Крид: Советник Соломона
Ты условно бессмертен. Но вечная жизнь — это проклятие, а вовсе не дар. Ну а сам ты просто жалкий бродяга, скитающийся по суровой Африке, где древние легенды о царе Соломоне сплетаются с реальностью, а мистические существа — не просто сказки. И вот ты оказываешься в центре опасной игры, где ставки высоки, а смерть — всего лишь временная неудача. Враги преследуют тебя по пятам, а коварные ловушки таятся на каждом шагу. Чтобы выжить, ты должен найти легендарный артефакт царя Соломона — единственный ключ к снятию проклятия. Но время работает против тебя. Древняя сила хочет всё уничтожить, ну а тебе ещё придётся разобраться с предателями, одолеть могущественных магов и сразиться с армией демонов. Всё это — в погоне за артефактом, который может стать твоим спасением или же окончательной погибелью.
Annotation
Ты условно бессмертен. Но вечная жизнь — это проклятие, а вовсе не дар. Ну а сам ты просто жалкий бродяга, скитающийся по суровой Африке, где древние легенды о царе Соломоне сплетаются с реальностью, а мистические существа — не просто сказки.
И вот ты оказываешься в центре опасной игры, где ставки высоки, а смерть — всего лишь временная неудача. Враги преследуют тебя по пятам, а коварные ловушки таятся на каждом шагу. Чтобы выжить, ты должен найти легендарный артефакт царя Соломона — единственный ключ к снятию проклятия.
Но время работает против тебя. Древняя сила хочет всё уничтожить, ну а тебе ещё придётся разобраться с предателями, одолеть могущественных магов и сразиться с армией демонов. Всё это — в погоне за артефактом, который может стать твоим спасением или же окончательной погибелью.
Крид: Советник Соломона
Пролог
Широка и богата земля Сомали I
Шаманизм и ничего лишнего ну или почти
Широка и обильна земля Сомали II
Широка и обильна земля Сомали III
Широка и обильна земля Сомали IV
Слуга государства
Широка и обильна земля Сомали V
Адаль должен быть уничтожен!
Советник Соломона
Елена Эфиопская
Кофе и ничего лишнего ну или почти
Шаманизм и ничего лишнего ну или почти II
Убийца богов
И дым Инферно манит так
Слуга государства II
Слуга государства III
Слуга государства IV
Слуга государства V
Крид: Советник Соломона
Пролог
Солнце, только что взошедшее над горизонтом, окрашивало небо в нежные оттенки розового и оранжевого, словно расписывая его кистью художника. Его лучи, пробиваясь сквозь легкую дымку над Красным морем, касались поверхности воды, заставляя ее мерцать миллионами бриллиантов. Воздух, ещё прохладный от ночного дыхания пустыни, был пропитан соленым ароматом моря и легким запахом цветов, которые, как ни странно, цвели на скалистых берегах.
Я лежал в тесном гробу, сколоченном из грубых досок и скрепленном ржавыми гвоздями. Он был предназначен для погребения, но вместо того, чтобы покоиться на дне морском, он плыл по течению, гонимый морским ветром и волнами, которые нежно покачивали его, словно колыбель.
И чувствовал, как прохладная вода омывает меня, щекоча кожу и проникая вглубь гроба. Внутри было душно, но я не испытывал страха. Я был просто… Безмятежным духом. Временный обитатель этого сколоченного из досок убежища, который плыл навстречу неизвестности.
На горизонте, где небо сливалось с морем, виднелись силуэты горных вершин, покрытых песком и камнями. Они напоминали гигантов, спящих под солнцем, хранящих тайны этого мира. И я, маленький человек, плывущий в этом мире, как песчинка на ветру, был лишь малой частью этого грандиозного пейзажа.
Гроб, в котором я находился, содрогнулся, как будто в него врезалась огромная рыба. Потом началась резкая качка, и я уже не чувствовал ласкового покачивания волн, а ощущал грубое движение. Потом с грохотом что-то упало на крышку гроба, а затем меня небрежно подняли, словно какой-то никому не нужный груз. Почувствовал резкий рывок, и я оказался на палубе.
Сверху на меня свалился яркий солнечный свет, от которого я прищурился. Я услышал раздающийся вокруг отборный мат, приправленный непонятными словами на сомалийском. Я попытался поднять голову, но в этот момент крышка гроба с грохотом отлетела в сторону, а в раскрытый гроб заглянули четыре лица с дикими глазами и крайне загорелыми лицами.
— Демон! — заорал один из них и уже замахивался на меня ржавым ножом.
— И вам не хворать, господа пираты, — сказал я, хищно улыбаясь, оглядывая их не без толики интереса.
Они застыли от удивления, а их ножи опустились. Я почувствовал внезапный прилив силы, видимо, зарядившись от солнышка, и, захватив один из ножей, я с легкостью выбил его из руки пирата. Затем я с быстро и осторожно справился с остальными тремя.
Поскольку действовал на голых рефлексах, то снова остался один, но теперь не в гробу, а на полноценной галере, что двинулась в сторону берега и, судя по всем признакам, уже держала курс на сомалийское побережье. Молча стоял на палубе, оглядывая окружающую меня суету. В воздухе пахло солью, рыбой и чем-то еще, до одури неприятным.
Мой взгляд случайно упал на крышку гроба, которая лежала рядом со мной. Она была сделана из грубых досок, сбитых небрежно, с неровными краями и отверстиями, словно её прогрызали черви. На ней был вырезан традиционный миафизитский крест, а под ним черной, давно уже выцветшей и почти истлевшей тушью была надпись: «ВИКТОР КРИД».
Я задумался. Это имя звучало знакомо, но я не мог вспомнить, где я его уже слышал. Или читал? Может быть, это имя мое? А ведь и правда, я не помню своего прошлого, и, возможно, это была моя былая жизнь. Но что тогда делает мой гроб на пиратском корабле в Красном море? И почему меня бросили в море в этом гробу? Была ли это попытка уничтожить меня или что-то еще?
Мысли кружились в голове. Я захотел отбросить эти сомнения, но вместо этого они только усиливались. Если этот гроб не мой, тогда кто я такой? И кто, собственно говоря, этот Виктор Крид? Все становилось еще более загадочным. И в этом мистическом тумане я почувствовал не ужас, а странное удовлетворение. Я не знал, кто я такой, но уже чувствовал, что моя история только начинается, и это было чертовски будоражащим.
Галера неуклюже билась о скалистый берег. Вдали же видны только бесконечные песчаные дюны и скалы, омываемые морской водой. С высоты палубы я увидел несколько фигур, бегающих по пляжу с воплями и криками. Они махали копьями, бросали камни и резвились в бесчеловечной оргии насилия. По всей видимости, аборигены, что населяли эти земли. Веками их племена вели жестокие сражения, решая конфликты силой оружия.
В этот момент уже не имело значения, что они делают. Я не чувствовал ни сочувствия, ни отвращения. Лишь раздражение. Схватив оставшийся после пиратов нож, я сделал шаг к борту галеры и с нескрываемым удовольствием спрыгнул в воду. Холодная вода тут же охладила мою кровь, и я почувствовал очередной прилив силы. И пусть я привычно был один против всего мира, но это не пугало меня. А напротив, лишь вдохновляло.
Агрессивно поплыл к берегу, оставляя за собой бурлящий кипящий вихрь мыслей, чужих страхов и сомнений. Я не знал, что ждет меня на берегу, но я был готов к чему угодно. Потому что, по крайней мере, я был свободен. А что ещё нужно человеку, как не свобода?
Кто-то скажет: «Крыша над головой? Люди вокруг?» Но нет. Свободы уже достаточно, чтобы взять самому всё, что душенька желает!
Я греб мощно и энергично, словно рассекая воду на части. Не знаю, что заставило меня так энергично двигаться к берегу. Может быть, это было иллюзорное ощущение свободы, которое я испытал, когда выбрался из гроба и отправился в плавание. Может быть, это была жажда приключений, которая кипела во мне всю жизнь. А может быть, это была просто жажда жизни, которую я уже начал забывать, живя в бесконечном цикле смертей и воскрешений. Кто знает? Но по ощущениям пробуждение в гробу было далеко не первым и даже не сто первым.
Но что бы меня ни толкало вперед, я был счастлив. Счастлив от того, что я жив. Счастлив от того, что я свободен. Счастлив от того, что я могу сам решать свою судьбу. Уже видел берег. Что выглядел диким и неприветливым, покрытым песком и камнями.
Выбрался из воды и по-звериному отряхнулся. Мое тело казалось усталым, но дух при этом полон энергии. Огляделся вокруг. Пляж был пуст. Ни одной живой души. Лишь волны шумели о своем бесконечном путешествии. Сделал ещё несколько шагов вглубь берега. Солнце светило ярко, и песок был горячим. Я чувствовал, как он обжигает мне ноги.
Но я не обращал на это внимания. Ибо был свободен! И это было всё, что имело значение.
Нож в руке дарил приятную тяжесть вкупе с иллюзорной защищённостью от опасностей данного мира, но человек с ножом куда опасней человека без ножа, разумно ведь? Мысленно усмехнувшись, я спокойно направился в сторону ближайшего поселения, где и шёл активный бой между местными.
Ощущение острого лезвия в руке было знакомо, как и то чувство неуязвимости, которое оно приносило. Да, я был бессмертным, но это не значило, что я не мог быть «убит», пусть и временно. Мое тело могло быть разорвано, разрублено, сожжено. Но я всё равно вернулся бы к жизни, пусть и не сразу. Забавно, не правда ли?
И вот тогда я и понял, что неуязвимость — это не дар, а проклятие. Я был ограничен в своих действиях. Я не мог умереть, но я мог быть искалечен, потерять свой разум, оказаться в плену у своих врагов.
Поэтому я и взял в руку нож, что делал меня сильнее и чуточку опаснее.
Без какой-либо спешки в сторону поселения, где шел бой. Слышны крики, вопли и лязг оружия. Но я не испытывал ни страха, ни сочувствия. Ибо был бессмертным и не мог ничего потерять, кроме времени.
Приблизился к поселению, которое представляло собой скопление хижин из глины и тростника, окруженных деревянным забором. Он был проломлен в нескольких местах, а рядом валялись оторванные куски досок. Забор служил скорее символом, чем защитой, и сейчас он выглядел крайне убого.
Воздух насыщен едким запахом гари, словно в поселении недавно прошел пожар, оставивший после себя только золу и печаль. Но этот запах перебивал еще более сильный аромат — запах крови. Тяжелый, душный, проникал в ноздри, оставляя горький привкус на языке.
Яркое солнце, не жалея красок, окрашивало мир в яркие оттенки. Но даже солнечный свет не мог спрятать отвратительные детали боя. Копья, покрытые сгустками крови, выглядели как черные веточки, брошенные на землю. Топоры, упавшие с могильными криками в пыль, отражали солнечные лучи, как зловещие зеркала.
С каждым выстрелом из лука или броском копья в воздух взлетала красная пыль, словно кровь не просто текла по земле, а взмывала вверх, будто хотя бы на мгновение желая оставить это проклятое место. И когда солнце отражалось от этой пыли, она становилась похожа на туман, на занавес, за которым скрывается ад.
А внутри этого ада всё так же продолжался бой.
Я увидел мужчин, женщин, даже детей, сражающихся с неистовой яростью, словно дикие звери, загнанные в ловушку. Они кричали, рычали, плевали в лицо врагу, пытались нанести смертельный удар. Их лица были искажены ненавистью, глаза затуманены злостью, руки дрожали от усталости и адреналина.
Остановился, словно в грудь воткнули ледяной клинок. Не физическая боль, а духовная. Холод, пронизывающий до костей, не от ветра, не от воды, а от того, что я видел. Я чувствовал дуновение чего-то величественного, древнего, неумолимого. Это было не божество в нашем понимании, а предвечная богиня смерти.
Её шёпот проносился над полем сражения, и я видел, как вокруг меня клубится сладостно-смрадный туман, словно она пытается поглотить и утащить меня в свою бездну. Но я всё так же не мог понять, почему они не боятся ее, не чувствуют ее присутствие. Может быть, она так давно среди них, что стала частью их жизни?
Я видел смерть, но не испытывал ни страха, ни отвращения. Я не мог умереть. И это была моя проблема, и она же была моей прерогативой. Однако мне казалось, что их смерти были абсолютно бессмысленными. А их жизни — такими нелепыми и столь быстро оборвавшимися. Я не мог повлиять на их судьбу. Я мог лишь наблюдать за тем, как они переживали эту трагедию.
Молча стоял и смотрел. Ибо не был ни на чьей стороне. А скорее, был над этим всем. Будучи бессмертным, я видел лишь одну правду: человек есть хуже зверя в самый страшный час. Он способен на такую жестокость, на такую ненависть, на такое уничтожение, что ни одно животное не способно повторить.
Я подумал о том, что может быть причиной их сражения. Религиозные разногласия? Спор о земле? Месть? Но спустя миг понял, что меня это не интересовало. Молча пошел вперед, не обращая внимания на грохот боя. Я не был ни на чьей стороне. Ибо сам по себе. И у меня был нож. А у кого нож, тот и прав, не так ли?
Выцепив взором самого крепкого из сомалийцев, я яростно зарычал, словно зверь, бросающий вызов. Здоровяк ответил мне грохотом голоса, но я не подвёл крепкого парня. И ловким движением руки я вскрыл ему глотку от уха до уха, почувствовав приятную тяжесть в руке и вкус крови на лезвии.
Столь равнодушная и показательная жестокость тут же утихомирила всех. Бой замер, и все глаза были устремлены на чужака.
Двое воинов ринулись на меня, но один уже лежал спустя миг с ножом в глазнице, а из его глаза вытек фонтан крови, а второй был со свернутой шеей, словно цыплёнок. Я не чувствовал ни удовольствия, ни жалости. Я был лишь машиной, программой, что уничтожала то, что было на ее пути. Ибо таков мой «ПУТЬ».
Остановился в центре поселения. Люди были ошеломлены, испуганы, но в их глазах я увидел не только страх, но и уважение. В этом кровавом моменте я был их богом, их стражем, их палачом. Именно так я и стал владельцем этого поселения. И я не знал, что делать дальше.
Они окружили меня, словно стадо овец, ждущих от пастуха указания. В их глазах я видел смесь страха и надежды. Они были готовы поклоняться мне, следовать за мной, умирать за меня. Но я не был богом. А лишь простым человеком, который случайно оказался в этом месте по воле судьбы.
Я ощущал пустоту внутри себя. И не знал, что делать с этой свалившейся властью и этими людьми. Да и не хотел быть их богом. Не хотел быть их стражем. Не хотел быть их палачом. А хотел быть просто свободным.
Спустя час вновь огляделся вокруг. Поселение было небольшим, но жизнь в нём била ключом. Дети играли в пыли, женщины готовили еду, мужчины чинили свои орудия труда. Это было как картина из прошлого, из того времени, когда люди жили в гармонии с природой.
Но я знал, что эта гармония была иллюзорной. Мир был жесток, и люди были еще жестче. Но мог выбрать свой путь. И я решил, что буду искать смысл в этом безумном мире. Буду учиться у этих людей, узнавать их традиции, их истории. И буду пытаться понять их страхи, их мечты, их надежды.
И может быть, тогда я найду смысл и в собственной жизни. Как говорилось? Хочешь чему-то научиться? Найди ученика! Вот и я сам попробую стать вновь человеком и привести дикарям нотки «цивилизации».
Мои размышления прервал шаман. Он появился из толпы, словно призрак, одетый в затёртую до дыр шкуру льва, которая увенчивала его голову. В руках он держал посох из пробкового дерева, украшенный странными символами.
Он пытался объяснить мне основы своей магии, а затем и школы вуду. Я слушал его с нескрываемым интересом. В конце концов, я был бессмертным, я видел много чудес, но никогда не видел ничего подобного. И на удивление всё получилось. Я сумел поднять всех убитых в недавнем бою. Их тела поднялись с земли, как куклы на нитях, и их глаза загорелись тусклым светом.
Моя магическая сила оказалась столь насыщенной эфиром, что свежеподнятые зомби работали за троих. Они были сильными, быстрыми и не испытывали боли. Они были моей новой армией и столпом, на котором теперь также держался авторитет среди аборигенов.
Да, были моменты, когда они пытались сожрать или изнасиловать кого-то из местных, вне зависимости от пола. Но это мелочи трудовой деятельности со специалистами «из-за рубежа», или как еще обозвать мертвеца? Хельфхельм — то еще дальнее «зарубежье», если подумать.
Притащив пиратскую галеру уже к «нашему» берегу и окончательно разграбив, а затем и разобрав её на стройматериалы, ибо моряков среди местных не оказалось, я продолжил улучшать быт данного общества, ибо жить в такой дыре мне совсем не улыбалось.
Потихоньку осваивая магию вуду и шаманизм, я всё больше и больше набирался новых знаний, а мой магический арсенал лишь ширился. Я узнал, что магия — это не просто набор заклинаний и ритуалов. А богатый способ взаимодействия с духами, с природой и с самим собой. Это искусство понимания тайных связей между всеми вещами.
Шаман стал моим учителем и научил меня читать знаки, понимать язык птиц, видеть духов. Он рассказал мне о том, как связаться с предками, как получить их помощь.
Также я узнал, что магия вуду основана на верности и почтении к духам предков. Она не стремится к власти над миром, а к гармонии с ним. Она использует силу природы для исцеления и защиты, но не для нападения.
Я чувствовал, что нахожусь на распутье. С одной стороны, я хотел узнать как можно больше о магии вуду, понять ее тайны и использовать ее для во благо или же ради своих интересов. С другой стороны, я неожиданно почувствовал в себе темные импульсы, жажду власти, желание использовать свою силу для достижения своих целей.
Вздохнул полной грудью, вдыхая соленый воздух и чувствуя, как он проникает в глубину моих легких. Тело отдохнуло после безумного дня, отбросив в сторону тяжесть мыслей и волнений.
Красное море раскинулось передо мной во всей своей красе. Его поверхность была спокойна, словно зеркало, отражающее небо в своих глубинах. Солнце опускалось к горизонту, окрашивая воду в теплые оттенки розового и золотого.
На горизонте виднелись силуэты гор, покрытых песком и каменными скалами. Они стояли неподвижно, словно гиганты, охраняющие тайны этого мира. В воздухе витал легкий аромат морской соли и цветущих цветов, которые, как ни странно, цвели даже на бесплодных скалах этого побережья.
Ощущал покой и умиротворение.
И в этом одиночестве я наконец почувствовал свободу. Свободу от прошлого, от будущего, от самого себя.
Ибо сам — часть этого мира, песчинка на берегу огромного океана.
И я наконец-то счастлив быть самим собой. Но нужно двигаться дальше. Подчинить соседние племена. Возвысится! И тогда, имея влияние, деньги и власть, я наконец-то узнаю, кто я!
Широка и богата земля Сомали I
«Достоинство заключается не в обладании почестями, а в том, чтобы их заслужить». — Аристотель.
Проводя сотни часов в медитации, я пытался вспомнить хоть что-то, но выходило крайне скверно. Однако моя духовная связь с «предками» жителей данной деревни крепла из раза в раз. Вскоре я научился призывать и духов стихий. Питая их магией, я позволял им расти, а они верно служили в ответ. Пусть это и не позволило мне вспомнить хоть что-то с личностным отпечатком, но кое-что всё-таки было. И пока не понятно, мои ли это знания или же информация из неосферы, но что-то из практик я всё-таки получал. Базовые «знания» заполняли пробелы внутри моей «пустой» головы, но их было так много и столь выборочно, что они лишь размазались тонким слоем по чертогам разума. Но для меня это уже был плюс. Так что я продолжил призывать духов и припрягать их к «общественно» полезной деятельности. Сотни духов земли начали строительство города на берегу красного моря, именно там, где я высадился. И имя ему было Редполис или же полис на греческий манер, и неважно, где эти греки сейчас, важно лишь то, что город строился семимильными шагами и укреплялся по всей фортификационной науке, откуда она только взялась? Но сам факт никто не отменял.
Город был разделен на три части, как будто сам мир был расколот на три стихии. Первая — это черный мрамор, из которого были выстроены стены. Не просто стены, а громадные, несокрушимые башни, словно клыки гигантского зверя, оберегающего город от внешнего мира. Черный мрамор, холодный и жесткий, воплощал в себе мощь и величие, внушая страх и уважение одновременно. Пусть там пока не было гарнизона, но стены уже внушали сами по себе и являлись важным элементом поддержания «власти».
Вторая часть города — белая. Редполис, построенный из сияющего белого мрамора, был словно воплощением света и чистоты. Его изящные здания, устремленные к небу, напоминали стаи лебедей, парящих над землей. Белый мрамор, излучающий спокойствие и гармонию, создавал ощущение умиротворения и беспечности. Именно так, как я и хотел.
И, наконец, третья часть города, возвышающаяся над черной стеной и белоснежным полисом, — мой дворец. Он был построен из красного мрамора, яркого, напористого, словно пламя, лижущее небо. Красный мрамор, материализованное воплощение страсти и энергии, не оставлял сомнений в том, что здесь будет кипеть жизнь, сверкающая яркими идеями и рождением новых замыслов
Три цвета, три материала, три части одного города, каждая из которых несла свой смысл, свой характер, свою историю. Черный, как ночь, которой была моя жизнь до, белый, подобный снегу, как чистая страница для новой истории, красный, словно алые реки, что прольются во имя идеи, — именно так и был построен мой новый мир, мой личный город!
Дворец из красного мрамора был выполнен в стиле брутализма и скорее походил на крепость, чем на что-то административное. Его резкие линии, отсутствие украшений, грубые необработанные поверхности — все говорило о силе, мощи, непоколебимой воле и готовности к любым испытаниям.
Я стоял на балконе, опираясь на холодную, шероховатую поверхность мраморной ограды, и смотрел на город. Полис, раскинувшийся под солнцем белыми куполами и различными инфраструктурными башнями, казался удивительно мирным и спокойным, словно ничего не могло нарушить его гармонию. И моя крепость, возвышающаяся над городом, являлась не просто дворцом, а символом силы, гарантией безопасности, щитом от всех неприятностей. Ну, как минимум в моём понимании.
Внутри дворец был строг и аскетичен. Высокие потолки, лишенные любых декоративных элементов, казались бесконечными, а длинные коридоры с ярко освещенными стенами напоминали каменные лабиринты. В комнатах максимально простой декор, но качественная мебель: массивные столы, кожаные диваны, жесткие кровати. Никаких вычурно излишних лепнин, шелковых драпировок, мерцающих светильников — только холодный мрамор, дерево и сталь.
Но я не претендовал на роскошь. Мне важна была практичность, функциональность, простота. И это отражалось во всем, что меня окружало. Я хотел, чтобы мой дворец был не синонимом роскоши и изобилия, а силы, власти и безопасности. И я был уверен, что мои подданные в конце концов привыкнут к этой строгой, но не лишенной красоты атмосфере.
Ведь в конце концов, моя крепость была не только символом власти, но и гарантией их безопасности, впрочем, как и основой моей власти. Хотя это сильно сказано. Подчинил деревеньку? А столько разговоров, но это лишь начало.
Поисковые партии моих зомби уже рыскали по округе, а слухи о сильном шамане и правителе так же расползались по землям со скоростью лесного пожара. Подчинённый шаман напротив же занимался созданием культа личности и прочих радостей африканского диктатора, но до этого мне не было дела. Полезен? Пускай служит!
Но занимался я не только агрессивной «вербовкой» людей, но и прокладывал каналы, дабы земли становились более плодородными. С помощью духов это было несложно. Одни помогают найти источник воды, другие прокладывают каналы.
В перспективе это превратит бедный регион Сомали в райское и чертовски плодородное место. И люди сами будут приходить с просьбой о «подданстве». Ну а пока просто захватывать всех и вся. А дальше они уже поймут, что я несу лишь благо, пусть и желая делать зло...
Духов становилось всё больше и больше, но я так и не чувствовал недостатка в мане и продолжал призывать и медитировать. Вскоре всевозможные сущности заполнили стены полиса, а затем и все важные инфраструктурные точки и стали обслугой дворца.
Город без единого человека, а что, звучит. Пока местные опасаются заходить внутрь, ну а я продолжаю учить их язык и постигать арабский, ибо в этом регионе он ой как пригодится.
Солнце вставало над морем, окрашивая горизонт в пурпурные и золотистые тона. Воздух был пропитан соленым бризом и запахом водорослей. Я молча стоял на берегу, окидывая взглядом прибрежную деревню, которая напоминала гнездо среди песчаных дюн. Это была территория, которая не подчинилась моей власти, и я пришел сюда за справедливостью.
Не так давно мой «посланник», зомби, отправленный в качестве знака моей благосклонности и прямой воли, был убит жителями деревни. Они не поняли символизма моих действий. Они не узнали в нем предвестника просвещения, который принесет им благо. Вместо этого, они убили его.
Теперь же настало время для урока.
— Сахиби Алов... — крикнул я, поднимая массивный жезл с резными узорами, сделанный специально для меня шаманом. — Яви им мощь моей воли!
В ответ подул ветер, горячий и сухой, словно дыхание извергающегося вулкана. В небе заплясали молнии, окрасив утро в яркие цвета, и на их поселение упал огромный метеорит, что сжигал всё на своём пути, словно раскалённый пучок плазмы.
В деревне царила паника. Жители выбегали из хижин, укрываясь от разъярённых духов. Но это было бесполезно. Огонь спустившийся с неба, пожирал деревянные строения. Крики смешались с треском пламени.
Я стоял на берегу, наблюдая за горением деревни, и не испытывал ни злости, ни удовольствия. Это был просто урок. Урок тому, что нельзя пренебрегать моей властью.
— Гипериос! — крикнул я, и в деревню посыпались молнии, кося людей, как траву. Те, кто не погиб от огня, уже после стали зомби под моим контролем.
Я не желал никому зла. А хотел лишь построить мир, свободный от страха и неведения. Но для этого нужно было научить их уважать мою власть.
«Не тронь посла, даже если он зомби», — повторил я про себя, наблюдая за горением деревни. Это был урок, который они никогда не забудут. А деревня станет напоминанием о непокорности чужой власти в данных краях, ибо всё просто: служи и живи хорошо, воспротивься и служи, но уже после смерти.
Дым от сожженной деревни еще висел в воздухе, словно призрак прошлого. Я стоял на холме, окидывая взглядом бесплодную береговую линию. Чуть поодаль от сожженной деревни я решил заложить огромный порт, ибо многие свежие зомби на удивление имели навыки корабелов и мореходов, чем, собственно, и славилась деревенька, но раз по-хорошему служить они отказались, то будет, по-моему. Призывая силу духов, я воздвиг огромный порт и с десяток верфей рядом, дабы наладить производство кораблей. Пусть с материалами у нас пока плохо, но на перспективу лишним не будет.
В ответ на мой зов земля задрожала. Песок под ногами вспучился, словно в нем закипела жизнь. Там, где раньше была пустыня, появились контуры будущего порта. Я видел огромные причалы, высокие склады и массивные верфи.
Под моим наблюдением за несколько дней были возведены огромные причалы с десятками верфей рядом. Из-под рук зомби выходили корабли разных размеров и назначений: парусники, баркасы, галеры. Я знал, что материалы у меня сейчас ограничены, но это была лишь временная проблема. Я уверен, что вскоре мои корабли будут бороздить все моря и океаны данного мира, ну а пока довольствуемся тем, что есть.
— Это будет великий порт. Он станет сердцем моей империи, центром торговли и мощи. И я сделаю всё, чтобы он просветил этот край своим светом и озарил богатством. Ибо ресурсы и власть — это всё, что имеет значение в моём положении.
Солнце, как огромный огненный шар, медленно опускалось за горизонт, окрашивая небо в багряные, малиновые и золотистые тона. Красное море, которое получило свое имя от отражения заката, словно замерло в ожидании ночи. Волны плескались о причалы новопостроенного порта, отбрасывая блестящие искры. Ветер донес до меня запах соленой воды и дерева, и я вдохнул глубоко, наслаждаясь этой атмосферой спокойствия и красоты.
Я стоял на верхушке одного из новых складов, опираясь на жезл с резными узорами. Вдали виднелись верфи, где зомби неустанно трудились над строительством кораблей. Их силуэты на фоне заката казались темными и мистическими, словно призраки прошлого, воскресшие для нового дела.
И отбросил мысли о войне и завоеваниях, наслаждаясь сим зрелищем. В этот момент меня привлекала лишь красота мира, который меня окружал. Закат над морем был не просто красивым зрелищем, это было искусство природы, которое завораживало и успокаивало душу.
Когда солнце ушло за горизонт, небо постепенно темнело, и на нем зажглись первые звезды. Они мерцали, словно алмазы, рассыпанные по черному бархату. Ночное небо было бесконечным и загадочным, словно дверь в иной мир.
Я стоял на складе и смотрел на звезды, погруженный в раздумья. Возможно, когда-то давно я и сам был простым человеком, но теперь я владел силой духов и мог как созидать, так и уничтожать.
Но в этот момент я чувствовал себя просто человеком, который наслаждается красотой мира. Я понял, что мои амбиции не ограничиваются властью и завоеваниями. Я хочу создать что-то великое, что-то, что останется после того, как всё это наскучит и я просто уйду. И посему я хочу построить империю не на страхе, а на красоте и просвещении.
И я верю, что звезды помогут мне в этом.
Они, словно алмазы, рассыпанные по черному бархату ночного неба, отражались в гладкой поверхности воды. Тишина вечера была нарушена лишь шумом волн, плескающихся о причалы новопостроенного порта. Я стоял на складе, наслаждаясь красотой ночного мира, когда из темноты послышался голос, приятный и мелодичный, словно пение птицы.
— Красивый вид, не правда ли? — спросил голос на чистейшем арабском языке.
Я повернулся и увидел фигуру в длинной кочевой мантии, лицо которой скрывала аруфетка. В его глазах блестела не только лунная дорожка, но и хитрый огонек.
— Что есть, то есть... — ответил я максимально лаконично, изучая незнакомца.
— Мухаммед ибн Карим, — представился он. — Мастер теней, ножа и топора. — Он улыбнулся, и его зубы сверкнули белизной во тьме. — После смерти великого визиря я стал внезапно свободен и посему хочу предложить свои услуги по созданию паутины теней, что окутает весь Аденский залив и еще больше. — Он хищно улыбнулся. — Мое искусство — это искусство управления тенями, искусство невидимой войны. Я могу сделать так, чтобы никто не смог проникнуть в твои владения. Я могу превратить твою горстку «ничего» в непроницаемую крепость, которую никто не сможет взять.
— Ты понимаешь, что я не ищу защиты от внешних врагов? — спросил я, с иронией смотря на него. — Моя сила — в духах. Они защищают меня от всех недругов. А твои тени... Они не более чем иллюзия, которой я не доверяю. — Легкий ветерок нежно, но уверенно отодвинул Мухаммеда от меня на пару метров, выказав тем самым неуважение к его персоне.
— Ты можешь быть сильным с помощью духов, но ничто не вечно, — заметил Мухаммед, не потеряв своего уверенного тона. — И когда твоя сила ослабеет, тени станут твоим последним убежищем. А моя паутина покроет не только землю, но и море. Я сделаю так, чтобы никто не смог пройти через Аденский залив без моего разрешения.
— Интересно, — сказал я, отводя взгляд от него к звездному небу. — Но я не тороплюсь. У меня есть время, чтобы подумать о твоем предложении.
— Как хочешь, — ответил Мухаммед с улыбкой. — Я не тороплюсь. Я буду ждать тебя здесь, в тени. Но не трать слишком много времени, ибо я легко найду работу у султана Адаля.
Он растворился в темноте, словно призрак, и я остался один перед раскинувшейся передо мной паутиной звезд.
Но я понял, что имею дело с сильным и хитрым противником. Но я не боялся. Ибо владел силой духов. Но я также знал, что в этом мире не всегда достаточно быть сильным. Иногда нужно быть и более хитрым, чем твои оппоненты. И посему я решил использовать предложение Мухаммеда в своих целях. Я не знал, что ждет меня в будущем, но я был готов к любым испытаниям.
Подошел к грубо сколоченному деревянному столу, на котором лежала небольшая коллекция предметов, собранных за время моих странствий по побережью. Среди потрепанных книг, старых карт и разнообразных безделушек лежала бутылка вина, обернутая в пыльный холст. Ее привез с собой один из моих зомби, бывший берберский торговец, попавший под мою власть не так давно.
С нескрываемым интересом я рассмотрел бутылку. Стекло было темным, словно отражало звездное небо. На нем четко просматривалось клеймо венецианских гильдий — знак качества, который являлся гарантией превосходного вкуса для крепкого напитка.
Я взял бутылку в руки и с удовольствием почувствовал ее тяжесть. Я давно не пробовал вина, да и пробовал ли вообще? И сейчас мне так хотелось расслабиться, отключить мозг и просто насладиться вкусом напитка. Ловко откупорил бутылку с вином и сделал пару жадных глотков. Но вкус, который я ожидал почувствовать, оказался совершенно не таким, как я представлял. Во рту осталась лишь кислость и ни капли градуса, словно я пил компот.
— Проклятье... — прошептал я, грустно вздыхая. — Даже напиться нельзя. Воистину проклятье какое-то и ни разу не дар. — угрюмо сетовал на жизнь, не в силах с этим хоть что-то поделать, да и надо ли делать, тот ещё вопрос, однако.
Недовольно отложил бутылку подальше. Вино было бесполезным. Но это не значило, что я не могу наслаждаться красотой этой ночи. Звезды продолжали мерцать на небе, отражаясь в гладкой поверхности моря. Ветер доносил до меня запах соленой воды и дерева. Напитав силой приказ, повелеваю духу воды сделать шум моря более приятным и убаюкивающим, так и задремал на причале свежепостроенного порта. Шум воды успокаивал, а приятный ветерок дарил столь желанную прохладу.
Шаманизм и ничего лишнего ну или почти
«Кто долго ищет, тот теряет самого себя»
Ницше
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. Ну а я размышлял о возможности создать нечто новое, величественное, отражающее мою собственную сущность. Моя рука скользнула по камню в центре дворца. Я чувствовал в нем силу, могущество, которое не поддается времени. Мои мысли обращались к стихиям, к огню и земле, которые стали моими верными спутниками.
В обмен на небольшую плату, на символические подношения духам огня и земли, я попросил их о помощи. Я попросил их подарить мне огонь и лаву, чтобы создать в сердце дворца место, где я мог бы обрести покой и гармонию.
Духи согласились. Они почувствовали во мне силу, потенциал, который они сами желали разбудить. И вот, под их покровительством, в центре двора стал расти небольшой вулкан. Извергался он не пеплом, а лавой, которая стекала вниз, формируя озеро, где плавали огненные острова. В центре озера я создал водопад, струи магмы, падающие вниз, создавали невообразимо красивое зрелище.
В этом месте и в этом «эфемерном» аду я чувствовал себя как дома. Огонь и земля давали мне силу, энергию, успокаивали мой разум и дарили столь желанный покой. Вблизи лавы я чувствовал себя в безопасности, словно в нежных объятиях матери. Огонь давал мне пьянящее чувство свободы, позволял забыть о земных заботах и погрузиться в мир безграничных возможностей.
Спокойно пройдя по огненным островкам, что образовывали тропку до центра озера лавы, я сел в позу лотоса и начал медитировать. Вдохновение, что я получил от духов, было настолько сильным, что я ощущал, как внутри меня зарождается новая сила.
Я сосредоточился на потоке энергии, что исходил от озера лавы. Ведь это был не просто огонь, это была сама суть той энергии, её первозданная форма, источник жизни и разрушения. Я вбирал эту энергию в себя, чувствуя, как она проникает в каждую клетку моего тела, как она заполняет меня, как она превращается в магию, что я контролировал.
Дворец будто вздохнул, ощущая приток новой энергии. Каждая колонна, каждая арка, каждый элемент дворца был пропитан магией. Духи, что служили мне, были в экстазе. Их песни, ранее тихие и еле слышимые, превратились в мощный хор, что эхом разносился по всему полису.
Я чувствовал, как мое тело становится всё более и более устойчивым, как моя душа приобретает новую твердость, как мой разум становится все более острым. Был в гармонии с огнем и стал частью этой стихии и ее выражением. Я медитировал, вбирая в себя мощь огня, познавая его секреты, чувствуя, как он меняет меня изнутри и открывает что-то доселе спавшее. В этом огне я видел не только разрушение, но и свое своеобразное созидание, видел не только хаос, но и порядок, ощущал не только смерть, но и саму жизнь.
Фокусируя всю свою ману в одной точке, я смотрел на лавовый водопад. Горячий воздух, пропитанный запахом серы, обжигал кожу, но я не чувствовал боли. Моя концентрация была абсолютной. Вся моя энергия слилась в единый поток, направленный на открытие Врат Призыва.
Я представлял себе символ истинного огня, символ, являющийся ключом к призыву. С каждым ударом сердца поток маны усиливался, символ на моей груди светился ярче. И вот, в воздухе перед водопадом, возникло мерцающее круговое свечение, медленно расширяясь и становясь более четким.
Из Врат, образовавшихся в центре свечения, с грацией короля выступил человекоподобный ифрит. Его кожа была цвета раскаленного металла, глаза — два яростных пламени. На его плечах красовались огромные крылья, отливающие золотом и раскалённой добела лавой.
Он взглянул на меня, его губы, тонкие и острые, расплылись в хитрой усмешке.
Какая-то пара секунд, и «обжигающий» образ ифрита преобразился. Он стал более плавным, приятным для глаза. Строгий костюм-тройка с красным галстуком и алым платком подчеркивал его элегантность. Острые туфли с блестящими подковками завершали образ.
Кожа стала белоснежной, как мрамор, но все равно не выглядела живой, так что спутать с человеком было бы всё ещё невозможно. Заостренные кончики ушей подчеркивали нечеловечески острые черты лица, а небесно-бирюзовые глаза, пылающие яростным светом чистой магии, были укрыты за скромными угольно-черными очками-«велосипедами».
Прическу он носил лонг андеркат, с длинными волосами на одной стороне, на норманский манер. Волосы цвета вороного крыла с оттенком антрацита, в комбинации с его белоснежной кожей, создавали поразительный контраст. На левой руке блестели простые командирские часы с красной звездой.
«Хаосит, не иначе!» — пронеслось в моей голове. Я был ошеломлен. Этот ифрит, которого я представлял себе как огненного монстра, был стильным, утонченным и совершенно непредсказуемым. Его образ сочетался с непостижимой мощью, которая проступала в каждом движении. И это по-своему впечатляло.
— Ну что, юный маг, готов узнать, что такое настоящая сила? — произнес ифрит, его голос звенел, как сталь, но в нем появилась некая искренность и толика любопытства.
— Да, — ответил я, пытаюсь собрать свои мысли, — я готов учиться.
Ифрит кивнул, и его бирюзовые глаза, скрытые за очками, блеснули неприкрытой уверенностью и первозданной магией.
— Тогда начнем. Зови меня Сахиби Алов, — закончил он официальную часть.
Обучение пролетело незаметно как миг. Я погрузился в волшебный мир магии Хозяина Пламени, забыв обо всех земных делах. Изучал древние свитки, расшифровывал зашифрованные тексты, погружался в теории и практики, которые открывали передо мной невиданные ранее возможности. Я уже почти почувствовал себя властелином данной стихии, когда от моих изысканий отвлекли самым неприятным образом. И главное, кто...
Появился местный малик. Он был невысокого роста, с жирным лицом и грустными глазами. Он пришел за налогами, но с очевидной тревогой в голосе заговорил о «чудесах», которые я произвел. Он рассказал о необычном свечении в небе, о звуках, подобных раскатам грома, и о небывалом жаре, что идёт по всему региону.
Конечно, я понял, что он говорит о моих упражнениях с магией Хозяина Пламени. Но, видимо, я еще не представлял масштаб произошедшего. Но подобное опять же мало меня заботило, и если бы они сами не пришли, то мне бы и вовсе не было дела до их малика. Но раз пришли, то нельзя отказывать в гостеприимстве.
Шеститысячная армия сомалийского малика выглядела внушительно, хотя и бедновато. Кожаные доспехи, деревянные щиты, копья с деревянными наконечниками. Оружие и снаряжение были изношены, многие солдаты были одеты в лохмотья. Но в их глазах читались отчаяние и злость. Они шли на меня, словно волна из песка и грязи. И это было по-своему забавно, нелепо и гротескно.
И, конечно же, моё внимание не могли не привлечь внимание катапульты. Эти громоздкие деревянные машины, украшенные яркими рисунками, были самым «технологичным» элементом армии малика. Они выглядели нелепо, несуразно и попросту глупо.
Я смотрел на эту толпу с высоты черной мраморной башни, которую использую для своих медитаций по утрам. Они казались мне муравьями, не способными угрожать моей силе.
— Ну, тогда посмотрим, что вы можете сделать, — произнес я спокойным голосом, и в моих глазах зажглось магическое пламя бирюзового цвета.
Я не хотел убивать их. Но было необходимо просто показать им силу и возможности магии, чтобы они больше не пытались угрожать моему покою.
— Огонь! — проревел малик, и катапульты заработали. Громоздкие камни полетели в сторону моей башни, но они даже не долетели до нее. Их траектория изменилась, и они упали на землю, разбившись вдребезги.
И в следующий момент я отпустил пламя. Не просто огонь, а нечто более мощное, более разрушительное. Пламя Хозяина Пламени, бирюзовое и яростное, пронеслось по толпе, сжигая всё на своем пути. Я видел, как пламя поглощает армию шамана, как они сгорают дотла, как их кожи превращаются в пепел, а их кости плавятся. Я видел, как солдаты Малика кричат, падают на землю, охваченные пламенем. Я видел, как катапульты сгорают, превращаясь в кучи пепла.
И видел страх в глазах малика, он пытался убежать, но пламя настигло и его. В миг он стал пеплом, и его тело упало на землю, как пустая кукла. Армия была уничтожена в миг. Пламя бирюзового цвета погасло, оставив после себя лишь пепел и запах гари. Но я не чувствовал удовольствия от этого уничтожения целого войска. А лишь печаль. Они были жертвами своего незнания и собственной же глупости.
Пепел, оставшийся от армии малика, пах горечью и безысходностью. Я смотрел на этот печальный след своей силы и чувствовал тяжесть ответственности. Они не поняли, они не увидели мощь, которую я несу в себе. И не узнали правду, скрытую за моей силой.
В этом мире, где магия была основой всего, где люди жили в страхе перед неизвестным, я был чужаком. Я принес с собой знание, которое могло бы изменить их жизнь, но они не были готовы к переменам. Они выбрали страх, выбрали ненависть. Но ничто не остановит прогресс!
«Война – война никогда не меняется», – промелькнула в моей голове фраза из древнего свитка. Слова, написанные столетия назад, были о войне между людьми, но они отражали и мою ситуацию. Я был один против всех, и мне пришлось бы бороться за свою правду.
Я отвернулся от печального пейзажа и вернулся в свое убежище. Мне не хотелось войны, но я понимал, что она неизбежна. Сомали не поймет языка мира. Им нужен огонь и меч, что пройдётся по всем несогласным. Молча взял в руки древний свиток и начал изучать его заново. Неспеша искал знания о войне, о стратегии, о тактике. Без устали искал знания, которые помогут мне выжить и победить.
«Война – это не просто сражение, – писал автор свитка, – это искусство обмана, искусство управления людьми, искусство управления любой силой и поиск противопоставления ей. Ты должен знать свои сильные и слабые стороны, ты должен знать сильные и слабые стороны своего противника, ты должен быть готов к неожиданному».
Я проводил дни и ночи за изучением свитка. Тренировался, усиливал свою магию, учил себя владеть огнем. Я готовился к войне. Ибо к покорителям отношение «слегка» негативное, но когда это их останавливало? Поэтому для начала придётся собрать весь регион и навести в нём порядок, а после уже и вернуться к намеченной цели.
Сомалиленд пал под напором моей магии, как домино. Шеститысячная армия малика, уничтоженная вмиг пламенем Хозяина Пламени, стала лишь печальным призраком прошлого. Город бербера, бывший оплотом малика, был захвачен без единого выстрела из магических орудий, остальные пять провинций Сомалиленда подчинились моей воле без промедления.
Я не стремился к кровавой войне. А лишь хотел показать им силу и возможности магии, заставить их увидеть истину, скрытую за моей волей. Но они не хотели видеть. Они выбрали ненависть и страх. И я дал им то, чего они заслужили.
Тела недовольных и бунтующих, словно куклы в руках кукловода, оживали под моим контролем. Я посылал в их души пламя Хозяина Пламени, и они превращались в «лояльных» зомби, готовых выполнять любой мой приказ. Их глаза стали пустыми, их движения — механическими, но в их сердцах не было страха, не было ненависти. Было лишь послушание.
Тела одаренных врагов и шаманов, носивших в себе искру магии, что не поддавались моей воле и продолжали сопротивляться, и пытались вырваться из моих оков. Тогда я обратился к духам. Я отдал их тела на откуп духам, попросил их о помощи. И они откликнулись на столь щедрое предложение.
Я видел, как духи входят в тела погибших шаманов, как их глаза загораются ярким светом, как их тела наполняются новой силой. И я видел, как они превращаются в моих верных служителей, одержимых духами и преданных мне безусловно.
Сомалиленд был покорен. Его народ втоптан в песок Сомали. И теперь я был властелином этой земли. Безраздельно. Но я не чувствовал триумфа, а лишь пустоту. И вновь понял, что моя сила — это проклятие. Я мог принести мир и справедливость, но я принес лишь страх и послушание в эти земли.
Я смотрел на пустынные улицы Редполиса, на темные фигуры зомби, и я видел в них отражение своей собственной души. Я был одинок, я был окружен пустыми оболочками, лишенными свободы и воли. Я не знал, что будет дальше. Но я знал, что я не могу оставить свой путь. Я должен был продолжать движение вперед, искать истину, искать смысл. Угрюмо вернулся в свое убежище, где меня ждали духи, мои новые союзники. И я понял, что моя война только началась. Ибо широка и обильна земля Сомали!
