Ветер пронизывал через черное длинное пальто, Радуга подтянул черный же шарф, подув заодно на коченевшие пальцы, хорошо хоть нет дождя. Лидеры бригад, все девять, приписанных к Змеинной долине, стояли вряд, подмерзая у готовой для костра кладки бревен и хвороста. Ясное вечернее небо радовало звездами и пугало бездонным космосом — непроглядным хаосом будущих событий, которые для многих тут стоявших на холодном ветру могут оказаться смертельно опасными

На богатых покрывалах еловых ветвей поверх хвороста на бревнах лежал Хас. В таком же черном пальто с высоким воротом, блистая лакированными ботинками, Хас — Предводитель всех бригад Долины, держал руки по швам, синея мощными кулаками, смотрел прямо и жестко в небо, готовый отвечать за все, что натворил. Запомнившееся многим мягким лицо — теперь было похоже на дубовое изваяние героя или бога, какие остались от древних народов в местных лесах — твердое, уверенное в себе

Радуга смотрел на своего покровителя, взрастившего из него настоящего лидера бригады, приобщившего к темам, научившего делу, ждал своего времени подойти к телу. Пока все стояли метрах в пятнадцати, кто-то один из бригадиров по очереди приближался к бревнам, склонялся к Хасу — перетереть в последний раз, тихо, чтоб никто не слышал, что-то бормоча, поглядев исподолбья ему в лицо, потрогав за руку. Потом вставал, так-же незаметно доставал что-то из кармана или из-под полы пальто, подпихивал в еловые ветки — бутылку хорошей водки, телефон, сигареты, теплые перчатки, золотые монеты — все, что может быть надо правильному человеку «там», куда по этапам понесет его дым от костра.

В ногах у Хаса перед бревнами кривлялся псих, молча корчил гримасы, конвульсивно выбрасывая иногда руки, морозец ему хорошо помогал в его деле. Оделся сегодня швейцаром, — тоже знак, который надо еще прочесть, но на всякий случай каждый, отходя от бревен, пихал ему в руку денежку.

Радуга в свой черед подошел, вдохнув ядреный еловый аромат, смешанный со смолой и лесным духом, приносимым ветром снизу, из долины. Присел на корточки, взяв босса за холодный кулак: «Благодарен тебе, Хас за все. Может, я первый в мире, кто в моем положении, благодарит… — но так и есть. Эти 10 лет пошли мне больше на пользу чем тебе. Мне всегда не чем было с тобой расплатиться за добро, да ты ничего и не требовал». Радуга посмотрел в небо, сказал звездам: «Такая неувязка, Хас ушел, а я ему должен. Примите его, как надо, заплатите там, а с меня взыщите здесь, укажете потом — как». Сунул ладонь за пазуху, вынул пачку первоклассной травы, просунул деду под руку, спрятав среди хвои — Я видел, Хас, что Лось тебе трубку положил, вот и подымишь там, порадуешься".

Радуга, отдав психу полтосик, вернулся в продрогший строй, мельком глянув на Белого, который как всегда деловито и уверенно, военной прямой походкой пошел после него к Хасу. Белый, люто ненавидевший Радугу — любимчика и выскочку, что-то отбрехал на ухо покойному, скривив узкие свои губы, не таясь и не выдумывая положил на бревна бутылку «Золотой». У ворот закипишили, ребята взялись распахивать широкие дубовые створы, дежурные перекидывались короткими фразами в телефоны, остальные застыли вдоль проезда в почтении. В ворота заехали три лакированных бронированных джипа, встав у лестницы, ведшей наверх, к будущему костру. Старшие бросились открывать двери машин, из которых выходили суровые парни с Железных гор — таки приехал сам Верховный.

Клюв, руливший уже 15 лет всей этой горной страной, запахнув пальто, степенным шагом пошел по ступенькам, оставив внизу у машин свиту кроме двух длинных железногорских бойцов личной охраны, высившихся у него за спиной, даже находясь на ступеньку ниже. Главный босс — среднего, не железногорского роста, крепко сбитый, шестидесятидвухлетний, имел зато нос длинней и массивней обычного, большие проникновеные незлые глаза и в общем теплое лицо, состоявшее из мягких и округлых линий, если не считать похожий на две шпалы жесткий рот, дававший всему облику в итоге решительный и даже опасный вид.

Приготовившись к обряду, все выровнялись по струнке, глядя на приближавшегося Верховного. Молодые на площадке кинулись танцевать ритуальные бойцовские танцы, крутясь под электронный музон с басами и богатыми ударниками. Пацаны падали и вертелись волчком, прыгали вверх, крутя в руках автоматы, клацая прикладами по земле, выбрасывая оружие вперед на вытянутые руки, приседая и снова вскакивая высоко вверх. К будущему кострищу подошла Ветка. Дочь Хаса, в длинной, до пят черной песцовой шубе, поправив на золотых своих волосах черный теплый платок, присела на табурет рядом с отцом.

Как бы не замечая никого вокруг Клюв подошел к Ветке, громко, как артист на сцене, спросил «Как дела, доча? И где делся Хас?»

— Да так нормально дела, Верховный, да только Хас умер, — Ветка, не вставая, подняла к Клюву узкое свое тридцатилетнее лицо с зелеными глазами, показав слезы.

— Во как, — продолжал ритуал Верховный, — ну значит пора ему. А где волына его, не потеряли?

— Как можно, — вот держи.

Ветка вынула из кармана шубы серебристый крупный увесистый ствол с гравировками и протянула Клюву. Верховный принял пистолет, щелкнув замочком высадил обойму, махнул приглянувшемуся пацану, танцевавшему с автоматом. Тот, сияя от счастья, подбежал — Дед большим пальцем по-одному выдавил ему на ладонь из обоймы все девять патронов, похлопал по плечу, отправив обратно танцевать втрое бодрей — это ему добрый знак Судьбы. А Клюв, вставив обойму обратно в пистолет, поднял его перед своим лицом и заговорил, уставившись глазами в звезды, чеканя слова своими будто каменными губами:

— Отправляется к вам Хас — наш товарищ. Вот его ствол, — Клюв широким жестом положил сверкнувший серебром в темноте пистолет на грудь покойнику, — Я, Клюв, Верховный Предводитель всех Горных волков, отвечу, что Хас всегда стрелял и не стрелял правильно. Хас всегда уважал чужую свободу и не поступался своей свободой. Принимал выбор свободных, отвечал за свой выбор и свое слово. Долги платил в срок и сполна.

Хас тридцать лет был Предводителем волков Змеинной долины — войско держал справно и на стреме, от общака к нему вопросов нет, судил свободных и остальных справедливо и честно, старые темы хранил, новые темы поддерживал, волки его были сыты, овцы целы.

Верховный оглянул собравшихся:

— Есть у кого здесь предъява к Хасу или он остался кому-то должен? Говорите сейчас или потом забудьте.

— Нее! — хором ответили в один голос волки, — нет вопросов к Хасу, пусть идет…А ты, псих, что скажешь?

«Швейцар» задергался, но промолчал. Клюв опустил ладони на еловые лапы, поднял лицо к черноте наверху и громко, твердо и даже властно проговорил:

— Мы, свободные волки гор, чтим ваш закон, и вы учтите наше слово. Примите нашего товарища Хаса со всем уважением.

Кивнул своим длинноногим охранникам, те поднесли две огромные в человечий рост волчьи серебристые шкуры — такие можно добыть только высоко в Железных горах. Накрыли ими Хаса целиком, оставив мерцать под звездным светом только лицо.

Пусть проводят товарища на дороге, приглянут, кровные наши — волки.

Клюв принял от подбежавшего пацана факел и молча поднес к бревнам, там где было черно от смолы. Жарко и ярко полыхнуло, озарив лицо Верховного багровыми волнами. Все стояли смотрели, как огонь подбирается к Хасу, бежит искрами по шкурам, облизывает лицо, ворошит еловые ветки, словно взбивает постель. Огонь обнимал Хаса, ласкал, тормошил, шептал что-то треском хвороста, щекотал, пока не разбудил — Предводитель волков Змеинной долины зашевелился, руки и ноги согнулись, голова приподнялась, глаза вытаращенные смотрели в искры и всполохи. Псих заволновался и радостно запел, что мол, ай хорошая ночка у Хаса, ай обласкали, ай горячо приняли, ай тепло встретили — пирует наш Хас, веселится по полной.

— Значит, открывай дверь, Швейцар, пусть идет, — Клюв сунул психу золотой в руку.

Псих сделал вид, что с трудом открывает в ногах у Хаса тяжелые как в дорогом ресторане двери, а костер отозвался высоченным снопом искр и пламени, с хлопком залив площадку золотым светом. Пламя охватило Предводителя целиком и его стало не видно в ярко плясавшем огненном пятне.

— Нам с той стороны ничего не сказали, Швейцар? Ничего не передали?

Псих кривлялся и танцевал, греясь у костра, отозвался Верховному: «Срок пришел, большая вечеруха будет всем. Повеселим Звезды, покажем, кто какой танцор!» Швейцар, озаряемый огнем, зашелся в дикой пляске дальше уже молча, не конкретизируя сообщение — понимайте, кто как хочет.

— Слышь, доча, — Клюв тронул за плечо Ветку, широко раскрыв глаза, смотревшую в пламя, — нет ли чего перекусить? А то намаялись за день.

Ветка встала с табуретки — хлопнула в ладоши, кивнув кому-то в окна дома. Открылись двери и с крыльца на площадку потянулась вереница ребят в черных куртках с хрустальными тазиками с шашлыком, салатами, фруктами, и, конечно, с ящиками водки. Костер моментально выжигает слезы и сушит лицо, не оставляя знаков скорби. Радуга в очередной раз увидел, какая Ветка клевая — сейчас в хаотичном свете пламени она показалась ему лесной феей, длинные блестевшие на огне как медь, волосы, сильные широкие скулы, узкий подбородок, твердые, как у отца, губы, большие глубокие глаза. Суровое довольно лицо, но с детским наивным носиком и улыбчивым ртом.

Волки, намерзшись и настоявшись, бросились жрать, энергично давя челюстями шашлык, запрокидывая сгорла водку. Радуга сделал несколько длинных глотков, бросив в рот шмат сала и прижав к носу черный хлеб. Водка поэтапно сигналила о прохождении огненной рекой по пищеводу, Радуга жевал хорошо прожаренное мясо, одобряя такой ритуал подачи пищи, при котором дух шашлыка перебивает запах от костра, и увидел, как отходит душа Хаса. Тело черными тенями еще шевелилось вместе с горящими бревнами, а сам Хас плыл и переливался, стоял светящимся огненным облаком над костром. В нем преломлялась и искажалась картинка, волновалось разными оттенками пламени, что-то живое и непостижимое, восхитительно прекрасное, ласковое, мудрое, родное, но уже совершенно иное. С искрами и вспышками, с треском это поднималось вверх, растворяясь в темном небе, а из костра выходила новая волна Хаса, и так он не спеша постепенно уплывал, словно мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием — волшебными волнами света по проходу вверх, проделанному среди тьмы языками жаркого пламени.

Закинувшись каким-то майонезным салатом, и снова пригубив, Радуга, пировавший в одиночестве, не оказавшийся ни в какой из стихийно возникших у костра тусовок, предался мыслям о своих невеселых делах. Хорошо, что приехал Верховный, с недельку он тут пробудет. Пока Клюв в Долине, Белый стрелять не решится, и можно успеть тихо слинять, нормально передать дела. Радуга итак тут мягко говоря задержался…

Десять лет назад, он попал в рабство к Хасу, так получилось… Срок вышел месяц назад и хозяин выписал ему освобождение. Правда, о рабстве знали только Радуга, Хас и Ворон, который его сюда привез — голодного, еле живого, ничего о себе не помнящего. Да еще по случайности Дождик-барыга… Предводитель волков представил его перед всеми, как свободного, слепил ему легенду о геройском прошлом на Орионе да на Скорпионе. Радуга здесь смог многому научиться, реализовать немало своих затей — Хас помогал советом и связями. Скоро он смог под свои темы подтянуть волков, собрал полноценную бригаду и три года назад был признан Лидером, приписан к Змеинной долине. Так что эти 10 лет рабства Радуга провел очень даже не плохо и с пользой. А теперь перед Радугой светят звезды самых веселых галактик, цивилизованные страны, большие дела.

Он всегда чувствовал должок перед стариком, но вот дед так и ушел, не спросив расплаты. Радуга снова глянул на костер, где огонь Хаса уже угасал, а красное пятно его жара мягко колыхалось на ветру — из этого марева на него наплыла тень, обозначившись силуэтом в черной шубе. Ветка, уже слегка пьяная, широко улыбаясь своим детским ртом, обняла его за талию, прижав к себе, смеясь сказав на ухо, приблизив горячее лицо лесной феи:

— Ты что, один торчишь тут хмуришься? Белого боишься? Штаны свежие не принести?

Наивная Веточка не знала, что у Радуги все на мази, и через пару месяцев он будет на других мирах с другим именем, наслаждаться благами современных городов, напрочь забыв об этой дыре на раздираемой бандитскими разборками планете Беты Близнецов. И ему плевать на властолюбие Белого, который сейчас в борьбе за победу на выборах нового Предводителя будет валить всех, кто «не с ним», и плевать, чем тут все кончится.

— Мне, Радуга, тоже тяжко. Зашел бы потом ко мне — утешил, поддержал. Отец ушел, а друзей нет. А ты ж его друг.

Радуга посмотрел в ее детские, грустные глаза и удивился — надо же «друг»… Против воли он задумался таки чем тут все кончится. Не сразу, так скоро, Белый избавится от нее. Не то, чтоб он был такой прям скот. Но тут такая логика власти — от Хасовой ветви лучше ничего не оставлять, чтоб не торчало. Обнял девушку, прижав ее голову себе к груди, почувствовав пальцами ее горячие волосы, неуверенно сказал,что зайдет.

Она пошла к своим ребятам, сказала принести на площадку еще водки и мяса, поднялась на крыльцо и скрылась в своем четырехэтажном особняке-замке с башенками.

Клюв засобирался, неожиданно подозвал к себе командира охраны особняка, приказал сняться и с отрядом ехать с ним. У каждого лидера, конечно были свои люди в охране, но бойцы с бригады Хаса были разбросаны на чертовой куче территорий по его делам. Привыкнув за 30 лет в качестве Предводителя распоряжаться общаковым войском Змеинной долины, Хас, превративший свой дом в общий штаб, охранял его бойцами из армейской бригады охраны. Теперь, конечно, парни из этой бригады по закону не могли охранять дом Ветки Хаса, но было странно, что Клюв их снял с поста так срочно. Верховный сообщил всем, что до выборов нового Предводителя приказывает всем военным собраться в казармах и не выходить, чтоб не мешать свободным принимать решение, — сам едет сейчас в войска, посмотреть пока, в каком они состоянии и проследить за их нейтралитетом…

Остатки поминальной тусни, сонно дожевывая салаты и фрукты, провожали глазами грузившихся в джипы людей Верховного и прыгавших в грузовики солдат, отъезжавших по очереди шумными кавалькадами лидеров. Белый уходил в компании еще троих вожаков бригад, видимо уже принявших его сторону, громко и решительно хохотал, бросал короткие приказного тона фразы, резко махал руками и хлопал по плечам прощавшихся волков.

Радуга поднялся на крыльцо — двери не заперты, в холле никто не окликнул, не спросил цель визита. Поднялся по лестнице, прошел через пустой зал, постучался в дверь Ветки. Она сидела у раскрытого окна за столом, рядом с ней был Сокол, бывший правая рука Хаса в его личной бригаде.

— За чем он здесь? — глянул Ветке в лицо Сокол.

— Он тоже не с Белым. Ему тоже выжить надо. Может вместе выживем? — Ветка с надеждой смотрела на Радугу.

Он не мог в эти глаза ни соврать ни сказать правду, ломая сам себе все свои красивые планы спокойного ухода, неожиданно для себя вывалил:

— Клюв уехал, а вы же вообще без охраны. Пока ваши бойцы подтянутся, я вам могу своих поставить на посты. Со мной три десятка всего лишь, но лучшие. До своей базы как-нибудь без сопровождения доберусь.

Выставлять свою охрану в доме Хаса в ночь похорон — было слишком. Выглядело политическим жестом. Это даже не просто открытый вызов Белому, но почти заява на пост Предводителя. Типа Радуга — хранитель его дома, дочки и продолжатель его дел…

Но Клюв, запершись в гарнизоне, открыл дорогу беспределу, недвусмысленно предложив лидерам определиться с новым Предводителем побыстрей, то есть на ножах. Оставить Веточку тут сейчас одну в пустом доме нельзя. Хотя после таких жестов ломиться к себе на космодром без охраны тоже не пять баллов.

Ветка благодарно улыбалась, а Сокол оживился:

— Ништяк, выручил, давай заводи своих. У них как с железом? Дам еще пулемет и три автомата.

Радуга позвонил Гепе, старшему своей команды сопровождения, чтоб заводил парней в дом. Сокол ушел расставлять их по постам и раздавать оружие, а Радуга остался с Веткой вдвоем. Надо же — мечты наяву — никогда еще раньше он не был ночью вдвоем с самой Веточкой — желанной всем, но при жизни Хаса мало кому доступной красавицы. Хотя и не мечтал особо…

Мысли, подогретые водкой, бежали двумя параллельными быстрыми реками. Одна, полноводная, как Волка, шедшая с Волчьих гор к океану на востоке, обновляла с учетом новых вводных старый план побега на систему Ориона, а там по-настоящему крутые дела, дорогие отели и роскошные девочки. Все то, чего Радуга лишился десять лет назад. Другая речка, извилистая и узкая, как Змейка, спускавшаяся с Волчьих гор в Змеинную долину в этих краях, журчала по камням вместе голосом Ветки про то, как отбиться «нам» от Белого и его сторонников. Дочь Хаса, пустив в ход все свои женские чары, улыбалась ему и подмигивала, то и дело, поправляла волосы, да и сидела небось нарочно лицом к красному неяркому ночнику, чтоб было хорошо видно лицо — то самое, на пять баллов. По ходу, Радуга — ее единственный шанс выжить на этой неделе.

Расклад был такой — у Белого и его союзников под рукой сейчас пять сотен стволов — те, что свободны от всех дел и готовы участвовать в месилове. Штук двадцать броневиков, пяток скорострельных зениток, два десятка тяжелых пулеметов. У Ветки и Радуги на двоих свободны меньше двух сотен стволов, десяток бронеавтомобилей, пара зениток, меньше десятка пулеметов. Если удастся потянуть время (это сложно) можно за месяц собрать еще сотни три бойцов, но Белый за это же время соберет пятьсот. То есть время на нас не работает. При этом, все силы противника собраны компактно, бригады, поддержавшие Белого, приписаны к восточным округам Змеинодольска — главного мегаполиса Долины и к районам к востоку от него. То есть география тоже работает на него. База и район Хаса в пятистах километрах к югу от города, а Радуга сидит на северо-западном округе Змеинодольска и на всем, что вокруг расположенного там космодрома Кобра. Силы придется делить, чтоб удержать и то и другое.

Говоря все это, Ветка широко водила рукой по расстеленной на столе карте, а Радуга удивлялся, как хорошо она осведомлена о силах всех лидеров, в том числе и о его бригаде и прикидывал, как ему нравится вместо всего о чем он мечтал десять лет, сгинуть вместе с этой красавицей в этой отсталой глухомани. Так то шансов разделать Белого волчару на мясо было не много, а по местным правилам, это значило, что он тебя съест.

Лилит почувствовала мурашки по телу и тяжесть в шее — тяжкий внимательный взгляд сзади лег на нее, как мешок с камнями. Впитав каждой клеткой организма за десять лет весь гласный и негласный этикет высшего общества, она не обернулась резко и не показала тревоги, а продолжала мило общаться с Гилацем, сдержанно улыбаясь. Наконец ее собеседник, Председатель Межгалактической Судебной комиссии, сам повернулся в ту сторону и знаком руки поздоровался. Лилит могла теперь непринужденно взглянуть в тот угол, где на фоне черной портьеры у минибара с винами и коньяком с фужерами в руках стояли трое.

Дэниэль Фогг, вечный помощник, правая рука Пауэлла — главного героя этого вечера, мрачно смотрел на коньячную рюмку в руке, и был самым искренне горестным участником сегодняшней встречи. Бенджамин Саммерс — новый руководитель Межгалактического Медицинского центра Алам — цедил из фужера шампанское и с трудом сдерживал счастливую улыбку и гордость за долгожданный и великими трудами заслуженный шаг в карьере — в кресло директора суперимперии с красным крестом. Третий был не известен Лилит. Средних лет худощавый подтянутый мужчина — узкое лицо с четко прочерченными скулами, глазами, ртом и лбом, с седыми нитями на черных коротко стриженных висках и аккуратной щетине на бороде. Именно его карие, яркие и беспокоящие глаза были источником того пристального взгляда, что так напряг Лилит минуту назад. Не принято в этой тусовке спрашивать Гилаца, типа ' а это кто там, в коричневом замшевом потертом пиджаке, серых джинсах и коричневых же казаках с блестящими медными набойками?' Придется как-то выяснить потом…

Красная портьера у дверей приподнялась, Лилит почувствовала облегчение и даже искру радости — вошли бывший главком Межгалактических Миротворческих сил генерал Джонсон Уоллос, а с ним и Маат. Уоллос, почетный пенсионер, выглядел неплохо для своего возраста, обстановочка мероприятия требовала степенности и медлительности, но в коротких жестах, походке и даже просто в позе, в которой генерал стоял, хмуря в трауре брови, чувствовалось здоровье и бодрость, решительность и даже властность. Уоллос прошагал в центр комнаты и обнялся с Гилацем. Маат осталась в углу одна, склонив голову, исподлобья оглядывая присутствовавших. Лилит подошла к ней, сказав тихо «привет, подруга» и осторожно приобняв. Не виделись больше двух лет, подруги с детства, одноклассницы и однокурсницы, разлученные в последние десять лет по разным галактикам, никогда не забывали, что после гибели всех трех друзей-парней из их когда-то студенческой почти семьи, у них никого нет кроме друг друга, они как сестры. Что-то хлынуло, как будто из переполненной ванной, Лилит чувствовала, как лицо будто взялись скручивать, словно выжимали мокрую тряпку, под глазами намокло, и видела, как плачет Маат, мелко дрожа плечами — и тебе привет, подруга!

Стоять вот так рыдать, это слишком. Леди, поправив черные платья, распрямившись в модельной осанке, не смахивая, правда слезы из-под ярко накрашенных глаз, чинно, ловя походкой от бедра взгляды стоявших вокруг мужиков, подошли, держась за руки, к обтянутому алым бархатом паллету, на котором на бордовых подушках лежал в белом медицинском халате доктор Пауэлл. Руки были сцеплены замком на животе, голова на маленькой подушечке была чуть запрокинута и узкая седая длинная бородка торчала почти вертикально вверх. Глаза устремлены в потолок в суровом осуждающем взгляде, губы сжаты, щеки глубоко провалились, кожа посинела, на ней в свете красноватых ламп, играла черными нитями густая сеть мелких морщин.

Дамы стояли, положив правые руки на край паллета, тихо, едва шевеля губами, делясь последними новостями, радуясь, что новостей толком нет. Маат оставалась при Уоллосе. Когда генерал ушел в отставку по возрасту, для скромного приработка и чтоб не состариться от безделья, возглавил службу безопасности молодой перспективной компании, базировавшейся в Бахди. Маат стала в той же конторе PR-директором и жила там же на 5-й Z Аполлона. Фирма довольно быстро росла, освоив и монополизировав ранее пустую нишу рынка пассажирских межгалактических перевозок. Маат, исчезнув много лет назад вместе со своим генералом с политического Олимпа, росла вместе с фирмой, постепенно опять появляясь в новостях.

— Хорошо, выглядишь, Мать, честно рада за тебя, — шептала Лилит, оглядывая стройную фигуру и здоровый цвет кожи подруги.

Дамочка смотрелась даже моложе своих 33-х. Да, Маат слегка выпала из политической обоймы после всех передряг десятилетней давности — с переделом мира и вторым пришествием. Зато жила спокойно под крылом у своего лампасного альфа-самца, в Бахди, ставшем столицей его маленького тихого мирка. И жила просто шокирующе богато — так, как было не принято даже в Мановахе. Несколько шикарных дворцов, лучшие и самые новые автомобили, самые крутые стилисты, медики и массажисты…

— Генерал-то не ревнует?

— Норм. Я его не обламываю никогда, а он согласен, чтоб я не обламывала себя в его отсутствие. Только особист его напрягает — проверяет всех моих «фитнесс-тренеров» по всей родословной. По полгода проверяет, за это время уже может расхотеться все.

Маат, сдержанно заулыбалась, зарумянилась, показав на секунду подруге веселую легкомысленную блондиночку, какой ее помнила Лилит, опустила вуаль на лицо, спросила — Ты-то как, с кем?

— Да одна…

— Очень взросло выглядишь. Да не, не старуха… но взросло. Прям леди босс.

Лилит в эти десять лет выдался марафон по пересеченной политической местности — мир после апокалипсиса был хорошей полосой препятствий, выявлявшей молодые и перспективные кадры, убивая, правда, из них девяносто процентов, зато выводя каждого десятого на самый верх. Новые элитарии молодые по паспорту, с лицами среднего возраста и стариковскими глазами под чутким руководством папы-Гилаца, ставшего главным во Вселенной, рассаживались по руководящим креслам крупнейших держав и корпораций.

Лилит, после того, как десять лет назад невольно помогла Гилацу победить в схватке за высшую власть Пауэлла, какое-то время была его пресс-секретарем, потом стала главным редактором студии новостей Межгалактической Судебной комиссии — маленького осколка от когда-то полноценного межгалактического официального телеканала. Там обрастала связями и собственным авторитетом, набиралась, как говорят в таких случаях, политического и руководящего опыта… Несколько раз крепко пригодилась на своем месте Гилацу, пару раз вовремя тормознула неправильные затеи… Короче, когда настал момент, три года назад Гилац и другие уважаемые товарищи предпочли именно Лилит из числа всех возможных претендентов видеть в кресле Главного Редактора Inter Galactic Media (IGM).

После развала империи Galaxy из-за погибели Грога, Galaxy Media отделилась, став самостоятельной компанией, сохранив за собой и медиа, и телевидение и киностудии. Переименовалась в IGM, оставшись крупнейшей в галактиках медиакорпорацией, контролировавшей до 40% мирового траффика.

Вопреки скепсису многих, Лилит, справилась, узнав о себе, что может работать двадцать часов в сутки, без выходных и отпусков, без личной жизни или хотя бы одинокой лежки на кровати в обществе сериала.

Год назад Лейла Маринез (студенческое прозвище Лилит осталось в обиходе разве что у Маат и Гилаца, мир знал ее по ФИО, данным при рождении на Лебеди) безошибочно пройдя очередной этап молчаливых разборок и подстав, поднялась на лифте в небоскребе главного офиса IGM в Мановахе на самый верхний этаж, где потолки восемь метров, открытая мансарда с самым сказочным видом на закаты и небоскребы Сити. Стала самым влиятельным медиамагнатом в галактиках, «флагманом свободы слова, гарантом демократии и открытости» — президентом Inter Galactic Media.

Лилит видела в зеркале, как год за годом исчезает румяная студентка-панкушечка, как не помогают от морщин никакие дорогие средства, как меняются глаза, становясь глубже и жестче. Хорошо, хоть не поседела, сохранив фирменную пышную копну пепельно черных кудрей.

— Придумай что-нибудь и прилетай ко мне в Бахди. У меня дворцы укромные, стены высокие. Лучшие массажисты… Лил, тебе надо хоть чуть-чуть развеяться… Тут в Мановахе же труба совсем. Аквариум. Ты ж небось вообще без секса.

— Небось, почти вообще.

Две дамы в черном притихли, думая о своем, радуясь, что могут чувствовать друг друга за руки. Пауэлл лежал перед ними, словно слушал, обдумывая медленно и детально, каждое их слово. Старик, проиграв десять лет назад Гилацу власть, увидав гибель своего проекта мироустройства Вселенной, удалился из политики, с полгода пропадал где-то на захолустной планете с какими-то монахами… Потом вернулся в Алам, продолжив руководить своим детищем — огромным и самым передовым в мире медицинским центром. Старался не мелькать на экранах и трибунах. Общался только в рамках врачебного сообщества, написал еще несколько важных в своей сфере научных работ. Хотя, конечно, все кто его знал давно, — все говорили, что он эти годы жил как будто в полнакала. Словно его жизнь была цветным фильмом, который по странному решению режиссера последние пятнадцать минут был черно-белым и без звука.

По традиции высшей касты врачей, старик завещал свое тело после смерти на «демонтаж» на нужды медицины. Деды, конечно, не богаты на здоровые органы, но что-то из тканей и клеток удается выбрать для трансплантаций, в основном же тело отправляется на опыты и материалы для исследований в области геронтологии. Лучшие друзья, самые уважаемые хирурги из разных галактик, ждали сейчас со скальпелями в руках за стенкой в операционной, строгие и сосредоточенные, в белых халатах со значками ведущих медицинских центров, готовые к «разделке».

Гилац, слегка подсохший за десять лет и привыкший к строгим классическим костюмам, подошел к телу, жестом показав всем, что хочет сказать прощальные слова. Лицо Главного Судьи за годы «расквадратилось» — сузилось, размеры сохранили только рот и глаза, и теперь они стали из-за этого ярче и выразительней. Гилац, блиставший когда-то абсолютно нейтральной внешностью и какой-то особо утонченной усредненностью образа, обрел крепкий заряд вымученности, скепсиса, сарказма и даже горечи. Прежнюю ширину и размах сохранили только плечи, что придавало фигуре Судьи властности и передавало его огромный политический вес.

Гилац стоял у тела бок о бок с ветеранами конца света — генералами Джефферсоном и Уоллосом. Лесли Джефферсон, после разгрома суперимперии Грога, отхватил себе весь блок, занимавшийся развлечениями. Шоубиз, игрушки (законные и не очень), курорты, ивент, казино и все, что так или иначе было весело и прибыльно. До кучи он привел за собой в этот бизнес свою команду технарей, айтишников, агентов, оперов и бандитов, работавших с ним в бытность службы генералом в Galaxy Sec. Получился монстр, хотя, конечно, не годящийся и в подметки гроговской мегаимперии, но очень заметный и влиятельный в помельчавшем постапокалипсическом мире.

Лесли почти не состарился и выглядел моложе своих 55-ти. Энергичный, всегда загорелый, в белой рубахе с далеко расстегнутым воротом, демонстрирующим плейбойскую грудь. Обязательно с массивной золотой цепью на шее, золотыми же часами на руке.

Гилац, присел и подержал Пауэлла за холодную руку, склонил голову, помолчал, потом, похлопав давнего конкурента по плечу, встал, заговорив негромко, но четко и даже проникновенно:

— Мы здесь узким кругом, никого чужих нет. Поэтому не буду общие слова, про безмерную утрату. Все здесь стоящие ничего не потеряли со смертью старика. Потому что он сумел дать нам, как и многим другим, все, что мог, — при жизни. Он каждый свой день жил не зря. Ничего не оставлял на потом. Миллионы человек он спас от смерти и мучительных болезней, тысячи врачей он обучил и дал им путь в жизни, добрый путь.

Каждый из нас, кто сейчас оказался рядом с ним, в последние минуты, помнит, что Пауэлл ему помог. Кого-то наставил на правильные поступки, кого-то оградил от ошибок, он положил начало карьере или крепко и бескорыстно поддержал на старте…

Лилит видела, как ее, юную и наивную репортершу, Пауэлл за ручку привел на политический Олимп, как щедро одарял ее эксклюзивными командировками и собеседниками, сенсациями, инсайдом… Он сделал из диковатой девочки-панка и сатанистки ту леди, которая теперь стоит здесь в узком кругу самых влиятельных людей мира.

Лилит почувствовала слезу. Она предала старика, разрушила его мечту и проект, но он хотел от нее слишком дорогой цены. Она не смогла пожертвовать собой. Смотрела, как в пятне белого света на красной ткани лежит худой старик в белом докторском халате. Видела исстрадавшееся лицо, понимала, что это она принесла ему лютую боль поражения. Плакала, на автомате по привычке слыша, как на втором плане, за голосом Гилаца, тихо переговариваются между собой остальные.

Лесли говорил Маат «нас конкретно грабят, имеют по полной, и я не знаю, кто эти хитрованы». Чел в коричневом пиджаке и казаках сказал Фоггу «Вся их управляемость — миф. Соотношение порядка и хаоса неизменно. Меняется только видимость». Гилац продолжал:

— Светлый старик хотел ко всему прочему подарить человечеству новый мир — добрый и правильный порядок, счастливое общество. Но не смог заставить нас принять свой дар. Не понимал, что человечество не готово жить в его солнечном мире просвещения и гуманизма. Но я счастлив, что в нашей Вселенной был такой старик, который попробовал исправить вечные несправедливость и горе. Прощай, товарищ.

Все умолкли, глядя на паллет с телом. Невидимый оператор убавил весь свет в комнате кроме мощного красного прожектора, светившего на транспортер, дававшего алую светящуюся дорожку, по которой поехала черная кожа ленты в сторону рампы, скрытой черным покрывалом. Красный паллет медленно двигался на ленте, наконец, черная ткань покрывала колыхнулась, навалилась на край паллета, начала наезжать на доктора, постепенно скрывая сначала лоб, потом глаза, бороду. Черная тень съела плечи, сцепленные руки… Наконец, покрывало опустилось скрыв в черноте уехавшие на ту сторону подошвы ботинок. Там, за стеной, не видный собравшимся в комнате прощаний, в фиолетовом мерцании ламп дежурного освещении, старика встретит слепящий яркий белый свет, выхватывающий стол, перед которым почтительно и сосредоточенно молча ждали фигуры в белом с отточенной сталью в руках.

Лилит, отвела взгляд от черного покрывала, отделявшего живых от тех в белом, встряхнулась. Оставив Маат ворковать с Лесли, с фужером красного сухого в руке, наконец, решила приблизиться к троице у минибара. Кивнула Саммерсу:

— Как Вы держитесь, Бенджамин? Хлопот у Вас теперь… Пауэлла будет не хватать, но уверена, Вы справитесь. Всегда обращайтесь с любой проблемой, помогу, чем смогу, — Лилит аккуратно тронула доктора за плечо.

Фогг смотрел на нее ненавидящими глазами, у него трясся подбородок. С жуткой страдающей гримасой, он через сжатые зубы вывалил:

— Это ты его, сука, убила, — поняв, что перешагнул границы, затравленно озираясь, Дэниэль погнал дальше, махнул широко рукой на операционную за стеной, глядя на Саммерса и того третьего в коричневом пиджаке, — сегодня хороним, но он уже не жил эти годы. Зомби без души. Это ты его убила десять лет назад.

— Сопли прибери, лузер, — Лэйла Маринез ответила тихо, но жестко, тоном, которым умела вгонять в дрожь подчиненных, контрагентов и интриганов, — я защищалась.

— Ты бы стала Богиней! Он в тебя верил…

— А я осталась собой. Это Моё право. И за это я могу раздавить.

Коричневый пиджак тронул Фогга за плечо и тот сник, сгорбившись, часто задышав и выпучив глаза, отошел в сторону, присев в кожаное кресло у камина. Пиджак галантно тронул Маринез за локоть:

— Не дожимайте его, Лилит, ( Пиджак назвал ее «настоящим» именем) он слишком несчастлив.

Лилит почувствовала исходившую от Пиджака силу и тепло, а он подмигнув своим Саммерсу и Фоггу, бросил им «не возражаете, мы отойдем с Леди, пока она никого не превратила больше в зомби».

Саммерс заулыбался и подмигнул «Иди, приятно зреть, когда большой медведь…»

Они отошли к рампе транспортера, освещенной теперь только с одной стороны блеклой лампой, а Лилит вдруг сопоставила все и поняла, вздрогнув от догадки — Это что Медведь?

При таком имени ждешь увидеть огромного, простоватого и диковатого увальня, в меру свирепого, в меру ласкового… Хотя, посмотрев Пиджаку прямо в лицо, встретившись глазами, Лилит, уверилась однозначно — это точно он, имечко подходит как нельзя лучше.

Медведь — весьма закрытый персонаж, по слухам, правда, имеющий прямое отношение ко многим делам и интригам вселенского масштаба. Закулисный авторитет, один из «тринадцати магов первого круга». Кто-то усмехнется при слове «маг», но Лилит на заре карьеры приходилось пересекаться с Россомахой, тоже из тех тринадцати. С тех пор она относится к таким персонажам очень серьезно.

Медведь — таинственный друг Пауэлла, наставник многих известных деятелей науки. Лилит никогда раньше его не видела, хотя, опять же по слухам, он по неизвестным причинам покровительствовал захолустному пединституту на Лебеди, где она училась, был наставником ее декана, известного под именем Рыбы.

— Ты узнала меня, девочка? Вижу, что узнала. У меня для тебя подарок, только никому не показывай. Это будет наш секрет.

Медведь широко улыбался, как на свидании, словно они сидели за столом с дорогими винами, а вокруг горели не похоронные прожектора, а свечи и закат в окне. Обняв ее за талию, и приблизив лицо как для поцелуя, он незаметно для всех в комнате сунул в руку Лилит что-то твердое и тяжелое. Она осторожно посмотрела вниз, подыгрывая романтическому шоу, увидела у себя в руке статуэтку Изиды, ту, что раньше стояла на столе у Пауэлла.

— Он просил отдать ее тебе, когда придет Срок. Срок пришел, как видишь, — Медведь кивнул на черные покрывала, за которые уехал из этого мира Пауэлл, — теперь очень важно, что есть у Изиды в руке.

Лилит нащупала в ладони Богини стильно вставленную микросиди. Ковырнула ногтем и вытащила, быстро сунув в карман.

— Там книга Волоса. Слышала о таком?

Лилит стояла, как окаменев, в шоке от случившегося. Файлы, собранные десять лет назад ее другом Волосом, исчезли, когда он погиб. Эти файлы — вся суть его работы, предложения и обоснования модернизации программной оболочки Galaxy, которые он собирался предложить будущему Сенату, когда Пауэлл возьмет власть. Это была программная оболочка того будущего, о котором мечтал ее друг, однокашник и любовник Волос, того будущего, которого не случилось. Волоса подорвали на фугасе в лифте, а Лилит помогла Гилацу победить Пауэлла и двинуть колесо истории по другой дороге.

Прошлое не воротишь, но бывает, что оно само возвращается. Последние пару лет Лилит приходилось сталкиваться с несколькими нелогичными проблемами, таинственными и непонятными силами, что-то мутное творилось во Вселенной, что-то враждебное. И она помнила, что о чем-то таком говорил давным-давно Волос. Только она была тогда глупая, а он говорил все это обычно в постели, — короче, она все пропустила мимо ушей. Сейчас она дорого бы дала за то, чтобы расспросить его…

— Только там не все, — усмехнулся Медведь, видя горящие глаза леди Маринез, — только треть, три главы. Еще три достались Galaxy, попали в руки прямо к Томсону. Остальные — вообще в в разных местах не известно теперь где. Но, может, тебе сгодится и то, что есть.

Медведь тронул ее за плечо, поцеловал ручку и ушел к Саммерсу. Лилит стояла у черного покрывала, скрывавшего пустоту, в которую на красном паллете уехал на транспортере Пауэлл. Чувствовала в руке тяжесть и металлический могильный холод его статуэтки.

Черное огромное пятно окруженное багровым огненным свечением затягивало невыносимым притяжением, с ним нельзя было совладать, невозможно было даже хотеть противиться его тяге. Туда как будто тянуло железными тросами — такими, которыми тащат как покорный скот даже самые тяжелые корабли к пирсу. Пятно, как черный провал в пустоту, пульсировало, озаряясь по краям красными всполохами. Оно ничего не говорило, не слало никаких команд в эфире, никаких позывных или знаков. Только росло, готовясь поглотить. Я понимал, что с этим справиться нельзя, оно неизбежно заберет меня — можно было только отсрочить неминуемое временными мерами, и эти меры с каждым разом требовали все больше усилий и давали все более ничтожный результат. Например, можно было открыть глаза.

Напрягши все остатки воли, я повернулся на спину и уставился в потолок. Но что дальше? Мой корабль, уютное логово джедая, превратился в тюремную камеру, где ничто не радовало и даже не интересовало. Белый потолок, в окнах-имитациях черный бездонный космос, как то мое пятно, слегка только оживленный мерцанием миллионов звезд.

Присел на кровати и включил пульт управления. Все системы в норме, я лежу в дрейфе где-то посередине между системами Стрельца и Ориона. Ничто на корабле не требовало моего вмешательства. Включил новости на панели экрана. Каналы показывали какие-то тягомотные детали дележа власти, развернувшиеся после апокалипсического краха проектов Грога и Пауэлла. От подробностей игр нового поколения политиков и олигархов тошнило. Переключал канал и видел, что какая-то большая резня развернулась опять на Маскале. Какие-то перцы на Аполлоне задумали перевернуть рынок пассажирских межгалактических перевозок и их акции взлетали на бирже быстрее их новых звездолетов. Любая из таких заманух раньше бы увлекла меня — я бы бросился в какую-нибудь авантюру — срубить бабала или просто повеселиться. Но сейчас я испытывал реальное непередаваемое отвращение от суетливых хитрых рыл на экране, пока не вырубил экран.

— Сука!!! Как же так⁈ Да почему же, сука, так⁈ — опять ныл, повалившись на бок, вспоминая этот гребаный вечер в приморском городе, опять выла в ушах та самая музыка с дискотеки, казавшаяся теперь маршем армии врага-победителя — память выдавала только басы и ритм ударников. А Она стояла напротив меня в свете фонаря, опять и опять говорила мне «Уйди, не мешай мне…». Ее голос шел изнутри меня, я не знал как его выключить. Схватился за голову сдавил виски — голос Любимой не умолкал. Уйди… Уйди… Уйди, не мешай мне…

Перекатившись, я сбросил себя с кровати на плитки пола, посильней ударившись. Надеялся болью заглушить ее голос, но боль от ее слов была сильней всего вокруг, она глушила все остальные сигналы этого мира.

Я не помню, сколько уже не жрал. Через силу встал и подошел к холодильнику. Несмотря на лютый голод, вид еды вызывал омерзение. Я представил, как попытаюсь, хоть что-нибудь проглотить, бессильно сел на пол, понимая, что не смогу ничего съесть. Вытащил из бара виски, хлебнул, надеясь пробить аппетит. Но почувствовал, словно полный рот дерьма, с ненавистью выплюнул на пол. Сидел и испытывал отвращение к тому, как остатки вискаря еще жгут во рту.

Сколько я еще смогу вот так просидеть на этом полу у холодильника, пялясь то себе на руки, то в космос?

Что я сделал не так? В том и тоска, что в этот раз я все сделал правильно. Все вокруг, все боги и демоны, и тьма, и свет, и удача, — все было в мою пользу, никто уже не был против меня. Она была обязана принять меня, остаться со мной. Мы должны были быть теперь вместе. Я же, сука, все преодолел!!! А она отшила, так же просто отшила, как и черти-когда отшила меня юного и глупого, наивного и неопытного. Отшила и теперь, после миллионов световых лет, после тысячи войн, после того, как я прошел весь этот гребанный путь к ней. Ведь вся эта чертова жизнь в шкуре джедая-раздолбая, рыцаря света и вообще вся эта херня с войной богов. — Для меня это был путь к ней. После того, как я снес башку Грогу, кто-то получил власть, кто-то деньги. А я свое не получил. Я только смог узнать, что теперь уже никогда не получу. Если не помог Алатырь на Звездной — то это уже конец.

В голове гудело от отчаяния, в груди горело и клокотало от ненависти, я с воем катался по полу и колотил кулаками по каменным плиткам, скрючившись наконец в позе эмбриона и заорав что-то на незнакомом даже мне языке. Это что-то, видимо, мог понять только космос, тысячи глаз-звезд в волнении уставились на меня, заглядывая в окно.

Протянул руку к телефону, просмотрел мессенджеры, но бессильно положил на пол, не прочитав сообщения от Россомахи и Джекки Лотта. Какая разница, чего они хотят. Они не помогут мне попасть к Ней. Перед глазами снова покачивались ее плечи, поворачивалась голова. Ее белое узкое лицо четко проступала на фоне темной южной ночи. Яркие черные глаза смотрели жестко и холодно, черная копна кудрей шевелилась на легком теплом ветру — уйди, не мешай мне…

Я опять закрыл глаза и уткнулся бровью в пол. Черное пятно наплывало, трепетало прямо передо мной и едва слышно гудело. Бордовое зарево как лепестки адского подсолнуха шевелились где-то на краях видимого мне с закрытыми глазами мира. Это конец.

Я опять был на той темной лестнице, шедшей от провала в скале на излучине Звездной, куда-то далеко вниз. Я не знал, на каком оказался этаже и не понимал теперь почему-то начертанных на стенах знаков. Исступленно разглядывал нарисованные чем попало неведомо кем символы — фаллосы, женские груди и задницы, перевернутые кресты, названия неизвестных городов и чьи-то имена, какие-то даты… Шел вниз, осторожно шагая в полутьме, сторонясь пустых бутылок с незнакомыми этикетками, брошенных пачек сигарет, желтых газетных страниц. Дергал наугад на этажах двери, за чем-то надеясь найти ту, что привела меня когда-то в тот курортный город, дав последнюю попытку на счастье с Ней.

Большинство дверей не открывались. Одна вдруг поддалась, я навалился, отодвигая что-то тяжелое, вошел туда где тугой луч солнечного света играл в облаках пыли. Вокруг была разгромленная, видимо, кухня. Просторная комната с кафельным полом и стенами, желобами вместо плинтусов. Торчащие трубы, разбитые засохшие деревянные стеллажи и тумбы, каменная глыба для разделки мяса. Плиты, кабели, все металлическое и прочие хоть мало-мальские ценности были явно уже вынесены, причем давно. Время натаскало сюда вдосталь только пыли, а пауки богато обставили все углы и уголки своими сетями. Я вышел в бетонную арку в потрескавшейся зеленой краске и попал в просторный обеденный зал с большими окнами. Ни столов, ни стульев, только клетка из белых и зеленых плит на полу, желтые стены. Казалось, мне знакома эта столовая, когда-то я тут похоже жрал, теперь уже не вспомнишь в какой жизни…

Прошел к выходу, мимо бывшего умывальника и белевшего в углу треснутого унитаза, проскрипев берцами по битому стеклу, под листом фанеры. Двери на выходе были сняты с петель и прислонены к стенам. Вышел и понял, где оказался. Широкий плац, с постаментом посередине. На сером каменном основании стоял, подняв взгляд к небу, протянув к нему правую руку, левую, держа на поясе, молодой стройный парень с веселой хитринкой на храбром лице, в летном джедайском комбезе, со световым мечом на поясе. Хоть Джедая не стырили, счастливо подумал я, подходя к нему ближе, замечая за ним впереди длинное возвышение, остаток трибуны для генералов и преподов. Ухватился по давней привычке за руку Джедая, подтянулся, встав ногами на постамент, потрогав ритуально меч. Огляделся с высоты — плац, остался плацом, что ему сделается, по краям стояли бессмертные синие елки, которые могли бы и меня помнить, если бы хотели. Я пошел к ним, потрогать иголки. Стоял, перебирая колючие ветки и плакал. Вокруг ни души, ни звука. Джедайская Академия стояла пустая и мертвая. Я побрел через плац мимо пустого ржавого флагштока к своей казарме. Проходя через сквер перед авторотой, мимо пустых рам от духоподъемных плакатов, мимо темных провалов пустых боксов для машин, почувствовал чей-то взгляд, обернулся — никого. Всмотрелся в кусты, посмотрел выше — на дереве сидела большая сова. Смотрела огромными своими круглыми глазами. Я застыл, мысленно здороваясь, нежно разглядывая ее — может, это кто-то из наших преподавательниц или библиотекарша? Она виртуозно провернула голову влево-вправо и медленно мечтательно моргнула, казалось, улыбнувшись моей догадке. Я пошел дальше к развалинам своего когда-то дома. Раньше под этими высокими сводами гулко раздавались шаги, даже самый тщедушный курсант громыхал сапогами, как настоящий богатырь. Время и пыль изменило акустику, я шел по своему этажу не слышно, как во сне. Отсчитал окна, прикинув — примерно здесь была моя кровать и тумбочка, вон там — шинельные шкафы, вон-там был тренажерный зал. Вышел на середину пустого зала, уселся на пол, вытянув ноги, прислонившись к колонне. Смотрел на запустение вокруг, слушал тишину, пока не уснул.

Проснулся уже в темноте, через высокие окна лился тусклый лунный свет и холод. Поежившись, встал и пошел прочь, не зная, в общем-то куда идти, что тут искать. Ни друзей, чтоб позвали с собой в какую авантюру, ни командиров, чтоб призвали на очередную беспощадную войну за свободу и красоту…

Вышел на лестницу, думая пройтись на крышу и оглядеться, но оказался опять на тех ступеньках на Звездной, что бесконечно вели вниз. Вспомнил про Нее и приморский теплый город, не зная, за чем, пошел искать тот этаж, трогая все двери подряд.

Черная кожаная дверь открылась, я вышел на залитую солнцем площадку в парке. Крупная собака, виляя довольно хвостом, пошла по дорожке, а я за ней. На большом камне у нескольких молодых елочек сидела большая серая ворона, нежно курлыкая, ковыряя клювом орех, поглядывая на меня. Я прошел мимо 18-этажного длинного жилого дома по безлюдному несмотря на, видимо, полдень переулку. Спустился по узкой улочке мимо островерхих кипарисов, вышел к пыльной площадке с пустыми грузовиками и трансформаторной будкой, увидел море.

Синяя гладь до горизонта могла вселить радость в кого угодно. На той стороне бухты белел красивый незнакомый город. Солнце играло с волнами, я в благодушии, напевая даже негромко какую-то песенку, спускался по дороге к воде, туда, где были видны белоснежные корабли.

Вблизи оказалось, что корабли скорее серые, местами сильно ржавые, вытащенные на полбрюха на берег. Вывороченные, кабелями, трубами и прочими своими внутренностями наружу, исполины страдали на песке, как раненые дельфины. На бортах кровоточили ржавые с красным пятиконечные звезды. Я подошел к ближайшему, увидел его год постройки. Бедный ты, мой корешок — совпал с моим годом рождения. Пильщики уже изрядно потрудились, старый тральщик только издали выглядел целехоньким красавцем. Я уселся на траве, разглядывая иллюминаторы и надстройку, корявые остатки какого-то оборудования. Думал, по каким далеким морям ходил этот трудяга, небось повидал и жаркие страны, и холодные берега. Красные звезды воевали много, интересно, в каких бойнях он выходил победителем? Ведь побеждал, раз не упокоился на дне океана, а терпит здесь боль от резки и тоску от безысходности и беспомощности. Вот я тоже Грога победил и его ублюдочка Баунти… Прошел по скрипучему вязкому песку потрогать теплый металл борта. Шершавая плоть корабля страдала и помнила. Казалось я слышал рукой, как весело было этому молодому белоснежному красавцу когда-то в каком-то неведомом мне Персидском заливе и на какой-то Мерсаматрухе, и как ему сейчас тошно и больно на этом песке в ожидании нового прихода пильщиков. А ничего кроме них, уже не может случиться. Это ад.

Через дыру в борту я полез внутрь, оказался на каких-то железных ступеньках, хотел подняться на палубу, но снова увидел ту самую, темную бесконечную лестницу на Звездной. Да где же та дверь, спрашивал себя, равнодушно игноря ропот голодного желудка.

Отозвалась красная дверь этажом ниже. Отворив ее, уткнулся в заросли. Вокруг была ночь, проломившись через кусты, мужественно вытерпев все колючки, выбрался на улицу в какой-то типа деревне. Одноэтажные каменные домики спали. Свет горел только в одном доме на четыре окна. Бордовые наличники четко выделялись на бледно-бежевых стенах. Свет, как кровь струился через плотно завешенные темно-красные шторы. Изнутри орала музыка и лился смех. Хохотали мужчины и женщины, среди голосов я услышал Ее смех. Это точно она. Я взялся стучать в ворота, но оттуда отвечал только лай собаки, я постучал в окно, но мне не ответили. Как на зло, красная штора колыхнулась ветром, на секунду в проеме я увидел ее пышные волосы и бледное пятно лица. Там была Она, там было весело, а я тут мерз на улице один, а Она там с кем-то. Я неистово орал, барабанил в окно, но меня слышали. Спотыкаясь в темноте о коварные скамейки, ткнулся в калитку слева, задумав пройти на двор через соседей. Калитка завела в какие-то сени, я впотьмах громыхнул чем-то, посыпались невидимые звонкие тазы, что-то разбилось, я попер дальше вперед, наткнулся на стеклянную дверь, которая посыпалась осколками на каменный пол. Кто-то включил свет — я стоял на лестничной площадке многоэтажного дома у разбитой двери и поваленного горшка с цветком. На кафеле была рассыпана черная земля и ярко красные бутоны. Из-за опрокинутого шкафа со склянками голосила какая-то старуха — Милиция? Алло, милиция? Пьянь какая-то громит подъезд. Да он датый, не пойми чего орет, белка наверное…

Я, не понимая, что происходит, кто эта старуха и что она хочет, прикидывал, что проход к Ней может быть ниже, и бежал спотыкаясь по ступенькам этаж за этажом, дергая двери.

Вверху все стихло, опять было темно, я все шел вниз, пока не замер на очередном лестничном пролете. На стене грубо углем была нарисована Она. В полный рост от пола до потолка. В узком строгом платье, подчеркивавшем стройность фигуры, с непонятными иероглифами на тяжелом ожерелье, спускавшемся ниже груди. Слева от Нее что-то было написано — не прочитать, за ней были схематично штрихами набросаны какие-то ворота. Снизу из бездонной пропасти уходившей далеко к ядру земли лестницы поднимались багровые отсветы, которые, правда, не на шутку холодили. Я уставился, как вкопанный в Ее лицо — узкое, с мощными скулами, глубокими яркими безднами черных глаз, смотрел, не отрываясь в пепел кудрей, сочной грозовой тучей, клубящихся вокруг ее лица и плечей. По коже мурашками волнами шел мороз, меня колотило от озноба, я обреченно, держась за перила, опускался на пол, почувствовав как вместе с заревом огня снизу тугая ледяная струя, как рука, тронула меня в пах. Я присел, ощутив головокружение и судороги, вцепившись коченеющей рукой в решетку перил. В паху что-то мучительно и долгожданно взорвалось, тяжко и сладострастно выстрелив наружу. Похоже, я кончил, каким-то инеем, синими снежными искрами, которые заиграли вокруг на секунду и погасли. Меня трясло, а я продолжал смотреть на стену, видя, что это уже не Она, а Джейс с 45-й, а теперь это уже Алина с Ориона, или это Белла с Цефея? Оказалось, все кого я помню, срисованы с Нее, были ее подобиями. Значит, даже когда я сворачивал с пути, забывал о Ней, даже когда меня заносило на другой конец Вселенной, я все равно находил Ее отражения, воспоминания о Ней… Стена с рисунком дернулась, от голода и холода, трудно было отделить реальность от глюков, картина стала удаляться. Я мучительно, вспоминал, кто это, на кого теперь похож силуэт. Да, это Лилит, та перспективная девчонка-сатанистка, которую я пристроил к Пауэллу в Алам. Она стояла на заснеженном поле у края темного зимнего леса в дорогой меховой шубе рядом с шикарным черным внедорожником-членовозом. Лилит делала странные пассы руками, по которым на рукавах сверкали седые черточки на черном мехе. Следуя плавным взмахам ее рук в черных кожаных перчатках, на поле поднимались вихри ледяного ветра, слышно было, как звенели холодея лес и небо вокруг. Казалось синеет и холодеет, покрывается инеем все вокруг, даже космос, который стал проступать сквозь остекленевшие своды, леденел.

Лютый холод пробирал насквозь. Ледяные волны фиолетового света с глубины лестницы и с того поля, где колдовала Лилит, пронизывали до костей, накатывали, трогали, вызывая дрожь в теле и какой-то тупняк. Я повалился набок на каменной ступеньке, вжимая голову в плечи, неясно видя исподлобья какие-то тени на лестнице. Окружающая реальность тряслась и утончалась, как будто теряя резкость. Почувствовал страшную боль в руке, которая сразу молниями прострелила по всему телу. Запястье чуть не вывернуло, а боль повторилась снова, вся левая рука загудела, а я разогнул шею, сжал челюсти и выпучил глаза, увидев опять кабину своего корабля.

— Ты что, сука творишь!!! — я опять дернул рукой от нехилого разряда током из браслета. Саня, искусственный интеллект корабля, заорал на меня из дежурного динамика — Ты достал уже отдыхать, Победитель, сука, бога, бл… Кораблю уже почти хана!

Я ошарашенно крутил головой, вставая с пола, садясь на кровать. Реально трясло от холода — Твою ж мать, ты что отопление вырубил?

Саня выкатил инфу на экран пульта — ты в курсе сколько тут провалялся на полу? Корабль красным ахтунгом на весь экран жаловался, что кончается заряд батарей. Осталось три батареи и надо срочно что-то с этим делать.

Очаровашка Дождик широко лыбился глядя на залитые солнцем красные луга внизу, на перистые оранжевые облака в горячем фиолете полуденного неба. Ворон кривился, видя счастливое личико кудрявого блондинчика, замечая, как свет радостно играет на его молодых румяных щеках, как искрят огоньки в больших ласковых глазах. «Тридцатник ведь уже, а пацан пацаном», — тяжко думал про барыгу Ворон, отведя взгляд себе под ноги, внимательно рассматривая видавшие виды пыльные покарябанные берцы.

