© Е.В. Потапова, текст, 2024

© Издательство АСТ, 2024

Вечером заканителилась и забыла позвонить Матрене, да и Маре не стала звонить, некогда болтать было. Магия магией, а обычную жизнь никто не отменял, и так дети дуются, что я их после школы не встречаю. Катюшке в новом коллективе тяжело. Славе тоже нелегко, новое место жительства, новые порядки, все не так, как было в прошлом году.

Решила следующий день посвятить дому, да и сама устала шарахаться по разным магическим делам. Однако хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах. Не успела я проводить своих на работу и в школу, позвонила Матрена и вывалила мне на голову вчерашнее происшествие.

– Ты представляешь, вваливается эта женщина низкой социальной ответственности и начинает мне причесывать за то, что я силой удерживаю ее племянницу.

– А как эта тетя узнала, где находится Лиза?

– Они на ее телефон установили программу родительский контроль, пока она не в себе была, и отслеживали ее перемещения, ну и слушали, где она и с кем.

– Вот гады какие, – возмутилась я. – Ты же говорила, что у нее родственников близких нет.

– Нет, это двоюродная сестра матери активизировалась. Типа я добра для девочки хочу, надо чтобы она все выплакала, утонула в своем горе, а потом она сможет с легкостью всплыть. Ну, и начала девке мозги компостировать, про то, что она мать забыла, забыла, как та лежала на смертном одре, как болела. Такое начала вытаскивать, что мне, старухе, почти век живущей на свете, плохо стало, а Лизка в истерике зашлась.

– Надо было их сразу метлой гнать, – возмутилась я.

– Я с девкой вчера пыталась разговаривать, а она замкнулась в себе, слова не вытянешь. Сидит тупо в одну точку смотрит. Напоила ее всякими успокоительными травками, да ее бабке позвонила. Она обещалась приехать.

– Так вроде она в какой-то глуши живет. Когда она приедет?

– Не знаю, буду Лизку у себя удерживать, а то глядишь, чего сотворит с собой девка. Вот бывают такие мерзкие людишки, только свои блага интересуют. Вот только она у меня ожила, а тут эта жаба приехала на своей коробчонке со своим жабенком и всё мне испортила, – бушевала Матрена.

– Нашли на нее порчу, – сказала я.

– Твой бес уже наслал, – усмехнулась она.

– Это каким образом? – удивилась я.

– Когда ее лизнул, но это болячки в ее голове.

– Психосоматика?

– Сама ты психо как там. Это когда болезни на самом деле нет, а человек ее придумал, и она по всем симптомам вылезает. В общем, морда у нее сыпью покроется, и твой бес ей мерекаться везде будет. А так ей и надо, куре недощипанной.

– Это и есть психосоматика, – ответила я.

– Ну и шут с ней. Ты чего вчера приезжала? – спросила она.

– За мертвяками, – ответила я. – План надо делать.

– А, сейчас скину тебе кого-нибудь, погодь. Это что за фигня, ничего найти не могу, – услышала я шуршание на том конце.

В трубке затрещало, и связь прервалась. Я перезвонила, но абонент был не абонент, и незнакомая тетка металлическим голосом предлагала перезвонить позже. Значит, надо искать самой.

Ладно, всё равно планировала весь день дома провести. Однако через полчаса приехал Саша.

– Я тут в поселок собрался, где Мара живет, не хочешь к подруге своей съездить? – спросил он.

– Мы как-то не созванивались, может, ей некогда будет со мной общаться.

– А ты ей позвони.

Звякнула Маре, та сказала, что занята, но если у меня есть возможность приехать, то она будет рада меня видеть. Набрала гостинцев, и мы отправились к ней. Вернее, Саша по службе поехал, а меня к ней закинет.

Меня встретила Яночка. Она бросилась мне на шею.

– Тетя Агнета, смотри, кто у меня есть, – она показала мне пухлого неуклюжего щенка, похожего на маленького медвежонка.

– Деда сказал, что это смесь бульдога с носорогом, но я у него никакого рога не видела.

– Какой красавец!

Щенок на меня смотрел умными и серьезными глазами.

– Где взяли? – спросила я.

– Ой, деда ездил на птицефабрику, за бойлерами. Мы же курочек завели, и там, среди цыплят, вот он носился. Охранник хотел его утопить, а деда не дал, сказал, что он его сам утопит, и мы собачку забрали. Вот, и теперь он везде ходит за мной, и даже один раз меня спас. Я упала в овраг, а там яма еще была, провалилась. Он за дедом сбегал и привел его.

– Какой умный песик, – я погладила щенка, и он меня лизнул.

– У меня Катя со Славой котенка подобрали и домой принесли, теперь все вместе за ним ухаживают. А где мама? Я вот гостинца принесла, иди, разбирай, – и занесла пакеты в дом.

– Мама в мастерской. Она теперь там всё время проводит, с камнем разговаривает, – надулась Яночка.

– Пойдем, проводишь меня к ней, – попросила я.

– Мне больше нравится проводить время у деда в кузнице, там огонь, металл, а у мамы всё холодное, – продолжила она о своем.

Девочка подросла, отметила я про себя. Несмотря на возмущение, Яна проводила меня к Маре в мастерскую. Яночка чмокнула сначала мать, затем меня, сказала нам, что она к деду, и упорхнула.

Марена сидела за огромной статуей ангела. Она обрадовалась мне, предложила кофе из термоса. Налила себе и мне.

– Вот, взялась на свою голову. Днем и ночью с ней сижу, дошла до определенного места, а дальше не идет никак: то инструмент ломается, то у меня голова болеть начинает, – пожаловалась она.

– Ну и не трогай это место, – пожала я плечами.

– Заказчик вон что хотел, – она кивнула на стол, где лежал эскиз статуи в разных плоскостях.

– Красиво, – ответила я.

– И дорого, очень дорого, – покачала она головой. – На это и повелась, да и хотелось вспомнить прежнее ремесло. Мне нравилось быть скульптором, а сейчас только памятники. Мы даже ездили специально за камнем в одно интересное место. Там, кстати, раньше лагерь для политических был. Интересное место, тебе понравится, – она подмигнула.

– Слушай, а ты поводи вокруг статуи своим серпом, может и работать над ней легче станет, – предложила я.

Она внимательно на меня посмотрела. Встала, пошуршала в каком-то ящике и достала свой серп. Только поднесла его к статуе, как она засветилась каким-то странным образом, словно оплетена была каким-то тоненькими светящимися ниточками.

– Как интересно, – сказала Мара и убрала свой серп от камня.

Он вернулся в прежнее состояние. Она чуть ковырнула инструментом то место, что у нее не получалось, и металл рассыпался у нее в руках. Она в сердцах запулила обломки инструмента куда-то в угол.

– Надоело, – выпалила она.

– Серпом, говорю, поводи, – сказала я.

– А если камень рассыплется? Я где такой же кусок найду? – в сердцах спросила она.

– Так у тебя всё равно ничего не получается. Стоит около тебя, как кирпич на душе. Он же ест тебя, как вампир какой-то, – возмутилась я.

Мы с ней переглянулись: точно, камень поглощает энергию Мары. Он же там из каких-то рудников или шахт, где держали политзаключенных. Как только она протянула серп к нему, в мастерскую постучали. В помещение вошел Кощей Бессмертный. Нет, это, естественно, был не сказочный персонаж, но вид у мужчины был именно таким, как у знаменитого злодея: худой, костлявый, лысый, длинный, с желтоватой кожей. Он постарался обаятельно нам улыбнуться, от чего мороз пошел по всей тушке и пошевелил волосы у корней.

– Здравствуйте, премилые барышни. Марочка, как продвигается твоя работа? Смотрю, ты только половину сделала. Девочка моя, мы же договорились, что к концу недели ты ее доделаешь. Мой клиент не любит ждать, – он снова улыбнулся.

Вот даже у Томаса улыбка приветливей, чем у этого господина.

– Я… тут… у меня… – как овца на заклании, заблеяла Мара.

Первый раз я видела ее такой подавленной и нерешительной.

– Всё она сделает, вы не переживайте, – улыбнулась я и встала со своего места. – Давайте я вас провожу к воротам.

– Нет, не стоит, – он снова улыбнулся и попытался поймать мою руку.

– Зачем это? – я спрятала руку за спину и скрутила фигу.

Дядя немного побледнел.

– Хотел поцеловать вашу ручку, – он протянул мне ладонь.

– У меня муж есть, – буркнула я. – И вообще я не люблю, когда до меня дотрагиваются посторонние.

– Давай, дядя, вали, – прокаркал неизвестно откуда взявшийся Марин ворон, – а то я твою статую украшу своими художествами раньше голубей.

Мужчина подпрыгнул на месте.

– Он что-то сказал? – спросил «Кощей».

– Вам показалось, – я открыла дверь.

Он снова протянул ко мне клешни, чтобы дотронуться до меня, но я увернулась и как-то неожиданно и случайно ударила его дверью.

– Ой, простите, я не хотела. Маре надо работать, а то не успеет к сроку.

Мужчина чуть скривился, но пересилил себя и попрощался с нами. Мара облегченно вздохнула, когда за ним закрылась дверь.

– Дорогая, ты когда на кладбище была? – поинтересовалась я.

– Я каждый день там бываю, это же моя работа.

– Я не о том. Заряжалась когда?

Марена задумалась, а потом ее лицо как-то странно сморщилось.

– В день, когда ездили за камнем. А это больше месяца назад, ну не считая того раза, когда на нас демоны напали.

– Пошли гулять по кладбищу, – сказала я, – собирайся. Потом твой камень обрабатывать будем. Вампир к тебе прилепился, а ты и не заметила, истощилась вся. Всё равно в таком состоянии доделать ничего не сможешь.

Она вздохнула, отложила всё, надела пояс с серпом, и мы с ней отправились на кладбище. Жаль, я свою косу не взяла, может быть кого интересного встретила бы.

Мы вышли из мастерской. На солнце было видно, как Мара осунулась, похудела и подурнела за те пару недель, что я ее не видела.

– Давай только на кладбище себя прилично вести. Скоро людей будут хоронить, не нужно привлекать к себе внимание, – сказала Марена.

– Нет, я буду бегать по кладбищу и распевать похабные песенки, – усмехнулась я.

– Не надо, – она слабо улыбнулась.

Дошли с ней до ограды, и вдруг она развернулась обратно. Пошла, покачиваясь, словно зомби.

– Мара, ты куда? – крикнула я.

– Надо доделать статую, а потом всё остальное, – забормотала она.

– Стоять! – крикнула я. – Вернись, иначе я буду бегать и петь частушки матерные.

– Делай что хочешь, – махнула она рукой и снова пошла по направлению к своему дому.

Догнала ее, развернула к себе, заглянула в совершено пустые глаза.

– Надо доделать, – прошептала она.

– Не надо, – тихо ответила я. – Идем со мной.

Взяла за руку и потянула за собой. Она не пошевелилась, я приложила усилие, но всё было тщетно. Прилетел ворон.

– Клюнь ее в голову, – попросила я.

– Не могу, – прокаркал он.

– Если она доделает статую и не подзарядится до этого, то она покинет наш мир и перейдет за реку Смородину, – сказала я. – И тебя с собой заберет.

– Ничем помочь не могу, – ответил ворон.

– Толку от тебя, как от козла молока, – буркнула я. – Томас, ты здесь? – крикнула я в пространство.

– Тебе ничего не угрожает, поэтому меня здесь нет, – прозвучало где-то около уха.

– Вот же гадство какое-то. Ладно, пошли домой. Ан нет, подожди, стой здесь.

Боялась, что если она вернется в мастерскую, то я уже ее оттуда не вытащу. Набрала Юре, вкратце объяснила ситуацию, попросила прислать Яночку. Мара стояла рядом и не шевелилась, словно она и есть та самая статуя.

– Сейчас, Марочка, потерпи немножко, – сказала я и погладила ее по холодной руке.

Через пять минут внизу показалась маленькая девочка со щенком, которая бежала к нам со всех ног.

– Мама, мама, я люблю тебя, – кричал ребенок.

Но Марена даже не пошевелилась. Яночка подбежала к ней и обняла своими маленькими ручками. Женщина даже не подняла рук, так и стояла, отстраненно смотря куда-то в пустоту. Девочка подняла личико и взглянула на мать.

– Яночка, мама заболела, ей помочь надо, – сказала я. – Давай попробуем отвести ее на кладбище.

– Не хочу я туда, не люблю я там быть, – вздернула она личико и посмотрела на меня исподлобья.

Она сильней прижалась к матери и что-то тихо зашептала. Вокруг них поднялась трава, зазмеились какие-то ростки, оплели их ноги и полезли наверх. Закрыли плотным коконом, только девичий шепот доносился из зарослей. С другой стороны кладбища подъехал катафалк, автобус с людьми. Шум отвлек меня.

Затихла Яна. Смотрю на это всё и не знаю, что делать.

– Подожди, – прокаркал ворон, – они сами разберутся.

Зеленый кокон почернел и осыпался старой трухой. Мара обнимала дочь. К женщине вернулся румянец, да и цвет кожи приобрел нормальный оттенок. Она наклонилась к Яночке и поцеловала ее.

– Подождите тут, – сказала она и пошла к калитке на кладбище.

– Зайчик, ты как? – спросила я девочку.

– Хорошо, – она улыбнулась мне и стала играть со щенком.

– Давай отойдем, не стоит играть около кладбища.

Взяла Яну за руку и повела в сторону деревни. Обернулась, посмотрела сквозь ограду, Мара стояла в обнимку с тем самым деревом, что создала тогда, когда мы от охотников бегали. Надеюсь, придет в себя.

Мы дошли до дома Юры и Мары. Рядом крутился дяденька «Кощей», водил носом, как собака. Кинулся к нам, но его облаял Янин песик.

– А ну пошла прочь, шавка, – он попытался его пнуть, но собачка извернулась и вцепилась в его ногу.

Мужик заверещал, затряс ногой. Песик спокойно висел на ноге и не собирался отцепляться.

– Марик, Марик, отпусти дядю, – стала требовать Яночка.

– Дядя, ты зачем вернулся? – спросила я.

– Мары нет. Где Мара? – истерил он, тряся ногой с собакой.

– Зачем тебе? Ты вообще кто, Кощеюшка? – поинтересовалась я.

– Кто надо, не твое дело, ведьма! – рявкнул он.

В один момент рядом со мной появился Томас в каком-то китайском халате и с сеточкой на голове, с чашечкой кофе в руках. Я повела бровями от удивления.

– Мне нравится, – огрызнулся он в ответ на мое изумленное лицо.

Щенок от удивления выпустил костлявую ногу. Мужик попятился спиной назад и чуть не сел в лужу помоев. Прыгнул в автомобиль и рванул от дома, подняв клубы пыли.

– Это вообще кто? – спросила я у Томаса.

– Есть вампиры, которые жизненной энергией питаются, а есть, кто питается мертвой, как правильно-то сказать, в общем, пусть будет энергия. Вот у Мары такая интересная смесь, она живая, а от нее фонит во все стороны совсем другими вибрациями. Вот они в нее и вцепились.

– Они? – удивилась я.

– Угу. Он не один, есть еще такие же.

– Какой смешной дядя, – сказала Яночка, разглядывая Томаса.

– То самое юное дарование, что разрушило знаменитую Агнетину беседку? – он посмотрел на нее внимательно и отхлебнул кофе.

– Я не виновата, – зарделась девочка.

Щенок почувствовал хозяйкино настроение и накинулся с оглушительным лаем на Томаса.

– Марик, фу, нельзя, – стала ругаться на собачку Яна.

– Мощное оглушающее оружие, – поморщился бес и заткнул одним пальцем ухо.

– Ты так быстро оказался рядом, а я ведь тебя не звала, – обратилась я к нему.

– Как только тебе угрожает опасность, меня сразу выбрасывает в это место. Так сказать, сигнализация сработала, – он сделал глоток кофе.

На горизонте показалась Мара. Она шла довольная и напевала какую-то песенку.

– Спасибо вам, мои хорошие девочки, – прощебетала она. – Сейчас я избавлюсь от этой статуи.

– Не стоит этого делать, – хором сказали ворон и Томас, – привлечешь сюда ненужные силы, и будет тогда всем плохо, и тебе, и твоим родным.

Мы с Яночкой зашли следом за ней в мастерскую. Бес остался за пределами дома. Мара достала серп и стала аккуратно водить им вокруг статуи, словно наматывая прозрачные нити на инструмент. Намотает и резко дернет, намотает и дернет. Марена делала так до тех пор, пока ничего не осталось на статуе. Тогда она приложила руку к камню и прислушалась, затем улыбнулась.

– Он со мной говорит, – тихо прошептала она. – Прости, я работать буду. Благодарю тебя за помощь. Я тебе координаты того места скину, где мы камень брали, там много кто бродит. Только осторожной будь, не лезь на рожон.

Мы с ней попрощались, и я отправилась к Юре в кузню, ждать, когда за мной приедет Саша. Там мы болтали с Яночкой и Юрой, пили чай и смотрели, какие красивые цветы на ворота выковывает кузнец.

Саша приехал за мной через час. Он был хмурый и неразговорчивый. Не стала лезть к нему с вопросами – не хочет говорить, и не надо.

Поселковая дорога закончилась, выехали на трассу. Звонок на телефон Саше.

– Да, хорошо, сейчас буду, – ответил он и отключил трубку.

Доехали до нашего поворота, Саша ни слова не проронил. Резко затормозили, поперек дороги валялся какой-то человек. Александр высказал всё, что думает про свою работу и окружающую действительно в грубой непечатной форме. Выскочил из машины и подбежал к человеку. Я тоже вышла из автомобиля.

На дороге лежал мужчина, кажется, он был пьян. Посылал нас в разные интересные места, требовал, чтобы мы оставили его в покое и дали яду, ну или хотя бы выпить. Вокруг него витало черное облако и периодически било молниями в самого болезного. От этого он еще больше икал и подванивал. Саша попытался его поднять.

– Саша, мы его что, посадим в машину? – спросила я с какой-то брезгливостью.

– Агнета, но он же все же человек, – удивился он моим словам. – Предлагаешь его скинуть на обочину, как сбитую собаку.

– Ну, собаку бы я на обочине не бросила, – ответила я. – А вот это вполне себе дееспособный экземпляр, который сам решает, как ему жить.

– Я отвезу его к себе в участок, там есть старая камера. Проспится, и я его отпущу. Не по-человечески его здесь бросать. Ночи уже холодные, застудится, да и на дорогу выйдет, его сбить могут. Не нужно подставлять других людей.

– Придется тебе потом тогда мыть свой приемник и заднее сиденье, – буркнула я.

– Сейчас постелю Маруськино покрывало.

Он застелил заднее сиденье и погрузил гражданина в автомобиль. Салон сразу наполнился «благовониями», от ароматов першило в горле и слезились глаза.

– Какой ароматный Чиполлино, – сказала я, пытаясь дышать дорожной пылью.

– Я по молодости в городе в вытрезвители работал, каких только граждан не собирали. Жаль, позакрывали всё, сколько народу из-за этого померзло да обморозилось.

– Саша, ну вот они сами виноваты в такой жизни, – возразила я.

– Эти – может быть, – он кивнул в сторону гражданина. – А из тех, что мы на улице собирали, попадались вполне порядочные ребята. Зимой из кафе вышел, в голову воздух морозный вдарил, и всё, и в отключке, а там и уснуть недолго. Хотя у человека могут быть и деньги на такси, а он в сугроб упал и уснул, и так там и остался. А так, мы подобрали, привезли, товарищ проспался через пару часов да домой поехал.

– Ага, прямо как Высоцкий пел:

– напела я куплет.

– А то, – рассмеялся Саша.

Мы подъехали к участку. Он стал выгружать гражданина.

– Халллдей, ты знаешь, кого ведешь, ты знаешь, кто я, ты знаешь, кем я был?! – орал товарищ алконавт.

– Был, есть и будет есть, – произнесла я.

Ловко всё же Саша с ним справился. Через пять минут выскочил из домика. Я ждала его около машины, в салоне находиться было невозможно. Он сгреб с заднего сиденья покрывало и снова скрылся в участке. Через пару минут вышел и закрыл на замок дверь.

– Я тебя сейчас домой закину, а я снова на вызов. Что-то кругом всякое разное в разы выросло, нагрузка на нас возросла, – покачал он головой.

– Устал? – спросила я.

– Не то чтобы устал, напрягает. Если раньше у меня соседки дрались из-за того, что куры зашли на чужой участок, то сейчас они не просто дерутся, сейчас они за тяжелые предметы хватаются и калечат друг друга. Смертным боем бьются. Юшка из носа не сигнал, чтобы прекратить бойню, а предложение для продолжения.

– Для продолжения банкета, – задумчиво сказала я.

– Угу. Ладно, давай, моя хорошая, люблю, целую. Термос с чаем в наличии, пирожки с собой, – он чмокнул меня.

– И я тебя люблю, – ответила я на поцелуй. – Уууу, еж колючий. Бриться надо чаще, – поводила я рукой по его щеке. – Салон проветри.

Крикнула я, выпрыгивая из автомобиля.

– Вечером солянки наварю, приезжай на ужин, – помахала ему рукой.

«Нива» унеслась, поднимая клубы пыли.

– Что-то от тебя мертвечиной пахнет, – услышала я голос Исмаила около калитки.

Он тщательно обнюхивал воздух вокруг меня.

– Да это Саша какую-то бомжатину подобрал на дороге.

– Нет, это не то. Давно я такого запаха не чуял. Некроманты, что ли? – снова потянул он воздух носом.

– Некроманты? – удивилась я. – Томас сказал, вампир какой-то неправильный, питается мертвой энергией. Подъел вот Мару, на меня покушался.

– И пометил тебя, – поморщился Исмаил.

– Вроде никаких противоправных действий против меня не осуществлял, – удивилась я. – Клешни, правда, ко мне тянул, но в целом вел себя прилично. Правда, ведьмой меня обозвал.

– Все же, наверно, дотронулся. Шелби мышей совсем не ловит, – покачал головой волк.

Он потянулся мордой к моему боку и что-то слизал, что-то серое и тягучее.

– Некроманты – это те, что мертвяков оживляют, с черепами бегают наперевес и тусуются на кладбище? – спросила я.

– Типа того, но не совсем. Во-первых, они существуют за счет энергии смерти, во-вторых, они могут управлять мертвыми, в-третьих, очень противные и злобные типы. К тому же у них очень развит нюх на всякую такую бяку, связанную с миром мертвых. Вот они и прицепились к Маре, распробовали ее и начали подъедать, – сказал он.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась я. – Ведь тебя с нами не было.

– В том, что я с тебя снял, была информация для таких, как я. По типу черной метки. Там прямо дух Мары прослеживается. Спасла подругу?

– Угу, – кивнула я.

– Граждане и тобой заинтересовались, будь осторожна, а я буду начеку. От тебя же тоже веет потусторонним.

– Чудесно, ты меня прямо обрадовал, – поморщилась я.

– Кстати, ваш бомж тоже неправильный какой-то, порченый.

– Еще как порченый, прямо по запаху можно определить, – криво усмехнулась я.

– Да я не про то.

– Я уже поняла, про что ты. Он в каком-то сизо-черном облаке валялся, и его молниями било. Но сейчас я к нему не пойду. Пусть проспится, – ответила я. – Благодарю тебя за информацию, буду держать ухо востро. Мне, кстати, Мара дала адрес одного примечательного места, где камень добывают.

Озвучила ему адрес.

– Так это на другом краю области, да и место там нехорошее, – помотал он мордой. – Может, по местным кладбищам пройдемся, точно наберем норму.

– Она сказала, что там раньше политических держали. Интересно же.

– Понятно, почему тебе в охрану Шелби дали, этому тоже все интересно.

– Ну да, при провале можно сказать не «Какой ужас!», а «Как интересно получилось!» – рассмеялась я. – Ладно, потопала я домой, сейчас дети со школы придут.

По дому ходил Проша и таскал за собой котенка. Он уже такой хорошенький стал, проплешины покрылись короткой шерсткой, болячки зажили. Он деловито вышагивал по полу, а Проша, как заботливая мамаша, ловил его и относил на место, вернее туда, куда считал нужным. Маруська лениво следила за их игрищами.

Дети зашли следом за мной.

– Мама, ты дома? – удивилась Катюшка.

– Дома. Что-то случилось?

– Да нет, всё в порядке. Представляешь, тот мальчишка, который котенка мучил, а его брат в глаз Славке врезал, сломал руку, – стала она мне рассказывать.

– Высшие силы его наказали, – покачала я головой. – Надеюсь, он понял, что так больше делать нельзя.

– Тетя Агнета, они говорят, что ты ведьма, – сказал Слава.

– Кто говорит? – спросила я.

– Дети в школе.

– А ты их спроси: «Ну и что?». У них есть язык, вот они и говорят. Пообещай, что я их в жаб превращу, – рассмеялась я. – Ладно, быстро руки мыть и пойдемте обедать.

Оставшуюся половину дня я посвятила дому и работе. Поискала в Гугле сведения про то самое место, где добывают камень. Ничего особенного не нашла, никаких тайн, событий и упоминаний про лагерь в этом месте. Может, Марене соврали, но Исмаил сказал, что там гиблое место.

Саша пришел домой поздно, похлебал солянки, сел на диван котенка погладить, так и уснул там, в обнимку с животинкой. Накрыла его одеялом, котенка вытащила, чтобы не придавил. Проша снова утащил куда-то мелкого хищника. Дети уже спали, а мне не спалось.

Бродила по дому, поднялась наверх к себе в кабинет. Затопила там печь и села рядом читать какой-то мистический любовный роман. Про любовь бледного некроманта и прекрасной рыжеволосой ведьмы. И откуда это вообще взялось у нас дома? Такое никто у нас не читает. Хотя, может быть, это выпало из какого-то книжного шкафа, наследство от предыдущей хозяйки. Мало ли кто из ее гостей оставил.

Постепенно от печки переползла на диванчик, жарко мне там показалось. Стала читать дальше, задремала. Стал сниться мне тот самый тощий Кощей. Но вот только он принц прекрасный, а я ведьма с роскошными рыжими волосами, и хочет он на мне жениться. Предлагает руку и сердце, и огромный замок, и земли бескрайние, и богатства несметные.

А я смеюсь над ним и предлагаю подождать немного и сразиться с красным драконом. Если он его победит, то получит мою руку и сердце. Отказывается принц от моей руки, а требует инструмент волшебный и сердце. Злится на меня и сердится, и всё требует и требует. Вогнал меня в состояние гнева, обозлил меня своей глупостью. Стала его бить по голове любовным романом.

– Я сказала, что достать ты меня сможешь, только если красного дракона победишь, – кричу ему прямо в ухо.

Тут и красный дракон нарисовался. Пыхнул на «прекрасного» принца Кощея своим огнем и пообещал ему, что в следующий раз сделает из него стейки со средней прожаркой. Испарился сразу принц, а дракон наклонился ко мне и спросил голосом Шелби:

– Гражданка, ты где эту книжку взяла? – и потряс перед носом любовным романом.

– В кабинете на полу около книжного шкафа валялась, – ответила я, потягиваясь.

Дыхнул он на нее, и вспыхнула книжонка. Проснулась я от грохота. Печка открылась, и из нее вывалился уголек и упал на любовный роман. Вскочила с диванчика, схватила книгу и кинула в топку, пока она мне пожар на чердаке не устроила. Смотрела, как лицо принца на обложке меняется, как искажается и становится похожим на морду Кощея. Откуда эта книжка взялась, да еще и на чердак ко мне попала?

Прикрыла глаза, посмотрела на дом – защита не нарушена, везде всё целое. Значит, эту книгу я пронесла сама или кто-то из близких. Позвала Прошу. Пришел, сел, смотрит на меня. Стала ругать его за то, что мышей не ловит и опасность проглядел. Вижу, не понимает, о чем я. Ткнула пальцем в печку. Подошел, посмотрел, помотал головой. Словно говорит мне: ничего я не понимаю, за что ты меня ругаешь, горит и пусть себе горит. Совсем он с этим котенком занянчился, опасности не чует.

Спустилась вниз, завернулась в одеяло и вырубилась. Опять красный дракон приснился, смотрел на меня укоризненно.

– Зря ты своего помощника отругала, – покачал головой дракон. – Книга была обычной до тех пор, пока ты не начала ее читать. Ты ее сама наполнила волшебством и магией. Вот и сложилось всё, как пазл. Ты подумала про некроманта, вот он и пришел.

– Я его сама призвала? – удивилась я.

– Скажем так, тебе помогли.

– Но красный дракон меня защитил, – рассмеялась я.

– Ага, – пыхнуло чудовище пламенем и испарилось.

Что-то меня разбудило в шесть утра, до подъема детей еще целый час. Какая-то я неправильная птичка, и легла поздно, и вскочила рано. Пошла на кухню, проверить, как там Саша поживает. Он уже вскочил и сооружал себе быстрый завтрак.

– Утро доброе. Разбудил? – спросил он.

– Не знаю, сама, наверно, проснулась. Что-то ты много бутеров наделал, – оглядела внимательно стол.

– С собой возьму и арестанту, который в кутузке у меня валяется.

– Солянку ему лучше погрей, он тебе спасибо скажет, – предложила я.

– А можно? – удивился он. – Ты вчера против него была.

– На тарелку супа мы не обнищаем.

Достала поллитровую банку, налила туда солянки.

– Будешь выходить, погреем в микроволновке и завернем в газетку и в полотенце, чтобы горячим было, – сказала я, ставя банку на стол.

Позавтракали с Сашей. Соорудила ему термос с чаем. Он захватил банку с супом и убежал кормить своего заключенного. Интересно, гражданин очухался или его по-прежнему колбасит? Вероятнее всего, Саша ему еще старые свои вещи взял. Хороший он, добрый, справедливый, тяжело ему сейчас. Кого болячка не скосила, тот сам в петлю лезет, а ему всё это разгребать.

Через пятнадцать минут и дети встали, сонные, похожие на маленьких нахохлившихся птичек. Повоевали за место в ванной, кто первый пойдет, и почему так долго. Ворвались на кухню, пожелали мне доброго утра, растащили бутерброды, выпили по половине чашек чая. Быстро оделись и упорхнули в школу. Как я по ним скучаю, вроде и рядом, а уже не так близки, как летом.

Несмотря на осень и всякие магические дела, мое хозяйство от меня никуда не делось. Курочки с козочками всегда ждут меня. Хохлатки бегут ко мне, переваливаясь, радуясь моему появлению. Козы подставляют голову, чтобы я почесала им между рожек. Одна из козочек у нас беременна, в августе нам удалось ей найти представительного жениха в другой деревне. Так что я ее сейчас не дою, пусть набирается сил перед родами. Даю ей витаминки специальные и вкусный питательный прикорм.

Всех покормила, всех обиходила, вернулась в дом. Смотрю на телефон, а там от Саши два пропущенных. Перезваниваю.

– Агнета, ты можешь отнести вещи в мою кутузку? Я пакет около нашего крыльца забыл. Человек хоть переоденется в теплую и чистую одежду.

– Хорошо, сейчас привезу, – пообещала я.

Нашла пакет, он как-то завалился за лавку, вот Саша про него и забыл. Посмотрела, что он туда положил: свитер, брюки, какая-то рубашка и новые труселя. Оделась и отправилась одежу относить гражданину.

Саша объяснил мне по телефону, где спрятал ключи для меня. Нашла под камешком связку. Открыла его участок. В нос ударил запах нечистот и немытого тела. Гражданин лежал на лавке, рядом стояло помойное ведро. Он услышал, что кто-то идет, и вскочил.

– Я вам тут одежду принесла, – втиснула пакет между решетками.

– Спасибо. Вот только чистую одежу на грязное тело натягивать нехорошо, – мотнул он головой.

– Александр Павлович придет, может он что-то придумает.

– Спасибо вам за суп, очень вкусный. Я же не бомж какой-то завалящий, – начал он. – Хотя что уж лукавить, бомж и есть, – он горько усмехнулся. – Вы только меня пока не выпускайте. Можно, я тут пару дней поживу?

– Это не ко мне, это к Александру Павловичу.

– А вы за меня не попросите?

– Вы сами у него спросите, – ответила я.

– Вы знаете, у меня ведь высшее образование, бизнес был успешный, филиалы по всей стране. Народу на меня трудилось больше тысячи. Я деньги из воздуха делать умел, за что не возьмусь, всё получалось, всё ладилось. Квартиры, машины, жена фотомодель, несколько раз в году за границу ездил. В общем, полный фарш, как говорил у меня один приятель.

– И что же случилось? – я особо не верила этому гражданину, все алконавты умеют давить на жалость. У них чем больше градусов в крови, тем уровень манипулирования другими людьми повышается, этакая суперспособность появляется, а уж какие они сказочники, сам Пушкин позавидовал бы.

– Да ничего не случилось. Думал, что с другом работаю, а оказалось – с крысой. Выпил с ним как-то, отмечали сделку, а утром проснулся дома и ничего не помню. На работу пришел, меня не пускают, говорят, Эдуард Соломонович не велел. Я ему все провода оборвал, а он мне ответил, что пить меньше надо и смотреть, что подписываешь. В общем, я ему тогда, оказывается, фирму подарил.

– А как же яхты, заводы, пароходы, жена фотомодель?

– А никак, всё посыпалось в один момент, как карточный домик. Какие-то долги вылезли, подписывал не глядя, другу доверял, а он брал кредиты налево и направо под мое честное имя. Жинка от меня ушла, ухитрившись оттяпать половину имущества, пока кредиторы не посетили меня. А потом всё полетело с бешеной скоростью, провал за провалом, какое бы дело ни пытался открыть, все летело в тартарары.

Какую бы работу ни находил, везде случался коллапс, то реорганизация, то оптимизация, то еще какая-нибудь зация. Остался с голой жопой на улице. Мать меня приютила, но как только мы стали жить вместе, так у нее начались проблемы по всем фронтам. Я же провалился в депрессию и начал выпивать. Вскоре она попросила меня на выход, плакала, когда дверь за мной закрывала, но сказала, что в этом возрасте ей не хочется жить на помойке, а я здоровый, найду себе работу.

– Нашел? – я скептически на него смотрела.

– Нашел в охране дачных массивов. Но и тут мне не повезло. Землю выкупили, дачи снесли и теперь там строят таунхаусы.

– И вы опять ушли в штопор?

– Да, – он кивнул головой. – Напился, решил покончить с собой и вышел на трассу, но меня так никто и не сбил. Потом меня куда-то занесло и я упал на дороге, а тут вы меня подобрали. Я в таком состоянии сейчас нахожусь, а еще и года не прошло, как я всё потерял.

– Мне жаль вас, – ответила я.

– Вы не боитесь меня? Вдруг вы тоже от меня заразитесь невезением. Я даже покончить с собой не могу, не везет, – горько усмехнулся он.

– Вы за решеткой, я здесь, так что не боюсь, – улыбнулась я. – А где ваши документы? Вы их тоже потеряли?

– Нет, их мать забрала, надежно спрятала.

– Ну хоть с этим повезло.

– Надеюсь, я ведь даже не знаю, как там мать. Телефона нет, чтобы позвонить.

– Я тоже с собой телефон не взяла.

– Не надо, что я ей скажу? – горько спросил мужчина.

– Что вы живы и что у вас пока руки с ногами на месте. У нее все равно душа болит за вас, как бы то ни было.

– Наверно. Я как-то не думал об этом.

– А вот подумайте. Пойду я. Александр Павлович приедет и выпустит вас, я не буду. Вы мужчина, мало ли.

– А я и не хочу, чтобы меня выпускали. Может, что-нибудь украсть, чтобы меня в тюрьму посадили? Там хоть крыша над головой и кормят. Или покалечиться. Зима скоро, а я в неопределенности, без работы и без дома.

– Не выдумывайте, глупости это всё. Руки, ноги есть, голова на месте, работа для крепкого мужика всегда найдется.

– Спасибо вам.

– За что?

– За веру, за вещи, за еду, за нормальное отношение и за разговоры, – кивнул гражданин мне.

– Всего вам доброго, – ответила я и пошла к выходу.

– И вам добра полные закрома, – крикнул он мне в спину.

Вышла из участка, жалко дядьку, но пусть его сначала Саша в порядок приведет, а там и посмотрим, может, и помогу, чем смогу.

Шла домой и всё думала – ну не может у человека так резко всё обвалиться. Либо он кому-то сильно навредил и его так наказали, либо ему сильно позавидовали и решили все блага увести. Магия магией, но и человеческий фактор не стоит исключать. На двести процентов доверять никому нельзя, ни друзьям, ни близким.

Почему-то стала примерять ситуацию к себе, нет, не с финансовой ямой, а вот с такой ситуацией, когда идет полный крах. К кому бы я обратилась за помощью? Хотя говорят, что лучше о таких вещах не думать, дескать, задала вопрос во Вселенную, она тебе и ответит, да еще и с примерами. Однако если скажешь себе не думать про розовую обезьяну, то сразу начнешь представлять это странное животное. Поэтому в мыслях я всегда прорабатываю ситуацию от и до, чтобы Вселенная была за меня спокойна и не подсовывала сюрпризы.

Итак, к кому бы я могла обратиться за помощью? Наверное, в первую очередь к себе, нет, может и поныла бы кому-нибудь, чтобы меня пожалели, но действовала бы сама. А дальше по списку: Саша, мама, Катя (да, иногда дети могут помочь и поддержать не хуже взрослых), Матрена и Мара, приятельницы из прошлой жизни, бывшие мужчины (если уж сильно прижмет, то и к ним обратиться не побрезгую). Сама себя успокоила и пришла домой довольная.

На телефоне куча сообщений от старых и новых клиентов, погадать, посмотреть, продиагностировать, и всем надо вот прямо срочно, срочно. Так у меня еще есть люди по записи, дополнительно только двоих могу взять. По традиции беру одного нового и одного старого. Пишу новому, что мне нужно фото, дата рождения и желательно полное имя, ну и сам полный вопрос.

Озвучиваю стоимость. После моего сообщения начался цирк с конями: а почему так дорого, а может быть, сделаете скидку, а если вы меня взяли прямо сейчас, то значит, у вас народу никого нет, значит, вы либо специалист плохой, либо давайте скидку. И вот летят от него сообщения, пилик, пилик, пилик, пилик, слово одно скажет и отправляет. Чувствую, раздражаться начинаю, прямо раздражение удушливой волной к лицу подбирается и тянет свои черные лапки к груди, чтобы сжать свое объятье.

Проша запрыгнул на стол и как даст лапами по экрану. На что уж он там нажал «случайно», но почему-то отправилась гифка человека с двумя средними пальцами. Откатила от лица волна раздражения, и черные всплески от экрана прекратились. Вижу, что-то пишет «не клиент», что-то гадкое и неприятное, чувствую, что сейчас ядом плюнет в меня. Хотела быстренько его в блок засунуть, но вот только Проша ему еще седалище голое в гифке в ответ отправил. Где это он всё нашел, я даже ума не приложу.

Лапкой ко мне пододвинул телефон и стал смотреть, как я объект блокирую. Последнее, что он прислал, вопрос: «Это что такое еще?». Ответила честно, что это «Жопа», и с чувством выполненного долга нажала на заветную кнопку. Вместо него взяла хорошую знакомую, с которой периодически общались в сети.

Закинула овощи и мясо в мультиварку и отправилась наверх делать расклады. Работы много, надо разложить карты, погрузиться в этот процесс. Хотя иногда и не нужно этого погружения. В голове сразу появляются короткие фразы, когда смотришь на карты, иногда просто одно слово из той гифки. Сидишь, смотришь на расклад и не знаешь, как помягче человеку всё это сказать. В такие моменты чувствуешь себя не очень, прямо препоганенько как-то.

Сделала расклад, написала. Помыла руки, над свечой подержала и стала смотреть следующего. Иногда приходится долго вглядываться в карты, брать дополнительную колоду, а иногда идет всё как по маслу.

Пришли дети со школы. У Славы порван пиджак. Опять с кем-то дрался, молчит. В школьном чате тоже тишина, да и классная ничего не написала. Если не хочет говорить, значит, сам разберется. Попрошу Сашу с ним поговорить, пусть найдет время на своего сына в плотном графике. А может, Павлу позвонить, деду Славика? Спросила Катю, та отмахнулась и сказала, что это было без нее и ей пацан ничего не рассказал.

Вручила иголку и нитку Славе и сказала, чтобы зашивал свой пиджак сам.

– У нас бабушка это делала, – надулся он как мышь на крупу.

– Отнеси бабушке, – ответила я. – Она же порвала твой пиджак, – сказала я с сарказмом.

– Это женская работа, – упрямо ответил он.

– А мужская какая? – поинтересовалась я.

– Ну там прибить что-нибудь, землю вскопать, отпилить чего-нибудь.

– У нас не все грядки вспаханы, – пожала я плечами, – да в козлятнике я сегодня не убиралась, можно и курятник почистить, а еще нужно полочки перевесить в летнем домике, и у деревьев сухие ветки попилить. Список продолжать?

– А папа… – начал он.

– А папа твой работает днем и ночью, чтобы тебе было что рвать и что есть. Я тебе зашиваю пиджак, а ты вот эту всю работу мужскую делаешь в отсутствие отца.

– Ну, я прямо не знаю, Золушок какой-то, – возмутился он.

– А я злая мачеха, – нехорошо захохотала я.

– Сам порвал, сам зашью, – ответил он, забирая нитки и иголку.

– Вот и ладненько.

Саша заскочил на обед. Заглянул к сыну в комнату, тот сидел и медленно шовчик за шовчиком зашивал пиджак.

– О, молодец, мужик, – похвалил его Саша. – Уважаю, – показал палец вверх и отправился обедать на кухню.

– Ты бы с сыном поговорил, – сказала я.

– Он что-то натворил?

– Нет, но его что-то беспокоит, – ответила я.

– Попозже поговорю, поскакал я. Бедолагу навещу в кутузке.

– Про сына не забудь, он родной, – покачала я головой.

Саша пообедал, положил в баночку еду и снова уехал. Вот до чужого дядьки дело есть, а с родным сыном поговорить некогда.

Часов в пять вечера позвонила Матрена.

– Чего делаешь? – спросила она.

– Работу работаю, – ответила я.

– Ехай ко мне, – велела бабулька.

– Это зачем?

– Лизкина бабка приехала. Посмотришь на нее, ты такого точно в своей жизни не видела. Варенье не привози, мы с Лизкой свое наварили.

– У меня тут кое-какие дела запланированы на вечер, – мне не хотелось куда-то тащиться и смотреть на Лизкину бабку.

– Знаю я твои дела, опять пойдешь искать со своим бесом приключения на пятую точку. Он на тебя плохо влияет. Тебе точно надо это видеть, ты не пожалеешь, – сказала она. – И я дам тебе телефоны людей с подселенцами.

– Уговорила, – буркнула я.

Катя учила уроки, Славка собирался к деду с бабушкой.

– Ты всё выучил? – спросила я.

– Да, нам всё устно задали.

– Знаешь, а меня в детстве никто не контролировал, – сказала я.

– И ты сама все учила и была круглой отличницей? – улыбнулся парень снисходительно.

– А вот и нет, я прогуливала уроки. В библиотеке набирала кучу книг и читала дома целый день. А еще делала домашку на переменках на подоконнике и ухитрялась за пять минут прочитать целую главу по истории или географии.

– Так перемены короткие, – удивился Слава, с восхищением смотря на меня.

– Учись, студент, – усмехнулась я. – Когда много читаешь, приобретаешь навык беглого чтения. Есть и другие секреты, но пустой голове они все равно не помогут.

– Я забыл, там еще математика осталась, – вернулся он назад в комнату.

Сказала детям, что я к Матрене, еда на плите и вернусь быстро.

Нырнула в крокодильчик и рванула к старушке-веселушке.

Приехала. Зашла в дом и не поверила своим глазам: на диване сидели две Матрены, только в разной одежде. Головой потрясла, поморгала усиленно, присмотрелась, нет, всё же разные они. Наверно, вот от них такая энергетика идет.

– Знакомься, это Агнета, а это Лидия Пална, – представила нас Матрена. – Пойдемте чай пить. Лизонька, идем, поможешь мне на стол накрыть.

Матрена с Лизой вышли из комнаты. Лидия Павловна встала со своего места и стала внимательно меня разглядывать. Как-то изменился воздух в комнате, реальность стала нереальной. Я не сводила с нее глаз. Из-за спины у нее кто-то отделился и подошел ко мне. Пахнуло чем-то неприятным, животным каким-то. Тень была в два с половиной метра роста, под самый потолок. Она обошла меня, втягивая в ноздри воздух. Я слышала дыхание тени, ее ворчание. Где-то вдалеке послышался звук бубна и заунывное пение, к животному запаху примешался дым костра, пахло какой-то травой и жиром. Повеяло холодом.

Тень вернулась на место и встала за спину своей хозяйки. На шее у бабульки висел шнурок с клыком какого-то животного. На нем были нанесены непонятные знаки и рисунки.

– Медведь? – тихо спросила я.

– Угу. Первый раз вижу женщину, у которой за спиной стоит шудхэр, и она с такой чистой душой. И не ты ему подчиняешься, а он тебе, – покачала она головой.

Мы прошли на кухню, на веранде чай пить было уже холодно. Коловерша на глаза не показывался, видно боялся «медведя» гостьи. Я и сама его боялась, да и эта женщина во мне какой-то животный страх вызывала.

Бабульки вынули трубки, закурили. Болтали, чай пили, смеялись. Матрена вся светилась, словно встретила свою старую приятельницу, закадычную подругу. Лизонька молчала и внимательно слушала. А я мыслями уносилась в далекий северный край, где холодно практически весь год, где растут многовековые сосны, где вода в горных реках ледяная и прозрачная, а где-то слышен звук шаманского бубна и заунывная песня шамана разносится по всей округе.

Пы.сы. Шудхэер – бес, черт.

Пошла на звуки и запахи, все глубже погружаясь в видение. Уже все органы чувств были задействованы, ощущался ветер, легкий холодок, привкус дыма на языке. Шла на заунывное пение и стук бубна. Где-то далеко, сквозь видение, мне слышался голос Матрены:

– Ой, вот мы с тобой надымили, девки-то наши поплыли.

– Не трогай их, всё идет как надо, – послышался хриплый голос шаманки.

Я стала озираться. Рядом бежала Лизонька, а за ней огромная рыжая лиса. Сама обернулась, вслед за мной вышагивал огромный белый тигр, неслышно ступая по земле. Под звездным небом темным пятном парил красный дракон.

– Иди, не бойся, – услышала его голос.

Побежала, в ушах засвистел ветер. В груди всё трепетало, как от предвкушения какого-то радостного и приятного события. Мы с Лизой практически одновременно ворвались на небольшую полянку, в центре которой горел высокий костер.

Вокруг него ходил какой-то шаман-старик, стучал в бубен и пел. Матрена и Лидия с трубками в зубах сидели около костра и раскачивались в такт. Обе бабульки были одеты так же, как и старик. Как только мы появились на поляне, они повскакивали, схватили нас за руки и вовлекли в общий танец. То мы держались за руки и водили хоровод вокруг костра, то танцевали по отдельности.

Вторым кругом позади нас танцевали огромные животные: медведь, лиса, волк, тигр и огромный орел. Мыслей в голове не было никаких, просто хорошо и радостно, и вот это всё оно такое правильное, так должно быть. Пели песни, что-то про ветер, большую птицу, свободу, про жизнь и смерть. Я не знала этого языка, но слова сами лились откуда-то из груди.

Старый шаман вручил мне бубен, и я с каким-то восторгом принялась в него стучать. Искры от костра взмывали в небо при каждом ударе. Постепенно стали исчезать фигуры рядом, сначала пропал старик и орел, затем Матрена и волк, после Лиза и лиса, самой последней исчезла Лидия с медведем. А я всё кружилась и кружилась в танце у затухающего костра и била в шаманский бубен.

Вдруг резко стало темно и холодно, словно кто-то прикрыл нас темной крышкой. Стало жутко и страшно. В голове пронеслось: «Беги!» Схватила бубен и рванула от этого места. Рядом побежал тигр, озаряя путь своими белыми боками. Поняла, что не смогу убежать, попросила помощи у него. Он остановился, пригнулся, дал мне возможность забраться на него. Засвистел ветер в ушах, светлеть стало. Ярко-ярко, в глаза бьет свет лампы.

– Ну вот, очухались, а ты, Матрена переживала, – выдохнула клуб дыма Лидия.

Протерла глаза кулаками, поморгала ресницами, поискала около себя бубен.

– Чего ищешь? – поинтересовалась шаманка.

– Бубен, – ответила я.

– Ишь какая. Сама себе сделай, – сказала она и усмехнулась в трубку.

– Я не умею, – я посмотрела на нее внимательно.

– Ну так найди того, кто умеет, – улыбнулась она.

Лизка сидела с блаженной улыбкой на лице и витала где-то в облаках. Мне показалось, или на самом деле на плече у нее в волосах запуталась маленькая лисичка.

Со стороны улицы послышался звук мотора, видно подъехала машина, а может даже не одна. Мы переглянулись.

– Кажется, к нам «гости» приехали, – сказала обеспокоенная Матрена. – Звони Саньку, – обратилась она ко мне.

Не успела я набрать ему, как в дверь затарабанили.

– Открывай, старая карга! – заорал с той стороны грубый мужской голос. – Лизку нам отдай, и мы уедем.

– Какие у тебя серьезные родственники, – удивилась Матрена, глядя на Лизу.

– Открой, а то хуже будет, – орал с той стороны мужик.

Дозвонилась до Саши, быстро сказала ему, что к Матрене люди недобрые приехали, дверь ломают.

– Агнета, открой, – скомандовала бабулька.

Открыла. Предо мной стоял обычный мужичок с битой, за ним находилось несколько молодых парней. Чуть дальше к калитке притулилась та самая тетка в темных очках, с мордой в прыщах.

– Чего надо? – спросила я. – Тут непрошеным гостям не рады.

– Ты сказала, что здесь одна бабка дряхлая, а здесь еще баба какая-то, – обернулся он к тетке.

– Бабка в доме, и Лизка там, – взвизгнула тетка.

– По-хорошему прошу, отдайте девку, и мы уедем, – начал мужик.

– Здравствуй, Сережа, – отодвинула меня от двери Лидия Павловна.

– Здрасте, Лидия Пална. Сто лет вас не видел, и еще бы столько же не видал. Лизку отдайте.

– Зачем тебе Лизка?

– Чтобы защитить ее от всяких проходимок.

– С каких это пор тебя стала волновать Лизина судьба? – поинтересовалась Лидия.

– А вас с каких? Как ваш Андрюшка помер, так и глазу к нам не казали.

– Лизиной судьбой я всегда интересовалась. Когда мать ее заболела, звала к себе, чиститься, лечиться. Вот только сестрица ее двоюродная отговорила, глядишь и жива была бы баба. А вы, поди, за наследством прикатили? Лизку на тот свет хотите сбагрить, али в желтый дом, чтобы ее недееспособной признали? – скептически посмотрела она на родственника. – Приехал к бабке старой с молодцами, боялся, что один не справишься со старухой?

– Тетя Лида, свалите от греха, отдайте Лизу, – примирительно сказал Сережа.

– Не отдам. Она внучка моя.

– Тогда пусть от квартиры откажется, – ответил мужик.

– Вот ты какой смелый, – покачала старуха головой. – Не боишься грех на душу брать? У сироты квартиру отнимать? Родственнички.

– Мы на троих поделим. Квартира ее матери от бабки досталась, а она была и нашей бабушкой. Почему такая несправедливость? – возмущался он. – Зачем сопливой девчонке трешка? Как она за нее платить будет?

– Не твоего ума дело. Хватит мне тут гнилые разговоры разговаривать. Убирайся давай подобру-поздорову, – скомандовала Лидия Павловна.

– А что ты мне сделаешь? – легонько ткнул он ей в грудь битой.

– Я полицию вызвала, – сказала я.

– Знаем мы вашу полицию, едет долго, а когда приедет, уже и спасать некого, – усмехнулся он.

– Бабуль, пойду я, а то они вас покалечат, – Лиза собралась выходить.

Не дала ей выйти бабка Лида, отпихнула вглубь комнаты.

– Иди, милая, тут взрослые разговаривают. У турэл на тебя свои планы, – сказала она.

Бабулька легко выхватила у мужика биту и сломала пополам. Он выпучил глаза.

– Жаль, проклясть тебя не могу, Лизке тогда достанется, – покачала она головой.

За спиной у Лидии маячила огромная тень. Видно было, что он рвется на волю, но она изо всех сил сдерживала его.

– Ах ты!.. – замахнулся на нее мужик.

Что тут началось! Никто уже не сдерживал медведя. Вот только не отдельным животным он бродить стал, а вошел в старушечье тело. Выросла она, огромной медведицей стала, зарычала, лапой по морде гражданину съездила.

Пареньки этого не ожидали и рванули в свои машины. Матрена схватила свое любимое оружие – метлу, Лизка вооружилась сковородой, ну а мне досталась лопата. Погнали оглоедов со двора, с воплями и криками, по спинам им орудием лупили. Тетке снова метлой досталось по голове.

Поймала медведица мужика за шкирку, развернула к себе.

– Лизку тронешь, я тебе горло перегрызу, кишки твои съем, а сердце засушу и по вечерам любоваться на него буду, – прорычала она ему в лицо.

Он как-то с готовностью закивал головой, пытаясь вывернуться из цепких лап. Отпустила она его. Кинулся Сережа к машине, по дороге что-то из штанины вытряхивая. Забрался в кабину.

– А это тебе на память, чтобы помнил, – прорычала медведица и прошлась когтями по боку автомобиля, оставляя глубокие царапины.

Пометила она своими царапинами обе машины. Рванули они по дороге, только пыль столбом стояла. Через несколько секунд пред нами стояла сгорбленная старушка. Пошла она в дом, еле ноги подволакивая.

Телефон у меня звонит, разрывается.

– Агнета, они еще там? Машина сломалась, я бегу к тебе, – прокричал он в трубку, – С тобой все в порядке?

– Саша, со мной все в порядке. Скажи, где ты бежишь, я тебя подберу.

Он объяснил свой маршрут. Сказала, что сейчас подъеду.

Вернулась в дом попрощаться. Бабульки как ни в чем не бывало, сидели за столом, пили чай и курили трубки. Только вот Лидия немного постарела.

– Они могут вернуться, – тихо сказала я.

– Нет, дорогуша, не вернутся. Уже морок наложили и зелье отворотное в штаны насыпали. Так что не переживай, не вернутся, – покачала головой Матрена.

– Поехала я Сашу выручать. Приятно было познакомиться, – улыбнулась я.

– Всего доброго. Приезжай ко мне, настойкой из мухомора угощу, – подмигнула мне Лидия.

– Может, еще свидимся, – махнула я рукой и пошла к своему крокодильчику.

На дереве сидел Коловерша и махал мне лапкой.

Подобрала Сашу в чистом поле, вернее в степи. Он шел мне навстречу, раскраснелся, запыхался.

– Ты чего? – спрашиваю.

– К тебе бежал, боялся, не успею. Пожарных вызвал на подмогу. Потом тебе отзвонился, им отбой дал. Ребята на всех парах мчали, – он тяжело дышал.

– Садись в машину, поехали домой. Крокодильчик мой твою тарантайку не дотащит. Звони своему медведю, брату Мишке, – сказала я.

– Чего там стряслось у бабки Матрены? – спросил Саша.

– Помнишь, я тебе говорила про девушку Лизу, что у нее поселилась? К ним опять ее родственники приперлись, а там за ней уже бабушка по папиной линии приехала. В общем, группа молодцов с битами нагрянула бить старуху Матрену.

– Вас там четыре женщины было, и молодцы удрали? – удивился он.

– Угу.

– Как так-то?

– Лизкина бабушка не просто бабушка, – ответила я, смотря вперед на дорогу.

– А кто? Дедушка?

– Сам ты дедушка. Она шаманка.

– Интересно, у нас жил один шаман на дальнем хуторе, как напьется, так всем в бубен пытается ударить, – усмехнулся Саша.

– Ты какой-то несерьезный, – обиделась я.

– Прости, день сегодня суматошный, – он тяжело вздохнул.

– Ты своего Бомж-Бруевича выпустил на свободу? – поинтересовалась я.

– Его Олег зовут. Я его к батюшке пока пристроил, тот сегодня баню топить будет, напарит болезного, – усмехнулся Александр.

– А потом?

– А потом посмотрим. С Мишкой поговорю, им всегда работники нужны были, а может Николай чего придумает.

– Батюшка не против был, что ты его к нему подселил?

– Нет, вполне себе не против. Олег, кстати, весь мой участок вымыл, всё убрал за собой. Благодарил сердечно, – ответил Саша, зевая.

– Свою душещипательную историю рассказывал? – поинтересовалась я.

– Агнета, нет. Особо некогда было общаться. Он попросил помощи, назвал свои данные. Не переживай, я разбираюсь в людях. Человек еще не потерянный.

– Ну и замечательно, – улыбнулась я.

Рано утром к нам прибежал отец Николай.

– Саша, церковь обокрали, – чуть не плача произнес он.

– Как обокрали? Там же у вас брать нечего, – удивился Александр.

Мы с ним переглянулись.

– А Олег где? – спросил Саша.

– Так мы с ним вместе пришли к церкви, а там дверь вскрыта, вынесли кадила и паникадила, кое-какие иконы сняли, утварь разную вынесли.

– Пани чего вынесли?

– Подсвечники такие огромные, – руки у Николая тряслись.

– Олег?

– Олег в доме спал, храпел так, что стены тряслись, не наговаривай на человека, – взмахнул он руками.

– Ладно, ладно, сейчас оденусь и пойдем смотреть, что к чему. Сядь, сейчас я тебе чайку налью.

– Там церковь открытая, какой чай? Что за люди! – причитал Николай.

– Олег-то где? – спросила я.

– Там за калиткой вашей стоит.

– Что же ты его, как собаку, перед воротами оставил? – покачала я головой.

– Он сам заходить не захотел, – ответил батюшка. – Говорит, я бедовый, от меня только беда одна.

Вышла на улицу. Мужчина сидел на лавке и теребил кепку. Рядом устроился Исмаил. Он положил голову на лавку и внимательно всматривался в Олега.

– Хорошая у вас собачка, настоящий охранник, – увидел меня мужчина. – Утро доброе, хотя какое оно доброе? – махнул он рукой и тяжело вздохнул.

– Может, в дом зайдете? – предложила я.

– Зачем? Чтобы и у вас что-то случилось? Вы люди добрые, а на меня вот все сыпется, и у всех сыпется, если мне помогать начинают.

На меня посмотрел Исмаил, и в голове пронеслись его слова: «Посмотри на него внимательно». Пригляделась, теперь не было черного облака и молний не было, просто какие-то трубки оплетали его тело. Трубки были забиты чем-то черным, словно смолой или битумом. От него отделилась какое-то черное щупальце и потянулось ко мне, наткнулось на защитный кокон и спряталось назад.

– Они тебя периодически пытаются прощупать, – пронеслось у меня в голове голосом Исмаила.

Я поморщилась, слышать чужие голоса в голове то еще удовольствие.

– Это что еще за фигня? – спросила я так же мысленно Исмаила.

– Да там чего только нет, порча на финансы, закрытие финансовых каналов, закрытие дорог. Еще и сторож сидит и за всем этим следит, чтобы работало всё, как часики, и все, кто гражданину могут помочь, отворачивались. Сущность хапает у всех, кто рядом с товарищем находится, всякие блага.

– Выдрать сторожа как-нибудь можно?

– Можно, но для носителя может быть чревато, да и для того, кто выдирает, тоже.

– Как быть? – спросила я.

– Сама думай, – ответил Исмаил.

Сидела и смотрела в одну точку.

– Я пойду наверно, – встал с лавки Олег. – Опять я людям несчастье принес.

– Сиди, я думаю, что с тобой делать, – я махнула на него рукой.

За руку попыталось зацепиться щупальце. Резко дернула его на себя, не обращая внимания на мужчину. Он как-то ойкнул и побледнел, а щупальце оторвалось и зашипело у меня в ладони, тая и растекаясь некрасивым черным жирным пятном. Исмаил слизал жижу с ладони.

– Что это было? – стал тыкать пальцем мне в руку Олег.

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Мне вот прямо больно было, где-то в спине аж отдалось, – поморщился он и потер спину.

– Вот так просто оно тебя прямо и отпустит, – усмехнулась я. – А уходить от нас пока не стоит. Ты не себя жалей, что ты такой невезучий, ты про других подумай, помочь постарайся.

– Мне бы самому кто помог. Николай вчера болтал про какую-то бабку Агнету, говорит, что она людям помогает от всяких бед избавляться.

– Прямо так и сказал, бабка Агнета? – я прищурилась.

– Нет, просто Агнетой называл, но обычно этим бабки занимаются, вот я и решил, что она пожилая.

– Очень приятно познакомиться, я бабка Агнета, – я нехорошо улыбнулась.

– Ой, неудобно получилось. Наверно, вы теперь мне в помощи откажете? – он опустил глаза и закусил губу.

Из дома вышли Саша с Николаем. Александр махнул Олегу и позвал с собой. Бедолага посмотрел на меня с тоской.

– Иди, а я подумаю, – ответила я.

Он посмотрел на меня с надеждой и отправился вместе с мужчинами в церковь. Саша кому-то уже звонил, видно вызывал оперативников, чать не мешок картошки из погреба украли.

Детей проводила в школу. Дома навела порядок. Пообщалась со своей животиной. Поставила молоко на сыр. В голове вертелся Олег и мысли разные и всякие. Поднялась наверх, разложила карты. Всё не просто так, а в наказание за что-то, исправить можно, но в прежнее состояние он уже не вернется. Высшие силы дали добро на работу, спросила несколько раз, можно или нельзя и что мне за это будет. Выдали карту опыта.

На Таро стала смотреть, кто там на той стороне, так сказать, организатор. Выпали мужчина и женщина, и еще кто-то третий. Вот что-то мне как-то не улыбалось в войну ввязываться. Один раз я бой выиграла и даже трофей в виде Шелби получила, но никто не сказал, что следующая победа будет за мной. К тому же я не одна живу и о близких должна думать.

Проверила дом, все засовы и замки, печати и защиты. Вместе с Прошкой прошлись всю мелочь вычистили, выгребли, всё, что от нас самих в течение дня сыплется. Мы же не замечаем, несем домой всякую гадость и в своем жилище сбрасываем, кто просто в пространство, а кто и на своих родных. Прошка обычно всё подбирает, но, видно, совсем расслабился с мелким котенком.

Пока с ним всякую гадость выгребали, смотрим, мелкий с чем-то играется, шарик какой-то. Наклонилась посмотреть, что там за мохнатая бусинка, а она ножки вытащила и побежала. Котенок ее словил и слопал. Кашлять начал, задыхаться, язычок вывалил. Прошка к нему подпрыгнул, мягко стукнул лапкой по спинке. Гадость из пасти и вылетела, только ее большой кот перехватил и сам схрумкал. Видно было, что он ругает мелкого за самовольство. Это было так мило, но не стоило отвлекаться, надо было вычистить каждый угол.

С домом закончили, прошлись по сарайкам, там было всё чисто, местные смотрители работали хорошо. Отправились в летний домик. Здесь тоже всё проверили, вычистили и восстановили. Затопила печку. Зашуршала, заговорила, зашумела, что-то бубнила себе под нос. Давно тобой не пользовались, давненько. Помню, как Константин ночевал со своим бесом пьянства в домике, как напугали меня первый раз. Кажется, что давным-давно это было. Интересно, как они там поживают с Иришкой, да и бес как там живет со своей хозяйкой? Надо будет звякнуть Иринке.

Тихо, спокойно, так уютно. Рядом Прошка развалился, котенок с его хвостом играет. Маруська дремлет. Хорошо-то как! Однако недолго музыка играла, то есть недолго мне пришлось наслаждаться тишиной. Собака встрепенулась и помчалась к воротам. Я отправилась за ней следом.

За калиткой кто-то спорил. Маруся своим диким лаем не дала услышать разговор, пришлось открывать дверь. На улице стояли Олег и Николай.

– Куда ты собрался? Дом большой, живи, я сказал тут, работа для тебя найдется, уж на похлебку себе заработаешь, – ругался Николай.

– Я приношу несчастья только. Вот из-за меня и церковь обокрали, – насупился мужчина.

– Всё это глупости. Правда, Агнета? – спросил меня батюшка.

– Ну, как тебе сказать, – ответила я.

В это время я с интересом наблюдала, как черные щупальца тянуться к Николаю, ощупывают его, что-то ищут у него на спине. Спрут нашел, то, что искал, серо-зеленую трубку с легким свечением. Он выглянул из-за плеча Олега и потянул трубку в свой клюв, присосался к ней, впустил туда чернила.

– Коля, достань свой талмуд и помаши им над собой, – попросила я.

Он удивленно на меня посмотрел, порылся в подряснике и вытащил свою книгу. Сделал так, как я сказала. Батюшка еще и молитву какую-то при этом принялся читать. Олег на нас смотрел, как на сумасшедших. Стоит батюшка, крестится, машет книгой вокруг себя и нараспев читает молитву, а женщина рядом внимательно смотрит за процессом.

По той самой трубке пошло что-то огненно-красное и долбануло в голову спруту сильной волной. Хлынула к нему в пасть огненная жижа. Сразу убрались щупальца от Николая, да и у Олега в его трубках слегка посветлело. Бедолага от этой ударной волны в его питомца резко сел на землю, а батюшка приземлился на скамейку и тяжело вздохнул.

– Ох, как на душе хорошо стало, полегчало, – сказал Николай и заулыбался.

– А мне что-то как-то дурно, – ответил Олег и пополз в ближайшие кусты, где его вывернуло черной жижей.

Зазвонил телефон у Николая.

– Ой, как хорошо, ой, дай Бог вам здоровья, – он долго кого-то благодарил.

Отбил звонок, лицо его светилось.

– Вы представляете, нам какой-то спонсор денег на счет перевел, так что все украденное будет восстановлено, – радовался он.

Снова затрезвонил телефон у батюшки. Он ответил, еще больше начал радоваться, даже пританцовывал.

– Агнетушка, нашли, всё нашли, всё украденное добро нашли. Есть Бог на свете, есть! – тряс он пальцем.

– Где нашли? – удивилась я.

– На «минном» поле. Гастролеры какие-то, не местные, слава тебе Господи, что это не наши, – он перекрестился. – А ты, Олег, говоришь, что беды приносишь, вон оно как обернулось.

Олег в это время ползал в кустах и очищал желудок.

– Батюшка, не радуйтесь вы так сильно, вон видите, как человеку плохо, – укорила я Николая. – Как они там оказались?

– Не знаю, Сашу своего спросишь, а я побежал в церковь, – махнул он рукой и рванул в сторону центра села.

– Что же так плохо? – мычал в кустах Олег. – Что же я такого съел? Может, это с яиц деревенских?

– Скорую? – спросила я.

– Нет, нет, сейчас всё должно пройти.

Спрута за его спиной не плохо так колбасило. Он выкидывал свои щупальца во все стороны, но натыкался на мою защиту. Пару раз ударил по Исмаилу, после чего остался без парочки конечностей. Волк не церемонился.

– Вот тебя как плющит и козявит, – покачала я головой. – Идем ко мне, отлежишься. Сейчас я тебе отвар сделаю.

Исмаил помотал головой, мол, опасно. Но не под кустами же человека оставлять, не собака чать. Хорошо спрута батюшка приложил, от души.

Наклонилась к Олегу, попыталась его поднять, но сил у меня не хватило. Он уже валялся на земле и корчился от боли. Что же с тобой делать-то, как помочь?

– Да брось ты его, Агнета, пусть валяется, – услышала я знакомый голос за спиной.

– Бесчеловечный ты, бес, – ответила я Шелби.

– Конечно, бесчеловечный, – хохотнул Томас. – Я только мимикрирую под человека.

– Опять научных программок насмотрелся по телевизору?

– Не-а, я теперь продвинутый пользователь, Интернетом интересуюсь.