Время, проведенное в Сомалиленде, было похоже на медленный танец с призраками. Я управлял землей, но не чувствовал себя ее владыкой. Это было как играть на рояле с отсутствующими клавишами. Могущество было в моих руках, но не было ни радости, ни удовлетворения. А это значит что? Нужно создать административный аппарат!
И вот, наконец, я приблизил Мухаммеда ибн Карима, бывшего министра внутренних дел малика, как оказалось после, человека, который знал Сомалиленд как свои пять пальцев. Он был хитер, проницателен и не лишен амбиций. Я увидел в нем отблеск своей собственной души, жажду власти и знания.
— Адаль и его союзник — наша главная цель, — сказал я Мухаммеду, смотря на карту Сомали, расположенную на столе. — Они опасны, они могут стать препятствием на пути к единому Сомали. Их нужно устранить.
Мухаммед кивнул. Его глаза, глубокие, как колодец, блеснули хитростью. Он был не просто слугой, а скорее хищником или шакалом, который чувствовал свою жертву.
— Ваша воля, мой господин. Я уже начал работу по созданию агентурной сети в соседних султанатах. Мы будем следить за Адалем, собирать информацию, подрывать его влияние. Мои торговцы уже выдвинулись к султану с «щедрыми» дарами, и вскоре мы будем знать все тайны, а «ваши» люди проникнут в администрацию Адаля от и до. Так что не о чем беспокоиться, мой господин, я здесь лишь затем, чтобы помочь вам воплотить в явь все самые амбициозные идеи, что вы только можете явить этому миру!
Он произнес эти слова спокойно, без излишнего фанатизма, но я увидел в его голосе сталь, готовность к действию.
— Хорошо, — ответил я. — Но помни, что не всё можно решить силой. Иногда нужно использовать хитрость и обман. Ты должен стать тенью, которая не видна и не слышна.
Мухаммед улыбнулся.
— Я понимаю, мой господин, за этим я и нужен вам. Я буду как змея, которая ползет в тени, поджидая свой момент.
Я кивнул. Я видел, что Мухаммед был прекрасным инструментом. Он был хитер, беспощаден и «предан» за определённую плату. Он был тем, кто смог бы сделать то, что я не мог.
— Помни, — добавил я, — мы не должны повторять ошибки прошлого. Мы не должны приносить страдания невинным. Наши цели — Адаль и его союзник. Не более.
Мухаммед снова кивнул, его глаза блеснули хитростью.
— Ваша воля, мой господин. Я не подведу вас.
Я смотрел, как Мухаммед уходит, и я чувствовал смешанные эмоции. С одной стороны, я был рад, что нашел такого прекрасного придворного. Но я знал, что Мухаммед был также опасен. И я не был уверен, что смогу контролировать его амбиции.
Но у меня не было выбора. Война была неизбежна. И я должен был победить. И должен был создать единое Сомали, землю, где будет цвести мир и справедливость. Но я не знал, какой ценой мне придется заплатить за эту мечту. Пока ещё нет. Но ничто не мешает заплатить эту цену, особенно когда «платишь» вовсе не ты, но кому какое дело? Вернувшись в чертоги дворца, я продолжил медитировать в центре лавового озера, скоро мы двинемся войной на соседей, и «раздражителей» станет ещё меньше. Это ли не прекрасно? По-волчьи осклабившись, я окончательно погрузился в медитацию.
Широка и обильна земля Сомали II
«Корни образования горьки, но плоды чертовски сладки».
Аристотель
Солнце, словно раскаленный кузнечный молот, билось о бескрайнюю саванну, окрашивая ее в багряные тона заката. Ветер, уставший от дневной жары, лежал неподвижно, удушливый и тяжелый. Я стоял на вершине холма, покрытого выжженной травой, и вглядывался в даль.
Город, который еще год назад был кучкой разваливающихся хижин, теперь расстилался передо мной, словно яркий ковёр. Новые дома из обожженного кирпича, с красными черепичными крышами, сверкающие на вечернем солнце, проглядывали сквозь рощу высоких пальм. Улицы, вымощенные каменной брусчаткой, были чистыми и ухоженными. Местные жители, одетые в яркие одежды, спешили по делам, смеялись, разговаривали, словно забыв о давних бедах и страхах. Ибо к хорошему привыкаешь чертовски быстро.
Воздух был наполнен жизнью: крики детей, играющих в улицах, треск кузнечных молотов, гул рынка, где продавцы громко раскланивались и хвалили свой товар. В этом шуме не было ни капли отчаяния и безнадежности, которые царили здесь раньше. Сомалиленд переродился, а вместе с ним и его люди.
Я с гордостью наблюдал за этим перерождением. За год я убрал разбойников с дорог, сделал торговлю безопасной, и теперь в моих владениях царил порядок и процветание.
Раньше местные жители смотрели на меня с недоверием, как на чужака. Но моя справедливость и строгий порядок быстро сломали барьеры. Люди видели, что я не пришел завоевывать, а пришел строить, создавать новую жизнь, пусть и из пепла и разрухи. И это было видно по тому, как они массово вступали в армию нового «Малика». Их лица светились уверенностью, а в глазах читалась надежда на будущее. Дикари, что с них взять, но зато хотя бы честные.
Приятно видеть, как ты меняешь мир вокруг себя к лучшему, как тебя уважают и доверяют тебе. «Сначала ты работаешь на репутацию, а затем она на тебя», — помнил я старую поговорку. И она была истинно правдивой.
И главным доказательством моих успехов была паутина дорог, которая расстилалась перед моими глазами.
Эти дороги, вымощенные каменными плитами, были широкими и прямыми, словно черты на лице великого римского императора. Они вели из одного города в другой, соединяя их в единое целое. По дорогам непрерывно двигались караваны верблюдов, груженные товарами, всадники на лошадях, спешащие по делам, и простые крестьяне, уверенно идущие на рынок. Жизненная энергия пульсировала вокруг, словно настоящее сердце великой империи.
Еще год назад в этих краях не было ни одной мощёной дороги. Путь из одного поселения в другое был непредсказуем, занимал недели и был опасен из-за разбойников и диких зверей. Но я сделал всё, чтобы изменить это. Я создал сильную армию, которая обеспечила безопасность дорог. И посему отдал приказ построить новые дороги, которые были широкими и удобными для путешествий. Это ли не счастье? Однако купцы пока не спешили в наш край. Значит, придётся повысить торговую значимость данных земель и, возможно, наладить торговый путь до Гуджарата, ибо Индия — это всегда выгодно.
Я помнил время, когда в этих краях царила бедность и отчаяние. Люди жили в разрушенных хижинах, страдая от голода и засухи. Но я принес с собой изменения, пусть и ценой крови. Установил порядок, создал сильную армию, которая защищает мой народ, и построил новые города, где люди могут жить счастливо и в умеренном достатке, если изволят усердно трудиться.
И это было только начало. Я строил не просто дороги, я строил будущее. Будущее, где Сомалиленд будет процветать и станет одним из самых богатых и развитых государств в мире.
«Дайте мне сто лет, и никто не скажет, что когда-то здесь было бедное Сомали», — думал я, вглядываясь в раскинувшуюся передо мной панораму. Я видел в этой земле великий потенциал, и я был уверен, что смогу его реализовать.
Но пока я работал с тем, что имею. И это было главным. Довольные люди — довольный Малик. Я слышал их смех, видел их улыбки, и в моем сердце царила гордость.
Тридцать тысяч отборных сомалийских молодцов стояли передо мной, как огромная волна из стали и мужества. Их лица, загорелые от солнца и освещенные искренним огнем преданности, были обращены ко мне. Я вглядывался в их глаза, видя в них не просто воинов, а граждан моей державы, верных сынов Сомалиленда. Они были готовы отдать жизнь за меня, за свою землю, за свою свободу. И это было моей главной гордостью и силой.
«Тридцать тысяч», — пронеслось в моей голове. Достаточно для того, чтобы завоевать весь Аденский залив, доминировать над морем и контролировать важнейший торговый путь. Мое воображение рисовало картину великой империи, раскинувшейся от Аденского залива до края саванны.
Но я знал, что жадность может привести к падению. Слишком быстро расширять владения опасно. Соседи не замедлили бы воспользоваться моей слабостью, и я мог потерять все, что с таким трудом и усердием завоевал.
«Без спешки и суеты», — сказал я себе, глядя на лицо первого воина в строю. «Сначала мы укрепим Сомалиленд, сделаем его неприступной крепостью. А затем уже будем думать о расширении владений».
Я поднял руку в жесте приветствия. Воины ответили громовым криком, который отдался эхом по всей саванне.
— Да здравствует земля предков! — прокричал я, чувствуя, как моя кровь закипает от гордости, и мне тут же ответили тысячи глоток.
Я видел в их глазах огонь преданности, и в сердце чувствовал уверенность. Сомали будет моим. И я подчиню его. Но буду делать это мудро, без спешки, создавая не империю страха, а империю справедливости и процветания. И тогда люди сами низложат вчерашних господ. Ну а если и нет, то я помогу.
Вечерний туман стелился над саванной, словно призрак, бесшумно скользящий по выжженной земле. В глубине леса, под покровом густых крон акаций, находилась небольшая палатка, освещенная слабым светом костра. В помещении находились два человека. Один из них — старик с глубоко посаженными глазами и длинной седой бородой, одетый в ветхие одежды. Второй — молодой воин, чьи мускулы были развиты благодаря постоянным тренировкам, облачённый в сверкающие доспехи.
Старик смотрел на огонь, его лицо было искажено гримасой боли. Молодой воин наблюдал за ним с тревогой.
— Ты уверен, что это необходимо? — спросил воин, его голос был мягким и сочувствующим. — Тебе не нужно отдавать духам свое тело. Я помогу тебе, Па.
Старик горько усмехнулся.
— Не глупи, сынок. Ты не понимаешь. Я отдал им свое тело, но зато получил силу, что и не снилась твоему отцу. И теперь я могу служить Малику так, как не мог бы никогда раньше. А наша семья ни в чём не нуждается! И, как я слышал, даже смерть для его слуг не конец, так что, наверное, я не боюсь умереть. Особенно когда «посмертие» столь близко.
В его глазах блестел не только огонь костра, но и чужая сила, которая завладела его телом. Его кости скрипели, мышцы напрягались с нечеловеческой мощью.
— Договор простой, — продолжал он, его голос был хриплым и не похожим на голос старика. — Духи дают силу и здоровье, а я отдаю им тело, пока мой разум уходит в дрёму и забытье.
Он поднял руку, и его костлявые пальцы сжались в кулак.
— Это не я, — сказал он, едва дёрнувшись, он вновь погрузился в состояние покоя, его голос был холодным и безэмоциональным. — Это они, они владеют мной. Но я служу Малику. Я — оружие в его руках.
Молодой воин отошел от старика, чувствуя холод и неприязнь. Он видел в его глазах не разум, а бездну пустоты, в которой царили духи, отдающие свои приказы. В рядах армии Малика были и другие такие воины. Старики, инвалиды, слабые и немощные, которые отдали свои тела духам в обмен на силу. Они были страшным и непредсказуемым оружием. Но они были преданы Малику. И они были готовы умереть за него, а затем и ещё раз.
«Это страшная сила, — думал молодой воин, вглядываясь в лицо старика. — Но она необходима, чтобы создать великую империю. Империю, которая будет могущественна и непобедима».
Он не знал, что в будущем сам окажется в тех же условиях, оказавшись на грани смерти и вынужденный вступить в сделку с духами, чтобы спасти себя и продолжить «служить» Малику.
С помощью духов земли и огня мне удалось наладить массовое производство качественных доспехов и различного оружия для армии. Так что я не переживал, что они положат свои головы в первом же бою, и да, мне было жалко терять людей, но лишь «своих» людей.
Огромные меха гудели, выдувая в горн раскаленный воздух. Мощные молоты стучали по наковальне, высекая искры, которые танцевали в воздухе, словно звезды в ночном небе. Кузнецы, которые закалились в нечеловеческом труде, работали, не останавливаясь. Их лица были мокрыми от пота, пока они ковали из железа оружие и доспехи.
Раньше армия Сомалиленда была слабо вооружена. Их доспехи были простыми и ненадежными, а оружие часто ломалось в бою. Но теперь все изменилось. С помощью духов земли и огня, которые я уговорил служить «моему» народу, я наладил массовое производство качественных доспехов и оружия.
Кузнецы, одержимые духами, работали с нечеловеческой силой и ловкостью, создавая доспехи, которые могли выдержать любой удар. И оружие, которое было острым и мощным. Мечи, копья, луки, стрелы — все было выковано с мастерством, не сравнить с тем, что было раньше.
Я знал, что качество оружия имеет огромное значение в бою. Я не хотел, чтобы мои воины погибали в первом же бою, не имея шанса проявить свою храбрость. Я хотел, чтобы они были защищены и вооружены так, чтобы могли победить любого врага.
«Своих» людей я жалел. Я хотел, чтобы они жили долго и счастливо, строили семьи и растили детей. Я хотел, чтобы они радовались жизни, которую я им подарил. Но я также знал, что война — это игра с высокими ставками. И чтобы победить, нужно быть готовым к жертвам.
«Я не жалею тех, кто стоит на пути Сомалиленда, — думал я, наблюдая за кузнецами. — Они сами виноваты в своей гибели. Они выбрали войну. А война беспощадна».
Солнце, уже низко висевшее над горизонтом, окрашивало саванну в красные и оранжевые тона. Вечерний ветер шелестел листвой пальм, принося с собой аромат дымного костра и свежескошенной травы. Я стоял перед огромным камнем, который был установлен в центре специально построенного для этого ритуала круга.
Этот камень не был простым. Он был величественным и мощным, созданным природой в образе носорога. Его спина была гладкой и плоской, как броня, а голова была увенчана острыми рогами, которые выглядели как оружие.
Я пришел сюда, чтобы оживить эту каменную скульптуру, превратить ее в мощного воина, который будет служить мне и защищать мой народ. Для этого я заключил сделку с малыми духами, которые жили в этом мире.
И пообещал им воплощение в нашем мире, возможность ощутить тело, увидеть мир своими глазами. Они были готовы на все, чтобы получить это. Они были готовы отдать свою ману, свою силу, свою жизнь за то, чтобы стать частью нашего мира.
Я взял в руки кусок огненного обсидиана, который излучал яркий красный свет. Он был наполнен маной духов огня, которых я также уговорил помочь мне.
— Призываю тебя, малый дух, — сказал я, громко и четко произнося заклинание. — Войди в это тело. Стань его душой. Стань моим воином!
Аккуратно положил обсидиан на камень. Он раскололся на осколки, излучая яркую красную вспышку. Камень задрожал, его поверхность покрылась трещинами, а из них пополз туман.
«Я готов, — прошептал невидимый голос. — Я готов служить тебе».
Он встает на ноги, его тело становится гибким и мощным. Он открывает глаза, и в них горит неугасимый огонь малого духа, который теперь владел его телом. Я смотрел на него с гордостью и уверенностью. Я создал нового воина, непобедимого и мощного. И это было только начало. Я знал, что могу создать целую армию каменных носорогов. Армию, которую не сможет победить никто.
— Вы и станете основой моей кавалерии и «кулаком» для прорыва!
Сотни камней позади так же стремительно оживали и принимали внутрь себя океан жадных до силы духов.
Сомалиленд преображался на глазах. Новые города вырастали, как грибы после дождя, дороги соединяли их в единую сеть, а армия мощно стояла на защите моих границ. Но я не хотел, чтобы моя империя строилась на разрушениях и крови.
«Мне нужна сила, которая будет могущественна, но не беспощадна», — думал я, вглядываясь в даль. «Мне нужно оружие, которое сможет победить врага, не причиняя вреда мирным жителям.
И в моей голове родилась идея. Я уже установил прочные связи с духами земли и огня. Они помогали мне создавать оружие и доспехи для моей армии, но я знал, что они могут дать мне еще больше. Я хотел создать артефактные пушки, основанные на силе духов земли. Пушки, которые будут стрелять концентрированной энергией земли. И по своей сути будут звуковым оружием.«Я представляю их в своём воображении, — думал я, чувствуя, как кровь закипает от волнения. — Они будут сильными и точными, и помогут мне брать города с наименьшими разрушениями и жертвами».
Спустился с холма и подошел к огромной каменной плите. Я дотронулся до нее рукой, чувствуя холодный камень и сильную энергию земли, которая пронизывала его.
«Духи земли, — шептал я, закрыв глаза. — Я призываю вас помочь мне. Я хочу создать оружие, которое будет служить моей империи и защищать мой народ. Я хочу создать магические пушки».
В моей голове зазвучал нежный голос: «Мы слышим тебя, Малик. Мы готовы помочь тебе».
Моргнул и увидел, как каменная плита задрожала. Из трещин в ней начал вырываться туман, который закружился вокруг меня.
«Мы будем работать с вами, — прошептали невидимые голоса. — Мы создадим мощное и точное оружие, которое будет служить лишь тебе».
На что я лишь хищно улыбнулся.
Затем был совет с мастером шпионских дел Мухаммедом ибн Каримом Аюбом. Мы говорили о делах Адальского султаната и нестабильности Алджуранского чуть поодаль от нас. Одна искра, и там вспыхнет крестьянское восстание, бессмысленное и беспощадное, но такое удобное нам.
— Расскажи мне больше об Адале. Что там происходит?
Мухаммед кивнул, положив на стол свою резную трость.
— Султан Адаля, человек, который не умеет управлять, — начал он, его голос был хриплым и глубоким. — Он строит дворцы, а его народ голодает. Его войска слабы, а его советники – коварны.
— А что по Алджурану?
— Алджуран – это бочка с кровью земли, — ответил Мухаммед. — Народ там бунтует. Крестьяне измучены налогами, а их семьи голодают. Одна искра, и там вспыхнет пожар анархии!
— И?
Мухаммед улыбнулся хитрой улыбкой, но его глаза остались серьёзными.
— Мы можем помочь им взбунтоваться, — произнес он. — Мы можем дать им то, что им нужно, чтобы свергнуть своего правителя, а потом…
Я задумчиво кивнул, глядя на медленно погружающееся в темноту небо. Холодный ветер, пропитанный запахом песка и соли, доносил до нас отдаленный шум прибоя. Вся сцена была пропитана атмосферой суровой, но завораживающей красоты.
— Аден, — повторил я, мои губы слегка искривились в задумчивой гримасе. — Всегда были неугомонными. Жадные до власти, до богатств. Но Йемен… Йемен — это кость в горле. Тяжело проглотить.
Я сделал шаг к перилам, с которых открывался вид на город, погруженный в полумрак. Вдали виднелись огни, мерцающие в темноте, как далекие звезды.
— Что по ним? — спросил я Мухаммеда, мой голос был хриплым от усталости, но в нем слышался стальной оттенок решимости. — У них есть какие-то планы? И как мы можем использовать это в своих целях?
Мухаммед, всегда спокойный и уравновешенный, немного склонил голову, его глаза блеснули в полумраке.
— Информация о движениях Аденского султаната — это драгоценный камень, который нужно найти, — ответил он, его голос был негромким, но твердым, как сталь. — Я знаю людей, которые могут добраться до этой информации. С помощью золота и обещаний.
Он поднял руку, словно отгораживая от меня поток своих мыслей.
— Но дайте мне ночь, господин, — произнес он, его голос стал немного мягче, словно он хотел успокоить меня. — Я попрошу своих людей подвинуть небеса, чтобы извлечь для вас нужные знания.
Он снова обратил свой взгляд на меня, на его лице отразился свет заходящего солнца.
— Информация — это мощь, господин. И мы будем иметь ее уже завтра.
Я кивнул, ибо доверял его интуиции и проверенным методам получения «подобной» информации.
— Хорошо, — сказал я, опираясь на перила. — Но действуй быстро, Мухаммед. Время — наш главный враг.
Я отошел от перил и повернулся к Мухаммеду, мои глаза стали пронзительными, как огонь. Советник скупо кивнул.
— Время стремительно и меняет всё вокруг. Пара дней, и ситуация может кардинально измениться. Умер правитель! Восстала армия или народ. Время — твой враг, а информация устарела, лишь только попав на твой стол... — пояснил он.
— Мы не можем допустить, чтобы Аден сделал свой ход первым. Мы должны быть на шаг впереди.
В темноте наши фигуры сливались, оставляя за собой лишь шепот ветра и звук удаляющихся волн. Я облокотился на перила, глядя на город, утопающий в полумраке. Вдалеке мерцали огни, напоминая о жизни, текущей своим ходом, несмотря на наши задумки и планы.
— Мамлюки, — произнес я, мой голос звучал твердо и хладнокровно. — Вечные воины. Всегда в движении, всегда готовы к бою. Но как долго они могут держать свою империю в кулаке?
Я отвернулся от города, глядя на Мухаммеда, который стоял передо мной, заложив руки за спину. Его лицо было освещено бледным светом луны, выделяя глубокие морщины и проницательные глаза.
— Они как хищники, — ответил он, его голос был спокойным и уверенным. — Всегда в поисках новой добычи. Но и они не без слабостей.
Он сделал небольшой шаг вперед, его тюрбан слегка качнулся.
— Сирия — это их большая головная боль. Там не только местные бунты, но и турки не дремлют. С одной стороны, это может ослабить их империю, с другой — может сделать их еще более агрессивными.
Я кивнул, соглашаясь с его мыслями.
— А что известно про Эфиопию? — спросил я, интересуясь их действиями. — Что там делает их царь?
Мухаммед усмехнулся, его улыбка была не дружелюбной, а скорее ироничной.
— Соломониды, — произнес он, покачивая головой. — Всегда были странными. Их царь, Царь Царей, как их называют, куда-то сбежал. Говорят, что он ищет какую-то книгу своего прородителя.
Он вздохнул, словно вспоминая о чем-то неприятном.
— Они зациклены на своих мифах и легендах, порой забывая о реальном мире. Но это не значит, что их не стоит бояться.
Советник посмотрел на меня с нескрываемой неприязнью.
— Эфиопия - это тайна, господин. И она может стать нашей большей проблемой, чем мы думаем.
В воздухе повис немой вопрос, требующий ответа. Что же такое происходит в этой «соседней» стране, что беспокоит даже такого опытного и хитрого человека, как Мухаммед?
Холодный воздух, пропитанный запахом моря и специй, приносил с собой далекие звуки ночного базара. Мир жил своей жизнью, не обращая внимания на наши тёмные дела.
— Гуджарат, — произнес я, мой голос звучал твердо и холодно. — Сердце индийской торговли. Но Индия — это море разрозненных княжеств. Как мы можем использовать это в своих целях?
Я повернулся к Мухаммеду, который стоял перед мной, вновь опираясь на свою резную трость. Он внимательно слушал меня, глаза блестели в полумраке, словно две чёрные жемчужины.
— Индия — это ключ к богатству, господин, — ответил он, его голос был спокойным, но в нем слышалась сталь. — Там есть всё, что нам нужно: специи, ткани, драгоценные камни. И всё это можно получить с помощью правильной стратегии.
Он сделал небольшой шаг вперёд, его тюрбан слегка качнулся.
— Индия раздроблена, — продолжил он, его лицо озарилось хитрой улыбкой. — Но это и есть наша возможность. Мы можем предложить им свои услуги.
Советник посмотрел на меня с пронзительным взглядом.
— Торговля и армия. Мы можем предложить им и то, и другое. За хорошую цену, конечно же.
Он отступил назад, снова опираясь на трость.
— Мы можем стать их мостом в наш «мир», — продолжил он. — И сможем защитить их от врагов и открыть им новые рынки.
Аюб вздохнул, его глаза погрузились в раздумья.
— И в конечном счёте, господин, мы можем закрепиться там. Стать неотъемлемой частью их мира.
В его словах слышалась определённая жестокость. Он видел Индию не как источник богатства, а как поле для своих амбиций. Я кивнул, задумавшись о его словах. Гуджарат — это действительно ключ к богатству. Но как мы можем завоевать доверие этих индийских князей? В воздухе повис немой вопрос, требующий ответа. Как мы можем построить мост между нашими мирами? Я смотрел на Мухаммеда, на его хитрое и проницательное лицо. Он видел возможности там, где другие видели лишь хаос.
Как там говорилось? Хаос — это лишь лестница? И для него это было крайне верное утверждение.
Широка и обильна земля Сомали III
Совершенство достигается тренировкой и привыканием. Мы поступаем правильно не потому, что добродетельны или совершенны. Напротив, мы таковы, потому что поступаем правильно. Мы есть то, что мы постоянно делаем. В таком случае совершенство – не поступок, а привычка.
Аристотель
Был рассвет. Первые лучи солнца, робкие и нежные, пробивались сквозь густую пелену ночного тумана, окрашивая небо в пастельные тона. Небо, словно огромный холст, было разрисовано розовыми, оранжевыми и фиолетовыми мазками, которые с каждой минутой становились ярче и насыщеннее.
Море, еще не проснувшееся, мирно спало, его поверхность была гладкой, как зеркало, отражающее небесную палитру. Лишь изредка легкий бриз нарушал эту зеркальную гладь, пробегая по воде и оставляя после себя рябь, словно отпечатки невидимых пальцев. Воздух был свежим и прозрачным, наполненным запахом соли и влажной земли.
На горизонте, где небо сливалось с морем, словно в нежных объятиях, зарождался новый день. Из-за горизонта медленно поднималось солнце, его золотые лучи пробивались сквозь туман, освещая окружающий мир. Туман таял, растворяясь в теплом свете, и мир постепенно пробуждался от сна.
На верфи, где ещё недавно кипела работа, царила тишина. Она была не просто тишиной, а глубоким покоем, словно после бурной бури. Деревянные стапели, на которых ещё вчера стояли недостроенные корабли, теперь были пусты, словно ожидая нового прилива жизни.
Лишь редкие звуки, словно вздохи пробуждающегося дня, доносились откуда-то издалека. Это мог быть шум волн, прибоя о берег, или далёкий крик чайки, парящей над морем. Эти звуки были негромкими, но они придавали этой тишине особую мелодию, делали её не глухой, а пропитанной атмосферой ожидания.
Воздух был пропитан свежим морским бризом, несущим с собой запах смолы и соленой воды. Запах смолы был сильным и терпким, он ощущался ещё с тех пор, когда на верфи кипела работа, когда корабельные мастера строгали доски, скрепляли их мощными гвоздями и пропитывали материал смолой. Запах соленой воды был более мягким, он приносил с собой вкус свободы и приключений, он говорил о море, о путешествиях, о новых горизонтах.
В этом запахе была ощутима история новой верфи, ее труды и мечты. Здесь создавались корабли, которые уходили в плавание, перевозили грузы, делали открытия, боролись с бурями. И даже когда на верфи царила тишина, она была наполнена своей историей, этой мощью, этой мечтой.
Я стоял на берегу, вглядываясь вдаль. Перед моими глазами простирался флот - полсотни фрегатов, готовых к отправлению. Они стояли на якоре, словно величественные птицы, с гордостью выпрямив свои мачты к небу. Солнечные лучи, играя на парусах, превращали их в огромные золотые крылья, готовые унестись в неизвестность.
Эти корабли были новыми, мощными, с высокими мачтами и грозными орудиями. Их корпуса блестели свежевыкрашенной краской, а на палубах ярко сверкали бронзовые пушки, словно глаза хищника. Ещё совсем недавно таких кораблей не было во всём Красном море. А теперь они были символом нового времени, новой эпохи, эпохи могущества и власти одной конкретной страны.
Я слышал шум волн, мягко плещущих о борта кораблей, и чувствовал в себе гордость и трепет. Гордость за свои команды, за свои корабли. И трепет перед тем, что нас ждало впереди. Мы были первыми, кто принес в Красное море такие корабли, и наши враги еще не знали, с чем им придется справиться. Так что этот сюрприз неплохо их удивит.
А после отправятся за дарами Индийского океана, и на их палубах — груды корицы, гвоздики, имбиря, шафрана, черного перца. Я увидел яркие ткани, драгоценные камни, экзотические фрукты, все то, что делало Гуджарат сказочной страной. Я увидел, как эти товары попадут на наши рынки, как они изменят жизнь наших людей, как они принесут процветание и богатство. И это только начало и первый шаг для торговой экспансии в Индию, и самое прекрасное, что нам совсем не нужен сухопутный путь, ибо есть вода. И это всё упрощает, а дальше, кто знает, возможно, мы откроем и что-то ещё. Ибо возможности амбициозных «людей» воистину безграничны!
Мой взгляд зацепился за мощную каракку, разукрашенную в цвета Сомали. Она стояла у самого края верфи, словно величественная птица, готовая взлететь. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь легкую дымку, освещали её бока, заставляя яркие краски играть и переливаться, как драгоценные камни.
Это был настоящий гигант, огромная деревянная махина, покрытая резьбой и яркими красками. Ее мачты упирались в небо, словно гигантские пальцы, а палуба была так широка, что на ней с легкостью мог разместиться целый отряд воинов.
На боках караки красовались изображения мифических зверей и морских монстров, вырезанные из дерева с необыкновенной детальностью. Казалось, они вот-вот оживут и бросятся в атаку, охраняя корабль от врагов.
Она выглядела как искусственный левиафан, выброшенный на берег из глубин моря. Ее громадные размеры и мощь вызывали трепет и восхищение. Невольно захотелось взобраться на ее палубу и почувствовать себя управлять этим морским гигантом, покорять волны и бороться с бурями.
— Что это? — спросил я у одного из моряков, стоящих рядом, желая узнать их личное мнение насчёт "новинки".
— Это каракка, милорд, — ответил безусый парнишка малагасиец лет двадцати. Его темно-коричневая кожа, словно отполированная солнцем, блестела потом, а черные глаза горели живым интересом. Он с гордостью указывал на корабль, словно радуясь тому, что может рассказать о нем более подробно. Сделав небольшой шаг вперед, он с осторожностью погладил рукой деревянную обшивку корабля, словно лаская любимого зверя. Его голос, звучащий с определенной гордостью, был напоен солнечным воздухом и морской солью. Словно он сам был причастен к созданию этого морского гиганта.
— И для чего она нам нужна? — спросил я.
— Она будет служить средством прорыва, милорд, — ответил моряк. — Если флот наших врагов вдруг окажется «чуточку» больше, и мы станем проигрывать, каракка поможет прорваться сквозь их линии.
Я кивнул, видя, как на ее палубах были установлены огромные орудия, готовые осыпать врага свинцом и огнем. Но было еще что-то, что меня заинтриговало.
— А что это такое? — спросил я, указав на небольшие ящики, стоящие рядом с орудиями.
— Это системы подачи огненной смеси, милорд, — ответил парнишка, его глаза заблестели от нескрываемого восторга. — Или же греческого огня, как говорят по ту сторону Красного моря.
Он сделал небольшой шаг вперед, словно хотя бы на миг приблизиться к той опасности, что таилась в этих ящиках. Его рука непроизвольно потянулась к одной из них, но потом он остановился, как будто опомнился.
— Это оружие страшное, милорд, — прошептал он, голос его задрожал от страха и восторга. — Оно может сжечь всё на своем пути.
— Но для врагов нашего флота это будет настоящим кошмаром, — продолжил он, его глаза заблестели от нескрываемой радости. — Они не захотят с ним встречаться.
Удовлетворённо хмыкаю, видимо, новая игрушка пришлась по душе морячкам, но оно и понятно, раз всё сделано с душой и по уму.
— Господин, вас ищет маг-чужестранец. — вновь обратился ко мне безусый парнишка, указывая куда-то в сторону, словно хотел поделиться важной новостью. Его губы сформировали слабую улыбку, словно он радовался тому, что может быть полезным.
Но секунда, и его располовинило магией вдоль, оставляя идеально ровные половинки, что падают на причал, заливая его горячей кровью.
Кровь быстро растекалась по деревянным доскам, окрашивая их в яркий алый цвет. Она была густой и тягучей, словно мед. А воздух наполнился резким запахом крови и железа.
Парнишка упал на причал, его тело разделилось на две ровные половинки, словно его рассек острый нож. Его глаза были раскрыты от ужаса, а на лице застыла гримаса боли. Я стоял на месте, ошеломленный от произошедшего.
Какая-то пара секунд, и я замечаю самого мага, что радостно махал мне с берега рукой. Он стоял на вершине небольшой скалы, словно властелин этого мира, освещенный яркими лучами солнца. Платиновый блондин с мраморной кожей и алыми глазами, так что я мгновенно понял, что передо мной альбинос.
Он был красив, почти нереально красив. Его волосы сверкали на солнце, словно белое золото, а кожа была белоснежной как мрамор. Его алые глаза, яркие и проницательные, словно пронзали меня насквозь.
Но как же странно он был одет! На нем была только одна набедренная повязка, украшенная необычными символами, которая едва прикрывала его белоснежное тело.
Он стоял так расслабленно, так уверенно в себе, словно был уверен в своей безопасности, в своей непобедимости. Он был не просто красив, он был совершенен, словно скульптура из белого мрамора. Его поза была полна грации и силы, каждая линия его тела излучала спокойствие и власть.
Тело чародея украшали антрацитовые рисунки явно магического толка, он был исписан ими с головы до пят. Это были не просто рисунки, это были символы, зашифрованные знания, могущественные мантры. Они покрывали его шею, плечи, руки, грудь, живот, ноги, даже его лицо было украшено несколькими небольшими символами, которые делали его еще более загадочным и недоступным.
— Папа передаёт привет, — на чистой латыни произнёс этот посланник посланника бога. Его голос, словно звон стекла, был холодным и безэмоциональным. Он произносил слова с таким ледяным спокойствием, словно говорил о погоде.
— Иди к чёрту! — отвечаю сухо, рефлекторно готовя молнию в ответ. Мое тело напряглось, мускулы напряглись, пальцы сжались в кулаки. Я был готов к бою, готов к смерти.
— Все там будем... — философски заметил альбинос, перекрестившись на католический манер. Его улыбка была озорной, словно он играл в смертельную игру. Он был убеждён в своей неуязвимости и в том, что он может управлять жизнью и смертью.
Его слова были пропитаны цинизмом и пренебрежением. Он был уверен, что я не смогу ему противостоять, что я буду бессилен перед его мощью.
И вот тогда я понял, что я имею дело не с простым магом, а с чем-то более могущественным. Он был посланником «посланника» бога, и он не считался с моей жизнью.
В моей душе вспыхнул гнев, переросший в ярость. Я был полон решимости сражаться до последнего, даже понимая, что у меня нет шансов на успех.
Альбинос лишь кивнул, и в его алых глазах зажглась не просто улыбка, а нечто более зловещее, словно он в глубине души радовался предстоящей смерти. Он зажёг на кончиках указательного пальца левой руки сферу из чистого света, мгновение, и она уже размером с арбуз. Сфера сияла так ярко, что затмила солнце, освещая все вокруг нежным, но в то же время невыносимо ослепляющим светом.
Миг, и маг отправляет ее в меня, но я успеваю отпрыгнуть. Я чувствовал жжение на коже, словно меня обдало волной жара, но я был жив. А вот карака — нет. Она стояла рядом со мной и вмиг превратилась в огромный факел, охваченный пламенем. Древесина с треском загорелась, и дым поднялся в небо, словно черный вихрь.
Пара секунд, и огромный корабль сгорает за считанные секунды, словно кусок сухой травы под жаром солнца. Он был так величествен еще миг назад, а теперь превращался в огромный факел, охваченный пламенем. Пламя не просто было красным, оно переливалось оранжевыми, жёлтыми и белыми оттенками, словно живой организм, дышащий, пульсирующий и пожирающий всё на своём пути.
Пламя лижет ее мачты. Они трещали и ломались, падая в воду с глухим звуком. Вижу как паруса превращаются в пепел, словно тонкая бумага, под жаром факела. Они летели в воздухе, словно черные птицы, и падали в море, оставляя после себя лишь черный дым. Огромные орудия плавятся от жара, словно пчелинный воск на солнце. Они теряли свою форму, мощь, былую опасность. И превращались в бесполезные куски металла, которые уже не могли защитить корабль от врагов.
Всё происходило так стремительно, словно это было предначертано судьбой. Я видел, как рушатся мечты, как исчезают надежды на победу, как гибнет символ силы и могущества. Но ничего, корабль мы построим ещё, но сначала нужно кое-кому сломать рога.
— Зря ты это сделал, бледнолицый. — делаю уверенный шаг вперёд, моё тело напрягается, мускулы набухают от силы. Я не боюсь смерти, я готов к ней, я готов бороться до конца, да и что есть смерть, когда ты уже умирал, если подумать.
Пара секунд, и маг отправляет в меня еще с десяток сфер света. Они летели ко мне с грохотом, оставляя за собой следы огня и дыма.
Кожа сгорает, волосы испаряются, мышцы обнажаются и тоже осыпаются пеплом. Чувствую лёгкое, но всё нарастающее жжение, словно меня облили раскаленным воском, я чувствую боль, словно меня разорвали на части, но я не отступаю. Делаю еще шаг вперед, и еще шаг, и еще шаг. Мои кости трещат от напряжения, но я иду вперед, словно автомат, запрограммированный на победу.
Какая-то пара шагов, и я уже просто скелет, черный и обгорелый, стоящий перед магом, словно призрак из преисподней. Мое тело уже не может чувствовать боли, но я еще жив. Я вижу его алые глаза, раскрытые от удивления, я слышу его вздох, словно ветер проходит сквозь пустые ребра.
Но вот я чувствую, как мой скелет наполняется силой, как он становится не просто жалким остовом, а оружием. Я чувствую, как в моих пустых глазницах загорается огонь и вспыхивает взгляд самой смерти.
И нет, я не умираю.
Но тут вступает в ход моя чудовищная регенерация. Я чувствую, как по моему телу пробегает волна тепла, как мышцы восстанавливаются, как кожа обрастает заново, как волосы растут с удивительной скоростью.
И вот я уже стою перед ним, целый и невредимый, словно ничего и не было.
— Матерь божья... — затем была какая-то непереводимая ругань на корсиканском. Маг стоял ошеломленный, его алые глаза расширились от удивления. Он не мог поверить в то, что видит.
Он видел перед собой не просто человека, а настоящее чудовище, не просто смертного, а воистину бессмертного. Да, пафосно, но а куда деваться? Ибо таков путь. Почему не использую магию? Тогда высока вероятность, что и порт, и верфи сгорят в синем пламени, а строить их по новой как-то не улыбается. Так что пока старая добрая физуха.
Удар ладонями по ушам мага дезориентировал его, словно ударил по звону. Он зашатался, его алые глаза забегали, он не мог понять, что происходит. Я использовал этот момент слабости.
Без какой-либо спешки я сделал один скупой удар. Мой удар был быстр и мощен. Удар пришелся в грудную клетку мага, пробив ее насквозь.
Я вытащил его сердце, дабы прервать его бренную жизнь с гарантией.
Сказано — сделано.
Сердце мага выпало из его груди с глухим звуком, как камень, упавший на землю. Я опустился на колени и поднял его. Мягко говоря, оно было необычным: казалось сделанным из чёрного мрамора, а внутри него алели жилки, похожие на рубины. Мрамор был прохладный и твёрдый, словно обычный камень, а рубиновые жилки сверкали на солнце, подобно каплям крови.
Оно казалось мне чем-то могущественным и непостижимым. В нём, словно в каком-то безмерном источнике, была заключена сила мага, его жизнь и мощь. Это сердце было не просто артефактным органом протезированного типа, а ключом к его магии и, возможно, моему бессмертию. Я ощущал в нём не только холод, но и нечто мрачное и по-своему зловещее.
Это было сердце «дьявола», и я держал его в своих руках. Вот только откуда оно у «посланника» бога на земле?
Как любопытно.
Я держал его в своих руках и вглядывался в него. В нем было что-то необычное, что-то непостижимое. Это было не просто сердце, а настоящий тёмномагический артефакт протезированного типа. Я чувствовал, как в моей душе загорается интерес, желание раскрыть эту тайну, желание понять, что это такое. Возможно, даже моё обучение магии подождёт, ибо здесь такое! И это нужно исследовать как можно скорее. Но сначала война, как бы ни было грустно это призвать, но она вне очереди, ибо опять начнут дёргать, что-то требовать, а у меня проблемы с контролем гнева, так что лучше сразу сделать хорошо и заниматься своими делами и прочими изысканиями.
— Значит, благодарить за привет стоит Папу? Что ж, я запомню, а, возможно, и запишу, и как только мы пересечем Красное море и Каир, то сразу же наведаемся в гости в Рим, ибо негоже оставлять подобные «дары» без внимания. — Я лишь загадочно улыбнулся, а карака на заднем фоне тем временем окончательно догорела, ну а я всё же заметил, что остался без одежды, зато с новой кожей и полным отсутствием загара, но это уже мелочи.
Широка и обильна земля Сомали IV
Мы работаем, чтобы иметь свободное время, и воюем, чтобы жить мирно.
Аристотель
Солнце поднималось над горизонтом и окрашивало небо в кроваво-красные тона. Отблески этого зловещего зарева отражались в волнах, которые пенились от грохота наших пушек.
Грохот наших орудий смешивался с маршем пехоты, с уверенностью движущейся к вражеским укреплениям. Фрегат «Громовержец», громадина из дуба и железа, занял стратегически важную позицию, перекрыв узкий вход в залив. Теперь враг был отрезан от поддержки арабских союзников, прибывших с юга. Их флот, состоящий из небольших кораблей, попытался прорваться через линию огня «Громовержца», но попытка была безуспешной.
Перед нами стоял маленький, но гордый султанат на юге. Он был как терновый куст, не боясь никого, стоящий на пути к нашим амбициям. Адаль же был его союзником, но не нашей главной целью, но он ответит за то, что вмешался в конфликт, а затем и сам будет поглощён.
«Сегодня мы заберем их земли, — прошептал я, вглядываясь в рассвет, словно в глаза судьбы. — И сделаем их нашими!»
Пока войска государства Адаль застыли на границе в нерешительности, мы двинулись на юг и, словно цунами, смели восьмитысячную армию другого султана и уже силой пушек взяли их города и крепости. Забрав побережье и пару земель в глубине, а затем и окончательно взяв их столицу, мы двинулись на Адаль, ибо за свою трусость нужно платить.
Вскоре пала и столица Адаля, и они запросили мир, отдав парочку приграничных городов, где жители сомалийцы на том и порешали, а затем один султанат с юга и вовсе перестал существовать, но уже официально. Армия хорошо показала себя, пушки с лёгкостью ломали все укрепления и стены, а вот кавалерии ещё придётся себя показать.
Пару дней продолжались морские бои и захваты их флота, а затем наши фрегаты вернулись в столицу и встали на ремонт, дабы после отправиться в экспедицию до Гуджарата и обратно, и данная миссия обещает стать чертовски прибыльной.
Ну а я занимался облагораживанием новых территорий и устрашением бунтующих «новичков», дабы и они успели проникнуться духом нового Сомали. Ты либо меняешься, либо погибаешь. Эволюция та ещё... леди. Попутно шла раскачка крестьян в Алджуране. Наши агенты работали без устали, и вскоре там должен вспыхнуть пожар народного бунта, а вот у нас такого допускать нельзя, ибо это деструктивно для процветания.
Не успел я закончить работы по прокладке новой дороги, ведущей к их городам, как известие о восстании бывших жителей Адаля на границе докатилось и до меня.
Оседлав своего верного носорога, одержимого воинственным духом, я мчался к ближайшему городу. Его каменные стены уже были охвачены пламенем, а дым от пожаров тянулся к небу, словно черные щупальца. Гул битвы доносился до меня с усилием — это восставшие штурмовали городской арсенал, надеясь овладеть оружием.
Носорог, чувствуя мой гнев и тревогу, мчался вперед с неистовой силой. Его толстая кожа, словно броня, защищала меня от полета стрел и камней. Я держался за его гриву, чувствуя его пульс, быстрый и мощный, словно удар сердца земли.
Город, который когда-то был тихим и спокойным, теперь превратился в место жестоких сражений. Звуки выстрелов, взрывы и крики о помощи создавали ужасную какофонию, заполняя воздух и насыщая его запахом крови и пороха. На улицах, где когда-то звучал смех и бурлила жизнь, теперь лежали тела погибших, словно сама смерть устроила здесь свою страшную ярмарку.
Воины Сомалиленда, одетые в новенькую броню, украшенную замысловатыми магическими знаками, отчаянно защищали свои позиции. Их лица были закалены решимостью, а глаза, усталые от бесконечных сражений, горели ненавистью к врагу. Щиты и мечи отбивали бесконечный поток стрел. Но враг был беспощаден. Он наступал волнами, не умолкал ни на минуту.
Их ряды, сформированные из разношёрстной толпы ополченцев и наемников, были многочисленны и жаждали мести. Их глаза горели злобой, затуманенной кровью и жаждой уничтожения. Руки, почерневшие от крови, держали копья и ножи, готовые к смертельному удару. Они не знали пощады, убивая всех, кто вставал у них на пути.
Я приближался к городу, который теперь был осквернён, превращён в мрачное напоминание о моей неудаче. Ещё недавно здесь кипела жизнь, и радость наполняла это место. Но теперь всё исчезло, оставив лишь зловещую тьму. Тишина, какая-то непроницаемая и глубокая, заменила собой привычный шум жизни.
С каждой минутой, приближаясь к городу, я всё сильнее ощущал запах крови. Он словно впитался в каждый камень мостовой. Я остановился в нескольких шагах от ворот, не смея сделать и шага вперёд. Мои солдаты, те, кто клялся служить мне до смерти, висели на городских стенах, как мясные туши. Их лица были искажены муками, а глаза пустыми от ужаса и боли. Их тела были изуродованы, на них были нанесены глубокие раны, как будто их пытали до смерти. Рядом с каждым из них висела табличка с надписью, вырезанной на костях, которая сообщала о том, что они были предателями и убийцами.