Ворону за сорок, но он вспоминал, что даже в двадцать не выглядел таким мальчишкой. Хотя чему тут завидовать… Разными дорогами ходили его берцы и эти нарядные кроссы.

Ворон и Дождик стояли у края пропасти. Оставалось нежданным сильным толчком рук отправить барыгу в последний полет вниз. Там метров пятьсот и быстрая мелкая река с острыми камнями на дне. Тело порвет до неузнаваемости при падении, унесет потоком воды на запад. Там, может, через много дней и десятков километров парня и выбросит на порогах или резком повороте русла. Но это будет однозначно неустановленное лицо без документов… Каких-нибудь настоящих документов у Дождика и не было, кипы всяких липовых ксив не в счет, но и они спрятаны у Ворона в чемодане, потом он их сожжет. А телефон остался в кармане сумки хорошего человека в Темасе — городе на другом полушарии этой почти безлюдной по современным меркам планеты. Там человек сунет этот телефон в посылку и отправит звездолетом на Бету Близнецов, как будто Дождик летел домой но че то не долетел…

Кудрявый красавчик глубоко вдыхал чистый горный воздух, прислушивался к крикам больших белых птиц где-то вверху и был счастлив, что все вроде обошлось, головорезы из Темаса от него отвяли и теперь рядом проверенный друг — Ворон. С ним-то его не тронут и можно спокойно стоять и смотреть как красив мир, в котором получается еще пожить. Пухлые мягкие губы не уставали растягиваться в улыбке, глаза широко и прямо открывались солнцу.

Дождик был ни в чем не виноват. Правильный барыга. Дело свое знал, умел темы продвигать, работу организовать, никогда не тупил, не ленился, развлекался в меру, и своих никогда не продавал, прибыль не прятал. Да и вообще нормальный парень — что и говорить, не по правилам было его валить. Ворон хмурился, слушая наивные добрые сопли благодарности за отмаз от уличной банды в Темасе. Парень реально не врубался, что с ним происходило последние две недели, пока его закоулками и подставами вели к этой пропасти, гудящей сейчас внизу сухим горячим ветром, бьющим в каменные стены подножья Заарских гор.

Ладно, не в первый раз женимся, — думал Ворон, приходилось уже косячить, не первое в жизни говно, небось не последнее. Да, Дождик пока ни в чем не виноват. Но он знает то, что может стоить Радуге жизни, чести и положения. Дождик, конечно, не болтун и не предатель. Но и не боец, под хорошим прессом расколется, и Радуге будут проблемы. А Радуга — кореш и брат. И поэтому веселый блондинчик сейчас умрет.

Когда Ворону было еще так мерзко? Наверное, в первый раз — когда он семнадцатилетним пацаном участвовал в налете на отель, крыша которого не договорилась с группировкой, в которой работал тогда молодой вороненок. Наказать говнюков было велено как следует. Отель разнесли из гранатометов, а потом и сожгли залив бензином. Обычно так не делалось, но в тот раз была настоящая война между кланами и все шло по беспределу. Бойцы крошили из автоматов не только вооруженных боевиков и охранников, но и персонал. Это было реально по жести. В холле ковры в баре пропитались кровищей, вином из разбитых бутылок и соусами из опрокинутых тарелок. Чвокая сапогами в кровавых салатах Вороненок шел, глядя на руины бара и мертвые тела у треснутых столов среди битого стекла и поваленной посуды, рассыпанных на полу бутеров и фруктов. За деревянной тумбой с поломанным цветком кто-то шевельнулся, мелькнула золотистая копна волос. Ворон шагнул туда, выставив вперед ствол автомата. Девчонка, на вид даже моложе семнадцати. Наивная, юные щечки с ямками, пухлые губки, руки сжимала перед собой на груди, сторонилась автомата и что-то бормотала, вытаращив глаза. Острые коленки дергались, не по возрасту «путанские» туфли елозили длинными острыми каблуками по ковру, оставляя полосы на ворсе.

— Валим всех! Че не ясно, пацан? — рыкнул из холла старший, мельком глянув на застывшего Вороненка, — шлюхи тоже в теме!

— Не надо… — разобрал, наконец Ворон, что бормочет девчонка.

Она распахнула огромные глаза и широко открыла рот, будто хотела вдохнуть все небо, и затряслась под пулями, отброшенная с ковра на коричневый паркет, ближе к серой стене. Ворон оцепенел и продолжал стрелять, пока не кончился магазин. Руки и грудь с милым платьицем превратились в кровавый фарш. Лицо было порвано, там где были щеки, рот и нос, получилось бесформенное месиво. Остались только глаза. Голубые, остановившиеся, детские — смотрели прямо в глаза Ворону.

Потом, было много споров и пересудов из-за этой бойни. Все там было как-то не правильно. Тогдашнего лидера группы, не одобрили, ему пришлось уйти… Но к Вороненку вопросов не было — он, как простой боец, четко выполнял команды старших. Наоборот, парня уважали потом за то, что четко работал, завалил в тот вечер двоих вражьих опытных бойцов. А то, что девку, случайную посетительницу бара, пристрелил, так за это со старших потом спросили.

Теперь Ворон всегда видел эти глаза — огромные, синие, полные ужаса, когда приходилось делать что-то неправильное, когда напрочь не правильное… Ворон — не косячник и не беспредельщик, честный боец. Кого угодно спроси, всякий ответит, что Ворон лишней крови не льет, лишних слов не бросает. За то и уважает Ворона братва, что не душегубец и не маньяк, всегда постарается миром все решить.

Сейчас глядя на Дождика, он опять слышал это «не надо» и чувствовал омерзение и горечь, как тогда от прелого запаха душного вечера, крови и разлитого по ковру бухла. А Дождик повернулся к нему — что молчишь? и глаза он себе, сука, завел тоже голубые, большие и детские, как у той страдалицы.

Ворон, понял, что не толкнет Дождика в пропасть, хоть это все и усложнит:

— Пойдем уже, времени нет.

— Так из-за чего кипишь? С чего мы вдруг домой не летим? — спрашивал в стопятьсотый раз Дождик.

— Тебе говорили с Белым не связываться, а ты что?

— Так Белый с Радугой вроде в мире? И не цапались вроде никогда…

— Тебе говорили с Белым не возиться.

Дождик конфузливо румянился и шел за Вороном к его звездолету, размахивал руками и оправдывался — мы толком с Белым и не мутили ничего, так чисто пару дел по мелочи, про дела Радуги и не болтали, он и не спрашивал.

— Спросил бы, поздно было бы.

— Так куда летим-то, Ворон?

— Туда где тебя никто не найдет, хотя бы долго.

Ворон не умел и не любил врать. Поэтому сейчас давил из себя хоть что-то ближе к реальности.

— У Радуги на Орионе завод полупроводников, там и спрячешься и делом займешься.

— Ништяк! Я про этот завод слышал. Очень крутая тема. Клево туда попасть.

Ворон шел по лесной тропинке, пытаясь отвлечься от восторженного лепета Дождика, обрадовавшегося поездке на Орион. Тогда в отеле все можно было списать на то, что не было времени думать. Тормознул на секундочку — и пулю словил. А теперь как назло времени полно, приходится думать про Дождика.

Лес вполне густой из высоченных прямоствольных с причудливыми зелеными листьями деревьев и плотного красного кустарника прорезался кривой тропкой. По ней и шли местами поскальзываясь на синеватой грязи. 2-я планета Дельты Сфинкса, куда привез в последний путь Дождика Ворон, была захолустной провинцией. Расположенная недалеко от цивилизованных стран Союза Стрельца и от бурно развивавшихся государств Аполлона и Ориона, эта территория была перевалочной базой транспортных путей, а также подходящим местом для обстряпывания мутных делишек. Поэтому ребята с Близнецов тут тусили часто и это не привлекало лишнего внимания.

Ворон все толково слепил, маловероятно, чтобы кто-то прочухал, что он тут был, но если и всплывет, то ничего необычного в этом не будет. Его встречу с Дождиком не видел никто. Если вдруг кто станет искать кудрявого барыгу, то будет долго искать на Бете Близнецов, куда ведет след телефона, но в крайнем случае упрется в Темас — огромный трущобный мегаполис, где пропажа человечка являлась обыденным делом… Исчезни сейчас Дождик в пропасти — и шито крыто, но подкопаешься.

В черных джинсах и черной же замшевой куртке Ворон шел широкими шагами своих худых длинных ног, нарядный Дождик семенил следом, что-то весело журча. Ворон не слушал, а представлял, как за зеленой кроной леса и за фиолетовым небом летят в бездне космоса огромные всесильные звезды, властные над этим миром, держащие его своей гравитацией и правящие своим светом. Он хотел услышать сейчас их ответ, как ему поступить. Хотя понятно, что ответа не будет. Это его вопрос, его решение. А звезды потом с него спросят, как со свободного человека за его свободный выбор.

У Радуги сейчас очень стремный момент. Выплыви сейчас (а хоть и потом) его история, — и ему не сносить головы. У Радуги может быть светлое будущее. Он полон идей и клевых тем, что кормят братву, и его, Ворона в том числе. Радуга — красавчик, и умный, и фартовый, и решительный, и не трус. За ним бригада готова в огонь и в воду. Но главное, Радуга — кореш, считай, как брат. Да ближе брата. Ворон готов был если надо за него умереть. Это не громкие слова — Ворон уже давно знал, что Радуга — тот чел, за которого он готов на все.

Казалось бы чего проще. Сказать про Дождика Радуге, и тот, как старший, прикажет Ворону Дождика пришить. Но Ворон слишком хорошо знал Радугу, лучше всех знал. С тех пор как он десять лет назад по секретному приказу самого Хаса привез Радугу на Бету. Все эти годы именно Ворон его учил понятиям, разъяснял что к чему. А Радуга и без его наставлений, сам чувствовал, что правильно, а что нет, что такое честь и воля, что такое выбор, как и перед кем за все потом ответ держать… Короче, Ворон однажды увидел Радугу, как лучшую версию себя, он будто воплощал в себе понятия о правильной вольной жизни в «чистом виде», без его вороньего местами грязного личного опыта. Радуга не даст приказа валить Дождика без вины. Будет держать ответ за свое прошлое сам, даже если погибнет.

А значит Ворону придется все решать за него, своей волей, и самому потом за это отвечать перед звездами. Вот же блин, Ворон гордился, что готов за братана хоть под пули, хоть под суд. А придется под звездный суд. Это немного больше.

Подошли к звездолету. Машина (чужая, Ворон взял ее в аренду за хорошие деньги под липовым аккаунтом на эти три месяца, чтоб не светить свою тачку на 2-й Дельты Сфинкса) стояла на черной обожженной при посадке земле, вокруг по краям поляны торчали обгорелые кусты. У самой аппарели Ворон окликнул Дождика и тот, остановившись развернулся к нему — голубая ветровка надувалась на ветру, синие спортивные штаны были облеплены красными колючками с кустов в лесу. Ворон сильно, с разворотом всем корпусом правой рукой загнал Дождику в сердце нож. Парень вытаращил удивленные наивные глаза и распахнул рот. Ворон, тощий, длинный, сухой, как старое дерево, аккуратно, поддерживая под спину, плавно присел и положил Дождика на аппарель. Открыл дверь и затащил его внутрь, разложив у стены. Быстро развязав себе шнурки, ловко сбросил с ног берцы. Уселся прямо в куртке за пульт и стал спешно готовить старт. Тесная кабинка три на четыре метра освещалась ровным матовым светом. Ворон, вводя курс и чатясь с местными диспетчерами, не смотрел, как лежит в метре от него на железном полу постепенно бледнеющий Дождик.

Ворона вдавило в кресло, щеки потянуло вниз, в такие минуты кажется кишки сейчас вывалятся через зад а глаза завалятся куда-нибудь внутрь головы. Машина ровно шла вверх, набирая скорость и высоту. Наконец, 2-я отпустила, кончив трясти и тянуть к себе, заодно исчезнув из иллюминаторов. Вокруг родная чернота и пустота, а корабль потихоньку нагнетал нормальную гравитацию внутри салона. Ворон вылез из кресла и решительно уселся на корточки рядом с трупом. Взял в руки окровавленный нож и нарочно измазал себе руку. Посмотрел в круглое окно на звезды и мысленно стал перед ними отвечать. Да, Ворон будет скрывать от людей это убийство, чтобы не бросить тень на Радугу. Но пытаться обмануть звезды он не станет. Поэтому он и не стал бросать Дождика в пропасть коварным толчком в спину. Поступил честно — ударил свои ножом. «Вот, смотрите. Кровь Дождика на моем клинке и на моих руках, — говорил боец звездам, — я в курсе, что он не виноват, я сделал этот выбор, чтоб спасти своего братана. Я убил, чтоб уберечь жизнь и репутацию Радуги. Я принял это решение сам, втайне от него, чтоб не запятнать его честь и совесть. Я за это отвечу, как вы, Звезды, решите».

Правильный барыга Дождик помимо прочего, конечно, не заслуживал кормить своим мясом рыб и птиц на 2-й Дельты Сфинкса, не должен был сохнуть на ветру или гнить в грязи, как если бы его бросили в пропасть. Конечно, он и помирать-то был не должен, но Ворон хотя бы его снарядит в последний путь по-правильному, как настоящего звездного скитальца с Близнецов. Ну или почти.

Длинными руками своими Ворон быстро управился, засунув тело Дождика в черный сверхпрочный мусорный двухметровый пакет. Не надеялся откупиться, но сунул в пакет монетку — барыга все-таки был хороший, вдруг в следующей жизни тоже будет при делах. Так пусть у него всегда найдется начальный капитал… Закупорил пробку пакета, вот и готов кораблик для полета в вечность.

Протянул руку к тумбочке, вынув бутылочку виски, сделал несколько протяжных глотков, поморщился, покривил губы, глубоко вздохнул. Нажав кнопку в стене, с шипеньем открыл мусорный шлюз, аккуратно, вложил, плотно, как раз заполнив объем бака, мешок с Дождиком. Опять нажал кнопку и смотрел, как съезжаются створки, отделяя мертвое от живого, Дождика от Ворона. Вот уже перед глазами ровная бледно-серая стена, на которой и не видно створок шлюза. Нажал на красный квадратик. Все. Почувствовал снова на себе смешливый взгляд, услышал журчащий смех, из-за которого пацана в свое время и назвали Дождиком. Дождик кончился, подумал Ворон, и услышал гнетущую тишину корабля, почуял кожей абсолютную пустоту космоса. Стоял перед матово серой стеной кабины-клетки маленького корабля, чувствовал, как-то ясно и отчетливо, что он сейчас один на миллионы километров пустоты вокруг.

Невидимый и неслышный Ворону мешок неспешно выплыл из мусорного шлюза корабля наружу, надулся, превратившись в черный блестящий шар. Внутри давлением Дождика размазало по стенкам шара. Теперь он стал маленькой планетой и будет дальше скитаться по Вселенной таким способом. Медленно, по течению волн гравитации, то к одному краю галактики, то к другому. Много-много тысяч лет.

— Ты до сих пор уверена, что это Пауэлл приказал взорвать Волоса? — Маат сидела в белом дорожном халате на постели, уставившись в огромное, во всю стену окно-имитацию внешнего обзора, где загадочно искрились звезды и чернел бездонный космос. Десять дней перелета из Алама в Мановах, даже в ВИП-условиях — мука и тоска.

Летели на среднем транспорте, прозванном в народе «Ишаком», в котором была одна пассажирская палуба на 30 человек, большинство из которых теснились в четырехместных каютах, и только боссы вроде Гилаца и генералов жили в одноместных. Лилит и Маат достался двухместный пенал 11 на 6 метров с душем и санузлом, одной большой кроватью и этим вот «окном». Никаких баров или типа того тут не было, все 10 дней дамы провели вдвоем, изредка навещая своих боссов. Конечно, если вспомнить молодость и транспортник на планету геологов, то первокласная каюта на Ишаке — блеск, но все равно не фонтан.

Само собой предались общим воспоминаниям, среди которых сильно светлых было маловато, и разговор все время возвращался к гибели друзей.

— Нет, Гилац мне потом открыл, что это Томсон, — Лилит лежала рядом с Маат, лениво скроля ленты в нотике. Космические перелеты она так и не полюбила, хотя была вынуждена часто мотаться по звездным системам СГЦ, — Томсон всех пятерых хотел похоронить, но не стал ссориться из-за нас с тобой с Уоллосом и Гилацем

— Сука. Он еще не сдох? Вроде же готовится, даже не смог на похороны Пауэлла приехать.

— Врачи говорят, скоро уже.

— Ты после Волоса так и ни с кем? Вот же верная…

— Да это не верность, — Лилит отвлеклась от компа, тоже погрузившись в созерцание космоса, — просто тут такая жизнь, что невозможно. С кем ни замутишь — подстава чья-то, вечно кто-то к тебе через постель хочет стукачка внедрить или советничка. У меня ж особиста нет, как у тебя… Лилит улыбнулась, и снова помрачнев, добавила, — а пробовать со стороны кого нормального подтянуть страшно. Грохнут. Будешь потом опять у лифта разбитого сидеть, дым со слезами глотать.

Подруги налили и выпили, пару минут молча смотрели в окно, продолжив горевать:

— А ты, Мать, Тора еще помнишь? Как ты это перенесла?

— Там даже трупа не было, — Маат скривила губы, снова хлебнув вина из пластикового корабельного фужера, — глупые наши были парни. Хорошие, но молодые и глупые. Ввязались в драку с матерыми мужиками. Пока Тор готовился костьми ложиться под Гротхиллом, биться до конца и все такое, Уоллос ему дрон с бомбой через вентиляцию прямо в бункер загнал. 50 человек, вся верхушка этой Анархической армии — в кашу. Среди мяса по стенам нашли там ДНК Тора. Мой генерал до сих пор гордится, что «почти без крови» выиграл тогда войну.

Лилит смотрела на Маат с удивлением и сожалением:

— Как ты потом с ним жила? Тошнило?

— Ты его не знаешь… Он очень… талантливый и умный. Все просчитывает, как программа. Он себя повел как-то очень правильно, круто даже. Дал мне на все время. Был рядом столько, сколько нужно, ни минутой больше или меньше. Сказал все нужные слова и ни одного лишнего. Он идеальный, прикинь… Мне с ним хорошо. Очень хорошо, подруга.

Дальше сидели молча, обнявшись и глядя на звезды, счастливые, что остались живы и не потеряли друг друга, радуясь, что рядом тот, кто не осуждает, кто лучше всех понимает, насколько все сложно, и поддержит хотя бы морально.

Приближался ненавистный момент посадки. Каютка тряслась, в окне стоял дым и копоть, кишки сжимались, давило в ушах, ёкало между ребер. Подруги сидели рядом, уперев локти в колени, опустив глаза на серый ковролин, считая минуты, когда все кончится. Ишак, наконец, встал на бетон космодрома Мановаха, можно было готовиться на выход. Нарядная опять, как дива шоубиза, Маат обняла Лилит, напомнив:

— Не шучу. Вырвись, придумай чего, прилетай ко мне в Бахди. Мне деньги некуда девать! Зажжем, как надо. Парней тебе найду без заморочек. Мне не хватает тебя…

В каюту вошел веселый и бодрый Уоллос, поцеловал дамам ручки и заторопил Маат на выход — их ждала пресса с вопросами про StarBus. Леди Маринез вышла в коридор одна, встретив там Гилаца:

— Лейла, привет! Короче, завтра летим в Демир. Томсон скончался, вечером надо обнародовать. Дай по нему траур нормальный по всем каналам, закажи фильм зачетный минут на сорок, и трансу с похорон. По первому разряду будем хоронить, со всеми почестями. С Galaxy свяжись, пусть какие-нибудь сопли дадут по зеленей. Что-то доброе о нем, но свежее, не из гроговых времен. Он ничем благотворительным сейчас не занимался? Вроде нет, но ты выясни, надо бы хоть что-то о нем хорошее…

Маринез, мгновенно нырнув в реальность, забыв страдания Лилит, сошла по трапу, куда подкатил ее черный лакированный членовоз, села на заднее сиденье, погрузившись в мягкий красный бархат, сказала шоферу «В контору!» и под счастливый вой сирены унеслась с летного поля.

Маат провожала взглядом всполохи ее синей мигалки, отбиваясь дежурными ответами и справками от журналистов, закрыв общение главным посылом — все послезавтра, здесь на космодроме Мановаха отправляем первый в истории рейс на систему Скорпиона. Там жду все вопросы. Аккредитовывайтесь, кто еще не успел.

Закончив с прессой, Джессика Малькольм, как звалась теперь в миру Маат, узнала от Джонсона Уоллоса о безвременном уходе «старого куска говна». Генерал решил не ехать в Демир на похороны — отправка рейса на Скорпион сейчас важнее всего, а Гилац должен простить, StarBus в конце концов и его тоже кормит.

StarBus был проектом, придуманным Уоллосом десять лет назад при помощи его огненной программки «Искусство Невероятного» в компе сразу после захвата Бахди. Пять лет ушло на утрясание дел на взятой под контроль богатейшей территории между Рамирой и Савакарскими горами на Центральном континенте 5-й Z Аполлона. Веками эти земли были колониями разных супердержав, ареной грабежа и войн. Теперь, собранная в одну экономику, не отягощенная после ядерной войны излишками населения, обильная газом, нефтью, всеми рудами и углем, плодородными землями и управляемая адекватной, выстроенной Уоллосом и его полковниками государственной системой, тоже рассчитанной по той программке, — теперь эта земля стала раем, самым процветающим уголком в регионе. Создав тут государство, корпорации, неплохие вооруженные силы и структуры безопасности, Уоллос отдал власть избранным народами органам, продолжая рулить только в экстренных случаях и в узких направлениях, да и то только через тщательно законспирированных «своих» политиков и бизнесменов. В качестве отступного он получил от Большого Бахди в собственность немного земли на западном берегу Флорины и главное — построенный его фирмами огромный завод, открывший производство тяжелых межгалактических транспортов. 4-й во Вселенной завод такого класса. Три старых завода выпускали стандартные крейсера — грузовые, в лучшем случае с одной пассажирской палубой на 70 человек, без всяких удобств и развлечений. Перелеты между галактиками длились месяц или два, билеты стоили в среднем по 50 золотых, а месяц в таком звездолете в тесной каюте был реально мучением даже в премиум классе. Дело в том, что основные деньги транспортные компании все-таки делали на грузовых перевозках, пассажиры были необходимой обузой — возить людей побуждали всякие межгалактические органы и прогрессивные сообщества… Даже дорогие тарифы и лютая экономия на обслуживании в пути в лучшем случае позволяли покрывать расходы человеческой палубы — какая уж там прибыль.

StarBus сделал в этом деле революцию. Уоллос просчитал, что рухнувшие после апокалипсиса связи между галактиками со временем снова начнут крепнуть, а значит, вырастет спрос на пассажирские перевозки и погнал со своего конвейера в Бахди специализированные пассажирские крейсера — на триста комфортабельных мест разного уровня классности. Но даже эконом представлял собой нормальный гостиничный номер в каюте. При этом на крейсере оставалась куча общественного пространства с ресторанами и клубами, бассейном и спортзалом и даже прогулочной зоной с фонтаном. Все это за счет полного отказа от грузовых отсеков. Прибавьте к этому комплект обслуживающего персонала с поварами, стюардами, врачами и охранниками, свежий воздух, гравитацию, свет и воду. Перелет превращался в приятное времяпрепровождение, появилось даже понятие «крейсерский туризм».

Но это только снаряд, секрет Джонсона был в «пушке». При отсутствии грузовой составляющей, отпала необходимость посадки и взлета на планете, убивавших до половины заряда батарей звездолетов, стоивших основной части износа его конструкции и вызывавших необходимость всякий раз по два месяца стоять на космодроме на «послепосадочном» ремонте и тщательном обследовании всех систем. В итоге классический крейсер жил лет десять, из которых половину срока торчал на таких ремонтах на космодромах. Корабли StarBus не садились на планеты, а стыковались к специально разработанным орбитальным станциям, откуда пассажиров развозили по разным городам планеты челноки.

Это, конечно, усложняло схему, но широкие связи бывшего главкома Межгалактических сил позволяли найти то, что надо в любом углу Вселенной. Из-за сокращения этих самых Миротворческих сил после грогового апокалипсиса, остался без заказчика завод в СГЦ, который строил десантные звездолеты. В кооперации с производителем заправочных станций, этот завод начал собирать теперь орбитальные станции для StarBus. Само собой эти штуки не ограничились функцией перевалки пассажиров, а стали полноценными заправочно-ремонтными базами для транзитных кораблей, а также по традиции зарядников и экстерриториальными культурно-деловыми центрами. Наконец, в рамках проектов по налаживанию контактов и поддержки прогрессивных сил на Близнецах, где еще продолжали оставаться гарнизоны миротворцев, Уоллос предложил ребятам на Альфе Близнецов делать для него челноки. По сути это были стандартные межпланетные маршрутки — небольшие 30 метров в длину, грузовые машинки с парой-тройкой пассажирских углов. На их основе строили что-то внешне больше похожее на самолет, с сидячими местами для 75 пассажиров. Такой челнок садился на планету в режиме планера, фактически тратя заряд только на обратный взлет.

Все это вместе позволило предложить шикарные условия всего лишь за 30 золотых по среднему тарифу за месячный перелет и при этом иметь бешеные прибыли с каждого рейса.

В год StarBus строил по одному крейсеру и орбитальной станции, закрепляясь так с каждой весной на еще одной планете в самом центре какого-то из ключевых регионов Вселенной. Первые три точки присутствия были, конечно, 5-я Z Аполлона, Мановах и Борос — столица объединенных государств системы Стрельца, второй после СГЦ экономики мира. Направление между Мановахом и Боросом уже отбило все затраты, но в этом году StarBus вводил в строй точку на 2-й планете W Скорпиона, где был Паркон, столица Империи Туй, центра экономического пространства — третьего по объему во Вселенной и быстро растущего, называемого некоторыми «Новым миром». Пассажирских перевозок между Мановахом и Парконом раньше фактически не было — перелет 4 месяца могли перенести без вреда для психики только профи, которые в космосе вообще жили. Послезавтра StarBus отправит из Мановаха в Паркон первые триста человек — и это главное научно-техническое, культурное, бизнес и даже политическое событие года. В перспективе было на десятый год работы иметь станции в трех самых населенных углах СГЦ, две станции на Стрельце, две на Скорпионе и еще по одной на Орионе и на Волопасе. Тогда StarBus целиком оседлает все сколь-нибудь массовые межгалактические пассажирские маршруты.

Деньги перли так, что если бы не авторитет «галантного межгалактического убийцы» Уоллоса, других бы замочили. Финансы компании были сразу выстроены в два контура из расчета 50 на 50. Белый контур широко и громко поддерживал разные благотворительные миссии и волонтерские организации, защищал животных, моря, леса и небеса, а также взвалил на себя помощь многочисленным сокращенным военнослужащим миротворческих сил. Серый же контур с самого начала предложил доли в прибыли всем, от кого что-то зависело во Вселенной. Свои счета получали политические покровители проекта в странах присутствия, а малоизвестная фирма, имеющая отношение к Гилацу, Galaxy, медцентр Алам и несколько других важных контор сразу имели по 10% от доходов серого контура. Само собой Проект StarBus был поддержан Гилацем, да и всеми деятелями культуры и политики, СМИ и общественными движениями, как прогрессивный, укрепляющий межгалактический связи, мир и сотрудничество во Вселенной.

Сам Уоллос свое авторство в StarBus тщательно скрывал от широкой общественности, все обставили так, что он здесь только лишь по протекции Гилаца пристроился на старость, возглавив маленькую Службу безопасности Проекта и получив небольшой доход, как бы бонусом к пенсии межгалактического миротворца. Президентом StarBus Джонсон поставил толкового парня, рекомендованного программкой из компа, также укомплектовали и весь топ-менеджмент компании. А лицом StarBus стала снгосшибательная, суперсекси, роскошная и обаятельная, горячая блондинка-миллиардерша Джессика Малькольм, про которую уже никто не вспоминал, что она Маат, черти когда-то в прошлом пресс-секретарь миротворцев.

В Мановахе решили в город не ехать, а остаться на космодроме — проведать свой крейсер, готовившийся к 120-дневному марафону через три галактики. Корабль-небоскреб высотой 240 метров искрил металлом и огнями, высясь на взлетной площадке, окруженный кранами-погрузчиками и заправщиками…

Зашли внутрь, поднявшись на лифте в салон, прошлись по прогулочной зоне и отсеку ресторанов — везде сновали рабочие и персонал. В поисках местечка потише спустились в багажный сектор. В полутьме, шли по коридору, освещенному скудными огнями дежурных бледно-серых ламп, игравших бликами на металлических стенах и коробах с проводами. Наткнулись на бокс с первыми пассажирами, заселившимися раньше всех — в ряд стояли четыре холодильника с табличками. ФИО, гражданство, годы жизни, адрес доставки. Отправка в последний путь на родные планеты — одна из услуг StarBus, не особо рекламируемая, но востребованная. Джонсон Уоллос остановился рядом с гробами, видимо, довольный местом. Вокруг ни души и вряд ли кто-то случайный сюда заскочит, здесь никто не объявится живой до самого Паркона.

Разглядывая таблички, вчитываясь в имена, генерал тихо заговорил:

— Сильно скромно живешь, Мать. Надо круче, ярче. Ты брюлики от наших ювелиров на Антее получила?

— Пишут, что готово, отправила курьеров, как буду на Бахди, увижу, — Маат, отвернувшись от холодильников, чувствовала их спиной, глядя в узкий иллюминатор, как в бойницу, на Мановах, разлившийся каменным морем вдали от горизонта до горизонта, — яхта из Пилинии должна в 3-й дворец на Флорине прийти через два месяца.

— Хорошо, как дойдет, скажи мне, моя охрана прошляпит папарацци, пусть пройдут во дворец. Приготовь все как следует, золота повесь на девчонок побольше, лимузины пригони, тигров и львов ручных в сад заведи. Короче, все знаешь.

— Нам бы еще одну локацию завести, в Мановахе или где, хочешь, но чтоб климат был с зимой, чтоб на меха можно было тратиться, и городов побольше, чтоб на бизнес джетах летать. Да и море хорошо бы нормальное, на Флорине много яхт смешно выглядит.

— Не сейчас, — Уоллос присел у одного холодильника, сунув руку в ящик с документами на покойника, погрузившись в чей-то кончившийся мир, внимательно ведя взгляд со строки на строку, с фото на фото, — в ближайшие года три большие перепальцовки будут во Вселенной, в том числе в Мановахе. С Бахди пока не будем никуда высовываться…

Уоллос, вынул из ящичка фото какого-то деда, стал рассматривать под разными углами, лицо генерала стало серьезным, даже жестоким:

— Видишь, Мать, старики стали-то помирать, как мухи. Молодые вместо них идут, и с ними идет будущее. А за будущее придется драться, — Джонсон аккуратно засунул фото назад и плавным движением, словно прощаясь, задвинул ящик, щелкнув засовчиком, — Щелк! И нету прошлого. Лети, старик, за три галактики… Что с проектом казино?

— Джефферсон против.

— Ладно, с Лесли я потрясу. Но остальное — твоя работа, это все реальный пиар. Думай, как расходы увеличить. Вейлс свое дело делает нормально, никто наш Третий Контур не видит. А твое дело — чтоб никто его и не искал. Извини, что опять повторяю, но запомни и пойми. Все, кто на нас смотрит, даже те, кто во Втором Контуре, должны видеть, что все прибыли жгутся в Бахди. StarBus укомплектован толпой молодых амбициозных гениев — прожженных гедонистов, которые сливают все баблосы в твоих дворцах. Вот, что должны все видеть. Мы через год выходим на Волопаса, все будут понимать, что доходы вырастут еще на четверть. Чтоб была видимость, что мы прогуляли сто тысяч золотых, ты должна будешь придумать реальных чеков хотя бы тысяч на тридцать.

Маат хмурясь отвернулась от Мановаха, уперевшись взглядом в гроб, в котором Уоллос сдвинув щиток, через пластиковое окошко разглядывал лицо покойника. Малькольм подошла и тоже посмотрела на покрытое инеем женское тонкое белое печальное лицо лет семидесяти, покрытое плотной сеткой морщин, похожих на следы от коньков на льду:

— У нас этим бортом летит на Скорпион десять журналистов — освещать исторический рейс, рассказывать о суперкомфорте и офигенной во всех смыслах атмосфере на StarBus. Мы на дозарядке на Аполлоне будем через два месяца. Давай к этому времени твои ювелиры на Антее сделают им именные флэшки с бриллиантами? Подарок на память о первом в истории рейсе и все такое…

— Молодец, Маат, вот это тема. Пусть всем хвастают, постят везде, — Уоллос закрыл щиток, укрыв мертвое лицо в темноте холодильника, — и в 3-й Дворец купи к приезду папараци вертолет. На бизнес джете там действительно некуда лететь… А вертушкой в джунгли, там сафари и вечеринка на диком пляже, с завозом туда всех излишеств всеми тремя яхтами.

Уоллос и Маат, не сговариваясь, едва заметно, почтительно кивнули холодильникам и вышли из отсека в темный коридор. Генерал улыбался и тепло, как умел только он, приобнял Маат так, что она чувствовала себя в абсолютной надежности и безопасности, понимала каждой клеткой тела, что они вместе и они победят, с кем бы ни пришлось столкнуться. Они шли такой парочкой, обнявшись, по своему новенькому крейсеру, темным проходом между багажными и служебными отсеками, металлический пол глухо печатал их неторопливые шаги, а редкие лампы дежурного освещения делали все похожим на романтический вечер где-то за городом.

— Выбери из тех папараци, что проникнут во дворец, одного по понятней, позволь ему подделать пропуск и пусти на эту вечеруху. Жизнь коротка, пусть ему улыбнется творческий успех и счастье в личной жизни.

Голова гудела от голода. Бортовой комп при энергоостатке в три батареи вырубил почти все, в том числе холодильник, испортив еду. Одна батарея — НЗ для блока самоспасения, одна батарея худо-бедно сохраняла обитаемость отсека — минимум гравитации, тусклый свет, обогрев до 15 градусов Цельсия, подача воздуха и воды. Третья — на последний стартовый импульс, когда хозяин решит, куда лететь. Как оказалось, я лежал в отключке три месяца, и теперь лютые позывы из брюха били во все отсеки сознания сигналами, наподобие воя заунывной сирены тревоги — «Жрать! Срочно!» А нечего.

Расковырял две банки тушенки из кладовой, запил экономно простой водой. Во рту было солоно, глоталось с трудом, а желудок не умолкал — «Мало! Еще жри! Много!» А нечего.

Сидел в полутьме среди серых панелей вместо выключенной имитации космоса. Как все-таки это унизительно, только что жить не хотел, а теперь на все готов, чтоб хотя бы пожрать и заткнуть этот стон из живота, — думал я, уже скроля ленты биржевых новостей. У меня на балансе только 320 золотых. А надо срочно покупать батареи, еду, химсоставы для обитаемой среды — все, чтоб не сдохнуть, оставшись навечно в дрейфе среди этой пустоты между Стрельцом и Орионом. Интересно, кто-нибудь еще в этом мире умудрился отбросить копыта посреди космоса, забыв пополнить батареи? Мучительная довольно смерть. Короче, где-то надо прямо сейчас, за день-два поднять тысячу золотых. Такие деньжищи нигде не заработаешь за такое время. Кроме биржи…

Съежившись, сжав скуливший живот, начиная уже дрожать от холода, склонился над монитором, разглядывая стаканы, линии поддержки и сопротивления на графиках, гифки в чатах… Легко сказать, на бирже тоже тысячами не разбрасывались. Были тут, конечно перспективные истории, вложившись в которые можно было не кисло поднять. Но не к завтрашнему же вечеру! Несметные стада ботов, маститых трейдеров и мелких хищников охотились за десятками и сотнями золотых, рубили прибыли в 5 а то и 10% от сделок. А я как и мой желудок ныл, что мне это реально мало. Мне, чтобы выжить нужен немедленно косарь.

Торговля тут кстати слегка изменилась за время моего отсутствия. Раньше использование крупными компаниями трейдерских программок встречалось редко — вместо роботов в высоких этажах мановахских небоскребов трудились и потели за столами живые мужики. Теперь программки юзались всеми сплошь и рядом. Программа могла вести на бирже фактически все дела большого банка или глобальной топливной сети. Высчитывала идеально точно когда и по каким ценам покупать-продавать ее акции, абсолютно выверено реагировала на все мыслимые ситуации на рынке, гарантировала эффективность финансовой политики.

И как мне с этими программками тягаться своим джедайским умом — у них скорость вычислений то побольше будет, да и объем памяти тоже.

Неужели все, сука, так просто и уныло, кто больше знает и быстрее думает, тот всех и пялит⁈ И ниче с этим не поделаешь, и не вырвешь из их лапищ даже тыщу. Борясь с голодным головокружением и задыхаясь уже от пыли при экономном режиме вентиляции, я безысходно листал всякий флуд про эти ихние программки. По сути они все теперь стали просто разными приложениями и блоками одной большой программы «ФинСтратегия», привязанной к «Money» — программной оболочке, созданной новой конторой «Dream and Play» — отколовшимся от Galaxy куском. DP дает клиентам в аренду сервера мощностью в одну гигаединицу, там и ведутся все его вычисления. В принципе, 1 гигаед — это не так уж много. У меня, конечно, навороченный джедайский бортовой комп, но все же это только одноместный кораблик — и то общая мощь 0,24 гигаед. А вот если бы у меня был комп на 1,5 гигаединицы, например, я бы считал быстрее ихней программки…

Эта мысль как-то лениво вошла в мое сознание и спокойно улеглась поперек, как на диване. Я не сразу врубился, что это значит. И тут вдруг почуял, как зашевелились волосы на голове. Если я беру эту их типовую программку, гружу их данные и считаю быстрее самой программки, то вижу в деталях их решения раньше них. Это я типа могу так ходить в будущее и обратно? — Бред.

Странно, почему это я, джедай, трижды ходивший под Алатырь (неудачные романтические походы не в счет), чтоб на темной лестнице узнать будущее и сделать правильные ставки на бирже… Вот теперь я почему-то считал эту мысль про компы бредом. Типа тьма, световые мечи и заклинания — это взаправдишная вылазка в будущее, а холодный математический расчет — нет.

Голод — не тетка, очередной спазм в желудке прибавил решимости попробовать. Сразу решил не связываться ни с каким крупняком — полез в региональные реестры компаний средней руки. Вот, например, Madero — финкорпорация, работавшая в основном на Сфинксе. Ничего там экстренного явно не планировалось. Свежие отчеты были в доступе у инсайдерских телеграм-каналов. Нормальные такие отчеты ни о чем, не предполагавшие никаких колебаний их акций. В новостях последние полгода выплывали новости об отзыве лицензий то у одного, то у другого банка на Сфинксе. Дела там мутные, иногда лишались лицензии и вполне солидные конторы. У Madero на этом направлении вроде было все норм, но слухи, конечно, иногда появлялись, что и их может однажды настичь смертоносная сабля Центробанка. Но безосновательные. Главное, эта Мадера использовала программу «Финстратегия-2S» и имела сервер на DP на одну гигаединицу. То, что мне надо.

Врубил интернет через черный сервис, который подсмотрел когда-то у парней из ведомства Лесли, скачал анонимно и недорого программу «Финстратегия-2S», сгрузил финансовые данные и отчеты Madero, купил четыре раскрученных аккаунта на форумах и каналах трейдеров. Зашел на биржу аренды вычислительных мощностей. На Скорпионе всегда полно народу, готового на ночь предоставить через облачный сервис доступ к своему компу. Оказалось, я отстал от жизни, на Скорпе таких уже почти не было, зато на Гарпии, Лебеди и Зере — пруд пруди, да еще и с нехилыми серваками. Мой электронный кошелек миленько чмокал, расставаясь с каждым следующим золотым, а я считал мегаеды, собирая их десятками с разных звездных систем, коннектя к своему бортовому компу. За два часа набрал суммарно со своим мощность 1,7 гигаединицы и успокоился — хватит. Так израсходовал все свои 320 последних золотых.

Зашел на сайт местного делового телеканала — скачал запись разговора каких-то двух аналитиков. Наговорил сам себе на диктофон диалог, подкрутив на своей любимой монтаж-программе — разбил на два голоса, подправил их до вполне похожих на голоса аналитиков из передачи, оттенил для достоверности и трудноразборчивости эхом и шумами, наложил поверх звуковой дорожки передачи и синхронизировал с мимикой и движением губ говорунов. Очень трудоемко, но за три часа получилось 20 секунд вполне правдоподобного видоса без шероховатостей. Два известных и уважаемых аналитика во время рекламной паузы, думая, что камеры их сейчас не пишут, делились между собой мнением, что коммерческий банк Мадера лишится лицензии в ближайшие дни.

Скопировал себе страницы с сайтов местных Центробанка, Правительства и ведущих финансовых изданий. В монтажке, подобрав шрифты и соблюдая дизайн страниц, нарисовал официальные сообщения об отзыве лицензии у банка Madero.

Наконец, зашел под своим аккаунтом на Трейдсервис, запросив у своего клуба для игры 500 золотых. Про свои идеи конторе не сказал, а меня там знали и ценили, как консервативного и осторожного игрока, поэтому давали клубные деньги без разговоров под 5% на месяц. Пользуясь опять же своим имиджем нерискового и надежного парня получил в аренду на сутки у разных брокеров под залог этих пятисот акции Мадеры на пять тысяч. Разделил получившиеся 600 акций на 6 долей по 100, распределив между разными аккаунтами.

Сожрав последний запас из банки шпрот (без хлеба даже), запив опять водой, дрожа от холода, перевел маневровую батарею на запитку компа, отключил для экономии гравитацию и свет. Комп зашумел — главное, чтоб не зажарился. «Ты только не сорвись на полдороги, Товарищ Сердце», — читал я подходящее, как мне показалось заклинание, глядя на свой системный блок, заливая в него программу и данные Мадеры. С четырех своих купленных аккаунтов запустил разными словами слухи на тему отзыва лицензии головного банка Madero и прогнозом падения их акций до 5 золотых. Сейчас они стоили 8.

Фолловеры моих купленных аккаунтов вяленько начали продавать акции Madero, цена плавненько пошла вниз. На 7,9 я вмешался и выбросил в продажу сотню, на 7,8 — еще одну, продавая так себе в убыток свой пакет по-тихоньку толкая цену вниз. Мой комп выдал мне ответ от Финстратегии, что Мадера дернется спасать свой курс акций при достижении отметки 7,2 и купит сразу 10 тысяч акций, докупая потом еще равными пакетами, догоняя цену в моменте до 8,8. Мои фолловеры не подвели, когда мои акции кончились, продолжали продавать, пока не докатились до 7,21. Я купил на все — получилось 636 акций, и затих. Смотрел, как цена прет вверх, хладнокровно игнорил гневные реплики фолловеров в чате. На дворе уже было утро, а никаких новостей об отзыве лицензии само собой не было. Дождался 8,8 и продал все за 5600 золотых. Вбросил в свои чаты видос с аналитиками. Народ повелся, продажи оживились, цена полетела вниз гораздо веселее, чем в «первом раунде». Вдобавок старые пердуны в руководстве Madero повели себя как нельзя лучше — вместо того чтобы сбросить мой видос спецам, которые бы за пару часов доказали монтаж, или хотя бы просто игнорить этот разговор двух просто фантазирующих аналитиков, — они взялись выступать на настоящем ТВ и говорить, что у них все нормально, призывая акционеров и игроков не верить пустой болтовне… Само собой на таких дрожжах ажиотаж только рос, народ вставал в шорты, всякий, даже далекий от темы, в итоге, заинтересовавшись ситуацией, принимал решение слить акции Madero от греха, пока они еще хотя бы по 6,9…

Финстратегия, думавшая за Мадеру, сообщила мне, что контора пойдет ва-банк спасать свои акции на отметке 6,4 — будет покупать сразу 30 тысяч бумаг и потом пакетами еще 30 тысяч, пошагово толкая цену вверх к 9,6. На 6,41 я опять купил на все, собрав у себя 874 акции. И снова затих. Невесомость поддостала уже — пятки все норовили ткнуться в потолок. Подтянул себя руками к столу, как к перекладине, сжав пресс и согнув ноги, с усилием загнал их обратно под стол, прижав задницу к креслу. Ладонями прижал клаву и поправил качавшийся монитор. В носу свербило от пыли, внутри жгло от соленых плохо запитых консервов.

Посмотрел, кто из моих фолловеров самый активный и крутит пакетами по больше. Выявил на каждом аккаунте по одному и списался. Поделился авторитетным мнением, что лицензия будет сегодня отозвана сто пудов около полудня, причем в самом Madero об этом никто не в курсе. По этому за цену акции они будут биться отчаянно. По моим прикидкам они к 12 часам выкатят на 9,6. Предложил не мешать и продавать вместе не раньше этой отметки. Вроде договорились.

Поборов очередной приступ головокружения и выпучив глаза от нового спазма в желудке, на 9,6 нажал кнопку «Продать», получив на счет 8 390 золотых. Фолловеры не кинули, бросили в продажу свои немалые пакеты. Цена опять двинулась вниз и я вбросил везде, где смог «скрины с сайтов» с новостями об отзыве лицензии. Вечное и, в общем, верное правило «покупать на слухах, продавать на фактах», вечно игнорируется игроками, особенно если слухи правдоподобные и подкреплены хотя бы среднего качества фейками. Продавать Мадеру ринулись все. График уже проломил отметку 7 и уверенно шел дальше вниз. Я понимал, что до официального заявления главы Центробанка с опровержением слухов про лишение Мадеры остаются считанные минуты. Конечно, сейчас каждая эта минута золотая, но я свое вроде на сегодня взял. И главное, такая афера точно вызовет разбирательства — так пусть начнут проверять с тех, кто заработает сегодня больше всех. Тут похоже некоторые мои фолловеры нарубили себе тыщ по двадцать-тридцать. Пусть их крыжат правохранители. А я тихо со своей тыщей сдрисну.

Купил 600 акций по 7 за 4200. Отдал брокерам с комиссией, вернул клубу 500 с процентами. С минусом всех комиссий на сделках, вывел с Трейдсервиса 3 200 золотых. Дорасплатился с арендодателями серверов, вышел со всех чатов и сервисов, смотрел на свой счет в банке на СГЦ, куда через Орион, чтоб замести следы, перевел все заработанное, — 2 200 золотых. Я что в натуре это сделал⁈

— Да ну нах!! — меня распирало от гордости и величия, — Мне ж Нобелевку за это можно просить!

Смотрел новости — Центробанк опроверг, курс акции перестал падать, но Madero потеряла за это утро 180 тысяч золотых и оказалась на грани банкротства. На экран выкатился портрет красивого седого деда в черной рамочке. Умер от инфаркта директор Мадеры Роджер Майерс.

— Что ж ты, Роджер? — с печалькой подумал я, почуяв, как схлынул весь восторг. Нет, конечно, чувство вины у меня пробудить сложно, и это точно не тот случай. Покер, бл… не школа гуманизма, а биржа не для слабаков. Вовремя надо на пенсию уходить, давать дорогу молодым и крепким. Но было что-то унизительное и подлое во всем этом. Я же вроде уже помереть хотел. Да и сейчас, оглядывая салон корабля, свое унылое одинокого пристанище вечного никому не нужного странника, я опять слышал в ушах Ее голос «Уйди, не мешай мне…» и понимал, что мне некуда идти, и я ничего не хочу, и мне ничего не интересно. Но в итоге я оказался обычным двуногим скотом. Голод и ужас от перспективы умереть в обесточенном корабле посреди космоса заставили меня придумать эту схему, сутки крутиться как белка в колесе и выгрызать у жизни себе место, выбивать из этого постылого пространства-времени себе еще сколько-то унылых и пустых лет существования. Отправил на тот свет вместо себя старика Майерса, а, может, и не его одного. Пустил под откос банк с его сотрудниками, клиентами, партнерами… И все это, чтобы пожрать и зарядить кислорода в баллоны.

— Короче, отстой твои расклады, красавица, надо переделывать, — Радуга, желая ободрить Ветку, пустил в ход свою фирменную улыбку — широкую, от уха до уха, делавшую его похожим на веселого сельского парня, и поправил крепкой узкой ладонью рыжие волосы, — От Белого отбиться — узкая и неверно поставленная задача. Мы получим безопасность только если не дадим ему стать Предводителем. Надо поставить другого. Орла, например. За него Барс впишется — кореш по жизни. Тогда у нас четыре бригады против четырех. Две в нейтрале. Это другой расклад.

— Орел — товарищ уважаемый, его могут поддержать, — Ветка задумалась, — только он не особо рвется в предводители, нету в нем шизы этой про власть…

— Это же хорошо, ему и доверия больше у лидеров, и он не такой опасный, как Белый. Опять же возраст ему в плюс. Все же видят, что Белый — молодой и голодный волчара, наломает дров. А Орел — мудрый дед, никогда лишнего не всунет, — Радуга по ходу уже набрасывал будущие лозунги Орловской предвыборной агитации, — И он с отцом твоим дружил. Звони ему, от нас двоих предлагай выдвигаться. И сразу проси охрану прислать на твой замок и базу, человек триста. Это будет мощный политический жест. Под его людьми дом не тронут. А мы тогда все силы наших двух бригад соберем на моем космодроме. Там удобней всего — мои и твои все равно будут туда слетаться.

Ветка улыбалась, глядя в окно, и слушала, как рыжий всеми цветами радуги окрашивает ей перспективы:

— Мы, если получим месяц времени, на Кобре тысячу стволов соберем. Только уговори дедушку.

Ветка на громкую включила телефон и набрала Орла. Тот сразу отозвался, изложила ему предложение и просьбу взять базу Хаса под охрану. Орел быстро перешел к делу

— Деточки, милые, мне ярмо Предводителя на старости особо не мечталось надевать. Да и с Белым грызться не охота — он молодой и злой, еще и загрызет старика. Но мы можем вот как сделать. Ты мне, Радуга, химкомбинат в Дымном уступи. А Барсу отдай инкассацию в Теремном районе. Тогда я выдвинусь, а Барс поддержит. Охрану пришлю триста человек хороших с тяжелым железом на базу Хаса, не дам ограбить дом друга своего. И еще. Мы с Барсом против Белого балон катить не будем. Просто идем на выборы, кто победит, без ножей. Воевать с Белым, если хотите, будете сами, я не подпишусь.

Радуга тяжко вздохнул и согласился. В отличие от большинства бригад, его команда больше половины тем крутила на других планетах. У всех обычно было в космосе одно-два дела, а у Радуги с десяток. Зато на земле только космодром и кое-что на районе вокруг него. Это было круто, но это же и было слабым местом. Поэтому большими трудами он все три года стремился прибрать объектов в Змеинной долине. Дымное и Теремной район — это все, что у него было вне космодрома… И согласился, потребовав только, чтоб люди Орла прибыли к базе Хаса не позже завтра. Дед отозвался — поздно вечером завтра ждите.

Радуга, оставив Ветку утрясать вопросы мобилизации ее парней и отправлять все свободные силы на Кобру, вышел охладиться в ночь на крыльцо. Костер выгорел, ветер иногда раздувал золу, разжигая мелкие красные искры, Радуга подошел, глядя на веселую игру огненных точек в черном ворохе, — вот и все, что осталось от Хаса.

Странно, Радуга бывал во всех концах Вселенной, прекрасно знал и сам видел, что звезды — просто мешки с газом и плазмой, ничего они никому не велят и ничем не правят. А десять лет назад он был там, где не был никто, и видел эти звезды с той стороны, откуда никто не заглядывал… И надо же, прожив тут в диких краях эти десять лет, он начал верить во всю эту волчью чушь про Звезды и их Закон. И верил, что явившаяся ему вечером как будто из пламени Хаса Ветка — это и есть тот самый неуплаченный долг. За все Хасово добро, Радуга должен спасти его дочь. Он уже решил, что отложит свое возвращение в цивилизованный мир и сыграет в эту игру.

Вечером следующего дня пришла колонна — десять автобусов и пять броневиков с приваренными на крышах зенитными пулеметами. Орел сделал, как надо, прислал лучших бойцов, но сам мудрый дед не приехал, и старшим прислал не сына любимого, а только Зелса — одного из самых осторожных, но, правда, самых опасных своих командиров. В дом под его охраной в своем уме никто не сунется. Глядя, как парни Зелса, с суровыми мордами выгружают из грузовиков противопехотные мины и рулоны колючей проволоки, хитрые радары, целые ящики маленьких датчиков движения и видеокамеры, как ползет, светя себе прожекторами, вдоль забора бульдозер, на скорую руку сообразить контрольно-следовую полосу, Ветка согласилась сняться всеми людьми и ехать с Радугой на Кобру, чтобы там объединять силы своих бригад.

Бригады были довольно сложными и трудноуправляемыми формированиями, но составляли основу общества свободных. Начиналось у всех все одинаково. Кто-то из волков, если у него были идеи, и он был способен своим умом придумать на их основе реальные темы, мог подтянуть и организовать других волков для реализации своих тем. Так создавалась команда, которая, если темы работали и собирали бабло, разрасталась, привлекала новых бойцов. Наконец, если в команде набиралась тысяча стволов и накапливались 10 тыс. золотых для первоначального взноса, вожак этой стайки предъявлял себя и взнос на совет уже признанных лидеров. Если всех на совете все устраивало, команду признавали бригадой, а ее вожака — лидером. Предводитель приписывал новопризнного лидера к какому-то району, где теперь его бригада помимо своих дел должна была помогать местным властям поддерживать Закон и Порядок. Лидеры были главными в этой стране, были его, что называется, умом, честью и совестью. Они рассматривали все вопросы мира и войны на советах, избирали предводителей, в том числе Верховного. А также скидывались в общак, собирали налоги с земель, давали бойцов для общаковой армии. Так или почти так были устроены земли не только горных волков, но и лесных, и степных, да и вообще, почти все сообщества в Близнецах.

При численности средней бригады в тысячу стволов, мало какая из них имела свободными под рукой больше сотни — спецназ для реагирования на внезапные угрозы. К примеру у Радуги три сотни стволов стояли на космодроме, который ему приписал Хас. Экономя силы, рыжий разместил там и базу, со штабом, банком, информационно-аналитическим центром и складом. В итоге эти триста с места было не снять — они работали здесь сутки через двое на 15 постах и в 5 патрулях — везде по три человека, плюс тридцать в группе быстрого реагирования, плюс десять разведчиков, под видом «левых» бродивших в окрестностях, слушавших и смотревших, за всем, что было похоже на приготовления к преступному посягательству на космодром или базу. Но если торчать здесь и использовать свой космодром, как опорный пункт, то эти триста будут как нельзя кстати. Знают территорию как свои пять, наладили плотный контакт с полицией, видят каждый миллиметр, слышат каждый писк и знают, что на уме у всех местных жителей. К ним сюда незамеченным не пролезешь, чего чего а провернуть на космодроме диверсию или ликвидацию Радуги и Ветки малыми силами спецназа, — да даже разведку здесь Белый организовать не сможет.

Еще сотня, базировалась тоже на космодроме, но была всегда в разъездах — охраняли инкассаторов, возивших деньги между банками-клиентами бригады, и еще сотня — лучшие из лучших — составляли главный кулак бригады, группу выезжавшую на стрелки, разборки, происшествия, усиливавшую охрану объектов, над которыми нависла реальная угроза, а так же работавшую по внезапно созревшим и неожиданным, или особо опасным делам. Считай, только ими и можно нанести удар где-то вне Кобры. При этом у Радуги целых пятьсот человек были на разных планетах, в том числе и в отдаленных галактиках — охраняли богатые заводы и банки или наоборот готовились их «брать», выступая в разных имущественных спорах за хорошие деньги в качестве последнего аргумента. Подтягивать под разборки волков — в цивилизованных галактиках считалось крайней мерой, но очень действенной.

Другая особенность Радуги, вытекавшая из его активной международной деятельности, — множество партнеров и товарищей за пределами Змеинной долины. Для многих волков из других регионов он был полезным советчиком и проводником в волшебный мир экстрим-класса межгалактического рынка силовых услуг, особенно в сегментах, связанных с услугами IT-компаниям и разным высокотехнологичным проектам. Но подтягивать чужаков под разборки внутри долины было западлом. А если творить такое сейчас против Белого, значит только прибавить ему одобрения в сообществе, поставить под сомнение доброе имя Орла.

Значит, Радуге надо как-то вернуть на базу хотя бы пару сотен из своих космических отчаянных головорезов, опытных и хладнокровных убийц. Еще сотня неплохих ребят тусили в космических далях у Ветки. Придется где-то жертвовать немалыми барышами, а может, и отношениями. Сняться и уйти, оставив клиента в опасной ситуации — это по любому нехорошо, даже если вернуть ему деньги. А ведь в неопасных ситуациях с волками никто и не связывался.

— Гром, привет! Че ты, как сам, лысая башка? — энергично поинтересовался Радуга у своего очень давнего товарища, даже в каком-то смысле друга, лидера крепкой бригады в Грозном лесу, на западе Волчьих гор, — выручи, у меня горячо тут дома, надо парней подтянуть на Кобру, с объектов снять. Можешь своими подменить меня на 4-й Н Аполлона? У тебя же там в большие силы в Грейриверсе.

— Здорово тебе, широкая лыба! Они же у меня там не на дискотеке, делом заняты.

— Мне сотня нужна на микропроцессорный завод в Хайстоуне, на материке. Там через 12 дней новый хозяин должен зайти с решением суда. Надо с ним зайти и месяц постоять, — Радуга слушал, как молчит Гром у себя высоко в заросших лесом горах, и, горестно, воздев взгляд в серый потолок, добавил, — 700 золотых.

