Монетка на миллион

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Трамвай в саду

– В этой витрине вы можете увидеть монеты, которые имели хождение в некоторых странах Африки, Юго-Восточной Азии и на небольших островах Тихого океана… – Престарелый экскурсовод снял очки и протер их носовым платком.

– Монеты? Разве это монеты? – задал вопрос любознательный веснушчатый школьник, который пришел в музей со своим отцом. – Это же обычные ракушки!

– Совершенно верно, молодой человек! – одобрительно проговорил экскурсовод, водрузив очки на прежнее место. – Это именно раковины моллюска «змеиная голова», иначе их называют «каури». Но это не совсем обычные ракушки. Как я уже сказал, они очень широко использовались в качестве монет. Об этом говорит даже латинское название каури – «Ципрея Монета». В прежние времена этими ракушками расплачивались в лавках Судана и Занзибара, Таиланда и даже некоторых провинций Китая. Сорок раковин каури, нанизанных на шнурок, составляли более крупную денежную единицу – «связку», пятьдесят связок – «голову»…

– Однако и большие же кошельки приходилось носить с собой тамошним домохозяйкам! – проговорил еще один посетитель музея, мужчина примерно тридцати пяти лет, среднего роста и приятной, но незапоминающейся наружности.

– Совершенно верно! – подтвердил экскурсовод. – Когда отправлялись за покупками, нужно было нести целый мешок денег. Но это еще довольно удобно, в Новой Зеландии деньги были каменными, каждая, даже мелкая, монета весила по несколько килограммов, а «крупные купюры» бывали и по центнеру…

– А такие каменные монеты есть в вашем музее? – осведомился любознательный пятиклассник.

– Нет, они заняли бы слишком много места…

– Хорошо, что сейчас не чеканят таких тяжелых монет! – порадовался неприметный мужчина.

– А вот в этом вы ошибаетесь! – улыбнулся экскурсовод. – Несколько лет назад Государственный банк Канады выпустил монету номиналом в один миллион долларов. Эта монета также весит сто килограммов, изготовлена она из чистого золота в единственном экземпляре.

– В вашей коллекции такой монеты нет?

– Нет, к сожалению. Я же сказал, она изготовлена в единственном экземпляре! А теперь перейдем к следующей витрине, в которой выставлены средневековые китайские монеты династии Хань и монеты империи Чингисхана…

В Петербурге очень много музеев: есть всемирно известные, такие как Эрмитаж и Русский музей, есть менее известные, но довольно популярные среди горожан, например, Музей городского электротранспорта, где выставлены исторические трамваи и троллейбусы, или Железнодорожный музей, где в просторном помещении расположена самая большая в Европе детская железная дорога. Есть музеи совсем небольшие, но тоже популярные: к примеру, Музей водки и несколько музеев кукол и игрушек. Среди этого множества имеется и небольшой частный Музей нумизматики, в котором представлена огромная коллекция монет разных стран и эпох, собранная владельцем этого музея, известным коллекционером господином Осетровским. Именно в этом музее и проходила описываемая нами экскурсия.

Мужчина с приятной, но незапоминающейся внешностью немного отстал от экскурсии и внимательно осмотрел музейный зал. Он запомнил расположение дверей и окон, отметил датчики электронной сигнализации и камеры видеонаблюдения. Сделав несколько пометок в своем блокноте, он догнал группу в тот момент, когда экскурсовод подошел к очередной витрине.

– Здесь вы видите монеты государства Маньчжоу-Го, – вещал экскурсовод. – Это государство существовало чуть больше десяти летна китайской территории, оккупированной Японией во время Второй мировой войны. На этих монетах отчеканен профиль правителя Маньчжоу-Го, последнего императора Китая Пу И…

– Что вы говорите? Профиль Пу И?! – заинтересовался неприметный мужчина. – Надо же, как интересно! Наверное, это очень редкие и ценные монеты?

– Я бы не сказал, – экскурсовод пожал плечами. – У нас есть куда более ценные экземпляры. Кстати, вот в этой витрине – самые ценные экспонаты нашего музея. Этим монетам более двух тысяч лет. Это греческие тетрадрахмы второго века до нашей эры, римские таланты и самая редкая монета – лидийский статер шестого века до нашей эры. Предполагается, что это самая древняя монета в мире… – экскурсовод показал на небольшую, хорошо сохранившуюся монету с головой льва.

– Наверное, она очень ценная! – оживился мужчина с незапоминающейся внешностью.

– Конечно, – подтвердил экскурсовод. – По прошлогоднему лондонскому каталогу она оценивается в триста тысяч фунтов стерлингов.

Мужчина присвистнул:

– А вы не опасаетесь выставлять ее в музее?

– Нет, ничуть. Здесь очень хорошая охранная система, – экскурсовод показал датчики на стенах. – Эти датчики реагируют и на движение, и на изменение температуры в помещении. Кроме того, по ночам наш музей охраняют специально обученные собаки.

– Собаки? – переспросил любопытный посетитель. – Но вы только что сказали, что здесь установлены датчики движения. Они должны реагировать на собак!

– Совершенно верно! Но собак не допускают в залы главной экспозиции, они обходят остальные помещения и прилегающую к музею территорию. Впрочем, тема нашей сегодняшней экскурсии – не система охраны, а нумизматическая коллекция нашего музея. И сейчас мы с вами подойдем к витрине, в которой расположены наиболее интересные монеты Российской империи…

Мужчина приятной, но совершенно незапоминающейся наружности аккуратно припарковал машину во дворе приличного дома с собственной стоянкой и шлагбаумом на въезде. Затем он вошел в подъезд, вежливо придержав двери молодой маме с коляской. В коляске спал очаровательный двухмесячный ребенок, а спереди, держась за ручку, болтал ногами еще один, постарше. Мамаша улыбнулась мужчине благодарно, тот в ответ похвалил деток.

Консьержка выглянула из своего закутка и поздоровалась с мужчиной:

– Доброго денечка, Леонид Петрович!

– И вам того же, – приветливо ответил он.

Из лифта навстречу мужчине вышла полная представительная дама с французским бульдогом.

– Ах, Леонид! – заговорила она. – Передайте, пожалуйста, Лолочке, что я раздобыла телефон изумительного портного для собачек, ей это будет интересно! Имейте в виду, там очередь на месяц вперед, мы с Аленом уже записались.

Полное имя бульдога было Ален Делон, можно только удивляться, что нашла хозяйка общего во внешности французского актера, в молодости потрясающего красавца, и своего кривоногого любимца.

– Обязательно передам, – ответил мужчина с поклоном, – хорошей вам прогулки.

«Какой приятный мужчина!» – думали все встреченные соседи.

Леня Маркиз очень ответственно относился к своей репутации и искренне считал, что с соседями следует жить в мире и согласии. А также с сослуживцами.

Но судьба его сложилась так, что по работе он был сам себе хозяин, ни от кого не зависел. А из сотрудников или, скорее, компаньонов была у него только Лола, его верная боевая подруга.

У Леонида Маркова, имеющего в узких специализированных кругах аристократическую кличку Маркиз, была очень редкая по нашим временам профессия. Он был мошенником. Не просто мошенником, а мошенником с большой буквы, мошенником экстра-класса. Он не обманывал людей на улицах, втягивая их во всевозможные лохотроны, не шатался по квартирам, втюхивая доверчивым старушкам неработающие медицинские приборы, не обижал пенсионеров, а также вдов, сирот и бюджетников, справедливо полагая, что с них денег получишь мало, а забот и неприятностей огребешь кучу. Нет, операции Маркиза были остроумны и уникальны, он долго их готовил и почти никогда не проигрывал.

Таким образом, с течением времени Леня Маркиз стал широко известен в узких специфических кругах и начал потихоньку брать заказы. Времена изменились, лихие девяностые годы миновали, и люди поняли, что не всегда можно решить вопросы с помощью грубой силы и оружия, иногда, и довольно часто, требуется тонкий подход и полная конфиденциальность. К примеру, быстро и без шума и пыли вернуть украденную ценную вещь или компрометирующие фотографии или же пообщаться незаметно с каким-нибудь известным человеком и передать ему или ей кое-что важное, не предназначенное ни для чьих нескромных ушей. В таких случаях вовсе ни к чему оповещать о своих проблемах ни полицию, ни собственную службу безопасности (у кого она есть), гораздо разумнее найти ловкого неболтливого человека, который выполнит заказ, не слишком заботясь о соблюдении некоторых законов.

Таким человеком выступал Леня Маркиз. Только в одном он был тверд – никакого насилия и как можно меньше криминала. Леня был убежденным противником насилия, будь то драка депутатов на заседании Государственной думы или же ссора двух малышей в песочнице из-за пластмассового совочка.

В свое время Леонид Марков окончил цирковое училище, приобретя там ловкость рук, отличную реакцию и множество знакомых. Леня был везуч и умен, обладал также отличным чутьем на опасность, таким образом, долгое время ему удавалось не общаться близко с полицией и остальными соответствующими органами.

Леня открыл дверь собственной квартиры, и тотчас к нему подошел огромный, угольно-черный котище с белой манишкой. Смотря мимо и индифферентно мурлыкнув, кот оставил энное количество шерсти на брюках хозяина.

– Аскольдик! – умилился Леня. – Мой дорогой!

Кот был назван в честь старого Лениного учителя и друга, ныне уже покойного, и Маркиз кота обожал. Еще в квартире вместе с ним и Лолой жил крошечный песик древней мексиканской породы чихуахуа и огромный говорящий попугай по кличке Перришон. Песик был Лолин, а попугай считался у них общим.

Лола появилась в Лениной жизни более двух лет назад и с тех пор не уставала повторять, как же ему с ней повезло. Лола была актрисой – не только по профессии, но и по призванию. Лола играла всегда и везде: дома на кухне, в кафе, куда любила водить своего песика, на улице, но только не на сцене. То есть на сцене она тоже играла, но раньше, до знакомства с Маркизом. Все признавали у нее несомненный артистический талант: и режиссеры, и собратья по сцене, и даже известный театральный критик Пеликанский выразился как-то о ней чрезвычайно уважительно. И сколько же раз в сердцах повторяла Лола своему партнеру, что ради него она бросила сцену!

Обычно Леня на такие провокации не реагировал, но все же, когда Лоле удавалось вывести его из себя (а это происходило довольно часто, поскольку Лола, как всякая уважающая себя женщина, могла из ничего соорудить три вещи: шляпку, салат и скандал), Маркиз заявлял, что все ее слова – ложь, лицемерие и притворство, что она, конечно, талантливая актриса, но ужасная лентяйка и что бросила театр она оттого, что ей осточертели зависть коллег, грязные гримуборные и грубые приставания критика Пеликанского.

Назвав, таким образом, вещи своими именами, Леня тотчас бросался наутек, потому что, хоть и имел он отличную реакцию, она, эта реакция, вступала в борьбу с Лолиным бурным темпераментом, и неизвестно было, кто же победит в этой борьбе.

В остальном компаньоны сосуществовали вполне мирно, хоть Лола была капризна, рассеянна и обожала поспать по утрам.

Но как только Маркиз объявлял, что они начинают очередную операцию, Лола становилась послушна и исполнительна. К тому же она виртуозно умела гримироваться, прекрасно входила в любой образ и имела целый шкаф одежды, подходящей к самым разным случаям. В общем, в спокойные минуты Леня наедине с собой признавался, что с такой помощницей ему действительно очень повезло. Но никогда вслух об этом не говорил – Лолка возгордится, задерет нос, и тогда вообще ее в оглобли не ввести.

Сейчас Леня прислушался. В квартире было тихо: кот двигался неслышно, попугай был заперт в клетке, а песика Лолка, очевидно, взяла с собой, утром Маркиз послал ее кое-что разведать, а сам пошел в Музей нумизматики.

Леня сварил себе чашку кофе, но выпить ее решил не на кухне, чтобы не приперлись его хвостатые и пернатые любимцы и не затребовали внеочередного кормления, а у себя в комнате.

Он включил компьютер и отпил глоток божественного напитка. Кофе Леня Маркиз заваривал очень хорошо, это все признавали.

Леня вышел в Интернет и отыскал там сведения о государстве Маньчжоу-Го. Все верно, существовало такое всего десять лет, правил император Пу И.

В принципе Леня знал, что Лолка назвала своего песика именем последнего китайского императора. Какое отношение имеет древняя мексиканская храмовая порода чихуахуа к китайскому императору, Лола объяснить затруднялась, но песика своего обожала.

Сейчас Леня узнал, что настоящего Пу И после капитуляции Японии взяли в плен наши войска, потом отдали китайцам. Он долго сидел в тюрьме, потом вышел и работал садовником. Такая вот судьба.

В статье приводилось несколько фотографий императора.

«Нисколько не похож», – подумал Леня, вспомнив о песике, и в который раз поразился, до чего же Лолка взбалмошная особа.

Вот и сейчас – где ее носит? Он, Леня, свою часть задания на сегодня выполнил: побывал в музее, изучил тамошние порядки, систему охраны и расположение камер. А где эта растелепа? Небось потащила своего китайского императора в кафе и кормит его там ореховыми трубочками. Ветеринар же запретил!

За три дня до описываемых событий в комнате у Маркиза раздался звонок мобильника. Услышав мелодию, Леня сразу понял, что звонит потенциальный заказчик. И телефон был куплен для этой цели специально, точнее телефоны, Леня часто их менял, всякий раз покупая на подставное лицо.

«На всякий случай», – говорил он, когда Лола фыркала и дергала плечом.

Ехидная Лолка тут же сообщала, что у ее партнера мания преследования, Маркиз только отмахивался. Он был очень осторожен, брал заказы не абы у кого, а только по предоставлении солидных рекомендаций. Было в городе несколько людей, мнению которых он доверял. А то ведь можно так нарваться…

Система, конечно, давала сбои, но крайне редко.

– Слушаю вас! – сказал Леня в трубку, голос его был в меру любезен, но не более того.

– Мне дал ваш телефон… – мужской голосназвал фамилию, и Леня удовлетворенно кивнул – все правильно, из тех, кто может рекомендовать. – Дело у меня конфиденциальное и срочное. Возможно, оно покажется вам сложным…

Леня нахмурился: он не любил, когда в разговоре обсуждали его квалификацию. В самом деле, если клиент считает, что он не справится с поставленной задачей, то зачем тогда обращаться? А если таким образом пытается спровоцировать, то это как-то несерьезно.

– Я готов вас выслушать! – отрывисто сказал он. – Называйте время и место встречи.

– Вы свободны в любое время? – уточнил заказчик, и Леня снова нахмурил брови.

Недоверчивый какой-то попался клиент, все проверяет. Ход мыслей его ясен: если Леня ухватится за его предложение, стало быть, он не востребован, и дела его идут плохо.

Леня Маркиз считал, что он в своей профессии достиг многого, дела его успешны и сам он человек обеспеченный. Он мог выбирать заказчиков, а не они его. И Лолка все время ныла, что они много работают, и что она совершенно запустила свою внешность, и Пу И скучает. Это-то как раз было полное вранье, поскольку с Пу И Леня проводил едва ли не больше времени, чем она. Да пока эту засоню утром с постели поднимешь, собака сто раз описается!

Но без работы Леня ужасно скучал.

– При моей профессии, – говорил он, когда Лолка совсем распоясывалась, – на пенсию не уходят. Чуть только расслабишься, одному клиенту откажешь, потом другому – глядь, и никого нет, никому ты не нужен, все к конкурентам переметнулись.

– Ты же утверждаешь, что у тебя нет конкурентов, – ехидно замечала Лола, – ты же в своей профессии лучший!

– Но клиенты этого не знают, пока не свяжутся со мной, – твердо отвечал Маркиз.

И Лола отступала еще и потому, что без работы Ленька становился удивительно противным. Он ворчал, капризничал, хамил ей по мелочи и придирался по пустякам.

И как назло, уже две недели не было никаких звонков, так что Леня подумывал даже, не сделать ли какое-нибудь доброе дело задаром, чтобы потренироваться и не потерять квалификацию. Так что звонок потенциального клиента оказался очень кстати.

– Так когда вам будет удобно? – повторил клиент.

– Вы же говорили, что у вас дело очень срочное… – напомнил Маркиз сухо.

– Да-да, конечно… Тогда сделаем так: завтра днем, нет, пожалуй, попозже… часов в пять подъезжайте к Архиерейскому саду…

– Это бывший Пионерский, что ли? – уточнил Леня.

– Ну да, на Петроградской… – с неудовольствием согласился заказчик. – Так вот, там есть пруд… И летнее кафе на берегу. Спросите Антона Ивановича, это я…

– Буду! – коротко ответил Леня и отключился.

Пока он разговаривал, явился кот Аскольди уселся к хозяину на колени.

– Аскольдик, что ты об этом думаешь? – спросил Леня и почесал кота за ухом.

Спросил он, конечно, не всерьез, потому что, хоть и признавал за своим котом необычайный ум и сообразительность, все же в делах советов ничьих не слушал, сам управлялся. Кот все понимал правильно, поэтому не обиделся и отреагировал, как всегда, индифферентно. Он устроился поудобнее и замурлыкал о том, что наконец наступило лето, и жизнь прекрасна, и вообще, все замечательно…

Леню разбудила Лола, когда вернулась из парикмахерской. Она была очень сердита, потому что ее постоянный мастер Маргарита оказалась в отпуске, пришлось пойти к другой, а та сделала все не так. И краску взяла другую, и уложила плохо, и челка не на ту сторону.

– По-моему, тебе идет, – пробормотал Леня, приоткрыв один глаз.

На самом деле он вообще не заметил в прическе своей боевой подруги никаких изменений. Но Лола уже завелась и теперь искала, на ком бы сорвать злость. Песика она никогда бы не обидела, кот Аскольд мигом сообразил, что она не в духе, и двумя прыжками взвился на шкаф. Раньше у него получалось это одним разом, но за последний год кот несколько отяжелел от сытой и спокойной жизни. Ругаться же с попугаем было чревато: наглая птица имела характер скандальный, да еще набралась где-то таких выражений, что Лолины уши вмиг увядали, как сорванные цветы, не поставленные в воду. А еще она боялась, что такое услышит Пу И.

Оставался только компаньон и соратник.

– Что-то ты, Ленечка, стареть стал, – притворно вздохнула Лола, – спишь днем, как пенсионер. Делать, что ли, совсем нечего?

– Угу, – Леня сладко потянулся, – застоялся я совсем. Ну, это ненадолго, завтра встречаюсь с клиентом.

– Опять… – Лола на глазах впадала в меланхолию.

– Спокойно! – Леня закружил ее по комнате. – Я еды в китайском ресторане купил, сейчас обедать будем! Знаю, что ты после парикмахерской всегда есть хочешь!

– До еды ли мне, – в Лолином голосе послышались слезы, – в зеркало на себя смотреть не могу!

– Курица в кисло-сладком соусе, запеченные баклажаны с орехами, дикий рис… – соблазнял Леня, – и еще мороженое, твое любимое фисташковое…

– Ну, если только фисташковое… – слабо улыбнулась Лола.

– Лед тронулся! – обрадовался Маркиз.

Старожилы Петроградской стороны знают, что давным-давно никаких больших домов на Петроградке не было. Теснились там маленькие бревенчатые домики с уютными палисадничками и огородами, а дальше были огороды большие, где выращивались овощи и зелень на продажу. С тех пор улицы в том углу и называются Большая Зеленина, Малая Зеленина и Глухая Зеленина. Еще была там усадьба архиерея, а при ней огромный фруктовый сад.

Были в том саду яблони нескольких сортов, были, конечно, груши и сливы, так что весной гул стоял от пчел, что роились над белой кипенью цветущих деревьев. Был пруд, кишевший рыбой, а в центре его – островок, где жили лебеди.

После некоторых исторических событий, когда архиереи стали не нужны, усадьба разрушилась, от нее остались одни развалины, в которых прятались подозрительные личности. Сад безобразно зарос, плодовые деревья высохли и вымерзли, остались только дубы да липы – этих ничто не возьмет.

Перед войной поговаривали, что водятся в саду привидения. Якобы сторож продуктового магазина, что на Бармалеевой улице, шел как-то поздно ночью и слышал в кустах подозрительную возню и неприличный заливистый смех. А после вышла вдруг на тропинку высокая фигура вся в белом, подлетела к сторожу и схватила за шею. Сторож протрезвел со страху, еле от привидения отбился и бросился бежать. А когда очнулся, то хватился кошелька: видно, нечистая сила позарилась.

Соседи ахали, только жена сторожа ругалась последними словами: пропил, кричала, паразит, всю получку, и нечистая сила тут совершенно ни при чем.

Однако пошаливали в том саду прилично: скорее всего, мелкая шпана, а не привидения.

В блокаду дубы и липы вырубили на дрова, и сад зарос совсем безобразно: высилась там крапива в человеческий рост, лебеда и лопухи, а также кусты, на которых осенью зрели красные ядовитые ягоды, называемые волчьими.

А уж в шестидесятые годы, после того как Гагарин в космос полетел и случились многие другие исторические события, решили сад в порядок привести, даже в газетах писали, что вместо старого парка, рассадника всевозможных безобразий и даже преступлений, будет теперь новый, его отдадут детям и назовут Пионерским.

Сказано – сделано. Остатки старых деревьев выкорчевали, посадили березы и елки, проложили дорожки, вырвали все сорняки и сделали газоны и клумбы.

Архиерейский пруд чистили больше недели, нашли на дне бесчисленное количество пустых бутылок и граненых стаканов, которые, как известно, вечны, никакая напасть их не берет, и никакие стихийные бедствия над ними не властны. Еще обнаружились на дне пруда какие-то весьмаподозрительные кости и станковый пулемет «Максим», вполне, кстати, пригодный к употреблению, только почистить да смазать – и пожалуйста, ставь на крышу, да и…

Про пулемет «Максим» в газетах не писали, знающие люди рассказывали.

Лебединый домик давно развалился, и лебеди больше не прилетали, наверное, нашли себе другое, более уютное пристанище. Зато прилетели утки, а на деревьях гнездовались разные мелкие представители семейства пернатых.

Как полагается, сделали в парке закрытый павильон, в нем работали разные кружки: шахматный, судомодельный и мягкой игрушки. Была также открытая эстрада, на которой выступали пионерские ансамбли, тонкими трогательными голосами распевавшие «То березка, то рябина» или про дощечку и лесенку.

И наконец, была в парке мемориальная аллея пионеров-героев – усаженная тополями широкая дорога, где через равные промежутки висели портреты знаменитых пионеров, начинавшиеся, как водится, с Павлика Морозова. Это теперь насчет Павлика существуют в народе некоторые сомнения, можно ли считать героем мальчика, предавшего собственного отца, а раньше сомнениям не было места.

Аллея заканчивалась круглой площадкой с трибуной, над которой реяли флаги. Перед трибуной была разбита большая клумба в виде пятиконечной звезды, усаженная всегда одинаковыми ярко-алыми цветами, называемыми по науке сальвия или шалфей декоративный, а в народе именуемыми партийцами.

После перестройки парк захирел. В самом деле, какая уж тут аллея пионеров-героев, когда самой пионерской организации больше не существует.

Леня Маркиз в этом парке не бывал по самым понятным причинам: у него не было детей и пока не предвиделось. Слышал он краем уха, что Пионерский парк снова переименовали в Архиерейский сад и провели реконструкцию.

Леня оставил машину на стоянке у входа и прошел через кованые ворота.

Вид парка радовал глаз. Щиты с портретами давно убрали и повесили между тополями разноцветные фонарики, так что вечером, в темноте, было, очевидно, очень красиво.

Вместо пятиконечной клумбы с недоброй памяти партийцами был теперь роскошный цветник, разбитый по всем правилам садово-паркового искусства.

Леня миновал цветник, прошел тенистой аллеей и вышел к пруду. Павильон, где раньше послушные дети мастерили модели крейсеров и эскадренных миноносцев и шили зайцев и медвежат, очень удачно переделали в ресторан. На берегу пруда стояло несколько столиков под нарядными полосатыми тентами. Сам пруд был поделен сеткой на две примерно равные части, в одной старательно цвели лилии и плавали утки, возле другого берега стояли удочки, там за умеренную плату разрешали ловить рыбу.

Леня выбрал столик поближе к воде, официант подошел не так чтобы быстро, несмотря на то что народу за столиками почти не было. И никого похожего на клиента не наблюдалось.

– Меня тут должны ждать… – сказал Леня с сомнением, – Антон Иванович.

Официант задумчиво оглядел столики. У Маркиза в голове зашевелилась здравая мысль, что следует уйти отсюда как можно скорее. Этот заказчик ему не понравился еще по телефонному разговору, а уж если он еще и опаздывает на встречу…

– Антон Иванович… – проговорил официант… – кто такой? А вы заказывать будете? Рыбка есть, свеженькая… только почистили… жаренная на гриле… – он кивнул в сторону пруда.

– Угу, и утка, свеженькая, только ощипали… – поддакнул Леня и тоже кивнул в сторону пруда.

– Постойте! – официант вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Так вам Иоганныча, что ли? Точно, он же и правда Антон… А я-то сразу и не вспомнил…

Он отошел в сторонку, сложил руки рупором и крикнул на тот берег:

– Антон Иоганныч! К вам гости!

Тотчас встал один из рыболовов и заторопился в сторону кафе.

– Так что насчет рыбки? – официант обратился к Лене.

– Нет, спасибо, мне, пожалуйста, кофе и водички минеральной. Только чтобы без газа.

– К кофе десерт, пирожное, чизкейк?.. – скороговоркой перечислял официант, но Леня только отмахивался.

– Берите булочку, – сказал, подходя, заказчик, – вчерашнюю.

– Зачем мне вчерашняя булочка? – всерьез удивился Маркиз.

– А вы ее все равно есть не станете, а уткам полезен черствый хлеб, – заказчик махнул рукой в сторону пруда.

Поскольку столик стоял у самой воды, под ногами у Маркиза плавали утки: два ярких самодовольных селезня и одна дама в скромном повседневном оперении. Она посмотрела на Леню и издала выразительный кряк: давай, мол, булки, не жадничай!

Официант ушел, и Леня внимательно пригляделся к потенциальному заказчику.

С виду мужчина ничего себе, довольно крепкий, подтянутый, хоть и немолодой, шестой десяток не только разменял, но и прожил, небось, больше половины. Одет скромно: джинсы, куртка спортивная, – оно и понятно, не в смокинге же рыбу ловить. Волосы хоть и седые совсем, но хорошие, густые, аккуратно подстриженные.

В этом месте Леня Маркиз слегка расстроился.

Он точно знал, что его волосы в таком возрасте не будут выглядеть так же хорошо. Макушка уже сейчас начинает слегка редеть. Правда, Ленин парикмахер уверяет его, что это только кажется, но ведь от них, от парикмахеров, правды не дождешься. А к Лолке он с таким вопросом ни за что не обратится, еще не хватало против себя такой козырь ей давать, потом от насмешек спасу не будет!

Официант принес заказанное. Увидев булочку, утки заметно оживились.

– Вы позволите? – заказчик стал отщипывать маленькие кусочки от Лениной булки и бросать их в воду.

Маркиз вдруг ощутил детскую обиду. Он, может, сам хотел уточек покормить, булка-то его. Закажи свою и корми на здоровье! Что это за манера – пользоваться чужим на дармовщинку! Нет, определенно, этот человек ему не нравится.

Леня тут же мысленно усмехнулся. Ну неприятный тип, так что, из-за булки с ним расстаться? И вообще, он сюда не уток кормить пришел, у него время не казенное.

– Может быть, познакомимся и перейдем к делу? – напомнил он. – Вы же говорили, что дело у вас срочное.

– Да-да, – заказчик с явным сожалением отвернулся от воды, – вы совершенно правы.

– Итак? – спросил Леня. – Про меня вы наводили справки и знаете, что проколов у меня не бывает, и размер гонорара тоже знаете.

– Наслышан, – усмехнулся заказчик, – но давайте по порядку. Меня зовут Антон Иванович Штемпель. Фамилия у меня такая, и спасибо, что скрыли улыбку.

Леня поклонился: при его профессии умение следить за лицом едва ли не самая важная вещь.

– Фамилия немецкая, – продолжал заказчик, – батюшку моего звали Иоганн Альбертович, но вам это неинтересно. Дело у меня вот какое… – он снова загляделся на уток и поискал булку.

Но Леня давно уже спрятал остатки булочки подальше, а когда Антон Иванович поглядел на него в удивлении, послал в ответ безмятежный взгляд.

– В районе Никольской церкви есть Музей нумизматики… – начал заказчик со вздохом.

«В жизни не слышал», – подумал Леня, но изобразил, что он весь внимание.

– Музей частный, принадлежит он некоему Дмитрию Осетровскому, богатому человеку и страстному коллекционеру. Так вот, – Антон Иванович посмотрел Лене в глаза, – мне нужно, чтобы вы украли из этого музея одну монету.

– Что за монета? – спросил Леня после некоторого молчания. – Динарий императора Тиберия? Тетрадрахма Александра Македонского? Что-то средневековое?

– Нет-нет, монета не слишком ценная, – заторопился заказчик, – она представляет ценность только для меня. Эта монета государства Маньчжоу-Го…

«В жизни не слышал», – снова подумал Леня.

– Она не слишком редкая, хотя отличается от остальных, она не круглая, а овальная. Но дело не в этом.

– Сколько она стоит? – поинтересовался Леня.

– Боюсь, что стоит она тысяч пять… рублей.

– Что? – возмутился Маркиз. – И вы говорите, что знаете мои расценки? Десять процентов от стоимости вещи! Так вы предлагаете мне совершить кражу за пятьсот рублей вознаграждения? Вы, сударь, адресом ошиблись, я не благотворительный фонд! Я и вообще не унижаюсь до вульгарной кражи, а уж за такой гонорар…

– Но послушайте, не надо так кипятиться, – клиент нахмурил брови, – дайте же договорить! Мне вас рекомендовали как человека умного и понимающего.

Маркиз и сам не знал, с чего он так разозлился. Ну не нравился ему этот человек – и все тут! Да тут еще утки не вовремя раскрякались, требуя булки.

– Если рассмотреть мое дело под другим углом, – заговорил Антон Иванович, – то получается вовсе не кража, а возвращение украденного. То есть, по большому счету, восстановление исторической справедливости. Дело в том, что эта монета – она моя. И Митька Осетровский украл ее у меня очень давно…

Заказчик сделал паузу и внимательно взглянул на Маркиза:

– Вы, Леонид, коллекционировали что-нибудь?

– Ну, марки в детстве пробовал собирать, – признался Леня, – еще этикетки от спичечных коробков, когда совсем маленький был – конфетные фантики…

– Вот и я с детства заболел собирательством, только сразу начал с монет. У меня был сосед… очень интересный человек, он много лет жил в Китае, подозреваю, что не под своим именем… он знал множество удивительных вещей, в том числе и о монетах. И он подарил мне ее, эту монету государства Маньчжоу-Го.

«В жизни не слышал», – привычно подумал Леня.

– Он говорил, что эта монета положит начало моей коллекции, что она счастливая монета. Я был мальчишкой и верил ему. Потом он умер, а я увлекся своей коллекцией. Научился разбираться в монетах, безошибочно определял мало-мальски ценные. С Митькой мы учились вместе в школе, он был младше. И подружились мы с ним на почве нумизматики. Он тоже интересовался монетами. И однажды он пришел ко мне… мы провели целый вечер за рассматриванием монет из моей коллекции, и хватился пропажи я только на следующий день. Было воскресенье, и он уехал с родителями на дачу. Потом он бегал от меня три дня, пока я не подстерег его под лестницейи не побил. Меня же обвинили во всем, поскольку он был младше. Отца, конечно, вызвали в школу, а он у меня был характером крут. Явившись домой, он сказал, чтобы больше не слышал ни о каких монетах, что он запрещает мне заниматься нумизматикой. Он хотел выбросить всю мою коллекцию, но кто-то из соседей сказал ему, что она представляет какую-то ценность. В общем, родители все убрали и отправили меня в пионерский лагерь – как раз лето подошло.

– Печально… – сказал Леня, собираясь добавить еще, что искренне сочувствует заказчику, но обнаружил, что сочувствия-то как раз в его душе и нет.

– С Митькой мы больше не сталкивались, – заговорил Антон Иванович, – осенью он пошел в другую школу, потому что родители переехали. А я, как ни пытался, не мог забыть нумизматику. Хотел начать все заново – никак не получалось, все же деньги какие-то нужны или обменный фонд. У меня же не было ни того, ни другого. Отец и слышать не хотел о том, чтобы отдать коллекцию, отношения у нас с ним испортились. И как оказалось, навсегда. Я, со свойственным юности максимализмом, затаил обиду и все делал наперекор. Все родительские советы воспринимались мною в штыки. Я едва окончил школу, учителя перекрестились, выпустив меня, потому что я надоел им своим хулиганством до чертиков.

Один из селезней вышел на берег и вразвалку подошел к столику. Он повернул изумрудную голову и поглядел очень выразительно, совсем как кот Аскольд, когда он отирается возле холодильника. Леня рассмеялся и бросил ему булку.

– Вы слушаете? – спросил заказчик с заметным неудовольствием в голосе.

– Я слушаю, но не могли бы вы выражаться яснее, – попросил Маркиз. – И ближе к делу, пожалуйста…

– Ну, с тех пор прошло очень много времени, я относительно преуспел в жизни и решил на старости лет снова заняться нумизматикой. Собрал неплохую коллекцию, и даже та, первая, детская, ко мне вернулась после смерти отца. Митька Осетровский тоже не терял времени даром. Он разбогател и открыл частный Музей нумизматики, потому что коллекция его была огромной и очень интересной. Он пригласил на открытие всех коллекционеров, но только не меня. Хотя я, конечно, и сам бы не пошел, мы с ним с тех пор так и не встречались. Но потом, когда музей открылся для посетителей, я пришел туда как обычный посетитель, деньги за билет заплатил… – Антон Иванович усмехнулся. – И каково же было мое удивление, когда я увидел в одной витрине мою монету! Ту самую, государства Маньчжоу-Го! Ту, что он украл у меня, когда мы были детьми! Он сохранил ее, и, судя по коллекции, она принесла ему удачу. Ему, а не мне!

Леня исподтишка взглянул на заказчика, ему не понравилась излишняя ажитация в голосе собеседника. Так и есть: глаза горят, волосы взлохмачены, сам очень возбужден.

– Короче, – заказчик неожиданно успокоился, – я решил, что монета должна вернуться ко мне. Это – талисман, понимаете? Это подарок человека, которого я очень уважал. Можете считать это моим капризом, хотя на самом деле это не так.

– А вы не пробовали по-хорошему договориться с Осетровским? – протянул Леня, и тут же отодвинулся, и замахал руками. – Понял, понял, давняя вражда!

– Да нет, просто он ничего не продает…

На миг в глазах заказчика мелькнуло странное выражение, но тут же исчезло, и Маркиз так и не смог понять, что бы это значило.

– Так вы согласны? – напрямую спросил Антон Иванович. – Вопрос о вознаграждении решим тотчас же.

Решили к обоюдному согласию, Маркиз поступился принципами насчет десяти процентов и назвал солидную сумму, а заказчик не стал торговаться.

– Ну-с, – по окончании разговора заказчик посмотрел на часы, – не смею вас больше задерживать…

Леня быстро опустил глаза, чтобы клиент не увидел в них нечто для себя чрезвычайно неприятное. Нет, все-таки до чего этот человек ему не нравится!

– Позвольте откланяться, – сказал он, вставая, – я сообщу вам о результатах.

– Как скоро это будет?

«Скоро только кошки родятся», – хотелось хамски ответить Маркизу, но он, естественно, сдержался и улыбнулся как можно любезнее, отказавшись назвать точные сроки.

Не подав на прощание руки, заказчик пошел на другую сторону пруда, где пристроился к удочке. Леня проводил его рассеянным взглядом и неторопливой походкой побрел к выходу из парка. Однако, как только кусты сирени скрыли егоот внимательных глаз официанта, Леня тут же развернулся и пошел назад, забирая в сторону.

Он миновал павильон, на котором теперь была вывеска «Ресторан ʺПодворьеʺ». Была в ресторане открытая терраса, а также довольно приличный зал внутри. Зал был пуст, как, впрочем, и терраса, очевидно, ресторан открывался позднее.

Маркиз окинул все это великолепие скучающим взглядом, как праздно шатающийся человек. И тем не менее откуда-то тут же вынырнул рослый, накачанный парень и сказал вроде бы вполне дружелюбно:

– Мы закрыты до шести!

Чувствовалось, что дружелюбие это наносное и что, если Леня сделает хоть малейшую попытку возмутиться, охранник с удовольствием выставит его вон.

– Да я ничего такого! – Леня простодушно улыбнулся. – Просто смотрю, гуляю…

– Нечего смотреть, у нас не музей! – нахмурился охранник.

«Ну что тут за публика! – расстроился Леня. – Официант – прохиндей, охранник – хам! Ой, до чего же мне здесь не нравится…»

Однако уйти просто так нельзя, по устоявшейся привычке он хотел выяснить что-нибудь про заказчика.

Судя по всему, он проводит в этом Архиерейском саду много времени, официант запросто называет его Иоганнычем, стало быть, свой он тут человек. Но официанта расспрашивать нельзя, этот держиморда тоже ничего не скажет, а то и накостыляет. Леня-то за себя постоять сможет, но шум устраивать совершенно ни к чему.

Он разочарованно отвернулся и побрел в сторону. Обогнув павильон, он увидел, что ресторан шикарный только с виду, потому что задний двор огорожен был простой проволочной сеткой, валялись там какие-то ломаные доски и ящики, а также остатки деятельности трудолюбивых пионеров: какие-то транспаранты и вырезанные из фанеры силуэты крейсеров.

Оглянувшись, Леня прошел вдоль сетки до маленькой калиточки, которая не была заперта на замок, а просто замотана проволокой, как у нерадивого деревенского хозяина. Маркиз взялся было за проволоку, но тут из-за ящиков появился здоровенный мужик в грязной белой куртке и поварском колпаке. Одной рукой мужик тащил что-то маленькое, извивающееся и визжащее, как поросенок.

Маркиз едва успел отскочить в сторону и спрятаться за непонятные кусты. Свободной рукой мужик рванул калитку и выбросил свою ношу на пыльную траву.

– И чтобы ноги твоей больше в ресторане не было! – пророкотал он, прибавив на прощание матерную тираду, и удалился.

Леня высунул голову из кустов и увидел, что на траве валяется мальчишка – худой и малорослый. Он размазал рукавом по лицу сопли и со стоном приподнялся.

– Ты живой там? – окликнул его Леня.

– А то, – буркнул мальчишка.

– Тогда отползай сюда, в кусты…

– Это зачем? – гнусаво спросил мальчишка. – Чего мне там вообще делать?

– Ну как хочешь, – покладисто согласился Маркиз. – Тогда я пойду…

– Погоди! – встрепенулся мальчишка. – У тебя закурить есть?

– Ну, найду…

Мальчишка мигом перебрался в кусты. Тут было грязновато, но зато их не могли видеть из ресторана.

– Этот, в колпаке, шеф-повар, что ли? – поинтересовался Маркиз.

– Он, зараза, – согласился мальчишка, – давно на меня наезжает. А чего я сделал-то? Банки переставил с солью и сахаром. А если они одинаковые? И то и другое белое… Каждый может ошибиться!

– И что вышло? – полюбопытствовал Маркиз.

– Он в баварский крем соли бухнул, а в суп харчо – сахару! – мальчишка говорил таким довольным голосом, что Леня тотчас уверился: не ошибся он, а нарочно банки переставил.

Продувная, видно, бестия этот мальчишка.

Маркиз тут же уверился в своей правоте, потому что поваренок, теперь уже бывший, по-хозяйски запустил лапу в пачку сигарет и выудил оттуда чуть ли не половину.

– Давно тут работаешь-то? – спросил Леня.

Мальчишка зыркнул на него сердито, но усовестился, вспомнив про сигареты, и ответил неохотно:

– Четвертый день. Этот, шеф-повар, Михал Михалыч, сосед наш с теткой. Тетка его и упросила меня к делу пристроить, говорит: чего будешь целое лето болтаться, а в ресторане этом хоть накормят. Ага, накормят – объедками!

– Ну уж… – усомнился Маркиз, – говорят же – на чем сидишь, то и имеешь…

– Ага, сам-то Мих-Мих сумками с кухни несет, у него собака – бордосский дог, так он мяса никогда не покупает, все свое, ресторанное. А другим только гарнир – картошка там или макароны. Поварят гоняет в хвост и в гриву, чуть что – тумака да уши норовит накрутить… – мальчишка потер правое горящее ухо.

– Понятно, – усмехнулся Маркиз, – и ты, значит, решил наплевать на теткины инструкции и дать отсюда деру. А то жизнь молодая проходит у плиты…

– Точно! – расцвел мальчишка. – Так бы тетка ни за что не согласилась, а раз Мих-Мих сам меня выгнал…

– Так что не понравилось тебе тут…

– А то! – вскинулся мальчишка. – Они тут все как один жулики и такой дрянью клиентов кормят! Ты в этот ресторан не ходи, я уж знаю, что говорю…

– Уговорил, не пойду, – согласился Леня, – а что ж хозяин-то?

– А хозяину все по фигу, – отмахнулся мальчишка, – Мих-Мих всем заправляет, а хозяин только рыбу ловит целыми днями.

– Постой, – догадался Леня, – так это Иоганныча ресторан?

– Ну да, а ты не знал, что ли? – удивился мальчишка. – Но, я тебе скажу, скоро он прогорит! Потому что, если какой клиент и зайдет один раз поесть, второй раз уж точно не придет.

– Ну, ясное дело, если все время рыбу ловить, то для бизнеса никакой пользы… – протянул Леня и поднялся. – Однако, пожалуй, пойду я, а ты будь здоров!

– Дай еще сигарет! – обнаглел мальчишка.

– Бросай курить, вставай на лыжи! – посоветовал Леня.

– Так сейчас же лето! – мальчишка принял его слова всерьез.

– А ты на водные…

В сущности, какое ему дело, как обстоят дела у заказчика, думал Леня по пути домой, лишь бы заплатили ему за работу. Однако если бизнес идет туго, то с чего платить такие деньги за простой каприз? Монета, видите ли, дорога ему как память…

Ну, раз сговорились, надо приступать к операции.

Два дня ушло на разведку и предварительную разработку операции. Леня посетил Музей нумизматики, осмотрелся в нем, внимательно изучил систему охраны, а Лоле велел разузнать кое-что про обслуживающий персонал. И вот он решил назначить операцию на завтра, поскольку заказчик торопил, а Лолка где-то гуляет со своим песиком, и горя ей мало. Ну никакой ответственности!

И только он это подумал, как в замке заскрипел ключ, послышались тявканье и стук Лолиных каблучков.

– Явилась наконец! – прошипел Леня. – Тебя только за смертью посылать! Ну, выяснила, что надо?

– Спокойно, Ленечка! – Лола была в чудном настроении, поскольку они с Пу И замечательно прогулялись и побывали в кафе. – Все выяснила! Там такая тетка – уборщица, приходит по вечерам… вот, я тут все подробно записала…

– Ну, удачи нам на завтра!

– Леня, – Лола всегда была проницательной, вот и сейчас она уловила в интонации своего партнера что-то неуверенное, какое-то сомнение, – что не так?

– Да все так! – он отмахнулся. – Пока тебя ждал, извелся весь!

Изольда Ильинична Иглокожина большую часть своей сознательной жизни преподавала в Холодильном институте предмет под странным названием «Политэкономия социализма». Предмет этот считался крайне важным, хотя институтские остряки говорили, что он относится к области ненаучной фантастики, поскольку никакой политэкономии социализма в природе не существует, как не существует и самого социализма. Правда, говорили они это вполголоса и только среди своих, потому что за такую шутку в те времена можно было запросто вылететь из Холодильного института в такие края, где холодильники совершенно неактуальны по причине сурового климата.

Тем не менее Изольда Ильинична считалась в институте весьма уважаемым человеком, студенты ее боялись как огня и называли за глаза Занудой Ильиничной или просто ИИИ.

Иглокожина получала солидную зарплату и всевозможные льготы. Она даже ездила по туристической путевке за границу, в Болгарию, и в ближайшем будущем ей была твердо обещана путевка в Федеративную Югославию.

Правда, это будущее так и не наступило.

Как выяснилось, институтские остряки оказались правы. Социализм отменили, и вместе с ним отменили предмет, который преподавала Изольда Ильинична. Она была совершенно потрясена этим фактом и долго не хотела с ним смириться, не хотела видеть очевидного.

Когда ее должность сократили в Холодильном институте, она попыталась устроиться в Институт котлов и печей, где ее старинный знакомый работал заведующим кафедрой общественных наук. Но ее знакомый с грустью сообщил ей, что специалисты ее профиля в их институте более не требуются. Сам он, как выяснила Изольда Ильинична, переключился с преподавания истории КПСС на историю мировых религий, которая была теперь более актуальной.

Иглокожина переквалифицироваться не смогла, несколько лет перебивалась случайными заработками и наконец поняла, что единственная доступная ей работа – это труд уборщицы.

Некоторое время она не хотела признавать этот неопровержимый факт, но в конце концов вспомнила, что бытие первично, а сознание вторично, и смирилась с неизбежным.

С тех пор она и работала уборщицей, благо хорошо запомнила с советских времен, что нет профессий первого и второго сорта, всякий труд в нашей стране почетен и уважаем.

Тем временем дочка Изольды Ильиничны Галя вышла замуж и родила внука. И в этом внуке бывшая преподавательница нашла смысл жизни. Она решила, что с ее высшим образованием и богатым педагогическим опытом она сможет воспитать из внука Гоши Настоящего Человека. Именно так – с большой буквы. Точнее, с двух больших букв.

Как только Гоша немного подрос, Изольда Ильинична начала читать ему книги, в воспитательном значении которых не сомневалась: «Васек Трубачев и его товарищи», «Тимур и его команда», «Флаги на башнях» и даже «Как закалялась сталь». После таких книг бедный Гоша, которому едва исполнилось пять лет, начал вздрагивать и беспричинно плакать, потом у него нарушился сон и пропал аппетит. Озабоченные родители водили его по врачам, но те только пожимали плечами и не могли понять причины нервного расстройства.

Наконец однажды зять Изольды Ильиничны совершенно случайно заглянул в комнату ребенка, когда теща с выражением читала перепуганному Гоше:

– «В жуткой короткой схватке в маленьком домике разлетелись, как гнилые арбузы, две петлюровские головы. Страшный в своем гневе обреченного, кузнец яростно защищал две жизни, и долго трещали сухие выстрелы у речки…»

– Мама, что это вы читаете ребенку?! – в ужасе воскликнул зять.

– Я читаю ему настоящую, серьезную литературу, литературу большого идейного значения! – ответила Изольда Ильинична. – Литературу, которая сделает из него Настоящего Человека! Человека с большой буквы, строителя светлого будущего!

С этого дня ее влияние на внука было сведено к минимуму. То есть бабушку подпускали к внуку только в безвыходном положении, когда его больше не с кем было оставить, и на горизонте маячил страшный призрак школы продленного дня.

Сама Изольда Ильинична относилась к такому положению очень болезненно, она не сомневалась, что без ее благотворного влияния ребенок не вырастет Настоящим Человеком. Кроме того, она считала, что Гошины родители легкомысленны, безответственны и нерадивы и могут довести ребенка до тяжелого хронического заболевания и даже до преждевременной смерти.

Неделю назад Гошины родители отправили своего подросшего и окрепшего ребенка в летний оздоровительный лагерь с углубленным изучением финского языка. Лагерь располагался на Карельском перешейке, неподалеку от финской границы. Видимо, его организаторы считали, что такое удачное географическое расположение должно способствовать успешному усвоению языка.

Сами же родители отправились на отдых в Турцию погреться на солнце и поплавать в море.

Изольда Ильинична была против этого лагеря. Она считала, что там ее обожаемого внука не научат ничему хорошему. Но Гошины родители не хотели и слушать ее.

В минувшие выходные Изольда Ильинична навестила внука, хотя добираться до лагеря было очень долго и неудобно: сначала нужно было ехать электричкой до Зеленогорска, а оттуда рейсовым автобусом, который ходил дважды в сутки.

Лагерь произвел на нее самое неблагоприятное впечатление: там совершенно отсутствовала наглядная агитация, воспитательная работа была организована из рук вон плохо, а в лагерной библиотеке не было ни «Тимура и его команды», ни «Васька Трубачева», ни «Флагов на башнях».

Этим вечером Изольда Ильинична собиралась на работу, а именно в частный Музей нумизматики, где она ежевечерне мыла полы и наводила порядок. Она уже оделась и собиралась выйти из дома, как вдруг зазвонил телефон.

Сердце Изольды Ильиничны забилось от волнения: она сразу почувствовала, что что-то случилось с ее обожаемым внуком. Причем случилось нечто ужасное.

Она схватила трубку – и худшие ожидания тут же оправдались.

Из трубки сквозь треск и шорох донесся незнакомый и не очень разборчивый мужской голос.

– Из лагеря звонят! – прошелестел этот голос. – Насчет отдыхающего Георгия Семипядева!..

Изольда Ильинична схватилась за сердце.

– Что случилось с Гошей? – воскликнула она слабым от ужаса голосом. – Он жив?!

– Жив, жив!.. – донеслось до нее сквозь треск и шорох. – Еще как жив! Как говорится, живее всех живых! Но он здесь такое устроил… такое устроил!.. Это просто кошмар!

– Что случилось? – выкрикнула Изольда Ильинична, свободной рукой схватившись за сердце.

Она знала, что ее внук – очень умный и изобретательный мальчик с хорошо развитой фантазией. Например, минувшей зимой он одел в ее сатиновый рабочий халат и косынку учебный скелет в школьном кабинете анатомии, а в костлявые руки скелета вложил ведро и швабру. Подслеповатая учительница анатомии приняла скелет за школьную уборщицу тетю Броню и попросила его навести в кабинете порядок после урока. Поскольку скелет не ответил, учительница подошла поближе, поправила очки… и грохнулась в обморок.

Вот и теперь Изольда Ильинична ожидала чего-то подобного.

– Что с ним случилось? – повторила она, когда треск в трубке немного затих.

– …Здесь, рядом с лагерем, находится крупный зверосовхоз… в этом совхозе разводят ценных пушных животных…

Треск и шум снова усилились, мужской голос стал совершенно неразборчивым.

– И что же случилось с моим Гошенькой? – безуспешно восклицала перепуганная бабушка.

– С ним – ничего! – прорвался сквозь шумы и помехи голос. – То есть пока ничего… ваш Гоша умудрился выпустить на свободу полторы тысячи норок, куниц и хонориков…

– Кого? – изумленно переспросила Изольда Ильинична. – Каких хануриков? Там у вас зверосовхоз или исправительное заведение? Мне сразу не понравился этот лагерь!

– Не хануриков, а хонориков! – снова донесся до нее искаженный помехами и расстоянием голос. – Это такой пушной зверек, помесь хорька и норки!

– При чем здесь ваши хорьки и норки? – кричала испуганная женщина. – Что с Гошей?

– С Гошей все нормально… пока! – повторил мужчина. – Вот с пушными животными… и еще с птицей…

– С какой птицей? А птица-то при чем? Из-за какой-то одной птицы столько шума!

– Из-за одной?! – донеслось сквозь помехи. – Если бы из-за одной! Тут у нас неподалеку еще птицефабрика, так туда проникли норки и куницы, которых выпустил ваш Гоша!

– Бедный Гошенька! – застонала Изольда Ильинична. – Я представляю, как он переживает!

– Вам лучше приехать и забрать его! Директор зверосовхоза совершенно озверел, директор птицефабрики разошелся, и я не ручаюсь…

– Я еду! Я немедленно еду! – И Изольда Ильинична понеслась на Финляндский вокзал, едва успев переодеться и взять самое необходимое. А именно бинты, йод и продукты питания для Гоши.

Часом позже к служебному входу частного музея подошла молодая румяная женщина самого деревенского вида в пестрой бесформенной юбке турецкого производства и жизнерадостной цветастой кофточке с рукавами-фонариками. Кофточка едва сходилась на пышной груди, верхняя пуговка была расстегнута. На голове у прекрасной незнакомки была замечательная оранжевая панама, которой она, несомненно, гордилась.

– Кто такая? – строго осведомился у нее охранник.

– Анжела я, – ответила незнакомка, стрельнув глазами. – Извольды Ильиничны племянница. Которая у вас тут прибирается. Из деревни я приехала, из Запечья…

– Вижу, что не из Парижа! – усмехнулся охранник. – А сюда-то ты по какому поводу явилась?

– А я заместо тетеньки, значит, заместо Извольды Ильиничны. Тетенька, она по делам уехала, а меня попросила, значить, вместо нее тут прибраться. А то как же, непорядок будет…

– Заместо тетеньки! – передразнил ее охранник. – Здесь тебе не ларек какой-нибудь, здесь музей, место серьезное! Сюда кого ни попадя, допускать не положено!

– Да разве, дяденька, я не понимаю? – проговорила румяная девица, поправив кофточку. При этом сама собой расстегнулась вторая пуговка. – Я ведь не только по машинному доению, я и в Доме культуры прибиралась, у Ивана Сергеевича. Там тоже место серьезное, очаг культуры, и Иван Сергеевич всегда мной доволен был. Так что и вы, дяденька, довольны останетесь!

– Тургенев тебе дяденька! – беззлобно проворчал охранник. – Ладно, племянница, заходи! Что делать – убираться все равно надо, после посетителей мусора полно…

Деревенская деваха напоследок состроила ему глазки и вошла в музей, виляя бедрами.

– Только смотри, до десяти часов заканчивай! – крикнул ей вслед озабоченный охранник. – А то в десять собаки придут, так как бы чего не вышло!

– Управлюсь я, дяденька! – пообещала ему уборщица. – До десяти непременно управлюсь, что тут делать-то! А ежели даже собаки придут – так что я, собак не видала? У нашего пастуха дяди Паши такая собака – просто страх! Ее даже председатель нашего колхоза Никодим Прохорович, и тот опасается!

Уединившись во внутренних помещениях музея, новоиспеченная уборщица повела себя очень странно. То есть сначала она принялась довольно небрежно подметать пол, но, как только отходила к краю комнаты, где ее не могла видеть видеокамера, она откладывала швабру и принималась осматривать окна.

Все окна в этом помещении были снабжены датчиками, которые срабатывают при попытке разбить или открыть окно. Установив этот неприятный факт, «уборщица» переместилась в коридор, а затем – в туалет. И только здесь ей удалось обнаружить окно, на котором не было датчика.

Убедившись в этом, старательная девушка встала на цыпочки, откинула шпингалет и открыла окошко.

Окно было маленькое и располагалось высоко.

– Ничего, – пробормотала уборщица вполголоса. – Пускай Ленечка потрудится! Не зря же он цирковое училище окончил…

Она высунула в окно руку с белым носовым платком и помахала им, как парламентер перед переговорами о капитуляции.

Решив вопрос с окном, мнимая уборщица вернулась в музейный зал. Здесь она наскоро завершила уборку и направилась к выходу. Однако перед выходом задержалась и, незаметно наклонившись, высыпала в углу аппетитные хрустящие подушечки.