Я не мог верить в то, что я вижу. Это было невозможно! Эти солдаты отдали за меня свои жизни. Они были преданы мне. Но кто сделал это? Кто мог быть таким жестоким? Что ж, неважно. Всё это неважно, ибо месть будет незамедлительна.
Молча собрал всю свою волю в кулак, сжав его до хруста костей. Магическая энергия, вихрем закручиваясь в моём теле, поднималась к голове, где сосредотачивалась вся моя мощь. Я почувствовал, как она переливается через край, заполняя собой всё пространство вокруг.
Я обращался к духам земли – древним и могущественным существам, спящим под покровом почвы. Их имена, утраченные в веках, я произносил шёпотом, моля о помощи. Я ощущал их присутствие – тяжёлое и холодное, словно каменные глыбы, давящие на мою душу.
В моём голосе не было уговоров, только холодная и беспощадная воля. Я не просил, я требовал. Я отдал им столько силы, сколько они пожелали, раскрывая свою сущность перед ними, не боясь их могущества.
И они откликнулись.
Земля задрожала под ногами, словно гигантский зверь, просыпающийся от векового сна. Сначала это была едва заметная вибрация, как будто кто-то ударил молотом великана по основанию земли. Но вибрация нарастала, становясь всё более ощутимой, переходя в содрогание, подобное землетрясению. Трещины появились на мостовой, сначала тонкие, как волосы, но быстро расширяясь и глубоко проникая в каменную плоть. Из них потянулись клубы дымного тумана, пахнущего сыростью и гниющей органикой. Это был не простой туман, а нечто более зловещее, словно дыхание подземного мира, проникающее в мир живых.
Туман заполнял улицы, окутывая дома и здания в свою прозрачную пелену. Он казался живым, движущимся, как будто имел свою волю и цель. В нём метались тёмные тени, словно призраки погибших солдат, покинувших свой мир, чтобы забрать с собой живых.
На улицах теперь стояла гробовая тишина, нарушаемая только хрустом трещин и шипением тумана. В воздухе висела ощутимая напряжённость, как перед грозой, когда мир замирает в ожидании неизбежного.
В этом безмолвии таилась не просто опасность, а нечто более значительное. Что-то, от чего пробегал холодок по коже. Что-то, что свидетельствовало о том, что привычный нам мир перестал существовать.
Я увидел, как стена города начала трескаться, словно хрупкий глиняный горшок, расколовшийся от удара. Трещины, тонкие вначале, быстро расширялись, словно живые, прорезая камень и кирпич с нечеловеческой силой. Стена стонала, словно живое существо, испытывающее невыносимую боль.
Из трещин посыпались куски камня, кирпича и штукатурки, а затем появилась кровь. Кровь погибших солдат, которые висели на стенах, как трофеи победы, полилась из ран и трещин, окрашивая каменные блоки в ярко-красный цвет. Это была кровь, которая не сгущалась, не засыхала, а текла по стене, словно живая, напоминая о жестокости войны и бессмысленности смерти.
Стена города трещала и раскалывалась на куски, словно от удара мощного молота. Каменные блоки обрушивались вниз, засыпая улицы и площади города грудой разрушений. А вместе с ними падали и тела погибших солдат, те, кто когда-то защищал этот город, теперь стали его жертвами.
Город словно провалился в себя, как песчинка, брошенная в пустыню. Земля раскрыла свою пасть и проглотила его целиком, не оставляя от него ни следа. На месте могущественного города, который когда-то был центром торговли и культуры, осталась только пустота, заполненная душным туманом и запахом крови.
Я стоял на краю провала, словно на краю мира, и смотрел на пустоту, которая когда-то была городом. В моей душе была пустота, пустота от утраты, пустота от боли, пустота от ужаса. И я знал, что эта пустота никогда не заполнится, потому что город ушёл навсегда.
Ветер завыл, словно плач о погибших, пронзительный и печальный. Он пронесся по равнине, где ещё недавно стоял город, срывая с земли сухую траву и пыль. Пыль поднялась в воздух, закружилась в вихре, как будто сама смерть танцует над могилой. Пыльный вихрь покрыл равнину серым покровом, затемняя и без того унылую картину. Город превратился в безжизненную пустошь, словно на этом месте никогда и не было ничего. Только глубокие трещины и разбросанные камни напоминали о том, что здесь стояло нечто большое и могущественное.
Трещины, похожие на шрамы на теле земли, расходились во все стороны, словно пальцы гигантской руки, которая когда-то сжала город в свою хватку. Камни, когда-то бывшие частью стен, фундаментов и мостовых, лежали разбросанные по равнине, как осколки разбитого зеркала. Они были холодными и безжизненными, словно окаменелые сердца тех, кто когда-то жил в этом городе.
Ветер утих, пыль осела, но равнина осталась такой же пустой и безжизненной. Она словно впитала в себя всю боль и страдание, все радости и печали того, кто жил на ней когда-то. И теперь она стояла передо мной, как мрачное напоминание о хрупкости жизни и неизбежности смерти.
Равнодушный ветер пронёсся над ней, не оставляя никаких следов, как будто и не было здесь ничего. И только я стоял на месте, окружённый пустотой, и чувствовал в своей душе глубокую пустоту, пустоту от уничтожения, пустоту от утраты и пустоту от неизбежного будущего.
Затем я повторил схожее «наказание» и с другим городом, дабы не повадно было. Ибо я не позволю хоть кому-то убивать моих людей, на которых было потрачено время и прочие ресурсы. В этом вопросе я был чертовски жаден, словно демон, но до их душ мне не было дела. Но вот трогать «моё» не позволю!
Он появился во вспышке бирюзового пламени, словно вырванный из самой сути магии. Пламя закружилось вокруг него вихрем, озаряя темноту ярким светом, а потом исчезло, оставив после себя только едва уловимый аромат озона и таинственный шум.
Молча стоял, словно высеченный из мрамора, но при этом чертовски живой. Кожа его была белоснежной, как свежевыпавший снег, не имея ни одного следа жизни, ни одного румянца, ни одной морщинки. Она была гладкой и холодной, словно истинный камень.
Заостренные кончики ушей, выступающие над линией волос, подчеркивали нечеловечески острые черты лица. Высокие скулы, резкий подбородок, тонкие губы – все в нем говорило о власти и бесспорной мощи. Но глаза, небесно-бирюзовые, пылающие яростным светом чистой магии, были укрыты за скромными угольно-черными очками-«велосипедами».
Они смотрели из-под очков, проницающие и беспощадные, словно глаза хищника, готового броситься в атаку. В них не было ни капли сострадания или сомнения, только чистая сила и жажда подчинять и доминировать.
Прическу он носил лонг андеркат, с длинными волосами на одной стороне, на норманский манер. Волосы цвета вороного крыла с оттенком антрацита, в комбинации с его белоснежной кожей, создавали поразительный контраст. На левой руке блестели простые командирские часы с красной звездой, словно символ власти и беспощадности.
Он стоял, окруженный таинственностью и мощью, словно вышедший из легенды о великом воине, который вернулся, чтобы защитить свой народ от врагов. Но в его глазах было не только мужество, но и нечто более мрачное, нечто, что заставляло дрожать от страха и уважения одновременно. И ведь каждый раз как первый, чёртов ифрит вечно доводит меня до икоты, но страха как такового нет. Животный есть, а вот осмысленного нет. Лишь азарт и жажда испытать «наставника».
Его бирюзовые глаза, укрытые за темными очками, смотрели вдаль, словно проникая сквозь ткань реальности.
— Ты хорошо постарался, — произнес он равнодушно, его голос был глубок и спокоен, словно шум прибоя. — Духи довольны, духи сыты, и отныне ты признан владыкой.
Молча стоял перед ним, окруженный остатками уничтоженного города, чувствуя тяжесть своих действий. Я уничтожил два города, поглотив их землей, сделал все, что он требовал, но вместо удовлетворения я чувствовал только пустоту и безнадежность.
— Спасибо? — произнес я нехотя, мой голос звучал хрипло и устало. — А вы какими судьбами в наших краях, наставник? — я хищно улыбнулся в ответ, пытаясь скрыть свою растерянность.
Сахиби Алов повернулся ко мне, и его взгляд стал пронзительным, словно он видел меня насквозь. В его глазах не было ни удивления, ни радости, только равнодушное спокойствие и арктическое бесстрастие.
— Я пришел посмотреть, — произнес он. — Ты выполнил задание. И доказал, что достоин власти.
Хозяин Огня сделал шаг ко мне, и я чувствовал, как его магическая энергия проникает в моё тело, пронизывая меня до костей. Я не мог оторвать от него взгляд, словно был заворожен его мощью.
— Но власть — это не только сила, — продолжил он, его голос был крайне спокоен, но в нем звучала и лёгкая угроза. — Власть — это ответственность. И ты должен помнить о ней всегда.
Сахиби Алов сделал еще один шаг и остановился прямо передо мной. Его лицо было невыразительным, но в глазах я увидел глубокую пустоту, словно он видел не меня, а моё будущее, которое было темным и неопределенным.
— Помни об этом, — прошептал дух, и я чувствовал, как обжигающий холод его магии проникает в мою душу. — И помни о нашем пакте. Сделка не простит тебе измены, — почти зловеще прошептал он.
Я склонил голову в почтении перед своим наставником, чьи знания были дарованы мне как драгоценный дар. Его глаза, укрытые темными очками, смотрели на меня с бесстрастным спокойствием, словно он видел меня насквозь.
— Я буду наставником, ибо ваша наука была постигнута не зря, — произнес он спокойно, его голос был глубок и спокоен, словно шум прибоя. — Но как мне побороть пламя ярости? Обуздать гнев? Я желаю управлять эмоциями и страстями, а не чтобы они мной, — посетовал я на бытие, чувствуя, как жажда контроля над собственными эмоциями давит на меня, словно каменный груз.
Дух услышал мой вопрос, но не ответил сразу. Он сделал шаг вперед, его ноги не издавали никакого звука, как будто он парил над землей. Его бирюзовые глаза были погружены в глубокую мысль, словно он заглядывал в самую глубину моей души.
— А так ли нужен контроль? — прошептал он, его голос звучал подобно треску костра, теплому и уютному, но в то же время загадочному и непредсказуемому. — Растворись в эмоциях, стань сам своей страстью! — его глаза вспыхнули чистой магией, озаряя всё ярким светом. — Забудь про контроль. Сильнейший ни перед кем не отчитывается, а просто берет то, что ему нужно. — властная аура практически впечатала меня в землю, и я чувствовал, как моя воля слабеет под его давлением.
Он усмехнулся, поправляя очки, и в его глазах я увидел не сострадание, а глубокое понимание. Он понимал мою страсть, мою жажду контроля, но он также понимал, что именно она меня ослабляет.
— И вообще, вопросы контроля – это не ко мне, — произнес Сахиби Алов более спокойно, но в его голосе звучала угроза. — Я учу тебя силе, а не контролю.
— И я ценю это, мастер, но порой силы становится слишком уж много, а для её огранки нужен контроль. — начал спор я, пытаясь скрыть растущее беспокойство. Моя рука машинально потянулась к посоху, но я быстро остановил себя. Спорить с Сахиби Аловом — всё равно что пытаться укротить безумный морской вихрь.
— Много силы? — его басовитый смех прокатился по равнине, словно гром, заставляя дрожать землю под ногами. — Смешно. Однако! Силы никогда не бывает много, а жар всегда уместен и дарует тепло. — Он закончил с ироничной улыбкой, но я уже чувствовал неприятное потепление вокруг.
Мое тело начало покрываться потом, дыхание стало частым и неровным. Я уже отчетливо чувствовал, как кожа то и дело вспыхивает, словно от касания горячего угля, и следом тут же регенерирует, оставляя после себя нежную розовость.
— Контроль – это удел слабаков! — свет из-под очков Сахиби Алова практически ослеплял, словно два солнца взорвались в его глазах. — Сила не нуждается в контроле. Она сама знает, что делать.
Его слова прозвучали не как упреки, а как истина, не подлежащая сомнению. Я чувствовал, как моя воля слабеет перед его мощью. Я был готов спорить, доказывать свою правоту, но в глубине души я уже понимал, что он прав. Сахиби Алов сделал шаг ко мне, и я чувствовал, как его магическая энергия окутывает меня, проникает в мои кости, в мою кровь, в мою душу. Это было не угрозой, а предложением, предложением раствориться в его силе, отказаться от контроля и позволить ей управлять собой.
Я уже чувствовал, как моя воля колеблется, как моя жажда контроля угасает под натиском его мощи. И видел в его глазах искушение, возможность раствориться в его силе, отказаться от борьбы и просто поддаться течению. Но я был не согласен с таким исходом.
Ярость, словно волна, прокатилась по моей душе, смывая с собой все «поводки» духа. Я рыкнул, глубокий и грозный звук, вырвавшийся из глубины моей сущности. Ибо не мог поддаться, не мог отказаться от своего пути. Я жадно впитал его силу, но отринул контроль.
Сахиби Алов улыбнулся, и в его глазах я увидел одобрение. Он знал, что я не так прост, что я не сдамся без борьбы. Он прекратил ментальное давление, и я почувствовал, как моя воля возвращается ко мне.
— Хороший мутант, — произнес он спокойно, его голос звучал как шепот ветра. — Испытание силой также пройдено. Но я не шутил про контроль. Так что порой важно уметь отпустить «поводок», но, надеюсь, ты и сам это понял, мой ученик, — он хлопнул меня по плечу, и я почувствовал в его жесте не только уважение, но и некоторую грусть.
В этот момент меня озарило.
— Важна балансировка над всем и вся, это и позволяет обрести идеальный контроль? — живо заинтересовался я у духа, чувствуя, как в моей голове рождается новая мысль.
— Хорошая мысль. — Он на секунду задумался, словно пытался проанализировать мою мысль, и я увидел в его глазах искру интереса. — А что ты на меня смотришь? Думаешь, я знаю? — Сахиби Алов рассмеялся мне прямо в лицо, его смех был глубок и загадочен, словно звук древней силы.
Он отвернулся, словно задумавшись о чем-то важном. Я стоял перед ним, чувствуя себя лишь учеником, и я понимал, что мой путь еще далеко не закончен.
Я стоял там, где ещё недавно был Сахиби Алов. Ветер шелестел сухой травой, но его голоса уже не было. Он исчез так же внезапно, как и появился, оставив меня с новыми вопросами и не меньшей пустотой в душе.
— Наставник, а зачем вы на самом деле явились сюда? — спросил я в пустоту, чувствуя, как в моих словах звучит не только интерес, но и определенная тревога.
Я уже понимал, что Сахиби Алов не просто так появился в этом разрушенном и напрочь сломанном мире. Он хотел что-то сказать, хотел что-то сделать, но был по-своему загадочен, как самый древний дух. Так что излишний пафос мешал сказать вообще хоть что-то.
— Хотел узнать, через сколько веков ты вернёшься к нашей учёбе. — Его голос прозвучал прямо в моей голове, словно он никогда и не уходил. Он лукаво улыбнулся, и я увидел в своем воображении его бирюзовые глаза, пылающие таинственным светом.
— Веков? — переспросил я уже пустоту, чувствуя, как в моей голове вспыхивает недоумение.
Лишь задумчиво хмыкнул, словно пытался разобраться в его словах. Я понимал, что он что-то имел в виду, но что именно, я пока не мог понять.
— Я должен пойти, — произнес я вслух, и ощущение пустоты стало еще более острым.
Молча сел на своего носорога, сильного и неукротимого зверя, который всегда был моим верным спутником. Он взглянул на меня своими темными глазами, словно читая мои мысли. Я ответил ему спокойным взглядом. Ибо знал, что он понимает, что мы вместе должны восстановить этот «мир», что мы должны вернуть жизнь на эту землю.
И мы отправились в путь, в путь к новым горизонтам, в путь к новой жизни. Ибо новые дороги и инфраструктура сама себя не сделает. Я не знал, что будет дальше. Не знал, что ждет меня в будущем. Но я знал, что не одинок и что моей силы хватит, дабы изменить весь мир. И посему я был готов к неизведанному.
Пусть для этого и придётся ещё поработать, ну ничего, раз труд сделал из обезьяны человека, то из людей сделаем человека. Но для начала всё ещё нужно собрать этот чёртов регион, что раздроблен, словно лоскутное одеяло. Ну ничего, со временем займёмся и этим. А там и снова учёба. Но чтобы пару веков? Дал, конечно, мастер лишку.
(Дочитал? Поставь лайк. Спасибо! А теперь и комментарий пожалуйста. Это крайне мотивирует писать для вас проду чаще и с большим огоньком)
Слуга государства
Как могут двое поладить, если один подозревает другого, а тот в свою очередь его презирает.
Макиавелли
Тишина, окутывающая меня, как мягкий бархатный покров, была прерываема лишь мерным треском лавы, подобным негромкой музыке, которую я давно уже не воспринимал как раздражающий шум, а скорее, как убаюкивающую мелодию. В центре огромного лавового озера, которое мерцало и переливалось, словно гигантский живой драгоценный камень, я чувствовал себя защищенным от всех мирских забот и проблем.
Воздух, насыщенный жаром, был таким густым, что его почти можно было ощутить на вкус. Он вибрировал от невидимого движения, от еле заметного пульса самого озера. Над лавой, подобно таинственным духам, клубился густой дым, окрашенный в багряные и оранжевые цвета. В нём мерцали искры, вырывавшиеся из бездны, подобно звёздам, сбившимся с пути.
Я лежал на гладко отполированном камне, который, казалось, излучал тепло из самой своей глубины. Он был не горячим, а приятно тёплым, как будто согретый солнечными лучами, даже несмотря на то, что здесь, в сердце дворца, солнце было лишь далекой легендой. Моё тело было расслаблено, мысли уходили в небытие, и я чувствовал, как напряжение, накопленное за день, растворяется в этой неземной атмосфере.
За пределами озера мир был другим. В дворцовых залах царил холодный мрамор и прохлада, от которой, казалось, веяло скукой и печалью. Люди, привыкшие к этой холодной красоте, с презрением отворачивались от моего излюбленного места. «Слишком жарко», «слишком душно», «слишком… странно», — говорили они, морщась от неприятия.
Но именно здесь, посреди этого огненного озера, я находил покой. Не только физический, но и душевный. Я чувствовал себя единым с этим хаотичным и одновременно гармоничным миром. Я был частью этой бурлящей стихии, и она, в свою очередь, становилась частью меня. И эта связь, эта невидимая нить, соединяющая меня с лавой, давала мне силы, помогала мне находить ответы на вопросы, которые мучили меня в мире холодного мрамора.
Полчаса в объятиях огненной стихии пролетели незаметно как мгновение. Тело, пропитанное жаром, словно напитанное солнцем, чувствовало себя обновленным, а разум, словно очищенный от шлаков, стал ясным и острым.
Встав с каменного ложа, я сделал несколько шагов, наслаждаясь теплом, которое ещё хранило моё тело. Воздух, окутанный дымом и ароматом лавы, сменился на прохладный, почти ледяной, когда я переступил порог, ведущий наверх.
Мой кабинет, словно контраст огненному царству внизу, встретил меня стерильной чистотой и холодным блеском белого мрамора. Стены, выложенные идеально отполированными плитами, отражали свет, струящийся из окна, расположенного напротив. Свет этот был не теплым, как солнечный, а холодным, бледным, как свет луны.
В центре комнаты стоял овальный стеллаж, выполненный из слоновой кости и редких пород дерева, что придавали его бледному цвету теплоту и глубину. Дерево было покрыто тонкой резьбой, а на кости красовались инкрустации из драгоценных камней — изумрудов, сапфиров и рубинов. На стеллаже располагались сотни книг, чьи переплеты, украшенные золотыми тиснениями, сияли, словно звёзды, в холодном свете.
Каждая книга хранила в себе знания, тайны и мудрость, накопленные веками. Большая их часть была написана на латыни, что считался языком магии и тайных знаний. Я, не торопясь, подошел к стеллажу. Рука потянулась к книге. Обложка была украшена изящной виньеткой с изображением крылатой фигуры, держащей книгу. Я знал, что эта книга содержит в себе знания о ретроспекции, то есть о способности видеть прошлое. И я с нетерпением ждал момента, когда снова смогу погрузиться в тайны, скрытые на её страницах.
Рука, уже потянувшаяся к книге с крылатой фигурой, замерла в воздухе. Я вспомнил о своих обязанностях, о том, что время для исследований ещё не наступило. И с усилием отогнал от себя соблазн погрузиться в тайны ретроспекции. Сейчас было важно основательно построить свою базу знаний, заложить фундамент.
Взгляд переместился на более простую книгу, о которой я знал ещё с детства. Её переплёт из телячьей кожи был жёстким, с небольшими углублениями на рельефной поверхности. Она была почти как железная шкатулка, хранящая сокровища знаний. Но это был просто массивный талмуд или же учебник по механике, но оказавшийся не таким уж и обычным, как казалось на первый взгляд.
Книга была относительно свежей, изданной в начале эпохи римского возрождения. Несмотря на это, ее автор был неизвестным, и стиль его изложения явно опирался на римскую школу, хотя и излагался он на греческом языке. Эта неожиданная мешанина придавала книге некую интригу, словно неизвестный мастер собирал мозаику из фрагментов разных времен и культур.
Листая жёлтые, почти прозрачные страницы, я чувствовал, как в голову проникают новые знания. Автор писал о механизмах, о машинах, о создании сложных устройств. Римская школа славилась своей практичностью, и её методы были прекрасно применимы к созданию магических предметов после. Я понимал, что не только теория, но и практика были важны для магических исследований, как и другие направления учёного ремесла.
Но я никогда не считал себя учёным, пусть и не мог отказать себе в удовольствии углубиться в эту область знаний. И не просто углубиться, а адаптировать их к «своим» нуждам, к целям «своих» людей. Я понимал, что могу использовать свои знания для благополучия всех нас. И именно в этом я видел смысл, свой путь, свою миссию. Ибо, построив что-то основательное и фундаментальное, я бы сумел добиться того, что меня просто оставят в покое, и я начну углублённое изучение магии как таковой.
Оторвавшись от талмуда, я провел пальцем по корешку следующей книги, украшенной изображением величественного здания с куполом и колоннами. Это была книга по архитектуре, посвященная искусству строительства римских бань.
Я задержал на ней взгляд, представляя себе просторные залы с парными, бассейнами с прохладной водой и отдельными комнатами отдыха, где можно было погрузиться в разговоры и отвлечься от суеты жизни. И в этом моменте меня осенило вдохновение.
В моем распоряжении были духи огня и воды. Они были моими верными спутниками, моими помощниками в магических делах. И я мог использовать их силу для создания идеальных бань. Бань, которые превзойдут все воображаемые пределы.
Я уже представлял себе купол, созданный из огня, который бы разогревал воздух, делая его мягким и теплым. Я видел бассейны, наполненные прозрачной водой, созданной волей духа воды. Я чувствовал, как влажный пар окутывает тело, сняв усталость и напряжение прошедшего дня.
«Идеальные бани», — прошептал я, улыбаясь невольно возникшей идее. Это было бы истинным шедевром, сочетанием красоты и функциональности. И самое главное, это было бы решением проблемы с личной гигиеной, которая в нашем мире стояла остро. Ну и местные закалили бы свой дух, и мне не пришлось бы их принимать в тронном зале.
Я был связан с прошлым невидимой нитью, но жизнь не стоит на месте. Я понимал, что нужно двигаться вперёд, создавать новый мир, который будет свободен от проблем прошлого и полон новых возможностей. И идеальные бани станут первым шагом на этом пути.
«Начнём с этого», — решил я, откладывая книгу по архитектуре и взявшись за талмуд по механике. Магия и техника, знания и практика — всё это будет использовано для создания нового мира.
Тетрадь с обложкой из черной кожи лежала на столе, словно маленький эбонитовый ларец с тайнами. Она была не просто тетрадью, а хранилищем моих мыслей, планов, мечтаний. Ее кожа, гладкая и холодная на ощупь, была покрыта тонкой сетью небольших морщинок, словно каждая страница хранила в себе много историй, много жизни.
Молча взял ее в руки, и она стала теплее, словно отвечала на мое прикосновение. Открыл ее, и на белых страницах заблестела свежая бумага, готовая впитать в себя мои мысли.
Но в эту минуту ничего не требовалось писать. Я просто сидел и вглядывался в пустые страницы, словно заглядывал в глубину своего сознания. И в этой тишине, в этом ожидании, родились первые черные углистые знаки, нанесенные ручкой с угольным стержнем.
Ручка была не просто инструментом для письма, а продолжением моей души. Она была тонка и изящна, с деревянным корпусом, обтянутым черной кожей. Ее металлический стержень был заполнен черным угольным порошком, который оставлял на бумаге яркие, четкие знаки. Я вел ручкой по странице, словно рисовал картины своими мыслями. И в этом действии была и освобождение, и творчество, и удовольствие. Я чувствовал, как мои идеи оживают на страницах тетради, как они становятся реальностью.
Первые лучи солнца еще не проникли сквозь окно, но уже начинали окрашивать небо в розовые и оранжевые тона. Это был тот нежный, почти невидимый свет, который предвещает рассвет. Он проникал в комнату неяркими полосами, освещая пылинки, танцующие в воздухе.
Я сидел у стола, окутанный полумраком, и наблюдал за этим волшебным превращением ночи в день. Ощущение спокойствия и безмятежности окутывало меня, словно я был частью этого величественного спектакля.
В моих мыслях уже проносились планы на день, на неделю, на месяц. Я видел себя в центре бурлящей деятельности, строящим новый мир, создающим лучшее будущее. Скоро наступит новый день, день, который будет наполнен работой. Но это не была для меня тяжесть, а скорее удовольствие. Я любил свою работу, я любил создавать, я любил строить. И это было моей силой, моей энергией, моей радостью.
Я вглядывался в свои записи: «Расширенное применение механики», «Постройка современных бань», «Доработка системы рынков и храмов», «Улучшение портовой системы»... И это был только список дел на эту неделю! Каждая строчка в моей тетради, заполненная угловатыми буквами, была не просто заданием, а шагом на пути к изменению мира.
«Расширенное применение механики» — это значило освободить людей от рутинной работы, создать новые машины, которые будут служить нам, а не мы им. Я видел перед собой картину мира, где механизмы работают в гармонии с магией, делая жизнь легче и эффективнее.
«Постройка современных бань» — это была не просто гигиена, а искусство отдыха, воплощение красоты и комфорта. Я представлял себе просторные залы, наполненные светом и теплотой, где люди смогут расслабиться и восстановить силы.
«Доработка системы рынков и храмов» — это было о создании справедливого и прозрачного общества, где каждый может найти свое место и реализовать свой потенциал. Я видел перед собой торговые площади, где товары продаются свободно и честно, и храмы, где вера не становится орудием власти, а служит источником надежды и духовного роста.
«Улучшение портовой системы» — это означало свободу движения, возможность путешествовать и общаться с другими народами. Я видел перед собой корабли, которые бороздили моря и океаны, соединяя людей и культуры.
Каждый пункт моих записей был не просто словами, а картиной будущего, которое я строил каждый день. И это было удивительно, волнующе и вдохновляюще.
Магия действительно упрощала многие задачи, но не убирала их вовсе. Она была инструментом, а не панацеей. И я понимал, что нужно работать усиленно, чтобы построить тот мир, который я видел в своем воображении.
Каждое дело требовало своего подхода, своего особого знания. И я чувствовал, как в моей голове рождаются новые идеи, как мои знания о механике, архитектуре, магии соединяются в гармоничное целое.
Сейчас многое было несовершенно, но я верил, что могу всё изменить. Я верил, что могу построить мир, где люди будут жить в гармонии и благополучии.
В тиши кабинета, нарушаемой лишь тихим тиканьем старинных часов на камине, я погружен в размышления, листаю пергамент с древними текстами. Внезапно, словно сама судьба решила внести свои коррективы, раздается глухой стук в дверь, словно удары молотка по дубовому щиту.
— Войдите, — произношу я, откладывая пергамент в сторону.
В кабинет входит Мухаммед ибн Карим, его фигура, окутанная тенью от высоких арок, словно тень от величественного кипариса. Лицо его скрыто под капюшоном, а в руках он держит кожаный мешочек, который, судя по тяжести, заполнен чем-то весомым.
Он неспешно подходит к столу, его глаза, скрытые под тенью аруфтеки, внимательно следят за каждым моим движением.
— Позвольте нарушить ваше уединение, господин, — произносит он голосом, напоминающим шелест листьев на ветру. — У меня есть дело особой важности.
Я лишь скупо кивнул в ответ.
— Господин, восстания были подавлены, — произносит Мухаммед ибн Карим, откидывая капюшон и открывая лицо, которое, несмотря на годы, сохраняет резкость и хитрый блеск в глазах. — Ваш пример показал людям, что не стоит шутить с достопочтенным Маликом.
Он делает паузу, словно наслаждаясь эффектом своих слов. Его голос, хрипловатый от возраста, похож на шепот змеи, обещая как спокойствие, так и опасность.
— Города Харгеиза и Дегихабур будут незамедлительно восстановлены и заселены заново, — продолжает советник. — Ибо земля плодородная земля не должна простаивать.
Уголки его губ изгибаются в едва заметной усмешке, напоминающей змеиную.
— Вы, мой господин, великий правитель, и ваша мудрость, как я всегда говорил, беспредельна. Все подданные, от знатного дворянина до простого крестьянина, должны чувствовать вашу заботу и справедливость. Ваше слово — закон, а ваша воля — единственный путь к процветанию.
Мухаммед наблюдает за моей реакцией, его взгляд, проницательный и острый, как стальной клинок, готовый к удару.
— В этом уверен и я, — добавляет он, сделав уважительный поклон. — Именно поэтому я принес вам это, — он указывает на мешочек с пергаментами. — Свежие вести из дальних земель, которые могут оказаться интересны для вашего великого ума.
Он молча ждет моего решения.
— Как обстоит ситуация с Алджураном? — сухо интересуюсь я в ответ, делая пометки в своей тетрадке. Ручка скрипит по пергаменту, создавая едва слышный шум на фоне общей тишины кабинета.
— Гражданские восстания уже вовсю вспыхнули, мой господин, — отвечает Мухаммед ибн Карим с легкой тревогой в голосе. — А полководец Умар Али ибн Бени уже поднял восстание и просит у нас военной поддержки, а также чтобы вы лично приняли их племена в лоно нашего народа.
Он делает паузу, словно ожидая моей реакции. Его глаза, скрытые в глубине морщин, наблюдают за мной с заинтересованностью.
— Что же касается конкретных событий, то… — Аюб делает небольшую паузу, как будто взвешивая свои слова. — Войска Умара Али ибн Бени уже захватили несколько ключевых городов на севере Алджурана. Их армия, хоть и не так многочисленна, как наша, но сплочена и боеспособна. Они не стоят на месте, а активно продвигают свое восстание вглубь страны.
Мухаммед смотрит на меня с легкой надеждой.
— Но они не могут продолжать без нашей помощи. Им необходимы ресурсы, а также опытные полководцы и солдаты. Их восстание может стать прекрасной возможностью укрепить наше влияние в регионе и расширить наши границы. — Аюб замолкает, ожидая моих решений, его взгляд наливается показной покорностью.
— Пока не спешите их принимать, — произношу я, откладывая перо и сосредоточившись на словах советника. — Дождёмся, пока мятеж охватит как можно большую территорию, либо когда «крестьяне» начнут проигрывать. Нам нужно все побережье, на меньшее я не согласен.
Я делаю небольшую паузу, чтобы мой голос прозвучал еще более уверенно.
— Захватим окончательно Сомали, и можно будет взять паузу, — заканчиваю я, спокойно откладывая тетрадь на стол.
Мое лицо не выражает никаких эмоций.
— Умар Али ибн Бени — отличный полководец, — с уверенностью говорю я, свысока оценивая ситуацию. — Он сделает всё, что от него требуется, чтобы мы смогли захватить Сомали полностью. Но мы не будем спешить. А будем действовать только тогда, когда это будет выгодно нам.
Мухаммед ибн Карим молча кивает в знак согласия, его лицо также не выражает никаких лишних эмоций, словно ритуальная маска, но в его глазах считывается понимание.
— Истина так, мой господин, и я знаю, что ваши решения всегда продиктованы мудростью и благоразумием, — произносит он с уважением. — Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь вам достичь ваших целей.
— Однако волнения на «новых» территориях всё ещё сильны, и местные дикари не желают принимать власть короля-колдуна, — произносит Мухаммед ибн Карим с едва заметной иронией в голосе. Он делает небольшой поклон, как будто прося прощения за свои слова.
— Но я сделаю всё возможное, чтобы утихомирить этих бунтарей и наладить мир в государстве. — Он покорно склоняет голову, словно подтверждая свою преданность. Его глаза, однако, блестят не только преданностью, но и скрытой надеждой на быструю победу над бунтом, на укрепление своего влияния и на возможность добиться еще большего доверия от своего господина.
— Что по Гуджарату и прочей заокеанской торговле? — задумчиво интересуюсь я у советника, откидываясь на спинку кресла.
Мои пальцы бездумно стучат по столу, словно пытаясь передать ритм моих мыслей. Я осознаю, что пора завести отдельного человека для этих дел, чтобы Мухаммед ибн Карим мог сосредоточиться на более важных вопросах. Но пока я не нашел никого, кто мог бы стать ему равным по умственным способностям и «преданности».
— Торговля с Индией процветает, мой господин, — отвечает советник, показывая мне сверток с документами, который лежал у него под рукой. — Мы получаем много ценных товаров, таких как пряности, ткани, драгоценные камни и другие диковинки. Наши торговцы становятся все более смелыми и уверенными в себе, они с каждым месяцем расширяют свои торговые пути.
Тайный советник делает небольшую паузу, дабы собраться с мыслями.
— Однако есть несколько проблем, которые требуют вашего внимания, мой господин.
— Во-первых, португальцы все более активно вмешиваются в нашу торговлю, пытаясь установить свой контроль над морскими путями к Индии.
— Во-вторых, пираты стали все более смелыми и наглыми. Они нападают на наши корабли и забирают товар. Мы уже потеряли несколько ценных грузов.
Он сделал паузу и выжидающе смотрит на меня.
— Что вы хотите, чтобы я сделал, мой господин?
Я спокойно встаю из-за стола и делаю несколько шагов по кабинету.
— С португальцами нужно говорить со стороны силы, — резко произношу я, и в моих алых глазах вспыхивает магическое пламя, как у одного ифрита. — А с пиратами мы говорить не будем вовсе. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь к Мухаммеду ибн Кариму, взглянув ему в глаза.
— Я хочу, чтобы ты подготовил экспедицию в Индию. Мы отправим туда самый мощный флот, чтобы показать португальцам, что мы не боимся их. А пиратов мы искореним окончательно, — произношу я с нескрываемой решимостью, взгляд мой становится холодным и непроницаемым, словно сталь.
— Подготовь каперские доверенности и объяви нашим абордажным командам, что чужакам и португальцам мы отныне не рады, — заканчиваю я с сухой интонацией, словно произношу приговор.
Мухаммед ибн Карим молча кивает, на его лице не отражается никаких эмоций, но в глазах можно увидеть понимание.
— Да, мой господин, — произносит он с уважением. — Я незамедлительно приступлю к выполнению ваших приказов.
Советник делает почти незаметный поклон, словно подтверждая свою преданность и готовность служить. Его рука неосознанно поглаживает бороду, как будто он пытается спрятать едва заметную улыбку, которую выдают его блестящие глаза. Аю явно чувствует мощь и беспощадность своего господина, чувствует, как в его речах сквозит не только воля к власти, но и ощущение неминуемой победы. И знает, что сейчас надо делать всё, что в его силах, чтобы выполнить приказы и не разочаровать своего господина.
Он отходит от стола и с уверенностью поднимает глаза.
— Я уверен, что мы сможем очистить морские пути от пиратов и заставить португальцев уважать наше великое государство. — Советник делает еще один небольшой поклон и отправляется выполнять приказы, оставляя меня в глубоких мыслях.
И тут я вновь возвращаюсь к мысли о том, что нужно делегировать обязанности Мухаммеда на большее количество людей, дабы разгрузить его и забрать все излишки власти, ибо для одного человека это уже слишком много, но сделать предстоит аккуратно и без особой спешки.
Да и полководцы, подающие надежды, у нас уже есть, осталось лишь найти людей, сведущих в экономике и торговле, или обучить самому, но это уже чуточку сложнее и дольше, так что вопрос остаётся открытым, и нужно думать, ибо кадры решают всё!
Широка и обильна земля Сомали V
Щедрый человек — это тот, кто дает подходящему человеку подходящую вещь в подходящее время.
Аристотель
Алджуран наконец-то дозрел и был готов упасть мне прямо в руки. Вернувшись к озеру лавы и водопаду, я погрузился в медитацию, дабы через духов ветра, воды и земли видеть всё, что происходит в Алджуране, и при неудачном «ходе» повстанцев мобилизировать нашу армию.
Солнце палило нещадно, превращая пыльную дорогу в раскаленный песок, который, казалось, дышал жаром. Воздух дрожал от зноя, создавая мираж, в котором песчаные дюны превращались в мерцающие озера. Но Умар Али ибн Бени не обращал внимания на невзгоды. Он сидел верхом на своем верном скакуне, его лицо было загорелым и суровым, а глаза горели решимостью. За его спиной простиралась длинная цепочка повстанцев, пестрая смесь крестьян, ремесленников, воинов и беглых рабов. Каждый из них был одет в лохмотья, но в их глазах горел огонь надежды, жажда перемен, желание освобождения от гнета султаната.
Умар чувствовал эту мощь, эту жажду свободы, которая витала в воздухе, как запах горящего костра. Он знал, что этот народ, этот хаос, эта буря — его сила. Он сам когда-то был одним из них, бедняком, борющимся за существование. Но жажда справедливости, тяга к власти и стремление к переменам превратили его в лидера, в человека, способного объединить разрозненные силы и бросить вызов могущественному султанату.
Их цель — сердце Алджурана, его столица, богатая и роскошная, но отравленная коррупцией и несправедливостью. Умар представлял себе, как повстанцы, словно лавина, обрушатся на ее стены, сокрушая все на своем пути. Он видел себя в окружении пылающих дворцов, а его имя на устах народа будет звучать как символ освобождения.
В его сознании отчетливо прозвучали слова посланца от Сомалиленда, обещающие поддержку, помощь и будущую интеграцию. Обещание единой нации, где не будет различий между кланами и племенами, где все будут равны перед законом, где каждый сможет проявить свой потенциал. Умар видел себя не просто вождем повстанцев, а будущим лидером, который, объединив силы, приведет народ к новому расцвету.
Но в его сердце, помимо жажды власти и стремления к свободе, таилась и другая эмоция — жадность. Он знал, что после победы произойдет передел власти и земель. И он хотел получить самый лакомый кусок, самый богатый и влиятельный. Его амбиции раздувались, как языки пламени, пожирая его сомнения и превращая его в настоящего лидера, но лидера, одержимого властью и богатством.
Умар Али ибн Бени, движимый надеждой и жадностью, продолжал свой путь. За его спиной следовал народ, ставший единой армией, и эта бурлящая толпа была его оружием, его щитом, его судьбой. Впереди ждал Алджуран, и он был готов разрушить его устои, чтобы построить новый мир, мир, которым будет править он.
Дни превращались в недели, а недели в месяцы. Путь к столице был долгим и трудным. Жажда, голод и болезни косили ряды повстанцев, но Умар держал их дух на высоте. Он был их вождём, их лидером, их символом надежды. Он проводил ночи в палатке, окружённый советниками и военачальниками. Палатка была простой, из грубой ткани, но в ней кипела жизнь. Там рождались стратегии, планировались атаки, распределялись задачи. Умар был в своей стихии. Слушал мнения опытных воинов, анализировал ситуацию, принимал решения. Ибо знал, что от каждого его решения зависит судьба всех, кто шел за ним.
По ночам он окружал себя ближайшими соратниками — военными стратегами, советниками и вождями племен, которые присягнули ему на верность. Они сидели вокруг костра, отражающего их затемненные лица, и разбирали карты Алджурана. Умар, указывая на конкретные точки на карте, рисовал сценарии атак, обсуждал слабые места врага и возможные ловушки. Умар был не только лидером повстанцев, но и военным стратегом, который видел поле сражения во всех его деталях.
Он вдохновлял воинов не просто приказами и угрозами, а речами, которые задевали за живое, которые пробуждали в них чувство сопричастности и справедливости. Говорил о том, что они борются не за власть, а за свободу, не за себя, а за свою землю, за свои семьи, за своих детей. Заставлял их верить в то, что у них есть шанс построить лучшее будущее.
Ночи были короткими, а дни длились «вечно». Под жгучим солнцем они двигались вперед, преодолевая трудности, терпя лишения, потеряв братьев по борьбе. Но Умар держал их дух на высоте.
Он всё время думал о том, как взять столицу, как победить султаната. Изучал карты, собирал разведданные, изучал слабые места столицы и сильные стороны султаната. Прислушивался к мнению всех, но решения принимал сам. Часто сидел по ночам в своей палатке, окружённый картой Алджурана, и проводил пальцем по линиям, обозначающим дороги и реки. Вглядывался в чертежи крепостных стен и точки, обозначающие расположение войск султаната. Изучал рельеф местности, представляя, как будут двигаться его войска, как будут проходить атаки.
Вызывал к себе разведчиков, слушал их рассказы о состоянии войск султаната, о настроениях в столице, о силе обороны. Задавал каверзные вопросы, пытался разобраться в мелочах, понять, как действует его противник. Собирал своих генералов, воинов, простых людей, которые знали Алджуран с детства. Слушал их рассказы о тайных ходах, о слабых местах в стенах, о том, как лучше атаковать город. Записывал всё, что они ему говорили, в свой белоснежный дневник, который он всегда держал рядом с собой.
Умар учитывал каждую мелочь, каждый фактор и хотел быть готов ко всему, что может подбросить ему судьба. Он знал, что от его планов зависит судьба всего народа Алджурана. И с каждым днём его уверенность в собственных силах росла.
Но вместе с уверенностью росли и его амбиции. Он не просто хотел освободить Алджуран. А хотел стать правителем этих земель, хотел стать не просто вождём, а правителем, хотел получить власть, которая была необходима для того, чтобы реализовать свои мечты. Он уже не просто вёл свой народ к победе, он вёл его к новой жизни, к новому будущему. И он был готов делать всё, чтобы добиться этого.
Не забывал и о Сомалиленде. Он регулярно связывался с их лидерами, отчитываясь о прогрессе и получая инструкции. Ибо знал, что те ждут от него победы, и он не разочарует их.
Но не все в армии разделяли мечты Умара. Среди крестьян и бедняков было много тех, кто просто хотел избавиться от несправедливости и жить в мире. Умар это понимал, и он пытался держать их в узде, обещая им лучшую жизнь после победы. Впрочем, он знал, что не сможет удержать их всех в своих руках надолго. Но пока они двигались к столице, он был их лидером, их надеждой, их мессией.
И вот, в один яркий день, на горизонте появились купола и башни столицы Алджурана. Умар остановил армию на холме, с которого открывался вид на город. Он посмотрел на пышные сады, величественные дворцы, широкие улицы. Умар уже видел себя в этих дворцах, садах, в этом городе, и его сердце забилось сильнее.
Он повернулся к армии. Его лицо было серьёзным, но в глазах горел огонь праведной мести.
— Вот она, столица Алджурана, вот гнездо тирании и несправедливости! — прокричал он, и его голос раздался над толпой. — Мы шли к ней долго и тяжело. Мы терпели лишения и горести. Но теперь мы близко и победим их, а затем освободим этот город! Избавим его от гнёта и несправедливости! Создадим новый Алджуран, Алджуран свободы и справедливости! Вперед!
И толпа взревела в ответ. Они хлынули вперед, как река, которая не может остановить свое течение.
Солнце стояло в зените, превращая пустыню в раскалённую печь. Воздух дрожал от жара, и даже камни казались раскалёнными. Но Умар Али ибн Бени не обращал внимания на неудобства. Он стоял на холме, окруженный своими воинами, и наблюдал за началом осады столицы.
Осада Алджурана началась с ожесточённых боёв на окраинах. Повстанцы, вооружённые чем попало, бросились в атаку на гарнизонные войска султаната, обученные и вооружённые лучше. Сражение кипело в пыли и дыму, где слышны были только крики воинов, грохот мечей и свист стрел.
Повстанцы, одетые в лохмотья и вооруженные деревянными копьями, топорами и ржавыми мечами, бросались на войска султаната, облачённые в блестящие доспехи и вооруженные тяжелыми мечами, копьями и луками. Деревянные копья ломались о стальные доспехи, ручные топоры не могли пробить щиты. Но повстанцы не отступали. Они бросались в атаку снова и снова, заражённые жаждой свободы и местью.
Воздух был пропитан запахом крови, дерьма, чьих-то мозгов и горелого дерева. На поле сражения лежали тела убитых, окрашенные в красные тона. Умар смотрел на сражение с холодным спокойствием. Он видел храбрость своих воинов, их отчаяние, их жажду победы. Он знал, что у них нет шансов победить в открытом сражении, но он также знал, что их дух не сломлен.
Умар, окружённый своей гвардией, всё так же наблюдал за битвой с холма. Он видел, как его воины падают на поле боя, но не отступали. Он видел и смерть, и храбрость, и отчаяние в их глазах. Он знал, что это лишь начало.
— Должны прорваться к стенам! — крикнул он в голос, и его слова раздались над полем боя. — Тогда у нас будет шанс!
Его голос достиг ушей каждого воина, заставляя сердца биться сильнее. В нём не было угрозы, но была уверенность, которая вселяла надежду. Умар отдал приказ о генеральном наступлении. Повстанцы, вдохновлённые его речью, с новой силой бросились в атаку.
