Первое, что я увидела – снег… На полотне вечернего неба – белые пчёлы, хрупкие цветы, безупречные крохотные звёзды. Сцепляются лучиками, словно не могут друг без друга, собираются в хлопья… Снежинки.

Снег… что сравнится его с невесомой грацией? Снежинка за снежинкой опускается на тебя, льнёт к тебе, целует в щёки, тут же тая от этой нежности. А если будешь сидеть и не двигаться, так и охватит всю, закроет собой и заберет – куда? Может быть, туда, откуда я и пришла?

У меня есть осознание этого мира. Надо мной свисают заледеневшие ветви деревьев. Я понимаю, что сижу на чём-то твердом и холодном, и это, наверное, скамейка, а вокруг всё в оранжевом свете местных светильников – уличных фонарей. Всё это я как будто уже видела… или чувствовала…

Он появился из неторопливого снегопада, словно мороз нарисовал его на тёмно-сером стекле, а потом выпустил в наступающую ночь. Стройный и лёгкий, с чуть вьющимися каштановыми волосами, припорошёнными белыми хлопьями… В его горбоносом худом лице с тонкими чертами мне виделась хрупкость и ломкость снежинок… Он остановился передо мной. И я сказала:

- Здравствуй.

Юноша молча смотрел на меня… Кажется, раньше я не встречала никого в такой одежде, но могу перечислить – утеплённая куртка, джинсы, длинный синий шарф… Странно… какова же всё-таки разница между «знаю» и «помню», да и есть ли она? А он смотрел, смотрел… и как будто узнавал…

- Как тебя зовут?

И вновь – «знаю» или «помню» я этот голос? Сейчас приглушённый, но я не сомневалась, что вообще-то он довольно приятный и звучный. Что это он спросил? Как меня зовут? И что ответить?

Мы просто глядели друг на друга. Мы просто…

- Не хочешь познакомиться? – кажется, он огорчился. – Но ведь ты… ты же есть на самом деле!

Я по-прежнему молчала, не зная, что сказать, и юноша смущённо поправился:

- То есть я удивлён, что на свете есть такая красота.

- Ты можешь называть меня так, как тебе нравится, - наконец ответила я на его вопрос. И сильно удивила этим своего собеседника.

- Что? – переспросил он.

- Придумай мне имя.

- Так ты и вправду…

Он волновался. Очень волновался.

- У тебя красивый голос, - сказала я.

И снова пауза, заполненная мягким полётом снежинок – их падением длиною в маленькую жизнь, чуть слышным старческим ворчанием деревянной скамейки, ярким светом земных оранжевых звёзд, что называют здесь фонарями…

- Можно тогда я буду звать тебя Ариной? – смущённо предложил юноша.

- Можно. А ты?

- А я Кирилл.

- Кирилл…

Я задумалась, на что похоже это имя.

- На цветок? – произнесла я вслух.

- Прости?

Он не понял.

- Твоё имя… Оно распустилось для меня бутоном среди снега, но каким же именно? В цветах я разбираюсь очень плохо. Я… видела… только белые… Но ты… нет. В тебе синь и бирюза. Кто же ты?

Он присел рядом со мной, даже не стряхнув снег со скамейки. Теперь я видела его лицо очень близко… и глаза… большие, чуть раскосые…

- Я просто человек.

- Неправда.

- Я художник, если тебе интересно. Арина… Значит, видела только белые цветы? Тогда ты – роза в снегу.

- Снежные розы я знаю. Они прекрасны.

- Как и ты. Безупречная. - Он был серьёзен и безуспешно пытался скрыть волнение. – Всё, что есть в тебе… Черты лица, движения… Снежинки сверкают в чёрных волосах. Таких, как ты, не бывает.

- Но ведь я есть, - озадачилась я его словами. И Кирилл прошептал:

- Надеюсь.

А потом мы гуляли в частичке леса в черте города, который называется парком. Медленно шли по заснеженным дорожкам среди застывших, непривычно молчаливых деревьев, и вокруг больше не было никого… никого…

- Что это? – за деревьями я увидела нечто, напоминающее крошечный домик.

- Это беседка. Хочешь туда, Ариша?