Проходя мимо охранника, «уборщица» кокетливо улыбнулась ему, поправила кофточку и проговорила нараспев:

– Ну, до свиданьица, дяденька! Может, еще увидимся…

– Тете привет! – напутствовал ее охранник.

Леонид Марков, широко известный в узких кругах под прозвищем Леня Маркиз, сидел в своей машине, припаркованной в переулке позади частного музея, и ждал.

Ожидание – это необходимый и важнейший момент в любой серьезной операции, и умение ждать зачастую важнее умения незаметно проникнуть в чужую квартиру или в банк, важнее умения вскрыть сейф или втереться в доверие к незнакомому человеку, чтобы ненавязчиво освободить его от лишних денежных знаков.

Леня внимательно наблюдал за зданием музея и наконец увидел, как в бельэтаже открылось небольшое окошко и из него высунулась женская рука с белым платочком.

– Молодец, Лолка! – вполголоса проговорил Леня, взглянул на часы и выбрался из машины.

С задней стороны к зданию музея примыкал небольшой сквер, огороженный высокой кованой решеткой. Леня ловко вскарабкался на нее и спрыгнул по другую сторону. Подойдя к открытому окну, он огляделся по сторонам.

Переулок за оградой был пуст и безлюден, как земля в первый день творения.

Леня откинул за спину кожаную сумку с инструментами, уцепился пальцами за кирпичную кладку и в два счета вскарабкался по стене к открытому окну.

В пору своей работы в цирке Леня освоил целый ряд цирковых специальностей. Он выступал в качестве фокусника-престидижитатора (этим красивым словом называются те фокусники, которым требуется ловкость рук, те, кто показывает карточные фокусы или достает из шляпы кроликов, голубей, букеты и другие предметы повышенного спроса), в качестве воздушного гимнаста, акробата и даже дрессировщика мелких, не опасных хищников (собачек и котов). Так что взобраться по кирпичной стене для него не представляло никакого труда.

Правда, пролезть в окно оказалось труднее. Окно это явно не было рассчитано на взрослого человека, даже такого подтянутого и спортивного, как Маркиз. Пыхтя и отдуваясь, Леня все же протиснулся в маленькое окошко, дав себе слово с завтрашнего дня ограничить в рационе мучное и сладкое, сократить потребление пива и прибавить несколько упражнений в ежедневной утренней зарядке.

Так или иначе, он пролез в окно и спрыгнул на кафельный пол в музейном туалете.

Здесь он отдышался, привел в порядок свою одежду и взглянул на часы.

До начала основной части операции оставалось полторы минуты. Точнее, одна минута двадцать пять секунд.

В это время в коридоре послышались приближающиеся шаги.

Леня быстро огляделся, торопливо захлопнул окно и юркнул в одну из трех туалетных кабинок. Закрыв дверь кабинки на задвижку, он отступил от нее и замер.

Шаги приблизились.

В туалет вошел охранник, дернул закрытую дверь, пожал плечами и зашел в другую кабинку.

Донеслось журчание, дверца хлопнула, полилась вода из крана, и снова все затихло.

Леня снова взглянул на часы.

До начала операции осталось пять секунд… четыре… три… одна секунда…

Секундная стрелка подошла к цифре двенадцать, и ничего не произошло.

– Что же ты, Ухо… – пробормотал Леня вполголоса, и тут с улицы донесся резкий скрежет тормозов, оглушительный грохот и леденящий душу крик.

Ленина реакция на эти звуки была странной: он облегченно вздохнул, улыбнулся, надел маску кролика Банни и вышел в коридор.

В это мгновение перед входом в музей происходило нечто ужасное.

В нескольких метрах от входа дымилась врезавшаяся в фонарный столб машина с покореженным капотом, на тротуаре рядом с ней корчился тяжело раненный человек. Он еще подавал признаки жизни и даже пытался отползти подальше от машины, но лицо и одежда были залиты кровью, и на тротуаре вокруг него расплывалось огромное темно-красное пятно.

Дежурные охранники музея переполошились.

Один из них, тот, который сидел внутри возле входа, распахнул дверь музея и подбежал к раненому. Увидев его окровавленное лицо, услышав сдавленный стон, он наклонился над пострадавшим.

– Помоги… от машины… – едва слышно проговорил тот. – Сейчас рванет…

Охранник охнул, схватил раненого за одежду и оттащил к самому крыльцу музея. Он успел как раз вовремя: бензобак машины взорвался, и она заполыхала, как факел на Ростральной колонне. Раненый затрясся, у него начались судороги, изо рта потекла кровавая пена.

Перепуганный охранник вытащил переговорное устройство и крикнул в него:

– Толик, ты только глянь, что здесь творится!

Второй охранник, который сидел внутри перед мониторами, подключенными к камерам наблюдения, услышав этот призыв, переключил монитор на камеру перед входом, охнул и схватил телефонную трубку, чтобы вызвать пожарных и «Скорую помощь».

Естественно, он не увидел, как в это самое время неизвестный человек в маске кролика, согнувшись в три погибели, проскользнул в музейный зал, подобрался к одной из витрин и быстро вскрыл ее. Достав из витрины монету с изображением последнего китайского императора, незнакомец положил на ее место какой-то маленький круглый предмет, закрыл витрину и, все так же согнувшись, выскользнул в коридор.

Тем временем события перед входом в музей развивались своим чередом.

Как ни странно, первой подъехала машина «Скорой помощи». Из нее выскочили два крепких санитара с носилками.

– Где пострадавший? – крикнул один из них.

– Что, не видишь? – огрызнулся охранник, указывая на окровавленное тело жертвы аварии.

Санитары переложили пострадавшего на носилки, вкатили носилки в машину и умчались, на полную мощность включив сирену, к радости жителей окружающих домов.

Правда, отъехав от музея на безопасное расстояние, водитель «Скорой» выключил сирену и оглянулся:

– Ну что, хорош?

– Спасибо, ребята! – ответил «пострадавший». Он сел на носилках, снял окровавленную куртку и засунул ее в полиэтиленовый пакет.

– На, лицо оботри, а то люди от тебя будут шарахаться! – санитар протянул ему ватный тампон, смоченный спиртом. «Пострадавший» стер с лица запекшуюся кровь и приобрел вполне приличный вид.

– Спасибо! – повторил он и протянул санитару конверт с деньгами. – Вы мне очень помогли!

– Всегда к твоим услугам! – отозвался санитар. – Звони, если еще что-то понадобится. Куда тебя подвезти?

– Да ладно, дальше я сам! – он выпрыгнул из остановившейся машины и зашагал по улице в сторону Обводного канала, где находилась его автомобильная мастерская.

«Жертва аварии» был известен под странной кличкой Ухо. Это был давний приятель Лени Маркиза, большой специалист по машинам, мотоциклам, скутерам, катерам и снегоходам а также квадроциклам, самолетам и вертолетам – в общем, по любым средствам передвижения, снабженным мотором. Ухо мог в течение суток раздобыть любое транспортное средство, от инвалидной коляски до бронетранспортера, от трактора «Кировец» до болида «Формулы-1». При этом он не останавливался перед небольшими правонарушениями. Также в течение нескольких часов он мог починить любую машину и превратить старую, никуда не годную четырехколесную рухлядь в приличное средство передвижения.

Леня Маркиз привлекал его к своим операциям, если ему по ходу дела требовалась какая-нибудь особенная машина или квалифицированный водитель. Вот и сегодня он договорился с Ухом, чтобы тот разыграл аварию перед входом в музей. И Ухо справился со своей задачей, как всегда, блестяще.

В то время, когда Ухо возвращался домой, к музею подъехали пожарные. Они размотали брезентовый рукав, и в горящую машину ударила мощная струя пенной смеси. Огонь быстро захлебнулся, и от машины повалил густой черный дым.

Как известно, на три вещи можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и на то, как другие работают. Поскольку тушение пожара включает все эти три увлекательных компонента, наблюдение за ним издавна было любимым развлечением на Руси. Охранник стоял на крыльце, не сводя глаз с дружно работающих пожарных, и только когда они закончили работать, он вспомнил о своих служебных обязанностях и неохотно вернулся в здание музея.

За это время Леня Маркиз уже успел вернуться на исходную позицию, а именно в музейный туалет. Подтянувшись, он пролез в окно и спрыгнул в садик.

И тут рядом с ним раздался негромкий лай.

Леня оглянулся.

С двух сторон от него стояли две огромные, косматые собаки самого угрожающего вида. Это были кавказские овчарки, очень похожие друг на друга, с густой рыжевато-серой шерстью, только у одной левое ухо было черным, а у другой – правое.

– Хорошие собачки, хорошие! – проговорил Леня, медленно отступая к решетке сквера.

Однако одна из собак непостижимым образом уже оказалась между ним и оградой.

Эти собаки появились в сквере за то время, пока Леня добывал китайскую монету. Их привез на место службы хозяин, майор артиллерии в отставке Прохор Кузьмич Ноздреватый.

Прохор Кузьмич жил за городом, в Парголове, в старом деревенском доме с пристройкой. В этой пристройке он держал двух своих собак, кавказских овчарок Фору и Лору. Овчарки были для него не забавой, не хобби, а главным средством существования, поскольку отставной майор каждую ночь возил их на дежурство в музей, за что получал от владельца музея хорошую зарплату.

И надо сказать, что Фора и Лора эти деньги сполна отрабатывали: один их грозный вид мог отпугнуть любого злоумышленника.

Прохор Кузьмич спустил собак с поводка и напутствовал, как всегда, строго и решительно:

– Охранять! Никого посторонних не пускать!

Перед службой он собак не кормил, чтобы они были в тонусе.

Поэтому, когда Фора почувствовала возле входа в музей чрезвычайно аппетитный запах, она не удержалась и захрустела подушечками, которые высыпала там мнимая уборщица. Лора, заметив это, немедленно присоединилась к трапезе, и через минуту от собачьего корма осталось одно воспоминание.

Еще через минуту с грозными овчарками начало твориться что-то странное.

Они вспомнили те далекие времена, когда были еще смешными неуклюжими щенками, веселыми и игривыми. Им захотелось кататься по земле, гоняться за бабочками и лягушками.

Бабочек и лягушек в городе не было, но зато, когда Фора и Лора выбежали в музейный сквер, они увидели там какого-то незнакомого человека в кроличьей маске.

Еще вчера, да что там – какой-нибудь час назад они набросились бы на этого незнакомца с грозным рычанием, напугав его до полусмерти. А если бы это не подействовало, они повалили бы его на землю и держали до прихода хозяина.

Но сейчас… сейчас у собак было совсем другое настроение! Им хотелось играть и резвиться!

Фора, которая оказалась между Маркизом и садовой оградой, подпрыгнула сразу на всех четырех лапах, несколько раз мотнула хвостом и склонила голову набок, приглашая Леню поиграть в какие-нибудь интересные подвижные игры. Лора, которая оставалась у Лени за спиной, жизнерадостно тявкнула, давая понять, что она тоже хочет участвовать в развлечении.

– Хорошие собачки, хорошие! – повторил Леня.

Он поднял с земли сухую ветку и бросил ее подальше. Фора радостно взвизгнула и помчалась за веткой.

Леня двинулся к решетке, но на его пути уже оказалась Лора. Она разинула пасть, вывесила язык и всем своим видом показывала, что тоже хочет поиграть.

– Ну хорошо, сейчас! – Леня наклонился, нашел еще одну ветку и бросил ее в другую сторону.

Лора весело завизжала и огромными прыжками понеслась за палкой.

Леня облегченно перевел дыхание, шагнул к ограде… но между ним и решеткой снова оказалась Фора! Она уже вернулась с палкой в зубах и протягивала ее Маркизу, чтобы он снова бросил ее.

– Ну сколько можно! – раздраженно проговорил Леня.

Фора недовольно зарычала. Этим рычанием она хотела сказать незнакомцу, что, если он хочетсохранить с ней хорошие отношения, нужно играть по правилам.

– Ладно! – процедил Леня и снова бросил палку как можно дальше. Он хотел было добежать до ограды, но на пути у него уже сидела Лора с палкой в зубах.

– Ленечка, а что ты тут делаешь? – раздался из-за решетки до боли знакомый голос. – Ты играешь с собаками? По-моему, не самое подходящее время!

Маркиз поднял взгляд и увидел на улице по другую сторону решетки Лолу. Его боевая подруга успела уже переодеться и выглядела теперь не уроженкой деревни Запечье, а обыкновенной городской девушкой, причем весьма привлекательной.

– Играю? – недовольно проговорил Маркиз. – Тебе бы так поиграть, посмотрел бы я на тебя! Признавайся, что ты им подсунула! Какой-нибудь легкий наркотик?

– Как ты мог такое подумать! – возмущенно воскликнула Лола. – Ты прекрасно знаешь, что я принципиально против наркотиков! Особенно для животных! Я попросила у знакомого ветеринара какое-нибудь средство, чтобы собаки на время стали добрее… ну, лекарство от злобности, он мне и дал этот порошок. Сказал, что они на целый час станут ласковые и игривые, как щенки…

– Вот-вот, очень игривые! – хмыкнул Леня. – Даже слишком!

Тут до него дошли остальные Лолины слова, и он испуганно переспросил:

– На час? Ты сказала, на час? А потом?

– А потом… – Лола виновато опустила глаза. – Потом к ним вернется их обычная злобность…

– Сколько же времени у меня осталось? – озабоченно проговорил Маркиз, взглянув на часы.

– Ну, это зависит от того, когда они съели порошок…

– Во всяком случае, никак не больше получаса! Что же делать, что делать?

– Ну… – Лола подняла глаза на своего испуганного компаньона. – Во-первых, не впадать в панику.

– Хорошо тебе говорить, когда ты за решеткой! – возмутился Леня. – А я тут, наедине с двумя свирепыми собаками!

– Ну, пока они не такие уж свирепые, – поспешила успокоить его Лола. – И потом… скажи, Ленечка, тебе удалось заполучить то, ради чего мы сюда пришли?

– Разумеется! – Леня гордо продемонстрировал Лоле монету. – Все, что зависит от меня, я всегда делаю блестяще!

– Ну-ну… – фыркнула Лола. – Так, может, ты перебросишь монету мне? Так, на всякий случай… мало ли как дело обернется… а так мы хотя бы сделаем то, что нам поручил заказчик…

– Как дело обернется? – нервно переспросил Маркиз. – Что ты этим хочешь сказать?

– Да нет, ничего особенного… – заюлила Лола. – Просто там у вас такая возня, как бы ты не потерял монету…

– Наверное, ты права! – вздохнул Леня. – Сейчас я ее тебе брошу… только смотри не упусти!

Сначала он швырнул в дальний конец сквера палку, которую все еще подсовывала ему терпеливая Лора, а затем бросил за решетку китайскую монету…

То есть он только хотел бросить ее за решетку.

Как только монета вылетела из Лениной руки, из темноты выскочила Фора и в ловком прыжке взлетела в воздух. Ее пасть щелкнула, и монета исчезла из виду.

– Ну давай, Ленечка, бросай свою монету! – донесся из-за ограды приглушенный голос Лолы.

– Уже, – процедил Маркиз напряженным голосом.

– Что значит – уже? – переспросила Лола. – Я ничего не видела…

– Конечно, не видела! Эта… эта мерзкая тварь ее проглотила!

– Что проглотила? Монету? – воскликнула Лола.

– Да, монету! – рявкнул Маркиз. – Это все твоя дурацкая идея! Брось да брось монету… вот и бросил!

– Ну да, как обычно, у сильного всегда бессильный виноват! – Лола всхлипнула. – Самому надо было думать!

– Да уж, больше я никогда не буду прислушиваться к твоим дурацким советам! – пробормотал Маркиз вполголоса.

– Что ты там бухтишь? – возмутилась Лола.

– Ладно, извини, это я так… Но вот что делать сейчас?

– Ленечка, посмотри, они вернулись! – вполголоса проговорила Лола, прижавшись к ограде и уставившись в темный сквер расширившимися от испуга глазами.

Впрочем, она могла ничего не говорить: Леня и сам все видел. Обе собаки вернулись и теперь сидели с двух сторон от него, причем видно было, что на смену игривому и дружелюбному настроению неотвратимо приходит обычная для кавказских овчарок злобная недоверчивость ко всем людям, кроме хозяина.

Лора и Фора пока еще удивленно смотрелина Маркиза, пытаясь понять, что они делают в этом сквере с незнакомым человеком, но они уже начали негромко рычать.

– Сколько времени, ты говоришь, действует этот порошок? – осведомился Маркиз, стараясь не делать резких движений.

– Ветеринар сказал – час… – неуверенно ответила Лола. – Или немного больше…

– Он тебя обманул!

– Что же делать?

Цирковое прошлое Маркиза оставило ему в наследство целый ряд полезных навыков. Однако самым полезным было умение в момент опасности не рассуждать, а действовать.

Леня наклонился, поднял с земли две ветки подходящего размера и одновременно бросил их в разные концы сквера.

Собаки еще неокончательно избавились от навеянного чудесным порошком игривого настроения и стремглав понеслись за палками – Лора налево, Фора направо. В ту же секунду Маркиз преодолел несколько метров, отделявших его от садовой ограды, с обезьяньей ловкостью вскарабкался на нее и спрыгнул на тротуар.

– Здорово! – восхитилась его боевая подруга. – Вот это прыжок! Если у нас не будет заказов, ты сможешь вернуться в цирк. Тебя примут там с распростертыми объятиями!

– Типун тебе на язык! – отмахнулся Маркиз. – Кстати, если мы не справимся с сегодняшним заданием, слух об этом очень быстро распространится по всей Руси великой, и мы с тобой действительно останемся без заказов…

Он повернулся к ограде.

Собаки уже вернулись на прежнее место, обнаружили, что он сбежал, и теперь с разочарованным видом бегали вдоль решетки, грозно рыча и скаля огромные клыки. Судя по их свирепому виду, действие порошка уже совершенно закончилось.

– Лола, – проговорил Маркиз неуверенно. – Ты не запомнила, которая собака проглотила монету?

– Ну, по-моему, вон та, с черным ухом… – ответила Лола не очень уверенно.

– У обеих черное ухо!

– Ну, Ленечка, чего ты от меня хочешь? Ты же был ближе, тебе было лучше видно!

– Ага, я был совсем близко к двум свирепым овчаркам и очень нервничал, так что мне было не до того, чтобы разглядывать их уши! Представь, если бы ты была на моем месте!

– Ну, ты же все-таки мужчина! Так мне, по крайней мере, всегда казалось.

– Что за сексизм? – возмущенно фыркнул Маркиз. – Кажется, ты все время выступала за равноправие в наших отношениях!

– По-моему, это была вон та… ну, у которой левое ухо черное!

– Ты уверена?

– Постой, я сейчас встану на прежнее место, это обычно помогает вспомнить… – Лола подошла вплотную к садовой решетке, и обе собаки тотчас с грозным лаем устремились к ней.

Лола резко побледнела и отшатнулась.

– Ну что? – осведомился Маркиз, стоявший на безопасном расстоянии от ограды. – Которая?

– Точно, та, с левым ухом! – заверила его Лола. – А почему ты этим интересуешься? Какая разница, которая из них проглотила эту чертову монету?

– Очень большая. С одной собакой справиться все же легче, чем с двумя…

– Что?! – Лола еще больше побледнела и недоверчиво взглянула на своего компаньона. – Не хочешь ли ты сказать…

– А что еще нам остается? Мы же должны довести дело до конца! Мы не можем отступить!

– Ленечка! – Губы Лолы затряслись, в уголках глаз выступили слезы. – Ты же знаешь, как я боюсь собак!

– Что?! Ты же обожаешь Пу И!

– Пу И – это не собака, – привычно возразила Лола. – Пу И – это неземное создание, это ангел, случайно залетевший на нашу грешную землю!

Точно так же она отвечала швейцарам и метрдотелям ресторанов, которые пытались не пустить ее с песиком в свое заведение. Надо сказать, в большинстве случаев такой аргумент срабатывал, особенно если Лола подкрепляла его крупной купюрой.

– В общем, это не обсуждается! – отрезал Маркиз.

Он прекрасно знал, что его боевая подруга умеет плакать на заказ, и не придавал ее слезам значения.

– Это не обсуждается! – повторил он. – Продолжаем работать! Как у тебя с тем ветеринаром, хорошие отношения?

– Ну, как тебе сказать? – Лола состроила загадочное выражение лица. – В общем, неплохие…

– Откуда ты вообще его знаешь?

– Ну-у… мы знакомы давно, еще когда он не был ветеринаром… – в Лолином голосе появились воркующие нотки, и Леня тотчас уверился, что ветеринар – бывший Лолкин хахаль.

Душу неприятно кольнуло, как будто кто-то противный и мерзкий царапнул когтями. Казалось бы, он сам установил правила совместной жизни – не смешивать удовольствие и работу, они только партнеры. Лолка тогда сказала, что не больно-то и хотелось, он как мужчина ее совершенно не привлекает. Но как бы Леня ни старался тщательно скрывать от нее свои многочисленные интрижки, почти все тайное становилось рано или поздно явным, и тогда Лолка устраивала ему скандалы, как самая настоящая жена, долго дулась и даже настраивала против него животных, причем никогда в этом не признавалась.

– Ты же сам сказал, чтобы я нашла постороннего ветеринара и не обращалась к Арнольду Гаврилычу, потому что он обязательно начал бы задавать вопросы, – нервно заговорила Лола.

Арнольд Гаврилыч был очень строгим ветеринаром, он очень ответственно относился к своим профессиональным обязанностям, у него с Лолой были большие трения из-за питания Пу И. Лола, вопреки грозным советам ветеринара, продолжала водить песика в кафе и кормить там ореховыми трубочками.

– Ладно, тогда немедленно поезжай к своему ветеринару и привези вот что… – Маркиз скосил глаза на беснующихся за решеткой собак и зашептал, как будто овчарки могли его подслушать. Затем добавил, повысив голос: – И пусть ждет нас со всеми необходимыми инструментами.

– Но сейчас же поздно… – заныла Лола. – Его рабочий день уже закончился!

– У нас каждая минута на счету! Кроме того, ты же только что сказала, что у вас прекрасные отношения, – напомнил ей Маркиз. – Так что отвечай за базар!

– Фу, какой ты грубый! – возмутилась Лола, но перестала спорить и отправилась к знакомому ветеринару.

Леня остался в своей машине, откуда следил за собаками, которые безостановочно бегали вдоль ограды, неприязненно поглядывая в его сторону.

Так прошел приблизительно час, и наконец возле машины появилась Лола с небольшим свертком в руках.

– Тебя только за смертью посылать! – проворчал Маркиз недовольно. – Ты же знаешь, что у нас каждая минута на счету!

– Хам и грубиян! – возмутилась Лола. – Я и так спешила, как могла! Потом, ты же понимаешь, что мне пришлось выйти из такси в нескольких кварталах отсюда и идти одной по ночным улицам. И вот, вместо сочувствия и благодарности…

– Ну ладно, – смягчился Маркиз. – Некогда препираться! Что ты тут принесла?

Лола развернула пакет. В нем оказалось несколько небольших дротиков, вроде тех, какие используют при игре в дартс.

– Васик использует эти дротики, если нужно усыпить крупное животное или опасного хищника, – пояснила Лола, и снова Леню царапнуло это «Васик». – Доза снотворного в каждом дротике рассчитана на льва, так что на овчарку должно вполне хватить, – заявила Лола. – По крайней мере, так мне сказал Васик.

– Будем надеяться! – Маркиз опасливо покосился на собак, которые снова начали проявлять беспокойство.

Вооружившись дротиками, он подошел к ограде сквера.

Овчарки зарычали и устремились ему навстречу.

– Ленечка, – подала голос Лола, – Васик сказал, что лучше, если дротик попадет в заднюю лапу или в попу…

– Васик? – против воли ревниво осведомился Маркиз. – Кто это такой?

– Как – кто? Ветеринар!

– Ах, так он уже Васик!

– Ну, ты же сам меня к нему послал! – возмутилась Лола. – Не поймешь тебя…

– Ладно, – отмахнулся Леня. – Меня это совершенно не касается. В конце концов, это твое личное дело, – тут он немного покривил душой. – Но как прикажешь попасть в попу, если они стоят ко мне мордой, да еще при этом скалятся?

– Очень просто! – Лола достала пакетик с остатками собачьего корма и бросила горсточку через решетку.

Собаки развернулись, подскочили к подушечкам и аппетитно захрустели.

– Приготовьтесь, девочки, вечерние уколы! – проговорил Леня и быстро бросил два дротика.

Один попал в левую заднюю лапу Форы, но другой задел ветку сирени и упал на землю. Лора обернулась и грозно оскалила клыки.

– Ну вот, промазал! – разочарованно протянула Лола. – Сколько там осталось дротиков?

– Еще два. Ну-ка, повторим!

Лола бросила через ограду остатки корма и прошептала:

– Ну, Ленечка, не промахнись, больше у меня нет!

На этот раз Маркиз тщательно прицелился и попал в правую заднюю лапу Лоры.

Собаки доели подушечки и вернулись к ограде. Но в их глазах не было прежнего блеска, рычание не казалось таким грозным, а движения стали неуверенными. Леня взглянул на часы.

Прошло чуть больше минуты, и Фора повалилась на бок и ровно задышала. Лора удивленно рыкнула, но тут же плюхнулась на траву рядом с подругой.

– Вуаля! – радостно проговорила Лола, повернувшись к Маркизу. – Все, как он сказал…

Леня смотрел на нее с каким-то странным выражением, как будто не узнавая свою боевую подругу.

– Что такое? – Лола на всякий случай попятилась. – Ленечка, что случилось? Почему ты на меня так смотришь? У меня с Васиком ничего такого не было, мы просто приятели…

Это была явная ложь, но Маркиз не отреагировал.

– Значит, у тебя был еще корм с тем чудодейственным порошком? – процедил Маркиз холодно.

– Ну, еще немножко оставалось…

– Что же ты не сказала об этом, когда я был там, за оградой? Когда действие первой порции порошка закончилось и овчарки собрались меня сожрать?

– Ну, Ленечка, я забыла… – пролепетала Лола виновато. – У меня это просто вылетело из головы…

– Они могли меня разорвать на куски! – воскликнул Маркиз возмущенно. – А ты просто забыла!

– Ну прости меня! – взмолилась Лола. – Кстати, нам нужно действовать скорее, а то собаки проснутся…

– Да, действительно! – спохватился Маркиз. – Так которая, ты говоришь, проглотила монету?

Лола опасливо подошла к решетке и показала на одну из собак:

– Вот эта, с левым ухом.

Леня сходил к машине и вернулся с мотком веревки. Перебравшись через ограду, он подошел к спящим собакам и обвязал веревкой ту, на которую показала ему Лола.

– Ленечка, что ты собираешься делать? – поинтересовалась его боевая подруга.

– Как – что? – пропыхтел Маркиз, завязывая очередной узел. – Перетащить ее через забор…

– Но она же очень тяжелая!

– Что делать? В жизни всегда есть место подвигу! Тем более другого способа вытащить ее отсюда я все равно не вижу. Не рыть же подкоп под оградой!

– А может, проще вынести ее через калитку?

– Что?! – Леня удивленно уставился на свою спутницу. – А здесь что – есть калитка?

– Да вон, в том конце сада! – Лола показала на кованую калитку в дальнем углу.

– И что же ты молчала? – возмутился Маркиз.

– Я ведь только женщина, – язвительно ответила Лола. – Я должна помнить свое место и молчать, пока меня не спросят!

Маркиз в ответ только громко фыркнул – слов от возмущения у него не было.

Калитка, конечно, была заперта, но никакой замок не представлял для Маркиза серьезного препятствия. Леня в два счета открыл его, подтащил спящую собаку к калитке. Лола тем временем подогнала туда же Ленину машину, и совместными усилиями они втащили безмятежно спящую собаку в багажник.

Через полчаса они подъехали к небольшому одноэтажному особнячку в тихом зеленом районе. Возле входа в особняк висела табличка «Ветеринарная клиника ʺДоктор Дулитлʺ». Под этой вывеской нервно прохаживался молодой человек лет тридцати с круглым лицом и задиристо торчащими кошачьими усами.

Он бросился навстречу машине и взволнованно воскликнул:

– Ну, где она? Где пострадавшая?

– Я должна кое о чем тебя предупредить, – зашептала Лола. – Я сказала Васику, что это наша собака, что она проглотила какой-то металлический жетон и мы беспокоимся за ее здоровье, поэтому пришлось поднять его ночью…

– Разумно! – одобрил ее Маркиз.

Они выбрались из машины и открыли багажник.

Ветеринар всплеснул руками:

– Вы везли ее в багажнике?

– Ну да, – подтвердил Леня, тем более что спорить с очевидным не приходилось. – А что?

– Но ей же там неудобно, тесно и душно! – возмущался ветеринар. – Как можно так бесчеловечно обращаться с животным?

Леня пожал плечами.

Ветеринар разложил носилки, и они вдвоем занесли собаку в клинику.

Лола бежала рядом, охая, вздыхая, размахивая руками, словом, изображая взволнованную публику.

– Как вы думаете, доктор, – спросил Маркиз, когда они переложили овчарку на стол, – этот… жетон, который она проглотила, он еще в организме? Он не мог выйти… гм… естественным путем?

– А как давно она его проглотила?

– Примерно полтора часа назад, – сообщил Леня, озабоченно взглянув на часы.

– Однозначно не успел! – уверенно ответил ветеринар. – Жетон должен был пройти весь пищеварительный тракт, то есть пищевод, желудок, кишечник…

– Прошу вас, без подробностей! – поморщился Маркиз.

– Хорошо, – охотно согласился ветеринар, – но вот сейчас мы дадим ей слабительное, и все будет в порядке. Вы только не волнуйтесь, у вашей собачки крепкий и выносливый организм. Вы не представляете, что они иной раз глотают без ущерба для здоровья! Одна собака, мастино наполитано, проглотила мобильный телефон своего хозяина, генерал-майора полиции, а ему очень часто звонили… так что из живота мастино каждые пять минут раздавалась известная мелодия «Наша служба и опасна, и трудна»… А еще одна собака проглотила включенную электробритву марки «Сименс»… ну, это не страшно, дали слабительное и потом промыли результат горячей водой…

– Попрошу без подробностей! – повторил Маркиз. – Я не очень давно ужинал!..

– Хорошо. – ветеринар взглянул на часы. – Как давно вы ввели ей снотворное?

– Минут сорок назад.

– Ну, пора просыпаться! Лора, Лорочка, подъем! – и он похлопал спящую овчарку по морде.

– Лора? – удивленно проговорил Маркиз. – Откуда вы знаете, как ее зовут?

– Это же элементарно! – ветеринар показал на ошейник, где было вышито имя собаки.

– Да, действительно! – Леня наморщил лоб. – А… когда она проснется… это не опасно? Ведь она очень большая и злобная! И только что перенесла стресс…

– Ну что вы! Ведь вы ее хозяин, а я прекрасно умею обращаться с собаками…

Как раз в этот момент Лора пошевелилась и подняла голову. Видно было, что силы к ней еще не вернулись, однако, увидев Маркиза, она зарычала.

– Странно… – проговорил ветеринар. – Обычно они не так реагируют на хозяина…

– Ну я же говорю – она сегодня очень понервничала! Может быть, дать ей какое-нибудь сильнодействующее успокоительное? Как-то снизить ее агрессию?

– М-да… – неуверенно протянул ветеринар. – Сочетание успокоительного со слабительным может дать неожиданный эффект!

Лора тем временем начала приподниматься. При этом она не сводила с Лени горящих глаз, и из груди у нее доносились угрожающие звуки, отдаленно напоминающие рев самолетного двигателя за несколько минут до взлета.

– Да, пожалуй, придется ее немного успокоить! – ветеринар достал из шкафчика два бумажных пакетика с какими-то порошками, смешал их с собачьим кормом и положил на блюдечко перед Лорой.

Та одним движением в мгновение ока проглотила корм с лекарством, и на ее морде появилось задумчивое выражение. Рычать она перестала, но беспокойно закрутила головой.

– Видите, как быстро подействовало! – оживился ветеринар, надевая тонкие резиновые перчатки.

Он помог Лоре слезть со стола и провел ее за занавеску. Оттуда донеслись недвусмысленные звуки, и затем наступила тишина, время от времени нарушаемая короткими возгласами врача:

– Не то… гм… и это не то…

– Вот давно хотел спросить, – проговорил Леня задумчиво, прислушиваясь к доносящимся из-за занавески звукам. – Наверное, не каждый человек способен работать ветеринаром? Должно быть, для этого требуется особое призвание… Я бы, к примеру, не смог заниматься тем, что вы сейчас делаете…

– В каждой профессии есть свои сложности… – пробормотал ветеринар. – В вашей наверняка тоже…

– Это точно! – вздохнул Маркиз.

Через несколько минут ветеринар вышел из-за занавески и сказал, разведя руками:

– Я не нашел никакого жетона. Может быть, вы ошиблись и он просто куда-то завалился?

– Нет, – уверенно возразил Леня. – Я своими глазами видел, как она его проглотила!

– Странно… очень странно… хотя, конечно, пищеварительный тракт собаки довольно сложный и протяженный, и жетон мог застрять где-то на полпути… тогда придется сделать ей рентген, без него ничего нельзя сказать уверенно.

Лора со смущенным видом вышла из-за занавески, цокая когтями по кафельному полу.

– Ну, дама, пройдем на следующую процедуру! – ветеринар уверенно втащил овчарку на другой стол, над которым нависало сложное устройство на длинной поворотной штанге, связкой проводов соединенное с компьютером.

Собака вела себя на удивление послушно.

Врач включил прибор и направил его на живот овчарки. Затем он склонился над экраном компьютерного монитора. Передвинув прибор, повторил все еще раз.

– Нет, как хотите, я ничего не вижу! – проговорил он через несколько минут. – Можете тоже посмотреть!

Леня склонился над плечом ветеринара и взглянул на голубоватый мерцающий экран.

Он никогда не видел рентгеновского изображения собачьих внутренностей, но, во всяком случае, ничто из того, что было на экране, нисколько не напоминало монету государства Маньчжоу-Го. И вообще никакую монету.

– Да, действительно! – протянул Леня разочарованно. – Не видно ничего похожего…

И тут он вспомнил, что уже давно не слышал голоса своей боевой подруги. Что было для Лолы совершенно нехарактерно – обычно она болтает, не закрывая рта.

Маркиз выпрямился и оглянулся.

Лола стояла, привалившись к двери, и вид у нее был виноватый и очень смущенный.

– В чем дело? – подозрительно осведомился Леня. – Ты мне что-то хочешь сказать?

– Ты понимаешь, Ленечка… – пробормотала его боевая подруга, пряча глаза. – Я сейчас вспомнила… представила себе ту картину… ну, когда ты бросил монету…

– И что?! – холодно процедил Маркиз, когда молчание чересчур затянулось.

– Понимаешь, Ленечка, я, кажется, немного ошиблась… кажется, это было не то ухо…

– Не то?!

– Ну да… не левое, а правое…

– Значит, по твоей милости мы привезли не ту собаку?

– Боюсь, что так…

– Ты понимаешь, что это полный крах? Пока мы тут крутились, та собака уже давно… ну, ты понимаешь! Избавилась от монеты естественным путем!

– И что же нам теперь делать?

Леня на минуту задумался и наконец проговорил:

– Поехали обратно к музею. Может быть, сумеем выманить вторую собаку, а нет – так хоть эту вернем. В конце концов, не можем же мы взять ее к себе домой!

– Действительно, Пу И будет очень недоволен! – проговорила Лола, пристально взглянув на овчарку.

Та, кстати, вела себя очень странно: меланхолично вздыхала, закатывала глаза, виляла хвостом и то и дело бросала на Маркиза томные, выразительные взгляды.

– Что это с ней? – спросил Леня ветеринара.

– Не знаю. – тот пожал плечами. – Ей за сегодняшнюю ночь столько всяких лекарств надавали… и снотворное, и антидепрессант, и средство для снижения злобности. Черт его знает, как это сочетание могло повлиять на ее психику!..

Овчарка грустно вздохнула, прижалась к Лениной ноге и снова закатила глаза.

– Надо же, Ленечка, – Лола едва сдерживала смех, – оказывается, твое мужское обаяние действует не только на секретарш, официанток и младший медицинский персонал, но даже на кавказских овчарок! Придется занести тебя в Книгу рекордов Гиннесса!

– Хватит болтать ерунду! – обиженно проговорил Маркиз. – Поехали! Времени нет! Каждая секунда дорога, может, мы еще успеем перехватить монету!

На этот раз овчарку посадили в салон машины, причем она мгновенно заняла переднее пассажирское сиденье рядом с Леней, а когда Лола попыталась пересадить ее назад, угрожающе зарычала на нее и обнажила клыки.

– Леня, ты это видел? – возмутилась Лола. – Она мне угрожает! В конце концов, ты можешь поставить эту зубастую дрянь на место? Или теперь она будет твоим компаньоном и боевым соратником, а мое место на коврике у дверей?

– Девочки, не ссорьтесь! – примирительно проговорил Леня, садясь за руль. – Нам некогда выяснять отношения, нужно скорее возвращаться к музею!

Лола обиженно надулась и села на заднее сиденье.

Однако когда компаньоны подъехали к музею, они увидели, как красный от возмущения отставной майор Ноздреватый запустил вторую собаку в свою машину, закрыл за ней заднюю дверь и, прежде чем уехать, погрозил кулаком столпившемуся на пороге персоналу музея во главе с его владельцем:

– Вы мне еще ответите за мою Лорочку!

Минут за сорок до этого владелец музея господин Осетровский прибыл в свой музей, разбуженный звонком ночного дежурного. Дежурный встретил хозяина в дверях, чрезвычайно смущенный.

– Тут у нас такое дело случилось… – начал он, пряча глаза. – Возле музея машина разбилась…

Дымящиеся обломки разбитой машины еще не были убраны с места аварии. Осетровский недовольно покосился на эти обломки и раздраженно осведомился:

– И какое отношение это имеет ко мне? Какого черта ты меня разбудил в такую рань?

– Но вы же велели вам звонить в случае ЧП… вот я и посчитал своим долгом…

– Да, но только в случае ЧП в моем музее, а не на всей прилегающей территории! В городе за ночь много чего происходит, да только ко мне это не относится!

– Тут, понимаете, какое дело… – мялся дежурный. – Мы, само собой, вызвали пожарных и «Скорую»…

– Ну, правильно сделали… – процедил Осетровский. – Да я-то при чем? И что ты мнешься? Что ты мямлишь? Что ты цедишь в час по чайной ложке? Ты профессиональный охранник или психотерапевт? Говори уж прямо, что еще у вас стряслось!

– Да вот, пока мы с этой чертовой аварией возились, кто-то пробрался в музей…

– Что значит – пробрался? – хозяин задвигал желваками. – Вы, хомяки беспородные, ушли с поста? Пропустили вора в музей? Да я вас в порошок сотру! Больше того – вы мне возместите все потери!.. Вы мне все до копейки отработаете!..

– Он мимо нашего поста не проходил! – забормотал дежурный. – Христом Богом клянусь, не проходил! Каким-то непонятным образом в зал пробрался!

Клятва дежурного стоила немного, поскольку он был уроженцем Дагестана и правоверным мусульманином, что было хорошо известно Осетровскому.

Хозяин побагровел и затопал ногами, но дежурный показал ему на монитор:

– Вот, посмотрите, запись имеется… он зашел не с улицы, а изнутри, из служебного коридора…

Осетровский внимательно уставился на экран, увидел воровато согнувшуюся фигуру в маске мультяшного кролика и снова повернулся к охраннику:

– Что пропало?

– Да вроде бы ничего…

– В жизни не поверю, чтобы он устроил такой фейерверк, проник в музей и ничего не украл!

Осетровский влетел в музейный зал и оглядел его орлиным взором частного собственника. На первый взгляд все экспонаты действительно были на месте.

Хозяин обошел все витрины с монетами и наметанным глазом разглядел, что одна из них выглядит не так, как прежде.

Это была витрина с монетами недолговечного государства Маньчжоу-Го.

Склонившись над витриной, Осетровский увидел на месте одной из монет почетный значок «Победителю ежегодного смотра-конкурса художественной самодеятельности животноводческого колхоза ʺКрасная свиноматкаʺ».

Пропавшая монета не была особенно редкой, не представляла большой исторической или художественной ценности. Она была помещена в музее только из-за своего необычного дизайна. Однако неизвестный вор проник в музей, для чего ему пришлось отвлечь охрану и каким-то образом перехитрить электронную систему безопасности, и украл одну только эту монету.

В этом же зале находились очень ценные античные монеты, но он их не тронул. Это было непонятно, и это озадачило Осетровского. Неужели он чего-то не знает об украденной монете? Может быть, в ней есть какой-то незамеченный им дефект, который делает маньчжурскую монету необычайно ценной?

Когда господин Осетровский чего-то не понимал, он думал, что его облапошили. Когда он думал, что его облапошили, он приходил в неописуемую ярость.

Затопав ногами, он повернулся, чтобы на ком-нибудь эту ярость сорвать…

И как раз в этот неподходящий момент в музее появился отставной майор Прохор Кузьмич Ноздреватый.

Прохор Кузьмич приехал к музею, чтобы забрать своих собак с дежурства. Однако он застал на боевом посту только одну из двух собак, а именно Фору. Лора отсутствовала, зато на месте был владелец музея Осетровский, и он рвал и метал.

– Где моя собака? – осведомился отставной майор, окинув присутствующих строгим командирским взглядом.

– Твоя собака? – переспросил Осетровский подозрительно тихим голосом. – Так это, выходит, я должен сторожить твоих собак? А я-то, дурак доверчивый, думал, что плачу немалые деньги за то, чтобы они, твои собаки, сторожили мой музей! Твои дурацкие собаки упустили вора, который украл у меня самую ценную монету! Ты теперь со мной не рассчитаешься! Еще он меня про свою сучку спрашивает! Небось сбежала она с каким-нибудь кобелем!

Но Прохор Кузьмич тоже был не лыком шит. Когда он служил в артиллерии, ему случалось перекрывать голосом мощную канонаду, а один раз он даже перекричал знаменитого на всю дивизию подполковника Поперечного. И вот теперь, вспомнив свое боевое прошлое, Ноздреватый рявкнул на Осетровского так, что зазвенела старинная люстра под потолком зала:

– Молчать! Стоять смирно! Не сметь при мне рта раскрывать! Не сметь порочить доброе имя моей собаки!

Осетровский, не ожидавший такого резкого отпора, на мгновение растерялся и утратил инициативу, чем немедленно воспользовался отставной майор.

Он шагнул вперед, чеканя шаг, как на параде, и тем же громовым голосом рявкнул:

– Мои собаки ни в чем не виноваты! Они никогда не пропустят на объект постороннего! У них блестящий послужной список без единого замечания! Со своими придурками разбирайся!

Майор обвел взглядом перепуганный персонал музея.

Фора, почувствовав боевое настроение хозяина, рвалась с поводка и грозно скалилась на Осетровского.

Тот все же взял себя в руки и неприязненно процедил, опасливо косясь на овчарку:

– Ты уволен! Вместе со своими собаками! И на выходное пособие можешь не рассчитывать!

– Да я и сам здесь ни дня не останусь! – ответил Ноздреватый. – Пойдем отсюда, Форочка!

Они вышли на крыльцо и подошли к машине майора.

В последний момент Прохор Кузьмич оглянулся и выкрикнул своим мощным голосом:

– Вы мне еще ответите за Лорочку!

По дороге к дому, однако, отставной майор несколько остыл и понял, что потеря места в музее пробьет непоправимую брешь в его бюджете. Тем более что вредный Осетровский, у которого этой ночью пропала какая-то ценная монета, может распустить по городу слух, что собаки майора Ноздреватого плохо охраняют вверенное имущество. А ему нужно зарабатывать много денег, чтобы прокормить двух больших прожорливых собак…

Тут Прохор Кузьмич вспомнил, что на данный момент у него осталась только одна собака, поскольку Лора пропала в неизвестном направлении, и еще больше расстроился.

Тем временем он уже подъехал к своему дому.

Заглушив мотор, он выпустил Фору из машины и хотел отвести ее в загон, но собака занервничала, заскулила и заглянула в глаза хозяину, давая понять, что ей срочно понадобилась прогулка.

Дело в том, что Прохор Кузьмич воспитывал своих собак в строгости, требовал от них неукоснительного соблюдения дисциплины. В частности, они не должны были осуществлять свои естественные физиологические потребности на месте службы. Дисциплинированная Фора дотерпела до дома, но теперь требовала свое.

– Ну что с тобой поделаешь, – проговорил отставной майор, пристегнул поводок и вывел собаку за ворота.

Не успели они пройти и двадцати шагов, как Фора уселась на тротуаре и осуществила свое законное право.

– Ты что же делаешь, хулиганка! – прикрикнул на нее хозяин. – Пять минут не могла потерпеть, пока дойдем до лесочка?

Фора взглянула на него виноватым и стыдливым взглядом, давая понять, что нет, не могла.

Беда была в том, что она устроилась прямо перед воротами соседа Прохора Кузьмича, отставного подполковника Поперечного. Того самого, который когда-то давно был известен на всю дивизию своим зычным голосом.

Если Поперечный увидит, какое безобразие учинила перед его дверью соседская собака, он устроит настоящий скандал, и будет в своем полном праве!

Но Прохор Кузьмич был готов к такому повороту событий. Отправляясь с собаками на прогулку, он всегда брал с собой несколько полиэтиленовых мешочков и совок, чтобы в случае чего навести порядок. И сейчас, вооружившись этим нехитрым инвентарем, он убрал последствия Фориного непотребства.

И тут в процессе этого не слишком приятного занятия Прохор Кузьмич заметил блеснувшую среди продуктов собачьей жизнедеятельности монету.

Он тут же вспомнил слова хозяина музея Осетровского, который в пылу полемики заявил, что у него из музея украли какую-то невероятно ценную монету.

Первым побуждением отставного майора было немедленно позвонить Осетровскому и сообщить ему о находке. Но затем Прохор Кузьмич вспомнил, как Осетровский орал на него, а главное – как оскорбительно он высказался о его любимых собаках…

И Прохор Кузьмич решил отомстить злобному богатею. Он решил, что не отдаст тому монету, а продаст ее, тем самым поправив свое пошатнувшееся благосостояние.

Осторожно очистив монету от продуктов собачьей физиологии, отставной майор запер Фору в загоне и снова поехал в город.

Леня проследил за машиной собаковода до самого его дома, остановился за кустами в некотором отдалении, открыл дверцу машины и повернулся к Лоре:

– Ну, вот твоя деревня, вот твой дом родной. Дальше, я думаю, ты доберешься сама. Хозяин тебя уже наверняка заждался!

Лора выслушала его, склонив массивную голову к плечу, но не подумала тронуться с места.

– Ну, чего ты ждешь? – спросил Маркиз, теряя терпение. – Вон же твое жилище! Беги туда!

Собака даже не шелохнулась. Она смотрела на Леню преданным взглядом. Тем самым, который в художественной литературе называют собачьим.

– Ну, пошла! – прикрикнул на нее Маркиз. – Пошла вон! Пошла, кому говорят!

Он попытался вытолкнуть овчарку из машины, но та словно вросла в сиденье.

– А что, если это любовь? – мстительным тоном проговорила Лола. – Боюсь, Ленечка, что ты, как честный человек, обязан жениться!

– Издеваешься, да? – покосился Маркиз на свою боевую подругу. – Лучше посоветуй, что мне с ней делать?

– А ты ей во всем честно признайся!

– Это в чем еще? – подозрительно спросил Леня.

– Ну как в чем? Что у тебя жена с двумя детьми в Воронеже, и еще одна в Тамбове… ну, ту, в Костроме, можно, конечно, не считать, это была ошибка молодости…

– Иди ты к черту! – огрызнулся Маркиз.

– Какой ты грубый и невоспитанный! – протянула Лола обиженно. – Непонятно, что она в тебе нашла! Ты смотри-ка, – вдруг оживилась она, – он куда-то собрался!

– Кто? – переспросил Леня.

– Да этот, собачий начальник!

Маркиз выглянул из машины и увидел, что собаковод торопливо открывает ворота. Через минуту его машина выехала на дорогу и помчалась в сторону города.

– Что это он вдруг так заторопился? – поинтересовалась Лола.

– Вот и я думаю – не нашел ли он нашу монету?

Маркиз снова повернулся к овчарке и сказал ей строго:

– Ну-ка, отправляйся домой! Я тебе честно скажу, подруга – ты не в моем вкусе! Я вообще-то предпочитаю брюнеток! И комплекция у тебя неподходящая, я крупных женщин как-то не очень… Опять же, в парикмахерскую ты отроду не ходила. Если хочешь заинтересовать приличного мужчину, надобно следить за собой!

Лора обиженно рыкнула, выскочила из машины и потрусила к дому отставного майора.

В ту же секунду Маркиз включил зажигание, развернулся и поехал вслед за машиной Прохора Кузьмича.

Примерно через час они подъехали к Сенной площади.

Район, примыкающий к этой площади, еще в восемнадцатом веке считался прибежищем городской бедноты и криминального элемента. Здесь, около Сенного рынка, находилась знаменитая «Вяземская лавра», самая страшная трущоба города. Неслучайно Федор Михайлович Достоевский поселил в окрестностях Сенной героев своего романа «Преступление и наказание».

С тех пор прошло много лет, но и сейчас на Сенной обитают подозрительные личности, и сейчас здесь можно купить и продать все, что угодно.

Леня потерял машину Прохора Кузьмича в лабиринте переулков возле площади. Он решил дальше идти пешком в слабой надежде снова заметить отставного майора – и ему вскоре повезло.

Точнее, повезло Лоле. Она схватила Маркиза за плечо и проговорила вполголоса:

– Смотри, вон он!

Прохор Кузьмич о чем-то договаривался с вертлявым низкорослым человечком лет пятидесяти. Человечек этот был весь какой-то потертый и поношенный. Круглая розовая лысина была обрамлена редкими седоватыми волосами, длинный нос все время двигался, как будто к чему-то принюхиваясь. Отличали человечка непропорционально большие ноги, обутые в крепкие высокие ботинки на шнуровке.

– Да я этого типа знаю! – заявил Леня. – Это же Веня Пирожок! Мелкий жулик и карманник…

– Ну у тебя и знакомства! – поморщилась Лола.

– Никогда не знаешь, что может в жизни пригодиться! – назидательно проговорил Маркиз. – Смотри-ка, они торгуются!

Действительно, Прохор Кузьмич и Веня горячо о чем-то спорили. Веня всеми силами изображал равнодушие и пару раз даже попытался уйти, отставной майор смотрел на него с обидой, хватал за рукав и, наконец, с разочарованным видом махнул рукой и протянул Вене что-то маленькое и блестящее.

– Это монета! – прошипел Леня, не сводя глаз со странной парочки. – Он продал монету Вене!

Жулик в обмен на монету передал Ноздреватому тощую стопочку купюр, и их пути разошлись. Разочарованный отставник поплелся прочь с площади, а Пирожок довольно потер руки, воровато огляделся по сторонам и двинулся в сторону рынка.

– Так, – проговорил Маркиз, – теперь монета у Вени, так что нам нужно его перехватить. Думаю, он нам ее с удовольствием перепродаст…

Леня пошел следом за карманником, но не успел его догнать: рядом с Веней остановилась полицейская машина, Веню схватили под руки и куда-то повезли.

– Ну вот! – вздохнул Маркиз. – Не везет так не везет! Где теперь его искать? Хотя… думаю, что его повезли в тринадцатое отделение полиции, там занимаются всей местной шпаной.

– Ну уж в полицию я с тобой не пойду! – заявила Лола. – Это у тебя криминальные знакомства, а я лучше пройдусь по магазинам.

– Ты поосторожнее здесь, – предостерег подругу Маркиз, – за кошельком присматривай, а то улетит – не догонишь!

Часа полтора Леня провел в поисках, потому что оказалось, что Пирожка увезли не в тринадцатое отделение, а вовсе в девятое.

Наконец Леня вошел в отделение полиции.

За столом против входа сидел толстый лейтенант в криво застегнутом кителе, его маленькие глазки смотрели в разные стороны. Рядом, за решеткой «обезьянника», шумела местная шпана. Среди бомжей и мелких хулиганов Леня заметил Веню. Тот держался особняком и всем своим видом показывал, что попал сюда совершенно случайно.

– Лейтенант! – окликнул Веня дежурного. – Ну зачем ты меня задержал? Это с твоей стороны трагическая ошибка! Я приличный гражданин, кого хочешь спроси! Меня Иван Николаевич хорошо знает!

– Заткнись, Пирожок! – беззлобно огрызнулся лейтенант, посмотрев на карманника левым глазом. – Мне как раз Иван Николаевич и велел тебя прихватить. Ты ему за два месяца задолжал!

– Ну ты же сам понимаешь, лейтенант, сейчас трудные времена! – ныл Веня. – Страна еще не оправилась от кризиса…

– Это не мои проблемы! – отрезал лейтенант, и глаза его опять разбежались в разные стороны. – Кризис там или не кризис, а ты должен платить вовремя, иначе, сам понимаешь, тебе будут гарантированы неприятности! Эй, гражданин, а вам что нужно?

Последние его слова относились к Лене.

– Приветствую! – воскликнул Маркиз жизнерадостно. – Молодой человек, хочу сообщить вам приятную новость: ваш номер выиграл в конкурсе!

– Что? – удивленно переспросил лейтенант. – Какой еще номер? Телефона, что ли?

– Нет, ваш номер обуви! Вы ведь носите обувь сорок шестого размера? – Леня скосил глаза на огромные ботинки полицейского. – Вот этот номер и выиграл в нашем конкурсе. Выигрыш небольшой, но приятный! – и он положил на стол перед стражем порядка купюру.

– А, ясно… – пробормотал лейтенант, и оба его глаза ненадолго сошлись на Лене. – Поговорить, что ли, надо?

– Абсолютно точно! – подтвердил Маркиз и наклонился над столом. – Сколько вам задолжал этот правонарушитель? – и он мотнул головой в сторону Вени.

– Ну, во-первых, не мне, а Ивану Николаевичу… – затянул лейтенант, и его глаза разбежались по противоположным углам комнаты. – А сколько он задолжал, это не моя тема…

– Верно замечено! – одобрил Маркиз. – Никогда не нужно считать чужие деньги! Гораздо приятнее иметь свои! Вот, к примеру, если я удвою сумму вашего выигрыша, можете вы закрыть глаза на существование этого ханурика? Ведь вы, в конце концов, могли его просто не найти!

– Как это?! – набычился лейтенант. – Это что – взятка? Меня же Иван Николаевич лично попросил!

– А если утрою? – не сдавался Маркиз.

– Если так, то ладно, – неожиданно смягчился лейтенант и достал из стола связку ключей.

Неторопливо поднявшись из-за стола, он подошел к «обезьяннику», отпер замок и проговорил:

– Ну, Пирожок, твое счастье. Можешь выходить! Считай, что мы с тобой сегодня не встретились. Не пересеклись, как говорится, наши жизненные пути.

Среди обитателей «обезьянника» поднялся шум.

– Эй, а почему только его выпускают? А мы чем хуже? Мы, значит, что – второго сорта?

