— Хорошо! — он почувствовал себя везунчиком.

Идя вдоль дороги спиной вперёд, он уставился на приближающуюся машину и поднял большой палец. Солнце сияло на ветровом стекле. Только в последний момент он смог разглядеть водителя. Женщина. Вот это да. Чем не повод чувствовать себя везунчиком?

Когда зажглись тормозные огни, он подумал, что она просто сбавляет скорость безопасности ради. Когда машина остановилась, он решил, что это будет «большое кидалово». Ему было не привыкать. Машина останавливается, ты бросаешься к ней, и тут она газует, швыряя тебе в лицо облако пыли. В этот раз он к ней не кинется. Он направился к машине небрежной походкой.

Когда зажглись тормозные огни, он просто не поверил своей удаче.

Машина подкатила к нему задним ходом. Женщина перегнулась через переднее сиденье и открыла дверь.

— Могу я вас подбросить?

— Конечно можете, — oн запрыгнул внутрь и перебросил свою пляжную сумку на заднее сиденье.

Едва он закрыл дверь, его обдало холодным воздухом. Казалось, на футболке замёрз пот. Чудесное ощущение.

— Очень рад вас видеть, — сказал он. — Говоря по правде, вы — моя спасительница.

— Как, ради всего святого, вас сюда занесло? — спросила она, трогаясь с места.

— Вы не поверите.

— Давайте, испытайте меня.

Её приветливость пришлась ему по нраву; он чувствовал вину за лёгкую нервную дрожь в её голосе.

— Ну, тот парень взял меня на борт. Как раз с этой стороны Блайта. И он ехал через эту… эту пустыню… тут он вдруг останавливается и просит меня выйти и посмотреть на одно из колёс. Я вышел — а он уехал! Вышвырнул мою сумку на дорогу. Понятия не имею, что ему в голову взбрело. Понимаете, о чём я?

— Конечно, понимаю. В наши дни не знаешь, кому доверять.

— Что правда, то правда.

Он посмотрел на неё. На ней были ботинки, джинсы и выцветшая голубая рубашка, но всё равно — в ней чувствовался класс. Манера разговора, в меру загорелая кожа, причёска. Даже её фигура демонстрировала класс. Ничего лишнего.

— Одного не могу понять, — продолжал он, — зачем этот парень вообще меня подобрал?

— Ему, наверное, было одиноко.

— Тогда зачем он вышвырнул меня?

— Может быть, он решил, что лучше вaм не доверять. Или, может быть, его опять потянуло на одиночество.

— Как ни крути, а поступок всё равно поганый. Понимаете, о чём я?

— Думаю, да. Куда вы направляетесь?

— В Таксон.

— Хорошо. И мне туда же.

— А как получилось, что вы не на главном шоссе? Что вы здесь делаете?

— Ну… — oна нервно рассмеялась. — То, что я намереваюсь сделать не… ну, не совсем законно.

— Да ну?

— Я собираюсь украсть кактус.

— Что?! — он рассмеялся. — Ух ты! Хотите сказать, чтобы спереть пару кактусов?

— Именно так.

— Ну, я очень надеюсь, что вас не поймают!

Женщина выжала из себя улыбку.

— За это штраф.

— Чёрт побери!

— Приличный штраф.

— Ну, буду рад протянуть вам руку помощи.

— У меня только одна лопата.

— Да. Я видел, когда клал сумку. Я ещё удивился, зачем это вам лопата, — oн посмотрел на неё, смеясь — это ж надо, дама такого класса собирается стянуть из пустыни пару растений. — Я всякого на свете повидал. Но в жизни не видел кактус-вора, — oн засмеялся собственной шутке.

А она — нет.

— Теперь увидели, — ответила она.

Некоторое время они ехали молча. Молодой человек думал об этой приличной женщине, едущей по одинокой дороге в пустыне только ради того, чтобы украсть кактус, и то и дело похохатывал. У него в голове не укладывалось: ну кому нужна подобная хреновина? Зачем тащить в дом кусок пустыни? Ему ничего так не хотелось, как выбраться из этого унылого места; он не мог понять человека, захотевшего притащить это в дом. Он пришёл к выводу, что дамочка, очевидно, тронутая.

— Не хотите немного перекусить? — спросила тронутая.

Её голос всё ещё звучал нервозно.

— Конечно, почему бы и нет.

— Там на полу за вами должен быть бумажный пакет. В нём пара бутербродов и пиво. Вы любите пиво?

— Шутите? — oн перегнулся через сиденье и поднял пакет. Бутерброды пахли вкусно. — Может, остановитесь вон там? Мы бы могли зайти за те камни и устроить пикник.

— Звучит неплохо.

Она остановилась на широкой обочине.

— Лучше вам немного проехать дальше. Не стоит парковаться так близко к дороге. Если вы хотите, чтобы я вам помог украсть пару кактусов, когда мы перекусим.

Она опасливо взглянула на него, потом улыбнулась.

— О’кей, отлично. Мы так и сделаем.

Машина двинулась вперёд, огибая громадные шары кактусов, продираясь сквозь молодую поросль. В конце концов, она остановилась рядом с грудой камней.

— Думаете, нас всё ещё видно с дороги? — спросила женщина.

Её голос дрожал.

— Не думаю.

Как только они открыли двери, их обдало жаром. Они вышли, молодой человек нёс пакет с бутербродами и пиво. Он уселся на большой камень. Женщина опустилась рядом с ним.

— Надеюсь, бутерброды вам понравятся. Они с копчёной говядиной и швейцарским сыром.

— Звучит здорово, — oн протянул один женщине и открыл пиво.

Банки были лишь чуть прохладные, но он решил, что нехолодное пиво лучше никакого. Снимая целлофановую обёртку со своего бутерброда, он спросил:

— А где ваш муж?

— К чему это вы?

Он улыбнулся. Вопрос действительно поставил её в неловкое положение.

— Ну, я случайно увидел, что вы не носите обручальное кольцо, понимаете, о чём я?

Она опустила взгляд на бледную полоску кожи на среднем пальце.

— Мы расстались.

— Ого. Как же так?

— Я обнаружила, что он мне изменяет.

— Вам? Да бросьте! Он, наверное, спятил.

— Не спятил. Ему просто нравилось делать людям больно. Но я вам кое-что скажу. Изменять мне — было самой большой ошибкой в его жизни.

Некоторое время они молча ели, молодой человек то и дело недоверчиво качал головой. Потом перестал. Он бы наверняка тоже изменил взрослой женщине, которая ловит кайф от воровства кактусов. Хорошая внешность — это ещё не всё. Кому охота жить с чокнутой? Он допил пиво. Остатки были тёплыми, и его передёрнуло.

Он вернулся к машине и взял лежащую сзади на полу лопату.

— Вы хотите пойти со мной? Выберите, какие вам больше понравятся, а я их для вас выкопаю.

Он наблюдал, как она скатала в шарики целлофан и засунула его вместе с пустыми пивными банками в пакет. Положив пакет в машину, она улыбнулась парню и произнесла:

— Даже немного мусора — большой ущерб природе.

Оставив машину позади, они шли бок о бок; женщина глазела по сторонам, иногда наклоняясь, чтобы рассмотреть приглянувшийся кактус.

— Вы, должно быть, думаете, что я довольно странная, — доверительно сообщила она, — взяла попутчика. Надеюсь, вы не думаете… ну, это преступление со стороны того человека, оставить вас посреди пустыни. Но я рада, что подобрала вас. Что-то мне подсказывает, что с вами можно побеседовать по душам.

— Это здорово. Я люблю слушать. Как насчёт этого? — спросил он, указывая на огромный колючий кактус.

— Слишком большой. Я бы хотела что-нибудь поменьше.

— Этот должен поместиться в багажник.

— Я бы предпочла несколько, но поменьше, — возразила она. — Кроме того, в Национальном Парке Сагуаро есть такой сорт, который я очень хочу. Он может быть довольно большим. Я хочу приберечь багажник для него.

— Как скажете.

Они прошли дальше. Вскоре машина скрылась из виду. Солнце горячей тяжёлой повязкой давило на голову и спину молодого человека.

— А как насчёт этого? — спросил он, указывая. — Он довольно маленький.

— Да. Этот просто идеален.

Женщина опустилась на колени рядом с кактусом. Рубашка на вспотевшей спине сделалась тёмно-синей; лёгкий ветерок шевелил её волосы.

Хорошо бы такой её и запомнить, — подумал молодой человек, обрушивая на её голову лопату.

Он похоронил её под этим кактусом.

Возвращаясь той же дорогой, он думал о ней. Прекрасная была женщина, высший класс. Тронутая, но прекрасная. Её муж, должно быть, и вовсе придурок, раз решил изменить такой очаровашке — разве что ему надоели её закидоны.

Он подумал, как здорово, что она так много рассказала ему о себе. Приятно, когда тебе доверяют секреты.

Интересно, как далеко они заехали? Оказалось, не очень. Собственная машина — совсем другое дело. Да и тридцать шесть долларов, найденные в её сумочке, придутся очень кстати. А ведь в какой-то момент он испугался, что не найдёт ничего, кроме кредитных карточек. Как ни крути, она была хорошей находкой. Он чувствовал себя везунчиком.

По крайней мере, до тех пор, пока машина не начала сбавлять ход. Он притормозил на обочине и вышел.

— О, нет, — пробормотал он, увидев спущенное заднее колесо.

Он прислонился спиной к машине и застонал. Солнце било прямо в лицо. Он закрыл глаза и покачал головой, страдальчески кривясь и думая, какой это будет ужас — пятнадцать минут возни с колесом под лучами палящего солнца.

И тут в отдалении послышался слабый шум мотора. Открыв глаза, он сощурился на дорогу. Приближалась машина. С мгновение он размышлял, не тормознуть ли её. Но это, решил он, будет глупо, теперь, когда у него есть своя собственная машина. Он закрыл глаза, чтобы подождать, когда автомобиль проедет.

Но он не проехал. Он остановился.

Он открыл глаза и охнул.

— Добрый день, — сказал незнакомец.

— Здрасте, офицер, — ответил парень, сердце его сильно колотилось.

— У вас есть запаска?

— Думаю, да.

— Что значит, думаете? Запаска или есть, или её нет.

— Я имею в виду, я не уверен, в порядке ли она. Я давненько ею не пользовался, понимаете, о чём я?

— Разумеется, понимаю. Думаю, я могу задержаться, пока мы не выясним. Это необитаемое место. Человек тут запросто помереть может. Если запаска плохая, я свяжусь по рации и вызову тягач.

— Ладно, спасибо.

Парень открыл дверь и вытащил ключи из зажигания.

Всё в порядке, — сказал он себе. — У этого копа нет резона тебя подозревать.

— Вы перед этим куда-нибудь с дороги сворачивали?

— Нет, зачем? — oтвечая, он теребил в руках ключи.

Они упали на землю. Полицейский их поднял.

— Проколы здесь обычно бывают из-за кактусовых колючек. Это убийцы.

Парень последовал за офицером к багажнику.

Восьмиугольный ключ к замку не подошёл.

— Чтобы этим болванам из Детройта не сделать так, чтобы одни ключ подходил и к двери, и к багажнику?

— Понятия не имею, — ответил молодой человек, отмечая в тоне собеседника отвращение, и чувствуя себя ещё более уверенно.

Круглый ключ подошёл. Дверца багажника распахнулась.

Офицер сбросил брезент на землю и тотчас нацелил пистолет на молодого человека, ошалело уставившегося на тело мужчины средних лет, который при жизни определённо демонстрировал класс.

Когда пианино умолкло, голос вернулся. Он был мягким и дружелюбным, как музыка, и не давал мыслям Колин зациклиться на пустой дороге.

— Это был Мишель Легран, — сказал голос почти шёпотом. — А это Джерри Боннер, который дарит вам музыку и разговоры с полуночи до рассвета на волне радиостанции…

Она повернула ручку автомобильного радиоприёмника и голос отключился.

Было бы неразумно продолжать слушать. Совсем не умно, поскольку нельзя сказать, сколько ей придётся здесь просидеть. Может, всю ночь. Нельзя слушать радио всю ночь, не посадив аккумулятор. Или можно? Надо бы спросить завтра у этого механика, Джейсона. Он так хорошо всё объясняет.

Она устало вздохнула и прижала кончики пальцев к векам.

Лишь бы только кто-нибудь подъехал, остановился и предложил ей помощь.

Так, как помогли Мэгги?

Она почувствовала, как напряглось её тело.

О, нет! Не так, как Мэгги!

Потирая голые руки, Колин снова вспомнила телефон, который звонил во сне, пока не разбудил её реальным звонком, шероховатость ковра под ногами в спальне, прохладный гладкий линолеум в кухне. И тошнотворный комок страха в животе, потому что телефон не звонит просто так в три часа ночи, если только…

— Уймись, — пробормотала она. — Возьми себя в руки, ладно? Подумай о чём-то приятном для разнообразия.

Обязательно.

Иначе она начнёт вспоминать голос полицейского по телефону и поездку в морг, и то, как выглядела её сестра, лежащая там…

— Сияй, полная луна[1], - запела она.

Затем начала «Сентиментальное путешествие»[2].

Когда они были детьми, они пели эти песни в дальних поездках. Мать и отец сидел впереди, она и Мэгги сзади, четыре тени, наполняя тоскливую ночь сентиментальной полузабытой лирикой.

У Мэгги всегда были проблемы с запоминанием слов. Всякий раз, запнувшись, она слушала остальных и напевала нужные слова позже, как весёлое эхо.

В ту ночь, когда сломалась её машина, никого не было рядом, чтобы спеть ей правильные слова.

Колин перевела дыхание. Свет! Пятнышко света, размером не больше звезды, высоко висящей над кукурузными полями, отражалось в боковом зеркале. Автомобиль приближался.

Остановится ли этот? До сих пор три пронеслись мимо, даже не притормозив.

Три за примерно столько же часов.

Возможно, один из них остановился где-то дальше, и водитель позвонил в полицию штата.

Фары приближающегося автомобиля были установлены низко и близко друг к другу.

Не похоже на патрульную машину, скорее на спортивную.

Фары то пропадали, то появлялись вновь.

— Остановись, — прошептала она. — Пожалуйста, остановись.

Колин прищурилась, глядя на слепящий свет в зеркале.

Смотреть было больно, но она не отвернулась, даже когда фары взорвались в зеркале последней яркой вспышкой.

После болезненной яркости мягкий свет задних фонарей успокаивал глаза.

Когда загорелись стоп-сигналы, что-то сжалось внутри Колин.

Она наклонилась, чтобы облегчить резь в глазах и увидела, как включились холодные, белые фонари заднего хода.

Её рука дрожала, когда она закрывала окно. Она посмотрела налево.

Кнопка блокировки была опущена. Перевела взгляд на пассажирскую дверь, та тоже была заблокирована.

Машина остановилась в нескольких дюймах от её бампера.

Колин глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

Спортивный автомобиль, отлично… маленький и блестящий, с брезентовым откидным верхом.

Водительская дверь распахнулась.

При дыхании из горла Колин вырывались хриплые клокочущие звуки. Во рту пересохло. Чувствовала ли Мэгги себя так в ночь своей смерти? Должно быть, да. Только намного хуже.

Из машины вышел высокий, стройный мужчина. На вид ему было около тридцати, почти ровесник Колин. У него были стильные длинные волосы, на нём расстёгнутая на шее клетчатая рубашка и расклёшенные брюки.

Она не видела его худое, тёмное лицо, пока он не наклонился и не улыбнулся ей. Она нервно улыбнулась в ответ. Незнакомец сделал поднятой рукой вращательное движение.

Колин кивнула. Она опустила окно на полдюйма.

— Что случилось? — спросил он, прямо в щель.

От него сильно пахло алкоголем.

— Э-э… Я не уверена.

— Что-то с вашей машиной? Она сломалась?

Его дыхание заполнило её ноздри. Она схватилась за дверную ручку и сказала себе: Закрой окно… закрой немедленно, потому что он под хмельком… — и увидела избитое мёртвое лицо своей сестры.

— Вы в порядке? — спросил мужчина.

Она потёрла лицо.

— Похоже, у меня закружилась голова.

— Вам нужно опустить окно, подышать свежим воздухом.

— Нет, спасибо.

— Свежий воздух пойдёт вам на пользу.

— Я в порядке.

— Как скажете. Что с вашей машиной?

— Она перегрелась.

— Что?

— Перегрелась, — сказала она в щель. — Во время движения на приборной панели загорелась красная лампочка, а затем двигатель начал ужасно шуметь, и я остановилась.

— Лучше я взгляну.

Он подошёл к передней части автомобиля и прикоснулся рукой к капоту так, как прикасаются к чему-то горячему. Затем его руки скользнули под крышку капота, но открыть его он не смог. Наконец, он присел, нащупал защёлку и открыл капот.

Он провёл под капотом всего несколько мгновений, прежде чем вернуться к окну Колин.

— У вас проблема, — сказал он.

— Что случилось?

— Что? Я вас почти не слышу. Откройте окно.

— Открыть окно?

— Конечно.

— Это вряд ли.

— Эй, я не кусаюсь, — сказал он, ухмыляясь и качая головой.

Колин улыбнулась в ответ.

— Вы уверены?

— Я кусаюсь только в полнолуние. А сегодня половина луны.

— Серп, — поправила она.

Мужчина рассмеялся и сказал:

— Тем более.

Колин открыла окно и глубоко вдохнула. Ветерок доносил свежий влажный запах кукурузных полей. Вдалеке прогрохотал поезд.

Где-то петух возвестил рассвет на три часа раньше.

Прекрасная ночь, — подумала она. На мгновение ей стало интересно, думает ли незнакомец о мирных звуках и запахах. Она посмотрела на него.

— Что случилось с моей машиной?

— Ремень вентилятора.

— Ремень вентилятора? Что это означает?

Он придвинул своё лицо ближе к ней.

— Это означает, юная леди, что вы правильно сделали, когда остановились.

— Почему? — спросила она, отворачиваясь от запаха перегара.

— Без ремня вентилятора далеко не уедешь, двигателю будет капут.

— Это так серьёзно?

— Да, так серьёзно.

— Что с ним случилось?

— Лопнул, наверное. С ними такое иногда случается. Я на всякий случай меняю свой каждые два года.

— Надо бы и мне так делать.

— Я рад, что вы этого не сделали, — сказал он и улыбнулся очаровательной, мальчишеской улыбкой, которая испугала Колин. — Мне не каждый вечер, — продолжил он, — везёт столкнуться с девицей, находящейся в бедственном положении. Особенно с такой хорошенькой, как вы.

Она вытерла потные руки о юбку.

— Вы можете его отремонтировать?

— Автомобиль? Исключено. Разве что у вас есть запасной ремень вентилятора.

— И что мне делать?

— Позвольте подвезти вас до ближайшей станции техобслуживания. Или туда, куда вы захотите. Куда вас отвезти?

— Не думаю, что стоит соглашаться.

— Вам нельзя здесь оставаться.

— Ну…

— Глупо оставаться здесь такой красивой женщине. Не хочу вас пугать, но на этом участке дороги было несколько нападений.

— Я знаю, — сказала она.

— Не говоря уже об убийствах. И мужчин, и женщин.

— Вы меня напугали, — oна нервно улыбнулась. — Я поеду с вами.

— Приятно это слышать.

Он протянул руку внутрь, разблокировал дверь и открыл её для неё. Она выбралась из машины. Дверь закрылась с глухим стуком, прозвучавшим как окончательный аккорд.

— Вы живёте далеко отсюда? — спросил он, взяв Колин за локоть холодными, крепкими пальцами и ведя её к своей машине.

— Милях в тридцати, наверное.

— Так близко? Позвольте мне отвезти вас домой.

— Это было бы очень хорошо. Но я не хочу причинять вам хлопоты. Возможно, до ближайшей заправки…

— Никаких проблем. Тридцать миль — это пустяк, — oн остановился. Его пальцы сжались вокруг её руки. — Думаю, я готов отвезти такую женщину, как вы, куда угодно.

Она увидела, как он улыбнулся, и поняла, что происходит.

— Отпустите меня, — сказала она, стараясь говорить спокойно.

Но он не отпустил. Он дёрнул её за руку.

— Пожалуйста!

Он прижался своими губами к её губам.

Колин закрыла глаза. Она снова начала вспоминать… телефон, который разбудил её, долгий путь до кухни, грубый извиняющийся голос полицейского.

— Боюсь, на вашу сестру совершено нападение.

— Неужели она…?

— Она нас покинула.

Покинула. Забавная формулировка для полицейского.

Она прикусила губу незнакомца. Врезала лбом по носу. Затем ударила костяшками пальцев по горлу и почувствовала, как сдавливается трахея.

Потом побежала к своей машине.

Когда Колин через некоторое время вернулась к мужчине, он неподвижно лежал на дороге.

Став на колени рядом с ним, она подняла его руку и поискала пульс.

Его не было.

Она уронила руку, встала и тяжело вздохнула. Ветерок, дующий с кукурузных полей, доносил свежий и сладкий запах. Такой мирный.

И всё же в этом аромате было что-то немного грустное, как будто кукурузные поля тоже скучали по Мэгги.

Колин подавила рыдание. Она взглянула на светящийся циферблат своих наручных часов.

Затем она согнулась под капотом с гаечным ключом и ремнём вентилятора и приступила к работе.

Она проделала её меньше, чем шесть минут.

Неплохо.

Быстрее, чем когда-либо прежде.

Я вышел из бара «Голубой огонёк» чуть позже полуночи. Башка просто раскалывалась, словно после близкого знакомства с работающей циркулярной пилой. Свежий воздух помог. Я зажёг сигару, застегнул пальто, и уже начал чувствовать себя человеком, когда обогнув угол, наткнулся на драку.

Трое на одного.

Тот, что был один, тощий как креветка парень, не владел ни дзю-до, ни каратэ, ни кунг-фу, и убежать тоже не мог. Поэтому доставалось ему крепко.

— Кончайте, ребята! — крикнул я.

Они попытались, но шея «Креветки» оказалась крепче, чем выглядела.

Я вклинился в самую гущу сцепившегося квартета, затянулся сигарой и стряхнул пепел. Здоровенный мясистый персонаж держал «Креветку» за руки. Как только верзила почувствовал горячий кончик моей сигары в своём ухе, сразу отпустил дохляка и начал орать.

Его приятели отреагировали возмущённо. Один из них бросился на меня вопя как маньяк. Мои очки чуть не слетели с носа, когда я саданул его коленом так, что он сложился пополам. Другой парень вытащил восьмидюймовый нож и ухмыльнулся, а я достал 357-ой «магнум» и ухмыльнулся ещё шире. Он оказался достаточно сообразителен, чтобы бежать от меня, как чёрт от ладана. Его кореша присоединились к нему.

«Креветка», который всё это время просидел на тротуаре, благодарно мне улыбнулся. Однако улыбка вышла не особенно красивой, работали мышцы только половина лица.

Я поднёс руку к голове чтобы убедиться, что мой новый парик всё ещё на месте. К этой штуке нужно было ещё привыкнуть.

— Скорую вызвать? — спросил я.

— Нет, я в порядке.

Скорее всего, так оно и было. Молодые всегда быстро поправляются. Ещё даже не успел осознать что пострадал, а уже как новенький.

Я убрал свой «магнум» в кобуру, наклонился и помог «Креветке» подняться на ноги. Всё ещё держа его за руку, я представился:

— Меня зовут Клэр.

Как ожидалось, «Креветка» криво ухмыльнулся. Действительно, смешное имя — Клэр.

Я с силой сдавил его ладонь.

— Услышал что-нибудь забавное?

— Нет, — вздохнул он. — О, вовсе нет.

Его голос звучал сдавлено и натужно. Так бывает, когда говоришь и стонешь одновременно.

— А тебя, как зовут? — спросил я, не отпуская его руки.

— Оскар.

— Разве ты не хочешь поблагодарить меня, Оскар, за то, что я спас твою задницу?

— Конечно, конечно. Спасибо, Клэр.

— Ну ещё бы.

Он выглядел очень благодарным, когда я наконец отпустил его ладонь.

Вот говорят: всё течёт, всё меняется. А на самом деле ничего подобного. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, а «Бар и гриль Джо» каким был тридцать лет назад, таким и остался.

Тот же массивный стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты на высоких ножках… Разве что столики у стены в дальнем конце зала стали пообшарпаннее. Да ещё скамейки в кабинках лет семь назад обтянули по-новой, но, поскольку Джо заказал тот же красный винил, что и прежде, никакой разницы не видно.

Изменилось другое — люди. Кое-кто из старых клиентов продолжает регулярно к нам наведываться, но некоторых из них просто не узнать. Например, Лестер Кихо после смерти жены сильно сдал и запил. А Хромой Седж, как получил инвалидность, потерял работу стрелочника и теперь каждый день таскается на станцию — смотреть на поезда, уносящиеся вдаль. Постоит немного на платформе — и стрелой к нам: пропустить по стаканчику на пару с Лестером и поплакаться на судьбу. Совсем плохой стал.

Сам же Джо отошёл от дел и бывает здесь редко, всё больше пропадает в горах, охотится, так что последние три года заведением заправляю я — с тех самых пор, как мне стукнул двадцать один год. Впрочем, когда Джо в городе, то иногда по утрам заходит на чашечку кофе с пончиками.

Но в то утро, когда сюда заявилась Элси Томпсон, он по своему обыкновению гонялся за оленями. Повезло старине Джо, ничего не скажешь!

В баре никого не было, кроме меня и Лестера, — я протирал стаканы, а он сидел на своём обычном месте за стойкой, собираясь опрокинуть первую стопку за день.

И тут на стоянку напротив входа въехала машина — старый, раздолбанный «форд», выглядевший так, словно пережил по меньшей мере десяток аварий. После того как водитель выключил мотор, он трясся и дребезжал, наверное, ещё целую минуту.

Я позабыл обо всём на свете, просто стоял и смотрел. На пожилую тётку, выпрыгнувшую из «форда», посмотреть стоило: маленького роста, круглая, как колобок, вся в хаки, с короткой стрижкой и в круглых очках в металлической оправе. Она жевала резинку, причём с таким остервенением, словно грызла орех. В руке у неё была потёртая кожаная сумка.

— Нет, ты только глянь! — сказал я Лестеру, но он и ухом не повёл.

Дверь распахнулась, и тётка, по-военному печатая шаг, промаршировала к стойке в пыльных армейских ботинках со шнуровкой и взобралась на табурет прямо передо мной. Её челюсть несколько раз дёрнулась вверх-вниз, и в какой-то момент мне почудилось слово «кофе».

— Сию секунду, мэм, — кивнул я.

— Спасибо, — буркнула тётка, получив дымящуюся чашку. — А теперь скажи-ка мне, молодой человек, не принадлежит ли это заведение некоему Джозефу Джеймсу Лоури?

— Ему и принадлежит, — ответил я, пристально глядя на неё.

Её глаза за линзами очков открывались и закрывались в такт движениям челюсти.

— Ну наконец-то! — с довольной усмешкой прочавкала тётка. — Пока я искала Джо Лоури и его чёртову таверну, пришлось прочесать все мелкие городки к западу от Чикаго, и в каждом мне обязательно попадалась забегаловка какого-нибудь Джо. Но я не сомневалась, что рано или поздно отыщу его берлогу. А знаешь, почему? Потому что у меня железная воля! Вот так-то! Когда он обычно появляется?

— Э… А зачем он вам?

— Он здесь бывает или нет?

— Конечно, бывает.

— Отлично! Странно только, что за стойкой не он сам.

— Стало быть, вы его знаете?

— Ещё бы! — На секунду в её глазах промелькнуло печальное выражение. — Когда он жил в Чикаго, мы знали друг друга оч-чень даже хорошо.

— Так, может, позвонить ему, сказать, что вы здесь?

— Не стоит. — Продолжая чавкать и ухмыляться, тётка открыла лежавшую у неё на коленях сумку и достала оттуда… здоровенный револьвер. Не такой, конечно, из каких палят ковбои в вестернах, но тоже ничего — длинноствольный «смит-вессон» 38-го калибра, очень неприятный на вид. Однако самое неприятное заключалось в том, что тётка, деловито взведя курок, наставила эту пушку на меня. — Я собираюсь его удивить. Мы его вместе удивим.

Хотя язык у меня в тот момент и отнялся, но кивнуть я всё же смог.

— Во сколько появится Джо?

— Да скоро уже. — Я глубоко вздохнул. — Но… ведь вы же не собираетесь его застрелить?

— Так во сколько? — глядя на меня в упор, переспросила она.

— Ну… — Я помедлил, услышав вдали протяжный гудок локомотива. Экспресс 10.05 из Паркервиля. — Думаю, что скоро.

— Вот я его и подожду. А это что за хмырь?

— Где? А, это Лестер.

— Эй, Лестер! — окликнула его тётка, поигрывая пушкой.

Тот посмотрел в нашу сторону и увидел револьвер, но выражение его лица не изменилось. Оно осталось таким же, как всегда, — длинным и вытянутым, как у колли, только куда более унылым.

— Слышь, Лестер, — сказала тётка, — сиди и не рыпайся. Встанешь — схлопочешь пулю.

Лестер молча кивнул и одним махом влил в себя содержимое стакана. Тётка вновь повернулась ко мне.

— А тебя как звать?

— Уэс.

— Уэс, следи за тем, чтобы стакан у Лестера был полный. И не делай ничего такого, отчего мне бы захотелось тебя шлёпнуть. Если придут другие посетители, веди себя так, будто ничего не происходит. В этом револьвере шесть патронов, а стреляю я без промаха. Мне нужен только Джо Лоури, но случись чего, так и знай: завалю эту забегаловку трупами от стены до стены. Усёк?

— Усёк. — Я подлил Лестеру и вернулся к ней. — Можно вопрос?

— Валяй.

— Почему вы хотите убить Джо Лоури?

Тётка прекратила жевать и насупилась.

— Потому что он испортил мне жизнь. Полагаю, это достаточно веская причина, чтобы убить человека. Тебе не кажется?

— Джо убивать не за что.

— Ты так думаешь?

— Да что ж он вам такого сделал?!

— Сбежал от меня с Мартой Дипсуорт.

— С Мартой?! Но это же его жена! Точнее, была.

— Она что, умерла?

— Три года назад.

— М-да? — Тётка хмыкнула и снова зачавкала. — Что ж, пустячок, а приятно. Надо было Джо жениться на мне — я-то живёхонька и ничего ещё. Будь у него мозги, он бы давно это понял. Да только с мозгами у него всегда была напряжёнка. Знаешь, что было пределом его мечтаний? Уехать на Западное побережье и открыть таверну. Ну не идиот ли?! Марта тоже считала, что это отличная мысль. «Что ж, — говорю, — раз такое дело, выходи за него. Если Джо настолько туп, чтобы так бездарно потратить свою жизнь, то на кой чёрт он мне сдался?» Это было тридцать лет назад.

— Если вы сами так сказали… — начал было я и замолчал: с женщинами вообще спорить трудно, а уж с вооружённой и подавно.

— Что?

— Да так…

Сдвинув языком жвачку в угол рта, она отпила кофе.

— Что ты хотел узнать?

— Ну… если вы сами сказали, что они могут пожениться, то, наверное, с вашей стороны не очень-то честно предъявлять ему претензии теперь.

Тётка поставила чашку на стойку и глянула на Лестера — тот по-прежнему сидел на своём обычном месте, но пялился уже не в стакан, а на её револьвер.

— Я думала, что скоро найду себе другого. — Она грустно вздохнула и покачала головой. — Всё ждала… ждала… пока наконец не поняла, что никто другой мне не нужен. Мне был нужен только Джо, а его-то я как раз и упустила. Вот я и решила поквитаться с этим мерзавцем.

— Но это же…

— Что?

— Безумие какое-то!

— Нет, милый мой! Это то, что он заслуживает!

— Может, у вас ещё что-то заладится. С тех пор как Марта умерла, у него никого нет. Может быть…

— Слишком поздно.

Неожиданно Лестер спрыгнул с табурета и рванул к двери. Тётка лихо развернулась, вскинула свою пушку и, почти не целясь, нажала на курок. Стреляла она и вправду без промаха. Пуля начисто срезала Лестеру мочку левого уха, и он, взвизгнув, тут же затрусил обратно.

— Молитесь, чтобы никто ничего не услышал, — проворчала тётка.

Никто и не услышит, подумал я. Бар стоит на окраине, у самого шоссе, а ближайшее здание — это бензоколонка в квартале от нас. Не говоря уже о том, что в наших краях полно охотников, и на одиночный выстрел никто не обратит внимания, если только не пальнули у вас над самым ухом.

Тем не менее я занервничал. Целых пять минут мы ждали, затаив дыхание, пока наконец тётка не захихикала, словно только что выиграла приз в лотерею.

— Нам повезло.

— А Джо — нет, — сказал я. — И Лестеру.

Тот промолчал. Одной рукой он держался за ухо, а другой то и дело подносил ко рту стакан.

— А не надо бегать! — Тётка постучала дулом револьвера по стойке. — В том-то вся с вами, мужиками, и беда — всё время норовите куда-нибудь слинять. Надеюсь, ты никуда бежать не собираешься?

— Нет, мэм, что вы!

— Смотри у меня! Шлёпну, и дело с концом. Уж кого-нибудь я сегодня точно шлёпну. Сегодня мой день, Уэс. День, когда Элси Томпсон поквитается с Джо!

— Нет, мэм, я никуда не побегу. Но и Джо вам застрелить не позволю. Так или иначе, но я вам помешаю. — Я подошёл к Лестеру и подлил ему ещё виски.

— А вот и не помешаешь! Ни ты, и никто другой. Потому что у меня железная воля. — Элси криво усмехнулась. — Сегодня я собираюсь умереть. А раз так, то меня ничто не остановит. Заруби это себе на носу. Как только я шлёпну Джо, сяду в машину и уеду. Разгоню свой «форд» до семидесяти… или даже восьмидесяти миль… присмотрю дерево потолще и…

Я засмеялся.

— Думаешь, я спятила? — окрысилась на меня Элси.

— Нет, мэм. Просто стало смешно, что вы решили выбрать дерево. Понимаете?

— Нет.

— Это потому, что вы не в курсе, что случилось с Джо. Он тоже врезался в дерево — старый дуб неподалёку от города. С ним была Марта. Она погибла. Джо тоже досталось изрядно, и док Миллз даже думал, что ему крышка, но ничего, вытянул. Правда, лицо у него уже не то, что прежде, да ещё левый глаз потерял. Теперь носит повязку, на пирата похож.

— Можешь не продолжать.

— Ему ещё и ногу отняли!

— Говорят тебе, я не желаю этого слышать!

— Да-да, мэм, простите… Просто я подумал, что дерево — это не самый надёжный способ.

— У меня получится.

— Почём вам знать? Можете кончить так же, как Джо: будете ковылять на протезе, без глаза, да ещё с таким личиком, что и лучшая подруга не признает.

— Заткнись! — зарычала тётка и сунула мне пушку прямо под подбородок.

— А вот чтобы наверняка… — тоном заговорщика тихо продолжал я. — Примерно в миле от города есть отличная бетонная эстакада с толстенными опорами.

— Налей-ка мне ещё кофе и помалкивай.

Я потянулся за кофейником… и вдруг услышал шаги — кто-то, громко топая башмаками, шёл по деревянному тротуару, тянувшемуся вдоль фасада бара, явно направляясь к нам. Я покосился на Элси, которая, зловеще усмехнувшись, зачавкала жвачкой с удвоенной силой.

Сквозь оконное стекло я увидел знакомую седую шевелюру и покрытое шрамами лицо с повязкой на левом глазу. Заметив меня, человек улыбнулся и помахал рукой.

Я быстро глянул на Лестера — тот, не обращая на нас внимания и прижимая к уху бумажную салфетку, допивал очередной стакан.

— Ни звука! — прошептала Элси, ткнув меня в грудь револьвером.

Дверь бара медленно отворилась.

— Джо, падай! — закричал я.

От неожиданности вошедший замешкался и застыл на месте, ошалело озираясь по сторонам. А Элси, издав громкий, торжествующий вопль, спрыгнула с табурета и открыла по человеку беглый огонь. Первые две пули попали ему в грудь, следующая — в горло, ещё одна — в плечо, отчего его развернуло на сто восемьдесят градусов, а последняя — в копчик.

Я метнулся к Элси, однако она была начеку и, проворно обернувшись, так врезала мне дулом револьвера, что я упал. А пока я ворочался на полу, пытаясь подняться, перепрыгнула через труп и выбежала на улицу. Я подскочил к двери как раз в тот момент, когда её рыдван задним ходом выруливал на дорогу. Завизжали покрышки, запахло палёной резиной, и «форд» скрылся из виду.

Я вернулся в бар. Лестер сидел за стойкой, развернув табурет к двери и с ужасом глядя на труп. Устало плюхнувшись на скамью в ближайшей кабинке, я закурил сигарету.

Не знаю, сколько мы так просидели. Наверное, долго. Из оцепенения меня вырвал лишь приближающийся вой сирены. Через несколько секунд мимо бара в направлении эстакады промчалась машина шерифа, а за ней — «скорая».

— Надо думать, за Элси, — сказал я.

Лестер только пожал плечами.

А ещё минут через пять дверь открылась вновь, и в бар вошёл крепкий высокий мужчина, которого я очень хорошо знал.

— Господи! — Изумлённо посмотрев на нас с Лестером, он опустился на колени возле трупа. — Хромой Седж! Вот бедняга! К сожалению, ему уже не поможешь. — Он похлопал старого стрелочника по плечу, встал и принялся отряхивать брюки. — Кто это его так?

— Какая-то сумасшедшая, — пробормотал я. — Явилась сюда и сказала, что не уйдёт, пока не поквитается с тобой… папа.

Звук, похожий на шум шагов рядом с палаткой, вывел меня из полусна. Турист? Не похоже. Мы были далеко от главных троп, и никого не видели уже дня три.

Может, там никого не было. Может, просто с дерева поблизости упала ветка или шишка. Или запах съестного привлёк к нам в лагерь какое-то животное. Крупное животное.

Я снова услышал его — глухой тяжёлый звук.

Я боялся пошевелиться, но заставил себя повернуться и посмотреть, не спит ли Сэйди.

Она ушла.

Я глянул вниз на спальный мешок. Расстёгнутую москитную сетку задувало внутрь. Холодный, пахнущий сыростью, ветерок коснулся моего лица, и я вспомнил, что Сэйди вышла из палатки. Как давно? Этого я сказать не мог. В любом случае, ей уже давно пора было возвращаться, чтобы мы могли закрыть палатку.

— Эй, Сэйди, ты чего не заходишь?

Я слышал только журчание ручья в нескольких ярдах от нашего лагеря. Он шумел так, словно, в лесу бушевал шторм.

— Сэйди! — позвал я.

Тишина.

— Сэээ-йдиии!

Она, должно быть, ушла далеко и не слышала. Ладно. Ночь была прекрасной: прохладной, но безоблачной, с такой круглой и белой луной, любоваться которой можно было часами. Чем мы, собственно, и занимались, перед тем, как пойти на боковую. Я не мог винить её за то, что она решила выйти прогуляться на свежем воздухе.

— Отдыхай, — пробормотал я и закрыл глаза.

Мои ноги немного замёрзли. Я поёрзал ими, свернулся калачиком и поправил подложенный под голову свёрток из джинсов. Я только начал устраиваться поудобнее, как кто-то возле палатки кашлянул.

Это была не Сэйди.

Моё сердце замерло.

— Кто там? — спросил я.

— Всего лишь я, — сказал низкий мужской голос, и палатка ужасно закачалась. — Выходи оттуда!

— Что ты хочешь?

— Быстро!

— Хватит раскачивать палатку! — Я достал нож из чехла на поясе джинсов.

Палатка остановилась.

— У меня дробовик, — сказал мужчина. — Выходи, пока я не досчитаю до пяти, или я разнесу эту палатку вместе с тобой. Один…

Я выскочил из спального мешка.

— Два…

— Эй, ты не можешь подождать, пока я оденусь?

— Три… Выходи с пустыми руками, четыре…

Я сунул нож в носок, рукояткой вниз, чтобы он не выпал, и выполз наружу.

— Пять, ты успел.

Я встал, чувствуя шишки и ветки под ногами, и посмотрел в ухмыляющееся бородатое лицо мужчины, имеющего какое-то неприятное сходство с Распутиным. Дробовика у него не было. Только мой ручной топорик. Я бегло осмотрел побережье ручья за ним. Никаких признаков Сэйди.

— Где твой дробовик? — спросил я. И закрыл рот на замок.

Мужчина сухо рассмеялся.

— Доставай нож из носка.

Я посмотрел вниз. На мне были только шорты и носки, и в лунном свете нож сверкал, как серебряный, на фоне моей ноги.

— Доставай его медленно, — предупредил он.

— Нет.

— Хочешь увидеть свою жёнушку снова? Если я дам знак, мой друг убьёт её. Разрежет на кусочки.

— Сэйди у вас?

— Там, за деревьями. Нож отдай.

— Ни за что. — Я сжал коленки, чтобы унять дрожь. — Вы всё равно нас убьёте.

— Не-а. Всё, что нам нужно — ваша еда и снаряжение. Мы просто хотим немного пожить на природе. Понимаешь, мужик? — Он ухмыльнулся, словно вид его кривых зубов помог бы мне понять его лучше. И он помог.

— Что вы сделали, — спросил я, оттягивая время. — Банк ограбили?

— Ну, и банк ограбили тоже. Давай, избавляйся от ножа, или мне крикнуть Джейку пусть режет?

— Лучше кричи Джейку, — сказал я и выхватил нож.

— Ты уверен?

— Уверен. Хотя, сделай мне одолжение. Ты не будешь против, если я попрощаюсь с женой?

Он снова ухмыльнулся.

— Давай.

— Спасибо, — сказал я, и закричал — Прощай, Сэйди! Сэйди! Прощай, Сэйди!

— Хватит. — Он подошёл, высоко подняв топорик, словно взвешивая его в руке. И всё это время ухмылялся.

Мой нож полетел в него, отражая лунный свет, и ударил его прямо в грудь. Рукояткой вперёд.

Он подходил всё ближе и ближе. В конце концов, я упёрся спиной в дерево. Его холодная, влажная кора впилась мне в кожу.

— Нет никакого Джейка, — сказал я, стараясь отвлечь его.

— И что? — ответил он.

Я поднял руки, чтобы закрыться от удара, и подумал, долго ли будет болеть.

Тут раздался леденящий душу горловой вой. Через ручей, шлёпая по воде, нёсся мастиф. Огромный зверь, чёрный, как смерть. Обернуться Распутин не успел. Он успел только вскрикнуть перед тем, как Сэйди, рыча, сбила его с ног и вцепилась в глотку.

Вонь пришла как раз около десяти вечера. Бет закрыла глаза и глубоко задышала ртом, но запах не уходил. Тут всегда спасал бурбон. Так что, она встала, выключила телевизор и пошла на кухню.

На холодильнике стояла полупустая бутылка. Стакан, покоившийся на горлышке бутылки, тихо позвякивал всю дорогу назад в гостиную. Она с ногами села на диван.

Держа бутылку под носом, Бет открутила крышку. Аромат бурбона смешался с отвратительным смрадом, заглушив его.

— Чёртовы сигары, — пробормотала она в тишине.

— Я уже собиралась уходить.

— Я отниму у вас всего несколько минут, миссис Мортон.

— Мисс, — поправила она. — Мисс Мортон.

— Мисс Мортон.

— Вы прочитали моё имя на почтовом ящике, верно?

— Это очень проницательно, мисс Мортон, очень проницательно. Можете уделить мне несколько минут вашего времени?

— Мне действительно пора уходить, — она начала закрывать дверь, но чёрный кейс мужчины заблокировал её. — Не могли бы вы, пожалуйста, убрать свой кейс?

— Мисс Мортон, я предлагаю вам возможность, которая выпадает раз в жизни.

— Что вы продаёте?

— Можно мне зайти на минутку?

— По правде говоря, не думаю, что мне будет интересно, мистер…

— Снай. Марвин Снай. Для вас это отличная сделка.

— Так что же вы продаёте?

Он улыбнулся. Его губы были слишком красными, зубы — слишком белыми, а волосы — слишком прилизанными и чёрными.

— Мисс Мортон, я из сферы бизнеса занимающегося вопросами смерти.

— Участки на кладбище?

— Нет-нет, едва ли. Фирма, которую я представляю, специализируется на скрытых убийствах.

Сердце Пегги Мортон учащённо забилось.

— Убийство?

— Именно так.

— Вы шутите?

— Я совершенно серьёзен, мисс Мортон.

Закрыв глаза, она потёрла виски.