Я кивнула.

Беседка оказалась деревянной, с резными украшениями и конусообразной крышей. Внутри – круглый стол, заметённый снегом, и скамейки с высокими спинками. Мы сели рядом.

Я прислушалась к своим ощущениям.

- Кирилл, тут кто-то есть…

- И правда. – Заглянув под стол, Кирилл вытащил из-под него небольшого рыжего кота, который не мяукал, а только жмурился и мелко дрожал.

- О… - я ощутила, как во мне рождается новое, ранее незнакомое чувство. Жалость? – Он дрожит, ему страшно?

- Наверное. И холодно.

- Холодно? – Я огорчилась. – Тогда я не смогу ему помочь.

Кирилл улыбнулся, отряхнул кота от снега и сунул себе за пазуху. Я спросила:

- Почему он здесь?

- Бросили, наверное.

- Как?

- Выкинули в парке, а сами могли и уехать. Здесь много дач, куда хозяева приезжают только на выходные.

Я возмутилась:

- Это жестоко!

- Да, - спокойно согласился Кирилл. – Жестоко.

Молчание.

- Арина…

- Да?

- Я ведь тоже живу не здесь. Но как же хорошо, что я сюда приехал! Как ненормальный взял отпуск в феврале и скрылся от всех. Здесь… светлее. Забываешь про всё. Про любовь длиной в две недели, про случайных приятелей, которых почему-то считаешь друзьями, про офис в процветающей фирме, на который променял свою мечту.

- Мечту?

- Я хотел учиться живописи. Но в семье считали, что мне нужен престижный институт, карьера… Я был мальчишкой, только-только окончил школу. И как раз умерла моя бабушка – единственный человек, который не только любил меня, но и понимал. Она бы меня поддержала… но тогда я остался один, был потрясён и растерян. И я уступил.

Я понимала. То, что делал сейчас Кирилл, называлось – «излить душу». Но что нужно сделать в ответ? Кажется, это… Я подвинулась к нему ближе и потянулась к его губам. Он, как мне показалось, счастливо встрепенулся и сделал ответное движение – ко мне. Но…

- Нет-нет… - он осторожно коснулся пальцем моих губ. - Не сейчас.

Мы вновь замолчали. Разговор складывался как-то странно и подводил нас к чему-то слишком важному, к какой-то грани, которую почему-то нельзя было переступать.

- Странно, - сказала я. – Ты говоришь, и я многое понимаю. Живопись, свет и одиночество… Но я не знаю, что такое институт, офис, карьера… Для меня этого… нет.

- А что же есть? Пожалуйста, расскажи.

- Ну… разное.

- А что тебе нравится?

- То есть, что я считаю красивым?

- Можно и так сказать.

- Не знаю… Снежный заяц, белый конь, ледяной олень. Их я… Помню? Но есть то, что я только «знаю», но хочу «помнить». Понимаешь? Я знаю о букетике ландышей, забытом на залитом солнцем подоконнике, о смешной девочке, играющей с бельчонком… и о том, что этот парк может быть ярко-рыжим и немножко багряным… но всего этого я не «помню»…

Кирилл взволнованно сжал мою руку.

- Что такое?

- Арина… ты ведь пересказываешь сейчас сюжеты моих картин.

Я вновь не знала, что сказать, и только стиснула его пальцы в ответ.

Мы вышли из парка и пошли по улицам городка. Рука об руку… Жемчужный мир, белый с серым. Чёрное кружево ветвей. Золотые огни в домах и пёстрые вывески. Рука Кирилла – тёплая. Это было новое, неизведанное… Нравится ли это мне? Тепло… оно волнует, обнимает и делает беззащитной… потому что его хочется снова и снова.

Строения сменились. Уже не большие и однотонные, но приземистые, разноцветные.

- Это самая старая часть города, - пояснил Кирилл. – Тут ещё сохранились деревянные постройки… Многие из них – дачные дома, куда жильцы приезжают только на лето, поэтому сейчас здесь совсем тихо. А вот и мой… вернее, дом моей бабушки. Видишь, вон за низеньким забором?