Кто-то быстро сообразил, что Пирожка выпускают по Лениной протекции, и из угла донеслись голоса:

– Парень, зачем тебе этот пережиток прошлого? Забери лучше меня, я тебе пригожусь!

– И меня! И меня!

– У меня не благотворительный фонд! – отрезал Леня. – Меня в детстве мама научила, что нужно делать одно доброе дело в день. Каждый день, но только одно. А я сегодня одно уже сделал, вывел на свободу этого пролетария умственного труда, так что хорошенького понемножку, фирма закрыта на переучет! Записывайтесь на прием у моего секретаря, все заявки будут рассмотрены в порядке поступления!

С этими словами он покинул отделение, придерживая за локоть освобожденного карманника.

Выйдя на улицу, Веня огляделся по сторонам и торжественно продекламировал:

– Темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа, и братья выпить нам дадут!

– А ты начитанный, Пирожок! – с удивлением проговорил Маркиз.

– Память у меня хорошая. Между прочим, в школе по литературе была твердая четверка! А все почему?

– Почему же? – заинтересовался Леня.

– Потому что мой папаша, покойник, за каждую четверку давал мне денег на пиво. Вот что значит принцип материальной заинтересованности! Так как насчет выпить?

– Это возможно, но только позже. Сначала дело.

– Дело? – карманник изобразил на лице искреннее удивление. – Разве у нас с тобой есть общие дела?

– А ты что думал, что я тебя вытащил из ментовки в качестве праздничного подарка? Так я не Дед Мороз, и на улице, как видишь, лето, а не Новый год!

– Выходит, перевелись на свете добрые люди! – вздохнул Веня. – Всеми движет исключительно корысть! Ну так чего же ты хочешь от скромного труженика тыла?

– Монету, Веня! – и Маркиз протянул руку лодочкой.

– Монету? – глаза карманника подозрительно забегали. – Какую еще монету?

– Пирожок, не разыгрывай передо мной умственно отсталого неандертальца! Ты буквально два часа назад купил у безразмерного лоха старую китайскую монету…

– Китайскую? – протянул Веня. – Все норовят надуть! Этот лох утверждал, что она японская!

– Не все ли тебе равно, китайская она или папуасская? Наверняка ты заплатил за нее гроши. Так вот, я готов купить ее за двойную или даже тройную цену. Это отличная сделка, Пирожок, особенно если учесть, что я только что заплатил за твое освобождение! Идет? По глазам вижу, что ты согласен!

В действительности в глазах карманника читалось глубокое разочарование, можно даже сказать, скорбь.

Он тяжело вздохнул и проговорил со слезой в голосе:

– Я бы, конечно, со всем моим удовольствием, только ничего не выйдет!

– Это еще почему? Что, такая сделка противоречит твоим нравственным принципам и религиозным убеждениям?

– Да нет… – Веня вздохнул еще более горестно. – Никаких таких принципов у меня нет, тем более убеждений. Только и монеты у меня тоже нет! Украли ее у меня!

– Что?! – Маркиз посмотрел на карманника с недоверием. – Ты шутишь? У тебя – украли? Куда катится мир!

– Можешь себе представить! – подтвердил Пирожок. – И кто – какой-то грязный бомж!

– Как такое возможно? – переспросил Леня.

– Да вот, сам я виноват… – Пирожок опустил глаза. – Когда меня менты загребли и засунули в свой «воронок», я на всякий случай засунул ту монету в ботинок. Под стельку. Мало ли, думаю, как жизнь повернется. Менты ведь и отобрать могут…

– Могут, – кивнул Маркиз. – Ну и что дальше?

– А дальше засунули меня в «обезьянник», я в уголке пристроился, и что-то меня сморило. Ночью, понимаешь, не выспался, решил подработать и поехал на Московский вокзал…

– Да ты просто горишь на работе!

– Ну, сам знаешь, кризис, инфляция… с одной стороны, у людей денег мало, редко удается хороший кошелек вытащить, с другой – цены поднялись, в магазин придешь…

– Веня, ты не отвлекайся! – оборвал его Маркиз. – У нас здесь не ток-шоу! Что там с монетой?

– Ну вот, я уже подхожу к главному! Задремал я, значит, и вдруг сквозь сон чувствую, что будто мне кто-то пятки щекочет. Я даже пробормотал сквозь сон: «Не балуйся, Мурзик…» Это кот у меня, Мурзиком зовут, норовит в кровать забраться…

– Веня, ты снова отвлекся!

– Все-все, я уже подхожу! Тут, значит, я во сне соображаю, что я не дома, а в ментовке, и срочно просыпаюсь. И как раз вижу, что тот лейтенант из «обезьянника» бомжа выпускает…

– Неужели его тоже кто-то выкупил? – удивился Леня.

– Да кому он нужен! – отмахнулся Пирожок. – Просто лейтенант сообразил, что от этого бомжары никакого проку, только место занимает, и решил его выпроводить. Я, значит, смотрю на этого бомжа – и вижу, что ботиночки на нем до боли знакомые. Тогда взглянул я на свои ноги, а на них…

Маркиз опустил взгляд и увидел на ногах карманника бесформенные, разношенные чеботы неопределенного цвета и размера, растрескавшиеся и порванные в нескольких местах.

– Это до чего же ловкий, паразит! – проговорил Веня с долей восхищения в голосе. – Пока я спал, он умудрился мои ботинки снять и свои на меня надеть, чтобы, значит, я не сразу заметил!

– Ну, это просто виртуоз-балалаечник! – восхитился Маркиз. – Такого профессионала, как ты, обул! Ему за это нужно вручить почетное звание «Карманник года»…

– Во-во! – поддержал его Веня. – Я было вскочил, стой, говорю, рвань болотная! Отдавай ботинки! Но он только повернулся, рожу мне состроил и был таков!

Пирожок снова пригорюнился и добавил потускневшим голосом:

– Главное, мало того что ботинки были совсем новые, снял с одного пьяного финна и трех лет не относил, так ведь еще и монета пропала! А тут как раз ты со своим выгодным предложением подвернулся, так что я еще больше расстроился из-за упущенной выгоды!

– Да, печальная история! – пригорюнился Маркиз. – Главное, мне эта монета нужна до зарезу…

Он полминуты подумал и снова повернулся к терпеливо дожидавшемуся карманнику:

– Веня, опиши мне этого бомжа! Были у него какие-нибудь особые приметы?

– Бомж и есть бомж. – Пирожок пожал плечами. – Какие у него приметы? Грязный да небритый…

– Ну, Пирожок, ты же хвастался, что у тебя память исключительно хорошая!

– Это, конечно, да… – заюлил Веня. – Только я сегодня не выспался и сильное расстройство перенес, так что что-то с памятью моей стало. Вот если бы ее освежить…

– Понял, – вздохнул Маркиз. – Ну и где тут у вас память освежают?

– А вот как раз туточки, за углом! – оживился Веня. – У Марины Ахметовны…

Они завернули за угол и вошли в скромное заведение под вывеской «Приятного аппетита».

За стойкой возвышалась монументальная крашеная блондинка с орлиным взором полевого командира и мощными руками борца классического стиля. По сторонам от стойки, за зелеными пластиковыми столиками, рассредоточились сомнительные личности, в одиночку и небольшими группами принимавшие самое популярное отечественное лекарство от житейских невзгод.

– Здравствуйте, Марина Ахметовна! – льстивым тоном обратился Веня к королеве заведения. – Как здоровьечко?

– Ты ко мне, Пирожок, не подкатывайся! – проговорила блондинка мощным басом. – Все равно в долг не налью!

– А мне и не надо, – радостно ответил Пирожок. – Меня сегодня друг угощает! – он показал глазами на Леню. – Как говорится, друг, товарищ и брат!

– Это точно? – блондинка недоверчиво взглянула на Маркиза. – Что это такой приличный мужчина с таким отребьем, как ты, водится?

– Зачем же вы так, Марина Ахметовна?! – обиделся Пирожок. – Мы, между прочим, старые друзья и знакомые!

– Ну ладно, так что вам, друзья и знакомые?

– Для начала – два по сто пятьдесят, – начал Веня, сверкнув глазами. – Ну и селедочки с лучком…

Через минуту они сидели за угловым столиком. Веня с вожделением смотрел на запотевший графинчик, но Маркиз отодвинул от него водку и потребовал:

– Сперва опиши мне того бомжа, а потом уже можешь пить!

– Ну как же… сперва надо память освежить…

– Да ты с этого графина не то что того бомжа – самого себя забудешь, как зовут! Давай, рассказывай!

– Ну что там рассказывать-то… на голове шапочка вязаная такого как бы бывшего зеленого цвета, на плечах куртка, исключительно драная, с иностранными словами…

– Какие слова? – уточнил Маркиз.

– Говорю же – иностранные! А я, вообще-то, по-иностранному не очень силен…

– Ты же говорил, что в школе хорошо учился!

– Ну, так это когда было! И потом, мой папаша, покойник, поощрял только хорошие оценки по русскому языку и литературе. Он у меня был патриот.

– А если все же напрячь память? – и Маркиз постучал ногтем по запотевшему графинчику.

– Ох ты, водка же греется! – простонал Пирожок.

– То-то и оно, так что давай, думай, все в твоих руках! Как говорится, каждый человек кузнец своего счастья. И в еще большей степени – своих неприятностей…

– Ну… какие-то слова такие… самокритичные. Написано, мол, что я идиот, это у меня фишка такая…

– Идиот? – недоверчиво переспросил Леня.

– Ну да… – в голосе карманника прозвучала некоторая неуверенность. – Только… это… по-научному…

– Что значит – по-научному?

Пирожок хотел ответить, но в этот момент к столу подошел потертый человек в очках со сломанной дужкой и со следами высшего образования на небритом лице. Громко сглотнув, он обратился к Лене, наметанным взглядом определив в нем главного:

– Милостивый государь, я смотрю, у вас водка стоит без всякого интереса, так, может, вы поделитесь с бывшим преподавателем института иностранных языков? Поскольку я нахожусь в глубочайшей депрессии и нуждаюсь в поддержании сил…

Пирожок вскочил из-за стола и заверещал дурным голосом:

– А ну, вали отсюда, козел! А ну, проваливай, бывший обалдеватель! Ишь, на чужую водку разлетелся!

Бывший преподаватель испуганно отскочил и замахал на Веню руками:

– Ну зачем же так горячиться? Зачем же так близко принимать к сердцу мою скромную просьбу? Не волнуйтесь, я уже ухожу! Меня уже нет на горизонте! Сит даун, пли-из…

Он тут же исчез в глубине заведения, а Веня смотрел ему вслед с каким-то странным выражением лица.

– Что с тобой, Пирожок? – осведомился Маркиз и даже поводил рукой перед лицом своего сотрапезника. – У тебя такое лицо, как будто тебе открылась главная тайна мироздания!

– Вот-вот! – очнулся Веня. – Как раз вот то, что он сейчас сказал! Вот этот козел бывший!

– Что его нет на горизонте?

– Да нет, перед этим…

– Сит даун?

– Точно! Даун – это же идиот по-научному?

– Допустим…

– Так вот, у того бомжа на куртке было написано – даун и еще что-то… вроде у него такая фишка…

– Может быть, дауншифтинг? – предположил Маркиз.

– Точно! – Пирожок удивленно уставился на Леню. – Вот, именно это было написано у него на куртке! Так ты что, выходит, знаешь того бомжару?

– Нет, не знаю… это у меня просто догадка такая. Типа внезапное озарение.

Леня поднялся из-за стола и миролюбиво добавил:

– Ну что ж, больше не смею отнимать ваше драгоценное время, синьор. Оставляю вас в компании этого симпатичного графинчика.

– Это все мне? – радостно воскликнул Пирожок.

– Тебе, тебе! Только не забывай: Минздрав последний раз предупреждает о вреде чрезмерного потребления алкоголя!

Вернувшись домой, Леня вытащил с антресолей огромный чемодан, в котором он хранил самую разную одежду, которую использовал в тех случаях, когда ему требовалось работать «под прикрытием». Здесь у него была форма капитана дорожно-патрульной службы, комбинезон с надписью «Горгаз», поношенная спецовка строителя-гастарбайтера, голубой сатиновый костюм больничного санитара и еще много разнообразной одежды для временного изменения внешности. Было там среди прочих полное облачение эвенкийского шамана, Лене понадобилось оно для того, чтобы проникнуть на Фестиваль народов Севера, чтобы переговорить там накоротке с крупным чиновником из Комитета по культуре. Была ряса католического священника, а также полный костюм химзащиты.

Среди этих сокровищ Маркиз отыскал поношенные брюки, потертый пиджак неопределенного цвета и застиранную рубашку без пуговиц. Надев на себя эти отрепья, он встал в коридоре перед зеркалом и придирчиво осмотрел свое отражение.

Зазвонил мобильник – тот самый, по которому Лене звонил заказчик. Как видно, ему невтерпеж было ждать, он решил поинтересоваться, как идут дела.

Леня помрачнел и выключил телефон, ему нечего было сказать клиенту.

Как раз в это время из комнаты выглянула Лола с песиком на руках. Пу И громко залаял.

– Боже мой! – воскликнула Лола, застыв в дверях. – Леня, неужели наши дела настолько плохи? Неужели ты решил, что настала пора просить милостыню в подземном переходе?

– Еще нет, но если мы не достанем эту чертову монету, такой вариант вполне возможен. Но ты меня разочаровала. Я думал, что при виде меня в этом наряде ты как минимум грохнешься в обморок или позовешь на помощь…

– Ну что я, не узнаю своего собственного компаньона?

– Значит, я плохо подготовился! Если я не обманул тебя, то уж настоящих бомжей точно не обману!

– Конечно, нет! – Лола спустила песика на пол, подошла к Маркизу и придирчиво осмотрела его. – Во-первых, у тебя слишком свежее лицо. Сразу видно, что ты спишь в собственной постели, регулярно питаешься, столь же регулярно посещаешь тренажерный зал и не смотришь новостей по телевизору…

Она удалилась на кухню и вскоре вернулась с закопченной сковородой в руке.

Леня испуганно взглянул на сковороду и попятился:

– Лола, за что? Разве я в чем-то перед тобой провинился? Но даже если так, я имею право на звонок адвокату! А если моя судьба уже решена, у меня есть последнее желание…

– Ты ведь, кажется, клялся, что отчистишь эту сковородку после того, как сжег оладьи! – проговорила Лола строго. – Ну да ладно, нет худа без добра…

Она несколько раз мазнула копотью по Лениному лицу и снова оглядела его.

– Ну, уже лучше. Но необходим какой-то яркий штрих. Как говорил выдающийся режиссер Мейерхольд, театр делают детали… подожди-ка минутку…

Она умчалась в ванную комнату и вскоревернулась с какой-то заскорузлой коричневой тряпкой.

– Кажется, когда-то это было твое махровое полотенце, – сказала Лола задумчиво. – А теперь это – миленький шарфик или, выражаясь старомодным языком, кашне…

Она повязала полотенце на шее Маркиза элегантным французским узлом и отступила на шаг.

– Ну вот, теперь совсем другое дело… пожалуй, ты сможешь неплохо заработать в подземном переходе, ни одна сердобольная старушка не пройдет мимо…

– Мы люди не ме-естные… – затянул Леня жалобным голосом.

Пу И, который с огромным интересом следил за происходящим, тоненько завыл.

– Может, взять его с собой, больше дадут? – раздумчиво спросил Леня.

– Ты рехнулся! – завопила Лола, но поглядела в глаза своему компаньону и поняла, что он шутит.

Через час Леня подошел к гаражам на задах мрачного шестиэтажного дома неподалеку от Сенного рынка. На пятачке пыльной земли валялось несколько рваных тюфяков, на которых в живописных позах расположилась компания бомжей. Во главе этой компании восседал толстый дед лет семидесяти с клочковатой седой бородой, в сбитой на ухо капитанской фуражке со сломанным козырьком. В правой руке дед держал литровую бутыль дешевого портвейна, левой выразительно размахивал, подчеркивая свою речь:

– И я вам скажу, ребятки, что ни за какие, это… деньги на свете не отдам свою, это… свободу! Потому как свобода, детки, это… все! Когда это… я стоял на капитанском, это… мостике эскадренного миноносца «Утвердительный», я и то не чувствовал себя таким свободным, как здесь и сейчас!

Он сделал большой глоток, передал бутылку своему соседу, коренастому одноглазому мужичку неопределенного возраста, и повернулся к Лене:

– А ты, юнга, чего здесь стоишь? Чего ты на нас смотришь?

– Я так понял, шеф, что вы сторонник полной свободы личности. В этом плане мы с вами единомышленники. Так что я имею право стоять где хочу и смотреть куда мне вздумается.

– Свобода, юнга, есть осознанная необходимость! – проговорил дед поучительно. – И еще: свобода одного не должна ущемлять права других! Это… между прочим, лично наша лежка, нашего, так сказать, дружного творческого коллектива. И наш коллектив напрягает, когда приходят посторонние личности и закрывают нам вид на окружающую природу! Так что мы имеем право совместными усилиями вломить тебе по первое число, чтобы до тебя дошла наша точка зрения… правильно я говорю, товарищи матросы?

Его спутники одобрительно загудели, и один из них, мрачный тип с кривым шрамом на лице, поднялся и шагнул к Лене, неторопливо доставая из-за пазухи кусок заточенной арматуры.

Леня попятился, поставил на асфальт клетчатую сумку «мечта оккупанта» и примирительно проговорил:

– Зачем же так горячиться, друзья-товарищи? Если я вам мешаю лицезреть окружающую природу, все эти гаражи и, извиняюсь, сараи, то я могу и посторониться. А чтобы установить между нами теплые дружеские отношения, я готов сделать посильный вклад в вашу кассу взаимопомощи. Думаю, можно натурой?

С этими словами он ловко вытащил из своей клетчатой сумки два литровых пакета дешевого красного вина.

– О! – радостно воскликнул дед. – Так ты, оказывается, не просто так к нам пришел, а с пониманием! По такому поводу назначаю тебя матросом первой статьи и принимаю в наш славный экипаж с испытательным сроком один месяц. Только перед этим ты должен уяснить две вещи: меня следует называть «товарищ капитан третьего ранга», и если во сне будешь храпеть, выселим на отдельную жилплощадь!

– Слушаюсь, товарищ капитан третьего ранга! – бодро отчеканил Маркиз.

Правда, не все так тепло приняли Маркиза. Мрачный тип со шрамом на лице и заточкой в руке подозрительно осведомился:

– И где же это ты таким богатством разжился?

– Где-где, там больше нет! – отмахнулся Маркиз. – Ну, помог мужикам машину разгрузить, они мне за это одну коробку отстегнули, а вторая так к рукам прилипла!..

– Да не горячись, Корявый! – миролюбиво проговорил Капитан. – Видишь же, нормальный пацан, вылитый матрос…

Команда бравого капитана приступила к дегустации, а Маркиз присел на край тюфяка рядом с забитым существом женского пола.

Женщина испуганно покосилась на Маркиза и подвинулась.

У нее был маленький вздернутый носик, усыпанный веснушками, испуганные глаза и бледная кожа, не вяжущаяся с жизнью на открытом воздухе. Хотя она явно давно не умывалась, не говоря уже о посещении парикмахера, Леня все же отметил, что она, пожалуй, не так уж уродлива для лица без определенного места жительства. И лет ей на вид не больше тридцати.

– Пардон, мадам! – проговорил Леня, улыбнувшись соседке. – Поскольку мы теперь принадлежим, так сказать, к одной команде, считаю нужным представиться. Меня зовут Леонид.

– Да?! – женщина взглянула на него с еще большим испугом. – Надо же!

– А что – вам не нравится это имя?

– Имя как имя… – она пожала плечами, но тут же добавила: – Знала я одного… Леонида. Тот еще был фрукт.

– Не имею привычки лезть в чужую душу, но если вам, мадам, хочется посвятить меня в подробности вашей трудовой биографии, я к вашим услугам. Как говорил один литературный персонаж, до пятницы я совершенно свободен.

– Вот еще, – недовольно фыркнула женщина, – буду еще я всяким про себя рассказывать! Ты не прокурор, а я не подследственная!

– Совершенно с вами согласен! И абсолютно не собираюсь приставать с вопросами. Разве только один: если уж я представился, может быть, и вы назовете свое достойное имя?

– Вот болтун! – вздохнула женщина. – Ну ладно, меня зовут Машка… здесь прозвали Машка Леденец…

– Очень приятно! – Маркиз изобразил поклон, при этом не вставая с тюфяка. – Мария – мое любимое имя…

– Вот трепло-то! – вздохнула его соседка. – Слушай, а как тебя сюда занесло?

– Как? – Маркиз пожал плечами. – Шел по улице, заглянул во двор, смотрю – хорошие люди сидят. Дай, думаю, познакомлюсь. В компании выжить легче, чем одному…

– Да я не про то! Я спрашиваю, как тебя вообще на улицу занесло. Как ты бомжевать стал? Что-то ты не очень на бомжа похож, больно бойкий да разговорчивый!

– Ну, такой уж у меня от природы характер! – Леня пригорюнился. – Итак, вас интересует моя горестная судьба? Но это будет долгий рассказ… долгий и печальный!

– Ну и что? Я же тоже до пятницы совершенно свободна…

Увидев мелькнувшую в Лениных глазах беззлобную усмешку, Маша добавила:

– Ты что, думаешь, ты один Винни Пуха читал?

– Я смотрю, мадам, мы с вами просто-таки родственные натуры! – восхитился Леня и даже отважился прикоснуться к не очень грязной Машкиной руке.

– Но-но! – она резко вырвала руку. – Ты не очень-то! Я занята…

– В смысле? – Леня сделал вид, что удивился. – Чем это ты таким занята, каким делом?

– Не чем, а кем, – гордо объяснила Машка, – у меня Рвакля.

– Какая еще Рвакля?

– Рвакля – он хороший… – в голосе бомжихи появилась некоторая неопределенная нежность, с какой чувствительные бездетные женщины разговаривают с кошечками и собачками, – он незлой, меня не обижает и никому обидетьне дает…

– Так и я вроде тебя обижать не собираюсь… – протянул Маркиз и добавил, повинуясь своей проснувшейся интуиции: – А Рвакля твой – высокий такой, здоровый, шапочка на нем зелененькая, а еще куртка, а на спине – надпись иностранная?

– Ты, гад, откуда Рваклю знаешь? – Машка Леденец вскочила с драного матраса.

– Видел утром в ментовке, когда сам там сидел по пустяковому делу, – неохотно признался Маркиз. – Бабка одна на меня наехала, что я у нее кошелек спер, тут менты мимо ехали, меня и загребли.

– А ты не брал? – недоверчиво спросил Машка.

– Ясное дело, не брал! – возмутился Леня. – Нужен мне был тот кошелек с тремя копейками! Прикинь: только меня привезли, бабка своим ходом в ментовку приперлась! Оказывается, она кошелек свой вообще дома забыла! Память отшибло, а на людей напраслину возводит! Ну, совесть еще не совсем потеряла, пришла просить, чтобы меня выпустили. Менты меня и шуганули.

– Ты все равно ко мне не подкатывай, – строго сказала Машка, усаживаясь на матрас, – у меня Рвакля есть…

– А, так ты об этом! – Маркиз замахал руками. – Даже и не думай! У меня, мадам, давно уже на вас всех аллергия…

– Слова больно умные знаешь, – обиделась Машка, – обзываешься.

– И ничуть, – Леня и бровью не повел, – уж не обижайся, только я в сторону баб и не гляжу.

– Чем же мы тебе так насолили? – усмехнулась Машка и достала из кармана своей хламиды недососанную конфету чупа-чупс, очевидно, за любовь к таким конфетам она и получила свое прозвище.

– Не вы все, а одна конкретная… – Маркиз поник головой, – мне знаешь, на всю жизнь хватило… Вот ты спрашиваешь, как я бомжевать начал? Долгая история, но расскажу уж, раз у нас с тобой разговор такой доверительный…

– Расскажи! – Машка подперла щеку кулачком и уставилась на него любопытными глазами.

– Ну, был я раньше мужчиной солидным, жил хорошо, – заговорил Леня, постепенно набирая обороты, – было у меня свое дело, офис, а там охрана, бухгалтерия, три секретарши…

– Зачем три-то? – не удержалась Машка от вопроса.

– Как это – зачем? – Леня всплеснул руками. – Одна кофе подает, другая по телефону отвечает, а третья бумаги разные на компьютере печатает. Квартира была трехкомнатная, машина дорогая, одних костюмов в шкафу – десять штук висело!

– Врешь! – снова не выдержала Машка.

– Твое дело, – с обидой сказал Маркиз, – можешь не верить, только у меня нет такой привычки, чтобы врать… Ну, работа работой, а надо ведь еще и личную жизнь устроить. Вот с этим как-то не складывалось. Были, конечно, девушки, но все как-то меня не цепляло. А все потому, что в шестнадцать лет мне одна цыганка нагадала, что будет у меня любовь одна и на всю жизнь.

Леня заметил в глазах Машки неприкрытый интерес и запел. У него, что называется, поперло вдохновение.

– И вот еду как-то поздно ночью, вижу – девушка стоит. Подвезите, говорит, а то никакой транспорт не ходит, к бомбистам садиться страшно, а вы, сразу видно, человек приличный… Как посмотрел я на нее в машине, так сердце сразу куда-то вниз и упало. Она, думаю, та самая, которую всю жизнь ждал, про которую цыганка нагадала. А она тоже смотрит на меня глазами черными, как ночь, и молчит.

Тут Леня поник головой и тоже замолчал. Но ненадолго. Машка молча сосала конфету.

– Полюбил я ее с первого взгляда! – вдохновенно врал дальше Маркиз. – Веришь – отпускать не хотел, все боялся, что больше не встретимся! Телефон у нее выпросил и адрес записал. Если, говорю, не придешь на следующий день на свидание, весь город на уши поставлю, но тебя непременно найду! А она только смеется и глазами стреляет, и красивая такая – прямо Царевна Лебедь.

– Пришла? – Машка сложила руки замочком и глядела на Маркиза как зачарованная.

– Пришла! – гордо ответил Леня. – Еще бы ей не прийти! Ну и завертелась у нас любовь. Какие я ей букеты дарил! Какую музыку в ресторане заказывал!

– Что букеты… – прищурилась Машка и выбросила пустую палочку из-под конфеты, – завянут, и на выброс… Ты бы ей чего посущественнее – шубу там или колечко…

– А ты что думаешь, она у меня взяла бы? – Маркиз грозно засверкал очами. – Я-то вначале разлетелся. Приношу ей браслет…

Тут в голове у него всплыла старая песенка: «Кольца и браслеты, платья и жакеты или я тебе не приносил…» А перед глазами возникла Лола с презрительно поджатыми губами. Презрение ее относилось к артистическим данным Маркиза.

«Халтуришь, Ленечка, – говорили ее ехидные глаза, – душу не вкладываешь… Кто же тебе поверит…»

Леня и сам видел, что действует слишком прямолинейно, однако Машкины зачарованные глаза говорили обратное. Она слушала Ленины слова, как ребенок слушает волшебную сказку.

– Значит, приношу я ей браслет золотой и на руку пытаюсь надеть… – продолжал Маркиз в том же духе, – а она как вскочит да как бросит его на пол! Ты, кричит, за кого меня держишь? Что я тебе – девица по вызову? Это им, говорит, такие подарки делают! И глазами черными своими так и сверкает!

– Ой! – пискнула Машка.

– Час я на коленях стоял, прощения у нее просил, – гнул свое Леня, – простила, конечно, только велела больше никогда так ее не оскорблять. А я жить без нее не могу, вот точно знаю: если не буду с ней вместе, тут же помру! Дела забросил, все только о ней и думаю. Компаньон мой уже ругаться начал – что ты, говорит, себе позволяешь – из-за бабы так распускаться. Я ему тогда – сразу в морду! Не смей, кричу, так о ней говорить! Короче, поругались бы мы навсегда, только моя Царевна Лебедь согласилась за меня замуж выйти. И кольцо приняла, там бриллиант вот такой! – Леня сложил два пальца кружочком…

– Ой! – Машка вздохнула, как всхлипнула. – До чего жизненно, кино прямо!

– Свадьбу закатили – мама не горюй! – заливался дальше Маркиз. – Двести человек народу, ресторан на берегу залива, вечером фейерверк, и корабль плывет под алыми парусами, а на нем капитаном знаменитого артиста наняли – на Петра Первого похож, прямо одно лицо, и мундир такой же.

– А платье на невесте какое было? – встряла с животрепещущим вопросом Машка.

– Платье? – осекся Леня, пытаясь на ходу что-нибудь придумать. – Такое вот… – он помахал в воздухе руками, – самое лучшее, в общем… После свадьбы в Грецию поехали…

Леня хотел придумать что-нибудь более шикарное и экзотическое, к примеру Мальдивыили Сейшелы, но решил, что Машка может не знать таких названий, а уж про Грецию точно слыхала.

– Потом стали жить, квартиру купили большую, дом загородный строить начали… А я все поверить не могу, что женат на ней, на царевне моей… Веришь ли, ночью проснусь – и проверяю, тут ли она, рядом ли… Все мне кажется, что исчезнет она, пропадет, что потеряю я ее… В общем, совсем голову потерял. Но любил ее – ох как любил!

Леня картинно схватился за голову и замолчал.

– А что потом было? – Машка, выждав приличную паузу, участливо тронула его за плечо.

– А потом… Уж год прошел, я как-то про ребенка заговорил, а она смеется – как это ты, говорит, меня с кем-то делить станешь? Я к себе прислушался – и верно, не хочу, чтобы она кому-то другому внимание уделяла. Решили подождать. Я в работу окунулся – деньги-то нужны. У моей жены все должно быть самое лучшее, тут уж я подарками ее заваливал. Дело расширяем с компаньоном, новую фабрику открываем в Костроме, я по командировкам мотался. В общем, приезжаю как-то раньше времени, мой самолет отменили, а тут на другом неожиданно место освободилось. А я уже жене позвонил, что завтра прилечу. Ну, забыл перезвонить, а потом в самолете вообще мобильник отключил. Прилетел ночью, тоже не стал звонком будить, пускай, думаю, спит спокойно моя Царевна Лебедь. Взял такси, еще букет роз там, в аэропорту, прихватил.

– Ой! – снова всхлипнула Машка и от полноты чувств достала из кармана вторую конфету.

– Ну, приехал, дверь открыл тихонько, чтобы жену не пугать, ботинки снял, иду в спальню. А там…

– А что, а что? – заволновалась Машка, едва не подавившись своим леденцом.

– А там моя Царевна Лебедь с моим компаньоном на супружеской кровати Камасутру исполняют!

– Чего? – переспросила Машка, вытаращив глаза. – Какую такую сутру?

– Трахаются, в общем! – гаркнул Леня. – Поза танцующего лотоса!

– Как это? – Машка еще больше округлила глаза.

– Лучше тебе не знать! – отмахнулся Леня, потому что придумал красивое слово только что и понятия не имел, бывает ли на самом деле такая поза.

– Ой! – закричала Машка и бросила леденец на землю.

– Вот тебе и ой! – горько вздохнул Маркиз. – И как я там на месте не окочурился, не умер от разрыва сердца – до сих пор не понимаю. Стою – как закаменел весь, только смотрю на них и глазами хлопаю. А они-то меня не видят и своим делом занимаются, да так усердно, что понял я – не в первый это раз. Я тогда на кухню попятился, а там ножи у нас были, целая стойка.

– Ой! – заорала Машка и зажала себе рот рукой.

– Ага, взял я, значит, этот нож, а потом как стукнуло мне – что же это я делать собираюсь? Насилие всегда терпеть не мог, собаку и то ногой не пну, а тут на двойное убийство решился! Как же после этого жить буду? Вышел в прихожую, слышу, моя Царевна Лебедь смеется. Ну, думаю, если останусь, непременно ее порешу. Не могу с ней рядом находиться… Развернулся и ушел навсегда.

– Так и ушел? – ахнула Машка.

– Ага, не взял, как говорится, ни рубля, ни рубахи. Паспорт оставил, все деньги, ботинки – и то забыл надеть! С тех пор почти три года бомжую… а может, и больше, я не помню… – Леня повесил голову.

– Ты только радуйся, что у тебя ребенка не было, – сказала Машка странным голосом, – если бы ребенок был, ты бы не ушел, а тогда царевну бы свою непременно прирезал, тебя бы посадили, а ребенка в детский дом отдали-и…

Леня поднял голову. Машка выглядела не слишком хорошо. Губы у нее тряслись, нос заострился, как у покойницы, была она еще бледнее, чем раньше. Она обхватила себя руками и закачалась из стороны в сторону, подвывая.

– Что это с ней? – Маркиз перехватил взгляд Капитана.

– А, на нее иногда находит, – равнодушно сказал Капитан. – Рвакля ее умеет остановить. Главное – не давай ей раскачаться, а то начнет головой о землю биться, еще поранится…

Машка между тем начала раскачиваться все быстрее.

– О-о! – стонала она. – О-о! Сыночек мой маленький!

– Руки ей разведи! – посоветовал Капитан.

Леня примерился и схватил Машку за руки. Ничего не получилось. Тогда он подошел сзади, обхватил несчастную за плечи и попытался остановить раскачивание.

– Ну-ну, – бормотал он, – ты успокойся…

– Сыночек мой ненаглядный! – заливалась Машка, но трястись и раскачиваться перестала.

– Выпить ей дай! – Капитан протянул остатки вина в пакете.

Это подействовало, Машка успокоилась и деликатно освободилась от Лениных объятий.

– У меня, конечно, история не такая красивая, как у тебя, – вздохнув, заговорила она вполне нормальным голосом, – однако сперва жила как все: папа, мама, квартира у нас была трехкомнатная, отцу от завода дали. Я по настоянию мамы в медучилище пошла, а как его окончила, мама вдруг умерла, даже и не болела почти. Сказали – сердце…

Машка тяжело вздохнула и продолжила:

– Год прошел – отец женился. Привел бабу молодую, наглую, стали мы с ней на кухне собачиться, она на меня отцу наговаривала всякого. Мы с отцом и раньше не так чтобы дружили, он все больше на рыбалку или в гараже пиво с приятелями пил. А тут совсем стало плохо. Ну, он человек решительный, разменял квартиру мигом на две однокомнатные. Вот, говорит, все честно, поровну, чтобы никто не говорил, что я дочь в правах ущемляю. Бери, говорит, что хочешь, но больше я тебя не знаю. У тебя своя жизнь, у меня – своя. Проживешь как-нибудь. А я в медсестры не пошла, устроилась в магазин, чтобы денег побольше, так даже обрадовалась свободе. Время прошло, я замуж вышла за милиционера. Он сам не местный был, прописался ко мне в квартиру. Так вроде парень ничего был, хозяйственный, мастеровитый. Ну, живем, потом сын у меня родился, Гришенька. Все бы ничего, да только характер у мужа резко изменился. Злой он стал, неласковый, грубый. Выпивать начал часто, разговор все больше матом, как напьется, куском меня попрекает, сидишь, дескать, на моей шее, да еще и недовольна. Дальше – больше, руку на меня поднимать начал, ребенка раз очень напугал… Я по ночам плачу, а куда деваться от грудного ребенка?

– Да уж, – неопределенно сказал Маркиз.

– Тут отец его приезжает из этого… вот забыла, как тот поселок городского типа назывался, где они все жили. Значит, приезжает он погостить, я ему все и рассказала как на духу. Человек, смотрю, вроде солидный, основательный, ко мне хорошо так, уважительно: дочка, да дочка… Ну, думаю, мы ему не посторонние, хоть советом поможет. И выложила все.

– А он что? – Леня решил поддержать беседу.

– А он выслушал так внимательно, помолчал, подумал. Это, говорит, дочка, мужа твоего большой город испортил. Он у нас рос парнем небалованным, а тут деньги появились незаработанные, власть, опять же. Он и поддался на соблазн. Надобно, говорит, его в ежовые рукавицы взять, чтобы под присмотром был. Ты, говорит, уж не обижайся, но не сможешь такого. А у меня он не забалует, вспомнит науку-то, драл я его ремнем в свое время, да, видно, мало драл.

– Ну-ну, – усмехнулся Маркиз, понимая уже, чем дело кончится.

– Короче, уговорил он меня в их поселок городского типа переезжать. Ну, пока то да се, Гришеньке уже годик исполнился. Муж уволился, поехали мы, как раз лето подошло. Встретили меня там хорошо. Свекровь пироги печет, ничего делать не разрешает – отдохни да отдохни. Мамой просит звать. Муж и правда получше ко мне стал относиться – семья, в общем. Отдохнула я душой и телом до зимы, а потом снова забеременела. Свекор тогда мне и говорит, что нужно на работу устроиться, чтобы декретные деньги дали. Место мне нашли – кассиром железнодорожным, только туда без прописки не берут. Свекор и говорит, чтобы я выписалась из городской своей квартиры, а сюда к ним прописалась. А чтобы там, говорит, не пустовало, ты, дочка, пока меня туда пропиши.

– Неужели прописала? – охнул Маркиз. – Ну ты и дура!

– Да уж, – вздохнула Машка, – заморочили они мне голову, прямо как будто опоили чем-то. Ничего не соображала, да еще беременная… В общем, как только провернули они это дело, сразу все переменилось. Муж орет, матерится, свекровь шипит, дармоедкой обзывает, свекор вообще меня не замечает, как пустое место. А я, как назло, чувствую себя плохо. В общем, заставила свекровь полы мыть да картошку таскать, у меня живот схватило. Ночью сама еле до больницы добежала, там чуть не умерла. Выкидыш случился, да после осложнения. Два месяца в больнице провалялась, никто и проведать не пришел.

Маркиз покрутил головой, пытаясь сообразить, сколько же сейчас времени. Наручные часы он, понятное дело, с собой не взял.

Машка выудила из кармана следующую конфету на палочке.

– Ну и что с тобой дальше-то было? – нетерпеливо спросил Леня.

– Дак что было? – вздохнула она. – Прихожу после больницы – они меня и на порог не пускают. Свекровь прямо шваброй на меня да еще обозвала по-всякому. Ты, говорит, никто и звать никак. Сын мой завербовался на заработки, с тобой развелся, пошла вон из моего дома. У них там все схвачено, выписали меня из квартиры живо. Я скандалить пыталась, ментов вызвали, отметелили меня и в камере три дня продержали. Как выпустили – я снова к ним. В ногах валялась: все берите, только сына отдайте. Не знаем, орут, ничего про твоего сына, сама его куда-то по пьяному делу потеряла! Снова менты приехали, говорят, если не уйдешь сейчас, дадут тебе два года за хулиганство. Но про ребенка все же разговор зашел, свекровь бумагу показывает – сдали они ребенка в детский дом в Волосове, потому что мать его, то есть я, – шалава и пьяница, дома месяцами не бываю, а свекровь – инвалид, не может с внуком сидеть.

Машка прерывисто вздохнула и прижала руки к груди.

– Как услышала я про детский дом, так и обмерла. А дальше ничего не помню. Очнулась на вокзале – деньги и документы все украли, вещи тоже. Ну, доехала кое-как до Питера, сунулась в квартиру свою, а там чужие люди живут. Мужик, здоровый такой, меня с лестницы спустил. Ну вот, с тех пор и бомжую…

– А про сына так ничего и не выяснила?

– В детдоме он, в Волосове… Сыночек мой… – завела опять Машка.

– Тихо! – прикрикнул Леня. – Хватит уже! Сама во всем виновата!

– Ага, – согласилась Машка. – Сама… Только Рвакля меня не ругает, он меня жалеет…

– А сейчас-то он где? – Маркиз решил, что с него хватит душеспасительных разговоров, пора переходить к делу.

– Сейчас он работает! Деньги зарабатывает! – с уважением сообщила Машка.

– Деньги? – переспросил Маркиз. – Бутылки, что ли, собирает или банки из-под пива?

– Обижаешь! – Машка понизила голос и покосилась на остальных членов команды. – Рвакля такой классный бизнес придумал! Тут неподалеку от метро скверик есть, где народ после работы собирается пивка выпить. На скамеечке устроятся, выпивают, разговаривают – милое дело…. Ну а Рвакля тут как тут…

– Просит, что ли? – догадался Маркиз.

– Зачем – просит! Рвакля – он гордый, он просить не любит. Это, говорит, унизительно и, самое главное, невыгодно. Тому, говорит, кто просит, всегда подают мало. Надо, говорит, так себя поставить, чтобы сами предложили, да еще просили, чтобы взял…

– Это как же? – усомнился Леня. – Чтобы у нас кто-то просто так денег дал – не видел я такого!

– А вот ты послушай. Он, значит, как увидит, что пришла компания пивка выпить, рядом с ними усядется или взад-вперед прохаживается, вроде без всякого дела. Ну, сам понимаешь, не всем нравится, когда бомж рядом существует. Люди отдохнуть собрались, а им тут весь кайф ломают. Ну, они ему тогда вежливо говорят – пошел бы ты куда подальше! Направление сам знаешь или тебе нужно конкретно указать? А он им: у нас страна свободная, где хочу, там и обитаю! Тогда они ему на пиво дают, только чтобы ушел!

– Это, конечно, хороший бизнес… – протянул Леня. – Психологический… но ведь могут и рыло начистить!

– Могут, – со вздохом согласилась Машка. – Риск, конечно, есть в любом бизнесе. Потому Рвакля меня с собой не берет на этот промысел. Но большинство предпочитает дать денег, поскольку не всякому охота об бомжа пачкаться.

– Интересный бизнес! – повторил Леня. – Перспективный! А где, говоришь, этот скверик?

– А что это ты интересуешься? – подозрительно осведомилась его собеседница.

– Да хочу поглядеть, как он это делает. Передовой опыт, как говорится, перенять. Жизнь у нас, сама знаешь, трудная, лишнее ремесло никогда не помешает.

– Ну ладно, – согласилась Машка. – От метро по переулочку пройдешь налево, там будет арка, за ней этот скверик. Вот там он и промышляет. Только ты смотри, клиентам на глаза не попадайся, а то весь бизнес Рвакле собьешь…

– Ладно, а ты пока за вещичками моими присмотри! – Леня оставил на попечение новой знакомой безразмерную клетчатую сумку и отправился на разведку.

Скверик, о котором говорила Маша, он нашел без труда.

Здесь стояли три зеленые скамейки в окружении чахлых кустов жимолости и барбариса. На одной скамье сидела моложавая пенсионерка с детской коляской, на другой – довольно молодой бомж с растрепанными светлыми волосами и круглым добродушным лицом. Наверняка это был Машкин приятель Рвакля, теперь, когда он был без шапочки, имя очень ему подходило. Маркиз орлиным взором заметил на ногах у бомжа серые от пыли, но довольно приличные ботинки, высокие, на шнуровке.

Леня по тропинке за кустами подошел к скамейке и вполголоса окликнул бомжа:

– Эй, Рвакля!

Тот завертел головой, увидел высовывающуюся из кустов Ленину физиономию и недоуменно проговорил:

– А ты еще кто такой? Откуда мою кликуху знаешь?

– От Машки, – вполголоса отозвался Маркиз, – Машка Леденец мне сказала, что ты тут на заработках.

– Вот болтушка! – поморщился бомж. – Говорил же я, чтобы лишнего не трепала, особенно малоизвестным людям! Ну и чего ты от меня хочешь?

– Разговор есть.

– Насчет чего разговор? Только быстро выкладывай, пока клиенты не появились!

– Насчет вот этих самых ботинок. – Маркиз кивнул на обувь бомжа. – Это ведь ты их в «обезьяннике» с Пирожка снял?

– С какого еще пирожка? – забормотал Рвакля. – Никаких пирожков не знаю, а также бубликов и пирожных… мучное, вообще, исключительно вредно для здоровья, от него в организме холестерин и другие неприятности… а если тот хмырь в «обезьянник» угодил, надо за своей обувью присматривать! А то, понимаешь, спит как у себя дома, людей вводит в соблазн…

– Да я не в претензии, – остановил его Маркиз, – наоборот, хочу сделать тебе насчет этих ботинок взаимовыгодное предложение. Оно тебе, однозначно, понравится…

Он хотел было подойти к Рвакле, но в это самое время в сквере появилась компания утомленных мужчин не первой молодости, наверняка объединенных общей не слишком интеллектуальной работой.

Вспомнив свое обещание не мешать бизнесу Рвакли, Леня снова юркнул в кусты позади скамейки, откуда ему было хорошо видно и слышно происходящее.

Бабушка с коляской, которая и прежде неуютно чувствовала себя по соседству с бомжом, вскочила и укатила коляску в неизвестном направлении. Сослуживцы расселись на освободившейся скамье, достали из сумок пивные банки, расстелили газету и разложили на ней воблу, огурцы и другие дары природы. На их лицах читалось предвкушение светлого момента, однако время от времени то один, то другой недовольно косился на Рваклю.

Бомж тем временем начал свой спектакль.

Он лег на скамью, вытянув ноги, закинул руки за голову и затянул дурным голосом:

– Вот кто-то с го-орочки спустился, наверно, ми-илый мой идет, на нем рубашка от «Лакоста», она с ума ме-еня сведет!

Исполнив первый куплет, он снял с левой ноги ботинок, удивленно уставился на босую ногу, как будто увидел ее впервые в жизни, и пошевелил пальцами.

Собутыльники на соседней скамье занервничали.

– Слушай, ты, пьянь болотная, – заговорил один из них, хмурый брюнет со сросшимися бровями, – валил бы ты отсюда в произвольном направлении! Люди здесь культурно отдохнуть собрались, а ты своим видом нам весь пейзаж портишь!

– Да вы чего, мужики? – Рвакля приподнялся на локте и удивленно воззрился на соседей, словно только сейчас их увидел. – Я тут раньше вас культурно отдыхаю! У нас страна свободная, и я здесь нахожусь в своем полном конституционном праве…

– А мы в своем праве тебе рыло конкретно начистить! – продолжил мрачный брюнет и сделал шаг к бомжу.

– Это запросто. – Рвакля осклабился. – Это очень даже возможно, только не советую, потом очень много денег на лекарства потратишь. Причем совершенно зря.

– Это еще почему? – осведомился брюнет, притормозив.

– А ты вот это видел? – Рвакля пошевелил большим пальцем правой ноги. – Чернеть уже начал. Значит, третья стадия началась…

– Третья стадия чего? – переспросил брюнет, слегка попятившись.

– СПИДа, чего же еще! – вздохнул Рвакля. – Говорят, он не очень заразный, но я бы на твоем месте не стал проверять. Тем более что у меня еще туберкулез, эпидемический гайморит и болезнь легионеров. А эти, однозначно, очень заразные.

– Степаныч, лучше ты с ним не связывайся! – проговорил толстый лысоватый дядечка в круглых очках. – Лучше мы другое местечко подыщем…

– Да где тут подыщешь, – вздохнул брюнет, однако отступил на прежнюю позицию. – Все приличные места давно уже заняты… народ отдыхает…

– Слушай, ты, жертва перестройки, – обратился толстяк к Рвакле, – а может, ты по-хорошему уйдешь? А мы тебе на пиво дадим…

– На пиво? – с сомнением переспросил бомж. – При моем состоянии здоровья пиво уже неактуально. Я давно уже перешел на более крепкие напитки…

– Ну, можем и на водку… – протянул толстяк и оглядел своих сотрапезников. – Верно я говорю, мужики?

Мужики одобрительно закивали. Толстяк достал из кошелька купюру и с сомнением уставился на Рваклю.

Тот быстро сообразил, какие мысли теснятся в душе толстяка, и предложил:

– Заразиться опасаешься? Правильно опасаешься! Ты вот что, заверни камень в денежку и брось мне!

Толстяк так и сделал. Рвакля подобрал купюру, спрятал ее за пазуху, обулся и встал со скамьи. Помахав рукой дружной компании, направился к выходу из сквера.

Леня проскользнул позади кустов и присоединился к своему новому знакомому. Поравнявшись с ним, он проговорил:

– Надеюсь, ты это не всерьез про все эти болезни?

– Конечно, нет, – Рвакля с усмешкой покосился на Маркиза, – из серьезных болезней у меня только плоскостопие. Но ты же сам знаешь, нашего брата всякий норовит обидеть, так что приходится как-то изворачиваться…

– Нет, это круто! – одобрил Маркиз. – Так что насчет твоих ботинок?

– Я всегда открыт для переговоров! – солидно проговорил Рвакля. – Особенно если условия подходящие…

Однако приступить к переговорам и обсудить условия они не успели: рядом с ними остановилась черная машина, из нее выскочили двое крепких парней в белых полотняных костюмах, подхватили Рваклю под локти и потащили в машину.

– Эй, мужики, не трогайте меня! – заверещал бомж. – У меня СПИД, эпидемический панкреатит и гепатит Б…

– Заткнись! – оборвал его один из незнакомцев, вталкивая на заднее сиденье машины.

– Видишь, чувак, не судьба! – выкрикнул изнутри Рвакля.

– Береги ботинки! – крикнул вслед ему Маркиз.

Черная машина сорвалась с места и понеслась вперед по переулку. Прежде чем она скрылась за углом, Леня успел запомнить ее номер.

Несколько секунд он стоял, обдумывая положение.

Монета была уже так близко, но снова исчезла в неизвестном направлении. Впрочем, почему в неизвестном?

Леня в детстве жил неподалеку от Сенной площади и хорошо знал этот район. Он помнил, что переулок, по которому уехала черная машина, загибается буквой «Г» и выходит на Садовую улицу. Туда же можно попасть быстрее проходным двором.

Шансы были невелики, но он нырнул в подворотню, пробежал через пыльный двор, проскочил сквозной подъезд и оказался на Садовой.

На его удачу, улица стояла в пробке, и впереди, возле светофора виднелась знакомая черная машина.

Леня замахал рукой проезжающему мимо «Фольксвагену». Водитель взглянул на него в ужасе, повертел рукой у виска и быстро свернул в ближайший переулок. Точно так же поступил и водитель серого «Пежо». Когда мимо него проехали даже ржавые «Жигули», Леня опомнился: ведь он был одет бомжом, так что попытка остановить машину была заведомо обреченана провал.

Тогда он достал из кармана крупную купюру и помахал ею перед проезжавшим мимо него стареньким неказистым «Опелем». Водитель зачарованно уставился на купюру и затормозил. Потом увидел Леню, и глаза его полезли на лоб.

– Ох, ни хрена себе! – проговорил он и хотел уже нажать на газ, но Леня успел открыть дверцу и плюхнулся на заднее сиденье.

– Ты чего, мужик… – заныл водитель, косясь на подозрительного пассажира в зеркало заднего вида. – После тебя салон не отчистишь…

– Не гони пургу, – возразил Маркиз, – у тебя тут и так грязь несусветная! Ты тут картошку, что ли, возишь? И еще шерсть собачья… так что хуже, чем есть, не станет!

– Ну картошка! Ну шерсть! – согласился водитель. – Лайка у меня, сибирская! Не так уж много от нее шерсти…

– Ладно, давай прекратим эту дискуссию. Поезжай вон за той машиной – видишь черный «Бумер» перед светофором?

– Ну вижу… только деньги вперед!

Леня отдал ему купюру. Машины впереди как раз тронулись, и преследование началось.

Вслед за «Бумером» они пересекли Вознесенский проспект и Большую Подьяческую, проехали по Садовой мимо Никольского собора.

Остановившись на светофоре, водитель покосился на Леню, откашлялся и проговорил:

– Я, конечно, дико извиняюсь, но только вот очень интересно: это что же, получается, выгодно бомжевать? Ежели ты такими деньгами свободно располагаешь…

– Я, может, не простой бомж, – рассудительно ответил Маркиз. – Я, может, заслуженный бомж Российской Федерации. Я, может, пять лет на бомжа учился! И вообще, дядя, не зевай – вон, они уже поехали!

«Опель» рванул с места. Они пересекли Лермонтовский проспект, объехали площадь Тургенева, по двум Калинкиным мостам переехали Екатерининский канал и Фонтанку и свернули с набережной.

«Бумер» остановился возле железных ворот, посигналил. Ворота разъехались, и черная машина въехала за них.

Водитель «Опеля» обернулся и проговорил:

– Ну вот, приехали! Дальше ты уж сам!

Леня поблагодарил и выбрался на тротуар.

«Опель» словно ветром сдуло.

Маркиз подошел к железным воротам и с интересом осмотрел их. Никакой таблички, никакого названия, зато целых две видеокамеры.

Не успел Леня сделать какие-то выводы, как над его головой прогремел хриплый раздраженный голос:

– А ну, проваливай от ворот, рвань болотная!

Леня не стал спорить, он отошел от ворот на безопасное расстояние и задумался.

Но и на этот раз его размышления были грубо прерваны. К нему подошел дворник с метлойи с заметным кавказским акцентом проговорил:

– Слюшай, давай, двигай отсюда, пока тэбе не накостиляли!

– Это ты, что ли, мне накостылять собираешься? – спросил Маркиз, оглядев не очень спортивную фигуру дворника.

– Зачэм я? – дворник покосился на ворота. – Тут бэз мэня найдется, кому накостилять!

– А что здесь за контора, за этими воротами? – миролюбиво поинтересовался Маркиз.

– Слюшай, мне тут с тобой разговаривать нэкогда! – напыжился дворник. – У мэня работа! Давай, правой-левой… то есть проваливай по-хорошему, а то и тэбе, и мнэ достанется…

– Да ты наверняка ничего и не знаешь! – пренебрежительно проговорил Маркиз. – Откуда тебе знать, что тут, за этим забором…

– Кто нэ знаешь? – возмущенно воскликнул дворник. – Я нэ знаешь? Это ты ничего нэ знаешь, а я все знаешь! За этот забор дурдом для богатых, ясно?

– Что? – недоверчиво переспросил Маркиз. – Как это дурдом? Как это для богатых?

– Ты что, нэ знаешь, что такое дурдом? Вот если ты совсем глюпый станешь, папа-мама узнавать нэ будешь, тэбя посадят в дурдом для бедных, а если богатый папа-мама нэ узнает, его сюда везут. Тут его кормят самым хорошим пловом, самой лучшей долмой, самой вкусной халвой, только на волю нэ выпускают…

– Да ладно тебе, – пренебрежительно отмахнулся Маркиз. – Откуда ты все это знаешь? Вон там какой забор высокий, какие ворота железные! Отсюда тебе ничего не видно…

– Отсюда, может, и нэ видно, – ответил дворник обиженно. – А только у меня там друг санитаром работает, мы с ним из один кишлак, он мне все равно что родной брат, так он мне все как есть рассказал! Если у богатый человек теща совсем глюпый стал или кричит много, кушать мешает, он ее сюда везет. Если у богатый человек папа-мама сильно скандалит, он его тоже сюда везет. Здесь ему укол делают – и папа-мама сидит тихо, плов с халвой кушает, никому нэ мешает…

Вдруг за спиной дворника раздался грозный оклик:

– Эй, как тебя, Низреддин, ты что тут лясы точишь? Ты почему вместо работы со всякой швалью болтаешь? Сейчас ты у меня на счет раз вылетишь в родной кишлак!

За спиной гастарбайтера стояла приземистая женщина с короткой стрижкой и маленькими злыми глазками. Этими глазками она насквозь прожигала безобидного дворника, так что Лене показалось, что одежда на нем начала дымиться.

– Я не Низреддин, я Насрулла! – отозвался гастарбайтер.

– А мне без разницы! – рявкнула женщина. – Оба вылетите!

