Святославль.

Включившиеся сзади фары ослепили Шанцева через зеркало заднего вида. Ладно, ничего, – решил он, – скоро поворот на Огарёва.

Но машина повернула за ним следом, сильно раздражая Шанцева. Он проехал до Первомайской, свернул к своему дому, уверенный, что машина отцепится, прямо по ходу только несколько домов, пустырь и база…

Но машина свернула за ним. Тут у Шанцева неприятно засосало где-то внутри. Фронтовой опыт ожил, как будто и не прошло несколько десятилетий с войны. Он нащупал одной рукой замок на портфеле и вытянул из него тяжелый гвоздодёр, который таскал с собой с некоторых пор, и положил его на колени.

Остановив «Волгу» перед воротами своего дома, Шанцев не спешил выходить из машины, а ждал, когда мимо проедет машина, следовавшая сзади. Но её не было. А отвалы снега с обеих сторон от ворот не позволяли увидеть из машины окрестности.

Придётся выйти, – думал Александр Викторович. – Ворота, в любом случае, надо открыть. А то собаки и так уже на задние лапы встают, встречают, волнуются. Винтик уже понял, что можно на сугроб сбоку от въезда подняться и повыше стать, сейчас ещё сдуру через забор сиганет…

– И что будем делать? – спросил Мирон. – Надо быстро решать, а то он сейчас машину во двор загонит, а там собаки.

– А что тут сделаешь? – с досадой спросил Платон. – Тут не разогнаться, и не подъехать незаметно. Твою мать!.. Бери монтировку. Я с него шапку сорву, а ты по башке лупи. Смотри, он вышел! Давай бегом!

Братья выскочили из машины и ринулись к Шанцеву. Расстояние между ними они преодолели за несколько мгновений. Но этих мгновений хватило, чтобы директор схватил свой гвоздодёр и встретил им подбежавшего первым Мирона ударом снизу и сбоку в голову. Тот охнул, выронил занесенную над головой монтировку, и осел на снег. Тут же перемахнул-таки через забор Винтик и Платон едва успел закатиться под «Волгу», перепугавшись неожиданно оказавшегося на улице огромного пса. Вторая псина зашлась свирепым лаем за забором. А Винтик бегал вокруг машины и угрожающе рычал на незнакомца, не обращая никакого внимания на второго, лежащего вниз лицом на снегу, хотя с его головы обильно текла кровь.

– Саша! Это ты? – услышал Платон из-под машины голос Шанцевской жены.

– Наташа, вызывай милицию! – крикнул ей директор и добавил: – И скорую!

– Что с тобой? – оцепенела на месте жена, – в аварию попал? Ты цел?

– Бандиты напали, я в порядке. А они – нет! Давай быстрее, пока Винтик их не сожрал!

Платон смотрел на брата, упавшего навзничь и думал, что это конец. Пес не даст ему вылезти из-под машины. Угон еще ладно, а нападение на директора крупного завода… Сядут они надолго. Он так точно. А Мирон… Повезет, если живой останется. Вот тебе и все рассчитали…

Москва. Малая Семёновская улица.

Самедов опять поехал к Регине. Только с ней он мог откровенно поговорить о своих делах. А поговорить с кем-то надо было обязательно. Злость на Ивлева не давала ему трезво мыслить. Хотелось задушить его собственными руками.

– Ты представляешь, – вместо приветствия начал рассказывать он прямо с порога, – мне сегодня рассказали, что Ивлев целую толпу студентов к зампреду Камолову водил! И после этого Валиева назначили руководителем молодёжной группы, а не меня.

– Везде Ивлев, – зло ответила Регина. – А ты же говорил, что он отвертелся от участия в этой группе?

– Он-то отвертелся, а парни его нет.

– И он всё равно пошёл с ними? Получается, в каждой бочке затычка.

– Да понятно было, что он своих не оставит, – прошёл на кухню Самедов и посмотрел на пустой стол. Регина спохватилась и поспешила включить плиту под чайником. – И помогать в работе будет, – сел он за стол в ожидании. – Я ж на это и рассчитывал. Надеялся, что на меня вся его верность друзьям работать будет. А не наоборот… Вот же гадство!

– Да. Ты говорил, – вспомнила Регина и начала шустро чистить картошку.

– Почему я не подумал, что он против меня их поведёт? Что я о нем не знаю? Я же его не ущемлял, пока он в Прожекторе работал. Никак. Ну, разве что…

И Самедов припомнил, как он, в поисках крысы, заподозрил другого студента… И попросил Ивлева за ним последить… Неужто Ивлев за это так на него обиделся? Не похож он, вроде, на чистоплюя…

– Слушай, ты же столько лет проработал в МГУ, у тебя же, наверняка, знакомые профессора должны быть, – оторвав его от этих размышлений, сказала Регина, – а можешь ты одного из них подкупить, чтобы он его завалил на экзамене? Чтобы его из МГУ с позором выкинули?

– Это после звонка-то от Захарову декану с просьбой обеспечить Ивлеву беспрепятственную учебу? – снисходительно посмотрел на нее Самедов, – нет, это бесполезно. Декан наверняка всех его преподавателей об этом оповестил. Так что неважно, кого я знаю и что я ему предложу, нет на экономическом факультете профессора, что согласится завалить на экзамене Ивлева.

– Жаль-то как! – вздохнула расстроенно Регина.

– Мысль правильная, в целом, – решил ободрить любовницу Самедов за правильное направление размышлений, – и в отношении кого другого и сработала бы. Но не в данном случае… Ивлев себе обеспечил тылы на факультете. И при том, что за него просят, профессора все равно уверены, что он якобы умница!

– Ну да, Ивлев такой весь правильный и идейный, аж тошнит, – фыркнула Регина. – Так хочется, чтоб он этой своей правильностью подавился!

Самедов уставился на неё удивлённо.

– Детка, ты гений. А что, если ему подсунуть какую-нибудь несправедливость, он же защищать обиженных и обездоленных сразу бросится… Так ведь? И пусть шею себе свернет на этом.

– А как?

– Надо, чтобы он чьи-то интересы серьёзно задел, после чего ему руки переломают, – злорадно улыбнулся Самедов, наблюдая, как Регина режет картошку прямо в сковороду. – Натравить его на кого-нибудь из сильных мира сего. Только как?

– Ну, он же у нас защитник слабых, – с сарказмом проговорила Регина. – А если ему женщина пожалуется на какую-то несправедливость?

– На приставания? – оживился он.

– Почему нет? – улыбнулась она. – Написать ему в газету душещипательное письмо. Он напишет статью и вылетит оттуда с треском.

И они стали обсуждать детали. Девушка должна быть юной, невинной и беззащитной перед лицом серьёзного чиновника с большими связями, который на неё глаз положил и требует близости.

– А если Ивлев решит факты проверить? – улыбаясь, спросил Самедов. – Это надо чтобы писала реальная девушка, и, если он её найдёт, она должна всё подтвердить.

– Даже не знаю, кто на это согласится, – озадаченно посмотрела на него Регина.

– Зато я знаю, – довольно улыбнулся Самедов, получив, наконец, целую тарелку жареной картошки. А маринованные огурчики и сальце Регина уже до этого нарезала.

Святославль.

Рыкову сразу сообщили о нападении на директора Механического завода и он немедленно прибыл лично на место происшествия.

Скорая уже увезла одного из нападавших в больницу в тяжёлом состоянии.

– Старший Зауров. Там черепно-мозговая, – доложил ему заместитель майор Олейников. – Шанцев ему гвоздодёром башку пробил рядом с виском.

– А второй нападавший?

– Вон он, в патрульной машине.

Рыков заглянул и узнал младшего Заурова.

– Так, так… И с каких это пор вы на разбой перешли? – спросил у него Рыков.

Зауров промолчал и отвернулся.

– У него ключи вон, от того газона нашли в кармане, товарищ подполковник, – доложил Рыкову майор. – Ездит на ней Лобанов с автобазы, на их улице живёт, сейчас в запое.

– Что ж машину-то на автобазу не перегнали? – недоумённо спросил Рыков.

– Не могу знать, товарищ подполковник.

– Ладно, пошли с потерпевшим поговорим.

Ближе к ночи мы с Загитом обсуждали дальнейшие действия в отношении их святославской квартиры, как вдруг в дверь постучались артисты Данченко с восьмого этажа. Они были в верхней одежде, только со службы возвращались.

– Извините, что так поздно. Увидели у вас свет на кухне, – принялся объяснять Яков. – Вот, – протянул он мне две контрамарки. Детки немного подросли, и мы решили, что пора свое обещание выполнить. Приходите с Галиёй в субботу в наш театр. Будем очень рады. За кулисами были когда-нибудь?

– Нет, – удивлённо ответил я.

– Будете, – улыбнулась Ида, я их сердечно поблагодарил, и мы пожелали друг другу спокойной ночи.

– Здорово-то как! – обрадовалась Галия.

В пятницу в университете Лёха поделился, что научил Свету говорить, как я советовал и они договорились с хозяином, правда, на семьдесят рублей. От идеи торговаться за пять рублей, в этот раз, они отказались.

Ираклий приехал на занятия, сказал, что выяснил всё про бюллетень. И ещё, он позвонил Рубену, хотел узнать, где парни похоронены. Тот тоже высказал желание съездить на кладбище, так что они вдвоём сами как-нибудь съездят. Как только тому чуть полегче станет.

Ну, я тут же прикинул, что так даже лучше будет по эффекту. Сядут, накатят по паре стопок. Наверняка Рубен начнет всякие истории про своих друзей вспоминать, и Ираклий быстро поймет, что ни одной из них не знает. И, следовательно, не его это друзья, а Рубена. Может, после этого его, наконец, отпустит.

После пар поехал в спецхран, понимая, что в предновогоднюю неделю будет не до этого. А мне третьего января, крайний срок, записки Межуеву надо сдать.

Просидел там до шести и рванул на тренировку. Сатчан пригласил в понедельник на совещание на завод «Полёт».

– Мы же тренировку пропустим, – заметил я, – из-за этого совещания.

– Ну, не так часто они и бывают, – ответил Сатчан. – И потом, конец месяца, в твоих интересах не пропустить.

– Понял, – многозначительно улыбнулся я.

В субботу с утра поехали с Галиёй на рынок. Набрали мяса, овощей, сыра, творога и ещё какой-то всячины, уже к выходу направлялись.

Шёл за женой навьюченный, по две сумки в каждой руке и вдруг прямо перед собой увидел Серго Гавашели. Он от неожиданности как заголосил.

– О! Кого я вижу! – тут же развернул он меня. – Пойдём, пойдём! Мяса сейчас такого сделаю!

– Ох, а я уже у Кото взял, – оглянулся я на удивлённого Кото.

– Сыр, творог! Пошли!

– У Тины уже взял…

– Соленья?

– У Сосо Гурцкая, – развёл я полными сумками в стороны.

– А фрукты? – хитро посмотрел на меня Серго.

– Дорогая, а мы брали фрукты?

– Нет ещё, – ответила Галия, терпеливо ожидавшая меня.

– О! Пошли! – переключился он на неё. – Мандарины на Новый год детям! Гранаты!

– Да дети ещё грудные, – рассмеялась жена, но за мандаринами пошла и набрала полную сумку, килограмма четыре.

– У нас Тараса Семёновича мальчишки, Аришка, Родька, – начала перечислять она. – И вообще, на новогодний стол надо.

– Перед Новым годом ещё приходите, – заговорщицки посмотрел на меня Серго. – И сразу ко мне. Я вам всё, что вы купили, дешевле сделаю. Раз теперь понятно, что вас тут все знают…

– Спасибо! – улыбнулся я. Он протянул мне руку. Пришлось сумки поставить, чтобы её пожать.

Надо не забыть в следующий раз дефицитную книгу с собой на рынок взять, с Новым годом его поздравить.

Святославль. Святославское управление милиции.

– Всеволод Сергеевич, а что там за история с Шанцевым? Почему он до сих пор на свободе? – выжидающе уставился на Рыкова Ваганович. – Что происходит, вообще? Невиновный человек при смерти, неизвестно выживет ли, а преступник дома преспокойно чаи распивает?

– Это кто невиновный? Зауров, что ли? – недоумённо посмотрел на первого секретаря горкома начальник милиции города. – А как вам, что у него к двадцати восьми годам уже две ходки?

– Ты мне это брось! – зашипел Ваганович. – Это что ж, если человек оступился, его убивать можно?!

– А то, что они с братом машину автобазы угнали и на ней к Шанцеву приехали, вас не смущает? Если Зауров старший выживет, как минимум, за угон сядет. А судя по всему, там и разбой наклёвывается. Правда, медики говорят, что шансов у него мало…

– Тем более! Убийца должен сидеть в тюрьме! – настаивал на своём Ваганович.

– Я понял, – устало кивнул Рыков, решив больше с Вагановичем не спорить. Раз уж тот так закусился…

Как Загит отоспался после дежурства, к нам заглянула Анна Аркадьевна. Она уже оказалась каким-то образом в курсе, что мы с женой вечером идём в театр и пришла помогать маме сидеть с детьми. Искренне поблагодарил её, нам с женой было гораздо спокойнее оставлять их. А с Галией переглянулись озорными взглядами. Неужто у Загита что-то может с главбухом получиться? Может, в принципе. Он хоть и сам стесняется без повода к ней ходить, насколько я понял, зато она совсем не стесняется лишний раз его проведать. А настойчивая женщина многого способна добиться от доброго мужчины на распутье…

Для Галии посещение театра было событием с большой буквы. Она нарядилась, причесалась, надела шубу. Приехали специально пораньше, хотели с ней осмотреть театр, познакомиться с фотографиями актёров.

По нашим контрамаркам нас посадили в первом ряду у центрального прохода. Первое действие представляло из себя больше концерт, нежели какое-то связное повествование. Но энергетика сумасшедшая. Не зря Родька так вдохновился. Я сам был в восторге.

Буфет порадовал балыком и бутербродами с красной икрой. Взял нам с женой по бокалу шампанского чтобы уже все тридцать три удовольствия сразу.

А после антракта, когда мы вернулись на свои места, к Галие подошла администратор, вручила ей большой букет и попросила поблагодарить артистов в конце спектакля. Жена сначала растерялась, но я подбодрил её и сказал, что ей для работы надо учиться преодолевать страх публичных выступлений.

Она успокоилась и наслаждалась концертом и букетом всё второе действие.

А в конце началось самое интересное. Галия вышла к сцене, вручила старшей актрисе букет. И нас с ней уже артисты не выпускали из виду. Очень скоро нас пригласили за кулисы и нас встретили Яков с Идой и проводили к себе в гримёрку.

Там нас ждал ещё один человек, представился заведующим театра по литературной части Бояновым Михаилом Алексеевичем. Толстенький, невысокого роста человек с очень живой мимикой. Хоть на сцену его отправляй выступать…

В гримёрке был накрыт стол, опять шампанское, конфеты, мандарины. Мы выпили за знакомство. Посмеялись над какими-то шутками. Вскоре Галие принесли её шубу, а мне мое пальто. Оказывается, гардероб закрылся.

Михаил Алексеевич начал вдруг активно жаловаться на отсутствие современной цыганской драматургии. Мол, концерты – это хорошо, но руководство требует расширения репертуара. При этом обязательно с цыганским колоритом.

Никак не мог понять при чём здесь, вообще, мы с женой, и почему должны вникать в эти детали. И чем мы можем им вообще помочь в деле цыганской драматургии? Но тут Михаил Алексеевич дал понять, что читает мои статьи в «Труде». Яков при этом смущённо отвёл глаза, и я понял, что он похвастался начальнику, что лично знаком со мной. Вот поэтому я здесь и оказался.

– Где взять драматурга по цыганской теме? – спросил меня Боянов и уставился на меня с надеждой. – Именитые драматурги мне отказали. Говорят, якобы без вдохновения не способны творить. Как будто я не знаю, про что их постановки… Так я им и поверю, что у них раз в два года, как по часам, вдохновение возникает писать про соцсоревнование… И ведь то же самое, но немного другими словами десятилетиями штампуют… А вот если бы кто начинающий, но талантливый взялся бы помочь…

– Да вы что? – начал улыбаться я, сообразив, наконец, на что намекает Боянов, но, увидев их лица, понял, что они не шутят. – Вы сейчас серьёзно?

– У вас прекрасный слог. Почему бы вам не написать для нас что-то на злободневную тему? – предложил Михаил Алексеевич.

– Предлагаете драматургом стать? – удивлённо посмотрел я на них. – Увы, при всей моей занятости – это точно то, чем я не буду заниматься.

– Очень жаль, – расстроился Боянов.

Какие же они все чудные! – подумал я, когда мы с женой вышли из гримерки Данченко, оставив их переодеваться после концерта, а Боянов лично проводил нас до выхода. – Можно подумать, это так просто, взял и пьесу написал. Там же свои правила, действия, мизансцены… Этому учиться надо! А они к мальчишке, статьи которого в «Труде» понравились, с этим обращаются.

Поймал такси и, пока ехали, все думал над этой ситуацией. С чего они взяли, что у меня получится? Хоть и отказался уже, а мысль из головы не улетала…

– О чём задумался? – пихнула меня легонько локтем жена.

– Да неприятно было людей разочаровывать, с одной стороны, – ответил я. – А с другой… Ну какой из меня драматург? Хотя вся эта их детская простота, мол, парень, выручай, подкупает, конечно. Как в сказке про Ивана дурака… Вскочил на печь, да разнес половецкую рать…

– Ты у меня не дурак! – провела ладонью по моей щеке Галия.

– Ну так и персонаж той сказки тоже дураком отнюдь не был… – задумчиво ответил я.

– Переживаешь, что цыган отказом обидел? – догадалась Галия. – Давай я попрошу Михаила Андреевича познакомить тебя с одним его другом. Он же, как раз, для театра что-то пишет. Ты у меня же умный, может, для тебя это сущим пустяком окажется. Как со статьями для газеты выходит. Мне никто из подруг не верит, когда я рассказываю, что ты статьи для «Труда» по одной за пару часов пишешь. Даже обижаются, думают, что я их разыгрываю…

– Этот его друг, надеюсь, в прозе творит? – заинтересовался я. – Не в стихах?

Жена рассмеялась и обещала поговорить с художниками по поводу их знакомого драматурга.

Святославль. Дом Шанцевых.

После нападения Зауровых, Александр Викторович не находил себе места. Стал опасаться темноты, на улице появилась острая необходимость всё время оглядываться. Жена ему сказала, что так и до психоза недалеко.

– Психоз – это когда ждешь нападения, а никто не собирается нападать, – проявил эрудицию директор, – а у меня бдительность.

– Что же это за напасти всё на нашу голову, – начала причитать Наталья. – То одно, то другое. Вдруг, опять посадят!

– Да за что?! – возмутился Александр Викторович. – За самооборону от двоих уголовников?

– Тебя ни за что чуть не посадили. А тут такой повод хороший, – ответила ему жена. – Тем более, если Зауров не выживет… Хорошо хоть, я теперь знаю кому звонить, чтобы помогли…

Вспомнив про Ивлева, директор вспомнил тут же и про Ахмада. Видимо, Алироев это всё заранее просчитал, – подумал Шанцев, – и решил, что оно того не стоит. Как бы его бегство не выглядело в самом начале, но сейчас Ахмад сидит замначальником отдела на большом московском заводе, его жизни ничего не угрожает, живут себе с женой и радуются. В отличие от него, от Шанцева. Вот и кто, в этой ситуации, дураком в итоге оказался?

Александр Викторович с досадой подумал, что всё только запутывается с каждым днём всё больше. Кто друг? Кто враг? Что за фортель выкинул в день нападения Герман?

Шанцев распорядился отстранить его от работы в качестве своего личного водителя и указал на него Рыкову, как на возможного соучастника.

Перед глазами до сих пор стояло потрясённое лицо Германа в тот момент, когда он ему об этом объявил. Но Александру Викторовичу было всё равно на его обиду, речь уже шла о его жизни и смерти. Зауровы шли с намерением его убить, ну, или во всяком случае, сделать калекой, не способным не то что заводом руководить, а себя обслуживать. Шанцев был уверен, что за этим нападением стоит Ваганович. А насколько у него длинные руки, Александр Викторович уже имел возможность убедиться.

Надо что-то срочно предпринять, – думал Шанцев. – Иначе меня могут осудить уже на реальных основаниях, был бы человек, а статья найдётся. Не дай бог Зауров помрёт, припишут же превышение самообороны и здравствуй лесоповал.

Поразмыслив над сложившейся ситуацией, Шанцев позвонил бывшему однокурснику в Брянск и договорился с ним на завтра о встрече.

В воскресенье часов в десять позвонил Фирдаус, поинтересовался, как у нас дела, как у всех здоровье. Чувствовалось, что он хочет о чём-то спросить, так он растягивал и подбирал слова.

– У тебя будет возможность позаниматься с Аишей экономикой? Сессия скоро, – наконец, спросил он.

А, он насчёт воскресных лекций… Что же нам делать-то? У меня этим заниматься совсем не вариант. У них в квартире, наверняка, тоже. Там сразу несколько оснований для прослушки. Сам Фирдаус иностранец, да богатый, может что-то да сказать интересного для Комитета. Аиша иностранка тоже… Да теперь еще и Диана на них работает. Может возникнуть соблазн проверить, не растрепалась ли она мужу о своем сотрудничестве с КГБ, или не утаивает ли что-то от куратора?

– Я сейчас узнаю у жены, какие у неё на сегодня планы и перезвоню тебе, если найду возможность, ладно?

– Хорошо, спасибо.

Где же нам заниматься? В кафе сидеть опасно, услышит ещё кто-нибудь. В библиотеке? В читальном зале… Да там такая тишина, каждое моё слово будет разноситься на весь зал. В заводской бы библиотеке где-то засесть. В воскресенье и библиотекаря не будет… Но на ЗИЛ иностранцев провести, это целая история… Так, а если на «Полёт»? Там же нет такого режима секретности. И две комнаты музейных! Ага... А не пора ли мне воскресный кружок любителей древности открыть?

Пошёл на улицу к автомату и позвонил Сатчану.

– Привет, с автомата звоню, – сразу сказал я. – Скажи, а можно попасть в воскресенье в наш музей на «Полёте»?

– Не знаю. А зачем тебе?

– Репетиторством заняться негде, – честно ответил я.

– Ты отдыхаешь, вообще, когда-нибудь? – удивился он.

– Да, вчера с Галиёй в театр ходили, – о том, что мне там неожиданно подработку предложили, говорить ему не стал. – Так что думаешь насчёт музея? Охране можно сказать, что я веду воскресный кружок любителей старины. У меня там будет несколько человек.

– Слушай, да не проблема, вообще, я думаю. Сделать тебе пропуск как сотруднику музея, будешь спокойно брать ключи на вахте.

– А с членами кружка как быть? У них же не будет пропусков?

– Слушай, ну будешь их лично встречать на проходной и выводить, – ответил Сатчан. – Думаю, этого будет достаточно. В понедельник приезжай пораньше, до половины шестого, сходим с тобой в бюро пропусков. Только фотографию возьми.

– Вот, спасибо! – обрадовался я. – А сегодня не получится договорится, чтоб нас пропустили? А то в следующие воскресенье уже Новый год, я не буду ничего проводить и большой слишком перерыв будет.

– Ну, давай, я сейчас попробую Прокофьеву дозвониться, если он дома, то скажет охране вас пропустить, – озадаченно ответил Сатчан.

– Прокофьев это кто?

– Главный инженер «Полёта». Перезвони мне через пару минут.

– Договорились.

Я перезвонил ему, мне повезло, главный инженер оказался дома и обещал предупредить охрану насчёт «воскресного кружка любителей старины». Отлично! В понедельник оформлю пропуск и будет у меня личная приёмная.

Тут же перезвонил из автомата Фирдаусу и пригласил их на экскурсию в заводской музей. Ему не надо было ничего объяснять, он с готовностью записал адрес, мы прикинули, сколько ему ехать. Они ещё ждали Марата, он собирался приехать к ним сегодня в любом случае. Рассчитывал, если будет лекция, значит, будет заниматься, а не будет, поедут куда-нибудь гулять с Аишей.

Обломал я ему свидание.

В итоге встретились мы у проходной завода «Полёт» часа через полтора. Мне на проходной дали расписаться в журнале за ключи от обеих комнат и показали, какая дверь в здании остаётся открытой на выходные. Остальные они закрывают.

Мы осмотрели обе комнаты, экспонатов там набралось уже очень прилично. Остановились на комнате с большим круглым столом посередине, только стульев нам не хватило. Марат уселся на сундуке, а мне пришлось стоять.

Даже не смогли вспомнить, когда мы собирались последний раз перед этим. Да не суть важно. Быстренько вспомнили, о чём уже говорили и перешли к основным элементам рыночного механизма. Рассказывал про спрос, предложение, цену и конкуренцию.

– Следующий раз соберёмся уже после Нового года. Надо будет принести с собой термосы с чаем, – заметил я, что в горле пересохло, а тут, даже, и глотнуть нечего.

Первый раз надолго засиживаться не стали. Отзанимались полтора часа, а потом разглядывали экспонаты музея ещё минут двадцать. Особенно Марата это увлекло.

– Если тебе так нравится все связанное с древностью, то подумай о том, чтобы на исторический факультет поступать, – посоветовал я ему, – может, это твое призвание.

Марат кинул незаметный взгляд на Аишу, и тут же покачал головой,

– Нет, мне нужно этому твоему бизнесу лучше обучаться.

Да у него сильная мотивация… Похоже, в мыслях он уже на Аише женился и помогает ей во всем, в том числе и с бизнесом… Интересно, а сама Аиша в курсе о такой своей роли в мечтаниях Марата?

Брянск. Кафе «Ласточка».

Шанцев ждал Валентина Ткачёва, служившего водителем в КГБ, и обдумывал свою ситуацию.

– Привет, – пришёл Валентин ровно к назначенному времени. – Чем так озадачен?

– Валь!.. Я в такой заднице! – с отчаянием посмотрел на друга Шанцев. – Начал собирать информацию на нашего первого секретаря горкома. Так на меня в прошедший четверг два зэка напали.

– О, чёрт, – поразился Ткачёв. – Что именно случилось?

– У дома двое поджидали, один с монтировкой. Я как чувствовал! Гвоздодёр из портфеля вытащил и первым ударить успел. А второго мой пёс успокоил, через забор сиганул.

– Так… Говоришь, информацию собирать начал? А потом нападение?

– Да. Я к этим уголовникам, вообще, никаким боком отношения не имею, никогда не пересекались. Это, явно, по чьей-то наводке. Ну не грабить же они пришли дом с двумя московскими сторожевыми.

– Так… А что за информацию тебе удалось собрать?

– Ничего особенного, вроде, ради чего стоило меня убивать или калечить…

– Ну, это как посмотреть... Давай выкладывай.

И Шанцев рассказал другу о растрате средств на строительство новой водокачки.

– Ваганович убедил комиссию из Брянска, что дорогу делали к месту будущей стройки. Кто-то получил нагоняй за перерасход сметы, а тесть Вагановича дорогу к самому дому.

– Нормальный ход, – усмехнулся Валентин. – Удивляюсь я их наглости. Можно подумать, вокруг одни дураки и никто ничего не понимает.

– Да все всё понимают, но молчат, – с досадой ответил Шанцев. – Я пару вопросов всего задал, чуть на тот свет не отправился. Но, по правде сказать, не знаю, даже, что лучше. Может, и надо было дать башку себе проломить…,

– Чего? – удивлённо уставился на него друг.

– Да один из нападавших в больнице, в тяжёлом состоянии. Если он помрёт, у меня будут большие неприятности.

– Ну, ты даёшь, – ошарашенно помотал головой Валентин. – Слушай, ну давай, я поговорю со своим начальством. Что тут можно сделать? Может, перепроверить эту историю с дорогой к дому тестя вашего первого секретаря. Если на тебя из-за неё напали, то, может, там ещё что-то есть? Давай, всё что знаешь, или кто знает? Попытка не пытка. Самого Вагановича проверять не дадут без санкции сверху, но можно замаскировать под интерес к какой другой фигуре рангом пониже.

Шанцев рассказал другу про начальника коммунальных предприятий города Полякова, тот записал себе все фамилии и должности, название деревни Шамордино и обещал ему донести до начальства его историю.

Не оставляли мысли насчёт пьесы для «Ромэн». Вспомнилась свадьба Лины, колхоз, целая цыганская улица… Ёлки-палки, да на самом деле, у меня есть с кого писать, есть фактура, как говорится. Художники фотографий тогда наделали тьму-тьмущую, для погружения в атмосферу более, чем достаточно. Мне бы только посмотреть, как всё это оформляется правильно. Там же действия, наверняка, должны быть рассчитаны по времени, одинаковое время до антракта и после… Мне бы эти, чисто технические, моменты кто-то объяснил, так я и напишу им пьесу. Блин! Самому интересно стало.

Кто другой сказал бы, что я с ума сошел, что суюсь в разные новые области. Но я так психологически разгружаюсь. Если что-то освоил на высоком уровне, интерес к этому быстро пропадает. Я это делаю, работа есть работа, но гложет любопытство, а что еще я мог бы делать не менее хорошо? А особенно меня стимулирует возможность еще и хорошо заработать, обучившись чему-то новому. Мне в театре мысль сразу в голову не пришла, что за пьесу могут много денег заплатить… А потом все же осенило. Это же СССР, здесь за это большие суммы платят. А ведь потом, наверное, еще и за каждую постановку будут что-то начислять?

Любопытство к новому – это особенность моей натуры, что мне здорово помогла, когда я попал в 1971 год. И бухгалтерией я занимался, и аудитом, и статьи писал в прежней жизни. А они тут удивляются, как у меня все это гладко получается…

Пока мы с Загитом гуляли с детьми, Галия сходила к художникам. Они пригласили нас в следующую субботу к себе в гости.

– Тот драматург, о котором я говорила, как раз, приедет к ним за подарками для друзей и родственников, – радостно сообщила мне жена. – Посидим, чай попьём, заодно поговоришь о делах.

– Может, он ещё не захочет со мной говорить, – удивился я её уверенности.

– Почему? Ты ему очень понравился, – с недоумением посмотрела на меня жена.

– В смысле, понравился? Когда?

– Мы же знакомы! Помнишь, приезжал за картиной, когда художники были на пленэре? Ну, Леонид! Трактор в подсолнухах.

– Ах, трактор в подсолнухах! – начал припоминать я. – Так он драматург?

– Да, и какой-то очень заслуженный, – подтвердила жена.

– Точно, точно… Михаил Андреевич мне что-то такое говорил. Ну, отлично! Тогда порядок.

Остаток воскресенья расписывал новинки для Межуева, а в голове уже потихоньку закручивался сюжет для пьесы.

Святославль.

Капитан КГБ Назаров дождался Полякова возле его дома, прикинув, что тот, как представитель старой гвардии, приедет на обед домой. Так и случилось.

– Поляков Василий Игнатьевич? – уточнил он для проформы. И так было понятно, что это хозяин домой вернулся, собачонка во дворе встретила его, радостно поскуливая и крутя изо всех сил хвостом. – Капитан Назаров, – предъявил он ему удостоверение привычным жестом.

– Проходите, – кивнул Поляков. – Мася! Свои!

Но Масе было плевать, свои, чужие. Капитан был яростно облаян и слегка прикусан за ботинки, пока дошёл до дома.

У супруги Полякова к приходу мужа было уже всё готово, она быстро выставила на стол вторую тарелку, но капитан решительно отказался обедать, и хозяин пригласил его в гостиную за круглый стол в центре комнаты.

– Василий Игнатьевич, – сразу перешёл к делу капитан, – нас интересует строительство новой городской водонапорной башни. Что вы об этом знаете?

– Начали строить, – с подозрением посмотрел на него Поляков. – Уже дорогу проложили.

– А старая башня в этом же месте была? – поинтересовался капитан. – Как к ней добирались?

– Чаще всего, пешком, – ответил начальник коммунальных предприятий города.

– А дорога к ней была?

– Была. Грунтовая.

– А для строительства новой башни она не годилась?

– Строители считают, что нет. Я не специалист, вынужден верить на слово.

– Понятно. Спасибо, Василий Игнатьевич. До свидания.

Брянск. Кабинет первого секретаря обкома КПСС.

Не желая становиться пешкой в чужой игре, Рыков собрал все материалы по нападению на Шанцева и отправился в Брянск.

Ну их нафиг, и Вагановича, и Шанцева! – думал он. – У них там нашла коса на камень, а я подставляться должен? Пусть с ними областное начальство разбирается.

На приём к первому секретарю обкома Лютову он попал только во второй половине дня.

– Валерий Владимирович, – начал Рыков. – У нас в городе сложилась нездоровая атмосфера из-за неприязненных отношений первого секретаря Вагановича и директора Механического завода Шанцева. Ситуация уже, практически, вышла из-под контроля. В четверг на Шанцева было совершено нападение, он чудом не пострадал. Вот материалы дела.

Рыков положил перед Лютовым ощутимой толщины папку. Тот развязал её и начал просматривать документы.

– И что тут? Вкратце обрисуйте, Всеволод Сергеевич, – попросил он, чтобы не тратить на изучение материалов время.

– Два наших уголовника, братья Зауровы, пробы ставить негде, приехали на угнанной машине к дому директора завода и напали на Шанцева. А у того, как раз, с водителем непонятно что случилось, и он подозревать всех подряд начал, потому и готов был к нападению.

– А что там с водителем?

– Подсыпали что-то, похоже. С его слов, после этого ссал розовой мочой, как после пургена.

– Анализы сделать не догадались?

– Мне Шанцев поздно свои подозрения в отношении своего водителя высказал, время упустили, если что и было, всё уже вышло.

– Да… Дожили…

– Это ещё не всё, Валерий Владимирович, – сказал Рыков. – Один из напавших на Шанцева в больнице в тяжёлом состоянии. Врачи говорят, шансов у него мало… Ваганович требует ареста Шанцева. Просто прямым текстом требует так материалы дела сфабриковать, чтобы я дал ему основания на вас выходить, как в прошлый раз было, а вы разрешение дали на арест.

– Опять?!

– Опять. Хорошо бы подключить независимых сотрудников к рассмотрению этого дела. Я не хочу играть в ту же сомнительную игру, в которую играл сидящий сейчас под следствием Филимонов. Я честный милиционер.

– Вы очень правильно сделали, что пришли ко мне со всеми этими нюансами, Всеволод Сергеевич, – многозначительно сказал Лютов и протянул руку на прощанье.

Рыков вышел от первого секретаря, заметно успокоившись. Теперь можно спать спокойно. Что бы ни требовал от него Ваганович, он будет вынужден это согласовывать с Брянском.

Москва.

Самедов вспомнил про одну малышку, которая регулярно скрашивала ему отдых с коллегами в баньке одного из предприятий Гагаринского района. Регине он про неё говорить не стал во избежание ненужной ревности. Но, созвонившись с парторгом, он договорился через него о встрече с ней.

Девушку звали Наташа. Лет ей было уже за двадцать, но она была невысокой, миловидной, с большими глазами и длинными ресницами. Как соберёт волосы в косу, вообще, на школьницу похожа.

Он встретил её у проходной и проводил подальше от любопытных глаз до соседней улицы, где стояла его машина.

– Хочешь денег заработать? – усевшись в машине, спросил её Самедов, улыбаясь своим воспоминаниям о том, как приятно они проводили время.

– Сколько? – кокетливо улыбаясь, спросила она.

– Двести пятьдесят.

– Сколько? – перестала улыбаться Наташка.

– Сколько слышала, – усмехнулся Самедов.

– И что надо сделать?

– Написать письмо в газету «Труд» Павлу Ивлеву. Душещипательный рассказ о том, как тебя такую бедную, невинную склоняет к близости заместитель управляющего делами аппарата ЦК КПСС Кожевников. Запомнишь? Запиши лучше. Кожевников Никита Богданович.

Он ещё раз продиктовал ей его должность и научил, где и как она могла с ним познакомиться и как он выглядит. А также Наташка записала, как зовут журналиста.

– Ну-ка, покажи мне как ты будешь рассказывать журналисту, как тебя склонял этот Кожевников, – глядя на неё сальными глазками потребовал Самедов.

Наташка, не хуже народной артистки, и слезу пустила, и рассказала, как он ей под юбку руки совал.

– Молодец, – протянул ей стольник Самедов. – Это аванс. Сделаешь всё, как надо, получишь остальное. Почтовый адрес редакции посмотри на последней странице любого номера «Труда». Как письмо отправишь, скажи парторгу, – велел он. – Но не прямым текстом, просто попроси мне передать, что «все готово».

– А у меня проблем не будет?

– Что ты! Главное – обведи вокруг пальца этого пацана, а потом я тебе расскажу, что делать, чтобы проблемы были только у него…

Святославльский район.

– Ну, и что такой смурной? – поинтересовался полковник Нестеров у младшего сержанта, когда тот вёз его в часть из Святославля. – С девчонкой своей поссорился?

– Нет, что вы, Владимир Филиппович, мы с Эммой не ссоримся, – поспешно ответил Слава Комарцев. – Дядя её родной в неприятности попал. Слышали, наверное, на директора Механического завода нападение было?

– Кто ж не слышал?

– Так вот, дядя Эммы личный водитель Шанцева. И в тот день ему подсыпали что-то, у него с желудком беда была, он не смог отвезти директора домой и теперь Шанцев его соучастником нападения объявил.

– А анализы сделать?

– Да поздно спохватились. Дяде Эммы и в голову не пришло, что его Шанцев в таком заподозрит. Сколько лет он его уже возит! Возил…

– Ну, Шанцева понять можно, – заметил полковник. – Ничего, милиция разберётся, кто там кому соучастник.

– Да? – удивлённо взглянул на командира Славка. – Как в прошлый раз? Когда Шанцева самого посадили и заодно отчима Паши Ивлева? Если бы не Паша, они бы так и сидели до сих пор на пару.

– Ну, а может, он и дядьке Эммы твоей поможет? – предложил полковник.

– Точно! Владимир Филиппович, а разрешите из вашего кабинета позвонить ему? – взмолился Славка.

– Ну, что с тобой делать? Звони, конечно, повод-то важный! – разрешил полковник. – Тем более я сам тебя на эту мысль навел…

– А должность какую писать? – спросила сотрудница бюро пропусков главного инженера часового завода «Полёт» Прокофьева.

– Должность какая? – оглянулся он на нас с Сатчаном.

– Лектор? Экскурсовод? – предложил варианты я.

– Давай, лектор, – решил Сатчан. – Тем более, ты в обществе «Знание» лекции читаешь.

– Лектор, – ответил своей сотруднице Прокофьев и скоро выдал мне новенький пропуск тёмно-синего цвета.

Вот и ещё одна корочка в моей коллекции.

Поблагодарили его и направились в спортивно-оздоровительный комплекс. Наша команда только собиралась. Стол нам накрыли сегодня праздничный, неделя до Нового года осталась. Настроение у всех было соответствующее.

Дела начали обсуждать, только выпив. Тем более атмосфера располагала. Вначале выслушали хвалебную речь от Захарова, подводящую итоги года, а затем и получили конверты.

– Сегодня было заседание Политбюро, на котором я присутствовал, товарищи, – торжественно объявил после этого он. – Рассматривали инициативу товарища Сатчана по поисковым отрядам. Методичка твоя, – посмотрел он на обалдевшего тёзку, – прошла все согласования и получила высокую оценку. Очень высокую. Сразу после Нового года будет распространяться непосредственно на местах.

– О, ну, наконец-то, – обрадовался я. – А то у меня каждое второе письмо об этой инициативе, мол, статья вышла, а дальше что? Теперь можно написать небольшое продолжение о продвижении этой инициативы. Какие, кстати, перспективы? Весной можно уже ожидать начало поисковых работ?

– О, о, гляньте на него, Виктор Павлович, журналист, блин! – улыбаясь, наклонился к Захарову Бортко. – Интервью у вас берёт.

– А что вы думаете? Информация из первых уст, между прочим! – серьёзно ответил им Нечаев. – Завтра уже в газете будет.

– Ну, не завтра, – улыбнулся я.

– Молодец, Павел. Так и надо, – одобрительно кивнул Захаров. – А насчёт весны, всё будет зависеть от инициативности товарищей на местах. Сам понимаешь, заставлять людей этим заниматься никто не будет. Хуже нет превращать такие порывы души в обязаловку.

– На местах, всё равно, перегибы будут. У нас без этого не могут, – недовольно отозвался Ригалёв.

– А вот я и напишу, что это всё исключительно добровольно! – ответил я. – И работать должны только те, кто сами пришли. Уверен, их все равно очень много будет. О войне и ее героях люди помнят… Зато патриотическую атмосферу не испортят принудительно нагнанными работниками.

– Правильно! – поддержал меня Захаров. – Так, дальше. По поводу твоей статьи насчёт трагедии на обувной фабрике. Мы сделали официальный запрос в редакцию по поводу основания для её выхода, нам предоставили твой оригинал с фамилиями и адресами и на прошлой неделе там началась прокурорская проверка. Так что, будь готов после Нового года заняться этой фабрикой.

– Понял, – кивнул я. – Какая у меня задача?

– Познакомиться с предприятием. Осмотреть их специальный цех с высококачественной обувью. Ну, и желательно увеличить выпуск такой востребованной продукции. Планируем на хозрасчёт фабрику переводить.

– Там целый склад неликвидов, – вспомнил я. – Надо бы заняться его содержимым. Если там совсем никому не нужное дерьмо, то надо его как спецодежду по нашим другим предприятиям пристроить. За деньги его покупать, может, никто и не станет, а получить бесплатно и носить на работе, почему нет? Это совсем другое дело. Предприятия какую-то денежку за спецодежду для работников оплатят, и это уже лучше для обувной фабрики, чем забитый неликвидом склад. Но это уже после перехода на хозрасчёт надо сделать. А склад этот большой, – глянул я на Сатчана и тот кивнул, подтверждая. – Может, он, конечно, и не битком забит. Но, всё равно, если всё вот так оптом продать, глядишь, и на ремонт деньги появятся, и на дороги.

– Может, и на оборудование новое хватит, – задумчиво кивнул Бортко.

– Займитесь, – распорядился Захаров, глядя на него.

– Пусть прокуратура там закончит сначала, – ответил тот, – а потом уже зайдём после Нового года и всё там не спеша проверим.

– Хорошо, – кивнул Захаров и перешёл к другим вопросам.

Быстро обсудили оставшиеся дела. Мне пришлось ещё раз выступить по ситуации на автобазе.

– Наше предложение прошло все согласования, с Нового года база начинает работать по-новому, – доложил я. – А сейчас заранее обкатываем схему на одной из машин, всего же не предусмотришь.

По шинному заводу, доложил Осипов, с НИИ по зимней резине связались, согласовывают сейчас экспериментальное производство на базе нашего предприятия.

Отметил про себя, что уже про многие предприятия слушаю доклады коллег с пониманием, о чём речь, втягиваюсь потихоньку.

Когда все разошлись кто в сауну, кто в бассейн, я начал со всеми прощаться.

– Не спеши, я тебя подброшу домой, давай, через полчасика пойдём, – предложил мне Сатчан. – Ганин тебе подарок к Новому году передал. У меня в багажнике лежит.

Отлично! – подумал я и пошёл в сауну к мужикам.

Москва. Оздоровительный комплекс завода «Полёт».

Народ потихоньку переходил в сауну. Оставшись за столом наедине с Сатчаном, Захаров показал ему жестом задержаться.

– Ты, вообще, понимаешь, – пристально глядя ему в глаза, начал Захаров, – какой это колоссальный политический трамплин для тебя – эта методичка по поисковым отрядам?

– Догадываюсь, – скромно ответил тот.

– Твоя фамилия теперь на слуху у членов Политбюро... А чья это, всё-таки, была идея про поисковые отряды, твоя или Ивлева? – как бы между делом поинтересовался Захаров, поднимаясь из-за стола.

– Честно? Его, – ответил Сатчан, глядя на Захарова, озадаченно покачавшего головой в ответ.

Сатчан задумчиво проследил, как тот скрылся в сауне, и пошёл в раздевалку собираться.

– Я сегодня же начну писать заметку про поисковые отряды, – поделился я с Сатчаном, когда он вёз меня домой. – Укажу тебя, как автора методички. Будь готов к тому, что народ начнёт писать. У меня сейчас вся семья письма разбирает, что в редакцию на моё имя приходят. Это оборотная сторона медали, которая называется известность, – улыбнулся я.

– Да меня уже и Захаров сегодня предупредил, что моя фамилия уже на слуху у членов Политбюро.

– Это же хорошо. Главное, чтобы мы на слуху были только в связи с чем-то хорошим. А то помнишь, что мне в университете одна мамзель устроила?

Святославль.

После визита сотрудника КГБ, начальник коммунальных предприятий города не находил себе места. Правильно ли он ответил на его вопросы? – мучительно вспоминал он свой с ним разговор. Надо ли рассказать Вагановичу, что им уже и КГБ интересуется?

Но немного успокоившись, Поляков решил ничего никому не рассказывать. Мало ли кто к нему заходил? У него часто бывают посетители. На то он и начальник. И вообще, одно дело про длинный нос директора завода Вагановичу докладывать, другое дело – про вопросы от КГБ. С этими парнями молчание – золото.

Ну и совсем не понравилось Полякову, что с Шанцевым произошло вскоре после того, как он его Вагановичу заложил. Явно не стоит ему к Вагановичу являться с информацией, что его КГБ пытает по поводу его возможных злоупотреблений. А то еще запаникует, и решит и его убрать. И уже к нему двое зэков с монтировкой однажды в темнотках подскочат. А он не фронтовик, как Шанцев, не отобьется…

По пустым улицам приехали быстро. Сатчан выдал мне две стопки книг, завёрнутых в плотную бумагу и я, попрощавшись с ним, довольный потащил их к себе.

– Слава Комарцев звонил, – взволнованно сообщила жена. – Дядю Эммы обвиняют в соучастии в нападении на Шанцева.

– Что? Каком ещё нападении? – перевёл я взгляд на подошедших Ахмада с мамой.

– Мы попытались позвонить на завод, но никого уже не застали, – взволнованно ответил отчим.

– А самому Шанцеву звонили? – спросил я. – У него же есть дома телефон.

– Мы про него и не подумали, – шлёпнул себя по лбу Ахмад и тут же схватился за телефон.

– На него же напали, – оправдывалась мама. – Я испугалась, что с ним всё плохо…

– А Славка что говорил про нападение? – поинтересовался я как можно спокойнее, видя, что все взвинчены до предела.

– Ничего не говорил особо, просил только тебе передать про дядю Эммы. Он из кабинета командира части звонил…

– Давно?

– Может, с час назад, – ответила Галия.

– Ладно, давайте, сначала Шанцеву позвоним, – решил я, – а потом попробуем в часть дозвониться. Там же святославский номер? – взглянул я на Ахмада, прикидывая, как мне заказывать разговор с частью, как со Святославлем или ещё как-то?

– Понятия не имею, – ответил обескураженно отчим. – Ни разу никому в часть не звонил.

Тут зазвонил телефон, нас соединили с Шанцевыми. Разговаривал Ахмад, а мы все столпились вокруг него, прислушиваясь. К нашему облегчению сразу выяснилось, что с Александром Викторовичем всё хорошо, он жив и здоров. Но крепко досталось одному из братьев Зауровых, напавших на него, непонятно, выживет ли. И на этой почве Шанцева сильно колбасит, ему могут впаять превышение самообороны. На вопрос Ахмада, а что там с водителем, Шанцев ответил, что милиция разберётся.

Дальше они перешли к обсуждению деталей нападения, послушал немного и ушёл на кухню. Во, дела! Зауровы, значит… Ну мир и тесен!

Вспомнил, как топором от них отмахался, все эти длинные переговоры, что Аристарх с местным криминальным авторитетом вел по поводу моих проблем с ними. А Шанцев, значит, голову одному из них пробил… И теперь боится, что тот помрет и его за это посадят. Повезло мне, что тогда топором никому голову не проломил…

Семья долго не могла успокоиться. А Загит сказал, что в Святославле всяких плохих событий происходит больше, чем в Москве. Не узнает он город, в котором столько прожил…

Разговор с воинской частью заказывать не стал, поздно уже. Завтра позвоню. А заодно и в бухгалтерию, Ирина Викторовна мне всё расскажет…

Квартира первого секретаря Брянского обкома КПСС.

Весь вечер Лютов думал, что же ему делать с Вагановичем и Шанцевым. Когда Филимонов Шанцева первый раз закрыл, тут же Москва отреагировала, причём, там всё до мелочей знали, даже то, о чём в Брянске никто ни сном, ни духом.

Шанцева, однозначно, топить нельзя без железных оснований, тут же Москва опять возбудится. И в этот раз можно уже и с кресла слететь, слишком мощная поддержка у директора Механического завода в Москве. Тем более, как Рыков считает, и вины за ним никакой нет.

Лютов представил, как на него зэки с монтировкой выскакивают, фотографию ее он видел приложенной к делу, и поежился. Сумел бы он сам в такой ситуации отбиться, как Шанцев? Захотел бы сесть в тюрьму за то, что спас свою жизнь от уголовников?

Так, значит, никаких шагов с его стороны, что могут побудить московских покровителей Шанцева вновь на него обрушиться, делать нельзя. Пусть прокурор области сам там разбирается. И кстати, Соловьёв докладывал, что ему подчинённые жаловались на Вагановича, что тот мешает расследованию дела Филимонова.

Скажу Соловьёву отправить опять в Святославль своего зама Красина, чтоб он навёл там порядок, – решил Лютов.

Полученный конверт с моей долей меня порадовал. Похоже, мой процент пересчитали. По крайней мере, денег оказалось на тысячу двести больше, чем в прошлый раз получил.

Деньги, пока, придумал прятать в раме за нашим с Галиёй портретом. У меня там было уже два конверта. Пока никуда деньги не вкладывал, рассчитывая «взять у кого-нибудь в долг» для Руслана, когда им понадобится дом Ахмада выкупать. Но, в принципе, уже надо думать, что на эти деньги покупать. Была мысль разыскать нашего представителя примитивизма Пурыгина, пока он в США не эмигрировал и художника-иллюстратора Пивоварова. Он тоже, вроде, эмигрирует куда-то вскорости. Больше, к сожалению, никого вспомнить не смог, далёк я был от этой темы. Но работы этих художников будут очень цениться со временем. Главное, не выкупить у них те работы, которые их должны прославить. А как тут угадать? Я же понятия не имею, чем именно они прославились…

Так что, как решится вопрос с домом у Руслана, так и буду принимать решение по покупке картин… А нет, еще надо дождаться решения вопроса с квартирой над нами, мало ли Ахмаду не хватит на ее выкуп… Вот после этого и начну действовать.

После ужина закрылся у себя в кабинете и ещё до полуночи написал небольшую заметку о развитии поискового движения в стране. Особое внимание уделил недопущению формального отношения к этой работе как со стороны организаторов на местах, так и со стороны рядовых участников.

Слишком большую цену заплатил наш народ за эту Победу, – писал я. – Кто-то отдал свою жизнь, кто-то всю оставшуюся жизнь оплакивает погибших. Каждый воин, отдавший свою жизнь за Победу, заслуживает нашего уважения и нашей памяти. Пока не похоронены с почестями все павшие воины, война не может считаться оконченной.

Вторник начал с обзвонов. Командиру части дозвонился, сравнил святославские номера и заказал звонок в часть, как разговор со Святославлем. Владимир Филиппович нисколько не удивился, услышав мой голос, обсудили с ним ситуацию. Он тоже переживал за Германа. Но сказать мне ему, пока что, было нечего. Попросил только передать Славе, что я информацию принял и начал заниматься этим вопросом.

Зато разговор с Ириной Викторовной был гораздо информативнее. Она обрадовалась мне не на шутку.

– Паша, как хорошо, что ты позвонил. У нас тут такое творится!

Она мне рассказала, что Германа, точно, траванули пургеном. Ему было так плохо, он с работы уйти не мог часов до девяти вечера. Из туалета почти не вылазил.

– А Шанцев ему не верит, представляешь? В милицию на него заявил, – жаловалась она. – Если бы знала, что он так с ним поступит, сама лично Германа в больницу отвела бы в тот вечер на анализы.

– Да, тяжёлый случай, – проговорил я, соображая, что тут можно сделать. – Попробуем, Ирина Викторовна, задним числом разобраться. Не может быть, чтоб совсем никаких следов не осталось.

Она благодарила меня, прощаясь, как будто я уже выгородил Германа, а я понятия не имел, с какой стороны подойти к этой ситуации.

Прикинув, что ехать в Святославль в предновогоднюю неделю мне совсем не с руки, позвонил Ивану Николаеву на службу. На месте его, к сожалению, не оказалось, так что надиктовал для него дежурному записку, что жду звонка после четырёх часов.

В университет попал только ко второй паре. Во время большого перерыва сходил к Эмме Эдуардовне, поздравил с наступающим Новым годом первым томиком серии Конан Дойля. Она мне шутливо пригрозила, что пока я все тома этой серии ей не подарю, университет не закончу.

– Ну, Ганин, не подведи! – рассмеялся я, выйдя из её кабинета.

Святославль. Кабинет директора Механического завода.

– Саш, привет, это Ткачёв, – позвонил Шанцеву его друг из Брянска. – Плохие новости, Саш. Получил по башке сегодня от начальника своего за то, что напраслину навожу на уважаемого человека, мол, проверили, никаких нарушений не обнаружили. Я так понимаю, Саш, никто твои слова не подтвердил.

– Поджали все хвосты, как собаки трусливые! – выругался Шанцев. – Прости, Валь, что втянул тебя в это.

– Да ладно… Что будешь делать?