Гром, высокий и тяжелый волосатый бородатый шкаф с белой гладкой лысиной на крышке, засопел и согласился, сказав, что если так горячо, может еще в паре мест «прикрыть», что уж там, «если цены такие же». Договорились в общей сложности по четырем объектам на Аполлоне, освободив как раз двести человек Радуги. Вспоминая еще подходящих товарищей, пусть и менее близких, но, может, менее жадных, Радуга вызвонил так еще трех согласившихся встать за него на Орионе. Оставив своим советникам связываться и объясняться с клиентами, утрясать детали с помощниками партнеров-сменщиков, и фрахтовать звездолеты для срочной переброски, задумался над сотней стволов Ветки, сидевших аш на S Антары, на трех объектах на планете Дабо в личной охране местных принцев. Кем попало их не подменишь, нужны приличные парни, и опять же, придется сильно переплачивать. Кто же там там есть подходящий по ближе?

— Ветка, ты Пуму знаешь? Он же с Хасом как-то имел дела…

— Мельком видела — красавчик, всем девкам понравился… А про дела не в курсе.

— Дай его телефон — тот номер, что он Хасу дал, наверное, для своих.

С Пумой Радуга не пересекался, но давно хотел. Это был Предводитель нескольких бригад в Республике на Альфе Близнецов, тоже крутился возле айтишников по всем галактикам, и вроде умел работать красиво. С ним бы потом замутить что-то по-настоящему крутое вместе, там где у Радуги не хватило бы сил. Для доброго знакомства — может подарить ему богатеньких Дабосских принцев?

— Здравствуй, Пума, это Радуга с Кобры, мне Хас дал твой телефон.

— Вроде же помер Хас.

— А телефон твой дал. Сказал с тобой дело иметь можно, особенно если тебе выгодно.

— Это он про меня тебе самую суть выдал, — Пума заржал, слегка театрально, за ним водился, как говорят, не портивший его небольшой переизбыток артистизма, — выкладывай, Рыжий, я про тебя тоже хорошее слышал, небось х…ни не предложишь.

— Трем Дабосским принцам нужны штурмовики для личной охраны. Там пока что Хасовы ребята стоят, но им надо срочно домой. Я понимаю, что твоим парням лететь их там на полгода подменять не удобно ни за какие деньги. Так ты бери их насовсем. Только надо встать там не позже, чем через семь дней.

— Щедро. Согласен. Будут мои бойцы в срок. Понравилось с тобой общаться, — Пума снова прохохотался, — будут еще темы, звони. Если мне подвернется чего интересного — я тебе наберу, давай, хорошее начало дня! — Пума хихикая, повесил трубку.

Радуга с Веткой подбивали итоги, прикидывая, какой отряд примерно когда сможет прибыть, насчитали, что через две недели на Кобре будет в общей сложности 1000 стволов, из них можно будет использовать вне базы 600. Через месяц соответственно 1 200 и 800. У Белого через месяц будет примерно 900 свободных стволов.

Где-то в глубине коридоров бункера отчетливо хлопнул выстрел. Все вздрогнули и переглянулись, завыла сирена, послышался топот множества ног. Дверь отворилась — влетел Удав:

— Стрельба на подвале у серверной, всех подняли в ружье, на место пошла группа, доппатруль вывели на периметр.

Удав ушел, двое бойцов личной охраны с пистолет-пулеметами сели на табуретки у дверей, Радуга, Гепа и Сокол вынули стволы, Ветка барабанила пальцами дробь на крышке стола. Удав позвонил Радуге, сообщив, что у серверной труп бойца охраны с огнестрелом, выстрел в сердце сзади, рядом с трупом никого, в самой серверной все без происшествий: «чешем все коридоры вокруг, подтягиваем туда резерв».

— Выясняйте по стрельбе, дайте в постоянном режиме связь с внешними дозорами, центром видеонаблюдения и полицией. Всю инфу о любом движении рядом с базой — сразу мне. Сектор серверной блокировать автоматчиками и искать стрелков, — Радуга положил телефон рядом с волыной, открыв нотик с картинкой из центра видеонаблюдения и чатами с дежурными.

Вокруг было гнетуще тихо, противник себя больше ничем не проявлял, значит атаку можно ждать в любой момент в любом месте. И неизвестно сколько их. Молчали, втроем уткнувшись в картинки безмятежного темного леса вокруг и пустых коридоров на базе, спокойной тусни рабочих на космодроме и неспешного трафика на шоссе. Дежурная часть отчиталась — доклад со всех постов — у всех тихо. Пикнул диспетчер с космодрома — в 5,2 км на запад висит тяжелый транспортный вертолет, по кодам не идентифицируется, на запросы не отвечает.

— Гепа, иди с отрядом на броневиках с зениткой к вертолету. Вертушку сбить, всех кто на земле рядом или движется по линии между нами и вертушкой — вали. Связь постоянно, если что, вызывай на помощь Вала, — Радуга хлопнул Гепарда по плечу, — бегом!

Гепа пошел, а Радуга уже говорил в телефон Удаву: «Свой резерв двинь к западным воротам, к нам или от нас может идти противник, возможно, спецназ с вертушки» и оторвавшись от телефона — Соколу: «подтяни свой резерв сюда, к бункеру».

Опять все стихло, Радуга смотрел на Ветку, как она держится. В принципе еще ничего не случилось, но если она слабонервная, то сейчас сдаст… Но вроде, принцесса вела себя спокойно.

Вошел Удав с Булем, который втащил в кабинет бойца, вытолкнув его на середину пред ясные очи старших: — это он стрелял. Говори, в чем дело, волчара!

В общем парень поспорил с убитым еще месяц назад из-за девушки, был разбор у старшего, никто заднего не врубил, и вот, согласно всем волчьим законам, этот кавалер грохнул соперничка.

— Что ж ты сбежал с места, ты закона не знаешь⁈ — орал Буль, — Убил волка, — стоишь рядом, вызываешь старших и объясняешься!- Так сирена завыла — ты ж, Буль, предупредил час назад, что по сирене бросаем все дела и бежим на посты.- Ясно, идите на посты, все понятно, — бросил им Радуга, не впервые жалевший уже, что в волчьей стае нельзя прекратить разборки хотя бы на время военной опасности, — всем группам отбой, но все равно не расслабляться, быть на стреме!

Позвонил Гепарду: «Вертушку пока не вали, выйди к месту и понаблюдай, кто там трется, себя не показывай, стреляй только в очевидного противника». По обычаю волков пошел попрощаться с погибшим бойцом. Ветка шла рядом, не пожелав остаться одна. В коридоре лежал парень в черной кожанке и черных джинсах, раскинув ноги в берцах во всю ширину прохода. Аккуратное выходное отверстие напротив сердца окрасило красным серый шерстяной свитер. Радуга взял парня за руку — еще не остыла и хранила остатки тепла молодых надежд пацана. Тоже девочку-красавицу хотел, да вот, не смог, — думал Радуга, чувствуя, что ему все чаще становится жаль волков, особенно своих. Хотя эти придурки слетелись сюда со всех галактик именно для того, чтобы убивать и быть убитыми… Вспомнил, что этого зовут вроде Пандой, — прилетел со Стрельца. Не жилось же ему в цивилизованном мире… То ли воли хотелось, то ли просто гормоны пацанячьи позвали покрасоваться с оружием, может, нравилось убивать… Теперь уже спросить не у кого. Краем глаза посмотрел на Ветку, но она-то в доме Хаса с детства видела убитых ребят. Похлопал Панду по плечу: «Прощай, товарищ мой Панда. Осмелившись избрать свободу, ты жил свободным и погиб свободным. Пусть ни в каком раскладе тебе больше не быть рабом. Пусть Звезды примут тебя свободным». Буль кивал, глядя в пол, потом махнул парням, чтоб грузили на носилки и несли в морг медслужбы, там друзья заберут и сожгут, когда будет отбой тревоги.

Свежевырытая сырая и глубокая яма чернела тьмой, откуда шел теплый пар, была похожа на пасть диковинного зверя, упорно, может, уже очень давно, ждавшего своей добычи. Теперь, терпеливый зверь разинув беззубый рот, тихо, чтоб не спугнуть, едва дышал прелым запахом осенней земли — Томсон был уже совсем рядом, буквально в шаге. Грузный, огромный, генерал лежал на трех золоченых табуретках в классическом черном костюме, при галстуке, будто все еще в строю, сложив вместе ноги в тяжелых ботинках, вытянув по швам мощные руки и выставив вперед плоское и широкое с прокачанными, как бицепсы, мышцами лицо — напряженное, сосредоточенное, как перед сдачей стометровки на физо — наверное, с таким лицом он убивал.

Осень не всплакнула ни каплей дождя, наоборот, смеясь выглядывала веселыми глазами, проглядывавшего через деревья с разных сторон горячего солнца, невидимыми но простыми усилиями природных инстинктов втыкало шило в мягкие места ребятне из отряда скаутов, которых пригнали прощаться с важным дядькой. Одетые, как праздничные воздушные шарики, дети начинали щипать друг дружку и смешить, огребши подзатыльник от вожатого, умолкали, но ненадолго. Курсанты полицейской академии вели себя тише и стояли строем, щурясь на солнце, умело скрывали, кто сон, кто улыбку. Студенты-айтишники углубились в телефоны. Волновались между собой дети из церковного хора, им сейчас было петь. Больше друзей у Томсона не было. Никто из всей этой толпы, похоже, не обращал внимание на крупного деда в дорогом лакированном гробу, похожем на танк — последнюю надежду генерала, как-то отбиться от тех, кто ждал его «там».

Зато у Томсона были враги, и они обступили гроб со всех сторон — профессионалы своего дела мастерски изображали скорбь и уважение к покойнику. Гилац, опустив глаза, стоял у изголовья, уже сказав все, что положено для прощания с великим деятелем вселенского масштаба — столпа безопасности и порядка, талантливого организатора и управленца, ведшего корабль Galaxy мимо рифов и мелей, прямо к процветанию и ежеквартальному росту доходов.

Лилит помимо имитации глубокой горечи на своем умело подбледненном лице, следила за работой десятка съемочных групп, гнавших трансляции скорбного часа на все телеканалы галактик, уже много дней напоминавших человечеству о высоком вкладе генерала Томсона во все подряд. Но большую часть ее внимания занимал сейчас сорокалетний чел — худой, с узким лицом и очень узкими ладонями, в криво сидящем не подогнанном как надо костюме, в очках, висевших на серых глазах внизу широкого лба. С таким лбом и кругами очков, узкие челюсти и сжатый рот, — лицо было больше всего похоже на череп с картинок или пиратских флагов. Выражение лица странное — смесь ботаника-отличника с уркой. Такой умненький явно череп задрот. Это был новый Президент корпорации Galaxy — теперь один из первого десятка топов мирового бизнеса. Неприятно было, что такое выдвижение случилось совершенно мимо всех информаторов и журналистов Лилит. Уж она-то должна была знать раньше всех, кто будет наследником Томсона. Но Galaxy очень толково сыграли слухами и намеками, выставляя в последние месяцы на всеобщее обозрение кучу отвлекающих претендентов. Не знать про настоящего преемника для леди Маринез — это два. Другая неприятность, резанувшая по ушам и на секунду, будто ударившая током — этого очкара звали Срок. Вот он значит куда пришел.

Все, что удалось выспросить у Гилаца набегу — парень лет пятнадцать отсидел. Родился в семье инженеров в Дуборене на Стрельце, по юности связался с хакерскими группами, сел за мошенничество. Но на зоне был приобщен к тому же делу, спалился на каком-то ну очень наглом взломе, за что ему накинули срок, но обратили внимание и начали привлекать в Galaxy. Так и сложилась его дорожка на самый верх. Само собой, ему уже слепили нормальное прошлое, и зовут его Сул Кошес — тюремная погоняла Срок только для своих.

У гроба случилась и еще неожиданность, внезапно прибыл отпеть молитву по обряду Вседержителя сам Первосвященник Храма Святых Оков в Демире, епископ Майкл Ирвен. Таким осведомленным, как Лейла Маринез, он был известен и как Кит — один из тринадцати магов Первого круга, который был когда-то близок к Грогу, основателю империи Galaxy и причастен к концу света десятилетней давности.

Кит в ритуальном церковном облачении — в белой длинной попоне с золотыми крестами поверх черной рясы, в высокой островерхой золотой шапке взялся махать кадилом над бледным лицом Томсона, приговаривая про справедливость и всепрощение.

Лилит опять и опять вспоминала своих друзей-мальчишек — Волоса и Вагнера, которых Томсон убил. Вспоминала, что если бы не Гилац, убил бы и ее. Слушала поневоле молитву, но не прощала. Какая к черту справедливость, если убийца жил так долго и счастливо, а теперь уходит окруженный почетом и льстивым враньем. А Кит пел так долго, что она вдруг испугалась. А вдруг колдун сейчас все переиграет, выкинет какой-то свой волшебный фокус и генерал оживет? Она так долго ждала момент, когда бросит ком грязной земли ему на гроб — и не дождется. Бесконтрольный гнев бросил ей краски в лицо, она, переминаясь с ноги на ногу с неприкрытой злобой глянула на мага, нечаянно столкнувшись с ним взглядами. Но ветер положил на грудь Томсону пару желтых резных листьев, словно тоже торопил, и Кит опустил кадило, умолкнув, воздел очи к небу. Почетный караул полиции Демира взбодрил всех залпом из старинных карабинов, добросовестно порвавших тишину и разбудивших всех, кто отвлекся от ритуала. Служители кладбища черными пятнами в солнечном мареве подошли к гробу, незаметно нажали на кнопку, отчего крышка, ровная и блестящая, как лист брони, поползла вдоль гроба, укрыв наконец, мясистый крупный нос, жесткие ровные щеки и стиснутые челюсти Томсона от ненавидящих взглядов товарищей по политическому цеху. Темные тени подняли гроб на белых веревках и медленно опустили в дождавшуюся пасть. Может, чуть быстрей, чем надо, Маринез подошла к могиле, погрузила ладонь во влажную землю у края, сгребла комок крепко пахнувшей травой и тленом черноты, присела и бросила вниз. Одними губами прошептала «Будь проклят», с наслажденьем услышала шлепок, с которым ее комок ненависти упал генералу на гроб. Рядом бросали такие же комки с такими же лицами другие видные деятели политики и культуры, бизнеса и науки. Лилит слушала эту барабанную дробь по крышке и надеялась, что Волосу теперь хоть в каком-то смысле легче. На этой глупой мысли ее кольнуло в руку, взгляд соскочил с гроба, рассеянно проехал на солнечном зайчике, уткнувшись в Кита. Тот, приобняв Срока, укрывшись полой рясы что-то совал в руку ботанику, который вдруг засиял от счастья, перекладывая полученное себе в карман.

Лилит, вспомнив прощание с Пауэллом, вдруг ясно поняла, что колдун мог передать новому боссу Galaxy. Ведь для этого и приехал же. Епископ Ирвен широкими шагами пошел среди могил к выходу с Мемориального кладбища Демира, а Кошес остался стоять один, небось довольный, что очки скрывают его радостные глаза. Конечно, в сорок лет возглавить крупнейший в мире бизнес — не плохо, но он шел к этому давно и трудно, воспринимал, наверное, это как заслуженный плод неимоверных усилий. А вот куш-бонус от Кита он явно не ждал, — думала Маринез, внимательно изучая глазами нового и видимо ключевого персонажа будущей, наверное, опять кровавой вселенской драмы. Получалось, он признан наследником дела Грога, и как-то должен будет продолжать его дело, строить вселенскую империю, цифровую диктатуру, насаждать культ Вседержителя или что-то типа того. Хотя это логика кривая, — Лилит смотрела, как к Сроку по очереди подходят разные политики и бизнесмены пожать руку и засвидетельствовать почтение, — тогда я, получившая статуэтку в Аламе, должна бы быть продолжательницей дела Пауэлла… Может, он не в большей степени носитель имперской идеи, чем я — республиканка? Да и вообще эти битвы культов и программ — дела минувших десять лет назад дней, сейчас все по-другому…

Вечером в закрытом по случаю на спецобслуживание элитном ресторане «Хилл» в центре Демира, лысеющий бык под аккомпанемент пары гитаристов, ударника, клавишника и саксофониста, выл не самый лучший шансон. Пел на Дуборенском, Лилит понимала через слово на третье, но все было примерно об одном — что-то там летит над нашей зоной, и мама милая прости… Поминки организовывал Кошес сам, заодно, видимо, желая и отпраздновать свое возвышение, — сделал все под свой вкус, в качестве первого политического шага заставив гостей, весь высший бомонд СГЦ и межгалактического сообщества смириться с его блатными закидонами. На длинном столе изобиловали крепкие напитки и мясо, без всяких дамских радостей, стояли блюда с картошкой и капустой, среди них недобро смотрел на все это портрет Томсона в аккуратной черной рамочке.

Лилит решила действовать — попробовать раскрутить Срока на разговор — вдруг он неопытный лох, и у него можно все выведать вот так сразу и запросто. Проглотив стакан водки и сделав пьяный вид, закурив сигарету, подошла прямо к Сроку:

— Привет! Ты — Сул? Так произносится правильно?

— Привет, Лилит! Лично ты меня можешь звать Сроком, а про Сула Кошеса моя пресс-служба твоей конторе все отправила час назад, — парень неожиданно тепло улыбнулся, — как тебе вечеруха?

— Водка ништяк, но картошку не люблю — пучит потом, — Лилит доверительно засмеялась, усевшись на стол перед Сроком, закинув ногу на ногу, не упустив оставить ему обзор до бедра, посмотреть, будет ли пялиться.

— Щас попрошу чего-нибудь для леди, — Срок махнул официанту и зацепился взглядом на бедре Лилит в сетчатом черном чулке, — извини за блатной пафос, хотел позлить вертухаев своих из Galaxy.

— Я думала они твои наставники и благодетели…

— Это одно и тоже, извини, — Срок переключился на телефон и стал на дуборенском энергично давать кому-то указания.

— Будешь в Мановахе — заскочи ко мне, перетрем, — Лилит взяла за руку Срока, когда он закончил командовать в телефоне, — мы с Galaxy плотно работаем по всем вопросам, надо решить, как будем продолжать. Я за то, чтоб дружить дальше, а лучше больше!

— Я тоже за дружбу и любовь! — Срок поцеловал идеальным жестом хорошо подготовленного джентльмена ей ручку, — заскочу в конце той недели.

— И надо решить, как тебя подавать…

— Под водку конечно!

— В смысле биографии. Биография Сула Кошеса вычищена на пять баллов и это будет нормально. Но ты подумай, может, рискнем и сделаем круто — представим тебя, как есть? Лидер нового поколения. Сыграем вот этот блатняк, — Лилит обвела пальцем зал, — на весь мир, позлим вертухаев? Ну сам думай, я чисто профи, как захочешь так и сделаем твой образ.

Лилит лихо шлепнула Срока по коленке и пошла на выход, виляя бедрами, зная, что смотрит. Получила от швейцара внизу пальто и вышла на холодный осенний вечер, аш три минуты ждала, пока ее водитель пробьется к крыльцу среди тучи премиум тачек, забивших сегодня все вокруг Хилла. Села на свои бархатные задние сиденья, ехала, смотрела в окно на низкоэтажный центр Демира, вспоминала Волоса, когда-то молодым парнишкой возглавившего Межгалактическую комиссию по СМИ. Как он тогда радовался, сколько было планов, как круглыми сутками парился над своей «Книгой» — сводом программ и кодов для новой всемирной оболочки. Фугас порвал на куски и Волоса, и его Книгу. Теперь часть у нее, часть у Срока, ее агентура копает во все стороны, где остальное, но пока нет следов.

Проезжали Площадь Первых, исторический центр Демира, с памятником первопроходцам, и колоннадами классических особняков, все тут казалось игрушечным и крохотным жительнице Мановаха, особенно в свете ночных фонарей, сделанных вручную мастерами — похожих на сказочные. Лилит думала, в какую такую сказку она угодила, и кто такой Срок? Злодей или добрый молодец? Персонаж на всю сказку, или грохнут его, как Волоса на старте? И какую игру она может сыграть с ним?

Она была всегда уверена в своих женских чарах, и сейчас проверила несколько раз — он ведется, она может его зацепить. Но он не так прост, чтоб смешать дело с трахом. С другой стороны он намекал, что хочет оторваться от «вертухаев» из Galaxy. Если не врет, она могла бы быть ему не просто любовницей, но и другом, проводником на свободу. Насколько он патрон в обойме Galaxy, послушник Кита и продолжатель гроговой шизы? Насколько он свободен от них и насколько свободней хочет стать? Хочет ли он власти и какой именно власти? Короче, так и не понятно, будут они смертельными врагами или станут работать в команде. Книгу Волоса восстановить вместе было бы проще, но кому она потом достанется? Ей или ему? Или Galaxy?

Лилит шла по красной дорожке по крыльцу к дверям отеля, вспоминая, как сидела на столе перед Сроком. Она уже десять лет не позволяла себе выпускать из-под контроля свои чувства, но не глушила их, а умело ими управляла. Четко фиксировала — есть ли напор воды в кранчике желания и влечения к разным глупостям, а потом уже решала, повернуть ли кран. Зашла в номер и упала одетая на постель, сбросив каблуки и расслабив ноги. Представила перед собой этот интеллигентный череп блатного отличника, его улыбку застенчивого школьника и цепкий повидавший всякое взгляд, отметила про себя, что напор в кране есть, и если решит, что ей это надо, она сможет с ним замутить.

Перелет из Демира в Мановах удалось организовать на попутном транспорте — маленький, шестьдесят метров в длину, с двадцатиметровой одноэтажной палубой корабль. На нем Гилац, Лилит и десяток человек из их свит, смогли разместиться достаточно комфортно, и четыре дня полета прошли вполне сносно даже для нелюбившей звездолеты Лилит.

В ВИП-каюте Гилаца сидели вдвоем, слушая джаз и попивая красное сухое, в белых свободных халатах вольготно рассевшись в мягких креслах перед монитором с мировыми новостями. Лилит осторожно расспрашивала, что еще известно Мировому Судье про Срока.

— Видел, зацепила ты его, так держать. У него с этим делом было не богато. Учился в техуниверсите на одни пятерки, не вылезал из классов, глупостями не отвлекался. Сел в 20 лет, в 30 лет, не выходя из зоны, словил еще срок. Конечно, дополнительные 5 лет он сидел и работал уже в спецкамере, организованной прямо в информационно-аналитическом центре Galaxy Sec. Потом, когда его срок вышел, в его камере просто убрали решетки, а он так и остался там торчать сутки напролет перед компом — уже, правда, в качестве топ-менеджера с нехилым окладом. Но все равно, даже если каких-то девок к нему в последние годы водили, то девушки, тем более подруги, у него точно не было. Голодный и дурной. Реального опыта политической работы не имеет. Он чисто хакер, даже не бизнесмен.

— Он с Китом сюсюкался, насколько он может быть включен в шизу по теме Вседержителя, империи и всего этого грогового наследия?

— Вот и узнай. Раскрути его, как ты умеешь. Покрути тазом, мне тоже интересно, чем он дышит. Тюрьма, она, как монастырь. Любую хрень могли человеку вдуть.

Гилац, выключил телевизор, долив себе из бутылки:

— На поминках были люди из Банка Шань-Сэ со Скорпиона. Доросли уже до серьезных вопросов. Задали мне про всякое. Банковская Ассоциация Ориона просит о встрече неформальной, будут те же темы поднимать. Выросли новые межгалактические корпорации, уже под ними процентов пятнадцать мировой промышленности и не меньше тридцати — торговли и банкинга. Время дезинтеграции после гроговой катастрофы и потери авторитета межгалактических органов кончилось. Бизнес, политики СГЦ, Стрельца и уже и Скорпиона, сообщества научные и культурные, все формируют запрос на новую консолидацию. На укрупнение межгалактических институтов. Это пока просто что-то вроде физики. Мы фиксируем по всем параметрам наличие интеграционной силы. Но это только сила, как сила тяжести, например. А дальше вопрос политической инженерии, во что эта сила будет реализована, в каком механизме будет эта сила крутить колесики. Наверное, в Galaxy кто-то хочет опять попробовать включить на этом бензине движок Вселенской Империи, с единым богом и законом, одной программной оболочкой. Скорее всего, найдутся те, кто замутит что-то другое.

— А ты? — повернулась к бывшему боссу и наставнику Лилит.

— Я арбитр, у меня так в официальном статусе записано… Я не творец. И не псих, — Гилац посмотрел на нее страдальческим лицом с несчастными глазами, не умевшими никому доверять, — я хочу добиться только, чтоб эти творцы и психи не утопили в кровище разборок опять галактики. Пусть выиграет сильнейший, но только не в бокс. Победит Кит — ладно. Нет — значит не судьба. Но я не дам им опять крушить города и жать на ядерные кнопки, как на пианине. Если я на старости лет окажусь способен обеспечить мирное течение исторического переломного процесса, я буду считать, что я выполнил свое предназначение политика и не зря жил и жрал. Не зря.

Жрал свежий, прожаренный стейк, запивал тоником, скулы сводило от омерзения. Я же уже почти сдох, почти исчез, а природа заставила остаться тут. Отвращение к себе — я такого еще не переживал. Чувствовал себя грубо изнасилованным. Инстинкты меня просто нагнули и отымели, как тупого безвольного скота. Я уже почти остался на той лестнице… Но удар током в руку, лютый голод с головокружениями, жажда… все это заставило меня корячиться, крутиться, думать и ловчить, чтоб просто продлить бессмысленное тягостное существование. Не то, чтоб я испугался, это именно не был страх, а какой-то перехват управления, кто-то нагло взял руль на себя и вытащил меня опять на дорогу жизни. А теперь бросил как дешевой отыметой шлюхе под ноги этот стейк. «Лучшие стейки в Галактике» — прочитал я на этикетке, — заботливый бл… насильник какой…

Я помнил, как раньше умел радоваться таким стейкам, хорошему виски, к которому теперь не притронулся, вообще — получал настоящее наслаждение от вкусной еды. Да, раньше сожительство с моими инстинктами меня радовало, это было по любви. Я жил делами, мечтами и планами, и хорошие стейки были хорошим фоном для полной приключений и страстей жизни. Теперь, эти стейки только прикрепляли меня к реальности, в которой для меня нет уже вообще ничего приятного или хотя бы интересного. Я был тут распят на этих кусках мяса, приговорен к пожизненной тоске и безысходности. Человек-то может, к примеру, застрелиться. А джедай бессилен — будет жить, как бы ни было в падлу.

Но я не так прост, еще посмотрим кто-кого нагнет, думал я тихо, чтоб не услышал этот гребаный внешний админ, кривенько улыбаясь в стакан с тоником. Включил и выключил музыку (достало), включил и выключил телек (отстой). Сел перед пультом и начал писать курс. Астероид 327 шел небыстро по широченной дуге мимо систем Аполлона и Ориона, собираясь быть недалеко от Стрельца лет через сто. Ни с какими небесным телами он тоже не должен был встретиться еще много тысяч лет. Я его знал давно, был там по делам. Не примечательный ничем космический булыжник, на который еще тыщу лет не ступит нога человека. Полезных ресурсов ноль, летит медленно и «не там». Он мне очень подойдет.

Дальше курс обсчитывал комп, а я взялся разгребать добычу. Ребята из доставки не подвели, оказались молодцами. Конечно, на любой станции я бы все это купил бы намного дешевле. Но это надо было бы лететь туда, видеть людей, сама мысль о том, чтобы попасть куда-то вроде 45-й, была мне сейчас отвратительна. Любая шлюха мне сейчас напоминала о катастрофе с Черной, казино напомнило бы бы о погибших киношниках, в кабаке я бы вспомнил про Радость, которого так и не спас. А запершись в номере, я бы чувствовал себя так же как и здесь на корабле. Даже хуже.

Новая приложуха, сладострастно чвокнула, получив от меня перевод аш на 600 золотых, и я пять дней ждал — напарят или нет. Но вот, прилетел синенький красавчик- беспилотник, маякнул мне в приложении, чтоб я его к себе пристыковал, открыл передо мной шлюз и пустил к себе в отсек. Там были 20 заряженных батарей, полный набор хавчика, химикатов для корабля и на бонус (ящик виски!).

За 24 часа без грузчиков и помощников я всего и успел сменить батареи, а все остальное только стаскал к себе в кабину, свалив в кучу посередине. Доставщик сам закрыл шлюз, аккуратно отстыковался и полетел к себе на базу, а я, вымотанный, сжарил стейк, достал охлажденный тоник, и мы уселись так втроем на пол в оставшемся свободным углу. Сели-то втроем, но скоро, я, как всегда, остался один.

Комп достряпал курс, и мы импульсом в полбатареи пошли к 327-му. На корабле я включил самый аскетичный режим энергопотребления. Одна батарея на полгода — без внутренней гравитации, лишь минигравитатор в кровати — только чтоб не взлетать во сне. Минимальная вентиляция и влажность, кислород только через трубку, освещение на ноль, хватит и света от монитора пульта. К еде почти не касался, все легло в холодильник. Пока летели к нужному астероиду, возился с биораствором, привезенным доставщиком вместе с продуктами. Я раньше этим не пользовался, поэтому долго изучал руководство пользователям и читал форумы в интернете. Надо было его правильно разбодяжить, а еще установить аппарат и проверить его надежность.

Летел в полном радиомолчании, интернет гнал себе через черный сервис… Проверил свой счет, решил ничего не делать со своими 1600 золотых. Были соблазны вложить в некоторые быстрорастущие акции или облигации СГЦ, но я устоял, оставив все в самой стабильной и востребованной валюте золотых. За пять дней до 327-го, вырубил и аккаунт в черном сервисе, исчезнув со всех мыслимых глаз. Конечно, на самом деле, в этой Вселенной видно все, как в аквариуме, но это если кому-то нужно. Я сейчас не настолько кому бы то ни было нужен, чтоб так париться меня отследить.

Выключил монитор пульта, там сейчас ничего интересного, погрузился в темноту. Имитация внешнего обзора была выключена уже давно, открыл настоящий иллюминатор, посмотреть в космос — там была такая же сплошная чернота, как и в кабине. Будем привыкать…

Пять дней полусна и самобичевания, удушливых и мучительных воспоминаний, ворочания на кровати, хождения по кабине — шесть шагов туда, шесть шагов обратно. Клетка теснила, цепь вынужденного существования — ледяная и тяжелая, давила на шею, на душу, выморачивала до отчаяния.

Саня пикнул из пульта, я обратился к монитору — подходим. 327-й имел радиус 300 км и весьма пересеченный рельеф. Я увеличивал картинку, вспоминая, где там что. Я обратил внимание на этот астероид черт его вспомнит сколько лет назад. Собирался тут сделать нычку — спрятать оружие для повстанцев с Гаммы Близнецов. Но в тот раз эта шикарная нычка не пригодилась. Пригодится зато теперь. Вот мой подковообразный горный хребет, идем к нему. Внутри подковы несколько скальных колец, сходящихся к черному провалу глубокой низменности. Перешел на скоростной режим в диапазоне 500–1500 км/ч, включив маневровые движки, запитав их на пол батареи. Постепенно снижаясь, вышел к этой черной долине, сближаясь с еле заметным в тени крутым хребтом островерхих, как копья, скал. Астероид итак не оживлен посетителями, пожалуй, тут кто-то бывает не чаще раза в тысячу лет, а к этим каменным ножам в темноте и вовсе никто не полезет. Сбавив скорость еще до 300, плавно пошел шарить «за ножами» в открывшейся непроглядной тьме предгорья. Врубил прожекторы, подсветил в сторону вспомнившейся скалы, спускавшейся к равнине четырьмя длинными узкими отлогами, как корневищами. Вот оно.

Скорость 50 км/ч, прожектор на максимуме — ближний и дальний. По мертвенно-бледной полосе света, подхожу к черной точке дыры — входу в пещеру. Такие естественные пещеры — не редкость, но это очень длинная, километров сто, и надежная, скалы над ней прочные, ближайший миллион лет не рухнут. Бросил на входе зонд, следить не полетит ли тут кто еще. А сам медленно пошел по довольно прямому проходу вглубь скал, обращая внимание на своды — никаких следов чьего-нибудь присутствия. На всякий случай на ходу взял несколько проб грунта — Саня проанализировал и подтвердил, что нет следов биоформ или механики. Так прошел по узкому коридору полсотни км, наконец, достиг широкой пещеры, с километр в диаметре. Тут можно было развернуться, найти идеально плоскую площадку, чтоб встать. Раскидал во все стороны датчики, следить за обстановкой и сигналить, если будет движение.

Вырубил движки, поставил все системы корабля в спящий режим. Дальше только минимальное поддержание среды в кабине на мощности две батареи в год и самомониторинг кораблем своего состояния. Надел браслет — поставив программу Сане будить меня если кто-то влетит в пещеру или если что-то случится с кораблем.

Улегся на кровать, поудобней взбив подушку, активировал агрегат с биораствором, вколол себе в вену шприц, закрепил катетер, вставил в нос трубки с кислородом и проглотил пластиковый шарик, вроде еловой шишки, соединенный тонким проводом с аппаратом. Понаблюдал минут пять за маленькими мониторчиками на табло — с бегущими циферками и графиками, удостоверившись что все вроде ОК.

Уставился глазами в темноту, туда, где мог бы быть виден металлический потолок кабины.

Можем прощаться. В резерве одна батарея на самоспасение корабля при ЧП и две батареи «на потом». 16 остальных батарей мне хватит на то, чтоб 8 лет вот так лежать.

По окончании заряда батарей, Саня жахнет мне током в браслет, а до тех пор я, если и не мертв, то по крайней мере свободен.

Вспоминал лицо Радости, которого больше нет, вспоминал висящего в петле над унитазом Вагнера, экран новостей, где показали, что Волоса подорвали на фугасе в лифте. Видел перед собой в темноте палящий снопами искр в солнечное небо горящий Собор На Костях в Маршане и танец Шарен в искрах пламени. Потом опять и опять мерзкую морду старика Грога, еще и еще раз снося ему башку световым мечом. А потом ласковый вечер на Набережной в приморском городе и Она опять говорит — Уйди, не мешай мне…

Сколько зряшных жертв и усилий, потерь и типа «побед» и в конце опять и опять Она говорит «Уйди, ты мне не нужен». Можно сотни лет себя парить, что это не главное, пустяшные страсти, есть чем заняться — Вселенная большая и веселая. Да ни х… подобного! Это главное, самое главное. Какой там к хренам Грог и апокалипсис… В ушах все четче, миллионами голосов гомонило «Уйди, ты мне мешаешь…» От злости и тоски ломало кости, я повернулся на бок, вжав голову в грудь и закрывшись руками, прячась от разрядов какого-то потустороннего электричества, проносившихся по всему телу, волнами отчаяния. В ушах гудело, как в трансформаторной будке. Перед закрытыми глазами росло огромное черное пятно, пульсировавшее багровыми и желтыми всполохами. Тьма приближалась — непроглядная и невыносимая, абсолютно пустая и холодная. Ужас леденил, казалось, к моим плечам кто-то на доли секунды часто прикасался сотней рук, волосы встали дыбом. Я смотрел, не отрываясь, как наплывает эта чернота, чувствуя, как скован страхом и не могу шевелиться, уже не в силах не то что отвернуться, но даже сдвинуть взгляд. Я только сумел скривить край губ в жестокой лыбе не известно кому — Что, типа дожали? А я опять сдриснул, я ушел… Я вас сделал.

В этой секунде я вдруг явно ощутил, что страх, обида, усталость и ненависть, — это что-то одно и тоже, одно и тоже чувство, какие-то вариации одного звука. Вот этого… Гул как от трансформатора, тьма трепетала в нем, расходясь волнами этой горечи, я лежал уставившись широко вытаращенными глазами в потолок, видя это огромное черное одушевленное воплощение разочарования и тоски, слыша в ее напряженной вибрации раздражение, злобу и слова «Уйди, ты мне мешаешь».

Тишина не обрушилась, а пришла плавно, словно кто-то убавлял гул эквалайзером. Темнота заполнив собой все вокруг и внутри меня, стала мягче, а холод перестал трясти, сковав, наконец целиком.

Вокруг не было ничего на миллиарды световых лет, если есть смысл здесь говорить о чем-то световом. Да и вообще о смыслах говорить здесь нет смысла. Пустота была абсолютной, ощущение, что ничего кроме этой пустоты, не может быть, было совершенно ясным. Темнота не пропускала сюда даже тоску и отчаяние, волнами которых меня сюда и занесло. Тут никаких волн не было, а гнев и обиды стали ощущаться иначе — каким-то тупым, статичным пониманием фактов. Что было — то было, по другому не получилось и не могло получиться. Ты сделал, все, что было возможно.

Джедай лежал в темноте кабины, где только тускло мерцали бегущие цифры на аппарате поддержания жизнедеятельности. Корабль без огней стоял невидимый в черноте глубокой пещеры внутри безжизненного холодного астероида, плавно летящего мимо всех цивилизаций и оживленных трасс среди пустоты черного безграничного космоса темноты…

— Вертушка ушла, как только мы подвалили, похоже у них тепловизоры, — Гепа стоял в мокром ночном лесу, шмыгая в трубку.

— Ясно, отбой, — Радуга, сказал Гепарду возвращаться со своими на базу. Утром на месте порыщет охрана космодрома, может найдут следы десанта или какие приборы наблюдения — за чем-то же прилетала эта штука.

Боянис — дежурный по бригаде — зашел с итоговым докладом за сутки. Главное, что сейчас волновало Радугу — судьба нескольких ресторанчиков, отелей и прочих заведений, оставшихся без прикрытия в Змеинодольске. Еще лет двадцать назад при такой войне между кланами, эти забегаловки бы уже закидали бы гранатами, но как ни крути, а в каком-то смысле цивилизация и гуманизм торжествовали даже на Волчьих горах. Погромы на объектах, охраняемых вражеской бригадой, бессмысленное разорение барыг и, тем более, кровь безоружных уже давно стали осуждать — и с этим осуждением приходилось считаться даже самым отмороженным лидерам. А Белый в принципе не отморозок, и жечь кафеху не станет, если в ней не будет сидеть с оружием волчара из Кобры. Поэтому Радуга, убрав своих бойцов отовсюду внутри Змеинодольска, где они по любому в меньшинстве, надеялся обезопасить предприятия своих подопечных барыг. Рискованно, потому что Белый может таки придумать толковое оправдание и все-же напасть там, а главное, потому что теперь может напасть кто попало — любая шпана, пьянь или волки-одиночки.

Удивительная тварь — человек! Не трогай его хотя бы лет пять, и заживет норм, при любых даже самых идиотских законах. Дурней, чем у волков, Радуга системы правления не видал, а вот подишь ты, Хас дал тут 15 лет почти мира, прошлый раз большая разборка тут была целых семь лет назад. И вот Змеинодольск горит огнями и поет дискотеками, как маленький Мановах, мэры и префы умостили плиткой набережные по которым вечерами чинно гуляют безоружные парочки, поналожили автобанов во все стороны и по ним носятся приличные тачки вместо убитых джипов с зенитками. И все меньше молодняка берут в руки оружие — даже вполне здоровые крепкие парни не хотят становиться свободными, не просятся в волчьи стаи, а хотят оставаться «остальными» и безоружными, и не западло им потеть на ферме или на заводе, или вовсе пылиться, как девка в офисе.

В большинстве бригад местных стало уже меньше, чем каждый пятый. Все пополнение с разных других планет. Их сразу отличишь по зверской кличке, под которой прописывает к себе бригада пацана, прилетевшего из какой-нибудь цивильной страны, сжегшего паспорт чтобы отрезать путь домой и исчезнуть для родных и межгалактических правоохранительных органов. Местных имен на слуху в долине считай только Зелс, да еще парочка… Ну, еще и Хас, конечно, дальний потомок местных аристократов, чуть ли не князей, потерявших все пятьдесят лет назад после Больших Перемен. Почему-то он Ветке дал пусть и не зверское погоняло, но все же погоняло, а не местное имя…

Пятидесятилетний мордатый с круглым животом лотрандиец с Аполлона, Боянис, прозванный так за склонность перебдеть, чем недобдеть, поведал о двух нападениях на объекты в Змеинодольске за вечер: в супермаркете какой-то бык пробовал унести неоплаченный товар, подрался с охраной из местных, был задержан полицией. Двое с дробовикам (не похоже на Белого, скорее всего одиночки) напали на ресторан, унесли выручку (не очень много)…

— Клиенты вели себя, как мы им посоветовали, — вооруженным нападавшим не сопротивлялись, отдали выручку. Недельку-две так продержимся, не больше. Если волки-одиночки и шпана решат, что на кассах Радуги раздача, вынесут все под ноль. Да и барыги дольше не выдержут — перейдут под охрану к Белому, если он теперь выглядит хозяином в городе.

Радуга кивал, как на допросе перед лицом убедительных доказательств, но стоял на своем — стволы в город не возвращать, кровопролитие в общественных местах не провоцировать. Прикидывал на сколько получится за пару недель попадос, и чесал репу в напряге. Вот, однако, почему Хас так агитировал за мир. Дорогая это хрень — воевать. Можно разориться раньше, чем пристрелят. «Покер, бл… не школа гуманизма», — учили когда-то юного Радугу. А эта войнушка в долине Змей становилась похожа именно на такой покер, когда с херовой картой, пытаешься задавить баблом, задирая ставку. — И на сколько же моих сил хватит? — прикидывал в тоске рыжий волк, — сколько уже клиентов на планетах слил, да еще шпану змеинодольскую кормить…

Проводив глазами грузный силуэт Бояниса в дешевом пуховике, впустил в кабинет того, с кем решил провести эту ночь — старшего по инкассации — Скворца. Бригада Радуги в среднем в день сопровождала вооруженными бойцами десятка три рейсов инкассаторов четырех банков. В основном из пригородов — в северо-западный округ Змеинодольска. Деньги не кислые, стволы оттуда не уберешь. А напасть на вооруженных людей Радуги при сопровождении инкассаторов для Белого по всем понятиям правильно. И круто, с учетом того, что деньги банка в таком раскладе — законный трофей победителя. Больше трех бойцов на одну машину с деньгами выделить никак не получалось, — во всей «инкассаторской» группе только сотня парней. А троих разделают, это уже точно. В пять сек.

Пока, временно, договорились с банками на несколько дней приостановить перевозки бабла. Клиенты прислушались к совету Радуги, но намекнули, что больше недели ждать не будут, лягут под другого… За такие намеки в былые «дохасовы» времена, бригада посадила бы банкира на паяльник, но теперь это могли осудить. Барыгам наглым пообещали, что-то придумать. Вот Скворец и придумал:

— Делаем один большой рейс в пять дней. Первый — послезавтра. Формируем группу в 10 бронеавтомобилей, две машины с зенитками и 15 тяжелых грузовиков, всего 100 бойцов моей группы и по 30 стволов из твоего спецназа и Веткиного. Еще по 30 чел из твоего и ее спецназа — две группы прикрытия на 10 броневиках. Хорошо бы Веткину вертушку подтянуть. Всего 220 стволов. Последовательно объезжаем все точки в пригородах, грузим деньги в грузовики. Походно-боевым порядком идем в Змеинодольск и там развозим по точкам. Займет весь день. В городе Белый и его кореша могут триста бойцов на этот караван бросить не напрягаясь. Ближе к центру, где улицы тесные и кривые, засаду проще всего поставить. Да и понятно, что разгром такой колонны для него — лучшая тема для начала войны. Круче не придумать. И красиво, и убедительно, на глазах у всех, и добыча ништяк. Он может надеяться, урыв нас там, победить во всей войне одним ударом. Жесть, как стремно, но по другому никак. Отобьемся.

Скворец, чернобровый красавчик и спортсмен-атлет, сидел на диване, широко раскинув ноги в синих джинсах и коричневых лакированных ботинках, расстегнув кашемировое темно-синее пальто, белея из-под него майкой, плотно сидевшей на прокачанной груди. Вывалив свой план, потянулся ловкой и точной рукой за ромом, — губы растянул в улыбке гимнаста на перекладине — натренированной лыбе через силу, поверх усталости и боли. Скворец понимал, что его план не фонтан, порешат всех в центре Змеинодольска, но ведь вообще же никаких других вариантов, надо не дрейфить и прорываться.

Ну да, ничего тут хитрого не придумаешь, — Радуга понял, что тереть тут всю ночь нечего, план придется принять и думать, как отбиться в городе, — иди, готовь своих ребят, машины и банкиров на послезавтра.

Отправив Скворца, заглянул к Ветке, надеясь застать ее в постели и попробовать дерзнуть продвинуться по глубже в их знакомстве. Но принцесса не спала, сидела за столом, уставленным свечами и накрытым как ковром еловыми ветками и желтыми осенними листьями. Бледное лицо белело на фоне ночи в окне, глаза сверкали, глядя в точку перед собой, золотые волосы переливались в пламени свечей, детские губки что-то бубнили на старом местном наречии.

Увидев Радугу, махнула рукой — уйди не мешай. Рыжий показал обиду на лице, она посмотрела куда-то ему за спину, в темноту коридора, сказала, «искать не на дороге, а за дорогой», и опять махнула рукой, — уйди.

Волк побрел к себе и не раздеваясь лег на кровать, думая, что это какой-то отстой. Вместо того, чтоб выиграть время до прибытия подкреплений, переться давать бой всеми свободными силами на самых невыгодных условиях. Если даже Белый протупит послезавтра, уж следующий то караван он точно ударит.

Утром, собрав свежие сводки о потерях на кассах в городе, сидел уставившись в карту Змеинодольска — засада могла быть и не только в центре, а по всему маршруту, на каждом перекрестке. И слева и справа территории, контролируемые друзьями Белого. Хорошо, хоть с юга от трассы рулит нейтральный Лось. «Стоп, а почему он нейтральный?» — Радуга глянул на карту за дорогу на земли Лося.

Вспомнил длинное узкое лицо с широким плоским лбом. Лось часто мечтательно глядя круглыми глазками вверх, наивно жаловался ему, что хочет в космос — поохранять или пограбить, но чет никак все не может найти ничего подходящего. Простоват Лось для звездных войн, хотя есть у него вполне приличные парни… Морщась от даже мысли посчитать во что ему все это обходится (ведь уже почти все, что нажито непосильным трудом), Радуга набрал сохатому в скайпе.

— Нефтехимзавод на Веге Сфинкса хочешь? Туда через месяц другой хозяин хочет зайти, с ним будут медведи. Чтоб их отвадить надо полсотни волков на полгода. 2 тысячи платят. Только люди нужны нормальные. Боевые, но вежливые, там мирная жизнь вокруг. Твой Уж-дипломат справился бы. А ты выступи за Орла, против Белого.- Ух, блин, под пулеметы подводишь, — шумно сопел и нервно ерзал перед камерой, тронутый в самое душу предложением Лось.- Хочешь к звездам, победи страх. Тут надо прыгнуть выше себя.- Очень хочу. Но стремно. Радуга, милый, подбрось как-нибудь, дай пинка вверх, помоги!Инкассация для четырех банков, примерно тридцать машин в день. Забирай, но только прямо послезавтра…

Следущим вечером пошел в спортзал, где готовилась «на завтра» группа Гепарда. Шестьдесят пацанов разлеглись на матах, обнимаясь с девчонками, глядя музканал на большом экране плазмы на стене, лениво болтая ни о чем. На осадном положении пришлось всех вытащить из квартир и собрать на Кобре, запретить все, что крепче пива и отменить шлюх — по вечерам к парням пускали только «своих» девчонок, проверенных волчиц, красоте которых позавидовали бы модельные агентства Мановаха, а твердости духа и уму — самые крутые спецслужбы.

Радуге было не по себе. Он много и часто ставил свою жизнь на кон в разных передрягах. Но всегда воевал один и рисковал только собой. Случалось, конечно, работать в команде, но это всегда были только несколько равноправных партнеров, таких же, как он, отморозков. Такие челы всегда четко знали, на что и зачем подписывались, им не надо было приказывать. А завтра Радуга отправит под пули сотни парней не объясняя замысла боя, целей операции. Просто будет сидеть за командным пультом, отдавать приказы, получать доклады и сводки потерь.

Конечно, за годы в бригаде, он научился командовать и управлять сразу несколькими группами, работавшими по одному плану на разных территориях. Случалось брать с рейда или отбивать от рейдеров большие заводы, освобождать заложников… Но ему всегда удавалось переиграть врагов в хитрости или в логике, в тактике или в конце концов напугать. Обходилось без большой крови. А завтра крови будет много.

Готовность к крови, это как раз то, что отличало на Близнецах свободных от остальных. Выразить эту готовность словами нельзя, да и вообще сложно сформулировать — про это не давали клятв, не проверяли эту готовность на зачетах. Просто однажды, если парня доставало быть никем, он брал в руки оружие. Можно быть просто человеком, всю жизнь работать на дядю, влачить в разной степени нищенское существование, смириться, что ты третий сорт и не достоин жить с красивой женщиной, в красивой квартире, ездить на красивой машине… Черт, да не в этом дело. Не в красивых тачках, и даже не в деньгах. Тем более, сейчас стало можно зарабатывать бабло и без пулемета. Но, если ты не свободен, ты не достоин красивой жизни. Красивой в очень большом количестве смыслов этого слова. Если ты без оружия, у тебя могут в любой момент все отнять, ты вжимаешь голову в плечи от страха, что прямо сейчас все отнимут. Да, на Близнецах не положено убивать и калечить безоружных, без нужды не принято сильно бить. Но отнять, что понравилось — запросто. Да, в последние годы все как-то организовалось, на улицах безоружных не грабили, в хаты к ним не вламывались. Деньги брали налогами через местные администрации, с предприятий, где трудились безоружные. Потом этому «остальному» просто не давал начальник ползарплаты, а чувак был вынужден пахать на него дальше. И даже если ему не грозили автоматом лично, все равно у него ныли коленки со страха, как при гоп-стопе, все равно тяжелело в голове и мутнело в глазах от одной мысли что могут отнять последнее. Большинство привыкает так жить в постоянном страхе, давящем, как могильная плита, дышать этим страхом, как пылью, смириться, что чувство страха заменяет все иные чувства. Примириться со своей долей — жрать остатки со стола праздника жизни и измерять черные и белые полосы своего нудного существования только уровнем страха, когда жить было не очень сильно страшно, а когда прямо ужас-ужас.

Но, если невмоготоз терпеть, можно взять в руки оружие. С этой секунды тебя по понятиям имеет право пришить любой без разговоров. Но и ты можешь. Для большинства страх смерти — предел по шкале ужаса. Но если этот предел пройден, жизнь с тобой разговаривает иначе — у нее оказывается куча запахов, звуков, цветов. Вот, что значит «красивая» жизнь. Девчонки и тачки к ней идут просто потом бонусом. Конечно, волчья стая не ждет с распростертыми объятиями. Сначала придется скитаться одиночкой, грабя по мелочи. Потом, когда администрация или полиция попросит какую-то из бригад разобраться с отморозком, молодого могут убить, но скорее всего будут пугать и жестоко бить, требуя, чтоб бросил из рук оружие. Сломается — отправят в рабство к барыгам, отрабатывать нанесенный своими грабежами урон. А если, плюясь выбитыми зубами и обливаясь кровью, не выпускает автомат из рук, примут к себе.

Правда, страх, как герыч, умеет ждать. То, что ты однажды перешагнул его и отстоял право на оружие, это конечно, круто. Но страх со временем возвращается, и вот перед боем у матерого волчары, вдруг давит где-то в затылке, пульсирует в пояснице, и он вдруг осознает, что ему пи…дец, как страшно идти на дело. Струсившего волка могли с позором пристрелить. Короче, страх приходилось волку забарывать всю жизнь, отстаивать свободу каждый раз заново.

Парни лежали на матах, не выказывая понятного страха перед боем, храбрились перед друг другом и девчонками, хотя и без лишнего переигрывания. Как-то спокойно они выглядели. Радуга снабдил всех своей фирменной гагаринской бодрой улыбкой, похлопал кого по плечу, кого по затылку и ушел не мешать.

Накануне люди Лося приняли на всех точках Радугиных банков в пригородах деньги для инкассации, одетые чтоб не привлекать внимания, само собой не светя оружие, в обычных спортивных сумках погрузили на обычные «гражданские» тачки и вывезли в свой район, оттуда другими машинами и людьми развезя по точкам в городе. Утром армада из двадцати бронеавтомобилей, двух больших джипов с зенитками и пятнадцати грузовиков, ста бойцов инкассации Радуги со Скворцом и шестидесяти парней из спецназа Ветки с Соколом выехала чуть свет, чтоб видели шпионы, из Кобры. Долго и муторно объезжали банки, загружая в грузовики инкассаторские фирменные мешки, плотно набитые мусором. К полудню груженая колонна выстроилась на шоссе и двинула к Змеинодольску. Над ней, на пару километров впереди шел пустой вертолет с одними только разведчиком — его во всех чатах сейчас называли не иначе, как «группой поддержки», намекая, что там спецназ Радуги.

Караван осторожничал напоказ, останавливался за пятьсот метров до каждого опасного перекрестка, высылал дозоры, полчаса обшаривал все вокруг вертушкой, потом опять полз вперед, к центру. Айтишники у Радуги — лучшие в долине, конечно, в Кобре читали чаты бригад Белого и знали, что засада ждет колонну в самом центре, на Кирпичной улице, где в нее втыкается Веселая улица — узкая и кривая в этой части, где длинному каравану придется поворачивать на право.

Гепард и с ним шестьдесят бойцов спецназа Радуги ушел с Кобры тихо, по подземному ходу под космодромом, погрузился в два беспонтовых автобуса, в каких возят работяг, и выехал на район Лося. Утром на других, но таких же «рабочих» автобусах одетые и снаряженные как, промышленные альпинисты, двинули в Каменный угол — район в пяти километрах к югу от центра Змеинодольска, где в излучине Змейки торчали частоколом небоскребы Сити и богатели день ото дня крупнейшие банки и корпорации Долины. У одного барыги Лося была услуга мойки окон в этих небоскребах. Сегодня Гепа подменит его работяг своими парнями на стенах той башни, где на нижних пяти этажах и в подвале сидел главный офис и хранилище банка «Верный» — любимого банка Белого.

У Лося вообще было полно клиентов в Сити по мелочи, например местная управляющая компания. Сотня спецназа Лося в ночь приехала в Сити, утром переодевшись в рабочую униформу дворников, вышла с метлами доводить до блеска тротуары, подметая окурки за офисным планктоном, выкатили пару мусоровозов, спрятав в них оружие.

Радуга сидел перед пультом, ловя каждый сигнал от своих групп, напряженно перечитывая чаты противника — не вчухали ли подвох. Пока вроде все было норм, но сейчас, когда Скворец втискивался в узкую щель Веселой улицы, Лось орал матом на своих «коммунальщиков» а Гепа висел в люльке на сто каком-то этаже, над «Верным», стало реально страшно, зашевелились волосы на затылке и зачесались ладони. Колонна шла километров тридцать в час, елкой выставив в разные стороны пулеметы с броневиков, ведя стволами зениток по окнам нависших справа и слева домов. Обычно шумная улица опустела — веранды ресторанов, пандусы дорогих отелей, минискверики между домов, обычно наполненные народом, — все убегали, завидев караван. Конечно, город знал о войне кланов. Это и хорошо, меньше ненужных жертв, если что.

У «Детского мира» Скворец встал, опять выгнав вперед и на фланги дозоры. Вертушка повисла над Кирпичной улицей, прямо над засадой, где в десятке домов, судя по их чатам, ждали триста стволов — три группы спецназа всех трех бригад партнеров, поддержавших Белого. С ними пятнадцать броневиков, три скорострельные зенитки.

— Всем свет! — бросил Радуга в закрытый легендированный чат.

Разведчик с вертолета, опустив аппарель, выкатил вниз пять дронов с бомбами. Айтишники подхватили управление и поцеловали ими пять бронеавтомобилей, прятавшихся в дворах. Пять ощутимых хлопков докатились до ушей Скворца, а там в тех дворах, небось до сих вытрясают из башки грохот. Вертушка рванула прочь, колонна встала кольцом, окружив грузовики броневиками.

Гепа и с ним пятнадцать бойцов, выхватив из люлек автоматы, выбив стекла вломились по несколько человек на каждый этаж офиса «Верного», забросав там все светошумовыми гранатами, кроша в упор очередями волков Белого, охранявших ресепшн и коридоры. Еще пятнадцать вошли снизу со стороны подземного паркинга, расстреляв из пулеметов пост и взорвав с граника бронеавтобиль инкассации. В считанные секунды офис был взят, а два десятка охранников лежали убитыми, толком даже не успев открыть огонь. Еще с десяток заперлись внизу в хранилище, готовые отбиваться до конца.

До чего дошел прогресс — народ забыл, что такое нормальные железные двери, замки и засовы, которые хрен взорвешь чем-то неядерным. Хранилище запиралось цифровым кодом, который считали вчера айтишники Радуги. Гепа ввел код, дверки разъехались, туда накидали наверное сразу штук сто гранат со всех рук, и еще долго простреливали тесную комнатку из автоматов. Потом Гепа шагнул в кислую вонь задымленного тесного хранилища, набрал код двери и вошел в бетонный бункер — ящик метра по два в ширину, высоту и длину. Пятьдесят килограммовых золотых брусков ласково улыбались, блестели даже сквозь дым и просились Гепе в руки. На подземный паркинг подогнали давешний автобус, взялись таскать в него золото и наличные из сейфов.

Гепард, удостоверился, что охрана успела поднять тревогу и сообщить о нападении в Астру, на базу бригады. Зная, что камеры у дверей на парковку гонят картинку и Белому тоже, стоял именно там, торопил грузивших добычу ребят и громко отчетливо орал — «Быстрей, грузимся и валим, пока не влипли».