Он стоял рядом в спортивном костюме, жевал куриную ножку и запивал ее какой-то шипучей газировкой.

– Ты чего ее не отговорил тащить вот это в дом? – он ткнул ножкой в Олега, обращаясь к Исмаилу.

– Вот ты и отговори. А то ты не знаешь, какая она упертая, – ответил волк.

– Ээээ, я еще здесь, вы чего обо мне в третьем лице говорите? – возмутилась я. – На раз-два взяли и поволокли болезного в дом.

– Щас, – ответили хором граждане нелюди.

– Вот я сейчас всё брошу и потащу вот это в дом, – ответил Шелби, грызя кость от куриной ноги. – Ты знаешь, что у тебя с хатой будет через пару дней вот с этим?

– Что? – прищурилась я.

– Вот это чувырло очухается и начнет к себе в клюв всё подряд совать, и всё будет собой отравлять. Через пару недель оно будет сидеть на твоем доме и жрать всё, что ему придется по вкусу. И это будешь не только ты, но и твои родные и близкие. Со скотом можешь сейчас сходить попрощаться. Они в первую очередь гибнут.

– Я его успею почистить, – упрямо посмотрела я на Шелби.

– А если не успеешь, не сможешь, силенок, знаний не хватит? Смотри, как оно щупальцами во все стороны шарится, пытается найти, от кого полечиться. Это ты такая крутая супер-пупер, а остальные в твоей семье такие же? Ты своего родного ребенка хочешь обречь на пожизненное невезенье, на хроническое безденежье? Про мужиков говорить не будем, они тебе не родные, но все же не чужие люди, уж всяко ближе, чем вот это, – догрыз он кость.

– Мне высшие силы дали добро, – ответила я упрямо.

– Конечно, они дали, наверно, попкорном запаслись и чипсами, а может и семечками с орешками, и сели смотреть, как ты корячиться будешь. Помни, им там скучно, и они вас, смертных, в качестве развлечения используют.

– Какой ты все-таки противный, – надула я губы. – И что ты предлагаешь? Пусть тут валяется?

– Пусть у батюшки валяется. У Бога на Николая свои планы, так что он его в обиду не даст.

– Но он может добить Олега, – парировала я.

– Ну, тут два варианта, или добьет, или вылечит.

– Или искалечит, – скептически добавила я.

– Пути Господни неисповедимы, – заржал бес, вытер о себя руки и закинул Олега на плечо.

От таких манипуляций мужчину вырвало прямо на беса.

– Вот паразит, я же себе только новый Абибас купил, прямо из рук китайца, который его шил, – поморщился гражданин помощник.

Шелби исчез, прихватив с собой бедолагу.

– Куда он его? – спросила я Исмаила.

– К батюшке, – зевнул волк.

– Но я же разрешения не давала, – захлопала я ресницами.

– А он тебя спрашивать не будет, для него главное – твоя безопасность. Это я тебе перечить не могу, ангел-хранитель тебе только подсказать может, а вот этот делает так, как считает лучшим для тебя.

– Он сам решает? – нахмурилась я.

– Ага, и мне это нравится, – вывалил язык довольный волк.

– Какие вы умные, – возмутилась я.

– Угу, нам на этого Олега все равно, для нас ты важнее.

– Я уже поняла, – развернулась и пошла в дом.

Дома собрала кое-какие травки, волшебные ножницы, нож, иголку с ниткой, свечи. Позвонила Саше и спросила, где у него запасные ключи от его берлоги. Объяснила, что Олегу некуда идти, а к нам он не хочет, а Николай его бросил около наших ворот и убежал в церковь. Вытащила из ящичка в коридоре связку и отправилась к батюшке домой.

Около калитки бултыхался Шелби уже в чистой одежде.

– И куда ты намылилась?

– Лечить Бомж-Бруевича, – ответила я.

– Не мешай, он спит, – преградил он мне дорогу.

– Я его будить не буду.

– Не пущу.

– Я тебе сейчас как дам не пущу! – замахнулась я пакетом.

Обошла беса и пошла своей дорогой. Он пошел со мной рядом и начал гундеть, что, дескать, я совсем себя не берегу и о себе не думаю.

– Он точно у батюшки? – остановилась я.

– Точно. Ты думаешь, я его в овраг уволок и там бросил? – прищурился Шелби.

– Да кто же тебя знает, – ответила я.

Так в препирательствах и перепалках добрались мы до хаты. Открыла дверь ключом. Олег ползал по дому на четвереньках и стонал. Тут же в мою сторону полетело щупальце, которое перехватил Шелби и откусил.

– Невкусно, как резинка, – сжевал он ее.

– Я свечи по кругу поставлю, а ты его в круг затащи, – велела я.

Бес так и сделал, правда, немного Олега по голове приложил, чтобы тот не трепыхался. Обвела круг восковой свечой, присыпала солью в этих местах. Соль хорошо к воску прилипает. Зажгла свечи и полезла в круг с ножом воевать со спрутом. Махала, махала ножом, пару щупальцев отрезала. Рубанула по переплетенным трубкам, полилась оттуда черная вязкая жижа, густая и вонючая, как нефть.

Кинулся осьминог всё латать да завязывать. От него, как у ребенка пуповина, к телу мужчины тянется. Извернулась и перерезала кишку. Только вот спрут не упал и не начал корчиться в агонии, а прыгнул в мою сторону. Меня из круга словно взрывной волной выбило, а сущ о невидимую стену ударилось. Шмякнулось и поползло к своему хозяину обратно.

Надо было быстро действовать, чтобы оно не вернулось обратно на свое место. Воткнула в него атам по самую рукоять. Затрепыхалось чудовище, забилось в конвульсиях. Душа моя возликовала, возрадовалась: победа, я победила!

– Рано радуешься, – услышала я голос Шелби.

Вот вечно он мне всю малину портит.

– Вытащишь из него нож, и оно вернется на место или на нового хозяина, – сообщил он мне.

– Зашибись, – выдохнула я.

– Думай, Агнета.

– А ты его слопать не можешь? – спросила я.

– Пока он на полу валяется, не могу, как только на тебе будет, так, может, и слопаю, а может, и не слопаю, в зависимости от того, как он к тебе прилепится.

– Понятно, помощник из тебя никакой, – скептически оглядела его.

– А я и не претендую на это высокое звание, – заржал он, как конь.

Покопалась в карманах, нарыла немного мелочи. Развернулась и пошла прочь из дома.

– Ты куда? – спросил меня Шелби, материализуясь рядом.

– На перекресток, – ответила я. – Нечисти рядом много, а помощников не хватает.

– Ого, ты уже и с бесом перекрестка знакома? – удивился Томас.

– Угу, помогал мне как-то.

Дошли до старой дороги.

– Давай, сгинь отседова, – прогнала я Шелби.

Кинула за спину монет.

– Помочь мне в одном деле. Уплочено.

Пошла вперед, не оглядываясь. Слышала тяжелое и смрадное дыхание за спиной. Вернулись вместе в дом.

– Тут что, поп живет? – взвизгнул бес с перекрестка.

– Ага, но спасать мы его не будем, надо убрать вот это.

Ткнула пальцем в трепыхающегося спрута.

– Круг подотри, чтобы я войти смог, ну и нож вытащи, – велел бес.

– Вытащу, а оно прыгнет, – покачала я головой.

– Не боись, я свое дело знаю.

Круг подтерла. Рукоятку на себя потянула и выдернула нож. Осьминог кинулся в мою сторону, но был пойман огромной когтистой лохматой лапой прямо перед моим лицом. Сразу промелькнули в голове кадры из «Чужого».

– Возвращаем? – поинтересовался бес, держа сущность в лапах.

– Нет, – коротко ответила я.

– Отлично, – он впихнул спрута себе в красную пасть и с удовольствием его схрумкал.

В коридоре послышались шаги.

– Агнета, что ты тут делаешь? – в комнату вошел Николай.

– Провожу сеанс экзорцизма, – ответила я.

– Упс, – сказал бес с перекрестка и исчез.

Одно щупальце осталось валяться на полу. Оно ловко, как какой-то червяк, поползло в сторону Олега. Откуда-то сверху образовалась небольшая воронка, из которой показалась знакомая лохматая лапа. Щупальце было нанизано на длинный коготь и исчезло вместе с лапой в воронке.

Батюшка ничего не заметил, только подозрительно разглядывал скрючившегося Олега в кругу из свеч и соли.

– У него ведь только живот прихватило, а ты тут уже устроила, – укоризненно сказал Николай мне.

– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, – ответила я.

– Чего? – переспросил он.

– «Игру Престолов» не смотрел? – удивилась я.

– Не-а.

– Посмотри, прикольный сериальчик. А теперь пошли на кухню, болезному чай из полезных травок заварим, авось очухается. Молись за него, Николаша, твое слово силу имеет.

Николай поставил чайник на кухне, а я раздумывала, что же мне делать дальше. Вернулась в комнату, где валялся Олег среди догорающих свечей. Взяла одну из них и попыталась прижечь болтающуюся на спине мужчины «кишку».

– Ты уверена в том, что делаешь? – услышала я знакомый голос.

– Нет, – честно ответила я. – Но думаю, надо прижечь, пока кто-нибудь еще не присосался.

– Вряд ли кто захочет пристроиться, там всё отравленное, всё спрут попортил своими «чернилами». Сейчас огнем все запечатаешь, а отрава, так и останется у него в каналах. Если так боишься, то попробуй перевязать. Я бы так оставил, если кто прилипнет, то сам отравится или очистит, – сказал Шелби.

– Пиявку надо какую-нибудь найти, – подумала я вслух.

– Где ты ее найдешь? Если сама только создашь.

– Может, ему в канал свечу запихать, чтобы огнем все вычистить.

– Выжжем всё напалмом, – хохотнул бес. – Угробишь мужика. Оставь его пока, пусть поспит.

– Я его сейчас травками напою, а потом пусть спит.

– Ну да, надо дальше причинять добро, пока не помер, – заржал Шелби.

Свечи разом вспыхнули и потухли. Олег застонал и перевернулся на спину. Николай зашел в комнату.

– И этот здесь, – он недовольно посмотрел на беса.

– И вам не хворать, – ответил Шелби.

– Вот кто это будет убирать? – ткнул батюшка в растопленный воск и соль. – Хорошо хоть хату не спалила.

– Ты бы не ворчал, как старый пес, а посмотрел на человека, – ответил ему Шелби.

– Чего там смотреть, плохо ему было, а Агнета его еще дымом от свечек потравила.

– Николай, можно, я тебя стукну? – спросила я. – То ты ко мне летом бегал учиться, а сейчас шоры на глаза напялил и делаешь вид, что ничего не происходит.

Батюшка нахмурился, посмотрел на меня недовольно, затем закрыл глаза и застыл.

– Ого, а что это, а в чем это он?

– Ты самого главного не видел, виновника, так сказать, торжества, – ответила я.

– Ладно, заваривай травы свои, счищай воск с полу, а я пойду за кадилом, буду требы читать.

– Раскомандовался тут, – поморщила я нос.

– Не бухти, пусть на благо родины поработает, – усмехнулся Шелби.

Заварила травы. Взяла нож и стала скоблить пол, то еще удовольствие счищать воск. Задумалась и не заметила, как всё почистила. Процедила настой и напоила Олега. Как раз батюшка вернулся. Он отправил меня домой отдыхать, а сам принялся свою часть работы делать.

– Агнета, а ты почему не отправила назад спрута? Вроде ты всегда всё назад возвращаешь, а здесь не стала, – спросил меня Шелби.

– А угадай, – ответила я.

– Неужели поумнела? – усмехнулся бес.

– Неужели. Я такое чудовище первый раз видела, что же там за люди, которые такое поставили? Отправила бы назад, а они бы мне что в ответ? А так, может, даже и не узнают, что их подопечного полечили немного. Мне из-за какого-то Олега страдать не хочется, – помотала я головой.

– Ого, учишься, соображаешь. Такую бяку профи делал. В обратку она до него не долетела бы, ударилась об защиту и вернулась к тебе, да еще и с походом. Рухнула бы на твой дом майским ливнем, и затопило бы и тебя, и твоих родных. До заказчиков могло бы и не долететь, да и там они, скорее всего, себя обезопасили, защит понаставили. Так что всё ты правильно сделала, хвалю.

– Благодарствую, о великий учитель. Как твои курсы защитников проходят?

– Нормально, меня все боятся, а тебе все завидуют, – усмехнулся Томас.

– Ого, ангелы мне еще не завидовали, кажется, – удивилась я.

– Ты про урожай не забыла? Сроки поджимают, у тебя всего один покойничек на балансе.

– Я помню, – сразу помрачнела я. – Мне Мара про старую каменоломню рассказала, хочу туда наведаться.

– А поближе ничего нет? – поморщился Шелби.

– С каких это пор тебя расстояния стали смущать?

– С тех самых, как я стал твоим хранителем. На своей земле я уже каждый камушек знаю, у кого какие сущи и помощники, а там неизвестно какая опасность нас ждать будет. Может, в город сгоняем, там чего только нет.

– И как ты себе это представляешь? Я буду днем бродить по городу с косой или ночью к людям в квартиры стучаться? Ой, здравствуйте, кажется, в вашей квартире обитает неупокоенный дух, можно, я его приберу? – передразнила я Шелби.

– Почему бы и нет? У вас есть неблагополучный район в городе? Вот там точно всякое разное летает. За ночь можно норму набрать.

– Нарков и алконавтов отлавливать будем? – поинтересовалась я.

– А давай, – глаза у Шелби загорелись жадным огнем.

Договорились с бесом на следующую ночь, в эту я хотела отдохнуть.

– Слушай, мне надо как-то Саше будет объяснить, зачем я в город поеду. У меня же метлы волшебной нет, надо брать крокодильчика, а он так тарахтит, что вся округа крестится.

– Не переживай, всё образуется, как надо, – ободрил он.

Однако не сложилось, поездку пришлось отменить. Саше позвонил Глеб (врач из травмы) и попросил привезти кое-какие вещи и продукты в больницу. Их посадили под замок и не выпускали, потому что кто-то из больных оказался с положительным тестом. Закрыли всех, и больных, и врачей.

– Прокатиться со мной не хочешь? – спросил Саша.

– А мы не заразимся? – поинтересовалась я.

– Не знаю, я вон сколько народу за день вижу, общаюсь, и пока обошлось.

– Сплюнь три раза.

Он поплевал через левое плечо и постучал по деревяшке.

– Нас туда не пустят. В новостях показывали, что в подъездах двери заваривают, – сказала я.

– Агнета, это же больница, там входов, как в лабиринте. Найдем, как зайти.

– Я возьму кое-что с собой.

– Бери что хочешь, – кивнул Саша.

Набрали баночек с едой, купили продуктов, одежду захватили и отправились к Глебу в больницу, когда стемнело. Не представляю, как я буду там косой махать.

– Не могла отказаться, – в ухе зудел голос Шелби. – Я специально всё так устроил, а ты в больничку поперлась.

– Сиди тихо, – прошептала я, – я так решила.

– На ангела своего хочешь посмотреть? – продолжил он.

– И на него тоже, – ответила я.

– Агнета, ты что-то сказала? – спросил Саша.

– Нет, разговариваю со своим невидимым другом, – рассмеялась я.

– Ты у меня смотри, аккуратней, – улыбнулся Саша.

– Саня, а церковную утварь нашли, а воров?

– Нашли, всё нашли, так сказать, по горячим следам. На поле, куда навоз свозят местные фермеры. Граждане воры свернули не туда, не на дорогу, где у них машина стояла, а на поле. Жадные, полные сумки подсвечников набрали. Что-то их напугало, ну и провалились в старые силосные ямы, чуть не утопли. Там мы их и нашли. Вернее, подельник нашел, в церковь прибежал помощи просить. Ну, мы их там и выловили. Как не захлебнулись, непонятно. Батюшка так радовался, так радовался. Кстати, как там Олег? Ему плохо в прошлый раз было, – поинтересовался он.

– Николай за него молится. Травки я им оставила, объяснила, как принимать. Вроде еще пока плохо, но положительная динамика наблюдается. Надеюсь, в скором времени придет в норму.

– Агнета, может, надо его в больницу? Что за средневековье – молитвы, травы? – поморщился Александр.

– Саша, я не учу тебя, как работать, а ты не учи меня, что делать. Договорились? – ответила я с нажимом.

– Хорошо. Давай не будем ругаться, я всё же за рулем.

– Я и не ругаюсь, – улыбнулась я и прибавила музыку на автомагнитоле.

Подъехали к больнице, позвонили Глебу. Тот сказал, к какой двери подходить. Нашли в небольшой нише дверь, как-то на душе жутко и зябко стало, словно в потусторонний мир заходим. Глеб открыл нам, заглянул за наши спины, чтобы убедиться, что за нами никого нет, конспирация, ёклмн. С собой взяла косу. Самое интересное, что ее никто не видит, словно и нет ее.

Зашли в какое-то маленькое помещение с тусклой лампой и лифтом. Доктор пояснил, что через него еду пациентам привозят, и необходимые товары, и оборудование. Нацепили с Сашей намордники, я отошла в самый дальний угол и с тоской думала, что мне здесь ничего не светит. Незаметно проникнуть в больницу не удастся, а на лифте мне Глеб с Сашей не дадут прокатиться.

«Ангел» висел за спиной врача и внимательно меня разглядывал. В какой-то момент всё поплыло перед глазами и на одной из стен я заметила неприметную дверь. Он кивнул на нее, я посмотрела на увлеченно беседующих мужчин и потянула на себя ручку. Они даже не пошевелились, словно ничего не происходило.

Заглянула в дверной проем, а затем вошла. В помещении мигала тусклая лампочка, обшарпанные стены, железные кровати с голыми старыми драными матрасами, пара трехногих тумбочек и колченогая подставка для капельниц. Окон тут тоже не было. Прямо комната для депрессий. Сначала не поняла, зачем я здесь, а потом всё стало проявляться, стоны, крики, охи, причитания. Голова закружилась, и к горлу подступила тошнота. Вокруг замельтешили тени, их было очень много.

Вытащила косу и стала ей размахивать, почувствовала себя не человеком, который делает доброе дело, а специалистом клининга – уборщицей. Теней меньше не стало, а вот коса работать перестала. Кто-то на меня налетел со всей своей покойницкой энергией. Получил куда-то там косой, ойкнул и испарился. В голове пронеслось одиннадцать. Расстроилась, что теперь мне план повысят.

Собралась выходить, а двери не оказалось. Прямо загадка детская «Ни окон, ни дверей, полна горница людей». Молча поматерила «ангела» за такую подставу. В стене появилась красная когтистая лапа, дернула меня за шкирку и вытащила на воздух. Очухалась на лавке, на улице перед больницей. Саша с Глебом пытались привести меня в чувство. Позади доктора маячил «ангел». В голове промелькнуло – «Ничего личного, нехватка жнецов в больнице». Это он так решил нехватку кадров восполнить. Вот как сейчас двину косой для профилактики!

– Агнета, ты как? Там у нас душно, народ использует коридорчик в качестве курилки, – словно извинялся Глеб.

– Нормально. Пить только хочется, – прохрипела я, в горле действительно всё пересохло.

Краем глаза уловила Шелби, который нервно курил папиросы. Видно, у Исмаила позаимствовал.

Саша притащил мне из машины воды, помог подняться. Проверила наличие косы, всё было на месте. Снова зло посмотрела на «ангела». Он пожал плечами, дескать, час твоей жизни тебе назад вернул. Ага, а сколько седых волос прибавил и нервных клеток убил? В больницу теперь только в самом крайнем случае поеду.

Села в машину. Саша еще немного поговорил с Глебом, попрощался с ним, и мы отправились обратно домой.

– Ты как? – снова спросил он.

– Тяжко, – ответила я. – Такая тоска на душе, хоть волком вой.

– Хочешь, куда-нибудь заедем? К озеру, к реке?

– Давай, – кивнула я. – Сколько я в отключке была?

– Не знаю, минуты три, может, меньше. Ты сначала привалившись к стене стояла, а потом заваливаться начала. Ну, мы сразу тебя на улицу и вытащили.

На заднем сиденье сидел Шелби и недовольно кряхтел. Он был явно зол, только жаром не обжигал.

Остановились около какой-то реки, и меня постепенно стало отпускать. Прикрыла глаза и подставила лицо под прохладный ветер. Через несколько минут стало трясти от холода, зуб на зуб не попадал.

– Родная, ты не заболела? – спросил Саша.

– Ага, люлей ей волшебных в организме не хватает, лучше бы на твою каменоломню поехали, – пробурдел Шелби.

Вернулись домой. Попили чай, и я отправилась к себе наверх, смотреть на огонь. Саша ушел спать, потому что неизвестно, когда ему еще с работы позвонят, надо каждую минутку для отдыха использовать. Дети смотрели какой-то сериал и громко смеялись.

Как только я оказалась наверху, рядом материализовался Шелби. Он был зол и вонял табаком.

– Агнета, я тебе говорил, что не надо соваться в больницу? Говорил. Это такие твари, это вы их «ангелами» называете. Они очень хитрые, умные и эгоистичные, на людей им всё равно. Они их только в своих целях используют, – распалялся он.

– Благодарю тебя, – устало сказала я, чем сбила весь запал с Томаса.

– Эээ, ну да.

– Я знаю про них, ты мне рассказывал, и Исмаил рассказывал. Просто не думала, что он может так сделать.

– Я предполагал, что он выкинет какой-нибудь финт ушами. Хорошо, что я с тобой был, – он уселся рядом.

– Хорошо, – согласилась я. – Я вроде как бы под защитой. Что ему будет за это?

– Ничего. Ты же выбралась, а он просто случайно убрал дверь. Кстати, учись сама искать выход. Тот мир, он же не материальный, а астральный, выход можно и самой создать силой мысли, – посоветовал мне Томас.

– Буду знать, – вздохнула я.

– Его тоже понять можно. Количество покойных прибывает, а жнецов не хватает. Нежить ужасно мешает работать и людям, и вот таким, как этот ангел, да и другим существам в больнице.

– Я не пойду туда больше никогда, – устало сказала я, глядя на пламя свечи.

– Никогда не говори никогда, – философски сказал Томас.

– Я такой фильм для взрослых смотрела, – хихикнула я.

Мы расхохотались с бесом.

– Ладно, отдыхай. Мне еще на курсы надо заглянуть.

Утром переделала все свои дела по дому, проводила всех по разным учреждениям. Сама собралась и отправилась к Николаю, хотела проведать мужчин.

Батюшка был бледен, глаза ввалились, руки тряслись.

– Николай, ты всю ночь вагоны разгружал? – поинтересовалась я.

– Нет, я хотел, чтобы Олегу легче стало, – вздохнул батюшка.

– Сколько суток на ногах?

– Двое.

– Ума нет, нет, а потом раз, и опять нет, – покачала я головой. – Собой не стоит жертвовать, надо отдыхать.

Зашла в комнату. На кровати лежал вполне себе румяный мужчина и сладко спал. В трубках у него еще была мутная темно-зеленая жижа с легким свечением. Однако в ту самую трубку, что соединяла его со спрутом, бил ярко-желтый поток. Видно, Николай его подключил к христианскому эгрегору. Олег теперь будет ему служить, но может, это и к лучшему.

– Ну как? – тихо спросил Николай.

– Отлично, только надо все каналы ему на место поставить, а то там всё стянуто, перетянуто, спутано да завязано. Тогда всё чище пойдет. Не нужно пока требы читать. Оно и так всё хорошо работает, – ответила я.

– Ты можешь исправить? – поинтересовался он.

– Попробую, – пожала я плечами.

– Тогда я спать.

– Приятных снов, – ответила я.

Тетрадку одну хорошую с собой взяла, там у меня был один замечательный став на прочистку финансовых каналов. Решила его на Олеге использовать. Быстро нарисовала всё на листочке, зарядила огнем и дымом. Рунный став подсунула под подушку спящего мужчины.

Сама присела недалеко от кровати на стул, хотелось посмотреть, что же будет. Предполагала, что придется подождать. Однако две разные силы сработали в унисон. Рунный став стал развязывать и разбирать все узлы, а световой поток ударил изо всей силы, и вся грязь полилась куда-то в пространство. Вероятнее всего, отрава возвращалась к своим заказчикам. Я посидела еще минут пять, полюбовалась на сие действо, а затем развернулась и направилась к себе домой.

В груди разливалась радость от проделанной работы.

Домой идти не было желания. Присела на лавочке, хотелось полюбоваться осенью. Люблю эту пору, когда еще тепло, но уже чувствуется приближение плаксы в желто-красно-буром одеянии. Пахнет в это время так хорошо, прелой листвой и травой. Нет уже такой пыли, а небо голубое, голубое. Скоро его затянет тучами, и октябрь с ноябрем зарыдают горько о прошедшем лете.

Рядом пристроился Прошка вместе со своим котенком. Они жмурились на солнышке и ловили солнечных зайчиков. Обычно со двора котяра не выходил, а сейчас, видно, решил показать котенку мир за забором.

– Радуешься? – рядом уселся Дин Винчестер (Шелби).

– Да, – ответила я и улыбнулась.

– Я вчера из-за тебя чуть не поседел. Смотри, что я сегодня у себя из крыльев выдернул.

Он показал мне серо-бурое перо с пятикопеечную монетку.

– Не садись больше рядом с ангелами на занятиях. Они линяют, – беспечно ответила я.

– Это не их, это мое. Скоро буду похож на совиного птенца с твоими закидонами.

– Дважды за одно и то же не ругают, – сказала я. – Я не знала, что так получится, и ты не знал. Если бы знал, то не пустил бы меня, – поморщилась я.

– У меня была мысль, что это чудо может какую-нибудь подлянку выкинуть, но не думал, что такую. Для них люди – расходный материал.

– А для вас? – улыбнулась я.

– Нууу, мы не такие.

– Вы другие, – рассмеялась я. – Для вас люди – пища, или ступень для развития. В общем, все вы потребители.

– Так же, как и вы, – насупился он.

– Да и по фиг. Теперь мне за Олега прилетит? – решила перевести тему.

– Шутишь? С чего ты это взяла?

– Как я понимаю, обратка полетела к заказчику. Найдут по следам и будут мстить.

– Дорогуша, не загребай все лавры себе. Ты работала не одна. А те силы сами решают, быть обратке или нет. Там такой след, что и твоих рун не видно. А мстить этим силам чревато, дадут по одной щеке с отмашкой, а потом развернут, по другой дадут, а потом еще накостыляют, чтобы на всю жизнь запомнили.

– Интересно, как им накостыляют, посмотреть уж сильно хочется.

– Я могу тебе примерно сказать, что будет. На финансах и удаче всё было завязано, в прямом и переносном смысле. Спрут все вытягивал и отправлял своим хозяевам, жертву отравлял. Охраны и передатчика благ теперь нет, зато есть отрава, которая прямиком направилась заказчикам банкета. Долбанет по финансовой сфере и удаче. Посыплется всё, как карточный домик. Как я слышал, у него бизнес отжали и кредитов на него навешали? Вот и полетит весь бизнес к едрене фене, как фанера над Парижем.

– Прямо вот так, – подбросила я вверх кленовый листик, и он медленно полетел на землю.

– Нет, скорее всего, вот так, – Шелби подбросил вверх осколок кирпича, и тот стремительно полетел вниз и рассыпался в крошку. – Подожди, еще объявятся тут граждане доброжелатели, полюбуешься.

– Так Олег от нас, скорее всего, уйдет после таких чисток.

– Вот кто его еще отпустит? – захохотал бес.

– Так он же теперь свободный, – удивилась я.

– Ага, только вот имеет некоторое количество долгов перед некими силами. Уйдет, долги не вернет, всё ему в обрат полетит, да с утроенной силой. За всё надо платить. Ты вон беса наняла, заплатила ему, а Олег чем тебя отблагодарил? А батюшку? Вот так-то, дорогая, если взял, то надо рассчитываться, или силы возьмут свое. О помощи он просил? Просил, не отвертишься теперь, всё получил, что нужно, – Шелби нехорошо оскалился.

– Тебе лучше знать, – пожала я плечами.

Вдалеке запылила машина.

– Смотри, как козлик скачет, торопится, – усмехнулся Дин Шелби. – К тебе по ходу спешит.

– Я никого не жду.

– А они тебя и спрашивать не будут. Знакомые ребятки. Одного я точно видел пару раз. Принц из чьих-то снов, – бес заржал аки конь.

Около нас остановился внедорожник импортного производства. Оттуда вывалился знакомый «Кощей» с артритными ручками и ножками.

– Доброго утра, Агнета. Правильно я ваше имя назвал? – протянул он, озираясь и принюхиваясь.

Прошка с котенком выгнули спинку и зашипели на непрошеного гостя. В машине на заднем сиденье кто-то сидел и свербил меня взглядом через затонированное стекло.

– Здрасьте, – ответила я не особо любезно.

Он протянул ко мне руки, чтобы поцеловать ручку.

– Слушай, мужик, ты бы грабли от меня убрал, я же всеку и не посмотрю, что у тебя там группа поддержки в катафалке сидит, – ответила я грубо, убирая руки за спину.

– Прошу прощения, Агнета. Просто обычно женщинам нравится, когда им ручки целуют.

– Поверь, никаким женщинам не нравится, когда им посторонние мужики руки слюнявят. Чего тебя нелегкая принесла? Мне лясы точить некогда, дела, заботы, деревня же, вся в работе.

– Слышал я, Агнета, что у вас есть особый дар. Не хотите ли вы немного подзаработать? – предложил «Кощеюшка».

Шелби строил потешные рожи, что не давало мне принять грозный вид.

– Предлагаю продать вам свой дар и все имеющиеся инструменты и приспособления, в том числе и помощников, – Кощей попытался слегка пнуть Прошку, но тот ему саданул когтистой лапой по брючине, придав им вид бахромы.

– Во сколько же ты оцениваешь мой дар и все прибамбасы? – мне было любопытно.

– Два миллиона, – улыбнулся дядя улыбкой хищника.

– Два миллиона чего? Долларов, рублей, тугриков, дублонов, фасолин, перца горошком?

– Рублей, конечно, – он поднял вверх палец торжественно.

– Ваша секта такая нищая? – поинтересовалась я. – Что-то ты маловато предложил.

Кощей победно посмотрел на автомобиль: дескать, я же говорил.

– Хорошо, две сто, – начал он торговаться.

– Начнем торг с десяти миллионов долларов, – ответила я.

– Агнета, это какая-то нереальная сумма, – опешил дядька.

– Вы сколько бабла отдали за этого каменного ангела, а говорите, что это для вас нереальная сумма.

– Нам нужно подумать, – наморщился он.

– Первоначальная цена торга не говорит о том, что я еще соглашусь.

– Вы могли бы согласиться и на меньшую сумму ради своих родных, – с угрозой в голосе проговорил он.

– Я тебе сейчас голову оторву и на кол на заборе повешу, – зашипела на него я. – Чтобы другим неповадно было всякую ересь мне в уши лить.

– Ну что вы так бурно реагируете, я просто пошутил, – костлявый гражданин попятился от меня.

– И я пошутила, хотя колья у меня уже приготовлены для таких, как ты.

К автомобилю подошел Исмаил, поднял лапу и пометил колесо.

– Ээээ, а это зачем он сделал? Зачем вот он, этот, как его, ваш пес, это сделал? – возмутился Кощей, тыча в волка пальцем.

– Чтобы знать, где ты и с кем находишься, – пояснила я.

Рядом Шелби приобретал свои нечеловеческие размеры и внешность.

– Что-то серой завоняло, – пискнул дядя.

– От вас тоже не розами пахнет, тухлым душком тянет, – хмыкнула я.

Бес собрался протыкать колёса.

– Не здесь, – покачала я головой. – На трассе.

Мужичок подпрыгнул на месте.

– Не надо ничего на трассе, мы больше вас беспокоить не будем.

– И в сны ко мне не приходи, а то скормлю дракону.

Исмаил прыгнул на капот и заглянул внутрь салона.

– А ну пшел отсюдова, – крикнул Кощей на волка и замахал на него руками.

– Не маши руками, а то откусит, – припугнула я дяденьку.

– Бывают же на свете такие дуууууууры, – зло сказал он, прыгнул в автомобиль, надавил на газ и принялся разворачиваться.

– И такие резиновые изделия номер два тоже бывают, – парировала я.

Исмаил продолжал стоять на капоте и смотреть через лобовое стекло в салон. Внедорожник со всего размаха въехал в наш забор, разбил его, газанул и рванул в сторону трассы. Исмаил спрыгнул с автомобиля и вернулся ко мне.

– Я ему сейчас все колеса проколю, – зло ответил бес.

– Не надо, пусть едут и очкуют всю дорогу. Вот гад, забор сломал, чтоб ему пусто было, собака сутулая, – возмущалась я, – Еще угрожать мне смеет.

Попыталась поднять доски, но они разломались на несколько частей.

– Все настроение испортил, – пнула я забор. – Уехала в деревню от городской суеты за спокойной жизнью. Покой мне только снится, и то не всегда, то принцы с черепами, то тетки сумасшедшие. Гадство какое-то, – поморщилась я.

Постояла, посмотрела на забор, попинала доски. Стала их убирать вглубь двора. Посмотрела, как тонкой прозрачной сеткой бултыхается на ветру защита, не пробили гости недорогие, не прорвали ее. Пока таскала, запыхалась, заноз насажала на руки и на ноги. Плюнула, налила себе чай и села дальше осенью любоваться.

– Мама, что у нас произошло? – спросила Катюшка.

Дети возвращались домой с учебы.

– Да ездят тут всякие, права купили, и вот, – кивнула я на забор.

– Надо было номер записать и потом предъявить через гаишников, – сказал Слава.

– Ага, подписали номер, и колесо подписали, – буркнула я.

– Не понял, так записали или нет? – спросил паренек.

Посмотрела в желтые глаза Исмаила, тот мысленно продиктовал мне цифры.

– Давай ручку и листочек, – сказала я Славе. – Запишу, пока не забыла.

Он протянул мне тетрадь по геометрии и ручку. Записала так, как продиктовал мне волк.

– Я сейчас папе позвоню, – сказал он.

– С забором? Не надо, вечером придет, что-нибудь придумаем.

– Я не насчет починки, а чтобы нашли водителя и наказали его. С починкой я деду позвоню, – ответил он деловито и ушел в дом.

Даже зауважала этого мальчика, растет настоящий мужчина. Через пять минут у меня раздался звонок на телефоне. Саша спрашивал, что у меня случилось. Рассказала ему про какого-то бешеного водителя, который снес нам забор, а сам уехал, даже не извинился.

– Папа сейчас придет, поможет с забором, хотя бы времянку поставит, – сказал он.

– Саша, они доски разбили, надо новые покупать, – покачала я головой.

– Николаю сейчас звякну, спрошу, может у него в мастерской какие горбыли завалялись. Интересно, он когда из моего дома свалит? Вроде церковный освободился. Мне не жалко, коммуналку платит, да и зимой топить будет, но всё же.

– Спроси его сам, – пожала я плечами.

Через сорок минут подъехала газелька к дому. Николай, Олег, Павел (отец Саши) выгрузили горбыль. Примерно в это же время приехали гайцы. Представились, сфоткали всё, записали мои показания, марку и номер автомобиля. Пока я с представителями закона общалась, мужчины, в том числе и Слава, всё убрали.

Через некоторое время у меня стоял новый забор из горбыля. Лихо всё починили. Работников накормила и напоила чаем. Присматривалась к Олегу и Николаю. Батюшка выглядел уставшим, но был бодрячком. На Олеге и следа не осталось от прошлой болезни. Поинтересовалась у мужчины, как он дальше планирует жить.

– Поищу работу здесь у вас, говорят, на ферме работники требуются. Николай обещал крышу над головой. Буду ему помогать в церкви. Там еще до конца ремонт не сделан, да и после воришек нужно всё в порядок привести.

– Маме позвонишь? – спросила я.

– Да, надо бы, а то она переживает, наверно, за меня.

Принесла ему телефон.

– Звони. Можешь на улицу выйти, чтобы мы ничего не слышали.

Он так и сделал. Вернулся через пять минут какой-то обескураженный.

– Мама что-то приболела. Немного заработаю и к ней съезжу.

Мужчины стали предлагать ему свою помощь, деньги. Дескать, надо съездить, надо маму навестить. Только я молчала. Олег отнекивался, говорил, что сам немного заработает и в город сгоняет, что не хочет пользоваться чужой добротой.

После обеда они засобирались. Покидали инструменты в газельку и отправились восвояси. Олег притормозил.

– Агнета, спасибо вам большое за помощь. Я ведь всё помню, и как мне плохо было, и как бес приходил, и спрута с щупальцами. Заработаю денег, обязательно вас отблагодарю тортиками, цветами, чем хотите. Я когда спал, а вокруг меня батюшка ходил, то ко мне приходили.

– Кто? – поинтересовалась я.

– Тот, кто всё это сделал, – он покачал головой. – Снег снился, грязный, каша, месиво какое-то. Тут подъезжает мой приятель, с кем мы фирму держали вместе. Окатывает меня с ног до головы этим месивом, а грязь с меня пленкой сползает и не остается ничего. Стою сухой и чистый. Рядом с ним какая-то женщина сидела, лица не видел. Может, это моя жена была, не знаю, – он пожал плечами.

– Что сказал ваш друг?

– Сказал, что мне не удастся из грязи чистым выйти. Грозился. Страшный такой был, рот у него перекошенный, а оттуда тараканы полезли. Бррр, так неприятно было. Они сюда не смогут приехать? – спросил он.

– Не знаю. Адрес ваш никто не знает?

– Наверно, к маме могут наведаться. Я ей сказал, что живу при церкви в области. Правда, не сообщил, в каком районе. Мне самому это неизвестно. Александр что-то говорил про работу на ферме. Вы не знаете?

– Все вопросы к Александру, – улыбнулась я. – Пока вон Николаю помогайте, – улыбнулась я.

Поблагодарила мужчин за работу и за помощь, попрощалась и ушла в дом. Мысленно проверила все защиты. Всё стояло на месте. Позвонила Маре, посетовала на гражданина Кощея. Поинтересовалась у нее, забрали ли статую.

– Нашел, значит, тебя страшила, – рассмеялась она. – Статую свою забрали. Приехали грузчики, всё погрузили и забрали. Остатки денег перевели на карточку. Сам гражданин худосочный у меня не появлялся с тех пор больше.

– Интересно, как он адрес мой добыл?

– Мало ли, может, по энергетическому следу, а может, народ поспрашивал. Женщин с таким именем, как у тебя, у нас немного.

– Как и с таким именем, как у тебя, – рассмеялась я. – Как себя чувствуешь?

– Восстанавливаюсь. Мне еще один заказ на скульптуру сделали. Правда, не такое помпезное, дорогое и величественное, но тоже весьма интересное, девушка с кувшином для фонтана.

– Надеюсь, заказчик не некромант? – спросила я.

– Нет, вампир по ходу, – хохотнула она.

– Серьезно? – не поверила я.

– Вот точно, начал придираться, когда я ему макет показала, что-то выискивать. Жаловаться стал, дескать, мне вас порекомендовали, а вы…

– И?

– А я его послала, – хохотнула Мара. – Сказала, что покойники на меня еще ни разу не жаловались и без работы я не останусь. Сразу притих, вежливый стал. Фиг теперь, что с меня вытянешь. Я теперь стервятников за версту чую. Научили.

– Нет худа без добра, – усмехнулась я.

– Опыт бесценный. Не знала, что и на мою энергию кто-то позарится.

– Смотри, еще и за твоим инструментом придут, – покачала я головой.

– Слежу во все глаза, чую носом, слушаю ушами и душой, – рассмеялась Мара.

На такой веселой ноте мы с ней и попрощались.

Следующей на очереди у меня была Матрена. Ей тоже звякнула, спросила, как жизнь. Бабушка рассказала, как они в город ездили за Лизкиными вещами вместе с шаманкой.

– Приезжаем в квартиру, а там другие замки врезаны. Люди какие-то посторонние живут. Вроде Лизкин брат двоюродный с семьей. Дескать, чего добру пропадать, все равно ты, Лизок, тут не живешь, а нам жить негде.

– Вот наглые люди, – возмутилась я.

– А то. Мы им говорим, пройдите, пожалуйста, на выход, а они сопротивляются. Представляешь, они полицию вызвали. Так полицаи нас под белы рученьки и на выход. Только Лизонька там может оставаться.

– Они, наверно, и все ее вещи выкинули?

– Нет, свалили в одну комнату, что им не понравилось, а остальное себе приватизировали.

– И вы с Лидией Павловной ушли?

– Ага, щаз, посидели с ней в засаде за углом и вернулись. Эти нехорошие граждане нам дверь отказывались открывать, кричали, что вызвали полицию. В общем, снесли мы дверь с петель старым шаманским методом. Навели шухера на квартиру, напустили туда всякой нечисти. Коловерша там оторвался. Лизкина лиса проснулась, чужие вещи с балкона швыряла. Погром устроили чудесный.

– А полиция? – спросила я.

– Полиция через три часа только приехала. Мы уже новую дверь поставили с замками. Говорим, ничего не знаем, были гости, да съехали. Так на поезд торопились, что пришлось им вещи с балкона скидывать. Сейчас Лизок с бабаней в квартире обитают, а я отдыхаю от гостей.

– А захватчики разве не пожаловались на Лизку и ее бабушку?

– Жаловались, – она хохотнула, – только после их жалоб полицейские предложили пройти медосвидетельствование. Они же про чертей рассказывали, про лис и медведей. Предложили еще к специалисту обратиться для проверки адекватности и наличия в крови наркотических веществ.

Мне стало смешно – тоже мне, нашли с кем связываться. С лисами и медведями. Эх, жаль, меня там не было.

Вечером домой пришел Саша, оценил забор. Позвонил отцу и Николаю и поблагодарил за проделанную работу, обещал рассчитаться при случае. С той стороны отказывались и говорили, что сделали это не для него, а для Агнеты. Сели вместе с ним ужинать, вернее я чай пить, а Саша есть.

– Агнета, мне наши ребята из ГИБДД звонили. Представляешь, та самая машина, что снесла нам забор, в аварию попала.

– Удивительно, – я состроила такое лицо, что было понятно, что я не удивлена. – Все живы?

– Нет, пассажир на заднем сиденье отдал Богу душу, – сказал Саша, жуя винегрет.

– Разбился, – ахнула я.

– Нет, скорее всего, напугался. От сердечного приступа скончался, но ему и лет было больше ста.

– Ого, долгожитель, и как его водитель не боялся с собой возить, да еще чужие заборы ломать?

– Ну, вот так. Водитель жив, машина в ремонт, – пожал он плечами.

Странно это все. Мои не могли деда угробить, может, так сложились обстоятельства. Хотя мне кажется, что тут дело нечисто.

– Агнета, ты слышала, что я тебя спрашиваю?

– Ой, Саша, что-то задумалась и прослушала. Что ты хотел? – переспросила я его.

– Помнишь, я тебе говорил, что у бабушки сестра умерла полгода назад? Они с бабушкой не особо общались, у них отношения были натянутые. Но зато мама с ней периодически созванивалась, ездила к ней, когда возможность была. У маминой тети детей не было, мужа она пережила и оставила всё моей маме. С этой заразой мама в город особо не ездила. Теперь хочет съездить и разобрать вещи, убраться в квартире, привести ее в порядок, и, наверно, будет ее сдавать. Она просила помочь ей. Папа туда категорически ехать не хочет, только отвезти, увезти. Мне некогда, у Ольги с Мишей ферма. Может быть, ты поможешь? – спросил он.

Я задумалась.

– Если не хочешь, то не надо, – попытался опередить мои мысли Саша.

– На завтра у меня запланирована куча дел. Сегодня с этим забором полдня пропало. Клиенты ждут раскладов. Если ей удобно, то давай послезавтра. Я не против прогуляться в город. К маме забегу, ей продуктов передам. Дядю Пашу можно и не беспокоить, мы на крокодильчике доедем.

– Супер, – он чмокнул меня в щечку. – Ты у меня лучшая. Сейчас доем и звякну маме.

– Олег про работу спрашивал, – сказала я.

– Да, Николаю тоже потом звякну. Миша сказал, пусть приходит в любое время, на ферме всегда нужны рабочие руки. Он на него посмотрит. Хочешь, сама позвони батюшке.

– Ага, чай допью и звякну, – кивнула я, и мы рассмеялись.

Болтали про огород, про осень, про праздник у детей в школе, про ярмарку. Праздник и осенняя ярмарка были под вопросом из-за разных нововведений, многие просто боялись заразиться и заболеть. В общем, обменивались новостями.

Звонить Николаю не стала, написала ему, чтобы Олег завтра приходил к Мише на ферму с утра пораньше. Работать они начинают в пять-шесть утра. Он ответил, что подойдет к нужному времени. Ну вот, все пристроены.

Вечер провели в приятном семейном кругу за просмотром какого-то приключенческого фильма. Затем расползлись по своим углам, каждый занялся своим любимым делом. Я разложила простенький расклад для клиентки. Написала ей небольшое сообщение. Девушка волновалась по поводу свадьбы. Предупредила ее, чтобы она присмотрелась к сестре будущего супруга, та вполне может строить козни. Ибо брат выбрал не любимую подругу, а одногруппницу.

Проснулась посреди ночи, так как показалось, что в углу комнаты кто-то стоит и внимательно на нас смотрит. Помотала головой, и наваждение исчезло, проверила мысленно защиты и ловушки, всё было чисто. Значит, показалось, хотя оно могло прийти из сна или быть чьей-то проекцией.

Задремала, и резко перед глазами возникло страшное серое морщинистое лицо. Я даже от испуга заорала. От моих воплей вскочил Саша.

– Я что, я не сплю, не сплю я, – пробормотал он.

Потом раскрыл глаза и посмотрел на меня.

– Это ты кричала? – спросил он.

– Приснилась какая-то фигня, – ответила я.

– Это у тебя из-за дневных переживаний, – он укрыл меня одеялом и прижал к себе. – Спи, – чмокнул меня в макушку.

Сразу провалилась в сон. Очутилась на каком-то кладбище, тихо, спокойно. Здесь давно нет обитателей, оно заброшено, заросло сиренью, кленом и вишней. По земле стелется хмель и дикий плющ. Вечереет. Небо окрашено красным, значит, завтра будет ветрено. Солнце садится. Иду без цели, просто так, но ноги выносят к какой-то могиле.

Вроде плита каменная старая, но всё с нее убрано, а вот памятник новый. Такой знакомый ангел, тот самый, что сделала Мара. Удивительно, зачем на заброшенном кладбище ставить такую красоту. Постояла, полюбовалась, до чего же красиво, как живой. Хотела потрогать руками, но вспомнила всю историю, с ним связанную.

Наклонилась к табличке, интересно, кто тут похоронен, наверно, девушка какая-то. Практически всё стерлось, не видно ничего, прочла только имя «Йосиф». Странно, так уже никто не называет. Ах да, место-то заброшенное. Солнце почти село, нужно убираться отсюда.

Повернулась и опять столкнулась с морщинистым лицом. Старик стоял практически вплотную ко мне.

– Нравится? – прошепелявил он.

– Мммм, – замычала я, не в силах ничего сказать.

Он попытался схватить меня за руку. Отступила назад и практически прижалась к ангелу. Чьи-то холодные пальцы вцепились в мои плечи, хорошо хоть не в шею. Холод и страх сковали мое тело. В груди стала разгораться злость. Вот какого, спрашивается, эти незнакомые личности меня своими лапами лапают, я на такое свое разрешение не давала.

– А ну, идите на и в, – стала я громко материться.

Что-то я им такое красивое и витиеватое завернула, да еще бантик из русского мата прикрепила к подарку. Старикан аж лапы перестал свои тянуть, а ангел от культурного шока со своего пьедестала свалился.

– Тебе чего надо, старая перечница? Ты зачем меня в это мертвое место вызвал? По ушам давно не получал. Я сейчас тут шороха наведу, и вы тут у меня все… – трясла я кулаком. – Да ну вас всех в одно место, и тебя, твоих братьев по разуму, и вообще весь твой мир и твою реальность.

Сосредоточилась и запулила огненный шарик в дерево. Он вспыхнул, как спичка, а меня выкинуло из сна назад в свою постель. Дико хотелось пить, а также вернуться назад в свой сон и навалять старикану. Встала с постели и побрела в сторону кухни.

Около окна нарисовался силуэт. В него тут же полетел тапок.

– Агнета, это я, – тихо произнес Шелби.

– Твою же мать, – ругнулась я.

– Не матерись, мы этого не любим, – усмехнулся он.

– А я вот думаю, как же тебе приятное сделать-то посреди ночи, после кошмарного сна, когда ты стоишь тут напротив моего окна. Все мозги сломала над сюрпризом, – зло выругалась я.

– Я волнение почувствовал, вот и пришел, а ты сама справилась, – тихо сказал он.

– Вот поэтому я и не хотела, чтобы ты был моим помощником. Киска, собачка, волк, птичка – помощники, это нормально, а вот целая человечина нервирует.

– Что снилось? Не смог зайти в твой сон, словно для меня замок поставили, – поинтересовался Шелби, игнорируя мои вибрации.

– Старикан на кладбище рядом со статуей ангела, что Мара вырезала, – ответила я.

– Что за старикан? Чего хотел?

– Мнение мое спрашивал про статую, нравится мне или нет. Ешки-матрешки, страхолюдина неземная. Старикана ни разу не видела, незнакомый какой-то чувак.

Шелби протянул ко мне руку, поводил ей перед носом.

– Это тот самый старик, что в машине сегодня был, – ответил Томас.

– Так мы же его не видели, – удивилась я.

– Это ты его не видела, а для нас никакие стены не преграда.

– Это вы его того самого? – я провела рукой по горлу и высунула язык.

– Нет, он сам, от естественных причин. Тело-то старое, дряхлое.

– А душа? – кто-то дернул меня за язык спросить.

– Душа очень старая и уходить с земли не хочет, – сказал он.

– Сколько ему лет? – спросила я.

– Много.

– И чего его душа от меня хочет? Чтобы я его на тот свет отправила? Извиняйте, у меня в этом месяце перебор, пусть очередь занимает на следующий, – усмехнулась я.

– Вот, наверно, как раз этого-то он и не хочет. Надо поискать про него информацию, – покачал Шелби головой.

– Вот и поищи, а я водички попью и спать. Вам-то ни спать, ни есть не надо, – хмыкнула я.

– Ну почему же, есть нам как раз-таки нужно, – он стал скалиться.

– Слушай, а ты же теперь охранник. Чего ты теперь ешь? У тебя же, наверно, зарплата должна быть. С меня ты ничего последнее время не требуешь, – стала я рассуждать.

– Слишком много вы, Агнета, по ночам думаете. Водички попила? Чеши спать, – сказал Томас.

– Чешу, – почесала себе затылок. – Надеюсь, оно мне больше не приснится.

– Сегодня точно нет, наверно весь твой матерный запас переваривает.

– Если бы ты его видел, тоже матерился бы. Слушай, а почему вы мат не переносите? Это что, какие-то сакральные слова, в них что-то зашифровано? – поинтересовалась я.

– Вы их с таким напором говорите, с такой душой, столько в эти слова энергии вкладываете, даже в молитвы вы столько сил и веры не кладете, что нам аж страшно становится, а иногда и покалечить можете, – сказал он.

– О как, буду теперь ходить и материться, – рассмеялась я.

– И придут к тебе черти сквернословники, и будут всякие козни подставлять, – усмехнулся он.

– И какие козни?

– Молоко скиснет, яйца протухнут, еда подгорит, по пальцу молоточком ударишь или ногой обо что-нибудь ударишься, что-то потеряешь или порвешь. В общем, будут гадости всякие мелкие подстраивать и радоваться, как ты материшься.

– Даже такие бывают? – удивилась я.

– Ой, каких только злыдней на свете не бывает, главное, чтобы ты побольше разных эмоций выдавала низкочастотных, а покушать они любят. Будут тебя за уязвимые места теребить, – он посматривал на меня хитро.

– Ладно, уговорил, буду материться в крайних случаях, – ответила я. – Пошла я, спокойной ночи, приятных снов, не шали на кухне, – погрозила ему пальцем.

Сама отправилась дальше досыпать, до утра еще три часа осталось.

Настал день Ха, то есть Икс. Предупредила Людмилу, что сначала заедем к маме, а уже потом будем в квартире ее тетушки порядок наводить. Женщина на меня испуганно посмотрела, но согласилась.

– А можно я в машине посижу, пока ты у мамы будешь? – спросила она.

– Ну, можно, но я ведь могу и час там проторчать. Хотите, я вас сначала в квартиру завезу, а потом к маме поеду? Просто не хотелось кругаля давать. Да и познакомитесь с моей мамулей. Она у меня не такая уж и плохая, – улыбнулась я.

– Я боюсь, – прошептала она. – Я погуляю по магазинам.

– Смотрите сами, там много всяких магазинов рядом, – усмехнулась я. – С собой у меня в мисочках готовая еда для мамы, ну и кое-какие продукты, надо отдать.

До города добрались без приключений. Людмилу высадила около тетиного дома, а сама отправилась к маме. Посчитала, что так будет лучше. Мама, как всегда, встретила меня с недовольным лицом.

– Я голодаю, – сказала она скорбно.

Открыла холодильник; в кастрюльке был суп, в контейнерах – тушеная картошка и мясо, в пакетике – два пирожка, на тарелке – кусок пирога.

– У тебя полно еды, – удивилась я.

– Это всё невкусное.

– Пирожки с пирогом кто принес? – спросила я.

Суп вылила в банку, Маруське всё вкусно.

– Соседка принесла, невкусно, мне не понравилось. Забери, пусть Катюшка съест.

– Мама, я хорошо готовлю. Не бери больше у соседей ничего, если тебе не нравится. Заберу пирожки собаке. Я принесла тебе плов и грибной суп. Тут творожок, яйца и сыр. Ешь. Есть надо, вкусно, не вкусно, меня вон не спрашивала в детстве, вкусно мне или нет, – ворчала я, убираясь в холодильнике. – Я всё ела, что давали.

– А мне вот Сидорова хвасталась, что ей дочь пять тысяч на день варенья подарила и дедушка денег подарил.

– Я рада за Сидорову. Тебе деньги нужны? Ты же ничего не покупаешь, то я тебе продукты привезу, то сестра твоя, то вон по соседям побираешься. Все думают, что я тебя совсем забросила, голодом морю. Меня соседка в прошлый раз встретила, высказала, что я про тебя забыла и вообще плохая дочь. Зачем ты так?

Привела в порядок холодильник, перемыла посуду, полила цветы. Выслушала тираду про соседей, какие они все плохие, и люди вот по улицам ходят, а она дома сидит, и ей скучно.

– Пошли, погуляем, – предложила я. – Хоть на лавочке посидишь, воздухом подышишь.

– А вдруг я упаду и опять что-то сломаю. Нет, я лучше дома посижу, – помотала она головой.

– Ясно всё с тобой. Ладно, я побежала, у меня еще дела. Созвонимся. Если что захочешь, то звони, я в следующий раз тебе это привезу.

– А вот Сидоровой дочь пять тысяч подарила, – повторила она еще раз и поджала губы.

– Нет у меня денег с собой в таком количестве. Пенсию получишь, оттуда возьми.

– Ты меня не любишь, – обиделась мама.

Я вытащила из сумки пятьсот рублей и положила ей на стол.

– Не надо мне, – она сбросила их бадиком на пол.

– Они мне в кошелек не сыплются, – сказала я и подобрала деньги с полу. – Всё, давай, пока-пока, звони и веди себя прилично. Главное, ешь. Не мори себя голодом.

Чмокнула ее в щечку, подхватила пакет с собачьей едой и побежала в машину. За десять минут добралась до Людмилиной квартиры. Женщина сидела около подъезда и что-то читала в телефоне.

– Людмила, вы чего тут сидите? Я уже думала, вы половину квартиры разобрали, а вы гуляете, – удивилась я.

– Агнеточка, знаешь, я к квартире подошла, позвонила по привычке, а потом вспомнила, что тети больше нет. Мне в этот момент так тоскливо стало, про родителей подумала, что как хорошо, что они живы. Решила тебя на улице подождать. Осень, хорошо, вот только в городе воздух другой, – она вздохнула и отвернулась.

– Идём, чего сидеть на холодной лавке, квартира сама себя не разберет, – сказала я.

Людмила поднялась и направилась к двери. В подъезде в нос шибанул кошачий запах. Я поморщилась.

– Тут кошатница живет, никому от нее покоя нет. Мало того, что кошек со всего района к ней тащат, так она еще на всех жалобы катает. Если кто-то шумит, или ей кажется, что кошечку обидели, или просто так.

– Повезло с соседкой, – покачала я головой.

– Да не то слово. Сколько она нервов всем сделала, не описать.

– Говорят, люди, у которых есть кошки, добрые, – сказала я.

– Это всё от людей зависит, а не от кошек, – вздохнула Людмила. – Там с головой беда.

Мы зашли в квартиру, пахло затхлостью и старыми вещами. Людмила кинулась открывать все форточки. Я посмотрела на работающий холодильник.

– Там варенье всякое, мясо и прочие скоропортящиеся продукты, я сразу убрала, – пояснила женщина.

Самая обычная двушка-хрущевка, с планировкой «чулком» – это когда проходишь из одной комнаты в другую. Зал, спальня, обстановка стандартная, советская: стенка, диван, кресла, журнальный столик, ковры на стенах, телевизор на тумбочке и стол-тумба. Каждая плоская поверхность накрыта вязаными салфетками. Весь диван завален маленькими подушечками, думочками, на креслах по паре таких подушек.

– Тетушка любила диванные подушки. Сама их шила, покупала, знакомые дарили. Ей казалось, что квартира с ними уютнее. У нее и кровать завалена ими, – кивнула Людмила в сторону спальни.

– С чего начнем? – спросила я.

– Не знаю, со спальни, наверно, – пожала она плечами.

Спальня тоже весьма стандартная: кровать полуторка около стены, ковры на стенах, трехстворчатый шифоньер, швейная машинка и дамский столик с зеркалом, закрытым простыней. Людмила стояла посреди комнаты и не знала, с чего ей начать. Я молча сняла горку подушек с кровати и плюхнула их на пол.

– Ой, у нее подушки такие хорошие были, – сказала Люда и потянулась к ним.

– Людмила, у вас дома подушек нет? – спросила я, брезгливо морщась.

– Есть, но, может, вам или Мишке надо, – она схватила одну подушку и стала мять ее в руках.

Ойкнула и уронила ее на пол. На белой наволочке осталось несколько капель крови. Люда смотрела на свои руки, на пальцах и на ладонях выступило несколько капелек крови.

– Агнета, что это? – она протянула их мне и показала.

Подушка, словно ежик, ощерилась иголками. Помотала головой, чтобы снять наваждение, но никуда ничего не исчезло, иголочки торчали на своих местах, как на елке.

– У бабушки была аптечка? – спрашиваю Людмилу.

– Да, где-то там, – машет она в сторону кухни.

Взяла за запястье Людмилу и повела с собой на кухню.

– Агнета, как же так? Она ведь на них спала и ничего, получается, не чувствовала? – растерянно спросила она.

– Так они были предназначены для нее, вот и не чувствовала, – пожала я плечами.

– Она так ими всегда хвасталась, и такие они у нее пушистые, и такие замечательные. Правда, всю жизнь от мигрени страдала.

Нашла в одном из кухонных шкафчиков перекись и облила ей руки над раковиной.

– Кто хоть подушки делал, знаете? – спросила я.

– Да, мама моя делала и подруга ее, – Людмила растерянно хлопала глазами. – Мама пух гусиный у Ольги специально брала, чтобы подушки соорудить для сестры.

– Они же не ладили?

– Да, но не до такой степени. Мама хотела, чтобы у нее голова не болела, дескать, это всё из-за старых подушек. Вот ей парочку соорудила.

– Там четыре подушки, – уточнила я.

Мы с ней переглянулись.

– Чего делать-то? Она же мама моя, я ее люблю, – закусила губу Люда. – Не может быть, что это ее работа.

– А подруга? – спросила я.

– Так она померла в прошлом году, – махнула рукой женщина.

– Так она ежовые подушки могла преподнести, – покачала я головой.

– Зачем? – удивилась она. – Подружка всегда лучше жила, чем тетя, и муж у нее хороший был, и дети образец – для подражания, и дом полная чаша.

– Мало ли, чтобы не жила лучше ее. Люди разные, у всех свои мысли, могут и свои другому приписать. Например, могут завидовать, что волосы красивые, или кожа чистая, или китайский чайный набор имеется, или умеет шить. Да много чего может прийти в человеческую голову, зависть вызовет даже удачная выпечка плюшек, при голой жопе и кривом лице.

– Глупости какие, разве можно такому завидовать? – пожала она плечами.

– Неважно, – махнула я рукой. – Сама как думаешь, что делать будем?

– Если это мама, то я не хочу ей навредить, тети уже нет, ничего не исправить. Если это ее подруга, то смысла нет, ее уже нет в живых, да и тети нет. Так что выбрасываем так.

– Нет, так не пойдет, сейчас кто-нибудь подберет эти подушки и домой потащит, а потом страдать будет, – покачала я головой.

– Чего делать тогда?

– Вам, может, не понравится, – ответила я.

– Ну, – насупилась она.

– Распороть все подушки и пух перемешать, так и выкинуть. Такое подбирать явно никто не будет. Можно туда всякое тряпье покидать и мусор, или землю с горшков.

– Давай, – согласилась она.

– Застелить только всё надо, – сказала я.

– Простыни старые пойдут?

– Конечно.

Пол весь застелили. Людмилу я не пустила, подушки меня не кололи. Распорола сначала «ежика», что там с него посыпалось, и иголки, и булавки, и труха какая-то, и земля, и обломки от веника, и ости от перьев, и какие-то косточки, и чьи-то перья, лоскутки. В общем, набита подушка была всем чем угодно, только не нормальным пухом. Люда охала и ахала, заламывала руки и плакала.

Вторая подушка была чистенькая, пушинка к пушинке, и в серединке куколка из тряпочек, такая ладная и пахнет лавандой. Не выдержала, помяла ее, она запахла травками.

– Это что? – спросила Люда.

– Кукла-сплюшка, для хорошего сна, – улыбнулась я. – Хорошая подушка была, добрая.

– Жаль распороли, – покачала она головой.

– Вот и сшейте своим родным такие же подушечки.

Третья подушка была нормальная и также с куколкой-сплюшкой с травками. С четвертой не повезло, внутри была всякая гадость, и гвоздем программы стал пятнадцатисантиметровый гвоздь.

– Замечательно, – сказала я, разглядывая ржавое железо.

– Теперь это надо как-то собрать, – с ужасом смотрела на заваленную перьями комнату, Людмила.

– Соберем, – улыбнулась я. – Вы берите за один конец простыни, а я за другой. Сейчас тюк свяжем и с балкона выкинем. Внизу подберем и дотащим до помойки. Там баки в землю врыты, никто туда не лазит.

Кое-как мы это все стянули и связали. Еще в старое покрывало завернули, и в огромный пластиковый мешок запихали. Скинули с балкона, а потом вдвоем доволокли до помойки.

– Людмила, только на маму не думайте, это последнее дело – подозревать близких.

– Они всю жизнь не ладили, – покачала она головой.

– Но ведь они вас любили, и одна, и другая.

– Да, – улыбнулась она, – и баловали.

– Вот и всё.

– Думки давай тоже выкинем, только копаться в них не будем, просто изрежем, чтобы домой никто не поволок. Я оставлю себе парочку, которые она для себя лично делала, на память, а остальное в мусор, – сказала женщина.

Я согласилась с ней. В помойку ушли простыни, одеяла, наволочки, пододеяльник и прочее пользованное белье.

На кровати лежало стопкой несколько матрасов, какая-то перина, всё это прослаивалась одеялами и покрывалами.

– Прямо принцесса на горошине, – усмехнулась я, рассматривая всё это добро.

– Тетя любила гостей, вот и держала у себя всё это постельное, чтобы можно было матрасы гостям постелить, и одеяло дать, и не обидеть. Там у нее на балконе две раскладушки, и на антресолях одна детская лежит. У нее все кресла раскладываются. Гостеприимная была очень, – Людмила с тоской смотрела на всё это великолепие на кровати. – Правда, к старости стала вредной, но гостей всё равно любила.

– А теперь нам всё это нужно отволочь на помойку. Мы же не будем оставлять себе эти матрасы? – я посмотрела на нее внимательно.

– Нет, конечно. Знаешь, когда она нам стелила матрасы, то всегда рассказывала, что вот на этот Лёвик написал, а вот на этот дядю Петю стошнило, – Люда начала смеяться. – Бабушка у нас очень экономная была, говорила, а чего такого, я же простынкой чистой кипяченой застелю, и спите себе, пахнет чуток, но не в собачьей же будке.

– Логика железная, – рассмеялась я. – Давайте их руликом сворачивать на кровати, перевязывать веревкой и к двери ставить. Как все скрутим, так начнем на помойку таскать.

– Может, один матрас оставим? – спросила она.

– Как скажете. Что решила с квартирой делать?

– Сдавать, наверно. Нам прибавка к пенсии с Пашкой не помешает. После нашей смерти детям квартира останется, – она улыбнулась.

– Может, продать, прокутить? Моря, океаны, загранпоездки, одежда и еда всякая разная. Пожить в свое удовольствие, – спросила я, внимательно смотря ей в глаза.

– А мы и так живем в свое удовольствие. Сейчас такая ситуация в стране, что страшно в соседнее село ехать, а ты мне про моря и океаны.

– Но не всегда же так будет. Посмотреть Париж не хочется? – поинтересовалась я.

– Вот к тому времени, как всё откроют, мы со сдачи квартирки на Париж и накопим. Хотя я хочу в Турцию, и там дешевле. Я присматривала себе путевки, по горячей вообще дешево получается, две наших пенсии.

Посмеялась над таким сравнением, чтобы съездить куда-то, нашим пенсионером надо несколько пенсий отложить. А жить на что?

Катали мы с ней матрасики и болтали. Связывали их старыми поясами. Вдруг наткнулись на один любопытный матрас, на нем живого места не было, весь латаный-перелатаный, заплатка на заплатке. Остановились мы и смотрим на него вдвоем.

– Она что-то говорила, чтобы я матрас какой-то не выкидывала. Говорит, увидишь его, сразу поймешь, дескать, он самый дорогой, пусть лежит. Говорила, что это память о ней, – сказала Людмила.

– Страсть какая, разве можно такое оставлять? Он же весь буграми, там, наверно, весь наполнитель свалялся. Всё комками. Домой его поволочешь? Он ко мне в крокодильчик не поместится. Учтите, у меня багажник спереди.

– Да, да я понимаю, но как волю тетушкину не исполнить?

– Сидит ваша тетушка сейчас на небушке и смеется. Может, так над ней дед прикололся. Она матрас оставила, а теперь вот вам достался. Мне кажется, из него даже солома торчит, – я изо всех сил дернула за желтую «соломинку».

Оказалось, что это обычная нитка, немного порвался шов на очередной заплатке.

– Ладно, ты права, ну куда я это убожество дену? – кивнула Людмила. – Даже в будку Бобику не постелешь, такой он страшный.

Мы попытались скатать матрас, но он был тяжеленный.

– Кирпичи, что ли, она туда положила? – поморщилась я.

Стали его сворачивать, и тут он лопнул.

– Вот еще этого не хватало. Пока допрешь его до помойки, весь в трухе будешь. Он же рассыпается на глазах.

Я его со злости сильней тряхнула и прижала, чтобы валик был плотней. Матрас треснул в другом месте, и что-то со звоном упало на пол.

– Что там? Очередной гвоздь? – спросила я Людмилу, которая полезла под кровать смотреть, что туда укатилось.

– Не вижу, сейчас фонариком освещу, – сказала она.

Женщина залезла под кровать и стала там шариться.

– Там какая-то монетка. Мне можно ее трогать?

– Сей момент, обождите, – сказала я и нырнула под кровать.

На полу лежала довольно большая монета, номинал разглядеть не удавалось.

