Эти строки вполне можно отнести и к самому Жуковскому. Его элегическая лирика как бы сосредоточивается вокруг двух основных тем: погибшей дружбы и разрушенной любви. В основе этих тем лежат конкретные биографические факты: ранняя смерть лучшего друга Жуковского — Андрея Тургенева и любовь поэта к Марии Протасовой, встретившая непреклонное сопротивление со стороны матери девушки. Но строфы о «бедном певце» не просто автобиографичны: в них зарождается типичный образ романтического героя — человека «с обманутой душою», который «разлюбил» жизнь. Этот образ получит развитие в последующей литературе русского романтизма.

Сущность романтизма Жуковского очень точно охарактеризована Белинским, сказавшим, что он «первый на Руси выговорил жалобы человека на жизнь» и стал «певцом сердечных утрат».

Жизнь представлялась Жуковскому «бездной слез и страданий». При всей мягкости поэта и у него порой вырывались неожиданные по своей резкости определения, вроде «гнусный свет» («Тургеневу, в ответ на его письмо», 1813) или «низость настоящего» («Мотылек и цветы», 1824). Но по натуре своей Жуковский не был борцом, а потому «жалобы» поэта никогда не перерастали в открытый протест. «Гнусности» и «низости» действительности он противопоставлял «душевный порыв к неопределенному идеалу» (Белинский). Этот идеал находил выражение не только в упованиях на «мир иной», на «лучший неизменный свет», где человек обретет утраченное или недостигнутое здесь, но и в уходе от настоящего в прошлое, в атмосферу идеализированного и опоэтизированного средневековья. Отсюда обращение Жуковского к жанру баллады, которая наряду с элегией широко представлена в его творчестве.

В 1808 году Жуковский печатает свою первую балладу «Людмила» — подражание одной из баллад немецкого поэта XVIII века Бюргера «Ленора». В балладе Жуковского развивается характерная и для его элегий мысль о безрассудности и даже греховности ропота человека на свою судьбу, ибо любые горести и испытания ниспосылаются ему свыше. Сюжет «Людмилы» отличается самой мрачной фантастикой: умерший жених является к безутешной невесте, предпочитающей смерть разлуке, и увлекает ее с собой в могилу.

Если успех «Сельского кладбища» принес Жуковскому славу элегического поэта и вызвал настоящее засилье элегий в русской романтической лирике, то не меньший успех «Людмилы» способствовал исключительной популярности балладного жанра в России. Среди оригинальных русских баллад наибольшую известность приобрела баллада Жуковского «Светлана» (1812).

Сюжет «Светланы» является вариацией сюжета «Людмилы». Баллада начинается с описания русских народных гаданий. Поздним вечером, сидя перед зеркалом, Светлана мечтает о далеком суженом и незаметно засыпает. Во сне ей приходится пережить то же, что случилось с Людмилой. Просыпается Светлана уже поутру. За окном открывается солнечный морозный пейзаж, звенит колокольчик, сани останавливаются у ворот, а на крыльцо поднимается статный гость — не мертвый, а живой жених Светланы.

Так все мрачное и фантастическое отнесено в область сна, и сюжет получает неожиданно счастливую развязку. В соответствии с подобным переосмыслением сюжета язык «Светланы» менее, чем язык «Людмилы», насыщен такими элементами романтического стиля, которые преследуют цель вызвать жуткое настроение у читателя. Правда, есть в «Светлане» и «черный вран», предвещающий печаль, и «тайный мрак грядущих дней», и гроб, в котором Светлане чудится ее жених, но все эти «страхи» как бы умеряются и разбавляются непринужденностью словесных оборотов, позаимствованных из живой разговорной речи.

«Светлана» была закончена в тот самый год, когда вторжение Наполеона в Россию побудило миролюбивого автора элегий и баллад Жуковского вступить в ряды защитников родины. Он зачисляется добровольцем в московское ополчение.

пишет Жуковский Александру Тургеневу.

Вскоре после Бородинской битвы Жуковский переводится в штабную канцелярию Кутузова. Здесь на него возлагается составление сводок о военных действиях. Но, не ограничиваясь этим, обогащенный походными впечатлениями, Жуковский перестраивает свою мечтательную лиру на военный лад и заставляет ее звучать в унисон биению сердец многих десятков тысяч русских людей, отстаивавших независимость отечества. В свободное время он трудится над большим поэтическим произведением «Певец во стане русских воинов» (1812).

Приняв на себя роль певца русской военной доблести, Жуковский слагает вдохновенную лирическую песнь во славу родины, в память павших и в честь живых героев. Помянув славные дела предков, певец провозглашает задушевную хвалу отчизне и рисует запоминающиеся образы русских полководцев, отличившихся в Отечественной войне 1812 года.

По окончании Отечественной войны Жуковский возвращается к элегическим и балладным темам. Одновременно он работает над крупными эпическими произведениями из древнерусской жизни. В 1817 году он выпускает «старинную повесть» в двух балладах под общим заглавием «Двенадцать спящих дев».