— Я… я не знаю. Убийство? Ладно, давайте послушаем, что вы хотите сказать, — она широко распахнула дверь. — Входите.

Марвин Снай вошёл в её дом. Он выглядел щуплым в своём сером костюме. Его лицо казалось белым, за исключением щели рта. Он сел на диван. Пегги надеялась, что он не откинется назад. Она была уверена, что его волосы оставят тёмное пятно на обивке.

— Возможно, вам интересно, мисс Мортон, какую конкретно услугу я хочу вам предложить?

— Можно и так сказать, — она нервно улыбнулась и села на стул напротив него.

— Я представляю фирму «Фьючерс Анлимитед». Мы верим, что будущее находится в руках сильных, мисс Мортон, в руках тех людей, у которых хватает смелости творить его своими руками. Если вы такой человек, а я думаю, что так оно и есть, тогда вы можете обнаружить, что наш сервис идеально соответствует вашим специфическим потребностям.

Она прочистила горло.

— Чем конкретно вы занимаетесь?

— Я рад, что вы задали этот вопрос. Это показывает, что вы женщина, которой нравится прямой подход, как и мне. Вы верите в то, что нужно сталкиваться с проблемой лицом к лицу, не так ли?

— Обычно так.

Он пригладил волосы, затем взглянул на свою руку, словно проверяя, не осталось ли чего.

— Наша фирма считает, — объяснил он, — что время от времени возникают ситуации, которые невозможно разрешить обычными методами. За скромную сумму мы устраняем те препятствия и те раздражители, которые мешают, и часто с плачевными результатами, жить нашим клиентам более полноценно. Разрешите?

Он положил чёрный кейс себе на колени, открыл его и достал рекламную брошюру.

— Позвольте мне зачитать вам отзывы нескольких наших удовлетворённых клиентов.

На обратной стороне брошюры он прочитал: «Когда меня недавно не повысили в должности, я был по-настоящему подавлен. «Фьючерс Анлимитед» всё это изменили. Сейчас я вице-президент крупной производственной компании, и у меня впереди блестящая карьера. Я очень вам благодарен».

— А вот и ещё. Я уверен, что вы оцените его по достоинству. «Старый козёл просто не хотел отдавать концы. Я думал, что он будет жить вечно, а у меня не было ни гроша. Вы — молодцы. Вы стоите каждого цента».

— У нас всякое бывает, не так ли, мисс Мортон? — он ухмыльнулся и тихо засмеялся.

— Ещё? «Мой муж был пьяной скотиной. «Фьючерс Анлимитед» сотворила чудеса с моим душевным спокойствием».

— Я думаю, это говорит само за себя, не так ли? У нас есть много других в таком же духе, но этого должно быть достаточно, чтобы указать на положительные отклики наших клиентов. А теперь, мисс Мортон, скажите мне вот что: есть ли в вашей личной или профессиональной жизни кто-то, кого вы считаете препятствием, обузой или угрозой?

— Да, — сказала она. — Да, определённо, есть.

— Замечательно. Я уверен, что вы будете полностью удовлетворены тем, как мы разрешим данный вопрос.

— Сколько это будет стоить?

— Пять тысяч долларов. Две с половиной тысячи авансом, остальная сумма выплачивается после выполнения задания.

— Это ужасно много, не так ли?

— Мы предлагаем пятипроцентную скидку, если вы согласитесь оставить отзыв в рекламных целях. При покупке двух услуг вы получаете дополнительную пятнадцатипроцентную скидку. Это означает, по сути, что вы приобретаете каждую из них всего за 4000 долларов.

— Я бы хотела только одну.

— С отзывом?

— Думаю, это приемлемо.

— Тогда это обойдётся в 4750 долларов.

— Всё равно это ужасно дорого.

— Честно говоря, я разочарован вашими словами, мисс Мортон, — он с сожалением покачал головой.

— Мне жаль, — сказала она.

— Если вы присмотритесь к рынку, то убедитесь, что наши расценки вполне разумны. Конечно, вы могли бы осуществить эту работу и за меньшие деньги, но вам неизменно пришлось бы иметь дело с головорезами-дилетантами. Крайне опасно. В таких деликатных вопросах, как этот, было бы неразумно соглашаться на что-то меньшее, чем на самое лучшее. И мы, «Фьючерс Анлимитед» — самые лучшие. Мы предлагаем вам полную конфиденциальность, быстрое и эффективное обслуживание высочайшего профессионального качества. Естественно, самое лучшее стоит немного дороже.

— Естественно.

— Теперь, может быть, перейдём к необходимым формальностям? — он достал из кармана рубашки позолоченную ручку, а из кармана пиджака — блокнот для заметок. — Ваше имя?

— Маргарет Мортон.

— Адрес, включая почтовый индекс?

Она дала их ему. Он что-то нацарапал в блокноте не поднимая глаз.

— Род занятий?

— Офицер полиции.

Ручка остановилась. На его губах появилась болезненная улыбка.

— Вы, должно быть, шутите?

— Конечно.

— Я уверен, что являясь офицером полиции, вы должны понимать, что для обвинения в заговоре с целью совершения убийства требуется явное действие?

— Я не коп.

— Всё, что мы делали до сих пор, это фантазировали, — он прочистил горло. — Так какой род занятий?

— Продавец.

— Работодатель?

— «Вестерн Косметикс».

— Годовой доход?

— Это обязательно?

— Боюсь, что так. Нам нужно…

— Около тридцати тысяч.

— Очень хорошо, мисс Мортон. А теперь мне нужно имя субъекта.

— Стив Хейз. Х-Е-Й-З.

— Адрес?

— Этот же адрес.

— О-о?

— Он живёт здесь.

— Когда его можно будет найти в этом месте?

— Каждый вечер. Он приходит домой с работы в четверть шестого и уходит в десять минут восьмого утра.

— На выходных он свободен?

— Да.

— Очень хорошо. Итак, мисс Мортон, что бы вы хотели, чтобы я обозначил в качестве вашего мотива?

— Что?

— Ваш мотив. Причина, по которой вы хотите, чтобы «Фьючерс Анлимитед» удалила этого человека из вашей жизни.

— Он мне изменил, — пробормотала она.

Марвин Сней покачал головой.

— Если позволите так выразиться, мисс Мортон, трудно поверить, что мужчина мог найти женщину красивее и соблазнительнее вас.

— Спасибо, — она поёжилась под мутным взглядом мужчины. — Вам нужна его фотография или что-то в этом роде?

— Это было бы очень полезно.

— Минутку, — Пегги направилась к входной двери, где оставила свою сумочку. Вынула бумажник, открыла его и достала цветную карточку.

— Вот, — сказала она.

Она подошла к дивану и протянула её ему.

— Очень хорошо. Великолепно. Это будет существенным подспорьем. А теперь, пожалуйста, подпишите вот здесь.

Он протянул ручку.

Пегги взяла её.

— Что вы хотите, чтобы я подписала?

— Ваше согласие предоставить отзыв после выполнения нашей задачи. Это будет означать для вас экономию в размере 250 долларов.

— Хорошо, — она просмотрела документ. — Держу пари, у вас полно клиентов.

— У нас всё идёт довольно хорошо, — он горделиво улыбнулся. — Меня только что перевели с востока, чтобы я занялся этим регионом, и у меня, конечно же, дел по горло.

— Думаю, вокруг много людей, которые хотят чьей-то смерти.

— Почти все. Конечно, многие не могут заплатить ту цену, которую мы запрашиваем, а у других не хватает морального мужества иметь с нами дело. Тем не менее, за последнюю неделю мне удалось зарегистрировать с полдюжины потенциальных клиентов.

Он с нежностью похлопал по своему блокноту.

— А теперь, не могли бы вы расписаться прямо здесь?

Она поставила подпись.

— Нам, разумеется, потребуются наличные в качестве первоначального взноса.

— Конечно. Но я не держу столько дома. Мне придётся снять деньги со своего сберегательного счёта.

— Я буду рад забрать их в удобное для вас время. Где и когда?

Она снисходительно улыбнулась ему.

— Мисс Мортон?

— Как насчёт «никогда»?

— Мисс Мортон, правда, я не понимаю…

— Я не заплачу тебе ни цента. Как тебе это нравится, подонок?

Его лицо покраснело.

— Я не понимаю…

Он попытался увернуться, когда Пегги приставила ручку к его горлу, но оказался недостаточно проворен. Та вошла глубоко.

— Дилетанты, говоришь?

Она посмотрела на кровь, разливающуюся по дивану, и застонала. Жёсткая конкуренция иногда может быть такой грязной.

— Ты никуда не пойдёшь, — сказал человек, стоящий перед дверью.

Он был поменьше, чем Гарри Барлоу, недостаточно велик, чтобы быть достаточно убедительным. Но, с обеих сторон возле него была ещё пара ребят. Гарри подумал, что он мог бы справиться с этими тремя, но решил не пытаться. Как и большинство здоровяков, его атаковали люди, желающие доказать свою силу. Он от этого устал. Он больше не хотел драться.

— Пожалуйста, отойдите — сказал он, обращаясь к мужчине.

— Только через мой труп, чувак. Ты останешься здесь. Это твоя великая ночь.

Весь ресторан взорвался аплодисментами. Гарри медленно повернулся, осматривая лица вокруг него. Большинство из них были мужчинами. Как ни странно, он не обратил на это внимания во время еды. На самом деле, он почти ни на что не обратил внимание, за исключением восхитительного говяжьего филе. Когда он впервые увидел «Бар Роя» и «Жаркое на гриле», он был удивлён большому количеству автомобилей на автостоянке. Городок, спрятанный в отдалённой местности, в лесистой провинции северной Калифорнии, казался слишком маленьким для стольких автомобилей. Но когда он попробовал невероятные стейки, то решил, что большинство из их владельцев, вероятно, пересекли мили, чтобы поужинать в этом баре. Он был рад, что он здесь остановился. До этих пор. Теперь он только хотел уйти.

Он сделал шаг по направлению к этим троим, блокирующим путь.

— Стоять! — крикнул кто-то позади него.

Гарри обернулся. Он уже видел этого человека. Во время ужина незнакомец обходил столы, смеялся и болтал с клиентами. Он обменялся несколькими словами с Гарри.

— Я — Рой, — обратился он к нему. — Вы здесь впервые? Откуда вы? Как еда? — Он выглядел вежливым и учтивым человеком.

Теперь-же он направлял на него дробовик.

— Зачем это? — спросил Гарри.

— Я не могу позволить тебе уйти, — сказал Рой.

— Но почему?

Кроме коротких, угасающих звуков столового серебра, в ресторане слышалось только тихое эхо.

— Ты соперник, — ответил ему Рой.

— Какой ещё соперник? — спросил Гарри.

Ожидая ответа, он ощутил первые нотки страха.

— Не какой, а чей.

Гарри услышал тихий смех. Оглянувшись, он увидел, что все смотрят на него. Он потёр руки о свои мягкие вельветовые брюки.

— Ладно, — сказал он. — Чей я соперник?

— Чемпиона.

— В самом деле?

Опять возобновился смех.

— Именно так. Разве ты до сих пор никогда не слышал про субботние ночные бои? Ну, и вот здесь, в «Баре Роя» и «Жаркое на гриле» у нас имеется своя версия.

По ресторану прокотились шумные аплодисменты. Рой подал знак рукой, чтобы они замолчали.

— Первый, кто прибудет сюда в субботу, после девяти часов вечером, является соперником. Tы пришeл в три минуты десятого.

Гарри вспомнил про стоявшую за дверью группу из семи или восьми человек, которые тихо, но оживлённо разговаривали. Некоторые из них посмотрели на него по-особенному, когда он входил. Теперь он знал, почему они были там. Они дожидались девяти. Поскольку они знали правила, то просто мудро выжидали, пока какой-нибудь тупица не сунется внутрь первым.

— Послушайте, — сказал Гарри, — я не хочу ни с кем драться.

— Чаще всего так и бывает.

— И я не стану этого делать.

— Мы поймали одного типа пару лет тому назад, — сказал Рой. — Он был своего рода пацифистом. Он не хотел сражаться с чемпионом. Просто не хотел. Он побежал к двери, — Рой улыбнулся и помахал дулом ружья. — Я завалил его. Я и тебя пристрелю, если попытаешься удрать.

— Это безумие, — пробормотал Гарри.

— Мы просто отлично проводим время, — Рой повернулся к толпе: — Хорошо, ребята. Теперь я разъясню новый ночной бой за субботу.

Одна из официанток стояла рядом с ним, держа в руках чашу с красными билетами.

— В чаше находится сто билетов. Каждый билет имеет одно из значений периодa времени от трёх секунд до пяти минут. До сих пор у нас не было боя, который длился бы больше. Вы платите пять баксов за каждую возможность. Сколько, по-вашему, будет длиться бой. Победитель получает сумму. Непроданные билеты остаются за нами, — oн погладил руку женщины, которая держала чашу. — Это Джули, она позволит вам «coхранить» время. Я — судья. Борьба заканчивается, когда один из двух участников умрёт. Есть вопросы?

Вопросов не возникло.

— Подходите и приобретайте билеты. Поединок состоится через десять минут.

В течение следующих десяти минут, пока клиенты извлекали деньги из карманов и вытаскивали билеты из чаши, Рой был начеку. Гарри рассматривал возможность бежать к двери. Но он думал, что было бы разумнее противостоять чемпиону, чем оружию Роя. Чтобы быстрей убить время, он подсчитал, сколько билетов было продано.

Семьдесят два.

По пять долларов за штуку. Выходит, что собралось $360.

— Поединок начнётся через минуту, — объявил Рой. — Последняя возможность купить билет.

Желающих больше не было.

— Элмер?

Тощий лысый старик кивнул и пошёл к задней двери.

— Чемпион придёт, в любой момент, друзья. Не помогли бы вы помочь мне передвинуть эти столы сюда…?

Шесть столов из центра помещения были сдвинуты в сторону, освободив место посередине, которое, по мнению Гарри, было ужасно тесным.

Толпа вдруг начала аплодировать и свистеть. Глядя прямо в заднюю дверь, Гарри увидел, что входит Элмер. А позади него высокий, худой человек.

— Дамы и господа! — прокричал Рой. — Чемпион!

Чемпион мрачно взглянул на толпу и, прохромав до центра, остановился. Выглядело так, как будто до сих пор он много раз был побит — его широкий лоб пересекал шрам. На левом глазу он носил повязку. Не было части его уха. Также отсутствовал указательный палец левой руки.

Посмотрев вниз, Гарри увидел, в чём заключалась причина неуклюжей походки Чемпиона. Между его ногами тянулась цепь длиной в метр.

— Я не буду драться с этим человеком, — сказал Гарри.

— О, напротив, — сказал ему Рой. — Элмер?

Хилый старичек встал на колени. Отпер замок, смахивая окову с одной ноги Чемпиона.

Гарри сделал шаг назад.

— Стой спокойно, — сказал Рой.

— Вы не можете заставить меня драться с этим человеком.

— Те, у кого цифры меньше, будут рады это услышать.

— Правильно! — крикнул, кто-то из толпы..

— Просто оставайся там, — сказал другой.

Всё больше людей присоединялись к крикам, некоторые побуждали его пассивно ждать момента смерти, другие требовали сражаться.

Элмер посмотрел на железяку на левой ноге Гарри. Цепь теперь сковывала его с Чемпионом.

— Сколько? — спросил Рой.

Крики прекратились.

— Десять секунд до начала, — сказала Джули.

— Элмер?

Старик помчался к другому краю помещения. Он подошёл к стойке и вытащил пару одинаковых размеров ножей.

— Пять секунд, — сказала Джулия.

У ножей были деревянные ручки с латунной защитой и 8-дюймовые лезвия из полированной стали.

— Мы не станем, — сказал Гарри Чемпиону. — Они не могут нас заставить.

Чемпион презрительно рассмеялся.

Элмер вручил один нож чемпиону, а другой Гарри. И быстро отстранился, когда Джули обьявила:

— Начинайте!

Гарри бросил свой нож. Остриё ножа глубоко впилось в пол, сделанный из твёрдых пород дерева. Пока ручка всё ещё вибрировала Чемпион замахнулся в живот своего противника. Гарри отскочил. Цепь натянулась, и он упал. Чемпион ступил на его колено. Гарри закричал от сильной боли.

В приступе безумия Чемпион закричал, бросившись на Гарри. Обеими руками Гарри остановил его, чтобы тот не вонзил нож ему в лицо. Лезвие приблизилось. Он закрыл глаза и почувствовал, как ресницы левого глаза касаются стального наконечника. Извернувшись головой, он отвернулся в сторону. Лезвие разорвало его ухо и впилось в землю рядом с его головой. Сжав руку в кулак и ударив в нос Чемпиона, он оглушил его и использовал момент, чтобы выскользнуть из-под его тела, перекатившись. Он отполз от попыток схватить его за руки или за ноги.

— Хватит! — закричал он. — Хватит уже! Это должно прекратиться!

Толпа засвистела.

Чемпион поднял нож, вскочил на ноги и покачиваясь двинулся на Гарри. Лезвие рассекло переднюю часть его клетчатой рубашки.

— Прекрати!

Чемпион напал, издавая рычание. Он потянулся ножом к животу Гарри, но не мог дотянуться до него, потому что пропустил удар по руке. Напал снова. На этот раз ему удалось порезать Гарри, и он снова зaмахнулся. Гарри повернулся и отбил атаку. Захватив правое запястье и локоть Чемпиона, он со всей силы надавил коленом. Рука сломалась c уродливым звуком. Чемпион закричал, роняя нож, но поймал его левой рукой и замахнулся в диком экстазе, но Гарри вовремя отпрыгнул. Для большей опоры он присел на корточки и с силой дёрнул цепь. Нога Чемпиона взмыла вверх, и тот упал. Гарри вскочил с него. Обеими руками он прижал здоровую руку чемпиона к полу.

— Сдавайся! — прокричал он окровавленному лицу перед собой.

Чемпион кивнул. Нож выпал из его рук.

— Вот! — Гарри посмотрел на аудиторию. — Он сдался! Хватит!

Вдруг мужчина поднялся и впился зубами в шею Гарри. Ослеплённый болью и яростью из-за обмана, распластавшийся на земле Гарри увидел нож. Четыре раза он пронзил тело своего противника, прежде чем челюсти того расслабились. Чемпион упал. Его голова, с глухим звуком, сильно врезалась в пол.

Гарри отполз в сторону, ощупывая рану на шее. Она не кровоточила так сильно, как он опасался.

Сидя на земле, он увидел, что Рой опустился на колени рядом с Чемпионом.

— Он мёртв? — прозвучал вопрос.

Рой проверил пульс.

— Пока нет, — сказал он.

— Ну же! — крикнул кто-то.

— Действуй, дальше! — призывал другой.

— Прикончи его! — проверещала какая-то женщина.

Это продолжалось ещё несколько секунд. Потом наступила тишина. Абсолютная тишина. Все уставились на Роя, стоявшего на коленях рядом с поверженным чемпионом.

— Он умер, — сказал Рой.

Джули нажала на секундомер:

— Две минуты и двадцать восемь секунд.

— Это мой! — возрадовался какой-то мужчина, размахивая билетом. — Мой! Вот он!

— Подойдите сюда, — сказал Рой. — Мы только сверим номера и затем вы сможете забрать свою прибыль.

Он повернулся к своему тощему помощнику.

— Элмер?

Элмер опустился на колени между Гарри и трупом. Он снял окову с мертвеца. Прежде чем Гарри успел отреагировать, железный зажим был застёгнут на его правой лодыжке. Элмер запер замок на ключ.

Эй! — запротестовал Гарри. — Сними их! Я выиграл! Вы должны меня отпустить!

— Извини, но я не могу, — сказал Рой, улыбаясь ему. — Теперь, ты — Чемпион.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Чарли у трупа женщины.

Женщина не ответила. Она расположилась в садовом кресле Чарли, в том самом кресле, в которое собирался сесть он сам, в кресле, в котором он по утрам пил свои первые две чашки кофе. Эту часть дня он любил больше всего: так тихо, воздух всё ещё сохраняет ночную свежесть и прохладу, а солнце мягко пригревает. Но сейчас!..

— Эй! — окликнул он.

Она не пошевелилась. Просто сидела, скрестив ноги и сложив руки на коленях. Чарли отхлебнул кофе и обошёл её. На ней было блестящее голубое вечернее платье. «Какая неподходящая одежда», — подумал Чарли. Летнее платьице или купальник были бы тем, что надо, а строгое, официальное платье с открытыми плечами выглядело нелепо, даже претенциозно. Совсем не то, что нужно.

Чарли зашёл на кухню налить кофе и, вернувшись, застал её на том самом месте. Несправедливость ситуации накрыла его волной. Он решил столкнуть её с кресла — пусть сама о себе как-нибудь позаботится.

Именно это он и сделал. Женщина плюхнулась и растянулась на газоне, и Чарли занял её место.

Несколько мгновений спустя, он вздохнул в отчаянии. Он просто не мог пить кофе перед ней.

Выливая кофе на траву, он поднялся на ноги и устремился в дом. Он захотел вломиться в дверь спальни Лу, но это могло его разозлить, так что Чарли тихонько постучал.

— Не шуми! — закричал Лу.

— Можно войти?

— Если хочешь.

Чарли открыл дверь и вошёл в комнату, пропитанную застоявшимся дымом. Лу лежал в кровати. Натянув одеяло до самого верха, так что виднелось лишь его лицо. Его пухлое лицо, приплюснутый нос и выпученные глаза всегда напоминали Чарли о мопсе по имени Снэппи, который у него когда-то был. Снэппи, который кусал всех, до кого мог добраться, и тот имел характер помягче, чем у Лу. Особенно поутру.

— Вставай, Лу. Я хочу тебе кое-что показать.

— Что?

— Вставай, вставай!

Лу вздохнул и сел.

— Надеюсь, мне это понравится.

— Нет, это тебе вряд ли понравится, но тебе стоит это увидеть.

Лу слез с кровати, надел халат и тапочки и пошёл за Чарли во двор.

— Смотри, — сказал Чарли.

— Кто это? — спросил Лу.

— Откуда я знаю?

— Ты же нашёл её.

— То, что эта дама сидела в моём кресле, ещё не значит, что я с ней знаком.

— И что она делала в твоём кресле?

— Ничего особенного.

— Как она оказалась на траве?

— Она сидела на моём месте, Лу.

— И ты её скинул.

— Ну да.

— Как невоспитанно, Чарли. — Лу опустился на колени. — Неплохо одета, правда?

— Ну уж точно получше, чем ты оставлял своих, — сказал Чарли.

— Не буду обращать внимания на то, что ты сказал. — Он наклонил голову женщины назад и коснулся синяка на шее. — Нейлоновый чулок, — сказал он. — А может — шарф. Совсем не в моём стиле.

— Я тебя ни в чём не обвинял, — возразил Чарли.

— Не обвинял. Спасибо. Ты, должно быть, удивляешься.

Чарли пожал плечами.

— Ты же читал мою книгу?

— Конечно.

На самом деле, Чарли её не читал. Он вообще не читал ни единой книги после «Сайласа Марнера» в школе. Но Лу гордился «Души до последнего вздоха: Правдивой историей Риверсайдского душителя, рассказанной им самим». И, бесспорно, имел право гордиться. Книга, написанная им за последние два года в тюрьме, стала бестселлером в твёрдой обложке. Права на издание в мягкой обложке принесли 800 000 долларов, а Эд Ленц подписал контракт на исполнение роли Лу в фильме студии «Юниверсал».

— Во-первых, сказал Лу, — они должны были быть блондинками. Во-вторых, я забирал их одежду и наряжал в неё дома манекенов. В третьих, я не пользовался шарфом, я пользовался пальцами. Поэтому меня и называли Пальцами.

— Конечно же, я всё это знаю.

— В-четвёртых, я не разбрасывал их по чужим дворам. Это невоспитанно. Я оставлял их на дорогах. — Он ткнул тело ногой. — Совсем не в моём стиле.

— Но полиция?..

— Вот именно. Надо от неё избавиться.

— И что мы будем с ней делать? — спросил Чарли.

Лу вытянул из кармана халата сигару, снял обёртку и бросил её на траву, сунул сигару в рот и зажёг.

— Что мы будем с ней делать, — сказал он. — В банк положим.

Люди шли к нам весь день. Не просто выпить пива или перекусить, запастись блесной или спреем от насекомых, или заглянуть в мой музей Бигфута. Не поэтому. Я расскажу вам, почему.

На улице стояла серая, безлюдная погода, одна из тех, что заставляет тосковать по ярко освещённой закусочной, супу-чили или знакомой мелодии из музыкального автомата. Всё это вы можете получить у меня дома. Это место — первое после почти пятидесяти миль леса, такого густого и унылого, что, может показаться, будто вы больше никогда не увидите человеческого лица. Я зову его музей и закусочная «Бигфут Барни».

Моя жена работала в закусочной, когда ближе к вечеру вошёл этот парень. Он вылез из пикапа «додж» на прицепе с домом на колёсах «патфайндер» и поднялся по ступенькам крыльца. У двери он остановился и огляделся, словно опасаясь, что кто-то может подкрасться к нему сзади, а потом вошёл.

Он выглядел худым и крепким, но весь в ссадинах. Рукав его фланелевой рубашки был порван. Лицо и шея были покрыты царапинами.

Отвернувшись от прилавка, он прихрамывая направился ко входу в музей. Мне стал любопытно и я пошёл следом за ним. Должно быть, он услышал меня. Он развернулся почти бесшумно и полез под рубашку. Я мельком увидел чёрную сталь — рукоятку автоматического пистолета, прежде чем он убрал руку и полы рубашки опустились.

— Чёрт, — сказал он.

— С вами всё в порядке?

Он не ответил. Просто отвернулся и уставился на винчестер. Тот висел на стене над витриной, с загнутым к потолку стволом.

— Это сделал Бигфут? — спросил он.

— Так мне сказали.

— Где вы его взяли?

— Купил у одного парня.

Его взгляд опустился на витрину и некоторое время изучал гипсовые слепки гигантских следов.

— И это тоже купили?

— Не все. Я сам сделал два из них по отпечаткам, которые нашёл неподалёку от Клэмаута.

— Подлинные?

— Да, насколько я знаю.

Он доковылял до следующей витрины и уставился сквозь стекло на полдюжины фотографий.

— Когда-нибудь видели такого? — спросил он.

— Бигфута?

— Да.

— Нет. Пока нет. Хотя, надежды не теряю. Они несколько раз появлялись в этих местах. Я видел следы, как уже говорил. Я отправляюсь на поиски, когда у меня появляется такая возможность.

Он отошёл в угол и вгляделся в гипсовый бюст.

— Он в натуральную величину, — сказал я ему. — Один скульптор из Калама утверждает, что видел одного из них в семьдесят восьмом году.

— И много вы за него заплатили?

— Прилично.

— Вас обманули. Это всё фальшивки.

— Да?

В то время у меня возникли подозрения, но в конце концов я согласился заплатить скульптору непомерную цену. Независимо от того, видел ли он это чудовище на самом деле, обезьяноподобные черты лица соответствовали рассказам других очевидцев и нечётким фотографиям.

— Почему вы думаете, что это фальшивки?

Мужчина повернулся ко мне. Он потёр затянувшуюся царапину над глазом, как будто она зачесалась.

— Боже мой, — ахнул я. — Вы видели его, да?

Мрачная улыбка исказила его лицо.

— Не просто видел.

— Расскажите мне, расскажите мне всё об этом! Я это к тому, что как раз сейчас этим занимаюсь, я пишу книгу. Книга будет о Снежном человеке. Я работаю над ней вот уже пять лет, собирая артефакты и истории… Мой музей привлекает всех, кто…

Он поднял руку, призывая меня остановиться. Он улыбнулся, словно его позабавила моя пылкая речь.

— Я расскажу вам об этом.

— Отлично! Просто отлично! Подождите, я принесу магнитофон. Ничего, если я запишу наш разговор?

— Да на здоровье, — он посмотрел в окно на хмурое небо. — Только поторопитесь.

— Хорошо.

Я поспешил в свой кабинет и притащил тяжёлый катушечный магнитофон в музейный зал. Мужчина по-прежнему был один. Я закрыл дверь, чтобы не вошли посторонние, и подключил магнитофон к розетке. Поставил свежую катушку с лентой и заправил её в приёмную катушку.

— Осталось только одно, прежде чем я начну, — сказал он.

Я поднял глаза, ожидая услышать плохие новости.

— Я хочу кое-что взамен. У вас есть машина?

Я кивнул.

— Какой марки?

— «Бушмастер» семьдесят девятого года выпуска, полноприводный.

— Есть на него документы?

— В моём кабинете.

— Я оставлю вам свой «додж» и «патфайндер», а вы перепишете «бушмастера» на меня.

— Я не…

— Оно того стоит, поверьте мне. Пока что вы заплатили кучу денег за барахло. Тут одно барахло.

Он посмотрел на меня усталыми, покрасневшими глазами.

— Я расскажу вам нечто такое, что сделает ваш музей знаменитым.

Я колебался.

— Подождите, пока я не закончу, тогда и решайте.

У меня не нашлось никаких особых возражений.

— Ну, давайте…

— Запускайте аппаратуру.

Я включил магнитофон, и мужчина начал говорить.

Он говорил быстро, глядя в пол, часто оборачиваясь, чтобы бросить быстрый взгляд в окно.

— Меня зовут Томас Ходжсон. Мне тридцать два. Я родом из Инамклоу. Последние две недели я охотился на Бигфута в лесах примерно в тридцати милях к северу отсюда.

Со мной были трое друзей. Чарльз Рейдер, Боб Чамберс и Армондо Руис — все из Инамклоу. Это была идея Чамберса. В начале июня он наткнулся на следы Бигфута. Он вообразил, что мы все станем миллионерами, если поймаем Бигфута. Или убьём его. В любом случае. Хотя, я не думал, что мы действительно рассчитывали найти это существо. Просто повод провести отпуск на полную катушку. Мы все вместе служили в морской пехоте. Там мы и познакомились — во Вьетнаме. Мы все приехали в Инамклоу в семьдесят втором и открыли магазин спортивных товаров… Забыть обо всём том дерьме. Дело в том, что мы отправились на поиски Бигфута и, чёрт возьми, нашли его.

Руис увидел следы на двенадцатый день пути. Он собирал хворост для костра и хлебал своё пойло. Сервеса[5] — так он его называл. Редко можно было увидеть Руиса без сервесы в руке.

Мы провели следующие полтора дня двигаясь по следам. В конце концов мы потеряли их у ручья примерно в двадцати милях от нашего базового лагеря. Они просто закончились там. Мы не смогли найти их снова, поэтому решили задержаться и посмотреть, как будут развиваться события дальше.

Той ночью мы разбили лагерь у ручья. Первым дежурил Руис, затем Чамберс. Около двух часов ночи меня разбудил выстрел. Чамберс начал орать во всё горло:

— Эй, я поймал одного! Я поймал одного!

Я схватил винтовку и вылез из палатки как раз в тот момент, когда он вбежал в лагерь. Рейдер и Руис выскочили из другой палатки. Они направили на Чамберса лучи своих фонариков. Господи, что за… Он стоял, широко расставив ноги, и поднял это… существо за руки. Оно висело как мёртвое. Однако кровь продолжала вытекать. Было слышно, как она шлёпает по земле.

Чамберс опустил эту штуку.

Руис осветил его, и мы все увидели, что это был не человек. Оно было покрыто жёсткой шерстью и имело неправильную форму: руки слишком длинные, зад больше напоминает медвежий, чем человеческий. Но его лицо было безволосым и бледным, и это почему-то наводило на мысль о маленьком ребёнке.

— Оно пришло попить к ручью, — сказал нам Чамберс. Голос у него был довольно расстроенный. — Думаю, вы уже поняли… Это Бигфут.

— Как-то маловат, тебе не кажется? — сказал Рейдер.

— Полагаю, что это Снежный человек, — сказал я. — Молодая особь. А что ещё это может быть? Ты когда-нибудь видел что-то подобное? Никто из нас не видел.

— У нас появилась потрясающая возможность, — сказал я. — Мы пришли за Бигфутом, и, слава богам, мы его поймали! Вы смотрите на единственный экземпляр, ребята. Мы станем знаменитыми и богатыми! Мы можем продать это существо, или отправиться с ним в турне, или благодаря ему заключить грандиозный контракт на издание книги. Возможности просто ошеломляющие!

Но Чамберс завёл речь о том, что мы должны выкопать могилу и похоронить существо. Однако никто на это не купился. Пока Руис и Рейдер всё ещё были ошеломлены идеей о богатстве, я попробовал воздействовать на них другим способом.

— Мы получим гораздо больше, если поймаем взрослую особь. Если это детёныш Бигфута, то его родители, вероятно, где-то поблизости. Они все посмотрели на меня так, словно подумали об одном и том же, и им не очень понравилась эта идея. Но я продолжил.

— Мы используем детёныша в качестве приманки. Когда появятся папаша или мамаша, ба-бах!

— Ни за что, — сказал Чамберс. — На меня не рассчитывай.

— Тебе не нужны деньги? — спросил я его.

— Есть правильные вещи, а есть неправильные, Ходжсон. Я только что прикончил эту тварь. Для меня этого достаточно. Более чем достаточно.

— А как насчёт вас? — спросил я остальных.

Руис покачал головой.

— Я не знаю, чувак.

— А я скажу, что надо использовать возможность пока она есть, — сказал Рейдер. — Синица в руках, понимаете?

Руис кивнул.

— Мы убили детёныша, чувак. Если его родичи придут искать…

Он покачал головой, и в его глазах мелькнул страх.

Я настаивал на том, чтобы остаться, но остальные не сдавались. В итоге, мы связали тушу, подвесили на шест от палатки и отправились в путь. Рейдер шёл впереди, Чамберс и я несли шест, а Руис замыкал шествие. Никто из нас не разговаривал. Я думаю, мы прислушивались, ожидая услышать шаги, рёв или что-то в этом роде. Ничего из этого не произошло. В лесу было тихо, если не считать обычных ночных звуков: криков сов, лягушек и тому подобного.

Затем Рейдер вскрикнул и взлетел вверх, размахивая руками и брыкаясь. Кроме него, я ничего не увидел. Секунду он просто висел там, извиваясь и крича, а потом рухнул вниз. Он приземлился прямо у моих ног, и у него не хватало головы.

Да, его голова всё ещё была там, примерно в двенадцати футах над землёй. В руках этого существа. Этого огромного, тёмного существа! Бигфута. Это могло быть только оно. Оно швырнуло голову Рейдера на землю и растоптало. Просто раздавило её.

К этому времени мы уже бросили ношу. Пока существо было занято тем, что вдавливало голову Рейдера в землю, я вскинул винтовку и выстрелил. Существо вздрогнуло и отшатнулось. Затем оно ушло. Попросту убежало.

Мы втроём постояли рядом немного, глядя на то, что осталось от Рейдера, и одновременно всматриваясь в лес. Руис качал головой и бормотал «Господи Иисусе».

— Оно убьёт всех нас! — прокричал Чамберс.

— У него была такая возможность, — сказал я ему. — Наверное, оно отправилось куда-нибудь спокойно умереть.

— Оно вернётся, — сказал Чамберс. — Оно будет возвращаться снова и снова.

— С каких это пор ты стал ясновидцем? — поинтересовался я у него.

Но Чамберс проигнорировал меня.

— Оно хочет забрать детёныша, — сказал Руис. — Предлагаю его оставить.

— Я его не оставлю, — сказал я им.

— Это твоя проблема, — сказал Чамберс. Он повернулся и махнул Руису, и они двинулись прочь вместе.

Так я их и нашёл час спустя — вместе. Со сломанными руками и ногам, и скрученными в ужасный кровавый узел.

Я шёл не останавливаясь. Я не надеялся, что переживу эту ночь, но продолжал тащиться вперёд с этим существом на спине. Его связанные руки тянули меня за шею, как ребёнок, которого несут на плечах.

Наступил рассвет, а я продолжал движение. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, туша воняла, вокруг нас роились мухи, но я продолжал двигаться. Наконец, я добрался до базового лагеря. Я забросил тушу в заднюю часть своего «патфайндера», а затем погнал изо всех сил.

— Это было сегодня днём, — сказал он.

— Вы хотите сказать…?

Он кивнул, предвосхищая вопрос.

— Да. Эта существо в моём доме на колёсах.

— Боже мой! Можно мне… можно мне его увидеть?

— Просто перепишите ваш «бушмастер» на меня, а я дам вам документы на «патфайндер» и пикап. Справедливый обмен.

Я колебался.

— С ними что-то не так?

Улыбка исказила его лицо.

— Ничего особенного. Просто хочу поменяться, вот и всё. Вы же не думаете, что Снежный человек может преследовать машину?

— Конечно, нет. Просто уточнил, чтобы развеять свои сомнения. Я сейчас вернусь.

Кивнув, он повернулся к окну и уставился на тёмный лес.

Я оставил его и побежал в свой кабинет, не обращая внимания на любопытные взгляды жены и полудюжины посетителей у стойки.

В кабинете я лихорадочно рылся в своём столе, дрожащими руками перебирая бумаги в поисках документов на машину. Наконец-то я нашёл их. Когда я задвигал ящик обратно, услышал, как снаружи разбилось стекло. Следом раздался выстрел.

Я побежал в музейный зал, опережая посетителей, и распахнул дверь.

Ходжсон исчез.

В помещении стоял отвратительный, затхлый смрад, который навёл меня на мысль о плесени и мертвечине.

Подавляя рвотный позыв, я ринулся к разбитому окну. Выглянув, увидел только тёмную дорогу и лес по другую сторону от неё.

Я выбрался наружу и побежал сквозь ветреную ночь в сторону закусочной. На парковку, к потрёпанному «патфайндеру» Ходжсона.

Его задняя дверь валялась на гравии.

Перешагнув через нее, я заглянул в автодом и увидел на полу какой-то тёмный предмет. Я поспешно забрался внутрь. Опустившись на четвереньки, я поднял это за волосы.

Голоса. Торопливые шаги.

До того, как появились любопытные, я надёжно припрятал это в шкафу.

— Что это?

Дик посмотрел направо, куда указывала Вэл. В полумиле от берега, на скалистом выступе высоко над прибоем возвышались серые каменные стены развалин замка.

— Замок, я полагаю, — сказал он.

— В Калифорнии?

— Наверное, его построил какой-нибудь чудак. Парень, который не знал куда девать свои деньги.

Она потянула его за руку.

— Мы можем подойти к нему?

— Отпусти руку.

Она отпустила его.

— Подойдём?

— Посмотрим, — сказал Дик. Он вытащил из-за пояса автоматический пистолет 32-го калибра.

— Эй, что ты делаешь?

— Целую его на прощание.

— Ты же не собираешься его выбросить?

— Ещё как собираюсь.

— Дик!

В целом, он не испытывал неприязни к Вэл. В конце концов, она неплохо выглядела для своего возраста. Её волосы были выкрашены в яркий рыжевато-каштановый цвет. Лицо несколько обвисло, как и тело, но чего можно было ожидать? Девчонки начинают опускаться с восемнадцати, а Вэл было под пятьдесят. Не сказать, что ему больше не нравилась её внешность. Главная беда заключалось в том, что у неё не хватало здравого смысла.

— Я должен его выбросить, — сказал он ей.

— Может, он нам ещё понадобится.

— Всегда можно купить новый. Если нас поймают с этим малышом, то могут связать его со стрельбой в того идиота клерка. И тогда нам обоим крышка.

Вэл удивлённо вытаращила глаза.

— Я же не стреляла в него!

— Не имеет значения глупышка. Ты там была. Ты в этом замешана. Это то же самое, как если бы ты нажала на курок.

— Правда? — она выглядела несчастной и постаревшей на десять лет.

Дик ухмыльнулся.

— Всё в порядке. Пусть это тебя не беспокоит. Я просто скормлю его рыбам.

Он швырнул пистолет со всей силы. Тот завертелся падая как подстреленный ворон. Его сине-стальной силуэт темнел на фоне пасмурного неба. Из-за шума прибоя далеко внизу он не услышал всплеска.

— Теперь мы сорвались с крючка. Ни веских улик, ни свидетелей…

— И я никому ничего не скажу, — сказала Вэл.

— Боже мой, — пробормотал он. За два месяца знакомства он так и не смог ей полностью довериться. Теперь это замечание. Она вполне может его заложить.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — ответил Дик.

Он слишком поторопился выбросить пистолет. Он снова посмотрел на далёкую каменную крепость. Башня на берегу океана казалась отличным местом для несчастного случая.

— Всё ещё хочешь посетить замок? — спросил он.

Вэл просияла.

Они поспешили обратно к машине.

Селена проснулась, смутно пытаясь понять, что же потревожило её сон. Она взглянула на светящийся циферблат будильника. Почти три часа ночи.

Если бы только Алекс был здесь. Как он мог оставить её одну в такую ночь, в Хэллоуин — ночь всех ночей! Он ведь прекрасно знал, как она нервничала… Что ж, утром он всё равно будет дома. Всего через несколько часов.

Сделав глубокий вдох, который, казалось, наполнил всё её тело умиротворением, Селена свернулась калачиком на боку и прижалась щекой к подушке.

А потом она услышала, как кто-то тяжело вздохнул.

Кто-то под кроватью!

Её тело напряглось.

Этого не может быть, сказала она себе.

Она почувствовала слабое головокружение и поняла, что надолго задержала дыхание. Она открыла рот, беззвучно выпустила воздух из лёгких, и медленно вдохнула. Но не глубоко. Слишком глубокий вдох, и её грудная клетка может расшириться настолько, что пружины кровати заскрипят. Если пружины заскрипят…

Ты ведёшь себя как дура, подумала она. Под кроватью никого нет. Там не может никого быть.

Капля пота попала ей в глаз. Она хотела протереть его, но для этого нужно пошевелить рукой. Она не осмелилась.

Там никого нет. Слишком мало места. Хотя для чемоданов места было достаточно. Только вчера она вытащила один из них для Алекса. Но ведь человек не намного толще чемодана.

Селена представила себе мужчину, лежащего на спине прямо под ней, а его светлые глаза смотрят вверх.

Прекрати. Просто засыпай.

Селена закрыла глаза и перевернулась на спину. Из-под неё донёсся сдавленный кашель.

Она отбросила простыню в сторону, перевернулась и встала на четвереньки в центре огромной кровати. Ночная рубашка прилипла к спине от пота.

— Кто там?

Её голос был сухим и хриплым. Она прочистила горло и отчётливо произнесла:

— Я знаю, что ты там. Кто ты?

Ответом на её вопрос было долгое молчание.

— Кто?

Лёгкий ветерок колыхнул занавеску над её головой. Он холодил её влажное лицо. Она услышала отдалённый шум мотора автомобиля.

— Пожалуйста! Кто там внизу?

Из-под кровати раздался смешок. Мурашки побежали по её спине, словно быстрые мохнатые пауки.

— Это ведь ты, Алекс?

Что заставило её подумать, что это может быть Алекс?

Потому, что он так странно вёл себя перед поездкой? Потому, что в одну минуту он словно парил где-то в облаках, уставившись взглядом в никуда, а в другую был более любящим и заботливым, чем когда-либо за последние годы? Говорят, это верный признак того, что у мужа роман на стороне.

Глупости.

— Это ведь ты, да? — спросила она.

Тишина.

— Алекс?

Она начала подползать к краю матраса, пытаясь заглянуть под кровать. В своём воображении она увидела, как чья-то рука тянется, чтобы схватить её. Она вернулась к центру кровати.

Потом она услышала стон.

Алекс никогда так не стонал. Никто никогда так не стонал. Никто, кроме тех сумасшедших, немых призраков, которые иногда появлялись в её ночных кошмарах.

Может быть, это и есть всего лишь кошмар.

Мечтай дальше.

Низким голосом прошептали:

— Се-леееена.

Она услышала свои всхлипы.

Её взгляд блуждал по краям матраса. За исключением изголовья кровати у стены, за её пределами простиралось море тьмы. Дверь в спальню была открыта, но до неё так далеко!

Если ей удастся добраться до двери незамеченной, то там будет длинный коридор. Затем лестничный пролёт. И наконец входная дверь, запертая на цепочку от грабителей. Но, может быть, если повезёт…

Она медленно встала, матрас прогнулся под её ногами.

— СЕЛЕНА!

Задыхаясь от страха, она потеряла равновесие и упала навзничь. Её плечи ударились о спинку кровати. Её голова ударилась о подоконник, занавеска скользнула по щекам и векам.

Окно!

Выход! Она могла бы выпрыгнуть и быть в безопасности, избежав той ужасной темноты, где руки только и ждали, чтобы схватить её за лодыжки…

Но ведь это будет долгий прыжок.