– Не знаю… Остаётся только ждать, что теперь следствие решит.

– Ну, понятно… Держись там.

– Угу. Спасибо тебе.

– Было бы за что, – с сожалением ответил Шанцеву друг и они попрощались.

После пар помчался в редакцию и оставил Вере пирожки из университетского буфета и заметку по поисковым отрядам.

– А это точно обсуждалось вчера на заседании Политбюро? – с сомнением спросила она, ознакомившись со статьей. Глаза у нее расширились сразу, как она про Политбюро прочитала, так что этого вопроса я от нее ждал, и не ошибся. А я специально это написал, чтобы всем было понятно, что инициатива дошла до самого верха и получила высокую оценку. Чтобы на местах её не забросили в стол.

– Точно, – уверенно ответил я.

– Откуда ты знаешь? – с подозрением уставилась она на меня.

– Сорока на хвосте принесла, – улыбнулся я. – Главлит проверит, не волнуйся.

– Ну, так-то да, – согласилась она и потянулась ко второму пирожку.

Попрощался с ней и хотел уже бежать, Ивана же попросил позвонить. Но Вера меня остановила.

– Куда?! Письма! – показала она мне на мешок.

– Опять? – удивлённо посмотрел я. – Мы только тот мешок разгребли.

– Извини. Люди пишут, – развела руками Вера.

Этот мешок оказался не значительно меньше предыдущего, но сильно полегче. Похоже, письма ещё не так плотно утрамбованы. Даже и сам донесу его, не буду тратиться на такси.

Приехал домой, а у нас Анна Аркадьевна. Мама руками всплеснула, увидев очередной мешок с письмами, на что соседка тут же отреагировала живейшим любопытством. Пока я раздевался, мама успела ей показать и рассказать, чем вся наша семья в свободное время теперь занимается. И ещё Ирина Леонидовна помогает.

Загит взял мешок и понёс его ко мне в кабинет. Анна Аркадьевна тут же вызвалась тоже помогать по мере сил и времени. Думаю, не без интереса в адрес Загита, конечно, но это уже не важно. С таким количеством писем желательно, чтобы весь подъезд мне помогал.

Успел перекусить и тут позвонил Иван. Поздоровались, спросили, как дела друг у друга. У него без изменений, он сказал, ответил ему, что и у меня также. Спросил его, насколько у Шанцева дела плохи? На что он ответил, что эти придурки Зауровы сами себя подставили, как минимум, под две статьи: угон и разбой.

– Возможно, там ещё одна статья прибавится, – заметил я. – В день нападения водителя Шанцева отравили. Как бы собрать об этом эпизоде побольше информации? А то Шанцев весь на измене, никому не доверяет, заявил на него, как на возможного соучастника, а ты же сам прекрасно знаешь Германа Либкинда.

– Да никто не рассматривает его как соучастника, – успокоил меня Иван.

– И всё же, Вань. Анализы вовремя не сделали. Теперь слово Германа против слова Шанцева. А Шанцев его от работы отстранил.

– Ну, я думаю, это временно, – предположил Иван.

– Это как? – удивился я. – А что потом изменится? Шанцев вдруг начнёт ему опять доверять? Сомневаюсь. Ему доказательства невиновности Германа для этого нужны, Вань, и следствию, кстати, тоже. Ты сам подумай, ну, не Зауровы же, которых каждая собака в городе знает, на улице зимой Герману куда-то пурген умудрились подсыпать. Ты как себе это представляешь? Это на заводе сделано, сто процентов. Там кто-то ещё был, их сообщник. И неплохо бы с этим разобраться. Даже, в целях безопасности того же Шанцева. И за Германа тоже переживаю. У Шанцева авторитет высокий. Что на заводе товарищи будут думать про Германа? А если скажет ему кто, что он заодно с бандитами был? А он в петлю вдруг полезет?

Брянск. Кабинет первого секретаря обкома КПСС.

Переговорив о ситуации в Святославле с прокурором области Соловьёвым и дав ему недвусмысленное указание разобраться там по справедливости, Лютов крепко задумался. Как бы там сейчас Соловьёв с Красиным не решили, Шанцева они закрыть никому уже не дадут. Но проблему это не решит, а только затянет конфликт Шанцева с Вагановичем.

Два барана! Сцепились и не понимают, что и сами рискуют, и всю область за собой ко дну могут потянуть. Где это видано, чтобы городское начальство так себя вело на глазах у всего честного народа?! И чего Вагановичу неймётся? Не угомонится никак, не успокоится… Ведёт себя так, как будто за ним весь Кремль стоит. Учился бы скромности у Шанцева. Пока тот в реальный переплёт не попал, так никто и не знал, что у него такие завязки в Москве. Сидел себе человек, спокойно работал и связями никогда не кичился…

А что, собственно, Ваганович себе такое позволяет? – вдруг подумал Лютов. – За ним же никого нет, помимо меня, а гонору! И одни проблемы постоянно создаёт. И к чему мне это терпеть? Точно!.. Пусть лучше мне будет обязан тот, кто своими связями без нужды не пользуется, но держит наготове…

– Виктория Романовна. Заседание бюро на завтра, первых секретарей горкомов пригласите. И Шанцева, директора Механического завода Святославля, ко мне завтра к одиннадцати утра.

Москва.

Получив от Самедова заманчивое предложение, Наташа, при этом, прекрасно понимала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке и даром такие деньги никто платить не будет. Ей очень хотелось заработать лёгкие двести пятьдесят рублей, но, в то же время, было страшно попасть в какой-нибудь замес, оговорив чиновника из ЦК.

Прежде чем сесть писать письмо, Наташа решила посоветоваться с приятельницей, которая в своё время и рекомендовала ей подработку в сауне.

– Тань, я нутром чую, это подстава какая-то, – жаловалась Наташа подруге.

– Свечкина, ты дура, что ли? Конечно, подстава! – воскликнула Татьяна. – Заместитель управляющего делами аппарата ЦК! Да он тебя как клопа раздавит! Тебя посадят или в психушку отправят! Совсем не соображаешь, что делаешь?

– Блин, Тань, но такие деньги…

– Какие? Ты свободой рискуешь! Проси в два раза больше и гарантии своей безопасности. А потом еще мне расскажешь, и решим, есть ли там вообще какая безопасность для тебя, или за твой счет пытаются свои проблемы решать, а тебя просто в расход спишут…

– Поняла! Спасибо, Тань!

Обрадовавшись, что не надо сразу отказываться от денег, а можно ещё поторговаться, Наташа решила завтра же вызвать Самедова через парторга на встречу.

Святославль. Дом Либкиндов.

У Германа внутри всё опустилось, когда он увидел на пороге своего дома бывшего соседа Ивана Николаева.

– Привет, – настороженно протянул он ему руку.

– Здорово, – ответил Иван. – Дело есть.

– Ну заходи.

Герман был уже готов ко всему и совершенно не удивился бы, если б оказалось, что Иван пришёл ему по старой дружбе сказать, что его дела совсем плохи.

– Зря ты анализы сразу не сдал, – начал Иван. – Сейчас бы не пришлось голову ломать, как доказать, что тебя потравили.

– Да мне тогда точно не до анализов было, – виновато ответил Герман, немного воспряв духом от услышанного. – Ты не представляешь, как я себя хреново чувствовал. Боялся от туалета отойти дальше десяти шагов. К директору и то пулей сбегал отпрашиваться…

– Давай вспоминай тот день. Где был? С кем пил? С кем ел? – потребовал Иван.

– Утром дома позавтракал…

– Не надо утро, с обеда где-то. Пурген быстро действует. Тем более тебе явно серьёзную дозу влепили, иначе в таких делах не действуют.

– На обед в столовую нашу ходил, – пожал плечами Герман.

– Может, чай с кем-то потом пил?

– Да нет…

– Тогда возвращаемся к столовой? Что брал?

– Суп рыбный был, пюре с мясной подливкой, салат капустный и кисель.

Иван записал себе всё это, а потом сказал:

– Так… Стандартный набор, значит, там бы ползавода потравилось, если бы в нем что-то было. А необычное что-то брал?

– Всё обычное, – расстроенно ответил Герман.

– Тарелки сам с раздачи брал? – уточнил Иван.

– Салат и второе сам. А суп тётя Зина наливает и сразу в руки отдаёт.

– А кисель?

– Ну, тоже сам взял с подноса. Правда, там парень один, не знаю его, в мой кисель яйцо варёное уронил, мой стакан с яйцом себе забрал, а свой мне поставил.

– Зачем?

– Ну, там выплеснулось с треть стакана, когда в него яйцо провалилось. Но он же тоже с подноса кисель взял… Блин!!! Вот же я дурак!

– Что за парень?! – вцепился в Германа Иван.

– Не знаю. С меня ростом, в чёрной робе…

– Возраст какой? Телосложение?

– Лет тридцать. Худой.

– Цвет волос, глаз! – настаивал Иван.

– Ну, обычный цвет волос, коричневый.

– А цвет глаз?

– Да не заглядывал я ему в глаза, – ещё больше расстроился Герман.

– Ладно. Завтра в столовую зайду, вдруг женщины на раздаче вспомнят его. Если не вспомнят, посажу тебя в отделе кадров, будешь опознавать его по фото.

– Спасибо, Вань, – ошарашенно ответил Герман. Впервые за все эти дни у него появилась надежда.

Попрощавшись с другом, Иван шёл в сторону своего дома. Теперь понятно, что пособник Зауровых просто поменял стаканы… Умно, – думал он. – На своём подносе удобнее таблетки подсыпать, чтоб никто внимания не обратил. Кисель если горячий, то растают быстро. Но если поумнее, мог и заранее растолочь в порошок и быстро размешать…

Святославль. Дом Шанцевых.

– Наташ, меня в обком завтра вызывают, – с порога сказал Шанцев жене.

– Зачем?

– Не сказали…

– Я так и знала! – начала всхлипывать жена. – Я как чувствовала! Вот, дался тебе Ваганович! А вон Ахмад, умный человек, уехал и живёт себе спокойно.

– Да при чём здесь Ваганович? Я за завод переживаю. Это ж детище моё. Как я его брошу?

– И что теперь? Зачем тебя вызывают? – шмыгая носом, достала Наталья белую рубашку мужа из шкафа. Потом подумала и заменила её на голубую.

– Сам не знаю, – расстроенно ответил Шанцев. – Не береди душу, Наташ, и без того тошно. Приеду, всё узнаю…

– Угу. Опять ночь спать не будешь, – продолжала причитать жена. – И я вместе с тобой. Сейчас валерьянку притащу…

Собираясь в среду на учёбу, поцеловал перед уходом своих мальчишек, жену, и вдруг подумал, что я вот на деньгах сижу, не зная, во что их вложить, а где-то дети растут без родителей и никто им лишний раз игрушку не подарит…

Отложил портфель и пошёл к телефону.

– Забыл что-то? – спросила жена.

– Как всегда! Хорошая мысля приходит опосля, – с досадой ответил я, набирая номер Варданяна с ЗИЛа. – Доброе утро, Михаил Аронович. Ивлев. С наступающим. Хотел узнать, вы уже подшефному детскому дому подарки к Новому году купили? Хотели бы с женой принять посильное участие, – подмигнул я Галие, стоявшей рядом и она одобрительно мне улыбнулась.

– Сладкие подарки приготовили, – ответил помощник секретаря комитета ВЛКСМ ЗИЛа. – Еще не отвозили.

– Может, еще игрушек каких купить? – предложил я. – Кинуть клич среди комсомольцев, мол, собираем, кто сколько может в детский дом на игрушки к Новому году.

– Да поздно, наверное, уже заниматься-то этим? – неохотно ответил Варданян. – Где мы сейчас игрушки заказывать будем?

– В Детском мире купим, – ответил я. – Наберём разных, так детям даже интересней будет. Это же благотворительность. Тут не обязательно централизовано закупать.

– Ну, надо посоветоваться. Можешь перезвонить чуть позднее?

– Конечно, – ответил я, попрощался с ним, взял из своей заначки двести рублей детям на подарки и отправился в университет.

Святославль. Столовая Механического завода.

Иван Николаев специально зашёл в столовую пораньше, чтобы в спокойной обстановке поговорить с работницами.

– А что, женщины, – улыбаясь, спросил он, – прошлый четверг хорошо помните?

Проживание в небольшом городке имеет свои плюсы. Все знали, что он работает в милиции, но он также был своим, еще пареньком бегавшим по этим улицам, поэтому разговор с ним никого особо не напрягал. Естественно, если у человека не было оснований опасаться милиции.

– Это когда на Шанцева напали? – спросила кассирша и все сотрудницы подошли к Ивану поближе.

– Да, – кивнул Иван. – Герман Либкинд в столовую заходил?

– Что ж вы, товарищ милиционер, хотите сказать, что он у нас отравился? – возмущённо спросила одна из сотрудниц и Иван мысленно отметил, что ни у кого сомнений нет в самом факте отравления директорского водителя.

– Нет. На вас я не думаю. Я хочу, чтобы вы вспомнили, кто за Германом в очереди стоял. Сам он не знает этого человека.

– Ну, ты захотел…

Пожилая работница переглянулась с коллегами. На их лицах особого энтузиазма не было.

– А кто мелочь по полу рассыпал? – спросила неожиданно кассир. – Помните?

– Рыжий. Механик из гаража, – ответили ей. – Его кто-то толкнул…

– Вот, он и встал за Германом.

– И кто это был? – оживился Иван.

– Не Лёнька Акимов? – спросила пожилая раздатчица.

– Точно, Акимов! – вспомнила кассирша. – У него один кисель был, и яйцо. Я ещё удивилась.

Есть! Сошлось! – обрадовался Иван. – Кисель и яйцо!

– Значит, говорите, Акимов Леонид, – уточнил он. – А где он работает?

– Во втором цеху, – ответила пожилая раздатчица.

– Спасибо вам, очень выручили!

Иван попрощался с ними и поспешил во второй цех.

Акимова он быстро нашёл, мастер подсказал, где его рабочее место. Ещё издали увидев милиционера, направляющегося прямо к нему, тот побледнел, но убегать не пытался.

Отметив про себя это обстоятельство, Иван с облегчением выдохнул. Похоже, не всё потеряно с этим Лёнькой, – подумал он, уверенно подошёл к нему и представился.

– Ну, рассказывай, Леонид Акимов, как ты до такой жизни докатился?

Тот и не стал пытаться увиливать. Покаянно опустив голову, пробубнил:

– Я не хотел. Он сказал, что этот парень ему денег должен и не возвращает, мол, пусть в сортире посидит, над своим поведением подумает.

– Кто сказал? – спокойно уточнил Иван.

– Васька Вырин. Он работал у нас когда-то. Вылетел за аморалку.

– Так... Просто, попросил подсыпать пургена?

– Да, и таблетки дал.

– И где они?

– Не помню, куда дел… Может, в раздевалке где, в шкафчике?

– Ну, пошли посмотрим, – пустил он работягу впереди себя. – А что ж молчишь? Никому не говоришь? Человека из-за тебя от работы отстранили.

– Если б что серьёзное с ним сделать хотели, посадить там, я б обязательно сказал, – виновато ответил Акимов. – Испугался я, когда все это с Шанцевым началось. Не захотел быть в это замазанным. Обманули меня, как дурачка, а никогда же не знаешь, поверят тебе или нет.

– Сам бы сразу пришел, веры бы точно было больше, – строго сказал Иван, – а если бы Герман в петлю полез из-за этих обвинений, как бы с этим потом жил бы, не пришло в голову?

Иван использовал сильный аргумент, которым его самого Пашка сподвиг заняться этим делом, и он сработал:

– Дурак я, и это не лечится, – вздохнул Акимов, совсем опустив плечи.

Брянск. Кабинет первого секретаря обкома КПСС.

– Доброе утро, Валерий Владимирович, – зашёл Шанцев в кабинет к Лютову. Спокойный, собранный, бледный. Готовый ко всему.

– Проходите, проходите, Александр Викторович, – показал ему на стул первый секретарь обкома. Соловьёв ему уже доложил, что ни о каком обвинении Шанцева и речи быть не может. – С удовольствием сообщаю вам, – Лютов улыбнулся и сделал паузу, – что принято решение о вашем назначении на должность первого секретаря Святославского горкома партии.

Поворот оказался совсем неожиданным. Только теперь Шанцев понял, что вовсе не был готов ко всему, как еще опрометчиво недавно считал. Настраивался на упреки и даже на приказ уйти с должности директора. Но повышение, да еще и такое серьезное, стало полным сюрпризом.

– Как? – опешил он. – Зачем? А мой завод?

– А Механический завод возглавит Ваганович. Устроим рокировку.

– Нет, – откровенно расстроился Александр Викторович.

– Партия сказала надо, – развёл руками Лютов. – Делайте что хотите, Александр Викторович, крутитесь, как хотите. Но город в ваших руках с сегодняшнего дня. Документы о назначении уже готовятся. Через полтора часа быть на бюро при полном параде и нужно будет выступить и рассказать, как вы цените доверие партии.

– Я понял, – ошалело кивнул Шанцев и вышел в приёмную. Помощница не успевала отвечать на звонки и не обратила на него никакого внимания.

Шанцев отправился в буфет, надо же где-то было переждать полтора часа. Что ж за напасти-то такие? – думал он. – Как же я завод Вагановичу оставлю? Я совсем не этого хотел! Хорошо, конечно, город от Вагановича избавить, но надо было вместо него, просто, кого-то другого назначить. Ответственного партийного руководителя. При чём здесь я? Как же теперь завод?

Из университета перезвонил в комитет комсомола ЗИЛа. Варданян сказал, что моё предложение нашло поддержку и уже начали деньги по цехам собирать.

– Ты же знаешь, что инициатива наказуема? – с хитринкой в голосе спросил он меня. – Закупку игрушек решено поручить тебе.

– Кто бы сомневался, – рассмеялся я. – А сколько у нас детей?

– Около восьмидесяти, возраст от трёх до четырнадцати. Машину мы тебе выделим. Хоть, сегодня, хоть, завтра. За два часа позвони, и придет, куда скажешь, под загрузку.

– Всё понял, – ответил я, попрощался с ним, и тут же перезвонил Сатчану.

– Слушай, комсомольцы ЗИЛа деньги собирают на игрушки к Новому году в подшефный детский дом, – начал объяснять я. – У нас восемьдесят детей. Сколько денег, пока не известно, ещё собирают, но точно уже есть двести рублей. Куда лучше за игрушками обратиться?

– Так… Слушай… Во-первых, точно уже есть триста рублей. Я тоже сотню подкину. Сейчас поговорю с Бортко, может, позвонит куда-нибудь, договорится. Ты где сейчас?

– В университете.

– Тогда сам мне перезвони, через полчаса.

Перезвонил через сорок пять минут, как очередной перерыв начался.

– Слушай, – воодушевлённо начал Сатчан. – Денег уже пятьсот рублей. Бортко договорился с торговой базой. Мы связались с детским домом, им игрушек на все деньги не надо, они бельё постельное попросили и чашек.

– Каких чашек? – не понял я.

– Обыкновенных, фаянсовых, представляешь? Маленькие дети чашки всё время бьют, – рассмеялся он. – В руках ничего не держится… Они ещё книг детских просили, но с этим сложнее… Короче, завтра тебя ждут на базе. Машину на ЗИЛе тебе дадут. Я вечером заеду к тебе с деньгами.

– Договорились! До вечера, – попрощались мы. Что значит, партийный ресурс!

Тут же перезвонил Варданяну, договорились с ним насчёт машины на десять утра. Попросил у него сразу адрес и контакты детского дома. Он похвастался, что его комсомольцы собрали целых сто сорок девять рублей.

– Молодцы! Я уверен был, что наши люди не останутся равнодушны к такому мероприятию, – ответил я.

Брянск. Обком КПСС.

В зале для заседаний собралось человек тридцать. Пользуясь внеплановой возможностью встретиться и обсудить общие проблемы, градоначальники разбились на группы. Ваганович прохаживался между секретарями горкомов области, здоровался и пытался прощупать их в разговоре на предмет повестки дня, но собравшиеся сами терялись в догадках.

К своему огромному удивлению, Ваганович наткнулся в зале на Шанцева, сиротливо стоящего у окна.

– Добрый день, Александр Викторович, – подошёл он к нему. – Какими судьбами?

– Да вот, вызвали, – не стал ему ничего объяснять и Шанцев.

– Угу, – многозначительно посмотрел на него Ваганович, оценил его растерянный и поникший вид, и его настроение впервые улучшилось. Вот и пришёл тебе конец, – злорадно подумал он. – Допрыгался. Кому нужен такой директор завода, за которым тянутся скандал за скандалом?

Наконец, в зал вошёл первый секретарь обкома и заседание началось.

– Товарищи! Пятьдесят пять лет уже прошло с тех пор, как пролетариат одержал в нашей стране победу над всеми видами угнетателей, а у нас до сих пор находятся люди, которые, добравшись до власти, начинают вести себя, как князья при Романовых. Что хотят, то и воротят, издеваются над трудовым народом. Сколько ни говорим, что это подрывает веру народа в советскую власть, но приходится признавать, что не можем мы это полностью искоренить. Но стараться нужно. Очень надеюсь, что нынешние кадровые перестановки изменят ситуацию к лучшему. Представляю вам нового первого секретаря Святославского горкома партии Шанцева Александра Викторовича. Фронтовик, скромный и очень ответственный человек. Прошу вас, Александр Викторович, вам слово.

Пока Шанцев растерянно рассказывал, как он тронут доверием партии и как будет стараться его оправдать, Ваганович пытался осознать смысл происходящего. Мир вокруг словно обрушился, и он не мог понять, как это оказалось возможно. Получается, что его сместили? Так, это про него, что ли, Лютов говорил, что некоторые градоначальники ведут себя как удельные князья?! Как же так? А куда же его теперь? На пенсию? Ещё рано… Это Красин, что ли, устроил? Не посадили бы теперь за что-нибудь! А ведь есть за что. Если Шанцев, пользуясь новыми полномочиями, как следует поищет… Все его вчерашние прихлебатели теперь же перед ним будут спину гнуть и особых тайн делать не будут.

От этой мысли его бросило в озноб…

Москва.

Самедову позвонил парторг одного из предприятий Гагаринского района и передал просьбу Наташи о встрече.

– Она именно это просила передать? – удивлённо уточнил у него Самедов. Он-то рассчитывал совсем другое услышать.

– Да. Просила вечером встретить её. Что-то важное.

– Ну, хорошо, спасибо, – поблагодарил его Самедов и попрощался.

В течении дня мысли о Наташке не давали ему работать. Что уже случилось? – раздражённо думал он. И сразу после работы отправился на проходную комбината, где она работала.

Опять оставив машину на соседней улице, он едва дождался, пока привёл и усадил её.

– Ну и что случилось? – не очень приветливо спросил он.

– Я подумала и решила не ввязываться в это дело. Где гарантии, что этот Кожевников меня не посадит или в дурку не закатает? И вообще, я слишком рискую, соглашаясь на эту авантюру. Это стоит гораздо дороже.

Понятно. Решила деньжат с меня ещё слупить. Цену себе набивает, – усмехнулся про себя Самедов. – А ведь обычная тебе цена двадцатка да хорошее угощение…

– Хотел попозже тебя проинструктировать про дальнейшие действия, – примирительным тоном сказал он. – Чтобы ты не запуталась. Про домогательства ты будешь рассказывать только Ивлеву, журналистику этому молодому. А если появится кто-то другой, начнёт вопросы задавать или, вообще, расследование начнётся, тогда ты всем будешь говорить, что ни сном, ни духом обо всём этом. Никогда ничего подобного не говорила, это Ивлев всё сам придумал. Он к тебе подкатывал, ты ему не дала, вот он и решил тебе проблемы таким образом создать. Поняла?

– Расследование? – с опаской посмотрела на него Наташка. – Тогда пятьсот рублей.

– Ладно, пятьсот, – дал он ей ещё сотню в счёт аванса, – держи.

Москва.

Получив от Самедова вторую сотню аванса и обещание заплатить пятьсот, Наташа помчалась опять к подруге.

– Танька! Он согласился на пятьсот! Даже не спорил.

– Не торговался? – удивлённо спросила та. – Наверное, можно было и тысячу запросить. Эх, жаль, не догадались. А что насчёт гарантий?

– Всё нормально! Рассказывать о приставаниях надо только журналисту молодому. А всем остальным говорить, что не было ничего, что вы, что вы! Я такого никогда не говорила, ничего подобного! Этот журналист сам всё придумал. Он меня клеил, я его отшила, а он решил мне такими разговорами отомстить.

– Так… ладно. А письмо? Тогда, получается, его точно нельзя своим почерком писать. А то вот тебе и доказательство, что ничего он не придумал!

– Левой рукой?

– Лучше, вообще его в руки не брать…

– Это как?

– Слушай, есть одна знакомая, сидела уже не раз, почерк прекрасный. Всем на зоне письма домой писала на заказ. Она и напишет…

– Просто так, что ли?

– Нет, конечно. Ну, возьмёт, может, пятёрку. На зоне она вообще за сигареты и чай работала. Для такого дела не жалко.

– Не жалко, – подтвердила Наташа.

Москва. МГУ.

В среду вышла моя заметка о продолжении истории с поисковыми отрядами. Тут уж Гусев с меня не слез, пришлось выступить. Но тема важная, говорил только по делу. Все про всё заняло не более двадцати минут. Гусев закинул еще удочку, что надо будет ещё перед другими факультетами по этой же теме выступить, чем меня сильно озадачил. С одной стороны, я очень заинтересован, чтобы эта тема шла в массы, но с другой стороны – а сколько факультетов в МГУ? Я сам не считал, но ясно, что много. Так что выдвинул ему условие, чтобы студентов с нескольких факультетов собирали в одном зале, а я уже буду перед ними выступать. Теперь уже он озадачился вопросом, есть ли в МГУ такой зал, куда столько народу может вместиться. Новый человек, еще не выяснил. Я тоже не знал, но сказал:

– Да ради такого дела, если вы позвоните в ближайший дом культуры, вам тут же бесплатно зал большой там выделят. Там очень часто фронтовики заведующими работают, кто, как не они лучше всего понимают важность этого дела? А еще лучше по весне собрать всех студентов на каком-нибудь стадионе, куда тысяч пятьдесят народу влезть может. Мне главное микрофон толковый дать, чтобы слышно хорошо было…

Гусев глянул на меня с уважением:

– Не побоишься? Не в зале на тысячу человек, а вот так, на стадионе, на пятьдесят тысяч?

– А чего мне бояться своих же советских студентов? – улыбнулся ему в ответ.

Гусев так заинтересовался, что будь его воля, он бы прямо завтра, несмотря на снег, на стадион бы студентов и выгнал. Но я ему сказал, что весна выгоднее. Как раз по весне и время придет подходящее поисковые отряды формировать. И тут я с этой информацией… Согласился со мной.

Еще уточнил, когда планируется доведение до представителей ВЛКСМ на местах этой методички, о которой я писал.

– На своем факультете ты уже выступил, так что мы же можем уже сейчас тут отряд начать создавать, – объяснил он мне свою активность по этому вопросу.

– Конечно, можем, – кивнул я. – Кто-то летом в стройотряд, кто-то в поисковый. Кого куда душа потянет.

После пар поехал на автобазу, узнать, как у Савельева дела обстоят с обкаткой новой системы. На месте его не застал, диспетчера сказали, что он на стройке с Яковлевым. Нашёл их на новом выезде с автобазы. Там работы шли полным ходом. Разворотили частично бетонный забор, установили электрические откатные ворота и начали строить новое кирпичное здание проходной.

– Приветствую, – поздоровался я с ними. – Это что за модернизацию вы тут затеяли?

– Территорию под ремонтный цех освобождаем, – пояснил Савельев. – Чтобы все здания в одну линию стояли. А сейчас там пустого пространства, вроде много, но проезжая часть к старой проходной его делит и ни туда, ни сюда.

– У вас там целое футбольное поле под стоянкой, – заметил я.

– Так стоянка-то тоже нужна, – ответил Яковлев.

– Да и отсюда удобнее на шоссе Энтузиастов выезжать, – добавил Савельев. – Весной нам дорогу обещали. Нам к этому времени здание проходной надо закончить.

– Хорошо, хорошо, – улыбнулся я. – А как там ваш экспериментальный водитель? Справляется? Всё получается? Всем доволен?

– Ну, есть моменты, но это же обкатка, – переглянулись между собой Савельев с Яковлевым. – Хорошо, что заранее попробовали…

– А в чём проблемы? – поинтересовался я.

– Да вот беда, везде очереди, – ответил Савельев. – На разгрузку, на погрузку… Это надо брать в расчёт при планировании дневного маршрута.

– Где-то можно договориться, – добавил Яковлев, – где-то можно грузчикам на лапу дать, чтоб быстрее разгрузили. А где-то ничего не помогает. И стоит он, бывает, по четыре часа ждёт, а грузчики ходят друг за другом… То Маньки нет, то Ваньки нет… А у него ещё два адреса до конца дня. Каждый день психует и уволиться грозится.

– И много таких объектов? – поинтересовался я.

– Немного, но есть, – ответил Савельев. – И если хотя бы один такой попадётся, то весь день наперекосяк.

Так… Значит, вот такая местная особенность грозит мне весь эксперимент завалить, получается… Идея, как все разрулить, пришла в голову быстро. А вот фиг вам! Надо воспользоваться особым статусом нашей базы!

– А мы можем не принимать туда заявки? – спросил я. – Мы же не единственная автобаза у Моспромтранса. Пусть туда другие ездят, ждут и стоят по четыре часа. А мы что, рыжие, что ли? Мы на хозрасчёте, нам стоять некогда.

– А если предприятия жаловаться начнут? – спросил Яковлев. – Что мы туда ездить отказываемся…

– А вы валите всё на эксперимент, – предложил я. – Объясняйте, что у нас машины сразу на много адресов едут, и нет возможности где-то простаивать. Мол, у нас регламент на разгрузочно-погрузочные работы, не можем стоять дольше допустимого. И кстати, неплохо было бы все объекты предупредить об этом… Можете список наших объектов подготовить и передать Шахову в Главмосавтотранс?

– Конечно, – оживился Савельев. – Очень хорошая идея. Надо только жалобиться, что сверху нас душат, ни шагу самостоятельно сделать не дают. Дело на контроле у министра, так что выбора у нас нет. Долго грузите – мы к вам не едем. На эксперимент все спишем, никто не захочет в министерство на их же эксперимент жаловаться, чиновников идиотами выставляя. Чревато. Всё сделаю.

– Отлично. А я Шахову тоже позвоню, предупрежу, – пообещал я.

Вернувшись домой, сразу набрал его, пока рабочий день не закончился. Тем более у меня появилась, пока добирался, дополнительная идея, как точно заставить всех понять, что мы больше не рядовая база, и волокита с нашими машинами может дорого обойтись…

Поздравили с ним друг друга с наступающим. Он пожелал нам обоим успешного проведения эксперимента на нашей автобазе в новом году.

– Василий Андреевич, а я, как раз, только с автобазы. Проблемы у них. Мы решили заранее начать обкатку методики, пока, только на одной машине... Не выходит у нас каменный цветок!

– А в чём дело? – напрягся Шахов.

– В недисциплинированности на местах. Где-то удаётся договориться, чтобы быстро машину отпустили. Где-то водителю приходится из своего кармана грузчикам платить, чтобы шевелились быстрее. А где-то ничего не помогает, машина по четыре часа стоит и ждёт у моря погоды. А у водителя ещё несколько объектов в этот день и там никто машину после окончания рабочего дня видеть не желает. У водителя уже нервы не выдерживают, уволиться грозится.

– Это что ж за бардак-то такой? – возмутился Шахов.

– Таковы реалии, – ответил я. – И они вполне способны похоронить нашу с вами замечательную идею. Будет очень обидно потерпеть фиаско из-за пьяных грузчиков или из-за кладовщика, ушедшего куда-то на пару часов с рабочего места.

– Чёрте что! – воскликнул он, явно возмущенный тем, что эксперимент может сорваться.

– Вот, в связи с этим, появилась мысль, а что, если разослать от вашего ведомства на наши объекты, куда мы ездим, официальные письма? Так мол и так, с первого января начинается эксперимент, просим машины четырнадцатой автобазы отпускать без задержек в связи с регламентом на разгрузочно-погрузочные работы и так далее...

– Хорошая мысль! Сделаем, – пообещал он.

– Василий Андреевич. Ещё одна просьба. Если кто-то проигнорирует ваши письма, разрешите нам не принимать от предприятий заявки на такие объекты, неофициально, разумеется. Я своим уже сказал не браться за такие рейсы, но они опасаются, что предприятия жаловаться начнут на наши отказы…

– Да пусть жалуются, – уверенно ответил Шахов. – Найдём, что им ответить.

– Только, они же могут сперва в Моспромтранс пожаловаться, – подсказал я, – а не сразу вам, в Главмосавтотранс.

– Ничего, разберёмся. Четырнадцатая база не единственная в Москве, найдут, куда обратиться за машинами. Ну а если не в состоянии грамотно организовать погрузочно-разгрузочные работы, то возьмем этих жалобщиков на заметку, будем смотреть по персоналиям и делать оргвыводы.

– Вот! Это правильно, – мысленно улыбнулся я.

– Павел, если что-то еще будет мешать эксперименту, сразу сообщайте мне, пожалуйста, – попросил Шахов.

– Конечно. Я же сам заинтересован. Завбазой Савельев подготовит список объектов, куда мы катаемся, и передаст вам для рассылки информационных писем.

– Да-да, конечно. И пусть отметит мне там особо злостных!

– Хорошо, Василий Андреевич, договорились. Ещё раз, с наступающим! – ответил я, мы попрощались, и я тут же перезвонил Савельеву и передал эту просьбу Шахова. Тот самый момент, когда даже по телефону ты понимаешь, что человек счастлив.

Вечером в раздевалке перед тренировкой Сатчан вручил мне четыреста рублей от райкомовских товарищей.

– Бортко и Ригалёв сразу захотели поучаствовать, а потом ещё Войнов присоединился, когда узнал, – объяснил он.

– Слушай, а какие книги детдом просил? – поинтересовался я. – У меня была уже идея наладить официальный выпуск у нас в типографии детской литературы, для самых маленьких, со страницами из плотного картона, чтобы не рвались… С дополнительными тиражами, разумеется. Но Ганин сказал, что там не всё так просто. Если дополнительный тираж мы ещё можем под официальное издание выпустить в любое время, то с новой книгой такое не провернёшь. Надо кучу согласований пройти, худсовет и прочее. А у нас ведь, свои художники есть, и молодые, и члены союза художников, мы сами нарисуем, всё, что хочешь. Как нам согласования потом пройти?

– Для самых маленьких? – задумчиво посмотрел на меня Сатчан. – Мне тоже надо.

– Всем надо, – улыбнулся я.

– Узнаю, как это делается, – пообещал он.

– Давай.

В четверг к десяти был уже на ЗИЛе. Мне выделили целый фургон ГАЗ-51 со сладкими подарками и водителя лет двадцати семи, Лёху Зайцева, как он сам представился. И мы с ним поехали на базу, куда меня наши райкомовцы отправили. Принимала нас лично завбазой, Михайлова Анна Андреевна, невысокая женщина лет сорока пяти.

С чашками быстро разобрались, взяли несколько коробок по двадцать штук. С постельным бельём для взрослых проблем не было, а детских комплектов на базе не оказалось. Взял себе на заметку, как и детские книжки. В качестве игрушек для маленьких набрали жёлтеньких мишек с белой мордочкой и грудкой и голубым бантом.

– Это девочкам, – решил я. – А мальчикам серенькие собачки подойдут. Собачки были забавные, вислоухие, с кожаным ошейником. – Взрослым детям мягкие игрушки, наверное, не нужны? – спросил я заведующую. – Чтобы детям десяти-четырнадцати лет у вас купить?

– Фломастеры, – тут же предложила она. – Импортные. И ручки многоцветные автоматические есть.

Ручек четырёхцветных взяли восемьдесят штук. Маленьким детям, понятно дело, не надо, так сотрудники себе возьмут, их же тоже поздравить надо. Подумали с завбазой, ещё цветных карандашей купили двадцать наборов по двадцать четыре цвета.

– Возьмите, тогда уж, краски акварельные ленинградские, – предложила она. – Жуткая редкость. И кисти беличьи. Пусть рисуют дети, мало ли талант у кого-то проявится.

Взял. Подсчитали общую сумму, не хватило одиннадцать рублей. Я тут же полез за кошельком, но она меня остановила.

– Дайте мне тоже свою лепту вложить, – попросила она.

– Конечно, – ответил я, приятно удивлённый.

Дальше мы позвонили на ЗИЛ и сообщили, что готовы везти подарки в детский дом. Профорг и Григорян собирались присутствовать при поздравлении в качестве официальных лиц. С секретарём комитета ВЛКСМ мы знакомы. А с профоргом ЗИЛа мне встречаться ещё не приходилось.

Мы с Зайцевым приехали раньше их и ждали ещё минут пятнадцать возле детского дома. Дети сразу прочухали, что по их душу приехали и ждали в холле, облепив окна.

– Им только свистнуть, и тут же как муравьи всё внутрь перетаскают, – улыбаясь, поделился со мной водитель.

Так потом и вышло. Когда начальство приехало на бежевой «Волге», они припарковали машину рядом с нами. Их водитель вышел первым и поздоровался со мной и Лёхой за руку, представившись по фамилии: Чистяков. А Варданян подвел меня к профоргу.

– Коровин, – представился тоже высокий, чуть ниже Григоряна, мужчина лет пятидесяти и протянул мне руку. – Роберт Маркович.

Мы сразу направились внутрь. Там уже и директриса оказалась у входа и другие сотрудники. Похоже, дети весь персонал на уши подняли.

– Всем здравствуйте, – проговорил с порога басом Григорян. – Привезли вам гостинцы от деда Мороза. Александра Мироновна, куда прикажете разгружать?

– Ребятки, – засуетилась как наседка со своими цыплятами невысокая, полноватая женщина с зычным голосом. – Быстренько переносим подарки в актовый зал.

Зайцев даже не заходил внутрь, остался у машины, которую специально подогнал прямо к крыльцу. И когда на улицу высыпала толпа раздетых мальчишек, они с Чистяковым только успевали подавать им коробки.

– Вдвоём несите! – командовал Зайцев. – Это старшим, это тяжёлое! – не дал он пацанёнку лет десяти схватить ящик с чашками.

Вышел на улицу и придерживал дверь, пока дети, реально, как муравьи, перетаскивали всё наше привезенное добро внутрь. Вот бы наши машины с автобазы с таким же энтузиазмом грузчики разгружали, – подумал, улыбаясь, я.

Торжественная часть в актовом зале продлилась совсем недолго. Пафосными речами взрослые детей мучать не стали, поздравили с наступающим, пожелали здоровья и хороших оценок. Мне зачем-то тоже предоставили слово. Не стал врать, что я от деда Мороза, сказал, как есть, что я от комсомольцев большого завода, что все мы хотим, чтобы наши дети выросли умными, целеустремлёнными и развивали свои таланты.

– Поэтому мы купили вам краски, кисточки, фломастеры, карандаши, рисуйте, кому что нравится. А мы обязательно приедем ещё к вам на выставку.

Директор им только показала подарки, а раздать сладости и всё остальное пообещала после обеда.

– Очень неосмотрительно, – подошла она ко мне потом, – обещать приехать… Они же будут ждать!

– А я приеду, – уверенно ответил я. – Мне ещё книги детские вам надо привезти и постельное бельё детское не смогли сейчас достать. Вы мне, кстати, размеры дайте для детских комплектов. Не найду, так закажу где-нибудь.

– Правда? – недоверчиво посмотрела она на меня. – Пойдёмте, я вас с нашим завхозом познакомлю.

Попрощался со всеми заводчанами, чтобы они меня не ждали и пошёл знакомиться с завхозом. Директор привела меня в большой зал с двумя ванными и двумя стиральными машинками. Больше половины зала было затянуто верёвками и на них сушились десятки комплектов детского белья и других вещей.

Возле стола стояла полная женщина и гладила бельё. С одной стороны, на другом столе высилась огромная стопа переглаженного уже белья.

Каторжная работа! – подумал я. Жарко. А завхоз-кастелянша подняла на нас румяное лицо и приветливо улыбнулась.

– Вот, Ольга Арсентьевна. Она точно скажет, каких размеров нужны детские комплекты белья.

– Можно просто Оля, – улыбнулась она.

Ну Оля, так Оля, хотя лет ей было уже хорошо за тридцать.

– Павел, – представился я.

– Я оставлю вас, – с беспокойством в голосе произнесла Александра Мироновна. – А то дети так возбуждены…

Не дождавшись от нас реакции, она унеслась, а мы с Ольгой спокойно обсудили размеры детских комплектов постельного белья. Кстати, она про полотенца речь завела. Детям на каждый день выдают вафельные полотенца, а не махровые.

– Их, чтобы отбелить, в хлорке приходится кипятить, они быстро истончаются, – показала она мне просвечивающую на свет тряпочку. – Хорошо бы обычных цветных махровых полотенец закупить.

– Понял, – записал я себе и оставил ей свой телефон на случай, если ещё что-то вспомнит.

Проходя по коридорам, специально обратил внимание на свежий косметический ремонт, всё чистенько, аккуратненько. Но как будто в министерстве в коридоре, а это же детское учреждение. На мой взгляд, можно было бы как-то разнообразить стены, персонажей мультфильмов, что ли, нарисовать. Есть же на ЗИЛе цех оформительский, чего не займутся? Надо будет с Галией обсудить, у нее энергии сейчас на все, что с собственными детьми не связано, вагон и маленькая тележка, подскажет, думаю, как это все лучше сделать. Да и Ксюшу подтянет.

Потом поехал на последнюю в этом году лекцию от общества «Знание». Ионов меня отправил на Пишмаш. Только когда приехал туда, понял, о чём речь. Там идти было от метро Добрынинская совсем недалеко, пришёл раньше времени и местный секретарь комитета ВЛКСМ, Панин Юрий Васильевич, молодой, но очень серьёзный, устроил мне экскурсию по заводу. Они там собирали пишущие машинки «Москва». Назывались они портативные и комплектовались аккуратным чемоданом.

– А можно купить такую? – спросил я. У меня же теперь есть отдельный кабинет, звуки машинки мешать никому не должны.

– Уточню, – кивнул Панин.

Недавно работает, – подумал я, – ещё не знает, как это делается.

Лекция на тему «Беспредельные творческие силы социализма» за три дня до Нового года, конечно, тот ещё квест. Быстренько отбарабанил положенное методичкой и перешёл на предстоящий у них завтра корпоратив.

– Что будет представлять из себя ваш завтрашний праздник? – спросил я, с прицелом перейти к самодеятельности, творческим номерам, самодельным костюмам и так далее. А мне из зала вдруг заявили, что это секрет! Мол, приходите завтра и всё увидите.

Народ переглядывался и посмеивался между собой в предвкушении праздника. Атмосфера, собственно, уже была праздничная. Зал был уже украшен гигантскими снежинками, большой надписью «С Новым годом!». И конечно, сзади меня стояла уже большая натуральная наряженная ель. Приглядевшись, убедился, что большие ёлочные игрушки на ней самодельные, и перешёл к теме творчества, оттолкнувшись от этого.

– Обратите внимание на убранство вашего зала, сколько здесь творческой энергии затрачено, сколько фантазии, каждая игрушка на вашей ёлке – шедевр, – прошёлся я, с интересом разглядывая их. – Социалистическое производство не выжимает из рабочих последние соки, посмотрите, сколько у вас остаётся ещё сил на творчество. Не в пример будет помянуто капиталистическое производство, которое интенсивностью труда загоняет человека в состояние полуробота, когда и сил нет, и ни хочется ничего. Только прийти домой и рухнуть на кровать.

Сравнивая две системы, социалистическую и капиталистическую, указывал им на положение дел у нас, и рассказывал, как у них. А то многие же у нас воспринимают как должное возможность во время рабочего дня в заводскую парикмахерскую сходить, или к стоматологу в заводском медпункте. Главное, сейчас это для начальства уважительная причина для отсутствия на рабочем месте! Так же, как и то, что в соседнем с предприятием магазине какой-нибудь дефицит выкинули в продажу. До сих пор не могу к этому вновь привыкнуть после десятилетий работы в рынке после развала СССР. Для экономики, это, конечно, не фонтан. Но для работника здорово же! Совсем не тот уровень стресса на работе.

Лекция прошла в доброжелательной атмосфере, работники и без меня были уже в приподнятом настроении. Я ещё им его поднял, обратив их внимание на то, как у них всё здорово.

Вопросы были только о дефиците. Мол, да согласны, у нас всё хорошо, но с дефицитными товарами было бы ещё лучше.

– Когда каждый день праздник, – ответил я, – он превращается в будни. Сейчас у вас сколько поводов для радости? То колбаску достали, то мандарины. А было бы всё это в магазине, вы бы проходили мимо забитых полок и вам это всё нафиг не надо было бы. Ну и радоваться, соответственно, было бы нечему. Вот, представьте, в магазинах всё есть и только очень крупные покупки для вас являются выдающимся событием. Ну, там, машина или дом, на них денег много надо. А всё остальное доступно, шкафы и холодильники уже забиты. Вот, сколько у вас поводов в жизни для радости останется?

Народ не смог себе это представить, и посмеялся над моим предложением. А зря… Как вспомню свой восторг в детстве в СССР, когда очередной подарок вручали. Все, это весь вечер, а часто и всю неделю с этим подарком проводишь. И на контрасте – внучка в двадцать первом веке. Повертеть подарок от деда в руке с минуту, да бросить небрежно в огромный шкаф, где еще под сотню других игрушек на восьми полках…

Зато Панин ждал меня у сцены с чемоданчиком в руках. И вручил мне его, как только мы вышли из проходной на улицу.

– Это вам от руководства нашего завода, – торжественно возвестил он. – Подарок к Новому году, так сказать.

– Ого! Вот это подарок, так подарок! Спасибо! – улыбнулся я. – И вас всех с Наступающим! Руководству от меня искренняя благодарность.

Москва. Квартира Ивлевых.

Довольный приволок машинку домой, а меня уже опять встречают у порога возбуждённые жена, Алироевы и Загит.

– Шанцева вчера назначили первым секретарём горкома! – выдала, глядя на меня ошалелыми глазами мама.

– О, как! – удивился не меньше я. – Откуда знаете?

– Ирина Викторовна звонила, – ответил Ахмад, – главбух наша. А потом и сам Шанцев. Говорит, Вагановича хотят на завод ставить вместо него.

– Их что, местами поменяли? – всё ещё не мог я прийти в себя от удивления.

– Ещё не поменяли, – пояснил Ахмад. – Вагановича на заводе никто не хочет. И Александр Викторович переживает, что тот завод до ручки доведёт. Он же для него, как дитя родное. В министерство хочет ехать.

– Зачем? – спросил я, раздевшись и проходя на кухню.

Вся семья прошла за мной. Мама с Галиёй на автомате стали накрывать на стол, а сами обеспокоенно поглядывали на нас.

– Просить, чтоб кандидатуру Вагановича на эту должность не пропустили. У него же рыло в пуху по самую задницу!

– И есть факты? – заинтересованно спросил я. – Тогда, может, пока его с должности первого секретаря горкома сняли, а на директорскую ещё не назначили, лучше сообщить, куда следует? Что на Вагановича конкретно есть?

– Ну, он же не мог всего по телефону сказать, – замялся Ахмад.

– Просто, ни в министерство, ни в милицию нельзя ехать с домыслами и ощущениями, – начал объяснять я. – Туда надо ехать с конкретными материалами конкретных уголовных дел. Иначе это всё будет выглядеть очень несерьёзно и несолидно.

– Если бы было уголовное дело, его обком на место директора не рекомендовал бы, – заметил Загит.

– Само собой, – согласился Ахмад, – получается, нет никакого дела…

– Получается, нет, – кивнул я. – Александру Викторовичу надо хорошенько продумать, с чем и к кому он сейчас будет обращаться в министерстве. Ему лучше сейчас горячку не пороть, а пользуясь своим новым положением, провести тщательную проверку всей деятельности Вагановича на этом посту.

– И что же, вообще в министерство не обращаться?

– Нет, почему? Можно составить письмо от коллектива завода, что есть достойный специалист. Например, Фокин, заместитель Шанцева. И коллектив хочет его на место директора, а Шанцев, как первый секретарь, мнение коллектива поддерживает.

– Кстати, Фокин сейчас и руководит заводом, – вставила мама. – Мне Ирина Викторовна говорила. Шанцев какие-то последние процедуры по утверждению еще проходит формальные, хотя по факту уже в кресле первого сидит и все вопросы разруливает. Поверить не могу!

– Вот, тем более, – улыбнулся я. – Пусть Шанцев письмо и отвезёт в министерство, мол, это не я, это всё трудящиеся. Не могу их игнорировать, это же мой бывший коллектив. И пусть послушает, что ему там ответят.

– Мне кажется, открою сейчас глаза и проснусь! – продолжала возбужденно говорить мама, – Шанцев недавно был в тюрьме, а теперь главный в городе! Это все с твоей легкой руки, Паша! Ты ему удачу принес!

Не стал ей говорить, что сам это тоже понимаю. Наивный честный фронтовик, из-за продемонстрированной мощной московской поддержки в момент, когда его обидели, превратился в серьезную фигуру на местном провинциальном Олимпе. И явно кто-то захотел примазаться к его московским связям. Главное, чтобы потом у Шанцева не начались проблемы, когда обнаружится, что у него их и нет…

Быстренько поужинал и побежал в ближайший магазин канцтоваров, пока он не закрылся, купил ленту для машинки. Остаток вечера осваивал клавиатуру на своём новом аппарате. Напечатал одну записку для Межуева.

Общее впечатление – годный аппарат. Не фонтан, конечно, но работать можно. Да и я не из капризных.

Слышал, как межгород звонил несколько раз. Ахмад, видимо, с Шанцевым, его дальнейшие шаги обсуждал. Надеюсь, мужики примут правильное решение.

Позвонил Фирдаусу, попросил сходить со мной в Берёзку, давно надо было о подарках на Новый год подумать. Но всё руки не доходили, оставил всё на последний день… Зять предложил съездить прямо с утра завтра, попросил его сразу подстраховать меня «фантиками», если вдруг, мне своих не хватит на все мои грандиозные планы. Он меня понял и пообещал взять с собой побольше.

А в планах у меня было купить подарки всей родне и Васе нужен был какой-то особый презент за его услугу с бабушкой Галии. Решил на месте посмотреть, что в Берёзке из аппаратуры имеется.

Вечером, уже легли спать, рассказывал жене, как съездил в детский дом, какие детишки смешные, как они таскали подарки.

– Бегут, друг дружку обогнать стараются, коробку побольше ухватить пытаются, чтобы получше помочь… Старательные! Пока мы начальство с водителем ждали, они в коридорах все окна облепили, всё смотрели, кто там к ним приехал… Мы им краски, карандаши привезли, фломастеры. Хорошо бы их профессиональный художник учил… И ты знаешь, у них там стены совсем голые. Ремонт хороший, но такой казённый. Надо бы им там стены расписать. Если бы Ксюша не забеременела, можно было бы ей предложить. Как она, кстати, себя чувствует?

– Хорошо она себя чувствует, – недоумённо ответила жена. – А почему ей нельзя предложить? Она, мне кажется, с удовольствием этим займётся.

– Ну а как ты себе представляешь беременную девушку на стремянке? Я лично только за сердце держась…

– Юрка Бахтин поможет на самой верхотуре, – уверенно ответила она.

– Это же подшефный детский дом, – задумчиво рассуждал я. – Может, даже, договорюсь, чтобы им разрешили в рабочее время этим заниматься. Надо им предложить. Спросишь?

– Конечно, завтра же позвоню.

– Только не говори им сразу про рабочее время, а то вдруг, не получится у меня договориться. И прощупай, вообще, есть ли у них настрой этим заниматься. Люди разные…

С утра в пятницу уже собирался выйти из дома на встречу с Фирдаусом, как позвонил Вася Баранов.

– Привет! – возбуждённо начал он. – У меня сосед машину продаёт! Помоги, а?

– Что тебе, деньги нужны? Сколько?

– Да деньги-то есть. Я ж копил. Машину бы вместе посмотреть. Одна голова хорошо, а две лучше. Ты же вон уже, автовладелец, а я только автолюбитель…

– Да легко. Сейчас мне надо встретиться с человеком, а потом я в твоём распоряжении.

– Давай, я тогда на обед уйду пораньше, встретимся у моего дома.

Он продиктовал мне свой адрес, на улице Флотской, названия такого я раньше не слышал. Недалеко от метро Речной вокзал. Ну, найду, язык до Киева доведёт.

Поехал в Берёзку.

С Фирдаусом встретился у магазина. Он был на машине и ждал меня в ней у входа. Передал ему сразу все свои стратегические запасы сертификатов, чтобы на кассе не доставать, а то мало ли, вопросы возникнут. Специфический это магазин…

– Значит, что нам надо? – поинтересовался зять.

– Хочу женщинам парфюма набрать, – поделился я. – Мужчинам по блоку сигарет импортных, Мальборо, например. Марату вискарь, он не курит. И другу одному я очень обязан, хочу что-то из аппаратуры ему купить.

– Ну, пошли, переводчик, – пихнул меня в бок Фирдаус, ухмыляясь.

Милиционер на входе пропустил нас без проверки документов, ему хватило окинуть наши импортные костюмы и обувь намётанным взглядом. Ну и внешность Фирдауса тоже помогла. Сигарет я взял десять блоков, лишними не будут. А с парфюмом вышла засада. Женщин у меня много, хотел взять всем духи в одном ценовом диапазоне, чтобы без обид, но разные. Потом поменялись бы, если кому-то что-то не так, на вкус и цвет, как говорится...