– Зачем вылетите, Анна-Ванна, не надо вылетите! – испуганно забормотал дворник. – Я все делать, как надо! Все убирать, как надо! Все чисто будет! У меня в кишлак дети, жена, папа-мама старый, им всем кушать-пить надо…

– А мне без разницы! Меня твои папа-мама не интересуют! – кипятилась женщина.

Тут она увидела Маркиза и переключилась на него:

– А ты что тут делаешь, рвань подзаборная? Сейчас я санитаров кликну, они тебе ребра-то переломают! Ишь, крутится тут, выглядывает, вынюхивает, где что плохо лежит…

Леня не стал дальше слушать, он юркнул в ближайшую подворотню и через несколько минут оказался на соседней улице.

Он неторопливо шел к метро, обдумывая то, что ему удалось узнать.

Бомжа Рваклю привезли в «дурдом для богатых».

Лене приходилось слышать о таких заведениях, куда состоятельные люди упрятывают неугодных родственников, а иногда даже надоевших жен. Хорошо прикормленные врачи ставят пациентам нужный диагноз, при котором их необходимо изолировать от общества, и держат в своем заведении, пока за это платят деньги.

Но Рвакля не похож на родственника олигарха… совсем не похож, уж это точно. Но с другой стороны, обычного бомжа в такой дорогой дурдом не упрячут. Что же это получается? Может быть, Рвакля вовсе не бомж, а переодетый богач?

Угу, скептически усмехнулся Маркиз, «принц и нищий», «тысяча и одна ночь…». Еще, говорят, французский какой-то король любил переодеваться, за бедного себя выдавать… Что-то тут не то…

В собственный подъезд Леня проник украдкой, незаметно проскользнул мимо консьержки, поднялся на лифте и нетерпеливо позвонил в дверь своей квартиры.

Лола немедленно открыла ему дверь. Глаза ее вылезли на лоб, Пу И, которого она держала под мышкой, залился истеричным лаем.

– У нас не подают! – воскликнула Лола слабым голосом. – И вообще, кто вас впустил в дом?

– Лолка, ты меня наконец впустишь в квартиру? – раздраженно проговорил Маркиз. – Ты что, хочешь, чтобы меня в таком виде заметили соседи? Тогда придется срочно менять квартиру, наша репутация в этом доме будет окончательно загублена! И немедленно прекрати разыгрывать этот спектакль, ни за что не поверю, что ты меня не узнала!

– Да, вот теперь я тебя узнаю! – ответила Лола страдальческим голосом трагической героини и отступила в сторону. – Это неприкрытое хамство, эта грубость, это ужасное отношение к единственному близкому человеку… конечно, это может быть только он, ужасный тип, которому я отдала свои лучшие годы!

– Хватит развлекаться! – оборвал ее Маркиз. – Я хочу немедленно принять ванну, выпить чашечку кофе…

– Да, ванну принять тебе не мешает… – Лола повела носом, принюхиваясь. – Ты что, ночевал на помойке?

В это время в коридоре появился Аскольд.

Обычно он за несколько минут предчувствовал появление хозяина и ждал его возле дверей, обернув лапы хвостом. На этот раз он прозевал судьбоносный момент, и на его выразительной морде читались растерянность и удивление. Подойдя к Лене, он собрался было потереться об его ноги, но вдруг почувствовал незнакомый запах, чихнул, попятился и немедленно исчез в направлении кухни.

– И ты, Аскольд! – горестно воскликнул Леня.

Он повернулся к Лоле и произнес с обидой:

– Признайся, ведь это ты его подговорила!

– Больно надо! – фыркнула Лола. – И вообще, у тебя телефон звонит!

И правда, в комнате Лени заливался мобильник. И разумеется, тот самый, по которому с Леней связывались заказчики.

– Антон Иоганныч интересуется! – простонал Леня, потому что надеяться, что по телефону хочет связаться с ним новый заказчик, значило бы здорово переоценивать силы Провидения.

– Не ходи в комнату! – взвизгнула Лола. – Я сама принесу!

Она развернулась и бросилась бежать, выронив по дороге Пу И. Песик перекувырнулся в воздухе и удачно шлепнулся на мягкий пуфик.

– Молодец, – сказал Маркиз, – прямо цирковой пес.

Пу И поглядел с опаской и чихнул. Леня совсем расстроился.

– Как прошла операция? – холодно поинтересовался на том конце голос заказчика.

– Ну, как вам сказать… – завел Леня.

– Говорите прямо, вы ее выкрали или нет? – заказчик повысил голос.

– Ну-у…

– Кажется, я с вами напрасно связался!

Злить Маркиза не следовало, это знали его близкие знакомые. Таковых, надо сказать, было немного. То есть знакомых у него было полно: всяких разных, деловых, цирковых и просто людей, встреченных за бурную жизнь в разных городах нашей бескрайней страны. Но вот близких друзей было немного, Леня Маркиз мало кого пускал в свою жизнь.

– Господин Штемпель! – излишне спокойно произнес он. – Кажется, мы с вами заключили договор. Я согласился выполнить для вас кое-какую работу, а вы со своей стороны обязались не мешать мне и не контролировать мою деятельность. Вы не поставили четких сроков…

– Я предупреждал, что она нужна мне как можно скорее!

«Скоро только кошки родятся!» – хотел ответить Маркиз, но вовремя сдержался. С самой первой встречи ему хотелось разговаривать с заказчиком недопустимо грубо.

– Итак… – процедил заказчик, – когда я могу рассчитывать получить…

– Как только, так сразу, – любезно ответил Леня и поскорее отсоединился.

– Ох, чует мое сердце, не будет нам с этого дела ни почета, ни денег! – вздохнула Лола. – А будут большие неприятности и фальшивые хлопоты.

– Не каркай! – буркнул Леня, хотя его сердце чуяло то же самое.

Через полчаса Маркиз сидел на кухне умытый, причесанный и переодетый и пил кофе со сливками. Лола тем не менее то и дело демонстративно принюхивалась.

– Тебе не кажется, Леня, что у нас в доме что-то протухло? – проговорила она задумчиво. – Вот и Аскольд… ты видишь, что он не приходит на кухню? Согласись, что это на него совершенно не похоже… обычно он устраивается у тебя на коленях или где-нибудь рядом, чтобы быть в курсе событий…

– Прекрати! – недовольно процедил Маркиз. – Я тружусь один, делаю всю грязную работу, и вместо благодарности…

– Вот именно – грязную! – возмущенно подхватила Лола. – Очень грязную! И что в результате? В результате ты опять упустил эту дурацкую монету!

– Если бы ты не перепутала тогда собак, монета давно уже была бы у нас!

– Так это я, выходит, виновата? – Лола привстала, на ее щеках выступили красные пятна. – А не ты ли сам эту монету упустил? Если бы ты не бросил ее собаке…

– Лолочка, – проговорил Маркиз примирительным тоном, – зачем считаться, кто прав, кто виноват? Мы с тобой делаем одно общее дело. И нужно наконец закончить работу. Мы должны поддержать свою репутацию и получить гонорар. И вот, кстати, на следующей стадии операции я хочу подключить и тебя.

– Что?! – Лола отшатнулась, как от удара. – Ты хочешь, чтобы я тоже вырядилась бомжихой? Ты хочешь, чтобы мы с Пу И бродили по помойкам, собирали бутылки и просили подаяния? Ты слышал, Пу И, до чего додумался этот ужасный, жестокосердный человек? Он выгоняет нас на улицу! На паперть! На панель!

– Лолка, прекрати этот театр одного актера! – оборвал ее Маркиз. – Ни на какую помойку я тебя не гоню. И вообще, дадут в этом доме что-нибудь поесть или я должен пустой кофе пить? А это, между прочим, вредно для здоровья!

Лола спохватилась, что и правда мужчина, приходя домой, всегда хочет есть, у него такой условный рефлекс, и что если Леньке не дать что-нибудь пожевать, он запросто может съесть ее саму, причем живьем и без соуса. Но завтрак давно прошел, а обедать было еще рано, Ленька же сам просил кофе…

Через минуту на столе появилась половина шоколадного кекса, песочный пирог с малиновым вареньем и миндальное печенье. Пу И мигом прискакал на кухню и радостно тявкнул.

– Сорок один – ем один! – закричал Маркиз, но тут же подсунул песику печенюшку.

Попугай Перришон, до этого мирно дремавший в клетке, приоткрыл один глаз и заорал свое обычное «Перреньке орешков!».

Кот Аскольд явился на кухню и сел посредине, окинув хозяев непроницаемым взглядом. Кот никогда не унижался до попрошайничества, он придерживался принципа, изложенного в старой песенке: «Он не требует, не просит, желтый глаз его горит, каждый сам ему выносит и спасибо говорит».

Кот смотрел прямо в душу, и Лолина рука сама отрезала ему солидный кусок ветчины. Самаже Лола налила себе кофе и отщипнула маленький кусочек кекса. Она заботилась о своей фигуре.

– Лолка, ты мне нужна, – сказал Леня, когда стол опустел.

– Отрадно слышать… – вздохнула Лола. – Ты не хочешь ввести меня в курс дела?

Маркиз скороговоркой пересказал ей свои приключения.

– А теперь мы с тобой сыграем богатую парочку, которая хочет пристроить своего престарелого родственника в частную психиатрическую клинику.

– Или родственницу, – проговорила Лола.

– Можно родственницу, – согласился Маркиз, – не все ли равно?

– Если нужно сыграть богатую даму, я согласна! – глаза Лолы мечтательно затуманились. – Я давно собиралась прикупить кое-что в свой гардероб. И бриллианты… ты не находишь, что у меня слишком мало бриллиантов? Недопустимо мало!

– Лола, мы собираемся не на бал и не на оперную премьеру! – одернул ее Маркиз. – Мы едем всего лишь в психиатрическую клинику! Зачем тебе новые бриллианты?

– Некоторые женщины и в магазин без бриллиантов не выходят! Даже на помойку с ведром… – она снова выразительно принюхалась.

– Далась тебе эта помойка! – раздраженно пробормотал Маркиз. – Если уж на то пошло, женщины, о которых ты говоришь, вообще сами не выносят мусор. За них это делает прислуга.

– Вот именно! – Лола страдальчески вздохнула. – А я тружусь, как Золушка, прислуживаю тебе с веником и поварешкой, кормлю твоего кота и даже не могу купить себе лишнее бриллиантовое кольцо!

– Лолка, немедленно прекрати! – прикрикнул Маркиз на свою боевую подругу.

К чести Лолы, она всегда могла понять, когда Ленино терпение достигло предела и он готов взорваться, как перегретый паровой котел. В таких случаях она прекращала свои ролевые игры и беспрекословно подчинялась своему старшему компаньону.

Дмитрий Осетровский вышел из ресторана в прекрасном расположении духа. За обедом он очень удачно переговорил с крупным чиновником из мэрии, и тот дал ему понять, что Осетровский может твердо рассчитывать на большой строительный подряд. После удачных деловых переговоров у Осетровского всегда разыгрывался аппетит, а сегодня шеф-повару очень удалась оленина по-лапландски с морошкой и можжевеловыми ягодами. В завершение обеда Дмитрий выпил рюмку прекрасного «Арманьяка» пятидесятилетней выдержки, и теперь он лелеял густое бархатистое послевкусие благородного напитка.

Машина Осетровского подъехала к крыльцу ресторана, швейцар распахнул заднюю дверцу. Осетровский тяжело опустился на мягкое сиденье, прикрыл глаза и коротко бросил водителю:

– Домой!

Машина плавно тронулась, набрала скорость и влилась в транспортный поток. Осетровский предавался приятным раздумьям. Он думал о том, что успел добиться многого, а теперь, если он удачно справится с новым подрядом, можно будет продать свою компанию за хорошие деньги, вложить эти деньги в ценные бумаги и отойти от дел. Можно будет перебраться в швейцарское шале, которое он купил по случаю пять лет назад, и зажить спокойной жизнью богатого рантье. А то бесконечные стрессы отечественного бизнеса доконают его раньше времени, и он не сможет пожить в свое удовольствие.

Осетровский открыл глаза и с удивлением понял, что машина едет вовсе не к дому, а по Песочной набережной.

– Эй, как тебя… Сергей! – недовольно проговорил Осетровский в спину водителя. – Ты куда едешь? Я же велел домой!

Водитель не шелохнулся. Машина ехала в прежнем направлении. Впереди показался необычный силуэт буддийского храма. Осетровский уставился в бритый затылок шофера, затем приподнялся на сиденье, ткнул водителя в спину:

– Ты что – не слышишь? Я с тобой говорю!

Бритая голова повернулась. Вместо знакомой туповатой физиономии своего водителя Осетровский увидел плоское восточное лицо с узкими невыразительными глазами.

– Сиди тихо! – проговорил азиат.

Осетровский откинулся на сиденье и прикрыл глаза.

Вместо раздражения и недовольства в душе поднялся страх. Он сосчитал до десяти, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Этого просто не могло быть… может быть, страшный азиат ему просто померещился? Может быть, виной всему старый «Арманьяк»?

Он открыл глаза – но ничего не изменилось.

Круглая бритая голова перед ним принадлежала не водителю, а узкоглазому незнакомцу.

Немного не доезжая до буддийского храма, автомобиль затормозил. Осетровский потянулся к двери, он хотел выскочить и убежать – но дверца машины сама открылась, и в салон протиснулся невысокий худощавый человек с таким же плоским лицом, с такими же узкими невыразительными глазами, как у водителя. Осетровский понял, что напоминали ему эти узкие глаза.

Когда-то давно, в детстве, Дима Осетровский ходил в лес за ягодами. Он наклонился к кочке, густо усыпанной черникой, и вдруг увидел плоскую треугольную голову и узкие темные глаза змеи. Эти узкие глаза смотрели прямо в его душу, они лишили Диму воли, сковали его. С трудом преодолев странное оцепенение, Дима закричал и бросился наутек.

Глаза этого незнакомца были такими же узкими и темными, как глаза змеи, и они также проникали в самую душу Осетровского.

– Сиди, Осетровский! – проговорил незнакомец с каким-то странным акцентом.

Осетровский дернулся к другой двери – но водитель повернулся к нему и тихо, убедительно сказал:

– Не надо.

И Осетровский понял, что с этими людьми лучше не шутить.

Он снова откинулся на спинку сиденья и попытался понять, кто эти люди и чем ему грозит их появление.

Судя по всему, их подослали конкуренты, чтобы отобрать у него строительный подряд… но в таком случае…

Додумать Осетровский не успел. Человек, который сидел рядом с ним, взял его за плечо, сильно сжал, так что все тело Осетровского пронзила острая ледяная игла боли, пристально взглянул в его глаза своими змеиными глазами и негромко проговорил:

– Где монета?

– Что? – переспросил Осетровский недоуменно. – Какая монета?

– Не пытайся казаться глупее, чем ты есть! – процедил незнакомец со змеиными глазами. – И не пытайся мне врать. Мне нельзя врать. Спрашиваю последний раз – где монета Маньчжоу-Го?

И тут Осетровский обрадовался.

Эти люди не имели отношения к его конкурентам. Им не нужен был строительный подряд. Им нужна была всего лишь дурацкая монета. Правда… правда, этой монеты у него не было.

– Монеты у меня нет, – поспешно сообщил он, удивляясь собственной суетливой, заискивающей интонации.

– Не пытайся мне врать! – повторил человек со змеиными глазами.

– Я не вру! – заторопился Осетровский. – Поверьте мне! Монету у меня украли…

– Кто?

– Не знаю. – Осетровский попытался пожать плечами, но тут же ощутил еще более острую, пронизывающую боль, потому что плечо было сжато ледяными тисками.

– А если подумать? – спросил азиат, причем его вежливое обращение никак не соответствовало голосу.

Осетровский уже думал об этом раньше. Когда он узнал, что неизвестный вор приложил так много усилий, чтобы украсть одну-единственную монету, то стал думать, в чем же тут дело. Ибо Дмитрий Осетровский был не такой человек, чтобы отмахиваться от непонятных вещей. Когда он чего-то не понимал, он считал, что его облапошили. И очень злился. И если бы не строительный подряд, который занимал все его мысли, он додумался бы до этого раньше. Но сейчас под воздействием боли и страха он кое-что вспомнил. Ему предлагали продать эту монету несколько месяцев назад, предлагал пустой человек, несерьезный. Осетровский отказался, но выяснил, кто за той мелкой шушерой стоял.

– Штемпель… – выдохнул Осетровский, – старый нумизмат Антон Иванович Штемпель… конечно, не сам, он нанял какого-то профессионала, но я знаю, что это он…

Азиаты переглянулись. Главный – тот, со змеиными глазами – снова сильно сжал плечо Осетровского, посмотрел прямо ему в душу и выразительно кивнул:

– Хорошо, я тебе верю. Но смотри, если ты меня обманул…

Он не закончил свою фразу, но все и так было ясно.

Осетровский на мгновение прикрыл глаза, а когда снова их открыл, в машине никого не было, кроме него. Азиаты исчезли, словно сквозь землю провалились.

Может быть, и не было никаких азиатов? Может быть, ему все это померещилось? Но тогда где его водитель и как он попал сюда, к буддийскому храму?

На следующий день около металлических ворот частной психиатрической клиники остановился умопомрачительный золотистый «Бентли».

Ухо, который раздобыл эту машину для Маркиза, сказал, что владелец «Бентли» улетел в Майами и не вернется раньше выходных. То ли ближайших, то ли следующих.

– Ленечка! – восторженно воскликнула Лола, устроившись на переднем пассажирском сиденье и вдохнув божественный аромат салона, соединявший в себе запах дорогой испанской кожи, выдержанного виски и контрабандных кубинских сигар. – Ленечка, почему бы тебе не купить такую замечательную машину? Мне здесь все так нравится… и Пу И тоже в восторге! Правда, Пуишечка, детка?

Пу И тоненько тявкнул, выражая согласие с ее словами. Он вообще почти всегда и во всем соглашался с Лолой.

– Надо же, здесь есть даже телевизор!

– Вообще-то, их два, – уточнил Маркиз. – Один впереди, другой сзади, для тех, кто сидит на заднем сиденье. Но, во-первых, это очень дорогая машина…

– Но ты же всегда говоришь, что мы хорошо зарабатываем!

– Но как раз сейчас у нас проблемы с выполнением заказа и пока мы несем сплошные убытки. Но главное – это даже не цена. Эта машина слишком заметна, а при нашей профессии нужно держаться в тени, по возможности не выделяясь из толпы. Как говорил один мой знакомый, нам не нужна скандальная известность.

– Фу, как скучно! – пробормотала Лола, зажмурившись.

За таким увлекательным разговором они и подъехали к воротам клиники.

Остановившись в поле зрения видеокамеры, Леня посигналил.

Видимо, «Бентли» произвел впечатление на охрану клиники, и ворота открылись.

Леня въехал внутрь и оказался на асфальтовой площадке перед шлагбаумом. Впереди, за оградой из густой металлической сетки, виднелся двухэтажный бело-желтый особняк. Около шлагбаума стоял плечистый мужчина в черной униформе, отдаленно напоминающей форму американской полиции.

– Вам назначено? – осведомился он, подойдя к «Бентли» и заглянув в салон.

То, что он там увидел, должно было ему понравиться.

За рулем сидел мужчина тридцати пяти – сорока лет в отлично сшитом сером итальянском костюме, с приятной, но незапоминающейся наружностью. Руки его покоились на кожаном руле, на левом запястье красовался золотой швейцарский хронометр. Рядом с водителем восседала элегантная дама в умопомрачительном костюме жемчужно-серого шелка. Несомненно, этот костюм вышел из мастерской одного из лучших итальянских модельеров. На руках у дамы сидела собачка древней мексиканской породы чихуахуа в чудесном серебряном ошейнике со стразами и скромной курточке из искусственной крокодиловой кожи (натуральную кожу, как и натуральный мех, Пу И не носил из этических соображений).

– Мы хотели бы поговорить с вашей администрацией по поводу госпитализации нашей… гм… родственницы, – заявил Маркиз, строго взглянув на охранника.

– Вас немедленно примут, – ответил тот с легким, но нечрезмерным подобострастием.

Должно быть, он оценил и машину, и часы на Лениной руке, и покрой Лолиного костюма.

Посетители вышли из машины, и охранник проводил их к крыльцу клиники, где передал с рук на руки своему коллеге. Тот, с тем же подобострастием на лице, все же двумя едва заметными движениями проверил, нет ли у Лени оружия, затем пропустил обоих посетителей через контур металлоискателя (гораздо более чувствительный, чем в международном аэропорту) и только тогда пропустил в холл, где их уже дожидалась девушка в белоснежной униформе медсестры.

Она приветствовала посетителей и провела их по выстеленному зеленым ковром коридору к кабинету с медной табличкой:

«Главный врач В. В. Черепов».

– Какая неприятная фамилия! – шепнула Лола своему спутнику.

Медсестра открыла дверь, и Лола с Маркизом оказались в просторном светлом кабинете. За массивным письменным столом восседал крупный мужчина с густыми темными бровями и спадающей на плечи гривой серебристых волос. Одет он был в тщательно накрахмаленный белоснежный халат.

Приподнявшись из-за стола, хозяин кабинета вежливо улыбнулся вошедшим. В этой улыбке не было подобострастия, это была сдержанная улыбка знающего себе цену человека.

– Здравствуйте! – проговорил он глубоким бархатным голосом. – Меня зовут Вацлав Владиславович, я главный врач этой клиники. Присаживайтесь, господа…

Леня и его спутница опустились в два кожаных кресла, стоящих перед столом главного врача. Кресла были довольно низкими, так что теперь господин Черепов смотрел на них несколько свысока.

– Чем я обязан вашему визиту? – осведомился он, выдержав приличную паузу.

– Меня зовут Леонид… Леонид Маркони, – представился Леня. – А это – моя супруга Лика. Мы хотели бы поговорить по поводу моей тещи, Ликиной мамы…

– А что с ней? – осведомился врач.

Лола достала из серебристой сумочки от «Гуччи» кружевной платочек, поднесла его к сухим глазам и произнесла трагическим тоном жертвы внеочередной налоговой проверки:

– Моя мама… она последнее время стала совершенно неуправляемой! Понимаете, у нее много свободного времени. Раньше она проводила это время, как все приличные женщины: посещала косметолога, массажиста, салон красоты. Но с недавних пор у нее появились очень странные знакомые…

Лола замолчала, и главный врач решил прийти ей на помощь:

– Сектанты?

– Если бы! – Лола выразительно подняла брови. – Сектанты – это полбеды. Во всяком случае, это встречается в кругу наших знакомых. Например, мама банкира Задуваева – ну, вы его наверняка знаете, это владелец «Минус-банка», – так вот, его мама посещает церковь Свидетелей Второго Пришествия. Ну, конечно, она делает в их кассу большие пожертвования и круглые сутки распевает какие-то странные гимны, но это еще полбеды. Или Амалия Кукшина, теща хозяина сети магазинов «С приветом», увлеклась уфологией. Ну, эти вообще безобидные, наблюдают за летающими тарелками и обмениваются фотографиями зеленых человечков. Но моя мама… – Лола снова поднесла к глазам платочек. – Она… мне даже стыдно это говорить: она связалась с «зелеными»!

– То есть с экологами? – уточнил главный врач. – А что же в этом такого ужасного?

– Как?! – воскликнула Лола. – Неужели вы не понимаете?! Во-первых, они все, как один, ужасно одеты, плохо причесаны и никогда не посещают стоматолога. То есть водить с ними знакомство совершенно неприлично для обеспеченной дамы. Во-вторых, они то и дело против чего-то протестуют, что-то отстаивают: какие-то скверы, парки, сады. Недавно устроили форменный митинг в защиту серых китов! Ну сами посудите – это не лезет ни в какие ворота! Из-за них маму один раз отправили в отделение полиции! Вы представляете, что было бы, если бы об этом узнали деловые знакомые Леонида или, еще хуже, мои подруги? Наша репутация была бы погублена!

– Да, действительно, это очень неприятно! – согласился врач.

– Мало того – мама все время дает какие-то интервью!

– Пока теща перечисляла этим бледно-зеленым деньги, я не возражал, – вступил в разговор Леонид. – В конце концов, близкая родня, а я человек не бедный, и два-три миллиона в месяц не нанесут урона моему бюджету. Но эти интервью, эти пикеты, в которых она участвует, могут причинить серьезный урон моей деловой репутации. Короче, доктор, на вас все наши надежды. Мы слышали, что вы помогаете обеспеченным людям в сходной ситуации…

– Разумеется, мы вам поможем! – воскликнул главный врач. – Это наш святой долг! Мы для того и существуем, чтобы помогать людям в трудных житейских ситуациях…

– Обеспеченным людям, – добавил Маркиз.

– Разумеется. – Главный врач доверительно понизил голос. – Конечно, наши услуги стоят недешево, потому что мы предоставляем своим пациентам самый лучший уход. Их кормят деликатесами, которые готовит прекрасный шеф-повар, палаты только одноместные, и оборудованы они не хуже, чем номера в лучших отелях, я уж не говорю о нашем прекрасном медицинском обслуживании…

– Значит, теще будет у вас достаточно удобно?

– Не сомневайтесь! Я попрошу Марианну, свою помощницу, провести для вас своего рода экскурсию, вы сможете лично увидеть типовую палату, гостиную, где наши пациенты могут общаться друг с другом и проводить свободное время, зимний сад, спортивный зал, бассейн…

– Да, мы непременно все это осмотрим. – Маркиз удовлетворенно кивнул.

Марианна, та же самая девушка, которая перед этим провела гостей в кабинет главного врача, теперь показала им клинику.

Сначала она привела Лолу и Маркиза в просторный холл, где тихие, аккуратно одетые старички и старушки читали, мирно беседовали или играли в настольные игры: в лото, эрудит, шашки.

– Как вы, наверное, заметили, телевизора у нас нет, – сообщила помощница главного врача. – Вацлав Владиславович считает, что телевизор – источник негативных эмоций и раздражения, и большинству наших пациентов он строго противопоказан.

– Большинству? – уточнил Леня. – Значит, не всем?

– Да, вы совершенно правы, – улыбнулась Марианна. – Среди наших пациентов есть пожилой человек, который тридцать лет назад занимал весьма значительный пост в советском правительстве. Так вот, у него в палате, только для него одного, установлен телевизор, по которому в любое время дня и ночи передают новости тридцатилетней давности, концерты, посвященные Дню милиции, а два раза в сутки – программу «Время». Он, понимаете, застрял в том времени и не может спокойно заснуть, пока не узнает, что планы по выплавке молока и надою чугуна успешно перевыполнены.

В дальнем конце гостиной Леня заметил знакомое лицо.

Рвакля сидел в одиночестве за шахматной доской и обдумывал сложную партию, в которой он играл белыми. В отличие от остальных пациентов, он был одет в темно-красную шелковую пижаму. В нем сейчас трудно было узнать грязного, лохматого бомжа.

Словно почувствовав Ленин взгляд, Рвакля поднял голову и беспокойно огляделся. Маркиз хотел спрятаться за пальму в кадке, но потом сообразил, что бомж не узнает в лощеном посетителе клиники своего случайного знакомого.

Так и случилось. Рвакля успокоился, сделал ход, перевернул доску и снова задумался, на этот раз над ходом черных.

Почувствовав легкое беспокойство за судьбу монеты, Леня спросил провожатую:

– Скажите, а где хранятся личные вещи ваших пациентов? Ну, скажем, та одежда и обувь, в которых они к вам поступили?

– Как где? – удивленно переспросила девушка. – Разумеется, у них в палатах. В отдельном шкафчике. Кстати, мы с вами сейчас осмотрим такую палату…

Лола была девушка наблюдательная, в том числе и за это качество Маркиз в свое время выбрал ее в помощницы. Сейчас она уловила, как Леня едва заметно вздрогнул, уставившись на человека за шахматной доской. Собственно, одно это привлекло бы ее внимание – молодых людей в гостиной было немного – этот, с шахматами, да еще девушка с длинными разноцветными волосами, открытым ртом и пустыми, словно стеклянными, глазами. Девушка одиноко сидела в углу, уставившись в стену, как будто на ней были начертаны огненные письмена.

Ну, с этой-то все ясно: болен человек, не в себе. А вот тот тип в пижаме производил вполне нормальное впечатление: не дергается, не ерзает, сидит спокойно, в шахматы сам с собой играет. Внешне даже симпатичный: глаза голубые, волосы смешно растрепаны, напоминают… Лола вспомнила носовского Незнайку, который утверждал, что если мелко нарвать какие-нибудь бумажки, то это и будет рвакля. Так вот, волосы этого типа напоминают самую настоящую рваклю, за то и кличку такую он получил.

Рвакля внезапно поднял глаза и посмотрел на Лолу в упор, она едва успела занавеситься ресницами. Непростой человек, интересно, за что он тут сидит?

Они покинули гостиную, прошли через зимний сад и оказались в коридоре, куда выходили двери палат. На этих дверях были не номера, а картинки с изображением птиц, животных и цветов.

Перехватив Ленин взгляд, провожатая пояснила:

– У нас предусмотрено все, чтобы сделать пребывание пациентов в клинике наиболее комфортным. Конечно, человеку гораздо приятнее сознавать, что он живет в комнате «синичка» или «колокольчик», чем в номере шестнадцать или двадцать три. Причем пациенты сами выбирают картинку для своей двери.

– Что-то мне это напоминает… – пробормотал Маркиз. – Ах, ну да! Когда в глубоком детстве я ходил в детский сад, у нас там тоже на шкафчиках для одежды были такие картинки. У меня, например, на шкафчике была вишенка…

– А у меня – кузнечик! – подхватила Лола, и взгляд ее затуманился от приятных воспоминаний.

– Ну, вы же понимаете, – проговорила их провожатая, немного смутившись. – Пожилые люди в чем-то возвращаются на ранние стадии развития…

– Проще говоря, впадают в детство, – уточнил Маркиз. – Ну, я это просто так, к слову. В принципе это очень мило.

– Рада, что вы это оценили. – и Марианна постучала в дверь, на которой была нарисована хризантема.

– Заходи, Люся! – донесся из-за двери старческий голос.

За дверью оказалась небольшая уютная комната, обставленная старинной мебелью. На стенах висели гравюры и фотографии в изящных рамках. За маленьким круглым столиком красного дерева сидела аккуратная старушка, лицо которой показалось Лене смутно знакомым. Старушка ела ложкой из банки вишневое варенье. Увидев посетителей, она засмущалась, накрыла банку вышитой салфеткой и проговорила:

– А где Люся?

– Дочь к вам непременно придет, – заверила ее Марианна. – Сейчас она в командировке…

– Да-да, – солидно закивала старушка, – Люсенька очень занята…

– Простите, – шепнул Маркиз провожатой. – А это не…

– Да, вы совершенно правы, – вполголоса ответила ему Марианна и назвала фамилию актрисы, широко известной в семидесятые и восьмидесятые годы прошлого века. – Дочь поместила ее к нам и совершенно не навещает… но я просто хотела вам показать, как выглядит наша обычная палата.

– Очень миленько, – одобрила Лола. – Маме у вас наверняка понравится!

– А как у вас с питанием? – осведомился Маркиз, когда они покинули комнату старой актрисы.

– О, с питанием у нас все организовано прекрасно! – оживилась Марианна. – За кухню отвечает наш шеф-повар Аристарх Аристархович, настоящий мастер своего дела! Он предлагает пациентам на выбор блюда итальянской, японской и греческой кухни. Продукты у него свежайшие, их ежедневно доставляют лучшие поставщики города. Впрочем, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. – И девушка повела посетителей в просторное помещение, которое никто не посмел бы назвать столовой и уж тем более пищеблоком.

Это был самый настоящий ресторан: с крахмальными скатертями на столах, с цветами в вазах, с хрустальной посудой и дорогими столовыми приборами.

Пройдя через зал ресторана, Марианна ввела Лолу и Маркиза на кухню.

Это было огромное помещение, где царил рослый подтянутый мужчина лет шестидесяти в высоком белоснежном колпаке. Он стоял в центре кухни, как дирижер за пультом симфонического оркестра, и отдавал своим подчиненным короткие приказы.

– Окорок пора вынимать, а лопатку положить в маринад! Тесто срочно в холодильник, а то перестоит!

– Извините за вторжение, Аристарх Аристархович, – робко проговорила Марианна. – Я показываю клиентам нашу клинику…

– Не возражаю, – сухо ответил повар и повернулся к молодому подмастерью, который протягивал ему ложку с чем-то густым и зеленым.

Попробовав содержимое ложки, Аристарх Аристархович поморщился:

– Укропу переложил, а лимонной цедры мало!

Леня оглядел кухню. Всюду что-то шипело, скворчало, жарилось и тушилось. Молодой парень с голыми по локоть руками месил тесто, чуть в стороне другой открывал большую картонную коробку.

– А что в этой коробке? – поинтересовался Маркиз, прочитав на ней название известного итальянского ресторана «Тутти-Фрутти».

– Я не знаю, – растерялась Марианна. – Может быть, Аристарх Аристархович…

Шеф повар, казалось, не обращает на посетителей никакого внимания, однако тут он внезапно повернулся к ним. На его лице отчетливо проступило смущение.

– Понимаете, – проговорил он, как бы извиняясь, – у меня недостаточно людей, чтобы здесь, на месте, делать все виды пасты. Ну, конечно, обычные спагетти, лингвини, пенне – это не проблема, но у нас клиенты продвинутые, многие заказывают фарфалле, ньокки, тальятелли, капеллини, феттучини и другие необычные виды пасты… конечно, все это разнообразие мне не охватить, поэтому я договорился с этим рестораном, и мне оттуда поставляют готовую пасту. Конечно, это не высший класс, но у меня просто нет выхода…

– Да, это не высший класс! – строго проговорил Леня. – Просто не знаю, станет ли моя теща есть заранее приготовленные тальятелли!..

Шеф-повар тяжко вздохнул и отвел глаза.

Поздним вечером того же дня по Садовой улице ехал пикап с логотипом известного итальянского ресторана «Тутти-Фрутти». Перед сквером на площади Тургенева водителя пикапа остановил сотрудник ГИБДД. В этом сотруднике только хорошие знакомые узнали бы приятеля Лени Маркиза, страстного автомобилиста по кличке Ухо.

Подойдя к машине, он строго проговорил:

– Старший лейтенант Шестиухов! Ваши документы!

– В чем дело, шеф? – забормотал водитель, протягивая офицеру документы. – Разве что-то не так?

– Нарушаем! – сухо процедил старший лейтенант.

– Да что нарушаем-то? – беспокоился водитель. – Скорость не превышал, за знаками следил, машина у меня в порядке…

– Нарушаем, – повторил старший лейтенант. – А что нарушаем, сейчас выясним. Аптечка есть?

– А как же, вот она!

– Огнетушитель?

– Непременно, и новенький!

– Так… – офицер задумчиво оглядел машину.

– Мне бы поскорее, у меня товар нежный, скоропортящийся…

– Если сами не будете мешать, – наставительно проговорил страж порядка. – А если хотите ускорить процесс, помогите мне выяснить, что именно вы нарушили. А то что ни возьми, все у вас в порядке, неинтересно даже!

Пока тянулся этот увлекательный разговор, к задней дверце пикапа подкрался гибкий человек в черном комбинезоне со сложенной картонной коробкой в руках. Открыв дверцу отмычкой, он проник в грузовой отсек пикапа, разложил там свою коробку, забрался в нее и закрыл изнутри крышку.

Наконец водитель пикапа сторговался с офицером, и тот отпустил его, проводив машину сочувственным взглядом.

Через несколько минут пикап въехал на территорию частной психиатрической клиники, миновал шлагбаум и остановился перед служебным входом.

К машине подошли двое крепких подручных Аристарха Аристарховича и приступили к разгрузке итальянских деликатесов.

Одна из коробок показалась им особенно тяжелой.

– Что у них здесь, камни, что ли? – проговорил один из кухонных рабочих, вытирая пот.

– Написано: паста! – авторитетно ответил второй.

– Что я, пасту не знаю? Обычные макароны!

– Сам ты макароны! Пасты, знаешь, сколько видов бывает? И сухая, и свежая, и короткая, и длинная… это, наверное, какая-то особенная паста, тяжелая.

– Посмотрим? – предложил любопытный поваренок.

– Тебе Аристарх Аристархович так посмотрит, надолго запомнишь! И вообще, давай закончим с разгрузкой и пойдем по домам, я на сегодня уже наработался!

Они втащили тяжелую коробку в кладовку и ушли.

Едва шаги кухонных рабочих затихли, крышка подозрительной коробки откинулась, и человек в черном комбинезоне выбрался наружу.

Хотя в свое время Леня работал в цирке и среди прочих цирковых профессий освоил акробатику, но с тех пор прошло много лет, и он утратил прежнюю гибкость. От неудобного положения в коробке все его суставы болели и плохо слушались, так что, прежде чем приступить к операции, ему пришлось несколько минут разминаться. Наконецон вернул суставам подвижность и выскользнул из кладовки.

В этот поздний час в клинике было тихо и безлюдно.

Леня прошел через ресторан и двинулся по коридору, куда выходили двери палат. Теперь перед ним стояла непростая задача: найти среди этих палат ту самую, в которой поселили Рваклю…

Он вспомнил, что говорила ему Марианна: пациенты сами выбирают картинки для своих дверей. Поставив себя на место Рвакли, Маркиз стал разглядывать картинки по сторонам коридора.

Колокольчики, незабудки и хризантемы отпадали сразу же, точно так же как котята, щенки и прочая мелкая живность. Эти картинки наверняка выбрали впавшие в детство старушки. На одной из дверей было изображение автомобиля «Феррари». Подумав немного, Леня прошел мимо. Точно так же он миновал дверь с фотографией итальянской актрисы Моники Беллуччи в открытом купальнике: вряд ли эта красотка соответствовала эстетическим предпочтениям бомжа и дауншифтера.

Но вот когда Леня увидел на очередной двери изображение шахматного коня, он вспомнил Рваклю за доской и остановился.

Оглядевшись по сторонам, он осторожно повернул ручку двери.

Дверь была заперта, но для такого профессионала, как Маркиз, этот замок не представлял трудности. Открыв его при помощи обычной канцелярской скрепки, Леня проник в палату.

В комнате царила тишина.

Леня не ошибся: на высокой кровати спал Рвакля, запрокинув голову и свесив до полу левую руку. Рот его был приоткрыт, на шее пульсировала жилка. Внезапно Рвакля громко всхрапнул, закрыл рот и приподнялся на локте.

Леня застыл, стараясь слиться со стеной и не издавая ни звука, но тревога оказалась ложной: Рвакля перевернулся на бок и снова ровно задышал.

Выждав полминуты, Леня беззвучно пересек комнату и остановился перед простым двустворчатым шкафом.

В этом шкафу висели на плечиках обычные серые брюки, клетчатый пиджак и пара рубашек, которые подобрали Рвакле в клинике. Лохмотья бомжа, как нетрудно было догадаться, выкинули или сожгли. Леня уже подумал, что зря проник в эту палату, но тут он увидел внизу, в отделении для обуви, высокие ботинки на шнуровке.

Они были тщательно вычищены, но это, несомненно, были те самые ботинки, в которых Леня видел Рваклю на свободе. Те самые злополучные ботинки, которые Рвакля снял в полицейском «обезьяннике» с Вени Пирожка.

Леня облегченно вздохнул, достал ботинки из шкафа и приступил к их тщательному осмотру.

Начал он с левого ботинка. Ощупал его изнутри, отодрал стельку, на всякий случай проверил каблук, тщательно прощупал всю подошву. Монеты не было.

Тогда он точно так же проверил правый ботинок.

Результат был такой же, то есть никакого.

Когда Остап Бендер, наследником которого Леня считал себя в глубине души, проверял очередной стул мастера Гамбса и не находил там сокровищ покойной мадам Петуховой, он, конечно, расстраивался, но утешал себя и своего спутника Кису Воробьянинова, говоря, что каждый пустой стул приближает их к победе. Но стульев было двенадцать. Ботинок же – всего два, и ни в одном из них монеты не было.

Маркиз растерянно смотрел на обувь, думая, что делать дальше, как вдруг у него за спиной раздался насмешливый голос:

– Монету ищешь? А ее здесь нет!

Леня резко обернулся.

У него за спиной стоял Рвакля в длинных полосатых трусах и свободной футболке. На лице у него играла ехидная улыбка.

– Так я и знал, что ты сюда придешь! – проговорил он, насладившись Лениным удивлением. – Я, когда тебя в скверике встретил, сразу понял, что ты не настоящий бомж, ряженый. И очень уж ты моими ботинками интересовался. Когда меня сюда засадили, первым делом ботиночки проверил. Они, халдеи здешние, конечно, хотелиу меня их забрать вместе с остальной одежкой, но я шум поднял, пригрозил, что голодовку объявлю. Сказал, что мне эти ботинки дороги как память о моей прежней жизни… Ну, они плюнули, отдали их мне, только сперва почистили, как видишь. Тут я монету-то и нашел. Понял, что из-за этой монеты ты суетился, ну и припрятал ее…

Он выразительно взглянул на Леню и продолжил:

– Помнится, мы с тобой хотели обсудить условия. Так давай обсудим. Сейчас, надеюсь, нам никто не помешает.

– Ну давай! – согласился Маркиз. – И сколько же ты хочешь за эту монету? Только сразу тебя должен предупредить: очень много я заплатить не смогу…

– Это ты про деньги? – презрительно проговорил Рвакля. – Ты что, ничего не понял? Деньги я не люблю! От денег, чувак, одни неприятности! Разве ты, чувак, не знаешь: либо деньги, либо свобода? Так вот, я выбрал свободу!

– Вот как? – удивился Маркиз. – Тогда чего же ты хочешь за монету?

– Свободу! – ответил Рвакля, не задумываясь. – Вытащишь меня из этого клоповника – получишь монету!

– Не так-то это будет просто! – задумался Маркиз. – Эту клинику охраняют, как банк!

– Ну, я в тебя верю. Ты парень ловкий. Ты же смог сюда пробраться и наверняка как-то планировал выбраться наружу. Где один человек, там и два. Давай, работай, если тебе эта монета так нужна!

– Ну не скажи! – возразил Леня. – Одному мне выбраться гораздо легче, тем более что у меня подготовка очень хорошая. Я ведь раньше был артистом цирка. А ты, смотрю, не в такой форме…

Действительно, Рвакля был довольно рыхлым и неуклюжим.

– Ну, это уже твои проблемы! – отрезал бывший бомж. – Тебе нужна монета – так что думай. Мне спешить некуда, меня сюда все равно надолго засадили…

– Вот, кстати, хотел тебя спросить, – проговорил Леня неуверенно, – кто тебя сюда засадил? Кто оплачивает твое пребывание в клинике? Здесь ведь очень дорого, и здешнее начальство деньгами не бросается, задаром никого не держит!

– Это долгая история… – пригорюнился Рвакля.

– Ну ты же вроде никуда не спешишь, – напомнил ему Маркиз. – И у меня пока тоже есть время. Я пока что не придумал, как тебя отсюда вытащить…

– Ну тогда слушай… – Рвакля поудобнее уселся на кровать и закутался в одеяло.

Маркиз пристроился рядом на стуле.

– Ты вообще в компьютерах как – разбираешься? – Рвакля начал издалека.

– Да как тебе сказать… – Маркиз на всякий случай пожал плечами. – Могу в Интернете погоду посмотреть или найти карту нужную, а так – не очень…

– А слышал про такую программу – «Трансаль»?

– Слышал! – Леня оживился. – Это программа компьютерного перевода с английского и немецкого на русский…

– Вообще-то, еще с французского, испанского, итальянского и еще с тридцати языков, – гордо сообщил Рвакля.

– А при чем тут эта программа?

– При том, что это я ее придумал. «Трансаль» – это значит транслятор Альбанова.

– Так ты, что ли, Альбанов? – догадался Леня.

– Ну да! А ты что, думал, моя фамилия Рвакля? Это меня Машка так прозвала, а вообще-то я Артемий Альбанов. Ну так вот – окончил я институт, устроился в одну фирму программистом. У этой фирмы было много иностранных заказчиков в Америке, в Канаде, в Бразилии, так что в штате были переводчики с нескольких языков. Чаще всего, конечно, требовались переводы с английского, а переводчица попалась полная пофигистка. То ее нет на работе, а если и есть – никакого от нее прока. Только и думала, как бы ничего не делать. Пытались у начальства добиться, чтобы ее уволили и нашли нормального человека, а она оказалась то ли чья-то любовница, то ли родственница…

– Что-то ты уж очень издалека начал, – перебил Маркиз Рваклю. – Так мы и до утра не разберемся!

– Погоди, сейчас доберусь до сути! В общем, я попробовал воспользоваться программными переводчиками, но они все оказались очень неудобными. Я посидел, подумал и понял, что в этих программах не так. Уж не буду грузить тебя подробностями…

– Да уж, пожалуйста! – взмолился Леня. – Все равно я ничего не пойму!

– Короче, написал я хорошую программу перевода с английского на русский, стал ею пользоваться и понял, что никакой переводчик с ней не нужен. Программа работу не прогуливает, не капризничает, прибавки не просит и работает двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, без праздников и выходных. В общем, ушел я из той фирмы и основал свою, по машинному переводу. Нанял толкового парня со знанием немецкого языка, потом еще одного – со знанием испанского… в общем, через год моя программа переводила с десяти языков, и у меня не было отбоя от покупателей. Еще через два года я сделал свой первый миллион, у меня брали интервью для телевизионных каналов и газет. Фирма росла, я богател. Между делом женился…

В голосе Рвакли прозвучала мучительная нотка, как будто у него разом заболели все зубы.

– Что, не слишком удачно? – поинтересовался Маркиз.

– Да уж, не слишком… Слушай, ты женат?

– Не-а! – с привычной радостью в голосе ответил Маркиз. – А что?

– Да ничего, завидую просто, – вздохнул Рвакля, – понимаешь, я тогда очень много работал, поднимал фирму на ноги, почти нигде не бывал. А тут секретарша подвернулась… девица интересная, ноги длинные, глаза круглые, и ко мне прямо льнула. Кофе заваривала отлично, галстуки мне покупала, если надо попозже на работе остаться, она всегда пожалуйста. А я человек-то живой, хоть и работой загруженный! Ну и не разобрался, думаю: ноги, глаза, что еще нужно? Ну, пару раз на выходные съездили в Таллин там, в Финляндию. Потом в Париж, потом на неделю на Майорку. А потом она вдруг и говорит, что беременна, я и женился. Потом оказалось, что насчет беременности она наврала, но уже поздно было. Короче, очень скоро я понял, что не только беременность – все в ней было фальшивое: волосы крашеные, губы силиконовые, в глазах цветные линзы, а уж про чувства я и не говорю. От меня ей, кроме денег, ничего не было нужно.

– Угу, – удовлетворенно промычал Леня.

– А фирма к этому времени встала на ноги, можно было работать поменьше. И тут я решил – жизнь проходит, тридцатник уж набежал, а я ее и не замечаю. Сегодня работа, завтра работа, послезавтра снова работа… В конце концов, для чего я работаю? Чтобы у моей Алисы, куклы силиконовой, были каждый день новые тряпки, новые висюльки, бесконечные развлечения…

Рвакля смотрел прямо перед собой, взгляд его затуманился, как будто он был не в одноместной палате частной клиники, а где-то совсем в другом месте.

– Ну и что же было дальше? – напомнил ему Маркиз о своем существовании.

Рвакля вздрогнул, как будто проснулся:

– Знаешь, что такое дауншифтинг?

– Ну, слышал кое-что…

– Это когда человек вроде меня работает, делает карьеру, деньги, а потом вдруг понимает, что это все пустое, бросает все и уезжает либо в глухую деревню разводить пчел или овец, либо в какую-нибудь далекую экзотическую страну…

– И что же ты сделал?

– Я оставил фирму на брата, а сам поехал путешествовать.

– Ага, – проговорил Леня. – Значит, у тебя еще и брат имеется! До сих пор ты его не упоминал!

– Ну да, – мрачно подтвердил Рвакля. – Младший, Алешка… я для него все делал, а он… ну, это отдельный разговор. В общем, поездил я по миру. Сперва Таиланд, Малайзия, Индонезия, потом Индия, Непал, Тибет… сначала искал экзотики, новых впечатлений, а потом в Тибете нашел такого учителя, гуру, который мне открыл глаза. Понял я, что все – суета, жить надо скромно, делать людям добро…

– Угу, – снова промычал Маркиз, на этот раз с едва уловимой насмешкой.

Рвакля, однако, насмешку понял и посмотрел грустно, так что Леня слегка усовестился.

– Вернулся я домой и занялся благотворительностью, – продолжал Рвакля. – Давал деньги на больницы, на детские дома, на защиту дикой природы. На спасение уссурийских тигров много пожертвовал, на вымирающих птиц, на редкие виды растений…

– А на зоопарк? – поинтересовался Леня.

– Ага, и на дельфинарий, и, когда в океанариуме какая-то сволочь рыб отравила, они сразу ко мне прибежали! Выставку детских рисунков спонсировал, только писателям ничего не дал, хоть и просили. Что, в самом деле: здоровые мужики да бабы сидят, дурака валяют. Если не можешь денег на жизнь писательством заработать, переквалифицируйся в управдомы! И вдруг в один прекрасный день меня схватили на улице и привезли в психиатрическую лечебницу. Оказывается, пока я искал в Азии смысл жизни, жена спелась с моим братцем, и решили они наложить руку на мою фирму и на все мое имущество. А когда я занялся благотворительностью, это их подхлестнуло: как же так, трачу денежки не на них, а на каких-то посторонних детей и вообще на животных!

– Круто! – восхитился Леня. – Оперативно твои родственнички сработали!

– Нашли они тут психиатра, Черепова этого самого, который за приличные деньги признал меня невменяемым. – Рвакля отбросил одеяло и свесил ноги с кровати. – И Алиска мне прямо сказала – либо я отдам им с братом все свои деньги, либо они меня запрут в сумасшедший дом и получат по суду право опеки, то есть, так и так, всего меня лишат. «Так или иначе, я у тебя все заберу. Решай сам, – говорит, – по-хорошему отдашь или по-плохому!» Ну, мне не нравилось ни по-хорошему, ни по-плохому, я и ушел из дома, пошел бомжевать… прибился к компании бомжей, которых ты видел, познакомился с Машкой. Она баба добрая, и ей от меня ничего не нужно. И вот честно тебе скажу: давно мне не было так хорошо и спокойно! Понимаешь, среди бомжей нашел я полную свободу!

Рвакля немного помолчал. Леня думал уже, что больше ничего не услышит, но он снова заговорил:

– Только Алису с Лешкой такое положение не устраивало. Мало ли что я надумаю? Вдруг захочу все себе вернуть, найду другого психиатра и опротестую экспертизу? Или завещание напишу, оставлю свои деньги какой-нибудь больнице или заповеднику… Им нужно, чтобы я все время был под контролем. Вот они каких-то людей наняли, нашли меня и запихнули в эту клинику. А тут – как в настоящей тюрьме: охрана, высокие стены, проволока колючая… здесь таких, как я, много: кого родственники упекли, кого компаньоны… в общем, если хочешь получить свою монету, вытащи меня отсюда!

– И что – ты снова к бомжам уйдешь? Они же тебя через два дня снова найдут и вернут сюда!

– Э, нет, на этот раз я буду умнее! – Рвакля придвинулся к Маркизу и зашептал: – У меня на Каймановых островах имеется номерной счет, до которого им не добраться. Так что мне бы только отсюда выбраться, а там я улечу из страны и куплю бар где-нибудь на берегу океана, буду сбивать коктейли, серфингом займусь. Только представь: тишина, нарушаемая только шумом прибоя, лазурное море, солнце светит круглый год… и никакой жены, и вообще никаких родственников!

– Да, это звучит заманчиво! – вздохнул Маркиз. – Одна только заминка – как тебя отсюда вытащить?

– А вот это уже твои проблемы!

В коридоре послышались приближающиеся шаги.

– Слушай, мужик, – забеспокоился Рвакля. – Тебе куда-то спрятаться надо, у нас тут каждую ночь дежурный санитар палаты обходит, проверяет, что все на месте. Если тебя здесь застукают, тревогу поднимут.

– Все понял! – Маркиз юркнул в платяной шкаф, закрыл за собой дверцу, оставив маленькую щелку, через которую он мог видеть комнату.

Артемий лег в постель и принял позу спящего. Выглядел он очень натурально, точно так же, как тогда, когда Леня забрался в его палату: запрокинул голову, приоткрыл рот и негромко похрапывал. Из этого Маркиз сделал вывод что Рвакля и тогда не спал, а только прикидывался.

Едва пациент занял свое место, дверь негромко приоткрылась, и в палату вошел рослый широкоплечий санитар. Осмотрев комнату, он подошел к пациенту, взял его за руку и сделал укол одноразовым шприцем.

Едва санитар покинул палату, Леня выбрался из шкафа и подошел к Артемию. Тот лежал в прежней позе, в горле тихо клокотало, как в отопительной трубе.

– Эй, Рвакля! – негромко окликнул его Маркиз. – Можешь подниматься! Санитар ушел!

Рвакля не шелохнулся.

– Ушел он, говорю! – повторил Леня и потряс Артемия за плечо.

Тот никак на это не реагировал, только клокотание у него в горле стало еще громче.

– Вот черт! – пробормотал Маркиз. – Санитар ему вколол какое-то снотворное! Если они и дальше будут колоть парню всякую дрянь, очень скоро он превратится в натуральный овощ! Надо его скорее отсюда вытаскивать…

С этой мыслью Леня открыл дверь, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и бесшумно двинулся в обратный путь.

Вдруг дверь одной из палат скрипнула и начала открываться. Видимо, оттуда выходил тот самый дежурный санитар, который только что побывал у Артемия. Леня запаниковал и дернул ручку ближайшей двери. К счастью, дверь открылась, и Маркиз проскользнул внутрь.

Это была не палата, а бельевая. Вся комната была заставлена корзинами с постельным бельем, приготовленным к стирке, в дальнем углу виднелась откидная крышка люка: видимо, через этот люк использованное белье спускали в прачечную.

Не успел Маркиз оглядеться, как в коридоре за дверью послышались приближающиеся шаги, и негромко скрипнула ручка двери. Времени на раздумья не было. Леня скользнул в угол, открыл крышку бельевого люка и нырнул в него.

Он плавно съехал по наклонному желобу и упал на груду белья.

Леня попал в полуподвальное помещение прачечной, где стояли несколько больших стиральных машин и гладильных досок. Под потолком было небольшое окно, к счастью, не забранное решеткой. Маркиз пододвинул к этому окну огромную стопку белья, взобрался на нее, откинул щеколду и открыл створку. Затем подтянулся и, с трудом протиснувшись в окно, выбрался наружу.

Он оказался с задней стороны особняка. Здесь находилась трансформаторная будка, какие-то служебные постройки и мусорный бак. Примыкающий к клинике участок с этой стороны был огорожен не бетонной стеной, а оградой из колючей проволоки и высоким дощатым забором. Земля на этом участке была когда-то заасфальтирована, но асфальт растрескался, через него пробилась трава.

И еще Леня заметил проложенные здесь давным-давно трамвайные рельсы, уходящие за ограду.

– А вот это интересно… – протянул он, разглядывая эти рельсы.