Она вспомнила недавний совет Алекса. «Если ты когда-нибудь окажешься здесь в ловушке из-за пожара или чего-то ещё, а меня не будет рядом, прыгай. Ты можешь сломать ногу, но это гораздо лучше, чем другие варианты. Кроме того, молодая поросль внизу смягчит твоё падение».

Резко развернувшись, она сорвала занавеску с окна и ударила по москитной сетке кулаками. Она легко отлетела в сторону.

Она протиснулась в окно головой вперёд. Деревянная рама была плохо оструганной и полной заусениц. Одна поранила ей руку.

— Я РАЗОРВУ ТЕБЯ НА КУСКИ! — завизжал голос.

Она уже наполовину высунулась из окна, со страхом глядя на ряды молодых сосен далеко внизу, когда её ночная рубашка зацепилась за край подоконника. Она потянула её, но не смогла высвободить. Она вся извивалась, визжа и брыкаясь, ожидая мёртвой хватки на своих лодыжках.

— Нет! — закричала она. — О, боже, НЕТ!

Как-то раз, на закате, Кларк Адисон, бывший мой сосед по комнате в колледже, прикатил ко мне в город на пикапе, в ковбойской шляпе и с ковбойской же лихорадкой последней стадии. Он умял гамбургер у меня на кухне, а потом спросил:

— И как тут обстоят дела с ночной жизнью, в вашем гадюшнике? Ты куда это намылился, в таком-то прикиде? Диско уже не в моде дружище. Ты вообще где шлялся?

И так мы влезли в его пикап. И поехали искать место, где бы промочить горло. Объехали четыре квартала в центре Барнсдейла, но не нашли не одного местечка, где бы играли кантри и резвились механические быки.

— Ну что-то не везёт, — сказал я, пытаясь сделать грустный тон.

— Никогда не сдавайся, — сказал Кларк.

Тут мы подпрыгнули на железнодорожном переезде и Кларк ткнул пальцем в лобовое стекло. Перед нами, рядом с элеватором, стояла маленькая холупка из кусков фанеры и с неоновой вывеской: «Сален полный бордель». Не считая зернодробилки, там было всё, что нужно что бы растопить сердце настоящего ковбоя. Опилки на полу, Мерл Хаггард в проигрывателе, пиво Круз в бочке и тугие джинсы на нижней половинки тела, каждой из присутствующий дам. Мы вальяжно прошагали во внутрь.

— Два «Круза»! — сказал Кларк.

Бармен сдвинул шляпу назад, наполнил кружки, подвинул их к нам и сказал:

— Один восемьдесят.

— Я плачу, — сказал Кларк.

Доставая бумажник, он наклонился над баром.

— А что тут у вас из развлечений?

— Ну бухло, танцы, разборки и Хват.

— Хват? — спросил Кларк. — Это что такое?

Бармен, словно крепко призадумавшись, потеребил, свои похожие на руль от велосипеда усы, и показал на стоящий в глубине бара, на стойке, прямоугольный металлический ящик. Смотрящую к нам сторону украшала, выведенная жёлтой краской, надпись: «Кто смелый?».

— И что с ним делать? — спросил Кларк.

— А посмотри, — ответил бармен и вернулся к своим делам.

Мы подошли к ящику. Ящик был высотой в пару футов и шириной в два раза меньше. Спереди была надпись «Хват» красной краской, намерено корявыми буквами, будто сделанными кровью. На обратной стороне было написано, по трафарету, зелёной краской: «Заплати десять баксов и выиграй».

— И чё я выиграю? — спросил Кларк.

Я пожал плечами. Склонившись над стойкой, я посмотрел на заднюю сторону ящика. Там была куча цепей и висячий замок. Пока я разглядывал замок, Кларк подпрыгивал, расплёскивая пиво.

— На верху ничего нет, — заключил он.

— Значит внутрь можно заглянуть только снизу, — сказал я.

— Ну, вот так всегда, — сказал он, перестав строить из себя ковбоя, но тут же пришёл в себя и сказал. — Давай-ка лучше подцепим тёлок и пошумим, бля!

Только мы двинули к паре самок без сопровождения, как музыка остановилась. Голоса затихли и все посмотрели на бармена.

— Даааа! — сказал он, — Время пришло, подходите поближе и посмотрите на Хвата, но знайте это не для слабонервных, не для слабых желудком. Это вам не карусели в парке, где покатался посмеялся и забыл. Это настоящие испытание духа. Так что неженкам просьба удалиться. А всем, кто останется участвовать или посмотреть, поклянитесь честью, что будете держать язык за зубами.

Кларк тихо засмеялся. Бледная девушка, стоявшая рядом с ним, как-то любопытно его оглядела.

— Все, кто не готов, покиньте нас! — сказал бармен.

Две парочки направились к двери. Бармен опустил руки и замолчал. Когда они ушли, он снял с шеи тонкую цепочку и показал её публике. На ней весело бриллиантовое кольцо и маленький ключ. Сняв их с цепочки, он поднял кольцо.

— Это наша награда. Отдай её любимой или обменяй на тысячу баксов, если хватит сил его забрать. За три недели не одна живая душа не смогла этого сделать. Красивая штучка правда? Давайте-ка все в круг. Подходите и готовьте деньги ребята. Всего десять баксов.

Мы подошли к ящику и несколько человек достали кошельки, Кларк в том числе.

— Ты что тоже будешь? — прошептал я.

— Конечно.

— Так ты даже не знаешь, что это такое.

— Да ничего страшного, вон все хотят попробовать.

Я оглядел доставших деньги. Пара тройка лиц явно сгорала от нетерпения. На других застыла сумасшедшая улыбка, а все остальные выглядели бледными и испуганными. Бармен открыл замок своим ключом и поднял замок над головой. В повисшей тишине кто-то простонал.

— Дэл, — прошептала какая-то женщина.

Она пыталась удержать за локоть здоровенного бородатого мужика. Тот отдёрнул руку и усмехнулся.

— Ну и давай тогда дурак! — сказала она и побежала прочь.

Глухой топот её ковбойских сапог был единственным звуком в баре. У двери она поскользнулась на опилках и шлёпнулась на задницу. Кто-то засмеялся.

— Извращенцы! — прокричала она, поднимаясь на ноги и вышла, громко хлопнув за собой дверью.

— У девочки просто слабый желудок, — сказал Дэл, улыбаясь к толпе, а потом повернулся к бармену.

— Ну Джерри, поехали!

Джерри убрал замок в сторону, влез на барную стойку и встал над металлическим ящиком. А потом его поднял. Крышка медленно поползла вверх и нашим взглядам представилась стеклянная ёмкость. Высокий, но узкий аквариум. Вокруг меня все затаили дыхание, увидев то, что лежало на дне, едва различимое в мутной жидкости. В нос ударил удушающий запах формальдегида. Я чуть не проблювался.

Лицом к верху, на дне аквариума, лежала отрезанная голова. Её чёрные волосы и усы мерно покачивались, как от лёгкого ветерка. Кожа была морщинистой и жёлтой, глаза широко раскрыты, рот раззявлен, а из шеи торчали лохмотья плоти.

— Ну и ну, — пробормотал Кларк.

Джерри встав у аквариума на колени, взял распрямлённую проволочную вешалку для одежды. Один конец вешалки был изогнут, что бы получился крюк. Он нацепил кольцо на крюк, встал и опустил его в аквариум. Кольцо медленно опустилось вниз. Тусклое мерцание бриллианта, едва пробивалось в тумане раствора. Джерри просунул крюк в открытый рот, слегка дёрнул его и поднял. Кольца на нём больше не было. Всё это время я не дышал. Выдохнув, я посмотрел на Джерри. Тот ухмылялся.

— Всё просто, очень красивое кольцо с бриллиантом, залезь и достань изо рта этого парня. Ну, кто первый?

— Я! — сказал Дэл.

Тот самый бородач, чья девчонка только что сбежала, протянул десятку Джерри и запрыгнул на стойку, стоя над аквариумом, он расстегнул свою клетчатую рубашку.

— И ещё, — продолжил Джери. — В полном борделе проигравших нет, каждый у кого хватит смелости пройти испытание, получает бесплатное пиво, за счёт заведения.

Дэл отбросил рубашку и присел на корточки. Джерри завязал ему глаза куском чёрной ткани.

— Готов?

Дэл кивнул. Опустив голову, он несколько раз глубоко вдохнул, как бейсболист на линии штрафного броска, никто не подгонял и не подбадривал. Стояла мёртвая тишина. Задержав дыхание, он нырнул рукой в жидкость. Рука тянулась вниз и вниз, пока не остановилась в паре дюймов над лицом. Толстые пальцы пошарили в пустоте, но ничего не нашли. И рука опустилась глубже. Кончик среднего пальца прикоснулся к носу мертвеца, сдавленно взвизгнув, Дэл вынул руку из аквариума обрызгав всех стоящих вонючей жидкостью, а затем вздохнул и покачал головой, словно от стыда.

— Хорошая попытка! — закричал Джерри, снимая повязку. — Давайте, подержим смельчака!

Раздались жидкие хлопки, но большинство даже не вынули рук из карманов. Все просто смотрели, как Джерри набрал кружку пиво и отдал её Дэлу.

— Попробуешь ещё раз дружище, любой может пробовать столько раз, сколько захочет. Всего десять долларов. Ну, кто следующий?

— Я хочу, — отозвалась, стоящая рядом с Кларком, девушка с бледным лицом.

— Как вас зовут мисс?

— Биф, — ответила она.

— Биф будет самой первой леди попытавший счастье с Хватом!

— Не делай этого, — прошептала стоящая рядом толстушка. — Пожалуйста, прекрати, оно того не стоит.

— А для меня стоит! — выпалила бледная и достала десятку.

Отдав сумочку подруге, она подошла к бару.

— Спасибо Биф, — сказал Джерри, взяв деньги.

Она сняла шляпу и бросила на стойку. На ней была футболка, но снимать её она не стала. Наклонившись она заглянула в аквариум. Кажется, её тошнило. Джерри завязал глаза.

— Готова? — спросил он.

Биф кивнула. Её маленькая, бледная ручка дрожала над поверхностью, а потом медленно скользнула вниз. Медленно, она безвольно потонула в растворе, ближе и ближе к лицу, не останавливаясь, пока кончики пальцев не достигли лба. Тогда она замерла. Я посмотрел вверх. Она напряглась и дрожала, как голая на ледяном ветру. Пальцы прошлись по лицу, один из них прикоснулся к глазу, рука отдёрнулась и сжалась в кулак. А потом пальцы вновь растянулись, потрогали мертвеца за нос и остановились на усах. Несколько секунд рука не шевелилась. Сморщившаяся, под усами, верхняя губа совсем исчезла из виду. Биф провела указательным пальцем по зубам. Кончики пальцев перешли с усов на нижние зубы. Биф застонала. Дрожащие пальцы слезли с зубов и устремились прямо в раскрытый рот. С жутким криком Биф выдернула руку из аквариума и сорвала повязку. Перекошенная от ужаса, она потрясла руку и осмотрела её, вытерлась об футболку и снова посмотрела на руку, тяжело дыша.

— Хорошая попытка! — сказал Джерри. — Наша юная красавица неплохо поработала. Правда ребята?

Некоторые зааплодировали. Она безучастно посмотрела на нас, моргая и покачивая головой, взяла шляпу и полагающиеся ей пиво и слезла с бара. Кларк похлопал её по плечу.

— Не плохо, не плохо.

— Плохо, — промямлила она. — Испугалась.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— К вашим услугам, — сказал Кларк, зажав две пятёрки в руке и подмигнул мне.

— Плёвое дело, — сказал он и взгромоздился на бар.

Ухмыляясь он отдал толпе честь.

— У меня для вас сюрприз ребята! — произнёс он, медленно растягивая слова как заправский ковбой.

— Видите ли, — он сделал паузу и просиял. — Даже мой лучший друг Стив этого не знает, но я работаю помощником гробовщика на полную ставку.

Публика возбуждено зашепталась.

— Так что господа, я повидал больше мертвечины, чем ваш мясник. Мне это всё раз плюнуть.

С этими словами он скинул рубашку и встал на колени. Джерри кажется всё это развеселило. Он завязал Кларку глаза и спросил:

— Готов?

— А ты готов расстаться со своим колечком?

— Попробуй.

Кларк не мешкал, он булькнул рукой в раствор, нащупал волосы трупа и погладил его по голове.

— Ну как ты там дружище?

Потом он провёл ладонью по его отвратительной роже, подёргал за нос и потрепал за усы.

— Сажи ааааа…

Тут он сунул палец между зубов и тишину разорвал его крик. Рот захлопнулся, и рука Кларка вылетела из аквариума, оставив красное облачко и обрызгав всех формальдегидом и кровью. Кларк сорвал повязку и уставился на руку. Указательного пальца как не бывало.

— Мой палец! — заорал он. — Господи боже, мой палец! Он откусил мой палец!

Его заглушили бурные аплодисменты и авиации. Но только предназначались они не Кларку.

— Эй смотрите-ка жуёт! — закричал Дэл, указав на голову.

— Жуй Альф, жуй, жуй, жуй! — крикнул кто-то другой.

— Альф? — спросил я Биф.

— Альф Паркер, — ответила она, не отрывая взгляда от головы. — Знаменитый каннибал со скалистых гор.

Жуя голова не прекращала скалиться.

— Так ты всё знала?

— Конечно. Если не знать так любой сможет, а вот если знаешь, то тут трудно не сдрейфить.

— Ну, кто следующий? — спросил Джерри.

— Тут есть желающие! — отозвалась Биф, схватив меня за руку.

Я вырвался, но меня тут же остановило с пол дюжины изувеченных рук.

— Может быть тебе повезёт, — сказала она. — Альф всегда поспокойнее, после хорошего ужина.

Я сыщик матёрый, и сразу просёк, что вошедшая в мой офис дамочка — из высших кругов. Как? По голубым волосам и пуделю подмышкой. Я убрал ноги со стола.

— Меня зовут Мэйбл Вингейт, — сообщила она.

— Прикажете аплодировать стоя? — спросил я с набитым ртом.

Она хихикнула.

— Ну разве не очаровашка? — спросила она псинку, почёсывая ей под подбородком. — Как считаешь, он будет так любезен поделиться бутербродиком?

Сэндвич был с салями и швейцарским сыром на луковом рулете, латуком, обычным луком и прорвой майонеза. Я только что купил его в «Лу Дели» кварталом ниже. И откусил-то всего разок. Делиться не хотелось совершенно.

— Это мой ленч, леди, — ответил я.

— Вы не возражаете, не так ли? — спросила она.

— Вы собираетесь меня нанять?

— Посмотрим.

Я не идиот. Не поделись я сэндвичем с этим её Дружком (или Голубчиком, или как там она нарекла эту тварь), старушка подыщет себе другого сыщика. (Работа нужна была позарез. Дела последнее время шли ни шатко, ни валко, — особенно после того, как я засветился на ТВ, подстрелив одного из своих клиентов. Что тут скажешь? Косяки случаются.)

— Вы нечасто смотрите телевизор, а? — спросил я.

— Пожалуйста, — сказала она. — Сэндвич.

— О, конечно, — я положил его на стол. Она потянулась к нему. — Э-э! — воскликнул я. — Не весь.

— Нет, конечно же, нет. Простите.

Она ждала, нависая над моим столом и наблюдая, как я отъехал назад, подтянул брючину и достал из ботинка финку. Нажал кнопку. Лезвие вылетело и встало на место.

— Боже мой, — произнесла Мэйбл.

Она была потрясена. Её рот походил на пончик.

— Мой змеиный зуб, — пояснил я.

— Надеюсь, вы его мыли.

Я видел, что жрут собаки. Мытый, не мытый — псине наплевать. Я прижал сэндвич к столешнице, стараясь, пока режу, не расплескать начинку. И всё равно всё изгваздал.

— Вот, извольте, — сказал я.

Мэйбл цапнула неоткусанную половину.

— Вы душка, — сказала она. Улыбнулась собачонке. — Разве он не душка, Маффин?

Маффин облизнул пасть.

Сэндвич, однако, скушала Мэйбл.

Она схомячила его и уставилась на остатки моей половины. Я затолкал последний кусок в рот прежде, чем она успела бы его захапать.

— Безусловно, было вкусно, — сказала она. — Я не ем уже целую вечность.

Я ещё раньше приметил, что она худосочна, но значения не придал. Мало ли — некоторые считают особым шиком походить на трупак.

— Присаживайтесь, — сказал я.

Она села. Маффин облизал с её подбородка остатки майонеза.

— Меня хотят отравить, — произнесла она.

— Понимаю.

— Это страшно. Я не отваживаюсь притронуться и к кусочку. Я чахну на глазах. Вы должны мне помочь.

— Я стою три сотни монет в день, — сказал я.

— Три сотни чего?

— Долларов.

Вообще-то это моя двойная ставка, но я смекнул, что ей это по силам. У неё были бриллиантовые серьги, жемчужное ожерелье и восемь колец. Я знал, что ни одно из её украшений не фальшивка, как-никак, голубые волосы и пудель…

— Звучит дороговато.

— Зато того стоит, — сказал я. — Я — лучший.

Она закатила глаза к потолку, будто сомневалась в моих словах.

— Не следует трястись над каждым грошом, — сказал я, — когда на кону ваша жизнь.

— Думаю, вы правы.

— Разумеется, прав.

Она поставила Маффина на пол. Он скользнул под стол и принялся жевать мой ботинок. Я воспользовался вторым ботинком, чтобы это пресечь, пока Мэйбл вытаскивала из сумочки чековую книжку. Обычно я настаиваю на наличных. Зачастую мои клиенты (когда таковые ещё были) оказывались неплательщиками. Но я решил, что Мэйбл доверять можно.

Она выписала чек на имя Дюка Скэнлона, частного детектива. Затем заполнила сумму. Я облизал губы и прекратил пинать Маффина. Она подписала чек и подтолкнула его через стол. Извозюкав в майонезе.

— Этого хватит, — спросила она, — чтобы нанять вас на неделю?

— Считайте меня уже нанятым. Для начала, почему вы думаете, что вас хотят отравить?

— Я не думаю, что меня хотят отравить, я знаю.

— Уже были покушения на вашу жизнь? — спросил я.

Она опять закатила глаза. У неё это здорово получалось.

— Мой дорогой юноша — могу я Вас называть Дюком?

— Дюк к вашим услугам, Мэйбл.

— А теперь слушайте сюда, Дюк, если бы меня уже травили, мне вряд ли бы понадобились ваши услуги. Я бы «собирала маргаритки», как мой дорогой муж Оскар.

— А что случилось с Оскаром? — спросил я.

— Помер, разумеется. Такое случается с людьми, когда их травят.

— Ага, — сказал я.

— Разумеется ага. Это было ужасно. Он не мог сглотнуть. Он только пожаловался, что голландский соус застрял в горле, а в следующий момент его уже не стало.

— Яйца Бенедикт? — спросил я[7].

— Совершенно верно.

— Когда это случилось?

— Пятнадцатого апреля, — сказала Мэйбл. — Уже больше месяца, и я с тех пор ни разу толком не поела. Понимаете, кто бы там ни убил Оскара, он намерен проделать то же самое и со мной.

Маффин попытался приладиться к моей ноге. Улыбаясь Мэйбл, не видевшей, что происходит, я нагнулся, треснул маленького очаровашку по башке, и скрутил ему уши. Он цапнул меня за запястье, отбежал и, довольный собой, запрыгнул на колени Мэйбл.

— Что нашла полиция? — спросил я.

— Полиция? Ха! Я твердила, и твердила им, что Оскара отравили, но разве они слушают? Нет. Что касается полиции, по их мнению, бедный Оскар просто скончался от остановки сердца.

— У Оскара была остановка сердца?

— Безусловно, была, к тому времени как они его увидели.

— Вскрытие производилось?

— Конечно.

— Следов яда не нашли?

— Нет, но я обсудила этот вопрос со своим психологом, и он заверил меня, что есть некоторые виды яда, которые можно и не обнаружить.

— Он прав, — сказал я.

— Конечно. Он же врач.

— У вас есть какие-нибудь идеи, кто бы мог…

— Нет ли у Вас ещё одного из тех великолепных сэндвичей? — перебила она.

— При себе — нет, — ответил я.

— Тогда давайте обсудим остальные детали за обедом. Умираю от голода.

Я был целиком за. Не только потому, что хотел есть, но и потому что знакомство стоило обмыть. Я был на две тысячи сто долларов богаче, чем десять минут назад, и дельце было верное. А всего-то и надо, что изображать бурную деятельность.

Потому как опасности, что Мэйбл Вингэйт отравят, не было. Её покойный супруг, Оскар, откинулся из-за забарахлившего мотора, а не яиц Бенедикт. Это подходило копам; вполне подходило и мне.

Мозгоправ наверняка имел определение состоянию Мэйбл, у которой ум зашёл за разум в попытках справиться с внезапным шоком от смерти Оскара. У меня тоже было для этого название — «психичка».

Мэйбл была психичка — и богатая психичка.

Я мог жить, как бандит.

— Ни слова об этом шофёру, — предупредила она, когда мы выходили из здания.

А самому шофёру велела:

— К Ямамото.

Тронулись.

— Я не особо за японскую кухню, — сказал я.

— Зато я — за.

Делать нечего, отправились к Ямамото. Мэйбл оставила Маффина с Гербертом, шофёром, и мы вошли.

— Обожаю суши, — сказала она, когда мы садились за угловой столик.

— Суши? Это что, официантка?

— Вам многому нужно учиться, Дюк.

Она заказала нам обоим одно и то же. Когда официантка отошла, Мэйбл сразу взяла быка за рога.

— Один из моих родственников, — сказала она, — очевидно, является преступником. После того, как не стало Оскара, понимаете, всё семейное состояние оказалось у меня в руках. А после того, как не станет меня, они унаследуют кучу денег.

— И кто же точно получит эту кучу? — спросил я.

— В соответствии с условиями нашего завещания, состояние будет разделено между нашими тремя детьми. Также мы предусмотрели щедрую выплату каждому из наших слуг.

— Вы полагаете, что кто-то из детей отравил Оскара?

— Или кто-то из их супругов, — сказала Мэйбл. — Или кто-то из наших слуг. Или в комбинации.

— Иными словами, вы подозреваете всех.

Она кивнула.

— Итак, у каждого есть мотив. Но у кого была возможность? Кто присутствовал во время смерти Оскара?

— Все. Вингэйт Мэнор — довольно большое поместье. Все наши дети живут там со своими супругами. Слуги также были в доме в то утро: Герберт — шофёр, Джордж — дворецкий, Ванда — служанка, Кирк — конюх, и конечно, Элси — повариха.

Я посчитал по пальцам.

— Таким образом, насчитывается одиннадцать подозреваемых, — сказал я. — Внучата?

— Ни одного.

— Однако. Большой пучок получается. Может, удастся его немного уменьшить.

Прежде чем мы принялись его уменьшать, принесли еду. Я уставился на неё. Как же я хотел обратно в Лу Дели!

— Что это за чертовщина? — спросил я.

— Суши, мой дорогой.

— На дохлую рыбу смахивает.

Мэйбл хихикнула.

Я опустил нос к тарелке и понюхал. Последний раз я нюхал что-либо подобное ребёнком, когда в лодке пытался выцепить наживку из ведра с гольяном. Был жаркий день, и большинство рыбёшек плавали кверху брюхом.

— Я не собираюсь это есть, — сказал я.

— О, но вы должны. Пока вы не поймаете убийцу, вам придётся пробовать мою еду.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Ешьте, — сказала Мэйбл.

За три сотни долларов в день я и не такое сожру. Так что я наколол вилкой эту хренотень, задержал дыхание, чтобы не чуять запаха, и запихнул в рот. Вкус был именно таким, как я опасался.

Мэйбл смотрела, как я жую. К своей порции она так и не притронулась. Я проглотил и попытался смыть вкус водой.

Мэйбл продолжала смотреть.

До меня допёрло. Она ждала, откину ли я коньки.

— Оскар умер не в ресторане, — сказал я.

— Нет, — ответила Мэйбл. — Но осторожность ещё никому не вредила.

— Никто не собирается пробираться в кухню ресторана и травить вас, — сказал я.

— Кто знает, — oна указала вилкой на нечто в моей тарелке, что выглядело как щупальце осьминога.

Я съел его и рыгнул.

— А теперь это.

Это выглядело безобидно. Это выглядело как печенье из хрустящего риса — типа того. Но вкус был такой, будто это провело ночку в мутной застойной воде из аквариума с золотой рыбкой.

Мэйбл наблюдала за мной с нетерпением. Я не блеванул, а хотелось.

— Отлично, — сказала она. — А теперь поменяемся тарелками.

Мы обменялись, и она зарылась в свою. Мне поплохело от одного только вида, как она запихивает эдакую дрянь себе в рот. Я помахал официантке и заказал двойной виски со льдом.

Виски помогло. Я пил и пытался не смотреть на Мэйбл.

Да уж, — решил я, — работёнка — не пикник.

И вот как она началась.

Покинув суши-бар Ямамото и Вэйт Шоп, мы в лимузине отправились на Вингейт Мэнор. Особнячок был что надо.

Мэйбл представила меня всем как сына старой школьной приятельницы, который оказался на мели и поживёт здесь недельку. Часть, насчёт «пожить недельку» оказалась для меня сюрпризом, но я не возражал. В конце концов, местечко смахивало на роскошный курортный отель, с бассейном, сауной, теннисным кортом, конюшнями и телевизором в каждой спальне. Не удивительно, что обе дочурки и сынок со всевозможными друзьями-подругами не горели желанием отсюда съезжать.

Никто из них не произвёл на меня впечатления убийцы. Что, собственно и не стало большим сюрпризом, раз я уже решил, что у Мэйбл в колоде не хватает парочки карт.

Во время коктейля мы все расселись вокруг бассейна. Дворецкий Джордж разносил напитки. Хотел-то я виски, а получил «отвёртку» из водки с лаймом — то же, что и Мэйбл. После того, как я отпил, она умудрилась поменяться со мной стаканами. В обменах она была большая искусница. Уверен, никто и не заметил.

Джордж передал поднос с закусками. Канапе, как их назвала Мэйбл. Поскольку я гость, сказала она, должен угоститься первым. Съел одну. Что-то вроде миниатюрного сэндвича с печёнкой внутри. Я не особенный ценитель печёнки, но она уж точно по всем статьям обойдёт суши. Меня не скрючило. Мэйбл взяла себе тоже.

Позже остальные члены клана направились в столовую. Я учуял запах жареного мяса. В животе заурчало. Только я сделал шаг в сторону столовой, Мэйбл схватила меня за руку и остановила.

— Мы с Дюком пообедаем позже, — сказала она остальным. — Нам кое-что надо обсудить.

Она отвела меня в кабинет.

— Они не должны догадаться, что я наняла человека, который будет пробовать мою еду, — объяснила она.

— Я так и подумал, — буркнул я.

— Иначе они поймут, что я раскусила их игру.

— Точно, — сказал я.

У неё не мозги, а каша.

В тот момент я бы не отказался и от каши.

Наконец, столовая освободилась. Наша очередь. Мясо было холодным, но на вкус восхитительным. Мэйбл смотрела и ждала. Я налил соусу на картофельное пюре. Отведал. Она подняла брови. Я глотнул красного вина. Съел добрый шмат броколли.

Мы уставились друг на друга.

— Как ощущения? — спросила она.

— Умираю с голоду.

— Вы это делаете впечатляюще.

Мы обменялись тарелками и стаканами.

Так продолжалось пять дней. Завтрак, обед, коктейль и ужин — где бы мы ни ели, дома или в ресторане, я пробовал всю еду и пил первым. Затем мы менялись, и Мэйбл ела свою порцию. Кроме повторной поездки к Ямамото, всё было не так уж плохо.

Я проводил дни, плавая, катаясь на лошадях, иногда играя в теннис с членами клана. Один из зятьёв, Аарон, продемонстрировал на корте свой подлый нрав. Ему нравилось попадать мячом мне в лицо. Он работал доктором — когда не торчал в поместье. Если бы я искал отравителя, поставил бы на него.

Но мне не приходилось искать.

Никто и не помышлял травить Мэйбл. Ей не нужен был телохранитель или тестер. Кто ей был нужен, так это мозгоправ.

Я знал, что всё в ажуре.

В пятницу, после обеда, спустя четыре часа после нашей второй поездки к Ямамото, мой желудок не выдержал до коктейля. Я прокрался на кухню. Элси — поварихи — на месте не было. Закуски были готовы. Я вытащил поднос, полный канапе, из холодильника, поставил на стол и взял один крошечный сэндвич. Маффин, который за последние несколько дней исполнился нежности к моим ботинкам, терзал мою лодыжку. Я поднял верхнюю половинку одного из сэндвичей и понюхал. Печёнка, гадость. Я швырнул его через всю кухню, и Маффин резво поскакал за бутербродом.

И сожрал.

Адьос, Маффин.

Может быть, Маффин отравился канапе, а может — и нет. Может быть, его моторчик выбрал именно этот момент для поломки.

Может.

Только я — сыщик опытный. Я в совпадения не верю.

Мэйбл таки не была психичкой.

Я вроде как даже обрадовался. Я начинал питать к старой даме тёплые чувства. Я был рад узнать, что она не рехнулась.

Я поставил поднос с отравленными канапе обратно в холодильник. Затем припрятал бренные останки Маффина в кладовку и поднялся к себе за Слаггером[8].

Слаггер — это мой револьвер 38-го калибра, укороченный. У меня нет разрешения на скрытое ношение оружия (забрали, когда я подстрелил того клиента), но идти против убийцы без подстраховки я не собирался, так что Слаггер отправился за пояс. Я вытащил рубашку из брюк, чтобы замаскировать его, и вышел к бассейну.

К пяти вся шайка-лейка была уже на месте.

— Кто-нибудь видел Маффина? — спросила Мэйбл.

Никто не видел Маффина. Включая меня.

Джордж вышел с подносом коктейлей. Мы взяли стаканы. Я глотнул. Мэйбл попыталась проделать обычный обмен, но я покачал головой.

— Нет необходимости, — прошептал я.

Она вскинула брови, затем улыбнулась.

Оглядевшись, нет ли кого в пределах слышимости, она прошептала:

— Вы раскопали убийцу?

Джордж вернулся с подносом закусок.

— Положите их на стол, — велел я.

— Я собирался передать их, сэр, — возразил он.

— Делайте, что говорит Дюк, — сказала Мэйбл.

Кивнув, Джордж поставил поднос на столик у бассейна.

— А теперь, — сказал я, — пойдите и приведите остальных слуг. Каждого.

Он ушёл.

Сэлли, жена этого доктора Аарона, увидела, что Джордж отбыл, не раздав закуски.

— С чего бы это?

— С того, — ответил я и выхватил Слаггер.

Все — кроме Мэйбл — как давай орать!

— Смотри! — слышал я, и: — Убери это!

А ещё:

— Он спятил!

Одна из дочек Мэйбл закрыла уши и заверещала:

— Ой-ой-ой! Он собирается нас всех убить!

— Тихо! — гаркнула Мэйбл. — Дюк — частный детектив, которого я наняла, чтобы меня защищать.

Это всех заткнуло. Кто-то выглядел удивлённо, кто-то озадаченно, а кто-то и обозлено. Аарон казался злее всех. Я порадовался, что у него при себе нет теннисной ракетки.

— Встаньте в ряд, — скомандовал я.

Он встали в шеренгу, спиной к бассейну.

— Что всё это значит? — спросила Сэлли.

— Скоро узнаете, — ответил я.

Когда появились все слуги, я заставил выстроиться их рядом с остальными членами банды.

— Мэйбл, — сказал я. — Поднос.

Она подошла к столу и подняла поднос.

— По одному канапе каждому, — сказал я ей.

Она медленно обошла ряд из одиннадцати подозреваемых, убедившись, что каждый взял по одному маленькому сэндвичу.

— Отлично, — сказал я. — Теперь я хочу, что бы на счёт «три» все съели свой бутерброд.

— Это нелепо! — вскричала Сэлли.

— Всего лишь маленький тест, — объяснил я.

Я не стал утруждать себя играми со счётом. Просто выпалил:

— Pаз-два-три!

Они все съели.

Кроме Аарона. Он запустил своим канапе в меня.

— Отравитель! — крикнул я. Нацелился Слаггером на его оскалившуюся рожу. — Ни с места!

Аарон замер.

Остальные десять — нет. Они рухнули. Кто-то — на пол. Кто-то — в бассейн.

Мэйбл посмотрела на меня.

— Ты идиот! — заорала она.

— Вот блин, — пробормотал я.

В этой игре некоторые раунды тяжёлые. Некоторые — чистый верняк.

Что-то выигрываешь, что-то проигрываешь. Ты надеешься, что всё, в конце концов, устаканится, а если не выходит… что ж, такова жизнь.

У меня могло завершиться только так, и никак иначе. Я — ищейка, сыщик, легавый. Я тот, кому вы звоните, когда споры кончены и вас прижали спиной к стене. Я — Дюк Скэнлон, частный детектив.

В ртутном свете уличных фонарей пятно рядом с ногой Байрона казалось пурпурным. Как капля крови.

Байрон присел на корточки и уставился на него. Затем вытащил из бокового кармана своей спортивной куртки фонарик и нажал на выключатель. В ярком, слегка желтоватом сиянии его луча пятно оказалось багровым.

Может быть, краска, — подумал он.

Но кто бы стал бродить в ночи, разбрызгивая красную краску?

Он протянул руку и дотронулся до пятна. Поднеся кончик пальца ближе к стеклу фонарика, принялся изучать красный мазок. Потёр его большим пальцем. Вещество оказалось водянистым. Недостаточно вязким для краски. Гораздо больше похоже на недавно пролитую кровь…

Понюхал.

Единственное, что он смог различить — запах горчицы из хот-дога, съеденного во время последнего сеанса, запах достаточно сильный, чтобы перебить неуловимый запах крови. Но острый запах краски он бы не перебил.

Байрон вытер пальцы о носок. Не вставая, посветил фонариком дальше по асфальту. Увидел грязно-розовый диск растоптанной жвачки, плевок, раздавленный окурок и вторую каплю крови.

Вторая капля находилась на расстоянии трёх шагов. Он остановился над ней. Как и первая, она была размером с пятицентовик. Поведя лучом вперёд, увидел и третью.

Может, у кого-то носом кровь пошла, — подумал он.

Или получил в живот выкидушкой.

Нет, будь это настоящая рана, кровь была бы повсюду. Байрон вспомнил беспорядок в уборной «Эльсинора» в прошлом месяце. Во время антракта несколько подростков пошли друг на друга с ножами. Они с Дигби, одним из швейцаров, разняли их. Хотя юнцы отделались незначительными порезами, сортир с виду ничем не отличался от бойни.

В сравнении с этим, тут была мелочь. Всего-то несколько капель. Даже кровь из носа оставила бы больше следов.

С другой стороны, одежда этого человека (или платок) могла впитать большую часть крови — так, что на тротуар пролилась только часть.

Только маленькие капли, тут и там.

Вполне достаточно, чтобы возбудить у Байрона любопытство.

В любом случае, следы крови шли в нужном ему направлении, так что он направил фонарик туда и продолжил высматривать.

— Че те, фонарей мало?

Байрон обернулся.

Дигби Хаймус, известный среди девушек из буфета как Зелёный Громила, шагал по тротуару. Тридцатилетний боксёр в отставке снял свой зелёный мундир. Рукава мундира были завязаны вокруг шеи, и выглядел он так, будто несёт на спине товарища, раскатанного в пюре паровым катком. Ручищи его были до того мускулистые, что он даже не мог прижать их к бокам.

— Жаль тебе это говорить, Бай, но ты с этим фонариком как лох выглядишь.

— Внешность обманчива, — ответил Байрон. — Взгляни-ка.

Он направил фонарик на ближайшее пятно крови.

— Да? И че?

— Кровь.

— Да? И че?

— Не находишь это интригующим?

— Наверное, у какой-нибудь детки протекло…

— Не будь таким пошляком.

— Эй, парень, ты чего-то больно на кровяку подсел. Какие-то у тебя, знаешь ли, вурдалачьи замашки.

— Если не можешь сказать что-нибудь дельное, лучше помолчи.

— Да ебись ты конём, — ответил Хаймус и направился через дорогу к своей припаркованной машине.

Байрон подождал, пока машина наберёт скорость, а затем продолжил идти по кровавому следу. Остановился только на углу Одиннадцатой улицы. До его квартиры оставалось пять кварталов прямо вперёд. Но капли крови сворачивали вправо.

Он замешкался на минуту, раздумывая, что делать. Следовало идти домой. Но, поступив так, он вечно будет терзаться догадками.

Не исключено, что истекающему кровью необходима помощь, — сказал себе Байрон. — Даже медленное кровотечение может привести к смерти, если продлится достаточно долго. Может быть, я — его единственный шанс.

Может, я стану героем, и моя история появится в новостях.

Тогда парни вроде Дигби — и девушки вроде Мэри и Агнес из буфета — не будут так легко над ним подшучивать.

Воображение разыгралось, он завернул за угол и пошёл по кровавым следам на Одиннадцатой улице.

Телевидение. Он прямо-таки видит это. Карен Линг в пятичасовых новостях.

— Байрон Льюис, двадцативосьмилетний поэт и работающий на полставки швейцар в театре «Элсинор», прошлой ночью пришёл на помощь жертве разбойного нападения на аллее у Одиннадцатой улицы. На жертву, двадцатидвухлетнюю модель Джессику Коннорс, было совершено нападение этим вечером перед театром, где работает Байрон. Истекая кровью и потеряв ориентацию, она прошла несколько кварталов, прежде чем упала без сознания, где и была позже обнаружена молодым поэтом. Байрон сделал эту ужасающую находку, проследовав по следам крови. По словам медиков, Джессика была в нескольких шагах от смерти к тому моменту, как была найдена. Своей жизнью она обязана быстрым действиям Байрона, оказавшего первую помощь и вызвавшего медиков. В настоящее время она поправляется в Лос-Анджелесском Королевском Госпитале и чрезвычайно признательна своему спасителю.

Байрон улыбнулся.

Мечты-мечты, — сказал он себе. — Ну и что в них плохого?

Истекающий кровью может оказаться старым бомжем, порезавшим губу бутылкой вонючего бухла.

Или того хуже.

И ты, возможно, пожалеешь, что не пошёл сразу домой.

Но, по крайней мере, ты узнаешь.

Остановившись на Харкер Авеню, он увидел пятно крови на бордюре. Поблизости не было ни одной машины. Но Байрон считал, что играть надо по правилам. Он нажал на кнопку, чтобы вызвать надпись «Идите», подождал, пока сигнал изменится, и стал пересекать улицу.

Если истекающий кровью и оставил на дороге капли, проезжавшие машины, должно быть, стёрли их.

Байрон снова обнаружил кровь, достигнув противоположной стороны.

Истекающий кровью по-прежнему держал путь на север.

И Байрон обнаружил (это его немного обеспокоило), что пересёк невидимую границу Скид Роу[9].

На территории, простирающейся впереди, большинство огней не горело. Обширные пятна темноты лежали на тротуаре и дороге. Все магазины в поле зрения Байрона были закрыты на ночь. Металлические решётки защищали их витрины и двери. Он взглянул сквозь решётку на фасаде магазина одежды, увидел в окне лицо и с трудом смог подавить испуганный вздох.

Всего лишь манекен, — сказал он себе, спеша прочь.

Он велел себе избегать взглядов в какие-либо окна.

Лучше смотри на дорогу, — подумал он. — Следи за следами крови.

В следующий раз, подняв глаза, он увидел пару ног, торчащих из дверной арки многоквартирного дома.

Истекающий кровью!

Я сделал это!

Байрон поспешил к упавшему человеку. Это, как назло, был мужчина. Мужчина с дырками вместо подмёток, с лодыжками чумазыми и усеянными струпьями, одетый в усеянные пятнами заскорузлые штаны и изодранную рубашку, один пустой рукав которой был закатан и пришпилен.

Левая рука отсутствовала.

Правая была подложена под голову вместо подушки.

— Простите, — сказал Байрон.

Мужчина продолжал храпеть.

Байрон легонько поддел его ногой. Тело согнулось. Храпение оборвалось испуганным вздохом.

— А? Че?

— Вы в порядке? У вас кровь идёт?

— КРОООООВЬ? — мужчина завопил и взвился, точно ужаленный.

Его голова вертелась как на шарнирах, пока он осматривал себя. Байрон помогал ему, светя фонариком.

— Я не вижу крови. Где? Где?

Байрон тоже не видел. Но он увидел нечто другое; это заставило его отвернуться, борясь со рвотой.

— О, мой Бог, я истекаю кровью! — завывал мужчина. — Они, наверное, меня покусали. О, они всегда меня кусают! Они всегда хотят укусить старика Денди! Куда они меня цапнули? Опять старика Денди за культю? Чёрт подери!

Байрон рискнул вновь посмотреть на Денди и увидел, что тот единственной рукой пытается стянуть рубашку.

— Может быть, я обознался.

— О, они опять за мной.

Рубашка начала приподниматься. Байрон мельком увидел серую, в пятнах, кожу живота Денди.

— Ну-ка, дай мне свой фонарь, герцог! Дай, ну же!

— Я должен идти! — выпалил Байрон.

Он побрёл от устрашающего бездомного — и увидел пятно крови дальше на тротуаре.

Всё-таки, Денди не был ранен.

— Извини, — крикнул Байрон. — Ложись спать дальше.

В ответ донёсся низкий стон. Голос, полный страха и отвращения сказал:

— Ох, ты только посмотри, что они со мной сделали.

И чего я сразу не оставил этого парня в покое, — подумал Байрон.

Хорошенькое дельце. Лучше я бы вообще пошёл домой.

Но он зашёл уже далеко. Опять же, по дороге домой придётся миновать Денди. Он может перейти на другую сторону улицы, но это будет трусостью. Да и любопытство заедало не меньше прежнего.

Капли крови провели его до конца квартала. Он подождал, пока переменится сигнал светофора, и поспешил через улицу. В этот раз следы продолжились и за бордюром. Хороший знак, — подумал Байрон. — Может быть, истекающий кровью перешёл улицу так недавно, что машины не успели затереть следы.

Я нагоняю его. Или её.

О, как он надеялся, что это женщина.

Стройная блондинка. Сползла по стене, рука прижата к грудной клетке прямо под холмиком левой груди.

— Я здесь, чтобы помочь вам, — скажет он.

С храброй, болезненной улыбкой она бы ответила:

— Ничего. Правда. Всего лишь свежая рана.

Затем она расстегнёт свою блузку и отлепит от кожи пропитанную кровью ткань. На ней будет чёрный кружевной бюстгальтер. Байрон сможет видеть прямо сквозь него.

Он представил, как достаёт свой сложенный чистый носовой платок, накладывает его на рану и пытается не смотреть на её грудь. Его суставы, тем не менее, трутся о неё, когда он прикасается к ране.

— Извините меня, — скажет он ей.

— Всё в порядке, — ответит она.

— Пойдёмте со мной, — предложит он. — Я отведу вас в свою квартиру. У меня там есть бинты.

Она согласится, но будет слишком слаба, чтобы идти самостоятельно, и обопрётся на него. Вскоре ему придётся нести её на руках. Он не такой огромный и мощный, как Дигби, но тоненькая девушка будет весить так мало, и…

— Эй, ты.

Испуганный, Байрон поднял глаза от асфальта. Его сердце гулко колотилось.

Она стояла, прислонясь к фонарному столбу, а не к стене. Она была брюнеткой, а не блондинкой. Она не держалась за грудь.

Вместо этого её руки медленно скользили вверх-вниз по переду юбки. Юбка была из чёрной кожи. Очень короткая.

Байрон направился к ней. Он не увидел никакой крови на её сияющей белой блузке. Но заметил, что большинство пуговиц на ней расстёгнуты. Она не носила чёрного кружевного бюстгальтера, как раненая девушка из его фантазии. Она вообще не носила никакого бюстгальтера, и блузка была распахнута достаточно широко, чтобы демонстрировать края её груди.

— Кого-то ищешь, дорогуша? — спросила она.

Проведя языком по нижней губе, она прищурилась от света фонаря. Пока её руки скользили вверх, вместе с ними двигалась и юбка. Юбка задралась до верхушки чёрных сетчатых чулок. На бледных бёдрах темнели подвязки.

Чувствуя, что слегка задыхается, Байрон посмотрел ей в глаза.

— У вас ведь не идёт кровь, а? — спросил он.

— А ты как думаешь? — oна подтянула юбку повыше, но он не позволил взгляду опуститься вниз.

— Думаю, вы не поняли, — сказал он. — Я пытаюсь найти кое-кого, у кого идёт кровь.