– Вылезаем, монету не берем, пошли смотреть, что там еще в матрасе поналожено, – скомандовала я.

Мы с ней выбрались из-под кровати и принялись трясти матрас. Он совсем лопнул, и из него чего только не посыпалось. Мама Люда и я смотрели на всё это великолепие ошалелыми глазами.

– А тетушка-то была права, матрас-то дорогой, – еле прошептала я. – Вот тебе и Турция, вот тебе и Багамы, и Париж с Лондоном.

– И новая мебель.

Весь пол был усеян золотыми и серебряными монетами, золотыми украшениями, небольшими металлическими серыми брусочками, какими-то мешочками.

– Обалдеть, – только и смогла произнести Людмила.

– Новый наматрасник шьем? – спросила я ее.

– Не знаю, – ответила она растерянно. – Я могу что-нибудь из этого взять?

– Да хоть всё берите, – рассмеялась я. – Ваше наследство. Делать-то что будем с этим добром?

– А ты никому не расскажешь? – она села на колени и стала рассматривать украшения.

– Нет, – я пожала плечами.

– Точно?

– Угу, – кивнула я.

– И даже Саше?

– Тем более Саше, – заверила я женщину.

– Никому не рассказывай, я потом решу, что с этим делать. Вот только нужно всё куда-то спрятать. Порвался наматрасник, как жалко, – зашептала она.

Ого, тут и до сумасшествия недалеко. Того гляди начнет меня обвинять в том, что я что-то у нее украла.

– Давайте всё по кучкам разложим и посмотрим, куда можно убрать каждую кучку, – предложила я.

– А вдруг залезут и украдут? – она посмотрела на меня какими-то странными глазами.

– Кто залезет? До этого никто не лазил, а сейчас залезет? Тем более что сейчас начнем всё выносить, соседи увидят, что в квартире брать нечего, и не полезут.

– Ты говори потише, а то вдруг кто подслушивает.

– Смотрите, – стала складывать я в стопку серебряные рубли. – Это серебро. Можно сдать в ломбард, но примут как лом, а можно поискать коллекционеров и попробовать продать, как антиквариат.

– Мне страшно, – вдруг заплакала тетя Люда.

– Пошли чай пить, – встала я с пола.

– А как же вот это? – она показала рукой на пол.

– А куда оно денется? – спросила я.

– Ворона залетит и утащит.

– Всё утащит? – с сарказмом спросила я.

– Ну колечко там или сережки, – сглотнула слюну Людмила.

– Закройте форточку. Я чайник пока греться поставлю.

Ушла из комнаты на кухню. Преображение Людмилы мне не очень понравилось. Хотя, может быть, она просто не ожидала такого. Сначала подушки со всяким разным добром, теперь матрас с золотом, свихнуться можно.

Я сидела на кухне и ждала, когда согреется чайник. Людмила почему-то не торопилась пить чай. Накрыла на стол, вытащила из сумки пирожки. Люда тоже что-то взяла с собой, но не буду же я у нее в пакете копаться. Пошла за ней в комнату. Она застилала полы покрывалами и что-то бормотала себе под нос.

– Решила прикрыть на всякий случай, а то вдруг кто в окно подглядывает.

– Мы на третьем этаже.

– С соседнего балкона, – прошептала она.

Вышли из комнаты, она всё время озиралась. Руки у нее тряслись, а лицо покрылось красными и белыми пятнами.

– У бабушки тонометр есть? – спросила я. – Людмила, вам нужно успокоиться. Если ты сейчас дуба дашь, то никому эти богатства уже не пригодятся. Поняла? Надо, чтобы вы голову включили и распорядились ими по-умному, а не как ваши покойные родственники, свалив все в матрас. Давай сейчас давление померим и накапаем тебе пару капелек? Ага?

Она вздохнула и кивнула. Достала из холодильника настойку пустырника и бахнула его в рюмку с водой. Люда выпила залпом и села дышать, привалившись к стене. Вдыхала и выдыхала, а потом начала смеяться. Ну, думаю, всё, приплыли, полетела кукушка в теплые страны.

– Я вспомнила, как я Мишку рожала. Он огромный был, 4,5 килограмма, а я весила 48 кило. Худая была, как селедка. И вот я дышала так же и думала, что сейчас лопну, как шарик, оп и всё.

– И как? – поинтересовалась я.

– Не лопнула, родила, сама, чудом.

– Ну и тут справишься, – кивнула я на комнату. – Я вчера пироги пекла с мясом и картохой, и с яблоками. Будешь? – Людмила начала приходить в себя.

– Буду, – кивнула я. – Вы уж простите меня, я то на ты, то на вы.

– Ну вот еще, на такое обижаться, я от таких событий вообще забыла, как меня зовут.

Умяли с ней пирожков с пирогами да с горячим чаем. Мама Люда готовила отменно. Выпечка у нее всегда была высокая и душистая, а начинки она никогда не жалела. Людмилу немного отпустило, взгляд уже не был таким безумным, руки не тряслись, а к лицу вернулся прежний цвет.

– Что делать-то с этим? – спросила она.

– Сама решай.

– Я не знаю, мне надо подумать, разложить всё, учет составить.

– Там всякие красивые наволочки были для диванных подушек, давайте туда всё по кучкам сложим и на диване раскидаем между обычных подушек, – предложила я. – До диванных думок мы еще не добрались.

Она кивнула. Так мы и сделали. Полотенце в несколько слоев, в него один вид золота – в одну думку. В другую думку – монетки, также в полотенце, чтобы сразу не прощупывались. С дивана скинули все нормальные подушечки, положили эти и завалили их прежней хозяйки подушками, часть раскидали по креслам.

Пока всё раскладывали, Людмила всё считала и записывала в блокнот. Видно было, что женщина думает о чем-то. Она совсем недолго разглядывала золотые украшения.

– Они ведь очень дорогие, – сказала Людмила. – Это изумруды, а это рубины, тут гранат, а это скорей всего бриллианты. Смотри, какой рубиновый кулон и серьги такие же. И всё это вот так лежит в одной куче, царапается друг об друга, теряет свой внешний вид.

Она отложила рубиновый кулон с серьгами в сторону. Я протянула ей такой же перстень.

– Хоть на старости лет дорогое золото поношу, – покачала она головой.

Из кучи вынула изумрудные серьги и положила их около меня.

– Возьми, это мой подарок тебе.

– Не возьму, очень дорогой подарок, – покачала я головой.

– Твое благоразумие дорогого стоит. У меня в тот момент разум помутился, я всякое дурное думать про тебя стала, и про родных своих. А теперь поняла, что делать. Я вот эти все мешочки продам, и монеты, деньги поделю на три части, детям и себе. Украшения сама носить буду. На вырученные деньги в доме сделаю ремонт и мебель всю поменяю. Если что-то останется, то слетаю с Пашкой в Турцию.

– Ну и правильно, – кивнула я.

Думочку с украшениями она забрала с собой. Матрасы мы в тот день так и не выкинули, так и бросили их у порога. Не было желания, да стресс дал о себе знать, ручки с ножками тряслись.

Людмила вцепилась в эту подушечку с золотыми украшениями и о чем-то думала. Мы возвращались домой.

– Откуда у нее это всё, ну вот откуда? – вопрос был риторический.

Естественно, на него я ей ответить не могла.

– Я маме сейчас позвоню, она все-таки ее сестра. Хочешь, поставлю на громкую связь? Тебя, наверно, тоже любопытство мучает. Не хочу плохо думать про свою тетку, – сказала Людмила.

Она набрала маме и стала с ней разговаривать. Ответила на все ее вопросы, спросила, как папино здоровье, а потом поставила на громкую связь.

– Мама, я сейчас у тети Стаси в квартире разбиралась и нашла кое-что.

– Золото, брильянты? – со смехом спросила старушка.

Людмила не знала, что ей ответить, и пауза затянулась.

– Значит золото, брильянты, – подтвердила свои слова мама Людмилы.

– Мама, там много. Ты не знаешь, откуда у нее столько? Они же не особо богато жили, зажиточно, но не шиковали.

– Ты помнишь, где она работала?

– Ну, в универмаге. Она что, воровала? – обалдела Людмила.

– Люда, она была спекулянткой, – тяжело сказала старушка. – У нее как-то всё ловко получалось. Покупала туфли, носила их совсем немного, пару дней, а потом продавала. Зарплата у нее была маленькая, но вот она как-то умела продать товар по завышенной цене, и у нее брали. Были постоянные покупательницы, которые звонили ей и заказывали вещи, одежду, обувь, себе, детям, мужу.

Всё у нее было легко, там купить, тут продать. Стася всю жизнь была такой. Мама, бабушка твоя, рассказывала, как она нас спасла. Стаське было лет семь, мне около года. Отец на фронте. Мать заболела чахоткой, и так захворала, что вставать не могла. Мамка карточки то ли потеряла, то ли их украли, то ли она их не смогла получить, потому что дойти была не в состоянии. В общем, не было их, и есть нечего было.

Дала она Стаське сережку золотую и велела ее обменять на хлеб. Так Стася домой пришла с хлебом, пшеном, кусочком сахара, да еще назад сережку принесла. Она пошла к пункту выдачи, стояла около него и громко ревела. Ей народ от своих кусочков крошки отламывал и в мешочек складывал. Тетка какая-то сердобольная ей кусочек сахарку дала, а мужичок в ладошку пшена насыпал. Так и несла крупу на ладошке до самого дома, ни крупинки не просыпала. Ручка красная, ледяная, обморозилась.

Стаська из этого пшена суп сварила и крошек в воду накидала. Мы два дня эту похлебку ели. Сахарок с копеечную монетку был, так она его на три части разделила, и в кипятке развела, типа чай.

На третий день она меня в тулуп завернула и поехала в другой пункт раздачи. Там встала и ревела, да еще меня пощипывала, чтобы я плакала. Люди и там нам накидали, даже сала кусочек маленький перепал. У меня ручка синяя была от ее щипков. Недели две мы так мотылялись по разным пунктам, побирались.

Потом матери полегче стало. Стаська завернула меня в тулуп, посадила на санки. Сказала матери, что поедет в деревню к деду и больше побираться не будет никогда, и голодать никогда не будет. Мать с отцом своим не ладила и помощи просить она у него не хотела. Пыталась Стаську отговорить, дескать, схожу за карточками, но она жутко упрямой была.

Пришлось матери к деду в деревню возвращаться. Мамка всё говорила, что Стаська – копия дед, такая же упрямая, и деньги к ней всегда в руки плывут.

Людка, ты меня слышишь? Чего молчишь? – спросила старушка.

– Мама, я тебя слышу. А что, прадед был особо богат? Какие богатства у колхозника? – удивилась Людмила.

– Сейчас у нас плюрализм и гласность, и времени уже много прошло, так что теперь можно сказать, что прадед твой был не просто колхозником. Купцом он был до революции. Покупал, продавал, мамка говорила, хорошо у него дела шли. Когда революция пришла, он как-то исхитрился, погрузил всю многочисленную свою семью и рванул подальше, к каким-то родственникам в деревню. Там и осел. С собой ничего не взял, всё в городе бросил, только бабье приданое – два сундука да тюфяк старый соломенный.

Жена у него умерла при очередных родах. Детки от чахотки в голодный год померли. Осталась вот только мать моя – твоя бабка – и ее сестра. Тяжелый характер у деда был, но мы войну пережили и не голодали. Умный был, хитрый. Стаське тюфяк, на котором спал, завещал после смерти. Мы ребятишками над ней посмеивались, вот радость-то – в наследство получить тюфяк, набитый соломой.

Стаська деда по-своему любила, ездила к нему до самой его смерти, помогала. Дефицитные продукты таскала, к докторам возила. Мать моя с ним так и собачилась, хотя он помог ей восстановиться после чахотки и не выгнал ее с маленькими детьми, да от голодной смерти спас.

Как Стася плакала, когда его хоронила! С похорон пришла в избу и его этот тюфяк весь ножом изрезала, а там всякое-разное добро лежало. Она мне предложила половину, я отказалась, это ведь у трудового народа украдено. Говорила я ей, чтобы сдала государству, как клад, и получила за него 25 процентов. Собрала она всё это, обозвала меня ненормальной и уехала в город.

Матери она тоже предлагала, но та напугалась и отказалась. Я так понимаю, что теперь там не только дедовское золото, но и Стаськино? Она ведь на те деньги, что ей спекуляция приносила, не только одевалась и обувалась и всем родным подарки дарила, но и золото скупала. В разных ювелирках, ломбардах, даже в другие города ездила. Мания у нее такая была, боялась войны, говорила: я на это золото столько хлеба наменяю.

Кстати, она ведь те серьги у мамки потом забрала, когда постарше стала. Я, говорит, их заработала, всё равно бы ты на хлеб их поменяла, – закончила свой рассказ старушка.

У меня от этого рассказа мурашки по телу побежали.

– Мама, я продам часть и привезу тебе денег, – сказала Людмила.

– Не надо мне тех денег, нетрудовым путем заработанных, – отказалась бабушка. – Мы не голодаем, у нас пенсия хорошая, не надо ничего. Сдай их государству, как клад.

– Мама, мы уже давно в другом государстве живем, – вздохнула Людмила.

– Ну и запихни их обратно в тюфяк и спи на нем дальше, как твой прадед и Стаська, – психанула бабушка и бросила трубку.

– Ну вот, мама не понимает, что уже сейчас время другое. Да и дед купцом был, а не вором. Не так просто ему эти деньги достались. Да и тетю Стасю понять можно, – покачала головой Людмила. – Может, из-за того, что каждый день ходили зимой побирались, у нее и детей не было. Всё женское здоровье на войне оставила.

– Может, надо было всё забрать из квартиры? – спросила я.

– Не надо, потом заберем, – махнула она рукой и отвернулась к окну.

Так и доехали с ней молча до дома.

Довезла я Людмилу до дома. Выбралась она из машины, прижала к себе подушечку и пошла в избу. Плечи вниз опущенные, сгорбленная какая-то, подавленная. Обернулась около калитки.

– Ты тоже считаешь, что мой прадед с тетей Стасей ворами были? – спросила она со слезами на глазах.

– Нет, что вы, – помотала я головой. – Не каждый раньше мог купцом стать. Это же надо было к одному мастеру съездить товар забрать, к другому, к третьему. Всё купить, лавку открыть. За товар отвечать, как за свой собственный, своими руками сделанный. Всё предусмотреть, чтобы раскупили и в убытке не остаться. Это тоже труд. Привезти то, что пользуется спросом. Это в Советском Союзе всё государство регулировало, а тут один человек. Да и как можно осуждать родственника, если он тебе жизнь спас за счет своих «нетрудовых» доходов.

Людмила кивала головой и слезы вытирала.

– Да и тетя Стася, она разве мало горя хлебнула? Она три жизни спасла: свою, материну и сестры. Может, поэтому и детей у нее не было, что в войну намерзлась да наголодалась, – ответила я.

– У нее была дочка Риточка. Первый муж у нее был неплохим человеком, но любил заложить за воротник. Он девочку из садика вечером забрал и к приятелю зашел приложиться к рюмке, а ее на улице оставил. Дескать, дочка, я быстро, чего тебя там раздевать, да потом одевать. Выпил, потом еще выпил, потом вспомнил, что жена сейчас с работы придет. Кинулся домой. Тетя Стася пришла, а он сидит на диване газету читает. Она его спрашивает, а где Ритка. В общем, замерзла она. Встать пыталась, да перевернулась в сугроб. Ей годика два тогда было.

– Ужас какой, – ахнула я.

– Со вторым мужем детей не случилось. Когда я родилась, она меня просто обожала. Да и чем старше я становилась, тем доверительней отношения были. Про войну ничего не говорила. Когда спрашивала, то отвечала: «Выжили, и слава Богу». Сколько она мне вещей дарила: платья, туфли, духи, и не вспомнить. Благодаря ей я с Павлом познакомилась. Он мне потом рассказывал, что пошел за мной на запах, сроду таких духов не нюхал.

Людмила тяжело вздохнула, спросила, зайду я к ним или нет. Я отказалась.

Дома Саше рассказала про подушки да про то, что не смогли мы с Людой вынести матрасы. Дескать, тяжелые они были. Александр пообещал, что на выходных поможет маме избавиться от них.

Прошла пара дней. Людмила больше не звала меня разбирать квартиру, вероятнее всего у нее не было на это желания. У меня было много своих дел, работу и домашний труд никто не отменял.

Как-то вечером мы с Сашей смотрели очередной сериал. Ему позвонила мама, всхлипывая, сказала, что кто-то залез в теткину квартиру. Об этом ей сообщили соседи, говорят, дверь приоткрыта и стонет там кто-то. Павла в этот день не было, он поехал к другу помогать перекрывать сарай.

Мы собрались с Сашей, заехали за мамой Людой и рванули в город. На женщину было страшно смотреть, ее всю трясло, и она плакала.

– Как ты мне говорила, давай заберем, давай заберем, а я тебя не послушалась. Вдруг они там все вынесли? – вытирала она слезы руками.

Саша съехал на обочину, остановился.

– Мама, успокаивайся, я так вести машину не могу, у меня душа разрывается от твоих слез. Ну что они там могли взять, в бабкиной квартире? Чего ты перепугалась? Колечки, сережки, цепочки ты и так забрала. Деньги у нее все были в банке. Что ты переживаешь?

– Саша, – она хлюпала носом, – мы с Агнетой там золото нашли, и золото, и еще какие-то металлические брусочки и мешочки с какими-то камушками.

– И ты их, конечно, забирать не стала? – спросил сердито мужчина.

– Нет, я что-то побоялась. Вдруг к нам в дом залезут и начнут нас Пашей пытать?

– На, попей водички, успокаивайся и поедем. А то ты так от разрыва сердца умрешь и не узнаешь, что все нормально.

Она отпила немного воды, вздохнула, немного успокоилась, и мы двинулись дальше.

Около подъезда нас встретила соседка.

– Людочка, там у тебя дверь приоткрыта, и кто-то лежит и стонет в коридоре. Я его спросила, кто там, а он меня по матушке послал. Полицию вызвать не стала, решила позвонить сначала тебе. Дверь почему-то не открывается, словно он там прямо около нее валяется, – поведала она нам.

Поднялись на свой этаж. Дверь действительно была чуть-чуть приоткрыта, если свой любопытный нос не совать, то и не видно было бы. Саша потолкал ее внутрь, но она упиралась во что-то мягкое и не поддавалась.

– Саша, там, наверно, матрасы попадали и вход перекрыли. Мы же их около двери поставили, – сказала я.

Александр попросился в квартиру к любопытной соседке, чтобы перелезть через балкон. Она пустила его, но умоляла не падать вниз.

Мы слышали, как в квартире кто-то возится и стонет. Через пятнадцать минут Саша открыл нам дверь и пустил внутрь. В коридоре лежал мужчина непотребного вида. Около него валялся пакет с хрустальными салатниками и вазами.

Нога у него была вывернута и находилась в неестественном положении. Под гражданином образовалась лужа.

– Скорую вызовите и пить дайте, – попросил непотребный гражданин.

– Это же Виталька из соседнего подъезда. Видно, прознал, что здесь никто не живет, вот и забрался, – ахнула старушка-соседка.

Людмила принесла гражданину водички. Саша выпроводил бабульку, поблагодарив ту за бдительность. Скорую непотребному элементу вызвали.

Саша взял табуретку и уселся напротив товарища.

– Как попал в квартиру? – поинтересовался он.

– Дверь вскрыл, видел, как вон они на помойку барахло всякое таскают. Видел, как уезжают, и что ничего с собой не забрали. Решил, что там должно что-нибудь остаться. Вон пачку макарон нашел, да хрусталь. Пройдусь по соседям, кто-нибудь да купит, а мне на бутылку перепадет.

– И когда же ты залез? – спросил вкрадчиво Саша.

– Утром сегодня, когда народ весь разбежался на работу. У нее такой замочек хлипенький, я раз поддел отверткой, он и открылся, – с гордостью ответил гражданин тунеядец.

Людмила собирала осколки от разбитой вазы.

– И что же случилось?

– Что, что. Я по квартире походил, посмотрел, что к чему. Прикинул, что возьму в следующий раз. Думаю, сначала всю посуду вынесу потихоньку, а потом барахло всякое понесу, вон картинки висят на стенах, думки на диванах лежат.

– Да кто же у тебя диванные подушки купит? – возмутилась Люда.

– За полтинник купят, найдутся желающие, да даже если 20 рублей дадут, и то навар. Там 20, тут 20, вот тебе и фанфурик.

– Вот гад такой! – взвизгнула Люда и принялась лупить его веником.

– Женщина, уймитесь, – сказало настоящее напольное мачо.

– Мама, успокойся.

Саша отобрал у нее веник и проводил в комнату.

– Ну так вот, хожу себе по квартире, присматриваюсь к добру. Вон сумку большую уже приготовил. В пакет сложил только хрусталь. И тут мне в голову полетела подушка с дивана, а потом еще и еще, и покрывало на меня напало, и вилки с ложками из кухни полетели.

– А кастрюльки не полетели? – хихикнула я. – Может, еще сиденье от унитаза сорвалось и рвануло за тобой?

– Сиденье нет, а вот кастрюльки со сковородками атаковали. Я схватил пакет с хрусталем и побежал на выход, тут меня покрывало скрутило. Матрасы эти посыпались со всех сторон, и я упал. Головой вот ударился, и, кажется, ногу сломал. А потом вокруг меня ходила бабка Стася и какой-то здоровый дед, как из «Властелина колец». Дед меня хворостиной стегал и орал, чтобы на чужое добро не покушался.

Я тихо хихикала в сторонке, а Людмила удивленно хлопала глазами.

– Чего ржете? Вон все руки в крови. Смотри, – он протянул порезанную руку.

– Это ты об вазу порезался, – сказал Саша, усмехнувшись.

– Да вон он дед, в углу стоит и кулаком мне грозит. Что, не видите? – стал злиться гражданин.

– Видим, видим, – покивал Саша.

– Ну вот, – успокоился товарищ.

Я позвала Сашу в сторонку.

– Ты полицию не вызывал? – тихо спросила я.

– Нет, мама и так стресс пережила. Сейчас приедут, натопчут, спрашивать будут всякое-разное, а если кто-то что-то найдет, ему не принадлежащее… От греха подальше, – махнул он рукой.

Приехала скорая. Саша объяснил им насчет галлюцинаций гражданина. Для подтверждения своих слов он попросил сказать, в каком углу стоит дед.

– Вон там стоит дед и язык мне показывает, – буркнул товарищ.

Гражданина погрузили на носилки и повезли в травму.

– На меня напали матрасы, ложки с вилками, – орал он на весь подъезд. – У них в квартире живут призраки и демоны. Бабка Стася была ведьмой и колдуньей, заговорила свое барахло, чтобы его никто не украл.

– Вот бред-то какой, – хихикнула я. – Теперь полы за ним придется мыть, – вздохнула я.

Саша зашел в квартиру.

– Не мойте, я сам сейчас быстренько. Не надо пачкаться. Сейчас хлорочкой зальем, и всё будет путем. У меня в машине новый замок, сейчас врежу. По-хорошему надо бы дверь новую поставить, а то эту китайскую отжать можно консервным ножом.

Людмила покидала все свои подушечки в новый наматрасник, мы с ней переглянулись, вспомнив слова ее матери.

– Спать я на них не буду, – усмехнулась Людмила.

Прошли на кухню, вся посуда стояла на месте. Вилки с ложками и ножами лежали в ящике стола, а кастрюли со сковородками – в кухонном шкафчике.

– Хорошие у дяди галюники, – сказала я, усмехнувшись. – Видно, давно пьет.

– Там и простыни с пледами тоже на месте, – ответила Людмила.

– Вы что, ему поверили? – удивился Саша. – Это же обыкновенная белка, не успел товарищ похмелиться вовремя, вот его и накрыло покрывалом. Нам на руку, а то бы собрал, мама, всё добро и потащил бы к скупщикам, а так только легкий урон и потери. Бери всё, что ты хотела, и поехали домой. Я пока дверью займусь, а вы собирайтесь.

Людмила выбрала новые пледы, полотенца, постельное белье. Сняла со стен картины. Вытащила самую симпатичную хрустальную салатницу.

– Агнета, вам что-нибудь нужно? У нее такие сервизы стоят в коробках, закачаешься, настоящие, немецкие.

– Нет, спасибо, не нужно, у меня еще от прежней хозяйки добра всякого осталось полно, – помотала я головой.

– А ты ничего не выбросила? – спросила она.

– Кое-что выкинула, что-то для людей оставила. Ко мне что-то последнее время народ всё какой-то раздетый приходит. Вон и Саша в этот раз одного товарища одел и обул.

– Олега, да? Мне Миша про него рассказывал. Тоже ему кое-какие Пашкины вещи собрала. Кстати, давай у бабаньки в гардеробе для твоих страждущих что-нибудь посмотрим?

– Ой, не надо, – замахала я руками. – Там еще это не кончилось, что я буду новое старье собирать?

– Что ты, я тебе ношеные вещи не буду отдавать, а только новые. У нее полно всего с этикетками да в упаковках, – пыталась уговорить меня Людмила.

Я категорически отказалась забирать такое добро. Мне в прошлый раз Ирина столько всяких фирменных тряпочек привезла, половину шкафа ими забила.

Саша помыл полы после алкоголика, починил дверь, вынес матрасы.

– А в этих ничего нет? – спросил он.

– Вроде нет, – пожала плечами Людмила. – Она эти матрасы активно стелила гостям. Не думаю, что она стала бы прятать деньги в них. Да и она к ним как-то не очень относилась, говорила, что все это бумажки, а вот купленные на них вещи так и остаются у тебя в руках. Вот она и скупала всё, что было в дефиците, да золото. У нее, кстати, и вкладов особо не было, поэтому в перестройку ничего не сгорело на книжке.

– Молодец какая. У меня папа на книжку денег положил, и пропало всё. Помню, с мамой пошли снимать их, когда я паспорт получила, а снимать там нечего. Инфляция, дефолты всякие и прочие, и осталась только сдача, – вздохнула я. – Так и выкинули эту сберкнижку в помойку.

За два часа со всем управились. Погрузили добро в автомобиль и поехали домой. Людмила нас вечером к себе в гости пригласила, дескать, отпразднуем, что всё обошлось. Мы обещались подойти.

Дети в гости идти отказались, дескать, завтра контрольная, уроков полно и прочие отмазки, видно, у них были свои планы на этот вечер. Мы их заставлять и не стали. Сварганила я простенький салатик, взяли его с собой да пошли на ужин к Людмиле с Пашей.

Около их дома уже стоял автомобиль Миши с Олей. По комнатам носились мальчишки, играя во что-то такое интересное. Помогла Людмиле с Ольгой накрыть на стол.

Однако есть мы не сели. Людмила собрала всех на кухне, усадила вокруг стола.

– Ребятки, все знают, что мне в наследство от тети Стаси досталась квартира. При уборке я кое-что нашла. Это было золото, серебро, камешки в мешочках и еще какие-то серые слитки, – начала она.

В кухню забежали мальчишки.

– Паша, займись ребятишками, – попросила она. – Им тут делать нечего, а ты и так знаешь мое решение.

Павел увел внуков в одну из спален.

– В общем, я не буду дожидаться своей смерти, чтобы вам оставить наследство после себя. Всё добро я разделила на пять частей. Взвешивала всё на кухонных весах, чтобы никого не обделить.

Она замолчала и перевела дыхание.

– Раздам вам по одной части на семью. Сами решайте, что с этим со всем делать. Продавать, оценивать, бегать по разным ломбардам я не стала и не буду. Это дело молодое, сами разберетесь, где дешевле, а где дороже. Я отвечаю только за свою часть.

Почему пять частей, а не три или две? Потому что у меня два сына, родители и мы с вашим отцом, а пятая часть будет лежать на всякий случай. Вдруг у кого-то случится что-то непоправимое, или радостное, что могут срочно понадобиться средства. Этот НЗ будет лежать у меня. Но бездумно брать я его не дам. Вот сколько взяли оттуда на срочное, столько потом обратно и доложите, чтобы коробочка не опустела.

Надеюсь, того добра, которое я вам раздам, хватит на все ваши нужды и желания. Бабушке с дедушкой про тети Стасино наследство не говорите, они против него. Так что я им буду помогать потихоньку, чтобы они ничего не узнали. В санаторий они хотели съездить, мебель обновить. Я им буду помогать из этих денег, – закончила она свою речь.

Перед каждым сыном возникла диванная подушечка. На стол Людмила поставила кухонные весы.

– Можете взвесить всё и проверить, что я никого не обманула и не обделила, а выдала всем всё одинаковое. Могу принести подушечки, приготовленные в НЗ и для дедушки с бабушкой.

Она показала подушечку и сказала, что там лежит ее доля.

– Ребятки, там были еще и украшения, но я их оставлю себе. Оформлю на них завещание, если хотите, или потом распишу, кому что достанется из них. Не обижайтесь, но вот хочется поносить такие вещи. Может, наиграюсь и разделю их между вами еще при своей жизни. Посмотрю по своему желанию.

Все ошарашенно молчали. Первым за подушечкой потянулся Миша. Он трясущейся рукой открыл замок и стал вытаскивать пакетики. Я толкнула локтем Сашу, тот покачал головой, что, дескать, верит матери. Потом он понял, что такое поведение может посеять раздор между братьями.

Через пять минут перед нами сидели двое мальчишек, которые сравнивали «новогодние» подарки, у кого сколько «шоколадных конфет» и карамелек с ирисками. Вот только вместо конфеток были золотые и серебряные рубли, прозрачные камушки да серые брусочки.

– А что это такое? – покрутил в руках брусочек Миша.

– Наверно, платина, – ответил Саша.

– Первый раз такое вижу. Где их баба Стася достала, интересно? – в его глазах мелькал блеск. – Оля, а давай тоже мы вот это всё на четыре части разделим? Две части пацанам, на учебу там, на жилье, одну нам, и одну на НЗ.

Она кивнула и вышла из кухни. За ней следом вышла и я. Она стояла в коридоре и вытирала слезы.

– Ты чего плачешь? – спросила я.

– Тронуло меня это всё. У меня родители прижимистые, лишнюю копейку сложат, но не дадут. Нам с сестрой говорят: вот умрем, тогда добро наше делить будете, сами как хотите, так и крутитесь. Внукам самые дешевые подарки покупают. Лишний раз в гости не позовут, все к нам стремятся, чтобы уехать с гостинцами. А тут вот так, просто, берите, распоряжайтесь и отчитываться не надо, – она хлюпнула носом. – Я как-то у отца денег попросила, год у нас был неудачный, вся птица полегла, Мишка заболел. Коров мы тогда еще не держали. Он мне их под проценты дал, как в банке.

Я стояла рядом и гладила ее по спине. Мимо нас пробежала Люда. Затем вернулась из спальни. В руках несла сережки, точно такие же, как подарила мне, только с красными камушками.

– Олюшка, прости меня, дуру старую, я про снох-то и не подумала. Возьми вот сережки. Не плачь только, милая. Миша хороший, он не спустит все деньги, и тебя не выгонит с ребятишками из-за них.

– Ой, мама Люда, – залилась еще больше слезами Ольга и кинулась к ней на шею.

Ольга ушла умываться. Мужички сложили свои капиталы в наволочки для диванных подушек. Потом сели ужинать.

Миша воодушевленно рассказывал, что он на эти деньги построит новый свинарник, купит новую машину жене и еще один трактор себе.

– А то вон ребятишек в школу возить, а у нас одна машина. А еще можно купить квадроцикл и зимой гонять по полям.

Он воодушевленно делился своими планами. Все остальные молчали за столом.

– Сашка, а ты чего на свои купишь? – спросил он.

– Машину, может, куплю, не знаю, еще не решил. Или положу их и буду на них спать, как тетя Стася, – усмехнулся он.

– Папа, мама, а вы куда потратите? – поинтересовался Миша.

– Теплицу хорошую хочу, зимнюю, ремонт в доме, мебель новую. Пашке вон машину новую, а то ту разбили, так она у нас кособокая какая-то. На море съездить обязательно надо. Зубы нам с отцом сделать, – ответила Людмила. – Планов полно.

– Сашка, мне помощь твоя нужна будет, а то как вот это всё менять и продавать, – сказал Миша.

– А я прямо в этом разбираюсь, – нахмурился Саша. – Ладно, решим потом.

Мы попили чай, и он засобирался, сказал, что устал очень и хочет лечь пораньше. Попрощались со всеми и отправились домой.

– Саша, чего случилось-то? – поинтересовалась я. – Чего такой недовольный?

– Лучше бы она это все не раздавала, – кивнул он на подушечку.

– Почему?

– Потому что у меня нет желаний, я не знаю, что с ними делать. Машина меня устраивает, живем в твоем доме, в котором где нужно, уже ремонт сделали. Если бы мы были женаты, я бы отдал всё тебе, и ты бы разобралась, что с этим делать. А так… – он махнул рукой.

– Положи их, и пусть лежат. Сын подрастет, найдешь применение. На учебу, на старт в жизни нужны деньги. Может, в городе захочет жить, квартиру ему купишь.

– До этого еще далеко.

– Моргнуть не успеешь, как выпускной у сына наступит, – покачала я головой. – И вообще, что ты за других решаешь, вон они Мишке нужны. Пусть сейчас живут, а не после материной смерти наследству радуются. Ты сам подумай, что тебе надо, что сыну пригодилось бы. Может, зубы отремонтировать, или пацану ноут хороший купить.

– Агнета, выходи за меня замуж, – сказал Саша.

– Э нет, я так не согласна. Потом скажешь, что я вышла за тебя из-за денег. Да и пожили мы с тобой еще мало, толком не притерлись. Да и не надо мне это, я сама зарабатываю неплохо.

– Значит, ты мне отказываешь? – спросил он и насупился.

– Да, Саша, при таких вводных данных отказываю. Мы с тобой и так живем вместе, не вижу смысла официально регистрировать наши отношения.

– Ну и ладно, – он вышел из машины, хлопнул дверцей и пошел в сторону своего дома.

– Саша, ты куда? – крикнула я ему в след.

– Домой, у меня свой дом есть.

– Там у тебя люди живут.

– Там места много, мне кровать найдется.

– Ты только про наследство там не болтай.

– Сам знаю, – огрызнулся он и быстрой походкой потопал по дороге.

Сверху посыпался мелкий снежок. Подставила руки, высунула язык, как в детстве, пытаясь поймать снежинку.

– Ну вот, прошляпила мужика, – рядом появился Шелби и выставил в сторону ладонь.

К нему сразу насыпалась целая горсть. Он слепил снежок и кинул в старый дом. В окне мелькнула какая-то тень.

– Там кто-то живет, – тихо сказала я.

– Конечно, дом-то пустой стоит, со временем там всякое заводиться начинает, – пожал плечами Шелби.

– Не прошляпила я мужика, вернется. Просто ему подумать надо. Тяжело, когда нет никакой мечты или желания.

Шелби высунул длинный язык и наловил на него сугроб снежинок.

– У нас там тоже снег часто шел. Только не такой, как у вас здесь. Он у нас колючий, если на кожу попадает, то сразу кусок вымораживает. Если под снегопад попасть, то до укрытия можно и не дойти, сразу рассыплешься на мелкие ледяные осколки.

– Какой у вас добрый и приветливый мир, – усмехнулась я.

– Ага, этот мне нравится больше, – кивнул он.

Мы еще постояли под первым снегом, полюбовались, как он блестит при свете фонаря. Потом я забрала подушку с золотом и бриллиантами и вернулась домой.

Во дворе торчали Катюшка со Славкой, смотрели в небо, ловили снежинки, смеялись.

– Мама, смотри, первый снег. Еще на деревьях листья висят, яблоки все не собрали, а тут сыплет! – воскликнула дочка.

– А где папа? – спросил Славик.

– Пошел в гости к батюшке, – ответила я.

– Зачем?

– Не знаю, исповедоваться, наверно, – пожала я плечами и запрокинула голову в небо.

По небу бежали густые серые тучи, иногда между ними мелькала луна. Надо же, там наверху ветер, а у нас внизу тихо, странно. Мы еще с детьми немного постояли на улице, а потом зашли в тепло собственного дома.

– Мама, а что это у тебя в руках? – спросила Катюшка.

– Это подарок для дяди Саши от его мамы, – ответила я. – Вы ужинали?

– Да, со Славкой картоху жарили, – махнула она рукой.

– Ну и как? Дом вроде на месте, не спалили, пахнет вкусно. Угостите ложечкой картошки? – улыбнулась я.

– Да, да, мама, у нас еще вот чуть-чуть осталось, только она немного хрустит.

– Ооо, альденте, я такое люблю, – рассмеялась я.

Слава сел на диван в кухне, а Катя стала накладывать мне картошку в тарелку, положила буквально две ложки. Они с напряжением сели ждать моего вердикта. Картошка была недосоленной, переперченной, местами подгоревшей и хрустела на зубах. Я честно сгрызла два ломтика.

Затем достала из холодильника сметаны. Вывалила картоху назад в сковородку, там, кстати, оставалось больше половины. Добавила сметанки, присолила немного, всё перемешала, накрыла крышкой и поставила на маленький огонь.

– Мама, не вкусно? – тихо спросила Катя.

– Вкусно, очень, мне понравилось, но слегонца сыровато. Сейчас оно со сметанкой дойдет, и будет самый смак, – подмигнула я. – Вы молодцы, всё правильно сделали, только чуть-чуть не додержали.

– Я тебе говорила, что ее еще нужно поджарить, а ты мне – она уже подгорает, – поморщилась Катя, передразнивая Славку.

– Ее при жарке нужно периодически помешивать, чтобы не пригорела, но не частить. Воду не лить, а то получится тушеная, – ответила я.

Мы еще десять минут на кухне посидели, я им все про картошку жареную рассказывала. Потом помешала притомившуюся картоху и разложила каждому на тарелку. Дети на нее накинулись, видно, в первый раз они не наелись. Я и себе положила пару ложек. Вкусная получилась, душевная.

– Молодцы ребятки, вкусную картошку сварганили, – похвалила я их.

– Папе оставлю немного, придет, поужинает, – сказал Славка, выкладывая в отдельную тарелку остатки картошки.

Не стала я Славке говорить, что отец его сегодня, скорее всего, не придет. Завтра Саша ей позавтракает, наверно. Сейчас, скорее всего, Николаю в уши дует, что, дескать, Агнета за него замуж не хочет. Там и Олег его, может, тоже поддержит. Пускай что хотят, то и говорят.

Подушку с наследством я засунула в шкаф, а то мало ли кому она в доме приглянется. Отправилась к себе наверх, почитать всякой околонаучной литературы да погадать немного. Всё же мне нравится этим заниматься, да и платят неплохо.

Ближе к двенадцати вечера мне позвонил Николай.

– Агнета, привет. Ты можешь своего Сашу забрать? – спросил он.

– Да он вроде не маленький, сам дойдет. Я в такое время предпочитаю дома сидеть, а не мужиков собирать, – поморщилась я.

– Он сам не дойдет, – ответил Николай, – он пьян. Там в шкафу стояла бутылка коньяка, и он ее выпил всю.

– Один? – удивилась я.

– Да, у меня пост, у Олега тоже, да и вставать нам завтра рано.

– Ну так уложите его спать. В чем проблема-то?

– Так не укладывается, – возмутился Николай. – Он вроде как твой мужчина.

– А мы не женаты, и это вроде как его дом. Вы видели, что он пил? Вот так мучайтесь. Хотите – сами его приводите, а я никуда ночью не пойду. Я женщина приличная, сплю ночью в своей кровати, – ответила я и отбила звонок.

Вот какие наглые рожи, не нравится им, что Саша там пьяный у них мотается. Николай батюшка или где? Почему он позволил Александру вылакать весь коньяк? Мне еще звонит, заберите его, он нам спать мешает, вот дудки, пусть сами разбираются, дяди взрослые.

Всё во мне кипело. В таком состоянии нельзя расклады делать, только всё портить. Еще и клиентке прилетит от меня ни за что ни про что. Гадство, батюшка божий человек, а вот вывел меня из себя. Два мужика третьего уложить спать не могут. Я погрозила в пустоту кулаком.

В какой-то момент вспомнила некроманта старого, когда он почил-то, три дня прошло или пять, не помню. С той ночи он ко мне больше и не заявлялся, хотя, думаю, еще ко мне притащится.

Стала собирать карты со стола, а колода как специально из рук начала во все стороны рассыпаться. Стала собирать, а там все карты, как назло, противные и нехорошие. Покрутила их, повертела, дунула на них да сказала, что это всё не мое, а это домовой поиграл и придумал. Сказать-то сказала, а на душе всё равно муторно стало.

Написала Николаю сообщение, спросила, как там Саша. Ответил через пару минут, что они его уложили. Пригрозили, что Агнета приедет за ним, так он сам спать пошел. Во как, мной уже пугают, хорошо хоть подействовало. Пожелала им спокойной ночи и приятных снов.

Спустилась вниз, в кабинете решила не спать, а то приснится снова мне этакое жуткое да с угрозами. Дети уже улеглись, заглянула – тихо в комнатах, сопят в две дырочки. Сама легла, полночи ворочалась. Зачем я про этого старого упыря вспомнила? Теперь ведь приснится.

Провалилась в сон, и снова меня вынесло на то самое кладбище, к тому самому ангелу. Такой он там печальный стоит, а по лицу слезы катятся. В голове слышу голос: «Помяни меня, Агнетушка, заруби черного петушка на полнолуние, принеси ко мне на могилку. Окропи ангела черной кровью. Положи петушиную голову в руку ангелу. Упокоюсь я тогда с миром и бродить по свету перестану».

Ангел всё плачет и плачет, и так мне его жалко стало. Про петушка вспомнила, которому нужно шейку свернуть, и его стало жалко. Потом думаю, а чего я реву, это же всё сон.

– Может, тебе еще младенцев тут разложить рядком на могилке? – спрашиваю. – Будешь ко мне во сны лезть, я этому ангелу голову кочергой снесу, и во сне, и наяву.

Статуя плакать перестала и как-то недобро ощерилась. Крылья расправила и рванула в мою сторону, а я побежала прочь между разваленных склепов и могилок. Вот и посмотрела сон про розовых пони, теперь как укушенный олень скачу по буграм. Хоть бы могилка никакая не провалилась, а то в гости к какому-нибудь покойничку схожу.

Смотрю, могилки знакомые стоят, оградка такая аккуратная, калитка специально для меня открыта. Я туда нырь и калиточку прикрыла. Ангел-то сизокрылый об стену невидимую и брякнулся. Стоит, каменными кулаками лупит по невидимой стене.

– Агнета, а можно, я ему по кумполу стукну? – услышала я знакомый голос Шелби.

– Бей так, чтобы у него крылья поотваливались. Такую статую испортили, всякую поганку в нее вложили, – покачала я головой.

Статуя гарпией ринулась на Шелби, не понимает, глупая, что ей сейчас конец придет. Чего с нее взять, она же каменная, мозгов нет. Схватил ее Томас поперек туловища и бросил об землю. Она так и вошла туда, сверху ее землицей и присыпало. Бес еще и камень надгробный с чужой могилы взял и придавил это место.

– Вон как тебя ведьмы охраняют, даже на кладбище к упырю пробрались, – кивнул он на знакомые могилки.

– Навестить их надобно наяву, прибраться, – ответила я. – А теперь пора выбираться отсюда.

– Давай лапу, – Томас протянул мне огромную красную лапищу с длинными черными когтями.

– Ты бы хоть маникюр сделал, стразики там, наклейки с цветочками, а то смотреть жутко, – поморщилась я, взяв его за лапу.

– Я подумаю над вашим предложением, – хохотнул он.

В один момент я оказалась в своей спальне, в своей постели. Шелби рядом не было, значит, опасность миновала. Поворочалась немного и вырубилась опять. Больше ничего такого не снилось.

Утром проводила детей в школу. На улице снег уже растаял. Было тепло, небо затянуло тучами. Верно, дождь намечается. Саша домой так и не пришел, скорее всего, отсыпается. Батюшке звонить не стала. Человек на службу собирается, может, уже в церкви, а тут я ему названивать буду.

Вышла за калитку угостить Исмаила мясцом да яйцом, да чая горячего вынесла с шоколадными конфетами. Почему-то Шелби за своими дарами не приходил, как стал хранителем, так и требовать с меня денег перестал. Видно, ему от жнецов что-то перепадает. Мог бы и ко мне приходить за премией.

Исмаил перекинулся в человека и подошел ко мне. Уселся рядом на лавку.

– Мокрая, – поводил он по ней ладонью.

– Утро доброе, – поприветствовала я его.

– Доброе, – протянул он руку к термосу с чаем.

Налил мне и себе чая. Достал яйцо, постучал им по краю скамейки. Почистил. Скорлупки закинул в рот, прожевал и запил чаем.

– Старею, что ли, кости стало ломить, – пояснил он.

– Может, тебе витаминов купить? Или в дом переберешься? – предложила я.

– Нет, я уж тут, привык.

– А в том домике кто живет? – кивнула я на соседский, из окон которого торчала чья-то любопытная физиономия.

– Да никто, его же так никто и не купил, – удивился волк.

– Так вон в окне кто-то нарисовался, не сотрешь, – кивнула я.

– Так это шишига. Домовой ушел в другое место, а сюда переехал шишига.

– Шишига, что-то знакомое, – потерла я лоб. – А, вспомнила, это тот, что со мной вместе приехал в диване из городской квартиры.

– Ну да. Этот шишига не твой, он другой. Я обычно всю эту мелкашку на подходе рву, чтобы ауру около дома не портили, а этого я что-то пожалел. Мелкий какой-то, на ежика похож. Вроде живет тихо, никому не мешает. Вот только любопытный очень, всё в окно смотрит, – отхлебнул горячего чая Исмаил.

– Может, это вражеский лазутчик? – усмехнулась я.

– Да нет, по запаху мелочь пузатая. Шишиги нелюдимые, они никому не прислуживают. Так, в пустых домах живут, разбирают их потихоньку. Гнездо себе строят.

– Вот ты меня обрадовал, напротив моего дома шишигино гнездо, – покачала я неодобрительно головой.

– Если угроза будет, то мы его вмиг уничтожим, – он откусил половинку яйца.

– Сегодня опять меня этот некромант во сне преследовал, требовал от меня черного петуха.

– А младенцев не требовал? – усмехнулся волк.

– Вот я его про это же и спросила.

– Чем дело закончилось? – он развернул конфетку.

– Томас его статую под землю уложил и плитой прикрыл.

– Жуть.

– Ага. Ты не знаешь, почему он за своей оплатой не приходит? – спросила я.

– Так его хранителем назначили, а там они к другим энергиям подключаются, – съел он еще одно яйцо.

– Типа работают за оклад?

– Типа того, – рассмеялся Исмаил и дожевал очередную конфету. – Эх, какие раньше конфетки делали, «Мишка на севере», «Белочка», «Маска». А сейчас что? Фантики и то с привкусом химии, – пожаловался он и проглотил обертку от конфеты.

– Ты зачем бумажки ешь? – удивилась я.

– А чего землю засорять, я все равно не человек, могу и бумажку съесть, – покачал он головой.

Попили с ним чай, посидели, посмотрели на осеннее небо. Пакетик с мясом он забрал с собой.

– Пойду я, за чай благодарствую. Мясо потом съем, – он встал, потянулся, закряхтел и пошел к своему дереву.

По дороге достал газетку «Труд», скрутил козью ногу и закурил. Я занесла домой термос, переоделась, взяла тряпки и веник и отправилась на кладбище. Проведать своих спасительниц да прибраться.

На кладбище было тихо, слякотно и как-то тоскливо. На дорожках толстым слоем лежала листва. Сходила сначала к одной старушке, затем к другой, а потом уже и к самой главной – к Ангелине. Это ведь она собрала у себя всех троих ведьм и пришла ко мне на помощь во сне, за своей волшебной оградкой.

Смахнула опавшие листья с памятника и с ограды, протерла холодный камень, выдрала засохшую траву. Поблагодарила ее за помощь сегодня ночью. Рассказала про некроманта, и про больничного ангела, и про жнецов, и про Шелби. Посидела еще немного и пошла домой.

Около дома на скамейке сидел Саша. Он опустил голову на руки и, видно, дремал.

– С добрым утром, страна, – гаркнула над ним.

– Ааааа, – замахал он руками и чуть не свалился со скамейки. – Агнета, зачем ты так? У меня чуть сердце не остановилось с перепуга.

Он дышал перегаром, как Змей Горыныч.

– Что, Саша, утро-то доброе? – усмехнулась я.

– Не то слово, голова раскалывается. На работу ехать надо, а я еще не в форме.

– Ага, в прямом и переносном смысле слова, – поддела я его. – Чего тут сидишь, как не родной, али ключи от дома потерял?

– Да я позвонил, мне никто не открыл, я решил, что дома никого нет. А одному мне там делать нечего.

– Пошли приводить тебя в порядок, – я открыла ключом калитку и надавила на ручку, дверь открылась.

Зашли во двор.

– Вечером вчера первый снег шел, – сказала я.

– Агнета, ты не передумала? – спросил он.

– Насчет чего? – подняла я одну бровь.

– Замуж, – ответил он, вобрав побольше воздуха в легкие.

– Замуж я не собираюсь, мы об этом уже с тобой разговаривали. Помнишь, в начале наших отношений, ты мне сказал, что не можешь мне этого предложить. Что я тебе ответила тогда? – я внимательно на него посмотрела.

– Что тебе этого не надо, – выдохнул он.

Зашли с ним в дом.

– Совершенно верно, мне не нужен штамп в паспорте, но я не отказываюсь с тобой жить. Я даже планирую с тобой прожить долго и счастливо, но без регистрации брака. О том, что я с тобой собираюсь жить долго, говорит даже то, что я отдала свой кабинет под комнату твоему сыну. И не просто разрешила спать на старом диване, а предложила переделать ее по вкусу твоего ребенка. Я была уже замужем, притом неоднократно. На данный момент я не вижу в этом смысла, именно в официальной регистрации брака, – спокойно объяснила я.

– А если у нас появится ребенок? – спросил Саша.

– Из воздуха он не появится, и если вдруг я забеременею, то этот вопрос мы будем решать, исходя из новых обстоятельств.

Он тяжело вздохнул.

– А если я скажу, что уйду от тебя, если ты не выйдешь за меня замуж? – попытался он найти еще одну ниточку.

– Саша, я приму твое решение, каким бы тяжелым оно для меня ни было. Насильно мил не будешь, – пожала я плечами. – Нельзя другого заставить жить с собой. Мы взрослые люди, и если ты решил, что так будет лучше, то мне остается только помочь тебе собрать вещи.

Александр сглотнул слюну и посмотрел на меня, как Маруська, которая просит косточку.

– Теперь дуй в душ, пей кефир и прими таблетку от головной боли, – скомандовала я.

– Агнета, а где та подушечка? – спросил он.

– В гардеробном шкафу в нашей комнате, – ответила я.

Саша прошел в нашу спальню. Через пару минут вышел из нее. Прошел ко мне на кухню и сунул мне в руки подушку с наследством.

– Вот, возьми, я считаю, что ты найдешь, куда применить эти средства, – сказал он и бодрым шагом направился в ванную.

Подушка вернулась назад в гардеробную. Через полчаса Александр вышел из душа, бодрый, свежий, с легким запахом перегара и хорошим настроением.

– Где моя литровая банка с кефиром? – поинтересовался он.

– На столе, – кивнула я и продолжила заниматься сыром.

– Ты придумала, что можно купить на эти деньги? – спросил Саша.

– Начнем с того, что нужно съездить в город и убедиться, что это не подделка. Если есть знакомый ювелир, то обратиться лучше к нему. Оценить величину наследства. Если сумма приличная, то купить квартиру Славе в городе, пока цены на недвижку упали. Отложить ему денег на учебу. На данный момент купить тебе и ему по приличному ноутбуку, чтобы ты лишний раз мог поработать дома, а не таскаться на работу. Если что-то останется, то отложить это в НЗ, – спокойно разложила я все по полочкам.

– А если мы ничего не выручим?

– Тогда и переживать нечего, куда потратить, – рассмеялась я.

– А ты не хочешь куда-нибудь съездить, как моя мама? – спросил он.

– Хочу, но при такой обстановке в стране, мы можем только покататься по нашей необъятной, – улыбнулась я.

– Ты знаешь, а я всю жизнь мечтал о доме на колесах, как в американских фильмах показывают, – он мечтательно вздохнул. – В нем и путешествовать можно, и жить.

– Ну всё, договорились, купим дом на колесах, – чмокнула его в щечку.

Саша схватил меня на руки и начал кружить по кухне.

– Ура, ура, ура!!! Мы помирились, – кричал он радостно во все горло.

– А я с тобой и не ссорилась, – буркнула я. – Поставь меня на место.

Он поставил меня на пол, поцеловал в губы.

– Какая же ты, замечательная, Агнета, хоть и не хочешь выходить за меня замуж, – сообщил он мне и пошел пить свой кефир прямо из банки.

– А я и не сомневалась, – усмехнулась я.

У меня зазвонил телефон, на экране отразилось: «Мара». Давненько она мне не звонила.

– Привет, Агнета. Ты представляешь, что сейчас произошло? – голос у нее был взбудораженный.

– Привет, Мара. Что случилось? – поинтересовалась я.

– Мне статую привезли назад, помнишь, я недавно делала ангела, от которого мне было плохо, – сказала Мара.

– Помню, – я нахмурилась.

– Так вот, привезли на реставрацию. У него отвалились крылья, и камень в некоторых местах покрылся паутинкой трещин, словно на него плиту уронили. Не поверишь, статуя старая, словно она сто лет где-то простояла. Если бы я ее сама не делала, то подумала бы, что ее откуда-то выкопали. Я сама этот камень выбирала, качество на высоте было, а тут такой сюрприз, – тараторила она.

– Что заказчик сказал? – поинтересовалась я. – Не орал, что ты накосячила?

– Нет, там же видно, что механические повреждения. Попросил меня, чтобы я как можно быстрей привела ее в порядок.

– Кащей Бессмертный приезжал?

– Нет. Привезли рабочие. Кащей позвонил, видать, боится у меня появляться. Денег перевел столько же, сколько платил за всю статую. Сказал, что нужно восстановить эту, она им очень важна.

– Вот так взяли и привезли тебе и не спрашивали, можешь ты ее отреставрировать или нет? – удивилась я.

– Да, без предупреждения, так сказать, поставили перед фактом. Парень постучал в дверь, сказал, что мне посылка. Грузчики вытащили ее из газельки и внесли в мою мастерскую. Я расписалась в накладной, что получила, – ответила Марена.

– Не надо было принимать ее, – вздохнула я, – надо было вернуть обратно.

– Уже привезли, уже деньги взяла.

– Мара, ты осторожно с ней. Она ко мне ночью приходила, – прошептала я.

– В смысле ночью? Наяву или во сне? – испуганно спросила она.

– Во сне, гонялась за мной, руки холодные тянула ко мне.

– И что ты с ней сделала? – спросила Марена осторожно.

– Я ничего, а вот Томас на нее плиту положил, – сказала я.

– Во сне? Плиту? – удивилась она.

– Да, во сне, чье-то надгробие. Ты чего удивляешься-то? Сама заряжается на кладбище, и ее это не поражает, а вот то, что статую мы во сне разнесли, а она наяву рассыпалась, это ее удивляет, – возмутилась я.

– Да нет, странно это всё.

– Они хотели, чтобы я на кладбище обряд с черным петухом провела. Может, ты откажешься от реставрации? – попросила я.

– Ты чего, там такие деньги! – возмутилась Мара.

– А ты последний бутерброд с красной икрой доедаешь? У Яночки должна быть мама, а не только дедушка, – пыталась я ее убедить. – Помнишь, как ты в прошлый раз чуть не скопытилась?

– Помню, – я чувствовала, как она хмурится.

– Я Юре тогда позвоню, пусть он этот ужас на тачке отвезет в овраг и там его скинет, или поставит на твоем любимом кладбище, чтобы посетители пугались бескрылого ангела, – стала ее пугать.

– Я поняла тебя, позже созвонимся, – ответила она.

– Яночку за меня поцелуй, Юре привет. Пока-пока, – попрощалась я с ней.

Тут же набрала Юре и все ему объяснила, правда, вкратце, без подробностей.

– Я присмотрю за ней, если что, разнесу статую кувалдой. Деньги мы заказчику потом возместим. Спасибо, Агнета, за предупреждение. Марена у нас упрямая, может и за работу взяться, тем более статуя получилась как живая.

– Так она живая и есть, – покачала я головой.

Надеюсь на благоразумие Юры и Мары, отправят они назад эту статую заказчику, пусть кто-нибудь ее другой реставрирует.

Ночью спалось замечательно, никакие черти во сне не лезли, и никто меня не трогал. Саше никто не звонил и не беспокоил. Выспалась, красота такая. Бодрая, свежая встала и рванула покорять домашнее хозяйство. Огород теперь меня не волнует, всё убрали, остались только курочки с козами. Оля, Мишина жена, подарила нам парочку хохлаток, так что в нашем курином поголовье прибавление.

Всё у меня спорилось и так хорошо на душе было, вот что значит лад во всём. Однако всё испортил звонок от Мары.

– Агнета, привет. Чем занимаешься? – спросила она меня каким-то тусклым голосом.

У меня сразу всё упало вниз.

– Привет. Что случилось? – спросила я.

– Не могу от этой дряни избавиться, – ответила она и вздохнула. – Вчера, после нашего разговора с тобой, прогулялась до кладбища. Посидела там, подумала. Меня это дерево, что появилось, когда на нас бесы напали, воодушевляет. Решила, что я не бедная, у меня всё есть, и другая начатая работа стоит, ждет, когда я к ней приступлю. Памятники пачками стали заказывать, пора уже помощника нанимать. Зачем мне еще вот этот геморрой на голову?

Домой вернулась, позвонила Кощею и говорю: забирайте свое убожество, я ее чинить не буду, некогда мне. Он начал возмущаться, что я деньги взяла уже. Ответила, что я их не брала, а он их мне сам перевел, и я вполне могу вернуть их назад. На работу мы не договаривались. Нельзя решать за человека, что ему делать или не делать.

Кощей стал меня уговаривать, дескать, подвиньте всех, я вам еще двадцать процентов накину. Я почти уговорилась, а потом чую, что мысли в голове не мои.

– Это как? – удивилась я. – Не твои мысли?

– Это, в общем, он мне говорит, вот деньги большие, купите что-нибудь хорошее, например, айфон последней модели. А он до этого разговора мне не нужен был совсем, вообще, никак, я даже о нем не думала, у меня «Самсунг» отличный, практически новый. И я стою такая головой киваю, да, да, айфон куплю. Он мне про цацки стал задвигать. Ты на мне цацки когда-нибудь видела?

– Нет, кулончик на шее какой-то, – вспомнила я.

– Мамин. Вот, я к ним тоже равнодушна. А он про ожерелье с брильянтами, про норковую шубу. И я головой киваю, как китайский болванчик. В голове мысли бродят, что если бы тебе нужны были все эти айфоны, бриллианты, шубы, то всё это у меня уже было бы давно. Я его притормозила, говорю, ага, сейчас, забирай свои деньги и статую свою к едрене фене.

– А он тебе: а я не уберу, а я не уберу, а я не уберу свой чемоданчик, – пропела я.

– Типа того. Так дела не делаются, давить начал, угрожать попытался. В общем, бросила я трубку. Перевела ему назад его деньги, двумя переводами с разных карт. Нашла накладную на статую с обратным адресом. Подогнали газель, погрузили ее и… – тут она замолчала.

– Что? – спросила я.

– А ничего, заглохла машина, даже толком не завелась. Они ее чих-пых, а она молчит. В общем, до вечера мучились, всё уже перебрали, всё нормально, но не заводится.

Выгрузили статую. В катафалк ее запихнули, закрепили, как положено. Тарам-пампа-м, и это авто не заводится. Газель зато завелась, и водитель быстренько уехал. Катафалк мне на сегодня нужен. Вытащили эту леди. Поставили ее около ворот. Вызвала ту грузовую службу, что ее привозили. Так они ее поднять и не смогли. Так она всю ночь около ворот и простояла, а утром я ее в мастерской обнаружила.

Отца спрашиваю, кто ее затащил. Он думал, что это мои работники ее внесли.

– Кувалдой ее разнести? – спросила я.

– Уже пробовала, – усмехнулась Мара. – Железка вдребезги, как стекло разлетелась, а на этой ни царапины, ну кроме тех, что на ней были.

– Чудеса, – удивилась я. – На улицу ее снова выволочь и там оставить, а за это время защиту новую на дом поставить?

– У меня работники заболели. Все, кто вчера с этой статуей возился, все слегли с температурой, – сказала она с тоской в голосе.

– Повезло, – покачала я головой.

– Не то слово. А еще мне кажется, что она поет, так грустно и так жалобно. Не могу в мастерской находиться. Сегодня всё утро на улице работаю, а ведь не лето. Ты можешь мне помочь? Вчера ты говорила, что ее твой бес разбил, может и сегодня он ее добьет.

– Я, конечно, спрошу, но вот согласится он это сделать или нет, не знаю, – ответила я.

– Как не знаешь? Он же на тебя работает, – теперь пришла ее очередь удивляться.

– Работает, но не всё так просто, как кажется. Я, конечно, приеду, но вот за Томаса ничего обещать не буду. А ее точно вытащить некому из мастерской? Ты же не на хуторе из одного дома живешь, а в поселке, – поинтересовалась я.

– Какой народ нашла, всех на похороны отправила. Сама знаешь, я же еще ритуальное агентство держу. Сейчас у нас почти каждый день хоронят, да еще несколько похорон в день, из города везут, – вздохнула Мара.

– У ворона у своего спросила, может, он чего присоветует? – поинтересовалась я.

– Ага. Он говорит, избавляться от нее надо срочно, а вот как, сам не знает. В другое место ее нужно перенести, и злится, что я не понимаю.

– Я сейчас обед сготовлю, своих встречу после школы, покормлю да к тебе приеду. Вместе покумекаем, что можно сделать с этой дамой, – ответила я.

– Хорошо, я жду. До встречи, – попрощалась Марена.

На кухне все свои дела переделала. Наверху печку растопила. Один расклад разложила. Клиентка спрашивала про любовь да про мужчину. Дескать, не хочет на ней жениться, наверно, на него мамка так влияет, или прошлая жена порчу навела на безбрачие. Смотрю на карты, а там картинками по скатерти написано, что не любит он женщину, а просто пристроился, комфортно ему с ней, а большего и не надо.

Женщине же семью хочется, детей совместных, общую недвижимость и движимость, кота и собаку. Пишу ей, как вижу, дескать, не любит он вас, и мама с бывшей женой ни при чем. Как так? Не может быть, а он мне говорил, а он мне обещал, а вот сейчас увиливает, ни дать ни взять порча. Нет, говорю, всё у него хорошо, а давить будете, так он уйдет. Вот там у него где-то на стороне интерес появился, присматривается.

Замолчала клиентка, притихла, погрустнела и вышла из сети. Наверно, пошла своему бойфренду дальше мозги выносить. А надо лишь место для нового счастья освободить, и всё у нее сложится как надо, а не так, как она себе решила.

Дети пришли, отучились. Расклад сфотографировала на всякий случай, подкинула дровишек и к ним спустилась. Шумят в коридоре, что-то громко обсуждают.

– Мама, нас на дистанцию отправляют, на недельку, – радостно сообщила мне Катюшка.

– Здорово, – кивнула я.

Для меня ее дистант не проблема, дочка сама давно учится, я у нее уроки не проверяю. Да и на удаленке проблем не было.

– А ты чего такой хмурый? – спросила я Славу.

– Не люблю я это всё, – буркнул он. – Всё не так как надо.

– Вставать будешь на полчаса позже, и можно перед компом в домашней одежде сидеть и чаек попивать, – ответила я.

Пообедали с ребятишками, обсудили школьные дела. Собралась, велела себя прилично вести и отправилась к Маре за приключениями, мне же так в жизни их не хватает.

На улице крапал дождик. Не люблю в такую погоду ездить на машине, нервируют меня такие поездки. Если на пассажирском месте нахожусь, то так уютно и комфортно, а вот за рулем понимаю, как это небезопасно. До Мары доползла на своем крокодильчике со скоростью сорок километров в час.

Вышла из машины, калитка у них оказалась открытой, что меня удивило. Во дворе стоял черный мраморный памятник с недоделанным рисунком какого-то мужчины. Про себя отметила, что родственники не поскупились, и работа, и сам камень дорого стоят.

В мастерской Мары и в кузне Юрия никого не было. Огромная статуя, казалось, занимала всё помещение. Она хоть и накрыта была тканью, но всё же просвечивала сквозь нее. Пахло сырой землей и прелой травой. Ангел излучал какой-то легкий, словно флуоресцентный свет. Вот же чудовище, но такая красота. Как кривые руки могут испортить такое произведение искусства?

Пошла к дому. Поднялась по ступенькам и постучала в дверь. Открыла Мара, очень удивилась тому, как я попала во двор.

– Так у вас калитка открыта, – ответила я, проходя в кухню.

За столом сидели Юра и Яночка и пили чай. Ребенок бросил есть и кинулся ко мне обниматься.

– Как я по тебе соскучилась, как я соскучилась! – девочка повисла у меня на шее. – Ты чего к нам не приходишь?

– Дел много, – ответила я, поцеловав девочку в щечку.

– А ты их отложи и приходи, потом сделаешь, – она посмотрела на меня огромными глазищами.

Я вытащила из сумки шоколадку и пакет с яблоками и вручила Яне. Она снова чмокнула меня в щечку. Юра предложил мне чай с какой-то изумительной выпечкой.

– Какие пирожки красивые, – заметила я.

– Да, приезжали сегодня за оградкой, привезли пакет с булочками и пирожками на помин. Я обычно не беру такое, а там мальчонку поминать надо было.

Мара зашла на кухню.

– Ты калитку за собой закрыла? – спросила она.

– А как же. Удивилась, что вы ее не заперли. За собой на щеколду закрыла.

– Открыта калитка, настежь, – поморщилась Мара. – Сейчас заперла и подперла ее граблями.

Яночкин щенок кинулся к двери и залаял.

– За дверью кто-то стоит, – сказала девочка.

– Но не стучится, – мы переглянулись.

Женщина ринулась к двери.

– Не открывай! – крикнул ей Юра.

Она вернулась назад. Кто-то пошкрябался в дверь.

– Посреди белого дня уже творят непотребства, – покачала я головой.

Во дворе что-то упало. Мы кинулись к окну. На земле валялся разбитый камень дорогого памятника.

– Твою ж налево, он же столько стоит! – закатила глаза Мара. – И такого камня у нас больше нет.

Она рванула к двери, никто ее не успел остановить. Выскочила во двор, памятник стоял на месте и был целый. Но мы же все видели, что он валялся разбитым на земле. Калитка была распахнута.

– Мама, оно дома, – сморщила носик Яночка.

По дому носился пес и что было мочи лаял на кого-то невидимого. Юрин филин и ворон Мары нахохлились и сидели на яблоне, смотрели вниз во двор.

– Я же говорю, ее надо в другое место определить, – прокаркал ворон.

– Что за чертовщина?! – ругался Юра.

В открытую калитку заглянул не совсем трезвый товарищ, наверно, местный алконавт. У него на загривке сидел небольшой бес и пытался своему подопечному из грязных волос поставить ирокез.

– Хозяйка, работа не найдется? Денег нет на хлебушек, – сказал заплетающимся языком алкоголик.

– Найдется, но ты один не справишься. Тыщу дам, если статую из мастерской вывезете, – сказала Мара.

– Две, – хитро прищурился алконавт.

– Иди давай отсюдова, – шикнул на него Юра.

– Полторы тысячи? – начал торговаться гражданин.

– Я тебе сейчас выдам, а потом догоню и еще раз выдам, – пригрозил Юрец.

– Ну хоть закусь дадите?

– А ты на тысячу себе не купишь закусь и выпить? – спросила я.

– Куплю, но на полторы тысячи я куплю больше, да и вообще с дружбанами делиться придется.