С воем и криками они хлынули на стены столицы. В перемешанном шуме сражения слышались стук мечей о щиты, визг стрел, крики раненых и умирающих. Повстанцы, вооружённые чем попало, бросались на стены, словно волны, которые бьются о скалы. Они летели навстречу стрелам, забрасывали камнями и копьями защитников столицы, искали щели в крепостных стенах. Пытались залезть на стены по лестницам, сделанным из деревянных брусьев, но защитники сбрасывали их вниз, забрасывали копьями и камнями.
Битва за стены была беспощадной. Каждый дюйм земли окрашивался кровью. Но повстанцы не сдавались.
Повстанцы, охваченные жаждой победы, рвались в атаку. Но стены столицы стояли непоколебимо, охраняемые войсками султаната, опытными и вооруженными лучше.
Гарнизон же уверенно удерживал оборону, отражая атаки повстанцев градом стрел и копий. Их воинские навыки были отточены годами тренировок, их доспехи защищали от ударов простого оружия, а их луки и копья были настоящим орудием смерти. Обороняющиеся стояли на стенах, словно несокрушимая скала, отбрасывая все атаки повстанцев. Они были одеты в блестящие доспехи, их лица скрывались под шлемами, но в их глазах горел огонь ненависти и жажды мести за убитых братьев.
Умар, наблюдающий за сражением с холма, видел отчаяние в глазах своих воинов. Он чувствовал, как их надежда угасает, как их силы на исходе. И понимал, что уже нельзя брать стены в лоб. Нужно искать другой путь.
И в этот момент, словно в ответ на его мысли, из глубины города вырвалась конница султаната. Они мчались, как буря, их копыта били по земле, поднимая пыль и грохот. Их щиты блестели на солнце, их мечи искрились. Они атаковали фланги повстанческой армии, с ожесточением рубя и убивая тех, кто не мог отбить их удар.
Умар, видя, что атака захлёбывается, отдал приказ отступить. Повстанцы отходили под натиском конницы, неся потери. Но они не теряли надежды. Он знал, что необходимо перестроить тактику.
— Мы не можем атаковать в лоб! — прокричал он своим командирам. — Необходимо обнаружить слабые места в их обороне и найти путь в обход!
Он провёл ночь в своей палатке, планируя новый план атаки. Изучал карты, собирал разведданные, консультировался с опытными военачальниками. Ибо знал, что у него есть всего одна попытка. Если он не сможет взять столицу, то его армия рассыплется, а его мечта о свободе Алджурана разобьется вдребезги.
На рассвете Умар собрал свой совет. Он представил им свой новый план и предложил атаковать город с севера, где стены были более слабыми, и взять врасплох гарнизон с помощью подкопа, ибо работать его люди умели лучше всего и всех.
— Если мы сможем прорваться в город, то всё будет кончено! — сказал он. — Мы будем у власти. Алджуран будет наш!
Военный совет одобрил его план. Они были уверены в его способностях и в своей силе. Они были готовы сражаться до конца. И на следующий день атака началась.
Ночь окутала Алджуран, город погрузился в тревожную тишину, нарушаемую лишь скрипом засовов и шумом ветра, проносящегося над крышами. Но в подземельях под стенами столицы кипела работа.
В глубине земли, где царила вечная тьма и влажность, повстанцы копали узкий, но прочный ход. Каждый удар кирки и молота звучал как удар в сердце султаната, каждый вынутый кусок земли приближал их к победе.
Шахтеры, прибывшие из Сомалиленда, были опытными мастерами своего дела. Они копали землю с неутомимой энергией, словно в их жилах текла не кровь, а что-то более ядрённое. И совсем не боялись тьмы, не боялись опасности, они верили в свою миссию.
Рядом с ними работали инженеры, которые устанавливали подпорки, крепя стены хода, и укладывали рельсы для тележек, чтобы удобнее было вывозить землю. Умар часто спускался под землю, чтобы посмотреть на прогресс работ. Он видел, как вокруг него проносились тележки, загруженные землей, как шахтеры усердно долбили камни, как инженеры устанавливали подпорки.
Он разговаривал с шахтерами, спрашивал об их усталости, о настроении. Видел в их глазах усталость и упорство. Но он знал, что они не сдадутся. Они тоже хотели свободы и лучшей жизни для своих детей. Умар знал, что это их последний шанс. Если они не смогут прорваться в город подземным путём, то у них не останется ничего, кроме безнадёжной атаки в лоб, которая принесёт только бесполезные жертвы.
И он был готов сделать всё, чтобы это не случилось.
— Скоро мы будем в городе! — говорил он им, пытаясь вдохнуть в них надежду. — Скоро мы сбросим с себя оковы тирании!
И вот, наконец, подкоп достиг основания одной из башен столицы. Шахтеры, измученные работой, но радостные от того, что довели дело до конца, отступили назад, оставив в ходе установленное в тайне взрывчатое вещество.
Умар, стоя в темноте подкопа, вслушивался в тишину ночи. Он чувствовал, как билось его сердце. Он знал, что от того, что произойдет сейчас, зависит судьба Алджурана, судьба повстанцев, его собственная судьба.
Секунда, и он подал сигнал.
Ночь окутала Алджуран густым покровом тьмы, прерываемым лишь мерцанием звезд и редкими огоньками в окнах домов. Тишина города была глубокой и непроницаемой, словно саму атмосферу пронизывал страх, ожидание неизбежного.
В глубине подземного хода, проложенного с неимоверными трудами, Умар стоял в ожидании. Он чувствовал биение собственного сердца, которое отдавалось эхом в глубине земли. Правитель знал, что от того, что произойдет сейчас, зависит судьба Алджурана, судьба повстанцев, его собственная судьба.
И вот в глубине подземного хода, в том месте, где шахтеры оставили взрывчатку, раздался грохот.
Взрыв разорвал тишину ночи с неимоверной силой. Земля задрожала, стены башни пошатнулись, и от ударной волны зазвенели бесчисленные окна в городе. В темноте подземного хода замелькали отблески пламени, задымились стены, и послышался еле уловимый треск разрушающейся кирпичной кладки.
Умар, вцепившись в камень, чувствовал, как волна воздуха проносится мимо него, словно хочет вырвать его из земли. Он зажмурился, но не отступил, властелин знал, что должен пройти через это. Когда пыль осела, он открыл глаза и увидел в темноте блеск пламени, услышал крики страха и паники. Он знал, что в этом хаосе у них есть шанс.
— Вперёд! — крикнул он, и повстанцы хлынули в пролом, который образовался в стене как волна.
Город, погружённый во тьму, вздрогнул от оглушительного взрыва, прогремевшего над крышами домов. Этот внезапный звук, словно пробудил спящего зверя, заставив его вырваться из оков ночного покоя. Храбрость повстанцев, подстегиваемая неожиданным успехом, переросла в безудержную атаку. Они хлынули в город с криками, рубя и убивая застигнутых врасплох защитников. Их движения были быстры и беспощадны, словно они были не людьми, а волной уничтожения, которая смывает все на своем пути.
Умар, во главе своей гвардии, мчался вперед, его сердце билось в груди, словно барабан. Он видел в глазах своих воинов отблеск победы, чувствовал тепло крови своих врагов. Он был ослеплён успехом и охвачен жаждой власти, которая разгоралась в нём с небывалой силой. Его лицо было искажено жаждой мести, его глаза горели безумным огнем. В этой ночи он был не правителем, не вождём, а зверем, вырвавшимся из клетки и охотящимся на свою добычу.
Они прорывались через улицы, очищая их от противников, натыкаясь на небольшие группы солдат, которые еще пытались сопротивляться. Умар рубил мечом, не жалея себя, не жалея их. Он был не человеком, а вихрем уничтожения, воплощением мести и жажды власти.
В огненном свете взрывов он видел, как его воины падают на землю, но другие мчатся вперед, словно призраки смерти. Он чувствовал, как мощь его армии растет, как их ненависть к султанату усиливается. И видел в их глазах ожидание победы, ожидание новой жизни, которую они строят кровью и огнем.
Улицы, освещенные пламенем пожаров и отблесками взрывов, превратились в поле сражения. Повстанцы двинулись, как лава, с криками и рубящими ударами, очищая путь к дворцу султаната. Они натыкались на небольшие группы солдат, которые еще пытались сопротивляться. Но упорство защитников было бессмысленно. Повстанцы были безумны от победы, а их атаки беспощадны.
Умар, словно одержимый, яростно сражался, нанося удары мечом направо и налево. Его движения были стремительными и точными, каждый удар становился смертельным. В этом безумии он был лишь орудием мести, воплощением всей ненависти, которую он испытывал.
Он видел, как падают солдаты, как они кричат от боли, как они умоляют о милости. Но он не слышал их мольбы, он не видел их страданий. В его глазах горел только один огонь — огонь жажды власти. Он был бурей, которая сметёт всё на своём пути, и ничто не сможет остановить его.
Его воинская машина мчалась вперед, сокрушая все на своем пути, оставляя за собой следы крови и разрушений. Он был символом хаоса, который он сам создал. И в этом хаосе он чувствовал себя живым, сильным, непобедимым.
До дворца султаната было недалеко. Умар видел его величественные башни, освещенные факелами. Он знал, что там прячется его враг, человек, который так долго угнетал народ Алджурана. Он увидел, как пожар охватывает небо, пламя взрывов озаряет ночь, крики и стоны разносятся по городу. Казалось, весь Алджуран горит в пламени восстания.
Величественные башни дворца султаната, словно исполинские зубцы, торчали в ночном небе, освещенные дрожащим пламенем факелов. Они стояли над городом, как немые стражи, охраняя тайны и богатства своих хозяев.
Каждая башня была построена из тщательно обработанного камня, украшенного резными узорами и фигурками мифических зверей. Над входом во дворец возвышался гигантский портал, увенчанный гербом султаната, с изображением льва, символа могущества и власти.
Окна дворца, застекленные цветными стеклами, словно глаза гиганта, смотрели на город, отражая в себе пламя пожаров и отблески взрывов.
Стены дворца были украшены мозаикой, изображающей сцены из жизни султана, его победы и триумфы. Но Умару эти сцены казались лишь насмешкой над страданием народа. Он видел в этом дворце не символ величия, а воплощение тирании, олицетворение всей несправедливости, которую он стремился искоренить. Для него это был не просто дом султана, а клетка, из которой он должен был освободить народ Алджурана.
Умар вступил во дворец. Он оставил за собой улицы города, охваченные пламенем и хаосом, и очутился в холодных, величественных залах дворца султаната.
За ним шли его ближайшие соратники, одетые в доспехи и вооруженные до зубов. Их лица были искажены войной, в их глазах горела жажда победы.
Они продвигались вглубь дворца, словно волна, смывая всё на своём пути. Натыкались на отдельные группы солдат султаната, которые ещё пытались сопротивляться, но их упорство было бесполезным.
В длинных коридорах дворца, украшенных золотом и резными узорами, раздавались крики сражения, стук мечей о щиты, стоны раненых. Но Умар не обращал на это внимания. Он шел вперед, его взгляд был устремлен на тронный зал, где его ждал султан.
Он видел, как его воины рубили и убивали, но он не чувствовал ни сожаления, ни угрызений совести. В этом безумии он был только орудием мести, его сердце было заполнено только одной мыслью — уничтожить своего врага. Умар прошел через залы дворца, обитые дорогим деревом, украшенные шелковыми коврами и драгоценными статуями. Но он не видел красоты этих залов, он видел только смерть и разрушение, которые принес с собой.
И вот он оказался в тронном зале, что был просто огромным и по-своему даже величественным. Стены украшены мозаикой, потолок покрыт золотом, а в центре зала стоял трон из черного дерева, инкрустированный драгоценными камнями.
Но сейчас в этом зале была не красота, а разрушение. Пол был усыпан телами убитых воинов, стены были покрыты кровью, а трон был окружен останками гвардии султана. И на этом троне устроился сам султан. Он был растерян, но не сломлен. В его глазах горело отчаяние и ненависть. Он увидел в глазах Умара не победителя, а безумного зверя, которого он сам выпустил из клетки.
Его лицо, раньше полное гордости и власти, было искажено страхом и отчаянием. Седые волосы были растрепаны, борода небрежно спускалась на грудь, глаза горели злым огнем. Султан был одет в яркую шелковую одежду, украшенную золотыми вышивками, но она была покрыта пылью и кровью. Его руки, привыкшие держать жезл власти, теперь сжимали меч, лежавший рядом с троном, словно последняя надежда.
В его глазах горела ненависть к Умару, к повстанцам, ко всем, кто осмелился посягнуть на его власть. Но в глубине этой ненависти таилось и отчаяние, понимание того, что его власть уходит, что его империя рушится.
— Ты не сможешь победить! — прорычал он, схватив меч, который лежал рядом с троном. — Сомали не станет единой под рукой короля-колдуна!
Умар стоял над султаном, словно хищник, готовый нанести смертельный удар. В его глазах не было уже безумия, была холодная решимость, уверенность в своей победе. Он усмехнулся, и эта улыбка была не просто усмешкой победителя, а усмешкой того, кто уже ощутил вкус власти, кто уже привык к своей непобедимости.
— Сдаваться уже поздно! — сказал он, и в его голосе звучала не грозная угроза, а спокойная уверенность в своей силе. — Город уже мой! Всё кончено!
Уверенно сделал шаг вперед, приближаясь к султану. Его глаза были холодными и безжалостными, в них не было ни капли сострадания.
— Так что умри достойно. — Пауза, словно хотел дать султану шанс собрать свои мысли. — Это всё, что у тебя осталось... Султанан...
Умар произнес его титул с презрением, словно оскорбляя саму идею власти, которую представлял султан. Он видел, как султан сжимает в руках меч, как его пальцы белеют от напряжения. Видел в его глазах отчаяние и ненависть. И видел, что султан не сдаётся.
И это ему нравилось.
Умар хотел увидеть, как султан сражается до конца, как он защищает свою власть, как он умирает с достоинством. Он хотел увидеть, как гигант падает. И хотел увидеть, как Алджуран становится его. Миг, и он срывается в бой.
Он рубил мечом, не жалея султана. Тот падал на землю, покрытый кровью. Умар стоял над ним, вдыхая холодный воздух победы. Умар почувствовал, как власть, которую он так долго жаждал, наполняет его. Он был уверен, что теперь сам будет править Алджураном и жить в роскоши. Но в глубине его души таилась усталость, отражение ужасов прошедшей ночи, и призрачное предчувствие того, что его победа может быть недолгой.
Умар стоял над телом убитого султана, чувствуя, как тяжесть его короны давит на голову. Он победил. Алджуран был его. Но в победе не было ни радости, ни триумфа. Была только пустота.
Толпы повстанцев проникли во дворец, осыпая Умара криками и хвалой. Они видели в нём спасителя, освободителя, и он был готов принимать эту хвалу, погружаясь в эту иллюзию любви и благодарности, которая скрывала истинную картину мира.
Он вышел на балкон дворца и посмотрел на город. Он видел пламя пожаров, слышал крики и стоны раненых. Он понял, что победа оказалась слишком дорогой. Но еще дороже будет восстановление Алджурана из руин. И наконец почувствовал, как тяжесть ответственности давит на его плечи. Он не был готов к этой власти, к этой ответственности. А лишь мечтал о победе, но не думал о том, что будет после.
Умар понял, что его войска не подготовлены к мирной жизни, что они не могут управлять городом и страной, что они не знают, как строить мир. И он осознал, что оказался в ловушке своих же амбиций.
Липкий страх охватил его. Он был одинок, не доверял никому. И не знал, кому можно доверить власть.
Он повернулся к своим генералам, стоявшим вокруг него. Он видел в их глазах радость победы, но и жажду власти. Он понял, что они тоже не представляют из себя силу, которая могла бы удержать Алджуран от новой войны. И пусть он вспомнил о Сомалиленде.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона, когда Мухаммед ибн Карим Аюб, одетый в простую одежду и с лицом, скрытым под тяжелым капюшоном, проник во дворец. Он шел неспешно, но в его шагах была уверенность, в его взгляде — проницательность.
Он прошёл сквозь толпу воинов, не обращая внимания на их возгласы и хвалу. Достигнув Умара, он легко отклонил сторожевую гвардию, не произнеся ни слова. Умар, сидевший на троне, погружённый в мысли, не сразу заметил его присутствие.
— Позвольте поздравить вас, Умар, — сказал Мухаммед спокойным голосом, который звучал не как шепот, а как тихий звон колокольчика, и в нём уже не было тех былых ноток старости, что он обычно разыгрывал. — Вы сделали то, что казалось невозможным. Вы свергли тирана, объединили народ. Но путь еще далек.
Аюб поднял голову, и в его глазах блеснул злобный огонь.
— Адаль не успокоится. Он будет жаждать мести и попытается восстановить свою власть в данном регионе. И эта война будет еще жесточе, еще кровопролитнее. Но и на этом пути мы победим. Мы уничтожим Адаль и запишем его имя в анналы истории как очередное имя уничтоженного тирана.
Он подошёл к Умару ближе, и в его голосе зазвучал угрожающий шёпот.
— Мы уже не тот народ, который он знал. Мы объединились, мы сильные. Мы уничтожим его и всех его приспешников. И Алджуран будет наш, вечно наш.
Умар, погружённый в мысли, не сразу ответил. Он чувствовал тяжесть ответственности и не был уверен, что готов к новой войне, к новой крови. Но он видел в глазах Мухаммеда огненную решимость и знал, что отказаться от его помощи будет ошибкой.
— Да, Мухаммед, — сказал он, вставая с трона, — мы уничтожим Адаль. Мы построим новый Алджуран, свободный от тирании. Мы сделаем это вместе.
Мухаммед улыбнулся, и в его глазах заблестела хитрая искра. Эта улыбка была холодной, как зимний ветер, и в ней не было ни капли доброты или радости. Это была улыбка хищника, увидевшего добычу, улыбка победителя, уже предвкушающего сладость победы.
— Тогда давайте начнём, — сказал он, и в его голосе зазвучала угроза, обращенная не к Умару, а ко всем, кто осмелится стоять на пути их новой империи. Этот голос был спокойным, но в нём скрывалась непоколебимая решимость, жёсткость и власть, которая заставляла дрожать даже самых храбрых воинов.
Он протянул руку, и в ней появились перо и пергамент, свёрнутый в тугой рулон. Это был договор о вассальной клятве, документ, который должен был определить судьбу Алджурана и его народа.
— Простая формальность, где вы признаёте власть Ма́лика и становитесь частью единого Сомали, — грозно произнёс советник, развернув пергамент и положив его на стол. Его слова звучали как приговор, как неизбежный ход судьбы, от которого невозможно убежать.
Он уставился на Умара, словно хотел прочитать его мысли. В его взгляде не было ни уважения, ни капли сочувствия, только холодный расчёт и власть. Он видел в Умаре не равного себе правителя, а пешку в своей большой игре, пешку, которую он готов жертвовать ради победы.
Умар неподвижно сидел на троне, который ещё не пропитался атмосферой власти. Он понял, что победа была лишь началом. Он понял, что его амбиции не ограничиваются Алджураном. Он понял, что теперь он — часть некоторой большей игры, которая может уничтожить все, что он добился, все, во что он верил.Он взял перо, его рука дрожала. Он взглянул на пергамент и чёрные чернила, которые должны были запечатлеть его жизнь и судьбу в одном моменте. Умар знал, что отказаться от этой клятвы будет означать войну, войну, которую он не сможет выиграть. Устало вдохнул и начал подписывать все документы, признавая власть Мухаммеда и его господина.
Адаль должен быть уничтожен!
Я не заинтересован в понимании овец, а просто ем их.
Ганнибал Барка
Алджуранская партия была сыграна безукоризненно и по-своему филигранно, Аюб прекрасно исполнил свою роль, так что заслуживал награду. Посему я планировал отдать ему в наместничество все земли по ту сторону пролива, если он, конечно, доживёт до этого момента, то будет прекрасная пенсия. Ну а коли нет, то устроим пышные похороны, ибо годков Мухаммеду уже немало. Приняв все клятвы и отправив Умара на границу с Адалем, поскольку умел тот немного, я вернулся к своим прямым обязанностям.
Новые земли было необходимо интегрировать в административный аппарат Сомали, а после и заняться вопросами, что так волнуют простой люд, и поработать над коррупцией и прочими огрехами старой «администрации». Неподкупные зомби из бывших чиновников были отправлены в качестве ревизоров во все «новые» области, дабы провести проверки и устроить «народные», где каждый чиновник способен лишиться головы, если наберётся больше десяти жалоб от простого люда.
Солнце, уже склонившись к горизонту, заливало залы дворца багряным светом. Я лежал на мягких подушках, уставший от бесконечных докладов и обсуждений, и задумчиво глядел на резную крышу. В моей голове вертелись мысли о будущем, о том, как сделать его по-настоящему стабильным и процветающим. Вчерашнее сражение, хоть и завершилось победой, оставило горький осадок. Сотни детей, осиротевших в этой войне, бродили по улицам городов, их глаза были полны страха и голода.
— Разве можно позволить будущему нашего государства строиться на страхе и нищете? — прошептал я вслух.
Мысль, возникшая в тот же миг, словно молния, осветила мой разум.
— Отчий Дом! — воскликнул я, садясь на подушки. — Мы создадим Отчий Дом, где сироты и дети войны получат кров, еду, одежду, а после — образование!
Идея моментально захватила меня, и я тут же вернулся в свой кабинет и, взяв ручку и любимую тетрадку, начал накидывать черновой план.
**План Отчего Дома**
**1. Помещение:**
- Выделить отдельное здание в центре города для Отчего Дома.
- Обеспечить здание всем необходимым: спальными местами, кухней, комнатами для обучения и игр.
**2. Обучение:**
- Ввести основные предметы: чтение, письмо, арифметика, ремесла.
- Включить религиозное образование, посвященное нашим догматам и верности государству.
- Обучать детей воинскому искусству, делая их не только образованными, но и храбрыми и преданными своему делу.
**3. Питание и одежда:**
- Обеспечить детям регулярное питание, соответствующее их возрасту и здоровью.
- Предоставить детям одежду и обувь, соответствующую сезону и достойную их статуса «детей государя».
**4. Персонал:**
- Набрать опытных учителей и воспитателей.
- Создать отдельную команду медиков для ухода за детьми.
- За безопасность будут отвечать лучшие воины из моей гвардии, что решили уйти на пенсию.
Я знал, что строительство Отчего Дома потребует времени и ресурсов. Но был уверен, что это станет не просто приютом для сирот, а кузницей будущего.
— Эти дети станут основой нашего государства, — говорил я своему ближайшему советнику, Азару. — Они будут верны нам, они будут любить наше государство. Они станут нашей инвестицией в кадровой войне за умы народа.
Придворный Азар, смуглый нубиец в традиционном халате и чалме, что всегда соглашался со всеми моими решениями, на этот раз задумался. Его губы, обычно легко считываемые, застыли в тонкой полоске, обнажая ряд идеально ровных, белоснежных зубов. Глаза, обычно сияющие весельем, погрузились в тень, словно опустились за горизонт беспокойных мыслей. В них еще можно было уловить искру быстрого ума, но она теперь горела тускло, как загадочная звезда в глубине ночного неба. Даже его руки, обычно с живым жестом поддерживающие речь, опустились вдоль тела, как два неподвижных ствола.
Традиционный халат, сшитый из ткани цвета темной земли, охватывал его фигуру, как вторая кожа. На рукавах вышитые золотом узоры в виде скарабеев, символизирующие жизнь, теперь казались застывшими, не двигающимися. На голове Азара гордо лежала чалма, сшитая из яркой шелковой ткани цвета солнечного заката. Она была украшена тонкой золотой тесьмой и небольшим изумрудным камнем, который обычно искрился в глазах Азара жизнью, но сейчас был тусклым, как небесный свет перед грозой.
Я почувствовал, как от его тишины воздух в тронном зале сгущается. На моей шее появилась липкая капелька пота. Азар был не просто слугой, он был моим советником, моим голосом разума, и его молчание говорило больше, чем любые слова.
— Азар, что тебя беспокоит? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.
Он поднял глаза, и в них я увидел не сомнение, а глубокую тревогу.
— Но, Малик, как мы убедимся, что они будут верны нам? В их жилах течет кровь не только наших врагов, но и наших собственных сограждан.
— Религия, — ответил я, улыбаясь. — Религия станет основой их воспитания. Мы будем внушать им с самого детства наши догмы, мы будем говорить им о великой силе государства. Мы сделаем их частью нашей семьи, частью нашего народа.
Азар кивнул, понимая, что я решил использовать Отчий Дом не только как место для сирот, но и как институт укрепления собственной власти. Но в его глазах, обычно сияющих согласием, теперь блестела скрытая тревога.
— Повелитель, — сказал он тихо, — я понимаю вашу мудрость, но я не могу не задать вам вопрос. Разве не опасно воспитывать детей в духе слепой преданности? Не станут ли они слишком зависимыми, слишком покорными?
Я откинулся на спинку стула, задумавшись. Его слова заставили меня засомневаться. Ибо я всегда считал, что сильная власть строится на безусловной преданности, но Азар заставил меня задуматься о том, что может быть и иначе.
— Азар, — ответил я, — ты прав. Слепая преданность опасна. Но мы должны научить их не только любви к государству, но и любви к правде, к справедливости. Мы должны воспитать в них не только покорность, но и критическое мышление.
— И как вы это сделаете, повелитель? — спросил Азар, его голос звучал с нескрываемым интересом.
— Мы будем обучать их истории. — ответил я, — И будем говорить им о великих героях нашего народа, о тех, кто боролся за справедливость, о тех, кто отстаивал свои идеи. Мы будем показывать им, что истинная сила лежит не в слепой покорности, а в умении мыслить самостоятельно, в умении отстаивать свои убеждения.
Азар долго молчал, словно переваривая мои слова.
— Повелитель, — сказал он наконец, — я вижу, что вы понимаете важность не только силы, но и мудрости.
Я улыбнулся. Азар был верным лизоблюдом и придворным, но с ним было по-своему интересно поговорить, и я был рад, что он всегда говорил правду, даже если она была неприятна.
— Да, Азар, — ответил я, — сила без мудрости — это как огонь без воды. Она может согревать, но также может и сжечь.
— Это займет много лет, — промолвил Азар. — Но в конечном счете мы получим поколение, которое будет отдано нашему государству душой и телом.
— А что еще нужно для счастья? — усмехнулся я, в моих глазах блеснул свет безрассудной уверенности.
Закончив с пометками плана в тетради, я резко захлопнул ее, чувствуя, как кровь приятно пульсирует в висках. Указ был готов. Не медля ни секунды, я поднялся, откинул тяжелый бархатный занавес и впустил в кабинет яркий свет дня.
— Немедленно! — рявкнул я, обращаясь к двум ожидавшим у двери гонцам. Они склонили головы, принимая приказ. Я протянул им свиток с красной печатью — указ, написанный четким, уверенным почерком. Гонцы развернулись и, словно стрелы, вылетели из кабинета, мчась по коридорам дворца.
В канцелярии, куда они прибыли мгновенно, свиток уже ждала команда переписчиков. Их руки, привычные к работе с пергаментом и чернилами, лихорадочно двигались, создавая копии указа. Сотни воронов, прикованных к деревянным брусьям, нетерпеливо били крыльями, ожидая момента, когда их спины будут обременены новыми посланиями.
В считанные минуты копии указа были доставлены птицам, и уже через несколько мгновений они взмыли в небо, рассыпаясь по всему королевству, как черный дым. Достигая городов и крепостей, они спускались на крыши домов, передавая своим адресатам важнейшую информацию.
Вскоре сообщение о новом указе, как лесной пожар, распространилось по всему государству.
Но, конечно же, простой указ не мог решить всех проблем. Я, как правитель, понимал, что нужно не только объявить о переходе к новой системе, но и сделать так, чтобы она работала, чтобы люди почувствовали реальные изменения к лучшему.
Именно поэтому, параллельно с отправкой указа, я устроил собрание своих советников. «Как сделать людей богаче?» — спросил я, вглядываясь в их лица. Необходимо было думать о том, как превратить людей, вчера бывших частью кланов и племён, в процветающих граждан единого государства.
— Усилить сословия! — громко заявил министр торговли, махая руками. — Создать гильдии ремесленников, строителей, купцов! Дать им право свободно торговать и развивать свои дела!
— Правильно! — согласился главный судья. — Но также необходимо установить честные правила игры. Это позволит избежать злоупотреблений и беспредела. Для защиты справедливости следует создать мирские суды и тайную полицию.
Советники бурно обсуждали вопросы перехода к новой системе, выдвигая разные предложения и идеи. Я внимательно слушал их разговоры, записывая ключевые моменты в свою тетрадь. В эту ночь я спал мало, погруженный в мысли о будущем своего государства. Я знал, что перемены будут непростыми, но я был уверен, что вместе с моим народом мы сможем создать процветающее и справедливое государство.
Затем было ещё одно собрание совета.
В разгар совещания в кабинет ворвался гонец, задыхаясь от усталости. Он схватился за грудь, пытаясь перевести дыхание, и только после этого протянул мне свернутый свиток.
— Вести от людей господина Аюба, - прохрипел он.
Я быстро раскрыл свиток. Сердце замедлило ход, дабы не мешать своим шумом разуму. Письмо было краткое, но каждое слово пронизывало меня ледяным спокойствием и любопытством: «Адаль мобилизовал всех наёмников и войска союзников. Перевёз их через пролив, но чуть дальше от вас для скрытности».
В моем кабинете наступила мертвая тишина. Советники переглядывались, лицо каждого было бледным от ужаса. Адаль — заклятый враг, опасный и хитрый. Его присутствие вблизи границы грозило войной, разрухой и смертью.
— Что мы будем делать? — прошептал министр торговли, глядя на меня с умоляющим взглядом.
Я жестко сжал кулаки. У меня было два выбора: сдаться или бороться. Я не мог допустить, чтобы все мои усилия по созданию нового государства рассыпались в прах под натиском врага.
— Собрать армию! — раздался мой решительный голос. — Мы не отступим! Мы будем защищать «свою» землю! Пусть Адаль знает, что выступивший против нас умоется кровью!
В этот момент, когда надвигается война, я осознал, что изменения в стране невозможны без защиты от внешней угрозы. Однако я также понял, что у меня есть люди, свободные от старых племенных и клановых связей, готовые защищать свою землю. Именно они станут основой моей армии.
Солнце, уже клонящееся к закату, бросало багровые блики на потрескавшуюся землю. Ветер, наполненный пылью и потом, шевелил пыльную одежду солдат. Вдоль линии горизонта тянулась бесконечная стена из тел, усеянная разноцветными знаменами. Пятьдесят тысяч воинов, словно песок в пустыне, раскинулись на несколько километров.
Среди них были мускулистые воины с мечами и щитами, их броня блестела в свете заходящего солнца. Были и кочевники верхом на конях, с лукавыми взглядами и отточенными навыками стрельбы. Тяжеловесные слоны, украшенные боевыми доспехами, словно исполинские живые башни, топали ногами, вздымая облака пыли. Воздух был пропитан смесью возбуждения, страха грядущего и предвкушением битвы.
Возможно, пришло время и самому размяться, да и показать аборигенам, что такое настоящая магия и почему меня, собственно, то боятся, а уже потом уважают. Но у нас тоже было чем ответить.
Шестьдесят тысяч воинов, словно волна из стали и плоти, раскинулись по равнине. Солнце, уже восходящее, озаряло их броню, делая ее блестящей, как чешуя дракона. В воздухе висела атмосфера несокрушимой силы и готовности к бою.
Тридцать тысяч отборных пехотинцев, одетых в тяжелые латы, стояли в цепи, словно живая стена. Их щиты, украшенные знаками своих кланов, отражали солнечный свет, делая их еще более грозными. В руках у них были огромные мечи, готовые рассечь врага на части.
Десять тысяч всадников верхом на носорогах, словно живые танки, рычали и топтали землю своими мощными ногами. Носороги, одетые в специальные доспехи, были непробиваемы для обычного оружия. Всадники, вооруженные копьями и луками, были готовы в любой момент броситься в атаку.
Двадцать тысяч артефактных духовных пушек расположились на заднем плане, готовые обрушить на врага огненный дождь. Каждая пушка была произведением искусства, созданным из редких материалов и наполненным духовной энергией. Их стволы, отражавшие солнечный свет, глядели на противника, словно глаза смерти.
Я вышел вперед, не оглядываясь на грохочущую армию, что стояла за моей спиной, словно стальной лес. В сердце не было ни страха, ни сомнения, только холодная уверенность. Взгляд мой пал на султана Адаля, его лицо, полное ненависти и паники, застыло в ожидании. Он не понимал, что происходит, но чувствовал — что-то не так.
— Сначала было слово! И это слово было взрыв! — прозвучал мой голос, как гулкий раскат грома, перекатившийся по равнине.
Я развел руки в стороны, и тело пронзила волна энергии. Это было не просто движение, а освобождение силы, которая была во мне с самого начала. Она текла по жилам, по мышцам, по костям и вырывалась наружу, словно солнце, пробуждающееся от вечного сна.
Мои ладони озарились светом. Это был не солнечный, не лунный и не звёздный свет. Это был свет, лишённый цвета, словно чистый эфир, пространство, где ещё не родились ни звёзды, ни планеты, ни жизнь.
Он был неярким, неслепящим, но проникающим в самую глубину души и заполнил всё вокруг, и я увидел в нём вселенную. Вселенную, которая родилась из первозданного звука, и которая в тот же момент могла быть сожжена дотла.
Это был свет творения и одновременно свет разрушения. И в нем была моя абсолютная сила.
— Я призываю дух первозданного звука, — продолжил я, голос звучал как холодный ветер. — Звука, который может разрушить все на своем пути.
И звук разорвал тишину.
Не гром, не крик и не рык — звук, который сам по себе был разрушением. Он прошелся по равнине, словно волна, проникая в костный мозг и сам душу.
Он был не только в воздухе, он был в земле, в камнях, в военных доспехах. Он вибрировал в телах воинов, заставляя их чувствовать себя не воинами, а пылинками, брошенными на милость судьбы.
А потом он утих.
И в этой тишине, в этой мертвой тишине, вокруг меня началось движение. Земля задрожала и раскололась, отделяя часть равнин от остальной. Огромные трещины прошли по земле, разделяя войско султана Адаля на части. Вода из подземных вод вышла на поверхность, затопляя низменности.
Это не была магия в обычном смысле этого слова. Это было что-то более глубокое, более мощное, более прекрасное и в то же время более ужасное. Это была сила творения и сила разрушения, соединенные в нечто единое.
И она была моей.
Мгновение тишины, тяжелое и густое, как смола, висело в воздухе. Воины, только что стоявшие в строю, как стальные идолы, застыли в немом ужасе. Их глаза, полные недавно жгучей ненависти, теперь были пусты, заполненные пустотой и безысходностью.
Потом, словно пробка, вылетевшая из бутылки, разрушение прорвалось наружу.
Один из воинов вскрикнул, словно ему в грудь вонзили раскаленный железный прут. Руки схватились за голову, и он закричал снова, на этот раз от боли, которая пронзила его изнутри. Он был не во власти своих мыслей, он был их заложником.
Его товарищ, стоявший рядом, увидел его безумие и попытался отвести меч. Но было поздно. Воин, как бешеный зверь, бросился на него, и меч уже был в его руках. Клинок прошелся по горлу бедного солдата, и кровь фонтаном выплеснулась из раненой артерии.
Крик убитого был глухим и пронзительным, и он взорвал тишину, словно гремучая змея, разбившаяся о скалу. Вокруг началась паника. Воины султана Адаля, не понимая, что происходит, бросились в разные стороны.
И в этой панике началась резня. Один воин ударил другого мечом, не видя его лица, не слыша его крика. Другой отшатнулся, споткнулся и упал на землю, и в этот же момент на него набросился его бывший товарищ, уже не с мечом, а с непонятной яростью в глазах.
Мечи сверкают в воздухе, как стальные молнии, и ударяют по броне, по плоти, по кости. Кровь брызгает фонтанами, словно красный дождь, и закрашивает песок равнин в ужасающий цвет.
Крики разрывают тишину, не боевые клич, а крики ужаса, боли, безумия. Крики отчаяния и смерти. И в этом безумии был мой триумф. Я не просто раздавил их. Я разрушил их изнутри. Я показал им, что такое истинная сила. В одном единственном слове!
Но это не было войной. Это было саморазрушение. Их умы были заполнены моим «словом» еще до того, как они услышали его вслух. «Слово» было в их страхах, в их желаниях, в их самых темных углах души. И я просто дал ему вырваться наружу.
Среди безумия и хаоса, среди сверкающих мечей и льющихся рек крови, некоторые военные застыли в немом ужасе. Их лица, недавно полные ненависти и боевого задора, теперь были искажены страхом, словно они увидели самого дьявола. Их глаза, устремленные в пустоту, не видели смерти, которая подкрадывалась к ним, не слышали криков умирающих товарищей. Их умы были парализованы паникой, словно их сердца сжались в ледяной кулак.
Они не могли управлять своими телами. Их руки, недавно сжимавшие оружие, теперь безвольно висели вдоль туловища. Их ноги дрожали, и они стояли на месте, словно деревянные куклы, обреченные на смерть. И умирали не от мечей своих товарищей, а от собственных мыслей. «Слово», которое я выпустил, проникло в их душу и разрушило ее изнутри. Это было не физическое разрушение, а разрушение духа, и оно было еще более ужасным.
Их лицо не искажала боль, а ужас. Они умирали не от раны, а от собственных страхов. Их глаза были пусты, в них не было ни злости, ни ненависти, только непередаваемый ужас. Это было не просто убийство. Это было уничтожение их души, и в этом была истинная сила «слова».
Это было ужасно и великолепно одновременно. Это была не власть над жизнью, а власть над самой смертью. Это была сила, которая могла созидать и разрушать в один миг, не требуя ничего взамен. И в этом была ее истинная мощь.
Полчаса. Полчаса безумного танца смерти. Полчаса, за которые пятьдесят тысяч воинов превратились в бесформенную кучу плоти и крови.
Равнина была усеяна телами. Мертвые лежали в разных позах: некоторые с мечами в руках, некоторые с раскрытыми от ужаса ртами, некоторые с застывшими от ужаса глазами. Воздух был пропитан запахом крови и смерти.
Я шел по этой крови спокойно, как по ковру из цветов. Я не чувствовал отвращения, не чувствовал жалости, а лишь удовлетворение. Удовлетворение от того, что я показал им, что такое истинная сила.
Султан Адаля, однажды могущественный правитель, теперь был жалким призраком своего былого величия. Он сидел в своем палантире, застыв от страха и обмочившись. Пятно на его одежде было не просто пятном. Это был символ его поражения, символ его бессилия.
Я подошел к нему ближе и посмотрел на него с укоризной. Качал головой, словно он был не султаном, а маленьким ребенком, который накликал беду на свой дом.
— Ты думал, что сильнее меня? — спросил я, голос мой звучал спокойно, но в нем была сталь.
Он не ответил, а просто сидел в своем палантире, застыв от ужаса.
— Я показал тебе, что такое истинная сила, — сказал я. — Это не меч, не конница, не войско и даже не хвалённая политика и популизм. Это сила мысли, сила духа. Как ты уже, наверное, заметил, «словами» можно добиться куда большего, чем булатом. Ну раз музы молчат, значит, своё возьму, сказал булат.
Я повернулся и уже молча ушел, оставляя его одного среди его убитых воинов. Я ушел, потому что уже ничего не мог от него взять. Он был побежден не в бою, а в своем собственном разуме и более не представлял угрозы, ибо это было самое ужасное его поражение из всех.
Вести о поражении султана Адаля разнеслись по Красному морю, словно чума, распространяясь стремительно, неотвратимо и заражая умы людей паникой. Они летели по морским путям, передаваемые из уст в уста моряков, купцов и рыбаков. Каждая лодка, каждый корабль несли с собой не только товар, но и историю о том, как могущественный султан был разбит неизвестным противником.
Страх, как вирус, проник в сердца людей. Они шептали о силе, которая разрушила армию Адаля в один миг. О магии, которая заставила воинов убивать друг друга, о том, что никто не сможет противостоять этой силе.
Мой приход в Адаль был не войной, а парадом. Мои войска двигались вперед, не встречая сопротивления. Города и крепости, некогда неприступные оплоты Адаля, сдавались без боя. Люди сами открывали ворота, кланялись и просили защиты. Ибо страх разрушил их дух.
Аден, некогда непокорный город, укрепленный как крепость, стоящий на краю мира, стал следующей целью. Пролив между Африкой и Аравийским полуостровом, некогда непреодолимая преграда, стал просто путем для моих войск.
Высадка прошла без проблем. Армия Адена, ослабленная вестью о падении Адаля и парализованная страхом, не смогла оказать сопротивления. Город, уже не видя ничего, кроме смерти и разрушения, сдался без боя.
Хадрамут, лежащий на востоке Аравийского полуострова, также не смог противостоять моей силе. Их войско, которое еще недавно мечтало о завоеваниях, теперь было разбито в пух и прах вестью о падении Адаля. Они видели в моей силе не только мощь, но и неизбежность смерти.
И в этом был парадокс. Я захватил Аден и Хадрамут без боя. Мои войска не пролили ни капли крови, не разрушили ни одного здания. Но я разрушил их изнутри. Я разрушил их дух, их веру в свою силу.
И теперь, когда я владел этим краем, мне пришлось задействовать свои войска в полноценной войне. Но это уже была не война за власть, а война за мир. Я хотел установить свой порядок, свой закон. Я хотел построить мир, где не будет войн, где люди будут жить в мире и согласии. Но для этого мне пришлось пройти через кровь и огонь. И я был готов.
Аден, с его богатыми рыбными уловами и торговыми путями, стал центром торговли на Красном море. Я подарил ему все территории Йемена, лежащие на его берегах. Аден расцвел, словно роза в пустыне. Его улицы заполнились купцами и моряками, его порты были переполнены кораблями из всех концов мира.
Хадрамут, расширившийся в сторону Персии, поглотил своего нахального соседа и стал мостом между Африкой и Азией. Его территории были богаты специями, и его рынки были полны драгоценных камней и шелков.
И так была достигнута эпоха мира и процветания. Но не просто мира, а мира под моей властью. Мир, где люди жили в страхе перед моей силой, но в то же время наслаждались плодами моего правления. Парадокс? Но на том и стоим: важно выдержать баланс в том или ином деле.
Солнце, уже клонящееся к закату, бросало багровые блики на потрескавшуюся землю. Ветер, пропитанный запахом пыли и специй, шевелил запыленные платья слуг, которые убирали террасу перед моим дворцом.
Я стоял на балконе, опираясь на каменный парапет, и смотрел вдаль. Мое зрение проникало сквозь бесконечные пески, словно прозрачная стена, и я видел то, что скрывалось от других. Я видел то, что ждало меня в будущем.
В воздухе пахло не только специями с рынка Адена. Я чувствовал запах крови и смерти, который несся с эфиопских границ. Я чувствовал запах войны, которая не избежна. Я окинул взглядом свои владения. Аден, расцветший под моим управлением, стал центром на этом берегу Красного моря. Его улицы кишели жизнью, его порты были переполнены кораблями, а его рынки пахли богатством и процветанием. Но я знал, что это не просто мир. Это было перемирие, хрупкое и неустойчивое.
Я почувствовал, как на мое плечо ложится рука. Я повернулся и увидел своего ближайшего советника, мудрого и «верного» человека, который был со мной с самого начала.
— Мой господин, — сказал он, и в его голосе звучало беспокойство. — Что вы думаете о эфиопах?
Я усмехнулся.
— Они не будут сопротивляться, — сказал я. — Они уже знают, что такое моя сила.
Но в глубине души я знал, что он прав. Эфиопы были не просто воинами. Они были идеей, что пока олицетворяется с независимостью. И пока они существовали, мой «мир» не был полным.
— Мы должны подчинить их, — сказал я. — Ибо нам нужен выход в Средиземное море. Нам нужна Европа.
И в этом был весь мой план. План, который мог принести как мир, так и войну. План, который мог сделать меня властителем всего мира. Я взглянул на заходящее солнце и увидел в нём не кроваво-красный цвет, а золотое сияние будущего. В этом великолепном моменте мира и процветания я чувствовал не удовлетворение, а неизбежную тревогу. Мое владычество было установлено, но мир был не настоящим, а хрупким, как стеклянная ваза.
Я смотрел на воображаемую границу с Эфиопией, и мои мысли были заняты одной целью: выход к Средиземному морю. Аусса, мой вассал, бывший некогда частью Адаля, был рад наконец выровнять свою границу со мной. Теперь его войска стояли боком к войскам эфиопских коптов. Эти войска были мощны и храбры, их копья были пропитаны кровью их врагов, а дух был несокрушим. Но их храбрость была бесполезна против моей силы.
Зачем мне был нужен выход в Средиземное море? Зачем мне было нужно подчинить эфиопских коптов?
Ответ был прост: моя «империя» еще не достигла своего пика. Она была как молодой росток, которому нужно расти и развиваться. А для этого ей нужен был доступ к морю, к торговле с Европой, к новым землям и сокровищам.
Я смотрел на горизонт, и в моих глазах не было страха, а только неизбежность. Я знал, что вскоре нас ожидает битва с хвалёнными мамлюками, которые владели Египтом и Сирией. Их войска были мощны, их командиры были опытны, и их дух был несокрушим.
Но сначала нужно было победить и пройти через кровь и огонь. И я был готов к этому.
Воздух в столице пах специями, цветочным буйством красок и далеким дымом костров, разведенных в городских скверах. Но в моем носе, проникновенном, как у охотничьего пса, ощущался еще один, более тонкий аромат — аромат власти и ожидания.
Во дворце меня встретил Мухаммед ибн Карим Аюб, мой верный советник, который был со мной с самого начала. Он старел, о чем говорили седые пряди в его черных, как смоль, волосах и глубокие морщины, что уже прорезали его лицо. Время было жестоко, но его ум оставался острым, а взгляд — проницательным.
