же решился попросить Арину Родионовну пригласить ее родителей на семейный обед к Софье Яковлевне на выходные. Потому что подумал, что если и дальше буду тянуть, то она сама решится предложить мне такое. И как потом жить? Вы бы точно не простили мне такой промашки. Да и бабушка до конца моих дней говорила бы, что я все испортил…

Я усмехнулся и подвинулся ближе к Виноградовой.

— На самом деле, мне стало важно, чтобы она поняла — я настроен серьезно! Пусть у нас еще есть время, но ведь она могла бы решить, что я не считаю ее подходящей парой. Могла бы начать сомневаться… В общем, думаю, что я все сделал правильно.

Мне показалось, что ресницы женщины дрогнули, и я затаил дыхание. Но спустя несколько секунд был вынужден признать, что ничего не происходит.

Скрипнула дверь, на пороге показался Фома. Он вошел и едва слышно произнес:

— Вы бы шли спать, Павел Филиппович… А я почитаю для Людмилы Федоровны…

— Что ты решил почитать? — поинтересовался я.

— Ее старую бухгалтерскую книгу, — важно сообщил Питерский, показывая мне толстую тетрадь в потертой кожаной обложке.

Я покачал головой, решив, что хуже от этого точно не будет. Встал на ноги и потянулся. Помощник уселся на опустевшее место и наклонил лампу ближе к раскрытым страницам тетради.

— Итак, госпожа Людмила Федоровна, сейчас мы с вами пройдемся по цифрам прихода и расхода за тысяча девятьсот девяносто третий год…

Я вышел в гостиную и прикрыл дверь. Дом настороженно молчал. И я вдруг понял, что раньше он никогда не был таким пустым.

Пройдя на кухню, я нашел пару ломтей хлеба, намазал их чесночным маслом, положил сверху немного ветчины и принялся ужинать. Пламя конфорки плясало синими язычками. Я вскипятил чайник, заварил несколько щепоток трав и налил себе в кружку немного отвара. Остальной отнес в комнату к Виноградовой. Питерский не перестал диктовать цифры при моем появлении, лишь кивнул, дав понять, что заметил заботу.

С кружкой в руках я направился в свою комнату, разделся и наскоро принял душ. Облачившись в домашний халат вышел из ванной. Сел в кресло, но успел сделать лишь один глоток чая, когда телефон на столе зазвонил. лежавший на столе телефон. Я взял аппарат, взглянул на экран, усмехнулся и нажал кнопку приема вызова. Произнёс:

— Некроманты никогда не спят?

— Совести у тебя нет, Павел Филиппович! — послышался из динамика строгий голос бабушки. — Почему все важности я узнаю не от тебя?

— Потому что у тебя есть от кого их узнавать, — устало заметил я. — Я, кстати, хочу тебе сказать, что Александр Васильевич здорово мне помог. И уже не в первый раз.

— Ты таким образом пытаешься его похвалить? Или меня умаслить? — подозрительно спросила княгиня.

— Скорее, успокоить свою совесть, — нашел я более приятный ответ. — Он на самом деле заботится о нашей семье.

— Саша у меня такой, — вдруг с какой-то невообразимой нежностью произнесла бабушка. — Но я хочу услышать, как ты провел вечер. Если, конечно, исключить этот безобразный поступок Свиридовой…

Я понял, что отвертеться не получится. Да и приглашение на выходные было выдано неспроста. Поэтому честно признался:

— Я предложил Арине Родионовне пригласить родителей на семейный обед в твой особняк. Полагаю, ты не будешь против?

Мне показалось, что телефон выпал из рук бабушки. По крайней мере, звук удара был очень отчетливый. А потом Чехова глухо выругалась, совсем не по-княжески.

— Ты здесь? — спросила она после длительной паузы.

— Куда ж я денусь…

— Мальчик мой, неужели ты все же решился? — перебила меня бабушка. — Сам догадался или кто подсказал?

— Софья Яковлевна… — с укором начал я.

— Что? Знаю я твою породу! Весь в отца пошел. Он тоже долго запрягает. За твоей матерью ходил почти полгода и не решался взять за руку… Я уже беспокоилась, как бы она сама ему предложение не сделала.

— Зато со второй супругой у него проблем не было, — с горечью сказал я. Но сразу прикусил язык. — Забудь, что я об этом сказал.

— Могу сделать вид, что ничего не слышала. Но, наверно, будет лучше, если я скажу то, о чем мы никогда не говорили, мой хороший…

И если бы не это ее обращение в конце фразы, я и не стал бы слушать продолжение. Но зная бабушку, понимал: она назвала меня так неспроста.

— Отец хотел быстро найти тебе мачеху. Не могу сказать, что я одобряла его выбор, но после твоей матери все женщины казались мне неподходящими для моих мальчишек. И потому я попросила Филиппа не обращать внимания на мое фырканье. Он выбрал на роль супруги ту, которую хорошо знал, от которой не терял голову. Ту, чья смерть окончательно не свела бы его с ума…

Какое-то время мы молчали. Я слышал, как бабушка дышит. И тоже не решался нарушить тишину.

— Годы были лихие, — заговорила она наконец. — Филипп мог не вернуться в любой из дней. Он хотел, чтобы у тебя был кто-то близкий. И был уверен, что Марго примет тебя. Она была рациональной, уравновешенной, не витала в облаках. Поначалу я тоже верила, что вы поладите. Она смотрела на тебя по-доброму. Пока не понесла. И потом… мы никогда не обсуждали с тобой, что произошло в ту ночь в твоей комнате.

— Нечего обсуждать, — с тяжелым сердцем ответил я. — Я помню лишь то, что она вошла в мою спальню. А потом дико закричала и побежала прочь.

— Ты был слишком мал…

— Дело не в этом, — оборвал я бабушку. — Я помню все дни до этого события и каждый день после него. Но именно в тот момент, когда Маргарита осталась со мной наедине, память меня подвела. Я помню только холод и ничего больше…

— Она тоже не помнит, что произошло. Почти неделя горячки и потеря ребенка сказались на ней не лучшим образом.

— На всех нас, — поправил я бабушку. — И я не виню отца за то, что он выбрал эту женщину, потому что меня он тогда не понимал. Думаю, он просто не знал, что ему делать со мной.

— Он не мог оставить тебя в доме одного, даже с толпой охраны. А в моем жилище, полном призраков, ты был в безопасности. Тогда на него совершали покушения едва ли не каждую неделю.

— Конечно, — согласился я. — Мне повезло, что ты точно знала, что со мной происходит.

— Я лишь догадывалась, мой мальчик. Потому что не помнила, каково было мое собственное становление в твоем возрасте.

Мы вновь замолчали, и я вдруг отчетливо осознал, что бабушка сжимает сейчас трубку, ожидая от меня что-то вроде осуждения. Поэтому уверенно ответил:

— Ты всегда была для меня опорой. И знаешь, кажется, что мы с отцом сможем найти общий язык.

— Было бы славно, — выдохнула женщина. — Когда родится ребенок…

Она осеклась, словно сказала что-то лишнее.

— Это будет хорошо, — продолжил за нее я. — Только я очень надеюсь, что следующий Чехов не будет некромантом. Еще один темный в семье точно окажется под прицелом Синода.

— Мы отбелили репутацию темных, — возразила Софья Яковлевна. — Ты особенно постарался, Павел Филиппович. Того и гляди, тебя попытаются возвести в канон святых!

Судя по звуку, княгиня трижды сплюнула. Я на всякий случай сделал то же самое.

— Значит, ты решил, что эта милая девушка может стать тебе парой… — сменила тему некромантка. — Надеюсь, ты понимаешь, что даже если семья Арины Родионовны согласится на помолвку, ты должен вести себя сдержанно?

Мне показалось, что даже уши у меня покраснели. И едва выдавил из себя:

— Я все понимаю…

— Я просто должна была тебе это сказать! А девушка мне очень понравилась, даже учитывая ее особенности.

— Тебе Морозов разболтал? — проворчал я.

— Только недавно ты отзывался о нем с теплом, а теперь недовольничаешь, — со смешком заметила княгиня. — Это хорошо, что я знаю о ней больше, потому что в ином случае могли бы возникнуть казусы. Вдруг правнуки начнут мурчать или хвост отращивать…

— Спокойной ночи, — отрезал я и положил трубку, успев услышать, что бабушка рассмеялась.

Я одним глотком допил чай и забрался в кровать. И уже лежа под одеялом понял, что продолжаю улыбаться.

Закрыв глаза, я почти сразу провалился в сон…

Меня разбудил звонок будильника. Я полежал еще несколько минут в кровати, а затем нехотя поднялся, быстро освежился и оделся.

В гостиной меня ждала свежая газета и сидевший в кресле Фома, который при моем появлении вскочил на ноги.

— Доброе утро, вашество! — пробасил он. — Как спалось?

— Крепко, — признался я. И тут же уточнил: — А как наша болезная?

— Спит, — вздохнул парень. — Лаврентий Лавович говорит, что сегодня она дышит чаще. И уверяет, что это хороший знак.

— А сам он где? — поинтересовался я, садясь в кресло.

— Лекарь уже под утро прогнал меня отдыхать, а сам работал с нашей Людмилой Федоровной. С ним был этот его миньон страшный…

— Отчего же он страшный? — удивился я, вспомнив ангела, который всегда появлялся, когда Лаврентий работал.

— А вы сами поглядите, когда выйдет случай… — проворчал Питерский. — Это раньше он был обычным, а сейчас такой суровый сделался, что мне на него и смотреть не хочется.

— Наверно все дело в том, что наш лекарь много работает и мало отдыхает, — предположил я.

— Может и так, — согласился Фома. — Вы бы пошли завтракать, вашество! Иришка сырники собралась печь, да все вас ждала, чтобы горячими попотчевать…

— И даже тебя не угостила? — поразился я.

— Думаю, она хочет у вас разузнать, как прошел ваш вечер, — поделился размышлениями Питерский. И добавил с видом знатока: — Девицы! Любопытные, как кошки…

На последней фразе парень многозначительно взглянул на меня, и я понял, что он намекает на мое вчерашнее обещание. И я улыбнулся:

— Ну, идем.

На кухне и впрямь все было готово к завтраку. Иришка улыбнулась, как только мы вошли, и принялась выкладывать на раскаленную сковороду шарики из творога.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — не отвлекаясь от жарки произнесла она. — Проголодались?

— Доброе, — ответил я с коротким кивком. — Вчера не стал ужинать как положено и перекусил бутербродами.

Девушка обернулась и настороженно уточнила:

— А чего так? Аппетита не было?

— Мы с Ариной Родионовной попали на шашлык, которыми нас угощал Зимин с Шуйским.

— А вы разве не в Яблоневый Сад ходили?

— Наши приятели устроили готовку прямо в саду, — пояснил я и поведал, какую шутку придумали князь и мой новоявленный родич.

— До чего же хитрый этот Станислав Александрович! — восхитилась девушка, когда я завершил рассказ. — И знакомства завел, и девушку отхватил…

Она смутилась, когда Фома покачал головой.

— Ой, простите! Вы не подумайте, я не подслушивала. Но утром Фомушка рассказывал эту историю нашей болезной. А дверь была открыта.

— Все в порядке, — успокоил я Иришку. — Эта история теперь будет на слуху у всего Петрограда. Шутка ли — дочь судьи по собственной воле лишилась прав и своей фамилии, чтобы исполнить старинный закон.

— Отец наверно должен ею гордиться… — осторожно предположила кухарка. — А господин Морозов будет заботиться, чтобы она не скучала у него в загородном доме.

— За ним не заржавеет, — пробормотал я.

На мою тарелку легла первая пара пышных румяных сырников. Фома тоже не остался обделенным.

— А что Евсеев? Не заходил утром? — спросил я, поливая лакомство нежной сметаной и накладывая сверху вишнёвое варенье из низенькой баночки.

— Он каждое утро приносит газету и булки, которые нам приносят к воротам… Сегодня еще и творог доставили. Евсеев сам договорился с молочником с рынка. Оказалось, что тот страсть как хочет увидеть самого некроманта, а наш дворник намекнул, что по утрам вы иногда выходите во двор раскурить трубку.

— Так я же не курю, — хмыкнул я.

— Однако намедни из табачной лавки вам доставили в подарок большую коробку сигар. Евсеев предложил оставить ее в приемной для особенных гостей, которые будут к вам захаживать.

— Вредно это, — пробасил Фома. Но тут же добавил: — Помню, наша женщина очень уважала сигаретки, которые вкусно пахнут, пока их не разожжешь. Она иногда их жгла, когда дома никого не было. А я всегда чуял…

Мы замолчали.

— Она обязательно проснется, — негромко произнесла Иришка. — Я вчера ходила в храм и зажгла свечу за ее здравие.

— Странно, что ты никогда не боялась нашу Любовь Федоровну, — сказал я.

— А чего ее бояться? — удивленно ответила девушка. — Да и я ничего дурного в доме не делала. А в народе говорят, что бояться надо живых.

— К слову, о живых, — заговорил я, словно невзначай. — Я вот тут на днях повстречал интересного человека. И он рассказывал, что встретил странных существ.

— Каких? — невинно осведомилась девушка, выкладывая на мою тарелку еще одну порцию сырников.

— Он говорил, что они с виду совсем как люди, а когда пожелают — обращаются в зверей.

Иришка как-то странно покосилась на меня и сухо уточнила:

— Когда пожелают, говорите?

— Угу.

— И в каких же зверей?

— Ну-у, вроде больших котов, — протянул я, намазывая вареньем кусочек поджаренного творога.

— А точно не собак? Я вот слышала, что перевертыши бывают псовыми.

— Откуда слышала? — удивился Питерский.

— Батюшка мне сказки сказывал, — отмахнулась девушка. — Говорил, что когда наступают голодные времена, то в город захаживают люди, которые вовсе не люди. Говорил, что у них головы песьи. И горе с ними приходит.

— Почему горе? — нахмурился я.

— А чего хорошего может прийти с собаками? — предположил Фома и тут же мотнул головой.

— Батюшка говорил, что они приходят злыми и поедают всех, кто попадется им на пути… Но, насколько я помню, он уверял, что меняться они могут только на полную луну, а не когда пожелают. А вот те, кто может меняться, когда им вздумается — совсем другие. Они не злые, а хитрые. Батюшка говорил, что их надо кормить вкусно, и тогда они не станут никого есть…

— Потому ты и научилась готовить? — спросил я шутки ради, но насторожился, заметив серьезный взгляд девушки.

— Вы надо мной не смейтесь, Павел Филиппович! Мой батюшка со своей семьей раньше на лесопилке работал, далеко за городом. И такого повидал, о чем в столице слыхом не слыхивали. Он рассказывал мне много разных историй. И сдается мне, что часть из них правда.

— И про перевертышей? — беспечно спросил я.

— И про них, и про оборачивающихся зверями…

— А это разные виды?

— Перевертыши только вид меняют, а внутри хоть немного, но остаются людьми. А оборачивающиеся вовсе перестают быть людьми, когда зверь занимает их тело… Вот их и стоит бояться.

— Умный у тебя был батюшка, — пробасил Фома.

— Он в город ради матушки переехал, потому что она не хотела жить в деревне. Боялась, что детям там будет тяжело жить, да и родительский век будет недолог. Да только батюшка не смог бросить хорошую работу и потому на вахту ездил. В одной из таких поездок и сгинул.

Девушка тяжело вздохнула и утерла глаза уголком передника.

— Простите, что напомнил о вашей потере, — извинился я.

— Что вы, Павел Филиппович! — отмахнулась Иришка. — Мы о батюшке только добром вспоминаем. Много лет прошло с тех пор. Матушка так и не решилась привести в дом другого мужчину — боялась, что станет нас обижать и поколачивать. Мы ведь до того мирно жили, и горя не знали. Хотя батя у меня был мужиком крепким, его во дворе побаивались. Думали, что такой и зашибить может. Мало кто знал, что он был хорошим охотником. Без ружья в лес не ходил.

— Грозный у тебя батя был, — озадачился Фома.

— Добрый, — добавила Иришка и вздохнула. — Он меня очень любил. И на самом деле верил в оборачивающихся. Потому и велел мне всегда носить с собой нож.

— Нож? — спросили мы с Питерским одновременно.

Девушка усмехнулась и вынула из-за пазухи небольшой кулон в виде кинжала из камня. Он висел на длинной цепочке.

— Батюшка говорил, что этот камень ранит всякую нечисть. А на обычных людей не действует.

Девушка вдруг стянула через голову украшение и сунула в руки Фоме. Тот растерянно взял камень в ладонь и показал мне.

— Не жжется? — вырвалось у меня.

— Обычный камешек, — удивленно отозвался парень, рассматривая предмет.

— Мне хочется верить, что он волшебный, — ответила девушка. — И защищает меня от дурного.

Питерский поднялся на ноги и бережно набросил цепочку на шею девушке.

— Я уверен, что ничего дурного с тобой не случиться, — пробасил он.

Я же неожиданно вспомнил, что совершенно вылетело у меня из головы ранее: мне стоило снять с Арины Родионовны кулон! Сама она не сможет расстегнуть цепочку…

В этот момент послышался звук открываемой двери и знакомый голос:

— Доброе утро…

Я быстро вышел на лестницу и спустился по ступеням. В холле стояла княгиня Чехова собственной персоной, и выглядела она довольно бодрой, несмотря на раннее время.

— Какими судьбами? — удивился я.

Бабушка ослепительно улыбнулась:

— А разве я не могу без особых причин заглянуть к своему любимому внуку? — парировала она.

— Никогда не поверю, что ты по своей воле поднялась в такую рань, — возразил я.

— Ладно, тебя не обманешь… — фыркнула княгиня и сняла шляпку, которую сразу же положила на полочку.

— Может чаю? — предложил я.

Но бабушка от этого предложения закатила глаза.

— Это несерьезно, — заявила она. — Но так уж и быть — я соглашусь на лимонад, если он найдется в этом доме.

— Хорошо…

— Мне было нелегко встать до рассвета, но в этом виноват мой супруг! Саша решил во что бы то ни стало проверить, как устроилась Елена Анатольевна в загородном доме Стаса. Вроде как тот проговорился, что девица предпочла ночевать на конюшнях.

— Какой кошмар… — фыркнул я, пытаясь скрыть улыбку.

— Нам ее еще отцу возвращать, — строго возразила княгиня. — И будет не очень хорошо, если у старшей дочери судьи будут царапины от соломы и следы от укусов крыс на слишком нежной дворянской коже…

— Почему ты уверена, что ее придется возвращать?

— Мы же понимаем, что Елена собиралась окольцевать не просто кого-то из нашей семьи — ей нужен был ты, дорогой!

— Неужели? — я скривился.

— А разве тебе не льстит, что такая эффектная девушка решила тебя добиваться? — поинтересовалась Чехова.

Я засмеялся:

— Мы ведь понимаем, что она на это пошла не потому, что прельстилась моей харизмой и природной красотой.

— Нужно выяснить, зачем ей все это было нужно на самом деле… Думаю, что Александр Васильевич сможет выяснить у девицы все самое интересное.

— Он ведь не станет ее пытать? — поежился я.

Софья Яковлевна нахмурилась.

— Не думай о Морозове так плохо! — строго произнесла она. — Он способен быть очень тактичным и убедительным, когда ему это нужно. И не станет тиранить девочку, даже несмотря на ту аферу, которую она собиралась провернуть.

— Значит, Александр Васильевич отправился за город, а ты решила навестить меня…

Мы вошли на кухню, где Иришка уже убрала со стола грязную посуду и выставила чистые тарелки.

— Желаешь сырников? — предложил я.

— Я успела позавтракать, — усмехнулась бабушка.

— Когда?

— Кстати, Арина Родионовна сегодня была очень рада меня встретить, и вовсе не жаловалась на слишком раннее время. Она угостила меня вкусной и жутко полезной кашей.

От этой информации я так и замер. Растерянно уточнил:

— Ты навещала Арину Родионовну?

Фома и Иришка переглянулись и быстро покинули кухню, предоставив возможность нам побеседовать наедине.

— Я заехала к ней, чтобы убедиться в ее хорошем самочувствии. Но на самом деле мне нужно было удостовериться, что ты ничего не испортил, и девушка точно поняла, что именно ты ей вчера предложил.

— Утром? — повторил я, ощущая себя глупо.

Софья Яковлевна удивленно подняла бровь.

— Почему тебя это так удивляет? — произнесла она. — Насколько я знаю, Нечаева приезжает на работу в твой кабинет утром, а значит, поднимается еще раньше. К слову, она очаровательна даже без косметики и прически.

— На тебя это не похоже, — сказал я, все еще пребывая в замешательстве.

Бабушка пожала плечами и понизила голос до шепота:

— Послушай, Павел, я прожила немало лет и точно знаю, что хорошую девушку упускать нельзя… Даже если она не совсем человек.

Она немного помолчала, а затем добавила:

— Особенно, если не совсем…

— Это еще почему?

— Потому что и ты — не совсем обычный человек, — как будто само собой разумеющееся пояснила княгиня. — Не каждая сможет тебе понравится. Взять хотя бы ту девушку, Регину…

Я покраснел, но Софья Яковлевна продолжила, словно не замечая моего смущения:

— Она не была человеком, именно поэтому и смогла тебе приглянулась. Да, эта симпатия была совсем другого толка, но давай начистоту: кто из других девиц смог забраться тебе под кожу?

— Я встречался с девушками в лицее, — произнес я, все еще не понимая, зачем мы затеяли этот разговор.

— Знаю, что Алиса Белова всегда была рядом. Но ты смотрел на нее, как на приятельницу.

Я пожал плечами.

— И это к лучшему. Она хорошая подруга, и я рад, что мы не стали что-то менять в этом направлении…

— Она просто не твой человек, Павел. Поверь, я знаю в этом толк. Некроманты необычны не только в том, что имеют другой оттенок силы. Если огонь хорошо ладит с воздухом и другим огнем, вода любит землю, то тьма — очень избирательна. Нам подходит любая сила, но больше всего — другая тьма.

— Арина светлая, — весомо отметил я.

Но бабушка покачала головой:

— Она неправильная светлая… Ее сила совсем другой природы. Она пришла к нам из другого мира. Из того, откуда родом я сама. И поверь, дорогой, ее сила исключительная. Она способна сочетаться с твоей, как например моя тьма и энергия Морозова…

— У него странный талант, — заметил я.

— Для тех мест, откуда он родом, талант Саши тоже необычен. Некромантам подходит не каждый. Сложно объяснить то, что ты и так ощущаешь, мой мальчик. Арина ведь лечила тебя, и ты точно почувствовал нечто особенное, когда ваша сила слилась.

— Ты права, — согласился я.

— Она сумеет удержать тебя от падения в хаос, когда весь мир будет толкать тебя в него, — проговорила бабушка и склонила голову к плечу. — Сейчас ты можешь не понимать, о чем я говорю. Но придет время, и ты осознаешь, что когда долго смотришь в бездну, она обязательно взглянет на тебя в ответ… Мы правда касаемся смерти, и та оставляет на нас свои отметины. Сейчас ты добрый и порядочный мальчик, но все может измениться…

— Жизнь меня изменит? — предположил я.

— Смерть! — припечатала княгиня. — Она способна сделать нас холодными, рациональными, недоверчивыми… Мы теряем желание сопереживать, жалеть живых.

— И как же ты справлялась, если рядом с тобой не было твоего человека?

Женщина положила поверх моей ладони свою и тепло ответила:

— Со мной был ты, Павел… Ты сумел удержать меня от головокружительного падения в бездну. Когда ты появился на свет, я уже перестала радоваться этому миру. Все чаще задумывалась о том, что этот мир не достоин спасения. Иногда я ловила свой взгляд в зеркале и понимала, что сквозь мои глаза смотрит нечто холодное и недоброе… Но ты все изменил! И я поняла, что моя миссия здесь еще не завершена.

— Я не знал…

— Я надеялась, что Регина станет для тебя той самой. Но ты не тянулся к ней так, как мог бы. Ваша связь возникла лишь потому, что она сумела петь тебе песнь сирены. Но когда я поняла, что ты тянешься к Арине, когда увидела ее босую у нашего дома в резиденции и ощутила в ней нечто особенное — у меня появилась надежда, что ты сможешь остаться здесь, в этом мире, стать счастливым.

— А в ином случае? — уточнил я. — Если бы я не встретил Арину?

Софья Яковлевна пожала плечами:

— Кто знает? Может быть, ты стал бы палачом для нашего мира, или ушел бы в другой, где можно найти кого-то близкого некроманту… Я надеялась, что ты останешься здесь и найдешь свое счастье.

— То есть, я тянулся к ней не только потому, что она… — я откашлялся, — хорошая? Но и потому, что у нее особенная сила?

— Что бы там не говорили, что якобы противоположности притягиваются, но это бред. Подобное стремится к подобному. Как и твой отец, получивший огонь своего отца, но с примесью моей тьмы, странным образом тянется к Виноградовой… — внезапно заявила бабушка. — Не думай, что я не заметила, как он реагировал на нее в резиденции. Я полагала, все дело просто в харизме этой женщины. Она ведь и впрямь была интересным человеком.

— Но дело в другом?

— Саша рассказал мне про то кольцо, которое было на пальце ее тела. Оно придавало ее силе особый оттенок. Делало ее темнее. Быть может, потому я и сама прониклась абсолютным доверием к Любовь Федоровне…

— Людмиле Федоровне, — поправил я. И пояснил: — Мы решили поменять ей имя. И когда она очнется…

— Если очнется, — поправила меня бабушка.

— Когда, — упрямо повторил я. — Я верю, что ее душа ушла на ту сторону.

— Думаешь, она в доме?

— Есть вероятность, что она в кольце, — признал я то, о чем не хотел говорить вслух.

— Артефакт позволял Виноградовой пожирать души. Вполне возможно, что и ее душу поглотило кольцо.

Я молча мотнул головой, не желая признавать очевидное.

— Ты должен быть готовым к тому, что она никогда не очнется. Потому что внутри нет души, и никогда больше не будет.

— Она не батарейка. Ее тело живое. Оно как дом, и душа никогда не покинула бы такое жилище!

Княгиня покачала головой и заговорила, осторожно подбирая слова:

— Любовь… Людмила Федоровна привыкла к тому, что она мертва. Она считала себя таковой. Потому вполне могла повести себя как любой другой призрак — пойти на свет. Но не на вокзал, к тем кассам, которые выдают билеты в другие жизни, а на свет артефакта.

— Она слишком сильная, чтобы подчиниться этой вещице.

— Виноградова долгое время провела с ним вместе в том ящике. Она вполне могла начать ощущать артефакт частью себя самой.

Я был вынужден признать, что в этом есть смысл. Тяжело вздохнул и отвернулся от бабушки, чтобы посмотреть на приоткрытую дверь в комнату соседки.

— Не хочу верить в плохое… — сказал я негромко.

— Значит, будем надеяться, что случится чудо, — кивнула бабушка. И уточнила: — А мне лимонад не нальют? Почему добрая бабушка должна мучиться жаждой?

— Добрая не должна. Но ты ведь совсем другое дело, — буркнул я.

Но встал со стула, чтобы налить княгине напиток.

В дверном проеме показался сонный лекарь. И при виде княгини он на секунду побледнел — видимо, явно не ожидал увидеть ее этим утром.

— Софья Яковлевна… — растерянно пробормотал он и неловко поклонился.

— Какая прелесть! — усмехнулась бабушка и прикрыла рот кончиками пальцев. — Павел Филиппович, ты не рассказывал, что у тебя живет такой прелестный домовой.

Лаврентий рассеянно провел ладонью по голове, смахивая с растрепанных волос перо, которое, видимо, выбилось из подушки. Попытался было пригладить шевелюру, но быстро оставил эти бесполезные попытки.

— Простите мой неряшливый вид, — произнес он сконфуженно. — Я лишь недавно прилег, и вот… почуял запах еды с кухни… и решил…

— Сожалею, что помешала вам, любезный, — мягко ответила бабушка.

Лекарь переступил с ноги на ногу, явно не зная, как себя вести.

— Павел, приготовь юноше чай, а я подам завтрак, — распорядилась Чехова и отодвинула стул, чтобы парень сел за стол. — Не хватало еще, чтобы семейный лекарь упал без сил прямо в дверях кухни!

Княгиня сняла накидку и без колебаний повязала передник, который недавно скинула с себя Иришка. Я всегда знал, что моя бабушка — удивительная женщина. Но порой забывал, что она все же смертная. Поэтому на мгновенье замешкался, глядя, как она вынимает из холодильника несколько яиц, полоску бекона, помидор и пучок зелени.

— Что вы, госпожа… — пытался возразить лекарь.

Но я точно знал, что остановить деятельную бабушку невозможно.

— Поверьте, юноша, для меня в радость помочь вам утолить голод! — строго ответила она и поставила на плиту сковороду. — Знаю, что в этом доме вы сейчас один из самых важных людей.

Лаврентий заколебался, но все же нерешительно прошел к столу и опустился на выдвинутый стул. И мне показалось, что сейчас он едва ли заметил бы, если бы сел прямо на пол. Потому как он не сводил восхищенного взгляда с моей бабушки.

— Вы ведь знаете, насколько для моего внука важна жизнь Людмилы Федоровны? — продолжила Чехова, выкладывая мясо на разогретую сковороду. — Именно вы делаете все, чтобы она пришла в себя. Хоть я и не способна лечить, но понимаю, насколько важен ваш вклад…

— Это моя работа, — смутился парень.

— Любую работу можно делать ответственно, для галочки, или спустя рукава, — ответила бабушка, разбивая на сковороду яйца. — Вы выбрали первое, и это похвально. Я надеюсь, что мой внук осознает, насколько ему повезло с вами?

— Конечно, осознаю, — кивнул я и поставил перед лекарем кружку с отваром.

— И ты помогаешь Лаврентию Лавовичу с его научными работами? — обернувшись, уточнила Софья Яковлевна.

— Откуда вы знаете о моих трудах? — наивно спросил парень.

Бабушка покачала головой.

— Ох, Лаврентий Лавович, у вас же семья исследователей! — улыбнулась она, нарезая зелень. — Ваш батюшка в свое время пытался выяснить хоть что-то о некромантии, и постоянно заглядывал в салоны, где появлялись мы с супругом. Он будто случайно сталкивался с нами и между делом спрашивал меня о тотемах некроманта, о том, как раскрывается наша сила…

— Я не знал… — смутился парень. — Точнее, я читал дневники, в которых он писал о некромантах, но понятия не имел, что это информация исходила из ваших уст.

— Не совсем, — усмехнулась Софья Яковлевна. — Я опасалась рассказывать о себе всю подноготную, так как ваш родственник не был связан с нашей семьей клятвой верности или договором. Поверьте, эта информация могла бы мне навредить, даже учитывая, что ваш батюшка не намеревался доставлять мне неудобства. И потому мы с моим, теперь уже покойным, супругом, позволили Лаву Гавриловичу позаимствовать из нашей библиотеки несколько томов с описаниями существ, намного более интересных, чем некроманты. А потом мы договорились о пропуске в Имперское хранилище фолиантов и книг. Таким образом, нам удалось его отвлечь.

— Вы буквально спасли его! — воскликнул Лаврентий. — Отец говорил, что ему благоволила сама судьба, но это вы подарили ему возможность исполнить мечту…

— Вы меня смущаете, Лаврентий Лавович. Мне всего лишь не хватило смелости рассказать вашему батюшке о себе. Однако в нашем мире есть темы куда более интригующие, нежели некроманты.

— Не могу с вами согласится, — вздохнул лекарь. — Я был бы счастлив написать труд о темной силе и ее носителях.

— Но сейчас, насколько мне известно, вы проводите исследование о шаманах, — невинно заметила княгиня.

— Да, но откуда… — начал было парень, но в этот момент перед ним оказалась тарелка с поджаренными кружочками помидора с мятой зеленью и идеальная глазунья, и он не закончил свою фразу.

— Я знаю многое, юноша, — тем не менее пояснила Софья Яковлевна с абсолютным спокойствием. — Вы приближенный моего внука, и я не могла допустить, чтобы в его окружении оказался случайный человек, способный навредить ему и семье.

Вместо страха на лице Лаврентия Лавовича появилось понимающее выражение.

— Мне стоило догадаться, что на работе меня не просто так легко отпустили, и даже не стали спрашивать, зачем мне понадобились выходные… Мы ведь так и не составили договор с княжичем о найме.

— Вам стоит перейти в нашу семью на полную ставку, — продолжила бабушка, бросив на меня непроницаемый взгляд. — Так у вас появится больше времени для научной деятельности. А мы, в свою очередь, поделимся с вами информацией для ваших изысканий.

— Софья Яковлевна, я был бы счастлив… — начал было парень, но бабушка его перебила.

— Ешьте, Лаврентий Лавович, — мягко произнесла она, — вам нужны силы. К тому же это блюдо гораздо вкуснее горячим.

Уговаривать парня не пришлось, и он послушно принялся орудовать вилкой.

— Мы не станем вас смущать, — с милой улыбкой продолжила княгиня. — Когда закончите трапезу, присоединяйтесь к нам…

Мы вышли в гостиную, где Софья Яковлевна легонько хлопнула меня по плечу. И строго произнесла:

— Я очень удивлена, что лучший юрист Петрограда допустил такую простую ошибку!

Она покачала головой, и я удивленно уточнил:

— Что?

— У мальчишки нет официального договора с семьей, и ты не взял с него клятвы верности! То, что он так сильно тебе предан — просто везение… Окажись на его месте кто-то ушлый — он бы уже продал секреты твоего дома кому-нибудь заинтересованному…

— Лаврентий — хороший человек, — возразил я, но без особого напора.

— Хороших людей надо убеждать в сотрудничестве и прилично платить за их таланты, — строго продолжила бабушка. — Пока он жив, ему нужно что-то кроме твоего доброго отношения. Вот станет мертвым — и тогда уж можешь присвоить его призрака на правах некроманта.

— Я обещал ему оформить пропуск в Императорскую библиотеку. Император предлагал дать доступ для служащих в нашей семье.

— Значит, Станислав Александрович тоже знает о том, что парень вхож в твой дом… — нахмурилась княгиня. И холодно добавила: — Не вздумай выпускать его из дома, не получив от него обещания верности! Не хочется убивать мальчишку — он правда хороший малый, и старается ради того, чтобы тебе угодить… Но если он останется свободным от обязательств, то может стать добычей наших врагов!

— Думаешь, Свиридов… — начал было я, но бабушка покачала головой.

— Сдается мне, что судья — всего лишь человек, которого нам показывают. Слишком уж все очевидно. А настоящие враги как всегда прячутся в тени.

Я вспомнил о том, как мы спрятались под деревом саду и случайно подслушали диалог двух неизвестных. И задумчиво сообщил:

— В саду мы смогли стать свидетелями одного разговора…

Софья Яковлевна взглянула на меня, ожидая продолжения. И я рассказал ей про тот случай. После того, как я закончил рассказ, в комнате на несколько секунд повисло молчание. А затем бабушка пробормотала:

— Над этим стоит подумать… Я полагала, что дело только в тебе, но все может оказаться сложнее…

В гостиную вошел лекарь, и нам пришлось прекратить разговор.

— Я не помешал? — уточнил он. И пояснил: — Я привык есть быстро. Даже такое вкусное блюдо…

— Вы мне льстите, юноша, — ласково отмахнулась Софья Яковлевна. И я восхитился тому, как быстро она сумела согнать с лица хмурое выражение.

— Мне в голову пришла мысль, что было бы славно прямо сегодня принять вас в семейные лекари, — продолжила княгиня. — И вечером я смогла бы отправить заявку в закрытую библиотеку, чтобы представитель нашей семьи мог попасть в тайные секции…

Лицо лекаря преобразилось. Казалось, он не мог поверить своему счастью. Но в то же время, мне казалось в его взгляде сквозило недоверие, словно он боялся, что его просто разыгрывают.

— Правда?! — с какой-то детской наивностью воскликнул он.

Бабушка кивнула:

— А пока Павел подготовит бумаги у себя в кабинете, мы можем провести ритуал прямо в этой комнате. Как вам такое предложение?

Парень буквально засиял от удовольствия:

— Спасибо, Софья Яковлевна… Эта честь!

Я ретировался на первый этаж и быстро заполнил документ об официальном приеме Лаврентия в семейные лекари. Все же бабушка была права: никто не станет пытаться выведать у лекаря секреты семьи, если будут знать, что он под защитой Чехова. А без этой малости парня вполне могли бы подвести под статью, а там и до пыток недалеко, если за дело возьмется друг Свиридова…

Когда я поднялся на второй этаж, то нашел Лаврентия Лавовича с сияющими от радости глазами. Он подмахнул документы, даже не ознакомившись с их содержанием, и пошел в комнату для гостей, чтобы переодеться во что-то подобающее.

— Как тебе удалось так быстро найти с ним общий язык? — удивился я, когда лекарь покинул комнату.

— Я кое-что знаю о его семье, — ответила Чехова. — Мальчишка рос без матери. Так получилось, что в их семье главной женщиной какое-то время была домоправительница. Она содержала в порядке хозяйство и воспитывала Лаврентия в строгости. Но при этом была с ним рядом, когда его родичи пропадали в экспедициях и проводили исследования.

— И ты, конечно же, узнала об этом до того, как я пригласил его в дом, чтобы лечить Фому? — предположил я.

Софья Яковлевна развела руками:

— Я посодействовала, чтобы Лаврентий Лавович оказался в нужном месте, потому что понимала, что под твоей крышей живет особенный помощник. К тому же, я была уверена, что он не сможет устоять перед Виноградовой с ее харизмой. А после знакомства с призраком станет твоим преданным лекарем… Так и сложилось.

— В моей жизни есть хоть что-то, что не контролирует наша семья? — уточнил я.

— Этот дом, твоя соседка, помощник, секретарь, дела, которые тебе попадались, и победы — это все твое, Павел, — успокоила меня бабушка. — И не стоит сетовать на то, что о тебе заботятся близкие, которым ты небезразличен. Однажды у тебя тоже появится возможность помогать дорогим тебе людям. И ты…

Я подошел к ней и мягко обнял за плечи.

— Что происходит? — осторожно спросила она.

— Спасибо… — глухо сказал я. — Наверно, мне стоило говорить тебе это чаще, но мне порой кажется, что ты и так знаешь, как я тебя ценю.

— Знаю. Но все же приятно слышать об этом, — ответила она, похлопав меня по спине. — Ты так вырос, мой мальчик… Я и не заметила, когда ты перестал быть ребенком.

— Но все же решила проверить, не остался ли я ночевать у Арины Родионовны… — тихо шепнул я.

— Я была уверена, что ты дома, — возразила бабушка. А потом фыркнула: — Ну, да! Я беспокоилась! Мне подумалось, что если ты и сделал такую глупость, то надо будет помочь тебе выйти из ее квартиры под прикрытием.

— Ты переживала за мою честь? — хмыкнул я.

— Не твою, — поправила меня Чехова. — Ее репутация очень важна, ты должен это понимать! Если ты ее испортишь, Арине будут припоминать это всю оставшуюся жизнь. Пусть не в лицо, но за глаза о ней будут говорить скверные вещи. Намекать, что она стала твоей парой только потому, что вовремя пустила в свою постель. Мы не должны этого допустить. Я проходила через этот ад и сумела заткнуть каждый рот, когда обрела полную силу и власть над своей тьмой… Не хочу, чтобы девочка прошла через подобные испытания. И ты вместе с ней.

— Спасибо, — вновь сказал я.

— К слову, я помогла снять украшение, которое ты оставил у нее на шее.

Я пожал плечами:

— Совсем забыл об этом. Ты забрала кулон?

— Нет. Раз его предложил твой отец, то ему и нужно вернуть украшение. Это прекрасный повод для отца Арины встретиться с Филиппом. Нельзя лишать мужчин такой возможности.

— Иногда мне кажется, что у высшего света все очень запутано, — пробормотал я. — Можно поступать намного проще.

Бабушка покачала головой:

— Нельзя. Ты слишком молод, чтобы судить о таких вещах. Но важно понимать, что союзы в семьях с большими деньгами и влиянием не могут создаваться спонтанно. Подобное тянется к подобному.

— Но ты и дед… — начал было я.

Но Чехова меня перебила:

— Я имела приданное, которое заслуживает любой крови и любых денег! Дар, который стоит очень дорого. К тому же, несмотря на потерю памяти, я не была деревенщиной без воспитания и манер. Я точно знала, как держать вилку и как низко надо склоняться перед императором. Нужно понимать, что обладая одним лишь талантом, я не смогла бы очаровать твоего деда. Он не был простаком.

— Считаешь, что Нечаева недостаточно хороша для твоего внука в глазах общественности?

— Отчего же? Семья Нечаевых имеет влияние в Империи, достаточное для того, чтобы ее пригласили в резиденцию за город. Взять показания спокойно могли и в столице, однако Нечаевым выдали отдельный дом по соседству с нашим… Тем самым император дал понять, что считает их семью достойными подданными.

— Значит, мне повезло.

— Если уж откровенно, будь даже Арина простолюдинкой, то тебя бы это не остановило. Нашей семье пришлось бы напомнить соседям, друзьям и недругам, что не стоит мешать нам быть счастливыми.

Я лишь кивнул — говорить «спасибо» в третий раз показалось банальным. Но возникшую неловкую паузу нарушил Лаврентий Лавович, который вернулся в гостиную Он уже успел освежиться и надеть белую рубашку, новые брюки и жилет.

— Надеюсь, я не заставил вас долго ждать? — обеспокоенно уточнил он, одергивая полы одежды.

— Вы прекрасно выглядите, — успокоила его бабушка. — Что ж, а теперь идемте…

— Куда? — насторожился я.

— Приводить в чувство вашу соседку, — спокойно пояснила Софья Яковлевна. — Если ее душа не ушла в межмирье, то мы вместе вернем ее в тело.

— У тебя есть план? — растерянно спросил я.

— У нас есть силы, — ответила бабушка. — Будем использовать то, что имеем. И посмотрим, что будет.

Мы по очереди вошли в комнату Виноградовой. Рядом с кроватью в кресле расположился Фома и негромко читал вслух бухгалтерскую книгу. Иришка сидела у окна и пришивала оторванные пуговицы к рубашкам, которые горкой лежали в корзине для белья.

— Не помешаем? — поинтересовалась княгиня.

Иришка смущенно покосилась на Питерского, словно ожидая пояснений. И я в очередной раз поразился тому, как парень не замечает всей глубины чувств, которые к нему испытывает девушка.

— Что вы, Софья Яковлевна! — Фома убрал тетрадь в тумбочку и поднялся во весь свой немалый рост. — Мы, наверное, пойдем…

— Думаю, было бы неплохо, если бы все остались в комнате, — внезапно попросила княгиня. — Мы попытаемся призвать нашу болезную. И если она отзовется, то будет славно, если рядом окажутся те, кого она помнит и кем дорожит.

— Это еще зачем? — осторожно осведомилась Иришка.

— Думаю, госпожа Чехова опасается, что наша Людмила Федоровна может вернуться немного сбитая с толку, — с готовностью пояснил Лаврентий Лавович.

— Что это значит? — насупился Питерский.

— Мы предполагаем, что душа Виноградовой может оставаться в кольце на ее пальце. Точнее, в камне.

— Его расколоть надобно? — бесхитростно уточнил Фома. — Это я мигом!

Бабушка покачала головой

— Вещица долгое время берегла жизнь нашей женщине, а сейчас, вероятно, бережно хранит ее душу, — со вздохом произнесла она. — А ты хочешь его разбить…

— Вы так говорите, словно эта вещица живая, — подозрительно подобралась Иришка.

Княгиня указала на каменный кулончик на цепочке, который выскользнул из-за ворота платья девушки, и беспечно заявила:

— У вас тоже есть предмет, который чуточку такой же живой… Эти камни на деле — застывшая черная смола одного дерева, которое растет в особенных местах.

— Как интересно! — восторженно выдохнул Лаврентий.

Кажется, у него сегодня был день открытий, но я решил пояснить природу украшения Виноградовой.

— Кольцо выбрало Людмилу Федоровну своей компаньонкой. Снимать с нее кольцо не стоит. Как мне пояснил Александр Васильевич, артефакт сам решает, когда ему пора уходить. Когда наша болезная надумает с ним расстаться, то сама снимет его.

— Значит, не будем терять времени! — предложила бабушка. — Мы тут медленно стареем, вместо того чтобы заниматься делами.

Княгиня подошла к окну и распахнула раму. В комнату ворвался прохладный ветерок.

— Ярослав! — неожиданно звонким голосом позвала некромантка.

К моему удивлению, парень тотчас явился. Он осторожно заглянув в окно и кивнул всем присутствующим.

— Нам надо, чтобы вы нас подстраховали, — продолжила бабушка, как не в чем ни бывало.

— Это как?

— Создайте щит, который закроет живых на случай, если комнату зальет огнем.

— Огнем? — с опаской переспросил я.

— Виноградова смогла договориться с артефактом, который не стал бы сотрудничать с кем-то без высшего ранга Легенды. Насколько я знаю, она не владела этим рангом при жизни.

— Она призналась, что стала Легендой прямо в момент своей смерти, — подтвердил я предположение бабушки.

— Мы не знаем, как сейчас для нее течет время. Может быть, она провела в этом кольце столетия. Или же время для нее застыло. А может это самое кольцо вернет ее сознание в том же виде, в котором призрак покинул тело много лет назад. Если в момент смерти Виноградова от кого-то отбивалась, то, вполне возможно, она нападет на нас.

— Она не нападала! — вдруг вспомнил я. — Она приняла смерть от кого-то, кому доверяла. Кажется, именно так она однажды выразилась…

— То есть, ты не нашел времени выяснить подробности смерти у Любови Федоровны? — с упреком резюмировала княгиня.

— А я говорил, что Любови Федоровне было бы приятно, если бы вы спросили, как ее по голове тюкнули топором… — проворчал Фома.

— Это неприлично, — возразил я.

Но бабушка отмахнулась:

— Глупости! Но мы должны быть готовы к тому, что на нас может напасть огневичка с рангом Легенды. И ее придется…

— Только по голове бить не надо! — быстро попросил Питерский. И смутился, когда на него посмотрели все присутствующие. — А то во второй раз кольцо может не сработать. Павел Филиппович как-то говорил, что женщин бить не просто нельзя, а еще и неприлично!

Мы полукругом встали возле кровати, на которой неподвижно лежала Виноградова. По моей просьбе Фома подошел к хозяйке дома и осторожно снял с нее одеяло. И я увидел, что тело ее находилось на странной воздушной подушке.

— Я использую специальный артефакт, который позволяет болезному левитировать, — пояснил лекарь в ответ на мой удивленный взгляд. — Воздух создает невидимые глазу небольшие волны, которые не дают застойным явлениям образовываться в мышцах.

Я кивнул:

— Понятно…

— Такое, поди, очень дорого стоит? — хитро вдруг уточнил Фома и зачем-то внимательно посмотрел в лицо Любовь Федоровны.

— Разве это важно? — возмутился было Лаврентий Лавович. — Я покупаю все нужные снадобья и артефакты, чтобы процесс исцеления проходил как положено.

— Важно! — не сдавался Питерский. И добавил в голос обеспокоенности: — Как дорого обходится такое долгое лечение?

Он наклонился ближе к Виноградовой и тихо произнес:

— Мы скоро по миру пойдем с такими-то тратами…

— Да что… — взвился лекарь, но я положил на его плечо ладонь и покачал головой.

— Не принимайте это на свой счет… Таким образом Фома просто пытается призвать нашу болезную.

— О! — понял Лаврентий Лавович, и лицо его просияло.

Он повысил голос и произнес:

— Дорого, конечно! Но куда деваться?

— Что происходит? — удивленно спросила Софья Яковлевна, переводя удивленный взгляд с Фомы на лекаря. — Если дело в деньгах…

— Плевать на деньги! — заявил я довольно громко и решительно.

Бабушка прищурилась и окинула взглядом лежащую перед нами женщину. А затем неуверенно произнесла:

— Деньги не главное. Даже если придется потратить несколько десятков тысяч…

— Или продать жилище, чтобы оплатить лечение, — громко поддакнул Фома.

— Даже если придется переехать в доходный дом где-нибудь на окраине, — предположил я.

Мне показалось, что в комнате стало теплее. Я откинул со лба прядь волос и внимательно присмотрелся к своей соседке. Она продолжала спать. И если бы не легкий румянец на щеках, я решил бы, что перед нами неживое тело.

Княгиня призвала тотемы, и по углам комнаты появились корявые пни. Они заворчали, устраивалась рядом с мебелью. Софья Яковлевна раскинула сеть из темных нитей, одна из которых упала на подоконник.

— Ешь, — позволила бабушка Ярославу, и тот виновато покосился на меня голодным взглядом.

— Можно, — согласился я.

Парень ухватился за нить и буквально за пару глотков явился в материальный мир. Некромантка сама отняла у сытого призрака нить и указала на кольцо.

— Павел, смотри…

Камень в оправе кольца Виноградовой налился жутковатым багровым светом. Он пульсировал, словно наполняясь кровью.

— В нем точно есть душа… — выдохнул я.

— Твоей силы не хватило, чтобы это проявить, — спокойно подтвердила Чехова. И направила нить силы к руке Любови Федоровны.

Тьма обернула ладонь Виноградовой плотной перчаткой, но почти сразу же начала впитываться в артефакт, исчезая с кожи, словно кольцо с жадностью пожирало темную энергию.

— Нужна помощь? — уточнил я.

Бабушка нехотя кивнула. Я щелкнул пальцами, и мои тотемы выбрались из-под пола. Совершенно не смущаясь пугающего соседства, раскинули корни по доскам. Силы у меня было намного меньше, чем у старшей родственницы, но я использовал тотемы по максимуму, и темные нити окутали пальцы бухгалтера.

Лекаря просить не пришлось. Он призвал ангела, и я заметил, что тотем выглядит намного старше, чем раньше. Его распахнувшиеся крылья на мгновенье показались серыми, но спустя пару секунд стали прежними. Сила лекаря словно кокон окутала болезную. Сам Лаврентий оперся на руку стоящего рядом Фомы, и мне подумалось, что лекарь устал гораздо сильнее, чем пытался показать.

В комнате стало невыносимо душно, и я невольно проверил, не закрылось ли окно. Но оно было распахнуто настежь.

Наложенная поверх тела Виноградовой сила впитывалась в кольцо, словно уходящая в воронку вода.

— Что у вас здесь происходит? — послышался от двери удивленный голос, и я едва не выругался, с трудом удержав концентрацию и не разорвав плетения. Обернулся.

На пороге стоял растерянный Шуйский, который явно ничего не понимал в происходящем.

— Помогайте, князь… — попросил я и поразился тому, насколько быстро тот сориентировался.

Он взмахнул руками. Его сила была густой и вязкой, она заполнила комнату странным тягучим ароматом мха. Жар становился нестерпимым. Иришка отошла подальше и буквально свалилась в кресло, где ее от нас загородил пень.

— Что мы делаем? — сухо уточнил у меня Дмитрий.

Лаврентий Лавович усмехнулся.

— Революцию, — ответил он отчего-то слегка картаво и уставился на меня ввалившимися глазами. — Мы сумеем ее выманить, взамен той силы, которой накормим кольцо… Осталось только выяснить опытным путем, насколько оно голодное.

По моей спине прокатилась волна холодных мурашек. А в голову вдруг пришла запоздалая мысль, что нас может не хватить, чтобы накормить артефакт досыта, и он попросту съест нас всех, как тех бедолаг, чьи останки мы нашли в нишах потайной комнаты…

Начала накатывать усталость. Тотемы загудели, предупреждая о перегрузке, а голову стиснул тугой обруч, что было признаком приближающегося выгорания.

— Мама, ты опять за старое… — послышался за спиной знакомый голос, и мне подумалось, что просто необходимо купить замок, который закрывается автоматически.

Вошедший отец уверенно отодвинул меня в сторону, прислонив к стене. Взял за плечи княгиню, которая буквально валилась с ног, и силой заставил ее опуститься в кресло. А затем щелкнул пальцами. И рядом с князем выстроились сотканные из горячей лавы элементали, а над головой его вознесся дракон, расплывшийся по всей комнате дрожащим маревом. Я запоздало подумал, что таким образом мы легко можем спалить дом.

— Что нужно делать? — сурово поинтересовался у меня Филипп.

— Дать силу… — с трудом прохрипела Софья Яковлевна и приложила дрожащие пальцы ко лбу. — И удержать эту женщину, если она сможет очнуться…

Князь Чехов скинул пиджак, и из его кармана высыпалось несколько монет, которые он всегда там держал, чтобы раздавать приютским детям на улице. Звук в напряженной тишине был звонким. Покатившись кругляши ударились друг от друга, прежде чем упасть на доски. Ресницы Виноградовой дрогнули, и в следующую секунду веки ее распахнулись.

Женщина что-то прохрипела, а потом вдруг резко села на кровати и выкрикнула так громко, что стекла во всем доме зазвенели:

— Больно! Как же больно!

Я хотел было шагнуть к ней, но ноги стали словно ватными. Я с трудом удержал равновесие, чтобы не упасть. Лаврентий побледнел, как меловая стена, и его лицо покрыли мелкие бисеринки испарины. Шуйский уже оказался на коленях, тихо постанывая и прижимая ладони к ушам.

В этот момент во все стороны от Виноградовой потек огонь. Дракон в воздухе развернул огромные крылья и накрыл ими фигуру Любови Федоровны. Она забилась в огненных путах, испуганно что-то крича. А потом зарычала, словно дикий зверь.

— Прошу, не делайте ей больно! — взревел Фома и бросился к кровати.

Любовь Федоровна визжала, вырываясь и выгибаясь всем телом.

— Я рядом, ничего не бойтесь! — причитал Питерский, ухватив Виноградову за предплечья. — Я не дам вас в обиду! Никогда не дам в обиду…

— Отойди! — строго приказал отец.

Но тот и не думал подчиняться. Он внезапно замерцал и обернулся в огромного кота, в одно мгновение оказавшись над Любовью Федоровной. Зверь оскалился на Чехова и зашипел, словно готовясь к прыжку. Постель под Виноградовой запылала.

— Вытащи его! — крикнул я Ярославу

Призрак кивнул. Рванулся к кровати и схватил кота, оттаскивая его от постели больной. Кот зашипел, рассек руку призрака, но я опутал Фому темными нитями, спеленав его и не позволив вернуться к кровати. А Ярослав же развернулся и создал вокруг ложа Виноградовой незримый барьер, который почувствовал только я. И запоздало подумал, до чего же сильным может быть этот призрак, если его как следует покормить.

Лаврентий схватил моего отца за ногу и внезапно влил в него свою силу. Дракон вспыхнул ослепляющим белым светом. Как и его крылья, закрывающие хозяйку дома. А потом они рассыпались миллионами сияющих искр.

Мне показалось, что я ослеп. Тьма была бархатной и родной. Она окружала меня со всех сторон, и лишь спустя несколько секунд, я понял, что перед глазами проступают силуэты людей и предметов. Рядом со мной суетился пенек, ощупывая длинными корнями мою голову.

Чуть поодаль тихо всхлипывала девушка — судя по голосу, это была Иришка. Я заставил себя оттолкнуться от стены и сделать шаг вперед. Наконец я смог увидеть, что на кровати поверх Виноградовой лежит огромный полосатый кот, который каким-то образом смог прорваться за барьер. В комнате отчетливо слышалось громкое мурчание.

Я облегченно вздохнул — Фома был жив, и даже почти не пострадал от огня, лишь немного опалил шерсть на боку.

Бледная подрагивающая рука Виноградовой приблизилась к его морде, провела по мохнатому лбу. С тонкого пальца соскользнуло кольцо, покатилось по кровати и со стуком упало на пол.

— Любовь Федоровна… — позвал я негромко. — Вы в порядке?

