John Dickson Carr

THE MAD HATTER MYSTERY

Copyright © The Estate of Clarice M. Carr, 1933

Published by arrangement with David Higham Associates Limited and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

© А. А. Кульбацкая, перевод, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка®

Любезный читатель, прошу заметить, что Кровавая башня, о которой столь часто упоминается в нашей истории, расположена над воротами, обозначенными на плане цифрой 3; эти ворота ведут не в саму башню, а на дорогу перед Уэйкфилдской башней. Ворота Кровавой башни выходят на Тауэр-Грин, и от этой дороги к ним ведет лестница, обозначенная цифрой 8.

Схема южной части лондонского Тауэра, выходящей на причал на Темзе, где разворачивались события

Как и большинство приключений доктора Фелла, эта история началась в баре. Началась она с загадки: на ступенях Ворот предателей в лондонском Тауэре был найден труп в костюме для гольфа и, что самое жуткое, в странном головном уборе. Все это дело грозило на некоторое время обернуться настоящим шляпным кошмаром.

Вообще говоря, в шляпе как таковой нет ничего особенно пугающего. Мы проходим мимо витрины шляпного магазина, не ощущая ни малейшего беспокойства. Даже при виде полицейского шлема, украсившего фонарный столб, мы, скорее всего, подумаем лишь о том, что шутка вышла не особенно смешной. Наткнувшись на заметку о такой истории в газете, Рэмпол усмехнулся, решив, что это как раз тот самый случай. Однако старший инспектор Хэдли был вовсе в этом не уверен.

Они ждали доктора Фелла в таверне «Скотт» в самом центре площади Пикадилли. Расположившись с бокалом пива в алькове, Рэмпол рассматривал старшего инспектора. Тот был в недоумении – он только утром прибыл из Америки, и на него тут же навалилось множество проблем. Рэмпол обратился к Хэдли:

– Сэр, я часто задумывался о докторе Фелле. Похоже, он человек весьма разносторонний.

Его собеседник кивнул, слегка улыбнувшись. Рэмпол отметил, что старший инспектор Департамента уголовного розыска – человек весьма располагающий. Он был немногословен, аккуратно одет, носил усы на военный манер и гладко зачесывал волосы цвета неяркой стали. Его уравновешенность и наблюдательность сразу обращали на себя внимание.

– Давно вы с ним знакомы? – спросил Хэдли.

– Собственно говоря, только с июля прошлого года. – Упомянув об этом, американец сам удивился. – Боже правый! Кажется, уже прошла целая вечность! Он… ну, короче говоря, он познакомил меня с моей женой.

Хэдли кивнул:

– Знаю. Дело Старберта. Он тогда телеграфировал мне из Линкольншира, и я отправил ему нужных людей.

Прошло чуть больше восьми месяцев. Рэмпол вспоминал те жуткие сцены в «Укромном уголке», сумерки у железнодорожной станции и руку доктора Фелла на плече убийцы Мартина Старберта. Теперь же от всего этого остались только счастье и Дороти.

Старший инспектор снова едва заметно улыбнулся.

– А вы, полагаю, – продолжал он в своей неторопливой манере, – вскружили голову юной леди. Фелл восторженно отзывался о вас. Он проделал тогда блестящую работу, – неожиданно заметил Хэдли. – Интересно…

– …Сможет ли он проделать это снова?

На лице собеседника Рэмпола появилось насмешливое выражение.

– Не торопитесь, пожалуйста. Похоже, вы снова почуяли запах преступления.

– Ну… сэр, он написал мне записку и просил, чтобы я встретился с вами здесь.

– Да, – сказал Хэдли, – возможно, вы правы. У меня есть предчувствие. – Он похлопал по карману, где лежала сложенная газета, помедлил и нахмурился. – И все же я подумал, что это дело скорее в его вкусе, чем в моем. Биттон обратился ко мне лично, как к другу, и вряд ли это работа для Скотленд-Ярда. Я не хочу ему отказывать. Полагаю, вы слышали о сэре Уильяме Биттоне?

– Коллекционере?

– А, – произнес Хэдли, – я так и думал. Фелл упомянул, что это и ваше пристрастие тоже. Да, коллекционер книг, хотя я знал его лучше до того, как он отошел от политики. – Он взглянул на часы. – Биттон должен быть здесь к двум часам, и Фелл тоже.

В этот момент прогремело оглушительное «АГА!», и они увидели человека, размахивающего тростью на другом конце комнаты. Огромная фигура заполнила лестничные пролет, ведущий на улицу. Кроме них, в помещении находились только два бизнесмена, негромко беседовавших в одном из уголков, они обернулись и уставились на сияющего Гидеона Фелла.

С появлением доктора Фелла в памяти Рэмпола всплыли прежние славные времена, посиделки с пивом, зажигательная атмосфера и застольные беседы. Американцу снова захотелось выпить и запеть от радости. Перед ним стоял доктор, казавшийся теперь еще больше и плотнее. Он тяжело дышал. Его красное лицо сияло, маленькие глазки блестели за стеклами пенсне на широкой черной тесьме. Разбойничьи усы скрывали сияющую улыбку, а несколько его подбородков тряслись от хохота. На голове красовалась неизменная черная широкополая шляпа, из-под объемного черного плаща выпирало пузо.

– Эх, – сказал он, – э-хе-хе. – Он вразвалку подошел к алькову и сжал руку Рэмпола. – Мальчик мой, я рад. Очень рад! Хех. Я говорю, вы прекрасно выглядите. А Дороти?.. Превосходно; рад это слышать. Моя жена передает вам самые добрые пожелания.

Есть люди, с которыми сразу же становится легко и просто, и доктор Фелл был одним из них. Никакая принужденность или стеснительность не могли перед ним устоять; он словно сдувал их; и если у человека была хоть капля чопорности, она мгновенно улетучивалась. Хэдли снисходительно улыбнулся и подозвал официанта.

– Это может вас заинтересовать, – предложил старший инспектор, с серьезным и вполне невинным видом протягивая доктору Феллу карту вин. – Рекомендую коктейли. «Поцелуй ангела», например.

– Что-что? – переспросил доктор Фелл, устраиваясь поудобнее.

– Или «Блаженство любви».

– Чепуха! – сказал доктор Фелл, уставившись в меню. – Молодой человек, и вы это подаете?

– Да, сэр, – сказал официант, подпрыгнув от неожиданности.

– Молодой человек, – продолжал доктор, протирая пенсне, – вы никогда не задумывались о том, что американское влияние сделало с непоколебимой Англией? Куда подевалось ваше тонкое чутье? Одного этого достаточно, чтобы заставить содрогнуться порядочных выпивох.

– Думаю, вам стоит заказать что-нибудь, – предложил Хэдли.

– Большой бокал пива, – сказал доктор. – Лагер.

Фыркнув, он достал портсигар и протянул его сидящим за столом, пока официант уносил бокалы. С первой же целебной затяжкой он благодушно развалился в кресле напротив алькова.

– Мой юный друг расскажет вам, Хэдли, – хмыкнул доктор Фелл, широко взмахнув сигарой, – что я уже семь лет работаю над материалами моей книги «Английская культура питья с древности до наших дней», и я краснею от стыда при мысли, что мне придется включать подобные факты даже в приложение. Это звучит почти так же ужасно, как «безалкогольные напитки»…

Он замолк, мигая маленькими глазками за стеклами пенсне. Робкий, безукоризненно одетый мужчина – похоже, управляющий заведением – неуверенно остановился возле алькова. Казалось, он был чем-то раздосадован и чувствовал некоторую неловкость. Его взгляд остановился на весьма живописной широкополой шляпе доктора Фелла, которая лежала на стуле поверх плаща. Когда официант принес три кружки пива, мужчина вошел в альков.

– Простите, сэр, – сказал он, – если позволите, можно дать вам совет? На вашем месте я бы тщательно следил за этой шляпой.

Доктор на мгновение уставился на него, стакан застыл на полпути к губам. Затем его красное лицо оживилось, сделавшись очень довольным.

– Позвольте, сэр, – произнес он с горячностью, – пожать вам руку. Вы, я вижу, обладаете хорошим вкусом и здравомыслием. Хотелось бы мне, чтобы вы поговорили на эту тему с моей женой. Полностью с вами согласен, это отличная шляпа. Но скажите, почему я должен следить за ней более тщательно, чем обычно?

Лицо мужчины порозовело. Он смущенно произнес:

– Я не имел намерения мешать вам, сэр. Я думал, вы знаете. В этом районе произошло несколько возмутительных случаев, и мне бы не хотелось, чтобы наши посетители оказались в затруднительном положении. Эта шляпа… да повесьте уже ее наконец! – взорвался управляющий, перестав говорить намеками. – Это было бы слишком. Он не пройдет мимо. Шляпник обязательно ее украдет.

– Кто-кто?

– Шляпник, сэр. Безумный Шляпник.

Губы Хэдли начали подрагивать, и казалось, что он вот-вот разразится хохотом или поспешно выйдет из-за стола. Но доктор Фелл не обратил на это внимания. Он достал большой носовой платок и вытер лоб.

– Мой дорогой сэр, – сказал он, – вы меня позабавили. Позвольте мне уточнить, верно ли я уловил суть. Как я понимаю, в этом районе обитает некий шляпник с настолько неуравновешенной психикой, что, если я по неведению пройду мимо его лавки, он может выскочить на улицу и украсть мою шляпу? Это оскорбляет мое эстетическое чувство. Я вежливо, но твердо отказываюсь, – продолжал доктор Фелл, повышая голос, – бегать по Пикадилли от одержимых шляпников.

Старший инспектор резко сказал управляющему:

– Благодарю вас. Этот джентльмен только что приехал в Лондон, ему ничего об этом не известно. Я все объясню.

Покрасневший управляющий ретировался вглубь ресторана, и доктор Фелл вздохнул.

– Вот вы его прогнали, – запротестовал он, – а мне это начало нравиться. Я чувствую в лондонских шляпниках неугомонный, бесшабашный дух. – Он отхлебнул большой глоток пива, встряхнув копной пышных волос, и окинул взглядом своих компаньонов.

– Черт вас побери… – сказал старший инспектор. Он достойно боролся и проиграл. – Так-так, черт возьми, ненавижу скандальные сцены, а вам, похоже, это доставляет удовольствие. И все же слова управляющего не лишены смысла. Разумеется, это детская шалость, но ей не видно конца. Если бы он остановился, украв парочку шляп, и не началась бы эта адская возня в прессе, не было бы ничего страшного. Но вся эта история ставит полицию в глупое положение.

Доктор поправил очки.

– Вы хотите сказать, что этот шляпник действительно бродит по Лондону и ворует шляпы? – спросил он.

– Безумный Шляпник – так называют его газеты. Все началось с этого юнца Дрисколла, внештатного журналиста. Дрисколл – племянник Биттона; приструнить его будет трудно, а если мы и попытаемся это сделать, то только выставим себя дураками. Это все из-за него. Смейтесь, смейтесь! – предложил Хэдли.

Подбородок доктора Фелла утонул в воротнике.

– И Скотленд-Ярд, – спросил он с подозрительной вежливостью, – не в состоянии задержать этого негодяя?

Хэдли стоило усилий сохранить спокойствие. Он тихо проговорил:

– Лично мне наплевать, укради он хоть митру архиепископа Кентерберийского. Но когда полицейских выставляют шутами гороховыми, это уже не смешно. И предположим, поймай мы его? Для прессы суд будет выглядеть гораздо комичнее, чем само преступление. Вы можете себе представить, как адвокат и прокурор, лишившиеся париков, спорят о том, действительно ли обвиняемый вечером пятого марта тысяча девятьсот тридцать второго года снял шлем констебля полиции Томаса Спаркла с головы этого самого констебля в помещении на Юстон-роуд или где-то неподалеку, а затем водрузил этот шлем на фонарный столб перед зданием Нового Скотленд-Ярда на юго-западе, – или что они там говорят?

– А что, он все это проделал? – с интересом спросил доктор Фелл.

– Вот, прочтите, – сказал Хэдли, доставая из кармана газету. – Эта колонка молодого Дрисколла – самая ужасная, но остальные почти столь же нелепые.

Доктор Фелл хмыкнул:

– Хэдли, это ведь не тот случай, о котором вы хотели со мной поговорить, верно? Потому что если это так, то будь я проклят, если возьмусь вам помогать. Ну и ну, это просто великолепно!

Однако Хэдли все это не казалось забавным. Он холодно ответил:

– Это не тот случай. Но, используя средства, которые имеются в моем распоряжении, я надеюсь приструнить Дрисколла. Если только… – Он замолчал, что-то обдумывая. – Прочтите это. Возможно, вам это понравится.

– Там есть еще кое-что, – сказал Хэдли, увидев, что доктор Фелл сложил газету, – но это не важно. Ненавижу эти проклятые шуточки, вот и все.

– Несомненно, – с грустью отозвался доктор Фелл, – вам, полицейским, частенько достается. И ни единой подсказки, я полагаю. Жаль, что не могу взяться за это дело. Хотя, возможно, если бы вы разослали лучших людей во все магазины сладостей в районе Лестер-сквер и поинтересовались, кто покупал леденцы…

– Я пригласил вас из Чаттерхэма не для того, чтобы обсуждать дурацкие розыгрыши, – съязвил Хэдли. – Но я могу сделать так, чтобы этот юнец Дрисколл перестал строчить подобную чепуху, и это остановит и других писак. Я телеграфировал вам, что все это связано с Биттоном; Биттон – дядюшка этого малого и обладатель тугого кошелька. Он сказал мне, что одна из самых ценных рукописей его коллекции была украдена.

– А, – сказал доктор Фелл, отложив газету и откинувшись на спинку кресла.

– Вся чертовщина с этими кражами рукописей или редких книг, – продолжил Хэдли, – в том, что судьбу украденного невозможно отследить. В случае с драгоценными камнями, гравюрами или даже картинами все довольно просто. Нам слишком хорошо известны ломбарды и скупщики. Но это не работает с книгами или рукописями. Прежде всего, когда вор берется за такое дело, у него уже есть человек на примете, через которого он намерен сбыть эту вещь, или же он действует по заказу покупателя. В любом случае можно быть уверенным, что покупатель ничего не расскажет.

Старший инспектор сделал паузу.

– А вмешательство Скотленд-Ярда в это дело осложняется еще и тем, что сам Биттон имел на украденную рукопись довольно сомнительные права.

– Понятно, – пробормотал доктор. – И что это была за рукопись?

Хэдли медленно поднял стакан и вдруг поспешно опустил его. Шаги загрохотали по латунным лестничным ступеням, и в зал вошел высокий мужчина в распахнутом пальто; бармен смиренно вздохнул, стараясь сделать вид, что не замечает яростного взгляда незнакомца.

– Добрый день, сэр Уильям, – пробормотал бармен и снова занялся протиранием стаканов.

– Никакой он не добрый, – гневно возразил сэр Уильям Биттон. Он провел концом белого шарфа по лицу, влажному от сгустившегося на улице тумана, и неожиданно просиял. – Ах, здравствуйте, Хэдли! Послушайте, надо что-то делать. Говорю вам, я не буду… – Он вошел в альков, и его взгляд упал на газету, которую отложил доктор Фелл. – Так вы читаете об этой свинье, которая ворует шляпы?

– Совершенно верно, – сказал Хэдли, нервно оглядываясь по сторонам. – Садитесь, дружище! А что он вам сделал?

– Что он сделал? – спросил сэр Уильям, откидывая седую прядь со лба и изо всех сил стараясь сдерживаться. – Сами посмотрите, что он сделал. Прямо перед моим домом стоит машина – шофер внизу покупает сигареты. Я выхожу. На площади туман. Мне показалось, что воришка через окно просовывает руку в боковой карман дверцы машины. Я говорю: «Привет!» – и запрыгиваю на подножку. И тут эта свинья высовывает руку и…

Сэр Уильям сглотнул.

– У меня сегодня было назначено три встречи до прихода сюда, две из них в Сити. Я даже планировал нанести свои ежемесячные визиты. Навестить лорда Тарлотса. Зайти к племяннику. Зайти – не важно к кому. Но я не мог и не хотел никуда ехать без шляпы. И будь я проклят, если заплачу три гинеи за третью, чтобы эта свинья опять… Что он сделал? – закричал сэр Уильям, снова срываясь. – Украл мою шляпу – вот что он сделал! И это уже вторая шляпа за три дня!

Хэдли постучал по столу.

– Двойной виски, – сказал он официанту. – А теперь сядьте и успокойтесь. Люди думают, что это уже какой-то сумасшедший дом… И позвольте представить вас моим друзьям.

– Добрый день, – нехотя ответил вошедший и кивнул новым знакомым. Когда он сел, то снова заговорил своим высоким крикливым голосом: – Я пришел сюда только потому, что должен был увидеться с вами, даже если бы мне пришлось явиться без ботинок. Ха! Другой шляпы в доме нет. Только на прошлой неделе купил две новые шляпы – цилиндр и фетровую. И в субботу вечером этот маньяк утащил цилиндр, а сегодня днем – фетровую. Господи! Я этого не потерплю! Говорю вам… – Он осмотрелся по сторонам, когда появился официант. – А? О, виски! Плесните, только немного.

Брызгая слюной, он откинулся на спинку кресла, чтобы выпить, и Рэмпол смог его хорошенько рассмотреть. О вспыльчивом характере этого человека ходили всевозможные слухи. В ура-патриотической прессе нередко появлялись статьи о его карьере: в восемнадцать он начал работать в галантерейной лавке, в сорок два года стал партийным организатором в парламенте, занимался правительственной программой вооружений, а после войны его карьера пошла на спад, так как он и в мирное время по-прежнему ратовал за увеличение военно-морского флота. Он был воинствующим шовинистом; речи его пестрили упоминаниями о капитане Дрейке, бесчисленными историями и дифирамбами старой Англии; он все еще писал письма, очерняющие нынешнего премьер-министра. Теперь же перед Рэмполом предстал мужчина немного за семьдесят: жилистый, энергичный, с длинной шеей, торчащей из воротника-стойки, умными и проницательными голубыми глазами.

Внезапно сэр Уильям поставил бокал и, прищурившись, уставился на доктора Фелла.

– Простите, я не сразу расслышал ваше имя, – произнес он отрывисто, словно чеканя слова. – Доктор Гидеон Фелл? А, я так и думал. Я давно хотел с вами познакомиться, у меня есть ваша работа по истории сверхъестественных явлений в английской художественной литературе. Но это проклятое дело со шляпами…

Хэдли резко его прервал:

– Полагаю, мы уже услышали предостаточно о шляпах. Понимаете, исходя из той истории, которую вы мне рассказали, мы не можем официально заниматься этим вопросом в Ярде. Вот почему я вызвал доктора Фелла. Сейчас нет времени вдаваться в подробности, но он уже помогал нам раньше. Я не из тех глупцов, которые не доверяют детективам-любителям. А это дело как раз для него. Все равно…

Старший инспектор нервничал. Внезапно он издал протяжный вздох и продолжил спокойным голосом:

– Джентльмены, я также не отношусь к тем глупцам, которые называют себя сугубо практичными людьми. Минуту назад я сказал, что мы уже достаточно слышали о шляпах; именно так я и думал до того, как увидел сэра Уильяма. Но не приходит ли вам в голову, что вторая кража его шляпы каким-то образом (и я не претендую на то, что понимаю, каким именно) может быть связана с похищением рукописи?

– Разумеется, нам пришло в голову, – хмыкнул доктор Фелл, подзывая официанта и указывая на свой пустой бокал, – что кража шляп – это не просто какой-то дурацкий розыгрыш. Вполне возможно, что какой-нибудь безмозглый парень захотел собрать коллекцию украденных шляп – полицейский шлем, судейский парик – да любой живописный головной убор, которым он мог бы с гордостью похвастаться перед своими друзьями. Я заметил такую привычку у студентов, когда преподавал в Америке. Там они стремились украсить стены своих комнат всевозможными вывесками и табличками.

– Но видите ли, здесь совсем другое дело. Этот малый – не сумасшедший коллекционер. Он крадет шляпу и вешает ее в другом месте как некий символ, чтобы ее всем было видно. Тем не менее есть еще одно объяснение…

На тонких губах сэра Уильяма застыла невеселая улыбка, когда он перевел взгляд с Рэмпола на задумчивое лицо доктора; однако в его глазах промелькнуло сомнение.

– У вас, детективов, своеобразный ход мысли, – сказал он. – Неужели вы всерьез полагаете, что воришка будет срывать шляпы по всему Лондону для того, чтобы вырвать у меня рукопись? Неужели вы думаете, что я имею обыкновение носить ценные рукописи в шляпе? Кроме того, хочу заметить, что она пропала за несколько дней до кражи одной из моих шляп.

Доктор Фелл задумчиво взъерошил копну своих темных волос.

– Повторение слова «шляпа», – заметил он, – только приводит к путанице. Боюсь, что я буду говорить «шляпа», когда имею в виду почти все остальное… Давайте-ка сперва вы расскажете нам о рукописи: что это была за рукопись, как она оказалась у вас и когда она была украдена?

– Я расскажу вам, что это за рукопись, – ответил сэр Уильям, понизив голос, – потому что Хэдли ручается за вас. Только один коллекционер в мире – нет, скажем, два – знают, что я нашел ее. Один из них должен был узнать; я должен был показать ему рукопись, чтобы убедиться в ее подлинности. О втором расскажу позже. Но я нашел ее. Это рукопись совершенно неизвестного рассказа Эдгара Аллана По. Кроме меня и еще одного человека, никто, кроме По, никогда не видел ее и не слышал о ней… В это ведь трудно поверить? – В его взгляде сквозило холодное удовлетворение, и он хихикал, не открывая рта. – Я никогда не коллекционировал рукописи По. Но у меня есть первое издание сборника «Аль-Аараафа», выпущенного по подписке, когда он был в Вест-Пойнте, и несколько экземпляров «Южного литературного вестника», который он издал в Балтиморе. Так вот! В сентябре прошлого года я был в Штатах по разным делам и случайно оказался в гостях у доктора Мастерса, коллекционера из Филадельфии. Он предложил мне взглянуть на дом, где жил По, на пересечении 7-й улицы и Спринг-Гарден. Я так и сделал. Я пошел туда один. И все оказалось очень удачно. Это убогий район: унылые кирпичные фасады, белье сушится прямо в грязных дворах. Дом находился на углу переулка, и я слышал, как в гараже мужчина раздраженно ругался из-за тарахтящего мотора. Дом почти не изменился.

Из переулка я прошел через калитку в высоком дощатом заборе и оказался в мощеном дворике с покосившимся деревом, проросшим сквозь кирпичи. В маленькой кирпичной кухне хмурый рабочий делал какие-то пометки на конверте, из передней комнаты доносились удары молотка. Я извинился и сказал, что в этом доме жил писатель, о котором я слышал, и что я хотел бы его осмотреть. Он рявкнул: «Да пожалуйста!», продолжая кропать свои каракули. Я прошел в другую комнату, знаете, такую маленькую, с низким потолком; шкафы, встроенные в стены, оклеенные обоями, между ними низкая черная каминная полка.

Сэр Уильям Биттон видел, что явно заинтересовал присутствующих, и по его манере поведения и паузам было ясно, что ему нравится рассказывать эту историю.

– Они меняли шкафы. Попрошу заметить, шкафы. – Он резко наклонился вперед. – И опять же – хорошо, что они вынули внутренний каркас, а не просто заменили внешние панели и оклеили бумагой. Там стояло облако из пыли и раствора. Двое рабочих как раз вынимали каркас, и я увидел… Джентльмены, я весь похолодел и задрожал. Между краями каркаса были засунуты тонкие листы бумаги, с пятнами от влаги, сложенные вдвое по всей длине. Это было словно откровение, потому что, когда я открыл дверь и впервые увидел тех рабочих, которые делали ремонт в доме, мне пришла в голову мысль: «А что, если я найду…» Признаюсь, я, можно сказать, растолкал этих людей. Один из них рявкнул: «Черт возьми!» – и чуть не уронил раму. Достаточно было одного взгляда на почерк, чтобы определить… знаете, эта характерная волнистая линия под заголовками в рукописях По и своеобразное написание «Э. А. По»? Однако я должен был вести себя осмотрительно. Я не был знаком с хозяином дома, а ему могло быть известно о стоимости рукописи. Предлагая рабочим деньги за то, чтобы они отдали ее мне, необходимо было соблюдать осторожность и не предлагать слишком много, иначе это показалось бы им подозрительным и они стали бы требовать больше. – Сэр Уильям натянуто улыбнулся. – Я объяснил, что это могло бы представлять некий сентиментальный интерес для человека, который жил здесь раньше, и сказал: «Смотрите, я дам вам за это десять долларов». Но даже это вызвало у них подозрения; кажется, они думали о спрятанных сокровищах, или о том, как их найти, или о чем-то в этом роде. Призраку По это понравилось бы. – И снова сэр Уильям усмехнулся, не разжимая губ. Он протянул руку. – Но они посмотрели на нее и увидели, что это всего лишь «что-то вроде рассказа или какой-то глупой чертовщины с длинными словами в самом начале». В конце концов они согласились на двадцать долларов, и я забрал рукопись.

Как вы, возможно, знаете, ведущими исследователями творчества По являются профессор Харви Аллен из Нью-Йорка и доктор Робертсон из Балтимора. Я был знаком с Робертсоном и отнес ему свою находку. Сперва я взял с него обещание, что он никогда и никому не расскажет о том, что бы я ему ни показал.

Рэмпол наблюдал за старшим инспектором. Во время рассказа у Хэдли был не то чтобы скучающий, но беспокойный и нетерпеливый вид.

– Но зачем держать это в секрете? – спросил он. – Если бы возникли какие-то сложности правового характера, вы были бы, по крайней мере, самым первым претендентом на находку; вы могли бы купить ее. И по вашим словам, вы сделали великое открытие.

Сэр Уильям пристально посмотрел на него, а затем покачал головой.

– Вы не понимаете, – ответил он наконец. – А я не могу объяснить. Я не хотел неприятностей. Я хотел, чтобы эта великая вещь, наша с По общая тайна, осталась только моей. Чтобы рукопись никто не увидел, если я этого не пожелаю.

На его лице отразилась некая бессильная ярость; он не мог подобрать нужные слова, чтобы объяснить нечто мощное и трудноуловимое.

– Во всяком случае, Робертсон – человек чести. Он дал обещание и сдержит его, хотя он и убеждал меня поступить именно так, как вы говорите, Хэдли. Но конечно же я отказался… Джентльмены, рукопись оказалась тем, что я и думал, даже лучше!

– И что же это было? – спросил доктор Фелл довольно резко.

Сэр Уильям открыл было рот, но вдруг замолчал.

– Минутку, господа. Дело не в том, что я не доверяю вам. Конечно нет. Ха! Но я и так многое выложил незнакомым людям. Простите. Я предпочитаю подольше сохранить свой секрет. Я открою вам, что это было, когда вы услышите мой рассказ о краже и решите, сумеете ли вы мне помочь.

На лице доктора Фелла появилось любопытное выражение: это было не презрение, не насмешка, не скука, а нечто среднее.

– Расскажите нам об обстоятельствах, сопутствовавших краже, – предложил он, – и о том, кого вы подозреваете.

– Она была украдена из моего дома на Беркли-сквер в промежутке между субботним днем и утром воскресенья. К моей спальне наверху примыкает гардеробная, которую я часто использую в качестве кабинета. Большая часть моей коллекции, конечно, находится внизу, в библиотеке, и в моем кабинете. В субботу днем я рассматривал рукопись в своем кабинете наверху…

– Он был заперт? – поинтересовался Хэдли.

– Нет. Никто – по крайней мере, я так думал – не знал о ней, и я не видел необходимости принимать какие-то особенные меры предосторожности. Она просто лежала в ящике моего стола.

– А члены вашей семьи? Они знали о ней?

Сэр Уильям склонил голову:

– Я рад, что вы спросили об этом, Хэдли. Не думайте, что я обижусь на это предположение, но я не мог высказать его сам. По крайней мере – не сразу. Естественно, я их не подозреваю; ха!

– Естественно, – невозмутимо ответил инспектор. – Итак?

– В настоящее время моя семья состоит из моей дочери Шейлы, моего брата Лестера и его жены. У племянника моей жены, Филипа, своя квартира, но он обычно обедает с нами по воскресеньям. Это все – за исключением одного гостя, мистера Джулиуса Арбора, американского коллекционера.

Сэр Уильям рассматривал свои ногти. Наступила пауза.

– Что касается того, кому было известно об этом, – продолжил он, небрежно махнув рукой, – то, конечно, мои домашние знали, что я привез с собой ценную рукопись. Но никто из них ничуть не интересуется подобными вопросами, и слова «еще одна рукопись» были достаточным объяснением.

– А господин Арбор?

Сэр Уильям спокойно сказал:

– Я намеревался показать ему рукопись. У него прекрасная коллекция первых изданий По. Но я не говорил ему об этом.

– Продолжайте, – невозмутимо сказал Хэдли.

– Как я уже упомянул, я рассматривал рукопись в субботу днем, довольно рано. Позже я поехал в лондонский Тауэр…

– В лондонский Тауэр?

– Мой старый друг, генерал Мэйсон, занимает пост заместителя коменданта. Он и его секретарь провели прекрасное исследование архивов Тауэра. Они хотели, чтобы я взглянул на недавно обнаруженную запись, касающуюся Роберта Деверо, графа Эссекского. Я приехал домой, поужинал в одиночестве и после этого отправился в театр. В кабинет я тогда не заходил, а когда вернулся из театра, было уже довольно поздно, поэтому я сразу же лег спать. Пропажу я обнаружил в воскресенье утром. Попыток взлома не было; все окна были заперты, и ничего больше в доме не тронули.

– Ящик был заперт? – спросил Хэдли.

– Нет.

– Ясно. И что вы сделали?

– Я вызвал своего камердинера. – Костлявые пальцы сэра Уильяма нервно стучали по столу; он повернул длинную шею и несколько раз пытался заговорить, прежде чем продолжил: – Должен признаться, Хэдли, что поначалу я отнесся к нему с подозрением. Он был новым человеком, работал у меня всего несколько месяцев. Ему было проще всего пробраться в мои комнаты, и он мог шарить там, как ему вздумается, не вызывая подозрений. Но… он казался слишком усердным, слишком примитивным, как собака, слишком глупым, чтобы делать что-то, что не входит в его непосредственные обязанности. Когда я его допрашивал позже, он был явно расстроен и несдержан, но это было лишь следствием его природной недалекости.

– А его история?

– У него не было никакой истории, – раздраженно сказал сэр Уильям. – Он не заметил ничего подозрительного, ничего не видел. Мне с трудом удалось достучаться до него, чтобы он понял, насколько важна вещь, которую я искал. То же самое было и с остальными слугами. Они ничего не заметили.

– А как насчет членов семьи?

– Моя дочь Шейла отсутствовала весь день в субботу. Когда она вернулась, то была дома совсем недолго, а затем отправилась на ужин с молодым человеком, с которым помолвлена… Кстати, это секретарь генерала Мэйсона. Мой брат Лестер и его жена были в гостях у друзей на западе Англии; они вернулись лишь в воскресенье вечером. Филип – Филип Дрисколл, мой племянник, – приезжает к нам только по воскресеньям. Следовательно, никто не заметил ничего подозрительного в тот момент, когда рукопись могла быть украдена.

– А этот господин Арбор?

Биттон задумался, потирая худые руки.

– Он очень хороший малый, – ответил он. – Сдержанный, образованный, порой немного саркастичный. Довольно молодой человек, я бы сказал, что ему едва ли больше сорока… А, о чем вы спрашивали? Ах да, мистер Арбор. К сожалению, он не имел возможности ничего заметить. Его американский друг пригласил его в деревню на уикэнд. Он уехал в субботу и вернулся только сегодня утром. Кстати, это правда, – добавил он, возвращаясь к своей обычной манере и метнув на собеседников хитрый взгляд, – я звонил, чтобы это проверить.

Хэдли кивнул. Казалось, он что-то обдумывал.

– Я свел вас с детективом-консультантом, – медленно произнес он, кивнув в сторону доктора. – Доктор Фелл проехал некоторое расстояние, чтобы оказать мне эту услугу. Таким образом, я умываю руки в этом деле до того момента, пока вор не будет найден и вы не решите возбудить уголовное дело. Но в ответ я хотел бы попросить вас об одолжении.

– Одолжении? – повторил сэр Уильям. – Боже правый, да, конечно! Все, что угодно, в разумных пределах, я имею в виду.

– Вы говорили о своем племяннике, мистере Дрисколле.

– Филип? Да. А что по поводу него?

– Который пишет для газет…

– О, ах да. По крайней мере, пытается. Я приложил немало усилий, чтобы устроить его в газету. Ба! Между нами, редакторы говорят мне, что он может писать неплохой материал, но у него нет ни малейшего чутья на новости. Харботтл заявляет, что он мог бы пройти прямо перед собором Святой Маргариты и ни за что не догадался бы, что там идет венчание. Поэтому-то его и не взяли в штат.

Хэдли повернул к нему безучастное лицо и взял со стола газету. Но только он открыл было рот, как подоспевший официант нервно взглянул на него и что-то прошептал.

– Что? – сказал старший инспектор. – Говорите громче, дружище! Да, это я. Точно. Спасибо. – Он осушил свой стакан и с досадой посмотрел на своих спутников. – Это чертовски смешно. Я сказал, чтобы они не звонили мне, только в крайнем случае. Извините, я на минутку.

– В чем дело? – поинтересовался доктор Фелл.

– Меня просят к телефону. Вернусь через минуту.

Они молчали, пока Хэдли шел за официантом. Испуг и тревога, читавшиеся во взгляде Хэдли, поразили Рэмпола.

Он вернулся менее чем через две минуты, и Рэмпол почувствовал ком в горле. Старший инспектор не торопился, был, как всегда, спокоен и сосредоточен, но его шаги по кафельному полу звучали громче, а лицо казалось бледным в ярком свете лампы.

Остановившись на мгновение у барной стойки, он произнес несколько слов и вернулся к столу.

– Я заказал всем напитки, – медленно произнес он. – Виски. До закрытия осталось всего три минуты, а потом нам придется ехать.

– Ехать? – повторил сэр Уильям. – Куда ехать?

Хэдли молчал до тех пор, пока официант не принес напитки и не отошел от стола. Тогда он произнес:

– Будем! – Торопливо выпил немного виски и осторожно поставил стакан на место.

Рэмпол вновь ощутил нарастающее чувство ужаса.

– Сэр Уильям, – продолжил Хэдли, глядя прямо на собеседника, – приготовьтесь к потрясению, которое вас ждет.

– Что? – сказал тот.

– Мы только что говорили о вашем племяннике.

– Да? Ну, боже правый! А что с ним?

– Боюсь, я должен сообщить вам, что он мертв. Его только что нашли в лондонском Тауэре. Есть основания полагать, что он был убит.

Донышко бокала сэра Уильяма звякнуло о полированную столешницу. Он застыл, устремив на Хэдли остекленевший взгляд, и, казалось, перестал дышать. Наконец он с усилием произнес:

– Я… у меня здесь машина…

– Есть также основания полагать, – продолжал Хэдли, – что розыгрыш, который мы считали просто шуткой, вылился в убийство. Сэр Уильям, ваш племянник одет в костюм для гольфа. А на голову трупа кто-то водрузил вашу украденную шляпу.

Лондонский Тауэр…

Во времена правления Вильгельма Завоевателя над Белой башней развевалось знамя с тремя нормандскими львами, а над Темзой белели крепостные стены, сложенные из добытого в Кане известняка. За тысячу лет до того, как была написана «Книга Страшного суда», римские дозорные выкрикивали ночные стражи с Башни божественного Юлия. Ричард Львиное Сердце расширил ров вокруг приземистой серой крепости, возведя мощные внешние и внутренние укрепления по периметру ее четырнадцати акров. Здесь скакали на конях короли в железных доспехах и алых плащах: Генрих Любезный и Эдуард Молот Шотландцев; а перед ними в Вестминстер несли крест, Эдуард Третий склонялся, чтобы поднять подвязку дамы, а одинокий призрак Бекета бродил по Башне святого Фомы.

Дворец, крепость, и тюрьма. До возвращения Карла Стюарта из изгнания Тауэр служил резиденцией монархов, королевским дворцом остается он и по сей день. Перед казармами Ватерлоо, где некогда проводились турниры, слышны звуки горна, стук колес и марш гвардейцев. Иногда, в пасмурные и прохладные дни, с Темзы наползает клубящийся пар, не настолько легкий, чтобы его можно было назвать дымкой, и не настолько плотный, чтобы его можно было назвать туманом. На Тауэрском холме почти не слышно гула транспорта. В бледном свете над резким изгибом круглых башен возвышаются призрачные крепостные стены, с реки доносятся заунывные гудки лодок, а тюрьма щерится прутьями стальной ограды…

Рэмпол уже бывал в Тауэре. Он видел его летом, когда трава и деревья оживляют проходы между стенами, однако он мог себе представить себе, каким он будет сейчас. Во время той казавшейся бесконечной поездки сэра Уильяма в автомобиле от площади Пикадилли до Тауэра его воображение разыгрывалось все сильнее.

Подумав об этом, он понял, что последние слова Хэдли были самыми ужасными из тех, что он слышал за свою жизнь. Дело было не только в том, что человека нашли мертвым в лондонском Тауэре. Он уже наслушался ужасов во время дела Старберта в Линкольншире. Но шляпа сэра Уильяма, которую чья-то сатанинская рука водрузила на труп, одетый в костюм для игры в гольф, была последним штрихом в этой жуткой истории. После того как этот безумец украсил украденными шляпами извозчичьих лошадей, фонарные столбы и каменных львов, он, похоже, решил, что удобнее всего надеть головной убор на труп.

Поездка длилась мучительно долго. Вест-Энд окутывал легкий туман, сгущавшийся по мере приближения к реке, а на Кэннон-стрит было уже почти темно, и шоферу сэра Уильяма пришлось ехать с большой осторожностью. Сэр Уильям, без шляпы, в небрежно намотанном шарфе, сидел, зажатый между Хэдли и доктором Феллом, напряженно подавшись вперед и обхватив руками колени. Рэмпол сел на одно из маленьких сидений. Сэр Уильям тяжело дышал.

– Нам лучше поговорить, – серьезно сказал доктор Фелл. – Мой дорогой сэр, вам станет легче… Теперь это уже убийство, Хэдли. Я вам все еще нужен?

– Более, чем когда-либо, – ответил старший инспектор.

Доктор Фелл задумчиво надул щеки:

– Тогда, если не возражаете, я хотел бы спросить…

– Что? – сказал сэр Уильям безучастно. – Ох! Нет-нет. Нисколько. Спрашивайте. – Он по-прежнему вглядывался в туман.

Машина резко остановилась. Сэр Уильям повернулся и сказал:

– Я, видите ли, очень любил этого паренька.

– Понимаю, – угрюмо произнес доктор Фелл. – Что вам сообщили по телефону, Хэдли?

– Только то, что я вам сказал. Что парень мертв, заколот каким-то образом. И что он был в костюме для игры в гольф и в шляпе сэра Уильяма. Звонок перевели из Скотленд-Ярда. Меня это вообще не должно было касаться. Это дело полицейских местного участка, если только они не обратились за помощью в Скотленд-Ярд. Но в данном случае…

– Что?

– У меня было ощущение, что проделки этого проклятого шляпника – не просто шалости. Я отдал приказ – за что получил кучу насмешек за спиной, – чтобы местные полицейские сообщали о новых выходках со шляпами в Скотленд-Ярд и информировали меня лично через сержанта Андерса.

– А как люди в Тауэре узнали, что это шляпа сэра Уильяма?

– Я могу ответить на этот вопрос, – проворчал сэр Уильям, распрямляясь. – Мне надоело все время надевать не свою шляпу, выходя по вечерам. Все цилиндры выглядят одинаково, а инициалы на них только запутывают. Внутри моих складных цилиндров и шелковых шляп выбито золотом «Биттон»; если уж на то пошло, и на котелке тоже. – Он говорил быстро и сбивчиво, его мысли путались. – Да, и если подумать, это тоже была новая шляпа. Я купил ее тогда же, когда и фетровую, потому что у моего другого цилиндра сломался каркас…

Он умолк и провел рукой по невидящим глазам.

– Ха, – вяло продолжал он, – странно. Вы сказали «моя украденная шляпа», Хэдли. Да, шляпа была украдена. Совершенно верно, но как вы узнали, что на трупе Филипа нашли именно эту украденную шляпу?

Хэдли был раздражен.

– Я не знаю. Мне сообщили по телефону. Но сказали, что тело обнаружил генерал Мэйсон, и поэтому…

– А, – пробормотал сэр Уильям, кивая и пощипывая переносицу. – Да. Мэйсон был у нас дома в воскресенье, и, полагаю, я ему говорил.

Доктор Фелл наклонился вперед.

– Итак, – произнес он, – это была новая шляпа, сэр Уильям?

– Да. Я же сказал вам.

– Складной цилиндр, – вслух размышлял доктор Фелл, – который вы впервые надели… Когда он был украден?

– Что? А, в субботу вечером, когда я возвращался домой из театра. Мы свернули с Пикадилли на Беркли-стрит. Было душно, ночь была довольно теплая, и все стекла в машине были опущены. Симпсон притормозил у пассажа Лэнсдаун, чтобы пропустить переходившего улицу слепого торговца с лотком в руках, на котором лежали карандаши или что-то вроде этого. И тут кто-то выскочил из тени у входа в пассаж, просунул руку в заднее окно машины, сдернул с меня шляпу и убежал.

– И что вы предприняли?

– Ничего. Я совершенно растерялся.

– Вы погнались за этим человеком?

– Чтобы выставить себя дураком? Боже правый! Нет.

– И конечно же, – сказал доктор Фелл, – вы не сообщили об этом в полицию. Вы его разглядели?

– Нет. Говорю вам, это было слишком неожиданно. Секунда – и его и след простыл. Ха. Черт бы его побрал! А теперь… понимаете… – нерешительно пробормотал сэр Уильям, крутя головой по сторонам, – понимаете, не в шляпе дело; я думаю о Филипе. Я третировал его, хотя и любил как сына. Но я всегда учил его, как надо жить. Держал на голодном пайке, грозил прекратить помогать, то и дело твердил ему, какой он никчемный. Не знаю, почему я так делал, но каждый раз, когда я видел этого мальчика, я испытывал желание преподать ему урок. Он совершенно не знал цены деньгам.

Лимузин плавно скользил среди красноватых домов и уличных фонарей, в туманной пелене их блики отражались в окнах машины. Выехав на Марк-лейн, они обогнули монумент и спустились с Тауэрского холма.

Рэмпол не мог разглядеть ничего дальше нескольких футов. В клубящейся дымке мерцали фонари, а со стороны безбрежной пелены тумана, скрывающей реку, раздавались короткие резкие гудки, а в ответ издалека доносились более низкие.

Когда лимузин проехал через ворота в ограждении, окружавшем все пространство, Рэмпол протер глазок в запотевшем окне и посмотрел наружу. Он увидел очертания сухого рва, вымощенного белым бетоном, с хоккейными воротами, валявшимися где-то посередине. Дорога поворачивала влево, вела мимо каркасного здания (он вспомнил, что это касса и буфет) и уходила под арку с приземистыми круглыми башнями по обе стороны. Они остановились как раз под самой аркой. К ним вышел часовой в сером гвардейском мундире, с винтовкой на груди. Лимузин остановился, и Хэдли выскочил из него.

В тусклом, призрачном полумраке рядом с дозорным появилась еще одна фигура. Это был бифитер в мундире, застегнутом на все пуговицы, в коротком синем плаще и красно-синей шляпе. Он сказал:

– Старший инспектор Хэдли? Спасибо. Пройдете за мной, сэр?..

Хэдли коротко спросил:

– Кто здесь главный?

– Начальник стражи, сэр, подчиняется заместителю коменданта. А кто эти господа?

– Мои помощники. Это сэр Уильям Биттон. Какие действия уже были предприняты?

– Начальник стражи объяснит, сэр. Тело молодого джентльмена обнаружил генерал Мэйсон.

– Где?

– Полагаю, на ступенях, ведущих к Воротам предателей, сэр. Вам, конечно, известно, что стражников приводят к присяге, как констеблей. Генерал Мэйсон предложил, чтобы мы связались непосредственно с вами, а не с окружным полицейским участком, поскольку вы были другом дяди молодого джентльмена.

– А меры предосторожности?

– Приказано никого не впускать и не выпускать из Тауэра до получения разрешения.

– Хорошо! Распорядитесь пропустить полицейского врача и его помощников, когда они прибудут.

– Да, сэр. – Он коротко переговорил с часовым и провел их под арку башни.

От этой башни (она называлась Средняя) через ров каменный мост тянулся к другой, еще более массивной башне с круглыми бастионами, и арка в ней вела на внешние стены.

По левую и правую сторону простирались эти серо-черные, испещренные белесыми камнями, мощные оборонительные сооружения, влажный туман сгустился настолько, что вход было совершенно невозможно рассмотреть.

Под аркой следующей башни возникла еще одна фигура, так же напугав своим внезапным появлением, как и остальные: это был невысокий мужчина плотного телосложения с прямой осанкой. Руки он держал в карманах мокрого плаща из водоотталкивающей ткани, мягкая шляпа была надвинута на брови. Услышав приглушенные шаги, он двинулся им навстречу, всматриваясь вперед.

– Боже правый, Биттон! Как вы здесь оказались? – сказал он, схватив сэра Уильяма за руку.

– Не важно, – резко ответил сэр Уильям. – Спасибо, Мэйсон. Где он?

Мэйсон посмотрел на друга. У генерала были рыжие усы и бородка, совсем мокрые от дождя, его тусклое лицо избороздили глубокие складки, а вокруг жестких, проницательных немигающих глаз образовались морщины.

– Боже правый! – сказал он, отпуская руку. – Это?..

– Старший инспектор Хэдли. Доктор Фелл. Мистер Рэмпол. Генерал Мэйсон, – представил всех сэр Уильям, кивнув. – Где он, Мэйсон? Я хочу его видеть.

Генерал Мэйсон взял сэра Уильяма под руку:

– Вы, конечно, понимаете, что мы не имели права трогать тело до прибытия полиции. Он находится там, где мы его обнаружили. Верно, мистер Хэдли?

– Совершенно верно, генерал. Не могли бы вы показать нам это место? Спасибо. Боюсь, нам придется оставить тело там, пока его не осмотрит полицейский врач.

– Ради бога, Мэйсон, – тихо сказал сэр Уильям, – как он был убит?

Генерал провел рукой по усам и бородке – это был единственный признак того, что он нервничает, и сказал:

– Арбалетный болт, насколько могу судить. Торчит из его груди примерно на четыре дюйма, и острие едва выходит с другой стороны… Простите. Арбалетный болт. У нас в арсенале есть несколько таких. Прямо в сердце. Мгновенная смерть, Биттон. Никакой боли.

– Вы имеете в виду, – сказал старший инспектор, – что в него стреляли?

– Или закололи, как кинжалом. Скорее всего, именно так. Подойдите и осмотрите его, мистер Хэдли, а потом принимайте бразды правления вон там. – Он кивнул в сторону башни позади себя. – Можно использовать Зал стражников как помещение для допроса.

– А как же посетители? Мне сказали, что вы отдали приказ никого не выпускать.

– Да. К счастью, погода сегодня скверная, и посетителей немного. А еще повезло, что в углублении у лестницы Ворот предателей туман очень густой; не думаю, что прохожие его там заметят. Насколько я понимаю, об этом пока никому не известно. Если посетители хотят уйти, их останавливают у ворот и говорят, что произошел несчастный случай; мы постарались разместить их с удобством до тех пор, пока вы не сможете с ними поговорить.

Прямо перед ними простиралась дорога с твердым покрытием. Слева, на небольшом расстоянии за длинной аркой, под которой они стояли, Рэмпол разглядел туманные очертания еще одной круглой башни. К ней примыкала высокая стена, идущая параллельно дороге. И теперь Рэмпол вспомнил. Эта стена слева защищала внутреннюю крепость, – проще говоря, это был еще один прямоугольник внутри стен. Справа от них располагалась внешняя стена, выходящая на пристань. Таким образом получалась полоса шириной около двадцати пяти или тридцати футов, которая тянулась по всей длине укреплений вдоль берега реки. Генерал Мэйсон вел их по этой дороге примерно на протяжении ста ярдов; затем он остановился и указал направо.

– Башня святого Фомы, – сказал он. – А под ней – Ворота предателей.

Ворота предателей представляли собой широкую, приплюснутую арку из камня, похожую на жутковатый камин в толще стены. На уровне дороги шестнадцать широких каменных ступеней вели вниз к большому мощеному пространству, которое некогда было руслом Темзы: раньше это были ворота для доступа в Тауэр с Темзы: вода поднималась до уровня верхних ступеней, и баржи проходили под аркой, чтобы причалить к пристани. Здесь находились старинные заграждения, закрытые, как и в былые времена: две тяжелые створки ворот из дубовых бревен и вертикальных железных прутьев, над которыми тянулась дубовая решетка, заполнявшая пространство арки сверху. Позади, на Темзе была построена пристань, а обширное пространство под аркой теперь оставалось сухим.

Генерал Мэйсон достал из кармана электрический фонарик, щелкнул выключателем и направил луч на землю. Стражник неподвижно стоял возле ограды, и генерал сделал жест рукой, в которой держал фонарь.

– Встаньте у ворот Кровавой башни, – сказал он, – и никого сюда не пропускайте… Итак, господа. Не думаю, что нам нужно перелезать через эту ограду. Я уже один раз спускался.

Перед тем как луч фонарика двинулся вниз по ступенькам, Рэмполу чуть не сделалось дурно. А потом он увидел его…

Тело лежало на правом боку, головой к подножию лестницы, раскинувшись так, словно катилось вниз по ступеням. Филип Дрисколл был одет в костюм из плотного твида, широкие спортивные брюки и прочные ботинки. Когда свет от фонарика генерала Мэйсона упал на тело, они увидели тусклый блеск нескольких дюймов стали, выступающей слева из груди. Похоже, рана почти не кровоточила.