— Мой господин, — сказал он, и в его голосе была та же неподдельная радость, что и много лет назад. — Добро пожаловать домой.
— Спасибо, Мухаммед, — ответил я и пожал ему руку. — Как дела?
— Всё спокойно, — ответил он и повел меня в глубь дворца. — Город процветает, войска готовы к бою, люди счастливы.
— Хорошо, — сказал я. — Рассказывай.
— У нас есть интересные новости, — ответил он. — Мой агент привез с собой нечто удивительное.
Мухаммед ибн Карим Аюб указал на стойку, покрытую инкрустированной черным деревом тканью, словно на алтарь богов. На ней лежали предметы, привезенные из далекого Среднего Царства Мин. В центре стоял необычный металлический шар, излучающий слабый, но завораживающий свет. Он был не просто блестящим, а переливающимся разными оттенками, словно в нем таилась вся вселенная.
— Это «Небесный Глаз», — сказал Мухаммед, следя за моим взглядом. — Говорят, он может показывать то, что скрыто от человеческого.
Рядом с шаром лежали маленькие механические игрушки, изготовленные из бронзы и стали. Они были так искусно сделаны, что казалось, будто они вот-вот оживут.
— Это «Птицы Небес», — продолжал Мухаммед, поднимая одну из игрушек. — Говорят, что они могут передавать звук на большие расстояния.
И, наконец, на стойке лежали ткани с необычными узорами. Узоры были так сложны и замысловаты, что казалось, будто они сотканы из звездной пыли.
— Это «Ткани Дракона», — сказал Мухаммед, и в его голосе было нескрываемое восхищение. — Говорят, что они обладают необычными свойствами.
Я взял в руки «Небесный Глаз» и посмотрел на Аюба. Его лицо было заинтересованным, но в его глазах читалось и некоторое волнение. Он знал, что я не просто любопытен. Я видел в этом шаре не просто игрушку, а ключ к могуществу и очередным знаниям.
— Расскажи мне обо всем подробнее, — сказал я, и мой голос звучал твердо, словно указ властителя. — А главное, о технологиях Срединного Царства Мин.
Аюб кивнул, и его лицо приняло сконцентрированное выражение. Он начал рассказывать с огнем в глазах, как бы переносясь в далекое Царство Мин.
Советник рассказывал о великолепных оружейных мастерских, где мастера создавали оружие, которое могло бы разрушить целые армии. О удивительных изобретениях, таких как летающие корабли, способные перемещаться по небу, и механические воины, неутомимые и беспощадные.
Затем — о прогрессе в магии, который превзошел все ожидания. О магических артефактах, способных управлять стихиями, и о магических ритуалах, которые могли бы изменить судьбу мира. Я слушал его, и в моих глазах горел огонь жажды. Мной двигало не простое любопытство, а ненасытная жажда знаний, которая агрессивно заставляла стремиться к большему. Я хотел познать тайны Царства Мин, хотел владеть их технологиями.
Но это всё подождёт, ибо нужно усвоить то, что было захвачено. Наладить администрацию, посадить нужных людей, да и не нужных тоже посадить, но уже не в комфортные кабинеты, а в места не столь отдалённые и прекрасные. Всех новых людей нужно будет куда-то пристроить.
Детей и сирот понятно куда, вояки, естественно, будут фильтроваться и уже после вербоваться в армию. Старики и инвалиды тоже встанут на учёт для духовной одержимости, но всё сугубо по желанию, а остальные будут работать по профилю. Вдовы также найдут своё место и достойную оплату на должности медсестёр, поваров и прочих «социальных» служащих. Ибо магия и духи — это, конечно, хорошо, но всё ими не перекроешь. Да и надо ли — это ещё, конечно, вопрос, но там, где можно, духи вовсю эксплуатируются на пользу государства.
Следом идут вопросы инфраструктуры, торговли и веры, ибо по ту сторону Красного моря была масса «еретиков» и с этим нужно было что-то делать, но данный вопрос не стоял остро и мог подождать, однако нельзя было оставлять прецедент на не монолитность нашего общества, ибо это всё чревато расколом, а там и войной, а ведь одна и так уже на носу, так что будем накалять, а станем работать более тонко и филигранно.
Но вопросы веры меня пока не касаются, а дальше видно будет...
Советник Соломона
Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя города.
Царь Соломон
***
Холодный мрамор пола под ногами контрастировал с теплым, почти домашним уютом, царящим в этом зале. Он был построен за чертой дворца, словно отдельная крепость, предназначенная для тех, кто приходил из-за моря, с непонятных и враждебных земель.
Высокие своды, уходящие в темноту, словно сами боялись заглянуть в душу чужаков, были украшены резными орнаментами из позолоченной бронзы, создавая иллюзию величия и торжественности. Стены, словно шелковые полотна, были покрыты гобеленами, изображающими мифологических существ и пейзажи далеких стран. Эти образы словно хотели сказать: «Смотрите, мы знаем ваши мифы, ваши легенды, мы не так страшны, как вам кажется».
В центре зала, словно сердце этого гостеприимства, стоял огромный стол из красного дерева. Он был покрыт тонкой скатертью из вышитого шелка, словно изысканной накидкой для короля, которым я себя не считал. На нем красовалась ваза с яркими экзотическими цветами, словно посланцы с далеких островов, привезенные в эту холодную землю. Вокруг стола располагались комфортабельные кресла с мягкими подушками, обтянутые бархатом разных оттенков. Они словно ждали прикосновения, обещая уют и теплый прием.
Но я чувствовал холод в сердце. Я не любил принимать чужаков. Они приходили с их непонятными обычаями, с их языком, который звучал как щебет неизвестных птиц. Но я был обязан. Я был правителем, и моя земля требовала экономически выгодных союзов, требовала торговли, требовала мира.
Поэтому я делал вид, что радуюсь их приезду. Я улыбался и говорил теплые слова. Но в моих глазах отражался не радушный огонь, а холодный свет звезд, которые нам не принадлежат.
В зале, словно в тихом океане, царила неловкая тишина, нарушаемая лишь шумом огня в каменном очаге. Португальцы, с их солнечным загаром и бесстрашными глазами, сидели за столом из красного дерева, словно пираты, захватившие не корабль, а мой дворец.
Их главный посол, человек с лицом, изборожденным морскими ветрами, и руками, словно высеченными из дуба, настойчиво говорил о торговле. Он в деталях рассказывал о том, что хотели бы получить в обмен на свои товары: ткани из Индии, драгоценности из Африки, специи из Востока. Его голос был спокоен, но в глазах мелькали амбиции, как в глазах хищника, увидевшего добычу.
Я вежливо улыбался, показывая зубы, словно волк, который готовит удар. В душе кипел гнев. Я не хотел делиться с ними богатством моей земли.
— Ваши товары интересны, но я не готов вести торговлю в таком масштабе, — ответил я холодным голосом. — Мое государство не готово передавать в чужие руки свои сокровища. Но я готов рассмотреть небольшой обмен в качестве знака доброй воли.
Эти слова были словно ледяной душ для португальцев. Их надежда растаяла, как снег под солнцем. Они смотрели на меня с нескрываемым разочарованием, но я продолжал улыбаться, словно не замечая их взгляда.
— Надеюсь, мы найдем общий язык в будущем, — произнес я, открыто посылая их обратно в свою клятую Иберию с холодной улыбкой и немым обещанием о том, что их амбиции никогда не воплотятся в жизнь.
Португальцы ушли, но в воздухе всё ещё висела напряженность. Их жажда наживы, их бесстыдное стремление обогатиться за счет чужой земли, вызывало во мне не только гнев, но и тревогу. Я понимал, что это было только начало. Они вернутся.
В следующие дни я засел за бумаги, изучая карты, анализируя доклады о торговле и военном положении. Нужно было подготовиться к новой игре, которую затеяли португальцы.
Я знал, что они будут искать слабые места, будут пытаться подкупить моих министров, распространять ложные слухи и интриги. Но я был готов. Я собрал вокруг себя верных людей, преданных моей земле и моим идеалам. Я укрепил границы, увеличил армию и флот. Я за год превратил свою страну в неприступную крепость, готовую отразить любое вторжение.
Португальские послы прибыли в мой дворец, их лица были хмурыми, глаза настороженными. Они не ожидали нового предложения, но я был настроен показать им, что я не просто упрямый правитель, а по своему хитрый и дальновидный стратег пусть и оговорками. Но как известно победителей не судят, а поигравшим горе!
Я предложил им соглашение о торговле, которое было выгодным для обеих сторон. И был готов экспортировать некоторые из моих товаров, но только в обмен на технологии и ремесла. Но я хотел ускорить развитие моей страны, опередить их в технологическом прогрессе и закрепить за собой лидирующую позицию в мире.
Португальцы оценивали мое предложение, видя в нем как угрозу, так и возможность. С одной стороны, они не хотели делиться своими секретами, с другой — они понимали, что отказ от торговли с моей страной мог быть фатальным.
Их главный посол, человек с острым умом и непроницаемым взглядом, сказал: «Ваше предложение интересно, но мы должны обсудить его подробно. Нам нужно время, чтобы взвесить все «за» и «против».
— Время — это то, что у нас есть в избытке, — ответил я с холодной улыбкой. — Я уверен, что мы придем к взаимовыгодному решению.
Я знал, что португальцы не откажутся от этой сделки. Они были слишком жадны, чтобы упустить такую возможность. Но я также знал, что они будут пытаться обмануть меня, найти лазейки в соглашении. Поэтому я приготовился к длинной и сложной игре. И был готов к переговорам, готов к интригам, готов к войне. Но я был также готов к миру, готов к сотрудничеству, готов к будущему, в котором моя страна будет процветать.
Переговоры с португальцами затянулись на несколько месяцев. Мы обменивались посланиями, делегациями, предложениями и контрпредложениями. Каждый шаг был продуман, каждое слово взвешено. Это была игра в шахматы, где каждый неверный ход мог оставить тебя без короля или страны.
Я был тверд в своих принципах, но гибок в методах. И не отступал от своих целей, но и не был слеп к реальности. Я понимал, что португальцы были хитрыми и коварными противниками, но я также видел в них возможность для сотрудничества.
В конце концов, мы достигли соглашения. Португальцы получили доступ к некоторым из моих ресурсов, но заплатили за это значительную цену. Они передали мне новые технологии, оружие и карты морских путей. Они также пообещали не вторгаться на мои земли и не поддерживать моих врагов.
Это была победа, но не окончательная. Я понимал, что португальцы постараются нарушить соглашение при первой же возможности. Однако я был готов к этому. Ещё больше укрепил свою армию и флот, усилил разведку и разработал план действий на случай внезапной войны на материке или в колониях.
Я не верил в мир, я верил в силу. И я был готов защищать свою землю от любого врага, от любой угрозы. Я был готов к будущему, которое сулило как процветание, так и опасности. Я был готов жить!
Соглашение с португальцами стало переломным моментом в истории моей страны. Мы начали развиваться быстрее, чем когда-либо раньше. Новые технологии и оружие помогли нам укрепить оборону, увеличить производство, построить новые корабли. Торговля с португальцами расширилась, принося в мою казну огромные доходы.
Но я не забывал о предостережении. Я знал, что португальцы не будут вечно соблюдать соглашение. Они были слишком жадны, слишком амбициозны, чтобы смириться с тем, что моя страна становится сильнее. Я ещё больше усилил разведку, следя за каждым движением португальцев. Я собирал информацию об их планах, об их силах, об их союзниках. Я подготовил свой народ к войне, пока еще мир царил на земле.
В одно утро мои разведчики доложили о том, что португальский флот движется к моим берегам. Я не удивился. Я ждал этого. Собрал военный совет, представил им сведения о неминуемой угрозе и отдал приказ о мобилизации армии и флота. Я объявил войну португальцам. Но это неизбежно. И лишь вопрос времени. Однако я готов к этому моменту. И намерен защищать свою землю и свой народ до последней капли крови, крестьянской крови. Я готов к войне!
Война с португальцами выдалась крайне жестокой и по своему кровопролитной. Наши флотилии сражались в бушующих от крови морях и океанах, а на земле проходили ожесточенные сражения где сталкивались многотысячные армии. Мы теряли людей, теряли корабли, теряли землю. Но мы не сдавались. Я сам стоял во главе своей армии, вдохновляя свои войска примерами мужества и отваги. Я сражался на равных с простыми солдатами, не боясь смерти, показывая свой народ, что я разделяю их судьбу.
Мы отобрали у португальцев некоторые из их колоний, потопили почти все корабли и заставили позорно отступить.
Но португальцы были упорными противниками. Они не хотели отказываться от своих амбиций. Они собирали новые войска, строили новые корабли, искали новых союзников. Они были готовы сражаться до конца. Я видел в их глазах не только жажду власти, но и страх. Страх перед тем, что они могут потерять всё, что они завоевали. Я понимал, что португальцы были в затруднительном положении. Они не могли отступить, но и не могли победить.
Тогда я решил пойти на риск. И отправил к португальцам послов с мирным предложением. И уже был готов заключить перемирие и обсудить условия мира. Ибо хотел покончить с этой войной, хотел спасти жизни своих солдат, хотел вернуть мир в мою страну. Но я также знал, что португальцы не просто так откажутся от своих планов. Однако был готов к любому развитию событий. Как и всегда.
Португальцы, уставшие от бесконечной войны и понимая, что их силы на исходе, согласились на переговоры. Переговоры проходили в атмосфере напряженного молчания, каждый шаг был продуман, каждое слово взвешено. Я был тверд в своих требованиях, не желал уступать ни в чем. И требовал «вернуть» все их заморские территории, компенсацию за ущерб, а также официальное признание моей страны. Португальцы оказались в трудном положении, они хотели сохранить лицо, но уже и не хотели продолжать бессмысленную войну.
В конце концов, мы достигли компромисса. Португальцы вернули все территории, выплатили компенсацию и признали мою страну. Однако, они также получили некоторые торговые преимущества и гарантии безопасности для своих новых колоний в американском регионе.
Это была не полная победа, но и не поражение. Я понял, что война не решает всех проблем, но она может изменить баланс сил и привести к новому миру. Я вернулся в свой дворец, освобожденный от тяжести войны, где меня уже ждал Мухаммед и какой-то неизвестный вельможа.
Высокий и худой, с темной кожей, изборожденной солнцем и ветром, он выглядел не как богатый господин, а как скромный путешественник. Одежда его была проста: льняная туника, потертые штаны, на ногах — грубые сандалии из кожи.
Но в его внешности была некая необычность, которая сразу бросалась в глаза. На груди висел мефизитский крест, изготовленный из темного дерева и украшенный резными орнаментами. Это был символ его веры, его истоков.
Однако простота его одежды резко контрастировала с его руками. Они были все в золоте, словно укутанные в блестящую ткань. На каждом пальце блестело по печатке или кольцу, некоторые из них были инкрустированы драгоценными камнями. Его запястья украшали массивные браслеты, также из золота. Это было противоречие: скромность и богатство, простота и роскошь. И в этом противоречии скрывалась тайна этого неизвестного человека, тайна его происхождения и цели его посещения. Он был загадкой, которая требовала разгадки.
Его глаза, глубокие и темные, как африканская ночь, казались проницательными и мудрыми. В них читалось не только бесстрашие путешественника, испытывавшего на своем веку множество невзгод, но и скрытая сила, готовность к решительным действиям. В них мелькали искры интеллекта, словно звезды на ночном небе.
Волосы у него были чёрные и густые, как чёрный бархат, и красиво обрамляли лицо. Он носил короткую стрижку с ровно подстриженными висками и затылком. Его строгий образ подчёркивала эта простая причёска: высокий лоб, орлиный нос и крепкий подбородок.
Его лицо было смуглым, но не лишённым привлекательности. В нём была особая красота — красота сильного человека, привыкшего к суровым условиям жизни. Глубокие морщины на щеках напоминали карты путешествий, которые он прокладывал по многочисленным дорогам мира. А тонкие и строгие губы говорили о том, что он был человеком слова и дела.
Мухаммед с лукавой улыбкой представил незнакомца.
— Зара Якоб, сын Давида. — Его голос звучал словно шепот ветра, несущего тайны и интриги.
Незнакомец поправил белоснежную обложку книги, которую крепко держал в руках. Она была изготовлена из тончайшего пергамента, и на ней красовалась вышивка из золота и серебра. В ее глубине скрывались тайны и знания, которые он бережно хранил.
Мухаммед, не прекращая улыбаться, продолжил:
— Также известный как Константин Первый из дома Соломона, — произнёс он и сделал паузу, словно давая мне время осмыслить услышанное. Затем он добавил с лёгким наклоном головы: — Или же Царь Царей Эфиопии.
Его слова прозвучали как приглашение к сотрудничеству или объявление войны.
Зара Якоб не реагировал на слова Мухаммеда. Он по-прежнему держал книгу, словно щит, отгораживаясь от мира и его интриг. Его глаза были спокойны, но в них мелькало нечто непонятное.
Книга, которую держал Зара Якоб, была не просто объектом для чтения, а настоящим произведением искусства. Ее обложка, изготовленная из тончайшего пергамента, была белоснежной, словно снег на вершинах Эфиопских гор. На ней красовалась вышивка из золота и серебра, изображающая древо жизни с разветвленными ветвями, символизирующими родословную Соломона, к которому он принадлежал.
По краю обложки проходили нежные узоры, вышитые жемчугом и бисером, которые переливались на свету, словно звезды на ночном небе. Каждая ниточка была проведена с необычайной тщательностью, словно ремесленник вложил в нее часть своей души.
Сама книга была не толстой, но тяжелой, словно наполненной не бумагой, а золотом. Она пахла стариной, дымком и благовониями, словно была создана не в нашем веке, а в далеком прошлом. В ней скрывались не просто слова, а тайны, легенды, истории, которые передавались из поколения в поколение и хранили в себе мудрость предков.
Это была не просто книга, а символ власти и традиций. Она была ключом к неизведанному. И Зара Якоб держал её не как обычный читатель, а как хранитель священного знания.
— Гоэтия? — с улыбкой интересуюсь я у эфиопа, словно бросая наживку в глубокую воду. В моих словах звучала не просто любопытство, а вызов, попытка раскрыть его тайну.
Он не сразу отвечает, его темные глаза как будто проникают в меня, словно стараясь прочитать мои мысли. Его лицо не выдает никаких эмоций, оно спокойно, словно высеченное из камня.
— Да, — произносит он наконец, его голос глубок и спокоен, как шум волн в далеком море. В его ответе нет ни удивления, ни радости, ни страха. Только сухое подтверждение факта.
В этом простом слове «да» скрыт целый мир. Мир, полный тёмных сил, тайных знаний и запретных ритуалов. Мир Гоэтии.
— Признаться, не ожидал встретить демонолога в наших краях. Что привело вас сюда? — честно интересуюсь, пытаясь скрыть волнение от этой неожиданной встречи.
Зара Якоб не спешит отвечать. Он внимательно смотрит на меня, словно изучая мою душу, пытаясь определить, достоин ли я его тайны. Его глаза, глубокие и темные, как африканская ночь, не отрываются от моих алых, словно вино, очей.
— Вы крайне проницательны, — произносит он наконец, его голос спокоен и властен, словно он говорит не со мной, а с самим собой. — Именно демоны и привели меня сюда, а если быть точным, то один особенный.
Он не спешит раскрывать имя этого демона, словно бережет его как самую ценную тайну. В его взгляде мелькает что-то непонятное, словно он ищет во мне союзника или противника.
— Как любопытно, — отвечаю я спокойно, стараясь не выдать своего удивления. — Надеюсь, вы покажете нам после эту тварь. — бросаю взор на усмехающегося Мухаммеда.
Зара Якоб улыбается, его белоснежные зубы блестят на солнце, словно перламутр.
— Не стоит, — отвечает он, и в его глазах мелькает искорка веселья. — Вы видите его каждый день в своем отражении.
Его слова оставляют меня в ступоре. Я внимательно смотрю на свое отражение в полированном столе. Я вижу свои алые глаза, свои острые черты лица, свои светлые волосы. Но я не вижу ничего необычного, ничего демонического.
Я внимательно смотрел на него, стараясь прочитать в его глазах хоть что-то. Но он стоял спокойно, словно не замечая моего взгляда.
— Демон не внешний, а внутренний, — продолжил он, словно читая мои мысли. — Он живет в нас всех, в каждом человеке, в каждой душе. Он — это жажда власти, жажда мести, жажда уничтожения.
Его слова помогли мне остыть. Я понял, что он прав. В каждом из нас есть скрытые тёмные инстинкты, которые могут проявиться в любой момент.
— А что сделал твой демон? — спросил я, предельно прямо и беспардонно.
Зара Якоб улыбнулся, его зубы блестели на солнце, словно жемчуг.
— Он заставил меня отказаться от всего, что было мне дорого, — ответил он. — Он заставил меня покинуть свою землю, свою семью, свою веру. Он заставил меня стать тем, кем я сейчас являюсь.
— Демонологом, — дополнил я.
Он кивнул, не отводя от меня взгляда.
— Но он также дал мне силу.
Я внимательно смотрел на него. Он был загадкой, но в его глазах я видел не только темную силу, но и боль, печаль, разочарование. Он был не злодеем, а жертвой своих собственных демонов.
— И что тебе нужно? — спросил я, решаясь продолжить эту опасную, но такую любопытную игру. Голос мой звучал твердо, но внутри меня уже кипела тревога.
Зара Якоб улыбнулся снова, его белоснежные зубы блестели на солнце, словно жемчуг. Но в этой улыбке не было ни тепла, ни доброты. Она была холодной, как лед, и в ней скрывалась грозная сила.
— Я пришёл забрать тебя домой, — произнес он, словно это было самым естественным делом в мире.
Зара Якоб лениво открыл книгу, словно это было самым естественным действием в мире. Ее обложка, изготовленная из тончайшего пергамента, была белоснежной, словно снег на вершинах Эфиопских гор. На ней красовалась вышивка из золота и серебра, изображающая древо жизни с разветвленными ветвями, символизирующими родословную Соломона, к которому он принадлежал.
В тот же момент, как он раскрыл книгу, воздух вокруг нас сгустился. Это было не просто изменение атмосферы, а нечто более грозное и непонятное. Это была концентрация темных сил, которые пронизывали воздух, словно тяжелый туман. Он давил на грудь, сжимал горло, заставлял дышать тяжело и неуверенно.
В этой ауре я чувствовал древнюю силу, мрачную мощь, которая могла разрушить все на своем пути. Это была сила, которая могла поглотить целые миры, разрушить целые цивилизации и изменить ход истории.
Она была настолько могущественна, что я не мог не склониться перед ней. Мои волосы встали дыбом, а сердце забилось быстрее. Я почувствовал себя слабым и беспомощным перед этой невероятной мощью.
Зара Якоб смотрел на меня, не отводя взгляда. В его глазах был блеск удовлетворения, словно он наслаждался моим страхом. Он знал, что он обладает силой, которая может изменить все. И он был готов ею воспользоваться.
— Я долгие годы путешествовал в поисках этой книги, а затем тебя, мой главный «демон», — продолжил он, словно в его словах не было ничего необычного. — Спасибо, советник Мухаммед, ты выполнил свой долг, и дома тебя ждет награда.
Зара Якоб снова улыбнулся, но теперь уже не холодной, а довольной улыбкой, словно хищник, увидевший свою добычу. Это была улыбка победителя, улыбка того, кто знает, что контролирует ситуацию. Аюб, который до этого стоял неподвижно, словно статуя, внезапно опустился на колени и поклонился Заре и Якобу в землю. Его лицо было искажено страхом, губы сжаты в тонкую линию, глаза беспрестанно бегали из стороны в сторону.
— Самое интересное, что без тебя моя книга, увы, не работает. Видишь ли, мой предок Соломон запер и подчинил всех демонов не в книге, а в одном бессмертном, что стал «сосудом». Книга же — лишь ключ и ошейник, что нужен для «контроля» сосуда.
Зара Якоб закрыл книгу, и в тот же момент тяжелый туман, который окутывал нас, исчез. Воздух снова стал чистым, дышать стало легче, но в сердце осталось неприятное чувство давления, словно невидимые нити все еще сжимали грудь.
Я смотрел на книгу, которая теперь лежала на столе, словно обычный объект, и не мог поверить, что всего несколько секунд назад она излучала такую грозную мощь. Но я чувствовал, что я все еще нахожусь под ее властью. В этом зале ничего не изменилось, но я уже видел все иначе.
Зара Якоб смотрел на меня, как будто читал мои мысли. В его глазах промелькнул огонёк удовлетворения, и он улыбнулся, словно знал, что добился своего.
Он не произнес ни слова, но я понял его мысли. Я был втянут в его игру, я стал частью его плана. Я был под его контролем.
Я был в ловушке.
— А теперь, Крид, тебе придётся поработать на благо эфиопского народа. — Зара пошакальи усмехнулся. — Но не волнуйся, ничем принципиально сложным тебе заниматься не придётся. Лишь захватывай, порабощай, подчиняй и разрушай на благо «моего» государства. И я даже не буду тебя пытать или призывать демонов из тьмы твоей «души». Просто хорошо выполняй поставленные задачи, и вопросов к тебе не будет. Живи себе спокойно, и мне не будет дела до твоих занятий. — холодно продолжил Соломонид.
— На всё ваша воля, мой царь, — молвили мои губы чужим голосом.
— Отныне ты «Советник» Соломона! — он улыбнулся уже более снисходительно.
Елена Эфиопская
Она не искала рыцаря. Она искала меч.
Вскоре мы прибыли в Гондэр. Город, служивший столицей крепостью, встречал нас удивительным переплетением архитектурных стилей. Европейские мотивы сплетались с арабскими, а позднее к ним добавились и барочные традиции, создавая неповторимый, почти сказочный образ.
Особенно завораживающим Гондэр казался на рассвете, как сейчас. Солнце, только что вырвавшись из-за горизонта, заливало город теплым светом, подчеркивая величественные стены дворца, словно вырезанные из красного камня. Их зубчатые башни, украшенные резными орнаментами, устремлялись к небу, словно стражи древнего города. На фоне этих величественных сооружений, словно игрушечные домики, смотрелись дома жителей, с их белыми стенами, украшенными разноцветными деревянными деталями. Окна, украшенные резными ставнями, напоминали глаза, наблюдающие за жизнью города.
Недалеко от дворца высилась мечеть с изящными минаретами, устремленными в небо. Ее белоснежные стены, покрытые тонкой резьбой, казались невесомыми, а над арками, украшенными арабской вязью, кружили стаи белых голубей. Словно музыка, лилась с минаретов мелодия азана, призывая верующих к молитве.
Гондэр, город контрастов, где история и современность тесно переплетены, был готов раскрыть перед нами свои тайны. На узких улочках, проложенных между домами, кипела жизнь. Горожане спешили по своим делам, смешиваясь с торговцами, предлагающими свои товары: специи, ткани, изделия из кожи. В воздухе витал аромат кофе, который варили в маленьких лавках, и пряный запах благовоний, что продавали у входа в мечеть. Дети, играющие в пыли, смеялись, а старики, сидящие у входа в свои дома, наблюдали за жизнью, словно мудрые стражи времени.
Мы, завороженные красотой города, остановились, чтобы полюбоваться его неповторимым очарованием. Солнечные лучи пробивались сквозь листву деревьев, украшавших улочки, создавая игру света и тени.
— Почему здесь мечеть? — сухо интересуюсь у царя царей, идущего рядом. Мы уже минут десять шли по узкой мощеной улице, окруженные жизнью Гондэра, и я не мог отвести взгляд от стройной мечети, возвышающейся над домами. Она была слишком гармонично вписана в городскую ткань, слишком естественно выглядела в этом месте, чтобы не задать этот вопрос.
Царь царей, улыбнувшийся в ответ на мою реплику, остановился, и мы оказались перед огромным деревом с широкой кроной. Листья его были покрыты золотистыми пятнами, отражая утро, солнце. Оно пробивалось сквозь густую листву, рисуя на земле пестрые узоры. Дерево было старым, его ствол, изрезанный временем, казался толстым, словно столб, поддерживающий небо. Воздух вокруг него был пропитан ароматом смолы и влаги.
— Я не имею ничего против мусульман, — неожиданно прямо ответил он, затем указал на мечеть, словно хотя бы доказать свои слова. — Не люблю лишь евреев. Ну и всех прочих христиан. За то, что оставили нас против разъярённых арабов, — добавил он, а в его голос вкралась горечь.
— Но ведь и мусульмане для вас такие же враги, — я не смог удержаться от этой реплики и, казалось, удивил его. Он ответил молчанием, и мы постояли несколько секунд в тишине.
— Я думаю, что Бог не хочет, чтобы мы были одиноки, — прошептал он наконец, взгляд его был устремлен в небо. — И он присылает нам людей из разных «миров», чтобы мы могли поделиться с ними своим виденьем этого грешного мироздания.
Он взглянул на меня, и в его глазах я увидел не только гордость царя, но и боль человека, которого предали.
— Гондэр не может быть только христианским городом, — добавил он, делая шаг вперед. — Он должен быть городом для всех, кто хочет жить в мире.
— В моих землях найдётся место даже «демону», если он будет жить по законам! — с нотками призрения произнёс он.
Мы стояли у подножия дерева, которое, как казалось, хранило тайны Гондэра на протяжении веков. Солнце только что вышло из-за горизонта, окрашивая небо в розовые и оранжевые тона. Воздух был насыщен ароматом смолы и влаги.
— Куда нам, «демонам», до столь светлейшего царства, как у вас... — с сарказмом отвечаю в ответ, на что царь лишь укоризненно покачал головой.
— Не будь так циничен, — произнес он, и в его голосе мелькнула лёгкая грусть. — Ты видишь, как живут люди в моих землях? Они счастливы. У них есть дом, семья, работа. Они верят в Бога и живут по законам.
— А что сделаешь, если кто-то из твоих «счастливых» людей решит нарушить законы? — спрашиваю я и чувствую, как в моём голосе появляется ирония.
— Тогда он будет наказан, — отвечает он бесстрастно. — Но я уверен, что никому не придет в голову нарушать законы. — Ты не понимаешь, — произнес он наконец. — Ты не можешь понять, потому что ты не живешь в моих землях.
Он сделал шаг вперед, и я оказался один на один с деревом, чьи ветви тянулись к небу, словно руки, просящие защиты.
— Возможно, — отвечаю я спокойно, — но я уверен, что ты тоже не понимаешь меня.
Молча повернулся и ушел. В моем сердце было много вопросов. Прав ли был царь, говоря, что в его землях есть место даже для «демона»? И может ли мир быть совершенным, каким он его представлял? Как по мне, идеалистически глупо. Я задумчиво шел по узким улочкам Гондэра, и вокруг меня кипела жизнь. Горожане спешили по своим делам, торговцы предлагали свои товары, дети играли в пыли. И в этой жизни было так много несоответствий, так много контрастов. И я понимал, что ответы на мои вопросы надо искать не в царстве идеального порядка, а в этом хаосе, в этом несовершенстве, в этой жизни.
В конце концов именно Зара «подчинил» меня, и это сложно назвать чем-то хорошим. В Сомали остался Мухаммед, взявший на себя роль наместника, поскольку все знали его как моего «верного» человека, то проблем не возникло. Ибо Малик столь удачно куда-то уехал.
Сердце города билось в ритме размеренного шума. Я, угрюмый и задумчивый, бродил по его улицам, как призрак, отчужденный от жизненного кипения. Аромат свежего хлеба, вырывавшийся из пекарен, резко контрастировал с моим внутренним холодом. Кофе, густой и ароматный, как дым от костра, манил своим теплом, но я проходил мимо, не останавливаясь.
Бакалейные лавки, переполненные яркими фруктами и овощами, как будто хотели привлечь меня своим изобилием, но я не видел их красоты. Лишь небольшой фонтан, стоявший в углу площади, словно мираж в песках, привлек мое внимание. Его хрустальные струи, падающие в небольшой бассейн, создавали иллюзию покоя, который мне был недоступен.
Я устроился под сенью ратуши, ее монументальные стены казались незыблемыми, словно символ вечности. Откинулся на холодный камень, закрыв глаза. Мысли путались, как нити в клубок. И размышлял о своем бытии, но без всякой конкретики, как бесцельный бродяга, затерявшийся в тумане.
Вдали показалась фигура, изысканная и элегантная, словно снизошедшая из древней легенды. Она двигалась плавно, как волна, окутанная в ткань цвета летнего заката. На ее тонких руках блестели драгоценности, и в ее глазах играл огонь интеллекта и роскоши. Я не мог не заметить ее присутствие, как не мог не заметить рассвет после ночи. В ней было нечто такое, что не позволяло отвести взгляд как гипноз.
Я встал, поправляя свою поношенную одежду, почти ставшую лохмотьями, и взгляд мой встретился с ее глазами. В них была такая глубина, такая непостижимая тайна, что на миг я забылся, как в зачарованном сне.
Зеленые глаза с кошачьим любопытством как будто просвечивали меня насквозь, изучая каждую черту моего лица, каждую морщинку на коже, каждую неровность на голом торсе, проглядывающем сквозь потрепанный камзол. В них было что-то непостижимое, не просто любопытство, а некая оценка, холодная и непримиримая.
Она стояла, словно выточенная из мрамора статуя, и я не мог отвести взгляд от ее безупречного профиля. Ее легкое платье, словно тень на снегу, лишь подчеркивало осиновую талию и хорошо очерченные формы. И плавно переливалось на ветру, как живая вода, и казалось, что она вот-вот взлетит, словно птица, унося с собой мои мысли.
Жгуче черные волосы, собранные в сложную прическу, свидетельствовали о неизменной красоте, о целой армии слуг, которые следили за ее идеальным образом. Я представил, как они с трепетом укладывают каждую прядь ее волос, как наносят на ее лицо тончайшие порошки, как подбирают драгоценности, чтобы подчеркнуть еще больше ее неземную красоту.
Точеные черты лица придавали ей сходство с царицей Савской, но сделали ее красивее. Вздёрнутый нос дополнял неземной профиль данной «богини». И глаза… Их блеск завораживал, или я это уже говорил?
А эбонитово черная кожа, словно поглощающая свет, стала финальным штрихом ее непостижимой красоты. Она была как ночь, полная загадок и величия, как тёмная звезда, способная озарить весь мир. И я, забывший о своих проблемах, о своей угрюмости, стоял перед ней, загипнотизированный, покоренный ее великолепием.
«Чёртова книга», — промелькнуло в голове. И вдруг все мои прежние запреты, угрюмость, отчужденность растаяли, словно дым. Я чувствовал прилив сил, желание жить, любить, испытывать чувства. И эта женщина, стоящая передо мной, вызывала во мне бурю эмоций, которые я так долго подавлял.
И от нее так приятно пахло! Сладкий, пряный аромат, смешанный с легким цветочным духами, завораживал и манил. Он проникал в глубину моей души, пробуждая забытые чувства. Я вздрогнул, откидывая от себя эти мысли, словно от яда. Это не могло быть правдой!
Собрав волю в кулак, я отступил на шаг, пытаясь уравновесить свои чувства. Я должен был сохранить хладнокровие, не поддаваться этому очарованию, как и раньше.
— Елена… — прозвучал ее голос, мягкий и мелодичный.
Я хмыкнул, отворачиваясь, и пошел дальше, попытавшись спрятать лишние эмоции за маской безразличия.
— Ну а мне плевать, — бросил я через плечо, пытаясь звучать жестко и по-своему равнодушно.
Вдали снова манил аромат кофе, но теперь он смешался с ее запахом и уже не мог его перебить. Остановился и закрыл глаза, пытаясь понять свои чувства.
Раздражало ли меня ее присутствие или манила ее красота? Я не мог понять, чего я хочу: кофе или ее? Но я не животное, чтобы кидаться на все, что попадает в мое поле зрения. И всё так же должен оставаться «человеком», с контролем над своими желаниями и душой. Но она… Она была как запретный плод, манящий своей красотой и запретностью. И я не мог устоять перед этим соблазном.
Я уже сделал шаг, но ощущение ее взгляда было как острый нож, впившийся в спину. Задумчиво остановился и следом повернулся. Елена стояла ближе, чем была секунду назад. Ее зеленые глаза сверкали не любопытством, а недовольством.
— Ты куда? — спросила она, ее голос был мягким, но в нем слышалась сталь.
— Дела, красавица, дела, — спокойно ответил я.
— И всё? — ее брови слегка сошлись, подчеркивая остроту ее взгляда.
— Извини. Не хочу тратить время на пустые разговоры. Ибо нам не о чем говорить, и мы из разных миров.
Я сделал ещё один шаг вперёд, но она быстро приблизилась ко мне и положила руку мне на плечо. Её пальцы были холодными как лёд.
— Не уходи, — прошептала она, ее голос стал еще мягче, но в нем уже слышался оттенок угрозы.
— Я не играю в твои игры!
— Ошибаешься, — ответила она, и её улыбка стала холодной и жёсткой. — Ты уже втянут в эту игру, и у тебя нет возможности выйти из неё.
Девушка отступила на шаг, и я увидел в её руке небольшой пергамент, запечатанный сургучной печатью.
— Одна из страниц из той самой книги. — Елена загадочно улыбнулась.
Я застыл, словно пораженный молнией. Ибо это меняло всё, и теперь понятно, почему меня так тянуло к ней, ну или это хорошее оправдание как минимум.
— И что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты остался, — ответила она, ее глаза сверкали жестокой уверенностью. — Чтобы ты узнал меня лучше. И чтобы ты понял, что у меня есть всё, чтобы тебя удержать.
— Женщины… — прошептал я, философски улыбаясь, сближаясь с ней максимально близко. Моё дыхание, горячее и влажное, обжигало ее губы, вызывая дрожь в ее теле. Я почувствовал, как она замерла, словно ожидая, что же сейчас произойдёт.
Резким движением я забрал пергамент с печатями с запечатанным листом из книги. В руке он был холодным, словно камень. И этот равнодушный холод согревал мою душу, я чувствовал силу и то, как она успокаивает шёпот демонов где-то на задворках сознания. На странице была лаконичная пометка латынью: «дэ Сад», гласила она.
— Вы не всегда держите разум холодным, — произнес я с арктическим спокойствием, уже отстранившись от нее.
— Верни! — практически зарычала Елена, сверкнув зелеными очами от ярости. На миг я даже залюбовался этой чистой и ничем не замутненной яростью. Она была так же прекрасна, как и ее холодная красота, и это по-своему подкупало, но только меня.
— Ты должен мне помочь! Должен… — уже не так уверенно промолвила эбонитовая красотка, в ее голосе слышалась растерянность.
Задумчиво посмотрел на нее, на ее лицо, исполосованное гневными чертами. Ее красота была не только в физическом совершенстве, но и в ее непокорном духе, в ее неукротимой воле. Ибо я видел в ней не только царицу, но и женщину, с ее страхами и желаниями.
— Я не твоя игрушка, — ответил я, поднимая глаза к небу, словно прося у него силы. — Я свободен, и я не буду играть по твоим правилам. — Усталый вздох дал мне понять, что меня услышали и даже, возможно, что поняли, но это было не точно.
Молча сделал шаг от нее, и в этот момент резко почувствовал, что что-то изменилось. Я не был уверен, что это было, но в моей душе проснулось что-то новое, что-то неизвестное. И я почему-то не мог отказаться от нее, от ее красоты и силы, но я не мог и подчиниться ей полностью. Ибо не хотел быть ее пешкой в какой-то игре.
Резко разворачиваюсь и притягиваю Елену к себе, задумчиво смотря прямо в её зелёные глаза.
— Попытаешься меня обмануть, и я сверну тебе шею или вырву весь позвоночный столб. Попытаешься сбежать, и я утоплю любую страну, где ты будешь скрываться, в море крови и первородного насилия. — Теперь уже слышится мой рык, низкий и грозный, словно грохот грома. Дыхание снова обжигает ее губы, такие манящие и соблазнительные. — А затем спалю тебя и весь город в адском пламени. — Продолжаю говорить с арктическим спокойствием, но в глазах тем временем горят раскалённые добела угли.
На кончиках пальцев левой руки вспыхнуло белоснежное пламя, яркое и чистое, словно душа ангела. Девушка ойкнула, испугавшись такой «температуры горения» вблизи. Ее глаза расширились от удивления и страха, но в них по-прежнему горел непокорный огонек.
— Будь со мной честна, и я стану твоим вернейшим союзником! — мой голос приобрёл гипнотические нотки, в нем слышался не только морозный холод, но и некая беспредельная власть. И теперь уже она слушала меня, как завороженная, не отводя взгляда от моих пылающих магической силой очей.
— Клянусь могилой матери, — серьезно произнесла Елена, ее голос дрожал от страха и уважения.
— Ну а теперь, раз мы всё уладили, то как насчет представиться по-нормальному и выпить чашечку кофе? — моя улыбка вмиг стала обезоруживающей и по-своему даже обаятельной. — Идем, — сказал я и просто потащил ее к той самой пекарне, где пахло свежим хлебом и кофе. Её рука была холодной в моей, но я не отпускал её. Я чувствовал, как она дрожит от страха и возбуждения, и это меня забавляло.
Я видел в ней не только царицу, но и женщину, которую можно было укротить. И я был готов пройти этот путь. Готов побороть ее волю, ее гордость, ее страхи. И я знал, что она будет моей вернейшей союзницей. Ну или, по крайней мере, пока ей самой это выгодно и это логично!
Кофе и ничего лишнего ну или почти
Что может быть лучше кофе с утра? Немного интриг, немного выпечки и, конечно же, чашечка бодрящего по утру!
Сей Автор
***
Теплый летний ветерок, пропитанный запахом жасмина и свежей выпечки, ласково касался лица. Елена загадочно молча сидела напротив, не сводя неспокойных глаз с чашки кофе. Ее пальцы нервно постукивали по фарфоровой поверхности минской посуды, привезенной в эти края моими торговцами, изредка бегая по губам. Она похожа была на напряженную струну, готовую вот-вот лопнуть.
Я наблюдал за ней из-за своей чашки с крепким свежесваренным кофе, и внутри меня кипела смесь из лёгкого раздражения, отвращения, но, тем не менее, яркого интереса. Её попытки использовать меня в своих целях были настолько прозрачны, что казались прямо-таки насмешкой. Но в то же время я не мог не заметить, что и она не более чем пешка в чьём-то большом и загадочном плане. Кто-то сильно заинтересован в том, чтобы мы с ней встретились. Но почему? И главное, зачем? Нет, оно понятно, зачем и почему, и так далее, и тому подобное, и всё же?
Мое отвращение растворилось, уступив место игривому чувству мести. Если она уже решила играть, то я с удовольствием переверну всю игру. Я решил, что еще немного подожду, посмотрю, какие карты она имеет и стоит ли всё это вообще. Но поскольку она согласилась на «сделку» со мной, то теперь ничего уже не поделать, нет, она может, конечно, попытаться, но ведь и я тогда исполню свою угрозу. Да, Соломонид будет в ярости, но, как я и сказал ранее, мне как-то плевать, ибо сделать сильно хуже он не особо может, как бы ни грозился.
— Итэ Жан Зэла, но теперь можешь звать меня просто Елена. — Девушка улыбнулась, словно это была какая-то шутка, но мы люди тёмные и дикие, так что просто держали лицо кирпичом. — Дочь царя Хадии Мехмеда. И жена царя царей. — Тут она усмехнулась, давая понять, какая «жена» может быть в гареме. — Поскольку я бесплодна, то мои позиции крайне слабы при дворе. И неважно, насколько хорошее образование я получила. — Горестно прикрыла глаза, ожидая, что я продолжу, ну или на худой конец хотя бы подыграю.
Я наблюдал за ней, как хищник за добычей. Её тон, жесты, выбор слов — всё говорило о том, что она пытается меня прощупать, понять, насколько я глуп и наивен. Ей неспокойно. Она ищет союзника, но не доверяет никому. И это играет мне на руку.
— Крид, просто Крид. — холодно улыбаюсь в ответ, видя лёгкое разочарование в её очах. — Но ты не можешь называть меня Виктор. — В моей улыбке нет тепла, только ледяной расчет.
— Я пришел сюда не для того, чтобы слушать твои сказки, Елена. — Говорю я спокойно, но с ощутимой жесткостью в голосе.
Она не удивлена моей прямотой. Ибо знала, с кем имеет дело. В ее зеленых глазах заметен интерес, похожий на искру в темной ночи.
— Всё просто, Крид, — отвечает она тихо, но уверенно. — Я ищу помощи.
— Помощи? — Я не верю ей ни на йоту.
— Да, — говорит она, и ее голос становится еще более мягким, словно она пытается успокоить дикого зверя. — Ты можешь сделать для меня очень много. Ну а я сделаю всё тоже в ответ, ну или просто можешь получить взамен «свою» книгу. — Она загадочно улыбнулась.
Я молча смотрю на нее, давая ей понять, что не верю ни одному ее слову.
— Что ж, Елена, — говорю я наконец, улыбаясь уже не холодно, а по-своему хитро. — Я готов слушать. Но позволь тебе дать совет. Не играй со мной. Я не люблю игры. И только дай мне усомниться в твоей верности, — на кончиках пальцев правой руки вспыхивает уже такое знакомое пламя, ну а я спокойно пью божественный кофе дальше, боги, и почему я не делал этого раньше?
Она не моргнула, не отшатнулась. Она просто смотрела на меня, и в этом взгляде я увидел не страх, а интерес. И еще что-то. Что-то, что я не мог разгадать.
— Вкусный кофе, не правда ли? — уже без тени страха отвечает эбонитовая красавица. — Но выпечку мне, к сожалению, нельзя. — И с печальными глазками котенка смотрит на сдобу, выполненную в форме полумесяца. — У нас в Хадии готовили нечто похожее в детстве, и там была вкуснейшая начинка, да будет творец мне свидетелем. — Она неожиданно тепло улыбнулась, и я вновь залюбовался ее красотой и посему позволил ей перевести тему.