— Кучеряво, — сказала она. — Как тебя зовут, милочек?

— Байрон.

— А меня Райдер. Хочешь, узнать, как я получила своё имя?

— Ты здесь давно стоишь?

— Достаточно давно, что бы почувствовать себя одинокой. И возбудиться.

Одна её рука плавно двинулась вверх. Она проскользнула под блузку. Байрон увидел очертания её пальцев сквозь тонкую материю блузки, когда они стали ласкать грудь.

Он сглотнул.

— Я имею в виду, вы только что сюда пришли?

— Несколько минут назад. Тебе нравится? — oна отодвинула блузку в сторону, показывая ему грудь, теребя затвердевший сосок кончиком большого пальца.

Он кивнул.

— Очень мило. Но дело в том… вы видели, кто-нибудь здесь проходил?

— Только ты, Байрон. А как насчёт этого? — oна уставилась на перед его брюк. — Как по мне, так на вид ты милашка. Держу пари, на вкус ты тоже очень хорош. Я точно знаю. Держу пари, ты и сам хочешь узнать, насколько хорош.

— Ну… понимаешь, я ищу того, кто истекает кровью.

Её глаза сузились.

— Это будет тебе стоить дороже.

— Нет, на самом деле…

— Да, на самом деле, — oна закусила нижнюю губу, и прикусила её.

Затем оттопырила её, будто предлагая Байрону. Ручеёк крови покатился вниз. Когда он достиг её подбородка, поймала его кончиком указательного пальца. Она вымазала кровью свой сосок.

— Попробуй, — прошептала она.

Байрон затряс головой.

Райдер усмехнулась. Кровь побежала ещё сильнее.

— О? Ты хочешь на какое-то другое место?

— Нет. Извините. Угу, — oн отпрянул от неё.

— Эй ты, ублю…

Он развернулся и побежал.

Райдер заверещала. Он понимал, что её взбесило, но это же не повод так его обзывать! Ругательства заставили его вспыхнуть, хотя вокруг, кажется, не было никого, кто бы мог их услышать.

Я слышу, — подумал он, запрыгивая на тротуар. — И я даже вполовину не такой, как она меня обзывает. Она это тоже знает. Она видела.

Ненормальная шлюха.

К тому времени, как он достиг другой стороны следующей улицы, она прекратила орать. Байрон оглянулся. Она ушла.

Переводя дух, он водил лучом фонарика по тротуару. Ни пятнышка крови.

Я потерял след!

Его горло сжалось.

И всё из-за неё.

Он топнул ногой по тротуару.

Успокойся, — сказал он себе. — Это ещё не конец. Найди след до того места, где на неё напоролся.

Сигнал «СТОЙТЕ!» ещё горел красным, но Байрона это не волновало. Тем более, в первый раз пересекая улицу, он на этот знак даже не взглянул. А теперь — и подавно.

Старик Денди — это уже было плохо. Но Райдер!

После таких столкновений правила дорожного движения ничего не значат.

Машин не было, и он поспешил обратно через улицу.

Наплевать.

Он улыбнулся.

Когда он обнаружил пятно крови на тротуаре, по его телу пробежала дрожь.

— Ага! — объявил он. — Снова в игре!

Я уже говорю сам с собой? Почему бы нет? Я держусь молодцом, всё под контролем.

Выискав вторую каплю крови, он понял, каким образом потерял след. Истекающий кровью не пересекал дорогу, а направился направо по Келси Авеню.

Байрон ускорил шаги.

— Я тебя догоню, — сказал он.

Спеша по следам, он понял, что пятна на тротуаре теперь находятся друг от друга дальше, чем прежде. Расстояние между ними было неравным с самого начала, но обычно — три-пять футов. Теперь же от одной до другой пролегало не менее восьми-десяти футов.

Может, рана запеклась? — размышлял он. — Или у раненого иссякла кровь?

А что если кровь совсем остановилась?

Если это произошло, я никогда её не найду.

Или найду её слишком поздно — рухнувшей замертво.

Ни один из вариантов Байрона не устраивал.

Он сорвался с места.

В нескольких шагах от входа в переулок он опять потерял след и остановился. Повернувшись кругом, он возвратился к переулку. Луч фонарика углубился в него, и пятно красного цвета заблестело на тротуаре в двух ярдах впереди.

Странно, — подумал он. В своих фантазиях он представлял себе, как находит жертву в переулке. Что, если всё произойдёт так, как он себе нарисовал?

Это уж чересчур, на такое надеяться, — сказал он себе.

Но войдя в переулок, он почувствовал трепет волнения.

Он водил фонариком из стороны в сторону, ожидая увидеть прекрасную женщину, сползающую по одной из кирпичных стен. Но увидел лишь пару мусорных баков, и ничего больше.

Она могла лежать, съёжившись, скрытая одним из мусорных баков.

Байрон прошёл мимо них. Никого.

Он подумывал, не поднять ли ему крышки, но решил, что не надо. Мусор может вонять. Там даже крысы могут быть. И если истекающий кровью в одном из баков, Байрон не хотел об этом знать.

Лучше уж не находить её вообще.

Это предполагалось как приключение с восхитительным и романтическим исходом. Было бы слишком ужасно завершить его обнаружением тела в помойке.

Он продолжил свой путь.

В десяти шагах дальше по переулку, бледный луч упал на ещё одну каплю крови.

— Слава Богу, — пробормотал он.

Конечно, было ещё несколько баков на некотором расстоянии впереди — тёмные очертания в слабом свете, там, где переулок заканчивался следующей дорогой.

Гадство.

Я её найду раньше, — сказал себе Байрон.

Теперь уже вот-вот.

Чёрная кошка плавно проплыла через переулок. Она взглянула на него, глаза горели, словно два шарика чистого золота.

Хорошо, что я не суеверен, — подумал он, чувствуя мурашки на шее.

— Если бы ты только могла говорить, — сказал он.

Кошка перешла на правую сторону переулка. Спина выгнута, хвост подёргивается; она принялась тереться боком о дверь.

Дверь!

Байрон запрокинул голову и принялся рассматривать здание. Это мог быть многоквартирный дом. Его кирпичные стены поднимались на высоту в три этажа, к окнам наверху вели пожарные лестницы. Все окна были темны.

Он сделал шаг к двери. Кошка подпрыгнула и сиганула мимо него.

Байрон почти схватился за ручку, прежде чем увидел, что она заляпана кровью.

Его проняла дрожь.

Может быть, это не слишком хорошая мысль, — подумал он.

Он был так близок.

И всё же войти в чужой дом…

Очень даже может быть, что здесь и живёт раненая. Почему тогда она вошла с переулка, а не через парадный вход? Может, она чувствовала, что ей следует пробраться тайком?

— Странно, — пробормотал Байрон.

Может быть, она просто бежала по переулку, растерянная и ошеломлённая, и вошла в эту дверь в надежде найти кого-то, кто бы ей помог. Прямо сейчас, она, быть может, шатаясь, идёт по холлу, слишком обессиленная, чтобы позвать кого-нибудь.

Байрон достал из кармана аккуратно сложенный носовой платок, встряхнул его, чтобы развернуть, и обмотал им левую руку. Затем повернул.

С тихим щелчком язычок замка отошёл.

Он открыл дверь.

Луч фонарика проложил узкий коридор сквозь тьму. На паркетном полу блестела капля крови.

Он вошёл внутрь. Горячий воздух пах затхлостью и плесенью. Прикрыв дверь, он прислушался. За исключением собственного сердцебиения, ничего не было слышно.

Его собственный дом, даже в этот час, обычно был наполнен звуками: люди спорили или смеялись, двери хлопали, из радиоприёмников и телевизоров лились голоса.

В его доме холл был освещён.

В холле всегда пахло едой, часто ликёром. Время от времени сладко пахло не выветрившимся ароматом дешёвых духов.

Никто здесь не живёт, — подумал он вдруг.

Ему это не нравилось. Совсем.

Он обнаружил, что затаил дыхание, продвигаясь вперёд. Он шёл медленно, ступая с пятки на носок. Иногда под ногой скрипела половица.

Он остановился на углу, где холл соединялся с длинным коридором. Наклонившись вперёд, направил свой фонарь влево. На полу он крови не увидел. Света хватало лишь на то, чтобы осветить одну дверь. Она была распахнута настежь.

Байрон знал, что ему следует заглянуть внутрь.

Он не хотел.

Байрон посмотрел направо. Несколько поодаль располагалась лестница, ведущая на верхние этажи. За ней было фойе и парадный вход.

Он не увидел крови и в этом направлении.

Сначала проверю этот путь, — решил он. Он знал, что резоннее было бы идти налево, но парадный вход казался более безопасным.

Он свернул за угол. Пройдя несколько шагов, быстро обернулся и посветил назад. Этот длинный коридор заставлял его сильно нервничать. Особенно открытая дверь, хотя отсюда её было не видать. Вместо того, чтобы повернуться к ней спиной, он решил продвигаться бочком.

Он посветил вверх-вниз по лестнице. Балюстрада отбрасывала на стену кривые движущиеся тени.

Что если следы крови ведут туда, наверх?

Он не хотел об этом думать.

Он проверил пол перед собой. Крови так и не было. Подходя к подножью лестницы, он проверил колпак стойки лестничной балюстрады и сами балясины. Крови не было. Также он ничего не нашёл и на нижних ступенях. Хотя он мог видеть только пять. Остальные находились выше уровня глаз.

Я не хочу идти наверх, — подумал он.

Он не хотел идти наверх даже больше, чем исследовать дальний конец коридора.

Пройдя боком через фойе, Байрон направился к парадной двери. Дёрнул за ручку. Дверь, казалось, примёрзла к месту.

Свет фонарика упал на почтовые ящики. В его доме были такие же. Но только в его здании на каждом ящике был указан номер квартиры и фамилия. Здесь такого не было.

Это вовсе не удивило Байрона. Но ужас проник ещё глубже.

Я уже слишком далеко зашёл, — сказал он себе. И не собираюсь теперь идти на попятную.

Дрожа, он шагнул к лестнице. Он поднялся на одну ступеньку, затем на вторую. Мускулы на ногах были словно тёплое желе. Он остановился. Посветил на две следующие ступени, которые не мог видеть снизу. По-прежнему, крови нет.

Она не пошла этим путём, — сказал он себе. — А если пошла — то и чёрт с нею.

Я на поиски в заброшенном доме не подписывался. Это идиотизм. Одному Богу известно, кто может прятаться в пустых комнатах.

Байрон, не разворачиваясь, спустился вниз и поспешил прочь, страстно желая достичь коридора, ведущего к боковому выходу в переулок.

Он чувствовал себя пристыженным за то, что так вот всё бросил.

Никто даже и не узнает.

Но, приблизившись к примыкающему коридору, он заколебался. Он посветил на входную дверь. В двадцати футах. Не больше. Он окажется на улице уже через несколько секунд.

Но что же станется с раненым?

Ты никогда не узнаешь, — подумал он.

Ты всегда будешь гадать.

Предположим, это прекрасная молодая женщина, блуждающая в шоке, медленно истекающая кровью до смерти? Представим, что ты — её единственный шанс?

Мне всё равно. Я наверх не пойду.

Но как насчёт той открытой двери?

Он бы мог туда заглянуть, не так ли?

Он направил туда луч фонарика.

И услышал слабый шелестящий вздох.

О, мой Бог!

Байрон взглянул в сторону двери. Вздох доносился оттуда, он был уверен.

— Эй? — позвал он.

Кто-то застонал.

Байрон посмотрел на дверь чёрного хода, покачал головой и поспешил по коридору.

Поздновато дрейфить, — думал он, чувствуя, невзирая на дурные предчувствия, странное удовольствие.

Я всё-таки буду героем.

— Я здесь, — сказал он, подбегая к двери. — Я помогу вам.

Он ворвался в комнату.

Луч фонарика заметался из стороны в сторону. Яркий свет скользил по углам комнаты. По голым доскам пола. Мимо окон и батареи.

За спиной Байрона захлопнулась дверь.

Он ахнул и резко обернулся.

Тонкое всхлипывание вырвалось из его горла, и он отпрянул назад, чувствуя, как горячая моча заструилась по ноге.

Стоявший за дверью мужчина ухмылялся влажными красными губами. Он был лыс. У него даже не было бровей. И ни намёка на шею. Его голова, казалось, была вдавлена между двумя массивными плечами.

Его кровавые губы лыбились Байрону из-за прозрачной пластиковой трубки.

Типа соломинки. Заляпанной изнутри красным.

Трубка вилась от его губ к телу, лежащему как в колыбели в его толстых руках.

Бесчувственному телу молодого человека, чья голова была запрокинута назад, будто он находил что-то завораживающее в дальней стене. Он был одет в джинсы и клетчатую рубашку. Рубашка была распахнута и болталась. Из центра груди торчало нечто, напоминающее металлический штырь — очевидно полый внутри — который соединялся с пластиковой трубкой. Тоненький кровавый ручеёк тянулся от дыры, через его грудь и вниз по рёбрам.

Вот оно, — понял Байрон, — вот она, дорожка, которая привела его сюда.

Он представил себе чудовищного раздутого мужчину, несущего тело по улицам города — квартал за кварталом, высасывающего кровь прямо на ходу.

Ужасный мужчина встряхнул тело. Его щёки втягивались, когда он сосал. Небольшое количество красной жижи взметнулось вверх по трубке. Байрон услышал хлюпающий глухой звук — какой издаёт соломинка, когда выпиваешь до дна шоколадный коктейль.

Затем раздался ещё один мягкий вздох.

— Вся вышла, — пробормотал мужчина.

Его губы разошлись, обнажая кровавые зубы, сжимавшие трубку.

Он бросил тело.

Штырь выскочил из груди жертвы и закачался на конце трубки.

— Я рад, что ты здесь, — сказал мужчина. — Я просто страдаю от жажды.

Обхватив толстыми пальцами штырь, он перешагнул через тело.

Байрон развернулся, побежал и прыгнул. Он закрыл голову руками за миг до того, как врезаться в окно. Стекло взорвалось вокруг него, и он падал, пока не ударился об асфальт тротуара.

Он стремительно поднялся на ноги и дал стрекача.

Бежал он долго.

В конце концов, обессиленный, он прислонился к фасаду магазина. Ловя ртом воздух, огляделся: где бы это он мог быть?

Вот тебе и следы крови, — подумал он.

Слишком слабый, чтобы бежать дальше, Байрон позволил коленям согнуться. Он рухнул на тротуар и вытянул ноги.

Он видел, что его одежда вся искромсана осколками стекла.

Как и я сам, — подумал он.

Но эта тварь всё-таки до меня не добралась.

Улыбаясь, Байрон закрыл глаза.

Открыв их вновь, он увидел женщину, присевшую на корточки рядом с ним. Молодая, стройная блондинка. Действительно милая. Она выглядела очень похожей на ту, которую он ожидал увидеть в конце цепочки следов.

— С вами будет всё в порядке, — сказала девушка. — Мой напарник вызывает скорую.

И кивнула в сторону патрульной машины, урчащей у бордюра.

Она спала, когда я её заметил. Спала или играла в опоссума. Но, как бы то ни было, она лежала свернувшись калачиком на полу клетки и не шевелилась.

Первой дословной мыслью, пришедшей мне в голову, была: «Срань господня!».

Я стоял и мочился в лесу, в то время, как не более чем в двадцати футах от меня, находилась девочка. А что, если она перевернётся на другой бок? Я ужасно жалел, что не заметил её прежде, чем начал струить испуская мочу. Но теперь, я уже не мог остановиться. Слишком много кофе было выпито в этой забегаловке у дороги. Поэтому я поспешно отвернулся и поднапрягся, чтобы быстрее закончить. Быстрее до того, как она услышит плеск. До того, как она повернётся и увидит меня. До того, как она успеет что-либо сказать.

«Что она здесь делает?» — размышлял я.

«И при этом в клетке».

«Вот дерьмо!»

«Надо уносить отсюда ноги!»

Я чувствовал себя шокированным, сбитом с толку, смущённым, напуганным. И почему мне было стыдно за себя, или, как мой член стал отвердевать. Потому что он был снаружи, я полагаю, в присутствии женщины. Даже если, она не могла его видеть.

Она его увидит, если я развернусь, подумал я. Если она, конечно, уже не смотрит.

Я, разумеется, не развернулся.

Наконец я закончил, стряхнул последние капли. К тому времени, мне пришлось серьёзно потрудиться над тем, чтобы втиснуть свой стояк обратно в джинсы.

Я застегнул молнию и оглянулся через плечо.

Девчонка по-прежнему лежал свернувшись калачиком на полу свои клетки, спиной ко мне.

Я поспешил прочь. Ковёр из сухих листьев под ногами шуршал и трещал, как-бы тихонько я не старался ступать. Я всё ожидал, что девчонка окликнет меня. Однако этого не произошло. Когда я оглянулся, она и её клетка благополучно скрылась из виду. Я мог различить только густой лес, мрачный от теней, за исключением нескольких лучей утреннего солнечного света, которые косо пробивались сквозь кроны деревьев.

Я направился к джипу. Тот был припаркован на обочине грунтовой дороги. Пассажирская дверца была приоткрыта, ожидая меня. Я забрался внутрь.

— Что-то, ты долго, — сказал Майк. — По-большому, что ли, ходил?

— Да нет, ток поссать.

— Ты преодолел целые мили пешком только ради того, чтобы поссать? Можно было сделать это прям здесь.

— Не проходил я никаких миль.

Он завёл двигатель.

— При таком движении, ты мог бы сделать это даже посреди дороги.

— Мне нравится уединение, — сказал я.

— Как будто мне хотелось поглазеть, как ты это делаешь. Притормози, милок. Ты что, видишь во мне педика?

— Я мудака в тебе вижу.

К слову сказать, нам обоим было по шестнадцать лет. На случай, если это не очевидно по изощрённому характеру наших острот.

Мы с Майком были приятелями. И мы только что закончили десятый класс в Редвудской средней школе. Если вам интересно, что мы забыли в глуши без присмотра взрослых, так это результат того, что мы умоляли об этом наших родителей, пока те не сдались.

В этом нам помогло то обстоятельство, что родители с обеих сторон были умными рассудительными людьми. Также помогло и то, что мы с Майком были парой вежливых, добросовестных, и куда не глянь, успешных парней. Помимо того, что у нас были наивысшие оценки, мы также являлись бойскаутами высшего ранга. Благонравные жители, уверенные в себе, с опытом пребывания в дикой местности. Какой родитель не позволил бы таким дарованиям, хотя и юным, провести пару недель самостоятельно?

Когда мы представили им наш план по обследованию живописных красот Калифорнии на джипе отца Майка, с разбитием лагеря по ночам и созвона с ними каждые несколько дней, чтобы заверить их, что с нами всё в порядке, они пошли на это. В конечном итоге.

Никто из них не был в восторге от этой идеи, но отцы вскоре смирились. Они признали, что это может стать для нас хорошим опытом, шансом повидать краешек мира и обрести некую зрелость. Чёрт возьми, они вероятно хотели бы сами проделать подобное. Как только наши отцы оказались на нашей стороне, всё остальное было просто.

Вот так мы оказались здесь сами по себе.

Если вы задаётесь вопросом, почему мы не обсуждали то, как я справлял естественную нужду в достойной манере, приличествующей паре смышлёных, почтительных бойскаутов, так это потому, что мы были парнями и находились здесь одни без необходимости производить впечатление на взрослых.

— Тебе бы следовало знать, залупоголовый, — сказал Майк. (Прежде чем перейти к делу, я говорил, что увидел в нём мудака. Припоминаете? Тем временем мы снова в машине). — Что мудак мудака видит издалека. Ты собираешься захлопывать дверцу или как?

Я посмотрел на него.

— Ну? — спросил он.

— Думаю, нам лучше пока дальше не ехать.

Он скривился:

— О, боже. На тебя, что, срачка напала?

Я покачал головой. Моё лицо бросил в жар и сердце вдруг забилась ужасно сильно.

— Там девушка, — объяснил я.

— Что-что?

— Девушка. Существо женского пола. Женщина. Тебе известны такие.

— Цыпочка?

— Ммм.

— Чёрт. О чём ты толкуешь? Где?

— Вон там, — я указал в сторону леса.

— Чушь несусветная, да это невозможно.

— Это правда.

— Какая-такая цыпочка? Вон там среди деревьев?

— Я видел её, когда ходил поссать.

Майк оскалил зубы:

— Она что, держала твой член пока ты ссал?

— Она в клетке.

— Что?

— В клетке. Ты знаешь такие. Как клетки в запарке или типа того. С решётками.

Он усмехнулся:

— Чушь несусветная.

— Я серьёзно.

Майк знал меня. Если я сказал, что говорю серьёзно, то он знал, что я говорю серьёзно. Он прищурился.

— Цыпочка в клетке. Я должен этому верить?

— Пойдём и убедись сам.

Он продолжал смотреть на меня нахмурив брови.

— Ну и как она выглядела?

— Я ток со спины её видел.

— Ты с ней не разговаривал? Ну, например, может спросил, какого хрена она делает в клетке посреди глуши?

— Думаю, она спала.

— Господи.

— Эй, чувак, я поссал. Всё, чего мне хотелось, так это убраться оттуда. Но она в клетке, знаешь ли. И скорее всего, она не сможет выбраться. Я не думаю, что мы можем просто укатить, бросив её. Она может умереть или ещё чего.

Майк прищурился, уставившись на меня сквозь щёлочки.

— Лучше не разыгрывай меня, чувак.

— Да богом клянусь.

Он заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и распахнул свою дверь. Выпрыгнув из машины, он оглянулся через плечо и сказал:

— Мне нужно эту увидеть.

Я пошёл с ним, естественно.

Идя впереди, я нервничал по многим причинам. Часть меня надеялась, что мы вообще её не найдём. Тогда нам не пришлось бы разбираться с ситуацией в целом. Но она и её клетка не могли уйти, а я не из тех, у кого бывают галлюцинации. Кроме того, из Майка лилось бы на меня дерьмо потоками, если бы мы не смогли найти таинственную цыпочку в клетке.

Моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда я обнаружил клетку. Я резко остановился. Майк встал рядом со мной. Мы оба уставились на неё.

— Ну, что я тебе говорил? — прошептал я.

— О, чувак, я поверить в это не могу.

Девушка выглядела так, словно с тех пор и не пошевелилась. Так и лежала свернувшись калачиком на боку, спиной к нам. Она была в основном в тени, но солнечные лучи падали на неё, отчего её волосы сияли как золото. На ней была белая блузка. Не заправленная. Её смятый край свисал набок. Так, что виднелась полоска голой кожи над её обрезанными джинсами. Они облегали её бёдра и были настолько укорочены, что на самом деле у них вообще не было штанин. И они были изрядно потрёпанными. Один из задних карманов болтался наполовину оторванный. Под ним виднелась прямоугольная дыра, открывавшая ещё больше голой кожи.

Майк подтолкнул меня локтем.

— Смотри, — прошептал он. — Там задница её видна.

— Я знаю, подумаешь.

— Чувак.

— У тебя одни пошлости на уме.

— Ага, угадал. Ну что, погнали? — он направился к клетке, но я схватил его за руку.

— Ты чего?

— Притормози на минуту. Что мы собираемся делать?

— Проверить её.

— Ну, я не знаю. Мне это дело не нравится. Слишком уж это странно.

— Надеюсь, что она не уродина.

— А может быть, хорош уже? Всё это серьёзно. Какого чёрта здесь делает клетка? Почему она в ней? Я к тому, что это может оказаться какой-нибудь ловушкой.

— Ловушка, всё верно. И она в неё попалась.

— Нет. Я имею ввиду для нас ловушка.

Он ухмыльнулся:

— Вернись к реальности.

— Возможно, какие-то полоумные маньяки поместили её здесь в качестве приманки.

Его улыбка сползла.

— Чушь несусветная, — сказал он.

— А я читал об охотниках, проделывавших подобную фигню. Допустим, что они охотятся за львом? Так вот, они привязывают ягнёнка, или что-то ещё, к столбику и прячутся. Довольно скоро появляется лев. Когда он бросается на ягнёнка, в него стреляют.

— Если бы кто-нибудь хотел нас пристрелить, мы бы уже были нашпигованы пулями по самые яйца.

— Возможно, мы нужны им живыми. Рядом с клеткой может быть яма. Ну, знаешь, прикрытая сверху. Так что, когда мы наступим на неё…

— Слушай, завязывай, а? Охренеть можно, какие у тебя мысли.

Я прервался. Некоторое время мы стояли молча, блуждая взглядами по кустам и деревьям на краю поляны. Мы даже посмотрели на верхние ветки.

— Да никого здесь нет, — наконец прошептал Майк.

— Просто потому, что мы их не видим… Я имею в виду тех, кто поместил её сюда.

Майк нахмурился, как он обычно делал, когда пытался сосредоточиться.

— И то правда. В конце концов, кто-то же доставил сюда клетку. Она точно не тащила эту штуку через лес.

Он прикусил нижнюю губу.

— Может быть, какой-то парень использовал её, когда перевозил сюда дикое животное?

— Возможно, — мне понравилась это идея. Приятное разумное объяснение, которое значительно смягчало угрожающий характер ситуации.

— Может быть, защитник окружающей среды, — продолжал Майк. — Который хотел вернуть рысь или медведя в их естественную среду обитания. Выпустил их, но клетку с собой не забрал. Эта девчонка бродила рядом, забралась внутрь, чтобы осмотреть её. Закрыла дверь просто так, чёрт возьми. А эту проклятую штуку взяло и заклинило. И оп-ля, она в капкане.

— Отличная теория, Энштейн, — сказал я.

— Ну чего?

— Полагаю, ты был слишком занят, разглядывая её задницу, чтобы обратить внимание на навесной замок. Едва ли она случайно заперла себя на замок, верно?

Он хмуро посмотрел на клетку.

— Да. Дерьмо.

— Именно.

Пожав плечами, он сказал:

— Значит, кто-то действительно поместил её туда. Но это ещё не значит, что она приманка.

— Так что же тогда это значит?

— Ну, думаю, мы должны спросить об этом у неё. Пошли.

На этот раз я не пытался остановить его. Как бы я не нервничал из-за всего этого дела, мы не могли просто уйти и оставить её. Но я позволил Майку идти первым. Я держался в нескольких шагах позади него и внимательно наблюдал.

Майк, похоже, не очень торопился. Он шагал медленно, немного сгорбившись, с большой осторожностью ставя ноги, фактически крадучись, направляясь к клетке. Я последовал его примеру. Хотя мы старались вести себя тихо, мы не могли не производить множество хрустящих звуков. Каждый шаг звучал так, как будто кто-то комкал лист бумаги.

При всём этом девушка не шевелилась.

Мы добрались до фронтальной части клетки, не угодив ни в какую ловушку. Майк остановился, и я приблизился к нему сбоку. Мы смотрели сквозь прутья решётки на девушку.

Она по-прежнему не двигалась.

С того места, где мы стояли, нам была видна одна сторона её лица. Во всяком случае, частично она была повёрнута вниз из-за того, как её голова покоилась на руке. Кроме того, большая его часть была скрыта под копной блестящих светлых волос. Мы не могли толком разобрать, как она выглядела.

— Привет! — выпалил Майк.

Это прозвучало так громко, что я вздрогнул. Девушка этого не сделала. Она лежала неподвижно.

— Простите? Мэм? Леди? Привет!

Никакого ответа.

Я вертел головой то в одну, то в другую сторону, боясь, что какой-то псих, или семейство психов, может внезапно выскочить из леса. Но никакого движения не было.

— Боже, — прошептал Мэйк. — Ты же не думаешь, что она мёртвая?

Я перестал оглядываться по сторонам и сосредоточился на девушке.

— Она не выглядела мёртвой.

— А со сколькими жмуриками тебя уже приходилось сталкиваться?

— Я много о них читал. У них должен быть необычный цвет кожи.

Мы оба изучали её. Небольшие участки лица, которые не были скрыты волосами, выглядели вполне себе здоровыми. Ноги выглядели гладкими и загорелыми. Та часть её спины, которая виднелась над обрезанными джинсами, была не такой загорелой, как ноги, но и не имела болезненной бледности. Даже кремовая кожа, которую мы могли различить сквозь разорванную заднюю часть шорт, выглядела живой. Выглядела прекрасно.

— Ну, я даже не знаю, — прошептал Майк.

— Она не мертва.

— Только потому, что она ещё не занялась разложением…

— Ну, ещё не занимается другими вещами. Такими, как опорожнение кишечника, например.

— Они что, срут? — в его голосе прозвучали удивление и шок.

— Ну, я читал об этом.

— Чёрт! Чувак, это отвратительно.

— С-с-с-с.

— Что значит с-с-с-с? Она в отключке. Если она и не мертва, то что-то с ней, чёрт возьми, точно не так. Давай посмотрим, как она выглядит спереди.

Когда он сказал это, моё сердце забилось по-настоящему сильно. У меня появилось горячее, трепещущее ощущение внутри, когда мы отважились обойти клетку с противоположной стороны.

Там мы присели на корточки и уставились на девушку.

Тем не менее, не очень большая часть её лица была различима из под скрывающих его волос. Лишь половина лба. Кончик носа. Неприкрытый волосами закрытый глаз. Она была примерно такого же возраста, что и мы, и выглядела весьма недурно, судя по тому немногому, что мне удалось разглядеть.

Её голова покоилась на левой руке, локоть второй высовывался из-под лица. Её правая рука, свисала с груди. Верхняя её часть прижималась к грудям сбоку. Блузка плотно облегала грудь. Сосок откровенно выпирал наружу.

Майк ткнул меня локтем в бок.

— Знаю я, знаю.

— Вау!

— С-с-с-с.

Чувствуя себя возбуждённым и слегка похотливым, я оторвал взгляд от её грудей. Блузка была застёгнута на все пуговицы, за исключением треугольника обнажённой кожи над бедром. Она прикрывала её всю, вплоть до пояса джинсов. Они были обрезаны настолько коротко, что нижняя часть подкладки кармана торчала наружу. Он располагался плашмя на передней части её бедра, подобно бледному языку. Её ноги лежали одна на другой и согнуты так, что были обращены в нашу сторону коленями, находившимися недалеко от прутьев.

— Смотри, — сказал Майк. — Она дышит. Видишь её волосы?

И действительно, изучая её лицо в течение нескольких мгновений, я увидел, как волосы слегка шевелились там, где они покрывали её рот.

— Говорю же тебе, что она не мёртвая, — прошептал я.

— Она даже не выглядит раненой. Но тогда, что с ней не так?

Голосом погромче он произнёс:

— Эй! Эй, ты!

Ноль реакции.

Поэтому он просунул руку между прутьями, наклонился вперёд пока его плечо не упёрлась в клетку. Прежде чем он смог прикоснуться к ней, я сказал:

— Подожди. Не надо.

Он колебался, его рука зависла над её коленом.

— Чего?

— Лучше бы тебе этого не делать.

— Просто хочу немного её потрясти.

— А что если она… ну, я не знаю… заразная?

— Ты чё, спятил?

— Ну, может быть, у неё что-то есть. Понимаешь? Какая-то болезнь. Возможно, она заразна, и именно поэтому её сюда и поместили. Чтобы она никого не заражала вокруг себя. То есть, с ней что-то не так, и её оставили здесь. Может быть, её оставили здесь умирать, понимаешь?

— Так какой кретин додумается так поступать?

— А кто его знает? Какой-нибудь невежа. Или тот, кто очень напуган. Возможно, у него не хватило духа убить её, и поэтому он просто…

— Эй, держу пари, она вампир.

— Да я серьёзно.

— Или оборотень. Так и есть, она… оборотень! Сегодня ночью будет полнолуние. Её семья заперла её, чтобы она не взбесилась и не перегрызла глотки невинным детишкам. Он завыл.

— Кончай это.

— Расслабься!

Он опустил руку, сжал её правое колено и встряхнул его.

— Давай же, девочка, просыпайся! Что с тобой случилось?

Она не ответила. Поэтому он тряхнул её немного сильнее, всколыхнув всё её тело. Я поймал себя на том, что наблюдаю за её грудью. За тем, как она покачивается под блузкой.

Девчонка застонала.

Моё сердце ушло в пятки. Рука Майка дёрнулась назад, и он протащил её между прутьями решётки.

Девушка снова застонала, затем медленно поднесла правую руку к лицу. Потирая глаза, как человек пробуждающийся от глубокого сна, она перевернулась на спину и вытянула ноги.

Внезапно она застыла. Несколько мгновений она лежала неподвижно, затем резко села, откинув волосы в сторону. Выпучив глаза от тревоги, она лихорадочно оглядывалась по странам. На клетку, на лес, на нас. Потом всё же сосредоточилась на нас, разинув рот и тяжело дыша.

— Всё в порядке, — заверил я её.

Она вскочила на ноги, развернулась и бросилась на дверь. Та лязгнула и осталась закрытой. Клетка немного покачнулась. Она трясла и дёргала прутья решётки, наваливаясь на них всем телом, бросаясь как сумасшедшая в стремлении открыть дверь. Когда ей это не удалось, она повернулась к нам. Её лицо было красным. Она хватала ртом воздух.

К этому времени, мы на пару с Майком уже стояли на ногах, но не отошли ни на шаг от клетки.

— Тебе следует успокоиться, — сказал ей Майк. — Мы не собираемся причинять тебе боль.

Она мотала головой из стороны в сторону, волосы развивались.

— Мы попытаемся вытащить тебя оттуда, — добавил я.

Она перестала мотать головой, но всё ещё тяжело дышала. Она держалась за пару прутьев внизу на уровне бёдер, как будто течение, или что-то ещё, чего она боялась, могло увлечь её к нам.

Хотя несколько прядей всё ещё падали ей на лицо, теперь я смог его рассмотреть. Как по мне, она не отличалась особой красотой. Но была выше среднего. Довольно симпатичная, хоть и не ослепительная.

В некотором смысле я был рад, что она не оказалась такой уж великолепной. Те, кто действительно великолепно выглядят, заставляют меня ужасно нервничать. Я чувствовал себя достаточно неуверенно и без того, чтобы иметь дело с чем-то подобным.

Судя по тому, как она на нас уставилась, можно было подумать, что мы пара монстров Франкенштейна[10], или что-то в этом роде.

Я обратился к Майку:

— Почему бы тебе не вернуться к машине и не найти что-нибудь, чем можно взломать замок?

— Мне?

— Просто сделай это, хорошо?

— Эй, приятель, ты же сам сказал, что она может быть заразной. Наверное, нам лучше выяснить, что здесь происходит, прежде чем попытаться вызволить её?

— Да ладно тебе. Она напугана до смерти. Пойдём оба. Это даст ей возможность успокоиться.

Я взял Майка за руку и потянул его. Когда мы начали двигаться вдоль клетки, девушка отступила в дальний угол.

— Мы просто возвращаемся к нашей машине, — объяснил я. — Мы сейчас вернёмся, нам понадобятся кое-какие инструменты, чтобы открыть замок. Хорошо? Всё, что мы хотим сделать, так это вытащить тебя оттуда.

— Да, — добавил Майк. — Мы хорошие парни.

Она не выглядела так, как если бы поверила нам. Она продолжала двигаться боком, спиной к решётке, наблюдая за нами из-под свисающих прядей волос, с выражением паники в глазах.

К тому времени, как мы добрались до передней части клетки, она прижималась к задней стенке там же, где мы сидели на корточках, когда она проснулась.

Мы поспешили прочь.

— Господи, — сказал Майк. — Да она психическая.

— Она просто напугана.

— Откуда нам знать, что она не психическая? Может статься, что она конченная психопатка. Может, поэтому её сюда и поместили.

— Всё равно мы не можем просто оставить её здесь. Это однозначно.

— Я же не об этом говорю.

— А о чём ты говоришь? — спросил я.

— Только о том, что нам лучше быть начеку.

— Верно. Она ведь может оказаться оборотнем.

— Я не знаю, что она из себя представляет, но нам лучше выяснить это прежде, чем мы её освободим. Помнишь «Сумеречную зону»?

Майку даже не нужно было описывать мне, какой именно эпизод. Я сразу понял, что он имел в виду. В течение многих лет мы собирались у меня дома, чтобы посмотреть ежегодный марафон «Сумеречной зоны», на котором 24 часа в сутки транслировались повторы старого сериала.

Забавно, что соответствующий эпизод до сих пор не пришёл мне на ум.

Лучше бы он мне не напоминал. Я покачал головой и заставил себя рассмеяться:

— Думаешь, её заперла в клетке куча монахов? Думаешь, что она сам дьявол?

— Не будь придурком.

— Ты сам поднял эту тему.

— Разобраться в ситуации дело принципиальное.

— Её заперлись здесь, чтобы оградить мир от её злодеяний?

— А кто его знает? Ты это знаешь? Вот я, не знаю. Я лишь говорю, что нам лучше выяснить, что с ней не так.

— Ну что ж, ладно, я полностью согласен.

Примерно в это время мы добрались до джипа. Майк достал монтировку. На одном конце железного стержня имелась головка для откручивания гаек, а на другом — отжимной клин для снятия шины с обода. Я вытащил из рюкзака свой старый бойскаутский топорик, прикинув, что мы могли бы разбить замок на куски, если тот устоит перед монтировкой.

Я решил взять с собой свою походную фляжку и шоколадный батончик. Даже если девушка не испытывала жажды или голода, предложив их, мы бы продемонстрировали ей наши добрые намерения.

Когда я отошёл от джипа, Майк занимался тем, что надевал ножны своего ножа фирмы «Бак» на ремень.

— На кой чёрт он тебе понадобился?

— Никогда не знаешь наверняка.

— Это может её напугать.

— А если мы её выпустим, а она обезумеет и набросится на нас?

— Да хватит тебе.

— А она может.

— Думаю, такое возможно.

— Да, это пиздец, как возможно. Я полностью за то, чтобы быть добрым самаритянином и прочее дерьмо, но умирать ради этого не стоит. К тому же ты прихватил с собой чёртов топор.

— Ладно-ладно.

Он застегнул ремень с ножнами, висевшими на уровне бедра. Затем взял в руку монтировку, прежде зажатую между коленями, и мы направились в лес.

— По крайней мере она не уродлива, — сказал Майк после того, как мы прошли небольшое расстояние. — Я бы не хотел рисковать своей задницей из-за какой-то страхолюдины.

— Вероятно она безобидна.

— Ну-ну, безобидных всегда сажают в клетки.

Поскольку у меня не было желания продолжить обсуждение того, почему она могла быть заперта в этой штуковине, я сменил тему.

— Думаю, нам придётся забрать её с собой.

Это идея, казалось, ободрила Майка.

— У нас только два места. Тебе лучше сесть за руль, а она может посидеть у меня на коленях.

Я ухмыльнулся:

— Эй, это твоя машина. Ты и поведёшь. Кроме того, ты же не хочешь, чтобы у тебя на коленях сидел оборотень.

— Оборотень похожий на неё? В таких обрезанных джинсах? Без трусиков? Без лифчика? Ликантропия[11], где жало твоё?[12]

— Похотливый ты ублюдок.

— О да, и как будто тебя она не заводит.

— А я выше всего этого.

— Угу, конечно.

Клетка появилась в поле зрения. Мы перестали разговаривать и приближались молча.

Девушка стояла спиной к решётке в дальнем конце, но она не казалась такой напряжённой и дёрганой, как раньше. Волосы больше не падали ей на лицо, она больше не хватала ртом воздух.

— Это не заняло много времени, не так ли? — обратился к ней.

Она не ответила.

У двери клетки я бросил свой топорик, а Майк положил монтировку.

— Вот немного воды и шоколада, — я протянул руку через решётку с фляжкой и шоколадным батончиком. Она осталась на месте. Поэтому я подтолкнул их к ней, и те упали на пол у её ног. Она даже не взглянула на них. Только пристально смотрела на меня и Майка.

Майк начал говорить:

— Она знает, что нельзя брать конфеты у незна…

И тут она вымолвила:

— Зачем вы затащили меня сюда? Чего вы хотите?

— А?

— О, чувак, — сказал Майк. — Она думает, что мы… Эй, мы тут не причём. Мы нашли тебя здесь.

— Это правда, — добавил я. — Всё, что мы сделали, так это нашли тебя. Ты уже была здесь.

— Да неужели?

— Да! — взорвался на неё Майк. — Христос на палочке!

— Успокойся, — обратился я к нему. Девушке я сказал:

— Ты что, не знаешь, кто с тобой так обошёлся?

Когда она слегка покачала головой из стороны в сторону, из глаз, казалось, исчезло выражение ужаса. Девчонка нахмурилась. Выглядела насторожённой и сбитой столку.

— Это правда были не вы, ребята? — спросила она.

— Да ни в коем случае, — сказал я.

— Мы оставили наши сияющие доспехи в машине, — сказал Майк. Его голос прозвучал несколько надменно.

— Если это не вы, тогда что вы здесь делаете?

— Мы просто катаемся по окрестностям, разбиваем лагерь и всякое такое, — объяснил я.

— А Эд отошёл отлить.

— О, огромное спасибо, — я ткнул Майка локтем. Но потом я увидел, как девушка выдавила улыбку. Улыбка длилась всего мгновение, затем исчезла. Хотя смотрелась она хорошо. — Кстати, меня зовут Эд, а этого дятла — Майк.

— Я — Шанна.

— Приятно познакомиться, Шанна.

— Привет, — сказал Майк.

— Ну, на самом деле он, конечно, не безнадёжный дятел.

Это замечание вызвало у Шанны ещё одну мимолётную улыбку.

— Послушай, мы вытащим тебя оттуда и…

— Не так быстро приятель. У нас был уговор, помнишь?

— Она не знает, почему она здесь. Она думала, что мы те, кто…

— Это она так утверждает.

Я улыбнулся ей и как-бы закатил глаза.

— Майк боится, что ты можешь оказаться оборотнем или чем-то в этом роде.

— Эй, — сказал он. — Да пошёл ты.

— Скажи ему, что ты не оборотень.

— Лучше объясни мне, какого чёрта ты делаешь в клетке посреди этой чёртовой глуши?

Шанна нахмурилась, ещё немного покачала головой и сделала глубокий вдох.

— Я не знаю, — сказала она. — Я уснула на пляже.

— На пляже? У океана?

— Да. Стэнли-Бич. Или Стэнтон?

— Стинсон-Бич? В Марине?

— Да, именно.

— Это же в паре сотен миль отсюда.

— А мы где находимся? — спросила она.

— В горах. На самом деле, в предгорьях. Немного севернее Йосемите.

— Боже, — пробормотала она.

— В любом случае, ты была на пляже. Что случилось потом?

— Я проснулась здесь.

— Если ты была на пляже, — сказал Майк. — То где твой купальник?

Очевидно, ей не понравился его тон. Она бросила на него обиженный взгляд.

— На мне его не было.

— Что, это был нудистский пляж, что ли?

— Да ладно, Майк. Боже.

— Это было ночью. На мне было тоже, что и сейчас.

— Должно быть, было ужасно холодно, — сказал Майк.

— У меня с собой был спальный мешок.

— Ты ночевала на пляже? — спросил я.

— Конечно. Я проделывала такое по всему побережью.

— В одиночку?

— Ну да. А что в этом не так?

— Ты что, — спросил Майк. — Сбежала из дому?

— Это моё дело.

— Это наше дело, если ты хочешь, чтобы мы тебя оттуда выпустили.

— Послушай, — сказал я. — Это не имеет значения. Получается, что ты легла спать в спальном мешке на пляже и ты понятия не имеешь, что произошло после этого? Ты только что проснулась здесь?

Она кивнула:

— Угу.

— Это действительно странно. Тебя не били… или у тебя болит голова, или что-то ещё?

— Нет, хм-м — она запустила пальцы одной руки в волосы и ощупала голову, как бы изучая её. — Хотя действительно, я чувствую себя немного чудно.

— В каком смысле?

— Не знаю. Тяжесть? Усталость? Типа, как будто… как будто меня накачали наркотиками.

Мы с Майком переглянулись. Наркотики могли бы объяснить многое. Как она оказалась здесь не осознавая, что к этому привело, как она продолжала крепко спать, когда Майк окликал её.

— Кажется мне, что это очень удобно, — сказал он. — Накачена наркотиками. Значит, ей ничего неизвестно.

— Мне ничего неизвестно, — огрызнулась она. — Хотя я уверена, что могу кое-что себе представить. Какие-то подонки нашли меня спящей на пляже, ввели мне что-то и приволокли сюда, пока я была в отключке. И заперли меня.

— Может так, а может и нет.

— Эй, да ладно тебе, Майк.

— Откуда нам знать, что она не врёт?

— Это правда! — выпалила Шанна. — Не будь таким говнюком.

— О, теперь я говнюк.