Лицо было резко повернуто к ним, грудь слегка выгнута, а из сердца торчал болт. Веки на белом восковом лице были прикрыты; глупое, пустое выражение вовсе не казалось бы страшным, если бы не шляпа.

Складной цилиндр не потерял форму при падении. Слишком большой для Филипа Дрисколла, он был надет или наброшен ему на голову, но съехал почти до уровня глаз, гротескно приплющив уши.

Генерал Мэйсон выключил фонарик.

– Видите? – раздался из темноты его голос. – Если бы эта шляпа не выглядела так странно, я бы вообще не стал ее снимать и не обнаружил бы на подкладке ваше имя… Мистер Хэдли, желаете произвести осмотр сейчас или подождете полицейского врача?

– Дайте мне, пожалуйста, ваш фонарь, – попросил старший инспектор. Он снова щелкнул выключателем фонарика, повертев его в руках. – Как вы обнаружили его, генерал?

– Это целая история, – ответил заместитель управляющего, – могу вам рассказать: а ее начало вы можете услышать от тех, кто видел его здесь, когда он приехал, еще раньше, днем.

– Во сколько это было?

– Когда он появился? Полагаю, около двадцати минут первого; меня здесь не было… Далри, мой секретарь, привез меня из центра города на машине, и мы прибыли сюда ровно в два тридцать. Мы поехали по Уотер-лейн, по этой дороге, и Далри высадил меня у ворот Кровавой башни, прямо напротив места, где мы сейчас стоим.

Они вгляделись во мрак. Ворота Кровавой башни находились во внутренней крепостной стене, через дорогу напротив. Над ними виднелись зубцы подъемной решетки, а за ними мощенная гравием дорога поднималась на возвышенность.

– Мои комнаты находятся в Королевском доме, внутри этой стены. Я как раз вошел в ворота, а Далри уже выехал на Уотер-лейн, чтобы поставить машину, и тут я вспомнил, что мне нужно поговорить с сэром Леонардом Хэлдайном.

– Сэр Леонард Хэлдайн?

– Это хранитель Сокровищницы. Он живет по другую сторону Башни святого Фомы. Включите, пожалуйста, свет; теперь посветите правее, прямо в направлении арки Ворот предателей… Вот так. Неяркий луч упал на тяжелую кованную железом дверь, утопленную в толстой стене.

– Она ведет на лестницу, поднимающуюся в часовню, а комнаты сэра Леонарда находятся по другую сторону.

– К этому времени вдобавок к туману еще пошел дождь. Я пересек Уотер-лейн и ухватился за ограждение перед ступеньками, чтобы добраться до двери. Не знаю, что заставило меня посмотреть вниз. Во всяком случае, я туда посмотрел. Я ничего не мог четко разглядеть, но увиденное навело меня на мысль, что здесь что-то неладно. Я перелез через ограждение, осторожно спустился вниз, чиркнул спичкой. И увидел его.

– И что вы сделали после этого?

– Очевидно, это было убийство, – продолжал генерал, казалось не заметив вопроса. – Человек, решивший заколоть себя, не смог бы вогнать стальной болт себе в грудь так глубоко, что острие вышло из-под лопатки; а уж тем более человек такого небольшого роста и такой слабый, как молодой Дрисколл. К тому же он явно был мертв уже некоторое время… тело начало остывать.

Далри возвращался в тот момент из гаража, и я позвал его. Я не сказал ему, чье это тело. Он помолвлен с Шейлой Биттон, ну, понимаете. Но я сказал ему, чтобы он послал одного из стражников за доктором Бенедиктом.

– Кто это?

– Начальник штаба, отвечающий за здешний армейский госпиталь. Я сказал Далри пойти в Белую башню и отыскать мистера Рэдберна, начальника стражи. Обычно он заканчивает свой дневной обход у Белой башни в два тридцать. Я также велел ему распорядиться, чтобы никто не выходил из башни ни через одни из ворот. Я осознавал, что подобная предосторожность бесполезна, поскольку Дрисколл был уже давно мертв и у убийцы имелись все возможности скрыться, но это единственное, что можно было предпринять.

– Минутку, – вмешался Хэдли. – А сколько ворот во внешних стенах?

– Трое, не считая Ворот королевы, через которые никто не мог пройти. Под Средней башней располагается главный вход, через который вы вошли. И еще двое ворот на пристани. Они находятся в этом переулке, кстати, чуть дальше вниз.

– А охрана?

– Разумеется. У каждых ворот стоит гвардеец, охраняющий внешние ворота, а также стражник. Но если вы хотите найти описание того, кто выходил, боюсь, это бесполезно. Через эти ворота ежедневно проходят тысячи посетителей. Некоторые стражники развлекаются, составляя список входящих и выходящих, но весь день стоял туман, и некоторое время шел дождь. Если только убийца не какой-нибудь чудак, у него был шанс тысяча к одному исчезнуть незамеченным.

– Черт! – сказал Хэдли, затаив дыхание. – Продолжайте, генерал.

– Вот и все. Доктор Бенедикт – сейчас он на обходе – подтвердил мои предположения. Он сказал, что Дрисколл был мертв уже по крайней мере три четверти часа до того, как я его нашел, а возможно, и дольше.

Генерал Мэйсон колебался.

– Есть странная, невероятная история, связанная с поведением Дрисколла здесь сегодня днем. Либо парень ума лишился, либо… это очередная странная выходка. Вам лучше взглянуть на него, мистер Хэдли; после мы сможем поговорить в более комфортной обстановке, в Зале стражников.

Хэдли кивнул. Он повернулся к доктору Феллу:

– Вы справитесь с ограждением?

Массивная фигура доктора Фелла безмолвно возвышалась позади. Он сгорбился в своем плаще и напоминал бандита. Генерал Мэйсон несколько раз бросал на него внимательный взгляд. Он явно недоумевал по поводу этого одышливого тучного человека в широкополой шляпе, не понимая, кто он такой и с какой целью он здесь.

– Нет, – сказал доктор. – Я не такой ловкий. Не думаю, что в этом есть необходимость. Продолжайте, а я буду наблюдать отсюда.

Старший инспектор надел перчатки и перелез через ограду. Светящийся круг от фонарика следовал за ним по ступенькам.

Сначала он аккуратно отметил положение тела, сделал несколько схем и пометок в блокноте, держа фонарь под мышкой. Он распрямил мышцы трупа, слегка повернул тело, ощупал основание черепа. Он скрупулезно изучил мостовую в этом месте; затем занялся стальным болтом, выступающим на несколько дюймов из груди. Это был полированный стальной стержень, круглый и тонкий, с зазубринами на конце, как у стрелы.

Наконец Хэдли снял шляпу. На повернутом к ним влажном лице миниатюрного, щеголеватого юноши было жалкое, пустое выражение. Хэдли даже не взглянул на него. Однако он внимательно осмотрел шляпу и взял ее с собой, когда медленно поднимался по лестнице.

Оказавшись по другую сторону ограды, Хэдли долго сохранял молчание. Он стоял неподвижно, с выключенным фонариком, медленно хлопая им по ладони. Рэмпол не мог как следует его рассмотреть, но он знал, что взгляд инспектора блуждает по дорожке. Наконец он заговорил:

– Генерал, ваш врач упустил из виду одну вещь. У основания черепа есть ушиб. Он мог появиться либо из-за удара по голове, либо – что более вероятно – при падении с лестницы, после того как убийца пронзил его болтом.

Старший инспектор медленно огляделся по сторонам.

– Предположим, что он стоял у этих перил или рядом с ними, когда убийца нанес удар. Перила находятся выше уровня пояса, а Дрисколл небольшого роста. Маловероятно, что даже при сильном ударе этим оружием он перелетел бы через перила. Несомненно, убийца перекинул его, чтобы тело не привлекало внимания.

Тем не менее нельзя исключать возможности, что болтом могли выстрелить, а не ударить, как кинжалом. На первый взгляд невероятно; это почти безумие. Если я верно представляю себе арбалет, то весьма сомнительно, что убийца отправился бродить по лондонскому Тауэру и носил при себе такое сложное приспособление. Удар ножом или дубинкой не менее эффективен. А из-за тумана – как вы сказали, генерал, – меткий стрелок не мог хорошо разглядеть цель вдалеке и не сумел бы настолько точно всадить болт в сердце. И наконец, эта шляпа. – Он достал ее из-под мышки. – Убийца зачем-то решил надеть шляпу на голову жертвы. Думаю, я могу считать само собой разумеющимся, что мистер Дрисколл не был в ней, когда пришел в Тауэр?

– Естественно. Гвардеец и стражник у Средней башни, которые видели, как он входил, сказали, что на нем была суконная кепка.

– Которой сейчас здесь нет, – задумчиво произнес старший инспектор. – Но, генерал, вы упомянули, что люди идут здесь непрерывным потоком, как же они могли заметить Дрисколла?

– Потому что они его знали. По крайней мере, тот стражник был с ним немного знаком; часовые, конечно, постоянно меняются. Он приходил довольно часто. Далри в прошлом вытаскивал его из стольких передряг, что Дрис-колл стал на него рассчитывать, вот почему он явился сюда сегодня! Это ясно. Итак, прежде чем мы перейдем к вопросу об оружии, я хотел бы кое-что узнать… Прежде всего необходимо констатировать следующее: независимо от того, застрелили его или зарезали, он был убит очень близко к этим ступеням. Убийца не мог разгуливать здесь на глазах у стражников, перетаскивая труп; он специально приметил эти ступеньки для того, чтобы скрыть преступление, и использовал их. Итак, давайте предположим самый невероятный вариант развития событий. Предположим: а) что в него стреляли из арбалета; б) что силой выстрела – а выстрел был очень мощным – тело было перекинуто через эти перила или что убийца позже перебросил его через ограждение; в) что впоследствии убийца нахлобучил на него шляпу сэра Уильяма. Понимаете? Откуда тогда мог быть выпущен этот болт?

Генерал Мэйсон погладил бородку. Они окинули взглядом стену через дорогу, ворота Кровавой башни напротив и громаду более высокой круглой башни рядом с ней.

– Ну, – сказал генерал, – стрелять могли откуда угодно. Из этого переулка, с востока или запада, с обеих сторон от Ворот предателей. Из-под ворот Кровавой башни; наиболее вероятное направление – по прямой линии. Но это полная чушь. Нельзя расхаживать здесь с арбалетом, как с винтовкой. Это невозможно.

Хэдли спокойно кивнул:

– Я знаю, что невозможно; но, как вы говорите, это наиболее вероятное направление. А как насчет окон или верхней части стены? Где можно было бы стоять и стрелять? Я не должен был задавать этот вопрос, но в таком тумане я не вижу ничего, кроме смутных очертаний.

Генерал уставился на него. Затем он резко кивнул. В его голосе прозвучали жесткие, ревнивые, злые командные нотки, от которых Рэмпол вздрогнул.

– Понятно. Если вы предполагаете, мистер Хэдли, что любой из нашего гарнизона…

– Я этого не говорил, мой дорогой сэр, – мягко ответил Хэдли. – Я задал вам совершенно обычный вопрос.

Генерал засунул руки глубже в карманы своего водонепроницаемого плаща. Спустя мгновение он резко повернулся и указал на противоположную стену.

– Вон там, слева от вас, – сказал он, – в той группе строений, выступающих над самой стеной, можно разглядеть несколько окон. Это окна Королевского дома. В нем живут несколько бифитеров с семьями и, позвольте заметить, я сам. Далее бастионы стены, возвышающейся над нами, идут прямо до Кровавой башни. Это место называется Проход Рейли, и нужно быть довольно высокого роста, чтобы суметь разглядеть что-либо из-за бастионов. Проход Рейли ведет в Кровавую башню, в которой есть несколько окон, выходящих сюда. Видите большую круглую башню справа, рядом с Кровавой башней, примыкающую к ней? Это Уэйкфилдская башня, где хранятся драгоценности короны. В ней есть несколько окон. А также – что вполне естественно – там дежурят два стражника. Я ответил на ваш вопрос, сэр?

– Спасибо, – сказал старший инспектор, – я займусь этим, когда туман слегка рассеется. Если вы готовы, господа, думаю, мы можем вернуться в Зал стражников.

Генерал Мэйсон слегка коснулся плеча сэра Уильяма, когда они отвернулись. Сэр Уильям долго ничего не говорил, держась за поручни и пристально вглядываясь в темноту. По пути обратно он безмолвно шел рядом с генералом.

Все еще держа шляпу под мышкой и светя себе фонариком, Хэдли сделал несколько пометок. На его строгое, спокойное лицо с безучастными темными глазами, склоненное над блокнотом, падали отсветы.

Он кивнул и закрыл блокнот.

– Возвращаясь к убийству, генерал. Этот арбалетный болт – он отсюда?

– Мне было интересно, когда вы наконец до этого доберетесь, – резко ответил его собеседник. – Я не знаю. Я это выясняю. Здесь есть коллекция арбалетов и несколько болтов; они находятся в стеклянном шкафу в оружейной комнате на втором этаже Белой башни. Но я абсолютно уверен, что оттуда ничего не пропадало… Однако в Кирпичной башне, на другой стороне плаца, у нас есть мастерская, где мы чистим и ремонтируем доспехи и оружие из экспозиции. Я послал за начальником охраны. Он вам все расскажет.

– Но мог ли быть использован один из арбалетов из экспозиции?

– О да. Они в таком прекрасном состоянии, что их вполне можно использовать в качестве оружия.

Хэдли присвистнул. Затем он повернулся к доктору Феллу.

– Для такого словоохотливого человека, как вы, доктор, – сказал он, – вы были невероятно молчаливы. У вас есть какие-нибудь соображения?

Доктор громко фыркнул.

– Да, – ответил он, – да, есть. Но это не имеет отношения к окнам или арбалетам. Это касается шляп. Отдайте мне эту шляпу, хорошо?

Хэдли передал ему шляпу без единого слова.

– Это, – пояснил генерал Мэйсон, когда они свернули налево у Байвардской башни, – Малый зал стражников, но наши невольные гости расположились в другом зале.

Он открыл дверь под аркой и жестом пригласил их войти.

Лишь войдя в теплую комнату, Рэмпол понял, насколько сильно он озяб и продрог. В камине потрескивали угли. Комната была круглой и уютной, с крестовыми сводами, откуда свисала гроздь электрических ламп, и крестообразными оконными прорезями высоко в стене. За большим столом, сложив руки, сидел пожилой человек с прямой осанкой, взирая на них из-под насупленных седых бровей. На нем был костюм бифитера, гораздо более замысловатый в сравнении с теми, которые Рэмпол уже видел. Высокий, худой и сутулый молодой человек, сидящий рядом с ним, делал пометки на листке бумаги.

– Прошу садиться, джентльмены, – сказал генерал Мэйсон. – Это мистер Рэдберн, начальник стражи, и мистер Далри, мой секретарь.

Представив гостей, он указал на стулья и достал портсигар.

– Что удалось выяснить?

Начальник стражи покачал головой. Он пододвинул генералу Мэйсону стул, на котором сидел.

– Боюсь, не очень много, сэр. Я только что допросил смотрителей Белой башни и начальника ремонтной мастерской. У мистера Далри есть стенограмма допроса.

Молодой человек перетряхнул какие-то бумаги и подмигнул генералу Мэйсону. У него было длинное, довольно угрюмое лицо, но смешливая улыбка. В его добродушном, близоруком взгляде читалась горечь; он повозился со своим пенсне на цепочке и снова уставился в бумаги.

– Добрый день, сэр, – обратился он к сэру Уильяму. – Мне сообщили, что вы здесь. Я… я не знаю, что сказать. Вы понимаете мои чувства.

Затем, все еще глядя в свои бумаги, он поспешно сменил тему.

– У меня здесь записи, сэр, – сказал он генералу Мэйсону. – Из оружейного склада, конечно, ничего не пропадало. И начальник мастерской, и оба стражника со второго этажа Белой башни готовы поклясться, что такого арбалетного болта нет и никогда не было в нашей коллекции!

– Почему? Ведь такую вещь так просто идентифицировать?

– Джон Браунлоу весьма основательно подошел к этому вопросу. И кстати, он является авторитетом, сэр. Вот здесь. Он говорит, – Далри поправил пенсне и моргнул, – он говорит, что болты такого типа изготавливали гораздо раньше, чем те, что хранятся у нас. Если судить по той части, которую он видит… в теле. Образец конца четырнадцатого века. А, вот. «Более поздние виды гораздо короче и толще, с более широким зубцом на головке. В данном случае она настолько тонкая, что не смогла бы плавно войти в паз ни одного арбалета из нашей коллекции».

Генерал Мэйсон повернулся к Хэдли, который осторожно снимал свое пальто:

– Теперь ваша очередь. Задавайте любые вопросы. Дайте-ка тот стул главному инспектору. Но я думаю, что это доказывает, что убийца не стрелял, если только вы не считаете, что он принес собственный арбалет. Ведь в таком случае он вряд ли сумел бы выстрелить из одного из здешних?

– Браунлоу говорит, что это возможно, но вероятность того, что арбалет сработал бы, составляет сто к одному.

Мэйсон кивнул и посмотрел на старшего инспектора со скрытым удовлетворением. Рэмпол впервые увидел его при хорошем свете. Он снял сырую шляпу и непромокаемый плащ и бросил их на скамью; в нем вовсе не было той суетливости, которая так свойственна армейским шишкам. Теперь он стоял, грея руки у огня, и смотрел через плечо на Хэдли.

– Итак, – спросил он. – Наши дальнейшие действия?

Далри положил бумаги на стол.

– Думаю, вам лучше знать, – сказал он, обращаясь то ли к Мэйсону, то ли к сэру Уильяму. – Среди посетителей есть два человека, которым это дело явно небезразлично. Они находятся вместе с остальными в Зале стражников, я хотел бы, чтобы вы дали мне инструкции, сэр. Миссис Биттон буянит с тех пор, как…

– Кто? – спросил сэр Уильям. Он смотрел на огонь и вдруг поднял голову.

– Миссис Лестер Биттон. Как я уже сказал, она была…

Сэр Уильям взъерошил свою пышную белую шевелюру и безучастно посмотрел на Мэйсона:

– Это моя невестка. Что она здесь делает?

Хэдли сел за стол и теперь аккуратно выкладывал в линию блокнот, карандаш и фонарик.

– А, – сказал он, – рад это слышать. Это, так сказать, подкрепляет наши усилия. Но не беспокойте ее пока, мистер Далри; мы сможем увидеться с ней в ближайшее время. – Он сложил руки и посмотрел на сэра Уильяма, между его бровей появилась морщинка.

– Почему вас удивляет, что миссис Лестер Биттон здесь?

– Ну, вы знаете… – начал сэр Уильям в некотором недоумении и вдруг остановился. – Нет. Собственно говоря, вы же с ней не знакомы? Она такого спортивного типа, увидите сами. Я хотел бы знать, ты говорил ей о… о Филипе, Боб?

В его голосе слышалась нерешительность.

– Пришлось, – мрачно ответил Далри.

Хэдли взял в руки карандаш, и было похоже на то, что он собирается продырявить острием дырку в столешнице.

– А второй человек среди посетителей, мистер Далри?

Далри нахмурился:

– Мистер Арбор, инспектор. Джулиус Арбор. Это довольно известный коллекционер книг. Полагаю, он остановился в доме сэра Уильяма.

Сэр Уильям поднял голову. Его взгляд вновь сделался острым и проницательным – впервые с тех пор, как он узнал об убийстве.

Он сказал:

– Интересно. Чертовски интересно. – Он подошел пружинистым шагом и сел на стул возле стола.

– Так-то лучше, – одобрительно кивнул старший инспектор, откладывая карандаш. – Но не будем пока беспокоить мистера Арбора. Я хотел бы узнать подробно о сегодняшних передвижениях мистера Дрисколла. Вы что-то говорили, генерал, о довольно странной истории в связи с этим.

Генерал Мэйсон отвернулся от огня.

– Мистер Рэдберн, – обратился он к начальнику стражи, – будьте любезны послать в Королевский дом за Паркером. Паркер, – пояснил он, когда Рэдберн вышел из комнаты, – мой ординарец и мастер на все руки. А вы, Далри, можете тем временем рассказать старшему инспектору о сумасбродной затее.

Далри кивнул. В это мгновение он выглядел старше.

– Видите ли, инспектор, – сказал он, – я не знал, что это значило тогда, не знаю и сейчас, кроме того, что это был какой-то сговор против Фила.

Его длинные ноги подрагивали, когда он опускался на стул.

– Не торопитесь, мистер Далри, – произнес старший инспектор. – Сэр Уильям – прошу прощения – сообщил нам, что вы жених его дочери. Полагаю, вы хорошо знали молодого Дрисколла?

– Очень хорошо. Я думал о Филе чертовски много, – тихо ответил Далри. Дым попал ему в глаз, и он моргнул. – И конечно же, это дело не из приятных. Видите ли, он считал меня одним из таких практичных ребят, которые могут найти выход из любых непростых ситуаций. Он постоянно попадал в переделки и всегда обращался ко мне, чтобы я помог ему выпутаться.

– Из переделок? – повторил старший инспектор. Он сидел, откинувшись в кресле, глаза его были полузакрыты, но смотрел он на сэра Уильяма. – Что вы имеете в виду?

Далри колебался.

– Обычно это было связано с деньгами. Ничего особенного. У него скапливались счета и все такое…

– А женщины? – неожиданно спросил Хэдли.

– О боже! Разве не каждый из нас попадает в истории? – смущенно спросил Далри. – Я имею в виду… – Он покраснел. – Простите. Но насколько мне известно, ничего особенного. Он постоянно звонил мне посреди ночи и говорил, что встретил на танцах какую-то девушку, абсолютно единственную и неповторимую. И нес какой-нибудь бред. В общем, обычно это продолжалось около месяца.

– Но ничего серьезного? Извините, мистер Далри, – сказал старший инспектор, махнув рукой, – понимаете, я ищу мотив убийства. Я обязан задавать такие вопросы. Значит, ничего серьезного не было?

– Нет.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Фил позвонил сюда сегодня рано утром, и Паркер ответил на звонок из кабинета генерала. Я, собственно говоря, еще даже не вставал. По словам Паркера, Фил говорил довольно бессвязно и попросил, чтобы мне передали, что он будет здесь, в Тауэре, ровно в час дня; что у него большие неприятности и ему нужна помощь. В середине разговора я услышал свое имя, вышел и сам стал с ним беседовать.

Я подумал, что, наверное, все это ерунда, но, чтобы подбодрить его, сказал, что, скорее всего, буду здесь. Хотя Джиму я сообщил, что днем мне нужно будет отлучиться по делам. Понимаете, если бы не это. Так получилось, что генерал Мэйсон попросил меня отвезти автомобиль в мастерскую в Холборне и отремонтировать рожок. Электрический рожок был сломан – стоило нажать на него, как он начинал гудеть не переставая.

Хэдли нахмурился:

– Мастерская в Холборне? Это же неудобно: далеко и совсем не по пути, не так ли?

Во взгляде Мэйсона снова сверкнула приглушенная ярость. Он стоял спиной к камину, широко расставив ноги.

– Совершенно верно, сэр. Вы ее скоро увидите, – отрывисто заговорил он. – Мастерской заведует старый военный, сержант. Кстати, однажды он оказал мне неплохую услугу.

– Ясно, – сказал Хэдли. – И что, мистер Далри?

Рэмпол, прислонившись к книжным полкам с незажженной сигаретой в пальцах, попытался осознать, что все это происходило на самом деле и что он снова оказался втянут в хитросплетения и ужасы убийства. Несомненно, это было правдой. Но между этим делом и убийством Мартина Старберта имелась существенная разница. Теперь он не был жизненно заинтересован в исходе дела. Только благодаря случаю и оказанному ему доверию он в качестве свидетеля, отстраненного и беспристрастного, находится здесь, у залитой светом сцены, где лежит труп в складном цилиндре.

В старинной комнате словно разыгрывалась пьеса. За столом, небрежно сложив руки, сидел терпеливый, наблюдательный старший инспектор с волосами цвета стальной проволоки и подстриженными усами. По одну сторону от него сидел сэр Уильям, и в его бесстрастных глазах снова блестели живой ум и настороженность. По другую находился Роберт Далри, тощий, с гримасой на лице. Генерал Мэйсон, все еще рассерженный, стоял спиной к огню. А в самом большом кресле напротив камина развалился доктор Фелл, вперив простодушный совиный взгляд в складной цилиндр, который он держал в руках.

Рэмпол осознал, что Далри продолжает говорить, и очнулся от своих мыслей.

– Так что я не стал больше об этом думать до примерно часа пополудни, а Фил говорил, что будет здесь в это время. Снова раздался звонок, и Паркер снял трубку. Это был Фил, он просил меня к телефону. По крайней мере, – сказал Далри, резко затушив сигарету, – голос был его. В этот момент я находился в архиве, делал кое-какие выписки для книги генерала, и Паркер перевел звонок туда. Фил говорил еще более бессвязно, чем утром. Он сказал, что по причине, которую он не может объяснить по телефону, он не приедет в Тауэр и я должен приехать к нему и встретиться с ним в его квартире. Он сказал то, что я слышал уже десятки раз: что это вопрос жизни и смерти.

Я был раздражен. Я ответил, что у меня работа и я, черт возьми, не приеду и что, если он хочет меня видеть, то может сам явиться сюда. Тогда он поклялся, что это действительно вопрос жизни и смерти. И сказал, что мне все равно ехать в город; его квартира находится в Блумсбери, а мне нужно отвезти машину неподалеку; так что это по пути. Так оно и было, и поэтому я согласился.

Далри пошевелился в своем кресле.

– Признаюсь, говорил он более убедительно, чем раньше. Я решил, что он действительно влип в неприятности.

– А у вас были конкретные основания так считать?

– Н-нет… Да. Что ж, расценивайте это как хотите. – Взгляд Далри переместился в угол, где доктор Фелл все еще рассматривал складной цилиндр с неподдельным интересом. Далри неловко заерзал. – Видите ли, Фил в последнее время находился в приподнятом настроении. Поэтому меня и удивила эта перемена. Он так носился со всеми этими историями о шляпном воре… понимаете?

– О да, прекрасно понимаем, – отозвался инспектор. Он явно был заинтересован, хотя и старался этого не показывать. – Продолжайте, пожалуйста!

– Это была история, которую он мог раскрутить с большим успехом. Он работал внештатным журналистом и надеялся получить от редактора собственную колонку. Поэтому, как я уже упомянул, меня поразило то, что он сказал. Помню, я спросил: «А что такое? Я думал, ты выслеживаешь шляпного вора», а он ответил каким-то странным голосом: «В том-то и дело. Я слишком далеко зашел. Я кое-что нащупал, и мне это с рук не сойдет».

Старший инспектор наклонился вперед.

– Да? – спросил он. – Вы полагаете, Дрисколл думал, что ему угрожает опасность со стороны этого шляпного вора?

– Что-то в этом роде. Естественно, я пошутил на эту тему. Помню, я спросил: «Что случилось? Боишься, что он украдет твою шляпу?» А он ответил: «Я беспокоюсь не о шляпе, а о своей голове».

Все замолчали. Затем Хэдли продолжил:

– Итак, вы покинули Тауэр, чтобы отправиться к нему домой. Что было потом?

– Теперь самое странное. Я подъехал к мастерской; она находится на Дейн-стрит в районе Хай-Холборн. Механик в это время был занят работой. Он сказал, что может привести в порядок клаксон за несколько минут, но мне придется подождать, пока он закончит с другой машиной. Поэтому я решил дойти до квартиры Дрисколла пешком, а машину забрать позже. Спешить было некуда.

Хэдли потянулся за блокнотом:

– Адрес квартиры?

– Тэвисток-Чемберс, Тэвисток-сквер, 34, в Западно-Центральном округе. Квартира № 2, на первом этаже… Когда я пришел туда, я долго звонил в дверь, но никто не ответил. Тогда я вошел.

– Дверь была открыта?

– Нет. Но у меня есть ключ. Видите ли, ворота лондонского Тауэра закрываются ровно в десять вечера, и самому королю было бы трудно попасть внутрь позже. Поэтому, когда я собирался в театр, на танцы или куда-то еще и мне нужно было где-то переночевать, я обычно спал на диване в гостиной Фила. На чем я остановился? Ах да. Ну, я сел, чтобы подождать его.

Далри издал протяжный вздох и резко опустил ладонь на стол.

– Примерно через пятнадцать минут после того, как я покинул Тауэр, Фил Дрисколл появился здесь, в комнатах генерала, и просил позвать меня. Паркер, естественно, сказал, что я уехал после того, как он мне позвонил по телефону. Тогда, по словам Паркера, Фил побледнел как смерть, он начал нести какой-то бред и назвал Паркера сумасшедшим. Сказал, что звонил утром и просил встретиться со мной в час дня. Клялся, что не менял назначенного времени. И уверял, что вообще не звонил второй раз.

Хэдли напрягся. Он спокойно отложил карандаш, но его челюсти были плотно сжаты.

– Чего и следовало ожидать, – тихо сказал он. – И что потом?

– Я ждал. Туман становился все гуще, пошел дождь, и я начал терять терпение. Потом в квартире зазвонил телефон, и я ответил. Это был Паркер, который сообщил мне то, что я только что рассказал вам. Он уже звонил раньше, пытался связаться со мной, но я был в мастерской и еще не добрался туда. Фил ждал меня в Тауэре и чертовски нервничал. Паркер сказал, что он не пьян, и я подумал, что кто-то точно сошел с ума. Однако ничего не оставалось делать, как вернуться; ситуация была безвыходная. Я поспешил за машиной и, выезжая из мастерской, встретил генерала…

– Вы тоже, – спросил Хэдли, поднимая глаза, – были в городе, генерал?

Мэйсон мрачно рассматривал свои ботинки. Он поднял голову, и на его лице появилось несколько ироничное выражение.

– Похоже что так. У меня была назначена встреча в обед, а после этого я поехал в Британский музей за книгами, которые там для меня приготовили. Как сказал Далри, начался дождь, и, конечно, не было ни одного такси. Тогда я вспомнил, что машина, вероятно, находится в мастерской Стэплмана, а если и нет, то Стэплман одолжит мне другую, чтобы я мог вернуться. Это недалеко от музея, и я отправился туда. Увидев в машине Далри, я окликнул его. Остальное я вам уже рассказал. Мы приехали сюда в два тридцать и обнаружили тело.

– Это была очень важная встреча, генерал Мэйсон? – неожиданно спросил доктор Фелл.

Вопрос показался настолько наивным, что все присутствующие повернулись к доктору. Его круглое румяное лицо утопало в воротнике, пышные волосы свесились на ухо.

Генерал уставился на него:

– Не уверен, что понимаю, о чем вы.

– Это, случайно, – продолжал доктор, – было не собрание какого-то общества, заседание совета директоров, встреча…

– На самом деле, – сказал Мэйсон, – именно так и было. – Он выглядел озадаченным, и его суровые глаза заблестели ярче. – Общество антикваров. Мы встречаемся за обедом в первый понедельник каждого месяца. Мне не нравится это сборище. Ха-а! Старые остолопы, худшего разлива… Я состою в этом обществе только потому, что в сомнительных вопросах есть возможность воспользоваться их познаниями. Сэр Леонард Хэлдайн – наш хранитель драгоценностей – подвез меня на своей машине в полдень.

– Полагаю, о вашем членстве в обществе хорошо известно?

– Все мои друзья знают об этом, если вы это имеете в виду. Кажется, это их забавляет.

Хэдли медленно кивнул, думая о докторе Фелле.

– Я начинаю понимать, к чему вы клоните… Скажите, генерал, в Тауэре молодой Дрисколл хорошо знал только вас и мистера Далри?

– Да, наверное, да. Думаю, он встречался с сэром Леонардом и был знаком с несколькими стражниками, но…

– Но только к вам он мог бы обратиться за помощью?

– Возможно.

Далри слегка приоткрыл рот и приподнялся. Затем он снова опустился в кресло.

– Ясно, сэр. Вы хотите сказать, что убийца убедился в том, что и я, и генерал Мэйсон находимся в городе?

Доктор говорил раздраженно, и наконечник его трости зазвенел, стукнув об пол:

– Разумеется. Если бы вы были в Тауэре, Дрисколл, конечно, был бы с вами. Если бы генерал был здесь в ваше отсутствие, он мог быть с генералом. И у убийцы не было бы никакой возможности заманить его в подходящее место в тумане и покончить с ним.

Далри выглядел обеспокоенным.

– Все равно, – сказал он, – я готов поклясться, что во второй раз я действительно слышал по телефону голос Фила. Боже мой! Простите меня, сэр! – Он сглотнул и, поскольку доктор Фелл лишь приветливо улыбнулся, продолжил уже более уверенно: – Я хочу сказать, что хорошо знал его голос. И если то, что вы говорите, правда, то это никак не мог быть голос Фила… Кроме того, откуда этот человек, кто бы он ни был, знал, что Фил договорился встретиться со мной здесь в час дня? И к чему весь этот вздор с «опасениями за свою голову»?

– Эти факты, – спокойно сказал доктор Фелл, – могут послужить для нас прекрасным ключом к разгадке. Обдумайте их хорошенько. Кстати, какой голос был у Дрисколла?

Далри задумался.

– Можно сказать, что говорил он невнятно. Он думал так быстро, что его мысли намного опережали слова. А когда он нервничал, его голос обычно становился высоким.

Доктор Фелл медленно кивал, склонив голову набок и полузакрыв глаза. Он поднял голову, когда раздался стук в дверь и вошел начальник стражи.

– Прибыл полицейский врач, сэр, – сказал он, – и еще несколько человек из Скотленд-Ярда. Будут ли какие-нибудь указания?

Хэдли начал было подниматься, но потом передумал.

– Нет. Просто передайте им, пожалуйста, что все как обычно, они поймут. Мне нужно около дюжины фотографий тела, со всех сторон. Есть ли какое-нибудь место, куда удобно доставить труп для осмотра?

– Кровавая башня, мистер Рэдберн, – сказал генерал Мэйсон. – Воспользуйтесь Комнатой принцессы, она прекрасно подойдет. Паркер здесь?

– Снаружи, сэр. У вас есть какие-нибудь указания насчет посетителей? Их терпение на исходе.

– Один момент, – сказал Хэдли. – Не могли бы вы прислать сюда Паркера? – Когда начальник стражи удалился, он повернулся к Далри. – У вас есть имена этих посетителей?

– Да. И я довольно сильно превысил свои полномочия, – сказал Далри. Он достал из бумажника несколько листов. – Я очень серьезно к этому подошел. Велел им записать свои имена, адреса, профессии и рекомендации. Большинство из них явно были туристами. Не думаю, что у них совесть нечиста, к тому же они не выражали никакого протеста. Кроме миссис Биттон. И еще одной дамы.

Он передал пачку листов Хэдли. Старший инспектор резко поднял голову:

– Еще одна дама? И кто это?

– Я не обратил внимания на то, что она написала, но запомнил ее имя потому, что она своеобразно себя вела. Она жестко отреагировала. Понимаете, я держался очень официально, чтобы напугать их и заставить написать правду. Эта женщина была насторожена. Она спросила: «Вы ведь не нотариус, молодой человек?» И я так удивился, что посмотрел на нее. Тогда она сказала: «Вы не имеете права этого делать, молодой человек. Мы не находимся под присягой. Меня зовут Ларкин, я уважаемая вдова, и это все, что вам нужно знать».

Хэдли полистал бумаги.

– Ларкин, – повторил он. – Гм… Мы должны разобраться с этим. Когда мы забрасываем сеть, часто попадается мелкая рыбешка, которая нам совсем не нужна… Ларкин… Ларкин… вот оно. Миссис Аманда Джорджетта Ларкин. «Миссис» в скобках; она хочет, чтобы это было четко понятно. Убористый почерк. Адрес – и вот пожалуйста!

Он отложил листы и нахмурился.

– Так-так! Адрес: Тэвисток-Чемберс, Тэвисток-сквер, 34. Значит, она живет в том же доме, что и молодой Дрисколл? Да, это уже кое-что.

Сэр Уильям беспокойно потирал челюсть. Он сказал:

– Послушайте, Хэдли, вам не кажется, что миссис Биттон стоит увести оттуда? Она моя невестка, знаете ли, и в конце концов…

– К сожалению, нет, – спокойно ответил Хэдли. – Да где этот Паркер?

Паркер стоял без шляпы и пальто в тумане у входа и ждал, когда его позовут. После слов Хэдли он постучал, вошел внутрь и встал по стойке смирно.

Это был крепкий, смуглый человек с короткой стрижкой. Как и большинство капралов того времени, он носил усы и ничуть не походил на камердинера. Высокий белый воротничок поддерживал его голову так, словно он позировал для дагеротипа.

– Вы – ординарец генерала Мэйсона? – поинтересовался Хэдли.

Паркер выглядел польщенным.

– Да, сэр.

– Мистер Далри уже рассказал нам о двух телефонных звонках от мистера Дрисколла… На оба звонка ответили вы, я полагаю?

– Да, сэр. На оба.

– Значит, вы говорили с мистером Дрисколлом?

– Да, сэр. Наши беседы были недолгими, но содержательными.

– Можете ли вы поклясться, что оба раза слышали голос мистера Дрисколла?

Паркер нахмурился.

– Ну, сэр, когда вы говорите: «Можете ли вы поклясться в этом?» – это слишком сильно, – рассудительно ответил он. – Насколько мне известно и насколько я могу судить по предыдущим звонкам, сэр, так оно и было.

– Очень хорошо. Итак, мистер Далри уехал отсюда на машине незадолго до часа дня. Помните ли вы, в какое время приехал мистер Дрисколл?

– В час пятнадцать, сэр.

– Почему вы в этом так уверены?

– Простите, сэр, – твердо сказал Паркер. – Я могу сообщить о точном времени всего, что происходит, сэр, по движениям в казармах. Или по звуку горна. Это было в час пятнадцать.

Хэдли медленно постукивал пальцами по столу.

– Не торопитесь, Паркер. Я хочу, чтобы вы вспомнили все, что происходило после прихода мистера Дрисколла. Постарайтесь вспомнить разговоры, если сможете. Во-первых, как он себя вел? Он нервничал? Был расстроен?

– Очень нервничал и был расстроен, сэр.

– А как он был одет?

– Суконная кепка, светло-коричневый костюм для игры в гольф, шерстяные чулки, клубный галстук, сэр. Пальто не было. Он попросил позвать мистера Далри. Я сказал, что мистер Далри уехал к нему домой после его же звонка.

Тогда он мне не поверил. Он крепко выругался, и я был вынужден ответить ему. «Мистер Дрисколл, сэр, – говорю я, – я сам беседовал с вами». Я сказал: «Когда я снял трубку, вы приняли меня за мистера Далри и сказали впопыхах: „Послушайте, вы должны меня выручить, я не могу сейчас приехать“ – именно так вы и сказали». – Паркер откашлялся. – Я объяснил ему это, сэр.

– И что он ответил?

– Он спросил, как долго отсутствует мистер Далри. Я сообщил ему, что около пятнадцати минут. И он говорит: «Он уехал на машине?» Я ответил: «Да». А он: «Простите, сэр. О боже! Этого времени недостаточно, чтобы доехать туда в туманный день». Но как бы то ни было, он подошел к телефону и позвонил к себе в квартиру. Ответа не было. Он попросил принести ему выпить, что я и сделал. И пока я нес стакан и бутылки, я заметил, что он все время смотрит в окно…

Хэдли открыл полузакрытые глаза:

– В окно? В какое окно?

– В окно маленькой комнаты, где работает мистер Далри, сэр, в восточном крыле Королевского дома.

– Что оттуда видно?

Паркер, который настолько увлекся своим рассказом, что забыл о витиеватых выражениях, моргнул и попытался привести мысли в порядок:

– Видно, сэр?

– Да! Вид из окна. Видно, например, Ворота предателей?

– О да, сэр! Я подумал, что вы имеете в виду… ну, сэр, что-то, что я видел и что не показалось мне важным, но теперь я припоминаю…

– Вы что-то видели?

– Да, сэр. Ну, это было после того, как мистер Дрисколл ушел, сэр.

Хэдли, казалось, боролся с желанием нажать на него как следует. Он уже почти встал, но сел обратно и монотонно проговорил:

– Очень хорошо. Продолжайте ваш рассказ, Паркер, с того момента, когда вы увидели, как мистер Дрисколл выглядывает из окна.

– Да, сэр. Он осушил стакан и выпил еще одну порцию виски. Я спросил его, почему он не вернулся в свою квартиру, раз хотел увидеть мистера Далри. А он ответил: «Не глупите, я не хочу рисковать и упустить его снова. Мы будем звонить ко мне домой каждые пять минут, пока я не узнаю, где он».

Паркер пересказывал этот разговор хрипловатым, певучим голосом и так монотонно, что Рэмпол с трудом мог разобрать, когда он цитирует слова Дрисколла, а когда говорит от своего лица.

– Но он не мог сидеть на месте, сэр. Ходил туда-сюда. Наконец говорит: «Боже мой, это невыносимо, пойду прогуляюсь по территории». И вышел.

– Как долго он был с вами?

– Да, наверное, всего минут десять, сэр. Нет, меньше… Но, сэр, я не особенно обращал внимание. Я бы ничего не увидел, если бы не… – Паркер заколебался. Он увидел, как блеснули глаза Хэдли; увидел, как сэр Уильям наклонился вперед, а рука Далри замерла со спичкой почти у самой сигары. И похоже, он понял, что сделался важной персоной. И взял продолжительную паузу.

– Если бы не судьбоносные совпадения, сэр, – неожиданно продолжил он более громким голосом. – Могу заметить, сэр, что раньше в тот день была легкая дымка. Ничего существенного. Все можно было разглядеть даже на некотором расстоянии, и предметы были отчетливо видны, но туман становился все гуще. И вот я выглянул в окно. Тогда я и увидел мистера Дрисколла.

Хэдли перестал постукивать пальцами по столу и внимательно разглядывал собеседника.

– Как вы узнали, что это мистер Дрисколл? Вы же сказали, что туман становился гуще.

– Я не говорил, что видел его лицо. Лица никто бы не разглядел: это были просто очертания фигуры. Но, сэр, подождите! Рост совпадал. Спортивные гольфы, которые он носил ниже, чем другие джентльмены. И когда он куда-нибудь шел, он надевал свою кепку козырьком набок. Потом я видел, как он ходил туда-обратно по Уотер-лейн.

– Но можете ли вы поклясться, что это действительно был он?

– Да, сэр. Могу. Поскольку, сэр, он подошел к перилам перед Воротами предателей, облокотился на них и чиркнул спичкой, чтобы зажечь сигарету. Всего на мгновение я увидел часть его лица. Да, сэр, я уверен. Я знаю. Я увидел его как раз перед тем, как тот, второй, дотронулся до его руки…

– Что? – спросил Хэдли так резко, что Паркер решил, что ему не поверили.

– Сэр, да поможет мне Бог. Другой человек, который стоял у Ворот предателей. Он подошел и дотронулся до руки мистера Дрисколла.

– А вы видели этого человека, Паркер?

– Нет, сэр. Там было темно; тень, сэр. Я бы даже не разглядел мистера Дрисколла, если бы не следил за ним и не видел, как он чиркнул спичкой.

– Можете ли вы сказать, кто это был – мужчина или женщина?

– Э-э-э… нет, сэр. Потом я отвернулся. У меня не было возможности рассмотреть что-то еще.

– Разумеется. Вы помните, во сколько это было?

– Было уже около половины второго.

Хэдли задумался, обхватив голову руками. Через некоторое время он взглянул на генерала Мэйсона:

– Здешний врач сказал, генерал, что, когда вы обнаружили тело в два тридцать, Дрисколл был мертв уже по крайней мере полчаса – возможно, три четверти часа? Да. Ну, вот и все. Он был убит в течение десяти-пятнадцати минут после того, как некто коснулся его руки у перил. Точнее скажет судмедэксперт.

Он замолчал и вновь задумчиво посмотрел на Мэйсона.

– Очень хорошо, Паркер. Это все, и спасибо вам. Вы нам очень помогли.

Паркер щелкнул каблуками и, сияя, вышел.

Старший инспектор сделал глубокий вдох:

– Ну что ж, господа, пожалуйста. У убийцы было гораздо больше получаса, чтобы убраться отсюда. И как говорит генерал, из-за дождя и тумана часовые на воротах не смогли бы разглядеть человека, который «ускользнул». Итак, приступим к работе. Наша первая надежда…

Он взял листы со списками посетителей.

– Раз уж нам есть на что ориентироваться, – продолжил он, – мы можем опросить наших гостей. Нам известно примерное время убийства. Эй, кто там! – крикнул он в сторону двери, и стражник открыл ее. – Пожалуйста, спуститесь в Кровавую башню и позовите сюда наверх сержанта, который командует прибывшими полицейскими.

Надеюсь, это Хампер, – пояснил он своим компаньонам. – Сперва отложим в сторону листки с данными трех человек, которых мы хотим допросить сами, – миссис Бит-тон, мистера Арбора и, просто на всякий случай, осторожную миссис Ларкин. Посмотрим, Ларкин…

– А миссис Биттон ничего не стала писать, сэр, – сказал ему Далри. – Она посмеялась над этой идеей.

– Ну хорошо. Вот Арбор. Посмотрим. Красивый почерк, скажу я вам, прямо как на визитной карточке. Утонченный господин. – Он с любопытством рассматривал написанные им строки. – «Джулиус Арбор, 440 Парк-авеню, Нью-Йорк». Профессия не указана.

– Да она ему и не нужна, – проворчал сэр Уильям. – У него денег куры не клюют.

– «Прибыл в Саутгемптон 4 марта на судне „Бремен“. Срок пребывания не указан. Место назначения – вилла Сель, Ницца, Франция». И аккуратно добавлено: «Если потребуется дополнительная информация, предлагаю обратиться к моим лондонским адвокатам, господам Хилл-тону и Дейну, Линкольнс-Инн-Филдс».

Он улыбнулся про себя, отложил листок в сторону и торопливо пробежал глазами остальные.

– Сообщите, если вы когда-нибудь слышали какое-либо из этих имен, джентльмены, в противном случае я предоставлю сержанту разбираться с ними. «Господин и госпожа Джордж Г. Беббер, 291 Эйлсборо-авеню, Питсбург, Пенсильвания, США; Люсьен Лефевр, 60 Авеню Фош, Париж. Мадемуазель Клементина Лефевр, адрес указан выше; мисс Доротея Делеван Мерсеней, 23 Элм-авеню, Мидвилл, штат Огайо, США». Мисс Мерсеней добавляет к своему имени буквы «M. A.», выделенные крупным шрифтом. Вот и все. Все это выглядит вполне безобидно.

– Сержант Беттс, сэр, – раздался голос за дверью, и молодой человек с очень серьезным лицом нервно отдал честь.

– Беттс, – сказал Хэдли. – Беттс… Ах да. Вы сделали фотографию лица покойного?

– Да, сэр. Оборудование установили в том помещении в Тауэре, и фотографии сейчас сохнут.

– Хорошо. Возьмите одну из фотографий и покажите ее всем людям из этого списка; стражник проводит вас туда. Спросите их, видели ли они его сегодня, когда и где. Уточните, не заметили ли они кого-нибудь поблизости от Ворот предателей в любое время или кого-то, кто вел себя подозрительно. Мистер Далри, буду признателен, если вы пойдете с сержантом и застенографируете важные сведения.

Далри поднялся и потянулся за карандашом и блокнотом.

– Особенно я хочу знать, Беттс, где они находились между половиной второго и без четверти два. Это жизненно важно. Мистер Далри, не могли бы вы попросить миссис Лестер Биттон прийти сюда?

– Итак, – продолжил Хэдли, вновь придирчиво и скрупулезно поправив перед собой карандаш, блокнот и фонарик. – Полицейский врач принесет вещи из карманов Дрисколла, и мы сможем хорошенько рассмотреть оружие. Я попрошу начальника стражи расспросить часовых о том, видели ли они что-нибудь. Что ж, джентльмены, прежде чем мы встретимся с миссис Биттон, попытаемся прояснить наши идеи. Давайте выслушаем мнение всех присутствующих здесь и посмотрим, что может сказать каждый из нас. Сэр Уильям, что лично вас удивляет в этом деле?

– Проще простого, – сказал сэр Уильям, покручивая концы своего белого шарфа. – Невозможно не обратить внимание на полное отсутствие мотива преступления. Ни у одного человека в мире не было ни малейшей причины убивать Филипа.

– Да. Но вы забываете одну вещь, – заметил Хэдли. – Мы в некотором роде имеем дело с сумасшедшим. Бесполезно отрицать, что здесь замешан этот шляпный воришка. Убивал Филипа Дрисколла он или нет, похоже, что эту шляпу ему на голову надел именно он. А со слов Далри ясно, что Дрисколл довольно близко подобрался к этому шляпнику…

– Боже правый! Вы же всерьез не думаете, что этот молодчик убил Филипа только потому, что тот узнал, кто он такой! Это абсурд.

– Согласен. Но в этом стоит разобраться. Итак, каков будет наш очевидный ход?

Тяжелые веки сэра Уильяма опустились.

– Я понял. Филип регулярно сдавал материалы в свою газету. Одна из его статей появилась сегодня в утреннем номере. А это значит, что он сдал ее вчера вечером. Если бы он пошел в редакцию, то мог бы что-то сказать своему редактору.

– Совершенно верно. Это первая линия нашего расследования. Если бы, хоть это и кажется дичью, его сегодняшнее волнение было вызвано какой-нибудь угрозой, то об этом, вероятно, знали бы в редакции, или, по крайней мере, возможно, он что-то такое упоминал. Поэтому стоит проверить.

– Вздор, – сказал доктор Фелл.

– Неужели? – спросил старший инспектор с нарочитой вежливостью. – Не будете ли вы любезны объяснить нам – почему?