Прямо у калитки нам улыбался симпатичный снеговик – ртом, сделанным из обломков тонких веточек, и я улыбнулась ему в ответ. А Кирилл почему-то медлил… Наконец он решительно распахнул калитку и вошел, и я за ним следом.

В маленьком дворике перед красивым деревянным домом стояла неподвижная фигура. Белая. Как снег. Она и была – снегом. Но это же я. Я узнавала свои черты, овал лица, свою толстую косу, даже опушённую мехом курточку поверх длинного платья… Я – и я… мы стояли лицом к лицу, обе неподвижные и безмолвные.

Кирилл подошел сзади, положил мне руку на плечо.

- Это я вылепил. Сегодня. Перед тем, как меня потянуло прогуляться в тот самый сквер, где я встретил тебя.

Он мягко развернул меня к себе, взглянул в лицо. Теперь обе его руки лежали у меня на плечах…

- Я придумал тебя. Понимаешь? Я всегда верил в то, что всё написанное, нарисованное, вылепленное талантливо и от сердца, оживает в мирах, куда устремляются наши фантазии. Но я так хотел, чтобы ты, моя снегурочка, ожила здесь… рядом со мной.

Вот теперь мне всё стало ясно, больше не было вопросов, и память окончательно прояснилась – потому что, несмотря ни на что, у меня была память. И я обняла Кирилла.

- Спасибо!

- Что теперь будет с тобой? Снегурочка…

- Я Арина. Пойдем в твой дом. Покормим кота. Посмотрим на твои картины. Я знаю, что твои картины здесь. Всё моё «знаю» - это от тебя, Кирилл.

- А «помню»?

- От мира, в котором соткалась моя душа, когда ты лепил меня. Пойдём…

- А что будет потом?

- А зачем думать о «потом»? Того, что есть – уже очень много.

Я знал, что наше счастье будет коротким. И она это знала, но всё равно согласилась подарить его… мне… нам. Снегурочки тают от человеческого тепла – таков закон сказки, из которой я эгоистично выдернул её для себя. Я не думал об этом, когда лепил её из снега. Но не предполагал же я всерьёз, что она оживёт? Надеялся, мечтал… или всё-таки был уверен? Хотел увидеть в широко распахнутых синих глазах звёзды иного мира.

И вот она здесь. В доме моей бабушки, за короткое время пропахшем красками, в тепле и уюте… и, кажется, привыкает.

Я опустил на пол пригревшегося на руках кота, и он жалобно замяукал, побуждая меня пойти на кухню за бутылкой молока. В доме было жарко натоплено, и я волновался за Арину. Но вернувшись, увидел, что она вполне уже освоилась и чувствует себя, кажется, неплохо. Она с живым интересом рассмотрела со всех сторон новогоднюю ёлку, ещё не убранную с январских праздников, которые я провёл тоже здесь, в одиночестве. Потом прошла посмотреть картины в комнату, превращённую мной в студию. У самого удачного портрета девушка остановилась надолго. Я пояснил:

- Моя бабушка… Красивая, правда? Она была знаменитым садоводом. Творила красоту…

Арина повернулась ко мне. Ее глаза-звёзды мягко мерцали.

- Почему ты всё не исправишь, Кирилл?

- О чём ты, Ариша? – не понял я.

- Брось всё, - отрезала она. – Этот твой… офис… карьеру. Ты же художник! Всё это… - она плавным жестом указала на картины, - живёт.

И тогда я наконец решился сам обнять её.

- Ты удивляешься, почему я ждал? Да? Почему мне непременно нужно было услышать от кого-то эти слова? Но ведь ты – не кто-то… И не как эти картины, не просто часть меня, ты больше.

- Это правда, Кирилл. Ты лепил меня довольно долго, и я, родившись от твоего замысла, успела вырасти, пожить и что-то уже прочувствовать в своём мире. Время между мирами течёт, наверное, по-разному? А когда ты закончил, я оказалась здесь. И всё вспомнила, увидев изначальную себя у тебя во дворе. Но есть и ещё кое-что. Дело в том, что я тоже… немножечко тебя придумала. Вот таким, решительным, ничего не боящимся, потому что тебе дано слишком много. И когда ты творил меня, то я тоже тебя чуточку творила. Только поэтому стало возможным моё появление здесь… у тебя.