Он взглянул на часы, затем достал из кармана мобильник и набрал хорошо знакомый номер.

– Ухо, пора! – проговорил Леня, услышав в трубке знакомый голос.

В переулке за забором стоял автомобильный кран. В кабине этого крана дремал Ленин приятель. Прошло совсем немного времени с тех пор, как Ухо сыграл роль старшего лейтенанта ГИБДД, но за это время он успел переодеться, пробраться на территорию строящегося супермаркета и угнать оттуда этот самый кран.

Услышав Ленин звонок, Ухо включил мотор, подъехал к ограде клиники и выдвинул стрелу крана на максимальную длину. Затем он развернул стрелу, пронес ее над оградой и опустил крюк.

По ту сторону ограды Маркиз подошел к крюку, пристегнул к нему пояс своего комбинезона и скомандовал в трубку:

– Вира!

Крюк медленно пополз вверх, поднимая Леню. Затем стрела развернулась, и через минуту Маркиз спрыгнул на тротуар по другую сторону ограды.

Ухо помахал ему рукой и открыл кабину.

Однако, прежде чем присоединиться к приятелю, Леня осмотрел тротуар возле стены.

Трамвайные рельсы продолжались и по эту сторону ограды, они проходили через весь переулок и заканчивались только в сотне метров от стены клиники.

Видимо, когда-то давно здесь проходил трамвай. Потом маршрут отменили, но рельсы на этом участке не заасфальтировали.

Переулок немного поднимался в гору, так что рельсы в этом месте шли под уклон к ограде особняка.

– Ну, Маркиз, что ты задумался? – поторопил Ухо приятеля. – Надо смываться, пока там не подняли шум!

Леня вскарабкался в кабину, и автокран поехал прочь от клиники.

– Слушай, Ухо, – заговорил Маркиз, как только они свернули за угол, – а ты трамвай водить умеешь?

– А что там уметь-то? – Ухо покосился на Леню. – С трамваем, наверное, ваш карманный волкодав и то справится!

– Это ты про Пу И? – уточнил Маркиз. – Ну, ты его способности преувеличиваешь… а достать трамвай можешь?

К безусловным достоинствам Уха относилось то, что он никогда не задавал лишних вопросов. Другой на его месте удивленно спросил бы Маркиза, зачем ему понадобился трамвай и не повлияло ли на него посещение психиатрической клиники. Ухо только с интересом взглянул на Леню и спросил:

– Когда он тебе нужен?

– Хорошо бы завтра…

– А завтра у нас что?

– В каком смысле?

– Какой у нас завтра день?

– День работников легкой и пищевой промышленности, – ответил Леня, не задумываясь.

– Да я не о том! Какой у нас завтра день недели?

– Вторник.

– Тогда ты получишь свой трамвай к трем часам дня.

Ухо затормозил и высадил Маркиза в том месте, где тот оставил свою машину, а сам поехал на стройку, возле которой двумя часами раньше позаимствовал автокран.

Проводив своего боевого соратника и компаньона на дело в психиатрическую лечебницу, Лола хотела принять ванну и лечь спать. Но сначала нужно было слегка прибраться в квартире, потому что Ленька, собираясь, оставил после себя форменный кавардак. Потом понадобилось вычесать Пу И, потом – вычистить клетку попугая, потом – вытряхнуть покрывало в комнате Маркиза, потому что кот, валяясь, оставил на нем огромное количество черной шерсти.

– Аскольд, вроде бы весенняя линька у тебя закончилась! – громко удивилась Лола.

Кот посмотрел очень серьезно и нехотя сошел с покрывала. Лола встревожилась, она знала, что коты линяют от стресса. Аскольд был кот необыкновенно умный и предусмотрительный, и если сейчас волновался, то только из-за своего дорогого Маркиза. Лола коту доверяла и тоже слегка обеспокоилась.

В результате ванну она приняла, но без всякого удовольствия, потому что, хоть и налила она в воду щедрую порцию лавандовой пены, расслабиться все равно не получилось.

Приходилось все время коситься на мобильник, сама же Лола позвонить Маркизу не могла, чтобы не помешать.

Время шло, Леня не появлялся и не давал о себе знать. Кот Аскольд спать и не думал, он сидел на кухне, аккуратно подогнув под себя лапы, и время от времени приоткрывал изумрудный, совершенно не сонный глаз. Лола тоже решила на всякий случай не ложиться, а разобрать пока журналы, сваленные в гостиной под телевизором, накопилось их там ужасающее количество.

Были там журналы дамские, глянцевые, были Ленины про машины и разные технические новинки, а также про путешествия. Был журнал о животных, где на обложке восседал близкий родственник Пу И в очаровательной полосатой попонке. Журнал был прошлого года, собачьи моды давно устарели, но Лола не выбрасывала журнал, потому что уж очень похож был песик на Пу И.

Сейчас Лола решила заняться делом. Она быстро собрала в пакет более потрепанные журналы, таких тоже было много, если учитывать наличие в доме хвостатых и пернатых хулиганов.

Потом Лола недрогнувшей рукой запихнула туда же все Ленины журналы. В крайнем случае, если он хватится, можно всегда будет сказать, что все разорвали звери.

Затем Лола отложила в сторону парочку проспектов по цветоводству, а также каталог узамбарских фиалок. Она обожала эти цветы, покупала очень часто, но понимала в душе, что дело это совершенно безнадежное. Кот Аскольд отчего-то Лолины фиалки тоже полюбил. И объедал их регулярно, невзирая на строгое внушение от Маркиза и воспитательное битье полотенцем от Лолы.

Туда же на полку отправился рекламный журнал про Италию, Лоле дали его в ресторане «Тутти-Фрутти». Журнал был посвящен итальянской кухне, уж очень красивые были фотографии.

И наконец с мучительной болью в сердце Лола открыла журнал «Сериал». Там, на семнадцатой странице, во весь разворот была фотография Лолиной подруги по Театральному институту Людмилы Ирискиной. В прошлом году Людка, прозябавшая в детском театре, ухватила удачу за хвост: ей досталась главная роль в сериале, причем сразу заявлено было сто пятьдесят серий, и показывать собирались на одном из главных каналов. Теперь вместо зайцев и поросят Людка играет женщину с непростой судьбой, и перед зрителем проходит ее жизнь с юности до зрелости. Показ уже начался.

Лола привычно скрипнула зубами, почувствовав, как зависть вонзила ей в сердце все свои когти. Ну почему, почему в жизни все так несправедливо? Почему одни получают все, а другие – ничего?

«Это у тебя-то ничего нет? – рассмеялся в свое время Маркиз, заставший Лолу в бессильной ярости взирающей на снимки в журнале. – Лолка, опомнись! Ты красивая, богатая и успешная, ты видела мир и увидишь еще! У тебя есть я, который не дает тебе скучать! А ты посмотри на свою подружку! Может, она и талантлива, но бедна, как церковная крыса, и всю жизнь обречена играть поросят и белочек. Даже роль Мальвины ейне светит, потому что фигурой не вышла твоя Людка! И вот, когда наконец бедной девушке улыбнулась удача, ты, вместо того чтобы искренне порадоваться за подружку, начинаешь ей люто завидовать! Нехорошо, очень нехорошо…»

Глупо ждать понимания от этого черствого и равнодушного человека, думала Лола. Маркиз советовал ей выбросить журнал, чтобы не расстраиваться лишний раз, раз уж она принимает успех подруги так близко к сердцу.

Лола подумала немного и отложила журнал в сторонку.

С гламуром дело пошло быстрее, Лола просто бросила всю пачку в пакет.

Один журнал вывалился из рук и раскрылся на середине.

Лола взяла журнал в руки, глаз машинально зацепился за знакомую фамилию.

Дмитрий Осетровский. Ну да, это тот самый богатый человек, владелец частного Музея нумизматики, где они с Маркизом проводили свою последнюю операцию.

Статья была большая, очевидно проплаченная. Много снимков. Вот музей, вот загородный дом, вот Осетровский с женой и двумя дочками на фоне городских пейзажей. Жена молодая, вторая, небось, или вообще третья. Манекенщица, что ли, высокая, как жердь. Но фигура ничего себе. Он тоже неплохо выглядит.

Лола критически обозрела фотографии. Мужчина, конечно, не первой молодости, но и не старик. Дочки-то маленькие, десяти лет и то нет.

Глаза Лолы скользили по строчкам статьи. Так, сейчас ему полтинник стукнул, что ж, утверждают, что для мужчины это хороший возраст – зрелость и так далее… Но что это?

Лола вспомнила, как Леня пересказывал ей первый свой разговор с заказчиком. Что тот говорил? Что Митька Осетровский украл у него эту чертову монету, когда они учились в школе.

Но Леня утверждал, что заказчику, этому самому Штемпелю, под шестьдесят, а может, и больше. Стало быть, разница у них с Осетровским лет десять. Так как же они могли учиться вместе в школе? То есть теоретически… Этот – выпускник, а этот – только в первый класс пошел. Но тогда вряд ли они могли дружить и беседовать на равных о коллекции монет.

К тому же… Лола поднесла журнал к глазам. Вот оно! Осетровский рассказывает о детстве, оказывается, отец его был крупный инженер-строитель, работал за границей и семь лет с семьей жил в Китае, электростанции там строил. И Дмитрий ходил в школу при посольстве, только последний год на родине проучился, рассказывает, как ему было трудно привыкнуть.

Стало быть, заказчик Лене все наврал? Не ходили они вместе в школу! Стало быть, и не крал Осетровский у него монету!

Для чего заказчик все придумал? Чтобы получить монету, ясное дело. А то Маркиз моги заартачиться, он, мол, мошенник высшего класса, до вульгарной кражи не хочет опускаться! А тут требовалось восстановить справедливость, вернуть украденный талисман. Нет, все-таки Ленечка хоть и великий мошенник, а совершенно предсказуем, как все мужчины.

Но зачем понадобилась заказчику такая дешевая монета? Надо Маркизу рассказать, вечно он за какие-то сомнительные дела берется.

Тут Лола спохватилась, что на дворе глубокая ночь, а ее компаньона все нет. Не иначе, дело снова пошло не так…

Промаявшись еще минут сорок, Лола потеряла терпение и решила все же ложиться. Пу И давно уже спал у нее в кровати, и попугай дремал в клетке, только кот притворялся, что спит.

И вот, когда она утомленно вытянулась на чистых простынях и прикрыла глаза, в замке повернулся ключ.

Лола недовольно застонала и потащилась в прихожую как была – в пижаме и босиком.

– Как дела? – спросила она Маркиза и тут же прикусила язык, но было уже поздно.

Они были вместе больше двух лет, за это время Лола прекрасно изучила своего компаньона. Ничем особенно не отличался он от всех остальных мужчин. Все они терпеть не могут признаваться в собственных неудачах и ошибках, и никогда не следует их торопить, разоблачать и выяснять все до конца. Вот пришел мужчина домой усталый и недовольный: сразу видно, что делау него нехороши, так зачем спрашивать? Только на грубость нарвешься.

Умная жена тут же начнет суетиться, бегать вокруг, курточку поможет снять, чайник поставит. Некоторые подают мужу тапочки, но это уж высший пилотаж, не каждая женщина такое может.

Но спрашивать ничего нельзя, лучше просто языком молоть: устал, переоденься, душ прими, а я пока ужин накрою. Он расслабится и сам потом все расскажет. Тогда тоже охать и причитать не стоит – провалил дело, так все равно криками не поможешь.

Лола прекрасно знала все эти правила, ее вопрос можно объяснить только тем, что была спросонья.

И разумеется, ее боевой соратник не промолчал, не буркнул что-то нелюбезное и не скрылся в ванной, уходя от ответа. Нет, он, бросив нерасшнурованную кроссовку, поднял голову и посмотрел на Лолу очень нехорошо.

Кот Аскольд, заглянувший в прихожую, чтобы поприветствовать хозяина, тут же попятился обратно. Лола взглянула на кота и сразу поняла, что сейчас ей будет плохо.

Кот прекрасно разбирался не только в интонациях, но и во взглядах хозяев, да что там, он и мысли умел читать. Правда, в данном случае такого умения не требовалось: у Лени на лице было написано, что он жаждет сорвать на ком-нибудь злость. Аскольд не собирался становиться мальчиком для битья, он такого никому не позволил бы, поэтому быстро удалился от греха подальше.

– Вот, значит, как… – медленно проговорил Маркиз и распрямился, – вот как со мной обращаются в собственном доме…

Лола хотела удивиться и напомнить компаньону, что дом этот не только его, но и ее тоже, и что вовсе незачем начинать скандал, нужно просто ответить, достал он эту чертову монету или нет. Но к этому времени она уже окончательно проснулась, и здравый смысл взял верх.

– Ленечка, будешь кушать? – залепетала Лола. – Яишенку могу пожарить или просто чайку согреть… А еще у меня сырники…

– Сырники, – горько повторил Маркиз, – у нее – сырники!

– Слушай, может, хватит дурака валять? – миролюбиво предложила Лола. – Раздевайся уж да проходи на кухню. Только сначала помойся, а то, говорят, новое слово в психиатрии: представляешь, оказывается, шизофрению вызывает одна бактерия, забыла, как называется. Где угодно можно ту бактерию подцепить, а уж в психушке-то и подавно. Так что ты уж продезинфицируйся, будь любезен!

– Это что – я, по-твоему, псих? – тут же завелся Маркиз. – Аскольд, ты слышал, что говорит эта женщина? А я-то к ней со всей душой…

Он оглянулся в поисках кота, но Аскольд, как уже говорилось, отсутствовал, так что Леня совсем расстроился. Он дернул шнурок на кроссовке, узел, вместо того чтобы распуститься, завязался намертво. Леня попробовал снять кроссовку просто так, не расшнуровывая, но едва не свалился на пол.

Лола не удержалась и фыркнула. Маркиз поглядел злобно и пошел на кухню прямо так, в грязной кроссовке и в одном носке.

– Паразит! – ахнула Лола. – Только пол вымыла!

Она схватила швабру и огрела бы своего компаньона по затылку, но он уже плюхнулся на стул на кухне.

– Лолка, – Маркиз сменил тактику и теперь бил на жалость, – я устал… Там, в психушке этой, полный дурдом!

– Так там и есть дурдом, чему ты удивляешься?

Компаньоны поглядели друг на друга и расхохотались. Попугай проснулся в клетке и заорал спросонок: «Др-рузья! Перри хор-роший!»

В дверной проем всунулись две морды – кота и Пу И, Аскольд явился, потому что понял, что скандал рассосался, а песик – из чистого любопытства.

Через полчаса в кухне царила полная ламбада. Чисто вымытый и причесанный Маркиз ел вторую порцию сырников и рассказывал Лоле про свои ночные приключения. У него на коленях сидел Пу И, а кот устроился рядом на стуле. Попугай хрустел орешками на буфете.

– Лолка, завтра ты мне понадобишься! – предупредил Леня. – Будешь корреспондентку изображать. Оденься поскромнее, они все вечно в джинсах, бегают много…

Засыпая, Лола вспомнила, что хотела сообщить Маркизу что-то очень важное, но соображать, что же это такое, было лень, и вставать тоже.

В бывшем трамвайном парке на Среднем проспекте Васильевского острова несколько лет назад был создан Музей городского электротранспорта, в просторечии именуемый трамвайным музеем. В этом музее собраны трамваи, ходившие по улицам нашего города с тысяча девятисотого года и до наших дней, а также несколько отреставрированных ретро-троллейбусов. Есть даже один вагон городской конной железной дороги, или попросту конки. По вторникам и четвергам экскурсии проводятся с десяти часов утра, по средам и пятницам – с трех.

На следующий день после событий в частной психиатрической клинике экскурсовод трамвайного музея Никифор Холодцов заканчивал экскурсию. В этот день директор музея Леонтий Петрович отсутствовал, он улетел в Амстердам на конференцию музейных работников, и Никифор временно замещал его.

Как обычно, под конец экскурсии он показывал немногочисленным посетителям музея свой любимый экспонат:

– Этот трамвай, модель «МС-1», в народе называли «Американка». Он изготовлен на заводе «Красный путиловец» в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Этот трамвай возил жителей нашего города в трудные предвоенные годы и даже в суровые дни блокады. Старожилы города хорошо помнят его силуэт с открытыми площадками в передней и задней части вагона, а также характерный штурвал, расположенный на месте кондуктора…

– А можно его покрутить? – подал голос мальчик десяти лет, которого привел в музей папа.

– Нельзя, вагон музейный, представляет историческую ценность… – машинально ответил Никифор. – На этом наша экскурсия заканчивается, мы всегда рады видеть вас в нашем музее…

Посетители потянулись к воротам, только симпатичная девушка с фотоаппаратом задержалась возле исторического вагона.

– Позвольте сфотографировать вас на фоне этого трамвая! – обратилась она к Никифору. – Я делаю репортаж о музеях города для ежедневной газеты «Утреннее какао», и ваш музей, несомненно, займет в моей статье достойное место.

Девушка была очень мила: темные яркие глаза, приятная улыбка.

Никифор приосанился, поправил свои редеющие волосы и придал своему лицу значительное и одухотворенное выражение. Он представил, как хорошо будет смотреться на страницах газеты.

– Встаньте сюда, – попросила его корреспондентка. – Нет, вот сюда, на ступеньку… ах, нет, здесь плохое освещение! Повернитесь к свету… нет, лучше вот так…

Фотосессия неожиданно затянулась.

Никифора прежде не баловали средства массовой информации, и он был так увлечен процессом, что не заметил событий, разворачивающихся в дальнем конце музея. Тем более что бойкая «корреспондентка» старательно загораживала ему обзор.

К задним воротам бывшего трамвайного парка подъехал огромный четырехосный автофургон. Водитель автофургона выбрался из кабины и окликнул музейного сторожа.

– Чего надо? – спросил сторож, подойдя к воротам.

– Дядя, – вполголоса проговорил водитель, – как бы мне у вас трамвай взять напрокат?

– Чего? – переспросил сторож, удивленно вылупив глаза. – Ты что, парень, не в своем уме? Тут музей, а не ателье проката, и трамвай – это тебе не швейная машинка!

– Да брось ты, дядя! – водитель перешел на шепот. – Вон у тебя как много этих трамваев, я один возьму – никто и не заметит! А ты только отвернись, я быстро управлюсь! А к завтрашнему утру привезу… и тебя, само собой, не обижу!

Он достал из кошелька несколько красивых бумажек и зашуршал ими перед сторожем.

– Да как это можно? – возмущался сторож, но в голосе его не было прежней уверенности.

Уж очень приятно шуршали бумажки, навевая мысли о спиртных напитках, которые на них можно приобрести…

– Ну, по глазам вижу, что согласен! – проговорил водитель и добавил еще одну купюру.

Сторож покосился на одноэтажное здание бывшего депо, где размещалась контора музея, открыл ворота и отвернулся, делая вид, что не имеет к происходящему никакого отношения.

Фургон въехал на территорию музея и остановился возле небольшого старинного трамвая. Водитель обошел фургон, открыл заднюю дверцу и спустил на землю рельсы – направляющие. Затем он зацепил за трамвайную «колбасу» крюк лебедки, включил мотор – и ретро-трамвай въехал по направляющим в кузов автофургона. Водитель закрыл фургон и поехал к воротам.

Прежде чем открыть ворота, сторож строго предупредил водителя:

– Только смотри не повреди вагон! И к завтрашнему утру непременно привези его обратно, а то если Леонтий Петрович увидит, что трамвай пропал, он мне голову снимет!

– Не волнуйся, дядя, – успокоил сторожа водитель фургона. – Ничего твоему трамваю не сделается, и вовремя будет на месте!

Без десяти минут три автофургон остановился неподалеку от частной психиатрической клиники. Он развернулся и встал так, чтобы старые трамвайные рельсы оказались возле его задней двери.

Из припаркованной рядом машины появился Леня Маркиз. Но сейчас в нем очень трудно было узнать лучшего мошенника и афериста всех времен и народов. Леня был одет в синюю форменную тужурку довоенного трамвайного кондуктора, на голове у него была залихватски заломленная фуражка, в довершение образа он наклеил густые, лихо закрученные усы. Тужурку и фуражку Лола позаимствовала в костюмерной маленького театра, где служила когда-то, накладные усы имелись в собственной Лениной коллекции.

Леня подошел к кабине и постучал в стекло:

– Привет, Ухо! Ну, где обещанный трамвай?

– Я тебя когда-нибудь подводил?

Ухо вышел из кабины и открыл заднюю дверь фургона.

– Вещь! – проговорил Леня, заглянув в фургон. – Высший класс! Настоящий раритет!

Вдвоем они установили направляющие так, чтобы трамвай по ним съехал из фургона прямо на старые трамвайные рельсы. Ухо забрался в кабину трамвая, Леня занял место кондуктора и провел кое-какие приготовления. Ухо снял трамвай с тормоза, и антикварный вагон покатился по направляющим.

Выезжая из фургона, трамвай разогнался, дальше старые рельсы тоже шли под уклон, поэтому к забору психиатрической клиники он подкатился на большой скорости. Это было очень красиво – мчащийся со звоном и дребезжанием ярко-красный старинный трамвай казался машиной времени. В воздухе за трамваем летела огромная гроздь разноцветных воздушных шаров, отчего зрелище стало еще красивее.

Трамвай на полном ходу врезался в забор, проломил в нем большую дыру, прорвал проволочную изгородь, проехал еще метров пятьдесят по саду, окружающему клинику, и только тогда остановился.

В клинике было время прогулки, и большая часть ходячих пациентов находилась на открытом воздухе. Когда в сад с грохотом и треском въехал старинный трамвай, больные пришли в возбуждение и с громкими криками забегали по дорожкам, как самые настоящие сумасшедшие. Леня перерезал веревку и выпустил воздушные шары на свободу. Красные, зеленые, голубые шары разлетелись по саду. Пациенты еще больше разошлись, они гонялись за шариками, кричали и налетали друг на друга. Немногочисленные санитары безуспешно пытались навести порядок.

Старший санитар обежал здание и обратился к охраннику, который невозмутимо нес дежурство перед главными воротами клиники, меланхолично пролистывая каталог загородной недвижимости:

– Сделай что-нибудь, там в саду трамвай!

– Что? – охранник посмотрел на санитара как на сумасшедшего. – Ты что, Витя, травы накурился или от больных заразился? Пойди к главному врачу, он тебе вколет успокоительного!

– Да говорю тебе – к нам в сад въехал трамвай! Он стоит за домом, и еще там, наверное, тысяча воздушных шаров…

– Отвяжись! – отмахнулся охранник. – Некогда о твоих глюках разговаривать! – и он вернулся к своему каталогу.

– Да разуй глаза наконец! – заорал санитар. – А, черт с тобой! – и побежал назад.

– Надо менять работу… – пробормотал охранник, – а то и правда подцепишь какую-нибудь хрень психическую. Вон Витька уж до чего здоровый бугай, а тоже заразился…

В саду творилось нечто невообразимое. Двое стариков вполне профессионально фехтовали с помощью тростей. Толстый мужчина, радостно смеясь, вырвал у медсестры шприц и теперь тыкал им в шарики. Они лопались с оглушительным треском, и тогда мужчина хлопал в ладоши.

Старая когда-то известная актриса держала несколько шаров, как букет цветов, прижимала руки к груди и кланялась с застывшей улыбкой. Еще одна пара танцевала без музыки вальс, а старуха с палкой отбивала по забору такт и громко считала – раз-два-три, раз-два-три…

Солидная дама с высокой старомодной прической зажала санитара в угол и говорила что-то громко и неразборчиво.

Когда суматоха в саду достигла немыслимого уровня, Леня покинул трамвай и нашел среди беснующихся пациентов Рваклю. На его, как всегда, нечесаных волосах красовалась ярко-красная клоунская кепка. Он поймал большой голубой шарик и теперь бегал с ним по дорожке с детским счастливым выражением лица.

Маркиз поймал его за локоть и сказал:

– Развлекаешься? А я вообще-то приехал за тобой. Пойдем отсюда, нас ждут великие дела!

– Не мешай, – отмахнулся от него Артемий. – Тут так весело!

– Но ты просил, чтобы я тебя отсюда вытащил! – напомнил ему Маркиз. – Или ты уже передумал?

– Нет, не передумал, – опомнился Рвакля. – Просто обидно, как раз сейчас мне начало здесь нравиться…

– Уверяю тебя, долго это веселье не продлится!

Действительно, со стороны клиники уже бежало подкрепление – санитары и охранники. Они рассыпались цепью и стали оттеснять больных от дыры в заборе.

– Ладно, поехали. – Рвакля с сожалением огляделся по сторонам. – Карету мне, карету!

– Трамваем обойдешься! – и Маркиз показал на антикварный вагон. – Только монета при тебе?

– При мне, при мне! – заверил его Артемий, хитро усмехнувшись. – Так спрятана, никто не найдет!

Маркиз крепко ухватил Рваклю за плечо и побежал к трамваю, расталкивая разрезвившихся сумасшедших. Вдруг к ним подскочила молодая девушка с развевающимися по ветру разноцветными волосами. Маркиз вспомнил, что видел ее в гостиной клиники, в первый свой визит. Только тогда глаза у нее были пустые, лишенные всякого выражения, словно стеклянные пуговицы, а сейчас в них светился несомненный интерес к жизни.

– Дяденьки, возьмите меня с собой! – крикнула девица и попыталась схватить Маркиза за руку.

Леня оттолкнул девицу и прикрикнул на нее:

– А ну, беги домой! Тебе пора лекарства принимать!

– Какой ты злой, дяденька! – бросила ему вслед девица.

– Может, возьмем ее? – подал голос Рвакля, которого Леня тащил за собой по саду, как буксир тащит тяжело груженную баржу. – Я ее знаю, это Мальвина…

– Никаких экспромтов! – отрезал Маркиз. – Никаких отступлений от плана! Знаешь, как пишут на лифтах? Максимальная нагрузка – три человека, или двести сорок килограмм! Так вот, в нашем лифте больше нет свободных мест! Если хочешь выбраться на свободу, слушайся меня и ничего не выдумывай!

Они подбежали к трамваю, Леня подсадил Рваклю на подножку. Бывший бомж вдруг запрокинул голову и удивленно проговорил:

– А как же мы поедем? Проводов-то нет!

– Не волнуйся, у меня все предусмотрено! – и Леня втолкнул своего подопечного на площадку.

Там их ждал Ухо. Рядом с ним находилось что-то большое, накрытое брезентом.

– Ну что вы там так долго возитесь? – проворчал он и ловким жестом скинул брезент.

Под ним оказался маленький ярко-желтый открытый автомобиль марки Mini.

– Это что – игрушка? – недоверчиво осведомился Рвакля.

– Отличная игрушка! – заверил его Ухо. – Только очень дорогая. Ну, я-то ее, конечно, не покупал, я ее одолжил… Давай, садись на заднее сиденье! Пора ехать!

Рвакля осторожно забрался на сиденье машины, Ухо сел за руль. Леня хотел было сесть рядом, но вдруг на площадке появилась прежняя девица с разноцветными волосами. Она смотрела жалобно, правую руку прятала за спиной.

– Дяденьки, – заныла девица. – Ну возьмите меня с собой! Ну что вам стоит! Ну дяденьки, возьмите меня!

– Возвращайся в палату! – прикрикнул на нее Маркиз. – Ужин пропустишь, а сегодня на ужин будет твоя любимая творожная запеканка с изюмом!

– Ах, вы так? – Лицо девицы исказила злобная гримаса, она выбросила вперед руку, в которой блеснуло горлышко разбитой бутылки. – Возьмите меня, сволочи, а то я вашей машине шины порежу! И морды ваши тоже располосую!

Леня удивленно повернулся к ней. Девица выглядела как персонаж из фильма ужасов: глаза горели, как два раскаленных угля, по плечам рассыпались розовые, черные и зеленые пряди, в руке блестело острыми краями ее самодельное оружие.

Как уже неоднократно упоминалось, Леня Маркиз очень не любил насилия. Однако постоять за себя он умел и также очень не любил, когда ему угрожали. С девицей он бы справился, тем более тут еще Ухо рядом. Но катастрофически поджимало время, охрана этого частного дурдома хоть поначалу и сваляла дурака, теперь опомнилась и вполне грамотно загоняла психов в здание. Пора было отсюда сматываться.

– Спокойно, спокойно, не горячись! – проговорил Леня. – Положи эту пакость…

– Возьмите меня, иначе никто отсюда не уедет! – процедила девица и сделала шаг вперед.

– Да ладно, Маркиз, возьмем ее! – подал голос Ухо. – Место в машине есть…

– Не люблю отступлений от плана! – поморщился Леня. – Ни к чему хорошему они не приводят… Ну ладно, мадам, садитесь сзади, рядом с Рваклей… или вы мадемуазель?

– Не твое дело! – фыркнула девица, забираясь в машину.

– Ну, как скажешь! – вздохнул Маркиз. – Только свою «розочку» выкинь, нам неприятности не нужны!

– Ладно! – девица выбросила бутылочное горлышко, устроилась поудобнее и неожиданно улыбнулась. – Поехали, дяденьки, Молли готова!

– Это ты – Молли? – поинтересовался Маркиз, повернувшись к своей новой пассажирке.

– Угу, – подтвердила та и протянула ему руку. – Полностью – Мальвина… это мои ненормальные родители выпендрились! Приходится соответствовать, вот, волосы выкрасила… правда, у той Мальвины волосы были голубые, а я голубой цвет не люблю… и вообще, голубое девушке не в тему.

Рвакля повернулся к Уху и проговорил с интонацией английского лорда, обращающегося к дворецкому:

– Можно ехать!

Ухо включил зажигание, мотор заработал, маленькая ловкая машина съехала по наклонному помосту с трамвайной площадки и покатилась по больничному саду к пролому в ограде.

– Ту-ту, поехали! – радостно воскликнула девица. – А вы, дяденьки, добрые!

Через минуту машина с беглецами уже мчалась по улице. Она стремительно проехала по набережной Фонтанки, свернула на Старо-Калинкин мост, выехала на Садовую.

– Тебя где высадить? – спросил Маркиз, повернувшись к Мальвине.

– Да вот хоть там, на углу! – девица неопределенно махнула рукой.

Ухо притормозил. Девушка ловко выскочила из машины, в последний момент сорвала с Рвакли его клоунскую кепку и напялила на свою разноцветную шевелюру.

– Это на память! – она помахала рукой и побежала к подворотне. – До свидания, дяденьки!

– Эй, постой! – крикнул ей вслед Рвакля. – Стой, Мальвина! Говорю тебе, стой!

Ухо нажал на газ, и машина помчалась вперед.

– Постойте! – не унимался Рвакля. – Остановитесь!

– Некогда, – отмахнулся Маркиз. – У нас еще много дел!

– Да остановитесь же! Она убежит! Вот… уже убежала!..

Действительно, Мальвина скрылась в подворотне.

– Что – эта особа произвела на тебя неизгладимое впечатление? – осведомился Маркиз. – Уверяю тебя, девушка с таким вспыльчивым характером не будет для тебя хорошей подругой… ты один раз уже допустил ошибку в выборе спутницы жизни, но второй раз наступать на одни и те же грабли недопустимо…

– При чем здесь грабли? – вздохнул Рвакля. – Она унесла мою кепку… – и он мрачно замолчал.

– Кепку? – равнодушно переспросил Леня. – Тебе эта кепка очень нравилась? Я куплю тебе другую, только чтобы ты не расстраивался… если хочешь, я куплю тебе десять кепок, таких же дурацких клоунских кепок, как эта…

Рвакля по-прежнему молчал.

Это молчание становилось тяжелым и мрачным, как растущая на глазах грозовая туча.

Маркиз подозрительно взглянул на него, нахмурился и вдруг воскликнул:

– Ухо, стой!

Тормоза жутко скрипнули, машина остановилась.

Ухо ударил кулаком по рулю, повернулся к приятелю:

– Сколько раз я просил: не кричи на меня, когда я за рулем! Ну, что еще случилось?

– Это вот он нам сейчас скажет! – напряженным голосом проговорил Маркиз. – Рвакля, что произошло? Ты хочешь сказать, что в этой чертовой кепке…

– Ну да! – отозвался Рвакля, скривившись. – Я же вам говорил: остановитесь! Но вы разве меня когда-нибудь слушаете? Вы же только себя слушаете!

– Очень хочется дать тебе в морду! – процедил Леня.

– Эй! – забеспокоился Рвакля и попытался отодвинуться, но места сзади было мало, так что бывшему бомжу это не удалось.

– Кто-нибудь объяснит мне наконец, что случилось? – недовольно осведомился Ухо.

– В этой кепке… – процедил Маркиз. – Если я правильно понял, в этой дурацкой клоунской кепке была спрятана та самая монета, из-за которой мы городили весь этот огород. Та самая монета, ради которой мы вытащили нашего бледнолицего друга из психушки. Я прав?

– Ну да… – неохотно согласился Рвакля. – Я спрятал ее в кепку, за подкладку…

– Черт! – Маркиз в сердцах ударил кулаком по дверце машины. – Черт, черт! Опять все зря! Какая-то неуловимая монета!

– Это, значит, я зря доставал трамвай? – грустно проговорил Ухо. – Зря угонял эту чудную машинку? Зря разработал такую операцию? А как красиво все было задумано!

– Ну почему зря? – возразил Рвакля с фальшивым оптимизмом в голосе. – Вы же вытащили меня из психушки!

– Вот именно! – мрачно ответил Маркиз. – Только проку от этого никакого! Нужен ты нам был без монеты, как рыбе галоши или как собаке акции «Майкрософта»!

– Ну хоть на этой машине покатались… – протянул Ухо задумчиво. – Послушайте, а может, ее еще можно поймать? Вряд ли она успела далеко убежать!

– Это вряд ли… – вздохнул Рвакля, – Мальвина в этих дворах как рыба в воде… ее теперь никакими силами не поймаешь!

– Постой! – насторожился Маркиз. – Вообще, что ты про нее знаешь, про эту Мальвину?

– Ну, так, кое-что… – Рвакля замялся. – В клинике скучно… Ну в шахматы сам с собой играл, а больше делать было нечего, ну я слушал, что санитары болтают… Притворюсь, что окосел, а сам подслушиваю потихоньку…

– И что же они болтали?

– Что она, Мальвина, – дочь богатых родителей, но с детства была совершенно неуправляемой, а как подросла, вообще сошла с катушек. Мамаша у нее вроде погибла, когда ей шесть лет было. На машине разбилась. Ну, девка и распсиховалась после этого, хотя одна медсестра в карточку ее посмотрела, а там прямо написано, что чуть не с рождения ребенок немотивированно агрессивен. Игрушки ломала, котенка до смерти замучила и так далее…

– Это я не уважаю, – нахмурился Маркиз.

– Папаша – человек богатый, а на такого кента всегда охота идет, – продолжал Рвакля, – по себе знаю. Ну, он выждал положенное время да и женился. Жена года два выдержала, потому что Мальвинка к тому времени подросла и мачехе форменный ад устраивала. Гадила ей, и не только по мелочи: то мышь дохлую в кровать подложит, то платье новое бритвой изрежет, то в туфли стекла битого насыплет. Та, как ноги изрезала, так и говорит мужу: не могу больше, ухожу. Не дашь денег – так уйду, сил моих больше нет! Ну, развелись они, да только недолго Мальвинка радовалась: женился папаша снова. Сезон охоты, что же делать… И главное, та-то, первая мачеха, вроде и девка неплохая была, относительно порядочная, с Мальвинкой сначала по-хорошему хотела… А следующая попалась покрепче, такую дохлой мышью не испугаешь. Пошла у них настоящая вражда, кто кому больше гадостей сделает. И тут Мальвинка исхитрилась: намешала мачехе в шампунь крема депиляторного!

– Это чего такое? – Ухо повернулся к Рвакле.

– Это чтобы волосы на ногах снимать, – пояснил Маркиз. – Ты, Ухо, с женщинами мало общаешься, а такие вещи надо знать!

– Да зачем мне? – Ухо пожал плечами.

Насчет женщин была чистая правда: сердце Уха прочно было занято машинами и другими транспортными средствами, ни одной женщине там не было места.

– Ага, ну, та голову шампунем помыла и облысела. Причем неровно, клочками.

– Такое нормальная женщина вряд ли простить сможет, – серьезно заметил Леня.

– Угу, ну и эта сломалась. Отсудила у папаши чего-то там и ушла со скандалом, предварительно глаза ему на доченьку открыла. Хотя он и сам о многом догадывался. Тот спохватился, потащил Мальвинку по врачам. Те руками разводят: подростковый период, гормоны и все такое прочее. В общем, вырастет девочка, и все пройдет, а пока поделаем разные успокоительные процедуры: ароматерапия, водный массаж и релакс под музыку.

– Тьфу! – Ухо звучно плюнул на тротуар. – А ремня хорошего доктора не выписали? Или каши березовой? Ух меня дед в детстве драл, когда за яблоками в колхозный сад лазили. И ремнем, и лозой, и крапивой! Есть что вспомнить!

– Ну, это, конечно, метод хороший, – протянул Маркиз, – но ты что, к платным врачам никогда не ходил? Папаша ведь человек богатый – кто ж ему такой простой способ посоветует?

– А я к врачам вообще не хожу! – заявил Ухо. – Что там делать-то? Только время и деньги тратить…

– Мужики, а у вас дети есть? – спросил Рвакля.

– Нет, – хором ответили Ухо и Маркиз, – а у тебя?

– И у меня нет! – заулыбался Рвакля. – Так чего мы волнуемся? А с Мальвинкой дальше вот что было. Папаша ее не удержался и привел в дом третью мачеху. Та оказалась уж такая пройда – ничем ее не возьмешь! Там слухи уже про папашкину доченьку среди невест ходили, так что слабые сами отсеялись. Осторожные рисковать не захотели: все-таки не какой-нибудь там миллиардер, просто богатый человек, свет клином не сошелся, можно и другого найти. А эта решила рискнуть. И ждать не стала, пока Мальвиночка за нее примется, сразу сама на нее наехала. Да так хитро, что и не подкопаешься. Ну, Мальвинка подергалась и поняла, что с этой ей не справиться. А уже к тому времени лет пятнадцать ей было. Она и ударилась в загул. Из дома убегала, ошивалась по чердакам и подвалам, подсела на наркотики, связалась с какой-то бандой, сперва по мелочи: ларьки грабили, прохожих, а потом пошли на серьезное дело. Решили ограбить ювелирный магазин, вошли перед самым закрытием, достали оружие. Главарь говорит: «Я Мясник, это ограбление, складывай в сумку деньги и камушки!» Только хозяин успел нажать тревожную кнопку, приехала полиция. Перестрелка была, кого-то из банды убили, кто-то сбежал, а Мальвину ранили и арестовали. Папаша, конечно, наняладвокатов, хотел ее отмазать. Но во время ограбления одного из продавцов убили, и то ли его действительно Мальвина убила, то ли сообщники решили на нее убийство свалить. В общем, отмазать девушку не получилось, и тогда заботливый папашка нашел психиатра, который признал ее невменяемой. Денег на это дело угрохал чертову тучу! И добился все-таки, чтобы доченьку засадили в эту клинику… – Рвакля махнул рукой назад.

– Прямо Никита! – проговорил Маркиз. – Сериал смотреть не надо! Когда я ее видел в клинике, у нее был вид законченного овоща. По интеллекту что-то среднее между тыквой и патиссоном.

– Ну да, – согласился Рвакля. – Так что я сперва даже не поверил, что все это про нее. Думаю, не может быть, она же двух слов связать не может, не то что грабить… Может быть, так на нее повлияли лекарства, которыми пичкают в клинике пациентов.

– Но сегодня она была не похожа на патиссон! Сегодня это была настоящая бандитка!

– Ну, значит, хорошо притворялась или последние дни не принимала лекарства… Вообще-то, таблетки легко не глотать, там все так делают. Меня одна продвинутая бабуся в первый же день научила. Кладешь далеко за щеку – и всего делов… Санитарам все по фигу – выпил там, не выпил… Сестричка одна попалась настырная, вздумала проверять, так я ее укусил… Вот с уколами сложнее… – Рвакля помрачнел.

– Да, все это очень интересно, – вздохнул Маркиз. – Только ничуть не помогает нам достать монету… постой, повтори-ка, что сказал главарь той банды?

– Это, говорит, ограбление, быстро складывай в сумку деньги и драгоценности!

– Нет, ты еще что-то говорил… как он назвался?

– А, ну да… я, говорит, Мясник…

– Вот оно! – оживился Маркиз.

– Ты что – знаешь этого Мясника? Ну у тебя и знакомства!

– Лично не знаю, – открестился Леня. – Но слухи по городу ходят, неприятные слухи. Говорят, что этот Мясник собирает на улицах трудных ребят, подсаживает на наркотики, сколачивает из них банду, ведет на дело, а потом всю добычу забирает себе, а свою шпану сдает или убивает. И набирает новую банду…

– Ничего себе тип! – включился в разговор Ухо. – И что ты предлагаешь? Как нам найти эту чертову девицу?

– Конечно, никакой гарантии… – протянул Маркиз. – Но только мне почему-то кажется, что она сейчас будет искать Мясника. Значит, нам нужно найти его первыми…

– И как ты это себе представляешь? Ты что – знаешь его настоящее имя, адрес и рабочий телефон?

– Нет, но я знаю одно заведение на Обводном канале, где вполне может ошиваться этот самый Мясник… Такое местечко занятное, очень ему подходит…

После того, как Лола побывала в трамвайном музее в виде любознательной корреспондентки, Маркиз велел ей идти домой, сидеть там тихо и быть на связи.

– Но, Ленечка, можно я с вами? – заныла Лола. – А то мне дома так скучно…

– Скучно? – прищурился Маркиз. – Тогда займись чем-нибудь полезным, квартиру убери, что ли… Поесть приготовь, а то, как ни придешь домой, вечно обеда нет!

Лола так удивилась, что не успела даже обидеться. С чего это Ленька заговорил с ней в таком тоне? Он ей не муж, и она ему не жена и не домохозяйка. К тому же все его слова – чистейшее вранье, Лола хоть и с перебоями, но все же готовит неплохо, и никогда такого не было, чтобы в доме еды никакой, шаром покати!

Но пока она придумывала достойный ответ, ее компаньон уже удалился, оставив за собой последнее слово. И только через некоторое время до Лолы дошло, что Маркиз нервничает, оттого и хамит. Что операция с самого начала пошла не так, как нужно, что возникли осложнения и что Ленька хоть и грубиян, но далеко не дурак, в этом Лола имела немало случаев убедиться. Потому он сейчас так и переживает, что, несомненно, предчувствовал какие-то неприятности с этим клиентом. Но не прислушался к своей интуиции, и вот вам результат. Сам во всем виноват, но никогда в этом никому не признается, даже себе! Ох уж эти мужчины!

Тут Лола вспомнила, что забыла сказать Маркизу о том, что прочитала в журнале про Осетровского, что никак они с заказчиком не могли дружить в школьные годы. Ясно только одно: заказчик темнит. И чем сидеть в четырех стенах, ожидая, когда явится ее непутевый компаньон, не лучше ли Лоле самой предпринять кое-какие шаги?

– Могу я пообедать в ресторане? – спросила Лола у Пу И, который отирался поблизости.

Песик тявкнул, что он согласен. Но Лола по зрелом размышлении решила свое сокровище на дело не брать, уж слишком он приметный. Симпатичную даму с такой хорошенькой собачкой все запомнят, а это ни к чему.

Лола оделась дорого и со вкусом, но нешикарно, помня слова Маркиза о том, что ресторан «Подворье» – порядочная дыра, прихватила еще большую сумку с кое-какими вещами и покинула квартиру, стараясь не встречаться глазами со страдальческим взглядом Пу И.

Как и Маркиз, Лола припарковала свой новенький красный «Фольксваген» возле входа в Архиерейский сад и вошла в ворота.

Обновленный сад ей понравился, и онапожалела, что не взяла с собой Пу И: пускай бы песик потоптался на травке и поглазел на птичек, ребенку полезно бывать на свежем воздухе.

Лола прошла по аллее, полюбовалась цветниками и сунулась к пруду. Несколько столиков были заняты, люди пили кто кофе, кто пиво.

Официант, заметив эффектную молодую женщину, сделал приглашающий жест. Лола улыбнулась рассеянно и прошла мимо. Она направлялась к рыболовам, которых сидело возле пруда достаточное количество.

В свое время Маркиз очень точно описал ей Антона Ивановича Штемпеля, так что сейчас в одном из людей с удочкой Лола узнала его без труда.

Так, похоже, что их заказчик все свое время проводит на берегу. А сам утверждает, что деловой человек. Ну, всякое бывает…

Однако наметанным взглядом Лола увидела, что столики стоят криво и ящики с цветами пора бы подкрасить, да и сами цветы какие-то потрепанные, у официанта рубашка несвежая, второй день подряд надевает или, может, даже третий… Неизвестно, как обстоят дела в ресторане, но этому кафе явно не хватает строгого хозяйского глаза.

Антон Иванович неожиданно оглянулся и окинул Лолу сердитым взглядом – ходят тут, мол, всякие, мешают любимым делом заниматься. Лола на него ничуть не обиделась, она уже сообразила, что заказчик их нынешний – человек с большими странностями. Знакомиться с ним она не собиралась, так что поскорее повернула к ресторану, чтобы не примелькаться.

В павильоне народу было мало: для обеда поздно, а для ужина рано. Лола заказала греческий салат, кофе и минеральной воды.

В салате было слишком много перца, а брынза нарезана неровно, впрочем, Лола есть его и не собиралась. Кофе заварили плохо, вот вода была как вода, из бутылки. Лола посидела немного, потом вышла вроде бы в туалет, а сама проскочила мимо двери с характерным силуэтом. Она миновала кухню, откуда слышался звон посуды и доносились неаппетитные запахи. Дальше был небольшой коридорчик, и из-за двери Лола услышала разговор.

– Что, уборщицу так и не нашли? – спрашивал женский недовольный голос. – Пылищи-то…

– Мих-Мих обещал свою родственницу прислать, – отвечал другой голос, помоложе и поприятнее, – только он сегодня выходной взял.

– Черт знает что! – проговорила первая женщина. – У Иоганныча в кабинете такой свинюшник!

– Да все равно он туда не заходит! – отмахнулась вторая. – Если и зайдет, так не заметит…

– Порядок должен быть, вдруг кто из начальства нагрянет или с проверкой…

Дверь комнаты неожиданно приоткрылась, и Лола едва успела резвой ланью скакнуть за угол. Вышла молодая полноватая женщина, по виду типичный бухгалтер, она озабоченно поглядела на часы и устремилась вперед по коридору.

Лола выждала некоторое время и тоже пошла. Официант в зале поглядел несколько подозрительно, но Лола дала ему щедрые чаевые.

Она вышла из ресторана и деловым шагом отправилась к выходу из парка. Машина жутко накалилась, стоя на открытом месте. Лола включила кондиционер и посидела немного, размышляя.

Вопрос заключался в том, стоит ли предпринимать какие-то самостоятельные шаги, не посоветовавшись с Маркизом. Он, во всяком случае, такое ее поведение очень не одобрит: мужчины ведь обожают раздавать ценные указания. Однако уж очень удобный сейчас случай. А, была не была, надо решаться!

Лола вышла из машины и порылась в багажнике. Достав оттуда нужные вещи, она снова села в машину, оглянувшись по сторонам. Никому не было до нее никакого дела. Тут, на стоянке, вообще не было народу, никто не глазел на интересную молодую женщину, никто не ошивался возле машины с целью отвинтить что-нибудь или просто поцарапать.

И разумеется, никто не поразился такому факту, что села в машину молодая, хорошо и дорого одетая интересная дама, а вышла бедно одетая женщина средних лет, от которой за версту несло одиночеством и трудной судьбой.

На Лоле было выгоревшее синее платье в мелкий беленький цветочек, слишком свободное в талии, сверху – серая кофта, вытянувшаяся на локтях, на ногах – стоптанные босоножки и носочки. Носочки были чистые и аккуратно заштопанные на пятке, Лола сама сделала дыру и откипятила носки в порошке, чтобы казались не новыми. Заштопанная дырка – это был высший пилотаж, но Лола всегда очень ответственно относилась к выбору подходящей спецодежды. Еще на Лоле был седоватый парик, имитирующий плохо подстриженные и отросшие волосы, грим она навела хоть и наскоро, но уверенной рукой.

В общем, вместо Лолы из машины вышла женщина в районе пятидесяти, которая за долгую жизнь привыкла получать от судьбы не подарки и не розовые букеты, а сплошные пинки, синяки и шишки. Привыкла и смирилась.

Лола слегка ссутулилась, опустила голову и пошла к ресторану, физически ощущая, как на плечи давит груз прожитых лет и непосильных забот.

Она была настолько незаметна, что официант окликнул ее, только когда увидел в середине зала.

– Эй, тетка, тебе чего тут надо?

Лола испуганно подняла глаза.

– Мне… насчет работы… сказывали, у вас тут…

– Насчет работы? – захохотал официант. – Ты чего делать можешь-то? Танька уволилась, так ты, может, за стойку встанешь? Кофе варить умеешь? Или можешь коктейли смешивать?

Лола хотела сказать, что уж она сварит кофе получше, чем тот, что ей подали. И насчет коктейлей то же самое. Но, понятное дело, не стала ничего говорить, а оскорбленно поджала губы и пробормотала, что ищет работу уборщицы.

– Уборщицы? Так это к Антонине Васильевне… – официант махнул рукой в сторону служебных помещений, и тут выскочила в зал та самая особа с неприятным голосом.

Надо сказать, что все остальное в ней голосу соответствовало: маленькие глазки, голова без шеи, бюст непропорционально большой, а ножки тоненькие.

– Почему прямо в зал прешься? – прошипела она. – Ты вообще кто?

В зале, кстати, не было ни единого посетителя.

– Я от Михал Михалыча, – сказала Лола, – он сказал, вам уборщица нужна.

Антонина посмотрела с подозрением, и Лола забеспокоилась, не станет ли она звонить прохиндею шеф-повару и спрашивать. Однако все обошлось.

– Документы есть?

– Дома забыла, – Лола потупилась, – завтра принесу.

– Ладно, начнешь с кабинета хозяина, – распорядилась Антонина и показала Лоле чуланчик с тряпками и швабрами, – да смотри не халтурь, я проверю!

Лола решила, что все складывается очень удачно, а то заставили бы весь ресторан убирать.

В кабинете Антона Ивановича Штемпеля был не то чтобы настоящий беспорядок, но запустение. Чувствовалось, что хозяин кабинета заходит сюда нечасто. Лола уже перестала удивляться странностям их с Маркизом заказчика. По всему выходило, что ресторанный бизнес его не интересует.

Кабинет был довольно большой, стоял там письменный стол красного дерева, покрытый зеленым сукном, кое-где испачканным чернилами, кресло с резной деревянной спинкой, кожаный диван и стеллаж с какими-то пыльными папками. Сейфа не было. А если бы и был, то Лола все равно не решилась бы его открыть.

Она вытерла пыль с письменного стола и быстро проверила ящики. Они были забиты какой-то ерундой: циркуляры, инструкции, рекламные проспекты и буклеты.

Лола внимательно оглядела стол – в такой старой мебели вполне может быть тайник. Но нет, ничего похожего: ни выступа, ни шишечки, которую надо повернуть против часовой стрелки, ни потайного ящика.

Ни кресло, ни диван Лолиного вниманияне привлекли, оставался стеллаж. Но папки были такие пыльные, Лола наугад открыла одну, там были какие-то акты проверок, еще что-то… У Лолы засвербело в носу, она чихнула и выронила папку. Листочки разлетелись по полу. Лола чертыхнулась и принялась их собирать. Она была жутко зла на себя: за каким чертом потащилась в этот ресторан, только пылью надышалась да время потеряла. Хорошо, что Ленька ничего не узнает.

Один листок закатился под стеллаж, Лола сунулась было за ним, но стукнулась головой об угол, да так сильно, что искры посыпались из глаз. Стеллаж качнулся и едва не упал, что-то звякнуло, и прямо Лоле на ноги выпала фотография в рамочке.

Фотография была старая, черно-белая, и когда Лола рукавом оттерла стекло, засиженное мухами, она увидела что-то очень знакомое.

Именно такой снимок был помещен в глянцевом журнале, где рассказывалось про Дмитрия Осетровского. На снимке там был Осетровский с отцом в Китае, на строительстве электростанции. Групповая фотография, вокруг несколько китайцев, все они одинаково одеты и улыбаются одинаковыми улыбками.

Эта фотография была, несомненно, та же самая, только китайцев на ней было намного больше. А вот с краю стоит один белый.

Лола поглядела внимательнее и узнала в молодом человеке Антона Ивановича Штемпеля. Вот как, оказывается, он тоже был в Китае. Там они могли пересечься с Осетровским, а вовсе не в средней школе. Рядом с Иоганнычем стоял какой-то старый китаец в национальной одежде. Остальные-то все во френчах.

Что ж, это хоть какой-то улов. Лола перевернула рамку и осторожно отогнула зажимы, чтобы вынуть фотографию. Стекло и рамку она засунула за стеллаж, а снимок решила прихватить с собой.

Между картонкой и самой фотографией лежал листок тонкой бумаги… Рисовой, наверное, подумала Лола. На нем было начертано несколько иероглифов.

Лола полюбовалась изящной работой и прихватила листок с собой. В конце концов, заказчик ведет с ними нечестную игру, и у них развязаны руки. Нужно показать все Маркизу, пускай он разбирается.

Она взяла ведро с грязной водой и вышла из кабинета. Коридор был пуст. Лола оставила ведро возле туалета, а сама прошла через кухню на улицу. Задний двор ресторана был завален ящиками и пустыми коробками, Лола миновала все эти завалы и нашла калитку. Возле калитки на ящиках сидел мужчина с плоским и невыразительным восточным лицом. Одет он был в поношенную рабочую одежду, рядом стояла метла.

Лола сделала независимое лицо и прошла мимо. Дворник бросил равнодушный взгляд в ее сторону и не окликнул, она спокойно прошла садом и вышла к своей машине.

И уже садясь в машину, почувствовала легкий озноб, как будто в спину ей пристально смотрели немигающие змеиные глаза.

Телефон Маркиза был выключен, очевидно, операция еще не закончилась.

На набережной Обводного канала, неподалеку от знаменитого Пивоваренного завода имени Степана Разина, располагается куда менее известное заведение. Это небольшой подвальчик, над входом в который красуется вывеска «Рюмочная ʺДружбаʺ».

В этой рюмочной окрестная шпана, гопники и прочий антиобщественный элемент собираются, чтобы выпить пару кружек пива или несколько стопок водки и обсудить животрепещущие новости: кого посадили, кто, наоборот, вышел на свободу, кто подшился, а кто попал на принудительное лечение.

Заправляет в «Дружбе» мрачный здоровенный дядька лет шестидесяти, с пудовыми кулаками и тяжелым взглядом. Все посетители «Дружбы», независимо от возраста и положения, называют его дядей Пашей, и все его слегка побаиваются. Известно, что под прилавком у него припрятана окованная железом дубинка, и при помощи этой дубинки и своих огромных кулаков дядя Паша может успокоить любую разгулявшуюся компанию, хоть бы в ней было человек пять-шесть.