Доктор махнул рукой:

– Хэдли, видит бог, свою игру вы ведете прекрасно. Но вы не знаете, как издаются газеты. Я, грешным делом, знаю. Вы когда-нибудь слышали историю о молодом репортере, первым заданием которого было освещать крупный пацифистский митинг в Вест-Энде? Он вернулся оттуда совершенно расстроенным. «И где же твоя история?» – говорит редактор новостей. «Ее нет», – признается репортер. «И почему? – говорит редактор. – Митинг не состоялся?» – «Ну, – отвечает молодой журналист, – не успел первый оратор начать, как кто-то метнул в него кирпич. А потом лорд Динвидди провалился в большой барабан, и тут началась потасовка, люди стали бить друг друга стульями по голове, а когда я увидел у дверей полицейскую карету, я понял, что никакого митинга не будет, ну и ушел». – Доктор Фелл печально покачал головой. – Вот такую картину вы рисуете, Хэдли. Дружище, да разве вы не понимаете, что, если бы Дрисколл что-то узнал, а особенно если бы ему угрожали, вот это была бы настоящая НОВОСТЬ? Заголовки крупным шрифтом: «ШЛЯПНИК УГРОЖАЕТ ЖУРНАЛИСТУ ТАКОЙ-ТО ГАЗЕТЫ». Несомненно, он рассказал бы об этом в редакции. Будьте уверены, сегодня вы бы уже все увидели на первой полосе.

– А может, и не рассказал бы, – раздраженно сказал Хэдли, – если бы он, как на то похоже, настолько сильно нервничал.

– Минуточку. Тут вы ошибаетесь, – вставил сэр Уильям. – Надо отдать парню должное. Трусом он точно не был. Угроза физической расправы его бы не испугала.

– Но он сказал…

– Видите ли, дело не в этом, – терпеливо объяснял доктор Фелл. – Публикация такого рода не причинила бы вреда. Там могло быть сказано, что найдена важная улика или что была угроза. Первое лишь стало бы предупреждением для их жертвы. Второе скорее вызвало бы огромный резонанс, чего прежде всего и добивался этот шляпник: об этом говорят все его поступки. Это не причинило бы вреда и, несомненно, даже помогло бы молодому Дрисколлу в работе.

– А если бы он действительно узнал, кто этот человек?

– Тогда газета связалась бы с полицией, и Дрисколл получил бы свои лавры. Вы всерьез полагаете, что кто-нибудь в тот момент опасался человека, который казался просто веселым шутником? Нет-нет, вам не хватает чувства юмора, чтобы оценить шляпу на трупе. Я готов согласиться с утверждением сэра Уильяма, что парнишка не был трусом, но чего он боялся? Здесь есть подсказка. Подумайте.

– Я скажу вам кое-что через некоторое время, – сказал ему старший инспектор. – Но пока продолжим. У вас есть предположения, генерал?

Генерал Мэйсон мрачно курил. Он вынул сигару изо рта и покачал головой:

– Вообще никаких. Разве что теперь совершенно ясно, что он был заколот, а не застрелен этим болтом.

– Мистер Рэмпол? – Хэдли заметил, что американцу не по себе, и ободряюще поднял брови. – Есть идеи?

На Рэмпола были устремлены три пары глаз, и он старался вести себя непринужденно, оказавшись в центре внимания. Это могло быть проверкой, от которой зависело, примет ли он участие в раскрытии этого дела в дальнейшем.

– Были кое-какие, – сказал он, чувствуя, что его голос слегка дрожит. – Арбалетный болт не из здешней коллекции, и один из стражников сказал, что он относится к концу четырнадцатого века. Так вот, ведь это маловероятно, что Дрисколл действительно был убит стальным болтом, сделанным в тысяча триста каком-то году, не так ли? – Он помолчал. – Раньше я интересовался оружием и доспехами; одна из лучших коллекций в мире находится в музее Метрополитен в Нью-Йорке. В таком старом болте, как этот, сталь уже давно проржавела. Как тогда болт, которым был убит Дрисколл, может так ослепительно блестеть и быть таким прочным? Он выглядит как новый. Если я не ошибаюсь, у вас здесь нет экспонатов оружия, которые относились бы к эпохе ранее пятнадцатого века. И даже ваши шлемы начала пятнадцатого века изъедены ржавчиной.

Повисла тишина.

– Я начинаю понимать, – кивнул старший инспектор. – Вы имеете в виду, что болт изготовлен недавно. А если действительно так…

– Ну, сэр, если это так, то кто его сделал? Несомненно, не так много кузнецов изготавливают арбалетные болты образца четырнадцатого века. Это может быть какое-то кустарное изделие, или, скорее всего, кто-то делает их для развлечения или в декоративных целях.

Хэдли сделал пометку в своей черной тетради.

– Далеко от дела, – заметил он, качая головой, – но, несомненно, что-то в этом есть. Неплохо! А теперь дадим слово моему обычно столь разговорчивому коллеге, доктору Феллу. Что вы можете сказать по поводу доводов, которые мы услышали?

Доктор Фелл склонил голову набок. Казалось, он был погружен в свои мысли.

– Боюсь, я не обратил на все это особенного внимания. Однако я хочу задать один вопрос.

– Это радует. Что за вопрос?

– По поводу шляпы. – Он поднял цилиндр. – Полагаю, вы заметили. Когда ее надели мальчику на голову, она сползла ему на уши. Конечно, он маленького роста, сэр Уильям, а вы высокий. Но у вас продолговатая узкая голова. Разве она не была велика даже вам?

– Велика… – Сэр Уильям, казалось, был сбит с толку. – Совсем нет! Нет, она не была велика. Впрочем, подождите. Теперь я вспомнил. Когда я примерял шляпы в магазине, одна из них оказалась слишком большой. Однако мне прислали оттуда другую, и с ней все было в порядке: она прекрасно сидела.

– А вы могли бы надеть эту?

Сэр Уильям, казалось, уже собирался протянуть руку, когда генерал Мэйсон взял у доктора Фелла шляпу и подал ее. Вдруг сэр Уильям застыл.

– Вы должны извинить меня, – процедил он сквозь зубы. – Я… простите, но я не могу.

– Ну-ну, это не имеет значения, – добродушно сказал доктор Фелл. Он взял шляпу обратно, придавил ее так, что она сложилась, и обмахнул ею свое румяное лицо. – Во всяком случае, не сейчас. У кого вы заказываете шляпы?

– У Стила на Риджент-стрит. А что?

– Миссис Лестер Биттон, – произнес голос у двери.

Страж на посту толкнул дверь и открыл ее.

Миссис Биттон оказалась вовсе не застенчивой. Она уверенно вошла в комнату размашистой походкой, излучая энергию. Это была стройная женщина лет тридцати, крепкого, как у пловчихи, телосложения, с лучистыми карими глазами, прямым носом и насмешливым, но решительным ртом. Ее светло-каштановые волосы были убраны под плотно сидящую синюю шляпку; под облегающим пальто с широким меховым воротником угадывались очертания полной груди и довольно пышных бедер. Взглянув на сэра Уильяма, она слегка смутилась.

– Добрый день! Боб не сказал мне, что ты здесь. Жаль, что тебе пришлось приехать так рано, – быстро и решительно проговорила она.

Сэр Уильям представил присутствующих. Рэмпол подвинул для нее стул к столу, за которым сидел Хэдли.

– Значит, мистер Хэдли – это вы, – заметила она, изучая его, слегка откинув голову. Затем она взглянула на сэра Уильяма. – Уилл рассказывал мне о вас. – Она хладнокровно обвела взглядом всех присутствующих в комнате, а затем обернулась, чтобы получше рассмотреть доктора Фелла. – А это ваши инспекторы или вроде того. Боюсь, я устроила такой скандал по дороге… Но тогда я не знала. Даже когда Боб сказал мне… сказал, что это Фил, я ему не поверила.

Несмотря на ее самоуверенность, Рэмпол ясно видел, что она нервничает.

– Вам известны обстоятельства произошедшего, миссис Биттон? – бесстрастно спросил Хэдли.

– Лишь то, что Боб смог мне сообщить. Бедный Фил! Я хотела бы… – Она замолчала, словно придумывая наказание для убийцы. – Конечно, было абсурдно просить меня заполнить эту глупую бумажку. Как будто я должна что-то объяснять.

– Это была просто формальность. Однако вы оказались в числе людей, находившихся здесь незадолго до трагедии, которых было необходимо допросить.

– Конечно, я понимаю. – Она внимательно посмотрела на Хэдли. – Когда был убит Фил?

– Мы подойдем к этому через минуту, миссис Биттон. Если не возражаете, давайте по порядку. Для начала осмелюсь сказать, что вы посещаете Тауэр не в первый раз. Разумеется, вас интересуют… э-э-э… здешние исторические ценности.

На ее лице появилось насмешливое выражение.

– Это действительно по-джентльменски – таким образом спрашивать меня о моих делах. – Ее взгляд метнулся к сэру Уильяму. – Я полагаю, Уилл уже рассказал вам обо мне. Он считает, что меня не интересуют затхлые руины и тому подобное.

Генерал Мэйсон был уязвлен: слово «руины» потрясло его. Он вынул сигару изо рта.

– Мадам, – вмешался он, – простите, я вам напомню…

– Конечно, – согласилась она с сияющей улыбкой и снова взглянула на Хэдли. – Однако это неправда. Они мне нравятся. Мне нравится думать об этих людях в доспехах, о турнирах и тому подобном и о сражениях. Но я собиралась рассказать вам, почему я здесь. И это не из-за Тауэра. Я просто гуляла.

– Гуляли?

– Боюсь, мистер Хэдли, вы недостаточно ходите пешком, – критически заметила она. – Вам повезло. Держите себя в форме. А вот у Лестера брюшко, поэтому я беру его с собой на прогулки тогда, когда он мне позволяет. Мы только вчера вернулись из пешего тура по западным предместьям. А сегодня я решила пройтись от Беркли-сквер до лондонского Тауэра. Мне не удалось уговорить Лестера составить мне компанию, поэтому я пришла сюда одна. И тут я подумала: раз я здесь, можно заодно все осмотреть.

– Понятно. Вы помните, во сколько прибыли сюда?

– Думаю, в час или чуть позже. Я съела сэндвич в буфете у ворот. Там же я купила входные билеты на башни, три билета – белый, розовый и зеленый.

Хэдли взглянул на генерала Мэйсона. Тот сказал:

– На Белую башню, Кровавую башню и в Королевскую сокровищницу. Туда платный вход.

– М-да. Вы воспользовались этими билетами, миссис Биттон?

Тут ее пышная грудь стала вздыматься более порывисто. Затем ее губы слегка скривились.

– Я осмотрела Королевскую сокровищницу, – ответила она без всякого воодушевления. – Мне они показались просто стекляшками. Держу пари, что они ненастоящие.

Лицо генерала Мэйсона побагровело, словно кирпич, и он издал сдавленный звук.

– Могу я спросить, почему вы не воспользовались другими билетами, миссис Биттон? – быстро спросил Хэдли.

– Господи, почем мне знать? Просто передумала. – Она села поудобнее, казалось потеряв интерес. Но в ее взгляде читалась напряженность. – Я немного побродила по тому внутреннему двору наверху. И поговорила с одним славным пожилым бифитером.

Генерал Мэйсон прервал ее с холодной учтивостью:

– Мадам, могу я попросить вас не использовать это слово? Стражников в Башне называют йоменами, а не бифитерами. Этот термин применяется…

– Прошу прощения. Конечно, я не знала. Слышала, как люди их называют между собой, вот и все. Я показала на то место, где находится каменная плита с надписью, что тут людям рубили голову, знаете ли, и спросила у биф… у сотрудника: «Это здесь была казнена королева Елизавета?» А он чуть в обморок не упал. Пару раз откашлялся и говорит: «Мадам… э… королева Елизавета не имела чести быть… ах… я имею в виду, королева Елизавета умерла в своей постели». А потом перечислил всех людей, которым там отрубили голову; и тут я спрашиваю: «А она от чего умерла?», а он: «Кто, сударыня?». Я говорю: «Королева Елизавета», а он издал какой-то забавный звук.

Ее рассказ не впечатлил Хэдли.

– Прошу вас, не отклоняйтесь от темы, миссис Биттон. Когда вы ушли?

– Дорогой мой, я не ношу наручных часов. Но я знаю, что спустилась с плаца под арку того большого сооружения, которое называется Кровавая башня. И увидела группу людей, стоящих у перил вокруг этих ступеней, и там был бифитер, который попросил меня пройти за ним. Так что я полагаю, это было после того, как вы нашли… Фила.

– А вы не сталкивались с мистером Дрисколлом?

– Нет. Естественно, я не знала, что он был здесь.

Хэдли, какое-то время рассеянно постукивавший пальцами по столу, вдруг продолжил:

– Итак, миссис Биттон, как вы сами утверждаете, вы прибыли сюда около часа дня. Тело обнаружили в два тридцать, и, конечно, вы собрались уходить уже после этого, иначе вас бы здесь не было. То есть вы провели все это время, осматривая драгоценности короны и бродя по плацу в тумане? Так?

Она рассмеялась и посмотрела на Хэдли с некоторым вызовом. Но она уже не выглядела такой невозмутимой, как раньше.

– Надеюсь, вы не думаете, что я боюсь тумана или дождя? О боже! Вы ведь не считаете, что я имею какое-то отношение к убийству Фила?

– Я обязан задать эти вопросы, миссис Биттон. Поскольку у вас не было часов, я полагаю, вы не знаете, находились ли вы неподалеку от Ворот предателей между половиной второго и без четверти два?

– Ворота предателей, – повторила она. – Давайте посмотрим. Где это?

Хэдли кивком указал на ее сумочку:

– Могу я спросить, что у вас там, под ремешком с другой стороны вашей сумочки? Я имею в виду, что-то сложенное, какая-то зеленая брошюра.

– Это… говорю же, я и забыла! Это путеводитель по лондонскому Тауэру. Я купила его за два пенса в кассе.

– Вы были где-то поблизости от Ворот предателей между половиной второго и без четверти два?

Она вынула папиросу, зажгла ее, чиркнув спичкой о стол, и с холодным гневом посмотрела на него.

– Спасибо, что повторили вопрос, – ответила она. – Это очень любезно с вашей стороны. Если под «Воротами предателей» вы имеете в виду те, у которых был найден Фил, а я полагаю, что это так, то ответ будет «нет». Я не была рядом с ними ни в какое время, кроме тех моментов, когда я входила и выходила из них.

Хэдли ухмыльнулся. Это была спокойная, неторопливая, домашняя улыбка, которая придавала его лицу почти добродушное выражение. Лицо женщины окаменело, во взгляде застыло напряженное выражение; но она уловила его насмешку и вдруг рассмеялась:

– Все в порядке. Ваша взяла. Но голову даю на отсечение, что больше вам не удастся меня провести, мистер Хэдли. Я думала, вы имели в виду именно это.

– Теперь мы подошли к неизбежному вопросу. Миссис Биттон, вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы лишить жизни мистера Дрисколла?

– Никто не хотел его убивать. Это абсурд. Фил был чудесным. Он был драгоценным агнцем.

Генерала Мэйсона передернуло, и даже Хэдли поморщился.

– А, – сказал он. – Возможно, он и был, как вы говорите, дра… не важно. Когда вы видели его в последний раз?

– Гм… Ну, некоторое время назад. Это было до того, как мы с Лестером поехали в Корнуолл. Он приходит к нам только по воскресеньям. А вот сейчас я подумала, что вчера-то его и не было. – Она нахмурилась. – Да. Уилл был так расстроен из-за того, что потерял рукопись, и перевернул весь дом вверх дном… или вы знали об этом?

– Нам об этом известно, – мрачно ответил Хэдли.

– Подождите минутку. Подождите. Я ошибаюсь, – поправилась она, положив руку на стол. – Он ненадолго заходил, довольно поздно в воскресенье вечером, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение. Он направлялся в редакцию газеты, чтобы сдать свою статью… да, я сейчас припоминаю… о судейском парике на извозчичьей лошади. Разве ты не помнишь, Уилл?

Сэр Уильям потер лоб:

– Я не знаю. Я его не видел, но тогда я был занят.

– Шейла рассказала нам об этой его газетной погоне за шляпами. – Впервые Лора Биттон вздрогнула. – И я рассказала ему, что, по словам Шейлы, прошлым вечером у Уилла украли шляпу.

– А он что ответил?

– Ну, он подробно расспрашивал, где ее украли и когда и все об этом случае, а потом, помню, начал расхаживать туда-сюда по гостиной, сказал, что теперь у него есть «зацепка», и поспешно ушел, прежде чем мы успели спросить, что он имеет в виду.

В дверь постучали, и на пороге появился пожилой, усталого вида человек с узелком из носового платка. Он отдал честь:

– Сержант Хампер, сэр. У меня здесь вещи покойного. И полицейский врач хотел бы поговорить с вами.

В дверь шаткой походкой вошел низкорослый, проницательный человечек с козлиной бородкой.

– Приветствую! – сказал он, слегка сдвинув свою шляпу-котелок на затылок рукой, в которой был черный заплечный мешок. В другой он держал стальной стержень. – Вот оно, ваше оружие, Хэдли. Хм… Нет, никаких отпечатков пальцев. Я помыл его.

Он проковылял к столу, осмотрел его, словно выбирал подходящее место, и положил арбалетный болт. Он был круглым, тонким, около восемнадцати дюймов в длину, с острой стальной головкой.

– Какие забавные штуки у них сейчас в ходу, – заметил доктор, потирая нос.

– Это арбалетный болт конца четырнадцатого века!

– Подумать только, – сказал доктор, – неужели? Посмотрите, что на нем выгравировано. «Каркассонский сувенир, 1932 год». Эти разбойники-французы продают их в сувенирных киосках.

– Но доктор… – сказал сэр Уильям.

Тот моргнул, глядя на него.

– Сэр, меня зовут, – заметил он с внезапным подозрением, – меня зовут Ватсон. Доктор Ватсон. А если какой-нибудь тут шутник… – взвизгнул доктор, размахивая своим мешком, – если какой-нибудь шутник сделает очевидный комментарий, я размозжу ему голову. За тридцать лет в этой структуре я ничего другого и не слышал. И я устал от этого. Люди шепчутся за углом. Просят у меня дозу, кеб и дешевого табаку, а где, спрашивается, мой револьвер?

Лора Биттон не обратила внимания на эту тираду. Слегка побледнев, она застыла, уставившись на арбалетный болт.

– Я знаю, откуда это, мистер Хэдли, – произнесла она, стараясь сохранять спокойствие.

– Вы видели его раньше?

– Он был, – осторожно сказала миссис Биттон, – у нас дома. Мы с Лестером купили его во время пешего путешествия по югу Франции.

– Садитесь, все! – резко сказал Хэдли. – Это становится все больше похоже на сумасшедший дом. Вы уверены, миссис Биттон?

Казалось, она пришла в себя, оторвав завороженный взгляд от блестящей стали.

– Я… я имею в виду… конечно, я не могу сказать. Такие вещи продаются в Каркассоне, и их, должно быть, покупают сотни людей.

– Именно так, – сухо согласился Хэдли. – Тем не менее вы купили точно такой же. Где вы его хранили?

– Честно говоря, не знаю. Я не видела его много месяцев. Помню, когда мы вернулись из поездки, я наткнулась на него среди багажа и подумала: «Ну и на черта я купила эту ерунду?» Мне вообще казалось, что я его куда-то выбросила.

Хэдли повертел болт в руке, взвешивая его. Затем он ощупал острие и боковые стороны головки.

– Миссис Биттон, острие и зубец острые как нож. А когда вы его купили, они были такими же?

– Боже правый, нет! Он был совершенно тупой. Им невозможно было порезаться.

– На самом деле, – сказал старший инспектор, сжимая головку, – полагаю, она была отшлифована и заточена. И еще кое-что. У кого-нибудь есть увеличительное стекло? А, спасибо, Хампер. – Он взял маленькое увеличительное стекло, которое передал сержант, и приподнял болт, чтобы внимательно рассмотреть гравировку сбоку. – Хм… Кто-то пытался стереть напильником надпись «Сувенир из Каркассона». Хм… И дело не в том, что он отказался от этой затеи, решив, что она неудачная. «Су» стерто, и практически полностью. Похоже, что он не успел закончить это дело, потому что ему помешали.

Он угрюмо положил болт. Доктор Ватсон, убедившись, что никому сейчас не до шуток, стал гораздо любезнее.

– Хорошо. Моя очередь, – вызвался он. – Вопросы есть? Причину смерти вы и сами знаете… Чистый прокол, с огромной силой. После этого он мог прожить полминуты… хм… Ах да. Сильный ушиб. Возможно, он упал со ступенек, а может, кто-то ударил его. Это уже ваша работа.

– А как насчет времени наступления смерти, Ватсон? Здешний доктор говорит, что он умер между половиной второго и без четверти два.

– Говорит, значит? – сказал полицейский хирург. – Впрочем, почти в точку. Он умер без десяти минут два. Я заберу его с собой в карете «скорой помощи», чтобы хорошенько осмотреть тело, и дам вам знать.

Он заковылял к выходу, размахивая своим черным мешком.

– Но послушайте! – запротестовал сэр Уильям, когда дверь закрылась. – Он не может знать это настолько точно, не так ли? Я думал, что врачи в таких случаях указывают лишь приблизительное время.

– Но только не он, – сказал Хэдли. – Вот почему цены ему нет. И за двадцать лет я ни разу не видел, чтобы он ошибся больше чем на десять минут. – Он повернулся к Лоре Биттон: – Продолжайте, миссис Биттон. Предположим, что это тот самый болт, который был у вас дома. Кто знал, что он там?

– Думаю, все. Не помню, но, полагаю, я показывала весь этот хлам, который мы скопили в той поездке.

– Вы видели его раньше, сэр Уильям?

– Я не уверен, – медленно ответил тот. – Возможно. Но не могу припомнить. Ох да. Ха! Теперь я знаю, Лора. Вы с Лестером ездили во Францию, когда я был за границей в Штатах, и я вернулся уже после вашего возвращения. Это все объясняет.

Хэдли глубоко вздохнул.

– Бесполезно строить догадки, – сказал он, – нам придется осмотреть дом. А теперь, миссис Биттон, не думаю, что имеет смысл задерживать вас дольше. Один из стражников проводит вас до такси. Или, возможно, это сделает сэр Уильям. И послушайте, старина. – Он положил ладонь ему на руку. – Вы имеете полное право остаться, если хотите; по крайней мере, я не стану вас выпроваживать… Но у вас был трудный день. Вам не кажется, что лучше бы вам пойти домой с миссис Биттон?

– Нет, я хочу услышать, что вы скажете Арбору.

– Вот этого как раз делать и не стоило бы. Это только все испортит.

– Знаете что, Биттон, – хриплым голосом предложил генерал, – поднимитесь в мои комнаты. Паркер принесет вам сигару и бренди, и, если будут новости, мы вам сообщим. Та запись Деверо лежит в папке у меня на столе; взгляните на нее.

Сэр Уильям поднялся во весь свой высоченный рост. В тот момент, когда он повернулся к даме, Рэмпол тоже повернул голову и был поражен, увидев на лице Лоры выражение неподдельного ужаса. Это была реакция на что-то увиденное; на ее лице было такое выражение, словно она вспомнила нечто позабытое; выражение человека, который вдруг замер, затаив дыхание и широко открыв глаза. Но оно вмиг исчезло, и Рэмпол гадал про себя, заметил ли это Хэдли.

– Полагаю, мне не позволят остаться? – спросила она своим спокойным голосом. Но уголки ее ноздрей подергивались, и она, казалось, почти перестала дышать. – Я могла бы быть полезна. – Хэдли улыбнулся и покачал головой, и казалось, она что-то обдумывала про себя. Затем пожала плечами. – Хорошо. Простите за нездоровое любопытство. Я поеду домой на такси. Доброго дня, джентльмены.

Она коротко кивнула и вышла из комнаты в сопровождении деверя.

– Хм! – сказал генерал Мэйсон после длительной паузы.

Огонь почти потух, и он что-то проворчал. Тут генерал перевел взгляд на сержанта Хампера, который терпеливо стоял, забытый всеми, с тех пор как появился доктор Ватсон, и потому не стал продолжать.

– Ах да, – кашлянул старший инспектор, как будто тоже только что это заметил. – Прости, Хампер, что заставил тебя ждать. У тебя там содержимое его карманов? Положи все это сюда и узнай у начальника стражи, есть ли какие-нибудь новости. Но перед этим перейди через дорогу и отыщи миссис Аманду Ларкин. Подожди минут пять и пришли ее сюда.

Сержант отдал честь и удалился. Хэдли рассматривал небольшой сверток, лежащий перед ним на столе, но не сразу развернул его.

– Хотел бы я знать, мистер Хэдли, – сказал генерал, – что вы думаете об этой женщине?

– Миссис Биттон? Интересно… Она мастерски выворачивается, весьма неплохо. Замечает ловушки, едва их расставляешь. Что вам о ней известно?

– Я никогда не встречался с ней. Но я немного знаком с ее мужем, через Биттона.

– И какой он, этот Лестер Биттон?

– Я не хотел бы говорить, – с сомнением ответил генерал. – Я недостаточно хорошо знаю этого человека. Он старше ее – думаю, значительно. Не могу представить, чтобы ему доставляли удовольствие эти ее спортивные занятия. Я полагаю, что он заработал много денег на какой-то финансовой схеме.

Хэдли переключился на завязанный в узелок носовой платок, в котором находились вещи покойного.

– Вот, пожалуйста. Наручные часы; стекло разбито, но они все еще идут. Связка ключей. Перьевая ручка и карандаш. Банкноты, серебро и медь. Всего одно письмо. Просто ерунда – бледно-лиловый душистый конверт; женский почерк.

Он вытащил лист бумаги, разложив его на столе, и Рэм-пол с генералом склонились над ним. На нем не было ни даты, ни заголовка. Посреди листа было написано: «Будьте осторожны. Лондонский Тауэр, час тридцать. Подозрения. Очень важно. Мэри».

Хэдли, нахмурившись, прочитал текст вслух.

– Мэри? – повторил он. – Теперь мы должны отыскать Мэри. Давайте посмотрим. Почтовый штемпель Западной части Лондона, десять тридцать, вчера вечером. Все это начинает действовать мне на нервы. – Бросив письмо на стол, он снова занялся содержимым платка. – Должен сказать, сержант дотошный. Он положил сюда даже кольцо покойного и булавку для галстука. А вот и наша надежда. Блокнот с отрывными листами в обложке из черной кожи.

Открыв блокнот, он бегло просмотрел несколько строчек, нацарапанных на первом листе.

– Только послушайте! Какие-то заметки, разделенные тире. Судя по всему, это почерк Дрисколла: «Лучшее место?.. Тауэр?.. Выследить шляпу… Трафальгар не подойдет, не смогу закрепить… 10… Деревянная, изгороди, охрана. Выяснить».

– Но это же чушь! – возмутился генерал Мэйсон. – Полная бессмыслица. Конечно, это могло бы что-то означать, но…

– Но он опустил связующие слова, – добавил Хэдли. – Похоже на подсказки, как нужно выслеживать нашего шляпника.

– Прочтите это еще раз! – вдруг прогремел доктор Фелл из своего угла. Отрешенное выражение на его крупном лице уступило место заинтересованности, когда старший инспектор повторно прочел запись.

– Миссис Ларкин здесь, сэр, – раздался из-за двери голос сержанта Хампера.

По выпуклостям на жилетке доктора Фелла прокатилась череда смешков. Его маленькие глазки блестели, а вокруг него клубилось облако из пепла от трубки. Он был похож на Дух вулкана.

Прежде чем переступить порог, миссис Аманда Джорджетта Ларкин внимательно осмотрелась, будто опасалась, что над дверью подвешено ведро с водой. Затем она вошла и, увидев пустой стул напротив Хэдли, уселась на него без лишних слов. Это была высокая, довольно грузная, хорошо одетая женщина, одна из тех, кого называют «здравомыслящими», что обыкновенно означает полное отсутствие обаяния.

Хэдли пододвинул свой стул.

– Миссис Ларкин, я старший инспектор Хэдли. Естественно, вы понимаете, мне крайне неприятно доставлять кому-либо неудобства. Но вы могли быть сообщить нам очень важную информацию.

– Возможно, – проворчала миссис Ларкин, передергивая плечами. – Но прежде чем задавать вопросы, дайте мне слово, что все, сказанное мной, будет считаться конфиденциальной информацией.

Хэдли глубоко задумался.

– Я не имею права давать никаких обещаний. Если что-то из того, что вы скажете, имеет непосредственное отношение к этому расследованию, я не смогу считать это конфиденциальной информацией. Ясно ли это? Кроме того, миссис Ларкин, я почти уверен, что где-то вас уже видел.

Она пожала плечами:

– Возможно, видели, а может быть, и нет. Может быть все, что угодно. Но ни у одного подонка нет ничего на меня. Я уважаемая вдова. Я ничего не знаю о вашем расследовании, и мне нечего вам сказать.

Все это время миссис Ларкин, казалось, боролась с манжетой. Под темным пальто на ней был костюм с белыми отворотными манжетами, сшитый на заказ; Рэмпол не мог понять, то ли манжета на левой руке все время соскальзывала вниз, то ли она просто по привычке теребила ее своими ловкими пальцами. А Хэдли если и заметил это, то не подал вида.

– Вы знаете, что здесь произошло, миссис Ларкин?

– Конечно знаю. По дороге в толпе достаточно болтали.

– Тогда, возможно, вам известно, что покойный – это мистер Филип Дрисколл из Тэвисток-Чемберс на Тэвисток-сквер. В опроснике, который вы заполняли, вы указали, что также живете в этом доме. Какой номер вашей квартиры?

Она на мгновение задумалась.

– Номер один.

– Номер один. Первый этаж, я полагаю? Именно так. Вы, должно быть, давно там живете, миссис Ларкин?

Она вспыхнула:

– Какая вам, черт возьми, разница? Если у вас есть какие-то претензии, обращайтесь к управляющему жилым комплексом.

Хэдли снова серьезно задумался, сложив руки на груди.

– А кто мне еще скажет, как долго вы там проживаете? В конце концов, вам не помешало бы немного помочь нам, не так ли? Когда-нибудь, – он поднял глаза, – когда-нибудь это может сослужить вам хорошую службу.

И снова пауза.

– Я не хотела выражаться так резко, – сказала она ему, беспокойно ерзая на стуле. – Ну, если вам это поможет, я живу там несколько недель, что-то около того.

– Так-то лучше. Сколько квартир на каждом этаже?

– Две. По две в каждом подъезде.

– Итак, – задумчиво сказал Хэдли, – Вы, должно быть, жили прямо напротив мистера Дрисколла. Вы были с ним знакомы?

– Нет. Я его видела, вот и все.

– Разумеется, это было неизбежно. И, входя и выходя из своей квартиры, вы могли заметить, были ли у него посетители?

– Конечно. Я не могла их не видеть. К нему приходило много людей.

– Я думаю, особенно женщин.

Мгновение миссис Ларкин внимательно изучала его.

– Да. Женщины были. Ну и что? Живи и дай жить другим – вот что я говорю. Это не мое дело. Но если вы желаете спросить меня, кто были эти женщины, можете не утруждаться. Я не знаю.

– Например, – сказал Хэдли, взглянув на лист розовато-лиловой бумаги, – вы никогда не слышали имя «Мэри», не так ли?

Она напряглась. Ее взгляд был прикован к блокноту, и она перестала теребить манжету.

– Нет. Я сказала вам, что не была с ним знакома. Единственная дама, имя которой я слышала в связи с ним, не внушает ни малейших подозрений. Блондинка. Которая обычно приходила с высоким худым очкариком. Однажды она остановила меня, когда я входила к себе, и спросила, как ей найти консьержа, чтобы попасть в его квартиру. У нас в подъезде нет консьержа, в доме автоматический лифт. Она сказала, что ее зовут Шейла и что она его двоюродная сестра. Это все, что я когда-либо слышала.

Хэдли некоторое время хранил молчание.

– А теперь насчет сегодняшнего дня, миссис Ларкин… Как вы оказались в лондонском Тауэре?

– Имею право приходить сюда когда захочу. Я ведь не должна объяснять, почему я иду в общественное место, не так ли?

– Когда вы прибыли?

– После двух. Имейте в виду, я не могу в этом поклясться! Я не под присягой. Я просто думаю, что приблизительно в это время.

– Вы обошли все достопримечательности?

– Только две – я посетила Королевскую сокровищницу и Кровавую башню. Больше нигде не была. Потом я устала и двинулась к выходу. И меня остановили.

Хэдли задавал стандартные вопросы и так ничего и не выяснил. Она словно была глухой, немой и слепой. Да, рядом с ней были люди… она вспомнила, как американец ругался из-за тумана, но не обратила внимания на других. Наконец он отпустил ее, предупредив, что в будущем у него, вероятно, еще возникнут вопросы.

Как только она удалилась, Хэдли поспешил к двери и сказал стражнику:

– Найдите сержанта Хампера и скажите ему, чтобы он организовал слежку за женщиной, которая только что вышла отсюда. Поторопитесь! И попросите Хампера вернуться сюда. – Потом он двинулся обратно к столу, задумчиво хлопая руками.

– Черт возьми, дружище, – нетерпеливо выпалил генерал Мэйсон, – что за нюни на допросе? Не помешало бы нажать на нее. Она что-то знает, наверняка! И вполне возможно, что она – преступница.

– Несомненно, генерал. Но мне нечего ей предъявить; и к тому же она может оказаться гораздо полезнее, если просто держать ее в поле зрения. Я думаю, мы обнаружим, что в настоящее время у Скотленд-Ярда на нее ничего нет. И почти наверняка окажется, что она частный детектив.

– Ха! – пробормотал генерал. Он покрутил усы. – Частный детектив. Но почему вы так решили?

– На это многое указывает. Ясно, что ей нечего бояться полиции; она это всячески подчеркивала. Она живет на Тэвисток-сквер. Район недостаточно респектабельный для человека с большим доходом и недостаточно дешевый для того, кто ограничен в средствах. Мне знаком этот типаж. Она там всего несколько недель и живет прямо напротив Дрисколла. Очевидно, она уделяла большое внимание его посетителям. Она рассказала нам всего лишь об одном случае, визите его кузины Шейлы, потому что это нам никак бы не помогло; однако, если вы заметили, ей были известны все подробности.

А вы видели, как она возилась со своей манжетой? Она не так давно в этой сфере; она опасалась, что манжета вылезет из рукава ее пальто, и боялась снять его в Зале стражников, чтобы не привлекать внимания.

– Ее манжета?

Хэдли кивнул.

– Эти ищейки добывают компромат для разводов. Частенько им приходится наскоро и в темноте делать пометки о времени и месте. О да. Вот чем она занималась. Сегодня днем она кого-то выслеживала.

Генерал сказал:

– Хм! – Он шаркнул ногой и затем спросил: – Что-то связанное с Дрисколлом?

Хэдли взялся руками за голову.

– Да. Вы заметили, как она вздрогнула, когда увидела записку на моем столе, но взяла себя в руки? Она находилась слишком далеко, чтобы прочитать ее, но узнала ее по цвету бумаги… если она когда-либо видела подобные записки в связи с Дрисколлом. Хм, да. Но дело не в этом. Я всерьез подозреваю, что человек, за которым она на самом деле следила сегодня днем, – это… как вы думаете, кто это, доктор?

Доктор Фелл снова раскурил трубку.

– Миссис Биттон, конечно. Боюсь, она выдала себя, если вы слушали, что она говорила.

– Но боже мой! – пробормотал генерал. – Вы хотите сказать, что между Дрисколлом и… хм, да. Все сходится, я полагаю. Но где же ваши доказательства?

– У меня нет никаких доказательств. Как я уже сказал, это лишь подозрение.

Хэдли потер подбородок.

– Тем не менее давайте пока примем это за гипотезу и вернемся к самому началу. Предположим, что Ларкин следила за миссис Биттон. Та самая Белая башня, генерал, – она самая большая и самая важная, не так ли? И находится на некотором расстоянии от Кровавой башни, верно?

– Ну да… она стоит отдельно, посреди внутренних укреплений, рядом с плацем.

– А башня, где хранятся драгоценности короны, находится рядом с Кровавой башней?

– Уэйкфилдская башня. Да. Один момент, – взволнованно сказал Мэйсон. – Я понял. Миссис Биттон пошла осмотреть драгоценности короны. То же самое сделала и Ларкин. Миссис Биттон сказала, что во время прогулки она проходила через арку Кровавой башни и дошла до плаца. Ларкин отправилась в Кровавую башню. Ей нельзя было слишком приближаться к миссис Биттон. А если бы она поднялась по лестнице Кровавой башни к Проходу Рейли, то могла бы сверху увидеть, куда направляется миссис Биттон.

– Вот о чем я хотел вас спросить, – сказал Хэдли, стукнув кулаками по вискам. – Конечно, в тумане она не могла видеть далеко. Более вероятно, что она поднялась туда – если так оно и было, – чтобы создать впечатление, будто она осматривает достопримечательности. Или же она решила, что миссис Биттон направилась в Кровавую башню. Все это предположения. Но они обе не были в Белой башне, понимаете? Возможно, это лишь совпадения, но если сопоставить их с присутствием здесь этих двух женщин и заявлениями миссис Биттон и миссис Ларкин, то все это звучит вполне правдоподобно.

– Вы полагаете, – сказал генерал, указывая на стол, – что ту записку написала миссис Биттон?

– Постоянно подозревая, – размышлял Хэдли, – что за ней следят. Вот, посмотрите, что написано в записке: «Будьте осторожны. Подозрения. Жизненно важно». Письмо было отправлено вчера в половине одиннадцатого вечера в районе, где живет миссис Биттон, после того краткого визита Дрисколла. Миссис Биттон только что вернулась из пешеходного тура по Корнуоллу, а зачем, ради всего святого, отправляться в путешествие по Корнуоллу в самое худшее время в марте, если только ее не хотели увезти подальше от опасного увлечения?

– Я говорю о том же. Тем не менее, если мы принимаем это, следует также предположить, что увлечение было действительно опасным. Потому в квартире напротив Дрисколла поселили на несколько недель частного детектива, даже на то время, когда они с мужем отсутствовали! Это что-нибудь значит? И кто ее туда поселил? Навскидку, конечно же, муж.

– А имя «Мэри»? – спросил генерал Мэйсон.

– Я слышал много еще более забавных имен, похожих на клички домашних животных… в свое время, – мрачно сказал Хэдли. – И почерк, несомненно, изменен. Даже если бы записку украли, ее невозможно было бы использовать как улику против нее. Это умная женщина.

– Видите, как далеко мы зашли? Теперь ваш черед, мистер Рэмпол, – сказал он, поворачиваясь так внезапно, что американец подпрыгнул. – Вы понимаете теперь, какая это неразбериха?

Рэмпол колебался.

– Я вижу здесь много сложностей, – ответил он. – Это письмо должно было быть доставлено довольно рано сегодня утром. Мы все время предполагали, что Дрисколл звонил мистеру Далри по поводу шляпного вора и погони за ним. Но Дрисколл ничего подобного не говорил. Если мне не изменяет память, Далри в шутку спросил его, не боится ли он за свою шляпу. На самом же деле Дрисколл сказал только: «Я беспокоюсь не о шляпе, а о своей голове». Далри подумал, что это относится к делу шляпника. Но так ли это?

Он растерянно посмотрел на старшего инспектора.

– Не знаю, – отрезал Хэдли. – Но он назначает встречу с Далри на час дня. А в письме встреча назначена на час тридцать. Письмо получено утром; оно его напугало, и он обратился за помощью к Далри. Затем неизвестный водит Далри за нос, отправляя его в квартиру Дрисколла. Дрисколл прибывает сюда не в лучшем состоянии. Из окна его видит Паркер, а позже кто-то касается его руки у Ворот предателей.

Что же в этом сумбуре произошло с Дрисколлом, миссис Биттон, Ларкин и, возможно, еще кем-то четвертым? Было ли это преступление совершено из-за страсти? И если так, может ли кто-нибудь в здравом уме объяснить мне, почему на обнаруженном теле Дрисколла был украденный цилиндр сэра Уильяма? Это какое-то безумие, нечто невероятное, если смотреть на все это в свете проделок шляпного вора.

Повисла пауза. Доктор Фелл вынул трубку изо рта и заговорил печальным голосом:

– Хэдли, вы буквально пеной изошли. Успокойтесь, все прояснится. Действуйте по своему плану.

Старший инспектор с горечью посмотрел на него.

– Если только во время допроса других посетителей не всплывет что-нибудь еще, – сказал он, – у нас остался лишь один человек, которого нужно допросить. И слава богу. Мне нужен бренди. Несколько порций бренди. Но дальше, доктор, старшим инспектором будете вы. Следующего свидетеля я отдаю вам. Иными словами, вы согласны допросить Джулиуса Арбора?

– С удовольствием, – сказал доктор, – если вы уступите мне свой стул. – Он с трудом поднялся на ноги, пока Хэдли звал стражника и давал указания. – В любом случае это то, о чем я должен был попросить сам, Хэдли. Почему? Да потому, что с этим связана важная часть дела. Сказать вам, с чем именно, Хэдли?

– И с чем же?

– С украденной рукописью, – ответил доктор Фелл.

Доктор Фелл повесил плащ на спинку, с трудом втиснулся в стул и расправил складки своего пуза.

– Даже не знаю, стоит ли мне позволять вам это делать, – усомнился Хэдли. – Не хочу, чтобы генерал подумал, что мы оба сошли с ума. И бога ради, постарайтесь контролировать свое предосудительное чувство юмора. Это серьезное дело. – Он смущенно потер подбородок. – Видите ли, генерал, доктор Фелл в своем роде бесценен. Однако представление о полицейских расследованиях он черпает из кино – и решил, что сам способен сыграть любую роль. Всякий раз, когда я позволяю ему задавать кому-либо вопросы в моем присутствии, он пытается подражать мне, а в итоге напоминает школьного учителя, который с настойчивостью маньяка пытается выяснить, кто же из учеников четвертого класса разлил краску на лестнице, когда директор спускался вниз к ужину.

Доктор Фелл хмыкнул.

– Ха, – сказал он. – Хоть вы и привели классическую аналогию, она скорее в мою, чем в вашу пользу. Мне кажется, Хэдли, что это как раз вы полны мрачной решимости выяснить, кто же надел парик на лошадь. Вам нужен именно такой детектив, как я. А кроме того, школяры на самом деле гораздо более изобретательны. Возьмите хоть статую директора, которую заменили на увесистый уличный нужник в ночь перед ее публичным открытием.

Генерал Мэйсон покачал головой.

– Лично я, – заметил он, нахмурившись и глядя на свою сигару, – помню свои школьные каникулы во Франции. И я всегда считал, что нет ничего более поучительного, чем попытаться повесить красный фонарь над дверью мэра в районе, полном моряков. Хм!

– Ну-ну, продолжайте в том же духе – с горечью сказал Хэдли. – Желаю вам прекрасно провести время. Полагаю, если бы это дело не закончилось убийством, вы бы сами воровали шляпы и придумывали, где бы их еще развесить!

В дверь постучали.

– Извините, – произнес спокойный, резковатый голос. – Я стучал несколько раз, но мне никто не ответил. Кажется, вы посылали за мной.

Рэмпол гадал, чего ожидать от загадочного мистера Джулиуса Арбора. Он вспомнил, что днем сэр Уильям описывал его как спокойного, слегка ироничного человека профессорской наружности. Американец смутно представлял себе высокого, худого и смуглого человека с крючковатым носом. Вошедший мужчина, медленно стягивавший перчатки и оглядывавшийся по сторонам со сдержанным любопытством, действительно был смуглым, а все его движения казались строго выверенными. Но в остальном ожиданий он не оправдал.

Мистер Арбор был ростом не выше среднего и имел склонность к полноте. Он был хорошо одет, даже слишком: жилет, белая рубашка, маленькая жемчужная булавка на галстуке. Плоское лицо и густые черные брови; стекла очков без оправы были настолько тонкими, что, казалось, сливались с его глазами.

– Я говорю со старшим инспектором Хэдли? – вопросил он.

– Добрый день, – отозвался доктор Фелл, приветливо махнув рукой. – За расследование отвечаю я, если вы это имеете в виду. Прошу садиться. Полагаю, вы мистер Арбор.

Арбор перекинул зонтик со сгиба одной руки на другую, подошел к стулу, проверил, нет ли на нем пыли, и сел.

– Так-то лучше, – сказал доктор. – Теперь мы можем начать. – Он достал из кармана потрепанный портсигар и протянул его Арбору. – Прошу.

– Благодарю вас, нет, – ответил тот.

Он подождал, пока доктор Фелл убрал свой потертый портсигар, а затем достал свой, серебряный, с искусной чеканкой, с длинными тонкими сигаретами с пробковым фильтром. Чиркнув серебряной зажигалкой, он изящным движением поднес ее к сигарете.

Доктор Фелл сонно разглядывал его, сложив руки на животе. Арбор, казалось, слегка забеспокоился. Он откашлялся.

– Я не хочу вас торопить, инспектор, – изрек он наконец, – но должен отметить, что сегодня днем мне пришлось испытать значительные неудобства. Если вы будете так любезны сказать мне, что бы вы хотели узнать, я буду рад помочь вам, чем смогу.

Доктор Фелл кивнул.

– Есть у вас рукописи По? – спросил он, словно был таможенным служащим, задающим вопрос о контрабанде.

Вопрос был настолько внезапным, что Арбор напрягся; на его смуглом лбу появились едва заметные морщинки.

– Мне кажется, я вас не совсем понимаю. У меня дома в Нью-Йорке есть несколько первых изданий Эдгара Аллана По и несколько оригиналов рукописей. Но полагаю, вряд ли они будут представлять для вас интерес. Я так понимаю, вы хотели допросить меня по поводу убийства?

– Ох, убийство! – проворчал доктор Фелл, небрежно взмахнув рукой. – Это не важно.

– В самом деле? – спросил Арбор. – Я предполагал, что у полиции этот случай может вызвать любопытство. Впрочем, это не мое дело. Я должен заметить вместе с Плинием: «Quot homines, tot sententiae»[1].

– Это не Плиний, – раздраженно сказал доктор. – Подобная ошибка непростительна. И если вам необходимо прибегнуть к этой жалкой банальности, потрудитесь произнести ее правильно. Звук «о» в слове «hominess» краткий, а в слове «sententiae» отсутствует долгий назальный звук. Однако это не важно. Что вам известно о По?

Хэдли издавал странные звуки в своем углу. Плоское лицо мистера Арбора напряглось; аура вокруг него полыхала яростью.

– Не уверен, – сказал он тихо, – что понимаю, к чему вы клоните, или, может, это какая-то изощренная шутка. Если так, пожалуйста, объясните.

– Тогда я сформулирую вопрос по-другому. Вас интересует По? Если бы вам предложили купить подлинную рукопись одного из его рассказов, вы бы согласились?

Столь внезапный переход к делу вернул Арбора на верный путь. На его лице промелькнула улыбка.

– Теперь я понимаю, мистер Хэдли, – сказал он доктору Феллу. – Таким образом, этот трибунал был созван из-за украденной рукописи сэра Уильяма Биттона. Поначалу я был немного озадачен. – Он снова улыбнулся, и на его пухлом лице появилась лишь одна морщинка. Потом он задумался. – Да, я бы обязательно купил произведение По, если бы мне поступило такое предложение.

– Гм, да. Значит, вам известно, что в доме Биттона произошла кража?

– О да. И вам известно, инспектор, что я остановился у Биттона. Должен сказать, – бесстрастно поправил себя Арбор, – я действительно гостил там. Но завтра я перебираюсь в «Савой».

– Почему?

– Будем откровенны, господин инспектор. Я в курсе того, что думает Биттон. Я не обижаюсь. Не стоит заострять внимание на подобных пустяках. Но видите ли, я не люблю неловкие ситуации. Понимаете?

– А вам известно, что за рукопись была украдена?

– Разумеется. На самом деле у меня было намерение купить ее.

– Значит, Биттон рассказал вам о ней?

На плоском лице застыл вежливый протест.

– Знаете ли, он этого не делал. Но Биттон как ребенок, если можно так выразиться. Я слышал, как за обеденным столом он вскользь сделал столько загадочных намеков, что даже члены его семьи гадали лишь о том, что это была за находка. Однако я знал все о рукописи еще до того, как покинул Штаты.

Он усмехнулся. Это был первый человеческий звук, который Рэмпол от него услышал.

– Мне неприятно давать комментарии относительно инфантильного характера некоторых из этих джентльменов, но, боюсь, доктор Робертсон, которому Биттон доверил свой секрет, оказался нескромен.

Доктор Фелл задумчиво взялся за рукоятку своей трости, лежавшей поперек стола, и ткнул ею в арбалетный болт. Затем он дружелюбно поднял взгляд:

– Мистер Арбор, если бы вам представилась такая возможность, вы бы украли эту рукопись?

Рэмпол увидел в другом конце комнаты отчаянное выражение лица Хэдли. Однако вопрос нисколько не смутил Арбора.

– Нет, инспектор, не думаю, что стал бы это делать, – ответил он. – Понимаете, это повлекло бы за собой столько неловкости. А мне не нравится благодарить за гостеприимство подобным образом. Не поймите меня неправильно. Это не из-за моральных принципов, и можно всерьез усомниться в том, имеет ли вообще Биттон на нее право.

– Но предположим, что кто-нибудь предложил бы продать вам эту рукопись, мистер Арбор?

Арбор снял изящные очки и протер их белым шелковым платочком. Теперь он был спокойным, самодовольным, на лице его играла полуулыбка. Он хмурил черные брови от удовольствия.