— Я умерла, — сипло ответила она. — И попала в рай. Где мне, похоже, выделили кота. Одного вместо сорока. Но зато какого! Вы посмотрите, какой он славный. И мурчит… И хвост у него вон какой пушистый…

— Кто-нибудь мне объяснит, что тут происходит? — глухо спросил Шуйский.

Я обернулся к нему — князь уже поднялся на ноги и удивленно смотрел на нас.

— И почему… — начал он. — Хотя, мне, наверно, лучше ничего не знать!

Жандарм развернулся и, покачиваясь и держась за стену, вышел в гостиную.

— Ярослав, подай гостю горячительного, — приказал я, и призрак проплыл мимо меня, то и дело косясь на хозяйку дома.

Виноградова наконец начала приходить в себя и удивленно осмотрелась. Севшим голосом уточнила:

— Что вы тут все делаете?

— Вы нас помните? — робко спросил Филипп Петрович, и Любовь Федоровна взглянула на него, словно на скудоумного.

— Я не сошла с ума, князь! — с достоинством сообщила она и попыталась сесть в кровати. Кот тотчас поднялся на лапы и подставил под ее руку голову, чтобы она могла опереться.

— Спасибо, дорогой, — тихо поблагодарила его женщина. — Если бы не ты, то я бы не поверила, что у меня в комнате начальник охранки стоит. А в кресле сидит судья, и…

В этот момент Виноградова без сил упала на подушку, словно механическая кукла, у которой кончился завод. Глаза ее закрылись.

— Что происходит? — испуганно вскинулся я. Лекарь же взмахнул ладонью, и Виноградову окутали нити слепящей светлой силы, которые потянулись от Лаврентия к больной.

— Она вернулась, — через несколько секунд устало пояснил Лаврентий Лавович, и разорвал нити силы. — Теперь она стабильна, ей больше ничего не угрожает. Больной надо просто отдохнуть и окончательно прийти в себя. Вы должны понимать…

— Вам следовало подготовиться! — резко и зло заговорил Филипп Петрович, обращаясь почему-то ко мне.

— Не надо включать начальника, сынок, — отмахнулась от него бабушка.

Но Филипп Петрович покачал головой и с укором произнес:

— Мама, ладно Павел не понимает, с чем играет, но ведь ты…

— Только попробуй рассказать обо всем Саше! — грозно оборвала его Софья Яковлевна, и мне показалось, что бабушка уже окончательно пришла в себя. — Учти, если ты так поступишь, я на тебя всерьез обижусь.

— Как ты? — спросил я отца, пытаясь немного разрядить атмосферу.

— В порядке… — рассеянно ответил он. — Я заехал, чтобы передать тебе, что слушание по твоему делу перенесли. Не смог до тебя дозвониться…

Он резко замолчал. Взглянул на неподвижную Виноградову и, покачав головой, произнес:

— Как вы сумели? Как только додумались?

Огромный кот уже сполз с кровати и теперь, переступая с лапы на лапу, стоял перед Иришкой. Девушка закрыла рот ладонями и вздрагивала всем телом.

— Я даже спрашивать не стану… — пробормотал отец. Он резко развернулся и покинул комнату, а через несколько секунд, из гостиной донеслось: — Дмитрий Васильевич, где вы нашли эту бутылку? Налейте и мне…

Я подошел к кухарке, намереваясь успокоить ее, но она неожиданно подалась вперед и обняла кота за шею.

— О чем ты только думал? — горячо пробормотала она. — Ты ведь запросто мог сгореть! Они вон какие сильные — зашибут и не заметят…

— Мы бы не зашибли, — ответил я.

Но прозвучало это неубедительно. Иришка бросила на меня растерянный взгляд и снова принялась гладить кота, продолжающего громко мурчать. А я подумал, что мне тоже не помешает выпить чего-нибудь успокоительного.

Лекарь отряхивал колени, опираясь на своего миньона.

— Лаврентий Лавович, вы как? — спросил я.

— Чудом не выгорел, — буднично сообщил он. — Когда Любовь… Людмила Федоровна очнулась, кольцо вместе с ней выпустило часть силы. Мне хватило, чтобы немного… В общем, чудом не выгорел, — повторил он и покачал головой. — Буквально чудом…

— Вам нужно отдохнуть, — уверенно заявил я, и лекарь согласно кивнул.

— Чаю бы… Да и поспать не помешает…

Софья Яковлевна тяжело поднялась на ноги и подошла к нему.

— Позвольте пройти с вами на кухню, юноша. Я видела в одном из ящиков травы. Их можно будет заварить, чтобы хоть немного восстановить силы…

— Я все сделаю, — отозвалась Иришка, размазывая по лицу слезы. — Заварю чай и…

— Бросьте, милая! — отмахнулась бабушка. — Я со всем справлюсь, а вы лучше помогите своему парню прийти в себя.

— Так вы все знали? — растерялась кухарка. — Вы все знали, что он…

Девушка с укором смотрела на нас, и мне вдруг стало совестно. Но ситуацию быстро исправила Софья Яковлевна.

— Не будьте так строги к Фоме, — мягко попросила она кухарку. — Он ни в чем не виноват. Долгое время он и сам не знал, на что способен. К тому же, его силы открылись совсем недавно, а семейная клятва, которую он принес при вступлении на службу семье, не давала ему рассказать вам всю правду. Как и остальным. Но поверьте, Фома очень хотел это сделать. И сегодня я как раз собиралась дать ему разрешение на беседу с вами…

Я поразился тому, как княгиня сумела быстро оценить ситуацию и помочь Питерскому. В благодарность он состроил до того умилительную морду, что даже меня это проняло.

— Хорошо… — Иришка посмотрела на Фому и спросила его: — Ну что? Идем?

Кот с важным видом прошел мимо меня. Следом за ним просеменила кухарка. А затем помещение покинули и Софья Яковлевна с Лаврентием. Я остался в комнате один. Подошел к кровати и взглянул на спящую. Она свернулась в мятых подпаленных простынях, как ребенок, и спала, тихо сопя. Удивительно, что огонь не прожег ткань насквозь. Я накрыл женщину одеялом и присел на край постели. Тихо произнес:

— Я очень рад, что вы вернулись… Надеюсь, вы вспомните нас. А если нет, то нам придется заново познакомиться. Но это не страшно, главное, что вы вернулись. Остальное — решаемо…

Рядом появился Ярослав. Я подозвал его и приказал:

— Оставайся около нее. Когда очнется — дай знать.

— Хорошо, — ответил призрак.

Я встал с кровати и услышал, как под ногой у меня что-то звякнуло. Наклонился, чтобы взглянуть на что я наступил, и заметил лежащее на полу кольцо. Потянулся было к нему, но вовремя спохватился. Мало ли что могло остаться на украшении… Но и оставлять эту вещь на полу мне не хотелось. Оно могло куда-нибудь закатиться и пропасть. А пригодиться оно еще могло. Поэтому я не придумал ничего лучшего, чем призвать тотемы, а затем осторожно коснулся предмета тонкой нитью силы.

Вещица никак не отреагировала на эту попытку. Поэтому я довольно улыбнулся и принялся осторожно создавать вокруг украшения небольшой теневой кокон. Потом поднял получившийся темный шарик и вышел из комнаты, оставив больную отдыхать.

Все собравшиеся ждали меня в гостиной, но я, не задерживаясь, прошел мимо и распахнул окно, чтобы впустить в комнату прохладный воздух.

— Павел Филиппович, вам все же придется рассказать, что у вас тут произошло, — заявил Шуйский мне в спину.

— Только после того, как вы пообещаете мне, что все произошедшее в этом доме останется тайной, — ответил я.

Дмитрий вопросительно покосился на Филиппа Петровича. Тот поставил на столик пузатый стакан и вытер салфеткой губы.

— Признаться, я был немного удивлен, увидев вас здесь, Дмитрий Васильевич, — сказал он.

— Вас удивил только мой визит? — уточнил Шуйский. — Вчера мы виделись в Яблоневом Саду, и я полагал, что было бы неплохо узнать у княжича подробности случившегося.

— Вы про младшего Морозова? — усмехнулся отец. — Отчего же не спросите у него самого?

— Он не берет трубку, — признался гость. — А катить к нему за город было бы неприлично. Павлу Филипповичу же я всегда могу сказать, что просто проезжал мимо…

— Понятно, — кивнул я и развел в стороны руки. — Однако, про Станислава Александровича ничего сказать не могу.

— Я могу! — внезапно вмешалась в разговор Софья Яковлевна.

Она вышла из кухни в сопровождении призрака, который нес тяжелый поднос с чаем, чашками и блюдом, наполненном печеньем.

— Мой супруг сегодня утром отбыл за город, — пояснила она. — Он пошутил, что Станислав был выгнан из дома и ночевал на сеновале.

— Ты мне не говорила! — удивился я.

Бабушка покачала головой и добавила:

— Я только что говорила с Морозовым по телефону. Он будто почуял, что у нас тут произошло какое-то важное событие, и сразу позвонил.

— Событие… — повторил Филипп Петрович и неодобрительно нахмурился. — Мне показалось, что вы все едва не выгорели. И как так могло случиться, что опытная некромантка в ранге Легенда поступила столь опрометчиво?

— Во-первых, дорогой сын, ты говоришь так, словно я нахожусь в том возрасте, когда запрещено совершать подвиги, — строго возразила женщина. — А во-вторых, не припоминаю, когда я позволяла тебе говорить со мной в таком неуважительном тоне?

В комнате заметно похолодало. Стоило отдать должное отцу — он не дрогнул, а продолжал смотреть на княгиню тяжелым взглядом. Она отвечала ему тем же.

— Мы не знали, что артефакт настолько мощный, — подал я голос.

— Вы должны были догадаться, что вещь древняя и довольно серьезная, раз способна была много лет хранить тело…

— Так это она? — пораженно воскликнул Шуйский, разрушая гнетущую атмосферу. — Знаменитая Виноградова теперь жива?! Вы воскресили ее! Как Франкенштейн воскресил свое…

— Нет, не воскресили, — с нажимом возразил я. — Как оказалось, все это время она не была мертвой. И уж тем более мы не создавали из нее монстра, пусть и с доброй душой…

— Рассказывайте, мастер некромант! — Дмитрий выхватил из рук призрака чашку, которую тот ему не очень любезно предложил. — Я просто обязан знать эту историю!

— Сначала клятва о неразглашении, — мрачно напомнил я.

— Обещаю и клянусь, что не стану трепаться о том, что узнаю в этой комнате! — скороговоркой проговорил Шуйский и уколол палец булавкой, которую выдернул из галстука.

— Вот за что я всегда уважала вашу семью — так за то, что вы никогда не бросаете слов на ветер. И не тяните резину, — улыбнулась бабушка и протянула парню салфетку.

Я кратко изложил ситуацию, избежав упоминания о трупах в подвале. Но князь и без того догадался о деталях, сложив все кусочки мозаики.

— Я немало проработал в жандармерии, чтобы все понять, — прокомментировал он мой рассказ. — Было бы интересно узнать, откуда Свиридов выведал про тайник в вашем доме.

— Его дочь видела призрак Виноградовой, — признался я.

— Это может быть проблемой, — насупилась бабушка. — Девушка способна узнать болезную. И решит, что вы ее воскресили.

— Она видела Любовь Федоровну не в самом хорошем расположении духа, — возразил я. — У нее был не особо приятный облик, когда они беседовали. Когда Любовь Фёдоровна злится, то не особо следит за тем, как выглядит. И меняется в лице в прямом смысле этого слова.

— Вряд ли кто-то сможет предположить, что Виноградова и та женщина, что спит сейчас в той комнате, — Шуйский указал на закрытую дверь, — один и тот же человек… Я видел Любовь Федоровну, но ни в жизнь не догадался бы, что она воскресла. Никто не предположит этого, даже заметив внешнее сходство между живой и давно почившей. А если сделать ей современную стрижку, нанести макияж, который сейчас носят дамы — и различие между образами станет явным. К тому же… Предположим — и только предположим! — что если бы Любовь Федоровна оставалась живой, то сейчас она была бы намного старше этой женщины. Ну, и не стоит забывать, что раз призрака не единожды видели разные люди, то никто не предположит, что она была живой. А это лучшее алиби для воскресшей Виноградовой!

— Она не воскресла… — упрямо повторил я.

— Конечно, — Шуйский старательно спрятал ухмылку за печеньем.

— Значит, она проснулась, — резюмировал князь Чехов. — И как вы теперь будете жить?

— Мы хорошо соседствовали, когда Любовь Федоровна была мертвой. Теперь с Людмилой Федоровной будем учиться жить мирно.

— Вам нужны документы? — спохватился Дмитрий Васильевич.

— Коррупция в Империи! — всплеснула руками Софья Яковлевна.

— Ты против? — уточнил я.

— Я могу предложить оформить нашего бухгалтера на имя какой-нибудь старушки из далекой деревеньки, которая почила на днях. Пожалуем ей фамилию и наше покровительство…

— У Павла есть чистые формуляры, — с долей иронии заявил отец. — Настоящий паспорт, куда осталось вписать имя.

— Неужели? — бабушка прищурилась и взглянула на меня. — Наш мальчик стал таким взрослым!

Шуйский сделал глоток чая.

— Даже не стану спрашивать, откуда у вас бумаги, — пробормотал он. — Но вы уверены, что документ чистый?

— Я покажу его вам, чтобы вы смогли подтвердить это, — предложил я.

— Сговор… — умилилась бабушка и по-доброму потрепала Дмитрия по плечу. — До чего ж приятно вновь водить дружбу с вашей семьей, юноша!

— А мне приятно, что я сумел вас порадовать, — смущенно ответил тот.

— Значит, ты сможешь найти общий язык с живой Виноградовой? — немного нервно уточнил отец. — И объяснишь, что ей не стоит привлекать лишнего внимания?

— Не стоит недооценивать умственные способности Любови Федоровны… — начал было я.

— Людмилы! — поправил меня Филипп Петрович. — И тебе следует помнить, что у призрака были ограничения. Она была привязана к дому и просто не могла делать многие вещи. Уверен, что с возвращением к жизни она останется той женщиной, которую ты знал. Я помню Виноградову при жизни — хотя мы и не были знакомы лично, я знаю, что она была весьма дерзкой дамой.

— Она умна, — возразила бабушка. — Не стоит недооценивать этого факта. Что до дерзости, то меня тоже считали таковой.

— И сейчас считают, — невинно заметил Шуйский.

— Что не мешает мне поступать логично, — улыбнувшись, закончила Софья Яковлевна. — Людмила Федоровна не юная профурсетка, которая после пробуждения бросится во все тяжкие. Но все же не помешает завести в доме наручники, блокирующие силу. На всякий случай.

— Я передам для вас посылочку, — пообещал Шуйский.

— Я постараюсь проследить за тем, чтобы она не вышла из себя, — внезапно заговорил Лаврентий Лавович, который все это время сидел на диванчике. — Будем следить за ее душевным состоянием, чтобы не случилось беды. Что до кольца…

— О нем не беспокойтесь, — быстро проговорил я.

Лекарь обернулся и окинул меня долгим непроницаемым взглядом.

— Оно не должно попасть не в те руки, мастер некромант, — предупредил он меня. — Я никогда не думал, что в мире встречаются подобные артефакты. И ведь я даже не догадывался, что все это время проклятое кольцо потихоньку пожирало меня.

— Вы уверены? — заволновался я

Он кивнул:

— Теперь я понял это… Мой миньон изменился, потому что ему не хватало питания. Но теперь, когда кольца на нашей болезной больше нет, все должно вернуться в норму. По крайней мере, я на это надеюсь…

— Вам нужна подпитка, — решительно заявил Филипп Петрович, поднимаясь с кресла. — Мы сейчас же поедем с вами в храм, где вы получите столько сил, сколько потребуется.

— Но как же Людмила Федоровна? — робко возразил Лаврентий.

— Вряд ли ей станет лучше, если вы сломаетесь, — сурово ответил князь и повернулся ко мне. — Павел Филиппович, вам придется какое-то время обойтись без лекаря. Справитесь?

— Я подстрахую, — поддержала меня бабушка. — А ты езжай — он и впрямь нуждается в восстановлении.

— Пожалуй, в храм вашего лекаря лучше увезу я! — неожиданно вызвался Шуйский. — Насколько я понял, ваша болезная владеет огнем. И если она начнет шалить, то я вряд ли смогу ее остановить с моим цветом силы. А вот начальника охранки и судью она узнала — это я точно понял. Так что при ее пробуждении вам лучше быть рядом с ней.

— Вы правы, — согласился отец, пожимая ему руку. — Езжайте в Ипатьевский монастырь, там попросите Петра Попова и скажите, что приехали от меня…

Я удивленно воззрился на родича. А тот пожал плечами.

— Скажите, что наш семейный лекарь почти выгорел и ему требуется помощь.

Когда Шуйский вместе с Лаврентием вышли, я все же спросил:

— Ты общался с Петром?

Мужчина подошел к окну, взглянул наружу и не оборачиваясь произнес:

— Почему тебя это удивляет? Иногда мы все совершаем ошибки. Я не святой… И да — вполне мог посадить Попова без железных доказательств. Мы поговорили, я признал, что опирался лишь на косвенные улики. Петр же, в свою очередь, сказал, что если бы женщину не убил другой, то он сам бы обязательно пришиб ее при случае… Но это не оправдание мне, сын.

— Понимаю, — тихо сказал я. — И думаю, что тебе было не обязательно ехать к Петру.

— Я вполне мог просто признать ошибку в служебной записке, и на этом бы все разбирательство было кончено, — согласился отец. — Попов не имеет важной фамилии. Никто бы не наказал меня за то, что я сослал на каторгу простолюдина, у которого руки были по локоть в крови. Да и он сам не подавал жалоб, даже когда узнал о том, что душегуба его супруги нашли.

— Теперь он такой человек.

— Особенно меня задело это его заочное прощение. Выходит, что даже этот мужик, бывший каторжник, оказался благороднее меня! Я хотел приехать к нему и высказать ему все, что накипело у меня на душе. Мне приходилось чистить столицу от таких, как он. Я был вынужден ночевать на работе, прерываться только на еду и тренировки, чтобы спасти город от бродяг и бандитов… Они набрасывались на меня из-за углов, пытались убить, грозили тем, кто был мне дорог…

— Это были лихие времена, — подала голос бабушка.

Она подошла к князю и взяла его за руку.

— Ты поступал так, как должен был. Никто не осуждает тебя.

Филипп бросил на меня короткий потемневший взгляд.

— Она дело говорит, — я подошел к нему и положил ладонь на плечо. — И я не имел права. Прости, что наговорил тебе всякого…

— Ты был прав, Паша, — негромко ответил отец. — По-своему, конечно… Когда я начинал службу, то тоже был полон веры в людей и их права. И первый же добрый паренек, к которому я отнесся по-человечески, попытался меня зарезать. Тогда я его убил. Первый раз. Сам едва выбрался из того забытого Искупителем домишки. Чудом успел доехать до лекаря.

— А сколько таких добрых было потом… — с горечью пробормотала бабушка.

— Я долго верил в то, что могу кого-то спасти. Что должен быть правильным. А потом один из тех, кому я по-настоящему верил, пришел в наш дом.

В комнате стало теплее. Я оглянулся, но почти сразу же понял, что жар исходит от тела моего отца.

— Все хорошо, Филя, — княгиня прильнула к нему и коснулась лбом упрямого небритого подбородка. — Все это дела давно минувшие. Их не изменить. Не исправить. Надо жить дальше.

Отец повернулся ко мне и строго произнес:

— Однажды мы обязательно поговорим об этом!

— Хорошо, — согласился я.

— Этот Петр принял меня как старого друга, ни одним словом не упрекнул. Не взглянул с обидой. И позволил сказать все, что мне в тот момент было нужно.

— Ты был в своем праве, — кивнул я.

— Я собирался высказать ему всю свою боль. А в итоге мы рассуждали о времени, которое потеряли. О том, чего не вернуть, и о людях, которые ушли безвозвратно. И я покинул тот монастырь с легкой душой. А ведь думал, что у меня ее не осталось, что она уже истрепалась…

— Рад, что ты познакомился с новым Поповым, — сказал я. — Он показался мне хорошим человеком.

— Он сказал, что в этом есть и моя заслуга, — усмехнулся отец и запрокинул голову. — Странно все это… Я о том, что мы собрались в твоем доме, Павел, и ждем, когда проснется твоя воскресшая соседка.

— Она не умирала, — привычно поправил я отца. И предложил: — Можно позвонить Арине Родионовне — она может помочь с Виноградовой.

— Я уже ей позвонил, — как ни в чем не бывало заявил отец. — Все равно она в курсе происходящего. Это семейное дело, а она неким образом нам не посторонняя, ведь так?

— Вы подтвердили это, когда прислали ей семейный кулон, — напомнил я, и князь хитро усмехнулся.

— Полагаете, что я сделал это напрасно? — хитро уточнить он.

— Отнюдь! Я должен сказать за это «спасибо».

Филипп прижал к себе княгиню и произнес ей в макушку:

— Вы правы, матушка, он стал совсем взрослым…

Послышался звук открывающейся двери, а затем и голос Нечаевой:

— Доброе утро, Павел Филиппович…

— Ступай — встреть девочку и расскажи ей, что тут приключилось, — велела бабушка.

Я не стал спорить и направился к лестнице. Арина встретила меня у нижней ступени. Она была облачена в синее простое платье в мелкий белый горошек, в руках у нее был пухлый саквояж. Девушка нервно переступила с ноги на ногу и при виде меня неожиданно покраснела.

— Мне позвонил ваш батюшка…

— Я очень рад вашему визиту, Арина Родионовна! — выпалил я и обнял ее.

Она выронила саквояж, тихо вздохнула и замерла в моих руках. Так мы простояли почти минуту, потом я нехотя отстранился и завел гостью в приемную.

— Нам удалось разбудить Любовь Федоровну, — сообщил я.

— Людмилу, — привычно поправила меня девушка. И вдруг ухватила меня за руку, видимо осознав сказанное мной. — Она вернулась?!

Я покачал головой:

— Все не так просто…

Я вкратце рассказал ей о произошедшем, упомянув, что Фома обернулся котом на глазах у всех.

— Это может стать проблемой, — резонно заметила Арина. — Шуйский не станет болтать об этом, уверена, но он может захотеть выяснить подробности происхождения Питерского. Или даже попытаться использовать его в работе…

— Никто не сможет заставить Питерского делать то, чего он не захочет, — возразил я. — Он не просто особенный человек…

— Не человек, — мягко поправила меня девушка.

— Именно, — согласился я. — Но Фома — часть семьи Чеховых. Да и Морозов…

— Думаете, он знает? — настороженно уточнила Нечаева.

— Теперь я уверен, что Александр Васильевич знает многое. И раз уж моя бабушка была в курсе, кто такой Фома, то и глава кустодиев обо всем ведает.

— А может оно и к лучшему. Никто не посмеет обидеть нашего… то есть…

— Вы правы, — сказал я и нежно заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос. — Я должен извиниться, что забыл снять с вас украшение…

— Оно мне совершенно не мешало, — пожала плечами девушка.

— И за визит бабушки мне тоже стоит попросить прощения.

— Напрасно, — усмехнулась Арина. — Уверена, что Софья Яковлевна приехала потому, что посчитала это необходимым… И от вас ее решение не зависело.

— Вы правы, — признал я. — Она всегда поступает так, как хочет.

— Мы прекрасно провели время. Я угостила княгиню чаем, она поделилась со мной рецептом пышек, которые обещала приготовить на обед в выходные…

Под конец фразы голос девушки стал почти неслышным. Я понял, что она не уверена, что я все еще хочу видеть ее с родителями на званом обеде в доме некромантки. Поэтому твердо спросил:

— Надеюсь, вы не передумали?

Она покачала головой.

— Не передумала… Хотя еще не предупредила родителей.

От этой мысли мне сделалось слегка не по себе. И я уточнил:

— Они ведь не станут возражать?

— Матушке вы понравились. Хотя раньше она беспокоилась о вашей семье — по слухам, у Чеховых суровый нрав… Но после того как они встретились с вами в резиденции, все изменилось. Ваша бабушка оказалась вовсе не холодной и высокомерной, а ваш батюшка даже в тяжелом состоянии вел себя очень достойно. Это много о нем говорит!

Я улыбнулся:

— Хорошо. К слову, о семье… Отец и бабушка наверху.

— Ой! — девушка испуганно обернулась, словно ожидала, что кто-то из моей родни стоит на пороге приемной.

— Мы решили вместе дождаться пробуждения Виноградовой.

Арина нахмурилась.

— А я точно буду к месту? — спросила она неуверенно.

Я наклонился и мягко коснулся ее губ своими. Девушка обхватила мою голову ладонями и зарылась пальцами в волосы. Ее сила потоком ворвалась в меня, смешиваясь с тьмой, и мне вновь показалось, что я приподнялся над полом. Неожиданно Арина отшатнулась и уставилась на меня дикими глазами.

— Здесь ваши родственники, — напомнила она.

— Простите… — растерялся я.

Девушка наскоро пригладила мои волосы и поправила воротник рубашки.

— Нам стоило пройти в ваш кабинет. Вы плохо на меня влияете, Павел Филиппович!

— Согласен, — вздохнул я, и девушка улыбнулась.

— Продолжайте в том же духе. А теперь идемте.

Она протянула мне руку. Я сжал ее, и мы направились к лестнице.

Я поднял саквояж, который девушка уронила на пол чуть ранее, и мы направились по лестнице.

— Это мои вещи, — пояснила Арина. — Ваш батюшка сказал, что мне может понадобиться сменная одежда. И я не стала уточнять зачем.

— Я благодарен вам за это, Арина Родионовна, — достаточно громко сказал Филипп Петрович, когда мы оказались на втором этаже.

Он подошел к нам и взял руку моей спутницы, чтобы коснуться губами ее пальцев.

— Знаю, что попросил у вас слишком много, но мы не можем доверять посторонним, — произнёс он.

— Конечно… — смущенно ответила Нечаева. — Я должна сказать вам «спасибо» за кулон. Этот жест много для меня значит.

— Как и для всей нашей семьи, — ответил князь, и я невольно отметил, насколько уверенно он держится.

Филипп Петрович был не просто главой рода. Он был еще и начальником охранки, хоть и бывшим, и умел держать лицо в любой ситуации. Никто бы и не догадался, что совсем недавно он здесь открывал душу. А еще он умел произвести хорошее первое впечатление.

— Мы вынуждены просить вас помочь нам, Арина Родионовна, — продолжил Чехов. — Люб… Людмила Федоровна может проснуться не в самом добром расположении духа. Насколько я знаю, вы владеете белой силой, и у вас есть талант, который способен помочь Виноградовой прийти в себя.

Он замолчал, позволив девушке не спеша осознать услышанное. Она слегка напряглась, и, сама того не замечая, прильнула ко мне в поисках защиты.

Княгиня поспешно отодвинула Филиппа Петровича и оказалась напротив нас.

— Прошу простить моего сына, — с улыбкой произнесла она. — Он иногда забывает о дипломатии. Это особенность всех Чеховых, и я прошу прощения, если он вас смутил. Но зная ваших родителей, мы понимаем, что вы унаследовали их таланты. Лаврентий Лавович сейчас пытается прийти в себя. Я уже позвонила своему лекарю, но он не знаком с нашей болезной и может напугать ее. Вы же для нее не посторонняя, а почти часть семьи.

От этих слов Нечаева робко улыбнулась. И я заметил, как напряжение начало спадать.

— Все в порядке, — сказала она.

— Вы можете отправиться в мою комнату, — предложил я. — Там вы можете переодеться. А я займу гостевую. Когда Лаврентий вернется, мы сможем разместиться по соседству.

— Думаю, было бы лучшим решением, если бы мужчины не мешали нам, — внезапно предложила бабушка. — Мы с Ариной Родионовной приготовим что-нибудь полезное для нашей болезной. И когда она придет в себя, то увидит всего лишь двух безобидных женщин, и почувствует заботу, которую они о ней проявляют…

— Софья Яковлевна, ну какая же вы безобидная? — с деланным укором возразил я.

Княгиня возмущенно подбоченилась, а потом продолжила:

— Я умею быть милой! Если твоя соседка потеряла память, ей будет полезнее оказаться в обществе женщин. Поверь, так будет лучше…

— Полагаю, что так и впрямь будет лучше, — подтвердила Нечаева. — К тому же Людмила Федоровна всегда отзывалась о княгине Чеховой исключительно с уважением.

Бабушка довольно улыбнулась.

— Правда? — кокетливо уточнила она. — Как приятно! Мужчинам не понять, насколько важна женская дружба. Они даже уверяют, что мы не умеем приятельствовать.

Отец закатил глаза, а потом мы обменялись с ним понимающими взглядами.

— Пожалуй, нам стоит спуститься в приемную, — предложил я, и князь с готовностью кивнул.

Бабушка махнула нам рукой и выхватила у меня саквояж, о котором я уже успел позабыть.

— Позвольте, я сама! — обеспокоенно предложила Арина.

Но багаж уже перекочевал к призрачному миньону, который с важным видом двинулся в сторону моей комнаты.

— У тебя же там ничего не разбросано? — запоздало поинтересовался отец.

Я потер лицо ладонями, пытаясь представить, как дамы отреагируют на брошенное на полу ванной полотенце и разобранную кровать. Я привык, что Виноградова все это время обеспечивала порядок во всем доме, включая мою комнату.

— Ничего ужасного, — отмахнулся я.

— Мужчины… — донесся из-за приоткрытой двери укоряющий голос бабушки.

— Пойдем отсюда подальше, — предложил Филипп. — И сделать это лучше поскорее. Поверь, я слишком хорошо помню, чем обычно заканчиваются отповеди нашей родственницы.

Уговаривать меня не пришлось. Мы быстро спустились по ступеням, и отец оценивающе осмотрел приемную.

— А тут у тебя неплохо, — заявил он и отшатнулся, наткнувшись взглядом на полотно Залежного. — Жуткая картина!

Я пожал плечами.

— Подарок от довольного клиента…

— Уж не того ли художника, которого обвинили в краже собаки? Я слышал, что он с ней побирался с гитарой наперевес, верно? — с подозрением уточнил Филипп Петрович.

Я усмехнулся:

— Все было совсем не так. Его оговорили, не был этот парень никаким гитаристом.

— Разве он не жил в цыганском поселке? — удивленно спросил отец. — Мне всегда казалось, что все обитающие там танцуют и поют.

— И еще у них живут ручные медведи? — с иронией уточнил я. — Не думал, что ты мыслишь так стереотипно…

— Да не в этом дело! — возразил князь. — Там поселился довольно специфический народ. Они пытались высаживать всякие дурманящие растения, но вызванные туда природники из жандармерии сделали почву непригодной для подобных посадок. Так эти олухи принялись выращивать грибы! И не самые безобидные, к слову… Пришлось отделу вновь отправляться туда.

— Может, стоит расселить этот поселок? — предложил я.

— А ты попробуй, — ухмыльнулся отец. — Местные вцепились в этот клочок земли, считая, что могут там промышлять разными делами без пригляда жандармерии. Но, справедливости ради, стоит признать, что там и впрямь очень уединенное местечко.

— А что, если открыть там какой-нибудь тренировочный лагерь? — предложил я.

— И кто станет мотаться туда ради подобного? — с усмешкой спросил отец. — Рано или поздно, возвращаясь с такой тренировки, можно остаться без денег. И ценностей. И телефона… И при этом тебя не будут грабить — местные просто заболтают тебя так, что ты сам отдашь им все, только бы они отвязались… Говорю же: довольно специфическое место!

Я покачал головой:

— Не знаю. Но собачке, которую Залежный выкупил за рубль, там было хорошо.

— Собачке, говоришь… — задумчиво протянул князь, потирая подбородок. — Быть может, там разместить питомник для служебных собак? Там хватит места для дрессировки и выгула.

— Хорошая идея, — одобрил я. — Владельцы домов будут рады получить за свою собственность хоть какие-то деньги. А те, кто самовольно въехал в чужие помещения, будут вынуждены искать другие места обитания.

— Это хорошая мысль, — кивнул Филипп. — Нужно ее обдумать. Обсудить с разными людьми и подать в Императорскую канцелярию бумагу.

Он прошелся вдоль стены, рассматривая другие картины.

— Любопытно… выглядит красиво, — произнёс он. — Не знал, что у тебя такой вкус.

— Это полотна принадлежат Виноградовой.

Отец прошел в мой кабинет и встал у окна.

— Яблоковой, — поправил меня он, глядя во двор. — Привыкай называть ее новым именем. А то скажешь при ком-то ее настоящее имя — и придется объяснять, что ты имел в виду. И даже Арина Родионовна не сможет тебе помочь.

Я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, чтобы нас никто не мог услышать.

— Что ты знаешь о ней? — спросил я, скрестив руки на груди.

— Все, что должен, — сухо ответил князь, повторив мой жест.

— Мне стоит беспокоиться?

— Я не желаю тебе зла, Павел Филиппович. Ты должен это понимать.

Я потер переносицу, чтобы не сказать чего-то неуместного.

— Ты выбрал профессию, которую я никогда бы не пожелал для своего сына, — продолжил князь. — Но мы оба понимаем, что указывать тебе что-либо прав у меня нет. Я потерял это право тогда, когда ты покинул мой дом. И у меня не хватило смелости забрать тебя обратно.

— Смелости? — удивился я.

— Мне было страшно, Павел, — ответил мужчина спустя несколько секунд напряженной тишины. — Я понимал, что не справлюсь, и не смогу дать тебе заботы и любви, которую должен дарить ребенку родитель… Мне пришлось убеждать себя, что причина кроется в том, что времена тогда были лихие… Но они всегда были нелегкими! Мне всегда угрожали. Я знал, что будет нелегко, когда выбирал эту профессию. На практике все вышло куда серьезнее, но все же наивностью я не страдал. Твоя бабушка смогла меня подготовить. Она помогла мне, а я не сумел стать для тебя таким же маяком. У меня никогда не получится этого изменить — ты всегда будешь ждать от меня подвоха…

Я пожал плечами, не зная, что ответить. Но, похоже, Филипп и не ждал от меня слов. Он склонил голову к плечу, пристально рассматривая меня.

— Знаешь, я никогда не замечал, насколько мы похожи, — сказал он после затянувшейся паузы. — Я всегда видел в тебе только твою мать — тот же цвет глаз, та же улыбка… Но сейчас я вижу перед собой тебя повзрослевшего и понимаю, что у нас много общего.

— Дед тоже проверял мою маму перед тем, как предложить ей семейную реликвию? — тихо уточнил я.

В ответ на это отец горько усмехнулся:

— Да, он сделал это. И если бы ты знал, как же меня это разозлило! Помню, что высказал ему свои претензии, и я при этом не вел себя так сдержанно, как ты. А он сказал мне то, что я повторю тебе, сын… Он мне ответил: «Я не могу позволить кому-то обмануть твои надежды. Можешь ненавидеть меня — мне придется это пережить. Но однажды ты сделаешь то же самое для своего ребенка».

— Ты сделал это для себя, — возразил я. — Для семьи, которая не может себе позволить…

Князь шагнул ко мне и крепко ухватил меня за плечи.

— Ты не понимаешь, сын, — произнес он. — Мы можем себе позволить все, что посчитаем нужным. Все, кроме измены Империи… И я поддержал бы любой твой выбор, даже если бы ты надумал взять в жены простолюдинку. Но и ее я бы проверил, чтобы знать наверняка, что девушка не пытается тебя использовать…

— Проверил? — сипло спросил я.

— Проверил. И мне помог наш новый родственник.

— Морозов, — догадался я. — Он тоже желает мне добра, верно?

Отец кивнул:

— У него есть для этого веские причины. Однажды ты сделаешь то же самое для своего ребенка. И он тоже будет на тебя злиться. Таков путь.

— Однажды я это проверю, — пообещал я.

Во входную дверь постучали, прервав наш разговор. И я недовольно поморщился, отметив про себя, что в отличие от остальных сегодняшних гостей, этот хотя бы не забыл о правилах приличия.

Послышались тяжелые шаги Фомы, а затем щелкнул замок. И в приемной раздались приглушенные голоса. Через несколько минут на пороге кабинета появился Фома. И вид у слуги был недовольный:

— Вашество, к вам прибыл курьер, — пробасил он. — Привез какое-то письмо.

— Какое? — не понял я.

Но слуга только покачал головой:

— Не говорит. Хотя я его вежливо спросил, откуда он его принес. Сказал лишь, что должен вручить документ под расписку. Наверное, что-то очень важное.

— Скорее всего, это бумага из Адвокатской палаты, — произнес отец, и я повернулся к нему, ожидая пояснений.

— Я же говорил, что не смог до тебя дозвониться, — заявил Филипп Петрович. — И приехал к тебе потому, что мне стало известно: заседание по твоему делу перенесено на сегодня.

От этой информации у меня неприятно засосало под ложечкой. По спине пробежали большие холодные мурашки. Я вынул из кармана телефон, но он не реагировал на нажатие кнопок, только показывал значок пустой батареи.

— И что же ты сразу не сказал? — спросил я.

Чехов виновато развел руки в стороны:

— Я сказал! Но не смог рассказать подробности, потому что утро в вашем доме было богато на события. Вероятно, ты привык к подобному, а у меня жизнь не настолько насыщенная, и у меня совершенно вылетело из головы… Прости, обычно я такие вещи не забываю.

Я быстро уточнил:

— Когда заседание?

Филипп Петрович вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат.

— В три часа. Успеваем.

— Пригласи курьера, — попросил я Фому. Слуга кивнул и вышел из кабинета. Я же обратился к отцу:

— Ты знаешь, кто будет на заседании?

Он нахмурился припоминая фамилии.

— Васильев, Суворов, твой куратор, Муравьева от Министерства Юстиции… — начал перечислять Чехов. — К слову, весьма неприятная особа. Но справедливая, впрочем…

Я довольно кивнул:

— Вроде бы никому из них дорогу я не переходил… Скажи, у семьи нет проблем с этими людьми?

— Не припомню такого. Хотя, моя должность многим как кость в горле. Но ты правда думаешь, что кто-то решит тебе испортить карьеру? Если бы я знал, что существует такой простой путь увести тебя с адвокатуры…

— Не смешно, — вздохнул я.

— А кто смеется? — удивился отец.

В дверь робко постучали.

— Войдите, — отозвался я.

В кабинет вошел парень лет двадцати. В руках он неуверенно мял фуражку со значком курьерской службы, в проеме за его спиной маячил мрачный Фома.

Гость с опаской взглянул на стоящего у окна Филиппа Петровича и прошел к столу.

— Павел Филиппович, вам повестка. Приглашение на разбирательство, — неуверенно произнёс он, то и дело косясь на князя.

— Не бойтесь, он не кусается, — улыбнулся я, пытаясь успокоить парня.

— Не сегодня, — подтвердил отец и криво усмехнулся.

Курьер побледнел настолько, что я забеспокоился, что он сейчас потеряет сознание.

— Давайте, где подписать? — отвлек я внимание на себя.

— Да, сейчас…

Курьер достал из сумки письмо с гербом и печатью Адвокатской палаты. К нему крепились два небольших листа. Я взял ручку, поставил подпись в месте галочки и оторвал лист от конверта, оставив себе копию уведомления о вручении.

— Спасибо, — сказал курьер. Спрятал лист в сумку и добавил: — До свидания.

Он резко развернулся и поспешно покинул кабинет, по пути едва не врезавшись в Фому.

— Видимо, у парня непорядки с прошлым, — отметил отец. — Раз он знает меня, и один мой вид вызывает у него опасения…

Я пожал плечами. Выдвинул ящик стола, вынул из него нож и вскрыл конверт. Достал письмо, пробежал взглядом по тексту. Пробормотал:

— Интересно, почему разбирательство перенесли? И почему меня уведомили только сегодня?

— Сие тайна великая есть, — загадочно ответил отец.

— Что там, вашество? — уточнил с порога Фома, переминаясь с ноги на ногу.

Я положил на стол уведомление, взглянул на висящие на стене часы. До разбирательства оставалось еще четыре часа.

— Приглашение. Так что сегодня нам придется ехать в Адвокатскую палату.

— Ну, это не страшно, вашество, — парень неуверенно улыбнулся.

— Ты сам в порядке? — спросил я.

— Конечно…

Питерский избегал взгляда князя, переживая, что тот спросит о чем-то. Но старший Чехов сделал вид, что ничего необычного на втором этаже не произошло, и обратился ко мне:

— Хотел тебя отвезти сам, но увы: мне пришлось вместе с Шуйским позаимствовать у тебя немного горячительного, чтобы снять напряжение… А вести машину в таком состоянии я не решусь.

— А как же Шуйский? — спохватился я. — Он же уехал после того, как выпил!

— У арки его ждал водитель на семейном авто. Похоже, твой новый приятель после вчерашних возлияний тоже решил не рисковать. Это хороший знак. Почему-то я считал его более дерзким, а парень неглуп.

— Прикажете подать машину? — деловито осведомился слуга, но я покачал головой:

— Не сейчас. Время еще есть. Достаточно, чтобы привести себя в порядок и отрепетировать речь перед комиссией.

Фома кивнул:

— Скажете, когда нам нужно будет ехать, и я подгоню машину…

Он вышел из кабинета, оставив нас вдвоем.

— Хороший парень этот Фома, — произнес отец, когда Питерский нас покинул.

Я понимал, что он хотел расспросить меня об особенностях происхождения слуги, который на его глазах обернулся огромным котом, но, видимо, князь решил, что время для этого разговора не самое удачное.

— Плохих не держим, — ответил я с явным облегчением оттого, что сейчас нет нужды все пояснять. — А теперь прошу меня простить, мне нужно подготовиться к заседанию…

Я подошел к своей комнате и осторожно постучал в дверной косяк. Почти сразу же дверь распахнулась, и на пороге показалась бабушка.

— Скажи, что пришел извиниться за беспорядок! — заявила она, пряча улыбку.

— И не собирался, — фыркнул я. — Как холостяк, я имею право на разбросанные вещи в личных покоях.

— Вот что значит — адвокат. И не прижмешь к стеночке без возражений, — княгиня закатила глаза. — Мне хватило этого за всю долгую практику. Но Искупитель решил меня наказать внуком, которого нельзя просто так в чем-то обвинить.

— Что поделать, не повезло тебе, — усмехнулся я. — Не могла бы ты выдать мне костюм и зарядку для телефона?

— Ты решил нас покинуть? — осведомилась она, проходя вглубь комнаты.

— Слушания по моему делу перенесли на сегодня.

— Значит, вам понадобятся мои показания, — заявила Арина Родионова, которая сменила платье на домашний брючный костюм.

— К сожалению, я не могу взять вас с собой. Вы ведь понимаете… — я развел руки в стороны.

— Не переживайте, я на днях успела записать свои показания. Подумала, что ситуация может сложиться так, что я не смогу появиться в палате адвокатов.

Я понял, что девушка решила подстраховаться на случай, если наш визит в Яблоневый Сад окажется не самым благоприятным.

Нечаева вынула из саквояжа тонкую картонную папку и протянула мне:

— Тут мои показания по делу. Вам останется лишь попросить поставить подписи кого-то из свидетелей, которые подтвердят, что я сама заполнила бумаги.

— Моя подойдет? — скромно уточнила Софья Яковлевна.

— Конечно, — я протянул ей документы, и она бегло просмотрела записи.

Все же она никогда не теряла бдительности. Однако Арина Родионовна не обиделась на такое поведение княгини. Чехова подмахнула документы и отдала их мне.

— Повезло тебе с помощницей, — прокомментировала она.

Затем открыла шкаф и вынула чехол с костюмом.

— Ты должен выглядеть так, словно пришел на праздник. Потому это должен быть белый цвет.

— Как скажешь, — кивнул я, забирая одежду, обувь и зарядное устройство для телефона.

— Удачи, Павел Филиппович, — пожелала мне Арина Родионовна. — И спасибо, что предоставили свою комнату. Надеюсь, вам это не доставит неудобств.

— Не переживайте по этому поводу. Полагаю, вы сможете расположиться со всем возможным комфортом.

— Ступай, не мешай нам мыть тебе косточки, — махнула рукой бабушка и быстро мне подмигнула.

Я вышел в гостиную и проследовал в гостевую, которую занимал Лаврентий Лавович.

Тут царил идеальный порядок. Я запоздало подумал, что лекарь сюда заглядывал только затем, чтобы принять душ и сменить одежду. Стиркой занималась Иришка, которая после произошедшего с Виноградовой занялась всеми домашними заботами. Я сделал мысленную пометку выплатить ей премию за переработку. И также подумал, что следует нанять работницу, которая будет относить вещи в прачечную и делать уборку. Потому как отнимать у кухарки время и утомлять ее без меры мне не хотелось. Не хватало еще, чтобы она перестала успевать готовить всякие вкусности, к которым все мы уже привыкли. Тут я наконец осознал, что с пробуждением Любовь Федоровна также станет трапезничать, и невольно улыбнулся, представив, как бухгалтер будет радоваться возможности вновь ощущать вкус. Придется, правда, обсудить с ней ее пристрастие к табаку. Пока она, будучи призраком, баловалась зажженной сигаретой, я мог закрывать на это глаза, но портить здоровье живому человеку было незачем. Оставалось надеяться, что Виноградова проникнется моей заботой и бросит привычку, которое ее тело должно было уже преодолеть.

Я подключил потухший телефон к зарядке и заглянул в ванную, которая тоже оказалась безупречно чистой. Пожалуй, стоит поучиться у лекаря следить за порядком…

Затем я быстро умылся, сменил одежду, оценив выбор княгини — она выдала мне идеальный костюм, в котором было не стыдно показаться на глаза самому императору. Я одернул полы пиджака с гербом семьи, забрал со стола немного зарядившийся телефон и включил аппарат. На небольшом экране мелькнул логотип, а затем послышались оповещения о пришедших сообщениях. Их было много, и я с интересом принялся открывать письма.

Одно было от отца: «Этот абонент звонил вам». Еще одно было от Дамира Васильевича, глава Адвокатской палаты тоже пытался мне дозвониться, и наверняка по той же причине, что и князь Чехов.

Кроме них отметился Шуйский и Морозов. С Дмитрием Васильевичем я сегодня уже успел пообщаться. А вот зачем звонил Александр Васильевич, осталось для меня загадкой. Вряд ли глава кустодиев стал бы беспокоить меня по пустякам. Поэтому я нажал кнопку вызова.

— Добрый день, Павел Филиппович, — послышался из динамика хриплый голос Морозова. — Поздравляю вас с пробуждением одного из ваших близких.

Однако радости в его голосе не слышалось.

— Спасибо, — коротко ответил я.

— Хотелось бы обсудить кое-какие дела, — продолжил Александр Васильевич. — Но это не телефонный разговор. Потому давайте-ка все обсудим при личной встрече.

— У меня сейчас заседание комиссии, — сказал я.

— Знаю. Поэтому давайте встретимся сразу после того, как вы освободитесь.

— Хорошо.

— Поверьте, я не стал бы тревожить вас по пустякам, княжич. Тем более в такой день.

Я прекрасно это понимал. Поэтому ответил:

— Хорошо. Как только закончится задание, я вам позвоню.

— Буду ждать, Павел Филиппович, — произнес Морозов. — Надеюсь, что вы не особенно переживаете о предстоящем заседании?

— Если только немного, — признался я.

— Хотелось бы, чтобы в вашей жизни это было самое волнительное событие. Но к сожалению, никто не застрахован от неприятностей большего масштаба. В любом случае желаю вам удачи и жду звонка.

Глава кустодиев завершил вызов. Я же убрал телефон в карман и вышел из комнаты. Спустился на первый этаж.

К моему удивлению, в приемной меня ждал отец, он сидел на диване и пил чай.

— Я думал, ты уже уехал. Ждешь такси?

— Решил съездить с тобой, — спокойно пояснил он в ответ на мой подозрительный взгляд. — Ты хорошо выглядишь, герб тебе очень идет.

— Хорошо, — растерянно пробормотал я и хотел было вынуть из кармана телефон, чтобы позвонить Фоме, но в этот момент слуга сам вошел в приемную.

— Машина готова, вашество! — пробасил он.

— Я попросил, — пояснил Филипп Петрович. — Пора выезжать, чтобы не заставлять важных людей ждать.

Он хлопнул ладонью по подлокотнику, встал с кресла и направился к выходу. Я последовал за ним.

Машина и впрямь уже стояла у крыльца. Фома обогнул авто и сел за руль. Я уселся впереди, князь устроился на заднем сидении.

— Успел отрепетировать речь? — уточнил Филипп Петрович, когда авто тронулось с места. В его голосе я уловил иронию.

— Успел, — не оборачиваясь ответил я и услышал, как отец сзади громко хмыкнул.

— Даже если Свиридова отзовет свою характеристику, дело, скорее всего, закончится в твою пользу, — заметил он. — Васильев на твоей стороне, Суворов наверняка тоже. Думаю, Морозов также составил о тебе приличный отзыв и передал через нужных людей. Вряд ли Министерство станет ссориться с кустодиями. Я понимаю, что ты не хотел прибегать к посторонней помощи, но так работают социальные связи.

Я промолчал. Возразить было нечем.

— Ты молодец, — внезапно произнёс Филипп Петрович. — Сумел стать тем, о ком говорят с уважением. Это дорого стоит. У меня бы так не получилось.

— Да я особо не старался, — признался я.

— Знаю, — после недолгой паузы ответил Филипп. — И я в твоем возрасте так не умел. Характер сложный. Только спустя годы начинаешь понимать многие вещи, которые помогли бы сделать жизнь проще. И передаешь мудрость детям.

— Но они не хотят тебя слушать потому, что не понимают, — продолжил я за отца.

— А потом сами идут тропой своих отцов, — закончил старший Чехов. — Такой вот парадокс… Кровь не водица. В молодости она слишком горяча и играет большую роль, чем разум. Но я очень рад, что характером ты пошел в мать. Или, быть может, все дело в твоем даре, который сделал тебя спокойнее, нежели я был в твои годы.

Я усмехнулся, но не ответил. Машина катилась по улицам, залитым солнцем. Дорога была почти пустой — видимо, в центр все так же не пускали поток транспорта. Наш автомобиль свернул к высокому зданию палаты, где еще недавно я получал удостоверение. Фома остановился на парковке, повернулся ко мне и пробасил:

— Прибыли, господа!

— Спасибо, — ответил я. — Можешь пойти пообедать, если желаешь. Думаю, успеешь.

Фома пожал плечами, явно несогласный с тем, что стоит набивать живот в городе.

— Ты в порядке? — тихо уточнил я.

— Не извольте беспокоиться, — ответил парень с легкой улыбкой. — Буду вас ждать, вашество.

Я открыл дверь и вышел из авто. Филипп Петрович последовал за мной, и мы вместе направились к крыльцу.

— Знаешь, мне стоило бы проверить и твоего помощника. Но я даже не мог себе представить, насколько он у тебя необычный!

— И такое бывает, — коротко ответил я.

— И мне кажется, что Софья Яковлевна не особенно удивилась, когда этот Питерский обернулся тем зверем. Она знала о его природе?

— Да.

— То есть… все, кроме меня, знали, что в семье завелся кот?

— Все сложно… — я пожал плечами. — Но могу тебя уверить, что клятву семье Фома принес, как и полагается. И его скрытая сторона не мешает ему быть хорошим человеком.

— Ну, раз даже княгиня не возражает против такого, то и я приму как данность, что в твоем доме не будет мышей.

— Не смешно, — фыркнул я.

— Так я и не смеюсь, — ответил отец. И серьезно уточнил: — Выходит, что он шаман? Самый настоящий?

— Можно и так считать…

— Я читал о них сводки, но полагал, что все это сказки… — Филипп Петрович оглянулся, убеждаясь, что нас точно никто не слышит. — Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел… Кот! И он мурчал потом, когда Людмила Федоровна очнулась.

— Они с ней близки.

— Это как? — осторожно уточнил мужчина.

— Она считает его членом семьи. И относится как к ребенку, которого у нее никогда не было… К тому же она всегда умилялась факту, что он не совсем человек. Он, правда, никогда не обращался при ней, и не мурчал, но госпожа Яблокова всегда хотела узнать, есть ли у него такая функция.

— Женщины! — вздохнул князь. — Невозможные создания. Тяжело с ними, но и без них никак…

Несмотря на то, что мы приехали за приличное время до начала заседания, комиссия уже собралась. У дверей кабинета дежурил секретарь — невысокий худосочный мальчишка в сером костюме. И едва мы подошли к кабинету, он тут же исчез за дверью. Но вернулся он через несколько мгновений и сообщил:

— Вас ждут, Павел Филиппович. Прошу, проходите…

Парень услужливо распахнул передо мной дверь. Отец хлопнул меня по плечу и негромко бросил:

— Все будет хорошо…

И я вдруг понял, что он переживает. Это открытие настолько меня удивило, что я даже не успел подумать — хорошо это или плохо.

— Спасибо, — ответил я и вошел в помещение.

Кабинет был небольшим. В центре стоял длинный стол, за которым уже собрались перечисленные в письме люди. И почти всех я знал, кроме одной женщины, сидящей во главе стола. И почему-то она мне не понравилась. Отец был прав — она казалась неприятной.

Отчего-то она напомнила мне ведьму, какими их рисуют в сказках. С глубоко посаженными глазами, узкими поджатыми губами и крючковатым носом — ее лицо производило отталкивающее впечатление. Волосы, в которых, несмотря на аккуратное окрашивание, виднелась седина, были убраны в небрежный узел на затылке. Не хватало только бородавки на кончике носа, чтобы облик обрёл сказочную правдоподобность. И мне показалось, что легким это слушание не будет.

— Добрый день, — поприветствовал я собравшихся за столом. — Павел Филиппович Чехов. Прибыл на разбирательство по поводу нарушение кодекса адвоката.

Женщина растянула в улыбке тонкие бескровные губы. Но ее выцветшие глаза при этом оставались колючими и холодными:

— Добрый день, Павел Филиппович, — скрипучим голосом произнесла она и указала на свободное кресло. — Прошу, присаживайтесь.

Я прошел к столу и сел в кресло. Женщина же начала:

— Комиссия в составе главы Адвокатской палаты Васильева Дамира Васильевича, заслуженного юриста Империи Михаила Александровича Суворова, заслуженного юриста Машукова Руслана Константиновича и председателя комиссии Муравьевой Инны Михайловны, собралась для разбирательства дела о нарушении кодекса адвоката. Причиной для разбирательства стала жалоба, поданная Антоном Ниловичем Самохваловым. В жалобе заявитель говорит, что нанял Чехова Павла Филипповича для представительства интересов в суде. В ходе разбирательства Павел Филиппович вызвал на заседание свидетеля, показания которого значительно ухудшили положение заявителя.

Муравьева отложила лист и взглянула на меня:

— Все ли, что указано в жалобе, верно?

Я кивнул:

— Все так.

— Тогда позвольте уточнить, почему вы так поступили? Прежде чем вы ответите, Павел Филиппович, хочу вас предупредить: вы совершили очень серьезный проступок. Ваши действия повлекли к тому, что мастер Самохвалов из ответчика по деловому иску стал фигурантом уголовного дела.

— В деле между мастером Волковым и мастером Самохваловым был только один свидетель, который мог признать сделку ничтожной, — ответил я. — И чтобы выиграть в суде, мне пришлось пригласить его на заседание.

— Но вы должны были оценивать риски и расставить приоритеты, не так ли? — строго уточнила Муравьева.

— Я не знал всех подробностей данного дела. Только эпизоды, которые были не страшны моему нанимателю в виду исковой давности. Но мастер Волков смог воспользоваться моей оплошностью.

— Опытный адвокат… — начала Муравьева.

Но Машуков с улыбкой ее перебил:

— Позвольте внести поправку: несмотря на множество закрытых заявок, Павел Филиппович не опытный адвокат, а стажер, который совсем недавно получил статус. При всем уважении, его нельзя ставить в один ряд с опытными адвокатами, Инна Михайловна.