Вплоть до конца 1810-х годов творчество Жуковского пользуется неизменным успехом у читателей. Выражая отношение молодого поколения к Жуковскому, Пушкин пишет такую надпись к его портрету:

Его стихов пленительная сладость Пройдет веков завистливую даль, И, внемля им, вздохнет о славе младость, Утешится безмолвная печаль И резвая задумается радость.

Но уже в следующем десятилетии отношение к Жуковскому со стороны прогрессивно настроенных представителей литературных кругов резко меняется. Проникнутая глубокой человечностью, но отрешенная от волнующих вопросов современности, поэзия Жуковского начинает восприниматься как поэзия вчерашнего дня. В период реакции, в мрачные годы аракчеевщины, в пору назревания в России дворянско-революционного движения декабристы осуждают мечтательную и тяготеющую к мистицизму поэзию Жуковского.

Неблагоприятно отразилась на литературной репутации Жуковского и его многолетняя служба при дворе (сначала он был приглашен преподавателем русского языка к жене будущего императора Николая I, а затем был назначен наставником его сына). Друзья поэта опасались, что Жуковский обратит «на потеху двора» горящий в нем «огонь дарования», что его талант захиреет в придворной атмосфере. Опасения эти не были вовсе лишены оснований. Придворные обязанности в значительной степени отвлекали его от литературных занятий. И все же ему удалось создать в эти годы ряд превосходных произведений, в том числе перевод трагедии Шиллера «Орлеанская дева» и поэмы Байрона «Шильонский узник».

Говоря об этом периоде жизни Жуковского, нельзя не напомнить и о том, что поэт сумел сохранить при дворе безупречную честность, нравственную независимость и прямоту характера. Ни почести, ни награды не могли заставить его позабыть о «святейшем из званий: человек». Трусость и раболепство были чужды Жуковскому. Об этом красноречиво свидетельствуют такие факты, как хлопоты перед царем об опальном Пушкине, ходатайства о сибирских изгнанниках — декабристах, заступничество за ссыльного Герцена, активное содействие освобождению Баратынского от солдатчины, а Тараса Шевченко — от крепостной неволи, и многие другие. Все это в конце концов привело к тому, что Николай I стал подозревать Жуковского в свободомыслии и политической неблагонадежности.

Последние двенадцать лет жизни (1841-1852) Жуковский, вышедший в отставку, провел за границей. На склоне лет сбылась мечта поэта о семейном счастье: он женился на дочери своего друга художника Рейтерна.

К заграничному периоду творчества Жуковского относятся три его больших труда: поэма «Наль и Дамаянти», переведенная из древнеиндийского эпоса «Магабхарата», стихотворная повесть «Рустем и Зораб», заимствованная из иранского эпоса «Шах-Намэ» Фирдоуси, и перевод поэмы Гомера «Одиссея». Смерть помешала Жуковскому завершить начатый им перевод «Илиады», — он умер 12(24) апреля 1852 года в Баден-Бадене (Германия), похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в Петербурге.

Литературная известность Жуковского началась с переложения чужеязычного стихотворного подлинника, его творческая деятельность оборвалась за работой над переводом великого памятника мировой поэзии. Переводы и переделки произведений зарубежных поэтов занимают преобладающее место в его наследии. Объяснение этому дал сам Жуковский в письме к Гоголю:

«Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, когда их надобно импровизировать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум, — как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вообще характер моего авторского творчества: у меня почти все или чужое или по поводу чужого — и все, однако, мое».

Мастер стихотворного перевода, Жуковский сделал достоянием русской литературы многие жемчужины мирового поэтического искусства. Но переводил он прежде всего то, что отвечало его собственному внутреннему строю, и тем самым «чужое» становилось для него способом выражения глубоко личных дум и чувств.

По образному выражению Белинского, Жуковский дал русской поэзии «душу и сердце». Этими словами он подчеркнул значение Жуковского как зачинателя русской психологической лирики. «Душа и сердце» поэта неизменно присутствуют и в тех стихотворениях Жуковского, где он с большой проникновенностью и тонкостью воссоздает картины природы. Для передачи сложных человеческих переживаний, хотя бы и ограниченных определенным кругом тем и мотивов, Жуковский находил дотоле неведомые русской лирике изобразительные средства. Раскрытие смыслового богатства слова, его многозначности, ритмическое разнообразие стиха, приобретающего под пером поэта то певучую мелодичность, то напряженную энергию, определяют неоспоримую заслугу Жуковского в развитии русского поэтического языка.

Пушкин признавал себя учеником Жуковского. Но, учась у него, он перерастал своего предшественника и преодолевал его влияние, в общем чуждое основным устремлениям пушкинского творчества. Сравнение сказок Пушкина с одновременно написанными сказками Жуковского показывает, например, насколько внешне воспринимал задачи народности искусства Жуковский и насколько глубоко проникнут был ею Пушкин.

Сам Жуковский, умевший понимать и ценить прекрасное, рано осознал, что ему предстоит уступить дорогу гению Пушкина. В день, когда Пушкин закончил свою первую поэму — «Руслан и Людмила», Жуковский подарил ему свой портрет с многозначительной надписью:

«Победителю-ученику от побежденного учителя».

К. Пигарев