Но осталась одна Клема. На коробке, правда, было написано «Climat», но продавщицы называли их именно так. Даже в «Берёзке» всё разобрали перед Новым годом. Пришлось выгрести у них всё, что осталось. Продавщицы нашли нам семь штук. Ничего, он сейчас очень популярен, это приличный подарок. Заставила только улыбнуться картонная упаковка. В двадцатых годах двадцать первого века ее стали называть «эко-упаковкой» и хвастаться ее наличием, как доказательством экологической ответственности фирмы, а сейчас она как есть самая модная и так.

Взяли пару бутылок алкоголя поприличней, в коробках. Детям набрали импортной фруктовой карамели в яркой упаковке.

Потом пошли выбирать технику Васе. Прошёлся вдоль витрин, взгляд ни за что не зацепился. Зато рядом, в отделе запчастей заметил покрышки, судя по протектору, вполне себе зимние. На прилавке лежали каталоги. Тут, оказывается, можно на иномарки запчасти из-за границы выписывать.

Интересно, а какую машину Вася собрался брать? Конечно, не иномарку. Но, вдруг, резина подойдёт? Лучше придём с ним вдвоем как-нибудь и для машины выберем что-нибудь, чем я сейчас куплю ему абы что.

Только сказал Фирдаусу, что покупка техники отменяется и повёл его ещё раз в алкогольную секцию, как в отделе пластинок начался какой-то переполох. Нам, как раз, надо было пройти через них.

– Похоже, поймали кого-то, – перешёл от удивления на русский Фирдаус, хорошо, рядом никого не было. – Своровал, что ли, что-то?

Мы задержались у отдела для автолюбителей, типа, каталоги листаем, а сами наблюдали за происходящим.

– Да какой ты иностранец? – услышали мы женский голос. – Товарищ милиционер! Подойдите к нам, пожалуйста!

Милиционер от входа тут же переместился к ним и представившись, очень вежливо попросил хорошо одетого парня, похожего на Алена Делона, предъявить документы.

Тот до последнего ломал комедию, но документов иностранного гражданина предъявить не смог и его проводили в помещение недалеко от входа за неприметной дверью. Продавщица с удовлетворённым выражением на гордо поднятом лице прошла мимо нас.

Болонка, изображающая ротвейлершу, – почему-то подумалось мне. Ну, правда, играл парень неплохо. Какая ей разница, казалось бы? Ну, догадалась и догадалась. Обязательно надо было его сдать? План по валюте уже выполнили? Или здесь продавцам премии дают за каждый выявленный подобный случай?

Мы расплатились, точнее, Фирдаус расплатился моими стратегическими запасами.

– Хорошо, что заранее отдал деньги, – заметил Фирдаус, когда мы уже сели в машину, – тут надо очень тщательно шифроваться, сотрудники то ли принципиальные, то ли обзавидовались…

Тут прямо за нами резко притормозила чёрная «Волга», и мы, затаив дыхание, стали ждать, что будет дальше.

Из машины стремительно вышли двое в штатских тёмных костюмах и скрылись в магазине. Не успели мы с Фирдаусом обменяться впечатлениями, а они уже вывели «Алена Делона», усадили отработанными движениями в машину и так же стремительно, как появились, умчались прочь.

Всё понятно, парень прокололся, КГБ повязало за наличие иностранной валюты. Сядет теперь!.. С одной стороны, жёстко, не то слово. А с другой… Как вспомню, как у нас в девяностых народной расчётной единицей стал доллар, а не рубль, цены везде указывались в «у.е.». Может, с точки зрения государства, оно и правильно, что изживают, вот так принципиально, иностранную валюту на своей территории.

– Ну что, домой? – спросил Фирдаус.

– Нет, мне на Речной вокзал надо. Там надо машину посмотреть, другу предложили купить. Ты поезжай по своим делам, а я сам доберусь.

– Да давай вместе поедем, – предложил вдруг Фирдаус. – Какой там адрес? – спросил он, доставая атлас Москвы из бардачка.

Сориентировавшись, мы поехали по Ленинградскому проспекту.

– Теперь о делах, – хитро взглянул на меня зять. – Ездил отец в Австрию, нашёл ту твою плитку «Глазцаубе».

– Так, – приятно удивился я. – А что ж ты молчишь?

– Вот, докладываю, – рассмеялся он. – Скромный завод, но много чего делают. Отец очень впечатлён образцами. Набрал всего, и образцов и каталогов. Загорелся в Италии представительство открыть, уже заключил с ними партнёрское соглашение. Они готовы и с Союзом сотрудничать.

– Здорово! – сказал я. – И как нам образцы получить? Не хочешь родителей навестить?

– Несколько каталогов мне уже передали, – кивнул он назад. – Предварительно уже можно начинать разговаривать. Посоветуй, с чего начать? Как лучше сделать, что бы это всё не растянулось на годы, как здесь любят.

– Так… Так… Так… Мне нужны каталоги, цены. В ценах надо учесть доставку и таможенные сборы, если они будут. Надо подумать… И образцы, всё-таки, хорошо бы иметь.

– Аиша поедет на каникулы в конце января в Италию, сестра с мужем тоже приедут к нам повидаться и посмотреть, как мы устроились. Отец всё убеждает их переезжать в Европу… На обратном пути Аиша привезёт образцы в Москву.

– Это долго, – разочарованно посмотрел я на него.

– Это тебе кажется. Пока разберёмся, как это всё сделать, месяца три пройдёт, если не полгода, – уверенно ответил Фирдаус. – Раньше февраля образцы и не понадобятся.

Если сейчас тоже надо делать сертификаты качества на соответствие союзным ГОСТам, то образцы, по-любому, будут нужны, – подумал я, но спорить не стал. Мало ли, чего я не знаю о нынешней системе ввоза и легализации импорта. Одно ясно, она в плановой экономике может быть совершенно причудливой…

Въехав во двор дома, что указал мне Вася, мы сразу увидели нашего негра возле красного Москвича-407. Мы подъехали и встали рядом.

– Ну, показывай, – улыбаясь подошёл я к нему и вручил коробку с вискарём из «Берёзки».

Заглянув в пакет, он уважительно присвистнул. Но сам глаза от машины не отводил. Даже импортный вискарь его не отвлек.

– Вот, прошу любить и жаловать, – гордо показал он мне на это красное чудо.

Мне сразу не понравилось, что краска на машине во многих местах отслаивается. Много ржавчины. Поколупать бы её, посмотреть, что под отслоившейся краской, но хозяин же потом такой вой подымет.

– Какого года? – поинтересовался я.

– Шестьдесят первого, – ответил Вася.

– Одиннадцать лет, – многозначительно произнёс я. – Ключи есть? Открыть можно?

– Сейчас хозяин выйдет, – кивнул он. – Откроет. Вон, уже увидел нас.

Оглянувшись на дом, заметил колышущуюся занавеску. Ну, подождём. Хотя, лично на мой взгляд, машина не фонтан.

– Сколько он за неё хочет?

– Три.

– Имей ввиду, её красить надо будет сразу. Вот так, – показал я на отслоившиеся куски краски, – оставлять нельзя.

Из подъезда вышел мужик и, настороженно посматривая на нас с Фирдаусом, попытался улыбнуться, и протянул нам по очереди руку.

– Сколько аварий было? – сходу спросил я, заметив, что заднее крыло крашено.

– Две всего, – ответил хозяин.

– Можно открыть?

– Конечно.

Вообще, мне в машине понравилось, просторно. Ручка переключения скоростей на рулевой колонке, с непривычки неудобно, но сплошной диван впереди и свободное пространство между водителем и пассажиром лично мне импонировало. Правда, завёл машину не с первого раза.

– Аккумулятор старый, – пояснил хозяин. – Поменять и с полпинка будет заводиться.

Открыли капот. Двигатель тарахтел, как трактор. Фирдаус сунул было нос под капот, но потом потерял интерес и вернулся к своей машине.

– Три тысячи, надеюсь, с торгом? – откинул я коврик у водительского места и показал глазами Васе, чтобы обратил внимание на проржавевшее днище.

– Ну, сколько вы даёте?

– Мы ещё не даём, – ответил я за Васю. – Мы ещё думаем…

Друг удивлённо посмотрел на меня. Показал ему глазами подойти к Фирдаусу и сам пошел вслед за ним.

– Вась, – тихо начал я. – Она мне не нравится. Две аварии, а может, и больше. Состояние так себе и это мы ещё ходовой не видели.

– И что делать? – разочарованно спросил он.

– Искать, – ответил я. – Лучше пару сотен переплатить, но взять нормальную машину, на которой ты будешь ездить, а не лежать под ней.

Он расстроился. Понятно его нетерпение. Но первая машина не обязана быть геморроем. Некоторые мои знакомые считали, что надо уметь любую поломку самостоятельно ликвидировать, возили с собой запчасти, инструменты. Хотя при отсутствии мобильной связи это, безусловно, было оправдано. А то сломаешься где-то в лесу и останешься там зимовать с медведями-шатунами. Они-то будут рады, безусловно, еды в это время года в лесу мало.

– Давай лучше после праздников съездим в Южный порт на рынок, – предложил я ему.

– Это там, где новая автокомиссионка? – с надеждой посмотрел на меня Вася.

– Ну, да. Посмотрим, что там есть, а потом уже примем решение. За три тысячи, даже если он сбросит рублей двести, я бы не спешил…

– Хорошо. Тогда скажу ему, что после праздников буду решать.

– На трезвую голову, – добавил, улыбаясь, Фирдаус.

– Да, это где-то через недельку, – рассмеялся я.

Мы попрощались с Васей и Фирдаус отвёз меня домой, оставив мне пять каталогов Завода отделочных материалов «Глазцаубе».

Приехал в университет после второй пары. Нашёл наших в столовой. На меня посмотрели без улыбок. И что опять случилось? – подумал я. – И я тут причем, раз так странно встречают в канун Нового года?

– А что ты нам не сказал, что в детский дом ездил? – спросил Булатов. – Мы тоже хотели бы поучаствовать в таком мероприятии…

– Откуда вы уже знаете? – удивился, как в нашем колхозе стремительно слухи распространяются.

– Маша сказала, – ответил Витя, взглянув на меня со снисходительной улыбкой.

– Да уж, мог бы и догадаться, что Галия ей позвонит, – улыбнулся я.

– Мы работаем и в стройотряде, и в Верховном Совете, так что тоже можем себе позволить детям подарки к Новому году оплатить, – добавил Лёха Сандалов.

– Слушайте, ребят, это всё очень хорошо, и я рад, что вы готовы к этому. Но не обязательно всем ездить в один детский дом. Их же полно. Узнайте у Гусева, может, у МГУ тоже есть подшефный детский дом или дом малютки. Он, во-первых, будет территориально где-то рядом от университета, а во-вторых, наша помощь будет оказана большему количеству детей.

– А если у МГУ нет подшефного детского дома? – спросил Витя Макаров.

– Значит, надо его завести, – улыбнулся я. – Студенты же не обязательно деньгами могут помогать, кто-то будет просто приходить играть с детьми. Им же не столько подарки ценны, сколько общение нормальное нужно.

– Ну, надо будет спросить, в самом деле, – согласился Булатов.

– Если Гусев на встречу вам не пойдёт и не захочет шефство брать, то конечно, съездим в тот же детский дом, где я был, ЗИЛовский, – пообещал я. – Там ещё полотенца нужны детям, бельё постельное для маленьких, книжки детские… Полно ещё задач… Вот еще планирую стены им расписать героями мультфильмов…

– О! Это вы так серьёзно взялись? – удивлённо посмотрел на меня Булатов.

– Ну, это же дети, – развёл руками я.

Москва. МГУ.

Во время очередного перерыва начал прикидывать статью о помощи комсомольцев ЗИЛа своему подшефному детскому дому. Блин! Не догадался взять с собой фотоаппарат. Можно же было остаться и наделать фоток, когда директриса начнёт подарки раздавать детям. Их счастливые лица были бы лучшей благодарностью всем комсомольцам, принявшим участие в сборе денег на подарки. Ну, если Ксюша и Юра Бахтин согласятся расписывать в детском доме стены, то приеду их пофотографирую во время работы. Прославлю подругу и однокурсника жены на всю страну.

После пар поехал домой. Только дверь тихонько своим ключом открыл, как с другой стороны ее отворила Галия.

– Раздевайся, разувайся, руки мой и иди обедать, – улыбаясь, сказала она.

Обнял её и поцеловал.

– Звонила я сегодня Ксюше, – доложила она, чмокнув меня еще раз в щеку. – Она с радостью согласилась помочь деткам, сказала, будет по выходным работать. Юра тоже готов.

– Ну, замечательно, – улыбнулся я. – Почти на сто процентов был уверен, что они не откажутся.

Помыл руки, прошел на кухню.

– Юрка предложил волка и зайца из «Ну, погоди!» на стенах нарисовать, – улыбаясь, добавила жена и усадила меня обедать.

– Хорошая мысль, – одобрил я. – Они всем нравятся.

– Завтра Ксюша хотела заехать. Ты уж при ней не показывай, что обо всём догадался… Ладно? Она же в это не поверит, подумает, что я тебе о её беременности разболтала.

– Как скажешь, дорогая. Но скоро это уже будет не скрыть. Надо ей продумать, что вы будете делать дальше. Если Ксюша будет к тебе приезжать, Ирина Леонидовна, по-любому заметит и Ивану скажет.

– Да я ей это уже говорила, – вздохнула жена. – Ну так что нам, с подругой теперь и не встретиться?

– Да нет, почему, встречайтесь. Может, и неплохо было бы, если бы Иван узнал. Мало ли, у них чувства друг к другу не угасли…

– Но сами говорить не будем, – вздохнул я, – а то дело тут такое, специфическое… Если не угадаем, какие именно там чувства бушуют, то можем сильно отношения испортить с обоими… А оно нам надо?

– Да, не лезем в это! Я не хочу Ксюшу терять! Она обидчивая – страсть! – согласилась со мной жена.

До тренировки оставалось ещё время, пошёл дописывать статью про подшефный детский дом. Вспомнив слова директрисы, о том, что было очень неосмотрительно с моей стороны обещать детям приехать к ним ещё раз, написал, что детдомовские дети очень серьёзные и ждут от взрослых ответственного поведения. Если уж что-то пообещали, то надо обязательно выполнять…

Вскоре вой Тузика огласил всех придворных, что их высочества изволили проснуться. Одновременно вышли с тестем из своих комнат и пошли смотреть, как там наши потомки погуляли. Мороз на улице стоял, не то чтобы прямо сильный, но градусов десять было. Щёки у пацанов покраснели. Глазки ещё не проснулись, рожицы обиженные… Смешные!

И только тут до меня дошло, что детям-то я ничего на их первый Новый год не купил! Хлопнув себя по лбу, решил проехать на тренировку через Детский мир и купить хоть что-то, пусть даже и на вырост. Наберу, пожалуй, чего-нибудь развивающего, кубиков, мозаик.

Тут вернулись домой мама с Ахмадом. Довольные! Ель живую купили метра два высотой. Сразу на всю квартиру хвоей запахло. И идея подарка детям сразу родилась, наберу игрушек ёлочных и гирлянду электрическую, и чтоб мигала.

– А мы паспорта с пропиской сегодня получили! – радостно сообщила мама. – С нового года выхожу на работу!

– Поздравляю! – искренне обнял я её и пожал руку Ахмаду. – Москвичи вы наши дорогие!

Брянск. Обком КПСС.

Поздравив коллег с наступающим торжественной речью, Лютов позволил себе расслабиться, Новой год же! Собрались все традиционно в столовой, устроили танцы под модные советские шлягеры. Второй секретарь обкома партии Трошин строго следил за соответствующим моральным обликом работников обкома и даже список вокально-инструментальных ансамблей для танцев лично утверждал. А уж о том, чтобы кому-то из работников напиться сверх меры и речи не могло быть.

Женщины плясали, будучи слегка навеселе, безобразий никаких не было, настроение у всех уже было праздничное. Лютов и Трошин выпили, закусили и расслабленно наблюдали за веселящимися коллегами.

– Валерий Владимирович, – обратился к первому секретарю Трошин, – как ни пытаюсь, не пойму я, зачем надо было в Святославле первого секретаря горкома и директора завода местами менять?

– У Шанцева такие связи в Москве мощные имеются, как оказалось, – ответил Лютов. – Ты ж сам помнишь, Демид Егорович, что тут было, когда начальник милиции его закрыть попытался.

– Ну, это да, согласен…

– А Ваганович о себе слишком много вообразил, пора было его на землю спускать. Он бы не успокоился. Слышал же о нападении на Шанцева двух уголовников? Так вот, есть идея, что это он их подослал… А представь бы они его покалечили? Шанцев бы в Москву своим позвонил, и не факт, что мы бы сейчас на этих позициях в этом зале все еще находились…

Трошин закатил глаза кверху и изумленно присвистнул.

– Ну а теперь они ролями поменялись, и у Вагановича не будет больше оснований мнить о себе слишком много. Теперь в Святославле тихо будет. А нам с тобой это и нужно…

– Ну а Шанцев после такого не захочет сквитаться с Вагановичем? Власть-то теперь у него в руках в городе? – спросил Трошин.

– Шанцев человек добросовестный, принципиальный, он сейчас погрязнет по горло в городских проблемах, ему не до Вагановича станет. – махнул рукой Лютов.

– Не скажите, Валерий Владимирович. Если Ваганович возглавит завод Шанцева, он у него в подчинении окажется. Шанцеву, наоборот, сподручней будет старые счёты с ним сводить.

– Не думаю, – задумчиво ответил Лютов. – Любой удар по Вагановичу, окажется в этой ситуации ударом и по его любимому заводу… Ну, а если даже Шанцев не успокоится, в любом случае, его товарищам из Москвы упрекнуть нас будет нечем. Какие к нам претензии? Мы Шанцева повысили, он теперь нам, кстати, обязан. В случае чего, можно будет через него и за помощью обратиться к его московским друзьям. А с Вагановича было пользы, как с козла молока…

– Ну, Валерий Владимирович! Ну, стратег! – восхищённо покачал головой Трошин. – Такую свару превратили в выигрыш для себя!

– Да уж, Демид Егорович. Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.

Центральный Детский мир к Новому году опять преобразился. Покупателей у входа встречал Дед Мороз. Предновогодняя суета приняла форму массового ажиотажа. Первый этаж сразу встречал многочисленными прилавками с ёлочными украшениями. Гирлянд было достаточно, но, чтобы они мигали, их придётся самому подшаманить. Выбрал гирлянду из цветных пластмассовых шишек. Взял также набор стеклянных шаров-прожекторов из шести штук. Они были хорошо упакованы в плотную коробку, поэтому и выбрал. Дороговаты, но больше вероятности, что довезу до дома.

Подмосковье. Специальные курсы КГБ СССР .

– Здесь, Диана, проходят спецподготовку самые лучшие наши офицеры, – привезла как-то капитан Артамонова свою подопечную на спецкурсы в Балашиху. – И заниматься с нами будут лучшие из лучших.

Диане предстояло получить здесь навыки контраварийного вождения и пройти огневую подготовку. Больше ей нравились огневая подготовка. Она смотрела во все глаза на всё, что делает инструктор, ловила каждое его слово, ждала с нетерпением занятий в тире и выкладывалась там на всю катушку. По удивлению, которое иногда замечала Мария в глазах инструктора, со стрельбой у Дианы было всё в порядке. А вот вождение по скользкому зимнему полигону не произвело на неё никакого впечатления.

Диане предстояло сдать в конце января символические экзамены. Если огневая подготовка опасений у Марии не вызывала, то с вождением было всё гораздо хуже. Капитан Артамонова чувствовала личную ответственность за все удачи и неудачи своей подопечной, а главное – ей совсем не хотелось позорится из-за неё в таком легендарном заведении. Капитан настаивала на ежедневных самостоятельных поездках своей подопечной до Балашихи и обратно в Москву для выработки автоматизма. Диане это категорически не нравилось, но, когда Мария поняла, что ради тира Диана сделает всё, что угодно, ежедневные поездки в Балашиху на спецкурсы стали называться поездками «на стрельбы» и дело пошло гораздо лучше.

Заявился в раздевалку перед тренировкой с двумя коробками, перевязанными тонким бумажным шпагатом, с ёлочными шарами и гирляндой.

– О! А я даже не спросил, купили ли они уже ёлку, – озадаченно проговорил Марат, увидев мои покупки.

– Кто они? – поинтересовался я.

– Да Фирдаус с Дианой. Нечаянно напросился к ним Новый год встречать.

– Так уж и нечаянно? – с сарказмом спросил я, и вокруг послышались смешки переодевающихся спортсменов. Все были в курсе про его отношение к Аише…

– Это как можно нечаянно напроситься? – улыбаясь, спросил его Сатчан. – Хорошо ещё, Аиша тебя не слышит.

– Ну… Так получилось, – смущаясь, улыбнулся наш тренер. – Первого января хочу её куда-нибудь сводить… Правда, куда, еще не знаю.

– В кино идите, – подсказал Антоха Харитонов. – Первого января премьер полно, правда, всё детское. Я с детьми собираюсь идти на «Щелкунчика».

– Это же мультфильм? – припомнил я и, вроде, музыкальный. Не всем нравится…

– Ну да, – ответил тот.

– Ну, куда ж он с девушкой на мультик? Ей же не десять годиков. Может, ещё что будет?

– «Двенадцать месяцев», это кино, – без энтузиазма ответил Антон.

– Вот, лучше на «Двенадцать месяцев» сходите, если ничего другого не будет, – вспомнил я эту старую сказку, неплохую, кстати, – а перед сеансом в кафетерии при кинотеатре посидите. Или им лучше в обычное кафе пойти? Городские кафе работают первого января? – громко спросил я нашу компанию.

– Да кто ж их знает? – хмыкнул Сатчан. – Смотря, кому подчиняются. Пусть в кинотеатре посидят, не ходить же по морозу проверять, кто там работает, а кто нет?

– И то верно, – согласился я и повернулся к Марату. – Главное, билеты купить заранее и прийти пораньше, чтобы в кафетерии место занять и посидеть спокойно.

– Угу, – сосредоточенно глядя на меня, кивнул он.

Во время тренировки появилась возможность поговорить с Сатчаном о делах.

– Слушай, нам удалось найти фабрику, которая эту стеклянную плитку выпускает.

– Правда, что ли?! – обрадовался он.

– Да. Это австрийский производитель. Семья Фирдауса уже заключила с ними партнёрское соглашение, будет их представителем в Италии.

– А в Союзе? – обеспокоенно спросил Сатчан.

– Вот как раз и хотел закинуть удочку насчёт Союза... Как думаешь, если семье Фирдауса, как представительству этого производителя, войти в Союз через Главспецстрой, быстрее получится согласования пройти? Всё-таки, это валютные закупки.

– Вот, именно. Если б не валюта, на раз-два всё согласовали бы. А так, это ж всё через Внешторг…

– Значит, всё упирается в валюту? – задумчиво произнёс я. – А если Главспецстрой будет расплачиваться за плитку рублями, а наши иностранцы будут на них что-то закупать в Союзе и вывозить за рубеж?

– Что они будут тут закупать? – удивлённо посмотрел на меня Сатчан.

– Не знаю. Что-нибудь. Алмазы какие-нибудь. Только цена должна быть для них интересной.

– Ну, ты придумал… Кто нам это разрешит?

– Слушай, стеклянная плитка станет доступной всем министрам через Главспецстрой, – произнёс я, улыбаясь. – Им надо просто предложить. Давай, я тебе три цвета образцов дам по одной-две штучке? Покажешь тестю, он ещё кому-то, глядишь, они сами и придумают, как это всё сделать без Внешторга и лишней волокиты. Или с Внешторгом, но без волокиты, на то они и министры. Что мы с тобой за них думаем?

– Ну, давай, – рассмеялся он.

Про каталоги я намеренно не буду пока никому говорить, дабы не рассекретить поставщика раньше времени. В моих интересах сделать фирму Эль Хажж эксклюзивным представителем в Союзе этого «Глазцаубе».

– Слушай, семья Фирдауса умеет дела вести. Если удастся договориться на хороших для них условиях, – многозначительно взглянул я на Сатчана, – они, наверняка, отблагодарят за помощь. Тебе надо будет только сказать, в чём именно благодарность должна заключаться.

– Понял… У тебя же образцы дома? – спросил он. Я кивнул. – Давай, я тебя домой после тренировки отвезу… Я же увижу тестя на Новый год, вот и покажу ему сразу плитку. Римме намекну, что есть возможность её получить, так она с отца не слезет.

– Давай, – рассмеялся я.

А что? Деловой подход.

С утра пораньше в субботу мы с Ахмадом поехали на Центральный рынок с большим списком. Решили с Галиёй собрать семью у нас, место позволяет. Приедут из деревни наши бабушки с дедушками. Жариковы будут и Гриша с Родькой. Марат будет встречать Новый год у Эль Хажжей.

Взял специально томик из своих запасов и на рынке мы с Ахмадом прямиком отправились к Серго Гавашели. Решил я принять его предложение у него закупаться. А то все другие контакты на рынке у нас были через дядю Ираклия Дато, и теперь, после ссоры с ним Ираклия, мне было как-то несподручно их поддерживать. Вдруг Дато разъярён, и захочет через меня на Ираклии отыграться? Узнает у своих знакомых, что я у них закупаюсь, да попросит подкинуть мне несвежих продуктов… А Серго – случайный контакт, его, ко всеобщему удивлению, Леха нашел. Совсем на него не похоже такое проворство…

Начал я с поздравления. Тот, как будто, и не ожидал ничего подобного, уж не знаю искренне ли, но благодарил он нас очень эмоционально. Зато затарились мы довольно быстро. Насчёт цены не сказал бы, что мы заплатили меньше, чем в прошлые разы, но, учитывая, что мы приехали накануне Нового года, цены на рынке, наверняка, сейчас взвинтили.

Дома нас уже ждали первые гости. Бабушка с Трофимом специально приехали пораньше, помочь с готовкой и с детьми. Нас же с женой ещё художники сегодня у себя ждут в гости.

Галия запекла мясной рулет, чтобы не с пустыми руками к художникам идти, и к обеду мы спустились на первый этаж.

Как увидел, так и сразу вспомнил этого смешливого мужичка-драматурга. Говорил он по-простому, по-деревенски, а сам-то, оказывается, лауреат какой-то там. Когда он улыбался, от него шло тепло душевное. Вот что настоящая искренняя, а не поддельная, улыбка делает…

У Елены Яковлевны всегда стол отменный, так ещё Галия принесла свой рулет, внутри которого были варёные яйца. Когда хозяйка нарезала его, получилось очень красиво, к нашему с Галией удовлетворению. Я принёс бутылку грузинского вина, у Михаила Андреевича была приготовлена бутылочка, тоже грузинского, Леонид Прокофьевич тоже пришёл не с пустыми руками, крымское вино приволок, и перед нами встала дилемма, с чего же начать? Под шутки-прибаутки предоставили хозяину решать. Остановился он на крымском.

Между тостами Леонид Прокофьевич выбрал себе новые покупки из работ обоих художников. Мы с женой присутствовали как на выставке при этом процессе. Конечно, художники попытались не продать, а подарить, но он им этого не дал сделать.

– Я вас друзьями считаю. А друзья друг друга не разоряют! К тому же куда мне эти деньги за пьесы девать, если честно…

Потом мы с народным артистом получили возможность поговорить по делу. Мне было очень приятно с ним общаться. Никакого гонору, никакого отношения свысока! Он выслушал меня и сказал, что ничего сложного в работе драматурга нет.

– Можно учитывать технические возможности конкретной сцены, а можно не учитывать. Просто, помни, что быстро поменять декорации в театре невозможно, – рассказывал он мне. – Декораций не должно быть много, то есть у тебя всё действие происходит в одном помещении, максимум в двух. Дальше, количество героев пьесы тоже важный вопрос. Надо понимать, какая труппа в театре, сколько у них актёров. Если ты растягиваешь во времени действие, то надо больше актёров, например, герой в молодости один актёр, герой через двадцать лет другой актёр. Одного и того же актёра долго гримировать надо каждый раз, понимаешь?

– Ну, так-то всё понятно, – кивнул я.

– Далее. Зритель должен быть всё время в напряжении, нужна интрига, неожиданная развязка, желательно, комичные ситуации, но только если это уместно. Не стоит сильно умничать. А, и еще важно – не любит современный зритель стихи. Именно в пьесах, сами-то по себе они очень популярны…

– Ну, до стихов я ещё не дорос, – рассмеялся я.

– Ну, я на всякий случай, – развёл он руками. – А то никогда не знаешь. На вид – приличный человек. А потом как достанет свои стихи, да как начнет читать…

Мы оба посмеялись. Ну а кому не попадался на жизненном пути доморощенный поэт, вообразивший себя новым Пушкиным? Но скучный, как дохлый осел.

– А что по оформлению?

– Оформление, это последний вопрос, – махнул он небрежно рукой. – Вот тебе образец, посмотри, там ничего сложного.

– Спасибо, – выдохнул я.

Да, не каждый профессионал высшей пробы так будет с новичком говорить. Никаких попыток набить себе цену. Внушить, что это не юного ума дело. Что умнейшие люди десятилетиями к этому идут. Нет, просто – дерзай парень, я верю, что ты сможешь, ничего сложного в этом и нет. Зауважал я драматурга, зауважал… Вот у него точно будет своя мощная школа из молодежи, которая его будет уважать и восхвалять… может, уже и есть.

Леонид Прокофьевич принёс мне напечатанный на машинке текст какой-то пьесы. Подготовился. То есть, ему заранее сказали, с какой просьбой от меня он столкнётся, и он счёл необходимым поделиться своим опытом. – Спасибо, – ещё раз произнёс я и взглянул, при этом, и на него, и на художников.

– Ты пиши, если что-то будет не так, худрук исправит, подскажет, – ободряюще похлопал меня по плечу Леонид Прокофьевич. – Все когда-то с чего-то начинают.

– Да, и поговорка «Первый блин комом» не просто так появилась, – добавила Елена Яковлевна, – не стоит пытаться сразу сделать что-то на профессиональном уровне. Люди всю жизнь этому учатся, и если не получится сразу так же, то это нормально. Главное – пытаться! Не сдаваться! И однажды…

– Я понимаю, – кивнул я.

Меня благословили… И теперь ещё больше хочется сделать сразу хорошо, а не фигню какую-то. Поеду-ка я, пожалуй, в театр знакомиться с труппой. Кто у них артист, кто актёр, кто певец, а кто танцор.

Блин! Стихами заговорил! Это плохой признак…

Долго задерживаться в гостях не стали, у всех предновогодние хлопоты. А к нам ещё и Ксюша зайти собиралась ближе к вечеру.

Ирину Леонидовну с Иваном мы тоже пригласили к нам встречать Новый год. И Анну Аркадьевну. Женщины то и дело ходили туда-сюда, дверь не запиралась в принципе. Ахмад мою гирлянду к ёлке приладил.

Ксюша пришла и помогла Галие елку нарядить, мы с Загитом малышей на руках в этот момент держали. Им уже по три с половиной месяца, любопытно всё яркое потрогать. Сейчас они ещё у нас на руках, а вот через год нужно будет что-то думать. Иначе ёлка долго не продержится.

Что еще хорошо, что Тузик в этом году вел себя солидно. В отличие от прошлого года, когда они с котом охотились на пару за елкой, делал вид, что ее и нету. Я, конечно, сразу не поверил, понаблюдал за ним. Только когда он улегся под ней и заснул, и успокоился. Да уж, двортерьер, а по уму многих породистых собак обскачет!

Обсудили с Ксюшей роспись стен в детском доме. Она реально воодушевилась этой возможностью. Хотела приступить чуть ли не сразу после Нового года. Сказал ей, что, поскольку не знал, согласится кто-то или нет этим заняться, то не обсуждал ещё роспись стен ни с комитетом комсомола, ни с директором детского дома. Она реально расстроилась. Пообещал ей в первый же рабочий день в новом году этим заняться.

Она поужинала с нами и засобиралась домой. Мы с женой вышли к лифту её провожать. И тут надо было Ивану выйти покурить…

Москва. Квартира Ивлевых.

Иван явно не ожидал увидеть нас всех. Промычал что-то нечленораздельное… Похоже, он выпивший! Уже празднует?

– Привет, – проговорил он, протискиваясь между нами.

– Привет, привет, – скороговоркой ответила Ксюша и повернулась к лифту.

– Как дела? – не отставал Иван от бывшей.

– Всё хорошо, спасибо, – ответила она, не поворачиваясь к нему.

– А что ж ты одна? Где твой джигит?

Ксюша таки повернулась, и так на него посмотрела, как будто ей под дых дали. Но тут очень вовремя приехал лифт и она поспешила уехать, ничего не сказав.

– Блин, Иван, – вырвалось у меня, и я побежал на первый этаж, посмотреть, что там с Ксюшей.

Сверху слышал, как Галия набросилась на соседа с упрёками. Спустился я быстрее лифта. Ксюша вышла бледная, с поджатыми губами.

– Всё нормально? – спросил я, заглядывая ей в глаза.

– Нормально, – резко ответила она. – На дураков не обижаются.

– Это правильно, – с облегчением выдохнул я. – Аккуратней там, на улице скользко, смотри под ноги.

Она вышла из подъезда, а я поднялся к нам на этаж, где Галия до сих пор чихвостила обескураженного Ивана за бестактность и бесцеремонность. Он только что от неё узнал, что Ксюша и Рамаз давно расстались и, похоже, чувствовал себя последним хамом. Во всяком случае, рука с сигаретой у него заметно подрагивала.

Галия высказала ему всё, что о нём думает и с гордой осанкой скрылась у нас в квартире.

– Видишь, как бывает, – развёл я руками, глядя на соседа.

– Я ж не знал, – оправдываясь, ответил он, заметно протрезвев. – Что же ты не сказал?

– Ну, а зачем я буду говорить, если ты не спрашиваешь? – поднялся я к нему на несколько ступеней. – Вы же расстались… К чему мне рану бередить?

Он кивнул, согласившись со мной, и прикурил ещё одну сигарету.

– Что там на раскопках? – решил я отвлечь его.

– Всё. Закончили, – ответил он. – Ребята наши попросили оставить им там палатку на новогодние праздники, хотят там молодёжной компанией Новый год встречать.

– Холодно, наверное, будет, – удивился я.

– Здрасьте, – недоумённо взглянул он на меня. – Там же печь!

– Точно! Вот они себе устроят там отдых на природе на три дня! Щедрый подарок ты кому-то устроил.

– Да ладно, пусть молодёжь отдыхает, – махнул Иван рукой, словно говоря – мол, пусть, хоть, кому-то будет хорошо.

Ну а что поделать, дружище? – подумал я. – Сейчас, скорее всего, в твоих отношениях с Ксюшей ничего уже не исправить. Да и ты действуешь так, чтобы она, несмотря на беременность, не жаждала иметь с тобой ничего общего… Обиделся, дело понятное, но надо как-то повзрослее все же…

Понимающе похлопал его по плечу и пошёл домой.

А у нас дым стоял коромыслом, женщины что-то парили, жарили, пекли. Предпраздничная суета наполнила дом. Заразился от всех атмосферой ожидания чего-то чудесного. В семнадцать лет это совсем несложно, гормоны зашкаливают, и радоваться так легко, когда ничего не болит, не ломит, не ноет… Чего же не верить в чудеса?

В большую комнату на завтра уже притащили откуда-то ещё один стол. Там уже стояли тарелки, стаканы, бокалы, вилки, ложки.

– Завтра останется только табуретки принести, – сказала Анна Аркадьевна, взглянув со счастливой улыбкой на Загита, и тот с готовностью кивнул. Ну, ясно, откуда стол!

Зазвонил телефон, и он взял трубку.

– Доча, тебя к телефону, – заглянул он в нашу спальню, где Галия с Ириной Леонидовной занимались малышами.

– Давай, я тебя подменю, – предложил я. – Такая суматоха, – сказал я Ирине Леонидовне, когда жена выбежала из комнаты. Андрюшку надо было покатать на мячике и мы с ним занялись зарядкой.

– Нас Маша Шадрина с бабушкой к себе в гости первого января пригласили к трём часам, – вернувшись, сообщила жена. – Витя тоже будет.

– Да? Ну, пойду поговорю с мамой, попрошу нас отпустить, – уступил я ей место у гимнастического снаряда.

Мама с Анной Аркадьевной охотно согласились остаться с детьми в понедельник, о чём я и сообщил сразу же жене.

Вскоре Загит собрался было ехать к себе в общежитие, чтобы было где уложить бабушку с Трофимом. Но Анна Аркадьевна запротестовала и предложила бабуле свою вторую комнату.

– А Загит и Трофим в детской переночуют, – обрадовалась мама.

Остаток вечера допечатывал записки для Межуева и побольше с Тузиком погулял.

Тридцать первого декабря день начался с почтальона, принесли телеграмму с поздравлениями от Рафика. Вскоре пришла на подмогу Никифоровна, но у наших женщин к праздничному столу почти всё уже было готово. Все занимались нарядами, бигудями, кто ногти красил, кто туфли подбирал. Дети всю первую половину дня были на нас, мужчинах.

Звонил отец, поздравил нас всех. Спросил его, какие у них планы на завтра, хотел заехать с подарками. Но они с Кирой собрались встречать Новый год не дома, а где-то за городом, поэтому решил сразу к ним съездить подарки отдать, хороша ложка к обеду.

Они меня за стол усадили, поговорили немного. Батя поделился озабоченно, что Диана стала сильно занятия в институте задвигать, но что интересно, к нему по этому поводу никто не приходит жаловаться.

– И это очень странно, ты не находишь? – посмотрел Тарас на меня. – Обычно, мне самому приходилось бегать и её отсутствие прикрывать. А теперь… Я просто не понимаю, что происходит.

Первая мысль, что мне в голову пришла, что ей кто-то свободное посещение обеспечил, как и мне. А кому это под силу в случае Дианы? Только Комитету. Фирдаус ни о чём таком не заикался, похоже, он не в курсе, что она занятия прогуливает. И где же она пропадает целыми днями? Понятно, понятно…

– Может, народ уже не заморачивается из-за её отсутствий? – ответил я. – Знают уже все, что это твоя дочь.

– Может быть, может быть, – задумчиво проговорил отец.

Я прекрасно его понимал. Он привык все контролировать, что касается учебы детей, в своем Горном. Для него это дело профессиональной гордости, фактически. А тут вдруг привычная схема рушится прямо на глазах. Для него дело чести понять, что за ерунда происходит. Хоть бы не нарыл слишком много информации, выйдя на длинную руку КГБ. Ни к чему ему знать, что она с Комитетом связалась. Только расстроится, а сделать все равно ничего не сможет… Не поймет, зачем при свекре-миллионере ей записываться в бойцы невидимого фронта КГБ и рисковать свободой…

Кира мне вручила целую сумку с собой.

– Там конфеты шоколадные, курага и чурчхела из Абхазии. Угости всех, – улыбнулась она и они проводили меня домой.

Часам к четырём пришли Егорыч с Гришей и Родькой, принесли бутылок в двух сумках.

– Где Аришка? – пробежался по комнатам Родион. – Я нам газировки набрал…

– Они попозже будут, – ответил я, увидев разочарование на его лице. – Потерпи чуть-чуть, скоро приедут.

Но Жариковы приехали только в шестом часу. Александр Петрович изволили почивать до четырёх часов, будить его родители не рискнули. А то будет капризничать и испортит всем праздник.

Зато Родька с Аришкой обнимались и радовались встрече очень искренне. Малая уже сносно объяснялась, и Родион сразу потащил её смотреть, что он к новогоднему столу для них прикупил.

Ближе к вечеру все расползлись по комнатам подремать перед бессонной ночью. Нам с женой тоже удалось покемарить, пока малые спали. Но с девяти часов все уже начали готовиться провожать старый год. Включили телевизор в большой комнате, женщины наряжались, а мы с мужиками детей развлекали. Анна Аркадьевна увела Загита к себе за табуретками и стульями. Иван тоже принёс свои табуретки и остался с нами. Воспользовался моментом и вывел пса.

В десять часов все сидели за столом с наполненными у кого чем бокалами. Разглядывал стол, это что-то с чем-то. Женщины заморочились, так заморочились. Просто подать яйца под майонезом было нельзя, надо было обязательно каждому яйцу мордочку сделать. Селёдка под шубой в виде рыбы. Колбасно-сырная нарезка в виде герба СССР! Оливье в хрустальных салатницах, и, вообще, женщины расстарались.

В повисшей тишине я вдруг осознал, что все смотрят на меня.

– Не понял, вы что, мне первое слово решили дать? – оглядел я всех за столом.

– Так хозяину первое слово, – как о само собой разумеющемся сказал Трофим.

– Ну, ладно, – поднялся с сынишкой в одной руке и бокалом вина в другой. – Что касается меня, то этот год я запомню на всю жизнь! Моя жена подарила мне двоих замечательных сыновей. Я был и до этого счастлив, а стал в три раза счастливее. Я поднимаю этот бокал с мыслью о тебе, дорогая, – сел я на своё место и поцеловал засмущавшуюся Галию со вторым малышом на руках. – А может, пофотографируемся заодно? – предложил я, оглядывая собравшихся.

– Конечно! – согласилась за всех Никифоровна.

– Эх, сразу не сообразили! – поддержал её Ахмад.

Передал ему сына и принёс фоторужьё.

– Будем снимать всех, по очереди, – проговорил я, подготавливая его. – Нас с Галиёй и детьми кто-нибудь снимите, пожалуйста. Из коридора лучше, чтобы расстояние было приличное…

– Давай, я, – предложил Гриша и мы с женой и детьми опять сели рядом.

Григорий сделал несколько кадров и слово передали Галие. Взял у неё второго сына, держа их по одному в каждой руке, а она сказала, что год был, конечно, особенный, родились дети, она почувствовала, что такое быть мамой и она только сейчас начала понимать своих родителей…

Гриша сделал несколько снимков. Представляю, какие у нас останутся фотографии после этого: грустная-грустная Галия, видимо, подумавшая о разводе родителей.

Загит, похоже, тоже понял ход её мыслей и, не дожидаясь своей очереди, перехватил у неё эстафету.

– Для родителей, – поднял он свой бокал, – самое главное, чтобы были счастливы их дети. А за тебя доча, я спокоен и очень рад, что двое деток появилось у вас в этом году, квартира увеличилась, работу такую замечательную предложили… В общем, всё хорошо!

Гриша и его пощёлкал. Потом Алироевы встали вместе.

– Год был, хоть и непростой, – посмотрел на жену Ахмад, – но всё закончилось очень неплохо. У нас появилось сразу трое внуков.

– Да, – улыбнулась мама, – и мы, наконец-то, перебрались в Москву.

Анна Аркадьевна высказалась в том ключе, что очень рада, что ближе познакомилась с нашей дружной семьёй. Бабушка с Трофимом встали и посмотрели друг на друга так, что мы без слов всё поняли и рассмеялись радостно за них.

– Хороший был год, – приобнял Трофим бабулю и чмокнул в макушку.

Потом встали Жариковы вдвоём. Пётр тоже поблагодарил жену за сына.

– И вообще, – сказал он, – мне очень повезло, растёт дочь, растёт сын, и жена умница.

Инна только поддакивала и счастливо расплылась в улыбке, когда Пётр её умницей назвал.

Гончаровы встали все вместе, даже Родька. Но говорила от них Никифоровна.

– В этом году у меня сразу, вдруг, появилась большая семья, – начала она. – Всего ничего времени прошло, а мне уже кажется, что всю жизнь так было…

– За вас, Анна Никифоровна, – улыбаясь, поднял свой бокал Григорий. – Хороший был год. Да? – посмотрел он на сына.

– Да! – уверенно ответил Родька.

Когда пришла очередь Алдониных, вдруг, оказалось, что и сидят они в разных углах стола, и сказать им друг другу, особо-то, нечего.

Ирина Леонидовна почему-то про моих детей заговорила и их успехи в развитии. А Иван сидел молчком и говорить ничего не собирался. Пришлось напомнить, что у него очень плодотворная экспедиция была в этом году, двойное захоронение обнаружили. Сгладил как мог ситуацию. А, вообще, что-то его выбила из колеи вчерашняя встреча с Ксюшей.

Много нас за столом собралось, пока старый год проводили, пока перекурили, у нас дети задремали, мы их спать отнесли. А там уже и Новый год пришло время встречать.

Звон бокалов, поздравления с Новым годом, с новым счастьем. Поймал себя на мысли, что никто и не сомневался, что новый год будет лучше предыдущего.

Начался обмен подарками. Мои коробочки с «Клима» и блоки сигарет произвели фурор. Родьке и Аришке вручил фруктовую карамель, предварительно взяв с них слово, что они не будут есть всё сразу.

Мне тоже надарили подарков, жена вручила мне рубашку, Алироевы мохеровый шарф в чёрно-сине-зелёную клетку, Жариковы рижский одеколон «Командорс», Загит и Иван по бутылке коньяка, бабушка с Трофимом подарили резную деревянную подставку под канцелярские принадлежности в виде ёжика в кабинет, а Гончаровы – складной чёрный зонт. С подарками ещё долго разбирались. Женщины сразу повскрывали мои духи. Вот когда я обрадовался, что запах у них у всех одинаковый.

Потом смотрели «Голубой Огонёк», гостями которого был «Московский цирк». Сидел и удивлялся, что в студию притащили тигра, цирковую лошадь, медведя, собаку. Весь «Голубой Огонёк» состоял из цирковых номеров. Выступали молодые Кобзон, Никулин, Пахмутова. Посмеялся над Кобзоном с бородой и автоматом в руках, изображавшим защитника Кубы. Родьке и Аришке разговоры между номерами не нравились, и они начинали беситься. Выпустили мне пса из кабинета и принялись гоняться за ним по всей квартире. А он прибалдел от такого количества людей в доме и всё спрятаться куда-то норовил. Еле уговорили Аришку, что собачка спать хочет и закрыли его обратно в кабинете.

Посидели час у телевизора и пошли на улицу. Галия и Инна остались с детьми, а остальные проветрились немного во дворе и вернулись за стол. Всё прошло очень торжественно, спокойно, культурно. Спать разошлись часа в два ночи. Место моё в спальне уже было занято Инной и Аришкой.

Бабушку и маму забрала к себе Анна Аркадьевна. Петра уложили с Ахмадом, а мне постелили на раскладушке в кабинете. Собственно, мне повезло больше всех, мы с Тузиком в отдельной комнате спали.

В девять утра первого января мы с псом уже бегали по району. Вернулись, как раз, к завтраку. Женщины, просто, выставили на стол остатки с новогоднего стола и наши посиделки продолжились. Как же приятно побыть с близкими, само по себе их присутствие уже радовало.

Часов в одиннадцать позвонил Фирдаус и попросился приехать. Предупредил его, что в два нам с Галиёй уже надо выехать из дома. На что он сказал, что им только поздравить. Стало ясно, что выходить, чтобы посекретничать, нет нужды.

Конечно, только поздравить у них не получилось. Приехали и Эль Хажжи, и Аиша с Маратом. Начались опять посиделки и обмены подарками. Диане и Аише парфюма уже не хватило, подарил им по книге. Фирдаусу тоже. А с Маратом обменялись бутылками под общий смех. Он молодец, раздобыл мне редкий грузинский коньяк, что я еще и не видел…

Эль Хажжи нам с Галиёй подарили постельное бельё с вышивкой. И к общему столу для всех выложили импортные конфеты инжир в белом шоколаде. Мои домочадцы были в шоке от такого угощения, разглядывали и смаковали.

Время быстро пронеслось и нам надо было уже ехать к Шадриным в гости. Галия приготовила подруге и бабушке подарки, а я Вите взял первый том Конан Дойля.

Марат с Аишей ещё остались у нас, а Эль Хажжи ушли вместе с нами. Жаль, поговорить с Дианой один на один не было возможности. Всё, что я успел, когда прощался с ними на лестнице, так это намекнуть, что отец очень интересуется ее занятиями в Горном. Фирдаус ничего не понял, для него это нормально прозвучало. Интересуется отец – ну и хорошо, он и должен интересоваться, на то и отец. А у Дианы глаза расширились, она поняла, что именно я имею в виду. Стало окончательно ясно, что она уже начала вовсю с Комитетом Глубокого Бурения работать…

Я понял, что надо найти время и серьёзно с ней поговорить по поводу нюансов работы разведчика, о которых я читал в будущем. Только чтобы было время достаточно на откровенный разговор, и не было лишних ушей поблизости… Нечего тянуть, уже был один раз, когда она взяла и внезапно усвистала за рубеж, меня не предупредив. Да и не обязана предупреждать… А что, если она там задержится, да начнет вовсю на КГБ работать, не зная нюансов?

У Шадриных нас встретили накрытым столом, но, учитывая, что все уже объелись, нас угощали только пирожными и чаем. Но пирожные обалденные, каждое – шедевр. Заморочились, так заморочились.

– Может, кому-то кофе, а не чай? – поинтересовалась Виктория Францевна. – У нас есть мороженое.

– О! Я тогда кофе с мороженым буду, – улыбнулся я, а жена удивлённо посмотрела на меня. – Попробуй, дорогая, это очень вкусно.

Нас баловали разными импортными добавками к кофе, мы все налопались пирожных так, что пришлось объявить перерыв. Витя занялся пластинками, девчонки устроили танцы. Галия рассказывала про свою будущую работу так вдохновенно, что самому захотелось на мгновение туда работать пойти. Что уж про Машку говорить.

Вздохнул, поставив себе пометку дома с Галией по этому поводу поговорить хорошенько…

Потом Виктории Францевне кто-то позвонил, и она, извинившись, взяла телефон на длинном проводе и вышла из комнаты.

Витя сделал музыку потише, чтобы ей не мешать. Девчонки на кухню умотали, а мы обсуждали Самедова. Мне было интересно, не предпринимал ли он ещё чего-то. Потом хотел поговорить о полномочиях их молодёжной группы, но Витя, толком, так и не смог ничего рассказать. Работу они планировали в новом амплуа начать только с Нового года. Валиев, как оказалось, ещё сам там не во всём разобрался.

Москва. Квартира Шадриных.

– Я не понимаю, что происходит, – жаловалась подруге Маша. – Витя звонит постоянно, время со мной проводит, ищет меня во время большого перерыва в университете, чтобы на обед вместе идти…

– Ну, так здорово, я так рада за вас! Что тут не понимать! – улыбнулась Галия.

– Чему тут радоваться! – с непониманием и даже обидой посмотрела на нее Маша. – Витя про будущее вообще не говорит. Про наше будущее… Даже намёков никаких нет на семью, на свадьбу.

– Даже не знаю, что тебе сказать на это, – растерянно пожала плечами Галия. – Паша как-то сразу дал понять, что у него есть виды на меня.

– Ну, да. Ты же рассказывала. Он же и предложение тебе быстро сделал. А Костя Брагин, а Леха Сандалов? Видишь, и друзья его все уже женаты, и не тянули вовсе… Я не понимаю, – чуть не плакала Маша, – почему Витя мне предложение не делает?

Дочитали главу – порадуйте авторов, поставьте книге лайк, если еще не сделали этого раньше! Вам несложно, а нам – приятно!!!

Москва. Кинотеатр «Россия».

Воспользовавшись советом Павла, Марат взял заранее билеты в кинотеатр в центре Москвы, на Пушкинской площади, чтобы и добираться было удобно, и погулять было где после кино.

А перед сеансом они целый час просидели в кафе кинотеатра, заняв отдельный столик в большом просторном зале. Марат накупил пирожных. От алкоголя Аиша отказалась, поэтому он взял ей, сначала, молочный коктейль. Потом ещё ходил за чаем. Незаметно для себя Марат в разговоре перешёл на обсуждение вопросов из лекций Паши по рыночной экономике. Он не всё до конца усвоил и попытался пересказать эти моменты Аише так, как он их понял.

Из всей их компании ему было труднее всего на лекциях, он за границей ни разу не был и рассчитывать мог только на собственное воображение и чужие объяснения.

Сначала обескураженная девушка серьёзно отвечала на его вопросы, поправляла при необходимости, объясняла. А потом расслабилась, улыбалась и смеялась, когда он делился с ней своими, иногда такими наивными, представлениями о жизни при капитализме.

Он не обижался, понимая, что она не со зла, тем более, что в конце она его похвалила. Сказала, что он, на удивление, быстро осваивается в совершенно незнакомой для него теме.

– У меня тоже вопросы есть без ответов. До сих пор непонятно, – призналась она, – почему у вас на улицах все одинаково выглядят, все хмурые, ни одного лица улыбающегося не увидишь.

– Смех без причины – признак дурачины, – ответил ей Марат, не задумываясь. – Пойдём в зал.

Долго у Шадриных задерживаться не стали, сослались на детей и распрощались. Всё-таки, всем завтра на работу, и бабушка с Трофимом уже, наверняка, к себе в деревню уехали, и Жариковы тоже, небось. Маме с Анной Аркадьевной завтра тоже на работу, неудобно их на целый вечер с детьми оставлять. Ещё и Галия всё беспокоилась, в чём ей завтра идти на новое рабочее место?

Уже дома, воспользовавшись моментом – дети спали, а все домочадцы разошлись по комнатам, – решил поговорить с женой и позвал её на кухню.

– Дорогая, есть к тебе один разговор… На будущее…

– Что-то случилось? – поняла по моему виду Галия, что я не о светлом и радостном хочу поговорить.

– Ну, как бы и нет, но могло бы случиться…

– Да говори же уже, в конец заинтриговал!

