Читателям книги «Памир – крыша мира» предстоит увлекательное путешествие по жаркой и загадочной Центральной Азии. Вместе с известным мотопутешественником Павлом Кобяком Вы проедете через древние города Самарканд и Бухару, увидите закрытую от мира Туркмению и впечатляющие «Врата в ад», почувствуете горячее дыхание пустыни и приятную прохладу оазисов. Перед Вашими глазами предстанет опаснейшая страна – Афганистан, где человеческая жизнь ничего не стоит и откуда европеец имеет все шансы не вернуться живым. Ну, и, конечно, появится шанс увидеть заснеженные пики таинственного и притягательного Памира.

Просыпаюсь в 4.00 от звука телефона и внжу на дисплее SMS: «Я никуда не еду». Сообщение приходит от моего напарника Жени Практиканта, с которым собрались в экспедицию на Памир. Вот еще сюрприз! Что-то стряслось?! Чтобы в ночь перед отъездом так кардинально менять планы, должно случиться что-то из ряда вон: болезнь близких, авария и т. п. Подготовка длилась более полугода, была затрачена масса сил, энергии, мы подключили к проекту десятки людей, и на тебе: не еду!

Поднявшись из теплой кровати, успокаиваю пробудившуюся жену: «Спи, Мариша, все в порядке!» Выхожу в кухню, нервно набираю номер. И после короткого разговора понимаю, почему у товарища сдали нервы.

Мы оказались абсолютно измотанными перед сложнейшей поездкой в Среднюю Азию. Ничего не срасталось: надо было закрыть все рабочие вопросы, подготовиться к путешествию, но мы катастрофически не успевали. За неделю до отъезда мой мотоцикл был разобран, а запчасти к нему еще не приехали. Экипировки тоже не было, а главное, денег на поездку не было, потому что партнеры вдруг притормозили платежи. Ко всему прочему, я попал в ДТП, где потерял кучу времени на разрешение ситуации. Все, казалось, висело на волоске, и в голове постоянно прокручивались вопросы: что делать?! Как все успеть?!

Как выясняется из разговора, Женя в такой же ситуации. В подобных случаях спасает только жизненный принцип: не отступать и не сдаваться. Главное, напрячься и отправиться в дорогу, дальше все разрулится само собой.

– Ладно, – говорю Жене, – ляг, поспи. Утро вечера мудренее.

Наконец почти бессонная ночь – позади. Спускаюсь в паркинг, сажусь на мотоцикл, поворачиваю ключ в замке зажигания. Мотор начинает гулко тарахтеть, его грохот разносится по всему паркингу, и я говорю про себя: «С Богом!»

Я направляюсь в Русское географическое общество, от которого мы получили задание на экспедицию. Опаздывая, стараюсь ехать быстрее, и вот, наконец, переулок Гривцова и знакомое ceроe здание. У центрального входа – толпа, в основном телевизионщики с камерами.

– Привет, Павел… – встречает меня Андрей Стрельников, секретарь РГО. – Ты один?

– Напарник занят сборами. Очень сложный оказался подготовительный период, извини…

– Так и поездка предстоит непростая. Ладно, ответишь на пару вопросов телевидению?

– Да без проблем.

Приехало много телевизионщиков: канал «Санкт-Петербург», HТB, программа «Вести», еще люди с радио. Несколько коротких интервью, затем Андрей вручает мне флаг экспедиции, и я отъезжаю.

Еще один короткий заезд – в Дом национальностей на Моховой, где меня провожают представители администрации Санкт—Петербурга из Комитета по межнациональным отношениям. Они вручают мне специальную грамоту на семи азиатских языках. Эт о казахский, узбекский, туркменский, таджикский, киргизский, памирский и афганский дари. Документ послужит для нас своего рода охранной грамотой, но об этом – позже.

Ну, и по традиции устраиваются проводы во дворе моего дома «Князь Александр Невский». Когда въезжаю через арку внутрь домовой территории и вижу синий Женькин BMW, тревога в душе утихает – порядок, напарник со мной.

– Привет, Жень! – пожимаю руку. – Справился?

– Справился… Правда, не спал всю ночь.

– Я так и понял, – смеюсь, – а ведь я поначалу думал: одному придется ехать…

На просторной, вымощенной плиткой площадке собирается множество гостей: друзей, знакомых, соседей, родственников. Светит яркое солнце, дует свежий ветерок, и атмосфера царит приподнятая. Друзья подходят, чтобы похлопать по плечу и пожелать счастливой дороги. Кто—то переговаривается, кто—то наливает горячий чай из термосов.

Мама Жени пускает слезу, моя мама подходит и передает мне иконку, призванную оберегать в пути. Усаживаю моего сынишку Пашулю на мотоцикл, и нас фотографируют на фоне плаката с изображением горных вершин Памира.

– Паxа, отличный торт!

Держа на весу огромное кондитерское изделие, изготовленное по случаю события, в центр выходит мой друг Витя Думиев.

– Первый отведаешь?

Беру нож и отрезаю кусок с изображением горы и названием «Памир». После чего начинаю угощать гостей. Все хвалят торт, запивая его чаем, все веселые, улыбчивые, но нам, увы, пора покидать эту замечательную компанию.

Обняв на прощанье близких, надеваю шлем и завожу мотоцикл. Все разговоры тут же делаются приглушенными. Даю парy сигналов, включаю передачу и медленно начинаю двигаться по тротуарной плитке, которой вымощен двор. Поднимаю левую руку, чтобы попрощаться, и тут внезапное сомнение: а вернусь ли я домой? Такая мысль возникает впервые – всякий раз, отправляясь в очередную экспедицию, я был нацелен только на победу. А тут…

Поворачиваю в арку и скрываюсь за поворотом. Все, проводы закончились. Началось путешествие, и мы остались один на один с дорогой. Что нас ждет дальше – мы не знаем.

Уверенности прибавляется, когда, выехав на КАД, бросаю взгляд на сумку на баке. К сумке прикреплено крупное, форматом А4, фото моего деда, Ивана Ивановича Митрофанова. Дед здесь в военной форме, он – герой Великой Отечественной войны, дошел до самого Берлина, получив немало орденов и медалей. Я всегда гордился своим дедом, поэтому в преддверии великого праздника – 70-летия Победы – решил провести моего замечательного предка по тем местам, где он никогда не был. Кажется, что дед смотрит на меня, и под этим взглядом неуверенность уходит, я знаю: все будет хорошо!

Подъехав на очередную заправку, вдруг получаю на сдачу георгиевскую ленточку. Вот чего мне не хватало, я даже переживал, что забыл ленточку дома. Но тут нежданный подарок судьбы, что приятно, все-таки совсем скоро праздник Победы.

Задолго до выезда я знал, что встречу этот великий праздник в путешествии. Поездка была запланирована давно – я «заболел» Памиром, когда мой друг Виталий «Витас» из Кншинева проехал по этой горной стране в одиночку и поделился восторженными впечатлениями о путешествии. Он рассказывал о городах и пустынях Центральной Азии, о живущих там людях, о местных обычаях и культуре и «заразил» меня Памиром. Уже тогда было принято решение: еду туда в следующем году. Я специально ездил в Кишинев к Витасу на Праздник вина, где мы совместно проработали маршрут будущей экспедиции. Мы определили места, куда надо обязательно заехать, и мне дали нужные контакты, что было хорошим подспорьем для путешествия. Затем я взялся готовиться самостоятельно. В первую очередь потребовалась психологическая подготовка, когда ты настраиваешься на успех, воспитываешь уверенность в себе и удерживаешь это состояние. Любая трудная ситуация в дороге не должна сбивать, любой удар ты обязан принимать стойко и без паники. Ну, и физические тренировки тоже были регулярными. Каждый день специальная кардиотренировка, поскольку предстояло путешествие по высокогорью; посещение спортзала, зимние поездки на кроссовок мотоцикле, полный отказ на полгода от алкоголя, мешающего настроиться на победу. Все это, конечно, повышало шансы на успех, поэтому предотъездные суета, бессонница и т. п. не могут сбить с позитивного настроя.

После бессонной ночи в дороге начинает клонить в сон. Мы отсыпаемся в пути, на коротких остановках на заправках в Новгородской и Тверской областях. На первой заправке отвечаю, что на спидометре моей «хонды—африки» отмечен пробег 34 тысяч километров. На обратном пути я посмотрю, сколько километров мы намотали в этом путешествии.

Одно из происшествий могло случиться в Тверской области, когда у Жени перетерся трос, которым было привязано запасное колесо с шипованной резиной. По счастью, напарник вовремя это заметил, и колесо не потерялось. А вообще эта часть пути, знакомая до мелочей, ничего экстремального не обещала. Светит солнце, сравнительно тепло, дорожное покрытие – отличное, настроение тоже. Кажется, что до самой границы России дорога будет такой не легкой, но перед городом Клин нас ожидало первое ЧП.

Моя «хонда-африка» внезапно перестает тянуть. Ход замедляется, я откручиваю ручку газа до предела, однако мотоцикл начинает задыхаться, издавая характерный звук «Уyyyy…», как бывает при снижении оборотов. А потом и вовсе глохнет. Что за хрень?! Мы еще и несколько часов не едем, самое начало пути, а техника, которую тщательно готовил, уже отказывает!

– Что случилось? – подъезжает напарник.

– Что-то с мотоциклом… – говорю, стараясь быть спокойным. – Думаю, топливная система.

Поворачиваю ключ зажигания, и вдруг бах – мотоцикл заводится! Приободрившись, пускаюсь в дальнейший путь, однако легкая тревога остается. Вспоминаю, как мой друг Миша Бар рекомендовал для горных экспедиций именно «хонду—африку-твин», он на ней исколесил всю Монголию и доехал до Магадана. Поверив ему, я приобрел такой мотоцикл, но проверить его в деле, обкатать по-настоящему – не успел.

Отказ техники в путешествии – одна из самых серьезных неприятностей после здоровья. Особенно опасен отказ там, где нет мотосервисов, а то и вообще никакой цивилизации нет. Тогда поломка м ожeт привести к невосполнимому урону здоровью, а в исключительных случаях – и к потере жизни. Понятно, что в Подмосковье не составляет труда найти мотосервис, чтобы устранить внезапно проявившийся дефект, однако останавливаться для ремонта я не спешу. Мне очень хочется попасть на нашу традиционную маевку в Самаре, где мы, согласно намеченному графику, должны оказаться через два дня. Там меня ждут друзья: Витас из Кишинева, Игорь Шем из Кемерова, Леха Генерал из Новосибирска – словом, те, с кем давно не виделся и поэтому очень хочу встретиться. Этот международный праздник мотоциклистов всегда проходит весело, по—боевому, он дает заряд на целый год.

Однако надежда на русский авось не оправдывается. Мотоцикл время от времени глючит по непонятной причине, и нам с большим трудом удается доехать до Мытищ, где нас ожидает мой старый друг Володя Ростопша.

Мы ночуем в большом доме Володи. Но иные мысли во время бессонницы беспокойные. Почему-то поездка не задается с самого начала: мы не успеваем на маевку в Самару. «Мы на экскурсии в бункере Сталина», – пришло сообщение от питерского товарища Сергея.

«Мы не попадаем, сломались по дороге», – вынужден был я ответить. И оттого, что планы летят к черту, накатывает тревога.

Когда проваливаюсь в сон, мне снится мотоциклист в шлеме с опущенным визором. Я не могу понять, кто это, вижу только, что он пытается идти на обгон фуры. А та не дает себя обогнать! Мотоциклист в левую полосу – фура туда же! Он в правую, и могучий грузовик тоже смещается вправо. Найдя наконец щелку, мотоциклист откручивает ручку газа до предела, делает рывок, однако фура успевает сманеврировать и неумолимо вытесняет мотоцикл на обочину с рваным асфальтом…

Просыпаюсь в холодном поту, не очень понимая: откуда такие сновидения? А главное – что они означают?

Наутро уже склоняюсь к тому, чтобы купить новый мотоцикл – на старом ехать покорять Памир очень рискованно. Или все-таки попытаться его отремонтировать?

– Что посоветуешь, дед? – мысленно обращаюсь к фотографии на сумке. Дед не может ответить впрямую, понятное дело, но я будто слышу его ответ: не торопись с серьезными решениями.

– Вот это правильно! – соглашаюсь. – Так что для начала попробуем отремонтировать мою «хонду»!

Весь следующий день я ремонтируюсь. На мотосервисе проверяют систему подачи топлива, чистят карбюратор, в общем, стараются довести байк до ума. По окончании ремонта мы под сильным ливнем стартуем в сторону Рязани.

До Рязани остается 50 километров, и в этом месте мотоцикл опять глохнет! Причем безнадежно, он про— сто не едет. Женька тормозит, и мы какое—то время молча стоим под дождем, смотрим на бесполезную технику. Струи дождя хлещут по мотоциклу и нашим шлемам. Стою мокрый, на холодном сыром ветру, а вокруг безрадостный северный пейзаж, ведь даже листья еще не распустились…

Внезапно звонит телефон.

– Паша, привет! Мы в Бухаре! Блин, как здесь классно! Жара, солнце, клубника! Когда вы здесь появитесь?!

Это мои друзья – группа, что уехала в Азию на неделю раньше нас. Из телефона будто подуло теплым ветром, настолько позитивно прозвучало сообщение. Но мне кажется, что звонят с M арc а – слишком сильна разница между той и этой реальностью. Здесь проливной дождь, дубак, ветер, и даже не верится, что где-то совсем другая погода, тепло и солнечно…

Мы сидим в придорожном кафе «Шамкир», ждем эвакуатор. Мы обзвонили и поставили на уши половину Рязани. Парни уже разъезжались по домам, ехали ложиться спать, но им пришлось отказаться от сна и своих семейных дел. Сейчас они едут разбираться с нашим мотоциклом, чтобы завтра утром мы смогли отправиться дальше. Сегодняшний утренний ремонт байку не помог. Может, дело в электрике? В неисправной катушке? Или еще в чем—то?

После холода и езды под дождем еду в эвакуаторе и кайфую. Теплый воздух из печки обдувает замерзшие руки. Играет радио, и меня под музыку тянет в сон. Я понимаю: нас ожидает очень непростой маршрут. Но все—таки надеюсь, что поездка будет приносить и более приятные ощущения. Ко всему надо относиться философски: что ни делается, все к лучшему. Значит, нам надо кого-то повстречать. Причем именно тогда, когда это нужно. Может, эта встреча круто изменит всю жизнь. Может, это все не зря. Это – жизненный опыт. Рязанский водитель эвакуатора будит меня: «Приехали». Вылетаю обратно на дождь, и тут еще один звонок.

– Паша, где вы застряли!? – слышу голос Витаса. – Мы тебя ждем на маевке!

В трубке слышен гул голосов, музыка, ведущий что-то говорит в микрофон, затем звучит залп салюта. Мои друзья веселятся, им кайфово, а я опять ремонтироваться должен!

– Извини, – говорю, – но я поломался.

– Вот блин… Ладно, не переживай, сейчас дам контакт в Рязани.

Гуляющие на маевке друзья рекомендуют обратиться к Диме из мотосервиса. Вскоре получаю телефон, звоню и через нескольких людей выхожу на Диму. Тот полночи возится с моей «хондой»: проверяет карбюратор, катушки зажигания, и мотоцикл вроде оживает.

Мы едем поспать в гостиницу, где неожиданно встречаем питерских знакомых – моего соседа по району Кирюху и Андрея Маренкова. У них тоже небольшая поломка мототехники, а держали они путь в Абхазию.

На следующий день погода солнечная, я отправляюсь в путь с надеждой на лучшее. Отъехали от Рязани всего 37 км, и мот опять ломается! Тяги нет: движок надсадно гудит, когда откручиваю газ, но мотоцикл движется вперед еле—еле. Это уже мистика какая—то! Полоса невезения, мне даже философствовать не хочется, потому что никакие мысли не успокаивают.

В это время мои друзья в Бухаре, счастливые, пьют пиво. В Самаре на маевке гульбанит Урал и Сибирь.

А у нас одна поломка за другой! Beра в мотоцикл пропадает, и опять наказывает мысль: может, приобрести новый?!

Из последних сил стараюсь верить в лучшее. Мой девиз прежний: не отступать и не сдаваться!

Разворачиваемся и отправляемся в обратный путь. Кое-как удается добраться до города на скорости не больше шестидесяти – восьмидесяти, при этом мотоцикл постоянно дергает. Все-таки зря не обкатал «хонду», не опробовал как следует! Теперь вот расплачиваюсь за свою легкомысленность…

У нас есть телефон еще одного рязанца – Володи. В этот день он не может с нами встретиться, но на следующее утро подъезжает к гостинице, тожe на «хонде-африке».

– Что, Паша, проблемы? Ладно, сейчас мы едем к лучшему в нашем городе механику.

Это уже попытка ремонта номер три. Но если механик – лучший, то попытка, скорее всего, будет удачной.

Добравшись до сервиса, долго ждем этого самого «лучшего». Наконец механик по имени Роман появляется, весь из себя стильный, в дорогих шмотках и по манере поведения – высокомерный.

Я завожу мотоцикл.

– Ну как, завелся? – спрашивает небрежно.

– Завелся… – говорю. – Но проблемы есть.

– Какие проблемы, если он завелся?! Садись и езжай!

– Слушай, Ром, если бы не было проблем, я бы сюда не приехал, верно?

Я говорю это напористо – надо же решить вопрос!

– Да нет тут никаких проблем! Техника исправна!

Этот гламурный тип уже начинает меня бесить.

– Ты хочешь, чтобы я отправился в дорогу и через 50 километров сломался?!

Полемика заканчивается тем, что мы посылаем «лучшего механика Рязани» на три буквы, выкатываемся из сервиса и будим телефонные звонком нашего знакомого Диму.

– Я все понял, мужики, – говорит тот заспанным голосом. – Причина поломок – бензонасос, стопроцентно. Есть запасной?

– Есть.

– Тогда отправляйтесь в сервис, я сейчас туда подъеду.

По счастью, я прихватил с собой бензонасос, поскольку знал: система подачи топлива в «хонде-африке» – слабое место этого мотоцикла. После замены мотоцикл начинает нормально работать, значит, можно отправляться в путь.

Погода опять хорошая, и мы до вечера делаем рывок до Пензы, где останавливаемся в придорожной гостинице «Петушок». Очень приличный отель, всем его рекомендую: чисто, комфортно, опрятно и сравнительно недорого. Нам наконец-то удалось нормаль— но выспаться, и на следующий день мы добираемся по хорошей дороге и отличной погоде до Самары.

По дороге много думок о пропущенной маевке. Мы не успевали, но, может, это и хорошо? Конечно, хотелось увидеть друзей из Сибири, с Урала, которые постоянно мне звонили. У них играла музыка, была прекрасная погода, а мы стояли под дождем, и мотоцикл мой был сломан. Казалось: нас не отпускал Питер. Был очень тяжелый старт, куча всяких дел, плюс в самом начале – три дня поломок. Это серьезная нагрузка – и физическая, и психологическая. Но путешествие, по сути, только начинается. Уже завтра мы пересечем границу России и окажемся в Казахстане.

Мы двигаемся друг за другом на средней скорости: не ползем, но и не гоним. Казахстанское шоссе пусто, тут вообще не очень много машин встречается. И вдруг навстречу – местный гаишник на раскрашенной в бело-синие цвета «шкоде». Завидев нас, гаишник начинает мигать дальние светом. Мы проносится мимо друг друга, я смотрю в зеркало и вижу: «шкода» разворачивается, врубает мигалку, сирену – и за нами!

Мы не останавливаемся, лишь слегка притормаживаем. Обогнав нас, гаишник через матюгальник нагло и дерзко требует, чтобы мы прижались к обочине. Когда мы тормозит, «шкода» делает еще один разворот, останавливается на другой стороне дороги.

Опускается стекло автомобиля. И из салона показывается рука, и раздается голос:

– Иди, иди сюда!

Ладонь призывает меня, и этот жест вполне можно расценить как команду: к ноге!

Я сижу на мотоцикле, думая: а не пошел бы ты на хрен?! Но при этом спокойно отвечаю:

– У нас так не принято.

Недовольный гаишник вылезает из машины, раздраженно хлопает дверцей и направляется к нам. Явно хочет наказать.

– Документы! – резко спрашивает он. Я протягиваю документы:

– Пожалyйста.

– Почему нарушает?! – наезжает с ходу.

– По—моему, мы нормально ехали, без превышения… – отвечаю.

– Нет, вы нарушили скоростной режим! И я вас сейчас оштрафую! У вас скорость была восемьдесят шесть километров в час! А у нас разрешено шестьдесят! За это будет штраф!

– Большой штраф? – интересуется Женя.

– На ваши деньги – очень большой! Можете отправляться в банк, он вон там, через дорогу! А я иду составлять протокол!

– Стоп! – вскидываю руку. – Никаких протоколов! Не знаю, кого вы там засекли вашим радаров, но только не нас!

А он продолжает возбуждаться:

– Нет, вы нарушили! Нарушили!

Я решаю не горячиться. И достаю выписанную в Доме национальностей грамоту на семи языках.

– Мы путешественники, – говорю спокойным тоном. – Едем с международной миссией по странам СНГ. Вот!

Я протягиваю грамоту.

– Прочитайте, тут прямо на казахском написано: «Оказывать поддержку и содействие всем административным ресурсам». Ваш консул лично нас провожал в Петербурге – вместе с руководством города!

Гаишник тут же утрачивает пыл. Рассматривает грамоту, затем с недовольным видом протягивает документы обратно.

– Ладно, забирайте ваши права!

Видно, что неприятностей ему не хочется. Гаишник залезает в машину и резко дает по газам.