Бес пропойцы засунул ему язык в ухо, и мне как-то от увиденного подурнело. Однако данное действо помогло, алконавт закивал головой, сказал: «Пять сек» и побежал искать себе помощников.

По двору мотылялись какие-то серо-зеленые прозрачные тени. Из мастерской было слышно пение. Я как завороженная пошла на голос. От статуи шли странные волны. Кто-то схватил меня за шкирку и выдернул из помещения.

– Агнета, ты опять свой нос суешь куда не надо, – прорычал знакомый голос.

Предо мной стоял Шелби в своем демонском обличии. Огромный, почти трехметровый красный демон, с черными рогами и желтыми глазами, со сложенными черными кожаными крыльями за спиной.

– Жуть, – сказала я.

– Они меня не видят, не переживай, – сказал он. – Здесь очень много всяких энергий, не могу перевоплотиться в человека, опасно как для меня, так и для тебя и окружающих. Эта статуя, как магнит, сейчас тянет к себе всех. Видно, время Ха на подходе, – произнес он.

– Ты можешь уничтожить ее? – спросила я.

– Нет, они тогда нападут на окружающих.

– Ужас. Кто они? – спросила я.

– Все те, кого-то когда-то поработил старый некромант. Сейчас они крайне неспокойные, чувствуют, что что-то поменялась, а что, понять не могут. Статуя, вернее то, что в ней находится, их как-то успокаивает.

– Невесело, – покачала я головой.

Во двор ввалились граждане алконавты в количестве трех штук, одна из которых была когда-то женщиной. У каждого товарища на загривке восседал бес, а у кого-то было еще несколько мелких подселенцев.

– Где та самая тяжесть, из-за которой я надорву свой пупок? – спросил алкоголик в разбитых очках.

Он их подвинул на место пальцем.

– В мастерской, – ответила осипшим голосом Мара.

Все трое рванули в ту сторону, куда показала женщина. Они ввалились в помещение. Их бесы, словно злобные напуганные кошки, вздыбили свои спинки и шкурки, выгнулись дугой и принялись шипеть на статую.

– Неее, я на такое не подписывался, – поправил свои очочки интеллигент.

– Я остограммлю, – предложил Юрец, стоя позади всей честной компании с бутылкой водки.

– Плесни в стаканчик, а мы подумаем, парниша, – обворожительно улыбнулась беззубым ртом дама.

– По наперстку, для разгону мыслей, – усмехнулся Юра.

Поставил маленькие пластиковые кружечки и налил туда совсем чуть-чуть. Бесы потянули воздух своими носопырками, окунули хвосты в стаканчики и облизали кисточки. Причмокнули и стали подталкивать своих нерадивых подопечных к импровизированному столику.

Граждане алкоголики понюхали содержимое стаканчиков, чуть отпили, оттопырив мизинчик, типа не такие уж они и пропащие. Продегустировали напиток и одним махом осушили посуду.

– Что-то я и не поняла, что это там было, – сказала «дама».

– Грузите статую в тачку, потом еще дам распробовать, – ответил Юрец.

Они втроем стали обходить ангела, примериваясь, как лучше его переложить в тачку.

– Если вы ее разобьете, то нам все равно, – ответила Мара.

– Так, может, мы ее туточки расколошматим, а потом осколки вывезем? – спросил интеллигент и поправил очки.

– Нет, нам тут осколки не нужны, – покачал головой Юрец.

– Какая дама, какая красота! – сказал один из алконавтов, оценивая ангела.

– Грузи давай, потом любоваться будешь.

– Куда ее потащим? – спросила «дама».

– На кладбище, – ответила Мара.

– Далекооо, да и в горку, – протянула мадама.

– Я еще тыщу накину, – пообещала Марена.

– Вот, другой разговор, другой разговор. Чего мы стоим, кого ждем? Быстрей дело сделаем, быстрей за столом окажемся. Колбаски купим, килечки в томате, сырок плавленый, фанты, – затрясся алконавт в очочках и вытер слюни. – Фанты надо обязательно взять, с ней лучше идет и голова утром не болит.

Статую кое-как водрузили в тележку и поволокли на выход. Открытая калитка вдруг захлопнулась перед самой тележкой.

– Ой, – ойкнула алкобарышня.

Юра открыл одну створку ворот. Я попросила Томаса подержать ворота, чтобы они ненароком не закрылись. Яночкин песик сидел на крылечке рядом с девочкой и никуда от нее не отходил, изредка тявкая на процессию.

Граждане выкатили статую и весело, с матерком и прибаутками, покатили в сторону кладбища. Один раз они вывалили статую, но быстренько сложили ее назад, озираясь на нас. Мы следовали за ними. Со стороны это смотрелось весьма комично, но нам было не до смеха.

Через полчаса тележку со статуей втащили на кладбище. Мара показала, в какое место ее нужно поставить. Они установили ее рядом с тем самым необычным деревом.

Юра поманил компанию початой бутылкой, и они радостно двинулись с кладбища продолжать банкет. На погосте мы остались вчетвером: Мара, я, Томас и статуя. В какой-то момент ангел повернул голову ко мне, показал свои острые тонкие зубы и потянул в мою сторону руки. В голове зазвенел старческий голос про черного петуха.

Я сделала шаг навстречу, но не успела коснуться статуи. Томас вынес меня с кладбища. Мара стояла рядом с бездушным камнем и не могла от него отвести взгляд.

– Мамочка, это делается не так, – услышала я голос Яны.

Из-под земли полезли побеги. Они стали оплетать статую. Мара очнулась, вынула свой серп и запела тихую песню.

– Ну вот, доперло, – прокаркал ворон.

Воздух задрожал, картинка стала меняться. Серо-зеленые тени обрели плоть и стали людьми. Народ был из разных эпох и из разного времени, но все они подхватили песнь Марены и пошли вслед за ней. Статуя издала страшный вопль, но никто не обратил на это внимания. Люди шли и тихо пели песни, радовались обретаемой свободе.

Злобный демон метался в статуе и не мог ее покинуть. Мара перевела людей через реку Смородину по Калиновому мосту. Обратилась лебедем и перелетела обратно. Вышла назад из потустороннего мира и рухнула на скамейку. Там, за границей, между явью и навью осталась статуя, вернее тот, кто в ней находился.

– Каждый раз, когда это вижу, мурашки по коже бегут, – прокаркал ворон.

– Ну вот сами и справились, и моя помощь не понадобилась, – сказала я.

– Кто это тебе сказал, что без тебя бы справились? – усмехнулся ворон.

– У тебя за спиной великая сила, побоялся старик на полную мощность развернуться. Иначе разнесли бы ему его последнее пристанище, а так только армии лишили и заточили в Межмирье.

– Хорошая помощница растет у Мары, – кивнула я на Яночку.

– Мамина опора, – согласился ворон.

Марена сидела около своего дерева и смотрела на бескрылого ангела, который теперь был всего лишь обычной кладбищенской статуей.

– Мара, – окликнула я ее.

– А? – повернулась она ко мне.

– Я домой.

Она растеряно махнула рукой и обняла за плечи свою маленькую дочку.

Я уже привыкла, что меня здесь не провожают.

Ехали вместе с Шелби домой. Он сидел рядом в человеческом обличье и смотрел в окно. Прибавил музыку у радио, играло что-то такое современное и динамичное. Под нос себе бубнил слова песен.

– Не знала, что ты петь умеешь, – улыбнулась я.

– Сам не знал. Вообще песни – это чисто человеческое изобретение. В других мирах придумали музыку, а вот люди научились извлекать мелодичные звуки из своих тел.

– Но вот ты сейчас поешь, – заметила я.

– Так я в человеческом теле. Мы можем вам подражать, а вот такой энергетики всё равно не получится, как в ваших голосах.

– А как же ангельское пение? – поинтересовалась я.

– Но поют ведь люди, – рассмеялся он. – И мы можем внушить людям, что поем, и ангелы это внушают. Вон даже каменная статуя запела.

– Ну да, какой этот некромант злющий. Теперь они, наверно, за своего старика пойдут с нами воевать? – поморщилась я.

– С чего ты это взяла?

– Отомстить?

– Да ладно, ну может, пошлют кого-то, так, для галочки, дескать, мы попробовали, но у нас ничего не получилось. В целом они благодарны должны быть тебе и Маре. Старикан сколько веков у власти. Сколько поколений около него сменилось, один он вечно живой, как Ленин. Сколько народу хотело бы откусить кусочек власти. Теперь его нет, можно хватать и бежать. У них, скорее всего, произойдет раскол, но нас это уже не волнует.

– Интересно, – задумалась я.

– Мара все сильней и сильней становится, – покачал Шелби головой.

– Так это хорошо, – пожала я плечами.

– Не скажи, там, где есть сила, всегда появляются те, кто хочет этим поживиться. Жди, скоро начнут всякие проявляться да просыпаться.

– Не накличь, – покачала я головой.

– А я и не кличу, не первую сотню лет на земле живу, знаю, о чем говорю. Кстати, что там с Олегом? – поинтересовался Томас.

– Нормально всё с ним, батюшке вон в церкви помогает. Ремонт там так и не доделали с лета. Да на ферме у Ольги работает. Собирался на выходных к матери съездить, проведать. Денег немного подзаработал.

Добрались до дома. Вплотную около калитки стояла какая-то ярко-синяя спортивная машина. Отметила, что стоит она, наверно, как две двушки в спальном районе города. Возмутилась наглости, это вот надо было додуматься так плотненько тачку свою пристроить, что живущим тут людям зайти в свой дом будет невозможно.

– Это, что за фигня? – поинтересовалась я. – Водитель шушлайки куда испарился?

– Вон домик смотрят, – кивнул Томас на хибарку напротив нашего дома.

– Не могли поставить около той хибары свою тачку? – возмутилась я.

– Не могла, – услышала я противный женский голос.

Из ворот соседнего дома вышла пышногубая, пышногрудая и пышнозадая девица. Ее спутник смерил меня таким взглядом, что я почувствовала себя свинкой с Олиной фермы. Фыркнул на моего крокодильчика. Молодой мужчина был похож на викинга из одноименного сериала.

Они продолжили общаться с хозяевами хибарки. Лоснящийся мужичок заглядывал девице в глаза и соглашался со всем, что она говорила. Еще бы, ему так хотелось продать свой домик. Его женушка напоминала колобка и с преданностью собаки смотрела на викинга. Как хорошо, что эти люди не приехали тогда на встречу со мной и я оказалась в таком замечательном доме.

– Там дом в центре села продают, получше этого будет, а цена такая же, и дорога с асфальтом, – произнесла я.

– Нам дом не нужен, – поморщилась девица. – Нам нужна земля. Будем строить тут экогостиницу для медитаций для богатых людей.

– Зашибись, – тихо «обрадовалась» я. – Тачку уберите, мне домой нужно зайти.

– Подождешь, я договорю, тогда и поедем, – заявила девица и повернулась ко мне своим пышным бампером.

– Хорошо, – кивнула я и села на капот синей машинки.

– Ты не офигела случайно? Ты знаешь, сколько она стоит? – кинулась ко мне девица.

– Три рубля в базарный день? Как и ты? – поинтересовалась я. – Лавку своей тарантайкой мне перегородила, я где должна ждать?

– Владлен, убери это! – ткнула она в меня наманикюренным пальчиком.

Владлен направился в мою сторону походкой от бедра. Дорогу ему перегородил Исмаил в волчьем обличии. На капоте около меня пристроился Томас и с удовольствием смотрел на происходящее.

– Дамы и господа, шоу начинается, – прокомментировал он.

Я хихикнула – как жаль, что они его не видят и не слышат. Из руки Шелби на крышу синего спорткара посыпалось некоторое количество семечек и пшена.

– Гулек надо покормить, – сказал он. – Можно и ворон, – подкинул он еще и кусочки «ароматного» мясца.

Викинг не дошел до меня, притормозил. Он явно напугался Волка, который стоял в угрожающей позе и рычал на него.

– Псину свою убери, – взвизгнула девица.

– Бегу и волосы назад, – рассмеялась я.

– Я тебе хату спалю, – продолжала верещать деваха, шлепая своими губищами.

– Гули-гули, – позвал Шелби голубей.

– Какие гули, ворон зови, – усмехнулась я и щелкнула пальцами.

Над нами стали собираться стаи ворон. Они противно каркали и периодически пикировали на машину, подхватывая кусочки мяса.

– Блин, я такое только в кино видел, – выдохнул Викинг, он не отводил взгляда от воронки, образовавшейся из птиц.

– Фокус-покус. Ну что? Шушлайку убираешь? – поинтересовалась я.

– Ты, ты… – девица задохнулась от ярости.

Открыла свой красный рот, чтобы заорать что-то матерное, но в этот момент в ее глотку влетела огромная навозная муха. Деваха закашлялась, схватилась за горло.

– Навозная муха нашла тебя по запаху, – рассмеялась я.

Парень стоял около нее и не знал, что делать.

– Чего зыришь, глаза пузыришь. Похлопай ей по спине, а то напишут в заключении, что померла, подавившись навозной мухой, – сказала я.

Викинг постучал своей спутнице по спине.

– Поехали на отсюда, я в другой дыре куплю развалину, – заявила девица и выплюнула муху.

– А девочка-то не такая глупая, как кажется, – сказал Шелби, спрыгнул с капота и помог слезть мне.

– За тачку я с тебя денег еще стрясу, – крикнула девица мне, садясь в авто.

– А, нет, ошибся, – усмехнулся Томас. – Всё же с головой не очень дружит.

– Надеюсь, эти мне ворота не снесут, – сказала я, разглядывая, как синяя машина разворачивается.

Викинг послал мне воздушный поцелуй и нарисовал сердечко на стекле.

– Кажется, кто-то в тебя втюхался, – заржал Шелби.

Машина газанула, подняла столб грязи и рванула в сторону трассы.

Ко мне подбежали граждане колобки. Мужчина покраснел и начал перед моим лицом трясти кулаками и орать, что я им сделку сорвала.

– Надо было по весне приходить на встречу с покупательницей, – ответила я и пошла домой. – Кинули человека в непогоду – получите, распишитесь.

Тетка что-то кричала мне матерное вслед. Из капюшона ее куртки выглядывала симпатичная лохматая мордашка, похожая на ежика. У меня в голове промелькнуло: «Шишига». Теперь хорошо они заживут, весело, барабашка им скучать не даст.

– Всего доброго, – сказала я им и закрыла перед их носом калитку.

Три дня в нашем королевстве было тихо и спокойно, никто машины не ставил около наших ворот, статуи не прилетали по ночам, черти в окна не ломились. Сплошная благодать. Мара, правда, звонила, поделилась удивительными новостями.

– Ты представляешь, мне Кащей позвонил. Я думала, ну всё, сейчас истерика начнется, будет свою бескрылую даму назад требовать или починить ее, но нет. Извинился и поблагодарил. Перевел десять тысяч на тортик. Я вообще ничего не понимаю, – удивленно сказала Мара. – Я ему сказала, где он может забрать свою статую. Отмахнулся от меня, говорит, не нужна она им теперь.

– А чего тут понимать? Деда заперли в Межмирье, теперь во главе их клана встанет кто-то другой, может, тот же самый Кощей. Нужен им этот старый некромант, как зонтик рыбке. Может, он всех обижал, а теперь у них свобода, – ответила я.

– Да, скорее всего, так и есть. А я уже вчера напугалась, думала, что всё, приехали. Сейчас вышлют ко мне армию бойцов и прикопают рядом с ангелом. И будет там памятник Маре.

– Вот видишь, не выслали, еще и денежку подкинули на тортик с конфетками, – улыбнулась я.

– Теперь я на нее любоваться буду, когда на кладбище появлюсь. Может, со временем ей крылья назад прилеплю, но не сейчас, может быть, потом, когда-нибудь, – сказала Мара.

– Смотри внимательно по сторонам, Марена, мало ли кто теперь рядом с тобой отираться будет. Защиту обнови, а то прошлись по твоему дому покойнички дружным строем да алконавты со своими бесами, – предупредила я ее.

– Уже всё сделала, – рассмеялась она. – Кому я нужна, кто на меня покушаться будет?

– Ну вот Кощей приходил, да некромант старый что-то от тебя хотел. Таких охотников еще ого-го сколько будет, тем более времена сейчас темные, – продолжала я ее стращать.

– Агнета, не пугай, пуганые, – отмахнулась она от меня.

– Я тебя предупредила, а там сама смотри, – сказала я.

– Я тебя услышала, и большая благодарность тебе за помощь. Побежала я, некогда особо разговоры разговаривать, работа стоит, ждет. Пока-пока, – попрощалась она.

– Пока, – простилась я с ней.

В дверь позвонили. Пошла глянуть, кого там принесло. На пороге стоял Олег и смотрел на меня как-то странно.

– Здравствуйте, Агнета, – сказал он.

– Добрый день, Олег. Каким ветром вас к нам занесло? – поинтересовалась я.

– Да вот спросить мне кое-что у вас хочется, – мялся он.

– Заходи, коли пришел.

Пришлось его приглашать в дом, в беседке уже было холодно, а в летней кухне не топлено. Позвала его на кухню, поставила чайник. Сел он за стол и достал из кармана фотографию.

– Я в город ездил, к маме. Оказывается, ее в больницу положили. Заболела она. Вот только врачи не поймут, чем. Вы посмотреть можете по фото? – спросил он.

Достала чашки, печенье, конфеты. Налила заварку, развела кипятком.

– Знаешь, Олег, я по фото не умею смотреть человека. Так-то могу глянуть, но не факт, что я там что-то увижу, – сказала я.

– Мне кажется, что на нее кто-то порчу навел.

– А может, это возрастное? Может, лечащий врач некомпетентный? – спросила я.

– Но у меня ведь это было не возрастное, – покачал он головой, – а вы всё убрали.

Взяла в руки фото, стала всматриваться. На фотографии обычная женщина в шляпке, с сумочкой, в босоножках и летнем платье. Серьезно и внимательно смотрит в объектив камеры и даже не улыбается. За ее спиной стоит какая-то тень.

– Это мы в парке прошлым летом с ней фотографировались, – пояснил Олег, – когда я уходил, она мне это фото с собой дала, чтобы знал, что мама всегда рядом.

– А это что? – спросила я и потыкала в тень пальцем.

– Нет тут ничего, – покачал он головой, – вернее, я ничего не вижу. А что там?

– Не знаю, тень какая-то, – ответила я.

– А можно это как-то узнать? – поинтересовался мужчина.

– Можно попробовать при помощи карт, – поморщилась я.

Он порылся в кармане и вытащил двести рублей, положил их на стол.

– Вот, у меня больше нет, всё в городе оставил, оделся, обулся, продуктов купил. Не всё же мне на шее у Николая сидеть, – сказал Олег.

– Я сейчас приду, ты пока чай пей.

Сходила наверх за колодами карт. Давно я не гадала прилюдно. Разложила всё на столе, смотрю, а там что-то непонятное. Вроде прилетело это ей не просто так, а за что-то, то ли она кому-то напакостить хотела, то ли помочь. Доложила еще карты из другой колоды, нет, это ей за помощь кому-то прилетело.

Спросила у карты, можно ли это снять. Ответ дали отрицательный, дескать, это урок ей на будущее, чтобы не лезла туда, куда не следует.

Рассказала всё Олегу.

– Интересно, кому она пыталась помочь? – задумался он.

– Не знаю. Спроси ее сам. Может, тебе помочь хотела? Когда она заболела? – спросила я.

– Не могу сказать, я же с ней не общался до этого, – пожал он плечами. – А помочь вот совсем-совсем никак нельзя?

– Нет, – помотала я головой. – У меня, во-первых, не получится, а во-вторых, я получу от высших сил резинкой от трусов по носу.

– Я заплачу, – Олег внимательно на меня посмотрел.

– Ой, дружочек, ты еще со мной за прошлый раз не рассчитался, – покачала я головой. – Вот в эту проблему я вообще не полезу, мне моя жизнь дороже любых денег.

– А она выживет? – спросил он.

– В ближайшее время точно не помрет, – ответила я. – Она, наверно, тебе помочь хотела с пьянством твоим, вот только не знала, что это всё не твоя прихоть. Помочь не помогло тебе, а когда с тебя всё снимали с батюшкой, то обратно и полетело. За такие вещи браться без диагностики вообще нельзя.

– Как-то помочь ей можно? – снова он задал тот же самый вопрос.

– Поговори с батюшкой, может, он какими молитвами тебя снабдит.

Он поблагодарил меня, допил одним глотком чай и направился на выход. Я его проводила до калитки.

– Батюшке привет передавай, – сказала я. – Как у него дела, кстати?

– Весь в делах, весь в заботах: то отпевает, то за материалом в город ездит, то ремонтом занимается, то венчает, то крестит. Дел у него полно.

– Деловая колбаса, – усмехнулась я.

– Я ему закупаться помогал. Не пропала моя чуйка, нашел, где подешевле, договорился. Снова себя человеком почувствовал, – Олег улыбнулся.

– Не узнавал, как там твой приятель поживает?

– Нет, – он хмыкнул под нос. – И нет желания знать.

На горизонте показалась какая-то машина.

– А вот и он, долго жить будет, и как меня нашел, непонятно, – заскрипел зубами мужчина.

Автомобиль поравнялся с нами. Олег отвернулся.

– А вы не подскажете, где живет батюшка? – спросил меня приятный молодой мужчина.

Я ему объяснила, как проехать к дому Николая. Он поблагодарил и поехал в ту сторону.

– Не пойду домой, – буркнул Олег. – Видеть его не хочу.

– Пошли тогда ко мне. Дров напилишь, а то Саше всё некогда, а Славка учится.

Он кивнул, и мы вернулись назад во двор.

Показала Олегу, где лежат бревна, выделила топор и пилу. Сама отправилась в дом есть готовить. Через некоторое время мне позвонил Николай.

– Агнета, ты не знаешь, где Олег? – спросил он. – А то к нему человек приехал.

– Нет, не знаю. Может, у Ольги с Мишей, – ответила я.

– Нет его там, я уже звонил.

– А что за человек? – поинтересовалась я.

– Говорит, что его друг. У него какие-то документы, что-то нужно подписать.

– Николай, а это не тот друг, который у Олега всё отжал?

Батюшка убрал трубку и спросил у приезжего: «А это не вы у Олега бизнес отжали?» Я даже засмеялась в телефон, как говорится, пошел в лоб без прелюдий. Мужчина что-то там замялся, проблеял несуразное.

– Ой, Агнета, давай созвонимся попозже, мне гостя проводить надо, – ответил мне Николай и положил трубку.

Через десять минут кто-то позвонил в калитку. Открываю, там стоит тот самый мужчина.

– Здравствуйте. Вы, Агнета, подруга Олега? – спросил он.

– Я Агнета, вот только Олегу я не подруга, просто знакомая, можно сказать, соседка, – ответила я.

Стою, его разглядываю. Над ним небольшая воронка крутится, из нее периодически появляются небольшие щупальца. Они отрывают что-то от мужчины и закидывают в воронку.

– Вы бы не могли передать Олегу документы? Он подписать должен. Я завтра заеду и заберу их.

Он протянул мне папку с бумагами. Сначала я протянула руку, а затем отдернула ее, всё упало на землю. Папка открылась, и передо мной предстал какой-то договор. Страницы документа были покрыты желто-зелеными и черными пятнами плесени. По ним бегали какие-то мелкие насекомые и ползали личинки. От него несло тухлым мясом и гнилью. Я инстинктивно отшатнулась к калитке.

– Не буду я ему ничего передавать. Сами с ним как-нибудь связывайтесь, – буркнула я и поспешила открыть дверь.

– Подождите, – крикнул он мне в спину. – Вы не понимаете, от этой подписи зависит всё. Моя жизнь от нее зависит, вернее, наша.

Только сейчас я разглядела, что на заднем сиденье сидела маленькая худенькая женщина.

– Нет, – помотала я головой, – я это не возьму в руки.

– Хотите, я вам денег дам? Могу перед вами на колени встать! – стал он просить.

– Что вы у батюшки документы не оставили? – спросила я.

– Он какой-то сумасшедший, ваш батюшка. Стал кричать, что по документам аспид ползает, и прогнал меня. Вы же не такая? – он заглянул мне в глаза.

В них промелькнуло отражение спрута, пожирающего чужие блага.

– Такая, – махнула я рукой. – А может, еще хуже, чем батюшка. Мы все в нашей деревне не в себе. Передачу «Деревня дураков» видели? Так вот – это про нас.

– Как вам объяснить-то? Если не будет подписи Олега, то его могут посадить.

– Будет дом у мужика на несколько лет, – усмехнулась я. – А то бомжует, несчастный, уже год.

– А где ферма находится, на которой он работает? – спросил мужчина и поджал губы.

– Там, – махнула куда-то в сторону я.

– Спасибо, – сухо кинул он мне. – Здоровья вам крепкого и всех благ за то, что не отказали.

В глазах у мужчины мелькнула злоба.

– И вам не хворать, и тем же самым и по тому же месту, – ответила я. – Вот гаденыш, – буркнула я себе под нос.

Он сел в машину и рванул в ту сторону, что я показала.

– Исмаил, – тихо позвала я. – Надо сделать так, чтобы они до Миши с Олей не добрались. Что-то нечистое с этими документами, беду они везут людям.

Вдруг темное небо разразилось проливным ливнем, который встал стеной над степью. Автомобиль стало заносить в разные стороны. Однако машина выровнялась и поехала по степи в направлении старых заброшенных колхозных ферм.

Со спокойной душой зашла во двор. На крылечке сидел Олег.

– Что они хотели? – спросил он.

– Документы какие-то нужно подписать, – ответила я и пожала плечами. – Кстати, там на заднем сиденье сидела еще баба какая-то, маленькая, худенькая, со стрижкой.

– Это главный бухгалтер. Они потом с Эдиком поженились, – ответил он.

Вот тут до меня и дошло, что за тетка была рядом с «другом» во сне Олега. Значит, они вдвоем этот бизнес-проект замутили.

– А что за документы? – спросил мужчина.

– Не знаю, я не рассматривала, – о том, что по документам ползали черви, я рассказывать не стала.

Он почесал затылок, поморщился.

– Есть у меня кое-какие мысли, завтра в город сгоняю, узнаю.

– Как они узнали, где ты находишься?

– Мама, наверно, сказала. Только ей говорил, где я теперь живу, когда сегодня в город ездил.

Олег засобирался, в глазах появился огонек.

– Агнета, спасибо вам за всё. Я с батюшкой поговорю по поводу мамы, может, у него какие молитвы есть. Благодарю от всей души. Будут деньги, я вам летнюю кухню утеплю, чтобы можно было туда и зимой людей селить.

Он попрощался и убежал. Где-то в степи продолжал лить дождь. Около забора сидел Исмаил. Ему я вынесла немного мясца.

– Отличная работа, – кивнула я на стену ливня в степи.

– Они сейчас там поплутают, потом завязнут окончательно в грязи, – сказал Исмаил.

– У Мишки же трактор, – поморщилась я. – Поедет их вызволять.

– Он у него сломался, – усмехнулся волк. – Тем более через полчаса станет совсем темно. Телефон сядет. Они будут плутать по степи, а потом напугаются и вернутся обратно в машину.

– Вот ты напридумывал, – удивилась я.

– Это не я, это там все так решили, – ответил он и показал пальцем наверх.

– Значит, не ты ливень организовал?

– Я только к этому приложил лапу.

– Замечательно, – сказала я.

Вечером меня как-то мучила совесть, в голове кто-то шептал, что так нехорошо, что ты вот в тепле сидишь, а там люди в степи торчат, им холодно и страшно. Однако я периодически отгоняла эти мысли, напоминая себе, что не просто так там эти люди сидят, что это их наказание. Если пойду их спасать, то и меня накажут за это.

Поздно вечером пришел Саша. Я не выдержала и рассказала про «гостей» и про то, что они поехали к заброшенной колхозной ферме и что там могут застрять. Не стану же я ему рассказывать про предсказание Исмаила.

– Агнетушка, успокойся. Если они застрянут, то позвонят в МЧС или еще куда-нибудь. Уехали они, наверно, уже давно, а ты переживаешь.

– А если у них телефон сел? – спросила я.

– Разберутся без нас. Я так устал, можно, я поем? Мы с тобой вечно как Чип и Дейл спешат на помощь. Они не инвалиды, не слепые, должны были увидеть, что по степи едут, а не по дороге. Если не увидели, то сами виноваты.

Сашины доводы успокоили меня. И что я, правда, распереживалась? Без меня справятся, не замерзнут в машине, не зима.

На следующий день всё с утра завертелось, закрутилось, то одно, то другое. Дети на дистанте вокруг меня ходят, есть просят. Не просят, конечно, но вот всё им что-то от меня надо.

Часов в одиннадцать утра позвонил Саша.

– Агнета, а ты была права. Граждане там как-то заблудились, хотя поселок отлично с того места видно. Машина у них в грязи завязла. Телефоны у них сели. Мужик этот полночи бегал, искал жилые дома, никак найти не мог. Только когда рассвело, он увидел, что поселок совсем рядом. Его ребята из автомастерской на УАЗике вытащили. Там и аккумулятор посадили. В общем, повезло гражданам.

– Да уж, – ответила я. – Они в город уехали?

– Да, вызвали какого-то знакомого и унеслись. Машину тут бросили, – сказал Саша.

– Ну и хорошо, что всё обошлось.

Разговор закончили, и я отправилась опять шуршать по хозяйству да расклады делать страждущим.

Ближе к вечеру позвонил мне Николай.

– Чего желаете, батюшка? – спросила я.

– Да тут Олег хочет с тобой поговорить, – ответил он.

– Давай своего Олега, – согласилась я.

– Здравствуйте, Агнета. Ездил я сегодня в город по поводу документов и своей компании. Пробежался по знакомым да по нужным людям. Вот чего выяснил. В общем, в прошлом году, до того, как подписать все документы, я потерял свой паспорт. Сделал новый, а переоформить доки на свою компанию не успел, ее у меня отжал Эдик. Он там что-то навертел, и его обвиняют в мошенничестве в особо крупном размере. Счета все арестовали, потому что всплыл факт с моим паспортом. Рассказывать долго и непонятно. В общем, у меня есть шанс вернуть свою фирму, – сказал Олег.

По голосу было слышно, как он рад.

– И, конечно, посадить своего заклятого друга за решетку? – усмехнулась я.

– Не без этого, но у меня это не стоит основной целью. Сейчас для меня главное – мама. Заезжал сегодня к ней в больницу, передал молитвенник. Отметил, какие молитвы надо читать. Спросил про «помощь». Она призналась, сказала, что, когда я сильно запил, побежала к тетке какой-то. Та ей дала травки какие-то, но они не помогли. Она снова к ней, та отнекивалась, но мама ей хорошо заплатила. Тетка дала бумажечку с обрядом. Мама провела его сама.

– И, конечно, что-то сделала не совсем так, как написано было в бумажке.

– Я не знаю. Но вот не получилось, вернее, всё стало еще хуже со мной. Я не хочу, чтобы она болела, – сказал с горечью в голосе Олег.

– Никто не хочет, чтобы его близкие и любимые люди болели. Может, всё наладится, надо только верить, – постаралась подбодрить его я.

– Я на это надеюсь.

Рассказала ему про то, как его «друзья» заблудились в степи.

– Бог всё видит, – усмехнулся он.

– Ну да.

Он в очередной раз поблагодарил меня, и мы с ним попрощались. Глядишь, и Олег все свои позиции в бизнесе восстановит.

Олег каждый день ездил в город на автобусе, то к следователям, то к дознавателям, то в налоговую, то еще куда-то. Все скрупулезно собирал, записывал, строил план действий. Навестил свою фирму, даже проехался по филиалам по стране.

Он не доверял юристам, а сам всё изучал и искал. Да и не было у него денег на адвокатов, всё сам. Много чего интересного нарыл. Нам не рассказывал, но глаза у него светились от радости и от того, что скоро наступит для его вражин час расплаты.

Маму его выписали, ей вроде полегчало. Олег практически каждый день к ней заезжал, но всегда возвращался к нам в поселок. Спрашивали, почему у матери в городе не остается. Отвечал, что ему там тяжело, что-то тянет его назад в деревню.

Он продолжал подрабатывать у Миши с Ольгой на ферме. Как-то приехал из города весь такой довольный и снял в деревне небольшой домик. Перевез туда свою матушку. Оказалось, что, когда у нее разбирал свои старые вещи, нашел в одной из книг конверт, в котором лежали акции одной газоперерабатывающей компании. Он думал, что давно их пропил, а они просто завалились. Снял за год неплохие дивиденды.

В очередной раз заскочил Олег к нам, глаза огромные, всего потряхивает.

– Эдика посадили в СИЗО, – говорит.

– Откуда узнал? – спрашиваю.

– В общем, мне на днях позвонила одна дама. Предложила встретиться. Собрался, поехал. Договорились о встрече в местном кафе. Дама молодая, лет 35, очень эффектная, но не пустышка вульгарная, а такая дорогая роскошь. Стала меня про дело мое выспрашивать, подробностями интересоваться.

Я насторожился, думаю, а не происки ли это Эдички и его женушки. Барышня поняла мои мысли и карты на стол выложила. Говорит, у ее батюшки своя фирма, хорошая, доходная. Вот Эдичка к нему в друзья-партнеры и набился. Он же такой товарищ, без мыла во все места пролезет.

В общем, сотворил он такую же аферу, что и со мной. Отца стукнул инсульт, парализовало. Доча его не просто папенькина девочка, которая за его счет жила, а очень влиятельный и дорогой адвокат со своей конторой и нужными связями. Она за некоторые ниточки подергала, и стал клубочек разматываться.

Наткнулась на меня. Ей интересно стало, что у меня есть на Эдика.

– И ты ей поверил? – спросила я.

– Она мне все документы показала и даже дала копии снять. В общем, у этого друга детства не я один такой был лошок, еще четыре фирмы он так к рукам прибрал. Они вдвоем с бухгалтершей действовали. Вот только официально они были с ней в разводе, дескать, чужие люди. Агнета, а знаешь, что самое интересное?

– Что? – поинтересовалась я.

– Не было у меня никогда в детстве, да и в юности такого друга. Понимаешь? Как он ко мне втерся, сам до сих пор понять не могу. Что там у него было, гипноз или морок или еще что-то, не знаю, – он посмотрел на меня изумленными глазами.

– А как же мама? Она разве твоих друзей не знала?

– Не знаю, может, и ей голову задурили, а может, и нет. Я тогда с ней особо не общался, не рассказывал подробностей своей жизни, – ответил Олег.

– Ну так что эта дама хотела? – напомнила ему начало разговора.

– Так вот, она собрала всё, что было у меня, нашла еще одного пострадавшего. К сожалению, четвертый партнер Эдика уже умер. Надавила на кого надо, заплатила нужным людям, и гражданина посадили в СИЗО. Его жена успела удрать в неизвестном направлении. Эта адвокатша сказала, что всё перевернет, а этого гаденыша в тюрьму упрячет да еще к мошенничеству несколько тяжелых статей добавит.

– Замечательно. А что с твоей фирмой?

– Не знаю, все счета арестованы, всё опечатано. Наверно, всё разворовали, да я как-то не печалюсь. Надо будет, я новое создам. Я вот для храма скамьи новые выбил, чтобы бабушкам было где присесть, если они устали. Хочу организовать приют для заблудших душ при храме.

– И будут у нас тут всякие непотребства по поселку бродить? – поморщилась я.

– Не будут, я обещаю. Но иногда человеку нужен кто-то, кто от него не отвернется, протянет ему руку помощи, поможет выкарабкаться и начать новую жизнь.

– Только ты ко мне не направляй эти заблудшие души, – покачала я головой.

– Хорошо, – Олег улыбнулся, – Агнета, я перед тобой и перед батюшкой в неоплатном долгу. Вытащили вы меня буквально с того света. Благодарю вас от всей души, встану на ноги, не забуду ничего.

– Ты про Сашу забыл. Если бы не он, то бы ты дальше где-нибудь в канаве валялся, – ответила я.

– Не забыл, – он снова улыбнулся. – Я куда надо написал, и в скором времени участок поселковый отремонтируют, отопление туда проведут и канализацию, а может, в новое здание вообще переедет.

– Ага, в клуб. Его как раз с этими болячками прикрыли, – усмехнулась я.

Саше действительно потом выделили «новое» помещение – старое здание пожарной части. Оно было в лучшем состоянии, чем его участок. Прислали команду строителей и отремонтировали здание, привели его в божеский вид. Выделили Александру новый компьютер и принтер и новую мебель.

От Олега и мне перепало. В течение суток утеплили мне летнюю кухню и вставили туда пластиковые окна, да и крышу подремонтировали.

Мама Олега помогала ему с обустройством приюта. Поддерживала его во всем, во всех его начинаниях. Ее уже не беспокоили прежние болячки.

Эдика и его жену не посадили. Следствие было долгим, вытаскивали всё новые и новые подробности его афер. Он так и сидит в СИЗО, ждет, когда же придет его час, но госпожа адвокат не торопится упрятать его за решетку. Пусть помучается в таких условиях, в состоянии неопределенности.

Осень, дождь льет и льет, за окном пасмурно и хмуро. Беспричинная тоска накатывает волной, всё из рук сыпется, и почему-то хочется плакать. То ли гормоны шалят, то ли так погода действует. Решила позвонить своей подружке, старушке Матрене, узнать, как там у нее дела.

– Хелоу, – сказала мне бабулька в трубку. – Чего тебе надобно, старче?

– Привет! Хотела узнать, как дела, – ответила я.

– А я думала, на пироги меня хочешь позвать. У тебя творожные такие вкуснющие получаются.

– Приезжайте, напеку, – улыбнулась я.

– До четырех часов дня успеешь? Не хочу по темноте потом тащиться, или ты давай ко мне с пирогами, – позвала она.

– А чего до четырех часов тянуть, приезжайте ко мне к обеду, – ответила я. – Сейчас пару пирогов в духовку поставлю, как раз к тому времени будут готовы.

Матрена обрадовалась, довольно крякнула.

– Ну всё, кума, жди, приеду к обеду, – и положила трубку.

Я замесила крутого песочного теста на масле и на кефире. В одну часть добавила немного сахара, а другую оставила пресной. Сладкое тесто разровняла в форме и поставила в духовку. Навела из сметаны, сахара и яиц крем. Чуть тесто подрумянилось, вытащила его и влила туда сметанно-яичную смесь. Снова отправила в духовку.

Для пресного теста нарезала куриную грудку маленькими кубиками, головку лука и картошку кубиками. Из него сделаю курник. Собрала пирог и поставила его в теплое место подняться, хоть тесто и пресное, но ему все равно разойтись надо, воздухом подышать.

Через двадцать минут вытащила сметанник, а вместо него в духовку поставила курник. Задышал дом выпечкой, ожил, светло в нем стало, и даже плакать не хочется, и дождь за окном такой уютный.

Ребятня на кухню бегает и покушается на сладкий пирог. Гоню назад учиться.

– Бабушка Матрена приедет, тогда и сядем все за стол, к тому времени и курник поспеет.

Чайник поставила. На стол накрыла. К курнику соленых огурцов поставила с помидорами и квашеной капусткой. Неплохо было бы еще маринованных грибочков, вот только где их взять, не знаю, где тут грибные места. Надо будет Сашу озадачить, как раз дожди идут сейчас, не особо холодно, для грибов самое то. Он-то должен быть в курсе.

Только чай заварила да таймер духовки звякнул, кто-то в калитку позвонил. Накинула на себя плащ и пошла открывать. На пороге стояла Матрена в ярко-розовом плаще, таких же резиновых сапогах. На голове вязаная розовая шапочка с двумя помпонами.

На плече Коловерша в таком же прикиде, видно, в тон своей хозяйки собирался. Только рядом с помпонами из шапочки рожки торчат. Над собой держит маленький прозрачный зонтик в розовых рюшках.

Кругом дождь, а над ними словно купол прозрачный, ни одна капля не пробивается. Позади маячил огромный бес, тоже в плаще, только коричневом. Повеселил, вроде им ничего такого не надо, но, как говаривал один приятель: «Что крестьянам, то и обезьянам».

Матрена приехала на квадроцикле, видно, не решилась по бездорожью на мотоцикле ехать, на квадрике оно сподручней.

– В дом меня пустишь или так истуканом стоять будешь? – поинтересовалась бабулька.

– Проходите, красотка Мэри Поппинс, – пригласила я ее в дом.

Как обычно, Коловерша морщился, когда они через калитку проходили. Стащила Матрена с себя свой изумительный плащ с сапожками и прошла в кухню. Одета она была в джинсовую рубашку с кожаными вставками и расшитые джинсы.

– Фирма, – она потрясла рубашкой, – качество улетное. Полгорода облазила, нормальной одежды нет, один ширпотреб и тряпки китайские. Даже «фирменные» магазины дрянь продают, только стоит их шмотье в десять раз дороже рыночных. Знаешь, где это оторвала?

– Где?

– В секонде. Прикинь. С этикетками всё, новое. Сначала думала, комиссионка, а оказалось, магазин с импортными обносками. Хотела сразу уйти, а на улице ливень с грозой разразился. Пришлось по магазину мотыляться, вот глаз и зацепил. Набрала тряпья на две тысячи, счастья полные штаны. Плащ розовый оторвала, в соседнем магазине сапоги в тон плащу увидела. Пряжу купила и шапку себе такую же моднявую связала. Хорошо по магазинам прошвырнулась.

Она выглядела счастливой и довольной. Посмотрела на меня внимательно.

– А ты где лярву-плаксу подцепила? – поинтересовалась она у меня.

– Кого? – опешила я.

– Ну, потоскунчика, плаксу.

– Потоскунчика? – хихикнула я.

– Ага, бяка, которая все время тоскует и других плакать заставляет, – пояснила она.

– Да вроде нигде, – пожала я плечами.

– Значит, сама создала, – скептически поморщилась Матрена, – за своими мыслями надо следить при таких способностях.

Я подняла голову. Надо мной висело небольшое серое облачко с грустной рожицей и ручками. Оно посмотрело на меня и принялось горько плакать, вытирая слезы платочком и выжимая его мне на голову. Тоска такая снова накатила.

– Я так не играю, – сказала я и хлопнула над головой ладошками.

Плакса разлетелась на маленькие кусочки, которые поймали Прошка и Коловерша. Они с удовольствием его слопали.

Дверь в дом отворилась, и кто-то вошел.

– Агнета, я дома, – крикнул Саша.

Я вышла его встречать.

– Я не один, а с гостем. К нам проверяющий товарищ приехал, все кафе закрыты. Ты нас не покормишь? – спросил он.

Рядом топтался невысокого роста лысоватый мужчина. Он как-то извиняющееся улыбался.

– Здравствуйте, я Анатолий, – снова улыбнулся он.

– Здравствуйте, я Агнета, мойте руки и проходите в кухню, – сказала я.

Как хорошо, что я испекла курник, а не два сладких пирога. С мясом сытней.

Достала еще два прибора и две тарелки. Нарезала еще своего сыра и соленого сала. Дети уже сидели за столом и ждали, когда все соберутся. Поставила в центр стола большой нарезанный курник.

Все расселись по своим местам и приступили к трапезе.

– А ты из Москвы? – спросила проверяющего бабушка Матрена.

– Нет, я местный, – помотал он головой, уплетая курник. – Изумительная выпечка. В городе женщины не пекут, только в деревне можно встретить настоящую хозяйку.

– Везде пекут, было бы желание, – улыбнулась я.

– Нет, вы не знаете, какие в городе фифы, то одно им не так, то другое. То маникюр, то педикюр, то ресницы, то волосы. А сало сами солили? – поинтересовался он.

– Саша солил, – ответила я.

– Наверно, свиней держите, – довольно кивнул он.

– Нет, не держим, – покачала я головой.

– Почему?

– За ними уход нужен, а Саша целыми днями на работе.

– А сама чего? – спросил Анатолий.

– А вы свинку когда-нибудь видели? – спросила его Матрена.

– Только в разделанном виде, – он смотрел на нее внимательно.

– Саша, свози его на экскурсию к Мишке, – сказала Матрена, – пусть на борова полюбуется.

– А корова у вас есть? – продолжил допрос проверяющий.

– Нет, – улыбнулась я.

– А что же у вас есть тогда? – изумился он.

– Куры и козы, – все переглядывались между собой.

– А-а-а, – протянул он разочарованно, – и в деревнях бабы портиться начали. Скоро, Александр, и ваша жена начнет думать про ногти и волосы, как городская.

– Вы кушайте, кушайте, – пододвинула к нему Матрена миску с квашеной капустой. – Всё свое, домашнее. Капустка полезная, ядреная, все токсины из организма выводит.

– А вы, наверно, городская? Чья-то бабушка? – спросил он, уплетая капустку.

– Чья-то, милок, но не твоя. Я местная знахарка, в гости к Агнете зашла, на пироги. Агнетушка, заверни мне кусочек с собой, пока этот оглоед всё не стрескал.

– Хорошо, – хихикнула я.

Коловерша сидел на спинке стула гостя и внимательно изучал его залысины. Слюнявил палец и рисовал им какие-то узоры на голове Толика.

– Что плохо в деревне, так это мухи, – поморщился Анатолий, пытаясь прогнать невидимую муху с проплешины.

– Деревня, что теперь сделаешь, – вздохнула Матрена.

– Так, говорите, вы местная знахарка? – спросил он у нее.

– Ага, – кивнула бабулька, подставляя тарелку под сметанник.

– Врете вы всё, знахарки по-другому выглядят. Во-первых, они старые, во-вторых, у них нос крючком, бородавка на видном месте, космы торчат во все стороны, а еще они беззубые и одеваются в старье. Амулеты на них всякие навешаны, и постоянно что-то себе под нос шепчут, – Анатолий посмотрел на нее торжественно.

Все за столом с любопытством наблюдали за происходящим.

– Так я беззубая, – ответила Матрена и вытащила изо рта челюсть.

Слава громко заржал, а Катя подавилась пирожком. Вдруг челюсть со стола исчезла и появилась прямо над ухом Фомы неверующего. Коловерша пытался пристроить ее к себе в пасть.

– А ну отдай, чувырло окаянное, – замахнулась на бесенка Матрена.

Гость нашего Коловершу не видел, соскочил со своего стула и громко заорал. Челюсть поскакала по кухне, клацая зубами.

– А-а-а-а! – орал Анатолий.

Дети хохотали, Саша еле сдерживался, чтобы не засмеяться, я спокойно пила чай и ела сметанник, как будто ничего такого в кухне не происходило. Бабулька бегала по всей кухне за Коловершей, шамкая на него проклятиями. Проверяющий стоял на стуле и вопил.

Матрене удалось словить проказника и выдрать у него свою челюсть. Она помыла ее под краном и запихала в рот.

– Так вы к нам с ночевой? – спросила она у Анатолия.

– Нет, – он слез со стула. – Идемте, Александр, я вам подпишу все нужные бумаги и поеду. Агнета, благодарю вас, обед был чудесный.

Анатолий ринулся в коридор.

– А то, милок, оставайся, у нас воздух чистый, тишина. У меня заночуешь, – крикнула ему Матрена вслед.

– Спасибо, но как-нибудь в другой раз. Всего вам доброго, до свидания.

Я вышла проводить гостя. Саша мне сделал круглые глаза, я пожала плечами. Я же не знала, что Коловерша устроит такой перформанс.

– На ферму отвези его, пусть на свинок и на коровок посмотрит, – крикнула из кухни Матрена.

Мужчина припустился бежать в сторону калитки. Дети покатывались со смеху.

– Ребята, вы некультурно себя ведете, – сделала им замечание и сама расхохоталась.

– Бабушка Матрена, как у вас так получилось, что челюсть по всей кухне летала? – спросил Слава.

– Вот до моего возраста доживешь, и у тебя предметы начнут по дому летать, – ответила ему бабулька.

Я вспомнила, что Славка нашего Коловершу не видит. Оно и к лучшему.

– Вот я старая, совсем забыла с этим гостем, – хлопнула она себя по лбу. – Я же гостинца привезла.

Матрена не стала шокировать Славку и вышла в коридор. Вернулась с большим пакетом.

– Так, это конфеты, пряники, – выложила на стол два кулька. – Это Катюшке духи, а это тебе, Агнета, браслетик, а тебе, молодой человек, носки от бабушки.

Она протянула пацану яркие синие носки с «Симпсонами».

– Ого, какие здоровские, – он сразу утащил их к себе в спальню. – Тетя Агнета, спасибо за обед, всё было очень вкусно. Бабушка Матрена, благодарочка за носки.

– Мама, я тоже пойду, спасибо за духи и за вкусные пироги. Чем-нибудь помочь?

– Катя, мы еще с бабушкой Матреной чаю попьем, а посуду я сама помою, – ответила я.

Мы еще с Матреной поболтали немного, да бабулька стала собираться.

– Гроза надвигается, пойду я, – сказала она.

Завернула ей пару кусочков пирога, сунула Коловерше пряник. Проводила их до калитки, посмотрела, как Матрена на квадрике по грязи рассекает. Она помахала мне рукой и рванула в самую грязюку, довольно хохоча. Вот это бабушка!

Как-то позвонила мне Ирина, та, что ко мне одной из первых болезных попала с мухами. Они же с Константином поженились, на свадьбу нас с Сашей приглашали, но из-за всей канители с болячками пришлось отказаться, да и они сами от многолюдного торжества отказались. Мы с ней поболтали немного, всё у них с Костей хорошо, ждут пополнение. Жена Константина куда-то пропала с радаров, наверно, вместе с бесом ускакала на черноморские берега отдыхать и пьянствовать.

– Агнета, помнишь, ты мне как-то сказала, чтобы я никому твой номер телефона не давала и адрес? – спросила Ирина.

– Помню, – кивнула я.

– Я попросить тебя хотела за близкую родственницу. Там магии, скорей всего, нет, но женщина в глубокой депрессии. Мы ее уговариваем сходить к врачу, а она отказывается. Может, ты поговоришь с ней?

– А что там у нее, почему в депрессии?

– Ей 40 лет, всю жизнь прожила с мамой. Как-то сходила замуж, но вернулась ни с чем. Сказала, что больше не пойдет туда. Жили с мамой, честно скажу, хорошо, не ругались, не ссорились. Мама заболела, сгорела за полгода, и Регинка теперь живет на кладбище. А она при должности, при погонах, начальство на нее уже косо смотрит. Ей чуток до пенсии осталось, не хотелось бы, чтобы она на себя руки наложила или ее выперли с работы. Поговори с ней, пожалуйста.

– Пусть приезжает, мне не жалко. Если магии нет, то вообще отлично, посидим, поболтаем, если говорить захочет.

Мы еще с Иришкой поговорили немного, о сыне ее, о работе, о семейной жизни. Всё ее радовало, всё устраивало, вроде никто ей теперь не завидовал и напакостить не пытался. Но и она меньше стала болтать и всё делать напоказ. Вот и хорошо, вот и ладно. Как хорошо, что мы с ней тогда встретились. Повезло ей. Через полчаса мне перезвонила женщина.

– Здравствуйте, я Регина, – представилась она и замолчала.

– Добрый день, а я Агнета, – улыбнулась я. – Приезжайте сегодня или завтра с утра, если возможно, а если не получится, то после обеда. Вечером я не принимаю.

– Завтра во второй половине дня, часа в три, я могу приехать? – спросила женщина.

– Да, конечно, я вас буду ждать.

На следующий день Регина приехала чуть пораньше назначенного времени. Встречала я ее в летней кухне, заранее протопила там печку. В комнате было тепло и уютно, пахло летними травами и чаем. Усадила ее за стол, чай налила. Она огляделась.

– А бабушка Агнета когда придет? – спросила она.

– Я и есть Агнета, – улыбнулась я.

– Ой, простите, я как-то у Ирины возраст не уточнила, а вы, оказывается, еще и моложе меня, – она посмотрела на меня внимательно.

Регина была одета во всё черное: черная косынка на голове, черная блузка и черная юбка.

– Вы что-то делать будете? – спросила она, озираясь.

– Нет, мы просто попьем с вами чаю, – ответила я.

– Я за сорок километров ехала, чтобы с вами чаю попить? – удивилась она.

– А вам в последнее время есть с кем его пить? – пододвинула к ней чашку и розетку с вареньем.

Она задумалась, потом подняла на меня глаза.

– А знаете, мне действительно не с кем стало пить чай. Вот так просто сесть за стол и выпить чаю. А это что за варенье? – спросила она.

– Яблочно-грушевое.

Она сунула туда ложечку и попробовала.

– Вкусно как. Если бы я знала, что мы будем просто пить чай, то привезла бы тортик.

– У меня печенье есть домашнее, – показала я на тарелку с выпечкой.

Регина словно находилась в другом мире и не видела, что стоит на столе. В ее мире оно появлялось тогда, когда я начинала двигать посуду. Она потянулась за печеньем. Откусила и посмотрела на меня.

– Это изумительно, – сказала женщина.

– А с вареньицем вообще шикарно.

– У вас тут так уютно, а за окном дождь моросит. А вот тот большой дом – это ваш?

– Да, – кивнула я.

– А здесь вы только принимаете?

– Я никого не принимаю, высшие силы сами людей ко мне ведут.

– Это у вас не бизнес? – ей было просто любопытно.

– Нет, у меня нет такой цели, на этом зарабатывать, тем более я плохо воспринимаю чужих людей, – ответила я.

– Ира мне сказала, что вы супер-пупер колдунья, а ни карт нет, ни магических шаров, только вот травки висят по комнате. И вы одеты, как обычная женщина.

– Вы хотите, чтобы я вам погадала? – снова улыбнулась я.

– Нет, всё, что у меня было в прошлой жизни, я и без вас знаю, а то, что будет в будущем, я знать сейчас не хочу, – помотала она головой.

Через порог перешагнул Проша и прыгнул на диван, стал внимательно разглядывать гостью.

– Ого, какой котяра огромный, это мейн-кун?

– Наверно, – пожала я плечами. – Он мне вместе с домом достался.

– Красавец какой, – она хотела его погладить, но он увернулся.

– Не любит чужих, – пояснила я.

– У меня мама терпеть не могла кошек, говорила, что они источник заразы, а мне так хотелось в детстве завести котенка.

– Заведите сейчас, вам же никто не запрещает?

– Не знаю, – она подняла полные боли глаза. – Я заведу, а вдруг ей не понравится.

– И что тогда случится?

– Вы знаете, я домой не могу идти, всё в квартире напоминает о маме. Вся мебель выбрана ей, вся посуда, цветы стоят только те, что она любила, даже в моей комнате порядок такой, как был при ней, как она наводила. Вы не подумайте, она не тиран какой-нибудь, характер такой просто. Она очень сильно меня любила, да и я ее. Она умерла, а я даже не знаю, что я люблю, что мне нравится, что мне для себя приготовить. Всегда всё решала мама.

Регина еще долго рассказывала про маму. В какой-то момент рядом с ней появился довольно четкий силуэт женщины. Я чуть не заорала от неожиданности, конечно, я что-то подобное предполагала, но вот не так явно. Женщина положила на плечи Регине руки и сильно надавила, та ойкнула и схватилась за грудь. На лице матери отразилась какая-то странная гримаса, то ли боли, то ли удовольствия. Она так сделала несколько раз. После этого я поняла, что ей доставляет удовольствие причинять боль своей дочери, но при этом она страдает от этого.

– А сколько времени прошло с ее кончины? – спросила я.

Регина отдышалась, попила чай.

– Полгода. Сердечко что-то стало пошаливать, – сказала она.

– Вы бы маму-то отпустили.

– Так она же умерла, – удивилась женщина.

– Но в мыслях она с вами. Она постоянно рядом с вами. Вот и сердечко по той же причине стало пошаливать.

Покойница посмотрела на меня зло, даже после смерти ее отпустить не хочет.

– Я виновата перед ней, со своей работой не распознала сразу болезнь, – покачала головой Регина.

– Сколько ей было?

– Семьдесят лет.

– У нее была деменция?

– Нет, что вы, она до последнего была в ясном уме.

– Тогда почему вы вините себя в ее болезни? Она жаловалась, и вы игнорировали ее просьбы и не вызывали врача или не пускали ее в больницу?

– Нет, как только она стала жаловаться, я сразу потащила ее к врачу. Мы столько специалистов обошли. Мама даже ругала меня, что я зря время трачу, – вздохнула она.

Мы еще долго с ней разговаривали. Я два раза ставила чайник.

– Ой, – взглянула она в окно, – уже темно, поеду я. Спасибо вам, мне так хорошо на душе стало, спокойно. Подруги от меня отвернулись, никто не хочет общаться. От чужого горя шарахаются, родственники, правда, иногда звонят.

– Сами понимаете, все боятся чужого горя, словно оно заразное, – кивнула я.

– Я могу к вам еще раз приехать? – спросила Регина.

– Да, конечно, только позвоните заранее.

– Вот вы сказали отпустить маму. А как это сделать?

– Попытаться начать жить собственной жизнью, вспомнить или узнать, что вам нравится, что вы любите. Это как в детстве, пирожные, мороженое, мяски, колбаски, конфеты. Всё, что вам когда-то не разрешали и запрещали, перепробовать и самой уже решать, нравится оно вам или нет.

Мы вышли с ней за калитку. Женщина приехала на автомобиле и уже собиралась в него сесть, когда увидела огромного волка, который что-то тащил в зубах.

– Что у этой собаки в зубах? – с ужасом спросила она.

– Исмаил, плюнь, – скомандовала я.

Он помотал огромной башкой и пошел дальше. Регина запричитала, что у него, кажется, кто-то живой в зубах, и он его съест. Волк посмотрел на нее внимательно и бросил ей в ноги небольшого черного котенка. Он пищал и еле переваливался на коротких лапках.

Женщина схватила котенка на руки, испачкалась в грязи. Стянула с головы черную косынку и стала ей оттирать замарашку.

– Агнета, приютите малыша? – спросила она.

– Нет, это чудо теперь ваше, – покачала я головой.

– Но я целыми днями работаю.

– Коты спокойно переносят отсутствие хозяев. Он мне не нужен. У меня своих двое и другой живности полно. Он вам его принес, значит, котенок ваш.

Она хотела мне что-то сказать, но передумала. Вытащила из багажника какую-то небольшую коробку, положила на дно свой платок и сунула туда котейку.

– Буду начинать жить сама. Благодарю вас. До встречи, – попрощалась Регина.

– Всего доброго, – махнула я.

Она уехала, но думаю, что Регина ко мне вернется. Хотя, может быть, она сама справится.

Регина приехала еще раз, через пару месяцев. Она похорошела, не выглядела такой потерянной и подавленной, как в первый раз нашей встречи. Женщина вытащила из машины большую коробку и пакет. Торжественно внесла их в летний домик.

– Я вот тут тортики теперь пеку, – сказала она, – заказы беру редко, только у знакомых. Путем еще не научилась. Подумываю сменить работу и заняться своим любимым делом. В общем, посмотрю. Тут вот в пакете чай хороший и бутылка вина. Презент за прошлый раз.

Она сняла с себя небольшую норковую шубку. Встряхнула ее и повесила на вешалку.

– Мама всегда считала, что норковая шуба – это буржуйство, а вот цигейка – тепло и практично. А я вот взяла и купила, – она улыбнулась, – оказывается, и тепло, и практично.

– Как там котейка? – спросила я, разливая чай по чашкам.

– Отлично. Вот я с ней повозилась, вот она мне дала жару. Она в первую неделю мне все обои ободрала. Пришлось делать ремонт. Сделала, а тут и мебель не очень подходит. В общем, пришлось и с мебелью разобраться.

– Молодец какая, – усмехнулась я.

Она болтала и болтала, рассказывала, как у нее все замечательно. Я слушала ее внимательно, но ведь не просто так она ко мне приехала, не только торт привезла с чаем. Прекрасно видела, как ее что-то гложет, как она пытается собраться с мыслями.

– Я рада, что у тебя в жизни все налаживается, – улыбнулась я, – а что тогда беспокоит?

– Я сплю ночью плохо, – ответила она, – стараюсь себя выматывать так, чтобы сразу вырубаться. Все равно не получается.

– Гулять перед сном? Хотя бы полчаса. Не смотреть и не читать ничего такого. Капельки, таблеточки?

– Всё перепробовала, – покачала она головой, – ложусь, и понеслись мысли, и вроде они мои и не мои одновременно. Когда сделала ремонт в квартире, мне было так стыдно и словно в ухо мне кто-то шептал, что так было хорошо, зачем всё поменяла, и те обои были лучше. Я от себя отгоняла эти думы, а у меня снова мысль, что надо было покупать максимально похожие обои. И с мебелью так же, и с тортами, а с кошкой вообще что-то с чем-то. Выкинуть, надо выкинуть, от нее грязь и шерсть. Хотя лапочку свою люблю, и чистенькая она у меня и хорошая.

Стала всматриваться в Регину, но ничего не увидела. Не было с ней рядом материнской тени.

– Однажды очнулась на улице, босиком, а на руках моя девочка. Она мне в шею вцепилась и шипит на кого-то, а я почти до помойки ее донесла. Теперь ее в свою комнату ночью не пускаю, боюсь. Может, у меня шизофрения или еще какие-то психические расстройства? – спросила она.

– Регина, можно, я кое-что сделаю? Только тортик отнесу в другое помещение.

– Тортик я привезла для вашей семьи, как-то и не ожидала, что вы его порежете на стол. Я со своими проблемами совсем заговорилась, – помотала она головой.

– Я бы всё равно угостила вас вашим тортиком, – рассмеялась я. – Просто сейчас дымить буду, а для продуктов это не очень хорошо.

Утащила торт в большой дом. Чашки с чаем и сам чайник вынесла в предбанник. Достала полынный веничек, подожгла его и стала окуривать Регину со всех сторон. То, что стало происходить, меня напугало, но я не подала вида. У женщины с лицом стали происходить помехи, как у телевизора с плохо настроенными каналами, словно одно изображение накладывается на другое.

В какой-то момент на меня стала смотреть пожилая женщина. Она сжала губы, взгляд был у нее тяжелый и злой.

– Что смотришь? – проскрипела она. – Совсем Регинке мозги запудрила. Она соплячка, не знает, как жить правильно, всё у нее не так, всё неверно, всё не по-моему. Как я могу уйти, как ее оставить? Я ее направить должна, указать путь истинный.

– И как же тебя выгнать из чужого тела? – сказала я вслух.

– А никак, не получится у тебя ничего, – усмехнулась старуха. – Даже при всем моем желании я уйти не смогу. Регинка сама виновата, надо было думать, когда меня просила направить ее, путь указать. Теперь есть что есть.

Покойница исчезла, а за спиной женщины появились две фигуры. От каждой из них тянулись нити и переплетались между собой, словно два дерева сплелись в единое целое. Притом одно из деревьев было уже мертво. А это значит, что в скором времени Регину начнут посещать мысли о смерти, и чахнуть она начнет, и увядать. Утащит ее мама за собой.

– Вы что-то увидели? – прервала мои мысли женщина.

– Да, – кивнула я.

Надо было как-то подобрать слова, чтобы озвучить увиденное.

– И что это вы увидели? – спросила она.

– Ну я даже не знаю, как это выразить словами. Да и вы можете не поверить мне.

– Я давно работаю в органах и вижу, когда человек врет и увиливает, а когда он честен. Говорите всё как есть, – велела Регина.

– В вас живет дух мамы, и он не дает вам покоя и внушает свои мысли, – выпалила я.

– Да уж, я думала, она где-то рядом бродит, а она прямо в мое тело заселилась, – покачала она головой. – С этим можно что-то сделать?

– Честно, я не знаю, с таким еще не сталкивалась, – я посмотрела ей в глаза.

Там мелькнула чья-то злобная усмешка, видно, мама Регины ликовала.

– А есть какие-нибудь мысли по этому поводу? – спросила женщина.

– Да, во-первых, я должна спросить у высших сил, стоит мне лезть в эту спасательную операцию или нет. Если они дадут добро, то подсказка в скором времени появится.

– У начальства разрешения спросить, – горько усмехнулась она. – А если добро не дадут, то что делать?

– У нас тут батюшка Николай живет. Он бесов изгоняет, может, к нему попробовать обратиться.

– Да уж, я человек с высшим образованием и сижу вот тут. Батюшки с бесами, ведьмы с полынными вениками, покойники, – она скептично покачала головой.

– А прогулка до помойки с кошкой ночью – это вполне нормально? – улыбнулась я.

– Это тоже ненормально. Однако я ничего не теряю, кроме своих оков. Денег ты с меня, Агнета, не требуешь, хотя я знаю, что Ирина тебе что-то платила, – ответила Регина. – Спроси обо мне у своих сил, пожалуйста, а то чувствую, что в скором времени мне про нормальную жизнь придется забыть. Поеду в желтый дом на спецлечение.

– Хорошо, – кивнула я.

– Я пока не нужна? – спросила женщина. – Я тогда поеду, а то что-то резко на меня усталость навалилась, глаза закрываются. До дома бы доехать засветло.

Она встала со своего места и направилась к выходу.

– Регина, одеться надо, – окликнула я ее.

– Да-да, – она вернулась, сняла с вешалки шубку. – Какая красота всё же. Правда? – тряхнула она мехом.

– Изумительная, – согласилась я с ней.

Женщина оделась и вышла на улицу.

– Эх, какой морозец, а запах какой, воздух свежий. На пенсию выйду, тоже перееду в деревню, – улыбнулась Регина.

Она нырнула в машину, завела двигатель. Затем вышла ко мне, мы с ней немного постояли, подождали, когда прогреется движок.

– Я позвоню вам, как что-нибудь решится, – сказала я.

– Хорошо, – кивнула она. – Спасибо вам, что общаетесь со мной и не стараетесь на мне нажиться.

– Ко мне просто так люди не попадают. Я денег не прошу, сами благодарят, – улыбнулась я. – Доброго вам пути и крепкого сна.

Мы с ней попрощались, а я осталась разгадывать загадку.

Уехала Регина, а я засела за карты, стала смотреть, могу я ей помочь или нет. Таро предупредили, что дело сложное и не всё так просто, как хотелось бы. Сделать можно, но легко ошибиться, и тогда не станет самой женщины. А вот с чего начать, так и не дали подсказку, и так крутила, и так, и всё никак понять не могла, что сие означает.

Позвонила Матрене, она давно живет, может, знает, что это такое. Рассказала ей всё, и про Регину, и про свое видение.

– Прямо вот опутаны они друг в друге? – поинтересовалась бабушка.

– Ну да, как бывает, когда одно растение врастает в другое и его не отделишь, не повредив, – ответила я.

– Плохо это. Я такое видела, когда у мамок детки-груднички умирали. Вот они между собой и переплетались. Ну у младенчиков силы мало, да и эмоциональная связь не особо крепкая. Постепенно всё само рушилось, хотя иногда женщины и с ума сходили, и руки на себя накладывали, но там и детки уже после года были.

– Но тут не младенчик, – ответила я.

– Да понятно это. Только вот мать специально сказала, что это Регина виновата, дескать, сама ее позвала. У них тесная связь еще при жизни была, а после смерти так и осталась. Так что женщина не виновата, просто если бы ты об этом ей сказала, то маманя еще бы тесней в нее вплелась за счет чувства вины.

– Как их отделить друг от друга? – поинтересовалась я.

– А фиг его знает. Это же надо сидеть и копаться во всем этом. Вот как клубки спутанные вытаскиваешь, и тебе нужно каждую ниточку от другой отделить, – ответила Матрена.

– А если я возьму и просто ножничками чикну нитки?

– И испортишь пряжу. Тебе надо только материны нити убрать, которые в Регинку входят, а ее каналы трогать нельзя. Они сами собой отвалятся, когда женщина себя почувствует свободной, сама справится, уберет их от образа покойницы. Перестанет за нее цепляться.

– Как все запутано, – помотала я головой.

– Не то слово. Ко мне приходили мамки, я им от кручины травки давала, а там у них, глядишь, и само со временем проходило. Младенчиков быстро на перерождение отправляют. Эти души приходят к нам не учиться, а научить нас. А вот с твоим делом как быть, я, увы, не знаю. Может, через сны удастся расцепить их. Уж прости, моя хорошая, не помогу я тебе в этом, – с сожалением сказала Матрена.