- Арина…

- Нет, ничего не говори сейчас. У нас с тобой первое свидание! Что делают на свиданиях? Целуются? Танцуют?

И девушка принялась напевать полную невыразимой прелести и вдохновения мелодию, в которой я с изумлением узнал «Вальс цветов». Неужели и правда творения гениев достигают и других миров? А сейчас мне казалось, что поёт не только Арина, эту музыку мурлычет кот, ему вторит усилившийся снегопад за окном, и даже мои картины…

И мы закружились в танце. Тесная студия словно чудом расширилась, мы танцевали где-то в невообразимом пространстве над нашими мирами.

Перестав напевать, снегурочка вновь потянулась к моим губам, как тогда, в парке.

- Нет, - я испуганно отстранился. Не хочу, чтобы всё исчезло!

- Кирилл… - её голос был чуточку грустным, но в нём слышались решимость и убежденность. - Если мы это не сделаем… наша сказка так и не сложится.

Она была права. Отчего-то я это знал. И тогда я нежно обнял и крепко поцеловал Арину.

Это был лучший поцелуй в моей жизни. Самый пылкий и самый искренний, самый… настоящий. Соединяющий нас, обручающий друг другу. Долгий… а метель за окном разыгралась не на шутку. Долгий… а девушка в моих объятьях становилась всё горячее… Она пылала, и я уже ничего не мог поделать, только закрыть глаза. Чтобы, ожидаемо ощутив пустоту, открыть их, увидеть, что я снова один – и почувствовать, как душа взрывается от боли...

Мяуканье кота вывело меня из оцепенения. Я ни секунды не сомневался, что всё это было на самом деле. Что снегурочка… Арина… она была.

- Была и есть! – сказал я вслух. И выбежал на улицу, даже не подумав о шарфе и куртке. Сквозь метель я пробился на двор, к тому месту, где ещё совсем недавно лепил из снега мою мечту...

Здесь её тоже уже не оказалось. Всё, что осталось – лишь белый комок… и, кажется, он принял форму зайца… «Снежный заяц…» - так ответила моя девушка на вопрос, что ей нравится.

- Давай, дружище! – попросил я его. – Раз уж сказка началась, пусть она продолжится. Приведи меня к Арине.

Заяц встрепенулся, стряхивая с себя излишки снега, поводил ушами, вскочил и поскакал куда-то, в приоткрытую калитку и дальше – в снегопад, становящийся всё гуще, всё яростней. И я побежал за ним…

Да, такое уже было. Не со мной, и там, помнится, был кролик, но какая разница... Я мчался за белым зайцем и воистину волшебным образом не терял его из виду в завихрениях пурги. Уже не понимал, где я, куда бегу… Кругом был только снег, снег, и вьюга выла как живое существо, и я с трудом проталкивался сквозь неё, спотыкался, но не переходил на шаг. А когда мне показалось, что всё, сейчас меня просто сметёт и погребёт под белыми хлопьями… снегопад прекратился.

Передо мной предстал лес в таких ослепительных зимних красках, что лучший художник не передал бы их сверкающих оттенков. Я понял, что моя самая смелая надежда осуществилась, и сказал сам себе:

- Добро пожаловать в сказку!

Арина… Такая ли она, какой я её придумал? Ведь любое произведение искусства, если оно настоящее, начинает в процессе создания жить своей жизнью, по каким-то им же самим провозглашенным законам. А моя снегурочка и не была всецело моим созданием. И сейчас она оставалась для меня загадкой. Как бы я хотел, чтобы мы снова были вместе, больше не расставались и узнавали друг друга все лучше и лучше! Утратив её, я сразу же по ней затосковал.

Но сейчас меня волновало странное и очень приятное ощущение, что моя снежная девушка сама ведёт меня к себе.

Я был в мире, который не смог бы придумать. Если Арина существует не только в моём воображении, то и эта сказка тоже. И в конце-то концов… я всегда в сказку верил, и верить не перестану.