— Хадия... — прошептал я, вспоминая о ее царской крови. — Как ты думаешь, что они сделают с тобой? Если ты не выполнишь их задание и свой долг?
— Я не знаю, Крид, — отвечает она тихо. — Отец просто «продал» меня, словно корову. Дабы уверить царя царей в своей верности, но все мы знаем, что это не так. Ибо дай ему только повод, и он тут же присоединится к мамелюкам или другим мусульманам и ударит царю царей в спину.
— И что ты хочешь от меня? — Я всё ещё не уверен, что ей можно доверять. Но она с такой убедительностью говорит о своей безысходности, что я не могу остаться равнодушным, пусть и пытаюсь, но на моей «маске» равнодушия это ничуть не отразилось.
— Я хочу, чтобы ты помог мне сбежать из этого города, — говорит она с надеждой в глазах. — И помог добраться до Хадии.
— Думаешь, тебя не вернут? — Я смеюсь тихо, но в моей улыбке нет веселья. — Ты думаешь, что они дадут тебе так просто уйти?
— Я знаю, — говорит она тихо. — Но я не могу оставаться здесь.
— Хорошо. — Говорю я, вглядываясь в ее прекрасные зелёные очи. — Я помогу тебе. Но только не забывай, Елена, что честность превыше всего, и за ошибки придётся «платить». И поверь мне, цена тебе не понравится, но будет уже поздно хоть что-то менять.
Ее глаза сужаются, словно она пытается прочитать мои мысли. Она понимает, что я предлагаю ей не просто помощь, а сделку. И крайне опасную сделку, на кон которой она готова поставить всё и вся.
— Я согласна, — с решительностью отвечает красавица.
— Ну а теперь слушай меня. Ты останешься здесь, и не перебивай, пожалуйста, — тихо рычу предупреждая. — Да, здесь, но станешь вдовой, регентом и царицей царей при малолетнем монархе, и неважно, чьим сыном он будет, — зловеще улыбаюсь.
— Мы поможем твоему отцу или другому родичу возвыситься и сделаем его вернейшим союзником. И у тебя будет армия, верная лишь тебе, я займусь этим, а затем вернусь в Сомали, дабы забрать свое по праву, и тогда у тебя будет щит от исламского мира и меч против христианского. Но для того, чтобы ты стала истинной царицей, придется немного подождать, и нужна будет нечто больше, чем одна страница из проклятой книги, что мной управляет, — загадочно улыбаюсь.
Ее глаза уже горят огоньком интереса. Она видит свой путь к власти. И готова идти по нему, несмотря на опасности.
— Что нужно делать? — решительно интересуется Елена с горящими от предвкушения глазами.
— Я тебе расскажу, — говорю я, вглядываясь в ее глаза. — Но прежде я хочу знать всё. О твоей семье, о гареме, о дворе. Обо всем, что может помочь нам осуществить этот план. Расскажи мне всё, красавица. — Вновь сближаюсь с ней, и теперь уже её отрывистое дыхание меня обжигает.
Но я всё так же не уверен, что доверяю ей. Но я готов рискнуть. Потому что это игра, и в ней не может быть только один победитель. Зара Якоб должен заплатить за свою дерзость, но я подожду и буду отыгрывать верного пса этой чёртовой книги.
— Доверься мне. — Прошептал я, и пламя на моих пальцах затанцевало от моей не менее яркой истины в словах, а девушка, как заворожённая, наблюдала за танцем огня, что приобрёл черты двух сплетающихся в страсти тел. — И поверь, Елена. В этой игре проигравших не будет. Даже он что-то получит. — заканчиваю уже более угрожающе, ибо так оно и есть, но вот понравится ли ему то, что он получит, вопрос, но это не моё дело.
— Я хочу... — она слегка тянется вперёд ко мне, её глаза блестят любопытством. Тонкие пальцы, украшенные изящным серебряным кольцом, сжимают край стола, как бы пытаясь удержать себя от импульсивного действия.
— Тогда ответь, что за демон на этой странице. — Я аккуратно вытаскиваю из стопки пергамент с пометкой «Дэ Сад», передавая его Елене.
Она с недоверием смотрит на меня, её брови слегка нахмурились.
— Ты умеешь читать и понимаешь, что там написано? — искренне удивилась Елена, её голос звучал растерянно.
— Элементарно, итэ Жан Зэла, элементарно. Это лишь навык, и всему можно научиться. Или ты не умеешь читать? — уже недоумеваю я, удивлённый её неграмотностью.
— Грамоте не обучена, но хорошо образована. — и тут же гордо задрала моську, но я лишь усмехнулся.
— Образование включает в себя знания и базу письменного слова – основа любого образованного человека, — отвечаю ей, невольно подчеркивая ее противоречие. — И да, я умею читать, писать и говорить на многих языках, — добавляю я, чувствуя небольшое раздражение.
Её глаза уставились на пергамент, затем медленно поднялись и встретились с моими. В них не было ни страха, ни неуверенности, только немой вопрос.
— Ну же, Елена, — говорю я мягче, стараясь не усугублять ситуацию. — Что ты знаешь о демонах?
Её губы сжались в линию, а в глазах загорелся искренний интерес.
— Признаться, не думала, что какой-то дикарь с окраины Сомали будет столь образован и начитан. — её голос приобрёл мурлыкающие нотки, но я всё так же стоически не поддался на провокацию. Она словно пыталась задеть меня, вывести из равновесия, но её слова скользнули по мне, как вода по камню.
— Поверь мне, красавица, я полон тайн! — отвечаю ей, зеркаля её выражение и голос, и девушка непроизвольно вновь тянется вперёд, словно пытаясь заглянуть в мои алые очи.
Её губы растянулись в полуулыбке, заставляя блестеть белые зубы на фоне платья цвета заката.
— Разве ты уже не открыл свою тайну? — прошептала она, и её дыхание почувствовалось на моей щеке.
Я почувствовал, как внутри меня закипает кровь, и уже был готов оторвать свой взгляд от её чарующих глаз, но в этот момент она уже отступила назад.
— Не все тайны раскрываются сразу, — ответил после недолгой паузы. — Но тебе я могу раскрыть некоторые из них, если ты окажешься достойной.
Она усмехнулась, не скрывая своего удовольствия от нашей игры.
— Не сомневайся, я щедро оплачиваю хорошие тайны, — проговорила она, её глаза снова встретились с моими.
— Тогда ты можешь начать с этого пергамента, — я с улыбкой кивнул в сторону лежащего на столе листа.
— Как я слышала, Сад просто демон контрактов и сделок и не является особо ценным в «библиотеке» моего мужа, так что «одолжить» его было разумно и крайне рационально, — сухо поясняет Елена. Она, не моргая, смотрит на меня, словно проверяя мою реакцию.
— Демон-делец? Как интересно. — Я загадочно улыбаюсь, небрежно теребя в руке пергамент. — Возможно, он может нам пригодится.
— Не думаю... — тут же нахмурилась эбонитовая красотка, мгновенно уловив, куда подул «ветер». Её тонкие брови сдвинулись к переносице, а губы сжались в тонкую линию.
— Ты не знаешь всех тайн этого мира, — говорю я, вкладывая в голос загадочность, чтобы заинтриговать её еще сильнее. — И демон контрактов может быть не так прост, как тебе кажется.
— Я не сомневаюсь в том, что ты мудр, — отвечает она, но в её голосе звучит осторожность. — Но я не хочу подвергать свою жизнь опасности.
— Опасности есть везде, — отвечаю я, вставая с кресла. — Но и возможности тоже.
Я подхожу к ней ближе, наклоняясь над ней.
— Если ты хочешь достичь своей цели, тебе нужно рискнуть.
— И что ты предлагаешь? — спрашивает она, пристально глядя на меня.
— Я предлагаю тебе «сотрудничество», — отвечаю я, смотря ей в глаза. — Мы можем использовать этого демона в своих интересах.
Её глаза загадочно сужаются.
— А что ты получишь от этого? — спрашивает она.
— Я получу удовольствие от игры, — отвечаю я с улыбкой. — И, возможно, что-то еще.
Она молчит некоторое время, но затем отвечает:
— Хорошо. Я согласна. Но я тебе не доверяю.
— И это хорошо, — отвечаю я, отступая назад. — Недоверие — это именно то, что нам необходимо.
Я беру пергамент с пометкой «Дэ Сад» и кладу его на стол, аккуратно сдвинув чашки.
— Теперь давай подумаем, как мы можем использовать этого демона. — касаюсь страницы рукой и филигранно напитываю её нескончаемым потоком чистой маны, и она тут же вспыхивает бирюзовым светом с шартрезовыми нотками. Этот свет мгновенно заполняет всю пекарню, а время словно останавливается. Есть только я и пылающая в магическом спектре страница из книги демонов.
— Так-так-так... Кто же это посмел меня побеспокоить? — страница мгновенно вспыхнула знаками на классической латыни, а голос при этом словно транслировался мне прямо в голову. Какая-то пара секунд, и создаётся астральная проекция из бирюзового света, и появляется юноша: брюнет в римской тоге, с босыми ногами, зелёными глазами и аристократичными чертами лица.
Он с высокомерным взглядом оглядывает пекарню, и его губы растягиваются в насмешливой улыбке.
— Неужели это та самая «библиотека», которую так хвалит мой «хозяин»? — спрашивает он, и его голос звучит так, словно он высмеивает не пекарню, а самого хозяина.
— Это не библиотека, — отвечаю я, стараясь не поддаваться на его провокации. — Это просто место, где мы можем поговорить.
— И о чем же мы можем поговорить? — спрашивает демон, приближаясь ко мне. — О том, как я хочу вернуться к своему хозяину?
— Нет, — отвечаю я, в глазах у меня загорается огонь. — Мы можем поговорить о том, как ты можешь нам помочь.
— Помочь? — демон смеётся. — И что я могу сделать для вас?
— Ты поможешь нам заключить сделку, — отвечаю я, не упуская из виду его глаза.
— Сделку? — демон вновь смеётся, но теперь его смех звучит менее насмешливо. — А какая же сделка может заинтересовать такого «скромного» демона, как я?
— Эта сделка будет выгодна для нас обоих, — отвечаю я. — И дарует свободу.
— Свобода? — демон задумывается, и в его глазах появляется искра интереса. — Это интересно.
— Конечно, — говорю я. — Свобода — это то, что ценят все.
Я поднимаю руку, и она вспыхивает от магической энергии.
— Знаешь? А я откажусь. — де Сад в миг стал серьёзным. — Это ты пленник книги, а не я. — спокойно произнёс он.
Его зеленоватые глаза сверкнули хитростью, а губы едва заметно изогнулись в усмешке.
— Ладно, и чего же хочет столь «скромный» демон, как ты? — подыгрываю ему, уже предчувствуя, что он задумал нечто неординарное.
— Ничего такого. Лишь душу одного бога для начала. — Я мысленно присвистнул от аппетитов демонюги. — Ну и взаимовыгодное сотрудничество. Поскольку ты первый мой клиент за многие века в этом мире, то предлагаю «божеские» условия контракта! — Он улыбнулся. — Я помогаю тебе, а ты мне. Всё просто! Но... никто не смеет отказывать другому, ибо контракт священен! — зловеще произнёс демон. — Идёт? — И уже без тени улыбки протягивает руку для закрепления сделки.
— Лишь ты и я против целого мира? — улыбаюсь в ответ, чувствуя в его словах скрытый вызов.
— Именно так, не человек... — всё так же без тени улыбки молвил демон.
Он вглядывается в меня пронзительным взглядом, и я чувствую, как от его магической ауры по телу бегут мурашки, но ничем таким меня не возьмёшь, так что я хищно улыбаюсь в ответ, ибо то, что нас не убивает, делает нас страннее.
— А знаешь? Я соглашусь. — И крепко пожимаю его руку в знак соглашения и слышу, как что-то хрустнуло у демона.
Его рука ощущается холодной и твердой, как мрамор, а по его лицу пробегает едва заметная гримаса.
— Отличный выбор, — произносит он с нескрываемой удовлетворенностью. — Но помни, что сделка никогда не бывает за банальное «спасибо».
— Я в курсе, — отвечаю я, не отрывая взгляда от его глаз.
— Тогда давай определим условия и какого бога для начала ты принесёшь мне в жертву, — говорит демон, и в его глазах загорается зловещий блеск.
Я понимаю, что ситуация серьёзная, но у меня нет другого выхода на данном этапе моего жизненного пути под властью чёртовой книги.
— Послушай, — говорю я, и в моих словах звучит твердость. — Ты получишь свою плату. Но и я получу своё.
Демон игриво улыбается.
— Отрадно это слышать, — отвечает он. — Теперь нам нужно только определить детали.
Де Сад снова наклоняется ко мне, и в его глазах появляется не улыбка, а просто бесстрастное холодное выражение.
— Я жду твоих предложений, не человек.
— У меня есть план. И он, как и всё гениальное, прост. Так, для начала я попрошу у тебя лишь возможность заключать сделки по твоему образу и подобию. — Он осклабился, уловив мою пародию на себя. — Ну а дальше я обрету свободу, а ты своего «бога». — Следом копирую его оскал.
— Так ты хочешь стать частью моей франшизы? — демон впервые удивился, но, кажется, остался доволен и уже не спешил разрывать «рукопожатие», явно задумавшись о чём-то своём, но спустя пару секунд он всё же удостоил меня честного ответа. — А знаешь? Я соглашусь! — его глаза вспыхнули от магической силы, подтверждающей наши «равные» права в любом начинании, и я почувствовал, как толика его силы передалась и мне, ну а моя голая мощь ушла довольному от такого расклада демону.
Шаманизм и ничего лишнего ну или почти II
Смерть достаточно близка, чтобы можно было не страшиться жизни
Ницше
***
Покончив с демонической сделкой и заключив такую же с Еленой, но на других условиях, я остался доволен и, не скрывая улыбки, покинул пекарню. Полуденное солнце уже во всю занимало собой небо, и Гондэр всё стремительней накалял, и духота приятно грела мою тёмную душу. Насвистывая лёгкий мотив, я покинул город и направился в поисках пещеры или безлюдного места, ибо духовные практики шаманизма не любят лишних глаз, а уж духи молний и подавно спалят любого, кто покусится на их знания.
Воздух был плотным и насыщенным запахом пыли и смолы, которую используют для изготовления ладана в храмах. Я шёл по узкой тропинке, ведущей в глубину небольшого леса. Здесь могучие деревья, словно стремясь проткнуть небо, тонкими шпилями устремлялись вверх.
Пройдя немного, я наткнулся на небольшую поляну, где, словно огромные грибы, возвышались старые деревья, их ветви переплетались над головой, создавая полумрак. В центре поляны, под одним из самых толстых из них, я увидел небольшой пень, словно вырезанный кем-то трон из цельного дерева. Он был покрыт узорами, выжженными огнем, и, казалось, излучал тепло.
«Отличное место», — подумал я, с удовлетворением осматривая пень. Здесь можно было спокойно уединиться, спрятаться от палящего солнца и начать свои практики. Но прежде, чем я успел сесть на пень, из-за дупла выскочила стайка ворон, с оглушительным карканьем кружа над моей головой. Они напоминали черных призраков, а их крики — злобные предзнаменования.
— А ну пошли прочь! — рыкнул я, выпуская лёгкое пламя из рук, как заправский фокусник.
На несколько секунд вороны замолчали, словно прислушиваясь к моим словам. Потом, словно по команде, они взмыли в воздух и улетели вглубь леса, оставив меня одного на поляне. Я вздохнул с облегчением, сбросил с плеч мешок и направился к пню.
«Надеюсь, в этот раз никто не помешает», — прошептал я, уже чувствуя, как моя душа начинает спокойно настраиваться на ритм природы.
Угрюмо читая мантры на изменения погоды, я призвал бурю, и небо стало резко мрачным, и засверкали молнии, и слышался гром, как рокот недовольного духа, чьим вниманием я таки завладел. Пара минут усердных мантр, и молния ударила в паре метров от меня, а затем во вспышке света появился и пурпурноглазый блондин, что недовольно хмурил брови.
Он был высок и строен, с белыми, как снег, волосами, собранными в свободный хвост. Пурпурные глаза заблестели ярче, и в них появился не только яркий цвет, но и новая, дикая жизнь. Зрачки мгновенно сузились, становясь вертикальными, словно у кошки, готовой к броску.
— Кто посмел потревожить мой покой? — проревел он голосом, похожим на раскаты грома.
— Ты говори, да не заговаривайся, дух, — мой голос также ничуть не уступал ему. Я чувствовал, как в моем теле накапливается сила, готовая вырваться наружу, подобно молнии, которая только что ударила в землю.
— Какая дерзкая букашка... — вокруг тут же запахло озоном и послышался треск электричества. Дух, словно огненный вихрь, закружился вокруг меня, его пурпурные глаза загорались яростным блеском.
— От искорки слышу. — усмехаюсь в ответ, видя лёгкое недоумение духа. Я не боялся его гнева. Моя решимость была подобна стали, закаленной в огне.
— А вот это обидно было, — прогудел он, и его голос, словно раскаты грома, пронесся над лесом. В одном движении он укутался в халат из ядовито зелёного мха, который казался живым и дышал. На голову он повесил венец из веток ближайшего дерева, украшенный яркими цветами, что сияли в лучах солнца.
— Так чего тебе надо, собака? — продолжил интересоваться дух, и его тон стал более угрожающим.
— Я пришёл забрать твою силу, — спокойно отвечаю ему, не отводя взгляда от его пурпурных очей.
Дух взорвался смехом, который был похож на треск молний. Он откинул голову назад, закрыв глаза, и его смех разносился по лесу, отражаясь от стволов деревьев и переплетаясь с шумом ветра.
— А ты забавная букашка. И как же ты хочешь забрать мою силу? — ему искренне было интересно.
— Я предлагаю тебе вызов. Дай мне свою силу, и я убью бога, создавшего людей! — Агрессивно сверлю взглядом задумавшегося духа.
— Амбициозная букашка... Что ж хорошо. Сделка! Ты получишь мою силу, но если не справишься то я расплавлю тебя на атомы! — пророкотал дух и мы пожали руки.
Бирюзовые всполохи магии, подобные живым существам, извивались в воздухе, танцуя вокруг нас. Их нежное свечение окрашивало все вокруг в причудливые оттенки зеленого и синего, создавая фантасмагорическую атмосферу. Воздух наполнился сладковатым ароматом, напоминающим одновременно спелые цитрусовые и влажную землю. Сделка, заключенная в этой нереальной обстановке, была словно сама по себе волшебным ритуалом.
Дух, изначальный хозяин силы молнии, вихрем пронесся сквозь меня, оставляя на моем теле неотъемлемую печать – кривую молнию, словно выжженную на моей грудной клетке. Ощущение было одновременно острым и сладостным: будто тысячи игл пронзили мою кожу, но не причинили боли, а лишь принесли небывалую силу.
Мое тело словно зарядилось энергией, а разум погрузился в вихрь ощущений. Я чувствовал, как сила молнии – живая, пульсирующая – заполняет меня, проникает в каждую клетку. Все вокруг замерло.
Мир вокруг закружился в бешеном танце, превращаясь в хаотичный водоворот цвета. Я чувствовал, как мои мысли и тело сливаются в одно целое, подчиняясь стремительному полету. В одно мгновение – и вот я уже не там, где был, а на другом конце света, у самого сердца Африки, в царстве народа йоруба.
Земля под ногами, уже не твердая, а мягкая, словно влажный песок, приглашала к себе. Вокруг стояли высокие пальмы, их листья, как зеленые перья, шелестели на ветру, создавая волшебный звук. В воздухе пахло влажной землей, спелыми фруктами и нежными цветами.
Воздух был пропитан ароматом жасмина, который раскрывался во всей красе в темноте ночи. Я видел, как яркие бабочки с узорами на крыльях порхали между ветвей деревьев. Жизнь вокруг меня бурлила, и я чувствовал себя частью чего-то большого и непостижимого.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густой полог листвы, как волшебные кисти, что рисовали на земле причудливые узоры света и тени. Они освещали гигантские листья фикусов, на которых застыли капли росы которые переливались, подобно драгоценным камням. Чуть дальше виднелись яркие цветы орхидей с их нежными лепестками, будто вырезанными из фарфора.
В воздухе царило оживленное движение. Птицы с оперением, испещренным яркими цветами, перекликались друг с другом, создавая непередаваемую мелодию джунглей. Обезьяны с громким визгом перепрыгивали с ветки на ветку, иногда падая на землю с шумом, который отдавался эхом в глубине леса.
Где-то вдали раздавался грохот, подобный небесный гром, но это были не грозовые тучи, а шаги больших зверей. Я представлял себе мощных слонов, пробирающихся сквозь джунгли, или львов, охотящихся в тени деревьев. Эти звуки были как напоминание о том, что в этом месте жизнь кипела в своем собственном ритме, не зависящем от человеческих желаний и требований. И подобный расклад вполне меня устраивал, ибо природа есть гармония, и это хорошо!
Я бродил по диким джунглям, словно странник в неизведанном мире. Высокие деревья, сплетенные лианами, создавали непроницаемый полог, отгораживающий меня от солнца и открывающий тайны джунглей. В глубине леса я слышал шепот ветра, который проносился сквозь листву, и шум реки, словно музыка, сопровождавшая мои шаги.
Иногда я выходил на тропы, которые вели к небольшим населенным пунктам народа йоруба. Эти тропы, утоптанные поколениями, петляли сквозь джунгли, словно змеи, извивающиеся в густой зелени. Листья, переплетенные лианами, создавали зеленый купол, сквозь который пробивались яркие лучи солнца. Воздух был пропитан ароматом влажной земли и цветов.
Вдали я увидел небольшую деревню. Деревянные домики, украшенные резными узорами, стояли под пальмами, словно затерянные в зелени оазисы. Дома были построены из темного дерева, и их крыши были покрыты пальмовыми листьями. Стены украшали яркие росписи, изображающие мифических зверей и богов.
Старики, одетые в яркие одеяния, сидели на верандах и курили трубки, вдыхая густой дым, будто общаясь с духами предков. Дети бегали по улицам, смеясь и играя в разные игры. Женщины, одетые в яркие платья, готовились к вечеру. Они мыли посуду в глиняных кувшинах, варили еду на кострах, плели корзины из травы.
И я чувствовал их спокойствие, их гармонию с природой. Они жили в ритме джунглей, в согласии с их тайнами. Их жизнь была проста и красива. Их глаза смотрели на мир с мудростью, а их руки были искусно умелыми. Понял, что эти люди хранили в себе древние знания, тайны своих предков. Их жизнь была связана с природой, с землей. И я хотел узнать больше об их мире, об их истории и богах.
Я старался прислушаться к тихим шепотам века, к незаметным следам божественного, что могли бы остаться в этой земле. Я пытался вынюхивать божественную суть, ту невидимую ниточку, которая связывала их с прежними богами. Я искал её в их песнях, в их танцах, в их рассказах о мифических существах и героях.
Но местные уже давно позабыли о своих божествах. Их верования были покрыты пылью времени. Влияние европейцев и арабов еще не достигло этих глубинных джунглей. Здесь еще царствовали старые традиции. Я видел, как молодые люди, одетые в кожаные набедренные повязки, с копьями в руках, с небрежностью в движениях относились к традициям предков. А старики, сидящие на верандах, с грустью взирали на этот мир, полный изменений.
И я понимал, что в этом мире все течет и меняется, и боги не являются исключением. Но я также чувствовал, что нечто древнее и могущественное все еще живет в этой земле, в сердцах людей, в недрах джунглей. И я решил продолжить свой путь, искать отголоски божественной сути, где бы она ни скрывалась.
В глубине джунглей, где солнце пробивалось сквозь густую зелень листьев, я видел христианские кресты, вбитые в землю перед домиками. Они стояли там, как немые свидетели изменения веков. Я слышал мусульманские молитвы, доносящиеся из тропических рощ, где деревья переплетались с лианами, а воздух был пропитан ароматом влажной земли и цветов.
Христианство и ислам медленно, но проникали в глубь Африки, но они не смогли полностью вытеснить старые верования. Я видел, как местные жители сочетают христианские ритуалы с древними традициями своих предков. Они молятся христианскому богу, но в то же время почитают духов предков и самой природы.
Старые боги, которые когда-то властвовали над этой землей, уже давно оставили ее. Их храмы были разрушены, а их имена почти забыты. Но их дух все еще витал в воздухе, в шуме листьев, в пении птиц, в загадочных рассказах о мифических существах и героях.
Жрецы, одетые в яркие одеяния, утверждали, что боги все еще среди них. Они проводили ритуалы, приносили жертвы, молились о дожде и о хорошем урожае. Но я чувствовал пустоту, которую ничто не могло заполнить. Я видел в их глазах не веру, а отчаяние, и в их голосах не молитву, а мольбу о помощи.
Я понимал, что боги уже давно оставили эту землю, но их дух все еще живет в сердцах людей, в их верованиях, в их традициях. И я решил продолжить свой путь, искать отголоски божественной сути, где бы она ни скрывалась.
В этих джунглях была ощутима древняя сила, но она была уже не божественной. Она была силой природы, которая жила своей жизнью, не зависящей от человека. Я чувствовал её в густом воздухе, насыщенном влажной землей и запахом гниющей листвы. Я чувствовал её в мощных корнях деревьев, проникающих в глубину земли, в грохоте водопадов, в реве диких зверей.
И я понимал, что мои поиски божественного суть могут привести меня не к небесам, а к сердцу этой загадочной и беспощадной природы. Я воображал себе древних богов, которые когда-то управляли этой землёй, но теперь они остались лишь воспоминанием в памяти людей. Их сила была поглощена природой, и она теперь жила своей жизнью.
Однажды, бродя по джунглям, я увидел необычный рисунок на дереве. Это была древняя картина, изображающая бога с головой льва и телом человека. Я почувствовал в этом месте нечто необычное, нечто мощное. Я пошел вдоль дерева, и оно привело меня к небольшой пещере, скрытой в глубине джунглей.
Внутри пещеры воздух был влажным и холодным, пахло сыростью и землей. Стены были усеяны странными светящимися грибами, чьи споры висели в воздухе, щекоча ноздри. Я двинулся вперед, ощущая необычную тяжесть в ногах, словно меня притягивала неизвестная сила.
Внезапно из темноты выскочили несколько существ. Их тела были покрыты густой шерстью, а лицами они напоминали зверей. Зверолюды с дикими криками бросились на меня, но я был готов. Молния срывалась с моих рук, образуя ослепительные вспышки, которые прожигали их до хрустящей корочки.
Я продолжил свой путь, все больше и больше углубляясь в пещеру. Тропа вела вниз, к сердцу земли. С каждым шагом воздух становился все более влажным и тяжелым. Я слышал шум подземных рек и грохот каменных обвалов.
Пещера, которая прежде казалась мне мрачной и безжизненной, внезапно раскрылась передо мной, словно огромная пасть, готовая меня поглотить. Но вместо этого я увидел невероятное зрелище – подземный город, освещённый таинственным светом.
Огромные грибы, будто гигантские светящиеся цветы, расползались по всей пещере. Их шляпки разных размеров и форм, от небольших округлых светильников до гигантских столбов, достигающих потолка, были окрашены в нежные оттенки зеленого и голубого. Они пульсировали переливающимся «электричеством», создавая эффект волнующегося моря, которое отражалось в гладких стенках пещеры.
Свет от грибов был не ярким, а мягким, создающим атмосферу таинственности и волшебства. Он окутывал всё вокруг нежным сиянием, не слепя, а приглашая в этот загадочный мир. Будто здесь время замерло, и никто не трогал эту идеальную гармонию света и тени.
Воздух был насыщен ароматами грибов и земли, с лёгким цветочным оттенком. Этот аромат был тяжёлым, но в то же время бодрящим. Казалось, что здесь дышишь не просто воздухом, а самой жизненной силой земли.
Город был выстроен из давно остывшей магмы. Камень был темным, как ночь, но в свете грибов он переливался красноватыми и золотистыми оттенками. Дома были уютными и простыми, с плетёными дверями и окнами, украшенными узорами из дерева и ракушек. Крыши были покрыты толстым слоем земли и яркими цветами.
По улицам бродили существа разных видов: люди, зверолюды и даже существа, которые походили на мифических драконов с человеческим телом. Люди были разных рас, с темной кожей и яркими глазами, с длинными волосами, заплетенными в косы и украшенными перьями. Зверолюды были покрыты шерстью разных цветов, с хвостами и когтями. Драконы были огромными, с крыльями, покрытыми чешуей, и человеческими руками и ногами и телом.
Все они смотрели на меня с любопытством и недоверием. Они останавливались, чтобы посмотреть на меня, шептали друг другу и указывали на меня пальцем. Я чувствовал на себе их взгляды, и я не знал, что меня ждет. Я был чужаком в этом мире, и я не знал, как меня примут. Но всё это было и неважно, ибо моя цель — лишь божественная душа для закрепления сделки и просто хороших отношений с одним демоном, ну и, в конце концов, охота на бога — это всегда интересно.
Задумчиво остановился у въезда в город и посмотрел на это чудесное место. И уже чувствовал, что попал туда, где царит волшебство, где грань между реальностью и фантазией стирается. Но моё путешествие только начинается, и с нетерпением ждал, какие удивительные открытия и приключения ждут меня в этом удивительном городе.
Теперь осталось понять, понимают ли местные мой язык или я их, и наладить первичный контакт, ибо я даже представить себе не могу, где в этом «грибном» царстве-государстве искать хоть какого-то даже заваляющегося бога. Но тут что-то мазнуло моё восприятие, я и направился прямо к ближайшему бару, что по запаху продавал пальмовую настойку или палёную настойку, тут как посмотреть. В центре зала за барной стойкой сидел смуглый мужик в белоснежных одеждах и какой-то шторкой на лице, что, видимо, и позволяло ему столь бесстыдно нажираться в одно лицо. Но мне как-то до звезды, кто и чем заливает своё горе, моя цель — лишь выполнение сделки и утоление собственного азарта. Не больше, не меньше. Так что, кажется, это он.
— Доброго денёчка, Обатала. Может, махнёмся? — нагло улыбаюсь, попутно пытаюсь хоть что-нибудь разобрать за этой его шторкой.
— Шёл бы подземьем и рекой, Белоснежка. Не видишь, что достопочтенный бог топит горе в пальмовом вине? — огрызнулся нужный мне бог.
Убийца богов
Бог создал человека, потому что разочаровался в обезьяне. После этого он отказался от дальнейших экспериментов.
Марк Твен
***
— Всё так же топишь горе в вине Обатала? — холодно обращаюсь к местному богу.
— Отстань, человече... — прогудел чернокожий здоровяк.
— Ну так и я не с пустыми руками. — уверенным движением достаю бутылку домашнего рома, что я специально нагнал на случай особенно важных переговоров, и был он чист, как слеза младенца, а по крепости мог уложить и слона, ну или в нашем случае бога.
— Тошно мне... — он принюхался. — Ты даже не человек? Что ж, значит, с тобой можно и выпить. — он удивился, но быстро принял сей факт.
Спустя пятнадцать часов и десять ящиков рома
— Ну не создал ты людей, и хрен бы с ними. Занятие это неблагодарное! — уверенно молвил я, подливая богу напиток в кружку. — Зато какое небо зафигачил. В Намибии так и вовсе сказка. — Я уверенно продолжал вешать на уши богу лапшу. — И вообще, раз ты настолько в унынии, то самое время сыграть. — Всё тем же уверенным движением достаю коробку с резными шахматами.
Бог сидел на табуретке, облокотившись на стол. Он задумчиво наблюдал за тем, как я подливаю ему напиток, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно сквозь меня. Он казался усталым, измученным. Может быть, от бесконечного наблюдения за человечеством, а может, от неудачи в создании идеального мира.
— Не знаю, — пробормотал Бог, словно про себя. — Не играл уже очень давно.
Он взял кружку, сделал небольшой глоток и отставил её на стол.
— Но почему бы и нет, — продолжил он, словно пробуждаясь от задумчивости. — Раз ты так настаиваешь.
Он кивнул на шахматную доску, и я, с нескрываемым волнением, расставил фигуры.
Я расставил фигуры, и в воздухе повисла тишина. Мы сидели друг напротив друга, и в этой тишине слышался только шум ветра, проносящегося мимо огромных окон в небесный дворец. Бог взял черную ладью, и я почувствовал, как от его движения по доске побежали мурашки по спине. Он играл безупречно как бог.
— Ты очень хорошо играешь, — сказал я, наблюдая за его ходами. — Но я не сдамся.
— Сдаваться никогда не стоит, — ответил Бог, улыбнувшись темной улыбкой. — Но помни, что в этой игре я всегда буду на шаг впереди.
Он сделал еще один ход, и я почувствовал, как силы уже уходят от меня. Но я упрямо продолжал бороться, упорно ища свой ход, свой шанс на победу. Игра шла своим чередом, ход за ходом. Я чувствовал напряжение, но и некую уверенность, словно мои ходы были не случайными, а частью большего плана. И вот, в один прекрасный момент, всё было решено.
— Я выиграл.
Бог смотрел на доску, его лицо было нечитаемым. Он сделал небольшой глоток своего напитка, словно пытался усвоить произошедшее.
— Да, — произнёс он наконец. Его голос был спокойным, но в нём слышалось что-то новое, чего я раньше не замечал. — Ты победил.
— Как же так? — спросил я более ехидно. — Ведь ты же бог.
— Да, — ответил Бог. — Но я не всемогущ. Я не могу управлять всем. И порой я делаю ошибки.
— Ошибки? — переспросил я, не понимая.
— Да, — сказал Бог. — Я не могу управлять всем. Люди свободны в своих выборах. И иногда они делают что-то такое, чего я вовсе не ожидал.
— Но ты же бог, — сказал я. — Ты должен знать будущее.
— Я не знаю будущего, — ответил Бог. — Я только могу видеть возможности. И иногда я выбираю не ту.
— Что же теперь будет? — спросил я.
— Никто не знает, — ответил Бог. — Но я уверен, что мир продолжит существовать. И может быть, мы узнаем что-то новое о нем.
Бог встал с табуретки, и я почувствовал, как он смотрит на меня с уважением.
— Спасибо, — сказал он. — За игру.
— Как насчёт ещё одной партийки? — бросаю в спину уже уходящему богу, достав из кармана колоду карт.
— Тебе нечем меня удивить, не человек... — кидает в ответ Бог, но не оборачивается. Он уже у самого выхода из огромного подземного бара, стены которого украшены неземной мозаикой, а потолок усеян тысячами мерцающих кристаллов.
— Сыграем на суть! И если ты проиграешь, то перестанешь существовать. Чем не желанный покой? Но я заберу твою душу, духовную суть и титул бога. — произношу как бы невзначай, но в голосе слышится стальная уверенность. — Ну а я, если проиграю, то с меня ещё ром. Ну так что, ты меня уважаешь? — басовито интересуюсь в ответ, уже не уверенный в том, что Бог согласится.
Бог останавливается, его белоснежная улыбка впервые за весь вечер заполняет весь зал. В ней слышится вызов, ирония и нескрываемая радость от игры.— Ром? Я согласен! — отвечает он, и его голос эхом отражается от стен бара.
Он возвращается к столу, и мы садимся друг напротив друга. На столе уже стоит небольшая горка ромовых бокалов, а воздух наполнен ароматом пряностей и ванильного сахара.
— Во что будем играть? — спрашивает Бог, разглядывая колоду карт.
— Что-нибудь простое, — отвечаю я, перемешивая карты. — Например, в «Пьяницу».
— «Пьяницу»? — Бог усмехается, но в его глазах уже нет иронии, а только интерес. — Хорошо. Ты знаешь правила?
— Конечно, — киваю я, раздавая карты. — По одной, и кто первым сбрасывает все, тот и выиграл.
Мы разложили карты перед собой, и Бог сделал первый ход. Его рука была быстрой и уверенной. Он сбросил туза пик, и я почувствовал, как в жилах заструилась холодная кровь. Он знал правила этой игры так же хорошо, как и правила Вселенной.
Но я не сдавался и ответил ему дамой пик, и мы продолжили игру. Ход за ходом, карта за картой. Я чувствовал, как напряжение растет с каждой минутой.
— Ты хорошо играешь, — сказал Бог, сбросив еще одну карту. — Но ты не можешь меня победить.
— Не стоит говорить заранее, — ответил я, сбрасывая карту и внимательно наблюдая за Богом. — Мы ещё не закончили.
В воздухе повисла тяжёлая тишина. Каждый раз, когда карта с громким стуком ложилась на стол, это звучало как удар молота. Мы играли не просто в игру, а в смертельную партию, где на кону стояли не только карты, но и судьбы всех участников.
— Уверен, что сможешь победить меня? — спросил Бог, и на его лице появилась мрачная улыбка.
— А я знаю, как победить, — сказал я, сбрасывая последнюю карту. — Я не всемогущ, но могу выиграть эту партию.
Бог посмотрел на меня с нескрываемым удивлением. Он еще никогда не видел человека, который мог бы выстоять перед ним на равных. Он взял последнюю карту в руке, и его лицо покрылось потом. Он знал, что проиграл.
— Ты выиграл, — сказал он глухим голосом. — Но я не понимаю, как тебе это удалось.
— Я беру твою душу, — сказал я, вкладывая в эти слова всё моё величие. — И я беру титул бога. И всю твою суть.
Бог молча кивнул, и в этот момент над нами зависла тишина, густая и тяжелая, словно вся Вселенная затаила дыхание. Я почувствовал, как из его тела вырывается что-то невидимое, но ощутимое, словно энергия, и проникает в меня. Это была его душа, его суть, его божественность. В моих жилах забурлила неземная сила, и я ощутил, как моё тело наполнилось невероятной энергией. Мир вокруг засиял яркими красками, а звуки стали более отчётливыми.
— Ты не сможешь грамотно распорядиться этой силой, — сказал Бог уже слабым и неуверенным голосом. — Ты не готов к такой ответственности.
— Я уверен, что смогу, — ответил я с полной уверенностью в голосе.
И пока бог окончательно не растворился, я пожал ему руку, показывая, что сделка завершена.
Затем, переместив душу и суть в эбонитовый слиток, я призвал демона и даровал ему имя, что когда-то было моим титулом. Так дэ Сад обрёл «божественную» силу и сам стал Маликом. Демон остался крайне доволен нашей сделкой и посему был рад продолжить сотрудничество и почему-то всё удивлялся, как я сумел столь филигранно использовать его «навыки». Сам же демон хвалился тем, что подчинил какой-то план в Инферно и собрал первый легион из подконтрольных ему демонов. Малик занялся услугами частной демонической армии и предлагал свои услуги как королям, так и демонам, и был горд и доволен собой. Но подобное меня не интересовало. Однако! Поскольку то, чем владел он, также было и «моим», то я взял его легион на обкатку для пару десятков воин. Зара хотел подчинить Нубию? Так почему бы и мне не размяться, и «царю» будет приятно. Успокою его паранойю и продолжу интриги уже внутри двора. Дурное дело нехитрое, как известно.
Затем я вернулся к духу и попросту подчинил его, также забрал силу, следуя «букве» нашего договора, ибо сделка — это «святое». Но я вовсе не упивался силой, но скорость мне нравилась, ибо возможно оказаться в любой точке Африки по щелчку пальцев приятно согревало мою тёмную душу. Ну а молнии были прекрасным инструментом для менее разрушительного уничтожения, коли оно необходимо, так и для устранения прочих разумных и не особо существ. Магия — это классно, а уж когда ты подчинил себе великого духа, то и того лучше, но это всё лирика и пустой трёп. Одной голой силы бывает недостаточно, а «игра» может предотвратить битву, ведь кто знает, чем она кончится? А победителей не судят. Но есть нюанс. Убийство «бога» мне не оставят просто так, ибо, как я понял из наших пьяных посиделок, то весь пантеон Лоа вполне себе здравствует и переключился на другие миры и разумных, что более податливы для их манипуляций и игр, в отличие от неблагодарных людей, что охотно забывали традиции и своих истинных «господ».
Не желая возвращаться в Гондэр так быстро, я отправился в Рим, дабы нанести визит вежливости данным посланникам бога после встречи с другим.
Рим встретил меня полуденным солнцем, но не тем ласковым и щедрым, что палило в Африке. Здесь оно было каким-то бледным, нерешительным, словно за стенами древних домов пряталось от чужеземцев. Античная красота, воспетая поэтами, казалась мне холодной и неприветливой. Мраморные колонны, величественные статуи, мощёные площади – всё было словно окутано лёгкой дымкой, словно Рим сам чувствовал себя чужим в этом времени.
Лица людей, которые проходили мимо, казались мне закрытыми, непроницаемыми. Их невозмутимые лица, одетые в строгие одежды, не излучали никакой теплоты. Они двигались быстро, с целеустремленной поспешностью, будто боялись задержаться в этом городе, боялись заразиться его холодной красотой.
После раскаленной Африки всё казалось мне каким-то диким и промозглым. Не хватало солнечного тепла, той живительной силы, которая наполняла душу в Гондэре. Хотя и казалось, Рим — это прекрасно, но здесь я чувствовал себя ещё менее уютно, чем в Гондэре. Я был одинок в этом величественном городе, как капля воды на мощном мраморном памятнике. И хотя вокруг меня кипела жизнь, я ощущал себя затерянным в ее бесконечном потоке.
Множество торговых лавок и рядов буквально поглотили Рим. Они стелились по узким улочкам, взбирались на холмы, упирались в стены Колизея, как будто сами древние камни уступали место алчности и торговле. Папская область купалась в злате не только от индульгенций, податей и десятин, но и от щедрой торговли по всему Средиземному морю.
Товар шёл нескончаемым потоком – пряности из Востока, ткани из Индии, золото из Африки. Всё это перемешивалось с местными продуктами – вином, оливковым маслом, сыром, создавая густую, духовитую смесь запахов, где дух божественного перемешивался с запахом человеческих страстей.
Но их «власть» скрывалась в тенях. Открыто они порицали такое богатство, говоря о скромности и нестяжательстве. А вот за стенами домов во всю упивались плодами «трудов» своих. На столах блестели золотые приборы, на стенах висели бесценные картины, а в шкафах хранились шелковые одежды.
Пока я продвигался к папскому дворцу, меня окружали всяческие искушения. Мне предлагали купить духовный сан, и вовсе недорого. «Отобьете цену за пару лет», — утверждал сморщенный старичок в монашеской рясе, показывая мне маленькую карточку с изображением святого Петра и ценником, написанным на немецком языке.
Я проходил мимо лавки с иконами, где продавались не только святые образы, но и маленькие фигурки богини Венеры. Мне предлагали купить амулеты от злых духов и таблетки от всех болезней. Я видел, как у стен собора богатые купцы пересчитывали монеты, а рядом нищие просили милостыню.
Рим был городом противоречий, где богатство и бедность, вера и алчность, святость и грех жили бок о бок. И я понимал, что в этом городе каждый может найти то, что ищет. Но мне не нужен был ни духовный сан, ни амулеты, ни фигурки Венеры. Я искал правду, и она скрывалась за толстыми стенами папского дворца.
Поскольку я был облачен в лохмотья, то меня даже не стали слушать. Двери дворца охраняли суровые стражники в стальных доспехах, их лица были непроницаемыми, как мраморные скульптуры. Они не хотели тратить время на бедного странника, чье платье говорило о бедности и нищете. Я попытался было обратиться к ним с просьбой о встрече с Папой, но они лишь отмахнулись, даже не попытавшись рассмотреть меня внимательно.
— Уходите, странник, вам здесь не место, — прорычал один из стражников, и его голос звучал так же твёрдо, как и сталь его доспехов.
Мне пришлось пробиваться силой. Не применяя магию, конечно. В этом царстве божественном магия была опасна, как огонь. Она могла привлечь к себе внимание не только святош, но и инквизиции. А там и до крестового похода недалеко, так что ну его, эту магию. Пускай святоши показывают им чудеса, а я пройду через врата этого дворца своими силами.
Я ударил кулаком по двери, она задрожала, но не поддалась. Затем еще раз, и еще, и еще. Стражники попытались остановить меня, но я был решителен, быстро скрутив их. И не отступал, пока не пробил себе путь во дворец.
Когда я оказался внутри, я огляделся. Белые стены, словно выбеленные солнцем, отражали блеск золотых люстр, висящих под высокими сводами. Эти люстры были не просто источником света, они были символом богатства и власти. Их сияние озаряло лицо каждого человека в этом дворце, делая их еще более недоступными и чужими.
Множество людей в дорогих одежках толпилось в коридоре. Они были одеты в яркие цвета, украшенные драгоценными камнями и вышивкой. Их лица были накрашены, волосы уложены в изысканные прически. Они перешептывались, смеялись, делали приветствия, но их голоса звучали приглушенно, словно боясь нарушить тишину этого священного места.
Они смотрели на меня с удивлением и недоумением. Мои лохмотья резко контрастировали с их роскошью. В их взглядах читалось не только отвращение, но и страх. Они видели в моих глазах не бедность, а нечто более страшное — бунт. Они не хотели видеть в этом дворце кого-то равного себе, кто мог бы пошатнуть их уверенность в своем превосходстве.
Но я не обращал на них внимания. И шел к своей цели, не оглядываясь назад. Чувствовал на себе их взгляды, но не давал им сбить меня с курса. Ибо знал, что меня ждут там, в глубине этого дворца, и ничто не сможет остановить меня на пути к правде.
За очередной дверью я увидел наиболее богатый из всех залов, которые встречал за всю свою жизнь. Стены были отделаны мрамором, пол выложен мозаикой, а потолок украшен фресками с изображением сцен из Библии. В центре зала стоял большой стол, накрытый белой скатертью и уставленный золотыми приборами. На столе стояли вазы с цветами, а в воздухе витал сладкий аромат пряностей.
Именно там и устроился человек в белоснежных одеждах и папской тиаре. Он сидел в большом кресле, опираясь на высокую спинку. Его лицо было бледным, но глаза горели необычайно ярко. Он загадочно улыбался, словно видя старого друга, но совсем не спешил начинать диалог.