– И на этом спасибо.

– Если бы она, как все нормальные покойники, за ней таскалась, то я бы тебе подсказала, а туточки я не знаю. Подружку свою попроси, Мару. Может, она из Регины вытащит старушку. Эх, говорят же, что надо вовремя отделяться от родителей, – вздохнула бабушка.

Поблагодарила я Матрену и задумалась. Может, правда к Маре обратиться, может, сможет она из Регины вытянуть покойницу.

– Не-а, не сможет, – рядом появилась знакомая наглая физиономия Шелби.

– Привет. Давненько я тебя не видела, – улыбнулась я.

– Соскучилась? Я-то тебя вижу, вот только не лезу к тебе. Оказывается, лишний раз болтать с подопечными не по делу не положено, – он усмехнулся. – Представляешь, какие у них драконовские правила.

– Да уж. А чего сейчас появился? Мне что-то угрожает? – спросила я.

– Ага, – кивнул он и показал все свои сто острых зубов.

– Страсть какая, – не выдержала я и прокомментировала его улыбку.

– Зато не болят, как у вас. Выдрал зуб, на его месте новый вырос.

– Красота какая. Никаких тебе стоматологов и протезирования, – усмехнулась я.

Он захохотал.

– Чего ржешь?

– Представил бесовскую челюсть. Вас, людей, надо не адом пугать, а вечным походом к стоматологу, плохим протезистом и звуком бормашины, – продолжал он смеяться.

– Ты для этого у меня тут появился? – обиделась я.

– Нет. Угости кусочком торта, скажу.

– Ну ладно, – удивилась я. – Чай наливать?

– Не-а, я так.

Спустилась вниз, отрезала ему кусочек торта и поднялась с тарелкой наверх. Он развалился на диване и созерцал огонь в печке. Протянула ему угощение. Томас раззявил рот и запихнул в себя тарелку вместе с тортом.

– А тарелку зачем съел? – удивилась я.

– Ой, прости, задумался. Я тебе потом другую принесу. Так чего ты там собралась делать со своей новой знакомой? – спросил он.

– Я привезу ее к Маре, или она сама ко мне приедет. Она заведет ее в Межмирье, подойдет вместе с ней к мосту. Бабулька отделится, и Марена переведет ее через реку.

– А ты когда-нибудь была в Межмирье? – спросил он.

– Нет, я только со стороны наблюдала.

– В теории все прекрасно, но вот только в Межмирье могут попасть сказочные герои, одаренные особой печатью, как Мара, и покойники, а твоя приятельница как бы еще жива. Даже если в ней и мертвяк поселился. Угробишь бабу и сама угробишься, за такое тебя по голове не погладят, – сказал Шелби.

– И чего делать? Жалко ее, – спросила я с надеждой.

– Можно попробовать выйти в особое место и там ее распутать, – ответил он.

– Это где? Во сне?

– В общем, да, по-вашему это называется астрал, а по-нашему не могу сказать, ибо в человеческом обличье можно об это слово язык сломать.

– И что для этого нужно? – спросила я.

– Погрузиться в определенное состояние, тут помощник нужен, чтобы страховать, потому что оттуда можно и не выйти. Твоя Регина недельку еще потерпит, а мы пока с тобой потренируемся входить и выходить из этого состояния.

– С Региной надо быть рядом или как-то удаленно можно потом будет с ней работать? – поинтересовалась я.

– Вообще можно и удаленно, но в таких опасных экспериментах лучше, когда человек находится рядом. Мало ли что бывает. Я тогда смогу и тебя, и ее выдернуть в ваш мир.

– Когда приступим к тренировке? – поинтересовалась я.

– Если хочешь, то можно прямо сейчас, – он посмотрел на меня внимательно.

– Давай попробуем, – согласилась я. – Только я долго засыпаю.

– Не переживай, этим займусь я. Устраивайся поудобнее на диване и закрывай глаза.

Я улеглась и приготовилась, даже пледом накрылась. Закрыла глаза, почувствовала ветер на веках. Раз – и очутилась в длинном коридоре, рядом бес в своем обличье. Протянул руку и повел за собой. Шла и удивлялась коридору.

– Это для первоначального этапа, – пронеслось у меня в голове, – чтобы ты привыкла.

Дошли с ним до двери. Открыли ее и оказались в белом пространстве. Тут меня кто-то схватил внизу за ноги и куда-то резко потянул. Шелби сразу исчез, а потом я очухалась на диване. Рядом на полу сидел Томас с вывалившимся огромным языком и кого-то смачно доедал.

– Что это было? – тихо спросила я.

Он облизнулся.

– Астральная сущность, их там очень много, поэтому пока не научишься отражать атаки и следить за происходящим, одной тебе там делать нечего, – ответил он. – А теперь спать, завтра продолжим тренировки.

Томас исчез, а я осталась в своих раздумьях. Я-то думала, что астрал – это какое-то райское место, а там какая-то пустота и еще летают какие-то сущности агрессивные. Хотя, может, мы до нужного места и не добрались.

На следующий день позвонила Регине, сказала, что нашла способ, как их распутать с мамой. Она как-то блекло заметила, что, наверно, уже и не надо, ей и так хорошо. Даже не попрощалась, сбросила звонок. Что-то тут нечисто.

Представила карту Томаса, но он почему-то не отзывался. Решила переместиться и вышла за ворота на улицу. Вот там он только и явился, при этом он опять что-то жевал.

– Чего звала? – поинтересовался он.

– Там Регина звонила, кажется, у нее совсем всё плохо.

– Ну, маманька вверх взяла, уходить-то не хочется. Очухается, – махнул он рукой.

– А если нет?

– Я тебя туда не пущу, – он вдруг стал огромным бесом и навис надо мной. – Поняла?

Он прошептал это таким голосом, что меня до костей проняло.

– Поняла, – скривилась я.

– Вот не женщина, а заноза в жопе, – поморщился он. – Даже не смей туда сама нырять.

– А я и не знаю, как, – ответила я.

– Вот и не смей.

Томас смотрел на меня сверху, а я почему-то вспоминала про его перья в крыльях и как он слопал торт вместе с тарелкой. Вот нисколечко мне страшно не было.

– Верну я тебе твою тарелку, – сердито ответил он. – И нет у меня больше перьев в крыльях. Вон, сама посмотри.

Он расправил за спиной огромные темно-серые кожистые крылья.

– Красавчик, что скажешь, – улыбнулась я. – А хвост у тебя есть?

– Есть, – буркнул он.

– С кисточкой? – хихикнула я.

– Ага, и с пухом, – ответил он зло.

– Не дуйся, – ответила я примирительно.

– Пока никого нет, пошли в астрал сходим, – предложил он.

– А я думала, туда только ночью ходят, – удивилась я.

– Если нужно посмотреть человека, то лучше ночью, когда он в покое. В это время его посторонние земные вещи не тревожат.

– Интересно.

– Сейчас идешь вместе со мной, смотришь по сторонам. Вернее, включаешь свое второе видение и вокруг себя создай этакий кокон, чтобы всякие к тебе не цеплялись. Поняла?

– Угу, – кивнула я.

– Тогда пошли в дом.

Бес сдулся до размеров Шелби. Мы отправились в дом. Поднялись ко мне в кабинет. Я улеглась на диван и прикрыла глаза. Снова тот же коридор, но уже не такой длинный, как в прошлый раз. Двери нет, а сразу выпали в пространство. Не забыла про розовый кокон вокруг себя.

Сразу же прилипла какая-то пиявка к кокону и стала по нему ползать, пытаясь прогрызть себе дырочку.

– Дай ей в лоб, – услышала я голос Шелби.

– Как? – спросила я.

– Подумай.

Представила, что у меня в руках шокер. Поднесла два пальца в то место, где ползала сущность, и сказала: «Тыдыщь». Она дернулась и отвалилась. Я хихикнула.

– Отлично, – похвалил Шелби.

Я его не видела, но чувствовала, что он где-то рядом. Вокруг барахтались какие-то странные существа, словно я попала под микроскоп на уроке биологии. А потом на мой кокон кто-то сверху шлепнулся и начал его в себя всасывать. Попыталась его ударить импровизированным шокером, но ничего не получилось.

Томас снова меня выдернул из такого диковинного мира.

– С почином тебя, – усмехнулся он. – С одной бякой справилась, с другой – нет.

– Главное, ты рядом, – улыбнулась я.

– Это точно.

На ноге у меня болталась крупная, с женский кулак, божья коровка. Она шевелила усами и смешно гудела. Однако ее размеры наводили на разные мысли. Памятуя о том, что эти премилые создания – хищники, я попыталась ее стряхнуть с ноги. Но живность продолжала сидеть на своем месте, вцепившись в меня всеми шестью лапками, а может, даже восемью (я их не считала).

Томас с любопытством наблюдал за моими попытками от нее отделаться. Помог избавиться от астрального насекомого Проша. Он ее зацепил лапкой, поиграл в углу и с удовольствием стрескал. Потом подошел к Томасу, задрал лапу и пометил его, как дворовый пес.

– Ты, мелочь, ты совсем нюх потерял? – вскочил бес, стряхивая со штанины жидкость.

– На пол мне не пакостить, – прикрикнула я.

– Он первый начал, – возмутился Шелби.

Кот стоял в боевой стойке, выгнув спину, навострив уши и растопырив усы.

– Ты ему не нравишься, – усмехнулась я. – И ты виноват, что эта фигня ко мне прицепилась. Вот он на тебя и напакостил.

– Буду теперь кошатиной вонять, – возмутился он.

– А бесом ты пахнешь вкусно? – рассмеялась я.

Он мне показал длинный язык и исчез. Прошку я погладила, он молодец, защитил хозяйку. Неизвестно, что это насекомое умеет делать, но явно не добро мне принесло.

Шелби появлялся у меня раз в день. Мы с ним проходили по астралу всё дальше и дальше.

До Регины я не могла дозвониться. Она не брала трубку или сбрасывала звонок. В итоге позвонила Ирине, ведь это ее родственница.

– Ты знаешь, она мне сначала позвонила, ругалась на меня, обзывала меня по-всякому. Тебя тоже разными словами называла. Вчера приехала ко мне, привезла кошку и попросила за ней присмотреть, дескать, уезжает в командировку. Я на нее смотрю и прямо передо мной тетя Зина, мать ее. Вот Регинка так стала сильно на нее похожа, аж оторопь берет. Спрашивала меня, не хочу ли я заняться тортами. Дескать, надоело ей это всё, хочет все приспособления раздать и остатки продуктов.

– А ты что?

– А я сказала, что подумаю. Попросила, чтобы она пока никому не отдавала ничего. Вдруг передумает. В общем, такие дела. А что там, депрессия вернулась или это не депрессия была? – спросила Ирина.

– Вернулась, но не депрессия, – вздохнула я.

– Тетя Зина? – ахнула она. – Ну ты же умеешь всякое такое делать, избавь Регинку от матери.

– Чтобы ее избавить от матери, нужно ее еще найти, а она пропала.

– Сейчас я попробую до нее дозвониться, – сказала Ирина и сбросила звонок.

Через десять минут перезвонила мне.

– Не получается что-то. Вечером попробую. Она, когда на работе, может и не брать трубку. Потом, конечно, перезванивает, когда ей удобно.

– Позвонишь мне, когда удастся с ней связаться, – попросила я.

– Конечно, – согласилась Ирина.

Вечером мне снова позвонила Ира.

– Регинка мне вот только перезвонила. Представляешь, у нее и голос, как у тети Зины, такой с хрипотцой. Сказала, что у нее все нормально. Я только стала про тебя говорить, а она мне: «Мы в услугах этой шарлатанки не нуждаемся». Пожелала мне здоровья и положила трубку.

– Да уж, и чего делать? – спросила я.

– Ну, я могу тебе дать ее адрес, но мне кажется, она тебя даже в подъезд не пустит.

– Вот гадство. Спасибо тебе, Иришка. Здоровья вам с ребятенком. Скинь мне всё же ее адрес, на всякий случай.

Она мне скинула адрес в Вайбере. Я снова попыталась набрать Регину, но меня ждали короткие гудки, значит, меня занесли в черный список. Вот и слушайся Шелби. Хотя чужие люди его не волнуют, у него задача меня охранять.

Прошла еще пара дней, приближался Новый год. От Регины не было вестей. Мне следовало принять всё как есть или попробовать пробиться к женщине. Ночью меня разбудил звонок от нее, вернее, нас – Саша тоже вскочил с кровати. Было три часа ночи, Регина рыдала в трубку.

– Агнета, я потеряла кошку, у меня пропала кошка, – плакала она. – Я, наверно, ее выкинула в помойку. Я туда уже два раза ходила, ее нет. Последнюю неделю вообще не помню.

Саша с тревогой смотрел на меня и слушал, что я говорю.

– Регина, вдохни, выдохни. Мы найдем твою кошку. Хочешь, я могу к тебе приехать, и мы вместе поищем твое животное?

Она рыдала в трубку.

– Угу, – ответила женщина.

– Регина, скажи мне свой адрес. И если есть возможность, открой мне дверь в подъезд и в квартиру, чтобы, когда я приеду, мне не пришлось стоять около дома, как бедный родственник.

Она пообещала оставить открытой все двери. Я стала собираться.

– Ты никуда не поедешь, – сказал мне Саша.

– Что? – удивилась я.

– Ты одна никуда не поедешь, вот что, – ответил он.

– Сейчас трасса пустая, я спокойно доеду, а ты останешься с детьми.

– Наши детки с тобой вполне себе взрослые товарищи и не нуждаются в нашей постоянной опеке. Если задержимся надолго, то утром напишу или позвоню маме, они с папой проводят ребятишек в школу, – уверенно сказал Саша.

– Сейчас дистанция, – посмотрела на него с упреком.

– Отлично, можно проспать учебу, – хихикнул он. – Агнета, это не обсуждается, я еду с тобой.

Мы быстро собрались, перекусили бутербродами и рванули в город. Добрались по пустой трассе за двадцать минут. Нас ждал открытый подъезд. Поднялись на нужный этаж. Дверь в квартиру была также открыта.

– Агнета, я зайду первым, – сказал Саша.

– И напугаешь женщину. Она-то тебя не ждет и не знает, – покачала я головой.

Вошла тихо в квартиру. Везде темно. Позвала Регину, никто не отзывался. Позади стоял Саша. Скинула сапоги и пошла по коридору. Вдруг из-за угла вывалилась Регина.

– Чего приперлась? – зашипела она мне в лицо.

Я от неожиданности заорала и приложила ее в лоб сумкой. Она завалилась на спину и сползла по стене вниз. От нее отделилась женская тень.

– Сгинь, – прошипела я.

Тень исчезла. Саша подхватил Регину на руки и отнес на диван в зал. Нашли в холодильнике пузырек нашатыря, дали понюхать. Она очнулась. Прикрыла глаза рукой.

– Свет в глаза бьет, больно, можно выключить? – попросила она.

Саша посмотрел на меня, я помотала головой.

– Нет, – ответила я, – Зина, как самочувствие?

– Нормально, – ответила женщина, не отрывая рук от лица.

– Куда кошку дела?

– Да никуда я ее кошку не дела, не убила и не выкинула, к Ирке отправила, – зло ответила она.

– Зина, свою жизнь плохо прожила, а теперь решила дочину заесть?

– Что это плохо? Не плохо совсем, вполне себе отлично прожила. Но вот дочь живет не так, как я этого хотела. Занимается не тем, о чем я мечтала, боюсь за нее сильно, вдруг пропадет, работу бросит, мужчину неподходящего найдет. Вдруг ее обманут, предадут, а помочь некому, а тут я, приму удар на себя и переживать так не буду, – говорила она, пряча лицо в руках.

– А вернуться на землю в новом воплощении не хочется? Жить свою жизнь, совершать свои ошибки? Не переживать за близких? Может быть, воплотиться в будущем поколении своего рода?

– Я не знаю, мне страшно, я боюсь. Вдруг там ничего нет, – плакала она в ладони.

– А если есть, а если вы теряете свой шанс на дальнейшую жизнь. Вот так проторчите в теле своей дочери, а вас за этот проступок не возьмут на перерождение, и будете бестелесным духом болтаться между небом и землей.

– Я не знаю, – плакала она и мотала головой. – А вдруг она пропадет без меня?

– А вдруг она умрет с вами? Вы увидите, как она умирает, прочувствуете всю ее боль до самого конца. Наверно, вам этого хочется? Утащить ее с собой?

– Ничего ты не понимаешь, – крикнула Зина, снова зарыдала и забилась в конвульсиях.

Потом затихла и засопела. Мы с Сашей немного посидели рядом и стали устраиваться спать тут же на полу. Вот хорошо, что моему сердечному другу ничего не нужно объяснять, он всё понимает.

Прикрыла глаза и сразу почувствовала, что рядом находится Томас.

– Пора, – услышала я его.

Мы стали проваливаться куда-то вниз или лететь наверх, я этот момент не поняла. Почему-то вспомнилась Алиса Кэрола. Как только я про нее подумала, на мне оказалось несколько пар пышных юбок, а рядом пропорхала кофейная чашка.

– Сейчас не до глупостей, – сказал Шелби.

Послышался звон разбитой чашки. Меня куда-то потянуло и поволокло, словно подул сильный ветер. Нас вынесло в молочно-зеленое пространство. В нем парили мама Зина и Регина. Они были оплетены разного цвета нитями.

– И какие из них живые, а какие нет? – спросила я.

– Подумай, – усмехнулся Томас.

– Наверно, серые с болотным оттенком – мертвые, – решила я.

Пожалела, что нет у меня с собой волшебных ножниц. Как только об этом подумала, так они у меня в руках и появились. Удивляться было некогда, надо было действовать быстро, пока обе дамы находились в покое.

Перебирала ниточку за ниточкой, распутывала, развязывала. Вот первые колики, вот первые зубки, вот первые шаги, ясли, детский сад, школа, влюбленности и даже драки с девочками. Распутывала, и чужая жизнь проносилась перед глазами, вернее, две жизни, так тесно между собой переплетенные.

Вот нитка толстая, прочная, замужество и неудачная беременность. Мама с дочкой это горе вместе переживали. Пережили, связь укрепилась и закрепилась, осела прочно, словно вторая пуповина. Тут и учеба в универе, и сложная работа, и конфликты в коллективе, и везде мама помогала, поддерживала, от каждого события шла своя ниточка.

Обрезаю мамину серую, и тут же прячется на свое место ниточка дочерина. Уходит в воспоминание. Пока колдовала, резала, не покидало меня ощущение, что кто-то за нами подсматривает. Но некогда было смотреть по сторонам, нужно было всё почикать быстренько.

Мама Зина зашевелилась, оставалась пара узелков. Погладила женщину по голове, успокоила, и она снова зависла в астрале. Распутала узлы и разрезала последние путы. Как только я это сделала, открылась огромная воронка и втянула Зину в себя.

Любопытно мне стало, что же там такое. Решила заглянуть и получила ощутимый удар в основание черепушки, видно, Шелби постарался. Очухалась резко на полу. Поползла тихонько на четвереньках в кухню. В коридоре встала и пошла.

Голова раскалывалась, слабость во всем организме. В ногу воткнулось что-то острое, почувствовала, что поранилась. Из кармана вытащила те самые ножницы. Они были в моей крови.

– Кровожадные какие они у тебя, – услышала я голос Шелби.

Он в кухне пил холодный чай из кружки.

– Наливай себе, не стесняйся.

– Ты зачем мне по голове стукнул? Теперь болит, – потерла я затылок.

– Чтобы ты свой любопытный нос никуда не совала, – ответил он.

– Так теперь болит голова. Силы-то в тебе немеряно, – поморщилась я.

Он подул мне в кружку.

– Пей чай, сейчас пройдет, – сказал он.

С каждым глотком головная боль становилась всё тише и тише. Я выдохнула.

– Легче стало?

– Ага, – кивнула я. – Там кто-то за нами наблюдал.

– Там всегда есть наблюдатели. Если есть актеры, то найдутся и зрители, – усмехнулся Томас. – Иди спать ложись. Регина твоя, может, и сутки продрыхнет после такой операции.

Вернулась назад в зал. Пристроилась под бочок к Саше и тут же провалилась в глубокий сон.

Проснулась утром оттого, что всё тело затекло, спать на полу в чужой квартире еще то удовольствие. Саша возился на кухне, наверно, пытался организовать нам завтрак. Пахло оладушками. Кое-как встала и добралась до кухни, держась за стены.

– У нее тут еды практически нет. Нашел двухнедельное скисшее молоко и одно яйцо, немного муки и манки. Всё смешал. Будет нам чуток оладушек на завтрак. Выкинул испорченные продукты, суп прокислый, хлеб плесневелый и колбасу тухлую. По ходу она совсем ничего не ела, – поморщился он, переворачивая оладушки.

Стояла, облокотившись об стену, и смотрела, как он лопаткой орудует.

– Ты чего, родная, к стене прижалась? – обернулся он. – Ох, а что это у тебя с джинсами? Откуда кровь?

– Да ногу ножницами поранила, – пощупала карман, оказывается, я так их и не вынула.

Вытащила ножницы из кармана и положила на стол. Саша хотел их убрать, но я коршуном схватила его руку.

– Не тронь, – прорычала я.

– Хорошо, хорошо, – примирительно поднял он руки вверх.

Подхватил меня под руку и усадил на стул, притащил мне сумку, чтобы я их убрала. Он наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Ого, а ты вся горишь. Давай пьем чай и дуем домой.

– Регина еще не проснулась, – покачала я головой.

– Она, может, сегодня не проснется. Мы ее до завтрашнего утра будем караулить? – спросил он строго.

– Нельзя ее одну оставлять, – помотала я головой.

– А мы и не будем. Сейчас попробую ее разбудить. Если не проснется, везем ее к нам. Лады? – спросил Саша.

– Хорошо, – согласилась я.

– Ножницы так в кармане не носи. На бедре артерия важная расположена, проткнешь – и истечешь кровью за считаные минуты, – отругал он меня.

Вдруг зазвонил чей-то телефон. Судя по звонку, аппарат принадлежал Регине. Саша взял трубку.

– Регина Васильевна, почему вы до сих пор не на работе? – спросил строгий мужской голос.

– Это не Регина Васильевна, это ее брат. Она заболела и не может приехать на работу.

– Как заболела? Какой брат? У нее нет братьев, – встрепенулся мужчина на том конце провода.

– Как люди заболевают? Простыла, лежит с температурой, спит. Я муж ее двоюродной сестры. Так ясней? – ответил Саша.

– Да понятно. Может, лекарства какие надо привезти?

– Нет, всё есть, спасибо. Она проснется – сама вам позвонит. Всего доброго.

– До свидания.

Саша посмотрел на меня внимательно, налил чай в кружку и пододвинул поближе.

– Пей и ешь, – поставил он оладушки. – Сейчас дяди в погонах приедут.

– Зачем? – удивилась я, обжигаясь горячим чаем.

– Потому что он мне не поверил.

Он сходил в коридор, вытащил все свои документы и положил на стол.

– Может, не будем тут оладьи дожаривать, а быстренько уедем? – спросила я.

– Мы пока с тобой соберемся, они приедут, – покачал он головой. – Лучше их встретить дома, в спокойной обстановке, чем неся Регину или тебя на улице. И надо твои брюки застирать, а то у людей вопросы возникнут.

Он нашел в спальне у Регины какой-то халат и сунул мне в руки. Помог стащить джинсы и унес их в ванную. Натянула старенький халат и привалилась затылком к стене. Что же так мутит-то?

– А ты чего хотела? – услышала я сквозь шум в ушах голос Шелби. – В астрале работать – не ромашки собирать, тем более первый раз. Ну и ножнички твои от тебя кусочек откусили. Над всеми инструментами нужно обряды проводить, чтобы они хозяек не подъедали.

В дверь позвонили, потом постучали. Саша за шумом воды не слышал, что кто-то ломится в квартиру. Пришлось мне по стеночке брести в сторону двери. Одновременно звонил телефон Регины.

Открыла одну дверь.

– Да не ломитесь вы так, открываю.

Открыла вторую. Два здоровых лба опешили, увидев меня.

– Вы бы маски надели, – сказала я. – Болеем мы.

– Твою же мать, я же говорил тебе, что там всё нормально, – сказал один здоровяк в форме другому.

– Чего там, парни? – донесся голос из подъезда.

Я сползла на пол по стене и села, как сломанная кукла.

– Гражданочка, гражданочка, – начал трясти меня один из товарищей.

– Маску надень, – тихо прошептала я, облизнув пересохшие губы.

– Агнета, я там, – недоговорил фразу Саша, кинулся ко мне.

Поднял на руки и понес в зал, усадил в кресло. Парни в коридоре пытались нацепить маски. Самый главный и бесстрашный прошел в комнату и кинулся к Регине. Проверил, что она спит. Попытался разбудить, но ничего не получилось. Он как-то странно посмотрел на Сашу.

Александр поднял руки и кивнул на свои документы, лежащие на столе. Майор кинулся их проверять. Сверил всё, пробил по телефону.

– Регина позвонила ночью жене, попросила приехать. Думали, паническая атака, а оказалось, высокая температура. Выпила шипучку аспириновую и вырубилась. Утром не смогли ее разбудить, но, судя по спокойному дыханию, просто спит. Моя вот сейчас свалилась, видать, вирусню от Регинки словила. Вы бы осторожней тут. Я-то не знал, а то бы тоже десять масок на себя и на жену надел.

– И что вы тут около нее сидеть будете? Жене твоей надо в больницу, – сказал майор.

– Забрать к себе в деревню хотели, – ответил Саша.

– Не надо мне в больницу, – еле прошептала я. – Домой хочу.

Почему-то вспомнился дикий ангел с нереально ледяными глазами. Мне резко расхотелось болеть.

– Давайте мы вас проводим, – предложил майор.

– Ее вещи нужно взять, – сказала я.

Мужчины как-то замялись, переглядываясь. Одно дело на всякую жесть смотреть, а другое – в нижнем белье коллеги копаться.

– Саша, помоги мне, – попыталась я встать.

– Сиди, – сказал майор. – Я сам, не глядя.

Он нашел огромный пакет и через минуту вышел из спальни. Вероятнее всего, он просто опустошил весь ящик с бельем, не разбираясь.

Вынесли меня и Регину на руках. Посадили обеих на заднее сиденье. Майор сел рядом с Сашей, а своих ребят отпустил.

– А обратно как поедешь? Я тебя отвезти не смогу, у самого работа, – сказал Александр.

– Разберусь, – ответил мужчина.

Как мы добрались до дома, особо не помню. Регину уложили в зале, меня – в спальне. Майор остался сидеть у нас, а Саша уехал на работу. Слышала, как между собой переговаривались дети. Судя по голосам, им было страшно.

Что-то неладное почуяла, сползла с кровати и по стеночке пошла в зал. Майор сидел на диване около Регины и гладил ее по голове. Видно, женщина ему очень нравилась.

Рядом толпилась «свита» гражданина полицейского. Кто-то болтался в воздухе и дергал ногами, вывалив язык, кто-то раздулся, как огромная жаба, и булькал, дама придерживала в руках свои внутренности, да и оставшаяся парочка красотой не блистала. Запах от них стоял умопомрачительный, как учуешь, так и ум омрачится.

Вся гоп-стоп компания повернулась в мою сторону и вперилась в меня белесыми глазищами.

– Ты почто в мой дом покойников приволок? – прохрипела я.

Мужчина испуганно вскочил со своего места. Вид у меня, конечно, был затрапезный: всклоченные волосы, трясущиеся руки, синяки под глазами, потрескавшиеся и пересохшие губы.

– Мама, мама, идем. Ты себя плохо чувствуешь, идем, ляжешь, – подхватила под руку меня Катя.

– Их убрать нужно из дома, а то понравится и останутся, – стала тыкать в них пальцем.

– Каких покойников? – осторожно спросил меня майор.

– Вон там висельник, вон там утопленник, вот там дама с внутренностями, обескровленный подросток и маленькая девочка с куклой.

Мужчина хрипло выругался.

– Я думал, что один такой сумасшедший, а оказывается, еще кто-то всё это видит, – он сел снова на диван.

– Катюша, усади меня в кресло и принеси мне молока козьего теплого. Коз вы сегодня доили?

– Доили, – кивнула она. – Только молока мало.

– А ты чего будешь? – спросила я мужчину.

– Меня Валерий зовут, – сказал он.

– Меня Агнета.

– Я запомнил, – кивнул он. – Мне, если можно, чай.

Проша играл с висельником, встал на задние лапки и раскачивал его. Покойник от него отпинывался и пытался его прогнать. Отругала кота и попросила к ним не приближаться. Маруська в зал вообще не заходила, поскуливала в коридорчике.

– Обычно я их вижу на месте преступления, но они потом уходят, а вот некоторые так и таскаются за мной. Стоит глаза закрыть, и вот они рядом. Или выезжаем на мероприятие, и вот они рядком встанут и смотрят во все свои белесые глаза. Так-то вроде не мешают, но жутко, да и постоянно вспоминаешь про них.

– Нераскрытые дела, или суицидник, или несчастный случай? – спросила я.

– Разное всякое, даже рассказывать не хочу, – поморщился он.

Катя принесла гостю чай, а мне молока, притащила вазочку с печеньем и конфетами.

– Доча, ты иди и дверь прикрой, – сказала я ей.

Она понимающе кивнула и закрыла за собой двери. По залу мотылялся Шелби, посматривая на «свиту» полицейского. Мужчина опустил голову и рассматривал рисунки на ковре. Потом он поднял голову и стал разглядывать покойничков, и вдруг его взгляд зацепился за Томаса.

– А этот не мой, – Валера ткнул пальцем в Шелби.

– Спокойно, этот мой, – прошептала я, отпивая молоко из кружки.

– Чай горячий, – поморщился он.

– Поставь на стол, пусть остынет. Зябко в зале. Растопи печку, – сказала я гостю.

Он удивленно на меня посмотрел.

– Не боись, – покачала я головой.

Мужчина присел на корточки и принялся ковыряться в печи. В этот же момент у меня в руках появилась коса.

– Может, не надо? – спросил шепотом Шелби. – Еле живая, добьешь себя.

– Надо, – тихо ответила я. – Сейчас им тут понравится, и они останутся.

Встала со своего места, опираясь о косу, и направилась к висельнику. Махнула, и опа, улетела назад в кресло, аж закашлялась от ответного удара. Однако покойничек исчез. Валерий обернулся на меня.

– А это что у вас в руках? – спросил он.

– Коса, мы же в деревне, тут у всех такой инструмент имеется.

– А-а-а, понятно.

Шелби тихо захихикал в кулачок, я ему погрозила пальцем. Отдышалась и пошла на второй круг. На удивление, во второй раз вставать со своего места было легче. Да и утопленник подошел поближе. Его отправила следующим. Как-то полегчало мне сразу, голова перестала кружиться, руки трястись.

Собралась идти за третьей дамой, но Шелби меня остановил. Покачал головой и сказал, что не стоит этого делать.

– Лечебную дозу получила, теперь нужно свои ресурсы подключать, иначе понравится так организму, и перейдешь в сумеречную зону к жнецам.

Коса исчезла из моих рук. Оставшиеся граждане как-то приуныли. Валере удалось растопить печь. Он повернулся ко мне довольный.

– А где коса? – удивился он.

– Какая коса? Я в детстве только косички носила, а сейчас вот стрижку, да вот иногда хвостики, – покачала я головой.

– А где эти? – он ткнул пальцем на оставшихся покойников. – Их было больше.

– Вернуть? – поинтересовалась я, с удовольствием допивая молоко.

– Нет, спасибо, и ваш покойник куда-то пропал, – удивился он.

– Он не покойник, а помощник. Давай-ка ты вызывай своих товарищей и чеши на работу. Регина проснется, позвонит, – сказала я.

– А вы ведь не ее двоюродная сестра, – сказал Валера. – Вы знахарка. Я ведь видел, как ее мама за ней таскается, а потом она пропала. Думал, всё, ушла старушка. А в последнюю неделю понял, что она в ней. Жуткое зрелище. Вот только я ничего такого делать не умею, да и у каждого есть свои компетенции.

Он вызвал машину с работы. Попытался со мной еще поговорить, но я махнула рукой и отправилась в спальню, нестерпимо хотелось спать.

– Ты потом приезжай, избавлю тебя от других товарищей, – кивнула я.

Он поблагодарил меня. Катюше сказала, чтобы они потом за гостем дверь закрыли. Вошла в спальню, упала на кровать и вырубилась.

Проспала почти сутки. Снились всякие разные миры, сказочные звери и прочие спокойные и интересные вещи. Проснулась полностью выспавшейся. Немного повалялась, отходя от приятной неги, а потом получила свою порцию беспокойства: в доме был кто-то чужой. Резко вынырнула из-под одеяла и вышла из спальни. На кухне разговаривали мужчины, голос Саши и еще чей-то, такой знакомый. Вдруг меня обдало холодом – это был доктор Глеб. Кинулась в зал. На диване сидела Регина и читала какую-то книжку. Из вены у нее торчала игла, подведенная к системе с каким-то раствором. Напротив нее висел «ангел» и изучал ее. Испытала к нему легкую неприязнь. Он же меня поприветствовал кивком. Вроде он не собирался ее трогать, просто разглядывал.

– Привет, соня, – сказала мне Регина. – Взяла вот книжечку почитать про пиратов, у вас тут что-то телевизор ловит только четыре канала.

– Привет. Ты как? – спросила я.

Ангел исчез из комнаты.

– Отлично, вот только слабость сильная. Твой супруг не смог тебя добудиться и вызвал доктора. Тот сказал, что у меня истощение, и поставил мне капельницу с глюкозой и физраствором, – ответила она.

– Сколько же я проспала?

– Почти сутки, я проснулась раньше тебя.

– Своим позвонила? – поинтересовалась я.

– Конечно. Меня Валера уже сообщениями завалил, про тебя спрашивал, хочет с тобой увидеться, поговорить. Он у нас подозрительный товарищ.

– Видела я вашего товарища, – усмехнулась я.

– Мне Александр уже рассказывал, как они завалились ко мне в квартиру, – рассмеялась Регина.

В комнату зашли Саша с Глебом, поздоровались.

– Агнета, что это ты свалилась? Ты же сама волшебница, – рассмеялся Глеб.

– А ты доктор и, наверно, никогда не болеешь, – улыбнулась я. – Смотрю, вас выпустили из заточенья?

– Ага. Свободу попугаям. Только с дежурства, полночи голову собирал одному товарищу. Четыре часа на ногах, а потом так, по мелочи, всякое разное. Устал, как последняя собака. Мне бы прилечь где.

Я выразительно посмотрела на Сашу.

– Идем в наше общежитие мальчиков, – засмеялся тот.

– Общежитие мальчиков? – переспросил Глеб.

– Ага, это мой дом превратился в него, живет там батюшка и еще один товарищ. Сейчас все на работе, да и дом большой. Спокойно выспишься.

Ангел висел себе в углу, завернувшись в свои крылья, казалось, он пребывал в состоянии сна. Проша сидел рядом и внимательно за ним наблюдал. Когда все отвлеклись, он попытался на него прыгнуть, но получил значительный удар и отлетел в сторону. Ангел на него недовольно взглянул.

Проша захромал в мою сторону и обиженно уткнулся мне носом в ногу. Погладила кота за ушком.

«Нельзя, мой хороший, так делать, он тебя выжмет насухо и выбросит, как ненужную тряпку. С такими существами шутки плохи. К тому же где-то рядом бродят стражи, что его охраняют».

Кот, видно, понял мои мысли, посидел еще немного около меня и удалился в другую комнату. Саша забрал Глеба, и они отправились в его дом. Регина осталась в комнате получать питательную смесь и читать интересную книгу.

Я пошла на кухню проверять содержимое холодильника и запасы. Из своей комнаты вышла Катюшка.

– Мама, как самочувствие? – спросила она.

– Есть хочу, и голова кружится, – ответила я, открывая кастрюльки в холодильнике.

– Приходила бабушка Люда, принесла рассольник, мы с дядей Сашей натушили картошки с мясом, со Славкой пекли лепешки с сыром. Так что еды полно, готовить не надо, выбирай, что нравится, – сказала дочь.

– Благодарю. Какие вы у меня самостоятельные. Вы есть не хотите?

– Не-а, мы пообедали вместе с дядей Сашей и дядей Глебом.

– Регина, ты ела? – крикнула я.

– Да, меня накормили супчиком, – ответила женщина из комнаты.

– Я тоже хочу супчик, – достала я кастрюльку с рассольником.

Налила себе немного в тарелку, сунула разогреваться в микроволновку. Утащила лепешку с сыром.

– Вкусные лепешки, – сказала я, откусывая кусочек.

Катя обрадовалась.

– Это мы рецепт в интернете нашли. Славка сказал, что ты беременная и поэтому столько времени спишь. Мама, ты беременная?

Я чуть не подавилась лепешкой.

– Нет. С чего такие выводы?

– Ты проспала почти сутки и не просыпалась.

– Я работала с Региной, и на это много ушло сил, – ответила спокойно я, хотя мне очень хотелось рассмеяться.

– Как хорошо, – вздохнула Катя.

В комнате засмеялась Регина, видно, она слышала наш разговор.

– Агнета, а ты не знаешь, где моя кошка? – спросила она.

– Она у Ирины, твоя мама ее к ней отвезла.

– Жутко это слышать, конечно, – вздохнула она. – Ты мне потом расскажешь?

– Расскажу потом, а сейчас я буду есть.

Поставила чайник на плиту. Достала из микроволновки свой супчик и приступила к еде. Рядом уселась Катюшка и рассказывала о своих успехах в учебе. Потом притащила свои рисунки, которые нужно показать на просмотре. Мы с ней сидели и мило болтали о всякой всячине.

Из комнаты донесся плач Регины. Я бросила есть, и мы вместе с Катей устремились в зал узнать, почему наша гостья рыдает.

– Ты чего ревешь? – спросила ее я.

– А у меня нет никого, – плакала женщина, – и я никому не нужна. Мне уже сорок лет, а я вот торчу в чужом доме и слушаю, как вы там переговариваетесь. У меня бы тоже мог быть ребенок такого возраста, как твоя Катя.

– Не плачь, кошку свою заберешь. Валера вон неровно к тебе дышит, – ответила я.

– Мама не дала нам с ним встречаться, и я ему больше не нужна, – размазывала она слезы по щекам.

– Конечно, не нужна, поэтому он прибежал тебя спасать, когда решил, что посторонний мужик тебе мог навредить. И тут не хотел уходить, торчал около тебя, по голове тебя наглаживал. Или у него есть женщина?

– Нет у него никого, бывшая жена только, и та уехала за тысячу километров. Он женат на работе, – шмыгала она носом.

– Не реви, может, еще будет у тебя ребеночек, – погладила ее по руке.

– Какой ребеночек, я уже старая, – продолжала она плакать.

– За границей рожают после сорока, и ничего, не старые, а у нас сразу старые, – успокаивала я ее.

Катя принесла ей водички. Она попила и как-то постепенно успокоилась.

– Вы меня простите, что-то я немного раскисла. Говоришь, Валера около меня тут сидел?

– Угу, – кивнула я. – Да, Катюша?

– Да, – согласилась дочь.

– Хочешь, позвоню ему, и он приедет заберет тебя? – спросила я.

– Нет, я сама, – улыбнулась она и вытерла оставшиеся слезы рукой. – Мама считала, что он бесперспективный, мало зарабатывает и вообще мне не пара. Не нравился он ей, вот и всё.

– А тебе?

– А мне с ним легко и хорошо, и он надежный, и он друг, – ответила женщина.

– Это самое главное, чтобы тебе нравилось.

Она посмотрела на капельницу, там оставалось меньше половины. Регина взяла телефон и набрала чей-то номер. Мы с Катей вышли из комнаты. Мой суп уже кто-то доел и деловито умывался в кухне на полу. На морде лица было написано, что, дескать, ты же не доела, значит, тебе не надо. Какое разумное животное. Дожевала свою лепешку и помыла посуду.

Услышала, что Регина перестала разговаривать по телефону, и зашла к ней.

– Через час приедет за мной, – она вся светилась. – Привезет мне одежду, а то меня в одеяле привезли.

– Он же взял пакет с твоим барахлом.

– Это мамины вещи, я их не надену.

– У него есть ключи от твоей квартиры? – удивилась я.

– Нет, в его квартире есть мои вещи, – рассмеялась она. – Мы две недели с ним как-то прожили, но мама меня перетянула домой, а вещи я так не забрала. Он мне их не отдал, потому что всё надеялся и верил, что я еще вернусь, а потом я про них просто забыла с маминой болезнью.

– Замечательно, – сказала я.

– Ага, правда, придется по снегу идти в тапочках. Вот только у меня вид такой затрапезный, и голова грязная, и сама фу-фу.

– Вот он и поможет тебе себя в порядок привести, – усмехнулась я. – Ближе станете.

– Это точно, – ответила она, немного подумав.

Я же решила, что мне самой не мешало бы принять душ и смыть с себя все прошлые события. Быстренько сполоснулась, помыла голову. Порез на ноге практически зажил. Позже буду разбираться с инструментом, чего это он на меня напал.

Через час у нас на пороге появился гость. В обычной форменной одежде, с двухдневной щетиной и огромным пакетом в руках. За ним по-прежнему стояла его скучающая свита из трех покойников.

– Здравствуйте, Агнета, – поприветствовал он меня.

– Доброго дня, Валера, проходите, – впустила его в дом.

– Как она?

– Слаба, но уже лучше.

– Подождите, – остановил он меня. – Вот возьмите.

Он протянул мне конверт.

– Подарок к Новому году, – сказал он.

Заглянула в конверт, там лежали деньги.

– Я к вам потом еще приеду, надо бы от оставшихся жмуров избавиться.

– Хорошо, – кивнула я, конверт сунула в карман.

Он разулся и прошел в зал, увидел пустую систему на столе.

– Вы ставили ей капельницу? – спросил Валерий.

– Я нет, Саша вызывал врача, я в это время спала. Знаете, все эти манипуляции не очень хорошо сказываются на организме.

– Понимаю.

– Регина была слишком слаба, видно, не ела несколько дней, да и подселение ее измотало.

– Валера, я нормально себя чувствую, – она попыталась резко встать и снова плюхнулась на диван. – Почти, но лучше, чем раньше. Мне так легко, и свободно, и радостно. Мы за кошкой моей заедем?

– Конечно, – улыбнулся он. – Давай я помогу тебе одеться. Я привез тебе свитер, джинсы, колготки и свой бушлат, а также твои туфли с работы. Прости, ничего подходящего я больше не нашел.

Я вышла из комнаты и прикрыла дверь, пусть ребята одеваются. Регина что-то ему говорила, смеялась. Он ей отвечал, видно, были оба счастливы. Через десять минут вышли из комнаты. Женщина немного раскраснелась.

Валера обулся, натянул куртку и подхватил Регину на руки. Она немного посопротивлялась для порядка, а потом сдалась. Обхватила его крепко за шею.

– Агнета, спасибо тебе за всё, еще свидимся, – сказала она.

– До встречи, Агнета, – улыбнулся Валера и понес свою добычу к машине.

– Удачи вам и взаимопонимания, – махнула им вслед.

– Как мило, – сказала Катюшка. – Я тоже так хочу.

– Да не дай бог, – ответила я. – Пусть твоя мама адекватность свою до самой старости не растеряет.

– Я надеюсь на это, – рассмеялась девочка и чмокнула меня в щечку.

Они уехали, а я отправилась к себе наверх общаться со своим инструментом.

За две недели до новогодних праздников всем приспичило заказывать расклады на следующий год. Так что я сидела на своем чердаке и трудилась, не покладая карт Таро на стол. Голова уже гудела от всякого разного, а руки просто горели огнем.

– Чем это мы тут занимаемся, голубушка? – поинтересовался знакомый голос над ухом.

Карты резко взлетели в воздух и затанцевали в причудливом танце под самым потолком.

– Всё резвишься? – поинтересовалась я у Томаса.

– Ага, – улыбнулся он и словил одну карту в воздухе.

– Смотри, башня, – положил он на стол карту картинкой вверх.

– Я не для себя раскладываю, – поморщилась я.

– А вот справедливость, – поймал он еще одну и сложил рядом, – а вот король, а вот валет. Рухнет всё у твоей клиентки за то, что она шашни крутит с любовником.

Оставшиеся карты быстро закружились под потолком. Я хлопнула в ладоши, и всё посыпалось на пол и мне на голову. Одна карта улетела под диван. Проша вытащил ее и притащил мне в зубах. На стол легла карта «Императрица».

– Но у нее всё наладится с тем самым любовником, и будут они жить долго и счастливо, – ответила я.

Он показал мне язык.

– Вот отрежу я его когда-нибудь тебе, – поморщилась я.

– Мне скучно, – продолжил он игру с картами.

Теперь под потолком сложился причудливый замок из карт. Он парил над моим столом.

– Ты знаешь, сколько стоят карты Таро? – начала на него злиться.

– Мне всё равно, – щелкнул он пальцами, и они собрались в птичьи стаи и стали кружить по комнате. – Мне скучно.

– Все претензии к работодателям, – ответила я.

– Кстати, о них. Ты когда будешь собирать дань?

– Чего?

– Ну, покойничков. У тебя только парочка, а месяц уже заканчивается.

– Две недели осталось еще, – ответила я.

– И где ты их будешь добывать? Позвони этому своему со свитой. Думаю, он с удовольствием от них избавится, да еще тебе новых подгонит.

– Есть еще время, – сказала я, пытаясь поймать летающих птиц из карт.

– Не тяни кота за хвост, а то ходить будет мимо горшка, – ответил Томас, наблюдая за моими прыжками.

– А ну верни карты на место, – рассердилась я.

– Звони своему оперу, тогда верну. Не только у тебя план, помни, мы работаем вместе.

– У меня нет его номера телефона, – отмахнулась от беса.

– У твоей Регины есть, звони, – у него в руках появился мой телефон.

– Зануда. Прилепился бы к кому-нибудь и похулиганил, может быть, легче стало. Забрала у него телефон и набрала номер Регины.

– Агнета, прости, мне сейчас некогда, будет время, перезвоню, – быстро проговорила в трубку женщина и сбросила звонок.

– Ну вот и всё, – развела я руками, – ей некогда.

– Смотри, – щелкнул длинными пальцами Шелби. У меня в руках зазвонил смартфон. На экране высветился незнакомый номер. Бес кивнул, дескать, бери трубку.

– Алло, – осторожно ответила я.

– Алло, здравствуйте, Агнета, это я, Валерий. Вы помните меня? Я Регину от вас забирал, – произнес приятный голос в трубке.

– Да, конечно, помню, разве вас забудешь.

– Вы меня простите, что я вам вот так звоню, у Регины взял ваш номер. У меня тут возникла некая проблемка.

– Какая?

– В общем, с того самого дня мои подопечные как с ума посходили. Они начали говорить, мало того, что они ходят за мной, так еще и говорят, – вздохнул Валерий.

– С вами разговаривают? – поинтересовалась я.

– Нет, не со мной, просто говорят. Песни поют, плачут, стихи рассказывают. В общем, сводят меня с ума.

Я внимательно посмотрела на Шелби, который делал вид, что он ни при чём, и сосредоточенно ловил пролетающие мимо карты. Поймала одну, перевернула – дьявол. Погрозила бесу кулаком. Он пожал плечами.

– Так они еще начали других цеплять. Я прямо вижу, как они что-то типа веревочки накидывают на призрака, – прошептал мужчина в трубку.

– Приезжайте, – пожала я плечами.

– У меня есть проблемка – нехватка времени. Сейчас нас перед концом года любит начальство сильно, требует стопроцентного раскрытия, в сортир сходить некогда. Я заплачу за вызов и за срочность сколько скажете. Вот прямо умоляю, помогите, пожалуйста. А то у меня отношения с Региной не клеятся. Да и как они могут клеиться, когда за нашим поцелуем наблюдает целая толпа, да еще песни поет неромантичные.

Я чуть не рассмеялась в трубку.

– Верю, что звучит смешно, но на самом деле нет никакой жизни, – сказал Валера.

– Хорошо, я приеду, – согласилась я.

– Сегодня сможете? Вечером? На работу?

– Сколько условий, – усмехнулась я.

– Я за вами коробок пришлю. Привезут и увезут.

Представила, как я со своей волшебной косой в коробке еду. Обычный человек не увидит, а если у кого-то из ребят способности имеются, а если они еще из каких-нибудь некромантов.

– Я сама попробую до вас добраться.

– Я тогда пропуск вам внизу выпишу, – обрадовался Валера. – Только позвоните мне, как выезжать будете.

– Хорошо, – снова согласилась я. Попрощалась с ним и положила трубку.

– Твоя работа? – поинтересовалась я у помощника.

– Ну я их слегка разбудил, подтолкнул немного. Не знал, что они песни будут петь, – хихикнул Шелби.

– Зараза, – поморщилась я. Осталось только предупредить Сашу о том, что я сегодня еду на «задание». Позвонила ему, он стал настаивать, чтобы я одна в такое позднее время по зимней трассе не ездила. Стала возмущаться, что я взрослая девочка и сама решу, когда и во сколько мне ехать. Саша попросил дождаться его и никуда самой не выезжать. Ответила, что подумаю. Через пятнадцать минут мне перезвонил Николай.

– Меня Саша попросил сопроводить тебя до города. Вот только у меня машина сломалась, а на мотоцикле в такой холод мы с тобой не поедем.

– Машина у меня работает. Если тебе так хочется со мной мотыляться, то я могу за тобой заехать, – ответила я.

– Забери меня от церкви тогда.

– Ладно, – согласилась я.

Вечером завела свой крокодильчик, прогрела и потихоньку поползла в сторону церкви. Захватила своего сопровождающего прямо в подряснике и тулупе. Выглядел, конечно, батюшка эпично. В руках держал спортивную сумку с надписью «Адидас».

– Чего набрал? Кагор будем пить с тобой в отделении? – подначивала я его.

– Кадилом махать, – ответил он серьезно.

– Ты хоть знаешь, куда мы с тобой едем?

– На задание?

– Ага, в полицию, – веселилась я.

– Бесов гонять?

– Чертей, – посмотрела я в зеркало заднего вида.

На заднем сиденье восседал Шелби и смотрел в окно. Ехали не быстро, но и не медленно. За полчаса добрались до города. Предварительно позвонила Валерию, сказала, что буду не одна, чтобы он еще один пропуск выписал.

– Может, посидишь в машине? – спросила я Николая.

– Хочешь, чтобы я у тебя тут в Деда Мороза превратился? Холодного и с красным носом, – поинтересовался он.

– Нет. Пошли тогда со мной, только не мешай. Захватила с собой косу из машины.

– Это еще что? – поинтересовался он.

– Что, не видишь, что ли? – ответила я вопросом на вопрос.

– Коса. А зачем?

– Как ты думаешь?

– Мертвяков гонять? – удивился Николай.

– Молодец, садись, пять.

Мы зашли с батюшкой и Шелби в отделение.

– А этот чего тут делает? – спросил отец.

– Приставлен меня охранять.

– Да уж, от такой охраны нужна еще одна охрана, – поморщился батюшка.

Томас показал ему неприличный жест. Батюшка его перекрестил. На все это смотрел лейтенант за стеклом.

– Мы священника не вызывали, – пискнул он.

– Мы к майору Иванову, – ответила я. – Он должен был выписать на нас пропуски.

– Да, да, сейчас, – парень стал куда-то звонить.

Николай неистово крестил угол коридора. Шелби вовсю кривлялся и дразнил батюшку.

– А ты мне кадилом по лбу дай, – смеялся бес. Батюшка полез в сумку. Пришлось его одергивать.

– Лейтенант его не видит, мы с тобой тут как два ненормальных стоим. Веди себя прилично, – зашептала я.

Лейтенант попросил предъявить нас документы. Дали ему наши паспорта. Он всё записал в журнал и открыл нам проходную. С той стороны нас ждал уже Валерий. Поздоровались и поднялись к нему в кабинет.

– А он настоящий? – спросил майор, ткнув пальцем в Николая.

– Я тебя, охальник, сейчас огрею кадилом, узнаешь сразу, настоящий я или нет, – возмутился батюшка.

– А зачем он нам? – поинтересовался мужчина.

– Для моей охраны, Саша боится меня одну поздно вечером отпускать.

– Так вон тот лучше любой охраны, – показал Валера на беса.

– Саша про него не знает.

– Вы его тоже видите? – удивился Николай.

– Я много чего вижу, – устало сказал мужчина.

– Кого будем изгонять? – поинтересовался батюшка, снимая тулуп.

– Их, – кивнул на свою свиту Валера. В этот момент Николай увидел комнату, заполненную покойниками.

– Изумительно, – сказала я.

Батюшка плюхнулся на стул и протяжно, тихонечко протянул «А-а-а-а». К мертвякам прилепился сухонький старичок с переломанной шеей.

– Упал со стремянки, когда лампочку вкручивал, – пояснил Валера.

Девочка начала громко декламировать стихи про Танечку. Николай начал хлопать губами и креститься.

– Закрой им глаза, – велела я Шелби. – Им такое видеть не стоит.

Бес сначала дунул в глаза батюшке, а потом оперу. Они застыли на месте. Я расчехлила свою помощницу, тихонько запела грустную песню:

Начала я с малой девчушки. Вскинула она ручонки, вскрикнула и пропала. Стала дальше кружить, до паренька обескровленного дошла, и его коса прибрала. Дамочка протянула ко мне руки.

– Помоги, – тихо прошептала она.

И она полетела вслед за своими собратьями по несчастью. Повернулась я к деду, а он стал от меня убегать.

– Это меня сосед, Ванька Бобриков, со стремянки столкнул, – взвизгнул старикашка. – Я ему сказал, что к его жене любовник ходит. У них дите малое днем и ночью плачет, надоело мне, я спать хочу. Он чуть свою жену вместе с дитем не пришиб. Потом всё выяснил, ну и столкнул меня со стремянки. Накажи его, накажи.

– Я тебя, черт лысый, сейчас накажу, – замахнулась я на него косой.

– Не поймаешь, – захихикал он.

Покойничек повис на люстре.

– Сними его, – велела я Шелби.

Тот щелчком сбил старикашку со своего места. Пока дедок летел, я его подсекла. Пропал старик сразу в воздухе.

– Всё, что ли? А говорил, что нацеплялось к нему еще, а тут только один прилип.

– Не один, – услышала я приятный женский голос с хрипотцой.

На столе сидела девица нетяжелого поведения в нижнем белье и болтала туфлей на ноге. Судя по лицу, она либо задохнулась, либо ее придушили.

– Оливкой подавилась, – пояснила она. – Клиент, собака, мог мне помощь отказать, но как только я начала задыхаться, убежал.

– Какой хороший человек.

– Да не то слово, – покачала она головой. – Не думала, что смерть с косой выглядит как обычный человек.

– Я и есть обычный человек, – возмутилась я.

– Ну да, на полставки просто подрабатываешь? – рассмеялась покойница и закашлялась. – Давай уже, отправляй меня в ад, а то меня там уже заждались. Если бы не эти, давно бы уже там парилась.

Махнула косой, и мадам испарилась, послав мне напоследок воздушный поцелуй.

– Ну всё, буди этих, – попросила я беса.

Тот кивнул головой, дунул сначала одному в лицо, затем другому. Товарищи очухались, стали глаза тереть.

– Всё, что ли?

– Ага, – кивнула я.

– А мне что делать? – спросил Николай.

– Я не знаю, – пожала я плечами. – Молитву прочитай какую-нибудь, кабинет освяти. Чему тебя там учили, чтобы нечисть всякая к людям не лезла. Можешь сорокоуст за упокой прочитать. Тебе лучше знать, – пожала я плечами.

Николай поморщился, залез в свою сумку, достал какую-то церковную утварь. Я вышла из кабинета, а Валерию пришлось остаться.

Уселась на подоконник в коридоре и смотрела на темное небо и горящий разноцветными огнями город. По коридору мотылялись какие-то потусторонние личности, но они меня мало волновали.

– Надо еще троих, – тихо сказал Шелби.

– Надо, но не сегодня, – согласилась я.

Через полчаса вышел Николай из кабинета вместе с Валерием. Они пожали друг другу руки.

– Я с карточки скинул денежки по номеру телефона, – сказал он мне.

– Хорошо, – кивнула я.

– Я обращаться еще могу с чем-то подобным? – спросил майор.

– Конечно, – кивнула я. – Только не посылай ко мне никого, не посоветовавшись.

– Договорились, – улыбнулся он. – Помощник у тебя колоритный, на актера какого-то похож.

– Ну да, похож, – кивнула я.

Он проводил нас до проходной, поблагодарил, попрощался. Мы сели в машину и отправились домой. Николай смотрел задумчиво в окно.

Ехали с Николаем обратно по трассе, поздно, машин мало. Батюшка сначала молчал, а потом тихо молитву зашептал, да креститься начал.

– Ты чего? – напугалась я.

– Я давеча ангела видел, – ответил он. – Вот вспомнил.

– У доктора Глеба, что ли? – поинтересовалась я.

– Да. А ты откуда знаешь?

– Знакомый мой, – усмехнулась я. – Я ему должна осталась за одну услугу. А еще он чуть меня на тот свет не отправил, тот еще товарищ.

– А он прямо ангел-ангел или что-то типа твоего Томаса?

– Он людей спасает, и не только людей, но у него нет чувств, и он поступает так, как считает нужным, согласно своим целям. Обычно про таких говорят: ничего личного, только бизнес, – пояснила я.

– Значит, не ангел, – вздохнул с сожалением Николай.

– Почему это не ангел, – возмутился Шелби с заднего сиденья. – Вполне себе ангел. Вот только вы, люди, их очеловечиваете, а они же совсем не человеки. Помочь могут, но и спокойно стоять в стороне тоже для них не зазорно. Не будут они последние силы во вред себе тратить.

– А те, что приходят и утешают, и боль твою забирают, таких не бывает? – спросил Николай.

– Бывают, но вот толку от них, с моей точки зрения, никакого. Они питаются твоей болью, погладили тебя по голове, забрали себе во благо твою боль душевную, и всё. Нет никакого толку, – ответил бес.

– Ничего ты не понимаешь, – покачал головой батюшка. – Если легче становится, то и толк есть от них, иногда боль душевная сильней физической.

– Конечно, куда нам понять, мы же всего тысячи лет живем, не то что вы, десятки лет. Вы-то умней, чем мы, понятливей, – фыркнул Томас.

На трассе поднялась вьюга, автомобиль стало шатать в разные стороны от порывистого ветра. Скорость пришлось снизить и потихоньку ползти, на дороге ничего не было видно.

– Не обещали ведь метель, – удивленно сказал Николай.

– Погода вот не спросила тебя, – ответил ему бес.

Сквозь снег вдоль дороги виднелись какие-то непонятные очертания, то ли люди стояли, то ли деревья с кустами так живописно мерещились.

– Это что еще за фигня мерекается? – спросила я.

– Что? – спросил батюшка.

– Да вон, вдоль дороги кто-то стоит, вроде, голосует, – ответила я. – Надо бы остановиться, подобрать.

– Не надо, – ответил бес с заднего сиденья.

– Почему? – удивилась я. – В такую погоду оказаться на обочине жутко и страшно, погибнуть можно.

– Потому что это не люди, – ответил Томас.

– В смысле?

– В коромысле, – сказал он. – Не люди, и всё.

Меня передернуло.

– Агнета, смотри, там женщина стоит с маленькой девочкой, – сказал Николай. – Остановись. Такая погода, они же замерзнут.

– Я тебя, Николашка, спасать не буду, – прорычал Шелби. – А ты даже не думай, – пригрозил он мне.

Я попыталась затормозить, но педаль не сработала, мы как ехали, так и продолжали ехать. В зеркало ухмылялся Томас.

– Это твои проделки? – зло спросила я.

Мы проехали мимо женщины с ребенком. Они даже не пошевелились и не повернулись в нашу сторону.

– А теперь посмотри в зеркало заднего вида, – сказал бес.

Посмотрела. На то место, где мы должны были остановиться, вылетела фура. Ее занесло на дороге. Она выправилась и поехала дальше. Женщина и девочка исчезли.

Николай продолжал что-то говорить о бесчеловечности и черствости беса. Он не видел, что произошло позади нас.

– Николай, обернись, – сказала я. – Ты их видишь?

Он обернулся, долго всматривался в дорогу, на обочину, но ничего не увидел.

– Нет их, – ахнул он и стал креститься.

– Вот, отче, лучше сиди и молись и не мешай водителю управлять автотранспортом, – сказал ему Томас.

– Сам не мешай, – ответил ему Николай. – Еще со мной бес будет переговариваться.

– Какие мы нежные.

– Оба замолчите, – прикрикнула я на них. – Это вообще кто был?

– Так замолчать или отвечать? – усмехнулся Шелби.

– Мне можешь отвечать, – ответила я. – А с ним не разговаривай.

– Что-то типа бесов, не совсем, конечно. Они ниже, чем мы, по уровню, другие. Появляются в такую погоду, или в туман, или в дождь. Машина притормаживает, и в нее влетает другая, или переворачивается, или ее заносить начинает, и она вылетает на обочину. Эти сущи поедают выделившийся страх, адреналин, ужас, в общем, весь спектр эмоций. Создают фантомы на дороге в особых местах.

– Ужас какой, – перекрестился батюшка.

– А ты думал, в сказку попал? – хохотнул бес.

– Ага, в страшную, – ответил тот.

– Когда же эта дорога кончится, – прошептала я.

Чуть не проехала свой поворот, собралась уже сворачивать.

– Не сворачивай, – сказал бес. – Это не та дорога.

– Да что ты все под руку лезешь, а то я не знаю, та дорога или не та, – стала возмущаться я.

– Батюшка, посмотри по навигатору, – сказал Томас.

Николай посмотрел в телефон.

– Агнета, ты не туда свернула, здесь вообще дороги нет по карте, поле чистое.

– Ну так мы едем же по чему-то, просто метель, и твой телефон барахлит и сигнал не ловит, а то я не знаю, куда поворачивать, – сердилась я.

– Да не та это дорога. Я уже два года езжу по этому маршруту, уже всё выучил, – сказал батюшка.

Я стала на них злиться, кругом метель, не видно ни зги, а тут еще они под руку лезут. Тут машина подпрыгнула, и мы куда-то резко ухнули и провалились. Автомобиль остановился и заглох. Я даже глаза зажмурила.

Открываю, темно, кто-то рядом пыхтит.

– Агнета, я тебе говорил, – сказал противным голосом Шелби.

Стала шариться по потолку, нащупала выключатель. Включила свет в салоне.

– Мы в сугроб или в овраг провалились, – сказал Николай.

– Зашибись, – ответила я. – И связь, наверно, не ловит?

– Нет, – покачал головой батюшка.

– Я же тебе говорил про этих тварей, видать, все же удалось вас, людей, заморочить. Мы почти километр по полю ехали, пока вы с Николашкой спорили, по той дороге вы едете или не по той, – ругался бес. – Теперь жди их, сейчас полезут.

Только он проговорил, как на стекле с той стороны появилось какое-то темное пятно.

– Пугает вас. Сейчас должна у вас начаться паника, – прокомментировал Томас.

Николай неистово молился.

– Слушай, если мы в овраге и нас присыпало, то получается, нас до весны никто не найдет? – я закусила губу.

– Получается так, – кивнул головой Томас.

Попыталась открыть дверь, но она не поддавалась.

– Чудесно. Николай, хватит под нос бубнить, придумай что-нибудь.

– Может, через багажник попробовать выбраться? – сказал он.

– Как? У меня багажник впереди, это же «Запорожец».

– Пусть этот что-нибудь придумает, – кивнул батюшка на Томаса.

– Я сейчас Агнету выпущу, а тебя тут оставлю, – рыкнул бес.

По всему стеклу хаотично передвигались мелкие горошины с небольшими зубками и несколькими язычками. Они явно радовались тому, что мы спорим.

– Томас, убери их, они меня раздражают, – сказала я сердито бесу.

– Кто тебя раздражает? – спросил Николай.

– Они, – ткнула я пальцем в одну из горошин.

Николай посмотрел внимательно на меня, потом на стекло, потом снова на меня, а потом он их увидел. Эти гады собрались в изогнутую линию и попытались изобразить улыбку на стекле, чем привели в тихий ужас батюшку, да и меня пробрало до костей.

– Не могу я их убрать, – усмехнулся Томас.

– Почему?

– Потому что не хочу, потому что ты меня не слушаешься. Я твой хранитель, а ты делаешь всё по-своему. И вообще, ты противная упрямая баба, у которой есть два мнения – твое и неправильное. Вот и торчи тут и любуйся на них, а я пойду.

– Томас, мы же замерзнем тут и умрем, – обалдела я от его разговоров.

– Значит, я стану свободным и буду дальше жить в свое удовольствие, – сказал бес и исчез.

– Вот гад, – произнесла я.

– А я тебе говорил, что нечисти доверять нельзя, – сказал Николай, терзая телефон на предмет связи.

– Никому доверять нельзя, – ответила я. – Только себе и интуиции.

– Ты и ее не слушаешь, – нахмурился бес.

Однако сеть не ловила в этой местности. Было реально страшно. Машина остыла, и холод начал пробираться под пуховик, залезать в сапоги и сводить судорогой руки. Прикрыла глаза и стала проваливаться в сон.

– Агнета, Агнета, смотри на дорогу, – кто-то стал трясти меня за руку.

Открыла глаза, мы ехали по трассе, по которой гуляла метель. Впереди появился долгожданный поворот.

– Не сворачивай, – сказал бес, – это не та дорога.

– Дежавю какое-то, – сказала я, стряхивая остатки видения и пропуская поворот.

Мы поехали дальше. Бес подмигнул мне в зеркало заднего вида. Через пятьсот метров мы обнаружили нашу дорогу, а через десять минут подъезжали к моему дому. Ура, мы добрались. Только я не пойму, мне привиделось, что мы в овраг провалились, или это на самом деле случилось, а бес нас спас?

Давеча кончился у меня сахар, побежала в наш магазинчик. Стоит за прилавком наша продавщица Маринка, не женщина, а бомба, красоты невероятной, где она столько синих и зеленых теней достает, неизвестно. Да и туши тратит по половинке тюбика за раз. Но, несмотря на свой боевой раскрас, Марина весьма приветлива с покупателями и любит поболтать, посплетничать. Вот и в этот раз она стояла и чесала язык с какой-то кумушкой. Я зашла в магазин, поздоровалась по местной привычке, мне ответили кивком головы.

Женщина быстро свернула свой рассказ, видно, не хотела, чтобы ее услышали другие. Она забрала свои покупки, попрощалась и вышла из магазина. Только я собралась сказать, что мне нужно, как Марина наклонилась через прилавок и зашептала, словно в магазине еще кто-то был и мог нас подслушать.

– Тетку видела? Знаешь ее?

Я помотала головой.

– Не знаешь? – удивилась Марина. – Ты у нас уже сколько живешь? Год?

– Восемь месяцев, – ответила я, вспомнив, как первый раз увидела неразговорчивую продавщицу. Кто же знал, что она такая болтливая с местными.

– Понятно, поэтому ты ее и не знаешь. В общем, это Надька. Она уехала в город до вот этого всего вместе с дочкой. Девочке надо было поступать в университет. Мамка ее решила одну не отпускать. Поехала вместе с ней. Сняли с ней квартиру, Надька работать устроилась, девчонка учиться пошла. Теперь они вернулись.

– А-а-а, – протянула я.

Мне совершенно неинтересно было узнавать, что там стряслось с незнакомой мне Надькой и ее дочерью, хотелось быстрей купить продуктов и уйти в свой уютный мистический мир. Однако Марину не волновали мои желания, ей хотелось всё рассказать, так сказать, ее распирало во все стороны от новостей, и, если она не расскажет, то лопнет от их количества.

– В общем, дочка ейная, Валюшка, – стала дальше рассказывать Марина.

– Её, – автоматом поправила я.