– Ладно, хочу тебя просто предупредить на будущее. Вот нашли мы тебе работу хорошую, и я знаю, что ты очень рада. Засиделась дома…

– Ну да, а что тут такого?

– И, поскольку ты видишь в людях только хорошее, ты тут же спешишь подругам рассказать, верно? Чтобы они тоже порадовались?

– Ну да, и что в этом такого?

– Да вот сама посуди. На работу ты только оформляешься, пока что у тебя есть только устная договоренность, что тебя там возьмут, по рекомендации Сатчана. Всё верно?

– Да верно же! Так что же не так?

– Ну, сама посмотри. Ты сегодня была в гостях у очень непростой семьи. Дипломаты, куча связей, и тоже на высоком уровне. А подруги бывают разные. Ты так расписала свою будущую работу, что у Маши аж слюнки потекли. Зарубежные делегации! Сопровождение иностранцев в Большой театр! Будущие командировки в Париж и Вену!

– Ну да, как мне и рассказали. Постой, ты что, испугался, что Маша может меня обойти и занять это место? Она не такая!

– С этим согласен. Маша – девушка очень порядочная, она с тобой так не поступит. Но все ли подруги таковы? Все ли настолько порядочны?

– Ну если я в Маше уверена, да и ты уверен, то в чем, тогда, проблема? Она за меня порадовалась, бабушка её за меня тоже искренне порадовалась!

– Да просто есть же еще и фактор знакомств Маши и бабушки. Ты все так расписала им привлекательно, а где гарантии, что они сейчас по очереди на трубке телефонной не висят, своим очень непростым друзьям рассказывая, как повезло простой девушке, бывшей студентке Горного, устроиться на вакансию в таком непростом месте! А там свои дочки, да племянницы… Где гарантии, что завтра ты придешь устраиваться, а тебе там не скажут, – надо же, произошло недоразумение, и места больше нет. Мы должны были, наверное, позвонить и предупредить, но сами понимаете, праздники, забегались. Простите-извините и идите домой, детей воспитывать!

Галия сильно расстроилась. Наконец-то она сообразила, что я имею в виду.

– Ну а что дальше будет, ты и сама понимаешь. Я, конечно, возмущусь, и начну за ниточки дёргать. Сатчан возмутится, и тоже начнет это делать. Вот только он довольно быстро узнает, кто виноват в том, что это место заняли… Кто сделал такую рекламу на эту вакансию, что кто-то посерьёзнее Сатчана надавил на местное руководство, и место исчезло. А после этого, когда он поймет, что это ты сама и привела другого человека на своё место, у него пропадет всякое желание за тебя сражаться.

Галия аж побледнела, сообразив, какую глупость сделала.

– Так, успокойся, не вздумай психовать. У меня нет цели тебя нокаутировать. Я просто на будущее тебе говорю, как не стоит себя вести. Да даже окажись та же Маша не такой порядочной, как мы думаем, за неё сейчас и отец-посол топил бы, чтобы она заняла твоё место, и Витькин папа-замминистра! Думаешь, Витька устоял бы перед просьбой со стороны своей девушки?

– Так ты серьёзно думаешь, что я завтра приду и…

– Нет, конечно. Скорее всего, нет. Я на будущее хочу тебе дать понять, как вести себя не стоит. Завистливых людей полно, нечего перед ними хвастаться шкурой неубитого медведя. И давать адресок медвежьей берлоги, куда можно успеть раньше тебя с ружьишком…

– Фух, ну да, сглупила! – признала Галия, немного успокаиваясь, – но я так радовалась, меня такое счастье захлестнуло! Что я не просто снова на работу выхожу, а что эта работа будет такая классная, с такой перспективой!

И, посмотрев на меня виновато, добавила:

– Я обожаю наших деток, но все так сильно изменилось! Мы постоянно гуляли везде, разговаривали, с друзьями встречались! А тут раз – и в четырех стенах все время…

– Понимаю все, и не виню тебя в том, что ты устала, и рвешься на работу. Кто-то мечтает родить и дома с детьми сидеть, а вот ты не можешь без работы. Люди же разные, это нормально. Да, вот еще что. Вот когда будешь на этой работе классной работать, тоже учти, то, что я тебе сейчас сказал. Вот, допустим, начальник вызвал тебя и предложил в следующем месяце поехать в зарубежную командировку. И у тебя снова море радости! Сколько людей на твоей новой работе должны об этом узнать?

– Ни один?

– Правильно. Начальник знает, ты знаешь, мне дома расскажешь – и этого вполне достаточно. Иначе кое-кто другой поедет, разузнав, что такая возможность появилась. Криворукий, возможно, который всё завалит, зато он чей-то родственник. В такой структуре, как та, где ты будешь работать, не удивлюсь, если каждая вторая сотрудница окажется женой или дочкой члена Политбюро!

– Я понимаю, – задумчиво кивнула головой жена. – Ну да, на самом деле, они такие же люди, с такими же проблемами. И им тоже хочется чего-то яркого на горизонте…

– Философствуешь, или что-то Маша тебе рассказала? – усмехнулся я.

Ну а что – сидели долго на кухне с Машей болтали, и какие-то не очень радостные оттуда вышли. Я бы даже сказал – растерянные. Что-то они там явно обсуждали из серии – богатые тоже плачут…

Угадал. Галия кивнула и сказала:

– Мне сначала казалось, что уж кто-кто, а Маша живёт вообще без забот, дом как музей, еда импортная, даже мыло из Европы. А оказывается, у них там всё то же самое, что у простых людей. И переживает она также… Вот она меня огорошила – спросила, почему Витя ей о свадьбе ничего не говорит, и вообще, о будущем не думает?

– В смысле, об их совместном будущем? – удивлённо спросил я. Жена в ответ кивнула и в ожидании уставилась на меня.

– Ну, дорогая, а что за спешка?

– Ну, она же видит, что и ты быстро женился, и Брагин, и Сандалов. А Витя ей даже предложения еще не сделал.

– Все мужчины разные, – начал объяснять я. – Одни решительные, другие наоборот. Кто-то в драку может смело ринуться, а девушке о чувствах своих сказать побоится. Опять же, родители у всех разные. Кто-то к ним прислушивается, а кто-то не к ним, а к друзьям. Смотря, кому больше доверяют, чью точку зрения считают правильной. Не думаю, что Витя в таком серьёзном вопросе с отцом не посоветуется. Он же у него не какой-то там неудачник, мнением которого можно пренебречь, он замминистра. Уверен, что Витя отца очень уважает, и мнением его дорожит. А если он ему сказал, что о семье рано думать, пока не отучишься? Может такое быть?

– Скорее всего, так и есть, – кивнула жена, посветлев.

– Ну, вот он и не думает, – развёл я руками. – Это не значит, что он Машу не любит, и она ему безразлична. Так что лучше всего – пусть она с ним откровенно на эту тему поговорит. Судя по тому, как они постоянно за ручку ходят, явно он не считает ее случайной попутчицей на недолгое время…

Жена успокоилась и занялась сборами на работу. Они с мамой и Анной Аркадьевной перелопатили все шкафы, выбирая, в чём ей завтра в первый день идти.

Пока мы ездили к Шадриным, заходили художники с первого этажа, оставили нам в подарок небольшую акварель Елены Яковлевны, крымский морской пейзаж. Пошёл сразу к ним с ответными поздравлениями, взял блок сигарет и книгу им в подарок. Посидели немного за чашкой чая, поговорил с ними насчёт художников Пурыгина и Пивоварова. Объяснил свой интерес запросом на подобные «шедевры» у иностранной родни мужа сестры, мол, сам интереса не имею, это всё зять-иностранец.

Художники переглянулись между собой снисходительно, мол, ну что взять с загнивающего Запада?

Мне повезло, иллюстратора Пивоварова Елена Яковлевна знала по работе. Пересекались как-то, она тоже много книг за свою жизнь иллюстрировала. А с Пурыгиным было сложнее, они знали только одного художника Пурыгина, из Куйбышева. Он окончил художественный институт при Суриковской академии в Москве, там же и Михаил Андреевич учился, но в другие годы. Хотя они и ровесники, но война всё смешала... Но они дружат и, возможно, он сможет меня скоро с ним познакомить, тот в Подмосковье хочет из Куйбышева перебраться.

Это всё здорово, конечно, но это явно не тот Пурыгин, что мне нужен. Эх…

Вернувшись, застал у нас артистов Данченко, они тоже пришли нас поздравить с наступившим. Обменялись подарками. Яков не курит, так что вручил ему бутылку коньяка, а Иде книгу. Они нам принесли в подарок керамический набор, графин и стопки в виде сказочных рыб. Ида сразу присоединилась к женщинам, а я решил воспользоваться моментом и расспросить Якова о труппе Ромэна. Кому как не ему знать своих коллег и кто на что способен?

Только пригласил его на кухню, как Тузик завыл. Понимая, что у жены завтра важный день и ей надо дать возможность подготовиться, пошёл предложить женщинам свою помощь, но пришлось встать в очередь за Ахмадом и Загитом. Есть свои плюсы в большой семье, меня отправили на кухню обратно к гостю.

Закусок и всякой еды в холодильнике было полно, просто выставил это всё на стол, достал бутылочку коньяка, пригубили с Яковом по стопочке.

– Михаил Андреевич познакомил меня со своим другом, – начал я, – Леонидом Прокофьевичем.

– А, Дробышевским? – удивлённо вскинул брови Яков.

– Не знаю, наверное. А, подожди! Он же мне пьесу свою дал…

Принёс пожелтевшие листки, что вручил мне драматург и принялся изучать первые страницы в надежде на определение авторства.

– Ну, да, Дробышевский Л.П., – подтвердил я. – Он же известный человек в вашем кругу, да?

– Конечно, – вскинул глаза к верху сосед. – Народного дали! Можно? – протянул он руку за пьесой.

– Пожалуйста… Поделился с ним, что от вашего театра получил предложение на пьесу… Так он ликбез для меня провёл и вот, – кивнул я на печатные листы в руках Якова, – как образец оформления предложил.

– Это он тебе экземпляр «Цены бессмертия» дал? – потрясённо произнёс Яков. – Он за неё Ленинскую премию получил, – бережно сложив листы, вернул он их мне.

– Ничего себе, – удивился я. – Интересно, есть тут его автограф?

Пролистав, нашёл несколько карандашных пометок, но автографа, как такового не было. Надо будет взять…

– Он посоветовал прежде, чем начать писать, – продолжил я, – узнать состав вашей труппы. Сколько у вас драматических актёров, возраст, пол.

– Мы с Идой давно мечтаем о такой работе, – признался Яков. – У нас в театре есть несколько спектаклей, но они музыкальные, такая, знаешь, цыганская оперетта… А хочется чего-то серьёзного.

– Ваш Боянов просил что-то патриотическое, – напомнил я.

– Ну, это не он просил, – усмехнулся Яков, – это ему сказали… На него давят сильно по партийной линии, вот он и мечется, ищет, что этакое поставить. Но никто из нас не хочет превращать это в фарс для галочки. Это наш шанс! Хочется хорошей драматургии, хочется серьёзной большой работы. У нас многие хотели бы себя в этом попробовать, а вдруг окажется, что мы все великие актёры.

– Короче, не оглядываться на состав труппы? – подвёл итог я.

– Ты пиши! А мы найдём, кому играть, – уверенно заявил сосед.

Тут на кухню вошла Галия, в узкой чёрной юбке до колена и белой блузке с воротом на банте. На ногах чёрные туфли на каблуке.

– Ну, как? – вопросительно уставилась она на меня.

– Ты очаровательна, – улыбнулся я и она тут же, улыбнувшись в ответ, вышла. Яков только успел ей вслед тоже комплимент сказать.

Не успели мы с Яковом обсудить технические возможности их сцены, как жена вернулась в голубом платье с длинным рукавом и в белых туфлях. Меня смутила длина платья, оно было сильно выше колена.

– Первый вариант более представительный, как мне кажется, – высказался я, жена кивнула и опять умчалась.

Переодевшись обратно в юбку и блузку, она начала подбирать украшения.

– Это, оказывается, было только начало, – пошутил я, взглянув на соседа, он многозначительно улыбнулся и кивнул.

Воспользовавшись моментом, расспросил его, как меняются декорации в театре. Он посоветовал первое действие писать для одних декораций, а второе для других, если надо сменить обстановку.

– Во время антракта можно успеть полностью декорации сменить, – объяснял он мне. – Или ещё есть такой приём, когда сцену делят пополам и подсвечивают то одну, то другую половину с разными декорациями, но это для зрителей не очень хорошо, глаза устают, там контраст сильный получается, тёмной и светлой половин сцены.

– Блин, сколько нюансов, – заметил я.

– Ну а как ты хочешь? В каждой профессии есть свои секреты мастерства.

Он ещё рассказал мне немного про грим, правильно Дробышевский говорил, перегримировать актёра во время действия довольно сложно, на это нужно время. Переодеть ещё можно. Вскоре они с Идой засобирались домой, ещё раз всех поздравили и ушли.

Предложил сменить кого-нибудь и позаниматься мальчишками, пока время появилось. Мне вручили Русика и я пошёл с ним к ёлке. Так интересно было наблюдать за ним, как в его округляющихся глазках отражались лампочки гирлянды. Почему-то вспомнилось, как отец меня точно также подносил к ёлке. Наверное, тоже смотрел, как у меня в глазах лампочки отражаются.

Так грудь сдавило от тоски. Пока молодой был, всё некогда было о родителях подумать, а потом они ушли один за другим, хоронил, не осознавая толком всю глубину потери. Работа в сумасшедшем ритме, выживали после краха СССР, вертелся без продыха. Только потом взвыл, когда все осознал… Этот страшный момент, когда рука поднимается снять трубку позвонить, а звонить-то некому…

Появилось острое желание посмотреть на них, на нас... Мы каждый вечер собирались в большой комнате. Мама или гладила, или что-то штопала, папа вечерами сидел на диване, телевизор смотрел или газеты читал, а Ленка, сестрёнка, любила лазить по спинке дивана в этот момент и садилась бате на плечи. Я любил в это время на ковре валяться с Мурзилкой… Стоп! Я же в первый класс уже пошёл! Наверное, уроки на кухне делаю. Хотя нет, уроки я успевал днём делать, до прихода родителей с работы.

Блин! У меня же есть супер-пупер фоторужьё! Забраться на лестничную площадку в доме напротив этажом повыше поздно вечером… Двери в подъезды не запираются, ходи, кто хочет.

Терпел все, терпел, боялся что-то испортить, ведь младший брат еще не родился… Но ведь ничего не изменится, если я сделаю несколько фотографий из соседнего дома? Мое фоторужье для того и создано… Все, решено – в ближайшие дни займусь.

Так – что еще из срочного? С Дианой один на один переговорить нужно по тому, что надо делать, чтобы в тюрьму за рубежом не присесть! Все, не буду откладывать, завтра же и позвоню.

Тут раздался звонок телефона и я взял трубку. Сбивчивый взволнованный мужской голос просил срочно Ивана Николаевича, извиняясь за беспокойство.

– Какой Иван Николаевич? – переспросил я. – Вы, похоже, ошиблись. Наберите номер ещё раз.

Но взволнованный молодой человек, назвав мне мой номер, заявил, что он не мог ошибиться.

– Он оставил этот номер на всякий случай, вдруг, что случится срочное или важное. Так оно случилось. И срочное, и важное! Я с раскопок зову! Зовите-зовите! Он будет в полном восторге!

Тут только до меня дошло, что я не знаю отчества Ивана Алдонина. А ведь звонят явно ему. Позвонил им в дверь, и, как только он открыл, спросил:

– Ты Николаевич?

– Ну, да, – ошарашено посмотрел он на меня не сильно трезвым взглядом.

– Подойди к телефону – мне обещали, что ты будешь в полном восторге…

Москва. Квартира Ивлевых.

Привел Ивана, показал ему на лежащую рядом с аппаратом трубку.

– Алдонин. Слушаю, – подошёл он к телефону.

Подслушивать было неудобно, встал в стороне, возле входной двери и наблюдал за ним. Эмоции на его лице сменялись как в калейдоскопе, то крайнее удивление, то радость, то разочарование.

– Что случилось-то? – спросил я, едва дождавшись, пока он положит трубку. – Такого срочного и важного? В чем восторг, товарищ? Почему не вижу его на лице?

– Вот тебе и закопали яму от сортира! – потрясённо проговорил он.

– Что-что? – недоумённо уставился я на него.

– Собирались уже в Москву, сворачивались, прибирались после себя. А тут представляешь, кубышка глиняная на литр объёмом примерно, как не заметили, когда яму копали? Глина… В грязи… Может, за камень сошла?

– Подожди, подожди! Кто копал? Где копал? – заволновался я, услышав денежное слово «кубышка».

– Экспедицию в Городне наши сворачивали, завтра ж на работу, – объяснил мне Иван. – Яму от сортира закапывали, кубышку задели лопатой, а там монеты петровские да европейские, золото, серебро.

– Так! Надо срочно ехать, – ещё больше забеспокоился я. Это же всё наше, музейное. – Молодёжь сейчас всё растащит!

– Да они знают, что надо делать, – попытался Иван успокоить меня. – Не первый год работают. Милицию сразу вызвали…

– Ну, и чем ты недоволен? – спросил я, видя разочарованное лицо соседа. Подумал, он сожалеет о сдаче клада милиции. – Это же находка! Не два кольца и три бусины.

– Ты не понимаешь… Одно дело вот так, по телефону узнать. И совсем другое самому наткнуться, или, хотя бы, рядом стоять. Услышать звон монет, извлекать это всё, пересчитывать, упаковывать… Это такие эмоции!

– Слушай, ну, это твои люди нашли, в твою экспедицию, так что твоя заслуга тоже в этом есть и, надеюсь, она будет всеми признана.

– Да брось. Ко времени нашего кургана этот клад не относится, к заявленной цели экспедиции никакого отношения не имеет. Тем более, директор завтра с утра узнает от меня, нужно же доложить, и там и без меня найдётся, кому прославиться.

– Так это редкие монеты? Достойный клад, вообще?

– Спрашиваешь! Были бы там николаевские червонцы, так это бы ерунда полная была. Разве что как золото какая-никакая ценность. Но там ребята грамотные в нумизматике, все практически определили уже. В кладе петровские золотые червонцы, угорские дукаты, да швейцарские дукаты, да еще и разных кантонов – и еще другие золотые и серебряные монеты из трех государств! Тут не только ценность немалая в золоте и серебре, но некоторые из этих монет совсем в небольшом количестве экземпляров существуют, и стоят в несколько раз дороже своей стоимости по весу. А если попадется какой редкий год… так такая монета одна может стоить, как все остальные вместе взятые! И вполне может оказаться в единственном экземпляре на весь СССР! Но это еще изучать будем детальнее, тут уже справочники смотреть нужно. Наши нумизматы в институте еще долго в полном восторге будут! Восемьдесят пять штук монет, да еще в основном в крупном номинале! А сколько копий будет сломано по поводу того, кто мог этот клад и по какой причине оставить!

Эх, надо было тебе смотреть, что там твои люди вокруг палатки выкапывают, – подумал я, провожая Ивана и решил, на всякий случай предупредить об этой находке Сатчана.

– Ты что, серьёзно? – не поверил он мне.

– Сегодня первое января, а не первое апреля, – ответил ему я.

– Обалдеть, – только и ответил он, но, быстро придя в себя, сказал: – Тебе надо съездить туда. Посмотри, чего там и сколько…

– Ладно, – согласился я. – Тем более статью про клад напишу, про двойное захоронение одиннадцатого века матери с дочкой упомяну, начну приучать народные массы к будущему музею в Городне. Кстати, а землеотвод-то под музей уже сделали? А то я распишу сейчас, какое место замечательное…

– Я сейчас всё уточню, о кладе предупрежу наших, и перезвоню тебе.

– Давай, я жду.

Сатчан перезвонил очень быстро и дал добро на статью. Попрощавшись с ним, тут же пошел к Алдониным и поинтересовался у Ивана, поедет ли он завтра в Городню?

– Конечно, поеду, – ответил всё так же безрадостно он.

– Хочу про это статью написать в «Труде». Я тебя там в милиции возле клада сфотографирую, – предложил я, – и кто бы потом не приписал себе заслуги, первым засветишься на всю страну у этого клада ты.

– Ну, давай, – хитро прищурившись, усмехнулся он, сразу повеселев.

Во вторник в восемь утра мы уже мчались с Иваном и с Литвиновым по Ленинградке в сторону Калинина. В Городне нам объяснили, что клад передали в район и мы поехали в Конаковское управление милиции.

Там нас уже ждали и ребята из экспедиции Ивана. Радостные все такие. Бросились к Ивану, начали наперебой ему рассказывать про находку. Снова посыпались все эти термины – дукаты, червонцы, китайское золото, Берн, Женева, Сант-Галлен, Будапешт. Иван что-то да понимал, а я – не очень. Потом поднялись на второй этаж. Начальник милиции достал из сейфа газетный свёрток и бережно развернул его перед нами. Выглядел клад очень интересно, почерневший от времени разбитый глиняный шарообразный сосуд с вытянутым горлышком и россыпь крупных разнокалиберных монет, в основном золотых. Красивые монеты, это да! На некоторых и профиль Петра признал, а на других – какие-то сплошь иноземцы красовались. Один другого носатее…

– Вот опись, – показал нам начальник местной милиции. – Золотых монет шестьдесят штук, и разных серебряных монет двадцать пять штук. Хорошо, что вы сегодня приехали. Хочу побыстрее всё это в банк сдать…

– Никакого банка! – категорически сказал замдиректора музея, – это историко-культурная ценность. Спасибо, что подержали у себя в безопасности, но теперь мы отвезем это все в наш Археологический институт.

– Мы тоже ему говорили! – загалдели и ребята из экспедиции.

– Но нам говорили, это нужно в банк, а он в Гохран передаст…

– Это если бы речь шла о николаевских червонцах, которых как грязи везде, и они серьезной культурной и исторической ценности не имеют. А эти монеты – имеют, да еще и какую! Мы не имеем права ими рисковать! Их уже наши нумизматы с нетерпением ждут!

Капитан поворчал немного, поворчал, но сдался. Потребовал только подробную опись сделать, акт передачи и подписались чтобы все, от замдиректора до участников экспедиции.

– Разрешите мне сделать несколько снимков? – попросил я.

Никто не стал отказываться фотографироваться. Археологи встали с двух сторон от начальника милиции, восседавшего в своём кресле. Алдонин и Литвинов слегка склонились над кладом, так я их и снял. Сделал несколько групповых кадров, несколько кадров самого клада в деталях.

– Не знаю, какие кадры редколлегия пустит в печать, сразу предупредил я, – но негативы я со статьёй все передам, а там уже что они выберут.

Переписал себе с быстро подготовленной описи содержимое клада, думаю, нет необходимости в статье это указывать, но, вдруг, товарищам интересно будет.

Литвинов посмотрел, как был оформлен клад. Как он объяснял нам по дороге, если клад найден во время выполнения работ, то никаких премий от государства не причитается. Наша молодёжь, боясь подставить Ивана, не озвучила милиции, что они гуляли там с его разрешения уже по окончании экспедиции. Литвинов указал начальнику милиции при оформлении на тот факт, что экспедиция завершилась тридцать первого декабря, а клад найден первого января. Так что, двадцать пять процентов нашедшему положены.

Больше нам там делать было нечего. Бережно разместив монеты и горшок в двух разных портфелях, мы поехали назад.

– Банк, Гохран! Если бы вы знали, что творится с этими кладами! – рассказывал нам потом в машине Литвинов. – Бывает, они не доходят даже до банка. Какие-то пропадают между банком и Гохраном, а уж положенной выплаты дождаться от Гохрана практически невозможно, их ворует банк.

– Как это? – не поверил я.

– Вот так, – ответил он. – Государству не выгодно справедливо оценивать клады и выплачивать за них премии. Никто не расследует эти истории с пропажами кладов или денег за них.

– Здорово, что тогда вы сами в музее следить за этими монетами будете, – сказал я.

В Москву мы вернулись только в пятом часу. Вспомнил про своё обещание Ксюше узнать о росписи стен и решил проехать домой через детский дом.

Директора в кабинете не нашёл, но вездесущие ребятишки быстро доложили ей, что я ищу её.

Рассказал о нашей идее расписать стены. Сказать, что она удивилась, ничего не сказать. Но по её виду я понял, что она больше озадачена, чем обрадована моим предложением.

– Представляю, какая это будет титаническая работа, – начала она. – И всего на несколько лет…

– Почему? – не понял я.

– Так мы же обновляем стены регулярно, косметический ремонт делаем.

– А если не красить то место, где будет рисунок? – предложил я.

– Краска же выцветает со временем, темнеет. Это будет вокруг рисунка один цвет, под рисунком фоном другой… Не будут же они расписывать всю стену сплошняком? Видимо, только фигуры?

– Скорее всего, – согласился я.

А у неё большой опыт, не только в воспитании детей. Быстро просчитала все «за» и «против». Хорошо, что с неё начал этот вопрос согласовывать.

– А что, если фигуры выпилить из фанеры, расписать, и повесить на стене, как украшение? – предложил я. – Надо будет делать ремонт, их снимут и всё. Потом обратно повесят.

– Кстати, да, – оживилась директриса. – В столовой можно круглые панно повесить, вроде как тарелки, только больше, с нашими республиками. А то всё запомнить некоторые не могут.

Кто про что, а директор про республики, – мысленно улыбнулся я и спросил: – А Волка с Зайцем?

– И Волка с Зайцем, и Вини-Пуха с Пятачком, и Карлсона, и Бонифация, – начала перечислять Александра Мироновна. – Найдём, куда повесить. У нас коридоры, лестницы пустые. Только лакировать фигуры надо щедро, чтобы влажной тряпкой протирать можно было. По гигиеническим нормам положено…

– А покажите, пожалуйста, какие именно коридоры и лестницы, – достал я фотоаппарат. – Сразу художникам фотографии покажу, где эти панно должны висеть.

Это же и Ксюше не надо будет по стремянке вверх-вниз скакать, – думал я, фотографируя коридоры, столовую и лестничные пролёты. – И пожилых художников можно будет пригласить к участию в этой акции. А у них знакомых художников ещё полно. А учеников сколько!..

– Свободного места так много, – задумчиво проговорил я. – А с чем у детей ещё проблемы, кроме республик? Может, таблицу умножения по лестнице развесить? Пока дойдут до третьего этажа, выучат.

– Надо подумать, – рассмеялась Александра Мироновна. – А вообще хорошая идея… Они же съёмные будут. Месяц висит комплект умножение на семь, месяц – на восемь… А? Целый месяц каждый день ходить двадцать раз туда-сюда, хочешь, не хочешь, а выучишь. Потом слова иностранные учить так же начнём…

Мы с видом заговорщиков переглянулись с ней. Провожала она меня к выходу в отличном настроении. Не знаю, будет ли толк от нашей затеи, но скрасить казённые стены с любовью сделанными панно, точно, получится.

Приехав домой, поужинал, доложился Сатчану по результатам поездки и сел писать статью про клад в Городне и про результаты раскопок. Когда все уже легли спать, проявил плёнку и напечатал сразу фотографий из детского дома, чтобы было о чём говорить в комитете комсомола ЗИЛа.

В среду, пока бегал по району с Тузиком, наметил себе на сегодняшний день поездку в редакцию и в Верховный Совет, вечером пойду на тренировку на ЗИЛе и, если получится договориться, перед ней надо встретиться с Григоряном, секретарём комитета комсомола, по поводу учебных пособий для детского дома. Так их и назовем, так их явно легче будет пробить… А потом, уже совсем поздно, пойду свою семью фотографировать из соседнего подьезда…

И сестра! Надо срочно встретиться с Дианой. Не заходя домой, сразу ее набрал из уличного автомата, пока она в институт не уехала. Ну, или еще куда, по линии КГБ. График у неё был очень жёсткий, договорились встретиться у Горного. Попросил её приехать хотя бы на полчаса раньше начала занятий и одеться потеплее, будем прямо на улице разговаривать.

Не стал ходить вокруг, да около, тем более, времени ни у меня, ни у неё нет.

– В общем так, сестричка, нам с тобой нужно поговорить о достаточно непростых вещах – постарайся воспринимать сказанное спокойно, хорошо? – мы потопали по пешеходной дорожке по свежевыпавшему снегу, и я начал свой рассказ.

– А почему бы я иначе должна реагировать? – изумилась Диана.

– Ладно, скоро сама поймешь, – сказал я и хотел начать, но она меня перебила:

– Паша, а почему ты думаешь, что что-то вообще знаешь по этому поводу? Там мне такие зубры преподают… Ух! Жаль, что не могу тебе ничего рассказать про них, обещала… Ты-то откуда можешь знать хоть что?

– Просто поверь, что знаю, вот и все, – пожал я плечами, – ты же понимаешь, почему тебе стоит именно мне поверить?

– Ну… потому что ты мой брат? – немного подумав, выдала Диана.

– Все верно, я твой брат, а ты мне – сестра. Мы оба хотим добра друг другу, а не проблем. В отличие от КГБ…

– Хочешь сказать, в Комитете мне зла желают? – удивилась Диана. – С чего вдруг? И почему тогда так со мной возятся?

– В Комитете тебе зла не желают, просто относятся к тебе равнодушно. Профессионально. У них тысячи агентов за рубежом, одним больше – одним меньше, тем более если это не Рихард Зорге…

– Ясно…

– Кто-то из КГБ может симпатизировать тебе, и даже искренне, но для КГБ ты не сестра, как для меня, а инструмент… Попадешься за рубежом вражеской спецслужбе, они расстроятся. Может, даже медаль тебе дадут. Попытаются обменять, может быть. А может, и нет, если не будет на кого. Но основное внимание уделят другим инструментам получения информации. Агентам, которых не поймали.

– Ясно, ясно, давай к делу! – Диана явно была расстроена услышанным.

– Ладно. Теперь, как тебе не попасться. Есть момент, когда от тебя вообще ничего не зависит, и с ним никак не справиться… Это если предатель сидит прямо в Москве, в центральном аппарате КГБ, и сдаст тебя ЦРУ или британцам. С этой вероятностью надо просто смириться…

– Знаешь ли, слышать такое непросто, – проворчала Диана.

Я просто молча развел руками. И продолжил.

– Дальше. Другой самый частый способ попасться чужой контрразведке за рубежом – это контакты с другими советскими разведчиками. Или агентами. Вот так.

– То есть, они предатели?

– Предатели среди офицеров – крайне вряд ли. А вот агенты могут быть двойными. Работать и на нас, и на врагов.

– Так а в чем тогда проблема попасться, встречаясь с другими разведчиками?

– Ну, ты же никогда не знаешь, возможно, западная контрразведка их уже выявила, поняла, что они советские разведчики, а они еще об этом сами не подозревают. Их сразу никогда не арестовывают, за ними следят, часто месяцами, и каждый, кто с ними повстречается, тут же тоже подпадает под наблюдение. Вот попросят тебя, когда снова отправишься в Италию или Швейцарию, передать какой-нибудь пакет кому-то. Ты ничего и не заподозришь опасного, и передашь. И попадешь под слежку, которая однажды закончится твоим арестом. Когда вражеские контрразведчики накопают достаточно улик, чтобы тебя посадить.

А самая опасная песня – офицеры под дипломатическим прикрытием. Они только карьерой рискуют. Если их поймают на горячем, их объявят персоной нон грата и велят уезжать из посольства в 24 часа. Вот за ними вообще очень хорошо следят, понимают, что они должны встречаться с агентами. И ты никогда не знаешь, сбросил он с хвоста преследование, или к тебе привел… И они могут быть небрежными, им-то тюрьма не грозит…

– Да хрен я теперь соглашусь! – зябко пожала плечами Диана.

– Вот-вот. Хочешь подольше походить на свободе, отказывайся от любых встреч во время пребывания в западных странах с советскими разведчиками. Целее будешь. Проси четкие задания при выезде, и обещай сообщать всю информацию по приезде. И никак иначе. Как-то так.

– А что делать с агентами? Мне уже рассказали, как отличать подставных от настоящих, ну а вдруг это не сработает?

– Да никогда не угадаешь, на самом деле… – вздохнул я, – риск высокий. Одно спасение, если ты сама их находишь, то не задавай никаких опасных вопросов во время бесед. Тогда ты не вызовешь опасений, что ты шпион. Какой ты шпион, если ты ничего не спрашиваешь, шпион же должен выпытывать всякую деликатную информацию? Ну и, самое главное, у них не будет улик для твоего ареста. Смысл тебя арестовывать, если судья тебя тут же выпустит? У них с этим строго. Нет улик – уголовное дело разваливается.

– Ага, спасибо, поняла! – глаза Дианы заблестели.

– Ну и еще один момент… что делать, если все же поймали. И нашли улики. Главное в американскую тюрьму не попасть. У них тюрьмы очень жесткие, оттуда трудно сбежать. А вот если будешь где-то в Европе в тюрьме сидеть, то шансы высоки на успешный побег. Они вообще чуть ли не курортного типа бывают, если с нашими сравнить. Главное, вначале полной овечкой прикинься. Мол, смирилась, подавлена, будешь честно отбывать наказание. А сама присматривайся вокруг. Они, если хорошо сыграешь, могут даже режим ослабить. А ты этим тут же и воспользуешься. Главное, помни, что после ареста нельзя никому доверять. Тебе обязательно попытаются подсадить кого-то в камеру, кто тебе будет очень сочувствовать, но тут же на тебя стучать. Каждое слово передавать администрации тюрьмы. Представь, какой дурой надо быть, чтобы запланировать побег, о котором все будет известно тюремщицам!

– Поняла. Зубы на замок и молчок!

– Да не. Болтай, совершенствуй язык, почему бы и нет. О сельском хозяйстве, о женских платьях и украшениях. Главное – не о будущем побеге.

– Ага! – кивнула Диана.

– Ну и попытайся заранее подготовиться к этому побегу, попроси, чтобы тебя научили этому. Прямо сейчас, в КГБ.

Я усмехнулся, представив, какие специалисты по побегам сидели во главе советского государства еще не так и давно. Кто из тюрьмы сбежал, кто из ссылки. Надеюсь, опыт спецслужбам весь передали. Будет чем с Дианкой поделиться.

– Так и попросить?

– Ну да, почему бы и нет? Пусть научат тебя куском проволоки любые замки открывать, способам прятать все, что нужное попадется, ну и всему другому, что нужно для побега. Я же в этом не специалист. А, и как внешность менять, и одежду как найти быстро после побега. А то смысл сбегать, если тут же поймают и снова в тюрьму посадят?

Москва.

Переговорив с Дианой, с чувством выполненного долга попрощался с ней. Она поспешила на первую пару, а я задержался, глядя ей вслед. Такая ещё молодая, наивная, беспечная, невероятно эмоциональная… И ничего же не сделаешь. А в работе любого агента главное осторожность, предусмотрительность, холодный ум и бдительность. И где Диане всё это взять?.. Ладно, авось хоть немного ума ей вложил…

Сегодня у меня в планах ещё завезти в Верховный Совет записки для Межуева, и статью в редакцию. Вспомнив про редакцию, подумал, что не забыть бы в кремлёвском буфете пирожков для Веры прикупить, чтобы по магазинам не бегать. Время – деньги…

В Секретариате всё было тихо и спокойно. Поздравил Валерию Николаевну с Новым годом и поинтересовался, что там с талонами на январь? Она была приятно удивлена, увидев мои записки отпечатанными на машинке и тут же выдала мне на радостях талоны и в стол заказов, и в Детский мир.

Копию отнёс Воронцову, затарился выпечкой в буфете и спустился в Комитет по миру.

– С Новым годом! – вошёл я к ним. Парней ещё не было. В кабинете сидел один Марк Анатольевич. – Как у вас дела?

– С Новым годом, Паш! – улыбнулся он. – На удивление, всё тихо и спокойно.

– Новая структура как поживает? – присел я рядом со столом Марка, – а то парней спрашиваю, что да как, а они ничего сказать не могут. Ради чего, вообще, такой сыр-бор стоял?

– Ильдар Ринатович над этим работает, – многозначительно улыбнулся Марк и скосил глаза в сторону его кабинета.

Тихо рассмеявшись, кивнул ему, мол, всё понял. Встал и постучал к Валиеву.

– Ильдар Ринатович, с Новым годом, – заглянул я к нему, – с новым счастьем.

– О! Здравствуй, Павел! С Новым годом, – тут же отложил он свои дела и вышел к нам. – Как встретили?

– С семьёй, – ответил я. – Что нового по новой структуре? Определились уже, чем заниматься будете?

Мне интересно было, чего Самедов туда так рвался?

– Согласовываем сейчас круг вопросов, которые будут передаваться нашей группе.

– А в каком виде они вам будут передаваться? В виде писем и жалоб? – предположил я.

– Скорее всего, – пожал плечами Валиев. – Вряд ли кто-то будет их переписывать в виде заданий для нас.

– Ну, да… Если только регистрацию обращений граждан будут вести перед тем, как вам передать. А потом проверять, как вы отреагировали и насколько быстро. Вы этот момент тоже заранее прозондируйте. А то сейчас без вас все примут, да как установят вам срок для рассмотрения обращений нереальный. К примеру, пять рабочих дней… И выдадут мешок с письмами.

Марк громко хмыкнул.

– А я сразу сказал, что так и будет! – с горькой усмешкой заявил он.

– Да ладно вам! – с досадой посмотрел на нас Валиев. – А сколько нам надо времени?

– Просите, минимум, календарный месяц, – подсказал я.

Он сразу засобирался куда-то, и я тоже не стал задерживаться, попрощался с Марком и вышел из Комитета по миру одновременно с Ильдаром. Мне ещё в редакцию ехать.

Вера встретила меня ехидной улыбочкой и показала на мешок у двери.

– Блин, опять? – простонал я, вручая ей угощение.

– Не опять, а снова. Нечего такие интересные статьи писать кое-кому! – нравоучительным тоном ответила она, залезая в пакет. – А сегодня другие пирожки…

– Это из буфета Верховного Совета, – объяснил я.

– Да? – с любопытством надкусила она один. – А что ты там делал?

– Работал, – улыбнулся я и вручил ей статью про клад.

– О!.. Серьёзно?! – пробежала она мою статью глазами, так заинтересовалась, что и про мои слова про Верховный Совет забыла. А то я уже расспросов ожидал. – Это же сколько на наши деньги?

– Трудно сказать, клад имеет научную, историческую и культурную ценность. Как это оценить в деньгах? Просто цена золота и серебра, из которых они отлиты, ни о чем, там есть очень редкие монеты. Некоторые из них весят двадцать граммов, а стоить могут как килограмм золота. Так что разве что оценивать клад по ценам на каждую монету на международных аукционах… Но я уверен, что это десятки тысяч советских рублей так точно…

– Понимаю, – с серьёзным видом кивнула она. – А фотографии есть?

– Конечно! – протянул я ей рулончик негативов, завёрнутых в тетрадный листок. – В Конаково снимал, в городском управлении милиции. Там начальник милиции города, заместитель директора Института археологии и участники, собственно, экспедиции со своим руководителем. Я там на обороте последнего листа всё расписал.

– Угу, угу, вижу, – закивала Вера. – Ну, что? Здорово! А они, прям, мать с дочкой нашли?

– Скелеты их нашли, – объяснил я. – Это же одиннадцатого века захоронение. Сейчас делают восстановление внешности по черепам.

– Как интересно! – выдохнула мечтательно Вера.

Это хорошо, – подумал я и улыбнулся своим мыслям. – Есть у нашего музея все шансы стать туристической Меккой в будущем.

– А про музей ты там упомянул в статье, он каким боком относится к кладу?

– Так почему раскопки начали? – стал рассказывать я. – Музей собрались строить. Обнаруженные останки решили перезахоронить в новой могиле там же, на территории будущего музея, а восстановленные бюсты будут экспонатами в музее. И клад этот там же нашли. Надеюсь, что его после изучения тоже в музей передадут.

– Надо будет съездить посмотреть, – переглянулась Вера с коллегами. – Где это?

– Километров сто пятьдесят по дороге на Ленинград, – ответил я. – Городня. Легко запомнить. Я там, в статье, написал. Музея хоть и нет пока, но природой красивой полюбоваться можно. Места там замечательные! Ну а музей только по весне строить начнут.

– Хорошо… Пойду, отнесу, – улыбнулась Вера. – Мы будем первыми, кто про этот клад напечатает?

– Думаю, что да, – улыбнулся я.

Она взяла мою статью и негативы, я взял мешок с письмами, мы вышли из кабинета и попрощались на ходу.

Мешок, в этот раз, был поменьше и полегче. Надо чаще приезжать, чтобы письма не копились. Появившееся желание съездить посмотреть на мою прошлую семью никуда не пропало, даже фоторужьё с собой взял… Но не тащиться же с мешком чёрте куда, на Каширскую? Тем более, тренировка сегодня и к Варданяну надо перед ней попасть.

От метро позвонил в комитет комсомола ЗИЛа и договорился о встрече ближе к концу дня. Решил задвинуть уже полностью сегодня учёбу, куда я с этим мешком? Но надо завязывать с прогулами, сессия началась. Поехал домой через стол заказов, чтобы уже одним днём от всего отделаться.

Зашел, тишина – похоже, малые спят, а Ирина Леонидовна с Тузиком там же их и караулят. Потихоньку прошел на кухню, чтобы не шуметь.

Хотел положить дома талон в «Детский мир» на трёхканальник на кухне, чтобы жена увидела и уже планировала посещение магазина, мы давно стали его использовать в этом качестве, ставили на него, прислонив к стенке или воткнув между кнопками что-то важное, записки друг другу… А там оказалась толстая стопка открыток с Новым годом! Блин, а я даже не смотрел туда, так забегался.

Взял открытки и начал просматривать. На некоторых были только слова поздравления, а некоторые были исписаны мелким почерком вдоль и поперёк… Наткнулся на открытку из Паланги от пани Нины! Она поздравляла нас с Новым годом и писала, что у неё всё хорошо, приезжал на побывку сын, ждёт нас следующим летом снова в отпуск. Офигеть! А мы-то её поздравили? Надеюсь, не забыли. И жена на работе, спросить не у кого.

Открытка от Юльки Вабищевич из Набережных Челнов. Она теперь Петипа, как Игнат, но для меня, видимо, навсегда останется Вабищевич. Она писала, что Жене уже исполнился год, и она вышла на работу. Как время летит! Только, вроде, отбивались с ней в школе от нападок из-за её беременности… Ещё нашлась открытка от Ветки Беловой. Она писала, что на Новый год собираются с Тимуром к родителям в Святославль.

Второй курс уже у брата, полгода осталось вытерпеть казарменное положение. На третьем курсе, слышал, уже можно будет снять квартиру, жить в городе и ходить на занятия в училище как обычные студенты. Как бы этим летом нам не предстояла ещё одна свадьба…

Пришла открытка от Эммы Либкинд и ещё одна от Славки Комарцева. И обе подписаны Эмма и Слава. Не договорились ребята, кто кого поздравляет, ну и ладно, вдвойне приятно. Пробежал глазами поздравления от тёти Дили с семьёй. Целая стопка открыток пришла Алироевым из Ростова, из Грозного, со Ставрополья. Загит получил поздравление от Сахарова.

А у меня ни одной мысли не возникло про открытки! Такой прокол!

Успел только пообедать, и пора уже было ехать на завод. Решил выехать пораньше, если комитет комсомола инициативу одобрит, сразу к Ксюше зайду.

Показал Варданяну фотографии коридоров и лестничных пролётов детского дома и пересказал нашу вчерашнюю беседу с директором.

– У меня идея возникла про мультяшных героев, думал, силуэты из фанеры вырезать, раскрасить и вешать на стены для красоты и разнообразия, – объяснял я помощнику секретаря заводского комитета комсомола. – Яркие фигуры на стенах очень полезны для развития интеллекта в детском возрасте. Их можно снимать, менять местами, убирать на время ремонта. А директриса попросила сделать эти панно с обучающим смыслом. То есть, у неё не могут детишки запомнить пятнадцать республик, к примеру. Она сразу попросила в столовую на стены нарисовать пятнадцать круглых тематических панно. Это будет и красиво, и поможет детям запомнить наши республики. То есть, по факту это будут учебные пособия, но они яркие и весёлые.

– А что? Всё правильно. Это же дети, – согласился Варданян.

– Потом мы с директрисой придумали таблицу умножения вешать вдоль лестницы и менять каждый месяц. Один месяц висит комплект «Умножение на шесть», второй месяц висит “Умножение на семь”. Всё равно, дети ходят целыми днями туда-сюда по лестнице, быстрее запомнят.

– Хочешь, не хочешь, а выучишь, – рассмеялся он.

– Точно. Потом директрисе пришло в голову так слова иностранные с детьми учить… Короче, там работы – поле непаханое. Но художники наши заводские только «за». Их бы обеспечить фанерой и столярный цех чтобы вырезал заготовки по их эскизам, а потом отлакировал уже расписанные панно в три слоя, чтобы протирать пыль можно было без опаски. И проволочку сзади надо будет приделать, чтобы вешать за нее на стену.

– Да не вопрос, вообще, – уверенно ответил Варданян, внимательно выслушав меня. – Пусть художники начинают эскизы готовить. А столярку предупредим. Сейчас доложу руководству, оформим всё и вперёд!

– Спасибо, – улыбнулся я. – Пойду художников обрадую.

Мы попрощались, и я сразу пошёл в оформительский цех, оставив часть фотографий из детского дома в комитете комсомола. С их помощью Варданяну будет легче объяснить начальству нашу идею.

Ксюшу заранее не предупреждал о своём визите, хорошо, что она была на месте. Обрадовалась, увидев меня. Помнила про наш разговор.

– Привет, – улыбнулся я. – Согласовал я со всеми помощь детскому дому. Только директриса против росписи стен.

Увидев разочарование на лице художницы, поспешил объяснить ей нашу задумку со съёмными фанерными панно.

– Это гораздо практичнее, – убеждал я её. – И долговечнее. Столярный цех по вашим эскизам сделает вам фанерные заготовки, вы их распишите, они их отлакируют и можно будет вешать.

– Это даже лучше, – обрадовано улыбнулась Ксюша. – Будем с Юркой тут сидеть и работать. И с красками меньше будет хлопот, если под лак, так, можно и гуашью рисовать. Ярче получится и сохнуть будет быстрее.

– И вонять меньше, – добавил я многозначительно. – Тебе надо будет согласовывать эскизы и размеры панно с директрисой детдома, прежде чем их в работу пускать. Вот тебе фотографии, чтобы сразу прикинуть, что и где может быть.

Ксюша сразу принялась изучать поле деятельности. Оставил ей телефон и адрес детского дома. Посоветовал ей не жадничать и поделиться фронтом работ и с работниками других заводских оформительских цехов, и с другими знакомыми художниками.

– Думаю, многие захотят поучаствовать в таком проекте, – наставлял я её, переживая, что, если она начнёт сама воплощать в жизнь все эти задумки, то у неё ни сил, ни здоровья не хватит, а ей сейчас это совсем ни к чему. – Ты возьми на себя только координацию этого проекта и разработку эскизов. Чтобы через тебя шло взаимодействие детского дома с заводом и другими художниками. С тебя только уменьшенные эскизы на бумаге, а воплощение в реальном масштабе в фанере делегируй другим. С эскизами тоже ведь очень много работы. Взять те же комплекты на умножение. В каждом комплекте девять панно, и они должны быть в одном стиле. Но все комплекты должны отличаться друг от друга, чтобы взгляд у детей цеплялся, не привыкал. Комплект «Умножение на два» светлый, «Умножение на три» тёмный и так далее. На одном комплекте цветочки, на другом попугайчики, на третьем рыбки… Или можно, в качестве обучающего фактора в оформлении комплектов использовать флору-фауну по континентам или ещё что-то, понимаешь, да? Это же надо будет всё продумать, может, с педагогом начальных классов посоветоваться, с чем там у детей проблемы бывают? В один комплект включить сразу несколько обучающих факторов, таблицу умножения и ещё что-то… То есть, твоя задача придумать и нарисовать эскизы, согласовать их с детским домом и запустить в работу. А не самой сидеть и расписывать все восемьдесят одно панно. Поняла?

Говорил я так много, что у Ксюши мозги закипели. Она смотрела на меня, открыв рот и особой радости на её лице я уже не видел. Она точно не администратор и не организатор, ей бы просто рисовать…

– Ну, хорошо, начни с простого, – сказал я, сочувственно взглянув на неё. – Нарисуй несколько персонажей из мультфильмов в полный рост для холла на первом этаже и иди знакомиться к директрисе с этими эскизами. Да захвати кого-нибудь, кто любит все организовывать. Пусть он все рабочие моменты обсуждает, а ты только по своей художественной линии все контролируй. А там потихоньку, полегоньку, всё получится… Москва не сразу строилась. Сначала по одному панно из каждого комплекта нарисуете, выбрав цвет, стиль, дополнительный обучающий фактор… А потом уже, исходя из этого, остальные восемь дорисуете.

– Ага, – уже не так растерянно кивнула она. – Я Юру Бахтина с собой захвачу…

– Отлично! Ну а сейчас мне надо бежать… Соберись с мыслями и приступай. У тебя всё получится, – улыбнулся я и ушёл.

Загрузил девчонку по самое не балуй и свалил… Но мне, правда, уже надо было бежать на тренировку. По дороге всё думал, хватит ли у Ксюши и Юрки терпения, трудолюбия и усидчивости разработать эти обучающие комплекты? Привлекут ли других художников или постесняются и сами будут все делать? Реально же нужно и придумать, и нарисовать восемьдесят один эскиз. Работа большая, но, если они с ней справятся, сделаю отдельную статью на эту тему.

На тренировке Сатчан предупредил, что меня завтра ждут на совещании в оздоровительном комплексе «Полёт».

– Нас всех беспокоит судьба клада, – сказал он. – Что с ним будет?

– От Гохрана мы его отбили, – доложил я. – Вывезли в Институт археологии. Его будут изучать. Думаю, если есть возможность вмешаться в его судьбу, то надо это делать сейчас. А то самое ценное растащат по коллекциям разных музеев. Хорошо бы его за нашим будущим музеем оставить.

– Вот, это нам и нужно! – пояснил Сатчан. – С таким кладом уже музей из сельского во вполне себе приличный превратится. Легче все обоснования будет проводить, зачем он вообще нужен. «Полет» же тоже не сам по себе, а под министерством ходит. Заранее согласуем, так сразу и аргумент, зачем нужно такое большое здание. И это, старшие товарищи очень хотели бы цену узнать клада. Тебе поручено доклад по нему сделать.

– Понял, всё узнаю, доклад подготовлю, – кивнул я.

Дома меня ждала взъерошенная жена. Если первый день на работе её совсем не впечатлил, просто прикрепили к одной из сотрудниц и ходила за ней хвостиком, ничего не делая, то сегодня её огорошили, что завтра ей предстоит сопровождать гостей из Британии в прогулке по Москве и в Большой театр.

– Вспоминай срочно английский, – усмехнулся я.

– Да у меня переводчик будет, – махнула Галия рукой. – Что мне надеть?

– Одевайся как обычно, главное, чтобы обувь была удобной, если ходить много придётся. Это самое важное!

Но Галия откровенно была в панике. Ну как же, иностранцы!

– Дорогая, ну что ты так переживаешь? У тебя Фирдаус иностранец, Альфредо тоже. Ещё Мартин, хоть и из соцлагеря, но тоже иностранец… Чего ты так волнуешься? Они такие же люди, как и мы. Да вот хоть у Дианы спроси, – сказал я больше в шутку, но жена, реально, побежала ей звонить на ночь глядя.

Но, кстати, сестра быстро привела мне жену в чувство, Галия заметно успокоилась после разговора с ней и спокойно легла спать. Спросил её, поздравляла ли она пани Нину с Новым годом? Оказывается, они обмениваются поздравлениями, и в ноябре тоже слали открытки. У меня прям от сердца отлегло.

– Талончик там тебе в Детский мир положил на январь, видела? – напомнил я.

– Видела, видела, уже в кошелёк убрала, – чмокнула меня жена. – Завтра буду поздно. Сначала Большой театр, потом иностранцев в гостиницу «Националь» проводить.

– Хочешь, я за тобой приеду? – предложил я. – Как ты одна домой поедешь? Позвонишь мне, как спектакль закончится.

– Ну, давай, – кивнула жена.

В четверг встал пораньше и побежал с псом в гараж. Надеюсь, сегодня машина меня не подведёт и заведётся. В воротах столкнулся с председателем.

– О! Журналист! Привет! – обрадовался он и протянул мне руку. – Как дела?

– Спасибо, Виктор Георгиевич, – поздоровался я с ним за руку. – С Новым годом вас.

– И тебя.

Хотел уже бежать дальше. Но тут меня осенила одна мысль. Ага!

Москва. ГСК.

– Виктор Георгиевич! – развернулся я к нему обратно. – Вопрос на засыпку! У нас в кооперативе машину никто не продаёт?

– У тебя же есть.

– Другу надо.

– «Москвич» разве что, вроде кто-то говорил… а вот «Жигули», точно, никто не продаёт…

– А не «Жигули»?

– «Волга», что ли, нужна? – удивлённо посмотрел он на меня.

– Да нет! У меня простой друг. Капитан милиции. «Волга» ему не по карману.

– Ха! Простой друг! – передразнил меня Георгич. – Ой, Павел, Павел… Вот, вспомнил, кто может продать… Мужики недавно говорили, что от Матвеича машина осталась! И он же, кстати, тоже мент был. Надо со вдовой его поговорить. Она точно водить не будет, боится за руль садиться…

– А что там за машина?