– Жека, дай пять, – говорю, улыбаясь. – Видишь, как классно мы казахского гаишника отшили?

Это первое приключение в Казахстане, границу которого пересекли пару часов назад. Переезд в эту страну в первую очередь ощущаем колесами – дорожное покрытие становится значительно хуже. Тем не менее, мы без проблем добираемся до Уральска, где меняем деньги на местные тенге и плотно обедаем, заказав в кафе бешбармак. Это блюдо состоит из вареного мяса, лука и лапши.

– А что значит – бешбармак? – спрашиваю у официантки. – Ну, в переводе на русский?

– Это означает «пять пальцев», – улыбнувшись, отвечает казашка.

– А почему «пять пальцев»?

– Потому что раньше кочевники ели это блюдо руками, вилок и ложек в степи не было. Но у вас есть вилки и ложки.

Блюдо это не только вкусное, но и сытное – до вечера, когда к нам в гостиницу приезжают двое парней из здешнего байкерского сообщества, есть совершенно не хочется. Мы общаемся полчасика, я дарю парням свои книжки, после чего отправляемся спать.

Утром нахожу сообщение в соцсетях о том, что в Питере празднуют открытие мотосезона. Вижу фото знакомых, едущих на «Уралах», Гришу в военной форме и красноармейской шапке и испытываю радость оттого, что колонну питерских мотоциклистов возглавляют мои друзья из клуба «Штрафбат».

Сообщаю об этом приятное событии Женьке, после чего выходим из номера и идем к мотоциклах. С утра тепло, но еще не жарко. Поворачивает ключи зажигания, моторы начинают гудеть, и я говорю:

– Следующий пункт маршрута: Атырау.

К моменту прибытия в этот город солнце уже в зените, и становится жарко. Въехав в Атырау, вижу вполне современный город: красивые жилые новостройки, бизнес-центры, уютные скверы с зелеными насаждениями. В Атырау даже есть отель «Мариотт», что уже само по себе показатель. В городе очень красивая мечеть, а еще там есть столб, разделяющий реку Урал на две части, – граница Азии и Европы.

В Атырау нас встречает Слава Странник. Его координаты дали мне знакомые сибирякн. Он много путешествует по России и миру, в частности, был в Хабаровске, где у знакомых нашел мою книгу о поездке из Петербурга во Владивосток, так что заочно мы были знакомы.

Покормив путешественников бешбармаком, Слава везет нас (покормил путешественников, а везет вас? Не звучит…) на встречу с президентом местного мотоклуба Олегом. Удивительно, но так совпало, что ребята из клуба неделю назад привезли ему в подарок мою настольную игру «Сел и поехал»!

– Как, останетесь на день-другой? – спрашивает Олег. – Я баньку растопил, шашлык приготовил, весь клуб вас ждет. Оставайтесь – выпьем, пообщаемся…

Но мне приходится извиниться.

– Без обид, Олег, нам надо нагонять график. Очень хотелось бы посидеть с вами душевно, но в Душанбе к нам прилетят друзья и съемочная группа телевидения. И мы не имеем права опаздывать.

– Жаль! – разводит тот руками. – Тогда посидим в следующий раз!

Мне и впрямь хочется приехать к этим гостеприимным парням еще раз, и, возможно, я сделаю это, причем вместе с семьей.

Направляемся в сторону Кульсары. Вдоль дорог бегают тушканчики, мы видим кружащихся в небе птиц, кажется, даже заметили орла. Очень много лошадей, осликов, ну, и, конечно, постоянно попадаются верблюды.

Увидев очередное стадо верблюдов, решаю похулиганить: съезжаю с дороги в открытую степь и начинаю гоняться за животными на мотоцикле. Верблюды, переваливаясь с боку на бок, удирают от моего рычащего железного коня. В наушниках играет музыка группы «Пилот», светит яркое солнце, и я наконец-то получаю настоящий кайф от поездки.

Еще одно сильное впечатление: мусульманские кладбища. Это натуральные города мертвых: над могилами возводятся вроде как дома—склепы. Некоторые без крыш, некоторые увенчаны крышами-башенками, полумесяцами, в общем, очень колоритно.

Дорога по северо—западному Казахстану кажется спокойной и безопасной. Но это только на первый взгляд. Позже, в Ташкенте, мы узнали от узбекского мототуриста Рустама такое, что благостное настроение тут же улетучилось.

– Несколько лет назад на этой дороге творился полный беспредел! – возбужденно говорил Рустам. – Туристов грабили, а бывало, даже убивали!

– Серьезно?! – не верил я.

– Да куда уж серьезнее! Совсем недавно положение изменилось, после одного случая. Тут возле Атырау двух итальянских туристов полностью раздели, ну и мотоциклы, понятно, отобрали. Только ребята эти оказались из ближайшего окружения премьера Берлускони. Они ему пожаловались, а тот давай Назарбаева набирать: разберись, мол, хороших ребят обидели! Международный скандал!

– И что Назарбаев?

– Всех построил! Сказал местному начальству: чтоб никаких грабежей, никаких ОПГ, если еще такое произойдет – всех поснимаю с должностей! Президент шутить не любит! После этого положение стало исправляться. Можно и сейчас нарваться на бандюков, но уже реже.

Нам в этом смысле, слава богу, везет. Мы не встречаем на пути лихих людей, зато попадаем на кусок бездорожья. После Кульсары проезжаем Бейнеу, и за ним асфальт заканчивается. Последние 83 километра до границы с Узбекистаном – грунтовка, где сплошные ухабы, рытвины, так что скорость, хочешь не хочешь, приходится снижать. Постоянная трясучка, когда трудно удержать мотоцикл.

И тут в очередной раз ломается бензонасос! Вокруг простирается бесконечная азиатская степь.

Солнце нещадно бьет в макушку, мы сгорает от жары, и хочется пить. Сглатываю комок в горле, вижу приунывшего напарника, а машин, как назло, совершенно нет. «Неоткуда ждать помощи!» – мелькает в перегретом мозгу.

Это обстоятельство, когда надеяться остается только на себя, внезапно включает энергию. Сюда не доедет никакой эвакуатор! И попутных машин не будет, поэтому я должен сам починить мотоцикл! Лезу руками в горячий мотор, разбираю бензонасос, смотрю контактную группу. Она подгоревшая, похоже, загвоздка именно в ней. Начинаю чистить контакты, затем включаю зажигание, и вот: тух-тух-тух! Ура, завелся! И все-таки еду дальше, продолжая движение к границе с Узбекистаном.

– Это что такое?! – восклицает туркменский таможенник, тщательно осматривающий мотоцикл и открытый кофр. Осмотр проводился скрупулезно, но спокойно, а тут он вроде как обнаружил в моем багаже кобру!

– Это? Спутниковый телефон.

– Я вижу! Но почему вы его ввозите?! Я пожимаю плечами.

– Чтобы в случае чего сделать звонок.

– Кому звонок? И какой должен быть случай, чтобы вы его сделали?

– Да разное случается в дороге… – отвечаю. – Можно сломаться, разбиться ну и так далее.

Таможенник забирает телефон.

– У вас разрешение есть? – спрашивает.

– Нет.

– Идемте за мной, к начальнику таможни.

Наличие приглашений, как думалось, должно было облегчить пересечение туркменской границы. И поначалу все вроде бы шло гладко. Нам сделали транзитные визы, составили маршрутный лист, согласно которому мы должны проезжать по территории Туркмении в Иран. Если честно, ни в какой Иран нас не пустили бы без «Корнет де пассаж» – специального документа, гарантирующего, что мы не продадим там свою мототехнику. Но туркменские пограничники об этом не догадывались и проложили четырехдневный путь на маршрутном листе по всем правилам: Туркменабад, Мары, Ашхабад, далее пограничный пункт на границе с Ираном. И пусть стоимость этого транзита была очень высока, мы без разговоров заплатили, главное, чтобы не было задержек, нам очень не хотелось опять менять планы.

И тут спутниковый телефон в багаже! Мало того что все мобильники обследовали до последнего файла, так еще к этому средству аварийной связи прикопались! К начальнику таможни поднимаемся на второй этаж. Захожу в шикарный кабинет, где на стене – огромный портрет туркменского президента. В углу стоит большой флагшток с зеленым флагом Туркмении, а сам начальник восседает за добротным столом с телевизором.

– Мы имеем право вас не пустить, – спокойным голосом говорит начальник, узнав про ситуацию. – Спутниковый телефон нужно обязательно регистрировать. Какая у вас модель?

Взяв в руки телефон и достав какой-то талмуд, он пролистывает страницы, проверяя внесенные в нее модели. Но данная модель в списке отсутствует.

– Тогда надо звонить в Ашхабад, – говорит начальник. Он набирает замминистра МВД Туркмении и, объяснив ситуацию, долго о чем-то консультируется на туркменском языке.

И что тут делать? Вceго за час до этого мы проходили узбекский КПП, где вся процедура длилась меньше часа. Накануне, выдвигаясь из Бухары, угодили под сильнейший дождь, вымокли до нитки, и узбекские пограничники учли наш бледный вид – не стали тянуть резину с досмотром и оформлением документов. А здесь, блин, проблема международного масштаба! Надо же, нашли шпионское оборудование! Да любой нормальный путешественник, отправляясь по безлюдным местам, где нет цивилизации, берет с собой спутниковый телефон – ведь он можeт быть единственной возможностью попросить помощи!

Хуже всего, завтра – 9 мая, День Победы. Если нам дадут от ворот поворот, то для нас это будет днем поражения, чего очень не хочется…

– С какой целью едете? – спрашивает начальник, как видно пока не принявший решения. Я объясняю нашу миссию, показывая в очередной раз «охранную грамоту». И про деда рассказал, про грядущий День Победы, так что в итоге немного расположил к себе начальника.

Ситуация между тем критическая. Внятного ответа из Ашхабада нет, а до закрытия границы всего десять минут! И если мы сейчас не проедем – наши планы полетят к черту!

– Спускайтесь к мотоциклам, – неожиданно говорит начальник. Мы спускаемся и видим, как на японской белой машине подъезжает еще один служащий таможни. Ему передают телефон, затем говорят:

– Проводи ребят до отеля, им надо отдохнуть.

Это означает, что переход границы все-таки разрешен. Но разрешилась ли наша ситуация?! Сопроводив нас до отеля в городе Туркменабад, служащий говорит:

– Я сейчас съезжу в департамент связи, попробую заглушить ваш телефон. А вы пока отдыхайте.

Изголодавшиеся, мы первым делом направляемся в ресторан на первом этаже гостиницы. Только нам принесли туркменский суп, как меня вызывает служащий гостиницы, мол, вас ожидают на ресепшене. Подхожу и вижу человека в военной форме, он предлагает выйти на улицу. Идем в темноту, сворачиваем за угол, и мне говорят строгим голосом:

– Павел! Вы должны сейчас отключить ваше средство связи. И дать обещание, что не включите его в течение всей поездки по нашей стране.

Как я понял, заглушить телефон не удалось. Мне кажется, начальник таможни просто не хотел портить нам праздник и всего лишь соблюдал формальности. Поэтому я тут же отключаю телефон и честно обещаю провести его по Туркмении в отключенном состоянии.

На следующий день начинаем знакомиться с одной из самых закрытых стран мира. Мне рассказывали, что государство здесь контролирует все, и в первую очередь – бизнес. Частных гостиниц нет. Цены весьма высокие. Но наши расходы отчасти компенсирует низкая плата за бензин. Заправки – государственные, и стоимость бензина везде одинаковая – один манат за литр. Это примерно 20 центов в пересчете на международную валюту, дешевле питьевой бутилированной воды. Причем раньше бензин стоил еще дешевле, около 10 центов, что сравнимо с Саудовской Аравией или Кувейтом. А каждый владелец транспортного средства получал 1500 литров бесплатного бензина в год!

Но сейчас, как мы узнали, эту невероятную халяву прикрыли, не без оглядки на Россию. Мы ведь тоже нефтедобывающая страна, но стоимость горючего для граждан немаленькая: и государство, и хозяева «нефтянки» наживаются на нас очень сильно!

А пока нас пытаются обмануть местные торговцы и обслуживающий персонал. Причина простая: несколько лет назад здесь произошла денежная реформа, и стоимость маната изменилась в пять раз. Не все туристы в курсе, и некоторые местные жители без зазрения совести пользуются их неинформированностью.

Сидим в местном ресторане, просим меню. Приносят, но цены там почему—то не указаны. Вскоре понимаем: для своих посетителей здесь одни цены, для туристов – совсем другие, гораздо выше. И объяснить эту разницу никто то ли не может, то ли не хочет.

Тyт же вспоминается, как в туркменском консульстве в Москве я пытался оформить визу. Процесс оказался настолько сложным, что детским садом показалось даже получение американской визы – а это очень непростое дело. Но там было понятно, что и в какой последовательности нужно делать. А вот туркменские служащие консульства ничего объяснить не могли: любая конкретика отсутствовала напрочь! И в Питере, когда представитель Дома национальностей попросил глав всех диаспор оказать содействие нашей экспедиции, руководители туркменского сообщества были единственными, кто не смог нам помочь. Знающие люди мне рассказывали, что туркмены неплохо жнвут. Доход на душу населения очень высокий. Пенсионеры, получая среднюю пенсию 200 долларов, полностью освобождены от уплаты за коммуналку. Про богатых жителей и говорить нечего. Поэтому желание нажиться на каждом туристе не очень понятно.

Город Туркменабад производит неплохое впечатление. Везде уложен качественный асфальт, кругом зеленые лужайки, на них растут розы, а на дорогах много больших телевизионных панелей, показывающих рекламу. Очень понравились национальные женские наряды – яркие, разноцветные, буквально бьющие в глаза.

И следующий город – Мары – тоже выглядит хорошо. А свадьбы там богатые, судя по шикарные иномаркам в свадебных кортежах, встреченных нами      на подъезде к этому городу. Замечаем прикольную деталь: на капоте передней машины, кроме привычных лент и шариков, видим ковер, а на нем – тюбетейку. Об этом странном обычае позже рассказал наш новый приятель Семен, встретивший нас в Ашхабаде.

– Это мода такая, она недавно появилась. Почему именно тюбетейку помещают? Не знаю. Наверное, потому что это – национальный головной убор. А вы на развалины древнего Мерва, кстати, не заезжали?

– Нет, не заезжали. А где это?

– Километрах в тридцати от Мары. Возраст этого города – более двух тысяч лет, и там имеется множество развалин старинных зданий и сооружений.

– Жаль, что не увидели их, – сказал я. – Хотя нам, если честно, туда ехать нельзя. Мы не имеем права отклоняться от проложенного маршрута. Если остановит ДПС и проверит маршрутный лист, могут возникнуть проблемы.

Зато мы знакомимся с более современным «сооружением», которое просто повергает в шок! Мы перекусываем в придорожном ресторане, затем я посещаю уличный туалет. Захожу и вижу, что унитаз расположен не вдоль этого бетонного «скворечника» размером метр на метр, а поперек! То есть заходи, дорогой гость и усаживайся боком! Почему та— кое расположение?! Ответа нет, это так и осталось загадкой…

Едем дальше. Тормозит возле торгового лотка, увидев, что продаются дыни. Продолговатые, круглые, ярко—желтые – они притягивают взгляд, так что даже слюна течет.

– Попробуем местных дынь? – предлагаю напарнику.

– С удовольствием! – отзывается Жека.

За лотком стоит молодая женщина в национальных одеждах, рядом крутится пацан лет десяти.

– Сколько стоит дыня?

– Десять манат! – утверждает продавщица.

Я выбираю дыню по запаху. От одной из маленьких желтых дынь исходит густой душистый аромат, и вскоре она лежит у меня на ладони. Я готов расплатиться и вдруг:

– Двадцать манат!

– Как двадцать?! Вы же только что говорили: десять!

– Десять – это      которые вот тут лежат, слева! А эта – двадцать манат!

Беру дыню, которая слева, и понимаю: с обратной стороны она полностью гнилая. Начинаю возмущаться, продавщица моментально забывает русский язык и начинает говорить по-туркменски.

– Пожалуйста, говорите на русском! прошу я, тщательно скрывая раздражение.

В итоге я приобрел дыню за 15 манат и плюс к тому упаковку вяленой дыни, что тоже очень вкусно.

Настроение бодрое, можно сказать – победное.

Ведь сегодня – День Победы!

– Ну что, дед? – обращаюсь в очередной раз к фотографии. – Мы все-таки победили, как считаешь?

Дед молчит, но я чувствую его молчаливое одобрение.

– Мы прорвались в Туркмению, – продолжаю, – хотя все висело на волоске. А значит, можно спеть песню, которую ты так любил. Подпевай мне!

Усаживаюсь на мотоцикл, закрываю забрало шлема, трогаюсь с места, направляясь к Ашхабаду. И пою чуть ли не в полный голос:

Этот День Победы порохом пропах, Это праздник с сединою на висках…

Ашхабад, в который мы попадаем спустя короткое время, производит сильнейшее впечатление. Это город—сказка, то ли азиатский Лас—Вегас, то ли Арабские Эмираты. Вокруг белые, облицованные мрамором здания, буквально сияющие на солнце, красивейшие административные постройки, спортивные и культурные центры, и все, что называется, с иголочки, недавно построенное. Автобусные остановки с кондиционерами и телевизорами, и на каждой – автоматическое стеклянные двери. Везде разбиты зеленые газоны, лужайки, а правительственный квартал весь в цветах. И по всему городу – золоченые осветительные столбы с фигурным орнаментом, будто перенесенные сюда из сказок «Тысячи и одной ночи». Вечером в свете этих многочисленных фонарей город становится просто безумно красивым, превращается в место чудес. Везде бьют фонтаны, водяные струи подсвечиваются множеством разноцветных прожекторов, и я уже не верю глазам, кажется, что я не в Туркмении, а где-то на Лазурном Берегу.

По ходу мы замечали, что страна в основном сельская, народ живет скромно, но здесь мы просто по— пали в один из самых крутых городов мира! После такого думается, что все наши трудности с получением виз себя полностью оправдали. Может, они и правы, что сделали страну полузакрытой? Все это великолепие сохраняется в немалой степени потому, что сюда приезжает не так уж много иностранцев. Посторонняя беднота, преступность – отсекаются, и город может не беспокоиться за сохранение своей красоты.

Нас встречают Семен и его друг Нарваз. Это не байкеры и не мотоциклисты – в отличие от всех, кто встречал нас на пути. Мотодвнжения в Туркмении, как поясняют парни, вообще нет, оно отсутствует напрочь!

– Как так?! – удивляемся. – Везде есть: в Казахстане, в Узбекистане, в Киргизии… А у вас нет?!

Семен разводит руками.

– Тут народ не может спокойно ездить. Техника хорошая, дороги тоже отменные, и туркмен сразу выкручивает газ до предела. И тут же разбивается, нередко – насмерть! Не справляются с управлением, короче, а таких никто не будет поддерживать – ни государство, ни частные лица…

Одна из наших трапез происходит в настоящей туркменской юрте. Внутри мы видим огромный широкий низкий стол, везде лежат разноцветные ковры, на них разбросаны подушки. На стене большой плазменный телеэкран, под потолком висит современная стильная люстра. Вот только стульев нет – здесь едят лежа.

Устраиваюсь поудобнее, ем шашлык, прихлебывая ароматный чай, и неспешно веду беседу. Мне очень нравится такая атмосфера. Какие-то блюда знакомы, какие—то ем впервые, например запеченное в тесте ребрышко барана. Оно очень сочное, а вкусное – просто язык проглотить можно.

Атмосфера резко меняется в тот момент, когда приносят счет. Он выставлен в манатах, и я не могу с ходу пересчитать курс. Кладу сто долларов, рассчитывая, что этого хватит и даже сдачи принесут. Официант через некоторое время возвращается и заявляет:

– Здесь не хватает. У вас счет на двести долларов! У меня глаза лезут на лоб: ни фига себе! Пожалуй, в редком московском ресторане столько заплатишь за обед, только в чужой монастырь со своим уставом, ясное дело, не ходят…

– Ну что, Жека? – говорю. – Добавляй и ты стольник, что тут поделаешь.

Мы добивается минимальной скидки в 15 баксов, и на этом обеденный перерыв заканчивается.

А дальше начинается самая интересная часть путешествия по Туркмении. Я давно мечтал попасть в то место, которое называют «Врата в ад» или «Дырка дьявола». Причем не я один – каждый мототурист мечтает попасть в это место, ведь оно легендарное, почти мистическое. Но удается это далеко не каждому. И в Туркмению-то не каждый попадет, как мы уже убедились, а добраться до этого места в пустыне – тем более.

Выезжаем туда засветло на «мицубиши—паджеро» нашего нового знакомого Масхата. Но к тому времени, когда мы проедем двести километров, отделяющих это место от Ашхабада, уже стемнеет. Я знаю: в этом месте особенно страшно ночью, поэтому так и рассчитывали наше прибытие.

– Может, переночуем там? – предлагаю перед выездом. – У нас и палатка есть…

Но такая ночевка, по словам Масхата, очень опасна. Дело в том, что сейчас весна. И вся смертоносная живность пустыни просыпается, готовая укусить или ужалить. Скорпионы, фаланги, пауки-каракурты, гюрзы, кобры – все эти твари стали активными, и в первую очередь – в ночное время. Отсюда и страх; в конце концов, это совсем не шутка – встретить ядовитые насекомых или змеей. Местные жители, прежде всего чабаны, пытаются защищаться от этих тварей, обкладывая места ночевок овечьей шерстью, через которую насекомые не могут переползти, но мы в этом деле неопытные, да и где ее возьмешь, овечью шерсть?