Однако далеко не все посетители рюмочной знают, что кроме первого зала, мрачного прокуренного подвала с низкими сводчатыми потолками, в «Дружбе» имеется и второй, как теперь выражаются, «ВИП-зал», доступ в который открыт далеко не всем, но только самым влиятельным и значительным персонам. Дядя Паша лично проводит фейс-контроль и решает, кто достоин доступа в этот второй зал, а кто должен оставаться в первом, среди мелкой незначительной публики.

В «Дружбе» было немноголюдно, но тем не менее шумно и накурено, когда входная дверь скрипнула и в подвал по ступенькам, стертым ногами многочисленных посетителей, спустилась необычная для этого заведения личность. Это была хрупкая девушка с рассыпавшимися по плечам разноцветными волосами, поверх которых была лихо напялена яркая клоунская кепка.

В этом подвале основным цветом был серый со всеми его оттенками: грязно-серый бетонный пол, кое-как оттертый шваброй дяди Паши, уныло-серые стены, единственным украшением которых служили процарапанные кое-где надписи вроде таких: «Штырь козел», «Не забуду Владимирский централ» или «Здесь был Вася Бульдозер», тускло-серые, небритые лица завсегдатаев. На этом тоскливом фоне новая посетительница, с ее розовыми, зелеными и фиолетовыми прядями, казалась райской птицей, случайно залетевшей на захолустную птицеферму.

Спустившись в подвал, девушка остановилась, привыкая к его тусклому освещению.

В «Дружбе» воцарилась тишина. Два десятка глаз уставились на вошедшую. Чей-то надтреснутый голос затянул:

– Дома не сиделось, выпить захотелось…

Из-за углового столика поднялся мелкий уголовник Коля Лютик. Шаркающей походкой он подошел к девушке и, не вынимая руки из карманов, процедил:

– Детка заблудилась? Детке нужно помочь? Детку нужно проводить домой баиньки?

– Это ты о себе, дяденька? – осведомилась незнакомка и окинула Лютика скучающим взглядом.

– Нет, это я о тебе, тетенька! – ответил Коля и ухватил девицу за аккуратную круглую попку.

– Ах обо мне! – протянула та спокойно, и вдруг в ее руке оказался складной нож с узким, тускло блестящим лезвием.

Она прижала кончик лезвия к подреберью Лютика и едва слышно проговорила:

– Руки убери, дяденька, а то больно сделаю! Очень больно! Плакать будешь, дяденька!

– Извиняюсь! – забормотал Лютик, послушно убирая руки. – Не разобрался! Не понял!

– Ну теперь ты все понял? – процедила девица, прищурив узкие змеиные глаза.

– Теперь – все! – Лютик поднял руки и отступил назад, к своему столу, где его дожидались удивленные приятели. – Теперь все понял и вопросов больше не имею!

Девица окинула посетителей подвала долгим внимательным взглядом. Ей ответили взгляды удивленные, настороженные и неприязненные. Под этими взглядами она подошла к стойке и звонким, полудетским голосом обратилась к дяде Паше:

– Здрасте, дяденька!

Дядя Паша, который по обыкновению барменов и буфетчиков всего обитаемого мира протирал грязным полотенцем стакан, посмотрел на нее мрачно и коротко осведомился:

– Чего надо?

Девица потянулась к нему через стойку и проговорила, понизив голос почти до шепота:

– Мне нужно Мясника повидать!

– Чего?! – удивленно переспросил дядя Паша. – Мы тут мясом не торгуем! У нас тут, детка, если ты не заметила, пиво есть и крепкие напитки. Тебе восемнадцать-то исполнилось? А то ведь мы несовершеннолетним не отпускаем!

– Ты не понял, дяденька! – прошипела девица, по-змеиному сузив глаза. – Мне нужно повидать Мясника! И поскорее, дяденька! Скажи ему, что пришла Мальвина и хочет с ним поговорить! Давай, давай, дяденька, шевели копытами!

Дядя Паша неторопливо поставил на стойку стакан, осмотрел настырную гостью с ног до головы и процедил, слегка скривив губы в подобие улыбки:

– Ах, Мальвина? Так может, тебе не Мясник нужен, а Буратино?

– Кончай хохмить, дяденька! – прошипела девица. – Я тебе сказала: мне нужен Мясник!

Дядя Паша еще немного помолчал, затем нарочито медленно вышел из-за стойки и мотнул головой, приглашая Мальвину следовать за собой. Он подошел к малозаметной двери с надписью «Вход воспрещен», толкнул ее и прошел в темный коридор. Мальвина последовала за ним, вглядываясь в темноту узкими змеиными глазами.

Дядя Паша сделал несколько шагов вперед, обернулся, осторожно взял Мальвину за плечо и негромко проговорил:

– Ну, дочка, тут твой Мясник! Иди вперед!

Он толкнул еще одну дверь, и Мальвина оказалась во втором зале «Дружбы».

Здесь было значительно светлее, чем в первом. Небольшая комната освещалась старомодной бронзовой люстрой и несколькими бра, столы были накрыты чистыми клетчатыми скатертями. За этими столами сидели, негромко разговаривая, солидные мужчины с цепкими внимательными глазами и уголовными татуировками на руках.

– Андрюша, к тебе тут девушка пришла! – проговорил дядя Паша, обратившись к невысокому, тщедушному человеку лет сорока с тусклыми, глубоко запавшими глазами и зализанными бесцветными волосами, который пил коньяк в обществе рослого парня с тупой физиономией и мощным загривком борца-тяжеловеса.

– Мальвиночка! – воскликнул прилизанный с фальшивой радостью. – Какими судьбами? Значит, тебе удалось оттуда выбраться? Ну садись, посиди с нами, поговорим!

Мальвина, ничего не отвечая, в два шага преодолела разделявшее их расстояние, села за стол, поставила локти на скатерть и проговорила сквозь зубы:

– Ну здравствуй, Мясник! Значит, тебе тоже удалось выбраться? Это интересно! Тебе удалось, а Стасику и Головастику – нет! И Петьке Вареному не удалось! Как же так?

– Не гони лошадей, Мальвиночка! – прервал ее собеседник тусклым, тягучим голосом. – Вот, хочешь коньячку выпить? Ах, нет, как я мог забыть, ты же коньяк не пьешь! Ты у нас дама утонченная! Паша, принеси девушке мартини!

– Я с тобой, Мясник, ничего пить не буду! Ты мне на мой вопрос не ответил!

– Не ответил? – удивленно переспросил мужчина. – Да, действительно, не ответил! Как же это я так? Нехорошо!

– Кончай прикалываться, Мясник! – оборвала его Мальвина. – Я тебе задала вопрос!

– Да ты, как я посмотрю, серьезная девушка! – мужчина взглянул на нее с гастрономическим интересом, с каким жирный кот смотрит на легкомысленную пичужку. – Ну ладно, так и быть, Мальвиночка, я тебе отвечу. Только не здесь.

Он поднялся из-за стола, бросил на скатерть купюру и махнул рукой дяде Паше:

– Павлик, открой нам заднюю дверь!

Дядя Паша угодливо кивнул, прошел в дальний угол комнаты и отдернул тяжелую пыльную плюшевую гардину. За ней оказалась еще одна дверь, железная, выкрашенная мрачным суриком. Дядя Паша открыл ее ключом и отступил в сторону.

– Проходи, Мальвиночка! – Мясник тускло улыбнулся, пропуская девушку.

– Только после тебя! – ответила та мрачно. – Я твои фокусы знаю! Проходила!

– Ну, как скажешь! – мужчина пожал плечами и шагнул вперед.

Мальвина последовала за ним.

Едва Мальвина вышла за дверь, сзади на нее навалился кто-то невидимый и очень сильный. Мальвина попыталась вырваться, попыталась вытащить свой нож, но сильные руки обхватили ее вокруг туловища, рука разжалась, и нож выпал. Кто-то зажал ей ладонью рот. Мальвина вцепилась в чужую руку зубами, в темноте раздался крик боли и многоэтажный художественный мат.

– Кусается, стерва! – проговорил злой хриплый голос. – Можно я ее придушу?

– Пока нельзя, Кувалда! – отозвался Мясник. – Мне с ней еще поговорить надо!

На голову девушке надели плотный матерчатый мешок, в котором, судя по затхлому удушливому запаху, раньше хранили картошку. Руки ей связали за спиной, ее подхватили, как бесчувственную баранью тушу, и куда-то поволокли. Мальвина пыталась выдираться, дрыгала ногами, злобно ругалась, но это было бесполезно, она только надышалась картофельной трухи и закашлялась.

Ее куда-то швырнули, затем над ней с металлическим лязгом захлопнулась крышка. По этому лязгу, по сладковатому запаху бензина и по гулкой душной тесноте Мальвина поняла, что оказалась в багажнике машины.

Догадка тут же подтвердилась: заработал мотор, и машина куда-то поехала.

Мальвина пыталась высвободить руки, пыталась перевернуться на спину – но ничего не получалось. Ее только подбрасывало на каждой неровности дороги, и через несколько минут она отбила бока.

Впрочем, путешествие было недолгим.

Машина остановилась, багажник открыли, и Мальвину снова куда-то понесли.

– Отпустите, сволочи! – хрипела она из последних сил, но ей никто не отвечал. Ее еще раз сильно встряхнули и бросили на холодный каменный пол.

– Развяжите, гады! – выкрикнула Мальвина.

– В самом деле, Кувалда, снял бы ты с нее мешок, а то как бы она там не задохнулась, – раздался у нее над головой тусклый, тягучий голос Мясника.

Мешок стащили, и Мальвина огляделась.

Она лежала на каменном полу подвала. Окон здесь не было, вдоль грубых кирпичных стен тянулись ржавые трубы и связки разноцветных проводов. Рядом с Мальвиной сидел на складном стуле Мясник, еще ближе к ней стоял тот здоровенный парень с тупым лицом, с которым Мясник пил коньяк в «Дружбе».

– Ну как, Мальвиночка, очухалась? – проговорил Мясник с притворным сочувствием. – Можешь разговаривать?

Мальвина зло молчала.

– Что же ты молчишь? Ты ведь сама ко мне пришла, сама хотела со мной поговорить – а теперь передумала? Видишь, Кувалда, какие странные бывают девушки? То она задает какие-то дурацкие вопросы, а когда я с ней готов поговорить, от нее слова не добьешься!

Здоровенный парень неопределенно хмыкнул. С чувством юмора у него было плохо. Он подозревал, что босс пошутил, но не мог оценить его шутку по достоинству.

– Слышь, ты, Кувалда! – проговорила Мальвина, с трудом подбирая слова. – Знаешь, какой это гад? Он нас с ребятами на дело подписал, повел нас в ювелирку, а когда дело запахло жареным, сбежал, а всех ребят сдал ментам!

– Ментам? – Кувалда удивленно заморгал, повернулся к Мяснику и протянул. – Как же так? Ментам сдавать нехорошо! Конкретные пацаны ментам своих не сдают!

– Да слушай ты ее больше, Кувалда! – процедил Мясник. – Она сейчас что угодно наплетет! Она тебя развести хочет, думает, ты дурак доверчивый, но ты ведь не дурак, верно?

– Я не дурак! – подтвердил Кувалда, и на лице его появилось хитрое, самодовольное выражение. – А можно, я ее придушу? Очень мне ее придушить хочется!

– Давай, души! – прохрипела Мальвина. – Только ты имей в виду: этот гад тебя потом тоже сдаст, как наших ребят сдал. Или прикончит… ему это раз плюнуть!

– Не слушай ее, – протянул Мясник своим тусклым голосом. – Она чокнутая, сама не знает, что говорит.

– Я не больше чокнутая, чем вы оба! Только дурой оказалась, сама к этому гаду пришла. Ладно, убивайте меня, только имейте в виду – мой папашка вас из-под земли достанет!

– Ой! – фальшиво обрадовался Мясник. – Про папашку вспомнила, к маме захотела! Как пугнули тебя, так сразу за папашкину спину спряталась! То все крутую из себя изображала, на меня наехать пыталась… Ох, не люблю я вас, богатеньких стервочек! Если бы ты взаправду никого не боялась, а то чуть что – сразу папашкой пугает! И не достанет он меня, руки у него коротки, а может, даже обрадуется, что от такой докуки избавился. В любом случае тебе это будет уже неинтересно.

– Мясник, ну можно ее уже убить? – проныл Кувалда, потирая руки.

– Убить? – с интересом повторил Мясник. – Это предложение хорошее. Только, прежде чем убить, я кое-что хочу у тебя спросить. В том ювелирном, который мы брали, одна цацка была. Брошь бриллиантовая, с большим сапфиром посредине. Очень, между прочим, дорогая. Так вот, куда эта брошка делась? Может, ты в курсе?

– Не знаю! – огрызнулась Мальвина. – Понятия не имею, о чем ты говоришь!

– Не имеешь? – переспросил Мясник. – А мне почему-то кажется, что имеешь!

– Босс, можно я ее все-таки придушу? – снова напомнил о себе Кувалда. – Уж очень мне хочется!

– Немножко попозже! – пообещал Мясник. – Сперва я хочу у нее кое-что спросить, а после того, как ты ее придушишь, она будет не очень разговорчивая.

– Точно! – на этот раз Кувалда оценил юмор босса и радостно засмеялся. – После этого она будет тихая, как мышка!

– Ну так что, Мальвиночка, – продолжил Мясник, когда наконец затих довольный смех его подручного. – Расскажешь мне, куда ты дела ту брошку?

– Не знаю ни про какую брошку! – отозвалась Мальвина.

– Что-то я тебе, детка, не верю! Ты меня пойми – у нас с той ювелиркой незадача вышла, деньги нам взять не удалось. А брошка куда-то делась. Согласись, что это непорядок! Должен я с этого дела что-то заработать? Должен!

– Мне на это наплевать! – огрызнулась Мальвина. – Я ни про какую брошку не знаю, а если бы и знала, не стала бы тебе говорить!

– Вот как? – Мясник прищурил свои тусклые, глубоко посаженные глаза, и в подвале, где и так было не слишком тепло, повеяло ледяным арктическим холодом. – Вот как? Ты не хочешь говорить? А придется! Ты, детка, не знаешь, каких людей я заставлял говорить!

– Не знаю и знать не хочу! – Мальвина постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучал страх, но это у нее не очень хорошо получилось. Голос у нее заметно дрожал.

– Не знаешь! – Мясник криво, плотоядно усмехнулся. – Ты, детка, еще очень многого не знаешь. Ты, например, не знаешь, почему меня зовут Мясником?

– Меня это не интересует! – отрезала Мальвина.

– Вот как? Ты, значит, не любопытная! Но тебе будет полезно об этом узнать. И кстати, Кувалде это тоже не помешает. Очень поучительная история.

Мясник облизнул сухие узкие губы и продолжил:

– Был у меня дружок. Тараканом его звали. За что он такую кликуху получил, это отдельная история, к делу не относящаяся. Короче, взяли мы с Тараканом большую кассу. Взять-то взяли, но еле ушли от ментов. И пришлось нам с ним разбежаться. Причем так получилось, что деньги были у него. Ну, разбежались, на пару дней затаились, а потом встретились на одной малине. У Дуськи Кривой, на Лиговке. Ну да это не важно где. А только встретились мы с Тараканом, я его и спрашиваю: «Где деньги?» А он мне так спокойно отвечает: «А денег нет! Мне их пришлось скинуть, когда я от ментов уходил!» Я ему на это говорю: «Как же так, друг сердечный, таракан запечный? Мы с тобой вместе были, когда менты нагрянули, и деньги были при тебе. Что-то у тебя концы с концами не сходятся!» А он в ответ: это у тебя, говорит, в голове что-то не сходится! Если я говорю, что денег нет, значит, их нет! Ну ладно. Я его послушал и говорю: «Нет так нет, деньги – дело наживное, этих нет, другие будут, нужно новое дело делать. Пойдем, говорю, Таракан, я тебе одно славное местечко покажу, где можно деньги очень хорошие взять!» Он обрадовался, что я поверил, и согласился. Привел я его к мяснику знакомому, в подвал, где он мясо разделывал. Место, скажу тебе, Мальвиночка, не из приятных. Кровища вокруг, туши на крючьях висят свиные, бараньи… Ну, Таракан огляделся и говорит: «Что-то я не вижу здесь никаких денег!» А я ему на это: «Не видишь? Ну, сейчас увидишь!» И хрясь его по затылку! Он отрубился, а я ему руки за спину завернул, на крюк подвесил и водой холодной окатил, чтобы, значит, побыстрее очухался. Он очухался и заверещал, как свинья резаная: «Ты что, говорит, с ума сошел? Мы же, говорит, дружки закадычные!» А я ему: «Это не я, это ты, Таракан с ума сдвинулся, если думаешь, что меня можешь так вот запросто кинуть!» И подхожу к нему с большим мясницким ножом в руках. Таким, знаешь, ножом, каким мясники туши разделывают…

Мальвина не сводила с Мясника глаз. Ее лицо стало белым, как мелованная бумага.

Кувалда тоже слушал рассказ, приоткрыв рот и изумленно выпучив глаза.

Мясник продолжил:

– Таракан этот нож увидел и кричит: «Ты что, друга своего резать будешь, как свинью?» А я ему на это отвечаю: «Что же делать, если ты и есть свинья…» – и начал его резать… вот с тех пор меня и прозвали Мясником!

– Что – так и зарезал? – спросил Кувалда.

– Так и зарезал! – спокойно ответил Мясник.

– Кровищи, небось, было!

– А что – кровища? Подумаешь! Там ее и так хватало. Ты, Кувалда, неправильный вопрос задаешь. Ты меня должен был спросить, нашел ли я те деньги.

– А что – нашел?

– Еще как! – Мясник усмехнулся. – Я потом в тот подвал Люську привел, бабу его, и показал ей, что от Таракана осталось. И она без разговоров отдала мне те деньги. Так что, детки, делайте выводы. Ты, Мальвиночка, учти: если не отдашь мне ту брошку, я тебя на антрекоты нарежу!

– А если отдам, отпустишь, что ли?

– Правильно рассуждаешь. Отпускать тебя мне нет никакого резона. От тебя живой мне пользы нет, один вред.

– Тогда зачем мне отдавать тебе ту брошку? Ты же меня все равно убьешь!

– А я тебе сейчас объясню, зачем!

Мясник надел плотные резиновые перчатки, подошел к стене подвала и отделил от связки разноцветных проводов два – красный и зеленый. Он перекусил провода кусачками, при этом вспыхнул сноп ослепительно-белых искр. С этими проводами в руках он вернулся к Мальвине.

– Знаешь, детка, что это такое? – спросил он с интонацией школьного учителя, объясняющего детям закон Ома.

– Что я, не вижу – провода!

– Не просто провода, Мальвиночка, а провода высокого напряжения! Тут, детка, проходит триста восемьдесят вольт. А у тебя, Мальвиночка, очень много нежных и чувствительных мест. Знаешь, что будет, если к этим местам подвести триста восемьдесят вольт?

Мальвина молчала, с ужасом глядя на провода.

– Молчишь? Ну так я за тебя отвечу: будет больно. Причем не просто больно, а так больно, как ты и представить себе не можешь! Так больно, Мальвиночка, что ты меня будешь умолять, чтобы я тебя скорее прикончил! Так что, Мальвиночка, я тебе последний раз предлагаю: расскажи мне по-хорошему, где ты спрятала ту красивую брошку. Расскажи, Мальвиночка, будь умницей, и ты избавишь себя от очень неприятных минут. Потому что больше нескольких минут ты все равно не выдержишь.

– Ты просто сумасшедший! – проговорила Мальвина, не спуская глаз с искрящихся проводов.

– Нет, Мальвиночка, я не сумасшедший! – возразил Мясник. – Я просто деловой человек! Как сейчас выражаются, эффективный менеджер! Мне нужно решить вопрос – и я его решаю всеми подручными средствами! Ну так где же та брошка?

– Мой отец тебя из-под земли достанет! – проговорила Мальвина дрожащим от страха голосом.

– Это вряд ли, – возразил Мясник. – Во-первых, он про меня знать ничего не знает. Ты ведь из психушки своей сбежала и неизвестно куда подевалась. В «Дружбу» ты своими ногами пришла, никто тебя туда не тащил. И даже если твой папаша каким-то чудом узнает, что ты отправилась в «Дружбу», дальше твой след обрывается! Дядя Паша – человек надежный, неразговорчивый, он лишнего никогда не болтает, потому что знает: от этого жизнь его зависит! Ты, девочка, сильно много о себе понимаешь. Думаешь, если ножик в кармане держишь или можешь человека битой бутылкой порезать, то сразу и крутая стала? Нет, милая, цена тебе – грош за пучок, и то в базарный день, никому ты не нужна и интересна будешь только Кувалде, и то недолго, пока хрипишь под его руками да ногами сучишь.

Слушая тягучий голос Мясника, Мальвина с ужасом осознала, что все так и будет. Очевидно, от отчаяния голова ее заработала в усиленном режиме и созрел план. Главное – это выбраться из вонючего подвала, где никто не услышит ее криков и не найдет потом ее тела.

– Я жду! – Мясник поднес два провода поближе, ненароком соединив их, и Мальвина дернулась, увидев синие искры:

– Я… я ее взяла… случайно…

Она понятия не имела, что там была за брошь, она в глаза не видела никакой броши. Они пошли грабить ювелирный магазин по наводке Мясника не столько ради денег, сколько для острых ощущений, Мясник сказал, что у него все схвачено, и рассказал, как вырубить сигнализацию. Оказалось, что у хозяина в укромном месте была еще одна тревожная кнопка, и он, услышав, что в магазин проникли грабители, успел ее нажать. Менты приехали через три минуты: там было близко. Сдуру сунулись прямо в двери, кто-то пальнул. У Мясника был пистолет, и еще у Петьки Вареного. У нее из оружия был только нож. Началась стрельба, она помнит только выпученные глаза Головастика и Петьку, зажимающего кровавую рану на груди.

А потом ее ранили – легко, в плечо, но от вида собственной крови она потеряла сознание. И, очнувшись, обнаружила у себя в руке пистолет. Петька умер на месте, Головастика и Стаську замели менты. Мясник исчез, как будто и не было, испарился с места происшествия. Убийство продавца должны были повесить на Мальвину, потому что Стасика и Головастика предупредили, и они дружно молчали про Мясника. Отец оставил в полиции кучу денег, и ее вместо суда заперли в психушку.

Какая еще брошь? До того ли ей было! Или Мясник придумал это нарочно, чтобы ее помучить? Это легко проверить.

– Я случайно положила ее в карман, – повторила она более твердо, – меня отвезли прямо в больницу, а потом отец забрал домой под подписку. Брошь я спрятала дома, так что без меня тебе до нее не добраться.

– Не врешь? – Мясник взмахнул проводами.

Снова посыпались искры, запахло озоном, как после грозы.

– Проверь… – криво усмехнулась Мальвина.

– Проверю! – он ткнул оголенным проводом ей в тыльную сторону запястья.

В первый момент она не почувствовала боли, все заглушил дикий нечеловеческий крик, через секунду до нее дошло, что кричит она сама. Боль была недолгой, всего несколько секунд, больше она просто не выдержала бы.

– Ну? – Мясник наклонился.

Она хотела плюнуть ему в лицо, но во рту будто наждаком прошлись.

«Сейчас умру!» – мелькнула мысль, когда она заглянула близко в глаза Мясника.

– Ладно, рассказывай! – он отбросил провод.

– Брошь спрятана в укромном месте в доме, – заговорила она хрипло, – ее никто не найдет, кроме меня…

– Ладно, вечером туда пойдем, все по-тихому сделаем. Заодно, может, еще чего-нибудь прихватим, у тебя ведь наверняка всякого дорогого барахла полно…

«Поверил!» – мелькнуло в голове у Мальвины.

Мясник, очевидно, что-то почувствовал, потому что внезапно схватил ее за подбородок и вгляделся в глаза. Ей понадобилось все оставшееся мужество, чтобы не отвести взгляд.

Маркиз, Ухо и Рвакля сидели в машине неподалеку от рюмочной «Дружба».

– И что, ты думаешь, что дядя Паша выведет тебя на Мясника? – с сомнением в голосе проговорил Ухо. – Как-то мне не верится… не такой это человек…

– По доброй воле – не выведет, – согласился Маркиз.

– Так что же – ты его пытать собираешься? – Ухо недоверчиво взглянул на приятеля. – Что-то на тебя это не похоже…

– Правильно говоришь, – кивнул Леня. – Ты же знаешь, что я убежденный противник насилия! И зачем применять насилие там, где вполне можно без него обойтись?

– И как же ты это себе представляешь?

– Вот представь, Ухо, приходит к тебе незнакомый человек и говорит, что ему очень нужно связаться со мной. Дашь ты ему мой домашний адрес, телефон и прочие координаты?

– Нет, конечно! – возмутился Ухо. – Я что, по-твоему, похож на ненормального?

– Нисколько не похож, – успокоил его Маркиз. – А что ты сделаешь?

– Пошлю его подальше, разумеется!

– А потом?

– А потом позвоню тебе и передам наш разговор – может, тебя это заинтересует…

– Вот именно! И каждый второй на твоем месте поступит точно так же. Думаю, что и дядя Паша тоже сообщит Мяснику, что его кто-то разыскивает. Причем, скорее всего, по телефону. Так что нам только нужно найти человека, который сможет отследить его звонок. Правда, это будет непросто, учитывая, что у нас мало времени… – и Леня помрачнел.

– Отследить звонок? – переспросил Ухо. – Только и всего?

– А что? – заинтересовался Маркиз. – Ты теперь не только машинами занимаешься, но еще и мобильной связью?

– Я – нет, – поморщился Ухо. – Что такое телефон? Ни колес у него, ни мотора… но есть у меня девчонка знакомая. Я ей тачку после аварии отремонтировал, она свою «Мазду» в хлам разбила, а я ее сделал, как будто только сошла с конвейера, так что она мне по жизни должна. Ну и вообще, ничего такая девица…

– И чем она нам может помочь?

– Всем. – Ухо пожал плечами. – Она в «Мегафоне» работает, так что ей любой звонок проследить – раз плюнуть, все равно что мне масло в моторе поменять…

– Ну тогда давай, звони своей знакомой!

– «Северо-западный «Мегафон»! – раздался в трубке мелодичный женский голос.

– Привет, Дашка! – проговорил Ухо. – Узнала?

– Ты, что ли, Толик? – оживилась собеседница.

– Ну я… – протянул Ухо, и Маркиз, который слушал разговор, поднял брови: он и понятия не имел, что Ухо зовут Толей, он никогда не задумывался, что у его приятеля есть имя и фамилия.

– Ты мне не можешь в одном деле помочь? По твоей телефонной части! – спрашивал между тем Ухо.

– Да я для тебя все, что угодно! Хочешь, я тебе устрою номер из одних семерок? Или из одних девяток? У нас один богатенький Буратино его заказывал, да его пристрелили, а номер остался…

– Да нет, это мне ни к чему! – смутился Ухо. – Я его вечно путать буду. А можешь ты мне один звонок отследить?

– Запросто! Наш, мегафоновский? Говори мне номер…

– Да в том-то и беда, что я номера не знаю, – замялся Ухо.

– Не знаешь номера? А что знаешь?

– Знаю только место и время, откуда будут звонить.

В трубке на какое-то время замолчали. Видимо, знакомая Уха обдумывала ответ. Наконец она снова заговорила:

– Попробую тебе помочь. Свяжусь с ребятами из службы технической поддержки, они могут перехватить звонок по координатам. Если оттуда будет только один звонок, считай, что номера у тебя в кармане. И исходящий, и входящий…

Ухо отключил телефон и взглянул на Маркиза. На лице у того был живейший интерес.

– Значит, ты для нее уже Толик? – проговорил Леня. – Ну, Ухо, это серьезно!

– Да нет… да это я так… – засмущался Ухо. – Хотя, конечно, девчонка хорошая… сама может колесо поменять и даже свечи почистить…

– Ой, не обольщайся! – вступил в разговор Рвакля. – Девки, когда замуж хотят, такие хитрые! Моя, к примеру, бывшая даже в компьютерах вполне прилично разбиралась, а что оказалось?

– А что? – спросил Ухо.

– Ой, не спрашивай! – вздохнул Рвакля. – Вот он знает, я ему рассказывал…

Как мы уже знаем, на заре своей творческой карьеры Леня Маркиз окончил цирковое училище и несколько лет работал в передвижном цирке, с которым объехал множество больших и маленьких городов нашей необъятной страны. В этот период он освоил несколько цирковых профессий, от фокусника до акробата, а также приобрел множество навыков и умений, без которых не может обойтись ни один артист цирка.

Среди прочих полезных навыков он освоил технику моментального перевоплощения. В считаные минуты Леня мог изменить возраст и социальную принадлежность, превратиться в дряхлого старика или юного оболтуса, в солидного господина средних лет или хиппующего представителя творческой интеллигенции, в чиновника средней руки или трудолюбивого среднеазиатского гастарбайтера. При необходимости Леня мог даже сыграть женщину, но эта необходимость у него отпала с тех пор, как он познакомился с Лолой и они стали работать вместе, составив замечательный творческий дуэт.

Вот и сейчас Маркиз открыл свой заветный чемоданчик, повернул к себе зеркало заднего вида и приступил к перевоплощению.

Несколькими ловко наложенными мазками грима он изобразил морщины и мешки под глазами, добавив себе лет пятнадцать, придал своей коже нездоровый землистый оттенок, вставил фальшивый золотой зуб, нарисовал на левой скуле след от недавнего синяка, а на правой щеке – небольшой шрам.

Закончив работать с лицом, Леня приступил к рукам.

На среднем пальце левой руки он нарисовал синей тушью перстень с изображением толстого откормленного кота, на фалангах правой написал слово «Мир».

– Что это ты – прикалываешься? – спросил Ухо, который с интересом наблюдал за перевоплощением приятеля. – Ты бы еще написал: «Мир, труд, май!» Ты же вроде хочешь уголовника изобразить, а не бывшего передовика коммунистического труда!

– Ну, Ухо, ты даешь! – усмехнулся Маркиз. – Таких простых вещей не знаешь! «Мир» на языке блатных значит – «Меня исправит расстрел». Серьезная татуировка!

– А зачем ты кота нарисовал? Это тоже что-то значит?

– Само собой, Ухо! Кот – это конкретный пацан, «Коренной обитатель тюрьмы»!

Маркиз закрыл свой чемоданчик и оглядел себя в зеркале.

– Так вроде неплохо, только одежда неподходящая. Дома у меня имеется реквизит на все случаи жизни, как в театральной костюмерной, но домой ехать некогда…

И в этот самый момент к машине подошел небритый тип с помятой физиономией. Он был одет в потертый пиджак без одной пуговицы, на седых взлохмаченных волосах красовалась бесформенная кепка неопределенного цвета. В руках у него была стопка рекламных газет.

– Мужики, купите газету! – проговорил он хриплым пропитым голосом. – Купите!

– Это называется – на ловца и зверь! – оживился Маркиз. – Коллега, газеты мне не нужны, мы читать не умеем, но я у тебя охотно приобрету пиджак и кепку.

– Чего? – продавец газет отшатнулся. – Мужики, я же ничего плохого не хотел…

– Тысяча за все! – быстро проговорил Леня.

– А как же я без пинжака? Без пинжака мне несподручно! Без пинжака у меня карманов нет!

– Две тысячи! – прибавил Маркиз. – Раз… два… три… продано господину в третьем ряду!

Газетчик уже стаскивал с себя пиджак.

Через несколько минут Леня в своем новом пиджаке и лихо заломленной кепке спускался по ступенькам рюмочной «Дружба».

Войдя в первый зал рюмочной, он исподлобья огляделся, поправил кепку и вполголоса запел:

– «Сам я вятский уроженец, много горького видал, да, видал…»

Завсегдатаи рюмочной уставились на него с интересом. Леня шмыгнул носом и ленивой шаркающей походкой направился к стойке. По дороге, проходя мимо одного из столов, он взял со стола наполненную рюмку и вылил себе в рот.

– Эй, мужик, ты чего? – проговорил ему в спину хозяин рюмки, лысый приземистый тип лет пятидесяти. – Ты чего творишь?

– Это кто здесь выступает? – Леня обернулся, посмотрел на лысого тяжелым взглядом и выставил вперед кулак с надписью «Мир». – Ты это видел? Сиди, хомяк, и не подавай голоса!

Лысый растерянно замолчал. Леня подошел к стойке, положил на нее руки и взглянул на дядю Пашу.

– Здорово, дядя! Налей рюмашку, разговор имеется!

– Налить можно, – отозвался дядя Паша, внимательно разглядывая посетителя. – Отчего не налить. Мы тут затем и находимся, чтобы наливать. А вот насчет разговора, это мы еще поглядим, кто ты таков, чтобы с тобой разговаривать!

– «Всю Россию я объехал, с Алехой… – затянул Маркиз дурашливым голосом, – даже в Турции бывал!»

Дядя Паша неторопливо налил рюмку и пододвинул ее Маркизу. Тот подхватил ее двумя пальцами, поставил на локоть левой руки и лихо выпил, не пролив ни капли.

– Ловко! – одобрил дядя Паша и пригляделся к татуированному перстню на левой руке Маркиза. – Кот, значит?

– Значит, кот! – подтвердил Леня. – Самый что ни на есть коренной! С малых лет на зоне! Первая ходка была по малолетке, за хулиганку. А потом уже пошел гоп-стоп…

– Красиво поешь, – с сомнением проговорил дядя Паша. – Вроде бы и лицо у тебя знакомое. Может, я тебя во Владимире видел, в шестом корпусе, где окошки на церковь выходят?..

– Что-то, дядя, ты путаешь! – процедил Маркиз. – Во Владимирке нет шестого корпуса, и церковь там ни из каких окон не видна. Там стена высокая, за ней ничего, кроме неба, не видать!

– Правду говоришь. – дядя Паша усмехнулся. – Что-то я напутал, видно, старый стал, память подводит! Так о чем ты со мной хотел поговорить, коренной?

– Я-то? – Маркиз прищурился и цыкнул зубом. – Я с тобой, дядя, разговоры разговаривать не интересуюсь.

– Как же, ты только что сказал, что у тебя разговор имеется? Не поймешь тебя!

– Разговор-то имеется, да только не у меня и не с тобой. Меня, дядя, Косой Шкворень послал. И велел передать, что ему нужно с Мясником поговорить.

– С кем? – Дядя Паша взглянул на Леню исподлобья и тут же опасливо отвел глаза. – Не знаю такого. Бакалейщика знаю, Рустама, который овощами торгует, тоже знаю. А мясника знакомого у меня не имеется. Ты, парень, выпил – и можешь идти по своим делам. А мне тут еще работать надо. У меня публика тяжелая, нервная, невоспитанная…

– Ты, дядя, не понял! – Маркиз перегнулся через стойку. – Меня Косой Шкворень прислал. А он, дядя, человек серьезный. Он, дядя, шутить не любит. Если он сказал, что хочет с Мясником поговорить, значит, у него к Мяснику дело имеется!

– Это, парень, ты чего-то не понял! – ответил дядя Паша. – У меня рюмочная, ясно? Тут у меня люди выпивают, а некоторые еще и закусывают. А чтобы лишнее болтать – такого у меня порядка нет. Если хочешь, налью тебе еще рюмку, а потом иди к своему Шкворню и так и передай: не получилось, мол, разговора, потому как дядя Паша не трепло кукурузное и попусту языком не мелет!

– Еще рюмку – это можно, – согласился Маркиз и продолжил, понизив голос: – Еще рюмку – это с нашим удовольствием. А только Косой Шкворень очень недоволен будет, что у нас с тобой разговор не получился!

– А мне до его недовольства дела нет! – отрезал дядя Паша. – Мне своих дел хватает.

– Это как сказать! Косой Шкворень большое дело задумал, и ему для этого дела Мясник понадобился. Если у него из-за твоего упрямства дело не выгорит, Шкворень очень недоволен будет. И не только Шкворень… Мясник, дядя, тоже сильно расстроится! Знаешь, дядя, как это у умных людей называется? Упущенная выгода! А Мясник, он ведь тоже не любит свою выгоду упускать.

На этот раз дядя Паша ничего не ответил, но на его грубо вылепленном лице отразилась интенсивная работа мысли.

Все так же молча он налил Маркизу вторую рюмку. Маркиз повторил прежний трюк, выпив рюмку с локтя, и проговорил сквозь зубы:

– Ладно, дядя, мне с тобой попусту языком тереть некогда, меня Косой Шкворень дожидается. Пойду расскажу ему, как у нас разговор сложился, а ты покамест подумай, может, вспомнишь, где Мясника найти можно, и передашь ему, что Косой Шкворень поговорить хочет. Так и скажи – большое дело Шкворень задумал…

Леня надвинул кепку на глаза и прежней шаркающей походкой направился к выходу из рюмочной, вполголоса напевая:

– «В Турции народу много, турок много, русских нет, русских нет, и скажу я вам по чести, с Алехой жил я, словно Магомет…»

Выйдя из рюмочной, он такой же расхлябанной походкой дошел до угла. Свернув в ближайший переулок, он мгновенно преобразился, выпрямился, развернул плечи и прибавил шагу. Дойдя до машины, в которой ждал его Ухо, постучал в стекло.

Ухо открыл ему дверцу, Леня сел рядом с ним на переднее сиденье и проговорил:

– Ну что твоя знакомая?

– Пока не звонила, – ответил Ухо. – Надо ждать…

В машине наступила напряженная тишина.

Через минуту Ухо покосился на приятеля и проговорил:

– Что-то окна в салоне запотели. Ты там что – выпивал?

– Пришлось, – вздохнул Маркиз. – Такую, между прочим, дрянь наливают… но на что не пойдешь ради дела! Даже собственной печенью приходится жертвовать…

– Это плохо, – посочувствовал другу Ухо. – Дел у тебя будет еще много, а печень одна…

И тут его мобильник зазвонил.

Ухо схватил его, включил громкую связь и проговорил:

– Ну что, Дашутка, удалось проследить звонок?

– Без проблем! – отозвался из трубки мелодичный девичий голос. – Записываешь? Из того места, о котором ты говорил, был только один звонок, семь минут назад…

– Как раз тогда, когда я вышел из «Дружбы»! – прокомментировал Маркиз.

– Звонили с номера такого-то на такой-то. – Даша продиктовала два десятизначных номера и добавила: – Абонент входящего вызова находится тоже на Обводном канале, триста двадцать метров к северо-востоку от Балтийского вокзала.

– Спасибо тебе, – обрадовался Ухо. – Я твой должник. Если снова разобьешься, обращайся…

– А если не разобьюсь? – со смешком спросила девушка.

– Ну и вообще… – промямлил Ухо. – Ты извини, я вообще-то тороплюсь! – и он отключил телефон.

– Ну, Ухо, ты трудный человек! – проговорил Маркиз с осуждением. – Девушка к тебе всей душой, а ты ей: «Если разобьешься, обращайся»! Разве можно с ними так?

– Да не знаю я… – понурился Ухо. – От этих девчонок одни неприятности… никогда не знаешь, чего от них ждать! Вот машины – это совсем другое дело! Ты сразу видишь, на что какая способна, и не ждешь от «Вектры» того, на что способна «Витара» или, к примеру, «Лендровер»… а девчонки… с виду она настоящая «Бугатти», а ведет себя как «Хёндай Соната»…

– А я тебе говорил… – ехидно ввернул Рвакля.

– Ладно, с твоим подходом к женщинам все понятно, но у нас сейчас есть более спешное дело. Нужно искать Мясника, пока он не сменил местоположение! – сказал Маркиз.

Ухо включил зажигание, и они поехали в сторону Балтийского вокзала. По дороге Маркиз включил ноутбук и вывел на экран подробную карту города.

– Триста двадцать метров к северо-востоку от вокзала, – проговорил он и ткнул карандашом в экран. – Это вот здесь…

Рядом с Балтийским вокзалом, на другой стороне Обводного канала находятся старинные склады, выстроенные в самом начале девятнадцатого века. Прежде они назывались Измайловскими провиантскими магазинами. Когда-то сюда тяжело груженные барки доставляли по каналу муку и соль, пшеницу и сахар. Выходящий на канал фасад складов, построенный архитектором Стасовым в стиле ампир, хорошо отреставрирован, но за этим фасадом спрятаны неказистые строения, частично переоборудованные под офисы и мастерские, частично сохранившие прежнее назначение. Некоторые из них пустуют, потому что ни у кого из деловых людей не дошли до них руки.

В том месте, на которое указала девушка из «Мегафона», находилось пустующее полуразрушенное складское помещение. Неподалеку от него стояла невзрачная машина с забрызганными грязью номерами.

Ухо припарковал машину в пятидесяти метрах от этого здания и повернулся к Маркизу:

– Ну и что теперь?

– Теперь вы меня тут подождете, а я отправлюсь на разведку.

– Ну, не знаю, ты, конечно, уже большой мальчик, – проговорил Ухо неуверенно. – Но только здесь такое место подозрительное. И, учитывая все, что мы знаем про Мясника, я бы не стал так вот прямо сюда соваться. Одна его кличка чего стоит…

– Ухо, я ведь тебя не учу, как ремонтировать машины…

– Кроме того, ты видишь ту машину? Я думаю, они на ней сюда приехали и на ней же уедут, так что можно никуда не ходить, а ждать, пока они сами выйдут…

– Ага, а они тем временем…

– Тс-с! – Ухо вдруг приложил палец к губам.

Леня замолчал и проследил за его взглядом.

В здании бывшего склада отворилась неприметная низкая дверь, и оттуда выбрался невысокий сутулый человек лет сорока, с прилизанными волосами и тусклыми, глубоко посаженными глазами.

При всей его невзрачной внешности этот человек буквально излучал опасность.

Остановившись на пороге склада, сутулый человек настороженно огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он подал знак рукой, и вслед за ним из бывшего склада вышли еще двое – здоровенный парень с плечами борца и узким лбом неандертальца и девушкас разноцветными волосами, в которой трудно было не узнать Мальвину.

Огромный парень тащил ее за локоть, как тряпичную куклу, Мальвина безвольно переставляла ноги.

– Ну вот, – озабоченно проговорил Маркиз. – К сожалению, она нашла Мясника раньше нас. Но один положительный момент во всем этом есть: кепка пока еще на ней…

Действительно, яркая клоунская кепка была плотно нахлобучена на голову Мальвины.

Мясник подошел к машине с забрызганными номерами, открыл заднюю дверцу. Вяло сопротивляющуюся Мальвину грубо втолкнули на заднее сиденье, Мясник устроился рядом с ней. Огромный парень сел за руль, и машина тронулась с места.

– Теперь наша главная задача – не упустить их машину! – Маркиз повернулся к Уху и добавил: – Но и не попасться им на глаза. Этот Мясник, насколько я понимаю, человек очень осторожный и грубую слежку заметит… Рвакля, пригнись, что ли! Как бы тебя Мальвинка раньше времени не узнала…

– А? Чего? – сонно отозвался Рвакля. – Не мешай спать…

– А мы не будем за ними грубо следить, – отозвался Ухо, выжимая сцепление. – Мы будем следить за ними очень тонко, используя современные технологии…

Держа руль левой рукой, правой он достал мобильник и снова набрал номер своей знакомой из «Мегафона».

– Даша, – проговорил он смущенно, – это опять я. У вас ведь есть такая услуга – отслеживание абонента? Так вот, мне сейчас нужно проследить за владельцем того номера, который ты мне только что нашла… ну, тот, который был рядом с Балтийским вокзалом. Он оттуда выехал, и мне нужно отследить его маршрут.

Даша не стала задавать лишних вопросов, и скоро на дисплее телефона Уха появились координаты движущегося объекта – той самой машины с забрызганными номерами.

– Нет, Ухо, – заявил Маркиз через несколько минут, – я считаю, что как порядочный человек ты должен на этой Даше жениться. Просто обязан после всего, что она для тебя сделала! Тем более что такая полезная девушка не должна оставаться без внимания…

– Жениться?! – Ухо в ужасе покосился на приятеля. – Ты че, Маркиз?! Чтобы я – и вдруг женился?!

От переполнивших его эмоций Ухо чуть не врезался в ехавшую впереди машину, в последний момент едва успев избежать удара. Вдруг лицо его прояснилось:

– А, я понял, это ты так прикалываешься! Смешно…

– Ну, если не жениться, то, по крайней мере, своди ее в ресторан. Только уж выбери хороший.

– А что – в ресторан можно! – согласился Ухо. – Только ведь в ресторан нужно прилично одеться…

– Да, и руки вымыть, – добавил Маркиз. – А то они у тебя вечно в машинном масле… Ладно, к Лолке обратишься, она из тебя быстро человека сделает!

Судя по координатам на дисплее, машина Мясника ехала на север. Вскоре она выехала на Выборгское шоссе, пересекла городскую черту возле Озерков и двинулась дальше через Парголово и Сертолово. Возле Сертолова, как обычно, была пробка, машина задержалась, но ненадолго.

Ухо ехал по тому же маршруту, сохраняя безопасную дистанцию.

Оживленные пригороды Петербурга остались позади, по сторонам шоссе потянулись хвойные леса Карельского перешейка. Вдруг отметка на дисплее вильнула в сторону.

– Они ушли с шоссе, – сообщил Ухо Маркизу. – Здесь какая-то второстепенная дорога.

Действительно, впереди показался съезд с шоссе. Никаких знаков возле этого съезда не было, он не вел к какому-то поселку или деревне, однако дорога, уходящая в густой ельник, была хоть и второстепенная, но отличная, с превосходным покрытием – заметно лучше, чем на шоссе. Ухо переглянулся с Маркизом и свернул на эту дорогу, немного сбросив скорость.

Судя по координатам на дисплее, машина Мясника тоже поехала медленнее, а потом и вовсе остановилась.

– Смотри, как бы нам на них не напороться! – настороженно проговорил Леня. – Прямое вооруженное столкновение не входит в наши планы.

– Вооруженное? – переспросил Ухо. – А у тебя что – есть оружие?

– Ну ты же знаешь, я оружием не пользуюсь и вообще насилия не люблю.

– Тогда о каком вооруженном столкновении ты говоришь?

– Тем более оно не в наших интересах!

Ухо огляделся по сторонам и заметил уходящую вправо от дороги широкую тропу. Он свернул на нее, и машину сразу начало швырять на ухабах. Рвакля недовольно заворчал во сне.

– Всю подвеску разнесу, – поморщился Ухо.

– Ну ты же ее и починишь… – возразил Маркиз. – Я в твоих способностях не сомневаюсь.

Тропа, постепенно поднимаясь в гору, шла в том же направлении, что и основная дорога, и скоро, судя по координатам, расстояние между ними и машиной Мясника сократилось до трехсот метров. Ухо снова переглянулся с Маркизоми заглушил мотор. Он поставил машину на ручник, и друзья выбрались наружу.

– Пойду я погляжу… – сказал Маркиз.

– Не ходи один, – нахмурился Ухо, – возьми хоть этого обормота… – он мотнул головой в сторону машины, откуда раздавался храп Рвакли.

Себя в напарники Ухо не предлагал, выполняя строгое правило: водитель всегда должен находиться возле машины.

– Эй, псих, вставай! – Ухо тронул Рваклю за плечо. – Давай прогуляйся…

– С удовольствием! – Рвакля со вкусом потянулся и вышел из машины. – Пока, Ушастый!

Через некоторое время машина пропала из глаз. Маркиз и Рвакля находились среди густого леса. Вокруг стояла удивительная тишина, время от времени нарушаемая только пением птиц. Где-то в стороне подала голос кукушка.

– Маркиз, ты веришь во всякие приметы? – поинтересовался Рвакля, прислушиваясь.

– Это ты насчет кукушки?

– Ну да, будто по ее кукованию можно узнать, сколько лет жить осталось.

– Ну посчитай. – Леня пожал плечами.

Кукушка издала последнее, полузадушенное «ку-ку» и замолчала. Рвакля помрачнел.

– Да глупости все эти приметы! – поспешно проговорил Маркиз. – Ты же взрослый разумный человек!

– Да, а все равно как-то неприятно…

За разговором спутники дошли до края леса. Рвакля раздвинул ветки, и перед ними открылась огромная поляна, со всех сторон окруженная густым лесом.

Они стояли на невысоком холме, поэтому поляна была перед ними как на ладони. В лесу уже начинало темнеть, но она была еще освещена золотистым вечерним светом. Посреди этой поляны был выстроен большой трехэтажный кирпичный дом, почти замок: с башенками по углам, с нарядной черепичной кровлей. Дом окружала высокая бетонная стена с внушительными металлическими воротами. Через поляну к этим воротам проходила отличная подъездная дорога – та самая, которая начиналась от Выборгского шоссе.

На дальнем краю поляны, там, где дорога выходила из леса, стояла темная машина с заглушенным мотором. Это была машина Мясника, та самая, за которой спутники ехали от старинных провиантских складов на Обводном канале.

– Интересно, куда это они приехали, – проговорил Леня вполголоса. – И еще интереснее: что они собираются здесь делать?

– Мысли читать я пока что не умею… – отозвался Рвакля.

– Жаль! Тогда придется подобраться поближе и посмотреть. Пойдешь со мной?

– Как скажешь! – Рвакля смотрел серьезно. – Если доверяешь… Вообще-то, я виноват, так что должен идти. Ты-то свое обещание выполнил, а я пролопушил с кепкой-то…

– Ладно, пойдем, – сказал Маркиз. – Только смотри, Рвакля, никуда не суйся, держись за мной. Что ж, пойдем выручать твою подругу…

– Уж подругу! – сплюнул Рвакля. – Оборони Господи от таких подружек! Она же чокнутая совсем девка, безбашенная…

– Однако Мясник этот – жуткий тип, – Леню передернуло, – не оставлять же ее с ним… И монета нужна…

В машине Мясника открылись дверцы, и из нее выбрались трое пассажиров: сам Мясник, его рослый подручный и Мальвина. Рядом с высоким, здоровенным парнем девушка казалась хрупкой и беспомощной. Даже с такого расстояния были видны выбивающиеся из-под яркой кепки разноцветные пряди, которые делали Мальвину похожей на экзотическую птицу. Мясник чем-то ткнул в бок Мальвины, и все трое двинулись через поляну к окружающей дом стене.

– Ну вот он, загородный дом моего отца! – проговорила Мальвина, показав на возвышающееся посреди поляны здание, окруженное высокой стеной.

Мясник покосился на Мальвину, подошел к ней вплотную, ткнул в бок нож и процедил:

– Смотри у меня, детка! Ты знаешь, что со мной шутить нельзя. Это опасно для здоровья. Если ты что-то задумала, лучше даже не пытайся, все равно не выйдет…

– Ну что я могу задумать? – Мальвина пожала плечами, вся ее фигура выражала отчаяние и смирение с судьбой. – Вот дом. Там, в этом доме, – брошь, про которую ты говорил. Чтобы ее взять, нужно войти внутрь. А уж как это сделать, это ты сам думай. Конечно, самое простое – если ты меня отпустишь, я войду туда и принесу тебе брошку… могу еще денег принести, я знаю, где есть деньги…

– Ты что – совсем за дурака меня держишь? – Мясник взглянул на девушку исподлобья. – Если я тебя отпущу, ты уже, разумеется, не вернешься.

– Ну а вас с Кувалдой внутрь не пропустит охрана! – рядом с отцовским домом Мальвина заметно осмелела и смотрела на Мясника без прежнего ужаса.

– Пустит. – Мясник криво усмехнулся. – Разумеется, пустит, если ты ее хорошенько попросишь! А ты попросишь, детка, ты очень хорошо попросишь, потому что хочешь жить! Ты скажешь охранникам, что мы твои новые друзья…

– Тогда чего же ты ждешь? – Мальвина взглянула на Мясника с вызовом. – И зачем мы вышли из машины? Поехали прямо к воротам… посигналь и скажи, чтобы тебя впустили!

– Ну уж нет! У ворот наверняка куча охраны, мы будем чересчур на виду. Но я уверен, что в этот дом можно попасть не только через главные ворота. Наверняка здесь есть какая-нибудь неприметная калитка, и ты нам ее покажешь!

Мальвина молчала, хмуро глядя на Мясника.

– Ну, детка, давай! – мужчина снова ткнул ей в бок лезвие ножа. – Не забыла, как я заработал свою кличку? Так вот, не заставляй меня лишний раз об этом напоминать! Пошли к дому!

Мальвина закусила губу, мрачно понурилась и пошла к дому. Мясник шел рядом с ней, бросая по сторонам цепкие настороженные взгляды, Кувалда, позевывая, плелся следом. Похоже, все происходящее его не слишком интересовало.

И никто из них не замечал, что параллельным курсом в окружающих поляну кустах двигались еще двое – Маркиз и Рвакля.

Леня шел совершенно бесшумно, тихонько поругивая Рваклю, который пыхтел, спотыкался и хрустел ветками.

– Тише ты! Еще услышат!

– Да ладно, подумают, что это кабан… – отмахнулся Рвакля.

Когда до дома оставалось метров пятьдесят, Мясник сжал плечо Мальвины и прошипел:

– Я сказал, не к главным воротам! Я не хочу попасть на экран монитора! Веди нас к задней калитке!

Мальвина покосилась на него и свернула на узкую тропку, огибающую ограду дома. Обогнув стену, тропка действительно привела к малоприметной металлической калитке, над которой тем не менее виднелся глазок видеокамеры.

Мясник отпустил плечо Мальвины, прижался вплотную к стене и прошипел:

– Скажи, чтобы открыли калитку! Только смотри, если добавишь что-то лишнее, я тебя изувечу! К примеру, уши отрежу или нос. Это для начала, а потом Кувалда тебя задушит…

При этих словах Кувалда, который явно скучал, заметно оживился.

– Что, уже можно? – он шагнул к Мальвине, плотоядно блестя глазами.

– Нет, нельзя! – прикрикнул на него Мясник. – Я скажу, когда будет можно! И отойди к стене, не торчи на виду!

– А кто здесь увидит-то? – недоуменно протянул Кувалда, оглядевшись по сторонам.

– С кем приходится работать! – вздохнул Мясник. – Я сказал, отойди к стене, значит, выполняй!

Кувалда пожал плечами и послушно встал рядом с шефом. Мальвина подошла к калитке, поправила торчащие из-под кепки разноцветные волосы и проговорила, подняв глаза к камере:

– Эй, кто там дежурит? Гена? Открой мне!

– Это ты, что ли, Мальвина? – раздался из динамика удивленный голос. – Ты откуда взялась? Пал Палыч говорил, что ты в клинике… тебя что, выпустили?

– Мало ли что он говорил! – фыркнула Мальвина. – Ну да, была я в этой дробленой клинике, только сбежала…

– Ну ты даешь! – охранник вежливо хохотнул. – Пал Палыч будет злиться…

– Не в первый и не в последний раз! – отмахнулась Мальвина. – Ну, ты мне откроешь, наконец? Или так и будешь держать меня под дверью?

– Ох, Пал Палыч разозлится!

– Что ты заладил как попугай: «Пал Палыч, Пал Палыч!» Кстати, папашка дома?

– Нет его, с утра в город уехал! А Ирина Сергеевна дома…

– Только этой кобры дрессированной мне не хватало! – протянула Мальвина. – А хотя… это даже удачно, что она дома! Пожалуй, я устрою маленький аттракцион! Ну, ты мне наконец откроешь или так и будешь держать на улице?