Радуга выдохнул, получив от Гепы доклад, что «Верный» взят. Убиты 30 бойцов Белого, потеряли четверых (двое от огня охраны, одного подстрелили сами своего в коридоре — тесно и дымно, еще один разбился, сорвавшись с троса, когда резко спускались с сотого этажа на пятый). Взяли добычи примерно на 10 тыс. золотых. Вторая группа Гепы, 30 человек скрытно заняли нижние этажи здания рядом с вертолетной площадкой Сити.

Радуга еще и еще раз смотрел на схему города. Нет ли ошибки, не пропасет ли падла белая его план. Если не спалятся дворники Лося, все вроде похоже на то, что Скворцу сегодня кровь из носу надо протащить через весь город пятнадцать набитых баблом грузовиков, он идет со всеми силами Радуги и Ветки, и пойдет до конца. Удар дронами его единственная тактическая заготовка, а нападение маленькой группы Гепы — наглый, отчаянный и демонстративный ход, нацеленный только отвлечь внимание Белого и поднять большой куш под шумок. Колонна двинулась, повернув на юг, в сторону Садового проспекта, пытаясь обогнуть засаду на Кирпичном, вертолет пошелестел метров пятьсот левее, следя за движением противника. Тот начал сниматься и идти на юг параллельным со Скворцом курсом, надеясь перерезать ему дорогу на Садовом. Разведка на Астре сообщила, что 60 бойцов спецназа Белого, погрузились в тяжелый транспортный вертолет и вылетели к Каменному углу. Значит, Белый поверил, решил, что в Сити только 30 спецов с Гепардом, которые только и хотят сейчас успеть уйти. Иначе послал бы своих колонной на броневиках, с дозорами и прикрытием, а не гнал бы на всей скорости вертушку, которой там кроме как на специальной площадке негде сесть.

Скворец с Соколом выкатили к ж/д Вокзалу, встали опять кольцом и стали шарить бронеавтомобилями поворот к Садовому, их вертолет, опасливо сторонясь зениток, с дистанции поглядывал за движением вражеской колонны по Кирпичному. Сотня Лося с метлами и лопатами неспешно катила свои мусоровозы к вертолетной площадке. Радуга потел перед монитором, потирал то глаза, то ладони и жалел свое уставшее от клавы нывшее плечо.

— Цель на полвторого, вали не дальше 100 м от площадки и не выше 50 м. на самой посадке короче, — Гепа говорил четко и медленно, склонившись над рацией — допотопной железной коробкой с антеной. Не очень удобная штука, зато фиг кто догадается прослушать. Так-то в вертушке Белого сейчас сто пудов сидит черт, на всякий случай шмонающий чаты и все звонки с телефонов в районе посадки.

Тяжелая серая туша со свистом и рыком приближалась, плавно снижаясь над фонтанами, заныривая между двумя башнями, нежно гладя кроны деревьев в сквере, как шкуру домашней пушистой кошки. Повисла над черным кругляком площадки, прицелилась лапами шасси и почти схватила ими бетон, когда из окон ближайшего здания вылетели четыре снопа искр и дыма. Гранатометчики стреляли в упор и промахнуться не могли, в чреве вертушки сверкнули четыре вспышки, она, расшвыривая, как бисер, мишуру цветных мелких железяк, ошметки сидений и кучи искр, медленно, кружась вокруг своей оси, валилась с высоты полста метров. Из окон дома в нее сплошным шквалом полетели трассеры пулеметов и автоматов — три десятка стволов прошивали вертушку насквозь. На земле это легло уже грудой хлама, в которой снайперы выцеливали еще орущих живых. Волки Белого с воем ползали среди железных балок, резиновой рвани и вони, драных кресел, навстречу им шли дворники Лося, от пояса, заливая все и всех огнем сотни автоматов.

Гепа снял все на телефон, отправил короткий видос Радуге со смайликом в чат — «Мы все сделали». Радуга, сам не верил, что ему удалось провернуть настолько сложное тактическое решение силами банды идиотов в стране, где никто не брался планировать ничего сложнее удара превосходящими силами в лоб. Улыбался и тискал видос знакомым блоггерам. Этот позор Белого должны видеть все. Сегодня волк из Астры просадил 10 тыщ золотом, потерял 30 охранников в банке, лишился единственной вертушки и провожает на тот свет 60 чел — две трети своей личной сотни спецназа.

Скворец и Сокол, быстро выстроившись в колонну, рванули километров под сто в час по Садовому проспекту в сторону нахрен из города, оставив сидеть в недоумении недоумков в засаде на Кирпичной. Гепа и Лось поделив добычу пополам теми же автобусами двинули домой. Лось вывалил в соцсети заяву, что поддерживает Орла и выступает вместе с Радугой против Белого. Радуга читал сообщение от Ветки, что влиятельный и борзый банкир из «Верного» уже жалуется самому Клюву на Белого, «подставившего» хранилище — 10 тысяч золотых это катастрофа.

Конечно, потери в 60 чел пока не изменят общее соотношение сил. Партнеры Белого и вовсе обошлись дешево — 5 сожженных броневиков. Но авторитету и казне Белого сегодня нанесен серьезный урон, и еще ему сегодня сделали больно — там на вертушке были самые его близкие парни, почти друзья. Радуга глянул на страничку вражины в соцсети — там уже красовался его искаженный злобой и отчаянием лик со словами, типа не забудем, не простим… Радуга охнул, дочитав — группу на вертушке вел сам Пуля, побратим, друг детства Белого. Сейчас там в Сити пытаются нарыть хоть какие-то от него останки… Это, блин, перебор может оказаться, — думал Радуга, — а может, наоборот, хорошо. Вдруг Белый по злобе сейчас че-нить натупит?

Он повернулся и посмотрел мне прямо в глаза, в упор. Я медленно, спокойно, на выдохе надавил плавно пальцем на курок, почувствовал, как пистолет выстрелил, дернувшись в руке. Его глаза смотрели в меня, впечатываясь в память, в самое нутро. Потом этот взгляд долго пытал меня, оживая в сознании в самые неподходящие моменты. Как выплывающее окно с мудацкой рекламой на мониторе компа поверх хорошего кино. Делаешь утром первый глоток кофе, затягиваешься сигаретой, просыпаешься утром, глядя в окно на прекрасный вид, — именно в эти мгновения откуда-то из глубины, как мертвое тело чудовища неведомая волна выбрасывала на берег, из темного коридора опять и опять смотрело на меня это лицо. И кофе, и сигарета, и утро становились отравленными, вместо радости или успокоения, вместо торжества или восторга, все наполнялось омерзением. Словно какая-то неутомимая падла шла за мной по пятам год за годом, впрыскивая в лучшие мои секунды горечь и разочарование.

Достать Диктатора не просто. Даже на даче. Батальон неспящей охраны, камеры, сигнализация, собаки даже там были. Конечно, Зло надо мочить в честном мочилове, на световых мечах и все такое… Смайл. Джедай Бр так бы проиграл, покрошили бы из пулеметов еще в огороде, где Диктатор с женой трогательно растили огурчики, помидорки и еще какие-то сирени. А Добро должно победить. Злыдень, проливший реки крови, подавив освободительное восстание, сгноивший в лагерях и психушках сотни честных граждан, надевший кандалы на целый народ, должен был сегодня пасть. Нас было всего-то трое джедаев в этой операции. Долговязый Велкам пошумел с автоматом и гранатами за оградой у яхтенного пирса, отвлекая внимание охраны. Вечный насмешник Морзе, внедренный нами на эту дачу еще полгода назад, открыл мне двери в подвал, куда я пришел по разведанному им подземному ходу, провел меня, одетого официантом, в нужную точку на втором этаже.

Я стоял в конце узкого коридора, покрытого красным ковром, обитого по стенам зеленым сукном, руками в белоснежных перчатках держал перед собой столик на колесиках с бутылками и закусками, погрузившись в себя. Джедайский секрет — если ни о чем не думать, остановить мысли, то тебя не видно. То есть, если на тебя посмотрят, то, конечно, увидят. Но фишка в том, что если остановить все мысли, даже самые быстрые и короткие, то на тебя не посмотрят. Природа явления в чем-то электромагнитном, у мыслей есть какие-то излучения, и мы чувствуем, если рядом стоит человек, даже не глядя в его сторону. Долгие тренировки на плацу в Академии не проходили даром. Когда идет вдоль строя командир и ищет курсанта для работ, перед ним сотня лиц, а нужно одно, первое попавшееся. Он ткнет пальцем в того, кто чем-то напряжен, безошибочно, пересечется с ним взглядом, услышав излучение активного мыслительного процесса. Уже к началу второго курса мы так натренировались уходить в нирвану, что офицер мог пройти весь строй, ни за кого не зацепившись, мы были для него сплошной неживой серой массой. Выборы жертвы затягивались, чтоб все скорее закончилось, приходилось ущипнуть или рассмешить товарища, — его искру эмоции, командир улавливал через километр, как Вий, втыкая в него взгляд через весь плац, вспоминая имя, материализуя в один миг из нирваны в реальность хозработ.

Я стоял, держа блестящие поручни столика, погруженный в эту нирвану, мимо проходили люди, не замечая меня, наконец, коридор очистили от всех, для прохода «Первого», не заметив, оставив меня стоять у зеленой портьеры. Диктатор вошел со стороны лестницы, не глянув на меня, прошел мимо и зашагал от меня по коридору к себе, к дверям в дальнем конце. Сохраняя пустоту в голове, автоматическим движением я вытащил из-под большой белой салфетки на своем столике пистолет, тихо ровным шагом пошел за ним, поднимая руку с оружием, механически, без мыслей целясь. Здоровенный и крепкий мужик, похожий на директора колхоза или начальника стройки, «Первый» шел не спеша, задумчиво глядя под ноги на красный ворс, держа руки в карманах спортивных штанов. Мощная широкая спина в серой майке сутулилась, Коротко стриженный бычий затылок плыл медленно между стен узкого прохода четко по линии маленьких ламп, вмонтированных в потолок. Мушка легла на этот затылок, я, видимо, таки пропустил «в эфир» мысль облегчения, что-то вроде «есть, почти ОК», потому что он обернулся и увидел меня.

Поздняк метаться, я выстрелил ему точно в лоб с пяти метров. Но эти глаза как будто успели выстрелить в меня чем-то вроде пули. Хорошо бывает в кино, там у Главного Врага в глазах злоба лютая, ненависть или хотя бы смертный страх. Усталое, избитое тугими прямыми и глубокими, как автобаны, морщинами, мужицкое лицо застыло передо мной, жесткие и крупные, как тросы, губы дернулись в разочарованной усмешке. В глазах «Первого» была боль. Такая, что против воли пробивала на ответку, вываливала в скорбь, как будто сидишь в палате у постели смертельно больного страдальца. Меня еле заметно передернуло. Время застряло, казалось, я бы мог увидеть, как летит пуля, если бы смотрел на нее, а не в эту бездну муки и тоски. Там была такая концентрация горечи, я мог бы утонуть в этой океанской глубине непроглядной и безысходной пучины боли, если бы не надо было валить.

Не глядя в простреленный лоб, бросил ствол обратно на столик, и побежал к «своей» двери, указанной Морзянычем, слыша за спиной, как тяжелым мешком падает на ковер, ударившись, видимо, плечом о стену, Диктатор. Морзе не подвел, я спокойно ушел оттуда, и нигде никогда не выплыло мое авторство в ликвидации единоличного кровавого властителя. Но убитый попортил мне немало нервов, вспоминаясь и обламывая то секс, то пир, то просто умиротворенный сон. Много лет он еще жил в моем сознании, ведя себя как привык, по-диктаторски жестоко и без малейшего милосердия, отнимая все самое дорогое, неумолимо, как продразверстка. И от него не было никакого спасения или защиты.

Время лечит и я давно уже позабыл о нем, заработав себе достаточно кошмаров посвежее. Но вот эти глаза опять посмотрели — не мигая, не двигаясь, и я очнулся. Пустота окружала тишиной и темнотой, я лежал, погруженный в свои воспоминания, потому что кроме них здесь больше ничего и не было. Правда, тьма со временем перестала казаться сплошной, становилась неоднородной. Местами это была беспросветная чернота, местами чернота с мелкими сединами, а местами и вовсе оттенки серого. Иногда картинка еле заметно колебалась, как будто по сединам волной пробегала рябь, тени иногда плавно двигались. И «это» не было пустым, тут кто-то присутствовал. Я чувствовал чьи-то мысли и чей-то обращенный на меня взгляд откуда-то из самой гущи черноты. По привычке дернулся рукой к бедру за пистолетом, но не было ни пистолета, ни бедра, ни даже руки. Да и неверно было бы утверждать, что я здесь лежал — выразимся так, что я тут был. Это успокаивало, если у меня нет задницы, ее не сможет мне надрать этот во тьме, да и вообще причинить мне здесь боль или убить, наверное, не смогут. Успокоив себя этой теорией, решил не дергаться, дать тому во тьме самому выбрать момент, когда себя проявить. А сам продолжал вспоминать, кто я такой. Похоже, это лучшее, чем здесь можно заняться, — воспоминания, ясные и четкие, подробные до мельчайших деталей, неслись потоком. Образы из прошлого не вызывали никаких чувств — ни обид, ни страхов, ни грусти, ни вины, ни жалости или ностальгии. Как будто это было кино про кого-то, не про меня. При чем герой не вызывал привязанности и сопереживаний, его можно было холодно анализировать, изучать, как личное дело незнакомца. Без чувств воспоминания не стопорились ни на чем, не искажались, шли одно за другим, быстро, как на ускоренной прокрутке. Хотя черт его знает, как тут устроено время, может, только кажется, что быстро. В какой-то момент стало муторно от поочередно возникавших из памяти лиц отъявленных злодеев или просто бойцов темных армий, убитых моей рукой в бесконечной череде джедайских подвигов. Как, блин, так вышло, что я стал убивать? Нет, я не о том… Ясное дело, в Академии воспитали непримиримость ко лжи и неволе, убедили защищать Красоту и Свободу, научили паре трюков, дали световой меч, и запустили в мир — бороться и не сдаваться. Я в смысле, как можно так прожить столько немеренно лет, и вот теперь ничего вспомнить кроме убитых врагов. Было же, хоть что-то кроме этого мочилова, которое теперь, во всей своей ретроспективе уже смотрелось довольно тупым и скучным. Не все злыдни теперь уже казались абсолютными негодяями, не все победы выглядели таким уж однозначным торжеством добра и света. Честно, я боялся, что меня сразит какое-нибудь лютое раскаяние, навалится чувство вины, но вместо этого была усталость и недоумение, — зачем, почему я всем этим занимался с таким упорством и так долго…

Кто-то смотрел из темноты, угадываясь сгустком массы в черноте, ощущаясь плавными волнами излучений живого сознания, иногда шевелясь будто щупальцами длинными тенями. Мне казалось, я на дне глубокой океанской впадины, куда свет проходит только едва заметными бликами, а рядом — невиданная форма жизни, которая меня изучает, считывает мои воспоминания.

В детстве, лет в двенадцать или около того, я часто чувствовал похожий взгляд, присутствие. Сидишь дома один — делаешь уроки или играешь, и вдруг ясно осознаешь, что кто-то есть рядом, глядит в упор, напряженно думает. Трудно было понять, дружелюбен ли этот визитер или враждебен, но было страшновато, пока не привык.

В детстве жил вместе со старшим братом в одной комнате. В мое время уже не было всякой тусни среди ребят во дворе или в школе. Мы были первым поколением домоседов. Комната в родительском доме была моим основным жизненным пространством. Но шутка в том, что в этом пространстве я был не один, а с другим парнем, старше меня на четыре года. Само собой совершенно разные потребности и вкусы… Нас все бесило друг в друге, это ужасно жить, жрать, спать и все делить вместе с тем, кто настолько тебе не нравится. Когда мне было восемь лет, а ему — переходные двенадцать, я, конечно, не мог себе представить, насколько я мешаю ему, своим торчанием в комнате. Я это понял только, когда сам дорос до журнальчиков, — это жутко выбешивает, когда не можешь побыть один. Когда хочешь думать и мечтать о чем-то, но вместо этого перед тобой маячит унылое чужое лицо, противный запах, слышна в магнитофоне нелюбимая музыка.

Брат был отличник и любимчик учителей, мамы и ее подруг, но трусоват, хиловат — короче полезной функции «Старшего брата» в школе и среди моих друзей не играл, доброго совета по жизни дать не мог. Нельзя было у него спросить, как бы срубить бабла на сижки, как подкатить к девчонкам, не было смысла искать у него заступы при конфликте со старшими пацанами… Но уважения и подчинения он требовал. Когда хочешь, чтоб тебе подчинялись, а при этом не можешь ни вдохновить, ни помочь, ни ударить — это причина краха многих политических режимов и гражданских войн. Такая война и шла у нас год за годом, пока не пришла к неожиданному исходу — каждый получил, что хотел. Он больше всего дорожил расположением мамочки — стучал ей на меня, выписывал в школе из журнала мои тайные двойки, расспрашивал учителей про мои косяки и докладывал дома во всех подробностях. Когда нечего было стучать — бессовестно врал. Мать скоро меня возненавидела, считая чуть ли не порождением дьявола. Отец едва терпел. Возможно, было надо бороться за их внимание, одобрение, но отвратительна была даже мысль войти в его игру по его правилам, начать врать и плести подставы. Со временем, стал чувствовать, они все втроем уже против меня, и бороться уже не за что, они сами становились омерзительны. Как можно верить во все это про меня? Или им так удобней? Короче, было не больно их терять. Реально невыносимо, унизительно и мерзко было терпеть его присутствие, знать, что вот прямо сейчас он готовит про меня пасквиль, и, видимо, уже сам верит в свое вранье.

Однажды случилась мода на церковь и нас потащили креститься. Я не хотел, но мне объяснили, что я вовсе не обязан верить или даже думать об этом, вовсе ни к чему поститься перед крещением. Просто наври попу, что не кушал, и придумай для исповеди любой грех, — сделай маме и крестным приятно. Вот так я и ляпнул попу, что не люблю своего брата. Дед в нелепом прикиде, затупил на пару секунд, видимо, не привык вот так вот — фигак и правда. Потом забубнил что-то типа, ты же должен, ну ты что… надо любить, нельзя так. На этом божья помощь в этом деле закончилась.

А мне пришлось признать поражение в борьбе за жизненное пространство в нашей комнате и место рядом с родителями. Никакой детской тусни во дворе и в школе не было, но в подвальчиках тусня была. Там и сижки, и кола, и правильный музон в магнитофоне. Нравы, конечно, пожестче, и шуточки иногда на грани. Но там было лучше и интересней, и никто там не был за старшего, каждый сам за себя. В мире творилась какая-то хрень, рушились державы и судьбы, ездили на черных тачках парни в кожанках с автоматами. Мы, 14-летние пацаны, мотались в город, покупали в ларьках, на рынках, в магазинах сигареты и шмотки, сдавали в комиссионки или просто продавали ларечникам в других концах города, что-то умудряясь наварить для красивой жизни. Вечером шли в кафе, смотреть видик про Шварценеггера и «Звездные войны», пить колу и курить, понтоваться перед девчонками.

Время летело, как-то срослось все прям в сказочный вечер — с товарищем сняли двух офигенских девушек, с которыми все шло как по маслу, на дворе была зима, надо было где-то отвиснуть. Как раз у меня дома не было родителей, пошли ко мне. Брат торчал в «нашей» комнате, и мы в итоге заперлись в комнате родителей. Я помню, как целовался тогда, это был первый раз. Она была супер, из хорошей семьи, умненькая, модельной длинноногой внешности, не шлюха, но и не стесняшка. Мы смеялись, обсуждали что-то милое, радовались каждой секунде этого вечера, казалось, на нас упал свет от каких-то самых прекрасных звезд, я видел в ней и в себе восхитительное волшебство. У меня словно вырастали крылья, пока я не услышал — за стенкой брат звонил по телефону родителям. Мол мы тут пьяные вдрызг притащили проституток и трахаем их на кровати родителей… Все вдруг погасло, меня затрясло, я отстранился от нее, рванув дверь влетел к нему в комнату. Он тощий, хлипкий не отвечал и почти не защищался, а я бил со всей дури, с разворотом плеча и всем телом. В лицо, в живот, под грудь, опять в лицо. Он упал на кровать, от него шел неприятный запах, глаза застыли в испуге и изумлении, я боролся не с его блоками или контрударами — их не было, а с собственным омерзением, снова и снова пробивая кулаком в лицо, чувствуя отвратительную кожу, кости… Как минуту назад через меня шел свет звезд, теперь перла неостановимым потоком какая-то горячая черно-кровавая лава из вулкана.

Вот оно что… Это же был первый раз, когда я ударил человека. Это первая кровь, что я пролил.

Тьма вокруг висела не двигаясь, словно фиксируя мои мысли. Черный сгусток во тьме продолжал на меня смотреть и думать. Я ненавидел вспоминать этот вечер, точнее не вспоминал никогда.

— Это ты активируешь мне память? — спросил у того, что во тьме, — Это допрос или исповедь?- А ты раскаиваешься? — вошла ко мне мысль со стороны, похожая на ответ.

Кровавые пятна на простыне и наволочке, скомканное одеяло, в комнате, где прошло мое детство повисло ощущение непоправимого. В ужасе смотрели на меня забытые игрушки из шкафа, построились на полке, готовясь к вечной бойне солдатики, в ожидании вечных скитаний стояли на столе машинки, задумчиво склонился над тетрадками глобус.

— Нет. Мне все равно пришлось бы уйти из этого дома.

Он потом много болел, все время чем-то болел. Мне кажется, когда меня не стало, ему, чтоб добиться внимания родителей просто пришлось болеть. Мать была уверена, что это именно я виноват в его болячках и ненавидела еще сильней. А ведь он же мечтал стать журналистом, писателем, путешественником. Но сам выбрал мать и родительский дом, отвоевал себе этот гроб. И вытолкал меня в путешественники. Конечно, мне часто было на моем изгойском пути больно. Но и им там, в родительском доме было больно. Зато на своем пути я нашел, хоть и мало, то, о чем мечтал. Дома этого просто не было в наличии, там незачем было оставаться.

— Но ты мог уйти, не проливая крови. Разве ты не виноват?

Это странное ощущение. Вроде как выглядело, что есть моя вина, но чувства вины не было. Тот вечер, тот поцелуй и тот звездный свет, ее красота и мои крылья за спиной, — стоили они крови? Можно ли было разрулить иначе?

— Это отец виноват. Он решил одного из братьев сделать стукачом. Разрешил ему стучать или заставил. Глава семьи несет всю полноту ответственности за вверенный личный состав и те средства управления коллективом, которые использует. Он рулил семьей не так, как надо, а так, как проще. Это на нем та кровь.

Я чеканил слова, как военный прокурор, счастливый, что нашел виноватого, житель глубин смотрел на меня удивленно, казалось, даже смеясь:

— Вы ж никогда не общались с отцом. Откуда ты знаешь, почему он поступал так или иначе? Да и не важно это. Единственная причина всегда и везде — твой выбор. Ты выбрал изгнание. Ты хотел в путь, все, что там происходило, только помогало тебе уйти из дома.- Я несу ответственность за те методы, которыми судьба толкала меня в путь? Хотя это все туфта. Я не выбирал. Никогда не хотел скитаться, не искал одиночества, не хотел убивать… Я не выбирал путь джедая. Я не хнычу, мне норм. Но не надо этой пурги про свободу воли. Если бы мне дали выбирать, я был бы сейчас с Ней, с Черной.

Тьма задумчиво молчала, я понял, что разговор окончен. Воспоминание о Ней в кои-то веки не выбило меня из колеи и не вызвало приступа болезненной тоски. — И чем я ей так мешал, что аш прям уйди? — думалось мне лениво и медленно, — а нужно ли Ей от меня было хоть что-то?

Прекрасно, кстати, себя чувствовал, как будто неспешно плыл где-то в придонных слоях глубокого океана. Непроглядная тьма успокаивала и покачивала, как бабушка на коленках, укачивала меня маленького в детстве. Черная вода ласкала и мягко толкала вверх, откуда неясно мерцали блики серый света.

Президент трансгалактической корпорации «Dream and Play» Лесли Джефферсон сиял в скайпе белоснежной рубашкой и холеным гладко выбритым лицом на фоне своего рабочего кабинета в стиле аля хайтек, сдержанно нейтрально улыбаясь.

Джонсон Уоллос, откинувшись на спинку своего роскошного дивана под бархатным покрывалом терпеливо пытался вывести разговор ближе к делу:

— Лесли, давай твои ребята не будут соваться на мою станцию на Волопасе со своей наркотой. Однажды же спалятся, мне это крепко ударит по имиджу. Мне надо, чтоб на StarBus все было чисто, бело и пушисто.

— Да я им не хозяин. Мои конторы берут у них товар уже здесь. А как доставить сюда — это их забота. Убедить их тащить товар в обход, через таможни, терять во времени и деньгах, я и при желании не смогу. А покупать дороже, чем сейчас не стану.

— Лесли, просто прикинь, ты потеряешь на обходных маршрутах доставки тысяч тридцать золотых в год. Я тебе который раз говорю — бери казино на моих станциях, ставь свои игрушки мне на крейсера. Там богатый народ томится месяцами — играйся с ними сколько хочешь. Даже через год будешь иметь с меня тысяч двадцать. А когда выйдем на полный объем, через шесть лет полтос в год будешь тут зарабатывать. Только дерьмо это ко мне не тащи.

— Джонсон, не в жилу мне сейчас к тебе с игрушками соваться. Вообще не в жилу. Мы с тобой сто лет уже кореша, всякое вместе прошли. Не спрашивай пока про казино. А дурь таскают опытные техничные ребята. Лови их. Поймаешь — все твои. А если ты не поймаешь, то уж точно никто их не выпалит, и никакого урону твоему имиджу не будет. Давай, друг, пока, до связи.

Уоллос бросил в телефон дежурному «Агента Ланге ко мне» и подошел к окну. Глядя, как по пальмам в саду скачут пестрые местные и привезенные с других планет крикливые птички, думал, что за проблема такая у Лесли с казино, что даже не может сказать. Еще раз глянул в личное дело Густава Ланге — 35 лет, не женат. Попал 10 лет назад под масштабное сокращение Межгалактических Миротворческих сил — был уволен с должности начальника разведки батальона в звании старшего лейтенанта. 5 лет работал в частной военной компании, командовал разведкой отряда (полка) на 2-й Дельты Всадника на Маскале. После необходимых проверок был приглашен в Службу безопасности StarBus в качестве агента. Неформальный ранг «майор», кадры поставили на его деле пометку красным треугольником, что означало — хочет и может быть рассмотрен для повышения и перевода в «Третий контур».

'Хочет на повышение, — смотрел генерал на розовые кусты и лакированный кадиллак под окном у анфилады своего дворца на Флорине, — за чем ему повышение? Денег хочет? За чем ему деньги — ведь ни жены, ни детей, ни дома своего… Контакты с родней на Стрельце не поддерживает, близких друзей нет.

Густав Ланге вошел — метр девяносто, спортсмен, сероглазый блондин — квадратное обветренное лицо, мощная сильно выдвинутая нижняя челюсть и средний невыразительный нос. Не похож на алчного охотника за трофеями, премиями и хорошим окладами. Может, он, как и я — игрок, — слушал Джонсон смех девчонок у бассейна, — любит играть и выигрывать? Повышение для него — повышение ставки в игре?

Уоллос хорошо запоминал своих офицеров. С этим он пересекался как раз на Волопасе 12 лет назад. Молодой перспективный лейтенант после Академии Миротворцев служил в спецназе батальона, стоявшего там на линии разграничения между воинственными племенами. Генерал, как правильный батя поинтересовался тогда у пацана-лейтехи, как ему тут, нет ли проблем. 4-я планета Эпсилон Беглеца системы Волопаса — та еще дыра для уроженца Стрельца, учившегося на Цефее. Жара, влажность, мошка, паразиты, вирусные болезни, грязная вода. Это не считая артобстрелов по ночам, растяжек в лесу и снайперов… Парень пожаловался, что все офицеры тут картежники и ему не с кем поиграть в шахматишки. 'Думать любит что ли? Тогда почему не соскочит из СБ в бизнес подразделения StarBus? — Уоллос сфокусировался на красавице-модели, вылезшей из бассейна и грациозно проследовавшей к шезлонгу. Заулыбался и повернулся к Ланге.

— Смотри, Густав, — генерал включил голографическую схему Волопаса, подсветив лазер-указкой точку 4-й Эпсилона Беглеца, — знакомое место?

— Конечно, генерал, — голос у Ланге был низкий, тихий, но с твердыми уверенными интонациями, — там вроде до сих пор еще батальон стоит.

— Стоит, но тебе туда соваться нельзя. Никак рядом с миротворцами не светиться. Твой единственный с ними контакт — их шеф разведки капитан Морель. В файле адрес его конспиративной квартиры в Лургузе, у него вся информация об обстановке на интересующем нас направлении. Но от него только сведения и советы. Работаешь сам, при необходимости подключаешь любые местные силы, кого угодно, кроме миротворцев. Если вляпаешься, погибай сам, ни слова никому про батальон. Он там на условиях невмешательства во внутренние дела и нейтралитета. Всплывет, что миротворцы в какой-то местной игре, и погибнут солдаты, а может, начнется война. На твоей карте будет тысяча золотых, если хватит ума, то и этих денег хватит, обойдешься без миротворческих танков и гаубиц.

Уоллос, налив себе и Ланге виски, кивнул ему на кресло, а сам опять уселся на свой бархатный диван:

— Слушай дальше. Как знаешь, вся 4-я — это одна огромная наркоплантация. На территории Республики Рогаз, контролируемой десятком наркобаронов производят супер-вип-лакшери наркотик SP-6. Заказчик и основной покупатель этой штуки — DP, распространяющая эту дурь в СГЦ и на Стрельце. Схемы отправки разные, но самая оптимальная — грузовиками через плохо контролируемые границы в соседние страны, оттуда малыми и сверхмалыми кораблями до 12-й заправочной станции, которая дрейфует между Волопасом, Стрельцом и Орионом. Там перегружают на одноместные корабли, зарегистрированные на граждан СГЦ и Стрельца, которые прямиком или зигзагами летят домой, садясь по дворам загородных вилл, минуя все меры контроля и проверки на космодромах. Этим маршрутом транзита рулит главарь крупной банды, зовут его Мбала.

Через год 12-я прекращает существование и идет на металлолом. Вместо нее будет введена наша станция на 2-й Сигмы Волопаса. Мбала потащит свое говно к нам. Для StarBus организация наркотрафика через наши станции неприемлема. Но и портить атмосферу комфорта и безопасности на наших объектах ловлей наркокурьеров, устраивать там детектив-боевик со спецоперациями, стукачами, досмотрами и облавами, тоже не гуд.

Твоя задача. Вырубить этот трафик там, в Рогазе. Изучи обстановку, присмотрись, и сделай так, чтоб наркота пошла мимо нас. Например, в соседней Тарзании есть молодой амбициозный наркоделец Агул. Он хочет гнать дурь транзитом через планеты Ориона тоже на маленьких кораблях. Конечно, дольше и дороже, но если с Мбалой вдруг что-то случится…

Густав смотрел на фотку Мбалы, а Джонсон на прямое непроницаемое лицо Густава:

— Смотри, майор. Тут мало просто завалить Мбалу, хотя это бы и не помешало. Надо, чтоб на его место никто не пришел. Это не покер, это шахматы, тут думать надо, а не сидеть с непроницаемым е…лом, — Уоллосу удалось смутить агента, Густав улыбнулся и зыркнул в глаза генералу, показав лицо мальчишки, деревенского белобрысого веселого крепыша, — если справишься, если SP-6 пойдет мимо StarBus, переведу тебя в другой отдел в ранге полковника. Там и дела интересней, и ставки выше, и оклад в три раза больше твоего. Иди.

За шесть часов Густав на машине добрался до дома в Бахди. Климат на 4-й Эпсилона Беглеца был такой-же как на Флорине, но пришлось все равно пройтись по магазинам и приодеться по задрипанней. Через два дня пришел посыльный из конторы, принес пакет. Ланге нашел в нем паспорт гражданина Стрельца на имя Густава Шредера, привязанный телефон с историей и входом на счет в известном мутном банке, куда к вечеру упала тысяча золотых. В бумажной справке под грифом «после прочтения сжечь» значилось, что Шредер крупный наркоторговец, не раз привлекавшийся на Стрельце по соответствующим обвинениям к суду, но не севший за недостаточностью улик.

Прямых рейсов на Эпсилон из Бахди не было, пришлось лететь сначала на 2-ю Сигмы Волопаса. Месяц на тяжелом крейсере Густав провел, почти не выходя из своего номера. Глядя так долго в квадратный экран-окно в космос, поневоле предашься воспоминаниям. Самое страшное, что случалось с Ланге в жизни, по крайней мере на его взгляд, оживало и назойливо лезло в мысли. Как будто твой комп сам собой начинает выбрасывать оповещения на экран от давно забытой и неприятной программы. Когда 10 лет назад рухнул мир, была распущена Межгалактическая военная комиссия и ликвидированы миротворческие силы, небольшая часть войск была переоформлена в так называемые Наблюдательные силы при Межгалактическом арбитраже. Остальных военных, почти пятьдесят тысяч человек, в том числе и его, старшего лейтенанта Ланге, сократили.

Густав ничего, кроме как воевать не умел, не имел никаких полезных связей. Полгода нищенствовал в Мановахе, пока не нашел самое говно-работу на Маскале. За в общем-то копейки он чуть не сгнил в этой заднице. Тогда он уже был уверен, что его жизнь кончилась. Если не погибнешь сегодня, — погибнешь завтра или через год. Уезжать оттуда было некуда. Это была игра на смерть, но без призов. Если бы не убили, сдох бы от какой-нибудь заразы или от бухла.

Нироб, главный город на 2-й Сигмы — мегаполис красавец, выглядел уже не хуже Мановаха. Поднялся до высокого уровня цивилизации за каких-то двадцать лет, став центром развития и демократии, деловой, культурной и политической столицей всего Волопаса. Здесь Густав пересел на старенького явно, тащившего уже далеко не первый срок годности, ишака и отправился в Карбу на 4-й Эпсилона Беглеца.

Еще неделя в космосе — еще семь дней воспоминаний. Когда пять лет назад Густава неожиданно позвали в StarBus, это было для него вторым рождением. Он конечно, и раньше слышал, что старина Уоллос не бросил своих офицеров, и собирает всех нормальных парней к себе в Бахди. Но себя-то после пяти лет Маскалы Густав уже нормальным не считал. Чего стоило хотя бы завязать с бухлом и перестать смотреть на всех вокруг так, чтоб обоссывались от страха… Челюсть нижняя так и не заехала назад, как когда-то в молодости, осталась выдвинутой вперед на манер черношкурых маскалинских разумных обезьян.

Карба — единственная на этой планете страна, отказавшаяся от наркоэкономики и сотрудничающая с межгалактическими организациями, пытаясь строить промышленность и сельское хозяйство. Само собой, Карба из-за этого находится в состоянии замороженного военного конфликта со всеми соседями, почему там и стоит наблюдательный батальон Межгалактической Судебной комиссии.

Столица Карбы, город Лургуз — тридцатимиллионная огромная диаметром пятьдесят километров куча грязи, в которой сараи, землянки и целые микрорайоны из трейлеров и вагончиков были хаотично перемешаны с дворцами и небоскребами. На проспектах в одной пробке стояли рикши, гужевые повозки и роскошные кабриолеты. По каналам ползли катамараны и галеры на веслах, над которыми рокотали самые современные вертолеты. Жители центральных широт 4-й отличались синей кожей, иногда с фиолетовым или голубым оттенками. Утверждалось, что такая пигментация вызвана особенностями местного солнца, но Густав разделял предположение офицеров своего батальона, что это от наркоты, под которой торчали местные с детства.

Нашел адрес, это оказался судя по всему бордель. На грязной стене сверкали неоном очертания фантастических девиц, у двери крутил бедрами тощий полуголый и беззубый напомаженный гей в потасканом парике. Внутри оказался бар, Густав задал громиле бармену условленный вопрос, огромная синяя пасть растянулась перед ним в пахабной улыбке, тяжелая ручища похлопала его по плечу и ткнула пальцем в длинный освещенный красными тусклыми лампами коридор.

— Жди в 6-й комнате, с тебя 200 либеров.

Густав расплатился желтыми бумажками и пошел. 6-я оказалась просторной и хорошо освещенной. Кондей старался, огромная кровать пахла кожей, на столике были заботливо разложены презервативы, гели, фаллоимитаторы, стопка порножурналов разной ориентации. Зашла девушка в открытом купальнике и на шпильках, поставила на тумбочку поднос с соками и закусками. Ланге надкусил жибу, местный сладкокислый крепко освежающий красно-желтый фрукт, задернул шторы и уселся на стол, листая журнальчик.

Минут через пятнадцать вошел капитан Морель. Природа над его личиком колдовала, похоже, намного дольше, чем над фейсом Густава. Узкие яркие черные брови, живые карие глаза, сложные линии губ и скул. Энергичный среднего роста чувак в шортах, сандалиях и майке, махнул Густаву широко раскрытой пятерней, ограничив этим приветствие и знакомство. Свободно развалился в кресле, поджав под себя ногу, почесывая ногтем лодыжку оставшейся снаружи правой ноги:

— Расклад такой. Мбала — 46 лет, 5 жен, 18 детей, лидер криминальной группы в составе трех тысяч человек. Редко покидает район своей укрепленной базы в Мугаде. Это лесной район вдоль западного берега реки Муги, полоса километров 70 в длину и 20 в ширину, населен небольшим племенем, его по большом счету родней, абсолютно к нему лояльной. По соседству в саванне живут племена пустынников. Он их грабит и давит по полной программе, забирает девочек в бордели и мальчиков на плантации, валит всякого, кто пикнет. Эти бедолаги дорого бы дали за его лютую погибель, но дать нечего. Ни денег, ни оружия, ни крепких ребят.

Со всеми наркобаронами и правительством Рогаза поддерживает партнерские отношения. Конфликты вокруг наркодоходов, конечно, случаются, но не настолько, чтоб кто-то из них хотел ему смерти. Он тут всем нужен. Зато в Тарзании у него вырос конкурент — Агул. Ему 32 года, неженатый, голодный и злой. За ним пара тысяч человек, в том числе до пятисот боевиков, и альтернативная схема транзита. Он в неплохих отношениях со спецслужбами Тарзании, а они в конфликте с местным МВД. Тарзанские копы, в том числе наркополиция, дружат с Мбалой и поддерживают его курьеров. В спецслужбы входят пограничники, их командир, генерал Замус метит в сенаторы. Ему, погранцам и спецслужбам, возможно выгодно громко и напоказ ударить по Мбале и копам, заодно и перетащить трафик в руки своего Агула.

Здесь, в Карбе, властям было бы выгодно стравить Тарзанию с Рогазом, чтоб отвлечь их от своих границ, да и нанести ущерб наркоэкономике они всегда тоже рады. Но ни в коем случае не пойдут ни на малейший риск засветиться в качестве подстрекателей. Помогут только очень скрытно или никак.

Непосредственно силы Мбалы — 200 бойцов охраны укрепленной базы, местная сельская милиция (сколько их сотен не известно, так себе бойцы, сидят по домам, но зато все видят и слышат на районе, мимо них в Мугаду не проползешь), триста боевиков, сопровождающих курьеров, сотня прикрытия стоит постами и резервами на основном маршруте — тарзанской автомагистрали. Ну и личная гвардия — сотня бандитов с Близнецов, этих ребят ты себе представляешь. Стреляют метко и быстро, заднего не врубят, дорогого клиента не предадут. Они всегда рядом с Мбалой, часть торчит на его базе, часть выезжает на стрелки и расправы. Пустынники их ненавидят больше всего, они им целые деревни сжигали в назидание.

— А откуда конкретно они? Не с Альфы?

— Сейчас скажу, — Морель скролил справку в телефоне, — это Бета Близнецов, горные волки из бригады Белого, со Змеинной долины. Мбала — единственный клиент Белого за пределами Беты, значит тут его лучшие люди и будут биться за него до конца. Кстати, Белый сейчас борется за место губера в Змеинной долине, у него из-за этого жесткие терки с бригадой некоего Радуги.

Морель допил сок из блестящего фужера и поднялся из кресла:

— На этом все. Если будет нужна еще информация или поставить кому прослушку, взломать почту или типа того, со всем этим помогу. Наружку и тем более бойцов не дам. Кстати, подумай об охране. С легендой крупного наркоторговца в Карбе можно попасть на подвал, а вне Карбы могут захотеть ограбить или просто устранить от греха конкуренты.

Морель ушел, а Густав растянулся на кожаном траходроме, глядя в потолок в грязной пожелтевшей лепнине. Можно поваляться, оплачено еще 30 минут этих апартаментов. Можно бы все-таки для конспирации вызвать девочек. Местные синекожие сисястые худышки ох как заводили когда-то лейтенанта Ланге. Но сейчас Густав лучше подумает, и, видимо, предпочтет вместо красавиц попользоваться здесь закрытым каналом связи Мореля — есть с кем поговорить. Мысленно окидывая шахматную доску своей игры на Рогазе, он упирался в волков. Местные бойцы — ленивые и невнимательные, почти всегда под кайфом. Сотня стрелков с Беты Близнецов тут получалась самой опасной фигурой. Конечно, Густав знать не знал ни Белого, ни Радугу ни кого из прочей шушеры из Змеинной долины. Но зато знал Пуму с Альфы Близнецов. Если бы Густаву случилось быть судьей на конкурсе убийц, он бы дал Пуме первое место. Если этот хохотун за кем-то пошел, то тому хана по любому. При этом Пума получил бы тоже первое место в любых играх на выживание. Манерный, с повадками отучившегося пару лет в столице сельского интеллигента, душегуб выкручивался живым из передряг, какие похоронят кого угодно. Густав познакомился с ним на Маскале, тот единственный, кто там смеялся и еще и умудрялся зарабатывать! Пума, конечно, никому не друг, но с тех пор хороший приятель Густава. И Пума хорошо разбирается во всей этой волчатине.

Ворону, конечно, давно уже хотелось снова оказаться на Бете — забуриться на мягкий диван в своей квартирке в поселке недалеко от Кобры, выспаться под ровный шум дождя за окном, пройтись по лесу. Там вместо химического корабельного состава подышать свежим ветром с запахом осенней листвы, мокрой коры и чистой воды в ручьях. Вечером, укрывшись пледом на теплой кухне пить местное домашнее пиво и смотреть в окно на промозглый сырой проспект внизу с редко проносящимися огнями фар. Но позвонил Радуга и сказал, есть тема полететь на Волопаса сделать проблемы там Белому. Его единственный в космосе клиент нажил себе влиятельных врагов и надо помочь им так, чтоб Белый лишился и клиента, и сотни своих лучших бойцов. Подробности пришлет потом.

Ладно. Ворон летел к 4-й Эпсилона Беглеца, пил среднего качества ром, полулежа на узкой кушетке в тесной кабине дешевого одноместного арендованного кораблика. Смотрел в окно на фантастическое зрелище Туманности Каравеллы — искрящийся пурпуром и фиолетом серебряный диск, игравший едва заметными волнами, переливавшимися в разных спектрах стремительно менявшимися цветами. Зрелище этого торжества света, цвета и непостижимой красоты, сочно оттененного черной бездной вокруг, напару с ромом толкало покопаться в себе, неспешно подумать о том, какого черта Ворон делает в этом мире, и сколько еще.

На Кобре самокопание почему-то всегда приводило к самодовольству. Ворон — настоящий волчара, лучший из многих сотен боец, неплохой, если надо, организатор, чтущий понятия. Ему не стыдно за себя, и даже есть чем гордиться. На любой планете Маскалы самокопание всегда означало самобичевание — сами собой вспоминались все грешные дела и желания. На Маскале вообще всегда кажется, что на этом все, дальше уже ничего не будет, да ты и недостоин того, чтобы звезды тебя еще терпели в этом мире, ты шлак. А тут, глядя на Каравеллу, Ворон мысленно скролил свое прошлое и не мог понять, что он такое.

В пятнадцать лет на 2-й Альфы Аполлона он сбежал из дома от пьяницы и садиста отца, от опустившейся под побоями матери. С полгода лазил по улицам со шпаной, пока ему на след не упала полиция, чтоб вернуть к семье. Тогда он залез в грузовой отсек корабля на котором волки, натворив каких-то дел на 2-й, отчаливали домой. Когда ишак, дребезжа, как ведро, уже пропарывал обугленным носом стратосферу, парень взялся ломиться в салон, тарабаня в дверь и визжа. Уж надо было, чтоб услышали, иначе бы задохнулся. Волки были со Змеинной долины. Били страшно, но за борт не выбросили, приняли в итоге к себе. Ворон никогда больше не был на 2-й Альфы Аполлона. И не хотел вспоминать, как назывался город, где он родился и рос, какое у него было имя. Сейчас, глядя на Каравеллу, он ясно понимал, что это уже не имеет к нему отношения. Он — Ворон из горных волков. Он ответил за это не раз, и еще ответит. Он добился той жизни, какой хотел. Он пьет ром, видит волшебный диск Каравеллы, у него много друзей, много воспоминаний и побед. Он по настоящему красиво живет. И скоро он все сделает красиво на Волопасе, покажет класс.

Хотя, конечно, в эти недели хотелось быть рядом с Радугой и с остальными с бригады. Ворон волновался за своего рыжего воспитанника, друга и босса. Правда, Гепа сказал в чате, что улыбчивый наш показал себя молодцом, не сник перед Белым, и, в принципе, неплохо организовал войну, выигрывает по очкам… Тема на Каменном углу получилась красиво. Смачно дал Белому в морду, при этом без лишней крови и разрушений, нехило поднял бабла. Ворон всегда чувствовал, что Радуга получится настоящим лидером, а теперь радовался, что не ошибался. Хотя, рано еще радоваться…

Десять лет назад по приказу Хаса Ворон оказался на 45-й заправочной станции, что недалеко от Зеры и Аполлона. Его там встретили белобрысые голубоглазые суровые не сказавшие ни разу ни слова челы в черных комбезах без хоть каких-нибудь опознавательных знаков. Отвели в ангар со своим неизвестной модели небольшим кораблем, в котором был блокированный решетками отсек. В этой явно камере для заключенных лежал на полу тощий, дрожавший, в одних потертых шортах парень в наручниках. Получив пленника, поставив подпись в какой-то бумаге, написанной на неизвестном языке, Ворон безлюдными закоулками инженерных коридоров 45-й отвел его к себе на корабль и привез на Бету, сдав на руки Хасу.

Чувак все десять дней перелета сидел погруженный в себя в углу салона. Не говорил, не спрашивал, только жрал и пил в три горла, громко и смрадно пердел в туалете, потом спал, как убитый. Ворон повидал всякое, и понимал — этому похоже пришлось не сладко. Может, парень умудрился повидать что-то по-жестче всего, что повидал Ворон? Не сказал даже, как его зовут — только через год, когда спасенный отошел от пережитого, отъелся и отоспался, заискрил идеями — яркими, как искры и разными, как цвета радуги, его Радугой и прозвали в бригаде Хаса.

Пикнуло в чате, пришло от Радуги голосовое:

— Привет, Ворон, тема такая. По наводке Пумы. На 4-й, в Тарзании сейчас торчит Партнер. Крупный наркоторговец со Стрельца, у него связи и деньги. Он работает с местным большим наркодельцом Агулом и тамошними спецслужбами. Они хотят закрутить на себя весь трафик SP-6. Им мешает клиент Белого — Мбала из Рогаза. Надо помочь Партнеру похоронить Мбалу да так, чтоб вместе с сотней Белого, которая у Мбалы — личная гвардия.

Но учти. Этот Мбала — человек Лесли Джефферсона, нам такие враги не нужны. Пусть Партнер получит не только все бизнес выгоды в случае победы, но и всю славу. Нашего хвоста там торчать не должно. Кстати, с деньгами сейчас туго, если что не помогу. Постарайся, чтоб Партнер за все платил. Давай, дружище, удачи!

Ворон лазил по чатам разных сообществ космических бандитов с Близнецов, подыскивая подходящих ребят, кто сейчас был на 4-й. В Лургузе тусила сотня тигров с Когтем, с которым довелось закорешиться во времена боев за Годноту. На Бете подтягивать тигров против волков-соплеменников немного западло. Но Космос — нейтральная территория, на которой не в силе все ограничения, принятые между свободными на родной Бете. Тут каждый сам за себя. А в Родаре, в заднице к востоку от Рогаза, закончив какие-то свои дела в Лургузе, отсиживался и ждал борт домой Понедельник — известный дорогой киллер с Железных гор из бригады Грифа. С ним только тридцать головорезов, но это суперпрофи… Они как-то брали на Орионе АЭС для обострения социально-политической обстановки.

Связался с Когтем и Понедельником, предложил подождать с отъездом, пообещал нормальное дело. В окне приближалась 4-я Эпсилона — буйная растительность и испарения, превращали планету в ярко- зеленый шар. 4-я кружилась и блистала, как пышнобедрая ухоженная красавица в этническом прикиде и золотых браслетах на 2-й Сигмы. Теперь в Ниробе их полно ходит таких по улицам — сытых, с гладкой кожей и счастливыми улыбками огромных яркогубых ртов и блестящими огромными же глазами. Но то Нироб — авангард цивилизации и достатка на Волопасе. Нырнув же под зеленое бархатное платье 4-й, надеяться на пышнобедрых обольстительниц было не надо. Тут все скромней и жестче.

Ворон привык к одиночеству. Он это не выбирал, и, конечно, предпочел бы, как многие волки, иметь жену-красавицу-подругу или обзавестись на всех планетах прикормленными стервами, чтоб всегда были готовы его приласкать. Но все это почему-то шло всегда мимо него. Никогда не получалось растянуть роман-знакомство больше чем на месяц. Со временем он просто принял это, понял, что одиночество — это его. И ему было комфортно одному — на корабле, в квартире на Кобре, в отелях. Он привык ни о чем не расспрашивать шлюх, ничего им не рассказывать. Привык не искать ничего вне стен борделей.

Но Ворон был рад узнать от Гепы, что у Радуги что-то мутится с Веткой. Рыжий всегда был децл не от мира сего. Всегда казалось, что он может просто взять да и свалить-исчезнуть с Беты, никому ничего не сказав. Ему явно было интересно играть в волчьи игры, но он их быстро перерастет и захочет чего-то покруче. Ворон чувствовал, это, радовался, что в Волчьих горах растет такой лидер. Да и Хас говорил, что Радуга волкам пригодится. Но пока Радугу ничто не держит на Бете, может получиться, что этот парень растет не для волков — будет искрить темами в СГЦ или на Стрельце. Хорошо, если получится судьба удержать его на Веточке.

Ветка — клевая. Что-то в ней есть. Сейчас, глядя на зеленые вихри экзотического платья знойной мадам 2-й Эпсилона, Ворон вспоминал Бету и прикидывал на кого похожа планета, ставшая ему родной. Серая с черными прожилками атмосфера — как меховая шуба или строгое офисное платье — так одевается Ветка. Проблески холодных морей и снегов на севере, блики горных кряжей — у Ветки такое лицо, серьезное, с печалькой в глазах, смешинкой в губах, такое, что кажется, что ей всегда холодно и хочется согреть.

Волки, тигры да медведи — те еще ребята, не подарок. Не спросясь сделали эту планету своим домом, поляной для разборок и нычкой для добычи. Ворон, уважавший Закон Звезд и чтивший только их Правду, иногда вдруг с тоской чувствовал, что крепко должен и ей — холодной каменной молчаливой Бете. И понимал, что расплатиться ему с хозяйкой нечем. В нем просто нет ничего такого, чтоб ей было надо. Он только мог хотеть, чтоб Ветка была счастлива. Хорошо если Радуга сможет это сделать.

Партнер придумал себе гениально оптимальное место для базы — в СИЗО местной нацбезопасности. Безопасно, бесплатно и все под рукой. Как прибывший не пойми за чем в страну крупный наркоторговец, он был «схвачен» агентами и «брошен на подвал», где «изъявил желание» пипец как активно и масштабно сотрудничать со следствием, прямо в камере ему организовали штаб будущей спецоперации. Ворон сказал сержанту на КПП СИЗО условные слова «к Задержанному». Боец, высокий и подтянутый, с лицом выражавшим чуткую свирепость, кивнул и повел его в казематы — по серым темным подвальным коридорам к железной коричневой двери.

Партнер, волосатый белый качок в шортах и майке, сидел на выцветшей раскладушке с бутылкой рома на табуретке, махнул рукой — кидайся на стул. Ворон прикинул, что этот спортсмен больше похож на офицера, чем на наркодельца, и тех и других он вполне успел насмотреться, и стал слушать:

— Через пять дней, в четверг утром АНБ Тарзании задержит с десяток курьеров Мбалы с грузом и проведет аресты среди его копов — развалят всю его инфраструктуру. Мбала — чисто извозчик, товар в дороге принадлежит изготовителям-плантаторам. В операции пострадает товар Мобара — хозяина плантаций, расположенных рядом с Мугадой. У него с Мбалой куча споров по деньгам и прочему, короче, натянутые отношения, как у всех соседей. Мобар сейчас ищет охрану — дешманская тема, на какие-то сараи на ферме.

Ворон слушал и разглядывал Партнера. Точно, вояка, но, судя по всему пережил какое-то очень больное разочарование. Насколько Ворон знал офицерье, эти псы хуже всего переживают изгнание из стаи. Одиночество — это, как смерть, когда не с кем поговорить, не с кем замутить дело, некого любить или ненавидеть, нет людей — нет событий. Только пустота и небытие. Если испугаешься этого — что толку говорить, что не боишься смерти. Этот спортсмен точно однажды был брошен своими, прочухал, что такое остаться одному в холодном пустом космосе. Но сейчас скрипел жопой на железной раскладухе сытый и довольный черт. Или он смог вернуться к стае, и, значит, он чей-то агент и выполняет здесь задание какой-то конторы. Или научился жить один, как Ворон, волки и все прочие злыдни в этом мире, к примеру, став наркодельцом.

— Твоя задача, — Партнер откинулся спиной к кирпичной стене, — связаться с Мобаром на счет охраны сараев, войти к нему в доверие создать впечатление, что ты можешь дать ему без проблем, если бы было надо, крутой спецназ, лучший на Волопасе. После операции в четверг добиться максимального обострения конфликта Мобара с Мбалой, довести до силового решения и обеспечить своими силами победу Мобара с ликвидацией Мбалы и всего его хозяйства. С меня вся информация о разговорах и перемещениях Мбалы и его сил, и пятьсот золотых налом. Денег тебе, конечно, потребуется намного больше, но надо, чтоб заплатил Мобар. Пусть все выглядит, как его война и его победа.

Густав вытянул из-под раскладушки старый кожаный саквояж, где тяжко громыхнули пять кило золотых монет. Посмотрел на худую ловкую руку Ворона, которой он ухватил саквояж, на узкое сухое лицо немолодого волчары. Стараясь не пересекаться глазами, мысленно сфоткал это лицо, спрятав у себя в памяти, решив проанализировать потом, чтоб не парить сейчас этого явно способного слышать чужие мысли, опытного головореза. Голос у него тихий, интонирует твердо, дикция внятная — Густав слушал, как Ворон попросил все-таки дать побольше инфы про конфликты Мбалы с племенами пустынников — вдруг есть чего полезного.

Ворон, оставивший звездолет в Лургузе, по 2-й Эпсилона катался на одноместном старом вертолете. За пять часов долетел до Замуги, виллы Мобара, белоснежной трехэтажной пафосной хоромины, спрятанной в джунглях.

Хозяин дворца пил чай на балконе — грузный круглолицый пятидесятилетний мужик с чувственными полными губешками и большими жадными темными глазами. Жался, хотел с охраной своих сараев на отшибе обойтись в двести тыщ рогазских денег. Ворон торговался хотяб на двести пятьдесят, стараясь расширить тему базара. Типа он приехал с большой крутой командой, ищет нормальное дело…

— Тебе, Мобар, может по солидней услуги нужны? Может разделать кого надо на шашлычок? Я слышал у тебя с соседями терки. Давай перетрем с ними, разъясним им, что ты главней.- Да не надо мне, — наркоплантатор мечтательно смотрел в зеленую мутную даль джунглей, дышавших горячим парным бздом утреннего тумана, — мы тут без крови больше зарабатываем.- Говорят, тебе сосед твой Мбала должен и не отдает. Давай, наеду на него как следует.- Да ты что? У Мбалы сотня волков с Беты под рукой. С ним лучше не ссориться.- Да это волки со Змеиной долины — лошня голимая. Со мной волки с Железных гор и тигры с Гудара. Они от этого жлоба Мбалы мокрого места не оставят, его волки от них, как сайгаки побегут.- Не надо, — Мобар зыркнул на Ворона, мигом оценив предложенный товар, — я с Мбалой в мире. С ним живым можно больше заработать.

Ворон вяло вернулся к теме сараев, сетуя, что из-за этих грошей не охота отвлекать нормальных парней, можно зайти, но чисто временно, пока Мобар найдет какой-нибудь отброс для этого дела.

— Да, давай займись. На месяц хотя бы твои пусть встанут. Ты пока будешь все там организовывать, можешь у меня пожить… Поболтаем как-нибудь вечерком. Небось ты много где побывал, всякое повидал, — Мобар глянул на Ворона с видом приценивавшегося покупателя, — я жадный до слухов всяких и новостей.