Продолжая тему ядовитых гадов, Масхат рассказывает по дороге историю об одном своем приятеле, который держал в домашних условиях… настоящую кобру!

– Ну, кобра как кобра, она же в специальное аквариуме у него, не укусит. Но тут у него день рождения! Собрались гости, мой друг, конечно, поддал и давай понты кидать! Достает левой рукой кобру из аквариума, зажимает ей шею и начинает ей пощечины отвешивать. Глядите, мол, какая у меня кобра домашняя, все от хозяина терпит! Гости гогочут, а девушки проcто кипятком писают от восторга. В заключение он говорит: ну а теперь я ее поцелую! Подносит кобру к лицу, а она его – цап за нижнюю губу!

– И что?! спрашиваю, поежившись, Сразу…?

– Ну, не сразу, яд кобры не мгновенно действует.

Но все дело к тому идет. Девчонки завизжали, а он, швырнув кобру в угол, тут же потерял сознание. Через какое—то время приехал реанимобиль, его пытались вернуть в сознание, но даже глаз не смогли раскрыть – лицо моментально распухло. Увезли в больницу, пытались там откачивать, только без толку. Так и вышло, что человек прямо со дня рождения поехал в морг… Даже дату похорон уже назначили.

– Да—а, говорю. – Жаль мужика, довыпендривался…

Масхат усмехается.

– Не спеши, на этом история не заканчивается. Через два дня в морге осталась дежурить медсестра. И вдруг слышит ночью крики в мертвецкой! Ну, там, где трупы лежат в холодильнике! Она ничего не понимает, открывает двери, а там наш друг орет благим матом! Она чуть не грохнулась в обморок, увидев сидящего на столе и дрожащего от холода «мертвеца»!

– Как же он ожил?!

– Алкоголь спас. Он же сильно пьяный был, и высокое содержание спирта в крови отчасти обезвредило яд змеи. После укуса кобры, да еще в голову – выжить почти нереально…

История, что называется, и смех и грex. Но поучительная. Не буди лихо, пока оно тихо; иначе говоря, не рискуй понапрасну, пытаясь покорить кого-то дешевыми понтами. Риск не всегда благородное дело, иногда он просто признак тупости.

Тем временем смеркается. Пустыню черным саваном накрывает южная ночь, и на небе проступают Луна и яркие звезды. Пока шел рассказ, Женя дремал на заднем сиденье машины, но вскоре, похоже, его придется будить.

– Далеко еще? – спрашиваю Масхата.

– Теперь уже близко. Но я все—таки предлагаю подкрепиться.

Чем можно подкрепиться в ночной пустыне?! Верблюжьими колючками?! Оказывается, не колючками, а верблюжьим молоком, которое мне довелось попробовать первый и, возможно, последний раз в жизни. Угощают им в странном заведении, которое можно счесть пустынным придорожным кафе. Прямо на песок тут брошены истертые ковры, горят какие—то тусклые светильники, а неподалеку стоят бутылки и пиалы с этим самым молоком верблюдиц. Вокруг – чернота хоть глаз выколи, только свет фар от нашей машины разбавляет ночную тьму…

Масхат отпивает молоко и говорит:

– Оно вкусное, пробуй.

Я пригубливаю этот кисломолочный продукт и соглашаюсь: действительно вкусно. Подкрепившись молоком, усаживаемся в машину, чтобы преодолеть последние километры до цели путешествия.

Вскоре асфальт кончается: мы делаем отворот от трассы и движемся прямо по пустыне. Машину начинает кидать на барханах, а темнота впереди сгущается еще сильнее. И вдруг, когда мы оказывается на самом высоком бархане, где—то вдалеке мелькает огненная ярко—желтая полоса. Потом полоска делается больше, она намного ярче звезд и даже луны – кажется, из недр земли бьет ослепительный свет. И чем ближе мы подъезжаем, тем сильнее свет, будто из земли в этом месте идут какие—то испарения, что и впрямь адское пекло напоминает!

Меня внезапно охватывает сильное волнение. Я давно мечтал сюда попасть, представлял это место, но реальная картинка превосходит мое воображение. Мы подъезжаем, останавливаемся в нескольких метрах от края, и, когда я открываю дверцу, лицо обжигает жарким ветром. Передо мной – огромная круглая дыра в земле, которая пышет пламенем и жаром. Горячий ветер делается сильнее, и кажется, есть серьезная опасность свалиться туда, где виднеется множество языков пламени. Возникает ощущение, что я стою на вершине действующего вулкана и гляжу в кратер. Вулкан вот—вот готов взорваться, выплеснуть из раскаленного нутра тысячи тонн лавы и пепла, похоронив нас всех заживо.

Теперь я осознаю разрушительную силу и мощь огня! Мы все любим посидеть у камина, улесного костра, когда огонь приручен и создает один лишь уют. Здесь никаким уютом не пахнет, эта стихия не для жизни, она несет только смерть. Это громаднейший костер, гигантский раскаленный котел, и название «Врата в ад» абсолютно подходит этому месту…

Разыгравшееся не на шутку воображение борется с тем, что говорит Масхат.

– Эта дырка еще в конце семидесятых годов образовалась. Советские нефтяники тут ставили оборудование для добычи газа. Поставили вышку, а она со всей техникой в землю провалилась! И оттуда, из-под земли, пошел газ. Чтобы не травить газом животных пустыни, газ подожгли, с тех пор он горит… Видите, вон там видны куски этой вышки?

На горящей поверхности и впрямь видны искореженные металлические конструкции. Непонятно, правда, вышка это или что другое – за годы пребывания в этом «аду» металл почти полностью утратил форму.

– Поначалу пытались как-то тушить огонь, засыпать песком, но все оказалось бесполезно. Думали даже взорвать, но побоялись.

– Могло бы грохнуть со страшной силой?

– Могло бы. В общем, месторождение решили не разрабатывать, оставить все как есть. Но газ, однажды вспыхнув, уже не гаснет. И с каждым годом огнедышащая воронка становится только больше, потому что края все время осыпаются. Сейчас она уже метров шестьдесят в диаметре.

– А глубина какая? – спрашиваю.

– Не меньше пятнадцати – двадцати метров, – отвечает Масхат. – Не дай бог туда свалиться – живым уже не выберешься.

Я с осторожностью приближаюсь к краю. Еще шага два – и рискуешь свалиться в огненную бездну, полыхающую уже более тридцати пяти лет. Никакого ограждения здесь нет, а значит, всегда остается риск заживо сгореть. Выбраться оттуда совершенно нереально. И даже если ты сразу не сгоришь, а найдешь негорящий кусочек земли – ты тут же задохнешься, потому что весь кислород на дне полыхающей ямы полностью выгорает.

Много ли здесь погибло людей? Масхат не знает, такой статистике тут никто не ведет. Но животные пустыни наверняка не раз становились жертвами «Дырки дьявола».

Беседуя, мы стараемся светить фонариками себе под ноги. И вдруг – Женькнн крик: «Ааа!!» Он отпрыгивает, по счастью, не в сторону горящей дыры, а в темноту. А я, направив луч на то место, где он стоял, вижу огромное, быстро бегущее насекомое. Оно сантиметров десять в длину, у него множество мохнатых ног, плотное хитиновое тело, а впереди – челюсти.

– Назад! – кричит Масхат. – Это фаланга!

Судорожно отпрыгиваю назад и вспоминаю, что этот страшный паук пустыни может запросто укусить, и последствия будут самые печальные. У него нет своего яда, но на челюстях содержится трупный яд, потому что фаланга – падальщик, и если после укуса не оказать вовремя помощь, то может быть любой исход, вплоть до летального.

Затем любопытство побеждает страх: я приближаюсь к фаланге и начинаю снимать паука на видео. Тот пригибается к земле, вроде как напрягается, и Масхату еще раз приходится крикнуть:

– Паша, отойди! Это опасно! Она сейчас прыгнет на тебя!

После этого нам объясняют, что насекомые пустыни, змеи и прочие твари – все ползут и летят в ночное время к огню, чтобы погреться. Я без экипировки – в обычных джинсах, в кроссовках, и вскоре возникает ощущение, что кто-то маленький, с множеством мерзких лапок заполз под штаны и ползет по ноге. Б-рр!

Воображение продолжает и дальше работать, как мотор. Мы разводим небольшой костерок неподалеку от дыры, чтобы согреть чаю. И кажется, что к нашему костру ползут мириады живых существ из пустыни, и существа эти, конечно же, смертельно опасны! Пустыня дышит смертью, и пылающий котлован дышит смертью, и мы со своим джипом кажется себе мелкими уязвимыми существами, которым не выжить в такой обстановке…

Поэтому ночевать приходится все-таки в машине: разбивать палатку – слишком большой риск. Да и какой может быть сон, когда от каждого шороха будешь вскакивать?!

Впечатления от этой поездки остаются надолго. Если бы я ничего, кроме «Врат в ад», не увидел в Туркмении, все равно поездка в эту страну была бы оправданной.

Мы возвращаемся обратно в Ашхабад, а утром отправляемся в обратный путь. Мот опять начинает ломаться. Перед выездом из Ашхабада на парковке у Нарваза наблюдаю под мотоциклом лужу бензина.

И понимаю: протекает замененный китайский бензонасос.

– Черт, опять то же самое… – расстраиваюсь. Я понимаю: отремонтироваться сейчас нереально, по-этому отключаю бензонасос, чтобы бензин шел к движку прямотоком. И через каждые тридцать километров останавливаюсь, чтобы долить бак до верха – иначе бензин перестает поступать. Главное – добраться до Ташкента, там будет нормальный ремонт.

Возвращаясь в Туркменабад, проходим переправу через реку Аму—Дарья. В этом месте строится новый железнодорожный и одновременно автомобильный мост. Туркмены торопятся, хотят успеть к азиатской олимпиаде, которая должна пройти в Туркмении в будущем году. Но пока там только понтонный мост, а раньше вообще был паром.

Тем не менее за проезд по металлическим понтонам нужно платить. Вначале нас останавливает полиция, регистрирует, затем подходят военные, а следом – служба, берущая плату за проезд.

– За что деньги берете? – спрашиваю.

– Э—э, фонд президента берем! Сказали: каждый, кто проезжает, должен платить!

Возле переправы происходит и вполне приятный разговор с туркменским полицейским.

– Вы откуда? – интересуется тот, проверяя документы.

– Из Питера.

– И как вам Туркмения?

– Ничего. Только дорого все у вас.

– А теперь куда едете?

– Дальше по Азии поедем: в Душанбе, в Бишкек…

Неожиданно физиономия нашего собеседника расплывается в улыбке.

– О, Бишкек! Я там был! Там такие длинноногие красавицы ходят! Просто рай! Ну, а Вова Путин как там поживает?

– Он мне о своей жизни не докладывает, – говорю. – Но я думаю, неплохо поживает.

– Он у вас молодец. Не дает в обиду ни себя, ни народ. Американцы плохо себя ведут, мы этого не любим. А Вова – правильный, дай Бог ему здоровья.

Надо отметить, во всей Средней Азии отношение к Путину – самое положительное, включая и закрытую страну Туркмению.

Последнее приключение – на КПП, когда проезжаем назад.

– Почему вы вернулись?! – удивляются таможенники.

– У меня сломался мотоцикл.

И тут же начинается: достают фотоаппарат, фотографируют сломанный бензонасос, заставляют писать заявления, пояснения – где и когда мы останавливались, в каких гостиницах ночевали и т. д. Но в конце, как ни странно, приглашают на обед и угощают холодным кефиром и лепешками. Туркменские таможенники, словом, опять нас удивляют: пусть и нагнули слегка, но отнеслись как к своим.

На улице страшное пекло – температура +40. После всех процедур и перекуса мы оставляем мотоциклы и устраиваемся под навесом, защищающим нас от палящего солнца. Внезапно я проваливаюсь в сон. И вижу, как по ночной пустыне несется мотоциклист – на полной скорости, с включенными фарами. Он приближается к огненной дырке в земле, после чего начинает гонять по кругу. Странно: я уверен, что знаю этого байкера, но из-за темноты и опущенного визора не могу в точности сказать, кто это. А скорость все больше, и с каждым кругом мотоциклист все ближе к пылающему аду. Вот он уже мчится по самому краю, бах – и срывается вниз!

В этот момент я просыпаюсь и слышу, как под навесом поют и чирикают птички. Жека дрыхнет рядом под своим мотоциклом. К чему этот сон? Вроде мы совершили эту поездку без особых приключений, все живы и здоровы… Но на душе все равно остается тревога, словно должно произойти что-то нехорошее…

Подъезжаем к очередной узбекской заправке, с облупленной краской на стенах. Рядом с колонка— ми раскинут коврик, на нем разложены нарды, и двое служащих в тюбетейках неспешно в них играют, сидя в позе лотоса.

– Бензин есть? – спрашиваю, снимая шлем.

– Нэт бензин, брат! – разводит руками один, постарше.

– А когда бензовоз будет?

– Может, сегодня вечером, может, завтра… Езжай лучше дальше, брат, там еще один заправка есть…

Ехать дальше я могу, долив из канистры остатки бензина в бак. При ликвидированном бензонасосе езда возможна только в таком режиме, когда бак более—менее полный. Поэтому опять вспыхивает тревога. Постоянно ломающаяся техника, если честно, меня измучила. А главное, она таит в себе угрозу. Хорошо, когда ломаешься под Рязанью или хотя бы вблизи крупного азиатского города, где можно решить проблему. Но впереди Памир! Где ни механиков, ни сервисов, одни лишь горы, снега и кружащие над головой хищные птицы. Отказ техники в таких местах грозит катастрофой: если не разобьешься насмерть, то замерзнешь или тяжело заболеешь…

Ближе к городу Навои все-таки удается заправиться, а также залить канистру. Вот вам разница между Туркменией, где бензина завались, и Узбекистаном, где с горючим на каждом шагу проблема.

Заехав в Навои, тут же вспоминаю, как собирался в дорогу Коля Принц, который хотел стать третьим участником экспедиции. Коля когда—то жил в этом городе и, обговаривая маршрут, каждый раз повторял:

– Надо обязательно Навои посетить! Хочу посмотреть, что там изменилось…

– Без проблем, – отвечал я ему.

Но Колю не пустила cyпрyга, узнав, что мы собрались наезжать в слишком опасный Афганистан. Да и в Туркмению Коля ехать не очень-то хотел, поэтому отправился на Памир с другой группой, уехавшей на неделю раньше нас по иному маршруту.

Смотреть в этом городе, впрочем, нечего, и мы отправляемся в дальнейший путь. Вскоре добираемся до Самарканда, где нас встречает на въезде в город Игорь Одиссей, здешний мотоциклист. Он провожает нас в гостиницу, расположенную в самом центре Самарканда, напротив Регистана. Удивило то, что мы смогли въехать в эту гостиницу прямо на мотоциклах, оставив их под крышей возле фонтана. Расположились – и тут же перекусывать в местный ресторан.

В ресторане стены покрыты яркими обоями с национальным сине—золотым орнаментом, а рядом с посетителями разгуливают два крупных павлина, один из которых раскрыл большой синий хвост. Напротив нас сидит Игорь, на шее унего повязан пионерский галстук Здесь я наконец-то начинаю понимать, что плов

в Средней Азии – разный. В одном городе один способ приготовления, в другом – другой, отсюда и вкус различается. Мы заказываем плов в каждом городе, и пока что самым вкусным, как единодушно решили мы с Женькой, оказался бухарский.

Блbже к вечеру отправляемся в Гур-Эмир, где покоятся останки великого завоевателя Тамерлана. Сам мавзолей уже закрыт для посещения, слишком поздно. Но по территории можно прогуляться, что мы и делаем, слушая Игоря.

– Знаете, что произошло, когда гробницу Тамерлана вскрыли?

– Нет, – отвечаем, – не знаем.

– А какое предостережение на этой гробнице было написано – знаете?

– Понятия не имеем.

– Там написано: «Нарушивший покой Тимура будет наказан, а по всему миру разразятся жестокие войны».

– И что?

– А то, что эту гробницу советские ученые вскрыли 21 июня 1941 года! И на следующий день началась война!

– Да, про это слышал, – говорю. – Совпадение?

– Черт его знает, совпадение или нет…

Гробница завоевателя половины мира смотрится загадочно и таинственно. Прожектора выхватывают из темноты огромный голубой купол; арочный вход в мавзолей светится темно-синими оттенками, а внутри арки вспыхивает золотом орнамент. Под ногами мозаичная плитка, и ни души вокруг. Мы тут практически одни, совсем маленькие в сравнении с этой гигантской усыпальницей, и оттого предсказание Тамерлана кажется чистой правдой, можно сказать пророчеством…

Утром осматривает Регистан, рядом с которым по— селились. Это большая площадь, на которой расположены три медресе – мусульманских университета. Эти сооружения выстроены в восточном стиле, с большими арками, синей керамикой на фасадах, и смотрятся великолепно. А затем, как в любом азиатском городе, мы направляемся на базар.

На базаре европейские гости чувствуют себя белыми воронами. Вокруг шум, мельтешение людей, бьющие в нос запахи, крики – все тут чем-то заняты, даже местные птички, что чирикают под высоким навесом. Мы же поначалу теряется, слишком всего много. Вот в ноздри бьет резкий аромат специй, затем сбоку кто—то кричит:

– Лепешка купи, брат! Лепешка купи!

Мы проходим дальше, где в воздухе витает аромат

готовящегося на огне шашлыка.

– Здесь самый вкусный шашлык! – называет продавец. – Пальчики оближешь, если купишь!

Мимо проходит старик с тележкой, бесцеремонно толкает нас и исчезает в толпе. Рядом мелькает кто—то в длинное халате, потом человек с тюрбаном на голове, потом человек в тюбетейке…

– Ай, какая халва! Ай, сладкая! Пробуй, пробуй, брат!

Пробую халву, она действительно сладкая, даже слишком. Поэтому приобретает не восточную сладость, а клубнику – северянам никак не наесться свежих ягод.

Ну и конечно, на самаркандском базаре, как и на других базарах Средней Азии, открыто продают анашу – ее характерный запах опознается сразу.

После базара еще раз посещаем мавзолей Тамерлана, теперь уже в дневное время и с заходом внутрь. Убранство усыпальницы внутри не менее эффектно, чем снаружи. Витиеватые золоченые и синие керамические орнаменты покрывают все стены, которые буквально сияют при солнечное свете. И витражные стекла на окнах светятся разными цветами. Со слов Игоря мы знаем, что один раз в сутки солнечные лучи попадают прямо на нефритовое надгробие, и оно тоже начинает снять. Сама могила, где лежит прах Тамерлана, находится внизу, гораздо ниже уровня пола.

Утром Игорь провожает нас за город, где мы заправляемся, чтобы двинуть в сторону Ташкента.

– Хорошей дороги! говорит новый знакомый на прощанье. Я обнимаю его.

– Приезжай в Питер! – говорю. – У нас тоже здорово!

По дороге наблюдаем в полях множество людей, склонившихся над грядками. Оказалось, они собирают клубнику.

– Нам везет, Жень, – говорю на одной из остановок. Прикинь: выехали из холодного Питера, где даже листья на деревьях не распустились, а тут тебе и прошлогодние дыни, и клубника с грядки!

Свежую клубнику мы еще не раз попробуем, а пока спешим в Ташкент, где нас встречает Ceрeга Кореец. «Наконец-то цивилизация! – думаю. – Может, здесь я наконец—то доведу до ума мотоцикл?»

Ceрeга знакомит нас с Рустамом из местного мотоклуба – у него тоже «хонда—африка». Общаюсь с ним, и постепенно надежда превращается в уверенность.

– Не переживай, брат, – говорит тот. – Поставим тебе вакуумный бензонасос, и все будет в порядке, забудешь про свою проблему.

Вечером наши новые друзья устраивают экскурсию по вечернему Ташкенту. Это настоящий мегаполис: вдоль просторных улиц высятся современные многоэтажные здания, бизнес—центры, гостиницы, и все это залито светом разноцветных прожекторов. В городе много фонтанов, обилие зелени и, конечно же, множество мусульманских архитектурных памятников.

– Ташкент – это государство в государстве, – поясняет Ceрeга.

– В каком смысле? – уточняю.

– Ну, Узбекистан – это одно, а Ташкент – другое. Вы же видели, как живет остальная страна?

– Видели.

– Так вот, Ташкент живет намного лучше. Здесь столица, другие деньги, вообще другой уровень жизни.

Мы сидим в ресторане, на столе перед нами – множество узбекскх вкусностей, и настроение отличное. Ceрeга просматривает на айфоне новостную ленту и вдруг заявляет:

– Новость! Парни, слушайте! Коля Принц из Санкт-Петербурга разбился на Памире, неподалеку от Ишкашима. Наложено шесть швов. Лежит в больнице.

У меня внутри все моментально сжимается. Я холодею от страха, пока не понимая: как разбился?! Почему?! Шашлык застревает в горле, я прокашливаюсь и только затем обретаю дар речи.

– Это же наш друг! – говорю. – Он собирался ехать с нами, третьим членом команды!

В мозгу за секунду прокручивается вся история нашей совместной подготовки. Колян очень рвался на Памир, и поначалу наши планы выглядели нерушимыми. Но он в Азию с другой группой поехал…

Однако долго размышлять не могу, надо что-то делать! Звоню Принцу, трубку не берут – вне зоны доступа. Тогда я быстро набираю номер моего знакомого Джамбула из Душанбе.

– Джамик, у меня разбился друг! – кричу в трубку. – Он где—то у вас, лежит в больнице! Можешь его разыскать?!

– Паша, спокойно, – говорит Джамбул. – Думаю, что найду. Он ведь жнв?