– Отличная машина, «Москвич»! Матвеич её так вылизывал, так за ней следил, некоторые за детьми так не следят. В идеальном состоянии.

– А года какого?

– Да какая разница? Важен не год, а забота. Тем более он на ней мало ездил, служебная же была в полном распоряжении. Да, кстати, говорили, что и мотор он недавно перебрал! Неделю всего как помер, бедолага…

– Бандитская пуля?

– Не, грузовик сбил, когда на работу шел. На льду занесло. Не повезло…

– Понятно… А как машину посмотреть?

– Да подожди смотреть. Надо вдову сначала уговорить продать.

– Если реально машина в идеальном состоянии, с нас причитается, – пообещал я председателю, чтобы он начинал уже уговоры.

Тот кивнул и ушел.

Подумал, позвонить ли сразу Васе? Решил, что нет, пусть вначале вдова добро даст на продажу. А то только зря обнадежу друга…

«Варшава» моя завелась. Помню, Карнабеда, когда перед зимой машину ему оставлял на обслуживание, учил меня сразу не заводить, а включить сначала фары, постоять минутку-две, дать машине проснуться.

– А когда уже заводить будешь, – говорил тогда он, – слегка-слегка подгазовывай.

В этот раз я всё так и проделал. И машина меня не подвела. Решил сегодня на машине ехать, иначе не успею нигде. С утра надо в Институт археологии попасть, насчёт клада поговорить. Потом в университет. Надо с Эммой переговорить по поводу экзаменов, а то послезавтра уже первый. Потом в библиотеку, собирать материалы для Межуева. Оттуда на лекцию от общества «Знание», оттуда, если успею, в типографию, узнать, как у Ганина дела со вторым томом Конан Дойля, а потом на совещание на завод «Полёт», доклад по кладу и типографии, а оттуда за женой в «Националь».

Вернувшись к завтраку, договорился с Галиёй, что, если ей понадобится мне что-то передать, она будет звонить домой. На рабочем номере её сегодня будет не поймать…

Москва. Квартира Эль Хажжей.

За завтраком Диана сидела задумчивая и молчаливая. Фирдаус с беспокойством поглядывал то на неё, то на обескураженную Аишу. Одними глазами он спросил племянницу, что это с Дианой? Но та лишь едва заметно пожала плечами в ответ.

А Диана всё думала о вчерашнем разговоре с братом. Сначала она не придала ему очень серьёзного значения, но, когда она заговорила на тему провалов и предательства с капитаном Артамоновой, та даже растерялась на мгновение и Диане показалось, что она заметила испуг в её глазах. Конечно, Мария Юрьевна быстро взяла себя в руки и начала объяснять, что от таких моментов никто ни в одной разведке мира не застрахован, но надо, мол, всегда помнить, что наша Родина своих не бросает, в любой, даже, самой тяжёлой ситуации надо об этом помнить, надеяться и верить… Из её слов Диана сделала вывод, что Пашка опять прав, обмена можно ждать годами, и выживать в это время в тюрьме придётся самостоятельно. А после слов Марии Юрьевны, что в Европе сейчас пытки не применяют, и бояться особо нечего, Диана неприлично выругалась про себя.

Похоже, всё ещё хуже, чем Пашка рассказывал, – подумала она, но советом его воспользовалась и попросила капитана Артамонову включить в программу её подготовки «Курс молодого арестанта».

– Мне нужно уметь прятать на себе всякие мелочи, вскрывать шпилькой замки, менять внешность, теряться среди людей на улице, – перечисляла, в чем у нее есть необходимость Диана Марие Юрьевне, вспоминая свой разговор с Пашкой. – И куда мне идти, если удастся сбежать из-под ареста?

А еще серьезней к этой теме ее заставил отнестись, как ни странно, вечерний звонок Галии. Она так трогательно переживала из-за каких-то пустяков, что Диана как-то сразу прочувствовала на контрасте, как теперь отличается мир Галии от ее мира. И в страшном сне Галие не надо опасаться ареста чужой контрразведкой и думать, как подготовиться к побегу из тюрьмы. М-да… И зачем она ляпнула сдуру про то, что грохнула мафиози? До этого же действовала по инструкциям Пашки, и КГБ почти и забыло про нее. А тут сама, получается, и напросилась. Голова садовая…

Москва. Лубянка.

– Разрешите, Павел Евгеньевич? – заглянула капитан Артамонова в кабинет полковника Воронина.

– Заходи, Маш. Что-то случилось?

– У меня совсем немного времени, надо ехать к Горному институту за агентом «Скворец», – начала та. – Удивляет она меня, уж кажется и нечем удивить, а она все равно умудряется. Вчера, Павел Евгеньевич, потребовала расширить программу подготовки. Просит инструкций на случай ареста, ещё её интересуют навыки ухода от слежки и преследования и хочет научится вскрывать замки подручными средствами. И много чего другого по мелочи…

– Что это вдруг? – искренне удивился полковник.

– Она почему-то озабочена темой провала, – объяснила капитан.

– И что её на эти мысли натолкнуло?

– Не могу знать, товарищ полковник. Про предательство что-то говорила…

– Что? – удивлённо уставился на неё Воронин.

– Ну, когда она гипотетические причины провала перечисляла, – объяснила Артамонова. – Работа вражеской контрразведки, двойные агенты и предательство своих в центре... Очень грамотно, в целом.

– Чьё именно предательство? – напрягся полковник.

– Ничьё. Это же гипотетически.

– Хорошо… Ну, включи ей в программу дополнительные занятия, которые она просит. Пусть успокоится, а то толку от нее не будет, – озадаченно ответил Воронин.

Москва. Горный институт.

Тарас специально заглянул перед началом первой пары в аудиторию, где ожидала начала занятий группа дочери. Диана уже сидела за партой, и он позвал её. Дочь тут же вышла в коридор.

– Как у тебя дела? – спросил он.

– Всё хорошо, – ответила она.

– У тебя много пропусков, – строго посмотрел он на неё.

– Мне же в марте в конкурсе участвовать, учусь красиво ходить по подиуму, – ответила Диана и потупила глаза.

Темнит что-то... Разве нельзя после института этому учиться? – подумал про себя Тарас, но решил сделать вид, что не заметил её вранья.

– Хорошо, но предупреждай меня, хотя бы, – попросил он.

Ещё из дома договорился с Литвиновым, что подъеду вскоре к нему. У него меня уже ждали директор института Абрамов, Иван Алдонин и ещё какие-то сотрудники института. У них был накрыт сладкий стол! Народ с утра пил шампанское.

– О, я, кажется, не вовремя, – смущённо заметил я, приоткрыв дверь кабинета замдиректора института. – Простите…

– Заходи, заходи, Павел! – бросился ко мне Литвинов. – Куда ты?.. Мы ж твою статью обмываем! Без тебя никак!

– О, как. Вышла уже, значит, – слегка удивился я.

Мне тут же подсунули свежий номер «Труда», где рядом со статьёй красовались фотографии и самого клада, и всей честной компании. Какая-то женщина, приветливо улыбаясь, попыталась вручить мне стакан с шампанским.

– За рулём, – извиняющимся тоном приложил я руку к груди.

– Тогда чаю товарищу Ивлеву, – распорядился Абрамов. – И тортик, Павел, тортик попробуйте.

– Спасибо, спасибо, – ответил я, беря в руки протянутую мне тарелку с большим куском «Киевского» торта. Ну, ладно... Киевский я люблю. Его сейчас строго по классическому рецепту делают, тот самый вкус детства… Как тут удержаться…

По всему чувствовалось, что меня тут сегодня очень любят. Приятно людям попасть в газету с таким тиражом, да еще по такому яркому поводу.

Вскоре мне протянули чашку с горячим чаем, и я его поставил её недалеко от себя на открытой полке ближайшего шкафа.

– А что с содержимым клада, есть новости по нему? – поинтересовался я. – Есть там что-то особо ценное?

– Там всё ценное, – ответил Литвинов. – Но есть несколько монет особенных. Две из них на территории СССР отсутствуют вообще в коллекциях. Отсутствовали, вернее, до этой находки!

– А возможно уже прикинуть общую стоимость клада?

– Никак не меньше, чем тысяч девяносто-сто, – улыбнулся Литвинов. – Но сам понимаешь, еще возможны сюрпризы. Несколько каталогов сейчас у коллег в Ленинграде, ждем, когда прибудут обратно в столицу.

– Это прилично, – ответил я, уважительно кивнув. – А есть вероятность, что клад оставят в будущем Городецком музее?

– Из Министерства промышленности уже звонили, говорили про свой музей, – ответил директор института. – Но сейчас рано что-то обещать, тут же ещё Академия наук своё слово не сказала.

– Академия наук, – задумчиво проговорил я. – Я понял… Спасибо вам за торт! Надо бежать, – с сожалением развёл я руками, выпил свой чай и поспешил пожать руки всем присутствующим мужчинам и поулыбаться женщинам.

В университете сразу пошел к Эмме. Повезло, застал на месте.

Она протянула мне зачетку со всеми выставленными зачетами, и спросила:

– По экзаменам как? Тоже помощь нужна?

– Не помешало бы, Эмма Эдуардовна!

Ну а что? Мы с ней так и договорились, что я буду иногда ходить на лекции, а она ходить по преподавателям и выставлять зачеты и экзамены. Нельзя давать слабину. Самому этим заниматься – деградация, хватит уже, первый год набегался. Меня ждут намного более важные дела, чем эти игры в песочнице. Тем более к настоящей экономике наши предметы в основном имеют достаточно отдаленное отношение. Плановую экономику я уже и так освоил, что припомнил, что подучил, а по рыночной и вовсе ничего нет. Я бы и сам мог читать, но это нереалистично на втором курсе… Да и как объяснить такие знания?

– Ну тогда пиши заявление на досрочную сдачу экзаменов. Чтобы не начались неизбежные расспросы – а почему Ивлев с нами на сдачу экзамена не заходил, а «пятерка» у него стоит?

– Какую причину указать?

– Причину… А давай работу в обществе «Знания». Все равно из ректората не будут придираться, раз они сами попросили об этом.

Москва. Гостиница Националь.

В качестве переводчика с Галиёй сегодня предстояло работать невысокому худощавому парню лет двадцати пяти Виктору Елизарову. Он был очень серьёзен, в костюме, белой рубашке, при галстуке. Тоже подготовился, – заметила про себя Галия, рассчитывая, что он будет старшим в их тандеме, так как она только устроилась и опыта работы не имела. Ну и помнила слова Пашки, что переводчики при иностранцах сплошь и рядом офицеры КГБ. Командовать должен быть обучен, главное не забыть, что лишнее при нем болтать нельзя…

В их с Виктором задачу входило не оставлять иностранок в городе одних. Поэтому к одиннадцати утра Галия и Виктор явились в гостиницу «Националь». Швейцар беспрепятственно пропустил их, стоило Виктору достать своё удостоверение, Галия хотела было показать своё, но не успела, швейцар уже распахнул перед ними дверь. И удостоверение Виктора тоже рассмотреть не успела, хотя ей и было интересно… Оно комитетское или переводческое?

Сегодня они должны работать с молодыми девушками из Великобритании, моделями, сопровождающими свою делегацию на Международной книжной выставке-ярмарке в Москве, которая завтра должна начаться. Девушки занимали один большой номер из двух комнат. Они были ещё не одеты, и Галия, оставив Виктора за дверью, вынуждена была пройти в номер одна.

Припомнив ещё накануне весь свой словарный запас английских слов, она поздоровалась и устроилась в ближайшем кресле в ожидании, пока иностранки соберутся.

Девушки возбуждённо носились по номеру с улыбками, и с любопытством поглядывали на Галию. Стремясь не ударить в грязь лицом, она надела сегодня шубу, югославские сапоги и несколько украшений из коллекции тётки, маминой сестры, которые её муж привёз.

Все три девушки были высокими и очень стройными. Галию особенно поразила тончайшая талия одной из них. Когда они надели свои пальто, Галия разочарованно подумала, что ожидала чего-то более теплого. Они вообще знали, куда едут? Москва, январь… а пальтишки максимум на весну рассчитаны. Она пригласила в номер Виктора, и он озвучил им сегодняшнюю программу. Оценив беглым взглядом, как легко одеты девушки, он по-русски сказал ей, что долго на улице они не выдержат и придётся между культурными объектами передвигаться короткими перебежками. Начали они с Красной площади.

Их подопечные оказались очень дружелюбными. Так что командовать не было никакой необходимости.

Москва. Горный институт.

Диана ежедневно уходила со второй пары, несмотря на начало сессии. Что-то тут было не так… В перерыве между первой и второй парой Тарас занял наблюдательную позицию на втором этаже над центральным входом в институт, чтобы проследить за тем, куда и с кем уходит Диана. Ему это всё очень не нравилось. Любые дополнительные занятия можно перенести на вторую половину дня…

Он видел, как Дина вышла из института и, к его удивлению, направилась в обратную сторону от метро. Тарасу пришлось забраться на подоконник, чтобы увидеть в окно, как она дошла до конца здания и села в машину. Было, конечно, плохо видно, но ему показалось, что села она на водительское место.

Что это ещё такое? – в недоумении смотрел он на отъезжающую «Волгу», – Причём, машина явно не Фирдауса. Или он свою «Волгу» уже поменял, просто я не в курсе?

Москва. Лубянка. Кабинет зампреда КГБ СССР.

– Разрешите, Николай Алексеевич? – зашёл в кабинет к Вавилову полковник Воронин. Вроде бы, новости от Артамоновой не были такими уж шокирующими, но это хороший повод напомнить о себе зампреду. Появился повод зайти, надо его использовать, карьера сама себя не сделает без помощи сверху…

– Проходи, Павел Евгеньевич. Приветствую.

– По поводу агента «Скворец»...

– Это которая сестра Ивлева?

– Да, она... Требует расширения программы обучения.

– Так, – откинулся в своём кресле зампред с таким видом, как будто приготовился услышать хороший анекдот. – И чему она ещё желает научиться?

– Подготовиться к аресту хочет, – многозначительно и с очень серьёзным лицом посмотрел на зампреда полковник.

– Чего-чего? – тут же придвинулся обратно к столу Вавилов.

– Вот, я так же отреагировал, когда мне об этом доложили, – усмехнулся Воронин. – Агент просит инструкций на случай ареста и побега. И просит подготовить её к возможному нелегальному положению.

– А с чего вдруг? – озабоченно спросил Вавилов. – Мы же не планируем использовать её в резидентуре.

– Вот, в том-то и дело. На вопрос куратора о причинах её опасений она упомянула о работе вражеской контрразведки, о двойных агентах и предательстве своих.

– Даже так? О предательстве своих? – задумчиво повторил Вавилов.

– Капитан Артамонова пыталась уточнить, о чём речь, но это, мол, гипотетически.

– Угу… Гипотетически…

Они обсудили ещё несколько рабочих моментов, и полковник ушёл. А мысли Вавилова вернулись к агенту «Скворец».

И что же её на эти «гипотетические» мысли натолкнуло? – думал зампред. – Или кто? Неужто ее муж из Ливана не так и прост? Могла она ему проговориться о сотрудничестве с нами? Могла, конечно, не кадровый сотрудник, о дисциплине понимания нет, сплошь и рядом такое случается. А муж, вполне возможно, смирился с тем, что она наш агент, раз уж все равно много работает с СССР, и прямо сейчас находится в СССР, но боится, что ее арестуют при выезде в капиталистические страны. Так, надо приказать собрать по нему побольше информации. А куратором этой работы будет Воронин, он много знает про агента «Скворец». Если все подтвердится, то может получиться и этого, как его, Фирдауса завербовать…

А если все же не так дело обстоит… Кто еще мог такие детали молодой девчонке рассказать? Надо велеть Воронину в ее окружении нашего человека поискать. КГБ, ГРУ, вполне может быть, давно на пенсии, но она ему доверяет, вот и прибежала консультироваться…

Москва.

Елизаров иностранок стеснялся, он был ниже на полголовы самой невысокой британки Лизы, а самой высокой Саре доставал максимум до ключиц. Они смотрели на него свысока, и он чувствовал себя рядом с ними очень некомфортно.

Галия же, напротив, почувствовала к девушкам дружеское расположение. Им было предписано не уезжать никуда из центра города. Пришлось гулять по Красной площади, обедали в гостинице. Потом они гуляли в ГУМе, ели мороженое. Аманда сделала много фотографий. Девушки несколько раз просили переводчика сфотографировать их всех вместе с Галиёй.

Потом Галия повела их на показы мод в ГУМе, рассчитывая, что им будет интересно, как профессионалам. Но их поразил не столько сам показ, сколько доступность этого мероприятия для всех желающих. И советские манекенщицы произвели на британских моделей хорошее впечатление, в целом, им очень понравилось.

Но до спектакля в Большом театре оставалось всё ещё много времени, и, чтобы скоротать его как-то, Галия решила сводить их в центральный «Детский мир», посмотреть кукольные часы. Благо, всё рядом.

Детский магазин встретил их новогодним убранством, живыми елями на входе, и большой искусственной елью внутри. Надо было немного подождать, пока часы сработают, и Галия повела всех смотреть ёлочные игрушки. Предновогодний ажиотаж уже спал и к прилавкам можно было свободно подойти.

Британок очень заинтересовала продукция советских фабрик ёлочных игрушек. С загоревшимися глазами они стали ходить от прилавка к прилавку. Галия с переводчиком боялись потерять их, а те носились с радостными возгласами от прилавка к прилавку, выбирали себе на память о поездке в Союз игрушки с советской символикой и просто красивые.

Они набрали стеклянных космонавтиков на прищепке, ракеты, дирижабли с надписью «СССР», шары с серпом и молотом, шары со звёздами и многое другое.

Галия и переводчик переглядывались между собой, еле сдерживая ухмылки, глядя, какой азарт охватил их подопечных.

Продавщицы, резко научившиеся улыбаться, упаковывали иностранкам игрушки в отдельные коробки. Каждая получила свою и бережно несла с очень довольным видом. Игрушек набрали много, а обошлись они в сущие копейки.

Потом Галия повела всех на второй этаж, чтобы с балкона было удобней наблюдать за выходом кукол из часов.

К шести часам вечера на балконе собрался народ и часы сработали. Галия уже видела это неоднократно и с интересом наблюдала не за часами, а за реакцией британок. По их умиротворённым улыбкам она поняла, что день удался. Осталось отсидеть спектакль в Большом театре, довести их до гостиницы, а там совсем близко, и первое рабочее задание можно считать выполненным.

Они уже спускались вниз, собираясь идти в сторону театра. Галия и переводчик шли вместе. Иностранки возбуждённо и радостно щебетали впереди. Галия устало переглянулась с Елизаровым.

– В Большом очень красиво, – сказала она ему. – Как раз, придём туда пораньше, добавим им впечатлений, погуляют там и нормально будет.

Девушки захотели сделать ещё фото на лестнице, и Аманда спустилась на несколько ступеней вниз. Вдруг она скорчила испуганную рожицу, и, воскликнув что-то, показала на Сару.

Москва.

Просидел в спецхране до трёх часов и поехал, сначала, в типографию. Думал быстро переговорю с Ганиным и успею на лекцию… Но его на месте не оказалось, а в кресле его восседала полноватая женщина лет под пятьдесят со стрижкой и пышной укладкой.

– А где Макар Иванович, – удивлённо спросил я. – Добрый день.

– В больнице. Я за него. Грачёва Марьяна Платоновна.

– Очень приятно, Павел. А что ж с ним такое? – обеспокоенно спросил я.

– Так неудачно поскользнулся он, да обе ноги сломал, – сочувственно покачала она головой.

– Как же так? Надолго теперь, наверное? – ошарашенно проговорил я, вспомнив, что Ираклий почти полтора месяца в больнице с переломами пролежал. – Как же он так умудрился-то? Обе ноги сразу… А когда это случилось?

– Перед самым Новым годом.

О, как! Это уже неделю наши дела без присмотра? Нехорошо…

– Ладно… Извините за беспокойство, – поспешил раскланяться я.

Разговаривать с ней о Конан Дойле не рискнул, кто знает, кто она такая и откуда взялась? Хорошо, что сегодня совещание, узнаю всё у Сатчана.

Ехал на лекцию и с досадой думал, что же он мне, даже, не позвонил, не предупредил, что выбыл из строя, да ещё так надолго. Сам не мог позвонить, так жену бы попросил. А, может, он и предупредил, но не меня? Кого-то другого? Но почему, тогда, мне никто ничего не передал? Хотели посмотреть, как быстро я спохвачусь, что моего подопечного на рабочем месте нет? Засада, если так… Они что, реально думают, что я каждый день могу в эту типографию заезжать?

Ионов меня сегодня отправил с лекцией на фабрику «Кожгалантерея» в Медведково. Собственно, больше из-за неё и решил сегодня на машине ехать.

Фабрика новая, в прошлом году только запустили. Встретили меня главный инженер Рябинин Дмитрий Миронович и председатель профкома Корнев Иван Сергеевич, два старых профессионала. Провели меня по новеньким цехам, с гордостью показывали новые производственные линии, продукцию. А выпускали они чемоданы. Сразу подумалось, что до сих пор не видел наших итальянских...

По нынешним временам эта новая фабрика выпускала вполне сносные чемоданы. Понравилась аккуратная чёрная модель, закрывающаяся двумя ремнями на больших пряжках под бронзу, брутальный вид у нее такой. И ещё один понравился, жёлтый. Правда, он совсем маленький был, его правильнее было бы не чемодан назвать, а дипломат.

Похвалил искренне и производство, и продукцию, мне у них на фабрике понравилось. Всё новое – и помещения, и оборудование, и продукция приличная.

В актовом зале собрались возбуждённые работники. По смешкам и улыбающимся лицам понял, что ждут от меня чего-то позитивного, новогоднего, а тема лекции «Основные направления научно-технического прогресса на современном этапе» вряд ли совпадает с их праздничным настроением...

Начал с определения научно-технического прогресса, его направлений и форм. Отстрелялся по методичке и перешёл на конкретные примеры. Это было просто. Мы сравнивали с некоторыми особо смелыми любителями выкрикивать с мест их старое место работы и новое и на конкретных примерах разбирали, как проявился, в каждом конкретном случае, научно-технический прогресс в результате модернизации.

Все обращали внимание на хорошие условия труда, на чистоту. Для одной женщины НТП выражался в том, что здесь «много света».

Над кем-то коллектив посмеялся, один парнишка разухабистый, что на старом месте грузчиком работал, что на новом, никакого прогресса при переходе с одного места работы на другое не заметил.

Одну девушку зал поддержал чуть ли не аплодисментами, на старом месте она работала швеёй и училась на вечернем, а на новое место перешла уже технологом. Вот эта девчонка очень неплохо описала, чем её старая фабрика отличалась от этой новой.

Очень порадовало, что большинство сотрудников понимало, о чём у нас идёт речь и активно участвовало в разговоре. Надеюсь, оправдал их ожидания. Мне поаплодировали, и просили приезжать ещё. Перевёл все стрелки на руководство, которое уже ожидало меня у сцены.

– Как это у вас получается? – удивлённо спросил меня председатель профкома. – Из любого вопроса или выкрика из зала выкрутиться обратно в тему лекции?

– Я тоже заметил, это удивительно, – поддержал его главный инженер. – Какой бы вопрос ни был, ответ будет продолжением лекции.

– Это опыт, – улыбнулся я, хотя сам за собой этого никогда раньше не замечал.

Они вдвоём проводили меня на вахту, попрощались очень тепло и вручили мне тот самый черный брутальный чемодан с двумя пряжками. Заметили, похоже, что он мне понравился.

– Вот спасибо! – обрадовался я и положил его на заднее сиденье к себе в машину. Ну, я знаю к кому обратиться, чтобы у него колесики появились!

Москва. Центральный «Детский мир».

Елизаров моментально оказался перед Сарой. Он и так-то доставал ей только до ключиц, а встав на две ступени ниже оказался ей чуть ли не по пояс.

– Тьфу! – с облегчением взглянул он на подбежавшую Галию и показал ей на левую ногу девушки, где на чулке расползлась огромная дыра.

Сара начала всхлипывать, прикрываясь пальто, но стрелки прямо на глазах спускались всё ниже при малейшей попытке пошевелиться.

Елизаров поговорил с девушками и сообщил Галие, что ничего страшного, у них в гостинице есть ещё чулки.

Но Сара присела и прикрыла ноги пальто.

– По центру Москвы в рваных чулках? – с сомнением посмотрела на переводчика Галия. – И времени у нас впритык. Минут двадцать отсюда до гостиницы, подняться, переодеться, минут десять до театра. Мы не то что осмотреть театр не успеем, мы на спектакль можем опоздать.

– Такси поймаем, – предложил Елизаров.

– Мы тут с мужем как-то ловили такси, – с сомнением ответила Галия. – Минут двадцать ловили, если не больше.

– А что делать-то? – заметно разволновался Елизаров.

– Новые чулки купим, – ответила Галия.

– Где мы их сейчас купим?! – откровенно начал паниковать он. – Это же дефицит!

– Пошли, покажу, – уверенно повела Галия всю их компанию к главному входу в магазин.

Достав из кошелька талон на январь, она показала его дежурному милиционеру и прошла к неприметному лифту, ведя за собой иностранок и переводчика.

– Повезло, что у тебя есть талон. – шёпотом сказал ей в лифте Елизаров.

– Случайно вышло, – так же шёпотом ответила Галия.

Она не сомневалась, что, покажи он милиционеру свое КГБ-шное удостоверение, их бы пустили без всякого талона, но он явно не хотел его светить. Так что да, повезло…

Позвонив в закрытую секцию на самом верхнем этаже, она поздоровалась с открывшей сотрудницей, прошла внутрь и громко произнесла:

– Товарищи, выручайте! На кону честь страны! Ведем иностранцев в Большой театр, а у девушки вот что случилось! – показала она на разорванный чулок Сары.

К ним тут же подошла та сотрудница, что впустила их, и ещё одна. Сразу просчитав нестандартность ситуации, и убедившись, что девицы иностранки, они очень любезно усадили всех на стулья и с помощью Елизарова выяснили, какой Саре нужен размер чулок. Минут через десять принесли несколько пар.

– Это просто чудо, что нашёлся сорок второй размер! – зашептала Галие сотрудница магазина. – Кто это, хоть, такие?

– Это британские фотомодели. Спасибо вам огромное! – ответила она, расплатилась за обе пары и вручила их Саре, кивнув на примерочную кабинку.

Той объяснять дважды не пришлось, она моментально скрылась за шторкой и вскоре вышла оттуда, заметно повеселев.

– Ну, вот! Теперь можно и в Большой театр, – улыбнулась Галия Саре, а сотрудницы и несколько покупателей с облегчением рассмеялись.

Иностранки, сверкая улыбками, поблагодарили советских продавщиц и попрощались. А Елизаров каждой сотруднице пожал руку и проследил, чтобы девушки на радостях не забыли свои коробки с сувенирами.

– Фух, я уж думал, срыв программы, – честно признался Галие Елизаров, когда они уже шли по проспекту Маркса вслед за возбуждёнными моделями, разглядывающими во все глаза убранство одной из центральных Московских улиц. Галия в ответ счастливо улыбалась.

Что здорово – и талон при мне остался! – думала она. – Продавщицы молодцы, вошли в ситуацию и выручили просто так. Радеют за престиж СССР!

Москва. Оздоровительный комплекс завода «Полёт».

– Товарищи, пока Ивлева нет, хотел с вами посоветоваться, – начал Сатчан. – У него шестнадцатого день рождения, знаменательная дата…

– Двадцать лет? Или ему уже двадцать пять? – спросил Осипов.

– Восемнадцать, Владислав Гаврилович, – слегка смутившись, ответил Сатчан.

– Как восемнадцать? Вы серьёзно? – не поверил тот.

– А вы не знали? – с сомнением посмотрел на него Войнов.

– А кто мне говорил? Выглядит он старше…

– Выглядит-то он на свои, – заметил Захаров, – но думает, как взрослый.

– Так что с днём рождения? – напомнил Сатчан, вставая у двери в раздевалку. – А то он сейчас придёт уже. Я ему специально время на пятнадцать минут позже назвал, чтобы мы решить успели.

– Когда у него, говоришь, шестнадцатого? – уточнил Бортко. – Время есть ещё подумать. Но ты прав – на такую дату нужно расстараться. Полезен он нам, и много еще пользы принесет.

– Все верно. Подумаем, – кивнул и Захаров.

– Эх, где мои семнадцать лет? – воскликнул Ригалёв.

– А по кладу этому будем сегодня обсуждать? – спросил Осипов, – я статью прочитал, солидно так выглядит. Большие кругляши…

– Будем, Ивлеву поручено сделать доклад, – сказал Захаров.

– Забавно вышло. Мы думали на выезде, что по земле ходим, в которой будем наши ценности хранить, а ходили по древнему золоту и серебру, – улыбнулся Бортко, – в котором лучше всего наши активы и хранить при возможности.

– Да уж! – задумчиво поднял брови Захаров.

Приехал на завод «Полёт» и посигналил перед воротами. Интересно, пропустят меня? Сегодня первый раз с машиной. Но пароль «В баню» одинаково хорошо сработал и на воротах.

Подъехал к оздоровительному центру и пошёл внутрь. Из комнаты отдыха выглянул Сатчан.

– О, приехал уже? Как дела? – улыбнулся он.

– Слушай, иди сюда, – поманил я его к себе, воспользовавшись тем, что рядом никого больше нет. – У нас ЧП. Ганин в больнице.

– А что случилось? – перестал улыбаться он.

– Некая Марьяна мне сообщила, что он неудачно поскользнулся и сломал обе ноги. Во-первых, что за Марьяна? А во-вторых, это как надо поскользнуться, чтоб обе ноги сломать? Ты не слышал случайно, Ганин не запойный?

– Да кто бы его терпел в горкоме, если бы жестко пил? – ошарашенно посмотрел он на меня. – Вряд ли… Наверное. А Марьяна – это его человек, он сам её привёл.

– С ней, получается, о наших делах можно говорить?

– Можно, конечно, – озадаченно смотрел на меня Сатчан. – Надо бы навестить Ганина в больнице, и с врачом его лечащим поговорить… В каком он состоянии был?

– Мне съездить? – сразу уточнил я.

– Давай я с Бортко поговорю сначала. Может, там и без этого все всё знают. Только нас почему-то забыли посвятить.

– Угу, – кивнул я, соглашаясь.

Мы вошли в комнату отдыха, где накрыт был стол. У меня аж в желудке что-то завыло с голодухи. Целый день пляски с бубнами, а поесть некогда было. Поздоровался со всеми, кто там был и сел за стол.

– Скажи, это ты сегодня в типографии Ганиным интересовался? – спросил, глядя на меня, Бортко.

– Да, – тут же перестал жевать я. – А что?

– Да заместитель его перепугалась, звонила, что ходит там кто-то, вынюхивает.

– Марьяна? – уточнил я.

– Марьяна, – кивнул Бортко.

– Хорошо, что не стал у неё ничего расспрашивать, – рассмеялся я, – Волновался, убрали ли они всё лишнее. Хотел было сам пойти проверить, но вовремя передумал. А она, значит, вам бросилась звонить? Представляю, что бы она сделала, если бы я по цехам пошёл!

– Милицию бы вызвала, – рассмеялся Сатчан.

– Все на месте? – сел за стол вошедший Мещеряков. – Можно начинать?

Это что ещё за новости? С каких пор Мещеряков заседания открывает?

– Товарищи, к сожалению, вынужден вас огорчить, среди нас завелась крыса, – оглядел он нас всех тяжёлым взглядом. – Это директор нашей типографии Ганин. Продавал нашу продукцию налево, да внаглую, большими партиями. Профилактическая работа с ним проведена. Думаю, через некоторое время он вернётся к работе и будет после этого работать честно.

Мы молча переглянулись с Сатчаном, выслушав доклад Мещерякова. Вот тебе и запойный… Хотя он уже и так поплатился должностью в горкоме, а крысятничать не перестал. На что рассчитывал? Что всегда всё будет с рук сходить? Может, у Захарова и Бортко и сошло бы. Но, как выясняется, не у Мещерякова. Этот, судя по всему, готов выполнять поставленные перед ним задачи всеми доступными способами. Но вряд ли это решение его личное… Обратил внимание, что ни Захаров, ни Бортко глазом не повели… А остальные, также задумчиво, как и мы с Сатчаном переглядываются.

Ну, что ж, товарищи, с почином вас! Наша группа начинает приобретать чёткие контуры. В каком-то плане так даже лучше. Анархия никогда никого до добра не доводила. И Ганин, авось, теперь в чувство придет, и остальные на будущее выводы сделают. А то если крысятничать можно без последствий, то и стучать на своих тоже можно… А что жестко Мещеряков поступил – то не так и жестко. В девяностые такой вот Ганин при первой попытке крысятничать с ходу надел бы деревянный фрак. А тут ему уже третий шанс дали, получается… Первые два раза словами убеждали, теперь, может, тем способом, который он все же будет уважать.

– А что там с нашим кладом? – посмотрел на меня Бортко, тем самым закрывая предыдущую тему.

– Клад, безусловно, ценный, – начал свой доклад я. – Как минимум, две монеты в единственном экземпляре на весь Союз. Стоимость его прикидочная, пока, минимум девяносто-сто тысяч, и ждут ещё какие-то каталоги. Так что, может быть, стоимость нашего клада ещё и возрастёт. Разговаривал сегодня с директором Института археологии, он упомянул, что из нашего Министерства промышленности уже звонили насчёт клада, но последнее слово за Академией наук, с ней работать надо.

– Хорошо. Значит, будем работать с Академией наук, – невозмутимо ответил Захаров. – По обувной фабрике что?

– Прокуратура проверку завершила, – начал Бортко. – Факты нарушений подтвердились. Новому руководству фабрики настоятельно рекомендовано навести порядок в вопросе распределения жилой площади среди очередников… А там уже и распределять нечего, они все фонды свои выбрали, фабрика сама жилья не строит, участвует рабочими руками в стройках… Куницыну ещё не выписали из больницы, но должны вот-вот. Предлагаю, товарищи, изыскать возможность из своих фондов и обеспечить её жильём, и закрыть уже этот вопрос.

– Так… Горком обеспечивает жильём из своего фонда простую рабочую семью, – задумчиво проговорил я, прикидывая содержание новой статьи, – в качестве компенсации за несправедливость при распределении жилья на предприятии… Если в «Труде» размещу такую статью, не возражаете, товарищи?

– Очень даже возражаем, – замотал энергично головой Захаров, – если такая статья выйдет, к нам за справедливостью и квартирами пол-Москвы придет.

– Ну да, не учел специфики, – с сожалением сказал я, – значит, не будет никакой статьи. А, кстати, что с директором, который всё это допустил?

– Ничего, перевели на другую должность, – ответил Бортко. – С понижением, – поспешил добавить он в ответ на мой недоумённый взгляд. – А что ты думаешь? У него тоже связи.

– Это какие надо иметь связи, чтоб от такого отмазаться? – удивился я.

– А ничего такого особенно криминального в этой истории и не было. Он всё обосновал: надо было закрепить за предприятием ценного специалиста. Попробуй докажи, что он не ценный! А что десять раз подряд за несколько лет, так ты еще докажи злой умысел.

– Пфффф, – разочарованно выдохнул я.

– Так что квартиру выделим, конечно, но тихой сапой, и под условие помалкивать, как и при каких условиях она получена. – сказал Захаров. – Ну и людей успокоим, нам же работать там будет легче. Уже можно начинать, кстати, работать? – взглянул Захаров на Бортко.

– Да, – кивнул тот, – проверка завершена.

– Можешь приступать, – взглянул он на меня, только успел ему кивнуть в ответ, а он уже переключился: – Что с оборудованием на камвольной фабрике? Поступило?

– Да, – удовлетворённо протянул Пахомов. – Всё получили ещё перед Новым годом. Начинаем монтаж.

– Очень хорошо, – проговорил Захаров. – И когда будут первые результаты?

– Месяца через четыре, не раньше, – сразу подобрался Пахомов. – Американцы же ещё должны приехать для наладки и обучения.

– Ты же камвольной фабрикой занимался, – повернулся ко мне Захаров, – какие у тебя были планы на неё? Четыре месяца осталось.

– Ммм… Какие планы? Наладить выпуск качественных тканей…

– А потом? Наладить дополнительный выпуск и продавать? – попытался напомнить мне Бортко.

– Можно и так, но есть и другие варианты. Продавать ткани также невыгодно, как любое сырьё, – начал отвечать я. – Это как продавать лес кубами или готовую мебель из него, такая же колоссальная разница по выручке. По-хорошему, из этой ткани надо что-то сшить, а потом уже продавать. У нас есть швейные фабрики какие-нибудь?

– Ну есть, фабрика верхней одежды, – ответил Пахомов.

– Там, где пальто шьют? – вспомнил я. – Там из простынной ткани ничего не сошьёшь, – возразил я. – И машинки швейные не те, и слишком рискованно там постельное бельё шить… Нам что-то другое надо.

– Что другое? Купить машинки другие? – спросил Бортко.

– Ну, хорошо, допустим, купили. А как вы объясните их наличие на предприятии? – спросил я. – Надо же обосновать планом или производственной необходимостью.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – спросил он.

– Давайте, ещё одну швейную фабрику под себя возьмем?

– Какую?

– Рядом с нашей обувной, там есть такая прямо по соседству, – начал я. – Для больниц пелёнки шьёт и наволочки. Завезти туда партию качественной ткани, отшить быстренько сколько надо комплектов постельного белья, увезти, и как будто не было ничего. Заплатить работницам хорошо, чтобы они счастливы были от такого неожиданного приработка. А если решим на постоянной основе там что-то кроить-строчить, то это, хотя бы, впишется в профиль предприятия и в глаза никому бросаться не будет.

– А чья эта фабрика может быть? – заинтересовался Захаров.

– Вполне возможно, что ничья, – ответил я. – Такая же старая, задрипанная, небольшая, даже котельной своей нет.

– Если они уже пелёнки шьют, то даже оборудование закупать не надо, – проговорил Бортко.

– Надо посмотреть ещё, что там за оборудование, – возразил ему Пахомов. – А то, может, ещё менять всё придётся.

– Делим шкуру неубитого медведя? – рассмеялся Захаров. – Как будто о своей фабрике уже говорят.

– Правильно-правильно, я детских комплектов в детский дом обещал, – улыбнулся я.

– Лучше купить где-то, – сглотнул Пахомов. – А то вдруг не запустим линию так быстро, как хотелось бы.

– Так мы же и так на камволке уже должны были простынную ткань начать выпускать, – возразил я. – Там, кстати, удалось план поменять?

– Нет, – ответил он. – Мы же новое оборудование под старый план выбили. Надо теперь поработать хоть до конца пятилетки.

Москва. Министерство обороны.

– Олег, – обратился генерал Балдин к своему адъютанту, – хотел с тобой посоветоваться по поводу Павла Ивлева…

– Слушаю вас, Эдуард Тимофеевич. У него все хорошо, надеюсь?

– Да лучше не бывает. У него день рождения скоро, восемнадцать лет. Подарок какой-то нужен… Даже и не знаю, что ему подарить? Умный же пацан! Ты же мне сам его статьи в «Труде» постоянно на стол подкидываешь… Не знал бы, что ему только восемнадцать исполнится, подумал бы – мужик в годах пишет.

– Ну, он всегда такой был, серьёзный. Ещё когда в Пермь летал, и мы с ним только по телефону общались, у меня ощущение было, что со взрослым человеком говорю.

– Что есть, то есть, – задумчиво ответил генерал. – Так что ему подарить-то?

– Подумаю, товарищ генерал.

– Не смотри, что ему всего восемнадцать исполняется. Тут серьёзный подарок нужен. Далеко пойдет парень… Да и Эльвирин внук. Его уважу – ей приятно будет.

– Ну, разумеется.

Москва. Оздоровительный комплекс завода «Полёт».

– Ну, тогда надо сделать так, чтобы новая линия и на план работала, и на нас, – сказал я Пахомову. – Нельзя допускать, чтобы план полностью соответствовал техническим и технологическим мощностям. Особенно это касается нового оборудования. Для этого у нас веские основания. Во-первых, чем ниже план, тем больше можно для наших целей продукции произвести. Во-вторых, нам оборудование беречь надо, сами понимаете, что новых поставок после модернизации четверть века ждать придется. На износ использовать его поэтому нельзя. Поэтому не надо выдумывать вторую или третью смену для того, чтобы дополнительно что-то произвести, это не только износ оборудования, но и лишнее внимание и лишний повод спалиться. Надо свои партии товара пропускать через производство как можно естественней. Бухгалтер в курсе, начальник цеха, а рабочие и не подозревают, что левый товар только что шили. Дополнительную зарплату по отдельной ведомости получили в виде премии, очень этим довольны остались, и всё, никаких следов. А то, что ведомость на премию через пару месяцев сожгли, это рабочим даже знать не надо. И это правило должно быть для всех предприятий.

– Ну а как ты план уменьшишь, если мощности предприятия всем известны? – возразил мне Пахомов.

– Значит, надо менять официальные характеристики оборудования, – ответил я. – Провести капремонт с ухудшением, обосновать как-то, не знаю, запчасти родные дефицит, поставили, что было… Ну, придумать что-то, это главному инженеру задача. Электросети слабые, оборудование на полную мощность нельзя запускать, ещё что-то… Короче, всё оборудование, на котором можно выпустить что-то стоящее, официально должно иметь мощности ниже, чем есть на самом деле. Тогда и план будет соответствующий, поменьше. С новым оборудованием, кстати, это легко провернуть, с самого начала надо указать официальную мощность ниже, чем фактическая.

– А если придерутся, что по паспорту одно, а по факту другое? – озадаченно спросил Пахомов.

– А вы им под нос суньте акт приёмки, подписанный представителями производителя, – хитро улыбнулся я, – где чёрным по белому написано, что с нашими нитками, линия работать на полную мощность не может ввиду их низкого качества. Нужны импортные нитки, производства конкретной американской фабрики, только тогда линия выдаст всё, на что способна. А с нашими – только вот так. Сами понимаете, никто за валюту импортные нитки вам покупать не будет.

– И как это всё американцам объяснить? – с сомнением спросил он.

– Да какие проблемы? – пожал я плечами. – Особенностью плановой экономики и объясните. Что план всегда дают строго по максимальным возможностям оборудования, это значит, что линия будет работать непрерывно на пределе своих возможностей, быстро износится, начнёт ломаться. И американцам придётся у нас жить и работать за свой счёт до конца гарантийного срока. Оно им надо? Конечно, хорошо было бы это всё ещё в момент закупки оговаривать, по документам мощность одна, а по факту другая… Но закупками же исключительно Внешторг занимается. Вообще, надо проанализировать, что проще, договориться с кем-то во Внешторге, или придумать схему уменьшения мощностей нового оборудования на месте, уже после монтажа и наладки.

– На месте проще, мне кажется, – взглянул Бортко на Захарова. – Похимичить с документами…

– Да кто там в Госплане будет проверять, соответствуют заявленные цифры паспортным данным оборудования или нет? – возразил нам всем Осипов.

– Не, на всякий случай, надо обосновать разницу, – ответил ему Бортко. – Бережёного бог бережёт.

– Я тоже так считаю, – кивнул Захаров. – Не важно как, но чтоб производитель подо всем этим подписался. А кому потом очень захочется проверить, пусть запрос в Америку делает.

– Ага, через японцев, – хохотнул Пахомов и мужики оживились и перешли к другим вопросам.

Короче, на мне, пока, типография и обувная фабрика. Когда все вопросы обсудили и начали вставать из-за стола, я уточнил у Бортко, в курсе ли теперь Марьяна, кто я?

– Надо же дальше работу продолжать, – сказал я. – Хочу завтра заехать на типографию.

– В курсе, в курсе, езжай, – махнул он рукой, собираясь идти в баню.

– А здесь где-нибудь есть телефон? – поинтересовался я.

– Первая дверь от входа по правой стороне, – ответил он и я направился туда.

Позвонил домой, уточнил у Загита, не просила ли Галия мне что-то передать?

– Просила, – ответил тесть. – Спектакль закончится в десять.

– И всё?

– Всё.

– Ладно, спасибо.

В начале десятого поеду не спеша к гостинице, – подумал я, положив трубку, и пошёл в баню к мужикам.

Москва.

Сидя за соседним столиком в антракте, Елизаров исподтишка наблюдал за Галиёй. Неожиданная напарница ему в этот раз досталась, – думал он. – Говорит, что только недавно приехала в Москву непонятно откуда, даже город трудно запомнить, первый раз услышал, что такой существует, муж студент- второкурсник, а сама в шубе неизвестно за сколько тысяч. Сапожки импортные, и сама хоть сейчас в Париж, играть роль местной богачки на Монмартре… Врёт она всё, конечно. И в буфет в театре их привела, как будто каждый день здесь бывает. Это ещё если не вспоминать про талон в спецсекцию… Знаем мы таких. Послушать, так плоть от плоти трудового народа, а сами чьи-то племянницы или любовницы. Иначе как бы она в такое учреждение работать попала? Но хороша собой, ничего не скажешь, хороша... Особенно выгодно смотрится на фоне этих бледных британских богомолих. Чуть костями на ходу не гремят, не едят почти ничего, а на еду таким тоскливым взглядом смотрят… точь-в-точь как собака на привязи, которую покормить забыли.

Приехал к «Националю» намного раньше, еще спектакль даже не закончился. Припарковался недалеко от входа и стал ждать. Время ещё детское, народу на улице много… Прождав минут десять, решил пройти в холл гостиницы и ждать там, а то пропущу ещё жену.

Швейцару достаточно было увидеть красные корочки, как он распахнул передо мной дверь, я даже открыть их не успел. Прошёл в холл, кивнув портье вместо приветствия, выбрал свободный пуф и уселся напротив входа в ожидании жены с делегацией.

Они явились только минут через десять, жена с молодым сотрудником и три высокие девицы, явно модельной внешности. Ну что, собственно, и не удивительно, кто бы молодым и неопытным сотрудникам доверил сопровождать кого-то серьёзного? Хотя, принимали, судя по всему, этих девчонок по высокому разряду, не экономили. И гостиница хорошая, в центре, и Большой театр.

Встал им навстречу и поздоровался на английском. Галия радостно бросилась меня всем представлять. Переводчик представился по фамилии, Елизаров, взгляд цепкий, внешность характерная для Комитета… Так что правильно я жену предупредил, никакой он не переводчик.

Успели перекинуться с девчонками несколькими фразами, пока он у портье получал ключ от номера. Спросил, где они были, что видели? Но тут подошёл «переводчик» и вручил ключ от номера самой высокой из девушек, давая всем понять, что разговор окончен. Галия осталась со мной, а Елизаров проводил девушек до лифта и вернулся.

– Ну что, по домам? – спросил я.

– По домам, – ответил он и мы все вместе направились к выходу.

Швейцар открыл перед нами дверь, и я сразу повёл жену к машине. Она не успела ещё остыть, завелась с пол-оборота и я, усадив жену на переднее пассажирское место, подошёл к Елизарову.

– Приятно было познакомиться, – протянул я ему руку на прощанье.

– Взаимно, – ответил он без улыбки.

– Может, подбросить куда? – поинтересовался я.

– Спасибо, я на метро, – отказался он.

– Ну, на нет и суда нет, – улыбнулся я, садясь в машину рядом с женой и выезжая на проспект Маркса. – Как отстрелялись? Вроде, иностранки довольны, – заметил я.

– Ой, такое было! – принялась рассказывать жена. – Сара чулок где-то зацепила, а нам в театр! Представляешь? Где чулки срочно взять?

– И где же? – поглядывал я на возбуждённую жену, улыбаясь. Приятно было видеть, что после долгого рабочего дня она вся так бодрячком держится. Нравиться ей работать после долгого домашнего сидения…

– В спецсекции Детского мира! – победно произнесла она. – Нам там помогли и даже талон при мне остался. Молодцы продавшицы!

– Молодец. Не растерялась, – похвалил я её.

Но вместо того, чтобы радоваться первому успешному заданию, Галия вдруг начала сравнивать себя с профессиональными моделями.

– У них такие талии тоненькие, – грустно говорила она, – особенно у Аманды. И грудь маленькая, не то, что у меня. Ну ничего, скоро перестану кормить и сяду на диету.

И озабоченно потрогала свою грудь.

Ещё чего не хватало? – подумал я. – Руки прочь от груди моей жены!

– Дорогая, они вынужденно такие худые, чтобы на фотографиях получаться в нормальных пропорциях. Фотосъёмка немного искажает формы, полнит. Понимаешь? И ради того, чтобы выглядеть на фотографиях нормально, они так худеют. Нарушая нормальную биологическую норму для женщины… Некоторые настолько отвыкают есть, что от голода погибают. Издержки профессии. А куда деваться? Чуть на нормальную женщину станешь похожа, из моделей напрочь выкинут…

– Правда? – удивлённо посмотрела она на меня. – Я не знала…

– Да, и фото, и телекамера визуально прибавляют объёма. Профессионалам это прекрасно известно. А что касается непрофессионалов, – схватил я её за выглядывающую из-под шубы коленку. – То их мнение однозначно. Мужчины – не собаки, и на кости не бросаются.

Жена расплылась в довольной улыбке.

– Кстати, а ты обратил внимание, какая у Елизарова шапка? – переключилась она. – Надо тебе такую же купить. К этому пальто твоя вязаная совсем не подходит.

– Ну, и к твоей норке, конечно, тоже не подходит, – улыбнулся я. Ну а что, денег полно, и будет еще больше, смысл на шапке экономить… Так, как мне на меховую фабрику попасть, ставить в известность наших, или напрямую с бухгалтершей связаться?

– На рынок в субботу поедем, давай у Серго спросим, где купить? – предложила жена другой вариант.

– Точно! Так и сделаем. Он постоянно намекает, что через него что угодно можно купить.

Москва. Гостиница «Националь».

Британки вошли в номер и принялись устало разуваться и раздеваться.

– Ну и кто, по-вашему, из них был из КГБ? – спросила подруг Лиза. – Переводчик или девушка?

– Да они, скорее всего, оба из КГБ, – усмехнулась Аманда. – Где ты видела простую работницу международного центра в такой шубе и с такими украшениями в ушах?

– А я, наоборот, подумала, что она точно не из КГБ, – призналась Сара. – Такая красивая…

– Ты фильмы вообще смотришь? – взглянула на неё Аманда. – В кино все русские шпионки в дорогих шубах зимой ходят. И очень красивые, прям как она.

– А если мы ошибаемся? – сопротивлялась Сара. – Надо ей что-то подарить. Она меня так выручила.

– Нас же инструктировали, – возразила ей Лиза. – Они твой подарок не возьмут. Им нельзя ничего от нас брать. Запрещено.

– Им запрещено. А мужу-то её можно?

– У нас завтра выставка начинается, мы с ними уже и не увидимся, возможно, – положила конец их спору Аманда.

Привёз жену домой и чуть не забыл подаренный чемодан забрать с заднего сидения. Поднялись на этаж, и, пока ключи доставал от двери, соседняя дверь открылась. Это Иван услышал, что мы вернулись. Он, оказывается, ждал меня.

– Привет! – поздоровался он с нами, смерив удивлённым взглядом Галию при всем параде.

– Привет, привет, – ответил я, пропуская жену в квартиру. – Чего такой счастливый?

– Слушай! Тут из-за этой статьи твоей, – возбуждённо смеясь, начал рассказывать он, – про меня сегодня кто только не вспомнил. Позвонили даже те, кто и телефона моего отродясь не знал. Звонили в институт, а там им мой рабочий номер давали…

– Вот она, слава, – улыбнулся я.

– Нашлись два моих старых друга, представляешь? Жизнь раскидала, потерялись… Один сейчас в Якутии работает, а второй в Литве. Увидели твою статью и давай звонить в институт! Представляешь? Блин, Паш, я твой должник!

– Да ладно, – рассмеялся я.

Надо же, какой дополнительный полезный эффект от всесоюзной газеты.

– Это откуда ты с чемоданом? – удивился Загит, увидев меня в прихожей.

– На кожгалантерейной фабрике лекцию сегодня читал, – объяснил я. – Это подарок.

Дети уже спали, у кроваток дежурили Алироевы. Когда мы с женой вернулись, они вышли к нам.

– Где подарок? – тут же выглянула с кухни жена и я передал ей чемодан. Он был не тяжёлый, но что-то в него, определённо, напихали. Иначе бы он форму не держал. Когда Галия открыла его, там оказалась скомканная бумага.

Чемодан всем понравился.

– Только он большой, если его полностью набить, спину сорвать можно, – поджав губки, сказала Галия.

Намек я понял и, усмехнувшись, сказал:

– Уже запланировал его тоже на колесики переставлять. Тянуть не буду.

Тут Тузик взвыл, и Галия опрометью бросилась в спальню. Ей и самой уже хотелось побыстрее покормить детей. Сцеживаться в туалетах на работе не очень было весело…

– Как дети без матери? – спросил я маму.

– Отлично! Молока, что она оставила, конечно, не хватило, но накормили их до отвала, претензий не было.

– Фух, рад, что все хорошо…

– В понедельник Шанцев в Москве будет, – сообщила мама. – В Министерство собрался письмо от трудового коллектива отвезти, чтобы Вагановича директором не назначали.

– Написали-таки? – кивнул я. – Ну, пусть съездит, хоть обстановку разведает. К нам заедет?

– Мы приглашали, – сказал Ахмад, – но он не знает, когда освободится, а обратный поезд уже вечером.

– Ну, будем надеяться, успеет к нам, – улыбнулся я.

– Тебе председатель гаражный звонил, – подошёл Загит с запиской.

– О! Георгич! Уговорил вдову, что ли? Эх, звонить уже поздно. Ладно. Завтра позвоню.