— Не могли бы вы, ребята, пожалуйста, просто вытащить меня отсюда, пока они не вернулись.

— О, а теперь у нас, значит, пожалуйста.

— До того, как вернулись, кто? — спросил я её.

— Те, кто притащил меня сюда. Ты что, недоразвитый? Ты же на самом деле не думаешь, что они просто посадили меня в клетку и на этом всё? Это только, чтобы удержать меня здесь под замком. Это должно быть очевидным даже для дятла.

— Теперь она называет тебя недоразвитым и дятлом, — отметил Майк.

Я тоже заметил и был не слишком этому рад.

— Ты определённо ведёшь себя не очень хорошо для девушки, нуждающейся в услуге, — сказал я ей.

— Ладно-ладно. Прости меня, хорошо? Я не это имела в виду. Но они собираются вернуться. Разве это не очевидно? Они должно быть хотят что-то сделать со мной.

— Я знаю, что я бы хотел с тобой сделать, — сказал Майк.

— Прекрати, — сказал я ему.

— Если бы какие-то поддонки просто хотели надругаться надо мной, они бы сделали это прямо там, на пляже. Это… Я не знаю, может быть, это иные. Может быть, это культ или типа того. И они хотят принести меня в жертву. Может быть, они соберутся здесь сегодня ночью.

Я повернулся к Майку.

— Возможно, так оно и есть.

— Культ? Да не гони ты.

— В этом есть смысл, — возразил я. — Доверенное лицо некой странной группы, чья работа состоит в том, чтобы предоставить девчонку для ночных забав. Это не обязательно должно быть поклонение дьяволу. Но для такого обязательно нужна девчонка.

— Да. Она бы сгодилась для групповухи.

— И они хотели бы заполучить кого-то, чьё отсутствие не заметят. Такую вот беглянку, ночующую на пляже.

— Возможно, здесь что-то похожее, — признал Майк. Он ухмыльнулся. — Наверное, нам стоит поторчать поблизости и понаблюдать со стороны?

— Чёрт возьми! — выпалила Шанна. — Да вытащите меня отсюда!

— Мы могли бы залезть на дерево, чтобы посмотреть с высоты птичьего полёта.

— Вот ты ублюдок!

— Он просто прикалывается, — сказал я ей. — Но тебе следовало бы перестать нас обзывать.

— А ты думаешь, я прикалываюсь? — спросил Майк. — Это может оказаться полным улётом. Разве тебе не хотелось бы понаблюдать и увидеть, что они с ней проделают?

Я действительно начал представлять себе это. Ночь. Майк и я на дереве смотрим вниз, как реднеки[13] с фонариками и лампами Коулмана[14] собрались вокруг клетки. Шанна в ужасе, плачет и умоляет.

— Ну, как? — спросил Майк.

Я уже чувствовал себя довольно возбуждённым, а воображаемые реднеки ещё даже не успели за неё приняться.

— Мы не можем так поступить, — возразил я.

— Почему нет? Это не наше дело, что они с ней сделают. Мы были бы просто невинными наблюдателями.

— Это была бы наша вина.

— Чёрт возьми, не-а. Если бы мы не появились, это всё равно бы с ней случилось, верно? Это всё равно, что позволить событиям идти своим чередом.

— Ну, я не знаю.

— Может вообще ничего не случиться. Ведь мы не знаем, что происходит. Шанна, возможно, врёт и не краснеет. Насколько нам известно, она могла запереться там сама.

— Да ты что, спятил? — сказала Шанна. — И если вы ребята думаете, что собираетесь спрятаться и понаблюдать за происходящим… вперёд, попробуйте. Кто бы не появился, я прямо им скажу, где вы. Тогда, возможно, нас покромсают всех троих.

— Послушай её, — сказал Майк. — Эта сучка ещё и угрожает нам.

— Ага, почему бы нам просто не вернуться к машине и не оставить её? Кому это вообще нужно?

На самом деле я не хотел так говорить, но она меня разозлила.

— Я бы предпочёл остаться и понаблюдать за весельем, — сказал Майк. — Ты её слышал. Она бы сдала нас. Давай просто свалим. Она ведёт себя, как конченная дура.

— Я с тобой.

Я поднял свой топорик, Майк взял свою монтировку и мы оба отвернулись от клетки.

— Эй, тебе нужна твоя фляжка? — спросила Шанна.

Я оглянулся. Она отошла от прутьев и подняла её.

— Бросай.

— Угу. Ты сможешь забрать её, когда выпустишь меня.

— Я тебе новую куплю, — сказал мне Майк.

— Ну, вот и прекрасно, можешь оставить её себе, Шанна. Ты можешь захотеть пить, пока дожидаешься ночи.

Она швырнула её о землю. Та с глухим стуком ударилась об пол клетки.

— Вернитесь! Вы не можете просто так уйти!

— Правда? — спросил я. — Просто наблюдай, как мы это делаем.

Мы продолжали удаляться.

— Пожалуйста! — воскликнула она. — Вы не можете просто меня бросить здесь! Не можете! Ну, пожалуйста!

Мы продолжали уходить.

— Мы действительно собираемся это сделать? — прошептал Майк.

— Свалить, что ли?

— Ну да.

— Почему бы и нет? Да чёрт бы с ней.

— Вот, сучка.

— Нет! — крикнула она. — Не уходите!

Я оглянулся на неё.

— И почему, чёрт возьми, мы не должны этого делать? Назови нам хоть одну вескую причину.

Её руки пробежались по блузке впереди, переходя от пуговицы к пуговице. В мгновение ока все они были расстёгнуты. Она широко распахнула блузку.

— Боже мой, — пробормотал я.

Мы с Майком уставились на неё. Пока мы смотрели, она позволила блузке упасть на пол клетки.

— Ну, теперь вы вернётесь? — спросила она.

Нам не нужно было это обсуждать. Мы направились обратно, не сводя с неё глаз. Она наблюдала за нами, застыв как вкопанная. Её руки были опущены по бокам, кулаки сжаты. Она снова тяжело дышала.

Выглядел она великолепно.

Её волосы отливали золотом. Кожа, частично находящиеся в тени, но кое-где освещаемая солнечным светом, имела мягкий светло-коричневый оттенок. В отличие от её грудей. Те выглядели бледными, кремовыми. Их тёмные соски были направлены прямо на нас.

Она была стройной и обнажённой по пояс. Шорты сидели не на талии, а гораздо ниже. Ниже джинсов её стройные и загорелые ноги простирались к босым ступням, слегка расставленным на полу клетки.

Я никогда не видел ничего подобного.

Ничего даже близко не может с этим сравнится.

Мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Или взорвусь. Или проснусь.

— Это то, чего бы вы хотели? — спросила она дрожащем голосом.

— Тебе было необязательно… — пробормотал я.

— Да, конечно. А теперь вытащите меня отсюда.

— Мы подумаем об этом, — сказал Майк.

— Дай-ка это мне, — я потянулся за монтировкой, но он отдёрнул её в сторону и я промахнулся. — Эй. Да ладно тебе. Отдай её мне.

— К чему такая спешка? Давай просто расслабимся и насладимся зрелищем минуточку.

Знаю, знаю. Я мог бы побороться с ним за монтировку. Или я мог бы начать крушить навесной замок своим топориком. Но мне не очень хотелось сделать ни то, ни другое.

Мы оба сосредоточили наше внимание на Шанне.

Она свирепо посмотрела на нас. Её губы были плотно сжаты. Дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. Однако я не тратил много времени на изучение её лица.

Через некоторое время она сказала:

— Почему бы вам просто не сделать снимок.

— Жаль, но у нас нет «Полароида», — сказал Майк.

— Ага.

— Блин!

— Вы поддонки!

— Шорты снимай, — сказал ей Майк.

Она выглядит так, словно вот-вот расплачется.

— Ребята, — сказала она. — Эй.

Её глаза обратились ко мне как будто в поисках союзника.

— Ты же ведь не хочешь, чтобы мы ушли, так ведь? — спросил я.

— Эй. Ну, пожалуйста. Перестаньте.

— В чём дело? — спросил Майк. — Мы даже не просили тебя снимать блузку. Ты сама это придумала.

— Да, — добавил я. — Ты это начала.

Она прикусила нижнюю губу и её взгляд переместился с меня на Майка. Наконец она сказала:

— Если я это сделаю, вы вытащите меня отсюда? Больше никаких… глупостей?

— Конечно, — сказал Майк.

— Конечно, — подтвердил я.

Поморщившись, словно от боли, она расстегнула свои обрезанные шорты. Она не потрудилась расстегнуть молнию, но просунула большие пальцы под края шорт и потянула их вниз. Наклонилась, спуская их. Её груди слегка покачнулись. Когда джинсы были примерно наполовину спущены, она отпустила их и они соскользнули к её лодыжкам. Она выпрямилась. Освободила левую ногу. Правой ногой отбросила обрезанные джинсы в сторону. Затем она крепко сжала ноги вместе.

— О, боже, — выдохнул Майк.

Я ничего не сказал.

Шанна должно быть провела некоторое время под солнцем в трусиках бикини. В чрезвычайно откровенных. На её коже были узкие бледные полоски, спускающиеся наискось от бёдер к центру, где завязки, должно быть, переходили в кусочек ткани размером не намного большим повязки на глазу. Там её кожа была белой, покрытой золотистым пушком.

— Развернись, — сказал ей Майк.

Она прерывисто вздохнула, затем последовала приказу.

Я был рад, что она это сделала. Я бы не выдержал, если бы дольше пялился на её передок. Это дало мне шанс немного успокоиться.

Её спина была загорелой вплоть до бледных полосок бикини. Задняя часть трусиков была не более четырёх дюймов шириной вверху и сужалась к низу, закрывая щель между ягодицами, но не более того. Гладкие, упругие выпуклости ягодиц были в основном загорелыми. Мне нравился красивый загар. Но я обнаружил, что мои глаза в основном прикованы к той области, которой не касалось солнце.

— Ладно, — сказал Майк. — Повернись к нам лицом.

Она так и сделала.

— Теперь ложись на спину и раздвинь ноги.

— Нет!

Если бы она это сделала, я бы точно сорвался. Кроме того, заставлять её делать это казалось действительно низким.

— Хорош, Майк, — сказал я.

— Ты хочешь увидеть её киску? Так?

Я её уже увидел, как и Майк.

— Нам не следует этого делать, — сказал я. — Мы не должны заниматься всем этим.

— Не будь таким размазнёй.

— Она сделала достаточно.

— Вы обещали, — вмешалась она.

— Чего обещали?

— Что выпустите меня, когда я сниму шорты. Вы сказали: «Больше никаких глупостей».

— Мы так сказали? — спросил Майк.

— Да, мы так сказали.

— На чьей ты стороне?

— Мы дали ей слово.

— Ну и что?

— Этого достаточно.

Он насмехался надо мной. Повернувшись к Шанне он сказал:

— Ладно, просто подойди сюда.

Она покачала головой.

— Нет?

— Нет.

Майк посмотрел на меня и приподнял брови.

— Разве я так много прошу?

Несмотря на наши обещания, я хотел, чтобы Шанна подошла ближе.

— Не думаю. Подойди сюда, — сказал я ей.

— Нет!

— Может, уйдём прямо сейчас? — спросил меня Майк.

— Конечно, — сказал я. — Погнали.

— Хорошо! — она переступила через фляжку. Её нога приземлилась на шоколадный батончик, но она, казалось, этого не заметила. Она медленно приближалась. Солнечные блики скользили на её коже. Её груди почти не тряслись и не подпрыгивали. На середине клетки она остановилась.

— Ближе, — сказал Майк.

— Уже достаточно близко. Я не сделаю больше ни шагу, пока вы не взломаете этот замок.

— Если только, мы не развернёмся и не уйдём, правда?

Я был тем, кто это выдал.

— Вы не уйдёте, — сказал она.

— Мы сделаем это, если нам захочется, — заверил я её. — Лучше делай то, что мы тебе говорим.

— Если я подойду ещё ближе, вы сможете достать до меня через прутья решётки.

— Возможно, именно в этом и заключается смысл, — ответил Майк.

— Да.

— Вы, ребята, хотите меня потрогать.

Это не было вопросом.

— Думаю, это приходило мне в голову, — признал Майк.

Я усмехнулся, но смешок прозвучал нелепо.

— Конечно, мы всегда можем уехать, — сказал Майк. — Ты этого хочешь?

Она одарила нас нервной улыбкой.

— Есть только один способ добраться до меня. Открыть клетку.

Мы с Майком переглянулись.

— Думаю, нам лучше открыть её, — сказал он.

— Чего же мы ждём?

Затем он усмехнулся Шанне.

— У тебя случайно нет ключа?

— Ага, конечно.

— Ну, думаю, тогда придётся идти сложным путём.

Он начал с того, что просунул монтировку между дужкой и корпусом. Он упёрся концом стержня в стальную раму двери, в качестве рычага, и навалился всем своим весом. Замок не сдавался, но и он тоже. Он снова и снова нажимал на железный стержень. Затем он сел перед замком, упёршись ногами в прутья, и дёргал стержень снова и снова, пока не запыхался и не вспотел.

Шанна стояла молча наблюдая. Она покусывала нижнюю губу. Она потёрла раскрытые ладони о бёдра. Выглядела она весьма взволнованной. Может быть, она беспокоилась, что нам не удастся взломать замок. Возможно, беспокоилась, что удастся.

Я лишь изредка смотрел на её, потому что мои глаза не могли задержаться на её лице. И то, куда их уводило, слишком возбуждало меня. Так что, большую часть времени, я проводил, наблюдая за Майком.

Наконец он повалился навзничь с монтировкой поперёк живота и лежал там, тяжело дыша.

— Подвинься, — сказал я ему.

Он убрался с моего пути. Я присел и ударил по дверному засову чуть выше дужки навесного замка. Однако я попал по нему только один раз. Потому как он зазвенел и мой топорик отскочил в сторону, я решил, что мне, возможно, повезёт больше с навесным замком. Поэтому я начал колотить по замку тупой стороной своего топорика. Иногда я промахивался, но в основном попадал в его корпус.

При каждом ударе замок дико раскачивался взад-вперёд и мне приходилось ждать каждой новой попытки, пока он не успокаивался. Ударов, наверное, после пятидесяти, я сделал передышку. Я отступил на шаг и вытер пот с глаз. Дужка всё ещё была в своём отверстии, но сам корпус замка выглядел действительно побитым и помятым.

— Думаю, мы почти у цели, — выдохнул я. — Подай-ка мне монтировку.

Майк вручил её мне.

Я расположил её так же, как он, крепко удерживая левой рукой и ударил топориком по верхушке. Один удар. Другой. На третьем корпус немного опустился и повернулся, болтаясь с одной стороны.

— Боже мой! — выпалил Майк. — У тебя получилось!

— Ага.

Я отбросил топорик и монтировку в сторону, снимая замок с дверного засова. Потом посмотрел на Шанну.

Она передвигалась сидя на карточках в другую сторону клетки, спиной к нам, собирая свою одежду.

— Я первый, — прошептал Майк.

Он оттолкнул меня со своего пути, распахнул дверь клетки и ворвался внутрь. Шанна едва успела оглянуться через плечо, прежде чем он обрушился на неё. Он схватил её сзади и приподнял, сходу врезавшись прямо в неё. Её голова ударилась о прутья. Он раскружил её и отпустил. Она тяжело приземлилась на пол, несколько раз перевернулась и наконец осталась лежать, растянувшись на спине и хватая ртом в воздух.

Всё произошло очень быстро. Я наблюдал огорошенный. Теперь же крикнул:

— Майк! Господи!

Мгновение он выглядел изумлённым. Затем подмигнул мне.

— Просто смотри и наслаждайся. Ты следующий.

Он стал между её ног, опустился на колени и устремился вперёд, уткнувшись лицом ей в пах.

— Не надо. Не надо, — запротестовала Шанна. Её голос был очень слабым. — Нет.

Она попыталась дотянуться до него, но рука не выдержала и упала.

— Остановись! — крикнул я, врываясь в клетку.

Он поднял голову и повернул её в мою сторону. Вокруг его рта всё было влажно и блестело.

Я остановился прямо возле него.

— Оставь её в покое. Я на полном серьёзе.

— Она этого хочет, чувак. Быть выебанной. Не будь тряпкой.

Он встал на колени и расстегнул ремень.

— Ты причинишь ей боль. Это не было частью нашей сделки.

— Какой такой сделки?

— Чёрт возьми, Майк!

— Хочешь быть первым? Только и всего? Ладно, милости прошу, — он встал и отступил назад. — Вкушай.

Я покачал головой.

— Ты посмотри на неё. Посмотри же на неё!

Я так и сделал. Её глаза были крепко зажмурены. Лицо исказилось от боли. Она хватала ртом воздух. Её груди вздымались и опадали. Они блестели от пота. Она вся блестела, залитая солнечным светом. Её ноги были широко раздвинуты.

— Возьми её, — сказал Майк.

— Я так не могу.

— Трахни её, чувак! Давай, действуй!

— Да сам себя трахни, — сказал я.

— Те её жалко? Чёрт, чувак, она называла тебя дятлом. Помнишь? Недоразвитым и дятлом.

— Да знаю я. Но…

— Так отдери её! Устрой ей взбучку!

— Я не могу.

— Тогда забудь об этом. И я буду первым.

Он сделал шаг к ней, но я преградил ему путь.

— Уйди.

— Ни за что.

— Я серьёзно.

— Мы не будем этого делать.

— Чёрта с два.

Он вытащил нож и приблизил лезвие к моему лицу.

— Ну вперёд, воспользуйся им. Убей меня. Только так ты до неё доберёшься.

— Ты сам на это напрашиваешься.

— Если собираешься убить меня, то действуй.

Долгое время мы смотрели друг на друга. Я действительно полагал, что он может пойти дальше и перерезать мне глотку. Чёрт, я знал, что он чувствовал. Я тоже хотел её. Или я хотел её до тех пор, пока Майк не ударил её головой о решётку? Это как-то всё поменяло. Тогда я посмотрел на неё, распростёртую на полу, полностью обнажённую, корчащуюся от боли, уязвимую, едва пребывающую в сознании. Она перестала быть предметом, который мне до боли хотелось пощупать. Оттрахать. Перестала быть набором потных грудей, торчащих сосков и киски. Вместо этого, она являлась человеком, девушкой по имени Шанна, которая не заслуживала всего этого.

Банально, да?

Подайте на меня в суд.

— Это безумие, — наконец сказал Майк.

— Да, я знаю.

Поморщившись, он сунул свой нож обратно в ножны и пробормотал:

— Вот жешь, блядь.

Я протянул руку.

Он сердито посмотрел на неё. Затем сжал мою ладонь и потряс её.

— Ты просто никудышная тряпка.

Внезапно я почувствовал себя по-настоящему хорошо. Бодро, на самом деле, бодро. Вы когда-нибудь попадали в сильное землетрясение? Так вот, это было то же самое, что ты чувствуешь после того, как всё закончилось, и ты понимаешь, что дом не обрушился тебе на голову. Ты дрожишь и чувствуешь себя очень слабым, и чертовски рад, что всё закончилось. Ощущение очень похожее на опьянение.

— Не понимаю, чё ты лыбишься, — сказал Майк. — Мы только что упустили шанс, который выпадает раз в жизни.

— Более чем вероятно, — ответил я.

Он покачал головой.

Мы встали рядом с Шанной. Она моргала, глядя на нас снизу вверх.

— Мы ничего тебе не сделаем, — сказал я.

— Это правда, — пробормотал Майк.

— Мы оставим дверь открытой и вернёмся к нашей машине. Ты свободна.

Шанна начала плакать.

Мы оставили фляжку и шоколадный батончик в клетке, взяли топорик и монтировку, и пошли через лес к машине.

Барбара стрелой вылетела из спальни прямо в объятия Даррена. Он поймал её и прижал к себе.

— Что случилось? — спросил он. — Что такое?

— Там кто…кто-то под кроватью!

— Ой. Прости. Она тебя напугала? Это же Джойс!

— Джойс? — Барбара выбилась из рук Даррена и изумлённо посмотрела на него. — Но ты же говорил, что она умерла!

— Ну да, так и есть. Или ты думаешь, я бы женился на тебе, если бы у меня всё ещё была жена? Как я и говорил, аневризма сосудов головного мозга, три года назад…

— Но она у тебя под кроватью!

— Конечно. Пошли я тебя представлю.

Даррен взял Барбару за руку и повёл в спальню. Она нетвёрдой походкой пошла рядом. На полу возле кровати лежал её чемодан — единственный, что она брала с собой в медовый месяц, и распаковала вещи этим вечером после душа с Дарреном. Даррен решил унести чемодан с глаз долой.

— Нельзя хранить багаж под кроватью, — пояснил он. — Вынесу его в гараж.

Барбара стояла, дрожа и задыхаясь в новом шёлковом кимоно, пытаясь удержаться на ногах, пока Даррен переносил её чемодан к двери. Он вернулся, присел на корточки и вытянул Джойс из-под кровати.

— Дорогая, знакомься, это — Джойс.

Джойс лежала неподвижной на ковре, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. Её губы растянулись в улыбке, выставляющей напоказ края её ровных белых зубов. Пучки каштановых волос спадали ей на лоб. Густые косы свисали с её головы, как яркое шёлковое знамя, что протянулось до её правого плеча. Ноги были прямыми, лишь немного расставленными в разные стороны. На ногах ничего не было.

Из одежды на ней было лишь неглиже, весьма откровенное, с узкими бретельками и глубоким вырезом. Оно было таким же коротким, как то, что Барбара надела для Даррена в первую брачную ночь, и таким же прозрачным. Из-за того, что Даррен вытянул её из кровати, неглиже выкрутилось и обнажило правую грудь.

Улыбаясь Барбаре из-за плеча, Даррен спросил:

— Разве она не красавица?

Барбара лишилась чувств.

Очнулась она, лёжа в кровати. Даррен сидел рядом, на краю, его лицо выглядело обеспокоенным, а рука под кимоно нежно поглаживала её бедро.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она повернула голову.

Джойс стояла возле кровати, в шести футах от неё, всё так же улыбаясь. Её ночнушка слегка колыхалась от ветерка из окна. Пусть её тонкая ткань ничего не скрывала, по крайней мере, теперь её подправили, и грудь больше не выглядывала наружу.

Фигура у неё получше чем у меня, подумала Барбара.

Она красивее, чем…

Барбара хмуро посмотрела на Даррена. Она старалась сдержаться, но голос её прозвучал высоко и по-детски, когда она спросила:

— Что происходит?

Даррен пожал плечами. И провёл руками по её бедру.

— Нет причин расстраиваться. Правда.

— Нет причин расстраиваться? У тебя под кроватью чучело твоей мёртвой жены…ещё и в такой одежде!

Он нежно улыбнулся.

— О, это не чучело. Она лиофелизирована. Я нашёл место, где сушат мёртвых домашних животных, и… Она прекрасно выглядит, правда?

— О Боже! — прошептала Барбара.

— А это — её любимая ночная рубашка. Я не вижу причин отнимать её, но если ты считаешь, что ей лучше носить что-нибудь поскромнее…

— Даррен. Она мертва.

— Ну конечно.

— Мертвецов хоронят. Или кремируют. Их…не держат дома.

— А почему бы и нет?

— Так просто не делается!

— Ну, если бы я не мог сохранить её такой красивой, думаю, были бы причины от неё избавиться. Но ты взгляни на неё.

Барбара решила не делать этого.

— Она такая же, как в день смерти. От неё не пахнет. В чём проблема?

— В чём проблема? Проблема?

— Не вижу никакой проблемы.

— Она была здесь…в твоём доме…всё это время?

— Естественно.

— Под кроватью?

— Ну только когда я ожидал, что ты придёшь. Я боялся, что тебе это не очень понравится, поэтому решил её спрятать.

— Под кроватью? Когда я была здесь? Все те ночи, что я провела здесь, она была…О Боже! Этот труп был здесь под кроватью, когда мы…

— Не просто труп. Моя жена.

— И поэтому ты считаешь это нормальным?

— Она была моей женой, дорогая. Что я должен был сделать, выкинуть её как старые туфли? Я любил её. Она любила меня. Почему мы должны были расставаться только из-за того, что её жизнь оборвалась? Без неё я был… был таким…таким одиноким. И взгляни на это с её точки зрения. Думаешь, ей бы понравилось, если б её закопали в землю? Или сожгли? Господи Боже, да кто бы пожелал себе такую судьбу? Вместо этого она здесь, в своём собственном доме, со своим мужем. Разве это не то, чего хотелось бы тебе самой? Правда? Я бы хотел этого. Я бы поступил так и с тобой, если бы, Господи прости, ты умерла раньше, чем я. Так мы всегда были бы вместе.

— Думаю, — пробормотала она, — так было бы лучше, чем… чем это всё.

— Несомненно.

— Но ты должен был сказать мне об этом.

— Я ждал подходящего момента. Прости, что тебе пришлось узнать об этом именно так. Она, наверное, повергла тебя в настоящий шок.

— Да, скажу я тебе.

— Но ты хорошо с этим справилась. Ты — умница, — с этими словами он распахнул её кимоно.

— Даррен! — она быстро прикрылась. И посмотрела на Джойс. По виду которой нельзя было сказать, что она подглядывает. Взгляд бывшей жены был устремлён не на Барбару, а на открытое окно над кроватью, вид которого, казалось, развлекал её.

— Ну же, — сказал Даррен. — Расслабься.

— Но Джойс…

— Она не может видеть, что мы делаем, она же мёртвая!

— Какая мне разница? Не перед ней. Ни за что.

— Ты ведёшь себя глупо.

— Глупо? Чёрт возьми!

— Тссс, тссс. Успокойся. Всё хорошо. Я о ней позабочусь. — Даррен низко наклонился, приподнял краешек кимоно, обнажив низ живота, нежно поцеловал её туда, и перелез через кровать. Встав перед Джойс, он снял свою велюровую пижаму.

— Ты же простишь меня? — спросил он, и накрыл её пижамой.

Отошёл. Посмотрел на Барбару. Улыбнулся.

— Так лучше?

— А не мог бы ты вынести её в коридор или ещё куда-нибудь?

Даррен, казалось, расстроился.

— Это некрасиво. Это и её спальня тоже, ты же знаешь. Я не могу просто так вынести её отсюда.

Барбара вздохнула. Эта ночь должна была стать первой, которую они провели бы как муж и жена. Она не хотела поднимать шум. Кроме того, это действительно было не так плохо, ведь лица Джойс не было видно.

— Ладно, — сказала она.

— Я могу снова положить её под кровать, если ты…

— Нет, всё в порядке.

Под кроватью она была бы гораздо ближе. Прямо под ними, как тогда, когда они занимались любовью. Ужасно.

Даррен повернулся к выключателю.

— Нет, не выключай свет.

— Ты уверена?

— Я не…хочу быть с ней в темноте.

— Как скажешь, дорогая.

Когда он вернулся в кровать Барбара, приподнялась и сняла кимоно. Потом она взглянула на Джойс, улеглась и закрыла глаза.

Даррен залез на Барбару и поцеловал её в губы.

— Я так горжусь тобой, — шепнул он.

— Я знаю. Я — умница.

— Так и есть. На самом деле.

Барбара ничего не могла поделать — каждый раз, как Даррен целовал её, ласкал её или входил в неё, она поглядывала на Джойс. Его вторую жену. Его мёртвую жену. Лежащую здесь, накрытую пижамой. Которая была натянута не настолько низко, чтобы скрыть, как её прозрачная ночнушка, колыхаясь на ветру, касалась тёмного пучка волос у неё между ног.

Он занимался с ней любовью, подумала Барбара. Здесь, на этой самой кровати.

Знает ли она? Знает ли она, что он занимается сейчас этим со мной, прямо перед ней? Ревнует?

Не выдумывай.

Барбара попыталась стряхнуть эту мысль с себя. Но не смогла.

Выбрав подходящий момент, она изобразила оргазм.

Даррен некоторое время приходил в себя. Скоро после того, как он снова задышал ровно, Даррен прошептал:

— Видишь, всё было хорошо.

— Ага.

— Она же тебя не беспокоила, да? Джойс, я имею в виду.

— Нет, на самом деле.

Ложь. А почему бы и нет?

— Готов поспорить, что с ней тебе было лучше. Мне было.

«О Боже», — подумала Барбара, но вслух сказала:

— Не знаю. Может быть.

Через некоторое время Даррен сказал:

— Может, теперь я могу выключить свет?

— Нет, не выключай.

— Ты же уже не боишься?

— Немножко.

— Ну хорошо. Я уверен, что ты уже немножко к ней привыкла.

Я никогда к ней не привыкну, сказала Барбара про себя. Никогда.

Даррен скоро уснул. Барбара тоже старалась, но не могла уснуть из-за мыслей, что переполняли её голову. Она только что вышла замуж за человека, который держал свою мёртвую жену у себя в спальне. И ему это нравилось. И явно заводился, занимаясь любовью, от того, что она рядом.

Ужасно. Отвратительно.

Но мысли о том, как всё изменится, когда она избавится от Джойс, успокоили Барбару. Успокоили настолько настолько, что она почти смогла уснуть.

Но каждый раз, погружаясь в сон, она просыпалась в тошнотворном ужасе и должна была посмотреть. Чтобы убедиться, что Джойс не двигалась, не стянула пижаму с головы, не подползла ближе к кровати.

Эта сучка, казалось, лежала там же.

Естественно.

Всё, что, казалось, было в движении — её ночнушка, что колыхалась от лёгкого ветерка, и касалась её живота, кудрей на лобке и бёдер.

Когда Барбара проснулась, комната была залита солнечным светом. Она уснула, в конце концов. Всё-таки. Несмотря на Джойс.

Джойс.

Она не хотела её видеть, и уставилась в потолок, сопротивляясь искушению взглянуть, и пыталась наслаждаться тёплым ветерком, ласкающим её тело.

Я не могу провести ещё одну ночь в комнате с ней, подумала Барбара. Просто не могу. Я должна заставить Даррена прислушаться ко мне.

Она повернула голову к другой половине кровати.

Даррена не было.

Нет! Что, если он забрал свою пижаму? Что, если она не накрыта?

Барбара поспешно повернулась в обратную сторону.

Джойс тоже не было.

Где она?

Барбара вздрогнула. С глухо стучащим сердцем она осмотрела комнату. Никаких следов тела. Она слабо выдохнула и наполнила лёгкие сладким утренним воздухом.

Она не здесь. Может, Даррен опомнился и…

Она похолодела внутри, и по коже побежали бумажки.

Он положил её под кровать!

Стоная, она бросилась прочь с матраса в середину комнаты. Там, на безопасном расстоянии, она встала на четвереньки, и заглянула в пустоту под кроватью.

Джойс нет.

Слава Богу.

Но где же она? Что Даррен с ней сделал?

По крайней мере, она не здесь. Это главное.

Потихоньку успокаиваясь, Барбара поднялась на ноги.

Она всё ещё дрожала, покрывшись гусиной кожей.

Я не могу так жить, подумала она, возвращаясь в кровать. Она надела своё шёлковое кимоно, закуталась в него поуютней и завязала пояс. Потом повернулась к шкафу — хотела взять домашние тапочки.

А что, если Джойс там?

Она посмотрела на запертую дверь. И решила, что лучше ей оставаться запертой. Она может обойтись без тапочек.

Направляясь к двери спальни, она заметила, что её чемодана не было на месте. Даррен, наверное, вынес его в гараж.

Может, он и Джойс вынес в гараж.

Если бы.

Держи карман пошире.

Она остановилась в дверях, вытянулась вперёд и посмотрела по сторонам. Коридор чист. Устремилась в ванную. Её дверь была открытой. Никаких следов Джойс. Пережила несколько неприятных секунд, подходя к ванне. Но ванна была пустой. Барбара вздохнула, немого расслабившись.

Воспользовалась туалетом, умылась, почистила зубы, присела на край ванны и попыталась набраться смелости покинуть своё убежище в ванной.

Это сумасшествие, сказала она себе. Почему я должна бояться Джойс? Она ничего не может мне сделать. Ничего не может сделать, но сводит меня с ума. Из-за неё я думаю, что вышла замуж за психа.

Он не псих. Он заботится о ней, это всё. Не может с ней расстаться.

Чёрт бы побрал это всё!

Он ещё как с ней расстанется, чёрт возьми! Или я, или она.

Правильно. Что я буду делать? Куда пойду? Я оставила свою квартиру. Я уже ушла с работы, ради Бога! Будто я всегда смогу найти…

Почему я должна уходить? Она мертва.

Нужно просто поговорить с Дарреном. Если он ко мне прислушается и уберёт её куда-нибудь, всё будет в порядке.

Барбара заставила себя выйти из ванной. Когда она шла по коридору, кто-то вышел из спальни. Она вздрогнула перед тем, как поняла, что это Даррен.

Он уже оделся. Н нем была одна из тех ярко-красных гавайских рубашек, которые они купил на Мауи. Рубашка свободно болталась над шортами. Под шортами виднелись загорелые ноги, а под ними — белые носки «Рибок».

— Доброе утро! — сказал он, и поспешил к ней. — Ты что там, спала?

Она очутилась в его руках, крепко обняла и поцеловала. «Мой Даррен», — подумала она.

Он был таким крепким, таким тёплым, таким уютным.

Когда они выпустили друг друга из объятий, Даррен сказал:

— У меня для тебя сюрприз.

— Ты убрал Джойс в кладовку?

Его улыбка погасла.

— Не глупи. Я съездил за пончиками. Кленовые пончики!

Он знал, как Барбара любит кленовые пончики. Но она лишь смогла выдавить без особого энтузиазма:

— О, здорово!

Взяв за руку, Даррен повёл её на кухню. На столе уже стоял кофе, и дала тарелка с пончиками, четыре из которых были с кленовой глазурью. В углу, улыбаясь, и уставившись на Барбару, как только она вошла, стояла Джойс.

Её волосы были собраны конским хвостиком. На ней была чистая белая блузка, через тонкую ткань которой едва выглядывал чёрный бюстгальтер. Блузка была аккуратно заправлена под эластичный пояс её блестящих голубых шорт. Ещё на ней были белые носки и голубые кроссовки «Эл Эй Гир».

— Ты переодел её, — пробормотала Барбара.

Даррен усмехнулся.

— Ну не сама же она переоделась.

— Почему?

— Разве это не очевидно? — он тихо засмеялся и поднял кофейник.

— Я имею в виду, зачем ты её одеваешь?

— Ну, было бы некрасиво, если бы она весь день ходила в ночной рубашке. — Он наполнил чашки кофе и поставил их на стол. Пододвинул стул Барбаре.

— Я присяду здесь, — сказала она. И заняла место на противоположной стороне стола. Чтобы не поворачиваться спиной к Джойс. И приглядывать за ней.

Даррен присел на стул, предназначавшийся Барбаре и отхлебнул кофе.

— Вообще-то, некоторое время я держал Джойс в купальном халате, в самом начале. Я думал, зачем мне лишние хлопоты с её переодеванием? Но это расстраивало меня. Дни и ночи она проводила в этом халате. Из-за этого она выглядела… ну, не знаю… как инвалид.

Вместо того, чтобы поддаться искушению высказать замечание, Барбара вцепилась зубами в пончик.

— И я решил начать переодевать её. Снять этот надоевший старый халат, и надевать на неё… ну. то, чего требовали обстоятельства. Ночную одежду — ночью, повседневную — днём, одно из её стильных бикини — когда мы выходим к бассейну… ей всегда нравилось отдыхать со мной у бассейна, хотя она и не очень любит плавать. Для более торжественных случаев — дней рождения, Дня благодарения, и всякого такого — красивое вечернее платье. То. что казалось подходящим.

Улыбаясь, он вцепился в желейный пончик.

— Как будто у тебя кукла Барби в натуральную величину.

— Ты — моя кукла Барби, сказал он с набитым ртом. Его губы были покрыты сахарной пудрой и красным желе. — А она — моя кукла Джойси.

Джойс улыбалась, смотря на Барбару..

— Тебе не… трудно её одевать? Ну, она же не сгибается.

— О, мы справляемся. Что-то надеть проще, что-то — сложнее, но мы делаем всё, что можем.

Барбара попыталась откусить ещё кусочек пончика. Но он был бы словно ком грязи в её горле, как и первый, и не пошёл бы в горло. Она положила пончик и отпила немного кофе.

— Что-то не так с твоим пончиком?

— Нет, он хороший, — тихо сказала она.

Озабоченно нахмурившись, он слегка подался вперёд.

— Это из-за Джойс?

— Ну конечнно из-за Джойс. О чём ты думаешь?

— Мы же разобрались со всем этим прошлой ночью, дорогая. Я думал, ты поняла.

— Боже мой, ты одеваешь её будто она настоящая.

— Она и есть настоящая.

— Но она мертва! Ты таскаешь её из комнаты в комнату. Одеваешь. Надеваешь на неё бюстгальтер. И трусики, наверное, тоже, судя по всему.

— А тебе было бы лучше, если бы она была без трусиков?

— Было бы лучше, если бы её здесь не было.

Кивая, он разжевал, проглотил. Отхлебнул кофе.

— Ты к ней привыкнешь. Когда ты познакомишься с ней поближе, я уверен, ты…

— Я хочу, чтобы она убиралась отсюда.

— Из кухни?

— Из этого дома. Желательно на долбаное кладбище.

— О, дорогая. Ты расстроилась. — Печаль на его лице отразилась болью в её сердце.

— Прости, — пробормотала она. Да. Я люблю тебя. Но Джойс…

— Она пугает тебя, да?

— Барбара кивнула.

— Она не укусит, ты же знаешь.

— Знаю.

— Она вообще ничего не делает.

— Она смотрит на меня.

— Это всего лишь стеклянные глаза, — пояснил Даррен.

— Не её?

— Её глаза не выдержали… процедуры. Но если они тебя беспокоят… Вернусь через секунду. — Он оттолкнулся от стола и быстро вышел из кухни.

Когда он ушёл, Барбара принялась изучать лицо Джойс. Стеклянные глаза. Они выглядели как настоящие. Слишком настоящие, слишком яркие и проницательные. Стало ли Барбаре легче оттого, что она узнала, что они ненастоящие? На несколько мгновений она подумала, что это так.

Это не глаза Джойс.

Это не её мёртвые глаза. Просто пара блестящих стеклянных шариков, вставленных в углубления.

Углубления.

На самом деле, у Джойс не было глаз. Их выдавили? Вытащили? Вынули с помощью хирургических щипцов? Или они высохли во время «процедуры» и выпали?

Эти прекрасные, живые глаза, внимательно смотрящие на макушку Барбары, были кусочками стекла, воткнутыми в дырки.

Выпадают ли они?

Бывает ли, что Даррен с любовью вынимает их время от времени, чтобы почистить?

Барбара уставилась на Джойс. Нет глаз. Боже. Это — не её глаза. Просто крышечки. Колпачки, вставленные туда чтобы скрыть пару отвратительных впадин.

Почувствовав омерзение. она отвернулась. Спасибо, что сказал мне, Даррен. Спасибо большое.

— А вот и мы, — сказал Даррен, с шумом ввалившись на кухню. — Это будет то, что доктор прописал. — Он поцеловал Барбару в макушку головы и быстро обошёл стол.

Она посмотрела как раз вовремя, чтобы увидеть, как он натягивает солнечные очки на лицо Джойс. Они были очень похожи на те, что носил патрульный, который остановил Барбару в прошлом месяце за то, что она нарушила, пересекая линию на трассе в Санта-Монике. Проволочная оправа, стёкла в форме капли с серебристой отражающей поверхностью.

— Как тебе это? — спросил Даррен. Отступив на шаг, он восхищённо оценил произведённый эффект. — Так она выглядит довольно стильно, правда?

«Теперь я не могу сказать, куда она смотрит», — подумала Барбара. Но она не хотела обижать Даррена. Он старался помочь.

— Так намного лучше.

Может, так и на самом деле лучше, сказала она себе. Сейчас, хотя бы, её глаз не видно. Может, я смогу забыть о них. Забуду, что это не глаза, а просто колпачки, скрывающие впадины.

Даррен сел к столу, явно довольный собой.

— У каждой проблемы есть решение.

— Думаю, что это так, — сказала Барбара. — Она взяла пончик и заставила себя есть.

Когда Даррен спросил, как она хотела бы провести этот день, Барбара предложила пойти на пляж.

— Великолепная идея, — выпалил он. — Это будет так, словно у нас всё ещё медовый месяц.

— Только мы вдвоём, да?

— Конечно.

— Ты же не хочешь взять её с нами?

— Джойс будет хорошо здесь, — он подмигнул. — Она, на самом деле, очень домашняя девочка.

В спальне Барбара завязала своё бикини, сверху одела блузку и шорты, и обула сандалии. Даррен вошёл, когда она застилала постель.

— Я возьму полотенце и всё такое, пока ты переоденешься, — сказала она.

— Я буду готов через секунду, — ответил он и подмигнул.

Перед уходом Даррен перенёс Джойс в гостиную, положил её на диван, сунул подушку под голову и снял с неё туфли.

— Тебе удобно? — спросил он.

Даррен хлопнул Джойс по ноге, забрал пляжную сумку у Барбары, и пошёл к выходу.

Было прекрасно уйди из дома. Подальше от Джойс. На пляже они побродили по побережью, взявшись за руки. Расстелили полотенца на песке, натёрли друг друга кремом от загара и лежали неподвижно под горячим солнцем и успокаивающим бризом.

Измученная почти бессонной ночью, Барбара спокойно задремала.

Позже, они опробовали пирс. Ходили по сувенирным магазинам. Покатались на бамперных машинках. Даррен попал мячом в корзину, и выиграл ей пушистого розового плюшевого мишку. Они ели жареных моллюсков и домашние картофельные чипсы на скамейке высоко над океаном.

Потом они вернулись на песок. Снова расстелили полотенца, улеглись, и Барбара снова заснула.

Она проснулась, когда Даррен поцеловал её плечо.

— Нам уже пора идти.

Её желудок скрутило, он завязался узлом, повис ледянной глыбой.

— Не сейчас.

— Мы же не хотим сгореть.

— Мы не сгорим. Крем…

— Всё равно. Нам нужно возвращаться.

— Ещё рано.

Он посмотрел на часы на запястье.

— Четвёртый час.

Она кивнула и заставила себя улыбнуться.

Улыбка стала искренней, когда она натягивала шорты.

— Я знаю, давай пойдём в кино!

— Кино?

— Ага. Дневной сеанс. Будет здорово!

— Ну…

— Пожалуйста! Это наш последний день вместе перед тем, как… как тебе нужно будет идти с утра на работу. Мы ничего не сможем делать вместе до следующих выходных. Пожалуйста!

— Конечно, почему нет?

Они вернулись в машину, поехали на стоянку возле торгового центра на Третьей улице и пошли в кинотеатр. Один из шести фильмов, что там показывали, по расписанию начинался через пятнадцать минут. Даррен купил билеты, и они вошли.

Скоро кинотеатр погрузился во тьму. И слишком скоро фильм закончился.

— Несомненно, будет прекрасно вернуться домой и принять душ, — сказал Даррен, когда они шли по вестибюлю. Он шлёпнул Барбару по попке. — Вместе.

— Может, останемся и посмотрим ещё один фильм?

— Правда, дорогая, я думаю, одного достаточно.

— Пожалуйста! Ты же знаешь, как я люблю кино.

Он улыбнулся.

— А как тебе такое? Мы заскочим в видеопрокат по пути и возьмём пару фильмов на ночь?

Барбара вздохнула. Она не хотела ничего начинать.

— Хорошо. Если ты так хочешь.

И они поехали в видеопрокат.

Барбара изучала полки с записями, покачивая головой, не желая делать выбор. Снова и снова она находила причины, чтобы не соглашаться на фильмы, которые предлагал Даррен. Этот она уже видела, название этого звучит не очень хорошо.

— Не волнуйся, — говорила она несколько раз. — Мы найдём что-нибудь. Здесь точно должно быть что-нибудь подходящее.

И они искали дальше.

Ей удалось растянуть поиски больше чем на час. Наконец, Даррен сказал:

— Давай просто возьмём парочку. Я умираю от голода.

Барбара взяла два фильма, которые приметила с самого начала.

В машине она сказала:

— Почему бы нам не перекусить перед тем, как мы поедем домой?

— Возьмём с собой?

— Я бы поела в ресторане. Так намного веселей.

— Посмотри, как мы одеты.

— А мы поедем в какое-нибудь место попроще. «Джек ин зе Бокс» или «Бургер Кинг». Что-нибудь в этом роде?

Даррен поехал в «Бургер Кинг». Они присели за столик. Медленно расправляясь со своей трапезой, Барбара пыталась придумать ещё какой-нибудь способ отдалить возвращение домой.