– В мотоновостях пишут, что жив. Но насколько серьезно разбился, я не знаю!

– Ладно, жди звонка.

На Джамбула у меня серьезная надежда – это человек из органов, он должен помочь.

В ожидании ответа начинаю размышлять. Странные дела: человек решил избежать опасности, не поехал в Афганистан. Но опасность поджидает мотоциклиста на каждом километре. Тем более – на Памире, пересекать который решится далеко не каждый мотоциклист.

Следом тут же вспоминается тот самый черный мотоциклист, что катался вокруг огненной ямы, а потом туда падал. Может, это было предчувствие этой самой катастрофы? Мы мало что понимаем в столь тонких и загадочных делах, но иногда кажется: беду можно предчувствовать, нередко именно в снах нам подаются знаки…

Через полчаса раздается звонок.

– Паша, нашел! – слышу голос Джамика. – Он действительно разбился, но в больнице уже не лежит, только на перевязки ходит.

– Где же он?!

– В отеле живет. Но мне на ресепшене ответили, что в номере его сейчас нет.

На душе становится спокойнее: если человек не на больничной койке, а лечится амбулаторно, то ничего особо страшного не случилось. Еще через полчаса перезванивает уже сам Принц.

– Братан, что там произошло?! – опять начинаю возбуждаться. – Сильно разбился?!

– Да ничего, Паш, все нормально… Только половину головы не чувствую.

– Как это?!

– На скорости влетел в череду ям. Визор был приоткрыт, и я долбанулся лицом о свое же стекло. Хотя врачи говорят: повезло, всего два миллиметра до глаза оставалось. А так – только треть физиономии рассек.

Да, другу повезло, что не лишился глаза. Хотя голос, я чувствую, очень расстроенный. Экспедиция Коляна на этом закончилась, иначе говоря: Памир его не пустил.

– Колян, – говорю, – там рядом с тобой Джамик, он тебе будет помогать. Мотоцикл поможет отправить, нуи вообще… Я за тебя спокоен, ты в надежных рукаx.

Ночью долго не могу уснуть – событие сильно меня разволновало. Успокаиваюсь лишь мыслью: в конце концов, он жив. Руки на месте, ноги на месте, глаз тоже уцелел. Шрам на лице останется, конечно, и немаленький, но у какого мотоциклиста-путешественника нет шрамов?

На следующий день решаю осуществить одну мечту. А именно: подняться на здешнюю телевизионную башню. Во многих городах, где бывал, я стараюсь подняться на самую высокую точку, чтобы увидеть окрестности с высоты птичьего полета. Так было в Тампере, Прагe, в Берлине. И в Ташкенте тоже хочется наверх. Тем более что местная телебашня входит в Международную федерацию башен – есть такая организация.

Наверх нас поднимает современный скоростной лифт, но интерьер в верхнем ресторане, откуда можно обозреть город, пахнет «совком». И красные портьеры, и столы со стульями, и старые истертые ковры – все из прошлой эпохи, на всем этом можно ставить надпись: Mаde in USSR. Мы сделали несколько снимков, пройдясь по кругу, после чего заказали кофе и погрузились в подзабытую советскую атмосферу. Хотя вид Ташкента сверху, если честно, не впечатлил.

После подъема посещает самый большой в Средней Азии центр плова. Он находится рядом с телебашней и представляет собой здание с огромным залом, где одновременно могут угощаться пловом 600 чело— век. Плов – это главное азиатское блюдо, хотя способы его приготовления в разных местах различаются. В этом центре, например, мы видим огромные, более метра в диаметре, казаны, в одном из которых лежит половина туши барана. В казане парится рис, пересыпанный желтой морковью, и по мере готовности местные кулинары могут тебе приготовить тот или иной вариант национального кушанья. В меню имеется: «Свадебный плов», «Свадебный особый», «С двойной нормой мяса», с бараниной, с козлятиной и т. д. Причем плов, замечу, не только вкусная еда, но еще и очень сытная. Один раз плова наешься – и весь день есть не хочется.

Далее решаем посетить местное метро, по отзывам знакомых – невероятно красивое. Метро в Ташкенте не очень глубокое: чтобы в него попасть, не надо ехать несколько минут на эскалаторе, как в Питере, достаточно спуститься по лестнице. А дальше ты попадаешь в некий подземный храм. Стены отделаны синей, голубой и золотистой керамикой, сложенной в национальные узбекские узоры. В каждом вестибюле сияют сотни, а можeт, тысячи ламп, чей свет отражается в зеркалах и играет бликами на стенах.

– Такая красота, а снимать нельзя! – говорит Женька, оглядывая вестибюль одной из станций. Наверное, вспомнил предупреждение Сереги: «Парни, в нашем метро фото и киносъемка запрещены».

– Почему?! – удивились мы.

– Правила такие. Тут многие из приезжавших в гости пытались делать снимкн, и заканчивалось это иногда в милиции. Так что не создавайте себе лишних неприятностей.

Но наш лозунг, как известно, не отступать и не сдаваться. Как видно, за пассажирами в вагонах и на платформах наблюдают глаза видеокамер, и нарушителей, надо полагать, тут же ловят. Но нам везет: мы делаем десятка два снимков и, как ни странно, остаемся на свободе.

Вечером сидим с Серегой в ресторане, очень приличном, не уступающем по качеству лучшим питерским. Но когда приносят счет и мы рассчитываемся, стопка местных сомов выглядит устрашающе.

– Сантиметров десять… – оцениваю толщину денежной стопки. – А может, и двенадцать. Это – надо заснять.

Делаю кадр, чтобы всем было ясно: носить с собой эти сомы – замучаешься, поэтому менялы, как уже говорилось, таскают здешнюю валюту в целлофановых пакетах.

После ужина едем в гараж к Рустаму, где тот быстро устанавливает на «хонду—африку» вакуумный бензонасос, и мой мот опять можно эксплуатировать в нормальном варианте. Еще тот головняк – постоянно доливать бензин под крышку бака, чтобы лился самотеком!

– Паша, сюда свои вещи не клади, – неожиданно говорит Рустам.

– Почему? – не понимаю.

– Здесь у меня пауки живут.

Я на всякий случай убираю с полки сумку, потому что про азиатских пауков уже наслышан. Рустам открывает дверцу шкафчика, где я вижу паутину.

– Эти безобидные, просто могут внутрь заползти.

– А вон там у меня живет «черная вдова». – Он указывает в глубь гаража. – Это один из самых ядовитых пауков.

– И он у тебя в гараже?! – удивляюсь.

– Я с ним дружу. Он меня не трогает, я – его. Идем— те, познакомитесь с ним!

Мы двигаем в другую часть гаража, убираем паутину и светим в угол фонариком.

– Сейчас выползет…

Вскоре видим небольшого черного паука, о котором Рустам говорит:

– У него самый смертоносный яд. Но у нас с ним мирное сосуществование…

Проснувшись утром, направляемся в Термез, к афганской границе, по дороге едем в город Джезак. Об этом просил Витас, мол, заедь, Паша, к моему другу Саиду, пожми руку.

Саид встречает нас на подъезде к городу, везет в центр, где накрывает шикарный стол в чайхане. Его знакомый повар приготовил нам вкуснейшее мясо с зеленью, с холодным кефиром, и под обед завязывается разговор.

– Я пока никуда не езжу, – говорит Саид, – никак от прошлогодней поездки не могу отойти.

– А куда ездил?

– В Дагестан. Хотел святые места посмотреть, дyмал, это нормальная мусульманская республика, а оказалось: бардак, как и везде. Но хуже всего, что в Чечне я попал в ДТП. То есть сбил корову.

– Корову?! – удивляемся мы.

– Ну да, они ж там пасутся вдоль дорог… Сбил в темноте, поэтому хозяин должен был нести передо мной ответственность.

– А если бы сбил днем?

– Тогда я должен нести ответственность. Должен разыскать хозяина и заплатить ему. Но хозяин той коровы не объявился. А я после столкновения с животным попал в чеченскую больницу.

– И как тебе Чечня?

– От Чечни я в восторге! Очень дисциплинированная и расцветающая республика. И люди очень хорошо ко мне отнеслись.

Неожиданно Саид говорит, указав на Женю:

– Береги своего друга, Паша.

– Почему меня надо беречь?! – возмутился Женька.

– Ты еще неопытный, – cyxо говорит Саид. – А тебя ждет трудная дорога. Будь осторожен.

Еще свежо воспоминание о падении Коли Принца, что вполне могло закончиться трагически. А ведь Женя менее опытный, чем Колян, значит, ему действительно нужно повышенное внимание. Да еще сны эти не дают покоя, они вроде как на что-то намекают. Только на что?

Попрощавшись с Саидом, устремляемся на юг. Делается все жарче. Не выдержав, заезжаем на автобусную остановку и отдыхает в тени. А перед тем как ехать дальше, наливаем в шлемы холодную воду, спасаясь таким образом от невыносимой жары в +37 градусов.

Внезапно вспоминается путешествие по Америке, а именно Долина Смерти. Здесь, можно сказать, мы постоянно едем по Долине Смерти, потому что пекло адское. Но переносится эта жара почему-то легче; да и сама жизнь здесь ближе моей душе. И еда, и человеческое тепло здешних жителей не идут в сравнение с американской жизнью. То есть Азия – это мое, а вот Америка – не мое, хоть и красивая страна.

Дорога на подъезде к Термезу трудная, на протяжении многих километров ведется ремонт покрытия. Мы проходим множество постов ДПС, блокпостов, где приходится регистрироваться. На последнем посту перед Термезом общаемся с гаишником, и тот предлагает сопроводить нас до гостиницы. Проехав с нами километров десять, заводит нас в гостинцу под названием «Сурхун» и говорит:

– Располагайтесь, друзья. Вы устали, вам надо отдохнуть.

– Спасибо! – пожимаю руку.

– Не за что. Вы – наши гости!

Из номера гостиницы делаю звонок в Афганистан Аману, ждущему нас по ту сторону границы.

– Здравствуйте, Аман. Мы уже в Термезе.

– Хорошо, Павэл, – отвечает тот с афганским акцентом. – Завтра вас встречаем, как договаривались! Это будет пятница, выходной день, у меня будет возможность приехать на границу.

– Здорово! – говорю.

Трубка молчит несколько секунд, затем Аман осторожно произносит:

– Вообще—то у нас здесь неспокойно. Талибы (ДВИЖЕНИЕ, ЗАПРЕЩЁННОЕ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ) зашевелились, так что… Может, в следующий раз приедете?

– Нет, – говорю, – мы едем завтра! Мы настроены. Перед сном вспоминаю, как ответственно вели себя служащие афганского консульства в Ташкенте. Мы должны были получить там последние бумаги, сделали звонок, и нам назначили время. Минута в минуту к нам вышел из консульства служащий и протянул полностью оформленные разрешительные бумаги. Я заплати      30 баксов за въезд в страну на мотоцикле, и служащий, пожав нам руки, сказал:

– Вceго вам доброго!

Афганские чиновники оказались самыми пунктуальными и дисциплинированными, что по-хорошему нас удивило.

Однако покоя на душе почему-то нет. Вскоре мы должны пересечь границу с Афганом, и от того тревожно. Тревога накатывает потому, что в последнюю ночь опять приснился странный мотоциклист. Он по-прежнему кружил рядом с горящей ямой и опять исчезал в ней, будто был каким-то байкером-камикадзе. С чего мне это снится? Ну ладно, Коля Принц разбился, значит, предчувствия оправдались. Но если знак подается еще раз, то опасности, выходит, не кончились? И впереди нас снова ждет какая-нибудь катастрофа или трагедия?

Нет ответа на эти вопросы…

А когда вы встретите тех, кто не уверовали в Аллаха, то – удар мечом по шее…

Коран

Я сердце оставил в Фанских гораx. Теперь бессердечный хожу по равнинам. И в тихих беседах и в шумных пирах

Я молча мечтаю о синих вершинах.

Мы покидаем Узбекистан, направляясь к таджикской столице – городу Душанбе. Ранний выезд, шесть утра, когда еще нет пекла, мы даже позавтракать не успеваем. Вскоре меня догоняет Жека и показывает жестом: мол, пить хочу.

Начинаем высматривать в поселках, которые проезжаем, чайхану. Не обнаружив таковой, замечаю в одном из узбекских селений два столика, на одном стоит что-то, прикрытое тряпицей, которой обычно накрывают посуду с горячей едой. «Вот здесь и позавтракаем!» – думаю, останавливая мотоцикл.

Сняв шлем, приближаюсь к хозяйке, что суетится между столиками.

– Здравствуйте, – говорю. – У вас чаю можно попить?

– Конечно, проходите!

Мы усаживаемся за свободный стол.

– Молоиного супа хотите?

– Нет, суп мы не будем.

– Тогда пирожков поешьте!

Тyт же приближается мужчина лет пятидесяти, в светлой рубашке.

– Сейчас все будет: чаем угостим, пирогами… Неподалеку занят каким-то делом еще один мужчина, наверное, родственник. И тут мы видим очень старого деда в стеганом азиатском халате и тюбетейке. Он еле передвигает ноги. Но, приблизившись к мужчинам, вдруг шлепает хворостиной вначале одного, затем другого. И что—то говорит, типа: уйдите с дороги! Мужчины безропотно воспринимают и эти слова,

и удары «розгами». Я чувствую: за видимой грубостью кроется что—то серьезное, не просто раздражение. И интуиция меня не обманывает.

Вскоре старик приближается к нам, подсаживает— ся за столик и на хорошем русском языке интересуется: мол, вы откуда.

– Из Ленинграда, – отвечаем.

– Оооо, – качает головой старик, – из самого Ленинграда! Я ведь всю Россию объездил! В Москве был, в Екатеринбурге был, в Калининграде срочную службу проходил, а вот в Ленинград не попал!

Я внжу, что дед всерьез расстроен, и начинаю его

ободрять.

– Да какие ваши годы, деда! Еще приедешь к нам!

– Старый я уже, восемьдесят два года… – вздыхает он.

Я иду к мотоциклу, достаю магнитик с питерским видом и преподношу в дар.

– Это Питер, – поясняю, – наши разводные мосты. Если надумаете – приезжайте, встретим!

Нас тут же окружает вся семья, и сыновья, которых стегали прутиком, и невестка, и внукн. Я начинаю рассказывать про наш город, про замечательных питерских людей, про Эрмитаж и Исаакиевский собор, конечно же приглашая всех в гости. Мы сидим под тенью огромного дерева, вокруг раскинуты ковры, на столе горячий чай в расписанных пиалах, и настроение ну очень душевное.

Когда достаем деньги, чтобы расплатиться, хозяева машут руками:

– Нет, нет, никаких денег! Оставайтесь с нами на обед!

Но мы вынуждены покинуть гостеприимное семейство.

– Извините, – разводим руками. – Но нам надо на Памир.

После этого раннего завтрака в узбекском семействе на душе долгое время тепло и приятно. И еще догоняет странное чувство: мне кажется, будто я поговорил со своим дедом.

Знакомство с Душанбе начинается со встречи с молодым парнем, который встречает нас на въезде в город на своем спортивном черном автомобиле.

– Здравствуйте, – протягивает он руку. – Меня зовут Фархат. Как добрались?

– Спасибо, дорога была хорошая…

У Фархата массивная золотая цепь на шее, машина тоже, как видим, понтовая, но он оказывается нормальным парнем – приветливым и гостеприимным.

Для начала везет нас в ресторан, где угощает шикарные обедом. Тарелка, которую нам подают, в диаметре более полуметра. Ее заполняет плов – с изю— мом, желтой морковью, горохом, с разваристым рисом и с кусочками мяса. Еще на столе вкуснейшая самса с бараниной, суп-іиурпа, укроп с петрушкой, желтый перец, зеленые огурцы, причем овощи очень свежие и исключительно вкусные. Те овощи, что мы покупаем в больших городах, зачастую не имеют вкуса, они какие-то пластмассовые. А тут и вкус, и аромат, одним словом, праздник жнвота. Потом едем в кальянную, где наслаждаемся ароматным дымом. Туда приезжает Джамбул, которого я просил помочь Коле Принцу.

– Все в порядке с твоим товарищем, – говорит он. – Я его вместе с техникой домой отправил.

– Как он себя чувствует?

– Травму получил, но чувствует себя сносно.

Мы постепенно отходим от Афгана, где пережили нешуточный стресс. Но полностью забыть не получается: сидим в кафе, поглядывая в работающий телевизор, и вдруг по новостям:

– Полковник таджикских силовых структур, как выяснили наши журналисты, вступил в вооруженные формирования ИГИЛ (ОРГАНИЗАЦИЯ ЗАПРЕЩЁННАЯ НА ТЕРРИТОРИИ РФ). Неизвестно, что именно заставило его сделать этот шаг. И это не единичный случай. В последние месяцы постоянно приходят сообщения о том, что жители среднеазиатских республик уезжают воевать на стороне Исламского государства…

– Вот тебе на! – говорю Жеке. – Одно дело, когда пацан неопытный уезжает, этому легко лапшу на уши навешать. Но тут же взрослый мужик, полковник МВД!

Новость особенно острая еще потому, что мы вроде бы в мирной стране. Въехав сюда, мы не ощутили никакой тревоги, наоборот – почувствовали, что вновь в цивилизации. Первое, что обрадовало, – это бензозаправки. Появились современные заправки Газпрома, где всегда был бензин – в отличие от соседнего Узбекистана. Люди тоже показались вполне цивнлизованными, и тут такие сообщения!

Новость про полковника не выходит из головы. Почему он отправился к этим бандитам?! Может, мусульманская вера толкнула? Стал ваххабитом? Или кем—то вроде талибов (ДВИЖЕНИЕ, ЗАПРЕЩЁННОЕ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)? Я был в шоке от этих отморозков, до сих пор не мог забыть страшные истории о том, как отрезают головы путешественникам. Но тут вдруг опять нахлынуло: оказывается, и в некогда братских советских республиках есть свои экстремисты. Средняя Азия, выходит, только с виду спокойный регион, а в глубине тут что—то тлеет, может, и горит…

На следующий день отправляемся в Фанские горы,

на одно из красивейших озер Искандеркуль. Главное впечатление от этой дороги —пятикилометровый тоннель, пробитый в скальном массиве. В свое время его строили иранцы, но по причине начавшейся в стране смуты до ума не довели. И тоннель в недостроенном виде работает до сих пор.

Место это небезопасное, можно сказать – страшное. Пять километров под землей – и ни одного фонаря. Пять километров под землей – и ни одной вентиляционной вытяжки. А ведь там едут не десятки – сотни машин! И каждая газует, каждая выбрасывает выхлопные газы! Когда автомобили идут в нормальном скоростном режиме, худо-бедно работает естественная вентиляция, проще говоря – сквозняк. А если в тоннеле авария и, как следствие, пробка? Тогда он превращается в душегубку, находиться там становится очень опасно!

– Машины не могут объехать сломавшийся транспорт, – говорит водитель, который нас везет. – Их количество становится все больше, и так можно стоять и три часа, и пять часов. Голова кружится, в глазах мутится, потому что кислорода не хватает…

– Этот тоннель у нас называют «Жопа циклопа» или «Дырка в ад», – улыбаясь, говорит Фархат. Но нам совсем не смешно, и мы, въехав в тоннель, набираем в легкие побольше воздуха.

И не зря. Видно, что в воздухе висит сизая дымка от автомобильные выхлопов. Вдыхая ее, чувствуешь першение в горле. Глаза тоже начинает резать, а еще торчащие из дорожного полотна железные прутья арматуры! Иранцы, как мы знаем, бросили проект на полпути, и эти недоделки, несущие опасность, виднеются повсюду. Такая арматурина не то что шину запросто проколет – может и движок насквозь пробить! Плюс к тому под колесами то и дело журчит вода, текущая из стен, что остались без гидроизоляции. Во многих местах воды так много, что кажется – она вот—вот начнет затекать в салон.

Когда все это заканчивается и мы опять выезжаем на солнечный свет, хочется вдохнуть полной грудью и перекреститься. На озере Искандеркуль, по словам Фархата, отдыхает сам президент Таджикистана, но он, я думаю, вряд ли ездит через «Жопу циклопа» – скорее всего, летает туда на вертолете.

Озеро очень живописное, с голубой водой, галечными пляжами, обустроенными зонами отдыха. Погода поначалу не очень, но вскоре появляется солнце, и мы, поев шурпы, отправляемся на водопад.

Кроме Фархата, с нами еще Саша. Его присутствие доказывает в очередной раз, что мир тесен. У меня есть в Новосибирске товарищ – Леха Генерал, так вот его родная сестра замужем за Сашей, который живет в Душанбе.

– Смотрите под ноги, – предостерегает Саша. – Здесь много ядовитых насекомых! И змеи тоже есть… Мы проходим прямо над водопадом по железной решетке. На середине я останавливаюсь и смотрю на бурлящую и грохочущую воду, которая уходит куда—то далеко вниз, вздымаясь водяной пылью. Внезапно вспоминается Ниагарский водопад, который видел в Америке в прошлом году. Но и этот водопад очень даже впечатляет! Изливающаяся из озера река ревет, бьется о скалы, и вид у этого бурного потока очень грозный. Об этом водопаде многие из приезжающих отдыхать на Искандеркуль вообще не знают. А ведь стоит всего полчаса пройти, и видишьтакое зрелище, которое впечатляет больше, чем само озеро.

– Сейчас отведу вас в одно место, – говорит Саша, – где можно нервы пощекотать. Не боитесь вы— соты?

– Не очень, – говорю я, после чего поднимаемся в гору.

Мы останавливаемся перед узкой скальной полос кой между двумя обрывами. Ширина полоски от силы полметра, причем слева обрыв в несколько сот метров, справа тоже.