– Позвольте рассказать вам одну историю, инспектор. Полиция должна знать об этом; прежде чем приехать в Англию, я побывал в Филадельфии и разыскал мистера Джозефа Маккартни с Маунт-Эйри-авеню, владельца дома, где была найдена рукопись. И то, что она там действительно была найдена, мне засвидетельствовали трое честных рабочих. Я довольно откровенно изложил свою позицию господину Маккартни. Он был владельцем рукописи, и я сообщил ему, что, если он предоставит мне трехмесячный письменный опцион на нее, где бы она ни находилась, я передам ему тысячу долларов наличными. Было и еще одно соглашение. В нем указывалось, что, если рукопись окажется именно той, что была мне нужна (решение оставалось за мной), я должен буду заплатить ему четыре тысячи долларов за то, что она окончательно перейдет в мою собственность.

– А в самом деле сколько стоит эта рукопись? – спросил доктор Фелл, подавшись вперед.

– Я был бы готов заплатить, скажем, десять тысяч фунтов.

Его прервал генерал Мэйсон, который до этого хмурился и теребил бородку:

– Но боже мой! Это же фантастика! Никакая рукопись По…

– Рискну предположить, – спокойно сказал Арбор, – что эта стоит. Это первый аналитический детектив в истории мировой литературы. По написал его еще до «Убийства на улице Морг». Доктор Робертсон сообщил мне, что даже с художественной точки зрения это произведение превосходит три других детективных рассказа По о Дюпене. Я мог бы навскидку назвать трех других коллекционеров, которые не поскупились бы и на двенадцать или пятнадцать тысяч. И мне доставляет удовольствие думать о том, сколько можно было бы выручить за нее на аукционе, где, о чем мне нет нужды вам говорить, я собираюсь ее выставить.

Доктор Фелл шумно откашлялся.

– Откуда вам это известно? Вы видели рукопись?

– Я заручился словом доктора Робертсона, величайшего из ныне живущих авторитетов в области творчества По. Он рассказал мне все это только потому, что… ну, инспектор, мой винный погреб просто превосходен. И даже имперский токай не слишком дорог для меня. Конечно, на следующий день он пожалел о своей неосмотрительности; он обещал Биттону сохранить его секрет и умолял меня не предпринимать никаких действий. Что ж, мне жаль.

– Выходит, – сказал доктор Фелл, – она интересовала вас не просто как находка? Вы хотели заполучить эту рукопись, чтобы затем продать?

– Так и было, мой дорогой инспектор. Позвольте напомнить вам, что рукопись, где бы она ни находилась, принадлежит мне. Могу я продолжать?

– Несомненно.

– Мы легко уладили дело с мистером Маккартни, – спокойно продолжил Арбор. – Похоже, он был поражен. Ему казалось невероятным, что какой-то письменный документ может стоить пять тысяч долларов. В лице мистера Маккартни я нашел страстного любителя романов-сенсаций. Итак, мой следующий шаг – что было дальше, инспектор?

– Вы устроили так, чтобы вас пригласили в дом Бит-тона, – буркнул доктор Фелл.

– Не совсем. Меня и так регулярно приглашали. Как правило, я не злоупотребляю гостеприимством друзей, когда бываю в Лондоне. У меня есть свой коттедж в пригороде, где я частенько живу летом; а зимой я обычно останавливаюсь в отеле. Но видите ли, мне пришлось проявить такт. Он был моим другом. Конечно, я не мог сказать ему: «Биттон, я думаю, у тебя моя рукопись. Отдай ее мне». Это было бы отвратительно, и, как мне казалось, в этом не было необходимости. Я ожидал, что он сам покажет мне свою находку. Затем я бы мало-помалу перешел к делу, рассказал о «несчастном стечении обстоятельств» и сделал бы ему справедливое предложение.

Итак, инспектор – и джентльмены, – это было сложно. Вы знаете Биттона? Ах! Я знал его, и это своенравный, упрямый, скрытный человек, настоящий маньяк, когда дело касается его находок. Однако я не ожидал, что придется настолько трудно. Он не рассказал о своей находке, как я ожидал. Несколько дней я делал намеки. Я думал, что он просто олух, и, боюсь, мои намеки стали настолько возмутительно прямыми, что в недоумение пришли даже его близкие. Но теперь я понимаю, что он, должно быть, все понял и подозревал меня. И решил держать рот на замке. Мне это было неприятно, но настал тот момент, когда мне пришлось отстаивать свои права. По закону, – сказал Ар-бор, и его неторопливый голос внезапно стал резким, – я был не обязан платить ему ни пенни за то, что мне принадлежало!

– Вы не заключили договор купли-продажи с Маккартни, не так ли? – спросил доктор Фелл.

Арбор пожал плечами:

– На самом деле нет. У меня был опцион. Конечно, я не хотел отдавать пять тысяч долларов за рукопись, которую никогда не видел, даже полагаясь на свидетельство доктора Робертсона; и, кроме того, рукопись эта могла быть утеряна или уничтожена к тому времени, когда я явился бы востребовать ее. Но по сути, она была моей.

– Так вы сказали Биттону, что владелец – вы?

Ноздри Арбора задрожали от гнева.

– Нет, разумеется. Иначе он был бы просто сумасшедшим, чтобы сделать то, что сделал, – обратился за помощью к полиции, когда рукопись была украдена. Но прежде всего, только подумайте, в каком трудном положении я находился. Я начал понимать, что, если я спрошу его прямо, этот… ах… этот сумасшедший может устроить кучу неприятностей. Он, вероятно, ответит отказом и поставит под сомнение мои права. Их можно было доказать, но это означало бы задержку в деле и прочие трудности. Он мог бы сказать, что потерял рукопись, и это было бы еще хуже.

От этой мысли мистера Арбора окружила аура мучительной тоски. Генерал Мэйсон кашлянул, а доктор Фелл ухитрился подкрутить усы рукой, которой прикрывал рот.

– И при данных обстоятельствах, – продолжал Ар-бор, – все вышло из-под контроля. Рукопись была украдена. А я, заметьте, оказался ни с чем. Итак, джентльмены. – Он откинулся на спинку стула и обвел всех взглядом, посмотрев каждому из них по очереди в глаза. – Теперь вам ясно, почему я пустился в такие подробные объяснения и почему хочу установить право собственности на эту рукопись. Биттон, несомненно, думает, что ее украл я. Меня не особенно волнует, что он думает; однако я не могу допустить, чтобы так думала полиция. Я отсутствовал на выходных, когда рукопись пропала, и вернулся только сегодня утром. Я был в гостях у мистера и миссис Шпенглер, моих друзей, которые живут недалеко от моего коттеджа в Голдерс-Грин, о котором я упоминал. «Ах, – скажет хитрый Биттон, – это алиби». И ему хватит наглости позвонить им, чтобы это проверить. Тогда он скажет: «Ах, он нанял кого-то, чтобы сделать это».

В буйном воображении Биттона могла нарисоваться подобная невероятная картина. Но зачем, боже правый, мне идти на все эти ухищрения и красть рукопись, которая уже и так была моей?

Повисла тишина. Хэдли, примостившийся на самом краешке стола, кивнул.

– Полагаю, мистер Арбор, – сказал он, – вы готовы доказать это ваше утверждение?

– Разумеется. Соглашение между мной и господином Маккартни было составлено моим адвокатом в Нью-Йорке и удостоверено надлежащим образом. Копия этого соглашения сейчас находится у моих адвокатов в Лондоне.

Хэдли поднял плечи.

– В таком случае, мистер Арбор, здесь больше сказать нечего. Сэр Уильям просто воспользовался шансом и решил, что его открытие останется незамеченным. – Хэдли говорил холодно и спокойно. – Даже если бы вы выкрали рукопись, чтобы избежать неприятностей с сэром Уильямом, закон был бы на вашей стороне.

Аура мистера Арбора издала что-то вроде шипения, словно заглушенное телеграфное устройство.

– Оставим это, – выдавил он. – Абсурдность вашего предложения так же очевидна, как… и ваши несколько примечательные манеры. – Его аура снова зашипела. Но мистер Арбор взял себя в руки. – Некоторых моих коллег в Нью-Йорке это позабавит, – сказал он. – Ха-ха-ха! Очень забавная история. Но полагаю, как мы изначально установили, совершенно законная.

– Нет, если дело касается убийства, – произнес доктор Фелл.

Повисло грозное молчание.

Доктор говорил вполне обыденным тоном. И в тишине все они услышали потрескивание углей в камине и, в отдалении, очень слабый звук горна на плацу.

Арбор взялся за пальто, чтобы подняться, и его рука дернулась на лацкане.

– Я… Прошу прощения? – сказал он.

– Я сказал: «Нет, если речь идет об убийстве», – повторил доктор Фелл чуть громче. – Не вставайте, мистер Арбор. Сейчас мы будем говорить об убийстве. Вас это не удивляет, не так ли? – Его прищуренные глаза широко открылись. – Разве вы не знаете, кто был убит, мистер Ар-бор? – продолжал он.

– Я… я слышал, как там говорили, – ответил его собеседник, пристально глядя на следователя. – Мне кажется, я слышал, кто-то упомянул, что его зовут Дрейкелл, или Дрисколл, или что-то в этом роде.

– Его звали Дрисколл, Филип Дрисколл. Он был племянником сэра Уильяма Биттона.

Какой бы эффект ни надеялся произвести доктор Фелл, он его произвел. Смуглое лицо Арбора побледнело; он буквально побелел, и на меловой коже выступили пятна. Тонкие очки дернулись у него на носу, и он прикрыл их трясущейся рукой. Несомненно, у Арбора было слабое сердце. Он не просто разнервничался – ему стало по-настоящему дурно.

– Вы должны… Вы должны извинить меня, джентльмены, – пробормотал он. Его голос сделался резче. – Я был шокирован, услышав имя человека, которого знал. Этот… этот Дрисколл был невысоким молодым человеком, с… позвольте припомнить… с рыжеватыми волосами?

– Да, – сказал доктор Фелл. – Значит, вы знали его?

– Я познакомился с ним… э-э… в позапрошлое воскресенье, за ужином в доме Биттона. Это было в тот день. Я приехал. Его фамилию я не расслышал. Все называли его Фил; так я и запомнил его. Как он умер?

– Ему нанесли удар этим арбалетным болтом, – сказал доктор Фелл, поднимая болт. – Болт хранился в доме Биттона.

Его собеседник сказал: «Очень интересно…» – и это прозвучало как ужасный фарс. Но ему уже стало лучше.

– Я не хочу, чтобы вы думали, джентльмены, что я что-то знаю об убийстве бедного паренька, поскольку я выглядел… э-э… расстроенным, когда вы упомянули об этом. В конце концов, убийцы ведь так не реагируют? Было бы слишком просто, если бы они таким образом себя выдавали. Человек, у которого хватит смелости использовать одну из этих отвратительных на вид штуковин, не падает в обморок, когда ее потом достают… Биттон… бедняга. А ему об этом известно?

– Известно, мистер Арбор. Что же касается молодого Дрисколла, у вас есть идеи, почему его могли убить?

– Мой дорогой сэр, нет! Нет, конечно нет. Я видел его лишь раз, на том ужине. С тех пор мы не встречались.

– Его убили там, у Ворот предателей, – продолжал доктор Фелл, кивнув, – и швырнули тело на ступеньки. Полагаю, вы не заметили ничего подозрительного, пока были там?

– Нет. Что я… э-э… хотел сказать вам, когда только зашел… меня вообще здесь задержали случайно. Видите ли, я хотел изучить экземпляр «Истории мира» сэра Уолтера, который находится в экспозиции в Кровавой башне, в той самой комнате, где он ее написал. Я прибыл сюда вскоре после часа дня и направился прямо к Кровавой башне. Я предъявил свою карточку охраннику и спросил, могу ли я подробно ознакомиться с книгой. Он сказал, что сожалеет, но это один из экспонатов Тауэра и что для этого мне понадобится письменное разрешение резидента-коменданта Тауэра или его заместителя. Однако, по его словам, было сомнительно, что мне удастся его получить. Все же я попросил, чтобы меня направили туда, где я мог бы найти кого-то из них. Он отправил меня через дорогу…

– Которая проходит между стен укреплений? – прервал его Хэдли.

– Да. К зданиям, обращенным к лужайке и плацу. Но в тумане я был не уверен, в какую из дверей войти. Пока я раздумывал, из одной двери вышел мужчина.

– Мужчина в бриджах и кепке? – спросил доктор Фелл.

– Я не знаю. Э-э-э… да, я думаю, он действительно был в бриджах, припоминаю, потому что в такой день это показалось немного странным. Но из-за тумана я хорошенько не разглядел. Я обратился к нему, чтобы узнать, какая дверь мне нужна, но он прошел мимо, не услышав вопроса. Затем меня окликнул другой стражник и сказал, что посетители не допускаются на ту часть территории, где я находился. Я объяснил. А он сказал, что уверен, что ни один из тех, кого я хотел видеть, в данный момент не находятся у себя.

– Совершенно верно, – сухо сказал генерал Мэйсон.

– Но ведь, джентльмены, – возразил Арбор, облизывая губы, – вам это не может быть интересно. Или все же может? Ну, дайте мне подумать. Я вернулся к Кровавой башне и попытался решить вопрос деньгами. Мне это не удалось, и я собрался уходить. По пути к Уотер-лейн я налетел на молодую леди, которая только что свернула с Уотерлейн, прошла под аркой и очень быстро направилась вверх по склону, ведущему к плацу.

– Не могли бы вы описать эту молодую леди?

– Боюсь, что нет. Я едва взглянул на нее. И заметил лишь, что она очень спешила, у нее на пальто было что-то вроде мехового воротника, и мне показалось, что она необыкновенно крепкого телосложения. Когда мы с ней столкнулись, удар был довольно сильным. Мои наручные часы немного болтались, и я подумал, что они упали. Ну, я прошел через арку Кровавой башни на Уотер-лейн.

– А теперь, мистер Арбор, подумайте, бога ради! Подумайте! Был ли в тот момент кто-нибудь у перил Ворот предателей? Вы видели там кого-нибудь?

Арбор откинулся на спинку стула.

– Теперь я начинаю понимать, – нервно ответил он. – Я не подходил близко к перилам и не оглядывался. Но рядом с ними никого не было, инспектор. Никого!

– А можете вы вспомнить, сколько тогда было времени?

– Я могу точно назвать вам время, – ответил Арбор. – Было всего без двадцати пяти два.

Даже невозмутимый Хэдли вдруг вышел из себя.

– Но послушайте! – возразил он. – Полицейский врач сказал, что смерть наступила без четверти…

– Держите себя в руках! – проревел доктор Фелл. Он так резко ударил тростью по столу, что листок лиловой почтовой бумаги отлетел в сторону. – Это именно то, на что я надеялся и чего ожидал. А ведь я не слышал этих показаний! Я чуть не упустил это из виду; друг мой, я благодарен вам. Я глубоко благодарен. Вы абсолютно уверены во времени, не так ли?

– Уверен. Как я уже говорил, из-за столкновения с молодой леди у меня чуть не упали часы. Я снова подошел к входу в Уэйкфилдскую башню, чтобы проверить, крепко ли они сидят на руке, и посмотрел, сколько времени, перед тем как спуститься к Уотер-лейн.

– Достаньте часы, джентльмены, – прогремел доктор Фелл, – и давайте сверим их! Эге! Так! Сейчас четверть седьмого. Во всяком случае, у меня. А как насчет всех остальных?

– Пятнадцать минут седьмого, – сказал генерал Мэйсон.

– Тринадцать с половиной минут, – сказал Рэмпол.

– А я? – заключил Арбор. – Пятнадцать с половиной минут, до секунды. Я никогда не ошибаюсь. Эти часы были изготовлены…

– Не важно, – вмешался доктор Фелл. – Не будем устраивать сыр-бор из-за тридцати секунд. Однако есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить. Вы сказали, что в то время шли к выходу, мистер Арбор. Но убитый был обнаружен лишь в половине третьего. Каким же тогда образом вас поймали здесь в то время, когда был выдан ордер на задержание?

– Я забыл перчатку на поручнях у витрины, где выставлено первое издание книги Рейли в Кровавой башне. Это… э-э… особенные перчатки, – небрежно пояснил он. – Их для меня делает Картер с Пятой авеню, и другой такой пары у меня нет.

Генерал Мэйсон выглядел огорченным, и Арбор поднял блестящую серую шляпу с колен и указал на перчатки.

– Я проехал на такси почти до Стрэнда, прежде чем вспомнил об этом, и вернулся. Когда я приехал, было без двадцати три, а потом я уже не смог отсюда выйти.

– Надеюсь, водитель кеба не ждет до сих пор, – размышлял генерал. – Было бы прискорбно, мистер Арбор, если бы такому невезучему свидетелю проломили голову. Подождите! Стойте! Я вспомнил. Я хотел кое-что у вас спросить.

– С удовольствием отвечу на ваш вопрос. – Арбор нахмурился. – Это вы?..

– Это я тот человек, которого вы хотели видеть, – резко ответил генерал. – Я заместитель коменданта Тауэра. Более того, сэр, будь я проклят, если я позволю вам мусолить книгу Рейли. Так вот, о Рейли. Вы сказали, что никогда не видели эту книгу. Вы в первый раз в Тауэре?

– Именно так.

– Я спросил вас об этом потому, что вам прекрасно известны все названия. Вам хорошо знакомы Уотер-лейн и Грин и остальные достопримечательности, хотя вы прошли не дальше Кровавой башни.

– Все очень просто, – сказал Арбор с видом детектива, разговаривающего со своим недалеким помощником. – Не люблю спрашивать дорогу. – Он достал из кармана одну из зеленых брошюр. – Я получил свои глубокие практические познания из этого маленького путеводителя с картой, которую изучил еще до того, как вошел в Тауэр.

Доктор Фелл потянул себя за усы:

– У меня еще один вопрос, друг мой, и потом вы будете свободны. Вы знакомы с миссис Лестер Биттон, невесткой вашего хозяина?

– К сожалению, нет. Видите ли, как я уже говорил, я никогда раньше не останавливался в доме Биттона. Когда я только приехал, мистера и миссис Биттон не было в Лондоне. Они, как мне сказали, вернулись вчера вечером. Но я прибыл только сегодня утром после уик-энда и обоих не застал.

– Значит, вы бы ее не узнали, если бы увидели?

– Боюсь, что нет.

– Но прежде чем вы уйдете, – предложил Хэдли, – не хотите ли вы нам рассказать что-то еще?

Арбор поднялся почти с облегчением. Он медленно застегивал пальто, чтобы не казалось, будто он спешит; он остановился:

– Рассказать вам? Я не понимаю.

– Может, у вас есть какие-нибудь подсказки или улики, мистер Арбор? Видите ли, ценную рукопись, фактически принадлежащую вам, украли. Разве вы не заинтересованы в ее возврате? Кажется, вы очень легко смирились с потерей собственности стоимостью десять тысяч фунтов, учитывая те усилия, которые вы потратили на ее приобретение. Неужели вы даже не наводите никаких справок?

Рэмпол чувствовал, что Арбор опасался этого вопроса. Однако он заговорил не сразу. Аккуратно поправил шляпу, надел перчатки и повесил зонтик на руку.

– Так и есть, – согласился он. – Однако вы кое-что забываете. Я не хочу никаких неприятностей в этом деле, господа, и причины я уже изложил. Я предпочитаю не обращаться за помощью к полиции. Но уверяю вас, я вовсе не бездействовал. Я установил определенные контакты и получил сведения, которыми, извините, я не готов с вами поделиться. Доброго дня, джентльмены.

После его ухода наступило долгое молчание. Лицо генерала Мэйсона стало злым. Он поднял руки вверх, словно пародируя гипнотизера.

– Фокус-покус, – пробормотал он. – Филипокус. Надеюсь, у вас больше нет свидетелей, Хэдли. Достаточно. Сначала шляпы, потом любовные интрижки, а теперь и рукописи. Это нам ничем не помогло. Только еще больше запутало… Как вы находите нашего эстета?

– Как со свидетелем, – сказал Хэдли, – в разные моменты с ним было то слишком сложно, то слишком легко. Но начал он весьма неплохо. Затем впал в полный ужас при упоминании об убийстве. Наконец, я могу поклясться, что он говорил правду, когда излагал все, что знал о том, что здесь произошло.

– В каком смысле? – спросил генерал.

– Он, очевидно, не знал, что здесь убили Дрисколла. По крайней мере, он не знал, что это тот молодой парень, с которым он познакомился у сэра Уильяма. И был буквально ошарашен, когда услышал об этом. А почему?

Дело обстоит следующим образом, Арбор умен и хитер. Он не любит неприятностей, поскольку это оскорбляет его ранимое чувство собственного достоинства; но смелости у него не больше, чем у кролика. Это было видно по всему, что он говорил. Согласны?

– Несомненно, – сказал генерал.

– Хорошо. Итак, он попытался обратить в шутку предположение, что сам украл рукопись. Но, учитывая характер Арбора, а также сэра Уильяма, это не столь невероятно, как могло бы показаться. Он знал, что старик устроит ему сущий ад, если он потребует свою рукопись. Но если бы она была украдена, все усилия сэра Уильяма оказались бы тщетными. Он не имел на нее прав. И Арбор мог бы указать ему на это (при необходимости – по телефону) после того, как благополучно заполучил бы рукопись и покинул бы его дом.

– Я сомневаюсь, что Арбор действительно украл рукопись, – сказал генерал, покачивая головой. – Он не посмел бы.

– Минуточку. Итак, его не тревожила эта кража. Понимаете, он не напрягался. Но кто мог украсть ее за него?

Генерал присвистнул.

– Вы имеете в виду…

– Не может быть! – воскликнул старший инспектор. – Это было бы слишком. Тем не менее такая возможность совершенно очевидна. Вот что я имею в виду. Арбор сказал, что он упоминал о По в этом доме до тех пор, пока даже члены семьи не начали гадать, что происходит; делал все более и более серьезные намеки. Он также сказал, что благодаря туманным и загадочным замечаниям, которые то и дело ронял сам сэр Уильям, о рукописи, должно быть, знали все. Конечно, такой сообразительный молодой человек, как Дрисколл, не мог об этом не догадаться. И Дрисколл был на ужине, когда Арбор разглагольствовал…

– О, послушайте! – запротестовал генерал Мэйсон. – Конечно, такой прожженный торговец, как Арбор, мог такое сделать. Но молодой Дрисколл на это бы не пошел.

– Я этого и не утверждал, – терпеливо возразил Хэдли. – Но примите во внимание, Дрисколл был недоволен. Ему всегда не хватало денег. Итак, предположим, он отводит Арбора в сторонку и говорит: «Послушайте, если бы вы однажды утром случайно нашли эту рукопись у себя под подушкой, сколько бы это вам стоило?» – Хэдли поднял брови. – Возможно, тогда Арбор объяснил, что на самом деле он и был владельцем. Возможно, для Дрисколла это не имело значения. Но ведь Арбору пришлось бы заплатить что-то старику, если бы он купил ее? Так что это был шанс заключить выгодную сделку.

– НЕТ! – раздался громовой голос.

Хэдли подпрыгнул. В этом голосе был не только протест, но и отчаянная мольба. Все обернулись и увидели, что доктор Фелл неуклюже поднимается на ноги.

– Прошу вас, – сказал он почти умоляюще, – прошу и заклинаю вас: о чем бы вы ни думали в данном случае, о чем угодно, только не хватайтесь за эту нелепую идею. Если вы это сделаете, Хэдли, предупреждаю: вы никогда не узнаете правду. Говорите все, что хотите. Если хотите, скажите, что вором был Арбор. Что это был генерал Мэйсон, или Санта-Клаус, или Муссолини. Но не надо, умоляю вас, не надо даже на миг предполагать, что это был Дрисколл.

Старший инспектор был раздражен:

– А почему бы и нет?

– Давайте вернемся на пару часов назад. Черт, где моя трубка? Ах! Ну, мы говорили о Дрисколле. И сэр Уильям сказал, что он не трус. Но кое-чего он определенно боялся.

– И чего же?

– Он боялся дяди, – сказал доктор Фелл. После паузы, рассыпав немалое количество табака, набивая трубку, он хрипло продолжил: – Смотрите. Дрисколл был человеком расточительным, с высокими запросами. Он жил исключительно за счет щедрости своего дяди. Внештатная работа в газете давала ему мизерный заработок, и Биттон помогал ему даже с этим.

Но… Биттон не был снисходительным дядей. Совсем наоборот. Он постоянно ссорился со своим племянником по любому поводу. А почему? Да потому, что сильно его любил. Родного сына у него не было. В жизни он поднялся сам и хотел увидеть, как мальчик проявит столь же неистовую энергию. И вы думаете, Дрисколл этого не знал? Ха! – сказал доктор, фыркая. – Конечно знал. Старик мог бы сжать свой кошелек туже удавки. Но Дрисколл понимал, что он дядюшкин любимец. Кстати говоря, подозреваю, что имя Дрисколла стояло далеко не на последнем месте в завещании старика, не так ли, генерал Мэйсон?

– Мне случайно стало известно, – довольно осторожно сказал генерал, – что его не забыли.

– Итак, Хэдли, вы действительно настолько безумны, чтобы допустить это? Стал бы мальчуган рисковать всем? Да ведь этой рукописью Биттон дорожил буквально больше всего. Вы видели, как он ликовал. Если бы Дрисколл украл ее и у старика возникло хотя бы малейшее подозрение, мальчишка перестал бы для него существовать. Вы знаете вспыльчивость Биттона и, прежде всего, его упрямство. И что Дрисколл мог получить? Самое большее – несколько фунтов от Арбора. Зачем же Арбору, опытному дельцу, отдавать деньги вору за свою же собственность? Он просто улыбался бы в своей жеманной манере: «Тысяча гульденов? Вот пятьдесят! Или я скажу твоему дяде, где ты взял эту рукопись». Нет, Хэдли. Последнее, что мог бы сделать Дрисколл, – это осмелиться украсть ее. Говорю вам, человеком, которого он боялся больше всего, был его дядя.

Хэдли задумчиво кивнул.

– Да. Да, – сказал он, – это правда. Но почему вы так распалились?

Доктор Фелл вздохнул. Он чувствовал большое облегчение.

– Потому что, если вы это понимаете, вы на полпути, на правильном пути. Я… – Он устало поднял глаза на дверь, услышав очередной неизбежный стук. Он энергично продолжил: – Но я собирался сказать, что сегодня днем категорически отказываюсь дальше выслушивать свидетелей. Уже седьмой час, и пабы открылись.

Вошел сержант Беттс, вид у него был очень усталый.

– Я только что разговаривал с другими посетителями, сэр, – сказал он Хэдли. – И, я боюсь, это была долгая работа. Им всем хотелось поговорить, а мне пришлось слушать, поскольку я опасался что-нибудь пропустить. Но никто из них ничего не знал, поэтому я разрешил им идти. Я правильно сделал, сэр?

– Да. Но сохраните эти имена и адреса на случай, если они понадобятся. – Хэдли устало провел рукой по глазам. Он помедлил, а затем взглянул на часы: – Гм… Ну, уже поздно, сержант, и мы уходим. Я сам займусь этими вещами на столе.

Он взял пальто и медленно надел его.

– Что ж, джентльмены, – сказал генерал Мэйсон, – кажется, на данный момент это все. И думаю, нам всем не помешала бы большая порция бренди и содовой. Окажете ли вы мне честь подняться в мои комнаты?

Хэдли колебался, но снова посмотрел на свои часы и покачал головой:

– Спасибо, генерал. Очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, я не смогу. Мне нужно вернуться в Скотленд-Ярд. У меня, знаете ли, тьма рутинной работы, и я слишком задержался. Я вообще не должен заниматься этим делом. – Он нахмурился. – Кроме того, я думаю, никому не следует идти. Сэр Уильям будет ждать вас, генерал. Вы знаете его лучше всех, и вам стоит рассказать ему все. По поводу Арбора, понимаете?

– Хм! Должен признать, что мне не нравится эта перспектива, – сказал тот. – Но полагаю, вы правы.

– Скажите ему, что мы, вероятно, нанесем ему визит на Беркли-сквер сегодня вечером, попросите, чтобы все были дома. Ах да. Газеты. Скоро здесь будут репортеры, если они уже не у входа. Бога ради, ничего не рассказывайте сами. Просто говорите: «В настоящий момент я не могу сделать никаких заявлений» – и перенаправляйте их к сержанту Хамперу.

Хэдли уже начал собирать предметы, которые были в кармане Дрисколла. Рэмпол протянул ему старую газету, лежавшую на книжном шкафу; он завернул в нее арбалетный болт и засунул в нагрудный карман пальто.

– Вы совершенно правы. Но по крайней мере, – сказал генерал, – прежде чем вы уйдете, позвольте предложить вам виски.

Он подошел к двери и что-то сказал. Тут же появился бесстрастный Паркер с подносом, на котором стояли бутылка виски, сифон и четыре стакана.

– Ну и день! – продолжил генерал, наблюдая за пеной, пока Паркер смешивал напитки. – Если бы не бедняга Биттон и если бы все это не происходило совсем рядом, я бы даже назвал это занимательным. Но должен сказать, пока я не могу в этом разобраться.

– Вы бы не называли это занимательным, – угрюмо заявил Хэдли, – если бы у вас была моя работа. И все же… не знаю. – Сквозь его подстриженные усы промелькнула ироничная улыбка. Он взял стакан и уставился в него. – Я уже тридцать лет играю в эту игру, генерал. И до сих пор у меня невольно учащается пульс, когда я вижу: «К делу привлечен Скотленд-Ярд». В чем волшебство этого проклятого названия? Понятия не имею. Я часть этого. Иногда это и есть я сам. Но я все еще заинтригован, как старый наивный дурачина вроде доктора Фелла.

– Однако я всегда думал, что вы категорически против любителей, – сказал генерал. – Конечно, доктора вряд ли можно назвать дилетантом, но все же.

Хэдли покачал головой:

– Сэр Бэзил Томсон, один из величайших людей за всю историю Скотленд-Ярда, обычно говорил, что сыщик «за все берется, да не все удается». Единственное, о чем я сожалею по поводу доктора, – он намеренно подражает детективам из романов-сенсаций, которые он, кстати, поглощает тоннами. Это его молчание. И это его загадочное «ага!», его…

– Вот спасибо! – с иронией прогремел доктор Фелл. Он надел плащ и свою широкополую шляпу. Потоптавшись возле двери, он взял у Паркера стакан. – Хэдли, – продолжил он, – это устаревшее изречение и беспочвенное оскорбление благородного жанра. Вы говорите, что сыщик в художественной литературе загадочный и всезнающий. Хорошо, но это всего лишь отражение реальной жизни. А как насчет настоящего детектива? Это он выглядит загадочно, говорит: «Ага!» – и уверяет всех, что в течение двадцати четырех часов последует арест преступника. Иными словами, это он рисуется, независимо от того, знает он что-нибудь или нет. Но, как и вымышленный сыщик, он вполне разумно не говорит того, что думает, по той прекрасной и банальной причине, что может ошибаться.

– Пусть. Если вам так нравится, – смиренно сказал Хэдли. – Ну, будьте здоровы, господа!.. – Он осушил стакан и поставил его. – Я полагаю, доктор, это была преамбула к каким-то вашим загадочным предсказаниям?

– Я не думал об этом, – ответил доктор Фелл. – Но я дам вам три подсказки, касающиеся моих соображений. Я не буду раскрывать подробности, – его хмурый взгляд стал свирепым, когда он уловил ухмылку Хэдли, – потому что я могу ошибаться. Ха!

– Я это подозревал. Итак, номер один?

– Вот номер один. У нас были некоторые разногласия о времени смерти Дрисколла. Единственный промежуток, который мы, по-видимому, можем точно определить, – между половиной второго, когда Паркер видел, как он зажигает сигарету у перил перед Воротами предателей, и без десяти минут два, время смерти, указанное доктором Ватсоном. Мистер Арбор, который пришел на Уотер-лейн без двадцати пяти минут два, был уверен, что возле поручней никого нет.

– Я не вижу в этом никакого смысла, – произнес после паузы генерал Мэйсон, – если только это не подразумевает, что Арбор лгал. А вторая подсказка?

– Вторая подсказка, – ответил доктор Фелл, – касается арбалетного болта. Как вы видели, он был заточен таким образом, что стал смертельным оружием. И конечно, вы вполне логично предполагаете, что заточил его убийца. Мы также заметили, что эта же самая рука начала было стирать слова «Сувенир из Каркассона», но остановилась после аккуратно стертых трех букв. Далее… Почему не были стерты остальные буквы? Когда мы обнаружили тело, мы, конечно, должны были узнать о болте, купленном миссис Биттон в Каркассоне, и, поскольку жертвой был Дрисколл, было бы слишком абсурдно предполагать, что это просто совпадение. Повторяю: почему эти буквы не были стерты?

– Да, – сказал Хэдли. – Я тоже об этом думал. Надеюсь, вы уверены в ответе. Я – нет. А третья подсказка?

И тут доктор Фелл и черная ленточка его пенсне задрожали от смеха.

– И третья подсказка, – сказал он, – совсем короткая. Простой вопрос. Почему ему подошла шляпа сэра Уильяма?

Запрокинув голову, он проглотил свой напиток, вежливо оглядел всех присутствующих, распахнул дверь и шагнул в туман.

Большие часы на Вестминстерской башне пробили восемь тридцать. Дороти не было в отеле, когда Рэмпол и доктор вернулись из Тауэра. В записке, оставленной Рэм-полу на столе, говорилось, что Сильвия Такая-то, которая училась с Дороти в школе, увезла ее к себе на встречу с другими одноклассницами. Дороти сообщала, что, поскольку подругам было известно о страстном неприятии ее мужем подобных увеселительных вечеринок, она сказала им, что он находится в больнице с сильнейшим приступом белой горячки. Она просила его передать привет доктору Феллу и не забыть приколоть название отеля к лацкану пальто, чтобы извозчик знал, куда его отвезти в конце вечера.

Рэмпол и доктор пообедали в небольшом французском ресторане на Уордур-стрит. Хэдли, покинув Тауэр, сразу же отправился в Скотленд-Ярд и обещал позже приехать в ресторан, чтобы вечером нанести визит Биттонам. Доктор Фелл, устроившись за дымящимся бастионом из блюд и грозным строем винных бутылок, на протяжении всей трапезы упорно отказывался обсуждать преступление.

Однако на прочие темы он готов был говорить без умолку. Он по очереди рассуждал о Третьем крестовом походе, о происхождении рождественских хлопушек, сэре Ричарде Стиле, Беовульфе и буддизме. Когда они закончили ужин, была уже половина девятого. Рэмпол, разомлевший от вина, развалившись, раскуривал сигару, когда появился Хэдли. Старший инспектор был встревожен и, не снимая пальто, опустился на стул.

– Я съем сэндвич и выпью с вами виски, – сказал он в ответ на приглашение доктора Фелла.

Доктор посмотрел на него через пламя спички, зажигая сигару:

– Какие новости?

– Боюсь, это серьезно. Возникло по крайней мере два непредвиденных обстоятельства. Одно из них я не могу понять. – Он начал рыться в портфеле и доставать бумаги. – Начнем с того, что кто-то проник в квартиру Дрисколла сегодня днем, примерно без четверти пять.

– Проник…

– Да. Вот факты вкратце. Помните, когда мы допрашивали эту Ларкин, я отдал распоряжение, чтобы за ней установили слежку? К счастью, у Хампера там был отличный человек – констебль в штатском, он поступил на службу недавно, и единственный его талант, похоже, как раз в этой области. Он последовал за Ларкин, едва она вышла из ворот. Она не задумываясь двинулась прямо вверх по Тауэрскому холму.

На вершине Тауэрского холма она перешла на другую сторону и спустилась в метро на станции «Марк-лейн». Перед кассой стояла очередь, и Сомерс не смог подойти достаточно близко, чтобы услышать название станции, куда она покупала билет. Но Сомерс догадался и взял билет до «Рассел-сквер», ближайшей станции к месту ее проживания. Она сделала пересадку на «Кингс-Кросс», и он понял, что не ошибся. На станции «Рассел-сквер» он вышел на Бернард-стрит и последовал за ней по Вобурн-плейс до Тэвисток-сквер.

Она вошла в третий подъезд Тэвисток-Чемберс. Сомерс по глупости вошел вслед за ней. Но оказалось, это была удача. Он описал довольно узкий, плохо освещенный подъезд, со стеклянной дверью и с автоматическим лифтом в центре. Двери в две квартиры на этом этаже расположены друг против друга. Он видел, как она закрывала за собой дверь квартиры № 1. В это же время из двери квартиры № 2 выскользнула женщина, пронеслась мимо лифта вниз на пару ступенек и выбежала через стеклянную дверь заднего хода.

– Опять женщина, да? – сказал доктор Фелл, спокойно выдыхая дым. – Ему удалось ее разглядеть?

– Свет не горел, а из-за тумана, темноты в коридоре и ее внезапного бегства ему удалось только рассмотреть, что это была женщина. Конечно, он не мог знать, что тут что-то нечисто. Но из осторожности он подошел поближе, посмотрел на дверь и убедился. Замок был выломан каким-то острым предметом вроде стамески или массивной отвертки. Сомерс побежал за ней вниз. Стеклянная дверь выходила на большую асфальтированную площадку с подъездной дорожкой, ведущей к улице. Конечно, женщины уже и след простыл. И Сомерс вернулся. Тогда он не знал, что это квартира Дрисколла, из инструкций, которые он получил, ему было лишь известно, что там живет эта Ларкин. Но он чиркнул спичкой, увидел карточку на двери и поспешил войти внутрь.

В квартире царил ужасный беспорядок, кто-то явно что-то искал. Сомерс отправился за консьержем и дьявольски долго не мог его найти. Консьерж, пожилой человек, туговатый на ухо, был не в лучшем состоянии, когда Сомерсу наконец удалось объяснить ему, что произошло. Единственным, кого он видел в тот день, был молодой человек, который бывал там много раз и у которого имелся ключ. Консьерж знал, что он не взламывал дверь, потому что встретил этого молодого человека, когда тот выходил из квартиры, и проводил его до машины, и тогда все было в порядке. Сомерс объяснил, что имеет в виду женщину, которая была там буквально минуту назад, но консьерж ему не поверил.

– Было ли что-нибудь украдено из квартиры? – спросил доктор Фелл.

– Пока мы не можем этого сказать. Я туда не заглядывал, но один из моих лучших людей сейчас находится там. Согласно показаниям Сомерса, письменный стол был вскрыт, все ящики в квартире перерыты, а бумаги Дрисколла разбросаны по полу.

– В поисках какого-то письма или документа?

– Очевидно. И я полагаю, что у нас есть объяснение, – это Мэри.

– Я думал, что так и будет, – сказал доктор.

– Одна вещь в кабинете бросилась Сомерсу в глаза, так как показалась ему неуместной. Обстановка выглядела характерной для холостяцкой квартиры: гравюры со сценами охоты, кожаные кресла, пара серебряных кубков, вещи из спортивных секций. Но на каминной полке стояли две гипсовые фигурки на подставках, раскрашенные в яркие цвета, – мужчины и женщины. Они были одеты, как выразился Сомерс, в старинную одежду, как в Музее мадам Тюссо, и на них были надписи.

Доктор Фелл поднял брови и хмыкнул:

– Понятно. Филипп Второй и Мария Тюдор. Вероятно, они купили их во время совместной прогулки и сохранили как сентиментальное воспоминание. И кто же была эта женщина?

Официант принес Хэдли сэндвич с ветчиной, неразбавленный виски и содовую. Прежде чем ответить, он глотнул содовой.

– После того, что мы решили сегодня днем, все представляется вполне очевидным, не так ли? – спросил он. – Женщина, проникшая в квартиру, уже знала об убийстве. Она должна была понимать, что после смерти Дрисколла его бумаги будут немедленно изучены. А если бы там оказались письма, уличающие ее?..

– Короче говоря, миссис Биттон, – сказал доктор Фелл. – Нет, я не сомневаюсь, что вы правы. Давайте посмотрим. Мы допросили ее до того, как допросили Ларкин, не так ли? А потом отпустили.

– Да. А теперь вспомните! Перед тем, как она собралась уходить. Рэмпол, я вижу, вы помните. Вы заметили?

Американец кивнул.

– Лишь на мгновение, но на ее лице отразился настоящий ужас, который она пыталась скрыть. Казалось, ее поразила какая-то мысль. А вы помните, что тогда сказал генерал Мэйсон? Я заметил выражение ее лица и пытался найти этому объяснение, но теперь все понимаю. Генерал Мэйсон уговаривал сэра Уильяма подняться в его комнаты и отдохнуть и при этом сказал: «Записи Деверо находятся в папке на моем столе». И это мгновенно навело ее на мысль о том, что в столе Дрисколла могут храниться улики, которые будут обнаружены полицией. Очевидно, она стала называть себя Мэри лишь после того, как у нее появились основания полагать, что за ней следят.

– Но успела бы она добраться до квартиры Дрисколла и сделать все это? – спросил Рэмпол. – Мы недолго разговаривали с миссис Ларкин. А сэр Уильям вышел, чтобы посадить миссис Биттон в такси…

– Из которого она вышла на вершине Тауэрского холма, чтобы пересесть на метро. Она могла доехать от «Марк-лейн» до «Кингс-Кросс» менее чем за пятнадцать минут; и даже не терять время при пересадке, а выйти на «Кингс-Кросс» и пройти пешком до Тэвисток-сквер. Ах да. Такси ехало бы слишком медленно. А что касается проникновения в квартиру, то достаточно взглянуть на миссис Биттон, чтобы понять, что она могла бы без особого труда взломать и гораздо менее хлипкую дверь. Глухой консьерж вряд ли услышал бы шум, а единственным человеком, который мог ее обнаружить, была миссис Ларкин, а Биттон знала, что ту задерживают в Тауэре.

– Это уж чересчур, – сказал доктор Фелл. – Несомненно, чересчур. Ха! – Он обхватил свою большую голову руками. – Это плохо, Хэдли. Что мне не нравится, так это символизм.

– Символизм?

– Я имею в виду те две гипсовые фигурки, которые вы описали. Положим, у вас и вашей возлюбленной есть две фарфоровые статуэтки, в которых вам нравится находить сходство с собой. На одной из них надпись «Абеляр», на другой – «Элоиза». Вы сможете поискать, кто такие были Элоиза и Абеляр, если вам это еще неизвестно, правда? И скажу вам, Хэдли, что мне не понравилась совсем уж идиотская болтовня этой Биттон о казни королевы Елизаветы.

– К чему вы клоните?

– Если в этих фигурках есть какая-то символика, – сказал доктор, – то мы должны помнить две вещи об английской королеве Марии Тюдор и ее муже, испанском короле Филиппе Втором. Во-первых, всю свою жизнь Мария была неистово влюблена в Филиппа, и эта страсть была почти такой же сильной, как ее религиозные порывы, в то время как Филипп никогда не проявлял к ней ни малейшего интереса. И второе, о чем следует помнить, – это ее прозвище – Кровавая Мэри.

Наступила долгая тишина. Маленький ресторанчик, почти пустой, словно шепотом ответил на это предположение тиканьем часов.

– Что бы это ни означало, – сказал наконец Хэдли с мрачным упорством, – я перейду ко второму происшествию. И это действительно тревожный момент. Это касается Юлиуса Арбора.

Доктор Фелл ударил по столу.

– Продолжайте! – сказал он. – Боже правый! Я мог бы догадаться…

– Он в Голдерс-Грин. Нам не сказали об этом, когда мы покидали Тауэр, но сержант Хампер выяснил это и позвонил мне, а я только что закончил выяснять остальное. Когда Арбор покинул нас, было не больше двадцати минут седьмого.

– Итак, на Среднюю башню уже передали, чтобы его пропустили. Он рассказал нам, вы помните, что приехал туда на такси, велел водителю подождать, а потом так и не появился снова. Через некоторое время водитель, недоумевая, спустился к Средней башне, чтобы выяснить, в чем дело. Гвардеец преградил ему путь, а стражник сказал что-то о несчастном случае. Видимо, водитель подумал, что цифры на его счетчике могут превратиться в фунты, он вернулся и прождал более трех часов.

Арбор вышел из Байвардской башни, где мы находились, и двинулся по мощеной дороге, ведущей к Средней башне: было темно и все еще довольно туманно. Но на парапете моста горел газовый фонарь. Таксист и дежурный на Средней башне случайно посмотрели на дорогу и увидели Арбора – он прислонился к фонарному столбу, словно вот-вот упадет в обморок. Затем он выпрямился и, спотыкаясь, двинулся вперед.

Они решили, что он пьян. Но когда он дошел до них, его лицо было белым и вспотевшим и он едва мог говорить. Несомненно, это был еще один из тех приступов, свидетелями которых мы были, но только хуже, потому что он был испуган еще сильнее. Таксист отвез его в буфет, и он выпил с полстакана бренди. Ему стало немного лучше, и он велел водителю отвезти его к дому сэра Уильяма на Беркли-сквер.

Прибыв на место, он снова попросил водителя подождать. Сказал, что хочет собрать вещи, а затем поехать куда-то в Голдерс-Грин, и тут водитель бурно запротестовал. Он прождал уже более трех часов, на счетчике маячила кругленькая сумма, а он еще даже не видел своих денег; к тому же Голдерс-Грин находился довольно далеко. Тогда Арбор сунул ему в руку пятифунтовую купюру и сказал, что даст еще столько же, если тот сделает все, что ему скажут.

Естественно, таксист начал подозревать, что тут что-то неладно. За то время, пока он болтался у Средней башни, стражник успел сделать несколько намеков на реальное положение дел. Арбор пробыл дома совсем недолго и вышел с саквояжем и парочкой пальто, которые были перекинуты через руку. По дороге в Голдерс-Грин водитель почувствовал явное беспокойство. – Хэдли сделал паузу и перевернул лист бумаги, который достал из своего портфеля, словно пытаясь освежить события в памяти. – Обращали ли вы внимание, что даже самые скрытные люди свободно разговаривают с таксистами? Не знаю почему, возможно, потому, что таксисты никогда ничему не удивляются. Так вот, если бы водитель не слышал об убийстве и Арбор не наговорил всякой всячины в его машине, я бы вообще об этом никогда не узнал. Но таксист испугался, что может оказаться соучастником убийства. Поэтому после того, как он отвез Арбора в Голдерс-Грин, он сразу же вернулся и явился в Скотленд-Ярд. Как и большинство кокни, он был блистательным рассказчиком, да еще дополнял описания пантомимой. Он примостился на краешке стула у меня в кабинете и, вертя в руках свою кепку, живо изображал Арбора. Сначала Арбор спросил его, носит ли он с собой револьвер. Таксист сказал: «Нет!» – и рассмеялся. Арбор поинтересовался, не следят ли за ними; начал рассказывать, что его фамилии вообще нет в адресной книге и что у него есть коттедж в Голдерс-Грин, о котором никто не знает, кроме друзей, живущих неподалеку. Но особенно водителю запомнилось то, что он постоянно твердил о голосе.

– Голосе? – повторил доктор Фелл. – Каком голосе?

– Арбор не сказал. Но он спрашивал, можно ли отследить телефонные звонки, это было единственное, что он говорил в связи с этим. В общем, они добрались до коттеджа в отдаленном районе. Но Арбор сказал, что не будет заходить внутрь, так как дом пустует уже несколько месяцев. Он попросил водителя высадить его у хорошо освещенной виллы неподалеку. Водитель приметил ее название. Она называлась «Брайербрей».

– Наверное, дом его друзей. Хм…

– Да. Мы проверили. Она принадлежит мистеру Даниэлю Шпенглеру. Что вы об этом думаете?

– Похоже, дело плохо, Хэдли. Этому человеку может грозить очень серьезная опасность.

– Зачем вы вообще это мне говорите? – раздраженно спросил старший инспектор. – Если бы эти болваны обращались к нам тогда, когда у них случаются неприятности! Но они же так не делают. Если ему и угрожает опасность, то он выбрал худший из всех возможных вариантов. Вместо того чтобы поехать в гостиницу, куда он якобы собирался, он решил, что выберет местечко, где его никто не сможет найти. И выбрал место, идеально подходящее для… ну, убийства.

– И что вы сделали?

– Я немедленно отправил своего человека следить за домом и дал указание каждые полчаса звонить в Скотленд-Ярд. Но какая опасность ему угрожает? Вы думаете, он что-то знает об убийстве, а убийца знает, что он знает?

На мгновение доктор Фелл яростно затянулся сигарой.

– Все это становится слишком серьезным, Хэдли. Слишком. Видите ли, я все время считал, что знаю, что произошло. Я говорил вам сегодня днем, что всем нравится изображать гениев. И я мог позволить себе потешаться, потому что многое из этого действительно смешно…

– Смешно?

– Да. Нелепо, смешно до невозможности. Словно фарс, где все вдруг сошли с ума. Помните, Марк Твен описывал, как учился ездить на велосипеде? Он говорил, что все время делал именно то, чего не собирался делать. Старался не наезжать на камни, чтобы не свалиться с велосипеда. Но если он ехал по улице шириной в две сотни ярдов, а где-то на дороге случайно валялся хоть один осколочек кирпича, он обязательно наезжал на него. И вот все это именно о нашем случае.

Я обязан разделять чепуху, случайности и действительно ужасную сторону дела. Все началось со случайности, а закончилось убийством, вот что я думаю. Я должен показать вам абсурдную сторону всего этого, и тогда вы сможете судить о моей правоте. Но сперва нужно сделать две вещи.

– Какие именно?

– У вас есть связь с человеком, который караулит у коттеджа Арбора? – резко спросил доктор.

– Да. Через местное отделение полиции.

– Свяжитесь с ним. Скажите ему, чтобы он не держался в тени, а, наоборот, всячески привлекал к себе внимание. Но ни в коем случае, даже если его позовут, не подходил к Арбору и не давал о себе знать.

– Зачем все это нужно?

– Я не думаю, что Арбор в опасности. Однако он, очевидно, считает иначе. Он также полагает, что полиция не имеет ни малейшего представления о его местонахождении. Видите ли, он что-то знает и по той или иной причине не хочет нам об этом рассказывать. Он заметит вашего человека в засаде рядом с его коттеджем и решит, что это его враг. Если он попробует позвонить в местное отделение полиции, разумеется, они никого не обнаружат. Да, довольно жестоко по отношению к нему, но мы вынуждены запугать его, чтобы развязать ему язык. Рано или поздно он попросит у вас защиты, и тогда правда откроется.