«Бросай это, — наконец подумала она. — Я задерживала его настолько долго, насколько могла, не вступая в перепалки. Мы не можем гулять вечно. Может, стоит уже смириться.»

Так что, когда с едой было покончено, они забрались в машину и поехали в сумерках домой.

Где их ждала Джойс.

«Может, нам повезёт, — подумала Барбара, — и, пока нас не было, дом сгорел дотла.»

Держи карман пошире.

Они обогнули угол и увидели дом. Дом стоял там же по-прежнему.

— Тебе понравилось? — спросил Даррен, сворачивая на подъездную дорожку к дому.

— Прекрасно. Я даже расстроилась, когда это кончилось, честно.

— Ничего не кончилось, дорогая.

Он остановил машину, потянулся к Барбаре и погладил её по голове.

— Наша совместная жизнь только начинается. У нас будет очень много хорошего вместе.

— Я тоже так думаю.

— Не сомневайся.

Барбара последовала за ним в дом. Даррен взял пакет с видеокассетами в гостиную и положил его в ногах Джойс.

— Она же не будет должна смотреть кино с нами? — спросила Барбара.

— Не мог бы ты, может быть, унести её в другую комнату?

— Я бы мог. Но чем раньше ты к ней привыкнешь, тем лучше. Ты так не думаешь?

— Я не думаю, что вообще когда-нибудь к нему привыкну.

— О, ты привыкнешь, привыкнешь. Просто нужно время. А сейчас иди в душ. Я буду через минуту. — Он подмигнул, наклонился, скользнул руками под Джойс и поднял её с дивана.

Сердце Барбары забилось сильнее.

— Куда ты её несёшь?

— В комнату для гостей. — Он усмехнулся. — Нужно снять её дневной наряд.

Барбара поспешила удалиться от них и закрылась в ванной. Дрожа, она разделась.

Дневной наряд, подумала она.

Он раздевает её. Потом прискачет сюда и будет трогать меня.

Вот что он думает.

Она нажала кнопку звонка, вошла в кабинку и повернулась к душу.

Ему просто придётся выбирать, подумала она, регулируя краном напор воды. Джойс или я. Другого не дано.

Что, если он выберет её?

Я не могу его потерять. Только не из-за проклятого трупа!

Вздыхая, Барбара пошла к двери и открыла. Она забралась в кабинку и задвинула стеклянную дверь. Горячая струя была прекрасной, брызгая ей в лицо и голову, и скользя по телу вниз.

«Его руки будут чистыми, — сказала она себе. — Они будут полностью в мыле, когда он будет натирать меня. На них не будет Джойс.»

Но она будет ждать, когда мы выйдем.

В своей маленькой ночнушке, через которую всё видно.

Боже!

Будет там в своей ночнушке и солнечных очках, пока мы смотрим кино. А потом — возле кровати, когда мы будем заниматься любовью.

С меня хватит!

Может, мне стоит перестать подпускать его к себе, пока она здесь?

Нет, он мне этого не простит. Я не могу ничего сделать, чтобы заставить его избавиться от Джойс. Он будет вечно злиться на меня за это. Нужно, чтобы он сам так захотел.

Если бы она не сохранилась так хорошо! Если бы она гнила или воняла. Он бы точно не держал её здесь.

А что если я завтра пойду на рынок, пока он на работе, куплю какого-нибудь по-настоящему вонючего сыра, и запихаю ей кусочек в рот? Засуну ей его во всё?

Фу! Мне придётся прикасаться к ней.

Для этого всегда есть перчатки.

Даррен подумает, что она портится.

И избавится от неё?

А что, если он её осмотрит, и найдёт сыр?

Стоит ли игра свеч?

Барбара вздрогнула и испугалась, когда загремела, открываясь, дверь душевой. Она обернулась. Джойс уставилась на неё, улыбаясь. Без серебристых очков, без ночнушки.

— Нет! — Она отшатнулась назад, когда Джойс встала, поднятая Дарреном высоко вверх. — Убери её вон отсюда! — Она поскользнулась и шлёпнулась задом на дно ванны. — Ай!

— Дорогая, ты в порядке?

— Нет! Убери её вон отсюда!

— Что с тобой происходит?

— Это — отличный способ для тебя получше с ней познакомиться. Правда. Ты не ушиблась?

— Жить буду.

Барбара дёрнулась назад и прижала колени к груди, когда Даррен шагнул в ванну с Джойс. Обхватив тело одной рукой на животе, он закрыл дверь душевой.

Струя разбрызгалась о плечи Джойс. Вода бежала по её телу блестящими ручейками.

— Пожалуйста! — взмолилась Барбара. — Я не хочу знакомиться лучше. Унеси её отсюда.

— Будет хорошо, когда ты получше её узнаешь.

— Вода её разрушит! Ты бы лучше…

— О, нет, она достаточно прочная. А сейчас, встань пожалуйста, дорогая.

— Даррен!

— Разве я прошу слишком много? Просто встань. Пожалуйста.

Дрожа и затаив дыхание, Барбара с усилием поднялась на ноги.

Даррен улыбался над плечом Джойс.

— Подойди ближе. Осторожно, только не упади.

Она сделала несколько маленьких шажков вперёд и остановилась.

— Ближе.

Она подошла ближе.

— Нет. Хватит.

Ещё шаг и она встретится с Джойс.

— Хорошо, — сказал Даррен. Он поморгал, чтобы стряхнуть воду с ресниц. — Ты всё делаешь правильно. Ты растёшь. Сейчас я хочу, чтобы ты прикоснулась к её лицу.

— Не заставляй меня, — голос Барбары прозвучал жалобно.

— Я не хочу тебя заставлять. Сделай это для меня. Сделай это для нас. Пожалуйста. Ты должна избавиться от этой фобии к Джойс.

— Это не фобия.

— Мы сможем спокойно жить вместе. Я уверен, она тебе даже будет нравиться. Она будет составлять тебе хорошую компанию, когда я буду на работе, каждый день. Ну пожалуйста. Тронь её лицо.

Барбара подняла мокрую руку к щеке Джойс. И замялась, пальцы задрожали.

Джойс смотрела на неё весёлыми сияющими глазами.

Стекляшками, вставленными в углубления.

— Ты так близко, — сказал Даррен. — Не останавливайся.

Задержав дыхание, Барбара прижала кончики пальцев к щеке Джойс. Легонько толкнула. Погладила. Кожа была гладкой и жёсткой. Как хорошая кожаная туфелька.

Даррен просиял.

— Я так горжусь тобой!

Барбара опустила руку.

— Я сделала то, что ты просил. Теперь не мог бы ты…

Она затаила дыхание, когда тело накренилось вперёд. Руки тела коснулись её боков. До того, как она отскочила, другие руки обхватили её. Руки Даррена. Они вцепились в её бока, резко потащили вперёд. Тесно прижали Джойс.

Барбара отвернулась и успела избежать столкновения с лицом Джойс. Их щёки потёрлись друг о друга.

Даррен поцеловал её, прижал свои губы к её над плечом Джойс. Затолкал язык ей в рот.

Он не может этого делать!

Только не с Джойс между ними!

Но он делал это; Джойс была между, её упругая грудь уткнулась в грудь Барбары, её живот, и пах, и бёдра плотно прижались к ней. И двигались. Тёрлись об неё, пока Даррен извивался, стонал и вонзался в неё языком.

Барбара сомкнула зубы.

Даррен закричал. Его руки соскочили с неё.

Она завела руки перед Джойс и отпихнула её, шлёпнув Даррена по облицованной кафелем стене над сливным отверстием. Он захрипел, гулко стукнувшись головой. Кровь хлынула изо рта.

Барбара отшатнулась назад, от четырёх ног, которые потянулись к ней.

Выплюнула кусок языка Даррена.

Она не собиралась откусывать его, но…

В ужасе Барбара смотрела, как окровавленный ошмёток упал прямо в пупок ДЖойс.

Я погубила его!

— Смотри, что я из-за тебя наделала! — закричала она.

Даррен не ответил. И не пошевелился. Падая, он поскользнулся, и его голова оказалась под Джойс. Руки безвольно лежали на дне ванны, ноги растянулись в ногах Джойс, а гениталии виднелись между её бёдрами.

Вода, стекающая по телу Джойс, увлекла за собой язык Даррена.

Барбара отошла ещё на шаг назад. Нога опустилась с всплеском.

Ванна наполнялась!

Он утонет!

Быстро опустившись на корточки, она схватила Джойс за лодыжки. Потянула. Тело подалось вперёд. Барбара потянула Джойс за ноги, загоняя её в заднюю часть ванны.

Показалось лицо Даррена.

Вода поднялась до уровня его ушей. Глаза закрыты, рот — открыт.

— Всё будет в порядке, — закричала она. — Я спасу тебя!

Его глаза раскрылись.

Слава Богу!

Красная струя гейзером вырвалась наружу, когда он пронзительно закричал:

— Сука!

Он быстро присел. Его грудная клетка встретилась с головой Джойс и подняла тело. Она оказалась жёсткой, и выглядела как доска, поднятая за один край.

Барбара, отшатнувшись от Даррена, поскользнулась.

И упала вперёд, коленями на живот Джойс.

Кррррак!

Голова Джойс подскочила вперёд, уткнувшись подбородком в горло, лицом в грудь, конский хвостик указал на Барбару, а обрубок её разорванной шеи ловил струю воды.

Даррен яростно взревел.

Барбара схватила голову за конский хвостик.

Когда Даррен подался вперёд и потянулся к ней, она треснула его по лицу головой Джойс. Голова врезалась в его щёку и отрикошетила, стеклянные глаза вылетели и разбились о край ванны. Даррен выпучил глаза и упал. Барбара раскрутила голову за хвостик и снова ударила. На этот раз левый глаз Даррена вылез из орбиты и повис на верёвочке. Третий удар его расплющил. С четвёртым изо рта полетел зубы.

— Джойс прочная, да, ты, ублюдок!

Она била его по голове, пока сломанный череп Джойс не отделился от скальпа. Это случилось, когда Барбара готовилась к очередному удару. Её оружие внезапно потеряло вес. Она поёжилась от отвращения, увидев, как летящие кости головы с грохотом разбились о дверь душевой. Осколки разлетелись и дождём посыпались ей на плечо и спину.

Она выпустила мокрую копну волос.

Потом Барбара оторвала правую руку Джойс и воспользовалась ею против Даррена, пока она не сломалась. Ей пришлось остановиться перевести дыхание перед тем, как вырвать левую.

Она обрушила руку на то, что осталось от лица Даррена.

Рука долго не продержалась.

Было нелегко отломать Джойс ноги. Но она справилась, и это стоило приложенных усилий.

Мы ехали по сорокамильному отрезку асфальтового покрытия через кукурузные поля после просмотра двойного сеанса кровавых фильмов в кинотеатре для автомобилистов в Дарнелле, окружном центре. Нас было четверо в старом кабриолете Джо.

За рулём, конечно же, был Джо Йокум. Рядом с ним сидела Болтушка Сью Миллер, положив ноги на приборную панель, её волосы развевались на горячем ветру, в руке она держала пиво «Хэммс».

Я сидел сзади, рядом с Дженнифер Стайлс.

Она была двоюродной сестрой Болтушки Сью из Лос-Анджелеса. Снималась в какой-то телевизионной рекламе и считала себя очень горячей штучкой. Слишком горячей для таких, как я. Я не пробыл с ней в машине и двух минут, а уже пожалел, что не остался дома. Затем мы, наконец, припарковались в кинотеатре, и Джо ещё не успел закрепить колонку на своём окне, как она прищурилась и сказала:

— Держись своей стороны машины, Спад, и всё будет хорошо.

Во-первых, меня зовут Дуэйн, а не Спад. Во-вторых, я не нуждался в предупреждениях.

Во время этого очень продолжительного двойного сеанса Джо и Болтушка Сью сидели на переднем сиденье, а я застрял сзади с Дженнифер Великолепной.

Я даже не мог наслаждаться фильмами. Вся эта возня на переднем сиденье меня не слишком беспокоила, разве что напоминала о том, чего мне не хватает. Но меня сильно беспокоило то, что я сижу рядом с великолепным созданием, которое считает меня грязью. И потом, почти каждый раз, когда мне удавалось выкинуть её из головы и погрузиться в действие на экране, она испускала долгий, усталый вздох.

Она явно умирала от скуки и хотела, чтобы мы это знали. Влюблённые явно были не в состоянии это заметить. Но я, конечно, заметил.

Только однажды, ближе к концу второго фильма, я посмотрел на неё, когда она издала один из этих вздохов.

— Что с тобой? — спросила она.

Я несколько раз принюхался.

— Это духи «Obsession», сладенькая? Или ты подпустила?

— Пошёл нах, тракторист.

После этого я решил держать язык за зубами. Наконец, фильмы закончились. Я не рассчитывал, что путь домой будет долгим, но Джо притормозил сразу за знаком «Городская черта». Он обошёл машину сзади, открыл багажник и вернулся с холодной упаковкой из шести банок пива.

— Вы не будете пить, пока я в машине, — запротестовала Дженнифер.

— До дома путь неблизкий, милая, — сказал ей Джо.

— Не смей называть меня «милая».

— Расслабься, а? — сказала Болтушка Сью.

— Это больше касается остальных, — сказал я.

— Боже мой, — протянула Дженнифер, когда мы открыли банки.

Я пожалел, что Джо не предложил выпить ещё в кинотеатре. Это сделало бы всё намного проще. Но нам было всего по шестнадцать, мы сидели в машине с откидным верхом, и он, вероятно, решил, что рисковать не стоит. В любом случае, хорошо, что он предложил это теперь.

Дженнифер снова начала вздыхать, но придала вздохам другой оттенок, теперь они звучали раздражённо, а не скучно.

Она была та ещё штучка.

Она была занята тем, что вздыхала, пока остальные занимались пивом, а Джо вёз нас по сорокамильному отрезку асфальта. Пиво в первой банке оказалось великолепным на вкус. Во второй — ещё вкуснее. Выпив половину, я положил банку на колено и откинулся на спинку сиденья. Меня овевал горячий ветер. Я вдыхал свежий, сладкий воздух кукурузных полей. Над головой расстилалось небо, усыпанное звёздами. Полная луна делала ночь такой светлой, что я мог прочесть этикетку на пивной банке.

Я посмотрел на Дженнифер. Она сидела, сгорбившись, упираясь коленями в дверь, одна рука на подлокотнике, другая на колене. Может, она села так, чтобы насладиться видом кукурузы, но я решил, что это было сделано для того, чтобы показать мне спину.

Она действительно выглядела прекрасно, волосы струились позади неё в лунном свете, рука была тёмной на фоне белой блузки. Блузка была без рукавов, и я видел её всю, от плеча до того места, где рука лежала на колене. На ней были белые шорты, так что я не мог определить, где заканчивалась блузка и начинались шорты. Нога была такой же тёмной и красивой, как и рука.

— Отсюда ты действительно прекрасно выглядишь, — сказал я ей. — Очень обидно, что ты такая зазнайка.

Джо рассмеялся.

Болтушка Сью развернулась, перегнулась через спинку сиденья и шлёпнула меня по колену.

— Дуэйн, веди себя прилично.

— Это нелегко.

Она сжала моё колено, затем убрала руку и взъерошила волосы Джо.

Впереди показался У-образный перекрёсток. Джо взял правее и выключил фары. Асфальт практически исчез.

Это привлекло внимание Дженнифер. Она отклеилась от двери и посмотрела вперёд.

— Что ты делаешь, чёрт возьми! Включи фары. Ты с ума сошёл? Мы разобьёмся.

— Не разобьёмся, — сказал Джо.

— Включи их сию же минуту!

Болтушка Сью оглянулась на неё.

— Только не сейчас. Палочник может нас схватить.

— Что?

— В такой поздний час, Джен, нам необходимо украдкой преодолеть этот участок.

Я стукнул кулаком по спинке сиденья Джо.

— Эй. Останови машину. Дженнифер не знает о Палочнике.

Я усмехнулся, когда Джо нажал на тормоза и свернул. Он остановился между обочиной и кюветом, затем заглушил двигатель.

— Что ты делаешь? — спросила Дженнифер.

В её голосе не было любопытства, только раздражение.

Мы не ответили, но приподнялись с сидений и посмотрели направо.

— Там, — показала Болтушка Сью.

Секунду спустя я заметил соломенную шляпу и голову. Остальное было скрыто высокими кукурузными стеблями.

— Кажется, он не двигается, — сказал Джо.

— Прекрати, — сказала Болтушка Сью. — У меня мурашки по коже.

— Мы так и будем здесь сидеть или как? — спросила Дженнифер.

— Ты хочешь увидеть его, так ведь? — спросила Болтушка Сью.

— Увидеть кого?

— Палочника, — сказал я ей.

— Поднимись и посмотри, — сказала Болтушка Сью. — Ты должна. Он местная знаменитость.

Дженнифер громко вздохнула. Затем подтянулась и села на спинку сиденья.

— И где же этот ваш сказочный Палочник?

Болтушка Сью показала.

— Видишь? — спросил я. — Вон его голова.

— Ты его видишь? — спросил Джо.

— В соломенной шляпе?

— Это он.

— Да ведь это всего лишь старое пугало.

— Палочник, — сказал я, — не просто какое-то старое пугало. Предание гласит, что раз в год, в так называемую «Ночь Палочника», он оживает и бродит по полям, выискивая, кого бы убить.

— Жуть, как оригинально, — сказала Дженнифер. — Теперь мы можем ехать?

— А какое сегодня число? — спросил я Джо.

— Двадцать пятое июля.

— Это не так, — сказала Болтушка Сью. — Уже за полночь.

— Боже мой, — сказал я. — Тогда это Hочь Палочника!

— Я это знаю, — сказал Джо. — Как ты думаешь, почему я выключил фары?

— Вы исключительно забавные люди.

— Расскажи ей о нём, Дуэйн, — сказала Болтушка Сью.

— А-а-а, ей всё равно.

— Правильно.

— Всё равно расскажи ей, — сказал Джо.

— Я хочу послушать ещё раз, — Болтушка Сью повернулась боком, чтобы посмотреть мне в лицо. Она свесила одну ногу со спинки сиденья и покачала ею. — Начинай. Джо, а ты не спускай глаз с Палочника.

— Итак, — начал я, — это произошло около ста лет назад.

— Это так необходимо?

— Тссс. Дай ему рассказать.

— Господи.

— Как я уже сказал, это произошло около ста лет назад. Дарнелл, город, из которого мы только что выехали, обзавёлся новым гробовщиком по имени Джетро Сир.

— Джетро? Хорош заливать.

— Так его звали.

— Если будешь перебивать, — сказала Болтушка Сью, — мы пробудем здесь всю ночь.

— И Палочник, скорее всего, придёт за нами, если мы задержимся здесь надолго, — добавил Джо.

— Конечно, — Дженнифер повернулась ко мне и скрестила руки на груди, так что казалось, будто она баюкает свои сиськи, которые были настолько большими, что им бы не помешала дополнительная поддержка. — Продолжай, — сказала она. — Давай покончим с этим.

Мне потребовалась минута, чтобы вспомнить, на чём я остановился.

— Ах, да… Джетро. Ему было примерно шестьдесят три года, и он был тощий, как жердь.

— Тощий, как скелет, — добавила Болтушка Сью.

— И он был белым. Весь белый. Альбинос. С розовыми глазами. Всегда носил чёрный сюртук и цилиндр.

— По-моему, она не похоже на цилиндр, — сказала Дженнифер, указывая через плечо на далёкое пугало.

— Это не Сир, — объяснил Джо.

— Это — Палочник, — сказала Болтушка Сью.

Дженнифер вздохнула.

— Цилиндр и чёрный сюртук, — продолжал я. — И он никогда не выходил на улицу до захода солнца. Настоящее страшилище. Все его боялись. Я имею в виду, он не просто странно выглядел, но и был гробовщиком. Поговаривали о том, чтобы уволить его, просто чтобы от него избавиться. Но в городском совете ни у кого не хватило смелости это сделать. Так что он остался. А потом начали пропадать люди.

— Девчонки, — добавил Джо.

— Да. Только женщины. Молодые женщины. Несколько городских, но в основном это были девчонки, жившие на фермах вокруг Дарнелла. Они исчезали ночью. Бесследно.

— Дай угадаю, — сказала Дженнифер. — Это был Джетро. Теперь мы можем уехать?

— Может, заткнёшься? — выпалила Болтушка Сью.

Дженнифер вздохнула.

— Хорошо-хорошо. Извини.

— Так или иначе, но однажды ночью его, наконец, поймали, когда эта девчонка сбежала от него. Мэри-Бет Хайд. Родители подарили ей на шестнадцатилетие жеребёнка, и в тот вечер она в одиночку отправилась в сарай навестить его. Вот тогда-то Джетро и набросился на неё. Прежде чем она успела крикнуть, он одурманил её хлороформом или чем-то ещё. Она пришла в себя в его комнате для бальзамирования. Распростёртая на столе и совершенно голая. Джетро тоже был на столе, стоя на коленях над ней.

— Полагаю, он тоже был совершенно голым.

— Да, за исключением цилиндра. В руке у него был скальпель, и он уже собрался перерезать ей горло, но Мэри-Бет оттолкнула его и засунула пальцы ему в глаза. Воткнула их туда. Слизь вытекла, и…

— Пощади меня, ладно?

— В общем, так она и сбежала. Она оттолкнула его и с криком выбежала на улицу. Вокруг никого не было, было уже поздно. Но в баре Клэнси было много народу, так что она побежала туда. Услышав её рассказ, все парни помчались в морг. Они пустили в ход кулаки и заставили Джетро говорить. Он во всём признался. Он хватал всех этих пропавших девушек, приводил их в комнату для бальзамирования и убивал. После того, как они умирали, он… ну, ты понимаешь.

— Ты всё это выдумал.

— Всё это правда, — сказал я.

— Разумеется.

— Так и есть, — сказала ей Болтушка Сью. — Каждое слово.

— В любом случае, — продолжал я, — он сначала убивал их, а потом развлекался с ними. Его интересовали только мёртвые. Так вот, он похищал девушку только за день до очередных похорон. Как только он заканчивал с нею, он перетаскивал останки в «костяной сад» и бросал на дно уже вырытой могилы. Никто никогда об этом не догадывался. На следующий день были похороны, и сверху опускали гроб.

— Два погребения по цене одного, — сказал Джо.

— Пришлось раскопать четырнадцать могил, — объяснил я, — чтобы найти останки всех его жертв. Однако это случилось позже. В ту ночь, когда парни из бара Клэнси схватили Джетро, они сначала заставили его всё рассказать, а потом линчевали.

— Погнали его по Линкольн-стрит к площади. Он всё время кричал и визжал, кровь и слизь текли по его лицу из глазниц.

— Ты действительно отвратителен.

— Он просто рассказывает, как всё было, — сказала Болтушка Сью.

— Они раздобыли хорошую прочную верёвку и завязали скользящий узел на одном конце.

— Это было сделано для того, чтобы задушить его очень медленно, — вставил Джо.

— Верно, — сказал я. — Настоящий узел палача просто сломал бы уроду шею. Вот так, — я щёлкнул пальцами. — Но люди хотели, чтобы Джетро поплатился за содеянные преступления, поэтому использовали скользящий узел, который задушил бы его медленно.

— Его не связывали, а просто набросили узел ему на шею, затянули и перебросили другой конец верёвки через горизонтальную ветку дуба на углу площади. Затем подтянули его кверху. Как только его ноги оторвались от земли, верёвку привязали к стволу и просто наблюдали. Он танцевал и колыхался, брыкался, раскачивался и дёргался. Он обоссался и обосрался.

— Прелестно, — пробормотала Дженнифер.

— Потом он затих. Просто безвольно болтался, и все решили, что он мёртв. Завязался спор. Одни хотели оставить его висеть, чтобы весь город мог утром насладиться видом. Другие говорили, что верёвку необходимо перерезать из уважения к дамам, поскольку на нём не было ни клочка одежды.

— Они ещё не успели прийти к соглашению, когда Джетро внезапно заревел. Его руки взлетели вверх. Он схватился за верёвку и, перебирая руками, полез по ней к ветке, на которой его подвесили. Парни застыли от изумления. Но Дэниел Гатри, потерявший свою дочь из-за этого психа, рванулся изо всех сил, прыгнул и схватил Джетро за ноги. Под его весом Джетро выпустил верёвку из рук. Они упали. Когда оба ударились о землю, голову Джетро начисто срезало верёвкой. Гатри слез с тела и прежде чем кто-либо успел его остановить, схватил голову Джетро и убежал.

— Останки Джетро отвезли в покойницкую. Когда на следующее утро взошло солнце, на дубе не хватало горизонтальной ветки. Кто-то спилил её ночью. Конечно, это был Гатри. Вскоре он поставил новое пугало на своём кукурузном поле. На этом поле, — добавил я.

Дженнифер оглянулась через плечо.

— Это оно?

Я кивнул.

— Ага. Оно выглядит так же, как и любое другое пугало, одетое в комбинезон и старую рубашку, набитую соломой, с соломенной шляпой на голове. Но его остов сделан из той дубовой ветки. А голова раньше принадлежала Джетро Сиру.

Верхняя губа Дженнифер дрогнула.

— Ему не позволили оставить голову, правда?

— Ты шутишь? Никто не хотел связываться с Гатри. Так что пугало осталось на месте, как и голова Джетро.

— И она ещё…?

— От неё остался только череп, — сказал я. — Семья Гатри всё ещё владеет фермой. Они ухаживают за пугалом, одевают и набивают. Я не знаю, кто впервые назвал его «Палочником», но название прижилось.

— И это не каламбур, сказал Джо.

— И раз в год — так гласит легенда — в ночь на двадцать шестое июля, в годовщину своего повешения, Палочник выходит на прогулку. Он бродит по полям в поисках красивых молодых женщин, чтобы убить их.

— Угу, — Дженнифер повернулась и посмотрела назад. — У него действительно череп Джетро?

— Да, я уверен.

— Не обманывай Дженнифер, — сказал Джо.

— Я не слепая. Голова слишком велика.

— Ты смотришь на джутовый мешок, — сказал я ей.

— Череп был виден с дороги, и было слишком много жалоб, — объяснила Болтушка Сью.

— Череп Джетро накрыт мешком, — сказал я. — Но он там, насаженный на дубовую палку.

— Что-то не верится.

— Пойди и посмотри, — сказал я.

— Как же. Ты что, за идиотку меня считаешь?

— Испугалась? — спросила её Болтушка Сью.

— Чего? Старого пугала?

— Палочника, — сказал я. — Ты боишься, что всё рассказанное правда, и он схватит тебя.

— Мне не нужно ни на что смотреть. Я знаю, что всё это грандиозная ложь.

— Ты ничего не знаешь. Вот что я тебе скажу. Я вытащил бумажник из джинсов. Открыл его, вынул двадцатидолларовую купюру и показал ей. Спорим на двадцатку, что у тебя кишка тонка пойти и посмотреть, есть ли череп под мешком.

— Ну же, иди, — подбивал её Джо.

— Эй, да ладно вам, ребята, — сказала Болтушка Сью. — Если с ней что-нибудь случится…

— Не волнуйся, — сказал я. — Она не собирается никуда идти. Она смелая только когда унижает нас и называет лжецами.

— Смелость тут ни при чём, — запротестовала Дженнифер. — Просто это глупо.

Я помахал перед ней купюрой.

— Что здесь глупого? Я понимаю, что двадцать баксов — это чепуха для такой большой телезвёзды, как ты, но это двадцать баксов. Неплохая плата за небольшую прогулку по кукурузе.

— Мне не нужны твои двадцать долларов.

— А если мы пойдём с тобой? — спросил Джо.

— Я не выйду из машины, — сказала Болтушка Сью. — И ты меня здесь не бросишь, — сказала она Джо.

— Давай пойдём вместе, — предложил я.

— Само собой. Только ты и я? Тебе бы это понравилось, правда?

— Не очень.

— Понятно, — oна покачала головой. — Всё это, вероятно, не что иное, как уловка, чтобы оставить нас наедине.

— Нет. Я останусь, если ты так хочешь.

— Я не хочу делать это за твои жалкие двадцать долларов.

— Вот те раз, — сказал я.

— Но я это сделаю.

На этот раз я действительно удивился.

— Не надо, — предупредила её Болтушка Сью.

— Я сделаю это при одном условии.

— Назови его, — сказал я.

— Я пойду туда одна. И посмотрю, есть ли у пугала череп. Хотя я и так знаю, что в этом мешке нет ничего, кроме соломы. Но я всё равно проверю. Я знаю, что твой рассказ — ложь, и не боюсь. А когда я вернусь к машине, ты оставишь себе свои двадцать долларов. Но ты выйдешь, и остаток пути тебе придётся пройти пешком.

Джо воскликнул:

— Ну и ну! — и начал смеяться.

Я прикинул, что мы примерно на полпути между Дарнеллом и Сакетом. Это означает двадцатимильную пешую прогулку.

Если я проиграю.

Но я был уверен, что Дженнифер струсит ещё до того, как приблизится к Палочнику.

— А что я получу, если ты струсишь? — спросил я.

— Я не струшу.

— Постой. Пари должно действовать для двоих.

— Он прав, — отметил Джо.

— Давайте просто забудем об этом, — сказала Болтушка Сью, — и уберёмся отсюда.

Уголки рта Дженнифер приподнялись.

— Я возьму шляпу пугала. Если я вернусь с ней, Спад, ты выйдешь. Если я вернусь без неё, я позволю тебе пригласить меня в кино завтра вечером. Только ты и я.

Я рассмеялся, но моё сердце начало биться сильнее.

— Похоже, я проиграю в любом случае.

— Я притворюсь, что ты мне нравишься.

— Поклянись, — сказал я.

Она подняла правую руку.

— Клянусь. Это будет лучшая ночь в твоей жизни, — oна опустила руку и усмехнулась. — Но этого не произойдёт. Потому что я вернусь с шляпой.

— А если ты струсишь, у нас будет завтра свидание?

— Вот свидетели.

Джо поджал губы и тихо присвистнул.

— Это безумие, — сказала Болтушка Сью.

— Спорим? — спросила Дженнифер.

— Спорим.

Мы пожали друг другу руки, и от её пожатия горячий ток пробежал по всему моему телу. Я всё ещё чувствовал его после того, как она убрала руку, быстро отодвинулась и перекинула ноги через порог машины.

— Ты не должна этого делать, — сказала Болтушка Сью, когда Дженнифер спрыгнула на землю.

— Верно. Палочник меня достанет. В самом деле.

Спина Болтушки Сью напряглась.

— Это твои похороны, горячая штучка.

— Точно.

Болтушка Сью обернулась, и мы втроём уселись на спинках сидений, наблюдая, как Дженнифер бросилась на дно канавы и вскарабкалась на другую сторону. Наверху она оглянулась. Она покачала головой, как будто считала нас кучкой настоящих неудачников. Затем она протиснулась между двумя рядами кукурузы.

Стебли были всего лишь по плечи Палочнику, но выше головы Дженнифер. Она успела сделать не более двух шагов по кукурузному полю, как исчезла из виду.

Однако мы её слышали. Треск и хруст её шагов.

Джо ухмыльнулся мне.

— Надеюсь, ты надел свои прогулочные ботинки, дружище.

— Она вернётся. Без шляпы.

— Ты так думаешь?

— Ага. На самом деле, я так не думал. Эта девушка, скорее всего, сделает всё, что угодно, чтобы выиграть пари. Конечно, она меня ужасно достала, но не было никаких сомнений в том, что это ходячий комок нервов.

— По крайней мере, мы на некоторое время от неё избавились, — сказал я.

— Дай Бог, чтобы с ней ничего не случилось, — сказала Болтушка Сью.

— А что с ней может случиться? — спросил я. — До Hочи Палочника ещё две недели.

— Я это знаю, — пробормотала она. — Но всё же…

— Целых две недели! — выпалил Джо. — А если серьёзно? Ведь нет никакой Ночи Палочника.

— Не перечь мне, — сказал я. — Это ведь я всё придумал. Она будет 10 августа. В эту ночь его линчевали, так что в ночь на 10 августа Палочник отправится на охоту.

— Но он же не ходит на охоту.

— Знаю, знаю.

— Рад это слышать. Я уже начал беспокоиться о тебе. О вас обоих.

— Мне не нравится, что она ушла, — сказала Болтушка Сью.

Некоторое время мы молчали и изучали кукурузное поле. Я не видел никаких движущихся стеблей, по которым можно определить, где находится Дженнифер. Должно быть, она отошла на некоторое расстояние, потому что я её не слышал.

Без всякой на то причины у меня появилось ощущение холода в животе.

— С ней всё будет в порядке, — сказал я. — Худшее, что может случиться, это то, что она действительно доберётся до Палочника и увидит череп.

— Ага, — Джо усмехнулся. — Она знает, что его там нет.

— Хотел бы я посмотреть на выражение её лица, когда она поднимет мешок и обнаружит, что Сир пялится на неё, разинув рот.

— Надеюсь, она не намочит штаны, — сказал Джо.

— У нас есть полотенце, которое можно подложить под неё?

— Хватит, ребята. Я беспокоюсь.

Мы снова замолчали и стали смотреть на кукурузное поле. По-прежнему никаких признаков Дженнифер. Я видел, что Палочник вдалеке всё ещё был в соломенной шляпе.

— Должно быть, она уже почти на месте, — наконец сказал я.

— Думаю, с ней что-то случилось.

— Ничего с ней не случилось, — сказал Джо.

— Неизвестно, кто может быть на этом поле, — сказала Болтушка Сью. — Может, какой-нибудь извращенец, или убийца, или… Тельма Хендерсон, она бесследно исчезла в прошлом месяце. Никто не знает, что с ней…

— Господи, милая, не накручивай себя.

— Тогда где же она?

— Думаю, она могла заблудиться, — признался я.

Болтушка Сью начала звать Дженнифер по имени. Выкрикнув его пять или шесть раз, так и не получила ответа. Нахмурившись, она посмотрела на Джо.

— Ты всё ещё думаешь, что с ней ничего не случилось?

— Наверное, она просто забавляется.

— Пытается вывести нас из себя, — добавил я.

— Мы должны найти её, — сказала Болтушка Сью. — Пошли, — oна встала, поставила ногу на порог и спрыгнула вниз. Повернувшись к нам, она упёрла руки в бока. — Ну?

— Блин, — пробормотал Джо.

У нас не было выбора, поэтому мы перешагнули через сиденья и спрыгнули на землю. Джо пошёл впереди. Я пристроился сзади. Мы добрались до дна канавы. Болтушка Сью поскользнулась, поднимаясь на другую сторону. Мне пришлось поймать её за попу и подтолкнуть, что было, пожалуй, единственной хорошей вещью, случившейся со мной в эту ночь. У неё была прекрасная попка.

Я гадал, как пойдут дела в кино завтра вечером. Если Дженнифер выполнит своё обещание…

— А кто выиграет, если мы найдём её до того, как она доберётся до Палочника? — спросил я, пока Болтушка Сью прокладывала путь в кукурузных стеблях.

— Забудь об этом дурацком пари, — сказала она мне.

— Эта сучка всё равно не стала бы с тобой знаться, — сказал Джо.

— Может, и нет, но…

— Ты не хочешь связываться с ней, — сказала Болтушка Сью. — А зачем тебе этого хотеть?

Джо рассмеялся.

— Ты так ужасно говоришь о своей кузине.

— Дуэйн слишком хорош для неё.

— Разве? — спросил я.

— Конечно.

Сказанное Болтушкой Сью заставило меня почувствовать себя по-настоящему хорошо. Конечно, я знал, что она — девушка Джо. Но слышать такое было приятно. Моя ночь, казалось, становилась всё лучше и лучше, и я совсем не возражал против того, чтобы пробираться через лес кукурузных стеблей. Я был со своими лучшими друзьями. У нас было собственное маленькое приключение, и я полагал, что рано или поздно мы наткнёмся на Дженнифер, и всё обернётся как нельзя лучше.

Я даже перестал беспокоиться о пари. Чёрт с ним, если я пойду домой пешком, но вероятнее всего я не поеду с Дженнифер в кино.

Я мог бы к ней что-то почувствовать — по крайней мере, если бы она сдержала слово — но вряд ли это будет серьёзно. Я и раньше тусовался с девчонками, которые мне не очень нравились. Несмотря на то, что это было довольно захватывающе, впоследствии я об этом жалел.

Так что к чёрту это пари. И к чёрту Дженнифер.

Вдруг она пронзительно закричала.

Вернее, кто-то закричал.

Болтушка Сью ахнула:

— Боже мой! — и завопила: — Дженнифер!

Никакого ответа.

— Видимо, она нашла череп, — сказал Джо.

— Вперёд! — рявкнула Болтушка Сью.

— Шевелись! Быстрее!

Я не видел, что сделал Джо, должно быть, прибавил скорость, потому что Болтушка Сью побежала. Я бросился за ней, держа её спину в поле зрения и оставаясь достаточно далеко позади, чтобы не подставить ей подножку. Некоторое время мы неслись вперёд. Затем Джо взвизгнул. Болтушка Сью споткнулась и шлёпнулась на него сверху. Я не смог вовремя остановиться и растянулся на её спине. Она была горячей подо мной. Извивалась и тяжело дышала. Но я не мог этим наслаждаться, слишком беспокоясь, что причинил ей боль.

— Ты в порядке?

— Ага.

Когда я сполз с неё, Джо, задыхаясь, сказал:

— Господи, ты сломала мне лодыжку.

— Нет, — сказала Болтушка Сью.

— А ты точно не помог нам упасть?

— Почему ты притормозил?

— Я этого не делал.

Они разъединились и встали. Болтушка Сью наклонилась, обхватила колени и попыталась отдышаться. Джо положил руку ей на плечо, чтобы не упасть, и проверил свою правую ногу.

— Думаю, всё в порядке. Просто смотри под ноги.

— Я не нарочно на тебя наступила. Давай, шевелись, — oна подтолкнула Джо.

Мы снова пустились бежать. Довольно скоро стало казаться, что мы зашли слишком далеко. Мы выбежали на линию между кукурузными рядами, которая должна была привести нас прямо от машины к Палочнику, и насколько я знал, мы никуда не сворачивали. Так что мы уже должны были добраться до него. Но, может, мы проскочили мимо. Мы могли его не заметить, даже если бы он находился всего в паре рядов в стороне.

— Эй! — позвал я. — Постойте.

Они остановились передо мной.

— Должно быть, мы сбились с пути.

— Не-а, — сказал Джо.

— И всё же. Может, после того, как упали. Он был не очень далеко.

Кивнув, запыхавшаяся Болтушка Сью схватила Джо за руку.

— Пригнись.

Он опустился на корточки. Она шагнула ему за спину и закинула ногу на плечо.

— Ты, должно быть, шутишь, — пробормотал он.

— У тебя есть идея лучше?

— Да. Давай всё бросим и вернёмся к машине.

— Без Дженнифер? — Болтушка Сью перекинула другую ногу. Зажав его голову между бёдер, она взяла его за волосы. — Хорошо, всё готово.

Джо вздохнул, затем встал, приподняв Болтушку Сью над верхушками кукурузных стеблей.

Я подумал, как сильно она похожа на ребёнка, взгромоздившегося на плечи своего отца, чтобы посмотреть на парад. Крупный ребёнок, но только так она могла видеть поверх голов толпы. Толпы кукурузных стеблей, которая плотно окружала нас, так что мы ничего не могли разглядеть. Я подумал, как ей повезло, что она находится там, наверху, откуда открывается прекрасный вид.

По-настоящему повезло.

Сначала они с Джо стояли ко мне спиной. Она посмотрела по сторонам.

Джо, держа её за бёдра, медленно повернулся.

Я смотрел сбоку, когда это произошло.

Возвышаясь в лунном свете, Болтушка Сью посмотрела слева направо. Она покачала головой.

— Странно, — сказала она. — Я никого не вижу.

— Ты должна… видеть… Палочника, — выдохнул Джо, напрягаясь под её весом.

— Может, и должна, но не вижу.

— О, ради всего святого. Открой глаза.

— Он не… — голос Болтушки Сью затих.

Её спина напряглась. У неё отвисла челюсть.

Потому что она услышала. Мы все услышали. Кто-то пробивался сквозь кукурузные стебли прямо перед Болтушкой Сью и Джо.

— Дженнифер? — спросила она.

Рука Дженнифер протиснулась сквозь стену из листьев кукурузы. Я мельком увидел заострённую палку — как мне показалось, в её руке — за мгновение до того, как она глубоко вонзила её в живот Болтушки Сью прямо над головой Джо. Болтушка Сью хрюкнула.

Я крикнул:

— Нет!

В шоке я решил, что Дженнифер сошла с ума.

Она выдернула палку из Болтушки Сью, и я увидел, что та не была зажата в её руке — она была продолжением её руки. Торчала из обрубка запястья.

Джо, издавая сдавленные стоны, пошатнулся, когда Болтушка Сью повалилась вперёд, схватив его за лицо.

Я кинулся к нему, пытаясь закрыть его собой. Его отбросило в сторону, а я оказался на пути следующего выпада Дженнифер. Палка только разорвала рубашку и поцарапала руку. Я навалился на Джо сверху. Упав на него, я услышал, как Дженнифер прокладывает путь через кукурузные стебли.

Наверное, называть её «Дженнифер» не совсем правильно.

Но я всё ещё думал, что это Дженнифер, пока не обернулся и не увидел приближающуюся к нам тварь.

Да, отчасти это была Дженнифер. Но в основном это был Палочник.

Я ясно видел его в лунном свете, шагающего к нам. Джо, должно быть, тоже увидел его, потому что он закричал.

Джутового мешка на голове пугала не было. Безглазый череп Джетро Сира раскачивался на вершине центральной палки. Рубашка и комбинезон тоже исчезли. И вся соломенная начинка.

На Палочнике не было ничего, кроме Дженнифер.

Её частей.

На нём были её руки и ноги, словно он оторвал их от её тела и насадил на себя.

На нём также был её торс.

Раздетый догола.

Центральная палка выходила сверху через обрубок шеи Дженнифер на несколько дюймов ниже черепа Сира. Снизу она проходила через её «киску». Прямо под ней ветка раздваивалась и спускалась к насаженным на неё ногам.

Это было зрелище, от которого можно блевануть. И решить, что ты сошёл с ума.

Мы с Джо оба завопили, как сумасшедшие, когда Палочник, шатаясь, направился к нам.

Я хотел бежать изо всех сил.

Вместо этого я вскочил и бросился на него. Он был не очень устойчивым, так как был вроде на ходулях. Я попытался ударить достаточно низко, чтобы не попасть в Дженнифер, а просто сбить его с ног. Но мои плечи врезались в её голени. Я схватил палки под обрубками её лодыжек и повалил Палочника на спину.

Затем поспешил прочь. Мы с Джо подняли Болтушку Сью и протиснулись боком через несколько кукурузных рядов, чтобы убраться подальше от Палочника. Джо взял её за плечи, я — за ноги, и мы помчались обратно к дороге.

Мы не оглядывались, пока не добрались до машины.

Палочника нигде не было видно.

Мы посадили Болтушку Сью на заднее сиденье. Я сел рядом с ней, положил её голову себе на колени и прижал ладонь к ране, чтобы замедлить кровотечение, пока Джо вёз нас в отделение неотложной помощи при госпитале в Сакете.

Конечно, нам с Джо никто не поверил. Я не могу их винить. Я тоже не мог поверить в случившееся, а я видел всё собственными глазами.

Скорее всего, нас бы привлекли за убийство, но Болтушка Сью выкарабкалась. Она видела немного, но достаточно, чтобы убедить копов в том, что никто из нас не наносил ей ножевых ранений.

Поэтому они решили, что Дженнифер, должно быть, была убита незнакомцем.

Поиски ни к чему не привели. Обнаружили комбинезон и рубашку Палочника, его соломенную шляпу, джутовый мешок с нарисованным на нём лицом и разбросанные комки соломенной набивки. Нашлась и одежда Дженнифер. А также её руки и ноги. И голова. Больше ничего.

Всё это лежало на земле прямо там, где раньше стояло пугало. Однако никто не поверил нашему рассказу.

В окружных газетах появились статьи о «Мяснике с кукурузного поля». В них утверждалось, что он, должно быть, был серийным убийцей, проезжавшим мимо. Довольно скоро мы отказались от попыток убедить кого-либо в своей правоте. Не было смысла выставлять себя сумасшедшими.

Тем летом мы больше не ездили в кинотеатр для автомобилистов, даже после того, как Болтушка Сью поправилась. Туда просто невозможно добраться, не проехав сорокамильный участок дороги, проходивший через кукурузное поле семьи Гатри.