– Рискнете пройти туда—обратно? – спрашивает Саша.

– Надо попробовать… – отвечаю. Я никогда не боялся высоты, но лишь ступаю на эту дорожку, как сразу тянет присесть. Когда смотрю вниз, к сердцу под— ступает холодок. Если свалиться в такую пропасть, шансов на выживание ноль! А еще ветерок легкий дует, норовя столкнуть тебя с узкой полоски…

Добравшись до другой площадки, выпрямляюсь и несколько минут перевожу дух. После чего точно так же, на корточках, с максимальной предосторожностью возвращаюсь назад. Тут главное —не смотреть вниз, чтобы голова не закружилась…

Уезжая из Фанскнх гор, вспоминаю известную пес— ню Юрия Визбора. Мы тоже оставляем в этих горах часть сердца: и озеро, и водопад, и сами живописные горы запомнятся нам надолго.

На обратном пути представление о том, что таджики – люди цивилизованные, исчезает. На трассе вижу машину, которая на полной скорости обгоняет нас по встречной полосе. Потом обгоняет еще одна машина, причем неизвестно – как они туда попали?! Между зонами встречного движения —бетонная разделительная полоса, довольно высокая, но эти отморозки как—то умудрились перескочить и теперь прут вперед на полной скорости!

В Душанбе занимаюсь небольшим ремонтом – оказалось, что нижняя часть моего походного кофра успела развалиться за время пути. Вовремя это заметив, прошу ребят заклепать кофр, и они быстро выполняют просьбу.

Перед выездом на Памир мы наслаждается кофе, который пьем на смотровой площадке, затем посещает чайхану под названием «Рахат». Там мы поглощает сладости, покупаем пирожные, понимая: скоро все это кончится. На Памире таких удовольствий не будет, на несколько дней мы выпадет из привычной человеческой цивилизации.

– В гораx дожди, – озабоченно говорит Фархат. – Уже три дня идут. А вам нужно в дорогу!

– Да ничего, – говорю, – прорвемся!

– Нет, – качает тот головой. – Дожди на Памире – это серьезно!

На следующий день прилетает съемочная группа, которая должна снимать фильм о нашем путешествии через высочайшие горы. Это был своего рода подарок от директора компании «Росстройинвест». Он поддерживает Дом национальностей, оказывает содействие среднеазиатским диаспорам и согласился профинансировать фильм о нашем путешествии на Памир.

Для съемочной группы берем в прокате внедорожники договариваемся о времени выезда. Принимаем решение: несмотря на дожди – выезжать!

В эти минуты раздается звонок Бахтибека, старшего в памирской диаспоре Петербурга.

– Павел, привет. Как там дела?

– Все нормально, мы в Душанбе. Скоро стартует на Памир.

– Хорошо. Но до этого обязательно заедьте к моему другу, он в Душанбе живет.

– Зачем?

– Просто пожмите руку, передайте привет от Бахтибека.

Соглашаюсь с неохотой, но потом все—таки решаю позвонить.

– Павел, это хорошо, что вы позвонили, – отвечает доброжелательный голос. – Я вас жду. В пять часов устроит?

Мы со съемочной группой появляется в назначенный час, нас встречает хозяин, человек лет шестидесяти, и проводит во внутренний двор большого и богатого дома, где течет вода из фонтанов и зеленеет собственная лужайка. Накрытый стол заставляет нас застыть от удивления. На дорогой изысканной посуде разложено множество закусок, сладостей, овощей, фруктов. Вижу красную клубнику, оранжевые абрикосы, шелковицу белую, шелковицу черную; хотя вначале подают манты, плов, шурпу – все традиционные азиатские блюда.

Чуть позже выясняется, что мы попали в гости к заместителю министра внутренних дел Таджикистана. Вечер получается душевный и познавательный. Рассказываем о нашей поездке, говорим о том, что сейчас самое время налаживать мосты, восстанавливать старые связи между странами СНГ, ведь развал большой страны в свое время никому счастья не принес. Ав финале я дарю хозяину свою книгу о путешествии по Кавказу.

Потом встречаем в аэропорту моего друга Володю Ростопшу и отправляемся вместе с большой компанией отдохнуть в мотоклуб. Я всегда стараюсь вытаскивать моего друга в самые интересные поездки. Вован – спутник надежный, веселый, и с ним я всегда чувствую себя спокойно.

На следующий день нас ждет памирский тракт высокогорная дорога СНГ, соединяющая Душанбе и Ош. Самый высокий перевал на этой дороге, Акбайтал, 4655 м. Это, считай, высота Эльбруса нли Монблана, куда только альпинисты добираются. Нам же пред— стоит преодолеть этот путь на мотоциклах.

Разрабатывая маршрут, я прикидывал разные варианты пересечения Памира. Самая прямая и короткая дорога лежит через Куляб, X ор ог и Мургаб. Этот путь во всех отношениях лучше: и по качеству дороги, и по ее протяженности, поэтому большинство едет именно так. Но есть хоть и более длинная, зато более интересная и живописная дорога, проходящая через два перевала высотой более трех километров. Я принял решение ехать по интересной дороге.

Пока не поднялись в горы, нас мучает жара. Вскоре асфальт кончается, начинается гравийка, укатанная грейдером, и темп нашего движения тут же снижается. Но я безумно рад тому, что кончился асфальт и началось бездорожье – за этим сюда и ехал.

В этот момент особенно остро понимаю: дорога через гигантский горный массив будет очень непростой. Что нас ждет на этом пути? После Ташкента мой странный сон о мотоциклисте, падающем в огненную бездну, не возвращался, но сегодня ночью я опять видел этого камикадзе. Сердце вдруг в тревоге сжимается. Не хочется никого терять и самому остаться живым, только удастся ли?! «Памир, пусти нас…» – говорю мысленно.

Мотоцикл подкидывает на ухабах так, что клацают зубы. Дорога – хуже некуда, она раздолбана до основания. Газую, но удерживать «хонду» приходится с диким напряжением. Сбрасываю скорость и лишь тогда слегка ослабляю пальцы, вцепившиеся в рукоятки. Оглядываюсь назад. Где же напарник?! Шарю глазами по скалам, расселинам, но Жeньки нигде не видно. Жду минуту, другую, и вот, когда уже собираюсь повернуть назад, вижу свет фар – это Женькнн BMW выезжает из—за горы. Женька движется медленно, но я терпеливо жду, пока он меня нагонит.

Иногда уезжаю вперед, любуюсь пейзажами, фотографирую. Потом возвращаюсь и, подбодрив Женьку, опять уезжаю. Крутой поворот, за ним открывается пропасть. Хочется ехать подальше от нее, но с другой стороны – скала, при всем желании не получится. Но в этом тоже свой плюс: опасность не позволяет расслабиться и добавляет адреналина.

Описать Памир почти невозможно. Километровые обрывы вдоль трассы, где какая—нибудь горная река внизу предстает тоненькой синей ниточкой. Серые скалы, что вздымаются то слева, то справа от дороги, нависают над ней, и кажется – вот-вот они обрушатся и накроют тебя. Виднеющиеся вдали горные пики, покрытые ослепительно—белыми снежными шапками. А главное, пейзажи постоянно меняются, ни один не повторяет другой! Очередной поворот – и уже новый вид, причем такой, что дух захватывает!

Среди горного великолепия иногда встречается человеческая цивилизация, что представляется даже странным. Здесь царство природы, человек тут лишний. Тем не менее люди на Памире есть, даже бензозаправки имеются.

– Круто они наливают! – говорю, когда останавливаемся, чтобы заправить баки. – Прямо из ведра!

– А это точно бензин? – сомневается напарник. – Наши моты на таком поедут?

– Не знаю, – говорю. – Но выбора у нас нет. Заправляемся, газуем – вроде ничего. Отправляемся дальше, и по ходу тревога утихает: нормальный на Памире бензин, техника на таком едет будые-нате. Дорога вьется вдоль горной реки. Вода в ней мутноватая, а русло то расширяется, то сужается. В узких местах река рычит, бьется среди скал, будто зверь, на разливах течение делается более плавным. Сворачиваю голову влево и вижу водопад – пенная струя срывается с высокой скалы, разбиваясь у подножия мелкими брызгами, и скачет по камням радостные ручьем, блещущим в лучах солнца. Красиво, черт возьми! Смотрю вправо, а там – скальный массив, напоминающий горб огромного животного. Горб порос низенькими кустиками, травой, и это не менее живописно. Когда же поднимаю взгляд вверх, наблюдаю замысловатое скопище облаков, в котором скользит ослепительный солнечный диск. Если бы не нужда все время следить за дорогой—таки крутил бы головой, наслаждаясь великолепными видами…

Иногда реку приходится переезжать вброд, что рискованно, но увлекательно. В первый день путешествия по Памиру я получаю именно то, зачем сюда ехал. Бездорожье, ухабы, реки на пути – для меня самое то, асфальт не нужен, от него уже тошнит. А здесь действительно чувствуешь себя покорителем природы: газуешь, притормаживаешь, с трудом удерживая руль, одолеваешь подъем, затем опять вниз – просто кайф! А тут вообще дорога заканчивается: она упирается в реку и исчезает в ней.

– А на той стороне дорога-то есть? – тревожно спрашивает Женька. Я напрягаю зрение, но никакой колеи на другом берегу не вижу.

– Похоже, дороге конец. Начинается настоящее бездорожье…

Мы видим, что какой-то фургон типа «газели» застрял посреди реки, так что вода уже на уровне дверей. Похоже, водитель решил переехать реку вброд, да не рассчитал. Теперь он газует, сидя в кабине, а человек десять пассажиров его выталкивают.      .

Внезапно возникает КамАз, он въезжает в реку и благодаря высокому клиренсу движется прямо по руслу параллельно берегам, потом исчезает за ближайшим речным поворотом! И что дальше? Где дорога?!

– Ни фига себе… – говорю. – Как не нам пересечь реку? Мы же не на грузовиках едем!

Вместе с нами стоит немало машин, чьи водители тоже в растерянности. Спрашиваем у одного водилы: откуда, мол, такой наплыв транспорта?

– Э-э, мост по дороге через Куляб смыло! Дожди шли, теперь там не проехать, и все сюда рванули. Но здесь тоже не пробраться!

Дорога через Куляб – та самая прямая дорога, от которой мы отказались. В очередной раз думаю: все, что ни делается, – к лучшему. Но перебраться на другой берег эта мысль не поможет, надо искать вариант переправы.

Обследую берег и ниже по течению обнаруживаю хлипкий деревянный мостик. Одному человеку по нему еще можно кое—как перебраться, но проехать по мостику на мотоцикле – нереально. А микроавтобус между тем никак не могут вытолкать из реки. Стоя по пояс в холодной воде, пассажиры орyт, толкают, но толку ноль.

Вместе с водителем «лендкрузера» по имени Хурсан начинаем кидать в воду камни, чтобы оценить глубину и найти место для переправы вброд.

– Тyr вообще можно переправиться?! – спрашиваю Хурсана.

– Все нормально, сейчас проедем! – отвечает.

– Ну да, ты на внедорожнике, может, и проедешь, а мы на мотах! Вот также будем торчать посреди реки на заглохшей технике!

Я уже в курсе, что из-за дождей транспортное сообщение со столицей Памира – городом Хорогом – полностью прервано. Но на переправу все равно надо решаться.

Расчистив дорогу от камней, осторожно въезжаю в реку. Вода поднимается до щиколоток, но это еще терпимо. Потом чувствую: вода достигла уровня колен, а это уже серьезно – при таком погружении запросто может заглохнуть мотор. И все—таки, понадеявшись на русский авось, въезжаем в быстротекущую воду. Газуем несильно; чтобы не попасть внезапно на глубину, стараемся погружаться по оси, не больше. И вскоре выбираемся на противоположный берег. Везуха! Через несколько минут водную преграду преодолевает машина съемочной группы, и мы можем продолжить путь.

Пейзажи, один другого эффектнее, по—прежнему меняются, как в калейдоскопе. Вот овечья отара справа от трассы, она медленно передвигается по зеленой лужайке. Вслед за отарой движется пастух в тюбетейке и с заплечным мешком. Я думаю, что в мешке лежат лепешки, кусок сыра, бутылка с водой – вряд ли эти дети гор носят с собой деликатесы из супермаркета. Но эта жизнь – настоящая, природная, и люди, что живут и выживают в этих суровых условиях, конечно, вызывают уважение.

Мы поднимаемся все выше и выше. А дорога делается все хуже и хуже. Прошедшие дожди превратили дорожное полотно в непролазную черную грязь, которая вскоре облепляет меня с ног до головы. Колесо моего мотоцикла разбивает месиво грязи, и оно вздымается в воздух, попади на одежду, перчатки, визор…

Иногда я вообще ничего не вижу, так что приходится останавливаться и протирать заляпаный грязью пластик. А потом опять по газам, чтобы вцепиться в руль и, с трудом удерживая мотоцикл, продолжить труднейший маршрут.

На этом куске пути с благодарностью вспоминаю свои экспедиции по бездорожью. Я не раз огибал Ладожское озеро на мотоцикле «эндуро», выезжал в такие места, где нормальные дороги уже заканчивались, где были полностью разбитые грунтовки и лужи глубиной до полуметра, которые приходилось преодолевать с немалым риском. Там, правда, был легкий мотоцикл 250 кубов, а сейчас мы на тяжелой технике, еще и изрядно нагруженной. И все—таки именно этот опыт дал возможность одолеть очень сложную памирскую трассу. Кроссовый мотоцикл вообще дарит гораздо больше адреналина и необычных ощущений, чем спорт-байк или какой-нибудь чоппер с его понтами и наворотами. Тyт ты один на один с природой, и пусть иногда приходится падать, все равно такой маршрут и такая техника интереснее.

На пути – очередной брод. Машина со съемочной бригадой въезжает в реку и внезапно погружается по капот. Ни фига себе! Водитель дает по газам, и «лендкрузер», по счастью, выползает на другой берег.

Мы с Женей переглядываемся, и я говорю:

– Нам за ними нельзя, надо искать другое место

для переправы…

Находим место, где чуть мельче, и я, понадеявшись на удачу, въезжаю в реку. Колеса глубоко погружаются в воду, я газую и вскоре оказываюсь на другом берегу. Теперь нужно вернуться, чтобы помочь напарнику.

Женя тоже въезжает в бурлящую воду. Я поддерживаю его справа, Паша из съемочной группы поддерживает слева. Река бурлит, перекатывая булыжники сильным течением.

– С Богом, поехали! – говорю.

Женя медленно движется, но посреди реки почему—то перестает откручивать газ. И стремительное течение начинает заваливать его мот на левый бок. Мы с Пашей, стоя по колено в воде, с трудом удерживаем тяжелую машину, но наших сил не хватает.

– Кнопка!! – орy, удерживая мотоцикл. – Кнопку жми!

Напарник слышит меня и успевает нажать красную кнопку, глушит мотор. Паша отскакивает в сторону, а потом слышится «буль—буль-буль», когда выхлопная труба уже не работающего движка наполняется водой. Хорошо, что вода не попала в воздухозаборник, это чревато серьезной поломкой…

Течение сильное, оно выворачивает камни и сбивает с ног, мешая поднять мотоцикл. Помогаю Женьке, стоя в воде, которая попадает в мотоботы. Вода прямо ледяная, из-за чего ноги сильно мерзнут. Поток ревет, шумит, несет камни, так что мы спустя минуту уже полностью мокрые.

Поднимаем Женькин BMW, он опять его заводит, и я кричу:

– Газу!! Газу!!

Он выкручивает ручку газа, и рельефные «шашки» на протекторах начинают буквально выбивать гальку из—под колес, из-за чего мотоцикл еще сильнее погружается в реку. Движок ревет, река шумит, и пока неясно, кто победит в этой борьбе техники со стихией.

Через какое-то время мы все—таки выползаем вместе с мотом на cyxоe место. Блин, получилось!

Но мы знаем: дальше легче не станет: прошедшие дожди превратили многие дороги в бурлящие речки. А главное, мы еще не достигли высшей точки этой части маршрута —перевала Хабуработ высотой 3250 метров. Поднимаемся все выше, и делается все холоднее. Вот они, горные снега, лежащие на черных скалах. Серые облака совсем близко, они наползают на горные пики и местами полностью их скрывают. Первозданная природа, которая не нуждается в человеке. Так что, когда видишь вышку ЛЭП с проводами, поневоле удивляешься: откуда она здесь взялась?!

Между тем вода, что попала в боты во время пере— правы, кажется, начинает замерзать. И спустя час— другой я уже не чувствую ступней. Нам осталось километров пятьдесят до Калаи-Хумба, но одно дело – проехать это расстояние по гладкому асфальту, и совсем другое – по горному бездорожью…

Наверху лежит снег, он высится слева и справа огромными сугробами высотой до трех метров. Мы едем, будто в снежном туннеле, проделанном мощными тракторами – без них памирские дороги стали бы просто непроходимыми. Под колесами мокрая, скользкая глина. Из-под заднего колеса, которое то и дело начинает буксовать и проворачиваться, вылетают комья грязи. Мотоцикл водит влево-вправо, его просто не удержать, и уже едва находишь относительно сухие места, за которые цепляется протектор.

А грязи все больше. На следующем участке дороги с одной стороны обрыв, с другой – скала, и ты несешься на надрывно гудящем байке, который бросает туда-сюда. Тут и скорость набирать опасно, того и гляди ухнешь с гигантского обрыва, и тащиться нельзя, можно замерзнуть к чертям собачьим. Иногда приходится снимать ноги с подножек и скользить подошвами по земле, управляя всем телом. При этом в некоторых местах мотоботы по щиколотку погружаются в грязь.

В один из моментов разгоняюсь, не справляюсь с управлением, и меня выбрасывает из седла. Падаю в грязь, мот тоже лежит в глине, рыча и кругя коле— сами. Сил, кажется, совсем не осталось, я вымотан и выжат. Но в мозгу вспыхивает мое главное правило: не отступать и не сдаваться. Я вновь оседлываю свою «хонду-африку» и вновь двигаюсь вперед и вверх.

На вершине перевала самое большое удивление вызывает крытая автобусная остановка справа от дороги. Вот это да! Сюда, значит, и автобусы ходят?!

Как объясняет водитель «лендкрузера», иногда сюда можeт добраться и автобус. Но в другое время через этот перевал даже многосильный внедрожник не проедет. В июне снег на вершинах тает, и памирские реки становятся непреодолимым препятствием для любого транспорта.

Внезапно вспоминаю слова Витаса:

– Можно поехать через Памир в мае, когда начинается таяние снегов. Будет трудно, зато вы увидите много красивейших заснеженных пиков. Можно поехать в августе, когда паводки кончаются и все высыхает. Дороги делаются безопасными, но и живописных пейзажей вы уже не увидите.

Мы выбрали самую сложную дорогу, непростой временной промежуток, но оно того стоит.

Далее – спуск вниз, когда с каждым километром делается все теплее. Жаль, что фотографии, которые я по ходу выкладываю в Сети, не передают те ощущения, ту усталость, те трудности, которые мы пережили. Изображение не может передать ни ломоту в костях, ни судороги в мышцах, ни сухость и горечь во рту. А этого всего хватало, горное бездорожье выматывает так, что все тело буквально гудит и ноет от усталости. И вот уже пограничный пост на границе Бадахшана. Встречающий нас пограничник по-русски ни слова не понимает, но улыбается, будто дорогим гостям. С автоматом наперевес, в армейской фуражке, по-дембельски сбитой на затылок, он что—то лопочет на своем наречии, которое резко отличается от таджикского языка. Да и внешне жители Памира не столь выраженные азиаты, как их ближайшие соседи. У них более европейские лица, кожа чуть светлее, а главное, они доброжелательные и приветливые.

– В России был? – спрашиваю. Пограничник не сразу понимает, затем крутит головой, мол, нет.

– Тогда возьми вот это.

Достаю прихваченный с собой магнитик, на котором изображен один из питерскнх видов.

– Это Петербург, разводные мосты. Они очень красивые! Будет желание – приезжай!

Странно, но мне кажется – этот улыбчивый парень меня понимает. Думаю, что, если люди расположены друг к другу, можно обойтись и без знания языка, и так все понятно.

Перед нами открывается скрипящий ржавый шлагбаум, и мы, помахав стражу границы рукой, отправляемся дальше – в Калаи-Хумб.

Там нас ждет Бахром, его телефон дал Фархат. Бахром встречает нас и селит в доме, расположенном прямо у речки. Готовясь ко сну, мы слушаем шум реки, которая не мешает – наоборот, завораживает своим плеском и журчанием. Приняв душ, я лежу в темноте, на подушке, под тяжелым и теплым шерстяным одеялом и чувствую невероятное удовлетворение. Мы заслужили этот отдых, этот приятный сон под музыку реки, и именно за такими мгновениями сюда следует ехать.

На второй день дорога начинается с не самых лучших ощущений. Чистые, в новых сухих носках, мы вынуждены втискивать ступни в ледяные, промокшие во время переправы мотоботы.

– Блин, как холодно! – округляет глаза Женька.

– Да уж…      соглашаюсь я с напарником. А ведь это наш прокол – надо было набить боты газетами. Замечу, что мотоботы системы «Вортекс», подаренные нам специализированным магазином, отработали во время поездки на все сто процентов. Но ехать в мокрой обуви да еще по горной дороге, где совсем не жарко, – то еще удовольствие!

Поначалу даже не хочется отрываться от цивилизации, к которой мы опять привыкли. И тут повод задержаться – странная парочка на странном транспортное средстве, представляющем собой мотороллер с крошечными колесиками. Над передние колесом пристегнут походный кейс, сзади тоже привязан груз; похоже, это тоже путешественники.