Я шёл к сверкающему лесу…

Оказалось, что голые прутья кустарников и ветви деревьев, росшие из заиндевелых стволов, не просто обледенели, они сами – чистейший лёд. Отсюда этот блеск под лучами здешнего солнца, ярко-жёлтого как лимон. Но не это удивило меня всего сильнее. Лес пел. Наполнялся множеством мелодий, хрустально-звонких и плавно-напевных, которые льнули друг к другу, сплетались между собой, рождая дивное многоголосие. Поющий лес…

Я остановился, чтобы слушать. Мне вдруг мучительно захотелось нарисовать… музыку. Здесь, в эту минуту, я знал, как её рисовать, и будь у меня краски… Но я принялся мысленно зарисовывать все эти переливающиеся мелодии, которые были… живыми?

Только огромным усилием воли, вызвав в памяти лицо Арины, я заставил себя не стоять, развесив уши, а снова идти вперёд. Время от времени из хрупких кустов, которые чудесным образом не разбивались и не ломались от ударов, выскакивали полупрозрачные животные и пробегали мимо, не обращая на меня внимания.

Вскоре деревья расступились, открывая небольшую поляну. На ней неподвижно стояло диковинное создание... Вот и второе любимое животное Арины. Снежный заяц, ледяной олень…

- Здравствуй, - обратился я к оленю. – Не подскажешь ли, где мне искать снегурочку по имени Арина?

И хотя отовсюду по-прежнему слышалось только пение, мне всё же ответили - мысленно: «Её голос не звучит в поющем лесу».

- Её голос? Что это значит? И кто здесь поёт так изумительно?

В голове раздалось гулким эхом: «Духи снежных дев, которые растаяли, но не пожелали воскреснуть, обретя покой и гармонию в красоте бесконечной песни».

- Значит, все растаявшие снегурочки так или иначе оживают?

Когда я услышал ответ, меня охватило радостное волнение: «Это то продолжение сказок, которое вам неведомо. Они тают и возрождаются по своей воле, если что-то снова влечёт их к жизни».

- А моя Арина?..

«Её нет здесь, - повторил мысленный голос ледяного оленя. – Ищи дальше».

Нелегко было уйти от морозной красоты, от волшебной песни, но теперь надежда на то, что я верну мою снежную девушку, превратилась в уверенность.

Оставляя лес позади, я вышел на открытое пространство. Ещё несколько шагов – и меня обступили розы… Белые, все в инее. Или, скорее, – из инея. Полностью белые – листья, стебли, шипы и лепестки. «Так это про них говорила Арина?» Я коснулся ладонью одного из цветков. Конечно же, холодный. Незримыми иголочками покалывает руку...

За спиной – поющий лес. Впереди что-то сверкает узкой платиновой лентой. Река? А здесь… здесь был покой. Лимонное солнце вновь куда-то скрылось, сад окутался зыбким маревом, и его белые розы уже казались призрачными. Они навевали сны наяву. Сознание уплывало в успокаивающую глубину туманного забвения. Мне казалось, что я уже нашёл Арину. Она не захотела стать мелодией поющего леса, но, может быть, дух девушки затаился в безмолвии её любимых цветов?

Остаться здесь… Опуститься в иней лепестков… Увидеть, услышать, принять в себя загадочные сны. Это было слишком большим искушением. Я почти уже готов был позволить хрупкой красоте покорить меня, утопить в себе… представить, что и Арина рядом. Покой, уют… туман укутает как пледом, хотя здесь, как ни странно, совсем не чувствуешь холода. Глаза слипались.

Но… стоило ли ради такого счастья тащиться в сказку? Разве дома я не мог обеспечить себе уютный покой взамен горения души? Ведь к этому всё и шло, и если бы не Арина… Арина. Она представилась так ясно, так живо! Мягкий блеск синих глаз, тепло улыбки и горячая уверенность, что нашей сказке суждено сбыться.

Нет, Арина – не в этой убаюкивающей тиши. Пусть она и белая роза, но не из этого цветника. Надо идти вперёд.

Оказалось, что это сложно... Каждый шаг давался с трудом. Море роз расступалось передо мной, но его магия всё ещё окутывала, усыпляя, завораживая…

- Хватит спать, - приказал я себе вслух. – Так ты всю жизнь проспишь, делая то, что тебе удобней, плывя по течению. Иди уже!