Поисковая группа не нашла Палочника, но мы знали, что он должен быть где-то там. С тем, что осталось от Дженнифер, висящим на нём, и с черепом Джетро Сира, ухмыляющимся в лунном свете.

По субботам в полночь в «Палас Театр» показывали классические фильмы ужасов. Аллан Хантер за год не пропустил ни одного. Сегодня он смотрел оригинал «Носферату» с Максом Шреком.

Хотя у него была машина, он всегда проходил две мили от своей квартиры до «Палас Театра» пешком. Прогулка до кинотеатра была приятна, но по-настоящему он предвкушал именно обратный путь. Он знал, что опасности подстерегают на каждом шагу. Более впечатлительный человек почёл бы за лучшее воспользоваться автомобилем, не рискуя быть ограбленным или избитым. Но безопасная поездка в автомобиле лишила бы его этих волнующих переживаний.

Величайшим удовольствием для Аллана было погружаться в ночные таинства.

Его манили окна квартир. Тёмные — кто за ними спит? Кто лежит без сна, кто занимается любовью, кто стоит у тёмного окна, быть может, наблюдая сейчас за ним? Освещённые — кто проводит ночные часы при свете, и что делает?

Его манили лавки и магазины, закрытые и безлюдные. Лучше, если на них была железная дверь. Стальные жалюзи очаровывали. Они будто нашёптывали ему о страхах хозяина. Он часто останавливался и смотрел на них, недоумевая, что же там такого ценного, что требует столь серьёзной защиты.

Каждый раз, когда мимо него по пустынным улицам проносился автомобиль, Аллан пытался догадаться, кто в нём сидит и куда едет. Люди, возвращающиеся домой с работы, позднего киносеанса или вечеринки? Любовник, отправляющийся на рандеву? Жена, спасающаяся от жестокого мужа? Маньяк, рыщущий в поисках новой жертвы? Частенько, когда машина проезжала мимо, Аллан представлял, как вспыхивают её тормозные огни, она сворачивает к обочине, преграждая ему путь; открывается дверца, и кто-то зовёт его — или выскакивает и мчится к нему. От одной мысли об этом бежали мурашки.

Думал он также о том, что может скрываться в темноте: на встроенных лестничных клетках, в тёмных зазорах между домами, узких переулочках и аллеях… Такие места вызывали у него приятный трепет. Он всегда ускорял шаг, проходя мимо них. Нередко он даже не решался заглянуть туда, опасаясь того, что может увидеть: бродяг, а то и кого похуже.

Бродяги были повсюду. Некоторые спали в подъездах, или на скамейках автобусных остановок. Некоторые, свернувшись в тени, таращили на него глаза, когда он спешил мимо. Некоторые шаркали по тротуарам, прижимая к груди неведомые трофеи; или тащились за дребезжащей магазинной тележкой, доверху нагруженной причудливым барахлом. Ни магии, ни очарования не находил Аллан в созерцании этих человеческих развалин. Они были ему страшны и противны. Они едва походили на людей.

Они были худшей составляющей его ночных путешествий.

Он по возможности переходил на другую сторону улицы, а то и вовсе шёл обратно, лишь бы избежать подобных встреч. Но порою они заставали его врасплох, не оставляя иного выбора, кроме как стоически переносить зловоние, маниакальное бормотание и плаксивые просьбы о подаянии.

Учитывая, какие отвратительные, безумные создания таились в ночи, ничего удивительного, что нормальные люди попадались Аллану крайне редко.

Большинство из них спешили куда-то целыми группами, или вылезали из припаркованных машин. Иногда попадались люди, выгуливающие собак. Совсем уж редко — бегуны, только парами, и никогда поодиночке. Изредка — торопящиеся куда-то одинокие мужчины. Женщины — практически никогда.

Ни одна женщина в здравом уме, — думал он, — не станет в такое время разгуливать по городу одна.

Когда он, возвращаясь домой с «Носферату», увидел вдруг женщину, то решил, что она, должно быть, ненормальная — или совершенно отчаянная. Хотя она опережала его на целый квартал, он прекрасно видел, что она не бездомная. Её походка была слишком уверенной, когда она подходила к углу улицы. Её волосы, серебрившиеся в сиянии уличных фонарей, выглядели подстриженными и хорошо ухоженными. Одета она была в светлую блузку, шорты почти до колен, белые носки и тёмные туфли.

Совершенно точно — не бездомная.

Проститутка? Аллан никогда ещё не встречал проституток в этом районе. И разве гулящая девица не вырядилась бы во что-нибудь более броское и короткое?

Эта женщина походила скорее на студентку, забредшую слишком далеко от кампуса, или на одну из молодых учительниц высшей школы, где преподавал он сам — Шелли Гейтс, например, или Морин О’Тул. Или на одну из женщин, которыми он с удовольствием любовался во время своих еженедельных походов в супермаркет. Удобно одетых, причёсанных, опрятных и чистых.

Аллан вдруг осознал, что остановился.

Как странно видеть кого-то, подобного ей, скитающегося по улицам в этот час!

Она встала на углу, отвернувшись. Казалось, она проверяет движение, собираясь перейти улицу.

Но вдруг она развернулась.

У неё не было лица. Сердце Аллана бешено заколотилось.

С ней что-то не так!

Она живенько зашагала в его сторону.

Нет лица!

Он бросил взгляд на дорогу, испытывая искушение перебежать её и улизнуть. Но когда он взглянул на незнакомку вновь, она уже находилась ближе. Достаточно близко, чтобы разглядеть мерцающую ткань, скрывающую её лицо. Серебрённая, блестящая ткань. Она свешивалась со лба, имела прорези для глаз и рта, и трепетала под подбородком.

Маска!

Аллан услышал собственный стон. Дрожь пробежала по его спине. Его скальп закололо, словно иголками.

Он спрыгнул с тротуара и припустил на противоположную сторону улицы.

Что если она станет меня преследовать?

Он перепрыгнул через бордюр, увернулся от парковочного счётчика и оглянулся.

Она остановилась. Её голова была повёрнута в его сторону.

Она смотрит на меня. О, Боже, она на меня смотрит. Но, по крайней мере, стоит на месте.

Аллан перевёл взгляд на тротуар и поспешил на угол. Ему не хотелось вновь смотреть на неё, но в его воображении она пересекала улицу, преследуя его. Он был вынужден посмотреть.

Оглянувшись через плечо, он увидел её — всё так же неподвижна, всё так же смотрит на него.

На углу он поспешно свернул влево. Несколько шагов и стена «Вэллс Фарго Банка» укрыла его от взгляда незнакомки. Он остановился и перевёл дух.

Спасён.

— Боже, — пробормотал он.

Он ходил по ночным улицам бесчисленное количество раз, насмотрелся на полоумных бомжей, видел сотни фильмов ужасов, прочёл много пугающих книг.

Но никогда ему не было так страшно, как сейчас.

Страшно? Да он просто в диком ужасе.

И всё из-за клочка серебристой ткани размером с носовой платок.

По дороге домой ему стало стыдно. Сбежал, как последний трус. Женщина выглядела совершенно нормально, не считая маски. Да и в самой маске не было ничего ужасного. Просто квадратик ткани. Возможно шёлк. Было бы с чего паниковать.

Нужно быть ненормальным, чтобы разгуливать по округе в таком виде.

Вполне естественно убегать от сумасшедших.

Но, что если она нормальная? Что если она носит маску только потому, что её лицо обезображено? Она гуляет по ночам, когда вокруг — никого, и носит маску просто так, на всякий случай. На случай, если пройдёт кто-то вроде меня. Чтобы её лицо не вызвало у меня отвращения.

А я убежал от неё, как от монстра.

Какую, должно быть, ужасную жизнь она ведёт. И вот появился я, и сделал её ещё хуже.

Хорошо постарался.

Аллан подумывал вернуться и поискать её. Но ему не хватило духа.

Ему никак не удавалось выбросить эту женщину из головы. Он думал о ней постоянно: той же ночью, лёжа в кровати; проверяя в воскресенье контрольные; работая над романом о вампирах; читая и смотря телевизор; всю неделю. В школе каждая стройная светловолосая ученица в его классах напоминала ему о ней. Как и обе учительницы, Шелли и Морин, хотя Морин была рыжей. Все они заставляли его вспоминать о женщине в маске и его позоре.

Чем больше он о ней думал, тем больше уверялся в том, что она не была сумасшедшей. Она была ранимой молодой женщиной, чьим проклятьем стало ужасное лицо. Она вела одинокую жизнь, отваживаясь выйти из дома только глухой ночью, и то укрыв лицо.

Он мог себе представить боль, которую она, должно быть, почувствовала, когда он шарахнулся от неё.

Если бы он только не ударил в грязь лицом. Улыбнулся, когда она приблизилась. Сказал бы: «Добрый вечер». Теперь, однако, поздно. Всё, что он когда-нибудь сможет сделать — попросить прощения за то, что усугубил её страдания.

Чтобы это сделать, ему необходимо вновь её найти.

Но он встретил её примерно в час пополуночи. В это время ему и стоит её искать. Если он попробует сделать это в будний день, весь следующий день будет потрачен впустую. Он должен подождать до конца недели.

Наконец наступила пятница. Аллан проснулся, исполненный тревоги и возбуждения. Сегодня он отправится на её поиски.

Что он скажет, если найдёт её? Как она отреагирует? Быть может, она ненавидит его за его бегство. Как ты мог так поступить, ты, ублюдок! Я человек, а не уродец!

Или она всё-таки окажется абсолютно безумной.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила за обедом Шелли.

— Меня? Нет.

— Уверен? Ты себя всю неделю как-то странно ведёшь.

— Да?

Шелли взглянула на Морин.

— Ты тоже заметила, да?

Морин, никогда не отличавшаяся разговорчивостью, осмотрела свой сэндвич и покачала головой.

— Мне он кажется вполне нормальным.

— Может, тебе стоит поговорить об этом, — сказала ему Шелли. — Ты не заболел, а?

— Я себя чувствую хорошо.

— Если, это слишком личное…

— Оставь его в покое, — произнесла Морин. — Он не хочет с тобой говорить.

— Ты заметила!

Морин пожала плечами. Её глаза встретились с глазами Аллана.

— Ты не обязан что-то говорить. Это не наше дело.

— Конечно, это наше дело. Мы ведь друзья. Правда, Аллан?

Он улыбнулся.

— Друзья. Правда. Я ценю вашу заботу, в самом деле. Спасибо. Но ничего страшного. Просто немножко нервничаю по поводу девушки, которую увижу сегодня вечером.

— Ага! — у Шелли заблестели глаза. — Девушка! Продолжай, Ромео!

— Это замечательно, — сказала Морин.

— Мы её знаем? — спросила Шелли.

— Даже я сам её не знаю. Не совсем. Она просто человек, которого я встретил в прошлые выходные. В кино. Она сидела напротив меня через проход. Мы даже не разговаривали. Но если она сегодня там будет…

— Тпру! — Шелли вскинула ладонь. — Придержи-ка. Секундочку. Она была на том полуночном ужастике, на которое ты ходишь по субботам? И ты не знаешь её? И где же, ты думаешь, найдёшь её сегодня вечером?

Аллан почувствовал, как краска заливает его лицо. Вот к чему приводит ложь, — подумал он. Он покачал головой и заставил себя рассмеяться.

— Господи, я не знаю. Полагаю, я не увижу её сегодня. Ты права.

— Мальчик, ты действительно влип. Ты даже не знаешь, какой сегодня день недели, — oна подтолкнула Морин локтем. — Похоже, тут у нас любовь с первого взгляда.

— Я её даже не знаю, — запротестовал Аллан.

— Она должно быть очень красивая.

— Хватит приставать к нему, — сказала Морин. — Дай ему поесть.

Шелли засмеялась.

— Итак, что же в ней такого особенного, чего нет у нас?

Нет лица, — подумал Аллан.

А сам только плечами пожал. Тут к их столику подошёл Джейк Хансон, и беседа, как часто случалось, переметнулась к несносным ученикам. Когда прозвенел звонок, и Аллан поднялся из-за стола, Шелли сказала:

— Эй, удачи тебе с красоткой. Не делай ничего такого, чего бы я не сделала.

Аллан направился к своему пятому классу, жалея, что не держал рот на замке.

Школьный день закончился. По дороге домой, он остановился у «Блокбастер Видео» и взял шесть кассет. Фильмы ужасов. Два из которых никогда ещё не видел. Помогут скоротать время.

Он прокрутил один во время ужина, но мысли его были обращены к женщине в маске. Он едва обращал внимание на экран. Потом он пытался работать над своим романом о вампирах, но бросил через час. Усаживаясь в раскладное кресло, чтобы посмотреть следующий фильм, он подумал: За каким чёртом?? С тем же успехом я мог бы таращиться в стену.

И тут в голову ему пришла светлая мысль.

Она пришла с голосом Шелли:

И где, ты думаешь, найдёшь её сегодня?

Шелли была права.

К чему сейчас заморачиваться, если я всё равно вряд ли увижу её сегодня? Мы столкнулись друг с другом субботней ночью. Почему бы не подождать до субботы?

Да!

Сегодня сижу дома, наслаждаюсь кино, отправляюсь в постель вовремя…

Облегчение было безмерным.

Наступила суббота. Медленно ползли часы. Он сказал себе, что не обязан приближаться к женщине в маске. Он мог бы пойти домой из кинотеатра другим маршрутом, избежав встречи с нею. По идее, можно и вовсе отсидеться дома.

И пропустить полуночный показ «Кабинета доктора Калигари»? Он уже видел его шесть или семь раз. Но досадно не посмотреть ещё разок. Он всегда может поехать на машине.

Нет. Я пойду пешком. И пойду своим обычным маршрутом. Если увижу её, извинюсь. И покончим с этим.

Этим вечером, после ужина, он сел в своё раскладное кресло и посмотрел «Техасскую резню бензопилой», а потом «Я плюю на ваши могилы». Всё это время из его головы ни на минуту не выходила незнакомка в маске. Когда фильмы закончились, он принял душ. Побрился. Причесал волосы и плеснул немного «Чэпса» себе на щёки. Вместо того, чтобы надеть свой любимый наряд для полуночного показа — старые голубые джинсы и футболку «Мотель Бейтса» — он надел хорошую пару брюк и клетчатую спортивную рубашку.

Поглядевшись на себя в зеркало в спальне, Аллан потряс головой.

Что, чёрт возьми, я делаю? Можно подумать, у меня действительно свидание.

Эй, может быть она меня во всём этом и не узнает. Она не могла хорошенько рассмотреть меня в лицо.

В четверть двенадцатого, он вышел из дому. Проходя мимо своей машины, он долго смотрел на неё.

Было бы куда проще поехать.

Он не мог.

Он должен попробовать найти её.

Дрожа от нервного напряжения, он направился к «Паласу». Обычно он покупал начос и пепси в ларьке с закусками. Но сегодня у него не было аппетита. Он занял своё место. Оглядел привычную толпу, опасаясь, что она могла прийти на фильм. Свет медленно погас. Он вытер вспотевшие ладони о брюки, и повернулся к экрану.

«Кабинет доктора Калгари» начался.

Он смотрел кино. Но перед глазами стоял образ женщины в маске. Он видел, как приближается к ней. Что, если она безумна? Что, если она опасна? Что, если она поднимет маску, открывая своё лицо, и оно окажется чудовищным? Хуже чем что-либо созданное Томом Савини или Стэном Уинстоном[15]? Хуже безобразнейших фантазий Клайва Баркера?

Он постарался успокоиться.

Может быть, она сегодня не появится.

Раньше он никогда с ней не сталкивался. Прошлой субботней ночью, возможно, произошла случайность. Она могла быть на специальном задании, или что-то в этом роде.

Может быть, я её никогда больше не увижу.

Тем не менее он понял, что ничуть не меньше этой удивительной встречи его страшит возможность никогда больше её не увидеть. Он осознал, что с самого начала жаждал большего, нежели просто попросить прощения.

Она пугала его, но он страстно желал выведать её секреты.

Все тайны ночи, пугающие и дразнящие, казались банальными по сравнению с женщиной в маске. Она была величайшей её тайной.

Безумная или в здравом уме? Что скрывает она под маской? Какая сила заставляет её каждую ночь бродить по безлюдным улицам? Какие страдания терзают её душу? Какие истории она может поведать — о детях, кричащих при виде неё, о бессердечных насмешках, о беспросветных годах одиночества? Каково это — быть изгоем?

Он мог узнать ответы.

Сегодня ночью.

Зажёгся свет.

Аллан вышел в ночь. К тому времени, как он прошёл квартал, он остался один.

Его рот пересох. Сердце колотилось. Ноги дрожали.

Он не думал об окнах вдоль улицы, едва бросал взгляд на стальные жалюзи закрытых магазинов, не обращал внимания на проезжающие машины, не заглядывал в тёмные подъезды, промежутки между домами и переулки с иной целью, кроме как найти её. Спеша вперёд, он заметил пару бомжей. Он посмотрел на них, не чувствуя ни страха, ни отвращения, и отвёл взгляд, продолжая выискивать женщину в маске.

В конце концов, он дошёл до квартала, где случайно встретил её. Впереди простирался пустынный тротуар. Он замедлил шаг. Посмотрел на угол.

Где же ты?

Может быть, я поторопился. Нет. Во всяком случае, «Кабинет» на пять или шесть минут дольше, чем «Носферату». Может быть, я наоборот, опоздал.

Но если она бы пошла этой дорогой, то мы уже бы встретились.

Может, сегодня она осталась дома. Или выбрала другой путь.

Он резко остановился. Он видел её вот там. Она тогда появилась справа, направилась на угол и повернулась спиной, словно собиралась перейти улицу. Вот здесь он стоял, когда она обернулась.

Он подождал.

Бока взмокли от пота.

Надо идти дальше. Если она не покажется, значит, так тому и быть.

Он проверил часы. Час двадцать восемь.

Дай ей пять минут.

Когда он поднял взгляд от часов, она уже миновала угол и быстро шагала к нему.

Он ахнул и отшатнулся.

Остынь! — велел он себе. — Вот. Ты хотел её увидеть, вот и она.

Серебристая ткань, прикрывающая её лицо, сияла и колебалась при каждом шаге. Её волосы блестели в свете фонарей. Вместо шортов и блузки, как на прошлой неделе, она была в платье. На плечах его удерживали тоненькие бретельки. Платье облегало округлость её груди, плавно сужалось к талии, вновь расширялось на бёдрах и струилось по ногам. Оно было очень коротким. Её ноги были длинными и гладкими. Вместо туфель и носков на ней сегодня были сандалии.

Сердце Аллана заколотилось.

Она великолепна! За исключением проклятой маски. Какой ужас она скрывает?

Она, должно быть, безумна. Ни одна нормальная женщина не станет бродить по этим улицам в такой час — и в таком платье!

Не стой просто так, вылупившись на неё.

Он пошёл ей навстречу.

Её сандалии мягко шлёпали по асфальту. На краткие мгновения её юбка обрисовывала каждое бедро. Концы пояска болтались сбоку. Шелковистая ткань прилегала к груди, трепеща на ветру.

Может быть, она всё-таки шлюха.

Если так, то она может носить маску лишь для того, чтобы её не узнали. Или чтобы выглядеть загадочной. Или её лицо всё-таки обезображенно.

И вот уже Аллана и женщину разделяет всего лишь несколько шагов…

Он ничего не видел за тёмными прорезями для глаз — лишь точки отражённого света. Размытые очертания губ виднелись сквозь прорезь для рта.

Я должен сказать что-нибудь. Извиниться. Хотя бы так.

Он двигался прямо на неё, поэтому взял немного правее.

Её голова повернулась.

Аллан выдавил улыбку.

Они прошли друг мимо друга.

Он вдохнул аромат её духов. Аромат настолько странный и восхитительный, что он преодолел себя и обернулся ей вслед.

Она остановилась, словно почувствовав его взгляд.

— Извините? — произнёс он.

Чёрт, голос звучит как у перепуганного малыша!

Она обернулась.

— Вы меня помните? — спросил он.

— О, да.

Голос низкий, с придыханием. Несмотря на узкую прорезь у её рта, ткань зашевелилась, как от мягкого ветерка.

— Я… думаю, я вроде как… потерял самообладание на прошлой неделе. Я действительно рад встретить вас снова. Я хотел извиниться.

— Извиниться? За то, что убежали от меня? — спросила она.

— Мне правда очень жаль.

— Как вас зовут?

Он поколебался.

— Аллан.

— Просто Аллан?

Она хочет знать мою фамилию? Боже всемилостивый, она сможет меня проверить, разыскать меня.

— Готорн, — соврал он. — Аллан Готорн.

Она шагнула к нему, маска и платье заблестели, и протянула ему руку. Аллан пожал её. Но когда он попытался её отпустить, её пальцы сжались. Она держала его крепкой тёплой хваткой.

— Я — Лигейя, — сказала она.

Её имя удивило его.

— Правда? Лигейя? Есть такой рассказ у По…

— Я знаю, — ответила она своим странным приглушённым голосом.

— Я очень люблю По.

— Значит, у нас есть что-то общее. Пойдём со мной, — oна потянула его за руку.

Медленно ведя его по тротуару, она не выпускала его руки из своей.

— Э… Куда мы идём?

— Разве это важно?

— Я не знаю.

— Ты волен уйти, если тебе этого хочется.

— Нет. Нет, всё в порядке.

Она слегка кивнула и отвернулась вперёд.

Аллан надеялся заглянуть ей под маску, но она загибалась по краям лица, скрывая его почти до ушей. Она свисала с повязки, сложенного шарфа, завязанного сзади. Поскольку серебристая ткань была заправлена под шарф сверху, она плавно струилась вниз, за исключением маленького бугорка, являющегося кончиком её носа. Её подбородок, казалось, вовсе не касался драпирующей ткани.

Какое-то время они шли молча.

Он хотел, чтобы она произнесла хоть слово.

Наконец, он прервал молчание сам.

— Мне действительно было худо из-за этого моего бегства.

Она остановилась и повернулась к нему.

— Всё из-за этого, — eе свободная рука поднялась.

Пальцы заскользили по блестящей маске, вминая её. На короткий момент маска обрисовала контуры её лица. Хотя глаза оставались скрытыми, Аллан заметил очертания щёк и тонкого носа. На мгновенье в прорези появился её рот. Пальцы прижали ткань к маленькой округлости её подбородка. Она вздохнула. Очертания её лица растворились под серебристой дрожью.

Аллан попытался сглотнуть. Ему очень хотелось, чтобы сердце колотилось не так сильно.

— Я напугала тебя, не так ли?

— Немного, — прошептал он. — Я думаю.

— Нас страшит неизвестность, — сказала она. — Но она же нас и зачаровывает.

— Да.

— Я зачаровываю тебя, Аллан?

Он издал короткий нервный смешок.

— Я не знаю. Ты конечно… вызываешь у меня интерес.

— Тебе любопытно, что скрывает маска.

— Да. И… и почему ты гуляешь в такое время суток.

— Чтобы меня не видели.

— Но почему?

— Из-за лица, конечно. Пойдём, — oна отвернулась, потянув его за руку, и они возобновили прогулку. — Мне нравится ночь, — сказала она. — Она таит столько секретов.

— Но она опасна.

— Не для меня. Маска защищает меня. Люди держатся на расстоянии. Они принимают меня за сумасшедшую.

— Я думал… Я сам этого боялся.

— Я знаю.

— Хотя ты не такая.

— Ты так не думаешь?

— Надеюсь, нет.

Мягко рассмеявшись, она сжала его руку.

— Думаю, ты мне нравишься, Аллан.

— Я думаю, ты мне тоже нравишься.

— Будем друзьями?

— Конечно, — сказал он.

Она взглянула на него.

— Ты уверен?

— Да. А почему бы нет?

— Ты всё ещё побаиваешься меня, так?

— Может, самую капельку.

— Я не причиню тебе вреда.

— Я просто… ты знаешь, маска. Если бы я мог видеть твоё лицо… оно… с ним что-то не так?

— Моё лицо — это моё дело.

— Как мы можем быть друзьями, если ты прячешься за маской, если не позволяешь мне увидеть, как ты выглядишь?

Она не ответила, но увлекла его за собой в переулок. У него пересохло во рту. Сердце заколотилось. Как только они оставили позади уличный свет, он вгляделся во тьму. Высокие стены по обе стороны аллеи. Мусорные баки впереди. Но бомжей было не видать. Хотя переулок оказался безлюдным, он задрожал от страха и возбуждения.

Лигейя остановилась. Положила руки ему на плечи.

— Моё лицо так важно? — спросила она.

О, Боже! Она собирается снять маску. Сейчас. Прямо здесь в переулке. В темноте.

— Да? — спросила она вновь.

— Э. Думаю, нет. В самом деле, нет.

— Ты сказал, что мы не можем быть друзьями, пока ты не увидишь, как я выгляжу.

— Это не совсем то, что…

— Предположим, я не красавица? Ты опять от меня убежишь?

— Нет.

— Предположим, я ужасно безобразная?

— Поэтому ты носишь маску?

— Возможно, — oна нежно погладила его плечи. — Насколько важно моё лицо для тебя, Аллан? Оно должно быть красивым? Или ты можешь принять меня без… окончательного вердикта?

Он только и смог прошептать:

— Да.

— Да что?

— Мне не нужно видеть.

Она скользнула вперёд, обвила его руками и прижала к себе. Он чувствовал жар её тела, нажим её груди, холодную гладкость маски на лице. Её губы встретились с его ртом.

Её губы были восхитительны. Тёплые и влажные.

Немало времени минуло с последнего раза, когда он целовал женщину. От этого ощущения его пронизало желанием.

Но она должна быть страшной, иначе зачем…?

Ему было всё равно. Она благоухала странными цветами джунглей. Её сладкое дыхание наполнило его рот. Он скользнул ей в рот языком, и она глубоко втянула его, обвилась вокруг Аллана, скользя по нему своим гладким телом, прижимая руки к его спине.

Его руки блуждали по спине Лигейи, гладя кожу над кромкой платья, опускались ниже, скользя по ткани, следуя изгибам её тела, минуя поясок. Он обхватил ладонями мягкие крепкие выпуклости её ягодиц. И он понял, что под тонкой тканью юбки они обнажены. Застонав ей прямо в рот, он задрал юбку.

Лигейя схватила его за запястья, отвела руки в сторону и отклонилась, покачав головой. Она тяжело дышала. Маска прилипла к влажному рту.

— Что-то не так? — прошептал Аллан.

— Ничего. Ты… Сейчас я должна уйти.

Он шагнул к ней. Она остановила его, положив ладони ему на грудь.

— Мне жаль, — сказала она. — Возможно, мы ещё встретимся, — oна отпрянула от него.

— Не уходи.

Не произнеся больше ни слова, она вихрем развернулась и умчалась.

В тот момент, когда она исчезла из виду, Аллан побежал ко входу в переулок. Он заметил её справа, стремительно несущуюся по тротуару, её блестящее платье развевалось, руки ритмично двигались, длинные обнажённые ноги делали широкие шаги, стуча сандалиями по асфальту.

— Лигейя! — закричал он.

Она не обернулась.

Что если, я никогда больше её не увижу?

Может, оно и к лучшему, — сказал он себе. — Что бы это были за отношения? Она же без своей маски никуда. Картина вырисовывалась гротескная.

Мне бы лучше было без…

Она метнулась за угол.

— Нет! — закричал он в ночь, и припустил за ней.

Чёрт с ней, с маской, — думал он, несясь по тротуару. — Кому какое дело! Кому какое дело, KAK она выглядит!

Он бежал быстрее чем когда-либо в жизни.

Свернул за угол.

Резко затормозил, когда увидел её не более чем в пятидесяти шагах впереди.

Очевидно, она не ожидала, что он будет её преследовать. Она шла медленно, еле поднимая ноги, повесив голову, руки безвольно опущены. Она, казалось, погружена в свои мысли, раздавлена тоскою.

Лигейя, — подумал Аллан. — Что же я с тобой сделал?

Он страстно хотел броситься за ней вдогонку, обнять её и всё исправить.

Это могло только всё усугубить.

Она расстроилась из-за того, что в переулке я потерял голову? Но она же первая начала! И это платье! Под ним ничего нет. Чего она ожидала?

Может быть, это не из-за этого. Предположим, она влюбилась в меня и считает, что это ни к чему не приведёт. Может быть, потому она и убежала.

Как бы то ни было, она, возможно, совершенно не настроена видеть Аллана.

Тем не менее, он не мог так просто уйти.

И он решил следовать за ней. Он подобрался поближе к фасаду здания, готовый в любую минуту скрыться из виду, если она обернётся, и пошёл вперёд, стараясь попадать в такт её шагам.

Узнаю, где она живёт, — подумал Аллан. — Рано или поздно она должна будет отправиться домой.

Из-за своей слежки он почувствовал себя виноватым. Шпионит за ней. Это похоже на предательство. Но он продолжал, зная, что иначе может потерять её навсегда.

Всё шло хорошо два квартала.

Затем она остановилась на углу улицы. Хотя, казалось, машин не было, она стояла и ждала, пока переключится сигнал светофора. В то время, как Аллан смотрел, она начала оборачиваться. Он бросился вперёд, нырнул закуток и наступил на лодыжку бомжа, съёжившегося в темноте. Грязный старик вздрогнул, застонал. Охнув, Аллан шарахнулся от него и вывалился на середину тротуара.

Он резко повернул голову, заметив Лигейю на углу.

Лицом к нему.

— Лигейя! — закричал он. — Пожалуйста!

Не проверив движение, она круто развернулась и прыгнула на дорогу.

— Берегись! — крикнул Аллан.

Подросток, несущийся на неё, вскрикнул. Лигейя попыталась увернуться. Подросток свернул в сторону, но поздно.

Велосипед ударил её, отбросив на тротуар, развернулся в сторону и стукнулся о бордюр; от внезапного торможения парня швырнуло на руль.

Лигейя, распростёртая на земле, начала подниматься.

Пока Аллан бежал на помощь, парень спрыгнул с велосипеда, позволив ему упасть, и поспешил к Лигейе. Она стояла на коленях спиной к нему, пытаясь встать.

— Господи, леди. Вы в порядке?

Она посмотрела на него через плечо. Её маска сияла в свете уличных фонарей.

— Ааагаааа! — ахнул он и кинулся к своему велосипеду.

Прежде, чем он успел до него добраться, Лигейя поднялась на ноги и побежала. Парень начал поднимать велосипед, но бросил его и метнулся с дороги, увидев, что на него несётся Аллан.

Аллан перепрыгнул через заднее колесо.

Лигейя уже добралась до противоположного конца улицы.

— Подожди! — позвал он.

Она не обернулась, не сбавила скорость.

Она бежала быстро. Не так быстро как Аллан, но почти. Ему пришлось мчаться изо всех сил, чтобы нагнать её.

— Пожалуйста! Остановись!

Ей наверняка больно. На правой лопатке была ободрана кожа. Юбка была разорвана, и свисала с поцарапанной ягодицы. Её мелькающие руки демонстрировали Аллану ободранные локти. Всё её тело, должно быть, горело от боли.

— Зачем ты это делаешь? — выдохнул он.

— Оставь меня в покое! — крикнула Лигейя.

— Нет! Ты нужна мне! Я нужен тебе!

— Ты… не знаешь меня!

— Я знаю, что ты одинока. Я знаю, что ты мне нравишься. Мы не можем потерять друг друга. Пожалуйста.

— Ты меня возненавидишь!

— Ерунда!

— Я…

— Мне абсолютно похеру, даже если ты выглядишь как Годзилла!

Потянувшись вперёд, он схватил её за левую руку. Она попыталась высвободиться из его хватки.

— Прекрати! — бросил он.

И рывком остановил её. Резко развернул к себе.

Схватив её за плечи, он толкнул её назад и пригвоздил к раздвижной решётке аптеки. Она задребезжала, когда девушка ударилась об неё.

— Успокойся.

Он перестала сопротивляться. Она хватала ртом воздух. От дыхания маска трепетала.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она покачала головой.

— Тебе не стоило бежать.

— Очевидно.

Ответ заставил его горло сжаться. Он осторожно прижал Лигею к себе. Её руки обвились вокруг него. Он прижал лицо к маске, ощущая её щёку под шёлковой тканью. Так они обнимали друг друга довольно долго.

Потом Лигейя прошептала:

— Я не хочу потерять тебя так скоро. Прежде чем мы даже…

— Ты не потеряешь.

— Ты не видел моего лица.

— Это не важно.

— Ты так думаешь, да? — oна крепко прижала Алана к себе, затем отпустила его. — Я… Я должна тебе показать.

Он кивнул. Ему казалось, что сердце сейчас пробьёт грудную клетку.

— Ты не должна.

— Должна. Лучше если ты увидишь его сейчас, чем… — Лигейя не закончила фразу.

Она подняла руку к ленте на лбу. Подцепила её кончиками пальцев, потянула назад. Маска заскользила вверх по лицу.

Снялась не только маска.

Её волосы тоже.

О, Господи!

Её рука опустилась. Маска и парик были зажаты в кулаке.

Алан уставился на неё.

Прикусив нижнюю губу, она смотрела на него. Через несколько секунд, она сказала:

— По крайней мере, я не Годзилла.

Она выронила маску и парик. Подняв обе руки, она распустила волосы. Тряхнула головой, пробежала пальцами по струящимся рыжим локонам. Её зеленные глаза блестели от слёз.

— Морин?

— Не надо меня ненавидеть, — произнесла она голосом, который он так хорошо знал, голосом, так непохожим на грудной тембр Лигейи. — Пожалуйста.

— Как я могу тебя ненавидеть? Но я не… Зачем? Зачем маска? Что происходит?

— Я просто устала от дружеского обращения, Алан, — cлезы катились из уголков её глаз. Они проделывали серебристые дорожки на щеках. — День за днём. Ты никогда… Я не твой приятель. Я никогда не хотела твоим приятелем. Наверное, я от этого немножко тронулась умом, и вот…

— Тронулась — не то слово. С тобой могло что-то случиться, пока ты блуждала по ночам.

Она шмыгнула носом и вытерла слёзы.

— Я просто хотела, чтобы ты меня заметил.

— Боже, Морин.

— Я хотела показать тебе, что я женщина.

Его горло сжалось.

— Я всегда знал, что ты женщина. Но мне и в голову не приходило, что ты хочешь… иметь со мной дело. Ты никогда ничего не говорила. Ты никогда и виду не подавала.

— Я знаю, я знаю. Я хотела, но просто не могла. Но потом… Я думаю, это всё «Призрак Оперы», которого я посмотрела пару недель назад, подал мне идею. Я подумала: а что, если он не поймёт, что это я? Что если я буду незнакомкой, которую он встретит в ночи? Загадочной, привлекательной женщиной в маске. Ты же любишь ужастики, вот я и решила, что это сработает.

— Да уж, оно сработало.

— Слишком хорошо, наверное. Там в переулке, я просто не могла… позволить этому зайти далеко. Так было бы не правильно. Это не меня ты хотел. Ты хотел Лигейю. Не обычную старушку Морин.

— Она была… самой восхитительной женщиной, которую я когда-либо… Она была фантастической.

— Думаю, ты ужасно разочарован.

— Я не знаю. Наверное, да. Это была тайна, понимаешь? Неизведанное и пугающее в том, кем она была, как она могла выглядеть под маской. А теперь — это ты…

— Это всегда была я…

— Да, но…

— Это была я. Это я. Я — Лигейя.

Присев, она подняла маску и парик. Надела их и взяла Алана за руку.

— Не думаю, что это сработает.

— Нет? — спросила она низким, с придыханием голосом.

— Я знаю, что это ты.

— Знаешь?

— Конечно.

— Ты ничего не знаешь.

Аллан почувствовал, как холодок пробежал по его спине.

Она повела его по тротуару.

— Морин — мягкотелое, жалкое создание света. Я презираю её.

— Эй, брось. Ты не должна этого делать.

— Я принадлежу ночи.

— Хватит, о’кей? Я рад, что ты Морин.

— Я не Морин. Только попробуй ещё раз назвать меня этим мерзким именем.

— О, ради Бога.

Она потянула его в темноту переулка. Прижала спиной к кирпичной стене.

— Это смешно, — пробормотал он, голос его дрожал. — Давай отсюда убираться.

Она подняла его руки к своей груди. Он ощущал их, тёплые и упругие, сквозь шёлковую ткань. Она потёрла его ладони о свои твёрдые соски.

— Ты заставляешь меня нервничать. Я хочу, чтобы ты перестала. Нам утром в понедельник придётся посмотреть друг другу в глаза.

— Ты не будешь смотреть мне в глаза, я — Лигейя.

— Перестань, мы оба знаем, что нет.

Она отпустила его запястья.

— Подними мою маску, — прошептала она.

Его сердце подпрыгнуло.

— Зачем?

— Увидишь.

— Мне не нужно видеть. Я знаю кто ты.

— Тогда почему ты боишься поднять маску?

— Ты уже снимала её.

— То было на свету. Я — женщина ночи.

Он попробовал рассмеяться.

— У тебя здорово получается. Но я думаю, нам следует идти.

— Я показала тебе Морин. Я не позволила тебе увидеть Лигею. Истинное лицо Лигеи избегает света. Но ты можешь взглянуть на него сейчас, если наберёшься смелости.

— Я не боюсь.

— Тогда подними маску.

Он посмотрел на ткань, скрывающую её лицо, пытаясь разглядеть её глаза и рот за чёрными прорезями.

— Я знаю, что это ты, — пробормотал он.

Он подумал: Что, если нет?

Нелепость. Безумие.

Но он не смог заставить себя поднять маску.

— Кто я? — спросила она, дыхание шевелило маску.

— Лигейя.

— Да-а-а-а, — oна прижала его к себе.

Они обнимались, целовались, задыхались, извивались, лаская и исследуя друг друга. Она вздрогнула, когда он коснулся ссадины на её плече. Он прошептал «прости» в её влажные уста. Затем он оказался на спине на асфальте. Морин уселась на него верхом, обнажённая до талии. Когда он сжал её грудь, она опустилась вниз, нанизываясь на него.

После, она легла на него сверху и поцеловала через отверстие в маске.

Он вздохнул. Он знал Морин три года. Три года потеряно, — подумал он. — Как много упущено.

— Я должна теперь тебя оставить, — прошептала она.

— Нет, я провожу тебя до дома. Или мы можем пойти ко мне в квартиру.

— Не сегодня, мой дорогой, — oна поднялась, и Аллан вздохнул от чувства потери, когда она соскользнула с него. Встав, она подняла верх своего платья и натянула бретельки. — Прощай, — oна отвернулась.

— Эй! Не уходи!

Она убежала из переулка.

Утром в понедельник. Аллан постучался в дверь класса Морин за десять минут до начала первой пары.

— Войдите.

Он зашёл. Она отодвинула стул и встала, улыбаясь. На ней был жёлтый сарафан. Она была ослепительна. Её вид заставил сердце Аллана припустить галопом. Как он мог знать её так долго, и не понимать, насколько она прекрасна?

Её ярко-зелёные глаза наблюдали за ним, пока он приближался к столу.

— Доброе утро, Лигейя, — сказал он.

— А? Лигейя?

Он ухмыльнулся.

— Всё ещё шутишь.

Она нахмурилась, в замешательстве.

— Что?

— Субботняя ночь была великолепна. Самая великолепная.

— О? Ты встретился со своей загадочной женщиной?

— Конечно.

— Должно быть отлично провели время.

— Тебе лучше знать.

Она нахмурилась сильнее.

— Откуда мне знать?

— Как насчёт того, чтобы поужинать со мной сегодня вечером?

Она перестала хмуриться. Уголки рта поднялись.

— Ты шутишь?

— Что ты.

— А как насчёт той другой твоей девушки? Лигейи? Ты с ней только познакомился, и теперь хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Она не станет возражать.

— Она, должно быть, очень понимающая.

— То, чего она не узнает, не причинит ей боль. Я не думаю, что мы когда-либо встретимся вновь. Не до следующей субботней ночи, во всяком случае.

— Ты вроде как работаешь на два фронта?

— Ага.

Дверь открылась. Вошло несколько учеников.

— Слушай, — сказала Морин, — мы поговорим об этом позже. Я должна написать список на доске.

— Хорошо.

Он отвернулся, кивнул поприветствовавшим его ребятам и остановился у двери.

Оглянулся.

Морин, повернувшись к доске за столом, писала «Фантазии» правой рукой. Левая была опущена.

Аллан глядел на её локоть.

Морин посмотрела на него. Подняла брови:

— Что-то не так?

— Твой локоть, — пробормотал он.

Она улыбнулась.

— Просто небольшое происшествие в выходные.

Она потёрла тёмную корку ссадины, и вновь повернулась к доске.

Новенький вышел из дома, где жили Эдди и Шэрон. Мы уже видели его — в тот день, когда он приехал. Даже издалека мы не хотели иметь с ним дела. Во-первых, ему не могло быть больше двенадцати. Во-вторых, сразу ясно, что он — придурок.

Так вот, мы с Джимом играли в мяч у меня на заднем дворе. Был прекрасный летний вечер, смеркалось. Стояла такая тишина, что было слышно, как мяч шлёпает по нашим бейсбольным перчаткам. А этот новенький шагал по улице.

Намерения его были очевидны. На руке у него была перчатка.

Не просто какая-нибудь перчатка — перчатка первого бэйсмена. Вы никогда не обращали внимание, что настоящие тупицы всегда берут перчатку первого бэйсмена? Думаю, это потому, что они боятся мяча. Большой кожаный черпак — чтобы не подпускать мяч к себе близко.

Во всяком случае, на лужайку он не пошёл. Он стоял на обочине, за спиной у Джима, и наблюдал за нами. Мы сделали вид, что не замечаем его. Джиму-то легко, он на него не смотрит. Мы бросали мяч друг другу, а этот смотрел мне прямо в лицо, изредка поглядывая в небо.

Мало того, что для нас он был малолеткой и носил эту дурацкую перчатку первого бэйсмена, парень был маленький и толстый. Голову он, наверное, не мыл целый месяц; грязные, сальные пряди волос спадали на лоб. Лицо — как у поросёнка. Круглое, с маленькими розовыми глазёнками. Красный нос сопливил, поэтому толстяк постоянно шмыгал и время от времени слизывал сопли с губ. На нём была красная рубашка с жёлтыми цветами, расстёгнутая внизу. Живот пёр наружу, как серый пудинг. Ниже торчали боксёрские трусы. Будто он подтянул их, но забыл подтянуть шорты. Трусы были белые в синюю полоску. Шорты — клетчатые бермуды — похоже, готовились свалиться. У них были громадные, раздутые карманы до колен. Дальше, за жирными икрами, он нацепил чёрные носки. На ногах — сандалии.

Я не шучу. Именно так он и выглядел.

Настоящий подарочек.

Я старался на него не смотреть, но это было нелегко, потому что он стоял прямо за Джимом. Я ужасно хотел, чтобы он свалил. И чувствовал себя полным ничтожеством, потому что игнорировал его. Он не говорил ни слова. Просто стоял там, шмыгая носом, лизал сопливые губы и изображал что-то вроде улыбки.

Очень скоро он начал бить кулаком по перчатке.

Я не мог на это смотреть. Не очень-то приятно, когда от тебя воротят нос.

Поэтому я окликнул его:

— Выше голову, парень! — и бросил ему мяч.

Не швырнул изо всех сил, нет, ничего подобного. Бросил высоко, слабо и прямо к нему. Он на секунду оживился, а потом, когда мяч подлетел выше, занервничал. Наклонившись, он отвернулся и потянулся своей здоровенной перчаткой вверх, совсем не туда, куда надо. Мяч пролетел над ним куда-то на улицу. Когда мяч отскочил от тротуара, толстяк заглянул в перчатку. Он нахмурился, будто на самом деле удивился, что она пустая, и сказал:

— Извини.

Это было первое слово, что я от него услышал. Извини.

И он погнался за мячом.

— А ты добряк, малыш Рикки, — сказал Джим.

— А что ты хотел? Что мне делать — не обращать на него внимания?

— Теперь этот дурень к нам точно прицепится.

— Темнеет. Скажем, что уже поздно.

— Да, полностью согласен.

Нo нам надо было дождаться мяча. Наш новый сосед искал его уже довольно долго. В конце концов, он откопал мяч на клумбе перед домом Ватсонов и вприпрыжку понёсся к нам. Не стал к нам приближаться, а просто бросил мяч.

— Боже! — пробормотал Джим. — Он что, девочка что ли?

Это был мой мяч, и ошибка тоже была моя, поэтому найти мяч предстояло мне. Я не очень-то хотел брать его в руки после толстяка, потому как после его рук мяч наверняка был липким. Так что выловил его из травы перчаткой. Когда я возвращался, парень переступил через бордюр и шёл к Джиму.