Женщина строго взглянула на куратора и твердо произнесла:

— Стажер должен работать в тесном содействии с куратором. Кажется, вы являетесь его наставником, Руслан Константинович?

— Все верно, Инна Михайловна, — спокойно подтвердил Машуков. — Этот просчет — моя вина, и я ее с себя не снимаю.

Тонкие губы Муравьевой снова растянулись в усмешке:

— То есть, мы можем за одно заседание решить вопрос о двух лишениях статуса?

Машуков кивнул:

— При условии, что вы сможете доказать вину, Инна Михайловна, — холодно ответил он. — Потому что, если ваш вердикт не будет обоснован на фактах, я обжалую его в Министерство. А если мне покажется, что задета моя честь и деловая репутация — дело может обернуться куда более серьезным разбирательством.

Это возымело успех. Улыбка моментально сползла с лица Муравьевой.

— Вы мне угрожаете? — севшим голосом уточнила она.

Руслан Константинович покачал головой:

— Ну что вы, Инна Михайловна? Просто рассуждаю, как могут развиваться события. Знаете, эти истории из разряда «если бы»… Но, кажется, мы отошли от темы! Мы же собрались в этом зале в этот чудесный день не для того, чтобы рассуждать на отвлеченные темы, не так ли?

Женщина резко кивнула:

— Вы правы. Итак, Павел Филиппович?

— Как правильно сказал Руслан Константинович, я не опытный адвокат с многолетним стажем, — ответил я. — И не отказываюсь от допущенной мной ошибки. Но! Я не обладал достаточной информацией. Если бы мой наниматель рассказал мне обо всех обстоятельствах дела — я бы не стал вызывать на допрос данного свидетеля. И пытался бы выйти на сделку с мастером Волковым. Так что моя вина является косвенной. Я не знал, какие подробности могут вскрыться на заседании.

Боковым зрением я отметил, как довольно переглянулись Васильев и Суворов. Женщина, наоборот, замялась. Я же продолжил:

— Вся информация, полученная в кабинете, попадала бы под адвокатскую тайну и не могла быть разглашена мной.

— Учитывая этот факт и множество закрытых заявок… — начал было Васильев

Но Муравьева его перебила:

— Заседание назначается через неделю, — холодно произнесла она. — Вы можете быть свободны, Павел Филиппович. О новом заседании вас уведомят письмом.

Я вышел из кабинета, прикрыл за собой дверь. Глубоко вздохнул, пытаясь понять, что сейчас произошло.

— Ну? Тебя можно поздравить с восстановлением на работе? — иронично поинтересовался сидевший в кресле отец. — Опять станешь подавать убогим в своем кабинете?

Я покачал головой:

— Заседание назначили через неделю. О дате нового заседания меня уведомят письмом.

Филипп Петрович удивленно поднял бровь:

— Это как?

Я пожал плечами:

— Как-то так…

— Что ж, значит, нам здесь делать нечего, — Чехов встал с кресла. — Идем…

В этот момент отворилась дверь, и в коридор вышла Муравьева. Она бросила на нас неприязненный взгляд, который почти сразу стал непроницаемым.

— Здравы будьте, Инна Михайловна, — коротко поприветствовал ее отец.

— Не знала, что вы сопровождаете сына на… различные мероприятия, — поджав тонкие губы отозвалась женщина.

Филипп Петрович развел руками:

— Семейные дела иногда требуют поддержки! Полагаю, вы понимаете, насколько важны близкие. Семья — это главное…

Мне показалось, что на мгновенье женщина перестала дышать, а потом едва ли не скрипнула зубами. Но ничего не сказала, лишь неопределенно пожала плечами и пошла прочь по коридору, в сторону обратную той, куда направились мы с отцом.

— И вам всего хорошего, — пробормотал я рассеянно.

— Интересно выходит… — задумчиво произнёс Чехов, пока мы шли к дверям.

— Очень, — согласился я. — Полагаешь, мастер Муравьева действует в чьих-то интересах?

— Кто знает, — ответил Филипп Петрович. — Ты ведь заметил, как ее перекосило?

— Только слепой бы не обратил внимание на то, что к тебе она особой приязни не испытывает.

— Моя профессия предполагает, что врагов у меня чуть больше, чем много, — отмахнулся князь.

— И как ты с этим живешь?

— Мне не нужно всем нравится, — хмыкнул он. — И если ты спросишь, хорошо ли я сплю по ночам, то могу сказать, что не хуже, чем другие подданные Империи. Я исполняю свой долг. Еще вчера я очищал нашу родину от преступников. Были времена, когда по мостовой нельзя было прогуляться без того, чтобы не услышать выстрелы. Не каждый бы рискнул доставать в людном месте кошелек, а девицы не носили драгоценности, чтобы не привлечь душегубов…

— Я видел «Криминальную Империю». Думаю, все было не настолько жутко.

Филипп Петрович недобро улыбнулся и ответил:

— Было хуже. Быть может, у Муравьевой со мной счеты еще с тех времен, и сейчас выдалась возможность отыграться.

— Кто знает? — вздохнул я.

— Ты сейчас домой? — уточнил отец.

Но я покачал головой:

— У меня еще встреча с Александром Васильевичем. Полагаю, он выберет для беседы ресторан. Любит он трапезничать.

— Я тоже это заметил, — признался Филипп Петрович. — Знаешь, мне иногда кажется, что он когда-то голодал, потому что так умиляться свежим булочкам может только тот, кто не ел их вдосталь.

— Все возможно, — согласился я. — Мы тебя довезем…

— Не стоит. Я прогуляюсь немного, чтобы выветрить хмельное. А потом отправлюсь домой. Если что-то понадобиться…

— Я наберу, — кивнул я.

Мы вышли из здания и попрощались. Я направился к припаркованной машине. На ходу вынул из кармана телефон и набрал Морозову.

— Заседание уже окончено, Павел Филиппович? — в первую очередь поинтересовался он.

— Да. Разбирательство перенесли, — ответил я.

— Тогда жду вас в ресторане «Званый Ужин», через полчаса. Надеюсь, вы успели проголодаться…

Морозов завершил вызов. Я убрал телефон в карман, и подошел к авто.

— Как прошло, вашество? — спросил Фома, как только я устроился на переднем сиденье. — Вас вернули к защите простых людей?

— Пока нет, — рассеянно ответил я. — Заседание перенесли.

— Зачем? — не понял Фома. — Ясно же, что вы не виноваты ни в чем…

— Чтобы установить все подробности дела, и собрать доказательства моей невиновности.

Фома покачал головой:

— Чудно выходит! Хорошего человека могут лишить любимой работы. Не дадут ему помогать людям, а лиходеям всяким никто преград не чинит. И где справедливость?

— Чисто формально — это попытка лишить меня любимой работы за провинность, — произнёс я и осекся, обдумывая сказанную фразу. Интересно было бы понять мотивы Муравьевой…

А еще я понимал, что это вряд ли был Свиридов. Старый судья должен был понять мой намек. Тем более, когда его старшая дочь находится в роли «младшей жены» в семье Чеховых… Не настолько же он твердолобый! К тому же, позиция судьи самая удобная. Сейчас его можно было бы обвинить в любой неприятности, случившейся с нашей семьей.

— Куда едем, вашество? — уточнил Фома.

— В «Званый Ужин», — сказал я. — Там назначена встреча с Морозовым.

— Хотите надавить на этот ваш совет через нового родственника, — понимающе кивнул Фома. — Я помню — никакого насилия. Только шантаж…

Я улыбнулся:

— Нет. Он просто хочет что-то обсудить.

— А в ответ… — начал было Фома.

— Я постараюсь решить вопрос с комиссией сам, — перебил его я. — Прибегать к помощи родственников в моей ситуации было бы слишком мелко.

Питерский равнодушно пожал плечами.

— Как знаете, вашество, — пробасил он. Потянулся к замку зажигания. И я заметил на его запястье приличное пятно от ожога.

— Прости, что так вышло… — сказал я.

Фома взглянул на меня удивленно.

— Вы о чем, вашество? — не понял он.

— О том, что мой отец…

Питерский улыбнулся и махнул рукой:

— А, это! Да пустяки… Филипп Петрович знал, как будет лучше для Людмилы Федоровны. А я сам виноват, что полез. Не сдержался. Мне тогда подумалось, что она узнает меня в коте и успокоится. Вы же знаете, что наша женщина питает особую слабость к котячьему роду…

— И ты не ошибся, — согласился я. — Людмила Федоровна сразу успокоилась, когда ты рядом оказался.

— Значит, она помнит, кто был ей дорог. И если не головой, то сердцем… Иначе бы спалила меня в одну секунду!

Я покачал головой.

— Рисковал ты знатно…

— В звериной форме я сильнее, вашество. Меня в ней убить не так просто, как в человечьей. А что до ожогов, то не такие уж они и сильные. Быстро заживут, следа не останется.

Он завел двигатель, и авто выехало с парковки. В салоне на несколько секунд повисло молчание, но потом его нарушил Фома:

— Кстати, вашество, звонил один человек. По поводу дела с котом. Арины Родионовны не было, а звонил он настойчиво, так что трубку пришлось взять мне…

— Наследство! — вспомнил я.

— Точно, — подтвердил Фома. — Он сказал, что его дело поручили другому адвокату. И он его проиграл. Так что если вас отстранят от работы, кто будет защищать простых людей?

Я на секунду задумался, а затем вынул из кармана телефон и принялся искать номер Нечаевой.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос Арины Родионовны. — Как прошло заседание?

— Его перенесли, — спокойно ответил я.

— Как? Почему? — встревожилась девушка.

— Наверное, пытаются найти причину, чтобы отстранить меня. Или перевести в коллегию.

— И… что вы будете делать? — растерянно уточнила секретарь.

— Попытаюсь узнать причины такой нелюбви ко мне председателя коллегии. И если это некие личные мотивы мешают ей быть беспристрастной, то буду подавать ходатайство об отводе.

— Я могу вам помочь! — тут же сказала Нечаева. — Если вы назовете фамилию представителя…

— Потом. А сейчас попытайтесь, пожалуйста, вспомнить то дело с наследством, где младшему сыну достался кот.

— Помню… — протянула Нечаева.

— В ваших бумагах остался адрес заявителя?

— Я поищу… Но вам же нельзя практиковать.

Я усмехнулся:

— Мне — нет. Но пока в свод законов не внесли поправки…

— Я поняла, — произнесла Арина Родионовна, и мне показалось, что ее голос заметно потеплел. — Сейчас же найду и пришлю вам сообщением…

Она завершила звонок, а я убрал телефон и обратился к сидящему за рулем слуге:

— Фома, ты не думал заняться правом?

— А как я займусь? — удивился тот. — У меня образования неполных семь классов.

— Ну, я просто предполагаю. Ты умный, защищал бы людей…

Питерский задумался:

— Ну, заступаться за людей — дело хорошее… — произнес он после недолгой паузы.

— К тому же по бумагам ты — мой помощник, — напомнил я.

Слуга кивнул:

— Что есть, то есть… Я помощник некроманта, да к тому же адвоката.

Он припарковался и заглушил двигатель. Повернулся ко мне:

— Прибыли, вашество.

Я взглянул в окно и сказал удивленно:

— А ведь и точно! Правду говорят: в хорошей компании, да за интересной беседой — время летит незаметно. Ты не голодный? Успел перекусить?

— Мы только недавно из-за стола, — виновато сказал парень. А потом пояснил: — Иришка будет переживать, если я вернусь домой сытый. Для нее это важно.

— К слову, как она отнеслась к тому, что ты…

Парень потупился и не сразу заговорил. Его голос показался мне глухим.

— Я благодарен вашей бабушке за то, что она так ловко меня оправдала. Если бы не она, то не простила бы меня Иришка… Помяните мое слово, вашество, она хоть и добрая, но посчитала бы это предательством.

— Дела… — протянул я, не зная, как успокоить помощника.

— И я вот тут подумал: а почему я и впрямь не говорил ей о том, кто я есть? Почему не открылся ей? И ведь понял…

— И что же тебе мешало?

— Все дело в том, Павел Филиппович, что я и сам себя не признавал. Всю свою прежнюю жизнь мне приходилось себя стыдиться, считать недостойным. И когда я встретил девушку с чистой душой и добрым нравом, то решил, что не заслуживаю быть с ней рядом. Мне казалось, я боялся, что она меня не примет, но на самом деле я сам себя не принимал. Я все еще оставался тем мальчишкой, который жил на окраине деревни и мечтал стать своим в стае… Вот только мне не нужна стая! Потому как собачьей преданности во мне нет. Я сам выбираю, кому хочу помогать и служить. И вас я сам выбрал. Иришку тоже сам… выбрал. Не хочу я больше сомневаться и стыдиться себя, вашество. Вот такой я есть и буду — шаман, который оборачивается котом…

— Это ведь хорошо, — подбодрил я парня.

— Не знаю, мастер, хорошо ли. Но так оно будет лучше. Мне сегодня так легко на душе стало, когда я обернулся и понял, что больше не надо прятаться. Хотя бы перед теми, кто рядом.

— Быть самим собой — это правильно, — согласился я, вдруг осознав, что Питерский вполне может со дня на день перерасти должность моего помощника.

— Заболтал я вас, Павел Филиппович! Вас ведь господин Морозов ждет. Важный человек!

— Ты для меня тоже важный, — произнес я уверенно. — И я рад, что мы смогли поговорить о том, что тебя беспокоит.

— Спасибо, — улыбнулся помощник.

Я открыл дверь и вышел из авто. Поднялся по ступеням крыльца, и привратник с улыбкой распахнул передо мной дверь.

— Прошу, — произнёс он. И добавил, взглянув на герб на моем пиджаке: — Мастер Чехов…

— Спасибо, — ответил я и передал ему мелкую купюру. Прошел в помещение. Распорядитель вышел навстречу и коротко поклонился.

— Здравы будьте. Мы вам всегда рады. Вас уже ждут, Павел Филиппович.

Он провел меня до столика, за которым сидел Морозов.

— Добрый день, Павел Филиппович, — с улыбкой произнес тот.

— Не назвал бы этот день добрым, — ответил я, опускаясь в свободное кресло.

— Комиссия лишила вас статуса? — уточнил кустодий, слегка нахмурившись.

Но я отрицательно покачал головой.

— Что вы, Александр Васильевич! — поспешно ответил я и трижды постучал по столешнице. — Заседание перенесли. Видимо, я не пришелся председателю по душе.

Морозов развел руками:

— Мы можем помочь вам, Павел Филиппович. Мне совсем несложно намекнуть человеку, что не стоит мешать доброму некроманту творить справедливость. Что для Империи это только на пользу…

Я улыбнулся:

— Спасибо, я постараюсь решить вопрос сам. Но вы же позвали меня в это чудесное заведение не для того, чтобы обсудить мое выступление на комиссии?

Александр Васильевич кивнул:

— Вы очень проницательны. Все верно. Конечно, я хотел бы разделить с вами трапезу. Тут сегодня подают расчудесную лосятину. Если вы ее ранее не пробовали, то не вздумаете отказываться. Мы попросим завернуть несколько порций, чтобы отвезти к вам и накормить ваших домашних и Софью Яковлевну. Она ведь наверняка забыла о еде, заботясь о том, чтобы помочь вам в одном деликатном деле.

Я поежился под холодным взглядом льдистых глаз.

— Знаю, что вы не втягивали Софочку в безумные приключения. Она сильная, смелая и порой слишком упрямая. И именно за эти качества я всегда ее ценил. Никогда не потребую, чтобы она изменилась. Божество, каким бы именем его ни называли в разных мирах, одарил меня счастьем встретить княгиню и стать ей другом и мужем. Я очень это ценю. И прошу вас, Павел Филиппович, когда она вновь надумает творить глупости — вы ее тюкните по голове подушкой.

— Что? — опешил я.

— Все последствия я возьму на себя. Скажу, что это я вас надоумил, — быстро пообещал он. И тут же погрустнел. — Думаете, это не поможет?

— Да она после этого нам с вами устроит бойкот! — уверенно заявил я. — А может даже убьет разок-другой.

— Она может… — вздохнул Морозов. — Знаете, меня ужасно напугало то, что вы сегодня устроили в вашем доме. Вам невероятно повезло, что кольцо вас пощадило. Быть может, оно сделало это в счет нашей старой дружбы. Мы когда-то много лет провели вместе в одном склепе…

— Кольцо знает о вашем браке? — удивился я.

— Оно знает меня. И чует мою кровь… — Он тряхнул головой и пробормотал: — Моих людей… Кольцо могло вас сожрать и не подавиться. Оно ведь слетело с пальца Виноградовой?

— Да. Я убрал его в безопасное место.

— Неужто оно вам позволило? — кустодий усмехнулся и покачал головой. — Значит, так надо… Что ж, у каждого свой путь!

Мы помолчали какое-то время. Мне подумалось, что Александр Васильевич мыслями оказался сейчас где-то очень далеко. Привыкший к такому поведению призраков, я не торопил живого собеседника и ждал, пока он вновь будет готов говорить.

— Я хотел попросить вас об услуге, Павел Филиппович, — наконец выдал Морозов.

— Какой же?

Он замялся, словно не зная, с чего начать. А затем произнёс:

— Видите ли, мастер Чехов, сейчас Империя в опасности… То бомбист, который помогает террористам, теперь еще человек, пугающий призраков… Количество нападений духов увеличивается, и народ в панике.

— А вы не думали, что оружейник и злодей, пугающий призраков — это один и тот же человек? — внезапно спросил я.

Морозов на секунду задумался, двигая бровями. Затем уточнил:

— С чего вы это взяли?

— Потому что один мой осведомитель как-то обмолвился, что в детали бомбы прячут осколок души. Так что мешает такому человеку засунуть туда целого призрака?

— И зачем ему это?

— Посеять панику, — просто ответил я. — И ему это удается. Как вы сами подметили — народ напуган. Если в столице начнутся беспорядки на фоне того, что Империя не может защитить своих подданных…

— Значит, нам нужно найти его как можно скорее, — заключил Морозов.

— У вас есть для этого целый отдел, — ответил я, подводя родича к нужной мне части разговора. И Александр Васильевич заглотил наживку:

— Этому отделу нужен консультант, Павел Филиппович. Толковый, который бы научил людей, как работать с призраками. Который видел бы их, мог говорить с ними.

Я хитро усмехнулся:

— И я знаю, как можно решить этот вопрос. А заодно подсказать вам человека на должность… консультанта по призракам в отделе кустодиев.

Александр Васильевич удивленно поднял бровь:

— Неужели вы решили…

Я покачал головой:

— Кроме меня, в Петрограде есть как минимум один человек, который умеет видеть призраков. И для этого ему даже не нужны тотемы.

— Коля… — начал было Морозов, но я снова покачал головой:

— Он слишком молод. И вы это сами понимаете. Мальчишке еще надо одомашнить своего зверя. У шаманов для этого есть особые ритуалы и до срока он не станет полноценным специалистом.

— И кто же тогда? — растерянно уточнил Александр.

— Фома, — просто ответил я. И поспешно добавил: — Он может видеть призраков, говорить с ними, и даже причинять им раны. А еще я могу выделить ему в напарники призрака, который обладает астральной копией одного артефакта. И помощник этот при хорошем питании способен быть крайне полезным.

— Но ваш Фома — человек из народа… — начал Морозов.

— Это как раз то, что нужно, чтобы успокоить городских обывателей! Человек из народа защищает покой подданных. Дворянину могут не поверить, а вот простому парню, который защищал порт от нечисти вместе с добрым некромантом, поверят охотно.

— У него нет должного образования…

— Работая с ним я понял, что у него вполне хватает житейской мудрости, — возразил я. — Он очень смышленый парень.

— И нет опыта… — продолжил возражать Александр.

— Я буду его консультировать и всячески помогать, — заверил я. — А если вас беспокоит, что он просто слуга — я могу пересоставить с ним договор. И сделать секретарем семьи. К слову, вы можете взять характеристику у Софьи Яковлевны. Думаю, отставная судья не будет лукавить.

Александр задумался, а затем кивнул:

— Если вы так думаете…

— Вы прекрасно знаете, кем является на самом деле Фома. Он не просто говорящий с духами. Он…

— Самый сильный из них, — закончил за меня Александр. — Княгиня мне рассказала, откуда он явился. И потенциал у парня действительно большой. Что же, если вы думаете, что из него выйдет хороший консультант отдела…

Я хитро усмехнулся:

— Если не он, то кто?

— Вы правы, — ответил наконец Морозов. — Кто, если не он…

Я довольно хлопнул ладонью по столу:

— Вот и отлично. Осталось решить кое-какие… административные вопросы. Для того чтобы Питерского приняло высокое общество. Но думаю, вы сможете их решить.

Кустодий кивнул.

— И как повела себя Людмила Федоровна, когда очнулась? — как бы невзначай уточнил Морозов.

— Она узнала судью и начальника охранки, — ответил я. — Думаю, что это хороший знак.

Морозов довольно улыбнулся:

— Полагаю, так и есть. Оглянуться не успеете, как она вновь возьмется вас поучать.

— Откуда вы знаете, что она так делала? — удивился я.

— Мне кажется, ваша соседка воспринимает вас как сына или внука. При жизни она была экстравагантной дамой, это правда. Но при том вовсе не была бессердечной. Мне хорошо известно, что она заботилась о своих работниках, за что пользовалась у них уважением. К тому же она на моих глазах практически принесла себя в жертву ради вашего благополучия. По счастью, у нее это не получилось, но намерения ее были серьезны, и она пошла до конца. Мало кто на моей памяти делал что-то подобное.

— Я все же беспокоюсь о ней и надеюсь, что никто не прознает, кем она является на самом деле…

— Никому в здравом уме не придет в голову мысль, что в вашем доме произошло воскрешение, — понизив голос произнес Морозов. — А вы не признавайтесь в этом, даже если вас прижмут к стенке. Да и сама Людмила Федоровна не станет подставляться, и когда придет в себя, то подыграет вам… Поверьте, я знаю, о чем говорю!

— Вы тоже провели какое-то время в похожем сне? — предположил я.

Он неопределенно пожал плечами. Его глаза потемнели, словно на память пришли не особенно приятные воспоминания. И когда я уже подумал, что он не ответит, кустодий вдруг заговорил:

— Я был первенцем в семье своего отца… Мой брат был всего на пару лет меня младше. До определенного возраста нас растили в деревне, подальше от общества, чтобы не подвергать соблазнам больших городов. На самом деле жрецы ощутили в отпрысках князя темную искру, и до поры нас решили держать подальше от людей. А когда пришло время инициации — судьба отметила меня темным даром. Мой отец был удручен.

Я нахмурился.

— Разве это плохо?

— В том мире, откуда я пришел, не особенно уважают темную силу. Ее воспринимают, как печать проклятья. И темный глава княжеского рода был нежелателен.

— И что произошло дальше?

Александр усмехнулся и подпер кулаком подбородок.

— Я сделал то, что должен был сделать наследник великого рода — отказался от права первородности. Я взял имя своего брата, а он стал носить мое. И, когда пришло время, именно он стал князем. А я остался темным братом.

— Это несправедливо! — нахмурился я.

— В каждом мире есть свои особенности. Не только в традициях. Но и в том, как работают законы силы. Так вышло, что в семье всегда самый сильный — это самый старший в роду. Когда умирает глава рода, следующий по старшинству наследует его мощь.

— Ваш брат не был самым сильным в роду, — догадался я.

Морозов помрачнел и кивнул.

— Все окружающие считали, что все дело в цвете силы. Я стал проклят вдвойне. Но это не особенно меня беспокоило — знаешь, медведю не обязательно быть красивым, его и так все уважают.

— Тут сложно спорить, — согласился я.

— Я встретил девушку, от вида которой моя душа замирала. И мой брат тотчас пожелал присвоить ее себе. Мне пришлось отступить, потому как я точно понимал, что она достойна лучшего. Она имела право стать супругой князя с обычной силой. Того, кто мог стать для нее опорой и предметом гордости.

— Она его полюбила? — отчего-то неуверенно спросил я.

Он покрутил на пальце кольцо, испещренное странными знаками, похожими на буквы.

— По нашим законам все решили семьи, — произнёс он. — И брат привел в дом замечательную девушку, которая поклялась ему в верности. Кем бы я был, если бы посмел мешать ее счастью? Я привел в свой дом другую. Поначалу она меня боялась. Считала, что темный однажды обязательно принесет ее в жертву. Но потом поняла, что я не ем детей по пятницам. И по субботам тоже… Мы смогли с ней жить в мире и ладу. Она научила меня радоваться простым вещам. Подарила детей, которые родились со светлой искрой. И я подумал, что мне подарен шанс прожить тихую жизнь ведьмака.

— Ведьмака? — я подался вперед, чтобы ловить каждое слово Морозова.

— В том мире много чудесного и жуткого, Павел… Там открыто живут те, кого тут считают городскими легендами и деревенскими байками.

— Вы про нечисть? — шепотом уточнил я

И Морозов кивнул:

— Именно! В том мире русалки выходят из рек, чтобы пожирать живых, домовые следят за домами, а вурдалаки выбираются на охоту, когда на землю опускается тьма.

— Звучит как жутковатая сказка, — хмыкнул я, не до конца веря в эту историю.

— Все сказки когда-то случились в реальной жизни, юноша. Но потом их стали пересказывать и добавлять разные детали, чтобы они не казались слишком страшными. Люди не любят бояться по-настоящему. И вот уже волк проглотил бабушку целиком, а не она сама обернулась зверем. А внучка не ворвалась в дом, чтобы убить оборотня топориком своего отца. В сказке девица не водрузила голову монстра на пику, чтобы распугать стаю других оборотней, когда она брела через лес обратно домой… Ее волосы не покрылись красным от капающей из отрубленной головы оборотня крови — проще было придумать, что девчонка носила красную шапочку. Но сам подумай, Павел, зачем таскать пирожки в одинокий домик в лесной глуши? Неужто они стоят риска? Или все проще, и девочка носила своей зараженной бабушке снадобье. Но однажды опоздала, и та обернулась зверем…

Я оторопел от услышанного. А мой собеседник усмехнулся и продолжил:

— Правда жестока, княжич! Однажды моя семья стала слишком сильной. Все потому, что мы с братом не делили власть — каждый был рад своей судьбе. Вот только жизнь приготовила жуткий подарок — его супруга стала темной. Так порой происходит, когда человек готов отдать свою жизнь за других. Его свет меняется на тьму. Брат мог с этим смириться. И жрец заметил, что в княжеском первенце таится та же тьма, что и во мне.

— С природой не поспоришь, — предположил я.

— Однако, князь решил спорить. И он пожелал избавиться от своего сына. Вот только побоялся, что кровью ребенка он навлечет на себя проклятье.

— Он был настолько суеверный? — удивился я.

— Темные имеют особенные таланты. Нас сложно убить. Сама смерть дает нам шансы возвращаться. Как твоя бабушка, которая не умела переходить через границу миров. Но смерть сжалилась над ней, когда ее раз за разом убивали, и забрала ее в этот мир, лишив жутких воспоминаний о прошлой жизни…

Я похолодел и понял, что не могу выдавить из себя ни слова.

— Мой брат избавился от своего ребенка. Затем позволил нашим врагам уничтожить мою супругу и моих детей. Он отдал на откуп врагам семью и собственную жену… А я бился! И моя охота была славной! Но меня все равно убили, и брат меня похоронил…

— Что? — выдохнул я.

— Представляешь, как он был удивлен, когда в один из дней я выбрался из гроба и уселся на каменном стуле посреди склепа?

— Кольцо! — догадался я.

— Незадолго до произошедшего убийства я надел его на палец. И не смог умереть. Кольцо помогло мне восстановиться и вернуло в мир живых. И делало это много раз, пока я мстил. Я не горжусь тем, что я сделал, юноша, но мое имя в том мире стало символом тьмы и справедливости. А когда я отомстил, меня предали. Мой брат запер меня в склепе особым ритуалом. Он просто не мог меня убить, как и снять с меня кольцо. Оно само выбирает себе нового владельца. И меня оно покинуло только тогда, когда мне удалось уйти из того склепа.

Я встал на ноги, не в силах оставаться на месте. Прошел до соседнего пустого стола и вернулся на свой стул.

— Так, та женщина… та княгиня, которая стала темной…

— Женщина, которую я не смел любить сердцем, — медленно проговорил Александр. — Но та, что навсегда оставалась в моей душе. Та, кого я не надеялся встретить в этом мире. И та, кто сейчас готовит мне чай по утрам…

— Не может этого быть, — просипел я. — Не может…

— Однако сложилось все именно так. Я нашел эту женщину, которая забыла обо мне. И не только. Она не помнит всего, что с ней творилось перед тем, как она оказалась в этом мире. И я благодарен судьбе за то, что у меня появился шанс стать счастливым. У меня есть племянник и внук, который хранит в себе тьму любимой мной женщины.

— Это все звучит… как бред!

Морозов улыбнулся и махнул рукой.

— Пусть так, княжич. Чего еще ждать от старого кустодия, который наверняка немного сошел с ума? Не берите в голову, Павел Филиппович! Это всего лишь история мира, которого нет.

— Но если поверить в то, что все это правда, то мы с вами и впрямь не чужие люди!

— А что это меняет? — мужчина развел руки в стороны. — Я принял на себя ответственность за фамилию Софьи Яковлевны на тех болотах. И стал частью вашего близкого круга.

Я оглянулся, убеждаясь, что в это время ресторан подозрительно пуст. Видимо, ради Морозова его закрыли на спецобслуживание.

— Зачем вы мне это рассказали? — спросил я настороженно.

— Потому что должен был, — спокойно ответил собеседник. — Я хочу, чтобы между нами не было недосказанностей и непонимания. Мы — одна семья по сути и по духу. Ваши дела касаются меня не только потому, что я хочу угодить своей супруге, но и потому, что Софья Яковлевна все еще является частью семьи, которой она приносила клятву верности в другом мире. Моей семьи!

— Она вспомнила об этом?

— Всему свое время, — как-то слишком спокойно заявил мужчина. — Мы живем долго, Павел Филиппович. И впереди у нас еще очень много лет. Нам незачем торопиться.

— Имейте в виду, что если я замечу, что вы делаете бабушку несчастливой, то не посмотрю на то, что вы опасный человек и ведьмак… — сурово заявил я.

— Вот это мне в вас и нравится, мастер некромант! — довольно ухмыльнулся Александр Васильевич. — Именно так поступают темные. Мы бьемся за свое до последнего вздоха, и даже дольше. Но вы можете быть спокойны: я никогда не причиню Софочке боли.

Он сделал знак кому-то за моей спиной, и почти сразу рядом оказался парень с чайником и чашками.

— Ваш напиток, — услужливо пояснил он.

— Вы же готовите нам еду на вынос? — строго осведомился Александр Васильевич.

Официант кивнул:

— Конечно! Все будет сделано в лучшем виде. Я вам сообщу вам, когда все будет готово.

— Добавьте ко всему еще бутылку хорошего вина.

— За счет заведения, — быстро проговорил распорядитель.

— Включите стоимость хмельного в чаевые, — великодушно велел кустодий. — Сотрудникам следует хорошо платить за усердие.

— Благодарю вас, мастер Морозов…

Парень поклонился и быстро удалился.

— Вы с самого начала планировали заглянуть ко мне в гости, — догадался я.

— Мне тревожно за княгиню. Она потратила много сил во время пробуждения вашей болезной.

— И думается мне, что кто-то подсказал Софье Яковлевне, как надо раскрыть артефакт.

— Она меня обманула. Спросила о кольце, а я не смог вовремя прикусить язык, — вздохнул мужчина. — Мы можем быть какими угодно сильными, но женщины способны одним своим взглядом обезоружить нас. Ваша бабушка имеет надо мной власть. Как минимум, она умеет печь блинчики, за которые я готов заложить душу…

Я отпил ароматного чая и решил, что, быть может, и впрямь не стоит думать о вещах, которые творятся в другом мире. Какое нам всем дело до того, что случилось когда-то где-то за гранью? Важно лишь то, что происходит прямо здесь и сейчас. Что мы все вместе и живы. И, кажется, счастливы… По крайней мере, Морозов сейчас казался донельзя довольным!

— Я ускорю оформление Фомы на должность консультанта нового отдела, — заявил он, отставив опустевшую чашку.

— Спасибо, — сказал я.

— Пожалуй, я не стану вас больше задерживать — вам наверняка стоит обсудить с вашим помощником нашу с вами договоренность. Вы уверены, что он заинтересуется должностью консультанта?

— Надеюсь, что я прав, и Фома будет рад попробовать себя в этой работе. Он очень любит учиться новому.

— Значит, я буду ждать от вас новостей, — ответил глава кустодиев. — Вы можете не торопиться и заниматься своими делами. Поговорите с парнем без лишних ушей. Нам нужен тот, кто добровольно соглашается на должность. И еще, я полагаю, вам стоит обсудить ваши дела со Стасом.

— С ним все в порядке? — насторожился я.

— Вам придется все выяснить самому, княжич, — хитро усмехнулся кустодий, — а я пока загляну к вам, чтобы угостить женщин в вашем доме вкусной едой. Это как раз работа для старика вроде меня.

Я понимал, что хитрец просто позволяет мне решать дела самому. Но был ему благодарен за это.

— Спасибо. Вы меня очень обяжете, если убедитесь, что у меня дома все в порядке.

— Я об этом позабочусь, Павел. Поверьте, все будет хорошо.

Я кивнул и направился к выходу. Попрощался с распорядителем, вышел из здания и зашагал к машине.

Фома дремал на водительском сиденье. И едва я сел в авто, как он открыл глаза и поинтересовался:

— Куда едем, вашество?

— Знаешь, где живет Стас Зимин? — уточнил я.

Слуга кивнул и завел двигатель. Я же осторожно спросил:

— Фома, ты не думал о смене работы?

Питерский застыл. Медленно повернулся ко мне.

— Уволить меня решили, вашество? Что я вам такого плохого сделал?

Я покачал головой и поспешно объяснил:

— Наоборот, хочу повысить тебя до секретаря семьи.

— Зачем? — не понял Фома.

— Во-первых, пост секретаря семьи повысит твой статус в обществе, — начал я. — Это откроет для тебя другие возможности. А во-вторых, Морозову нужен человек, который будет консультировать новый отдел охранного ведомства.

— Который из шаманов создали? — уточнил слуга. — Для борьбы с призраками?

Я кивнул:

— Все верно. Так что ты тоже сможешь помогать людям.

— Интересно… — протянул Фома. — Только как я вас оставлю, вашество?

Я улыбнулся:

— Отделу нужен консультант. Но ты не будешь работать там постоянно. Для начала осмотришься, оценишь, как ребята намерены служить. В призраках ты разбираешься лучше многих, потому как со мной часто попадал в разные истории. И ко всему прочему — ты их видишь и можешь говорить с ними. И Ярославу тоже будет полезно выходить из дома…

— Вы его ко мне «приквартируете»? — удивился парень. И добавил: — Ведь эту должность вам предлагали…

— Предлагали, — не стал спорить я. — Но я все еще надеюсь вернуться в адвокатуру. А адвокату запрещено работать в охранном ведомстве. Даже консультантом.

— Ну, если так надо… — протянул Фома. — То я могу попробовать. Только я в этом мало чего смыслю.

— Я буду тебе помогать, — успокоил я Питерского. — Знаю, что ты быстро всему учишься. И освоишься. Ну, а если тебе не придется это по душе, то никто неволить тебя не станет.

— Выходит, там все будут знать, что я не человек… — произнес Питерский, словно размышляя вслух.

— Ты ведь сам говорил, что не хочешь скрывать свою натуру. А тут сами кустодии тебя поддержат! И никто не посмеет о тебе дурного сказать. К тому же тебе не обязательно показывать себя сразу. Можешь присмотреться к отделу, решить надо ли тебе это… Выбор останется за тобой.

— То есть, вы мне даете право самому решать? — уточнил парень.

— Ты правильно сказал, что сам выбрал себе дом. Приказывать тебе я не стану. Потому что мне больше по душе, чтобы ты был свободен в своем выборе.

— Спасибо вам, вашество, — неожиданно сказал Питерский.

— За что? — не понял я.

— Ну, еще недавно, я в порту ящики таскал, но даже оттуда меня уволили. А вы мне работу дали. А теперь вон чего — консультант!

Голос слуги дрогнул, он мотнул головой.

— Я уверен, ты справишься с этой должностью, — успокоил я его.

— Умру, но семью не опозорю!

— Умирать не нужно, — поспешно сказал я.

— Спасибо, вашество… — дрогнувшим голосом повторил Фома.

Телефон разразился трелью, а номер на дисплее заставил меня удивленно приподнять брови.

— Добрый день, Станислав Александрович, — осторожно ответил я. — Мне стоило вам позвонить самому…

— Вот с этим я полностью согласен, Павел Филиппович! — хмыкнул кустодий. — Тут образовалась небольшая проблемка, и мне не помешала бы ваша помощь.

— Но это нетелефонный разговор, как я полагаю? — уточнил я.

— Все верно. Если сможете приехать, то я буду вам признателен.

— Мы уже на пути к вам.

— Это хорошо, — собеседник прервал звонок.

Я же откинулся на спинку кресла и потер переносицу, пытаясь избавиться от нарастающей головной боли.

— Что-то случилось, вашество? — обеспокоенно спросил Фома.

— Мне нужно навестить Зимина, — пояснил я. — Я ему должен, учитывая, что новоявленный родич принял на себя весь удар Свиридовых.

— Это вы про ту дамочку? — понятливо кивнул парень. — Да, несладко пришлось мастеру Зимину. Ведь у него дома невеста, а он приволок с собой эту бестию…

— Авдотья — умная девушка, — возразил я. — И наверняка прислушалась к его пояснениям…

— И вы в это верите? — Питерский округлил глаза. — Да если бы я припер домой какую бабу и сказал, что это всего лишь долг семьи, то меня Иришка прогнала бы с глаз долой до того, как я успел все пояснить!

— Тут и впрямь все выглядит скверно, — нехотя согласился я. — Быть может, мне придется спасать нашего друга. Хотя Александр Васильевич не предупредил ни о чем таком.

— А он может человек просто деликатный, и не хочет в чужую семью лезть.

Я не стал обсуждать характер главы кустодиев. Вместо этого просто прикрыл глаза, чтобы забыться легкой дремой.

Фома понял, что меня не стоит беспокоить, и молча управлял машиной. Я же размышлял об открывшихся перспективах работы моего помощника в компании жрецов и новоявленных шаманов.

Отчего-то я был уверен, что Питерский справится со всем.

Пейзаж за окном изменился. Мимо проносились высокие деревья, а затем показалось озеро, в котором отражалось голубое небо.

— Не скучаешь по деревенской жизни? — спросил я у Фомы.

Тот пожал плечами.

— Иногда случается. Но потом я вспоминаю, как в деревне становится тяжко, когда приходит пора сенокоса. Траву сначала надо скосить, потом высушить и собрать в валки. И пока едет подвода с лошадкой вдоль такого валка, надобно навильники закидывать и не мешкать. А на подводе обычно кто-то из молодых стоит и уминает сено, чтобы больше поместилось. Тут умеючи надобно, чтобы и на вилы не напороться и не свалиться с самого краю. А пыль с сена поднимается и забивается под одежду, в волосы, в нос… Но стоит только почесаться, как эта самая пыль царапает взмокшую кожу и потом уже зудит так, что мочи нет. И, как по закону подлости, стоит только начать собирать сено в поле, как начинается дождь. И надобно вновь раскидать проклятую траву, чтобы просушить. Не то она запреет и никакая скотина ее есть не станет.

— Не знал, что с этим такие сложности, — сказал я.

— А еще, вашество, у каждого деревенского есть здоровенный огород, — продолжил слуга. — Его надо вскопать, засадить всяческими корнеплодами, да огурцами всякими. Среди лета положено полоть от сорняков, рыхлить землю после дождей… Еще надо гонять птиц, которые норовят то вишню поклевать, то тыквы. Не все птицы боятся пугала — некоторых надобно громким звуком отгонять. А еще надобно грядки проклятущие поливать. И делать это лучше вечером, когда жара спала, и солнце скатилось за дальний лесок. Тут уж комары начинают пировать. Приходилось травами всяким натираться. Но у меня от них нос забивался, и я чихать начинал так, что цапли на дальних болотах пугались.

Я покачал головой и понимающе протянул:

— Дела-а…

— Баня мне всегда нравилась. Но пока ее истопишь, сил на то, чтобы подольше полежать на полке уже не остается. Хочется скорее помыться да отправится почивать. Но это не самое скверное, вашество.

— Есть чего похуже?

— Даже собирать урожай не так тяжко, как терпеть осенние беспросветные сумерки. А уж как начинаются косые холодные дожди, размывают дороги, то и вовсе тянет забраться на печку и не показываться наружу, пока не пройдет это времечко… А потом зима с метелями. Сидишь, бывало, в домишке, а за стеной воет ветер и трубу шатает. А уборная-то на дворе! И идти надо, а страсть как не хочется хвост морозить. Вот по таким воспоминаниям я совсем не скучаю, мастер.

— А мне деревня запомнилась другой, — признался я, и парень усмехнулся.

— Ясное дело, Павел Филиппович! Вам, наверно, только соломенную шляпу на голову надевали, чтобы макушку не напекло, да вручали книжку для чтения.

— Так и было, — не стал спорить я. — Еще и плюшками баловали.

— Плюшки все любят, — кивнул парень. — А вот мне понравилось в городе. Ванна особенно пришлась по душе. Лежишь в ней и не думаешь, что потом воду вычерпывать надо и выносить во двор. Дороги все асфальтом да камнями выложены. И в лес ходить за дровами не нужно.

— Ну, тут не поспоришь. Кстати, надо будет спросить, как Зимину живется за городом.

Фома хитро усмехнулся.

— У него наверняка не такой дом, что был у меня в деревне, — предположил он.

Мы въехали на территорию, обозначенному на въезде изображением лошадиной головы на табличке.

— Хорошее место, — оценил Фома, оглядывая окрестности.

— И почему ты так решил? — с интересом уточнил я.

— Посмотрите — над травой у дороги мошка не летает…

Я прищурился, рассматривая обочину.

— И что это значит?

— Что вас кусать тут никто не будет! — усмехнулся парень. — Мошка грызет так, что хочешь не хочешь, а в Искупителя поверишь.

— В городе ее нет. Весь гнус там природники вытравливают.

— Видать, и тут такое делают, — предположил Питерский.

— Наверное, — согласился я.

Дорога привела нас к постройкам. Высокий, крепкий дом в два этажа был выложен из серого камня, крышу покрывала черепица, и украшал выкованный из металла коник.

Чуть поодаль расположился флигель для слуг, а за ним виднелась длинная постройка, в которой угадывалась конюшня. А у леса высился амбар и сенник.

— Хорошо здесь все устроено, — вдруг мечтательно выдал Фома, остановив машину на площадке неподалеку от крыльца.

— Ты же говорил, что в деревне жить не хочешь, — напомнил я.

— А я и не отказываюсь от своих слов, — кивнул парень. — Однако же, видно, что тут хороший хозяин живет.

— Скорее хозяйка, — поправил я помощника. — Наверняка хозяйством здесь заправляет Авдотья

— И что с того, вашество? Если она девка неглупая и может все в руках держать, то не стыдно ей дела доверить. Тем более, Станислав Александрович и сам важный человек. У него свои дела в столице, которые тоже надо исполнять.

— И во всем этом гармоничном существовании появилась одна портящая все девица… — вздохнул я.

Мы вышли из машины. Невольно я зажмурился от легкого ветерка, принесшего сладковатый аромат цветущих трав. Мимо деловито пролетел мохнатый шмель. Фома как-то сразу подобрался, внимательно следя за жужжащим насекомым. Мне даже показалось, что он сейчас рванет за ним, но спустя мгновенье взгляд парня прояснился, став совершенно человеческим.

— Не переживайте, вашество, — пробасил Фома, видимо, заметив мою настороженность. — Не стану я бегать тут как полоумный.

В этот момент из-за дома вышел невысокий мальчишка, в котором я без труда узнал Колю. Он приложил ко лбу ладонь козырьком, чтобы прикрыться от солнечных лучей, а потом махнул нам рукой.

— Он не человек, — вдруг низким голосом произнес Питерский.

Я запоздало подумал, что стоило напомнить помощнику о том, что брат Авдотьи из другой породы.

— Знаю, — коротко отозвался я. — Но нападать он точно не станет.

Фома принюхался, ловя потоки воздуха носом, и слегка поморщился:

— Волчонок. Совсем еще молодой…

— Это проблема?

— Главное, чтобы куры были на ночь закрыты, — усмехнулся парень.

Меж тем Коля подошел к нам и, оказавшись всего в нескольких метрах, вдруг сбился с шага. Моим глазам предстала удивительная картина: волосы на его голове приподнялись, а на затылке появились два больших уха.

— Ой! — мальчишка принялся смущенно приглаживать их, пытаясь спрятать.

— У меня тоже так часто бывает, — заулыбался Питерский. — Только у меня они короче, и потому в волосах не так видно.

Коля с опаской покосился на него, а мне приветственно кивнул:

— Здравы будьте, Павел Филиппович. Дядя Стас предупредил, что вы приедете. Но не говорил, что… Он не сказал…

Я с любопытством заметил, как у молодого перевертыша удлинились ногти и внезапно стали темнее.

— Ну ты чего?! — вдруг совершенно по-свойски воскликнул Фома. — Неужто не чуешь, что я не со злом тут? Я с мастером приехал и недоброго тебе не желаю. И на твою вотчину не претендую.

— Да, я понимаю… — мальчишка попытался сунуть руки в карманы штанов, но когти зацепились за ткань, и молодой шаман принялся их высвобождать. Однако тщетно.

— Так никуда не годиться, — вздохнул Фома и внезапно оказался рядом с мальчишкой.

Тот замер, выпучив глаза и часто дыша открытым ртом. А Питерский деловито высвободил его пальцы и заправил вывернутые карманы.

— Я тебе расскажу, как держать ухи при себе, — пообещал помощник и потрепал волчонка по макушке.

— И как же? — пискнул тот настороженно.

— Мне довелось жить в деревне, полной волков и медведей. Они частенько оказывали друг другу когти и зубы. Староста их разгонял на раз. Брал воду ковшом и давай им в морды плескать.

— Здесь не везде есть вода, — жалобно сообщил паренек.

— А ты представь, что тебе ее в лицо вылили. Прям студеную, из глубокого колодца, куда солнышко никогда не заглядывало. Такую, от которой зубы сводит, и сердце замирает.

Медленно волчьи уши исчезли в волосах парня. Он неверяще посмотрел на свои совершенно человеческие пальцы.

— Надо же! Помогло! — Фома бесхитростно улыбнулся и щелкнул по носу нового знакомца.

— А не должно было? — неуверенно уточнил Коля.

— Должно. Но чтобы с первого раза — это ты силен, однако! Мне долго приходилось кепку носить.

— Я тоже ношу, — признался Двушкин и робко улыбнулся.

— Меня Фомой кличут, — помощник протянул руку молодому шаману.

— Николай, — ответил тот. Но тут же поправился: — Коля…

— Давай мы с тобой договоримся жить в мире, Коля. Таким, как мы, надо держаться вместе. — проникновенно предложил Питерский.

Я смотрел на этих двоих и вдруг испытал что-то сродни гордости. Фома и впрямь станет хорошим консультантом нового отдела. А потом, может быть, и заведовать этим самым отделом будет…

— Согласен, — улыбнулся мальчишка и вдруг чихнул. И на его макушке опять появились лишние уши.

Коля вынул из-за голенища сапога кепку и водрузил себе на голову.

— Можно и так, — пожал плечами Питерский.

Тут дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышел коренастый человек, не узнать которого было сложно.

— А вот и дядя Стас! — довольно сообщил мальчишка. — Он только час, как домой вернулся.

— И где же был до того? — поинтересовался я.

— Ясное дело — на сеновале спал, а столовался в пристройке с конюхами. Авдотья сказала, что в дом его боле не пустит.

— Но все ж пустила, — заметил я.

— Это из-за вас, — хихикнул паренек. — Сказала, что если он будет немытый и вонять мышами, то про нас будут дурно думать.

— А как же мастер Морозов? Он ведь тут был утром, — удивился я.

— Он хитрый и на глаза сестрице не показывался. Я его сразу заприметил. Так Александр Васильевич попросил не выдавать его и сразу пошел на мужской разговор с дядей Стасом.

— Дела… — протянул Фома, пряча усмешку.

Но она исчезла, когда мы подошли к крыльцу.

Стас спустился со ступеней, облаченный в свежую рубаху. Его волосы были влажными после душа, щеки и подбородок тщательно выбриты.

— Спасибо, Павел Филиппович, что явились так скоро, — преувеличенно бодро заговорил Зимин. — Как ваши дела?

— Рассмотрение дела перенесли на неделю. А еще моя соседка пришла в себя.

Стало понятно, что кустодий был в курсе произошедшего «воскрешения» в моем доме. Хотя я этому не удивлялся. Понятно, что старший Морозов уже ввел в курс дела своего преемника. А тот воровато огляделся и прижал палец к губам, давая понять, что мне стоит быть осторожнее со словами.

— Может, Коля покажет мне ваши угодья? — миролюбиво предложил Фома.

— Я не возражаю, — прищурился Стас, оценивая состояние мальчишки.

Поняв, что тот не боится Питерского, кустодий расслабился и даже улыбнулся.

— Только захвати с собой пирожков поболе, — велел он Коле. — Негоже на пустой желудок ходить. Зайти на кухню и скажи кухарке, что я велел выдать провианта на двоих.

Когда Коля с Фомой скрылись из виду, Зимин поманил меня на задний двор. Там оказалась просторная беседка, в которой мы с удобством и расположились. На столе стоял самовар и большая тарелка, наполненная пирогами.

Зимин налил в чашки чай, подвинул одну мне.

— Пацану надо много есть. Он постоянно голодный, и от этого ему сложно сдерживать свою натуру.

— Фома тоже не дурак поесть, — кивнул я.

— Александр Василевич предупредил меня, что ваш помощник не из людей, — Стас поднял руки, словно ожидал моего возмущения. — Это дела семейные, и мне надо было знать обо всем, чтобы не навредить своим.

— Значит, мы свои? — улыбнулся я.

— Иначе я никогда бы не согласился принимать участие во вчерашнем цирке, — буркнул он. Но тут же не выдержал и засмеялся: — Но вы видели ее лицо в тот момент, когда Свиридова поняла, что просчиталась?

— Видел, — кивнул я.

— Она ведь думала, что отхватила главный трофей — важного некроманта Империи! А достался ей покоцанный ледяной гном…

— Зря вы так о себе, — я даже закашлялся, чтобы не обидеть собеседника смешком.

— Бросьте, — махнул рукой Зимин. — Мы оба знаем, что дамочка рассчитывала на другой результат. Напялила красивое платье, прическу сделала. Подругу попросила помочь… Но все пошло не по плану.

— И где сейчас Елена Анатольевна?

Стас хмыкнул и поднял указательный палец к потолку беседки:

— Параша! Старое хорошее имя. Считаю, что надо все делать по закону, раз пошла такая пьянка… Хотела девка отдать долг — так пусть все будет как полагается. Нечего ей старое имя носить. Пусть отзывается на новое.

— Жестоко… — хмыкнул я.

— Но справедливо! — перебил меня кустодий.

— Так и где сейчас Параша? В доме?

Я принялся рассматривать окна, пытаясь заметить, качнется ли занавеска.

— Нет ее в доме, — довольно сообщил Стас, но тут же помрачнел. — И Авдотья тоже не дома. Они обе отправились на конюшню. Моя зазноба решила выгулять новую лошадь. Нам вчера привезли животинку, которую нужно потихоньку приучать ко двору.

— И Елен… Параша ей помогает?

— Авдотья не стала бы допускать к лошадкам незнакомых людей, — хитро ответил мужчина. — Она и мне не каждый раз позволяет зайти к лошадкам.

— Почему? — не понял я.

— Они порой чуют нашу силу и начинают волноваться. А я все же не последний криомастер в Империи, — он довольно усмехнулся.

— Значит, Авдотья не пустила вас ночевать домой? — осторожно уточнил я.

— Колька рассказал? — вздохнул Зимин. И махнул рукой. — Авдотья — девка суровая, с ней не забалуешь. Я ведь попытался ей все пояснить. Но она как увидела, что я веду к порогу эту Парашу, так словно окаменела. Ни слова мне не сказала, когда я вошел в дом. А потом через Кольку передала: либо я буду спать на сеновале, либо она…

— И вы поступили, как мужчина…

— Я бы остался в доме, — неожиданно признался кустодий. — У меня спина — не как у молодого, и ночка эта из меня едва болезного не сделала.

— И почему же вы пошли на сеновал?

— Так эта Свиридова тоже тут поселилась! В комнате под лестницей… Если бы я ночевал с ней в одном доме, то проснулся бы оттого, что Авдотья заложила двери и подожгла жилище…

— Думаете?

— Уверен! — кивнул Стас. И добавил с мрачным торжеством: — Я б на ее месте так и сделал.

— Простите, это все моя вина. Вы пострадали за меня.

— За семью! — поправил меня Зимин и криво усмехнулся. — Но мне думается, что оно того стоит. Авдотья остынет и поймет, что выбора у меня не было. А вот князь Свиридов теперь у нас вот тут…

Он сжал кулак, и образовавшийся на нем лед хрустнул.

— Думаете?

— Знаю! — перебил меня Стас. — Мои люди выяснили кое-что о семейке наших должников.

— Что-то важное? — насторожился я.

— Судите сами, мастер Чехов… С недавнего времени в свете перестала появляться младшая дочь судьи — Наталья.

— У нее позднее открытие дара, — с готовностью пояснил я. — Вы же понимаете, что девица сейчас нестабильна и может натворить всякого. Вот ее и держат под присмотром в какой-нибудь деревушке.

Зимин вздохнул.

— И я бы в это поверил, мастер Чехов, — произнес он. — Вот только мне доподлинно известно, что Наталья ни в какой деревне не прячется, и что ее папаша тайком от всех лишил младшую дочурку наследства и фамилии…

Едва не подавившись чаем, я вернул чашку на стол.

— Ко всему прочему, избранника нашей Параши в столице нет, а его семья никак не отреагировала на то, что их будущая невестка отменила помолвку и решила исполнить долг по старому, никому не нужному закону.

— Они просто могут пытаться избежать скандала. Поговаривают, что жених Елену все же любит, и вполне способен решиться вызвать соперника на поединок. Потому парня могли вывезти подальше в глушь, чтобы он не наделал глупостей. Как знать: сидит он сейчас где-нибудь в Московии и обучает медведей играть на балалайке.

— В провинцию могут свезти. Но в Московию? — иронично хмыкнул Зимин. — Это уж совсем дремучее местечко. Слышал, там до сих пор дома не закрывают, потому что это дурная примета… Но разговор об ином, мастер Чехов. Есть у меня предположение, что все не так просто. И Наталья не просто так оказалась в опале у отца. И не случайно судья позволил старшей сменить жениха.

— И что же произошло, по-вашему?

— Думаю, что Наталья сбежала из дома, — глядя на меня, хмуро произнес Зимин. — И сделала она это с женихом нашей Параши…

Я какое-то время молчал, пытаясь осмыслить сложившуюся ситуацию. Если предположить, что все произошло именно так, как говорил Зимин, то логику поведения Свиридовой можно было понять.

Наталья вполне могла совершить глупость, и виной этому было бы позднее становление дара. Ее настроение должно было меняться по сто раз на дню. В такое время обычно принято пристально следить за подростками, но младшая дочь судьи вполне могла выбраться из-под надзора семьи.