В стене загудел мотор, и калитка плавно распахнулась. Мальвина шагнула к ней, покосившись на Мясника. Тот угрожающе сверкнул глазами, пригнулся и проскользнул следом за ней, прячась от глазка камеры. Придержав калитку, он повернулся к Кувалде и прошептал громким свистящим шепотом:

– Входи за нами, только пригнись!

– Чего пригибаться-то? – проворчал тот, однако послушно выполнил приказ шефа.

Калитка начала закрываться.

Но в тот момент, когда между ней и стеной оставался зазор в несколько сантиметров, из ближних кустов вылетел небольшой металлический предмет, негромко звякнув, угодил прямиком в этот зазор и помешал калитке плотно закрыться.

– Полезный предмет – карманный фонарик! – вполголоса проговорил Маркиз, убедившись в точности своего броска. – Можно им орехи колоть, по голове оприходовать кого-нибудь малосимпатичного, а в темное время суток он еще и светит…

– Ловко! – одобрил Рвакля. – Где это ты так научился?

– Как – где? Все там же, в цирке! У меня был номер «Метатель ножей великий вождь Соколиный Глаз»… Я выходил на арену в индейском национальном костюме, в итальянских мокасинах и головном уборе из перьев петуха породы «лекгорн», а моя партнерша, вся в латексе и блестках, с очень жалостным лицом, стояла, привязанная к тотемному столбу… ну, я это тебе потом как-нибудь расскажу, сейчас у нас есть более важные дела!

Войдя в калитку, Мальвина прямиком направилась к заднему крыльцу особняка. Мясник крался следом за ней, сжимая нож, Кувалда замыкал шествие, лениво волоча ноги. Поднявшись на крыльцо, Мальвина повернула дверную ручку. Дверь была не заперта, и она вместе со своими спутниками вошла в дом.

Они оказались в коротком коридоре, куда выходило несколько дверей.

Мясник снова схватил девушку за плечо и прошипел:

– Где пульт охраны?

– Вон в той комнате! – Мальвина показала на дверь справа по коридору.

– Сколько в доме охранников?

– Обычно два. Один дежурит, следит за мониторами в этой комнате, второй там же отдыхает.

– Еще какая прислуга где находится?

– А сегодня какой день? Среда? – осведомилась Мальвина. – Ну так у Лизки, горничной, по средам выходной, а Валентина, кухарка, после ужина у себя закрывается и спит, пушками не разбудишь!

– С чего это в такую рань ей спать?

Вместо ответа Мальвина выразительно щелкнула себя по шее.

– Сделай так, чтобы они открыли! – приказал Мясник, отступив в сторону и встав сбоку от двери в комнату охраны. – И смотри, чтобы без фокусов, а то… ты меня знаешь!

– Это запросто! – Мальвина подошла к двери и постучала.

Дверь приоткрылась, на пороге, перекрыв проем, позевывая, появился рослый широкоплечий парень с узенькой полоской усов.

– Привет, Мальвиночка! – проговорил он, широко улыбаясь. – Говоришь, сбежала из психушки? Как это тебе удалось?

– А, потом расскажу! – Мальвина махнула рукой. – Геночка, у тебя закурить нет? А то там, в клинике, мне не давали…

– Знаешь, о чем Минздрав предупреждает? Курение опасно для здоровья! – насмешливо произнес Гена, но тем не менее шагнул вперед, протягивая Мальвине пачку сигарет.

В ту же секунду из-за двери возник Мясник и ударил охранника по голове сложенными в замок руками. Парень охнул, удивленно выкатил глаза и свалился на пол. Мясник дернул на себя дверь и ворвался в комнату охраны.

Второй охранник приподнялся на кушетке и потянулся за пистолетом, который лежал рядом, на стуле. Мясник опередил его, схватил пистолет, направил на охранника и рявкнул:

– Руки за голову, козел! Только дернись – я тебе мозги вышибу!

– Ты, блин, знаешь, к какому человеку в дом забрался? – прохрипел охранник, сверля Мясника злобным взглядом.

– Еще пикнешь, сделаю тебе в голове лишнюю дырку! – процедил Мясник и обернулся к своему подручному. – Кувалда, иди сюда, свяжи этому умнику руки, только как следует!

Кувалда втащил в комнату не подающего признаков жизни Гену, связал руки второму охраннику и взглянул на босса, как собака, которая хочет поиграть с хозяином:

– Может, придушить его?

– Успеется, – отмахнулся Мясник. – А пока посиди здесь и покарауль этих двоих. Если будут выступать, дай по голове. Только не слишком сильно, они мне еще понадобятся. Я скоро вернусь. Душить не смей!

– А ты куда? – разочарованно протянул Кувалда.

– Я с Мальвиной пока по дому погуляю, посмотрю, что тут есть хорошего.

Мясник вышел в коридор, твердо взял Мальвину за локоть и приказал ей:

– Ну покажи мне, где та брошка и где твой папашка деньги держит!

Мальвина неприязненно покосилась на него, но послушно пошла в глубину дома.

Пройдя десяток шагов по коридору, Мальвина толкнула дверь, и они оказались в просторном, ярко освещенном холле. Посредине холла сияла холодным светом огромная хрустальная люстра, в стороне от двери имелся отделанный диким камнем камин, в котором лениво потрескивали несколько поленьев.

Перед этим камином на шкуре белого медведя лежала длинноногая блондинка в коротком шелковом кимоно, с бокалом мартини в руке. На вид ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать семь, и только многоопытный прищур глаз выдавал ее истинный возраст. Такой прищур, безошибочно проставляющий цену каждому человеку и каждому явлению жизни, появляется у некоторых женщин после тридцати пяти, а то и после сорока лет.

Блондинка скучающим взглядом смотрела на огонь. Услышав звук шагов и скрип двери, она повернула голову и увидела Мальвину. На ее красивом ухоженном лице выражение хронической скуки сменилось таким же хроническим раздражением и злобой.

– Ты? – процедила она, оттопырив губу. – Что, сбежала из того элитного дурдома? Отец будет в ярости! Он платит этим докторам такие деньги, чтобы они держали тебя под контролем…

– Вот как? – Мальвина оглядела мачеху с ног до головы. – Ты бы, конечно, предпочла, чтобы эти деньги уходили на твои дорогущие тряпки и украшения?

– По крайней мере, это более полезное вложение средств!

– Значит, ты считаешь, мамочка, отец будет недоволен моим поведением?

– Я сказала, он будет в ярости! И я тысячу раз говорила: не смей называть меня мамочкой! Называй меня Ириной! – прошипела блондинка и швырнула в Мальвину недопитый бокал. – А теперь убирайся к себе, я не хочу видеть твою размалеванную физиономию!

– Да, мамочка! – пропищала Мальвина, изображая маленькую девочку. – Сейчас, мамочка! Только сначала я хочу познакомить тебя со своими друзьями…

– Что?! – перебила ее мачеха. – Ты еще и своихдружков притащила? Где ты с ними познакомилась – в том дурдоме?

– Не совсем. Хотя ты, пожалуй, права, мамочка, – они настоящие психи! Познакомься, мамочка – это Мясник… Еще есть Кувалда, но он задержался, общается с охранниками!

– Кстати, охранников надо уволить, – процедила мачеха. – Пускают в дом невесть кого!

На самом деле Ирина в глубине души была даже довольна появлением Мальвины. Она невыносимо скучала, сидя одна в пустом доме. Даже прислуга отсутствовала. Лизка умотала в город, со скандалом вытребовав свой выходной, еще кричала, что вообще уволится, если не отпустят сегодня. А Валентина пьет потихоньку и думает, что никто этого не замечает. С утра еще держится, а к вечеру зальет глаза и спит без задних ног. Но где найдешь в наше время хорошую кухарку? Эта хоть готовить умеет… Беда с прислугой!

Так что неожиданное появление падчерицы не даст ей расслабиться. В свое время Ирина уже одержала победу над отвратительной девчонкой, выжила ее из дому. Ее не проймешь всеми детскими гадостями, она в жизни повидала всякого. Вдали от дома девчонка пошла по кривой дорожке, связалась со всякой шпаной. И вот грозил ей нешуточный срок за грабеж и убийство, но у мужа взыграло вдруг отцовское чувство, он решил эту паршивку спасти от тюрьмы и упрятал в частную психушку. Что ж, так даже лучше… Но дрянь ухитрилась сбежать… нет, за что этим уродам в клинике муж платит такие бешеные деньги?

И еще привела своих дружков, а охрана пустила их в дом!

– Уволю на фиг! – Ирина скрипнула зубами.

– Совершенно с вами согласен, мадам! – проговорил Мясник, входя в комнату и издевательски ухмыляясь. – Их необходимо уволить, причем без выходного пособия, и я лично этим займусь, как только закончу разбираться с вами!

Он шагнул к хозяйке дома и вытащил свой нож.

У Ирины на миг потемнело в глазах, она поняла, что этот человек – не мелкая шпана, которую можно запугать, это человек страшный. Господи, да девчонка – настоящая бандитка! А Павел до сих пор считает доченьку заблудшей овечкой!

Мачеха Мальвины, как уже было сказано, умела безошибочно оценивать людей и события. И сейчас она поняла, что Мясник не шутит и никому не позволит шутить с собой.

Она вскочила с медвежьей шкуры и проговорила, стараясь скрыть страх:

– Ну зачем же это? Я имею в виду нож… я без всякого ножа вижу, что вы человек серьезный, решительный, и не собираюсь создавать вам проблемы…

– О как! – насмешливо протянул Мясник, оценивающим взглядом окинув хозяйку дома. – Не хочешь, значит, проблемы создавать? А у меня и нет никаких проблем. И никогда не было. Я возьму все, что захочу, и уйду, когда посчитаю нужным…

Ирина поняла, что она одна против двоих или даже троих, да этого одного типа для нее хватит. Охранников они, очевидно, нейтрализовали, Мальвинка, сволочь, помогла!

Однако не в ее правилах было сдаваться на милость победителя.

Ирина посмотрела на неприятного визитера еще более внимательно. Она решила, что можно испробовать на нем свое самое надежное и проверенное оружие – женское обаяние, – преодолела страх и промурлыкала, кокетливым жестом поправляя кимоно:

– Люблю сильных мужчин! От них исходит такой магнетизм, такая удивительная аура…

– А я люблю женщин, которые помалкивают, пока их не спросили, и не употребляют мудреных слов! – оборвал ее Мясник и, схватив за воротник, встряхнул, как тряпичную куклу. – Показывай, где твои побрякушки!

– Что? – переспросила Ирина, пытаясь выиграть время.

– Глухая, что ли? – процедил Мясник. – Не похоже! Последний раз спрашиваю: где твои брюлики?

Он сильно встряхнул ее, и тонкий шелк кимоно с треском разорвался, оголив гладкое, загорелое плечо. Ирина решила продолжить свою игру. В глазах ее заблестели слезы, она придерживала рукой разорванную ткань и проговорила дрожащим голосом:

– Я отдам вам все, все, что пожелаете! Все – вы меня понимаете? Только об одном вас прошу – не будьте со мной таким грубым! Мне и так достается от мужа, этого жестокого, невоспитанного человека, но вы, я же вижу, совсем не такой! Я чувствую, что в глубине души вы добрый, душевный человек! Я чувствую, что вы способны понять и оценить женщину!..

– Вот как заговорила! – восхитилась Мальвина. – Вот бы папашка это услышал! Насчет того, что он жестокий и невоспитанный и особенно – что ты готова все отдать первому встречному бандюгану!

Ирина бросила на нее косой выразительный взгляд. Было ясно, что если бы ехала она на машине по ровной дороге и Мальвина лежала на этой дороге, не сумев подняться, то мачеха без всяких колебаний направила бы автомобиль прямо на падчерицу, а переехав ее, не умчалась бы прочь, а развернулась и переехала снова, и так несколько раз.

Мальвина встретила такой взгляд с усмешкой, а Ирина снова переключилась на Мясника:

– Конечно, я отдам вам все, что вы пожелаете! Я отдала бы вам все свои драгоценности, но их нет дома. К сожалению, практически все мои украшения хранятся в банке…

– Врет! – подала голос Мальвина.

– Слышали, дамочка? – ухмыльнулся Мясник. – Как говорил мой знакомый прокурор, ваши показания не сходятся! И я почему-то больше верю Мальвине!

– Мальвине? – Ирина снова взглянула на падчерицу, на этот раз в ее взгляде была не неприязнь, а самая настоящая ненависть. Она делано рассмеялась: – Мальвина меня ненавидит. Она готова наговорить чего угодно, только бы напакостить мне. Кроме того, она не может знать, где мои драгоценности, поскольку последнее время ее не было дома. Вы, наверное, знаете, что она находилась…

– В дурдоме, – подсказал Мясник. – Конечно, знаю. Только все равно верю ей больше, чем тебе. И на этом все, дамочка, разговоры закончились, у меня нет на них времени. У меня сегодня еще дел навалом! Веди меня к своему сейфу, или где там ты держишь брюлики, или я начну отрезать от тебя по кусочку. Начну, пожалуй, с пальцев… ты какие предпочитаешь – на ногах или на руках?

Ирина побелела как полотно и невольно скосила глаза на свои ухоженные ноги. Только вчера она ездила в салон красоты и сделала маникюр и педикюр.

– Не надо пальцы! – пролепетала она дрожащим голосом. – Пойдемте, я отдам вам все, что есть в доме!

– Давно бы так! – ухмыльнулся Мясник.

– А я вас здесь подожду, – подала голос Мальвина.

– Размечталась! – рявкнул на нее Мясник. – Я тебя, детка, хорошо знаю и не спущу с тебя глаз! Пойдешь вместе с нами! – он подтолкнул Мальвину и вслед за хозяйкой пошел по коридору.

В дверях Ирина столкнулась с падчерицей и прошипела:

– Ну, маленькая дрянь, ты об этом еще пожалеешь! Это переходит уже всякие границы. Ты думаешь, отец все это потерпит?

– Прежде всего хорошо бы нам обеим остаться в живых, – так же вполголоса ответила Мальвина. – Или хотя бы одной из нас…

Маркиз проскользнул в коридор и огляделся. Из-за полуоткрытой двери выбивался свет. Он неслышно подошел к этой двери, подал знак Рвакле и постучал в дверь костяшками пальцев:

– Пиццу заказывали?

Из-за двери высунулась круглая голова с низким лбом и маленькими глупыми глазами.

– Пиццу? – проговорил Кувалда с живейшим интересом. – О, круто! Это, наверное, Мясник заказал! А какая пицца?

– «Четыре сыра» и «Пеперони».

Кувалда разочарованно протянул:

– А я больше люблю «Маргариту»!

– Лопай что дают!

Кувалда хотел что-то проговорить, но не успел: Рвакля выскочил из-за двери и изо всех сил ударил его по голове фонариком. Бандит удивленно охнул, заморгал глазами и повернулся к Рвакле. Тот повторил удар, вложив в него все силы и на этот раз достиг цели: Кувалда снова охнул и тяжело рухнул на пол.

Рвакля изумленно уставился на дело своих рук.

– Я же говорил, что этот фонарик – удивительно полезная вещь! – отметил Маркиз. – Правда, после такого удара он вряд ли будет светить. Ну что, приходи в себя, давай оформим товарища!

– Надо же… – протянул Рвакля, встряхнув головой. – Это я его… такого здоровенного…

– Ты, ты! – подтвердил Маркиз. – Но переживать по этому поводу будешь потом, когда наши приключения закончатся. Сейчас нам еще многое предстоит сделать…

Они вдвоем с Рваклей втащили Кувалду в комнату охраны, надежно связали его руки и ноги куском провода и заткнули рот подвернувшейся салфеткой. В углу замычал связанный охранник.

– О, кажется, аборигены подают признаки жизни! – Маркиз подошел к охраннику и вытащил у него изо рта кляп. – Знаешь, друг, есть такое сладкое слово «свобода»?

– А вы кто такие? – прохрипел охранник, отдышавшись и с трудом вернув голос.

– Считаю этот вопрос неуместным! – обиделся Маркиз. – В первую очередь мы те, кто вернул тебе свободу слова, а сейчас вернет и свободу передвижения, если ты пообещаешь не делать резких движений! А вообще-то, мы друзья Мальвины Павловны…

– Мальвинкины приятели? – осклабился охранник. – Вместе с ней, что ли, из психушки сбежали?

– До чего все же невоспитанная молодежь пошла! Мы пошли тебе навстречу, а ты позволяешь себе такие грубые выпады…

– Короче, мужики, вы меня развяжете?

– Обязательно, только обещай ничего не делать, предварительно не посоветовавшись со старшими товарищами!

– Это с тобой, что ли? – охранник смерил Маркиза оценивающим взглядом. – Да кто ты такой, чтобы с тобой советоваться? У меня, к примеру, четвертый дан по айкидо и черный пояс по карате…

– Хочу тебе напомнить, что ты, несмотря на свой черный пояс, только что явно свалял дурака и впустил в дом опасных преступников, а я уже обезвредил одного из них и готов вернуть тебе свободу. И вообще, хватит тянуть время: второй преступник на свободе и может наворочать дел, пока мы тут с тобой разбираемся, кто круче!

Охранник нехотя признал правоту Маркиза и согласился на данном этапе подчиняться ему. Леня развязал его руки и вернул пистолет, отобрав его у Кувалды.

Обретя свободу, охранник первым делом проверил пульс у своего напарника. Убедившись, что тот жив, он повернулся к Лене:

– Ну что, старший товарищ, какие будут указания?

– Во-первых, у вас в доме есть камеры? Я имею в виду – внутри? Мы можем узнать, что сейчас творится в других комнатах и где находится второй преступник?

– Камеры есть, но не везде! – вздохнул парень. – В прихожей, в вестибюле и в коридорах. Я советовал хозяину поставить их во всех комнатах, но он прямо озверел: что же, говорит, вы и в спальне за мной будете наблюдать? Это за мои же деньги? Ну, как говорится, хозяин – барин, я и не стал настаивать…

– Ладно, короче, покажи, что можешь!

Охранник пощелкал клавишами центрального компьютера и вывел на мониторы охранной системы изображение с камер, установленных внутри дома.

И почти сразу они увидели коридор, по которому, понурившись, шли Мальвина с мачехой, а в двух шагах за ними шагал Мясник с огромным ножом в руке. В следующую секунду Ирина свернула в свою комнату, и вся группа исчезла из поля зрения камеры.

– Надо выручать хозяйку! – вскинулся охранник.

– Надо, но только с умом! – ответил Маркиз. – Я его отвлеку, а ты выберешь удобный момент и нападешь. Ты ведь хвастался, что у тебя черный пояс…

– Почему хвастался? – произнес охранник обиженно. – У меня действительно черный пояс, могу показать…

– Как-нибудь в другой раз! – Маркиз повернулся к Рвакле. – А ты держись в сторонке и не лезь в потасовку, тебе много не надо… У тебя и так головка слабая…

– Это почему же? – обиделся Рвакля. – Я вообще-то здоровый…

– Здоровый? А кого я из психушки доставал с помощью трамвая?

– Знаешь же про мои обстоятельства… – надулся Рвакля, – это жена с братом все подстроили…

– Нормальный мужик ни за что не допустит, чтобы с ним так по-свински поступили! – убежденно сказал Маркиз. – Ну да ладно, сейчас об этом некогда…

Ирина вошла в свою личную комнату, которую она на старинный лад называла будуаром. Из этой комнаты двери вели в ее гардеробную, в спальню и ванную комнату. Здесь у нее был изготовленный по спецзаказу туалетный стол с особой подсветкой, здесь же было огромное зеркало, в котором хозяйка могла рассмотреть себя с головы до ног, здесь же стоял удобный диванчик, на котором Ирина могла отдохнуть после массажа и других столь же утомительных процедур.

В этой же комнате на стене висела картина известного художника Стрелкина, на которой, по утверждению автора, была изображена сама Ирина. Правда, Стрелкин работал в такой сложной современной манере, что узнать Ирину на портрете не мог никто, даже она сама. Разноцветные пятна на холсте, скорее, напоминали закат в саванне или пожар на химическом комбинате, но картина стоила таких денег, что невольно вызывала уважение у каждого, кто удостоился чести ее увидеть, так что вопрос о сходстве с оригиналом, как правило, не вставал.

Пройдя мимо этой картины, Ирина подошла к туалетному столу и повернула не заметную со стороны ручку. Из тумбы стола выдвинулся потайной ящичек, в котором были в беспорядке сложены бусы, кольца, браслеты и прочие украшения.

– Вот все, что я могу вам предложить! – проговорила Ирина страдальческим голосом и показала Мяснику на содержимое потайного ящичка.

Тот подошел ближе, вытащил ящик и вытряхнул все, что в нем было, на стол. На его лице отразилось разочарование и раздражение.

– И это все? – протянул он, брезгливо перебирая украшения. – Ну, вот это ожерелье еще чего-то стоит, все-таки жемчуг, и этот перстень, а остальное – просто дешевая бижутерия! За кого ты меня принимаешь? Нет, все-таки придется применить серьезные меры…

Мясник угрожающе шагнул к Ирине и вдруг перехватил взгляд ее падчерицы. Мальвина пристально смотрела на картину Стрелкина.

– Так-так-так! – проговорил Мясник заинтересованно. – Кажется, мы подошли к самому интересному!

Он подошел к картине и покосился на Ирину. Та явно занервничала.

– Ну что, дамочка, сама покажешь?

Ирина с ненавистью взглянула на падчерицу и прошипела:

– Вряд ли вы интересуетесь современным искусством! Эта картина, конечно, дорогая, но продать ее вы не сможете… для этого нужно иметь связи, знакомства…

– А я и не собираюсь ее продавать! – Мясник ловким жестом сорвал картину с гвоздя. Под ней оказалась дверца сейфа.

– Оп-па! Ну, дамочка, теперь ты не отвертишься. Открывай сейф, или я приступаю к приготовлению из тебя мясного ассорти…

Ирина замешкалась, но в это время вперед выступила ее падчерица:

– Я могу открыть сейф.

– Мерзавка! – прошипела мачеха. – Откуда ты знаешь код?

– Подсмотрела, мамочка! – хладнокровно ответила Мальвина. – Я вообще-то очень наблюдательная девочка.

– Дура! Отец тебе устроит!

– Когда, мамочка? – промурлыкала Мальвина.

– Какая разница – когда? Потом… когда вернется…

– Кажется, мамочка, ты все еще не врубаешься. Папашка никому ничего не устроит. По крайней мере, нам с тобой. У нас, мамочка, никакого «потом» не будет. – Мальвина взглянула на Мясника и закончила: – Неужели ты думаешь, что он оставит нас в живых? Это не тот человек, мамочка, чтобы оставлять свидетелей!

Ирина еще больше побледнела. До сегодняшнего дня она жила в уверенности, что все проблемы на этом свете разрешимы, все упирается только в цену вопроса. Есть вопросы копеечные, есть дорогие, есть очень дорогие, но неразрешимых нет. То есть они, конечно, есть, но только у бедных людей, у тех, кто не может заплатить за их решение. А она вполне состоятельна, значит, для нее все упирается только в деньги, в крайнем случае – в очень большие деньги…

Она перехватила взгляд Мясника – и поняла, что падчерица права, что хотя этот бандит пока разговаривает с ней довольно вежливо и до сих пор почти не тронул ее, их с Мальвиной судьба решена.

– Я… я открою сейф! – проговорила она дрожащим голосом.

– Нет уж, мамочка, я первая согласилась, значит, я его и открою! – Мальвина шагнула к сейфу, оттолкнула мачеху и взялась за металлические ручки. – Один раз налево, девять раз направо… – проговорила она. – Теперь еще семь раз налево… и что осталось? – Мальвина взглянула на мачеху и ухмыльнулась. – Какая последняя цифра, мамочка? Только не говори мне, что не помнишь, ведь это – год твоего рождения!

– Глупости! – фыркнула Ирина и залилась краской. – При чем тут мой возраст?

– Ничего не глупости, так и есть! Последняя цифра – единица! Ты, мамочка, родилась в одна тысяча девятьсот семьдесят первом году! Значит, еще один раз направо!

– Все ты врешь! – закричала Ирина. – Мне всего тридцать пять! А впрочем, какая разница?..

Замок щелкнул, и дверца сейфа открылась.

– Что и требовалось доказать! – с победным видом воскликнула Мальвина и запустила руку в сейф.

– Отойди от сейфа! – прикрикнул на нее Мясник.

– Сейчас отойду. – Мальвина изобразила крайнее любопытство. – Только загляну, что у нее там спрятано… мне же интересно, что покупает мой папашка этой белобрысой селедке, родившейся в середине прошлого столетия…

Мясник шагнул к сейфу, но на полпути остановился: Мальвина повернулась к нему, держа в руке небольшой плоский пистолет.

– Вот какие интересные штучки есть в этом сейфе! Молодец папашка, я так и знала, что он приготовит здесь что-нибудь на такой случай! – проговорила она совсем другим голосом и добавила твердо и решительно: – Стой, где стоишь, Мясник, и руки за голову!

– Девочка, ты что это вообразила? – процедил Мясник с плохо скрытой угрозой в голосе. – Ты что, решила, что можешь меня остановить? Ты же меня знаешь!

– Я, может, и не могу, но пуля из этого пистолета точно может! – и Мальвина щелкнула предохранителем.

– Дамочка, однако, вы ее плохо воспитали! – процедил Мясник, скосив глаза на Ирину. – Вы не объяснили ей, что нельзя поднимать руку на старших. А тем более – огнестрельное оружие. Боюсь, вам придется ответить за ошибки воспитания… скажите ей, чтобы отдала пистолет, а то вам будет плохо!

– Мальвина, не зли его! – испуганно проговорила Ирина. – Ты же знаешь, какой это опасный человек! Отдай… отдай ему пистолет!

– Ты не только стерва, мамочка, но еще и дура! У нас наконец появился шанс остаться в живых, а ты хочешь, чтобы я его отдала? – Мальвина повела стволом пистолета и добавила, обращаясь к Мяснику: – Руки за голову, козел! И отступи к стене…

– Ты ведь не сможешь в меня выстрелить! – Мясник пристально уставился на девушку и шагнул вперед. – Нас с тобой слишком многое связывает! И к тому же у тебя ручки дрожат…

– Еще как смогу! – Мальвина нажала на спуск, грохнул выстрел, и пуля просвистела возле самой щеки Мясника. – Ну что, убедился? Повторяю – руки за голову! Имей в виду, третий раз я повторять не буду!

– В меня – может быть, но в нее ты не выстрелишь! – Мясник схватил Ирину за плечи, закрывшись ее телом, как живым щитом. К ее шее он прижал лезвие ножа. – Положи пистолет или я ей перережу горло! Сейчас же положи пистолет! И ногой поддай в мою сторону!

– С чего бы это? – Мальвина усмехнулась. – Ты еще не заметил, какие нежные чувства связывают нас с мамочкой? Да я в ней с преогромным удовольствием наделаю дырок!

Лучшим подтверждением ее слов была смертельная бледность, залившая лицо Ирины.

– Ты… ты этого не сделаешь! – едва слышно проговорила мачеха.

– Сделаю, мамочка, хотя бы потому, что мне надоели эти бесконечные разговоры!

– Сволочь! – закричала Ирина. – Ты могла выстрелить сразу же, пока он был один! Ты нарочно дожидалась, чтобы он прикрылся мной! Ты все сделала нарочно!

– Не дергайся! – Мясник провел острием ножа по нежной шее, и на шелковое кимоно потекла кровь.

Ирина обмякла в его руках.

Мальвина уже положила палец на спусковой крючок, но в это время дверь комнаты открылась, и в нее заглянул Маркиз. Правда, узнать его было трудно: на его голове красовался рыжий парик, который он по наводке охранника позаимствовал в кладовке, из коробки с праздничными причиндалами, на щеках были нарисованы круглые пятна клоунского румянца.

– А вот и папочка! – выпалил он и в ту же секунду бросил на пол какой-то маленький предмет, от которого тут же повалили клубы густого черного дыма.

Из этого дыма, как чертик из табакерки, выскочил охранник, подпрыгнул и с диким криком ударил Мясника пяткой. Мясник крякнул и повалился на пол. А в комнату вслед за охранником ворвался Рвакля, вооруженный замечательным фонариком. Он размахивал этим фонариком и воинственно кричал, но из-за густого дыма ничего не видел и поэтому ударил своим проверенным орудием охранника. Тот удивленно охнул и упал рядом с Мясником. И в ту же секунду в комнате прогремел выстрел. Рвакля покачнулся и упал на свободное место.

Леня сдернул парик и кинулся на пол.

– Ты что – сдурела совсем? – заорал он, увидев, что голова Рвакли залита кровью. – Ты же его убила!

Рвакля пошевелился и застонал. Пошевелился и Мясник, но Леня, не глядя, успокоил его ударом ноги. Получилось не так лихо, как у охранника, но сработало.

– Что тут у вас? – в дверь заглянул второй охранник Гена. – Там этот бегемот очухался, пришлось ему успокоительного вкатить. Дозу взял тройную, как думаешь, не окочурится?

– Да что ты, это ему как слону дробина!

– А это что еще такое? – Гена пристально уставился на Мальвину, и глаза его зло потемнели. – Это она стреляла? Ну, стерва! Я к ней по-хорошему, думал, и правда мачеха сиротку бедную обижает, а она бандитов в дом привела!

– Кто ее обидит, тот трех часов не проживет! – угрюмо сообщила Ирина, зажимая царапину на шее.

– Лучше отдай пистолет! – охранник шагнул к Мальвине и протянул руку за оружием. – Хватит уже этого безобразия!

– Не подходи! – Мальвина попятилась к стене, обведя всех дикими глазами. – Не трогай меня, а то убью!

Хоп! – неожиданно в сторону Мальвины полетел все тот же многострадальный фонарик, который Леня нашел на полу. Фонарик ударил ее по руке, пистолет выпал, Мальвина зашипела от боли. Гена поймал пистолет и легонько двинул Мальвину по уху, чтобы перестала трястись и дико вращать глазами.

– Точно, в психушке тебе самое место! В людей палит!

– Ты, гад! – прошипела Мальвина. – Ты знаешь, что тебе отец сделает, за то, что ты меня ударил?

– Спасибо скажет! – высказалась Ирина.

– А я ни часа здесь не останусь! – присовокупил Гена, связывая Мясника. – Вот только этих полиции сдам – и все, прощевайте, дорогие хозяева, достали уже совсем!

– Погоди! – забеспокоился Маркиз. – Сначала надо нам отсюда убраться! Нам канитель с полицией ни к чему… Его к врачу надо срочно! А то, пока «Скорую» дождешься, он может и в ящик сыграть!

– Да не… – сказал второй охранник, очнувшись, – не помрет. Его по касательной задело, только кожу сняло. А пуля – вот она! – он показал на туалетный столик. – А сознание он от испуга потерял.

– Аптечка есть в этом гадюшнике? – спросил Маркиз, и Гена принес ему бинт и пластырь.

– Помогите мне донести его до машины, – сказал Маркиз, кое-как перевязав Рваклю, – главное – доставить его к врачу, а там все будет в порядке.

– В порядке? – раздался из угла комнаты дрожащий от злости голос Ирины. – А кто-нибудь подумал обо мне? Мне тоже нужен врач! А что я должна говорить мужу и полиции? А кто ответит за перенесенный мной стресс?

– Ну, это уж вы, дама, со своими проблемами сами разбирайтесь! – Маркиз нелюбезно отвернулся и скомандовал: – Взялись, ребята! Время дорого!

Ирина повернулась к Мальвине, и ее глаза загорелись, как два бортовых огня вошедшего в штопор самолета.

– Ну, Мальвиночка, на этот раз ты так легко не отделаешься! Выбирай: либо сейчас я сдаю тебя полиции, либо завтра утром ты возвращаешься в психушку. Причем я устрою там грандиозный скандал, и будь спокойна, больше тебе сбежать не удастся хотя бы потому, что они накачают тебя такой дозой лекарств, что ты очень быстро превратишься в овощ.

– Возьмите меня с собой! – взмолилась Мальвина, спрятавшись за Маркиза. – Я… я ее боюсь…

– Да что ты? Ну пожалуй… – Маркиз ловко отстранился. – Только еще один момент… где твоя кепка?

– Что? Какая кепка? – удивленно переспросила Мальвина.

– Красненькая такая кепочка… – терпеливо заговорил Леня – Сюда ты в ней пришла… Только не говори, что ты не помнишь… Лучше найди ее, детка, лучше найди… не шути со мной…

Мальвина вздрогнула, на секунду ей послышались в голосе неизвестного интонации Мясника.

– Да вот она! – Мальвина сбегала в гостиную и принесла кепку.

Маркиз набросился на нее коршуном, ощупал подкладку, и лицо его просияло.

– Счастливо оставаться, девочки! Ребята, взяли! – скомандовал он.

– А я? – пискнула Мальвина.

– Отвали от меня, исчадие ада! – рявкнул Леня. – Чтоб я тебя в жизни не видел!

– Ты можешь, конечно, уйти, – насмешливо сказала Ирина, когда они остались одни, – без денег и в чем есть. Будешь спать в подвале и питаться на помойке, там тебе самое место. Но долго ли так протянешь? И рано или поздно кто-нибудь прознает, что именно ты сдала полиции Мясника. И вот тогда… – мечтательно протянула она.

Мальвина вздрогнула и решила вернуться в психушку, все же там безопаснее.

– Ни фига себе! – сказал Ухо, выскочив из машины и подхватив одеяло, на котором несли Рваклю. – Вот так номер!

– У тебя есть врач знакомый и неболтливый? – отрывисто спросил Маркиз.

– Ну есть… – Ухо порылся в телефоне, – недавно как раз в аварию он вляпался, а тут в отпуск ехать. Ну, я ему за три дня машинку реанимировал… Андрей Петрович? Тут вот какое дело… Человечка одного надо бы подлатать… Срочно… Огнестрел? Да нет, что вы, – заговорил Ухо, видя, что Маркиз энергично машет руками, – он на лестнице упал, а еще его кошка поцарапала… Будет, – сказал Ухо, убирая мобильник, – сказал, к нему нельзя, а ко мне приедет… Так что в дорогу.

Маркиз сел на заднее сиденье, чтобы наблюдать за раненым.

Рвакля пришел в себя и смотрел грустно.

– Не зря кукушка так мало куковала… – еле слышно сказал он.

– Угу, ты не помирать ли собрался? – усмехнулся Маркиз. – Погоди еще…

Доктор Андрей Петрович уже ждал их возле мастерской Уха.

– Кошка, говоришь, поцарапала? – спросил он, осмотрев рану. – Ты за кого меня держишь? Я что – огнестрел от кошки не отличу? Ладно, тут царапина просто глубокая, да крови он потерял порядочно. Но, ребята, больше меня по такому делу не зовите, это же подсудно…

Он сделал укол, и зашил рану, и поставил капельницу, все у него было с собой.

– Надо бы утром еще укол сделать… – проговорил он, уходя, – сумеете?

– Разберемся! – заверил его Маркиз. – Вам за все спасибо!

На пятачке за Сенной площадью ничего не изменилось. Также валялись на пыльной земле несколько тюфяков, на которых по ночному времени спали бомжи. Судя по пустым бутылкам, спали они, умаявшись не от усталости, а приняв хорошую порцию крепких напитков.

Леня прошелся вдоль спальных мест, выискивая кое-кого нужного, благо ночи в июне в нашем городе светлые.

– Тебе чего? – высунулась сонная морда Капитана.

– Спокойно, я не к тебе, – отмахнулся Леня, – а, вот…

Машка Леденец спала, укрывшись с головой рваным ватником.

– Эй, – Леня потряс ее за плечо, – Рваклю увидеть хочешь?

– Где он? – Машка смотрела круглыми глазами и вертела головой.

– Поехали!

То ли спросонья, то ли вообще, как говорят, по жизни, но Машка была покладистой. Она молча протопала до машины и села на заднее сиденье, не задавая вопросов.

– Ой! – пискнула она, увидев спящего Рваклю. Цвет лица у него был под стать застиранной простыне.

– Спокойно! Жить будет! – заверил ее Маркиз. – Давай умойся и вспоминай навыки, ты ведь вроде медицинское училище окончила, или врала?

– Да нет… – прошептала Машка, – не врала…

Ухо только хмыкнул, он давно уже ничему не удивлялся.

Маркиз явился домой глубокой ночью, когда Лола потеряла уже всякую надежду. Вернувшись домой после ресторана, она решила отдохнуть. С чувством выполненного долга она приняла ванну с ароматной пеной, причем взяла не лавандовую, а цитрусовую, она тонизирует. Выпив в ванне бокал мартини, Лола пришла в дивное настроение. Жизнь снова показалась ей прекрасной, она молода и полна сил, они с Маркизом совершат еще много славных дел. Скоро Леня вернется, добыв эту злосчастную монету, и Лола тут же подсунет ему все материалы, что удалось добыть в ресторане Иоганныча. И Леня растрогается, скажет, какая она умница, что догадалась сама пойти на разведку, и погладит по голове. А еще добавит, что ему ужасно повезло, когда он случайно встретил Лолу два года назад, что у него самая лучшая в мире напарница и подруга.

От таких мыслей стало еще приятнее и почему-то захотелось есть. Лола полезла в холодильник и не нашла там ничего интересного, кроме двух кусков вареной телятины и сыра. Что ж, она была истинной племянницей своей замечательной черноморской тети Калерии Ивановны, которая готовит как бог. И даже лучше, кощунственно утверждал Маркиз, до сих пор с нежностью вспоминая то благословенное время, когда Лолина тетка гостила у них в Петербурге недолгое время.

Хоть Лола и рано выпорхнула из родительского дома, тетка успела ее кое-чему научить.

Сейчас Лола ловко нарезала телятину на аккуратные плоские кусочки, сбрызнула сковородку маслом и засыпала мясо тертым сыром. На гарнир пошли маринованные оливки и зелень – совершенно не к чему плотно наедаться на ночь. Лола красиво сервировала стол на двоих, имея в виду своего напарника, а пока вместо него положила телефон, ожидая, что он зазвонит и Леня сообщит, что проклятая монета наконец попала к нему в руки.

Она съела уже свою порцию и выпила зеленого чаю. Леня не звонил, и хорошее настроение понемногу улетучивалось. Кот, которому не дали холодной телятины, обиделся и сидел на пуфике, повернувшись к Лоле задом. Пу И спал в гостиной на диване. Попугай сидел в клетке и изредка отпускал нелицеприятные замечания.

Словом, в квартире было уныло и скучно. Лола подумывала уже, не включить ли телевизор. Леня очень не одобрял, когда звери его смотрели, но сегодня такой случай…

И в это время раздался тревожный звонок в дверь. Лола вскочила и, потеряв одну тапочку, помчалась открывать.

– Как ты долго! – сказала она и запнулась на полуслове, потому что на пороге стояла соседка Маргарита Степановна и на ней буквально не было лица.

– Что? – обреченно спросила Лола, зная уже, какой последует ответ.

– Персик! – выдохнула Маргарита и прижала руки к колыхавшемуся обширному бюсту.

Персиком звали ангорского хомяка необычайной красоты и пушистости. Он жил у соседей, немолодой бездетной пары. Муж Маргариты Степановны Вова хомяка просто обожал. Он заменял ему все увлечения и всех родственников и друзей, кроме жены. Причем хомяк стоял всегда на первом месте. Маргарита Степановна Персика тоже очень любила и уделяла ему много времени. Так уж супруги договорились: муж работает и обеспечивает для хомяка и жены приличный уровень жизни, а жена сидит дома и лелеет Персика.

Все было бы вполне справедливо, если бы Персик был обычным хомячком – ленивым созданием, любящим вкусно покушать и мягко поспать. Но нет, Персик был по-своему уникален. Он очень любил приключения. И упорно находил великое множество этих приключений на свою пушистую попу.

Как гласит народная мудрость, под лежачий камень вода не течет, так что главной заботой предприимчивого ангорского хомяка было любой ценой выскочить из клетки. А там уж он действовал по обстоятельствам: либо бежал на балкон и с удовольствием копался в ящиках с цветами, либо несся на кухню прямиком к помойному ведру, пару раз выскакивал на лестницу, а одни раз даже забежал в квартиру Лолы и Маркиза. Кот Аскольд до сих пор не может простить Лене того, что лишил его такой чудесной охоты.

Так что сейчас Лола поняла, что снова придется ловить беспокойного хомяка. Вот только где…

– Персик! – всхлипнула Маргарита Степановна. – Он пропал!

– Входная дверь? – осведомилась Лола.

– Закрыта! – сквозь слезы сказала соседка.

– Балкон?

– Тоже запирала!

– Ванна, туалет?

Маргарита выкатила глаза, как солдат в строю.

Лола отправилась к соседке. На первый взгляд в квартире все было в порядке.

– Клеточка стояла в гостиной, – прерывистым, полным страдания голосом сообщила Маргарита, – мы с Персиком сериал смотрели… Он зернышки кушал, а я чай пила… с пирогом абрикосовым… Только испекла…

Лола понимающе кивнула – дивного вкуса абрикосовый пирог Маргариты Степановны известен был не только на их лестнице, но и во всем доме. Да что там, из других домов приходили во двор соседки и просили заветный рецепт.

Маргарита рецепт давала охотно, но, что характерно, ни у кого не получалось такой нежной и вместе с тем хрустящей корочки и такой удивительно вкусной абрикосовой начинки.

Рецепт был довольно трудоемкий: нужно было каждый абрикос разделить пополам и аккуратно вынуть косточки, затем замочить дольки в сахарном сиропе с добавлением хорошей порции ликера амаретто, а тесто замесить и поставить в холодильник. И только через три часа выпекать пирог. А потом посыпать сверху сахарной пудрой и миндальной стружкой.

В конце концов соседки отступились, решив сообща, что Маргарита, видимо, знает какое-то волшебное слово.

Сериал кончился, говорила далее Маргарита, она вышла на кухню, чтобы отнести туда чашку, а когда вернулась, клетка была открыта, и Персик исчез.

– Тщательнее закрывать надо! – сварливо сказала Лола.

Маргарита посмотрела жалостно и сказала, что Вова этого не переживет. Лола тут же устыдилась и представила, как бы она себя чувствовала, если бы пропал Пу И. То есть только собиралась представить, но не смогла.

Они обшарили в квартире все укромные углы, высыпали на пол в кухне и в прихожей вкусного сухого корма, надеясь, что Персик выйдет на приманку. Лола потыкала шваброй под ванной и надышалась пылью, ползая на животе по полу, стараясь заглянуть под кровать.

Все было напрасно, и Маргарита Степановна совершенно упала духом.

– Погодите-ка, а что вы делали до этого? – осенило Лолу. – Ну, перед тем, как смотреть сериал?

– Пекла пирог… а до того…

– Косточки! – вскричали хором Лола с соседкой.

После того, как замочила абрикосы в ликере, Маргарита занялась абрикосовыми косточками. Она расколола каждую, чтобы получить ядрышки. Ядрышки от абрикосов нужны были ей для абрикосового варенья, Маргарита готовила их впрок, дожидаясь, когда абрикосы будут самые дешевые.

Хомяк Персик абрикосовые ядрышки просто обожал, даже сильнее, чем попугай Перришон.

Маргарита сушила ядрышки на сковородке и складывала в большой бумажный пакет, чтобы не отсырели.

– Где? – бросила Лола одно слово.

Соседка прижала руки к бюсту и махнула рукой в сторону нужного шкафчика.

И что вы думаете? Пушистый обжора сидел там, прямо в пакете, и с удовольствием поедал ядрышки. Он поглядел на Лолу глазками-бусинками и, кажется, подмигнул.

– Персик! – умилилась Маргарита. – Мой дорогой!

Лола вернулась домой, прижимая к груди половину абрикосового пирога и пакет с ядрышками для Перришона.

Дома она застала такую картину. Кот Аскольд и Пу И сидели на плите и доедали со сковородки Ленину порцию телятины. Попугай молча страдал в клетке.

Лола не стала ругаться и бить нахалов поварешкой: сама виновата, оставила сковородку без присмотра.

Она взглянула на часы: пора бы уж ее компаньону объявиться. На душе стало как-то неприятно. Но незачем поддаваться эмоциям, нужно озаботиться едой для голодного мужчины.

И Лола занялась делом.

Через час в духовке тушилась индейка с грибами в сметанном соусе, а Лола резала зеленый салат. Абрикосовый пирог она спрятала в буфет, завернув предварительно в фольгу.

В хлопотах прошел еще час, после чего Лола заволновалась всерьез. Она поминутно смотрела на телефон, борясь с искушением позвонить самой: а вдруг Ленька забыл поставить его на вибровызов и телефон зазвонит в самый неподходящий момент?

Еще через час Лола решила посоветоваться с котом, он всегда чувствовал, что происходит с его обожаемым Маркизом. Аскольд, однако, вел себя индифферентно, никак на ее вопросы не реагировал, отчего Лола еще больше разволновалась.

Салат, заправленный уксусом, совсем раскис, индейка в духовке разопрела, так что было непонятно, где индейка, где грибы. Лола металась по квартире, не находя себе места. Она то брала на руки подвернувшегося Пу И, то пыталась погладить Аскольда. Аскольд в ответ только шипел и возмущался. Попугай подбадривал ее разными словами, но получалось еще хуже.

Открыв дверь, Леня увидел такую картину.

На полу в прихожей лежали диванные подушки, на них спала Лола, выражение лица у нее было самое страдальческое. Под мышкой у нее притулился Пу И, кот грел другой бок. Попугай свисал с вешалки, как потрепанное боа из страусиных перьев. Он заговорил было бессвязно и нечленораздельно, но Леня прижал палец к губам: не шуми, не буди друзей-приятелей и Лолу.

Переступив через всех домочадцев, Леня отправился прямиком на кухню, потому что безумно хотелось есть.

В холодильнике стояла миска с какими-то зелеными ошметками, Леня понюхал и поморщился. В духовку он заглянуть не догадался, так что разопревшая до неприличия индейка осталась нетронутой. Зато обнаружился абрикосовый пирог в буфете. Лень было даже греть чайник, и Маркиз съел все, что было на тарелке, всухомятку.

«Целый день дома сидела, – подумал он, как в старом анекдоте, – пожрать приготовить не могла!»

Он подхватил Лолу не слишком бережно и отнес в ее комнату на кровать. Лола повернулась поудобнее и сладко зачмокала во сне, как ребенок. Пу И притащился самостоятельно, хоть и пошатывался спросонья. Проснулся только кот. Маркиз показал ему монету, но поиграть не дал: еще закатит куда-нибудь, потом не найдешь…

Разбудил Леню телефонный звонок. Он глянул на часы и поморщился: была половина восьмого. Учитывая, что вернулся вчера домой Леня во втором часу ночи, просыпаться было рановато.

– Чем вы меня порадуете? – довольно сухо осведомился заказчик.

– Известно чем, – в тон ему ответил Маркиз. – Ваш заказ выполнен. Можете получить его в удобное для вас время. И произведем окончательный расчет.

– Ну, наконец-то! – голос заказчика немного потеплел. – Я уж думал, что пора подыскивать другого исполнителя. Что-то вы долго провозились. Ну ладно, лучше поздно, чем никогда…

На этот раз Маркиз промолчал. Он понимал, что заказчик может быть недоволен. Конечно, задержка произошла по независящим от Лени причинам, так уж неудачно сложились обстоятельства, но неудачные обстоятельства – это причина, на которую всегда ссылаются неудачники и дилетанты, Леня Маркиз никогда не опустился бы до такого.

– Итак, запоминайте, – заказчик наконец перешел к делу, – сегодня в одиннадцать ноль-ноль вы приедете в новый визовый центр на улице Красных Жестянщиков. Знаете, этот новый центр, который только что открыли недалеко от Смольного…

– Да-да, знаю, – подтвердил Леня.

Последние недели весь город пестрел рекламой этого центра. Особенно часто попадался плакат, на котором рыжий подросток заявлял: «Оформлю финскую визу и поеду на деревню к дедушке Матти».

– Знаю, – повторил Маркиз.

– Очень хорошо. Значит, вы приедете туда к одиннадцати и пройдете прямо в зал выдачи документов. Подойдете к тому окну, к которому вызовут господина Мармеладова. Отдадите клерку в окне… то, что вы для меня достали, а он вам передаст остаток денег. Да, предмет, который вы принесете, должен лежать в обычном конверте без марки, в каких обычно пересылают документы…

– Это понятно, – заверил заказчика Маркиз.

– Ну, если вам все понятно, не буду больше отвлекать вас от дел! – и из трубки понеслись гудки отбоя.

– Визовый центр, значит… – задумчиво проговорил Леня, убирая телефон, – а что, удобное место… С другой стороны, что это он так шифруется? То прямо в свой ресторан меня приглашал, а то такие сложности. Но клиент всегда прав, что уж тут говорить…

Он еще немного подумал и добавил тем же задумчивым тоном:

– Господин Мармеладов, значит… Достоевского наш заказчик любит… ну-ну… ох уж эта загадочная русская душа! Ох уж мне эти униженные и оскорбленные!

– Я в «Униженных и оскорбленных» играла! – подала голос Лола. – Правда, не главную роль…

Оказывается, она давно уже стояла в дверях, в голубом халатике и синих тапочках с помпонами.

– Что? – переспросил Маркиз. – Главная роль здесь чересчур опасна, ее придется сыграть мне…

– А ты когда вернулся? – спохватилась Лола. – Нашел хоть монету?

– Ага, купил-нашел, едва ушел, – согласился Леня, – а ты все на свете проспала!

Лола обиделась. Она-то волновалась, места себе не находила, в голову лезли всякие ужасы, а он теперь хамит!

– Ты меня совсем не слушаешь! – надулась Лола. – О чем ты все время думаешь?

– О том, что наш заказчик нравится мне с каждым днем все меньше и меньше! Но сегодня мы произведем с ним окончательный расчет и разойдемся как в море корабли…

– Кстати, об этом заказчике… – начала было Лола, но Маркиз ответил совершенно невпопад:

– Да, этот цвет тебе гораздо больше идет…

– Какой цвет? – оторопела Лола. – Этот халат?

– При чем тут халат? – заорал Леня. – Что ты лезешь ко мне со своим халатом! Стану я еще в бабских тряпках разбираться, когда такое дело несуразное!

– Какое дело? Леня, я должна тебе сказать… – заторопилась Лола, – понимаешь, я вчера…

– Да можешь ты оставить меня в покое? – зарычал Маркиз. – Я тороплюсь на важную встречу, так хоть позавтракать куда-нибудь зайти! В доме шаром покати! Пришел вчера – хоть табуретку грызи!

– Так в духовке же индейка! – закричала Лола, но ее злобный с утра компаньон только махнул рукой и удалился.

Лола с опаской открыла духовку и заглянула в латку. Чем угодно можно было назвать это месиво, но только не индейкой с грибами.

За десять минут до назначенного времени Маркиз вошел в визовый центр, поднялся в зал выдачи документов и занял свободное место. Он принял непринужденную позу и положил на колени конверт, в котором лежала злополучная монета.

– Господин Куроедов, к третьему окну! – произнес приятный женский голос в динамике.

– Извините, какую фамилию назвали? – вскинулся краснощекий толстяк, сидевший справа от Лени. – Не Шоколадов?

– Нет, Куроедов, – проговорил Маркиз вежливо. – А Шоколадов – это, должно быть, вы?

– Да, совершенно верно, меня зовут Станислав Шоколадов! – представился сосед, скромно потупившись. – Такая уж фамилия… известная фамилия, между прочим. Мы, Шоколадовы, двести лет держали большую булочную и кондитерскую на Васильевском острове. А сейчас, видите ли, приходится ехать в Финляндию, там у меня двоюродная прабабка обнаружилась…

– Рад за вас! – пробормотал Маркиз, непроизвольно покосившись на часы.

Он подумал, что большую часть двадцатого века потомственные кондитеры Шоколадовы вряд ли торговали сладостями на Васильевском острове. Скорее, они продавали валенки и ватники в отдаленных районах Крайнего Севера.

Шоколадов хотел продолжить, но в это время мелодичный голос объявил:

– Господин Фиолетов, к пятому окну!

– Извините, какую фамилию назвали? Не Шоколадов? – всполошился толстяк.

– Нет, Фиолетов, – ответил Леня уже не так вежливо.

– То есть, – продолжил сосед с прежнего места, – прабабка как раз не обнаружилась… она скончалась и оставила мне наследство, кондитерский магазин в Хельсинки…

– Рад за вас, – повторил Леня сухо и подумал, что стоит пересесть подальше от разговорчивого кондитера.

– Вот и приходится оформлять визу… – не унимался толстяк, – так бы я никуда не поехал, я считаю, что путешествия – это пустая трата времени и денег…

– Господин Абрикосов, к четвертому окну! – проговорила невидимая дежурная.

– Извините, а сейчас не Шоколадов? – подскочил толстяк.

– Да нет, вовсе не Шоколадов! Абрикосов! – выпалил Маркиз раздраженно.

Он было собрался пересесть, но в последний момент вспомнил, что выдержка и терпение – обязательные качества в его профессии, и взял себя в руки.

Шоколадов не заметил сложных движений Лениной души и продолжил свой нескончаемый монолог:

– Вы понимаете, может быть, я бы не поехал только ради магазина, но адвокат сообщил мне, что прабабка, помимо прочего, завещала мне рецепт знаменитого морошкового шоколада. Этот шоколад был семейным секретом моих предков, но секрет его изготовления был утрачен в начале прошлого века и сохранился только в финской ветви нашей семьи… и мой отец, и мой дед мечтали вернуть утраченный рецепт… я обязан вернуть его хотя бы ради их памяти…

– Господин Мармеладов, подойдите к шестому окну! – раздался голос в динамике.

– Это меня! – воскликнул Шоколадов и кинулся к окошку.

– Постойте, это вовсе не вас… – проговорил вслед ему Леня и встал, чтобы исправить ошибку, но толстяк уже подскочил к окну служащего и сунул туда голову.

Леня подошел следом за ним и осторожно тронул Шоколадова за плечо:

– Это вызвали не вас, а меня… не Шоколадова, а Мармеладова!

Однако потомственный кондитер не ответил и вообще никак не отреагировал на Ленины слова. Он тяжело навалился на прилавок, отделявший его от окошечка. Голова его была внутри.

– Эй, что с вами? – забеспокоился Леня.

Шоколадов начал медленно сползать на пол. Его голова появилась из окошка.

Маркиз придержал его за плечо, заглянул в лицо…

На лице толстяка было выражение крайнего удивления. Глаза его были широко открыты, как бывают открыты только глаза мертвецов, пока им на веки не положат пятаки.

Поддерживая Шоколадова, Леня заглянул в окошко.

За этим окном, по идее, Маркиз ожидал увидеть лицо служащего визового центра. Того самого, которому он должен был передать конверт с монетой и получить в обмен деньги. Но лица там не было, был виден только затылок клерка. Волосы хорошие, чуть седоватые, шея слегка в морщинах… Лицом человек уткнулся в разбросанные по столу бумаги, но этот затылок был определенно Лене знаком.

Конечно, можно было допустить, что с господином Шоколадовым внезапно случился сердечный приступ. Например, от радости при мысли, что он вернет семейный рецепт шоколада. Но в то, что именно в ту же секунду сердечный приступ случился с клерком, Леня не мог поверить при всем желании.