— Что-то уже так темнеет, — сказал я. — Наверное, пора расходиться.

— А мы должны? — спросил толстяк.

Это «мы» мне совсем не понравилось.

— Да, а то ещё мяч потеряем.

— Ну ладно, — oн шмыгнул и вытер верхнюю губу тыльной стороной ладони. — Я — Джордж Джонсон. Мы недавно переехали, — oн указал своей короткой пухлой рукой. — Вон туда.

— Я — Рик, а это — Джим.

К счастью, он не стал пытаться пожать нам руки.

— А вы хорошо играете.

— Много тренируемся, — сказал я.

— Хотите «Твинки»? — oн достал из болтающегося кармана целлофановый пакет.

«Твинки», бисквиты с кремом, наверняка хорошенько передавились.

— Спасибо, — сказал я, — я недавно ужинал.

— Ну пожалуйста, — сказал Джордж. — Они вкусные.

— Что за хрень, — сказал Джим.

Сунул перчатку подмышку, забрал пакет у Джорджа, сказал «Спасибо» и разорвал. Достал один размозжённый «Твинки» из картонки и дал его мне.

— Там их только два, — сказал я. — Кушай сам, Джордж.

— О, у меня их много. Это тебе.

Ну, бисквит был в упаковке. Так что я решился и взял его.

Джим и я стояли с набитыми ртами, когда Джордж сказал:

— Вы будете моими друзьями?

Как можно отказать парню, только что угостившему тебя «Твинки»?

— Ну, э-э-э… — сказал я.

— Что за хрень, — сказал Джим.

На следующий день мы совершили ошибку — проехали на велосипедах мимо дома Джорджа. Мы направлялись в «Фэшн Молл». Это — отличное место чтобы погулять и поглазеть на девчонок — особенно на Синди Тэйлор. Она танцевала в группе поддержки университетской бейсбольной команды и не догадывалась о нашем существовании, но летом она подрабатывала в музыкальном магазине. Мы могли притворяться, что выбираем компакт-диски и кассеты часами, всё это время не сводя с неё глаз. Знаю, звучит это глупо. Однако вы бы так не думали, если бы видели Синди.

Дело было в том, что Джордж, наверное, следил за нами. Не успели мы отъехать от его дома, как сетчатая дверь хлопнула, и он выскочил оттуда с криком:

— Эй, пацаны! Подождите!

Джим с отвращением взглянул на меня, но Джордж всё ещё был в пижаме, поэтому я решил, что мы в безопасности. Мы свернули к обочине.

— Привет, Джордж, — сказал Джим.

Джордж стоял перед нами, тяжело дыша и улыбаясь.

— Куда едете?

— Никуда, — сказал я. — Просто катаемся.

— Отлично! Сейчас я выйду!

— Это хорошо, — сказал Джим. — А больше тебе делать нечего?

— Нет!

Он убежал, сверкая толстой задницей.

Дверь захлопнулась.

— Ужас, — пробормотал я.

— А давай смоемся? — сказал Джим.

Это мы и сделали.

Мы помчались на велосипедах к углу, поспешно свернули, и срезали путь по узкому переулочку. Всю дорогу к торговому центру мы оборачивались в страхе, что Джордж может висеть у нас на хвосте. Но его не было.

Не было его и у торгового центра.

Как бы то ни было, он всё испортил. Я не мог перестать думать о нём. Он так хотел покататься с нами. Он, наверное, нёсся сломя голову, чтобы переодеться, а потом крикнул своей маме что-то вроде:

— Мам, я иду погулять с друзьями!

Наверное, по пути в гараж за велосипедом он увидел, что мы ушли. Я подумал — плакал ли он? Попытался представить, как он объяснил маме, что друзья его бросили. Я почувствовал себя полным ничтожеством.

У меня даже не получилось особо возбудиться от слежки за Синди Тэйлор. Я смотрел на неё, но передо мной стоял Джордж. Меня тоже так пару раз кидали. Я знаю, что это такое.

И не всегда намного лучше, если именно ты и кинул.

В этот день мы вернулись домой окольными путями, чтобы не проезжать мимо дома Джорджа.

Каждый день с тех пор, как закончились занятия в школе, мы играли в мяч у меня во дворе после обеда. Но не сегодня. Я прошёл по задним дворам к Джиму. У него был бассейн, значит, был и забор. Я с трудом перелез через него. Джим ждал. Мы перебрасывались мячом через бассейн. Потом Джим встал на трамплин для прыжков в воду, и я кидал мяч так, чтобы он свалился в бассейн. Пару раз едва удержав равновесие, он сказал:

— Я упаду и испорчу перчатку, пошёл ты в жопу!

— Следи за язычком! — крикнула его мать из дому.

Когда стемнело настолько, что мяча почти не было видно, кто-то включил свет. Пришла его сестра, Джоан, с подругой. Они обе были постарше, обе в бикини. С нами они не разговаривали, ничего подобного, но всё равно было круто. Они плескались в бассейне, сверкая водяными каплями, а мы бросали мяч с одного конца бассейна на другой. Думаю, им нравилось красоваться перед нами. Они много плавали на спине.

Потом мама Джима увидела, что происходит, решила, что так можно зарядить в кого-нибудь мячом, и велела нам прекратить.

Мы пошли в гостиную и играли в «Супербратьев Марио» до моего ухода.

Я пошёл по улице. Издалека виднелся дом Джорджа. Где-то по дороге я даже остановился, чувствуя себя последним дерьмом из-за того, что было утром.

На следующий день, когда мы собирались в торговый центр, я прилетел к Джиму на всех парах. Он ждал меня на подъездной дорожке.

— Хочешь остановиться возле Джорджа и посмотреть, хочет ли он с нами гулять? — спросил Джим, усмехаясь.

— Мечтай.

— Маленький говнюк.

— Вот-вот.

Мне уже было не только не жаль этого болвана — меня возмущало, что он с нами сделал. Чёрт, мы не могли поиграть у меня во дворе, не могли проехать на великах у него перед домом. В своём собственном квартале мы вели себя как беглые каторжники. И ещё чувствовали себя виноватыми. По крайней мере, я. И мне это не нравилось. Ну и чёрт с ним.

Мы выехали на улицу, и Джим свернул направо.

— Поехали так. — сказал я, и свернул налево.

— Шутишь?

— Да пошёл он на хрен.

Перед домом Джорджа мы набрали приличную скорость. Ни один из нас на него не смотрел. Я не слышал, как хлопнула дверь, поэтому решил, что мы проехали слишком быстро для этого маленького урода. И я обернулся.

Джордж, скрючившись над рулём своего десятискоростного велосипеда, катил по дорожке на улицу. Он давил на педали, словно чокнутый, пытаясь догнать нас.

— О нет, — пробормотал я.

Джим взглянул назад.

— Чёрт побери. Тебя и твои прекрасные идеи.

— Эй, подождите! — заверещал Джордж.

— Что, попробуем оторваться? — спросил Джим.

— Боже! Ну его чёрту! — я сбавил скорость.

Джим сделал то же самое.

Джордж въехал между нами и подстроился под наш темп.

— Как дела? — спросил он.

— Ничего особенного, — ответил я.

— А куда вы вчера поехали?

— Никуда, — сказал я.

Меня пронзило какое-то мерзкое чувство. Стыд, хотелось мне того, или нет.

— Меня понос схватил, — пояснил Джим, — поэтому нам пришлось ехать домой. Извини, что не подождали тебя. Но так и на улице можно было обделаться, понимаешь?

— Ужас.

— Говно не ждёт, — добавил Джим.

Джордж засмеялся.

— Сейчас всё хорошо?

— Нормально, — пробормотал Джим и посмотрел на меня.

— Так куда мы едем?

Джим спас нас историей о поносе. Теперь моя очередь.

— В бассейн. В Джефферсоновском центре отдыха.

Улыбка Джорджа погасла.

— Бассейн?

— Ага, — ответил я.

Джордж расстроился. Нахмурившись, он повернулся к Джиму:

— Разве у тебя нет бассейна?

Джим не растерялся.

— Есть, конечно, но в общественном — симпатичные девчонки.

— Джордж, а у тебя плавки с собой? — спросил я.

Джордж оценивающе оглядел наши велики.

— А где ваши?

— На нас, — сказал я, и похлопал себя по заду. — Под джинсами.

— А-а-а.

— Сгоняй возьми плавки, — сказал Джим, — встретимся у бассейна.

— А я не знаю где он.

Джим рассказал дорогу. Джордж слушал, кивая и хмурясь, выдавил нервную улыбку и сказал.

— Хорошо. Надеюсь, найду.

— Отлично, — сказал Джим.

— Увидимся, — сказал я.

Джордж развернул велосипед и покатил домой.

Джим и я переглянулись, усмехаясь. И направились к торговому центру.

В музыкальном магазине мы кружили вокруг да около, притворяясь, что рассматриваем товар, наблюдая за Синди. Я чувствовал себя немного виноватым за грязный трюк, который мы разыграли с Джорджем, но забыл об этом, когда к нам подошла Синди. Стоять к ней так близко! Я едва это выдерживал. Она была до боли красивой и пахла восхитительно.

— Вам чем-то помочь? — спросила она.

Я не решился вымолвить и словечко. Всё, на что меня хватило — покачать головой.

— Мы просто смотрим, — сказал Джим, как делал всегда.

Когда к нам подходила она или кто-нибудь ещё из персонала.

— Хорошо. Понадобится помощь — обязательно дайте знать.

— Конечно, — сказал Джим.

Она улыбнулась и ушла.

— О, боже, — прошептал Джим. — Я бы всё отдал…

— О, да.

Когда она ушла, мы устроились. Чтобы рассматривать её издалека. Некоторое время она помогала покупателям, а потом в магазин зашла Бобби Андерс. Она была главной танцовщицей в группе поддержки, но даже в подмётки Синди не годилась. Синди была стройной, прекрасной, изящной, а Бобби — коренастой, да ещё и с кроличьим лицом. Но она всё равно пользовалась успехом. На это были три причины: живость и пара огромных сисек. Но меня ничего из этого особо не интересовало. Лично я считал её отстоем.

Но она была лучшей подругой Синди.

Они встали за прилавком и о чём-то болтали.

Мы решили, что Синди слишком увлеклась разговором, чтобы нас заметить. Поэтому прошли по ряду, чтобы получше их видеть. Мы сохраняли осторожность, делая вид, что сильно интересуемся разложенными там дисками, и подошли к самому краю.

Синди находилась так близко, что я мог дотянуться до неё рукой. Она стояла на другом ряду, слегка прислонившись. Край лотка впился в её складчатую юбку, ну и в попку тоже. Сквозь белую блузку виднелись бретельки её лифчика. Со своего места я видел, как её шелковистые волосы спадали на мягкую щёчку.

— К десяти, наверное, — сказала Бобби, когда я прислушался. — Не позже одиннадцати.

— Без проблем, — сказала Синди. — не волнуйся. Мы будем просто жрать и смотреть кино, — улыбаясь, она ткнула Бобби локтем. — Пока родители не пойдут на боковую. Ты ничего особо не пропустишь. Не забудь взять спальный мешок.

— Надеюсь, Доррис в него не пердит.

Синди снова ткнула её локтем и рассмеялась.

Потом Джим ткнул локтем меня, пока они не заметили, что мы могли их слышать.

Выйдя из магазина. Джим схватил меня за запястье.

— Ты это слышал? — он раскраснелся и едва дышал. — У них будет вечеринка, а потом они останутся у неё на ночь! Ты думаешь о том же, о чём и я?

Так оно и было.

— Думаешь, это сегодня? — спросил он.

Я знал, что она не работала по выходным. Была пятница.

— Сегодня или завтра.

— Да!

Мы поехали ко мне, окольными путями, чтобы не проезжать возле дома Джорджа. Когда мы были в безопасности, спрятавшись в гараже, Джим сказал:

— Интересно, может, он до сих пор в бассейне.

— Может, он всё понял, — сказал я.

— Такие как он никогда не понимают.

Дома я спросил, может ли Джим остаться на ночь. Мама разрешила, и предложила поужинать с нами. Потом мы задними дворами прошли к Джиму домой. Он спросил разрешения у матери, взял спальный мешок и бельё, и мы вернулись ко мне.

Мы быстро поставили палатку, притащили пару стоек от лежаков и разложили спальные мешки.

Но ждать было долго.

Ничего на свете не может быть дольше ожидания чего-нибудь очень крутого.

Наконец папа пришёл с работы. Наконец, мы поужинали. Наконец опустилась тьма и мы пошли в палатку.

Нам пришлось переодеться в пижамы и оставить одежду на улице. Мы так всегда делали, и не хотели привлекать внимание родителей нарушением привычного уклада. Это чревато неприятностями. Они ожидали, что мы совершим ещё несколько походов домой — почистить зубы, отлить и всё такое. Когда они улягутся спать, одежду можно будет забрать без проблем.

Мы взяли с собой в палатку пару фонариков, две банки «пепси» и пакет чипсов с луком. Закрыли москитную сетку, но не стали застёгивать вход в палатку, чтобы проветривалась. Мы уселись, скрестив ноги, на спальные мешки и принялись за закуску.

— Это офигенно! — сказал Джим.

— Чипсы?

— Сам знаешь что.

— Боже, не могу поверить, что собираюсь это сделать.

— Надеюсь, мы хоть что-то сделаем.

— У них одноэтажный дом, — сказал я, — значит, они точно не поднимутся наверх.

— Если только они не закроют занавески.

— Не закроют. Не смогут. Это слишком жестоко.

Джим тихо засмеялся.

— Как думаешь, когда пойдём?

— Стоит подождать хотя бы до одиннадцати.

— Чёрт, лишь бы мы всё не пропустили.

— Бобби туда даже не придёт до одиннадцати. Тем более, что они, скорей всего, всю ночь будут развлекаться.

— Но мы же хотим увидеть, как они переодеваются.

— Во что переодеваются?

Это не я спросил.

Это спросил Джордж.

Мы оба вздрогнули и быстро повернулись ко входу в палатку. И увидели Джорджа, стоящего, согнувшись, сбоку от москитной сетки. Его поросячье лицо в темноте посерело. Мы посветили на него фонариками. Он зажмурился и сказал:

— Привет, пацаны.

— Что ты здесь делаешь? — рявкнул я.

— А вы не будете спать всю ночь? — спросил он спокойно, словно не слышал меня.

— Это частная собственность, — сказал Джим.

— А можно мне чипсов?

— Ты сюда не влезешь, — сказал я. — Места мало.

— А я вам давал «Твинки»!

— Хорошо, хорошо, — сказал я. Я не хотел спорить — хотел просто от него избавиться. Я расстегнул «молнию» и протянул ему пакет. — Доставай. Можешь хоть всё забрать.

— Ух ты, спасибо.

— А не хочешь забрать их домой, — сказал я, — и поделиться с родителями?

— О, их нет дома.

Он набил рот пригоршней чипсов.

— Ну, дай няне.

— Няне?

— Они же тебя не одного дома оставили, да? — спросил я.

— Одного. Всегда так делают.

— Отлично, — пробормотал Джим.

— А куда мы пойдём?

— Никуда, — сказал я.

— Мы будем подсматривать в окна?

Как долго он подслушивал?

— Мы никуда не идём, — сказал Джим.

— Я пойду с вами. Я люблю подсматривать в окна. Можно много чего увидеть.

— Ты что, — спросил Джим, — маленький извращенец?

Джордж засмеялся, изо рта полетели крошки чипсов.

— В мои окна лучше не подсматривай, — сказал я.

— Или мои, — добавил Джим.

— Нет, мне только на девочек нравится смотреть.

— Ты шпионил за моей сестрой? — спросил Джим.

Джим покачал головой и забил рот чипсами до отказа.

— Он знал о твоём бассейне, — напомнил я Джиму.

— Точно. Ты что, вокруг моего дома шастал, а?

— Не-а. Честно.

— И не суйся, чувак.

— А у меня кое-что для вас есть, и если вы возьмёте меня с собой.

— Не возьмём мы «с собой», — сказал я.

— Ну пожалуйста!

— И что у тебя есть? — спросил Джим.

— «Твинки».

— Это ерунда. Что ещё?

— Перестань, — сказал я Джиму. — Нет у него ничего стоящего.

— Бухло. У папы в комнате целый бар, а ещё — винный погреб.

— Можешь принести нам бутылку вина?

— Конечно.

— Твой старик тебя убьёт.

Джордж пожал плечами.

— Всё равно он не узнает. А если узнает — какая разница? Ну что, стащить бутылку?

— Круто, — сказал Джим.

— Боишься? — спросил я.

— А ты? Ну? Можно будет выпить по пути к Синди.

— Было бы неплохо, — пробормотал я.

Я не мог поверить, что он сказал её имя перед этим слизняком.

— А кто такая Синди? — спросил Джордж.

— Никто, — сказал я.

— Это — девочка, за которой мы будем следить?

— Иди домой и принеси вина, — сказал Джим, — но не возвращайся до одиннадцати. Раньше мы никуда не пойдём.

— Обещаете, что без меня не уйдёте?

— Да чтоб мне умереть, если вру, — сказал Джим. — А теперь иди.

Джордж сунул пакет с чипсами в палатку и убежал.

— Ты дебил! — заорал я.

— Я знаю, что делаю.

— Ты дебил! Ты выдал ему её имя! Сказал, куда мы идём. Мы… Я не пойду! Не пойду, если это говно пойдёт с нами. Ни за что. Я не позволю ему шпионить за Синди.

— Как он шпионит за моей сестрой?

Это меня слегка охладило.

— Думаешь, он это делает?

— А ты думаешь — нет? Как ты сам сказал, откуда он знает о бассейне?

— Мог слышать всплеск, или…

— С улицы? Не-е-ет. Он тут ошивается. Буду спорить, что он перелезает через забор. А окно Джоан как раз там.

— Это ещё не значит, что он туда заглядывал.

— Эй, он сам признался. Он сказал, что заглядывает в окна.

— Но не в окно Джоан же.

— Так уж он тебе и сказал бы. Сам подумай. И как ты думаешь, что он делал у тебя во дворе вчера?

— Нас искал, наверное.

— Да, наверное. Или, наверное, пришёл посмотреть, что там творится в спальне у твоих родителей. Может, он к их окну каждую ночь ходит. Ему, наверное, нравится твоя мама раздетой.

— Она закрывает занавески, — сказал я, чувствуя раздражение и отвращение.

— Да, но она их полностью закрывает? Если между ними хоть щёлочка будет…

— Если он за мамой подглядывал — ему не жить.

— Спорим — подглядывал? И за моей мамой, может, тоже. Может, и за Джоан, и за мамой. И, может, за всеми девушками района. Ты же слышал. Ему нравится подглядывать.

— Если он когда-нибудь шпионил за мамой…

— Надо его проучить. Поэтому я сказал, что он может пойти с нами. Думаешь, мне нужно его вино и «Твинки»? Возьмём его с собой, а потом этот Любопытный Том получит.

Мы улеглись на спальные мешки, головой к выходу, чтобы следить за Джорджем, и принялись разрабатывать план.

Около десяти тридцати в спальне моих родителей зажёгся свет. Мама подошла к окну и задёрнула занавески. Через некоторое время свет погас. Однако сквозь шторы пробивалось тусклое дрожащее свечение. Их телевизор, который они любили смотреть в кровати, пока не кончатся одиннадцатичасовые новости. Они не вставали с кровати, разве что кому-то понадобится сходить в туалет.

— Ну что, идём? — спросил Джим.

— Скоро уже.

Мы подождали ещё немного. Я ужасно нервничал. Не потому, что нужно было влезть в дом. Из-за всего остального.

Наконец я сказал:

— Вперёд.

Мы выползли из палатки и прошли через патио к задней двери. Хлопнули дверью и направились к ванной, совсем не пытаясь не шуметь. Джим вошёл. Я ждал в коридоре. Когда он смыл унитаз, я, под прикрытием этого шума помчался в свою комнату. Щёлкнул выключателем, нашёл у себя в шкафу бухту верёвки и собрал одежду. Быстро, как только мог, выключил свет. Потом стоял в темноте и ждал, пока Джим не сольёт воду снова. Услышав шум бегущей воды, я погнал к задней двери. Вышел, посмотрел на окно родителей — никто не смотрит — и побежал к палатке.

Я снова устроился наблюдать за двором через москитную сетку.

Скоро пришёл Джим и заполз в палатку.

— Всё нормально? — прошептал я.

— Отлично.

Мы ненадолго включили фонарики, чтобы разобраться с одеждой. Потом, уже в темноте, разделись. Ощущать голой кожей тёплый воздух было непривычно. Мне бы даже понравилось, если бы я мог думать о чём-либо кроме вылазки к дому Синди. Но Джордж всё испортил.

Когда одежда, кроме рубашки, была на мне, я намотал верёвку на запястье в несколько оборотов, аккуратно, чтобы колечки не накладывались друг на друга, а потом — подогнул концы.

Я только надел рубашку, когда Джим шепнул:

— Идёт.

Я быстро застегнулся.

Мы взяли фонарики и выползли наружу.

Джин поднёс палец к губам. Джордж кивнул и поднял пакет, который принёс собой.

Я повёл. Мы остановились у гаража.

— Принёс? — спросил Джордж.

— Конечно.

Джордж раскрыл пакет и вытащил бутылку вина.

— И «Твинки» ещё.

— Отлично. Положи пока.

— А сейчас не хотите?

— Позже.

— У нас по пути есть хорошее укромное местечко, — прошептал я. — Остановимся там и устроим небольшую вечеринку.

— Клёво! — сказал Джордж.

Поход к нашему «хорошему укромному местечку» занял около двадцати минут.

Это был железнодорожный тоннель под Джефферсон-авеню.

Не будь с нами Джорджа, мы с Джимом прошли бы тоннель быстро, как только могли, и радовались, что он остался позади.

Даже при свете дня от него по спине бежали мурашки.

Мы никогда не спускались туда ночью.

Всю дорогу я нервничал.

Отчасти я боялся, что нас засекут копы, или проедет кто-нибудь знакомый. Каждый раз, когда проезжала машина, я отворачивался.

Но больше, всё-таки, я боялся заходить в тоннель.

Мы там достаточно редко бывали, заходили несколько раз на разведку. Судя по тому, что мы видели, туннель облюбовал местный сброд. Бетонные стены покрыты надписями, часто — странными и сумасшедшими. Кругом мусор: пустые бутылки из-под бухла, раздавленные пивные банки и сигаретные пачки, какое-то мерзкое шерстяное одеяло или два, даже старый перепачканный матрас. Одежда. Грязный кроссовок на низкой подошве, чьё-то старое нижнее бельё и пара брюк.

Как-то мы очень взбудоражились, когда наткнулись на лифчик. Джим поднял его. Он затвердел от высохшей грязи, а одну бретельку порвали.

Нашей лучшей находкой был номер журнала «Пентхаус». Он, похоже, промок незадолго до того, как мы его нашли, потому что его страницы распухли и одеревенели, и многие слиплись. Мы расцепили их и смогли увидеть довольно много фоток. Мы забрали его с собой, и Джим тайком хранил его в своей комнате.

Самой отвратительной находкой был использованный презерватив. Его мы трогать не стали.

А самым ужасным, что мы там нашли, думаю, были остатки костра — круг опалённых камней, огораживающий гору золы. В золе лежала пара обуглившихся банок и кучка маленьких косточек. Мы решили, что они — индюшачьи, или что-то вроде этого. Пока я не нашёл череп. Я поднял его и сдул золу. У черепа был короткий нос и острые зубки. Джим сказал:

— Боже, это кошка!

Я закричал и выбросил его. Череп ударился о камень и разлетелся на кусочки.

После этого мы старались держаться от тоннеля подальше.

Я уж точно не собирался идти туда ночью.

Я бы сдрейфил, если бы не одно: это прекрасное место, чтобы научить Джорджа не приставать к нам.

Добрались мы туда слишком быстро.

Джим остановился прямо у начала поручней моста. Мы молча стояли там, ожидая, пока проедет машина. Когда она скрылась из виду, издалека показались фары ещё одной. Джим, похоже, решил, что водитель ещё нас не видит, и прошептал:

— Сюда, быстро, — после чего сошёл с обочины.

— Куда мы идём? — спросил Джордж.

— Это классное место, — сказал я. — Тихое и укромное.

Не успела машина подъехать, как мы вслед за Джимом спрятались среди деревьев. Водитель со свистом пронёсся мимо, так нас и не заметив. Мы проползли между деревьями и начали спуск по заросшему кустарником крутому склону к железнодорожным путям. Вправо пути тянулись вдоль пустого поля, сверкая в лунном свете. Влево — скрывались в тёмной пасти тоннеля.

Промчалась ещё пара машин, но мне было наплевать. Мы были под мостом, так что нас никто бы не заметил.

Траву покрывала роса, отчего мои джинсы промокли до колен. Пару раз я поскользнулся. Джордж разок приземлился на задницу. Наконец спустившись, мы поднялись к дороге по невысокой насыпи.

— Вот оно, наше местечко, — сказал я Джорджу.

— Там, под мостом? — он совсем не удивился.

Джефферсон-авеню была четырёхполосной, поэтому тоннель был достаточно длинным. Можно было увидеть тусклый лунный свет в его конце, но этого было недостаточно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь внутри.

— Надеюсь, там никого нет, — пробормотал я.

— Смотрите в оба, — сказал Джим. — И будьте готовы бежать со всех сил.

— Может, лучше просто тут остаться? — спросил Джордж.

Джим покачал головой.

— Нас могут увидеть с дороги. Пошли.

— Ну, не знаю… — сказал Джордж.

— Ты же хотел пойти с нами, — напомнил я.

— Эй, — сказал Джим. — Если хочешь дружить с большими пацанами, должен делать то же, что и мы.

— Или можешь пойти домой, — сказал я. — Ты как хочешь, а мы идём.

Он заколебался, когда мы с Джимом, когда мы переступили рельсу и пошли по колее к тоннелю. Я изо всех сил надеялся, что Джордж струсит. Я не хотел туда спускаться, не хотел трогать его, я хотел одного — чтобы он убрался от нас подальше и навсегда, а мы пошли к Синди.

Но он пожал плечами и пошёл вслед.

Путей было два. Их разделяло несколько футов. Перед нами стояли широкие бетонные опоры моста.

Дойдя до самого края моста, мы включили фонарики. Джордж порылся в пакете и достал большой шестивольтный фонарь.

— Прекрасно, — прошептал Джим.

Мы направили лучи во тьму. Фонарь Джорджа светил очень ярко. Прежде чем идти дальше, мы всё бегло осмотрели.

— С виду всё нормально, — пробормотал Джордж.

С виду ничего не было нормально. Совсем. Но, по крайней мере, мы никого не заметили.

Джим направил фонарь на ближайшую опору. Бетон был испещрён именами и ругательствами, датами и незатейливыми рисунками. Самый большой из них был очень старым, и я видел его много раз. Он изображал мультяшную девицу с большущей грудью и раздвинутыми ногами. Мы с Джимом называли её «Пизденкой». С того времени, как мы её в последний раз видели, кто-то добавил прямо под ней огромный эрегированный член, целящийся ей между ног и гейзером извергающий струю.

Вообще, мы бы неплохо повеселились, разглядывая и комментируя эти художества. Но с нами был Джордж. И мы спешили попасть к Синди. И стояла ночь.

Нам было не до этого.

— Посмотри на той стороне, Джордж, — сказал Джим.

— Я?

— У тебя мощный фонарик. Посмотри, чтоб там никого не было.

— Э-э-э, чёрт.

— Делай, что говорят, — сказал я. — Мы же не хотим, чтобы на нас налетел какой-нибудь алкаш.

Джордж вздохнул, но послушался. Он прокрался за опору, посветил фонариком, поднял фонарик и осмотрел три других.

— Здесь всё хорошо, — сказал он дрожащим голосом. Поспешно перешёл на нашу сторону тоннеля. — Вино открывать?

— Можно, — сказал Джим.

Джордж присел на корточки, положил пакет на землю и вытянул бутылку. Встал. Джим светил на её горлышко, пока Джордж пытался поддеть фольгу на пробке грязным ногтем.

Я воспользовался моментом, чтобы осмотреться. Я стоял на месте и водил фонариком туда-сюда. Свет отразился от пустой бутылки, которая валялась неподалёку. Под стеной лежали какие-то лохмотья, наверное, рубашка. Рубашку окружили бутылки, битое стекло и смятые сигаретные пачки. Посреди стены была нарисована огромная чёрная свастика. Я уже её видел, а вот картинка рядом с ней оказалась для меня в новинку — задница, в которую вставили стоячий член.

Я решил бросить смотреть по сторонам.

Джордж, со швейцарским армейским ножом в руке, зажал бутылку между ног. Он раскрыл штопор, наклонился и принялся вкручивать его в пробку.

Когда штопор был достаточно глубоко, он потянул и запыхтел.

— Крепко сидит, — пробормотал он.

— Может, ты попробуешь? — сказал мне Джим.

Джордж протянул бутылку мне. Я положил фонарик на землю, зажал бутылку между ногами точно так же, как и он, и с усилием дёрнул нож.

Сначала пробка не поддалась.

— Поторопись, — сказал Джим. — Ты же не хочешь опоздать к Синди.

Пробка немного продвинулась.

Потом она быстро выскользнула. Раздался хлопок, после чего Джим резко обхватил Джорджа, подставил ногу и положил его на лопатки. Джордж удивлённо взвизгнул, и, шлёпнувшись оземь, хрюкнул.

Именно так мы и планировали, но это внезапное нападение удивило меня едва меньше, чем Джорджа.

Я быстро отложил нож и бутылку.

Джордж не сопротивлялся, и Джим перевернул его и шлёпнулся ему на поясницу.

— Ну что вы, ребята? — задыхался Джордж. — Что вы…?

— Заткнись! — сказал Джим. — Ничего с тобой не случится.

Я начал связывать Джорджу руки.

— Эй! — сказал он. — Не надо! Не надо!

— Успокойся, — сказал Джим.

— Это… это что… посвящение?

— Конечно, — ответил Джим.

— Нет! — сказал я. — Зачем ты такое говоришь? Он подумает, что он… Это не посвящение, Джордж. Ты никуда не вступаешь. Мы просто хотим, чтобы ты за нами не ходил, а ты ни хрена не понимаешь. Ты нам не друг! Ты — жирная грязная заноза в жопе!

Джордж зарыдал.

— И ещё озабоченный!

— Да, — присоединился Джим. — Ты шпионил за моей сестрой, грязный извращенец!

— За кем ты ещё шпионил?

— Ни… ни за кем!

— Не верю, — сказал Джим.

— Да, — сказал я. — И ты думал, что пойдёшь с нами, и там ещё на Синди будешь пялиться!

Джим слез с него, схватил за ноги и потянул, пока икры не прижались к бёдрам. Разобравшись с руками, я обмотал верёвкой его лодыжки, натянул её и связал ноги.

К тому времени, как я закончил, Джордж орал во всю глотку.

— Лучше прекрати, — пригрозил Джим. — Тебя могут услышать.

— И прийти за тобой, — добавил я.

— П-п-п… Пожалуйста!

— Я бы на твоём месте вёл себя очень тихо, — сказал Джим.

— Теперь, — сказал я, — не думай с нами связываться.

Мы отошли. Джим выключил фонарь Джорджа и взял бутылку вина и пару упаковок «Твинки» из пакета. Я выкрутил пробку со штопора и положил нож на землю в паре футов от Джорджа. После чего поднял свой фонарик и сунул в карман.

— Если ты будешь здесь, когда мы вернёмся, — сказал я, — мы тебя развяжем.

— Если вернёмся, — добавил Джим.

И мы поспешили прочь. Джордж кричал всякое вроде «Пожалуйста!», «Не бросайте меня!» и «Вернитесь!». Но прекратил, когда мы поднимались по склону.

— Сюда, — сказал Джордж, когда мы шли по мосту, и предложил мне «Твинки».

Я покачал головой.

— Не надо мне от него ничего. Мы же его обманули, понимаешь?

Джо ухмыльнулся.

— Хорошенько обработали.

— Может, вернёмся и отпустим?

— Сдурел? Мы и так вон сколько времени потратили. К тому же, этот дебил всё равно может захотеть с нами пойти. Подумает, что мы пошутили, или ещё что-нибудь, и придётся начинать всё сначала.

— Да, ты прав.

— Ещё он, наверное, за пять минут развяжется и убежит.

— Не знаю. Я его хорошо связывал.

— Ну ладно, пусть десять. Даже не думай его жалеть. Сам напрашивался, вот и получил.

— Точно. Может, будет теперь держаться от нас подальше.

— И от наших окон. Если я увижу, что он шпионит за мамой или Джоан, он поймёт, что сегодня легко отделался, — сказал он с набитым ртом.

Смотря на него, я почти чувствовал этот вкус. Скоро я сказал:

— И вообще, он перед нами в долгу.

— А?

— За всю херню, которую мы из-за него пережили.

— Чистая правда, чёрт возьми.

— Кроме того, он съел наши чипсы.

— Так и есть.

Я взял одну упаковку у Джима, отдал ему бутылку, разорвал целлофан и начал есть. Я съел уже половину «Твинки», когда Джим отхлебнул вина.

Он вздохнул.

— Зашибись.

Джим передал бутылку мне. Я сделал пару глотков. Во рту запекло. Когда вино достигло желудка его словно огнём прожгло.

— То пальто, — сказал я.

Джим расхохотался.

Так мы и шли, время от времени прикладываясь к бутылке и покусывая «Твинки»: прятали бутылку каждый раз, когда мимо проезжала машина. Как-то мы сошли с Джефферсон, потому что там было много машин. К тому времени «Твинки» кончились, а бутылка опустела более чем наполовину.

— Давай сохраним оставшееся, — сказал Джим.

— Для чего?

— Для нас, дурень.

Мы покатились со смеху. Успокоившись, Джим сказал:

— Мы же не хотим испачкаться?

— Говори за себя.

— Где пробка? — я отдал пробку, и Джим вогнал её в горлышко бутылки. — Оставим на обратную дорогу.

Неплохая идея.

Он нёс бутылку всю оставшуюся дорогу к Синди.

Не считая лампы в конце подъездной дорожки, дом Синди стоял во тьме. Даже на крыльце света не горел.

— Что такое? — сказал Джордж.

— Не знаю.

— Она же здесь живёт, да?

— Точно.

Мы оба здесь бывали. Три раза мы ходили за ней после школы, в первый — чтобы узнать, где она живёт, а потом — просто потому, что нам нравилось смотреть на неё, на то, как она вышагивает, прижав книги к груди, как её волосы блестят золотом в солнечном свете, а юбка порхает, как бабочка.

— Точно похоже на её дом.

— Потому что это он и есть.

— Может, они сзади?

Мы пересекли передний дворик и прошли вдоль дома. Окна были тёмными. То же самое было и сзади. Всё это время меня трясло: боялся, что нас поймают. Теперь я мог понять, почему парням вроде Джорджа нравится шпионить. Это — как доза. Это возбуждает. Но возбуждение ушло, когда мы вышли на улицу.

— Вот говно, — сказал Джим.

— Наверное, мы опоздали.

— Спасибо Джорджу, маленькому говнюку.

— Чёрт!

— Это же тот дом, да? — спросил Джим.

— Конечно это… эй! Может, мы временем ошиблись? Может, это завтра? Мы же наугад пришли, помнишь?

— Да! Буду спорить, что это завтра.

— Отлично! Значит, ничего страшного. Придём.

Мы отвернулись от дома и пошли.

— Завтра, — сказал Джим, — нам не придётся париться из-за Джорджа. Теперь он к нам близко не подойдёт.

— Правильно. И мы придём раньше. Мама и папа куда-то собираются. Их не будет дома допоздна.

— Чувак!

— Сможем выйти часиков в десять!

— Отлично! Как раз успеем накатить!

Мы ещё по паре раз приложились к бутылке. Мы, наверное, порешили бы её и напились вдребезги, но бутылка разбилась вдребезги первой. Джим споткнулся и накренился назад. Бутылка вылетела и взорвалась на тротуаре перед нами.

Перепугавшись, что кто-нибудь мог услышать шум, мы бросились бежать, и промчались два квартала, пока не добрались до Джефферсон-авеню.

Когда показались перила моста, у меня внутри похолодело. Последнее, чего мне хотелось — спускаться в тоннель.

— Интересно, как там Джорджи-Порджи поживает, — сказал Джим.

— Думаю, стоит сходить посмотреть.

— Спорим, он уже дома?

— Да, — сказал я. — Надеюсь.

— А я надеюсь, что он усвоил урок. Будет совсем нехорошо, если и завтра придётся чем-нибудь таким заниматься.

— Теперь, когда он будет нас видеть, — сказал я, — будет обходить краем дороги.

— Только если ему не понравилось.

— Такое никому не понравится.

— Не знаю. Он — парень со странностями.

— Но не настолько же. Там охренеть как страшно.

Джим захохотал.

— Надеюсь, он там обосрался, говнюк мелкий.

Перейдя мост, мы юркнули в рощу и пошли вниз по склону. Я лишь разок взглянул на вход в тоннель. От одной мысли, что Джордж лежит там связанный мне становилось не по себе.

И Джим, и я несколько раз шлёпнулись, пока добрались до низу. Наверное, причина была в вине.

В конце концов мы подошли к путям. С каждым шагом меня трясло всё сильней. Я твердил себе, что Джордж наверняка уже развязался и убежал домой. Что нам не придётся туда идти, просто посветим фонариками, и убедимся, что его нет, и уйдём.

Он наверняка оставил мою верёвку где-то там. Но не настолько мне нужна верёвка, чтобы лезть за ней.

Там, где пути исчезали во тьме, мы зажгли фонарики. Рельсы заблестели. В двадцати футах от нас на левой рельсе лежала верёвка.

Моя верёвка. Должно быть.

Джордж всё-таки развязался.

Значит, можем идти домой.

Свет от фонарика Джима направился от верёвки туда, где мы оставили Джорджа.

Как я и ожидал, его там не было.

Но он не ушёл.

Свет нашарил его в паре ярдов ближе к стене.

У нас обоих перехватило дух. Мне будто в живот пнули.

Мы побежали к Джорджу и водили фонариками по сторонам, надеясь увидеть того, кто с ним это сделал. Но никого не увидели.

Мы остановились рядом с телом, но не смотрели на него. Светили куда угодно, только не туда. Оба тяжело дышали, хотя пробежали всего ничего. Джим с каждым вдохом издавал какой-то странный жалобный звук.

— Никого не видишь? — спросил я.

— Не-а.

— Может… они ушли.

Я провёл лучом по центральным опорам. Четыре широкие бетонные стенки. За каждой из них могло спрятаться по психу, а то и по два и по три. Я сознавал, что кому-нибудь из нас придётся сходить на ту сторону и заглянуть за них. Но у меня была кишка тонка.

— Давай… ва-ва-ва… — прохныкал Джим.

— Нельзя его так оставлять.

Мы посветили фонариками на Джорджа. Он лежал, растянувшись на спине, рубаха нараспашку, его боксёрские трусы и бермуды болтались на одной ноге. Он был весь в крови до колен.

— Что с ним… сделали?

Я покачал головой.

Глаза закрыты. Один распух так, что был похож на сваренное вкрутую яйцо с разрезом посередине. Однажды я видел по телевизору боксёра с точно таким же глазом после одиннадцати раундов в тяжёлом весе.

Шея — ярко красная, но без видимых порезов.

Он был такой круглый и толстый, что у него были сиськи. Я подумал, как же ему доставалось, когда он переодевался на физкультуру. И потом подумал, что у него больше никакой физкультуры не будет. А всё из-за нас.

Я повёл луч вниз по его толстому брюху.

Он выглядел таким одиноким, таким жалким!

— Откуда взялась вся эта кровь? — прошептал Джим.

Зайдя мне за спину, он обошёл Джорджа. И застыл. Тусклый лучик света пошёл вниз между ног. Джим испустил ужасный стон, нетвёрдой походкой отошёл в сторону и сблевал.

Я направил луч Джорджу в пах.

И узнал, откуда шла кровь.

Кровь до сих пор капала из свежей щели на том самом месте, где должен был быть его «болт».

Я оцепенел и закачался. Пришла мысль, что я могу грохнуться в обморок, и я понадеялся, что не свалюсь на него. Потом меня кто-то схватил за руку. Я завизжал. Но это оказался всего лишь Джим.

Я зарыдал:

— Смотри, что мы наделали.

— Мы ничего не делали.

— Ему писюн отрезали, — всхлипнул я.

— Нет.

— Отрезали! Смотри! Ты что, не видел? — я посветил на окровавленное отверстие.

— Никто ему ничего не отрезал, идиот. У него там и отрезать нечего. Джордж — девчонка. Никто ничего не отрезал. Её трахнули.

— Что?

— Она — девчонка. Джорджина, или что-то такое.

— О, Боже!

— Не знаю, зачем она шпионила за Джоан, но…

Я вздрогнул так, что аж все кости затрещали. Джим подскочил и закричал. Потом мы посветили Джордж на лицо. Её глаза были открыты. Один открыт — второй заплыл.

Она приподнялась на локтях.

— За вами, мальчики, — сказала он. — Это я за вами шпионила. За вами двоими, а не за девочками.

— Ты… ты жива!

— Ага.

— А чего притворялась мёртвой? — сердито спросил Джим.

— Хотела послушать, что вы скажете.

— Блядь!

— Рад, что ты жива, — сказал я.

Я протёр глаза краем рубашки, но никак не мог перестать плакать. Я плюхнулся на колени перед ней и положил руку на плечо.

— Всё хорошо, — сказала она.

— Нет! Боже, прости меня! Если бы мы знали…

— Больно? — спросил Джим.

Он наклонился рядом со мной.

— Лицо не в порядке.

— И всё?

— Если не считать, что ещё там больно.

— Тебя изнасиловали? — спросил Джим.

— Да. Изнасиловал. Он был один. Сильно вонял. Вы бы только понюхали!

— Мы бы тебя никогда здесь не оставили, — сказал Джим. — Никогда, если бы знали, что ты — девочка.

— Если бы в тот день мы пошли в бассейн, как и сказали…

— Я всё равно туда не собиралась, — сказала она. — Вы бы меня раскусили.

Я шмыгнул носом и снова вытер лицо.

— Я просто хотела с вами дружить, — сказала она, немного повысив голос.

— Ты можешь с нами дружить.

— Правда?

— Да, — сказал я. — Это и была инициация. Всё, что я тогда сказал — неправда.

— Честно?

— Да.

— С этой минуты, — сказал Джим, — мы тебя никогда не будем бросать и обманывать.

— Да, ребята. Я уже начинала думать, что вы меня ненавидите.

— Нет. Мы просто шутили.

Её окровавленное лицо улыбнулось. Она присела.

— Лучше не шевелись, — сказал я. — Тебе надо вызвать скорую, или что-нибудь типа того.

— Я в порядке.

— Ты не можешь быть в порядке, — сказал Джим. — Вся эта кровь…

— Ну, я была девственницей. А теперь — нет, — oна посмотрела на нас. — Хотите мне вставить? Можете, если хотите, мы же теперь друзья.

Я потерял дар речи.

— Не сегодня, — сказал Джим. — Но всё равно спасибо.

Я кивнул.

— Точно? Я не очень хорошо себя чувствую, но если вы хотите…

— Как-нибудь в другой раз, — сказал Джим.

— Ну хорошо.

Она вздохнула, словно немного расстроилась, и поднялась на ноги. Сбросила с ноги трусы и Бермуды.

— Хотите, кой-чего покажу? — спросила она.

— Надо отсюда валить, — сказал я.

— Вы должны это увидеть.

Она подошла к своему фонарю, наклонилась так, будто была не против, что мы пялимся на её зад, взяла фонарь и включила.

— Идёмте, — сказала она.

Мы пошли за ней вдоль рельсов.

Догнали её за ближайшей бетонной опорой.

Там она посветила на бомжа.

Он лежал, прислонившись к опоре, рубашка расстёгнута, штаны опущены до лодыжек. Голова повисла. В руках он баюкал кучку выпавших кишок.

Джордж ухмыльнулась.

— Так и знала, что далеко не уйдёт.

— Твою мать! — пробормотал Джим.

Наклонившись, Джордж окунула руку в кишки. Они извивались, как клубок мокрых змей. Вскоре она выловила нож.

— Не хотелось его терять, — сказала она.

Она встала и вытерла нож рубашкой.

— Спорим, он не знал, что попал на мою инициацию?

Мы покачали головой.

Мы вернулись на другую сторону путей, и там Джордж шагнула в свои трусы и бермуды. Натягивая их, она сказала:

— Ну, что мы будем делать завтра?