– Единственное хорошее предложение, – мрачно сказал старший инспектор, – которое вы сделали за сегодняшний день. Я так и поступлю.

– От этого не будет никакого вреда. Если ему угрожает опасность, то явное присутствие охраны вразумит его врага. Если там окажется настоящий преступник и Ар-бор позвонит в местную полицию, то полицейские смогут заняться его поисками, не обращая внимания на вашего человека. Далее нам будет необходимо нанести короткий визит в квартиру Дрисколла.

– Если вы думаете, что там что-то спрятано, то я могу сказать, что моим людям это будет проще найти, чем нам.

– Нет. Ваши люди не обратят внимания на то, что хочу найти я. Они, полагаю, не удосужились взглянуть на его пишущую машинку, не так ли? Кроме того, я хочу быстро осмотреть кухню. Если она там есть, а я уверен, что есть, то мы, вероятно, обнаружим это там.

Когда они вышли из ресторана, туман уже рассеялся. Театральный поток начал постепенно редеть в бликах Шафтсбери-авеню, и Хэдли с некоторым трудом удавалось маневрировать на своем «даймлере». Но, выехав из центра города на Оксфорд-стрит, он разогнался и покатил на большой скорости. Безлюдный Блумсбери простирался в свете высоких, мрачных фонарей. Они пересекли Грейт-Рассел-стрит и свернули налево, проезжая мимо длинных теней Британского музея. Тэвисток-сквер, большая продолговатая площадь, была не слишком хорошо освещена уличными фонарями. На западной стороне здания были выше и внушительнее, в массивном георгианском стиле. Жилой комплекс Тэвисток-Чемберс оказался многоквартирным домом из красного кирпича, с четырьмя парадными, по две с каждой стороны арки, под которой находился проезд, ведущий во двор. В этот двор Хэдли и въехал на машине.

– Значит, так, – сказал он, – женщина сбежала этим путем. Неудивительно, что ее не заметили.

Он вышел из автомобиля и огляделся. На площадке горел только один фонарь, но туман быстро рассеивался, ночь обещала быть ясной и холодной.

– В нижней части окон стекла матовые, – хмыкнул старший инспектор. – Я дал указания опросить жильцов, но это бесполезно. Да сюда мог бы проникнуть краснокожий индеец в своем индейском головном уборе, и его бы все равно никто не заметил. Посмотрим… Из подъездов во двор ведут эти стеклянные двери. Нам нужен третий подъезд. Вот он. Это квартира Дрисколла, где горит свет в окне. Очевидно, мой человек все еще там. – Он подошел к стеклянной двери, наткнувшись при этом на мусорный бак и напугав кошку, издавшую истерический вопль. За ним по ступенькам поднялись и остальные, оказавшись в холле с красной плиткой на полу и стенами, окрашенными коричневой краской. Единственным светильником была тусклая электрическая лампочка в кабине автоматического лифта. Но слева из приоткрытой двери пробивалась тонкая полоска света, и они увидели расколотое дерево вокруг замочной скважины.

Квартира № 2. Взгляд Рэмпола упал на дверь, выходящую в коридор, где через щель почтового ящика за ними могла подглядывать бдительная миссис Ларкин.

Внезапно раздался сильный грохот. Полоска света в дверном проеме квартиры № 2, казалось, задрожала, и шум эхом разнесся по шахте лифта. Он доносился из-за этой двери…

Эхо еще дрожало, Хэдли стремительно направился к двери и толкнул ее. Рэмпол, заглянув через его плечо, увидел беспорядок в гостиной Филипа Дрисколла, о котором говорил Хэдли. Но теперь к этому хаосу добавилось кое-что еще.

На стене прямо напротив них была каминная полка с зеркалом в роскошной раме. Перед камином, спиной к вошедшим, стоял, наклонив голову, высокий грузный мужчина, а за его плечом на каминной полке стояла несуразная гипсовая фигурка женщины в облегающем платье и серебряной сетке для волос, раскрашенная в яркие цвета; но рядом с ней не было второй фигурки. Пол у камина был усыпан белыми осколками, – очевидно, эта вторая фигурка упала туда буквально только что.

На мгновение все замерло – странная и даже пугающая картина. Казалось, еще не стихло эхо грохота, который заставил ссутулиться стоявшего перед ними человека.

Затем он медленно протянул руку и схватил вторую фигурку. Когда он поднял голову, они увидели в зеркале его лицо.

– Добрый вечер, – сказал доктор Фелл. – Мистер Лестер Биттон, если не ошибаюсь?

Рэмпол думал впоследствии, что никогда до этого момента он не видел мужского лица, на котором можно было бы прочесть все. Никогда он не видел его так, как в этот краткий миг увидел в зеркале лицо Лестера Биттона. В жизни всегда есть маски, есть бдительность, и звоночек в голове предупреждает об опасности. Но этот человек словно был слеп от страдания.

Он немного походил на брата, хотя лицо у него было красноватым, с тяжелыми складками. И сейчас об этом трудно было судить.

Потерянные, обреченные глаза смотрели на них из зеркала. Его запястье дрогнуло, и фигурка чуть не выскользнула из пальцев. Он взял ее другой рукой и поставил обратно на каминную полку.

– Кто, черт возьми, вы такие? – сказал Лестер Биттон.

Его глубокий голос стал хриплым и надтреснутым. Их появление чуть было окончательно не вывело его из равновесия, но он взял себя в руки.

– Какое, черт возьми, право вы имеете входить…

– Спокойно, – тихо сказал Хэдли. – Боюсь, это вам придется нам объяснить. Квартира находится в ведении полиции. И боюсь, мы не сможем с пониманием отнестись к чьим-либо чувствам, когда речь идет об убийстве. Вы ведь Лестер Биттон, не так ли?

Тяжелое дыхание мужчины стало чуть спокойнее, в глазах потух гнев.

– Да, это я, – сказал он уже тише. – А вы кто?

– Меня зовут Хэдли.

– А, понятно. – Он попятился, нащупал край тяжелого кожаного кресла и медленно опускался до тех пор, пока не присел на подлокотник. Затем сделал жест рукой. – Что ж, я здесь.

– Что вы здесь делаете, мистер Биттон?

– Неужели не знаете? – с горечью спросил он, оглянувшись через плечо на разбитую фигурку у камина.

Преимущество явно было на стороне старшего инспектора. Он смотрел на Биттона без угрозы и почти без интереса. Медленно открыв портфель, он достал листок, отпечатанный на машинке, – Рэмпол увидел, что это всего лишь отчет констебля Сомерса, – и взглянул на него.

– Нам, конечно, известно, что вы наняли частную детективную компанию для слежки за вашей женой. И, – он снова взглянул на лист, – что одна из ее сотрудниц, некая миссис Ларкин, проживает прямо напротив этой квартиры.

– А вы, люди из Скотленд-Ярда, довольно умны, – заметил его собеседник. – Что ж, это правда. Полагаю, в этом нет ничего противозаконного. Вы также знаете, что мне больше не нужно тратить деньги.

– Мы знаем, что мистер Дрисколл мертв.

Биттон кивнул. Его тяжелое, красноватое лицо с пухлыми щеками принимало обычный вид.

– Да, – сказал он задумчиво. – Эта свинья мертва. Я узнал об этом, когда шел домой ужинать. Но боюсь, что детективное агентство все равно получит свои деньги. Я намеревался завтра расплатиться с ними и расторгнуть договор. Бизнес диктует свои условия, и я не мог позволить себе лишних расходов.

– Это, мистер Биттон, можно толковать в двух разных смыслах. Что именно вы имеете в виду?

– Буду с вами откровенен, мистер… э-э… Хэдли. Я прикинулся дураком. Вам известно, что я следил за женой. Я должен принести ей глубокие извинения. То, что я обнаружил, лишь делает ей честь.

На лице Хэдли появилась слабая улыбка.

– Мистер Биттон, – сказал он, – я намеревался поговорить с вами сегодня вечером, и, пожалуй, лучше всего это сделать здесь. Мне придется задать вам несколько вопросов…

– Как скажете.

Хэдли оглядел своих спутников. Доктор Фелл рассматривал небольшую приятную комнату с тусклыми коричневыми обоями, гравюрами и кожаными креслами. Одно из них было опрокинуто. Ящик приставного столика валялся на полу вверх дном, а его содержимое было разбросано вокруг. Доктор Фелл перешагнул через него и заглянул внутрь.

– Театральные программки, – сказал он, – журналы, старые приглашения, счета… Хм… Здесь мне ничего не нужно. Стол и пишущая машинка, наверное, находятся в других комнатах. Прошу прощения. Продолжайте допрос.

Он вышел через дверь в задней части комнаты.

Хэдли снял шляпу, жестом указал Рэмполу на стул и сел.

– Мистер Биттон, – жестко сказал он, – я предлагаю вам быть откровенным. Меня не волнуют ни моральные принципы вашей жены, ни ваши, за исключением того, что касается особо жестокого убийства. Вы признали, что следили за ней. Почему вы пытаетесь отрицать, что между вашей женой и Филипом Дрисколлом была любовная связь?

– Это ложь, черт возьми! Если вы намекаете…

– Я не намекаю. Я вам это говорю. Вряд ли вас могут сильно взволновать подозрения, которые были у вас самого, когда вы приставили частного детектива следить за ней, не так ли? Давайте не будем терять времени. Записки от «Мэри» у вас, мистер Биттон.

– Мэри? Кто такая Мэри, черт возьми?

– Вам это должно быть известно. Вы только что собирались разбить ее о камин, когда мы вошли в эту комнату. – Хэдли наклонился вперед и заговорил резко и холодно: – Предупреждаю вас еще раз, я не могу позволить себе терять время. Обычно в чужие дома не вламываются и не швыряют украшения с каминных полок просто потому, что они не понравились. Если вы считаете, что нам неизвестно, что означают эти две фигурки, то вы не правы. Нам это известно. Вы разбили фигурку мужчины и собирались сделать то же самое с женской фигуркой. Ни один человек в здравом уме, увидев ваше лицо в тот момент, не усомнился бы в вашем душевном состоянии.

Биттон закрыл глаза огромной рукой.

– Это не ваше дело, – сказал он наконец, – не…

– Вы слышали что-нибудь об убийстве Дрисколла?

– Что-то слышал. Я говорил с братом, когда он вернулся из Тауэра. Лора пришла домой и заперлась у себя в комнате. Когда я приехал из Сити, я постучал к ней, но она не впустила меня. Я подумал, что все сошли с ума. Тем более я ничего не знал об этом убийстве. А Шейла сказала, что Лора вбежала домой бледная как смерть и, не говоря ни слова, бросилась наверх. Уилл пришел около половины восьмого и рассказал мне кое-что.

– Вам известно, что против вашей жены можно запросто выдвинуть обвинение в убийстве Дрисколла?

Хэдли разошелся. Рэмпол уставился на него: он напоминал мирный торговый корабль, внезапно выкативший замаскированные орудия. Американец понимал, что до сих пор ему не хватало важных доказательств и он получил их благодаря Биттону. Он сидел мрачный и неумолимый, пальцы его были сцеплены, глаза горели.

– Одну минутку, мистер Биттон. Не говорите ничего. Я не буду строить никаких догадок. Я просто намерен сообщить вам факты. У вашей жены был роман с Филипом Дрисколлом. Она написала записку, в которой просила его встретиться с ней сегодня в час тридцать в лондонском Тауэре. Мы знаем, что он получил эту записку, поскольку она была найдена в его кармане. В записке сообщалось, что за ними следят. Дрисколл жил на деньги вспыльчивого и далеко не снисходительного дяди. Я не буду утверждать, что если бы дядя узнал о подобном скандале, то лишил бы племянника наследства, ведь даже этот очевидный факт – всего лишь предположение. Я не буду утверждать, что для Дрисколла было жизненно необходимо разорвать эту связь, потому что и этот очевидный момент тоже является предположением. Однако он позвонил Роберту Далри, чтобы тот помог ему выпутаться из передряги, сразу после того, как получил это письмо. И позже кто-то действительно говорил с Далри по телефону высоким голосом и заманил его сюда в квартиру. Вам нет необходимости рассматривать следующие выводы, поскольку это всего лишь предположения: 1) что Дрисколл всегда бежал к Далри, едва попадал в беду; 2) что все члены семьи Дрисколла знали об этом; 3) что здравомыслие Далри заставило бы впечатлительного Дрисколла разорвать столь опасную связь; 4) что Дрисколл собирался разорвать ее, потому что не видел свою пассию несколько недель и был юношей увлекающимся; 5) что эта пассия была уверена, что сможет удержать его, если еще раз встретится с ним наедине, без вмешательства разумной третьей стороны; 6) что дама сердца Дрисколла знала об утреннем телефонном звонке от Шейлы Биттон, которая также разговаривала с Далри по телефону в то утро; 7) что голос подруги Дрисколла был довольно низкий для женщины и, наконец; 8) что голос по телефону, который говорит быстро, неразборчиво и бессвязно, можно принять за голос почти любого человека, которого пытается изображать говорящий.

Хэдли был совершенно бесстрастен. Он произносил слова с паузами, словно зачитывал документ, а его сцепленные пальцы, казалось, отбивали такт.

– Я уже говорил, что это предположения. А теперь к фактам, – продолжал старший инспектор. Встреча в записке была назначена на час тридцать. В это время Дрисколла видели живым в последний раз. Он стоял у Ворот предателей, и какой-то человек вышел из тени и коснулся его руки. Ровно в двадцать пять минут второго была замечена женщина, по описанию похожая на вашу жену, которая спешила прочь от Ворот предателей. Она настолько спешила, ничего не замечая вокруг, что столкнулась со свидетелем, который видел ее на дорожке не шире этой комнаты. Наконец, когда тело Дрисколла было найдено на ступенях Ворот предателей, выяснилось, что он был заколот оружием, которое ваша жена приобрела в прошлом году на юге Франции и которое находилось у нее дома, буквально под рукой. Вы представляете себе, что умный обвинитель может сделать со всеми этими фактами, мистер Биттон? Я-то всего лишь полицейский.

Биттон поднял свое грузное тело. Его руки тряслись, а веки покраснели.

– Черт возьми, – сказал он, – вы правда так думаете? Я рад, что вы не выставили себя ослом, прежде чем рассказать мне, насколько выигрышно ваше дело, и не арестовали ее. Чтобы разнести это дело к чертовой матери, мне не придется ходить дальше той квартиры напротив. Потому что у меня есть свидетель, который наблюдал за ней все время, пока она находилась в лондонском Тауэре, и может поклясться, что Дрисколл был жив после того, как она распрощалась с ним.

Хэдли мгновенно вскочил на ноги.

– Да, – сказал он более громким голосом, – я так и думал. Я полагал, что именно поэтому вы пришли сегодня в Тэвисток-Чемберс. Когда вы узнали об убийстве, вы не могли ждать обычного отчета нанятого вами детектива. Вы должны были пойти к ней… Если она что-то знает, приведите ее сюда, и пусть она поклянется в этом. В противном случае – Бог свидетель! – я выдам ордер на арест миссис Биттон.

Биттон поднялся со стула. Он был в бешенстве, и обычный здравый смысл покинул его. Он распахнул дверь со сломанным замком и с грохотом захлопнул ее.

Рэмпол провел рукой по лбу. В горле пересохло, сердце бешено колотилось.

– Я не знал, – сказал он, – я не знал, что вы так уверены в том, что миссис Биттон…

Губы Хэдли под стрижеными усами растянулись в улыбке. Он снова сел и сложил руки.

– Ш-ш-ш, – предупредил он. – Не так громко, пожалуйста; он услышит. Как я вам? Я не великий актер, однако привык к таким небольшим демонстрациям. – Он увидел, как изменилось лицо американца. – Ну же, мой мальчик. Можете меня ругать. Я не возражаю. Это делает честь моему выступлению.

– Значит, вы не считаете…

– Я ни секунды так не думал, – бодро признался старший инспектор. – Слишком много неясного в этом деле. Если убийца – миссис Биттон, то кто надел шляпу на голову Дрисколла? Получается какая-то ерунда. Если она убила его у Ворот предателей в час тридцать ударом прямо в сердце, каким образом он умудрился продержаться до без десяти два? Почему она не покинула Тауэр после того, как убила его, а болталась без необходимости почти час и впуталась во всю эту неразбериху? Кроме того, мое объяснение выдуманного телефонного звонка Далри выглядело не вполне убедительным. Если бы Биттон не был в таких расстроенных чувствах, он бы это заметил. Далри, конечно, не разговаривал с Шейлой Биттон утром и не говорил ей, что Дрисколл назначил встречу. Но я должен был нанести Бит-тону сильный удар, пока он не до конца пришел в себя.

Рэмпол уставился на осколки гипса под камином.

– Вы должны были это сделать. Иначе вы не получили бы показаний миссис Ларкин. Если она следила за миссис Биттон, то ей известны все ее передвижения, но…

– Именно так. Но она никогда бы не рассказала об этом полиции. Сегодня днем она клялась нам, что ничего не видела. Это часть ее работы, и она взяла на себя риски. Она не могла сообщить нам, что следит за миссис Биттон, не раскрывая всех подробностей и не рискуя потерять работу. Кроме того – и это гораздо более веская причина, – я думаю, что она строит в своем воображении хитроумные схемы шантажа. Теперь мы покончили со всем этим. Биттону она, конечно, уже все выложила. И если она откажется говорить, то расскажет он, чтобы оправдать свою жену.

Рэмпол сдвинул на затылок шляпу.

– Ловко! – сказал он. – Очень ловко, сэр. Теперь, если сработает ваш план, чтобы разговорить Арбора…

– Арбор! – Старший инспектор вскочил. – Я сидел здесь, разглагольствуя о своей сообразительности, и начисто забыл о нем. Я должен позвонить в Голдерс-Грин и сделать это быстро. Где, черт возьми, телефон? И кстати, где человек, который должен был охранять эту квартиру; как вообще Биттон сюда проник? И куда пропал Фелл?

Ответ на свой вопрос он получил тотчас же. Откуда-то из глубины квартиры, из-за закрытой двери раздался треск, стук и страшный металлический скрежет.

– Все в порядке! – послышался приглушенный голос. – Никаких разбитых гипсовых статуэток. Я просто уронил корзину с инструментами.

Хэдли и Рэмпол поспешили туда, откуда доносился голос. За дверью, через которую вышел доктор, находился прямой узкий коридор. В каждой стене было по две двери: слева – в кабинет и спальню, справа – в ванную и столовую. Кухня находилась в самом конце коридора.

Вдобавок к беспорядку, устроенному в комнате, жилище Дрисколла и прежде не отличалось особенной аккуратностью. Кабинет был захламлен задолго до того, как миссис Биттон перерыла все здесь в тот день. На полу валялись бумаги, на полках, откуда были выкинуты целые кипы книг, зияли пустоты, из письменного стола были выдвинуты пустые расшатавшиеся ящики. Портативная пишущая машинка со снятой крышкой запуталась в телефонном проводе, а в рассыпанном содержимом нескольких латунных пепельниц валялись копировальная бумага и карандаши.

Хэдли быстро заглянул в другие комнаты, пока доктор Фелл открывал дверь на кухню. Кровать в спальне осталась незаправленной – поиски здесь явно были более поверхностными и ограничивались комодом. Столовую не тронули, она редко использовалась для приема пищи или вообще никогда, но, очевидно, хозяин нашел для нее другое применение. На буфете выстроились два гигантских ряда пустых сифонов из-под содовой. Под цветастым абажуром на столе в беспорядке сгрудились пустые бутылки, грязные стаканы, шейкер для коктейлей и пепельница.

– Кухня, – заметил доктор Фелл, оглядывая помещение, – похоже, использовалась главным образом для смешивания напитков. Видите? Эту гостиную он держал в порядке для случайных посетителей, таких как его дядя. А здесь он действительно жил. Хм…

Доктор Фелл сопел в дверном проеме кухни. На руке у него висела большая корзина, в которой позвякивало что-то железное.

– Вы сказали – инструменты? – резко спросил Хэдли. – Это вы их искали? Вы имеете в виду стамеску или отвертку, которой можно открыть наружную дверь этой квартиры?

– Боже правый, нет! – фыркнул доктор. – Вы же не думаете, что эта женщина проникла в квартиру, пришла сюда, отыскала стамеску и вышла снова для того, чтобы вскрыть дверь забавы ради?

– Она могла сделать именно так, – спокойно сказал старший инспектор, – чтобы создать впечатление, будто бы квартиру ограбили неизвестные.

– Согласен, это вполне возможно. Но, собственно говоря, взлом и проникновение в квартиру меня не интересовали. Я искал совершенно другой инструмент.

– Вероятно, вам будет интересно узнать, – раздраженно продолжил старший инспектор, – что, пока вы копались на кухне, мы очень много узнали от Биттона…

Доктор несколько раз кивнул, и черная ленточка на его пенсне, подскакивая, раскачивалась в такт.

– Да, – согласился он, – я так и думал. Он приехал сюда, чтобы получить информацию от нанятого им детектива, а вы нажали на него, припугнув ордером на арест его жены, чтобы он, в свою очередь, заставил детектива выложить все, что ей известно. Я решил, что могу спокойно оставить это вам. Но на мой взгляд, в этом не было необходимости. Я уверен, что могу сам рассказать вам все, что знает эта Ларкин. Зайдите на минутку в кабинет и посмотрите, что за человек был Дрисколл.

– Ах вы, старый обманщик! – произнес Хэдли так, словно собирался произнести длинную речь.

– Ладно вам, – запротестовал доктор с легкой обидой. – Вот еще! Нет, я, может быть, и старый дурак. Я это признаю. Но я не блефую, старина. Правда не блефую. Так о чем это я говорил? Ах да, о характере Дрисколла. В кабинете есть несколько довольно интересных фотографий.

И вдруг через весь коридор из кабинета донесся резкий и настойчивый звонок телефона.

– Возможно, это зацепка, – сказал Хэдли, поворачиваясь. – Подождите минутку. Я отвечу. – (Они последовали за ним в кабинет.) – Здравствуйте… Да, это старший инспектор Хэдли… Кто? Ах да. Это Шейла Биттон, – сообщил он остальным через плечо, с ноткой разочарования в голосе. – Да. Да, конечно, мисс Биттон. Полагаю, вы можете, но сначала я должен все осмотреть… Без проблем! Когда вы приедете?

– Подождите! – нетерпеливо сказал доктор Фелл. Он был озадачен. – Она приедет сюда сегодня вечером?

– Да. Она говорит, что дядя хочет, чтобы она привезла ему какие-то вещи Филипа.

– Гм… Спросите ее, может ли кто-то привезти ее сюда.

– Чего это ради!.. Ну ладно, – согласился Хэдли, затем снова заговорил в трубку. – Она говорит, что Далри может, – передал он через мгновение.

– Так не пойдет. У них в доме есть человек, с которым я должен поговорить, и я должен поговорить с ним вне дома, иначе ничего не получится. Дайте мне трубку, ладно?

Хэдли пожал плечами, вставая из-за стола и уступая место доктору.

– Добрый день! – произнес тот. – Мисс Биттон? Это доктор Фелл, коллега мистера Хэдли. Правда? О да, от вашего жениха.

– Алло?

– Не стоило дуть в трубку, – кисло заметил Хэдли. – Но какой такт! Какой такт! Ха!

– Извините, мисс Биттон. Я, конечно, могу быть самым толстым моржом, которого когда-либо встречал мистер Далри, но… Нет, моя дорогая, конечно, я не возражаю…

До них донеслась оживленная телефонная болтовня; Рэмпол вспомнил, что миссис Ларкин описывала Шейлу Биттон как «маленькую блондинку», и усмехнулся про себя. Доктор Фелл рассматривал трубку с таким выражением, словно пытался улыбнуться для фотографии, и снова начал разговор.

– Я хотел сказать, мисс Биттон… вам, несомненно, нужно будет взять с собой несколько вещей, и они будут довольно громоздкими. О! Мистер Далри должен вернуться в Тауэр к десяти часам? Тогда вам, конечно, нужен кто-то, кто поможет с этим. Нет ли у вас там кого-нибудь еще? Шофера? А как насчет камердинера вашего отца? Как его зовут? Маркс. Он очень хорошо отзывался о Марксе. Но пожалуйста, не берите с собой вашего отца, мисс Биттон, ему от этого будет только хуже. О, он отдыхает? Очень хорошо, мисс Биттон. Мы будем ждать вас. До свидания.

Он повернулся, сияя, и потряс корзиной для инструментов, так что там что-то зазвенело.

– Она болтает и щебечет. И она назвала меня моржом. Наивная юная леди. И если какой-нибудь шутник здесь решит оригинально пошутить о Морже и Плотнике…

– Доктор Ватсон, – пробормотал Хэдли. – Спасибо, что напомнили. Я должен позвонить в полицейский участок в Голдерс-Грин. Поднимайтесь.

Он сделал несколько звонков в Скотленд-Ярд и наконец дал необходимые распоряжения. Едва он закончил говорить какому-то озадаченному сержанту на другой линии, чтобы тот перезвонил, когда убедится, что сообщение передано полицейскому, который следит за коттеджем Арбора, в гостиной послышались шаги.

Очевидно, Лестеру Биттону потребовалось некоторое время, чтобы убедить миссис Ларкин в целесообразности разговора. Раскрасневшийся Биттон расхаживал по гостиной с угрожающим видом. Миссис Ларкин отдернула занавеску на окне и преспокойно выглядывала наружу. Увидев Хэдли, она холодно посмотрела на него.

– Ах ты, ищейка, – бросила она, и ее верхняя губа скривилась, – а ты довольно сообразителен, как я погляжу. Я сказала боссу, что у тебя нет ничего на его жену. Ему нужно было сидеть тихо и не мешать тебе, тогда мы оба могли бы получить с тебя неплохой куш за незаконный арест. Но нет. Надо было ему струхнуть и выложить все начистоту.

Хэдли снова открыл свой портфель. На этот раз он не блефовал: на распечатанном бланке красовались две явно нелестные характеристики.

– «Аманда Джорджетта Ларкин, – прочитал он. – Она же Аманда Лидс, она же Джорджи Симпсон. Известна как Эмми. Кражи в магазинах. Специализируется на ювелирных украшениях в крупных универмагах. Последний раз о ней слышали в Нью-Йорке…»

– Нет необходимости все это перечислять, – перебила Эмми. – У тебя сейчас на меня ничего нет. Я уже говорила об этом сегодня днем. Давай попроси его, чтобы он сказал, на какое агентство я работаю. Потом ты сообщишь им, и – бинго! Мне конец.

Хэдли сложил бумагу и убрал ее обратно.

– Если вы дадите нам четкие показания, я не думаю, что мне нужно будет предупреждать ваших работодателей о Джорджи Симпсон.

Она уперла руки в бока и смерила его внимательным взглядом:

– Ладно.

Манера миссис Ларкин неуловимо поменялась. Еще днем она напоминала грозную школьную учительницу, затянутую в жесткий корсет. Теперь жесткость ее куда-то улетучилась, и она опустилась в кресло.

– Мы хотим знать все, что вы делали сегодня, миссис Ларкин, – сказал ей Хэдли.

– Ну, в моей профессии человек, которого мы всегда ждем, – это почтальон. Я встала рано и была готова к его приходу. Сначала он кладет письма в ящик моей квартиры номер 1, а потом идет напротив. Я успеваю рассчитать время так, что забираю бутылку с молоком у своей двери, пока он достает почту для квартиры номер 2. И все было просто. Потому что Х19 – а именно так мы называем людей в конфиденциальных отчетах, – Х19 всегда писала свои письма на розово-фиолетовой бумаге, которую было видно за милю.

– Как вы узнали, – поинтересовался Хэдли, – что письма были от X19?

– Не смешите меня, – холодно сказала миссис Ларкин, посмотрев на него. – Нехорошо, когда почтенная вдова проникает в чужие квартиры с дубликатом ключа. И уж тем более нехорошо вскрывать чужие письма. Допустим, я подслушала их разговор о первом письме, которое она ему написала.

Итак, меня предупредили, что X19 возвращается в Лондон в воскресенье вечером, и поэтому утром я была начеку. Я удивилась, когда, выйдя за молоком, увидела, что Дрисколл в этот момент забирает свою бутылку. Он никогда не встает раньше полудня. Его дверь была открыта, и я увидела, что было внутри почтового ящика.

Он засунул руку в ящик, вытащил розовое письмо, хмыкнул и, не открывая, положил его в карман. Потом он увидел меня, и дверь захлопнулась. Я подумала: «Ну и ну!» – и поняла, что где-то будет встреча. Но следить за ним не входило в мои обязанности. Меня поселили напротив, чтобы я могла поймать X19 с поличным.

– Вы долго этим занимались, – сказал Хэдли.

Она махнула рукой:

– Какой смысл заканчивать хорошее задание слишком быстро… Но за все время, что она здесь появлялась, я так ничего и не увидела. Больше всего шансов у меня было в ночь перед ее отъездом, около двух недель назад. Они вроде бы вернулись из театра, и оба были навеселе. Я наблюдала за дверью, и все было тихо около двух часов, так что я знала, что происходит. Потом дверь открылась, и они оба вышли – он собирался отвезти ее домой. Они стояли и клялись друг другу в вечной любви, а он говорил, что сейчас выполняет задание, которое обеспечит ему хорошую должность в газете, и тогда они смогут пожениться.

Но мне в это не верилось, – объяснила деловая миссис Ларкин, – потому что все они так говорят, когда пьяны. И, кроме того, я слышала, как он обещал то же самое одной рыженькой, которая была здесь, когда X19 уезжала. Но в ту ночь я, конечно же, не дежурила. Я как раз возвращалась домой, а он, шатаясь, спускался по ступенькам, обнимая эту рыжую, а она пыталась его удержать на ногах…

– Прекратите! – вдруг закричал Лестер Биттон. – Вы не… вы не указывали это в вашем отчете. И вы не говорили об этом.

– Не все сразу. Но я отклонилась от темы, не так ли? – сказала миссис Ларкин. Она поправила пряди волос над ушами. – Да не принимайте это близко к сердцу, мистер. Они почти все такие. Я не хотела вас огорчать.

Я продолжу о сегодняшнем дне. О да, я знаю, где я была. Ну, я оделась и отправилась на Беркли-сквер. И хорошо, потому что она вышла из дома довольно рано. Хотите верьте, хотите нет, но эта женщина прошла весь путь от своего дома до лондонского Тауэра пешком!

Я видела, как она покупала билеты во все эти башни, и мне тоже пришлось их купить, потому что я не знала, куда она пойдет. Я подумала, что это чертовски неподходящее место для рандеву, но потом догадалась. Она поняла, что за ней наблюдают. Я подумала, что, наверное, та поездка ее насторожила, а возможно, и муж намекнул ей на что-то.

– Они никогда не ходили туда вместе? – перебил Хэдли.

– Пока я за ними следила, нет. – Теперь миссис Ларкин была более сдержанной и излагала факты без комментариев. – Было уже десять минут первого, когда появилась Лора Биттон. Купив билеты и небольшой путеводитель, она зашла в буфет, взяла бутерброд и стакан молока. Все время, пока она ела, она с нетерпением нервно поглядывала на часы. И более того, – пояснила миссис Ларкин, – у нее не было этой штуки, похожей на стрелу, которая лежала у вас на столе сегодня днем.

В двадцать минут первого Лора Биттон вышла из буфета и поспешила прочь. У Средней башни она замешкалась, огляделась, затем двинулась по мостовой и снова помедлила у Байвардской башни. Там она взглянула на карту в своем путеводителе и внимательно осмотрелась.

Я-то поняла, что у нее на уме, – сказала миссис Ларкин. – Она не хотела торчать у двери, как шлюшка или вроде того; но ей нужно было увериться, что она увидит его, когда он придет. Это было очень просто: любой, кто бы ни пришел, двигался бы прямо по этой дороге – вверх к Воротам предателей и Кровавой башне. И она пошла по дороге, не торопясь, оглядываясь по сторонам. А когда она подошла к Воротам предателей, то повернула направо и снова остановилась…

«Так вот что, – подумал Рэмпол, – видел Филип Дрисколл, когда смотрел в окно в комнате генерала, как это описывал Паркер. Он увидел женщину, которая ждала его на Уотер-лейн. Вскоре после этого он сказал, что прогуляется по территории, и поспешно ушел».

– Она двинулась обратно, – продолжала миссис Ларкин, – к дверному проему по правую сторону от Ворот предателей. Я прижалась к той же стене, чуть поодаль. И тут я увидела, как из-под арки Кровавой башни выскочил небольшого роста парень в спортивных брюках. Он не видел Х19, потому что она стояла в дверном проеме; я подумала, что это Дрисколл, но не была уверена. Да и она, похоже, тоже, поскольку ожидала, что он придет с другой стороны. Потом он начал ходить туда-сюда, а затем подошел к перилам. Я услышала, как он произнес какое-то ругательство, и потом – звук, похожий на чирканье спички.

И вот джокер в колоде. Не знаю, заметили ли вы. Но эта арка, где находятся все эти шипы в воротах, выдается примерно на семь или восемь футов по обе стороны от перил. Если встать на дороге и смотреть прямо, то перил перед ступенями вообще не видно. Мне это было как раз на руку, поскольку я могла подойти к ним на расстояние пары футов и остаться незамеченной.

Итак, Х19 узнала Дрисколла. Она выскользнула из двери, повернула за угол и направилась к перилам. Туман был довольно густой. – Миссис Ларкин взяла из пачки еще одну сигарету и подалась вперед. – Я ничего не выдумываю. Я могу повторить каждое их слово, потому что слов было не так уж много, но это мое дело – запоминать. Сначала он сказал: «Лора, бога ради, зачем ты вызвала меня сюда? У меня здесь знакомые. Это правда, что он узнал?» Сначала она сказала что-то вроде того, что попросила его приехать сюда именно потому, что, если кого-то из них увидят, они смогут сослаться на знакомых. Он ответил, что это безумная идея, и спросил, правда ли, что он узнал; потом повторил вопрос. Она ответила «да». И спросила: «Ты меня любишь?» Он ответил: «Да, да, но я в ужасном положении». Они оба были очень расстроены и стали говорить громче. Он сказал что-то о своем дяде и вдруг остановился и произнес: «Боже мой!» Говорю вам, страшно было слышать, как он это сказал, будто он только что вспомнил о чем-то ужасном…

Она спросила его, в чем дело. И вот что он ей ответил: «Лора, я должен кое-что сделать, иначе мне конец». Его голос дрожал. Звучал он неважно. Дрисколл сказал: «Не оставайся здесь со мной. Нас могут увидеть. Иди внутрь и осмотри драгоценности короны, а потом приходи на плац. Я буду там через пять минут. Не задавай мне никаких вопросов, уходи, пожалуйста».

Раздалось какое-то шуршание, я испугалась, что меня увидят, и отошла подальше. Потом я услышала его шаги и как он крикнул: «Все будет хорошо, не волнуйся!» Я слышала, как она ходит туда-сюда, это продолжалось пару секунд. Наконец она вышла на дорогу, и в какой-то момент мне показалось, что она меня увидела. Но она развернулась и пошла в сторону Кровавой башни, а я последовала за ней. Его я не видела; наверное, он ушел первым. Это было примерно в двадцать пять минут второго.

Хэдли подался вперед.

– Говорите, вы пошли за ней? – спросил он. – Вы видели, чтобы она с кем-нибудь сталкивалась?

– С кем-нибудь сталкивалась? – повторила миссис Ларкин, моргая. – Нет. Но тогда я и не могла видеть. Я проскользнула внутрь большой арки Кровавой башни и прижалась к стене, на случай если она обернется. Мне показалось, что мимо меня прошел какой-то человек, но было туманно, а под аркой – темнотища, как в аду… Я подождала секунду и снова пошла следом.

Я слышала, как она спросила одного из этих стражников в смешных шляпах, как пройти к Сокровищнице, а он направил ее к входу, расположенному поблизости, с другой стороны арки, а я все еще оставалась там. – Миссис Ларкин сделала паузу, чтобы закурить сигарету, которую уже давно держала в руках. – Вот и все, – сказала она ровным голосом. – Он не пришел к ней, потому что кто-то убил его сразу после того, как они расстались. Но я знаю, что это была не она, потому что я посмотрела туда, куда ведут ступеньки, – и я посмотрела туда, заметьте, до того, как последовала за ней в Кровавую башню. Я вывернула шею, чтобы заглянуть под арку Кровавой башни, и протянула руку, чтобы коснуться перил, чтобы не упасть, и, естественно, глянула через плечо. В тот момент его там не было. И все остальное время она оставалась у меня на виду. Как я сказала, она направилась осматривать драгоценности. И я тоже. Но она не особо-то на них и смотрела. Она была какая-то бледная и беспокойная и все время смотрела в окна. Я ушла раньше ее. Не хотела привлекать внимание. Я видела, что если зайти в Кровавую башню и подняться на маленький балкончик…

– Это Проход Рейли, – сказал старший инспектор, взглянув на доктора Фелла.

– …тогда можно увидеть любого, кто возвращается назад после осмотра драгоценностей. Выйти можно только тем же путем, что и войти, другого просто нет. И я стала ждать. И вскоре она вернулась и некоторое время стояла на дороге, которая идет вверх по холму от Кровавой башни к тому большому открытому пространству.

– Тауэр-Грин.

– Да. Ну, она начала подниматься, какая-то поникшая, и я пошла следом. Но она ничего не делала. Я могла ее видеть, потому что она находилась на возвышенности и туман был не очень густой. Она сидела на скамейке, разговаривала с одним из стражников и все время посматривала на часы, но терпеливо ждала. Уж я-то не стала бы ждать так долго ни одного мужчину в мире. Она прождала больше получаса, сидя на сырой скамье, не двигаясь, и наконец собралась уходить. Остальное вы знаете.

Маленькие колкие глаза миссис Ларкин оглядели всех присутствующих, и она затянулась сигаретным дымом.

– Ну что ж, дело кончено. Вот и слова, и музыка. Я обещала все рассказать и сдержала слово. Я не знаю, кто убил Дрисколла, но, черт возьми, уверена, что это не она.

Когда она закончила, ни один не вымолвил ни слова. В маленькой гостиной было так тихо, что из квартиры наверху снова донеслось хриплое бормотание радио. Послышались шаги по плитке в холле, лязг железных дверей, а затем протяжное гудение автоматического лифта. На другом конце площади сигналили автомобили…

Рэмпол впервые почувствовал, как здесь холодно, и накинул пальто. В комнате ощущалась глубокая печать смерти, словно пальцы медленно вдавливались в песок. Филип Дрисколл теперь стал белыми осколками гипсовой фигурки, рассыпанными по камину.

С Тэвисток-сквер донесся танцевальный напев шарманки. Сверху снова послышался скрип и лязг, гул спускающегося лифта.

Лестер Биттон отодвинул от плеча пыльную оконную занавеску и оглянулся. К нему вернулось спокойное достоинство.

– Господа, – сказал он, – я сделал то, что должен был сделать. Требуется ли от меня что-нибудь еще?

Они понимали, чего стоило ему выслушать этот рассказ в присутствии посторонних, даже в одиночестве. Это было бы нелегко. Он стоял сдержанный, обыденный, почти вежливый, с мешками под глазами и шляпой-котелком в руке. И никто не знал, что сказать.

Наконец заговорил доктор Фелл. Он сидел со старческими, усталыми глазами, развалившись в кожаном кресле, на коленях у него, словно собака, примостилась корзина с инструментами.

– Друг мой, – печально произнес он, – идите домой. Вам, как и всем нам, довелось совершить несколько неблаговидных поступков. Но вы разбили только одну статуэтку, а могли бы разбить две. Вы говорили как мужчина, когда могли бы осудить ее. Идите домой. Нам не удастся полностью вычеркнуть ваше имя из всего этого, но мы избавим вас от возможной огласки.

Доктор перевел тусклый взгляд на Хэдли. Тот кивнул.

Лестер Биттон некоторое время стоял неподвижно. Он выглядел усталым и слегка озадаченным. Затем он поднял большие руки, поправил шарф и застегнул пальто. Направляясь к выходу, он двигался, ничего не видя вокруг, и надел шляпу, только когда подошел вплотную к двери.

– Благодарю вас, господа, – сказал он низким голосом. Он слегка поклонился. – Видите ли, я… я очень люблю ее. Спокойной ночи.

Дверь со сломанным замком закрылась за ним. Было слышно, как с хрипом открывается и закрывается дверь в парадной. Звук шарманки стал чуть громче, а потом затих.

– Это песня «Maine Stein», – заметил доктор, прислушиваясь к музыке. – Почему людям не нравятся уличные шарманки? Я очень люблю их. Я всегда чувствую себя гренадером и выпячиваю грудь, когда прохожу мимо. Когда идешь по делам под музыку, то покупка двух бараньих отбивных и бутылки пива превращается в торжественный праздник. Кстати, миссис Ларкин… – (та поднялась и резко обернулась), – на дознании не будет обсуждаться любовная связь миссис Биттон и Дрисколла. Полагаю, вам уже заплатили за молчание. – Доктор Фелл сонно поднял трость. – Это честно заработанные деньги. Но не пытайтесь заработать еще больше. Это уже шантаж, знаете ли. За это сажают в тюрьму. Спокойной ночи.

– О, не беспокойтесь, – произнесла в ответ миссис Ларкин, поправляя пышную прическу. – Если вы, пташки, на одном насесте со мной, то и я на одном насесте с вами… Понимаете, о чем я? И все равно мужчины – сумасшедшие, – добавила она задумчиво. Суровое, то ли старое, то ли молодое лицо прорезали капризные морщины. – Если бы я была муженьком этой дамочки, я бы свихнулась. Мой Катберт и был свихнутым. И все же я любила этого старого черта, пока его не уложили в перестрелке на Третьей авеню в Нью-Йорке. Иногда он волочился за какой-нибудь юбкой, и это так ужасно расстраивало, но я и не думала уходить от него. Вот как следует обращаться с юбками. Строить их надо. Ну, я двинулась в паб. Спокойной ночи. Увидимся на дознании.

Когда она ушла, все сидели молча. Доктор Фелл сонно посапывал. И снова Хэдли начал расхаживать по комнате.

– Итак, вопрос закрыт, – сказал он. – Думаю, мы можем исключить миссис Биттон из списка подозреваемых. Я сомневаюсь, что Ларкин лжет. Ее показания слишком точно соответствуют остальным фактам, которые она не могла знать. И что теперь?

– А что вы предлагаете?

– Все упирается в то, о чем именно Дрисколл вспомнил. Что он забыл сделать, когда разговаривал с миссис Биттон перед Воротами предателей? Он направился куда-то, но не успел уйти далеко и с кем-то столкнулся. И это был убийца.

– Разумно, – хмыкнул доктор.

– Во-первых, мы знаем направление, в котором он мог двигаться. Ларкин не видела, как он уходил. Но нам известно, что он не пошел по Уотер-лейн в сторону Байвардской или Средней башни, то есть к воротам. Потому что Ларкин стояла там и она бы увидела, если бы он прошел мимо.

Есть только два направления, которые он мог выбрать. Он мог пойти прямо, по Уотер-лейн, в другую сторону. Единственное место, куда бы он вышел в данном случае, – это другая арка, похожая на проход в Кровавой башне, в ста футах или около того в той же внутренней крепостной стене. От этой арки дорога ведет к Белой башне, которая находится почти в центре крепости. Итак, если только все наши расчеты не ошибочны и если нет больше никаких неизвестных нам фактов, то зачем ему вообще идти к Белой башне? Или, если уж на то пошло, к оружейным палатам, магазину, госпиталю или любому другому месту, куда он мог попасть, пройдя через арку?

Кроме того, он едва отошел от Ворот предателей, как встретил убийцу. Ворота предателей – идеальное место для убийства в туманный день. Но если бы Дрисколл направлялся к Белой башне и встретил убийцу на некотором расстоянии от Ворот предателей, то убийце было бы не очень удобно вбивать в него стальной болт, поднимать его, нести обратно и перебрасывать через поручни. Риск быть замеченным при перемещении трупа на любое расстояние, даже в тумане, был бы слишком велик. – Хэдли ненадолго остановился перед камином. – С другой стороны, не мог же убийца сказать: «Послушай, старина, давай-ка пройдемся до Ворот предателей, я хочу с тобой поговорить». Естественно, Дрисколл ответил бы: «А почему бы нам не поговорить здесь?» Нет, так не пойдет. В любом случае Дрисколлу нечего было там делать. Так что остается только один вариант.

Доктор Фелл достал сигару.

– Значит, Дрисколл прошел в том же направлении, что и миссис Биттон, через арку Кровавой башни? – спросил он.

– Да. Все указывает на это. Например, слова Ларкин. Она слышала, как Дрисколл ушел, а потом миссис Биттон минуту или около того ходила туда-сюда рядом с поручнями… чтобы дать ему время подняться и опередить ее. Дрисколл сказал, что их не должны видеть вместе. Тот, кто входит во внутренний двор, как сказала Ларкин, оказывается у всех на виду, тем более что это место находится на возвышенности и туман был не слишком густой. У Ларкин сложилось верное впечатление, что он пошел дальше, опередив миссис Биттон. И это именно то направление, в котором он должен был двигаться, потому что…

– Потому что это путь к Королевскому дому, – пояснил доктор Фелл.

Хэдли кивнул:

– Для того чтобы сделать то самое дело, о котором он забыл, ему нужно было попасть в комнаты генерала в Королевском доме. Это единственная часть Тауэра, где у него могли быть какие-то дела. Ему нужно было с кем-то поговорить по телефону или передать какое-то сообщение Паркеру. Но он так и не дошел туда.

– Хорошая работа, – одобрительно сказал доктор. – Кажется, все крутится вокруг арки под Кровавой башней; здесь мы видим следующее: арка под этой башней представляет собой широкий проход длиной около двадцати футов, а дорога идет по крутому склону. Даже в хорошую погоду здесь довольно мрачно, а в туманный день – темно, как в аду. Почему же убийца не толкнул его к стене и не оставил там?

– Потому что тело обнаружили бы слишком быстро. В этом месте проходит большой поток людей. Поэтому убийца поднял Дрисколла, словно чревовещатель – свою куклу, быстро огляделся на Уотер-лейн, перешел через дорогу и перебросил его через перила на ступеньки.

Доктор кивнул. Он поднял одну руку и стал загибать пальцы, говоря о важных моментах:

– Дрисколл заходит под арку и встречает убийцу. Миссис Биттон ждет некоторое время и идет следом, так как не знает, что Дрисколл все еще там. Теперь вы видите, что у нас получается, Хэдли? Миссис Биттон в одном конце прохода, Дрисколл и убийца посередине, а наш добрый друг мистер Арбор в другом конце. Не так ли?

– Каждый раз, когда что-то начинает брезжить, – сказал старший инспектор, – все запутывается еще больше. Но это, кажется, ясно. Ларкин сказала, что миссис Биттон вошла в арку в двадцать пять минут второго. Арбор столкнулся с ней по другую сторону арки в то же самое время. Где же тут подвох?

– Я не говорил, что здесь есть какой-то подвох. И вот за миссис Биттон на небольшом расстоянии следует проницательная Ларкин, которая входит под арку следующей. Все это время, надо полагать, убийца находился там вместе со своей жертвой, иначе Ларкин увидела бы, как он выносит тело. В проходе очень темно и сильный туман. Миссис Ларкин слышит чьи-то шаги. Вероятно, это Арбор выходит с другой стороны. Таким образом, путь свободен. Убийца, который до этого сидел со своей жертвой в холодном поту, боясь, что его обнаружат, выносит тело, перебрасывает его через перила и убегает. Это, я так понимаю, краткое изложение событий?

– Да. Вот и все.

Доктор Фелл прищурился, затягиваясь сигарой.

– Тогда, – сказал он, – где же загадочный мистер Арбор? Что его напугало?

Хэдли ударил портфелем по ручке кресла.

– Он проходил через тот темный туннель, Фелл… и был не в лучшем состоянии после того, как покинул нас, а таксист сказал, что он снова и снова твердил что-то о «голосе».

– Ай-ай-ай! – сказал доктор. – Как вы думаете, убийца наклонился и сказал ему «бу!», когда он проходил мимо?

– Я не ожидаю от вас многого. Но нельзя ли поменьше черного юмора? – с горечью сказал старший инспектор.

Рэмпол заметил, что он не обращал особого внимания на то, что говорил доктор Фелл; его взгляд то и дело останавливался на каминной полке и разбитой фигурке у очага и снова поднимался ко второй фигурке на полке. Доктор проследил за его взглядом.

– Позвольте мне сказать, о чем вы думаете, Хэдли, – заметил он. – Вы думаете: убийца – крупный человек, у него сильный, мощный мотив. Человек, способный на убийство из-за тех эмоциональных глубин, которые мы сами наблюдали. Человек, у которого под рукой был арбалетный болт. И который, безусловно, знал об этом сувенире. И о том, что Лестера Биттона до сих пор даже не спросили о том, где он находился в момент убийства.

– Да, – сказал Хэдли, – именно так я и думал.

Раздался звонок в дверь. Но не успел Рэмпол дойти туда, как ее толкнули и открыли.

– Извините, мы страшно опоздали! – быстро проговорил девичий голос – еще до того, как его обладательница кого-либо увидела. – Но у шофера сегодня выходной, мы не хотели брать большую машину и попробовали воспользоваться другой, но она выехала на улицу и заглохла. Так что пришлось все-таки брать большую машину.

Рэмпол понял, что смотрит вниз, на личико, высунувшееся из-за края двери. Затем в комнату постепенно вошла новая посетительница. Это была пухленькая, очень симпатичная маленькая блондинка с голубыми глазами – американец раньше никогда не видел более выразительных и сияющих глаз; она была похожа на запыхавшуюся куклу.

– Э… мисс Биттон? – спросил Рэмпол.