– Что за вдова? – удивился тесть.

– Да в нашем кооперативе есть шанс машину прикупить подержанную. Для Васи-капитана присматриваю. А то ему сосед такой кошмар предложил, что точно брать нельзя.

– Слушай, работали с твоей почтой, и тут письмо интересное нашли, – мама положила передо мной конверт. – Тут тебе самому надо решать, что с ним делать.

– Да? – с тоской посмотрел я на конверт. Как же мне не хотелось сейчас ничего решать. Но делать нечего, назвался груздем, полезай в кузов.

Писал простой водитель автобуса из Московской области Быков, передовик соцсоревнований, имеющий Орден Трудового Красного Знамени. Он утверждал, что о нём регулярно пишет и районная, и областная пресса и, даже, в центральной газете он как-то стал героем репортажа, а всё потому, что не боится работы и трудностей. Но не сложились у него отношения с местным горкомом партии и его первым секретарём. Началось всё с того, что первый секретарь попытался примазаться к его трудовым успехам, а Быков прямо заявил ему прилюдно, что ему пришлось сверхурочно работать ради достижения этого результата, а всё из-за плохой организации работы. И помощи он не видел ни от родного предприятия, ни, тем более, от города. С тех пор первый секретарь затаил обиду. Его крутит и корёжит от зависти каждый раз, когда Быков становится героем очередного репортажа. И из-за этого ему квартиру не дают.

– Все пьяницы, пришедшие в автобусный парк после меня, уже получили бесплатные квартиры, а я всё жду свой кооператив, – зачитал я вслух концовку письма Быкова. – Не хочется пить уксус в кабинете первого секретаря…

Ахмад хмыкнул.

– Надеюсь, он действительно не будет этого делать, – спрятал я письмо обратно в конверт.

– Ну, вот как так? – возмущённо спросила мама. – Даже за свои деньги ему не дают кооператив купить.

– Ибо нефиг было городское начальство при посторонних мордой об стол возить, – развёл я руками. – А что я теперь сделаю?

Знаком мне такой тип людей, очень хорошо знаком. Сначала начальство на них нарадоваться не может, работают-то хорошо. А потом, едва похвалишь, нос до небес задирают, и начинаю права качать. А едва попытаешься их на грешную землю опустить, как личным врагом становишься, и на тебя начинают жалобы писать. Какая-то психологическая проблема, явно, когда человек сам из положительно настроенных к нему первоначально людей врагов умудряется сделать, но как уж есть…

И ладно в двадцать первом веке – показал такому индивиду на выход, и весь коллектив с облегчением вздыхает, когда он увольняется. Но сейчас же 1973 год… Сейчас нельзя человека уволить, да еще и передовика. А такому плевать, что все на него злобно зыркают, он словно вампир упивается этим лично созданным вокруг себя негативом…

– Но этот первый секретарь же там примазаться пытался к его заслугам… – настаивала мама.

– К чему? Ну, подошёл глава города к очередному передовику при скоплении народа. Руку ему пожать и погордиться вслух, что есть на их земле такие самородки. А этому Быкову вместо того, чтобы поулыбаться, народ, партию и руководство поблагодарить, высказаться с критикой приспичило… Правдоруб… Ну, и что я теперь сделаю?

– Он там пишет, что власти городские всё время критикует нещадно, – подсказал Ахмад.

– Ну, правильно, – рассмеялся я. – Потому и критикует, что понял уже, что терять нечего, довыпендривался уже, никто ему в этом городишке квартиру не даст… Они же бояться это делать. Так хоть есть шанс, что он свалит, и кому-то другому будет плешь проедать… А дашь квартиру – так этот геморрой уже твой до гроба…

– Ты не будешь ему помогать? – с сомнением глядя на меня, спросила мама. – А если у него тоже нервы сдадут, как у той женщины из твоей статьи?

– А чем я могу ему помочь? Голову свою одолжить? У него только один вариант, уезжать куда-то далеко-далеко, где его никто не знает, и начинать всё сначала. И успехами своими больше не кичиться при народе. Постараться сделать выводы из произошедшего, и скромнее стать. А то автобус ему дай, маршрут дай, пассажиров дай, а успехов в работе он один добился.

– Что, может, так и написать? – спросила мама, наконец, начиная понимать мою точку зрения на эту ситуацию.

– Не вздумай! – подскочил я. – А то будешь следующая, кого этот правдоискатель начнёт нещадно критиковать. Оно тебе надо? Взрослый мужик, сумел кашу заварить, пусть сам теперь и расхлёбывает. И вообще, зачем он мне написал? Писал бы в обком, в ЦК КПСС, приложил бы все вырезки из газет про себя, копию орденской книжки, отписки из горкома на жалобы на руководство своего автобусного парка. Там же не знают, что он в своем городе со всеми умудрился отношения испортить на ровном месте, авось и помогут. Ну, как нормальные люди делают?.. А он в газету написал, в надежде, что статья про него выйдет, где его хвалить будут, а всех начальников в городе ругать. Чтобы ею в морду своим врагам тыкать, как крестом в морду вампира тыкают.

Москва. Квартира Ивлевых.

С самого утра в пятницу позвонил Георгичу, председателю моего ГСК. Он сообщил, что вдова не против продать машину, но кому попало не отдаст. Она ей дорога как память о муже.

– Хорошо, что твой друг милиционером оказался, – делился со мной председатель. – Она ж сначала ни в какую продавать не хотела, говорит, память о муже. А как услышала про капитана милиции, так сразу и согласилась.

– Ну спасибо, Виктор Георгиевич! А сколько денег она хочет?

– Это вы сами с ней разговаривайте и смотреть машину договаривайтесь, – ушёл от всякой ответственности он и продиктовал телефон вдовы.

Тут же ей и набрал. Высказал слова соболезнования сперва, только овдовел человек, а потом уже перешёл к делу. Договорились с ней, что как сами сможем подъехать, так ей позвоним, она придёт в гаражи, живёт рядом и сегодня дома целый день.

– Вася, – тут же набрал я Баранову, – ты машину ещё не купил?

– Нет, мы ж в Южный порт с тобой собирались, думал позвонить тебе попозже, на завтра договориться.

– Отлично. Нашёл тебе «Москвич» у нас в гаражах. Хозяин погиб недавно, бедолага, тоже милиционер, кстати. Договорился с его вдовой машину сегодня посмотреть. Ты когда ко мне сможешь подъехать?

– Да я хоть сейчас. Только у начальства отпрошусь, – оживился Вася.

– В форме будешь?

– Ну, да… А что? Лучше в штатском?

– Нет-нет, как раз хорошо. Так и надо. А то она не хотела продавать, только когда услышала, что ты тоже милиционер, тогда согласилась. Просто… Без формы если придёшь, подумает ещё, что мы её обманываем.

– Ну, понял, понял. Приду при параде, – рассмеялся он. – Дай мне минут десять. Я к начальству и перезвоню тебе, отпустили или нет.

– Давай. Жду.

Москва. Лубянка. Кабинет зампредседателя КГБ СССР.

Поразмыслив над новым, совершенно неожиданным запросом агента «Скворец», зампред Вавилов окончательно пришёл к выводу, что есть большая вероятность, что супруг агента, иностранный гражданин, вполне мог повлиять на неё, особенно, если сам имеет отношение к какой-нибудь из разведок… Так же нужно выявить, не знает ли Фирдаус, что его жена агент КГБ. Не исключен вариант, что знает, и сочувствует и жене, и целям Комитета, не являясь иностранным сотрудником разведки. Он араб, всю жизнь проживший на границе с Израилем, там многие любят СССР за оказываемую поддержку против Израиля. Тогда есть смысл задуматься о его вербовке. Сын долларового миллионера, который однажды унаследует все его состояние или часть. У КГБ были такие агенты, и некоторые из них щедро финансово подпитывали Комитет. Бюджет от государства уж слишком ограничен, чтобы на все цели денег хватало…

Также нельзя, конечно, исключать контактов Дианы с кем-то из наших, кто знаком с изнанкой службы в органах… Если так, то этот кто-то непозволительно распустил язык… Диана не является кадровым сотрудником Комитета, чтобы с ней такие щекотливые моменты обсуждать. Тем более, настолько специфические, что они могут негативно повлиять на ее желание сотрудничать с Комитетом. Это уже, фактически, вредительство…

Прежде чем начинать разработку мужа «Скворца», надо собрать побольше материала, и точно понимать, от него ли она узнала столько всего интересного про работу спецслужб… – решил Вавилов и вызвал полковника Воронина.

– Вызывали, Николай Алексеевич? – не заставил себя долго ждать полковник.

– Да. Не даёт мне покоя наша звезда подиума, Павел Евгеньевич. Как бы наш агент не оказался замужем за другим агентом.

– Вполне разумная версия, я, в общем-то, тоже об этом подумал после последних запросов, – согласно кивнул Воронин.

– Давай-ка, Павел Евгеньевич, ставь прослушку на квартиру Эль Хажж. Это первое. Второе – прослушка Ивлева. Есть от неё, вообще, какой-то толк?

– Там всё без сенсаций.

– Надо анализ сделать. Я смотрел лично, но мало ли, вечно же дергают. Вдруг отвлёкся и что-то пропустил? Если ничего не обнаружите, снимайте через две недели.

– Понял. Сам анализом займусь.

– И ещё. Протрясите окружение «Скворца»... Ищите любых отставников КГБ, ГРУ, ну и действующих сотрудников, с кем она может общаться. По всем адресам, где она живёт и регулярно бывает. Среди преподавателей её института, может, кто-то есть? Уточните у нашего сотрудника там.

Выйдя от зампреда, Воронин сразу направился к себе. Ну вот, в кои-то веки грамотный анализ и указания, – думал он по дороге, – чему-то все же Вавилов у нас научился…

Через час полковник собрал у себя совещание, где распределил задачи между своими сотрудниками. Капитану Артамоновой досталось собрать информацию по отставникам КГБ и ГРУ в Горном институте, и она сразу отправилась выполнять задание, чтобы не сорвать график подготовки агента. Капитан Румянцев должен был проверить наличие отставных или действующих сотрудников КГБ и ГРУ по месту жительства брата агента «Скворец». Записи прослушки свидетельствовали, что Диана бывает там часто. Майор Клёнкин должен был сделать то же самое по месту жительства агента. А майор Муравьёв курировать установку прослушки квартиры Эль Хажж технарями.

Сам же полковник Воронин занялся анализом протоколов прослушки квартиры Ивлева.

Вася примчался ко мне уже через час, сразу с деньгами.

– Домой на служебной машине подбросили, – объяснил он в ответ на мой удивлённый взгляд. – А потом до метро.

– Ну и отлично. Сейчас позвоню вдове и поедем в гараж, заодно мою ласточку на место поставим.

Елизавета Максимовна оказалась очень приятной женщиной лет пятидесяти с хвостиком. Потеря мужа большим горем легла на её плечи, но не сломила. Из-под старенькой норковой тёмно-коричневой боярки выглядывала чёрная траурная вуаль.

Мимолетное недоумение из-за внешнего вида Васи быстро прошло, когда он бегло заговорил на грамотном русском без акцента. Мы оба с Васей принялись высказывать вдове слова соболезнования и извинялись, как могли. Нам обоим стало неудобно, что девять дней только прошло, а мы тут уже тянем на себя имущество покойного.

– Да что вы, ребят, я только рада, что в хорошие руки машина Лёнина попадёт, – заверила нас вдова. – Он так ее любил…

А машина реально оказалась в идеальном состоянии, пробег меньше тридцати тысяч. И модель четыреста восьмая, а не четыреста седьмая. Цвет такой интеллигентный, серо-голубой. Незаметно показал Васе большой палец кверху, но он и сам уже прекрасно видел разницу между этой конфеткой и той убитой в хлам колымагой, что ему сосед предлагал.

Мы осмотрели машину. Картонки перед радиатором не было, значит, покойный владелец зимой на машине не ездил.

– У него в системе охлаждения должно быть пусто, – заметил я.

– Не обязательно, – возразил Вася. – Нам с того года для служебных машин новый антифриз «Тосол» приходит.

– О как. А мы спирт технический разводили.

– Спирт хреново разводить, он испаряется, доливать всё время надо.

Вася сам открыл капот и, невероятно довольный собой, показал мне на расширительный бачок, явно, не пустой. Угадал, хотя, наверное, у милиции в Москве у всех уже в машинах новый антифриз «Тосол».

Мы завели «Москвич» без каких-либо проблем. Выехали из гаража. Мотор умиротворяюще урчал. Васе осталось только выйти, обнять капот, и зашептать «Моя прелесть», так он был счастлив.

– Хорошая машинка, – не стал лукавить я, чтобы сбить цену, не та ситуация. – Хотим взять.

– Вот и ладно. Но мне ещё в наследство надо будет вступить на половину машины, – начала объяснять хозяйка, развернувшись к Васе. – Хорошо, что вы милиционер, у вас проблем с ГАИ не будет, пока я все документы оформлю и можно будет продать, как положено. А пока можно к нотариусу сходить, расписку на деньги за машину сделать.

– Елизавета Максимовна, а сколько вы за неё хотите? – уточнил я, сильно напрягшись из-за отсутствия документов. Не подумал совсем, что ей ещё вступление в наследство предстоит. Не дай бог сейчас ещё дети подтянутся папино наследство делить… – И подскажите, пожалуйста, дети не будут претендовать на долю в машине?

– Сын у нас только, правильно его воспитали, он ни на что не претендует… А что по цене… Муж в милиции всю жизнь прослужил, и вы милиционер, – взглянула она на Васю. – Со своих неудобно много брать. Сын сказал, что, если надумаю машину продавать, не меньше трёх тысяч за неё брать. Ну, вам, как своему, за две восемьсот отдам.

Я переглянулся с другом, понял по его лицу, что скидка ему не нужна, так что сказал:

– Нет, три, так три.

– Что ж я буду на семье погибшего коллеги наживаться? – добавил Вася.

Тут вдова впервые прослезилась. Оставил Васю успокаивать её и слушать рассказы о нелёгкой службе покойного мужа, а сам поставил свою машину пока что в гараж. Когда я к ним вернулся, они уже заперли свой гараж и собрались ехать к нотариусу. Вася решил машину из рук уже не выпускать.

Сопровождать, естественно, их не стал, дел полно. Вася обещал приехать сегодня после службы ко мне обмывать покупку. Они уехали. А из сторожки вышел Георгич, типа, покурить.

– Смотрю, уговорили вдову? – спросил он.

– Еле уговорили, – поднялся я к нему и протянул руку, как будто здороваясь, а сам сложенные полсотни ему сунул. Я Васе должен, так что сам с председателем рассчитаюсь. – Еле уговорили взять с нас полную стоимость. А то хотела скостить, как коллеге мужа.

– Да, она такая, – кивнул мне с довольной улыбкой Георгич. – Хорошая женщина! Не мешала покойнику с друзьями время проводить в гараже. А то такие жены бывают… Чуть муж задержится, тут же бежит и орет, домой требует идти… Позорит перед другими мужиками, и хоть бы хны.

– А что ж теперь с её гаражом будет? – поинтересовался я.

– Так, а что будет? Продавать надо. Машины нет. Гаражом не положено владеть. А твоим никому не надо? У тебя друзья такие серьёзные… Я их с удовольствием в кооператив возьму.

– А сколько она попросит?

– Ну, тысяч шесть попросит, наверное, – пожал он плечами.

– Плюс вступительный взнос тысячу восемьсот в кассу кооператива? – уточнил я.

– Нет, зачем? Она же его уже внесла, бокс свой выкупила и теперь продаёт. Это когда хозяина у бокса нет, тогда вступительный взнос в кассу.

– Так, это я ещё легко отделался, – улыбнулся я. – Надо подумать… Сейчас уже на работу бежать надо. Я если что надумаю, позвоню вам. Хорошо?

– Давай, давай. Время ещё есть, – ответил председатель и мы попрощались.

Васе гараж у нас нафиг не нужен, поскольку никто не решится машину мента в собственном дворе тронуть. Ну и шесть тысяч где он возьмет? Я мог бы одолжить, но не хочу напрашиваться. Мы хоть и друзья, но неохота мне, чтобы капитан милиции начал размышлять, откуда у меня так много денег. Мне самому третий гараж тоже не нужен. Можно на Ахмада взять. Но я на него рассчитывал гараж от Горного института перевести. Хотя, можно и на тестя перевести со временем. Хорошо, попробую прощупать Ахмада…

Вернувшись домой, сразу позвонил Ахмаду на работу и предложил ему гараж у нас в кооперативе.

– Да? И сколько денег надо? – заинтересовался он.

– Тысяч шесть.

– Ого… Ну и цены у вас в Москве! Нет, Паш. Не получится. У меня на квартиру тогда не останется. Квартира, ясное дело, в приоритете, – разочарованно ответил он и мы с ним попрощались на этом.

Квартира… Понятно, что это важнее. А если ему в долг предложить? Нет. Лучше не надо. У него и так уже вопросы появляются и насчёт шуб, и насчёт всего остального. И мне может не хватить, ещё же и Руслану надо будет три тысячи в долг дать. Ладно. Пусть продаёт вдова гараж кому-нибудь еще… Сейчас спрос сумасшедший, найдутся желающие точно…

Москва.

В пятницу Тарас специально приехал на работу на машине и, отсидев консультацию, договорился на кафедре уйти пораньше.

Желая выяснить до конца, куда уже вляпалась его дочь, он припарковал машину недалеко от того места, где Диана села вчера в машину. Идя к своей машине после консультации, он обратил внимание на зелёную волгу, стоявшую примерно в том же месте, где Диана вчера села в машину. Сейчас в машине никого не было. Тарас сел в свою машину и стал ждать.

Москва. Горный институт.

Богомолову с утра позвонила коллега с Лубянки и попросила о встрече. Её интересовало, есть ли среди коллектива Горного института бывшие сотрудники КГБ или ГРУ?

– Мы ищем человека, который мог бы посвятить студентку в тонкости нашей работы, – объяснила капитан Артамонова.

– Ну, есть у нас четверо, – ответил ей Богомолов. – Серьёзные люди. Один из проректоров служил в ГРУ и ещё один профессор с физико-технического факультета. Да два наших бывших сотрудника с Комитета доцентствуют. Но это не те, кто вам нужен.

– Почему?

– Мужики кремни. Лишнего слова со мной не скажут, что уж тут про посторонних говорить. А какая именно студентка вас интересует? Я много за кем тут слежу, сами понимаете. Может, что вас интересует, и сам видел.

Артамонова замялась. Не хотелось лишний раз подсвечивать свой интерес к конкретному агенту, даже перед своими. Но Богомолов прав, а если у него уже есть нужная ей информация? Тем более, что он, скорее всего, и знает про Диану. К нему ее предшественник мог обращаться при проверке, перед тем, как вербовал девушку… А, точно знает, Вавилов говорил, что через куратора Горного установил Диане режим наибольшего благоприятствования в учебе… тогда можно…

– Диана Эль Хажж с кем-то из них могла общаться на тему рисков при работе за рубежом, на тему провалов?

– Диана… Это вряд ли. Она же студентка второго курса, которую днём с огнём в институте не сыщешь. Да и люди эти точно не из болтливых, гарантирую.

– То есть, нет.

– Нет. Ищите дальше.

Москва.

Тарас терпеливо ждал в засаде. К зеленой «Волге» подошла девушка, открыла её, завела, но после этого пересела на пассажирское место. Тараса терзали смутные сомнения. Его версия, что дочка загуляла с чужим мужиком, рассыпалась в пух и прах.

Уж лучше бы она загуляла, – подумал он. – Было бы намного проще. Объяснить наличие ухажёра с «Волгой» я бы ещё смог. А подруга, которая даёт покататься на своей машине, в голове не укладывается. Это каждый-то день, в одно и то же время?

Тут прибежала Диана и, бросив назад привычным жестом сумку, плюхнулась на водительское место.

Машина тронулась, и Тарас поехал следом, пустив между ними ещё одну машину, а потом перестроился в соседний ряд.

Диана ехала довольно резво, с поворотниками, тормозила в несколько приёмов, заранее давая следующим сзади водителям время сориентироваться.

Когда она научилась так профессионально ездить? – всё больше удивлялся Тарас, стараясь не приближаться к зелёной «Волге» слишком близко. – Может, я перепутал машины и там давно уже не она за рулём?

Но вспомнив, как спокойно и буднично отъехала Диана от Горного, он отогнал от себя эти мысли и выехал следом за зелёной «Волгой» за город.

После получасовой поездки по Горьковскому шоссе, «Волга» свернула на лесную дорогу, и Тарас намеренно остановился, потерял машину из виду, и только потом поехал следом. Несколько поворотов, и вскоре прямо посреди леса показался шлагбаум с будкой около него. Дальше дорога поворачивала и кроме леса ничего видно не было. Тут же рядом с машиной оказались два солдата.

Пограничники? – удивился Тарас, заметив зелёные петлицы.

– Что-то я заблудился, ребятки, – вышел он из машины. – Видимо, не там свернул. Прямо нельзя проехать?

– Нет. Вам туда нельзя, гражданин, – подтвердил сержант. – Разворачивайтесь.

Хорошо хоть, дорога не такая узкая, всего в два приема развернулся, – подумал Тарас, улыбнулся срочникам и поехал обратно в сторону трассы.

Но в машине ему стало не до улыбок. Погранцы подчиняются КГБ. Это не простая часть, это что-то из структуры... Куда уже Диана вляпалась? – с досадой подумал он.

Москва. Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.

– Галия, не хочешь сходить на выставку-ярмарку? – спросила её начальница.

– Просто сходить, Ольга Вениаминовна?

– Ну, да, посмотреть, как на обычную выставку. У меня пригласительные остались на 17 января. Надо раздать кому-то.

– Давайте, я раздам, – предложила Галия. – Подругам сейчас позвоню. У мужа друзей полно. Много там?

– Ну, много, не много, пять штук дам, – усмехнулась начальница.

– У, я-то думала… Пять нам самим не хватит.

– А сколько же вас? С кем же ты собралась идти?

– Я, – начала загибать пальцы Галия, – муж, его мама с мужем, мой отец и всё. Пять. А ещё отец мужа с женой, бабушки с мужьями, сводный дядя с сыном, няня наша с сыном. А подруг и друзей сколько!.. Это сколько же у нас народу соберётся?

– Зачем? – с любопытством смотрела на новую подчинённую Ольга Вениаминовна.

– День рождения у мужа будет 16-го... Кстати, не посоветуете мне, а что мне ему подарить?

– С чего вдруг я?

– Ну, вы очень разумный человек, пользуетесь большим авторитетом в коллективе. Любой вопрос очень быстро решаете… Я хоть и недолго тут работаю, но вижу же!

– Откуда же я знаю, что твоему мужу подарить? Если бы ты спросила, что моему мужу подарить, я бы тебе ответила: набор мормышек, – улыбаясь, польщенная комплиментом, ответила та, и Галия рассмеялась. – Какое у твоего мужа хобби?

– Ох, я даже не знаю, – растерялась Галия.

– Ну, а что он любит?

– Меня, – уверенно ответила Галия. – И детей, конечно. Родню, друзей, пса своего.

– Может, он что-то коллекционирует?

– Нет, ничего он не коллекционирует. Правда интересовался у одних наших знакомых художников, про картины какие-то чудные…

– Так, может, купи ему одну? А что за картины?

– Ой, Ольга Вениаминовна, знаете, как дети рисуют? Вот так же, только взрослые.

– Ну, на вкус и цвет, – хохотнула начальница, а Галия задумалась, какая ей разница, если мужу нравится?

Переговорив с Ахмадом, поехал в типографию.

– И снова здравствуйте, – смеясь, зашёл я в кабинет директора типографии. – Это опять я, не пугайтесь уж в этот раз.

Марьяна немного смущённо заулыбалась, и тут же воткнула в розетку металлический электрический чайник.

– Поймите меня правильно, – взглянула она на меня, доставая чашки. – Я не всех ещё знаю.

– Всё вы правильно сделали, Марьяна Платоновна, – поспешил успокоить я её. – Но, по-хорошему, конечно, Ганину следовало нас познакомить…

– Он не успел, – с сожалением проговорила она, выставляя чашки на стол. За ними последовали сахарница, вазочка с вареньем, вазочка с конфетами и ещё одна с баранками-челночок.

– Я вчера перепугался, не осталось ли без присмотра что-то лишнее. Как у вас с безопасностью? Я советовал Макару Ивановичу все дополнительные клише держать где-то вне типографии, привозить на тираж и опять увозить.

– Да-да, я в курсе, – ответила она, разливая чай по чашкам. – Все так и делаем.

– Что у нас со вторым томом? Вроде бы, образец уже был…

– Да, в работе, – уверенно ответила она.

– Ганин поделился с вами, где он насчёт оригиналов договаривался?

– В библиотеке… А вот, в какой?..

– Давайте по штампу посмотрим. Там на семнадцатой странице, если повезёт, будет читаемый штамп с номером библиотеки, по справочнику найдём.

Она принесла книгу, мы вдвоём пытались прочесть надписи на штампе.

– То ли тройка, то ли восьмёрка, – не мог никак разобрать я цифры номера. – Придётся вам к Ганину идти, узнавать.

– Я бы не хотела.

– А почему так?

– У него жена всё время сидит. Мало ли что подумает, сами понимаете…

– Понятно, – рассмеялся я. – Ну, давайте, я схожу.

Москва.

Попрощавшись с Грачёвой, направился из типографии сразу в больницу к Ганину. Благо, Марьяна знала, где он лежит и как его быстро найти.

Заехал на Центральный рынок, купил килограмм мандаринов и добрался до отделения травматологии Боткинской больницы как раз к началу часов посещения. Войдя в палату, удивился, что половина коек пустовала. Ганин спал. Жены его не было. Осмотрелся. Тихий час у них тут, что ли, был? Соседи по палате тоже в полудрёме, не обращали на меня никакого внимания. На стуле около кровати лежали какие-то газеты, не стал их убирать, сел на пустующую кровать рядом.

Выглядел Ганин хреново, обе ноги в гипсе до колен, обросшее редеющей и седеющей недельной щетиной лицо, тёмные круги под глазами и гримаса страдания даже во сне... Н-да, досталось мужику. Но сам виноват. Неужели мало было того, что и так перепадало? Тут не знаешь, как потратить, чтобы не привлечь к себе ненужного внимания, и это меня только взяли в долю. А если у него это всё годами накапливалось? Там же бабла немерено, и так проблема, куда его девать? Зачем ещё надо было воровать у своих сверх этого? Или он, когда решил, что это всегда безнаказанно будет, несколько увлекся?

В ожидании, пока проснётся Ганин, размышлял над способами легализации этих доходов. Немудрено, что в связи с недавней находкой, подумал о кладах. Вспомнился эпизод из фильма «Бриллиантовая рука», где невзрачный мужичок во время субботника «нашёл» целую банку из-под монпансье с золотыми червонцами, которые сам и закопал там накануне.

Я всегда думал, что это слишком дорогая легализация, когда семьдесят пять процентов нужно отдать государству, пока не наткнулся на интересное разъяснение, что в советском законодательстве чётко различались понятия клада и находки. Клад принадлежит государству и нашедшему его полагается всего двадцать пять процентов, а находка принадлежит нашедшему. Клад – это то, что спрятано до революции, а находка должна быть современной, то есть послереволюционной.

Поэтому в фильме червонцы и лежали в банке от конфет двадцатых годов, чтобы ни у кого сомнений не было, что это именно находка, а не клад. Но там ещё и место выбрано было правильно, общественная территория. А вот, если бы он на чужом приусадебном участке это нашёл, то пришлось бы делить пополам с владельцем участка. И время находки выбрано грамотно, субботник, вокруг толпа народу и полно свидетелей…

Но для меня все же не вариант идти этим путем. Лучший способ привлечь к себе ненужное внимание. Если бы фильм еще не был снят, другое дело. А так – слишком рискованно. Лучше я стану членом Союза журналистов или драматургом, и за счет гонораров за сборники статей и спектакли, и легализую свои доходы.

Пока я обдумывал, как безопасно легализовать левые доходы, Ганин начал просыпаться. Он открыл глаза и уставился в потолок мутным взглядом. Я взял в руки сетку с мандаринами и привстал с соседней койки, так что он тут же перевёл взгляд на меня. Не успел я с ним ни поздороваться, ни слова сказать, как он увидел меня и тут же дёрнулся с испуганным лицом. На другой край кровати отползти попытался.

– Я всё понял! Я всё понял!

– Тихо, тихо, Макар Иванович! – успокаивающе заговорил я. – Приснилось что-то? Как вы? Я вам мандаринчиков принёс…

Да уж!.. Ну, Мещеряков даёт!

– Спасибо, – настороженно смотрел он на меня.

– Пришёл, а вас нет… С Марьяной познакомились. Она, кстати, привет вам передаёт.

– Спасибо, – немного успокоился Ганин.

– Не разобрали с ней номер библиотеки, куда второй том вернуть надо, не подскажете?

– А, конечно, конечно! – с готовностью кивнул он.

Я записал и номер, и адрес, и кого там спросить. Ганин всячески демонстрировал желание сотрудничать, никакого больше гонора, никакой спеси…

Наконец-то наше общение приняло взаимоуважительный характер. Вручил ему мандарины прямо с сеткой, пожелал скорейшего выздоровления, мы вполне цивилизованно попрощались, и я ушёл.

Ну вот почему нельзя было сразу нормально общаться? Почему по-хорошему не доходило? Почему некоторым, чтобы начали себя нормально вести, обязательно надо ноги сломать?

Прикинув, что уже скоро конец рабочего дня, решил оставить посещение библиотеки на потом. Позвонил от метро Марьяне, предупредил, что всё нормально, что адрес библиотеки у меня, но хочу поехать туда уже в понедельник, поинтересовался, не поздно ли это будет? На что она мне ответила, что третий том понадобится не раньше, чем через неделю, так что, могу особенно не спешить.

Ну и отлично! Похоже, у меня появилось время съездить на Каширскую, навестить родные места. Но надо жену предупредить, что к нам Вася сегодня придёт. Позвонил ей на работу.

– Дорогая, мы с Васей машину ему сегодня купили, он хочет приехать к нам после службы проставиться.

– Сегодня? – уточнила Галия.

– Ну, да. Часам к семи или чуть позже…

– Ну, хорошо, – ответила жена. – А что за машина-то?

– Москвич.

– А какого цвета?

– Красивого, серо-голубого, – ответил я.

– Ну, молодцы! – похвалила нас жена.

Предупредил её, что сам буду тоже где-то после семи, спросил, надо ли что-то купить, но она отказалась от моей помощи.

Москва.

Чувствуя, что беспокойство за дочь сожрёт его изнутри, Тарас решил себя не мучить все выходные и, вернувшись домой, позвонил Эль Хажжам. Трубку взяла племянница Фирдауса и он попросил её передать Диане, как та появится, что отец ждёт её звонка.

Диана перезвонила в пятом часу, и Тарас настойчиво попросил её о встрече. По его тону Диана сразу поняла, что что-то не так, и тут же согласилась.

Встретившись через час с небольшим у метро, Диана предложила отцу пойти в кафе, но он настоял на том, чтобы переговорить в его машине. Недоумевая, почему кафе не годится, дочка села к нему в машину. Одна мысль тут же пришла ей в голову – не заболел ли отец какой опасной болезнью? Может, даже смертельной? Ясно тогда, что он не хочет говорить об этом в кафе, где идет обычная жизнь, люди улыбаются друг другу, а дети смеются. Но ничего, теперь у нее много денег, и она сделает все необходимое, чтобы его вылечить!

Но папа сумел ее огорошить первым же вопросом, и всякие фантазии, как она его спасает на деньги Тарека, и он рыдает от счастья в больничной койке перед выпиской, тут же напрочь вылетели из ее головы.

– Что за часть, куда ты ездишь на зелёной волге каждый день? – прямо спросил Тарас.

– Какая часть? О чём ты? – сделала невинное лицо Диана.

– Которую солдаты охраняют в форме пограничников, – строго посмотрел на неё отец. – Погранвойска КГБ подчиняются. Диана, я не спрашиваю, куда ты уже влезла? Я не дурак и сам всё понимаю. Я хочу только спросить, зачем? Зачем тебе это было надо? Дочь! Объясни мне, дураку! Богатый муж, еще более богатый свекор, Парижи твои эти все… Рожала бы детишек да радовалась жизни, а я бы радовался за тебя. На кой черт ты полезла в эти дела?

Диана и сама понимала, что ничем правдоподобным её визиты в учебный центр КГБ не прикрыть и решила сказать, как есть.

– Они угрожали, пап, – посмотрела она на него взглядом мученицы. – Обещали сломать карьеру Тимуру и Пашке. Вот, собственно и всё.

– То есть как? – потрясённо уставился на неё отец.

– Вот так, – развела она руками. – Или я работаю на КГБ, или братья вылетают из своих альма-матер. Ты же помнишь, Тимур с таким трудом поступил… А Пашка вообще в МГУ учится…

– Фуххх… Никогда не думал, что меня это коснётся. А я всё думал, откуда у тебя такая свобода в институте… Значит, и Богомолов в курсе?..

– Пап, у меня будут проблемы, если хоть кому-то станет известно, что я перед тобой сама раскрылась.

– Я это прекрасно понимаю, дочь! – раздражённо ответил Тарас, осознав, что все вокруг ему врали, даже близкий друг. – Не волнуйся, я же тебе не враг. Зря только ты ко мне не пришла, когда они тебя ещё только вербовали. Мы бы что-нибудь придумали…

Вышел на станции метро и пошёл к автобусным остановкам. Привычного мне столпотворения ещё не было. Подъезжали обычные ЛИАЗы. У меня же в памяти остались отъезжающие от остановок битком набитые людьми длинные Икарусы, аж двери не закрывались. Люди вынуждены были брать их штурмом каждое утро и вечер. А как тут было в эти годы, я практически не помню. Мы, дети, редко выезжали дальше своего района.

Автобус долго ждать не пришлось, нашёл себе удобное место на задней площадке. Ехать предстояло минут сорок, поставил свой портфель за поручень и всматривался в ночной город, вспоминая детство.

Вспомнился случай, когда сосед, офицер, вернулся из-за границы и привёз своим детям детскую кинокамеру. Крутишь ручку, а там мультик крутится. Взрослые сели отмечать возвращение соседа, а нас, детей, отправили гулять. Пацанам офицера разрешили кинокамеру взять с собой, а мне как старшему наказали следить, чтобы она не потерялась.

Ну и понятное дело, учитывая, что я был меньше Родьки, что мы, пока возились в снегу, строили укрепления, кидались снежками, эту камеру и потеряли. Кто конкретно, даже и не поняли, она активно переходила из рук в руки. Сейчас, возвращаясь мыслями к этой истории, не удивлюсь, если ей ноги приделал кто-то из других детей, завистливо смотревших на такой зарубежный раритет.

Как я её искал в снегу! Домой идти боялся.

И родители ещё такую позицию заняли, в полном противоречии с основами современной психологии, что сам потерял, сам теперь иди и отвечай перед соседом. Нет, чтобы поддержать, сходить со мной, извиниться за маленького сына, предложить деньгами компенсировать потерю. Показать сыну, что у него есть семья, которая всегда поддержит и поможет… А мне восемь лет всего было… Наверное, ещё тогда у меня появились первые седые волосы.

Стоп. Восемь лет мне ещё только будет в мае семьдесят третьего. Это значит, следующая зима… Как же хочется вмешаться, хотя бы, в эту историю!.. Но брат родился в октябре семьдесят четвёртого, это значит, в том январе маман ещё даже не будет беременна. Опасно вмешиваться…

Блин блинский... И что же делать? Спокойно смотреть, как ребёнок, в смысле я, три часа проревел навзрыд на морозе, перетряхивая сугробы во дворе?

Но куда-то же делась эта чёртова кинокамера? Ведь кто-то же её нашёл! И втихаря унёс с дворовой горки…

Воспоминания накрыли и я безошибочно, на автомате, вышел на нужной остановке и ноги сами привели меня к нужной пятиэтажке. Во дворе было темно, детей не было видно. Но точно помню, нас тут человек двадцать всегда тусовалось разного возраста, правда, при дневном свете.

Глаза сразу нашли наши окна. Свет горел в обоих и шторы задёрнуты... Что привез фоторужье, что мог не привозить. Смысла в нем при задернутых шторах нет.

Но все равно, не было сил оторвать взгляд от окон. На кухне по шторам то и дело мелькала чья-то тень, наверное, мама что-то на ужин готовит… Смотрел на окна, а видел её… Скоро на меня внимание обратят соседи. Надо уходить…

Побрёл к остановке в обратную сторону. Часть меня навсегда осталась с прежней семьей. Только сейчас я осознал, что скучал. Сильно скучал. Уже трясясь в автобусе до метро, думал, что надо искать легальный повод для общения со своей бывшей семьёй, когда брат родится. А пока надо терпеть и ждать… Нет никакого смысла вот так подглядывать, только душу бередить. Тем более, рано или поздно, на меня обратят внимание и придётся объяснять, что я делаю под окнами чужого дома, показывая свои корочки вызванной милиции. Лучше всего журналистские, потому как корочки сотрудника Верховного Совета ни черта никому не объяснят. А журналист – мало ли, какое расследование ведет, перед милицией отчитываться в деталях не обязан.

Домой приехал позже Васи. Он, естественно, появился без машины, всем пришлось поверить ему на слово, что она просто чудо. Но я приехал и это подтвердил. Гуляли мы от души, мужики искренне радовались за удачную покупку Васи. Женщины, правда, быстро переключились на детей и оставили нас.

Хорошо, что собрались с мужиками, мне надо было переключиться с прежней семьи на новую. Часами перед глазами стояло окно кухни с мелькающей тенью на шторах… Но постепенно я вернулся к своей новой действительности и, даже, хорошо провёл время в компании близких людей.

В субботу утром отправились с женой на Центральный рынок. Взял с собой побольше денег на случай, если Серго подскажет, где нам с женой купить себе меховые шапки. Галия увидела на начальнице норковую чалму и загорелась себе такую же приобрести.

Закупившись у Серго по обычной программе, попросил его отойти со мной в сторонку, чтобы без посторонних ушей поговорить об интересующем нас вопросе.

– О, не проблема, – уверенно заверил он меня. – Скажу, куда подойти, скажете, что от меня и всё купите.

Он отправил нас в магазин «Лейпциг» и сказал, к кому там обратиться. Поблагодарил его, но затарились мы так, что ехать прямо сейчас было немыслимо.

Москва. МГУ.

– Что, Паша так и не пришёл? – спросил у своих Ираклий, доковылявший, наконец, до аудитории.

– Не появлялся ещё, – ответил Лёха Сандалов. – Но, может, попозже будет?

– Что ж такое? И на зачётах я его не видел…

– Кто его видел или слышал последний раз? – спросил Семён Давыдов.

– Я машину его видел у нас во дворе, – сказал Брагин. – Самого Пашу не видел.

– Спокойно, ребята! – усмехнулся Булатов, подошедший с экзаменационной ведомостью. – У него этот экзамен уже сдан. Смотрите: на отлично.

– Во даёт! – воскликнул Ираклий. – И не сказал никому, а мы тут волнуемся.

Приехали домой, стали разгружаться. Мама молоко как раз кипятила. Как у Галии стало не хватать молока на двоих пацанов, мы стали бидон в день покупать дополнительно к тому, что на детской кухне давали. Мама придумала на ручной кофемолке молоть промытые и высушенные разные крупы и потихоньку приучила мальчишек к разным жидким кашам.

Стали разбирать покупки, про молоко, естественно, забыли. Каждый раз, когда молоко убегает, такой шухер начинается, женщины кричат, и хоть бы раз закричали, что молоко убегает, а то лишь бы что орут! Пока сообразишь, что делать надо! Но зато шуму!.. Даже Загит с Ахмадом прибежали, думали, что спасать кого-то надо.

Посидели, посмеялись и Галия её ещё попросила отпустить, загорелось ей съездить в «Лейпциг» за шапками.

Посмотрели, где он находится, оказалось, что у метро «Университет», только в обратную сторону от МГУ. Недолго думая, собрались с женой и поехали.

Пока нашли меховую секцию, прошли через весь универмаг. Везде очереди, то за духами, то за женским бельём. В отделе игрушек мы уже сами застряли. Вот куда я буду с детьми ходить, – решил я для себя. – Тут даже интереснее, чем в Детском мире. Наконец, добрались до отдела меховых изделий и спросили Нани Дарсалия, представились, как научил Серго и нас тут же проводили в отдельный кабинет в подсобных помещениях.

Там было всё. И даже чалма, как у начальницы Галии. Правда на молоденькой стройной девушке тёмно-коричневая громоздкая шапка выглядела нелепо.

– Дорогая, померь боярку чёрно-белую, – предложил я.

Жена и сама оценила разницу, представив себя в своей шубе и этой шапке. Мы отложили женскую модель, и жена попросила показать мужскую норковую ушанку.

На фабрике ей цена рублей двести двадцать, ну с переплатой, думал, двести пятьдесят, ну, до трёхсот, все же от Серго пришли, а тут Нани объявила четыреста пятьдесят за мою и четыреста за боярку Галие. Тут я как-то напрягся. Во-первых, не узнал клеймо на подкладке, не Московская фабрика, это точно. Какое качество? Не вылезет ли мех за пару месяцев? Во-вторых, стою и думаю, а не дурак ли я? Есть же своя меховая фабрика, там и качество гарантированно отменное, и продадут по отпускной цене. Чего я сюда поехал?

– Надо бы ещё подумать. Может, мне лучше пыжик взять? – повернулся я к жене.

– Не знаю, – растерянно пожала она плечами. – А мне, может, пилотку взять? – померила она маленькую шапочку.

– Давай, думай. Лучше мы ещё раз приедем, когда точно определимся, – сказал я ей, поблагодарил знакомую Серго и мы вышли все вместе в торговый зал, где висели только шубы из рыжей и чёрно-белой лисы, и из куницы за какие-то немыслимые деньги.

– Я не ожидала, что это будет так дорого, – призналась мне жена. – Шубу я редко ношу, можно и без шапки походить.

– Да будут у нас шапки! – улыбнулся я. – Только потерпи чуть-чуть.

Мы поехали домой, несолоно хлебавши. А там нас ждал сюрприз: Маша Шадрина с Андрюшкой на руках.

– Я позвонила, а мне сказали, вы в магазин ушли, – встретила она нас, улыбаясь. – Ну, думаю, пока доеду, вы уже и вернётесь, а приехала раньше вас.

Галия обрадовалась подруге, чувствовалось, что девчонкам надо поговорить. Но тут мама позвала нас всех обедать.

Маша рассказала, что сдала первый экзамен.

– Не на отлично, но по этому предмету для меня и хорошо, как отлично, – поделилась она.

А Галия похвасталась, что в декабре досрочно вышла из академа, вернулась на второй курс.

– Пашин отец мне что-то по старой зачётке из Брянска закрыл, а чего там не было, сам проставил. Я сейчас перевожусь на вечернее. И получается, у меня эта сессия досрочно сдана.

Я вспомнил о прослушке и покачал головой… Не совсем та информация, что я хотел бы, чтобы имелась у КГБ. Мелкий, но компромат, чтобы в случае чего меня прижать… Ну а куда деваться… Не рассказывать же Галие про прослушку… Придется слишком многое объяснять, к чему она не готова. И все равно, вряд ли она быстро привыкнет язык за зубами держать. Не тот темперамент… Она у меня, как лесной пожар – что думает, все очень быстро об этом узнают…

– Везёт тебе, – улыбнулась Маша и очень скоро девчонки, забрав детей, закрылись в спальне посекретничать.

Появившееся свободное время решил использовать для оформления записок для Межуева.

Подмосковье. Деревня Коростово.

– Паше восемнадцать скоро, – напомнила домочадцам Эльвира. – Что подарить парню?

– Тут не на возраст надо смотреть, – возразил Трофим, – а на человека. Ему надо что-то для него лично. Может, в кабинет что-то?

– Сын рассказывал, – начал вспоминать Егорыч, – видел у одного генерала в кабинете глобус, а внутри место для бутылок. Вот бы такой купить.

– Где ж такой купишь? – озадаченно спросила Никифоровна.

– Давай, спрошу у Гриши, – предложил он. – Может, он видел где в продаже. Думаю, вещь не из дешевых, не должна в дефиците быть.

Москва, квартира Ивлевых.

Вечером пришёл довольный Костян Брагин и пригласил завтра часам к двум в гости.

– Отец машину себе новую купил! – радостно сообщил он. – А старую мне подарил!

– О! Поздравляю! – ответил я и обещал непременно быть.

Костян ушёл, а я озадаченно посмотрел на телефон. Так, так, так… Неожиданно у друга нарисовалась машина. Значит, теперь и гараж ему может понадобиться. Интересно, ещё не поздно насчёт гаража вдовы подсуетиться? А то я не проявил интереса, может, председатель его уже кому другому предложил?

Ладно, завтра, сначала, спрошу у Брагина, нужен ли ему гараж за шесть тысяч, а потом уже буду узнавать, продаётся он ещё или уже поздно дергаться...

В воскресенье утром мама с Галиёй принялись обсуждать, когда праздновать мой день рождения. Шестнадцатое января в этом году выпадает на вторник, значит, либо в тот же вечер праздновать, либо в субботу двадцатого. Обсудив, сколько народу нужно собрать, решили, что суббота подходит больше.

– Две недели всего осталось, – ошарашенно воскликнула Галия. – Надо уже приглашать всех, чтобы заранее.

– Давайте прикинем список, – предложила мама, – кто будет, чтоб не забыть пригласить.

Мы записали всех наших домочадцев, бабушек с дедушками, Жариковых, Гришу с Родионом, Анну Аркадьевну, Ирину Леонидовну с Иваном.

– Марат, наверняка, будет с Аишей, – добавил я, – Эль Хажжи, отец с Кирой и детьми, Сатчаны, Брагины, Вася Баранов, Сандаловы, Миша Кузнецов, Витя Макаров с Машей, Женя Булатов, Ираклий. Никого не забыл?

Мама торопливо записывала за мной.

– Генерала Балдина надо, наверное, пригласить? – подсказала она.

– Точно, вряд ли он, конечно, приедет, но пригласить надо, – согласился я.

– А Елену Яковлевну с Михаилом Андреевичем? – напомнила Галия.

– О, – хлопнул я себя по лбу, – конечно. И Данченко тогда уж.

Мы прикинули, если все приедут, кого мы собрались пригласить, то соберётся под сорок человек, не считая маленьких детей. Поняли, что нереально в квартиру влезть, смахивает уже на свадьбу по количеству народа. Хоть ресторан снимай. Но нет, так светиться мне не стоит… На двадцать пять лет уже, пожалуй, можно и в ресторан. Но в восемнадцать только если я сын кого-то из партийной элиты…

Так что приняли разумное решение – празднуем дома, но делим гостей на две части. В субботу – родственники придут, в воскресенье – молодежь. Посмотрел, в понедельник и вторник экзаменов нет, значит, молодежь сможет хорошо отметить, и сессию не завалить при этом. Ну и дополнительный смысл в том, чтобы разделиться по возрастам, помимо тесноты, тоже есть. Интересы разные, по отдельности будет веселее.

Решил начать обзвон сегодня же, пока время есть. По соседям чуть позднее сегодня пройдусь, а то рановато ещё для визитов. Брагиных сегодня на их же сабантуе приглашу. Марата, Мишу и Сатчана приглашу завтра на тренировке. Позвонил отцу, пригласил всей семьей приходить. Поговорили, вроде, ровно, но отец был какой-то отстранённый и, главное, не сказал ни «да», ни «нет». Очень на него не похоже. Даже время не уточнил… Как будто уже заранее собрался соскочить в последний момент с приглашения под каким-то благовидным предлогом. Спросил у него, всё ли нормально, на что он мне довольно сухо ответил «да» и всё. Очень странно…

Что уже могло случиться? Начал перебирать варианты… Проблемы в семье? Не похоже на Киру, умнейшая женщина. Но если даже так, я-то тут причем, чтобы на мне срываться? Не характерно для Тараса…

Проблемы на работе? Тот же вопрос – сын тут причем? К детям он очень ровно всегда относится…

Так… А не спалилась ли Диана со своими тайнами? Он только недавно интересовался какими-то непонятками насчёт неё. Похоже, батя её расколол. И она, не удивлюсь, наговорила ему с три короба, что бедная-несчастная, меня грудью прикрывает. Собой пожертвовала ради моей карьеры. Батя, небось, теперь думает, что я сестре жизнь сломал?

Блин! Зная Диану, готов биться об заклад, что она не признала свою ошибку и не рассказала отцу, что для моей карьеры все эти жертвы были не нужны. Ничего плохого со стороны КГБ, её отказ от сотрудничества лично мне не сулил. Так что, по факту, она только Тимура прикрыла от теоретических неприятностей, которых вполне могло и не быть. За военную карьеру Тимура не скажу, могли из принципа ему напакостить, а могли и рукой махнуть… Хотя, с сестрой с мужем-иностранцем из капстраны карьеру ему все же в армии не дали бы сделать. И без всякого КГБ, достаточно ему анкету в очередной раз заполнить, где честно все указать. А вот если Диана будет хорошо работать на Комитет, то все решаемо. Можно писать, что муж сестры, к примеру, армянин из Еревана, а КГБ при проверке сделает вид, что так оно и есть.

И что теперь делать? С батей говорить бесполезно, не тот человек, чтобы на каждом углу трепаться о таких вещах. Сделает вид, что не понимает, о чём я… Хотя, чтобы вообще начинать с ним разговор, рассчитывая получить какой-то толк с этого, то мне надо точно знать, что он Дианку расколол. А сестре я запретил кому-либо говорить, что в курсе её «невинного хобби». Не должна она была меня отцу сдать, тогда, тем более, он со мной говорить не будет… Значит, мне сначала с ней самой поговорить и узнать детали, что у них там с отцом произошло?

Позвонил Эль Хажжам, пригласил всех, и Аишу тоже, на день рождения двадцатого и попросил Диану к телефону.

– Привет, сестра, – поздоровался я с ней. – Забыл передать тебе тут кое-что от бати, встретиться бы где-то на минутку, а? Ты никуда не собираешься?

– Подарок тебе завтра хотела поискать, – быстро сообразила она. – Давай, в метро где-нибудь пересечёмся после консультации?

– Давай, лучше, до, – предложил я. – Встретимся там же. Во сколько?

Договорились встретиться с ней завтра в половине десятого, и попрощались.

Потом пригласил Васю Баранова. А у Сандаловых мне мужской голос ответил, что Алексей женился и живёт уже отдельно, но телефона там нет. Похоже, на Лёхиного батю нарвался, он с такой гордостью за взрослого самостоятельного сына мне это всё рассказал, и спросил, что передать? Ну да, ему было чего опасаться. При первой встрече со мной Леха был беспомощным ботаником, это теперь уже развернулся. Поблагодарил Лехиного батю, и сказал, что сам найду его сына в университете или на работе.

Затем позвонил Маше Шадриной, пригласил их вдвоём с Витей, но себе зарубку сделал, что надо не забыть в Комитет по миру заглянуть, когда в Кремле буду, пригласить парней, чья там смена будет, и попросить передать остальным нашим.

Часов в одиннадцать прибежала Женька Брагина, о чём-то пошушукалась с женщинами. Готовится к приходу гостей, как я понял.

Мы вышли с ней вместе из квартиры, она к себе побежала, а я отправился по соседям в надежде, что застану их дома и смогу пригласить к себе на восемнадцатилетие.

У меня появилось несколько свободных часов, и я засел у себя в кабинете над пьесой для Ромэна. Им нужно что-то и пропагандистское, и цыганское, и чтобы накал был, иначе что за произведение драматическое? Да уж… Главное, чтобы как у Крылова не получилось, про рака, лебедя и щуку…

Москва. Квартира Томилиных.

– Не знаю, как я буду Льву в глаза сегодня смотреть, – недовольно выговаривала мужу Марина Геннадьевна, прихорашиваясь перед зеркалом. – Он машину детям подарил, а мы что?

– Марин, ну, он генерал, вообще-то, – оправдываясь, ответил жене прокурор Томилин. – Может себе позволить.

– А мы что, не можем? – недовольно посмотрела она на него в зеркало. – Сейчас он будет сидеть королём за столом, а мы как бедные родственники.

– Да при чём здесь это?!. Какие бедные родственники? Ну подарил генерал единственному сыну машину. Он перед этим и квартиру ему подарил. Что ж нам теперь?! Из штанов выпрыгнуть?

– У нас Женечка единственная дочь, между прочим! А у генерала ещё ребёнок есть от второго брака! Нехорошо все это выглядит!

– Что ты от меня хочешь?! – вспылил прокурор.

– Мы тоже должны детям помогать! А то выглядим, как нищие какие!

– Я подумаю, чем им можно помочь! – ответил прокурор таким тоном, что жена не стала больше продолжать этот разговор.

Как решил, что, всё-таки, попробую себя в драматургии, много думал над сюжетной линией, и мысли пошли… Одна беда, все действия, что я себе представлял, у меня получались на просторе: река, поля… Война… Постоянно меняющиеся декорации. Сценарий для фильма я бы быстро написал. А тут же надо всё действие в одних декорациях отыграть, максимум в двух.

Подумывал, вначале, может, что-то известное сплагиатить из ненаписанного ещё? Но потом решил, нет, не буду. Чемодан на колёсиках, трость медицинская – занялся этим сугубо не чтобы кого-то обокрасть, а чтобы быстрее принести идею в массы. Нужные же вещи, без вопросов! Ну а что касается литературного творчества, то что же, получается, статью, годную для газеты с тиражом под восемь миллионов читателей, я сам написать могу, а пьесу надо воровать? А смысл? Голова на плечах есть, что я, сам не в состоянии что-то интересное придумать?