Особенно ему мешала поверить в такое совпадение подозрительная красная лужа, быстро растекавшаяся по документам на столе клерка. Несомненно, это была кровь.

Леня похолодел. И едва не выпустил из рук отяжелевшее тело господина Шоколадова. Но тут же опомнился. Следовало срочно уносить ноги. Он окинул взглядом стол несчастного клерка и отметил машинально, что нигде не видно серого конверта с документами Шоколадова. Он только что сунул этот конверт в окошко, а его нет. Тело, лежащее лицом на столе, вдруг дернулось и сползло на пол, таким образом, Леня смог увидеть лицо убитого. Хоть оно и было залито кровью, Леня узнал своего заказчика Антона Ивановича Штемпеля.

Вот, значит, как. Теперь точно нужно исчезнуть.

Леня оттащил Шоколадова от окна и попытался пристроить на стул.

– Что случилось? – к ним уже спешил охранник.

– Человеку плохо, душно у вас тут… – объяснил Леня.

Тут же собрались вокруг любопытствующие. Охранник нахмурился и нажал кнопку переговорного устройства. Маркиз тихонько отступил в сторону и смешался с посетителями. Что-что, а исчезнуть незаметно с места происшествия он умел как никто другой.

Над Шоколадовым уже собралась небольшая толпа, и пробирался туда человек в белом халате.

Леня окинул взглядом зал. В углу виднелась дверь туалета. Из нее вышел человек в синем комбинезоне сантехника с плоским восточным лицом. Невозмутимо поглядев на суетящихся людей, он пошел по своим делам. Леня проскочил в вертящиеся двери и пошел прочь от визового центра, стараясь не торопиться.

Дома было тихо, ни Лола, ни звери не вышли его встретить. Маркиз пошел по квартире и нашел всех четверых в комнате у Лолы. Она сама сидела у туалетного столика, Пу И валялся на кровати, попугай угнездился на шкафу, а кот сидел на подоконнике, посматривая во двор и задумчиво покусывая остатки фиалок. Причем, что удивительно, Лола ему это позволяла.

– Привет! – сказал Леня. – Лолка, ты не хочешь спросить, как все прошло?

Лола молча пожала плечами и еще внимательнее уставилась в зеркало.

– Зачем? – сказала она. – Я и так знаю, что все прошло прекрасно, как всегда, когда за дело берешься ты и когда тебе никто не мешает…

– Издеваешься… – Леня с размаху плюхнулся на кровать, спугнув Пу И, – а меня, между прочим, едва не убили…

– Ну уж… – Лола глядела недоверчиво, – ты преувеличиваешь…

Леня схватил песика и зарылся лицом в шелковистую шерстку. Пу И деликатно вырывался, потом затих.

– Не мучай собаку, говори толком! – Лола отобрала Пу И.

– Вы все – эгоисты! – объявил Маркиз, после чего подробно пересказал все события, случившиеся вчера и сегодня утром.

– Круто! – восхитилась Лола. – Заказчика убили! И что теперь делать?

– Ты понимаешь, что если бы этот несчастный Шоколадов не кинулся вперед меня в окошко, сейчас ты бы занималась моими похоронами? – втолковывал Маркиз.

– Ой, бедный Ленечка! – Лола прижала к себе Пу И и смотрела потемневшими глазами.

Леня Маркиз был человеком наблюдательным, но с Лолкой ведь никогда не угадаешь, всерьез она или прикалывается. На всякий случай Леня решил не показывать обиду. И вообще, сейчас не время.

– Господи, как же я прокололся с этим заказчиком! – вздохнул Леня. – Нужно было поразведать о нем побольше. Тебя в тот ресторан послать, что ли…

Лола издала странный фыркающий звук, но Маркиз не обратил на него внимания.

– А что, устроилась бы туда уборщицей или официанткой, выяснила все подробности… Ведь видел же я, что не все ладно в этом ресторане треклятом! – каялся Маркиз. – Иоганныч этот какой-то странный…

– Угу, – сказала Лола, и кот поглядел с подоконника очень выразительно.

А Пу И подобрался по кровати поближе и легонько цапнул за палец.

– Что такое? – до Лени наконец дошло. – Что вы еще придумали?

– Дур-рак! – заорал попугай. – Кр-ретин!

– Ну вот… – Леня совсем расстроился, – Лолка, ну посоветуй, что делать-то?

– Быстро проси прощения за утреннее хамство! – приказала Лола.

– Ну извини, а что я сказал-то?

– А теперь смотри! – она положила перед ним журнал с фотографией Осетровского и тот снимок, что утащила из ресторана, а сама быстро-быстро говорила.

– Лола. – Маркиз встал и прижал руки к сердцу. – Ты самая умная женщина из всех, кого я знаю! Лола! Я снимаю перед тобой шляпу!

– У тебя ее никогда не было, – рассмеялась Лола, – и насчет ума ты врешь, конечно, но все равно приятно.

– Так… – снова Леня был собран и сосредоточен на деле, – стало быть, Иоганныч все мне наврал. За то и поплатился. И за каким чертом ему так нужна была эта монета, хотелось бы знать?

– Вот что там было еще. – Лола подсунула листок рисовой бумаги.

– Красиво оформлено! – Маркиз вгляделся в иероглифы. – Вот что, мне срочно нужен человек, который разбирается в этой китайской хрени…

Когда говорят «не имей сто рублей, а имей сто друзей», явно либо сильно завышают курс рубля, либо столь же сильно недооценивают дружбу. Леня Марков считал, что десять друзей, да что там – даже десять хороших знакомых стоят больше десяти миллионов в свободно конвертируемой валюте. Потому что деньги – это текучая материя, как вода или песок, они уходят между пальцами, а друзья и приятели остаются, и к ним можно обратиться в трудную минуту.

Среди Лениных знакомых были самые разные люди: молодые и старые, высокообразованные и едва окончившие среднюю школу со средним баллом «три с минусом», но все они были единственными в своем роде специалистами и знатоками в каком-нибудь полезном деле.

Скажем, Ухо прекрасно разбирался в любых средствах передвижения, с мотором или без него, Рудик Штейнман был знатоком тонких финансовых и экономических процессов, а Иван Францевич Миллер являлся лучшим в городе специалистом по драгоценным камням, ювелирным украшениям и антиквариату. У Миллера не было собственного магазина или ювелирного салона, он работал на дому, но при этом обладал блестящей репутацией в кругах антикваров и ювелиров.

Именно ему и позвонил Леня, когда перед ним возникла задача разобраться с таинственной китайской запиской.

– Иван Францевич, – проговорил Маркиз после обычного обмена приветствиями, – вы ведь знаете очень многих специалистов узкого профиля. Нет ли среди них кого-то, кто разбирается в китайских иероглифах и во всем, что так или иначе связано с Китаем?

– И это, Леня, вы называете «узким профилем»? – даже по телефону было слышно, что Иван Францевич улыбнулся. – Китай, Леня, это половина планеты! На китайском языке говорит каждый второй человек в мире! Но, впрочем, вам нужна не лекция, а конкретная помощь. Если вам требуется консультация по Китаю, никто не поможет вам лучше, чем Ким Рихардович Табель.

– А кто это такой? – заинтересовался Маркиз.

– Вообще-то, он пенсионер. Точнее, писатель на пенсии. Насколько я знаю, ему далеко за восемьдесят, хотя по внешнему виду этого никак не скажешь. Большую часть своей долгой жизни Ким Рихардович провел в Китае…

– В каком качестве?

– Подозреваю, в качестве разведчика. Или, если вы предпочитаете такое слово, шпионом. Только сам он об этом не распространяется, а я свои подозрения стараюсь держать при себе.

– А разве разведчики выходят на пенсию?

– При большом везении – выходят. А Ким Рихардович – человек чрезвычайно везучий. А еще – очень осторожный. Впрочем, вы сами это увидите. В общем, как я сказал, он провел в Китае много лет и стал блестящим специалистом по китайскому языку, китайской истории, китайским традициям, китайскому искусству, а заодно – по китайской кухне, китайской медицине, китайским единоборствам и всему прочему, чем прославилась эта огромная и интересная страна. Выйдя на покой в чрезвычайно солидном возрасте, он не стал бездельничать, как многие другие пенсионеры, а нашел своим знаниям новое применение: стал писать детективные и приключенческие романы, основанные на воспоминаниях из китайской жизни. Кстати, на этом поприще Ким Рихардович тоже достиг успеха, его книги издаются большими тиражами и переведены на многие языки, в том числе, как нетрудно догадаться, на китайский. Главный герой его детективных романов – буддийский монах Лю, большой любитель разгадывать криминальные загадки. Возможно, вам попадалась какая-нибудь из книг Табеля. Он пишет под псевдонимом Бельский…

– Нет, не читал, – с сожалением ответил Маркиз. – Мне в жизни хватает приключений и загадок, так что детективов я не читаю. И где же можно найти вашего разведчика на пенсии?

– Где? Дайте подумать… у нас ведь сейчас вторая половина июня, значит, должны цвести ирисы…

– И при чем тут ирисы? – удивился Леня.

– При том, что Ким Рихардович ни в коем случае не пропустит такое красивое зрелище. Значит, вы непременно найдете его в иридарии ботанического сада…

– Где? – удивленно переспросил Маркиз.

– В иридарии, – строго повторил Миллер. – То есть на участке, где выращивают сортовые ирисы. А Ботанический сад у нас располагается на Аптекарском острове, рядом с Петроградской стороной…

– Ну уж, где находится Ботанический сад, я как-нибудь знаю! – обиделся Леня. – Я ведь в Петербурге родился и вырос. Правда, тогда он назывался не Петербургом, а Ленинградом, но Ботанический сад находился там же, где и сейчас, и растения в нем были примерно те же самые. Помню, как-то с одной девушкой мы провели… впрочем, это не относится к теме нашего разговора. Значит, вы говорите, что ваш китаист любуется там ирисами? А как я его узнаю?

– Узнаете, – уверенно ответил Иван Францевич.

– И последний вопрос. Могу я на вас сослаться?

– Конечно, можете. Мы ведь, Леня, давно с вами знакомы и до сих пор не разочаровывали друг друга.

Через сорок минут Леня шел по Ботаническому саду, приближаясь к участку, где сотрудники сада выращивали сортовые ирисы. Этот цветник был виден издалека: чудесные ирисы сияли всеми цветами радуги и тонкими, удивительными оттенками, здесь были и синие, и лиловые экземпляры, и желтые с бордовыми полосками, и темно-красные с коричневыми. Помимо удивительных оттенков цветы поражали глаз своей причудливой формой. Были тут ирисы низкорослые, японские, были сибирские, растущие кучно, как будто готовый букет, были ирисы, называемые бородатыми за форму цветков. Возле крошечного бассейна цвели ирисы высокие, желтые, пахли они дыней.

Возле цветника толпились опытные садоводы и обыкновенные любители, восторженные старушки и родители, которые привели в Ботанический сад детей, чтобы с раннего возраста приучить их к прекрасному.

Но среди этой толпы выделялся худощавый мужчина в светлом костюме.

Его трудно было не заметить, поскольку он неподвижно стоял в стороне от остальных посетителей, любуясь невзрачным на первый взгляд цветком – невысоким ирисом бледно-голубого цвета.

Впрочем, не это, вернее, не только это привлекло к незнакомцу Ленино внимание.

Наметанным взглядом профессионала Маркиз определил, что незнакомец в светлом костюме обладает той же особенностью, что и сам Леня: его внешность кажется приятной, но совершенно не запоминающейся, лишенной особых примет и характерных признаков. Несомненно, это весьма ценное качество не только для мошенника, но и для профессионального разведчика.

Единственное, что смущало Леню, – Иван Францевич сказал, что бывшему разведчику далеко за восемьдесят, а этому любителю ирисов трудно было дать больше шестидесяти лет.

Тем не менее Леня осторожно приблизился к незнакомцу в светлом, держась позади него и двигаясь совершенно бесшумно.

Однако когда их разделяло не более трех шагов, незнакомец, не поворачивая головы и не делая резких движений, проговорил:

Ирисы зацвели.Над речной долиной рассеялись клочья тумана.Лето пришло.

И, совершенно не меняя интонации, продолжил:

– Как здоровье Ивана Францевича?

Леня закашлялся от неожиданности и ответил:

– Он вам звонил? Вы, я полагаю, Ким Рихардович?

– Нет, – ответил человек в светлом, по-прежнему не поворачивая головы. – Да.

– Не понял. – Леня совершенно растерялся. – Так нет или да?

– Я ответил вам в порядке поступления вопросов. Нет – Иван Францевич не звонил мне. Да – меня зовут Ким Рихардович.

– Но как вы догадались, что я от Ивана Францевича? Вы ведь даже не взглянули на меня!

– Ну почему же не взглянул? Я прекрасно видел ваше отражение в этом зеркале! – Ким Рихардович показал на застекленную оранжерею, расположенную в нескольких шагах от него. – Знаете ли, у меня есть полезная привычка видеть то, что расположено за моей спиной. При моей прежней профессии она очень продлевает жизнь…

– Но, однако, я все равно не понимаю… – растерянно проговорил Маркиз. – Как вы узнали?..

– Очень просто. – мужчина улыбнулся одними губами. – Я видел, что вы, в отличие от остальных, пришли сюда вовсе не любоваться ирисами. У вас вид занятого, делового человека, на цветы вы почти не глядели, зато внимательно оглядывали людей и быстро выделили именно меня. Надо признать, я насторожился. Жизнь у меня была трудная, насыщенная самой разнообразной деятельностью, и, разумеется, у меня есть враги. Но, понаблюдав за вами некоторое время, я понял, что вы не киллер и не сотрудник спецслужб…

Леня еще не успел задать вопроса, но Ким Рихардович уловил его по выражению Лениного лица и тут же ответил:

– Во-первых, киллер не подошел бы ко мне так близко, он ждал бы меня заранее в засаде и выстрелил бы с безопасного расстояния, так что я даже не узнал бы о его появлении. А сотрудников спецслужбы я научился распознавать по внешнему виду, по манере поведения, по характерной походке… ну, в общем, это уже на уровне подсознания. Так вот, вы не противник и не коллега, вы заведомо штатский человек, и у вас ко мне имеется дело. А в таком случае вас мог ко мне отправить только Иван Францевич, больше некому!

– Блестяще! – восхитился Маркиз. – Я чувствую себя доктором Ватсоном при первой встрече с Шерлоком Холмсом!

– Посредственный детектив! – поморщился Ким Рихардович. – Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос – как здоровье Ивана Францевича?

– Прекрасно, – Леня улыбнулся, – как вы знаете, на здоровье он никогда не жалуется. Мне кажется, вы тоже.

– Но возраст, знаете ли, все же дает себя знать! – вздохнул Ленин собеседник. – Представляете, в этом году мне пришлось ограничить утреннюю пробежку всего двумя километрами! Я понимаю, это звучит смешно…

– Для кого как! – протянул Леня завистливо. – Моя утренняя пробежка – несколько метров от спальни до ванной. Ну, еще, конечно, собачку вывожу, но это не каждый день…

– Нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью! – пожурил Леню Ким Рихардович. – Впрочем, не буду вас воспитывать, это неблагодарное занятие. Итак, с чем вы ко мне пришли?

– Иван Францевич сказал мне, что вы большой специалист по китайской культуре…

– Что вы! – старик замахал руками. – Какой я специалист! Помню, когда я двадцатилетним мальчишкой только окончил восточный факультет и приехал стажироваться в Пекин к профессору Лю Бо Шаню, я действительно воображал, что все знаю о Китае. Но профессор быстро показал мне всю глубину моего невежества, и с тех пор я изучаю Китай больше полувека, но с каждым годом убеждаюсь, что почти ничего о нем не знаю!

– Уважаю вашу скромность, однако думаю, что вы все же сможете дать мне ценную консультацию. А вам, я думаю, не помешает небольшой гонорар…

– Разумеется! – Ким Рихардович смущенно улыбнулся. – Пенсия у меня скромная, и, хотя я еще кое-что зарабатываю своими писаниями, деньги никогда не бывают лишними. Итак, что вас интересует?

Леня достал из кармана конверт, раскрыл его и протянул своему собеседнику сложенный вдвое листок рисовой бумаги. Ким Рихардович, прежде чем взглянуть на текст, внимательно осмотрел бумагу, ощупал ее тонкими музыкальными пальцами и даже осторожно обнюхал.

– Хорошая бумага, – проговорил он с удовлетворением, – изготовлена не позднее тридцатых годов прошлого века. Но тушь более поздняя. Думаю, ей лет пятьдесят, не больше…

Только после этого он развернул листок, отодвинул его подальше от глаз и нараспев прочитал:

На западе среди горПышно цветут хризантемы.Третья стража настала,Четвертый месяц зимы.На тропинке медвежьи следы,И цветок мэйхуа, словно пара скрещенных ключей,Затворяет тайны пленительной ночи.

Голос старика затих. Леня стоял в растерянности. Наконец он осмелился задать вопрос:

– И что это такое?

– Стихотворение, – ответил Ким Рихардович, пожав плечами. – Довольно приличное. Я бы сказал, что его написал образованный китаец, близкий ко двору последнего императора…

– Пу И, – машинально проговорил Маркиз.

– Совершенно верно, Пу И Айсин Гиоро, последний император маньчжурской династии. А вы все же что-то знаете… впрочем, ведь это вы нашли этот листок, значит, должны знать о нем куда больше меня!

– Увы, он попал ко мне случайно! – вздохнул Леня. – Я думал, что он содержит что-то более осмысленное…

– Более осмысленное? – Ким Рихардович строго взглянул на Леню. – Извините, молодой человек, но в мире нет ничего более осмысленного, чем поэзия, во всяком случае – китайская поэзия! Поэзия – это вообще язык для самой лаконичной передачи смысла!

– Да, вы, наверное, правы! – согласился Леня. – Только это ничуть не приближает меня к разгадке. Впрочем, повторите, пожалуйста, ваш перевод, я его на всякий случай запишу.

Он достал блокнот и записал китайское стихотворение. Затем передал Киму Рихардовичу гонорар и на всякий случай оставил ему номер телефона для связи.

– Это на тот случай, если вам что-то еще придет в голову!

Лола ждала Маркиза на пороге, рядом с ней сидел Аскольд, обернув лапы хвостом.

– Ну что, Ленечка? – спросила боевая подруга. – Тебе удалось что-нибудь узнать? Тот листочек, который я нашла в ресторане, приведет нас к чему-нибудь интересному?

– Это оказалось обычное стихотворение…

– Стихотворение? – разочарованно протянула Лола. – Почему же он его прятал?

– Вот уж не знаю! – Леня достал из кармана листок с переводом и нараспев продекламировал:

На западе среди горПышно цветут хризантемы.Третья стража настала,Четвертый месяц зимы.На тропинке медвежьи следы…

– Давно хотела побывать в Швейцарии… – задумчиво пробормотала Лола.

– Что?! – Маркиз поперхнулся и удивленно уставился на нее. – При чем тут Швейцария? Я тебе читаю китайское стихотворение, а вовсе не швейцарское!

– Ну, ты же сказал – на западе среди гор… вот я почему-то и вспомнила Швейцарию. Кроме того, я только что листала журнал, и там так интересно описывали окрестности Женевского озера…

– Ну ты даешь! – проговорил Маркиз раздраженно. – В огороде бузина, а в Киеве дядька! Настоящий образец женской логики!

– Шовинист! Эксплуататор женского труда! – проворчала Лола и удалилась в комнату.

Аскольд неодобрительно посмотрел на хозяина и распушил усы.

– Ну извини! – крикнул Леня вслед своей подруге. – Я погорячился! Понимаешь, мы опять оказались в тупике…

Ответом ему было выразительное молчание.

И тут зазвонил один из Лениных мобильников.

Мобильников у Маркиза было много. Некоторые из них, зарегистрированные на лиц без определенного места жительства, он использовал для одноразовых целей: например, для связи с потенциально опасными личностями или недостаточно проверенными заказчиками. Некоторые – для более постоянных целей.

Сейчас же зазвонил тот телефон, номер которого он дал бывшему разведчику, заслуженному китаисту Киму Рихардовичу Табелю.

– Слушаю вас, – проговорил Леня, найдя нужный мобильник и поднеся его к уху.

– Вы знаете, Леонид, – проговорил старик с некоторым смущением в голосе, – я тут подумал над вашим стихотворением… то есть не совсем вашим, но вы меня понимаете… и пришел к выводу, что это не совсем стихотворение.

– То есть… что значит не стихотворение?

– Скорее, это какое-то шифрованное послание.

– Вот как? – заинтересовался Леня. – Почему вы так думаете?

– Извините, Леонид, но я, конечно, сразу должен был догадаться… видимо, возраст дает себя знать! Ведь там в самом начале, можно сказать, прямое указание! «На западе среди гор пышно цветут хризантемы. Третья стража настала, четвертый месяц зимы…» Какие хризантемы зимой? И я, старый дурак, не обратил на это внимания!

– Но, может быть, это поэтическая вольность?

– Что вы, Леонид! Китайские поэты чрезвычайно точны во всем, что касается природы, смены времен года… они никогда не позволилибы в стихах такого анахронизма! А если позволили, то не случайно…

Китаист немного помолчал и проговорил с непривычной неуверенностью:

– У меня есть кое-какие мысли, но это не телефонный разговор. Может быть, мы с вами еще раз встретимся и вы расскажете все, что вам известно об этом стихотворении и его авторе?

– Хорошо, – оживился Леня. – Я приеду немедленно. Где вы живете?

– Давайте встретимся через сорок минут у входа в Ботанический сад.

Леня выключил мобильник и направился к двери, но в это время в коридоре возникла Лола. На лице ее была глубокая обида, в руке – раскрытый глянцевый журнал.

– Значит, женская логика? – проговорила она сквозь зубы. – Значит, я полная дура?

– Лолочка, я ничего подобного не говорил! – залебезил Маркиз. – И вообще, извини, я тороплюсь… этот китаист хочет со мной еще поговорить, у него возникли какие-то идеи…

– Прежде чем уйти, ты должен взглянуть вот на это! – Лола развернула журнал перед Маркизом и ткнула пальцем в статью про Швейцарию. Над заголовком красовался геральдический щит с изображением черного медведя на красно-желтом фоне. Медведь был симпатичный, косолапый, с высунутым языком.

– Ну и что ты этим хочешь сказать? – проговорил Леня с бесконечным, как ему казалось, терпением.

– А что – неясно? В том китайском стихотворении говорилось про западные горы и медвежьи следы, а медведь, как видишь, есть в гербе Берна… а Берн, Ленечка, это один из главных городов Швейцарии!

– Что такое Берн, я знаю! – отмахнулся Маркиз.

– Ну так что – берешь назад свои слова насчет женской логики?

– Беру, беру! – поспешно согласился Маркиз, чтобы не доводить дело до нового скандала. Он вообще относился к той категории мужчин, которые всегда и со всем соглашаются, чтобы поддерживать мир в семье.

– Беру, – повторил он. – Но сейчас, извини, мне нужно срочно ехать, меня дожидается пожилой человек…

Он выскочил на лестницу и, когда Лола уже не могла его слышать, проворчал:

– Нет, ну это надо выдумать! Где Китай и где Швейцария!

Через сорок минут он подошел к воротам Ботанического сада.

Возле ворот никого не было. Леня взглянул на часы… и в ту же секунду рядом с ним возникла поджарая фигура в светлом костюме. Ким Рихардович словно возник из дрожащего воздуха, наполненного ароматами цветов и листьев, ломящихся через кованую решетку сада.

– Как это вы так внезапно появляетесь! – проговорил Маркиз с невольным восхищением.

– Многолетняя привычка, – ответил старик, пожав плечами. – Очень, кстати, полезная привычка. Вы где машину оставили?

– Вон там, на набережной Карповки.

– Хорошо, отсюда мы с вами пойдем пешком! – Ким Рихардович повернулся, вошел в парк и быстро пошел по широкой дорожке между двумя рядами анютиных глазок.

Леня едва поспевал за стариком, то и дело с удивлением поглядывая на его спортивную, подтянутую фигуру и думая: неужели ему в самом деле далеко за восемьдесят?

Китаист свернул с главной дороги на узкую тропинку, которая привела их к одной из оранжерей. Здесь Ким Рихардович огляделся и, открыв неприметную дверцу, вошел внутрь оранжереи.

– Вы что – живете в оранжерее? – удивленно осведомился Маркиз.

– Нет, но здесь проходит самая короткая дорога к моему дому, – ответил ему спутник. – Самая короткая и, надеюсь, самая безопасная.

Леня последовал за ним и оказался в душном и влажном тропическом лесу. Лоб сразу покрылся испариной, голова закружилась от пряных сладковатых запахов.

Старик уверенно шел вперед, раздвигая перед собой лианы и ветки тропических растений. Пройдя так метров сто, он остановился перед приземистым деревом, ронявшим до самой земли водопад густых листьев. Ким Рихардович раздвинул листья и придержал их, пропуская Леню в зеленый шатер. Леня последовал туда с растущим удивлением. Старик проскользнул следом, опустил лиственную портьеру и показал на скрытую за листвой дверь.

Он открыл эту дверь и наконец вывел Леню из оранжереи. Они оказались перед решеткой сада. Ким Рихардович снова огляделся и нажал на один из металлических прутьев. Часть решетки отодвинулась в сторону, за ней оказался старый петербургский двор.

– Ну вот, мы почти и пришли! – проговорил китаист, направляясь к ближайшему подъезду.

– И что, к вам нельзя попасть иначе, чем через оранжерею? – удивленно осведомился Леня.

– Отчего же? Конечно, можно! Но, знаете ли, многолетняя привычка… так я точно знаю, что не привел за собой хвоста.

Он вошел в подъезд, пропустив вперед Леню, поднялся на четвертый этаж. Маркиз уже решил, что их путешествие подошло к концу, но это было не так.

Ким Рихардович подошел не к двери, а к окну, выходившему во двор-колодец, осторожно открыл створку и легко поднялся на подоконник. Повернувшись к Лене, он приказал:

– Делайте, как я! – и тут же исчез.

Леня растерянно уставился на него. Ему показалось, что старик просто выпрыгнул из окна и разбился о булыжники мостовой. Но вдруг откуда-то снизу до него донесся знакомый голос:

– Ну что же вы, Леонид?

Маркиз поднялся на подоконник и взглянул вниз.

Внизу, в полутора метрах от окна, проходила каменная галерея. На этой-то галерее и стоял Ким Рихардович, запрокинув голову, и нетерпеливо глядел на Леню.

– Ну что же вы? Я же сказал: делайте, как я!

Леня вздохнул и спрыгнул, мягко спружинив ногами. Китаист прошел несколько шагов по галерее и открыл другое окно. Через это окно они с Леней проникли внутрь и оказались на другой лестничной площадке, в другом подъезде.

– Предупреждая ваш вопрос, скажу, – проговорил старик, доставая ключи. – Конечно, сюда можно попасть гораздо проще, но мне больше нравится так. Многолетняя привычка, знаете ли. Я, может быть, немного перестраховываюсь, но зато чувствую себя в безопасности!

Он открыл невзрачную, обитую дерматином дверь. За ней оказалась еще одна – стальная, с несколькими надежными замками, которые Леня оценил как профессионал.

Прежде чем открыть эту дверь, Ким Рихардович поднял руку к притолоке и провел по ней пальцем. Найдя там незаметный волосок, он улыбнулся:

– Опять-таки привычка. Волосок на месте, значит, здесь без меня никто не побывал!

Наконец все замки были открыты, и Леня оказался в квартире китаиста.

– Мой дом – моя крепость! – удовлетворенно проговорил старик, снова запирая за собой двери. – Теперь мы можем спокойно заняться делом. Вы что предпочитаете – чай или кофе?

– Ну, раз уж вы любите все китайское, чай у вас должен быть замечательный!

– Вы правы, я люблю хорошие сорта чая! Особенно чаи вида пуэр…

Через несколько минут Леня отпивал из тонкой фарфоровой чашки удивительный ароматный напиток. Китаист сидел напротив него с такой же чашкой.

Сделав несколько глотков, Ким Рихардович проговорил:

– Итак, я считаю, что текст, который вы мне показали, – не просто стихотворение, а тайное послание. Причем у меня есть предположение о том, кто может быть его автором. Но прежде, чем я выскажу это предположение, хочу спросить вас: не было ли вместе с этим листком еще каких-то материалов?

– Только вот эта фотография, – и Леня положил на стол перед китаистом Лолин трофей. – Не знаю, поможет ли вам это…

– Что же вы мне сразу ее не показали! – воскликнул Ким Рихардович, склонившись над снимком. – Вот ведь он! Именно о нем я и подумал, когда проанализировал стилистические особенности того стихотворения!

Леня проследил за взглядом китаиста. Тот внимательно смотрел на пожилого китайца, рядом с которым стоял молодой Антон Иванович Штемпель.

– Вы знаете этого человека? – удивленно спросил Маркиз.

– Да, пару раз мне довелось с ним встречаться! – ответил Ким Рихардович, и взгляд его затуманился от воспоминаний. – Но гораздо больше мне пришлось о нем слышать и читать. Это личность легендарная, Ли Юаньхун, придворный последнего императора Пу И, впоследствии – министр в правительстве государства Маньчжоу-Го. Большой знаток истории буддизма, вообще человек разносторонне образованный. Только языков он знал больше пятнадцати – и основные европейские, и несколько восточных. Когда японская армия капитулировала, Ли Юаньхун был арестован, отсидел больше двадцати лет, вышел на свободу и еще какое-то время работал переводчиком и консультантом.

– Сколько же лет ему на этой фотографии? – удивленно проговорил Маркиз.

– Затрудняюсь вам точно ответить. Знаете, некоторые китайцы в определенном возрасте словно консервируются, кажется, что годы над ними не властны…

– И не только китайцы! – пробормотал Леня вполголоса, взглянув на своего собеседника. – Так что – вы думаете, что именно этот господин написал стихотворение про зимние хризантемы?

– Да, у меня и до этого были такие подозрения, а теперь, когда вы показали мне фотографию, эти предположения превратились в уверенность! Наверняка именно Ли Юаньхун написал это стихотворение, вернее, это послание, в котором что-то зашифровано…

– И что же в нем может быть зашифровано?

– Если бы я знал! – китаист развел руками.

– Одной моей знакомой это стихотворение почему-то напомнило Швейцарию… – проговорил Леня чуть насмешливо.

– Швейцарию? – Ким Рихардович подскочил на месте. – Послушайте, а ведь в этом что-то есть! Ваша знакомая совершенно права! Западные горы… медвежьи следы… а ведь Ли Юаньхун провел какое-то время в кантоне Берн!

– Берн?! – повторил Леня, вспомнив слова Лолы. – А я-то над ней смеялся!

– Никогда не следует пренебрегать женской интуицией, – наставительно сказал Табель. – Ваша подруга несомненно права: на гербе города Берна присутствует медведь, стало быть, то, что хотел спрятать Ли Юаньхун, находится в Берне.

– А где в Швейцарии можно спрятать ценную вещь? – оживился Леня. – Ясное дело – в ячейке банковского сейфа.

– И на этот банк указывают последние строчки послания! – подхватил Ким Рихардович. – «И цветок мэйхуа, словно пара скрещенных ключей, затворяет тайны пленительной ночи…» Стало быть, нужно искать такое здание, с парой скрещенных ключей на фронтоне… Но, Леонид, я не советовал бы вам это делать… Потому что это опасно. Какие-то темные силы появились в городе… Я, конечно, далек от всякой мистики, но многолетняя практика подтверждает…

– Я в курсе, – вздохнул Леня, вспомнив про убитого Штемпеля и вовсе уж ни за что пострадавшего Шоколадова.

Едва Маркиз сел в машину, как зазвонил мобильник.

– Ну что там еще? – недовольно спросил он, увидев, что его требует Ухо.

– Слушай, она меня достала! – громко жаловался Ухо. – Завоспитывала совсем!

– Да кто, Даша твоя телефонная? – удивился Маркиз.

– Какая Даша! Машка эта, что ты вчера притащил за Рваклей ухаживать! Как с цепи сорвалась! Стучать не смей – больному нужен покой! Бензином дышать ему вредно! Грязь и копоть – тоже плохо! Я говорю: у меня не курорт, а автомастерская! Убирает тут все, моет… Леня, а нельзя их куда-нибудь отселить? – заныл Ухо. – Ну сил моих больше нет! И работать надо!

– Ладно, сейчас приеду, разберусь, – неохотно согласился Маркиз, – вот еще напасть на мою голову с этим Рваклей…

Ухо был какой-то пришибленный, и в мастерской было непривычно чисто и пахло освежителем воздуха, а не бензином.

– Лепота! – сказал Маркиз, оглядевшись.

– Не сыпь мне соль на раны! – с горечью ответил Ухо.

Наверху в довольно захламленной раньше комнатке тоже были большие перемены. Оконное стекло сверкало чистотой, пол блестел, стол был застелен новой клеенкой.

Рвакля выглядел получше. Он полусидел на кровати, застеленной новым бельем в крошечных арбузиках, и ел из стаканчика диетический йогурт. На голове его была чистейшая повязка.

– Вижу, что дела твои не так плохи! – сказал Маркиз.

– Это все Машка, – улыбнулся Рвакля, – развила, понимаешь, бешеную деятельность, как будто я тяжелобольной…

Тут в комнате появилась Машка, которую Маркиз едва узнал. На вымытом до блеска лице проступили вполне симпатичные глаза и веснушки. Рыжие волосы скрыты под белой косынкой.

– Ой, ты прямо настоящая медсестра! – восхитился Маркиз.

– Не утомляй его, – нахмурилась Машка, – ему вредно.

– Ладно-ладно, иди уж! – махнул рукой Рвакля. – Строгая очень! Вот что, Леонид, – сказал он серьезно, – очень я тебе благодарен за все. О многом тут передумал, пока лежал. Есть у меня к тебе разговор, но это после, а пока о другом. Помнишь, я тебе рассказывал, что, когда в Тибете был, нашел там гуру? Удивительный человек, многому меня научил…

– Ну да, припоминаю, – неуверенно ответил Маркиз.

– Так вот, ты только не удивляйся, но этот человек сейчас здесь и хотел с тобой поговорить, – смущенно закончил Рвакля.

– И где я должен его искать? – недовольно осведомился Маркиз.

Он хотел было добавить, что последнее время только и знает, что беседует с разными таинственными личностями, а толку от этих разговоров никакого, но не успел это сказать, потому что из угла комнаты до него донесся негромкий деликатный голос:

– Искать меня не нужно. Я обычно сам появляюсь в нужное время в нужном месте.

Маркиз вздрогнул и оглянулся.

В углу комнаты, прямо на полу, сидел, скрестив ноги кренделем, худощавый смуглый человек с удивительно прозрачными бледно-зелеными глазами.

– Это он… – произнес Рвакля, втянув голову в плечи. – Это мой гуру…

– Очень приятно, – пробормотал Леня, стараясь не показать своего удивления.

Он и сам любил всякие фокусы, любил эффектно появляться перед заказчиками и малознакомыми людьми, чтобы произвести на них впечатление, но тут он должен был отдать должное смуглому незнакомцу: тот смог его удивить.

– Итак, один мой знакомый рассказал мне о вас, – проговорил гуру тем же негромким, мягким голосом. – Рассказал о ваших находках…

– Вы имеете в виду Кима Рихардовича? – догадался Маркиз.

Гуру утвердительно опустил веки и добавил вполголоса:

– Способный молодой человек… способный и знающий… я давно за ним наблюдаю…

– Молодой человек? – фыркнул Леня. – Ну вы скажете!

Гуру не ответил на его реплику, только поднял на Маркиза прозрачно-зеленые глаза – и Леня невольно осекся. От этих глаз, от смуглого лица гуру на него повеяло вдруг такой глубокой древностью, на фоне которой старый китаист показался действительно молодым человеком, а сам Леня – просто неразумным мальчишкой, который балуется со спичками и путается под ногами взрослых людей.

– Думаю, – продолжил гуру, пристально глядяна Маркиза, – думаю, что вы оказались так глубоко связаны с этой историей, что вам следует больше узнать о ней. Началась она довольно давно…

Дальше с Леней произошла странная вещь. Он как будто слушал мягкий, деликатный голос гуру – и не слышал его, перед его взором пробегали живые картины, как будто он стал участником или, по крайней мере, наблюдателем описываемых событий.

Началась эта удивительная история давно, очень давно, больше тысячи лет назад.

В одном буддийском монастыре на юго-западе Китая издавна хранилась небольшая статуя Будды, которая почиталась монахами и жителями близлежащих деревень за особо выдающуюся святыню. Статуя эта была сделана из чистого золота, но не в этом была ее ценность. Золотой Будда, как называли эту статую монахи, творил самые настоящие чудеса. От прикосновения к нему не раз прозревали слепые, выздоравливали безнадежно больные, параличный крестьянин, которого принесли в монастырь на носилках, сумел встать и ушел прочь на своих ногах, а когда в провинции разразилась эпидемия чумы, золотую статую вынесли из монастыря, пронесли по соседним деревням, и страшная болезнь отступила.

Итак, Золотой Будда был окружен всеобщей любовью и поклонением.

Но как-то рядом с монастырем появились подозрительные бродяги. Они крутились возле монастырских построек, заводили разговоры с прислужниками, заглядывали в покои. А когда наступила ночь, тайно пробрались в монастырь и попытались похитить Золотого Будду. К счастью, монахи были бдительны, они проснулись и захватили злоумышленников.

Тех пытали, и после долгого упорного сопротивления бродяги признались, что их нанял Бханг Кармал, предводитель Черной Секты – разновидности буддизма, приверженцы которой поклоняются не только Будде, но и черной богине смерти Кали, которой они приносят кровавые жертвы. Предводитель Черной Секты возжелал похитить Золотого Будду и поставить его в главном святилище своего тайного храма, спрятанного далеко в Западных горах. Он считал, что чудотворная статуя увеличит его мощь и привлечет в Черную Секту тысячи новых сторонников.

Злоумышленники были преданы позорной казни, Золотой Будда остался в монастыре, но предводитель Черной Секты и его преемники не оставляли своих попыток завладеть статуей.

Прошло много лет. Власть в Китае захватило воинственное северное племя маньчжуров. И один из маньчжурских императоров прослышал о чудесной статуе. Он послал в монастырь своих чиновников с отрядом солдат. Золотого Будду отняли у монахов и доставили в императорский дворец, где поместили в сокровищницу. Здесь статуя была недоступна монахам, но также недоступна и приверженцам Черной Секты.

Прошло еще много лет.

Маньчжурская династия доживала свои последние дни. В императорском дворце воцарился последний император Пу И, при нем занимал значительный пост мудрый советник, большой знаток буддизма господин Ли Юаньхун. Он видел, как угасает императорская власть, и боялся, что вместе с властью падут и вера, и порядок, и в огромной стране наступят страшные времена. И также он боялся, что смутой воспользуются темные силы и среди них – сторонники Черной Секты со своими кровавыми и бесчеловечными обычаями. Господин Ли Юаньхун знал, какое большое значение Черная Секта придает Золотому Будде, и не хотел, чтобы статуя попала в руки изуверов, увеличив их могущество.

В Китай вступили японские войска, император Пу И при поддержке иноземцев стал правителем государства Маньчжоу-Го. Ли Юаньхун сохранил свое влияние при дворе, но он понимал, что такое положение сохранится недолго.

Министр отправился в Швейцарию, чтобы поместить в надежный банк деньги последнего императора, и заодно отвез на Запад священную статую, чтобы она не досталась Черной Секте. Он поместил Золотого Будду в банковский сейф и оставил распоряжение, чтобы статую выдали тому, кто предъявит в банке особую монету.

И снова прошли годы. Япония проиграла войну и капитулировала, марионеточное государство Маньчжоу-Го пало, последний император Пу И и его приближенные были осуждены и отсидели тюремные сроки. Император, выйдя из тюрьмы, полностью отошел от политики и работал садовником в ботаническом саду. Его бывший министр господин Ли Юаньхун тоже хотел уйти на покой, но новым китайским властям понадобились его знания и опыт. Бывший министр стал переводчиком и консультантом.

На новой работе он познакомился с русским специалистом Михаилом Осетровским, проникся к нему уважением. Времена менялись, снова начался тяжелый период – так называемая культурная революция. Ли Юаньхун подозревал, что за этими трагическими событиями стоят сторонники Черной Секты с их бесчеловечными обычаями. Он понял, что скоро его снова арестуют, и на этот раз он уже не выйдет из тюрьмы живым. А он должен был кому-то передать ключ от священной реликвии – монету, по которой в швейцарском банке можно получить статую Золотого Будды.

Бывший министр понимал, что любой китаец может стать жертвой репрессий, и тогда Золотой Будда будет либо навеки утерян, либо попадет в грязные руки. И тогда он решил передать заветную монету своему русскому другу, надеясь на его ум и порядочность.

В то же время с Ли Юаньхуном познакомился еще один русский – молодой переводчик Антон Штемпель. Он подслушал разговор бывшего министра с Осетровским. Штемпель не понял, что именно хранится в банке. Он подумал, что бывший министр передал Осетровскому ключ от баснословных богатств, от сокровищ последнего императора Китая, и решил во что бы то ни стало завладеть ими.

Украсть монету Штемпель не смог, но ему удалось похитить листок с китайским стихотворением, которое представляло собой инструкцию тому, кто захочет воспользоваться ключом.

Отношения Китая с Советским Союзом испортились, Осетровский с сыном и Штемпель вернулись в Россию.

Антон на долгое время потерял Осетровских из виду и не сомневался, что заветная монета пропала.

Прошло еще много лет. Осетровский-старший умер, его сын разбогател и открыл частный музей, и здесь-то постаревший Штемпель увидел монету Маньчжоу-Го! Его прежние мечты вернулись, он решил завладеть монетой и получить доступ, как он считал, к сказочным сокровищам. И вот тут-то он и нанял вас, Леонид! Но не только Штемпель увидел монету в музее. О ней стало известно и представителям Черной Секты. Они решили завладеть ею любой ценой, и уже пролилась кровь… впрочем, Леонид, вы это уже знаете…

Маркиз вздрогнул и снова осознал себя в комнате над гаражом Уха. Напротив него сидел в позе лотоса смуглый человек с зелеными глазами, в стороне маялся Рвакля.

– Итак, Леонид, – продолжил гуру, – вы оказались замешаны в очень древнюю историю, в противостояние могущественных сил, и теперь от вас зависит, как поступить дальше…

– Вот уж не думал, не гадал! – протянул Маркиз испуганно. – Только каких-то сектантов-изуверов мне не хватало! Знаете что, мне кажется, вы гораздо лучше меня понимаете эту ситуацию. Возьмите у меня эту монету и делайте с ней все, что считаете нужным!

С этими словами Леня вынул из кармана кошелек, достал из кошелька необычную овальную монету и протянул ее своему зеленоглазому собеседнику.

Тот, однако, не спешил взять ее. Он испытующе посмотрел на Леню и проговорил:

– Вы уверены, Леонид, что хотите отдать мне монету? Ведь я не смогу заплатить вам ваш обычный гонорар!

– Бог с ним, с гонораром! – отмахнулся Маркиз. – Тут приходится думать, как бы живым остаться! К тому же все эти буддийские святыни… я от этого далек, и лучше доверить решение вопроса тому, кто в этом хорошо разбирается.

– Ну что ж. – гуру взял монету и спрятал ее в карман. – Мне важно было убедиться, что вы отдаете ее вполне осознанно и без колебаний. Я в этом убедился и теперь беру на себя все дальнейшее.

– А насчет гонорара… – подал вдруг голос Рвакля, до этого молча наблюдавший за собеседниками. – Насчет гонорара не беспокойся. Ты ведь сейчас свободен, так вот, я хочу тебя нанять.

– Ты? Нанять? – Маркиз удивленно взглянул на бывшего бомжа.

– Да ты не волнуйся! – поспешил успокоить его Рвакля. – Я тут много думал на досуге и решил – на фиг мне этот дауншифтинг? Жить бомжом вовсе не так интересно и спокойно, как кажется со стороны! У бомжей хватает своих заморочек, и интриги среди них почище, чем в офисе! Так что я, пожалуй, верну свою фирму, а ты мне в этом поможешь. Заживу по-человечески, Машку вон возьму, ребенка ее из детдома выцарапаем. А что, она девка хорошая – добрая, честная… Так что, если все получится, я заплачу тебе двойной гонорар, чтобы скомпенсировать твои расходы и хлопоты с этой монетой.

– А что, пожалуй, можно заняться этой историей! – оживился Маркиз. – Пожалуй, я знаю, как к ней можно подступиться! Только ты мне тоже должен помочь. Ты ведь в компьютерах разбираешься?

– А как же! – Рвакля скромно улыбнулся.

– А сможешь влезть в компьютер той клиники, где тебя держали?

– Да с огромным удовольствием!

Рано утром главный врач частной психиатрической клиники Вацлав Владиславович Черепов ехал на работу в прекрасном настроении. Накануне он сделал доклад на международной психиатрической конференции, которая проходила в нашем городе. Этот доклад был посвящен диагностике сложных случаев шизофрении, коллеги приняли этот доклад на ура, и Вацлав Владиславович чувствовал себя победителем.

Черепов был опытным психиатром, а всякий опытный психиатр знает, что совершенно нормальных людей нет. Есть только люди, до конца не обследованные. Люди, которым еще не поставили диагноз. И только от психиатра зависит, будет ли этот диагноз поставлен и какой именно. Сам Вацлав Владиславович во всех спорных случаях диагностировал шизофрению, поскольку, как известно, у этой болезни множество очень разнообразных проявлений и тысячи симптомов. Так что один шизофреник может ничуть не напоминать другого. И каждому историческому периоду соответствуют свои разновидности шизофрении.

«У каждой эпохи свои герои, – говорил Черепов в своем докладе. – Точно так же у каждой эпохи и свои мании. Если в девятнадцатом веке многие психически больные люди воображали себя императором Наполеоном Бонапартом, то во второй половине двадцатого века каждый второй сумасшедший считал, что он Альберт Эйнштейн. Если в девяностые годы прошлого века многие больные в России воображали себя криминальными авторитетами или ворами в законе, то сейчас они называют себя председателями думских комитетов или комиссий или же, в случае менее развитой мании величия, руководителями районных администраций или членами городского Законодательного собрания».

Вацлав Владиславович задумался и слишком поздно заметил красный сигнал светофора. Улица была безлюдна, он проехал перекресток и уже думал, что легко отделался, как вдруг услышал заливистый свист полицейского свистка и увидел выросшего как из-под земли сотрудника ГИБДД.

– Старший лейтенант Треухов! – проговорил бравый офицер, поднеся руку к козырьку. – Что же вы так, уважаемый? Вы что – не видели светофор?

– Я задумался! – честно признался психиатр. – Устал, знаете ли… работы много…

– У всех много работы, – возразил гаишник. – Все устают! Думаете, я не устаю штрафовать вас всех? Вас тут много едет, а я стою один, как тополь на Плющихе…

– Может, договоримся? – предложил Черепов и полез в карман.

– Что это вы мне предлагаете? – искренне удивился старший лейтенант. – Уж не взятку ли?

– Боже упаси! Какая же это взятка – всего пятьсот рублей?

– Это вы правы, – согласился гаишник. – Пятьсот рублей – это не взятка, это оскорбление!

– А тысяча?

– Ну, это уже лучше… – старший лейтенант обошел машину психиатра сзади и что-то незаметно прилепил к ней.

Вернувшись к водителю, он взял деньги, с сомнением осмотрел купюру, как будто прежде не видел ничего подобного, но, тем не менее, отпустил Вацлава Владиславовича.

Как только тот отъехал, «старший лейтенант» достал мобильник и набрал номер.

– Привет, Маркиз! Это Ухо говорит! Ну, все в порядке, как ты просил…

Теперь Черепов ехал медленно, внимательно глядя на дорожные знаки и светофоры. Немного успокоившись после встречи с гаишником, он включил свое любимое «Дорожное радио».

Однако передача была какая-то странная.

– Наши слушатели часто рассказывают нам интересные жизненные истории, – бодро вещал ведущий. – Например, слушатель Александр рассказал о психиатре, который за деньги ставил совершенно здоровым людям диагнозы «шизофрения», «паранойя» или «маниакально-депрессивный психоз». Надо сказать, этот врач плохо кончил…

– Чушь какая! – пробормотал Черепов и переключился на другую станцию.

Здесь выступал проповедник:

– Дети мои, помните, что в будущей жизни вас ждет расплата за все ваши деяния. Каждый врач, который заточил в стены сумасшедшего дома здоровых людей, будет так же помещен в палату для буйных!..

– Да что за ерунду сегодня передают! – возмутился Черепов и снова переключил канал.

– А теперь специально для нашего постоянного слушателя Черепова мы передадим популярную песню прошлых лет «В нашем доме поселился шизофреник и маньяк»…

Черепов вздрогнул и выключил радио.

К счастью, как раз в это время он подъехал к своей клинике.

Войдя в свой рабочий кабинет, Вацлав Владиславович вызвал к себе руководителя выездной бригады Серафима Сурового.

– Серафим, – сказал он, заглянув в свой ежедневник, – сегодня вы должны доставить к нам жену Мотовилова. Он нам уже перечислил аванс и торопит с исполнением. У него там уже новая жена копытом бьет. Только ты помнишь его просьбу – чтобы в квартиру не заходить, взять жену на улице. Она как раз сейчас около дома собачку выгуливает, так вот, самое подходящее время для операции…

– Как мы ее узнаем? – осведомился Серафим.

– Такая полная блондинка… – проговорил Черепов и недовольно добавил: – Приметы и фотография в твоем компьютере, я тебе переслал! – и Вацлав Владиславович открыл журнал назначений, тем самым дав Серафиму понять, что аудиенция закончена.

Серафим вернулся в свой кабинет и открыл почтовую программу. Там действительно было послание от шефа с вложенным файлом. Файл содержал фотографию будущей пациентки и подробную информацию о ней.

– Как же он говорил, что полная блондинка, когда она, наоборот, худощавая брюнетка! – пробормотал Серафим, распечатывая файл. – Этот Владиславыч вечно все перепутает!

Он снял трубку внутреннего телефона и распорядился:

– Бригада, на выезд!

Из подъезда элитного дома неподалеку от Таврического сада вышла худощавая брюнетка в спортивном костюме с абрикосовым пуделем на поводке.

Увидев знакомую даму, полную блондинку с померанским шпицем, брюнетка поздоровалась с ней. Собачки тоже приветливо обнюхались.

– Какая погода-то сегодня замечательная! – проговорила блондинка, подлиннее отпуская поводок шпица. – Монти, ты что там нашел? Брось это сейчас же! Какой непослушный мальчик!

В это время на тротуар перед домом въехала большая черная машина. Из нее выскочили двое крепких парней в белых полотняных костюмах, грубо схватили хозяйку абрикосового пуделя под руки и поволокли ее к своей машине.

– Отпустите! – визжала брюнетка. – Вы знаете, кто я? Да вас под землей найдут! Отпустите сейчас же!

Пудель вел себя героически: он громко лаял, бросался на похитителей своей хозяйки, пытался укусить их и даже порвал одному брюки. Пострадавший изо всех сил пнул пуделя, тот жалобно заскулил и отбежал в сторону.

– Ирина Романовна! – выкрикнула брюнетка, прежде чем ее затолкали в машину. – Позаботьтесь об Арчи!

– Не волнуйтесь, Анна Валерьевна! – крикнула ей вслед блондинка. – С ним все будет в порядке!

Черная машина газанула и скрылась за поворотом а блондинка достала мобильный телефон и набрала номер полиции.

– Вацлав Владиславович. – Серафим без стука заглянул в кабинет главного врача. – Мы ее доставили…

– Очень хорошо, – проворчал Черепов, не поднимая головы от текста своего нового доклада. – Но с каких пор вы стали входить ко мне без вызова и даже без стука?

– Мы ее доставили, но…

– Ну что еще? – главный врач поднял глаза на подчиненного.

– Скандалит! Утверждает, что она председатель комитета мэрии по здравоохранению Ирисова…

– Как интересно! – Черепов улыбнулся. – Как раз вчера в своем докладе я говорил о новых тенденциях в проявлении шизофрении. Все больше шизофреников отождествляют себя с государственными чиновниками. И вот – еще одно подтверждение моей правоты… очень скандалит?

– Очень, – вздохнул Серафим.

– Сделайте укол успокоительного и поместите в палату для буйных. Что вы как ребенок! Вы ведь не первый день у нас работаете, должны контролировать ситуацию…

– Слушаюсь… – промямлил Серафим, не покидая, однако, кабинет.

– Ну что еще? – поморщился Черепов.

– Может быть, вы на нее все же взглянете?

– Все приходится делать самому! – вздохнул Черепов, поднимаясь из-за стола. – Когда наконец вы научитесь работать самостоятельно?

В глубине души Вацлав Владиславович и сам хотел посмотреть на пациентку, столь блестяще подтверждающую тезисы его доклада.

Он вошел в палату вслед за Серафимом, потирая руки и улыбаясь:

– Ну-с, Ирина Романовна, как мы себя чувствуем?

Худощавая брюнетка, туго запеленатая в смирительную рубашку, обожгла его полным ненависти взглядом.

– Ну все, Черепов! – прошипела она сквозь зубы. – Твоя песенка спета!

Улыбка сползла с лица Вацлава Владиславовича. Он заметно побледнел, повернулся к Серафиму и осведомился дрожащим голосом:

– Ко… кого вы привезли?

– Как – кого? – Серафим пожал плечами. – Кого вы приказали – жену бизнесмена Мотовилова!

– Где ты видишь жену Мотовилова?! – заорал Черепов, схватившись за голову. – Это же Анна Валерьевна Ирисова, председатель комитета по здравоохранению!

– Но вы же сказали, что это – новый вид шизофрении… и фотографию вы мне в компьютер переслали…

– Все, Черепов! – мстительно процедила брюнетка. – Теперь ты до самой пенсии будешь за даунами горшки выносить!

В этот же день Леонид Марков по прозвищу Маркиз и Артемий Альбанов по прозвищу Рвакля сидели в итальянском ресторане на Васильевском острове. Впрочем, человека, который сидел за столом напротив Маркиза, никто теперь не назвал бы Рваклей. Итальянский костюм, швейцарские часы на запястье – все в нем было на уровне. Даже непослушные волосы после визита к дорогому парикмахеру лежали вполне прилично.

– Ну вот, начало положено, – проговорил Маркиз, посыпая пасту тертым сыром и подливая в бокал Артемия белое тосканское вино. – У этого психиатра будут огромные неприятности, скорее всего, он лишится лицензии, и все его психиатрические экспертизы будут пересмотрены. Так что ты теперь официально нормальный человек…

– Мне бы теперь еще с женой разобраться! – вздохнул Артемий.

– Разберемся! – заверил его Маркиз. – Есть у меня одна идея… точнее, даже две. Ты бы как предпочел: чтобы она попала на рынок живого товара в одной из ближневосточных стран или стала женой запойного тракториста в поселке городского типа на Вологодчине?

– Нет, только не женой тракториста! – испуганно воскликнул Артемий. – Конечно, Алиска сделала мне много плохого, и вообще она жадная стерва, но я же все-таки не законченный садист!