– Ага, я и говорю, ейная, Валюшка познакомилась с парнем. Он нигде не работал, не учился, так иногда к ним захаживал. Общался с Валькой чисто по-дружески, ну там прогуляться сходить всей компанией, посидеть поржать. Девчонка на него внимания не обращала, приходил он всегда с ее подружкой. А тут позвал всю компанию в деревню к бабке съездить, на шашлыки-машлыки, баня, лыжи, чем там еще молодежь увлекается.

– И он оказался наркоманом, соблазнил ее и бросил, и теперь она беременная, – решила закончить за Марину рассказ. – Мариша, дай мне пару кило сахара и килограмм риса.

– Нет, не бросил, вроде не наркоман, но какой-то мутный. В общем, после той поездки в деревню приехала девка сама не своя, за парнем стала бегать, рыдает дни напролет, говорит, люблю, не могу. Учиться перестала, а парень ей крутит, как хочет, деньги тянет, позорит ее, всякими непотребствами заставляет заниматься с другими за деньги.

– Ужас какой, вот ведь гад, – возмутилась я.

– Ага, вот и я о том же, поганка он. Вот Надька дочку скрутила, в машину посадила и привезла сюда домой. Заперла ее, телефон отобрала и никуда не пускает, думает, перебесится. Вот только девка на глазах чахнуть начала.

– Эх, любовь зла, полюбишь и козла, – покачала я головой. С одной стороны, может, надо было дать ей перебеситься, а с другой – убила бы того, кто моим ребенком как промокашкой пользоваться начал бы, – ответила я.

Все же Маринке удалось втянуть меня в свои сплетни, разговоры.

– И я бы, – покачала головой Марина. – Так, за чем ты пришла? – спросила она, выдохнув.

– За сахаром и рисом, – ответила я.

– А как там ваши поживают? – поинтересовалась женщина.

– Отлично всё, Саша работает, дети учатся, – решила особо не распространяться, чтобы не стать объектом сплетен, хватит ей и Надюшки с Валюшкой.

Быстренько забрала свои продукты, рассчиталась и пошла к себе домой. Шла и думала, какие же люди могут быть гадкими. Влюбилась в тебя девчонка, возьми ее и отшей, если нет чувств никаких, так нет, нужно унизить, растоптать, начать пользоваться, да еще так мерзко.

Дома занималась своими делами, а из головы всё не выходила ситуация с Надюшкой и Валюшкой. Вот оно мне надо про них думать? Маринка, наверно, уже по всему поселку новость разнесла, эх, ничего нельзя рассказывать в местном магазине.

В дверь позвонили. Пошла смотреть, кого там нелегкая принесла, явно не свои. Свои уже знают, как калитка открывается, и сами заходят. Маруська сердито лаяла на нежданных гостей. За дверью стояла та самая Надька из магазина.

– Здравствуйте, Агнета, я Надя. Мы сегодня с вами в магазине встретились, – стояла она, переминаясь с ноги на ногу.

– Добрый день, Надя. Что привело вас к моим воротам? – Примерно я догадывалась, зачем она пришла.

– Вам, наверно, уже Марина всё про меня рассказала, – усмехнулась она.

– Идемте в дом, чего на морозе торчать? – покачала я головой.

Надо топить летнюю кухню каждый день, не хочется всех тащить в свой дом, мало ли какие люди приходят и с какими намерениями. Провела ее в кухню. Поставила чайник. Женщина сидела на диванчике и теребила в руках свой шарф, видно, не знала, с чего начать.

– Ну так зачем пришла, Надя? – спросила я.

– Я к бабке Нине ходила, она сказала, что помочь ничем не может, и послала к вам, – вздохнула она.

– Ого, какие рекомендации, я польщена. А я чем помочь должна? – поинтересовалась я.

– Да я и не знаю. Дочь у меня чахнет, сохнет, есть отказывается, всё своим Виталиком грезит. А он из нее потаскуху сделал, продавал ее за деньги, – женщина вдруг заплакала и отвернулась к окну. – Помогите, пожалуйста. Я не знаю, что с ней делать. Боюсь, что руки на себя наложит. Лежит на кровати и не ест и не пьет, смотрит в потолок.

– Может, ее в больницу определить? – спросила я.

– Куда? В желтый дом? – спросила женщина с горечью.

– Ну да, – покачала я головой, – Может, это болезнь какая психическая начала прогрессировать.

– Да нет у нас в роду психических и не было никогда. Она как к бабке съездила, так и вернулась чужим человеком.

– Может, чего там с ней сделали? Вот она и сломалась, – предположила я осторожно.

Она помотала головой.

– Я фотографию принесла. Посмотрите?

Надя достала фотокарточку из кармана и положила на стол.

– Надежда, я по фото не вижу. Мне бы так на девочку посмотреть, вживую.

– Да не придет она сама к вам.

– Ну так мы вроде в одном поселке живем, не за тридевять же земель, – я посмотрела на нее внимательно. – Что бабка Нина сказала?

– Да ничего не сказала, говорит, это не ее профиль, и помочь она не может. Вот если порчу на кого навести или приворот сделать, то всегда пожалуйста, а вот снимать она ничего не будет.

Я налила чай нам в кружки и поставила их на стол. Женщина схватила чашку в руки и жадно стала пить чай. Я рассматривала фото девочки. На меня смотрела вчерашняя школьница открытым взглядом. Было видно, что Валя – девушка целеустремленная, не ветреная и не пропащая.

– Она такая умница, ее на бюджет взяли, училась так хорошо. Первый курс сама отучилась, сессию сдала на отлично. А тут у нее эта подружка появилась, компания какая-то нехорошая. Я ей стала говорить, а она мне: «Мама, ты ничего не понимаешь, с ними весело и хорошо». Я и сдалась, не всё же девчонке за учебниками корпеть, ей и погулять хочется, и развлечься. Вот и развлеклась, – она тяжело вздохнула и вытерла слезы шарфом.

– Надя, давайте так, я к вам завтра зайду и посмотрю на вашу девочку. Но если у нее какая-то душевная травма, то это уже не ко мне, а к врачу. Чайку еще налить? – спросила я.

– Хорошо, и чаю еще, если можно.

Налила ей в чашку заварки и кипятка. Она стала потихоньку пить чай.

– Я ее всю жизнь оберегала, ничего делать не разрешала, лишь бы она училась хорошо. Хотела, чтобы специальность получила хорошую, в городе жить осталась, чтобы не жила так, как я. Отец у нее десять лет назад уехал в город за длинным рублем, да так и не вернулся. С тех пор мы с ней вдвоем и живем. А тут этот обалдуй нам на голову свалился, – она снова вздохнула.

Допила свой чай, сказала, где она живет. Я ее проводила до калитки, договорились, что я к ней после обеда подойду, посмотрю на девочку.

Вот чувство у меня какое-то странное, что не всё так просто, как кажется, что-то Надежда недоговаривает или скрывает, а может, не знает.

Утречком встала, проводила Александра на работу, подняла детей, пошуршала по хозяйству. Детки сели грызть гранит науки, а я отправилась деньги зарабатывать, гадать всем страждущим. Решила и на Надю с Валей карты разложить, на их ситуацию посмотреть. Хм, интересно получается, кто-то что-то скрывает или мне лгут. Карты разрешили посмотреть их случай, если получится, то и помочь. Ну что же, посмотрим, с чем дело имею.

Собрала после обеда свои манатки, положила несколько свечей, травяные веники, спички и святую воду. Сама оделась в чистую одежду, чтобы помех не создавать, и отправилась по адресу. Надежда сразу открыла мне дверь, словно не отходила от нее и сидела рядом, ждала. Уголки губ были опущены, она смотрела на меня с надеждой и тоской. Проводила меня на кухню, где собиралась меня напоить чаем.

– Надя, я сюда пришла не чаи распивать, покажи мне девочку. Если это по моей части, то потом и чаек с тобой попьем, и плюшек поедим.

В доме пахло выпечкой, видно, женщина готовилась к моему приходу. Надя кивнула и повела меня в маленькую спаленку. На деревянной кровати лежала худая девочка, сложив руки на груди, как покойница. Она смотрела в потолок и не шевелилась. Надежда начала распекать дочь, дескать, совсем вся высохла, поела бы, а то не сегодня завтра помрет. Я попросила ее выйти. Женщина вскинула удивленно брови, поджала губы и не двигалась с места.

– Надя, мне нужно девочку посмотреть, а вы мешаете, создаете дополнительные помехи, – сказала я.

Она продолжила стоять на месте. Я на нее внимательно смотрела.

– Я думаю, что мне стоит присутствовать, – ответила она.

– Ну что же, присутствуйте, а я тогда пойду, – пожала я плечами и развернулась к выходу из комнаты.

Она преградила мне путь и не дала выйти.

– Нет, вы останетесь, пока не посмотрите мою дочь, никуда не уйдете, – сказала она с угрозой в голосе.

– Я не могу ее посмотреть в вашем присутствии, вы мне мешаете, – ответила я.

– Но я же мать, как я могу помешать? – возмутилась она.

– Очень просто. Ваша дочь не младенец, чтобы требовалась ваша помощь. Я и сама могу справиться. Или я чего-то не знаю? – поинтересовалась я.

– Я вам всё рассказала.

– Правду?

– Да, – хмыкнула она.

– Тогда вам нечего бояться, или я пойду.

– Нет, никуда не пойдешь, пока дочь мою не посмотришь, – зашипела она, кровь прилила к ее лицу.

– Уважаемая, я же твой дом тогда разнесу, – зло рассмеялась я. – Выходи давай из комнаты или отойди с дороги.

Она еще немного попыхтела и выскочила из спальни, задернув за собой занавески.

– Круто вы с ней, – услышала я девичий голос с кровати.

Девушка попыталась встать, но рухнула назад на кровать.

– Тебе помочь сесть? – поинтересовалась я.

– Попробуйте, – ответила она.

– Обхвати меня за шею, – сказала я.

Она схватила меня за шею, и я ее усадила на кровати, подсунув под спину подушки.

– Как вас зовут? – спросила девчушка.

– Агнета, – ответила я.

– Какое интересное имя. А меня Валя.

– У тебя имя тоже интересное.

– Терпеть его не могу, как у бабки какой-то. Меня в честь прабабки назвали Валентиной, – хмыкнула девушка. – Зачем вас мать ко мне позвала?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Просила посмотреть тебя.

– А вы доктор?

– Не-а, – помотала я головой. – Я не доктор, но посмотреть могу.

– А кто?

– Угадай, – я глянула на нее внимательно.

– Неужели такая же, как бабка Нина? – поморщилась она.

– Обижаешь, я круче, – рассмеялась я.

– Еще бы попа позвали, – хмыкнула она.

– А надо? У меня есть хороший знакомый батюшка, можно сказать, друг.

– Вы и батюшка друзья? – не поверила она.

– А что тут такого, он тоже человек. Он странный, конечно, но ничего так мужик.

– Да знаю я нашего батюшку. Он весь дерганый, как паралитик какой-то.

– Сейчас уже не дерганый, и паралитик не может дергаться, потому что он парализован, – пояснила я.

– Да ваще по барабану, – ответила она. – Маман вам наплела, наверно, много чего? Вот станет нормальный человек про свою дочь всякие гадости рассказывать? Даже если это правда. Станет это всё по деревне разносить?

– Не знаю, может, ей так легче, – ответила я.

– А мне потом как с этим жить? Все теперь думают, что я ненормальная, да еще подзаборная, – она заплакала.

Что-то такое мелькнуло у нее, присмотрелась. На шее ошейник, от него цепь идет к рукам и ногам. Однако самое главное, что на ручке у нее висит ключик от оков. Вспомнила карту Таро, аркан восьмерка мечей, там девушка стоит, связанная, с закрытыми глазами среди мечей. Она может в любой момент путы свои развязать и уйти, вот только не уходит, не решается.

– Давай рассказывай, где правда, а где ложь, – сказала я.

– Да всё неправда, – сказала она сквозь слезы, – мамка мне всю жизнь твердит, что я некрасивая, что мое место за учебниками, что я учиться должна, а не по сторонам смотреть. Что меня никто замуж не возьмет, поэтому я должна специальность денежную получить.

– И что же у тебя за денежная специальность? – поинтересовалась я.

– Экономист, – шмыгнула она носом.

– А чего там за история с Виталиком?

– Подружка у меня в универе появилась. У них своя компания, нормальные ребята. Этот Виталик из этой компании некоторое время мутил с Ленкой. Нравился мне очень, а он на меня ноль эмоций. Позвали меня вместе со всей компанией в деревню. Ленка с Виталиком этим разругались. Я подумала, что смогу его как-то соблазнить. Он надо мной только посмеялся, – вздохнула Валентина.

– И ты его решила приворожить? – спросила я.

– Нет, я чего, совсем того самого, – она покрутила пальцем около виска. – Не верю я во всю эту бредятину. Домой вернулась, а тут мать на меня накинулась, начала на меня орать, что я там со всеми переспала, обзывать потаскухой стала. Вот я ей и начала в отместку всякое говорить. После учебы шла к Ленке домой или к девчонкам в общагу или в библиотеке торчала, только чтобы не видеть и не слышать воплей материных. Она там себе понапридумывала всякого, вплоть до того, что меня этот Виталька мужикам продает. Мы с ним после поездки к его бабке даже не виделись.

– А как она сюда тебя привезла? – удивилась я.

– Отца моего разыскала, наплела ему всякого. Он меня скрутил и сюда привез, а здесь меня мать взаперти держит. Вбила себе в башку, что на меня порчу навели, меня приворожили. Отобрала у меня телефон и не выпускает меня никуда. Я в протест есть перестала, – рассказала мне девочка.

– И как? Полегчало? – спросила я.

– Нет, – покачала она головой. – Я теперь не знаю, что делать.

– С таким истощением надо в больницу ехать, – покачала я головой. – Начнешь деревенскую пищу есть и помрешь в прямом смысле.

– Но на мне никакой порчи нет, – Валя посмотрела на меня с вызовом.

– Ну, как тебе сказать, то, что есть, это всё твоя работа, только ты сама можешь от этого избавиться. Но в больницу в любом случае надо ехать, под капельницы, на лечебную диету, как-то выбираться из этого состояния нужно, – я смотрела на нее внимательно.

– Ну так будете меня от порчи со сглазом избавлять? А то мать еще кого-нибудь приволочет.

– Так я же тебе объясняю, что от своей порчи только ты можешь избавиться. Не поможет тут волшебная палочка, всё в твоих руках.

– С этим я разберусь сама. Вы понарошку всё сделайте, чтобы она поверила, – зашептала девушка.

– Хорошо, – кивнула я. – С тебя две церковные свечки и летом мне травы лечебной наберешь.

– Заметано, – улыбнулась она.

– Как тут форточка открывается? – спросила я.

– Она ее заколотила, чтобы я не сбежала.

– Так там форточка размером с кошку, – удивилась я.

– А вот скажи ей, – усмехнулась Валюшка.

Я подергала за ручку, и гвозди сами вывалились. Открыла форточку. Зажгла две свечи, подожгла веник и стала окуривать помещение.

– Смотри на пламя свечи и представь, что освобождаешься от всех пут и цепей. Огонь всё привязки сжигает, всё ненужное рассыпается пеплом, – сказала я и поставила перед ней свечку.

Помахала травяным веником, надымила, пробубнила стихотворение Есенина. Смотрю, а Валюшка уснула, часть цепи у нее сгорела, да на шее ошейник исчез. Если будет делать всё по-умному, то постепенно и остальные оковы спадут.

Вышла из спальни, прошла на кухню. За столом сидела Надежда. Она подняла голову и повернулась в мою сторону.

– Ну как? – спросила она.

– Порчу с нее сняла. Дальше она сама должна восстановиться. Вот только без врачебной помощи не обойтись уже, исхудала сильно. Тут магия бессильна, нужен врач. Сейчас она спит, а вот вечером или завтра утром нужно скорую вызвать. Там ей капельницы поставят, лечебное питание организуют.

– А может, я ее дома откормлю? На деревенской пище быстро на поправку пойдет, – спросила Надежда.

– Сдурела? Заворота кишок хочешь? Девка у тебя на предпоследней стадии истощения, а ты ее деревенской едой кормить собралась, и так своим упрямством чуть ее на тот свет не свела. Вечером ей можешь сварить кисель овсяный, пусть похлебает ложку или две, да водички дай с капелькой меда, а завтра в больницу. Не сделаешь, как я сказала, я тебе шею сверну и геморрой наведу, ну или наоборот, – вытаращила я на нее глаза, состроила страшную гримасу и сделала пасы руками в воздухе.

– У меня вот только с деньгами туго, – она протянула мне тысячную купюру.

– Потом рассчитаешься, – отодвинула ее руку от себя. – Как деньги будут. Завтра участкового пришлю, чтобы проследил, отправила ты девчонку в больницу или нет. Не отправишь, заведет на тебя уголовное дело за оставление человека в заведомо опасной ситуации и доведение до самоубийства, – пригрозила я еще раз.

– Нет-нет, я скорую вызову. Только вот что им сказать, ведь если они узнают, что она сама не ест, могут ее и в желтый дом упечь.

– Скажи, что поела жирной сметаны и плохо стало. После этого есть ничего не может, тошнит сильно, – посоветовала я.

– Спасибо, – поблагодарила меня Надежда. – Может, плюшек с собой возьмешь? Я много напекла, кто их теперь есть станет.

Она стала в пакетик складывать плюшки.

– А точно она теперь по Витальке сохнуть не будет? – спросила она.

– Точно, как вылечится, так совсем про него вспоминать перестанет. Только не зажимай девку и не полоскай свое грязное белье по деревне. Она у тебя умная, и работа хорошая у нее будет, и муж золотой, и детки потом народятся, – ответила я.

Женщина обрадовалась.

– Дай бог, дай бог, пусть твои слова сбудутся.

– Сбудутся, если гнобить ее перестанешь, – ответила я.

– Да я что, я ей счастья желаю, а то будет, как я, поваром в столовке работать, – всплеснула она руками.

– Разве плохая работа? Кормить людей тоже кому-то надо, да и голодной никогда не будешь.

– Да вот садик закрыли у нас, никому я теперь не нужна, – ответила Надя.

– Лечи дочь и в город вместе подадитесь, а там и тебе работа, и ей учеба. Только не трепись лишний раз, а то язык отсохнет, – стращала я ее.

– Благодарю тебя, Агнета, поговорила с тобой, и у меня камень с души свалился, – вздохнула она.

Сунула она мне пакет с плюшками в руки и все благодарила меня. Надеюсь, она выполнит свое обещание, а если нет, то посидит сутки у Саши в кутузке. Мы тогда девчонку сами в больницу отправим.

После Надежды зашла к Николаю в церковь. Подождала, когда он службу проведет, постояла в сторонке, за людьми подглядывала. Кто-то молитву себе под нос шептал, кто-то истово крестился, кто-то так же, как и я, смотрел в разные стороны. Как хорошо батюшка говорит, голос у него такой умиротворяющий. Службу он отвел, с прихожанами пообщался, да ко мне подошел.

– Здравствуй, Агнета, что тебя привело в божий дом? – спросил Николай.

– Да вот, плюшки принесла, целый пакет. Для нас слишком много, а вот для приюта олеговского в самый раз, – я протянула ему пакет.

– А чего сама к ним не зашла? – спросил он.

– Мне там не нравится, – улыбнулась я виновато. – Кстати, я в прошлый раз тебе за работу в полиции немного денег на карту скинула. Видел?

– Ага, благодарствую, – он слегка поклонился. – Как жизнь молодая? Чертей с покойниками больше не гоняла?

– Да нет, – рассмеялась я. – Пока не гоняла.

В церковь вошли какие-то люди. Вид у них был не особо дружелюбный. Морды наглые, головы бритые, спортсмены, по всей видимости, все в спортивках да в кедах.

– Батя, а где тут приют для овец заблудших? – спросил мелкий корявенький гражданин.

– Какой приют? – не понял вначале Николай.

– Для тех, кто оказался в трудной жизненной ситуации, – заявил тот, что повыше, худой с болезненным лицом.

Все остальные заржали. Гогот разнесся эхом по церкви и поднялся под потолок.

– А вам зачем? – спросил батюшка.

– А мы сироты убогие, податься нам некуда, – продолжил стебаться корявый. – Крыша над головой нам нужна, да баланда жидкая, да кусочек черного хлебушка. Помогите сироткам, батюшка.

Корявый стал к нам подходить поближе.

– Агнета, иди с Богом, Олега предупреди, – тихо шепнул мне Николай.

Но разве сможешь шептаться в церкви, там же такая акустика, что любой вздох слышно.

– А ну стоять, цыпа, – преградил мне путь здоровенный спортсмен с надписью «Вова» на тыльной стороне кисти.

– Малой, как тебе не стыдно к женщинам приставать, отпусти барышню, – сказал корявый. – Она нас сама сейчас проведет куда надо. Да, красавица? – он подошел ко мне практически вплотную.

Изо рта у него воняло чесноком и тухлым мясом. Он схватил меня за талию. В церковь вошла бабка-служка, которая помогала в церкви. Она тащила тяжелое ведро с водой, видно, собралась мыть полы после службы.

– Вы чего, ироды, тута делаете, совсем совесть потеряли. Баб среди бела дня в церкви хватаете, – понесла она на них, поставив ведро на пол.

– Вечер уже, бабка. Не шуми, – сказал ей здоровяк. – Давай-ка топай отседова, пока жива.

Он стал выпихивать бабульку на улицу. Вот только не на ту напал. Она тряпку из ведра вытащила и огрела его по морде. Остальные орлы заржали.

– Зашквар, Малой, зачуханила тебя бабка, – засмеялся корявый.

– Руки убрал, – сказала я и пихнула его локтем в бок.

– Ишь кобылка какая, – засветил он на всю церковь железными зубами, то ли улыбается, то ли скалится, аки пес, непонятно. – Ты нам адресок скажи, милая, мы потом к тебе в гости заглянем на огонек. Чайком угостишь, красавица?

– А в зубы не хочешь? – зло спросила я.

– Вот баба какая наглая, – хохотнул он. – Бессмертная, что ли, или за спиной кто стоит? Мы же тебя режеком чикнем, и пикнуть не успеешь.

Верещащую бабку вытолкали на улицу, дали хорошего пенделя и дверь за ней закрыли на засов.

– Побойтесь Бога, вы же в доме Божьем, – стал уговаривать их Николай.

Он отступал назад, наверно, за кадилом решил вернуться.

– А ты куда, отче, пятишься? Сбежать решил? Ты же вроде мужик, а бабу бросить одну хочешь? – подпрыгнул к нему худосочный спортсмен.

– Да я за святой водой, – оправдывался он.

– Мы тебе что, черти, чтобы нас святой водой изгонять? – захохотал здоровяк.

Бабка с той стороны стучала в дверь кулаками.

– Я сейчас милицию вызову, – верещала она с той стороны.

– Угомони ты ее уже, – приказал корявый здоровяку.

Из тени вышел скрюченный мужичок. В отличие от спортсменов, одет он был в джинсы и пуховик.

– Отче, ты нам скажи, куда идти, и мы разойдемся с миром. Нам и баба эта не нужна. Отпусти, Корявый, женщину.

Корявый отпустил мой локоть.

– Мы человечка одного ищем. Он наш брат молочный, больше, чем кровный. В беде он, его спасти надо. Вот мы ему приехали помочь.

У мужичка были цепкие и злые маленькие глазки. Он внимательно посмотрел на меня, оценил, что-то в своей голове прикинул. Таким же взглядом он смотрел на Николая.

– Ты, отче, проводи нас, а с девушкой Корявый посидит, чтобы мы по дороге не заблудились. Так сказать, для гарантий. Тебе-то какой резон за постороннего поца вписываться?

– Сейчас, я только кадило возьму, – ответил Николай.

– Э, нет, давай без фокусов, – сказал неспортивный дядька.

В церкви послышалось, как щелкнула кнопка у ножика. Николай на меня так посмотрел, что мне его даже жалко стало. Ножичком, естественно, угрожали мне.

– Э, дядя, ты знаешь, на кого ты батон крошишь? Ты что, бессмертный? – в этот раз уже я стала возмущаться.

Сама бочком, поближе к кондилам (большим подсвечникам) стала продвигаться.

– Лови ее, – скомандовал неспортивный дядя. – А ты, Малой, хватай попа за шкирку. Хватит с ними цацкаться. Не хотят по-хорошему, будет по-нашему. Ишь чего удумали – поперек нас идти.

– А вот фиг ты меня поймаешь, – пискнула я и побежала в другую сторону. – Томас, ты покуражиться хотел, так вот он, шанс! – крикнула я громко.

– Ой, Агнета, – вздохнул Николай, который отбивался от здоровяка. – Бога на тебя нет.

– Ну, ты Бога тогда на подмогу позови, – огрызнулась я, ловко уворачиваясь от длинных рук граждан.

На стенах появилась огромная крылатая тень. Она рельефно вырисовывалась на фоне затухающих свечей.

– Бум, – сказала тень и громко захохотала.

– Ой, – икнул здоровяк и отпустил батюшку.

– Это что, черт? – остановился корявый.

– Сам ты черт, – обиженно сказал Томас. – Я ужас, летящий на крыльях ночи.

– Черный плащ, – закончил худощавый и начал смеяться собственной шутке.

– Ты черный дрыщ, – ответил ему Томас и щелкнул его в нос. – Саечка за испуг.

Худощавый ойкнул и сел на пол, на носу у него вырос огромный мухомор.

– Ну что, голуби, голубчики, позабавимся? – сказал бес.

– Ты же демон. Как ты можешь быть в церкви? – спросил его коренастый мужичок.

– Так же, как и ты, нехристь, – гоготнул Томас. – Агнета, всеки ему, чтобы неповадно было баб пугать и попов, а я подержу.

– Давай сначала корявому, он меня лапами лапал, – обиженно сказала я.

– Как скажешь, свет моих очей. Сейчас я только этому голову оторву.

Он ловко открутил голову здоровяку и положил ее на скамейку. Безголовый товарищ стал бродить по церкви, сшибая всё на своем пути.

– Эээ, вернись, тело, на место, – орала голова.

Бес хохотал на всю церковь.

– Томас, как не стыдно, – покачала я головой. – Корявого лови, а то он смыться пытается.

Огромное крылатое существо преградило ему выход.

– Я держу, я держу, бей, – сказал кокетливо бес.

Сколько во мне силы было, столько вложила в кулак и со всего размаха врезала в переносицу корявому. Да так саданула, что у него из носа кровь хлынула.

– Ой, кровушка, – сунул страшный когтистый палец Томас в кровавую струйку. – Как вкусненько.

Облизал он свой палец. В это время Николай кадилом гонял по церкви неспортивного мужичка. При этом он читал какую-то молитву, кажется, для изгнания бесов. Дядя не стал долго бегать, а остановился и вытащил бабочку (нож) из кармана. Как-то ловко он ей стал орудовать, но вот только батюшку не достал. Томас гражданину немножко руку сломал.

– Упс, кажется, я тебе пальчики все сломал. И немножко ручку, а теперь я тебе твой ножичек в твое любимое место засуну, чтобы сидеть не смог, – гаркнул он.

Рванули товарищи граждане на выход, да вот только церковную дверь они сами закрыли.

– Эй, здоровяк, голову забыл. Хотя зачем она тебе, непонятно, – крикнул бес и громко засмеялся.

– Он в нее ест и шапку на ней носит, – ответила я.

Кое-как они смогли дверь открыть. Выскочили из церкви, а там их уже Саша вместе с Олегом и жильцами из приюта ждали. Били они их недолго, но больно и с удовольствием. Здоровяк всё по двору бегал и орал, что ему бес голову оторвал. Худощавый всё просил срезать ему с носа поганку и мухомор.

– В вашей церкви черти живут, а эта баба вообще ведьма, – орал Корявый.

– Это ты кого ведьмой назвал? Это моя жена, между прочим, – стал трясти его Саша.

Убегали граждане быстро, еле добежали до своей машины. Кстати, голова у здоровяка была на месте, а у худого не было мухомора на носу. Жаль.

– Что за чертова деревня, – плюнул дядя, садясь в машину, – в церкви у них бесы дружбу водят с попом и с ведьмой. Ещё и мент женат на ведьме. Ы-ы-ы, – погрозил он нам и церкви кулаком.

Они попрыгали в своё авто и попытались завестись, но движок что-то не хотел заводиться. На крыше сидел Томас в своём бесовском виде и хохотал.

– Может, их перевернуть по дороге? – спросил он меня.

– Переверни, – согласилась я, – может, в бога уверуют, нормальных людей пугать перестанут. Только не убей их, а так, напугай только.

– Калечить можно? – поинтересовался он.

– Самую малость, – разрешила я.

– Как скажешь, свет моих очей, – ответил Шелби, щелкнул длинными страшными пальцами, и машина завелась.

Спортсмены рванули в сторону трассы мимо нас. На крыше у них так и сидел бес. Один из товарищей показал нам средний палец. Томас сунул лапу в окно и сломал его.

– Он их убьёт? – спросил меня Николай, провожая взглядом машину.

– Нет, попугает ещё немного, чтобы дорогу сюда забыли.

– Вот и ладно, вот и правильно, богоугодное дело, – ответил батюшка, погладив бороду, и перекрестил машину.

Я захихикала.

– Олег, – крикнула я в толпу приютских товарищей, – я там плюшки принесла. Чай с ребятами попейте. Они только где-то в церкви лежат.

– Я поищу, – выскочил мелкий паренёк, судя по его бритой голове, недавно вернувшийся из мест не столь отдалённых.

Видать, за ним и приезжали. Эх, говорила я батюшке, что проблем много будет с этим приютом, нет, не верил мне.

Плюшки нашлись в целости и сохранности. Стояли себе тихо на скамеечке и даже не помялись.

Нас позвали пить чай в приют, но мы с Сашей отказались. Поблагодарили, конечно, но хотелось домой.

– Агнета, что там произошло? – спросил он строго.

– Я сама не поняла, – пожала я плечами. – Зашла к Николаю плюшек передать для приюта. Забежали бандюки, стали что-то предъявлять, руками меня хватать. Требовать адрес приюта. Страшно было. Пришла бабанька убираться, решила их приструнить. Они ее выгнали, пинка дали и двери закрыли.

– Она в приют побежала за помощью, а я там разъяснительную беседу проводил с постояльцами. Бабанька кричит: «Наших бьють, батюшку и бабу какую-то из новеньких!» Думаю, наверно, мою Агнету. Мы к церкви кинулись бегом, а там эти гаврики выскочили с бешеными глазами и ересь всякую несут про голову да про мухоморы, – сказал Саша.

– Наркоманы, наверно, – пожала плечами я.

– Агнета, это ты на них что-то навела? – спросил он обеспокоенно. – Надо быть с этим осторожнее, это же деревня. Мало ли что может случиться, придут с вилами и факелами к дому.

– Пусть с лопатами лучше приходят, снега, смотри, сколько выпало, – улыбнулась я. – Заодно почистят дорогу и двор.

– Это не смешно.

– Это Николая бог защитил, – махнула я.

– Вызвал галлюцинации у бандитов и нос разбил одному, руку сломал другому? – строго спросил Саша.

– Николай кадилом махал, может, это и вызвало галлюцинации, – пожала я плечами. – А нос товарищу я сломала, – гордо ответила я. – Он меня руками мацал.

– Моя же ты хорошая, – рассмеялся он и обнял меня за талию. – Поехали уже домой, воительница.

Мы сели с ним в его «Ниву» и отправились домой.

– Слушай, Саша, тут одна женщина вернулась из города вместе с дочерью.

– Да слышал я уже про это, Надька приехала. Там у ее дочери просто какая-то жуткая история приключилась, – покачал он головой.

– Истории там никакой нет. Завтра зайди к ней, проведай. У нее дочь в средней степени истощения лежит, нужно убедиться в том, что она ее в больницу отправила. Захвати нашего фельдшера. Если не отправила еще, то вызови скорую сам.

– Она ее что, голодом морит? – ужаснулся он, собираясь развернуть машину.

– Нет, девчонка сама не ест, а мать ее боится отправить к врачам, думает, что те ее упекут в желтый дом.

– А это правда, что по селу рассказывают люди?

– Нет, неправда, – мотнула я головой. – Мать с дочерью поругались, наговорили много лишнего. Надя и надумала себе всякое.

– Так это клевета, получается, – поморщился Саша.

– Получается, – кивнула я.

– Ладно, зайду я к ним завтра. Может, лучше сейчас девчонку сгрести и в больницу отвезти?

– Представь, какое к ней будет отношение в больнице, если ее участковый привезет.

– Я через Глеба попробую.

– Давай завтра, – сказала я.

– Смотри, под твою ответственность, – Саша посмотрел на меня внимательно.

Дома нас ждали дети, а еще гости, вернее, не совсем гости и не совсем дома. Около ворот стояла старенькая «четверка». В ней сидели пожилой мужчина и девушка, вероятнее всего, дочь с отцом. Когда мы подъехали к воротам, он выскочил из авто, девица тоже выпрыгнула, вот только побежала в сторону поселка.

– Помогите, – кричала она, – спасите.

Откуда-то выскочил волк Исмаил и на глазах у всех сбил девицу, повалил ее на снег и встал рядом, рыча ей в лицо.

– Агнета, я же говорил, что собаку нужно держать во дворе, а не за двором, – ругался Саша.

Мы кинулись все к девице.

– Вот только это не собака, – ответил мужчина, – а волк. А ну пшел, – стал он кидать в него снежками.

– Э, дядя, не надо в него ничем кидать, – сказала я.

Подошла к барышне, наклонилась к ней.

– Вставай, беглянка.

– Пусть он уйдет, – ответила она.

От барышни сильно пахло алкоголем.

– Исмаил, благодарю, иди, дальше мы сами, – попросила я волка.

В голове пронеслось: «Ты уверена?»

– Да, разберусь, – пообещала я.

Девицу подобрал мужчина. Отряхнул ее от снега.

– Машунь, ты как, не ушиблась? Всё в порядке?

Машуня обматерила мужичка, выдернула свою руку и ударила его кулаком в плечо.

– Пошел ты, идиот! – крикнула она. – Чего вылупились?

Она обматерила и нас. Саша посмотрел на меня, а я на него, пожала плечами, мол, не знаю, что тут происходит. Через минуту девица висла на шее у мужичка, лезла к нему целоваться и просила прощения.

– Вы простите Машеньку, она немножко пьяненькая, – извинился он за нее. – Вы Агнета? Я вас как-то намного старше представлял, а я дядя Слава.

Он протянул мне руку, пожимать ее не стала, фыркнула.

– Давайте по имени-отчеству, у меня есть уже свои родные дядьки. Не родственников предпочитаю называть по полному имени или по имени и отчеству.

– Ой, какая вы, – рассмеялся он, – тогда Вячеслав Васильевич. Ну что же мы тут стоим, идемте в хату.

– Зачем? – спросила я. – Я в хату чужих не пускаю, а то, что вы знаете мое имя, это не дает вам пропуск в мой дом.

– Ого, вы же знахарка? – удивился он.

– Нет, я безработная, – ответила я.

– Ты чего на моего мужика заглядываешься? – кинулась на меня Машуля.

Чуть мне в глаз не зарядила, благо я увернулась. Саша встал между нами.

– Забирай свою гражданку и дуйте отсюда, пока на пятнадцать суток вас в кутузку не посадил, – сказал он мужичку.

– Ну ты чего? Мы же за помощью приехали, – мужик как-то хищно улыбнулся, или мне показалось. – Знахарка не имеет права отказать в помощи.

– Имею, – хмыкнула я, – все мои права и обязанности записаны в гражданском кодексе, всё остальное – это чужие домыслы.

– Ну как же? Ведь это прописные истины, за это может бог наказать.

– Вот только не это, – закатил глаза Саша.

Наверно, вспомнил, как мы только что выскочили из церкви и кто там кого наказывал.

– Без комментариев. С пьяными вообще разговаривать не буду, – ответила я.

– Мне ее вылечить надо от пьянства, – сказал мужичок и сложил вместе ладошки в просительном жесте.

– Я не лечу от пьянства. И вообще, кто вам дал мой адрес? – возмутилась я.

– Константин, – ответил он.

Мне не нравилось, как он на меня посмотрел и тут же отвел глаза.

– Ясно. Константину привет, вам всего доброго. Привозите ее трезвую, но перед этим предварительно позвоните.

– У меня нет вашего номера телефона, – возмущенно сказал он.

– У того, кто вам мой адрес дал, есть номер телефона, – спокойно ответила я. – А теперь я хочу зайти домой, я устала.

– Мы тоже с дороги устали. Неужели вы нас не пустите? – спросил он удивленно.

– Нет, – мотнула я. – Только трезвыми и тогда, когда мы с вами договоримся. На вечер у меня запланированы свои дела.

– Но… – хотел он что-то сказать.

– Саша, может, их правда в кутузку отправить? – устало спросила я. – Такой день был нервотрепный, и еще с этими торговаться.

– Легко.

– Ты меня еще попомнишь, – дядя Слава осклабился.

Он запихал свою деваху в машину. Прыгнул за руль и попытался газануть, но зарылся в сугроб.

– Ну-ну, – ответила я, – угрожальщик, видели мы таких, да не один раз.

Хотела потереть нос, но увидела, что у меня правая рука в чужой засохшей крови. Вытерла кулак о снег и кинула кровавый комочек в сторону Исмаила. Он его поймал пастью на лету и проглотил.

Мужик вышел из машины и стал ее выталкивать из сугроба, зло на нас посматривая. Мы с Сашей зашли во двор.

– Саша, отгони машину подальше, что-то у меня есть нехорошие подозрения насчет этого кренделя.

Он вышел на улицу. Затем я услышала крики, выскочила за ним следом. У мужика на руке висел волк. Он его пытался стряхнуть. В стороне валялось шило.

– Агнета, этот г… (резинотехническое изделие) пытался мне шины проколоть, хорошо, твоя собака его за руку поймала.

– Убери, убери его, иначе я его убью, – орал мужик.

Девка флегматично ловила снежинки ртом, высунув голову в окно.

– Феерично, – ответила я. – Исмаил, отпусти дурака, – попросила я волка.

Он на меня посмотрел и сильнее сжал челюсти, так что рука у гражданина хрустнула.

– Отпусти его, – снова попросила я.

Он разжал челюсти, из раны хлестала кровь.

– Ааа, как я поеду, это же правая рука? Как я буду работать?! – орал он.

– Молча, – я рукой нарисовала в воздухе, как будто зашиваю что-то.

Дядя резко замолчал и кинулся к машине.

– Как твоя рука отвалится, так девка твоя вылечится, – вдруг вырвалось у меня.

Саша на меня как-то осуждающе посмотрел. Мы зашли во двор, когда они уехали.

– Агнета, что это было? – спросил он.

– Во-первых, со мной первый раз такое, во-вторых, тут все признаки классического приворота, в-третьих, виновник торжества приперся сам ко мне с жертвой. Правда, не пойму, зачем, то ли снять его, то ли девка ему неадекватная надоела, то ли подправить, не знаю, да уже и не узнаю никогда. А еще этот кабыздох покушался на нашу с тобой жизнь, неспроста он так ломился к нам домой, – ответила я. – Недомаг вонючий.

– Какая ты у меня сегодня боевая, – усмехнулся он.

– Не зли меня, я голодная, – сурово на него посмотрела.

– Вот оно что, – рассмеялся Саша и поцеловал меня. – Тогда пошли ужинать.

Не день, а сплошные приключения. День неадекватов.

Ночью спала плохо, то Надя с Валей снились, то гаврики из церкви, то мужик с покоцанной рукой и ненормальной девицей, то еще какие-то люди. Часа в три ночи снится мне, что сижу на белой каменной стене и сверху смотрю. Внизу стоит тот самый мужик и долбится в стену кулаком. Одна рука у него подвязана на веревочке и черная. Рот зашит. Так он рьяно стучит, потом головой биться начал. Кровь уже сочится из разбитого лба, глаза заливает, а он всё долбится, как весенняя муха, только что проснувшаяся после зимы.

– Мужик, – кричу ему сверху, – ты не понимаешь, что ли? Не пробьешь стену – только покалечишься. Иди домой, лечись.

Вроде услышал, биться перестал, постоял немного. Попытался на стене что-то накарябать, не получилось, ушел. Странный человек, думает, что сильней всех на свете и бессмертный. На следующий день Саша позвонил с работы и рассказал все последние новости.

– Девчонку Надькину увезли на скорой ночью. Эта накормила Вальку бульоном из утки. У девки всё там свернулось. Ладно хоть скорую не побоялась вызвать, а то бы пришлось похороны организовывать.

– Да уж, мать. Русским по белому сказала ей, чем ее кормить, нет же, нужно заняться самодеятельностью, – вздохнула я.

– Гавриков ночью из кювета вытащили, – продолжил Саша. – Дальнобойщики ехали мимо, заметили, вызвали помощь. В больничку определили их. Гайцы говорят, они там что-то несуразное несли про проклятую церковь в нашем селе, попа с козлиной бородкой и ведьму.

– А чего они хотели? На каждую хитрую гайку найдется свой болт, – хмыкнула я.

Вот только про мужичка вестей не было, но ничего, и он, наверно, в скором времени проявится. Следующие дни были расписаны по минутам. Хотелось подготовиться к Новому году. Перебрала запасы, всё проверила, чего нужно докупить, а чем поделиться. Сделали на кухне легкий косметический ремонт, просто поклеили новые обои. Линолеум решили поменять после Нового года, мебель тоже. Пару раз пришлось ездить на кладбище. За один раз не удалось собрать нужное количество мертвяков, не хотели выходить. Холодно в такое время года на улице работать. В январе поеду в какой-нибудь музей или старое здание, может, там чего-нибудь добуду. У нас власть городская сидит в старинном особняке, надо туда сходить погонять косой призраков.

Предновогодняя суета, покупки, подарки, елочные игрушки. В город почти каждый день ездили, то за одним, то за другим, то с родителями Саши за компанию. В очередной такой раз приехали из города, что-то такое с Сашей обсуждаем, вытаскиваем покупки из машины. Вдруг он остановился.

– Кто это там в сугробе сидит рядом с твоей собакой? – спросил он.

В сугробе действительно кто-то сидел, обнявшись с Исмаилом. Мы подошли ближе. Оказалось, что там притаилась та самая девица.

– Боже мой, сколько она так тут торчит? – воскликнул Саша.

– Я трезвая, – тихо прошептала она кровавым ртом. – Помогите мне.

– Ужас какой, – проговорила я.

Девицу вытащили из сугроба, и Саша на руках ее занес в дом.

– Хорошая у вас собачка, грела меня, – шептала она. – Плохо мне, помогите.

– И дети, как назло, у бабушек, – покачала я головой.

– Агнета, они бы ее все равно не пустили, – ответил мне Саша.

– Так отправили бы ее к Николаю или в приют, но хоть девка бы не окочурилась около наших ворот.

– Меня Маша зовут, – прошептала она.

– Мы знаем, – кивнула я.

Из термоса, который брали в город, налили ей горячего чая.

– Я не замерзла, собачка меня грела, мне просто очень-очень плохо. Тошно мне в прямом смысле.

– Он тебя бил? – спросил обеспокоенно Саша.

– Может, и бил, я не помню, – помотала она головой и отхлебнула чай из стакана.

– А кровь на губах?

– Это губы лопаются и десны кровоточат. Всю меня выкручивает, – она заплакала.

– Не реви, пей чай, – скомандовал Саша, обеспокоенно посмотрев на меня.

Он ушел забрать покупки из автомобиля. Я посмотрела на Машу.

– Совсем худо? – спросила я.

– Да, – кивнула она.

– Как ты нас нашла? В прошлый раз ты сильно пьяная была.

– Не знаю, запомнила, как деревня называется. Он раз сто произнес название, пока мы сюда ехали. Решила, что это очень важно, в голове щелкнуло, что мне тут помогут. На автовокзале взяла билет и приехала к вам. Ноги до дома меня сами привели.

– Есть хочешь? – спросила я.

– Нет, наверно.

– Тогда, может, йогурт или простоквашу?

– Честно, я не помню, когда я в последний раз ела. Наверно, еще до встречи с ним, – она облокотилась об спинку дивана и тяжело вздохнула.

– Давай тогда обезжиренной простокваши, – сказала я.

– Нет, мы, конечно, что-то ели, но больше я пила. Он приносил мне то пиво, то водку, какие-то сырки плавленые, мясо пару раз с ним жарили, но я не помню вкуса. Вот только сейчас у вас вкус чая почувствовала.

Девица была опутана вся какой-то черной колючей проволокой.

– Тебе надо было в церковь идти, а не торчать около дома, не лето ведь, – покачала я головой.

– Я решила подождать около дома, да и сил не было передвигаться дальше.

Пока доставала из холодильника простоквашу, барышня уснула. Как ребенок, поджала под себя ноги и свернулась калачиком. Накрыла ее пледом.

– Она спит? – удивился Саша, зайдя на кухню с покупками.

– Спит, – кивнула я.

– Не обморозилась? – спросил он.

– Не знаю, вроде теплая, – пожала я плечами и потрогала ее за руку и щеку.

– Собака, конечно, у тебя чудная, то в прошлый раз на нее кинулась и с ног сбила, а вот в этот раз не дала ей окочуриться, – покачал он головой, разбирая пакеты.

– Я и сама чудная, – рассмеялась я.

– Это точно, – усмехнулся он. – Может, ее в зал отнесем? Зачем ей на кухне спать? – спросил Александр.

– Тащи ее в зал, – кивнула я. – Эх, не протопили опять летнюю кухню, опять всякое в доме будет бултыхаться, – поморщилась я.

Вспомнила, как я бабушку осуждала, которая раньше жила в этом доме, за то, что у нее комната для нуждающихся была в самом жилище. Теперь вот и сама на ее месте оказалась. Правда, у меня не толпы тут живут, но все же…

Саша уложил гражданку на диван в зале.

– Ты пока ужин разогревай, а я летнюю кухню протоплю. Тепло там станет, и я ее туда отнесу, – сказал он. – И нам спокойней так будет, и ей.

Достала кастрюльку с борщом, поставила на плиту. Сама стала до конца покупки разбирать. Задумалась, что же делать с девицей. Принесло ее накануне Нового года. Праздновать собирались у Сашиных родителей. 31 декабря договорились съездить к маме и тете в город, поздравить их, подарить подарки. Может получиться за пару дней управиться с Машей. Саша вернулся с улицы, и мы сели с ним ужинать.

– Чего с девицей решила делать? – спросил он.

– Пусть спит пока. Проснется, тогда буду смотреть, – пожала плечами я.

– Через полчаса протопится домик. Отнесу дамочку туда, а потом за ребятней поеду. Вот с одной стороны, не так уж и часто у нас посторонние люди бывают, вроде нерационально топить каждый день летнюю кухню. С другой стороны, вот свалилась нам на голову такая звезда, от которой неизвестно, что ожидать, и в дом ее пускать не хочется, и в непротопленную кухню отправлять бесчеловечно, – покачал он головой.

– В приют отправлять к Олегу? – ответила я.

– Ты этих граждан видела? От них можно еще чего нацеплять. Кто к нам сюда в приют едет? Те, кому совсем терять нечего и боится преследований, как с тем мальчишкой. Так они же все равно его нашли, – вздохнул Саня. – Да и вообще, мало ли что у местного люда на уме, там же одни мужики.

– Ты не узнавал, как там эти гаврики поживают? – спросила я.

– Не-а, не интересно было, – помотал он головой. – А пацан слинял, наверно, другое убежище ищет. Не признался, что такого натворил, что за ним целая толпа приехала.

Поужинали. Саша ушел проверять печку и домик. Я помыла посуду и зашла в комнату к Маше. От неожиданности даже опешила. Она стояла посреди комнаты с открытыми глазами. Зрачки закатились, только белки остались. Тело у нее как-то выгнулось назад.

– Верни мне Машку, – пробасила она.

– Огородный овощ тебе, а не Машку, – ответила я. – А ну прочь пошел, ирод окаянный, – сказала я и ткнула ее легонько в лоб. – Спать.

Девица обмякла и упала на пол.

– За забором наша Маша, никто ее не видит и никто не чует. Спряталась, затаилась, во тьме укрылась, кто найдет, тому не повезет. Кто худа пожелает, того собаки злые на части порвут и в лесу закопают. Мое слово – замок, ключ в глубины морские, да будет так, – тихо прошептала я, погладив ее по голове, и дунула в закрытые глаза.

Она громко засопела и свернулась калачиком на полу. Вернулся Саша с улицы.

– А чего девица на полу валяется посреди зала? – спросил он удивленно.

– Может встать хотела, пойти куда, да без сил свалилась, – пожала я плечами.

– В домике уже тепло, чуть больше 18 градусов. За пятнадцать минут доберется до комфортной температуры. Так что можно гражданку относить.

Я кивнула. Он подобрал девицу и отнес ее в летний домик. Пошла следом, укрыли ее несколькими одеялами, чтобы не замерзла. Посмотрела градусник, почти двадцать градусов. Можно было бы окурить помещение, но побоялась, что отравится наша Маша. Поставила ей ведро на всякий пожарный случай. Да чай на столе оставила. На столе записку положила, чтобы шла в большой дом, как проснется.

Саша привез детей от родителей. Катя зашла в дом и сразу стала носом водить.

– Мама, у нас кто-то в доме был, кто-то чужой? – спросила она.

– И есть, только не в доме, а в летней кухне, – ответила я.

– Опять? – она как-то странно на меня посмотрела.

– Не опять, а снова, – тяжело вздохнула я. – Наверно, я плохо себя вела в этом году, поэтому мне Дед Мороз такие подарки под елку складывает.

– Может, она хороший подарок, – улыбнулся Саша и чмокнул меня в щеку. – Я вот хорошо себя вел в этом году, и мне Дед Мороз подарил целую семью и такую замечательную и удивительную женщину.

– Рано радуешься, – скептично заметила я.

– Зато не скучно, – приобнял он меня.

Катерина фыркнула и уже собралась идти в свою комнату, но из своей спальни вышел Слава.

– Все это, конечно, замечательно, но вы, наверно, не заметили, что скоро Новый год.

– И? – спросила я.

– Что и? Дом не украшен, снеговик не слеплен, елка не наряжена.

– Мы же вчера наряжали елку в зале, – я посмотрела на него внимательно.

– А на улице? Там у нас такая беседка, закачаешься, елок полно. Дед целый ящик гирлянд передал, они себе в этом году новые купили.

– Слава, ты не устал? Сначала у дедушки с бабушкой украшали, теперь здесь? – тоскливо его спросила Катюшка. – Поздно уже, спать пора ложиться.

– А ты можешь сидеть дома, – ответил он ей сердито.

Мне тоже не хотелось тащиться на улицу, но я подумала, что вот Катюшка и Славка уже большие и в этом году им пока это интересно. Что будет в следующем году, неизвестно, и в какой-то степени мальчишка прав, нам всем нужен праздник. Подготовка к нему иногда интересней, чем сам праздник, да и хотелось посмотреть, как будет смотреться новая беседка в огоньках.

Я пошла одеваться, Катя удалилась в свою комнату, но ничего, если захочет, выйдет. Наши мужчины вышли во двор, достали коробку с гирляндами и принялись украшать дом. Взяла фонарик и направилась в беседку. Растопила там печку, принесла воды и поставила чайник. Из дома вышла моя принцесса, видно, не усидела на месте.

Нам вручили небольшую гирлянду, которую мы повесили с Катериной в беседке. Там стало так хорошо, так уютно, тихо посапывал чайник на печке. В помещении становилось тепло. Посидели с ней немного и пошли лепить снеговика, не помню, когда последний раз это делали. Катали сначала маленькие снежки, а затем уже большие шары. Снеговика собирали мужчины, а я притащила старое дырявое ведро и огромную морковку. Вместо глаз – угольки, вместо рук – ветки. Шикарный снеговик получился, огромный.

Кидались друг в друга снежками, бесились, смеялись. Рядом скакала Маруська и задорно лаяла. Прошка, как обычно, охранял гостью в летней кухне. Я к ней пару раз заглядывала, девушка спала сном младенца. Подбросила пару поленьев в печку, показалось, что в домике стало прохладно. Перед сном еще подсыплем угля в топку, чтобы ночью не замерзла.

Время позднее, а мы елку игрушками украшаем на улице. Выделила несколько штук, которые не жалко, да Славка свои старые игрушки повесил: машинки, самолетик, пистолет с присосками. Катюшка принесла тоже несколько игрушек стареньких: двух пупсов и пластиковую мартышку, где она ее взяла, ума не приложу, у нее таких сроду не было.

– Осталось еще головы кукольные повесить, и будет совсем эпичной елка, – засмеялся Саша.

– Папа, нормальная у нас елка получилась, как в советские времена, – ответил Славик.

– А ты откуда знаешь, какими елки были в советские времена? – спросила я.

– У деда на фотографиях видел, так они еще и черно-белыми были.

Мы посмеялись над Славкиной шуткой и отправились пить чай в беседку. Везде зажгли огоньки и любовались красотой, ели конфетки. Повалили крупные хлопья снега.

– Ууу, завтра опять двор чистить придется, – поморщился недовольно Слава.

– Смотри, какая красота, – толкнула его Катюшка. – И тишина, так здорово. А там на небе полная луна, через облака мелькает, то исчезнет, то появится.

– Значит, где-то ветрище и метель, – сказал Саша.

– Все равно у нас здесь хорошо и такой снеговик замечательный получился, – ответила дочка.

– И старое ведро пристроили, и самую большую морковку, – улыбнулась я. – Знаете, а счастье ведь состоит из таких моментов.

Мы посидели еще немного в беседке, допили чай, захватили посуду и пошли домой. Завтра мне предстоит сложный день, буду разбираться с девицей, а сегодня я подзарядила свою батарейку на сто процентов. Можно и спать ложиться со спокойной душой.

Спала крепко и без снов. Рано утром меня разбудил Саша.

– Агнета, в летней кухне холодина собачья. Последний раз уголь подбрасывали в час ночи, за пять часов всё прогорело и остыло.

– Девчонка хоть живая? – спросила я, зевая.

Посмотрела время – половина шестого утра.

– Спит, я посмотрел. Еле печку растопил, не хочет гореть и всё тут. Первый раз такое безобразие происходит, – покачал он головой. – Ты через часик проверь домик, а то окоченеет у нас гостья.

Кое-как вытащила себя из постели. Позавтракала вместе с Сашей. Проводила его на работу. Переоделась во всё чистое. Взяла свои волшебные ножницы, нож, святую воду, свечей несколько штук. Захватила сменное бельё и чистые полотенца. Пошла к девице в комнату.

В кухне опять было холодно. Огонь в печи снова погас, сначала грешила на плохие дрова, да на некачественный уголь. Однако они быстро занялись пламенем и вспыхнули, словно их горючим облили. Вдруг я увидела, как пламя потянулось в сторону девушки. Щеки у нее порозовели, она вздохнула, проволока немного ослабила хватку.

Стала ее будить. Она глаза открыла и не поймет, где находится, головой во все стороны вертит, ресницами хлопает, на меня испуганно смотрит.

– Где я? – спрашивает.

– Красавица, ты у меня в летнем домике. Давай, моя хорошая, просыпайся, а то ты мне так все дрова на зиму приготовленные спалишь. Поднимайся. В туалет хочешь?

Она головой помотала.

– Только пить.

– На столе водичка стоит. Снимай всё с себя. Вот ночная рубашка новая, натягивай, – сказала я.

– Совсем всё? – Маша посмотрела на меня удивленно.

– Всё, в том числе и крестик, если есть. Я пока баню затоплю.

Вышла в соседнее помещение. Надо было сразу баню топить, ну ничего, пока буду с ней заниматься, протопится. Благо вода в котле есть. Накидала чурочек в печку, занялся огонь, попрыгал по деревяшкам, осторожно их так облизывает, а потом хвать – и всё в рот совать, прожорливый дружочек.

Вернулась в летнюю кухню. Машенька завернулась в одеяло и смотрела куда-то в окно.

– Я к дяде Славе хочу, – прошептала она тихо.

– Переоделась? – спросила я. – Все с себя сняла?

– Угу, – кивнула она.

– А вот это, что у тебя на шее? – поинтересовалась я.

– Это цепочка серебряная с кулончиком, мне Славик подарил, – сказала она и подняла на меня глаза, измученные болью.

– Снимай, – велела я.

– Не могу, он сказал, что если я ее сниму, то умру.

– Не вопрос, тогда сниму я.

На пол насыпала соли, прямо такую хорошую горку, разровняла руками, стряхнула с ладоней.

– Вставай сюда, – показала я на солевую лепешку.

– Прямо на соль? – удивилась Маша.

– Угу, – кивнула я.

Она примостилась на соли, поеживаясь от холода.

– Холодно, – протянула девушка.

Я подбросила еще дровишек. Зажгла по всей комнате свечи и потушила свет.

– Жуть, – хмыкнула Маша.

– Помолчи, – строго сказала я.

Она поджала губы.

– Значит, говоришь, снимать нельзя, ишь какой хитрец, – покачала я головой.

Взяла свои волшебные ножницы и чикнула по полотну цепочки. Разрез получился как по маслу. Улетело украшение на пол, на кучку соли. Извиваясь, куда-то поползла цепочка, а вот кулончик раздулся во все стороны, увеличился в объеме, материализовался и через несколько секунд рядом с Машиной ногой сидел приличного размера скорпион. Не сказать, чтобы огромный, но где-то с ладонь. Он приготовил свое жало и уже нацелился на ее ступню, но был уничтожен одним ударом Прошкиной лапы.

Он его схрумкал, затем поймал просолившуюся цепочку и ее тоже зажевал. Откуда-то со всех сторон подул ветер, попытался задуть свечи. В один момент тело опутала колючая проволока. Она стала стягиваться на теле девушки, впиваясь шипами в кожу. Она закричала и рухнула коленями прямо на соль.

– Мама, мамочка, помоги мне, – плакала Маша и раскачивалась взад и вперед.

– В синем океане, на острове Буяне, стоит дерево дуб тысячелетний, весь в цепях да замках. Замок с Маши снимаю, ото всех освобождаю, всё, что ее сковало, в воду бросаю. В воде рыбы плавают, цепи на мелкие звенья растаскивают да в песок закапывают. Нет больше цепей на Маше, нет замков, свободна она на тысячу веков. Кто цепи навешал, замки наставил, тот сам будет маяться да по морю-океану те звенья собирать, пока руки не отсохнут. Ключ, замок, язык, да будет так, как я сказала, во все времена и во веки веков.

Вокруг нее ходила, заклинание говорила, ножом путы срезала, в огонь бросала. Пламя по стенам разными тенями плясало. Руки корявые да костлявые тянуло, схватить пыталось. Да не на тех напало, всех вражин мы обессилим и в бессилии жить оставим, пусть мучаются долгие годы, чтобы неповадно было зло другим людям делать.

Сколько раз я заклинание повторяла, не помню, сколько времени вокруг нее ходила, неизвестно. Она на пол рухнула, да и я за ней. Очнулась, свечи уже догорели, в печке мирно гудит огонь. Рядом Прошенька лежит и на меня смотрит, лапкой меня потрогал, дескать, всё в порядке? Всё хорошо, мой дружочек.

Встала с пола, дошла до бани. Там уже натопилось, жарко. Рубашку с себя стащила да бросила в печку, белье туда же. Вылила себе на голову таз с холодной водой, а затем горячей налила и разбавила и снова себя окатила. Пошептала себе под нос шепоток и вышла в предбанник. Вытерлась насухо. Всё чистое на себя надела.

Пошла Машу с пола поднимать. Она кое-как встала. Вся соль под ней черная с какими-то уголечками, дохлыми жучками да серым песочком.

– Иди в баньку, смой всё с себя. Рубашку сними и кинь в печку. Там всё чистое лежит на лавке, – сказала я.

Она кивнула и зашла в баню. Соль всю веником смела и в печку кинула.

– Пусть дым идет в ту сторону, кто пакость навел, – шепнула я.

Помыла полы в летней кухне, воду вылила за ворота. Ушла в дом, вернулась через пятнадцать минут. Принесла Маше чай в термосе да пряники. Здесь и сама девица на пороге появилась.

– Пить, есть и спать, – сказала она. – Как мне хорошо, как спокойно, какая слабость, как я намылась. Париться не стала, побоялась упасть.

– Ешь, детонька, и ложись спать. Сейчас я еще дровишек подброшу в печку, чтобы тепло было.

– Спасибо вам, Агнета, – сказала Маша.

– Благодарить потом будешь, а сейчас пей чай и ешь, – ответила я.

Подбросила немного угля и пару поленьев. Вышла из домика уставшая, но довольная. Мне самой не хватает сейчас пару ведер чая да поспать. Коз пускай дети доят, да и с курами сами разбираются.

Зашла домой, посмотрела на время – девять часов утра, н-да, а ушла я к ней еще шести не было. Подняла детей, раздала распоряжения, выпила залпом две кружки чая и рухнула спать.

Спала без сновидений. Разбудила Катюшка.

– Мама, мам, там какая-то девица пришла босиком и в ночной рубашке. Говорит, что спала у нас в бане. Я ее, конечно, впустила, но она какая-то странная, все пряники в вазочке стрескала, сейчас последний доедает, – сказала дочь.

– Это Машка, – вздохнула я, – забыла ей тапки выдать. Сейчас встану, налей ей козьего молока или чая.

Соскребла себя с кровати, еле поднялась. Оделась и пошла умываться, гостья все равно уже в доме и чувствует себя лучше, чем я, так чего торопиться. Несколько раз плеснула холодной воды себе в лицо, встряхнулась, как собака, вытерлась полотенцем. Пошла на кухню. На диване с чашкой молока сидела Маша, выглядела она весьма бодро.

– Утро доброе, – поприветствовала я ее не очень радостно, но я старалась.

– Ваша дочь сказала, что уже день, но все же доброе, – улыбнулась она. – Меня Маша зовут.

– Снова здорово, меня Агнета, – посмотрела на нее внимательно.

– Я помню, имя такое необычное, вот только смутно припоминаю, как я сюда попала, – ответила она.

– Здесь я тебе не помощник, мы тебя в сугробе нашли с моим песелем в обнимку, – покачала я головой, наливая себе холодного чая. – Как самочувствие?

– Есть хочется сильно, ну и как-то неудобно в ночной рубашке бродить, тем более в доме мальчик.

– Ты можешь надеть свои вещи, – пожала я плечами.

– Не могу, меня от них выворачивает в прямом и переносном смысле, вот прямо тошнит, – ответила Маша, издав характерный звук и высунув язык.

– Почему? – удивилась я и отхлебнула немного чая из чашки.

– Потому что это не мое, ну как не мое, мое, конечно, но я себе это не покупала. Дядя Слава все мне привозил.

– Сожги, – пожала я плечами.

– Можно? – изумленно спросила она.

– Твои вещи, можешь изрезать и сжечь, можешь выкинуть. Делай, что хочешь. Тебя есть кому забрать? – спросила я.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Я вообще последние месяцы плохо помню. До этого были какие-то друзья, подруги, но у меня нет телефона, чтобы им позвонить.

– Родители? – поинтересовалась я.

– У меня сложные с ними отношения, – поморщилась Маша.

– Здорово. Я тебя не гоню, но скоро Новый год, и мы планировали его встречать с семьей, поездить по гостям и прочие радости семейной жизни. Может, все же позвонишь родителям?

– С отцом у меня связи нет, а с матерью все сложно, – насупилась она.

– Есть куда идти? – спросила я.

– Нет, – мотнула она головой.

– Где же ты жила раньше, не бомж вроде.

– Я жила у дяди Славы, а до него с матерью. В общем, он бывший мамкин хахаль. Начал ходить к ней, потом меня как-то увидал и начал клеиться ко мне. Я его послала. Он продолжил, подарочки мне таскал, но продолжал спать с мамкой. Все мне твердил, что я не пожалею, если начну с ним встречаться. Он и мамки моей старше на пять лет, а меня почти на тридцать. Прикалывалась я над ним и посылала, а потом он для нас с маман шашлыки замутил, притом для меня отдельно какое-то мясо приготовил. Даже матери не дал попробовать, а потом пиво мне стал таскать, сигареты. Хотя я до этого дела не особо охочая была. Помню, как-то напоил меня и ушел, а я лежу на полу у себя в комнате и реву, что он мне нужен.

– Н-да.

– Ваще жесть. Мать, когда узнала, что мы снюхались, выгнала нас обоих, сказала, что я ей больше не дочь и знать меня не хочет и видеть. Я к нему перебралась. Он меня поил, кормил иногда, ну и прочие всякие прелести тела. Честно говоря, так себе эти прелести эти были. Но вот он уйдет, а у меня прямо ломка. Он всегда говорил, что у него вечно старые бабы были, ни разу молодой куколки не было, даже в молодости его тетки в возрасте подбирали, – рассказывала Маша, глядя куда-то в угол.

– Повезло тебе, – покачала я головой.

– Угу, как курице, которая в суп попала. Нищая, раздетая, разутая бомжиха, которая чувствует себя отвратительно от мысли, что меня использовали, – она как-то устало на меня посмотрела.

– Может, маме позвонишь, покаешься, попытаешься объяснить? – спросила я.

– Не буду, – помотала она головой. – Я и виновата перед ней, и не виновата.

– Ладно, значит, будем искать тебе пристанище и одежду заодно. Только перед этим поем, – сказала я.

– Слушай, ты мне помогла. Так? – спросила Маша.

– Так, – кивнула я.

– Ведьмы деньги берут. Так?

– Так, – снова согласилась я.

– У меня денег нет, – мотнула она головой.

– Значит, ты мне должна, – спокойно ответила я.

– А если я долг не отдам? – что-то такое в лице мелькнуло у Маши нехорошее.

– Отдашь, – улыбнулась я. – Не всё же деньгами меряется.

Она испуганно на меня посмотрела.

– Есть со мной будешь? – спросила я. – Тебе лет сколько?

– Восемнадцать. Он мне на восемнадцатилетие подарил цепочку с кулончиком, скорпион, – она инстинктивно схватилась за то место, где была цепочка.

– После этого все началось?

– Скорее всего, да, – кивнула девушка. – Как раз на днюху он нам с маман шашлыки и замутил.

Налила в небольшую кастрюльку супа для нее и для себя. Поставила разогреваться. Спросила своих, будут ли они есть или нет. Ребятишки ответили, что уже поели.

– Повезло твоим родным, что у них такая мамка, – усмехнулась Маша.

– Родителей не выбирают, – пожала я плечами.

– А муж есть?

– Есть, – кивнула я.

– А я вот слышала, что ведьмы одинокие и у них нет мужей, да и дети – большая редкость.

– Я много чего слышала, вот только моя реальность сильно отличается от слухов, – покачала я головой. – Как там дядя Слава поживает? Ему ведь моя собака руку прокусила.

– Плохо, я от него смогла сбежать, когда его на скорой в больницу увезли. У него рука не заживала, гнить начала, чернеть, вонять. Температура поднялась высокая. Он сознание потерял, я скорую вызвала, его увезли. А у меня в голове мысль: «Беги». Я и рванула, куда меня понесло. Оказывается, сюда.

Суп разогрелся, и мы сели с ней есть. Ели молча, каждая думала о своем. Маша помыла за нами посуду и снова вернулась на свое место на диване. Я позвонила Олегу.

– Олежа, привет. Слушай, вам шмотки в приют не привозили? – спросила я.

– Привет, Агнета. Привозили.

– Бабских там нет? Примерно 42–44 размера.

Мужчина на том конце провода завис.

– Агнета, нам привозили женские вещи, стоят в тюках, еще не разбирали, ты знаешь, у нас женщин нет. Хотели после Нового года посмотреть, что там, местным бабулькам раздать.

– У меня тут нуждающаяся сидит. Одежду я ей подберу, может быть, а вот с верхней одеждой и обувью проблемка.

– Давай я тебе тюки привезу, выберешь, что надо. Остальное заберу. Все вещи новые, с этикетками.

– Вези, – согласилась я. – И еще. Примешь к себе девчонку на время?

– Агнета, не могу, у меня все мужики.