– Хэллоу! – приветствую их. – Вы откуда?

Выясняется, что эта пара из Германии. Возможно, супруги, возможно, друзья, в любом случае женщину здесь обрекли на страдания. Она едва помещается вторым номером, ерзает на крошечном сиденье, а мужчина-водитель вполне себе комфортно устроился впереди!

«Неужели они на этом мопеде сумели преодолеть бурлящие горные реки?!» – подумал я. Но вскоре выясняется, что немцы едут по основной дороге, которая прямее, проще, но при этом не столь живописна. В гостинице встречаем еще одного иностранного путешественника – высокого, в очках и в синей футболке.

– Вы откуда? – спрашиваю.

– Из Австралии, – слышу ответ по—английски.

– А из какого города?

– Из Мельбурна.

– У меня в Мельбурне друзья живут! – сообщаю. – Русские, переехали туда три года назад.

– О, это очень интересно!

– А вы-то чего сюда поехали? – интересуюсь.

У вас что – экстрима не хватает?

– Памир всегда был моей мечтой, – говорит австралиец.

– А в Афганистан не собираетесь, случайно?

Австралиец бросает взгляд туда, где за рекой Пяндж расположена афганская территория.

– Нет, туда не поедем. Там много туристов было убито, это очень опасная территория.

Мы направляемся в столицу Памира – город Xорог, где нас должен встретить брат Бахтибека – главы диаспоры Памира в Питере. Светит яркое солнце, отражаясь в наших шлемах и визорах. Слева тянется отвесная скала, справа внизу бьется о камни река Пяндж, за которой расположена территория Афганистана. Не так давно покинув эту страну, мы опять ее видим, причем очень близко – буквально метров через сто – двести от нас виднеются скалы и дороги, по которым передвигаются афганцы. Мы видим убогие горные селения, кишлаки, тропы, по которым, как ни странно, не только ходят, но еще и ездят.

На одной из таких тропинок замечаю двоих пацанов, едущих на небольшом мотороллере, а может, на мопеде. Внезапно дорожка обрывается, и эти камикадзе кубарем сваливаются со своего транспортного средства и исчезают из виду. Я торможу, чтобы посмотреть, что же будет дальше. А юные афганцы не только не разбились, но еще и тащат свой мопед вверх! Поднимаются, усаживаются на него и опять по газам!

Понятно, что никаких шлемов или любой другой экипировки нет. Но так ли они отличаются от нас в далеком детстве? Мы были точно такими же сорвиголовами и думать не думали о каких-то мерах безопасности во время своих приключений. Находили колеса на помойке, мастерили из них повозки, а потом – вниз, по отвесному склону какой-нибудь горы, без тормозов, чтобы очнуться в зарослях крапивы или в кустах, с поцарапанным лицом и руками, но при этом —абсолютно счастливыми…

На одной из остановок уставший Женя обращается к Володе.

– Может, лучше поехать по основной трассе? – предлагает он. – Там все—таки дорога проще…

Асфальтированная трасса Xорог – Мургаб действительно проще и безопаснее, но мы с самого начала планировали ехать по другому пути.

– Так нельзя, – говорит Володя с мягкой улыбкой. – Паша полгода готовился именно к этому маршругу, он мечтал проехать по этим местам, так что надо потерпеть.

Мой друг Вован – путешественник бывалый, он всякого навидался. Разбивался, тонул, путешествуя на снегоходах, переправлялся через реки на квадроциклах – одним словом, прошел огонь, воду и медные трубы. И он как никто понимает, что менее опытному товарищу важны слова поддержки, а не замечания. Поэтому на небольших остановках Володька часто подходит к Женьке, улыбается, хлопает того по плечу, а тои конфеткой угощает.

– Ну как дела? Ничего, Жень, доедешь, у тебя все получится!

Я благодарен другу за поддержку.

– Это правильно, Володь! – смеюсь. – У нас в команде есть и кнут, и пряник, а в этом случае Женя обязательно преодолеет маршрут.

В очередной раз понимаю простую вещь: один и тот же маршрут, одни и те же погодные условия, а ощущения участников экспедиции совершенно разные. Один кайфует, другой – страдает. Вокруг тебя будут немыслимые красоты, но ты можешь их не увидеть, а увидев – не оценить. Когда тело болит, когда ты напряжен, то единственное, за чем будешь следить, – это рытвины на дороге. А зависит все от того, как ты одет, как подготовлен, насколько натренирован и заточен именно под это путешествие.

Я успеваю замечать красоты и постоянно восхищаюсь грозными серыми и черными скалами и ослепительно-белыми снежными шапками на вершинах гор. Чем-то пейзаж напоминает Северную Норвегию, по которой мы с друзьями прокатились год назад. В Норвегии, правда, нет такого количества КПП, на которых нас постоянно проверяют и регистрируют. Но тут ведь Афган в двух шагах. А эта страна, как мы убедились несколько дней назад, – не шутка.

Дорога не перестает удивлять. В одном месте в скальном массиве вырублен вроде как полутуннель. Слева остается открытое пространство, но над головой в этом месте нависает могучая скала, которая буквально давит тебя, и потому хочется быстрее проскочить это место. Встречного транспорта немного, по этой дороге, как я понял, не очень любят ездить, предпочитают более—менее сносную прямую дорогу. На той трассе асфальт укладывали еще в советские времена, но он там хотя бы есть. А наша обходная дорога вдоль сплошь гравий, тут во многих местах асфальтового покрытия просто нет.

Во время одной из остановок, когда обедаем в очередной чайхане, вдруг видим, как подъезжает мотоциклист на «хонде-блэк-бёрд».Тyr же вспоминаю Фар— хата, который говорил:

– Вы там можете встретить одного безумца на спортбайке. Он решил ехать на Памир на такой машине, что, конечно, авантюра.

На «хонде», как я замечаю, украинские номера, а на багажнике куча груза и запасное колесо. Мотоциклист, заглушив машину, приближается к нам и вскидывает руку:

– Привет!

Мы общаемся, выясняем, что парень из Запорожья и едет по основной – прямой трассе.

– Не было желания прокатиться по более интересным местам? – спрашиваю, улыбаясь. – Через перевалы, по труднопроходимой трассе?

– Проблем нет, – отвечает турист. – У меня даже специальная конструкция имеется, чтобы мой байк удерживать от падений.

Он показывает это странное устройство, представляющее собой металлическую палку, которая отходит в сторону от колеса где-то на метр с лишним. В итоге создается ось устойчивости, третья точка опоры, так что даже спортивный мотоцикл на обычной резине, не приспособленный к горным дорогам, можно удержать в равновесии.

– Но мне нужно ехать быстрее, поэтому я выбрал короткую.

Получается, что парень – не такой уж безумец, все-таки подготовился к не самому легкому путешествию!

Когда запорожский байкер нас покидает, внезапно замечаю струйку крови, текущую у Женьки из носу.

– Жень, ты чего?! Что с тобой?! Напарник пытается утереть кровь рукой.

– Ничего, наверное, это от перепада давления…

Я бегу к мотоциклу, достаю салфетки и быстро возвращаюсь.

– На, приложи…

Я реально переживаю за Женьку. Тут сложилось все вместе: и большая высота над уровнем моря, и недосып, и постоянный напряг… Но он, надо отдать должное, едет несмотря ни на что.

Дождавшись, когда кровотечение заканчивается, оседлываем машины и, газанув, медленно трогаемся в дальнейший путь. Только выезжаем из селения, в котором передыхали, – и тут же замечательный пейзаж: поле, сплошь покрытое желтыми цветами. Над полем парят в воздухе горные вершины, и от такой красоты прямо дух захватывает.

Мешают наслаждаться красотами разве что фуры, которые изредка приходится обгонять. Что не так просто.

Настроение у нас хорошее, мы группой идем по улицам, смеемся и вдруг видим парня лет двадцати, что быстрым шагом приближается к нам.

– Ребята, только к нашим девушкам приставать не надо, хорошо?

– Иди гуляй! – отмахивается Вован. – Мы отдыхает!

Идем дальше и внезапно замечаем, что местная молодежь начинает кучковаться, и поглядывают они на нас явно враждебно. Внезапно вспоминается молодость, когда нередко вписывался в коллективные потасовки в Купчино девяностых годов. Местные, похоже, тоже настроены к пришельцам агрессивно, того и гляди затеют драку. Мы оцениваем ситуацию, готовясь к провокации, но на открытый конфликт молодые люди все же не решаются – тот, первый, оказался самым уверенным и «борзым».

После ночевки в гостинице мы рано поднимаемся и отправляемся в сторону Ишкашима – купаться в горячих источниках. Иногда на этом пути дорогу засыпало песком. Откуда-то здесь взялись барханы, и, когда они накатывают на дорожное покрытие, исчезает и гравийка, и разбитый асфальт – под колесами лишь поблескивает ослепительно белый песок.

После Ишкашима видим на горе высокие крепостные стены. Коричневые, обсыпавшиеся от времени, они выглядят очень древними, им несколько веков, не меньше.

– Что за крепость? – спрашиваю у одного из

участников съемочной группы.

– Кажется, она называется Ямчун. Я читал о ней в Инете. В этом месте, где река Ямчун впадает в Пяндж, первые крепости еще до нашей эры строили. Место удобное – утес, вокруг реки непроходимые, такую крепость фиг возьмешь приступом!

И верно: стены высоченные, по углам башни с бойницами и горные реки вокруг – неприступная, получается, цитадель. Полюбовавшись видом крепости, едем дальше наверх, к природным источникам.

Целебная вода с кучей разных полезных веществ бьет здесь прямо из-под горы. Говорят, она и пищеварению способствует, и суставы лечит, и желчные пути, и даже гинекологию и урологию. Чего только нет в воде этих источников: марганец, иридий, хром, радон и т. п. Так что мы, понятное дело, решаем окунуться.

Раздевшись, захожу в этот небольшой природный бассейн. Вода теплая, пахучая, бежит среди камней, приятно обтекает тело. Расслабление наступает быстро, так что, пролежав в воде минуг пятнадцать, вылетаю, слегка покачиваясь. Но при этом ощущаю необыкновенную легкость, вся усталость ушла, и будто помолодел как минимум лет на пять или десять. Одевается, выходим на улицу, и я вздыхаю удовлетворенно:

– Какой кайф!

К нам тут же подскакивает молодой смуглый парень и предлагает:

– Идемте пить чай!

Мы принимаем приглашение, знакомимся и за пиалой ароматного чая выясняем, что этот парень – коренной памирец, учился в Душанбе на строителя, в России никогда не был. Тем не менее, у нас обнаруживаются общие знакомые!

– В Питере, – говорю, – нас провожал Бахтибек, глава памирской диаспоры в нашем городе!

– А— а, так я его знаю! – восклицает парень. – Его тут у нас, правда, Бабеком зовут. Его родной брат Юрали – мой сосед.

Вот таков наш мир – многолюдный, но очень тесный.

А дальше дорога на Лангар, где одно из ярких впечатлений – памирские дети.

Это тема особая, мы и ранее встречали ухоженных детей, которые выглядели резким контрастом в сравнении с убогим и бедным бытом коренных жителей Памира. Не самый богатый регион, честно скажу, но детки—школьники выглядели не хуже своих ровесников где-нибудь в Европе и значительно цивильнее, чем мальчики и девочки в Узбекистане или Таджикистане.

То же самое видим в Лангаре. Дома в этом селении в основном каменные или глинобитные, и в этой суровой атмосфере вдруг видишь аккуратного и опрятного школьника. В белой рубашке, в наглаженных брюках, в начищенных туфлях – среди пыли и глиняных домов. Даже в ауле мы наблюдали школу, где такие дети учились играть в волейбол на обустроенной спортплощадке.

Детей дошкольного возраста можно увидеть и вдоль обочин дорог в затерянных в горных аулах. Эти малыши-карапузы уже не столь опрятны, но они не попрошайничают, а просто бегут наперегонки за твоим мотоциклом, многие протягивают ладонь и, если ты шлепнешь по ней, радостно кричат: «Ура!»

Или целая орава детей, завидев мотоциклиста, хо— ром выкрикивает: «Хэллоу!!»

Меня вдруг пробивает на жалость, настолько трогательна эта картина. Я понимаю: для них это одна из немногих возможностей приобщиться к цивилизации, отдаленной на тысячи километров. Что их ждет, когда они вырастут? Овечья отара в горах? Или просто ежедневная борьба за существование в этом неприветливом краю? Многие из них вообще никогда не увидят цивилизации: ни Диснейленда, ни обычного Луна-парка – в отличие от наших детей, зачастую капризных и избалованных. Поэтому проезжающий мимо них мотоциклист в ярком шллеме, на разукрашенном мотоцикле это кто—то вроде космонавта Гагарина.

«А я парень молодой, а я весь такой крутой, – играет в наушниках группа „Любэ“, – шпарю, шпарю по столице, шпарю, шпарю по Тверской!» А мне жалко этих чумазых ребятишек, которым проехать по Тверской или Невскому не суждено. Поэтому я оборачиваюсь и тоже им кричу: «Хэллоу!»

Чуть позже, когда успокаиваюсь, возникают иные мысли. А можeт, эти пацаны более счастливы, чем наши дети, выросшие на асфальте мегаполисов? Мы ведь живем зачастую в бардаке и погрязли в ежедневной погоне за денежными знаками, за этой бумагой, а настоящих ценностей не замечаем. Не видим красоты природы, не чувствуем вкуса подлинной жизни, не понимаем, что самое главное – это счастье близких людей и отношения с друзьями. А, главное, дети воспитываются в том же духе: смотрят на взрослых и постепенно становятся такими же! Так еще неизвестно, кто из них станет счастливее в этой жизни…

В поселке Лангар, где останавливаемся на третью ночевку, наш ждет очередной памирский гостевой дом. Это одноэтажное строение из глины, сена и камней. Внутри мы видим печку, похожую на огромный самовар, грубые стулья, разбросанные повсюду истертые ковры и ковры на стенах, а в углу – небольшой телевизор. Вокруг телевизора, сгрудившись во мраке, что царит в доме, молча сидят и смотрят какую-то российскую программу местные жители. Было ощущение, что там находилось две—три семьи и они все вместе смотрели в маленький экран. Сразу вспомнилось, как в начале 90-х в деревне мы ставили фильм на кассетном видеомагнитофоне и человек двадцать собиралось смотреть какого—нибудь «Терминатора».

Но даже эти условия, как поясняет хозяйка заведения, в высокий туристический сезон пользуются спросом.

– У меня здесь все места заняты летом. И во всех других домах в нашем поселке в это время свободных мест не найдешь. В одной комнате тут может человек тридцать ночевать.

Проснувшись утром и выйдя на улицу, ощущаю такой дубак, будто наступил декабрь-месяц. Изо рта валит пар, на мотоцикле – иней. Нажимаю кнопку стартера, открываю заслонку карбюратора, но лишь со второго раза замерзший за ночь мотор затарахтел.

А далее начинается «веселая» дорога. Передвижение по Памиру – это не езда по равнинной России, тут едешь часами на первой или второй передаче и за световой день продвигаешься не очень далеко. Потому и тащимся уже четвертые сутки.

Вскоре видим на афганской стороне верблюжий караван. Верблюды привязаны друг к другу очень короткими веревками, голова каждого буквально смотрит в зад следующему. Но что они везут – один Аллах знает. Не исключено, что и наркотики, через эту границу, как известно, проходит один из афганских наркотрафиков. Внезапно вспоминается слышанное в Афганистане высказывание: «Безопасность в этой стране стоит очень дорого. А „калашников“ и жизнь – очень дешево». И тут же на пути подтверждение мысли – очередной блокпост. Пусть самопальный, сооруженный на глинобитной основе, но в нем все равно вооруженные люди, проверяющие у нас документы.

Еще по дороге в Лангар нас предупреждали: с афганской стороны, до которой рукой подать, нередко стреляют. У талибов (ДВИЖЕНИЕ, ЗАПРЕЩЁННОЕ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ) есть задача захватить этот район Памира. Оружия там у народа – немерено, и если кто-нибудь начнет стрелять, это особо не удивит. Главное, быть осторожным, не нарываться и не провоцировать.

И вдруг – стрельба на нашей территории, причем неподалеку! Траx! Та—та—та—тах! Судя по звуку, это стреляют из автоматов или пулеметов, так что поневоле втягиваем головы в плечи и останавливаемся. Не с афганской ли территории идет стрельба?! Но там вроде все чисто, людей не заметно…

Причина стрельбы проясняется на ближайшей автозаправке, где мы беседуем с заправщиком.

– Это военные учения, говорит тот. Сейчас ваши российские войска по договоренности с нашим правительством обустраивают тут пограничные заставы и усиливают границу. Ну, и тренируются иногда, постреливают…

Но это не очень успокаивает. Ужe позже, вернувшись в Питер, я узнаю о том, что талибы (ДВИЖЕНИЕ, ЗАПРЕЩЁННОЕ НА ТЕРРИТОРИИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ) начали всерьез рваться в Бадахшан, из—за чего въезд туда для туристов к июлю полностью закрыли. Нам еще повезло, успели проехать, но ситуация и в мае была достаточно напряженная…

Не доезжая километров сто до Мургаба, выезжаем на основную асфальтированную трассу. Это означает, что намеченный маршрут преодолен. Мы проехали всю верхнюю дорогу через Калаи-Хумб.

Конечно, в одиночку по этим трассам ехать рискованно, зато куча ярчайших впечатлений гарантирована.

А еще нам повезло: мы двигались почти все время на высоте около 3000 метров. И успели акклиматизироваться. А вот если бы мы ехали обратно, от киргизского Оша, где на дороге очень резкий высотный перепад, то наверняка бы обеспечили себе горную болезнь, и кровь из носа шла бы не у одного Женьки. Недаром местные жители говорят: «От Xорога до Оша – дорога хороша. Тяжела дорога от Оша до Xорога».

Продолжаем движение в сторону Мургаба. Это еще высокогорный Памир, где встречаются такие селения, что поражаешься: как тут люди-то живут?! Останавливаемся в одном из таких аулов, сплошь состоящем из каменно-глиняных низеньких строений, и в местной забегаловке заказывает лагман. Приносят лагман, с макаронами и картошкой, как положено. Заказываем на второе пельмени, и нам приносят тот же лагман, только вместо макарон там плавают три пельмешка. Простая жизнь, не до разносолов, главное – как—то выжить в суровых условиях.

По пути через Памир мы постоянно видели животных: то лисы перебегают дорогу, то бараны на обочине пасутся, то беркут в небе пролетит или другая хищная птица. Но это все сравнительно мелкая живность, а тут вдруг справа от дороги – яки! Группа черных мохнатых быков с огромными рогами неторопливо перемещается по каменистому полю, они жуют траву, что растет между камней, и мы тут же тормозит.

О яках я наслышан, о них нам еще брат Бахтибека – Юрали – рассказывал.

– Интересные эти животные. Они могут только в высокогорье жить, представляешь? На высоте три или четыре тысячи метров прекрасно себя чувствуют, даже в лютый холод! Но стоит им спуститься пониже, где и тепло, и пищи больше, как начинают болеть! Что-то со шкурой происходит, заразу всякую подхватывают, даже умирают от этого.

Вспомнив о том, как гонял верблюдов в казахской степи, тут же съезжаю с дороги, чтобы покататься по каменистому полю и плотному песку с колючками.

Яки с виду грозные, на их рога – не дай Бог наткнуться, но они оказываются довольно трусливыми. Яки удирают от моего мота со всех ног, я гоняюсь за ними, они от меня буквально в одном—двух метрах, протяни руку – и ухватишься за хвост. Я фотографирую их на ходу, что-то ору и в момент такого хулиганства испытываю особое удовольствие.

Внезапно вспоминается Йеллоустонский парк, где в прошлом году видел бизонов. За ними я, правда, не гонял на моте, вряд ли такое вообще возможно в американских национальных парках. Но ощущение экзотики было точно такое же – все-таки это уникальные животные, таких, обычно, раз в жизни можно увидеть.

В Мургаб, который является самым высокогорным поселением СНГ, приезжаем в середине дня. Я принимаю решение: едем дальше, до Оша. Во-первых, время позволяет, часам к десяти мы вполне можем добраться до Киргизии, где, по слухам, китайцы отстроили настоящий автобан. Во—вторых, не очень хочется задерживаться в населенном пункте, чье название – Мургаб – в переводе с памирского означает что-то типа «злое место». Однако мой расчет оказывается неверным, недаром говорят: человек предполагает, а Бог располагает. Погода была отличной, настроение тоже, и ничто не предвещало снежной бури, в которую мы вскоре попадем…

Между тем справа вдоль дороги появляется забор из колючей проволоки. Это Китай. Афганистан, граничащий с Бадахшаном, наконец-то кончился, и теперь мы наблюдаем по ту сторону границы Китайскую Народную Республику. Границу, правда, никто особо не охраняет: мы видим забор, в нем огромная дырища, а за ней вроде как следовая полоса. Но вооруженных пограничников ни с той, ни с другой стороны не видать. Заметив такое, говорю себе:

– Тогда надо посетить китайцев…

И устремляюсь на моте прямо через дыру. Переезжаю на территорию Китая, наворачиваю пару кругов, делаю несколько снимков, после чего, довольный, возвращаюсь обратно.