Однако отпрыск Гагариных при нашей встрече показался мне разумным парнем. Даже несмотря на то, что повел себя вызывающе, пытаясь показаться героем и вступиться за девушку, как того требовал этикет. Юрий Николаевич был кадетом, а значит, не только владел силой, пусть и на начальном уровне, но и жил по уставу. Неужели он настолько мог потерять голову, чтобы опозорить семью?

— Мне довелось видеть этого парня, — медленно произнес я.

— И что вы о нем скажете? — прищурился Стас.

— Молодой, гордый, смелый… — перечислил я качества, которые заметил в Гагарине.

— Вы с ним дружны?

Я покачал головой:

— В нашу первую встречу парень едва не напросился на поединок. Но его можно было понять: он пытался защитить честь оскорбленной дамы…

— Вы умудрились оскорбить даму? — развеселился кустодий. — Павел Филиппович, вы полны сюрпризов! Поведайте мне, как так вышло?

— Елена Анатольевна… — пояснил я, и мы оба скривились.

— Параша! — назидательно поправил меня мужчина.

— Пусть так… Она едва не спровоцировала конфликт, но вовремя поняла, что напрасно это затеяла. И сумела все исправить.

— Она ведь адвокатесса, — кивнул собеседник.

— Но мне показалось, что парень был очарован своей невестой… — начал было я.

— Она может казаться милой, — с готовностью согласился Стас. — Я как-то видел ее издалека и тоже подумал, что девица чудо как хороша…

Криомастер обернулся, удостоверившись, что у нашего разговора нет свидетелей, и продолжил:

— Однако, когда меня угораздило оказаться в ее компании, я быстро убедился в правильности старой поговорки: «не все то золото, что блестит».

— Насколько я помню, госпожа Белова уверяла, что парень с юных лет влюблен в Елену и был счастлив объявить о помолвке. Несмотря на то, что он несколько моложе своей невесты, этот союз был для него желанным. Хотя, ходили и другие слухи…

Стас пожал плечами:

— Все могло измениться. Не только девушка способна передумать, но и парень.

— Сложно в это поверить, — усомнился я. — Гагарин не стал бы навлекать позор на свою семью. Одно дело — разорвать помолвку. Но…

— Разорвать помолвку со старшей сестрой, чтобы взять спутницей младшую! — поправил меня Зимин. — Никто бы не одобрил такой шаг, вы ведь понимаете.

Конечно, я знал, что в нашем обществе было принято сочетать браком сначала старших отпрысков, а лишь затем младших. Порой приходилось спешно играть свадьбу взрослой дочери, чтобы можно было отдать в выбранную семью младшую. Иногда выбор супруга был не самым удачным, но условности никто не отменял.

— Наталья ни при каких обстоятельствах не могла бы войти в семью Гагарина, — произнес я. — И неважно, кто отменил бы помолвку — Юрий или Елена. Это был бы позор для семьи.

— Если только договоренность не была нарушена без вмешательства молодых, — подсказал Стас. — Например, из-за соблюдения старого закона, который так удачно согласилась исполнить старшая дочь судьи. И по странному стечению обстоятельств ее спасителем оказался не какой-то бродяга, а вполне себе завидный жених Империи. Девушка просто решила не упускать такой возможности. Она ведь понимала, что тоже может составить отличную партию княжичу Чехову. Осталось только разыграть эту карту…

Я не удержался и осенил себя священным знаком Искупителя.

— Сохрани меня судьба от такой невесты!

— Думаю, Елена была уверена, что вы не сможете ей отказать. Она не заходила к вам в гости?

Я потер переносицу, припоминая. А затем ответил:

— Было дело…

— Подозреваю, она могла предложить вам хорошо провести время.

— Пожалуй, я не стану говорить на эту тему, — твердо заявил я.

— Нет уж, княжич, вам придется ответить, — неожиданно сурово потребовал Стас. — Если вы получили предложение от незамужней девицы и воспользовались им…

— Я бы не стал этого делать, — перебил я собеседника. — Может я и молод, но не глуп. И понимаю, что нельзя без последствий путаться с девицей благородной крови, которая при этом еще и помолвлена.

— То есть, предложение было… — усмехнулся Стас. — Свиридова — отчаянная дама!

— Думаю, если бы я поддался ее чарам, то затем ко мне приехал бы ее папенька и объявил о том, что я, как благородный человек, обязан жениться.

— Не сомневайтесь, так бы и случилось. И отказаться бы вам не удалось, мастер Чехов. Такого скандала вам в высшем свете не простили бы. Помолвку с Гагариным расторгли бы, а вы бы заплатили виру семье парня. А Свиридов бы предложил им младшую дочь и удобную для всех историю о соблюдении закона.

— Отличная комбинация! — заключил я и хлопнул ладонью по столу. — Я недооценил Елену Анатольевну. Она замечательно сыграла. И ведь я никак не мог понять: зачем ей вся эта история с соблюдением старого закона? Полагаю, что Гагарин для нее был прекрасной партией. Мальчишка позволил бы вести адвокатскую практику, а потом она могла бы занять пост судьи, который освободил бы для нее папенька.

— А вам не пришло в голову, что она хотела бы однажды стать княгиней Чеховой? Ваша семья куда более знатная.

— Елена Анатольевна хорошо знакома со мной, и уже поняла, что подмять меня под себя у нее не выйдет. Я ведь не Юрий Николаевич, с его готовностью исполнять все ее прихоти…

— Женщины коварны! — возразил Зимин и хитро улыбнулся. — Однако вы сумели ее переиграть и отказались от заманчивого предложения. А потом этот цветочек достался мне.

Тут он помрачнел и покачал головой.

— До чего же она склочная баба, скажу я вам…

— Хуже Марфушечки? — осведомился я.

— Ох, напомнили! — хохотнул Стас и тоже осенил себя священным знаком. — Но та хотя бы глупая. А эта девица — другая. Она умная и ядовитая, каких поискать. Хорошо, что ваша бабушка с Александром Васильевичем передала мне инструкции относительно того закона, к которому обратилась наша Параша. Он обязывает должницу носить имя, которое ей дает спаситель или тот, кто его заменяет… Также она должна работать в моем доме наравне со мной и домашними. Служанкой я ее сделать бы не мог, но в моем доме я сам работаю, и моя невеста тоже не белоручка. А, значит, и судейской дочке придется закатать рукава.

— А в моем доме она жила бы в гостевой комнате и могла бы требовать от слуг завтрак в постель, — догадался я.

— А еще она могла бы ругать вашего помощника. К слову, о нем… — Зимин отодвинул от себя чашку и поставил на стол локти. — Я правильно понял, что он решил взять шефство над Колей?

— Он всего лишь подсказал мальчонке, как прятать уши, — мягко возразил я. — Вы же понимаете, что…

— Питерский — хороший человек! — отмахнулся от моих пояснений Стас. — И не человек он тоже хороший… Я в таких вещах разбираюсь, Павел Филиппович. И буду только рад, если он поможет добрым словом или советом моему будущему родичу… Мальчишка после переезда немного нервничает, здесь все ему в новинку. Он привык к болотам, голосам, которые там слышал. Мне отчего-то кажется, что здесь ему одиноко. Но как его отдавать в школу, если у паренька уши и когти отрастают, стоит ему понервничать? Затравят ведь его. Или того хуже — выведут из себя, а потом будут собирать выбитые зубы сломанными руками. И за каждый такой зуб мне придется платить. И ладно бы деньгами, но ведь могут потребовать услуги какие.

Я кивнул:

— Понимаю. Мы с Александром Васильевичем решили, что Фома станет консультантом в новом отделе охранки.

— И Коле было бы полезно наблюдать за его работой. Вы ведь понимаете, что если не сегодня, так завтра он станет работать на мою организацию.

— А его сестра не против? — насторожился я.

— Она все понимает. И знает, что с такими талантами мальчишка должен занимать важный пост. И было бы славно, если бы в двух главных ведомствах Империи работали не просто два шамана, а два человека, которые приятельствуют и уважают друг друга.

— С этим не поспоришь, — кивнул я.

— Вот и славно. Я слышал, что Фома будет учиться манерам и законам высшего общества. Ваша бабушка наняла для него учителей. Было бы неплохо, если бы Коля тоже посещал эти занятия. Как считаете?

— Мне кажется, что у шаманов есть одна общая черта — они ужасно любят учиться чему-то новому, — улыбнулся я. — Думаю, что Фоме понравится компания.

— Признаюсь, у меня словно камень с души упал. Колька — хороший пацан, но я за него все же переживал.

Зимин встал на ноги и поправил ремень.

— Ну что ж, господин некромант, пожалуйте посмотреть на наше хозяйство! Не откажите в удовольствии сопроводить вас на конюшни и показать лошадок.

Я понял, что он желает продемонстрировать мне процесс воспитания судейской дочери. И не стал отказываться от такой возможности. Мы обошли дом и направились к длинному строению, которое располагалось довольно далеко. Однако дорожка вилась среди зеленых трав и цветов, и идти по ней было достаточно приятно.

— Тут поработали мои коллеги, — пояснил Стас. — Природники помогли вырастить деревья и кустарник. Я закупил нужные удобрения и распорядился засеять поля необходимыми культурами.

— Вы в этом разбираетесь? — удивился я.

— Скажете тоже! — он отмахнулся. — Тут всем заправляет Авдотья. Рядом располагается императорская конюшня, где поселились многие из ее деревни, и моя невеста там всем заведует. Видели бы вы, Павел Филиппович, какая она деловая бывает, когда указания раздает! Любо-дорого посмотреть.

— Значит, вы нашли себе спутницу по сердцу?

— Все так, мастер. Не думал, не гадал, что судьба меня наградит и даст шанс завести семью. Я и не надеялся, что смогу встретить ту, кто будет смотреть на меня как на равного, а не как на монстра.

— Арина Родионовна, к слову, считает вас хорошим человеком, — заверил его я.

— Держитесь за нее, Павел Филиппович, — с неожиданной серьезностью сказал Зимин. — Сама судьба уберегла вас от соблазна уступить Свиридовой. И уверен, что даже если бы вы смогли избежать помолвки и свадьбы с этой девицей, то Нечаева никогда не простила бы вам этой интрижки.

— Вы правы, — тихо ответил я.

— А с Ариной Родионовной вы — хорошая пара. Не тяните с помолвкой, мой вам совет. Потому как при вашем статусе, вам могут подобрать подходящую невесту и вынудить заключить союз, который устроит Империю.

— Вы о чем-то знаете? — осведомился я, взглянув на собеседника.

Тот повел плечами, словно попытался с них что-то сбросить. Но не ответил мне прямо. Покосился и вздохнул:

— Мне вот повезло быть негодным женихом. Может я и хороший служитель Империи, но моя кровь никому не приглянулась. А вот с важными фамилиями все иначе.

Мне подумалось, что речь может идти не только обо мне, а о нашем общем приятеле Шуйском. Но я понимал, что Зимин не будет говорить открыто, если дело касается дел Империи и лично императора. Однако стало ясно, что разговор этот не праздный. И я решил в ближайшее время обязательно обсудить с Дмитрием Васильевичем эту тему.

— Спасибо за совет, — заявил я. — Непременно последую ему. К слову, наш общий знакомец тоже планировал изменения в личной жизни. Передам ему этот совет. Не пропадать же добру…

Стас посветлел лицом и кивнул, будто хваля меня за догадливость.

Между тем мы подошли к загону, в котором неспешно прогуливалась лошадка рыжей масти. Ее вела под уздцы Авдотья. Девушка была облачена в узкие штаны, заправленные в сапоги, и белую рубашку. Волосы она собрала в тугую косу. Завидев нас, хозяйка кликнула сидевшего у ограды помощника. Тот немедля подошел к ней и забрал уздечку.

— Здравы будьте, — поприветствовал я Авдотью, когда она подошла ближе.

— И вам не хворать, мастер Чехов.

На жениха она бросила короткий взгляд и тотчас отвернулась.

— Какими судьбами? Решили навестить своего дорогого друга?

— И с вами хотел повидаться, — кивнул я. — А еще мне стоит извиниться.

— За что? — девушка усмехнулась.

— Станиславу Александровичу пришлось выручить меня. И привести к вам…

— Ну что вы! — перебила меня Авдотья и вынула из кармана платок, чтобы буднично смахнуть с подбородка жениха крошку от пирожков. — Подумаешь — мой жених привез с собой из Яблоневого Сада молодую красивую княжну… Я радоваться должна, что ему досталась такая ладная невеста!

В ее голосе зазвенела сталь. Но я слишком хорошо знал, что это означает. Моя бабушка тоже была сильной женщиной, которой порой было больно.

— Наша семья рада, что у него уже есть невеста. И это — вы, — твердо заявил я.

— Тогда почему Морозов решил наградить нас этой девицей? — сощурилась Авдотья.

— В этом только моя вина. И я прошу вас наказывать меня, а не Станислава Александровича. Во всей этой ситуации — он лишь жертва обстоятельств.

— Он? — девушка подбоченилась.

— Простите — вы оба. Во всем этом целиком моя вина, — повторил я тихим голосом и вздохнул. — Именно поэтому я и приехал.

— Значит, это вам мы обязаны тем, что в доме пришлось принимать эту дамочку? Что пришлось поселить Колю во флигеле?

— Зачем? — не понял я.

— За тем, чтобы гостья не увидела его особенности, — девушка оглянулась. — В последнее время он часто стал показывать ушки. Для него этот переезд дался тяжело, и мы стараемся создать для него здоровые условия…

Неожиданно откуда-то справа донесся громкий свист. А потом по дороге пронесся довольно крупный волк. За ним бежал здоровенный кот. Авдотья опешила и проводила зверей взглядом, пока они не скрылись из вида за расположившимся вдалеке амбаром.

— Я договорился о том, что Коля будет обучаться с преподавателями. В классе их будет двое. Он и другой, такой же шаман… — вкрадчиво сообщил Зимин.

— Какой хитрец, — выдала наконец девушка, и глаза ее сузились. — Надеешься, что я растаю, поняв, что ты заботишься о Кольке?

— Конечно, — с готовностью кивнул Стас. — И надеюсь, что ты стукнешь княжича. Я даже готов его подержать, чтобы он не уворачивался.

И как бы желая подтвердить свои слова, Зимин крепко ухватил меня за плечи.

— Только ты бей его так, чтобы синяков не видно было. Он человек важный, ему неловко будет признаваться, что его поколотили за дело.

Я с трудом сдерживал улыбку. Авдотья же не смогла долго сохранять серьезное выражение на лице и усмехнулась.

— Пусть живет. Не хватало нам еще покалечить некроманта. У него бабушка, говорят, очень серьезная.

— То есть, меня сейчас спасла бабушка? — я изобразил возмущение.

— Что поделать, Павел Филиппович, — хмыкнул Зимин, подставляя руки своей невесте.

Авдотья легко подтянулась на перекладине и перекинула ноги через ограду. Она спрыгнула в объятия жениха и на пару мгновений замерла, рассматривая его лицо.

— Плохо спал? — спросила она негромко.

— Отчего же, — хмыкнул мужчина. — Подумаешь — мыши пытались откусить у меня самое ценное.

— Твой нос? — хихикнула Авдотья и ткнула жениха кулаком в бок.

— Значит, я прощен?

— Вторую ночь мышей греть не будешь, — подтвердила девушка.

Чтобы не смущать пару, я сделал вид, что рассматриваю гуляющую неподалеку лошадь.

— Уж не нашу ли гостью вы ищете, Павел Филиппович? — спросила Авдотья.

— Думаю, она должна быть где-то неподалеку, — предположил я.

— Ближе, чем вы думаете, — заявила хозяйка и взяла под руку своего жениха. — Могу сопроводить вас в стойло.

— Куда? — удивился я.

— Прямо внутрь постройки, мастер некромант. Там сейчас наша Парашенька.

— Я ведь могу сам ее найти и кое-что обсудить? — уточнил я.

— Конечно, княжич, — закивал Станислав Александрович. — Ступайте. Так даже будет лучше. От моего вида наша гостья начинает нервничать. Кажется, я ей почему-то не нравлюсь. Уж не знаю, как такое возможно.

— Никто не понимает, как такое возможно, — Авдотья усмехнулась и прильнула к своему жениху.

Я развернулся и пошел в сторону, откуда мог попасть внутрь построек, где содержались лошади.

Вход нашелся за небольшой дверью, которая оказалась не запертой. Я вошел в помещение и прикрыл за собой створку. Здесь витал густой аромат сена. Вдоль широкого прохода виднелись просторные стойла, в некоторых из них стояли лошади, которые при моем появлении настороженно зафыркали и тревожно зацокали копытами. Мне подумалось, что они учуяли цвет моей силы. А быть может на мне остался запах шамана-перевертыша, который беспокоил животных. Я старался двигаться плавно и неспешно, чтобы не пугать лошадей.

В проем, который выходил в загон, заглянул невысокий паренек в серой рубахе.

— Вам нужна помощь? — уточнил он.

— Авдотья позволила мне зайти сюда, чтобы поговорить с Еленой…

— Здесь таких нет, — усмехнулся слуга и пригладил непослушные вихры на затылке. — Вы, барин, верно про нашу новенькую говорите. Ту, что Парашей кличут.

— Про нее, — не стал спорить я.

— Она тама ковыряется, — ответил парень и указал в дальнюю сторону прохода. — И вы с ней поосторожнее, барин.

Я усмехнулся.

— А что не так? Ругаться изволит?

— Что-то навроде того. Не так, как принято у приличных людей — матом. А какими-то мудреными словами. И думается мне, что слова эти должны казаться нам обидными. Да только мы по-столичному не обучены, и многих выражений отродясь не слыхивали. И как тута обижаться, когда не понимаешь, о чем эта бесноватая кричит?

— И громко кричит? — не скрывая улыбку, спросил я.

— Сейчас уже не так, как утром. Устала, наверное… А может, голос сорвала. Мы ей предложили чаю, да только Параша — гордая девка, похоже. И в конюха нашего, Жорку, кружку кинула.

— А он что?

— У нас равноправие. Мы ж не дремучие какие, ваше благородие! Кружку кидать Жорка в нее в ответ не стал. Потому как мог ентой кружкой можно сломать девке кость. А вот загрести лопатой навозу и швырнуть в ейную морду — это он смог. Так вот, после этого Параша орать и перестала. Может ей на язык навоз тот попал — этого мы не ведаем…

— Понятно, — я кивнул и постарался не поднимать глаз на работника, чтобы он не заметил в них смешинки. — Пойду я, поздороваюсь с Парашей.

— Ваше благородие, — парень неуверенно шагнул ко мне и поправил пряжку ремня. — А правду про вас говорят, что вы с мертвыми говорите?

— Как есть — правду, — признался я.

— Значитца, вы как наш барин — Николай?

— Немного не такой, — осторожно пояснил я. — Коля видит всякое, а я приказать призракам могу.

— И мертвые вас слухают? Прям команды исполняют?

Я сурово свел брови на переносице и поправил парня:

— Мертвые не циркачи, чтобы выполнять трюки.

— Вы простите, ежели я говорю что-то не то, — смутился парень. — Просто мы все, кто приехал сюда с Авдотьей, боимся, чтобы батя нашего Коли не ходил за ним призраком. Чтобы молодой барин не стал таким же, каким был его папаша… Мы вот тут смекнули, что барин старый был таким же, как евойный отец, а тот в деда пошел. Поговаривали, что дед Двушкин был хороший человек, пока его папаша не помер. А как старого-то не стало, так и молодой сделался смурным… А может, все и не так было. В народе ведь не принято о мертвых плохо говорить. И может про деда — все это сказки. А кто правду знал, тот уже помер и не расскажет, как оно все на самом деле было… Но мы беспокоимся за Николая, уж больно он хороший парень, что для барской породы не свойственно. Но вдруг с него и пойдет добро?

Стала понятна причина беспокойства работника.

— Об этом не беспокойтесь, — мягко продолжил я. — Старшего Двушкина здесь быть не может. Он остался на старых болотах, и не может их покинуть, чтобы навредить кому-нибудь.

Работник тут же повеселел.

— Вот и славно! — произнес он, низко поклонившись. — Спасибо вам, добрый человек. Мы все за вас Искупителю молимся и просим за ваше здравие.

— Спасибо.

Я коротко кивнул и направился в сторону, где должна была найтись Свиридова. Парень же рванул прочь, видимо, намереваясь рассказать приятелям о призраке Колиного отца.

Внезапно из дальнего стойла послышалось сдавленное ругательство. Я подошел к приоткрытой створке, и моему взору представилось поистине потрясающее зрелище: посреди огороженной площадки стояла Свиридова в штанах из грубого серого сукна и такого же цвета рубашке, подпоясанной бечевкой. Волосы княжны были убраны под косынку, но та сбилась, и длинная прядь черных волос выскользнула наружу. В ней запуталось сено. Обута девушка была в галоши, которые были ей большие, и их пришлось обмотать бечевкой на манер лаптей. Вся одежда судейской дочери, включая суконные перчатки, была испачкана в навозе. Девица опиралась на вилы с длинным черенком и смотрела в стену остекленевшими глазами.

— Добрый день, — сказал я негромко.

Елена Анатольевна встрепенулась и уставилась на меня осоловевшим взглядом. Который, впрочем, почти сразу прояснился.

— Вы… — произнесла она сквозь зубы, и я попятился, подумав, что с адвокатессы станется попытаться ткнуть меня вилами.

— Если вы заняты работой, и я вас отвлекаю, то извините. Можем поговорить когда-нибудь в другой раз… — вежливо начал я.

— Стоять! — захрипела Елена.

— …или никогда, — закончил я фразу.

— Лучше оставайтесь, где стоите, — холодно предупредила Свиридова. И ехидно поинтересовалась: — Не каждый день увидишь, как княжна чистит навоз на конюшнях, не так ли, Павел Филиппович?

— Труд облагораживает дворянина, — возразил я. — Кстати, вам очень идет рабочая одежда.

Свиридова недобро усмехнулась:

— Вы так считаете?

— Ну, определённо больше, чем платье с цветами семьи Чеховых.

— Я лучший адвокат Петрограда! — запальчиво воскликнула девушка.

— А вот с этим бы я поспорил, — быстро ответил я. — Лучший адвокат не допустил бы такую грубую ошибку с законом.

Елена Анатольевна перехватила вилы и шагнула ко мне. И я поспешно попятился.

— Не вздумайте сбегать, — просипела она и вдруг отбросила орудие труда в сторону.

— Я пришел сюда не за этим.

— А зачем?! — неожиданно взвилась девушка. — Это из-за вас я оказалась здесь!

Я покачал головой:

— Не из-за меня… Вы сослались на закон. А стоило бы помнить старинную поговорку: закон — что дышло, куда повернул — туда и вышло. Или вы надеялись, что моя семья смирится с вашими подковерными играми?

— Ничего подобного не было, — княжна поджала губы.

— Мы играли по правилам, госпожа Свиридова. Никого не обманывали. Хотя вы могли учесть то, что семья Чеховых пополнилась двумя новыми членами. Но даже без Зимина ход с законом не сработал бы.

— Я… — начала было Елена Анатольевна, но я ее перебил.

— Вы, как всегда, меня недооценили. Именно этот просчет привел вас сюда… Так что не стоит винить меня, лучше извлеките из ситуации урок.

Свиридова молчала, сверля меня полным ненависти взглядом. А затем произнесла:

— Пришли, чтобы прочитать мне мораль?

Я покачал головой:

— Нет, не за этим. Хотел бы поговорить с вами по поводу вашей сестры.

Девушка облокотилась на ограждение и уточнила:

— И что же вы хотите про нее узнать?

— По старым правилам, семья сперва должна сосватать старшую дочь. И до недавнего времени вы не торопились замуж, сосредоточившись на карьере. Что же изменилось?

Она опустила голову. Немного помолчала, явно не желая посвящать меня в секреты семьи.

— Я могу прямо сейчас уйти, и оставить в стойле Парашу, которая не исполнила все свои обязанности, — сурово отчеканил я.

Девушка вскинула лицо, и глаза ее полыхнули обидой.

— Елена Анатольевна, вы вновь меня недооцениваете. Вероятно, вы решили, что я пришел к вам с вопросами, но на самом деле я уже знаю все, что мне нужно… Осталось выяснить, что нужно вам. Быть может вам и впрямь пришлась по душе загородная жизнь, а я лишь мешаю вашей судьбе. Слышал, вы нашли общий язык с конюхом? Он даже подарил вам целую лопату отменных удобрений!

Свиридова медленно покачала головой, а затем нехотя произнесла:

— Позднее раскрытие дара сыграло с Натальей Анатольевной злую шутку. Сестру бросало из крайности в крайность. Поначалу она всерьез увлеклась вами. Отец оценил ее выбор и дал добро на дальнейшее развитие событий. Он посчитал, что вы — тот самый человек, который сможет составить младшей дочери идеальную партию. Даже несмотря на ваш цвет силы…

— А с чего вы решили, что она не передумает? Открытие силы в таком позднем возрасте сильно меняет нрав…

— Наталья всегда была послушной и старалась во всем угодить папеньке, — нахмурилась Елена Анатольевна. — Несмотря на все свои выходки, она всегда понимала, где пролегает граница дозволенного.

— Прямо как вы, — сказал я сухо. — Вы тоже оказались послушной дочерью.

— Я не была против, когда отец предложил мне в женихи Гагарина, — не стала возражать собеседница. — Наши семьи дружат уже долгое время, и мне казалось, что с ним проблем не будет. Мы сможем найти общий язык и станем жить в мире. Со свадьбой никто не торопился, и Наталья могла спокойно обуздать свою силу, пока не пришло бы ее время.

— Но все пошло не так? — я скрестил руки на груди.

— Так вышло, что увлеченность некромантом стала слабеть после того, как Наталья увидела вас в загородном доме с некой дамой в маске кошки. Оказалось, что сестра — довольно ревнивая натура и вовсе не хочет быть на вторых ролях. И она переключила свое внимание на другого человека.

— Вот оно что… — задумчиво протянул я. — И этим другим человеком оказался ваш жених? Как же так вышло?

— Это сложно объяснить, — нехотя ответила Свиридова. — Дела семейные…

— Яснее не стало. Но я оказался прав, и думаю, что идея сослаться на старый закон, принадлежала вашему отцу.

Девушка молча кивнула. И я продолжил:

— Я готов поговорить со Станиславом Александровичем об отмене этой вашей помолвки.

— Правда?! — вырвалось у девушки с надеждой.

— Но у меня есть условие. Вы навсегда оставите попытки сблизиться со мной. И объясните своему отцу, что давить на меня бесполезно.

В глазах девушки блеснула надежда.

— Если вы сделаете это, я буду вам должна, — поспешно проговорила она. — Клянусь Искупителем, я все поняла! Даю слово высокорожденной, что не стану претендовать на союз с семьей Чеховых. Если у вас получится откатить все договоренности и признать этот союз ничтожным…

— Нам ведь необязательно быть врагами, Елена Анатольевна, — проникновенно продолжил я. — Если вам нужна помощь, вы можете просто попросить меня. Вы ведь уже поняли, что у меня получается решать вопросы. И я вполне мог бы выручить вас, если возникнет такая необходимость.

Девушка замялась. А затем покачала головой:

— Говорю же: это семейные дела.

Я тяжело вздохнул и пожал плечами:

— Значит, мы поговорим, когда вы будете готовы. Вы придете в мой офис, и я постараюсь вам помочь.

Я развернулся и направился прочь, оставив Елену Анатольевну в стойле.

— Павел Филиппович…

Голос девушки прозвучал за спиной, когда я уже подошел к выходу. Я остановился. Обернулся.

— Вы сказали, что если бы Зимин не был членом вашей семьи, то этот закон все равно бы не помог мне стать Чеховой. Почему?

Я молча отодвинул полу пиджака. Задрал рубашку и указал на бок, где оставалась отметина после смертельной раны. Спокойно пояснил:

— Я умер, спасая одну дуреху, которая нарушила комендантский час и встретилась с Цареубийцей…

Лицо Свиридовой побледнело. А губы задрожали.

— Но вы… — начала было она.

— Меня спас хронос, который поймал нужный момент и смог отмотать время, — спокойно ответил я. — Но я успел встретиться с Приграничницей. И вернулся уже другим человеком. Так что фактически перед вами совсем другой адвокат Чехов. И любой суд принял бы это как доказательство. И раз уж мы говорим откровенно, то вам стоит вспомнить, что существуют иные законы, которые обязывают платить кровью за кровь. За пролитую мной кровь моя семья могла бы потребовать вашей крови, княжна. Или кого-то из тех, кто вам дорог. Но мы не играем в такие игры, это не наш уровень…

Я вышел из стойла, оставив Свиридову в одиночестве.

Зимин ждал меня у конюшен.

— Ну? Как побеседовали? — спросил он и окинул меня оценивающим взглядом. — Судя по тому, что ран от вил на вас нет…

— Вы оказались правы, — ответил я. — Гагарин заключил союз с младшей Свиридовой.

Стас кивнул:

— Это было очевидно. При желании можно даже найти, где прячутся эти юные возлюбленные.

— Зачем? — удивился я. — Сами объявятся, когда по городу разойдется слух о вашей с Еленой Анатольевной помолвке. Кстати, ваша невеста вам еще не надоела?

Зимин усмехнулся.

— Даже не представляете насколько, Павел Филиппович, — ответил он. — От нее одни проблемы…

— Тогда, быть может, пора ее освободить? — уточнил я.

Зимин нахмурился:

— А если у нее возникнут проблемы в семье?

Я пожал плечами.

— Я хотел сегодня поговорить с судьей Свиридовым, так что мог бы обсудить и этот вопрос. Свиридова и Зимин официально оказались связаны в Яблоневом Саду. Более того: связаны старым законом. А месть за гибель родича, пусть и новоявленного — еще более древний закон. Так что вряд ли Свиридов рискнет обидеть свою дочь.

— А она больше не станет вам докучать? — с сомнением уточнил кустодий.

— Она уже поняла свою ошибку, — ответил я. — И вряд ли рискнет приблизиться к моему дому. Потому что иначе она попадет обратно к вам. Думаю, она это прекрасно понимает и не станет рисковать. Все же чистить навоз ей не пришлось по душе…

— Воля ваша, мастер Чехов, — согласился Стас. — Мне только в радость будет отправить ее на все четыре стороны.

Он зашагал на конюшню, а затем оттуда послышался его бас. Слов я разобрать не смог, но через несколько секунд из ворот конюшни выскочила Свиридова. И мне отчего-то показалось, что первое, что сделает девушка, вернувшись в Петроград — это запишется к душеправу.

— Елена Анатольевна! — позвал ее я.

Девушка остановилась и медленно повернула голову.

— В Петрограде уже наверняка прошел слух, что вы со Стасом помолвлены. Очень рекомендую поддерживать его. Он обезопасит вас от недовольства вашего батюшки. Полагаю, в ином случае, он может найти вам другую пару, или просто решит, что вы слишком близко приняли к сердцу отказ… Как знать, после этого вы легко можете оказаться послушницей в монастыре.

— Спасибо, Павел Филиппович, — ответила девушка после некоторой заминки. Кажется, она наконец поняла, что все для нее складывается не так уж и плохо.

Она развернулась и бросилась к дому — собираясь, должно быть, переодеться и как можно скорее покинуть усадьбу.

— Как быстро бежит… — задумчиво сказал Стас, глядя ей вслед. — Видимо, не понравилось ей у нас в гостях.

— Загородная жизнь не каждому по душе, — согласился я и вынул из кармана телефон. Нашел номер Фомы и нажал вызов. За спиной сразу послышалась мелодия звонка, а через секунду и голос слуги:

— Искали, вашество?

Я отменил вызов, убрал телефон в карман и обернулся. Фома стоял в нескольких шагах от меня, довольно щурясь.

— Нам пора ехать, — сказал я.

Питерский кивнул:

— Как скажете, вашество!

Он развернулся и последовал к машине.

— Идемте, я вас провожу, — предложил Стас, и мы направились за Питерским.

— Ну, был рад, что в гости заглянули. Заезжайте еще, — начал кустодий, когда мы шли по дорожке.

— Обязательно, — ответил я и пожал протянутую руку. — Простите, что вам пришлось во все это ввязаться.

Стас отмахнулся:

— Чего не сделаешь ради семьи!

— Авдотья, наверно, еще долго будет припоминать вам это.

— Она отходчивая, — ответил Зимин. — Так что, думаю, этот вопрос можно считать улаженным.

Я кивнул. Мы подошли к машине. Я попрощался с Зиминым, и тот отправился назад к конюшне. Я же, открыв дверь, сел на переднее сиденье.

— Куда едем, вашество? — тут же поинтересовался Фома.

— Пока не знаю… — ответил я, вынул телефон и набрал бабушке.

Трубку не брали очень долго. Наконец, в динамике послышался голос Софьи Яковлевны:

— Слушаю…

— Ты не могла бы договориться о встрече с судьей Свиридовым? — без предисловий начал я.

— Сегодня?

— Именно.

— Конечно. Адрес сброшу сообщением.

Чехова завершила вызов. Я же откинулся на спинку сиденья и принялся ждать, вертя в руке телефон.

Не прошло и получаса, как из хозяйского дома выбежала Свиридова. Она оказалась облачена в платье явно с чужого плеча. Видимо, Авдотья была так рада отъезду гостьи, что поделилась с ней своей одеждой. Рубаха и юбка были тонкокостной княжне немного велики, но выглядели чистыми. Ткань слегка пристала к влажному после быстрого душа телу. А синего платья, в котором Зимин увез судейскую дочь из Яблоневого сада, видно не было. Должно быть, оно осталось у Зимина в качестве трофея. А может Авдотья пустила его на тряпки.

Елена Анатольевна подошла к машине и осторожно постучала костяшками пальцев по стеклу. Я опустил его и коротко осведомился:

— Вы что-то хотели, госпожа Свиридова?

Она воровато оглянулась на крыльцо дома, куда вышли Зимин со своей невестой. Стас бережно обнял подругу, а та благожелательно махнула на прощание нам рукой.

— Да, мастер Чехов, — пробормотала девушка. — Если вас не затруднит, то не могли бы вы… если несложно…

Стало понятно, что просить Елена Анатольевна не привыкла. По роду деятельности и по происхождению ей часто доводилось диктовать свои условия. А вот с просьбами у нее ранее опыта не было. Но помогать ей я не собирался. Мне подумалось, что здесь она получила хороший жизненный урок, но уж очень коротким он оказался. Конечно, княжна умна и вполне могла усвоить его и за один день.

— Чего она от нас хочет, вашество? — пробурчал Фома и недовольно поморщился. — От нее немного пованивает.

Я понимал, что чутье кота позволяет Питерскому ощущать ароматы, которых я не был способен уловить. Впрочем, девушка не услышала слов помощника и, отбросив за спину влажную косу, продолжила:

— Вы не могли бы меня подвезти до города? — Она закусила губу, подумала немного и добавила: — Не хотелось бы оставаться тут и стеснять добрых людей. И просить господина Зи… Морозова мне неудобно.

— А меня — удобно? — я сощурился, ожидая, пока Елена Анатольевна поднимет на меня глаза.

— Пожалуйста… — выдавила она из себя и густо покраснела. — Я буду вам обязана…

— Пустое, — великодушно отмахнулся я. И предложил перед тем, как поднять стекло: — Садитесь.

Казалось, Елена на секунду растерялась. Наверняка она привыкла к тому, что двери перед ней почтительно распахивают, но я не собирался выходить для этого из машины. И княжна, как только отмерла, сама открыла дверцу и быстро юркнула в салон.

— Спасибо, — тихо проговорила она, обхватив себя руками.

— Там есть вода, если вас мучает жажда, — неожиданно мягко обратился к ней Питерский, бросив на нее взгляд в зеркало заднего вида. — И орешки. Я нарочно для Павла Филипповича прикупил в хорошей лавке.

— Спасибо… — рассеянно повторила княжна.

Машина тронулась с места и покатилась по дороге. Вдоль асфальтовой полосы какое-то время бежала огромная длинноногая собака, которая, скорее всего, и была тем самым волком — зверем шамана Коли. Но никто не обращал на нее внимания. Особенно притихшая на заднем сидении девушка, сжавшаяся буквально в комок, желая казаться меньше. Вскоре мы оставили позади владения Авдотьи и Стаса.

— Мне понравилось у Зимина, — добродушно сообщил Фома. — Они выбрали хорошее место для дома. Неподалеку протекает речка — годный водопой для лошадей. А видели бы вы их лес! Там такие занятные тропы. Грибов после дождя будет уйма. Да еще такие травы и ягоды там растут…

— То есть, вы зовете его по старой фамилии? — подала голос Свиридова. — Он ведь ее сменил.

— Большую часть жизни Стас Александрович был Зиминым, — ответил я. — И между собой мы продолжаем звать его порой по старой памяти. Сам он не против этого.

— Безродный, который получил желаемое признание, не возражает против этой позорной фамилии? — удивилась Елена.

— И я этой бабе предложил орешки! — возмущенно фыркнул Фома. А потом поправился: — То есть, этой женщине…

— А вы считаете, что раньше ему стоило стыдиться отсутствия отчества? — со всем возможным спокойствием уточнил я. — Для вас человек без этой добавки к имени — недостойный?

Свиридова пожала плечами и взяла из кармана сиденья бутылку с водой.

— Мне сложно понять вашу любовь к людям подобного сорта. Хотя для меня осталось загадкой, почему ваш Зимин решил жениться на этой деревенской девице… Пусть он и недостаточно чистой крови, но его новый титул и должность…

— Притормози-ка, Фома, — тихо попросил я, и он тотчас принял к обочине и остановил машину.

— Позвольте вас на пару слов, княжна, — отчеканил я, выходя наружу.

Теплый ветер растрепал волосы, и я зажмурился, чтобы усмирить закипающую внутри меня злость.

Девушка вышла из автомобиля и подошла ко мне чуть ближе. Было заметно, что ей не по себе, но к чести ее Свиридова не пыталась играть в жертву. Она подняла подбородок и прямо посмотрела на меня.

— Я понимаю, что он ваш родственник… — начала она.

— Замолчите, — твердо потребовал я.

Девушка пораженно распахнула глаза, открыла было рот, чтобы возразить.

— Одно слово и, клянусь Искупителем, я верну вас обратно и буду просить Авдотью, чтобы она сослала вас на конюшни на пару лет! Может после чистки навоза из вас самой выйдет вся дрянь.

Свиридова дрогнула и поджала губы.

— Буквально накануне вы за одно мгновенье потеряли все, что делало вас важной и особенной. Вы потеряли статус, имя и титул. И сделались собственностью постороннего человека. Вы получили бесценный опыт, смогли посмотреть на изнанку жизни. И мне показалось, что вашего ума должно хватить на то, чтобы осознать, насколько жизнь может быть несправедлива к тем, у кого от рождения нет выбора. Нет титула и власти…

— Никакая деревня и все килограммы навоза не сделают из меня деревенскую бабу, — холодно процедила Свиридова.

— Вы готовы это проверить? — я подался к ней, заставив попятиться. — Дай мне повод, Параша, и ты до конца дней останешься простой девкой, которой в морду кидают лопату лошадиного навоза…

Елена взвизгнула и бросилась на меня с кулаками. Я легко перехватил ее запястья и завел их ей за спину. Лица наши оказались совсем рядом, и я ощутил запах мыла, которым совсем недавно пользовалась девушка.

— Я некромант. Я вижу людей без мяса и костей. И знаю цену тому, что у них внутри… Вы можете отмыть от себя эту грязь. Но от вас всегда будет пахнуть. Потому что ваша душа нечистая. Я могу это ощущать, княжна. От вас скверно несет. Быть может, все дело в вашем воспитании. Вероятно, ваш папенька внушил вам, что вы донельзя особенная, но поверьте — вы ничем не лучше Авдотьи, которая осталась в том доме. От нее отказался родной отец, потому что закон ему это позволил. Но она — достойная девушка. Она не чурается работы и сумела стать главной конюшенной в императорской конюшне. И если вы позволите себе скверно отзываться о ней, то я обещаю передать эти слова Станиславу Александровичу. Он добрый к женщинам, никогда их не бьет, но, думаю, что для вас он сделает исключение и вызовет на поединок чести. А я добью вас после смерти, развеяв душу без следа. Если вы не способны…

— Меня унизили! — закричала вдруг девушка мне прямо в лицо.

На ее запястьях разогрелись наручники, которые Стас так и не снял.

Мучительно скривившись, княжна вывернулась из моей хватки и отошла на пару шагов.

— Гагарин предал меня! И даже не сподобился рассказать мне о том, что предпочел мне Наталью, а ведь до того клялся в верности… Я готова была терпеть его сложный характер и измены. А родная сестра? Она меня предала! Хотя она больше других понимала, что отцу проще меня убить, чем вынести такой позор. Отец ведь собирался это сделать, Павел Филиппович! Он хотел избавиться от меня и объявить о помолвке младшей дочери с бывшим женихом старшей… И в тот день в резиденции я шла к вам по той злосчастной дороге, потому что меня выставили из дома. Отец выгнал меня прочь, словно собаку! Мне больше некуда было податься, я просто шла, куда глаза глядят… Понимаете, каково это — когда ты никому не нужен? Вы можете себе хотя бы представить, что я испытываю, когда каждый человек в моей жизни видит во мне лишь предмет для торга? Вы прилюдно отказались от меня. И даже этот увалень, Зимин, отказался от меня! Он предпочел мне какую-то бабу! Не меня! Да неужели я настолько страшная? Или все дело в том, что все чуют мою душу, о которой вы говорите?

— С вами поступили несправедливо, — тихо признал я.

— Меня использовали! — вновь закричала Елена.

Она отвернулась и зашагала по дороге, пьяно качаясь. Я быстро нагнал ее и обхватил со спины, чтобы не дать развернуться и расцарапать мне лицо.

— Отпустите… — глухо потребовала девушка. — Не надо меня жалеть.

— Если я и жалею, то только о том, что сказал вам гадости, — признался я. — Я не подумал о том, что вам больно.

— Мне не… — голос ее вдруг сорвался. А потом она тихо заплакала, и я подумал, что не в первый раз довожу девушек до слез на дороге.

— Простите…

— Вы ни в чем не виноваты, — всхлипнула она.

— Я не только за себя прошу. А я за всех, кто делал вам больно. Простите.

Елена Анатольевна повернула голову, чтобы встретиться со мной потемневшим взглядом.

— Вы страшный человек, мастер Чехов. Я слышала, что у вас неприятный характер, что вы холодный и спокойный. Что вы до неприличия уравновешенный… Но то, что вы делаете сейчас… Уж лучше бы вы меня жалели, Павел Филиппович — у меня бы получилось вас за это презирать. Ну вот почему вы такой?

— Какой? — я позволил ей развернуться и взял похолодевшие девичьи ладони в свои.

— Вы умеете злиться, Павел Филиппович?

— Да.

— И при этом вы бьете посуду? Кричите? Делаете глупости?

Я покачал головой:

— К сожалению, нет. Быть может, так было бы проще, я смог бы выразить эмоции через подобный поступок, и люди принимали бы меня за такого же, как они сами. Но именно в такие моменты люди ощущают, что я другой. И потому я кажусь им неприятным. Они видят меня недостаточно живым.

Девушка шмыгнула носом и тихо уточнила:

— Это особенность вашей силы?

— Мой отец в точности такой же. Так что, полагаю, что это — черта нашей фамилии.

— То есть, у вас вся семья способна бесить своим спокойствием?

Я осторожно улыбнулся и признал:

— Полагаю, так и есть… Но это означает, что вам повезло не оказаться частью нашей семьи. Представляете, какие у нас семейные обеды?

Княжна закатила глаза:

— Кошмар!

— Вы достойны кого-то, кто будет ценить вас такой, какая вы есть…

— Однако, вы считаете, что у меня гнилая душа, — насупилась Свиридова.

— Я немного слукавил. Ведь я не могу увидеть вашу душу, пока вы живы.

— Ах, вы… — девушка вновь ударила меня кулачком по плечу. Но на этот раз сделала это несерьезно.

— Давайте вернемся в машину, — предложил я. — Вам надо скорее оказаться в своей квартире, заказать что-нибудь вкусное из любимого ресторана…

— Это было бы замечательно!

— Я могу позвонить в «Знатный ужин» и попросить для вас лосятину. Она сегодня у них особенно хороша, как мне сказали…

— Они не доставляют еду на дом.

— Я попрошу распорядителя об этом одолжении, — пообещал я.

— Умеете вы уговаривать, — хмыкнула девушка и зашагала вместе со мной к автомобилю. — Вы полагаете, мне стоит не рассказывать о том, что наш с вами договор не имеет силы?

— Поверьте, так будет лучше. Старший Морозов беспокоился о том, чтобы с вами не случилось чего. Это он попросил вывести вас за город.

— Он на самом деле такой мудрый дядюшка? — изумилась Свиридова.

— Поверьте, он бы вам понравился, — усмехнулся я, открывая для девушки дверь. — И моей бабушке повезло с таким супругом.

— Получается, он позаботился обо мне? — с сомнением уточнила княжна.

— Выходит, что так и есть, — я все же обошел машину и занял место рядом с водительским.

Свиридова вновь взяла бутылку с водой и вздрогнула, когда Питерский подал ей пачку салфеток, которую вынул из бардачка.

— Спасибо, — тихо сказала девушка.

— Не за что, — напряженно ответил помощник.

— Есть за что! — вдруг возразила Елена Анатольевна. — И за орешки тоже спасибо. Я и правда немного проголодалась…

Фома внезапно толкнул дверь и вышел из салона. Что-то поискал в багажнике, потом вернулся и протянул девушке плед и подушечку.

— Все чистое, госпожа. Вы ведь устали и захотите вздремнуть. Дорога все ж неблизкая.

Глаза княжны подозрительно заблестели, но она тотчас потупилась. А я отвел взгляд. Не хватало еще застать Свиридову за проявлением очередной слабостью. Это сейчас она на эмоциях позволяет себе быть ранимой, а когда придет в себя, то будет рада, что не показала слишком много личного…

Какое-то время мы молчали. Княжна какое-то время похрустывала орешками, а потом неожиданно умолкла. Оглянувшись, я увидел, что она свернулась на заднем диванчике и спит.

— Не будьте к ней строги, — тихо заговорил Фома. — Поверьте, нет ее вины в том, что она простолюдинов считает недостойными. Нас так учат от самого рождения. Всех учат.

— И тебя учили, что ты хуже других, — кивнул я. — Но это не так.

— Нельзя заставить людей перестать думать так, как они привыкли, вашество, — усмехнулся Питерский. — Они от этого только сильнее будут хвататься за прошлые убеждения. Будут считать, что у них отбирают что-то ценное. И не сразу заметят, что взамен им предлагают что-то другое… Вот вы мне сказали, что я в вашем доме надолго и переживать мне не о чем.

— Так оно и есть, — кивнул я.

— А я все равно беспокоился, переживал. И был уверен, что когда вы про меня все прознаете… ну, то что я совсем дремучий… — пояснил Фома, беспокойно посмотрев на княжну.

— Ясно, о чем ты, — успокоил я парня.

— Так вот, мастер, я жуть как боялся, что назавтра вас разочарую и окажусь ненужным. Раньше я всегда был никому не нужным. А потом постепенно понял, что бывает и по-другому. Вы мне не только новую одежду дали, службу и научили голову держать выше… С вами я понял, что вовсе не бедовый, что много значу. Но пришел я к этому знанию не в первый день.

— А когда понял?

— Когда очнулся после той аварии — а все рядом. Меня дома ждали. И, наверно, только потому я вернулся из того места, где мертвым был…

Я положил на широкое плечо помощника ладонь.

— Мне стоит чаще говорить, что я очень ценю тебя, Фома.

— Я это и без слов знаю, — смутился парень. — Но спасибо за доброту. Это правда приятно.

Мне показалось, что девушка на заднем сиденье перестала сопеть. Но глаза ее были закрыты, и ресницы не дрожали. Я подумал, что даже если она что-то и услышала, то в этом нет ничего страшного…

Вскоре мы въехали в город, и я вынул из кармана телефон, чтобы убедиться, что бабушка прислала мне адрес для встречи с судьей. Свиридов был не оригинален и выбрал ресторан «Званый ужин». Я сверился с часами и убедился, что не опаздываю. Тогда решил позвонить Александру Васильевичу. Тот ответил на вызов почти сразу. Язвительно уточнил:

— Вы приедете в город или решили погостить у Стаса?

— Мы уже вернулись, — сказал я негромко. — Надо снять наручники со Свиридовой.

— Уверены? Некоторым девушкам полезно на какое-то время стать поближе к народу. Без своего таланта она может лучше прочувствовать, каково это — быть простым человеком.

Дальше послышалось что-то походящее на карканье, и я покачал головой, понимая, что старик пытается смеяться.

— Полагаю, будет правильным убрать с нее эти штуки. Я завезу княжну домой, а сам отправлюсь на встречу.

— Не в свой дом, полагаю? Софочка будет недовольна, — предупредил меня кустодий. — Она после трапезы подобрела, но не настолько, чтобы терпеть присутствие девушки, которая пыталась захомутать ее любимого внука.

— Елена Анатольевна будет рада оказаться у себя. Княжне изрядно досталось, ей нужно отдохнуть, — произнес я, подозревая, что попутчица может слышать мои ответы.

— Предупредите, что к ней заедут, чтобы убрать ограничители. Если будет время, то я загляну к ней сам. Так что пусть выпьет успокоительного и держит себя в руках. Я знаю, какое впечатление произвожу на юных дев.

— Хорошо, — я оценил шутку, но комментировать ее не стал.

— Отвезите ее на Садовую…

Я не особенно удивился тому, что Морозов знает адрес дочери судьи. Немного поколебавшись, я все же спросил:

— Как дела дома?

— Все сонно и спокойно. Ах, да! Звонил Лаврентий Лавович, он решительно хочет прибыть этой ночью к вам в дом. Уверяет, что ему достаточно помогли в монастыре, и он готов быть полезным. Знаете, я бы показал его душеправу — все же какой-то он слишком инициативный. Я опасаюсь таких людей…

— Хорошо, — согласился я — просто, чтобы не спорить. — Спасибо за помощь.

— Не стоит. Мы с вами не чужие люди, Павел Филиппович, — ответил Морозов на прощание.

Мы подъехали к жилому комплексу на Садовой, и я невольно покачал головой. Малоэтажные и утопающие в зелени дома выглядели просто волшебно. Кованая ограда была оплетена диким виноградом, но при этом не казалась неухоженной.

— Уже приехали? — раздался с заднего сиденья заспанный голос.

Свиридова села и принялась рассеянно приглаживать волосы. Плед скатился с ее плеча вместе с тканью рубашки. И я сразу отвернулся, чтобы не смущать ее. Фома и вовсе смотрел в окно, всем своим видом показывая, что сонные девицы в нашей машине — дело привычное.

— Спасибо, что доставили прямо к дому, — продолжила княжна.

— Может, вас стоит подвезти к крыльцу? — предложил я.

— Не переживайте о мелочах. Мне не будет неловко больше, чем было до этого, поверьте.

Я не стал выходить, чтобы открывать попутчице дверь — отчего-то решил, что она может принять это за жест слабости, а возвращаться к роли добычи я не собирался. Повозившись какое-то время на диванчике, Елена Анатольевна, наконец, смогла выпутаться из пледа.

— Ваше предложение о доставке ужина в силе? — поинтересовалась она.

Я кивнул:

— Пожалуй. И еще, к вам сегодня прибудут кустодии…

— Зачем?! — испуганно выпалила судейская дочка.

— Станислав Александрович нацепил на вас ограничители силы. Видимо, посчитал, что так будет лучше для вашей же безопасности.

— Конечно! — фыркнула Елена.

— Так вот, — продолжил я, — эти наручники с вас снимет один из сотрудников организации Морозова.

— Спасибо. Не ожидала, что вы озаботитесь такой мелочью.

— Мы не враги, — сухо ответил я. — Если понадобится помощь, вы знаете где меня найти…

— Знаю, Павел Филиппович, — девушка замешкалась и явно собралась что-то добавить, но тряхнула головой и молча потянулась к дверной ручке.

Открыв дверь, она вышла из машины и направилась к посту охраны. Мы оставались у ворот, пока дружинник не узнал Свиридову и не вышел навстречу, чтобы открыть ей калитку и впустить внутрь комплекса.

— Опасная эта дамочка… — задумчиво протянул Фома, глядя вслед удаляющейся адвокатессе.

— Это еще почему? — удивился я.

— Она умная, это сразу видно. К тому же не чья-то жена, а сама по себе живет.

— Разве наша Арина Родионовна не умная? — напомнил я. — Она тоже живет сама по себе, между прочим.

— Нечаева другая, — ответил Фома. — Она умеет казаться мягкой. Как кошачья лапа: пока не выпустит когти — любой будет умиляться ее нежному виду. А эта девица не такая. Пусть она и княжеской крови, но гонор у нее, как у серьезного мужика. И может она и показалась вам надломленной, вашество, но вряд ли ее так легко можно согнуть. Таких сколько не бей, а они только крепче становятся. И злее. Из похожих получаются самые страшные ведьмы…

— Скажешь тоже, — отмахнулся я, но уже совсем другим взглядом посмотрел вслед Свиридовой, которая шагала по дорожке в сопровождении охранника. Даже в простой одежде княжна держалась с поистине царским величием. Словно вышагивала по коридору дворца.

— В любом случае, она больше для нас не проблема.

— Уверены? — прищурился Питерский.

— По крайней мере, она точно не попытается больше влезть в семью Чеховых. Меня это вполне устроит. Пусть лучше берется осчастливить кого другого.

— Она могла бы стать хорошей женой, — принялся рассуждать помощник, когда машина покатилась по дороге. — Главное, чтобы только мужа не полюбила. Потому как, если она замуж выйдет по расчету, то будет у нее все как надо — и муж при должности, и дети при параде. А вот если полюбит, а он не ответит ей тем же — она и мужа в могилу сведет, и сама себе не рада будет.

— Да ты прямо философ! — восхитился я.

Фома подозрительно на меня покосился.

— Скажете тоже, вашество… Никогда таким не занимался. Я просто жизнь знаю и повидал разных людей. Хотя, могу и ошибаться. Что с меня взять — с деревенщины!

Я не удержался и засмеялся. Все же умел Фома прикинуться безобидным, когда ему это было нужно.

— Куда едем, вашество? — сменил тему разговора слуга.

— В «Званый ужин».

— Хорошее место. Я слышал, попасть туда не каждый может. А вы так по два раза на дню бываете.

— Вот такой я важный господин… — хмыкнул я, рассматривая проносящиеся мимо дома.

К нужному месту мы прибыли довольно быстро. Фома остановился на парковке, заглушил двигатель, обернулся ко мне и уточнил:

— Я отлучусь ненадолго?

— Конечно. Как освобожусь, я тебе позвоню…

С этими словами я вышел из машины и направился к заведению. Привратник при виде меня поклонился и распахнул входную дверь.

— Добро пожаловать, господин Чехов, — поприветствовал он меня.

Я кивнул в ответ, протянул ему мелкую купюру и проследовал в помещение. Навстречу сразу вышел распорядитель.

— Рад снова видеть, мастер Чехов! Вас ожидают в зале наверху. Надеюсь, вы остались довольны блюдами нашей кухни?

Я улыбнулся.

— К слову, об этом… Знаю, что вы не готовите на вынос и сделали исключение для моего родича. Но не могу ли я попросить вас приготовить по одной порции тех же блюд и отправить их по адресу? Я оплачу беспокойство поваров и услуги доставщика.

— Кто-то из ваших домашних остался голодным? — с тревогой уточнил распорядитель

— Госпожа Свиридова была в гостях у нашей семьи и будет счастлива получить ужин, которого ей не досталось… — Я многозначительно вздохнул и добавил: — Все же мы с Еленой Анатольевной не чужие друг другу люди.

Сделал я это специально, заметив знакомое лицо — из заведения как раз выходила Бона Вита, которая попыталась спрятаться за своего спутника. Но получилось у нее не очень хорошо, потому как ее пышная юбка выглядела, словно огромный бутон пиона.