– Олег, мы с Сашей запланировали на Новый год в гости ехать, не оставлять же ее одну, все же праздник.

– Я придумаю что-нибудь. Через пять минут буду у тебя.

Олег не обманул, через пять минут приехал с тремя тюками барахла. Втащил их в дом. Мельком взглянул на Машу. Девушку позвали в зал, чтобы она выбрала себе подходящую одежду. Сами вышли на кухню.

– Не могу я ее взять к себе. Ты видела, что там за контингент, мало ли что на праздник может случиться, – покачал он головой.

– Может, на пару дней к себе ее возьмешь? Ты с кем отмечать будешь?

– С матушкой и Николаем.

– Ну вот, в вашу странную компанию можно взять и девчонку.

– Ладно, вечером ее к себе заберу, – поморщился он. – А что у нее такое случилось?

– Проблемы с родителями.

– Ясно, – кивнул мужчина. – Тогда до вечера. Ее заберу и вещи.

Олег ушел, закрыла за ним дверь. В комнате Маша растрясла все три тюка с одеждой. Выбрала себе пару маек, толстовку, джинсы, колготки, ботинки и пуховик. Нашла даже шапку и варежки.

– Вот только нижнего белья тут нет, – вздохнула она. – Можно, я вторую майку себе утащу?

– Можно, – кивнула я.

– У этого хмыря я буду жить?

– Это не хмырь, это Олег, нормальный мужик. У него приют для бездомных. Жить ты у него долго не будешь, погостишь пару дней. Он такой мужик, что из любой ситуации выход найдет. Не боись, он тебя не тронет, – пообещала я.

– Я и не боюсь, – покачала Машка головой.

Оставшиеся вещи мы с ней сложили назад в тюки и завязали веревками. Маше я выдала новое нижнее белье. В скором времени придется пополнять запасы белья, и ночные рубашки кончаются, и труселя «неделька», да и с тапками уже напряг.

Девушка переоделась в новую одежду, протянула ночную рубашку мне.

– Сжечь надо, – покачала я головой.

– Можно, я и ее утащу? – прижала она вещь к себе.

– Бери, – кивнула я.

– А сжигать мы будем то барахло, что мне Славик подарил, – решительно сказала Маша.

Она собрала всё в летнем домике, и мы с ней вышли за ворота дома. Отнесли барахло на мое любимое место, подожгли, не горело. Обложили всё газетами и полили розжигом. Маша долго водила горелкой, пока не вспыхнула синим пламенем ее старая куртка. Затем огнем занялись и другие вещи. Как она радовалась и танцевала, и плевалась, и песни орала. Все сгорело за полчаса.

Вечером приехал Олег, забрал тюки с барахлом и Машу.

– Я ее не обижу, – пообещал он мне.

– Еще бы, – усмехнулась я.

Машка кинулась ко мне обниматься.

– Спасибо тебе, спасибо, – заплакала девочка, уткнувшись в мое плечо.

– Не реви, всё будет путем. С наступающим тебя, золотце, и будь счастлива, – я погладила ее по голове.

Она вытерла слезы и сопли и прыгнула в машину к Олегу, помахала мне рукой. Надеюсь, ей больше такие гады встречаться не будут.

Весь день с Машей прошел, а завтра уже тридцать первое декабря, ничего еще не приготовлено. Днем сварила овощи на селедку под шубой, одну сделаем для себя, одну в гости возьмем. Народ просил зимний салат, но его делать буду завтра. Еще нужно мясо нарезать и замариновать. Саша хотел сделать праздничный шашлык. Надо еще один салат организовать, его мы тоже с собой возьмем.

На кухне собрались всей семьей. Саша мясо быстро настругал, сам его и замариновал в том, в чем захотел. Даже лезть туда не стала, какой приготовит шашлык, такой есть и буду. Ребятишки почистили и нарезали овощи. Я разобралась с селедкой. Осталось только шубу собрать. Как-то всё так быстро все вместе сделали, что даже удивительно.

– Второй салат какой делать будем? – спросил меня Саша.

– Какой хочешь, такой и организуем, – покачала я головой.

– Мама, давай сырный с крабовыми палочками, морковью и чесноком, – предложила Катюшка.

– Можно и сырный, тогда его делать завтра будем. А теперь моем посуду и отдыхаем.

– Может, ужастик какой-нибудь посмотрим? – спросил Саша. – Всей семьей.

– Можно и ужастик, – кивнула я.

Мне в жизни ужастиков хватает, еще и на экране их смотреть, подумала я, но не стала народу портить настроение. Выбрали фильм про куклу Анабель. Уселись всей компанией смотреть. Половину фильма посмотрели, и у меня зазвонил телефон. На экране высветился «Олег».

– Агнета, много времени у тебя не займу, всего пять минут, – сказал мужчина.

– Да, я слушаю.

– Наша принцесса завтра поедет к бабушке, будет праздновать Новый год там. Я поднял на уши всех ее родственников. Отец в другом городе. Бабка с дедкой с отцовской стороны болеют, на карантине. Мать сказала, что дочери у нее больше нет и она ее прокляла. Берет девчонку бабушка со стороны матери. Бабка с матерью в контрах, как раз из-за Машки и поругались.

– Сам ее повезешь? – спросила я.

– Да, у меня в городе завтра дела, так что по дороге ее заброшу. Слушай, материно проклятие, наверно, на судьбе у Маши скажется?

– Олег, я с нее всё сняла и отправила в обратную сторону. Если проклятие на нее легло, то полетело сизым голубем в мамкину сторону. Если не легло, а такое вполне может быть, потому что девочка не виновата в сложившейся ситуации, то оно сразу отскочило и вернулось матери обратно, – вздохнула я тяжело.

– То есть мать сама себя прокляла? – удивился мужчина.

– Ага. Вообще, родственные проклятия – сложная тема. Мать проклинает отца своего ребенка, ложится и на него, и на дитя. Мать или отец проклинают своего ребенка, по крови идет проклятие и на них. Принцип, надеюсь, понятен?

– Круговая порука, – криво усмехнулся Олег.

– Ага, так что своих лучше не трогать, как бы они тебе ни насолили, вернется обратно и будет по роду плавать, как не скажу что.

– Брр, гадость какая, – ответил он.

– Точно, гадость. Такие проклятия самые тяжелые, как механизм саморазрушения, встроенный в родовую программу, – сказала я.

– Всё ясно. Ладно, я перед тобой отчитался, будем к празднику готовиться, – ответил он.

Во время разговора фоном шли какие-то странные вопли. Я думала, что это мои продолжают смотреть кино, но когда закончила разговор, поняла, что крики идут с улицы. В коридор вышло всё семейство.

– Мама, это что за вопли? – спросила Катя.

– А я знаю? – удивилась я. – Может, зверушка какая во двор залезла или коты соседские хулиганят.

Выглянули в окно. По двору носилось что-то странное, огоньки на дереве и доме то загорались, то гасли, словно кто-то включал или выключал гирлянду. Снеговик покосился, а ведро валялось рядом. Пришлось одеваться и выходить, чтобы понять, что происходит во дворе.

Вместе с нами выскочили собачка Маруська и кот Прошка. Мимо нас с диким воплем что-то пролетело. Оно повисло на ветке дерева и быстро-быстро стало забираться по яблоне.

– Это еще что за фигня? – спросил Саша.

– Проша, это что за животное? – спросила я кота, который просто обалдел от увиденного.

Существо слетело вниз и попыталось сдернуть шапку со Славика.

– Дверь только в хату не открывайте, нам еще этого счастья не хватало, – скомандовала я.

Проша встал в стойку и принялся охотиться на непонятное животное. Существо скакало по всем деревьям, висело на гирляндах, поскидывало с елки игрушки и истошно вопило.

– Орет, как макаки в зоопарке, – поморщился Славка.

– Думаешь, у нас зимой обезьяна завелась во дворе? – хихикнула Катюшка.

Я почему-то вспомнила игрушечную пластиковую мартышку.

– Катюша, а ты где ту пластиковую игрушку взяла? – поинтересовалась я.

– Какую? – не поняла девочка.

– Такая страшная пластиковая мартышка, – сказала я.

– Так когда мы были у бабушки Люды и дедушки Паши, они нам отдали коробку с гирляндами. Дядя Саша приехал, и дедушка Паша вытащил коробку на улицу и поставил ее на лавку. Потом ее убрали в багажник, а под лавкой валялась эта игрушка. Я решила, что она вывалилась из коробки, и кинула ее к себе в пакет.

– Интересно, а почему она в доме из пакета не выбралась?

Мы наблюдали, как по двору носилось страшное существо, а за ним бегал Проша.

– Потому что я пакет забыла в машине. Когда коробку с гирляндами вытащили, тогда пакет я и достала. Игрушка мне не нужна была, и я ее повесила на дерево, – пожала Катюшка плечами.

– Какое у меня интересное и насыщенное детство, – сделал вывод Слава.

– Еще скажи, что твоя психика этого не выдержит, – криво усмехнулась я.

– В детстве она много чего выдерживает, а вот станешь взрослым – и капец, иди к психологу, – ответил он.

В итоге Прошка поймал мартышку и притащил ее ко мне, как бы спрашивая, можно ли ей пообедать или нельзя.

– Да ешь на здоровье, – пожала я плечами.

Кот утащил свою добычу за угол, чтобы не шокировать публику данным действом. Приводить во дворе всё в порядок не стали, только Саша проверил целостность гирлянд и выключил их на всякий случай.

– Завтра при дневном свете посмотрю.

– Жаль снеговика, – вздохнула Катя.

– Новый вылепим, еще лучше этого, – ответил ей Слава.

Кино почему-то досматривать никто не захотел. Все разошлись по своим комнатам.

– Получается, это моим родителям какую-то гадость подбросили? – спросил Саша.

– Может, родителям, может, просто так кто-то решил «пошутить», – пожала я плечами.

– Или это было сделано для нас, – поморщился он.

– Или для Ольги с Мишкой. Они часто у твоих бывают. Ребятишки у них маленькие, игрушку бы обязательно подобрали, – вздохнула я.

– Зачем кому-то вредить нам и моей родне? – удивился Саша.

– Из зависти. Мы с тобой на наследные деньги ноуты вам купили, остальное спрятали. Никто из чужих этого не видел и не знает. Родители твои крышу перекрыли, мебель поменяли, авто обновили, ремонт сделали. Мишка машину купил, ферму расширил. Думаешь, люди этого не видели? – спросила я.

– Если не для нас подклад был, почему тогда активировался? Да еще и реальным животным стал.

– Я утром с Машкой работала, магической волной, наверно, подвинуло. Активация произошла таким странным образом. Нацелен подклад был на порчу имущества, на финансовые потери. Вот мартышка нам тут антураж и попортила.

– Весело, ничего не скажешь. А найти «доброжелателя» как-нибудь можно? – поинтересовался мужчина.

– Наверно, можно. Надо было мартышку обратно отправить, но ее уже Проша съел. Все мы умные задним числом. Пока человек с новым подарком не появится, то и найти его будет сложно. Скажи своим, чтобы были осторожными, – ответила я. – В долг не давать, товар без оплаты не брать и не давать. Не переживай, всё будет нормально, – погладила я Сашу по плечу.

– Устала, моя хорошая? – приобнял он меня.

– Угу, – кивнула я.

– Еще и обезьяны всякие по двору прыгают.

– Зимой по елкам, – хохотнула я.

– А завтра Новый год, и такие чудеса у нас случились, – покачал головой Саша.

– Главное, чтобы 31 декабря таких чудес не было, – ответила я.

– Это точно. Пусть завтрашний день пройдет без приключений, – пожелал Саша.

– Да будет так, – улыбнулась я.

Вот и наступил последний день в этом году. Психологи предлагают подводить итоги, но что-то мне этого делать не хотелось, иначе на голове начинали шевелиться волосы от прошедшего, а крыша стремилась окончательно съехать. Самое удивительное в этой ситуации, что и круг людей поменялся, и они тоже были такими же волшебными на всю голову, как и я сама.

Утро началось с ленивого предновогоднего завтрака. Потом мы быстренько соорудили салат и стали собираться в город, чтобы поздравить мою маму и тетю. Слава ехать не захотел, сказал, что останется лучше дома. Сашу перед самым выездом вызвали на работу. Для него началась горячая пора: народ празднует, а потом хулиганит или одинокие люди пытаются свести счеты с жизнью.

Пришлось нам ехать с Катюшкой в город вдвоем. Перед этим позвонила Матрене, к ней тоже хотела заехать. В гости к нам она отказалась идти, вернее, с нами, Сашины родители не прочь были ее пригласить к себе, но она сказала, что привыкла отмечать Новый год одна. Веселой старушке приготовила подарок и позвонила ей. Матрена взяла трубку, на заднем фоне слышался какой-то шум.

– Алле, – ответила бабушка, – слышу тебя плохо.

– Алло, с наступающим, – крикнула я в трубку.

– Чего орешь, я не глухая, и тебя с наступающим.

– Хотела заехать вас поздравить, – сказала я уже потише.

– Потом поздравишь, я в гости еду, в поезде качу по нашей необъятной стране.

– Куда это вас понесло? – удивилась я, вспомнив, как мне бабушка отказала в совместном праздновании Нового года.

– На край света. Помнишь старушку-шаманку, которая за своей внучкой приезжала?

– Медведица, а внучка – лиса, – кивнула я головой.

– Ну да, они самые. Позавчера позвонили и пригласили к себе. Я подумала и согласилась. Вчера села на поезд, к вечеру буду у них, – ответила Матрена.

– Счастливо вам отпраздновать Новый год, – сказала я.

– Ты не обижайся, не захотела я к вам, у вас одна молодежь, буду совсем себя старухой чувствовать. А тут и по духу мы с ней одинаковые, и по возрасту, да и вообще всю жизнь хотела в тайге побывать.

– Я и не обиделась, просто удивилась. Далеко еще ехать? – спросила я.

– Еще полчаса, потом на автобусе, а там меня на автостанции они встретят и поедем на телеге на лошади. К часам пяти вечера должна добраться.

– Хорошо, передавайте им привет от меня и поздравьте с праздником, – улыбнулась я.

Вот Матрена дает, в таком возрасте рванула на другой край страны. Надеюсь, доберется без происшествий, хотя она, наверно, уже себе дорогу хорошую наколдовала, и там у нее всё пройдет отлично. Значит, к ней ехать не надо, сразу поедем в город. Звякнула Олегу узнать, отвез он Машу или еще нет.

– Ой, Агнета, у меня тут планы поменялись, не смогу ее сегодня отвезти в город, только после выходных. На автобус я ее утром не успел посадить, поздно узнал, что мне в город уже не надо, – ответил мужчина.

– Я сейчас в город еду, могу Машку забросить, – сказала я. – Пусть сейчас чешет ко мне, чтобы я за ней не заезжала. Мы через двадцать минут будем выдвигаться.

– Хорошо, я ее сейчас к тебе отправлю.

Выкатила крокодильчика из гаража. Побросали с Катюшкой всё что нужно в машину. Завела свой пепелац и стала ждать, когда прогреется движок. На дороге появилась Маша с двумя большими пакетами.

– Здрасьте, Агнета, – она помахала издалека рукой. – Подождите меня, не уезжайте.

Девушка выглядела довольно бодро и намного лучше, чем вчера.

– Привет, Маша, сейчас авто прогреется, и поедем.

– Дяде Олегу еще шмотки привезли рано утром. Мы с ним, пока тюки разбирали, автобус и проморгали. Зато мне шмотья набрали вон сколько, – кивнула она на пакеты. – Мне разве бабка сразу всю одежду купит? А тут, считай, полный гардероб. Еще и подарок сладкий дал от спонсоров, и набор с шампунем и гелем, – хвасталась она.

– Просто замечательно, – улыбнулась я.

– Хороший мужик, – кивнула девушка. – Он вчера на уши всю мою родню поставил, всех нашел. Он так орал на них, так стыдил, даже отец сказал, чтобы я к нему после праздников приезжала. Хорошо хоть бабушка была не против меня, не отказала. Она меня всегда любила, старалась мне всякие подарочки делать, ходила со мной на разные выставки, да в театры и кино. Брала к себе на выходные.

– Замечательная у тебя бабушка, – ответила я.

– Да, я думала, что она тоже отвернется от меня, как и мать, но нет. Когда ей всю историю Олег рассказал, так она сразу сказала приезжать мне к ней.

– А Олег как про твою историю узнал?

– Так я ему сама всё рассказала. Он сказал, чтобы я ему не лгала, и тогда он найдет мне пристанище. Не бомжевать же мне, я нормальная, до дяди Славы не пила и не курила, да и по всяким впискам не шаталась. Снова учиться буду, надеюсь, меня в колледже поймут и не станут отчислять. Буду все каникулы ходить сдавать экзамены и зачеты.

– Удачи тебе. Садись в машину, прогрелась уже.

Катя с Машей уселись на заднее сиденье.

– Какая машина интересная. Иномарка? – спросила Машка, разглядывая салон.

– Практически, – усмехнулась я. – В другом государстве сделана точно.

Погода в этот день радовала, и мы без происшествий добрались до города. Машина бабушка жила недалеко от моей мамы, так что не пришлось кружить по городу. Женщину мы встретили по дороге. Она шла из магазина с тяжелыми сумками домой. Маша выскочила из машины и кинулась к ней.

– Машенька, золотко, – ахнула бабушка. – Как ты похудела, но, слава тебе Господи, удалось тебе выбраться из лап этого проклятого козла. Ну идем скорей домой.

– Сейчас я вещи свои заберу, – девушка кинулась к машине.

Я помогла ей всё вытащить.

– Бабуля, знакомься, это Агнета, – представила меня Маша.

– О Господи, это вы, а я представляла вас по типу цыганки какой-то. Ой, простите меня, может, зайдете к нам, чайку попьете? Я вам так благодарна, так благодарна.

– Нет, спасибо, мы дальше поедем, – помотала я головой. – Всего вам доброго и с наступающим.

– Дай Бог вам здоровья крепкого и всего самого лучшего в Новом году, – пожелала мне женщина.

– Благодарю, – кивнула я. – Маша, если что, звони Олегу. Он мужик пробивной, поможет. К дяде Славе больше не ходи. Поняла?

– Поняла, – мотнула головой Машка.

– Ой, Машенька, мамка-то твоя попала в больницу с воспалением легких, подцепила ту самую болячку. Вчера ее поздно вечером и увезли, – сообщила новость бабушка.

– Пусть лечится, – пожала плечами девушка. – Пока, Агнета, пока, Катя, с наступающим вас и спасибо большое. Устроюсь работать, отблагодарю. Хоть ткани куплю ночных рубашек нашить, а то на них разориться можно, если всем их выдавать.

Мы попрощались, в этот раз Маша выглядела серьезной и умной девушкой.

– Мама, получается, Машкиной матери плохо стало, когда она не захотела, чтобы дочь домой возвращалась? – спросила Катя.

– Получается так, – кивнула я.

Подъехали к дому моей мамы. Взяли пакет с подарками и пакет с едой и пошли поздравлять ее с наступающими праздниками. Мама обрадовалась нам, говорит, и не ждала вас сегодня. Посидели с ней, чай попили. Я приготовила курицу в духовке. В этот раз она даже не вредничала и практически не жаловалась, только переживала, что соседи ей спать ночью не дадут.

Мама вытащила из шкафа два одинаковых пакета и вручила нам с дочерью.

– Сама знаешь, я никуда особо сейчас не выхожу. Просила соседей и сестру, чтобы вам подарки купили. Там ничего особенного, мелочи всякие, кухонные полотенца да носочки, да тапочки для Катюшки, – сказала она.

– Ого, мне очень приятно, спасибо тебе, не ожидала, – ответила я, обняла и поблагодарила.

Катя тоже обняла бабушку и чмокнула ее в щечку. Действительно, подарки были неожиданными и приятными, тем более что мама боялась зимой выйти на улицу. Лестница около подъезда хоть и чистилась, но наледь на ней сохранялась всю зиму. Так и сидела она дома, может, весной начнет сама выходить.

К тетушке не поехали, оставили подарок для нее у мамы. Она вечером обещалась к ней приехать, чтобы отпраздновать вместе Новый год.

Больше никаких планов у нас в городе не было. В торговые центры мы не поехали, всё уже было куплено заранее. По гостям больше не собирались, поэтому сразу после мамы отправились назад в деревню. Всё в этот день складывалось гладко, надеюсь, и новогодняя ночь пройдет также.

Агнета оставила Исмаилу небольшую миску с шашлыком, бутылку сидра, соленые огурцы и полбуханки хлеба в честь Нового года. Александр так и не приехал домой, так что женщина жарила мясо вместе с пасынком. Такие вещи нужно уметь жарить на морозе, так что шашлык получился слегка сыроватым. Но Исмаила это особо не расстраивало, главное, что про него не забывали.

В одиннадцать часов вечера вся честная компания – Агнета, Слава и Катерина – погрузилась в зеленую машинку вместе с салатами, какими-то продуктами и подарками и отчалили встречать Новый год к Сашиным родным. Исмаил чувствовал, как Агнета немного расстроена, что нет рядом Александра. Однако успокаивать он не умел, да и прекрасно знал, что чем больше утешаешь, тем сильней человек расстраивается, вот такие странные они, люди.

Волк спокойно наблюдал, как над деревней летает всякая нечисть. Естественно, в праздники люди становились легкой добычей, потому что с удовольствием выпивали и поглощали разнообразную пищу, часто ругались и расстраивались. Хотя и радостных событий было полно, но на такие эмоции находились свои любители, более высшие существа и эгрегоры. Он уже за столько веков привык, что не только человечество празднует, но и прочие сущи устраивают пирушки.

Некоторые существа просто ныряли из дома в дом, что-то ломали и разбивали, портили салаты и прятали продукты, хулиганили по-мелкому. Радовались, как дети, когда люди начинали переживать или ругаться с домочадцами. Были и те, что жаждали просто накушаться вместе с людьми, ни в чем себе не отказывали, вселялись в человека, ели и пили за двоих, а то и за троих. Люди в это время становятся слабыми, а духи сильными.

Исмаил разглядывал поселок, видел оживление и мельтешение нечисти. Однако никто на дом Агнеты не покушался, и он мог спокойно приступить к трапезе или же, так же, как и все остальные сущи, прогуляться по деревне, только откушать не человечинки, а саму нечисть. Пока он решал, что же ему предпринять, рядом материализовался Томас.

– Привет, друже. С наступающим. Шашлычком лакомишься? – поинтересовался бес, громко втягивая в ноздри аромат мяса.

– Привет, и тебя с наступающим. Чего тебя сюда принесло? Агнету не стал охранять?

– С ней в эту ночь ничего страшного не случится, а то, что случится, там она сама разберется.

– Это радует, – усмехнулся Исмаил. – Подопечная нам с гонором досталась.

– Тем интересней, – усмехнулся Томас, косясь на миску с мясом.

– Вместе отпразднуем? – поинтересовался Исмаил.

– Можно, – согласился Томас, – Сначала, как люди, потом, как требует наша сущность.

– А давай, – усмехнулся Исмаил, – Жаль только, Матренин бес уехал, с ним мы нашли общий язык.

– А то я не помню, – усмехнулся Томас.

– Ты тогда для нас врагом был, – посмотрел на него Исмаил.

– Это такая мелочь, можно и забыть, – махнул Томас.

Он нырнул в пространство и вытащил ящик, полный разнообразных бутылок. Там красовались и коньяк, и шампанское, и какие-то ликеры, и вино.

– Ого, нехило, – присвистнул Исмаил.

– Заглянул к одним, у них ссора затевалась, вернее была в самом разгаре. Посодействовал. Бухло осталось нетронутым. Решил, чего добру пропадать, – ответил Шелби. – Все равно они бы всё побили.

– Больше ничего не приватизировал? – поинтересовался волк.

– Ну так, – бес вытащил из тех же закромов селедку под шубой, тарелку с бутербродами с икрой и со шпротами и миску с оливье.

– Гуляй, рванина, – присвистнул Исмаил.

– Давай оборачивайся, либо в свой вид, либо в человеческий, – скомандовал Томас.

Исмаил обернулся человеком в телогрейке, в кирзачах и ватных штанах. Надвинул шапку-ушанку на затылок и сразу вставил в рот цигарку.

– Шикарно выглядишь, – усмехнулся Томас.

– Иди ты, – махнул на него рукой Исмаил, – мне так удобно.

Они выпили по рюмке коньяка и закусили полусырым шашлыком.

– Вкусно, – причмокнул Томас, – как я люблю, с кровью.

– Эй, шерстяная рыжая морда, выходи, – крикнул Исмаил, – тебя никто не тронет.

На забор запрыгнул Проша и, посмотрев на собутыльников, недовольно фыркнул.

– Идем, зуб даю, никто не тронет, – крикнул защитник. – Отпразднуем великое пиршество с нами.

Кот посидел на заборе, пошипел для порядка, потом спрыгнул вниз и обернулся худым рыжим юношей лет семнадцати. Томас посмотрел на него и начал смеяться.

– Я тебе глаз выцарапаю, – пообещал Проша. – А может быть, и оба.

– Не нуди, больно уж ты тощий, котом смотришься серьезней и круче, – хохотнул Шелби.

Парень на него зашипел.

– Не обращай на дурака внимания, – усмехнулся Исмаил. – Пошли к нам, выпьем, закусим. Всё равно все боятся Агнетин домик, все мимо пролетают. Потом пройдемся по нечисти, закусим ей.

Парень вытащил из кармана граненый стакан и протянул его Исмаилу. Тот довольно крякнул и наполнил его коньяком до половины, сунул пацану шашлыка в руки. Разлили оставшееся по рюмкам и собрались пить.

– Что это вы тут делаете? – прогундосил кто-то рядом.

Томас от неожиданности икнул и посмотрел в сторону. На дороге стоял бес с перекрестка и подмигивал своим глазом на пузе.

– Пипец какой ты страшный, – поперхнулся Шелби.

– А ты прямо красавец, – огрызнулся бес.

– Празднуем мы великое пиршество, ну и человеческий Новый год, – ответил ему Исмаил.

– Не угостите? – протянул им граненый стакан бес с перекрестка.

– Одни халявщики кругом, – поморщился Шелби, но плеснул ему немного коньяка.

Нечисть чокнулась и закинула в себя жидкое топливо.

– Хорошо, – крякнул бес с перекрестка.

– Чего тебя сюда принесло? Почему не на посту? – поинтересовался Томас.

– Смысл там торчать, в обычное время никто не приходит, а уж в такой праздник точно никого не принесет, – ухмыльнулся здоровяк.

– А вдруг случится чудо?

– Так меня туда сразу выдернет. А то не знаешь, как это происходит? – усмехнулся товарищ с глазом на пузе.

– Может, ты в человеческий облик перекинешься? – спросил его Шелби.

– У меня нет таких навыков, – усмехнулся бес.

– Аппетит портишь, – пробурчал Томас.

Они выпивали, ели мясо с салатами, о чем-то своем разговаривали. В общем, им было хорошо и весело. Импровизированный стол ломился от яств и алкоголя. Они курили сигарки Исмаила и громко хохотали. Прыгали по дорожке, оставляя заячьи следы и следы косули.

– Смотри, чего люди придумали, – толкнул в бок беса с глазом на пузе Исмаил.

Все небо было расписано фейерверками.

– Красота, прямо, как в моем измерении, – прошептал Проша. – Только там такое означало, что нужно прятаться и бояться.

Томас достал портсигар и отошел от компании. Не успел он достать сигареты, как под его ноги что-то, вернее кто-то свалился. Он наклонился и подобрал потрепанную даму с одним обугленным черным крылом. Девица улыбнулась остатками зубов и кокетливо поправила прическу.

– Ты кто? – поинтересовался Томас.

– Я падший ангел, – улыбнулась она.

– Не звездите, мадам, а то я суккуба не распознаю, – усмехнулся бес.

Дамочка глянула на Шелби и шарахнулась в сторону. Дорогу ей преградил бес с перекрестка. Она ринулась в другую сторону, но там ее ждал рыжий худосочный юноша.

– Обложили гады, – процедила потрепанная девица.

– Закусим или отпустим? – спросил Томас.

– Нельзя дам обижать, – надулась девица.

– Вот не надо мне рассказывать про дам и не дам. Ты прекрасно знаешь, что мы можем быть любого пола. Мы нечисть, пола не имеем, это все людские замашки. В этом измерении и в этой реальности мы сами решаем, кем хотим быть – мужского или женского пола, или бесполыми. Так что, мадам Брошкина, твой фокус не прокатит. Я вообще, если захочу, смогу стать Анджелиной Джоли, – ответил Шелби.

Дамочка фыркнула снова.

– Вон сколько еды, а я прямо вам понадобилась, – она махнула рукой в сторону поселка.

– Ты сама к нам свалилась, прямо на стол, – усмехнулся Исмаил.

– Интересно и кто это от суккуба решил избавиться в новогоднюю ночь? – усмехнулся Шелби.

– Да есть всякие извращенцы, – поморщилась девица. – Сначала просят женщину неземной красоты, которая исполняет все их желания, а потом у них не хватает силенок, и они изгоняют ее.

– Подпалив ей перышки, – засмеялся Исмаил.

Она посмотрела на него и поморщилась, деревенщина ей не нравился, а вот Томас вполне даже был ничего.

– Слушай, парниша, пока мы в таком виде, может, чего замутим? – поинтересовалась дамочка и подмигнула.

Шелби захохотал громко, обнажив все свои сто острых зубов.

– Милочка, хочешь за мой счет подлечиться? – хохотнул он. – Не боишься, что в процессе лечения я тебя съем?

Барышня захлопала ресницами и поправила обуглившуюся короткую юбку. Она изобразила невинное лицо и стала подкатывать к рыжику.

– Куколка, я таких, как ты, в обед пачками ем, – ответил ей Проша и показал острые кошачьи клыки.

Зрачки у него изменились, а на руках выросли когти. Только бесу с перекрестка было всё равно на девицу, да и она его особо не замечала.

– Мальчики, отпустите меня, я хорошая.

Она ловко прыгнула на забор Агнеты, но ударом защитной волны ее снесло в сугроб.

– Мне просто интересно, как ее занесло в наши просторы? – спросил Исмаил. – Сюда нормальная бестия не сунет нос даже в предсмертных судорогах.

– Да вот нашелся один ведьмак, он не только по праздникам работает, так еще и швыряется нами в особо опасные места.

– Сожрем? – спросил Прошка у товарищей и облизнулся.

– Поиграем? – ответил Томас.

– Поиграем, а потом сожрем, – ответил Исмаил.

– Совершенно согласен со всеми оппонентами, – ответил бес перекрестка, запихивая в пасть салатницу с остатками селедки под шубой.

Томас попытался схватить дамочку, но она пихнула его локтем и испарилась.

– Жаль, – протянул Проша.

– Жаль, – согласился Исмаил.

– Безобразничать? – поинтересовался Томас.

– Нечисть или люди? – спросил Исмаил.

– И то и другое, и желательно без хлеба, – захохотал Шелби.

– Еще по одной и в путь? – поинтересовался бес перекрестка.

– Валяй.

Нечисть допила свои запасы и ринулась на поиски приключений и развлечений в поселок.

Приехали из города вместе с Катюшкой. Около дома нас ждал старый новый снеговик. Слава его отремонтировал после нападения пластиковой игрушки. Кому скажи, не поверят, всю семейку упекут в желтый дом за коллективное помешательство и галлюцинации. Еще и искать будут какие-нибудь веселые вещества в доме.

Слава снеговику воткнул свежую морковку, а старую, покусанную мартышкой, выкинул за забор. Вручил ему крышку от старого бака в качестве щита, чтобы на него никто не напал больше. Привел в порядок и елку, повесил все разбросанные игрушки, починил гирлянды. Настоящий мужик растет, хотя чего растет, вырос уже, высокий, крупный, похожий на своего отца.

– Тетя Агнета, ты не расстраивайся, что отца нет. У нас в праздники всегда так, папка на работе. Люди в такое время больше всего хулиганят, а папа разбирается. Мы с тобой сами шашлыки пожарим.

– Наведем на плохих людей мороку, чтобы они не рыпались, – рассмеялась я.

– А так можно? – спросил с надеждой Славик.

– Нет, – помотала я головой, – так нехорошо делать, неправильно.

– Жаль, а то бы папка спокойно с нами Новый год встретил, – вздохнул паренек. – Вот бы всех буянящих нечисть забрала.

– Ой, нельзя так говорить, – покачала я головой.

– А буянить можно? – насупился он.

– Нет, нельзя, но и зла людям желать тоже нехорошо. Пожелаем, чтобы все печали и беды в новогоднюю ночь исчезли, – улыбнулась я.

Весь день мне звонили мои подопечные, то один позвонит, то другой. Все поздравляли с наступающими праздниками. Константина строго спросила, зачем он ко мне опять людей посылает. Ответил, что никого не отправлял ко мне, кроме того парня с суккубом. Может быть, Машкиному мучителю адрес мой дал тот самый паренек, значит, он жив, пока жив или совсем спятил.

Звонил народ, так было неожиданно и приятно, хоть и немного у меня было подопечных, но все же достаточно. Дамочка, что на сына всякое разное навесила, прислала мне на карточку долг с благодарностями. Было удивительно и приятно. Я уже и забыла про нее и про долг.

Маре позвонила, поздравила всю их семью, договорились после Нового года встретиться, в гости звали.

Саша так и не приехал, то один вызов, то другой. Славка разжег мангал, мы с Катей вынесли шампуры с мясом. Растопили печь в беседке, пили чай, болтали с дочерью и смотрели, как паренек жарит мясо. Он периодически к нам забегал погреться и попить горячего чая.

Кусочки все же не удалось нормально прожарить, сыроватый немного шашлык получился. Славка расстроился, но я его подбодрила, что, дескать, мы сейчас мясцо вместе с луком до готовности на сковородке доведем, и с дымком будет, и готовое.

Часть мяса отложила Исмаилу, несколько кусочков дала Проше, Маруську угостила и Обжорку – Катюшкиного котенка. Никого не забыла, со всеми поделилась. Исмаилу еще хлеба дала и сидра бутылку. Прошке в миску налила сто грамм дома, пусть угощается. Надеюсь, когда мы по гостям поедем, они дом хорошо охранять будут, а не пойдут в разгул. К одиннадцати часам вечера мы с Катюшкой нарядились, накрасились, прически навели, такие красотки. Славка тоже принарядился. Позвонила Саше, а он сказал, что приедет попозже сразу к родителям.

Собрали все свои припасы, подарки и поехали родных поздравлять. Встретили нас радушно. Салаты сразу поставили на стол, мама Люда и Ольга наготовили всего и много. Родственников не приглашали, да и они сами не поехали из-за заразы. Пригласили только друзей семьи да одинокую соседку, которую никто не звал, но она сама пришла поздравить и так и осталась. Получилась этакая уютная небольшая компания. Все такие нарядные и красивые, с хорошим праздничным настроением.

В гостиной пел на разные голоса телевизор. Все уселись за стол и приготовились провожать старый год. Оставалось пятнадцать минут до Нового года. Приехал Саша, сказал, что «клиенты» подождут, а он спокойно встретит праздник со своей любимой семьей и своими родными. Наполнили бокалы и рюмки, положили вкусных салатов в тарелки, Сашин отец сказал тост, желал, чтобы все беды остались в уходящем году, чтобы все были живы и здоровы и еще много хороших и добрых слов. Через пять минут все слушали президента, смеялись, что хоть в чем-то есть стабильность. В двенадцать часов начали бить куранты, за столом все затихли, стали загадывать желание. Новый год наступил, и все кинулись друг друга поздравлять.

– Так было тихо за столом, и так теперь шумно, – сказала соседка, улыбаясь.

– Все загадывали желания, – ответила Ольга, – есть такая примета, что пожелаешь во время боя курантов, то и сбудется в течение года.

– Тогда надо было записать все свои желания на листочек, а потом их сжечь, пепел высыпать в фужер с шампанским и выпить всё это, – сообщила соседка со знанием дела.

– И тогда изжога тебе гарантирована, – рассмеялся отец, – всё это ерунда и бабкины рассказки. Да, Агнета? – подмигнул он мне.

– Не знаю, я таким не пользуюсь, не проверяла на себе. Желания, которые нам нужны, и так исполняются, правда, иногда не так, как нам нужно.

– Хватит спорить, – сказал Миша, – идемте запускать фейерверки.

Мы всей толпой высыпали на улицу, вышли на пустырь. Мишка принес несколько коробок.

– Сколько ты сейчас, Миша, денег в воздух отправишь? – проворчал Павел.

– Сколько отправлю, все мои, мы их заработали, а нам и детям радость. Будут помнить.

Дети носились по снегу, пока шла подготовка. Ольга зажгла бенгальские огни и раздала всем. Из других домов вышли соседи, все друг друга поздравляли. К Людмиле подошла женщина из соседнего дома и протянула ей какой-то сверток.

– Агнета, забери у тети Тани подарок, я не могу взять, у меня руки заняты, – крикнула мне мама Люда.

У нее в руках была бутылка шампанского и фужеры. Я подошла к соседке, мы обменялись дежурными поздравлениями. Женщину эту я не знала, хотя она обо мне, наверно, слышала. Она, улыбаясь, протянула мне сверток. Я не успела его взять, только взглянула, вся упаковка была покрыта какой-то желто-зеленой вонючей слизью, с нее капало, и эти капли разъедали снег. Инстинктивно отдернула руку, подняла на нее глаза, на меня смотрело нечто с оскалом. Наваждение вдруг пропало, и опять напротив меня стояла обычная женщина лет шестидесяти со свертком в руках. Она удивленно на меня посмотрела.

– Ну же, берите, – сказала она, – и передайте обязательно Людмиле.

– Сейчас как-то неудобно, фейерверк там, – растерянно промямлила я.

От такого напора и наглости у меня растерялись все слова. Ну же, Агнета, соберись, дай отпор наглой тетке. Она на меня внимательно смотрела и не понимала, почему я не беру. Женщина снова протянула свой сверток мне в руки.

– Почему он так сильно пахнет? Что там? – спросила я, морщась.

– Носки там вязаные, – ответила она, – сама вязала, сама пряжу пряла из козьего пуха. Да и не пахнет ничем, наверно, с фермы несет.

Придется брать, иначе она этот подарок потом всучит Людмиле, а она еще и благодарить будет, и носить станет. Ладно, руки у меня в перчатках, жалко, конечно, их, но лучше я возьму и утилизирую куда-нибудь, чем Сашина мама. Я протянула руку, чтобы взять сверток, но тут бахнул фейерверк, я дернулась от испуга и выбила «подарок» у соседки из рук. Он улетел куда-то в сугроб. Мы кинулись с ней его искать, хотя я в большой степени надеялась, что этот кошмар не найдется, поэтому пялилась в небо и следила за вспыхивающими звездами и цветами в ночи.

– Вот ты баба криворукая, – ругалась она, – я ведь так старалась, вязала, хотела человеку приятное сделать, а ты куда-то закинула.

– Я передам Людмиле про ваш подарок, и как старалась, и как вязала, и как пряла, – тихо прошептала я, наклонившись к уху соседки, – и чего думала, когда работу свою делала. Думаешь, я не учуяла, чем пахнет твой подарочек? Зависть сожрала и отрыгнула?

Женщина вытаращила на меня глаза и открыла рот.

– Заорешь, потом год не сможешь разговаривать, – прошипела я, – иди домой, не порти людям праздник. Найдутся твои носочки на твоих ножках.

Она хлопала ртом, как выброшенная на сушу рыба.

– Я ничего такого и не думала, – прохрипела она.

– Ну да, и ни о чем таком и не мечтала, – усмехнулась я, – все, что отправишь в сторону моих родных, все вернется обратно, да еще в двойном размере. Ясно?

Соседка хотела что-то еще сказать, но ее позвал муж. Она бросила на меня злой взгляд и унеслась в свой двор. Ко мне подошла Катюшка.

– Мама, а что там за зеленый сопливый сгусток был у той тетки в руках?

– Дрянь какая-то, – пожала я плечами. – Видела, куда он улетел?

– Ага, к ней во двор, – кивнула дочь и усмехнулась.

– Твоя работа? – удивилась я.

– Наша, мамуль, наша, – обняла меня дочка.

– Ты же моя маленькая ведьмочка, – чмокнула ее в щечку. – С Новым годом тебя, мое солнышко, с новым счастьем, чтобы все наши беды и проблемы вот так же от нас отскакивали, как эта зеленая гадость.

– Да будет так, – ответила мне Катюшка.

Стояли, любовались фейерверками в небе. Потом пили шампанское в честь праздника. Вернулись домой, открывали подарки, сложенные под елочкой. Мне достались пуховые варежки, а Катюшке краски и альбом. Каждый радовался своему подарку, и даже одинокая соседка получила книгу с приключениями в подарок.

Мы еще немного поели, чуть-чуть выпили, потанцевали и посмотрели по телевизору праздничный концерт. После пошли кататься на большую горку, которую построили Мишка с отцом для своих ребятишек. Мы, конечно, уже не дети, но тоже с удовольствием прокатились несколько раз. Покидали друг в друга снежками, повалялись в сугробе, попытались построить крепость, но не смогли ее доделать, не хватило терпения.

Дома пили горячий чай и снова разговаривали. Самым удивительным было то, что Сашу вызвали всего один раз, и то он вернулся через двадцать минут, потому что вызывавшие полицию супруги к его приходу уже помирились.

– Самый спокойный Новый год за время моей службы, – удивился он.

– Наверно, сбылось мое желание, – ответил Слава.

– Или получилось всё как надо, – улыбнулась я.

Замечательный праздник получился, такой радостный и по-семейному уютный.

Вся развеселая бесовская компания полетела глумиться над нечистью поселка. Проша далеко от дома не стал отходить, подцепил нескольких чертенят, которые сбивали снежками елочные игрушки с соседской сосны. Подзаправился ими и вернулся на свой пост охранять усадьбу Агнеты. Он бы, может, еще немного разгулялся, но не мог оставить без присмотра вверенные ему владения, да и все же боялся оказаться чьим-то блюдом на этом пиршестве.

Остальная веселая братия продолжила свое веселье. Они залетали в дома, пожирали нечисть, которая провоцировала скандалы и ругань. Выдергивали из салатов сущей, усиленно портящих всё блюдо и завлекающих в свои объятия пьяненьких мужичков. Вот, оказывается, кто виноват, что салаты скисают, а пьяные товарищи туда лицом падают.

Залетели в одну избу и обомлели. Муж с женой ругаются, а над ними серо-черный шар огромный висит, и от него тоненькие ниточки идут к жертвам. Как только они ругаться перестают, так он их легонько молнией ударяет. Чем больше ругаются, тем больше сфера, тем сильнее удары. Вот они уже готовы друг в друга вцепиться, мужик за нож схватился, жена за табуретку.

– Не трогай меня, каааазлина вонючая, я уже полицию вызвала. Будешь Новый год отмечать в кутузке, – кричала женщина.

– Ах ты, простигосподи, я же помню, как ты в школе с Васькой Ивановым обжималась, в девятом классе.

– Эх, люди, люди, – вздохнул Шелби и хлопнул огромными лапищами над ними.

Шар подскочил вверх, и его поймал бес с перекрестка, покатал в лапах, запихнул в свой глаз на пузе и два раза моргнул. Сфера постепенно растворилась в нем.

– Вкусно, – погладил бес свой живот.

– Беее, меня сейчас стошнит, – сказал Шелби.

– Поверь, ты тоже не аристократ и ешь не вилкой и ножом, – ответил ему Исмаил.

«Молодожены» резко прекратили ругаться. Женщина поставила на пол табуретку, а мужчина положил на стол нож.

– Мы с тобой почти сорок лет вместе живем, а ты мне всё этого Ваську вспоминаешь, который меня в щечку поцеловал, – вздохнула жена.

– Так я же тебя до сих пор люблю, – полез к ней обниматься и целоваться муж. – Вот и ревную. Как себе представлю, что ты могла бы сейчас с этим Васькой жить, так сразу туман глаза застилает.

– Фу ты ну ты, палки гнуты, – поморщился Шелби. – Прямо у нас какие-то ангельские замашки. Пошли, что ли, накатим, пока они там обжимаются.

– А давай, – кивнул Исмаил.

Из салатницы вытащили барахтающуюся сущь, налили по пятьдесят грамм в рюмки и накатили. Закусили сущью и бутербродом с икрой. Потом еще по пятьдесят на грудь приняли, посмотрели «Голубой огонек» по телевизору.

– Эх, вот где самое вкусное, туда бы попасть. Смотри, как наши на экране кривляются, – сказал Шелби.

– Ты что, туда не прорваться, они же звезды, – поднял вверх кривой палец бес с перекрестка.

– Хватит рассиживаться, почесали дальше гулять, – хлопнул по столу Исмаил.

Посуда на столе подпрыгнула. Женщина ойкнула и посмотрела в его сторону.

– Вот ты шельмец, почти всю водку вылакал, – она погладила по голове мужа. – Ну ничего, у меня еще есть, пойдем в честь праздничка с тобой выпьем.

Мужчина кивнул, и семейная пара уселась за стол отмечать праздник.

Развеселая компания встрепенулась и отправилась дальше пиршествовать.

– Эх, скучно здесь, – поморщился Шелби. – В городе сейчас веселей. Может, в город махнем?

– Я не могу далеко от дома отходить, я к нему привязан, – помотал головой Исмаил.

– Мне тоже в городе делать нечего, – помотал головой бес с перекрестка. – Там свои законы.

– Эх. С вами не разгуляешься, – помотал головой Томас. – Может, суккуба поищем? Она, по всей видимости, недалеко ушла.

– Можно, – согласился Исмаил. – Я даже примерно знаю, где она может обитать.

– В приюте?

– В приюте.

Народ в приюте сидел и смотрел телевизор. На столах стояли стаканы и сок в тетрапаках, нарезанная колбаска и сыр да фруктовая нарезка.

– Что-то как-то грустно, – вздохнул Шелби. – Может, им пузырь поставить?

– Агнета тебе тогда голову оторвет, – ответил Исмаил. – И поменяет местами с хвостом.

– Так у них такая тоска зеленая, прямо грусть-печаль, – покачал головой Томас.

– Точно, вон Тоска зеленая висит, – ткнул кривым пальцем в зеленое существо бес.

В углу, рядом с елкой, пристроилось небольшое зеленое существо, которое периодически плакало и сморкалось в платочек. Платочки оно комкало и кидало в постояльцев приюта. В кого попадало, тот начинал грустить, тяжело вздыхать и шмыгать носом. От зеленого существа шла во все стороны зеленая дымка, которая отравляла окружающих. Из-за нее даже елка смотрелась какой-то убогой и потрепанной.

– Чур, она моя, – сказал Шелби и кинулся в сторону зеленой Тоски.

Существо взвизгнуло, издало истошный вопль, так что телевизор погас, зацепилось за елку и рвануло в сторону. Елка от такого напора накренилась, а потом и упала.

– Вот тебе и весь Новый год, – вздохнул самый старый из постояльцев. – Тоска зеленая.

– Хорошо, что не смертная, – сказал ему в ухо Исмаил.

Мужчина отшатнулся, но увидел рядом с собой здорового деревенского мужика в кирзачах, телогрейке, ватных штанах, ушанке набекрень и с самокруткой в зубах.

– Ты кто? – спросил он.

– Я новогодний фей, – хохотнул Исмаил. – Чего сидим, как унылое содержимое выгребной ямы? Чини телек.

– Я не умею, – мотнул пожилой мужик.

– А кто умеет? – спросил «волк».

– Я могу посмотреть, – вызвался потрепанный жизнью парнишка.

– Ну посмотри, – важно кивнул Исмаил.

В это время по комнате носился Томас за зеленой Тоской. Она бросалась в него сопливыми платочками и отказывалась уходить. Хотя Шелби и не собирался ее прогонять, он просто хотел ее сожрать. В какой-то момент он сел на пол и стал плакать, что всё плохо. Он практически был завален этими платочками, которыми остервенело швырялась Тоска.

– Ты чего, совсем ку-ку? – спросил Шелби перекрестный бес. – Они же на нас не действуют.

– Ой, точно, – вытер нос с глазами Томас.

Он обернулся огромной красной тварью, загреб зеленую Тоску своими огромными лапищами и запихал ее в пасть.

– Беее, как будто улитку сопливую сожрал, – сказал он. – Или лягушку из тины.

Приютовские жители суетились около телевизора, подняли елку, кто-то вешал упавшие игрушки на место. Исмаил пытался давать советы по починке телевизора. Реанимировать устройство так и не удалось. Народ расстроился.

– Столько хороших фильмов показывают в январе, а мы без телика остались, – сказал пожилой постоялец.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – махнул рукой Исмаил.

Он вышел из помещения и через пять минут вернулся с огромным пузатым телевизором советских времен.

– Ого, ты где этот раритет взял? – спросил его потрепанный парнишка.

– Места знать надо, – подмигнул Исмаил.

Телевизор поставили на стол и включили его в розетку. По экрану побежали черно-белые полосы, аппарат загудел.

– Он еще и черно-белый, – присвистнул кто-то.

– Не бухти, это лучше, чем ничего.

Экран немного подергался, и на нем появилась заставка с названием фильма «Девчата». Народ собрался вокруг и уселся смотреть кино.

– Слушай, мужик, угости папироской. Курить хочется жутко, – попросил потрепанный парень у Исмаила.

– Прости, парень, но тебе такое нельзя, – подмигнул ему Исмаил. – Вещь забористая, можно двинуть кони. Телик вон смотри, кино хорошее.

Томас обошел весь дом, но гражданку с обугленным крылом так и не нашел.

– Нет ее здесь. Валим? – сказал Шелби.

– Валим, – кивнул Исмаил.

– Опа, – произнес бес с перекрестка, и в одно мгновение его куда-то утянуло.

– Кто-то решил поколдовать в новогоднюю ночь, – удивился Исмаил.

– Пошли глянем, – предложил Томас.

– Айда.

Мужик в ватнике положил на стол домино и лото и исчез, словно его и не было.

На перекрестке какая-то бабенка очень хотела, чтобы ее мужа черти забрали. Она оставила в качестве откупа бутылку самогона и кусок пирога и быстро-быстро направилась домой. Бес перекрестка отправился исполнять запрос. В доме у бабенки ее мужик планомерно всё крушил, бил посуду, давил елочные игрушки ногами, ломал мебель. Самое удивительное, что он был абсолютно трезвый и без всякой нечисти, но поганая натура взяла вверх над ним в этот праздник.

– Вот тебе, вот тебе, – ломал он елку.

– Ну, здравствуй, дядя, – подмигнул ему глазом на пузе бес перекрестка.

– Как ваше здоровьице? – поинтересовался краснорожий Шелби.

– Покурим? – спросил его Исмаил.

– А-а-а-а-а! – заорал мужик и выскочил на улицу. – Черти, черти!

Он пробежал мимо своей жены, которая возвращалась с перекрестка.

– Надо же, работает, – прошептала она и перекрестилась.

Мужика кидали в сугроб, валяли, сбивали с ног, показывали ему страшные и нестрашные рожи. Дули ему в уши и в глаза, кидались в него снежками. Заставили несколько раз прокатиться на горке. Пели ему песни на разные голоса. Натолкали ему за шиворот и в штаны снега. Пару раз окунули его в ведро с водой. Мужик бегал по всему селу как оголтелый, пока его не словили местные жители и не связали. Ему вызвали скорую помощь, потому что он катался по земле и верещал, что на нем черти катаются.

– Хорошая ночка была. Я на свой пост, – с удовольствием сказал Исмаил.

– Я в город, продолжу куражиться, – хохотнул Шелби.

– Ну а я провожу болезного до нужного отделения, передам местным чертям из рук в руки, чтобы по дороге не потерялся, – подмигнул глазом бес перекрестка.

– Вон, вон они стоят, договариваются, кто куда пойдет, – орал мужик, катаясь по полу.

– Вот надо же, и к непьющим уже белка стала приходить, – вздохнул кто-то из жителей.

Утро первого января – самое ленивое утро в году. Проснулась, потянулась, хорошо всё же отпраздновали. Сегодня готовить ничего не надо, всё со вчерашнего дня осталось. Можно в кровати валяться сколько душеньке угодно. Сашу тоже сегодня пока никто не тревожил. Народ в нашем поселке вел себя в эту ночь очень прилично.

Вылезла из-под одеяла, сходила на кухню, поставила чайник. В доме еще тихо, семья спит. Выглянула в окно, крупными хлопьями снег кружится, тихо-тихо, и падает на землю. Красиво. Мои мужички ворчать будут, что им опять работы привалило. Подумала и решила для всех сварганить какао. Угостила живность молоком. Проша развалился на полу, и от него несло перегаром, к молоку он не притронулся, зато миска с водой была пуста.

– Может, тебе огуречного рассола налить? – спросила я со смехом.

Он мотнул головой, видно, ему и так было хорошо. Надо еще проведать Исмаила, похоже, они вдвоем отмечали Новый год. Надеюсь, свой пост не покидали, а то в такое время нечисти по земле много бродит, мог кто и в дом попытаться проникнуть.

Сварила какао, сделала пару бутербродиков с сыром, завернулась в плед и вышла на улицу любоваться снежком. Нравится мне так сидеть с кружечкой чего-нибудь горяченького, чтобы слегка морозец пробивал, бодрил. За десять минут я слопала свой завтрак и быстро поскакала домой греться. Не успела зайти, как зазвенел телефон. На экране высветилось: «Николай». Зайти, что ли, хочет, вчера вроде поздравляли друг друга с Новым годом.

– С наступившим Новым годом! – поприветствовал он меня.

– И тебя, Николай, с Новым годом, с новым счастьем. Зайти хотел? Мои пока все еще спят.

– У меня вопросец к тебе деликатный. Я даже не знаю, как по телефону тебе это сказать, и, наверно, так мне будет неудобно с тобой говорить.

– Напиши тогда, – ответила я.

– Нет, я всё же забегу, пока твои спят, – сказал он.

– Приходи, – согласилась я.

Он прибежал через пять минут, видно, что-то важное у него стряслось. Лицо бледное, наверно, не выспался, глаза лихорадочно блестят, руки трясутся.

– Всю ночь Новый год праздновал? – усмехнулась я.

– Как сказать, практически не спал, – поелозил он на стуле.

– Чай или какао? – предложила я.

– Чай, – кивнул он.

Налила ему чай и поставила чашку перед ним.

– Рассказывай, что стряслось в эту новогоднюю ночь, – сказала я.

– Новый год встретили, посидели немного за столом, на улицу сходили, на фейерверки посмотрели. Я помолился и отправился спать. Только глаза закрыл, так около меня девица оказалась, в короткой юбке, размалеванная вся, губищи огромные. Лезет ко мне целоваться. Я глаза открыл, помолился, умылся, воды попил и снова спать улегся. Глаза закрыл, снова она, вот только косметики поменьше, и тянет ко мне свои руки, и трогает меня за разные места.

– Не поддался искушению? – спросила я.

– Нет. Она ко мне всю ночь приходила, и макияж меняла, и юбки все длинней и длинней становились. Я от нее и так, и этак пытался избавиться, и молитвы читал, и крестился, а она смеется и говорит: «Всё равно мой будешь». Самое главное, ее не волнует, день это или ночь. Прикосновения все такие ясные и явные, и такие сладостные, еле держусь. Сама понимаешь, что не спать я не смогу долго, и осознаю, что это вовсе не сон, а дьявол ко мне сам приходит и искушает меня, – выпалил он.

– Это не дьявол, это суккуб – демон, который питается человеческой энергией, когда с ним кое-чем занимаются. Молитвы попробуй читать те, что ты используешь, когда бесов из людей изгоняешь, – посоветовала я.

– Пробовал. Так она на потолок запрыгнула, одежду с себя сорвала и в меня кинула. Так голой на потолке и висела.

Я начала хихикать.

– Ничего смешного в этом нет, – обиделся Николай.

– Она до сих пор у тебя там висит? – спросила я.

– Нет, уползла, когда я ее святой водой побрызгал.

– С кадилом походи по дому, святой водой побрызгай по углам, – стала дальше я советовать.

– Уже все перепробовал, – вздохнул он тяжело. – Я же долго не продержусь, а после такого каким я священником буду? Что делать-то?

– Тебе только молиться. Книжкой своей волшебной надавай барышне звездюлей. Своему наставнику позвони, пусть даст тебе какие-то рекомендации, – ответила я.

– Он мне дал: поститься, молиться. Боюсь, что она меня одолеет прежде, чем это всё подействует, – посмотрел он на меня устало. – Сама понимаешь, что лучше болезнь начинать лечить, пока она весь организм не поглотила, на первоначальном этапе.

– Хочешь, у меня пока поспи, может, она сюда не залетит, – предложила я.

Николай как-то странно на меня посмотрел.

– Неудобно как-то. Что твои скажут?

– Они уже привыкли. Хочешь, в зале ложись, хочешь, в кухне, а я пока к своей живности схожу, проведаю ее. Им-то все равно, выходной у меня или нет.

Батюшка согласился и ушел в зал. Я ему выдала подушку и плед. Сама ушла в козлятник и в курятник. Пока там провозилась, прошло полчаса. Возвращаюсь, а у меня по дому носится Прошка за какой-то птичкой. Сам вздыбился, шерсть торчком, глаза злые, когти выпустил. Чуть меня с ног не сбил.

Присмотрелась внимательно, только это не птичка, а девица полуголая с одним поломанным крылом. Я ее тоже попыталась поймать. Гражданка летает и хохочет. Позвала Томаса, а он не появился, да и девица исчезла. Странно, конечно, что у нее такой размер маленький был.

Уселась я на кухне, разные рассказы читать, всякое такое развлекательное чтиво в интернете. Смотрю, опять Проша рванул в зал. Девица сидит на краю дивана и Николая по голове наглаживает. Размер у нее уже обычный человеческий, и крыльев нет. Одета в белую блузку и длинную широкую юбку. Коса русая до пояса, косметики почти нет, русская красавица, не иначе.

Прошка на нее кидается, пытается ей в лицо вцепиться, она от него отбивается. Клыки и когти у красотки появились. Я на нее веником замахнулась, вот она удивилась, что я ее вижу.

– А ну пошла прочь, я тебя сейчас еще и лопатой пришибу. Посажу на лопату и за забор выкину, – ругалась на нее.

– Ты видишь меня? – она попыталась обворожительно улыбнуться. – Иди ко мне, я приласкаю тебя. Ты же такая куколка, такая кошечка, такое солнышко. Я подарю тебе неземное наслаждение. Она распахнула блузку, оголив свою грудь.

Взглянула на нее.

– У тебя пятый размер, что ли? Спина не болит, лямки от лифчика не впиваются? Не люблю огромную грудь, – фыркнула я.

Она зло взглянула на меня, втянула в себя грудь, и через пару минут передо мной стоял весьма брутальный накачанный молодой мужчина. Он протягивал ко мне руки и шептал всякие нежные комплименты.

– Ну ничего так, но не в моем вкусе, – поморщилась я. – В тебе настройки, что ли, сломались? Ты чего мои желания плохо угадываешь?

Где этот чертов Томас шляется, мне помощь его нужна, а он неизвестно чем занимается.

Парень попытался меня обнять, но ему на спину запрыгнул кот и проехался вниз, оставляя кровавые полосы. Бывшая девица попыталась схватить Прошку, но он отскочил сначала на безопасное расстояние, а затем вцепился в ее ногу зубами.

На пороге зала появился Томас, у него в руках красовалась бутылка шампанского. Голову украшали оленьи рожки, на шее была намотана мишура.

– Детка, ты любишь рваные джинсы, очень рваные джинсы, о-о-о-о, – напевал он. – Что за кипиш? – спросил Шелби.

Существо резко перекинулось в женское обличье. За спиной появилось два крыла, одно, правда, было поломано. Кожа у суккуба отливала красным цветом, полный рот мелких острых зубок, шесть клыков, длинные когти. Она приготовилась к прыжку. Однако не успела прыгнуть. Батюшка встал с дивана и со всего размаха ударил ее по голове своей волшебной книгой.

– Да что же такое творится, ты мне дашь поспать или не дашь? Достала нечисть безрогая, еще и крылья налепила, – снова ударил он ее книгой.

– Детка, крылышко уже отрастила? – спросил дамочку Томас. – Ты решила к батюшке прилепиться?

Он попытался ее сцапать, но девица увернулась. В затылок ей снова прилетело книгой.

– Надо было кадило брать, – сказала я.

Я подхватила кочергу и проехалась по ее крыльям. Прошка грыз ее за ногу. Суккуб металась, но не могла от нас выбраться, мешали защитные знаки. Она прыгнула на потолок, за ней подпрыгнул Шелби. Он зацепил ее за ногу и поволок к выходу.

– Пошли, рыжий, добычу делить, – сказал Томас Прошке.

Суккуб трепыхалась, сыпала проклятиями. Николай ей отвечал молитвами. Как только за нечистью закрылась дверь, он рухнул на диван и вырубился. Что мои защитники делали с демонессой, я не знаю, да и знать особо не хочу. Одной тварью на этом свете меньше станет.

Вот так утро первого января, прямо обзавидуешься. В доме опять воцарилась тишина, Николай тихонечко посапывал на диване. Я налила себе очередную чашку с чаем и поднялась к себе наверх, хотелось посмотреть какой-нибудь позитивный новогодний фильм.

Разожгла печку, завернулась в плед, устроилась на диванчике вместе с ноутом. Стала выбирать киношку, и тут рядом со мной материализовался Шелби. Шампанское у него было уже открыто, и пил он его уже прямо из горла.

– Цвет настроения синий, – пел он.

– Что ты поешь? – поморщилась я.

– Хочешь шампусика? – спросил он, протягивая мне открытую бутылку.

– Вот еще бы я за бесом не допивала, – возмутилась я.

– Какие мы брезгливые, а мы тебе сейчас свежую достанем, – икнул он.

Он протянул куда-то руку и вытащил из пространства целую бутылку шампанского.

– Не мадам Клюко, но пойдет, советское, питерское, – поставил он бутылку на стол.

– Клико, – поправила я его.

– Да хоть Кличко, – заржал он.

– Месье, да вы пьяны, – сказала я и подняла одну бровь.

– Я сыт и пьян, и нос мой в табаке, – хохотнул он. – Поехали, мадам ведьма, куражиться. Куда хочешь, тебя перенесу.

– И там брошу, – пессимистично заметила я.

– Ты плохо обо мне думаешь, – рассмеялся он.

– Слопали гражданку? – спросила я.

– Угу, только рожки и ножки от нее остались и перышки. Хочешь, перо от суккуба подарю? – спросил Томас.

– И рожки, – усмехнулась я.

– Рожки, кажется, Прошка сгрыз, или Исмаил, не знаю, – пожал он плечами, – а перышко вот, держи.

Он протянул мне иссиня-черное перо, которое переливалось на солнце.

– Если к огню его поднести, то оно станет огненно-красным, – сказал Шелби.

– А функции у него какие-нибудь есть? – спросила я.

– Если хочешь насолить человеку, то положи ему под подушку перо суккуба, и ему всю ночь будут сниться эротические сны.

– Может, он об этом только и мечтает, – улыбнулась я.

– Поверь, несколько таких ночей, и человек начнет сходить с ума.

– Словно рядом с ним суккуб или инкуб?

– Ага. Может и настоящий прилететь на такую приманку, – отхлебнул из бутылки Шелби.

– Жестоко, – покачала я головой, – надо такой артефакт держать подальше от посторонних ручек. Банка есть?

Шелби из пространства вытащил банку со стеклянной крышкой. Положила туда перышко и закрыла крышкой. Открыла дверь в потайную комнату и поставила в один из стеллажей артефакт.

– Ого, как у тебя тут интересно, – попытался просунуть голову в дверной проем Шелби, но отлетел на несколько метров назад.

Он почесал ушибленное седалище и лоб.

– Ни фига себе сигнализация!

– А ты не суй свой нос в чужой вопрос, – ответила я.

– Пусти, мне хотя бы одним глазком посмотреть на сокровищницу, – язык у него вывалился до самой груди и потекли слюни.

– Шиш тебе, а не монашек в баню, ишь, чертеняка, размечтался, – покачала я головой.

Быстренько закрыла дверь от греха подальше. Шелби резко загрустил и поморщился.

– Скууууучно, – протянул он.

У меня зазвонил телефон, посмотрела на экран, номер незнакомый, удивилась, но трубку взяла.

– Здравствуй, мое солнышко, здравствуй, моя радость, – произнес на том конце знакомый голос.

– Здоровее видали, – буркнула я.

– Что ты, Агнетушка, не рада меня слышать? С Новым годом, с новым счастьем! – пропел бэушный муж.

– И тебя с праздничком, – ответила я и уже собралась положить трубку.

– Агнетушка, соскучился я по тебе. Ты еще живешь в своей деревне?

Рядом навострил ушки Шелби. Он радостно затряс головой, щелкнул пальцами, и рядом образовалась интересная картинка. Я увидела квартиру бывшего мужа. Сергей в трусах сидел за грязным столом со вчерашними закусками, рядом на полу валялся какой-то пьяный мужик. Серега попивал что-то из стакана.

Эта картинка меня очень впечатлила, и я стала хихикать.

– Живу всё там же, всё с теми же, – ответила я.

– О, класс, мы сейчас с парнями к тебе в баньку приедем! – оживился он и даже подпрыгнул за столом.

– А хрен тебе на терке не потереть? – поинтересовалась я.

– Не понял, – удивился он.

– С какого фига ты ко мне припрешься?

– Так не чужие люди, десять лет вместе прожили.

– И? – спросила я – Ты думаешь, я тут сижу себе и жду, когда ты явишься и осчастливишь меня своим присутствием? Нет уж, умерла так умерла.

– Да ладно тебе. Жалко, что ли, если мы в баньке попаримся по старой дружбе? – начал он канючить.

– Жалко, и нет, делать тебе здесь нечего. Пей свое бухло в одиночестве и не забудь пнуть своего дружка, что на полу валяется.

Серега вскочил и начал озираться.

– Дай ему пенделя, – попросила я Шелби.

– Угу, – согласился бес и нырнул в картинку.

– Агнета, ты там с кем разговариваешь? – спросил меня Сергей.

– Сейчас узнаешь, – усмехнулась я.

– Ну, здравствуй, дружочек, – наклонился к нему бес во всем своем истинном обличии.

– А-а-а-а, ты кто?

– Я твоя белочка, – сморщил мордочку Томас и поставил перед собой лапищи, как у пушистой зверушки.

– А-а-а-а! Белки не так выглядят! – заорал Серега.

– Извини, Новый год, что осталось, на всех белок не хватает, дефицит.

– Твою же налево, – вскочил мужчина на диван с ногами.

Его трусы развивались, как парус.

– Какие семейки. Дашь поносить? – спросил Томас и дернул вниз за трусы.

Серега свалился на пол. Натянул назад свои труселя, вскочил и побежал в коридор.

– От меня не убежишь, – захохотал Шелби и перегородил ему дорогу.

Мужчина остановился, посмотрел на беса и хлопнулся в обморок.

– Слабак, – обиженно сказал Томас, – а я еще хотел с ним выпить.

– Пусть спит, – ответила я.

Картинка исчезла, а рядом со мной нарисовался Томас Шелби.

– Красавчик, – похвалила я. – Слушай, объясни, как сюда смогла пробраться суккуб?

– Так они со своим «хозяином» проходят. Они же прилепляются к человеку, как подселенцы, и тащатся за ним везде. Ты Николая впустила, значит, и ее впустила. Она из его сна выбралась и оказалась в твоей ловушке, и в сон вернуться не смогла, и из дома выбраться. Как-то так, – пожал он плечами.

– Интересно. Хотя ты прав, в прошлый раз ко мне следователь вместе с мертвяками приехал, – кивнула я.

– Слушай, а давай твоему бывшему мужичку перышко подсунем, а то, видно, заскучал он без женского внимания, – хохотнул бес.