Ворон, довольный, что вроде зацепил плантатора (иначе уже попрощались бы), принял душ в отведенной ему комнате, настолько пафосной и розовой, что больше подошла бы кукле. Сбросив пыльные берцы улегся на тоже игрушечного вида кровати с кружевным голубым покрывалом, уткнулся в телефон. Списался с Когтем и Понедельником, ориентировочно описав задачи. Конечно, Ворон пока не знал, как он все обстряпает, но понимал, чем все должно кончиться. Оба охеревших наемника запросили по пятьсот золотом — верхняя планка для таких затей, но убийцы с Близнецов напирали, что им тут все остофигело, и они задешево на 2-й Эпсилона оставаться не хотят. Да и мочилово с волками — слишком рискованная тема. Такое не просчитать в деньгах и лучше сразу взять больше.

Партнер прислал свежие данные о злодеяниях банды Мбалы на землях бедных и несчастных пустынников. В Родамаре мелкое племя задержало ему выплату дани. Какие-то долбанные 10 тысяч местных денег. Вчера тридцать волков к ним наехали — избили всех жестоко, дали старейшине прикладом по зубам, забрали каких-то мальчишек и девчонок в рабство и пару разбитых старых джипов.

Неплохо, — думал сонно Ворон, откладывая телефон, укладываясь затылком на огромной пуховой подушке, — странный этот Мбала, миллионами ворочает, а за 10 золотых удавится. Хочет, наверное, чтоб его все боялись. Иначе зачем бы ему вообще тут нужны были волки, с ним же итак никто ссориться не хочет…

Солнце весело играло с глазами и рыжей щеткой волос Радуги, бросая блики и прямые лучи туда-сюда, как будто на его лице показывали какое-то отдельное загадочное кино. Ветка смотрела, как он смеется, любовалась, как он дышит, как капли пота мелким янтарем блестят и катятся у него по лбу и щекам, слышала его горячий пар из широкого рта, жаркими волнами ритмично окатывавший ей нос. Он старался.

Волки не часто случались умелыми или хотя бы прилежными любовниками. И один то оргазм не всегда удается словить даже принцессе. Волки, конечно, могут быть очень страстными и отчаянными, ведут себя в постели как в последний раз, порой, оно так и есть. Это очень бурно и ярко, но очень быстро. Как пожар.

К тому же дочери Хаса не так просто было с кем-то сойтись даже и на ночь. Отец никогда не был против ее знакомств в парнями, что называется «в целом», и не парил никогда, всякой фигней, типа «ни ни до свадьбы», да и не пытался даже выдать ее замуж. Но в среднем из каждых трех возможных кавалеров, Хас отвергал двоих — то по политическим причинам, то подозревал, что вражий агент, то из-за неснятых взысканий, то рановато этому мальчишке «еще себя не показал»… А если Хас был против, то лучше такому волку точно не давать, а то потом узнаешь через пару недель, что грохнули. «Странно, папа, почему ты запрещал мне строить глазки Радуге… Я много потеряла», — думала Ветка, когда ее накрыло, в третий раз.

Она дрожала и смеялась, краснела пятнами и чувствовала, как испаряется с ее кожи усталость и гнетущее напряжение последних дней. Со смехом уходили страх и неуверенность, она тискала руками плечи Радуги, видя красные следы своих пальцев на розовой коже. Он двигал ладонь ей по влажной ноге и что-то там прикалывался. Рыжий вел себя с ней непринужденно, как с подругой, так запросто, что с ним можно было во всех смыслах расслабиться. Если все волки были как пожар, то он был как Солнце. Светил и грел ровно и долго, не сжигая.

Черт такой, носит вечно дутые куртки, или не приталенное пальто, всякие толстовки… Ветка, конечно, прикидывала, что у него должна быть неплохая фигурка, но впервые увидев его голым, едва смогла скрыть восторг. Это был просто бог, настолько идеальное мужское тело, принцесса еще не встречала. Узкий, высокий, с четко очерченной мускулатурой, широкими плечами, стройной осанкой. Вылитая статуя Светоносного, которому поклонялись в Змеинной долине до Больших перемен.

Улыбчивый бог, в лучах солнца навис над ней снова, подав налитый фужер с вином и блюдечко с сыром, засмеялся, опять полез рукой к ней под простынь и нежно прикусил ей левый сосок. Ветка, почувствовала, что праздник еще не кончился, хихикала, и пила вино, счастливо глядя в потолок, когда за окном бахнуло, стекла издали звук гитарной струны, но удержались целыми в рамах. Еще раз бахнуло и еще. Радуга застыл над ней, уставившись в окно — Сука, достал уже, — поднялся и слез с кровати, торопясь натягивая штаны. Ветка потянулась за ним, успев еще потрогать ладонью его точеные мокрые от пота бедра. Он накинул куртку на голое тело, сунул ноги без носков в сапоги и выскочил из комнаты — выяснять потери и в который раз пытаться поймать вражеских минометчиков.

Белый пристрастился так шутить — брал каждый раз новые три грузовика с транзитными номерами, прятал в них три свои легких миномета с расчетами. Они спокойно в потоке дальнобойщиков ехали по трассе на северо-запад. Тормозили всякий раз в новой точке километрах в пяти от космодрома, делали один-два залпа и сваливали. Стреляли не прицельно, потому что так и не смогли всунуть разведку на Кобру, но все равно шесть мин каждый день, ахавших в самый не подходящий момент посреди базы, это не пять. Первые два залпа и вовсе унесли жизни пятерых бойцов и двух работников, еще шесть человек были ранены. Теперь народ по базе больше не шлялся как по дому, Радуга стал следить, чтобы перемещались на улице только бегом и запретил стоять без дела, курить или базарить вне укрытий. Все это, конечно, парило народ, не привыкший так жить и прятаться. И потери все равно были — кого-нибудь да цепляло, хотя бы легко. Иногда горели тачки или какая-то техника. Хорошо, что основной корпус базы, куда в итоги пришлось запихать весь народ и все сколь-нибудь ценное, построен на случай войны крепкий, минометами его не прошибить.

Радуга в тайне надеялся, что однажды стрелки хотя бы нечаянно зацепят общаковских ПВОшников, прикрывавших космодром и стоявших впритык к базе Радуги, тогда бы Белый огреб по полной. Но твари так сильно не промахивались. И при этом Белый не беспределил, обстреливал только саму базу бригады, не трогал терминалы космодрома, корпуса обслуживания, летное поле и стоянки звездолетов. Иначе бы нарвался на претензии префекта Северо-запада и Аэрокосмической службы. Конечно, жалобу префекта Белый как-нибудь да переживет, на крайняк откупится.

Мысль о том, чтобы устроить беспредел по всему Северо-западу, пока Радуга, ответственный здесь за порядок, отсиживается на Кобре, давно уже зреет в обиженной после разгрома Верного и гибели Пули башке Белого волка. Но ведь рыжий может в ответ устроить беспредел в самом Змеинодольске… И неизвестно на кого будет жаловаться тогда Клюву змеинодольский мэр. На Радугу-погромщика или на Белого, спровоцировавшего его, но не сумевшего защитить город? Надежно прикрыть огромный мегаполис несколькими сотнями стволов у Белого не получится. А мэр может любого лидера бригады на самом деле растереть в порошок и без помощи Клюва. И не важно, что Белый — честный и уважаемый волк, лидер тысячи вооруженных идущих за ним свободных. А мэр всего лишь избранный остальными мужик, ведущий какие-то игры с барыгами, зависящий от мнения толпы бесправных и беспонтовых, имеющий в качестве полиции только городскую стражу, вооруженную только свистками и палками резиновыми… Да, это волчья земля, и дело мэра возиться с канализацией и мусорками, а не скалиться на волков. Но если мэр захочет, Белый жить и работать в Змеинодольске не сможет, а его бригада развалится.

Взаимоотношения между вооруженными и остальными на Бете Близнецов даже за те 15 лет, что здесь ошивался Белый, сильно усложнились. Когда он сюда только прилетел с Гарпии, волк мог просто грохнуть любого чиновника, что посмел разявить на него пасть. А то, что творится теперь, не лезло ни в какие ворота. Избранные населением мэры и префекты за последние относительно мирные годы разбогатели, стали создавать крепкие союзы с крупными тоже накопившими большие бабки корпорациями, задабривали быдло благоустройством и соцподдержкой, и, видимо, не хило башляли предводителям. Все чаще при попытке волков наехать на какой-нибудь банк, лидеру бригады звонил предводитель и орал в трубку «Стоп!». У Хаса в Змеинной долине это, пожалуй, зашло дальше всех. Таких борзых префов и барыг нет нигде больше в стране Горных Волков. А Рос, мэр Змеинодольска — холеный высокий блондинчик, инженеришка, учившийся на Стрельце, и вовсе вел себя так, что сразу было видно, не застал он времена утюгов и паяльников, не знает, что это такое. Белый и поддержавшие его в войне за пост Предводителя лидеры бригад не болтали пока. Но план Белого был в том чтоб покончить с этим парадом борзых щенков и показать всем чиновникам и торгованам их место. А некоторых, особенно, Роса, так и завалить.

Ветка, приподнялась на локоть, ткнувшись коленом в липкие Радугины капли на простыне, видя в окне черные пятна ям на асфальте площадки, джип с разбитыми стеклами и дырами в борту, поняла, что четвертый не состоится: «Вот же суки!»

Эта мысль принцессы относилась сейчас не только к минометчикам, разбомбившим ей оргазм, и даже не только к Белому — тупомордому самодовольному уроду, привыкшему упиваться властью и насилием. Ветка, лежа на мокрых горячих простынях, думала о том, как достали ее все эти волки. Ведь жили же нормально без них до Больших Перемен. Конечно, сам виноваты, устроили между собой свару, сами поназвали к себе в наемники со всех концов небес головорезов. Сами потом струсили и легли под их власть.

Но ведь сейчас уже можно жить нормально. Растут города, банки, строятся дороги и электростанции, больницы и школы. Но эти гребаные волки вечно влезут со своими пулеметами, своими дебильными амбициями. И опять все несется в пропасть и разруху. На севере Беты живут два с половиной миллиарда человек и только максимум три миллиона всех этих волков, медведей и прочих вооруженных хищников. Но из-за них сюда не инвестирует ни одна нормальная трансгалактическая корпорация, все уроженцы Беты невъездные в СГЦ и на Стрельце, а по всем другим галактикам окружены подозрением и наблюдением полиции. Вся земля Ветки, где тысячами лет жили ее предки, теперь считается бандитским анклавом и угрозой для цивилизованного мира, позором человечества.

Да, Ветка росла в доме Хаса, с детства ее окружали волки, от которых она теперь мечтала избавить свою планету. Многих она любила, многие ей нравились. Ей было страшно сейчас чувствовать что те, к кому она испытывала нежность, считала друзьями и родней, иногда ей казались врагами, вирусными бактериями, поразившими ее страну. Она, гордо именовавшаяся волчицей, порой вдруг кривилась, услышав это в свой адрес. Она, блин, дочь своей земли или оккупантка?

Взяла телефон, набрала Ферса, хозяина и гендира банка «Верный», крупнейшего в стране Горных Волков:

— Мои люди тебе ущерб нанесли в Каменном углу Змеинодольска. Ты пойми, мы против Белого воюем, Сам же небось не хочешь его предводителем увидеть в долине. Я хочу тебе 5 тысяч золотом возместить.

— За Орла агитируешь? Он мне нравится, но мне же не голосовать. Это ваши волчьи дела.

— Я не про Орла. Помнишь наш разговор год назад про Палату? Может, пора начинать?

— Может, — Ферс на том конце Волчьих гор сделал паузу, — мне неделя нужна подумать. Может и пора.

Пять тысяч — половина всей заначки, что отец оставил Ветке в качестве родового капитала. Ветка давно знала Ферса — сухого, невысокого, со строгим узким лицом банкира, учившегося в СГЦ, вопреки любой логике вернувшегося с дипломом на родину, работать здесь в банке. Бояться, ходить по лезвиям бритв, считать и пересчитывать убытки, потери и слезы. Таки не смотря ни на что он выстроил здесь в итоге свой собственный банк, с которым теперь должны все считаться. Ферс, конечно, понял, что она дает ему эти пять тысяч на Палату.

Ветка оделась и вышла в коридор, в дежурке взяла двух проверенных бойцов из личной охраны пошла гулять в лес за территорией Кобры. Радуга поначалу пробовал запретить ей такие прогулки, но понял, что бесполезняк. Ветка, запахнув рыжее пальто и сунув руки в карманы, шла тропинками между деревьев, наряженых яркой листвой и наслаждалась солнечным днем этой решавшей все осени. Осень на Бете — холодная, серая и сырая — длилась четыре месяца, еще четыре — почти такая же весна, только без пестрой листвы. Оставив на опушке охрану, по уже выученной тропе шагала, мягко ступая по коричневым мхам, вдыхая ароматы трав, коры, шишек, хвои и листьев. Слушала сновавших вверху в кронах птиц и внизу в кустах лис. Вышла на «свое» место.

Села на кочке у большого ручья, положив руки на коленки, смотрела в быстро бежавшую мимо нее по песку и камням воду. Веселый ручей, как бойкий парень, звонко хвастал ей, где бывал да что видал. Могучая высокая широколиственница над ней, словно мудрая тетка, плавно покачивая недоверчиво копнами листвы, временами возмущенно и тягуче гудела на ветру — ой, да ладно, во заливает…

Пень с той стороны ручья смотрел пристально прямо на нее, а Ветка доставала из сумочки пакет с хлебом и разбрасывала вокруг себя крошки, приговаривая на родном языке — угощайтесь, лесные, на здоровье вам… Вынула из того же пакета кусочки сырого мяса, бросила на четыре стороны по кустам. Села опять на своей кочке и вытащив из внутреннего кармана пальто свечу, зажгла, воткнув в песок у самого ручья перед собой. Сидела, глядя в огонь и слушая лес, тихо пела песенку, которой научила бабушка в детстве, про то, чтоб все было хорошо.

Ветке всегда нравилось в лесу — удивительно, насколько здесь все такое разное, настолько невообразимо разное, а как-то может жить вместе, одним порядком. Как Батюшка Лес может поддерживать порядок, всем дать свое место и время, и при этом не потерять никакой зверушки, никакой травинки, и чтоб всякому цветочку дать возможность зацвести, всякому плоду созреть, всякой твари вдоволь набегаться, все успеть повидать за недолгую жизнь и оставить потомство?

Почему человечество не способно жить таким порядком? Почему вечно надо уничтожать какие-то расы, страны, культуры или идеи, да так, чтоб именно не осталось следа? Почему целым народам и поколениям бывает не находится места и времени, света и земли, чтоб созреть и плодоносить? Хоть когда-нибудь человечий бог дорастет умишкой своим хотя бы до уровня Лесного?

Ветка просила Лес подсказать ей, как вырастить свое дерево жизни, чтоб ровненько, высоко, надолго. Как добиться, чтоб созрела и дала плоды идея создать на Волчьих горах Торгово-промышленную палату, которая смогла бы отстаивать интересы мирных работников и барыг, защищать их от волков. Чтоб не зачахло в тени волков еще одно поколение молодой поросли жителей Беты. Ведь получилось же такое на Альфе Близнецов, откуда заезжал к отцу в гости Пума. Там одна большая планетарная Вооруженная Республика, в конгресс которой входят помимо лидеров бригад представители профсоюзов, предпринимательских ассоциаций, избранные населением главы территорий. И живут лучше, чем на Бете, и отношения со всем миром у них уже тоже получше.

Ветка просила Лес подсказать ей, как выстроить отношения с Радугой. Она чувствовала, что он ей дорог, он ей нужен. И отец говорил ей, что он нужен стране. Типа он и не волк вовсе, а рыцарь с очень далеких планет, только это секрет.

Ветка вспоминала, как вместе с отцом в детстве они сажали дерево в саду. Она помогала копать ямку маленькой красной лопаткой, держала руками влажный тонкий ствол Красноягодницы, потом ногами в зеленых резиновых сапожках подпихивала глинистые комья к стволу. Отец сидел рядом на корточках, держа ветки будущего дерева, говорил своей Веточке молодым тогда еще голосом, что она теперь ответственная за жизнь этого деревца, должна читать сайты и форумы и узнавать, как правильно за ним ухаживать, должна защищать от всякой заразы или мудаков, не дать сломать пока деревце еще слабое, поливать, если засуха, удобрять… Короче, дерево в Лесу и без тебя бы выросло. Но ты, Веточка, притащила его к себе в сад, если не вырастет, ты — убийца.

Шли дни, Ферс думал, а Ветка все звонила более-менее знакомым барыгам и заводчикам, банкирам и префектам, предлагая подписаться под проект Палаты. Белый то ли узнав про ее интригу, то ли отфиксировав ее перевод в банк «Верный», то ли просто потеряв терпение, решил хоть как-то показать силу до выборов.

Собрав все свои пятнадцать броневиков, сформировал на их базе 15 штурмовых групп — броневик и 30 бойцов на автобусе в каждой. В один день и час атаковал 15 банковских офисов по всему Западу и Северо-западу. Внезапность и превосходство в силах сделали дело. Облом был только на одном офисе, остальные 14 взяли, расстреляв небольшие отряды вооруженной охраны, вскрыли хранилища. Само собой Белый знал, что Лось и Радуга держат наготове отряды реагирования. Но их сил хватало чтоб успеть отбить максимум 6 банков, точно не все 15. При этом вслед за штурмовым группами, Белый отправил три группы поддержки с зенитками и грузовиками со спецназом — бить туда, куда сунутся эти отряды реагирования. В итоге 8 хранилищ были обчищены и вывезены без неожиданностей. 3 хранилища были отбиты подоспевшей из Кобры подмогой, а еще на 3 банках отряды реагирования Радуги и Лося нарвались на удар превосходящих сил групп поддержки Белого. Парни Ветки в тяжелом мочилове таки смогли пробиться к банку и отстоять подвал с сейфами. В двух других банках полегли все.

Такого здесь давно не видели, эти бои прошли почти во всех мало мальски крупных пригородах Змеинодольска. В общей сложности за пару часов со всех сторон в этой разборке погибло больше тысячи вооруженных и примерно триста банковских работников и случайных прохожих. На улицах собирали целые грузовики трупов волков, на асфальте и стенах домов краснели пятна крови и чернели выбоины от пуль, дымились подбитые бронеавтомобили и офисы с разбитыми окнами.

В общем-то Белый в итоге понес большие потери, у него с товарищами на всех осталось под рукой свободными от постов теперь только 400 стволов. У Радуги больше пострадали посты охраны в банках, его свободные ударные силы теперь насчитывали 600 человек, и он ждал еще подкрепления с дальних планет. Но Белый надеялся, что Радуга либо труханет в ответ соваться в Змеинодольск (бой в городе слишком непредсказуем) либо не захочет беспределить и ссориться с мэром и банкирами. Тогда Белый будет выглядеть перед выборами победителем, хотя бы по очкам. Все таки показал, что рыжий не способен выполнять обязательства защищать территории и объекты, и взял на хранилищах в общей сложности целых 16 тысяч золотых.

Ветка смотрела в окно, как готовят на вечер погребальные костры, и на монитор телевизора, где выступал в прямом эфире Белый:

— Наслышан, что барыги мутят с Веткой. Вы что-то попутали! Вы, стремные и шуганые, хотите повлиять на выборы Предводителя свободных⁈ Волю свою хотите волкам предъявить⁈ Я сегодня некоторым показал, что эта соплячка и рыжий лох им не помогут. И другим, кто хочет порычать, тоже покажу. Это Волчьи Горы! Я напомню, если кто забыл!

Белый скалил зубы в камеру, рубя правой рукой воздух перед собой, как саблей. Он хотел понравиться всем волкам, видимо не только в Долине, и напугать барыг. Поверх него на экран выпало оповещение из чата с Ферсом:

— Короче, Веточка, заводчики и торгованы не готовы пока. Всему свое время и место. А вот банкиры созрели. Пора собирать. Хотят создать Ассоциацию банков. С тебя три вещи. Будь нашим Предводителем, поговори с Клювом и пусть Радуга до выборов предъявит какой-то военный успех.

Джип летел по ямам и камням через пески, полковник рычал в телефон, прокусив язык, чувствуя во рту сладкий вкус крови и горечь пыли в носу. Не было печали, да вот на. Трое патрульных полицейских с каким-то охеревшим сержантом во главе тормознули машину курьера с грузом SP-6 прямо у ворот полевого космодромчика в Тарезе, где парковались и ремонтировались мелкие и одноместные звездолетики. Жадные свиньи явно ждали там именно эту тачку, видимо наблюдали за этим космодромом. Конечно, сразу нашли в кабине особо не прятаный пакет с 3 кг товара. Получатель-космонавт видел все через ворота и позвонил замдиректора Антинаркотической службы МВД Тарзании. Теперь он, полковник Угеб, должен нестись туда, убивая на этой «трассе», машину.

В телефоне замначальника местной патрульной полиции майор Грот был взбешен не меньше, жаловался, что молодняк пришел на службу больно алчный и безбашеный, орал, что тоже едет туда.

Обогнул бензоколонку и стоянку дальнобойщиков, где жались у кафехи несколько фур, выкатился к воротам, там с распахнутыми дверями и водилой с руками на капоте стояла старая тойота, на крыше красовался «обнаруженный пакет». Угеб, бросив руль кинулся с матами на копов, вытянувшихся перед ним «смирно» в новенькой патрульной белой форме:

— Ты…банулся, сержант. А ну сел в машину и с…бал отсуда нах… паскуда! Это наркодела, моя служба дальше работает!

— Господин полковник, — мямлил сержант, — не положено как бы. Вызвали прокурора и следователей. Сейчас приедут, оформим, передадим, а они уже Вам, наверное…

Угеб с разворота дал сержанту в торец, снеся его с ног — Почки вышибу, тварь! Вали я сказал! Из-за поворота голося сиреной выкатила нарядная полицейская тачка, из нее навстречу мчался майор Грот:

— Отставить, сержант! Слушай приказ! Оставили тут все, сели в машину и бегом на маршрут! — майор, защищая своего от бешеного Угеба, поднимал его за руку с земли, — а ты кто такой, сержант, че я тебя не узнал?

— Капитан нацбезопасности Торгул, — распрямившийся на ногах патрульный вытащил из кармана рубашки всем знакомый синий бейдж, — вы арестованы, господа офицеры.

Угеб почуял за спиной движняк, обернувшись увидел как от фур на стоянке к ним бегут как всегда изумительно экипированные черные человечки в масках — спецназ АНБ. Его грубо, взяли за плечи, нагнув мордой вниз и потащили к бензоколонке. Там сунули в дверь пыльного побитого микроавтобуса, какие обычно в ходу у челноков. В салоне с кондеем на кожанном диване сидел перед четырьмя мониторам в наушниках чел в чистом костюмчике с белой рубашкой.

Чел махнул на мониторы, где с высоким разрешением виднелась с разных углов площадка перед воротами космодрома: «Все записано. Соображаешь чего ты себе наорал?»

— Накладка какая-то, джентльмены! — жевал окровавленный язык Угеб, — это ж не ваша сфера. Дайте позвонить, сейчас все уладим.- Да некуда тебе звонить. Генерал твой застрелился сегодня утром дома. Толи жена не дала, толи дала да не ему. Бывает.

Оглушительно бахнуло и заревело — космонавт-курьер рванул на старт, решив не тормозить, огненным снопом удаляясь все дальше ввысь от земных бед. Полковник смотрел на мониторы, как приехал прокурор со следаками, как улыбается, поправляя одной рукой кудри, а другой помахивая пакетом с SP-6, красавица-модель пресс-лицо АНБ, у ног которой лежал «руки за голову» майор Грот.

В гостинной на вилле Мобара, обставленной как логово охотника или колониста, монитор в золотой раме на инкрустированной бриллиантами подставке вещал новости — во всей красе успехи тарзанских спецслужб и тяжкий урон нанесенный рогазской наркомафии. Взяли кучу копов и десять курьеров. Мобар попал на три тысячи золотых. Ворон как ни в чем ни бывало лыбился и кувыркал на лакированном столе коробку сигар:

— А че тебе то, Мобар, волноваться? Надо с Мбалы требовать — пусть возмещает. Он отвечает за груз в дороге.

— Да хрен он вернет, — сопел плантатор уперев локти в стол, — скажет, потом.

— Да позвони ему, скажи пусть сейчас возмещает. Только не сопи в трубку, по тверже скажи. Если что, забей с ним стрелку, мои подтянутся.

Мобар сказал, что в гробу видал стрелки с Мбалой, но решил попробовать позвонить. Ворон смотрел ему в глаза со всем возможным ободрением, но наркоделец все же сопел и пыхтел в телефон. Ворон услышал по громкой ответ хозяина Мугады: «Ты мне, мудак, предъявы кидаешь? Слезами, мразота, умоешься!»

Мобар, ошарашенно смотрел круглыми глазками на Ворона и часто моргал:

— Да ты меня под ножи подставил! Какие стрелки, на хрен? Мне теперь как-то с ним мириться… Теперь точно деньги не вернет… Иди пока, я без тебя думать буду.

Ворон пошел к себе, в чате пиликнул Партнер:

— Как там Мобар? Воспылал боевым настроем?

— Ссытся пока, буду давить еще.

— Нет времени! Ладно, помогу немного вечером… Но ты будь с ним и дави со всех сил.

На ужин Ворона позвали к столу, собрались с Мобаром еще человек пять самых приближенных, жрали жареное мясо с салатом из местной ботвы. Босс Замуги врубил заднего:

— Короче, волк, не буду с Мбалой воевать, а то правда слезами умоет. Если тебе сараи мои не нужны, завтра поезжай, куда хочешь.

Зазвонил телефон, Мобар отвлекся, приложил трубку к мясистому своему уху и затих. Сигара выпала изо рта в тарелку, глаза уперлись в точку перед носом, рука с телефоном, как отрубленная упала на стол, из груди плантатора вырвался сдавленный вой. Из розовой трубки голосил-истерил женский голос. Мобар, задыхаясь, вырвал пуговицы с рубахи на груди, обнажив седины на шкуре:

— В Лургузе сына моего застрелили на улице. Он там в институте учится на зоозащитника. Учился…

В гостиной повисла тишина, было только слышно, как тяжко с сипом ходит воздух в глотку Мобара и обратно, как продолжает причитать женщина в телефоне.

— Сделай мне его, Волк! Башку его принеси, — у Мобара тряслись руки и стало бордовым лицо, — Умой его в кровищи!

— Да такого подонка на куски порвать, Мобар, вот же мразь, — Ворон кипел праведным гневом, — Уроем. Пиши Мбале, что он труп, и больше с ним не общайся. Мы с ним будем по-своему говорить.

Мобар послал в чат «Сдохнешь, сука!» и блокировал номер Мбалы.

— Семьсот золотых надо, — перешел Ворон к торгу, — все-таки придется жизни на кон ставить.

— Ставьте. Пятьсот.

Мобар кончил базар и ушел, Ворон из своей кукольной комнатки написал Партнеру «Мобар ОК, давай разговоры и передвижения Мбалы и его штаба в реальном времени», созвонился с Когтем и Понедельником, чтоб готовились на завтра. Оделся, зашнуровав всепогодные свои берцы, накинув куртку со спецобшивкой, делавшей в ночи почти невидимым. Побросал в сумку взятые у шефа охраны Мобара четыре пары самодельных сандалий и самодельные же ножи, все как у пустынников и зажигательный минифугас. По его заказу на дворе ждал убитый годами и пустыней джип.

Шел без дороги по пескам с вырубленными фарами, ориентируясь по геолокатору. 60 км до Родамара таким ходом — два часа, добрался до блокпоста мугадской милиции как раз в самый глухой и темный час ночи. Оставил машину за ручьем в паре километров, обулся в туземские обутки, застегнул куртку, подняв капюшон, закинул сумку за плечо, и пошел, скрываясь за крупным кустарником к глиняной хижине, где мирно спали пятеро бойцов-соплеменников Мбалы, приглядывавших за пустынниками.

Где-то рядом с хижинкой должен был по идее торчать не спать часовой. Искать было лень, Ворон шумнул ветвями кустов и пошаркал ногой по мелким камням на земле. Тень часового появилась из-за сарая, видимо, кухни, выставив вперед автомат, бездумно шагнула в кусты. Почему-то считается, что Смерть в ночь легче, чем днем. Относительно это, но конкретно в этот раз так и было. Ворон все сделал в доли секунд, Тень без вопля и даже вздоха, тихо легла на песок с перерезанным горлом.

Уровень подготовки милиции не очень, да и дверь в хижине была только одна, окна-бойницы слишком узкие. Ворон присел у двери с ножом наготове и бросил в хату зажигательный фугасик. Полыхнуло, как надо, внутри заорали и загромыхали толи посудой, толи еще чем-то железным и звонким. В проеме двери из горячего красного пламени появился обезумевший мужик в одних трусах — Ворон резко распрямился прямо перед ним снизу вверх ткнув длинным ножом под подбородок, загнав по рукоять. Больше никто не выбежал, вопли остальных утихли среди с треском рушившихся деревянных балок горевшей крыши.

Пока ждал, чтоб догорела хижина, присел рядом с еще теплым трупом в трусах. Разными ножами взялся тыкать ему в живот, грудь, приподнял и ткнул в спину. Должно быть похоже, что резали бедолагу пустынники толпой, вымещая уж всю злобу, что есть. Повторил это дело с трупом часового в кустах. Обтоптал все вокруг всеми четырьмя парами местных сандалий.

Наконец, обрушившаяся хижина поутихла, что-то еще горело очагами или вяло тлело, но уже можно было подойти и разглядеть-убедиться в наличии трех обгорелых черных тел. Вряд ли тут утром будет работать какая-то следственная группа и кто-то будет сомневаться в виновности пустынников, но на всякий случай наследил всеми сандалиями хотя бы до пыльной дороги, где следы к утру уже занесет. Бодрым шагом пошел к своему джипу.

Свежело, поддувало ветром с пустыни, сносившим уже надоевший смрад прелых джунглей. Ворон жадно дышал холодным чистым воздухом, смотрел в прояснившееся небо, где уже гасли звезды, и краснел горизонт на востоке. Перекурил, присев на приступке дверки джипа, приложился к фляге с ромом, висевшей на ремне. Уселся за руль и пополз не спеша, все так же без огней и дороги в Замугу.

Коготь-красавчик не спал, ждал указаний. Он разобьет свой отряд на две группы по 50 человек, разделив между ними гранатометы, пулеметы и снайперов. Не светясь, в обход населенных пунктов Коготь выдвинется одной командой в Родамар ставить засаду на карательный отряд волков, что завтра пойдут мстить за сожженный милицейский блокпост. Другая его команда также скрытно войдет в Замугу, ждать волков, что приедут наказывать Мобара на вилле. Мбала поедет к плантатору в Убагу, перетирать срыв отправки грузов, его по пути будет ждать Понедельник с железными.

Дорог тут по одной во все стороны — не свернешь. Где ставить засады ясно. Во всех трех отрядах Мбалы будет по 30 волков на джипах и один бронеавтомобиль. Ездить они привыкли без дозоров и охранения. Нападать на них будут в трех точках одновременно. У засад будет преимущество в силах и внезапность. Все на мази.

Но утром глядя в чаты Мбалы Ворону пришлось все менять. Отряд в Замугу волки Белого решили таки укомплектовать граниками и снайперами, вдруг Мобар приготовился… Из-за этого они выехали только в полдень. Пришлось пропустить не открывая огонь отряды на дорогах в Убагу и Родамар. Понедельник и Коготь, снявшись с засад, вынуждены были тихо на дистанции идти за ними следом.

Доехав так до Родамара, тигры из-за холма смотрели, как волки выгоняют из хат бедолаг пустынников. Опустевшие хижины занялись огнем, а туземцы лежали харкая кровавым слюнями на песке, огребая ногами в бока. Старейшину за седые волосы выволокли на площадь и выстрелили ему в лицо на глазах у всего племени. Дети орали, женщины плакали, мужчины корчились под ударами прикладов.

— Да уж говно у мужиков работа, — сонно размышлял лежа под кустом тигр.- Сам-то чем занимался на Скорпионе? — скривил губы тигр-сосед.- Потому и говорю, что сам знаю, — тигры в отличие от малопьющих и угрюмых волков не прочь залиться с утра парой литров вина и поржать. Но сегодня трезвый хмурый день — засада.

В чате пикнул смайл от Ворона, Коготь махнул рукой. Еле слышными щелчками сработал снайперы, положив командира и еще троих, кто показался по крепче. Гранатометчик пыхнул рыжей струей в бронеавтомобиль. Железная крыша ошеломленно громко и кратко ахнула, взлетев на ярко желтой вспышке метра на два, в разные стороны легко и стремительно полетели тяжелые колеса. Сплошным шквалом загрохотали автоматы и пулеметы. Минута, и тридцать волков лежали в пыли, не успев даже понять, что случилось. Тут в Родамаре они отпора уж точно не ждали.

Тигры бегом спустились с холма в село, пересчитывая убитых, добивая хлопками из пистолетов раненых.

— У меня тридцать, комплект, — написал в чат Ворону Коготь.

— В Замуге тоже комплект, — отозвался Оскал, командовавший тиграми на дороге к вилле Мобара.

А вот у Понедельника получились проблемы. В момент когда налетел на засаду отряд волков в Замуге, и открыли огонь тигры в Родамаре, Мбала оказался в слишком неудобном месте для атаки. Со всех сторон открытое место — скрытно не приблизишься. Пока железногорцы разглядывали противника в бинокли с безопасного удаления, хозяин Мугады узнал о гибели своих людей и запаниковал. Построил машины кругом, поставил посередине этого импровизированного укрепления бронеавтомобиль, который теперь шарил вокруг пулеметом, локатором и тепловизором. Ворон, читая его чаты, узнал, что падла такая отменил встречу с плантатором и вызвал грузовой вертолет такси. Борт будет через четыре часа.

— Типа хана, — напрягся Понедельник, улетит в Мугаду, — мы его там не возьмем.

Ворон чесал седины и грыз чехол телефона, вскочил, успев ответить ему «Жди, все ОК».

Вертолетная компания такси в этих краях одна. Такой же грузовой борт той же модели и той же фирменной раскраски, что и вызвал себе Мбала, стоял на приколе, как у постоянного клиента, рядом с виллой у Мобара. Крикнув плантатору, чтоб оплатил полет, Ворон вытащил с кухни хотя бы одного пилота, пинками поторопил техников. Через полчаса вертушка пошуршала в сторону Убаги. Пилот, хоть и один, но справится, зато от ушедших купаться не речку остальных пятерых членов экипажа в салоне остались брошенные комплекты форменной одежды.

Понедельник отъехал от Мбалы на двадцать км, туда прилетел Ворон. Пилот раскололся — показал свои нычки для контрабанды. Железногорские волки попрятались кто в эти нычки, кто за рулоны какой-то шняги, кто за ящики, накрывшись брезентом. Пять самых низкорослых натянули форменные штаны и рубашки, нахлобучив синие фуражки. За 30 минут до подхода всамделишного такси, пилот под дулом пистолета в своем фирменном чате оповестил клиента Мбалу, что будет через пять минут, борт номер такой-то. Подлетели к стоявшим посреди песков машинам, сев метрах в ста от них, открыв аппарель, написав ему «Машина подана, мы очень рады, что Вы выбрали нас!»

Подбежали пара волков. Один бегло глянул в кабину, другой в салон, крикнув «Пусто! Заходим!» Двадцать бойцов с Близнецов взяв Мбалу в живое кольцо, повели к его кабине, усадив вместе с двумя своими в кресло за пилотом, рядом с «остальными членами экипажа».

Сами пошагали по аппарели в салон. С машинами и бронеавтомобилем оставили десять человек, добираться своим ходом. С ножами в боках двое волков, что сидели рядом с Мбалой, не успели охнуть. В салоне волков душили и резали также быстро и тихо, внезапно вынырнув из щелей нычек и из-под брезента. Завалив пол трупами, железногорцы открыли иллюминаторы — выставив жалящие снайперские винтовки, отстреливая тех бойцов Белого, что остались с машинами. Гранатометчик выкатился кубарем по аппарели наружу, вскинулся и пустил заряд в бронеавтомобиль. За ним выскочили автоматчики с пояса бегло добивая оставшихся. Пока Понедельник ходил со своими среди расстрелянных джипов и чадящего броневика, добивал раненых и пересчитывал трупы, Ворон оттащил тело убитого волка от Мбалы, выволок наркодельца из кабины, бросив в пыль, сопроводив ударом ноги, положил его на спину, сев рядом на корточки у головы.

— Скажите Мобару. Это не я его сына завалил, — хрипел Мбала, глядя на длинный наточенный нож-пустынник, в руке у Ворона.

— Никогда, — ответил честный Ворон, оттянув голову Мбалы за волосы и резко двинув ножом по горлу.

В шее чвокало и хрустело, брызгая тугими узкими фонтанами крови вверх. Ворон поднял отрезанную голову над песком, ожидая, чтоб стекло побольше тягучей темно-красной, почти черной жижи. Сфоткал на телефон и отправил Мобару «Твой трофей. Ты победил!»

Сунул голову в прочный целлофановый мешок, положил в сумку через плечо, туда же бросив грязный нож, сел в кабину, глядя, как железногорцы шмонали захваченные машины на тему трофеев.

Дэн дергал ногами, упирался локтями в бетон, тянулся лицом ко мне, лежа спиной на грязной плитке лестничной площадки. Стоптанный каблук его сапога колотился в стену, оставляя серые метины, кровь обильно сочилась из груди, капая на пыльный пол. Я правой рукой давил со всей силы скомканной курткой ему на рану, левой подхватывая его за плечи.

— Не уходи… пожалуйста, не уходи, — глухо с надрывом хрипел он, глядя сквозь меня, в серый потолок.

— Я здесь, я с тобой.

Бил в нос запах кислятины от его и моей хэбэшки, от нас всех здесь сбившихся, как затравленные звери в этой западне — немытых и небритых. Кислятиной пахло железо калашей и последних гранат. Кислятиной был пропитан сам воздух, с отдушками пыли, пороха, нечистот в забитом туалете прямо по коридору, запаха вскрытых банок с паштетами и тушенкой, сваленных на столе на этаже. Кисло несло аскорбином и всякой аптекой из угла холла, где обосновался со своими ранеными медик.

Медик подходил к нам пару минут назад, наврал громко, что все ОК, сейчас поможет, страдальчески посмотрел мне в глаза, кивнув, что «без вариантов», вколол Дэну в плечо через китель обезболиватель, усталыми шагами потерявшего все надежды пошел к себе в угол, сев там на пол между двумя подопечными лежачими, качественно перебинтованными — все что он мог для них сделать.

Дэн — парень неглупый, конечно, обо всем догадался. Прижался ко мне со всей силы и не отпускал, — Не уходи, ты мне нужен…

Мы вляпались по полной, наше восстание провалилось. Как обычно, за все доброе и светлое поднялись лучшие парни на районе… И план был не плох. Мы поднимаемся первыми, Спасаем от ареста мятежных судей, отказавшихся выносить незаконные приговоры, закрепляемся в здании Дворца Правосудия и близлежащих домах. Когда на нас нападает гвардия тирана-узурпатора, наше дело отбить пару первых атак, продержаться часа два. Потом армия встанет на сторону народа и закона и придет нас спасти. Мы отбивались от гвардии сегодня весь день, но армия решила остаться в нейтралитете.

В разных частях Дворца уже хозяйничал гвардейский спецназ, — вошел через подвалы и окна. Мелкие группы наших торчали разрозненно на разных этажах. Нас тут оказалось полсотни, успели отстроиться со всех сторон баррикадами из мебели, обтянуться растяжками, выставиться постами. Пару раз «эти» совались к нам. Решительные крики наших «Стой, иди назад, брошу гранату!» их остановили. У нас тут в основном были ребята, прошедшие через разные горячие точки, таких чувствуешь за версту, и не хочешь связываться. Гвардейцы обложили нас по всем правилам, но на штурм не лезли. Снаружи только в наш угол стали почаще долбить пулеметы и снайпера.

Дэн — коп, случайно в общем-то к нам прибившийся, охранял судей по особо важным делам, соответственно без военного опыта. Хотя проявил героизм и мужество, когда-то в уличной перестрелке с бандитами, за это его и «повысили» тогда до судейской охраны. Присоединился к нам по идейным соображениям.

В последние дни мы с ним скорешились — много о чем с ним было можно поболтать. Восстание, конечно, должно быть стремительным, но в нашем скорбном случае мы все время должны были чего-то ждать, инициатива была у судей, политиков, потом ждали вояк. Промедление — смерть восстания, и наша смерть. Но все эти часы ожидания нас подружили с Дэном. Он на самом деле многое повидал, наслышал, много читал и думал. При этом не закрылся, как многие молчки из наших, кто видел смерть, и не научился врать-стелить пустыми политкорректными фразами ниочем, с Дэном было интересно поспорить. Он говорил мне что в той уличной перестрелке все выстрелы сделал мимо, никого не убил, но победил, защитил потенциальных жертв нападения, обеспечил спецназу возможность ареста преступников. Все мечтал, что вот такой же фокус можно провернуть и в масштабе страны. Выиграть на выдержке, волевых и на силе правды. И без крови. Верил он, в общем, в светлые стороны человечества. Мне даже нравилось думать, что если мы победим, то вот такие парни и будут рулить тут в полиции, да и везде. Вчера вечером, пока «все готовилось», мы сидели на балконе, глядя с высоты на величественный лик мегаполиса, тонувшего в багровом закате, пили чай с тортом, обнимались и тихо смеялись, нам было тепло, что мы вместе. Мы были рады, что пойдем в бой плечом к плечу…

Вроде мы правильно шли по лестнице. В присяди, ниже окон, по лестничной клетке — броском. Я уже проскочил, прижавшись спиной к серой стене, положив автомат на колени, смотрел, как кинулся вперед Дэн. Звякнуло над нами стекло в окне, брызнув горсткой мелких, как песок осколков. Дэн на лету повернулся всем телом и повалился на ступеньки, застряв ногами в узорах перил, вцепившись руками в грудь. Я подтащил его к себе ближе, чтоб не светился в окне, оторвал его ладонь, глянув, что там. Хана.

Нас в Академии учили, как провожать на тот свет. Одна из обязанностей джедая — помочь бойцу встретить этот миг, не уронить себя со страху, уйти гордо и с достоинством. Без разницы куда и к кому он идет, в какие миры — пусть войдет, как воин. Прощение ли там его ждет, слава ли, или кары и муки, пусть ему там будет уважение.

Но в тот раз все было не так. Дэна мелко колотило у меня на коленках, обезболиватель был у медика так себе. Он хрипел, вцепился рукой мне в плечо, тянул к себе, просил не уходить, говорил, что я ему нужен. А я как будто забыл слова, давил ему чвокавшей потемневшей курткой в грудь, у меня все сжалось внутри, окаменело, челюсти стиснулись, голову будто вставили тиски. Я, вытаращив глаза, смотрел, как уходит из парня жизнь, как кривит он губы, как возит окровавленной ладошкой по ступенькам, оставляя грязные линии на сером бетоне. Во мне что-то сломалось, я зарыдал, чувствуя себя беспомощным и обреченным, как в детстве. Когда тонешь в неизбежной и непоправимой нелюбви, в темном несчастье. Взял его за руку, она отозвалась горячим теплом, она была родная, пела мне на каком-то языке, который знали только мы двое. Казалось, мы знакомы с рожденья, знаем друг про друга все. Он мог бы мне быть братом, в те секунды казалось, так оно и было. Словно мы вместе ходили в школу, прятали дневники с двойками, вместе ели торт на дни рождения, вместе мечтали. У меня не было настоящего брата — друга. И вот я встретил его здесь на этой лестнице, он был в моей жизни несколько дней, теперь уходит навсегда.

Сука, почему⁉ Я комкал куртку у него на груди, чувствуя вязкую теплую кровь, слышал сладкий запах крови и кислый — всего остального вокруг. Ведь, мы же могли уйти вместе. Восстание, конечно, провалено, но джедая так просто не возьмешь. И я уже знал в тот момент, как я через пару часов выйду из здания и выведу с собой тех, кто рядом. Да, будет не славно, придется врать и прятаться, а потом разбежаться в разные стороны, до конца дней помнить, как нас здесь победили. Но мы все выживем. Почему именно он не пойдет с нами⁉ Почему, сука, именно Дэн останется здесь в этой кислятине⁈

Я трясся и ревел, слезы лились по грязному лицу, было страшно и стыдно, что именно ему я не в состоянии сказать сейчас на ухо правильные слова, помочь и ободрить. Он глядя на меня тоже рыдал. Мы оба сейчас были перед ликом Смерти не бойцами, а сопливыми несчастными мальчишками. В отчаянии, вдруг потеряв где-то какие-то контакты нейронов, связывавших меня с академическими джедайскими премудростями и символами, я не знал где искать помощи и сил. Дэн судорожно и резко вдохнул, рывком прижал меня к себе, тонким через слезы голосом, сказал «Ты молодец, ты справишься». Я обнял его, вцепившись пальцами ему в спину, прижал его лицо себе к груди, уткнулся мокрыми глазами ему в черные потные волосы. Женщина в длинном черном пальто стояла в свете фонаря на площади вечернего города и смотрела на нас — двух зареванных дошколят в одинаковых джинсах и куртках. Мы бежали к ней, ухватились за подол пальто и плакали в сухой ворсистый кашемир. Побили вас, мои милые мальчики? — Она гладила наши стриженые затылки и грустно улыбалась. Нежно взяла его на руки, прижала к груди, печально и ласково посмотрела ему в лицо, что-то шепнула и поцеловала, он перестал плакать и улыбнулся. Я продолжал выть и заливать ей слезами пальто, почувствовал, как резко дунул теплый ночной ветер, обдав нас мелким дождем. Дэн на лестнице, ткнул со всей силы мне носом в грудь и затих, я подняв голову, увидел серый потолок и игравшие в пыли рыжие и желтые лучи света из окна. Вокруг был ненавидящий нас город, стрелявший по нам со всех сторон из пушек и пулеметов. По радио вещала-скрипела какая-то известная артистка, от лица интеллигенции требовавшая додавить нас, гадов, всех до последнего гаденыша. Серый бетон давил больно в локоть. Только эти радужные лучики в облаках пыли были добрыми. Только обмякший Дэн у меня на коленях был теплый и родной. Я прислонился головой к стене, трогал пальцами его волосы и щеки, смотрел в разноцветные лучи и плакал.

Вспоминая все это неожиданно четко и в деталях, я шел в темноте в ту сторону, где мерцал какой-то свет, пока не вышел вдруг туда, где почувствовал ногами твердый грунт. Тьма теперь лежала позади меня, как ночной пруд, непроглядной массой неподвижной черноты. А я стоял на берегу этого пруда — на серых плитках ухоженной ночной набережной с тусклыми фонарями и резными деревянными скамеечками.

Двое бухали в потемках у скамейки. Тот из них, что бородатый, похожий на викинга, уставился на меня, словно настраивая пьяные свои окуляры:

— Ты что-ли? — окликнул хриплым басом, неожиданно четким среди тишины, — Сработал меч?

Я начал узнавать его — один из тех бородачей, что дали мне меч. Давным давно. Тот самый клинок, которым я завалил потом Грога.

— Нормально все, свое дело сделал, — подошел я к скамейке, хлопнув старого вояку по плечу, — хороший меч, благодарен за подгон.

— Мы ему «Противника Бога» дали. Он очередного Вседержителя завалил, — Варяг довольно улыбаясь, пояснял про меня своему собутыльнику.

— А че тогда тут торчишь? Такое дело можно долго «там» праздновать, — поздоровался со мной за руку крепкий плечистый парень в тельняшке и голубом берете, — за что здесь оказался?

— Сам пришел. Достало все.

— Фига ты, чувак! — Десантник заглянул мне в глаза, проверяя не слетел ли я с катушек, — думаешь тут веселей?

— Наливай, — решил я свернуть тему, — сами то как?

— Как всегда. Тут все как всегда. Вспоминай, да думай, — Парень в тельнике сунул мне в руку пластиковый стаканчик, налил, махнул рукой на скамейку, где был нарезан черный хлеб и вскрыта банка тушенки, — вид у тебя обиженный. Боевые не заплатили? Бывает…

— Он джедай, — Викинг опрокинул в глотку стакан, ковырнул пластиковой ложкой тушняк и отломил кусок хлеба, — они за мир во всем мире, не то что мы с тобой, солдатик. Ни трофеев ни боевых. Только чистая радость победы над злом.

— Хоть орден дали? — Тельник выпил и закурил, — Не, ну я видел таких. Которые от самой войны тащатся. Не за бабло а за адреналин, за честь и славу. Но они сюда особо не стремятся. Празднуют там у себя по полной, гордятся. Что не остался-то? Что-то с тобой не так.

— Да все не так, братишка, — я в три глотка выпил водку, занюхнул хлебом, — девчонки меня не любят. Достало там все. Не интересно. Дай сигарету.

— Ого… это надо выпить, — Тельник ржал-хохотал, наливая, — Вот горе-горе… Бабы суки!

— Да, боец, — смотрел на меня с изумлением суровый варяг, — не ждал такое от джедая услышать. Вы там все такие? Я слышал, конечно, что не от мира пацаны. Но как вы еще там сами не передохли от тоски? Девки их не любят. Они никого не любят, товарищ. А интересного ты чего такого там ждал? Думал, кино покажут? Может, и правильно ты тут оказался. Посиди, повспоминай, подумай.

— Чувак. Бабы — это, как камень, как земля. Она сама по себе никого и ничего любить не может. Может бояться только, обижаться и иногда очень четко мстить. Мы, мужики, мы все для нее инопланетяне, чужаки, захватчики. Мы десантники в очень глобальном смысле. Нас швыряет сюда неведомо какая тоже в общем-то недобрая тварь. И вот нам в отрыве от своих, полагаясь только на себя, как-то тут надо выжить, а хорошо бы еще и закрепиться на плацдарме, детишек настрогать, дом построить. И этот вот десант — это и есть любовь, которая в песнях красиво воспета и в книжках. Трахаем мы этот мир. Насилуем. Стараемся, конечно, красиво трахать. С цветочками, с прелюдиями, с нежными словами и подарками. Но чтоб быть добрым, надо быть сильным. А ты, похоже, слабак.

— Он Грога положил, — вступился Викинг, — под молнии бросался с мечом.

— Да я не в смысле обидеть. Джедай, я к тебе со всем уважением, без вопросов, — Тельник хлопал меня по плечу, — я подсказать просто хочу, помочь. Мы-то тут уже давно сидим, вспоминаем и думаем.

— Тебя твоя, что ли не любила?

— Говорила, что любила, а так, хз, что у нее на уме, — Десант курил одну за другой, прихлебывая водички из баклажки, — бабы слабые, им страшно жить. И если ты не самый страшный и опасный для нее, при этом защищаешь ее от других и опасных, от голода и от других страхов, то она согласна тебя терпеть. Вот и счастье. Вот ты и победил. А вы, джедаи — пилигримы гребаные, герои да раздолбаи. Какая от вас защита? Наломал дров и помчался на другой край света очередное зло забарывать. А ей ни баблосов с тебя ни пенсии. Такие как ты им только помеха. Шухер, нервы и никакой пользы. И интересного ничего в земле и в бабах тоже нет и не может быть. Интересны только поступки. И эти поступки могут быть только твои. Никто кроме нас — нас не развлечет. Никто не спляшет. Сам пляши. Усвоил?

— Про слабака недопонял, — протянул я ему пустой стакан. Странно тут работает водка. Не горячит. Не развозит. Наоборот, мысли четче, память ясней. Только клонит в сон и создает впечатление остановки времени — движения моих товарищей становились с каждым стаканом все плавнее и неспешнее.

— Ты если бы хотел счастья, ты бы остановился. Если дальше бежишь, значит со страху. Боишься, что не сможешь защитить, потеряешь. Боишься потерять. Поэтому тебе проще не связываться ни с кем. Это слабость твоя. То есть все мы все потеряем однажды. И это больно. Но мы перешагиваем этот страх и живем. А ты ссышься.

— Ты, джедай, если так ноет очко потерять, делай, как я, — длинно глотал воду Варяг, — в каждой гавани по бабе. Всех не потеряешь. Дорого, конечно, много надо добычи. Но ты же в походах не реже моего, просто трофеями не надо брезговать. Бабы — это же и есть материальный мир. Это мы как идеи носимся, как ветры. Я тоже могу в одной куртке пол жизни прожить, и жрать хлеб с водкой и ночевать в лодке под дождем. Но бабам трофеи нужны. Материальное к материальному. Ты ж бабами не брезгуешь? А они трофеи ого как любят. Одного без другого нет.

— Да я по одной сох, другой не надо…

— Кто такая, из каких?

— С ресепшена у Врат.

— Ты е…нутый, джедай. Точно. Они же нарисованные, — берсеркер качал головой, — причем специально для этого и нарисованные. Не дают тебе Врата пройти, отвлекают, морочат, чтоб застрял перед ними и в дверь не ступил. Она морок.

— Какие Врата? — оживился Десант, — Давно я ни в какие ворота не вламывался. Давай вместе, летун? Так-то ничего страшного. По большому счеты все девчонки — нарисованные. Это очень точный образ. И ведь все они на самом деле, что-то прячут всегда. От чего-то отвлекают, морочат.

— Не в курсе про вообще всех, — Варяг взялся вспоминать, — Но в тех Вратах рулит такой шеф охраны Фокус. Он играет светом на стене, рисует этих милочек так, что двери просто не видно. Это по надежней часовых. Если глобально, то видя их, цепляешься за материальное, хочешь их добиться, тащишь им подарки и трофеи, паришься и увязаешь в этом нарисованном материальном мире. Сам становишься картинкой на стене. Частью этой огромной голограммы, в которой нарисованы наши галактики.

— То есть, это типа РЭБа, обманки, — Тельник уселся на скамейке, взялся расставлять на асфальте бутылки и стаканы, набрасывать так схему обороны противника, — если там глазам нельзя верить, надо щупать на тепло или на металл… Двери-то железные?

— Да я там не был, да и никто из живущих в этом мире, дверей не видел.

— Дык, если не мы, то кто? Никто кроме нас, — Тельник в возбуждении хлебнул протяжно с горла и поморщился, — ты представляешь, бородатый, если там еще никто не был, сколько там всего? Не тронутая бухта! И все ждет нас! Стартуйте и будете первыми! Что там за Вратами? Хотя бы ориентировочно? Золото?

— Другой мир, — напрягся я. Вот уж не ожидал, что даже здесь наткнусь на чертей, возжелавших пройти за Грань. И придется помогать? Это же долг джедая, — Вообще другой мир. В каком-то смысле будущее. Как вы сейчас в прошлом, так за Вратами — будущее.

— Ништяк! — тер руки Десантник, — Пошли! Я понял, чувак, их фишка, что ты их боишься потерять. Девчонок этих, лавэхи, все материальное вобщем. Посылаем их нахер, и видим дверь. А там разберемся, прорвемся. Где мы там Победа! Кроме баб нарисованных есть там еще охрана?

Позорный разгром на Волопасе ударил по авторитету Белого. Об этом судачили везде, Радуга, конечно, не стеснялся давать комментарии в СМИ на тему того, что «звездные войны» — крутая тема, но с такими косорукими бригадирами туда соваться же не надо, только позор для остальных волков, которые кровью и потом зарабатывали в галактиках авторитет надежной силы. Но все-таки это было слишком далеко от Змеинодольска и не отменяло Белому возможности захватить власть в долине.

Веткины затеи с барыгами казались Радуге интересными и перспективными. Он неплохо помнил курс политэкономии в Академии и понимал, что если у Волчьих гор и всей этой бандитской вольницы на Бете и есть будущее, то оно примерно там — в создании гражданских институтов, нормальных законов и государств. Живой пример тому — Республика на Альфе. Но Веткина затея может принести плоды с годами, а выборы через пять дней. И знание политэкономии говорило Радуге, что надо вломить Белому всеми силами, что есть. Немедленно пустить кровь и показать силу.

Вечером прибудут с Ориона еще 100 бойцов, в общей сложности у Радуги будет 900 свободных стволов, у Белого — 550. За трое суток до выборов решили наступать. Оставив по пятьдесят своих волков в резервах на базах, командами по полторы сотни человек Лось займет целиком весь Каменный угол, с офисами крупнейших барыг долины, а Веткин Сокол захватит ТЭЦ, выбив оттуда охрану союзника Белого. Радуга с такой-же группой войдет в центр города и возьмет вокзал с сортировочной станцией и складами. Гепард с тремя сотнями бойцов, тремя зенитками, четырьмя броневиками (вся броня, что осталась) зайдет в западный район Змеинодольска, встанет примерно на равном удалении от Сити, ТЭЦ и вокзала, и окажет помощь той из команд, по которой ударит Белый своими силами. Все три объекта для города критически важные, но сил у Белого только на один хороший контрудар.

Чем хороши парни, прибывшие с дальнего космоса — почти никто их тут не знает в лицо. Опять переодевашки, опять грузились кто в туристические автобусы, кто на грузовые фуры, часть ребят въезжала на вокзал на поезде с толпой пассажиров. Скворец со снайперами засел на близлежащих крышах — отстрелял внешние посты и патрули. В момент первых выстрелов бойцы со Сфинкса, типа стоявшие в очереди за билетами, набросились на пост вооруженной охраны и порезали ножами не дав успеть опомниться. Так же быстро и тихо взяли депо. На складах сортировочной вышла заминка — охрана успеха вскинуться и начать шмалять, пост заперся в дежурке с бронированными дверями.

Фура со стрелками, сломав ворота вошла внутрь, граником сожгли таки пост в дежурке, сцепившись в перестрелке с остальными охранниками, залегшими за колесами грузовиков и палетами. Били с разных сторон, оборонявшиеся не могли понять, откуда атака и определить нападавших среди кучи прятавшихся где попало грузчиков, кладовщиков и водил. Через пять минут сортировочная была взята. Главный козырь охраны вокзала — отряд реагирования, 30 хорошо вооруженных бойцов, сидевших на всякий случай в административном здании жд/компани, фасадом выходившим на перроны с противоположной от терминала стороны.