— Вино добавить? — любезно уточнил распорядитель.

— Пожалуй, что-то на ваш вкус. И я настаиваю на оплате всего заказа и чаевых.

— Как скажете, мастер Чехов.

Я продиктовал адрес Свиридовой, он записал информацию в блокнот, и направился за официантом, который вызвался меня сопроводить.

Я поднялся по лестнице и оказался на театральной галерке, где также располагались столики. Каждый из них был отгорожен от остальных зеркальными стенами, а те особым образом давали возможность видеть сцену на первом уровне. Сейчас там выступала певица, которая негромко исполняла что-то незатейливое. Ей аккомпанировал, мастерски перебирая струны гитары, высокий мужчина.

— Здравствуйте, Павел Филиппович, — поприветствовал меня Свиридов.

Он занял место за столиком в самом дальнем углу, повернувшись к сцене спиной. Я расстегнул пуговицы пиджака и уселся напротив. Окинул взглядом пространство и понял, что не могу увидеть никого из соседей. Полагаю, что и они не видели нас с судьей.

— Тут замечательно. Особенно по вечерам, когда выступает кто-то более талантливый. Знаете, раньше здесь частенько развлекала гостей Регина. Приятная особа, хотя и без родословной. Буквально с собачьими документами, насколько я знаю… Она сменила фамилию и имя, чтобы казаться кем-то более значимым, но, несмотря на все ухищрения, осталась обычной шавкой в обществе настоящих людей.

— Вы ведь не себя имеете в виду? — лениво уточнил я. — Было бы забавно, если бы вы о себе говорили, как о значимом настоящем человеке.

Мужчина помрачнел и напрягся.

— Осторожно, княжич! — предупредил он. — Вы сейчас ходите по очень тонкому льду.

Я развел руками:

— Силой льда я не владею. А вот новый хозяин вашей дочери — как раз криомастер. Причем весьма хороший. Вы знаете, что однажды он заморозил дорогу, по которой катился великан и нес на руках раненую лошадь?

— Что?

Казалось, князь растерялся от полученной информации.

— Ну да, откуда вы можете такое знать? Вы ведь никогда не выбираетесь из столицы, верно?

— С чего вы это взяли? — продолжал хмуриться собеседник.

— Сорока на хвосте принесла, — отмахнулся я с наигранной беспечностью. — Но вернемся к вопросу о родословной: разве хоть один достойный отец семейства стал бы торговать своим ребенком? Сдается мне, что в этом слишком мало чести.

— Придержите язык, мастер Чехов! Вы рискуете наговорить лишнего.

— Ничего лишнего. Только факты, — резонно заметил я. — Разве это не вы надоумили свою старшую дочь навязаться мне в спутницы? Не вы нашли старый закон, который обязывал меня взять на себя заботу о спасенной девушке? Будете уверять, что это она придумала данный план?

— Я не хозяин Елене. Она достаточно взрослая и давно покинула отчий дом. Девочка строит карьеру, которую я лично не считаю достойной для молодой особы. Я искренне полагаю, что раз моя старшая дочь решила поселиться отдельно и определять, что ей делать в жизни, то на мне нет ответственности за ее судьбу.

— Полагаю, что ответственность должна нести семья Гагариных, — хитро сощурился я. — Насколько я знаю, вы одобрили помолвку Елены Анатольевны с сыном главы этого славного рода. А значит, они оказались ущемлены в своих притязаниях после того, как вашей старшей дочери пришлось исполнять закон. Закон, который никто из моей семьи не требовал исполнить, смею заметить.

— К чему этот разговор, Павел Филиппович? — внезапно резко спросил Анатолий Викторович.

Он с трудом заставил себя оставаться в кресле. Видимо, понимал, что если выйдет за огороженные зеркальной стеной пределы, то привлечет ненужное внимание соседей.

— Вы сами заговорили о родословной, — напомнил я.

— И говорил я о девке, которую, как мне известно, вы выбрали себе в подруги.

— То есть, вы хотели меня задеть, — довольно усмехнулся я. — Вы не просто говорили о некой Регине, а намеренно пытались унизить девушку, которая, по вашему мнению, мне дорога.

Судья скривился, став донельзя некрасивым.

— Дорога… — насмешливо протянул он. — Как я понял, именно она сейчас в вашем доме занимает гостевую комнату. Поговаривают, что этой девке совсем худо и к ней приставлен лекарь. Видимо, ваша мертвячья натура подействовала на бедняжку не самым благоприятным образом. Была бы она благородной, то вы бы ответили за вред, причиненный ей. Но кто станет спрашивать с княжича за вред, нанесенной обычной дворняжке?

— Вашей дочери мой названный дядя не причинил вреда, но он дал ей работу, — спокойно сообщил я.

На мгновенье судья замер, и я заметил, как он сжал челюсти.

— Знаете, думаю, ей это пойдет на пользу. Ваша дочь попала к нам в семью без нашего желания, но своих мы не бросаем. И не позволяем посторонним вмешиваться в наши семейные дела. Это я вам тонко намекаю, чтобы вы не разносили слухи, которые распустил ваш приятель из особого отдела. Ведь это его люди обыскивали мой дом и заглядывали во все комнаты, куда им было дозволено заходить. И он решил поделиться с вами своими наблюдениями о моем доме… Что ж, пожалуй, стоит выяснить, насколько профессионально его поведение.

— Вы сейчас пытаетесь ему угрожать?

Я не удержался и улыбнулся:

— Искупитель с вами! Угрожать? В моей семье не принято заниматься подобными забавами. Мы предупреждаем. Одного раза обычно хватает. Для вас я могу сделать исключение…

Я щелкнул пальцами, и рядом появился один из моих тотемов, которого никто больше не видел. Он с любопытством осмотрелся и решил исследовать место под столом. Я протянул от него нить в пространство и заметил более десяти призраков, который тотчас направились в нашу сторону. Все они оказались достаточно голодными и жадно выхватывали друг у друга источник энергии. Когда один из них оказался достаточно близко — буквально вплотную ко мне — я проявил парня в разорванной рубашке.

— Искупитель… — выдохнул Свиридов и осенил себя священным знаком.

— Чего ты хочешь? — холодно поинтересовался я у мертвого.

— Есть… — прохрипел тот и принялся озираться, поняв, что мой собеседник его видит. — Мне холодно, некромант… И я постоянно хочу есть!

— Остальные тоже? — буднично осведомился я.

— Все… — подтвердил призрак и вдруг в упор уставился на судью.

— Знаешь его? — уточнил я с усмешкой.

— Он часто здесь бывает… Пытался приударить за певичкой, а та его по морде цветами ударила. А на днях он…

— Хватит, — придушенно выдавил из себя Свиридов.

— …встретился с легавым. Тот ему про некроманта говорил, — монотонно продолжил призрак. — Про тебя, похоже… Говорил, что ничем не может прижать некроманта.

— Это наверняка обо мне, — не стал спорить я и проявил остальных призраков, которые обступили нас с судьей плотным кольцом.

Князь вжался в стул и стал белее мела. Тогда я щелкнул пальцами, отправляя призраков в межмирье, и продолжил:

— Они повсюду, Анатолий Викторович. И даже если новый отдел сумеет найти одного-двух буйных духов, которые докучают достопочтенным подданным Империи — это будет лишь каплей в море… Быть может, у этих ребят, которые неспособны отдавать приказы мертвым, и получится развоплотить кого-то, но стоит помнить одну простую истину: природа не терпит пустоты. На место каждого ушедшего призрака придут другие. В Петрограде каждый день кто-то умирает, Анатолий Викторович. Все мы смертны. Ну, или почти все, — я растянул губы в хищной усмешке. — Вы ведь понимаете, что однажды и вы отправитесь за грань?

— Вы грозите мне смертью? — попытался воскликнуть Свиридов, но вышло у него это сипло и неубедительно.

Я покачал головой:

— Вы меня вообще не слушали? Я предупреждаю! Во второй раз. И полагаю, что он должен быть последним… Анатолий Викторович, прекратите вести со мной эту войну! Потому как сейчас я пока на нее не пришел. Я позволяю вам понять, что эту битву вам не выиграть. Вы один, а моих слуг — легион. И если вы рассчитываете на своего приятеля, который по недоразумению попал в новый отдел охранки, то вы здорово просчитались.

— О чем речь?

— Грядут перемены, князь. И они разрушат крохотный мирок тех, кто решил, что может держать некроманта на привязи. Вы поймете, почему даже император со всей своей силой и влиянием, просит мою бабушку прийти в свою резиденцию… Просит, а не приказывает! Потому что в мудрости своей он понимает суть — нельзя давить на тех, кто управляет мертвыми. Призраков намного больше, чем живых. И каждый живой остается смертным. Даже вы однажды можете стать тем, кто будет просить у некроманта покормить его или проводить на другую сторону…

Князь внезапно стал казаться меньше. Его плечи поникли, и он слабо спросил:

— Зачем вы пришли сюда? Что хотели от меня?

— Оставьте свою старшую дочь в покое, — холодно посоветовал я. — Елена Анатольевна больше не в вашей власти. И так все и останется. Прекратите плести интриги против меня. Если я узнаю о том, что вы решили продолжить, то я разверну войну, к которой вы не готовы.

— Вы решили оставить Елену этому варвару? — с болью спросил судья.

— Наконец, вам стала небезразлична ее судьба? — удивился я.

— Она первосортная княжна. Породистая и дорогая. Она может стать княгиней, спутницей главы достойного рода. Это преступление — отдать ее в услужение вчерашнему безродному…

Я задумчиво потер переносицу. А затем произнес:

— А мне вы готовы были ее отдать без сожалений… Да что с вами не так? Она — ваша дочь! Плоть от плоти и кровь от крови. Она пошла на все, чтобы вам угодить, чтобы прикрыть свою младшую сестру…

— Что она вам наговорила? — вспыхнул мужчина. — Треплет языком…

— Вы правда считаете меня настолько глупым? Или полагаете, что начальник кустодиев не смог выяснить, почему ему достался подарок в виде породистой и дорогой княжны?

— Он на самом деле стал начальником? — оживился судья. — Александр Васильевич уходит с должности? Быть может и неплохо, что Елена останется в доме Станислава Александровича. В конце концов, хорошая женщина из любого черта может сделать ангела!

— Вы не думали о том, чтобы посетить душеправа? — обеспокоенно спросил я. — С вами определенно что-то не так.

— Бросьте, Павел Филиппович! Пусть все сложилось не так, как я рассчитывал, но наши семьи все же некоторым образом породнились. Вы ведь не можете это отрицать…

Я скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла.

— Вы, вероятно, меня не услышали… Станислав Александрович не взял вашу дочь в жены. По закону он и не должен был этого делать. Более того — он дал ей новое имя. Тем самым отрезав ее от вашего рода. То есть, вы к нашей семье не имеете никакого отношения. Попробуйте это усвоить. Все, чего вы добились — потеряли дочь и все права на нее. Насколько я знаю, у вас осталась вторая. Постарайтесь не потерять и ее…

Я поднялся с кресла и добавил:

— Кстати, совсем забыл… Сегодня, у меня было первое заседание по поводу рассмотрения моего нарушения. И представитель Юстиции, несмотря на все аргументы, решила отложить заседание. Если в этом замешаны вы, мастер Свиридов, нам снова придется поговорить. И при разговоре в моих руках будет папка с показаниями обо всех ваших грехах. Эти грехи растреплют все репортеры Петрограда, эти грехи лягут на стол министерства Юстиции и жандармерии. Думаю, призраки расскажут достаточно, чтобы вы попали в острог. А с вашим норовом, Анатолий Викторович, вы не протянете там и дня. Времена нынче лихие, «сыны», монархисты и кадеты часто делят территорию. А это сказывается на острожном дворе. Подумайте о этой перспективе, Анатолий Викторович…

И я направился прочь, оставив позади хмурого судью в полной растерянности. Мне ужасно хотелось домой.

Туда, где не торгуют родными людьми.

На улице было свежо. Я остановился у нижней ступени крыльца, глубоко вздохнул и ненадолго прикрыл глаза. Мне казалось, что кровь в моих жилах вкипела. Признаться, не ожидал таких эмоций, но почему-то судья сумел вывести меня из равновесия. В моей семье не были в чести нежности, а наши с отцом отношения до недавнего времени были, мягко говоря, натянутыми. Но даже я никогда и помыслить не мог, что со мной поступили бы так, как Свиридов обошелся со своей дочерью. И, узнав новые обстоятельства дела, я понимал: сложно винить девушку в ее скверном нраве, когда она воспитывалась в таком окружении.

Я тряхнул головой, отгоняя эти мысли, и направился на стоянку автомобилей, где рядом с машиной расположился Фома и лакомился крупными тыквенными семечками. Шелуху он аккуратно складывал в небольшой кулек из газетной бумаги. При моем появлении Питерский тотчас убрал все в карман и отряхнул ладони.

— Быстро вы, Павел Филиппович, — усмехнулся он. — А я тут нашел неподалеку торговца цветами и набрал целую охапку. Наверняка дамам в доме понравится, если в комнатах будут стоять цветы.

— А ты голова! — похвалил я парня. — Я вот о таком не подумал.

— Вам есть о чем думать, вашество, — отмахнулся помощник. — У каждого из нас свои заботы.

Я заглянул в салон, оценив, что на заднем сиденье сложены цветы, завернутые в плотную серую бумагу. Аромат густым облаком качался в воздухе.

— Наша женщина любит розы. Наверняка она захочет вспомнить, как они пахнут, — продолжил Питерский, садясь за руль. Повернулся ко мне и уточнил: — Как вы думаете, она сегодня проснется?

— Отчего-то уверен, что именно этот вечер она проведет в сознании, — предположил я. — Потому как в ее доме много гостей, а такого наша Яблокова не пропустит.

— Хорошо бы, если так, — кивнул Фома. — Признаться, я ужасно нервничаю. Вдруг она нас не помнит? Или еще хуже — помнит, но уже не считает своими домашними?

Я занял переднее сиденье рядом с водительским.

— Не переживай. Думается мне, что так просто мы не отделаемся от нашей Людмилы Федоровны.

— Было бы здорово. Я ведь к ней привык, знаете ли. И переезжать бы тоже не хотелось. Мне каким-то странным образом удается привязываться к домам. И стоит подольше побыть в каком-нибудь, как съезжать становится неприятно. А в нашем доме я обжился. У меня там даже своя комната есть. А еще я шкаф почти починил.

— Какой? — рассеянно спросил я.

— Тот, что был порублен топором. Осталось только покрыть лаком новую деталь. Но я решил довериться в этом вопросе Пахому, который обещался нам помочь с ремонтом мебели. Он на днях заходил в гости, и мы с ним договорились через неделю все обсудить. Я пока не решился пускать его в дом. Беспокоился, что наша женщина проснется, а тут гости.

Я кивнул:

— Это правильно. Повезло, что именно сейчас у нас нет приема. И лекаря никто не отвлекает.

— Верно подметили. Все, что Искупитель делает — к лучшему, — ответил Фома и завел двигатель.

Мы довольно скоро добрались домой. Питерский коротко посигналил у ворот, и те сразу же распахнулись.

— Евсеев стал запирать вход, — пояснил помощник. — Говорит, чтобы чужие не шастали.

— Ему виднее, — согласился я. А потом вспомнил, что наш дворник продал кому-то возможность увидеть некроманта. Вероятно, таким вот нехитрым способом он ограничивал случайных посетителей нашего двора от возможности лицезреть меня бесплатно.

Евсеев распахнул дверцу машины и поклонился мне.

— У нас все спокойно, — отчитался он. — Только что приехал господин Морозов, чтобы навестить вашу бабушку. Да так и остался. Я все равно ворота запер, чтобы никто случайно не приперся. А то знаете, какой нынче народ пошел…

— Все правильно, — ответил я. — Ты молодец, хорошо со всем справляешься. Смотрю, и одежду себя новую прикупил.

Мужчина приосанился и поправил полы куртки, которая и впрямь хорошо на нем сидела.

— Еще ботинки новые, сорочки и даже желтый плащ.

— Почему желтый? — удивился я.

— Я тут придумал такую штуку, Павел Филиппович… Взял немного красной краски, которая осталась от расписывания таблички для посетителей, чтобы не топтали и не рвали цветы…

Я и не знал, что у нас есть такие указатели, но важно кивнул.

— …и сделал несколько потеков на этом самом плаще. Пятна очень хорошо выделяются на желтом фоне.

— Так и зачем тебе это?

— Знамо дело — народ держать в уважении! Когда кто-то в потемках приходит к воротам, чтобы поглазеть, то я выхожу из-за угла, беру лопату и медленно бреду к калитке.

— Лопату? — уточнил я, думая, что ослышался.

— Я поначалу думал, что топор лучше, а потом решил, что лопата внушает больше уважения. И когда зеваки видят меня в этом раскрашенном плаще с лопатой наперевес, то их как ветром сдувает.

— А при чем тут уважение? — скрывая усмешку, спросил я.

— Боятся — значит, уважают, — весомо заключил Евсеев. — Пусть думают, что у некроманта работают жуткие слуги. Тогда и ружья не понадобиться.

— Жизненно, — резюмировал Питерский. — Но ты еще цепь на ногу надень, чтобы при ходьбе гремела. И эту самую ногу подволакивай.

— Точно! — ахнул дворник, и глаза его вспыхнули азартом. — Только не цепь, а тонкую проволоку, чтобы не видно было. А к ней прицепить ветошь какую, похожую на дохлую собаку.

Я подумал, что поговорка «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось» как нельзя кстати подходит в отношении нашего дворника. Но говорить такое вслух не стал, чтобы не обидеть хорошего человека. Просто предложил:

— Могу попросить Ярослава, чтобы он из сора всякого делал очертания пса.

— Не стоит, барин, — отказался Евсеев. И пояснил: — Нет в этом спортивного интересу. Вот заставить людей верить, что тряпка на проволоке на самом деле призрак — это здорово.

— Ну, решай сам, — махнул рукой я и пошел к крыльцу.

— …проволока будет скрежетать по камням, будто когти, — дворник продолжал делиться своими планами с Фомой. — Я еще бутылку спрятал у самого поребрика. И она от ветра слегка подвывает…

Улыбнувшись, я толкнул дверь. Набрал в грудь воздух, но в последний момент сдержался.Понял, что привык сообщать Виноградовой, что вернулся домой. А сейчас она не могла услышать меня. Я прислушался к непривычным звукам, которые доносились со второго этажа, затем медленно поднялся по ступеням.

Из гостиной тянулся аромат чая и сдобы. В кресле, которое обычно занимал я, сидела Нечаева, рядом расположилась Иришка, а напротив, на диванчике, устроились Софья Яковлевна и Александр Васильевич. Мужчина негромко рассказывал какую-то историю, а бабушка хихикала, прикрывая рот ладонью.

При моем появлении Арина Родионовна повернулась, и лицо ее озарила улыбка.

— Наконец-то! Мы вас заждались, — сообщила она и встала с кресла.

Морозов сделал вид, что обиделся, но вокруг его глаза собрались морщинки, давая понять, что он весел:

— Неправда, — произнес он с напускной обидой. — Я хорошо справлялся, развлекая вас.

— Как прошла встреча? — заботливо уточнила княгиня.

— Вы голодны? — спросила Иришка, заглядывая мне за плечо.

В гостиную вошел Питерский, неся корзину с цветами.

— Ой! — Арина Родионовна всплеснула руками. — Надо поставить их в воду. Людмила Федоровна будет рада, когда проснется.

И все разом посмотрели на приоткрытую дверь комнаты Виноградовой.

Я же взял букет чайный роз и направился к соседке.

Она все так же лежала на постели, накрытая одеялом. В воздухе уже не пахло гарью. Я развернул бумагу, освободив растения, и поставил их в кувшин с водой. Потом водрузил его на тумбочку рядом с кроватью, повернув красивой стороной к спящей.

— Просыпайтесь скорее, — тихо произнес я. — Мне вас очень не хватает.

— Нам всем, — негромко добавил Фома, который неслышно вошел за мной в комнату. — Иришка не знает, куда вы подевали ваши серебряные вилки. И то блюдо, которое она в прошлый раз чуть не разбила…

Провокация не сработала, и женщина не открыла глаза. Но я отметил, что ее кожа стала розовой. Сейчас ни у кого не возникло бы желания назвать Виноградову болезной. Она выглядела вполне здоровой.

— Звонил Лаврентий Лавович, — сообщила Нечаева, встав со мной рядом и мягко коснувшись пальцами моей ладони. — Сказал, что скоро будет. Он никак не хочет оставаться в монастыре на ночь.

— А Шуйский с ним? Или решил задержаться в святом месте?

— Вроде бы они вместе едут обратно, — улыбнулась девушка.

— Как вы тут? — тихо осведомился я.

— Хорошо… — Она покосилась на приоткрытую дверь и добавила шепотом: — У вас замечательная родня.

— Рад, что вы так считаете.

Мы вернулись в гостиную. Однако меня почти тотчас повели на кухню, где Иришка уже накрывала стол.

— Рассказывай, как прошел день, тут все свои, — велела Софья Яковлевна. И хитро добавила: — Мне со всеми удалось заключить договор о верности семье. К слову, скоро наверняка сюда прибудет твой отец.

— Зачем?

— Он выронил у окна свой бумажник с документами. И, скорее всего, прочел письмо от меня, которое я отправила на его телефон. Я предложила передать ему потерю с посыльным и попросила указать адрес, где он сейчас находится. Но раз ответить Филипп Петрович не удосужился, то наверняка решил заехать сюда сам.

— Тебе надо было не в судьи идти, а оставаться следователем, — раздался голос отца от двери. — Такого кадра Империя потеряла! Надеюсь, я не помешал?

Мне показалось, что князь выглядит встревоженным и слегка растрепанным. Но я тут же подумал, что мне не с чем особенно сравнивать — не так уж часто я видел своего отца, чтобы различать его эмоции.

— Все в порядке, — ответила за меня бабушка. — Мы как раз собирались выслушать о делах Павла. И поужинать. Ты голоден?

Отец рассеянно кивнул и подошел к свободному стулу, ближе к плите.

Я и убедился, что в комнате и правда не было чужих. Потому я устроился за столом и коротко поведал о том, как прошло слушание. Пропустил рассказ о встрече с Морозовым, отметив только, что мы пересеклись по деловым вопросам.

— Какие могут быть дела у… — начала было бабушка, подозрительно щуря глаза, но кустодий что-то шепнул ей на ухо, и княгиня бросила на Фому короткий взгляд.

— Потом мы поехали к Станиславу Александровичу, — продолжил я неспешно. — У него там очень красиво, и мы решили, что Елене Анатольевне ни к чему портить своим присутствием эту красоту.

— Вот и правильно, — кивнула Арина Родионовна. — Авдотье наверняка не пришлось по душе это соседство.

— Да и Николаю тоже не с руки, если кто-то со стороны прознает о его секрете. Рановато пока, — предположил я и неожиданно для себя рассказал о том, почему Свиридова затеяла всю эту историю со старым законом.

Бабушка нахмурилась и покачала головой.

— Анатолий Викторович оказался редким мерзавцем! Я слышала, что он всегда отзывался о дочери холодно, но и подумать не могла, что он до такой степени наплевал на семейные узы… Удивительно, что девушка выросла такой сильной — она ведь могла и сломаться с таким-то родичем.

— Девица стала такой вопреки отношению к ней отца, — согласился с ней Морозов. — А младшая, видимо, ходит в любимицах папаши.

— Наталья заглядывала ко мне в гости, — подтвердила княгиня. — И да — мне показалось, что она немного избалована. Но я решила, что все дело в позднем открытии силы. Хотя, быть может, все же причина в другом…

— В любом случае, мы отвезли Свиридову к ее дому, и я посоветовал ей не делиться ни с кем тем фактом, что она больше не имеет отношения к нашей семье.

— Правильно, — неожиданно кивнула Нечаева. — Судья вряд ли решится навредить Елене, если будет считать ее частью семьи Чеховых.

Я был благодарен Арине за ее благоразумие. Она легко коснулась моего плеча, смахивая только ей заметную пылинку.

— Спасибо, — тихо ответил я. — Полагаю, что теперь жизнь у госпожи Свиридовой резко поменяется. Пусть она делает выбор, не опираясь на желания своего отца. Думаю, ей хватит ума самой управлять собственной судьбой. Но я совершенно точно знаю, что становиться моей спутницей она не хочет.

— Отчего же? — лукаво уточнила Нечаева.

— Кажется, она считает меня слишком спокойным.

Бабушка усмехнулась и прильнула к своему супругу.

— Она просто не догадывается, что под ледяной маской Чеховых скрывается настоящий вулкан, — сказала она.

Я покачал головой, не зная, как реагировать на такое откровение родственницы. Но она и не ждала моего одобрения. Вместо этого поднялась на ноги и направилась к разделочному столу, чтобы нарезать хлеб.

Отец же встретился со мной взглядом и коротко кивнул, давая понять, что возражать Софье Яковлевне не стоит.

Фома воспользовалась моментом и, взяв кухарку за руку, вывел ее из комнаты. Видимо, все же решил поговорить с ней о моем предложении. К тому же я помнил, что девушка только сегодня узнала о том, что ее избранник не совсем человек. Думаю, им придется многое обсудить.

— А как прошла встреча с самим Свиридовым? — уточнил отец словно между прочим, когда в комнате остались только родственники.

Я решил не удивляться его осведомленности о моем разговоре с судьей.

— Мы хорошо побеседовали. И я надеюсь, что он, наконец, меня услышал. Хотя, полной уверенности в этом у меня все же нет — Анатолий Викторович на редкость твердолобый человек.

Бабушка нахмурилась.

— Может, пора перейти от слов к делу? — задумчиво произнесла она. — Не стоит позволять этому псу считать, что он может лаять на нас. Иначе завтра подонок, чего доброго, поверит, что может и укусить.

— Полагаю, нам сначала стоит заняться его приятелем, что присутствовал тут во время обыска, — предложил я. — Он рассказал судье о Виноградовой, и они решили, что это Регина Милославская, которую я отравил своей темной силой.

— До чего ж дремучие люди! — ахнула бабушка. — Они всерьез считают, что мы на такое способны.

— А разве нет? — буднично уточнил Морозов.

Княгиня улыбнулась:

— Мы можем многое, мой дорогой. Но это вовсе не означает, что всякому сброду стоит рассуждать о некромантах в таком тоне. Так и до слухов недалеко. Не то, чтобы мы их опасались, однако, все понимают, что порой от одного брошенного слова бывает много вреда.

— Я им займусь, — флегматично отозвался отец.

— Нет, — вдруг произнесла Нечаева. Чехов бросил на нее напряженный взгляд, но девушка спокойно выдержала его и продолжила: — Я была в доме, когда приходил этот человек. И узнала его. Он бывает в доме моих родителей по вопросам здоровья. Обычно в воскресенье. И на этих выходных, после званого обеда, я вызовусь провести у родителей пару дней.

— Вы уверены… — начал было я. Но девушка склонила голову к плечу и мягко меня перебила:

— Как сказала Софья Яковлевна, все собравшиеся в этой комнате не чужие друг другу люди. А этот человек ведет себя недостойно, распуская о нас слухи. Вместо того, чтобы идти на открытый конфликт, я предлагаю воспользоваться моим талантом и позволить мне поговорить с ним.

Над столом повисла тишина. Несмотря на то что, кажется, все тут понимали, о каком таланте говорила девушка, мне стало не по себе.

Я взял ладонь Арины Родионовны в свою.

— Вы не обязаны делать этого.

— Дело вовсе не в обязательствах, а в том, что я могу совершить все без лишнего шума.

— Что вы предлагаете? — деловито осведомился Филипп Петрович.

— Я могу убедить его не интересоваться семьей Чеховых, — просто ответила Арина Родионовна.

— Не будет ли это подозрительно? — забеспокоился я.

— Мы вернемся из дома вашей бабушки и, полагаю, разговор о вашей семье не станет чем-то странным. Не удивлюсь, если господин Щукин сам пожелает обсудить взаимоотношения моей семьи с вашей.

— Щу-укин… — протянул Филипп Петрович и недовольно скривился. — Мне стоило догадаться, что однажды он вернется из Московии в столицу. Этот человек имеет зуб на меня лично. И вам, Арина Родионовна, стоит избегать этого человека. Не показывайте ему своих возможностей. Потому как Щукин имеет особый нюх на любое воздействие на сознание. Он поймет, что вы на него повлияли.

— Даже так? — неприятно удивился я.

— Мы разберемся с ним иначе, — отмахнулся отец и поднялся на ноги.

В этот момент в воздухе отчетливо пахнуло дымом. Мы все вскочили с мест и бросились прочь из кухни. На пороге комнаты Виноградовой я на мгновенье остановился, отец же оттолкнул меня с дороги и сразу закрыл нас от спящей куполом из горячего воздуха. Затем подошел к лежащей женщине и коснулся губами ее лба, проверяя температуру. И в этот момент Виноградова тяжело вздохнула и открыла глаза.

Виноградова удивленно ахнула, а потом коротко ударила князя по щеке. Тот опешил и отшатнулся. Но недостаточно быстро. Потому как Любовь Федоровна ухватила его за ворот рубашки, и ее ладонь вспыхнула. Послышался треск ткани, по комнате пополз запах тлеющей материи.

— Что тут происходит? — просипела женщина. — Кто вам позволил врываться в мою спальню…

На мгновенье ее хватка ослабла, и Филипп Петрович сумел освободиться и шагнуть назад.

— Любовь Федоровна, я всего лишь пытался проверить вашу температуру… — пробормотал он. — Вы перегрелись…

— О, вы даже не представляете, насколько я могу нагреться, господин Чехов!

Хозяйка дома откинула одеяло и встала с кровати. Охнула и слегка покачнулась, пытаясь удержать равновесие.

Несмотря на угрозу, отец тотчас оказался рядом и ухватил женщину за плечо.

— Уберите руки! — яростно потребовала Виноградова и довольно сильно встряхнула князя. — Что вы себе позволяете? По какому праву… Я жаловаться буду! Или спалю вас!

— Меня будет довольно сложно сжечь, — заметил князь. — У вас был жар, Любовь Федоровна.

На последней фразе в его голосе прозвенели очень знакомые мне повелительные нотки.

— Вы на моей территории. И напали на меня в моей собственной спальне!

Женщина перевела взгляд на меня и нахмурившись продолжила:

— Павел, уж ты мог бы не позволять входить в мою комнату всяким…

Она замолкла, оборвав речь на полуслове. Вдруг побледнела, схватилась за князя и жалобно спросила:

— Что происходит?

— Все хорошо, — уверенно заявил я и поднял руки. — Только не нервничайте, Любовь Федоровна.

— Вы все мертвые? — шепотом спросила женщина и неожиданно ущипнула отца.

— Зачем вы это сделали?! — зашипел тот, одернув руку.

— Чтобы понять, живой ли вы. Ну не просить же ущипнуть меня, — резонно пояснила женщина. — Это больно, и у меня всегда остаются синяки…

Она вновь замолчала, закусила губу и беспомощно всхлипнула.

— Что все это значит? — уточнила она, осматривая нас.

— Вы живы, — мягко произнесла бабушка, выходя вперед. — Так сложилось, что на вас было кольцо…

— Которое мне выдал родич Морозова, — продолжила Виноградова, заметив наконец Александра Васильевича. — Вам придется мне рассказать…

Она осознала, что стоит, прижавшись к старшему Чехову, а потом опустила взгляд вниз и застонала, оценив ночную сорочку в цветочек с рюшами.

— Какой кошмар! Кто додумался надеть на меня это…

— Простите, Любовь Федоровна, — пролепетала Нечаева.

— Для воскрешения необходимо что-то жутко красивое, — смущенно продолжила женщина.

Чехов щелкнул пальцами, и вокруг Виноградовой образовался огненный кокон, который почти сразу принял форму длинного закрытого платья.

— А вы опасный человек, Филипп Петрович, — пробормотала женщина и осторожно поправила пламенный рукав, который, очевидно, ее не обжигал.

— Простите, — смущенно ответил князь и, наконец, догадался убрать защитный купол, которым он надежно закрыл нас.

Арина Родионовна тотчас оказалась у шкафа и вынула из него что-то напоминающее халат. Иришка распахнула окно, впустив в комнату свежий воздух.

— Мальчики, оставьте нас, пожалуйста! — требовательно произнесла Софья Яковлевна. — Нам надо помочь любезной Любовь Федоровне привести себя в порядок. Я уверена, мы сможем обойтись без вашей помощи.

Я покосился на Филиппа Петровича, который смотрел куда угодно, но только не на проснувшуюся женщину.

Мы покинули комнату без повторной просьбы.

— А вы отчаянный человек, мастер Чехов! — заметил Морозов, как только мы оказались в гостиной. И тут же с интересом уточнил: — У нее тяжелая рука?

— Как свинец, — признался Чехов, криво усмехнувшись. — Кто бы мог поверить, что она долгие годы проспала в том ящике почти мертвая. И ведь ударила даже без замаха, а у меня перед глазами звезды вспыхнули. А потом так ухватила…

Князь распахнул рубашку, и стало заметно, что кожа у него на груди покраснела, словно к ней приложили что-то горячее. На щеке также разливался синяк.

— Лекарь влил в нее много сил, — напомнил я. — Жаль, что он уехал в храм — сейчас нам бы не помешала помощь Лаврентия Лавовича.

— Брось! — отмахнулся отец. — Огонь для меня не страшен, хотя обжечь меня у твоей соседки все же получилось… Удивительно. Я слышал, конечно, что она при жизни была сильной, но чтобы настолько…

— В момент смерти она получила ранг легенды, — поделился я.

— Значит, при желании она вполне могла бы спалить вас до костей, — хмыкнул Морозов.

— Думаете? — уточнил отец

— Вам очень сильно повезло, — ответил глава кустодиев. — Вы поцеловали ее спящую, в постели, без разрешения! И остались живы.

— Я хотел проверить температуру, и… — начал было отец.

Но Морозов его перебил:

— В истории Империи задокументирован один случай воскрешения. И это был Высший. Кто знает, как мог бы повести себя человек, который много лет пробыл в… посмертии? К тому же я точно знаю, что при жизни госпожа Виноградова никому не позволяла подобных вольностей. Несмотря на ее репутацию распущенной женщины, она была очень разборчива.

Отец что-то пробормотал и спросил уже у меня:

— У тебя найдется что-нибудь горячительное?

Я удивленно поднял бровь:

— Второй раз за день? Так и спиться недолго.

Он закатил глаза, но все же согласно кивнул:

— Тогда может чай? В этом ты мне не откажешь?

— Я заварю, — подал голос Питерский, который до этого момента тихонько стоял у лестницы. Выглядел парень встревоженным.

— Все хорошо? — спросил я, когда помощник проходил мимо.

— Попросите свою бабушку остаться, — предложил Фома. — И Арину Родионовну. Потому как нашей женщине может понадобиться помощь. А входить в комнату, когда она уже не мертвая — как-то неприлично.

— К мертвой было проще, — согласился я. — Не беспокойся об этом. Мы устроим все как положено. Комнат у нас хватает. Потеснимся немного ради общего блага.

Внезапно из хозяйской спальни раздался грохот и сдавленные ругательства. И все собравшиеся в гостиной замерли.

— Все в порядке? — настороженно уточнил я, подойдя к двери.

Створка приоткрылась, и из комнаты выглянула Арина Родионовна.

— Наша Людмила Федоровна забыла, что больше не может проходить сквозь стены, — пояснила она. — Но мы со всем справимся.

Мужским коллективом мы вошли на кухню, где я рассеянно принялся убирать посуду со стола. Отец подошел к окну и поинтересовался:

— Но хоть покурить-то можно? Или и это под запретом?

— Не полезно это, — ответил я больше из вредности. Но все же протянул князю пепельницу, которую Любовь Федоровна хранила под плитой.

— Да я знаю… — вздохнул князь. — Никак не могу до конца избавиться от этой дурной привычки. Хотя дома стараюсь не курить вовсе…

Он замолчал, словно смутившись этой темы.

— Маргарита Ивановна знает, что вы задерживаетесь? — дипломатично уточнил Александр Васильевич. — Не стоит заставлять ее беспокоиться в ее положении.

— Маргарита отправилась в храм святой Катерины, чтобы остаться там на какое-то время, — с грустью сообщил отец. — Беременность протекает тяжело. У нас дома дежурят сразу несколько лекарей. И по странному стечению обстоятельств, в моем присутствии приступы тошноты у супруги становятся просто невыносимыми. Последние несколько дней я ночевал в зимнем саду, чтобы ненароком не ухудшить ее состояние.

— Что говорят лекари? — обеспокоенно спросил я.

— Оказывается токсикоз бывает не только у простолюдинок, — ответил отец. — Вероятно, все дело в том, что у ребенка неродственная матери сила.

Последнее предложение мужчина произнес почти шепотом.

Он выпустил в окно клуб сизого дыма. Я смотрел на прямую спину князя и понимал, насколько сложно ему было сделать это признание. Но все же спросил:

— Ты думаешь, она носит в себе некроманта?

— Есть такая вероятность, — не стал спорить отец. — Твоя мать тоже страдала, когда была беременна тобой. Но то, что твориться с Маргаритой — намного хуже… Она пожелала побыть какое-то время при храме.

— Тебе стоит быть рядом…

— Я знаю, — кивнул он. — Но при женском храме нет возможности встретиться с гостьей. Именно для такого уединения женщины и едут туда. Мне сложно винить Маргариту Ивановну, ей приходится нелегко. И если уединение хоть немного сможет ей помочь, то я смирюсь. Я уже снял неподалеку от храма номер в гостинице. И сегодня я видел, как жена вместе с настоятельницей прогуливается по саду. Она казалась спокойной. По телефону призналась, что даже смогла выспаться этой ночью.

— А вы, Филипп Петрович? — осторожно уточнил Морозов. — Выглядите вы неважно.

Чехов обернулся к нам.

— Я вдруг понял, что уже немолод, — усмехнулся он. — Сегодня мне показалось, что на моих плечах лежит гора. Но это всего лишь временные трудности. Мы все это преодолеем. Я и Маргарита. Я смогу стать хорошим отцом. Не зря судьба дала мне второй шанс.

Я смотрел в смурное лицо князя и думал, что счастье должно выглядеть иначе.

— А давайте сегодня вы переночуете в моем доме, — предложил кустодий. — Думаю, Софочка решит остаться здесь, чтобы помочь в случае чего. А мне не хочется возвращаться в ее дом одному. Но меньше этого хочется ехать в свое холостяцкое жилище без компании. Недавно я понял, что мне нравится, когда от постели пахнет лавандой, а носки не царапают паркет, однако порой хочется просто посидеть у камина, где можно курить и не беспокоиться, что призраки доложат обо всем жене…

Я усмехнулся, оценив хитрость старика. Тот не производил впечатление неухоженного человека. Наоборот, он выглядел очень опрятным даже при первой встрече, когда еще не жил под крылом княгини Чеховой.

— Если вы умеете играть в шахматы, то я с радостью составлю вам компанию, — отозвался Филипп Петрович.

— И мы позволим себе немного настойки перед сном, — хитро продолжил Морозов. — Я добавляю ее в ягодный чай, чтобы убрать горечь. И после нее сон выходит крепким, без мутных сновидений.

— Было бы славно, — согласился отец.

— И стоит ли ночевать в гостинице, если в храм вы сможете приехать сразу, как вам позвонит супруга? — продолжил Александр Васильевич. — От вас будет мало толку, если вы станете жить в подобном месте. Вашей жене нужен крепкий муж, а не усталый и нервный. И да, пить каждый день — это скверно. Никому такое еще не приносило пользы.

— Вы говорите прямо как моя матушка, — хмыкнул князь. — И не вздумайте ей рассказывать обо всем! Иначе она начнет переживать и, конечно же, решит, что может что-то исправить…

— Она такая, — кивнул я.

— Значит, незачем посвящать Софочку в подробности, — заключил Морозов.

Я насторожился, услышав, как хлопнула входная дверь. Вскоре по лестнице поднялся лекарь, который при виде нас остановился и испуганно икнул:

— Что с ней?

— Все нормально, — поспешил я успокоить парня. — Она сейчас в женской компании приводит себя в порядок и подбирает одежду.

— О-о-о! — протянул Лаврентий Лавович и вздрогнул, когда позади появился Шуйский.

— До чего же неспокойного пассажира вы мне подсунули, Павел Филиппович, — сообщил он, пройдя на кухню.

— Что приключилось? — уточнил я.

— Он ни в какую не хотел оставаться в монастыре! Во что бы то ни стало решил вернуться именно сегодня, потому как без него тут якобы не справятся…

— Вполне возможно, что так и есть, — заявил лекарь, входя на кухню.

При виде Морозова он оробел и остановился у стены.

— Полно вам, юноша, — подбодрил его старик. — Неужто вы меня опасаетесь? Мы же с вами не чужие люди, раз вы теперь служите семье.

— Служу, — торопливо выпалил парень, а потом посмотрел на старшего Чехова и нахмурился. — А что это у вас, князь?

Оставалось лишь подивиться тому, каким уверенным он стал, когда подошел к пострадавшему.

— Позвольте вам помочь, — твердо сказал Лаврентий Лавович.

— Не стоит беспокоиться, — начал было Филипп Петрович. — Это всего лишь…

Но Лаврентий уже призвал тотем, который вырос за его спиной и развернул белые крылья. Сейчас он смотрелся куда более привлекательно. Пропали серые перья и измученный взгляд, ангел вновь казался молодым и полным сил. Лекарь взмахнул руками, и на лице Филиппа Петровича не осталось и следа от пощечины.

— А что у вас на груди? — обеспокоился парень.

— Ожог, — просто ответил Чехов.

— Вы ведь огневик. Такого не должно быть…

— Любовь Федоровна приложила к этому свою руку, — пояснил Морозов.

— Людмила Федоровна, — привычно поправил его лекарь, а потом вдруг осознал, кому решил возразить, и побледнел. — Простите…

— Вы правы. Надо привыкать называть ее этим новым именем, — согласился Александр Васильевич.

Дверь в комнату Виноградовой открылась, и на пороге показалась бабушка. Она вышла наружу и громко, чтобы все слышали, произнесла:

— Сидят и сплетничают тут… — Потом она поморщилась и добавила: — Еще и курят. Надымили.

Затем она быстро подошла к нам и тихонько приказала:

— Не вздумайте пялиться. Ей сейчас все кажется непривычным.

В гостиную вышла Нечаева и ободряюще улыбнулась нам. А следом из комнаты неуверенно шагнула Виноградова. Она облачилась в светло-голубое платье, которое было ей слегка велико. Женщина казалась хрупкой, почти призрачной, но я отчетливо видел, что она настоящая.

— Какая вы сегодня красивая! — вдруг без всякого стеснения выдал Фома и вышел навстречу соседке. — Я так ждал, когда вы проснетесь. И даже журналы вам читал. И…

— Фомушка, ты правда считаешь, что мне это все идет? — смущенно уточнила Любовь Федоровна.

— Очень идет! — ответил парень и, подойдя к ней ближе, наклонился, чтобы убрать с носка ее туфельки лепесток цветка.

— Спасибо, — мягко поблагодарила женщина и оглядела нас блестящими глазами. — Я немного похудела. И все вещи давно вышли из моды… Но это ведь совсем неважно, правда?

— Конечно, — поддержал я.

Хозяйка дома осторожно прошла по комнате и выглянула в окно. На ее лицо упали солнечные лучи закатного солнца.

— Тепло, — прошептала женщина, жмурясь на свет. — Как же мне этого не хватало.

— Мы наверно вас оставим, девочки, — предложил Морозов. — Чтобы не смущать своим вниманием. Полагаю, что вы захотите побыть без лишних глаз и ушей.

— Точно! — быстро согласился с кустодием Шуйский. — Мне тоже пора. Я весь день не был дома. Там наверно…

— Собаки не кормлены, — подсказал Филипп Петрович и коротко поклонился. — Простите, что побеспокоили.

— Мне жаль, что я вас ударила, — ответила Виноградова, глядя куда-то мимо всех нас. — Здесь все такое знакомое, но в то же время отчего-то странным образом чужое.

Она отвернулась и вновь уставилась в окно, словно забыв обо всем.

Отец, Морозов и Шуйский спустились по лестнице, и мы с бабушкой проводили их до самого порога.

— Она отвыкла от жизни, — пояснила Софья Яковлевна. — Быть призраком — не самое приятное состояние. Но она пробыла в посмертии очень долго.

— Она опасна? — уточнил Дмитрий Васильевич.

— Поверьте, она быстро вспомнит, что значит жить, — заговорил кустодий. — Ей понадобится не так много времени, чтобы прийти в себя. Но постарайтесь дать ей немного пространства. Не давите и не требуйте внимания.

— А вы ступайте по домам, — велела бабушка и потрепала супруга по щеке. — Вам надо отдохнуть.

Она посмотрела на сына и нахмурилась:

— У тебя все в порядке?

— Лаврентий Лавович меня подлечил.

— Я не про это, — отмахнулась женщина. — Ты выглядишь усталым. Как Маргарита Ивановна? С ней все в порядке?

— Все хорошо, — отмахнулся Филипп Петрович и демонстративно зевнул. — Нам пора.

Я дождался, пока все выйдут, и закрыл дверь. Бабушка тревожно оглянулась.

— Ты все же переживаешь, — отметил я.

— Конечно, — согласилась княгиня. — Для тебя эта женщина стала почти родной. Я знаю, что ты привязался к ней не как к призраку, а как к живому человеку. Мне стоило понять, что она не простой дух. Но я оказалась слишком беспечной.

— Ты не могла предположить подобное развитие событий, — я улыбнулся. — И я рад, что все сложилось именно так. Ведь ты вполне могла посчитать Виноградову опасной и поступила бы с ней, как истинный некромант.

— Да, я бы ее развоплотила, — спокойно признала Софья Яковлевна. — Это было бы логично.

— Значит, я прав. И все, что произошло — к лучшему.

Мы поднялись на второй этаж. Виноградова пододвинула к окну кресло и расположилась так, чтобы ее лицо обдувал ветерок. Она щурилась на заходящее солнце и казалась совершенно спокойной. Иришка принесла ей чай, поставила чашку рядом на столик.

— Осторожнее, он горячий, — предупредила Нечаева за секунду до того, как Виноградова сделала глоток.

Женщина почти сразу выплюнула его на пол и обескураженно уставилась на чашку.

— Горячий… — повторила она и уронила посуду.

Потом закрыла лицо ладонями и затряслась. Я шагнул было к ней, но бабушка остановила меня, взяв за плечо.

— Оставьте нас одних. Ни одна женщина не захочет, чтобы наши настоящие слезы видели мужчины.

Я растерянно смотрел, как Арина обнимает бывшего призрака. Как бабушка садится на подлокотник кресла и похлопывает Виноградову по спине. Рядом появился один из котов Евсеева, который требовательно мяукнул и тут же оказался на коленях у Любови Федоровны.

— Женщина… — пробормотал Фома, направляясь на кухню.

— Это да, — тихо согласился я, шагая за ним.

— А где мы все будем спать? — обеспокоенно спросил Лаврентий Лавович. И добавил: — Я ужасно храплю…

Мы вернулись в гостиную, где нашли наших женщин — они сидели за столом и обсуждали новости. Арина Родионовна рассказывала о случившемся в Яблоневом саду: о том, как ловко Морозов обвел вокруг пальца Свиридову.

— Бедная девушка, — усмехнулась соседка. — Она просто не знала, с кем связывается. Полагаю, что она легко отделалась. Александр Васильевич в былые годы мог просто снести ей голову за подобные выходки, а потом намекнуть, что судейская дочь пыталась угрожать Имперской семье. Никто бы даже и не пикнул.

— Сейчас с этим стало строже, — возразила Софья Яковлевна. — Это во время смуты не было нужды заполнять бумаги и согласовывать всяческие… вещи по устранению неугодных.

— Да-а, были времена… — Бухгалтер лукаво улыбнулась и посмотрела на меня. — Наверно, мне стоит привыкать называть княжича на «вы».

— Бросьте, — отмахнулся я. — Думаю, мы можем пренебречь условностями, учитывая обстоятельства нашего знакомства. Я уже привык к тому, что вы относитесь ко мне как тетушка.

Мы повернулись к княгине, чтобы услышать ее мнение. Бабушка кивнула и произнесла:

— Будет уместно, если окружающие решат, что вы имеете отношение к нашей семье. И обращение к Павлу лишний раз будет доказывать, что вы не случайный человек в доме. Что до внешнего сходства с почившей госпожой Виноградовой, то думаю, мало кто сейчас помнит, как выглядела Любовь Федоровна. На старых снимках и видео вы в макияже. Причем, довольно тяжелом.

— Тогда была такая мода, — смутилась Виноградова. — Да и выходить в люди без краски на лице для дамы моего круга было неприлично. Общество могло решить, что я больна. Или пьяна. Потому стрелки на веках, темные тени и яркая помада были признаком того, что женщина ценит себя.

— Сейчас принят более спокойный внешний вид, — согласилась бабушка. — И это нам только на пользу. Никому и в голову не придет сравнивать вас с роковой женщиной из Смутного времени. С небольшими изменениями внешности и новой прической, ваше едва уловимое сходство и вовсе сойдет на нет.

Любовь Федоровна привычным движением тронула лоб и тут же отдернула пальцы.

— Все в порядке, — вежливо откашлялся лекарь. — За то время, пока вы приходили в себя, я поработал с раной, чтобы она была не так заметна. Однако небольшая отметина на коже осталась. С ней вряд ли получится что-то сделать.

Женщина улыбнулась:

— Спасибо, — смущенно произнесла она. — Вы сотворили невозможное. Пожалуй, я должна начислить вам премию из собственных средств.

Лаврентий всплеснул руками.

— Не стоит… — поспешно заверил он, но Любовь Фёдоровна его перебила.

— Стоит! — весомо заявила она. — Поверьте опытному бухгалтеру. Есть не так много вещей, за которые на самом деле надо платить. Можно сэкономить на питье и транспорте, не грех отказать себе в походе в ресторан… Но, по моему личному убеждению, каждый должен щедро платить лекарю! А уж тому, кто вернул меня с иного света — хотя мог бы не усердствовать — я должна отплатить добром.

— Судя по вашей эмали, вы не экономили на зубном, — ляпнул лекарь, но тут же смутился. — Простите…

— Вы можете говорить со мной прямо, юноша. Я совершенно точно не смогу обидеться на вашу искренность.

— Лучшей наградой для меня будет возможность продолжать следить за вашим состоянием. И написать однажды труд, в котором я изложу свои наблюдения. Конечно, при жизни я вряд ли получу признание, но хочется верить, что однажды кому-то помогут мои записи.

— Значит, так и поступим, — согласилась Любовь Федоровна. — Но премию вам я все же выплачу. И не приму отказа!

Я удивленно покосился на бухгалтера, но она выглядела совершенно спокойной, говоря о предстоящих тратах. Видимо все же возвращение с того света сказалось на ней благотворно. Хотя мне все же казалось, что на лице новоявленной Яблоковой время от времени появлялось странное выражение боли.

Любовь Федоровна довольно спокойно приняла новость о том, что теперь она официально будет носить другое имя. При этом заметила, что сама выбрала его для оформления счетов в банке.

— Мне показалось, что будет забавным оставить все свое имущество несуществующему человеку с похожим именем и фруктовой фамилией, — пояснила она. — Было бы славно получить теперь документы на это имя. Потому что живой они могут мне пригодиться.

— Все уже сделано, — ответил я и осторожно положил ладонь на плечо женщины.

Вздрогнув, она подняла на меня потемневшие глаза.

— Спасибо, Паша… — Голос у нее был какой-то сдавленный. — Не передать словами, как я благодарна судьбе, что она свела меня именно с тобой. А потом и со всеми вами.

Она оглянулась, обводя взглядом всех присутствующих. Но от меня не укрылось, с каким облегчением она выдохнула, когда я убрал руку с ее плеча.

Поужинали мы тем, что осталось на кухне. Любовь Федоровна отказалась от всего, кроме кусочка хлеба, который она сначала долго держала, недоверчиво посматривая на него, а потом осторожно положила в рот. Я решил не смущать ее своим вниманием и отвернулся, чтобы не видеть, как женщина ест.

— Значит, завтра обязательно откушаете супчик, который мы для вас сварили, — предположила Иришка. — Вы только скажите, чего изволите, и я все для вас приготовлю!

Вместо ответа Виноградова послала девушке благодарную улыбку.

Довольно быстро мы решили разойтись по комнатам. Бабушка вызвалась остаться рядом с соседкой, пока та не заснет.

— Не стоит, Софья Яковлевна, — мягко отказалась Любовь Федоровна. — Если вам будет спокойно, то можете оставить кого-то из призраков присматривать за мной.

— Я не хотела бы смущать вас таким надзором. Все же мы тут не потому, что вы опасны. А только для того, чтобы вас поддержать. Мы все здесь лишь ради этого.

Хозяйка дома пригладила волосы и покачала головой.

— Не знаю, чем заслужила все это. И почему Искупитель позволил мне остаться в этом мире…

— Я видел в кладовой колокольчик, — вдруг подал голос Питерский. — Такой, в который звонят слугам. Пожалуй, я вам его принесу, чтобы можно было звякнуть, если вам что-то понадобится?

— Фомушка, ты просто чудо! — просияла Чехова. — Это то, что нам нужно.

Смущенный донельзя помощник направился к лестнице. И вскоре вернулся со свертком.

— Я помню эту вещицу, — улыбнулась хозяйка дома. — Ее мне проиграл в карты сам губернатор Московии.

— Так вы и в карты играете?! — восхитился Лаврентий Лавович.

— У меня много талантов, — скромно призналась женщина и вынула колокольчик из бумажного пакета.

Язычок ударился о металлический бок, по комнате разнесся тонкий хрустальный звон.

— Вот и славно, — княгиня щелкнула пальцем, и рядом с ней появилась невысокая девочка с серьезными глазами. — Олюшка, если раздастся звон колокольчика, ты немедля узнаешь, что требуется Любови Федоровне и сообщишь мне.

— Да, госпожа.

Призрак поклонилась и отступила в тень. При этом она зачарованно взглянула на Фому, словно понимала, что под его человеческой личиной скрывается зверь.

— Я встретила ее в Московии, — пояснила бабушка. — Олюшка очень вежливая и тихая. Когда-то она следила за тем, чтобы Павел делал уроки.

Я кивнул:

— Помню. Она единственная, кто не позволял мне отвлекаться. Но мне удавалось подкупить ее кошкой.

Бабушка потрепала меня по волосам.

— Олюшка любит кошек, это правда. И она не станет беспокоить кого-то без надобности.

Фома вызвался отвезти Иришку домой, но та отказалась, сославшись на то, что Софья Яковлевна позвонила ее матушке и попросила позволить девушке остаться под ее присмотром в нашем доме.

— Ни к чему ей мотаться туда-сюда, когда с утра можно сразу заняться делами и не тратить время на дорогу. Почивать мы будем в комнате Павла. Я займу диван. Очень полезно для спины поспать на жестком. А девушки займут кровать — она у моего внука бессовестно широкая. И я выступаю гарантом того, что ничего неприличного в доме не произойдет. Никто не посмеет сказать плохого о девушках, которые оставались тут на ночь в моем присутствии.

Питерский покраснел до корней волос, но не выдал вслух своих эмоций.

— Все неприличное тут было задолго до рождения молодежи, — сообщила Виноградова. И они с княгиней обменялись понимающими взглядами.

Мы отправились по комнатам. На прощанье Арина Родионовна легко коснулась пальцами моей ладони. По коже пробежали искорки ее силы, и я невольно задержал дыхание.

Бабушка вынесла мне стопку домашней одежды и костюм для завтрашнего дня.