– Да, я мисс Биттон, – пояснила она, словно отделяя себя от общей массы.

В дверном проеме над ней возвышался Далри, худой, с неподвижным взглядом. Его песочные волосы были растрепаны под съехавшей набок шляпой, под одним глазом виднелось масляное пятно.

Взгляд Шейлы Биттон блуждал по комнате. При виде разбитой гипсовой статуэтки в ее больших глазах появилось потрясенное выражение.

Она посмотрела на Рэмпола:

– Вы – о нет… Я знаю вас. Вы тот, кто похож на футболиста. Боб описал мне всех вас. И вы гораздо симпатичнее, чем мне представлялось с его слов, – заключила она, необычайно открыто в упор разглядывая его.

– А я, мэм, – сказал доктор Фелл, – тот самый морж, видите ли. Мистер Далри, похоже, обладает талантом к ярким описаниям. Позвольте поинтересоваться, в каких деликатных выражениях он набросал словесный портрет моего друга Хэдли?

– Хм… – Мисс Биттон вскинула брови. Она взглянула на доктора, и в ее блестящих глазах снова появилось выражение восторга. – О! Вы такой милый! – воскликнула она.

Доктор Фелл резко вскочил. Для Шейлы Биттон не существовало никаких запретов.

– О мистере Хэдли? – простодушно переспросила она. – Боб сказал, что он никого особенно не напоминает.

Далри развел руки за спиной в беспомощном жесте.

– А я всегда хотела познакомиться с полицией, но вечно встречаю только тех полицейских, которые спрашивают меня, почему я езжу по улицам, где стрелки указывают в другую сторону; а, почему? Да потому, что там нет пробок и я могу ехать гораздо быстрее. – И тут она снова вспомнила, зачем она здесь, и резко остановилась; остальные испугались, что сейчас она заплачет.

– Конечно, мисс Биттон, – поспешно сказал старший инспектор. – Присядьте на минутку и отдышитесь.

– Прошу извинить меня, – сказал Далри. – Пойду вымою руки.

Он вздрогнул, крепко сжал зубы и вышел из комнаты. Мисс Биттон вдруг сказала:

– Бедный Фил, – и села.

Повисла тишина.

– Вы… кто-то… – заметила она тоненьким голоском, – кто-то уронил эту милую фигурку с камина. Мне очень жаль, но это была одна из тех вещей, которые я хотела забрать с собой.

– Вы видели ее раньше? – спросил Хэдли. Его неловкость исчезла, едва он обнаружил возможную зацепку.

– Ну конечно. Я была там, когда они их выиграли.

– Кто и где?

– Ну там, на ярмарке. Фил, Лора, дядя Лестер и я, мы все пошли туда. Дядя Лестер сказал, что это все глупости, и не хотел идти, но Лора разжалобила его, и он согласился. Однако настоял, что не будет кататься ни на качелях, ни на каруселях, ни на чем таком. Фил начал подтрунивать над дядей Лестером, и дядя Лестер покраснел, но ничего не ответил, а потом мы пришли в тир, где есть винтовки и все такое, и дядя Лестер стал говорить резко, но не очень громко, сказал, что это игра для мужчин, а не для детей, и спросил Фила, не хочет ли он попробовать? И Фил попробовал, но у него не очень-то получилось. А потом дядя Лестер взял пистолет вместо винтовки и расстрелял целый ряд трубок через всю галерею так быстро, что было не сосчитать; а потом он положил пистолет и ушел, ничего не сказав. Филу это не понравилось… Я видела, что не понравилось. И в каждой будке, мимо которой мы проходили, он стал вызывать дядю Лестера на всевозможные игры, да и Лора тоже присоединилась.

– А как же куклы, мисс Биттон? – спросил Хэдли.

– О да. Это Лора их выиграла, эту пару статуэток. Это было соревнование в метании дротиков, и у нее отлично получалось. За это давали призы, и Лора получила самый лучший приз и говорит: «Смотрите, это Филипп и Мэри» – и засмеялась. Потому что такие были надписи на статуэтках, и, видите ли, второе имя Лоры – Мэри. Тогда дядя Лестер сказал, что не позволит ей оставить этот хлам, что они выглядят ужасно, а я хотела взять их себе. Но Лора сказала: нет, раз Мэри не может их взять, она отдаст их Филипу. И Фил повел себя самым глупым образом – он нелепо поклонился и сказал, что оставит их себе.

Всю дорогу я поддразнивала Фила, чтобы он отдал их мне, а он произносил всякие нелепые, ничего не значащие речи и смотрел на Лору, но не отдавал. Я запомнила их, потому что они связаны с Филом… Понимаете, я даже просила Боба, чтобы он уговорил Фила отдать их мне; это было на следующий день. Уже давно. Когда я звонила Бобу по телефону, потому что я всегда заставляю его звонить мне каждый день, иначе я сама звоню ему.

Она остановилась, и ее тонкие брови снова поднялись, когда она увидела лицо Хэдли.

– Вы сказали, – заметил старший инспектор, стараясь говорить непринужденно, – что каждый день разговариваете с мистером Далри по телефону?

Рэмпол вздрогнул. Теперь он вспомнил. Ранее этим вечером Хэдли словно выстрелил наугад, когда намекал на возможность выдвинуть обвинение против Лоры Биттон ее мужу. Он заявил, что Далри сообщил Шейле о предполагаемом визите Дрисколла в Тауэр в час дня, поскольку Далри говорил с ней по телефону в то утро; следовательно, любой в доме Биттонов мог знать о встрече, назначенной на час дня. Хэдли решил, что попробует просто спровоцировать его наугад. Но Рэмпол запомнил, что Лестер Биттон не выразил ни малейшего сомнения в этом.

Голубые глаза Шейлы Биттон были прикованы к Хэдли.

– О, пожалуйста! – сказала она. – Не надо поучать! Вы говорите прямо как папа. Он называет меня дурой из-за того, что я звоню каждый день, и мне кажется, ему не нравится Боб, потому что у Боба нет денег.

– Дорогая мисс Биттон, – вмешался Хэдли с отчаянной веселостью, – я, конечно же, не поучаю вас. Я считаю, что это великолепная идея.

– Вы просто прелесть! – ворковала мисс Биттон. – Они меня так изводили по этому поводу, и даже Фил звонил мне и притворялся Бобом и просил меня поехать в полицейский участок, потому что Боб якобы был арестован за флирт с женщинами в Гайд-парке и сидел в тюрьме, и умолял внести за него залог и…

– Ха-ха! – произнес Хэдли. – Но я хотел спросить вас: вы говорили с мистером Далри сегодня?

– Да, я разговаривала с ним сегодня.

– Когда, мисс Биттон? Утром?

– Да. Обычно я звоню именно утром, потому что генерала Мэйсона нет на месте.

– Но, мисс Биттон, когда вы разговаривали с мистером Далри сегодня утром, сказал ли он вам, что Филип Дрисколл… ваш кузен, понимаете… приедет к нему в Тауэр?

– Да, – ответила она после паузы. – Я знаю, потому что Боб хотел выяснить, в какую переделку попал Фил, и спрашивал, известно ли мне что-нибудь об этом? Сказал, чтобы я ничего не говорила остальным.

– И вы не сказали?

– Я намекнула за завтраком, вот и все. Я спросила их, знают ли они, почему Фил едет в лондонский Тауэр в час дня, а они не знали, и, конечно, я послушалась Боба и больше ничего не говорила.

– Думаю, этого достаточно, – сказал Хэдли. – А они как-то это комментировали?

– Комментировали? – с сомнением повторила девушка. – Нет-нет, они просто поговорили и пошутили.

– А кто был за столом?

– Только папа, дядя Лестер и тот ужасный человек, который останавливался у нас; тот, который поспешно уехал сегодня днем, не сказав никому ни слова.

– За столом была миссис Биттон?

– Лора? О! О нет. Она не спускалась вниз. Она чувствовала себя неважно, и, в общем, я ее не виню, потому что они с дядей Лестером, должно быть, всю ночь не спали, разговаривали; я слышала их и…

– Но, мисс Биттон, должно быть, что-то обсуждалось за завтраком?

– Нет, мистер Хэдли. Правда. Конечно, я не люблю сидеть за столом, когда там только папа и этот ужасный мистер Арбор, потому что обычно не понимаю, о чем они говорят – о книгах и тому подобном, а их шутки мне не кажутся смешными. А то и вовсе разговоры становятся кошмарными, как в тот вечер, когда Фил сказал дяде Лестеру, что хочет умереть в цилиндре. Но ничего важного я не слышала. Конечно, дядя Лестер сказал, что собирается сегодня навестить Фила… Но ничего важного не было. Правда.

Хэдли нервно дернулся в кресле. Затем он достал носовой платок и вытер лоб.

– Ха-ха, – машинально произнес он. – Вы никогда не замечаете важных вещей, мисс Биттон. Это очень прискорбно. А теперь, мисс Биттон, постарайтесь понять, что некоторые из бессмысленных, ничего не значащих разговоров, которые вы слышали, могут иметь огромное значение. Мисс Биттон, что вам известно о смерти вашего кузена?

– Почти ничего, мистер Хэдли, – расстроенно сказала она. – Они мне ничего не говорят. Я не смогла добиться ни слова ни от Лоры, ни от папы, а Боб сказал только, что произошел какой-то несчастный случай и его убил этот человек, который крадет шляпы, но это все… – Она остановилась, когда Далри снова вошел в комнату. Теперь он выглядел более презентабельно.

– Шейла, – сказал он, – если ты что-то хочешь забрать, тебе лучше пойти и выбрать эти вещи. Это место наводит на меня ужас. Куда ни посмотрю, мне все кажется, что там сидит Фил.

– Мне не страшно, – заявила девушка, выпятив нижнюю губу. – Я не верю в призраков. Это ты так долго пробыл в этом старом затхлом лондонском Тауэре.

– Тауэр! – воскликнул Далри, внезапно взъерошив свои пшеничные волосы. – Боже! Я и забыл. – Он вытащил свои часы. – Ух! Без четверти одиннадцать. Я опоздал на три четверти часа. Дорогая, твоему отцу придется терпеть меня в доме всю ночь. Если я останусь здесь, я этого не выдержу. – Его взгляд упал на кожаную кушетку у стены, и он снова вздрогнул.

– Теперь, если позволите, мисс Биттон, продолжим, – произнес Хэдли. – Сначала расскажите нам об этом необычном случае, когда ваш кузен сказал, что хотел бы умереть в цилиндре.

– Что? – спросил Далри. – Боже правый! О чем это?

– Роберт Далри, – запальчиво возразила Шейла Бит-тон, – ты прекрасно знаешь… О нет, не знаешь. Я помню, как ты говорил тогда о возвращении в этот ненавистный Тауэр. Тебе пришлось рано уйти из-за стола, чтобы попасть туда. Это был первый вечер, когда мистер Арбор… нет, не так, потому что тогда дядя Лестер уже уехал. В общем, это случилось вечером. За столом были только папа, дядя Лестер, Лора и я, ну и Филип, конечно. Это был вечер перед отъездом Лоры и дяди Лестера в Корнуолл. Филип вез Лору в театр, поскольку в последнюю минуту у дяди Лестера возникли дела и он не смог поехать, понимаете; а в Корнуолл они отправились потому, что дядя Лестер потерял много денег или что-то в этом роде и был очень подавлен.

Ночь была жутковатая, шел дождь с градом. В общем, мы заговорили о смерти. И дядя Лестер спросил папу, какую бы он выбрал смерть, если бы ему предстояло умереть. Папа сказал, что он, как герцог, пожелал бы утонуть в бочке с вином. Что за вздор! Но потом они заговорили серьезно, и мне стало страшно, потому что они говорили негромко и гроза бушевала на улице.

И вот папа сказал, что он бы выбрал какой-то яд, который, по его словам, убивает с одного вдоха, а дядя Лестер – что лучше всего пуля в голову, и Лора все время повторяла: «Какой вздор, какой вздор» и «Пойдем, Фил, а то мы опоздаем даже ко второму акту». А когда Фил встал из-за стола, дядя Лестер спросил его, как бы он хотел умереть. А Фил только рассмеялся, сказал что-то по-французски, а папа мне потом объяснил, что это значит «только по-джентльменски», и еще много нелепых вещей, и… Ну, в общем, ему было все равно, как умирать, лишь бы он был в цилиндре и чтобы хотя бы одна женщина плакала на его могиле.

Четыре пары глаз, устремленных на нее, заставили занервничать даже Шейлу Биттон. По мере того как она приближалась к концу своего рассказа, она ерзала и говорила все быстрее и быстрее. Теперь она уже плакала:

– Пожалуйста, я не буду. Я не хочу, чтобы вы так на меня смотрели! И я не хочу, чтобы на меня смотрели, и никто мне ничего не говорил. Я знаю, что сказала что-то, чего не должна была говорить. В чем дело? – Она вскочила на ноги.

Далри неловко положил руку ей на плечо. Он произнес:

– Моя дорогая! – И замолк, потому что ему нечего было сказать.

– Моя дорогая мисс Биттон, вы не сказали ничего плохого, – подбодрил ее старший инспектор. – Мистер Далри сейчас все объяснит. Но вернемся к завтраку сегодня утром. Что говорил ваш дядя о сегодняшней встрече с Филипом?

Она смутилась, посмотрела на Далри и поджала губы.

– Да ничего особенного. Дядя Лестер просто упомянул, что хочет сегодня поговорить с Филом. А когда я сказала, что Фил собирается идти в Тауэр в час дня, он ответил, что ему лучше забежать к Филу утром.

– Он так и сделал?

– Дядя Лестер? Да. Я видела его, когда он возвращался на машине около полудня. И я помню, дядя Лестер сказал папе: «О, говорю тебе, лучше дай мне ключ, если его не будет утром; я посижу там и подожду его».

– У вашего отца есть ключ от этой квартиры?

– Я же говорила, – с горечью ответила Шейла, – он относится к нам как к детям. Это и Фила приводило в ярость. Папа сказал, что не станет платить за квартиру Фила, если у него не будет ключа, чтобы он мог знать, что там происходит, когда захочет. Скажите пожалуйста! И папа дал дяде Лестеру ключ.

Хэдли наклонился вперед:

– А он видел Фила сегодня утром?

– Нет, не видел, потому что я встретила его, когда он возвращался. Фила не было дома, и дядя Лестер подождал полчаса и ушел. Он, кажется…

– Злился? – спросил Хэдли, когда она заколебалась.

– Нет-нет. Был какой-то усталый и дрожал. Я знаю, он перенапрягся. И… вот что забавно. Он казался странным, взволнованным, и он смеялся.

– Смеялся?

– Подождите! – Доктор Фелл внезапно вскочил. Ему было трудно удержать очки на носу, и он прижал их, чтобы посмотреть на девушку. – Скажите мне, моя дорогая. Он что-нибудь нес, когда возвращался?

– Это… это что-то жуткое, связанное с дядей Лестером, и я этого не потерплю! – снова закричала она. – Он единственный, кто был ужасно добр ко мне, добр, и я этого не потерплю. – Она растерянно переминалась с ноги на ногу и вдруг повернулась к Далри.

– Будь я проклят, – вспылил тот, – если она ответит вам еще хоть на один вопрос! Послушай, Шейла. Сходи в другие комнаты и посмотри: может быть, там есть что-нибудь, что ты хочешь забрать с собой.

Хэдли уже собирался вмешаться, но доктор Фелл резким жестом заставил его замолчать. Затем доктор дружелюбно заговорил:

– Все в порядке, моя дорогая. Я не хотел вас расстраивать, да это и не важно. Поступайте, как советует мистер Далри, прошу вас. Но есть еще кое-что. Знаете, я спросил вас по телефону, не возьмете ли вы с собой кого-нибудь, кто бы помог вам с вещами. И я предложил камердинера вашего отца.

– Маркса? – воскликнула она в недоумении. – Ах да. Я забыла. Он сейчас в машине.

– Спасибо, моя дорогая. Это все.

– Пойди туда и осмотрись, Шейла, – предложил Далри. – Я присоединюсь к тебе через минуту.

Он подождал, пока дверь закроется, и медленно повернулся. Под скулами проступила бледность; он все еще был заметно потрясен, и его губы подрагивали.

– Послушайте… – сказал он сиплым голосом и с усилием кашлянул. – Я, конечно, понимаю все ваши намеки. И вы знаете, как много я думаю о Филе. Но в отношении мистера Лестера Биттона я чувствую то же, что и она. И я скажу вам, что вы просто глупцы. Я знаю его довольно хорошо. Шейла не говорила вам, что именно он вступился за наш брак, когда старик был против.

Может, с первого взгляда он не кажется таким располагающим, как, скажем, генерал Мэйсон. Биттон холодный и практичный, если судить о нем со стороны. Он не блещет умом, его не назовешь интересным собеседником. Но он… Вы… просто глупцы! – выпалил Далри, и вид его вдруг стал жалким.

Хэдли побарабанил пальцами по портфелю.

– Ответьте нам честно, мистер Далри, – сказал он через некоторое время. – Мы выяснили, что у миссис Бит-тон и Дрисколла был роман. Вы знали об этом?

– Даю вам слово, я этого не знал, – просто ответил Далри. – Хотите верьте, хотите нет. Я только что услышал об этом. Ну и потом, Фил был не так глуп, чтобы рассказать мне. Я бы его прикрыл, полагаю, потому что… ну, в общем, вы понимаете. Но я бы как-нибудь положил этому конец.

– Как вы думаете, сэр Уильям знал об этом?

– Господи, нет! Это последний человек, который мог бы знать. Он слишком занят своими книгами и лекциями на тему того, что правительство устарело и находится в упадке. Но ради бога, выясните, кто убил Фила!

– Мы займемся этим, – спокойно сказал доктор Фелл, – ровно через две минуты. Я имею в виду, что сперва мы избавимся от бессмыслицы, а затем перейдем к смыслу. Мистер Далри, вы не могли бы пойти и пригласить сюда камердинера Маркса?

Далри колебался, проводя рукой по волосам, но властный жест доктора заставил его повиноваться.

– Скорее! – потребовал доктор Фелл, стуча палкой по полу. – Ставьте стол передо мной. Вот так, мой мальчик, быстрее! – Он с трудом встал, когда Рэмпол поднял тяжелый стол и с грохотом поставил его перед ним. – Теперь, Хэдли, дайте мне свой портфель…

– Эй! – запротестовал старший инспектор. – Хватит разбрасывать бумаги по столу!

Рэмпол с удивлением наблюдал, как доктор подошел и взял в руки переносную лампу с мощной электрической лампочкой. Отмотав шнур, он установил лампу на небольшом расстоянии от стола. Затем он подкатил под нее низкий стул и включил свет. В руках у Рэмпола оказался черный блокнот старшего инспектора.

– Это вам, мой мальчик, – сказал доктор. – Садитесь здесь, рядом со мной, слева. У вас есть карандаш? Хорошо! Когда я скажу, вы должны притвориться, что стенографируете.

Хэдли сделал такой жест, словно увидел бесценную вазу, стоящую на краю полки.

– Не надо! Вот, смотрите, это все мои записи, и если вы их испортите!.. Вы, сумасшедший толстяк, что все это значит?

– Не спорьте, – раздраженно сказал доктор. – У вас есть револьвер и наручники?

Хэдли посмотрел на него и произнес:

– Фелл, да вы с ума сошли! Такие штуки носят только в рассказах и фильмах. Я уже десять лет не держал в руках ни револьвера, ни наручников.

– Я так и думал, – спокойно сказал доктор. – Я знал, что вы забудете их взять. – С ловкостью фокусника он извлек из карманов оба упомянутых им предмета и, сияя, поднял их вверх. Он направил револьвер на Рэмпола и воскликнул: – Бах!

– Осторожно! – крикнул старший инспектор, схватив его за руку. – Будьте осторожны с этим!

– Не беспокойтесь. Это муляж, и даже человек из Скотленд-Ярда не смог бы пораниться им. Видите, это просто крашеная жесть. Наручники тоже ненастоящие, но оба предмета выглядят реалистично. Я приобрел их в одном из магазинчиков на Глассхаус-стрит, где продаются всякие штуковины для фокусов. Вот еще несколько вещиц. Я не удержался и купил их. Там есть мышь на колесиках, которая бегает по столу, если нажать на нее… – он пошарил в карманах, – но сейчас это нам не нужно. А вот и то, что я искал.

С явной гордостью на красном лице он достал огромный, внушительного вида золотой значок и прицепил его на лацкан.

– Для человека, которого мы собираемся допрашивать, – заметил он, – мы должны выглядеть как настоящее сборище детективов. То, что никто из нас не похож на шефа Департамента уголовного розыска, не имеет никакого значения. Но для мистера Маркса мы должны выглядеть именно так, иначе мы ничего от него не добьемся. Наручники будут лежать передо мной, а вы, Хэдли, будете многозначительно постукивать пальцами по револьверу. Мой юный друг запишет его показания… выключите, пожалуйста, верхнее освещение, – добавил он, обращаясь к Рэмполу. – Яркий свет должен бить ему прямо в лицо, а мы сами будем в тени. Пожалуй, я не буду снимать шляпу. Теперь мы достаточно похожи на классических персонажей, чтобы нас можно было сфотографировать.

Рэмпол посмотрел на них, когда шел выключать свет. Все это слегка напоминало фотографию на одном из пляжных курортов, когда отдыхающие просовывают голову в изображение картонного дирижабля и выглядят очень глупо. Доктор Фелл сурово откинулся на спинку кресла, а Хэдли со странным выражением лица смотрел на жестяной револьвер, держа палец на спусковом крючке. Затем в вестибюле раздались шаги. Доктор Фелл сказал: «Тсс!» – и Рэмпол поспешно погасил свет.

Через мгновение Далри увидел эту картину и резко отскочил.

– Приведите обвиняемого! – сказал доктор Фелл голосом, смахивающим на голос Призрака отца Гамлета.

– Кого привести? – спросил Далри.

– Введите Маркса и заприте дверь.

– Это невозможно, – сказал Далри через мгновение, осмотревшись вокруг. – Замок сломан.

– Ну что ж, тогда впустите его, – предложил «Призрак» уже более спокойным тоном, – и встаньте напротив.

– Так-так, – сказал Далри.

Он не очень понимал, что происходит, но уловил тональность и строго нахмурился, впуская Маркса.

Вошел тихий, благопристойный человек нервного вида. Ни одной складочки на его аккуратном костюме, ни капли лукавства во взгляде. У него было длинное худое лицо и тонкие черные волосы, разделенные пробором четко посередине на две стороны и зачесанные за крупные уши.

При виде этой картины он неподвижно застыл. Никто не проронил ни слова.

– Вы хотели поговорить со мной, сэр? – вздрогнув, произнес он странным голосом.

– Садитесь, – сказал доктор Фелл.

И снова тишина, пока взгляд Маркса блуждал по комнате. Он осторожно опустился на стул.

– Сержант Рэмпол, – сказал доктор, – запишите показания этого человека… Ваше имя?

– Теофилус Маркс, сэр.

Рэмпол поставил два крестика и закорючку.

– Род занятий?

– Я работаю у сэра Уильяма Биттона, с Беркли-сквер, сэр. Надеюсь, сэр, – сказал Маркс, сглотнув, – что это не связано с тем ужасным делом, сэр, о мистере Филипе.

– Ваша последняя должность?

– Пятнадцать лет, сэр, я имел честь служить лорду Сандивалю, – с готовностью ответил Маркс.

– Ага! – хмыкнул доктор, закрыв один глаз. Так мог бы выглядеть Призрак отца Гамлета, если бы застал сыночка за игрой в карты, когда тот должен был заниматься делом. – А почему вы покинули это последнее место? Вас уволили?

– Нет, сэр! По причине смерти его светлости, сэр.

– Мм… Убийство, я полагаю? – спросил «Призрак».

– Боже правый, нет, сэр! – Маркс заметно упал духом.

«Призрак» перешел в наступление:

– Послушайте, Маркс, не стану скрывать, что вы оказались в сложном положении. У вас ведь хорошая должность, не так ли?

– Да, сэр. И я уверен, что сэр Уильям даст мне высший…

– Он не станет, Маркс, если узнает то, что известно нам. Вы же не хотите лишиться своей должности, да еще и попасть в тюрьму? – пробормотал доктор Фелл, поднимая наручники.

Маркс отодвинулся назад, на лбу выступила испарина.

– Маркс, – сказал «Призрак», – отдайте мне свою шляпу!

Когда камердинер протянул ему цилиндр, они увидели в свете лампы большие золотые буквы «БИТТОН» на внутренней стороне белой подкладки.

– Ага! – сказал «Призрак». – Крадете шляпы сэра Уильяма, да?

– Нет, сэр! – воскликнул Маркс. – Сэр Уильям дал мне эту шляпу. У меня такой же размер, как и у него. А подарил он мне ее потому, что недавно купил две новые, и если вы только позволите мне доказать это, сэр!

– Я дам вам шанс, – зловеще произнес «Призрак». Он протянул руку через стол. В ней было что-то круглое, плоское и черное; раздался щелчок, и оно в одно мгновение превратилось в складной цилиндр. – Наденьте эту шляпу, Маркс!

К этому моменту Рэмпол был настолько обескуражен происходящим, что уже ожидал увидеть, как доктор Фелл достанет из шляпы кролика. Маркс уставился на него.

– Это шляпа сэра Уильяма! – рыкнул «Призрак». – Наденьте ее. Если она вам подойдет, я поверю вашим словам. – Он стал размахивать шляпой перед Марксом. Камердинер был вынужден надеть ее. Она была ему велика;

шляпа выглядела не такой огромной, как на мертвом Дрисколле, но все же слишком большой. «Призрак», встав из-за стола, прошипел: – О-хо-хо!

Он начал рассеянно шарить по карманам; «Призрак» был разгорячен и использовал для убедительности жестов все, что попадалось под руку. Доктор Фелл поднял руку и потряс ею в воздухе.

– Признавайтесь, Маркс! – прогремел он. – Несчастный, ваша вина настигла вас!

Он ударил рукой по столу. К удивлению Маркса и досаде самого доктора Фелла, в этой накаленной атмосфере у него из руки выскочила большая резиновая мышь с белыми усиками и медленно двинулась по столу в сторону Хэдли. Доктор Фелл поспешно схватил ее и положил в карман.

– Хм… – заметил «Призрак». Затем он сделал паузу и добавил нечто такое, что действительно заставило Хэдли подняться со стула. – Маркс, – сказал доктор Фелл, – вы украли рукопись сэра Уильяма.

На мгновение показалось, что его собеседник теряет сознание.

– Я клянусь, что не знал! Я не знал и боялся сказать, когда он мне это объяснил!

– Я скажу вам, что вы сделали, Маркс, – произнес доктор Фелл, позабыв Призрака и угрожая уже собственным голосом. – Сэр Уильям рассказал мне все. Вы хороший камердинер, Маркс, но одно из самых глупых творений Господних. В субботу сэр Уильям купил две новые шляпы. Один из цилиндров, которые он примерил в магазине, был ему велик. Но по ошибке ему все-таки прислали эту большую шляпу вместе с фетровой, которая оказалась ему впору. Ха! Вы же видели. У вас с ним один и тот же размер. Но сэр Уильям собирался в тот вечер в театр. Вы знаете, какой у него характер. Если бы он надел шляпу, которая сползла бы ему на нос, он дал бы взбучку первому, кто попался бы ему под руку…

Разумеется, вы хотели это исправить, не так ли, Маркс? Но времени на то, чтобы купить другую, уже не было: это был вечер субботы. Поэтому вы поступили самым естественным образом. Прибегли к быстрому способу, которым люди пользуются с тех пор, как изобрели шляпы. Вы аккуратно набили шляпу изнутри бумагой, которая попалась вам под руку.

Хэдли бросил оловянный револьвер на стол.

– Боже правый, – сказал он, – неужели вы всерьез хотите сказать, что Маркс подправил размер этой шляпы при помощи рукописи сэра Уильяма?

– Сэр Уильям, – дружелюбно сказал доктор, – сам дал нам две подсказки, которые оказались абсолютно ясными. Он сказал, что рукопись состояла из тонких листов бумаги, сложенных несколько раз вдоль, довольно длинных. Попробуйте-ка сложить таким образом любой лист, и у вас получатся длинные, узкие, компактные полоски, прекрасно подходящие для набивки подкладки шляпы. А помните, что он еще сказал? Что рукопись была завернута в папиросную бумагу. И все это вместе как нельзя лучше подходило для целей Маркса.

– Но Биттон сказал, что она была в ящике.

– Сомневаюсь, – сказал доктор Фелл. – Это так, Маркс?

Маркс провел платком по влажному лбу.

– Н-нет, сэр, – пробормотал он. – Она лежала на столе. Я… я не думал, что это что-то важное. Это была папиросная бумага с каким-то хрустящим материалом внутри, который используют для упаковки предметов в картонные коробки.

– А потом, – сказал доктор Фелл, – на следующий день вы узнали, что натворили. Вы узнали, что она стоит тысячи фунтов. И вы побоялись рассказать о своем поступке сэру Уильяму, потому что к этому времени шляпа уже была украдена. – Он повернулся к Хэдли. – Судя по тому, как сэр Уильям описывал поведение Маркса во время допроса, который он ему учинил, я решил, что дело обстоит именно так. Сэр Уильям сделал бесценное предположение, которое, по его мнению, было иронией. Он сказал: «Вы думаете, я ношу ценные рукописи в своей шляпе?» Но именно так оно и было.

– И именно поэтому, – сказал Хэдли странным голосом, – шляпа сэра Уильяма пришлась ему впору. Вы это имели в виду в вашей подсказке?

– Именно это я и имел в виду, говоря, что мы должны устранить из этого дела всякую чепуху, прежде чем сможем узреть правду. Один незначительный случай привел к целой серии ужасных событий. Я поставил все на карту, полагая, что дело обстояло именно так. Теперь я знаю всю правду… Но вы сами понимаете, почему я не мог допустить, чтобы сэр Уильям присутствовал при допросе Маркса.

Камердинер снял цилиндр и держал его в руках так, словно это была бомба. Его лицо было безучастным и беспомощным.

– Хорошо, – сказал он нормальным, человеческим, почти спокойным тоном. – Хорошо, джентльмены. Я в ваших руках. А это означает, что и моя работа тоже. Что вы собираетесь со мной делать?

– Что? – сказал доктор Фелл. – Ох! Нет, Маркс. Вам ничего не угрожает. Теперь снова идите в машину и сидите там, пока вас не позовут. Я не скажу сэру Уильяму.

Тихий человечек вдруг выпалил:

– Ради всего святого! Это всерьез?

– Я говорю серьезно, Маркс.

Наступила пауза. Маркс поднялся и поправил свое безукоризненное пальто.

– Очень хорошо, сэр, – произнес он ровным голосом. – Несомненно, я очень благодарен, сэр.

– Включите верхний свет, – предложил доктор Фелл Рэмполу, – и верните блокнот Хэдли, пока у него не случился апоплексический удар. – Сияя, доктор сел за стол и достал резиновую мышь. Он сдвинул шляпу на затылок и запустил мышь, которая начала бегать кругами по столу. – Она чуть не испортила весь эффект. Я говорю, Хэдли, мне чертовски жаль, что я не догадался купить еще пару накладных усов.

Едва зажегся свет, Хэдли, Рэмпол и крайне взволнованный Далри вцепились в него почти буквально.

– Позвольте мне прояснить ситуацию, – сказал старший инспектор, тяжело дыша. – В субботу вечером Бит-тон вышел из дома с рукописью в шляпе. А этот Безумный Шляпник украл шляпу…

– Ах, вот тут-то все и пошло наперекосяк, – проворчал доктор. – Я снова и снова, со слезами на глазах, убеждал вас, что меньше всего на свете Дрисколл хотел даже прикасаться к любимой рукописи Биттона. И каков же был его ужас, когда он обнаружил, что сделал то, чего совершенно не собирался делать!

Повисло молчание. Доктор Фелл поднял мышь, положил ее и задумчиво посмотрел на своих собеседников.

– Видите ли, это Дрисколл воровал шляпы, – сказал он.

– Минуточку! – запротестовал Рэмпол. – Не так быстро!.. Вы имеете в виду…

– Именно то, что я сказал, – жестко ответил доктор. – В этом с самого начала не было никаких сомнений. Сегодня вечером у меня уже имелись доказательства, но я должен был прийти сюда и найти подтверждение, чтобы вы мне поверили. Только подумайте. Чокнутый молодой парень с чувством юмора и недюжинным умом хочет сделать себе имя в журналистике. Он может написать хорошую, яркую новостную заметку, если располагает фактами; но у него настолько плохое чутье на новости, что один главный редактор даже поклялся, что Дрисколл не заметил бы свадьбу, если бы шел прямо перед церковью, где она проходила.

И это не только очевидно, Хэдли, – это еще один ключ к разгадке его характера. Главной его чертой было богатое воображение, а из таких людей никогда не выходят хорошие репортеры, они выискивают яркие, странные, смешные происшествия и частенько вообще не удосуживаются озаботиться конкретными фактами. Из Дрисколла получился бы отличный колумнист, но как репортер он был просто неудачником. Поэтому-то ему и пришла в голову идея сделать то, что делали многие репортеры до него: создавать новости самому, причем такие, которые были бы ему интересны.

Каждая кража шляп была символичной и забавной, они походили на сценки, разыгранные актером. Дрисколл любил позерство, любил он и символизм. Шлем полицейского висит на фонарном столбе у Скотленд-Ярда. «Полюбуйтесь на всемогущую полицию!» – высокопарно скажет мистер Дрисколл с цинизмом, обычным для молодых людей. Парик судьи оказывается на лошади извозчика – идеальный способ проиллюстрировать мнение мистера Бамбла о том, что закон – это осел.

Доктор Фелл сделал паузу, усаживаясь поудобнее. Хэдли уставился на него, затем старший инспектор кивнул.

– Не будем подробно останавливаться на этом, – продолжил доктор, – но, как вы увидите, это ключ к раскрытию убийства. Он готовился сделать еще один ход, сильный и окончательный, который должен был заставить – как ему казалось – встрепенуться всю Англию. – Доктор порылся в бумагах, которые он взял из портфеля Хэдли. – Вот его записная книжка с заметками, которые так озадачили вас. Прежде чем я прочту их еще раз, позвольте напомнить, что Дрисколл сам себя разоблачил. Вы помните тот вечер с миссис Биттон, когда он был пьян, – об этом нам поведала миссис Ларкин. Тогда Дрисколл предсказал, что должно произойти аж за целую неделю. Он упомянул о том, что вскоре некие события сделают ему имя как журналисту. Художник, удобно устроившись в пивной, может долго разглагольствовать о великой картине, которую собирается написать, не вызывая ни малейшего удивления. Но когда журналист проговаривается, как бы между прочим, о том, какие потрясающие статьи об убийстве, которое будет совершено на следующей неделе, он собирается написать, его провидческие способности очевидно вызовут любопытство.

Но вернемся к тому ходу конем, который планировал Дрисколл, постепенно подбираясь к нему с помощью мелких шляпных краж. Сначала, видите ли, он выкрал арбалетный болт из дома Биттона…

– Что-что он сделал?! – воскликнул старший инспектор.

– О да, я должен рассказать вам об этом, – сказал доктор Фелл, нахмурившись, как будто слегка сердился на самого себя. – Это Дрисколл украл его. – Он пошарил на полу возле своего кресла и достал корзину для инструментов. Порывшись в ней, он извлек то, что ему было нужно. – Кстати, вот напильник, которым он его затачивал. Это довольно старый напильник, так что вы можете видеть косые линии от грязи на покрытии, где он выпиливал зазубрины на головке. А вот более ровные следы на болте, там, где он начал стирать надпись «Сувенир из Каркассона», прежде чем кто-то украл у него болт, чтобы использовать по другому назначению.

Хэдли взял папку и перевернул ее.

– Итак, я спросил вас, почему гравировка не была стерта полностью, если человек, заточивший болт, действительно был убийцей. Предположим, что это был убийца. Он начал стирать ее, но из-за какого сумасбродства бросил это дело? Очевидно, он не хотел, чтобы выяснилось, откуда этот болт. Но остановился после того, как аккуратно стер всего три буквы. Только когда я понял, в чем дело, – а объяснение нашлось благодаря тем маловразумительным записям в блокноте Дрисколла, – до меня дошло, что буквы стер вовсе не убийца. Это было дело рук Дрисколла. Он еще не успел закончить стирать надпись, как появился убийца, которому было все равно, чей этот болт и откуда он взялся. Но на самом-то деле по плану Дрисколла болт был частью его самой дерзкой затеи.

– Но боже правый, что за авантюра? – спросил Хэдли. – Это невозможно никак связать со шляпами.

– О нет, возможно, – сказал доктор Фелл. – Хэдли, кто в глазах общественности считается главным патриотом Англии? Какое имя первым приходит вам на ум? Кто в кругу близких и знакомых, так же как прежде с политической трибуны, по-прежнему произносит речи о могуществе меча, лука, арбалета и пылких сердец древности? Кто постоянно ратует за увеличение вооруженных сил? Кто вечно нападает на премьер-министра как на опасного пацифиста? Кто тот человек, которого Дрисколл мог бы, во всяком случае, представить в этой роли?

– Вы имеете в виду – сэра Уильяма Биттона?..

– Я имею в виду именно его, – кивнул доктор. Усмешка сотрясла его подбородки. – И этот его безумный племянничек разработал план, который отвечал всем желаниям его души, жаждавшей сенсаций. Он собирался украсть шляпу сэра Уильяма Биттона и прибить ее арбалетным болтом к двери дома номер десять на Даунинг-стрит.

Хэдли был не просто шокирован. Он был искренне возмущен. Он смог только что-то прошипеть, а доктор Фелл смотрел на него с добродушной усмешкой.

– Вот, смотрите. – Доктор открыл блокнот Дрисколла. – Видите, как он разрабатывал эту схему? Он еще не до конца все продумал. У него была только идея прикрутить шляпу сэра Уильяма этим воинственным инструментом где-то в общественном месте. Потому-то он и пишет, задавая вопрос сам себе: «Лучшее место? Тауэр? Это, конечно же, не подойдет; слишком просто, а арбалетный болт в Тауэре будет так же заметен, как песчинка в море». Однако сначала ему нужно заполучить нужную ему вещь, и он пишет: «Выследить шляпу», что очевидно. Затем он думает о Трафальгарской площади, что было неизбежно. Однако это невозможно, потому что он точно не сумеет вбить свой болт в памятник Нельсону. Поэтому он пишет: «Трафальгар не подойдет, не смогу закрепить!» Но все оказалось не так уж и плохо, потому что на него снизошло вдохновение – видите восклицательные знаки, говорящие об этом? И наконец он придумал. Он отмечает дом номер десять, где живет премьер-министр. Следующие слова вы можете легко увидеть. Деревянная ли дверь? Если она стальная или вроде того, его план не сработает; он не уверен. Он должен это выяснить. Есть ли там живая изгородь или место, где он сможет спрятаться? Есть ли поблизости охрана, что весьма вероятно? Это ему тоже неизвестно. Это призрачный и рискованный шанс, но он ликует, предвкушая такую возможность, и собирается выяснить все.

Доктор Фелл отложил блокнот.

– Итак, – сказал он, – я излагаю вам то, что я, в духе Дрисколла, намерен символически назвать «делом резиновой мышки». Посмотрим, что из этого выйдет. Вы ведь улавливаете, Хэдли?

Старший инспектор снова зашагал по комнате.

– Полагаю, что да, – огрызнулся он. – Дрисколл поджидал машину сэра Уильяма на Беркли-стрит; это же было в субботу вечером?

– В субботу вечером, – подтвердил доктор. – Он был молод, полон надежд и прочее. И кстати, вот еще одна гениальная особенность этой схемы. В большинстве случаев риск был невелик. Он крал шляпы у достопочтенных людей, которые не стали бы поднимать шум. Они, конечно, сочли бы ниже своего достоинства заявлять о краже в полицию. И даже если его заметили бы, вряд ли жертва стала бы устраивать серьезную погоню. В этом и заключается все его коварство. Такой человек, как сэр Уильям, пробежал бы половину Лондона в погоне за карманником, который стащил у него полкроны, во имя оскорбленного правосудия. Но, опасаясь прослыть дураком, он и шагу не ступил бы за воришкой, укравшим его шляпу стоимостью две гинеи… Давайте восстановите-ка всю картину, Хэдли.

– Гм… Ну, он ждал машину сэра Уильяма на Беркли-стрит. Позвонив в дом Биттонов по любому поводу, он смог бы выяснить, где сэр Уильям будет тем вечером и все остальное. Давайте посмотрим. Биттон сказал, кажется, что шофер притормозил, чтобы пропустить слепого торговца карандашами через дорогу.

– Любой лоточник, – согласился доктор, – перешел бы улицу за шиллинг. А Дрисколл получил шляпу. Он делал ставку на то, что Биттон не станет устраивать погоню. И оказался прав. Все шло хорошо – так, как надо, до тех пор, пока… – Он пытливо посмотрел на Хэдли.

– До вечера воскресенья, – медленно произнес Хэдли. – Потом на него свалилось все сразу, когда он пришел к Биттонам.

– Вот тут спорный момент. Но это не самое важное. Хм… Вряд ли он обнаружил, что невольно стащил рукопись до вечера воскресенья, – сказал доктор Фелл. – На бумагу в шляпе не обращают особенного внимания. Но дело вот в чем. В воскресенье вечером ему рассказали о краже рукописи. Подозревал ли он что-то тогда, я не знаю. Несомненно, он все знал о рукописи, судя по намекам Биттона. Но тут закрутилась еще одна интрига. Вернулись Лора Биттон и ее муж, и Лора, должно быть, намекнула на положение дел; они шепотом выяснили отношения; Дрисколл опрометью выбежал из дома, прежде чем Лора успела договориться с ним о встрече. Иначе она сразу назначила бы свидание и не стала бы ему писать.

– И одно и другое, – пробормотал Хэдли. – Он боялся скандала, боялся, что дядя перекроет ему золотой краник…

Доктор Фелл мрачно кивнул:

– И еще куча всякой чуши, которая могла прийти в голову такому человеку, как он. Мистер Далри говорил, что везде в этой квартире ощущается его присутствие, – внезапно сказал доктор, повышая голос. – Каково же ему было, когда он вернулся домой и с ужасом обнаружил, что, сам того не желая, украл самую ценную вещь своего дяди? Как он мог это объяснить? Дядюшка в бешенстве, рукопись оказалась у него, и каким образом она вообще попала в эту шляпу? Он и вообразить не мог, что дядя по собственной воле положил в шляпу вещь, требующую очень бережного отношения, и носил ее по улицам. И что хуже всего, Дрисколл вообще не должен был знать о рукописи!

Представьте себе этого сумасбродного рыжего мальчишку, который бегает, словно мышь в мышеловке, пытаясь выбраться наружу! Еще мгновение назад он был лихим искателем приключений. Но теперь ему грозил кошмарный скандал, расплата за его бахвальство и – что хуже всего – гнев его несносного дядюшки.

– Если бы он был благоразумен, – проворчал старший инспектор, – он бы отправился к своему дяде и…

– Неужели? – Доктор Фелл нахмурился. – Интересно, поступил бы так хоть один здравомыслящий человек – по крайней мере, с сэром Уильямом Биттоном? Что мог сказать ему Дрисколл? «Простите, дядюшка, вот ваша рукопись По. Я по ошибке утащил ее вместе со шляпой»? Вы можете себе представить, что бы из этого вышло? Дрисколл не должен был знать о рукописи, и никто не должен был знать. Биттон воображал, что поступает очень хитроумно, постоянно рассказывая о том, что она у него есть. Начнем с того, что он не поверил бы Дрисколлу. Что бы вы подумали о человеке, который пришел к вам и сказал: «Кстати, Хэдли, помните ту тысячефунтовую банкноту, которую вы прятали от всех в своем ящике наверху? Так вот, когда я вчера вечером решил украсть ваш зонтик, я случайно обнаружил, что банкнота висит на ручке зонтика на веревочке». Странно? Нет, мой друг. Вряд ли вы восприняли бы все это правильно. А если бы в довершение всего потом явился ваш брат и сказал: «Хэдли, самое любопытное, что я обнаружил в квартире этого парня не только твой зонтик и банкноту в тысячу фунтов, но и мою жену», смею предположить, старина, что вы сочли бы поведение вашего друга по меньшей мере эксцентричным. – Доктор Фелл фыркнул: – Возможно, разумный человек так бы и поступил. Но Дрисколл не обладал благоразумием. Называйте его как угодно, но только не здравомыслящим человеком.

Доктор Фелл наклонился вперед и ткнул указательным пальцем в резиновую мышь. Она пробежала круг на столе и отскочила.

– Ради всего святого, – с досадой воскликнул старший инспектор, – оставьте уже эту мышь в покое и займитесь делом! Итак, он промучился в раздумьях всю ночь, а утром позвонил мистеру Далри и решил все ему рассказать.

– Именно так.

Далри, который все это время сидел молча, повернул к нему озадаченное лицо.

– Да, но есть еще один момент, – заметил он. – Доктор, почему он не пришел ко мне сразу? Если он был настолько расстроен, он бы немедленно отправился в Тауэр, разве нет?

– Нет, – сказал доктор. – И сейчас я объясню вам, друзья мои, почему. Именно этот момент подтвердил мои подозрения относительно всего дела. Я имею в виду второе нападение на сэра Уильяма Биттона.

– О боже правый, да!.. – Хэдли остановился. – Если все это дело рук Дрисколла, зачем он украл у Биттона вторую шляпу? Это ведь не помогло бы ему выпутаться из затруднительного положения, не так ли?

– Нет. Но это пример того, как быстро работает мозг в экстремальной ситуации.

– Возможно, так оно и есть, – мрачно признал старший инспектор. – Но мне кажется, это только усложняет дело. Ему пришлось бы объяснять еще и эту свою проделку вдобавок ко всем тем, которые вы перечислили минуту назад.

– Помолчите и дайте мне договорить. Он собирался обратиться за помощью к мистеру Далри, но перед этим предпринял последнюю попытку выпутаться самостоятельно. Видите ли, меня удивило, почему он назначил встречу в Тауэре именно на час дня, хотя вполне мог бы отправиться туда утром. И, назначив ее, он не появлялся там почти до двадцати минут второго! Так что же его задержало? Если уж на то пошло, вы должны были ожидать его раньше времени… Он хотел попытаться незаметно вернуть рукопись.

Это было гораздо сложнее, чем кажется. Из услышанного в их доме он сделал вывод, что дядя не связывает кражу рукописи с кражей шляпы. А если бы Дрисколл просто положил ее в конверт и отправил дяде по почте? Слишком опасно! Дрисколл знал, что у них в доме Арбор, и слышал пространные рассуждения Арбора за обедом. Он знал, что дядя ни за что не поверит, что Арбор сначала украл рукопись, а потом отправил ее обратно. А если бы Арбор исчез… Понимаете?

– Да. За исключением Арбора, украсть ее мог только член его собственной семьи.

– Так что из этого следует? Сэр Уильям знал, что это не слуги; он смеялся над этой идеей, когда разговаривал с нами. Остаются Лестер Биттон, Лора Биттон, Шейла и Дрисколл. Лестер и Лора Биттон находились за несколько сотен миль от дома, когда рукопись пропала. О ней могли знать только четыре человека, и двое из них были в Корнуолле; а из двоих оставшихся Шейла исключается. И подозрение неизбежно падает на Дрисколла: все выглядит так, что он отослал обратно рукопись в порыве раскаяния – что, впрочем, было бы как раз для него характерно. Дрисколл, будьте уверены, все это понимал, как и то, что дядя заподозрит его, если он отправит рукопись обратно. И что ему оставалось делать? По этой же причине он не мог пробраться в дом и подбросить рукопись так, чтобы ее нашли. Сэр Уильям прекрасно знал, что она не просто потерялась.

– Не имею ни малейшего представления, что он мог бы тут предпринять, – признался старший инспектор. – Если только не затаиться, так чтобы его дядя начал подозревать Арбора. Но такой нервный тип, как Дрисколл, страшно боялся бы, что дядя каким-то образом узнает правду. Больше всего ему хотелось поскорее избавиться от этой рукописи.

– Именно! И вот тут, – сказал доктор Фелл, стукнув палкой по полу, – он на мгновение потерял голову. Он мечтал избавиться от рукописи. Она, можно сказать, жгла ему руки. В тот туманный день он вышел из дома и начал бродить по улицам. И с каждым шагом его буквально тянуло к дому дяди, в его воспаленном мозгу всплывали разные мысли, пока он совсем не потерял рассудок. Хэдли, вы помните, во сколько сэр Уильям пришел сегодня днем в бар, где мы с ним встретились? Это было ближе к двум часам. И когда он рассказывал нам о краже своей второй шляпы, он произнес: «Это случилось полтора часа назад, а я все еще не могу прийти в себя». Значит, это произошло примерно в двадцать минут первого. Сэр Уильям собирался нанести все необходимые визиты, которые он делал каждый месяц, и это, как он нам сказал, редко менялось. Между прочим, это был как раз тот день, когда он наносил свой ежемесячный визит Дрисколлу. По-моему, он сам об этом говорил… Его машина стояла в тумане у бордюра. Шофер отправился купить сигарет, сэр Уильям еще не вышел из дома. А Дрисколл был там, на углу, и наблюдал за ним.

– Я начинаю вспоминать многое из того, что говорил Биттон, – мрачно ответил старший инспектор. – Он сказал, что видел чью-то руку в окне машины, которая шарила в боковом кармане. Вы имеете в виду, Дрисколл просто не мог больше терпеть и хотел запихать рукопись в карман дверцы?

– Да. И ему помешало внезапное появление сэра Уильяма. Он решил, что это подлый вор. А он терпеть не мог гоняться за воришками. Он крикнул: «Эй!» – и бросился на него – и Дрисколл (вероятно, инстинктивно) быстро сделал единственное, что мог. Он схватил шляпу сэра Уильяма и скрылся в тумане.