Радугины «пассажиры» подгадали поезд, чтоб подходил прямо на ту платформу, куда будут выходить по тревоге вражьи бойцы резерва. Когда эти тридцать, видимо целясь помогать еще стрелявшим своим товарищам на сортировочной, вывалили гурьбой на перрон, из окон поезда по ним дали шквальный огонь. Когда весь резерв лег, залив кровью бетон платформы, Радуга со своими сгрузившись из поезда пошел на штурм здания офиса железнодорожной компании. Гранатометами снесли двери и окна первого этажа, входили сразу во все щели, расстреливая охрану. Человек десять Белого отошли вглубь коридоров, забаррикадировались в подвале с сейфами финслужбы. Для них был заготовлен газ.

Потеряв почти двадцать человек, Радуга закрепился на всей территории вокзала. Сокол и Лось сообщили, что так же успешно сработали на ТЭЦ и в Сити. Весь успех дали внезапность и скрытность приготовления атаки. Но для этой скрытности пришлось тянуть с выдвижением Гепы с его главным кулаком. Его колонна — 9 грузовиков с бойцами, зенитками и броневиками (такое не спрячешь от разведки Белого) начала грузиться только с первыми выстрелами в Змеинодольске. Пока Гепард соберется и дойдет до города, пройдет полчаса, и встать ему придется почти на окраине — на равном удалении от групп ждать, куда бросит свои силы противник. Потом еще идти туда как минимум полчаса. Кому-то из троих придется ждать Гепу обливаясь кровью и отбиваясь от втрое превосходящих сил минут двадцать.

Внезапно Радуга понял, что может отменить эту жеребьевку смерти. В общем чате, который по любасу читал Белый, под своим аккаунтом сообщил всем, что взял вокзал норм, но понес большие потери.

Теперь волчара на Астре знает, что Радуга здесь и у него осталось мало сил. Значит точно ударит по вокзалу и возглавит атаку сам. Гепе можно ломиться сюда прямиком со своей колонной.

Смотрели со Скворцом на планшет с картинкой от разведки — локация и переговоры командиров групп Белого. Две сотни вышли с Астры с двумя зенитками и четырьмя бронеавтомобилями и перли по Новопонтовому проспекту — кратчайшим путем к Вокзальной площади. Сотня Быка, союзника Белого на юго-востоке, шла с зениткой и двумя броневиками по проспекту Свободы — бить по Сортировочной и складам. Сотня Уксуса, союзника Белого с Северного района, двигалась по улице Егозы вслед Белому, — они, видимо, общий резерв атаки.

Радуга разделил свои сто тридцать человек на четыре взвода — держать терминал, склады, депо и офис, и 10 чел по опытней в резерв со Скворцом. Сам орал в микрофон, оповещая через громкоговорители весь «посторонний» народ на вокзале:

— Граждане пассажиры и работники вокзала. Здесь будет сейчас кровавая каша. Убедительный совет всем немедленно покинуть вокзал!

Парни торопились — укрепляли позиции, как и чем могли, ставя поперек проездов автобусы и грузовики, поперек проходов ящики и всякий хлам, поперек окон скамейки и урны. Но Белый пришел все равно слишком быстро и не парясь делить силы на эшелоны ударил сразу всеми.

Зенитки взялись крушить стены терминала, подняв тучу стеклянной пыли и кирпичной крошки. Грузовик стрелой проскочив площадь проломив хлипкие перегородки влетел в здание через высокие окна первого этажа, высыпав в зал ожидания два десятка бандитов с пулеметами. Снайперы беспощадно расстреливали всякого, кто вздумал перебежать перрон, хотя бы и прячась за поездами. Гранатометчики оседлали мост над путями в депо со стороны Новопонтового, закидав позиции бойцов Радуги гранатами, а бронеавтомобили и пехота зашли в депо по путям.

На сортировочной Бык вломился по всему фронту с восточной стороны, снеся хлипкий забор. Оттуда шла бойкая канонада, парни с Ориона крошили из пулеметов пехоту, пытавшуюся пересечь пятьдесят метров открытой площадки от забора до складских боксов. По ним разрывая уши треском, словно рвались штаны, поливали огнем зенитки, бабахали тяжелые пулеметы броневиков, ахали гранатометы.

Решив, что склады вроде держатся Радуга послал Скворца к Терминалу, из которого валил дым и к площади, где уже не было слышно стрельбы. Помочь там парням со Сфинкса, или хотя бы пошуметь и дать проблем Белому, сбив слишком уж быстрый темп его наступления.

Сам пока оставался в каменном здании офиса, глядя в планшет, как торопится на выручку Гепа. Из-за линии кустов, обрамлявших перрон, выползли с десяток парней, волоча на руках пятерых раненых, кратко доложив, что «просрали депо». На сортировочной не унималось грохотало и лопалось. В успокоившемся было здании терминала грохнули несколько гранат, загорелось что-то в левом крыле, где кассы, и пошла плотная стрельба. К автоматной и пулеметной пальбе добавился грохот зэушек, рвавших стены, как гофрокартон. Что-то дольше чем надо шумит там Скворец, который еще и «не в сети» на телефоне. С потерей депо и подлецами снайперами, простреливавшими платформы, он же потом не уйдет оттуда…

Радуга сказал еще десятку своих прорваться к кафешкам на крае перрона со стороны депо, хоть как-то прикрыть Скворцу отход, а снайперам с пулеметчиками лезть на крышу офиса, хоть на пять сек прижать снайперов Белого. Тупо в громкоговорители проорал Скворцу валить оттуда быстрей. Со стороны складов пришли еще десять бойцов, притащив раненых, улегшись на полу фойе. 'Слишком жестко вдарили, не удержали мы склады, извини, Радуга, подвели, — винились суровые парни, сбрасывая на пол окровавленные кожанки, мастеря из свитеров и рубах себе и товарищам перевязку.

Пол фойе замызгали кровью и грязными следами. Радуга повидал не мало боев и бойцов и поневоле проникался уважухой к этим волкам, вповалку разлегшимся вдоль серой стены. Раненые не вопили и не рыдали — скрипели зубами, морщась от боли. Невредимые, отходя от боя, курили и перебрасывались короткими сухими фразами, что-то обсуждали свои тактические ошибки и как можно было все таки вальнуть броневик у столовки… Бой против втрое превосходящего противника с броней, насевшего со всех сторон, это мягко говоря стресс, который многих может раздавить, прижать страхом к земле или вогнать в панику. Эти дрались не теряя ни рассудка ни мужества.

Принято ставить в пример, как образец героизма джедаев. Но звездные рыцари на самом деле весьма расчетливы и редко готовы ввязаться в дело, в котором не просчитан высокий процент вероятности успеха и не разработан четкий план. А вот так держаться без ясной перспективы, как стойко сейчас держались волки на сортировочной, это не к джедаям… Радуга косился на пацанов, лежавших рядом, как попало перевязанных, не выпускавших из рук автоматы, думал, как надо ценить свободу и право жить по своему выбору, как уважать себя и товарищей, чтоб не орать с раздробленной рукой или развороченным животом.

Кафешки залаяли очередями и сразу зазвенели стеклами и какими-то железяками от ответной стрельбы, походу пошел прорываться из терминала Скворец. Перрон еще вспыхивал фонтанами каменной крошки от пуль, когда он волоча ногу приковылял, упав рядом с Радугой на бок. Прижимая бедро рукой Скворец кривился своей улыбкой гимнаста, другой ловкой рукой бесцеремонно и молниеносно сняв с ремня Радуги флягу с ромом сделал длинный глоток:

— Телефон уронил и на кресло неудачно упал, — кивал атлет на ногу, — извини, что так долго. Белого увидел, думал достать… Не достал. Терминал у него.

Разведчик тыкал в планшет. С сотней Уксуса вышла неувязка — он двигался не к вокзалу, а немного западнее, явно желая перекрыть Гепе путь где-то на Веселой улице. Конечно, сотней он триста бойцов Гепарда не разобьет, но вполне сможет задержать хотя бы на полчаса. За это время Белый размажет горстку оставшихся волков на вокзале по стенам.

Стены затрещали и задрожали, рухнули как дорогие сервизы стекла в окнах, посыпалась штукатурка, полетели как обезумевшие во все стороны листья и бутоны цветов из горшков, бумага и осколки мониторов со столов. Зэушки Белого выкатились в проемы между стен терминала и на пути, очередями из скорострельных пушек ковыряя и потроша, сверля и вороша некрупный трехэтажный корпус администрации жд/компании. Любая тень на стене сразу отмечалась как ударом гвоздя выстрелами снайперов, бегло в окна били автоматы и пулеметы так, что к окнам и дверям было не подойти. Волки жались вприсядку втянув головы в плечи вдоль стен, затравленно озираясь по сторонам. Крупнокалиберные пулеметы раздолбали двери на главном входе и на служебном.

Радуга резко приподнялся, глянув на полсекунды в окно — там быстрым бегом пересекали перрон и пути, сближаясь с офисом десятки бойцов Белого с автоматами и выкатывался на платформу броневик — бить в упор по фасаду. Сразу присел, но этого хватило, снаружи влетела на миг пыхнув посреди фойе рыжим метла гранаты и с треском грохнула проломив стену, обрушив кусок потолка, ошпарив огнем торчавших там парней. Радуга схватился за уши, поучяв, что ничего слышит кроме гула своей крови в сосудах.

Скворец потащил его, хромая-приседая на отбитую ногу, в коридор, прочь из фойе, которое горело пожаром и было просто пронизано краткими блестками влетавших шквалом пуль. Гепа бросил в чат, что налетел на засаду на Веселой у Детского мира, ведет бой, а Радуга прикидывал, что с ним сейчас не больше трех десятков здоровых стволов и они даже не могут подняться чтоб ответить огнем.

Втащили раненых в актовый зал, беспорядочно завалив коридор стульями, столами и компами, поставив растяжек. Все боеспособные ввалились на второй и третий этаж. С крыши попробовали покидать гранат под стены. Снайперы умудрились выцелить гранатометчика, размазав его об вагон. Радуга с тремя парнями вскинулись на пару секунд к окну, пострелять немного по платформе. Броневик оказался как раз напротив, щелчком поднялся ствол прямо в окно пыхнув огнем. Радуга в упор смотрел на ствол пулемета, пульсировавший крупным калибром, в башке все плыло, ноги-руки онемели в ступоре. Почувствовал, как навалилась сбоку черная тень и неподъемная тяжесть, повалив с ног. Радуга рухнул на пол, под телом бойца, бросившегося прикрыть собой бригадира. Волк сполз с него отвалившись набок. 11-милиметровый пулемет это такая штука… Радуга пришел в себя, опять слыша разрывающий остатки рассудка бешеный сплошной грохот и треск от разрывающих здание на куски зениток и пулеметов. Держал за плечо тело мертвого волка, продолжавшее бить яркими фонтанами крови вверх и проливаться темной жижей вниз из спины и бочины, из которых вместе с курткой были вырваны пулеметом куски.

Стены и пол тряслись, от этой вибрации и грохота от поясницы поднимался ужас и тупняк. Радуга гладил по разбитой голове мертвого волка, смотрел ему в спокойные, запредельно уверенные в собственной правоте глаза, слышал как его бойцы перекрикивались на третьем и продолжали короткими очередями отстреливаться. Понял, что хочет жить. Похлопав по развороченной спине мертвого волка, броском долетел до стены, кувырком перекатился к лестнице. Слыша внизу в коридоре частые хлопки растяжек, поднялся на третий, увидел Скворца и еще человек пятнадцать, сидевших под окнами и у дверей с автоматами наизготовку. Сел на лестничной площадке, наставив ствол на ступеньки внизу. Щас попрут.

Радуга глядя на следы крови на ступенях и стенах, удивлялся, как давно он не испытывал такой лютый страх, как сейчас, как давно он так ясно и больно не хотел жить. Ветка улыбалась ему из погребального Хасового огня, говорила «Белого боишься? Штаны свежие не принести?» Ветка сидела в темной комнате при полной луне в окне и свечах на столе, смотрела ему в лицо веселыми и хитрыми своими детскими глазами. Ветка лежала и хихикала на смятой постели на Кобре в утренних бледно-розовых лучах солнца из окна.

Радуга чуял, что хочет жить. Понятное дело, все хотят… Но сейчас это было ясное и конкретное желание. Жить здесь, с Веткой и с этими парнями, наставившими стволы на темные проемы дверей, сосредоточенно готовившихся сделать последние в жизни выстрелы, принять последний бой красиво и без лажи. Радуга смотрел в окно на серое небо Беты — да, он хотел жить здесь среди волков, в этой осени и горах.

За окнами отчаянно забабахало и зарокотало, внизу на первом опять заходило ходуном, донеслись вопли и крики. С перрона долетела вспышка и повалил черный дым, еще больше дыма шло со стороны терминала. С лестницы снизу рявкнули «Не стрелять, свои! Пароль не придуман!» Радуга увидел через прицел Гепарда скакавшего через две ступеньки на длинных ногах в синих джинсах, в короткой плечистой кожанке.

— Жив? — Гепа схватил Радугу за плечо, — извини, что долго. Там Уксус по дороге встретился. Я с ним сотню оставил пошуметь, а самому с остальными и с зенитками дворами сюда пришлось и закоулками. Поплутал децл.

— Брат ты мне, Гепа, — Радуга обнимал неловко пожимавшего плечами Гепарда, прижимал его к груди и чуть не плакал, чувствуя, как свербит в носу и горят глаза, — ты брат мне, Гепа!

Выжившие волки как ни в чем не бывало уже поднялись с пола, сноровисто шмаляя в кого-то внизу из окон. Там на перроне и в терминале был расстрел. Гепа со своими внезапно для всех вывалился из переулков к депо и оттуда прошел под мостом, одновременно ударив и в офис и в терминал, выкосив зенитками всех, кто был на платформах и забросав гранатами первые этажи зданий.

На Вокзальной площади занялась интенсивная стрельба у домов со стороны Новопонтового. Ветка, узнав, про засаду Уксуса, в которой должен был увязнуть Гепард, отменив шансы на выживание Радуги, подняла в ружье последний резерв из пятидесяти лучших Хасовых бойцов на Кобре, погрузилась на свой вертолет и полетела в Змеинодольск. Высадилась в трех кварталах от вокзала и ударила во фланг Белому. Удар не смертельный конечно, и отчаянно безрассудный. Но сожгла ему зенитку, наделала переполох, а с приходом Гепы усложнила Белому отход через Новопонтовый. Белый с несколькими десятками стволов побросав раненых медленно отползал бешено огрызаясь огнем к сортировочной и на восток. На перроне, в терминале и на площади уже хозяйничали парни Гепарда. В сквер рядом с чадившим из всех окон разваленным офисом, стаскивали раненых, к которым подтянулась Скорая и врачи с городского госпиталя.

Радуга сидел на земле, глядя на капельницы и кучи использованных шприцов среди осенней листвы, ковырял рукой черные комья холодной и мокрой земли, смотрел на Ветку — как фурия с автоматом стояла перед ним в джинсах в обтяжку, берцах и спортивной куртке, светясь копной желтых волос на солнце, глядела на него и радовалась, что он жив. Смотрел, как рядом охает и улыбается, трогая ногу красавец-Скворец, слушал как на сортировочной грохочет стреляет Гепа.

Все трое давно не позволяли себе расслабляться, и вот сегодня снялись с тормозов. По водке, почти без закуси, только тарелка фисташек… Радуга наливал в помутневшие стаканы. Скворец хищно скалился и шумно дышал, откинувшись на диване, глядя на стол сузившимися веселыми глазами. Гепа напряженно склонился над столом, уперев локти в колени, смотрел как на мишень на стаканы внимательно, будто мерил, сколько налито. Опрокинули молча, сосредоточенно уставив взгляд в точку, слушая внутри себя, как пошла. Жаром окатило в утробе, плеснуло огнем в руки и ноги, потом уже мягким теплом налилось в голову, где с каждым стаканом топился лед напряжения, оплывали сугробы выдержки и боеготовности, в которых прошел этот месяц. Тихое непритязательное алкогольное счастье талой водой струилось по мыслям и чувствам, красило эту комнату в мирный желтоватый свет мутного и доброго тумана.

За окном на Кобре еще стоял дым и запах погребальных костров. Потери в последних боях в Змеинодольске составили четыреста бойцов. Полсотни своих Лось сегодня жег у себя на базе. Сотня парней Ветки отправились на замок Хаса, домой… Двести пятьдесят человек из бригады Радуги нашли свой костер здесь. Пустырь на холме за космодромом, оттуда в ясный, как сегодня вечер, такой вид на закат, пестрый осенний лес, черное и плоское полотно стартовых столов, серые рулежки и стоянки самолетов. В это розовое и ярко синее небо Беты зарядили бордовые и алые высокие языки пламени. Строем, как на последнем параде стояли двадцать пять кострищ, по одному на каждый десяток свободных.

Радуга нашел тот костер, где лежал Гусь — тот парень, что закрыл его собой от пулемета. Смотрел на телефоне его лицо, не довелось его видеть при жизни, — твердое, даже жестокое, холодный взгляд убийцы, сжатый рот укоренелого злодея, уверенного, что свое можно взять только силой. Родился на Гарпии, в бригаде Радуги все эти годы, не заезжая на Бету, мотался по планетам. Сейчас прилетел со Сфинска. Радуга смотрел, как пламя гуляет по телам волков и поглощает Гуся. Как он мог броситься под пулемет? Радуга никогда бы не закрыл собой даже самого близкого товарища, да и его никогда так не спасали. Хотя Радуге раньше хватало ума и расчета не попадать под огонь, да и вообще не попадать в такие расклады, как на вокзале.

Обстановочка была уже вполне мирная, обе стороны войны в боях потеряли за месяц по полсостава, утратили не то что наступательный, но вообще какой-бы то ни было активный потенциал. Сохранив по 30–50 бойцов, свободных от постов, держали их на базах, отбиваться если что дома. Выкинуть какой-то фокус Белый уже не мог физически, и, судя по прослушке, тоже бухал сейчас горькую на Астре. Радуга сил для чего-то эдакого тоже не имел, а лишней крови не хотел. Оставалось ждать выборов через два дня, надеясь, что ему присудят победу. Конечно, Белый жив-здоров, но он потерял от этой разборки намного больше Радуги и вроде выглядел сейчас проигравшим, просрав центр Змеинодольска.

Бояниса отправили бдить на захваченном вокзале, Сокол командовал на ТЭЦ. Ветка со своей базы сразу после похорон полетела в Змеинодольск, туда же, в Каменный угол помчался Лось. Чистят там от завалов и гари холл, отель и конференц-зал в башне StarPalace — готовят на завтра для Учредительной конференции Ассоциации банков Страны Горных Волков. На Кобре осталась только постоянная охрана, выживших ребят из свободных сотен Радуга отпустил гулять, пить, спать. На всякий случай лидер теперь поглядывал в чат дежурной части полиции поселка рядом с космодромом, не учинили вдруг его волки там какой погром. Но, похоже, пацаны слишком устали, городок мирно отходил ко сну.

Свет от лампы плыл, как будто по комнате ходили облака пара, в этих облаках фигуры бухавших иногда подергивались и мутнели, цвета кожи и одежды играли-переливались оттенками. Фон-музон становился все глуше, куда-то делись соло, зато ухали прямо в голове ударники, гудели под сводом черепа басы. Радуга не напивался уже десять лет, да и раньше, до попадания в рабство к Хасу, не был особым фанатом бычьего кайфа. Тем более редко пил в компании, чаще один. Обычно одиночное пьянство считается алкоголизмом, но Радуга не таков. В одинаре он мог цедить бутыль вискаря весь вечер, четко чувствуя, когда уже хватит, а точней не хочется. Но именно сегодня и именно с этими двумя он хотел ужраться вдрызг.

Скворец полулежал на боку, выставив ушибленную ногу под стол, улыбался блаженно и блуждал смешливыми глазами по волшебным парам света. Гепард свесил голову над столом, старательно отколупывая мощными пальцами с грязными ногтями фисташки от скорлупы. Радуга ощутил вдруг резко, как от головы отхлынуло что-то вязкое и тягучее, словно вытащили плотный наполнитель. Момент был похож на перепад давления при посадке на космодром, череп облегченно наслаждался пустотой и наполнялся теплыми волнами трогательного умиления. Радуга почувствовал, как ему охрененно здесь и сейчас.

— Бл… пацаны, люблю вас. Не я не в этом смысле, — язык не слушался и еле ворочался, — я в смысле нормальном… Ну короче…

— Да мы тебя поняли, братан, — Гепа хлопал его по плечу и мотал головой, как теленок, — мы с тобой, чувак, куда скажешь. Мы — бригада…

Скворец согласно кивал, Радуга перехватил руку Гепы, потянул его к себе и обнял.

— Ты брат, мне Гепа, — прижимался щекой к щеке, хлопая его по спине, — ты же спас меня на вокзале. И ты брат, мне Скворец…

— Хрен его знает, как этот Белый выжил, — Скворец потирал ногу и морщился, — я в него с ручного пулемета очередь всадил там на кассах почти в упор. Стена в щепки вокруг него… А он, падла, как между пулями, раз и уже за углом стоит орет в пальтишке своем черном длинном…- Бывает, — Гепард уже сидел опять в кресле, мотая головой над тарелкой фисташек на столе, — у меня парня на перроне грохнули. Боец Белого вскинулся из-за парапета, не глядя, не высовывая даже башки, дал очередь в три патрона в сторону поезда. За вагонами мой чувак сидел. Две пули с этой очереди в него вошли через щелочку меж колес.Судьба, — Скворец вытаращил глаза перед собой, — надо же как решает все…

Судьба беспредельщица, на нее предъяву писать некуда. Как решит, так и сделает… Радуга смотрел на Гепу и Скворца на стены комнаты отдыха базы на Кобре, на черные теми в окне и огни звездолетов на стоянке. Вспоминал, как хотел рвануть на Орион а потом на Стрельца и взяться за старое. Надо же Судьба… Радуга понял, что он остался здесь на Бете, с волками. Понял и принял.

Вчухав, что лидер отвлекся, Гепард взялся разливать сам. Скворец лениво потянулся за пультом и врубил телек. Новости гнали вой про беспредел в Змеинодольске. Лютовали одиночки и мелкие банды, наглела всякая дворовая шелупонь — мегаполис остался почти без братвы, остатки сил бригад охраняли только самые важные объекты. Ограбленным клиентам уже никто ничего не возмещал, никаких денег не хватит. Городская полиция забыв всякие приличия требовала оружия, префекты ныли, что так жить нельзя. Наконец, с пометкой «СРОЧНО!» сообщили, что мэрия Змеинодольска заказала охрану своего хранилища казначейства и здания администрации у Орла. Это значило, что Рос и в его лице все префекты и сообщество избранных «остальными» чиновников демонстративно поддерживает его, как желаемого Предводителя долины. Голосовать им не положено, но на их мнение наплевать по нынешним временам уже нельзя.

Радуга спал, запрокинув голову с открытым ртом на спинку кресла, Гепа, отодвинув тарелку уткнулся лбом в стол, Скворец вполудреме смотрел телевизор.

Утром растормошил дневальный, корешей уже где-то не было, Радуга с трудом открыл глаза. Оказалось, уже десять утра и вдруг приехал Орел. На ходу застегивая рубаху и натягивая куртку побежал в дежурку, где кандидата в предводители пока грел Боянис чаем с конфетами. Дед был бодр и свеж, оптимистичен и благостен, здоровался крепко пожав руку и улыбаясь.

— Тут такая тема, бригадир, через пару часов здесь у тебя сядет борт Верховного. Клюв решил поприсутствовать на Конференции банкиров. Поддержать начинание. Надо встретить нормально.

Между прочим, вызвав Орла встречать себя в аэропорту, да и вообще прилетев на Кобру, Верховный Предводитель, хоть и не мог голосовать, показывал волкам долины кого поддерживает на выборах. Радуга, отправив Орла отдыхать в зале приемов космодрома, быстро помылся побрился, залился литром минералки с лимоном, кое как приглушив сушняк, переоделся в свежее и презентабельное. Связался с зенитчикам, чтоб прислали взвод из роты охраны в парадной форме с автоматами и с флагом. Предупредил аэродромные службы, чтоб выкатили по прилету Первый борт на центр летного поля перед главным корпусом терминала. Добазарился чтоб дали трап с красной дорожкой. Сказал охране, чтоб убрали всех лишних с поля и с терминала. Заказал обед в ресторане зала приемов. Отправил ребят прошманать все вокруг на взрывчатку, непонятных чуваков и прочие неожиданности.

Оправив на плечах черное пальто, смахнув пыль с лакированных ботинок, вышел вместе с Орлом на поле продышаться холодным влажным ветром с мелким дождем. Смотрел как строится почетный караул, как выкатывается огромный белоснежный аэробус с волчьей головой на хвосте, как подъезжает к нему синий с золотом трап. Круглая дверка открылась, видно было как там что-то суетятся девчонки в летной синей форме. Через пару минут показался Клюв, стрельнувший глазами по секторам космодрома влево-вправо. Спустился по красной дорожке. Внизу его встретил чинно обняв Орел, Радуга стоял скромно у него за плечом.

Коротко молча пожав Радуге руку Клюв пошел с Орлом вдоль строя автоматчиков, застывших «Смирно». За ними шли двое рослых железногорских волка с пулеметами. Проснувшийся Гепа разруливал выгрузку Клювовых черных лимузинов с флажками из грузовой аппарели самолета, а Радуга повел начальников в зал приемов «перекусить с дорожки».

За обедом, черпая ложкой горячий красный ароматный суп, Клюв глядя на Орла похвалил его за успехи и выразил надежду, что братва долины поддержит завтра на выборах. Орел, надломив хлеб и отдав кусок тихо сидевшему с ними за столом Радуге, сказал, что «этот парень рыжий молодец, крепко помог, сложные задачи порешал по уму».

— Да, парень, — Клюв повернул свой огромный нос к Радуге, посмотрев на него большими своими глазами, сурово сжав мощные прямые губы-шпалы, — ты хорош. Нормально все сделал, толково. И в космосе ты не последний, и в технологиях шаришь, и за себя, оказывается, можешь постоять. И крови лишней не жрешь. С товарищами делишься. Многим пожертвовал для победы, клиентов уступал. Умеешь разрулить все масштабно. Выгоду далеко видишь.

Клюв откинулся на спинку стула, играя вилкой в руке, глядя на тарелку с котлетами:

— Есть к тебе, Радуга, дело. Надо всех горных волков покоординировать в космосе. Там каждый сам за себя сейчас и беспредел. Попробуй наших объединить, чтоб не мешали друг дружке а наоборот поддерживали, прикрывали когда надо, информацией и опытом обменивались. Вместе вы больше клиентов найдете и дело сделаете лучше. Чужих, где можно, отодвинете.

Клюв взял вилкой котлету, нависнув над столом, приблизив лицо и уперев взгляд в Радугу:

— Никаких полномочий у тебя не будет. Никаким Предводителем в космосе я тебя назначить не могу. Сам им стань. Заинтересуй всех и поведи за собой. Покажи, что вместе выгодней. Кое чем помогу, кое-какие связи на тебя замкну, в том числе и про клиентов. Кстати, ты же Пуму с Альфы знаешь? Он с тобой свяжется, тоже подскажет чего. Он подобное партнерство у себя создавал, да и клиентов подкинет на твой космический общак.

Клюв тронул Радугу за плечо, встав из-за стола, кивнул Орлу:

— Поехали уже. Вот Ветка молодец, хорошее дело замутила. Считай сама себя в ранг предводителей вывела. Будет барыг объединять на общее дело. Молодая девка, а поняла, что есть у нас волков общие дела с «остальными».

Боссы уселись в лакированные длинные членовозы и покатили кавалькадой на трассу в Змеинодольск, а Радуга побрел к себе с твердым намерением все же поспать. Но только улегся, запиликал комп, выкатился на экран в скайпе Пума. Крутил головой и строил хитрые улыбочки, картинно махал ладошкой и подмигивал, таки разбудил и поднял:

— Привет, бухарик! Мне тут Клюв сказал подружиться с тобой! Так ты знай, мне волчара горная не босс. Мне его мнение по барабану, я с Альфы, е…еныть, — Пума проржался, — но вот видишь ли, ты мне и сам по себе, без протекции твоего начальства всегда нравился. Есть в тебе творчество и искусство. Умеешь делать красиво.

Помогу своим опытом, расскажу, как координировать своих отморозков. С клиентами большими сведу. Кстати, через полгода в Мелите на Дельте большой сходняк. Сам Администратор Гаммы там будет и куча больших товарищей из очень солидных корпораций. Я тебе приглашение добуду, там самое место будет для презентации твоих волков.

И еще один момент. Очень влиятельным парням понравилось, как ты на Волопасе все сделал. Интересовались тобой — я про тебя добрых слов сказал чутка. Могут заказик какой подбросить нехилый. Но это уже только для тебя, не для партнеров твоих новых.

Ладно, спи, алкаш, — махнул рукой Пума и вырубился, сменившись звездным экраном рабочего стола.

Да вот не спалось уже, Радуга ворочался на диване, укладывая мысли обо всем навалившемся вдруг сегодня с бодуна новом в его жизни. Заказал с ресторана тот красный супчик, вдруг оттянет, и нажал пульт телевизора.

Все новостные каналы гнали эфир из Star Palace, где собрались в зале двести крупнейших банкиров страны. В первых рядах сидели почетными гостями Рос и другие мэры и префекты основных городов и районов, видные промышленники и ритейлеры.

В президиуме красовалась Ветка — в темно-зеленом пиджаке и с тугим пучком затянутых назад золотых волос. Выглядела классно, но уже хорошо ее знавший Радуга по глазам понял, что девочка тоже не спала эту ночь — по ходу согласовывала позиции с делегатами в муторных бдениях и разговорах в номерах и коридорах отеля. Справа от нее сидел Клюв, который как раз говорил, как рад тому, что в стране начали появляться общественные институты, и волки будут прислушиваться к их мнению по значимым вопросам. Слева от нее сиял счастливый Ферс — давно он мечтал о подобном сборище.

В зале кроме Клюва не было волков и их лидеров, им еще предстояло уразуметь к чему это все идет, не слишком ли оборзели барыги и остальные. Но выступать с гневными комментариями никто, осмотрительно не стал, все-таки авторитет и участие Клюва многое значило.

После конференции Ветка осталась вечером в Star Palace с барыгами и префектами на фуршет, осталась и на ночь дотирать в разговорах последние детали работы Ассоциации. Приехала в Кобру только к рассвету.

Утром в доме Хаса по быстрому общим сходняком выбрали вместо Хаса лидером бригады Сокола. Альтернатив не было да и торопились, чтоб Сокол мог уже после обеда представлять бригаду на выборах Предводителя Змеинной долины.

В пять часов вечера Радуга присоединился к специально созданному закрытому чату лидеров. Ветка сидела рядом все еще не выспавшаяся и вроде как с похмелья после всех своих переговоров. Белый не стал снимать кандидатуру, да еще и тявкнул на Клюва, который помогает барыгам и быдлу лезть в волчьи дела — «это какие такие мнения общественных институтов мы должны выслушивать? Они нам указывать будут?»

С такого захода за Белого проголосовал только сам же Белый да его самый близкий кореш Зима, лидер восточного района. Бык и Уксус мудро воздержались. За Орла подали шесть голосов. Дело сделано, Радуга обнял Ветку и поцеловал в щечку, предложив пойти в кафе на крыше терминала — опохмелиться, тем более кончился дождь и на небе прояснилось.

Сидели в пластиковых креслах за железным столом, ловили свежий мокрый ветер, тянули золотистое пиво из высоких фужеров. Ветка, ей теперь положено по статусу, лепила в мессенджере поздравление Орлу от себя и от банкиров. Под ними струилась багровым пламенем трасса, тянулась туда, где на горизонте звездным скоплением мерцал Змеинодольск. Временами внизу ревели бежавшие по полосе самолеты, мигавшие рубинами среди верениц зеленых огней ВПП. Молчаливо бледно мерцали на стартовых столах звездолеты, за ними темной массой чернел огромный и бесконечный, казавшийся здесь на самом деле главным лес.

Радуга смотрел в лицо красавице Ветке:

— Спасибо, что прилетела тогда на вокзал спасать меня.

— Ты мне очень дорог, Радуга, — Веточка потянулась и поцеловала его в губы, — я тебя никому не отдам.

Радуга чувствовал ее горячие влажные губы, слышал запах помады, духов и волос, радовался этому очередному вечеру на Кобре, которого могло не быть, если бы он улетел на Орион или если бы Гепа не успел на вокзал. Пиво холодило и бодрило внутри, отметая головную боль и тяжесть, Ветка щебетала что-то нежное прямо в ухо, гудел внизу блестя иллюминаторами аэробус, Радуга был счастлив.

До чего же трудно бывает понять, то ли тебе охота бабу и ты ее подтягиваешь под дела, чтоб завлечь в постель, то ли она тебе нужна для дела и ты к ней подбиваешь клинья, чтоб упростить вопросы… Срок невнимательно скролил квартальные отчеты разных управлений Galaxy Corp и думал, что рановато в 10 утра коньяком пробивать свой мыслительный тупик про Лилит.

Нету слов, она ему не просто нравилась, как какая-то шлюха из тех, что теперь крутятся толпами вокруг бывшего урки, внезапно ставшего топом бизнеса и политики. Будто какая-то коварная сила годами анализировала его лайки в инсте, 15 лет бывшие его единственной формой отношений с противоположным полом, и вычислила, сконструировала образ абсолютно точно бивший ему во все места и закоулки тела и разума. Ему в ней нравилось 100 процентно все. Лицо, фигура, прикид, голос и смех. Нравились ее шутки и манеры. Уважуха, что хитрая стерва без связей и отсоса (Гей Гилац не в счет) пробилась умом и трудом на самый верх. Мило, что была панком и сатанисткой, честной и смелой журналисткой в молодые безбашенные годы. И ведь выжила и тогда и сейчас, значит, сильная крепкая сука…

Получается, он просто хочет ее? Нет, — откинулся в кресле Срок, — он хочет абсолютной власти над Вселенной… И не надо ржать, он как никто и никогда к этому близок. Путь к этому ясен, но черная бесовка стоит именно на этом пути. У нее на руках три файла Книги Волоса. Она в курсе, что это за игрушка — обманом не заберешь. А чтоб договориться — надо хрен его знает что ей предложить. Она знает цену… То, что она контролит IGM и 40% трафика межгалактических медиа, которые будут просто необходимы в борьбе за власть, и то, что она близка к Гилацу, — это уже просто бонусы, хотя тоже…

Срок решительно сунул руку в бар и достал коньяк, вызвал секретаршу, сказал готовить свой звездолет на Мановах, впустил в кабинет и отчитал дедов-пердунов из управления связей с госвластями. Достали маразматики, не врубаются ни во что новое, держатся за всякие правила. Своих парней у Срока маловато, да и те в основном программеры да спецура. Нужны политики нормальные, иначе, какая там борьба за власть.

Корпоративный звездолет Galaxy — переоборудованный под ВИП-вариант ишак, стартовал через несколько часов. Срок валялся в своей президентской каюте ворочался с боку на бок, снова и снова думая про Лилит. Можно бы ее завалить, и взять файлы. Но Гилац узнает. Сцепиться с ним сейчас, раньше времени, значит проиграть. Хотя можно пробовать так, чтоб не узнал… Скоро Срок будет в Мелите на Близнецах, можно подтянуть кого из волков или львов. Но если спалятся, то хана всему.

Ему нравились перелеты и космос в огромном окне, но в этом космосе была одна пакость. Рано или поздно приходят воспоминания. А вспомниться Сроку могла только зона. Темная камера, бессонные бдения перед мощным программерским компом, с тремя мониторами. Скрипучая кровать, сверху попердывает здоровяк Басмач, его защита, слева на матрасе порыгивает обгашенный Ушлый, его организатор. Худой очкар Сул Кошес работал по-крупному, играл общаком на бирже, напаривал всяких лохов частных мелких инвесторов, в основном молодых физиков. Потому и сидел в этой камере на троих — шелупонь разводившая дрочеров на сайтах знакомств, да обувавшая покупателей на всяких сайтах обменов и продаж, торчала кучами в камерах на тридцать человек с дешевыми нотиками да телефонами…

Ночка выдалась так себе, ни о чем… пока Сулик не обратил внимание на придурка, залившего пять тысяч золотом в малоизвестный провинциальный банк Madero. Аккаунт «Джода» у придурка был без особой защиты, Кошес зашел в его чаты и узнал, что этот черт скупает срочно большие вычислительные мощности на ближайшие 12 часов. Сул продал ему один свой диск и стал смотреть, что дальше.

— Вот сука! Этот хитроделанный хрен вгружал на купленные компы базовые сведения Madero и на их программе считал их решения! Почему до этого еще никто не допетрил⁈ Очкар, леденея от страха в душной камере, вкачал себе на счет в трейдсервисе полобщака и стал повторять все действия хитрована. Скоро таинственный игрок слился, сняв всего-то три тыщи выигрыша, а Кошес к обеду раздел Madero под ноль вытащив из них тридцать косарей.

Ушлый был в восторге, Сулика обнимали и угощали вкусной травой, вискарем и тортом, обещали бабу… Назавтра в камеру вместо девочек вломились мужики в черном из Galaxy Sec с резиновыми палками и шарфиком для удушения. Хитрая тварь Джода, вовремя смывшийся с тыщей, не привлек ничьего внимания. Кошеса посчитали гениальным автором идеи, били и душили до утра а потом «уговорили» работать на Galaxy.

Срок усилием воли убрал руку с члена — поверх всех воспоминаний тучей наплыла копна волос Лилит и ее пронзительные черные глаза. Пять дней перелета до Мановаха не длинный срок, но в четырех стенах этой ВИП-клетки ее хотелось все сильней. Кошес понял, что держит перед глазами телефон с ее фоткой.

— И ты в натуре хочешь ее грохнуть, чтоб потом всю жизнь драчить на ее фотки? — думал Срок, убирая трубку, — нельзя ее валить. Спалятся киллеры, СГЦ — это не Орион, чтоб какие-нибудь тигры могли по-настоящему чисто сработать. Надо ее в дело брать партнером. Нормальных политиков в команде нет.

Легко сказать в команду. Она же привыкла сама за себя, амбиций небось вагон, да Гилац за плечом… И Galaxy ненавидит. Предаст или запросит себе непомерный процент и место за труды. Как ее втянуть в дела?

Дела-то простые. Пока старики Galaxy рулили производством больше половины мировых электроники и софта, молодая команда Срока масштабировала до вселенских горизонтов хитрый трюк Кошеса. После цифрового апокалипсиса десятилетней давности все галактики стали полем противоборства десятков огненных программ, противоречивших друг другу, что вносило постоянные сбои в работу важнейших систем. Но со временем одни программы сломались, другие не набрали пользователей и были свернуты, третьи были сведены в объединенные программные комплексы. По сути сейчас все события, идеи и ресурсы формировались и контролировались на пяти таких мегапрограммах.

Первая задавала мировую систему координат, определяла пространство и время, обеспечивала системы локации и диспетчеринг транспорта. Ее вела All Maps, бывшая Galaxy Map, ставшая независимой.

Вторая рулила отношениями, привязанностями и мечтами. Программа «Dream» определяла любовь и веру, формировала пары, задавала правила игры и формировала пользователям жизненные события в зависимости от набираемых ими баллов — знакомства, быстрый секс или отношения, семья или счастье, ну или развод и одиночество, а также воплощение мечты, творческие успехи, духовные озарения. Смотря кто на какой приз подписался.

Программа «Play» отвечала за развитие — организовывала и направляла рост, агрессию, экспансию, расширение возможностей человека, организаций или проектов. Выполняешь заданные правила, набираешь баллы, программа создает тебе ситуации — выпускает тебя на своеобразные соревнования с такими же пользователями. Кто-то из вас победит в карьерной схватке, в уличной потасовке, спортивном турнире или в многоумном споре. Тоже смотря кто на какое развитие подписался, кто-то получает только лишних тридцать кило жира, тоже рост.

Программа «Money» контролировала все процессы обмена знаниями и ресурсами, а также баллами в двух предыдущих программах. Dream, Play и Money принадлежали Лесли Джефферсону. Пятая программа «Olimp» разруливала нестыковки в первых четырех, определяла законы и политику государств, ведала судами и правоохранительными системами, базами данных граждан и организаций и контролировалась Межгалактическим Арбитражем Гилаца.

Само собой о реальной работе программ знали единицы, население галактик было знакомо с программами Dream and Play, например, только по игрушкам, типа стрелялок, по сайтам да приложухам борделей и казино, с «Money» только по биржевым и банковским сервисам, с «Olimp» по цифровым госуслугам, ну а «Map» знали просто как навигатор… Но подписавшись на казино или банкинг, человек передавал свои данные (все, включая историю поиска в интернете и лайки в соцсетях, покупки в магазинах и поездки, перечень друзей и знакомых, сведения о политических, сексуальных и всех прочих пристрастиях) и автоматом попадал в игру. Программа выявляла твои желания, просчитывала твои способности и выстраивала в твоей жизни события, в которых ты мог набрать баллы, выполняя правила, и приблизиться к успеху или ошибиться и все потерять.

Три программы Джефферсона обсчитывались в его едином Информационно-вычислительном Центре ИВЦ на 100 млн условных гигаединиц. Достаточно чтоб просчитать необходимое количество игровых событий для 500 млрд жителей «этого мира» в рамках пространства-времени, заданного в All Map. Стараниями Срока Galaxy ввел в строй три года назад ИВЦ на 200 млн гигаед. С учетом того, что все пять программных комплексов работали на железе и софте Galaxy Кошес имел доступ к их массивам данных и к программным установкам, к правилам игр, по которым формировались баллы и события пользователей. Вычисляя по этим данным и установкам события игры быстрее самой игры, Срок в прямом смысле заглядывал в будущее и мог его менять.

Конечно, Кошес не хотел спалиться раньше времени и не превышал придуманный себе лимит на 10% событий, в которые он вмешивался. Само собой на этом рубилось бабло — выводились из игры баллы пользователей и монетизировались. Но главное, Срок отрабатывал механизм вмешательства и анализировал последствия.

Кому-то получалось пробить дорожку к успеху мимо всех испытаний, без всяких баллов или поднять джек-пот в казино. А кто-то из игроков, выполнив все правила и набрав сколько надо баллов в итоге не получал нужное событие — так ничего и не получалось с любимой девушкой, так никто и не замечал талант и не давал ему применения, не издавались и пылились в столах книжки, застревали социальные лифты, старики торчали у власти десятилетиями, а молодняку негде было себя проявить. Колумб никак не доплывал до Америки, Князь Болконский стоял день за днем на Бородинском поле, так и не получив свое ядро.

Программка, видя, что необходимое событие украдено, начинала тупить и останавливала игровое время. Час события оттягивался и не наступал. Дед Мороз стоял под дверями и не решался позвонить, обнаружив, что его мешок с подарками пуст. За дверями детишки сотый раз повторяли зазубренные стишки, но Новый год все не наступал, конфеты стырили.

При этом время останавливалось только в рамках одной игры. All Map сурово продолжало тикать часиками и игрок старел вместе со Вселенной. Получалось, «уж полночь близится, а Германа все нет», можно было состариться так и не потрахавшись. Целое поколение могло оказаться такой спортивной командой, поседевшей в раздевалке, не дождавшейся свистка судьи на старт — соревнования не начинались. В каких-то случаях игра тормозила время отдельных людей, в каких-то — останавливала время в целых странах.

Три игровые программы имели свои временные циклы, в рамках которых игроки должны были проходить «уровни». Про Любовь два года, про развитие — три, про деньги четыре. К концу цикла игроку становилось ясно, что его обманули — как в той стрелялке — обошел весь этаж, собрал все фишки, всех убил, решил все задачки, а дверь на новый уровень так и не появилась. В этом году ко всем «кинутым» на любви и амбициях пользователям добавятся те, кто столкнется с финансовыми непонятками — замкнется круг вмешательства в события по программе «Money». А на следущий год всплывет во всей красотище цикл «участия» Срока в «Olimp» и настанут политические проблемки. Вот тогда Кошес и покажет всем, кто тут хозяин. Но потом, для организации «нового мира» нужна будет новая единая программная оболочка, в которой можно будет согласовать все нынешние программы. Эта «новая» — и есть те 9 файлов, что написал когда-то Волос. Три файла достались Сроку от Кита, три у Лилит, еще три разбросаны где-то по одному — надо искать.

Оставив звездолет на космодроме Мановаха готовить к дальнему перелету на Близнецы, разослав помощников по делам, позвонил Ей. Леди Маринез согласилась «раздвинуть график» и дать ему вечером час в офисе. «Раздвинуть и дать» звенело у Кошеса в ушах, когда он с букетом роз и бутылкой редкого вина с нижних систем Стрельца ждал в приемной, косясь на лыбившуюся секретаршу. Ни плана, ни, блин, заготовленной речи, — надо было повозиться же заранее в программке «Dream» и все бы прошло как по маслу. Ее голос медным звоном плеснул из-за массивной дубовой двери типа можно зайти.

Срок длинными нелепыми шагами проскочил десять метров от дверей до ее стола по зеленому ковру, положил ей на стол цветы и поставил бутылку. Лейла Маринез смотрела смеясь снизу вверх. Кошес встал на одно колено, взял ее руку и поцеловал: «Будьте моей королевой, Лилит, я скоро стану королем, вместе взойдем на трон».

Лилит смотрела серьезно, прекратив улыбаться, не отнимала руку, напряженно застыв в кресле. Или она верит или думает, что он опасный псих, — думал Сул, — как же она права в любом случае…

Срок в двух словах разъяснил ей весь как есть расклад, вывалив все как на духу и предложив вместе кинуть этот мир, потом поиметь, а потом возглавить и переделать. «Мы вместе построим нормальный мир, где будет порядок и все будут получать по заслугам, не будет войн и бандитизма, мы с тобой сделаем все, наконец, как надо».

Маринез ошарашенная сидела-молчала. Срок тоже затих — сейчас вызовет охрану чтоб его вывели и позвонит заложет Гилацу. И хана тогда бедному Сулику, как тому дедушке Пауэллу, который уже предлагал ей стать Богиней. Снял очки, показав Ей глаза — открытые и беззащитные.

Лейла встала из кресла, оставив Кошеса на колене, обошла его и ушла к окну, глядя на вечерний Мановах, держа паузу. Тянулись то ли секунды, то ли уже минуты гробовой тишины. В нос шел аромат роз и ее духов, тяжким молотом гулко отбивали часы на стене мгновения, сердце Срока застыло, голова кружилась от страха и возбуждения.

— Достань фужеры там в шкафу и налей.

Сул бросился выполнять, а Лейла повернулась к нему, продолжая стоять у окна, наблюдая, как он суетится и видимо, боится:

— А ты смелый мальчик. Не побоялся с таким букетиком заявиться прям в офис… А если тут кто подглядывает или подслушивает?

Подошла, приняв фужер из холодной руки ухажора, глотнула:

— Не дрейфь, пей. Меня не пасут. У нас с тобой по три файла, по ровну. У тебя программа, у меня политика и СМИ. Значит доли тоже пополам?

Срок протянул руку обнять ее и получил локтем ловко в ребро, шагом назад она увернулась от поцелуя. Он опять схватил ее ладонь и прижал к губам:

— Да, Королева! Трон пополам, все пополам, будь мне женой. Я люблю тебя, Лилит!

— Не все сразу. Что с остальными файлами Волоса?

— Мои парни в Galaxy Sec найдут. Вместе их заберем, у кого бы ни оказались. Если ты согласна, то надо вместе лететь в Мелит на Близнецах. Тебе будет надо познакомиться с Гамма-админом и…

— Не все сразу. Согласна быть в деле и в доле. Про палец в желтеньком колечке потом побазарим отдельно. И про поцелуйчики тоже потом.

Лилит отняла руку от пыхавших огнем губ Кошеса, прошла модельной своей походкой, села в свое кресло, кивнув ему сесть напротив за стол и налить еще: «Так что там в Мелите?»

А в Мелите на Дельте Близнецов намечался первый шаг многоходовочки Срока в борьбе за власть над галактиками. Планировалось опробовать новый политический порядок на этом бандитском анклаве. Получится усмирить всех этих волков и медведей, положить конец беспределу там, — получится и везде. В случае успеха при этом Кошес получал контроль над бандами Близнецов и мог использовать их в качестве собственной вооруженной силы в борьбе за власть в остальных регионах.

Суть новой политической системы была в построении союза воровских авторитетов и вертухаев на зонах, который уже вполне сложился на Гамме Близнецов. Вместе они усмирили у себя на планете бандитов, мелкую шпану и поставили под контроль молодняк, направив его на мирные воровские дела без кровопролитий и стрельбы на улицах. Новая идеология была в исправлении мира через сотрудничество всех и каждого с администрацией. В Мелите на большом сходняке с представителями бандитских кланов Беты и Альфы Близнецов Гамма-админ предложит им миром и с щедрой долей лечь под него, объединив Систему Близнецов под его администрацией. Строить дальше вместе мир и процветание без кровавых разборок, реабилитировать имя Близнецов перед мировым сообществом, привлекать инвестиции и все тому подобное. Не согласятся — придется принуждать их к порядку силой… воевать.

Проект нуждался в правильном освещении в межгалактической прессе и в нормальной политической лексике — без «вертухаев» и «воров». А у IGM на Близнецах даже корпункта не было… Хорошо бы Лилит побывать в Мелите на «конференции», познакомиться с Гамма-админом, начать пиарить его и саму идею «смирения и сотрудничества с администрацией». Там, на Близнецах, в ближайшие пару лет развернутся главные события этой эпохи, IGM нужно развернуть тут полноценный медиацентр, который поставит под контроль подачу всей информации оттуда в остальной мир, в том числе и развитые общества Цефеи, Стрельца и Скорпиона.

Викинг и Десант все горячей рядили про штурм Врат, их жесты и слова ускорялись, по лицам пробегали странные блики, из глаз летели искры, от фигур пошло стремное свечение. В этом ночном городе, казалось, нет другого света, кроме мутного и приглушенного серого — лившегося откуда-то сверху ровно и экономно, как от монитора нотбука с поставленной на режим энергосбережения батареей. Но вот, выяснилось, что эти двое могли светить, как фонари. Правда оба будущих штурмовика постепенно расплывались и исчезали, по крайней мере из моего восприятия. Я уже не мог разобрать ни слова — так быстро они говорили и думали, и не мог разобрать их лиц, скрытых пеленой светлого тумана

Десант с тревогой пару раз глянул на меня:

— Не залипай, братиша! Ты че на ступор-то падаешь? Э? Ты с нами?

— Отвянь от него, — Суровый воин северных морей посмотрел на меня внимательно, как на далекий на горизонте берег, — расходятся пути, он должен еще остаться здесь. Давай, Джедай, вспоминай свое, думай. А нам пора.

Собутыльники мои ускорились до состояния светящихся гомонящих вихрей и эдакими двумя небольшими торнадиками вытянулись от мокрого асфальта Набережной к темно-серому небу, да так и всосались с концами в этот мутный небосвод.

Я, как всегда, остался один, ковырял пластиковой ненадежной вилкой оставшийся тушняк, примерялся глазами к бутылке. Смотрел на металл темного пруда, думал, что, конечно, знал я всегда, просто не хотел с этим соглашаться — Она нарисованная. Просто картинка на стене. Придуманный хранителями, точно списанный с моих грез образ, ловушка, предназначенная чтобы не дать мне пройти в дверь. Что-то вроде гондона, в котором как сперматозоиды угроблены все мои годы и жизни, мечты и силы.

Хорошо, что в этом городе не существовала тоска. Тут в любой даже самой тонко чувствующей натуре укоренялось рациональное отношение ко всему, даже к таким вот открытиям. Дожрав тушняк и хлеб, я брел с бутылкой в руке, курил и наслаждался слегка прохладным тихим ветром от пруда, шел в сторону серых стен девятиэтажек. Не в том беда, что она нарисованная. По большому счету, вся эта реальность нарисованная. Вопрос то в том — а хочу ли я на самом деле эту реальность покидать. Мне-то надо в эти Врата? В смысле именно в эти.

Приятно гордиться, что я уже столько раз проходил через самые разные двери, преодолевал такие же нарисованные страхи. Вспоминал стылый холод в спине и затылке, тяжесть в голове, темень в глазах и дрожь в ногах — я перешагивал через это. А перешагнуть через ресепшен с Черной красавицей не могу. И не хочу даже. Мне не надо в дверь. Я хочу остаться на этом ресепшене насовсем. То есть весь мой спор с хранителями не об освобождении меня из их тюрьмы, а об условиях содержания?

Бросаете в карцер — и вот я ломанулся на прорыв и на волю. А если подгоните в камеру нормальный хавчик и клевую девочку, то я не против такой неволи? Типа назло бабушке морозим уши, пока не купит мне ту шапку, которая мне нравится. Не ту, что по Сеньке, а ту, что по мне.

Да и вообще. Ведь не меня же хранители везли на тюрьму. Они обычно приходили ко мне сами и строили тюрьму вокруг меня — там, где меня находили. И вот, увидев вокруг заборы и решетки, вышки и вертухаев, я шел на прорыв, к Вратам и за Грань. А если бы меня не трогали, я так бы и сидел все жизни на одном месте и никуда бы не шел. За чем?

Вопрос «За чем» заклинило, поставив на паузу. Не понятно за чем было меня куда-то гнать таким дорогим способом, не понятно за чем мне было куда-то бежать из этих тюрем и за чем мне надо было дойти в итоге до этого ресепшена. Я поднимался в гору, увидев впереди знакомый памятник на площади между панельными многоэтажками. Там, где я встретил когда-то Женщину В Черном Пальто. Шел туда, продолжая думать — Меня бесит, что этот мир нарисован? Или просто картинка не нравится? Но как можно хотя бы мечтать когда-то быть вместе с Любимой, если уже знаешь, что она нарисованная на стене обманка? Или я как-то смогу настроиться и с этим сжиться? Или идти во Врата для меня уже неизбежно и я своими рассуждениями просто трачу время? И что еще там за Вратами нарисовано не известно.

Вот ведь, сколько народу уже отправил за Грань… А оказывается, что сам-то я за Гранью не был. Все прошлые двери были, видимо, тренировочные. Эти Врата — мои. Они для меня. Настоящие. И вот, мне кажется, что, если бы было можно остаться, то почему бы и нет. А значит, у меня с Вседержителем и его вертухаями не война, а торг, и я готов сотрудничать с администрацией? Или, если я уже в курсе обмана, то все-таки война?

— Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной, — тихо напевая подошла Женщина В Черном Пальто с высоким черным догом, — что, Джедай, о чем думаешь?

— Это все вокруг нарисованное…

— Глупости, — Женщина смотрела на меня, грустно улыбаясь, — это у вас там наверху есть что-то нарисованное. А здесь только твои воспоминания о когда-то увиденных картинках. Так-то тут вообще ничего нет. Тьма.

— А ты — нарисованная?

— Меня нет. Я Пустота. Я и есть эта Тьма. Я Женщина.

— Пи…дец, — я обреченно уставился на бронзовый профиль памятника с лысым черепом и узкой бородкой, — Прости…

— Это как посмотреть. В принципе в Пустоте есть все и одновременно ничего нет. Мой мир и беден и богат. Как смотреть, — Дог уселся рядом с нами, Она смотрела на меня ласково и смеялась уголками губ, — Если ты просто зритель, то ты видишь или ничего или чужие картинки. Если ты художник, если у тебя есть идеи и образы, то ты видишь тут краски, холсты и кисти. Рисуешь. Потом видишь свои картинки. Объекты во Тьме рождаются когда на них падает свет. Нигде кроме, как во Тьме и Пустоте они родиться не могут. Никак иначе, кроме от попадания света они тоже родиться не могут. И свет может прийти только от тебя. Только ты сам можешь посветить в свою Тьму.

— А ты?

— Я Женщина. Я пустая без света творца. Будет Свет, нарожаю хоть целый мир. А Свет без меня — безрукий и безногий художник, без кистей и красок. Чтоб что-то выросло, надо чтоб зерно упало на землю. Чтоб свет лег на листья. Без этого соединения не будет ни цветочков, ни ягодок.

Женщина трогала меня за руку и смеялась:

— Столько эпох ты бродишь по миру, и я должна тебе это объяснять? Ладно, на Хомланде вас не этому учат. Но природоведение у тебя в школе было? Хватит на чужие картинки кончать. Свою Пустоту оплодотворяй, свои картинки рисуй. Конечно, не факт, что ты хороший художник, не обязательно красиво получится. От тебя зависит. Я только качество красок могу гарантировать. И то, если ты еще пока учишься, то дам только набор гуаши для начинающих. Потом видно будет. Могу пластелинчик выдать или конструктор. Смотря, что тебе ближе.

— Детский сад, штаны на лямках, — я гладил собаку, горько усмехаясь, ясно чувствовал в себе волну гнева и неприязни, как будто ко мне возвращалась жизнь, — я джедай, а не художник.

— Ломать не строить, боец не творец. Так и будешь критические комменты лепить в фейсбуке под чужими постами, — Женщина смотрела вдаль, куда уходили темные дворы, — Тоже дело. В конце концов с Грогом у тебя хорошо получилось. Такие тоже нужны. Ластики вы мои милые, без вас давно бы все загадили вокруг горе-рисовальщики. Все эти хранители традиций, подражатели великим предкам и заслуженным авторитетам. Клонов своих одинаковых лепят век за веком. Нудные эти гроги. И тупые. А Красота же в разнообразии. И в Свободе. Молодец, кстати, что тех пятерых киношников на Грань вывел. Волос и Лилит интересное кино готовят. Маат и Тор еще покажут себя, уверена. Ну а Вагнер вообще красавец, очень мне понравился.