Заставляя себя, сопротивляясь нежной силе цветов, я медленно двигался вперёд… и вынырнул из прелестного морока вновь под солнце.

Его яркие, но вовсе не горячие лучи высветили передо мной белоснежного коня. А ведь я уже ждал встречи с ним! На сердце сразу потеплело. Конь был безупречен. Светло-голубые глаза светились умом и добротой. Он сам подошел и тронул губами мою ладонь, и я подумал, что сейчас, как ледяной олень, конь мысленно заговорит со мной. Но он просто стоял в немом ожидании. Хочет куда-то меня отвести?

Я никогда в жизни не сидел на лошади, даже ребёнком не просился у взрослых покататься в парке верхом. Я понятия не имел, с какой стороны к коню подступиться. В конце концов просто взялся рукой за инисто-серебряную гриву… и сам не понял, как оказался у него на спине. И начался – полёт.

Не знаю, касался ли конь ногами земли, но я испытал восторг невесомости. И вот уже вдалеке показался изящный светлый замок с тонкими башенками – может, нам туда? Мы перемахнули мост через реку, пронеслись над заснеженным лугом и оказались у высоких ажурных ворот, распахнутых настежь. Конь влетел во двор… и не стало ни замка, ни ворот – их заволокло туманом, как сад белых роз. И даже мой новый друг, ссадив меня и звонко заржав на прощанье, исчез. А я остался стоять… и гадать – куда же меня занесло? Увиденное во дворе походило на выставку снежных скульптур, но это слово сюда не вязалось, потому что…

Потому что девушки из снега были живыми, пусть и неподвижными. Мне чудилось, что они дышат, что их веки слегка подрагивают. Одна краше другой, все с распущенными волосами, в длинных, старинного покроя, платьях. «Они все готовы проснуться...» - подумалось мне.

- Они действительно спят, - послышался звонкий женский голос у меня за спиной.

Я обернулся.

Если в зимнем царстве есть королева снегурочек, то передо мной, безусловно, предстала она. Легкая, хрупкая, но величавая, с густой белоснежной косой, в длинной рубахе до пят, отороченной серебром.

- Ты Дева Снегов? – спросил я, невольно залюбовавшись ясноглазой красавицей.

Та медленно кивнула. И повела рукой в сторону девушек, спящих в облике искристых статуй.

- Они все – мои младшие сестры. Ждут, когда их разбудят.

- Кто разбудит?

- По-разному бывает.

Королева-снегурочка взглянула на меня строго и немного печально… но тут же ободряюще улыбнулась:

- Найдёшь среди них свою?

Арина здесь. Я чувствовал это. Мне стало радостно, и в то же время страшно и… неприятно. Она опять холодна и неподвижна, но ведь так быть не должно! Она горячая… дышит… любит.

Я шёл от одной девушки к другой, всматриваясь в их лица… Они были разными – задумчивыми, светлыми, вдохновенными, но все до единого - живыми. И правда ведь ждут. Ещё чуть-чуть – и проступят сквозь белизну яркие краски, дрогнут в улыбке губы, коснутся кого-то в знак приветствия изящные пальцы…

И её, мою снегурочку, я узнал сразу, едва приблизившись к ней.

Погладил по морозной щеке.

- Я пришёл за тобой, Ариша.

Она не растаяла даже, а рассыпалась на мириады снежинок, подхваченных порывом внезапно налетевшего ветра. И вновь стало тихо-тихо. А на месте, где только что стояла снежная Арина, осталась роза. Белая роза. Привычная, из моего мира. Тёмная зелень её листьев ярко выделялась среди всеобщей белизны.

- Как же так? – я обернулся к Деве Снегов. – Я думал, она сейчас…

- Пробудится? Так бы и случилось, если б эта снегурочка воскресла для здешней жизни, для этого мира. Но ты ведь хочешь забрать её к себе, в свою жизнь? Значит, придётся очень постараться.

Я попытался улыбнуться.

- Это как Орфей и Эвридика?

Снежная красавица вернула мне улыбку.