– Вы имеете в виду…

– Интуицию, мой друг. Он знал, что старик не станет его преследовать.

– Хорошо, – тихо сказал Хэдли, помолчав. – Чертовски хорошо. Но вы кое-что упустили; что, если он действительно положил эту рукопись в карман машины и она лежит там до сих пор?

Доктор Фелл с грустью посмотрел на мышь, которую снова «оживил», подняв с пола.

– Простите, боюсь, вы опоздали на одиннадцать часов. Видите ли, даже в спешке, отправляясь сегодня в Тауэр в машине Биттона, я не забыл осмотреть ее днем. Рукописи там не было. Дрисколл так и не положил ее туда.

На лице Хэдли мелькнула улыбка.

– Позвольте мне восстановить факты, – предложил он. – Вы говорите, что Дрисколл вышел сравнительно рано утром и не возвращался?

– Да.

– Он забрал рукопись. Но украденная шляпа осталась здесь?

– Возможно.

– И еще. Арбалетный болт тоже находился здесь?

– Да.

– Тогда, – сказал Хэдли, внезапно помрачнев, – наше дело завершено. Лестер Биттон приходил сюда к Дрисколлу сегодня утром, когда его не было дома. Он вошел в квартиру, открыв ее ключом, который взял у брата, и вернулся обратно домой в полдень, когда мисс Биттон видела, как он входил. Что она сказала? Что его била дрожь и он смеялся. Кто угодно мог взять этот арбалетный болт из дома Биттонов. Но только Лестер Биттон мог украсть его из этой квартиры. Кто угодно мог стащить шляпу сэра Уильяма. Но только Лестер Биттон мог взять шляпу из этой квартиры, чтобы надеть ее на голову своей жертвы, заколотой в лондонском Тауэре, чтобы исполнить желание Дрисколла. И Дрисколл действительно умер в шляпе, и по крайней мере одна женщина его оплакивала.

Доктор Фелл снял пенсне, которое повисло на черной ленте, и крепко потер глаза.

– Да, – сказал он приглушенным голосом. – Я тоже об этом подумал. Боюсь, что это свидетельствует против него. Вот почему я спросил мисс Биттон, не было ли у него с собой чего-нибудь, когда он вернулся.

Время тянулось медленно, а они даже не заметили, что постепенно стихли звуки ночного Лондона. Умолк даже приглушенный рев машин, и теперь их голоса звучали неестественно громко. Они не обращали внимания на скрип досок и шуршание шин, когда с площади раздавался гудок запоздавшего автомобиля. Но даже через закрытую дверь услышали телефонный звонок.

Раздался голос Шейлы Биттон, отвечавшей по телефону. Через мгновение она показалась в дверях.

– Это вас, мистер Хэдли, – сказала она. – Что-то по поводу мистера Арбора. Это наш мистер Арбор?

И Хэдли чуть ли не бегом ринулся к телефону.

Шейла Биттон вздрогнула, увидев напряженные лица мужчин, протиснувшихся мимо нее. Ее лицо выражало недовольство. Она сняла пальто и шляпу, ее пушистые светлые волосы растрепались, рукава платья были закатаны.

Хэдли подошел к телефону, а доктор Фелл склонился над ним в маленьком кабинете. На лице доктора было выражение, которого Рэмпол никогда раньше не видел, и теперь он не мог понять, что это – замешательство, страх или надежда. Но доктор Фелл явно нервничал. Рэмполу никогда не забыть странную картину, которую они представляли в тот момент… Хэдли напряженно вслушивался в бормотание в трубке, слова были еле различимы в тишине комнаты; доктор Фелл наклонился вперед к книжным полкам; пенсне болталось на черной ленте, шляпа съехала на затылок.

Тишина… и только едва слышный, быстрый голос в телефоне. Хэдли произнес всего два коротких слова. Затем, все еще держа трубку в руке, обернулся.

– Что? – спросил доктор Фелл.

– Все получилось. Арбор покинул своих друзей, Шпенглеров, рано вечером, и Шпенглер пошел с ним в его коттедж. Наш человек в штатском наблюдал за ним из сада; он уже получил инструкции и, похоже, действовал в соответствии с ними. Сперва Арбор обошел коттедж, включил весь свет и тут же закрыл ставни. Однако в нижней части ставней есть ромбовидные отверстия, и констеблю удалось подойти достаточно близко и заглянуть в них.

Арбор и его друг находились в гостиной, где с мебели даже не были сняты чехлы. Они сидели у камина, играли в шахматы, перед ними стояла бутылка виски, и Арбор, похоже, нервничал. Судя по всему, это было около двух часов назад. Затем констебль занялся своим делом – стал с шумом ходить по гравию, а потом скрылся за домом. Через мгновение друг Арбора, Шпенглер, открыл ставни и выглянул наружу, а затем снова закрыл их. Эта игра продолжалась некоторое время. Они вызвали полицейского, и тот обшарил весь сад, но, конечно, не нашел нашего человека. Когда все стихло, констебль снова подошел к окну и решил ускорить события. Арбор, похоже, пытался убедить Шпенглера в чем-то, но Шпенглер его не слушал. Тогда наш человек вернулся и стал греметь ручкой двери кладовой. В следующую минуту он был уже у бетонного гаража, и хорошо, что он там оказался. Кто-то открыл дверь, выхватил револьвер и начал стрелять наугад по всему саду, и туда сбежались все полицейские, которые находились в радиусе полумили; начался настоящий балаган, и Шпенглеру пришлось предъявить разрешение на ношение пистолета. Когда шумиха утихла, Арбор настоял на том, чтобы поехать с ними в участок и связаться со мной. И он хочет поговорить со мной лично.

Несмотря на благоприятную ситуацию, доктор Фелл казался не слишком довольным.

– Что вы собираетесь делать?

Хэдли взглянул на часы и нахмурился:

– Уже почти десять минут двенадцатого… Хм… Однако я опасаюсь откладывать это до утра. При свете дня он осмелеет и может передумать говорить. Мы должны поймать его, пока он напуган. Почему бы не привезти его сюда? Полагаю, возражений не будет?.. – Хэдли посмотрел на Шейлу Биттон. – Так-то лучше. Далри может отвезти мисс Биттон домой. Да, вот так. Я распоряжусь, чтобы его доставили на полицейской машине.

– Разве он не может говорить по телефону?

– Нет. По какой-то причине этот человек, кажется, испытывает настоящий ужас перед телефонами. Ладно. – Хэдли дал краткие инструкции и повесил трубку. – Фелл, как вы думаете, что ему известно?

– Я боюсь сказать вам, что я думаю. В буквальном смысле слова, боюсь. Помните, я задал вам тот же вопрос, когда мы решили, что Дрисколл был зарезан в проходе Кровавой башни и что миссис Биттон находилась на одном конце прохода, а Арбор на другом? – Он внезапно умолк, вспомнив о присутствии Шейлы. Девушка стояла за спиной Далри в дверном проеме и, видимо, не услышала слов, которые могли бы вызвать ненужные вопросы. Доктор посмотрел в ее сторону и пожевал кончик уса. – Не важно. Скоро мы все узнаем.

Хэдли оглядывал кабинет. Шейла Биттон добавила здесь еще больше беспорядка. На полу посередине появилось нагромождение всевозможных сувениров: пара серебряных кубков, фотографии спортивных команд в рамке, бита для крикета, майка для бега, фарфоровая кружка.

– Как бы мне хотелось, чтобы все наконец ушли! – жалобно произнесла девушка. Она протиснулась мимо Далри с видом негодующей куклы. – Везде такой беспорядок! Фил никогда не убирался. И ума не приложу, что делать с его одеждой. Я знаю, что одна новая красивая серая шляпа принадлежит папе, потому что на внутренней стороне есть золотая надпись, как он всегда делает, но как она здесь оказалась, ума не приложу.

– Что? – спросил Хэдли. Он прищурился и посмотрел на доктора. – Как вы думаете, он вернулся сюда после того, как… Я имею в виду, прямо перед тем, как отправился в Тауэр?

– Я почти уверен, что так и было, – ответил доктор Фелл. – После того как он сделал то, о чем вы подумали, у него оставалось еще двадцать минут, чтобы успеть на встречу в Тауэре, вы же помните. Но он опоздал на двадцать минут… Все в порядке, мисс Биттон. Просто положите шляпу к остальным вещам.

– В любом случае я надеюсь, что вы уйдете отсюда, – сказала она. – Боб, ты бы позвал Маркса и попросил его отнести все эти вещи в машину. Я вся перепачкалась, с ног до головы. А у него на столе, где стоит пишущая машинка, разлито масло и валяется кусочек острого камешка, о который я чуть не порезала палец.

Хэдли медленно повернулся, чтобы осмотреть стол. Рэмпол представил себе Дрисколла, сидящего перед зеленой лампой в этой захламленной комнате и терпеливо затачивающего арбалетный болт, который должен был вонзиться в его собственное сердце.

– Точильный брусок, – пробормотал старший инспектор. – И пишущая машинка. Кстати, доктор, вы, конечно, нашли нужный инструмент; но помнится, вы сказали, что искали что-то в его пишущей машинке. И что же это было?

– Я искал начало одной новостной заметки, где рассказывается о происшествии еще до того, как оно приключилось: я имею в виду то небольшое дельце у дома номер десять. Я не был уверен, что он начал ее писать, но подумал, что лучше посмотреть, если вы мне не поверите. В машинке ее не оказалось, но она лежала на столе, а теперь у меня в кармане. Если он намеревался поразить Флит-стрит, то ему, видите ли, нужно было время, чтобы подготовить потрясающую историю еще до того, как о ней узнают другие репортеры. Но рукописей было так много, что я чуть не проглядел ее. Он, я вижу, баловался прозой.

Шейла Биттон топнула ногой:

– О боже правый, уйдете вы наконец? По-моему, это подло с вашей стороны, когда бедный Фил мертв, сидеть вот так в его комнате и болтать. И если вам понадобится что-нибудь из этих записей, или все эти бумаги, или что-нибудь еще, лучше скажите мне, и я просто положу все это в коробку и отнесу домой папе; он захочет сохранить это. Кроме того, кое-что сгорело в камине, и вы не сможете это взять, я заглянула туда, оно написано от руки, это могло быть письмо. – Она сделала паузу и внезапно покраснела. – В любом случае это просто старая история.

– О боже! – воскликнул доктор Фелл. Его огромная фигура пронеслась через всю комнату к маленькому камину с ярко-красными кирпичами вокруг решетки. Он добавил: – Возьмите свой фонарик, Хэдли, – и опустился на колени, отодвигая железную заслонку. На лице старшего инспектора появилось изумленное выражение, когда он доставал фонарик.

Камин был набит обугленной и рваной бумагой. Когда яркий луч заиграл внутри, они увидели края листов тускло-сиреневого оттенка, сгоревших не полностью и почерневших от дыма.

– Письма Мэри, – сказал Хэдли, когда доктор Фелл попытался поднять обрывки. – Все, что от них осталось.

Доктор Фелл хрипло хмыкнул:

– Да. А здесь под ними…

Он попытался осторожно вытащить бумагу, но это была лишь тонкая черная обертка, и она рассыпалась в прах. Осталось лишь несколько обгоревших дюймов от верхней части. Это была очень тонкая пачка запятнанных листков, сложенных втрое по всей длине, а теперь развернутых. Осторожно держа их в своих ладонях, доктор Фелл поднес их к фонарику Хэдли. Различимый заголовок пожелтел от дыма и стерся; исчезли и все буквы в углу, кроме затейливой буквы «Е», однако можно было разглядеть несколько строк, написанных витиеватым почерком, которые не уничтожил огонь: «Возможно, я когда-нибудь расскажу о необычных дарованиях моего друга шевалье Огюста Дюпена. Он наложил на мои уста печать молчания, которую я, учитывая некоторую эксцентричность его причудливой натуры, не смею сейчас нарушить. Поэтому я могу лишь засвидетельствовать, что одним ветреным вечером 18-го года, когда уже опустилась темнота, в дверь моих покоев в тусклой, ветшающей громаде дома на Фобур-Сен-Жермен постучали и…»

– Вот она! – прогрохотал после паузы доктор своим низким голосом. – В этом он весь, в начале единственного абзаца. Печать молчания, учтивость, намек на зловещую тайну. Темнота, ночной ветер, далекий город, загадочная, точно не указанная дата, многоточие, старый и разваливающийся дом в отдаленном квартале. Хм… Господа, перед вами все, что осталось от первой детективной истории, написанной Эдгаром Алланом По.

Хэдли встал и выключил свет.

– Ну что ж, – мрачно сказал он, – вот вам и десять тысяч фунтов. Хорошо, что Арбору не нужно будет выплачивать остаток по договору тому парню в Филадельфии.

– Как ужасно, что придется сказать об этом сэру Уильяму, – пробормотал Далри. – Боже правый, да он выйдет из себя. Жаль, что Фил не смог сохранить хотя бы это…

– Нет! – яростно запротестовал доктор Фелл. – Вы не понимаете. Вы вообще ничего не понимаете, и мне стыдно за вас. Так что же произошло?

– Он ее сжег, – ответил Хэдли. – Он был так напуган тем, что его чуть не поймали, когда он пытался ее вернуть, что пришел домой и бросил ее в огонь.

Доктор Фелл поднялся на ноги, опираясь на трость. Он говорил пылко и искренне:

– Вы все еще не понимаете, что произошло? Кто постучался в дверь дома этого человека на Фобур-Сен-Жермен? Какое ужасное приключение ждало его? Вот о чем вы должны подумать, Хэдли. Говорю вам: какая, к черту, разница, сохранилась или нет эта рукопись для услады какого-нибудь самодовольного коллекционера, который с ученым видом разглагольствовал бы о ней и щеголял бы ею перед друзьями, словно своим новым золотым зубом. Какая, к черту, разница, стоит она десять тысяч фунтов или полпенни. Лично меня интересует, что за кровавое, исполненное насилия наваждение началось, когда раздался стук в ту дверь.

– Ладно, черт с ним, – мягко согласился старший инспектор. – Если вам действительно так любопытно, можете спросить Биттона, каково продолжение истории. Он ее читал.

Доктор Фелл покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Нет, я никогда этого не спрошу. Эта последняя строчка будет символизировать для меня бессмертное «продолжение следует», и я буду искать ответы на свои вопросы всю оставшуюся жизнь!

– Что ж, давайте выйдем, – предложил старший инспектор. – О чем бы вы ни мечтали, этому камину есть что нам рассказать. Рукопись лежала под обгоревшими письмами Мэри. Дрисколл сжег рукопись перед тем, как отправиться в Тауэр. Миссис Биттон ворвалась в дом в пять часов и уничтожила улики, которые ее изобличали.

– Да, я знаю, – устало сказал доктор. – Послушайте. За эти несколько часов у меня во рту пересохло. Если бы здесь что-нибудь нашлось…

– Разумное предложение, – сказал старший инспектор. – А затем я изложу вам свое дело.

Он вышел из маленькой комнаты и направился в опустевшую столовую, где зажег пестрый абажур над столом. Рэмпол подумал, что, несомненно, этот абажур достался Дрисколлу вместе с квартирой; он был вычурно-уродливый, красно-сине-золотой, и отбрасывал на их лица резкий, странный свет. Любопытно, что незримое присутствие мертвеца чувствовалось здесь сильнее, чем где-либо еще. И Рэм-пола охватило ощущение призрачной и ужасной реальности. Мраморные с позолотой часы на каминной полке в этой пыльной столовой остановились; это произошло уже много дней назад, потому что стеклянный циферблат был покрыт пылью, но стрелки показывали без четверти два. Рэмпол отметил это совпадение, живо вспомнив Дрисколла, лежащего с побелевшим лицом и невидящим взглядом на ступенях Ворот предателей. Он посмотрел на апельсиновые корки на покрытой пятнами скатерти и вздрогнул.

– Извините, – произнес он отрывисто и словно против воли. – Я не могу пить его виски. Это как-то неправильно!

– Я тоже не могу, – тихо отозвался Далри.

Он сел за стол и прикрыл глаза рукой.

Доктор Фелл порылся в глубинах буфета и извлек оттуда несколько чистых стаканов.

– Значит, вы тоже это чувствуете? – поинтересовался он.

– Чувствуете – что? – спросил старший инспектор.

– Вот бутылка, почти полная. Сделайте мне покрепче…

– Чувствуете – что?

– Его присутствие, – сказал доктор Фелл, – присутствие Дрисколла.

Хэдли отставил бутылку.

– Не говорите ерунды, – ответил он с раздражением. – Вы пытаетесь напугать нас? У вас такой вид, словно вы собираетесь рассказать историю о привидениях.

– Послушайте, Хэдли. Никаких историй о привидениях. Я даже не говорю о предчувствиях. Но я говорю о диком предположении, которое возникло у меня вечером, когда мы разговаривали с Лестером Биттоном. В этом было крошечное рациональное зерно, и это испугало меня. Возможно, сейчас оно стало больше, потому что час уже поздний и все мы жутко устали… Господи! Я собираюсь выпить этот бокал и еще несколько, потому что мне это действительно нужно. Советую остальным сделать то же самое.

Рэмполу стало неловко. Ему казалось, что он будет выглядеть глупцом или трусом; из-за напряжения этого дня его мысли немного путались.

– Ну хорошо, – сказал он, – хорошо. Налейте мне побольше. – Он посмотрел на Далри, который устало кивнул.

– Мне кажется, я понимаю, о чем вы говорите, доктор, – сказал Далри тихим голосом. – Я знаю, меня здесь не было, и я не уверен, но мне кажется, что я понимаю, о чем вы говорите.

– Человек, о котором я хочу поговорить, – вмешался Хэдли, – это Лестер Биттон. Вы ведь прекрасно знаете, Фелл, что он убийца, не так ли?

Доктор расставил стаканы. Он взял у Хэдли бутылку, отмахнулся, когда тот предложил ему сполоснуть стаканы, и наполнил их. Он сказал:

– Предположим, у Биттона имеется алиби. Если это не так, у вас есть почти готовое дело для суда присяжных. Вот что меня беспокоит. Скажите мне, мистер Далри, когда вы в последний раз видели сэра Уильяма Биттона?

– Сэр? – Далри поднял голову и озадаченно посмотрел на собеседника. – Сэра Уильяма? – повторил он. – Ну как же, сегодня вечером дома. Генерал Мэйсон предложил мне поехать вместе с мистером Биттоном, когда он возвращался из Тауэра.

– Рассказал ли ему генерал о том, кому на самом деле принадлежит рукопись? Арбору, я имею в виду? И было ли вам известно о рукописи?

– Да, было. Сэр Уильям говорил всем, – мрачно ответил Далри, – что никто не знает о рукописи, а потом начинал делиться со всеми своим секретом. Он говорил вам, что вы первый, кто узнал об этом?

– Да.

– Он сказал генералу и мне то же самое. Мы слышали это уже несколько недель назад.

– Что он сказал, когда Мэйсон сообщил ему, что она принадлежит Арбору?

– Это самое забавное. Ничего особенного. Он просто сказал «понятно» и замолчал. Совершенно ясно, что он подозревал об этом с самого начала. Потом он сказал…

Далри пустым взглядом уставился на дверь. Это было словно предупреждение, которое повторяют снова и снова, пока оно не становится пугающим. Снова звонил телефон.

В этом звонке не было ничего такого, что могло бы вызвать озноб. Но Рэмпол похолодел. И в тишине под настойчивые звонки доктор Фелл сказал:

– Мисс Биттон не стоит брать трубку, Хэдли.

Через мгновение Хэдли вышел в кабинет, и дверь закрылась за ним. Никто не двигался, и все слышали, как Шейла ходила по кухне, расположенной в конце коридора, и, взяв трубку, Хэдли долго ничего не говорил. Вскоре он открыл дверь кабинета, послышался резкий скрип дверных петель. Затем он медленным шагом прошел в столовую и закрыл за собой дверь.

– Все кончено, – сказал он. – Надевайте пальто.

– В чем дело? – спросил доктор.

Старший инспектор прикрыл глаза рукой.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду. Я должен был увидеть, в каком он был состоянии, когда уходил от нас. По крайней мере, меня должно было насторожить то, что говорила мисс Биттон. Он так и сказал, что хочет умереть.

Доктор Фелл медленно опустил руку на стол.

– Он так сказал?

– Да, – ответил Хэдли, кивнув. – Вот и все. Лестер Биттон застрелился.

Пока они ехали в машине Хэдли до Беркли-сквер, звучали лишь вопросы и ответы о том немногом, что сообщил Хэдли о трагедии.

– Это случилось примерно за десять минут до того звонка, – объяснил он. – Звонил дворецкий. Было поздно, хозяева все не ложились, и дворецкому было приказано ждать возвращения Шейлы Биттон. Он был в буфетной, когда услышал выстрел, и тут же бросился наверх. Дверь в комнату Лестера Биттона была открыта; слуга почувствовал запах пороха. Биттон лежал на кровати в своей комнате с пистолетом в руке.

– Что произошло дальше? – спросил доктор Фелл.

– Хоббс… дворецкий… пытался разбудить сэра Уильяма. Но он принял снотворное, а дверь в его комнату была заперта, и Хоббс не смог его разбудить. Тогда он вспомнил, что мисс Биттон говорила с нами, а также где мы находимся, и позвонил, чтобы вызвать меня.

Влажный прохладный ветер дул в открытое ветровое стекло, шины автомобиля пели, а над крышами домов сияли звезды. Хэдли справился с ситуацией без лишнего шума. Шейле Биттон не сказали о смерти дяди. Они оставили ее в квартире Дрисколла, чтобы Далри сообщил ей обо всем, когда они уедут. Далри сказал:

– Лучше ей сейчас не ехать домой, ведь она очень любила дядю. Я знаю ее близкую подругу, которая живет на Парк-лейн, я отвезу Шейлу к ней и попрошу Маргарет приютить ее на ночь. А потом присоединюсь к вам.

Единственное, что удивило Рэмпола, – это настойчивое требование доктора, чтобы Хэдли увиделся с Арбором.

– Или, я тут подумал, – добавил доктор, – лучше мне поговорить с ним. Ведь он все еще считает, что я – старший инспектор Хэдли. И если мы попытаемся объяснить ему все сейчас, когда он и так до смерти напуган, он может заподозрить, что все это было подстроено.

– Мне все равно, кто с ним встретится, лишь бы он заговорил, – раздраженно ответил старший инспектор. – Вы можете остаться и подождать его, если желаете. Но я бы предпочел, чтобы вы отправились со мной. Мы можем оставить здесь мистера Рэмпола до нашего возвращения, пусть займет его беседой.

– Скажите им, чтобы его привезли к Биттонам.

– К Биттонам? Но боже правый! Вы же не хотите…

– Мне бы очень хотелось, – сказал доктор, – посмотреть, как он там себя поведет. Пусть бедняга Маркс остается в квартире и проводит их, когда они приедут сюда.

Так они и поступили. «Даймлер» Хэдли промчался по тихим улицам, и стрелки часов на приборной панели показывали почти час ночи, когда они добрались до Беркли-сквер.

Они поднялись по низким ступеням дома Биттонов, Хэдли остановился и долго держал руку на звонке.

– Я помню наизусть только две цитаты, – тихо сказал он, – и одну из них я сейчас скажу. Знаете ли вы, какую именно?

Доктор Фелл уронил трость на ступеньку с глухим ударом, отозвавшимся эхом.

– «Признание должно быть получено, – повторил он. – Признание будет получено; только самоубийство избавляет от признания, но самоубийство и есть признание»[2].

Хэдли позвонил.

Когда тяжелая дверь открылась, в доме не наблюдалось никаких признаков паники. Все ставни были закрыты, шторы задернуты, но везде горел свет. Полная тишина казалась зловещей. Пожилой мужчина с серьезным лицом провел их в обставленную массивной мебелью синюю прихожую с хрустальной люстрой.

– Старший инспектор Хэдли, сэр? – спросил старик. – Я Хоббс, сэр. Это я звонил вам. Мне проводить вас наверх? – Он замешкался, когда Хэдли кивнул. – В подобных обстоятельствах, сэр, я слышал, принято вызывать врача. Но мистер Биттон был точно мертв, и если вы не хотите…

– Сейчас в этом нет необходимости. Сэр Уильям уже встал?

– Мне не удалось его разбудить, сэр.

– Где миссис Биттон?

– В своей комнате, сэр. Сюда, будьте любезны.

Дворецкий провел их по устланной ковром лестнице с бронзовыми фигурами в нишах и по коридору на втором этаже. Воздух здесь был спертый, и Рэмпол отчетливо ощутил удушливый запах пороха.

Яркий свет пробивался сквозь сумрак верхнего зала. У дверей Хоббс посторонился, пропуская их вперед.

Здесь запах пороха был сильнее, но все оставалось на своих местах. Это была комната с высокими потолками, люстрой и строгой мебелью, расставленной вдоль тусклых светло-коричневых стен.

Лестер Биттон лежал на кровати на боку; от самой двери были видны его ноги. Подойдя ближе, они увидели, что он полностью одет. Пуля прошла через правый висок и вышла примерно в дюйме над левым ухом; проследив за взглядом Хэдли, Рэмпол увидел то место, где она ударилась в потолок. Лицо мертвеца было удивительно спокойным, крови было очень мало. В вытянутой правой руке, подвернутой вниз в запястье, был зажат военный пистолет «уэбли-скотт» стандартного армейского образца сорок пятого калибра.

Хэдли не стал сразу осматривать его. Он тихо сказал Хоббсу:

– Кажется, вы говорили, что были в буфетной и услышали выстрел. Вы сразу же прибежали сюда и нашли его здесь в таком положении. Кто-нибудь еще слышал выстрел?

– Миссис Биттон, сэр. Она вошла через минуту.

– Где находится комната миссис Биттон?

Хоббс указал на дверь рядом с камином:

– Это гардеробная, сэр, которая сообщается с ее комнатой.

– Что сделала миссис Биттон?

– Она долго смотрела на него и предложила разбудить сэра Уильяма. Затем она вернулась в свою комнату.

Хэдли подошел к письменному столу, взглянул на стул рядом с ним и повернулся:

– Мистера Биттона не было дома сегодня вечером. Должно быть, он вернулся сюда около одиннадцати часов. Вы его видели?

– Да, сэр. Он вернулся незадолго до одиннадцати и сразу отправился в библиотеку. Он попросил меня принести ему чашку какао, и когда я принес ее, он сидел перед камином в библиотеке. Когда я проходил мимо двери библиотеки примерно через час, я вошел и спросил, не желает ли он чего-нибудь еще. Он все еще сидел в том же кресле. Когда я заговорил, он ответил: «Нет, больше ничего», а затем встал, прошел мимо меня и поднялся по лестнице… – И Хоббс в первый раз осекся: самообладание этого человека было поразительным. – Это был последний раз, когда я его видел, сэр, до… до этого.

– Через какое время после этого вы услышали выстрел?

– Точно не знаю, сэр. Не более пяти минут, я бы сказал, а возможно, и меньше.

– Его поведение не показалось странным?

Перед тем как Хоббс ответил, возникла небольшая пауза.

– Боюсь, что так, сэр. Мистер Биттон был сам не свой в течение последнего месяца. Но не было ничего… ну, сэр, что могло бы вызвать беспокойство.

Хэдли посмотрел на пол. Ковер был с таким густым и гладким ворсом, что по отпечаткам следов прошедшего по нему можно было увидеть все его перемещения. Они стояли возле двери, и Рэмпол, проследив за взглядом старшего инспектора, с ужасающей отчетливостью представил все, что делал Лестер Биттон. Он был крупным и грузным человеком, и его следы были видны там, где отпечатки ног более легкого человека не были бы заметны. Вначале он подошел к камину, а затем к журнальному столику, стоявшему перед камином; ящик был выдвинут, и было ясно, откуда он взял пистолет. Затем он направился к бюро: сейчас зеркало было наклонено так, чтобы человек высокого роста мог посмотреть на себя. Следы его ног в этом месте были очень отчетливыми, – должно быть, он простоял там некоторое время. Наконец он подошел прямо к кровати, встал к ней спиной, чтобы упасть, и поднял оружие.

– Оружие принадлежит ему? – спросил Хэдли.

– Да, сэр. Он хранил его в том ящике стола.

Хэдли мягко и решительно ударил кулаком по ладони, оглядываясь по сторонам.

– Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне все, что вам известно о том, что мистер Биттон делал сегодня.

Хоббс опустил руки по швам.

– Да, сэр. Я наблюдал за ним, сэр, потому что был немного обеспокоен его состоянием. Он вышел из дома сегодня утром в половине десятого, сэр, и вернулся в полдень. Я полагаю, он был в квартире мистера Филипа.

– Он что-нибудь нес, когда возвращался?

– По-моему, у него в руках был какой-то пакет, завернутый в коричневую бумагу. Он снова вышел из дома во второй половине дня, не очень поздно. Я знаю, что он не обедал, сэр. Я напомнил ему об этом, когда он возвращался домой, а он сказал, что просто хотел бы выпить чашку какао у себя в комнате. Он ушел до того, как произошел тот несчастный случай в машине сэра Уильяма… с вором, сэр.

– Он уехал в Сити?

– Нет, сэр, я полагаю, что нет. Сэр Уильям сам собирался позже отправиться в Сити и предложил подвезти его на машине. Майор Биттон сказал, что не поедет в свою контору. Он… он упомянул, что хочет прогуляться.

– Как он себя вел? Нервничал, был расстроен?

– Ну, сэр, скажем, был чем-то обеспокоен.

– Когда он вернулся?

– Боюсь, не вспомню, сэр. Миссис Биттон пришла и сообщила ужасные новости о мистере Филипе, и… – Хоббс покачал головой. Он кусал губы, стараясь сохранить спокойствие.

– Это все, спасибо. Я думаю, вам нужно еще раз попытаться разбудить сэра Уильяма перед уходом.

Хоббс поклонился и, выходя, закрыл за собой дверь.

– Полагаю, – сказал Хэдли, обращаясь к своим спутникам, – вам обоим лучше спуститься вниз. Я должен произвести осмотр… на всякий случай. И предупреждаю вас, что это не самое приятное занятие. Тут уже ничего не сделаешь. Я хочу, чтобы вы встретили Арбора, когда он прибудет.

Доктор Фелл хмыкнул. Он подошел, нагнулся над телом и, не снимая пенсне, бегло осмотрел его. Затем подал знак Рэмполу и, не говоря ни слова, направился к двери.

Они спустились по лестнице молча. Рэмполу послышался щелчок закрывающегося позади замка. Ему показалось, что где-то в холле наверху мелькнула чья-то фигура, но мысли его были настолько поглощены загадками и убийством, а также таинственной атмосферой старинного дома, что он не обратил на это внимания.

Он последовал за доктором Феллом по коридору на первом этаже, пока они не добрались до библиотеки. Это была комната в белых тонах в задней части здания, с высокими потолками. Три стены, даже вокруг окон, были полностью заняты книгами; выкрашенные белой краской линии полок ярко выделялись на фоне темных старых томов. У четвертой стены, отделанной панелями кремового цвета, над камином из белого мрамора, висел портрет сэра Уильяма Биттона в полный рост в массивной золоченой раме. По сторонам от камина располагались два высоких окна, выходящие в сад.

Доктор Фелл стоял посреди этой мрачной комнаты и с любопытством оглядывался. Угли слабо мерцали в обрамлении меди и чугуна, лампа с розовым абажуром горела на столе в окружении тяжелой мягкой мебели.

– Кое за что, – сказал доктор своим низким голосом, – я должен быть глубоко благодарен. Арбор все еще думает, что я – это Хэдли. Возможно, мне удастся держать его подальше от Хэдли.

– Благодарен? Почему?

– Посмотрите назад, – сказал доктор, кивнув.

Рэмпол обернулся. Он не слышал, как вошла Лора Биттон, – ее шаги приглушил плотный ковер. Он не сразу узнал ее.

Теперь она казалась намного старше и гораздо спокойнее. Это была уже не та энергичная молодая женщина с твердой походкой и невозмутимыми карими глазами, которая так уверенно вошла в Зал стражников днем. Теперь глаза ее припухли, лицо было неподвижным и тусклым.

– Я спустилась вслед за вами, – тихо сказала она. – Я слышала вас в другой комнате. – Ее голос был странным, как будто она до сих пор еще не могла осознать, что ее муж мертв. – Вам все известно, не так ли?

– О чем, миссис Биттон?

– О, не уходите от ответа. О нас с Филом. Я знала, что вы узнаете.

Доктор Фелл склонил голову.

– Вам не следовало вламываться в его квартиру сегодня днем, миссис Биттон. Вас видели.

Она выглядела безучастной.

– Наверное, вы правы. У меня был ключ, но я взломала замок на двери стамеской, которую нашла там, чтобы все выглядело так, будто туда забрался вор; но замок не поддался. Не важно. Я просто хочу сказать вам одну вещь… – Однако продолжить она не смогла. Она перевела взгляд с одного на другого и замолчала.

– Мэм, – сказал доктор, опираясь на трость, – я знаю, что вы хотели сказать. Вы только сейчас поняли, как это прозвучит, если вы это произнесете. Вы собирались объявить, что никогда не любили Дрисколла. Мэм, не слишком ли поздно?

– Вы видели, что у него в руке?

– Да, – ответил доктор, когда она закрыла глаза, – да, мэм, видел.

– Не пистолет! Я имею в виду другую руку. Он достал это из ящика. Это была моя фотография.

Она говорила уверенно, взгляд ее карих глаз был пустым и остекленевшим, подбородок не дрожал.

– Я взглянула на него и вернулась в свою комнату. Я сидела у окна в темноте и смотрела на улицу… Если вы думаете, что я пытаюсь оправдаться, то это глупо. Но с того момента, как я увидела его там, на этой кровати, мне кажется, я видела тысячу, миллион, бог знает сколько образов, и все это – он. Перед моим взглядом прошла вся наша жизнь с ним. Я не могу сейчас плакать. Я плакала сегодня, когда умер Фил, но сейчас не могу. Я знаю, что любила Лестера. Но поскольку наши взгляды так сильно отличались, я причиняла ему боль. Теперь я пойду. И может быть, я смогу поплакать.

Она остановилась в дверном проеме, неуверенно проводя рукой по взъерошенным каштановым волосам.

– И еще кое-что, – сказала она тихим голосом. – Это Лестер убил Фила?

Долгое время доктор оставался неподвижным. Затем он кивнул.

– Держите эту мысль при себе, мэм, – сказал он.

Дверь за ней закрылась.

– Теперь понимаете? – спросил доктор Фелл. – Или нет? В этом доме было предостаточно трагедий. Лестер Биттон мертв, дело Дрисколла закрыто. Если это устроит Хэдли, не будет никакой огласки. Дело так и останется «нераскрытым», а Лестер Биттон застрелился из-за денежных проблем, реальных или мнимых. И все же…

Он все еще стоял в задумчивости у стены, на которой высились книжные полки, когда в дверь постучал Хоббс.

– Простите, сэр, – сказал Хоббс. – Мне наконец удалось разбудить сэра Уильяма. Дверь была заперта на ключ изнутри; я взял на себя смелость достать плоскогубцы и повернуть его снаружи. Он расстроен, сэр, и не очень хорошо себя чувствует. Но скоро он придет в себя, сэр. И еще кое-что.

– Да?

– Двое полицейских у входа, сэр. С ними наш недавний гость. Мистер Арбор.

– У меня есть для вас небольшое секретное поручение, Хоббс. Понимаете?

– И какое же, сэр?

– Отведите этих полицейских туда, где их не будет видно. Скажите мистеру Арбору, что мистер Хэдли здесь, в библиотеке, и отправьте его ко мне. Пока не надо сообщать об этом мистеру Хэдли. Понятно?

– Да, сэр.

Возникла короткая пауза, пока доктор Фелл расхаживал туда-обратно по мягкому ковру, что-то бормоча себе под нос. Он резко обернулся, когда дверь снова открылась и Хоббс ввел Джулиуса Арбора.

Теперь Арбор был преисполнен спокойствия. Однако он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Его взгляд остановился на портрете сэра Уильяма, похожем в полумраке комнаты на белого орла, и его неловкость, казалось, лишь усилилась. Он не позволил Хоббсу взять свою шляпу и пальто.

– Добрый вечер, инспектор, – сказал он. – Это так тривиально, но, полагаю, я должен сказать «доброе утро». Э-э… признаюсь, инспектор, что ваша просьба прийти сюда меня несколько удивила.

– Садитесь, – прервал его доктор, подводя к огню. – Вы помните моего коллегу?

– Да. Э… да, конечно, – неуверенно ответил Арбор. И добавил: – А сэр Уильям здесь?

– Нет. Вот так. Садитесь.

– Полагаю, ему сообщили о том, что я купил рукопись? – спросил Арбор.

– Да. Но знаете, теперь это не имеет никакого значения. Ею не будет владеть ни один из вас. Она сгорела.

Палец Арбора метнулся к очкам в попытке удержать их. Он сказал:

– Вы имеете в виду, что кто-то… – Арбор растерянно махнул рукой. – Каким образом она была уничтожена? Это ужасно, инспектор!

Доктор достал из кармана записную книжку, осторожно вынул из нее единственную сохранившуюся часть рукописи и стоял, задумчиво взвешивая ее на руке.

– Можно… можно я посмотрю, инспектор?

Он взял хрупкую полоску бумаги дрожащими руками и поднес ее к лампе с розовым абажуром. Некоторое время он изучал ее с обеих сторон, а затем поднял взгляд:

– Несомненно… ах… несомненно. Инспектор, это возмутительно, понимаете! Это моя собственность.

– Стоит ли она теперь хоть что-то?

– Ну…

– Я вижу, что у вас есть некоторая надежда. Теперь я расскажу вам, как обстоят дела, Арбор, – изрек доктор Фелл деловым тоном, напоминая Уэллера-старшего[3]. – Если бы я был на вашем месте, я бы взял эту бумажку, положил в карман и забыл о ней на время. У вас и так полно неприятностей.

– Неприятностей? – спросил Арбор, и голос его прозвучал чересчур вызывающе.

С обрывком манускрипта в руках он напоминал Рэм-полу человека, который до ужаса боится выступать перед аудиторией; внешне он спокоен, и ничто не выдает его состояния, кроме предательского трепета листка.

– Известно ли вам, – вкрадчиво продолжил доктор, – что я был не прочь дать вам остыть в тюрьме денек-другой? Почему вы сбежали?

– Сбежал? Что вы, мой милый!

– Не пытайтесь меня обмануть, – зловеще произнес доктор. Теперь это было не столь шумное воплощение Призрака отца Гамлета. – Скотленд-Ярду известно все. Мне рассказать вам, что вы делали?

И он описал все, что делал Арбор после того, как покинул Тауэр. Рассказ был довольно подробным и точным, но факты подавались в таком свете, что все это выглядело как попытка виновного скрыться от правосудия.

– Вы сказали, – заключил он, – что обладаете важной информацией, которую хотите сообщить мне лично. Я готов вас выслушать. Но предупреждаю, что ваше положение крайне незавидно. И если вы не скажете мне всей правды…

Арбор, шумно пыхтя, откинулся в кресле. Он выглядел поникшим и безвольным – сказывалось напряжение этого дня, поздний час и все, что он пережил с момента убийства.

– Ах да, – пробормотал он. – Да. Я понимаю, инспектор, что обстоятельства свидетельствуют против меня. Я расскажу вам все. Я не собирался этого делать, но теперь вижу, что у меня нет выбора. Видите ли, я чувствовал, что нахожусь во вдвойне неудачном и шатком положении, и боялся, что мне может угрожать не только полиция, но и преступник. Я книжный человек, инспектор. Моя жизнь – тихая гавань. Я не контактирую с более… ах… бурной частью мира. Вам, человеку, ведущему столь непростую жизнь, привыкшему иметь дело с отчаянными негодяями, не понять тех чувств, которые я испытал, столкнувшись с обескураживающей проблемой криминального характера.

Все началось с той проклятой рукописи. Я приехал сюда, чтобы забрать ее у Биттона. В этом нет ничего противоестественного, – в его голосе прозвучали дрожащие нотки, – я хотел вернуть свою собственность, но я колебался. Из-за непредсказуемой эксцентричности Биттона я оказался перед неприятной дилеммой.

– Понятно, – сказал доктор Фелл. – Вы хотите сказать, что боялись Биттона и поэтому вам пришлось нанять кого-то, чтобы он выкрал ее для вас?

– Нет! – запротестовал Арбор, с силой вцепившись в ручки кресла. – Как раз этого я не имел в виду. Я боялся, что вы так подумаете, о чем сегодня днем говорил ваш коллега. И я хотел обратить ваше внимание на то, что если бы я это сделал, то против меня невозможно было бы принять никаких юридических мер. Но, инспектор, я этого не делал. Клянусь!

Когда рукопись украли, для меня это стало такой же неожиданностью, как и для Биттона. Я впервые услышал о краже, когда он позвонил моим друзьям, Шпенглерам, в воскресенье вечером, чтобы… узнать, где я нахожусь. Но потом… – Он поймал холодный взгляд доктора Фелла, и в его голосе вновь послышалась горячность. – Затем, значительно позже, в тот же вечер, Шпенглерам позвонили еще раз.

– А! – проворчал доктор. – И кто же?

– Этот человек отказался назвать свое имя. Но я был почти уверен, что узнал его голос. Мне показалось, что это был голос молодого мистера Дрисколла.

Доктор Фелл вскочил. Он пристально посмотрел на Ар-бора, который лишь отвел взгляд, сохраняя спокойствие. Арбор продолжал:

– Я проанализировал все про себя и уверился в своем предположении. Я познакомился с этим молодым человеком за ужином неделей ранее, и там я делал очень неосторожные замечания и чрезвычайно пространные намеки по поводу рукописи По. Кроме него, это могли слышать лишь мисс Биттон и сэр Уильям; за столом были только они. Поэтому у меня не возникло сомнений, когда я услышал его голос. Он спросил меня, интересует ли меня рукопись По, принадлежащая сэру Уильяму Биттону, и так подробно пересказал мне мои речи (а я их помнил), что у меня не осталось никаких сомнений. Он спросил, сколько я готов заплатить, не задавая вопросов, если рукопись будет передана мне.

Я привык быстро принимать решения и действовать решительно, инспектор. Я был уверен, что имею дело с кем-то из этой семьи. Голос, правда, был несколько хрипловат, но я без труда понял, что к чему. Иметь дело с членом семьи – это совсем не то же самое, что иметь дело с наемным воришкой. В случае неудачи никакого скандала бы не было. Кроме того, против меня не могли возбудить уголовное дело. Этот человек, естественно, не знал, что я являюсь владельцем рукописи, да и никто не знал. Поэтому если после кражи у него в голове возникли бы мысли о шантаже, то я только улыбнулся бы. Единственным, кто рисковал, был он.

Я мгновенно проанализировал свое положение, инспектор, и понял, что это был… самый простой выход из затруднительного положения. После того как я получил бы рукопись, я всегда мог написать записку сэру Уильяму, в которой разъяснил бы свое право на собственность. Если бы он не поверил мне и захотел подать иск, я отослал бы его к своим адвокатам. Я знал, что он не станет этого делать. Кроме того, было… очевидно, – нерешительно сказал Арбор, – что сумма вознаграждения…

– Вы могли пообещать ему все, что он попросит, – прямо сказал доктор. – А получив рукопись, вы бы дали ему пятьдесят фунтов и сказали бы, чтобы он не ждал от вас больше, потому что это ваша собственность и он – единственный вор. И пятьдесят фунтов – это было бы гораздо меньше, чем вам пришлось бы заплатить Биттону.

– Значительно меньше. Вы весьма лаконично излагаете суть дела, инспектор, – кивнул Арбор. – Я согласился на предложение неизвестного и поинтересовался, у него ли сейчас рукопись. Он ответил утвердительно и снова спросил, сколько я намерен за нее заплатить. Я назвал довольно крупную сумму. Он согласился и сказал, что в течение следующего дня назначит место встречи. Связь со мной будет осуществляться через Шпенглеров. Он поставил условие, что я не буду пытаться установить его личность.

– И что дальше? – спросил доктор.

– Естественно, я попробовал выяснить, откуда был этот звонок, когда он положил трубку. Это оказалось невозможно.

– Продолжайте.

Арбор оглянулся через плечо. Он снова занервничал.

– На следующий день, то есть сегодня, я, как обычно, занялся своими делами. Я нанес визит в лондонский Тауэр, который долго откладывал, и все было именно так, как я вам рассказал. Когда меня задержали из-за совершенного там убийства, я не был сильно расстроен. Я подумал, что было бы интересно понаблюдать за работой Скотленд-Ярда, и предположил, что убит какой-нибудь преступник.

Арбор снова поправил очки.

– Вы сами видели, инспектор, каким для меня было шоком, когда вы начали разговор с расспросов о рукописях По. Тем не менее я льщу себе, что был хладнокровен и… вы меня простите, одержал над вами верх. Только когда вы назвали имя покойного… – он достал шелковый платок и промокнул лоб, – мое сердце, инспектор… я не мог предвидеть, что это заставит меня показать слабость. Возможное развитие событий вдруг стало угрожающим и ужасным. Дрисколл обещал доставить мне эту рукопись по моему заказу, а теперь он был убит. Даже сейчас я думаю, что его убили из-за нее. Мне пришло в голову, что каким-то гнусным образом я могу оказаться соучастником в этом деле. Деле об убийстве. – Он вздрогнул. – Я не понимал, как это может касаться непосредственно меня, тем не менее опасностей было множество. А где осталась рукопись? Вы не нашли ее на теле Дрисколла. Я думал поставить на ней крест. Как вы видели, я не хотел, чтобы ее искали, прежде всего потому, что могли всплыть улики, которые указывали бы на меня.

– Очень хорошо, – сказал доктор. – И что дальше?

Рэмпол был озадачен. Единственное, на чем доктор настаивал, расследуя это дело, так это на том, что Дрисколл никогда не пытался передать рукопись Арбору. Но теперь он задумчиво кивал, устремив на коллекционера свои проницательные маленькие глазки, словно верил каждому его слову. И Рэмпол тоже был вынужден поверить Арбору. Оставалось единственное возможное объяснение: поддавшись панике, Дрисколл сделал Арбору предложение, всю опасность которого он осознал на следующий день в более спокойной обстановке и затем решил отказаться от этой затеи…

– Теперь, – сказал Арбор, откашливаясь, – инспектор, я перехожу к самой удивительной, самой невероятной части моей истории. Если бы вы могли себе представить…

– Сразу после того, как вы, покинув нас, вышли из Зала стражников, – вклинился доктор, – вас что-то до смерти напугало, и это что-то заставило вас в слепой панике бежать к Голдерс-Грин. Так что же это было?

Арбор, казалось, подошел к кульминации своего повествования; и тут он замялся, теребя очки, поверх которых смотрел.

– Инспектор, – сказал он, – прежде чем я расскажу вам то, что вы, должно быть, посчитаете совершенно невероятным, позвольте задать вам пару вопросов. Кто присутствовал в той комнате, когда вы меня допрашивали?

– Хм… Там был Хэдли, мой коллега; и мистер Рэмпол, который также сейчас здесь; и генерал Мэйсон, и сэр Уил… – погодите, нет! Я ошибаюсь. Биттона там не было. Он поднялся в комнату Мэйсона.

Арбор уставился на него:

– Биттон был в Тауэре?

– Да… Но его не было с нами в комнате. Продолжайте.

– Следующий момент, – осторожно сказал Арбор, – это… ах, как бы сказать… скорее впечатление, чем вопрос. Разговор с кем-то по телефону в некотором смысле напоминает разговор в темноте. Вы слышите только голос. Ни личность, ни внешность говорящего не могут отвлечь вас от самого голоса. Если бы вы услышали голос по телефону, не видя говорящего, а потом встретили его в реальной жизни, возможно, вы бы не узнали его, потому что внешность или его личность могли бы разрушить впечатления от голоса. Но если бы вы услышали его в темноте…

– Кажется, я понимаю.

– Очень хорошо. Меня, как вы помните, отпустили после допроса, и я вышел на улицу. Дверь комнаты, где вы со мной разговаривали, была приоткрыта. Под сводом башни было очень темно и туманно. Я остановился за дверью, чтобы глаза привыкли к темноте. В общем, мне было страшно. Выйти из комнаты, сохраняя достоинство, стоило мне больших усилий. Под аркой дежурил стражник, но он стоял на некотором расстоянии от меня. Из комнаты доносились ваши голоса. И тогда, инспектор, – сказал Арбор, наклоняясь вперед и сжимая кулаки, – мне кажется, что я испытал самое ужасное потрясение в своей жизни. Находясь в комнате, я этого не заметил – полагаю, потому, что зрительные впечатления преобладали над слуховыми.

Когда я стоял в темноте, я услышал голос. Он звучал не громче шепота или бормотания. Но я знал, что голос, звучавший в комнате, – это голос того самого человека, который накануне разговаривал со мной по телефону и предлагал продать мне рукопись По.

Эти поразительные сведения, похоже, нисколько не взволновали доктора Фелла. Его необычайно проницательные темные глаза не отрывались от Арбора.

– Я полагаю, – сказал он наконец, – что голос действительно доносился из той комнаты?

– Думаю, да. Никого больше рядом я не заметил, и слова говорящего не были обращены ко мне, они были частью разговора, как мне показалось.

– И что произнес этот голос?

Арбор снова напрягся:

– Я не могу сказать. Я пытался разобрать слова, пока мне не стало дурно, но ничего не могу вспомнить. Вы должны понять, какой шок я испытал, услышав этот голос… – Он пошевелил рукой, и его кулак конвульсивно сжался. – Во-первых, это было как если бы я услышал голос мертвеца. Я готов был поклясться, что голос, звучавший тогда по телефону, принадлежал племяннику Биттона. Потом племянник Биттона умер. И вдруг опять этот отвратительный шепот. Послушайте, инспектор. Я сказал вам, что тот телефонный голос показался мне измененным, неестественно сиплым, и я решил, что это Дрисколл. Но именно этот голос я слышал по телефону. В этом я теперь абсолютно уверен. Я не знаю, что он говорил. Знаю только, что я положил руку на стену башни и подумал, что схожу с ума. Я попытался мысленно представить себе, с кем я разговаривал в комнате, и понял, что едва ли помню, кто там был. Я не мог вспомнить, кто говорил, а кто молчал; невозможно было понять, кто из вас произнес то, что я услышал.