Далее вполне сносная дорога ведет нас через перевал Акбайтал. Добравшись до него, видим два бетонных столба и щит с надписью «Перевал Акбайтал» и цифрами: 4655 метров. На щит приклеивается наклейка с логотипом «Сел и поехал», там же мы растягиваем флаг экспедиции и фотографируемся с ним. Переполняющий нас восторг, впрочем, сопровождается легким головокружением от нехватки кислорода. Вроде все нормально, дышишь полной грудью, но при этом чувствуешь, что легкие будто пустые. Слезаешь с мота, делаешь два—три шага, и у тебя тут же начинается одышка, так что нет желания сделать лишнее движение. Хочется вдыхать еще и еще, чтобы обрести нормальное самочувствие и чтобы внезапно ослабевшие ноги не подкашивались.

А ведь мы употребляли специально прихваченные с собой таблетки фенотропила и старались пить больше воды, чтобы разжижать кровь и не подхватить горную болезнь. Но она нас достает, несмотря на препараты и длительную акклиматизацию. Высота почти в пять километров – не шутка. И если человек склонен к горной болезни, то на этот маршрут обязательно нужно брать кислородные баллоны.

На самом верху достаю спутниковый телефон никакой оператор в этом месте не работает. И звоню cупрyгe, в этот момент сидящей на работе в Питере, в теплом офисе с видом на Обводный канал.

– Мариша, привет! Что?! Плохо тебя слышу, здесь ветер страшный дует! Хочу сообщить, что я сейчас на самой высокой точке памирского маршрута! Почти пять километров над уровнем моря!

– Поздравляю тебя, Паша! Ты у нас молодец! Ждем тебя с Пашулей, скорей возвращайся!

Потом звоню маме.

– Мам, привет с Памира. Как вы там с батей? Как погода?

– Все хорошо, занимаемся посадкой на огороде. Как ты? Когда домой?

– У меня все нормально, скоро уже буду дома. Пока!

Я чувствую: мама очень рада слышать живого—здорового сына, находящегося неизвестно где. Здесь пронизывающий ветер, вокруг заснеженные вершины, а у них, на даче под Павловском, распустились деревья, тепло, можно заняться высадкой цветов и овощей…

Засовываю телефон в сумку, завожу мотоцикл – и опять вперед.

Вскоре после перевала начинается «стиральная доска», как называют дорогу со сплошными ухабами. По ней можно ехать потише, на скорости 20-30 километров в час, и ловить все рытвины на дороге. Мот при этом тоже ведет себя неспокойно, начинает вибрировать, так что я решаю разогнаться до восьмидесяти и чувствую себя, надо сказать, вполне комфортно. Мот глотает все ямы, и скорость хорошая, медленнее ехать не получается.

На этом склоне Памира уже начинаются киргизские селения. В которых дети – в отличие от памирских детей – почему—то бросают в нас камни. Мы не останавливаемся, не выясняем причин такой неприязни, но некий дискомфорт на душе остается.

Хотя главная проблема на Памире – это не дети и даже не взрослые. Главное – это погодные условия, которые могут быть такими, могут – этакими, и от этих погодных условий зависит ни больше ни меньше, а твоя жизнь.

Внезапно начинается ледяной пронизывающий ветер. Я натягиваю поверх экипировки снегоходный свитер, который вместе с дождевиком специально брал на Памир. Мне делается гораздо теплее, но впереди вижу черные тучи. И понимаю: нас ожидает снежная буря. В этом месте такие бури не редкость, и я предупреждаю напарника, мол, нас может накрыть непогода, будь готов. У меня лично такой закон: я еду, пока есть возможность. Пока не сломался мотоцикл, пока не заболел, пока еще есть силы; это я усвоил еще в первой снегоходной экспедиции, когда всю ночь ехали на снегоходах до базы – были измотаны до предела, но все равно ехали.

Теплые вещи есть. Включаю подогрев ручек – рукам становится еще теплее, потому что согреваются ладони. Но и природа не отстает. Ветер чуть стихает, зато начинает валить снег: вначале не сильно, а затем – такими пустыми хлопьями, что видимость на дороге тут жe падает. Я не вижу ничего уже метрах в трех впереди. Из-за этого едем совсем тихо, чтобы вскоре достичь границы Таджикистана и Киргизстана.

Возле таджикского пограничного пункта слезаю с мотоцикла, захожу внутрь, где вижу нескольких человек в форме и печку в углу. Один из пограничников пьет горячий чай, другой подкидывает в топку дрова. От огня пышет теплом, дрова в топке потрескивают. Я откидываю визор и, выдохнув холодный воздух, чувствую разливающееся по телу тепло. Снаружи – минус пять, а тут такая замечательная теплая атмосфера, прямо уходить не хочется!

Пока проверяют наши паспорта, я усаживаюсь возле окна и смотрю наружу, где кружит снежная вьюга. Ехать по такой погоде дальше будет очень непросто. Мои колеса уже на подъезде к погранпункту начали проскальзывать, мотоцикл водило по дороге то вправо, то влево, а это грозит серьезными неприятностями.

Следом внутрь заваливается Женька, весь облепленный снегом.

– Ффу, как хорошо—то здесь…

Он стучит ногами по полу, отряхивает снег, тожe наслаждаясь теплом.

– Ну что? – внезапно меняет он тон. – Это ведь ты накаркал! Ты же хотел в снежную бурю попасть, хотел приключений!

– Женя! – поднимаю руку. – Все в порядке! Прорвемся, проедем, не переживай!

В этот момент начинает проверку наркоконтроль.

– Кто такие, ребята? Откуда едете? Наркотики, другие запрещенные вещества есть?

– Нет, конечно… – отвечаем.

– Надо проверить… – не верят нам на слово. Пока нас проверяют, ветер внезапно стихает.

И начинается конкретный снегопад, когда снег валом валит.

Но я принимаю решение: пока световой день продолжается – ехать дальше. Еще два часа до наступления темноты. И всего двадцать километров до киргизского пограничного пункта. Надо потерпеть и доехать – дальше начнется асфальт, да и высота будет на километр ниже.

Есть, конечно, вариант – подождать до утра. Но неизвестно, что будет завтра. Если будет минус десять, эта снежная корка так схватился, что нам уже будет не спуститься. Надо воспользоваться возможностью сегодня. Едем!

Спускаемся медленно, потому что колеса уже начинают проскальзывать. Пальцы с силой сжигают рукоятка, я плавно газую: сорок километров в час – предел, даже на такой скорости падаешь. Бах! – заваливаюсь на правый бок. Движок продолжает работать, я поднимаюсь, усаживаюсь на сиденье – и опять вниз, уже черепашьим ходом. А снег продолжает валить! На одних участках дороги снежная целина толщиной сантиметров пятнадцать, на других надувы – все тридцать или даже пятьдесят. Я падаю еще раз, поднимаюсь, но упорно продолжаю движение.

Проезжая мимо безлюдных бараков, внезапно вспоминаю, как саратовские мототуристы попали в снежную бурю и пережидали непогоду в таких вот неотапливаемых строениях. Они ждали два дня, пока буря не утихнет и не придет техника, которая расчистит дорогу от завалов. Бывают случаи и похуже, о чем нам рассказывал Фархат. Через это проходят, точнее, проезжают, по сути, все мотопутешественники, которые едут на Памир из Душанбе. Так вот, до Оша добираются далеко не все, кто—то навсегда остается в этих суровых горах…

Но это, думаю я, не наш случай. И упорно продолжаю движение. Визор вскоре залепляет снегом, и он запотевает. Поднимаю его, но снег тут же налипает на очки. Срываю с носа очки и еду будто в тумане. Ноги начинают мерзнуть, все-таки минус; а на перчатках – ледяная корка. А тут еще темнота спускается! Фары высвечивают заснеженную дорогу, грязь, скалы по бокам, и вдруг – полосатый шлагбаум! «Слава богу, – думаю, – киргизская граница…» За ней, насколько мне известно, уже начинается нормальная асфальтовая дорога.

– Ну вы молодцы! – восхищаются нами пограничники. – Как вы решились-то на такой спуск?! Мы ведь наверх машины не пускаем – все перевалы завалило!

Ну вот, наконец—то можно расслабиться: Памир нас не только принял, но и отпустил…

Когда добираемся до Оша и устраиваемся на ночлег, первое, что делаю, – набираю Витаса. Всю Среднюю Азию мы проехали в значительной степени благодаря ему. Ну и конечно, хотелось выразить восхищение.

– Ты герой! – говорю абсолютно искренне. – Ты прошел этот труднейший путь в одиночку! Я просто представить такое не могу!

– Паш, я старался быть осторожным, – отвечает мой друг. – Я ведь знал: случись что—то неладное, мне никто не поможет. Памир – трасса очень серьезная, и ты правильно делал, что тщательно готовился к этой поездке. Поздравляю с завершением маршрута!

Выйдя из ошской гостиницы, где отсыпались после Памира, завожу мотоцикл для разогрева. В Бишкек нас провожает Стас, старший местного мотодвижения. Я извиняюсь за то, что не успели как следует пообщаться:

– Спешим, Стас, извини. В следующий раз погостим у тебя подольше.

Вижу, как Женя прикрепляет к мотоциклу багаж. И когда смотрю на него внимательнее, вижу абсолютно зеленое лицо. Я поворачиваю ключ и глушу

– Жень, как ты?! – спрашиваю.

– Ухо сильно болит, – отвечает. – Похоже, нарывает… И температура у меня, кажется.

Он достает из багажа градусник и засовывает под мышку. Пока Женя меряет температуру, я уже веду диалог со Стасом:

– Так, Стас, очень нужен лор.

Он делает звонок, после чего говорит:

– Тут за углом воинская часть. В ней есть медицинский пункт, там мой родственник лором работает. Давай туда!

– Тридцать восемь и пять, – говорит Женька через минyтy.

Решение принимаю сразу.

– В таком случае мы никуда не едем. Вначале к врачу, потом останавливаемся у тебя, Стас.

– Нет проблем, – отвечает наш друг.

Планы меняются, поскольку напарник явно начинает заболевать. Вялый, бледный, то и дело прикладывающий ладонь к уху, он, понятно, не может сесть за руль. Когда оказывается в медсанчасти, к нам выходит молодой врач и уводит Женю. Мы сидим со Стасом в ожидании. Вскоре Женя выходит из кабинета, в уши у него вставлена вата.

– Воспаление уха, – говорит, – врач сказал, это может привести к отиту.

Я понимаю, что мы задерживается в Оше до Женькиного выздоровления. Отвозим Женю в городскую больницу, там ему делают несколько процедур. После чего направляемся в мотоотель Стаса, где устраиваемся на неопределенное время.

Вечером Женька лежит на кровати, на лбу компресс, температура – 39,9. Он охает, вздыхает, видно, как ему тяжело.

– С такой температурой можно умереть, – говорит Стас. – Надо вызвать врача.

– Ничего, – еле отзывается Женя, – сейчас приму жаропонижающее и антибиотики, сразу полегчает. Если нет, то вызовем.

Я смотрю на моего измотанного напарника и мысленно прошу у Бога: «Помоги ему выздороветь».

– Как насчет выпить? – обращаюсь к Стасу. – У меня есть в запасе хреновуха, из самого Питера везу. Мне ее белорусский друг Коля Вегас прислал.

– За что пить будем? – спрашивает Стас.

– Вначале я думал: за то, что мы проехали и увидели Памир. Но товарищ заболел, и лучше, я считаю, выпить за его здоровье.

Я не выпивал уже семь с половиной месяцев – это была моя подготовка к Памиру. Ведь физическая форма, как и психологическая, в этом путешествии была более чем важна. Взяв с собой в дорогу флягу с хреновухой, я о ней почти не вспоминал. Но сейчас, после прохождения Памира, да еще в такой критической ситуации выпить было самое то.

– Женя, говорю, поднимая флягу, обтянутую тряпичным чехлом зеленого цвета. – Ты молодец. Далеко не каждый мог бы в первой поездке на мотоцикле одолеть такой непростой маршрут. Но ты сумел это сделать, смог напрячься и не сойти с трассы. За тебя!

Женя тяжело дышит, по лицу у него течет пот, но он все равно пытается улыбаться. Несмотря на все сложности и передряги нашего пути, ему есть чем гордиться.

Вечером уже из Москвы звонит Володька, улетевший из Оша вместе со съемочной группой.

– Паш, как дела?

Я в двух словах обрисовываю обстановку.

– Все понятно. Пожелай Жене скорейшего выздоровления. И мои поздравления с тем, что он сумел проехать эти чертовы горы. Но в следующую такую поездку все-таки бери подготовленных парней и не мучай никого.

Ош запоминается прежде всего тем, что здесь – самые вкусные лепешки во всей Средней Азии. Мы их перепробовали множество, в разных городах и странах, и можем утверждать это с полной ответственностью. То ли они делались на молоке, то ли с каким-то разрыхлителем теста, но ошские лепешки – это что—то невероятно нежное, мягкое и вкусное.

Запоминается и то, что киргизские сомы – в отличие от узбекских – не надо собирать в пачки. Киргизский сом примерно равен одному российскому рублю, что очень удобно при совершении покупок.

Несколько дней Женя болеет, и я покупаю ему на рынке клубнику – больше он ничего есть не может. Он очень благодарен. Уже на третий день вижу, что мой спутник начинает идти на поправку, и температура падает.

Но ехать на моте после такого серьезного заболевания ему нельзя, поэтому мы со Стасом прндумываем другой вариант. Мы находим микроавтобус с багажным отделением, в которое можно впихнуть наши мотоциклы. И, погрузив их, отправляемся в Бишкек, до которого семьсот километров.

Мотоциклы в багаже, Женя лежит в отдельном отсеке на коврах, обложенный подушками, как шейх. А я еду рядом с водителем. Допиваю хреновуху, беседую с водителем за жизнь, а еще любуюсь здешними пейзажами и начинаю философствовать. Въехав в Киргизию, мы почувствовали себя в раю. После суровых памирскнх гор, где почти не было растительности, мы видим цветущие поля, заросшие зеленой травой и цветами. Это напоминает альпийские луга, мы будто попали в Швейцарию.

А потом спуск в долину, где слева и справа от дороги – огромные поля цветущих маков. Эти поля убегают за горизонт, к виднеющимся в голубой дымке горам. Кажется, здесь растут миллионы цветов, словно капельки крови, разбрызганные по зеленой растительности. Вблизи каждая такая «капелька» имеет форму цветка, но дальше они сливаются в сплошной ярко-красный ковер, и все это – невероятно красиво…

И над всем этим виднеются белоснежные вершины

хребта Тянь—Шань. Эти горные заснеженные пики впечатляют еще больше Памира, и я думаю, что сюда нужно обязательно приехать отдельно.

Под хреновуху и звучащую из динамиков национальную музыку, которой подпевает водитель, тянет подвести предварительные итоги поездки. Не зря я прошел школу мотокросса этой зимой. Не зря готовил себя физически, каждый день занимаясь кардиотренировкой. Ну и, конечно, мы правильно делали, что не старались вписаться в график любой ценой. Опыт подсказывал: тише едешь – дальше будешь. Если напарник отстает, надо это учитывать, иначе может быть хуже: или техника поломается, или человек не выдержит. Всегда лучше находить позитивные моменты во всем, что я и старался делать. «Не спеши по жизни и не торопи события» – вспомнилось одно из любимых высказываний Вована Ростопши. И верно: все, что происходит, надо принимать как есть, не впадая в уныние или истерику.

Если бы в начале поездки не сломался мой мотоцикл, мы бы не оказались в нужное время в двух шагах от границы с Туркменистаном. Так получилось, что визы пришли вовремя и мы смогли увидеть и «Врата в ад», и беломраморный Ашхабад, напоминающий ночью Лас—Вегас, и много еще интересного. Борись, решай, но не торопись: в любом случае Бог сделает так, как это должно быть. С этой жизненной философией я проехал весь свой путь, и все полоски, водные преграды, бури, снегопады, я уверен, – были даны от Бога.

Я благодарен за то, что мы попали в первобытный мир Афганистана и вернулись обратно. Ведь у меня после его посещения изменилось жизненное миро— воззрение. Благодарен за то, что Памир пустил нас, а потом отпустил домой. Благодарен тому, что решил поместить на походную сумку портрет деда, который проехал вместе со мной весь путь. Убежден: он мне тоже помогал в этом путешествии. И наконец—то, пусть мысленно, но я все-таки договорил с ним то, что не успел договорить при жизни.

Вижу за окном зеленые поля, покрытые цветами, горные вершины вдалеке и, пребывая в легком хмелю, вспоминаю, как в детстве приезжал к деду в деревню. И тут же убегал к друзьям, братьям, думая: потом поговорим, потом чаю попьем, потом расскажу об уроках, о маме, п апe, о том, как живется мне в Питере.

«Беги, внучек, беги…» – говорил дед.

Только сейчас, когда его нет, понимаю: уже поздно. Время было, но молодого парня куда-то манило, я постоянно убегал и так мало уделял деду времени, которое ему было необходимо для общения. Ведь сидя у окошка, выпивая чай и закусывая его куском cаxара, он всегда смотрел на дорогу, проходящую вдоль деревни, и был рад любому, кто проходил мимо. А когда видел, что приехали его родные, всегда выходил на крыльцо и их встречал.

Спустя пятнадцать лет, приехав в деревню, я был ошарашен поваленными крышами, бурьяном, крапивой, тем, что половина домов была разрушена. Жизни там больше не было, деревня умерла. А ведь раньше, особенно летом, жизнь тут кипела. Приезжала автолавка, собиралось человек тридцать местных жителей, они покупали хлеб, конфеты, кисель в квадратных спрессованных брикетах, которые мы часто, не доходя до дому, съедали. Я шел вдоль разрушенных домов, пытался оживить в памяти детские эмоции, но это было невозможно. Я закрывал глаза и видел, как мы идем с большими сачками ловить рыбу в речке. Но когда открывал глаза, понимал, что вся эта жизнь исчезла. Мой брат сгорел в собственном доме, кто—то из парней сел в тюрьму, кто—то спился, кто—то уехал на заработки. Я даже не узнавал тех, с кем вместе играл в детстве. И, уезжая домой, пребывал в грустное настроении.

Деда к тому времени не стало, и было обидно в том числе за то, что не сумел в свое время поговорить с ним как следует. Надеюсь, он меня простит…

Под эти мысли я засыпаю.

Просыпаюсь от того, что меня будят – Асхат, главный в мототусовке Бишкека, перехватывает машину на подъезде к столице Киргизии.

– Паш, привет.

– Привет, – понимаю руку.

– Едем ко мне, в бар «Перцы».

– А с мотоциклами что делать?

– Их привезут завтра.

В честь нашего приезда Асхат заваливает целого барана. Он приглашает в мотобар человек тридцать друзей, мы для них – дорогие гости. Мы едим вкуснейший бешбармак, пьем прохладное киргизское пиво, которое разливает жена Асхата – Нургуля. Но пик праздника наступает, когда шеф—повар приносит нам голову барана. Я уже знаю, что поедание бараньей головы – это целый ритуал.

– Голову барана подают самому почетному гостю, – объясняет шеф—повар. – Одно ухо он отдает младшему мальчику, один глаз делит с человеком, которого хочет видеть всю жизнь. Второй глаз отдают людям, которым желают встречи, и никогда не дают кончик языка девушкам!

– Почему? – интересуюсь.

– Болтать много будуг! – смеется повар.

Мы все это съедаем, после чего повар вскидывает руку.

– Это еще не все! Само вкусное – это мозги барана!

– Давно мечтал попробовать… – говорю, улыбаясь. Он ловким движением с треском вскрывает черепную коробку, ия вижу эти самые мозги. Пробую и вдруг понимаю: это очень даже вкусно, чем-то напоминает куриный паштет.

На следующий день едем с Аскатом и женой Нургулей на красивейшее озеро Иссык-Куль, где отдыхает в совершено замечательное месте – в санатории под названием «Каприз», расположенном вблизи города Чолпон-Ата. Отличные современные гостиницы, прекрасные кафе, где подают очень вкусный горячий шоколад и кофе американо: и качество всего, и сервис – не хуже, чем в Европе. «Ничего себе киргизы живут…» – восхищаюсь мысленно. Лужайки, фонтаны, аккуратно высаженные елочки, да еще плюс к тому бирюзовая вода озера.

Мы идем в баню, стоящую на сваях прямо в озере метрах в тридцати от берега. После горячей парилки выскакиваешь, прыгаешь в прохладную чистейшую бирюзовую воду и ощущаешь непередаваемое наслаждение.

После этого едем в Пржевальск, где посещает музей выдающегося русского путешественника. Мы смотрим экспозицию, рассказывающую о многочисленных путешествиях Пржевальского по Средней Азии, а также о животных, которых он впервые открыл, – в частности, знаменитую лошадь, названную в его честь. Потом направляемся в Каракол и поднимаемся в горы, чтобы посетить горнолыжный курорт. Там замечательный воздух. Я объехал за пятнадцать лет множество природных мест, от Камчатки до Альп, но такого пьянящего воздуха не было нигде.

У меня было большое желание попробовать волшебное блюдо ашлян-фу, которое готовится исключительно в Караколе. Там какая—то лапша из крахмала, мясо, и оно, как мне рассказывали, ну очень вкусное.

– Это национальное блюдо уйгуров, – рассказывает Аскат, пока мы ожидаем заказанное в ресторане ашлян-фу. – Но придумали его, кажется, китайцы. У них есть похожее блюдо, только называется оно по—другому.

Поданное блюдо оказывается и впрямь очень вкусным и оригинальным на вкус. Больше его нигде не попробуешь, можно разве что самому попытаться приготовить…

Мы объезжаем все озеро. В одном месте, куда мы заезжаем за медом, нас ведут в настоящую киргизскую юрту. Когда вхожу внутрь, вижу под потолком две перекрещенные основы деревянного каркаса, обтянутые плотным толстым войлоком. По юрте раскинуты ковры, так что сразу тянет отдохнуть.