– А давай не давай, – помотала я головой, – он мне хоть и нервов много потрепал, но не до такой степени, чтобы его так мучить. Да и вообще, я про него уже и не вспоминаю, зачем лезть в прошлое? Пусть там, в прошлом, и остается. Перышко пусть лежит до худших времен, будет у меня секретное оружие против всяких злобных магов и колдунов.

– Как скажешь, – пожал он плечами, – просто мне скучно.

– Так я не держу тебя, ты вправе заниматься, чем тебе хочется, а не сидеть со мной рядом и мозолить мне глаза. Кстати, как новогоднюю ночь отгулял?

– Хорошо, – облизнулся бес, – сначала у вас в поселке, а потом и в город заглянул. Одному товарищу петарду в штаны засунул, когда он в собаку из пукалки своей целился. С бомжами посидел, коньячком их угостил и копченым салом. С бабулькой какой-то пили шампанское. В сауну залетел, одного дядю попарил так, что он чуть кони не двинул. Теперь в баню больше никогда не пойдет. Да так, по мелочи еще, – махнул он рукой.

– Вот и замечательно, а дядю жалко, – посмотрела я на него строго.

– У дяди больное сердечко, при таких нагрузках помрет раньше времени, а я его напугал, так что дольше проживет.

– Красавчик, – похвалила его я.

– Знаю, – довольно хмыкнул бес, – ну я тогда пошел?

– Иди, – согласилась я.

– Счастливого первого января! – произнес он и исчез.

– И тебе удачно повеселиться, – махнула я вслед ему рукой.

Выбрала добрую старую комедию, набрала всяких разных вкусностей и приступила к просмотру.

К обеду народ в доме начал просыпаться. Ко мне поднялся Саша.

– Ты чего тут делаешь? – спросил он.

– Киношку смотрю, – ответила я.

– А что у нас на диване делает Николай? – поинтересовался он.

– Спит, наверно, – пожала я плечами.

– А почему он спит именно у нас? Я его из дома вроде бы не выгонял.

– Так Новый год же, святой Николас и есть Дед Мороз, – попыталась я пошутить.

Саша на меня как-то странно посмотрел.

– Тоскливо человеку одному в доме, – ответила я, – пришел нас поздравить и уснул.

– Понятно. Ого, бутылка шампанского! – удивленно воскликнул Александр. – Ты с утреца выпить уже хотела?

– Нет, это подарок, я про него забыла, вот нашла.

Саша покрутил бутылку и присвистнул.

– Она 1984 года выпуска, – удивленно сказал он.

– Обалдеть, там, наверно, уже уксус.

Надо было после ухода Шелби бутылку спрятать, всё же шампанское не простое, а от беса, кто его знает, как оно на организм подействует.

– Ну пусть стоит в серванте, как раритет. Не будем открывать. Может, еще продадим за бешеные деньги, – сказал Саша и поставил бутылку обратно на стол. – Идем обедать, дорогая, или завтракать, кому как нравится, – усмехнулся он.

Как только Саша вышел из комнаты, я вскочила с дивана и убрала бутылку с шампанским в шкаф к книгам. Вечером спрячу в потайную комнату.

Народ на кухне заваливал стол прошлогодними салатами, сооружали бутерброды, грели вчерашний шашлык. От свекрови нам достался ольгинский торт. Николай так и не проснулся, хотя семейство довольно неприлично шумело.

– Ого, как он дрыхнет. Вот батюшка ночью погулял, – усмехнулся Саша.

– Всю ночь молился, – улыбнулась я.

– А давайте к нам в комнату пойдем и будем все вместе смотреть какую-нибудь кинокомедию? – предложил он.

Все радостно закивали, набрали полные подносы еды и отправились смотреть киношку, выбрали что-то с Рене Зеллвегер. Смотрели, ели, смеялись, отлично проводили время всей семьей.

Александру позвонили. Он взял трубку и вышел из комнаты. Через пару минут позвал меня, на нем лица не было.

– Что случилось? – спросила я.

– Приехала Элина, – сказал он.

– Кто эта Элина?

– Это мать Славкина, моя бывшая жена, – он теребил в руках телефон.

– И что? И где она?

– Она у моих родителей сейчас. Сунулась в дом, там закрыто, батюшка у нас спит. Она поехала к родителям. Сейчас мама звонила, просила Славку привезти, – ответил он.

– А ты что ответил? – его волнение передалось мне.

– Я сказал, что спрошу сына.

Да уж, я думала, что первое января больше нам сюрпризов не принесет. Дамочку не Дед Мороз принес, а Дед Карачун.

– Иди, спрашивай, – сказала я, – чего это ее первого января черти принесли. Нормальные люди этот день с семьей проводят, а не настроение другим портят.

– Родители, а чего это вы тут шушукаетесь? – спросила Катюшка, выходя из спальни с подносом с грязной посудой.

За ней следом вышел Славка тоже с подносом.

– Родители, вы чего притихли? – спросил он. – Что-то случилось?

Он посмотрел сначала на меня, потом на отца.

– Кто-то умер? – со страхом в голосе спросил мальчишка.

– Нет, – ответила я, – к тебе приехала… эээ… – запнулась я.

– Твоя мама, – окончил мою фразу Саша.

– Какая мама? У меня нет матери, – сказал Славка и пошел на кухню относить посуду.

Мы пошли вслед за детьми.

– Слава, ты не хочешь увидеться с ней? – спросил Александр.

– Зачем? Мне не интересно. Мне с вами хочется побыть, а с ней нет. Она меня родила и бросила. Я бабушку могу мамой назвать, которая меня воспитала и вырастила. И чего ей первого января дома не сидится? Такой день решила нам испортить. Папа, даже не уговаривай меня, не пойду я к ней. Зачем? – он отпихнул Катюшку от раковины и стал рьяно намывать посуду.

Саша спорить с ним не стал, а ушел в спальню, звонить своей маме. Я осталась помогать ребятишкам убирать посуду.

– Вот, ты же взрослая и ты женщина, скажи, зачем она приперлась? – спросил меня Славка.

По нему было видно, что он весь кипит.

– Может, осознала свои ошибки, хочет попросить у тебя прощения. Слава, честно, я не знаю. Может, увидеть тебя хочет, посмотреть, какой ты большой стал, – пожала я плечами.

– Она осознала, а я при чем? Пусть мучается. Ее столько лет не волновало, как мы с отцом живем. Как только у нас всё наладилось, она приперлась. Опять хочет всё разрушить.

Парень рьяно мыл посуду и швырял чистые ложки с вилками на столик.

– Может, и не хочет, – ответила я.

– Она один раз уже к нам приезжала, а потом через месяц снова пропала. Ты представляешь, каково нам было с отцом? Я месяц не разговаривал, просто молчал, а он каждый день огород перекапывал. Каждый день с лопатой, хорошо, что лето было.

Мальчишка бросил ложку, которую мыл, в раковину, развернулся и ушел в свою комнату. Через пару минут вышел одетый, взял лопату и ушел на улицу.

– Хорошо, что ночью снег шел, – сказала Катюшка, наблюдая в окно, как остервенело Славка чистит дорожку.

Ко мне подошел Саша, обнял сзади и уткнулся носом в плечо.

– Я позвонил маме, сказал, что мы не придем. Элина у мамы трубку выхватила и завела старую пластинку, что она приехала теперь навсегда и никуда от нас не денется. Просила хоть одним глазком увидеть Славку.

– А ты?

– Я ей сказал, что поезд ушел и у нас другая жизнь, в которой ей нет места. Она стала плакать, а я отключил трубку.

Тут у меня зазвонил телефон, понятно, что Сашина мама решила позвонить мне.

– Здравствуй, Агнеточка, попроси Славочку, чтобы к нам пришел, – начала говорить Людмила.

– Здравствуйте. Он отказывается, – ответила я.

– Эличка так горько плачет, она во всем раскаивается, – сказала она.

На заднем фоне были слышны всхлипывания.

– Может, еще и Сашу прислать? – насмешливо спросила я. – Пусть она еще и им поиграется. Славка уже взрослый парень, он сам решает.

– Но она же его мама.

– Он сам так решил.

– Попроси его.

– Нет, – ответила я, – всего доброго.

Теперь у меня всё внутри кипело. Эта женщина приехала к пожилым Сашиным родителям и треплет им нервы. Обернулась, а Саши нет. В окно выглядываю, а они там вместе со Славкой на пару снег чистят. Главное, чтобы каждый день огород потом не перекапывали, а то сейчас зима, да и летом не надо.

С Катюшкой обсудили ситуацию.

– Мама, может, всё же Славке стоило сходить, на мать посмотреть? – спросила меня Катюшка.

– Чтобы плюнуть ей в лицо? – поинтересовалась я.

– Ну нет, наверное. Может, она правда раскаялась.

– И что с ее раскаяния? Годы прошли, их не вернуть, – пожала я плечами.

Пока мы с ней болтали, с улицы послышались крики. Накинули с ней тулупчики, сунули ноги в сапоги и выскочили во двор. Только крики доносились с той стороны забора, с улицы. Пошли с ней туда. Я приоткрыла калитку и высунула голову. Саша стоял с поднятой лопатой, замахивался на даму в норковой шубе.

– Убирайся, убью тебя к чертовой матери, – кричал он.

– Славочка, сынок, идем к маме, – тянула женщина руки к Славке.

– Я тебя не знаю, – ответил пацан.

Он взял лопату и быстрыми шагами направился к калитке. Женщина провожала его взглядом и громко всхлипывала. Вдруг она увидела меня и кинулась в мою сторону.

– Ах ты, гадина, семью мою забрала, мужа моего увела, еще и сына против меня настроила! – закричала она.

– Ты чё, больная? – только и смогла я вымолвить от удивления.

Славка перекрыл ей путь и выставил лопату вперед.

– Отца слышала? Убирайся. Ты сама всё испортила и нас бросила. Убирайся, и чтобы ноги твоей больше рядом с нами не было. Ненавижу тебя! – заорал он.

– Вы у меня еще поплачете, – прошипела она, обведя злобным взглядом нас всех.

– А то мы мало плакали. Помолчала бы, – ответил ей Вячеслав. – Ни стыда, ни совести.

Она развернулась, вздернула голову и, гордо вышагивая, пошла в сторону дома Сашиных родителей.

– Саша, беги, не дай ей в дом зайти, – крикнула я.

Он рванул следом за ней.

Через полчаса мне позвонила свекровь.

– Агнета, что там случилось? Саша прибежал к нам, собрал все Элькины вещи, даже подарки, которые она для нас и для них привезла, и всё это выкинул на дорогу. В дом ее не пускает. Она всё на улице сейчас подбирает.

– Она на машине? – спросила я.

– Да, на машине приехала.

– Ну и замечательно, пусть едет от нас и больше не возвращается, овца такая.

– Еще и отец вышел, стоит в дверях и что-то ей говорит. Смотри-ка, Элька подошла к отцу и плюнула ему в лицо, – сказала Людмила. По всей видимости, она стояла около окна и наблюдала за всем происходящим. – Ой, что сейчас будет!..

– Что там происходит? – мне было любопытно.

– Отец лицо снегом вытер, из него слепил снежок и швырнул в нее.

– Молодец какой.

– Она в машину садится, показала им средний палец.

– Скатертью дорога, – выдала я.

– Да и черт с ней, – ответила свекровь. – Не было и не надо.

Она уехала, и все вздохнули облегченно. Вечер первого января прошел в тихой домашней обстановке. Николай проснулся, извинился перед всеми, что так долго проспал, всех поздравил с Новым годом и ушел домой. Всё самое интересное пропустил.

Славка на следующий день ходил смурной и сердитый. Рано встал и ушел чистить двор. Они с отцом почти до земли дошкрябались.

– Славка, у коз и кур заодно убери, только не перепугай их, – крикнула я ему вслед.

Он остановился, обернулся ко мне.

– Ну почему именно первого января? Почему не в любой другой день? – спросил он.

– Скажи спасибо, что не тридцать первого декабря и не на твои именины. Потому что она этот Новый год встречала одна, в одиночестве. Понимаешь? Тоскливо ей стало, завидно на соседей или друзей. Одному Новый год встречать не каждому под силу. Тем более она еще не старая, когда человек смиряется или даже рад своему одиночеству. Вот вспомнила про вас, думала, что у вас тут ничего не меняется, от чего уехала сто лет тому назад, к тому и приехала. По ее мнению, вы здесь без нее и не жили, словно мушки в янтаре застыли. А тут бац – и прилетела птица обломинго.

– Кто прилетел? – чуть улыбнулся Славка.

– Птица обломинго, и всё вашей принцессе обломала.

– Ха-ха-ха, надо это запомнить, птица обломинго, – рассмеялся он. – Ладно, почищу я всё. Спасибо тебе, ты лучшая.

– Ого, как круто звучит, – улыбнулась я. – Я сейчас Маре звонить буду. Ты поедешь с нами в гости? – спросила я.

– Не-а, хочу к Петьке сходить, – ответил он и ушел чистить сарайки.

Позвонила Маре, спросила, всё ли в силе. Она как-то мялась, то ли приходить, то ли не приходить.

– А знаешь что? Приезжай и этого своего крылатого прихвати, – сказала она.

– Что-то случилось? У тебя гости?

– Ага, гости, – ответила она недовольно. – У папеньки моего объявился троюродный братец и приехал к нам погостить на пару денечков, Новый год отпраздновать, а может и Рождество. У меня голова уже как тот чугунок гудит и раскалывается.

– Тогда мы, может, не приедем? Мешать будем, – сказала я.

– Не помешаете. Приезжайте.

– Только что-нибудь пожрать взять? – усмехнулась я.

– Типа того, эти чайки приехали с бутылкой шампанского и коробкой конфет и живут у нас уже четвертый день. Мы, конечно, не бедные, но кормить такую ораву – денег не хватит. Всё, что перед Новым годом купили, всё кончилось.

– Ладно, привезу каких-нибудь солений-варений, пару салатов и еще чего-нибудь вкусного.

– Хорошо. Я тогда сейчас курицу с картошкой в духовку поставлю. Да пару салатов организую тоже.

Салаты с Катюшкой приготовили простые: винегрет с селедкой, да куриный с острой морковкой и фасолью. Достали из подпола парочку баночек с соленьями, взяли банку с квашеной капустой, кусочек своего сыра и копченое сало. Прихватила пару бутылок сидра и бутылку домашнего вина, ну и компот для девчонок. Взяли какие-то сладости и отправились в гости.

Нас встретила Мара. Помогла раздеться. В коридор выскочила Яночка и повисла у меня на шее.

– Моя любимая тетя Агнеточка приехала! – девочка кинулась меня целовать в щеки.

– А я тебе подарочек привезла, – сказала я и вытащила большую и красивую куклу.

– Какая она красивая, – с придыханием сказала Яна, – как принцесса.

Из комнаты выскочило два пацана по шесть-восемь лет и с диким гиканьем попытались вырвать у девочки куклу. Я поймала одного за руку и заглянула в глаза.

– Девочек обижать нельзя. Это подарок для Яночки, а не для тебя. Ты понял?

– Дура, – вырвал он свою руку и убежал с братом в комнату.

– Нормально, – обалдела я.

– Это же дети. Они просто играют, – из кухни выплыла круглая, как колобок, женщина непонятного возраста.

Вот такие бывают, они в двадцать выглядят на сорок, и в сорок выглядят, как двадцать лет назад.

– Детей воспитывать надо, – улыбнулась я.

– Ой, меня мамка с папкой не особо воспитывали, и ничего, выросла нормальной, – ответила она и укатилась назад на кухню.

– И вас с Новым годом, – хохотнула я.

Марена демонстративно вытаращила глаза.

– Да гони ты их, если тебе не нравится, – сказала я.

– Яночка, а где твой песик? – спросила я у девочки.

– Он у деды в кузне вместе с филином, – ответила она, тяжело вздохнув.

– От животных в доме одна антисанитария, – раздалось из кухни от тети-колобка.

Мы прошли на кухню. Дама уже дегустировала квашеную капусту, вылавливая ее прямо руками из банки.

– Вилкой вас родители тоже не научили пользоваться? – спросила я.

– А что такого, все же свои или брезгуете? – удивилась она.

– Брезгуем.

– Фи, какие вы невоспитанные, нельзя так в гостях себя вести.

Вдруг из комнаты донесся рев, плач, крик, визг. Мы все рванули туда. Руки одного из мальчиков плотно оплел жгучий плющ. Рядом стояла Яночка и прижимала к себе новую куклу. На полу валялся клок кукольных локонов и ножнички. Девочка плакала, а мальчик визжал, как поросенок. Второй мальчик вжался в стену и тихо скулил.

– Илюшенька, солнышко, что случилось? – кинулась маманька к нему.

– Она, она, – тыкал он в Яночку связанными ручками.

– Ах ты, мелкая дрянь, – накинулась она на Яну и замахнулась.

Ее руку перехватила Мара, еле себя сдерживая.

В дом вошли мужчины и кинулись в комнату на крики.

– Что здесь произошло? – к связанному ребенку подскочил мужчина, сильно похожий на Юрия, только на двадцать килограмм больше и на двадцать лет моложе.

Марена держала крепко тетку и всматривалась в ее лицо.

– Убирайтесь из моего дома и дорогу сюда забудьте, – прошипела Мара.

Тетка бледнела, у нее начали синеть губы, дыхание стало редким. Юра схватил Марену за плечо.

– Дочка, ты убьешь ее. Лучше помоги мальчику, – сказал он.

Мара отпустила женщину, и та осела на пол.

– Что-то мне дурно, – сказала она и на четвереньках выползла из комнаты.

Катюшка увела Яночку в спальню к Юре, что-то ласково приговаривая и успокаивая. Мара присела на корточки, аккуратно подцепила мизинцем колючий плющ, так, чтобы не коснуться самого мальчика. Посмотрела на растение в течение минуты, и оно стало рассыпаться в труху. На коже ребенка остались ожоги от плюща.

– Что тут происходит? – спросил отец детей.

– Вам лучше уехать, – тихо сказал ему Юра.

– Мы хотели провести у вас все каникулы, – ответил мужчина возмущенно.

– Идем, я помогу вам собрать вещи, – сказал ему кузнец и попытался его развернуть.

– Я требую объяснений, – повысил голос товарищ.

– Объяснений не будет, лучше уезжайте, – вздохнул Юра.

– Я не понял.

– Чего ты не понял? Папа сказал тебе, чтобы вы сваливали из нашего дома, – Мара встала и пошла на мужчину, сжимая кулаки.

– Беги, мужик, – тихо сказала я.

– Да что я, с бабой, что ли, не справлюсь, – усмехнулся он.

– С ней не справишься, – покачала я головой.

Юра схватил мужичка за шкварник и легонько потряс, сунул ему кулак в нос.

– Идем, дорогой братец, я помогу собрать твои вещи.

Мужчина сразу закивал, редко кто отказывается от вежливой просьбы, когда перед носом маячит кулак величиной с твою голову. Гости быстро собрались, отблагодарили за гостеприимство.

– Да ни в жисть в такую дыру больше не поеду! И жрать у вас нечего, и готовите вы отвратительно, – сказала женщина-колобок. – И дочка у тебя ненормальная.

Мы проводили их за ворота и долго махали радостно платочками. Вернулись в дом и решили накрывать на стол.

– Саша, там где-то стояла банка с огурцами и помидорами. Открой ее, пожалуйста, – попросила я.

– А ее нет, – удивленно ответил он. – Может, я ее из машины не принес.

Кроме банки с огурцами и помидорами пропала квашеная капуста и компот. Пакет с салатами, сыром и копченым салом Катюшка оставила в коридоре, так что их не утащили, не видели просто.

– Агнета, ты будешь смеяться, но они украли из духовки противень с курицей и картошкой.

Мы начали хохотать.

– Как? Он же горячий был, – удивилась я.

– Ребята, простите нас, но у нас реально нечего есть, кроме того, что вы принесли. Они и заготовки на салат все уперли, – сказала Мара.

– Тогда поехали к нам, – сказал Саша. – Найдем что-нибудь у нас.

– Может, у вас картошечка еще есть? – спросила Катюшка. – Можно просто отварить картошки, и с нашими салатами будет нормально.

– Катенька, мы не держим много овощей. Покупаем понемногу, иначе они либо растут буйным ростом, либо рассыпаются в труху, – ответил Юра, посмотрев на своих девочек.

Они как-то скромненько посмотрели в пол, дескать, они ни при чем. Мы все собрались и поехали к нам готовить праздничный обед. Яночка забрала испорченную куклу, Катюшка обещала ей сделать новую прическу. Взяли с собой и верного друга девочки, из милого щеночка получился приличного размера неуклюжий подросток-пес.

Дома мы достали из погреба еще несколько банок с соленьями и компот. Отварили картошки и яиц. Организовали салат с крабовыми палочками. Открыли пару банок домашней тушенки. Получился изумительный праздничный обед.

– Какое счастье, какое счастье, – все повторяла Мара. – Я домой приеду, а их там нет. Папа, больше никаких одноклассников, не ищи там никого.

Гости засиделись у нас допоздна. Саша баню затопил, попарились, кто хотел. Пили чай, играли в карты, болтали о всяком и разном. Решено было оставить наших друзей у нас. Мару с Яночкой положили в зале, а Юра лег в кухне.

– Хорошо посидели, – сказал Саша, укладываясь спать. – Замечательные у нас друзья. Ты даже год не живешь в поселке, а обросла друзьями и приятелями, как коренной житель. Подруги у тебя такие удивительные, да и друзья.

– Странные? – рассмеялась я.

– Ну да, – смутился он.

– Саша, у меня вот появились тут друзья, есть подруга в городе, сейчас, скорее, уже не подруга, а приятельница. А у тебя почему нет друзей? – спросила я.

– Есть, – он пожал плечами. – Брат есть, он мне и друг, и брат, еще отец.

– И всё? В школе ты ни с кем не дружил или все разъехались?

– Почему? Дружил. Четверо нас было, нас так и называли: три мушкетера и д'Артаньян. После школы уехали учиться кто куда. Один из нас начал пить, спился, и однажды зиму не пережил.

– А остальные? – спросила я.

– Остальные разъехались по всей стране, женились, детей родили. Давным-давно находил их, списывались. Сейчас в лучшем случае на дни рождения друг друга поздравляем, – пожал он плечами.

– И больше друзей не было? – мне было интересно.

– Были, но бывшая жена всё подпортила. Некрасивая история случилась. Не хочу рассказывать. С тех пор что-то друзья не заводятся, – усмехнулся он. – Так, приятели только, ну Глеб еще. Есть сын, отец, брат, они мне родные и близкие, и совет дадут, и помогут, и я не отказываю. Там племянники подрастут. Нормально всё, я не переживаю. Еще ты у меня есть.

Утром встали рано по привычке. Катюшка сделала кукле изумительную прическу, вплела цветной канекалон, прикрыв выстриженное место. Яночка была рада. Позавтракали, да гости стали собираться домой. Попыталась им дать гостинцев с собой, отказались.

– Сейчас по магазинам поедем. Спасибо, ничего не надо, и так мы вас объели, да еще наша родня украла твои соленья, – сказала Мара.

– Но вы же не виноваты, – улыбнулась я.

– Слушай, а на Святки же можно гадать и прочими интересными вещами заниматься, – предложила она.

– Ой, вот тебе в обычной жизни чертовщины не хватает, – рассмеялась я.

– Маловато будет, маловато, – ответила она голосом героя из мультика.

– Опа, нам любимые родственники прислали сообщение голосовое, – поднял палец вверх Юрий.

– Включай, послушаем, – кивнула Мара.

В общем, какие мы гады, нелюди и прочие неприятные эпитеты лучше опустить. Про кары небесные тоже не стоит говорить. Осталась главная суть: кура наша – отстой недоделанный, в банках оказалась плесень с какими-то червяками, да еще всё это повзрывалось в поездке, весь салон загадило. Нюрочке в поездке было плохо, то ее рвало, то поносило, это вот от подружкиной капустки, то есть от моей. Был сделан вывод: мы жадные и бесчеловечные люди, и нам должно быть за это стыдно, обиду покроет энная сумма на карту.

Мы переглядывались между собой и хихикали.

– Эх, а я еще переживал, что мне с родственницей не повезло, – вздохнул громко Славка.

В коридоре поднялся хохот.

– Им повезло, они обделались легким испугом, – рассмеялся Саша.

– Так им и надо, – ответила маленькая Яночка, приглаживая голову своей новой кукле.

– Агнета, прости меня ради бога, я же подарок вам с Катюшкой приготовила, вернее мы с папой, – Мара полезла в сумку. – Хоть бы не украли любимые родственники.

Марена достала два красивых льняных мешочка, один для меня, другой для Катюшки. В них лежали шикарные мониста с монетами и камнями.

– Это мы с папой делали специально для вас, – сказала Мара.

– Какая красота, а какие тяжелые, – я любовалась ожерельем.

– Теперь защищать вас будет от любой нечисти, – улыбнулась она.

– Чудо какое, – прошептала Катюшка.

– Это серебро.

– Чувствую себя Шехерезадой, – сказала я, примеривая монисто. – Особый подарок.

– Особый, – кивнула Марена.

– Благодарю от всей души, – сказала я.

Гости попрощались и уехали, снова звали нас к себе, мы обещались к ним наведаться. Потом семьей решали, чем нам заняться всем вместе, но Саше позвонили и вызвали на работу.

– Ну всё, каникулы закончились, и так целых два дня мне дали передышки какие-то силы, а теперь опять вперед, на винные погреба, – вздохнул он.

– Можно, я тогда к Петьке пойду? – спросил Славик.

– Иди, – разрешил ему отец. – А вы, девочки, чем займетесь?

– Ничегонеделанием, – ответила я.

– Тогда успехов вам в этом нелегком занятии, – подмигнул Саша.

Наши мужчины ушли, а мы с Катюшкой остались вдвоем. Дочь отправилась к себе в комнату рисовать, а я пошла наверх в свой кабинет. Монисто захватила с собой. Надела его, покрасовалась перед зеркалом, очень красивая вещица. На каждой монетки, какие-то значки выкованы.

Стою, красуюсь, и вдруг меня, как модно сейчас говорить, накрыло. Очутилась я посреди степи, кругом юрты, люди какие-то бегают, женщины, дети, просто обычная повседневная жизнь. В степи поднялись клубы пыли, послышалось гиканье всадников. Побежали в разные стороны соплеменники. Похватали оружие мужчины, и у меня вроде в руках оказалось оружие.

Напали на наше поселение, рубить сородичей начали, женщин хватать, детей давить. Защищали мы своих, не жалея себя. Земля стала красной от крови. Стали падать рядом воины на землю, и я упал, и обернулся волком, и мертвые воины встали и обернулись волками, и рвали мы своих врагов клыками и когтями до их последнего вздоха. И убить они нас не могли, ибо мертвых убить нельзя. И победили мы, и спасли своих родных. С тех пор охраняем свой род, а земля в этих степях теперь красного цвета.

Картинку показало и отпустило.

– Вот и ни фига себе, что это было? – прошептала я, приходя в себя.

В горле стояла горечь дыма и полыни, на зубах и в носу пыль. Ладно хоть в мужика не превратилась или в волка. Позвонила Маре.

– Скажи, подруга, ты где металл для такого украшения добыла? – спросила я.

– Это мы как-то с Яночкой по степи гуляли и набрели на одно место. Там большой такой пятачок красного цвета, глинистый, а по нему монетки были разбросаны да обломок какого-то оружия. Мы подобрали всё, домой деду принесли. Оно так там у него и лежало в коробке в кузнице, пока Яна про него не вспомнила и не предложила из этого всего монисто для тебя сделать.

– А Катино украшение? – поинтересовалась я.

– Для Катиного специально ездили, серебро покупали. А что такое? Что-то не так? – расстроилась Мара.

– Всё так, украшение получилось особенное, – улыбнулась я. – Спасибо тебе, Юре и Яночке за него от всей души.

Вот так подарок непростой.

Поезд приближался к станции небольшого поселка. Здесь нужно было выйти, перейти на другую сторону площади и сесть в автобус. Матрена собрала все свои пожитки и выгрузилась из поезда. Резко вздохнула морозного воздуха, да тут по-другому дышится, это тебе не наши степи. Холодней, но вот не так пронизывающе холодно, и воздух такой тягучий, вкусный. Из-под воротника овчинной дубленки показал нос Коловерша. Так же, как и Матрена, втянул в себя воздух, закашлялся и спрятался назад. Устроился шарфом на шее у хозяйки и недовольно запыхтел.

Она перешла через площадь и зашла в здание автостанции, купила билет. Автобус должен был подойти через двадцать минут.

– 31 декабря, два часа дня, я нахожусь в полутора тысячах километров от дома. Поехала незнамо куда, и даже не скажешь, что черти понесли, вон у них рожи какие недовольные, – прошептала бабка Матрена.

Она попыталась поудобней устроиться на жестком сиденье холодной автостанции. Хотя, ну сколько можно торчать дома.

– Раньше такая шустрая была, куда только не ездила, а с этой простудой проклятой закрыли нас всех по домам и никуда не пускают. Ладно хоть на Новый год билеты на поезд были, – бормотала она себе под нос.

Какой-то странный мужичок присел рядом, хотя на станции было полно места. Он всё озирался и оглядывался, словно ждал кого-то или высматривал.

– Бабулечка, а вы одна здеся? – спросил он тихо.

Он наклонился к ней поближе. Матрена взглянула на него из-под меховой шапки.

– А тебе что за интерес? – отозвалась она.

На нее смотрели маленькие свиные глазки, а пятачок ходил туда-сюда, что-то вынюхивая. Подселенец дрожал от предвкушения.

– Бабулечка, в таком возрасте нельзя одной ходить, – зашептал он, плотно к ней прижимаясь.

– А я и не одна, – Матрена пихнула незнакомца в бок.

Коловерша вылез из бабкиного теплого тулупа и щелкнул мужичка в лоб. Тот не понял, потер больное место.

– Ой.

Озорник перебрался на злоумышленника, стянул с него шарф, обмотал ноги. Мужичок ничего не понимал, только глазками хлопал и удивленно и беззвучно разевал рот. Коловерша забрался на загривок дяденьке и со всего размаху дал ему такую оплеуху, что тот согнулся пополам. Чертенок быстро соскользнул вниз и привязал руки к ногам. Затем уперся ему лапками в спину и столкнул мужичка на пол.

– Ыыыы, – промямлил дядька.

– А ты говоришь, одна. Вон как тебя скрутило. Хорошая работа. А ты думал, перед тобой беззащитная бабка сидит? А вот и не угадал, парниша. Обобрать меня хотел? Вот теперь всю жизнь тебе скрюченным ходить.

Матрена его легонько пнула сапогом.

– Прохиндей.

Она собрала свои пожитки и вышла на улицу. На остановке уже стоял автобус и собирал пассажиров.

– Вовремя я, – сказала Матрена и забралась в холодный автобус.

– Вы не переживайте, поедем, и он печку на полную врубит, – сказала ей какая-то девушка.

– Было бы хорошо, а то чай не девушка уже, кости от холода уж ломит.

Автобус постоял еще минут десять, собрал последних пассажиров в этом году и поехал по своему маршруту. Матрена смотрела сначала в окно, а затем закемарила. Разбудил ее Коловерша, который усиленно дергал ее за шапку. Оказалось, что они подъехали к нужному поселку. Бабулька рванула со своего места и выскочила на холод.

Около остановки стояла телега с лошадью, а на ней сидела шаманка Медведица.

– Спала, что ли? – спросила она Матрену.

– Ага, – кивнула та. – Покемарила немного в дороге.

– У нас спать нельзя в автобусах, люд нехороший бродит, потом кошельки да документы пропадают, а то и сами люди.

– Уже познакомилась с вашим нехорошим людом, вот только ему теперича нездоровится.

– Еще бы, – подмигнула ей шаманка. – Наших обижать не рекомендуется.

Они покидали бабушкин скарб в телегу.

– Далеко ехать? – спросила бабулька.

– Недалеко, километров тридцать, кажись, – ответила Лидия Павловна.

Матрена присвистнула, по ее подсчетам, часа полтора добираться.

– Вот так и поедем, минут за пятнадцать будем, а то и скорее домчимся. Пассажиры, пристегните ремни безопасности, – хохотнула шаманка, – шкурой накройся, а то околеешь.

Она развернула черного, как ночь, коня в сторону поля, и они тихо зацокали на выход из поселка. Подъехали к краю поля.

– Тут же дороги нет, – удивилась Матрена.

– Вот ты меня поражаешь, ворчишь, как обычная бабка. Для нас везде дорога есть, – шаманка вложила два пальца в рот и залихватски присвистнула.

Вороной конь встал на дыбы, а потом помчал их по лесам да по полям. Матрене казалось, что он даже земли не касается. Рядом мелькали деревья, свистел ветер в ушах. Насколько она любила скорость, но тут даже ей стало не по себе. Домчались они за десять минут к небольшой двухэтажной избушке. Матрена ожидала увидеть покосившийся маленький домик, но оказалась около добротного сруба, из трубы которого валил дым.

– Какой у тебя дворец, – удивилась бабулька.

– А то. Я единственная шаманка на всю округу, и лечу, и наказываю, и на путь истинный направляю, и благословляю.

– И царь, и бог, – усмехнулась Матрена.

– Так и есть, – серьезно ответила Лидия Павловна. – Только я понимаю, какая на мне ответственность лежит, и не злоупотребляю. Ничего не прошу, люди всё сами несут и делают.

– Вот и правильно.

– Хватит любоваться архитектурой, идем в дом. Только вот большому бесу в доме не место, а мелкий пусть с тобой заходит.

Матрена согласилась, и они вошли с шаманкой в дом.

В доме было тепло, пахло хвоей, выпечкой и мандаринами. Лидия Павловна сбросила тулуп, унты и шапку в прихожей, забрала Матреновы сумки.

– Раздевайся, проходи куда хочешь. У нас везде гостям вход открыт, – сказала шаманка бабульке.

Матрена замешкалась, стаскивая сапоги с ног. Из-под воротника выглянул Коловерша, потянул носом воздух и куда-то исчез. Через мгновение он появился снова в прихожей, держа в лапке мандарин. Помощник устроился на банкетке и стал самозабвенно чистить оранжевый плод, поедая шкурки.

– Безотходное производство, – в дверях появилась Лизка в фартуке и с полотенцем в руках.

Она подождала, когда Матрена стащит обувь, и кинулась к ней обниматься.

– С приездом, дорогая бабуличка Матренушка, как я соскучилась! – обнимала она старушку.

Бабулька даже расчувствовалась, а Коловерша перестал жевать мандарин от удивления. Он увидел, что бабушка смахивает слезы, и прыгнул к ней на плечо, протянул ей мандариновую дольку.

– Какая ты, Лизка, стала ладная да румяная, кровь с молоком, бойкая да шустрая. Прямо не узнать тебя.

– А все благодаря вам, – улыбнулась девушка. – Если бы не вы и Агнета тогда, загнали бы меня в могилу родственнички.

– Кстати, а что ты с квартирой сделала? – спросила ее бабушка.

– Ничего, вещи все в одну комнату перетащили, закрыли ее, а остальное сдали, – ответила Лизавета. – Пассивный заработок для меня.

Она вся светилась.

– И как тебе тут?

– Замечательно, – она продолжала улыбаться, – чистый воздух, люди интересные. Мне нравится.

– Без интернета? – удивилась Матрена.

– Почему это без интернета? – выглянула Лидия Павловна. – Не глушь какая-то.

Она замолчала, все переглянулись и начали смеяться.

– Не глушь, – закивала Лизонька, хихикая, – и интернет есть, и книги есть, и электричество, да и удобства в доме.

– Ой, – поморщилась Матрена, – а можно я вашими удобствами воспользуюсь?

– Там по коридору, – махнула шаманка.

Всё было цивильно, как и полагалось, и умывальник, и унитаз на месте, и тепло. Подивилась Матрена, хотя она в своем доме тоже всё как положено организовала, чай уж не девочка в уличном домике зимой заседать. Помыла руки. Коловерша притащил огромную шишку и попытался ее погрызть, но как-то получалось не очень.

– Дурень, это же шишка настоящая, а не шоколадная, – отобрала ее у него Матрена.

Прошла в зал. В комнате стояла огромная искусственная елка, украшенная всевозможными игрушками, мишурой и гирляндами. В небольшом камине за стеклом плясал огонь. Стены, люстру украшали сосновые и еловые венки и букеты. Пахло чем-то таким непонятным и приятным.

– Можжевельником пахнет, – сказала шаманка, заходя в гостиную. – Пошли перекусим, чаю попьем. Устала, поди, с дороги?

– Есть немного, – ответила Матрена.

– Я давно елку живую не ставлю. Ветки только да венки плету. Жаль мне дерево ради пары недель рубить. Оно сколько лет растет, а у меня, может, месяц постоит. Лизка вот появилась, ради нее мои подопечные искусственную красавицу мне подогнали. Наряжали с ней, молодость вспомнила. Смех у нее такой, как колокольчики, слушаешь – и снова жить хочется. Как хорошо, что ты ее для меня нашла. Мать ее не хотела со мной общаться, боялась, что Лизок станет такой же, как я. А кровь – не водица, что есть, то есть, никуда не спрячешь. Пока я жива, пусть учится. Мне хорошо с ней, радость моя. Сыночка нет давно, так хоть внучка радует.

– Шаманы к ней не сватаются? – улыбнулась Матрена.

– Близко у нас нет никого, да и рано ей пока еще об этом думать, – поморщилась Лидия. – Идем есть, хватит лясы точить. В животе, поди, уже танцы с бубнами от голода.

– Есть такое, – кивнула бабулька.

Кухня в доме была большой, светлой и просторной. Стол уже был накрыт, всё по-простому: буженина домашняя порезана, сало соленое, рыбка какая-то, пельмени в большой тарелке паром вкусным исходят, сметана в пиалке, хренодер рядышком, оливье в салатнике, огурчики, помидорчики соленые, грузди и лисички. Кушай, кумушка, не обляпайся. Коловерша мисочку тянет, ему тоже надобно вкусненького положить. Накидала ему Матрена всего по чуть-чуть. Ушел разбойник кушать на подоконник, сам ест и с кем-то делится.

– Смотри-ка чего, домового угощает, – рассмеялась бабушка Лида. – Нежадный какой.

Налили по стопочке кедровки за приезд, за встречу долгожданную. Выпили, хорошо стало, тепло по всему телу разлилось. Пельмешков себе накидали по тарелочкам, рыбкой закусили, вкусно. Душевно сидели, разговаривали. Потом еще по одной накатили с устатку.

– Вот я балда, – встрепенулась Матрена. – Я же гостинца привезла. Доставай, Коловерша.

Достал помощник всякого разного: и варенья клубничного и грушевого, и лечо, и маринованных особым образом огурцов с помидорами, и соленых арбузов, и яблок моченых, и казы, и что-то такое еще интересное. Весь стол кухонный завалил разной вкуснятиной.

– Сколько всего ты привезла! – всплеснула руками Лида.

– Если бы не помощник, фиг бы чего я притаранила бы, – махнула Матрена рукой и вручила Коловерше еще один пельмешек и грибок соленый.

Посидели еще немного, потом чай попили.

– Лизок, покажи нашей гостье, где ее комната, – велела шаманка Лида.

Провела ее девушка в небольшую комнатку. Всё убранство – кровать, шкаф да небольшой столик. Да Матрене много и не надо, главное сейчас лечь, поспать немного, чтобы потом нормально Новый год встретить, а не уснуть прямо за столом. Только голова подушки коснулась, как сразу она вырубилась.

Сон снился Матрене такой чудной, вроде в лесу она ходит, и на дворе не зима, а весна. Так хорошо, птички поют, цветы распускаются, деревья молодыми листочками шумят, ручейки по камушкам прыгают, журчат что-то, переговариваются. Она ходит, бродит, диковинный мох рассматривает под ногами. Вышла на полянку, а там около большого камня звери разные сидят. Медведица лапой рядом с собой хлопает, садись, мол.

В голове шум барабанов, треск костра, кто-то бьет в бубен и песни такие странные поет. Хорошо ей от этих песен, светло на душе, радоваться хочется, бегать и прыгать. Сорвалась она со своего места и понеслась по лесу, перепрыгивая через поваленные деревья, через овраги и болота. Душа поет и радуется, и солнце своим светом припекает.

Забралась повыше на огромный камень и завыла радостно. Даже проснулась от этого. Правда, выть перестала. На столе сидел Коловерша и тоже дремал, встрепенулся, когда Матрена завыла, посмотрел на нее и вытащил ей конфетку. Дескать, бери, не жалко, вот только не вой так страшно.

Трубку свою поискала, привыкла к ней, а тут почти сутки не курила. В поезде нельзя, в автобусе нельзя, на морозе тяжко. Вышла из комнаты и пошла по темному дому.

– Матрена, куда бредешь? – услышала она.

Повернулась, дверь на веранду чуть приоткрыта, Лида выглядывает.

– Ищу место, где курить можно, – ответила ей бабушка.

– Идем ко мне. Лизке дым не нравится, пришлось перестать в доме курить. Зато вот себе уголок уютный на веранде оборудовала. Печку-буржуйку поставила да поджопники электрические прикупила. С такими же, как я, куришками трубочку курим да чаек попиваем.

Матрена устроилась на кресле, накрылась пледом, достала трубочку. Набила ее табаком, раскурила и выпустила клубок дыма. Лида налила ей ароматный чай в кружку.

– Хорошо, – тихо протянула Матрена, – красота какая.

Дом был украшен гирляндами и освещал часть леса, снег вокруг. Вид был просто сказочный. С неба падали хлопья снега.

– Хочу на веранде полы теплые сделать, чтобы уж совсем красота была. А то пока печка прогреет всё, околеть можно. Сидушки теплые только спасают.

– Нормально, зато вид какой. Правда, надо было валенки надеть, – поежилась Матрена. – Может, курить меньше стану. Здоровенькой помру.

– А помирать нам рановато, есть еще у нас тут дела, – пропела хриплым голосом Лида.

– Лизка спит?

– Спит. Сегодня с раннего утра готовила. Сейчас начнет к одиннадцати часам народ подтягиваться. Надо будет на стол накрывать.

– Как народ? – удивилась Матрена.

– Так у нас это привычное дело. Как праздники какие, так полный дом гостей. Все едут с гостинцами да с подарками поздравлять. Кто в одиннадцать приедет, чтобы Новый год с нами встретить, а кто и после полуночи. Всю ночь будут тянуться, приезжать и уезжать. Утром только спать пойдем. Первого к вечеру снова гости будут, – она улыбалась. – Я специально никого не зову, они сами приезжают.

Матрена на нее удивленно смотрела.

– Устанешь, пойдешь в свою комнату. Она у тебя самая дальняя, не должно быть слышно народ.

– И ты всех кормить будешь?

Бабушка Матрена представила, сколько Лизка наготовила.

– Не переживай, народ сейчас и пельмени привезет, и салаты, и деликатесы всякие. Не хватит – картошки отварим. Всё хорошо будет, никто голодный не уйдет, и выпить, и закусить привезут. У нас так принято. На охотников посмотришь, на местный люд, да и не на местный тоже, – снова улыбнулась Лида.

– Не тяжело такие вот праздники проводить?

– А я их и не провожу, люди как-то сами между собой общий язык находят. Не переживай, хорошо будет, душевно.

– Да мне чего переживать, я не хозяйка, я гостья, – усмехнулась Матрена.

– Всё будет путём.

В начале одиннадцатого пришла женщина лет пятидесяти, сухонькая, небольшого росточка. Она отряхнула свои снегоступы около дома и занесла их в неотапливаемую веранду. Женщина как-то виновато улыбнулась, громко и косноязычно поздоровалась и поздравила всех с Новым годом. Одета она была просто, в домашнюю кофту и в такие же штаны.

Матрена удивленно посмотрела на Лиду.

– Это Надюшка, помощница моя. Она глухая, но по губам понимает, – ответила шаманка.

Женщина снова улыбнулась и ушла на кухню.

– Они с Лизкой со вчерашнего дня на кухне колдуют. Всё утро готовили, ну и я им малехо помогала. Днем она домой уходила поспать, а к ночи снова пришла.

– И всю ночь тут будет? У нее родных нету? – удивилась Матрена.

– Здесь родных нет, в городе взрослый сын с семьей. Я ее младенчиком в лесу нашла, какая-то родила да бросила. А я за травами ходила и увидала ее. Благо она не плакала, а то бы дикие звери полакомились. Отнесла ее в деревню, отдала бездетной паре. Они ее Надеждой назвали. Председатель колхоза ее записал как их кровную, что сами родили. Потом выяснилось, что девочка глухая.

– Вот какие бабы бывают, хуже зверей, свое дитя на погибель бросить – это кем надо быть, – покачала головой Матрена.

– Надька даже замуж вышла. Он немой был, а она глухая. Мальчик у них родился, кстати, нормальный. С мужем она двадцать лет прожила, а потом он сгинул. Ушел в тайгу капканы проверять и пропал. Мальчишка у нее тогда уже в городе учился. С тех пор она ко мне ходит, по дому помогает. Когда народ идет, мне попить и поесть некогда, не то что домом заниматься. Надя очень меня выручает. Когда Лизка появилась, она даже ревновала ее немного, а потом поняла, что девке тоже помощь нужна. Стала к ней как к родной относиться.

– А я думала, у тебя Лизка тут за рабыню Изауру, – усмехнулась Матрена.

– Да ну тебя, – рассмеялась Лидия. – Пошли на столы накрывать, нечего задницы греть на электрических поджопниках на халяву.

Столы были уже поставлены в гостиной. Они занимали практически всё пространство. Бабушке Матрене и делать ничего не дали, потолклась немного да и уселась около камина блаженствовать. Лизка с Лидой застелили столы скатертями и стали ставить приборы. Затем носили и расставляли кушанья.

Первым на пороге появился Надин односельчанин, пришел на снегоступах. В зал проходить не стал, как и раздеваться, просто расстегнул тулуп да шапку на затылок задвинул. Стал на стол всякие гостинцы выставлять: мед, кедровые орешки, какие-то бумажные кулечки.

– С праздником, уважаемая, с Новым годом, – приговаривал он.

– Рюмочку? – спросила его Лидия.

– Нет-нет, ты же знаешь, я не пью.

Нажелал всем всякого хорошего и доброго и от женщин получил замечательные пожелания, а от Лидии какой-то мешочек с травками. Откланялся и рванул назад к себе в поселок.

– У него самый лучший иван-чай в округе. Он его и с мятой, и с душицей, и с сушеной черникой, и с земляникой делает. И мед у него хороший, – сказала шаманка.

– А чего не остался? – спросила Матрена.

– Так праздник, со своими родными праздновать будет. Он меня на каждые большие праздники поздравляет. Я его сына в тайге нашла. Ушел за ягодой с мальчишками и заплутал. Ребятня вернулась, а он – нет. Взрослые искали, не нашли. Вот он ко мне прибежал и в ноги бухнулся. Я ему место указала, где мальчонка сидит. Пацаненок корзинку потерял и боялся домой возвращаться. Когда его искали, прятался. Ну и спрятался так, что сам заплутал.

– Ты всех помнишь? – поинтересовалась бабушка.

– А ты? – рассмеялась Лида.

– По-разному, кого помню, кого нет. Так я и не практикую так, как ты.

– А я по-другому и не могу уже, эта жизнь моя. Тяжело, правда, уже стало. Духи злобные чаще стали приходить, словно им кто портал открыл. Часто приходится от них отбиваться, тяжелей отходить от этого стала. Не нравится им, что я людей от них спасаю да лечу.

Народ стал прибывать пачками, люди шли и приезжали на авто и на снегоходах. Хозяйка всех встречала и со всеми разговаривала, сажала за стол и угощала. На кухне на столе росла гора гостинцев, часть из которых тут же нарезалась, накладывалась в тарелки или в салатники и отправлялась на стол.

На двух конфорках стояла огромная кастрюля. В ней кипела вода. Лидия из шкафчиков на кухне достала мешочки с какими-то травками. Она брала по щепотке трав, что-то шептала на каждую и кидала в кастрюлю, помешивая половником.

– Танцы с бубнами будут? – спросила Матрена.

– Сейчас я тебя наряжу, и будешь с бубном скакать. Это светский Новый год, а духовный в другое время проводится. А то сама не знаешь?

– Ну, мало ли.

– Я же не клоун ряженый, шоу показывать, это не ко мне.

Около двенадцати часов рядом с каждым гостем появилась чашка с ароматным чаем. Телевизор включать не стали. У Лиды висели огромные часы с боем. Вот они и оповестили хозяев и гостей чудесного дома, что наступил Новый год. Все молча пили волшебный чай, который приготовила сама шаманка. Выпить надо было всё, что налито в стакан. Вот так, традиция такая, кто шампанским Новый год встречает, а вот здесь чаем с добрыми пожеланиями и намерениями.

Как только была допита последняя чашка, так за столом снова полились разговоры, застучали приборы. Кто-то достал гитару и запел песню. Было тепло и душевно. Люди приходили и уходили, и каждому здесь были рады. Матрена немного устала от шумного застолья и пошла на теплую веранду курить. Там сидел какой-то мужчина и попивал чай из кружки. Она достала свою трубку и принялась выбивать в пепельницу пепел. Мужчина недовольно на нее посмотрел.

– Вы тут курить, что ли, собрались? – возмущенно спросил он.

– Да, – кивнула Матрена.

– А я тут, между прочим, чай пью.

– Ну пей, я с тебя его не требую, кружку не отберу.

– В общественном месте, – начал он.

– А мы не в общественном месте, мы в гостях. Это место для курения, вон, вишь, и пепельница стоит, и зажигалка со спичками лежат, и табаком воняет. Чуешь? – оборвала она его. – Или ты меня, бабку старую, на улицу прогнать хочешь? Пить чай можно в любом уголке этого дома, а вот курить только здесь. Так что серчай, не серчай, а трубочкой тут подымлю.

Он недовольно хмыкнул, но возражать не стал. Матрена набила трубку, поставила кресло поближе к печке и подожгла табак. Медленно она раскуривала трубку, иногда поглядывая на любителя чая.

– А ты чего здесь торчишь, а не со всеми за столом? – спросила она.

– Там шумно.

– Шумно, – согласилась она.

Выпустила дым вверх и увидела на потолке вытяжку, усмехнулась про себя. Прогресс, однако, дом в тайге, а все блага цивилизации.

– Нажми на кнопку, – сказала Матрена и показала на вытяжку.

– Холодно будет, – помотал он головой.

– Тогда наслаждайся чаем с дымком и табаком, – хохотнула бабушка.

– А вы тоже из этих будете? – спросил он.

– Из этих – это из каких? – прищурилась Матрена.

– Ну, шаманов, видящих, экстрасенсов, как там их.

– Ага, экстрасексов. А тебе, милок, чего надобно?

– Хотел к Лидии Павловне в ученики пойти, а она не берет, говорит, что нет у меня такой силы и дара нет. Сколько я к ней ездил, сколько просил, а она каждый раз отказывает, – вздохнул он тяжело.

Матрена присмотрелась к нему – обычный мужичок, но сидит у него на плече что-то маленькое и непонятное, наподобие Коловерши, только мелкое и никчемное. Сидит на плече и каких-то невидимых блох ищет.

Бывают такие сущности непонятные, незнамо откуда появляются и цепляются, и вроде не бесы родовые, и прямо чтобы сказать, что паразиты, никчемушники, одним словом. Пользы от них никакой, да и вреда особого нет. Так, иногда хулиганят или, наоборот, помогают, но все по мелочи. Например, деловая встреча или свидание важное, а тут штаны на попе лопнули или резинка на белье. Им смешно, а человеку досадно.

Или приятное делают, но с подковыркой, например, зашел на почту, а там всего один человек. Радуешься, подходишь, а у него гора писем и посылок. Злишься, стоишь, а через пятнадцать минут второй оператор приходит с обеда, и тебя принимают. Однако могут от крупных неприятностей защитить, но и большой удачи с ними не жди. Мелочевщики, никчемушники. В магических практиках развиваться не дадут, им это невыгодно, вдруг от них носитель решит избавиться.

– Зачем тебе учиться у шаманки? – спросила Матрена.

– Ну как зачем, чтобы у меня все получалось в жизни, в тайну заглянуть, ну и чтобы деньги были всегда.

Никчемушник повел ушами и стал прислушиваться к разговору.

– Меркантильные, значит, цели преследуешь? – усмехнулась она.

– Может, вы меня к себе в ученики возьмете? – с надеждой спросил он.

Не успела она и рот открыть, как никчемушник спрыгнул с плеча мужчины и ринулся в ее сторону. Притом вид у него был весьма недружелюбный, брюхо стало красным, раздулось, в пасти выросло несколько дополнительных рядов зубов. На лапах появились острые, как сабли, когти. Однако не смог он до нее допрыгнуть, получил трубкой в лоб и за хвост был утащен на улицу Коловершей.

Матрена смотрела, как никчемушника в сугроб окунает ее огромный бес, как катает его по заснеженной дорожке. Забросил бестию он за вершины самых высоких сосен и исчез. Сущность вернулась на место через пару минут, немного потрепанная и еще меньше, чем прежде.

– Нет, дружочек, я учеников не беру. Селяви, – ответила ему Матрена. – Стара я уже для такого, да и для тебя этот путь закрыт.

Мужчина что-то попытался возразить, но она приложила палец к губам и отвернулась от него, чтобы спокойно курить и созерцать первую ночь в этом году.

На веранду зашли еще двое мужчин, переговариваясь между собой. Товарищ с Никчемушником фыркнул, встал и пошел на выход, оставив грязную чашку на столе.

– Эй, приятель, ты кружку забыл, – окликнул его один из мужчин.

Товарищ поморщился, но кружку забрал с собой. Мужички продолжили разговаривать между собой, достали сигареты.

– Блин, зажигалка не работает, – сказал один. – У вас прикурить не найдется? – обратился он к Матрене.

– У меня трубка. Там спички где-то были около печки, – пояснила она.

– Нашел, – кивнул другой мужичок.

– Замечательно, – улыбнулась бабушка.

– Может, вам чайку налить? – спросил мужчина. – Меня, кстати, Роман зовут.

– Бабка Матрена. Налей, милок, чайку, – усмехнулась она.

– А я Ильяс. Может, к чаю чего принести?

– Нет, на ночь не ем, – рассмеялась бабушка.

– А вы откуда? Говор не местный.

– С Урала.

– Так и мы с Урала, только у нас так не говорят.

– Урал большой, с южного я, со степного края, – ответила Матрена.

– А вы у Лидии Павловны тоже что-то лечили или духов злобных она у вас изгоняла? – полюбопытствовал Ильяс.

– Нет, я по обмену опытом, – хохотнула бабушка.

– Ого, значит, вы тоже шаманка?

– Нет, я ведьма, на метле летаю, нечисть изгоняю, – продолжила она смеяться. – Приятельницы мы.

– А я вот приехал ее с Новым годом поздравить, друга с собой прихватил, – сказал Ильяс. – Я ей по гроб жизни теперь обязан.

– Что же такого она для тебя сделала? – спросила бабушка.

– Спасла меня. Сох я, сох и чуть не сдох. Шайтан ко мне приходил, голову кружил, мутил, есть не давал, спать не давал, душу мою жрал.

– Где же ты, милок, шайтана нашел? – удивилась Матрена.

– Жена моя бывшая за мной прислала, так ревновала, зла была на меня, что я от нее ушел. Я ее не бросил, а уехал на Север на заработки, а она ревновать начала. Поругался я с ней и ушел. Так она пошла к убырлы и приставила ко мне шайтана, чтобы он за мной следил и житья не давал. Я, когда его увидел, побежал к бабке одной, а она говорит: «Иди к мулле, пусть он тебя отчитывает, не нашей ты веры».

– И? – с интересом слушала его Матрена.

– Не смог мулла с ним справиться. Туда-сюда ходил, пока один приятель меня к Лидии не привез. Вот только она одна мне и помогла. Шайтан ушел, а я теперь живу спокойно, – улыбнулся Ильяс.

– К жене шайтан вернулся?

– Не знаю, не хотел бы я, чтобы к жене он ушел. Она все же мать моих детей. Они же не виноваты, что у нас не сложилось.

– А ты зачем, Роман, сюда приехал? – спросила Матрена второго мужчину. – Мучает что-то или ради праздного любопытства?

– Ничего не мучает, – рассмеялся он. – Тоска была вот от одиночества.

– Прошла? – спросила бабушка.

– Ну как сказать, сейчас я себя точно одиноким не ощущаю. Народа вон сколько в дом набилось. Люди все интересные, никого хозяйка из дома не гонит, всем рада. Дом у нее как игрушечка. Я-то думал, юрта у нее стоит или на худой конец избушка небольшая, а тут целая усадьба.

– Так и я не в избушке на курьих ножках живу и не в ступе летаю, – улыбнулась бабулька.

– Интересно вот в это всё окунуться, посмотреть вживую, и места тут просто волшебные, – ответил Роман.

– Турист, в общем, – рассмеялась Матрена.

– Наверно.

В дверях появилась Лидия.

– Вот ты где, а я уже тебя потеряла. Думала, ты спать пошла.

– Сейчас еще немного посижу и, скорее всего, спать отправлюсь. С гостями вот общаюсь, – ответила Матрена, – истории слушаю.

– Да, гости у меня интересные, – Лида подмигнула Ильясу.

Мужчины быстренько потушили свои сигареты и вышли из помещения. Шаманка устроилась в кресле и вытянула ноги.

– Старею, уставать стала от людей, – сказала она, – и вроде приятно, что поздравляют, но всё же все разные.

– Ну да, познакомилась я с одним. В ученики просился, – кивнула Матрена.

– Ого, становишься популярной, – рассмеялась Лидия.

– А то, – подмигнула Матрена.

– Это, наверно, тот, что с подселенцем.

– Не стала его убирать? – спросила Матрена.

– Нет. Он ему в охрану дан как замок, чтобы парень в магию не лез. Натворит кучу всякого, а потом его роду разгребать придется. Кстати, это создание на тебя не нападало? Меня ведь укусить ухитрился за палец.

– Попытался напасть, но его Коловерша утащил.

Коловерша всё это время сидел около окна, прилипнув к нему пятачком. Он иногда строил рожи приезжающим, облизывал стекло и периодически ел конфеты прямо с обертками.

– Хороший помощник, – улыбнулась Лида, – Лизке тоже помощника взяли.

– Лису, наверно?

– Да, на лисенка похож. Прячется, не показывается, но хозяйку свою защищает.

– Как ей у тебя? – спросила Матрена.

– Не жалуется. Учится, смотрит в разные стороны, спрашивает обо всем. Уже и с хозяином леса познакомилась, зауважал он ее.

– Как думаешь, она у вас тут останется или назад вернется в светскую жизнь? – спросила бабушка.

– Она обычной жизнью жить теперь не сможет. Понимаю, что всё ей сейчас в новинку, да и рядом со мной так тоска по матери не чувствуется. Поэтому она и не торопится ехать назад. Но сама знаешь, если ступил на этот путь, то назад дороги не будет, – покачала головой шаманка.

– Да уж, свернуть не получится.

– Агнета себе бубен сделала? – спросила Лидия.

– Нет, у нее и без бубна забот полный рот. Так и научить ее должен кто-то. Что ей этот бубен, если она не знает, как им пользоваться.

– Бубен будет, и знания придут.

Они еще немного пофилософствовали, докурили и пошли за общий стол. Матрена поклевала немного салат и какое-то удивительно вкусное мясо и отправилась в свою комнату немного отдохнуть, а если получится, то и поспать. Всё же она устала с дороги, хотя днем ей удалось прикорнуть.

Она прикрыла за собой дверь и окунулась в тишину. Было удивительно, как такое может быть, ведь дом гудел, как улей. Приоткрыла дверь, и шум ворвался в комнату, закрыла – тишина. Решила, что это неважно, и улеглась спать. В сон провалилась мгновенно, воздух, видно, тут был другой, а может, умаялась за день.

Утром встала в одиннадцатом часу. В доме было тихо. В зале на полу и на лавках спали люди. Столы были убраны. На кухне сидела полная женщина и пила чай.

– Я думала, что одна такая ранняя пташка, – улыбнулась она. – С первым днем этого года! Чаю хотите?

– С удовольствием, – кивнула Матрена. – И вас с Новым годом!

Женщина встала, и Матрена поняла, что та не просто полная, а беременная. Бабульке стало как-то неудобно.

– Рожать приехала к Лидии Павловне, – пояснила женщина.

– Не боишься? Здесь не больница.

– Нет. Я бесплодие по каким только врачам не лечила, к кому только не обращалась. Приехала сюда – и опа, после нескольких обрядов забеременела. Домой вернулась, и в консультацию, а меня там врач стала уговаривать прерывание сделать, дескать, старовата ты уже для беременности. Послала всех далеко и делаю, как считаю нужным.

Матрена присмотрелась к животу женщины, а там у нее мальчик с девочкой ножками друг друга толкают.

– Двойня? Мальчик и девочка, – улыбнулась бабулька.

– Ага, а вы откуда знаете?

– Знаю, милая, я много чего знаю и много чего вижу.

– Я тут стараюсь ничему не удивляться, но все же удивительное место, – расплылась в улыбке беременная.

Они завтракали бутербродами с рыбкой, пили чай и разговаривали. Так хорошо Матрене давно не было, словно она в отчий дом попала и кругом родные люди сидят. Она даже разговаривать стала без подколок и ехидства.

Матрена чинно и благородно завтракала с беременной гостьей на кухне. Из коридора донеслась какая-то возня, захлопали входными дверями.

– Пришел, наверно, кто-то, – сказала женщина и немного поерзала на стуле.

На кухню вошла Лидия Павловна.

– Чаи распиваем? Утро доброе, – улыбнулась она. – Ты, Людка, много не пей и не ешь.

Люда так и застыла с пряником во рту.

– А что? – спросила она.

– Мало ли. Матрена, ты готова роды принимать? – спросила Лидия у бабульки.

– Вон у тебя Лизка есть молодая, пусть она учится, – махнула рукой Матрена.

– Знаешь, нам лишние руки не помешают.

– Выход для ребенка один. Мы туда по очереди заглядывать будем? – хохотнула бабулька.

– Тьфу, старая, – рассмеялась шаманка. – Мужиков отправила баню топить. А ты, милая, давай готовься, рожать будем, – обратилась она к беременной.

– Как сегодня? Врачи сказали, 3–5 января, – удивилась Людмила.

– Я не врач. Если хочешь, то можешь ехать в больницу, насильно никого не держу. Если, конечно, доедешь.

В дверях появилась заспанная Лиза.

– Что за шум, а драки нет? – поинтересовалась она.

– Роды будем принимать, – ответила Лидия Павловна.

– Кто рожает? – зевнула Лиза.

– Людку сейчас отправим рожать.

– Человек?

– Лиза, проснись, конечно, человек.

– Не-е-е, я в этом не участвую, – помотала головой девушка. – Мне в прошлый раз козы хватило. Я там чуть в обморок не хлопнулась. Баба Матрена, там такие страсти показывали, что жуть.

– Матрена деревенская, она еще и не такого повидала, – отмахнулась шаманка.

Люда отложила пряник и смотрела на троицу ошалелыми глазами.

– Вы у меня все принимать роды будете? – промямлила она.

– А чего тебе не нравится? В больнице вон и акушерка, и медсестра, и детский врач, и еще куча народу на одну роженицу. И у нас тебе полный пакет, как в лучших домах Лондона и Парижа, – усмехнулась шаманка.

– Может, завтра? – взмолилась женщина.

– Не, ну ежели ты до завтра дотерпишь, то можно и завтра, – кивнула Лидия.

– А можно я в этом участвовать не буду? – снова спросила Лиза.

Около девушки пристроилась небольшая лисичка, которая жмурилась от света.

– Колхоз, конечно, дело добровольное, но тебя никто не спрашивает. Не боись, будешь подавать, уносить, молитвы петь. В общем, коллектив повитух собран, теперь можно и чайку пивнуть, пока действо не началось, – задорно ответила Лидия Павловна.

Лиза стала накрывать на стол. Появились какие-то маленькие бутербродики, вчерашние салаты, остатки нарезки. Потянулся к столу народ. Пришли с улицы мужички, которые затапливали баню и рубили дрова. Дом постепенно начал оживать. Гости подтягивались к столу.

Беременная Людмила куда-то испарилась. Видно, пошла прятаться от строгой шаманки. Снова потянулись гости и просто желающие поздравить Лидию Павловну. Матрена рассматривала приходящих и уходящих людей. Она не чувствовала их, ощущение было, словно она в потоке, как камень среди ручья, который огибает вода. В кухню ворвался взъерошенный мужчина.

– Там, там, – тыкал он куда-то вглубь дома, – там…

– Рожает? – спросила Лидия.

– Не знаю, – он никак не мог подобрать слова, мычал и заикался.

– Лизка, готовь всё в бане, – велела шаманка, – пошли, Матрена.

– Я же там упарюсь, – помотала головой старушка, – двину кони, будешь меня в мире духов со своим медведем искать.

– Матрена, с чего ты это взяла? Всё будет путем, не боись.

Всё как-то в доме завертелось и закрутилось. Лизка и глухая Надежда бегали туда-сюда. Охающую роженицу под руки вывели из комнаты. Всей толпой отправились к бане. Лида и Лизка пели песни, били в бубны. Вошли в огромный предбанник. На лавках лежали новые нижние сорочки. Сами облачились в них и натянули на роженицу. Завели ее в баню. Лиза поддала ароматного пару из тазика, в котором лежало несколько травяных веников. Шаманка что-то подпевала себе под нос, так же заунывно тянула Лизка.

Матрена покрылась в мгновение испариной. Видеться стало всякое, словно на большой поляне собрались разные люди и звери, и те, кто жив был, и те, кто мертв, и люди, и духи. Костер развели, били в бубен, кружили в танце, пели то громко, то тихо. За кругом из зверей и людей стояли тени, много теней, но боялись они подходить к свету. Вдруг сверху спустились орлица и орел. Расправили они крылья и стали в танце ходить вокруг, то сложат крылья, то расправят, то подпрыгнут, то вверх взмоют. Постепенно на поляне из птиц возникло двое людей: парень с девушкой. Оба красивые да ладные. Снова кружить в танце стали.

Схватила медведица девушку, и в руках у нее она стала младенцем. Прорычала она довольно и в костер ее бросила. Потом и парня потащила к себе, вот только он сопротивляться стал, отбиваться руками и ногами. Но цепко его держит медведица в своих лапах. Сдавливает так, чтобы не бунтовал сильно. И он маленьким мальчонкой стал, и его в костер бросила она.

Легко родилась первой девочка. Лизка стала ее сразу мыть. А вот второй ребенок никак выходить не хотел. Уперся ногами и не желал разворачиваться. Матрена с Лидией его руками и так, и этак ворочали, одна внутри, другая сверху. Роженицу поили разными отварами, чтобы легче ей было. Она даже не стонала, а только мычала что-то тихо. Мальчонку вытащили. Лицо у него было злое, недовольное, видно, сердился на повитух, что не дали ему подольше в мамкином чреве посидеть. Он даже ножкой Лиду попытался пнуть. Посмеялась над ним шаманка, чмокнула его в мокрый лоб.

Детей помыли. Люду напоили уже другим отваром и обложили весь живот снегом. Полежала она немного на нижней полке в бане, да вытряхнула ее шаманка в гостевой домик к мужу и детям. Еле выползла из бани Матрена. Давно она такими вещами не занималась. Хоть за свою жизнь и приняла немало детей, вот только последние десять лет была на заслуженном отдыхе. Съездила в гости, вспомнила прежние времена.

Погостила Матрена еще пару дней у шаманки с Лизой. Много народу повидала, со многими общалась, устала, домой потянуло. Предлагали ей еще остаться, но не привыкла она к чужим хоромам, свое роднее, тосковать стала. Надавали ей полные руки гостинцев и подарков. Собралась она и поехала вместе с Людой, ее мужем и их новорожденными детьми. Довезли они ее до ближайшего крупного города, посадили на поезд. Ехала она и радовалась, что отказалась от такой практики, хоть и тоскливо одной порой бывает, но ей так комфортно в своем одиночестве.

Конец четвертой книги

Продолжение следует…