Попытайтесь представить, каково мне было. Я думал, что по телефону я говорил с Дрисколлом, и вдруг этот голос. Я беседовал в этой комнате с кем-то – безусловно, с преступником и, скорее всего, с убийцей. Я откровенно изложил свою позицию в качестве владельца рукописи. И кто-то из вас (я не помню, кто именно) дал мне понять, что если я нанял вора, чтобы он забрал мою собственность, то он может рассчитывать только на оплату своей работы, а не на ту огромную сумму, которую я ему обещал. Я… ну, по правде говоря, я вообще не думал. Это было лишь ощущение. Я был уверен, сам не зная почему, что этот «голос» убил Дрисколла. Все вокруг сошли с ума, и, что еще хуже, если верить своим ушам, это был голос одного из полицейских.

В противном случае я должен был немедленно вернуться и во всем признаться. Но я боялся и того, что полиция будет на моей стороне, и того, что она будет против меня. Наверное, я поступил безрассудно. Но я не мог придумать ничего другого. И только поздно вечером, когда я явно услышал, что кто-то пытается проникнуть в мой коттедж, я решил покончить с этим кошмаром так или иначе. – Ар-бор сидел растерянный, удрученный, снова приложив платок ко лбу.

– И все же, – задумчиво произнес доктор Фелл, – вы не можете поклясться, что голос доносился именно из той комнаты?

– Нет. Но…

– И вы точно не помните ни одного слова, которое он произнес?

– Боюсь, что нет.

Доктор Фелл погладил складки своего подбородка и задумчиво выпятил грудь.

– Я выслушал вас, Арбор, и хочу сказать несколько слов. Мы здесь одни. Никто, кроме меня и сержанта Рэм-пола, не слышал вашей истории. Мы можем забыть об этом, это наше дело, если нет состава преступления; но я не советую вам повторять ее кому-либо еще. Вы серьезно рискуете оказаться в тюрьме или в сумасшедшем доме. Вы отдаете себе отчет в том, что вы сейчас сказали? – спросил он, медленно поднимая трость. – В комнате находились четыре человека. Таким образом, вы утверждаете, что это был голос либо старшего инспектора Департамента уголовного розыска, одного из его самых высокопоставленных и доверенных сотрудников, либо заместителя коменданта лондонского Тауэра. Если вы откажетесь от своих слов и решите, что голос действительно принадлежал Дрисколлу, вы рискуете оказаться замешанным в деле об убийстве. Итак, выбирайте – сумасшедший или подозреваемый?

– Но я говорю вам правду, клянусь!..

– Мой друг, я не сомневаюсь, что вы уверены в правдивости своих слов, – сурово произнес доктор Фелл. – Вы слышали голос. Вопрос в том, что это был за голос и откуда он доносился?

– Хорошо, – уныло сказал Арбор. – Но что же мне делать? Лучше бы я никогда не слышал ни о По, ни о рукописях, ни о чем другом. Кроме того, я подвергаю свою жизнь потенциальной опасности. Над чем вы смеетесь, инспектор?

– Меня просто позабавили, – сказал доктор Фелл, – ваши опасения за свою шкуру. Если это все, что вас беспокоит, можете не волноваться. Мы точно знаем, кто убийца. Голос не причинит вам вреда, гарантирую. А вы ведь не хотите еще больше запутаться в этом деле?

– Боже правый, нет! Вы хотите сказать, что поймали его?!

– Арбор, убийство не имеет отношения к вашей рукописи. Вы можете забыть об этом. Утром вам также захочется забыть о своих страхах. Убийца мертв. Любое дознание по делу Дрисколла будет частным и формальным; история не попадет в прессу, потому что это не принесет никакой пользы. Так что вам не стоит беспокоиться. Поезжайте в гостиницу и выспитесь. А если вы будете держать язык за зубами, то и я обещаю молчать.

– А как же тот человек, который пытался добраться до меня сегодня ночью!..

– Один из моих констеблей должен был напугать вас, чтобы вы рассказали все, что знаете. Идите же, мой друг! Опасность никогда вам не угрожала.

– Но…

– Идите же! Вы хотите дождаться, когда сюда придет сэр Уильям и закатит вам скандал?

И этот аргумент был самым действенным. Арбор даже не стал допытываться, кто оказался убийцей. Раз преступник ничего против него не имел, аура мистера Арбора свидетельствовала о том, что он не желает вникать в жуткие подробности вульгарного убийства. Когда доктор Фелл и Рэмпол вместе с ним подошли к входной двери, они увидели в холле Хэдли, который вскоре отпустил двух констеблей.

– Я думаю, – сказал доктор, – больше нет необходимости задерживать мистера Арбора. Он рассказал мне свою историю, и я с сожалением должен признать, что она нам не поможет. Доброй ночи, мистер Арбор.

– Я пойду в гостиницу пешком, – с холодным достоинством сказал Арбор. – Спокойной ночи, джентльмены.

– Вы чертовски быстро с ним разделались, – проворчал старший инспектор без особого интереса, – после всех тех неприятностей, которые он нам доставил. Так что он сказал?

Доктор Фелл усмехнулся:

– Дрисколл позвонил ему и предложил рукопись. И он решил, что его могут привлечь в качестве соучастника.

– Но боже правый! Я думал, вы сказали…

– Дикая паника, мой друг. Дрисколл никогда бы этого не сделал, можете быть уверены. И как вы заметили, именно поддавшись панике, он сжег рукопись. Потом Арбору пришла в голову какая-то сумасбродная мысль, что он слышал голос мертвеца, который разговаривал с ним. Знаете, Хэдли, на вашем месте я бы ни за что не вызывал этого человека в суд присяжных. Он всех нас выставит сумасшедшими. Но ведь он вам не нужен, не так ли?

– О нет! Его бы не трогали, если бы мы не думали, что ему может быть что-то известно об убийстве. – Старший инспектор устало потер рукой глаза. – Голоса! Ба! Да этот человек невротичен, как старуха. И все это время проклятая рукопись только сбивала с толку. Я рад, что он не стал усложнять дело, пытаясь распознать голос убийцы.

– Я тоже, – сказал доктор Фелл.

– Ну вот все и кончено, – устало заметил Хэдли. – Бедняга избрал лучший выход. Несколько рутинных вопросов – и мы завершим эту историю. Я поговорил с женой…

– И как вы поступите с этим делом?

Хэдли нахмурился. Его тусклые глаза блуждали по залу.

– Я думаю, – сказал он, – что по официальной версии дело останется нераскрытым. Мы подождем, пока шумиха стихнет, и подготовим сообщение для информационного агентства, чтобы они отнеслись к нему спокойно. Все равно от публичного расследования нет никакого толку.

– Кстати, где сэр Уильям?

– В своей комнате. Хоббс открыл дверь и разбудил его. Он вам сказал?

– Вы ему сообщили?

Хэдли нервно зашагал по залу.

– Кое-что я ему сказал. Но он, похоже, не понимает, опиат еще действует. Он сидит у камина в своей комнате, накинув на плечи халат, и ничего не соображает, словно истукан, и все твердит: «Проследите, чтобы мои гости подкрепились».

– И что вы теперь собираетесь делать?

– Пришлось послать за доктором Ватсоном. Когда он приедет, попрошу его привести старика в чувство, а потом, – Хэдли мрачно кивнул, – мы расскажем ему обо всем вместе.

Слышно было, как в каминных трубах шумит ночной ветер. Рэмпол подумал о портрете в библиотеке, о гордом лице, орлином взгляде, военной выправке. И представил себе одинокого человека в этом опустевшем доме – старого вояку, сидящего в халате перед камином и считающего войска в его отсветах.

Из глубин коридора появился Хоббс.

– Выполняя распоряжение сэра Уильяма, джентльмены, я приготовил в библиотеке бутерброды и кофе, а также графин с виски, если вам будет угодно, – сказал он.

Они медленно двинулись по коридору к библиотеке, где в камине ярко пылал огонь, а на приставном столике уже стоял поднос с закусками.

– Побудьте с сэром Уильямом, Хоббс, – распорядился Хэдли. – Если он придет в себя, спуститесь за мной. Встретьте полицейского врача, когда он прибудет, и проводите его наверх.

Они устало сели при свете камина.

– Я получил окончательное подтверждение, – объявил Хэдли, пока доктор колдовал над напитками, – когда несколько минут назад разговаривал с миссис Биттон. Она сказала, что была здесь и разговаривала с вами. По ее словам, вы убеждены в том, что ее муж убил Дрисколла…

– Правда? И что она об этом думает?

– Она не решалась сказать, пока я не изложил ей всю историю; именно поэтому я так долго пробыл наверху. Я не мог ничего от нее добиться. Казалось, она почти так же плохо соображает, как старик. Она считает, что Биттон вполне способен на такое, но что он скорее бы вошел в квартиру Дрисколла и задушил его, чем подстерег в темном углу с арбалетным болтом. И она ни в какую не соглашалась с тем, что он надел шляпу на голову Дрисколла. Она готова была поклясться, что подобная мысль не могла прийти ему в голову, так как он не отличался богатым воображением.

Хэдли нахмурился:

– Меня это беспокоит, Фелл. В этом она совершенно права, если только Биттон не обладал такой душевной глубиной, о которой мы и не подозреваем.

Доктор, смешивавший напитки, стоя спиной к Хэдли, замер, его рука застыла на сифоне.

– Я думал, теперь вы удовлетворены.

– Полагаю, да. Больше нет ни одного человека, на которого указывали бы все улики. И это не оставляет сомнений. Вы знали, что Биттон был блестящим пародистом? Я не знал, пока она мне не сказала.

– Что?

– Да, именно так. У него был единственный талант, и он никогда им не пользовался, поскольку считал, что это ниже его достоинства. Но миссис Биттон рассказывала, как он пародировал брата, произносящего речь, чем поразил его до глубины души. Он бы легко смог имитировать тот голос во время телефонного звонка.

Пока доктор поднимался, на его лице появилось выражение насмешливого любопытства.

– Хэдли, – сказал он, – это предзнаменование. Это поразительное совпадение. Я не мог в это поверить, и я рад, что мы не знали этого в начале расследования; это только запутало бы нас.

– Что вы имеете в виду?

– Давайте еще раз вспомним по порядку все, что делал Биттон, как вы нам рассказали.

Хэдли откинулся на спинку стула, держа в руке сэндвич с куриным мясом:

– Ну, это совершенно очевидно. Биттон решил убить Дрисколла, когда вернулся из поездки. Он был не в себе, – во всяком случае, на это указывает его поведение и это объясняет то, что произошло потом. Я не думаю, что он собирался это скрывать. Он просто планировал пойти в квартиру Дрисколла и лишить его жизни, что и намеревался сделать в то утро. Понимаете, он твердо решил увидеться с Дрисколлом. Он взял у сэра Уильяма ключ, чтобы попасть в его квартиру.

Когда он приехал туда, Дрисколла не было дома. Тогда он стал рыскать по квартире – наверное, искал улики против своей жены и ее любовника. Помните масло и точильный камень на столе Дрисколла? Масло было свежим; вероятно, Дрисколл занимался арбалетным болтом, и он лежал на видном месте. Не забывайте, что этот болт кое-что значил для Биттона: они купили его вместе с женой…

Доктор Фелл потер лоб.

– Я об этом не подумал, – пробормотал он, – символы не потеряли своего значения. Продолжайте, Хэдли.

– И тут он находит шляпу. Он должен был догадаться, что Дрисколл – это и есть Безумный Шляпник, но его интересовало не столько это, сколько слова Дрисколла о его желании умереть в шляпе, которые он запомнил. Понимаете его логику, Фелл? Если бы он наткнулся на шляпу Дрисколла, это, возможно, так бы на него не подействовало. Но шляпа, принадлежащая его брату, была идеальным реквизитом для того, что он собирался сделать. Внезапно у него возник план. Почему он вообще должен отвечать за убийство Дрисколла? Если бы он зарезал Дрисколла в каком-нибудь месте, никак не связанном с Лестером Биттоном, и надел на труп украденную шляпу, то, во-первых, подозрения пали бы на Безумного Шляпника. Но ведь Шляпник и был тем человеком, которого он собирался убить… а значит, полиция не повесит невиновного за это преступление. Во-вторых, он бы исполнил претенциозное желание Дрисколла. Кроме того, с его точки зрения, выбор болта в качестве оружия был идеальным. Он имел символическое значение. И хотя Дрисколл тайно украл болт из его дома, он этого не знал. Обнаружив болт на столе Дрисколла, он, естественно, вообразил, что Дрисколл попросил отдать ему этот сувенир и что все в его доме знают, что он у Дрисколла. Следовательно, подозрение будет отведено от членов семьи! Лестеру даже в голову не пришло, что Дрисколл тщательно скрывал кражу этого копеечного сувенира, ведь можно было просто попросить. Представляете, какой ужас он испытал, когда понял, что мы подозреваем его жену?

Доктор глотнул виски.

– Да, у вас дела лучше, чем я думал, мой друг, – сказал он. – Того джентльмена, который дергает за веревочки, должно быть, позабавило это дело. Я весь внимание.

– И вот в его полубезумном мозгу созревает новый план. Он знал, что Дрисколл собирается в Тауэр в час дня, чтобы встретиться с Далри, потому что слышал об этом за завтраком. Он, конечно, не знал, что туда же едет его жена. У него была лишь одна мысль – застать Дрисколла одного. Если Дрисколл поедет в Тауэр, он наверняка встретится с Далри, и совершить это убийство будет дьявольски сложно. И видите, что он сделал. Он забрал шляпу и болт с собой и вышел из дома рано, до часа дня. Он позвонил Далри из таксофона, подражая голосу Дрисколла, и выманил его. В час дня он был у Тауэра. Но Дрисколл не появился, так как опоздал на двадцать минут.

Хэдли отпил обжигающего кофе, отставил чашку и ударил кулаком по ладони.

– Понимаете ли вы, дружище, что если мы сопоставим время, то поймем, что Дрисколл должен был войти в лондонский Тауэр всего на несколько минут или, скорее, на несколько секунд раньше, чем Лора Биттон? Дрисколл опоздал, она пришла раньше. И как только Дрисколл поднялся к генералу Мэйсону, он выглянул из окна и увидел Лору Биттон у Ворот предателей… Иными словами, Лестер Биттон, притаившийся в ожидании подходящего момента, чтобы убить Дрисколла, видел, как они оба пришли. Он не ожидал ее увидеть. Было ясно, что они договаривались о встрече. Опасаясь быть обнаруженным, он не мог нанести свой удар, пока эта встреча не закончится.

Он ждал. Как он и предполагал, Дрисколл, с его необузданной и неугомонной натурой, не стал бы сидеть в комнатах генерала Мэйсона. В любом случае он бродил бы где-то поблизости. И он непременно пришел бы на свидание с Лорой. Когда Дрисколл спустился вниз и встретился с Лорой у перил, Биттон, должно быть, притаился под аркой Кровавой башни и наблюдал за ними.

Доктор сидел, откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза рукой. Огонь разгорелся яростным пламенем.

– Он видел их встречу, и можно только себе представить, как он был разъярен. Он слышал, как Лора Биттон сказала Дрисколлу, что любит его… и затем, что, должно быть, окончательно вывело его себя, поскольку он неверно понял, что происходит, – он увидел, как Дрисколл торопливо и почти презрительно покинул ее и вошел под арку Кровавой башни, прямо к нему. Дрисколл не просто соблазнил его жену – он ее к тому же презирал. И вот теперь Дрисколл приближался к нему в тумане, сжимая в руке арбалетный болт.

Доктор Фелл не отнимал руку от лица; он развел два пальца, и его проницательный глаз неожиданно сверкнул за стеклами очков.

– Скажите, Хэдли, когда вы беседовали с миссис Бит-тон, она говорила, что Дрисколл действительно направился к арке Кровавой башни?

– Она не обратила внимания. Она отвернулась и двинулась по проезжей части дороги – где, как вы помните, миссис Ларкин видела ее, когда шла от Кровавой башни.

– Ясно.

– Она ничего не утаивала, – мрачно сказал Хэдли. – Когда я с ней говорил, мне казалось, что я разговариваю с автоматом – словно с неживым человеком или вроде того. Дрисколл скрылся под аркой. Все было кончено в одно мгновение: Биттон зажал ему рот рукой, судорога, удар, и Дрисколл умер, не издав ни звука. А когда через несколько секунд миссис Биттон проходила через арку, ее муж прижимал к стене труп ее любовника. Когда она ушла, он снял с Дрисколла фуражку, расправил шляпу – это был тот самый складной цилиндр, так что его легко было спрятать под пальто, – и надвинул ее на глаза Дрисколла. Он быстро вышел и перебросил тело через перила, отсюда и удар по затылку. Затем он незаметно вышел через одни из боковых ворот.

Когда Хэдли закончил, он не сразу продолжил есть свой сэндвич. Инспектор как-то странно посмотрел на него, отложил в сторону, и все притихли. Сверху доносился звук медленных шагов. Кто-то ходил туда-сюда, туда-сюда.

Они услышали мелодичный звук часов, затем негромкие голоса в холле и звук закрывающейся большой двери.

По дому прокатилось гулкое эхо. Шаги наверху затихли, затем их медленный ход возобновился…

– Это, должно быть, полицейский врач, – сказал Хэдли. Он сонно потер глаза и потянул затекшие мышцы. – Еще немного рутинной работы – и я отправлюсь домой спать.

– Простите, – раздался голос за дверью. – Можно вас на минуту?

Тон был таким, что Хэдли обернулся. Сначала ровный, а затем прерывающийся. Когда он вышел из тени, они увидели, что это Далри. Он переводил остекленевший взгляд с одного из присутствующих на другого.

– Не говорите ничего! – внезапно прогремел доктор Фелл. – Бога ради, закройте свой рот! Вы еще пожалеете об этом.

Далри протянул руку.

– Нет смысла, – сказал он, не мигая глядя на Хэдли. – Я хочу сделать признание, сэр, – отчеканил он. – Это я убил Филипа Дрисколла.

В полной, ужасающей тишине библиотеки казалось, что даже шаги наверху смолкли после его слов. Далри механически расстегнул воротник. Его взгляд был прикован к огню, и он продолжил:

– Я не хотел его убивать. Это был несчастный случай. Я не должен был пытаться скрыть это потом, это была ошибка. Я вообще ничего не сказал бы вам, если бы вы не заподозрили майора Биттона… а потом он покончил с собой, и вы были уверены, что это сделал он. Я не мог этого вынести. Он был настоящим другом… а Фил никогда не думал ни о ком, кроме себя. Но майор Биттон… – Он опустил глаза. – Я потерял очки, а без них я плохо вижу.

Он, спотыкаясь, подошел к огню, и сел, уронив руки, было видно, как его бьет дрожь.

– Вы молодой дурак, – медленно произнес доктор Фелл. – Вы все испортили. Я пытался прикрыть вас весь вечер, с тех пор как увидел эту вашу девушку. Ваше признание не имеет никакого смысла. Вы только накликали еще больше несчастий на этот дом.

Хэдли выпрямился, словно пытаясь прийти в себя после удара по лицу.

– Это невероятно, – сказал он. – Этого не может быть. Вы заявляете мне, офицеру полиции, без всяких шуток…

– Я уже час брожу по улицам, – ответил молодой человек. – С того момента, как я поцеловал Шейлу и пожелал ей спокойной ночи, расставшись с ней у дома ее друзей, где она осталась ночевать, я осознал, что вижу ее в последний раз, пока я на свободе. И думал, что не смогу вам рассказать. Но я понял, что жить с этим дальше я тоже не смогу. – Он опустил голову на руки. Вдруг его осенила идея, и он огляделся. – Но ведь кто-то сказал, что ему уже все известно?

– Да, – мрачно огрызнулся доктор Фелл. – И если бы у вас хватило ума держать язык за зубами…

Хэдли достал свой блокнот. Его пальцы дрожали, голос был сиплым.

– Мистер Далри, – сказал он, – я обязан предупредить вас, что все ваши слова могут быть зафиксированы.

– Хорошо, – сказал Далри. Он невидящим взглядом посмотрел на стакан, который протягивал Рэмпол, и взял его. – Благодарю. Я выпью. Полагаю, нет смысла говорить вам, что это был несчастный случай, не так ли? Он действительно убил себя, понимаете; то есть он бросился на меня, и в борьбе… Господи, я не хотел причинить ему зла. Я только… я только хотел выкрасть эту проклятую рукопись.

Он шумно вздохнул.

– Возможно, это правда, – сказал старший инспектор, пристально глядя на него. – Но надеюсь, что это не так. Я надеюсь, что вы сумеете объяснить мне, как вам удалось ответить на телефонный звонок в квартире Дрисколла в четверть второго, а через несколько минут убить Дрисколла в лондонском Тауэре.

Доктор Фелл ударил своей палкой о край каминной полки.

– Дело сделано, Хэдли. Сказанного не воротишь. И я могу заверить вас, что вы попали в самую точку. Именно здесь все ваше дело пошло наперекосяк. Видите ли, Дрисколл не был убит в лондонском Тауэре. Он был убит в своей квартире.

– Он был… боже правый! – с отчаянием произнес Хэдли. – Все это чепуха!

– Вовсе нет, – сказал Далри. – Это доподлинная правда. Я не знаю, почему Фил вернулся в квартиру. Даже не могу себе представить. Я сделал все, чтобы он отправился в Тауэр. Именно поэтому я инсценировал телефонный звонок самому себе. Но я… я всего лишь хотел, чтобы он мне не мешал, чтобы я смог украсть рукопись.

Он уже почти не дрожал и был лишь вялым и сонливым.

– Давайте начнем с самого начала, – сказал старший инспектор. – Вы говорите, что хотели украсть рукопись По…

– Я должен был, – сказал Далри.

– Должны?

– О! – пробормотал Далри. Он машинально поднес руку к глазам и не обнаружил на месте очков. – О да! Я не сказал вам. Это произошло под влиянием момента. Раз – и все! Не думаю, что мне пришло бы в голову украсть ее из этого дома. Но в воскресенье вечером Дрисколл позвонил мне в Тауэр и сказал, что, когда он сорвал шляпу с головы своего дяди, он украл вместе с ней и рукопись.

– Вы знали, что Дрисколл крал шляпы?

– О боже! – простонал Далри с каким-то слабым раздражением. – Конечно знал. Естественно, он пришел ко мне. Я помогал ему. Филу всегда нужна была помощь. И разумеется, он все равно посвятил бы меня в свои планы. Потому что одной из его самых блистательных идей было завладеть шляпой бифитера из лондонского Тауэра.

– Клянусь Богом и Вакхом! – пробормотал доктор Фелл. – Вот это я упустил. Да, конечно. Любой приличный шляпный вор постарался бы это сделать.

– Помолчите, хорошо? – огрызнулся Хэдли. – Послушайте, мистер Далри. Он рассказал вам об этом?..

– И тогда мне пришла в голову идея, – рассеянно кивнул Далри. – Понимаете, я был в отчаянии. Я был на крючке, и все обнаружилось бы в течение недели. Поэтому я сказал Филу по телефону, чтобы он не выпускал из рук рукопись и не высовывался, пока я не придумаю, что делать. А в воскресенье вечером я собирался наведаться сюда, чтобы выяснить все, что возможно, прежде чем действовать. А между тем, – он откинулся в кресле, – я знал, где Арбор был в выходные. Я гулял с Шейлой в субботу вечером и, конечно, все выведал. Я бы не осмелился позвонить ему, если бы он был здесь.

– Вы звонили Арбору?

– А разве он вам не рассказал? Я боялся, что он узнал голос, и был в панике сегодня вечером, когда услышал, что он входит…

Хэдли пристально посмотрел на доктора Фелла:

– А что тогда Арбор имел в виду? Вы же сказали, что он был уверен, что это Дрисколл?

– Да, это так, – подтвердил доктор. – Но боюсь, вы недостаточно внимательно слушали то, что мисс Биттон говорила сегодня вечером, Хэдли. Разве вы не помните, как она рассказывала нам, что Дрисколл подшутил над ней, позвонив и притворившись Далри, а она поверила? Ваш голос очень похож на голос Дрисколла, не так ли, мой мальчик?

– Если бы это было не так, – пробормотал тот, – я бы не сумел провернуть все это. Я не актер, знаете ли. Но если он мог имитировать мой голос, то и я мог имитировать его, поговорить с Паркером по телефону, чтобы изменить место встречи и отправить себя к нему в квартиру.

– Погодите! – велел Хэдли. – Не так быстро. Вы говорите, что сначала позвонили Арбору и предложили ему рукопись, когда у вас ее еще не было, а потом… Но почему? Зачем вам было красть ее?

Далри осушил свой стакан.

– Мне нужны были двенадцать сотен фунтов, – сказал он ровным тоном. Откинувшись в кресле, он стал смотреть на огонь. – Мой отец – священник на севере Англии, а я – младший из пятерых сыновей. Я получил образование, но мне пришлось много работать, чтобы заслужить стипендию, потому что я не могу похвастаться невероятными способностями. Если у меня что-то и было, так это воображение, и я хотел когда-нибудь… это забавно… нет, не буду вам говорить. Это касалось литературного творчества. Но воображение не поможет при сдаче экзаменов, а удержаться на вершине было нелегко. Я писал научную работу о лондонском Тауэре и так познакомился с генералом Мэйсоном. Я ему понравился, он понравился мне, и он предложил мне стать его секретарем.

Так я познакомился с Биттонами. Странно, но, знаете, я восхищался Дрисколлом. У него было все, чего не было у меня. Я высокий, неловкий и близорукий. Я никогда не был спортивным, и женщины считали меня… ох, милым и приятным, но рассказывали мне о том, как влюбляются в других парней.

Дрисколл – ну, вы его знаете. У него был шарм. Это был случай блестящего метеора и старой доброй извозчичьей лошади, которая помогала ему выпутываться из трудностей. И я уже говорил, что был польщен тем, что к моим советам прислушивались. Но потом я встретил Шейлу… Чертовски забавно, что она обратила на меня внимание. Другие женщины так не делали. Они тоже считали это забавным – я имею в виду друзей Фила. Под «забавным» я на этот раз подразумеваю комичное. Один симпатичный молодой денди что-то брякнул по поводу «поповской физиономии и чудаковатой дочки Биттона». Я не возражал против того, чтобы меня называли «поповской физиономией», ведь все так делали. Но второе… тогда я никак не мог ему ответить. Пришлось дождаться подходящего случая, и я столкнулся с ним однажды вечером, сказал, что мне не нравится его физиономия, и вмазал ему. Он потом неделю из дома не выходил. Но через некоторое время все они снова начали смеяться и говорить: «Старый добрый Боб, да он хитрец», намекая, что я охочусь за деньгами Шейлы. Это было ужасно. А еще хуже стало, когда мы с Шейлой поняли, что любим друг друга, и сказали друг другу об этом, и старик все узнал.

Он пригласил меня побеседовать и сказал то же самое. Я не помню в точности, что я говорил, но все сводилось к тому, что он может оставить себе свои грязные деньги, ну вы понимаете. Это его удивило. Мы с Шейлой собирались пожениться так или иначе. Потом он все обдумывал, обдумывал, и тут вмешался майор Биттон. Почему-то мне кажется, что старик не настолько на меня обиделся, как я вообразил. Он приехал повидаться со мной и сказал, что Шейла не может позаботиться о себе сама и что если мы пообещаем подождать год и по-прежнему будем испытывать те же чувства, то он не станет чинить препятствий. Я сказал, что согласен при условии, что я сам, без посторонней помощи, буду обеспечивать нашу семью.

Я пропущу следующую часть. Фил намекнул, что может подсказать мне способ легко заработать денег и что все будет хорошо. А я был в полном отчаянии; этот «год» Биттона означал – и мы оба это знали – только то, что в конце срока он сказал бы мне, что мои перспективы по-прежнему плачевны, не так ли? И я не мог надеяться, что Шейла будет ждать меня, когда у нее было столько шансов сделать хорошую партию!

И я связался с этим «заработком». Что поделаешь. Сам виноват… Фил… – Далри колебался. – Впрочем, это не важно. Мы оба были замешаны, но я… В любом случае, если бы это дошло до ушей старика, мне был бы конец. И я должен был получить тысячу двести фунтов за неделю.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза.

– Тогда мне пришла в голову безумная идея выкрасть рукопись у Фила и продать ее Арбору. Это было сумасшествие. Вам известна вся схема. Я сказал Филу в воскресенье вечером, чтобы утром он позвонил мне. Он был в панике. У него появились новые проблемы. Дело было в жене Биттона, понимаете, но я тогда этого не знал. Я уже вбил ему в голову, что он должен прятать рукопись, держать ее у себя в квартире. Все это для того, чтобы я мог вынести ее оттуда.

И он меня послушался. Он же пытался положить ее обратно в машину старика – вы знаете об этом – перед тем, как отправиться на встречу со мной. Но мои указания произвели на него такое впечатление, что, прежде чем ехать в Тауэр, он вернулся в свою квартиру и спрятал рукопись за решеткой камина в кабинете.

Подстроить телефонный звонок было несложно. Первый звонок был настоящим. Когда раздался второй, я был в архиве; я просто позвонил Паркеру и сказал, что это Дрисколл. Я знал, что он позвонит мне по переговорной трубке. Потом я снова подходил к телефону, говорил сам себе: «Привет, Фил», отвечал его голосом, и Паркер вешал трубку.

Но действовать надо было быстро. План был простым. Я собирался оставить машину генерала в гараже в Холборне, заскочить к Дрисколлу и стащить рукопись. Затем я открыл бы окно, немного порылся бы в квартире и украл бы несколько вещиц, чтобы все выглядело так, словно туда вломился вор. Я понимал, что обвинение в краже Филу не грозит, – старик никогда об этом не узнал бы. Единственное, что представляло опасность для Фила, так это попытка вернуть рукопись. И ей-богу, если вы думаете, что я колебался, красть ее или нет у старика… да я бы утащил у него последнюю рубашку!

Он взял со стола бутылку виски и налил почти полстакана. Он стал более раскованным и выпил виски залпом…

– Казалось, все хорошо. Не думаю, что Фил мог меня заподозрить. Когда я добрался до квартиры и обнаружил, что его там нет, у меня было достаточно времени для поисков. Пока я искал, раздался телефонный звонок из Тауэра – это звонил Паркер. Я совершил ошибку, ответив на него, но я был напуган. Все равно позже… – он поперхнулся, – позже благодаря этому я получил алиби. Это было почти без четверти второго.

Послушайте… Я побродил по кабинету, потому что сразу не догадался заглянуть за решетку камина. Но я все же заглянул туда и нашел ее. Я не торопился, поскольку думал, что Фил совершенно точно находится в Тауэре: я внимательно осмотрел рукопись и положил в карман. Я как раз собирался порыться в комнате… и тут обернулся, услышав шум или что-то такое, не знаю. В дверях стоял Фил и смотрел на меня. Я понял, что он стоял там и видел все.

В неподвижном, отсутствующем взгляде Далри застыл ужас.

– Вы никогда не видели Фила в гневе? Когда он впадал в ярость, это было просто сумасшествие. Однажды он пытался убить человека перочинным ножом из-за того, что тот посмеялся над его костюмом. Он становился настоящим психопатом и был дьявольски опасен.

Мне кажется, я никогда в жизни не слышал, чтобы кто-то ругался так, как он. Это звучало ужасно грубо. Я не знаю, как это описать… это было непристойно. Его коричневая кепка была сдвинута на ухо. Я всегда чувствовал, когда он собирался броситься на меня. У нас несколько раз были боксерские поединки в мягких перчатках, но я перестал драться с ним, потому что боксировал лучше; и когда я слишком ловко обходил его защиту, он впадал в ярость и говорил мне, что хочет драться на ножах. И вот я увидел, как он изготовился. Я сказал: «Фил, бога ради, не будь глупцом…» А он оглядывался вокруг в поисках чего-нибудь и увидел это. Это был арбалетный болт, лежавший на невысоком книжном шкафу возле двери. И тогда он кинулся на меня.

Я попытался уклониться и схватить его за воротник, словно собаку за ошейник, но он вывернулся. Мы начали драться… Я не знаю точно, что произошло. Я слышал, как стул упал на пол. И в следующее мгновение я понял, что мы оба уже на полу, я сверху, послышался какой-то глухой хруст. И сразу после этого… Забавно, – проговорил Далри. – В детстве у меня была резиновая игрушка, которая издавала хрип и писк, если ее ударить. Я подумал о ней, потому что этот звук был точно такой же, как от той игрушки, только в сто раз громче и ужаснее. Потом раздалось какое-то шипение и бульканье, как будто воздух снова наполнил игрушку. И больше он не двигался.

Я поднялся. Вколол он этот болт в себя сам или это произошло тогда, когда я прижал его и другой конец болта уперся в пол? При падении он затылком ударился о железную решетку.

Далри откинулся на спинку стула, закрыв руками глаза.

Некоторое время он не мог вымолвить ни слова. Ощупью он снова потянулся к виски. Рэмпол помешкал, а затем помог ему наполнить стакан.

– Я не понимаю, – уныло пробормотал Далри, – я не знаю, почему он вернулся…

– Возможно, – сказал доктор Фелл, – я сумею объяснить вам. Помолчите немного, мой мальчик, отдохните. Хэдли, теперь вы видите?

– Что вы имеете в виду?

– А вот что. Когда Дрисколл стоял там, у Ворот предателей, в лондонском Тауэре, и разговаривал с миссис Биттон в час тридцать, он кое о чем вспомнил. И очень встревожился. Он сказал, что должен пойти и разобраться с этим делом. Так что же он вспомнил?

– И что же? – спросил Хэдли.

– Напрягите память! В разговоре с ней он упомянул дядю. Это и навело его на мысль, потому что затем последовала вспышка. Подумайте!

Хэдли внезапно поднялся:

– Боже мой! Это был тот день, когда дядя наносил ему ежемесячный визит!

– Именно так. Биттон не собирался к нему заходить, но Дрисколл этого не знал. Он забыл об этом визите. А у Биттона был ключ от его квартиры. Он мог заявиться и обнаружить две украденные шляпы, которые лежали на самом виду. Это уже было очень скверно. Но если бы у Бит-тона возникли подозрения, он стал бы рыться в его вещах и нашел бы рукопись.

Хэдли кивнул.

– Дрисколлу нужно было вернуться в квартиру, чтобы отвлечь сэра Уильяма. Видите ли, он не мог объяснить это Лоре Биттон. А если и мог, у него не было на это времени. Поэтому он поступил так, как многие мужчины поступают с женщинами. Отмахнулся от нее и сказал, что вернется к ней через пять минут. Конечно, не имея ни малейшего представления о том, как это у него получится…

И видите, что он сделал? Вспомните ваш план Тауэра, Хэдли. Он не мог пройти по Уотер-лейн к главным воротам. Этот путь вел только к выходу; он не мог притвориться, что у него какое-то дело, ведь это вызвало бы у нее подозрение. Поэтому он пошел по Уотер-лейн в другую сторону и незаметно выскользнул в тумане из других ворот – на причал на Темзе. Это было в половине второго.

Вы сами говорили, Хэдли, что на метро можно доехать до Рассел-сквер за пятнадцать минут или даже быстрее. И я подумал, что раз миссис Биттон сумела проделать это в пять часов, то почему Дрисколл не мог сделать то же самое в час тридцать? Короче говоря, он приехал бы в квартиру без десяти минут два или чуть позже того времени, когда, по словам полицейского врача, он умер. Но видите ли, вы ошиблись насчет того, что Дрисколл не покидал Тауэр. Вы даже не подумали о такой возможности. Полагаю, нам не удастся найти ни одного стражника, который видел бы, как он выходил из тех боковых ворот, даже если мы попытаемся. Однако это просто никому не пришло в голову.

– Но тело было найдено у Ворот предателей! Я… Не важно, – сказал Хэдли. – Вы продолжите, Далри?

– Так вот оно что, – печально протянул тот. – Понимаю. Теперь понимаю. Я только подумал, что он мог меня заподозрить… Позвольте мне рассказать вам, что я сделал. Он умер. Это было очевидно. И на миг я впал в панику. Я понял, что совершил убийство. Я уже решился на кражу и даже все подготовил, но тут – убийство… Никто не поверит, что это был несчастный случай. И здесь я совершил ошибку: я полагал, что Дрисколл сказал в Тауэре, что вернется туда! Я мог только предполагать, что им было известно! А я уже с головой выдал себя тем, что находился в квартире, так как разговаривал с Паркером по телефону. Я решил, что Дрисколл просто передумал и вернулся, – и вот теперь я оказался в этой квартире с телом, и все знали, что мы оба были там.

Он вздрогнул.

– Ко мне быстро вернулась рассудительность. Оставался только один шанс. Нужно было каким-то образом вынести его тело из этой квартиры и оставить где-нибудь на открытом месте. Например, по дороге в Тауэр – так, чтобы все подумали, что это произошло с ним на обратном пути.

И внезапно у меня мелькнула мысль – машина! Машина стояла в том гараже, неподалеку. День был очень туманный. Я смог взять машину и въехать во двор, закрыв боковые шторки. Фил был легким, словно котенок. На этаже всего две квартиры, а окна, выходящие во двор, глухие; благодаря туману опасность быть замеченным мне не грозила.

Доктор Фелл посмотрел на Хэдли:

– Совершенно верно. Старший инспектор тоже высказался по этому поводу, когда рассуждал о том, как миссис Биттон могла выскользнуть из квартиры. Насколько я помню, он заметил, что краснокожий индеец в своем индейском головном уборе мог бы выйти из этого двора незамеченным. Это наводило на размышления…

– Ну… – Далри снова неуверенно потер глаза. – Я очень торопился. Чтобы сэкономить время, мне нужно было поехать в гараж на метро: если повезет, добраться туда можно было за две минуты, а пешком пришлось бы идти минут десять, чтобы забрать машину и вернуться за телом.

Я уже не помню, что я там изображал перед этими людьми из гаража. Я сказал им, что еду в Тауэр, выкатил машину и помчался обратно в квартиру. Если бы меня тогда арестовали… – Он тяжело сглотнул. – Я взял тело Фила и вынес его на улицу. Это было жутко… нести его. Боже мой! Я чуть не упал с этой лестницы и не пробил его головой стеклянную дверь. Когда я уложил его на заднее сиденье машины и накрыл ковриком, я настолько ослаб, что мне казалось, что у меня отнялись руки. Но мне пришлось вернуться в квартиру, чтобы убедиться, что я ничего не упустил из виду. И когда я осмотрелся там, меня осенила идея. Эта шляпа… если я возьму ее с собой и надену на Фила… то все подумают, что его убил Безумный Шляпник! Никто не знал, кто крал эти шляпы. Я не хотел, чтобы на кого-то пали подозрения, а так это было совершенно безопасно.

– Старший инспектор, – сказал доктор Фелл, – без труда поймет вас. Вы можете опустить подробности. Незадолго до того, как вы вошли, он сам изложил нам, какая логика двигала убийцей. А что по поводу арбалетного болта?

– Я… я оставил болт. Вы знаете где. Понимаете, я никогда раньше не видел эту чертову штуку. Я не знал, что она из дома Биттонов. Я просто решил, что это одна из вещей Фила и никому не может причинить вреда. Надписи «Сувенир из Каркассона» я не видел, и вы знаете почему. Она была скрыта.

Ноздри Далри напряглись. Руки на коленях сжались в кулаки, и он громко заговорил:

– Но я вспомнил кое-что, прежде чем покинуть эту квартиру. Я вспомнил о той рукописи у себя в кармане. Я мог убить Фила. Я мог быть самой подлой свиньей на свете, уверен, мог бы. Но ей-богу, я не собирался брать грязные доллары, продав сейчас эту рукопись Арбору. Она лежала у меня в кармане. Я вынул ее. Я был так взбешен, что собирался разорвать ее и взять с собой горсть этих обрывков, чтобы швырнуть их в лицо Биттону. А если бы я порвал ее там… что ж. Обрывки нашли бы… и не было никакого смысла порочить Фила, даже если я его убил. Я знал, что теряю время, но все же чиркнул спичкой и бросил ее в камин, за решетку. Под пальто у меня был складной цилиндр, и я решил, что продумал все.

– Вам следовало вернуть каминную решетку на место, – сказал доктор Фелл. – Никто, просто обыскивая эту квартиру, не смог бы опрокинуть массивную решетку так, как это сделали вы, когда дрались с Дрисколлом. Что дальше?

– Затем, – сказал Далри, машинально потянувшись за виски, – я испытал первое из двух ужасных потрясений. Когда я уже выходил из квартиры, я столкнулся с портье. Я сказал ему «ха-ха» или что-то в этом роде, сказал, какой он хороший парень, и без всякой причины протянул ему полкроны. Он пошел со мной к машине.

– Сынок, – сказал доктор Фелл неожиданно резко, – вы сегодня наговорили лишнего, и эта машина вас выдала. Когда вы излагали нам свою историю в Тауэре сегодня днем, вы сказали, что не заезжали в квартиру на машине. Вы сказали, что, выйдя из квартиры, вы должны были зайти в гараж, забрать ее, а затем отправиться в Тауэр. Но вы, я полагаю, и не могли сказать ничего другого. Однако мистер Хэдли вечером объяснил, что машина была у вас, как ему сказал портье… Впрочем, не важно. И что потом?

– Я уехал на машине. Надел шляпу на голову Фила и сунул его кепку себе в карман. Оставалось только найти боковую дорожку где-нибудь рядом с Тауэром и выкинуть тело куда-то в тумане. Об отпечатках пальцев я не беспокоился, ибо, Бог мне судья, я не прикасался к арбалетному болту. И вот, когда я уже разработал свой план и отъезжал от Блумсбери, знаете, что произошло?

– Да, – сказал Хэдли. – Вы встретили генерала Мэйсона.

– Встретил его? Встретил? Думаете, я бы остановился, если бы просто увидел его? Я вдруг понял, что он запрыгнул на подножку автомобиля, и вот он уже улыбается мне, говорит, что меня ему сам Бог послал, и велит мне подвинуться на переднем сиденье, чтобы он мог сесть рядом со мной.

Я остановил машину ни жив ни мертв. Мне показалось, что эта самая машина сейчас провалится подо мной. Я попытался пошевелиться и вдруг с такой силой надавил на газ, что машина заглохла. Затем я отвернулся и посмотрел в сторону, как будто бы на шину.

Потом машина все же завелась. Я слышал, что генерал что-то говорил, но не помню ничего. Он был в очень хорошем настроении, и от этого ситуация становилась еще ужаснее.

Я шел к гибели, теперь я это понимал. Мы должны были вернуться прямиком в Тауэр, и никакая сила по эту сторону ада не могла этого изменить. Прямиком обратно. Простите меня… секунду… хочу выпить. Странно, эта штука никак на меня не действует. Обычно я пьянею уже после нескольких порций…

В тот момент у меня было около двадцати минут, чтобы хорошенько поразмыслить. Мне казалось, что прошло несколько часов с тех пор, как я увидел Фила, лежащего там, на полу. Но когда я посмотрел на часы, то ничего не понял: было только восемь минут третьего. И все это время мой мозг работал как станок, пока я разговаривал с генералом, – не знаю, о чем мы говорили. И тут меня осенило, что у меня есть всего один шанс. И если бы я воспользовался им, то у меня могло бы быть настоящее алиби…

Понимаете? Если бы мне удалось проникнуть на территорию Тауэра и незаметно выбросить тело где-то там, ни один здравомыслящий человек не поверил бы, что я ехал из города рядом с генералом Мэйсоном и трупом на заднем сиденье машины. И меня вдруг осенило, что все решат, что Дрисколл не покидал Тауэра.

Мне пришлось поднапрячься и сделать последнее усилие. Я рассказал генералу Мэйсону о «фальшивом» телефонном звонке, которым меня выманили, и спросил, что это могло значить.

В два тридцать, когда пробили часы, мы были на территории Тауэра. Я все точно рассчитал и наметил место. Если мы никого не встретим, пока едем по Уотер-лейн, я уже знал, что делать. Вы были совершенно правы, доктор, когда говорили, что каждый подумал бы о Воротах предателей как о том месте, где можно спрятать труп в туманный день. И это было именно такое место, ведь я мог остановиться здесь, не вызывая подозрений.

Видите? – Далри в нетерпении подался вперед. – Я должен бы высадить генерала напротив ворот Кровавой башни. Я дождался, пока он скрылся под аркой и направился дальше к Королевскому дому, и только тогда начал действовать. Я открыл заднюю дверь, перебросил тело через перила и через секунду был уже снова в машине и ехал дальше.

Но боже мой! Я прекрасно справился! Генерал, поднимаясь по ступеням, вспомнил о каком-то поручении или вроде того в Башне святого Фомы и обнаружил тело. Это… это все, сэр. Есть… есть еще только одна вещь. Из-за этого ужаса я забыл о деньгах, которые задолжал, они были у Фила. Ну, во всяком случае, я об этом забыл. Когда генерал послал меня за доктором и так далее, мне пришлось подняться к себе в комнату, чтобы принять что-нибудь для успокоения нервов. Реакция была слишком бурной. На моем столе лежало письмо. Я не помню, как я его открывал, я даже не знаю, зачем я его открывал. Я обнаружил, что стою с бренди и содовой в руке, а передо мной лежит письмо. В письме было написано… – внезапно Далри поперхнулся, как будто глотал лекарство, – в письме было написано: «Не беспокойтесь более об этом. Долг выплачен. Не говорите об этом моему брату и не будьте больше таким глупым молодым идеалистом». Внизу стояла подпись: «Лестер Биттон».

Далри поднялся со стула и встал лицом к ним. Он раскраснелся, и глаза его блестели.

– Я пьян, – сказал он, недоумевая. – Пьян. Я не чувствовал до этой минуты. Лестер Биттон избавил меня от долгов и не сказал ни слова. А когда вы обвинили его – и он застрелился, – вы понимаете, почему я должен был вам сказать…

Он стоял прямо, между его бровями пролегла морщинка.

– Я же говорил, что я свинья, – продолжил он ровным голосом, – но я не такой уж плохой. Я знаю, что это значит. Это означает виселицу. Мне, конечно, не поверят после всех моих попыток выгородить себя; и я не могу их винить. Тебя выталкивают из двери, несколько секунд – и все кончено. Не могу понять, как я до этого докатился. Я, как правило, много не пью. Что я говорил? О да. Если бы вы не свалили все на майора Биттона, если бы вы сказали, что не смогли найти убийцу, я бы промолчал. Почему? Я люблю Шейлу. Когда-нибудь, возможно… Но это не важно. Я не позволю вам думать, что жалею себя. Просто я ценю людей, которые добры ко мне. Ко мне мало кто был добр. Все считали, что я слишком много шучу. Но ей-богу, этот шут гороховый поводил-таки полицию за нос! – Мгновенно его лицо запылало. – Шут гороховый! – сказал Роберт Далри.

Огонь уже угасал. Далри, сжав руку в кулак, уставился в сумрак комнаты. Он говорил долго. В окнах, выходящих в сад, забрезжил слабый намек на рассвет.

Хэдли спокойно поднялся с кресла.

– Молодой человек, – сказал он, – приказываю вам: идите в одну из комнат и посидите там. Я вас скоро позову. Мне нужно поговорить со своими друзьями. И еще одно. Ни с кем ни слова, пока вас не позовут.

– Ох, хорошо, – сказал Далри. – Хорошо. Давайте звоните по телефону, вызывайте эту вашу «Черную Марию», или чем вы там пользуетесь. Я подожду… Кстати, я вам кое-чего не сказал. Боюсь, я чуть не напугал до смерти этого бедолагу Арбора. Я не хотел этого. Когда он выходил с вашего совещания, я был в Зале стражников на другой стороне Байвардской башни, где ожидали посетители. И я разговаривал с вашим сержантом всего в десяти футах от Арбора. Он не узнал мой голос раньше, но я испугался, что он узнал его тогда. Это его чуть не убило… Вот это да! Мне кажется, будто у меня нет ног. Надеюсь, я не шатаюсь. Это был бы дьявольский способ попасть в тюрьму. Извините.

Отведя плечи назад, он нетвердыми шагами направился к двери.

– Ну что? – спросил доктор Фелл, когда он ушел.

Хэдли стоял перед угасающим камином, прижавшись к белой мраморной полке, и в руке его были записи, сделанные им со слов Далри. Хэдли колебался. Под глазами у него появились косые морщины; теперь он закрыл глаза.

– Я же говорил вам, – тихо сказал он, – я старею. Я поклялся соблюдать закон. Но я не знаю. Не знаю. Чем старше я становлюсь, тем больше становится того, чего я не знаю. Десять лет назад я бы сказал: «Жаль, но…» Вы догадываетесь, о чем я думаю, Фелл. Ни один присяжный никогда не поверит показаниям этого паренька. Но я верю.

– И без упоминаний о Лестере Биттоне, – сказал доктор, – дело может остаться нераскрытым. Славный человек, Хэдли! Вы знаете, о чем я думаю. Если это трибунал, может быть, вы вынесете решение на голосование?

– Да поможет мне Господь, – сказал Хэдли, – я сделаю это. Ну что, Фелл? – Он принял суровый вид, но на его губах играла пытливая улыбка древнего мудреца. – Доктор Фелл, ваш голос?

– Оставить дело нераскрытым, – сказал он.

– Мистер Рэмпол?

– Оставить нераскрытым, – без раздумий ответил Рэмпол.

Угасающий свет камина осветил лицо Хэдли, стоявшего вполоборота. Он поднял руку; белые листки с записями дрогнули и полетели вниз, в пламя. Они загорелись и разметались в разные стороны. Рука Хэдли оставалась неподвижной, на лице сохранялась улыбка умудренного многими годами человека.

– Дело не раскрыто, – сказал он.