– Можно здесь прилечь? – задаю вопрос хозяину.

– Можно, конечно… – отвечает тот. – Располагайтесь.

Я падаю прямо на ковры и тут же отключаюсь. И опять меня настигает странное сновндение, которое преследует в течение всей поездки. Неизвестный мотоциклист в очередной раз нарезает круги около огненной ямы, опасным образом к ней приближаясь…

Вроде это никакой не вещий сон, ведь все – тьфу, тьфу! – пока обходится. Коля Принц всего лишь получил травму, Женька выздоравливает, а главное, мы преодолели Памир! Так почему же тревога не отпускает и меня часто охватывают какие-то нехорошие предчувствия?!

«Все, – говорю я себе после пробуждения. – Ты уже завершил путешествие, осталась лишь легкая и безопасная дорога домой!»

Финальный ужин проходит в том же мотобаре «Перцы». Нас угощают фирменным шашлыком – шеф-повар готовит его в маринаде, состав которого держится в строжайшем секрете. Все очень вкусно, обстановка душевная, но – пора прощаться.

Женьке становится лучше, и он берет билет на самолет. Его BMW отправляется транспортной компанией в Питер, и Женька улетает. А я отправляюсь обратно домой на мотоцикле. Принимаю решение 4500 километров от Бишкека до Питера проехать за четыре дня. Включаю свой любимый музыкальный репертуар – и в путь.

Еду через казахское озеро Балхаш, половина которого пресная, половина соленая. Через Караганду, откуда, конечно же, звоню cyпрyгe для поднятия настроения.

– Ты где? – задает она вопрос.

– В Караганде! – отвечаю со смехом.

Еду через новую столицу Казахстана – город Астану, где меня встречает Руслан, чтобы показать этот новый современный город, чем-то напомнивший Ашхабад. Еду через казахстанские степи, где страшные ветра, которые бьют резкими порывами и сбивают тебя на встречку. Когда мимо проходит фура, испытываешь настоящий воздушный удар, едва не посылающий тебя в нокаут. Но я борюсь, я противостою ветру и упорно двигаюсь к дому. Через Курган, через Екатеринбург, который давно люблю, через поля и леса средней полосы. Возвращаться домой – всегда кайфово, особенно если ты чувствуешь, что выполнил задуманное.

Самое главное, что после таких экспедиций – если остался жив и здоров, конечно – видишь жизнь по-другому. После того как побывал в Афганистане, где остались навеки десятки путешественников; после снежных бурь и опасных переправ Памира, где ежегодно остаются навеки путешественники; после жарких пустынь Туркмении и исторического, но бедного Узбекистана проблемы нашей обычной жизни представляются мелкими и несущественными. Без денег сидишь? Ерунда, заработать всегда можно. В семье неприятности? Поговори с близкими, разберись, и все наладится. Любую подобную проблему в цивилизованном мире можно решить, пока ты живой и здоровье позволяет.

Уже в России, после Екатеринбурга, останавливаюсь на заправке и получаю SMS от сестры. Она присылает стихотворение:

Ты сел и поехал, мой брат дорогой, и сотни людей поманил за собой.

За каждым моментом в два глаза следят и книгу увидеть скорее хотят.

Ты едешь на север иль едешь на юг, тебя везде встретит товарищ и друг.

Европа ли, Азия новый маршрут, тебе везде рады, тебя всюду ждут.

И если ненастье пришло на пути, готовы все дружно на помошь прийти.

На двух ли колесах, пешком ли, бегом,

ты мчишься вперед как стрела, с ветерком.

Пусть «Сел и поехал» отличный проект объедет весь мир, покорит белый свет.

Объехать весь мир, что совсем не пустяк, желаю тебе, брат мой – Павел Кобяк.

Отсылаю обратное сообщение: «Спасибо тебе, Леночка!» После такого стихотворения дорога домой делается короче и веселее. Сколько там еще осталось до Питера? Совсем немного. И я откручиваю ручку газа…

Я сижу на мягком диване в ночном летнем клубе на Крестовском острове. «Туц, туц, туц!» – гремит из динамиков модная попсовая музыка «Опа Гамла Стан», а вспыхивающие лазеры освещают молодежь, энергично танцующую на танцполе. В основном тут молодые девушки: кто-то в платье, кто-то в юбке, кто-то в обтягивающем костюме. Все гламурные, как некие дорогие спортивные машины, сдающиеся в аренду на выходные. Что ни девушка – искусственная кукла: нарощенные ресницы, губы с ботексом, импланты в груди, загар из солярия, удушливый запах дорогого парфюма…

Зря я, наверное, сюда пришел. В очередной раз мне приносят виски «Маккалан», я делаю глоток, – и тут накрывает. Опускаю веки, и перед глазами встают горы и скалы Памира, люди с автоматами, бедные дети, играющие в камни и запускающие воздушного змея… Но стоит открыть глаза, как опять видишь расфуфыренную понтовую толпу, которая начинает меня раздражать. Музыка долбит так, что глохнешь, яркий свет бьет в глаза, дымомашина выдает очередную порцию дыма, а ди-джей скачет и машет рукам за своим пультом. «Куда катится молодежь?!» – говорю вслух, уже опьяневший. Я не вижу естественной красоты среди этой пластиковой толпы, мне хочется отсюда уйти. И я, допив виски и поднявшись из-за стола, говорю приятелям:

– Парни, увидимся позже. Я на связи.

Я уже вторую неделю в своем любимом городе, но пока не могу отойти от поездки. Физически восстановился за пару дней: отоспался, отдохнул; однако душой я еще где-то в горах: переезжаю броды, вижу заснеженные пики семитысячников, борюсь со снежной бурей. Я чувствую себя лишним в этом месте и потому с облегчением покидаю пристанище искусственной «одноразовой» молодежи.

На выходе меня догоняет Димон с вновь испеченной подругой и придерживает за рукав пиджака.

– Паша, ты вернешься?

– Нет, Дим. Хочу побыть один.

Выхожу на проезжую часть, поднимаю руку. Торможу белую «шкоду» и, открыв дверцу, говорю:

– К Казанскому.

Сидя на заднем сиденье, опять прикрываю глаза и вижу отделанную голубыми изразцами мечеть в Мазари—Шариф, сияющую под палящим солнцем. Вижу площадь белых голубей со святыми чистыми птицами. Вспоминаю афганские пейзажи, когда слева и справа от дороги – коричневая глина и никакой зеленой растительности. Вижу, как люди в грязной старой одежде несут домой воду в ведерках и бидонах; женщин, укутанных в хиджаб, когда из—за сетки даже глаз не видно. Это совсем другие женщины, не похожие на тех, кого я только что видел…

Открыв глаза, замечаю, что проезжаем стрелку Васильевского острова. И вспоминаю, как неделю назад прямо после поездки я сначала заехал сюда, где почувствовал себя абсолютно чужим.

Подходили знакомые, улыбались, спрашивали:

– Паxа, как ты?

Но я был уставшим и явно не в адеквате, будто прилетел с другой планеты и попал в совершенно незнакомый мир…. толпа человек тридцать танцевала какую-то сальсу, но я при всем желании не мог подключиться к этому веселью. Они все народные, красивые, а у меня слой пыли на экипировке, грязь на мотоцикле…

Одним словом, я ощущал себя чужим в своем любимом городе. Степа Дизель, специально приехавший на стрелку меня встретить, угадал мое состояние.

– Паш, рад видеть. Но тебе, похоже, нужно отдохнуть. Езжай домой, тебя семья ждет…

Когда доезжаем до собора, говорю:

– Спасибо, здесь.

Расплачиваюсь, выхожу и двигаюсь по каналу Грибоедова, чтобы вскоре свернуть на Итальянскую. Присаживаюсь за стол уличного кафе, смотрю на небо. Начинаются белые ночи, и очень тепло, что не часто бывает в Петербурге даже летом. В том же кафе расположилась семья с детишками, хорошо одетыми, ухоженными, и опять догоняют воспоминания о памирских детях. Как эти чумазые, одетые в старые обноски малыши-карапузы бегут, спотыкаются, падают, затем поднимаются и с криком продолжают бег по обочине наперегонки с мотоциклом…

Поднявшись из-за стола, продолжаю свой путь мимо Караванной улицы в сторону Фонтанки. Дохожудо нее и, свернув направо, встаю недалеко от Аничкова моста. Отсюда видно, как на проплывающем по реке катере развеселая и разряженная молодежь лихо отплясывает под Верку Сердючку: «А я иду такая, вся в «Дольче Габана», я иду такая, и на сердце рана…» И вновь накатывают воспоминания об Узбекистане и тех пусть небогато живущих, зато душевных и очень гостеприимных людях, что приняли нас как родных. Вспоминаю пироги, чай в пиалах, семью человек десять, которые нас окружили и слушали наши рассказы о самом красивое городе на земле – Санкт-Петербурге…

Выйдя на Невский, вижу яркую, праздничную подсветку главной улицы города, что резко контрастирует с темноватой Итальянской. И опять вспоминается, как мы из темной пустыни подъезжаем к жаркому и ослепительно яркому провалу под названием «Врата в ад». Вспоминаю, как стоял на краю обрыва и думал: «Если упадешь вниз – смерть, оттуда не вылезти!» Весенняя опасная пустыня с ядовитыми змеями и насекомыми тоже оживает в памяти; ну, и, конечно, вспоминаются пугающие сны, которые преследовали всю поездку.

Вндя во сне странного мотоциклиста, что накручивал круги вокруг «Дырки дьявола», я не понимал, для чего это. Какой знак подают высшие силы? Думалось: это предупреждение об опасностях, которые ждут на Памире. Только все оказалось иначе, в чем я убедился по возвращении домой.

Мы с Женей остались живы и здоровы. Но мои друзья Слава Серб, Миша Бархатов и Наташа Бочкова, ехавшие по Азии почти в то жe время, что и мы, потеряли Даню – четвертого участника экспедиции. Они ехали с особой миссией по разным городам СНГ, чьи жители принимали участие в войне. И вот, когда оставались последние сто километров до Бишкека, где питерскую экспедицию собралось встречать все правительство Киргизии, уставший Даня засыпает за рулем и разбивается насмерть!

Очень тяжело, очень обидно…

А следом – мой друг Миша, хозяин мотобара «Башни» в «РокГараже». Спустя пару дней после приезда я примчал к нему на Обводный с новостями и рас— сказами об Азии. Но на входе…

– Миша в коме, в больнице…

– Как так?! Почему?!

– В аварию попал – сбил пешехода. Без шлема ехал, ну и вот…

В голове не укладывалось, что мой хороший товарищ, с кем обсуждали новые идеи в мотодвижении, кто помогал с редакцией моих предыдущих книг, с кем планировал снять мотосериал, – на грани жизни и смерти! Смерть через несколько дней победила, и оттого на душе тоже очень тяжко…

А главное, никто из нас от этого не застрахован. Вспоминаю, как в последний день кавказской экспедиции попал в страшную аварию. Упади я менее удачно – все, смерть! Хотя я и так был наказан: почти месяц пролежал в грузинской больнице обездвиженный, когда кормить меня приходилось с ложечки. А Санд, едва не погибший на чеченской трассе? Врезаться на скорости в животное весом в несколько сот килограмм – не шутка, в итоге он тоже надолго угодил на больничную койку. А Коля Принц, попавший в серьезнейшую аварию на Памире? Все мы ходим по краю, каждый может в любой момент уйти за последнюю черту. Но остается вопрос: почему одним суждено уцелеть, чтобы продолжить радоваться жизни, а другие, замечательные парни, надежные товарищи, – уходят? Я никогда не узнаю ответ на этот вопрос, из-за чего впору погрузиться в пучину отчаяния…

По Невскому направляюсь в сторону Лиговского проспекта. Дохожу до Московского вокзала, где снова ловлю такси.

– Куда? – спрашивает таксист.

– Туда! – указываю направление.

Пора возвращаться домой. Машина мчит меня вдоль Невы, в домах на другом берегу горят огни, отражаясь на речной глади, но я не в силах любоваться пейзажем. Белая ночь не завораживает, я весь в плену невеселых мыслей. И когда перед глазами возникает лицо деда, я не удивляюсь: за месяц привык видеть перед собой его фото; да и к беседам с ним привык.

«Так что же, дед? – спрашиваю мысленно. – Что со мной будет дальше?»

Дед молчит, загадочно улыбаясь.

«Стоит ли продолжать ездить по миру? Отправляться в новые экспедиции, рискуя когда-нибудь не вернуться из поездки? Или пора успокоиться?»

В ответ опять молчание. Дед продолжает улыбаться, и я не могу понять: знает он ответ? Или даже там, где он сейчас пребывает, тайна судьбы неизвестна? Привидевшийся фантом растворяется в дымке белой ночи, но на душе почему—то становится спокойнее. Я вроде как чувствую поддержку моего героического деда, да— же прилив сил ощущаю.

Все, хватит пессимизма. Ведь жизнь продолжается. А если судьбе суждено тебя забрать, это произойдет без твоего ведома, тревожиться на этот счет бессмысленно. Делай что должно, и будь что будет.

Ночью сплю беспокойно. Просыпаюсь, и слышу от жены:

– Ты кричал во сне…

– Серьезно?! – удивляюсь.

– Вспоминал какого—то мотоциклиста. И еще про «Врата в ад» вспоминал… Забыть поездку не можешь?

– Да нет, тут другое…

Сон моментально улетучивается. Успокоив cyпрyгу, выхожу на кухню и смотрю в светлеющее питерское небо. Кто-то опять меня о чем-то предупреждает? Куда-то зовет? Может, на самом деле ничего не закончилось?

Отъезд от дома «Князь Александр Невский»

Самара. Маевка

Казахские деньги, тенге

Между Уральском и Атырау

Весна в Атырау

Казахская повозка

На выезде из Атырау

Казахские школьники

Верблюды

Первое падение

Местная валюта, сумы

Первая заправка в Узбекистане

По дороге в Нукус

Гостиница

На ослах возят всё.

Конец контактной группы бензонасоса

Мотоцикл везет мотоцикл.

Учкудук… три колодца…

Хива. Гостевой дом

Ужин

Хива. Ночной город

Узбекский шашлык

Хива. Старый город

Хива. Мечеть

Хива. Узбекская мозаика

Хива

Хива. Местный базар

Хива. «Покупайте помидоры».

Тандыр

Хивинская самса

«Эй, брат, хороший бензин». По пути в Бухару

Велосипедисты из Лондона, следующие в Китай

Хива – Бухара. Придорожное соломенное кафе

Интересный пассажир

Бухара. Где-то в центре

Вечерняя Бухара

Бухара. Вечерняя сказка

Бухара

Бухара. Местная керамика

Бухара. Узбекские ковры

Бухара. Наверху в крепости

Бухара. Школьники на экскурсии

Старцы

Бухара. В музее, любимое лакомство шахов

Советский аппарат

Восточные вкусности

Бухарский рынок

«Эй, попробуй, какая вкусная клубника!»

Женя сменил транспорт.

Бухара. Весеннее утро

«Ура, приглашение на руках!»

Туркменабад. Вид из гостиницы

На заправке по пути в Мары

Мары

На подъезде к Ашхабаду

И он самый

Ашхабад. Золоченые осветительные столбы

Ашхабад. Городская остановка с кондиционером и телевизором

Ашхабад. Загс

Ашхабад. Фонтаны

Ресторан туркменской кухни

«У нас готовят вкусно, заказывайте». Счет $200.

Потолок юрты

Баранина в тесте

Кафе в пустыне

«Врата в ад»

«Врата в ад»

Туркменские школьники

«Нэт, брат. Бензина нэт».

Соседи по столу

Самарканд. И Игорь «Одиссей»

Самаркандский плов

Самарканд. Могила Тамерлана

Самарканд. В мавзолее Тамерлана

Самарканд. Ручная работа потолка

Самарканд. Регистан

Самаркандский базар

Лакомство пчел

Самарканд

«Куда траву?» – «Баранам».

Ташкент. Центр плова

Ташкентский плов

Ташкент. Метро

Ташкент. Метро

Монумент «Мужество», посвященный землетрясению 1966 г.

Ташкент. У цирка

Ташкент. На верху ТВ-башни

Ташкент

Ташкент. Лепешки

Узбекские шашлыки

Ташкент. Прощальный ужин с Рустамом и Серегой Корейцем

Джизак. Встреча с Саидом

Джизак. Чайхана

Завтрак у человека, побывавшего во всех основных городах РФ

Бензин. «Купи, брат».

Афган уже близко

Обмен валюты

Афганский «КамАЗ»

На подъезде к Мазари-Шарифу

Мазари-Шариф. Центр

Мазари-Шариф. Голубая мечеть

Люди прячутся от жары

Площадь белых голубей

Афгани

На улицах Мазари-Шарифа

Аман и партнер. Встречающая сторона

Афганистан очень бедная страна. Это чувствуется везде.

Местный народ

Лепешки, готовящиеся в раскаленном масле

Лучший плов за поездку – афганский.

Хиджаб – основная одежда женщин

Мазари-Шариф. На улицах города

Спрятанный на базаре мотоцикл

Местная техника

Куда же без афганской пуштунки.

Прощай, Афганистан. Мост, идущий в Термез

Местные деньги

У Фархата в клубе

Ваня и Фархат

На подъезде к Искандеркуль

Что здесь можно купить? По дороге в Фанские горы

Фанские горы. Озеро Искандеркуль

Озеро Искандеркуль. Философствуем о жизни

Душанбе. Байк-пост Фархата

Чайхана «Рахат»

«Дукати» итальянца, проехавшего Памир

Душанбе. В центре

Едем на Памир

Проверка разрешений на въезд в БДА

Асфальт кончился

Наконец-то то, за чем ехали

Маленькие речушки, смывающие дорогу

Пастухи и бараны

Ослы – самые выносливые животные

Местные жители

Горные дети

Мост

Речное русло и есть дорога

Дорогу смыло после трехдневного дождя

Едем через верхнюю трассу на Калаи-Хумб

Сельская жизнь

Дети Памира

Только вперед, только наверх

Речки, смывающие дороги

Перевал Хабуработ взяли

Уставший, но счастливый

Бывалая экипировка

Ночлег у реки

Зеленый чай под шум реки

Туристы приехали из Германии

Человек Памира

Во многих местах не разъехаться даже мотоциклу

Дороги и горы Памира

До кишлаков Афгана рукой подать

Счастливые женщины

Сплошные блок-посты

Спим и стоя, и лежа

Куда ведут эти пещеры, неизвестно…

Памирцы

Памирский хлев

Встреча с мототуристом из Запорожья

Река Пяндж и за ней Афган

Весенний Памир

И опять блок-пост…

Местные жители

Бензин в горах

Аулы Памира

Хурсан, водитель, везущий съемочную группу

Местные козочки

Дети Памира

Памирский карапуз

Сменил транспорт

«Выстрелы слышал?» – «Да. Похоже, военные учения».

По ту сторону Афган

Пики Памира

Люди – песчинки

Река Пяндж, разделяющая Афганистан и Бадахшан

Боевой конь

Памирское глинобитное жилье

Жизнь этих девушек сильно отличается от жизни в столице

Едем на Ишкашим

Золото на песке

Крепость Ямчун

Радоновые термальные источники

Белоснежные пики

Высокогорные коровы

Увидят ли эти луна-парк?

Местные жительницы

Памирский дом

Лангар. Школьник пошел в школу.

Дороги Памира. Высота 4000 м

На улице минус. Вода превратилась в лед.

Горные вершины

Караван на афганской стороне. А что они везут?

«Сел и поехал» высоко в горах

Заправка и телефон заправщика

И тут такая красота

Ждем продавца бензина.

Солнца очень много.

Памирский лагман

Высокогорный общественный туалет

Памирские яки

Здесь можно попить чаю и при желании переночевать.

Лунные пейзажи

И опять проверка документов

Мургаб. Зелени нет вообще

Откуда берут воду в Мургабе?

«Звани и захади, гостем будешь».

Китай. Заезжай в гости.

Самый высокогорный перевал Акбайтал, 4655 м

Перед снежной бурей. Поселок на озере Каракул, высота более 4000 м

Горные детишки

С кем бы в футбол погонять?

Велошпана

«Женя, не бойся, слышишь? Слышишь? Проедем».

Снежная буря, –5 °С

Покрышки без шипов явно не предназначены ездить по целине

Проедем, куда мы денемся. А ведь Памир забрал и не отпустил многих туристов…

Киргизские лошади

Ош. Лечебная клубника для напарника

Ош. Мясо…

Больной Женя до Бишкека ехал как шейх

Киргизские сомы

Киргизские сладости

Дороги размыло, и мы застряли.

Маковые поля. Благо, не опиумные

Бишкек. Байк-пост «Перцы»

Бишкек. Мотовечеринка от Асхата

Внутренности бараньей головы – деликатес

Озеро Иссык-Куль

Вид из сауны

Пансионат «Каприз». Как я давно мечтал об американо!

Юрты, заходи и живи.

Внутри юрты

Музей Пржевальского

Каракольское ашлян-фу готовится только в Караколе. Любимое блюдо киргизов

Эх, сейчас бы снежок да сноуборд…

Гонолыжная база

«Эй, ребята, заходите на чай, медом угощу!»

Мед великолепный

От Бишкека до Санкт-Петербурга за 4 дня. Отдых где придется…

Звонок домой: «Ты где?» – «В Караганде».

Дом ждет

Питер. Стрелка Васильевского острова

А дома сын

Подарок от Туркина Ф. О. на Новый год. Подарок ждал возвращения с Памира

Деда, спасибо за победу и совместную поездку. Мы сделали это!