— Будь начеку, — тихо сказала она, не переставая улыбаться для вида. — Меня беспокоит настроение Виноградовой. Она кажется не в своей тарелке. Если почуешь запах паленого, то сразу вызывай духов и прикажи придушить Любовь Федоровну.

— Что?! — поразился я.

— Чтобы она потеряла сознание и не спалила дом со всеми нами… Я бы попросила лекаря дать ей снотворное, но боюсь, что после него она опять может впасть в летаргию.

— Думаешь, все так серьезно? — я тяжело сглотнул.

— Не стоит недооценивать женщину, которая была мертва почти столько же, сколько до того сознательно жила, — бабушка крепко меня обняла. И шепнула на ухо: — Я позабочусь о девочках, не беспокойся.

— Быть может, стоило всех отправить прочь?

— Чтобы твоя соседка ощутила себя одинокой? Нам всем нужен повод, чтобы жить. А ей сейчас он надобен особенно остро…

Я решительно направился в комнату Лаврентия Лавовича.

— Ох и нелегко вам придется, Павел Филиппович! Боюсь, что выспаться у вас не получится, — покачал головой парень.

— Неужто вы и впрямь храпите? — удивился я.

— От этого недуга мне избавиться не удалось, — подтвердил лекарь. — Уж к кому я только не обращался, мастер Чехов. У нас это семейное, видимо — отец и дед всегда спали в отдельных от супруг комнатах. И из коридора было слышно, что они спят. Когда я дежурю рядом с больными, то сплю вполглаза, и от меня не слышно ни звука. Но стоит мне лечь, чтобы на самом деле выспаться, то внутри меня включается настоящий мотор!

— Быть может, это какое-то проклятье? — предположил я с улыбкой.

Однако вскоре мне стало не до смеха. Гость занял кушетку, оставив мне кровать. Он предположил, что это поможет обмануть его организм, и он решит, что спать крепко не стоит. Но организм лекаря оказался не так наивен. Лаврентий не храпел — он буквально исторгал дикое рычание из грудной клетки. Вскоре я уже сидел у стены и с удивлением рассматривал этого не особенно крупного парня, который заставлял оконные стекла вздрагивать. Заткнуть уши не получилось ничем. Потому как даже через восковые заглушки я слышал Лаврентия. Толкать его я не осмелился, так как точно знал, что в последнее время парень не высыпался.

И вот посреди ночи, я все же взял подушку, одеяло и покрывало и направился прочь. Дождался особо мощного всхрапа и отворил дверь, чтобы тихонько выскочить наружу. На секунду в комнате воцарилась тишина, и я замер, но потом лекарь мощным рыком дал понять, что крепко спит. Я выскочил из комнаты.

В гостиной было темно. Я прокрался к дивану и принялся раскладывать на нем покрывало. Оставалось надеяться, что утром, до того, как все проснутся, меня разбудит Олюшка. Ну, или Фома. Не удивлюсь, если призрак захочет понаблюдать за котом-шаманом в естественной среде его обитания…

Уже собираясь лечь, я бросил взгляд на окно и оторопел. На подоконнике, спиной ко мне, сидела женщина. Она высунула ноги наружу и слегка наклонилась вперед, осматривая окрестности.

— А что происходит? — тихонько осведомился я.

— Все хорошо, — так же негромко ответила Любовь Федоровна.

Я лихорадочно оглянулся, надеясь, что Олюшка окажется рядом. Но тут же вспомнил, что девочке было приказано реагировать на звук колокольчика.

— Вы же понимаете, что не спите? — на всякий случай уточнил я.

Соседка тяжело вздохнула и тряхнула головой. А затем с неохотой сказала:

— Знаю, Паша.

— Вы ведь не собираетесь… того…

Я осторожно подошел ближе, раздумывая, успею ли одним рывком затянуть соседку в комнату, прежде чем она прыгнет.

— Наверно я кажусь тебе сумасшедшей, — с горечью произнесла Виноградова. — Еще вчера я так сильно жалела о собственной смерти, так хотела отмотать время назад и вернуться в тот далекий день, чтобы все исправить… А сегодня мне так плохо… Мне так плохо, Паша!

И тут я понял, что затаскивать женщину в помещение бесполезно. Если она не хочет жить, то найдет другой способ уйти на другую сторону.

— Значит, пришло время нам с вами поговорить, — сказал я. — Вы не хотите вернуться в комнату?

— Мне здесь лучше, — отозвалась хозяйка дома. — Здесь мне почти не больно.

— Тогда подвиньтесь…

Я тоже сел на подоконник и перебросил ноги наружу. Оказалось, что пространства для того, чтобы разместиться вдвоем здесь было достаточно много. Шторы позади нас покачивались, повинуясь сквозняку.

— Что же именно у вас болит, любезная Любовь Федоровна? — спросил я, рассматривая темную полосу канала.

— Все, — ответила она и грустно вздохнула. — Дышать тяжело… Это тело такое неповоротливое и громоздкое. Мне кажется, что я ощущаю каждый волосок на коже, и это ужасно раздражает. А еще у меня бурчит в животе!

— Вы просто проголодались. И тяжелой себя ощущаете, потому что привыкли к призрачному весу.

— Я сегодня трижды пыталась пройти сквозь стену.

— Получилось? — участливо спросил я.

Женщина усмехнулась и ответила:

— Нет.

— Я должен был это узнать, потому что вы — уникальная личность, Любовь Федоровна. Вы сумели сделать то, чего до вас никто не делал. По крайней мере, насколько это известно мне и всем, кто в курсе произошедшего…

— Я разучилась быть живой, некромант. И не знаю, смогу ли вновь…

— Ерунда, — отмахнулся я. — Ни за что не поверю, что великая Виноградова, о которой слагают легенды, оказалась настолько неуверенной в себе. Быть может вас подменили? Или внутри вас поселился какой-нибудь слабый дух?

— Глупости, — ответила мне Виноградова и нахмурилась.

— Значит, вы просто боитесь, что не сумеете воспользоваться вторым шансом.

Собеседница взглянула на меня, словно собиралась испепелить взглядом. Но не нашла что ответить, и тогда я продолжил:

— Вы оставили в прошлом очень яркие события. Даже если о вас говорят правду хотя бы в половине историй, то вы отжигали на славу.

— Где ты нахватался таких словечек? — усмехнулась Любовь Федоровна.

Но я не стал отвлекаться и продолжил:

— Не удивлюсь, если вы просто беспокоитесь, что все самое интересное осталось позади. А впереди вас ждет унылая, серая жизнь, о которой после смерти и скучать не получится. Я прав?

— Что ты знаешь, мальчишка? — фыркнула женщина.

— Я видел достаточно мертвых. И знаю, что многие из них отдали бы душу в рабство ради того, чтобы доделать хотя бы одно дело, которое осталось незавершенным. Взять того же Ярослава…

При упоминании призрака, женщина недовольно поморщилась.

— Надеюсь, он остался во дворе, — проворчала она.

— Он не захотел уходить на ту сторону, потому что страшиться остаться тем же мерзавцем, которым был при жизни в нашем мире. Он хочет получить прощение.

— У кого?

— Думаю, что он сам этого не понимает, но прежде всего парень должен простить самого себя, — предположил я.

— Ты не ту профессию выбрал, княжич, — хмыкнула Любовь Федоровна. — Если у тебя отберут лицензию, то иди в душеправы.

— Я не имею светлой силы, — напомнил я.

— Но есть же такие душеправы, которые не учились лекарскому делу. Которые только языком трепать умеют. Вот ты таким и станешь. Будешь с умным видом рассказывать о том, в чем не разбираешься. И все тебе будут верить. Особенно, если ты брюки нормальные наденешь.

Я посмотрел на свои пижамные штаны и усмехнулся.

— Вы умеете вселить уверенность в себя, Любовь Федоровна. Я это очень ценю. Но хочу вам напомнить, для чего вы вернулись.

— Я вернулась потому, что кольцо не дало мне умереть, — тихо возразила женщина.

— Оно могло бы отправить вас за грань. Но не сделало этого. Потому что вы сами предпочли остаться здесь. Вы оставались на границе, потому что сами выбрали этот мир. Этот город. Этот дом и близких, которые в вас нуждаются.

— Н… нуждаются? — повторила женщина, запинаясь.

— Вы нужны нам всем. Мне, Фоме, Арине, Лаврентию и…

— Призраком я была полезнее! — выпалила женщина. — Я могла пускать слухи, заботиться о доме…

— Но я так рад, что вы живы. И плевать мне на пользу, когда я могу взять вас за руку. Зато теперь, к тому же, вы не сможете так запросто заходить ко мне в спальню по утрам. Это ли не прекрасно?

Мы помолчали какое-то время, а потом женщина спросила:

— Ты думаешь, я смогу достойно прожить новую жизнь?

— Я уверен, что сможете, Любовь Федоровна. А если нет, то всегда можно будет начать писать книжки и печатать их в периодике по главам. Я слышал, что в желтой прессе такое востребовано.

— Ну, уж до такого я не опущусь, — отмахнулась женщина. И добавила: — Зови меня Людмилой Федоровной Яблоковой. Это теперь мое имя.

Проснулся я оттого, что Фома осторожно тронул меня за плечо и тихонько уточнил:

— Вашество, вы здесь всю ночь спали?

— Большую ее часть, — признался я. — Людмила Федоровна составила мне компанию…

— Эво-о-она как, — протянул Фома.

И я поспешно произнес:

— Я не о том! Мы с ней устроили поздний ужин. А затем…

Я широко зевнул и посмотрел на часы. Было еще рано. Даже бабушка не просыпается в такое время, а значит, я успею убрать за собой постель и привести себя в порядок.

— Павел Филиппович, а вы не знаете, что не так с этой Олюшкой, которую Софья Яковлевна поставила приглядывать за нашей женщиной? — спросил вдруг Фома.

— А что случилось? — осведомился я, тут же став серьезным.

— Она всю ночь стояла в углу комнаты и смотрела на меня. Жутко так, не отрываясь… Я поначалу притворялся, что не вижу ее, но потом она подошла ближе и мне стало совсем не по себе.

— И что было дальше? — поинтересовался я, складывая одеяло.

— Я ей сказал, что это неприлично — ко взрослому парню в комнату заходить и пялиться на него. И что если она продолжит, то я на нее княгине пожалуюсь.

— Помогло?

Питерский поморщился:

— Не очень. Девчонка не поняла, что я говорю это ей. А потом, как поняла — так давай со мной разговоры разговаривать. Расспрашивала меня про уши, хвост и про то, могу ли я мурчать…

— Прости, Фома, я должен был попросить бабушку вызвать кого-то другого из ее помощников. Олюшка очень любит котов. Когда-то она жила в доме, где нельзя было держать кошек…

— Проклятое место! — охнул Питерский.

— Оно самое, — согласился я. — Это была богадельня.

— Так Олюшка эта того… — Питерский покрутил пальцем у виска. — Умом обиженная?

Я покачал головой:

— Нет. Она там жила с семьей, которая за этим домом смотрела. Но потом случился пожар…

— Вот были бы коты в доме, то и пожара бы не было, — заявил парень. — Коты — они сердцем чуют.

— Согласен…

В этот момент по лестнице пронеслись два пушистых комка, рядом с которыми бежала Олюшка. Она выглядела донельзя счастливой. Но, заметив нас, девочка приняла самый что ни есть серьезный вид. Затем подошла к двери комнаты Яблоковой и тихо спросила:

— Их можно впустить?

— Людмила Федоровна точно будет не против, — ответил я. — Она очень любит питомцев.

Призрачная девочка кивнула и прошла сквозь дверь. Затем щелкнул замок, и створка приоткрылась. Оба кота тотчас застыли, будто и не просились в комнату несколько секунд назад. Вместо этого они с ленивым видом принялись оглядываться.

Фома вздохнул и быстро подошел к зверькам, чтобы мягко подтолкнуть их внутрь комнаты. Затем дверь закрылась.

— Почему коты так делают? — поинтересовался я.

Питерский усмехнулся и пожал плечами:

— Потому что могут.

Я быстро принялся собирать постельные принадлежности. А Фома направился на кухню. Наверно он ожидал, что после ночных перекусов там сейчас беспорядок, да только мы с Яблоковой все за собой убрали.

В гостевой спальне лекарь тихонько похрапывал. Быть может дело было в том, что к утру его сон стал менее крепким. Он раскинулся на диванчике, забросив руку над головой. Я аккуратно сложил на кровать свернутое покрывало, одеяло и подушку. Взял костюм со спинки кресла и направился в ванную комнату. Принял прохладный душ, почистил зубы, позаимствовав у соседа мятную зубную пасту. Потом оделся и направился на кухню.

Там уже вовсю хозяйничал Питерский. Неподалеку от окна сидела Олюшка и старательно делала вид, что не смотрит на моего помощника.

— Как там Яблокова? — спросил я у нее, садясь за стол.

Девочка подозрительно покосилась на меня и демонстративно отвернулась.

— Зря ты так, — вздохнул я. — Ведь мне несложно попросить Фому показать тебе уши.

— Правда? — тотчас отозвалась призрачная помощница с робкой надеждой.

— Да что им всем они дались?! — притворно возмутился парень и провел пальцами по волосам.

Я заметил, что между прядями мелькнули мохнатые кошачьи уши.

Олюшка тенью метнулась в сторону помощника и воспарила над полом, чтобы лучше рассмотреть шаманские особенности Питерского. Потом счастливо улыбнулась и оказалась рядом со мной.

— Спит ваша подопечная, все у нее хорошо. Там за окном был призрак, он приказал мне не шастать по дому. Странный он какой-то… Кажется, он боится эту женщину.

— Он ее уважает, — поправил Олюшку Фома. — У нас в доме принято относиться друг к другу именно так.

— Странно у вас здесь все… — поделилась своими размышлениями девочка.

— А у вас по-другому? — уточнил я.

— Софья Яковлевна никого из нас не обижает. Она хоть и строгая, но справедливая.

— А в последнее время в вашем прибежище не происходит ничего странного?

Призрак подозрительно сощурилась:

— О чем это вы, Павел Филиппович?

— Например, на моем болоте распустились цветы, — решил поделиться я. — И пни стали немного странно себя вести…

Олюшка внезапно широко улыбнулась и едва слышно прошептала:

— Это потому что вам хорошо. У нас тоже все цветет и пахнет. И еще…

Она замолчала, словно засмущалась, а потом оглянулась и истаяла в воздухе.

— Жутковатая эта ваша Олюшка, — сообщил мне Фома.

— Поверь, бывают призраки куда более страшные, — заверил его я. — Эта девчушка всего лишь отвыкла от мира живых.

— Но ведь наша женщина ведет себя по-другому, — возразил Питерский и замер, не донеся чайник до чашки.

Потом взглянул на меня с тревогой и уточнил:

— А как же Людмила Федоровна? Она тоже отвыкла быть живой?

— Яблокова сможет приспособиться, — уверил я помощника. — Ведь рядом с ней есть люди, которым она небезразлична.

— Надо договориться с природником, который живет у канала, чтобы он носил нам цветы по утрам, — произнес Фома, разливая по чашкам настоявшийся чай.

Я благодарно кивнул, взял чашку и сделал глоток. Спросил:

— А ты даришь своей девушке цветы?

Питерский взглянул на меня удивленно.

— Конечно, — ответил он. — Я не совсем дикий, вашество. Потому, когда везу ее домой, обязательно заглядываю в одну лавочку недалеко от границы нашего района. Там продается заварная пастила, которую уважает Зинаида — мама Иришки. Она хоть и хорошая кухарка, а все же никогда не отказывается от приятного угощения, приготовленного чужими руками. А Иришка любит зефирные тюльпаны. Как и букеты простых цветов, которые я всегда прихватываю по дороге. Только она сетует, что все это лишнее, и я напрасно трачу свое жалование на всякие глупости.

— Но ты все равно их покупаешь… — усмехнулся я, сделав еще один глоток чая. — Хотя ты и бережливый.

— Есть вещи, на которые денег не жалко, — ответил парень и улыбнулся. — Видели бы вы, какими счастливыми становятся женщины этой семьи, когда их хоть немного балуешь. У них раньше был муж и отец, он старался заботиться о них… А когда его не стало, то Зинаиде пришлось нелегко. Но она не сдалась, не бросил ребенка, чтобы устраивать свою жизнь. Я ее за это очень уважаю.

— Есть за что, — согласился я.

— И еще мне кажется: когда она узнает, что я не совсем человек, то совсем не будет против того, чтобы я однажды стал ее зятем.

— Ты так далеко заглядываешь? — удивился я.

— Знаете, Павел Филиппович, то что нужно — видишь сразу. Я вот как увидел нашу кухарку, то сразу понял…

— Что она готовит хорошие пирожки! — напомнил я.

— Не без этого… — согласно покивал парень. — Но еще я понял, что она любит мать и готова честно работать. Она не просила для себя каких-то особых условий, не канючила и не ныла. Такое не часто в людях встретишь. Большинство норовят на жалость надавить. А она не такая.

— Этим девушка пошла в свою мать. Зинаида показалась мне на редкость порядочной женщиной. Даже Людмила Федоровна признала, что это так, а она просто так никого не хвалит.

В этот момент в гостиной послышались голоса, и мы поняли, что женщины проснулись.

Почти сразу на кухне появилась Иришка, следом за ней показалась бабушка. Позади маячила Арина.

— Я вас научу готовить блинчики по-Чеховски, — заявила княгиня. — С припеком. Вкусные и сытные. Именно такими я однажды покорила одного заморского дипломата. И он даже собирался украсть меня и увести на Британские острова. Но мой покойный супруг сразу указал ему на дверь и обещал спалить их флот, если меня кто-то попытается похитить.

— А вы, оказывается, роковая женщина! — послышался голос Яблоковой.

Она стояла в дверном проеме и выглядела иначе, чем вчера. Я понял, что соседка заплела отросшие за время многолетнего сна волосы в длинную косу. К тому же она облачилась в темное зеленое платье с золотым кружевом, которое казалось очень непривычным.

— Павел, ты меня смущаешь своим взглядом! — съязвила Людмила Федоровна. — Что не так?

— Я привык к вам другой… Обычно все происходит в другом порядке: сначала ты видишь живого человека, а потом уже мертвого.

— Погоди немного, и быть может ты снова сможешь увидеть меня усопшей.

Я поспешно трижды сплюнул через плечо:

— Не торопитесь с этим! Я могу ждать очень долго.

— Как скажешь, — ответила женщина и подошла к плите. — Я тоже хочу знать, как готовят эти знаменитые блины. А вдруг и мне какой-нибудь дипломат предложит уехать за моря-океаны?

— Мы вас не отпустим, — пробасил Питерский, подавая соседке чашку с отваром. — Это я для вас приготовил. С особыми травками, чтобы на душе было светло и приятно.

— А остальным света не нужно? — хитро осведомилась Софья Яковлевна.

— Темным точно не положено. А наша Арина Родионовна и без того вся светится, — бесхитростно заявил Питерский и наполнил пустые чашки из заварника. — Пойду будить нашего лекаря, он сегодня как-то подозрительно долго спит.

— Оставь, пусть подольше поваляется, — попросила Яблокова. — Ему со мной было несладко. Устал мальчишка наверно…

— Какие у вас планы, Павел Филиппович? — неожиданно спросила Нечаева, глядя на меня поверх своей чашки.

— Некоторое время назад ко мне обратился один человек. Его братьям по завещанию достались активы, а парню — один только кот.

— Настоящий кот… — вздохнула из угла полупрозрачная Олюшка.

Мне показалось, что Яблокова посмотрела в сторону призрака и недоуменно захлопала ресницами. Но потом вернулась к чаю и благостно зажмурилась, смакуя напиток.

— Вот я и хочу попытаться помочь выяснить причины такой несправедливости.

— Ты ведь помнишь, что тебе нельзя заниматься практикой? — напомнила мне бабушка.

— Но никто не может запретить мне быть некромантом, — ответил я.

— Это точно, — подтвердил Фома. И с надеждой спросил: — И мы можем поехать куда надобно после завтрака, верно?

Я понял, что княгиня заинтересовала Питерского обещанными блинами с припеком. И винить его в этом я не стал. Вместо этого вернулся в гостиную и взял газету со столика, куда ее видимо положил Фома, перед тем как меня разбудить.

Передовица была интригующей: «На болотах селянами обнаружена русалка. Она едва передвигала ноги, уходя от собирателей ягод. Видимо, ей сложно было перемещаться по суше. Очевидцы сообщают, что волосы девицы были зеленые, а одета она была в рыболовную сеть…»

Я подумал, что наверняка какая-то пьяная дама пыталась спрятаться от назойливых «очевидцев». И, скорее всего, где-то неподалеку в траве спал ее русал-кавалер. Что до зеленых волос — то их вполне могли придумать те самые «собиратели ягод».

На второй странице нашлась интересная статья о младшем Морозове. В ней рассказывалось о новом назначении княжича на пост главы кустодиев. Репортер ловко избежал рассказа о тяжелом прошлом моего новоявленного, отметив лишь, что путь его был сложен и долог. А еще добавил, что Александр Васильевич объявил о приеме мужчины в семью перед самим императором и получил на это высшее благословение. Старший Морозов слыл человеком порядочным, и потому ни у кого не должно было остаться сомнений в том, что Стас получил титул не случайно. Автор статьи намекнул, что Станислав Александрович принимал участие в расследованиях многих громких дел, потрясших столицу. Я не мог не догадаться, что имелись в виду дела фальшивомонетчиков, взрыв машины Шуйского, а также разоблачение группировки коррупционеров в Новорильске.

На фотографии, которая прилагалась к статье, был изображен Зимин в светлом мундире с лентой поперек груди. Художник зачем-то пририсовал ему пряди волос на висках и добавил благостную улыбку. Последняя никаким образом не вязалась с образом криомастера, которого я успел узнать. Думаю, любой, кто знаком с новым главой кустодиев, будет озадачен этой фотографией. Я понял, что снимок был сделан в Яблочном саду — позади Стаса виднелась арка. Уже позже он потерял ленту, расстегнул мундир и рубашку.

— Это они хорошо придумали, — прокомментировал статью Фома, подойдя к окну, чтобы открыть раму.

— Что придумали? — не понял я.

— Господина Зимина изобразить таким приятным и непохожим на себя…

Стало понятно, что мой помощник успел пролистать газету перед тем, как принес ее сюда.

— Ты думаешь, это сделали нарочно? — поинтересовался я.

— Знамо дело, — кивнул парень. — Зачем показывать всему Петрограду как выглядит настоящий начальник отдела кустодиев? Вроде бы он на той фотокарточке немного и похож на себя, но на деле никому в здравом уме не придет в голову, что он вживую может оказаться таким жутким.

— Это ты верно подметил, — согласился я.

— Кому надо — те и так поймут, кто перед ними. А посторонние путь ищут того, кто умеет улыбаться да расческой пользоваться… А еще они ему в руку меч пририсовали!

Действительно: довольный Станислав Александрович держал в ладони тонкий клинок в ножнах, усеянных драгоценными камнями.

— Никогда бы он такую штуку не взял бы в руки, — предположил Питерский. — Это ж какой-то девчачий ножичек!

— И то верно, — согласился я. — Зимин способен создавать ледяные копья и мечи — зачем ему такое странное оружие?

В этот момент из гостевой комнаты вышел лекарь и, заметив нас, смущенно улыбнулся.

— Господа, я совсем заспался! Даже не слышал, как вы покинули покои, Павел Филиппович… Скажите, я не докучал вам ночью своим храпом?

При воспоминаниях о рыке, который издавал этот тщедушный с виду человек, я вздрогнул.

— Мне не особенно спалось, и я выходил сюда. Мы тут поговорили с Людмилой Федоровной. А когда я вернулся, вы тихо спали…

— Тихо? — удивился Лаврентий Лавович.

Я пожал плечами:

— Быть может ваш храп проявляется не каждую ночь…

— Вероятно мне помог визит в монастырь, — оживился парень. — Хотя я и не стал пить снадобье, которое мне вручил монах. И не стал ставить ту штуку…

— Какое снадобье? Какую штуку? — тотчас заинтересовался я.

— Он мне выдал травки, перемешанные с маслами и смолой. Все это было сложено в тряпицу и помещено в баночку, закупоренную крышкой. Монах велел открывать крышку и дышать парами этого сбора. А потом вкладывать в ноздри выточенную из дерева конструкцию.

— Любопытно, что за конструкция? — заинтересовался я.

— Так вы ж говорите, что не слышали, как я храпел и без всего этого… — подозрительно нахмурился лекарь.

— Может мастер Чехов и не слышал, как вы храпели, Лаврентий Лавович, — откашлявшись сказал Фома, — потому как он человек деликатный. А я вот слышал, как стекла в оконцах дрожат! Вы уж поверьте, дорогой вы наш человек: если монах выдал вам средство от храпа, то вы его обязательно используйте.

Лекарь тяжело вздохнул и пригладил волосы на макушке. Потом провел ладонью по щекам, на который виднелись полоски плохо сбритой щетины.

— Сначала мне надо его исследовать, — наконец заявил он.

— Беспокоитесь, что оно окажется ядовитым? — предположил я.

Но Лаврентий Лавович покачал головой:

— Будет досадно, если снадобье поможет, а потом окажется, что я не могу его повторить. Однако сегодня я обязательно попробую его на себе. Неправильно это, что из-за меня страдают окружающие.

— Не будьте к себе так строги, — отмахнулся я. — Вы не виноваты, что я к вам навязался в соседи.

— Полагаете, мое присутствие тут еще необходимо? — робко уточнил парень.

— Теперь, когда проклятого кольца на пальце Яблоковой нет, вам станет легче с ней работать. Думаю, вы сможете приезжать сюда днем и отбывать к себе по вечерам.

— Было бы неплохо! — оживился лекарь. И виновато добавил: — Но вам придется доплачивать мне дорожные. Конечно, я мог бы добираться к вам на самокате — недалеко от моего дома есть стоянка таких…

— Не вздумайте пользоваться этим бесовским устройством! — возмутился Фома. — Ни один порядочный человек не должен ездить на этой штуке… Была бы моя воля, то я с розгами принимал бы экзамен по правилам дорожного движения у каждого такого ездока!

— Будут вам средства на дорожные расходы, — быстро вставил я. — Нанимайте такси. Будьте порядочным поданным…

Вскоре бабушка позвала нас завтракать. Блины у нее получились знатные. Впрочем, как и всегда. Иришка старательно записала рецепт в книжечку, которую частенько листала, когда думала, что никто этого не видит.

— Какие они у вас получились румяные, — заметила Нечаева.

— Это из-за меда, — пояснила Софья Яковлевна и тепло улыбнулась девушке. — Конечно, сейчас можно не готовить самой, и все просить у кухарки или заказывать у повара из ближайшего ресторана… Но иногда так приятно стряпать для своих. Правильно я говорю, Людмила Федоровна?

Яблокова тотчас кивнула и принялась раскладывать салфетки. Было заметно, что ей с трудом даются такие простые действия. Положив очередную салфетку на стол, она принялась старательно разглаживать ткань.

— Раньше было проще, — пояснила она, заметив мой внимательный взгляд.

— Вы привыкнете. И к тому же всегда можно попросить о помощи кого-то из нас.

— Вместе со всем справимся, — подтвердил Фома и отодвинул для Яблоковой стул. — Присаживайтесь.

Мы все разместились за столом. Княгиня совершенно не смущалась, сидя рядом с оробевшей Иришкой. Нечаева принялась разливать по чашкам чай.

Уже вскоре мы все с удовольствием ели.

— В следующий раз я попробую приготовить свои блинчики, — предложила Людмила Федоровна.

— Они у вас всегда выходят вкусными, — кивнул Питерский.

— Сейчас придется делать их руками, — с сомнением заметила женщина.

— Вы и раньше все делали руками, — заявила Иришка. — Просто теперь вы сможете ощущать кожей и ложку, и миску. Так оно даже проще. Разве нет?

— Вот и проверим, — воодушевилась соседка.

В этот день она выглядела увереннее, из глаз пропало настороженное выражение. Кажется, и бабушка это заметила.

— А не пригласить ли нам в дом цирюльника? — внезапно предложила она. — Будет весьма кстати без чужого внимания привести в порядок ваши волосы. Красивая стрижка всегда поднимает настроение и самооценку. А еще нам не помешает маникюр.

— Было бы неплохо! — обрадовалась хозяйка дома.

А мне подумалось, что в ближайшее время ей будет сложно выходить из дома. Скорее всего, она по привычке станет вести затворнический образ жизни. Но с помощью Софьи Яковлевны можно сократить этот период адаптации.

— Я позвоню куда следует и выясню, смогут ли к нам приехать прямо сегодня. Как раз когда Павел Филиппович отправится по своей службе, мы займемся по-настоящему важными делами.

Оставалось надеяться, что бабушка понимает, как я был благодарен ей за такую помощь. Не удивлюсь, если Олюшка тихонько наблюдала за нами с Яблоковой ночью, а потом нашептала о произошедшем своей хозяйке.

После завтрака все переместились в гостиную. Я же в компании Фомы спокойно допивал чай, обдумывая, как решить дело с наследством в виде кота. Стоило, конечно, съездить к тому парню и выяснить подробности дела на месте. И даже собрался уже было попросить слугу подогнать машину, как мои раздумья прервал зазвонивший в кармане телефон. Звонил Морозов.

— У аппарата…

— Доброе утро, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос уже бывшего главы кустодиев. — Как дела?

Он казался бодрым, а, значит, проснулся уже несколько часов назад.

— Отлично, — ответил я.

— Надеюсь, настроение у вас такое же? — хитро осведомился Александр.

Эта фраза почему-то мне не понравилась. И я ответил:

— С утра было хорошим.

— Тогда может быть, вы уделите минутку старику? Очень хотелось бы обсудить с вами одно… очень перспективное дело.

— Где встретимся?

— Заезжайте ко мне в гости, — предложил Морозов.

— Если только ненадолго, — ответил я. — Сегодня я планировал заняться делом, которое откладывал непозволительно долго.

— Ну что вы! Мы просто обсудим с вами одну очень интересную, на мой взгляд, идею, — поспешно заверил меня бывший глава кустодиев.

— Адрес… — начал было я, но Морозов меня перебил.

— Мой секретарь отправит его сообщением Фоме. До встречи, Павел Филиппович.

Собеседник завершил вызов. Я же положил телефон на стол, откинулся на спинку и сделал глоток чая.

— О чем задумались, вашество? — уточнил у меня Фома.

— Звонил Александр Васильевич, — рассеянно ответил я. — Хочет обсудить одну идею.

— Он человек обстоятельный. Раз говорит, что надо поговорить — значит, оно того стоит, вашество.

Послышался писк сообщения, и Питерский вынул из кармана телефон. Посмотрел на экран, затем перевёл удивленный взгляд на меня:

— Секретарь Александра Васильевича знает мой номер телефон. И прислал адрес его дома.

— Далеко ехать? — полюбопытствовал я.

— За город, к Северскому озеру, — ответил слуга.

— Знаешь, как туда добраться?

— Конечно, мастер Чехов.

— Тогда подгоняй машину, — распорядился я. — Заедем к нему в гости, а затем отправимся разбираться с наследством. И котом…

Питерский молча кивнул. Убрал телефон в карман, закинул в рот еще один блинчик, затем встал из-за стола и вышел из комнаты.

Дом Морозова расположился в пятнадцати километрах от Петрограда. Дорога к указанному в сообщении адресу заняла у нас около двух часов. И все время, пока мы ехали, меня терзало любопытство: что за идея возникла у бывшего главы кустодиев? Да такая, что он желает обсудить ее вдалеке ото всех. Даже от случайных призраков, которые могут доложить обо всем кому-то из нашей семьи…

Наконец Фома съехал с шоссе, которое вело от Петрограда к городку Северск. И буквально через несколько метров впереди показался высокий глухой забор и ворота.

Едва авто подъехало к особняку, створки словно сами по себе начали открываться.

Перед двухэтажным домом была разбита широкая лужайка, засеянная аккуратно подстриженной травой. Ни деревьев, ни живой изгороди видно не было — только дорожки, выложенные тротуарной плиткой.

Сам Александр уже встречал нас на крыльце. И к моему удивлению на нем был не привычный длинный плащ, а удобный домашний халат, и я отметил, что в нем хозяин особняка напоминает доброго дедушку, а не главу самой секретной организации Империи, обладающего неограниченными полномочиями.

Фома припарковался на площадке у забора, и я вышел из машины.

— Доброе утро, Павел Филиппович, — сказал Морозов, как только я подошел к крыльцу.

— Доброе, — ответил я, пожимая протянутую руку.

— Как добрались? Надеюсь, дорога не показалась вам слишком утомительной? В местах, откуда я родом, аристократы имеют родовые особняки, которые располагаются далеко от столицы.

— И все дворяне живут за городом? — удивился я.

— Нет, конечно, — отмахнулся Морозов. — Каждый выбирает по душе, где он хочет обитать. Но родовые дома располагаются на особых местах силы. В таких местах сама мать-природа помогает восстанавливать людям силу. Раны затягиваются быстрее, да и старость долго не посещает живущих в таких родовых домах.

— Любопытно.

— Идемте на веранду. Обсудим дела, и заодно я угощу вас особым чаем, которого вы точно никогда раньше не пробовали. Уверяю, он вам очень понравится.

— Уж не из особых ли трав с императорских болот этот чай? — осведомился я.

— Однажды мы наладим производство такого чая для своего использования. Но пока рано об этом говорить.

Александр сделал приглашающий жест, а затем спустился с крыльца и направился в обход дома. Я зашагал следом.

Обогнув дом, мы оказались на широком заднем дворе, выходящем на берег озера. Здесь располагалась большая тренировочная площадка, на песчаной полосе виднелся сад камней, рядом с которым лежал коврик для медитации и стояли небольшие садовые качели. А еще здесь имелся пирс, на котором разместилась широкая деревянная беседка.

— Богато тут у вас, — одобрительно заметил я.

— Я не особенно старался, само как-то получилось, — скромно ответил Александр Васильевич. — Ваш батюшка тоже оценил. Обещался приезжать почаще, но вынужден был откланяться по делам службы. Я как-нибудь организую баньку, и мы соберемся в мужской компании, чтобы попариться, выпить кваску пенного…

Тут мы едва не столкнулись с невысоким человеком в каком-то чудном цветастом кафтане и широких штанах, заправленных в сапоги. На голове у мужичка была тряпичная кепка, а на плече сидела пятнистая крыса с торчащими в стороны ушками. Заметив Александра, мужичок широко улыбнулся и произнес:

— Доброго утречка, мастер Морозов.

Он снял кепку и склонил голову. А крыса на плече запищала, словно тоже здороваясь с хозяином дома.

— Доброе, Тимоша, — ответил Александр. — Как тебе дом? Двор? Все ли по вкусу?

— Ладно тут, мастер. Прямо как мне Тихон, братец мой, обещал… Только непривычно как-то.

Мужичок осмотрел себя и добавил:

— Чего-то не хватает. Будто голый.

Крыса на плече незнакомца пискнула, словно подтверждая его слова. Я же усиленно делал вид, что меня не интересует этот чудной разговор.

— Ничего, привыкнешь, — успокоил его Морозов. — Оглянуться не успеешь, как делами обрастешь, и станет не до переживаний.

— Ваша правда, барин — за хорошей работой и жить веселее. Я тут у вас кустов насажаю, да травки разные полезные, чтобы ни комарья, ни гнуса не было. А еще… Но заговорили вы меня, мастер! — спохватился вдруг мужичок. — У меня работы много. Побег я.

И он поспешно потопал по своим делам. Александр же направился к беседке. И только сейчас я заметил, что в ней в одном из кресел уже сидит какой-то парень, лет двадцати на вид. Жилистый, крепкий, с русыми волосами и пронзительным взглядом светлых глаз — он чем-то напомнил самого Александра Васильевича.

Мы прошли по пирсу к беседке, остановились у стола, и Морозов произнес:

— Хотел бы познакомить вас со своим племянником, Михаилом Морозовым…

Я нахмурился, рассматривая парня. В памяти тотчас всплыл рассказ Александра Васильевича, в котором он поведал о своей родне в другом мире.

— Он приехал издалека. Погостить и проведать старика… — продолжил хозяин особняка.

При слове «старик» парень усмехнулся:

— Думаю, ты и сейчас можешь дать фору любому молодцу.

Гость встал с кресла и протянул мне ладонь:

— Михаил Владимирович Морозов.

— Павел Филиппович Чехов, — представился я, отвечая на рукопожатие.

— Мой дядя очень много про вас рассказывал, — продолжил Михаил, внимательно и с интересом рассматривая меня.

— Надеюсь, что только хорошее, — ответил я.

Михаил усмехнулся:

— Исключительно! Говорил, что вы лучший адвокат Петрограда, и защищаете простых людей. Это мне по вкусу.

— Ладно, давайте уже присядем, — оборвал беседу Морозов. — А то в ногах правды нет. Особенно в моем возрасте.

Мы сели в удобные кресла, и я поинтересовался:

— Итак, Александр Васильевич…

— Как вы уже знаете, Павел Филиппович, я ушел на пенсию, — начал Морозов, разливая по чашкам чай. — Отдел кустодиев теперь возглавляет Стас Зимин.

— Поздравляю вас, — ответил я, но Александр только отмахнулся.

— Не с чем. Я еще полон сил и энергии, так что на пенсии мне скучно. Большую часть своего бытия я вел активный образ жизни. Следственная работа разъездного характера…

Боковым зрением я заметил, как сидящий в кресле Михаил снова усмехнулся. Словно бы знал про эту «следственную работу разъездного характера» чуть больше. Но я не стал ничего уточнять, а вместо этого заметил:

— Вы вроде бы хотели открыть крохотную чайную компанию на болотах…

— Все так, — согласился Морозов и протянул мне чашку. — Кстати, попробуйте отвар.

— Благодарю.

Я взял чашку, сделал глоток. Довольно кивнул: напиток был чудо как хорош.

— Так что вы хотели обсудить? — произнёс я.

— Дела кустодиев доверены человеку, в котором я уверен, — начал Морозов. — Империя в безопасности. Сам же я задумался вот о чем, Павел Филиппович…

Он замялся, подбирая слова. А затем продолжил:

— Как вы уже знаете, в нашем мире кроме людей живут и… не совсем люди. Вернее, с виду то они часто похожи на нас, практически ничем от нас не отличаются…

— Как Фома? — уточнил я.

— Или Арина Родионовна, — продолжил Морозов. — Или ваша знакомая Регина. Или ваш друг Рипер… Их много, Павел Филиппович! И каждый из них имеет особенную силу. Которую может пойти как во благо Империи, так и во зло. И я хочу обратить эти таланты на пользу. Но для этого нужно вывести этих существ в… серую зону. Так, чтобы о них знали особые люди Империи, но не догадывались ее простые подданные.

— Почему? — не понял я.

— Подданных пугает все неизведанное, — внезапно произнес Михаил. — Такая информация должна подаваться репортерами дозировано и осторожно, чтобы медленно приучить общество к тому, что это — норма. Иначе возрастет подозрительность, и люди начнут присматриваться к соседям, пытаясь понять кто перед ними: человек или нечисть.

— Нечисть… — сказал я, покатав слово на языке, словно пробуя его на вкус. — Вы так называете всех, кто не является человеком?

— Так их зовут во многих мирах, — согласился Михаил Владимирович.

— Все верно, — кивнул Морозов. — К тому же, существование нечисти не укладывается в доктрину об Искупителе. А значит, позиции Синода в обществе могут просесть. Я навел кое-какие справки и оказалось, что некоторые знают про нечисть, которая живет в обществе. Они пытались рассказать об этом через сказки, но вышло у них плохо. И мешал этим сказителям в первую очередь Синод.

— Вот он что… — пробормотал я.

— Сейчас эти подданные не могут проявлять свою силу, — продолжил Морозов. — Потому что не хотят, чтобы на них объявили охоту.

— И каким же образом вы хотите создать эту серую зону? — полюбопытствовал я.

— Я хочу создать реестр таких вот пришлых подданных, — ответил Морозов. — Поставить их на учет в Синод и заключить с ними договоры. А затем они могут начать работать на Империю.

Я покачал головой:

— Не понимаю, зачем вам я. В этих, как вы сказали, «видах» я ничего не смыслю.

— Такое соседство будет требовать создания системы законности, — спокойно пояснил Александр. — И если поддерживать порядок среди нечисти сможет специальный отдел жандармерии, то вот с вопросом защиты прав этой самой нечисти…

Он не договорил. Сделал глоток чая и взглянул на меня. А затем продолжил:

— Империи нужна будет коллегия для таких вот дел. Чтобы защищать права нечисти перед Синодом. Пришлые должны быть равны с людьми в правах. Ну, или почти равны… Вы же видели, как могут воздействовать на людей Регина или Арина Родионовна. Для таких талантов нужно создать хорошие условия, разработать систему поощрений и защиты, чтобы они работали во благо…

Я задумчиво потер ладонью подбородок, понимая, что Морозов прав. Отчего-то я был уверен, что бывший глава кустодиев понимает в нечисти гораздо больше меня. Знает, кто на что способен, и как обратить эти способности на пользу Империи.

— Признаться, я не думал о такой карьере, — признал я. — Хотел просто защищать людей.

— Людей, чье право нарушено, — поправил меня старший Морозов. — И я не хочу, чтобы вы перестали этим заниматься. Кто, если не вы? Но я предлагаю большее! Целую коллегию с множеством помощников. Просто часть дел этой коллегии будет… не совсем обычной. И связана не совсем с людьми. Вашей задачей будет отобрать хороших правозащитников. На первое время. Само собой, эти люди должны будут дать клятву молчания…

— Как я понимаю, специальный отдел жандармерии будет возглавлять Фома…

— Ваша идея о назначении Питерского на должность и натолкнула меня на мысль о легализации нечисти, — с улыбкой подтвердил Морозов.

— Он член семьи. А значит, возникает конфликт интересов защиты и обвинения, — продолжил я, но Александр только нахмурился.

— Бросьте, Павел Филиппович! Когда вы защищали некоего Плута, ваш отец был начальником охранного отделения. Как и ваша подруга Белова, которая состояла в следственной группе. А друг ваш, мастер Суворов, скоро займет должность в прокуратуре… Если начать смотреть с точки зрения конфликта интересов, весь Петроград — это одна большая деревня. И все приходятся друг другу друзьями. Либо наоборот — испытывают друг к другу ненависть, которая длится веками. Но система-то как-то работает!

— Мне надо подумать, — ответил я после недолгой паузы.

Морозов улыбнулся.

— Понимаю вас, Павел Филиппович, — произнес он. — Решиться на такое сразу весьма сложно. Поэтому не буду торопить вас с ответом. К тому же, вы должны понимать, что это дело не одного дня. Мы будем возводить систему многие годы, постепенно и неспешно. Чтобы она окрепла и стала капитальной. И вам еще нескоро придется оставить свою работу в кабинете адвоката.

— Это хорошо, — кивнул я и вдруг понял, кого мне напоминает Михаил.

Он походил на моего отца. И от этого открытия мне стало не по себе.

Я сделал глоток чая и поставил пустую чашку на стол. Встал из-за стола:

— Если это все, то прошу меня простить. У меня еще остались кое-какие дела в городе.

— До новых встреч, — тепло отозвался Михаил Морозов и отхлебнул чай.

— Не буду вас задерживать, — кивнул бывший глава кустодиев. — Позвольте, я вас провожу.

И мы направились к выходу. И мне все время казалось, что в спину мне пристально смотрят. Но обернуться, чтобы проверить так ли это, я так и не решился.

Александр Морозов проводил меня до машины. Я все же оглянулся, чтобы поймать хитрый взгляд гостя.

— Он действительно ваш родич? — все же спросил я у кустодия, когда мы оказались за углом дома.

— Павел Филиппович, вы ведь желаете знать совсем другое, — прищурился старик. — Задайте прямой вопрос и получите честный ответ.

— Не уверен, что я готов…

Я покачал головой, понимая, что и впрямь не решусь. Потому что уже понял, что этот парень вполне мог оказаться сыном моей бабушки. Тем, о котором говорил Александр в «Званом ужине».

— Это он принес кольцо Виноградовой? — спросил я о другом.

— Все верно, — подтвердил Александр. — Мой племянник искал одну вещицу, которой владела ваша приятельница. И решил выменять ее на мой старый перстень. Как видите, артефакт оказался весьма полезным для нашей дорогой Людмилы Федоровны.

«Племянник», — мысленно повторил я за Морозовым и кивнул. А потом глухо уточнил:

— Софья Яковлевна об этом знает?

— Она не помнит своего прошлого в другом мире. Но я посчитал правильным познакомить ее с Михаилом.

Я поморщился.

— О чем вы беспокоитесь, княжич? — осторожно осведомился мужчина. — Вы ведь не переживаете за свою фамилию…

— Не говорите глупостей, — ответил я чуть резче, чем собирался. — Простите. Но я не хочу, чтобы бабушке было больно…

Внезапно Морозов коротко стиснул меня за плечи, и я поразился тому, какими крепкими оказались объятия.

— Рад, что вас волнует лишь это. Софочка для меня слишком дорога. И я бы никогда не причинил ей вреда. Если понадобится, то я сравняю целый мир, только чтобы она была счастлива.

— Хорошо, что этого не требуется, — усмехнулся я. — Сегодня она организовала стрижку и маникюр для женщин в моем доме.

— Пусть развлекаются, — махнул рукой Морозов и добавил, понизив голос, — Не думайте, что Михаил таит зло на свою матушку. Он хороший парень и не станет вредить тем, кто мне дорог.

Я не стал уточнять подробности, но сделал вывод, что новоявленный родственник мог быть опасен.

— Полагаете, что нам придется работать вместе? — поинтересовался я.

— Однажды вы решите, что так будет лучше. Но я не стану пытаться вас столкнуть или сблизить. Поверьте, я достаточно прожил на этом свете, чтобы понять: торопиться не стоит. Все случится в нужное время. Сейчас вам надо заниматься тем, к чему лежит сердце. И не беспокоиться о будущем. О нем буду беспокоиться я, как самый старший в роду.

Морозов впервые открыто заговорил о нашем родстве. Сделалось немного неловко.

Однако все исправил Фома, который ожидал меня у машины. Рядом с ним топтался мужичок с крысой. На этот раз я взглянул на него иначе. Видимо, это и есть представитель той самой нечисти, о которой говорил бывший начальник кустодиев.

— Стало быть, хорошо живется… — услышал я фразу, брошенную мужичком.

— Не голодаю, — усмехнулся Питерский и лукаво взглянул на карман собеседника. — Но твоя крыска все же считает, что я ее слопаю.

— Что с нее взять, — вздохнул мужичок и подпрыгнул на месте, прошипел, — а ну, не кусайся! А то не стану тебя потчевать семечками.

— Их обязательно надо отведать, — возразил Фома. — Мы уедем и крыска успокоится. А потом, быть может, однажды и поймет, что я своих не ем. Мне моя невеста готовит всяческие вкусности. И мышей с крысами она не печет. Это точно.

— Невеста? — улыбнулся Морозов. — Неужели, ты все же решился ту красавицу попросить выйти за тебя замуж?

— Ну, пока не попросил, — смутился парень и пригладил выскользнувшие из-под волос кошачьи уши. — Однако теперь она знает, кто я, и потому за предложением дело не станет.

— Хорошо, если так, — одобрил старик. — Не надо тянуть с тем, чтобы жить счастливо. А свадьбу мы вам справим, какую твоя Иришка пожелает.

— Я сам хочу заработать… — возразил парень.

— Вы же теперь часть семьи, а значит, наша забота — обеспечить вас всем необходимым, — настойчиво продолжил Александр Васильевич. — Тем более, у тебя теперь и должность будет соответствующая. Понадобится отчество справить.

Фома побледнел и бросил на меня настороженный взгляд.

— Не забивай себе этим голову, — попытался я успокоить парня.

— Голову забивать дурная примета, — подал голос Тимоша, который до того тихонько втолковывал что-то своей питомице. — Мне вот работа помогает мысли всяким глупостями не занимать. Ох, и заболтали вы меня… господа хорошие.

Мужичок осуждающе посмотрел на Фому, а потом широко ему улыбнулся.

— Всяческого добра тебе, хороший человек, — он сделал ударение на последнем слове, а потом снял с головы кепку и низко поклонился. А затем словно подернулся дымкой и спустя несколько мгновений истаял в воздухе.

— Делами пошел заниматься, — спокойно пояснил мне Морозов.

— А как…- начал было я, но потом покачал головой.

— Вам пора по делам. До встречи, Павел Филиппович, — произнес Александр Васильевич и сам открыл для меня дверь автомобиля.

Он протянул на прощание ладонь, и я ответил на рукопожатие.

— До встречи, — сказал я и сел в салон. Морозов же направился в сторону дома.

— Куда дальше, вашество? — уточнил Фома, заняв место водителя.

— Решать вопрос со спорным наследством, — ответил я. — Знаешь адрес?

— А то, — важно кивнул Питерский. — Арина Родионовна еще утром передала.

— Тогда едем, — решительно ответил я. Фома завел двигатель, и авто выехало с территории.

Парень за рулем бросил на меня тревожный взгляд. Я молчал, позволяя ему самому решиться на разговор. И вскоре мой помощник не выдержал.

— Павел Филиппович, вот вы мне скажите, про отчество Александр Васильевич не пошутил?

Я пожал плечами. Уточнил:

— Разве о таком шутят?

— Да какое отчество, вашество? Я ведь столько лет был Непутевым. Только недавно взял себе фамилию годную. Откуда же отчеству появиться у такого, как я?

— Зимин тоже обзавелся вторым именем, хотя не имел на него прав, — напомнил я.

— Так вы мне найдете… родителя? — с каким-то священным ужасом уточнил парень. — И мне придется его… чтить? … и стакан воды подносить?

Последние слова Фома произнес почти шепотом. А потом тряхнул головой. Его глаза вспыхнули желтым.

— Ну вот зачем мне такая ноша, Павел Филиппович? Только ради отчества на жуткие жертвы идти?

Я едва сумел скрыть улыбку, и, сохранив серьезное выражение лица, уточнил:

— А разве ты не хочешь, чтобы твои дети имели больше прав?

— Это что получается, чтобы мои когдатошные дети смогли носить благородное отчество, я за это должен быть несчастным? И чему я научу детей? Что им тоже надо быть несчастными, чтобы уже их дети что-то могли заиметь? А потом внуки тоже должны будут… И вот скажите мне, вашество, а жить-то когда? Когда быть довольным своей судьбой?

— Достаточно людей за право носить отчество готовы пойти на многое, — напомнил я.

— Однако, Зимин не особенно горевал, что не имел его столько лет. И невеста его почитай много годков ходила с сиротской фамилией. А ведь каждый из них мог поступиться своей свободой и продаться. Разве нет?

Фома принял такой встревоженный вид, что мне стало не по себе. Потому я поторопился его успокоить.

— Есть другой способ приобрести отчество.

— Да? — с надеждой уточнил парень.

— Можно его купить, заплатив в казну империи определенную сумму. Или получить в награду за особые заслуги.

— Купить, значит, — тут же заворчал парень и нахмурился.

— Но если это не подходит, то всегда можно найти кого-то, кого надо чтить…

— Купить так купить, — быстро перебил меня Питерский. — Деньги — дело наживное.

— И давно ты это понял? — усмехнулся я, памятуя о бережливости помощника.

— Ну вы из меня скупердяя-то не делайте, — фыркнул Фома. — Я когда надо готов потратиться.

Тут он насторожился и посмотрел на меня с подозрением:

— А много стоит это самое отчество? Мне особо важного не надо. Подойдет самое затрапезное. Терентич какой-нибудь, или Дормидоныч. Еще есть отчества из недорогих? Где можно список посмотреть?
Я покачал головой, понимая, что выбор будет сложным. Но все е смог ответить ровным голосом:

— Отчество можно будет выбрать любое. Хоть такое же, как у императора.

— Да ну?! — восхитился парень. — То есть я могу стать Фомой Александровичем? Или даже Станиславовичем?

— Если пожелаешь, — кивнул я.

Парень улыбнулся и вдруг погрустнел.

— Что-то не так? — осведомился я.

— Я бы хотел взять отчество от имени своего отца. Чтобы каждый раз, когда меня кто-то звал, где-то в другом мире ему становилось чуточку теплее. Я хоть его и не знал, но уверен, что мать мою он любил. И меня бы тоже любил, если бы не помер. Но тут его вины передо мной нет. Судьба такая.

— И как же его звали?

Фома вздохнул и тихонько произнес:

— Ведай. Стало быть и я стану Ведович.

— Какое редкое имя, — заметил я.

— Как и отца нашего Лаврентия. Его дед назвал сына Лавай. В честь одного горного духа.

— Не знал, — удивился я.

— Эта семейка лекарская всю свою историю только и занималась тем, что всякую нечисть повсюду искала. И записывала о таких как я сказки.

Мне подумалось, что судьба сыграла со всеми нами забавную шутку, связав наши пути в один узел.

Я вынул из кармана телефон, нашел в списке контактов номер Нечаевой, нажал на кнопку вызова.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос секретаря.

— Доброе утро, Арина Родионовна, — произнёс я и быстро поправился. — Вернее, уже день. Не могли бы вы договориться о встрече.

— По делу о наследстве? — уточнила Нечаева. — Решили, наконец, закрыть это его?

— Да.

— Фома еще с утра попросил у меня адрес, — ответила секретарь. — Сейчас я позвоню и договорюсь о визите.

Она завершила вызов. Я же откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, пожалев, что не взял папку с делом. И теперь пытался вспомнить обстоятельства. Вроде бы человек обращался из-за завещания, по которому ему достался только кот. Хорошо бы посмотреть само завещание…

Размышления прервал зазвонивший в кармане телефон. Я вынул его. На экране высвечивался номер Нечаевой. И я нажал на кнопку, принимая вызов:

— У аппарата.

— Сергей Козырев ждет вас, — ответила Арина Родионовна.

Ага, значит, человека звали Сергей Козырев. Нужно будет запомнить.

— Он очень рад, что вы взялись за его дело, — продолжила секретарь.

— Надеюсь, вы намекнули ему, что мой статус приостановлен, и я не могу помогать в полную силу?

— Конечно, — ответила девушка.

— Спасибо, Арина Родионовна, — произнёс я.

— Не за что, Павел Филиппович.

Я завершил вызов. Задумчиво повертел телефон в руке. Интересно, чем Козырев так провинился, что в наследство ему достался только кот? Или дело не такое простое, как кажется на первый взгляд?

Было бы неплохо посетить квартиру, где жил умерший. Возможно, в жилище еще остался призрак, который расскажет про завещание. Но шанс на это был крайне мал.

— О чем задумались, вашество? — уточнил Фома и я вздохнул:

— О деле с котом. Интересно, чем этот Сергей Козырев так разозлил своего родича, что ему оставили только кота.

— А может быть, умерший, наоборот, оставил ему самое важное, — не согласился Питерский. — Ведь кота кому попало не доверишь.

— Тоже верно, — согласился я и снова вынул из кармана телефон. Набрал номер Нечаевой.

Девушка взяла трубку почти сразу.

— Слушаю, Павел Филиппович, — вежливо отозвалась Нечаева, и на заднем плане я уловил приглушенные голоса бабушки и Яблоковой, которые о чем-то беседовали.

— Дело этого Козырева у нас в офисе? — спросил я.

— Да, — после недолгой паузы ответила Нечаева.

— Можете уточнить информацию о том, какое имущество было разделено при наследстве.

— Хорошо, — произнесла девушка и завершила вызов. Я же не торопился убирать телефон в карман. И через пару минут устройство зазвонило. Я взглянул на экран и принял вызов.

— У аппарата.

— Имущество покойного Василия Козырева было поделено по закону следующим образом, — послышался из динамика голос секретаря. — Николаю, старшему сыну Василия, была отдана мануфактура. Среднему, Федору, отошла мастерская и особняк. А младшему, Сергею, квартира в доходном доме и кот.