Так мы и молчали пару минут. Я стоял перед ним, опираясь на пику отобранную у одного из стражей. Его улыбка не исчезала, она стала еще более загадочной. В этот момент в зал ворвались гвардейцы. Воины были облачены в прочные стальные доспехи. В руках они держали мечи и щиты. Их лица были суровы, а в глазах горел гнев. Я тут же технично нокаутировал их. Не применяя магии, конечно. И быстро переместился в сторону, уклонившись от ударов их мечей. Затем я ударил их пикой плашмя, быстро вырубая каждого, и они упали на пол, теряя сознание.
Но я не хотел их убивать. Я просто хотел пройти в этот зал и поговорить с Папой. Однако они не желали меня пропускать. Они стали преградой на моём пути, и я был готов сделать всё, чтобы устранить её. Ибо цель оправдывает средство, если цель — спасение души!
— Давно не виделись, Виктор. Как вижу, слухи о твоей смерти крайне преувеличены. — Папа улыбнулся и направился прямо ко мне. — Рад видеть тебя, мой самый верный кардинал. — Его глаза опасно сверкнули чистой магией, но на устах всё так же играла дружеская улыбка.
И дым Инферно манит так
Грехом может считаться лишь то что рассматривается как грех!
Папа
Вокруг неожиданно что-то загудело, а папа с интересом смотрел на меня и к чему-то принюхивался.
— Я чувствую божественную мощь и почему-то запах демона. — Папа укоризненно покачал головой. — Впрочем, пока мы не можем рассматривать это как грех. — Он усмехнулся, и за его спиной открылся бирюзовый портал, из которого буквально пахло серой и несло высокой температурой. — А вот это уже интересно! — Глаза Папы вспыхнули от магии.
Он с тревогой смотрел на портал, который открылся за его спиной, занимая почти всю стену. Языки бирюзового пламени плясали, извиваясь и сливаясь, словно живые существа. Оттуда, из портала, исходил едкий запах серы, смешанный с ароматом паленой плоти. Воздух был раскален до предела, и тепло ощущалось даже на расстоянии нескольких шагов от портала.
На лице Папы застыло выражение тревоги, смешанной с любопытством. Он чувствовал божественное присутствие, но это присутствие было каким-то… неестественным. И, конечно же, запах демона, который шел из портала, не мог быть случайным.
— Интересно… — вновь прошептал он себе под нос, пристально наблюдая за порталом. Его глаза, глубокие и проницательные, светились магической силой. Он поднял руку, и на его пальцах засияли руны, что-то напоминая о древнем заклинании.
В зале за его спиной уже стояли другие маги, верные папскому престолу, облаченные в черные одеяния с вышитыми золотыми рунами магическими знаками. Они были в напряжении, глядя на портал с беспокойством. Но Папа оставался спокойным, его фигура излучала силу и уверенность. Он чувствовал, что сейчас происходит нечто значимое, что-то, что может изменить ход истории.
— Нет времени объяснять, ты мне нужен, партнёр! — из портала появляется довольная моська Малика, и уже следом его крепкая рука утягивает меня в портал.
— Вернись, Виктор! Мы не закончили... — рычит мне в спину папа, и портал тут же закрывается.
В Инферно было жарко. Не просто жарко, а так, словно тебя обхватили раскаленные объятия гигантского, злобного ифрита. Лава кипела вокруг, словно журчащий ручей, но этот ручей был из расплавленного камня, и его журчание напоминало злобный хохот демонов.
Я стоял на краю пропасти, с которой стекал этот огненный поток. Воздух вибрировал от жара, и мои лохмотья, когда-то служившие мне одеждой, тут же вспыхнули, превратившись в пепел. Я остался совершенно голым, но это была самая последняя из моих проблем. Тепло, проникающее в тело, было приятным, словно я купаюсь в горячей ванне.
Вдали виднелись деревья с бирюзовой листвой, которая, казалось, светилась изнутри. Их ветви, словно когти, цеплялись за скалистые уступы, тянутся к солнцу, которое здесь было не ярким, а тёмно-красным, словно раскалённый металл.
А под этими деревьями, в зарослях, кипела жизнь. Бегали звери — от крошечных, напоминающих ящериц, до гигантских, неизвестных мне тварей. Они с усердием пытались сожрать ближнего своего, но чаще всего их добыча оказывалась шустрее и убегала, оставляя за собой кровавый след на пылающей земле.
Справа от меня на вершине скалы стояла фигура, укутанная тенью, что смотрела на меня сверху вниз, и я чувствовал её взгляд. Она не шевелилась, но я знал, что та жива и знает о моём присутствии.
— А это Катарина, мой бухгалтер и маркетолог, — неожиданно пояснил дэ Сад, появившийся следом.
Он указал на тень, которая словно не принадлежит этому миру. Миг, и зловещая тень тут же скинула глубокий капюшон, и перед нами предстала девушка. И она была невероятно красива.
Будто вырезанная из мрамора, ее кожа была цвета оливы, а каштановые волосы, подстриженные под каре, как покрытые золотой пылью. На ее голове, словно украшение, возвышались два маленьких изящных рога, выточенных из слоновой кости. Их кончики слегка светились, излучая тепло, не сравнимое с жаром окружающей лавы.
Ее заостренные ушки были немного наклонены, как будто она прислушивается к какому-то невидимому звуку. Но главное — это ее глаза. Большие, фиолетовые, словно ночное небо, усеянное звездами. Они смотрели на меня с неприкрытым интересом, словно рассматривая какой-то необычный экспонат в музее.
Я не мог отвести взгляд. Она была так необычна, так непохожа на всех, кого я когда-либо видел. Но я чувствовал, как ее взгляд скользит по моему телу. Я не мог понять, что ей интересно: моя кожа, опаленная жаром Инферно, или просто то, как я выгляжу в этом необычном месте.
— Пожалуйста, представься нашему гостю, — сказал де Сад, и в его голосе звучало уважение и одновременно с этим легкое издевательство.
Катарина сделала небольшой шаг вперед, но я почему-то ожидал, что она вот-вот выпустит когти или зашипит. Но девушка просто улыбнулась. Её улыбка была мягкой, а в глазах читалось не раздражение, а лишь любопытство, как будто она увидела в своём демоническом саду какое-то необычное животное, ну или в нашем случае человека.
— Привет, — произнесла она голосом, похожим на шёпот ветра в листве деревьев. — Меня зовут Катарина.
Как такая очаровательная девушка могла работать бухгалтером и маркетологом у дэ Сада?
— Не волнуйся, — продолжила она, видя мое смятение. — Мы не кусаемся. Или кусаем, но только если попросишь.
Ее улыбка стала еще шире, но мне как-то было плевать. Я был голым, опаленным жаром Инферно, и передо мной стояла неземная красота, которая в то же время была бухгалтером и маркетологом не менее инфернального дэ Сада. Но за время своего небольшого «бодрствования» я как-то начал привыкать к такому.
— Если надо, то я и сам тебя укушу... — прошипел я, опасно сближаясь с Катариной. Мое дыхание, опаленное жаром Инферно, обжигало ее ушки, и она невольно отшатнулась.
Ее фиолетовые глаза расширились, и она смущенно пискнула, словно испуганный воробей. В ее движениях не было ни злости, ни страха, только смущение, как у невинной девушки, оказавшейся в неловкой ситуации. Она быстро повернулась и, не оглядываясь, убежала прочь, словно испуганная лань, убегающая от хищника.
— И это они еще почему-то меня называют демоном, — услышал я за спиной демонический хохот дэ Сада.
Он улыбался, и в его глазах читалось ироническое удовольствие. Малик наблюдал за убегающей Катариной, и в его улыбке не было ни капли злобы, только забава, как будто он играет в интересную игру. Он, как хищник, наблюдал за своей добычей, ожидая, когда она успокоится и вернется.
Миг, и он накинул на мои плечи синюю шинель солидного размера. Она была мягкой и теплой, и я вдруг почувствовал себя защищенным, как будто меня окутывают невидимым щитом. Это был не просто кусок ткани, а что-то большее. Я чувствовал, как от нее исходит тепло, которое проникало в мою душу, согревая ее и успокаивая. Словно одеяло, которое греет в холодную ночь.
— Не обижайся на нее, — сказал Малик, и в его голосе звучала нежность, которую я никогда не ожидал услышать от демонов. — Она просто смущается, когда с ней обращаются слишком грубо и соблазнительно. — Он вновь рассмеялся, и его смех был не зловещим, а добродушным, как у старого друга, которого давно не видел.
Жар Инферно обжигал кожу, лава бурлила у подножия скалы, а я задумчиво стоял, окутанный синей шинелью Малика, и пытался принять реальность происходящего.
— Она такая нежная, эта твоя Катарина, — сказал я, понимая, что разговариваю с демоном, словно с обычным человеком. В голосе звучало удивление, смешанное с легким издевательством. Я не мог поверить, что еще недавно стоял в своем мире, а теперь очутился в этом месте.
— А теперь поясни мне, пожалуйста, какого демона ты выдернул меня в столь ответственный момент? — прорычал я в ответ, чувствуя, как в моей душе кипел гнев. Я был вырван из своего мира, из своей жизни, и оказался в этом адском месте без какого-либо объяснения.
Малик улыбнулся, и в его глазах заблестело озорство.
— Безвыходная ситуация, брат, — начал демон, опустив очи. Его голос был глубоким, словно грохот грома. — Другим не понравилось моё резкое усиление, как и, собственно, возвращение из небытия бездны. Так что после пары «маленьких» побед они собрали коалицию миров и теперь хотят меня уничтожить. Как ты, наверное, уже понял, мои проблемы — твои, а твои — мои! — он хитро улыбнулся, ибо технически был прав, и я сам стал «союзником» этого дельца.
Я внимательно слушал его, стараясь понять, что происходит. Я понимал, что оказался втянут в какую-то непростую игру, в которой ставками были жизни и судьбы целых миров.
— И что теперь? А впрочем, неважно. Раз такое дело, то мне нужна вся твоя магия и мощь, — прорычал я в ответ, протягивая руку в сторону демона. В моих глазах блеснула не решимость, а холодная жестокость. Я был готов к войне. И был готов к победе, какой бы ценой она ни далась. Ибо мир не мой, так что тактика выжженной земли допустима, и пускай они все умоются кровью, а затем и Малик получит «дисциплинарное» взыскание, а если продолжит и дальше приносить разочарование, то найду способ запечать его обратно в книгу, и неважно, насколько он «полезен».
И демон, кажется, увидел что-то такое в моих глазах и поспешил отойти с глаз, но было уже поздно, и сей момент упущен. Да и гнев нужно было выпустить, ибо я буквально кожей чувствовал, как он разъедает меня изнутри. И приятного в этом мало.
Секунда, и вся его магия вытягивается по струнке и тут же устремляется ко мне. Я чувствовал, как ее волны проходят через мое тело, наполняя меня силой и мощью. Это была не просто магия, а целый мир, целый космос, запертый в одно живое тело. И теперь этот «космос» был мой, как и его сила.
— Война — дело тонкое. Особенно коалиционная. Поэтому мы уничтожим их первыми, пока они не собрались в ударный кулак, — сказал я, и мой голос звучал мощно и уверенно, словно грохот грома, но в нем не было ни капли сочувствия, только холодная решимость.
Обессиленный демон упал на колени, и я просто переступил через него, не останавливаясь, не оглядываясь. Его страдание не вызывало у меня ничего, кроме отвращения. Слабости нет места рядом со мной. Устало вздохнул. Что ж, пришло время призывать легмон. Я во всю мощь своих легких оглушительно свистнул, и в этом свисте была вся мощь демо-лорда, вся его сила, весь его мир. В этом свисте звучала абсолютная власть.
Пара минут, и слышится марш бронированной стопы легиона. Бравые демоны, закованные в инфернальную сталь с головы до пят, агрессивно сверкали горящими от магии глазами. И в них не было ни капли сострадания, только жажда крови, только жажда войны. Идеальные бойцы. Ну а теперь обкатаем боевую машину дэ Сада.
Я стоял у скалы, взирая на свое новое воинство. Демонический легион, закованный в инфернальную сталь, выглядел угрожающе. Их глаза горели не просто огнем, а злобным пламенем жажды крови. И я должен был вести их к победе.
Щелчок, и магия обволакивает моё тело, словно густой туман, окутывая меня с головы до ног. Она не просто окутывает, а проникает в самую суть, сливаясь с моими мышцами, костями, кровью. Я чувствую, как вся моя сущность начинает вибрировать от мощной энергии.
Я закрываю глаза и вдыхаю, и в этот момент туман превращается в твердую броню. Она не холодная, а горячая, словно раскаленный металл, но она не жжет, а греет, защищает.
Сначала броня появляется на руках, образуя плотные наплечники и налокотники. Потом появляются нагрудник и набедренники, защищающие мою грудь и бедра. Наконец, броня покрывает мои ноги, превращаясь в тяжелые латы.
Когда броня полностью сформировалась, я раскрываю глаза и вижу свое отражение в гладком, словно зеркало, поверхности нагрудника.
Я не узнаю себя.
И выгляжу не как человек, а как истинный воин, как бог войны.
Броня черная, словно ночь, с глубокими бороздками, словно от ударов меча. Она тяжелая, но она не стесняет моих движений. Она словно вторая кожа, которая защищает меня от всех неприятностей. И поверх всей этой брони, словно накидка, устроилась синяя шинель.
Немного подумав, я следом создал и двухметровую секиру из чистой молнии. В моем воображении она уже была готовой: огромная, тяжелая, с острым лезвием, сияющим не просто ярким светом, а зловещим синим отблеском.
Я вложил в эту мысль всю мощь демо-лорда, всю его магию, всю его силу. И моя воля стала реальностью.
Секира появилась в моей руке, словно бы она всегда там была. Она была тяжелой, но не утомляла мою руку. Она была острой, но не резала мою кожу. Она была моей.
Я поднял секиру, и она сверкнула в свете пламени. В ее лезвии я видел не просто оружие, а продолжение моей воли, продолжение моей мощи. Она была не просто секирой, а частью меня, частью моего существа. И чувствовал, как она дышит, как она живет, как она жаждет сражения. И я знал, что она не подведет, ибо это свойственно людям и прочим разумным.
— Славные воины, мы собрались здесь для военной компании! Ваш железный сапог втопчет врага в промозглую земь и раздавит каблуком кадык их командиров. Мы пройдём огнём и мечом по всем известным мирам наших врагов. И заплатим железную цену за тот вызов, что они посмели бросить нам! И я лично поведу вас и прорублю проход для нашего легиона. А теперь вперёд, воины мои! — угрожающе прорычал я, и мой голос звучал мощно и уверенно.
— Аве… — было ответом демо-легиона на мой монолог. В их ответе звучала не просто покорность, а жажда крови, жажда войны, жажда сражений.
Я вскинул секиру и сделал шаг вперед. Демоны следовали за мной, их броня гремела, их глаза горели. Мы были единым целым. Мы были войной. И мы шли только вперед.
Вперед вышел знаменосец легиона, великан с рогами, словно ветви сожженного дерева, и лицом, покрытым шрамами, будто картой всех его битв. Он был одет в тяжелую броню, украшенную символами смерти и разрушения. В его руках было знамя из черной ткани, на которой было вышито изображение демо-лорда, сияющее зловещим светом.
Знаменосец протрубил в боевой горн. Звук пронёсся над легионом подобно раскатам грома. Демоны в ответ издали ревущий хор, который заставил дрожать землю и раскалываться скалы. Это была симфония смерти, гимн разрушения и голос безумия.
После пары молитв для битвы, он воткнул знамя в застывшую магму. Молитвы были не тихим шепотом, а ревом, пронизывающим саму душу. Эти молитвы были не просьбами о милости, а клятвами смерти. Магма сразу же закипела вокруг знамени, словно она хотела поглотить его, сжечь в пламени своей ярости. Но знамя стояло твердо, не поддаваясь давлению пламени.
И тогда знаменосец возвел руки к свинцовому небу.
В мгновение ока над знаменем открылось бирюзовое марево портала. И знаменосец сделал шаг вперед. Он шел не как простой воин, а как вестник войны, как предвестник смерти. В его шаге не было страха, только решимость и жажда разрушения. И за ним шел легион.
Так и начался наш кровавый поход, что карающей дланью выжигал целые миры. В один момент мне просто стало плевать, и, дабы ускорить «процесс», мы просто уничтожали ядро мира посредством взрыва демонической бомбы с магической начинкой. После нас оставалась лишь всепожирающая пустота, что погружала мир в темную бездну небытия.
Цивилизации уничтожались, миры покорялись, легион пополнялся, так и работала машина войны, созданная де Садом, что так и не оправился после «возвращения» мне всей его силы. Но я лишь следовал «сделке» и защищал то, что было моим, а демон стал «моим», пусть сам того и не ведая. Но это мелочи и крючкотворские нюансы, ибо после такой «помощи» он не посмеет обратиться ко мне вновь, да и нужно ли будет? Вопрос, однако.
Покинув очередной мир, я понял, что легионов стало 54, а враги как-то резко закончились, и, если быть честным, то они сдались ещё сотню миров назад, но мне было плевать, и я просто шёл вперёд, как гончая, почувствовав вкус охоты. Я во всю утолял свой всепожирающий голод к разрушению, дабы затем компенсировать всё это очередным витком созидания, дабы круг замкнулся.
Зачем-то подчинив своей воле технологический мир, я задался вопросом о том, как бы повысить «качество» легиона, ибо после «покорения» этого мира потери оказались слишком велики, и мне пришлось лично выйти на помощь и потопить два континента людей этого мира. Но это позволило открыть мне аспект «демонизации»: напитывая местных своей силой, я просто создавал новых демонов. Технологии их мира позволили сделать нам качественный скачок в сплаве магии и технологий, но заточенный сугубо под войну. Но я остался доволен и даже не устал уничтожать этот мир, превратив его в «кузницу» для создания новых видов оружия, брони и прочих приятных демоническому взору мелочей.
Но всё подходит к своему логическому завершению. Подчинив всех оставшихся, кто представлял изначально угрозу, я вернулся в первый мир и отдал Малику преумноженному мощь и легионы, и, хлопнув Зманеносца, пустившего скупую слезу, по плечу, вернулся в Эфиопию, где книга буквально призывала к себе, но разница во времени с данным миром оказалась по-своему любопытной, и по факту здесь не прошло и часа. И это печалило меня. Иначе Зара, возможно, помер бы от старости, но имеем то, что имеем. И посему придётся явиться на зов чёртовой книги. Ну ничего, я немного «отдохнул», и теперь можно заняться всеми насущными вопросами, а там и до интриг руки дойдут, и тогда мы уже поговорим по-другому, «наследник» Соломона.
Обратившись небесной молнией, я в пару секунд оказался в Гондэре, где ничего не поменялось. Интересно, а если бы я всё это время ждал бы здесь? То город так бы и остался умиротворённым и неспешным или это просто иллюзия? Ну да не суть. Размеренным шагом я добрался и до дворца, где меня ждал Зара со своей свитой и Еленой по правую руку от себя, что явственно говорило о её положении при дворе. Что ж, хорошая девочка, хотя иная особа и не стала бы царицей, а заняла бы место лишь в гареме.
— Где тебя носило целую вечность? — недовольно произнёс Зара Якоб.
— Ты даже не представляешь, как ты прав, мой «друг». — Губы искажаются в змеиной улыбке, а подавляющая аура заставляет всех слуг царя царей тут же пасть ниц перед скромным «слугой» Зары. — Так чем же я могу помочь вам, о мой царь? — грубо интересуюсь у монарха, напрочь игнорируя все его вопросы.
Слуга государства II
Поистине страсть к завоеваниям — дело естественное и обычное; и тех, кто учитывает свои возможности, все одобрят или же никто не осудит; но достойную осуждения ошибку совершает тот, кто не учитывает своих возможностей и стремится к завоеваниям какой угодно ценой.
Макиавелли
— Мне нужна помощь книги и, возможно, твоя. — эфиоп задумчиво кивнул. — Да, пожалуй, так будет лучше. И, к слову, почему ты одет как португалец? — не скрывая интереса, обратился ко мне Зара-Якоб, делая акцент на моих демонических доспехах и синей шинели. Он, очевидно, не представлял, как выглядят португальцы, но дикарю это простительно, пусть он и утверждал, что много путешествовал.
Я ухмыльнулся, наблюдая, как он разглядывает мои доспехи, покрытые сложной резьбой и странными символами.
— Это доспехи из «земель» одного Малика, — сухо отвечаю в ответ, оставляя неопределенность, о каком именно Малике идет речь.
— Значит, ты ведёшь дела с моими врагами, арабами? — тут же набычился эфиоп, его глаза вспыхнули яростью.
Я поднял бровь. «Враги» — слишком сильное слово. Малик был далёк от арабского мира, и ему было плевать на наш мир в целом. Но я не хотел объяснять это непосвященному.
— Волен действовать, как считаю нужным. Твои слова, мой царь, — не скрывая ехидства, отвечаю ему. Зара-Якоб напрягся, его рука потянулась к кинжалу, висевшему на бедре.
— Не забывай, кто здесь царь, — прошипел он.
— А кто здесь ещё может быть царём? Пока книга открыта, — ответил я, опустив глаза и всмотревшись в его суровое лицо. Я вижу, как он сомневается, как его глаза мечутся между моей фигурой и огромным томом, лежащим на столе. — Может, мы просто поговорим? — предложил я, убирая ехидство из голоса. — У нас есть что предложить друг другу.
Зара-Якоб помолчал, и в его глазах зажёгся интерес.
— Говори, — молвил он, его голос был грубым, но в нём уже не было той ярости, что была раньше.
— Я готов тебе помочь. Однако, мне нужно влияние при дворе, иначе я не смогу улучшить твое государство, мой царь, — говорил я спокойно, словно перечислял очевидные вещи.
— И что ты готов предложить? — сухо отвечает Зара, его глаза прищурились, словно он пытался прочитать меня насквозь.
— Покорность нубийских царств... — отвечаю так же лаконично, не уточняя подробностей. Я видел, как его глаза расширились, как он задумался, взвешивая мои слова.
— И о чём ты говоришь? — спросил он, его голос был почти шепотом.
— Я говорю о том, что преподнесу тебе всю Нубию. А также их жалкие царства, что всё противятся воле моего царя, — ответил я, вглядываясь в его лицо. — Моё «влияние» в Нубии может принести тебе не только войска, но и союзников, и все их богатства.
— И что ты получишь за это? — спросил он, и в его глазах заблестел новый интерес.
— Я получу то, что мне нужно, — ответил я, и улыбка озарила моё лицо. — Я получу шанс сделать этот мир таким, каким он должен быть.
— Не испорть то, что у тебя есть, — сказал Зара, и в его голове промелькнула мысль, что он в отчаянии ищет союзника. — И если ты докажешь свою состоятельность, то и для тебя найдётся место в совете. И да, Крид, у меня к тебе вопрос или, скорее, просьба.
Зара на миг задумался, его взгляд блуждал по комнате, словно он искал что-то, что помогло бы ему принять решение. Потом, с резким движением, он щёлкнул пальцами.
Книгу, лежавшую на столе, словно невидимая рука перевернула на нужную страницу. Она раскрылась, и на ней появился странный символ, напоминающий какой-то древний рунический знак.
— Теперь пора доказать свою верность, — сказал Зара, его голос был холодным и уверенным.
Он тихо прошептал несколько слов, которые я не смог разобрать, но их звук был пропитан такой темной силой, что по спине пробежали мурашки. Я увидел, как в его глазах зажглось странное свечение.
В тот же миг моя грудная клетка раскрылась, словно врата, и из нее вылез слизкий, мерзкий и крайне вонючий демон в черном балахоне. Его кожа была покрыта гнойными язвами, из ноздрей вытекал гной, а из пасти капала слизь. Я почувствовал, как от него веет невыносимым зловонием, заставляющим тошнить.
— Не знаю, что хуже: этот зверь или то, что ты позволяешь ему пребывать в своём теле, — сказал Зара, его лицо выражало смесь отвращения и удивления.
— Ты так это говоришь, словно я ценитель демонов внутри. — криво усмехаюсь, отхаркивая кровью на пол дворца. — Но раз ты его зачем-то призвал, то, по всей видимости, он может оказаться полезным. — едва заметно скрипя зубами, произнёс я, попутно закрывая грудную клетку обратно.
— Давай посмотрим, — сказал Зара и кивнул на демона. — Говори, что ты можешь делать?
Демон издал неприятный скрип, словно ржавый шарнир скрипел от движения. Он протянул свою костлявую руку в сторону Зара, и от нее повеяло холодным ветром с запахом разложения.
— Я могу принести тебе силу, — прохрипел он, и его голос был как скрежет металла по камню. — Силу, которой ты никогда не видел! Чума — моя стихия...
Демон отрыгнул зелёное облачко прямо в тронном зале. Вонь была ужасной: запах гнили, тухлых яиц и нечто еще более мерзкое. Облако мгновенно унеслось в сторону стоящих рядом придворных, и те начали умирать один за другим от чумы. Лица их покрылись красными пятнами, из ноздрей текла кровь, а глаза закатывались.
Зара оставался невозмутим, словно он видел это всё не впервые. Он посмотрел почему-то на меня и сказал:
— А ты можешь лечить чуму? — с интересом осведомился Зара.
Демон, казалось, смутился. Он по-птичьи опустил голову в наклоне, словно он пытался уклониться от упрека. Его костлявые пальцы нервно сжимали и разжимали что-то невидимое, а из-под его балахона доносился еще более отвратительный запах гнили.
— Да, господин... — пророкотал он, и его голос был хриплым, словно он долгое время не говорил. — Десяток душ младенцев, и я спасу целый город.
Эфиоп вновь зачем-то посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
— Младенцев? — спросил он. Его голос был спокоен, но в нём слышна была явная тревога.
— Да, — ответил демон, и его глаза засветились зловещим светом. — Их души — чистые, не запятнанные грехом. Они могут стать моей платой за излечение. Видите ли, господин, в мире имеется равноценный обмен, и нельзя взять что-то из ничего. Всегда нужна плата и равноценный обмен, иначе чуда не случится. — демон презрительно усмехнулся, показывая своё мнение о «чудесах».
Зара помолчал некоторое время, словно взвешивая все «за» и «против».
— Хорошо, — сказал он, и в его голосе слышна была резкость. — Ты сможешь спасти мой народ от этой чумы?
— Конечно, — ответил демон и кивнул с такой же уверенностью, с какой хищник бросается на свою жертву.
Я почувствовал, как по спине нашего эфиопа пробежал холодок. Я видел в глазах демона удовлетворение, он уже предвкушал смерть этих невинных душ. И я знал, что Зара не удержит его, если он решит действовать самостоятельно.
— Что еще ты можешь делать? — спросил я демона, стараясь не выдать свою тревогу.
— Я могу принести тебе богатства, — прохрипел он. — Могу уничтожить твоих врагов. Я могу даже подарить тебе бессмертие... — но тут он почему-то запнулся и начал всматриваться в меня более внимательно и цепко, словно пытаясь что-то найти.
— И какова цена твоих даров? — спросил я.
— Ты отдашь мне свою душу, — ответил демон и ухмыльнулся. — И душу каждого, кого любишь.
— Но знаешь, есть нюанс. Твоя душа уже принадлежит мне! — переборов брезгливость и дивный «аромат», я сделал шаг вперёд и слегка выпустил свою истинную ауру, и демона тут же впечатало в пол от подавляющей мощи, показав, кого нужно бояться, я вернулся на своё место.
Тишина затянулась, демон всё так же валялся на полу, а царь царей думал и вскоре ответил.
— Идёт! — всё-таки согласился Зара. Его глаза горели не злостью, а холодным расчётом. — А Крид всё это проконтролирует и вообще твои демоны, так что ты и следи. — Он усмехнулся, и его улыбка была остра как лезвие кинжала.
Я посмотрел на демона, и в его глазах я увидел не раскаяние, а злорадство. Он радовался смерти этих людей, и я знал, что он не перестанет творить свои злодеяния. Но я также знал, что Зара будет контролировать его, и он не сможет нанести ущерба нам. По крайней мере, пока, а затем я прихлопну эту мерзкую тварь.
В этом союзе было что-то отвратительное, но в то же время и очаровательно мерзкое. Я понял, что зашёл слишком далеко с этими играми в слугу государства и нужно ускоряться. Но я не знал, к чему приведет этот путь, но я знал, что я уже не смогу вернуться назад. Мирно, как минимум, да ещё и этот «поводок» в виде книги.
— Идём. Нужно тебя помыть. — Кивнув демону идти со мной на улицу, я призвал малого духа воды. Его синяя фигурка с кричащим «буль-буль» закружилась, создавая водоворот прямо перед дворцом. Чума от демонов была не более чем болезнь, и мыть их было жизненно необходимо.
Как только чумной демон покинул дворец, я не думал ни секунды. Пнул его прямо в водоворот, устроенный духом. Тот закричал и попытался увернуться, но дух держал его крепко, закручивая в мощном потоке воды.
Демон кричал, брыкался, но вода была непробиваема для него. Я видел, как с него смывается черный балахон, как исчезают гнойные язвы, и остается только бледное тело, покрытое грязью.
Через пару часов центрифуги и отжима от него немного пахло лимонами и морозной свежестью. Да и сам демон преобразился. Стянув с него остатки лохмотьев, я увидел крайне бледного и тщедушного паренька лет пятнадцати на вид с рыжей копной волос и яркими янтарными глазами. Он кашлял, пытаясь поймать дыхание.
— Как ты себя чувствуешь? — наигранно добро спросил я.
— Как утопленник...
— Так и должно быть, так что не благодари, — ответил я. — Теперь ты на службе у царя царей.
— И в мыслях не было, а что ты сделал со мной? — спросил он, и в его голосе была скрытая тревога.
— Освободил тебя от чумы, — ответил я и улыбнулся. — Теперь ты снова человек.
— Но я не хочу быть человеком, — ответил он, и его глаза затемнили от инфернальной магии. — Я — демон!
— Да я шучу, расслабься, чумка. Хотя нет, будешь Умкой. А если не будешь умницей, то я тебя запеку в адском пламени в целях дезинфекции.
Он помолчал некоторое время, взвешивая мои слова.
— Я не знаю, что я хочу, — сказал он, и в его глазах была лёгкая потерянность. — Я никогда не был человеком.
— Ты сможешь узнать, — ответил я. — И я тебе помогу. Но сначала приоденем тебя, салага, а то совсем доходяга и бледный, как моя смерть. Тебя что, совсем на землю не выпускают?
— Крайне редко. Я демон идейный и поэтому могу слишком увлечься, а там и мир вымирает... — пацанёнок виновато потупил взор.
— Ну ничего, ничего. Мы из тебя ещё сделаем человека. — подумал не совсем человек, и я усмехнулся, но Умка явно принял всё это на свой счёт и вновь спрятал взгляд.
— Ну что демон, пойдём тебя приоденем. — я хищно улыбнулся и взяв Чуму под мышку отправился по магазинам.
Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона, когда мы, наконец, добрались до дома сапожника. Деревянные ставни были плотно закрыты, но мы услышали стук молотка изнутри, и старик с заскорузлыми руками открыл дверь.
— Добро пожаловать, господа! Что привело вас ко мне? — проскрипел он, с любопытством рассматривая нас.
— Нам нужны сапоги, — коротко ответил я, — и портянки.
Сапожник кивнул и провел нас в мастерскую, где повсюду были разбросаны куски кожи, инструменты и стопки готовых сапог. Демон, с интересом наблюдавший за всем происходящим, уселся на лавку, и я, смерив его взглядом, прошептал:
— Не забудь уточнить про размер.
Но сапожник, не обращая внимания на наш странный диалог, принялся быстро и ловко измерять ногу демона, не переставая приговаривать:
— Прекрасно. Такие сапоги прослужат долго.
Вскоре мы уже выходили из лавки с двумя парами сапог и несколькими парами портянок. Следующим пунктом нашей программы были ткачи. Мы нашли их мастерскую в глубине узкой улицы, где ароматы пряностей смешивались с запахом шерсти и льняного полотна. Внутри, за большим ткацким станком, трудились две женщины, их руки ловко перебирали нити, создавая на ткацком станке сложные узоры.
— Нам нужны рубашки, — сказал я, — и нижнее белье.
Женщины, переглянувшись, молча кивнули.
Я не стал терять время и призвал духа, которого раньше уже встречал в этом мире. Он появился из ниоткуда, как легкое дуновение, с легким потрескиванием воздуха, будто игристое вино разлилось по полу. В воздухе зависло небольшое, прозрачное существо с крыльями из светящегося газа, напоминающего голубоватый свет заката. Эти крылья, тонкие и хрупкие, словно из светящегося шелка, медленно трепетали, отбрасывая призрачные тени на стены комнаты. Нежный, как шелк, голос, словно шепот ветра в листве, прозвучал у меня в голове:
— Ты снова меня призвал?
— Да, мой друг, — ответил я, глядя на него. — У меня к тебе есть небольшая просьба.
Дух кивнул, его прозрачное тело засияло, словно мириады звезд в темном небе.
— Сделай для этого демона пару комплектов белья и пару рубашек. Постарайся, чтобы они были из лучших тканей и соответствовали европейскому стилю.
Дух с улыбкой кивнул, прозрачные крылья его затрепетали, и в воздухе возникло едва заметное свечение.
— Сделаю всё возможное, — прошептал он, после чего исчез, оставив после себя легкий, нежный аромат роз.
Вскоре, на глазах изумленных ткачих, перед нами появились две идеально сшитые рубашки из белоснежного льна и две пары нижнего белья из тончайшего шелка. Следом был создан армейский камзол и галифе.
— Чудеса! — прошептала одна из ткачих, с недоверием глядя на одежду.Затем, мы вернулись к демону, который, устав от ожидания, нервно постукивал ногой по камню. Я указал на одежду.
— Надевай, — сказал я. — Мы идем дальше.
Демон, без лишних слов, оделся. Новая одежда сидела на нем идеально, подчеркивая его мускулистое тело. Он выглядел в ней совсем иначе.
Но глаза...
— Очки! — воскликнул я, вспомнив об этой детали.
Я создал для него антрацитово-черные очки, что для этого мира были в диковинку. Демон с нескрываемым любопытством примерил их.
— Как тебе? - спросил я.
— Неплохо, — буркнул он с легкой ухмылкой. — И все-таки я чувствую, что меня все еще можно узнать. И люди будут снова вопить... Чума! Чума... Ну и придётся их всех... Ибо не люблю, когда шумят, — неожиданно зловеще произнёс Умка.
— Это не важно, просто постарайся никого не убивать, — ответил я. — Важно то, что теперь ты готов к выполнению своей миссии. У нас еще много работы. Вперед!
Мы вышли из мастерской и пошли вперед по мощенным улицам славного Гондэра. Воздух был пропитан запахами специй, дымом от костров и сладким ароматом жареной кукурузы, которая продавалась на улицах. Солнце уже зашло, и в ночном небе зажглись первые звезды. Они сияли так ярко, как будто само небо было усыпано алмазами. Мы шли мимо старинных домов с каменными стенами и крышами из соломы, мимо шумных рыночных площадей, где торговали тканями, драгоценностями, специями и еще множеством разнообразных товаров.
На улицах было много людей: бедные крестьяне в лохмотьях, богатые купцы в ярких одеждах, веселые дети, которые бегали по мостовой, и множество других людей, которые просто шли по своим делам.
— Как тебе, Гондэр? — спросил я демона, идущего рядом и изучающего мирный город, и это было для него в новинку.
— Неплохо, — ответил он, оглядываясь по сторонам. — Хотя я предпочитаю более спокойные места.
— Ты скоро привыкнешь, — ответил я. — Гондэр — прекрасный город. Здесь есть всё, что нужно для жизни. Не мой «родной» полис, конечно, но тоже неплохо, если будет возможность, то покажу и его, и ты сможешь сравнить подходы разных правителей к градострою. — Я загадочно улыбнулся, на что демон лишь безразлично хмыкнул.
— Я не уверен, что мне это нужно, — ответил он. — Я предпочитаю более простые вещи. И где нет людей. Люблю степи... — он блаженно улыбнулся.
— Ты еще не видел всей красоты этого мира. Мы еще много куда поедем и много чего увидим. Так что я тебя уверяю, ты довольно быстро передумаешь, главное, местных не трави, а то вся наша миссия пойдёт коту под хвост, и даже не спрашивай, что это значит.
Демон молча кивнул. Мы продолжили идти вперед по мощенным улицам славного Гондэра. Впереди нас ждала новая глава путешествия в пару. И теперь мы были готовы к ней.
— Что мы будем делать дальше? — уже не так уверенно спросил демон у всё ускоряющегося меня.
— Мы будем творить чудеса, — ответил я. — И лечить аборигенов. Но цена «чуда» мне всё же не нравится, но это уже проблемы царя царей.
Спустя пять лет
Слуга государства III
Всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти.
Макиавелли
Пять лет. Пять долгих, изнурительных лет, прошедших со дня, когда Умка и я ступили на пыльные африканские земли. Мир был хрупок, как тонкая яичная скорлупа, готовый расколоться от малейшего дуновения ветра. Но мы пронеслись по Африке, как ураган, сметающий на своем пути старые порядки и сея семена нового, хрупкого мира.
На севере, под жарким солнцем Эфиопии, Зара закончил интеграцию Сомали и собрал Абиссинию. Это был триумф, провозглашенный как реставрация великой Абиссинской империи, той, что когда-то властвовала над всей цивилизованной Африкой. В воздухе витал дух величия, но под ним скрывалась зловещая тень. Старая знать, та, что веками владела своими землями, не спешила смиряться с новым порядком. В их глазах Зара был никчёмным правителем, а Абиссиния — лишь бледной тенью былого могущества.
В стенах древних дворцов, украшенных мозаикой и барельефами, шептали о мести. Старые боги, чьи статуи стояли на страже покоя, снова пробуждались. Их мраморные лица оживали, и холодные глаза смотрели на Зару с ненавистью. Их призрачные голоса звучали в ушах старой знати, напоминая о былом величии и обещая возвращение к старому порядку.
Мы знали, что война — лишь вопрос времени, а миру, который мы строили, грозила опасность. Мы чувствовали напряжение в воздухе, как густую атмосферу перед грозой. И мы знали, что нам нужно быть готовыми к тому, что ждет нас впереди.
Иначе все эти робкие попытки, вся борьба с чумой, все наши усилия были просто бессмысленны. Мы с Умкой прошли в Африке огонь и воду, лишили смерти миллионы жизней, но вся эта история могла свернуться в один большой бессмысленный кошмар. Я не был готов к такому раскладу. Я не был готов видеть, как все мои усилия, все мои жертвы, все мои сны рушатся под натиском этого новообретенного недовольства.
Я видел их лица, лица старой знати, исполнившиеся гордыни и ненависти. Они не хотели мира. А лишь желали вернуть себе власть и то, что считали своим по праву. Их сердца были заполнены жаждой мести, а глаза горели от нетерпения начать новую войну. Но я видел в них страх, страх перед переменами, страх перед тем, что они потеряли. Ибо они не понимали, что мир, который мы строим, не является угрозой, а является шансом на лучшее будущее. Но они не хотели видеть этого. А просто желали вернуться к старым временам, ко временам, когда они властвовали над всеми.
Но я не был слабым и не был готов просто смириться с такой судьбой. В моей душе запылал огонь. Огонь справедливого гнева, огонь неукротимого духа. Я не допущу, чтобы все это ушло впустую. И не допущу, чтобы плоды моих трудов были растоптаны ногами неблагодарных. Не допущу, чтобы мое время было обесценено.
Только попробуйте встать у меня на пути! И я познакомлю их с адским пламенем! Сделаю всё, чтобы погасить это недовольство в самом зародыше. И отвечу на их вызов с уверенностью в своих силах, с железом в голосе и несокрушимым духом. Заставлю их увидеть, что мир, который мы создали, не так легко разрушить. И дам понять, что я не отступлю ни на шаг. И сделаю всё, чтобы защитить то, чего я добился.
Столица империи сместилась в новый город на берегу Красного моря. Констанс. Город, построенный из белого камня, блестевший на солнце, словно жемчужина на черной бархатной ткани пустыни. Город, который Зара, великий император Абиссинии, возвел с необъяснимой страстью, будто хотел построить не просто столицу, а свой собственный памятник.
Говорили, что он строил Констанс в честь себя и хотел увековечить свою власть и великолепие. Другие шептали, что город был построен для особой наложницы, красавицы с темными глазами и волосами, словно ночь, которую Зара любил больше всех на свете. Я так и не понял, какая из этих историй была правдой, но не сомневался в одном: Констанс был городом мечты, городом, который обречен был стать великим. По крайней мере, пока он имеет власть над чертовой книгой, но это уже мелочи.
Город стремительно развивался. Новые дома вырастали, как грибы после дождя. Площади заполнялись людьми из разных уголков Африки. Торговля процветала, корабли приходили в порт с грузами из далеких стран. В Констанс приезжали в поисках лучшей жизни, в поисках счастья, в поисках приключений. В городе пахло богатством: пряными ароматами из далеких стран, блеском золота и драгоценных камней, шумом монет, пересыпающихся из рук в руки. Город дышал жизнью, и в его воздухе витал дух новой эры.
Констанс был и символом перемен. На его улицах встречались разные культуры, разные языки, разные веры. И все это было сплавлено воедино волей Зары, волей человека, который мечтал о великой империи, но не понимал, что великие империи часто падают под своей собственной тяжестью.
Он был не просто городом, а настоящим безумным вихрем человеческих судеб, сплетенных в одну хаотичную, но завораживающую картину. На улицах, мощеных белым камнем и пахнущих пряностями, смешивались запахи Востока и Запада, создавая неповторимый аромат, который оставался в памяти навсегда.
Европейцы, одетые в яркие шелковые одежды, с любопытством разглядывали товары на рынках. Их лица, загорелые от солнца, излучали жажду приключений и новизны. Они приехали в Констанс в поисках богатства, славы, новых знаний, но их взгляд, полный нескрываемого удивления, выдавал и скрытый страх перед незнакомым миром.
Арабы с темными, пронзительными глазами, словно озера пустыни, уверенно торговали пряностями и драгоценностями. Их голоса, звучащие как песнь ветра, переливались неспешными интонациями, в которых слышались века торговли и мудрости. В их движениях, грациозных и плавных, как песок, сдуваемый ветром, сквозила не только торговая жилка, но и бесстрашие кочевника, и знание того, что мир не стоит на месте.
Османские купцы, одетые в темные бархатные одежды, с невозмутимым спокойствием сновали туда-сюда, заключая сделки и осматривая товары. Их взгляд был острый, словно лезвие ятагана, а руки двигались с ловкостью и грацией хищника. Они были искусными торговцами, знающими цену каждого слову и каждого жеста. В их глазах слышалась история великой империи, которая не так давно владела этими землями, и в их сердцах теплилась надежда на возвращение былого величия.
Люди ганзейских гильдий и цехов, одетые в строгие костюмы, с усердием выискивали на рынке новинки для своих клиентов. Их глаза были заметны опытом и практичностью, а руки уверенно трогали ткани и дерево, оценивая качество и цену. В них чувствовался запах моря, дерева, труда и процветания. Они были строителями мирового торгового пути, и их вклад в этот город был не меньше, чем вклад других.
И в этой пестрой толпе незаметно пробирались испанские проповедники. Их лица были исполнены веры и страсти. Они несли с собой слово божие, рассказывая о далекой вере, о любви и милосердии. Их голос звучал громко и уверенно, проповедовал о спасении и божьем милосердии. Их слова рассеивались в суматохе рынка, но некоторые все же останавливались, чтобы послушать. «Бог любит всех!» — кричали они, и в их глазах горел свет истинной веры.
Констанс был городом, в котором сочетались разные миры. Город, где восток встречал запад, где вера переплеталась с торговлей, а мечты о счастье и богатстве сливались с желанием обрести истину. Город, который был полон противоречий, но в то же время был красив и необыкновенно живой.
А ведь, казалось бы, отлучился совсем ненадолго, и вот те раз. Уже построил город. Констанс. Весь из белого камня, будто вырос из самой пустыни, блестит на солнце. Не успел я подумать о том, что мир уже устаканился, как Зара уже переносит столицу в это новое место, как бы говоря: «Смотри, что я сотворил, вот мой мир, мой порядок!»
Качаю головой. Вечно за этими царями нужен глаз да глаз. И не только за ними, но и за тем, что они творят. Ведь кто знает, что таится за блеском этого нового города? Зачем ему нужна была эта столица? Зачем он перенёс центр своей власти на берег Красного моря? В чём его истинные цели? Зара всегда был человеком загадочным, непредсказуемым. Его мысли были непостижимы, как бескрайняя пустыня.
Видимо, в этом и был план Зары, но зачем? Пока остаётся загадкой. Но ничего, моя миссия выполнена. Я принес мир в Африку, укротил чуму, убедил многие племена жить в согласии. И теперь осталось лишь подчинить Нубийские царства, чтобы завершить этот нелегкий путь. Но за это время ситуация могла кардинально измениться. Мир хрупок, как абиссинское стекло, и никогда не знаешь, какой удар может его разбить.
Я уже покидал рынок, пробираясь через гущу людей, что теснились на улицах Констанса. Воздух был насыщен запахами пряностей, шумом торговли и грохотом колес повозок. Но внезапно шум утих, и я почувствовал на себе множество взглядов.
— Святой чудотворец и его ученик здесь! — произнёс кто-то из толпы, и в следующую секунду все повернулись ко мне с Умкой. Я остановился, не веря своим ушам. В моих глазах отразилось удивление и недоумение. Ведь я просто хотел сделать мир лучше. Я не был святым, не был чудотворцем. И мне совершенно не нужна вся эта слава.