- Почти…

- Что я должен сделать?

- Сорви цветок и иди назад, к себе домой.

- Так просто?

- Да.

Но это, конечно, не могло быть просто. Едва я сорвал розу, как её шипы впились мне в пальцы, и я невольно вскрикнул. Боль, казалось, пронзила до самого сердца. Я недоумённо взглянул на Деву Снегов.

- Да-да, - кивнула она мне. – Иди и постарайся не выронить цветок. Не бойся, ты не собьёшься с пути.

Это было правдой. Оставив за собой о чем-то грезящих снегурочек, я прошёл через туман и направился куда-то… по наитию.

Арина… я сжимал цветок вопреки неутихающей боли. Она была куда сильнее – не сравнить! - обычных уколов цветочных шипов, и не от шипов, пожалуй, уже исходила. Это не Арина мучает меня, понял я, но здешний мир не готов её отпустить. Пальцы были в крови, но я даже мысленно не роптал на жестокость испытания. Значит, и мне довелось узнать, что порой самое важное, самое прекрасное приобретается через страдание. И всё-таки… как тяжело. Сколько же ещё идти?

Ариша! Я донесу тебя в окровавленной ладони до места, что зовётся «домом». Надо лишь потерпеть острую боль, что накрывает волна за волной и отдаётся мучительным стуком в висках.

Трудно… но разве не страшней та тупая, ноющая боль, которую испытываешь день за днём от ощущения бессмысленности своей жизни, от того, что не тем занимаешься и любишь не тех, и дружишь не с теми, но что ж поделать, как-то так вот сложилось…

А сейчас всё должно измениться! Самым сказочным образом. Судьба даёт мне возможность любить, заботиться о любимой и творить – не только ради себя, но и для того, чтобы радовать её. Надо просто идти… надо идти домой.

Я настроился на бесконечный путь. Думал, что придётся вновь пересекать поле снежных роз и поющий лес. Но опять, как и дома, закружила метель, забросала меня рассыпчатыми хлопьями, и я вновь шёл ей навстречу, пока всё вокруг не стало белым-белым. А потом не осталось ничего, кроме метели, жгучей боли и розы у меня в руке…

Голова закружилась, меня потянуло куда-то, и я едва не выронил цветок. Но нет, ещё сильнее стиснул стебель, протыкая, казалось, шипами ладонь насквозь. Пусть. Я не выпущу её, мою любовь. Даже если… В глазах потемнело.

Тепло… Где… Неужели дома? Да, я лежу на своей кровати поверх одеяла, прямо в джинсах и свитере. А как же… Зимняя сказка, белая роза? Я поднёс ладонь к глазам – ни капельки крови, ни следа от шипов. Нет… не может быть! Это не может быть просто…

- Кирилл… Ты очнулся.

Сначала прыгнул прямо на меня рыжий кот, а потом кто-то осторожно присел со мной рядом. С замиранием сердца я повернулся…

- Арина!

Мгновение – и я покрываю поцелуями лицо любимой девушки, не давая ей вымолвить ни слова. Она такая новая, такая здешняя, даже одета уже по-нашему, в просторную бежевую блузку и тёмные брюки. И лишь убедившись, что она настоящая, а не чудится мне, я выслушал рассказ снегурочки о том, как её душа в полусне ждала преображения, заключённая в цветок розы. Арина ощущала мою боль и страдала со мной, но вместе мы познали и всю глубину нашего чувства.

- А потом я вновь оказалась в том самом сквере, на той же самой скамейке, и ты сидел рядом со мной. Но ты словно бы спал и не мог пробудиться, даже когда я помогла тебе встать. Так что это я привела тебя сюда, ведь я запомнила дорогу.

- В наш дом…

- Да, - девушка светло улыбнулась. – В наш дом.

- Значит, сказки о снегурочках у нас рассказывают не до конца? Они тают и оживают вновь?

- Именно. Но не каждой везёт так, как мне с тобой. Я люблю тебя, Кирилл.

- Я люблю тебя, Арина.

- А знаешь, я думаю, что легко освоюсь в моём новом мире. И вот что… для начала научи-ка меня, пожалуйста, как правильно заваривать чай.