— Кот был прямо указан в документе? — уточнил я.

— Все верно, — подтвердила Арина Родионовна.

— А состояние имущества?

— Информации мало, — ответила девушка. — Но у мануфактуры есть просроченные платежи по кредитам Императорского банка. Мастерская тоже должна по закладным.

— А квартира? — полюбопытствовал я.

— В залоге у того же банка. Причем сроки платежей уже вышли, так что квартира уже скоро будет выставлена на торги.

— Значит, дела покойного Козырева шли не ахти, — заключил я. — Если имущество оказалось в залоге.

— Наверное, — рассеянно согласилась Нечаева. — Ага, нашла. В Торговой Палате зарегистрировано разбирательство о признании мануфактуры несостоятельной. Дело еще не началось, но заявление уже подано.

— Ага, — протянул я. — То есть, мануфактура скоро поменяет владельца?

— Думаю, предложение о покупке уже поступило от конкурентов, — спокойно ответила Нечаева.

— Чем занималась мануфактура? — уточнил я.

— Производила рабочие робы для разных организаций.

— Прибыльное дело, — отметил я. — Начинаю понимать, почему Козырев на грани несостоятельности. Такое предприятие нужно многим.

— Не совсем, — ответила Арина. — Судя по документам, которые я нашла в Сети, Василий управлял мануфактурой задолго до смерти отца. И… ага, нашла. Вот. Судя по данным сайта «Отзовик», оценка у предприятия полтора балла. Все уволившиеся рабочие как один отмечают самодура-начальника, который грубит подчиненным и домогается женской части коллектива. Заработная плата не повышалась уже несколько лет… Ага, вот. Цитирую: «После смены руководства, работать на предприятии стало совсем невозможно. Новый начальник не понимает, чем занимается мануфактура, на рабочем месте почти не появляется. Все решение вопросов отдано на приказчиков, которые зашиваются на работе с утра до ночи. Когда же новый начальник появляется, оставаться там становится невозможно. Постоянные оскорбления, разговор свысока, унижение женщин. Специалисты разбегаются кто куда, остаются либо те люди, кто хочет набраться опыта, либо кто не желает ничего менять. Объем производства упал, заказчики уходят. Не знаю, как долго продержится эта богадельня».

— Вот оно что, — задумчиво пробормотал я. — Выходит, несостоятельность мануфактуры вполне может быть следствием управления Николая.

— Скорее всего, — подтвердила Нечаева.

— А мастерская?

— В сети пишут, что она уже несколько дней, как закрыта, — ответила Арина Родионовна.

— Вот оно что…

— Сейчас посмотрю состояние на сайте «Имперский мытарь».

Девушка ненадолго замолчала, а затем в динамике снова послышался ее голос:

— Приличный долг перед фискальной службой. Видимо, мастерская тоже скоро закроется.

— Большое спасибо, Арина Родионовна, — поблагодарил я секретаря и завершил вызов.

Значит, покойный сам решил все так устроить. Передать предприятия в управление некомпетентных людей. Дело становилось все интереснее.

Фома свернул во дворы и остановился возле одного из серых домов. Заглушил двигатель и обернулся ко мне:

— Прибыли, вашество. Адрес этот.

Я задумчиво посмотрел на серое здание, построенное в шестидесятых годах прошлого века. Во дворе прогуливались с колясками молодые мамы. В нескольких шагах от дома расположилась простая, почти новая детская площадка, на которой играли дети постарше. А на лавочках у парадных сидели бабушки.

— Помнишь номер квартиры? — уточнил я у Фомы.

— Конечно, вашество, — ответил помощник. — А для верности, он у меня записан.

Он сунул руку в карман пиджака и вынул сложенный пополам клеточный листок, вырванный из блокнота. Протянул его мне:

— Вот.

— Спасибо, — поблагодарил я слугу. Открыл дверь, вышел из авто и направился к парадной.

Парадная дома оказалась ухоженной. На свежеокрашенных стенах были нарисованы персонажи из детских сказок, а на подоконниках стояли горшки с живыми растениями. Кто-то из природников заботливо делился с ними силой.

Почтовые ящики я целыми дверцами радовали глаз.

Кнопки лифта были ровными, совершенно новыми, а створки не исписаны разными лозунгами. Сама кабинка оказалась достаточно просторной. На задней стене красовалось натертое до блеска зеркало.

Я остановился в кабине, думая, на каком этаже будет нужная мне квартира. И в этот момент входная дверь открылась, и в холл вошла крупная женщина в коротком клетчатом плаще. Кроме этой вещицы на ней были тонкие тренировочные штаны дикой леопардовой расцветки, кроссовки на толстой подошве. Рыжие волосы дама собрала в пучок на затылке, а надо лбом у нее сверкали большие солнцезащитные очки. Модница вела на тонкой цепочке коротколапую собаку. Зверь был довольно отъеденный и при виде меня натянул поводок. В глазах батона из рыжего меха полыхнул азарт охоты. Затем животное оглянулось и жалобно заскулило, торопя хозяйку.

— Да что с тобой, Ромео? — недовольно фыркнула дама, но шаг ускорила.

Я же придержал дверцу лифта, чтобы та не захлопнулась перед носом жительницы дома.

Собачница вошла в кабину, наполняя ее сладковатым парфюмом, и окинула меня подозрительным взглядом. Собака же подскочила ко мне, обнюхала ботинки, а затем открыла пасть, демонстрируя довольно острые желтоватые зубы.

— Красивый мальчик, — похвалил я песью улыбку.

— Не приставай к человеку, — строго произнесла женщина, а потом добавила уже мне, — Вы его не хвалите. А не то начнет прыгать и показывать все свои толстые стороны.

Я усмехнулся:

— Вы хотели сказать хорошие стороны?

— Я сказала то, что хотела, — не поддалась на мою доброту женщин и уточнила, — Вы к кому?

— А вы всех тут знаете? — осведомился я и продолжил, — Ищу квартиру пятнадцать.

— Это к Козыревым? — ахнула дама, и я кивнул:

— Все так.

Пес понял, что на него никто не смотрит, и принялся с трагическим видом лизать цепочку, которая крепилась к его ошейнику.

— Тогда нам на один этаж, — произнесла попутчица и нажала нужную кнопку. Створки с лязгом закрылись, и кабина медленно поползла вверх.

— Я тут всех знаю. Мы живем большой семьей и заботимся друг о друге. Козыревы — хорошие люди. А вы, видимо, тот самый адвокат, которого они ждут?

— Должен был приехать раньше, но не сложились обстоятельства…

Женщина вздохнула:

— У вас, у молодых всегда много дел. Это с возрастом понимаешь, что тратить время надо с умом. И некоторые дела не стоят того, чтобы ими заниматься. Вот я, к примеру, решила, что не хочу смотреть дурацкие сериалы. И вместо них стала ходить на танцы. Вместе с Ромео, конечно.

— Здорово…

Кабина остановилась, створки открылись. И собака направилась в сторону лестничной площадки, потянув за собой даму. Видимо, Ромео надоел наш разговор, и он заторопился домой. Женщина вышла из кабины. Я последовал за ней.

— На вас вся надежда, — произнесла она. — Сергей и его жена — единственные кто остались с отцом, когда старик слег. Старший-то со средненьким уже давно сбежали. Бросили батюшку на брата.

— А вы их знали? — полюбопытствовал я и добавил. — Братьев Сергея?

Женщина поморщилась:

— Не самые хорошие люди. У нас дом дружный, все друг другу помогают. А эти двое все время считали себя выше других. Постоянно нос задирали. Ни с кем не здоровались. Говорят, что характером они были в деда. Тот тоже вечно считал себя выше других. Да и Василий был строгим. Однажды даже выгнал из дома дочь, когда та решила выйти замуж за простого работягу.

— Жестоко, — я покачал головой.

— Вот и старшие сыновья Василия непутевые. Сколько их помню, они вечно пытались собак дразнить, в кошек камни кидали. А как выросли, так сразу и съехали. Говорят, и завещание они поменять заставили.

— Кого заставили? — не понял я.

— Василия, — ответила попутчица. — Вот и не досталось Сергею ничего.

— Вот как, — пробормотал я.

— Не может быть, чтобы Василий так обидел своего младшего. Он хоть и вредный был старик, но не злобливый. И Сергея с его супружницей любил.

— Понятно, — я оглянулся. — У вас хороший дом. Тут чисто и светло.

— Потому что мы не мусорим и не выкручиваем лампочки, — засмеялась женщина, и ее пес радостно завилял хвостом, всем видом давая понять, что он тут тоже не мусорит.

— И никаких других секретов, — кивнул я.

— Вам нужна вон та квартира, — произнесла на прощание женщина, указывая на дверь. — И я желаю вам удачи, мастер адвокат. Мы все хотим, чтобы Козыреву досталась хорошая доля.

— Спасибо, — поблагодарил ее я и направился к нужной двери.

Нажал на кнопку звонка. Послышался скрежет поворачивающегося ключа, и створка открылась.

На пороге стоял мужчина средних лет, в домашней фланелевом костюме в тонкую голубую полоску. Увидев меня, он неуверенно улыбнулся, поправил очки на переносице и произнес:

— Неужели, это и впрямь вы, Павел Филиппович? Мой адвокат!

— Увы, сейчас моя практика приостановлена, — развел руками я. — Так что сегодня я скорее консультант, а не адвокат.

— Но вы же мне поможете? — с надеждой уточнил Сергей, и я кивнул:

— Постараюсь. Но для этого нам бы не мешало перенести разговор за порог.

— Простите, — спохватился мужчина и посторонился, пропуская меня в квартиру. — Прошу, проходите.

— Благодарю, — ответил я и шагнул через порог.

Квартира была просторной. Высокие потолки с лепниной, паркет, который не скрипел под ногами, на стенах, покрытых тканью, висели картины. Хотя множество темных пятен подсказывали, что раньше этих самых картин было куда больше. А еще внутри помещения было темно.

— Простите, что встречаю вас так, по-домашнему, — принялся извиняться Сергей. — Слуг мы давно попросили. Нам стало совершенно нечем им платить. Моя супруга устроилась на работу, а мне приходится заниматься на дому, потому как из-за болезни отца я был вынужден уволится со службы. А потом так и не восстановился. Увы, никому не нужны сотрудники средних лет, которые не способны жертвовать своими нуждами ради службы.

— Прискорбно, — заметил я.

— Мы бы продали квартиру, чтобы взять себе что-то поменьше и поскромнее. Но моя супруга уверяла, что мы сможем и дальше оплачивать содержание жилища. Она хочет брать учеников и заниматься музыкой на дому.

— Соседи не станут возражать?

— Тут толстые стены. А также у нас есть комната с шумоизоляцией. Когда-то моя матушка музицировала, и отец не хотел, чтобы посторонние знали, насколько у нее плохой слух. Она долгие годы считала себя талантливой, а терпеть ее игру приходилось только самым близким.

— Ваш батюшка любил свою супругу.

— Это правда. Однако она все же покинула нас довольно давно. Слегла от легочной болезни. Лекари не смогли вовремя заметить недуг.

Сергей провел меня на кухню, указал на покрытый лаком деревянный стул:

— Прошу, присаживайтесь. Сейчас я налью вам чай.

— Расскажите про сложившуюся ситуацию, — попросил я и сел на предложенное место.

Сергей направился к плите, попутно рассказывая про свою семью. И услышанная версия почти полностью повторяла ту, которую поведала мне в дама с собакой. Только подробностей было чуть больше.

Из рассказа я понял, что Николай и Федор не очень-то жаловали отчий дом. Отец воспитывал их сурово, в строгости, хотя и устроил детей на работу на своих предприятиях. Едва подошел срок совершеннолетия, братья один за другим покинули дом. И больше сюда не возвращались. Сергей тоже хотел съехать, но отец заболел и слег. И парень остался дома, чтобы присматривать за Василием.

— Мне повезло с женой. Она поддержала меня и смогла найти к батюшке подход. Несмотря на тяжелый характер, Василий умел ценить хороших людей.

В комнате повеяло холодом, и я резко обернулся. Из стены выглядывал призрак, который с интересом слушал историю Сергея. И я с удивлением отметил, что дух был силен. Настолько, что, наверное, мог бы даже двигать предметы.

— В строгости, — проскрипел он, комментируя слова парня, который поставил на стол заварочный чайник и чашки. — Заставлял примерно учиться, не хулиганить и посещать всей семьей храм Искупителя по воскресеньям, как завещали предки. Вот уж впрямь — домашний тиран. Эх, вот в мое время все было иначе.

Сергей замолчал, заметив, что я отвлекся. Я же с интересом смотрел на Василия, ожидая продолжения.

Он замолчал, глядя на меня. Дед казался ухоженным. На нем были приличного вида брюки, белоснежная рубашка и стеганный бордовый халат. Обут Василий был закрытые кожаные тапочки. Седые волосы старика казались чистыми и были разделены на ровный пробор. Очевидно, что за ним ухаживали и вдосталь кормили.

— А вот детишки хороши, — продолжил он, заметив мое внимание. — Все хотели меня со свету поскорее сжить, чтобы имущество поделить. От старшего со средним весточки приходили, когда им деньги были нужны. Едва я слег, начали за предприятия грызться только шерсть да перья летели. Да и этот наверняка остался только потому, что жить негде…
В голосе призрака мне послышалась едва различимая обида.

— Почему же вы тогда так распорядились своим имуществом? — уточнил я у собеседника.

Тот поджал губы, но все же ответил:

— Не империи же отдавать. Эти вроде как одна кровь. Хотя я сомневаюсь, что в них осталось хоть что-то мое. Все супружница разбавила своей никчемной. Спустят все сынки, по миру пойдут — сами виноваты. Чую я, недолго осталось до того, как они обнищают вконец.

Сергей замер на полуслове, удивленно глядя на меня. Я же сделал глоток чая и продолжил:

— Почему же младшего обделили?

Дед удивленно поднял кустистые брови:

— Кто его обделил? Вон, хоромы ему отписал. И кота своего.

Только теперь Сергей, наверное, вспомнил, каким цветом силы владеет народный адвокат Петрограда. И догадался, с кем я разговариваю. Потому что хозяин квартиры вздрогнул, а его лицо вытянулось и побледнело:

— Он… Здесь? — уточнил Сергей, зачем-то понизив голос до едва слышного шепота.

— Тута я, — ответил за меня Василий, но наследник его не услышал. — Эх, бросить бы в тебя чем-нибудь, да силы на тебя, тупицу, тратить неохота.

— Но почему кот? — вернул я разговор в нужное русло.

— Ну надо же было Барсика с кем-нибудь оставить? Он меня чувствует. Мы часто с ним играем. Кажется, он единственная живая душа, которая мне рада.

— Но ведь это не совсем… честно, — произнёс я.

Дед вдруг хитро улыбнулся:

— С чего ты взял, некромант? Кот это самое дорогое, что у меня было и есть.

Я открыл было рот, чтобы уточнить, что имеет в виду Василий, но призрак исчез в стене, вмиг потеряв интерес к разговору.

— Он остался здесь? — уточнил Сергей.

Я кивнул:

— Лучше вам не занимать его комнату. Призраки такого не любят.

— То-то в комнате было так… неспокойно. То вещи падали, то еще чего происходило. А еще, там было холодно. Как-то неуютно. Поэтому теперь эт угол Барсика. Кота, которого мы получили.

— Можете его позвать? — попросил я и добавил. — Кота.

— Да, сейчас, — ответил Сергей и вышел из кухни.

Он вернулся через несколько минут. На руках мужчина нес большого трехцветного упитанного кота, который лениво смотрел по сторонам.

— Самое дорогое, что у меня есть, — пробормотал я, вспомнив слова призрака.

— Вот он.

Сергей опустил питомца на пол. Барсик подошел ко мне, обнюхал ботинок, чихнул и сел рядом со мной. Я же наклонился и почесал кота за ухом. Тот замурлыкал и запрыгнул ко мне на колени. Принялся топтаться, а потом попытался улечься, свернувшись в клубок.

— Вы хорошо его кормите, — отметил я.

— Вы не поверите, но он и сам неплохо охотится, — ответил мужчина. — Это с виду он такой ленивый и неповоротливый. Он иногда уходит из дома погулять и всегда возвращается с добычей.

— Вот оно что, — пробормотал я. Провел ладонью по шерсти, и нащупал под пальцами тонкий ошейник. Склонился, рассматривая его.

Это была полоска плотной кожи с тиснением. А еще, на ошейнике висел металлический четырехлистный клевер.

— Отец всегда говорил, что этот кот приносит удачу, — пояснил Сергей. — Вы ведь знаете, что трехцветные бывают только кошки. А Барсик у нас мужчина. Однако у него рыжие пятна, которых быть не должно. Вот и амулет соответствующий.

— Самое дорогое, — повторил я и рассеянно погладил кота.

— Отец любил Барсика. Каждый год он вызывал лекаря, который брал с него приличные деньги, чтобы напитать кота силой. Знали бы вы, сколько ему на самом деле лет…

— И сколько? — удивился я.

— Этот проходимец был рядом с отцом задолго до моего рождения.

— А куда, говорите, он уходит?

Парень пожал плечами:

— Да кто его знает? Он как кот из сказки, который гулял сам по себе. Помните такую?

Я кивнул.

— Ну вот. Барсику тоже запретить нельзя. Иначе он будет мяукать. А делать кот это может часами, пока не выпустишь.

— Интересно, как его никто не присвоил? — задумчиво пробормотал я. — Видно же, что людей он не боится.

Словно услышав, что говорят о нем, Барсик лениво потянулся и спрыгнул с моих коленей. А затем направился прочь из комнаты. И через несколько секунд из прихожей послышалось протяжное мяуканье.

— Ну вот, — усмехнулся Сергей. — О чем я и говорил. Если его не выпустить, он начнет кричать громче. И так пока не добьется своего.

— Удивительный зверь, — ответил я.

— Просто он знает один маленький секрет, — послышалось сзади сдавленное хихиканье. — И хочет показать его вам. Но вы слепы и глухи. Даже ты, некромант.

Я обернулся. Призрак Василия выглядывал из стены и с интересом наблюдал за нами. Заметив, что я обратил на него внимание, Василий произнес:

— Сынок не рассказал тебе, что братья недавно предлагали ему выкупить котейку?

Я покачал головой и обернулся к Сергею:

— Правда ли, что кота у вас хотели купить?

— Правда, — кивнул Козырев. — И деньги большие предлагали. Я почти поддался соблазну. Да только не нужен был им Барсик. Не любили они этого кота никогда. А он платил им взаимностью.

— Вот как?

Я обернулся к Василию, но призрак невозмутимо молчал. Видимо, вредному деду нравилась эта игра. И помогать он нипочем не хотел. Пришлось попросить:

— Так подсказка-то будет?

Тонкие губы Василия растянулись в усмешке:

— Ладно. Но только одна. В общем, слушай: незадолго до моей смерти, со всех моих счетов вдруг куда-то пропали деньги. Словно гуси-лебеди их унесли.

— И? — уточнил я, но призрак развел руки:

— Это все. Иначе в чем интерес?

Дед произнес это и скрылся в стене. Я же тяжело вздохнул:

— Ваш покойный отец сказал, что перед смертью с его счетов было сняты все деньги. Скорее всего, Василий устроил тайник. И к этому как-то причастен кот. Думаю, ваши братья подумали также, раз вдруг захотели купить кота.

На лице Козырева проступила робкая улыбка:

— Думаете? — уточнил он.

— Василий на это очень жирно намекнул. Я хотел узнать, где находится этот тайник, но он ни в какую не хочет говорить.

— Мой отец был немного… вредным, — ответил Сергей.

— Видимо, это «немного» в разы увеличилось, — заключил я и встал с кресла. — Так что же мне делать?

Я пожал плечами, словно говоря: наверное, больше мне вам помочь нечем. А затем вдруг остановился от пришедшей в голову мысли:

— Назовите, пожалуйста, адрес ваших братьев, — произнёс я, обращаясь к Сергею.

— Но вы же сами говорили, что… — начал было Козырев, но я усмехнулся:

— Я не могу представлять вас в суде или консультировать. Но вполне могу быть посредником в сделке купли-продажи кота.

— Но я не хочу продавать Барсика, — встревоженно заявил Сергей. — Может он и не мастерская или мануфактура. Но он мое наследие. И избавляться от него я не стану. К тому же я уверен, что братья никогда не будут относиться к нему хорошо. А Барсик не заслуживает, чтобы его мучили.

— Вам не надо продавать кота, — успокоил я парня. — Я просто проведу переговоры от вашего имени. Возможно, у меня получится узнать что-нибудь интересное.

— Хорошо, сейчас, — рассеянно ответил парень и вышел с кухни. — Но сперва выпущу кота. Иначе он не перестанет орать.

— Сообразительный, некромант, — послышался из стены ехидный голос.

— Видимо, дело не совсем в тайнике, — предположил я.

— Может, — согласился Василий. — А может и нет.

Он замолчал. И я задумался о том, что этот вредный призрак с каждой минутой нравился мне все меньше.

— На вашем месте я бы больше опасался человека с зеркалом, а не играл в эти дурацкие игры — пробормотал я, но ответом мне был смешок:

— Боюсь, эта хитрая бестия не сможет до меня дотянуться, — послышался из стены голос Василия. И я замер, не поверив собственным ушам. Переспросил:

— Бестия?

— Эх, некромант, — голос Василия прозвучал, как мне показалось, чуточку разочарованно. — Я-то думал, ты обо всем уже догадался. В городе говорят, что ты лучший сыщик, который даст фору и жандармам и кустодиям. А оно вон как. Элементарных вещей не ведаешь.

— Так подскажите! — теряя терпение, прорычал я.

— Ищи ответы за океаном, — послышалось приглушенное. — Там много всяких ритуалов. В том числе и такой, как обрести бессмертие.

— А поподробнее? — начал было я, но призрак меня перебил:

— Ты попросил и я подсказал. Дальше сам. Иначе придется вешать у твоего офиса табличку «Контора покойного Василия Козырева». До встречи, некромант.

И призрак вдруг исчез. Я даже поставил тотемы и зажег фонарь Харона, чтобы проверить помещение. Но квартира была пуста.

Фома дежурил у машины. Парень вежливо общался с какой-то девушкой лет двадцати, в безразмерной кофте, короткой черной юбке и туфлях на высокой платформе. Весь ее наряд был черного цвета. Девица стояла ко мне вполоборота, и я заметил темный макияж на ее лице.

Девушка с улыбкой что-то увлеченно рассказывала Фоме, а Питерский с интересом слушал и кивал. Но заметив меня, он вежливо попрощался с собеседницей.

— Ну как, вашество? — поинтересовался он, когда я подошел к машине.

— Пока непонятно, — ответил я и открыл дверь авто. — По дороге расскажу.

Девушка с интересом взглянула на меня, затем попрощалась с Фомой и направилась к парадной. Фома же сел за руль, повернулся ко мне и уточнил:

— Куда едем, вашество?

— Вот сюда, — ответил я и вынул из кармана лист, на котором был записан адрес. Питерский взял его, развернул, шевеля губами прочитал написанное.

— Знаешь, где это?

— А то. Тут недалеко, — ответил Фома и завел двигатель. Авто выехало со двора.

— Это все по делу о наследстве? — уточнил Фома, когда машина выехала на дорогу.

— Да, — рассеянно ответил я. — Дело оказалось куда сложнее, чем казалось на первый взгляд.

— Такое бывает, — произнес Питерский. — Машенька сказала, что все жители дома переживают за Козырева. Но она лично уверена, что раз некромант взялся за дело, то все наладиться.

— Это та девушка в черном? — уточнил я.

— Ага. Вы наверно подумали, что у нее траур и кто-то в семье помер, — предположил парень и тут же продолжил, — я тоже поначалу так решил. И даже выразил соболезнование. Но оказалось, что ничего подобного не случилось. И Машеньке просто нравится так себя выражать.

— Надеюсь, ты не посоветовал ей обратиться к лекарю? — хмыкнул я.

— Ну, поначалу была такая мысль. А девчонка, оказывается, учится на зверского лекаря. И бабушке помогает. Значит с головой у нее все в порядке. Быть может она цвета не различает и потому не понимает, что синий намного красивее. Но от того, что я ей об этом скажу, она цвета видеть не научится. А значит, незачем е понапрасну расстраивать.

Я в очередной раз подивился логике Фомы и только кивнул, признавая его правоту. Все же здорово, что парень во всем умеет видеть хорошее.

— Так что с наследством? Получит младший сын что-то кроме кота и местных апартаментов?

— Тут особенный случай, с которым я сталкиваюсь впервые, — пояснил я, вспомнив исчезнувшего из квартиры призрака. И пересказал историю, которая случилась в квартире. Фома слушал, нахмурившись и не перебивая.

— Выходит, этот покойный Василий сделал тайник и натренировал кота к нему ходить? — уточнил он, как только я закончил рассказ.

Я покачал головой:

— Вряд ли. Хотя, это можно уточнить.

Достал из кармана телефон, набрал номер Шуйского.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос начальника жандармерии.

— Добрый день, Дмитрий Васильевич, — начал я. — Не могли бы вы помочь мне в одном деле?

— Внимательно слушаю.

Голос в динамике мигом стал сосредоточенным.

— Мне нужно кое-что узнать по активам одного подданного. Василий Козырев, владелец Козыревской мануфактуры. Мне интересно узнать движения денег по его счетам.

— Постараюсь узнать, — рассеянно ответил Шуйский. — Как узнаю — позвоню вам.

— У вас все в порядке? — спросил я.

— Бывало и лучше, — кисло сообщил парень и добавил, понизив голос, — не знаю, как вы терпели своего батюшку. Он сдает мне дела и буквально взрывается по любому поводу.

— Намекните ему, что в выходные мы встречаемся в бане Морозова за городом.

— Мы? — тотчас уточнил князь.

— Я вас приглашаю. Полагаю, там будет Станислав Александрович. А вы с ним, как я понял, ладите. Думаю, что Филипп Петрович смягчиться, когда вспомнит о том, что кроме работы есть еще приятные дела.

— Нам всем не помешает об этом вспомнить, — протянул Шуйский.

Он завершил вызов. Я же откинулся на спинку сиденья, раздумывая о ситуации с Козыревым.

Василий передал управление всеми предприятиями детям до того, как занемог. Почему? Обычно, промышленники, особенно из числа людей которые создавали дело с нуля, очень любят свои предприятия. И нипочем не отдадут его в управление. Знал ли Козырев о том, что Николай разорит мануфактуру? Думаю, знал. Но не предпринял никаких попыток, чтобы это предотвратить. Почему? Непонятно.

Телефон в руке зазвонил. И я взглянул на экран, на котором высвечивался номер Шуйского. Принял вызов:

— У аппарата.

— Деньги со счета Козырева были сняты самим Василием, — произнёс начальник охранки

— Сразу все?

— Частями. А еще, у Козырева в аренде находится гараж, который он снял на срок девять лет. Оплатил аренду авансом.

— Ага, — пробормотал я. — И где этот гараж?

— Я скину вам адрес в сообщении, — ответил Шуйский и завершил вызов. Я же уставился на аппарат в руке.

Выходит, нет никакого тайника. Скорее всего, Василий начал какое-то новое предприятие, в которое и вложил всю наличность. Иначе зачем было снимать гараж так надолго? Причем начал он это втайне от детей, раз Сергей не обмолвился о гараже. Почему?

Ответ напрашивался один: дед из вредности решил сохранить тайну о новом гаражном деле. Чтобы дети искали остатки этого наследства, а он наблюдал за этим и развлекался.

Машина остановилась, и голос Фомы вырвал меня из раздумий:

— Прибыли, вашество.

Я взглянул в окно. Авто стояло во дворе, рядом с новым четырехэтажным домом, с красивым разноцветным фасадом. Такие дома обычно строили в пригороде, где была запрещена многоэтажная застройка. Доходных домов значит почти не было, потому что они были достаточно далеко от предприятий.

Рядом с домом были разбиты аккуратные клумбы, за которыми явно ухаживал нанятый жильцами природник. А неподалеку от дома расположилась новая детская площадка, на которой под присмотром играли дети. Рядом же была огороженная сеткой площадка частного детского сада, по которой прогуливались детишки в одинаковых зеленых костюмчиках. За домом же начинался широкий Павловский Парк, который тянулся почти до самого залива.

— Спасибо, — ответил я и вышел из авто. Даже если Николая Козырева не окажется дома, можно будет поискать местных призраков. Я был уверен, что в этих местах их будет много.

На каждой парадной была закреплена табличка с указанием списка квартир. Я быстро нашел нужную, набрал внутренний номер связи с консьержем. И дверь открылась.

Холл парадной был просторным. Со свежевыкрашенными серыми стенами, на одной из которых красовался большой логотип конторы застройщика. Купцов Елисеевых.

Я подошел к стойке консьержа, за который стоял седой мужчина лет шестидесяти и вежливо произнёс:

— Добрый день. Я прибыл к Николаю Козыреву. Не могли бы вы сообщить ему о моем визите?

— Как вас представить, мастер…

— Чехов, — подсказал я. — Павел Филиппович Чехов. Я прибыл по поручению моего нанимателя, Сергея Козырева. По поводу продажи кота.

— Одну минуту, — ответил консьерж и снял трубку со стоявшего на столе дискового телефона. Набрал внутренний номер и произнес:

— Мастер Козырев? К вам прибыл Павел Филиппович Чехов… Прибыл от вашего брата мастера Сергея по поводу кота… Сейчас.

От положил трубку и обратился ко мне:

— Четвертый этаж. Лифт справа от двери на лестницу.

— Спасибо, — поблагодарил я направился в указанную сторону.

Николай Козырев встретил меня прямо у лифта. И едва створки распахнулись, я увидел встречавшего меня человека, который был очень похож лицом на моего нанимателя. В остальном он заметно отличался. Мужчина был немного шире в плечах, тяжелый живот нависал над резинкой штанов. Он был облачен в новенький спортивный костюм с белыми лампасами. На белой футболке виднелась надпись «большой начальник». Образ портила капля кетчупа, которая расползлась по ткани прямо над буквой «ч».

— Павел Филиппович? — с улыбкой уточнил мужчина.

— Он самый, — ответил я и вышел из лифта.

— Прошу, — Козырев указал в сторону нужной двери. — Идемте. Обсудим подробности сделки.

— Пока мой наниматель хочет только обговорить цену, — возразил я. — Он ни за что не расстался бы с этим котом, но увы. Обстоятельства так сложились…

— Понимаю, понимаю, — закивал мужчина и открыл передо мной дверь.

Квартира Козырева-старшего была большой. С просторной гостиной, большими окнами, и высокими потолками. Ремонт казался свежим и ничего не указывало на то, что у хозяина есть проблемы с деньгами. Козырев проводил меня к столу у окна, сам же направился в кухонную зону, чтобы вскипятить чайник.

Вид из окна был красив. Отсюда можно было рассмотреть залив, за которым высились деловые центры. Я невольно представил как красиво тут бывает по утрам и в вечерние часы. когда небо окрашивается в красный цвет.

— Тю, кто пришел, — послышался за спиной знакомый насмешливый голос, который заставил меня вздрогнуть и обернуться. В нескольких метрах от меня стоял, ухмыляясь, Василий Козырев. Вернее, его призрак. И заметив мое вытянувшееся от удивления лицо, он довольно захихикал:

— Вижу ты удивлён?

— Ты как здесь очутился? — вырвалось у меня.

Стоявший у плиты Козырев удивленно обернулся и посмотрел на меня. Но мне было не до него. Все мое внимание было приковано к стоявшему в центре гостиной призраку.

— Как-как, — насмешливо протянул тот и сложил губы трубочкой. — Это мой небольшой секрет. Имею право не отвечать. Вот так-то.

— Вы о чем, Павел Филиппович? — уточнил у меня Николай. Выглядел хозяин квартиры немного встревоженным.

— Да так, — отмахнулся я. — Красивая у вас квартира. Давно купили?

— Да как дом строить начали, — ответил Николай. — Вернее, достраивать. Стройка-то старая. В смуту заморозили. А недавно нашелся подрядчик, который достроил. А живу, наверное, года три уже.

— Вашему покойному отцу она наверняка понравилась? — продолжил я, но Николай покачал головой:

— Не очень. Ему мало что нравилось. Он был человеком с тяжелым характером. Знаете, из таких, кто вечно заявляет, что раньше было лучше. Даже если ничего хорошего раньше не было.

Стоявший на плите чайник вскипел, и Козырев снял его, налил кипяток в заварник. И вернулся к столу

— Так что по поводу кота? — начал он, поставив на столешницу заварник и две чашки.

— Мой наниматель уверяет, что кот исключительно редкой породы. Поэтому хочет за него пять тысяч, — осторожно начал я.

Стоявший за спиной Николая призрак захохотал:

— Пять тысяч, — с трудом произнес он сквозь смех. — Молодец, некромант.

Козырев же удивленно посмотрел на меня:

— Побойтесь Искупителя, Павел Филиппович. Это обычный кот.

— Вранье, — тут же произнёс Василий. — Барсик ровесник этого оболтуса. И я уже помер, а он прекрасно себя чувствует. Будто ему лет пять, не больше.

— В вашей семье говорили, что кот приносит удачу, — напомнил я.

— Это же просто легенда, — отмахнулся Козырев. — Любил батя всякие сказки придумывать. А Мурзик этот -обычный кот.

Я не стал поправлять мужчину и говорить кличку питомца. А просто кивнул:

— Хорошо. Ваша цена?

Николай задумался. А затем произнес:

— Пятьсот рублей. Не больше.

В этот раз уже пришел черед удивляться мне. Пятьсот? За обычного, по словам Николая, кота?

— Мне нужно будет обсудить цену с Сергеем, — протянул я и встал с кресла. — Но вряд ли ваш брат согласится на эту цену. Все же, это единственное, что осталось ему от отца. Квартиру, как я понимаю, он потеряет за долги.

— Ой да какая там память? Вреднючий был наш папка. Лучше уж деньги иметь, чем память об этом ядовитом человеке. Пять сотен — хорошие деньги. Будет чем заплатить за коммуналку.

Стоявший за спиной Николая призрак мерзко хихикал, слушая комментарии в свой адрес. А затем лениво махнул рукой, и один из стоявших на столе горшков с цветами упал на пол, разлетевшись на черепки. От этого звука Николай вздрогнул, едва не выронив из руки чашку. Взглянул на груду черепков.

— Экий невоспитанный, — покачал головой Василий. — Нельзя так про покойную родню.

Он размахнулся и ударил ладонью по затылку сидевшего перед ним Николая. Призрачная рука легко прошла сквозь голову, но мужчина вздрогнул и замер, видимо ощутив призрачный холод.

— А будешь много худого болтать я газ на ночь включу, чтобы спалось крепче, — продолжил призрак, словно позабыв, что сын его не слышит.

И так как он не попросил меня передать слова своему потомку, я посчитал, что делать тут мне больше нечего.

— Я поговорю с Сергеем и позвоню вам, — пообещал я и направился к выходу. Николай рассеянно кивнул и остался за столом, призрак же поравнялся со мной:

— Идемте я провожу вас, мастер некромант, — язвительно произнес он.

Я покосился на призрака, но промолчал.

Дверь передо мной распахнулась, выпуская меня из квартиры. И я вышел в холл.

— Ну, до встречи, некромант, — попрощался со мной призрак и закрыл дверь. Я же поставил тотемы, зажег фонарь Харона. Но призраков в доме почти не было. Вспыхнул яркий силуэт Василия, который не пошел на зов фонаря. Вместо этого шутливо погрозил мне пальцем и произнес одними губами: «Не балавайся.» Да еще один силуэт, который потянулся на огонек нити. Вышел из квартиры, встал передо мной.

— Звал, некромант?

Я поморщился, потому что призраком был подросток лет пятнадцати. При жизни он явно был беспризорником, который сбежал из приюта. Коротко стриженный, в закатанной на затылок черной шапке, из подката которой как перо торчала сигарета, и рваной робе, на которой было не разобрать герба приюта. Зато на лацканах я увидел густые засохшие пятна цвета смолы. Видимо паренька и сгубило пагубное пристрастие к ядовитым парам клея.

— Привет, — обратился я к мальчугану. — Ты в этой квартире обитаешь?

Я кивнул на дверь квартиры Козырева, и тот кивнул:

— Да.

— Не знаешь, зачем хозяину квартиры кот понадобился?

— А вот батя привязался к Барсику при жизни, — продолжил паренек.

— Какой батя? — поначалу не понял я. И только когда заметил выглядывающего из стены Василия понял о ком речь.

— Батя добрый, хоть и с виду суровый, — заулыбался мальчишка. — Уму-разуму меня учит. Раньше здесь много всяких плохих духов было. Место дурное, вот и гибли люди и в Смуту и после. Местные обитатели были злые, издевались надо мной. А батя их убрал. И меня подкармливает. Говорит жри, малец, а то не вырастешь. Шутки у него такие.

— Хороший он, — произнёс Василий, враз встав серьезным. — Хоть и дурной был при жизни. Но кто из нас без греха? А посмертие лечит от пагубы всякой. Усыновил вот. Воспитываю как родного.

— Да не Василию, — произнес я, обращаясь к пареньку. — Живому. Николаю.

— Аааа, — понимающе протянул малец и покосился на Василия. Но тот невозмутимо кивнул: говори мол.

— Тут к нему дама какая-то приходила, когда бати не было, — зачем-то понизив голос, прошептал паренек. — Сказала, если Николай кота ей отдаст, она ему денег даст. Много. Он так пере ней лебезил, что аж тошно стало. Да только кота у него не было. Но он пообещал, что добудет. Дамочка та наказала, чтобы кот был цел и здоров. И если он ему навредит, то денег не получит. Николай не долго думал и пошел на ближайшую помойку и притащил оттудава кота. Котяра ему все руки исцарапал. Он позвонил той женщине, чтобы приблудного зверя подсунуть. Да только женщина та сразу обман раскусила. И сказала больше так с ней не шутить. И взгляд у нее при этом такой злой стал, что Николай быстро на попятную пошел.

— Кота того не пришиб? — сурово уточнил Василий.

— Не, та женщина его с собой унесла. Бесплатно забрала.

— Вот оно что, — протянул я и взглянул на Василия, хотя особой надежды на то, что дед даст хоть какую-то подсказку не было. Старик упорно делал вид, что не замечает меня. Но я заметил, что лицо Василия сильно изменилось после того, как паренек упомянул эту таинственную незнакомку. Мне даже показалось, что призраку стало страшно.

— Ну, спасибо, малец, — попрощался я, развернулся и направился к лифту.

Я вышел из парадной, спустился по ступеням крыльца и подошел к машине. Молча распахнул дверь и сел на заднее сиденье. Прикрыл глаза, размышляя о странном призраке, который каким-то удивительным образом научился путешествовать по городу. Причем делает он это самостоятельно, без помощи некромантов или шаманов. В последнее время мне слишком часто попадаются особенные личности.

Вторым вопросом, который не давал мне покоя, была странная женщина, которая захотела купить кота у Сергея. Кто она такая? И зачем ей нужен питомец Козырева?

Понятно, что кот был не так прост, как показался мне изначально. Эти животные всегда пользовались особой любовью у призраков. Коты видели духов умерших и могли с ними взаимодействовать. Но обычно все общение ограничивалось играми в гляделки. Еще в детстве я заметил, как призраки моей бабушки могли часами сидеть рядом с пушистыми питомцами и что-то рассказывать им. Конечно, животные не вникали в истории, которыми с ними делились, но для духов важен был сам процесс.

— А теперь куда едем? — уточнил Фома, так и не дождавшись от меня слов.

Я распахнул глаза и рассеянно ответил:

— Пока не знаю.

Питерский нахмурился и внимательно взглянул на меня. Обеспокоенно уточнил:

— Случилось чего, вашество?

— Случилось, — ответил я. — Причем такое, с чем я до сих пор не сталкивался.

Я пересказал историю с призраком, который научился путешествовать между адресами. Питерский слушал внимательно. И когда я остановился, покачал головой и протянул:

— Чудные дела.

Я вздохнул:

— Ладно. Поехали домой, может Софья Яковлевна…

Разговор прервал писк телефона. Я вынул аппарат из кармана, взглянул на экран, на котором высвечивалось сообщение от Шуйского. С интересом открыл его и протянул:

— Или не домой.

На экране высветился адрес гаража, который арендовал покойный Василий. И я продиктовал название улицы Фоме.

Питерский кивнул, завел двигатель, и авто выехало со двора. Я в последний раз оглянулся, и мне показалось, что в парадной мелькнула фигура вредного старика.

Гараж, который арендовал покойный Козырев, располагался неподалеку от дома, где жил Сергей. Комплекс был огорожен невысоким бетонным забором, за которым рядами ютились небольшие коробочки из кирпича, покрытые железными местами проржавевшими листами. Машина проехала через распахнутые ворота, тихо покатилась по узкой дорожке мимо облезлых боксов.

— Охраны нет, — отметил Питерский. — Хотя собаки здесь имеются.

Словно в подтверждение его слов, где-то на окраине гаражного комплекса залаяла собака, и ее лай подхватило еще множество животных с разных сторон.

— Тоже нас почуяли, — прокомментировал слуга.

Возле стен гаражей замелькали тени. Видимо, псы стягивались посмотреть на гостей. Быть может, привыкли, что водители их подкармливают. Фома же свернул в нужный ряд, доехал до конца и остановился напротив гаража с зелеными воротами:

— Этот, вашество. Вон номер.

— Хорошо, — пробормотал я, откинулся на спинку кресла и с интересом взглянул на гараж, раздумывая, что делать дальше. Навыками взлома я не обладал. К тому же не знал, как хорошо заселен ряд. Если кто-то решит заехать в гаражи по делам и увидит, как мы с Фомой взламывает замок, у нас могут появиться проблемы. Ладно, проверим, есть ли здесь призраки.

Я вздохнул и открыл дверь. Вышел из машины и собирался уже поставить тотемы, но в этот момент замки за дверьми загремели, и створки со скрипом распахнулись. И на пороге появился… Василий. Он с улыбкой взглянул на меня, а затем произнёс:

— Надо же, нашел. Молодец. Все же не зря хлеб ешь. Ну, проходи.

Он сделал приглашающий жест, и я направился к гаражу. Фома последовал за мной. И едва мы вошли, Василий повернул рычажок выключателя, и под потолком загудели, разгораясь, лампы дневного света.

Внутри помещение оказалось просторным. И практически пустым. Только несколько зеркал в старых антикварных рамах полукругом стояли в центре. Да в углу разместился широкий стол.

Я подошел к зеркалам. Рамы оказались резными. Неизвестный мастер изобразил в дереве причудливых зверей, которые держали лапами овальные полотна. А на самих мутных, покрытых пылью зеркалах словно виднелись отпечатки ладоней. Я протянул было руку к одному из зеркал и тут же отдернул ее: от стекла веяло лютым холодом.

— Дурное это место, — стоявший рядом Фома.

— Как нашел это место? — послышался за спиной голос Василия.

— Через знакомых в жандармерии, — не оборачиваясь ответил я. — Хотел выяснить про деньги, которые пропали со счетов, а подарком получил информацию про гараж.

— Какой же он тупица, — прошипел Козырев. — Зарегистрировал договор. Вот идиот!

— Наверное, поэтому вы и не хотели его покупать? — предположил я. — После смерти этот гараж бы быстро обнаружили.

— Все верно, — ворчливо подтвердил Василий.

— Почему бы тогда было не снять его на чужое имя?

— Не хотел, чтобы после смерти здесь шастали всякие, — просто ответил призрак. — Да вот не учел адвоката-некроманта, у которого есть связи в жандармерии.

Я обернулся и произнёс:

— Вы достаточно сильный призрак. Так что могли бы легко разогнать всех шастающих.

— Увы, но когда ты жив, и не обладаешь нужными талантами, сложно просчитать, насколько сильным ты останешься после смерти, — ехидно ответил Козырев. — И сколько корма тебе получится найти тоже не посчитать. Я знал о посмертии только теорию, но реальность превзошла все мои самые смелые ожидания.

Я кивнул, соглашаясь с Василием.

— Расскажете, как у вас это удалось?

Призрак вздохнул:

— Ладно. Если ты взамен поможешь мне.

— В чем же?

— Поговорить с одним человеком. С тем, с кем я не успел попрощаться перед смертью. Я сам пытался найти, да не смог.

— Хорошо, — согласился я. — Если просто поговорить — то я помогу вам. Даю слово высокорожденного.

— Тогда слушай, — начал Василий. — В этом мире есть множество тайн, которые сложно объяснить…

Я поморщился, понимая, что разговор выйдет долгим. Но не стал перебивать Козырева, внимательно слушая призрака.

Рассказ Василия и правда занял много времени. Отчасти потому, что мужчина любил плести словесные кружева, которые украшали рассказ, но не несли никакого смысла. Отчасти потому, что схема, которую придумал Козырев, была слишком уж сложной, и мне то дело приходилось уточнять некоторые вещи. В такие моменты Василий обычно недовольно морщился, но все же пояснял то, чего я не понимал. Фома же слушал историю молча. И судя по его лицу, мне казалось, что он понимал все куда лучше, чем я. Только когда Василий закончил, Питерский протянул:

— Ну и дела.

— Полностью согласен, — добавил я. — Так выходит, все деньги ушли на устройство этой…базы?

Призрак поморщился и покачал головой:

— Не все, — ответил он. — Остаток лежит в верхнем ящике.

Василий указал на стол, который стоял у дальней стены и великодушно разрешил:

— Можешь забрать их и передать Сергею. Он, конечно, тот еще дурак. Но все же не подлец, как старший брат и не проныра, как средний. Сережка всегда был в нашей семье добрым. Уж и не знаю, в кого. Может, в покойную матушку. Она была хорошей. Мне даже иногда казалось, что она не ушла после смерти за грань. А наблюдает за нами. Но когда умер, понял, что нет ее рядом. И не было наверно с того дня, как ее душа покинула тело.

Старик отошел к зеркалам и принялся пристально вглядываться в поверхность, где отражения уходили друг в друга, образуя жутковатую воронку.

— Я в жизни делал много хорошего, некромант. Ты не думай. Это я с виду такой неприветливый. Но когда был в силе, то рабочих своих не обижал. Заветы предков чтил. Хотя, быть может, и не все стоило чтить. Да только все большое рассмотреть удается со стороны. Вот когда помер, да взглянул на свою прожитую жизнь без прикрас, то понял, что главного-то я и не сделал. Не сказал дорогим людям ободряющих слов. Не похвалил Сергея за то, что он за мной смотрел. Жене его не сказал спасибо. И не наказал, чтобы они берегли друг друга. Чтобы не боялись дитя родить. Потому как есть у меня счет, нарочно для такого случая созданный. И когда жена Сергея понесет, нотариус выдаст им хорошие деньги на расходы.

— Это хорошая новость. Я обязательно скажу им об этом.

— Скажи, некромант. И еще передай, чтобы не держали зла на меня. Потому как это самое зло никому дурного не сделает, кроме того, кто его в душе с собой таскает. Я теперь это точно знаю. После смерти все выглядит иначе.

Я прошел к столу, открыл ящик. В нем лежали толстые тетради исписанные мелким убористым почерком. Я взял одну из них, полистал, ее, рассматривая строчки, формулы, рисунки. Не оборачиваясь, поинтересовался:

— А записи тоже можно взять?

Василий какое-то время помолчал, потом тряхнул головой и выдохнул:

— Забирай. Все равно их свистнут. В лучшем случае выкинут. В худшем….

Он не договорил, но я понял, что имел в виду призрак. Вынул тетради, под которыми обнаружились шесть пачек константиновских пятирублевок.

— На то, чтобы закрыть долг по залогу, наверное, хватит, — пробормотал я, убирая деньги в карман.

— Хватит. И на то, чтобы пианино починить, на котором невестка будет играть и детишек учить.

— А оно сломано? — удивился я.

— Я сделал так, чтобы струны в нем были зажаты. И звук шел глухим и тихим. Потому как только так можно было выжить, когда моя покойная супруга играла. Ты не представляешь, некромант, как скверно она музицировала.

В этот момент за спиной послышались шаги и окрик:

— Стоять!

Я поспешно поднял над головой руки и медленно обернулся. В дверях гаража показались двое жандармов. Один из них был постарше, высокий с пышными аккуратно подстриженными усами. Форма на нем была немного выцветшей и в районе живота казалась тесноватой. Второй же страж порядка был сильно моложе, низкий и коренастый. Его одежда была ему великовата, пуговицы были начищены скверно и часть их казались почти черными. Скорее всего, парень был стажером-практикантом. Однако это вовсе не означало, что этих жандармов не стоило принимать всерьез. Рядом с ними уже стояли огненные тотемы. И выглядели они довольно угрожающе. Один был крупным псом, а второй — филином.

— Не нужно применять силу, — попытался я успокоить стражей правопорядка. — Я вовсе не разбойник, а адвокат Павел Филиппович Чехов.

Жандармы переглянулись, но убирать тотемы не торопились.

— И что же адвокат, важный человек делает в гараже, который принадлежит…

Жандарм замялся, словно вспоминая имя хозяина помещения. А затем произнес:

— Ивану Сергееву.

— Признаться, у вас немного недостоверная информация, — мягко поправил я стража правопорядка. — Сергеев сдал гараж Василию Козыреву. Сроком на сорок девять лет. И бумаги об этом имеются.

— Допустим, — согласился со мной жандарм и с подозрением уточнил. — Тогда что вы здесь делаете? У вас есть бумага на ведение дел от этого самого Василия Козырева?

— Так беседовал с арендатором, — спокойно ответил я.

— Выходит, Козырев — это он? — уточнил второй жандарм и указал на Питерского.

— Никакой я не Козырев, — возмутился тот. — Василий…

— Вот, — перебил я слугу и указал на призрака.

Жандармы, само собой, Василия не увидели. Призрак для них оставался пустым местом. Потому визитеры переглянулись, и я заметил в их глазах тревогу. А затем один из жандармов почесал в затылке:

— А, этот Козырев. Понятно… — протянул он, но я почуял всплеск силы.

— Вас, наверное, перевели в Петроград недавно, — поспешно произнес я. — Все жандармы города знают, что адвокат Чехов — некромант. А Козырев как раз призрак.

— Вон оно что, — протянул молодой жандарм и поправил головной убор.

— Но все равно мой клиент является арендатором, потому что право владения не было передано наследникам.

— Уж не тот ли вы некромант, который некоторое время назад начальнику третьего отделения мертвечиху на допрос привел? — уточнил взрослый мужчина.

Я не смог удержаться от усмешки:

— Он самый. Так вышло.

Я заметил, как усатый жандарм старательно прятал улыбку. Коренастый закашлялся, прикрыв ладонью рот.

— Признаться, я думал эта история уже забылась, — предположил я.

— Такое, пожалуй, забудешь, мастер, — прохрипел коренастый. — Про вас почитай еще лет сорок будут сказки слагать. И про то, как сам князь Шуйский кричал и бегал по кабинету, размахивая руками.

Взрослый коллега ткнул своего подчиненного в бок, чтобы тот не сболтнул лишнего. А сам уточнил:

— И вы прямо с призраком тут разговариваете?

— Именно так и есть.

— И он стоит и отвечает вам? — не унимался жандарм. — Вы уж простите, старика, но как-то странно это все. И немного не верится…

— Могу его вам даже показать, — с готовностью ответил я.

Щелкнул пальцами, призвав тотемы, и напитал силой стоящего рядом Козырева. Призрак же только этого и ждал. Он проявился в материальном мире, мигом увеличился в размерах, грозно завыл и защелкал зубами, заставив жандармов в страхе попятиться и исчезнуть за дверью. Тотемы мигнули и растаяли, словно их и не было вовсе.

— Все, все, увидели, — послышался из-за створки голос одного из жандармов. — Не могли бы вы его убрать, мастер Чехов?

Я усмехнулся.

— А чего вам не нравится? — возмутился Василий и взвыл особенно жутко. Так, что даже у меня волосы на затылке приподнялись.

— Полно вам, Василий, — пробормотал я и отменил тотемы. И Козырев истаял, исчезнув из материального мира.

— Все, убрал. Можете войти.

За воротами послышалась возня, а потом коренастый резко шагнул в проем двери, словно кто-то за его спиной придал ему ускорение. Через несколько секунд и второй жандарм заглянул в помещение. Оба гостя выглядели взлохмаченными и пыльными. Вероятно, они пережидали беснование призрака, лежа на дороге.

— Он не хотел причинить вам вреда, — пояснил я. — Просто призракам бывает… скучно.

— Ага, — рассеянно ответил жандарм. — И он здесь… живет?

Я кивнул:

— Обитает. И имеет на это законное право, стоит заметить. Поэтому предупредите, пожалуйста, Ивана Сергеева, чтобы он не нарушал условия договора. Не надо ему соваться в этот гараж. Призраки не любят, когда их беспокоят или обманывают.

— Хорошо, мастер Чехов. Передадим, — ответил усатый, который тоже подошел ко входу. — Ну, не будем мешать беседе. Удачного вам дня.

— И вам, — ответил я, и жандармы исчезли из поля зрения.

— Интересно вышло, — заключил Фома.

— Не то слово, — согласился с ним Козырев. — Спасибо, мастер некромант. Повеселили старика.

Я развел руки:

— Ну я не думал, что так выйдет.

Василий хитро прищурился, но не стал комментировать мое заявление. Вместо этого произнес:

— Ладно, мастер некромант. Я тебя полюбил — я тебя научу. Ты ищешь человека с зеркалом, который уничтожает местных призраков?

Я опешил от такой откровенности и быстро кивнул:

— Знаете о нем что-нибудь?

— О ней, — поправил меня призрак. — Мой тебе совет. Ищи людей, которые работали в Мезоамерике. Только там можно прознать про такой ритуал.

Сказав это, призрак потер между собой ладони, закряхтел и нырнул в одно из зеркал. И на секунду в отражении показалась комната квартиры Сергея Козырева. А затем на поверхности стекла снова показались отражения других зеркал и кусок гаражного потолка.

— До чего ж вредный дед, — то ли восхитился, то ли возмутился Фома. — У меня такой в деревне жил.

— И как его местные не прибили? — уточнил я.

— Что вы, вашество. Он же росомахой был. Это такая животина, которую трогать себе дороже. Не убить, не напугать такого нельзя. А уж если обидится, то никому спасу не будет — мстить будет, пока к нему на коленях не приползут прощения просить.

— И он прощал? — ухмыльнулся я.

— За бутыль медовухи и окорок копченый мог и простить. А потом опять изводил соседей, чтобы был повод обидеться и потребовать вкусностей на откуп. А когда надо было на кого войной идти, так этот самый дед первым воином был. Всех разносил, кто на пути стоил.

— Понятно, — я огляделся, удостоверяясь, что ничего не оставил без своего внимания.

— Ну что? Идем, вашество? — послышался за спиной голос Фомы.

— Идем, — согласился я. — Больше здесь делать нечего.

И мы направились к выходу.

Уже в машине я набрал номер Сергея Козырева.

— Слушаю, Павел Филиппович, — послышался из динамика взволнованный голос.

— Еще раз здравствуйте, — устало ответил я. — Если вы сейчас дома, я хотел бы заехать к вам на пару минут. Я как раз нахожусь неподалеку.

— Хорошо, — ответил Козырев, и его голос сделался немного рассеянным.

— Тогда до встречи, — произнёс я и завершил вызов. Повертел телефон в руке, задумчиво глядя на дорогу через стекло.

— О чем размышляете, вашество? — уточнил Фома.

— Об информации, которую нам сообщил Василий, — со вздохом ответил я.

— Про то, что вся дрянь эта из-за океана ползет? — уточнил Питерский.

— Почти, — кивнул я. — Про одного конкретного человека. Который охотится на призраков при помощи зеркала.

— И что думаете?

— Стоит ли обращаться за информацией к кустодиям, — протянул я.

— А Дмитрий Васильевич? Разве он не может помочь?