Придумал все действия играть в избе, сначала в одной, потом в другой. Две избы, то есть, стены одни. Окна в виде картин на стенах, быстро перевесить в другое место, вот тебе другая изба. На абажур шаль накинул, вот тебе другая люстра. Кровать и стол местами поменял, вот и вся смена декораций.

Первое действие происходит до войны и война – в одной избе. Второе действие уже послевоенное время – в другой.

В первом действии два молодых брата-цыгана, живут в доме, доставшемся от покойных уже родителей, живут дружно, друг друга любят, ценят, уважают и помогают. Отдельной линией создание колхоза, оба идут работать в колхоз.

Проходит время, братья женятся, делят родительскую землю и дом, делают в доме второй вход. Но начинаются всякие женские склоки. Припомнил, как жену покойного Цушко его сестра третировала, вытягивая всю воду из колодца на свои грядки, та с работы приходит, а даже умыться нечем, одна муть на дне. Использовал этот момент для раздора. Братья копают второй колодец.

Проходит ещё время, у братьев рождаются сыновья и жёны опять недовольны, мол, полдома и половина земли мало. Заставляют мужей добиваться в колхозе ещё земли и строить второй дом. Колхоз землю обещает. Но начинаются склоки, кто будет строить новый дом, и кто туда поедет, а кто останется на всём готовом с двумя колодцами…

И тут начинается война. Братья уходят на фронт и один за другим погибают. А жёны, оставшиеся одни с малолетними детьми на руках, так и не находят общий язык. Подходят немцы, вдова старшего брата решается уйти с нашими, вдова младшего остаётся в оккупации. И жизненные пути двух маленьких двоюродных братьев расходятся.

Конец первого действия. Антракт.

Второе действие. Прошло время. Двоюродные братья, которых играют те же актёры, что и их отцов, выросли. Вдова и сын младшего брата, что остались в оккупации, лишились жилья, дом старых цыган сгорел во время войны. И теперь всё действие происходит в другой избе, у добрых родственников, тоже цыган, которые приютили у себя бездомную вдову с ребёнком. Вдова уже не такая активная в отстаивании своих интересов, в чужом доме права особо не покачаешь. Парнишка вырос, но радости матери не принёс, учиться не хотел, начал жестко пить.

А вдова и сын старшего брата, что уехали из колхоза во время войны, оказались в большом городе, намыкались, но выжили, парнишка выучился, стал ветеринаром. И решили они с матерью вернуться в родной колхоз.

И всё это обсуждают хозяева дома, приютившие у себя вдову и сына младшего брата. Так и узнаёт выросший в колхозе брат, что приехал его двоюродный брат с матерью, что нашли они пепелище старого дома, где все они жили когда-то и что он устраивается в колхоз ветеринаром. Рассказывает матери, та ему начинает в уши яд вливать, как ее родственники обижали до войны. В результате, когда приезжие выяснили, где их родственники и пришли поздороваться, их приняли очень холодно. Ну, те пожали плечами, на нет и суда нет. Устроились оба в колхоз работать – и брат, и его мать. Решили дом отстроить заново на пепелище. Колхоз им материалами помог и рабочими руками.

А когда новый сруб уже почти готов был, сын младшего брата так разнервничался, так обзавидовался, что, напившись, решил его запалить ночью. Хорошо, что молодёжь влюблённая, гулявшая неподалёку, вовремя заметила, всю улицу на ноги подняла и сруб вовремя потушили. А кто поджёг, так и не узнали.

А когда дом достроили, оказалось, что он в расчете на две семьи построен. Одну половину занял молодой ветеринар с матерью, а вторую пришёл предложить двоюродному брату, мол, новый дом построен на земле наших с тобой деда с бабушкой и отцов наших. Отцы погибли, защищая Родину, чтобы мы с тобой могли жить, как свободные и счастливые люди, бери мать и пошли жить в новый дом.

Далее у второго брата культурный шок, раскаяние за попытку поджога, за то, что так относился плохо к брату с тёткой и внутренняя потребность стать человеком, достойным своего погибшего на фронте отца. Катарсис, он решает бросить пить, и стать совсем другим человеком, достойным своего благородного брата. Рыдая, признается, что это он поджег сруб. Брат его прощает, и строго велит быть хорошим советским человеком. Тот клятвенно обещает. Занавес.

– Ну вот, останется только диалоги расписать, да имена цыганские звучные подобрать, – потёр я довольно руки. Идеология есть? С избытком. И война, на которой погибают отцы двух семейств, и советское бессеребреничество, когда брат зовет в новую избу брата жить. Да еще и тема отношений города и деревни затронута. Вечные темы подняты? Да. Проблема отношений между родственниками, затронуты темы братской любви, катарсиса, исправления, прощения. Драматические моменты есть? Налицо. Специфика не совсем цыганская, это верно, но я начинающий драматург, мне нельзя популяризировать с самого начала тему табора и воли. Велики шансы, что пьесу зарежут. Сейчас власть уверена, что цыганам, приземленным в колхозы, там лучше. Так что у меня будет про колхозных цыган. И что хорошо, я таких сам недавно видел, на Лининой бедовой свадьбе.

Очень собой довольный, начинающий драматург вышел из кабинета к почти уже собравшейся в гости жене. Отправились в гости к Костяну.

Женя Брагина сегодня была в ударе. Приехали родители Женьки, отец Костяна и она старалась быть успешной хозяйкой изо всех сил. Наготовила прилично, и по вкусу неплохо вышло. Да уж, если что в голову Женьке западает, то она искренне старается… Главное, чтобы при Горбачеве, когда всякие зарубежные секты наводнят наши просторы, не попала в одну из них. Иначе все продаст, чтобы главе секты отдать, из-за ее фанатизма из нее отменная сектантка может получиться!!!

Машина, двадцать первая Волга «китовый ус», ясное дело, далеко не новая, но в отличном состоянии, цвет такой интересный, салатовый. 1966 года, кстати, не такая и старая.

Похвалил искренне машинку. Там ручка переключения скоростей тоже на руле, и передний диван сплошной.

– Диваны раскладываются в одну большую кровать, – смеясь, показал мне Костян.

– Слушай, как удобно путешествовать своим ходом, – заметил я. – А что батя себе взамен взял? – поинтересовался я, когда мы уже поднимались к нему в квартиру на лифте.

– Двадцать четвёртую, – ответил он.

Ну, мог бы и сам догадаться.

Хорошо, что взрослые здесь, сразу и обсудим вариант с гаражом. Понятно, что у молодых своих шести тысяч нет.

– Мы с другом недавно у нас в гаражах машину у одной вдовы купили, – начал я. – Теперь ей гараж не положен, надо будет продавать. Вам не надо? Тут недалеко, на той стороне, рядом с платформой.

– Конечно, лучше, чтобы машина в гараже стояла, – тут же отреагировала Марина Геннадьевна, тёща Костяна, поглядывая на мужа.

– А какой гараж? – спросил Юрий Викторович, Женькин отец.

– Металлический, обычный гараж, – ответил я. – Что-то я, даже, внимания не обратил, есть ли там погреб?

– И сколько за него хотят?

– По шесть тысяч у нас гаражи обычно, – развёл я руками, – но точную сумму не назову, надо сначала идти разговаривать.

– У нас только три осталось, – расстроенно переглянулся с женой Костян.

– Ничего, мы с матерью добавим ещё три, – тут же решительно сказал Юрий Викторович, и Марина Геннадьевна согласно закивала с довольной улыбкой.

– Ну, тогда мне надо в понедельник звонить председателю, – кивнув, сказал я, – чтобы он никому этот гараж не предлагал приобрести. Лишь бы уже кому-то не пристроил…

Вскоре женщины под предлогом подготовки к выносу горячего удалились на кухню, а мы с мужиками обсудили новый антифриз «Тосол». Генерал понятия не имел о таких пустяках, за его личной машиной ухаживали в служебном гараже. Но он пообещал всё разузнать и привезти нам с Костяном в запас. Женькин отец тут же сел на хвост, ему, естественно, тоже новинка была нужна.

Мы пробыли у Брагиных ещё с час, очень интересно пообщался с генералом и прокурором. Костян нас больше слушал, а сам помалкивал с широкой улыбкой. Ну да, не такая и старая «Волга» упала в руки, и есть еще и шанс и гараж раздобыть неподалеку от дома. Можно понять, почему губы сами растягивались в улыбку.

Вскоре мы с женой засобирались домой, ссылаясь на маленьких детей. Пригласили Костю с Женей ко мне на день рождение через две недели.

Пришли домой, а мальчишек только спать на балконе положили. Жена сразу отпросилась на минутку к художникам зачем-то, а я пошёл свою пьесу расписывать в деталях, пока вдохновение меня не покинуло.

Москва. Квартира художников Бобровых.

– Елена Яковлевна, а помните, вы мне говорили, что Паша интересовался вашим знакомым художником, что для книг рисует? – спросила Галия.

– Конечно, работы Вити Пивоварова его интересовали, – кивнула художница.

– А можно его работу купить? У Паши день рождения скоро…

– Он, вроде, не для себя интересовался, – заметила Елена Яковлевна.

– Да? А для кого?

– Ну, для кого-то из иностранных родственников сестры, мол, у них там, на Западе, такое искусство очень ценится.

– Ценится – не ценится… Важно же, нравится – не нравится? – растерялась Галия. – Мне хочется ему самому приятное сделать.

– Ну, давай сделаем так, мы с Мишей подарим ему одну из своих работ, классических, а ты подаришь работу Вити Пивоварова, – предложила Елена Яковлевна. – Я договорюсь с ним о встрече, и мы вместе съездим к нему в гости в мастерскую. А ты там и выберешь, что, как сама считаешь, может Паше понравиться.

– О, спасибо, – обрадовалась Галия.

В понедельник с утра пораньше поехал на встречу с Дианой к Горному институту.

– Привет, – даже не улыбнулась мне сестра и я сразу понял, что знает кошка, чьё мясо съела.

– Ну, привет, привет… Ну что, надо так понимать, что отец знает про твои связи с КГБ? – прямо спросил я.

Диана молча кивнула.

– И что конкретно знает?

– Всё.

– Всё-всё? – поразился я. – И про то, что ты постреляла немного в Италии?

– Нет! Ты что? – в свою очередь поразилась она. – Нет, конечно.

– Ну, и хорошо, что не все. Но откуда он узнал? Сама проговорилась?

– Не было такого. Я не дура о таком болтать. Так что откуда не знаю, но он меня поймал на кое-чём.

– Так. А можно поконкретнее? Он знает, что ты дала согласие на сотрудничество?

– Да.

– Он знает, что я знаю об этом?

– Нет.

– Как ты ему объяснила, зачем ты дала согласие?

– Как есть, так и объяснила. Что ради тебя и Тимура согласилась.

– Понятно… Как он отреагировал?

– Плохо, – зыркнула на меня Диана. – Тоже мне сказал, что ж ты ко мне не пришла, не посоветовалась?! Все такие умные, когда уже поздно давать заднюю.

– Диан, ну, и правда, теперь уже что поделаешь, – сочувственно посмотрел я на неё. Она изменилась, повзрослела, что ли. Взгляд стал тревожным, беззаботность пропала. Неужто мои рассказы про возможность провала ее так напрягли? – Захочешь поговорить, я всегда в твоём распоряжении.

– Я не могу с тобой говорить, о том, о чём хочу, – с тоской ответила она.

– Можешь, почему нет? Без конкретики, чисто гипотетически… Любая информация, вырванная из контекста, не имеет смысла. Я же не аналитический центр, чтобы искать, к чему привязать твой вопрос. Да и некогда мне этим заниматься. Так что, Диан, в любой непонятной ситуации бери паузу и помни, тебе всегда есть с кем посоветоваться.

– Спасибо, – взглянула она на меня исподлобья, сунул ей сумку с символическими гостинцами, всё-таки вызвал её, чтобы от отца якобы что-то передать, и мы с ней обнялись на прощание.

Так… И как мне теперь, когда я знаю, в чем причина холодности Тараса, налаживать отношения с отцом? Так-то понятно, что ему не нравится идея, что девочка собой пожертвовала ради мальчика. Он человек традиционный, как и я сам. Мы, мужики, должны закрывать грудью женщин от проблем, а не создавать им их… И что же мне делать с батей?

Москва.

Расставшись с Дианой, поехал в библиотеку наводить мосты вместо Ганина. От метро позвонил своему председателю ГСК, сказал, что нашёл покупателя на восемьдесят шестой бокс.

– Серьёзный человек? – строго спросил меня Георгич. – За взносами за ним не надо будет бегать?

– Ещё какой серьёзный! – усмехнулся я. – Сам за вами будет бегать, чтобы взносы сдать.

Успокоившись, председатель посоветовал мне не мешкая поставить вдову в известность, что, если что, есть покупатель на её гараж. Чтобы она не искала. Сразу позвонил и Елизавете Максимовне, но дома её не оказалось. Не забыть бы вечером перезвонить.

Пока ехал в библиотеку, решил не откладывать разговор с отцом в долгий ящик, представляю себе, насколько он сейчас расстроен, обескуражен и несчастен из-за того, что не смог защитить Диану в этой ситуации. Ну и потихоньку продумал, как буду разговор строить, чтобы с ним мосты снова навести. Неохота мне из-за причуд Дианы терять такие хорошие отношения, что у нас с отцом сложились.

Библиотека номер двадцать восемь оказалась совсем недалеко от метро. Быстро нашёл заведующую библиотекой Беляеву Юлию Ильиничну. Это оказалась стройная интеллигентная женщина лет пятидесяти, с пучком на голове, в круглых очках и с вязаной красивой шалью на плечах. Прямо тебе эталонный библиотекарь! Можно выставлять на конкурс библиотекарей по внешнему образу и смело рассчитывать на призовое место…

– Добрый день, Юлия Ильинична, я вместо Макара Ивановича насчёт Конан Дойля. Меня Павел зовут.

– А что с Макаром Ивановичем? – испуганно спросила она.

– В больницу попал, – развёл я руками. – Несчастный случай.

– Боже! Что случилось? – разволновалась библиотекарша.

– Ногу сломал, лежать долго, скучает там. Можно мне третий том у вас попросить? Я ему отвезу, а второй заберу.

Не стал ей про две сломанных ноги говорить, а то совсем расстроится. Для неявки в библиотеку вполне достаточно и одной.

– Да-да, конечно, – тут же подорвалась она куда-то и вскоре вернулась с третьим томом в руках.

Книга была совсем в плачевном состоянии. Страничный блок был оторван от обложки и потихоньку рассыпался. Его неоднократно подклеивали в разных местах, иногда прямо по тексту, лишь бы сдать назад в библиотеку.

– Нда… А третий том только в одном экземпляре? – расстроился я.

– К сожалению, да, – извиняющимся тоном ответила Юлия Ильинична. – Это собрание популярно у читателей, ещё несколько томов в таком же состоянии…

Жалко. Второй том совсем не такой зачитанный был. Вот как так получилось, что второй том в полном порядке, а этот в таком вот состоянии? Похоже, в третьем более интересные повести и рассказы с точки зрения читателя. Платить пятёрку, как Ганин с ней договорился, за такое безобразие?.. Это-то ладно, но с точки зрения печати, не будет проблем?

– У моей соседки дома есть такое же собрание, в прекрасном состоянии, – вдруг сказала она, заметив мои размышления. – Хотите, я попрошу у неё третий том?

– Хочу, – с готовностью ответил я.

– Тогда, только завтра, – развела она руками.

Во, даёт! Ещё не спросила у соседки, а уже пообещала. А не её ли собственное это собрание? Потому так смело и предлагает, опасаясь, что я сорвусь с крючка, и прощай пятерка…

– Юлия Ильинична, а поговорите, пожалуйста, с соседкой, может, она продаст мне это собрание? Или обменяет на что-то? У меня дома очень неплохая библиотека.

Начал перечислять ей по памяти, что у меня в закромах на антресолях завалялось. У неё глаза прямо загорелись. Решил сделать контрольный выстрел, чтоб не соскочила.

– Если ваша соседка согласится на обмен, с меня причитается. Сколько Макар Иванович за каждый том давал, по пятёрке? Вот за пять оставшихся книг по пять рублей, четвертной вам с меня сверху.

– Приходите завтра, – улыбнулась она. – Я уверена, она не откажется.

– Спасибо, Юлия Ильинична, обязательно завтра буду, – пообещал я.

Мы с ней ещё раз прошлись по списку моих книг, и она выбрала из них семь. Попрощались с ней, как добрые друзья.

Москва. Лубянка.

– Разрешите, Павел Евгеньевич? – заглянула капитан Артамонова в кабинет полковника Воронина. – Вызывали?

– Заходи, Маш. Что у вас со «Скворцом» сегодня по плану?

– Негласное проникновение, вскрытие замков.

– Раз уж у нас появились сомнения на её счёт, не вози её пока больше в Балашиху.

– Но я уже объявила ей программу на сегодня. Нельзя отменять, заподозрит что-нибудь…

– Так… Уже объявила, – задумался полковник, наморщив лоб, а потом облегченно махнул рукой. – А ничего страшного, свози её на площадь к трём вокзалам, там неприметная мастерская есть, вот тебе адрес. Спросишь Завьялова Ивана Андреевича, скажешь от меня.

– Кто это? – удивлённо поинтересовалась капитан Артамонова.

– Это тот, кто вам как раз и нужен по такой теме. Он столько лет на небо в клеточку смотрел, что твоей подопечной на все её вопросы по тюрьмам, что ее сейчас так заинтересовали, ответит, да еще и сверх программы, а главное, он многому научить может, уж замки-то вскрывать, точно. Медвежатник он заслуженный.

Москва.

Шанцев специально приехал на станцию метро «Кузнецкий мост» пораньше, хотел пройтись по Москве, поискать Павлу подарок на день рождения и оставить Ахмаду, чтобы заранее не дарить. До назначенной встречи оставалось ещё больше полутора часов, и он отправился бродить по окрестным кварталам. Увидев магазин «Букинист» на Сретенке, он обрадовался, надеясь найти там что-то, способное заинтересовать такого человека, как Павел.

Продавец намётанным глазом сразу определил в Шанцеве потенциального покупателя. Дождавшись на его лице выражения абсолютной растерянности, он медленно подошёл и встал за прилавком почти напротив.

– Вы что-то конкретное ищите? – спросил он, как только их глаза встретились.

– Подарок нужен, – пожал плечами Шанцев.

– Кому?

– Молодому человеку, уже публикуемому в центральной газете.

– О, серьёзная проблема, – сделал сочувствующее лицо продавец. – Здесь больше книжный антиквариат, это на любителя... Могу предложить вам трёхтомник воспоминаний Витте, – заговорщицким шёпотом предложил он. – Слышали о таком? Ваш студент мемуары любит?

– Покажите, – сразу собрался Шанцев.

– Пройдёмте, – кивнул едва заметно продавец, и они ушли в самый дальний конец прилавка, где не было покупателей в тот момент.

Как по волшебству перед Шанцевым появились три тома воспоминаний С.Ю. Витте. Александр Викторович открыл первый том и принялся читать аннотацию.

Воспоминания крупнейшего государственного деятеля царской России эпохи двух Романовых графа Витте Сергея Юльевича… А почему нет? – подумал он. – Это как раз масштаб Павла.

Трёхтомник выпущен был двенадцать лет назад. Не новый, но в отличном состоянии.

– И сколько? – спросил Шанцев продавца.

– Пятьдесят пять, – с невинным видом ответил тот.

– Заверните, – кивнул Александр Викторович, рассчитался и отправился с заветным свёртком на приём к своему знакомому Лукьянову из Всесоюзного объединения, к которому относился Механический завод Святославля.

Москва.

– Ну что, Диана, сегодня у нас с тобой будет необычное занятие, – улыбнулась капитан Артамонова, глядя на недоумённое лицо подопечной, не обнаружившей ключ в замке зажигания зелёной «Волги». – Сегодня мы едем в другое место. На площадь у трёх вокзалов. Держи, – дала она ей атлас Москвы и ключ. – Разбирайся, как доехать. Учись пользоваться картами.

Диана скривила недовольную рожицу, но атлас в руки взяла. За время, прожитое в Москве, она уже узнала, что в Москве есть три вокзала рядом, но какие именно она не знала, а кураторша отказалась ей помогать. Диане пришлось самой искать, где сходятся вместе железнодорожные ветки с нескольких направлений, но она справилась и привезла Марию Юрьевну к невзрачной мастерской «Металлоремонт». Тут делали также и ключи, и Диана сразу догадалась, зачем они сюда приехали.

К её удивлению, их тут не ждали. Мария Юрьевна довольно долго топталась в очереди, пока дождалась, когда они останутся в мастерской одни. Она объяснила хитрому старикану в синем халате кто они, от кого и зачем пришли. Когда он понял, что они от него хотят, он так смеялся, схватившись за своё объёмное пузо, что Диана даже немного обиделась. У него все пальцы были в татуировках, и Диана была готова поспорить, что у него в татуировках не только пальцы.

– Кого я только не учил! – ухахатывался он. – Но девчонки пришли первый раз.

– Мы же не простые девчонки, – зыркнула на него Диана.

– А кто сказал, что простые? – улыбаясь, поднял он вверх обе руки.

– Иван Андреевич, у нас времени не так много, – вступила в разговор Мария Юрьевна. – Нам бы подготовить девушку максимально, по возможности. Решите, пожалуйста, сами, с чего начать.

– Ох, девахи, девахи, – покачал головой мастер. Перекинул на двери табличку с «Открыто» на «Учёт» и запер дверь изнутри.

После библиотеки отправился в Горный институт с твёрдым намерением объясниться сегодня с отцом. Специально не стал ему звонить, а то он придумал бы благовидный предлог не встречаться. Рисковал, конечно, но риск – благородное дело.

На кафедре мне сказали, что он ещё где-то здесь, судя по портфелю. Сел у его стола и настроился ждать его до победного конца, сколько бы не пришлось. В зимних сапогах ноги быстро согрелись в помещении, и я почувствовал, что меня, прямо, разморило. В сон клонило так, что я чуть не уснул. И отойти умыться холодной водой страшно, вдруг батя придёт как раз в этот момент, быстро соберётся и уйдёт с работы домой.

Минут двадцать пять промучился, отчаянно борясь со сном, пока наконец не пришёл отец. Сказать, что он удивился, увидев меня, ничего не сказать.

– Что-то случилось? – напряжённо спросил он. – Почему ты здесь?

– О Дианиных пропусках поговорить хотел, – сразу проснулся я и поднялся ему навстречу, протягивая руку.

Он пожал её на автомате, а сам, видимо, напряжённо соображал, о чём может пойти речь? Не обо всём можно при коллегах говорить…

– Давай, я сейчас быстро соберусь и пойдём вместе к метро, – предложил он, и я кивнул в ответ.

Ни к какому метро мы не пошли, а встали сбоку на большой лестнице перед главным входом, поставив портфели на парапет, как обычные студенты.

– Ну что?.. Теперь ты знаешь, то же, что и я, – начал я, многозначительно взглянув на него. – Я знаю об этом с самого начала, но из соображений Дианкиной безопасности мы с ней договорились, что будем оба отрицать этот факт. Пап, она наделала много глупостей, я помогал ей из них выбраться, как мог. Но она же не признаёт своих ошибок… Взять, хотя бы, причину, из-за чего она пошла на это. Якобы для спасения нашего с Тимуром будущего. Уверяю тебя, на моей карьере её отказ от сотрудничества никак не сказался бы. Просто, поверь мне. У меня такие паровозы в Кремле, что моему вагончику трудно повредить. Что касается Тимура, ему, конечно, наличие сестры с двойным гражданством может навредить, это верно. Но и он вряд ли захотел бы, чтобы ради его военной карьеры сестра стала бы так рисковать за рубежом. Если бы Диана ко мне обратилась за советом до того, как подписала все бумаги, я бы ей это всё объяснил. Но мы же бежим всё время впереди паровоза зачем-то, головой думать нам некогда…

– Я ей тоже самое сказал, – с горечью проговорил отец. – Мы что-нибудь придумали бы…

– Сейчас остаётся только наблюдать, потому что советы она не слушает. Был у меня план, чтобы она проявила себя как последняя дурочка, чтобы с ней связываться боялись, как с непредсказуемой и бестолковой. Она даже начала его реализовывать, и ведь сработало же! Но ей такое амплуа, видимо, надоело, и она себя стала иначе проявлять, и привлекла их интерес к себе по полной программе. В принципе, я не удивлен. Это же какой надо быть умной, чтобы дурой казаться… Это, явно, не наш случай.

Отец грустно хмыкнул, кивнув.

– Да уж… А мне Тимур письмо прислал, – вспомнил он. – И фотографии, – полез он в портфель.

– О, а мне не прислал, – с любопытством смотрел я, как он достаёт из портфеля пухлый конверт.

Там было письмо и три фотографии. На одной они Новый год где-то встречают, то ли у Веткиных родителей, то ли у Оксаны, матери Тимура и Дианы, в домашней обстановке. Так изменились, повзрослели… На второй фотографии какие-то соревнования, Тимур бежит с номером на завязках. И ещё одна фотка, брат на турнике сидит, зацепившись одним коленом, курсанты вокруг, офицер стоит. Похоже, нормативы сдают.

– Как время идёт, – проговорил я.

– Не говори, – поддержал меня отец.

– Что насчёт двадцатого? Сможете прийти? – решил я сразу брать быка за рога.

– Да, конечно, сын, – улыбнулся отец, оттаяв.

– Ну, пошли, тогда, потихоньку? Дел ещё полно, – предложил я.

Москва. Министерство тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР. Всесоюзное промышленное объединение по производству деталей к тракторам и сельскохозяйственным машинам.

С Лукьяновым у Шанцева всегда были ровные отношения. Михаил Ильич перед руководителем завода из маленького городка никогда снобизма или чего-то подобного не демонстрировал. Правда, он и сам не занимал какой-то уж очень большой позиции в Объединении.

– Михаил Ильич, приветствую, – поздоровался со старым знакомым Шанцев, ставя на стол подарочную коробку с бутылкой дорогого коньяка. Сколько же раз он, будучи директором завода, приезжал сюда? – Я сегодня в другом качестве к вам…

– Слышал, слышал! Поздравляю! – улыбнулся Лукьянов и спрятал подарок в стол. – Как вам на новом месте работается?

– Да я всё больше за старое место переживаю. Посоветуйте, пожалуйста, что делать?

И он рассказал, что рабочие завода, по старой памяти, со всеми своими проблемами до сих пор идут к нему.

– Вот, коллективное обращение написали, принесли, – вытащил он из портфеля несколько листов бумаги. На одном было обращение к министру, а на остальных множество подписей.

– Ничего себе, – удивился Михаил Ильич и принялся изучать документ. Шанцев затих рядом.

– Ну, что я могу вам сказать, Александр Викторович? – отложив обращение, задумчиво проговорил он через некоторое время. – Ваганович уже, практически, директор Святославского механического завода. Его согласовали. И не за профессиональные качества, о которых люди тут пишут, что у него их нет. Он член партии, он номенклатурный работник, куда-то назначить его, всё равно, придётся. Позиция же министерства такова, что, если в области решили его назначить, значит, это самая подходящая кандидатура на эту должность. Министерству нужны очень веские доводы, чтобы не согласовать принятое на месте решение. Поверьте, легче человека назначить, чем не назначить.

– Ну, я о чём-то таком и думал, – согласно покивал головой Шанцев, а сам вспомнил свой разговор с Ахмадом, когда тот убеждал его никуда не ходить на эмоциях, а сначала собрать на Вагановича факты и улики. – Но, поймите меня правильно, я должен был что-то сделать, получив это письмо. Это же мой родной коллектив, столько лет бок о бок…

– Понимаю, – сочувственно посмотрел на него Лукьянов.

Москва. Лубянка.

Полковник Воронин собрал своих сотрудников по теме «Скворца». С сожалением выслушал доклад майора Муравьёва о том, что прослушку в квартире Эль Хажж поставить пока что не представляется возможным. Все трое проживающих в квартире живут в индивидуальном режиме. Девушки, Диана и Аиша, учатся в разных учебных заведениях. У них началась экзаменационная сессия, уезжают они из дома в разное время и отсутствуют недолго. А Фирдаус Эль Хажж работает в ливанском торгпредстве, но рабочего графика вообще не имеет. Может целый день дома провести, а может всё воскресенье в офисе проторчать. Предсказать что-то по этой квартире практически невозможно.

Зато капитан Румянцев откопал в окружении агента «Скворца» по месту жительства ее брата, Григория Гончарова, офицера ГРУ, которого сняли с загранкомандировок за аморалку. И уже разузнал, что он часто бывает в компании Павла Ивлева. А к брату периодически наезжает «Скворец».

Вот это уже ближе к теме, – подумал Воронин и велел начать разработку подполковника Гончарова.

Вернувшись домой, поспешил с голодухи на кухню. С утра как уехал, так только до еды добрался.

– Это у тебя поздний обед или ранний ужин? – подколол меня Загит.

– Это у меня два в одном, – рассмеялся я.

Позвонил вдове насчёт гаража, хорошо, застал её дома, сказал, что сосед готов выкупить, если что. И что сам он не из милиции, еще студент, но отец его целый милицейский генерал, и как раз подарил ему свою старую Волгу. Она задумалась, торопить её не стал, попросил записать мой номер телефона.

Заглянул к своим мальчишкам на полчасика и поехал на тренировку. Пригласил к себе на праздник в воскресенье всех, Мартина, Мишу Кузнецова, Сатчана с Риммой, Марата.

– А можно я с Аишей буду? – забеспокоился Марат.

– Я её уже пригласил, – ответил я. – Парни, если вы с девушками придёте, я только за.

Мартина попросил Альфредо от меня приглашение передать, сам ещё забегу, приглашу, но, чтобы он уже в курсе был и ничего не планировал через воскресенье. Стремно немного, иностранцы все же, а у меня прослушка, но, когда столько народу соберется, авось шуметь будем так, что при расшифровке разговоров и не поймут, кто вообще собрался. Риск определённый, могут снова начать мне лекции читать в Комитете, но не позовешь – ребята обидятся точно. Да и Эмма в любой момент может спросить, как у иностранцев, отданных ей под мой патронаж, дела. Будет хоть что рассказать…

Москва. Мастерская металлоремонта.

– Не дави сильно на натяжок, клюшкой работай, – учил Иван Андреевич Диану, сидевшую перед личинкой замка, зажатой в тисках.

– Тут тренировка нужна, – заметила Мария Юрьевна, внимательно наблюдавшая за Дианой, – как и в любом деле.

– Дайте мне это домой, – попросила Диана, почувствовав, что начала уставать.

– С ума сошла?! – воскликнула капитан Артамонова. – Что твой муж подумает?

– Отбрешусь как-нибудь, – раздражённо ответила её подопечная.

– Заодно и проверишь, любит он тебя или нет, – хитро посмотрел на неё старый медвежатник.

– Это как? – выпрямила уставшую спину Диана.

– Если сделает вид, что поверил, значит, любит, – рассмеялся он.

Москва. Мастерская металлоремонта.

Ага, если сделает вид, что поверил, значит, любит, – мысленно передразнила капитан Артамонова старого медвежатника. – Если он сделает вид, что поверил, точно, чей-то агент! Только «Скворца» перед ним скомпрометируем… Хотя, если он не совсем бесхитростный, может уже и так обо всём догадаться. Диана не выглядит, как человек, способный что-то долго скрывать от мужа. Бесхитростная уж очень…

– Нет, Диан, мы не будем так рисковать, – решительно заявила она. – Устала – лучше передохни. Давай я пока поковыряюсь, навыки освежу. А Иван Андреевич тебе расскажет, как себя вести и что делать, если тебя арестуют за рубежом.

– А меня за кордоном не арестовывали, откуда я знаю, что там надо делать? – развёл руками тот. – Хотя, прошедший наши университеты жизни и там не пропадёт. Ну, слушай, девонька… Первое правило зэка «Не верь, не бойся, не проси».

– Ну, не верь и не бойся это понятно, а почему не проси? – уточнила Диана.

– Потому что должен будешь, – серьёзно взглянул на неё Завьялов, – в зависимость попадёшь, а что взамен попросят, одному чёрту известно. И долг не отдать нельзя, накажут. Изобьют или и вовсе, зарежут.

Диане стало совсем неуютно, она судорожно сглотнула и это не укрылось от внимания старого мастера.

– Конечно, лучше не попадать в места не столь отдалённые, – проговорил он. – Так что слушай про то, что действительно важно для этого. Что бы тебе на допросах не предъявляли, всё отрицай. Даже когда у них, казалось бы, доказательства на руках есть. Главное, не паникуй. Отпечатки твои где–то нашли? Вспомни, когда могла их оставить без участия в криминале, не можешь вспомнить, придумай. На допросах они любят подловить, – покосился он на капитана Артамонову, но та ковырялась с личинкой замка в тисках и делала вид, что не слушает их разговор. – Допросам их специально учат, там у них столько хитрых приёмчиков...

– Каких? – спросила Диана.

– Ну, к примеру, очень любят помариновать перед допросом, нервы помотать. Начнут допрос, а потом изобразят – их, якобы, вызвали куда-то, а ты сидишь, ждёшь и переживаешь. А когда все нервы себе истреплешь, вот тут они и нагрянут с расспросами, да как насядут… Так что мой совет – не переживай, вообще, что куда-то ушел тот, кто допрашивает. Эта сволочь сидит в соседнем кабинете, чай пьёт и лясы точит с кем-нибудь. Чтобы это прекратить, сиди спокойно или подремли, пока возможность есть, а то они любят спать не давать. Захотела в туалет, постучала в дверь, там всегда охранник есть, он тебя проводит.

Диана кивнула. Она старательно ловила каждое слов. Довольный ее вниманием старик продолжил:

– Начнётся допрос, соблюдай спокойствие, с ответами ни в коем разе не спеши. Они любят уверенно говорить о чём-то, а у самих часто ни фактов, ни улик… О всякой ерунде могут расспрашивать равнодушно, ты расслабишься, а он так между делом что-то важное спросит, а ты ответишь на автомате. Это всё так специально делается! Иногда, наоборот, начинают быстро-быстро вопросы задавать, подумать не дают… Так ты не спеши с ответами, не поддавайся этому ритму, свой навязывай, неспешный. На любой вопрос – думай! Молча! И пока не будешь уверена в ответе, рот на замок! Или вот еще тактика у них есть хитрая. Некоторые рассказывают о своих проблемах, сочувствие пытаются вызвать, а потом говорят, помоги мне, а я помогу тебе. Не верь! Это всё их приёмчики, и проблемы их не настоящие, а из учебника…

Диана сидела и слушала, открыв рот. Пашка говорил ей, что профессиональные разведчики все сплошь и рядом работники посольств, если что, им, в худшем случае, высылка из разведываемой страны грозит. А тайным агентам дипломатическая неприкосновенность не светит, будут сидеть долго, в случае провала, и упорно, пока не обменяют…

***

Москва. Квартира Ивлевых.

Шанцев заехал в гости буквально на сорок минут. Аполлинария стол заранее накрыла, поздоровалась радостно и прошла внутрь в ожидании гостя. Ахмад вышел встречать, а сам мнется – одно дело Шанцев был директором, а теперь он первый секретарь, за целый город отвечает. Правильно поняв причину заминки, Шанцев сам шагнул к нему и сердечно обнял, только после этого Ахмад расслабился. Шанцев при личной встрече почувствовал, что его прежние претензии к Ахмаду, что бросил и сбежал, куда-то испарились. К его собственному удивлению. И когда? Скорее всего, после эпизода, когда на него бандиты по наводке Вагановича напали. После этого он подумал, что, в принципе, Ахмад по-умному поступил, что уехал. И не только так подумал, но и сердцем принял это решение друга, что первоначально его так задело, и обижаться перестал.

– Павел-то дома? – спросил Александр Викторович, когда все ритуалы по встрече были завершены, и он с Аполлинарией и ее мужем сели за стол.

– Нет, он на тренировке, – ответил Ахмад. – Часам к десяти только будет.

– Вот и отлично, – вернулся Шанцев к свёртку с трёхтомником, оставленному в прихожей. – Это ему на день рождения. Передай, пожалуйста.

– Конечно, – взял Ахмад подарок.

– Спрячь куда-нибудь пока, – попросил Шанцев. – Заранее нельзя дарить.

– Спасибо, – поблагодарила Аполлинария. – А что в министерстве? Как съездил, Александр Викторович?

Шанцев рассказал, как всё прошло и принёс письмо трудового коллектива, которое так и осталось при нём. Алироевы по очереди прочитали его.

– Так что, профессионализма от Вагановича, оказывается, никто и не ждал… Будет он директором нашего завода, как ни жаль… – подвёл итог Шанцев.

– Надо, чтобы Фокин остался замом, – ответил Ахмад. – Он крепкий руководитель, столько лет на заводе отработал. Главное, чтобы Ваганович ему не мешал.

– Само собой, – кивнул Шанцев. – Мы с ним уже об этом говорили, Ильич всё понимает. Конечно, место директора завода должно было быть его… Но дайте мне время, закончится проверка, надеюсь, не сможет Ваганович все концы в воду спрятать.

Они посидели ещё немного и засобирались на вокзал. Ахмад пошёл провожать Александра Викторовича. Им было ещё о чём поговорить.

Вечером нашёл в почтовом ящике письмо от Тимура. Всё-таки он мне тоже написал, правда, фотография была всего одна, та, где они с Веткой Новый год встречают. Он писал, что к экзаменам допущен и надеется сдать сессию. Судя по тому, что задачу он себе ставил просто сдать, учёба даётся ему непросто. Писал, что так привык к казарме, что несколько дней в домашней обстановке показались ему чем-то нереальным.

Как бы там ни было, увольнительную или отпуск для поездки к матери ему в училище дали, значит, он там на хорошем счету.

На вторник у меня были большие планы, надо доехать до библиотеки, обменять мои книги на собрание сочинений Конан Дойля, а затем отвезти его Марьяне для работы. Потом обувная фабрика.

Пока я подбирал книги, что нужно отвезти библиотекарше, зазвонил телефон. Это оказался капитан Румянцев.

– Хорошо, что ты дома! – обрадовался он. – Всё в порядке. Дело есть.

– Я уже понял, – усмехнулся я. – Мне подъехать?

– Да необязательно, я тут недалеко от твоего дома, из автомата звоню. – вдруг выдал он. – Давай, встретимся минут через десять около твоего подъезда, пройдемся.

– Ну, давайте, – озадаченно проговорил я. – Так может, и домой зайдете?

– А ты один и никого точно больше не будет?

– Да нет, тут полно народу.

– Не положено! – вздохнул Румянцев.

Ну, не положено, так не положено. Встреча у подъезда… Это что-то новенькое… Интересно, с чего вдруг такой необычный формат?

Придумать ничего конкретного я не успел, вышел во двор к назначенному времени, и вскоре появился капитан Румянцев собственной персоной. Но не подошел ко мне, а мотнул головой в сторону от подъезда и сам туда пошел. Прошли с сотню метров, за мусорки, поближе к НИИ, и только тогда он остановился и заговорил:

– Здесь твои друзья и домочадцы не ходят?

– Вот в том здании у меня мама работает, она сейчас на работе, – ткнув пальцем в НИИ, рассказал я. – Она экономист, тут поближе устроилась, прибегает в обед няне с малышами помогать.

– А жена-то где? – удивился Румянцев.

– На работу с нового года вышла, – как о само собой разумеющемся ответил я. – Союз советских обществ дружбы с зарубежными странами… Выставки, съезды… Жизнь бьёт ключом… Как тут дома усидишь?

– Понятно, – кивнул Румянцев. – Ладно, давай к делу. Решил тебя не дергать с приходом к нам, как раз был в твоем районе по своим делам, вот и решил прямо на улице переговорить по одной проблеме...

– По какой?

– По одному из твоих знакомых есть вопросы…

Блин! Ну что он тянет… И кто же из моих знакомых заинтересовал КГБ? Не по Диане ли меня сейчас будут спрашивать? Надеюсь, что нет.

– Мы собираем информацию по подполковнику Гончарову, – вдруг, совершенно неожиданно для меня, сказал он. – Я знаю, что ты с ним тесно общаешься…

– Нужна информация о Грише? – поразился я.

– О Григории Андреевиче… Что ты можешь о нём сказать?

– Блин. Да ничего плохого. Его отец женат на лучшей подруге моей бабушки. У бабушки с подругой дом в деревне на двоих. Я, вообще, Гришин должник, сколько он нашим старикам по хозяйству всё лето помогал, в деревню каждые выходные мотался и сейчас помогает. А мне же некогда…

– А что там за история с аморалкой, – поинтересовался Румянцев, – из-за которой его с загранки сняли?

– Да ерунда, недоразумение. Всё Министерство обороны до сих пор, наверное, этот случай со смехом вспоминает, – улыбнулся я. – Никакой аморалки на самом деле не было. Он свободный человек, а мамаша одной из его знакомых решила его посредством жалобы в Министерство на своей дочери женить. Жены нет, так почему он не имеет право встречаться с девушкой, не собираясь на ней жениться? Он ей ничего и не обещал… Все это выяснилось достаточно быстро, мамаша эта одумалась, даже бегала по коридорам Министерства обороны, пытаясь жалобу забрать. Так что можно было его в лёгкую вернуть на прежнюю службу, но сам Гриша решил, что ни делается, всё к лучшему. Он же в разводе и вечно по командировкам. А у него сын растёт, десять лет уже, за ним глаз да глаз нужен, а Егорыч, отец Гришин, уже старенький… В общем, Гриша подумал, подумал, и решил в Москве остаться.

– Ну, понятно… А что ж в личном деле аморалка так и осталась?

– А мне откуда знать? – удивился я. – Там реально ничего не было компрометирующего, я не придумываю. Девушка, на которой мать его хотела женить, такое впечатление, что со всеми мужиками в нашем подъезде либо в кровати полежала, либо попыталась. Да она даже меня клеила! Недавно вон, замуж за цыгана вышла, уехала к нему в колхоз, и все так обрадовались… И за нее, но больше за нас… Но она потом и оттуда сбежала. Ясно, что Гриша в курсах был, что жениться на ней не следует. Он и не собирался, это ее мамаша себе вдруг вообразила, что у нее дочка прям на загляденье невеста…

– Ого, какая пылкая девушка! – пробормотал капитан, подняв удивленно брови.

– Хочешь, познакомлю? Она вроде то ли уже развелась со своим цыганом, то ли вот-вот разведется, так что, наверное, открыта к новым знакомствам… – в шутку предложил я, улыбаясь.

– Нет уж, спасибо! Девушка, мать которой на службу мне жалобы писать будет, мне точно не нужна, – решительно мотнул головой Румянцев. – Ладно, вернемся ближе к подполковнику. А в компании он как себя ведёт? Особенно, если выпьет? Общительный?

– Он профессионал, – серьёзно посмотрел я на Румянцева, – в каком бы состоянии ни был, о своей службе не говорит. Если спрашиваем, говорит, в пехоте, мол, жду выхода на пенсию. Ничего интересного, мол.

– Значит, характеризуешь его положительно?

– Однозначно, – подтвердил я. – Умный, порядочный, надежный.

– Ладно, спасибо.

Капитан пожал мне руку и ушел. И что это было? Реально их Гриша почему-то заинтересовал? Или решили проверить меня, не солью ли я информацию Грише, что им КГБ интересуется? А как они узнают? Единственный вариант, если Гриша сам им об этом доложит, что очень маловероятно… Скорее всего, это, всё-таки, по его душу… Он военный, значит, служит в ГРУ, а не в КГБ.

Интересно, по какому поводу за него взялись? Представить себе не могу, что Гриша с его опытом вляпался в какие-то тёрки с госбезопасностью…

И представить себе, что ради меня затеяли такую ловушку с привлечением офицера ГРУ, тоже не могу. Не знаток в отношениях этих двух служб, но вроде как они все время цапались между собой за внимание со стороны Политбюро… Значит, обращаться к нему с просьбой о провокации в отношении меня КГБ не стал бы. Не их он человек.

Тем более, они же собрали о нас обоих информацию, понимают, что мы, хоть и не родственники, но очень добрые соседи и будем прикрывать друг друга… Или не понимают? Блин, что делать-то?..

А пошли все нафиг! Предупрежу его, и будь, что будет. Не сказать ему ничего не могу, слишком уже подружились с ним… буду погано себя чувствовать, если промолчу. Тем более, ничего я в КГБ не подписывал, предъявить мне нечего…

Собрался и поехал в библиотеку. К Гончаровым заходить не стал, вдруг, капитан Румянцев решил остаться понаблюдать. Стоит где-нибудь в соседнем здании с биноклем у окна, и смотрит, не появлюсь ли я на пороге Гришиной квартиры. Нет, так подставляться мне не с руки… Мне надо с Гришей как-то по-хитрому пересечься…

Юлия Ильинична встретила меня по-дружески, и тут же вытащила две авоськи с книгами. Выложил ей выбранные книги, а она из авосек достала свои семь томов. Просмотрел мельком, кивнул – книги в идеальном состоянии. Не то что страницы не разрезаны, разрезаны, конечно, но видно, что пару раз может и читали, но очень аккуратно, с любовью к ним.

– С вами приятно иметь дело, – положил я на стол четвертной и стал укладывать Конан Дойля в сумку и портфель. – Если ещё что-то понадобится, я могу к вам обратиться?

– Конечно, Павел. Буду очень рада помочь.

– Спасибо. На какое-то время Макару Ивановичу этого хватит.

Мы любезно попрощались, и я отправился в типографию. Марьяна смотрела на меня удивлёнными глазами, пока я выкладывал перед ней пять томов, с третьего по седьмой. Не жалко было бы и все семь отдать, но зачем ее смущать, отвлекая лишними размышлениями, зачем я сую ей первые тома, от производственной задачи, ведь по первым двум книгам типография уже отработала. Вот и не надо ей их даже и показывать…

– Думаю, вам лучше отвезти их домой и привозить по одному тому от греха подальше, – подсказал я ей.

– Хорошо, – с готовностью кивнула она. – Я так и сделаю. А потом что с ними делать?

– Ну, что делать?.. Оставьте себе, – улыбнулся я. Не забирать же обратно. Тем более, она прекрасно знает, что пять процентов от каждого тиража остаётся… Или не знает? – Марьяна Платоновна, а Макар Иваныч предупреждал вас, что пять процентов от каждого тиража надо оставлять?

– Нет, – озадаченно посмотрела она на меня.

– Хорошо, что спросил. Пять процентов оставляем и звоним, как всё готово, вот этому человеку, – оставил я ей рабочий и домашний номер Сатчана. Пусть он сам книги распределяет. Не хочется мне знать подробности этой кухни.

– Поняла, – кивнула она.

– Если какие-то производственные трудности возникнут, сразу звоните мне. Во всех остальных случаях – Павлу Сатчану. Договорились, Марьяна Платоновна?

– Договорились, – улыбнулась она, мы попрощались, и я отправился на обувную фабрику. Надеюсь, новую жемчужину в нашей коллекции.

Телефон нового директора не отвечал, и я набрал главного инженера, представился, и он почти сразу прибежал за мной на проходную.

– Здравствуйте, здравствуйте, – протянул мне руку сухощавый, жилистый брюнет с меня ростом лет сорока с хвостиком, – Маркин Михаил Дмитриевич.

– Очень приятно, Михаил Дмитриевич. Ивлев Павел, – пожал я протянутую руку, и он повёл меня на территорию.

– С чего начнём? – поинтересовался он.

– Михаил Дмитриевич, вы здесь новый человек или до смены руководства тоже работали? – первым делом решил выяснить я.

– Я здесь восемнадцать лет уже, – настороженно посмотрел он на меня.

– Отлично, – обрадовался я. Люблю работать с людьми, которые в курсе всего и вся на предприятии. – Директор уже дела принял?

– Вроде, – пожал плечами Маркин.

– Какие планы насчёт хозрасчёта?

– Будем переходить.

– А когда? Надо бы сначала посмотреть, может, какое оборудование замены требует? Тут надо всё продумать, сперва, – заметил я. – Давайте, посмотрим, чем фабрика располагает. Директор будет сегодня?

– Не могу сказать, это надо в управлении узнать.

– Ну, давайте, сначала на производство, а потом в управление, – решил я.

Мы прошлись с ним по первому цеху. Всё работало, возле каждой машины кто-то сосредоточенно трудился. На нас не обращали внимания. Обувь выпускалась и детская, и взрослая… Войлочная, на толстой подошве и с молнией посередине, то, что на моей памяти называли «Прощай молодость». Детские сапожки были синие и красные. Взрослые – чёрные.

Н-да… Старикам и детям, конечно, тепло и удобно в такой обуви, но остальным надо что-то поэстетичнее и поэлегантнее.

– А кожаная обувь есть? – спросил я.

– Есть, пойдёмте дальше, – пригласил меня Маркин.

Мы пришли в цех, где на похожих машинах, как в первом цеху, крутились кожаные женские заготовки ярко-красного, практически, алого цвета.

– Боже, – не удержался я. – Это что за вырви глаз? Спецзаказ какой-то?

– Какой спецзаказ? – не понял меня Маркин.

– Ну, для кого это шьётся? Кто это носить будет? Артистки цирка? Или кордебалета?

– Нет, – рассмеялся Маркин, – простые советские женщины носить будут. Намажут дёгтем из аптеки и получатся красивые коричневые сапоги, которым сноса не будет.

– Понятно, – сразу вспомнил я запах дёгтя в квартире моей первой семьи.

Отец всю новую обувь, осеннюю и зимнюю, дёгтем обрабатывал. Считалось, что он водоотталкивающими свойствами обладает. Этот запах потом очень долго выветривался из кожи.

– А почему бы сразу не шить коричневые или чёрные сапоги?

– Так а как, если кожа пришла красная? – удивлённо посмотрел на меня Маркин. – Что пришло, из того и шьём.

Я только тяжело вздохнул. Блин, ну и что ему сказать? Все верно, особенности плановой экономики…

В следующем цеху шили женские осенние туфли ярко-оранжевого цвета. Видимо, кто-то решил, что осенью мало ярких красок на улице, надо добавить.

Ещё одна модель отшивалась из светлой жёлто-коричневой кожи, совершенно неестественного оттенка. Кто, вообще, в такие цвета кожу красит? Руки бы оторвать. Красный краситель есть, синий есть, зелёный, жёлтый… Ну, что стоит смешать приличный цвет? Эх…

Москва. Обувная фабрика «Красная заря».

– Михаил Дмитриевич, а план вам как спускают, по моделям в штуках? – прикинул я, что не может план быть привязан к цвету, если они обувь шьют из того, что пришло. Он подтвердил мою догадку.

Мы прошли ещё через два цеха на первом этаже и перешли на второй этаж, где кроили заготовки и сшивали верха. Обсудили с ним состояние оборудования. Надо отдать ему, как главному инженеру, должное, я думал, что оборудование на фабрике современное, а она оказалось послевоенное. Просто, в ухоженном состоянии.

– Скажите, Михаил Дмитриевич, а что в вашем хозяйстве является слабым звеном и требует немедленной замены? – поинтересовался я.

– Ну, так-то нельзя сказать, что что-то конкретное надо срочно менять, – задумался он. – Ну купим мы раскройные машины новые, будет больше заготовок, а сшивать их на старом оборудовании больше, всё равно, не получится. А если добавим ещё один швейный цех, сборка не будет справляться, выше головы же не прыгнешь, а вторую смену оборудование может не выдержать. Тут одно из другого вытекает, надо или всё менять, или уже не трогать.

– Понятно… А давайте посмотрим цех в котельной, – многозначительно посмотрел я на него.

Он молча кивнул и привёл меня в просторный, сухой и тёплый подвал, где в одном месте собрано было оборудование для всех операций. Стоял один раскройный стол с раскройной машиной, одна машина для сборки верхов и низа, несколько рабочих мест для сшивания деталей верха обуви и сборки низа. Одно место для обтачивания подошвы. Тут же упаковка и коробки с готовой продукцией.

Скромненько, но эффективно, судя по количеству готовых изделий. Открыл одну коробку. В ней лежали женские туфли тёмно-синего цвета, очень аккуратненькие. Я, конечно, не эксперт в женской моде, но мне туфли понравились, кожа мягкая.

– К весне уже готовитесь? – положил я туфли обратно в коробку. – А скажите, Михаил Дмитриевич, кожа на верх здесь идёт такая же, как на основном производстве? Или какая-то другая?

– Что вы. Это совсем другая кожа, – ответил он, – тоньше в два раза.

– А оборудование то же самое?

– Да. Оборудование такое же.

– А кто у вас поставщик материала для верха?

– Из Горьковской области возят. Станция Кожевенное. Город Богородск. Один и тот же для всего завода.

– Угу, значит, они могут не только что-то из толстой кожи аномальных цветов поставлять, но и сделать, получается, нормальную тонкую кожу приятных для глаза оттенков? – задумчиво посмотрел я на главного инженера.

Там, небось, и дополнительный материал в виде замши появляется при этом… Кажется, придётся под себя и это предприятие тоже подминать. Они в тесной связке должны работать для эффективности, как ниточка с иголочкой.

– Ну так это за дополнительную неофициальную плату… Тогда вполне могут.

– Мне нужны будут координаты этого кожевенного завода, – сказал я, и Маркин кивнул.

Мы вышли из котельной на улицу.

– Что у нас во втором корпусе? – поинтересовался я.

– Там управление, начальство, бухгалтерия, службы разные, – начал перечислять он. – Ближе сюда на первом этаже склад материалов, а дальше столовая, библиотека.