Но люди уже шли ко мне, их лица были исполнены почтения и надежды. Они хотели видеть чудо, хотели увидеть, как исцелится их болезнь, как уйдет их страх. Они считали меня спасителем, тем, кто принёс им мир и избавил от бедствия.
Умка стоял рядом со мной, его большие глаза смотрели на толпу с нескрываемым интересом.
Мы двигались в сторону царского дворца Зары, окруженные живым океаном из страждущих. Они теснились вокруг нас, словно волны, накатывая на берег. Их лица были исполнены надежды, страха, печали и любви. Они тянулись ко мне, как к свету в темноте, прося внимания, благословения, чуда.
Некоторые плакали, рассказывая о своих бедах, о своих болезнях, о своих потерях. Другие молились, склоняя головы и скрещивая руки на груди. Третьи просто смотрели на меня с удивлением и почтением, не зная, что сказать или спросить.
Я шел вперед, не останавливаясь. Ибо не мог ответить на все их мольбы, не мог излечить все их болезни, не мог удовлетворить все их надежды. Ведь был просто «человеком». И я не являлся чудотворцем, не был богом. Но я не мог отвернуться от их боли, от их страданий. Молча двигался вперед, словно айсберг в океане, пробиваясь сквозь толщи льда. И чувствовал на себе их взгляды, их мольбы, их надежды.
И в конечном итоге мне всё надоело. Эта бесконечная толпа, эти мольбы, эти надежды... Они давили на меня, как непрерывный поток воды. Я чувствовал себя запертым в этом океане страданий, не мог ответить на все их мольбы, не мог излечить все их болезни.
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. В моей душе зародилась мысль, которая была опасной, но в то же время и освобождающей. Я выпустил вокруг себя волну живительной маны, не ограничивая ее ничем. Это была не магия, а чистая сила моего духа, которая могла излечить, но могла и при этом разрушить.
В следующую секунду вокруг меня появилась сфера сияющего света. Люди, окружавшие меня, замерли, словно статуи. Их лица преисполненны удивления, их глаза устремлены внутрь себя, поглощенные собственными проблемами.
Я слышал блаженные стоны, перемешанные с болью ломающихся конечностей, что вставали в правильном положении. Те, кто страдал от болезней, чувствовали, как их тела наполняются силой, как уходит боль, как возвращается здоровье. Но я не винил их за это. Я понимал, что они не могут видеть ничего, кроме своих страданий. Такова их эгоистичная натура.
Моя, возможно, тоже. Но всё это не имело значения. Я добился свободной зоны вокруг себя. И спокойно зашел во дворец, не встретив никакого сопротивления. В компании Умки я направился в тронный зал, готов встретиться с Зарой и понять, что же таит в себе его новый город и провозглашенная империя.
Тронный зал дворца Констанса был огромным и величественным. Стены были украшены мозаикой из драгоценных камней, а потолок был покрыт золотом. В центре зала стоял трон из слоновой кости, украшенный резными фигурами львов и орлов. На нем восседал Зара, великий император Абиссинии, одетый в пурпурные одежды, украшенные золотой вышивкой.
Его лицо было спокойным, почти ленивым, но в его глазах таилась острая проницательность. Он слушал доклад от одного из придворных, его губы были слегка приоткрыты, а брови были нахмурены. Я не сразу узнал придворного, но по скривившейся гримасе, которая промелькнула на лице Зары, я понял, что царь царей отнюдь не рад услышанному.
Спустя пару секунд изучения я-таки узнал в придворном казначея. И картина стала еще более любопытной. Казначей был известен своей честностью и преданностью. Он никогда не осмелился бы лгать императору. А значит, то, что он рассказывал, было правдой, и Зара был действительно недоволен.
Впрочем, крах одного — возможность подняться другому, так что из этой обрывочной сцены я также поимею свой интерес. Ибо проблемы с бюджетом я умею решать. Особенно когда на границе есть слабая Каффа и её золотоносные копи. Нужно лишь предложить монарху «помощь». Однако за всё приходится платить, и список долгов царя царей всё пополняется, и вскоре придётся взять свою «плату», однако монарху может совсем не понравиться, но это уже, как я и сказал пять лет назад, не мои проблемы, ибо сделка есть сделка.
Солнечный свет лился в зал совета, освещая позолоченные лепнины и пышные ковры. Зара, опираясь на трость, стоял перед нами, его глаза не отрывались от моего лица. Царь царей был бледен, морщины на его лице казались глубокими и резкими, но в глазах еще теплилась оживленная надежда.
— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, Крид. — Зара неожиданно тепло улыбнулся. — И я крайне наслышан о твоих успехах. Ты с достоинством оправдал моё доверие, «советник». И большое спасибо за все эти спасённые жизни. — Он с неожиданным уважением опустил голову в поклоне, признавая свои ошибки.
Сухо кивнул в ответ. Ибо видел в этой улыбке не искренность, а отчаяние. Зара был в ловушке, и он знал, что я — единственный, кто может его освободить. Но по своей гордыне царь царей не хотел этого признавать, и придётся его слегка подтолкнуть.
— На всё ваша воля, мой царь. — сухо киваю в ответ. — Как я понял по вашему разговору с казначеем, то имеется нехватка бюджета? Возможно, новая столица съела слишком много золота... — Зара заиграл желваками, но всё же стерпел провокацию. — Только скажи, мой царь, и я тут же брошу к твоим ногам золотоносные копи Каффы и следом отправлюсь в нубийские царства. — поскольку я сделал шаг вперёд, то теперь знатно возвышался над ним, и было такое чувство, что я не спрашиваю, а ставлю его перед фактом, но так оно и было, ибо он сам загнал себя в это положение.
— Да, Крид, ты прав, — прошептал Зара, и в его глазах появилась боль. — Строительство новой столицы было ошибкой. Я не должен был так торопиться.
Но я не утратил своей холодной улыбки. Ибо видел, как Зара дрожит внутри. Видел его слабость. И я не собираюсь упустить эту возможность. И сделать царя ещё большим своим должником, именно так и работает влияние. Ты сделал для людей так много всего, что они не в силах тебе отказать. Нет, есть, конечно, уникумы, но с такими «животными» лоббирование своих интересов просто не работает.
Зара закрыл глаза, его руки сжались в кулаки. Он пытался собраться с мыслями, но я видел, что он уже сломлен. Он был моим должником, и я знал, что он будет делать все, что я скажу.
Но спустя миг он резко скрипнул зубами, и его глаза тут же наполнились силой и такой знакомой по нашей первой встрече уверенностью. Зара словно стряхнул со своих плеч пепел былого и гордо расправил плечи, и теперь это был не жалкий тиран и деспот, что потакает своим слабостям, а истинный правитель Абиссинии.
— На рассвете отправляешься в Каффу и подчиняешь её, слишком долго они были свободны. Затем идёшь в Нубию! Время пришло. После этой компании я признаю твою власть при совете. — сухо произнёс Зара. — Где там твой демон? — Умка неуверенно вышел из-за моей спины. — Ты хорошо поработал. Младенцы принадлежат тебе. А теперь вскрой ему глотку и запечатай обратно в книгу. — приказал Зара. — Сделка выполнена, и дети твои, но жить и учиться они будут здесь. Ну а ты, демон, отправляйся обратно в Ад. — он хищно улыбнулся.
Перевожу укоризненный взгляд на царя царей, но Зара лишь скупо кивает.
— Всё хорошо, мастер Крид. Из пепла пришли и в пепел уйдём. Позаботьтесь, пожалуйста, о детях. И спасибо, что позволили мне попробовать жизнь человека на вкус, я правда ценю это. А теперь прощайте, мастер... — уверенно произнёс Умка, на что я без слов соглашаюсь одними глазами, а следом в моих руках мелькает кинжал, что распарывает демону глотку, из которой пытается улизнуть его суть, но она тут же поглощается мною вновь, и демон мгновенно запечатывается внутри.
— Ты слышал его. — укоризненно обращаюсь к царю.
— Ладно... Возьми себе в кормление любой город и будем считать, что ничего не должен этим отродьям. — проигнорировал его слова, но, как показывает «время», люди не меняются, и с Зарой ситуация была аналогичной, власть разъедает, и со временем они думают, что и сам бог им не ровня, но за всё приходится платить рано или поздно.
Придав уже бездыханное тело чумного демона и в целом неплохого парня интроверта Умки адскому пламени, я выжег царю царей центр тронного зала, лишь пожав плечами на его укор во взгляде. Пускай теперь живёт с этим. Гарь от этого пламени невозможно убрать, и придётся менять всё напольное покрытие.
— Мой царь. — кивнув эфиопу с лёгкой издёвкой в голосе, я покинул столицу.
Слуга государства IV
Вы никогда не должны допускать, чтобы ваши замыслы пересекались, с мыслью - избежать войны, поскольку войны не следует избегать, а только отложить ее в вашу пользу
Макиавелли
Каффа расположилась относительно недалеко от Эфиопии и носило статус «государства» под условной защитой царя царей, но поскольку они ничего не платили и не признали власти Зары, то и статус протектората со временем потерялся, именно поэтому им и нужно напомнить о своём месте в региональной политике и просто интегрировать в империю.
Путь до Бонге, столицы Каффы, был длинным и утомительным. Он проходил сквозь густые джунгли, где солнце с трудом пробивалось сквозь листву, и по бесплодным равнинам, где ветер носил пыль и песок. В дороге я встречал разнообразных людей: купцов, пастухов, охотников, всех их объединяло одно — они несли в себе тайны, загадки и бесконечные истории. Каждый из них, как будто невольно, становился частью мозаики, составляющей образ Каффы.
Я слышал истории о том, как вождь Каффы, чье имя звучало как гром, «Ньяма», осушил болото и освободил землю от злых духов, как он победил врагов Каффы в битве на реке, как он заставил небо пролить дождь в период засухи. Эти истории были переполнены чудесами и магией, и они заставляли меня задуматься о том, что данный царьёк неплохо работает с людскими массами.
Слухи летели передо мной, как птицы в небе. Одни рассказывали о богатстве Каффы, о том, что Ньяма собирает дань аж с четырёх десятков независимых правителей, что его сокровищницы полны золота и драгоценных камней. Другие шептались о его мощи, о том, что у него есть армия рабов, более многочисленная, чем звезды на небе. А третьи, с блеском в глазах, говорили о том, что он сам — бог, посланник с небес, что его власть абсолютна и не подвластна ни смертным, ни богам.
Я видел страх в глазах людей, когда они упоминали Ньяму. Но видел и уважение, и даже любовь. Они считали его своим защитником, своим спасителем. И это было даже по-своему забавно.
Каждый рассказ был не просто историей, а отпечатком жизни Каффы, отражением страхов и надежд ее населения. В них слышались и уважение, и страх, и недоверие. Это была мозаика из противоречивых кусков, составляющая необычный образ Ньямы, о котором я еще ничего толком не знал.
Я шептал себе под нос: «Бог? Работорговец? Собиратель дани?» Смешно. Он лишь человек.
После долгого путешествия, изнурительного от жары и пыли, я наконец достиг Бонге. Но вместо величественной столицы, о которой я мечтал, меня встретила обычная деревня, раскинувшаяся на холме, с редким частоколом из сухих веток и бедными хижинами из глины и соломы. Она ничем не отличалась от десятков других поселений, которые я видел по пути.
Солнце, уже клонившееся к закату, окрашивало небо в багровые тона, но не могло пробить густую завесу пыли, висевшую над деревней. Воздух был тяжелым, насыщенным запахом костра, земли и животных. Я остановился на краю деревенской площади, окинув глазом скудные постройки, и почувствовал разочарование.
Где же пышные дворцы, о которых мне рассказывали? Где сокровищницы, полные золота и драгоценностей? Где те величественные и могущественные воины, которые должны были охранять столицу Каффы?
Вместо этого я видел только бедность и уныние. Дети, голые и грязные, играли в пыли, их смех звучал хрипло и безрадостно. Они бегали между хижинами, словно маленькие животные, не обращая внимания на моё присутствие. Женщины, с грузом на головах, несли кувшины с водой из небольшой речки, протекающей по краю деревни. Их лица были изможденными, а глаза — тусклыми, словно у уставших птиц. Мужчины сидели на земле, опираясь на свои коленки, и разговаривали между собой глухим голосом. Их слова терялись в шуме ветра и шелесте листьев.
Я пытался найти какой-нибудь признак мощи и великолепия, о котором мне рассказывали. Но всё было просто и скучно.
На площади стоял деревянный столб, увенчанный черепом животного. Он был выкрашен в яркие цвета, как будто художник вложил в это дело всю свою душу. Череп был огромным, с острыми зубами и пустыми глазницами, которые смотрели на меня с немым укором. Он был украшен пестрыми перьями, которые трепетали на ветру.
И на нем был изображен странный символ, который я никогда ранее не видел. Он выглядел как сочетание круга и креста, но в нем было что-то еще. Круг был не совершенным, а немного искаженным, словно его изгиб был нарушен какой-то невидимой силой. Крест же был не прямым, а скорее извилистым, как будто он был вырезан из живого дерева, которое все еще пыталось сопротивляться своей участи.
Я подошел ближе к столбу и внимательно рассмотрел символ. Он был вырезан с такой точностью и мастерством, что казалось, что он не просто начертан, а вырос из самого дерева. Я попытался разобрать его значение, но он оставался для меня загадкой.
Население Бонге было необычайно многочисленным. Люди толпились на улицах, пересекались с грузами на ослах, с женщинами, несущими кувшины с водой, с детьми, играющими в пыли. Но в этой толпе было что-то не так.
Я заметил, что местные жители ходили по своим делам в сопровождении рабов. Иногда на одного местного жителя приходилось 3-4 «слуги», которые несли его покупки, выполняли какие-то поручения или просто стояли рядом, словно живые статуи. Я видел мускулистых мужчин, одетых в лохмотья, с грузом на плечах, и женщин с детьми на руках, которые беспрекословно выполняли капризы своих хозяев.
Бонге выглядел как столица рабов. И в этом было что-то отталкивающее, что-то, что заставляло меня чувствовать не только удивление, но и злобу. Я не мог понять, как можно быть так жестоким, как можно быть так безжалостным к своим собратьям.
«Разве все слухи правдивы?» — прошептал я себе под нос. «Разве Ньяма действительно собирает армию рабов?»
Что ж, это значит, что скоро он её лишится или низложит полномочия и голову. Ибо терпеть такое у себя под боком чревато, и нужно позаботиться об этом как можно скорее, а затем заняться и вопросами злата и экономики. Золото подождёт, а вот местный «бог» — нет.
Задумчиво продвигаясь по улицам Бонге, я ощущал, как моя ярость растекается вокруг, словно густой туман. Она была тяжелой, липкой, пропитывала воздух и заполняла все пространство. Она была моим оружием, моим щитом, моей защитой. И она была моей местью. Так что я слегка отпустил с поводка этого дикого зверя, что скрывался внутри. И дал почувствовать его давление всем вокруг.
Моя аура ярости тут же накрыла город с головой, миг, и рабы, встреченные на моем пути, впадали в бешенство. Их глаза застилала красная пелена, их губы сжимались в злую ухмылку. Оковы, которые так долго стесняли их движения, словно растворялись в воздухе и, разорванные, падали на землю. Они рычали, словно дикие звери, и с неистовой силой бросались на своих господ.
Я видел, как женщины, которые еще недавно несли кувшины с водой на головах, теперь с диким визгом раздирали в клочья одежду своих мучителей. Видел, как дети, которые еще недавно играли в пыли, теперь с невинными глазами глушили своих тюремщиков камнями. Видел, как мужчины, которые еще недавно сидели на земле и разговаривали глухим голосом, теперь с нечеловеческим рвением расслаивали плоть своих мучителей, и словно ножи проходили по мягкому маслу голыми руками.
За моей спиной текли реки крови, красной и густой как вино. Она забрызгивала стены хижин, пропитывала землю и становилась частью этой ужасающей картины. Я не обращал на нее внимания. Моя ярость была слишком велика, чтобы замечать столь незначительные детали. И шел вперед, к обиталищу местного царя, в сторону того, кто был виновен во всем этом безумии. И неважно, что это я начал резню. Виноват все равно кто-то другой, ведь так это и работает. Не так ли?
Я не останавливался. Не колебался. И был как цунами, обрушившееся на берег. Как огненный вихрь, пронесшийся по городу. Я был как чума, которая убивала всё на своем пути и заражающая всё новых и новых людей своим «злом». Люди боялись, и с их страхом расползалась и моя ярость.
И всё больше и больше рабов были «инфицированы» ей. Она распространялась по городу, словно зараза, передаваясь от одного человека к другому. Сначала это были незначительные проявления: нервный тик, неожиданная вспышка гнева, беспричинная агрессия. Но постепенно ярость набирала обороты, охватывая все новые и новые души.
Я видел, как рабы, которые еще недавно смиренно несли свои тяжести, теперь с дикой силой срывали с себя оковы. Их глаза горели ненавистью, их лица были искажены злобой. Они с неистовой силой бросались на своих мучителей, разрывая их на части голыми руками.
Женщины, которые еще недавно смиренно стирали белье у реки, теперь с диким криком убивали всех, кто попадался им на пути. Дети, которые еще недавно играли в пыли, теперь с жутким спокойствием резали горло своим прежним хозяевам кусками разбитых кувшинов. И в каждой части города картина была схожа, но слегка отличалась.
Бонге был погружен в хаос. Улицы заполнили крики, стоны, рев. Пожар охватывал хижины одну за другой, отбрасывая мрачные тени на ужасающие сцены, разыгрывающиеся вокруг. Я видел, как бедные жилища превращаются в пылающие факелы, как дым поднимается к небу, словно черный туман.
И молча чувствовал тяжесть своей ярости. Она была не только моим оружием, но и моим проклятием. И теперь я не мог остановить это безумие. Но самое удивительное, что всё шло ровно так, как и задумано. Хаос — это лестница, и один упадёт, а другой же возвысится. Я стал виновником этого хаоса, и я не мог сделать ничего, кроме как наблюдать, как он пожирает все на своем пути. Но в этом и суть ловли рыбки в мутной воде.
Я стоял на краю площади и смотрел, как Бонге горит и рушится. Видел, как рабы убивают своих мучителей. Но в этом безумии и страхе я понимал, что я окончательно стал чудовищем. И уж никак не святым, как орали те простачки на площади имперской столицы. И я не знал, что меня ждет дальше. Но у меня был план, и я просто следовал ему.
У бессмертного нет цели. Лишь путь!
И когда Бонге уже во всю пылал, когда его улицы были заполнены трупами, когда в воздухе висели дым и запах гари, то я, наконец, убрал свою ауру. Это было как отпустить тяжелый груз, который я нес в себе все это время. Я остановился, словно очнувшись от сна, и огляделся вокруг.
Всё вокруг было покрыто пеплом и кровью. Хижины, которые еще недавно были домами, теперь были только кучами обгоревших бревен. Люди, которые еще недавно жили в них, теперь лежали на земле, неподвижные и холодные. Воздух был насыщен запахом гари и крови. Он щипал в носу и вызывал кашель. Я попытался сделать вдох, но воздух казался тяжелым и душным.
Но рабы уже во всю упивались этим безумием и местью. Их глаза, раньше тусклые и покорные, теперь горели огнем, отражая не только злость, но и невиданную ранее радость от освобождения. Их лица, изможденные и безразличные, теперь были искажены злостью и жестокостью, но в них считывалась и некая дикая свобода, отсутствие страха и сомнений. Их руки, раньше грубые и потрескавшиеся от тяжелого труда, теперь были запачканы кровью, но они держали оружие с необычной уверенностью и ловкостью.
Они не хотели останавливаться. Их месть была слишком сладкой, слишком долгожданной. Они упивались властью, которая впервые пришла к ним. Они чувствовали себя свободными, словно птицы, выпущенные из клетки. И они не хотели возвращаться к прежней жизни.
Я огляделся вокруг. Бонге был уничтожен. Город, который когда-то был домом для многих людей, теперь был только кучей пепла и развалин. И в этом хаосе я увидел свое отражение. Но это было только начало, и я был по-своему доволен, ибо лишний рычаг давления на царя вовсе не лишний.
Насвистывая легкий мотив, я продвигался по улицам Бонге, уже не обращая внимания на безумие, которое царило вокруг. Рабы бесновались, их господа бежали в ужасе, город был погружен в хаос, но меня это уже не волновало. Я был погружен в свои мысли, и это безумие казалось мне теперь лишь легким шумом на заднем фоне.
Я уклонялся от бегущих людей, от падающих предметов, от клубов дыма и искр, словно танцуя в пламени пожара. Ни одна из этих сцен не вызывала у меня ни удивления, ни страха, ни сожаления. Я просто продолжал идти вперед, к своей цели. И вот я наконец-то достиг дворца царя. Он был не таким, как я представлял себе. В моих представлениях он был огромным и величественным зданием, украшенным золотом и драгоценными камнями. Но реальность оказалась намного прозаичнее. Это был простой дом, чуть лучше и выше всех остальных, что стояли в Бонге. Он был построен из дерева и глины, как и все остальные хижины, но он был более просторным и имел второй этаж. На крыше были установлены несколько башен, но они выглядели скорее функционально, чем декоративно.
Задумчиво остановился перед дворцом и посмотрел на него с нескрываемым пренебрежением. Я слишком привык к роскоши и уже не рассматривал таких «царей» за правителей. Они были просто людьми, жившими в своих убогих хижинах, и их власть была ничтожной по сравнению с той силой, что я видел. Взялся за ручку двери, и она отворилась с легким скрипом, и я вступил внутрь.
Внутри дворца все было еще более скромно. Вместо богатства и роскоши, меня встретили простота и практичность. Стены были обшиты шкурами диких животных: леопардов, антилоп, слонов. Они были грубо обработаны, но имели свое своеобразное очарование. На стенах висели резные и разукрашенные ритуальные маски, отражающие духов и богов местных племен. Они были страшными и загадочными, с широкими ртами, выпученными глазами и острыми зубами. Они казались живыми, словно наблюдали за мной своими непроницаемыми взглядами.
Вдоль стен стояли стойки с оружием. Я видел каменные топоры, копья с наконечниками из костей, луки и стрелы, пращи. Все это было довольно примитивным. Света было крайне мало. Солнце уже зашло, и единственным источником освещения являлся небольшой костёр, что горел в центре комнаты. От него исходил мягкий, тёплый свет, который создавал странные тени на стенах и на масках.
Я пошел вглубь дворца, стараясь разглядеть его в полумраке. Воздух был сырым и тяжелым, пах дымком и чем-то еще, не поддающимся определению. Стены были увешаны шкурами, масками и оружием, словно хотели отпугнуть незваного гостя. Но меня это не пугало. Я шел вперед с уверенностью носорога.
И вот я оказался в самом сердце дворца, посреди различных шкур и черепов. В позе лотоса, на небольшом подиуме, сидел угольно-черный царь. Он был худым, с провалившимися щеками и глубокими морщинами, которые пересекали его лицо, словно трещины на старой глиняной вазе. Его глаза сверкали желтым необычным огнем, словно в них горели два маленьких солнца.
В его образе было что-то не так. Он выглядел болезненным, словно его жизненные силы угасали с каждым вдохом. Но в то же время в нем была необычайная сила, которая словно пробивалась сквозь его слабость. И я понимал, что он не просто болен, а одержим.
— Это ты демон? — царь усмехнулся, его голос был хриплым и слабым, словно он говорил через туман. — И почему тебя называют святым? Не понимаю! Ты предал мой город огню. Убил моих людей. Что тебе нужно, злой дух? — он прошипел эти слова, словно хотел пронзить меня.
— Одна небольшая сделка, и ты получишь всё, что было раньше, и, возможно, даже больше, — хищно улыбнулся я в ответ.
Я был готов заключить сделку, и я знал, что он ее примет. Ведь у него не было выбора. Он был слаб. Он был одержим. И он отчаянно нуждался в помощи. А я был тем, кто мог ему помочь.
— Что ты имеешь в виду? — спросил царь, его глаза сузились, словно он пытался проникнуть в мою душу и разобраться в моих намерениях.
— Это не важно. Важно то, что я могу тебе дать, — сказал я, и моя улыбка стала еще шире. — Я могу вернуть тебе твой город, я могу вернуть тебе мощь, я могу вернуть тебе то, что ты потерял.
— Но что я должен тебе за это? — спросил царь, его голос звучал немного увереннее, словно он уже начинал верить в мои слова.
— Это не важно. Важно то, что ты получишь, — повторил я. — И я уверен, что ты будешь доволен сделкой.
И я подошел ближе к нему, готовый заключить сделку с тем, кто был готов продать свою душу ради мощи и власти.
— Ты просто станешь «верным» мне, а твоя армия вторгнется в нубийские царства. Это честная сделка. Верность в обмен на жизнь! — я хищно улыбнулся, протягивая руку для подтверждения сделки.
— Хорошо, — он слабо пожал мою руку в ответ, и его дворец заполнил бирюзовый свет.
Слуга государства V
Не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут.
Макиавелли
Всё шло точно, как я и задумал, отправив весточку Елене, я направился в Нубийские царства. Призвав пять легионов прямиком из Инферно, я без каких-либо проблем подчинил эту область и выстроил укрепления на границе с активизировавшимся Мамлюкским государством.
Ветер донес до моих ушей шепот, полный тревоги и волнения. Духи, обитающие в песках, несли весть о буре, разразившейся в сердце империи. В столице вспыхнуло восстание, поднятое Гедеоном, полководцем из древнего и благородного рода. Его имя эхом прокатилось по стенам дворца, а его знамя, вышитое золотом и пурпуром, взметнулось над башнями, словно крик о свободе.
Все войска в столице Абиссинской империи, в величественном городе Констансе, присягнули Гедеону. Их сердца, как единый пульс, бились в унисон с его призывом к свободе, с его стремлением вернуть империи былую славу.
Гедеон, сын древних правителей, воплощение славного прошлого Абиссинии, восстал, словно феникс из пепла. Он стоял на пороге дворца, окруженный воинами, которые доверяли ему, как отцу, и готовы были отдать за него свои жизни.
Но Зара, хитрый и прагматичный правитель, не оставил себя без защиты. Он был не из тех, кто готов уступить власть без борьбы. В глубине своей души он понимал, что его правление окончено, что его звезда закатилась. Но он не хотел уходить из жизни так просто.
Зара, чувствуя, как земля уходит из-под ног, обратился к последнему средству – к арабским наемникам. Он знал, что это опасная игра, но у него не осталось выбора. Он пригласил их из далеких пустынь, где жизнь была жестокой и беспощадной, где песок был красным от крови и где ветер нес не только песчаные бури, но и шепот смерти.
Эти воины были не просто наемниками, они были хищниками, которые жили только для того, чтобы убивать. Их глаза были холодными и бесстрастными, как глаза пустыни, а их руки были грубыми и мозолистыми, как кора старых деревьев. Они носили с собой блестящие сабли, которые были острыми, как лезвия бритвы. А их железные сердца не знали ни сострадания, ни жалости.
Они пришли в Констанс, словно саранча, которая покрывает все на своем пути. Их приход был сопровожден треском копыт и грохотом доспехов, а их лица были закрыты черными платками, которые делали их еще более угрожающими.
Зара предложил им золотую гору за их услуги. Он обещал им богатство, славные трофеи и нескончаемую власть. Он говорил им о своих врагах и о тех, кто хотел его свергнуть. Зара обещал смерть всем, кто посмеет поднять руку против его власти.
Арабские наемники слушали его слова с невозмутимым спокойствием. Они уже достаточно повидали на войне и видели много боли и страданий. Но блеск золота и обещание власти зажгли в их глазах искру жадности. И были готовы за денежную награду убить каждого, кто попадется им на пути. Их приход в Констанс был не просто военным шагом, это был приговор городу, который уже был осужден на смерть.
Констанс, некогда величественный город, утопал в крови. Его улицы, по которым когда-то проходили торжественные процессии, теперь были усеяны телами воинов, словно увядшие цветы на могильном холме. Город, который был символом красоты и великолепия, превратился в кровавую ванну.
Каждая мостовая плита была окрашена в багряный цвет, каждая стена испещрена следами сражений. Там, где когда-то звучала музыка и смех, теперь стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь звуком падающих тел и стонами раненых.
Солнце светило над Констансом, но его лучи не могли проникнуть сквозь туман крови и пороха, который висел над городом. Этот туман был насыщен запахами смерти, отчаяния и злости. В нем угадывались мольбы о милосердии, которые никто не слышал.
Возле фонтана, где когда-то дети играли в воде, лежал мёртвый рыцарь, его доспехи были покрыты кровью, а лицо было застывшим в выражении немой боли. Рядом с ним лежала молодая девушка. Её руки были крепко сжаты в кулаки, как будто она изо всех сил пыталась удержать свою жизнь. На площади, где когда-то люди наслаждались музыкой и зрелищами, лежал мёртвый музыкант. Его руки были крепко сжаты вокруг скрипки, словно он пытался сыграть последнюю мелодию.
В воздухе висел тяжелый запах крови и пороха, и в нем угадывались то отчаяние, то злость, то мольба о милосердии. Но милосердия не было, была только смерть, которая шагала по улицам Констанса, убивая все на своем пути.
Город умирал. Он умирал медленно, мучительно, и никто не мог сказать, когда он издаст свой последний вздох.
И никто не мог сказать, как будет кончаться эта война. В воздухе висело незримое напряжение, словно перед грозой, которая могла разразиться в любой момент. Будет ли она окончена победой Гедеона, будет ли он в силах вернуть империи былую славу, или же Зара устоит, и Абиссиния останется под его властью?
Над Констансом висело небо, затянутое темными тучами. Они были тяжелыми и неподвижными, словно самые темные мысли, которые рождались в сердцах людей. Ветер не мог проникнуть сквозь их толщу, и город утопал в затишье перед бурей.
Гедеон, окруженный своими воинами, стоял на балконе дворца. Его глаза были полны решимости, но в них также угадывалась тревога. И он знал, что впереди его ждет тяжелая борьба. Однако он не был уверен, что сможет ее выиграть.
Зара, окруженный арабскими наемниками, находился в глубине дворца. Он смотрел на свои руки, сжимающие золотой кубок, и пытался успокоить свою душу. Ибо знал, что его власть пошатнулась, и он не был уверен, что сможет ее удержать.
Между ними стояла стена, стена непроходимых сомнений и страхов. Они были врагами, но в глубине души каждый из них понимал, что они оба играют в одну и ту же игру, игру за власть, за жизнь, за будущее.
На улицах Констанса люди жили в страхе. Они не знали, кому отдать свою верность, кому верить. Их жизнь висела на волоске, и они могли потерять все в любой момент.
В этом затишье перед бурей все ожидали знака. Знака, который скажет им, кто победит в этой войне. Знака, который определит судьбу Абиссинии.
Но знака не было. И только тишина висела над городом, словно гробовая тишина, которая грозила поглотить их всех.
В воздухе витал запах победы. Гедеон, окруженный своими верными соратниками, радовался успеху. Войска Зары были разбиты, его власть пошатнулась, и казалось, что Абиссиния наконец-то обрела свободу. В честь предстоящей победы был устроен пир, на который были приглашены все ближайшие соратники Гедеона. Стол ломился от изысканных блюд, а вино текло рекой. Гедеон, охваченный радостью и уверенностью в будущем, пил, не жалея себя. Он верил, что всё закончилось, что он победил.
Однако судьба имела свои планы. Случай, непредсказуемый и неумолимый, решил всё. В вине, которое пил Гедеон и его ближайшие соратники, была самая дешёвая, но действенная отрава. Они не заметили ничего необычного, не ощутили вкуса смерти, который скрывался в этом напитке. Но яд сработал быстро, и вскоре Гедеон и его соратники оказались на пороге смерти.
Зара, который тайно организовал этот зловещий пир, вышел победителем из очередного конфликта. Он выиграл не честной схваткой, а с помощью коварства и предательства. Он выиграл жизнь, но потерял нечто большее.
Однако судьба иронична и несправедлива. В ту же ночь, когда Гедеон и его соратники умирали от отравления, один из арабских наемников, которых пригласил Зара, украл из его библиотеки одну крайне любопытную книгу. Эта книга содержала древние заклинания, которые могли быть использованы как для блага, так и для зла.
Зара не подозревал, что книга исчезла, и поэтому не мог предвидеть последствий ее потери. Он был уверен, что победил, что его власть безоговорочна. Он радовался своей победе, не замечая, что смерть уже приблизилась к нему.
Здоровье царя царей тут же пошло вниз. Он начал чувствовать слабость, у него появились галлюцинации, и он уже не мог контролировать свое тело. В глазах его угасала жизнь, и он понимал, что он умирает. А ведь казалось бы, что он уже победил. Он убил своего противника, он укрепил свою власть, он достиг всего, чего хотел. Но судьба решила по-своему, и он умирал, как обычный человек, не оставшись ни с чем, кроме пустоты и отчаяния.
Я закончил строительство стены, которая отделяла меня от пустыни и от всех ее неприятностей. Она стояла высокой и непроницаемой, как моя собственная броня. Я отправился морем в столицу, в Констанс, чтобы узнать, как сложилась судьба моего города и моей империи.
Когда моя галера причалила к берегу, меня встретил тяжелый запах крови и горечи. Он висел над городом, словно туман, напоминая о недавних сражениях и о том, что произошло.
Констанс встретил меня трауром, словно тяжелый полог, опустившийся над городом. Он был не просто печальным, он был удручающим, давящим своей атмосферой отчаяния и безысходности. Улицы, по которым когда-то шумела жизнь, теперь были усыпаны телами, словно увядшие цветы на могильном холме. Они лежали в разных позах, одетые в разные одежды, но все они были объединены одной ужасной судьбой.Некоторые тела были уже «остывшими» после череды вспыхнувших болезней, их лица застыли в выражении немой боли. Другие еще дышали, но их глаза были пустыми, а губы шептали бессмысленные слова. Люди ходили с поникшими головами, их лица были бледными от страха и печали. Они не смели поднять глаза, не смели смотреть на тела, которые лежали у них под ногами. Они просто шли вперед, словно зомби, не видя ничего вокруг. В воздухе стоял тяжёлый запах крови и гнили, который вызывал отвращение. Я оказался в месте, где жизнь прекратилась, а смерть безраздельно властвовала.
В храмах Констанса звучали колокола, их гулкий звон разносился по всему городу, проникая в каждый дом, в каждую душу. Звук этот был не радостным, а скорее тревожным, словно предвестник чего-то неизбежного. Люди толпились у входов в храмы, их лица были поникшими, их глаза полны тревоги. Они пришли молиться за здравие Зары, их царя, который был болен. Никто не знал, что с ним произошло, но все чувствовали, что что-то не так.
В воздухе витал не просто запах ладана и свечей, а что-то еще, нечто невыразимое словами, что проникало в душу и заставляло дрожать от страха. Священники в белых ризах стояли перед алтарями, их голоса звучали монотонно и безжизненно. Они читали молитвы, но их слова не приносили утешения.
В глубине храмов горели свечи, их пламя дрожало и трепетало, словно отражая внутреннюю тревогу верующих.
Люди молились за царя, за его здоровье, за спасенье его души. Но в их глазах угадывался не только страх, но и недоверие. Они не верили, что царь может выздороветь. Они чувствовали, что их мир трещит по швам, что что-то неизбежное наступает.
Кто-то из простолюдинов рыдал, и было невозможно определить, от собственного горя или от утраты монарха.
Я задумчиво двигался по столице, словно странник, заблудившийся в лабиринте своих собственных мыслей. Город был угрюм, покрытый печальным туманом, который не рассеивался даже в полдень. Он выглядел не просто печальным, а истерзанным, словно человек, перенёсший тяжёлую болезнь.
Каждая улица была шрамом, каждая плита мостовой — воспоминанием о прошедших сражениях. Дома, когда-то полные жизни, теперь стояли пустые и холодные. Их окна были закрыты ставнями, словно глаза, которые не хотят видеть то, что происходит вокруг.
Я проходил мимо разрушенных фонтанов, из которых не текла вода, мимо разбитых лавочек, на которых не сидели больше продавцы, мимо пустых площадей, где не звучала музыка. Город был практически пуст и походил больше на призрак, чем на столицу великой империи.
Словно незримая тень, я пробрался в спальню Зары Якоба, проскользнув мимо спящих стражей, чьи лица были усталыми и безразличными. Спальня была темной, освещаемой лишь мерцающим светом луны, проникающим сквозь тонкие шторы. Воздух был сырым, насыщенным запахом лекарств и гнили.
Зара лежал в постели, окруженный шёлковыми простынями, которые резко контрастировали с его поседевшими волосами и бледным лицом. Он был не похож на того могущественного и беспощадного правителя, которого я помнил. Он был жалкий, слабый, словно увядший цветок, готовый упасть под первым порывом ветра.
Его грудь поднималась и опускалась с трудом, его дыхание было прерывистым и слабым. Но в глазах, однако, все еще горело живое пламя азарта, хотя и притушенное болезнью.
Заметив меня, Зара устало поднял голову, его движения были медленными и мучительными, словно у старого и больного дерева. Он отхаркивал кровь на белоснежные простыни, которые немедленно покраснели, как от вишневого сока.
Он смотрел на меня с замешательством и недоверием. «Ты?» — прохрипел он, его голос был слабым и хриплым, словно у мертвеца.
Я подошел ближе, и он увидел, что это и правда я. Его глаза расширились от удивления и ненависти. «Ты пришел добить меня?» — прошептал он, его голос был еще слабее, чем раньше.
— Я пришёл попрощаться, мой царь, — ответил я, моё лицо оставалось спокойным, но внутри меня бурлил океан эмоций.
Зара отвернулся, словно ему было стыдно перед своим собственным бессилием. «Ты хочешь видеть мою смерть?» — спросил он, его голос был еще слабее, словно шепот ветра.
— Я видел твою слабость, — ответил я, — но не смерть. Смерть — это то, что наступает постепенно, что крадет силы, что оставляет человека пустым и беззащитным. Смерть — это то, что ты чувствуешь сейчас. А ведь, признаться, я и не думал, что ты так быстро сдашь. Без демонической книги здоровье совсем не то? Что ж, бывает...
Зара молча смотрел на меня, его глаза были полны боли и отчаяния. Он не мог оспорить мои слова. Он понимал, что он умирает, что его власть уходит от него, что он никогда больше не будет тем, кем был. И в этом понимании была его смерть.
— Кто меня предал? — сухо интересуется он, его голос еще слабее, чем прежде. Глаза Зары, полные боли и недоумения, задерживаются на моем лице, словно ища ответа, который мог бы успокоить его душу.
— Все... И это не шутка. — отвечаю я не менее лаконично, и моя улыбка растягивается в широкую и холодную улыбку. Я чувствую удовлетворение, которое наполняет меня от того, что я видел падение этого человека, что видел, как он теряет всё, что имел.
Зара молча смотрит на меня, словно не веря услышанному. И не может поверить, что его предали все, что он остался один на один со смертью. Он не может поверить, что его игра окончена.
Зара делает усталый вздох, словно пытаясь выдохнуть из себя все оставшиеся силы. Его руки бессильно опускаются на постель, и он закрывает глаза, словно усталый путник, который наконец-то добрался до цели своего путешествия.
На его мертвых губах застывает улыбка, не улыбка радости, а улыбка печали, улыбка разочарования, улыбка принятия судьбы. Но он был доволен таким исходом и остался непобежденным, пусть и лишь в своих мыслях, но я не стал ломать иллюзию в голове старого «друга».
Царь уходит из жизни, и с его уходом уходит целая эпоха. Эпоха интриг, предательства, жестокости. Эпоха Зары Якоба. Я смотрю на него, и в моей душе нет ни сожаления, ни печали. Есть только понимание, что все имеет свой конец. И что даже самые могущественные люди в конце концов оказываются бессильны перед лицом смерти. Ибо нет ничего более постоянного, чем конец, и это логично. Признавая его достойным врагом, я скупо кивнул и прикрыл старика покрывалом.
Покинув спальню Зары, я почувствовал прилив свободы, словно сбросил с себя тяжелый груз. Его смерть, хотя и была неизбежной, все же заставляла меня чувствовать себя виновным, словно я отнял у него что-то важное. Но в тот же момент, как я покинул его комнату, все сомнения исчезли. И я направился в царскую библиотеку, мое движение было уверенным и целеустремленным. Я знал, что там меня ждет Елена, моя союзница, и книга, которую я так долго искал.
Библиотека была огромной, ее стены были уставлены книжными полками, на которых лежали тысячи томов. Воздух был насыщен запахом старой бумаги и чернил, а в глубине комнаты горел каменный камин, освещая темные углы и создавая атмосферу тайны. Елена стояла у окна, ее силуэт на фоне темного ночного неба казался хрупким и незащищенным. Она держала в руках книгу, которую я так долго искал.
— Ты успел? — спросила она, ее голос был тихим и немного дрожащим.
— Да, — ответил я, моя улыбка была широкой и уверенной. — Всё прошло по плану.
— А он? — спросила она, её глаза были полны сострадания.
— Он умер, — ответил я, моя улыбка не изменилась. — Смерть была быстрой и безболезненной. Он ушёл, как истинный царь.
Елена закрыла глаза, словно ей было жаль Зару. Но я не чувствовал никакого сожаления. Он был моим врагом, и я победил его.
— Отдай мне книгу. Но не торопись, — ответил я, я подошел к ней и взял из ее рук книгу, которую я так долго искал. — Я хотел бы ее увидеть.
Провел пальцами по обложке книги, словно слепой, пытающийся ощутить форму и текстуру неизвестного предмета. Она была из темного дерева, покрытого слоем пыли и времени. В ее шероховатости я чувствовал века, прошедшие с тех пор, как она была создана. Я провел пальцами по узорчатым украшениям, которые окружали ее титульный лист. Они были вырезаны с такой точностью и искусством, что казались живыми, словно рассказывали свою собственную историю.
Холод от нее проник в мои пальцы, словно ледяной ветер из забытых гробниц. Это был не просто холод, это была некая неживая энергия, которая пронизывала книгу насквозь. Она была наполнена тайной, которую я еще не раскрыл, но которая уже притягивала меня к себе, словно магнитом.
Я вдохнул запах старой бумаги и чернил, который сопровождал меня в этом путешествии. Он был знакомым, но в то же время и чужим. В нем угадывалось дыхание прошлого, в нем скрывалась тайна, которую я еще не раскрыл. Он был как призрак, который возвращался из забвения, чтобы напомнить мне о том, что я не один, что у меня есть прошлое, которое не отпускает меня.
И почувствовал трепет в душе, словно нечто великое и непостижимое уже приближалось ко мне. Эта книга, которую я так долго искал, теперь была в моих руках, и я знал, что она изменит мою жизнь.
Я отвернулся от Елены и сел на ближайший стул, чтобы прочитать книгу. Она была крайне древней, ее страницы были хрупкими и желтыми, а чернила были почти невидимы. Открыл первую страницу и начал читать. Текст был на древнем языке, которого я не знал, но я понимал его смысл. Это была также и книга по магии, книга, которая могла быть использована как для блага, так и для зла. Я продолжал читать, забыв обо всем на свете. Ибо поглощен текстом, поглощен силой этой книги. И в этот момент я понял, что я победил. И получил то, что хотел, и теперь я мог использовать эту силу для того, чтобы создать свой новый мир. Довольно кивнул, наконец-то коснувшись этого клятого артефакта. Он был в моих руках, и я знал, что теперь у меня есть все, что мне нужно.
Закончив читать, я ощутил в себе не просто знания, а некую силу, которая переполняла меня, словно волна из глубины веков. Я понял, что эта книга могла быть использована для великих дел, но в то же время она могла принести и разрушение.
Я не хотел, чтобы ее силой владел кто-то еще, поэтому решил ее уничтожить. Сжал книгу в руках, и в моих пальцах вспыхнуло адское пламя. Оно было темным и густым, словно дыхание подземного мира. И я не чувствовал ни жара, ни боли, только удовлетворение от того, что я сделал и наконец-то обрёл столь желанную свободу и теперь даже не знаю, что с ней делать, что самое удивительное.
Книгу поглотило пламя, она сгорела дотла, оставив после себя лишь горстку пепла, которая быстро рассеялась на ветру.
— И куда ты теперь? — бросила Елена мне в спину, ее голос был полон удивления и искреннего недоумения.
— Мой путь лежит в Тартарию, — ответил я, не оборачиваясь. — Местные князья не знают, как править, и посему я решил помочь им собрать свой народ и преодолеть раздробленность, как когда-то в тёмные века. Возможно, я и сейчас отправлюсь в Гардарики.
— Но почему? — спросила она, в её голосе звучала обида.
— Они, конечно же, не оценят или вовсе забудут всё это, — ответил я, моя улыбка была загадочной. — Но всё это не важно, ибо я просто советник, чей шепот меняет ход истории.
Я протянул ей копию страницы с призывом Малика де Сада, которую я успел начертить до того, как сжёг книгу.
— Если нужна будет помощь, то смело обращайся, — сказал я, подмигнув Елене. — Возможно, он даже научит тебя читать.
Я резко исчез, словно молния, и в тот же момент оказался где-то в холодной Тартарии. Африка осталась позади, и я чувствовал, что моя жизнь начинается заново где-то ещё. Я пришел в новый мир, мир, который я должен был изменить. И я знал, что у меня есть все необходимые для этого средства.
В моих чертогах разума была книга различных знаний, в моей душе была жажда власти, а в моём сердце была вера в то, что я могу изменить мир. И я намеревался сделать это. Осталось только начать, и мир вновь содрогнётся, но это уже совершенно другая история.
*****
@New_fantasy_and_fantastic_live_1 канал новинок жанров Фэнтези и Фантастики в телеграме
https://t.me/New_fantasy_and_fantastic_live_1 Подписывайтесь и не пожалеете. Только свежайшие новинки жанров фэнтези и фантастики для Вас..
*****
Если вам понравилось произведение, вы можете поддержать автора подпиской, наградой или лайком.