— Сможет, — ответил я. — Но на это уйдет несколько недель. А еще, сбором этой информации будет заниматься целый отдел, который снимут с исполнения своих обязанностей. А у кустодиев, думаю, уже давно составлены списки неблагонадежных, которые бывали в Мезоамерике.

— На такой вот случай? — уточнил Фома и я кивнул:

— Все верно. А учитывая, что призрак обмолвился, что это женщина и она работала в Мезоамерике, она наверняка есть в этих списках.

— Тогда лучше попросить помощи, — протянул Фома.

— Не хотелось бы…

— Почему? — удивился Питерский. — Ведь Александр Васильевич вроде как не чужой человек. А член семьи.

— Потому что тогда я буду должен услугу их организации, — пояснил я.

— Так вы для кустодиев много чего сделали. Это они вроде как вам должны. Как земля помещику, — резонно возразил парень.

— И то верно, — согласился я и со вздохом выбрал из адресной книги нужный номер.

Разговор с Морозовым вышел коротким. Едва бывший глава кустодиев узнал про наводку покойного Козырева, как показное веселье мигом исчезло из его голоса. Он внимательно выслушал историю, которую я ему пересказал, не вдаваясь в подробности про эксперименты Козырева с зеркалами. А затем озвучил только один вопрос:

— За какой период вам нужны эти списки, мастер Чехов?

Я назвал примерные даты, и Морозов, не попрощавшись, завершил вызов. Я же убрал телефон в карман, понимая, что теперь придется только ждать.

Фома свернул во дворы и остановился рядом со знакомым мне домом, где жил Сергей Козырев.

— Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.

Я вышел из авто и направился к нужной парадной.

Сергей открыл дверь прости сразу, как я нажал на кнопку звонка. Словно бы дежурил у створки, то и дело выглядывая в глазок и проверяя, не прибыл ли я. Наследник Василия казался встревоженным, но с порога вопросов задавать не стал. Молча посторонился, пропустив меня в квартиру.

— Спасибо, — произнёс я и шагнул в помещение. Козырев же закрыл за мной дверь и произнес:

— Вам удалось что-то узнать, Павел Филиппович?

— Немного, — ответил я, достал из кармана пиджака несколько пачек пятирублевок и протянул их Сергею. — Вот.

Козырев удивленно посмотрел на протянутые ему деньги:

— Это что?

— Остатки денег из тайника вашего покойного отца, — спокойно пояснил я. — Большую часть, к сожалению, он успел потратить.

— Этого хватит, чтобы выплатить долг за квартиру, — рассеянно протянул мужчина, оценив вес пачек. Казалось, Козырев еще до конца не верил в происходящее. Он принял деньги, и я заметил, что руки у него слегка подрагивают. — Спасибо вам, Павел Филиппович.

— Деньги ему оставил я, но благодарит он адвоката, — произнёс стоявший за его спиной Василий. И я улыбнулся:

— Вам стоит благодарить отца, который просил передать вам эти деньги.

— Просил? — настороженно уточнил Сергей и оглянулся. — Неужто он и сейчас здесь?

— Душа вашего батюшки не покинула этот мир.

— Ему надо помочь? — вызвался младший сын покойного.

— Чем ты можешь мне помочь? — почти ласково протянул старик и захохотал. — Вот до чего ж потешный у меня сынок. Кто б ему помог, а он все туда же.

— Он рассказал, почему решил оставить мне кота? Именно в завещании? — осторожно осведомился наследник.

Старик подошел ко мне ближе и насупился, перед тем как попросить:

— Дай мне рассказать все самому.

— А вы озорничать не станете? — уточнил я прищурившись.

— Да как у тебя совести хватает такое спрашивать? — возмутился Василий, а потом кивнул.

Я щелкнул пальцами, призвав тотемы, и от них к призраку потянулась ниточка силы. Старик почти тотчас стал видимым. Он приосанился, пригладил волосы на затылке, которые тут же вновь приподнялись.

— Батюшка, — охнул Сергей, роняя деньги.

Пачки попадали на пол, и Василий возмущенно возвел глаза к потолку.

— Вот как тебе можно доверять деньги, если ты их на ровном месте в руках удержать не можешь? — с усмешкой уточнил он.

— Батюшка, ты прости меня за все… — Сергей покраснел от смущения.

— Брось, не о чем просить, — отозвался старик без злобы. — Ты за мной смотрел так, как никто другой бы не стал. Супружница твоя тоже добрейшей души женщина. Уж не знаю, за что она тебя такого бестолкового полюбила. Но видно повезло тебе. Ты за жену держись, не обижай.

— Не обижу, — всхлипнул младший Козырев.

— А за наследство не переживай. От того, что я старшим братьям оставил, уже ничего не осталось. Тебе для управления мастерской или мануфактурой хватки не достает. Ты ж добрый. На тебе бы приказчики ездили, пока в долги не вогнали. Если они даже твоих старших смогли объегорить, то про тебя и говорить нечего.

— Твоя правда, — кивнул Сергей.

— Тебе жилье оставил. Счет для твоего первенца открыл. Как надумаете завести дитя, то нотариус выдаст все бумаги из банков. А про кота — особый разговор. Ты не думай, что он просто комок шерсти. Барсик на самом деле приносит удачу. Ты, может, и не помнишь всего, малой слишком был. Но мне не забыть, как он твою лихорадку вытянул, и ты живым остался. Может, он свои восемь жизней уже и прожил, но одну еще может провести с тобой рядом. А тебе, Сережка, очень нужна помощь свыше, потому как ты у меня бедовый.

Призрак внезапно замерцал, словно ему было трудно оставаться в этом мире. Но потом он встряхнулся и подбоченился.

— Поверь, в гробу и впрямь не карманов. Потому и не гонись за деньгами, как я или братья твои. Я столько времени потратил на лишнее, вместо того, чтобы лучше детей воспитать. Только с тобой мне и получилось подольше побыть рядом. Да и то, лишь потому, что больной сделался. А был бы поумней, то не упустил твоих братьев. И не только…

Старик нахмурился и потемнел лицом.

— Ты прости меня за то, что обижал тебя не раз. Характер у меня скверный. Уж таким я уродился. А ведь ты один любил меня просто так, без причин. Даже несмотря на то, что мне самого себя любить не за что.

— Брось, батя, — смущенно возразил Сергей. — Ты ж мне не чужой человек.

— Добрый ты, — покачал головой призрак. — Береги Барсика. Не продавай никому, кто бы не просил. Твой он. Запомни.

— Хорошо, — с готовностью кивнул младший Козырев.

— А если совсем туго станет, то ты у Барсика попроси помощи. И поверь, он поможет. Потому как он…

— … приносит удачу, — буднично продолжил Сергей, и стало понятно, что эта фраза звучала в доме часто.

— Так и есть, — заключил Василий и махнул мне рукой. — Отпусти меня, некромант. А не то я тут наговорю всякого, за что мне потом будет стыдно. Не умею я быть хорошим.

— Я тебя люблю, батюшка, — успел сказать Сергей до того, как его отец исчез из материального мира.

Василий смахнул со лба несуществующую испарину.

— Ну вроде как все, что надо сказал. Можно пойти пожрать, — буркнул он и провалился сквозь стену.

Сергей же вытирал рукавом слезы.

— Спасибо вам, Павел Филиппович. Вы такое дело сделали…

— Берегите себя, — мягко сказал я и поспешил попрощаться.

— Я за вас буду Искупителю молиться. Чтобы дал вам долгие лета…

Спустя несколько минут я все же смог выйти из квартиры и направился к лифту.

**

Фома ждал меня у парадной со знакомым котом на руках. Пятнистый Барсик громко мурчал, подставляя лоб пальцам моего помощника.

— Смотрите, кто нарисовался, — хмыкнул я и тихонько уточнил у Питерского, — как считаешь, это обычный кот?

Парень настороженно осмотрел питомца и пожал плечами.

— Вроде да. Разве только крупноватый. Но это порода такая. И кость тяжелая.

— Ясно, — я рассеянно погладил счастливого кота, который спрыгнул с рук парня и потрусил навстречу приятной женщине, которая шла по дорожке.

Он забрался в ее заботливо подставленные руки и позволил прижать себя к груди.

— Барсик, лапушка, ты меня встречаешь… — заворковала женщина. — Сережу одного дома оставил? Наверно, проголодался? А я вам сейчас приготовлю всякого вкусного…

Я проводил взглядом супруг Сергея и открыл дверь машины.

— Домой, — попросил я Фому, и тот быстро обошел автомобиль и занял место за рулем.

Машина выкатилась со двора и влилась в поток транспорта на дороге.

**

У дома нас встретил Евсеев и сообщил, когда я вышел из салона:

— А дамы ваши уехали недавно. Княгиня сказала, что она заказала для них баню и чтобы вы, Павел Филиппович, не ждали их рано.

— Женщины, — фыркнул Фома.

— Но все же ужин они для вас сготовили, — добавил дворник, чем вызвал счастливый вздох Питерского, который тотчас зашагал в сторону кухни.

Я же направился к себе в кабинет. Хотелось убрать в сейф тетради, которые я забрал у Василия из гаража. Изучить их я решил чуть позже. А пока…

Во входную дверь коротко постучали. Я замер, прислушиваясь, и различил второй стук. Подошел к порогу и распахнул створку.

На ступенях стояла невысокая сухенькая женщина, в закрытом сером платье с большим кружевным воротником и манжетами. На ее голове была шляпка в виде таблетки с вуалью, закрывающей половину лица. Перчатки закрывали ладони, но на запястье я заметил странные браслеты из цветных камней. Однако женщина тотчас одернула манжет и скрыла от меня украшение. Она склонила голову к плечу, став похожей на странную хищную птицу. А потом гостья улыбнулась и спросила:

— Вы тот самый адвокат Чехов? Я не ошиблась?

Мне подумалось, что голос ей совершенно не подходил. Незнакомка производила впечатление строгой и недовольной. А когда заговорила, то стало понятно, что у нее приятный грудной голос, которым обычно владели крупные дамы, выступающие в опере. Отчего-то вспомнилась Регина, которая не обладала впечатляющими воображение формами, но при этом пела словно ангел. Я провел по волосам пятерней, приводя мысли в порядок, и ответил:

— Вы не ошиблись. Я тот самый человек.

— Человек? — иронично уточнила женщина, и сквозь густую вуаль ее глаза жутковато блеснули. — Полно вам шутить, княжич. От человека в вас только оболочка. Хотя… Быть может, вам привычнее думать о себе, как об обычном.

— Что же мы стоим на пороге? — спохватился я, шагнул назад и сделал приглашающий жест. — Проходите. Могу ли я предложить вам чай?

— Можете. Но я откажусь, — гостья прошла в холл и осмотрелась. — У вас тут уютно. Вы ведь живете на втором этаже?

— Все так.

— Удобно. Не нужно по утрам просыпаться ни свет, ни заря и бежать в кабинет. Вам молодым это может казаться не таким уж и сложным, но с каждым годом покидать уютный кокон из одеяла становится все тяжелее.

— Не стану спорить, — ответил я, проходя в приемную. — Мое имя вы знаете, а как зовут вас?

— Дарья Николаевна Кусач, — представилась женщина и завернула вуаль поверх шляпки, обнажая половину лица.

Она была красива. И не только в юности, но и сейчас. Дарья Николаевна обладала острыми чертами лица, которые не поплыли с годами. Быть может, так казалось, потому что она пристально смотрела на меня с серьезным выражением в глазах.

— Вы не знаете меня? — с нотками удивления в голосе уточнила она.

— Простите, а разве должен? — осведомился я и добавил, чтобы не смущать гостью, — Я не особенно интересуюсь светской жизнью. В газетах довольно часто просматриваю лишь колонки погоды. Вы простите мне мою неосведомленность.

— Забавно, отчего-то от вас я ждала большего интереса к делу, которым вы занимаетесь. И полагала, что вы узнаете… А впрочем, так даже лучше.

Женщина прошлась по комнате, остановилась у картины с домиком, которую так любила Людмила Федоровна.

— У вас есть вкус, — протянула Кусач. — Мало кто может позволить себе повесить на стену подобную красоту. Чаще всего в кабинетах и приемных принято демонстрировать морские пейзажи. Знаете почему?

Она не стала дожидаться моего ответа и продолжила:

— Потому как вид спокойного моря и парусника на нем успокаивает. И на подсознательном уровне человек считает, что и у него все будет хорошо. А вот в кабинетах начальства довольно часто размещают образ бушующего моря и борющегося с непогодой суденышка. Все для того, чтобы работник испытывал тревогу. Он будет невольно сравнивать себя с этим самым корабликом, который вот-вот захлестнут волны.

— Не ведал о таких приемах, — искренне признался я.

Женщина заметила картину Залежного и подошла к ней ближе.

— До чего же ловко художник поймал эмоции… — пробормотала она и уточнила, — вы не планируете продать эту работу? Я бы купила у вас ее и не постояла за ценой.

— Это подарок одного из моих клиентов.

— Это вовсе не означает, что вы не можете передать ее тому, что станет ценить больше вашего, — возразила Дарья. — Если надумаете, то дайте знать. Поверьте, вас устроит мое предложение.

— Может, вам лучше обратиться к самому художнику? Он мог бы написать картину лично для вас.

Дарья удивленно воззрилась на меня, словно услышала что-то немыслимое.

— Вы и впрямь говорите, как обычный человек. Неужели вы не понимаете, что важен не сам художник, сколько имеет значение вдохновение, которое он выплеснул на холст. К примеру, эта картина полна страсти. В ней столько…

Женщина запнулась, словно смутившись своих эмоций. А потом покачала головой.

— Пожалуй, теперь я попрошу у вас прощения, Павел Филиппович. Иногда я забываюсь и веду себя невыносимо. В моей семье принято ценить честность.

— Не извиняйтесь за искренность. Пожалуй, я и впрямь многого не понимаю в искусстве. И при случае спрошу у господина Залежного, не станет ли он возражать против того, чтобы я передал вам его картину. Полагаю, что он как человек высокой душевной организации сможет проявить благородство в этом вопросе.

— Возможно, так и будет, — женщина коротко мне кивнула и наконец прошла к диванчику, чтобы усесться. — Вероятно, я покажусь вам немного эксцентричной.

— Только если самую малость, — ответил я с мягкой улыбкой и занял кресло напротив гостьи. — Но мне бы хотелось знать, чем я могу быть вам полезен. От чая вы отказались. О картинах вы не могли знать заранее. А значит, ваш визит связан с моими профессиональными обязанностями. Но я должен вас предупредить, что на данный момент я не могу выступить в вашу защиту, так как временно лишен такой возможности.

— И кто сумел ограничить некроманта в использовании его таланта? — иронично осведомилась Дарья Николаевна. — Быть может я и не была в столице очень давно, но точно знаю, что никто в здравом уме не стал бы запрещать такому, как вы подчинять мертвых. Некроманты не зря большая редкость в мире. Таких мало, потому что мир не выдержит слишком многих повелителей усопших. Вы опасны, потому что никогда не умираете окончательно. Каждый некромант если пожелает возвращается обратно в мир, в котором он погиб.

Я напрягся, понимая, что моя гостья не так проста, как кажется. И знает о мирах больше, чем следовало.

— К тому же совершенно точно нельзя допускать, чтобы некромант был несчастен. В этом случае он будет делиться своей тьмой и болью со всем миром, пока не проклянет его. Потому вас всегда обхаживают повелители империй. Никто не давит на некромантов, не принуждает, не неволит. Вас принято задабривать, уговаривать и просить.

— Никогда не задумывался о таких нюансах, — легко отмахнулся я, не желая вступать в полемику.

— Полно вам, Павел Филиппович, вы все это понимаете и без моих лекций. Вы всегда будете стоять чуть поодаль ото всех аристократов империи. И на ступень выше их. Я буду надеяться, что в вашей жизни не случиться ничего по-настоящему мрачного, что позволит проявиться второй половине вашей натуры.

— Кто вы? — спросил я, закинув ногу на ногу.

— Я назвалась, — ответила женщина с приятной улыбкой. Но глаза ее оставались холодными.

Внутри меня вспыхнула черная злоба.

— Пожалуй, я прямо сейчас попрошу вас уйти, — процедил я. — Может, я и люблю загадки, но не сегодня.

— Не стоит, мастер Чехов, — торопливо уверила меня гостья. — Я не хотела вас оскорбить. Просто ожидала, что вы почуете мою суть. Но, видимо, я слишком хорошо научилась маскироваться.

— Вы относитесь к роду шаманов, — предположил я и понял, что прав. Кусач кивнула, и ее лицо смягчилось.

— Я родилась с изъяном. В моей семье было не принято обсуждать здоровье девочек. Потому как папенька искренне считал, что девка — это забота семьи ее будущего мужа. Никто не обратил внимания на то, что талант во мне в нужное время не пробудился. Мой брак с сыном друга отца был делом решенным с того дня, как я появилась на свет. Семья, частью которой я должна была стать, тоже не особенно переживала за мои таланты. Им нужна была женщина, которая будет рожать детей и варить борщи. Чего-то большего от меня не ждали.

— Сожалею, что вам пришлось столкнуться с такой несправедливостью, — ответил я.

— Не о чем жалеть, — возразила женщина. — Свою судьбу я встретила за городом. Мы проводили лето в нашем семейном доме в живописной деревушке. В один из вечеров повозка, что нас везла по сельской дороге, опрокинулась. Только чудом мне удалось выбраться. Все решили, что меня придавило. Вызвали лекаря, который лениво помахал надо мной руками и заявил, что я просто притворяюсь больной. И в ту же ночь меня скрутила жестокая лихорадка. Много раз за ночь я попрощалась с жизнью. Но смерть не торопилась забирать меня.

— Вы проходили инициацию, — догадался я.

— Никто не пришел ко мне, хотя наверняка слышали мои стоны. Лишь домашний кот, который проявил ко мне доброту.

Я подался вперед, ловя каждое ее слово.

— Он не был особенным, Павел Филиппович. Это был обычный кот, которому стало жаль умирающую человечку. Какое-то время он пытался греть меня, а потом прыгнул на подоконник и был таков. Я подумала тогда, что жизнь моя стоит так мало, что даже кот не желает оставаться со мной рядом. И стало мне до того горько на душе.

— Что же случилось потом?

Дарья Николаевна вновь склонила голову к плечу, и глаза на мгновенье стали страшными.

— Кот принес мне маленького совенка. Уж не знаю, что двигало им. Быть может, он решил, что меня надо накормить. Или судьба руководила им. Но питомец принес мое тотемное животное в мою постель. Той ночью я заснула слабой человечкой. А проснулась уже кем-то иным. Никто не заметил этих изменений, кроме разве что кота. Он не стал меня избегать. Напротив, он ластился ко мне, как никогда прежде.

— И что случилось с вами потом? — спросил я, понимая, что это разговор женщина затеяла неспроста.

— Я жила как обычный человек, лишь иногда впадая в странное состояние, в котором могла видеть глазами многих животных. Поначалу меня это пугало. Потом я научилась управлять своим новым даром. И однажды встретила особенного парня, который узнал взгляд юной шаманки в сидящей на ветке вороне. Это была встреча, которая изменила все. Тот парень говорил с птицей, зная, что через нее я слышу каждое слово. Он научил меня управлять своей силой. Поделился секретами, о которых мне не у кого было спросить. Я узнала, что такое быть для кого-то важной. Но в то время я как раз стала достаточно взрослой, чтобы сделаться женой и матерью. Отец решил, что незачем ему и дальше кормить лишний рот и пора отдать меня в другую семью.

— Но вы решили иначе.

Женщина зло усмехнулась:

— Все так. Я заявила, что не стану исполнять волю отца.

— Вы поступили смело.

Женщина вздохнула и покачала головой:

— По-другому просто бы не смогла. Отец хотел проучить меня так, как раньше ставили на место всех строптивых девушек. Кулаки у него были пудовые. И ими он бить меня не стал. Вместо этого снял ремень и принялся охаживать меня им.

— Это ужасно, — выдохнул я.

— Много лет прошло, а я все помню, как сдерживала крики, чтобы не разбудить младшего брата. А потом мир содрогнулся. Моя истинная суть вырвалась наружу. И отец увидел мои глаза. Понял, что я не просто человек. Впервые в жизни он по-настоящему испугался. Я выдернула из его ладони ремень и порвала его, словно тот был из ветоши. Он умолял меня уйти. Большего я и не желала. Я ушла, в чем была, даже не озаботившись сбором вещей. Мне хотелось взять с собой только своего кота. Того, кто спас меня в далекую ночь, когда всем было плевать на умирающую девчонку.

— И вы его забрали?

— Младший брат держал кота на руках и не хотел его отдавать. Он плакал и просил не забирать…

— Барсика, — догадался я, и Дарья кивнула:

— Барсик жил невероятно долго для простого кота. И домашние стали подозревать, что с ним что-то не так. Они считали Барсика счастливым.

— А на самом деле?

— Я поделилась с ним своей жизненной силой, когда умирала человеком. И он стал не просто котом. Хотя справедливости ради стоит признать, что простых котов не бывает.

— Значит, вы сестра Козыревых? — догадался я.

— Верно, — кивнула Дарья.

— Полагаю, что вы прибыли сюда не для того, чтобы оспорить наследство?

Кусач повела плечами, словно пытаясь сбросить тяжесть. Затем вздохнула и заговорила:

— Мне не нужны деньги отца. Даже когда эти самые деньги были, то я не взяла бы у Василия ни одной копейки. А теперь, насколько мне известно, у наследников Козырева не осталось ничего ценного. Старший профукал мануфактуру. Средний не смог справиться с управлением мастерской. Что до младшего, то он оставил службу, чтобы дохаживать батюшку. И наверняка его финансовые дела пришли в крайний упадок.

— Вы хорошо осведомлены о положении вашей семьи.

— Они мне не семья, — отрезала Дарья Николаевна. — Никто из Козыревых не интересовался моей судьбой с тех самых пор, как я покинула отчий дом. Им не нужна была сестра, а значит…

— Вы уверены, что ни один из братьев не будет рад узнать о вас? — уточнил я с деланной беспечностью.

— Полагаю, что вы говорите о Сергее. Он единственный из отпрысков Василия, кто хоть отдаленно походит на человека.

— Как вы сами заметили, он оставил службу ради того, чтобы помогать отцу… — начал было я, но гостья отмахнулась:

— Вероятно, надеялся, что станет наследником его денег и имущества. Я слишком взрослая для того, чтобы верить в сказки. И понимаю, что яблочко от яблоньки падает недалеко.

— Вы ведь тоже плод этой самой яблоньки, — напомнил я. — Однако не считаете себя подлой. Так почему полагаете, что ваш брат такой?

Дарья Николаевна нервно дернула браслет на запястье. Каменные бусинки зазвенели, ударяясь друг о друга. Мне показалось, что этот звук отозвался в оконных стеклах.

— Я всегда была белой вороной, — произнесла шаманка после долгой паузы. — В нашей семье женщины должны были слушаться мужчин.

— Ваша матушка была такой? — я вспомнил рассказ о пианино и подумал, что вряд ли забитой женщине бы позволили играть на инструменте.

— Она была доброй. И любила отца, несмотря на его скверный нрав. Он в ней души не чаял. И когда матушка умерла, он потерял единственного человека, который умел его укрощать.

— Мне искренне жаль, что Василий поступил с вами так сурово. Не стану его оправдывать, но думаю, что он был консервативным. Потому и считал, что вам будет лучше, если вы исполните его волю.

— Да плевал он на мою судьбу, — хмыкнула женщина. — Он заботился лишь о своей репутации. Ему было неважно, что я стану жить в семье, где женщин за людей не считают.

— Он сильно изменился за прошедшие годы, — осторожно возразил я. — Вы ведь можете поверить в то, что Василий мог пересмотреть свои взгляды за прошедшие годы?

— Горбатого могила исправит, — раздраженно фыркнула женщина.

— Может быть, вам стоило бы попробовать все выяснить у самого Василия? — мягко предложил я.

Женщина опалила меня диким взглядом, от которого я невольно содрогнулся.

— Я не хочу ни видеть ни слышать его, — резко отозвалась Кусач и обнажила запястье, на котором брякнули браслеты. — С тех пор как батюшки не стало, у меня появилось странное ощущение, что я могу его увидеть. Знаю, что это невозможно, учитывая, что призраки обитают только в местах своей смерти. Но мне частенько казалось, что я ощущаю рядом с собой именно его дух. Потому я ношу на себе обереги, которые не позволяют призракам проявляться в моем присутствии.

— Любопытно, — оживился я, уже иначе глядя на украшения. — Не знал, что существуют подобные вещицы.

— Я ведь вам сказала, что когда была юной, то научилась видеть глазами птиц и животных. Именно таким образом, в образе вороны я познакомилась с человеком, который впоследствии стал для меня близким. Когда я ушла из дома, то направилась, куда глядят глаза. Дословно — я пошла туда, куда вели меня глаза той самой вороны. И тот парень, который учил меня владеть своей силой, направился мне навстречу. Мы встретились в одной из деревушек поодаль от столицы. И больше не расставались. Он стал моим супругом, другом и наставником. Он научил меня многим секретам шаманов.

Я невольно подумал, что эта женщина могла бы здорово помочь Фоме, потому как у моего помощника не было наставников. А как я теперь понял, для шаманов это важно.

— Мы вместе вернулись в его поселок. Там я познакомилась со своими новыми родственниками.

— Вам пришлось нелегко? — предположил я.

— Шаманы редко пускают к себе чужих. И ко мне отнеслись с недоверием. Но вскоре я доказала, что имею характер. В суровых северных землях ценят силу. И у меня она всегда была. Я стала не просто женой одного из сыновей главы рода. Спустя годы я вместе с мужем основала собственный род. Мы прошли через многие испытания и остались вместе, несмотря на трудности.

— Вы никогда не пытались связаться с отцом или братьями?

Женщина резко мотнула головой. А потом усмехнулась.

— Мне незачем было это делать. К тому же, пришлось бы объяснять, кто я такая. А помня, как мой батюшка любил ходить в храм, чтобы попытаться замолить грехи, смею предположить, что он бы сдал меня жрецам как бесноватую. Или сам бы попробовал спалить. С него бы сталось.

Я не был в этом уверен. Отчего-то мне показалось, что в комнате стало холоднее.

— После смерти отца вы могли бы встретиться с Сергеем. Мне он показался очень приятным человеком.

Дарья откинулась на спинку дивана, и свет упал ей на лицо. Я вдруг осознал, что она выглядит намного моложе, чем показалась мне поначалу. Быть может, дело было в одежде, которая закрывала ее практически полностью. К тому же создавалось впечатление, что Дарья слишком напряженная.

— Вероятно, где-то в глубине души мне и хотелось увидеть младшего брата, — негромко сказала женщина и потерла лоб. — Но, откровенно говоря, мне ужасно не хочется убеждаться в том, что он стал копией Василия. Я хочу помнить его мальчишкой, который прибегал в мою комнату, когда начиналась гроза, и просил спрятать его от молний. Он верил, что я могу рисовать охранные знаки на стекле, которые не позволят молнии ворваться в щель в раме.

Дарья задумчиво улыбнулась, словно мысленно вернулась в далекие годы, о которых говорила.

— Он был добрым, и когда отец меня наказывал, то именно Сережка приносил мне булочки. Хотя и понимал, что ему достанется, если кухарка поймает его с едой. Брат любил моего кота и всегда защищал его от старших.

— Ваш отец очень любил Барсика, — добавил я.

— С чего вы это взяли? — удивилась женщина. — Батюшка никогда не проявлял к коту теплых чувств. Он всегда недовольничал, если питомец забирался на кровать.

— Я не знал старшего Козырева в те годы, когда вы жили вместе. Но спустя время он очень привязался к Барсику. Именно потому и завещал его младшему сыну.

— Он просто решил посмеяться над Сергеем, — возразила Кусач. — Уверена, что Василий знатно повеселился от мысли, что его младшему сыну достанется кот и долги.

Я покачал головой:

— Василий считает Барсика самым дорогим, что у него есть.

— Он это вам сам сказал? — внезапно хохотнула женщина и осеклась, поймав мой серьезный взгляд. — Вы не шутите?

Я тяжело вздохнул и произнес:

— Какие уж тут шутки. Призрак вашего отца не ушел за грань. Он еще в этом мире. Я смог убедиться, что Василий обладает непростым характером. Он довольно вредный…

— Это вы еще плохо знаете, — мрачно добавила Дарья Николаевна.

— Он умеет трепать нервы. Но при этом я совершенно точно уверен, что кот для него много значил при жизни. Иначе он не стал бы приглашать зверских лекарей каждый год для осмотра Барсика. Вряд ли кот после смерти хозяина продолжал бы спать в его комнате, если бы тот плохо относился к питомцу. А еще Василий строго приказал кота беречь и не продавать.

— Вот же старый пройдоха, — женщина едва слышно добавила заковыристое ругательство. — Он запретил продавать кота. Небось еще условия вписал в завещание…

— Насколько знаю, такого условия нет, — развел я руки. — Потому вы вполне можете договориться с Сергеем…

— Я не хочу его видеть, — резко напомнила Дарья. — Не хочу запоминать его таким, каким он стал. И потому пришла к вам, Павел Филиппович. Чтобы попросить вас договориться с моим младшим братом о покупке Барсика.

— Зачем он вам?

— У меня не было ничего моего в доме отца. Кроме кота…

— Вы могли бы заполучить питомца раньше, — не купился я. — Договорились бы о сделке еще при жизни отца.

— Вы не видели его лица в тот момент, когда мои глаза изменились, — внезапно осипшим голосом проговорила гостья.

Она встала на ноги и прошлась по комнате. Мне казалось, что женщине тесно в стенах моего дома. Дарья вновь повела плечами и вдруг призналась:

— Как вы только ходите в такой неудобной одежде? Я отвыкла от этих костюмов. В моих краях мы предпочитаем свободный крой. Ничего тесного не носим.

— Что поделать, такая мода, — я вздохнул, понимая, что давить на Кусач не стоит.

Пройдясь до стены, женщина развернулась.

— Годы стирают многие воспоминания. И эмоции, которые вызывали некоторые события, становятся не такими яркими. Иногда я представляла, что однажды вернусь домой, и мы сможем поговорить с отцом. Я расскажу ему о своих приисках на Севере, покажу снимки детей. Приглашу к себе погостить. И в моих фантазиях он радовался нашей встрече. Говорил, что сожалеет о нашей давнишней ссоре… А потом я вспоминала, как он просил меня уйти. И понимала, что ничего хорошего бы не случилось, решись я вернуться.

— А вы когда-нибудь пробовали посмотреть на своего отца глазами птиц? Так как вы умеете?

Кусач нервно закусила губу и покачала головой.

— Я не боюсь пойти в тайгу, когда там ходит шатун. Не опасаюсь спуститься по горной реке на утлой лодочке. Но до зубовного скрежета боялась вновь увидеть того, кто от меня отрекся… Иногда я думала о том, что если бы Василий захотел, то мог бы меня найти. Но сейчас я думаю, что он вряд ли смог поверить, что я сумела купить себе отчество и стать важной особой. Да и вряд ли он вспоминал обо мне.

Я хотел ее поддержать. Но внезапно вспомнил о тетрадях, которые Василий исписал мелким почерком. О том, с каким фанатизмом он создавал зеркальные порталы, чтобы путешествовать по разным домам .

— Знаете, — медленно проговорил я, — а ведь ваш отец и впрямь хотел вас найти. При жизни у него не было такой возможности. Но зато после смерти… Как, вы говорите, работают ваши обереги?

— Я вам не говорила об этом, — усмехнулась женщина. — Но на этих камнях вырезаны знаки, которые не дают призракам являться без приглашения. Их носят многие шаманы в тех местах, откуда я теперь родом.

— Снимите браслеты, — предложил я.

— Зачем? — насторожилась Кусач.

— Вы сильная женщина, — напомнил я. — И вам не нужно прятаться от прошлого. Вы приехали сюда, когда узнали о смерти отца. Узнали о наследстве. Пытались через одного из братьев выкупить кота. Но признайтесь самой себе, что вы просто не решились прийти в отчий дом и встретить там призрак отца.

— Это всегда была его территория, — глухо проговорила женщина.

— Ваш отец искал возможность после смерти быть свободным от привязки к дому. И мне думается, что он хотел этой свободы еще и для того, чтобы найти свою дочь, которую он однажды выгнал.

Женщина резко выдохнула:

— Что за глупости… — начала было она.

— Может я ошибаюсь. Но сдается мне, что Василий надеялся, что после его смерти вы придете к кому-то из своих братьев. Быть может пожелаете взять себе на память какую-нибудь вещицу. Он нашел способ уходить от места своей смерти. И для этого он использует зеркала.

От упоминания зеркал женщина нахмурилась и покосилась на свою сумочку.

— Отец считал меня проклятой…

— Поверьте, годы меняют людей. И смерть тоже меняет. Многие вещи, которые кажутся важными сейчас после смерти становятся незначительными.

— Вы видели его. И говорили с ним. Он ведь ничего не сказал вам о дочери. В этом я уверена.

— Он просил меня помочь попрощаться с одним человеком. Имени он не назвал. Подозреваю, что он имел в виду вас, Дарья Николаевна.

— И если я сниму браслеты…- она оглянулась, словно ожидая, что из стены выйдет старик в стеганом халате.

— Вы можете этого не делать. Завтра вы вернетесь в свой привычный мир и закроете дверь в прошлое навсегда. Но ответьте мне: разве вы для этого проделали такой длинный путь?

Дарья опустила глаза в пол и нервно повела плечами.

— Вы можете сделать это когда посчитаете нужным… — терпеливо продолжил я, но договорить не успел.

Дарья молчала, а потом медленно покачала головой. И подвинула к себе пузатую сумочку.

— Знаете, я была у Николая. У него на столике стоял снимок мамы в странной зеркальной рамке. Я попросила продать мне ее. Этот мерзавец даже не задумался и сунул мне рамку вместе с фотографией за двадцать рублей. Мне даже не пришлось врать, что карточка застряла внутри рамки. Я забрала…

Женщина вынула из сумки зеркальную рамку и поставила ее на столик. Провела пальцем по поверхности стекла. А потом гулко сглотнула.

— Мне тогда показалось, что от снимка веет силой. И сейчас я думаю, что отец подстраховался и разместил в домах, куда он может заходить по несколько порталов.

Гостья сняла с запястья браслеты и положила их на столик. Тяжелые бусины ударились о деревянную поверхность. И почти тотчас рядом с диваном появился призрак. Старик пригладил взлохмаченные волосы и тихо пробормотал:

— Какая же она красивая. Вся в мать…

Потом взглянул на меня и неуверенно спросил:

— Ты меня проявишь? Чтобы я мог с ней поговорить. Но только предупреди, чтобы она не испугалась…

— Я слышу тебя и без некроманта, — сухо сообщила Дарья и подняла подбородок. — И вижу тоже без его помощи.

— Как же я виноват перед тобой, — воскликнул старик и вдруг закрыл лицо ладонями. — Ты никогда не сможешь меня простить. И поделом мне за все, что я сделал. Я ведь когда очнулся, когда все понял, то уже было поздно. Ты пропала. Я нанимал всяких сыскарей, да все без толку. Сколько я объехал монастырей, сколько приютов…

— Искал? — искренне удивилась Дарья. — Зачем?

— Чтобы просить прощения! Доченька, я так виноват…

Я поднялся с кресла и направился прочь из комнаты. Потому что этим двоим было о чем поговорить без моего присутствия.

Дорогие читатели.

Окончание готовим. Но решили не тянуть и выложить "Козырную главу" сегодня.

Впереди "сказка" Чехова в зимнем варианте (интрига) и начало новой истории.

Спасибо за ваше терпение и ожидание)

Спустя время я вернулся в приемную. Дарья стояла у окна и смотрела на розы, цветущие под подоконником. Старик парил рядом, и вид у него был на редкость умиротворенным.

— Не помешаю? — вежливо уточнил я.

— Павел Филиппович, — улыбнулась женщина, разворачиваясь ко мне лицом. — Мы у вас в гостях. Потому такой вопрос стоило задать мне самой.

— Все в порядке, — я развел руки в стороны. — Вы мне не мешаете. Если желаете чай…

— Все еще нет, — Дарья покачала головой. — Мы с папой решили поехать к Сергею.

— Все же договорились о передаче вам кота? — уточнил я, понимая, что все не так просто.

— Нет, — Кусач с какой-то особенной теплотой взглянула на призрак отца. — Мне стоит поговорить с родней. И, может, мы решим, что было бы неплохо жить рядом.

— Вы переедете в столицу?

— Я предложу брату и его супруге переехать ко мне.

— А как же… — я многозначительно взглянул на Василия.

— Зеркала можно перевезти куда угодно. А дух мальчонки, которого папа привечает, я могу забрать с собой.

— Сумеете? Быть может, я помогу?

— Шаманы не могут приказывать призракам. Но мы способны договариваться. Если мальчик неглуп, то согласится уехать с семьей.

— Согласиться, — Василий буквально сиял. — Спасибо тебе, некромант, что помог встретиться с моей Дарьюшкой. Век о тебе не забуду.

— Рад, что смог помочь, — я улыбнулся вредному Козыреву.

Кусач вынула из сумочки конверт и положила на стол.

— Прошу не обижать меня отказом, — она подняла руку, предвосхищая мои возражения. — Я привыкла платить по счетам. А то, что вы для меня сделали стоит достойной платы.

— Не стану оскорблять вас, — я кивнул. — Но я хотел вас попросить о помощи.

— Помощи? — повторила Дарья с удивлением.

— Мой помощник тоже шаман. Но у него не было наставников. Я был бы вам благодарен, если бы вы помогли ему советом при случае. Если вы оставите свой номер для звонков, то я был бы вам признателен.

— Будем дружить домами, — кивнула Дарья Николаевна.

— Семьями, — я протянул ей руку.
Женщина сняла перчатку, обнажив загорелую крепкую ладонь, и пожала мою.

— Договорились.

— Хорош, адвокат, — хохотнул Василий и хлопнул себя по колену, но тут же добавил извиняющимся тоном, — ты уж не обижайся, Чехов.

— Никаких обид, — подтвердил я.

Мы распрощались, и гости покинули дом.

При виде Фомы женщина сбавила шаг и поклонилась ему. Питерский ответил тем же, проводив настороженным взглядом Кусач.

— Она шаманка, — сказал он просто, когда подошел к крыльцу.

— Знаю, — я протянул парню визитку. — Она обещала отвечать на твои звонки, если будут вопросы по вашей шаманской части.

— Дорогой подарок, — восхищенно выдохнул Питерский и спрятал картонный прямоугольник во внутренний карман пиджака.

Я ушел к себе в кабинет, чтобы вынуть из сейфа тетради и углубиться в чтение заметок Василия.

Вскоре домой вернулась шумная компания женщин. Судя по резкому стуку во входную дверь, Яблокова вновь решила пройти сквозь препятствие.

Нечаева заглянула ко мне и уточнила:

— Павел Филиппович, все хорошо? Вы трапезничали?

Я потер лицо. Отчего-то мне стало не по себе от мысли, что Арина Родионовна увидит записи Козырева. В некоторых из них было что-то жутковатое и неправильное.

— Нет, не успел. Чуть позже освобожусь и поднимусь. И прошу вас, передайте госпоже Яблоковой конверт, который лежит на вашем рабочем столе. Думаю, что она будет рада пересчитать полученный гонорар.

— А вы выписали чек? — тут же деловито уточнила девушка.

— Не потребовалось, — я пожал плечами. — А как вы? Развеялись?

— Людмила Федоровна подстриглась. Но не согласилась сменить одежду на современную. Постарайтесь сделать вид, что ничего особенно не произошло. Чтобы она не ощущала себя неловко.

— Как скажете, — согласился я.

После того как я остался один, сложил стопкой тетради и вновь убрал их в сейф.

Стук во входную дверь вырвал меня из размышлений. Я встал было с кресла, но Фома уже сбежал по ступеням со второго этажа и подошел ко входу. Открыл дверь, а через несколько мгновений обернулся ко мне и произнёс.

— Вашество, к вам посыльный от Станислава Александровича.

— Пусть проходит, — распорядился я.

Питерский посторонился, и в приемную вошел парнишка в темной форме службы доставки.

— Павел Филиппович, вам пакет, — произнес он, остановившись в дверном проеме и осторожно озираясь. Видимо, молва о вредном призраке этого дома еще долго будет ходить по городу.

Я жестом подозвал его, и гость направился к столу. Открыл сумку, достал из нее запечатанный пакет и передал его мне.

— Спасибо, — поблагодарил я парнишку, и тот торопливо развернулся и покинул приемную. Я же вынул из подставки нож и вскрыл конверт. Внутри оказалось несколько листов.

— Что это, вашество? — полюбопытствовал Фома.

— Уже неважно, — ответил я. — Думаю, всех этих людей уже допрашивают кустодии.

Я вынул бумаги из конверта и положил их на стол. На листах и правда были напечатаны имена, фамилии и адреса, которые я просил сегодня у Морозова.

— А зачем кустодиям их допрашивать? — уточнил Фома.

— Потому что в разговоре с Морозовым я предположил, что это может быть бомбист, который делает специальные бомбы.

— А это вы хитро придумали, — хмыкнул Фома.

Я только улыбнулся:

— Это вышло совершенно случайно. Тогда я и правда думал, что это один человек.

— А когда поняли, что не один? — уточнил слуга.

— После рассказа Василия Козырева.

— Выходит, кустодии сами найдут среди этих людей человека с зеркалом?

— Надеюсь, — честно признался я. — Большая часть людей в списке из очень старых и влиятельных семей. Вряд ли они согласилась бы разговаривать со мной и рассказывать секреты о зеркалах.

Разговор прервал звонок телефона. На экране высветился номер Зимина. Нажал на кнопку приема вызова:

— У аппарата.

— Добрый день, Павел Филиппович, — послышался из динамика голос Стаса. — Вы дома? Хотелось бы заглянуть к вам в гости.

— Дома, — ответил я. — Буду ждать вас. И угощу вас чаем.

— Отлично. Тогда скоро буду, — попрощался собеседник и завершил вызов. Я же положил телефон на стол и произнес, обращаясь к Фоме:

— Ставь чайник и позови всех в гостиную. Скоро мы узнаем историю зеркальщика. Вернее, зеркальщицы.

Зимин прибыл через полчаса. Мы с Фомой встретили гостя в холле.

— Здравы будьте, Станислав Александрович, — поприветствовал вошедшего Питерский.

— И тебе добрый день, — с улыбкой ответил Стас и поинтересовался. — Готов стать консультантом нового отдела?

Питерский растерянно покосился на меня, а затем ответил:

— Ну, ежели так надо, то я готов.

— Надо, — начальник кустодиев довольно усмехнулся и хлопнул Питерского по плечу, — Ну вот и славно. Хорошо, когда рядом работают свои люди. Потому как им и доверять проще и спросить можно без обидняков, по-свойски.

Мне подумалось, что Станислав еще не догадывается, что у Фомы довольно своеобразная логика и твердый характер. И если Зимин рассчитывал заиметь своего ручного кота в отделе, то его ждал сюрприз. Однако за Питерского я не беспокоился. Он сумеет за себя постоять, а если понадобиться, то и я скажу свое веское слово. По-свойски.

— Идемте в гостиную, — я сделал приглашающий жест. — Чай уже настоялся.

Станислав Адексанлрович удивленно поднял бровь, но все же кивнул:

— Идемте. Хотя, признаться, я заехал к вам ненадолго.

— Не думаю, что это займет много времени, — успокоил я кустодия и мы направились к лестнице.

Все уже ждали нас в гостиной. А на столе стоял исходящий паром чайник и несколько чашек. И едва мы пошли в комнату, собравшиеся с интересом посмотрели за Зимина.

— Признаться, не ожидал здесь такого количества людей, — произнёс кустодий, и, как мне показалось, голос его прозвучал слегка растерянно.

— Павел Филиппович обещал, что вы расскажете нам какую-то интересную историю, — ответила Нечаева.

— По-свойски, — добавила Виноградова и по привычке попыталась поправить на лбу локон. Вот только сейчас лоб закрывала довольно густая челка.

Кустодий покосился на меня, но я только пожал плечами и с улыбкой произнес:

— Вы наверняка уже нашли человека с зеркалом.

Зимин задумчиво потер ладонью подбородок:

— Вы правы, — ответил он после недолгой паузы. — Она уже передана сотрудникам нового отдела. И вы наверняка ждете от меня истории, какие обычно вы рассказываете после расследования?

— Ну, в этот раз не я докопался до правды, — честно ответил я. — Вернее, мне просто повезло. Поэтому хотел бы передать право этой истории вам, мастер Зимин.

Стас усмехнулся, а затем театрально поклонился:

— Спасибо, Павел Филиппович. Это большая честь для меня. Правда, я не силен в ораторском искусстве, как вы. Но я все же попробую.

— Бросьте, — подбодрила его княгиня. — Александр Васильевич поговаривал, что в его доме у камина вы вели задушевные беседы.

Мужчина смущенно пожал плечами.

— Зачастую мы их болтали за кружкой хмельного.

— За чаем тоже получится, — уверила его бабушка.

Зимин кивнул и уселся на диванчике и оглядел собравшихся. А потом заговорил:

— Итак, в некотором царстве, в некотором государстве жила-была одна дама. Она было богата, а ее семья очень влиятельна. С рождения, у нее было все, чего только можно пожелать. Быстро пролетела беззаботная юность. При помощи связей семьи, девушка отучилась в университете, и уехала служить консулом в Мезоамерику.

— Разве женщин отправляют на работу за границу? — удивилась Нечаева.

— Для этого девице пришлось выйти замуж. И вместе с супругом отправиться за океан. Вам не стоит заблуждаться, брак хоть и был фиктивным, но девица в нем не была несчастной. К тому же ее супруг очень быстро подхватил лихорадку, которая частенько бушевала в тех местах, и почил. Девушку не стали отзывать, так как она сумела проявить себя в работе как грамотный специалист. Да и местные приняли вдову хорошо и отзывались о ней очень лестно. Не удивлюсь, если семья нашей героини все это подстроила лишь для того, чтобы укрепить свое влияние.

— Это настолько важная должность? — уточнил Фома.

— Мезоамерика славится не только странными обычаями. Там существуют множественные культы, об этом известно многим. Но также на континенте достаточно драгоценных металлов и камней. А еще целебные растения, которые стоят еще дороже.

Зимин замолчал. Взял со стола чашку, сделал глоток. Взглянул на меня, и я кивнул:

— У вас отлично получается, Станислав Александрович.

Мужчина усмехнулся:

— Благодарю. Так вот: девица служила на благо Империи. Ее семья при этом обрела уважение императора. Юность нашей героини минула. С определенного возраста, жизнь начинает лететь все быстрее. Минула молодость. На горизонте показалась зрелость. В Мезоамерике очень трепетно относятся к внешнему виду. И дама платила немалые деньги, чтобы выглядеть достойно. Никто не мог дать ей на вид больше двадцати пяти. Но годы не проходили бесследно. И помощь лекарей, пусть даже умелых, все равно не могла вернуть молодость. Но еще больше консул не хотела умирать. Она жила на чужбине довольно долго и прониклась их верованиями. Эта дама начала искать способ продления жизни и молодости.

Зимин снова замолчал. Обвел взглядом собравшихся в комнате людей и продолжил:

— Мезоамерика — поистине страна чудес. Закрытая империя с тысячелетней историей. А мифов и легенд в этой стране ходит столько, что даже местным сложно отличить правду от вымысла. Но дама была настойчива. Год за годом она, не жалея денег, покупала информацию, отсеивала слухи и мифы. Пробовала разные эликсиры. И далеко не всегда их производство было законным. Однако кто может встать на пути у женщины, которая имеет цель и не видит препятствий? Она не унималась, пока наконец не нашла нужное. Она получила доступ к информации о ритуале, посвященному одному старому, почти забытому богу Мезоамерики. И… Ритуал был очень сложен, но он даровал человеку практически вечную жизнь.

Боковым зрением я заметил, как на секунду нахмурилась бабушка. Словно, она знала, о чем говорит кустодий.

— И что же это за способ? — робко уточнила Нечаева.

Зимин усмехнулся:

— Хороший вопрос. И наверное это должно было остаться тайной следствия, но Александр Васильевич не давал распоряжения засекретить подробности. К тому же Павел Филиппович наверняка уже его знает.

Внимание всех собравшихся в гостиной переключилось на меня. И я кивнул:

— Дело о наследстве привело меня к Василию Козыреву, который использовал подобный ритуал. Он потратил много средств и сил на реализацию задуманного, но не успел его завершить. Болезнь подкосила старика раньше, чем он рассчитывал.

— О! — многозначительно произнесла Арина Родионовна.

— Поэтому, если вы дадите слово высокорожденного, что не будете рассказывать про этот способ или искать подробности данного ритуала… — продолжил кустодий.

Дважды просить никого не пришлось. И все собравшиеся, включая Яблокову, быстро произнесли слова клятвы. Зимин довольно кивнул и продолжил:

— В Мезоамерике есть один ритуал поклонения богу Тескатлипока. Варвары верят, что он был одним из создателей мира. Он был богом времени и памяти предков. Он всегда носил с собой обсидиановое зеркало, с помощью которого наблюдал за жизнью людей. Этот бог имел большое значение в пантеоне богов Мезоамерики. Но потом, его стали забывать. И только несколько старых колдунов помнят про силу Тескатлипоки. Именно они помогли нашей героине обрести долгожданную силу.

— Но… Зачем? — уточнила Яблокова и быстро добавила. — Зачем им нужно было помогать?

Зимин усмехнулся:

— Они имели свой интерес. Но обо всем по порядку. Так вот: ритуал вечной жизни очень сложен. Человек должен раздробить свою душу на несколько частей, и спрятать осколки в отражающем предмете. Желательно в зеркале, как в символе Тескатлипоки. И тогда человек станет бессмертным. Но повреждение души могут пережить не все. Это сложная процедура, которая почти всегда заканчивается смертью того, кто решился на это действо. Ритуал прошел по всем правилам. И героиня выжила. Только ее кожа обрела мертвенную бледность. Словно вся кровь ее покинула. Эту бледность было невозможно ничем убрать. Но это означало, что ритуал сработал.

С тех пор, часть ее души навсегда осталась за небольшим зеркальцем, которое героиня постоянно носила с собой. И время сжалилось над женщиной. Она стала выглядеть моложе, и вскоре слуги заметили, что их госпожа похожа на юную девицу. А у зеркала вдруг появилась одна очень интересная способность.

Зимин выждал паузу и хитро осмотрел собравшихся:

— Уж не знаю, кто сказал вам, что вы плохой рассказчик, — произнёс Фома. — По мне, у вас очень хорошо выходит.

— Спасибо, мастер Питерский, — ответил Зимин.

— Так что за способность была у зеркала? — полюбопытствовала Нечаева. — Оно притягивало призраков?

— Отчасти, — произнёс кустодий. — Во всяком случае, про этот эффект хозяйка зеркала не знала. А жрецы Тескатлипоки словно забыли предупредить ее о таком побочном эффекте. Однако сдается мне, что сделали они все это намеренно. Потому как служат они только своему богу. Зеркало, а вернее, часть души, которая была в нем заточена, начало подменять реальность.

— Как это? — не поняла Софья Яковлевна.

— Осколок души наделил свое вместилище волшебными свойствами. Героиня нашей истории очень боялась потерять эту вещицу, а вместе с ней свою красоту и молодость. Она пристрастилась часто смотреть на собственное отражение, чтобы убедиться, так ли она хороша, как ей хотелось. Девица хранила зеркало как реликвию и вопрошала у нее, достаточно ли она хороша и красива. И поначалу, зеркало показывало в отражении ее и тихим голосом уверяло, что красота девицы ни с чем не сравниться. Но потом, в зазеркалье стали проявляться красивые девушки, которые вызывали в героине приступы ужаса и ярости. Она считала, что видит тех, кто отберет у нее красоту и молодость, займет ее место в отражении. Не прошло много времени, как проклятое зеркало показывало своей хранительнице, где искать красавицу.

— А красавицей был призрак? — догадалась Нечаева, и Зимин кивнул:

— Один из призраков. Заточенный в зеркале кусок души героини получил способность обнаруживать скопления духов, и показывала ложное изображение, указывая, где ее искать.

— Тескатлипока был одним из проводников? — уточнил я, но Стас развел руки:

— Кто знает? Информации про этого «бога» очень мало. Некоторые из его способностей указывают на это, — пояснил я. — Выходит, зеркало настраивалось как портал и забирало души, переводя их на ту сторону. Но перед этим вытягивало из призраков остатки силы, разделяя эту энергию между героиней и этим… Богом.

— Таких тонкостей наша допрашиваемая не знала, — с сожалением ответил кустодий. — Она вернулась в Империю не так давно, потому как оставаться в Мезоамерике стало для нее небезопасным.

— Это почему? — удивился Питерский.

— Там принято носить открытые одежды и тем самым показывать, что им нечего скрывать. И наша героиня не могла показываться на людях со слишком белой кожей, которая вызывала у местных много вопросов. Это у нас люди добрые, они бы решили, что девица приболела. Но в Мезоамерике люди сурового нрава. Они вполне могли бы принести героиню в жертву одному из богов. Или просто спалить вместе с домом на всякий случай. Да и местные жрецы стали замечать, что духи гневаются.

— Прямо как в заброшенных домах, где призраки от страха проявляли агрессию, — заметил я.

— Именно, — кивнул Зимин. — Девушка вернулась и пояснила свой внешний облик тем, что принимала снадобья и они помогли ей сохранить молодость. Она собиралась отправиться в дальнюю азиатскую страну, чтобы там продолжить служить Империи. Там, где белая кожа — признак высших сословий. Там ее внешний вид не вызывал бы никаких вопросов. И император уже собирался подписать бумаги, которые позволили ей отбыть туда вскорости.

— Она могла бы действовать долгие годы, — протянул я. — Если бы не Козырев, который смог увидеть эту даму через свою систему зеркал.

— А почему Козырев не стал таким же? — полюбопытствовала Нечаева?

— Ритуал занимает много времени, — просто ответил я. — Его у Василия не было. Козырев хотел оставаться в зеркалах, чтобы увидеть свою дочь, которую однажды обидел и выгнал. Он долго изучал разные рукописи и сказки, чтобы предположить, что его дочь сможет увидеть его призраком.

— Даже так? — заинтересованно уточнил Зимин, но по хитрому взгляду я понял, что он знает о Кусач.

— Козырев верил, что после его смерти, Дарья явится к одному из братьев, чтобы взять что-то на память о нем самом и его покойной супруге. Хотя ставку он сделал на кота, которого дочь любила. Следую своему плану, старик переместил части души в зеркала и рамки для фотографий с отражающими поверхностями. Это ослабило его, и болезнь добила Василия. Правда, после смерти он получил возможность в виде пусть и ограниченного, но самостоятельного путешествия по собственному зазеркалью. И только благодаря ему, нам удалось получить наводку на героиню сегодняшней истории. Иначе кто знает, как бы все сложилось. Призраки в городе начали чудить, и это привело к жертвам. А потом, когда призраки бы иссякли, это зеркало могло бы окончательно свести с ума героиню истории. И она начала бы сама убивать людей, чтобы создавать призраков. Если бы она начала это делать в Азии, то спровоцировала конфликт на высоком уровне.

Зимин кивнул:

— Все верно, Павел Филиппович. Поэтому дама помещена в дом скудоумия, а зеркало изъято и уничтожено.

— Правильное решение, — одобрил я.

В комнате повисла тишина. Каждый обдумывал историю, рассказанную кустодием. И только спустя несколько долгих секунд, Яблокова произнесла:

— Вот тебе и свет мой, зеркальце, скажи.

На этом все. Любите страну:)

оставьте лайк и комментарий, если книга вам зашла)

11 книга цикла уже начата и здесь: https://author.today/work/375613