— Я в Вагнера тоже с самого начала верил. Видел, что он раньше их всех сверкнет, — к нам подошел давешний белобрысый приятель Женщины в Черном Пальто, — Мужество в нем есть. Много.

Я вглядывался в светловолосого собеседника, силясь вспомнить, на кого он похож:

— Радость, ты?

— Кому Радость, кому как, — товарищ мой давний пожал мне руку и обнял, — А ты все самокопаешься? Над ошибками работаешь?

— Да вот, братан, запутался, что считать мужеством. Для Вагнера все понятно было — тут Правда, а тут вранье. А мне как быть? Остаться верным Любви, не смотря на все недостатки избранницы, или идти по Предназначенному Пути, хоть и не известно, кто, по какому праву и зачем мне его предназначил? Или, как советует Хозяйка, стать художником, правда без навыков и собственных идей? Ни один из вариантов, честно, не влечет. Вот вишу тут пока в пустоте.

— Интересно даже узнать, Светоносец, что ты считаешь мужеством? — Женщина в Черном поправила свои волосы, устремив пристальный взгляд на белобрысого, — Любовь или Долг?

— Идти своим Путем не смотря на трудности, терпеливо преодолевать препятствия, проявлять мудрость, принимать этот мир и любить его.

— Терпение, мудрость, принятие… Какая-то женственность получается, — я задумчиво смотрел на памятник Великому Бунтовщику, бородатому вождю униженных и оскорбленных, молчаливому участнику нашего разговора, — ты часом, Радость, не разбился ли о стихию Земли? Не утонул во Тьме, когда тебя по Оси G сместили?

— Чувак, ты Древо видел? Хотя бы в учебнике природоведения? Корни во тьме земли, ветви на Свету, — Радость смотрел на меня в недоумении, — ты как прошел через все, что прошел? На одном драйве что-ли? Добро и Зло, Тьму и Свет что-ли разделяешь? Они одно целое. Одно Древо. Без одного нет другого. Свет освещает Тьму, Будущее растет из Прошлого, Идея рождается из Опыта, Смелость из Страха.

— Кстати про Страх. Ты Лилит давно видел? — Женщина в Черном хитро улыбалась, глядя на нас, как на любимый телесериал, не хватало только попкорна, — Ты уверен, что в тебе Смелости хватит посветить ей?

— Время покажет, Хозяйка, — Радость щурился и кривил губы, примиряясь с чем-то неизбежным. Я найду в себе Смелости светить туда. А хватит ли моего Света, или нет… Я шагну на этот Путь. Это и есть Мужество.

— Будь, что будет — это не мужество, — Женщина грустно и тихо говорила словно сама с собой, — Это опять ваше джедайское раздолбайство. Самопожертвование и инфантилизм. Ваше геройство — безответственность. Типа ваше дело шагнуть в бой, а какие-то добрые боги обязаны будут вам там помогать, спасать, подсказывать правильные решения. За разом раз от вас героев одно и тоже. Вас придурков побьют опять как мальчишек… Вас потом заново рожать-растить. Вы представляете сколько уже должны за все неудачные попытки? Привыкли к сохраняшкам и перезагрузкам. В этот раз все будет с одной попытки, ребята. Не получится если что переиграть. У вас должно получиться. Это будет не игра. Экзамен. Последний. Без пересдачи. Или победите или туши Свет. Срок пришел.

Хозяйка отошла от нас присела у памятника, поправив у подножия горевшие огнем алые гвоздички, потрепала за гриву своего пса. Обернулась к нам:

— Я Женщина. Мне лучше вас знать, что такое мужество. Это Ответственность. Вы должны ясно видеть Цель. Знать, что это точно ваша цель. Не обманная, настоящая. Ясно видеть мир и принимать его таким, каков он есть. Не тормозить, что нравится, что нет. А значит непредвзято, объективно, точно… правильно, короче, брать из этого мира те силы и инструменты, которые дадут вам гарантированное, стопроцентное достижение цели. Победить, добиться цели, отстоять свой мир — вот какое мужество от вас надо мне, женщине. Надо для победы терпеть — значит терпеть. Надо прятаться — значит прятаться. Бить — значит бить. Что потребуется — то и делайте. Мне достало еще с яслей, что вы такие гордые и стойкие, что кашу не едите, а потом вам углеводы надо в тело как-то наколдовывать, чтоб росли нормально. В этот раз, если для победы будет надо — ешьте манку хоть прямо из холодильника.

Женщина положила ладони нам на плечи, говорила проникновенно, с тревогой в голосе и как будто с последней надеждой:

— Мальчики мои милые, вам там никто не поможет. И я не помогу. В этот раз сами. Проиграете — погибнете, меня погубите. Весь мир угробите. Хватит геройствовать. Станьте уже мужчинами. Сделайте все как надо, до конца.

Радость обнял ее, поцеловал в щечку, отошел от нас на пару шагов. Помолчал лицом к серым панельным стенам. Скорбно усмехнулся:

— В этот раз, действительно, все будет всерьез. И это значит, что не все будет зависеть от нас. Это не только наш экзамен. И только моего Света не хватит. Одной моей Воли будет не достаточно. Тут будет нужен Огонь многих сердец. И не мне, Хозяйка, решать за всех. Я выберу Волю. А что выберут другие — на что у них хватит Воли… Этого никто не знает. На то и экзамен. Так что без гарантий, прости. Просто верь в нас.

Женщина глубоко дышала ночным сырым ветром и молчала. Радость повернулся ко мне:

— Я все для себя решил. Я пойду до конца. А ты? В деле?

— Прости, друг, еще не решил, — я трогал своей пятерней плечо бронзового Мятежника, смотрел, как бегает по площади большая Черная Собака, — мне еще что-то надо вспоминать. Без чего-то еще из памяти мне нет смысла ввязываться в это ваше дело. Видишь — само вырвалось «ваше». Я еще не понял, что тут мое. Буду стараться все вспомнить до начала экзамена. Иначе не сдам. Тут с билетиком не повезет. Спросят именно то, что не понял.

Собака залаяла — посреди площади из ниоткуда нарисовались двое в грязных мабутах и стоптанных донельзя пыльных берцах. Ошарашенно озирались, присев на колено, зацепились взглядами на нас:

— Фига, блин, — джедаи! — проговорил первый из них, с серым лицом.

— И вам привет, солдатики! — я ответил, разглядывая эту парочку, — что, страшно?

— Есть децл, — ответил второй, простуженный,

— Где мы? Что с нами?

— Вы здесь будете долго и качественно отдыхать.

— Темновато тут, — был недоволен и недоверчив серолицый.

— Я и не сказал, что будет весело. Что, подстрелили?

— Накрыли чем-то. Бахнуло круто и ярко. Охнуть не успели.

— За что подставлялись-то? Выясняли, кто круче?

— За деньги, чувак, за красивую жизнь.

Хозяйка насупилась:

— Очередные. Скучно им было там. Видишь ли красок мало. Ярче бы…

— А ты сама туда сходи, посмотри, повеселись, — заступился я за пацанов, — Тоска смертная, бабы толстые, воли нет, дороги все закольцованные.

— Ужас, Хозяйка, — вторил простуженный, — скука жесть. Такое ощущение, как будто твою жизнь стырили. Время не идет. То есть часики тик-так, жизнь уходит, здоровье скачивается, старость по плану… А жизнь так и не началась, событий нет. Все сумерки без рассвета. Вот и надумали бабла срубить, вдруг тогда вштырит.

— Не нравится кино от Вседержителя, рисуйте свое. Пулемет не поможет.

— Да что там нарисуешь, — встрял Радость, — ты тут краски типа выдаешь наверх… Они людям не попадают. Вседержитель распределяет, в основном себе. Все яркое запрещено.

— Например? Чего тебе яркого не хватает?

— Добро и зло, например. Что ты нарисуешь без них? А он с распятым фокусом своим мой дар познания добра и зла аннулировал. Люди выбрали мое яблоко, а он их выбор отменил, выкупил. Вот такие теперь деревца — кому вершки, кому корешки…

— Вы о чем вобще? — Серолиций был точь в точь, как расстроенный медведь с корешками из детской книжки, — Нам не познания хотелось… Девчонок стройных и веселых, дальние края посмотреть, пожить в комфорте. Да мы обычные мужики.

— Это одно и тоже. С веселой девочкой, как раз и познаешь в момент про добро и зло, — Радость говорил уверенно, явно к кому-то прицениваясь в мыслях.

— Что там познаешь, они все нарисованные, — вытащил в свой черед из своих мыслей я.

— Я вам все сказала, ненарисованные вы мои, — Женщина В Черном подозвала к себе дога, — хотите вернуть свободу выбора, яркие краски и познание? Сотрите очередного грога. Победа Вседержителя не предопределена. От вас зависит. Это ваш Срок. Сотрите его. Или он вас самих сотрет. Тогда точно рассвет не увидите.

— А нам типа куда? — в тоске задался вопросом Простуженный.

— Мы тоже нарисованные? — я обернулся к Хозяйке, — Кто нас так? Неужели постараться было некогда?

— Мне уже непонятно Бр, — Женщина В Черном смеялась, — может, тебе и правда в те Врата еще рано.

— Как ты такой на экзамен пойдешь? — Радость смотрел на меня и моргал, — тебе еще по деревьям лазать и лазать. Познавать и познавать. Вкушать и вкушать.

— А нам-то куда? — стонал уже от нашего мутного базара Серое Лицо.

— Спи ты нах… за…бал, — коснулся его плеча Радость.

Лилит почувствовала, что Срок через пару секунд кончит. Напргяла все тело, как в качалке, выгнулась вперед, прикусив его за ухо, завизжала, задрожала… откинулась на спину, сжав ноги, зная, что кожа у нее сейчас розовеет и покрывается испариной. Сулик верил в такие ее оргазмы.

Поначалу леди Маринез боялась, что умник-задрот, с 15-летним стажем зоны окажется закомплексованным и не примет ничего кроме позы миссионера и «сзади». Но Кошес показал себя готовым к экспериментам. Его всему, правда надо учить, но рвения у него хоть отбавляй, а времени вагон. Полет из Мановаха в Мелит — это три месяца и заниматься в общем-то больше нечем. Интернета нет, придется верить в лучшее и надеяться на помощников, оставляя на полгода контору саму на себя. Планов, хоть и наполеоновских, хватило для обсуждения на пару дней. Просмотр уркиной видеоколлекции Лейла отменила волевым решением, с которым будущий владыка Вселенной был вынужден согласиться. Можно было сидеть вместе на огромной кровати в президентской каюте и смотреть в окно на космос, слушая попсовые мановахские хиты из плеера Лилит, можно было иногда спускаться на палубу ниже — в бар, посидеть там посмотреть в окно на космос, слушая шансон из колонок. Время от времени можно было дергать помощников и советников, скучавших в общих каютах без дела. Все остальное время Маринез дрессировала свое новое тело, надеясь ближе к Близнецам уже получить первые настоящие оргазмы. Кошес старался.

В таком полете важно не спиться и не растолстеть, Лейла старалась пить только водку, по больше курить и поменьше жрать — один кусок мяса в день без ничего. Глотнув белой из стакана, и затянувшись сигаретой, врубив вытяжку (круто на корпоративном борту лететь, на транспортах курить в салоне не разрешат даже ей), смотрела в черную дыру космоса в огромном окне. Как она решилась мутить с ним?

Честно, сначала со страху. Когда он вывалил ей свои мегапланы тем вечером, отрезав себе пути отступления, она испугалась. Даже если немедленно его сдать Гилацу, это приведет к жесткой разборке с Galaxy, даже войне, в которой ее рано или поздно грохнут, как когда-то ее друзей — Вагнера и Волоса. И Гилац на этот раз не спасет, да и не захочет он втягиваться в этот конфликт.

Никогда раньше она не думала и не хотела собирать Книгу Волоса и охотиться за ее кусками. Но этот бойкий парень вполне может ее собрать, и лучше ей тогда быть с ним вместе, чем на Мемориальном кладбище Мановаха. Тем более ей обещана (без гарантий правда, могут все-таки потом завалить) честная половина будущего большого пирога.

Хотя этот пирог и связанные с ним риски пока еще далеко. Сейчас она просто летит создавать региональный центр IGM на Близнецах и налаживать там связи. На этом этапе, если что пойдет не так, она еще может соскочить. Скажет Гилацу, что просто хотела по его же просьбе как можно больше разузнать о планах Срока.

Парень кстати оказался не скучный, начитанный, чувствовалось университетская романтическая молодость густо смешанная с уркаганским скепсисом, юмором и цинизмом. Но в этом блюде все-таки романтика и кругозор были мясом, а зазоборная мудрость все-таки только гарниром. Хотя, наверное, именно камера сделала его таким консерватором хоть и просвещенным. Все-таки он был пропитан все той же идеей порядка и имперскости, что и в свое время Грог, да и вся эта Galaxy-контора. Убежденные, потомственные вертухаи — охранители человечества. Хорошо хоть крестик не носил, а то бы мельтешил все время перед носом во время секса, Лилит терпеть это не могла.

Близнецы приближались и леди Маринез открыла в нотике краткие справки об истории и положении дел в этом многострадальном регионе. Великое открытие (момент когда очередная планета или система дозрела в научно-техническом и культурном смысле и признана готовой узнать о внешнем мире и быть в него принятой) случилось тут полвека назад. Обычно в такие регионы прилетает специальная делегация от межгалактических организаций с подробным рассказом о жизни в галактиках и готовым планом политической и технологической модернизации. Обычно такие миры сразу резко идут вверх в развитии и очень рады вступить в дружную семью народов и галактик.

Но не всегда все идет по плану, и вот Близнецы тому пример. Было допущено много ошибок, как оказалось, не достаточно был предварительно изучен этот мир, да и вообще им тут было рано делать Великое Открытие, поторопились политики в Мановахе в угоду своей предвыборной отчетности. Местные государства рухнули вместе с религиями и культурой, население поехало умами, понеслись кровавые войны. Когда возник риск ядерной войны цивилизованный мир испугался и прислал сюда миротворцев — окончательно раздолбать тут остатки государств и «снизить научно-технический уровень до неядерного». Так тут и получилось идеальное место для вселенского бандитского анклава-убежища.

30 лет назад на Гамме построили сеть исправительных лагерей, решив переловить и перевоспитать там всех бандитов. Всех или хотя бы большую часть поймать не получилось, но лагеря цивилизаторов переполнились, превратившись в жуткие филиалы ада. 20 лет назад сумели таки навести на Гамме относительный порядок или точнее мир — администрация лагерей договорилась с авторитетными ворами вместе придавить бандюков беспредельщиков. Темой рулил тогда уже бывший при делах Грог и его Galaxy, создавший в итоге на Гамме своеобразное государство, в котором тюрьмы играли роль городов — политических и торговых, культурных и научных центров. 15 лет назад по этой тюрьмоцентричной схеме решили установить воровской порядок на всех Близнецах. Вторжение начали с Дельты. Били максимально жестко, чтоб устрашить бандитов. Получилось завоевать почти всю планету. Уперся только Мелит, который держался почти год, успев наладить получение помощи от банд с Альфы и Беты. В конце концов в Мановахе ужаснулись кровавым зверствам войск Гаммы, прислали миротворцев. На этом наведение порядка на Близнецах пока завершилось, а Мелит стал единственным вольным городом на Дельте — огромным цветущим мегаполисом с открытым рынком и границами, под защитой Наблюдательных сил Межгалактического Арбитража.

Немереный даже по меркам Мановаха космодром, до отказа забитый звездолетами зачетно лизнул Срока, дав без задержек под посадку площадку прямо напротив центрального терминала. Кошес и Маринез — не должностные лица, поэтому только что почетный караул не выставили. А так — трап с позолотой, ковровая дорожка к крыльцу, школьники с цветами и оркестр. Мэр Мелита пожал руки им на крылечке и вежливо слинял, оставив в ВИП-зале отдыха, куда к ним в другие двери, чтоб не мелькать в кадре у репортеров вместе с мэром, вышел Администратор Гаммы Маршал Аханодин.

Выскокий, стройный, даже худой, явно аристократ вертухайской расы, Аханодин прилетел на Дельту без маршальского костяного жезла и черной формы со звездами на погонах. Классический черный костюм подогнанный идеально точно под утонченную фигуру, блестевшие лаком черные ботинки, гладкая бледная кожа руки прикоснулась к ладони Лилит, пожав вместо поцелуя, отдав дань уважения мановахской феминистской культуре. Краткая и точная речь — маршал благодарил ее за приезд и готовность IGM освещать беспристрастно процессы на Близнецах и усилия Администрации по наведению порядка и улучшению инвестиционного климата. Обещал со своей стороны открытость и помощь ее сотрудникам.

Вместе громким кортежем в сопровождении нарядных мотоциклистов мчались по очищенным стражей проспектам Мелита к Melit City Hall, где ждал так называемый Инвестиционный Форум — самый обширный сходняк представителей всех сколь-нибудь значимых сил на Близнецах, куда прилетели, правда по такому поводу и настоящие инвесторы в основном с близлежащих Ориона и Сфинкса.

В огромном зале, где за столами с закусками сидели сотни гостей, повисла тишина, когда оставив Кошеса и Маринез, Аханодин взошел на подиум, где только что танцевали полуголые красотки, и взял микрофон. Без командного зычного рыка (хотя голос давал понять, что может быть в разы громче и жестче) спокойно, идеально выговаривая слова и интонируя фразы, выразив лицом отеческое тепло и участие, Маршал обратился к Форуму:

— Уважаемые представители свободных! Рад видеть вас здесь в таком сборе, горд представлять здесь Порядок, уверен, что мое предложение является единственно верным выбором для всех нас.

Мир в ближайшие годы шагнет далеко вперед. Час большого обновления близок и у нас с вами, жителей Близнецов нет времени. Кем мы будем в новом мире? Криминальным дном? Тюрьмой? Отсталым захолустьем? Отцепленным от межгалактического цивилизованного поезда ржавым вагоном в отстойнике депо?

Настало время объединяться, строить единое правовое поле, создавать условия для безопасности инвесторов и простых жителей. Настал час положить конец беспределу, бардаку и крови на наших землях. Это значит смирить гордость, забыть обиды и страхи. Научиться каждому подавлять свои страсти, алчность и эгоизм и встать на путь сотрудничества с нашей администрацией. Мы предлагаем пятилетний конкретный план общих действий. Каждый получит в нем почетное и сытное место. Каждый из вас выиграет, не проливая своей и чужой крови. Чтобы начать, нужно, чтоб ваши избранные предводители подписались под Планом, а лидеры бригад написали мне Заявление о готовности сотрудничать. Они обретут свое место в новом счастливом мире. Кто не будет сотрудничать — тот исчезнет вместе со старым миром боли, страха и потерь.

Пока народ переваривал, Кошес тронул Маринез за рукав, сообщил на ушко, что его спецура из Galaxy Sec нашла все три оставшихся файла. Один он достанет сам. С двумя другими его конторе светиться никак нельзя. Придется Лилит под видом интервью встретиться с одним львом с Альфы, нанять его (затраты напополам). Срок повел ее через зал к мужчине в дорогой черной кожанке и отглаженных брюках. Красавцем его было не назвать, но чем-то он чертовски привлекал к себе с первого взгляда. Открытое лицо с широкой доброжелательной улыбкой, ямочки на щеках, лихие искорки в глазах, в каком-то прямом смысле мужественная фигура спортсмена. Это Пума, один из лучших львов, — сказал ей в ушко Кошес и ушел, поставив их напротив друг друга, подмигнув обоим, отдав ей флешку с инфой по найденным файлам.

Лев, блеснув сединами в бороде, мило улыбнулся сверкнув белыми ровными зубами, слегка иронично поклонился:

— Польщен Вашим вниманием, леди! Но вынужден откланяться. Не в моих правилах отказывать таким красивым и важным дамам, но Ваше дело, похоже связано с интересами Galaxy, а я член Сената Альфы. После сегодняшнего предложения Гамма-админа, мои друзья меня не поймут. Нельзя их разочаровывать.

Пума почти ушел, но вдруг обернулся к ней снова, подняв вверх палец:

— Эврика! Я не буду разочаровывать и Вас, милая леди. Пойдем, я Вас познакомлю с очень приятным волком. Пушистый, мягкий лапа-красавчик, а клыки и когти остренькие, и нюх как у орла. И если ему не говорить, что Вы дружите с Galaxy, он и не спросит. А сделает все на пять баллов. Я за него могу поручиться.

Маринез спустилась по лестнице под руку с Пумой в коридор, к ВИП-номерам.

— Как Вам План Админа?

— Леди, кто-то, может и поведется за страх да за хлеб. Может, и многие даже на Альфе. Но большинству, хочу надеяться, воля важнее койки и пайки.

— Вы выберете кровь и смерть?

— Я выберу Свободу. А Смерть сама выберет кому пустить Кровь.

Пума толкнул ногой одну из дверей, представив ей сидевшего в комнате на диване парня в модном джинсовом пиджаке с кожаными верхом — Это Радуга, горный волк из Змеинной долины, он все может. Откланялся и ушел.

Лилит вошла в комнату к столу, разглядев волка в свете красного торшера. Не веря глазам, подозревая наваждение, села в кресло, не зная что сказать, молча глядя в настолько знакомое лицо.

— Узнала? — Радуга растянул рот в своей фирменной гагаринской улыбке, показав свежие морщины на лбу и вокруг глаз.

— Радость? — Маринез напряженно вцепилась в подлокотники, не зная рада ли она такой встрече, — Ты жив? Давно? Как ты выбрался?

— Долго рассказывать и не поймешь. Последние десять лет я не джедай. Я волк, убиваю за деньги.

— Почему не связался, почему не успокоил, что жив?

— А что скучала что ли?

Лилит, конечно, не скучала. Вообще Радость во всем виноват. Это он 10 лет назад вытащил с Лебеди пять восторженных наивных двадцатилетних романтиков-провинциалов и бросил в самое пекло вселенских интриг. Если б не он, были бы живы ее друзья — Волос, Вагнер и Тор. Если б не он, с ней не случился бы весь этот ужас. Жили бы сейчас в каком поселке, работали учителями в школе, бренчали бы на гитарках в актовом зале про свободу, мужество и торжество добра…

— За тебя же друзья твои парились, пытались вызволить из этой твоей… Тебе лучше знать, где ты был.

— Мои друзья теперь волки, львы да тигры… Говори, что у тебя за заказик.

— Надо ограбить секретный ИВЦ «Dream And Play» на Васту и один из дворцов Уоллоса на Флорине — тот, что у него хранилище раритета. В обоих случаях мне нужны только отдельные конкретные предметы — все остальное ваше. И гонораром не обижу.

Радость внимательно, щурясь смотрел на лицо Лилит — на ее явное к нему неприятие, почти злость, с печалькой улыбнулся, взяв ее за руку:

— Я у тебя прощения просить не буду. Вы сами всего этого хотели. Вы молились всем богам и чертям подряд, чтоб вам дали путь к свободе и воле. Вы обратились ко мне. Я был джедаем, я был обязан вам дать этот путь. В конце концов ты выжила и в любой день этих десяти лет могла полететь на Лебедь и стать сельской училкой. И Маат тоже. И вы обе на самом деле довольны.

— А мертвые довольны? У них не спросишь?

— Вагнер точно не в претензии. Про Волоса ты сама решишь. А у Тора… Нету, короче, у меня чувства вины, — Радость сказал в телефон Грому, чтоб тоже зашел, — тут видишь ли, я по Васту готов сработать, все будет ОК. Но с Уоллосом ссориться мне не в тему. Зато есть волк, который этому миротворцу всегда с удовольствием кинет подляну.

В дверях появился высокий широкоплечий силуэт. Здоровяк в черном кашемировом пальто поверх грубой майки приблизился к столу попав крупным своим лицом в свет торшера. Золотистые волосы, голубые глаза, покатый большой лоб.

— Бл…дь, Тор⁈ — Лилит была в шоке и не могла понять от радости или от злости, расцелует она своего друга детства и однокашника или порвет, сидела в итоге неподвижно, продолжая сжимать побелевшими пальцами подлокотники кресла, — ты то, сука, почему молчал? Мы тебя что сдали бы⁈ Ты нас так ставишь⁈ Маат все слезы, бл…дь вырыдала. Она какие-то рваные кровавые трусняки до сих пор хранит с твоим ДНК. Выдали ей миротворцы на память. Тварь ты. Хоть в пол намека бы дал знать.

— Прости, Лил, я все обдумал. Вам бы это навредило. Слишком навредило бы. Да и мне тоже. Узнай Уоллос, что я жив, найдет и здесь. Его миротворцы от моей базы всего в тыще километров. Найдут как завалить, — Тор стоял огромный, мерцая в неверном свете торшера, как памятник сам себе, вздохнул, сморщив криво ухмылку, — а Маат нормально с Уоллосом. Я выяснял. Ей лучше с ним. Ей лучше не знать про меня. Так что очень прошу, не говори ей.

— Короче, хватит, — Радость откинулся к спинке дивана, кивнув Тору на свободное кресло за столом, — уверен, мы все на самом деле очень рады встрече. Давайте договоримся. Леди Маринез, мы храним Ваши секретики, Вы храните наши. Теперь к делу.

— Хорошо, волки, договорились, — Лейла затянулась сигаретой, — к делу. Во дворце на Лазурном мысе Флорины надо взять статуэтку рыцаря с копьем. Бронза и золото, XVIII век. Вот фото. В целости и сохранности доставить мне. Никакие следы не должны вести ко мне. Чтоб не было подозрений, надо ограбить весь музей дворца и унести все, что дорогое. Там полно золота и древностей. Это должно быть именно ограбление.

Секретный Информационно-вычислительный центр «Сфинкс» DP находится к северу от Долины Чобан, северные предгорья, выходящие к степям кочевников. Вот локация на карте. Там надо взять диск или скачать с него все содержимое. Диск хранится в сейфе здесь. Помечен именно эмблемой Сфинкса в греческом стиле — все остальные картинки и статуи сфинксов там египетские. Вот тот Сфинкс. Обязательное условие, пропажа диска или его использование не должны быть заметны. Или надо взять еще какого барахла до кучи или сжечь там все в золу. И никакие следы не должны вести ко мне.

Гонорар по пять тысяч золотом за каждый заказ, аванс половина, полная секретность.

Боль, ослепительная, как дальний свет в лоб, пронзительная, ударила резко и по всему телу. Как будто током шибанула в виски, так что загудели кости черепа. Тору показалось, что он консервная банка, которую грубо ковыряли тупым ножом, лезвие скребло по стенкам банки и выворачивало его наизнанку. Еще секунду назад вокруг была пустота — словно все тонуло в каком-то сером дыму. Боль тугим лучом белого света вспорола этот дым и заполнила все вокруг до краев плотно, так что заломило и сдавило все внутри. Мясо и кишки ныли и пели мучительным хором, а кости выдавали соло резко — так что передергивало от головы до ног.

Тор разжал челюсти и выпучил глаза, через огонь в груди вдыхая чтобы заорать. Вокруг была темная ночь и стоял холод. Над ним склонились две тени, мутно наплывая носатыми профилями на фоне мерцавших звезд. Один сунул ему между зубов тряпку или шарф, плотно забив кляпом рот:

— Очнулся. Обезболиватель еще остался?

— Одна доза.

— Коли сейчас.

Носатый опять уплыл, растворившись в сером дыму пустоты. Тор вырубился.

Потом стали слышны невнятные голоса и шум движка. Сквозь тупой гул боли, чувствовались толчки в спину — его куда-то везли на машине по тряской дороге. Обезболиватель заглушивший боль, дал дорогу осознанию случившегося. Тор проиграл. Его войско, похоже разбито, его Анархическая Республика, его воплощенная мечта и проект всей жизни, уничтожена. Обида, невиданная еще никогда в такой огромности и силе, навалилась пудовым камнем, выдавила стон и первые с детства слезы. Тор завыл от отчаяния и позора. Он привел на Куру четыре тысячи человек на погибель, клялся биться до конца, но выжил, едет как баран на днище машины неизвестно куда с кляпом во рту. Он никогда не понимал, не так это понимал, не до конца понимал, что все может кончиться. И что может быть настолько больно.

Гром отвлекся от воспоминаний десятилетней давности — пора выруливать на посадку. Серо-черный шар Беты был рядом, в компе пиликал зумом диспетчер, Гром уселся в кресло перед пультом управления своим одноместным звездолетом. Поездочка в Мелит удалась — три неплохих заказа. Хотя трудно сказать — удача ли встретить Лилит и обречь себя на воскрешение своих воспоминаний о катастрофе на Рамире, которые он так старательно хоронил все эти годы.

Миновав зону ответственности космодромов, отсоединился от диспетчера и пошел на снижение к своей базе в Грозном лесу — большому логистическому терминалу Мокрое на пересечении трех важнейших трасс Волчьих гор. Белые длинные бруски складов и черные квадраты автостоянок вместе с заправками, кабаками и отелями тянулись на километры. Гром вертикально спускался на площадку перед своим трехэтажным «замком» рядом с администрацией терминала, выпуская соплами струи огня, глядя, как в почтительном приветствии клонятся верхушки серых уже окончательно растерявших листья деревьев.

Бросив машину ребятам обслужить, Гром, запахнув пальто, чувствуя тонкими ботинками холод земли, прошел в Дежурную часть, посмотреть, как у него дела. Зной, шеф базы, самый старый из его сотников, худой и вечно простуженный, докладывал негромко и подробно, что все в целом норм.

Повздорили бригады соседей, но вроде помирились без разборок, Предводитель Грозного леса Одноглазый вернулся на днях в столицу от Клюва, предупредил, что могут быть проверки готовности резервистов. Подконтрольные барыги по кварталу отчитались все вовремя и в полном объеме. Местный префект тоже. Ну и, конечно, два скандала с медведями. До стрельбы не дошло, но покричали громко.

Гром пошел к себе, мысленно сетуя, что хуже нет, чем медведь сосед. Грозный лес на западе граничил с Медвежьим Лесом. Куча спорных территорий и тем, а договориться с ними по нормальному невозможно. Молча прут, чуть что в рев и выпускают когти. В квартире ударил в нос запах блинов и меда. Акула — боевая подруга, считай как жена, знала о приезде, приготовила стол.

В теле, не стесняясь своих килограммов, напористая, когда надо злая и продуманная, прилетела с Гарпии. Неплохой снайпер, борчиха и пловчиха, верный товарищ и отличный повар. Румяная круглолицая подруга широко улыбалась, ухватив Грома за зад, хохотала — Ну че, добытчик, с возвращением! Толчком в спину усадила его за стол к тарелке с горой блинов, к тарелочкам с медом и сметаной.

Он, обнял ее проведя рукой по мягкому теплому боку, думая, как непохоже это на все о чем он мечтал тогда, когда был Тором. Вспомнилась Маат — блондинистая топ-модель на сухих длинных ногах, с узкими руками, тонким лицом и огромными глазами. Конечно, кроме ролтона она его ничем никогда не угощала, конечно, добрых слов от нее за все годы услышал меньше чем от Акулы в среднем за день. Да и возилась с ним Маат только когда нуждалась в защите — он был самый здоровый сукин сын на курсе. Она его столько раз бросала, что он привык и не было больно. Они никогда бы не остались вместе надолго.

С чернобровыми красавицами на Рамире так ни с кем и не получилось замутить, хоть они и улыбались ему, Лидеру Республики, из всех окон — это был год, когда вообще не было времени даже поспать. Вспомнилась вдруг лейтенантка, милая узкоглазая, веселая из пресс-службы северо-карфянских войск, не вспомнить уже, как ее зовут. Тот ночной пруд и шашлыки после штурма Дерских скал. Ведь вот оно могло быть настоящее счастье… Где она теперь? Сгинула небось вместе со всей северо-карфянской армией под ядерным ударом Орды.

Смотрел, как Акула сидит напротив, уложив мясистый подбородок на кулачки, уперев локти в стол. Наверное после разгрома на Рамире, когда он понял, что все можно потерять, он стал так ценить сытое тепло и уют дома, согласился на то, чтоб рядом была некрасивая женщина, чтобы грела и готовила, чтоб не бросила, чтоб смотрела вот так в рот и во всем слушалась. Видимо, тогда он понял, что ему нужна жена и именно в том смысле, в каком это слово придумали в патриархальной древности мужицкие философы и святые отцы. И каждая перестрелка, каждая мимо пролетевшая пуля укрепляла в нем уверенность, что так правильно и надо гнать от себя идиотские мысли о стервах-красавицах, а надо чтоб кто-то ждал дома с блинами и медом.

Отвлек Одноглазый в скайпе — старик морщил лоб и тер кулаком по столу:

— Тебе надо меньше бычить с медведями, не рычи на них, надо как-то мириться.

— А как же фермы на Бараньей речке?

— Уступи.

— Пацаны не поймут!

— Я пойму. Нам с медведями еще может быть в одном окопе стоять.

Легко сказать, думал, закрыв скайп Гром, эти мохнорылые бородачи ничего кроме артиллерии не понимают, с ними только силой и можно. «Баранья речка моя, я ее своей бригадой брал, Одноглазый тут не указ. Хотят — пусть возьмут, я им выдам кровавый подарок». Акула, вот была с ним согласна, что нехрен уступать мудакам.

Вызвал Кабана — здорового и энергичного колобка с большим щекастым лицом и крепкими торчащими ушами — усадил напротив себя за стол, кивнув на блины:

— Готовь 20 парней со своего спецназа по злее, но смышленых. Будем брать объект на Флорине, на 5-й Z Аполлона. Отправка несколькими группами. Часть с оружием и спецтехникой арендованным бортом сядет на ничейной территории Семистепья. Часть коммерческими бортами через космодромы Пилинии. Будут нужны легенды и паспорта, пилинские и рустамские. По два комплекта каждому, на туда и обратно. Из железа надо пистолет-пулеметы, один граник, снайперки, гранаты, пулеметы. Сбор всех групп в Семистепье, километрах в трехстах на северо-восток от Тепломорска. Найми там вертушку без палева, — Гром смотрел, как счастливый Кабан жует блин и ковыряет ложечкой мед, — охрана там не сильная, но райончик, сам понимаешь, так себе. Уйти будет сложней, чем взять. Так что по лучше подготовь отход, чтоб без следов, с обманками. Объект принадлежит генералу Уоллосу, он плохой противник, лучше чтоб он про нас не вчухал.

Кабан пошел готовить зондер-команду. Акула взялась мыть посуду. Гром лег спать.

Решил высаживаться с группой в Семистепье, Кабан шел с теми, что садились в Пилинии. Прямой перелет до Аполлона занял бы две недели, но сделали зигзаг до Альфы Сфинкса, чтоб лететь к 5-й уже с рустамскими паспортами и на машине, взятой в аренду у местной шеринг-конторы. В салоне сверхмалого тридцатиметрового «бычка» группа из двадцати человек теснилась лежа вповалку на полу, подпихнув свои мешки вместо подушек. В хвосте салона выстроили пирамиду из ящиков с оружием, патронами и взрывчаткой.

Лежа вместе со всеми, закинув ногу на ногу, сбросив сапоги и носки, шевеля пальцами, глядя в серый потолок, Гром опять видел тот дым, который накрывал его тогда, 10 лет назад на Рамире после укола обезболивателя.

— Где я? Кто вы? — спросил он у носатых, когда пришел в себя в постели в каком-то, походу, рамирском деревенском доме.

— Мы тигры с Серых Камней, с Приморья Беты Близнецов. Охраняли твоих партнеров-спонсоров. На тебя заказ пришел. Одноглазый, Предводитель волков из Грозного Леса, сказал тебя привезти ему живым.

— Я вроде не соглашался.

— А ты погиб, по крайней мере погиб бы, если б не мы. Так что твое мнение не в счет. И ты, кстати, погиб для всех. Мы твои кровавые шмотки там оставили. Уоллос нашел, очень радовался. Нет больше Тора. И Республики твоей больше нет.

— Что с остальными?

— Пока ты готовился сражение давать, тебе миротворцы в штаб дрон с бомбой загнали. Всех порвало на мясо. Тебе свезло, ты вовремя поссать вышел. Правда обожгло, порезало кафелем и бачком поломало ребра. Но будешь жить. Фельдшер местный обещал. А Одноглазый тебя долатает, будешь как новенький.

— Я обязан сдохнуть, я клялся умереть за Республику.

— Хочешь, считай себя спасенным, а хочешь — плененным, но в Грозный Лес ты попадешь живым. Мы тебе сглупить не дадим.

Боль иногда накатывала волнами, вышибая искры из глаз. Когда боль отходила, жгли отчаяние, обида и позор. В памяти плыли лица товарищей, солдат и крестьян, поверивших ему и его анархическому интернету. Зря поверили. Нарисовалась Маат — ее он, наверное, не увидит больше никогда. Погибшие друзья-однокашники Вагнер и Волос, которых даже не успел оплакать, так был занят своей Республикой и войной.

Везли еще несколько дней на машине, потом долго, с посадками-дозаправками тряслись на вертолете. Наконец, приподнявшись на локте, Тор увидел в иллюминаторе теплое синее море и белые облака. В Пилинии, на какой-то ферме среди джунглей пересели на звездолетик вроде того что сейчас везет его в Семистепье. Похожие на бандитов парни на ферме снабдили их лекарствами. Один из тигров, по прозвищу Шерсть, в салоне звездолета смастерил раненому капельницу, сидел рядом, хлопая Тора по плечу:

— Ээ, дорогой, хватит ныть. Тебе 24 года? Вся жизнь впереди. Один битый сотни небитых стоит. Главное, не сломайся. Еще победишь, успеешь. Построишь еще себе Республику, лучше прежней. Да и Одноглазый нормальный волк, ты ему для чего-то хорошего нужен. Говорит, что ты «золотой парень», очень полезный.

Тор смотрел в панель окна на черный провал безучастного циничного космоса, на холодные безразличные глаза звезд, чувствовал рядом единственную живую тварь на миллионы безжизненных километров вокруг, слышал участливый голос тигра и тепло его руки, радовался его наивным но добрым словам, возможно искренним. Хотел поверить, что у него есть там впереди среди бандитов на Близнецах будущее.

5-я Z Аполлона разлилась на весь экран монитора багровым морем сиявшей огнем атмосферы — переливаясь десятками оттенков красного, полосами посветлее к полюсам и кровавыми мазками ближе к экватору. «Бычок» мелко затрясло, за окнами пошла черная копоть от обшивки, волки, сидевшие кучей в тесном салоне, прислонились спинами и затылками к стенам, ловя дрожь корабля, запрокинув лица к потолку, вылупив глаза в пластины обшивки. Тор смотрел то на вздрагивавшие щеки товарищей, то в окно — на показавшиеся из-под бордовых облаков бескрайние и ровные зеленые просторы Семи Степей.

Тряска убавилась, пилот вышел на эшелон 5 тысяч км и порулил плавной дугой в сторону начинавшихся тропических лесов на юге. Полыхнув под себя посадочным движком, прожарив опушку, плотно заросшую буйной мелкой травой, кораблик цепанул рыхлый влажный грунт опорами, плавно выровнялся и затих, медленно остывая, пока бойцы Грома готовились на выход.

Открыли дверь, сбросив трап, вдохнув пряный запах джунглей, спрыгнули на пепел сожженной травы. Взялись за топоры и пилы, решительно двинув к ближайшим деревьям — сооружать маскировку для «Бычка» и временный лагерь. Технарь ловко полез по стволу какой-то высоченной пальмы — забрасывать свои антенны связи и соображать глушилки защиты от радаров и прочего наблюдения и прослушки.

Ночь спали под чей-то заунывный вой из леса, улюлюканье из неба, кваканье с болота и шорох из земли — чего тут только не жило в этом лесу. И в основном, как каком-нибудь мегаполисе-курорте, местные предпочитали ночную бесноватую и неспокойную жизнь, полную оргастических истошных и ритмичных аханий, сладострастных рыков и предсмертных воплей.

К утру прилетел на тяжелом транспортном вертолете Кабан со своими. Выкатил с аппарели два небольших грузовика, вывел тщедушного и нервного парня с мешком на голове, выгрузил оружие и боеприпасы. Понимая, что, попортив дворец Уоллосу, следы отхода все равно придется прятать по полной, Кабан в Пилинии не мудрствовал — оружие купил, а грузовики и вертолет просто угнал, выломав маячки обнаружения и разбив всю аппаратуру, которая могла быть подключена к интернету. Найдут, конечно, но не скоро, к тому времени бывшие хозяева будут уже наименьшей проблемой.

Отошли вглубь пальмовых зарослей втроем — Гром, Кабан и чувак с мешком на голове. Парень — папарацци, был месяц назад в нужном дворце на Лазурном мысу Флорины на какой-то мегавечерине. По знакомству пилинцы подсказали Кабану адресок гламурного любителя фотографии, пацану пообещали заказик аш на сотку золотых, заманили с нотиком на вертолет, где оглушили, связали и привезли сюда на границу Флорины и Семистепья.

Фотограф выдал теперь этим двоим все свои хранившиеся на облачном сервере полтыщи сделанных на вечерухе фоток. По фото и по рассказам папарацци составляли детальный план дворца. Парень старался и вспоминал все до мелочей, стремясь ни в чем не ошибиться — Кабан обещал потом пристрелить, если что-то окажется не точно.

На схему ложились комнаты, двери и коридоры с расстояниями в шагах и указанием материала обивки, стен, потолка и пола, кабели и трубы, розетки и провода, вентиляционные и канализационные сообщения, электроподстанция, узел связи, пути подхода, ворота, будка охраны — короче все. Где фотохудожник не мог знать или понимать — додумывали сами по вторичным признакам. В какую комнату не пускала охрана, где было заперто, куда лазил работник в форме инженера…

Закончив допрос Гром отправил Кабана с получившимся планом к айтишнику, сам остался вдвоем с папарацци. Смотрел ему большие серые глаза, в загорелое пилинское лицо на тонкой шее. Резко и неожиданно полоснул по этой шее длинным ножом, не дав крикнуть, почувствовать боль или даже испугаться. Поволок нетяжелое тело дальше в гущу лиан, привязал большой камень и свалил в трясину. Чтоб не узнали даже свои волки.

Заботиться о своих бойцах — очень широкое понятие, это Гром уяснил уже давно. Надо не только думать о том, чтоб были сыты и довольны, не филонили меры безопасности и тренировки. Не только планировать все операции так, чтоб минимизировать потери. И не только следить за боевым духом, чтоб не выветрилась вдруг волчьи ярость и бесстрашие.

Надо еще и заботиться о чести своих волков. Они должны быть уверены, что они благородные разбойники, не измазанные никаким дерьмом, ничем неправильным или двусмысленным. Одно дело завалить кого-то в бою или наказать какого злыдня или жлоба… Другое дело вот так ни за что ни про что прирезать фотографа, парня явно не избалованного и простого, трудягу да бродягу.

Оставить его живым, значит сунуть прямо в руку Уоллосу свой волчий хвост, погубить себя и своих бойцов. Поручить кому из своих убрать его и спрятать тело — значит обречь на вредные потом раздумья, сомненья и воспоминанья. Тор, конечно, не верил во всю эту волчью чушь про Звезды и Звездный Закон. Но учитывал, поэтому сидел сейчас один на кочке у самой трясины, глядя на бульки и мутные разводы тины там, куда погрузился папарацци. Чистил большими листами каких-то экзотических лопухов нож и прикидывал, какое по счету за ним уже дерьмо. Думал, как так вышло, что романтик, музыкант, студент провинциального педулища, с полной башкой светлых идеалов, теперь взял и зарезал невинного парня-фотографа. И не за ради торжества Революции, Правды или Красоты, не для победы в какой большой войне Добра со Злом. А как неудобного свидетеля в рамках исполнения коммерческого заказика от Galaxy, за 5 тыщ.

Вспоминал, на фотках папарацци красовалась Маат — такая холеная, такая роскошная и такая ему уже не близкая и не нужная…

Пума заселился в шикарном премиум отеле в пентхаусе с открытой площадкой с видом на теплое море и причудливо застроенные виллами и аквапарками набережные. Радуга, глотая коньяк, закусывая местными сладкими фруктами и вдыхая аромат волн, слушая звон и смех дискотек на пляже внизу, улыбаясь слушал неожиданно просветленные речи бандита с Альфы. Всего то и спросил у него, что думает про выступление Аханодина.

— Ты не думай, я не против порядка. И я тоже против разборок и крови, за мирный прогресс. Но твердый порядок может вырасти только естественным путем. Мы можем только помогать. Можем окучивать, поливать, подкармливать удобрениями, но дерево только само знает, как ему и когда вырасти и дать плоды. У нас на Альфе, уже почти установилась Республика. Да, надо много доделывать, но междоусобиц уже лет пять нет вообще, даже на уровне бригад. И в Сенат вошли представители «остальных» и барыги поднабрали жирок. И с межгалактическими корпорациями отношения не быстро, но строим. Если нам не мешать, будет у нас лет через двадцать все цивилизованно, как на Цефее.

И ты молодец, твой координационный совет по внешним связям — это ступенечка на длинной лестнице строительства нормального государства. И Ветка твоя — вообще четко курс держит, куда надо. Не мешать ей, и сделает она однажды Палату, а там и до сената не далеко.

А этот вертухай… Какой такой «час настал», куда спешить, к чему эти экспресс-роды? А если силой даванет, все испортит. На кровищи порядок устойчивый не построить, рухнет с первым ветром. Ненадежный это фундамент — диктатура.

— Все так думают в Сенате?

— Кто-то может и прогнется, но большинство будут против, а если надо, будут воевать. Только нас это опять отбросит в каменный век. Кстати, что там за заказик у тебя от Galaxy? Не ссы, мы ж свои пацаны, между нами можно делиться такими секретиками.

— Знаешь про Сфинкса DP на Васту? — Радуга партнеру Уоллоса болтать про Флорину не стал, а вот против Джефферсона, вдруг поможет, — в предгорьях к северу от Чобан.

— Сверхсекретная шарашка Лесли. Там у него своя антивирусная и антихакерская служба сидит. Охрана не особо сильная, безопасность строится на том, что на Васту эта база никому не интересна. Не мешает никому ничем и грабить там нечего.

— Мне бы ее все-таки ограбить. Может, давай вместе — заодно с Уоллоса баблосы стрясешь, он же с Джефферсоном в контрах?

— Не настолько в контрах. Лесли слишком расстроится. Я скорее всего пас, но буду на связи, надо подумать, может и подтянусь.

Радуга мчал на такси, радуясь безмятежным и солнечным проспектам Мелита, сиявшему иногда между домов синему океану, только ближе к космодрому приходилось вспоминать о возможной войне — маячили антенны и боксы с боевой техникой миротворцев. Батальоны Наблюдательных сил, прикрывавшие Мелит от возможных посягательств Гамма-админа стояли одной большой базой вокруг огромного космодрома, наполняя пейзаж камуфлированными сетками, белыми стенами казарм, зенитками и стволами орудий. Тут и там встречались десантники в голубых касках — блокпостом на подъезде к терминалу, патрулями на автостоянке, постами на летном поле.

На троих с волками-партнерами по координационному совету, сняли 6-местную каюту на ишаке, летевшем в Змеинодольк. Покидали наверх двухъярусных кроватей шмотки, разлеглись с видеоплеерами в руках, смотреть кино да музон. Политические расклады уже обсудили быстро — волки, конечно, считали «сотрудничество с администрацией» западлом, а «если будет давить, получит беспредел по полной, мало не покажется»

Кобра встретила снегом и ледяным сырым ветром. Длинная местная осень кончилась. Довольные новыми заказами партнеры полетели в свои вотчины, а Радуга обнялся в дежурке с Боянисом, узнав, что Ветка-то здесь вообще уже не бывает, живет и работает у себя в Доме Хаса. Зайдя в свое жилище с остывшим траходромом и пустым холодильником, первым делом позвонил в скайпе ей:

— Может, заедешь повидаться? Очень соскучился, а через пару недель улетать надолго.

— Да нет, прости, Солнышко, дел невпроворот. Ассоциация…

Странное дело, джедая Радость такое бы никогда не расстроило. Не привязываться ни к чему и ни к кому, это знак качества звездного рыцаря. А теперь невозможность встречи с Веткой его уколола. Одиночество оказалось больно. «С волками жить — по волчьи выть, — думал Радуга, — значит, я уже точно не джедай, а волк».

Зато зашел Ворон — почти год не виделись, обнялись, расцеловались:

— Отдохнул хоть?

— Да только прилетел же, — Ворон улыбался, что с ним бывало не часто, значит тоже рад встрече.

— И собирайся, брат, опять лететь. Ты же прошарил эти космос-шеринг сервисы с их аккаунтами? Ищи незаметный борт — нам с тобой надо скрытно попасть на Васту. И там ищи вертушку, наверное, есть дело срочняк в степях кочевников к северу от Чобан. На месте нам будут нужны малозаметные комбезы и местные кочевничьи шмотки, приборы ночного видения, радар на железо и радар на сигналы связи, прошаренный на взломы нотик, автоматы, гранаты.

Ворон пошел мудрить с аккаунтами, а в скайпе пиликнул Клюв — интересовался мнением на счет темы Аханодина.

— Волки без воодушевления восприняли, — Радуга не стал раньше времени обозначаться в позиции, которая у него толком еще и не оформилась, — но черт этот угрожал по сути войной. А нам это вообще не в тему. Нам бы лет двадцать хотя бы без потрясений, и мы бы сами встроились в нормальный мир. Может, как-нибудь получится заболтать? Потянуть бы время.

Клюв сомневался насчет заболтать, сказал, что перетер вопрос и с барыгами, и с префектами — никто особо под воров не хочет ложиться. Поборы у них в завоеванных городах на Дельте, например, побольше наших. А главное, под единой администрацией никуда уже не дернешься, от бригады к бригаде не перескочешь.

Радуга вызвал Скворца и Гепу — красавцы были бодры и веселы, ярились в бой с вертухаевым войском, обещали возможным агрессорам качественный пропиз…он.

— Гепа, ты в мое отсутствие будешь за старшего в бригаде, — Радуга надеялся так в благодарность потешить тщеславие сотнику, спасшему его на вокзале, — давай учись рулить большим коллективом. А ты, Скворец, остаешься за меня на координационном центре, должен из тебя нормальный получиться дипломат решала.

Крохотный в сравнении с Мелитом космодром Кобра накрывался серыми сумерками с мелким снегом, Радуга опять стоял в комнате один перед окном, глядя на редкие торчавшие из-за панелей площадок острые носы малых и сверхмалых корабликов — завсегдатаев Змеинодольской космогавани. Вспоминал Лилит.

Надо же. Ведь была просто глупая девчонка. Радость всегда видел и чувствовал, что весь сатанизм, революционный пыл и панковский эпатаж этой наивной студентки — напускное. Она просто тянулась к Волосу, хотела ему нравиться, старалась-играла для него роль. И вот же крутой Волос сгинул не успев толком себя показать, а эта принцесска пробилась в королевы.

Неожиданно Радуга почувствовал, тяжесть в паху и знакомое томление — увидел опять перед глазами ее ноги, мелькнувшие в длинном разрезе узкого делового платья, ухоженные худые ладони, барабанившие алыми острыми коготками по столу, ее озаряемое сигаретой лицо крутой стервы, глаза — твердые, даже властные, горячие и прожигающие насквозь. Да, научилась, девочка брать свое.

Радуга не кривлялся и не отмазывался, сказав ей, что не видит за собой вины. Тот путь, на который он им помог выбраться, они выбрали сами. Какая разница за свободу она парилась или за Волоса? Она выбрала. Да и вообще, реально сунул их в пекло Бр. Радость к тому времени уже «сгинул со свету». Может, Бр поторопился… Но не он определял сроки — время само для них настало, джедай только следовал правилам. И судя по тому, чего добилась леди Маринез, все для нее по крайней мере было вовремя.

Задница у нее, конечно, отпад, — Радуга уселся перед монитором налив бренди в стакан и попросив дежурного принести че пожрать с космодромского ресторана, — и походняк, как на подиуме. Вообще улет, какая волнительная задница…

В принципе, не по правилам для джедая так прикипать к ученице. Подопечные — табу даже в смысле чего-то мимолетного. Но прошло 10 лет, как она ему не подопечная. Да и выглядят они теперь ровесниками. А в социальном смысле она вообще уже намного эшелонов выше него. Джедаи, конечно, живут вне всех этих эшелонов, не имея ни званий ни собственности, ни должностей. Но вот беда, Радуга все меньше воспринимал себя, как джедая. Мечты покинуть Бету развеялись в дыму пожара на вокзале, растворились в пролитой там крови. Радуга теперь волк, и волки его братья, и Кобра его дом. И Лилит для него теперь не девочка, а богатый заказчик. И он летит на Васту по ее воле за ее деньги. Он типа мальчик по вызову и такой важной клиентке не грех построить глазки… Правильно даже будет попробовать подкодрить эту задницу… И разузнать зачем ей Сфинкс тоже будет правильно.

Ворон нарыл двухместное беспалевное корыто на 2-й Дельты Ориона, долететь до нее подсняли каюту на борту у барыг, ломившихся из Таблоса, столицы Бритой Степи, страны к югу от Волчьих гор, туда на Орион за электроникой. Барыжий сверхмалый звездолет, что-то вроде маршрутки, тридцать метров во всей длинне, с десятиметровой грузовой палубой. Пока летят за компами да пылесосами порожняком, эту палубу оснастили двумя раскладными диванами и столом — живите на здоровье. Две недели до 2-й Дельты, потом месяц оттуда до Васту.

Ворон, скрипя пружинами дивана, ограничился словом «Никогда» на цефейском, делясь своим отношением к теме сотрудничества с администрацией Гаммы. Это единственное слово на цефейском, которое он знал, но использовал его всегда крайне точно и емко, — а что на Васту будем делать?

— Да надо спиратить-скачать один файлик бесплатно и анонимно или стырить сам диск, — Радуга почти сложил в уме примерный план операции, — чтоб замести следы, может, придется пошуметь.

Ворон слушал Радугу на ходу внося в план коррективы, замечания и предложения, ковыряя большим пальцем левой ноги железный пол. Смеялся над остроумием и нестандартными тактическими ходами, которые придумал бывший ученик.

Радуга лег спать, обдумывая житье-бытье. По всему выходило, что бандиты Альфы и Беты отвергнут предложение Аханодина. Хорошо, если хватит ума сделать это вежливо. Но в любом случае, Гамма-админ не тот парень, чтобы будучи послан нах, утереть сопли и уйти. Значит, будет вторжение. Может на Альфу, но скорее всего на Бету, это проще. Здесь Бритая Степь уже давно под ворами и они скорее всего решат последовать примеру своих коллег на Гамме, согласятся «сотрудничать». Бритая Степь — это два миллиарда населения, миллионная армия и флот, огромная территория, выходящая границами ко всем бандитским землям — Тигровому Берегу, Медвежьим и Волчьим Горам, к Волчьей Степи.

Но большого численного перевеса Гамме это не даст — перебросить с планеты на планету даже бригаду требует огромного транспортного флота. А высадить хоть и на дружественных защищенных космодромах целый корпус не под силу даже Межгалактическим миротворцам. Значит основной силой вторжения будут те же бритые. Бойцы они так себе. Правда, это огромная дисциплинированная армия, а волки, медведи и тигры грызутся вечно между собой, и могут не смочь сплотиться для обороны. Опять же войска бритых вооружены получше общаковых бандитских корпусов. При чем мало-мальски актуальное оружие у бандитов стоит в тех корпусах, что под ружьем. На складах резервистов ждет и вовсе хлам. А войска Гаммы, сколько бы их ни прилетело в итоге на Бету, оснащены всем самым новым, не хуже межгалактических миротворцев. И при этом половина сил бандитов — это вообще стрелки в бригадах вроде той, что представляет собой Кобра Радуги. Огромная их часть разбросана по разным планетам. А те, что смогут воевать — без брони и арты — будут только партизанить.

Короче, исход такой войны просчитать сложно. На месте Маршала Гаммы, Радуга не стал бы ввязываться в такое говно, не имея еще каких-то скрытых козырей. Может, у него есть?

Короче, а что ему-то, Радуге делать? Собственный опыт и академические знания говорили ему, что войны не часто начинались по чьему-то замыслу, тем более разумному. И то сказать, разумные замыслы чаще про мир. Зато кровавые замесы сплошь и рядом возникали вопреки всякой логике и интересам участников. И чем меньше логики, тем яростней мочилово. В общем, на Бете запахло большой войной. Надо ли там оставаться? Может, вспомнить, что джедай, прыг в кораблик — и нахрен подальше? Там в большом космосе ждут великие дела на световых мечах, а тут можно сгинуть в этом деревенском апокалипсисе. Разборка между разными отрядами этой большой зоны — ни чести, ни славы…

Рядом храпел Ворон на своем пестром диванчике, где-то далеко на Кобре бухали небось Гепард со Скворцом и Боянисом в дежурке качались-потели в спортзале пацаны. В деревянном трехэтажном тереме среди леса в предгорьях сидела перед компом умница и красавица Ветка, смешно надувая ноздри, придумывая что-то в своей Ассоциации. — Есть ли у них Будущее?

Радуга, усилием воли, отстранил от себя эмоции, посмотрел джедайскими холодными сухими, как лед, глазами в перспективу, учитывая только законы физики и истории. Вторжение скорее всего их убьет. Чтобы победить они должны будут предъявить уровень развития выше, чем у Гаммы. Объединиться, научиться воевать, как одна армия, это значит поставить общие интересы над своими. Это значит перестать быть бандитами. Превратиться из тигров да волков в кого-то другого. Стать людьми, например. Нет никаких критериев, чтоб оценить, готовы они к этому или нет.