– А на том складе что? – показал я на длинный одноэтажный склад с неликвидами.

Мы сходили за ключами, и он открыл склад. Ровными рядами там стояли большие коробки. Согласно маркировке, это были сандалии мужские.

– Что, целый склад сандалий? – посмотрел я вдоль помещения.

– Вроде бы, да, – кивнул Маркин. – Их когда выпустили, я ещё не был главным инженером.

– А что же не сдали их куда-то в продажу? Это же не сверх плана был выпуск?

– Не могу сказать, что там была за история. Но торговля не взяла, так они у нас и остались.

– Давайте вскроем одну коробку, посмотрим, что они из себя представляют?

Сандали оказались жёлто-бежевого цвета, по размеру взрослые, но модель какая-то детская, полукруглые спереди, с ремешком на пряжке. Понятно, в чем загвоздка. Взял в руки, оценил качество. Очень добротные, прошитые по кругу, им сносу не будет. Торговле, ясное дело, такие нафиг не нужны, а в качестве спецодежды вполне сойдут.

– Отличные сандалии, пусть и выглядят странно, – задумчиво проговорил я и упаковал их обратно в коробку. – Пусть лежат до перехода на хозрасчёт. Ну что, попробуем с директором познакомиться?

Маркин повёл меня во второй корпус, в администрацию, как он выражался.

Новый директор фабрики Серов Иван Сергеевич оказался полнеющим, лысеющим мужчиной лет пятидесяти, среднего роста, с замученным видом и усталыми глазами.

– Рад знакомству, – пожал я его протянутую руку. – Забегались, Иван Сергеевич? Дела уже приняли?

– Не то слово, как забегался, – удивлённо взглянул он на меня и кивнул нам обоим с главным инженером, предлагая присесть. – Дела принял, конечно. Но это одно название, на ходу приходится во все вопросы вникать…

– Первые месяца три так и будет, – сочувственно посмотрел я на него, и он удивлённо поднял брови, услышав такое от пацана. – Главный бухгалтер прежний или вы со своим пришли?

– Нет, прежний. Вернее, прежняя.

– Хорошо, хоть она полностью в курсе дел, – заметил я. – Трудности есть какие-то? Помощь нужна?

– Пару часов дополнительных в сутках бы, а так нет, сами справимся, – ответил директор.

– По поводу инцидента с Куницыной, говорят, она уже должна была выписаться из больницы… Вам насчёт неё звонили из райкома?

– Да-да, звонили. У меня ордер смотровой на неё уже лежит, она сама ещё на больничном, отдел кадров должен её вызвать ко мне.

– Хорошо… По поводу перехода на хозрасчёт какие планы?

– Да, собственно, это не я решаю, а министерство. Товарищи из райкома сами этим вопросом занимаются.

– Понятно, – задумался я. – А вы не рассматривали обновление оборудования, хотя бы частичное до этого момента?

– Почему же не рассматривали? Рассматривали… – переглянулся директор с главным инженером.

– Ну, я же вам объяснял, – вступил в разговор Маркин. – Или всё сразу менять, или смысла нет.

– Ну, почему же нет-то? – недоумённо посмотрел я на него. – Одну современную раскройную машину, одну сборочную, пару-тройку швейных… Всё для замкнутого цикла. Полный комплект. И чтоб по последнему слову.

– А, я понял, – кивнул директор.

– А смысл какой? – посмотрел на нас снисходительно главный инженер. – И что будет использоваться на этом оборудовании по последнему слову техники? Толстая кожа из Богородска? Только угробит его… Я не уверен, что они могут много поставить тонкой кожи.

– Ну так мы просто сменим старое оборудование, на котором работали с тонкой кожей, на новое, – удивлённо посмотрел я на него. – А если много смогут поставить тонкой кожи, то будем использовать и старое оборудование тоже. Даже если оно не будет использоваться из-за нехватки тонкой кожи, пусть стоит до лучших времён. Запас карман не тянет. Гораздо хуже, если найдем много подходящей кожи, а быстро качественную обувь сделать не сможем из-за нехватки оборудования. К чему нам маленькие партии? Больше и быстрее изготовили качественной дефицитной продукции – больше заработали.

– Ну, если только так, – согласился главный инженер. – А то жалко будет…

Ну, упертый, блин! Да я и в целом с подозрением смотрю на главных инженеров, которые отказываются от нового оборудования. Сразу понятно, что им попросту лень возиться с ним. Со старьем-то понятно – все учтено, поставлено, в производственную цепочку включено. А что на нем трудозатраты повышенные, оно часто ломается, и качество продукции страдает, его, понимаешь, не интересует. Получается, он сам по себе со своими интересами, а нужды предприятия – сами по себе. Будь предприятие не под нами, еще сошло бы ему с рук, но у нас с такой позицией ему придется расставаться. Или нам с ним…

– И ещё, – посмотрел я на них с директором. – Мне очень не нравится цех в подвале котельной. Это, прямо, как красная тряпка для быка при серьезной проверке. Надо перевести его хотя бы в подвал производственного корпуса, а старое ненужное оборудование оттуда перенести в подвал котельной. Это и то логичнее будет. А то любая проверка… Вот как вы объясните наличие цеха в котельной? В идеале, надо завуалировать дополнительный выпуск из тонкой кожи под обычную продукцию фабрики. То есть она должна проходить те же циклы, на том же оборудовании, что и обычная продукция. И, кстати, работникам фабрики совершенно не обязательно знать какие-то подробности. Говорите всем, что спецзаказ шьём, может, для сборной, может, для какой зарубежной делегации, нам не докладывают. Ваша официальная позиция сейчас должна быть такая: с новым директором всё безобразия на фабрике закончились. А то у вас из цеха под котельной запросто обувь воруют, значит, там и учёта никакого надлежащего нет…

– Как это воруют? – выпрямился главный инженер.

– Вот так. Выносят на соседнюю швейку. Особенно не смущаясь. Заделайте там, кстати, дыру в заборе.

Маркин и Серов опять переглянулись между собой, а я продолжал.

– Надо наладить выпуск спецзаказа таким образом, чтобы только глубокая проверка могла его выявить, это в ваших же интересах. Чтобы никакой залётный инспектор какого-нибудь пожнадзора ничего случайно не обнаружил и не начал потом трепаться в других местах. Вряд ли среди них может оказаться специалист, способный заметить что-то подозрительное в том случае, когда у вас спецзаказ перемешан с плановым выпуском. А цех в котельной только у дурака вопросов не вызовет. А вообще, товарищи, нам с вами поставлена важная задача – добиваться такого же качества, как на спецзаказ, от всей нашей продукции, – сказал я, но увидев, как озадаченно переглядываются между собой Маркин и Серов, добавил: – Естественно, не прям вот завтра. Но шаг за шагом к этому мы должны прийти.

– А кожу такую тонкую на весь план мы где будем брать? – спросил Маркин.

– А это уже не наша с вами забота, – подмигнул я ему. – Мы скажем, что нам требуется. Обеспечат нас, хорошо, не обеспечат, какой с нас спрос?

– Ну, если так, то я согласен, – усмехнулся директор.

– Не знаю, как мы будем смешивать план и спецзаказ, – с сомнением проговорил Маркин.

– Поверьте, это в ваших же интересах! Не должно производство спецзаказа так сильно отличаться и выделяться, привлекать к себе внимание. И это не для дискуссии, это решение для выполнения. Безопасность прежде всего. Так что подумайте, Михаил Дмитриевич, как это обеспечить. И помните, что у рабочих не должно быть никакой информации, для них работа на план и спецзаказ не должна ничем отличаться. Чем меньше народу в курсе, тем у вас больше шансов благополучно доработать до пенсии.

Они кивали, слушая меня, надеюсь, что все правильно поняли. Это в их же интересах. Договорились, что главный инженер подготовит свои предложения по оборудованию для одного замкнутого участка, раз уж они ему так нравятся. Единственное, попросил его закладываться на будущее, в расчёте на самые качественные материалы.

Потом пошёл знакомиться к главному бухгалтеру. Вера Владимировна оказалась строгой, высокой, худой женщиной с тяжёлым взглядом, у такой, сразу видно, не забалуешь. Завёл разговор об учёте затрат на спецзаказ и оплате труда. Производственный учёт у них в цеху под котельной, оказывается, не вёлся.

– Вообще никакого учёта? – удивился я. – Вот поэтому у вас рабочие там и делали, что хотели, выносили готовую продукцию, сколько унести могли.

Хотел было рассказывать ей, как вести, всё-таки, учёт по спецзаказу, но при этом прятать концы в воду, а она мне, вдруг, и говорит:

– Прошу прощения, Павел, а вы мне это всё зачем рассказываете? Я не знаю ничего, и знать не хочу.

Опаньки! А что же эти два идиота, когда я пошёл с ней знакомиться, не сказали мне, что она не в команде? Твою мать! Это что за подстава? Это как вообще?

– Извините, я думал, вы в курсе, – пожал я плечами, и тут же перестроился без всякого внешнего смущения. – Дело в том, что планируется перевод фабрики на хозрасчёт и переход на аналогичную продукцию в масштабах всей фабрики. Этот маленький цех показал, что это вполне возможно.

– Про хозрасчёт я слышала, – сказала она.

– А про смену ассортимента?

– Нет.

– Похоже, я рано к вам пришёл, – сделал я смущённое лицо, встал, извинился и попрощался.

Постоял в коридоре несколько секунд, размышляя, что же мне теперь делать? Так… Надо снова идти к директору.

Главный инженер всё ещё был у него. Молча вошёл, сел напротив Маркина и посмотрел на них по очереди. Они, в свою очередь, вопросительно уставились на меня.

– А что у вас с главбухом? – спросил я их.

– А что с ней? – озабоченно спросил Маркин.

– Она у вас в оппозиции, что ли? Отказалась со мной разговаривать, мол, ничего не знаю и знать не хочу. Про наши дела, – с нажимом на последние слова сказал я.

– Это она считает, что Муратова, прежнего директора, несправедливо из-за Куницыной уволили, – поспешил объяснить Маркин. – Она же тоже в жилищную комиссию входит.

– Я понял, – кивнул я, ещё раз с ними попрощался и ушёл.

Понял, что нечего с ними обсуждать. Детский сад какой-то. Директор и главный инженер играют с главбухом, как дети в песочнице… Надо решать вопрос с Сатчаном. Пусть он со своими сам разбирается с этой ситуацией. А мне работать в такой обстановке опасно.

Позвонил ему от метро, предупредил, что еду. Он сразу поинтересовался, случилось ли что? Объяснил, что на обувной фабрике возникли некоторые трудности, не телефонный разговор.

Москва. Обувная фабрика «Красная заря».

– Ну, что скажете, Михал Дмитрич, – внимательно смотрел на своего главного инженера Серов.

– Ну, так-то дельный парень, – пожал плечами Маркин. – Хочет оборудование новое… Не знаю, нашего лет на пять ещё точно хватит.

– А потом?

– А я так далеко не загадываю, – посмотрел обречённым взглядом главный инженер на нового начальника.

– А что так? – удивился Серов. – Вы же моложе меня, вам до пенсии ещё как пешком до Китая.

– Да причём здесь пенсия? Тут не посадили бы. Муратов-то выкрутился… А мы с вами сможем так же?

– Зря вы так, Михал Дмитрич. Я парня этого послушал, и мне теперь гораздо спокойнее стало. Главное, рекомендации его не пропускать мимо ушей.

– Иван Сергеевич! – заглянула в кабинет секретарша. – Там Куницына пришла.

– О. Иду-иду, – достал он из ящика своего письменного стола смотровой ордер и поднялся.

Маркин вышел из кабинета директора следом за ним. В приёмной уже толпился народ. Пришла начальник отдела кадров, начальник цеха, где работала Куницына, прибежали девчонки из планового и из бухгалтерии.

Бледная Куницына сжимала в руках ручки сумки. Несмотря на зимнее пальто, было видно, что она здорово похудела.

– Софья Ивановна! – торжественно начал Серов. – С радостью вручаю вам смотровой ордер на трёхкомнатную квартиру, – протянул он ей документ. – Очень жаль, что вам пришлось так долго ждать этого момента. Примите мои искренние поздравления…

Но нового директора уже никто дальше не слушал. Бедная Куницына ревела навзрыд на груди своего начальника цеха, а все остальные галдели кто во что горазд.

Сатчан ждал меня с нетерпением. Как только за мной закрылась дверь, я сразу перешёл к делу и стал рассказывать о своих приключениях.

– Понимаешь, я с самого начала не мог понять, почему у них цех так далеко от основного производства, это же нелогично и очень опасно. А оказывается, у них главбух не в теме, как она утверждает. То ли она с самого начала самоустранилась, то ли сейчас решила под шумок выскочить из этой схемы.

– Бунт на корабле? – ошарашено смотрел на меня Сатчан.

– Не могу сказать. Надо разбираться…

– А ты ей о подпольном цехе рассказал?

– Я ж не знал, что она официально не в курсе… Но что бы она ни говорила, на самом-то деле она в курсе, уверяю тебя. Она не удивилась, не переспросила, она прекрасно поняла, о чём речь… Но когда она заявила, что ничего не знаю и знать не хочу, мне пришлось импровизировать. Сказал, что фабрика переходит на хозрасчёт и в планах перевести всю фабрику на такую же продукцию, как выпускал этот цех. Как-то отбрехался, вроде.

– И это правда, – задумчиво кивнул Сатчан. – А директор новый что?

– Да что новый директор? Он только дела принимает, выжатый как лимон. Так-то мы поговорили и с главным инженером, и с новым директором. Но сам понимаешь, молча отправить меня к главбуху, не объяснив мне нюансы ее позиции – так дела делать нельзя.

– Согласен. – хмуро кивнул Сатчан.

– И главный инженер меня разочаровал. Упертый, как баран. Я ему предлагаю новое оборудование, а он в отказ. И причина понятна – лень ему возиться с установкой и наладкой. Сейчас проще – сломалось что из старья, послали ремонтников, а сам он курит и смотрит из окна. За ним следить и следить надо, как он еще выполнять будет то, что мы ему поручим!

– Ну, сам понимаешь, не всегда удается работать с лучшими кадрами… – вздохнул Сатчан.

– Настоятельно рекомендовал им перевести спеццех в производственный корпус. А то цех под котельной! Это же бред сивой кобылы! До первой рядовой проверки. Ещё им посоветовал, пока на хозрасчёт не перешли, составить список оборудования на замкнутый участок, как под котельной, только современный. Может, вам удастся протолкнуть.

– Поверь, удастся.

– Прекрасно. По поводу склада с неликвидами. Там десятки метров заставлены большими коробками, все не проверял, а ближайшие с мужскими сандалиями, страшные на вид, но добротные, на спецодежду вполне пойдут.

Сатчан делал себе пометки во время моего доклада.

– Там у них беда с кожаным сырьём для основной продукции, – продолжал я. – И качество грубоватое и цвет ужасный, хотя для спецзаказа кожа неплохая, тоньше в два раза и цвет приятный. Некий завод в Горьковской области, город Богородск, – я протянул ему контакты завода, что мне Маркин дал. – Похоже, этот завод тоже надо под свой контроль брать. Чтобы они нам делали всю кожу нормального цвета и тонкую. А из дополнительного спилка замшу пусть бы делали, мы её тоже на обувь пустим или сумок нашьём.

– Угу, – записывал за мной Сатчан.

– Вы как решите что-то с главбухом, дайте мне знать, до этого я туда больше ни ногой, – сказал я. – Это не дело, что она голову в песок спрятала, а вся фабрика в курсе, что под котельной подпольный цех есть. Его надо в производственный корпус срочно переводить и оформлять продукцию так же, как и плановую, чтобы никто не догадывался ни о чём. Три человека должны быть в курсе, директор, главный инженер и главбух. А главбух потом будет изымать и уничтожать лишние производственные документы. От одного небольшого участка их не так и много будет, и они все должны быть локализованы в одном месте, как и зарплатные ведомости, тоже удобно будет изымать. Желательно, чтобы эти десять человек работников главбух сама и рассчитывала, чтоб посторонние не в курсе были.

– Голову в песок она спрятала… Первый раз с таким сталкиваюсь! – раздражённо проговорил Сатчан, вставая и протягивая мне руку. По его виду понял, что он явно собирается к начальству с полученной от меня информацией.

– Желательно также политинформацию провести, – проговорил я, тоже поднимаясь, – среди работников цеха под котельной. Собрать, рассказать, что с приходом нового директора всё теперь будет легально, все официально учтено, и постепенно фабрика будет переходить на всех участках на такую же качественную обувь. Надо дать понять людям, что больше никакого криминала, и пусть только попробуют что-то вынести, тут же милицию по их душу вызовем. Мы же так, через несунов, про цех и узнали.

– Правильно, – сел обратно Сатчан, склонился над своими записями и дописал мои мысли.

Из райкома поехал домой. Пусть там разбираются с главбухом, а я сделал всё, что мог. Дома первым делом поспешил на кухню. На трёхканальнике красовалось письмо. Подумал, что кто-то из своих написал, а это оказалось письмо на адрес редакции. Значит, кто-то из моих добровольных помощников мне оставил, посчитав, что оно требует моего внимания. Ну что же, раз так, то изучу.

В квартире было тихо. Дети, видимо, спали. Стараясь не шуметь, сам себе налил борща в ковшик, поставил греться на плиту и вытащил из конверта письмо от некой Натальи Игоревны Свечкиной. Она писала, что некто Кожевников Никита Богданович, пользуясь своим высоким служебным положением, принуждает её к интимной близости, угрожая создать проблемы и дома, и на работе, если ему откажет. А она не хочет иметь с ним ничего общего. Она порядочная девушка и хочет выйти замуж за порядочного мужчину. И дальше шло перечисление разного рода попыток приставания старого пердуна к молодой невинной девушке.

Тут у меня закипел борщ и залил конфорку. Бросил письмо на стол и принялся вытирать плиту.

Москва. Квартира Ивлевых.

Странное письмо такое, – думал я, вытирая убежавший борщ с плиты. Не пойму, что меня больше смущает, сам факт обращения ко мне по такому поводу или что приставания так подробно перечисляются, прямо, смакуются? Обычно, когда человеком брезгуешь, его приставания не смакуешь…

Налил себе борщ в тарелку, отрезал хлеба и сел за стол дальше читать. Ну, да, мне не показалось, приставания расписаны со вкусом… Что это за ерунда?..

Но самое интересное было впереди, когда я дочитал до конца. Оказывается, старпёр у нас не кто-нибудь, а заместитель управляющего делами аппарата ЦК КПСС! Я чуть не подавился. Это же такая величина! Это же уровень Межуева, если не выше!

Вот это да! Вот это знакомство у девчонки!.. Где она с ним только пересеклась? На работе? Вряд ли. На Старой площади случайных людей нет. Там за каждым кто-то стоит. Там приставать к кому-нибудь вот так начнёшь, и тут же от какого-нибудь министра за дочку или племянницу огребёшь. Дома? Тоже вряд ли. Такие люди живут в соответствующих домах, а там вокруг такие же влиятельные люди…

Что-то тут не так! Это какая-то игра, и меня в ней пытаются использовать втёмную. А это больше всего напрягает. Кто? И зачем? И почему именно меня?

Так… А если это все же правда? Мало ли, девушка уборщицей у него подрабатывает… А я тут всякие гадости думаю на ее счет – подстава, да не может такого быть... Тоже нехорошо, она же ко мне за помощью обратилась. Так, что самое главное? Нужно проверить это письмо… Не проверив информацию, куда-либо соваться, вообще, не стоит, а к такому человеку и подавно. А чтобы толково проверить, мне нужен Мещеряков…

Заодно надо обязательно выяснить, письмо направлено ко мне как к корреспонденту «Труда», или по какому другому поводу? Подумал даже на Оксану было и ее мать. Но потом сильно засомневался – не их уровень. Их уровень – такое письмо с жалобами направить на меня куда-нибудь в прокуратуру, уговорив какую-нибудь деваху опорочить меня – мол, приставал, соблазнял. А такие вот навороты с появлением фигуры из высшей московской номенклатуры – ну какая тут Оксана даже близко? Это все равно как гопник из подворотни на бирже начнет махинации крутить с фьючерсами… Он из этого слова только первые три буквы способен опознать…

Так что, как ни крути, а нашу команду к этому делу надо подключать.

Поспешил во двор к автомату и набрал Сатчана.

– Хорошо, что ты на месте, – сказал я, когда меня с ним соединили. – На завтра на утро какие планы? Надо бы встретиться. Письмо интересное в редакцию на моё имя пришло.

– Да? Ну, подъезжай прямо к началу рабочего дня, – пригласил он и мы попрощались.

Возвращаясь домой, встретил у подъезда Николая, капитана с седьмого этажа, поздоровался с ним, перекинулись парой слов. В рейс ему только в середине марта, пока на земле отдыхает. Пригласил его к себе на день рождения через субботу. Какой-то он весь был замороченный, курил одну сигарету за другой, похоже, ждал кого-то, не стал ему мешать.

Поднимаясь, думал, что журналистика – это, конечно, хорошо, но у каждой медали две стороны. Эти письма на адрес редакции мешками… Мало того, что их надо все вскрыть, прочесть, проанализировать. Так ещё и пользоваться этим кто-то, похоже, начал в своих каких-то непонятных целях. Сел, задумавшись, у окна, и попытался прикинуть возможные варианты. То, что это подстава, сомнений у меня не было. Зачем чиновнику такого уровня, как этот Кожевников, кого-то к чему-то принуждать? Ему всё устроят на отдыхе без всяких проблем и последствий, только намекни! Уж если райкомовские спокойно могли себе позволить девочек в баню привести, то что говорить про чиновников такого уровня?

Тем временем, Николай внизу кого-то дождался и пошёл навстречу вдоль дома. Вскоре под ближайшим фонарём показалась фигура офицера. Да это же Гриша! Николай поравнялся с ним у первого подъезда, поздоровался и они замешкались на несколько мгновений, а потом медленно пошли вместе вдоль дома. У нашего подъезда они попрощались, и Николай ушёл домой, а Гриша пошёл в сторону своего подъезда.

Так, так, так… Только одна идея пришла в голову… Значит, Румянцев и до Николая добрался? Очень похоже, что он сейчас ждал Гришу, чтобы предупредить про интерес Комитета в его адрес. Впервые видел его озабоченным хоть чем-то. Всегда весел, всегда на позитиве, даже с бодуна, а тут вдруг такой смурной… А как Румянцев о нём узнал, вообще? Николай восемь месяцев в году в море… Не иначе, у нас в доме сексот… Тут же, правда, дошло, откуда могли узнать. Зачем им сексот, когда у них есть прослушка моей квартиры? Да они про Николая все знают, что и мы, слушая наши разговоры…

Значит, мне уже можно не рисковать, не идти Гришу предупреждать? Тут же подумал, что все же нет, нельзя так. А вдруг у Николая просто сердце прихватило, а Гриша ему про какое-нибудь народное средство когда-то рассказывал для лечения? Вот он и дождался его, узнал точный рецепт, да и пошел домой, планируя завтра в аптеке все травы купить, да начать отвар делать. Так что теперь мой выход…

Вспомнив про вторую дверь в квартире, быстро оделся, позвал Тузика и поспешил выйти во второй подъезд навстречу Грише. Вот когда второй выход пригодился! – только и успел подумать я, как на этаже открылся лифт. Молча показал Грише не выходить, зашёл в лифт вместе с псом и нажал на кнопку первого этажа.

– Привет, – протянул я ему руку, как только двери лифта закрылись. – Хочу тебя предупредить – ко мне тут человек из КГБ приходил, по поводу тебя расспрашивал.

Гриша вообще в лице не переменился. Ну точно, Николай ему об этом уже рассказал… Но про это спрашивать не буду – нехорошо. Нельзя такое подтверждать, не тому человеку скажешь, у Николая могут быть большие проблемы с Комитетом. Так что Гриша может подумать, что это какая-то провокация, а меня в нее вовлекли поучаствовать, и тогда дружбе вообще конец…

– Спасибо, что предупреждаешь, – сказал, наконец, подполковник.

– Я рискую, ставя тебя в известность.

– Я понимаю, – взглянул он на меня выжидающе.

– Так что, если будешь что-то предпринимать по этому поводу, выжди хотя бы какое-то время, – попросил я, – чтобы не так явно было, что я тебе их интерес сразу слил.

– Естественно, – посторонился он, давая нам с Тузиком выйти на первом этаже.

– Да, и у меня день рождения, – хлопнул я себя по лбу, чуть не забыл. – Приходите к нам с Родькой в субботу двадцатого.

– Обязательно, – усмехнулся Гриша, поблагодарил меня еще раз, и поехал обратно к себе на третий этаж.

Квартира Гончаровых.

Подполковник пришел домой, потрепал по шевелюре обрадованно выскочившего навстречу сына, начал разуваться и раздеваться, а сам ловил себя на том, что в нем борется два чувства. Первое – вполне понятное. Кому же понравится, что тобой КГБ интересуется? Мало приятного, что уж тут говорить… Гончаров был уверен, что ничего такого не сделал, в связи с чем КГБ стоило им интересоваться, но также понимал, что можно пострадать и будучи невиновным…

Но второе чувство тоже было сильным – подполковник гордился своими соседями. И Николай, и Паша ждали его возвращения с работы, чтобы предупредить. Оба сильно могут пострадать, если это вскроется. Обоим очень есть что терять, если КГБ узнает и разозлится. Николай не сможет выходить в море, кто же после такого разрешит ему остаться капитаном, да еще ходящим за границу. А у Пашки вообще работа в Верховном Совете и вся будущая карьера накроется медным тазом… А он еще его, как ни в чем ни бывало, на день рождения свой приглашает. И это узнав про происки КГБ вокруг него… Да подавляющее большинство народу шарахнулось бы от него в такой ситуации в сторону, как от зачумленного!

Но пришли соседи! Предупредили! Это дорогого стоит! Подполковник скучал по временам, когда его окружали боевые товарищи, которые не подведут. А теперь оказалось, что и здесь, сугубо в гражданской обстановке, у него появились настоящие друзья. Проверенные в беде!

И его задача – не подвести доверие товарищей. Так-то первая мысль – рвануть к начальству. Тем более, как раз, его упорно зазывают в «Консерваторию» преподавать. На курсах он себя очень хорошо показал, вот его и заприметили… Так что есть кому пожаловаться на комитетчиков… Нет, нужен план, как на Комитет управу найти, не подведя друзей, что предупредили…

Москва.

Галия отпросилась на часик с работы и встретилась в метро с Еленой Яковлевной, которая договорилась с коллегой, Виктором Пивоваровым, о встрече.

Елена Яковлевна рассказала Галие по дороге к художнику, что он иллюстрирует детские журналы «Мурзилку» и «Весёлые картинки». А в издательстве «Детская литература» вышло уже много книг с его рисунками.

Они приехали в мастерскую к художнику. Елена Яковлевна расписала его, как очень хорошего профессионала, и Галия немного волновалась перед встречей, но, как оказалось, совершенно напрасно. Встретил их улыбчивый человек лет тридцати пяти-сорока с добродушным взглядом. Он тут же окружил женщин вниманием и заботой, больше, конечно, Елену Яковлевну. Усадил за стол, где уже стояли чашки и заварочный чайник. Елена Яковлевна достала пирог, который сама испекла специально перед походом в гости. Галия тоже пришла не с пустыми руками, она накупила пирожков в буфете на работе.

Елена Яковлева звала художника Витя, а Галие было неудобно так к нему обращаться, и она попыталась выяснить его отчество. Но оказалось, что художник не Виктор, а Виталий. Виталий Дмитриевич.

Посмеялись, попили чаю, Виталий Дмитриевич расспрашивал Елену Яковлевну об общих знакомых, которых у них было множество. Они вообще, как оказалось, были хорошо знакомы. Вспомнив про цель их приезда, художник посадил Галию выбирать рисунки из готовых работ. Их были целые папки формата А3! Иллюстрации к детским книгам и просто рисунки. Галия закопалась... Сперва отложила рисунок с жирафой, потом белочкин домик, мышкин домик, слона, танцующего с мышками, мышиную свадьбу…

Когда Елена Яковлевна наговорилась со старым знакомым, она решила посмотреть, что там выбрала Галия.

– Деточка, это ты Павлу всё отложила? – удивлённо разглядывала она отобранные работы.

– Нет, это в детскую, – обескураженно подняла на неё глаза Галия.

– Муж отошёл на второй план, – рассмеялся подошедший Виталий Дмитриевич.

– Нет, нет, мы сейчас выберем, – уверенно ответила Елена Яковлевна. – Убираем рисунки. Давай, Витя, показывай нам живопись.

– А можно эти оставить? – спросила Галия, показывая на те рисунки, что ей понравились. – Я заплачу за них!

– Конечно, и денег не нужно, – ответил, улыбаясь, художник. – Мне лестно, что вы сочли мои работы достойными для воспитания ваших сыновей.

Москва. Комната Куницыных.

Вернувшись с работы, Софья Ивановна, не раздеваясь, прошла в комнату и обессиленно села на стул у дверей. Дома была только старенькая мама и невестка с малышом. Отец и старший сын были ещё на работе, а младший сын ещё не вернулся из училища.

– Ну, что, Софья Ивановна? – взволнованно спросила невестка. – Чего вызывали-то?

А у той сил не было что-либо объяснять. Она молча достала смотровой ордер и протянула невестке. Та сунула малыша в руки прабабушке, взяла непонятную бумагу и принялась вслух читать. По мере того, как до старой прабабушки стало доходить, что это за документ, она начала всхлипывать. Молодая невестка, не веря собственным глазам, прижала руку ко рту, и, перечитывая который раз ордер на квартиру, с трудом сдерживала рыдания. А сама Софья Ивановна тихо плакала, опустив голову и трясясь одними плечами.

Так их всех и застал вернувшийся из училища младший сын, не на шутку перепугавшийся в первый момент. Парень, как и любой советский подросток, кучу фильмов про войну просмотрел, так что сразу понял, что застал момент, когда в семью пришла похоронка. И побледнел, пытаясь понять, кто же помер?

Москва. Лубянка.

Просмотрев акты прослушивания квартирного телефона Ивлева, полковник Воронин подумал, что нельзя сказать, что это было совсем бессмысленным мероприятием. Очень интересная, например, всплыла информация по Святославлю. Из разговоров бывшего директора завода становится ясно, что там возможны хищения в масштабах города. Но копать против первого секретаря горкома, пусть и бывшего, не так уж и безопасно. Не любят такие дела в ЦК… Так что решил новый первый секретарь своими силами расследовать деятельность предшественника, пусть сам и разбирается, если что-то найдёт.

Эх, если бы речь шла о хищениях на заводе! Тогда полковник быстро нашёл бы кому предоставить эту информацию. Успешное расследование дела о хищении на градообразующем предприятии – это гарантированный жирный плюс и в биографии, и в карьере. Такие дела только своим дают. Так можно кого-то своим должником сделать…

Ещё Воронин узнал, что у Ивлева очень плохие отношения с тёщей. Настолько плохие, что полковник порадовался, что его собственная тёща совсем не похожа на эту злобную святославльскую ведьму.

На самом деле, – думал Воронин, – не может у человека везде всё быть хорошо. Вот смотришь на Ивлева и думаешь, восемнадцать лет, а уже жена-красавица, дети, квартира, машина, успешная учёба в МГУ, в Верховный совет как-то пробрался. Везде его ценят высоко… Зато, в противовес всему этому счастью, тёща со своей матерью, две злобных ведьмы, наказание своеобразное от судьбы, чтобы Ивлеву не всё в жизни было мёдом намазано. Жизнь – штука сложная…

А жена какая умница! Это же надо, телеграмму о беременности любовницы мужа получила, и не так сильно и психанула. По крайней мере, выслушала все объяснения, поняла, никаких истерик не закатывала… Интересно, а моя Ленка что бы сделала, если бы такую вот телеграмму получила? – думал полковник. – Да нечего гадать… Она бы тут же молниеносно собрала все вещи, и только бы я её и видел. Искал бы потом и пытался что-то объяснить, но не факт, что получилось бы вообще… Гордая она у меня… Увы, часто в ущерб здравому смыслу…

Вернувшись с прогулки, застал уже маму дома. Уточнил, не звонила ли она в деревню бабушке случайно? Надо же передать родне приглашение на мой день рождения. Она сказала, что уже всем позвонила и бабушке на работу, и Инне. Спросил, на какой день она Жариковых пригласила, на субботу или воскресенье?

– На воскресенье, – растерянно заморгала на меня мама. – А на когда надо было?

– Не-не, всё правильно, – поспешил я её успокоить. – На субботу пригласил ещё соседа с седьмого этажа, Николая, допиши в список, пожалуйста.

Тут я вспомнил, что до Альфредо так и не дошёл, чтобы пригласить на свой день рождения и пошёл ко второму выходу из квартиры. Как же удобно, одеваться не надо. И Мартин, и Альфредо оказались дома, посидел у них чисто символически, обменялись новостями, и я вернулся к себе. А от вполне возможной прослушки у них подстраховался – пару раз громко им напомнил, что мне замдекана велела за ними присматривать. Постарался уместно это сделать, и разными фразами, чтобы парни не обалдели…

Остаток вечера расписывал и оформлял пьесу. Придумал начать первое действие с подготовки к свадьбе младшего брата, а старший, типа, уже женат. Все вводные, кто есть кто, и как к кому относиться, будут даны в первых сценах подготовки к свадьбе. А потом, собственно, праздник, цыганская свадьба! Тут весь «Ромэн» можно на сцену вывести с танцами. А уже потом драматургия начнётся, склоки, делёж дома, война...

Пришел с дежурства Загит, и тут же и выяснилось, что это именно он нашел это пресловутое письмо. Очень он был возмущен, так и порывался поехать и набить морду этому чинуше. Пришлось его успокаивать – сказал и про то, что это может быть провокация, и про то, что именно означает эта озвученная в письме должность. Так-то Загит и не понял, что речь идет о кремлевском небожителе…

В среду прямо с утра поехал с письмом Свечкиной в райком. Сатчан прочитал его, и присвистнул, ошарашенно уставившись на меня.

– Угу, я вот тоже так же вчера, – усмехнулся я. – Что скажешь?

– Да бред какой-то, – бросил он письмо на стол перед собой. – Он себе балерину любую возьмёт, и она только рада будет.

– Ну, вот и я о том же. Думаю, нельзя это письмо игнорировать. Это, как минимум, клевета. А может и провокация. Нужно выяснить, кто этим занимается… И против меня ли это направлено, или против нашей группировки?

– Да ты что? – с сомнением посмотрел на меня Сатчан.

– Ну, мало ли…

– Блин, но если это против нас всех... Кто же может такой информацией обладать?

– Вот и хотелось бы это разузнать, – кивнул я.

– Я, конечно, расскажу Бортко. Тот уже Захарову сообщит, а тот Стельмухову.

– Мне бы Мещерякова задействовать по этому делу, – предложил я

– И это тоже уточню.

На этом мы попрощались.

Москва. Горный институт.

Группа Дианы сегодня сдавала очередной экзамен. Девчонки со всех курсов преподавателя любили, он им всегда ставил четвёрки, независимо от уровня знаний. Если, конечно, нужна была пятёрка, тогда уже спрашивал, как парней. Девчонки шли на экзамен всегда первыми, клали преподавателю зачётки, и в скором времени выходили счастливые, и разбегались кто куда. Зоя Малюгина ждала подругу, стоя у окна и вдруг увидела, как их однокурсница Дианка Полянская идёт по улице мимо с видом королевы. Тьфу ты, уже Диана Эль Хажж. Попробуй еще запомни новую фамилию…

Вот почему одним всё, а другим ничего? – думала Зоя, глядя вслед Диане. – Приехала непонятно откуда, из далекой провинции, строила тут из себя звезду мирового масштаба, никого вокруг не замечала, делала, что хотела. Сколько девчонки сплетничали по ее поводу, сколько хихикали, в ожидании, что столица ее обломает! Но нет, какой там облом… Взяла и тут же замуж вышла за богатого иностранца, он за ней на «Волге» приезжает. И одевается она, как артистка, и из заграниц не вылезает, у неё, говорят, даже трусы импортные. И учится за неё папа-доцент. Ну, почему так?!

Однако все эти вопросы тут же вылетели у Зои из головы, стоило ей увидеть, что Диана садится в чужую машину. «Волгу» мужа Дианы она прекрасно знала. Да что она, вся группа знала и завидовала… Красивый богатый мужчина на красивой машине…

Это что ещё за новости?! – ошарашенно смотрела Зоя на отъезжающую машину, даже не сообразив, что Диана села на водительское место. – Это она и любовника себе такого же богатого завела?! А муж как же? У неё такой классный муж!..

Тут к Зое подошла подруга, которую она ждала, их с Дианой однокурсница Света Виноградова.

– Светка, а у тебя телефона Дианки Эль Хажж нет случайно? – спросила её Зоя.

– Был, вроде, где-то, – полезла подруга в сумку за записной книжкой. – А что такое?

– Да она перчатку на подоконнике оставила, будет искать, – соврала Зоя. – Позвоню, предупрежу. А то ты знаешь этих богатых, решит, что совсем потеряла, да и выбросит оставшуюся. Жалко…

– Да уж, перчатки у неё знатные, – согласилась Света и дала подруге списать номер.

А вдруг, Бортко и Захаров не воспримут это письмо всерьёз? Посмеются, покрутят у виска и всё на этом… И что мне делать? Только время потеряю… Как ни пытался я думать, что это может быть настоящее письмо, от попавшей в беду девушки, но мне все же в это не верилось… Жизненный опыт говорил, что так не бывает. Будь я молодым глупым пацаном, может, и купился бы. Но нет, я тертый жизнью профессионал, много чего повидавший на своем прежнем жизненном пути. Так что мне надо вычислить этого поганца, что меня решил втёмную использовать. Это мина замедленного действия, нельзя такое игнорировать. Нужно посоветоваться со знающим человеком…

Увидев телефон-автомат на улице, позвонил Васе Баранову и попросил о встрече. Вася меня выручил с ошалевшей бабкой, я его выручил с машиной. Квиты, вроде, по крайней мере, видя, как он влюблен в новую машину, он точно так считает. Можно к нему за помощью обращаться снова, не влезая в слишком большие долги…

– Понимаешь, Вась, – объяснял я ему, сидя у него в рабочем кабинете через полчаса, – это очень большой человек, ему ни к чему так подставляться. Это явно кто-то меня во что-то втягивает. Хочу понять, кто и во что?

– Ну, во-первых, давай, я пробью эту Свечкину, – предложил Вася. – Адрес у нас есть, – покрутил он в руках конверт, – надеюсь, он настоящий. Во-вторых, можно к ней сходить, поговорить, может, она и знать не знает, что к ней кто-то пристаёт. Только один не ходи, раз есть вероятность, что это подстава. Возьми с собой кого-нибудь. Ты же журналист, вот и возьми с собой фотографа.

– Фотографа? – не понял я.

– Ну, я имею в виду кого-то, кому доверяешь, кто будет играть роль фотографа. Я бы сам с тобой сходил, но сам понимаешь, чёрти что твоя эта Свечкина может подумать, меня увидев…

– Все верно. Понял, спасибо, Вась, – протянул я ему руку на прощанье.

– Позвони мне, как съездишь, – попросил он.

– Обязательно.

Вышел из отделения милиции и остановился, не зная, куда дальше идти и что делать? Ну да, Вася в штатском был бы идеальным вариантом, но из-за его внешности можно и спугнуть «жертву». Вася уже мне немало смешных случаев рассказал, когда его африканская внешность приводила к различным недоразумениям. Кого же тогда взять с собой «фотографом»? Может, Марата? Телохранитель из него точно будет хороший… А нужен ли мне сейчас телохранитель? Едем на адрес к девчонке без предупреждения, телефона же нет. Засада меня вряд ли там будет ждать. Максимум, что она может мне устроить, это обвинение в попытке изнасилования. На этот случай, мне, просто свидетель нашей встречи нужен. Желательно, чтобы ещё и в женщинах разбирался…

Так, так, так, появилась у меня мысль о таком специалисте… Мне срочно нужен телефон, – огляделся я в поисках автомата.

Москва. Кабинет первого секретаря Пролетарского райкома КПСС.

– Решили, что делать с главбухом на обувной фабрике? – спросил Бортко Сатчан. – Ивлев ждёт команду, когда на фабрику вернуться можно будет. А мы заинтересованы в том, чтобы он пораньше там за дела взялся, по уму все сделал…

– Мы с Захаровым сегодня встречаемся, будем думать и насчёт главбуха, и насчет главного инженера. И по подарку Ивлеву, кстати, тоже. Вы же дружите, подскажи, что бы ему подарить?

– Может, мебель красивую в кабинет? Он себе кабинет маленький сделал в объединённой квартире.

– Насколько маленький?

– Метров шесть, ну, может семь, это по плану была кухня… Кстати, ему письмо пришло на адрес редакции. Там некая девица утверждает, что её домогается Кожевников из Управления делами аппарата ЦК.

– Чего?.. Правда, что ли?

– Маловероятно. Ивлев опасается, что это может быть какая-то провокация.

– Значит так, даже… – озадаченно смотрел Бортко на Сатчана. – А если это проверка какая-то?

– Какая?

– Ну, кто-то же и для чего-то это Ивлеву прислал? Короче, лично на мой взгляд, так пусть Мещеряков с этим делом сначала разберётся, правда это или не правда. А потом будем думать, что с этим делать. Я согласую с Захаровым, думаю, он согласится его задействовать.

– Алло, пап, это я, – дозвонился я отцу на работу из автомата у метро. – У тебя есть какие-то планы сегодня на вечер? Хотел у тебя помощи в одном деликатном деле попросить.

Больше по телефону я ему ничего сказать не мог, но отец тут же вызвался помочь, и я поехал к нему в Горный институт. Вовремя же я наладил с ним отношения, чуть не порушенные откровениями Дианы…

Вскоре выяснилось, что я не ошибся, выбрав именно его в «фотографы». Как только он прочёл письмо, так сразу сказал, что это всё туфта. У него тоже было такое ощущение, что писавшая прошла уже и Крым, и рым…

Посмотрели, где находится улица «Красный Казанец». Первый раз вообще про неё услышал, может, конечно, в будущем её переименуют. Ехать надо до станции метро «Ждановская». Предложил отцу встретиться там вечером часов в шесть, а я съезжу пока за фоторужьём, чтобы он солиднее выглядел, как настоящий газетный фотограф. На этом мы с ним попрощались до вечера, и я уехал.

Москва. Квартира Эль Хажж.

Фирдаус вернулся из торгпредства. Аиша готовилась к очередному экзамену в своей комнате. Жены ещё не было. В последнее время Диана пропадала где-то всю первую половину дня, несмотря на то, что началась сессия. Говорила, что в одной из аудиторий занимается с девчонками, готовясь к экзаменам. Дома, мол, невозможно сосредоточиться на учебе. Приезжала домой утомлённая и была какая-то задумчивая.

Аиша на тренировки ходит три раза в неделю, и то больше дома времени проводит, – подумал Фирдаус. – И хозяйство всё на ней, даже приходится самому ей помогать, продукты покупать, иногда готовить…

Тут раздался телефонный звонок.

– Здравствуйте. Это муж Дианы? – услышал Фирдаус в трубке молодой женский незнакомый голос.

– Да, – удивлённо ответил он.

– Хочу вам сказать, – серьёзно заговорила незнакомка, – что я категорически против того, чтобы жёны обманывали своих мужей и осуждаю поведение Дианы.

– Что, простите? – ничего не понял Фирдаус.

– Я осуждаю поведение Дианы, – повторили на том конце провода. – Потому что честность – это самое главное качество человека.

– Зачем вы мне всё это говорите? – всё ещё не доходило до него, что ему хотят сказать.

– Господи, да что же тут непонятного?! – не выдержала незнакомка. – Твоя жена тебе изменяет!

– Что за глупости?! – воскликнул Фирдаус, вспомнив рассказы жены о телеграмме, которую получила Галия от родной бабушки про беременность мнимой Пашиной любовницы. – Я своей жене доверяю.

Он уже хотел прекратить разговор, но незнакомка вдруг рассмеялась в трубку.

– Ну, раз ты такой доверчивый, – проговорила она. – Посмотри, с кем она каждый день после первой пары уезжает с занятий из Института на зелёной «Волге».

– И с кем же она уезжает? – встревожился Фирдаус, но незнакомка уже положила трубку.

Да что же это такое? – схватился он за голову. – Никогда не думал, что меня это коснётся… Чего ей не хватало? Все время же твердила, что без ума от меня! Какой позор!..

Северная Италия. Больцано.

Наладив производство первой модели чемодана в трёх размерах и нескольких цветах, и подписав несколько долгосрочных контрактов с оптовыми заказчиками, Тарек задумался о расширении чемоданного производства.

Поднявшись к себе в офис, он достал из сейфа тетрадь с рекомендациями московского партнёра по продвижению новой продукции на мировой рынок. Большинство рекомендаций были уже выполнены, Тарек пунктуально зачёркивал карандашом порядковый номер рекомендации, выполнив её.

Осталось выполнить всего один пункт: подарить свои чемоданы стюардессам пяти крупных авиакомпаний Европы и Америки, минимум по десять штук в каждую. Цель: продемонстрировать через них свою новинку как можно большему количеству людей при деньгах по всему миру. Ну да, самолетами все же обычно не бедняки летают…

Тарек задумался, полсотни чемоданов было жалко. Заказчики и так приезжают за товаром регулярно. А тут, получается, кроме самих чемоданов, надо потратиться на доставку и услуги поверенному, который будет их дарить. Но, подумав, что до сих пор рекомендации Павла приносили только пользу бизнесу и неплохой доход, решил всё-таки действовать и вызвал к себе Алонзо Скварчалупи, бывшего главного инженера фабрики, которого повысил до своего заместителя. Велел ему подготовить по десять чемоданов в цвет формы стюардесс пяти основных авиакомпаний, бывающих в Милане.

Тарек решил подключить к процессу вручения подарков своего старого знакомого из Милана Марио Гуфа. Ему проще там на месте доехать до Миланского аэропорта, набрать рекламных буклетов авиакомпании с пилотами и стюардессами в форме и переслать в Больцано, чтобы тут на месте изготовить чемоданы в цвет их формы. И раздачу стюардессам он организует с заполнением расписок от получивших за каждый чемодан, во избежание злоупотреблений.

Алонзо слушал хозяина фабрики с выпученными глазами.

– Пятьдесят новеньких чемоданов просто подарим? – не мог поверить он собственным ушам.

– Да, Алонзо. Просто подарим. Я сейчас свяжусь с посредником в Милане и попрошу его набрать в аэропорту Милана рекламок крупных международных авиакомпаний, чтобы нам знать, какого цвета дарить чемоданы представителям каждой из них.

– Вы уверены? – не унимался Алонзо.

– Точно. Это будет самая маленькая по размеру модель. Можете начинать готовить комплектующие, – ответил Тарек таким тоном, что Алонзо понял, что спорить бесполезно.

Москва. Кабинет второго секретаря Гагаринского райкома КПСС.

– С днём рождения, Герман Владленович, – заглянул в кабинет Володина Самедов, специально подгадавший на сегодня выполнение поручения начальства вне стен родной комиссии.

У Володина уже собрались все его ближайшие коллеги. Самедов вручил ему бутылку хорошего коньяка в подарочной коробке и сел за стол, очень даже щедро накрытый. Тут и бутерброды с икрой были, и сырокопченая колбаса, и пирог с осетром. Коллеги гуляли уже с четырех часов. Кто-то заходил минут на пятнадцать-двадцать, поздравлял и уходил. Кто-то задерживался подольше, кому служба позволяла. Но ближе к окончанию рабочего дня все начали расходиться, а после шести остался только тесный круг «особо приближённых».

– Ну что же, товарищи, пользуясь случаем, обсудим дела наши скорбные? – предложил Володин. – Наконец, все собрались, надо пользоваться таким случаем. Итак, обувную фабрику только под себя взяли и сразу потеряли, не успев облизнуться. Как это произошло? Кто-нибудь может мне объяснить?

– Там несчастный случай на производстве был, прокуратура налетела с разбирательствами, – ответил Гончарук.

– Несчастный случай не на производстве был, – поправил его Белов. – Мне Муратов, старый их директор, говорил, что статья в «Труде» его подкосила, помните, про директора-феодала? Вот, это как раз про его фабрику.

– Это там, где баба уксуса наглоталась из-за квартиры? – удивлённо уточнил Володин.

– Да-да-да. Всё из-за очереди на квартиру, – кивнул Белов. – Там ещё были претензии у рабочих, территория грязная, вечно перекопанная, теплотрассу у них там перманентно ремонтируют. Ещё какие-то претензии… Но это всё ерунда. Весь сыр-бор начался, когда у этой бабы нервы сдали, и она уксуса наглоталась. Вот тогда, после этой статьи, прокуратура за Муратова и взялась.

– Зачем надо было доводить до этого? – недоумённо спросил Володин. – Вот зачем? Из-за чего мы фабрику потеряли? Из-за квартиры, получается? Кому её квартира досталась?

– Кому-то досталась, – развёл руками Гончарук. – Не себе же Муратов её выделил. Это уже неважно…

– Как это, неважно? – удивлённо посмотрел на него Володин. – Очень даже важно! Делайте выводы на будущее! Про людей нельзя забывать! Вы видите, чем это чревато?

– Это всё Муратов виноват, – ответил Гончарук. – И правильно его сместили! Как он допустил, что такая статья вышла? Зачем пустил к себе этого корреспондента?

– А кстати, он говорил, что никакого корреспондента у себя на территории не видел и не слышал, – возразил ему Белов.

– Откуда он, вообще, взялся на нашу голову, этот корреспондент? – раздражённо спросил Володин. – Как его фамилия? Кто он такой?

– Ивлев какой-то, – ответил Белов.

– Постойте, Ивлев? – напрягся Самедов, которого вообще в развитие событий с обувной фабрикой снова не посвятили. – Павел Ивлев?

– Ты что, его знаешь? – удивился Володин.

– Студент мой бывший из МГУ… Который меня с молодёжной инициативой в Верховном Совете прокатил… И в «Комсомольском прожекторе» он у меня работал в МГУ.

Все озадаченно смотрели на него.

– Ну-ка, вспоминай, Рашид Фархадович, всё, что ты про него знаешь, – потребовал Володин. – Чей он, от кого и кто за ним стоит?

– Был момент ещё в университете, – задумчиво потирал подбородок Самедов, – за него просил Захаров, второй секретарь горкома... Требовал обеспечить студенту Ивлеву свободное посещение и режим наибольшего благоприятствования…

– Вот тебе и раз, – обескуражено смотрел на него Володин. – Мы думали, статья случайно вышла… А может, не случайно? А? А не тот ли это засланный казачок у тебя в «Прожекторе», которого ты всё искал? А? – сверлил он взглядом Самедова. – Немедленно узнайте, кто сейчас возглавил нашу фабрику и кто за ним стоит! А ты, Рашид Фархадович, попробуй у себя там аккуратно узнать, Захаров просил за Ивлева по стечению обстоятельств, кто-то, просто, попросил поспособствовать, или Ивлев его человек?

Встретились с отцом на станции метро «Ждановская» и пошли искать улицу с чудным названием Красный Казанец. Немного запутались, вышли не с той стороны железной дороги, но нам люди быстро подсказали, где эта улица, и в какой стороне её начало.

Прогулялись минут двадцать, что неплохо для здоровья, и оказались возле панельной девятиэтажки, совсем свеженькой на вид.

– А дом новый, – заметил отец. – Какая квартира?

– Двадцать семь, седьмой этаж, – прикинул я.

– Ну пошли, посмотрим на твою недотрогу.

Вручил ему чемодан с фоторужьём, и мы вошли в подъезд.

Дверь нам открыл дед в трениках и майке.

– Нет Наташки, – с неприязнью глянул он на нас.

– А когда будет? – вежливо поинтересовался я.

– Когда будет, тогда и будет. Что вам надо?

– Извините, не могу сказать, – ответил я. – Мы по личному вопросу.

– Вот я вам сейчас дам, по личному вопросу! – вдруг начал орать дед и мы поняли, что лучше бы нам было подождать эту Наташку на улице.

Опасаясь пропустить Свечкину, вызвал лифт и показал бате глазами, чтобы он спускался вниз на лифте, а сам пошёл пешком. Дед ещё повыступал немного, а потом слышно было, как хлопнула дверь.

Когда я вышел на улицу, отец уже ждал меня.

– Необщительный какой, – глянул он на верхние окна.

– У них окна на другую сторону выходят, – заметил я. – И чего он так разорался?

– Ну, припёрлись два мужика к девушке, – ответил отец, глядя на меня со снисходительной улыбкой. – А ты – мы по личному вопросу… Надо было соврать что-то…

– А что я должен был сказать? Я даже не знаю, работает она или учится. Ошибешься – и все насмарку…

Посмеялись с ним и стали ждать. Люди шли с работы, к дому кто-то всё время подходил, но все либо шли мимо первого подъезда, либо совсем нам не подходили по возрасту и семейному положению.

Ждать пришлось минут сорок. Наконец, в свете дежурной лампы над дверью подъезда показалась миловидное создание и направилось прямиком к нам.

– Простите, вы не Наталья, случайно? – спросил я.

– Да, Наталья, – почему-то испугалась она.

– Из двадцать седьмой квартиры? – уточнил я, и она кивнула в ответ.

– Мы там немного вашего дедушку разозлили. Мы не специально, – улыбнулся я.

Дорогие читатели! Спасибо, что были с нами! Продолжение приключений Пашки Ивлева - в двадцать пятом Ревизоре!!! https://author.today/work/376109