Васту наплывала, как цыганка — кружила в танце пестрым платьем, в основном ярко алым, но с множеством вставок — всех мыслимых оттенков желтого и красного. Арендованное тесное корыто нагло нырнуло в складки этого многослойного вихря, блеснув на солнце, как ладонь, полезло под подол красавицы, задребезжав и начав трястись, как в предвкушении то ли искрометно радостной минуты, то ли жгучей пощечины.

Ворон рулил, перебрехиваясь с диспетчером, Радуга смотрел в окно на раскаленную сковородку внизу — играли золотом под палящим зноем жареные пески Арании — от горизонта до горизонта. У края пустыни, где мелькали тут и там оазисы, переходившие в леса, белой почти ровной кучкой лежал Шарам — столица этой огромной в общем-то страны. На космодроме за полдня решили все вопросы с документами и сдали шеринг-конторе их «летательный аппарат». Маленький двухместный вертолет ждал на площадке с другой стороны терминала. Рядом с ним торчал убитый ржавый джип. Парень в длинном белом халате и целиком скрывавшей лицо палестинке передал вынув из салона Ворону два размером с человека плотных мешка — там автомат и короткоствольный пистолет-пулемет, патроны, а так же спальники, одежда, еда и вода. Радуга бросил в вертушку свой мешок с Беты — со всем остальным, что Ворон собрал по его заказу.

Четыре часа летели над песками строго на север, сев на пару часов в поселке в Долине Чобан, докупить с запасом топлива и дождаться темноты. В ночь без огней, по хитрым волчьим приборам пошли невысоко через горы. Час лета и вышли к северным склонам хребта, где впереди уже начиналась Злая Степь, обиталище полудиких кочевников, тянущееся на тысячи километров до северных необитаемых Холодных Камней. Ворон шарил радарами внизу и говорил Радуге, куда лететь. Петляли впотьмах не долго, скоро нашли пункт отдыха разведки миротворцев. Их бригада стоит в разных странах Васту по-батальонно — пресекает конфликты между сектами, топливодобытчиками и наркодельцами. Два батальона торчат на Чобан. Их разведка временами вылазит «за горы» в приграничные степи — прошвырнуться, посмотреть, не готовят ли кочевники какой набег. В таких пунктах отдыха разведчики берут передышку между маршами или ждут нормальной погоды. Случается это редко, обычно такие пункты пусты. Конечно, они секретные и хорошо спрятаны. Но Ворон знал где спросить…

Со стрекотом и свистом вошли, углубившись, в ущелье, сели на узкой, невидной ниоткуда площадке, прошли по камням к темневшей в скале пещере, дошли по узкому проходу к железной двери. Ворон с нотиком разблокировал замок и открыл. Защищенная от ветров и от чужих глаз, радаров и сканеров комнатка была рассчитана на взвод, имела кровати, санузел, обогреватель. В ящиках нашлись одеяла и (О, ништяк!) тушенка, сгущенка и сухари. Врубили обогрев на максимум, пока ждали тепло, дрожа от холода замутили кипяток и кофе, вскрыли попробовать тушняк, замотались зелеными солдатскими одеялами.

Снайпер бесшумно повалил на асфальт перед воротами часового, гранатометчик всадил заряд в дежурку КПП, вышибив крышу и выворотив стены. В белой башенке у ближнего торца виллы натужно бахнуло, брызнув стеклами, осветив ночь вокруг, стены дворца и брусчатку площадки перед его крыльцом. Башенка стала оседать — бомба, просунутая под ее основание волками, лазившими туда по канализационному ходу, была мощной с запасом, чтоб похоронить спавшую на первом этаже отдыхающую смену охраны и снести стену основного здания виллы.

Озарившийся огнем при взрыве дворец погас — утонули во тьме и окна и фонари на площадке — саперы перерубили электрокабели и провода связи. Айтишник сейчас накрывал виллу облаком помех, глушил все виды связи по телефонам, спутнику или радио. Двое пулеметчиков взялись заливать огнем окна холла, отгоняя вглубь главный пост охраны. С разгону, снеся ворота, на территорию вломился первый грузовик, высадив перед руинами башни шесть бойцов штурмовой группы. Они, белея в темноте незагорелыми ногами и руками, в две секунды в три прыжка зашли в беспорядочно торчавшие обломки стен, карабкаясь по камням ловко преодолели завалы и через пролом в стене оказались в коридоре первого этажа главного здания.

Не круто, конечно, часть камер могла работать автономно, без внешнего электропитания и СБ StarBus потом получит картинку явно не орков. Но орочьи шмотки и маски, заготовленные Кабаном для маскировки группы, оказались теплыми до невмоготу. Волки взмокли даже просто их надев, не то что пробовать в них воевать… Как степняки ходят в этом по такой жаре… Решили идти в атаку в спортивных майках и шортах, натянув на морды обычные черные маски, какие в ходу у мелкой городской шпаны. Ну да ладно. Все равно потом следы заметать в три кольца…

Волки из штурмовой группы прошли коридор и блокировали баррикадой из шкафов и столов в холле, видимо еще живых охранников главного поста. Со стороны леса им не давали подняться огнем через окна пулеметчики группы огневой поддержки. Готово.

Второй грузовик въехал через разбитые ворота, встав тоже рядом с башней, высадив шестерых бойцов группы захвата вместе с Громом. С крепкими и вместительными мешками, аккуратно сложенными в рюкзаках за спиной, они, запинаясь в темноте на обломках кирпича, выявили двоих выживших охранников, стонавших среди колотых камней и пристрелили — эти могли еще помешать, оказавшись за спиной. Прошли в коридор по следам штурмовиков и поднялись по лестнице на второй этаж, где был музей подарков, полученных генералом Уоллосом в разное время от разных влиятельных товарищей.

План штурма удался — карта от Папарацци оказалась точной, а охранники предпенсионного возраста сюрпризами не удивили. С окончанием мегавечеринки Маат с виллы вывезли все, что казалось более ценным — кадиллаки, побрякушки, редкое бухло и навороченное музыкальное оборудование. Всякий раритет на редко посещаемой даче оставили охранять двадцать немолодых мужиков с двумя пистолет-пулеметами, двумя дробовиками и пистолетами. Трое сидели посменно в суточном посту в холле перед мониторами, трое в КПП у ворот. Остальные отдыхали в башне, патрулируя днем окрестности, не заметив, правда, волчьи приготовления у себя под носом.

Гром, через телефон исказив свой голос проорал в мегафон охранникам и трем уборщицам, запертым в холле, что это ограбление и надо сохранять спокойствие, сидеть тихо и тогда все выживут.

На все про все не больше тридцати минут, из которых десять уже потрачены на штурм, пять минут потребуется на отход. На весь грабеж оставалось пятнадцать минут — две ходки на этаж и обратно к машине. Волки светя фонариками второпях хватали все, что блестит, сваливая в мешки и надеясь, что золото. Гром лазил среди диковин генерала не спеша, внимательно высматривая что по ценней и, конечно, ища глазами статуэтку рыцаря копьем и щитом.

В раздумьях повертел в руке золоченый автомат Калашникова с бриллиантами на рукояти, бросил на пол — не пойдет, с гравировкой имени и регалий Уоллоса не продашь. Наткнулся фонариком на пафосную картину на стене — какой-то этнический эпик. Живопись не трогали, сомневаясь в возможности незаметного потом сбыта. С холста смотрел благородного вида белолицый плечистый чувак в золотых доспехах на белом коне на фоне синего неба с молниями и сверкавших снегом гор. У всех народов почему то именно так непременно выглядел бог светлого порядка, законов и государственной власти, покровитель царей — защитников народов. Гром мысленно извинился перед этим парнем, что пришел грабить этот дом.

Удивительно, ведь его в студенчестве друзья прозвали Тором как раз в честь подобного бога. Он был крепким здоровым пацаном, защищавшим хлипких дружбанов — Вагнера да Волоса и девчонок от гопоты. Он придерживался понятий чести и доблести, его за это и уважали. Как так вышло, что он стал проводником Хаоса в этом мире? Революционером и панком, журналистом-правдорубом, а потом вождем анархистского восстания на Рамире, связавшимся с наркомафией и бандитами с Близнецов… Таким вот змием, которого топтал на этой картине белый конь светлого бога.

Тор рыскал фонариком по полкам и шкафам в поисках заветного рыцаря, видел, как крушат все вокруг его волки, думал, что все это как-то сложно. Он никогда не был сторонником бардака и беспредела, всегда и везде пытался навести порядок и защитить слабых. Просто порядок должен быть устойчивым, а значит он для этого должен быть честным, справедливым и не попирать свободу человека. Тогда, на Рамире, его Анархическая Республика была именно таким порядком. И она работала, и показала бы себя, если бы дали ей время.

Боец, потянувший на себя длинный блестевший в темноте подсвечник, свалил локтем на пол вазу. Белая фарфоровая красавица треснула, рассыпавшись серыми грязными осколками. Так рухнула когда-то и Республика Тора — оболганная продажными СМИ, обвиненная в терроризме и наркоторговле, разбитая войсками Уоллоса. Под рукоплескания и фанфары труд Тора был уничтожен, а он сам объявлен мертвецом. С точки зрения всего мира его справедливый порядок на Рамире был хаосом и угрозой цивилизованному человечеству. Понравился он только бандитам с Близнецов, приветившим у себя «талантливого террориста и разбойника».

Сейчас бригаду Грома в Мокром все считают самой дисциплинированной и приличной в Волчьих горах. Тор смог построить волков, наладив, насколько возможно здесь, управление территорией, суды, финансы… Его бригада не была ватагой раздолбаев партизан, стала полноценной стабильной и предсказуемой структурой. Он навел здесь порядок. Но по правде говоря эта его дисциплинированная тысяча стволов — просто отточенный скальпель в руках Хаоса, вносивший бардак и непредсказуемость вместе со всеми другими хищными стаями Беты в мировые дела. Гром своими штыками помогал решать бизнес споры силой в обход или против суда, ломал стройные планы законопослушных компаний, крушил веру в силу законов и правосудия.

Да и скоро может прийти конец этой дисциплинированной бригаде. Заявится Ахонодин и раздолбает Мокрое, как Рамиру, как эту несчастную фарфоровую вазу. В бледном круге света от фонаря сверкнул желтыми бликами стоявший укрывшись щитом, подняв копье рыцарь в пластинчатых доспехах и шлеме навроде ведра. Тор сличил с Лилиткиной фоткой в телефоне — Он. Сунул фигурку в карман шорт, свалил в мешок все, что стояло рядом, уронил на пол полку, на которой все это стояло, подумал, и уронил до кучи соседние, побив какие-то фужеры и тарелки. Глянул на часы — время.

«Валим!» рявкнул волкам. Они, закинув гремевшие и звеневшие мешки за спины затопотали по ковру к лестнице и по ней вниз. Бегом побежали по коридору первого этажа, замедлились на останках башни, сберегая ноги, прокосалапили, прохромали по острым грудам битого камня и побежали по брусчатке к машине, закидывая мешки в кузов и прыгая туда следом сами.

Гром шел последним, забрав с собой от холла штурмовиков, погрузился в машину. Визжа и скрипя грузовик резко развернулся на узкой площадке и газанул в ворота. За КПП подобрали пулеметчиков группы огневой поддержки и инженеров, понеслись вперед, в лес.

Раскачиваясь на ухабах и подпрыгивая на ямах, держась за рукоять над дверцей, Тор подскакивал вместе с сиденьем, сжав зубы, чтоб не прокусить язык, смотрел, как в огне фар разбегается что-то мелкое из-под колес, взлетает вверх что-то крылатое, мелькает и скачет меж деревьев за обочиной что-то крупное. Шли по грунтовке через джунгли местами километров пятьдесят в час. Семьдесят км до вертушки надо пройти за полтора часа. Ближе ставить вертолет было нельзя — могли увидеть в СБ StarBus и заинтересоваться, кому вдруг приспичило лазить в этой глуши недалеко от дворца. По прикидкам Грома оставшимся в живых охранникам после ухода налетчиков требуется минут пятнадцать, чтоб восстановить связь и вызвать помощь. Группа реагирования у Уоллоса есть в соседней вилле, ближе к Тепломорску, в трехстах километрах. Им пятнадцать минут на сборы и час лета на вертушке. Значит, через полтора часа после ухода волков спецназ Старбаса будет на Лазурном в разгромленном дворце. В этот момент два груженых добычей грузовика с волками как раз добрались до уже ждавшей под парами своей угнанной в Пилинии вертушки. Закатив по аппарели машины внутрь, не тратя ни одной лишней секунды, разбойнички, мигнув рубинами габаритов, пошли на взлет, взбадривая ночь ревом движка и свистом лопастей.

Невысоко поднявшись, едва повыше самых длинных деревьев, пошли прямо на северо-восток к стоянке звездолета. Лететь час. Сейчас спецы СБ StarBus, конечно обшаривают все вокруг своего пострадавшего музея, запрашивают картинки со спутников, видят одинокий тяжелый вертолет на всех парах свистящий в сторону от Лазурного — к диким безлюдным степям. Догнать, само собой, уже не могут, но напрягают полицию, пограничников, спецслужбы всех стран вокруг — орков, антов, поморов. Куда бы не прилетела вертушка с ох…евшими налетчиками, их везде примут.

Без плавного захода или кругов вокруг да около, вертолет упал, тряхнув невежливо всех внутри, на опушке возле уже расчехленного «Бычка», светившегося слабо в ночи гревшимися движками и окнами.

Выкатили грузовики, вышвыривая из кузова мешки. Бегом, передавая друг другу ручейком, быстро закидали трофеи в салон. Корабль уже в предвкушении полета к звездам трясся и гудел, волки обливали солярой из канистр грузовики и вертолет, переодеваясь в свое и бросая в кузов грузовика оружие и паленые на камерах в Лазурном шмотки. Взбежали по лестнице на борт, захлопнув дверцу.

Корабль прошелестев шарнирами приподнялся на опорах, вспыхнул огромным красным пятном из-под сопел, заорал победным зычным кличем, вздрагивая и краснея пошел плавно вверх. На высоте полсотни метров ударил вниз мощной огненной струей, взорвав грузовики и вертолет, понесся, стремительно удаляясь от земли, к черному небу.

Волки сидели и лежали вповалку, вперемешку с мешками, набитыми Уоллосовым добром. Гром, поправляя давивший и коловший чем-то в ребро мешок под боком, удовлетворенно оглядывал салон, видя живыми и невредимым все свои двадцать парней.

Кончились перегрузки, «Бычок» накачивал в салоне гравитацию, уставшие бандиты дремали, Тор глядя на беспорядочно торчавшие сапоги в проходе, вдыхал аромат распаренных уставших и немытых тел. Да как же, блин, его сделать?

Как сделать этот правильный порядок так, чтоб не сломался сам и не сломали? Будет ли у него еще в жизни такой шанс, как в молодости на Рамире? Лучше, конечно, шанс по надежней, без Уоллоса под боком.

Ему еще только 34 года. На подконтрольной его бригаде территории живут 5 миллионов человек — нормально живут, относительно спокойно и достойно. Гром уважаем среди других лидеров и среди предводителей. Его защитой дорожат клиенты, и на Гарпии, и на Орионе, и на Сфинксе. У него нормальные отношения с префами и барыгами. Его ценит Одноглазый. Однажды, Гром станет Предводителем Грозного Леса…

Это уже будет вполне достаточная возможность, чтоб стать собой. Тем самым носителем Порядка и Света, защитником Справедливости и Добра. На такой большой территории можно выстроить нормальное государство с законами и судами. Тор знает, как это надо делать. Да и есть опыт Альфы с их Республикой. Примерно как-то так…

Пока все спят вынул из кармана фигурку рыцаря, вояка смотрел бодро в прорези шлема, держал копье готовым к броску. Неведомый мастер, хоть изваял это детище из бронзы и золота, явно постарался. Смог передать боевое напряжение воина, сосредоточенный взгляд, твердо и точно выставленный щит, согнутые, готовые к прыжку ноги. И нафиг он сдался Леди Маринез, да еще и за пять тысяч золотых…

Эта успешная акция Грома на Лазурном — не просто пять косарей гонорара, но и отношения с Лилит, ставшей видным боссом вселенского масштаба, выход на подобных клиентов через Радугу и Пуму. Это укрепление его, Грома, позиций. Маленький но нужный шажок на пути в правильном направлении — в завоевании авторитета среди волков. Очередной пункт на пути к власти в Грозном Лесу, а значит и к мечте Тора о Порядке.

Гром снова видел перед собой того папарацци, как плеснула кровь из его глотки, как надулись шарами его штаны и рубаха, когда погружался в тину, как бормотали что-то пузыри после него на трясине. Это тоже необходимый шаг на Пути. Это было правильное решение лидера, позволившее сейчас видеть невредимыми всех своих бойцов, сделавшее возможным блестяще провести эту атаку. Во всех смыслах правильное и необходимое решение.

Листал в нотике папарацци фотки с дворца. Маат улыбалась в своем деловом но коротком платьишке, сверкала помадой и тенями, завораживала ожерельем на шее, брошкой на лацкане, браслетиком на запястьи и колечками на пальцах. Тоже ведь была же панкушкой, сатанисткой, партизанкой. Лазила в пещеры и бездны, ездила в лагерь вдов, была вместе с ним на Чобан во время вторжения дикарей. Грезила про Свободу… — Воля или Смерть! Готовилась до конца биться против диктатуры и произвола, несправедливости и угнетения.

Теперь счастлива под крылом у старого убийцы-пердуна. Наслаждается запредельным богатством, роскошными виллами и гламурными вечерухами. Сдалась и сломалась подружка? Сознательно выбрала роскошь, безопасность и комфорт? Или затаилась и ждет своего часа — шанса перевернуть мир, как мечтала? В общем-то ему все равно, почувствовал Тор. Он ничего к ней не чувствовал, ему не интересно. Он не хочет, чтоб стало интересно.

Улетев на пару дней от 5-й, резко повернули, сменив курс на Орион. Там сели на 4-й Дельты, сдали шеринг-конторе «Бычка», арендовали под Орионовским паспортами другого и стартанули до 2-й D Гарпии. Сели там на полевом сером космодромчике контрабандистов, сгрузились, наняли один большой автобус и поехали через пол континента, намеренно пройдя границу на легальном пункте пропуска, предъявив тутошные документы (самые надежные из имевшихся). Добрались до Урдомодора, местной столицы. Там ждал на тоже полевом космодроме Ишак бритых — барыги из Батона, города на западном берегу, вывозили с Гарпии редкие морепродукты. Соседи по Бете взяли на борт и волков и их мешки без лишних вопросов и заполнения деклараций. Не показываясь таможне взлетели уже, наконец прямым курсом к Близнецам. Закрывшись от экипажа в пассажирском салоне, прикрыв ковриком глазок камеры, вывалили из мешков на пол добычу, стали раскладывать по порядку на кучки. Самая большая оказалась — хлам и шняга. Медь да люмин, хрень всякая вовсе из пластика. Милые, наверное, для генерала вещички от добрый друзей — вазочки, рюмочки да кружечки, клюшка хоккейная, мячик вроде футбольного, груда бестолковых мечей, саблей да кинжалов.

Золота набрался только один мешок. Взвесили, потянуло на 15 кило. С учетом палености и затрат на переплавку, можно было все-таки рассчитывать продать это тысяч хотя бы за шесть золотых. Нашлось с пригоршню брюликов, но их-то можно сбыть и вовсе только за 10% от цены — это добро на учете по всему миру, как меченые банкноты. Набралось с полмешка еще серебра, да явных предметов старины, ручной работы средневековая чеканка, домотканный древний замысловатый бархатный ковер, немного шелковых халатов…

Короче за все можно было поднять тысяч десять. Еще пять тысяч оплата Лилит за статуэтку. Минус две с половиной тысячи затраты на подготовку операции и замысловатый отход с заметанием следов. В общем, прибыль 12 500 золотых. Очень неплохо для группы из двадцати человек за два с половиной месяца работы и перелетов.

Высадились в Батоне, по своим волчьим документам взяли билеты на самолет, послезавтра вечером в Грозный Лес. Съездили в два часа ночи на рекомендованную знакомыми стройку, утопив в бетоне котлована «лишние мешки» Уоллоса со всем тем, что не представлялось возможным толкнуть не привлекая внимание. В отеле спрятав в шкафы новенькие баулы с признанной годной добычей, получили от Грома разрешение расслабиться в пределах по полтора литра пива на рыло. Номер поплыл в дыму сигарет, пивных парах и медленном лиричном музоне. Волки млели на диванах после сауны, наслаждались чистыми шмотками на теле, разутыми ногами, вырубленным будильником, разрешавшим завтра встать, как захочется. Сейчас спецы Старбаса уже наверное проследили их путь до Гарпии, но дальше — тупик, не найдут.

— Представляется раб божий, сын коммуниста, принял рабство добровольно в 33 года, отдал в рабство сына и дочь во младенчестве, — женский холодный голос вещал откуда-то сверху, из терявшегося в мутном слабом свете потолка, — Рост 172, вес 65, замер проведен в 72 года. Больше нечего о нем заявить. Вся собранная им информация вот в файлике.

— Еще один такой же среднестатистический, — местная начальница недовольно вертела в руках файлик с одним единственным листиком, — Перечень документов на диске: два десятка копий с документов Вседержителя. Их уже сотни миллионов таких приходят с копиями. Зачем они? У меня оригинал вон стоит.

Последнее уже адресовалось мне, мадам кивнула на полку с десятком солидных кожаных папок:

— Привет тебе, Джедай. Достали уже. Их таких стало 90 процентов приходить. Вообще без собственного опыта. И там их держать смысла нет, одни расходы. И смерить по ним нечего. Не хотят ничего сами познавать, все принимают на Веру. Там они молодым мешают жить и шишки набивать. А здесь… Вот что с них взять кроме анализов мочи?

Женщина средних лет, которая в прошлый раз показалась мне библиотекарем, встала из-за стола с монитором, прогнула-потянула спину, подняла вверх размяла руки, поправила жакет на манер офисной леди:

— Мы предоставляем верхнему миру ресурсы под инвестпроекты и идеи Света. Нам нужна постоянная информация о ходе реализации проектов — объективная, разнообразная, с разных точек зрения, во всех деталях. Мы должны знать уровень эффективности расхода наших ресурсов. Что получается, а что нет, какие недочеты и ошибки, что надо исправлять. Только по результатам анализа всей полноты данных, мы можем определить, что добро, а что зло. Какие проекты продлить, какие закрыть.

Каждый рожденный там — наш источник информации. А последнее поколение отказывается испытывать этот мир, прячутся от жизни. Повторяют в один голос мнение Единого. Сами даже пальцы в розетку не сунут, даже в детстве.

— Да кто ж им даст? Вы тут отстали немного от жизни, Леди, — я разглядывал стеллажи с архивными папками, тянувшиеся, казалось, на километры во все стороны, теряясь в черно-белом далеке, — если все живущие, типа Ваши журналисты, то там журналистика, считай, уже запрещена. Сбор и распространение любой информации не из официальных источников — это уголовная статья. А из тюрьмы много этот мир не познаешь.

— Воспрепятствование журналистской деятельности — тоже уголовная статья. Вопрос к людям, какие дела возбуждать.

— Скорее к судьям и стражам. Пожалейте людей то, — я взял в руки файлик с листочком со стола Леди, — он же не виноват. Жил как велели, и все равно, видишь, болел. Страдал, мыкался.

— Жалко, конечно. Но дороговато они мне обходятся такие жалкие. Командировочные потратил, а задание редакции не выполнил, мир не повидал, добро и зло не познал. Ел, пил столько лет зря. А этот, видишь, еще и мясом баловался — свининка, курочка. Это же много маленьких жизней, кровь. Не отработал. Он должен теперь нам. Не велик должок, но им таким платить-то вовсе нечем. И отпустить наверх нельзя без уплаты, и взять тут с них нечего. И замер откладывать смысла нет, там только место занимают.

Леди посмотрела не меня пристально и жестко:

— Ты варенье хотел в прошлый раз принести. Опять не принес?

— Так я с города сейчас, а до него на пруду был. А на пруд с собой ничего бы и не получилось взять с собой, — начал было мямлить я оправдания, — Простите, забыл совсем. Да и не знал, куда попаду.

— А не надо забывать. В любой момент — бац, и попал. Всегда надо быть готовым ко встрече со мной. С тебя варенье, как попадешь опять.

— Кстати, если вдруг сейчас смерить, много ли должен Вам уже за харчи да за здоровье?

— У тебя пока еще положительный баланс. За Грога у тебя большой бонус. Да еще есть поступки. Информации собрал немало. Но уже много времени тратишь зря. Подзастрял. Имеешь право, конечно, отдохнуть, подумать… Но не тяни. Ты свой главный ход еще не сделал. А ведь можно и не успеть.

— Уф, и то хорошо, — я повеселел, — хоть у Вас в должниках пока не торчу.

— А ты не радуйся, — недобро улыбнулась Леди, поправив седой аккуратный хаер, — вы, джедаи, много балуетесь с сохраняшками да перезагрузками. А это подороже харчей будет. Просто счет тебе выставят там, внизу, в городе. Женщина В Черном Пальто по этим статьям рассчитывает. Ей задолжать — лучше не надо.

Леди посмотрела опять внимательно на меня, потом в монитор компа, что-то пробежала там глазами и опять мне в лицо:

— А ты чего тут бродишь-то?

— Да заняться нечем, вот и ушел в себя.

— Видала? — Она обратилась к потолку, теперь мне было видно, что там висела вверх ногами на верхней полке стеллажей Летучая Мышь, — турист, заняться нечем.

— Подопечным бы помог своим, — Крылатая ответила, подумав пару секунд, — киношникам, которых на Грань вывел. Лила и Маат сейчас в деле, им сложно будет.

— Он в девочках не шарит, — махнула ладошкой Леди, — его отправлять к ним, только все портить.

— Тору помощь нужна, он в опасности, — напомнила сверху.

— Да, джедай, у парня миссия под угрозой, — Леди встала опять из-за стола, прошлась по коридору туда-обратно, — Нам снизу не очень видно, что у него в голове, но зато крупным планом на экране все, что между ног. А это иногда более важная информация. Он после разгрома на Рамире сник. Отказался от Маат. То есть понятно, что полно проблем и она почти недосягаема теперь для него и генерал-соперник ему не по зубам. Но он запретил себе вспоминать о ней. Сошелся с той, что ему не нравится совсем. А это очень плохо, мечту и любовь предавать. С этого все начинает ломаться.

— Вроде крепкий парень был Тор, справится, — вспоминал я мощный торс пацана и могучие бицепсы, — а Маат его никогда не любила особо.

— Дело не в этом, — Леди трогала корешки папок на полках, — после того, как он прошел Грань, он уже не просто человечек, мужичок, которому стерпится-слюбится, он герой. У него миссия. И надо, чтоб стояло. Огонь и сила чтоб заходили в него. Стояло у него на Маат. На эту тушку-борчиху — нет. Из-за этого он слаб, воля может не выдержать, чуйка может не сработать, может сделать неправильный выбор или не найти в себе сил отстоять правильный, по-настоящему свой. А впереди у него трудные решения.

— Тут, понимаешь, джедай, — говорила Летучая Мышь, — мечта может быть очень трудно достижимой, но предавать ее все равно нельзя. Если он согласился жить с той, что не нравится, принял кого-то вместо любимой, значит он принципиально согласился на «не то». Если согласен на женщину, которая не жжет, которая вместо той, что нужна, значит может и во всем другом согласиться на отстой, на некрасивое и неправильное, на ненастоящее. Может смириться с обстоятельствами… Вместо борьбы уйти в «торг и принятие», как сейчас говорят. Один раз, причем в самом личном пошел этим путем смирения, значит готов и во всем другом, особенно если будут давить. А давить будут конкретно.

— А что за миссия у него? — я вспоминал все, что мог про Тора, с которым общался намного меньше, чем с Вагнером и Волосом.

— Он носитель Порядка, — Леди листала папку, искала какой-то нужный документ, — Он ищет вариант нового порядка, более справедливого, честного и свободного. Светлого, в общем, Порядка. Ты понимаешь, что это такое?

— В общих чертах, — скривил губы я, — не встречал в реале особо. Но мы, джедаи тоже ведь за порядок. Просто не как у Единого — насилие и обман. Мы за Порядок, основанный на любви, доброй воле. Россомаха тоже типа того же хочет порядок. Это, наверное, и есть светлый. Был бы, точней.

— Правильно, Светлый основан на любви. Тот, кто его строит, не должен свою любовь предавать хотя бы. Тут стоять должно твердо и непреклонно, гореть по полной. В реальном мире полно обмана и манипуляций, правду от кривды отличить сложно. Но на кого стоит, а на кого нет — тут не перепутаешь. Это самый рабочий индикатор, компас. Все остальное — сплошная теория вероятности, допуски и погрешности. Тор слил Маат, вопреки указаниям компаса. Это путь к катастрофе миссии. Колумб разуверился, испугался, развернулся и не идет к Америке.

— Порядок строится на вычленении какого-то одного признака, присущего максимальному числу тех форм жизни, которыми этот порядок хочет править, — взялась напоминать мне академический курс философии управления Летучая, — Признак, который Творец Порядка может полюбить. А значит и полюбить все жизни, в которых этот признак есть. И этим объединить их, сплавить в единое целое, в систему. Творец тогда видит всех, в ком это признак присутствует, понимает их, может управлять.

Например, любишь искренне и горячо донемогу кудряшки. И начинаешь видеть везде все, что есть кудрявое — девчонок, мальчишек, деревья с кудрявыми кронами, баранов да овец. Всех их понимаешь, чувствуешь, с ними на одной кудрявой волне болтаешься, кудрявое тебе откликается, слышит тебя, становишься с ним одним целым. И вот на эту Любовь и нанизываешь, как на столб все кудрявое. Получается Кудрявый Порядок.

И с человечками так же. Порядок должен опираться на какое-то качество, присущее каждому. Любовь — это воля, свобода выбора, стойкость. Если ты объединяешь всех, кто способен любить, отстаивать Любовь, проявлять Волю, жить Свободой, — то это и будет Светлый Порядок.

— В принципе, Темный Порядок также делается, — вспомнил я Хомландские мудрости, — «Одно кольцо, чтоб править всеми, чтобы найти их и во Тьме связать» — как у Толкиена.

— Точно, турист, и очередной Саурон на подходе. Твои старые дружбаны из Galaxy, с новым Единым Порядком. Сильные парни. Умеют вычленить в людях главное. Любовь и воля не у всякого найдется и не во всякий миг. А вот страх — другое дело. В каждом есть. Если Творец Порядка любит Страх, то он до всего живого дотянуться может. Всякую тварь хоть на другом конце Вселенной чует, мысли читает, мысли внушает. Это очень сильная скрепа, сильная власть.

— Ну да, — оценил я замысел злодеев, — круто. И что, у Сил Света Тор — единственная надежда? Не поздновато ли мы решили парня спасать? Если он Маат слил со страху перед Уоллосом, если в нем Страх уже один раз победил Любовь, то Единый его уже видит и пасет, он уже агнец в его стаде. Парень уже насажен на этот его Столб.

— Нет… Силы Света, может, в этот раз без Тора обойдутся. Хочется думать по крайней мере, — Леди внимательно разглядывала страницу в папке, видимо, нашла, что искала, — Тор еще молодой, его игра еще не сейчас, он еще не нашел признак, который полюбит во всех людях. Поэтому и Маат для него далеко, и порядок свой он пока не придумал. Все у него впереди. Но он может в нынешней круговерти оступиться, его могут сломать.

— А он точно от Маат отказался со страху? Может, она ляпнула ему чего или устал от нее… Вы точно в курсе?

— Нам снизу видно все, ты так и знай. Усталость и обиды — это все тоже варианты страха. Это одно базовое чувство, инстинкт самосохранения, сбережения, нерасходования себя. Вот мы и получаем потом миллионами сверху неизрасходованных да сбереженных. Спасенные от огня дровишки. Гнилые поленья. Короче, решил беречь себя Тор, выбрал Няньку себе вместо Феи. Заботливую, готовит блины, да добрые слова строчит как из пулемета. Ему так комфортней и спокойней. Боится вспоминать про Маат. Их в педулище, на раскопе в Городе Мертвых венчали костями из могил. Это они по молодости и глупости думали, что это шутка была убитых самогоном друзей. Так это в ЗАГСах у вас там наверху шутят. А вот это там по пьяни было по-настоящему.

Леди показала мне страницу из папки:

— Здесь Тор и Маат числятся как пара. Мертвые не врут. Обряд был выполнен четко.

Я замолчал, думая, надо же, как у них тут все схвачено. Интересно, нас с Черной тоже кто-то так повенчал? Раз все мысли все равно к ней катятся… И по какому обряду? Смотрел на уходившие во все концы ряды стеллажей с папками судеб, тонувшие в бледном приглушенном свете. Жаль, что нельзя в своей папочке порыться. Хотя не жаль. Не хочу знать. Повернулся к Леди:

— А Вам-то чем Порядок Единого не нравится? Вам же по идее на все эти светлые потуги героев должно быть все равно. Главное же, чтоб ресурсы тратились эффективно, чтоб прирост был. Это Россомаха парится, чтоб красиво было.

— А где у Единого прирост? Может, его нет? Сведений нет достоверных. Я в одном уверена. Если бы все было нормально, Единый бы таких усилий к сокрытию информации не прикладывал бы. Раз прячет, значит, обманывает. Или теряет или выводит в офшоры какие-нибудь.

— Ну есть же косвенные признаки. Прирост населения, рост продолжительности жизни, уровень благосостояния, сокращение нищеты и голода, снижение числа насильственных смертей…

— Это ваш прирост для меня — только прирост расходов на содержание всего этого раздутого и ленивого человеческого штата. И вообще, если они овцы в стаде пастыря — с какого перепугу тогда кормим по человеческим нормам довольствия? Мне уже от собак больше информации приходит. Успевают побегать, посмотреть, понюхать, поступков совершить, что-то понять. А эти все годы только в телевизор смотрели, ни разу ни краем глаза ни в мир, ни хоть друг на дружку.

А насильственные смерти только в рамках поколений можно считать. Пока что вроде мало, а потом — бац, и на ровном месте ядерная война… Власть он прибирает, от контроля избавляется. Силу возьмет — тогда покажет уж всю благость свою, какая есть. Только остановить будет его уже нельзя.

И потом с чего ты взял, что мне без разницы красиво или не красиво. Мы ресурсы даем Свету не просто так. Нам тоже хочется полюбоваться потом на цветочки да на хороводики молодых и красивых. На города веселые, на Парфенон да на Лас-Вегас.

Леди улыбнулась, кивнула мне:

— Все красивое, оно и снизу тоже красивое. Нам тоже не охота смотреть на колонны одинаковых да убогих, на программы вроде «двести храмов» или «сто пятьсот храмов» под копирку — типа из нашего пластилина ничего прекрасней не получилось слепить. Мы инвесторы. Дайте нам много разного да яркого. Уж напрягись, подрядчик, понравься как следует, блесни. Хотим, чтоб не хуже, чем в других Вселенных. Хотим круче, чтоб другие завидовали и уважали… Про твои дела с Черной не скажу тебе ничего. Не положено. Сам думай.

Я смотрел в натертый до блеска паркет под ногами. Ясное дело, думай сам. Если я, отрекусь от Черной, из-за того что задолбался раз за разом слышать от нее «Уйди, ты мне мешаешь», то я типа тоже, как Тор, сдался перед Страхом во всех его вариациях обид и усталости. А с другой стороны Маат хоть не нарисованная… Хотя кто это сказал? Между мной и Черной хотя бы не торчит успешный генерал победитель. Но как быть, если уже знаешь, что она просто намалевана на стене? И как же тогда Врата? Ну реально же жалко себя…

— Так почему бы Вам, Леди, Страх не отменить в конце концов? — задал таки я свой простецкий солдатский вопрос, — Это же ваша часть ПО всего живого. Вы же писали инстинкты самосохранения. Это же Хтонь в чистом виде. Возьмите да убавьте уровень страха. Это же в Вашей власти?

— Красавчик, нравишься ты мне, Джедай, — рассмеялась Леди, показав веселые девичьи глаза, — И в чем тогда смысл игры?

— Такая простая мысль, а ведь первый, кто сказал вслух, — хихикала наверху Летучая Мышь, — Молодец, повеселил. Поставьте, Леди, бонус ему… + 30% здоровья.

— Это не интересное будет тогда кино, если не страшно, — Леди продолжала довольно улыбаться, — да и эту часть программы не мы писали, а глубоко во Тьме. Это там, где тебе показалось, что на дне пруда. У них права админа на базовые принципы игры. Ограниченность ресурсов, локальность места и времени игры. Бинарность исхода — или выигрыш или проигрыш. Страх за сохранность своего ресурса неизбежен из-за этой ограниченности и бинарности. Так что боритесь, превозмогайте. В конце концов кроме страха вам еще много всякого в ПО прописали. Вот и выбирайте, что для вас важней. Сохранить свой ресурс или добиться цели, думайте, как к мечте оптимальный путь проложить так, чтоб ресурса хватило.

Я увидел, что очертания Леди и ее Летучей компаньонши стали расплываться, паркет исчезал в темноте, Свет с потолка становился ярче. Леди продолжала рассуждать словно где-то уже далеко:

— Косвенные признаки… Мужики стали худеть, а бабы толстеть… Кто бы их знал, что это значит… Пить стали меньше. Болезни сердца и нервной системы — это со страху. Чего боятся? — Преступности же и войн стало меньше…

— Да Вас боятся, кого же еще. Долг страшен.

Ворон, забросив за плечо сумку с нотиком и набором радаров, одевшись на манер степного странника, побрел предгорными тропами к базе «Сфинкс» — сканить и прослушивать, выяснять схему объекта, выявлять систему охраны, место возможного расположения нужного диска. Радуга, развалясь на железной кровати поверх зеленого армейского одеяла, скролил в нете, все, что известно науке про местные племена дикарей-кочевников, время от времени поглядывая на показания датчиков движения и тепловизоров, раскиданных вокруг этой пещеры, ставшей временной базой будущей операции — не принесет ли нелегкая какой дозор миротворцев?

Степняки, жившие на отшибе этой не самой приятной планетки, похоже, мало интересовали ученых — едва нашел одну диссертацию по свежей с подробным более-менее анализом. Дикари Великой Степи — остаток коренного населения Васту, жившего на всей этой планете до Великого Открытия. С приходом сюда бесчисленных инопланетян были выдавлены на север, за горы и низведены до первобытной экономики и общественного устройства. Ненавидели всех чужаков, считая их захватчиками, при малейшей возможности творили жестокие кровавые набеги. В качестве трофеев обретали в таких набегах автомобили, бензин, простейшую неэлектрическую утварь, огнестрельное оружие.

История распорядилась так, что в качестве колонистов на Васту высадились именно сектанты, исповедовавшие всякие религиозные культы, степняки поэтому отрицали всех богов. Поддерживали только свои какие-то самые древние хтонические культы Черной Старицы — матери земли, да немногочисленных духов. Один из них — тот, что нужен. Красный дух, победитель Страха. В сияющих алых одеждах, высокий воин со светящейся палкой, умевший изгонять из воинов страх. Пусть и бывший, но джедай, мог бы сыграть такое.

Ворон вернулся помыться, выспаться и отдохнуть — нашел и отследил на базе DP все, что надо. Посмеялся, но одобрил состряпанный Радугой светящийся красный прикид, помог доделать палку — традиционного замысловатое степняцкое оружие ближнего боя. Утром вновь побрел к базе ждать. Радуга, спустившись по тропам вниз, пошел не таясь по пыльной грунтовке через степь — туда, где радаром отследили стойбище небольшого, около тысячи человек, племени кочевников.

Шагал, высоко подняв голову, глядя на невысокие бурые волны жухлой травы, синее небо с белыми мазками облаков, пылил по земле мягкими степняцкими сапожками, думая о том о сем. Что-то стало везти Радости попадать непременно в те места, где цивилизация обошлась с людями как-то не очень. Обычно Великое Открытие — большое благо для населения планет, на которые вдруг выливается водопад подарков межгалактического сообщества. Наука, Медицина, бытовые условия — все стремительно взлетает до уровня райских кущ, прекращаются войны и прочие катаклизмы. Но случились и пара исключений. Близнецы, куда прилетели из космоса банды отморозков. И Васту, привлекшая внимание боголюбивых энтузиастов, принесших сюда божий свет, уж какой был. Неизвестно, что хуже. На Близнецах худо бедно еще можно жить.

Уже начала надоедать жара и сухая пыль, Радуга с умилением вспоминал прохладу осени на Кобре — это уж точно лучше, чем тут. Вспоминал Ветку. Получается, уже три месяца не виделись. Понятно, что занята, но могла бы и приехать, встретиться, пока был на Бете. Тоже, блин, принцесска, леди, блин босс… Носик ее остренький лисий еще помнился хорошо, да и хитрая улыбочка. А глаза… Куда-то пропали из памяти ее глаза. Радость еще и еще раз мысленно нежно отодвигал рукой ее золотые волосы и смотрел, но не мог вспомнить цвет глаз. Скорей бы уже увидеться. Веточка — самое светлое, что было в его бандитской жизни на Бете. А может и во всей его жизни.

Спереди неожиданно и бесшумно выкатил не пойми откуда серый джип с приваренным к крыше пулеметом. Чел, закутанный в серые тряпки, закрывавшие целиком и все лицо, кроме глаз, смотревших через черные большие очки, рявкнул гортанно и жестко, что-то типа стоять, не двигаться.

Радуга щелкнул кнопкой на рукаве и засветился переливами алого, звонко огласил степь приветствием Красного духа, засверкав красной звездой на лбу. Поднял над головой сиявшую деревяшку-палку, пустил вперед себя гипноволну… Дикари вывалились из машины, вытянувшись «Смирно», смотрели на него с радостным воодушевлением, с предвкушением какой-то большой удачи. Конечно, хотелось сесть к ним в кабину, чтоб отвезли к себе в лагерь, но шоу маст гоу он. Приказал варварам ехать быстрее к своим, чтоб встречали как положено старейшины, а сам гордо пошел по дороге пешком, погасив пока «свет бесстрашия», экономя батарейки.

Лагерь показался на холме — десятки больших палаток на несколько семей каждая, поставленные в большой круг джипы и небольшие грузовички с пулеметами и зэушками, общий огромный очаг-костер, экономивший дрова — местное национальное достояние, цистерны с бензином, укрытые в центре лагеря — второе национальное достояние. Племя явно было бедноватое и слабоватое, потому и теснилось у самых гор, где единственный инопланетный объект — база Лесли Джефферсона, которую еще и не ограбишь.

Охрана базы не ахти какая, сотня штыков, но зато круто технически навроченная. Айтишники «Сфинкса» слепили вокруг себя пси-поле — на подступах к базе, примерно в паре километров были сгенерированы излучения, вызывавшие дикий ужас у всякого, кто приблизится. Ни зверушка, ни птичка, ни комарик, оцепенев от удара лютого беспричинного страха, не могли преодолеть барьер. Нормальных бандитов таким не остановишь, но для дикарей хватало. Степняки ненавидели белые стены базы и холеный ее персонал молча, на расстоянии.

Вышли встречать старейшины. Радость, опять врубив освещение, медленно но бодро, выговаривая немногие известные его электронному переводчику местные слова, сверкал очами, махал палкой и звал степняков стать настоящими воинами и пойти покарать захватчиков, прячущихся в Белой Деревне, сжечь их и ограбить.

— Там властвует Дух Страха. Мы не можем пройти Черту, — ныли старики в черных тряпках.

— Я подарю вам бесстрашие. Вы сможете.

Решили подождать ночи, чтоб посоветоваться с Черной Старицей. Посадили Радугу к костру к общему ужину. Бандит уважительно хлебал ложкой из миски похлебку из травы без мяса, жевал, причмохивая сухой хлеб. Ночь пала резко, без сумерек. Солнце закатилось за горы все вокруг утонуло во тьме — существовал в реальности теперь только красный ярящийся алым и багровым костер, вокруг которого тысячей красных пятен виднелись лица степняков. Хлебнул, не подумав из поднесенной фляги, — ой зря… Какая-то наркота. Костер наплывал и, казалось, говорил что-то на дикарском языке, джедай понимал через два слова на третье. Били бубны, свирестели флейты, выли трубы. Огонь жарил и спрашивал что-то за права Радуги, гнать в этот бой это племя.

Из пламени на него вышла в черных тряпках, сгорбленная сухая старуха. Распрямилась, сбросив повязки с лица, уставилась цепкими серыми глазами на Радость. Бросилась в дикий, сложноватый для бабули танец, закрутилась волчком, а Радуга чувствовал, как от земли идет дрожь и запах крови. Смотрел пристально на Старицу, пока не увидел Лилит — это она шла к нему, жуткая, холодная, как могила, но зовущая и страстная. Он хотел ее алчно и до безумия — потянулся к ней, встал, ухватив крепко за ладонь, другой рукой нагло взяв за упругое бедро, схватив за пышные кудри поцеловал длинно и страстно, свалил в пыль и не помня себя, стал рвать с нее дорогое платье, стаскивать с себя штаны и тискать ее грудь, тяжко дыша ей в лицо.

Бубны ритмично били в башку, рокотали трубы, тысяча голосов визжала в восторге. Радость проснулся с больной головой, набитой дымом и гулом. Вокруг готовились в бой степняки. Походу их вдохновило вчерашнее порно, хоть и не планировал бандит с Кобры ничего такого, но видно легло в масть. Его признали Красным духом, ему поверили. Джипы строились в широкую цепь, народ садился в грузовики. Радость посадили на место старшего в головной машине. Цепочка в сотню машин попылила по сохлой траве, мерно, качаясь на кочках и ухабах. В кабинах визжал в магнитолах истеричный бодрящий боевой музон, Радуга фантазировал, получится ли у Ворона вырубить излучение. Дело-то простое, глушануть это пси-поле, наложив поверх плотный беспорядочный сигнал-помеху. Но если, с ним что случилось, или накладка какая — глуповато будет выглядеть тут Радость. Да и бабушку, получится, обидел.

Ворон, пожалуй, единственный нормальный мужик на всей этой Кобре. Гепа да Скворец — еще молодые, может, из них чего и получится, но у них все еще спереди. А Ворон — тот, на кого можно положиться, и совета можно у него спросить. От многих косяков отвел он Радугу, особенно по первости. И всегда старался двинуть дело по самому не кровавому варианту. Обычно много крови там, где боятся облажаться и не хотят мудрить. Ворон не дрейфил себе усложнить работу, если это могло убавить жертвы. Хотя, может, это не гуманизм, а обычная житейская мудрость пожившего бандита. Меньше крови — чисто математически меньше врагов, больше шансов пожить и еще…

Музыка вырубилась, машины встали и заглохли, степняки завыли и заскулили, схватившись за головы. Вот и Черта. Радость почувствовал в голове рой жутких предчувствий, замелькали перед глазами образы каких-то потерь и катастроф. Захотелось вжаться в спинку кресла и не двигаться. Встряхнулся, величественно вышел из джипа, прошел вперед, воссиял огнем и воздел руки к небу, запел звонко, подходящие вроде слова из джедайской песни — Неба утреннего Стяг! В жизни важен Первый Шаг! Вдруг полегчало, увидел, как загорелся экранчик его телефона, нашедшего связь, значит поле снято. Шагнул широко вперед и обернувшись к кочевникам поднял вверх палку, проорав что-то на ихнем. Машины вдарили по газам, дикари выпучив в бесстрашии глаза, трясясь от страха рванули к Черте, обливаясь холодным потом. И прошли.

Цепь из джипов неслась к горам на белые стены «Сфинкса», Радость еле успел вскочить в грузовик с пехотой. С пятисот метров зенитки начали сверлить эти стены настойчивыми очередями. С трехсот метров гранатометчики подорвали хитрые будки охраны, электрощитки, кабельные шкафы (Радуга показал им заранее). Спешившиеся снайперы выцеливали в окнах вооруженных охранников и всех, кто был похож на начальство. Выкатившись прямо к стенам десяток машин с пулеметами взялись заливать огнем окна первого этажа. Под прикрытием этого плотного свинцового дождя, пехота прыгала из грузовиков и построившись быстро в кучки по 20–30 человек ломанулась внутрь через разбитые окна и двери.

Охрана, застигнутая врасплох, понесла критические, видимо, потери в первые минуты — очнувшись бойцы DP теперь были способны только на очаговое сопротивление. Где-то в глубине базы стала слышна плотная стрельба — бой шел в коридорах и на лестницах. Радость сказал пулеметчикам перенести огонь на второй этаж, а зенитчикам на третий и на крышу. Белоснежный купол над фасадом рухнул, местами сыпалась крыша, обвалились колонны на крыльце, уронив плоский лаконичный голубой козырек. Из левого крыла пер черный дым, стены лизали живые языки пламени — хорошо, что не горит правое.

Бандит с Кобры запрыгнул туда тоже через окно и прошел в большой зал. Дикари мутузили охранников и сотрудников кривыми своими палками — до чего же ловкие штуки в умелых руках, ими можно было и метко бить по голове, и душить, и заламывать руки, и выдергивать ребра. Позвонил Ворону, тот звал к себе «этажом выше и вправо по коридору». На лестнице чуть не словил пулю — охранник засел на пролете и разряжал пистолет-пулемет во всех, кто пер снизу. Попросил у обшаривавшего рядом шкаф товарища гранату, бросил, и пошел вверх по замызганным кровавым ступенькам, мимо лежавшего несчастного секьюрити, в бывшей белой рубашке, при галстуке… Лучше бы пулеметы поставили на вышках или вовсе волков наняли, — думал Радуга, сочувствуя переоценившим силу и мощь прогресса бойцам Dream And Play, — все-таки нельзя же так на Васту и без пулеметов.

Шел по коридору мимо одинаковых дверей, многие уже были выворочены, в кабинетах шел веселый разбой, на полу охали истекая кровью сотрудники. Позвонил вдруг Пума, Радость его слишком уважал, чтобы сбросить звонок:

— Привет, я занят децл.

— Я тут совсем рядом оказался в Арании нечаянно. Ты сейчас там, где хотел? Тебе долго еще?

— Ну пару часов, а что? Хочешь присоединиться?

— Не то чтоб присоединиться, но поучаствовать, — хохотнул Пума, — хочу бабла срубить — спасти базу для Лесли хотя бы частично. Выбить тебя оттуда в общем.

— Ну давай, через пару часов, подваливай, — Радуга нашел нужную дверь, вошел, похлопав по плечу Ворона, — что-нибудь еще останется.

Радость выгнал прочь из комнаты степняков и уселся вместе с Вороном перед компом. В это время звонок по скайпу разорвал покой Джонсона Уоллоса, мирно смотревшего на роскошных купальщиц в своем бассейне на Флорине. Говорил Лесли:

— Старик, выручай, у меня ЧП на Васту! Дикари ворвались на базу «Сфинкс»! Пришли миротворцев!

— Лесли, дорогой, ну ты же знаешь, они ж мне не подчинены. Это ж к Гилацу. Я никак, тем более если быстро.

— Джонсон, я Волопаса прощу! Дай миротворцев, хотя бы взвод спецназа с вертушками. Там хана.

— Да никак я. Прости.

Уоллос посмотрел, как, ругаясь, Джефферсон ушел со связи. Выждал, просмотрев пятиминутный клип сексуальной певички с Ориона, набрал вызов:

— Лесли, прости, я с миротворцами не могу вот так, раз и бросил в бой по коммерческому запросу. Я нашел вариант. У меня там рядом в Арании есть лев сейчас с командой. Он вроде свободен этим вечером. Давай, я его попрошу. Он сделает. Ему пару часов надо только, чтоб долететь.

— Попроси, Джонсон! Пожалуйста. Я заплачу вдвое.

Остатки охраны и персонала заперлись на крыше и на третьем этаже, вяло отстреливаясь, экономя, наверное, патроны. Кочевники ими особо не парились, занявшись сбором трофеев. Дисциплинка тут не то что хромала, о ней не знали. Поэтому зенитчики и пулеметчики вместо того чтоб прижимать огнем остатки противника наверху, побросали машины и пошли внутрь, присоединившись к грабежу. Ну да это их дело. В контратаку, охранники вряд ли пойдут. Свое дело Радуга успеет обстряпать.

Ворон кивнул на аккуратно застреленного в сердце волосатого парня, сказав, что со слов покойного диск — в этом шкафу. Радость свалил шкаф на пол, рассыпав диски, нашел тот, что с наклейкой на коробке — Сфинкс в античной манере. Сунул в нотик, поданный Вороном, скачал и перекинул себе на флэшку, удалил с нотбука. Попросил товарища, обутого в берцы а не мягонькие степняцкие башмаки, потоптать все коробки с дисками, подложив ему под каблук и боксик со Сфинксом.

Глянул в комп, за которым когда-то работал волосатый специалист, поискал все, что про захваченный файл. Про Сфинкс было в папке с другими документами — все помечены картинками с разными мифическими животинами — Минотавр, Кентавр, Химера… Указывалось, что какой-то из них был парой к Сфинксу, но все они хранились где-то в другом месте, не на этой базе. Очистил историю просмотра. На всякий случай уронил комп на пол, удовлетворенно глядя, как треснул и расцветился мелкими полосками всех цветов радуги монитор.

Опять звонил Пума:

— Ты где торчишь?

— В правом крыле, сейчас ухожу, дай тишины мне в сторону гор, — Радость смотрел в окно на тропку, уходившую вверх по камням, — А потом, брателло, если можешь по максимуму в этой части базы все прожги, особенно второй этаж.

— Нет проблем, дружище! Прожарим все добела, дочиста. Доброго пути!

Радуга и Ворон выглянули в коридор, где сновали дикари с мешками, стаскивая добро вниз к машинам. Прошли к лестнице, спустились и вышли через окно на двор. Старейшины орали на степняков, налаживая команды — вывозить бензин с заправки. Остальные грузили в машины добытое шмотье, телефоны, оргтехнику, аккумуляторы, зарядные устройства, все в общем подряд. В неэлектрифицированной степи это хлам. Но можно продать соседям в Чобан или в Арании. Заводили захваченные джипы охраны — угонять к себе. Жгли дорогие и бесполезные кабриолеты — через горы в Чобан их не погонишь.

Не прощаясь, бандиты с Долины Змей быстрым шагом двинули за угол базы и пошли карабкаться по камням — к тропе в сторону нахрен из этого места. Вверху зарокотало, заревело, из-за гор вынырнули три вертолета, прошелестели круг, снизились и стали приближаться к базе со стороны степи. Пыхнули из-под крыльев НУРСы. Правое крыло здания полыхнуло вспышками взрывов, стены надсадно затрещали, роняя плиты и кирпичи. Пошли еще на круг, заливая из пулеметов широкими росчерками машины степняков. От хребта выплыл большой черной тучкой транспортник, сел у левого крыла здания, опустив аппарель.

Радуга обернулся, глянув, как пылят в степь машины тех кочевников, кто успел улизнуть, как трясутся на дороге наливники со старейшинами. Увидел, как от вертолета к базе, к крыльцу и к окнам бегут львы с автоматами, как гранатометчики жгут степняцкие грузовики с зенитками. Внутри пошла беглая стрельба, оживленно хлопали гранаты. Пума знал свое дело, его парням потребуется минут двадцать, чтоб очистить базу.

Аханодин, не носивший золота и вообще ненавидевший украшения, татуировки, скрупулезно срезавший с одежды логотипы брендов, признавал и ценил дорогие этикетки на премиум сортах коньяка, бутылка с которым сияла в свете вечерней лампы на столе. Сидел ровно, как ученик на уроке, выпрямив спину и сдвинув колени в дорогом за пару золотых спортивном костюме в пентхаусе люкс-отеля на берегу моря в Мелите. Кошес стоял у огромного во всю стену окна, смотрел как ночное море сливается с небом — непроглядная чернота, хаотично искрившая звездами и отблесками на волнах, четко очерченная яркой полосой огней набережных внизу. Белые пятна фонарей делили мир на две части — в освещенной царили прямые тротуары и шоссе, квадратные дома, построившиеся ровными рядами клумбы, шезлонги на пляже и машины на парковках, — во тьме господствовали невидимые вихри течений и ветров, кривые и непредсказуемые траектории движения птиц и рыб, стай птиц и косяков рыб, стремительно менявшие форму облака и тучи.

У стола тянулся к тарелочке с нарезанным лимоном Эфедрин — Верховный Смотрящий Бритой Степи. Срок внимательно рассматривал его точные движения, крупные мясистые плечи, обтянутые чистой белой майкой, мощные ноги в черных тренировочных штанах. Сосредоточенное, привыкшее к ответственности и дисциплине лицо, серые глубокие глаза, привыкшие подчиняться и повелевать, сжатые губы и твердые скулы — лицо было уверено, что дисциплина и порядок — основа всего. Глаза были довольны своим местом в этом порядке. Местом рядом с Аханодином и Сроком в этом шикарном пентхаусе за столом с редким коньяком, с видом в окне на границу Хаоса и Порядка.

— В Сенате Альфы некоторые призадумались, но большинство точно против сотрудничества с нами, — Аханодин нюхал коньяк в фужере, выставив в свет лампы свой узкий и твердый, как наконечник копья нос, — Но им хотя бы хватает ума изображать прения и торг. Волки, тигры, медведи точно в отказе. Формальный их ответ — дело времени.

— Ждем полгода, до весны на Бете, — Срок подошел к столу, прицениваясь к коньяку, — К тому времени уладим все политические вопросы и подготовим пропаганду. Если не будет прогресса в дипломатии, ударим в марте. Что с планом вторжения?

— Разработан в целом, — Эфедрин вытянулся смирно перед этими двумя, — армейская разведка еще работает на Тигровом берегу и в Цересе, ждем дополнительных данных от Galaxy Sec и разведки Гаммы. С учетом всего внесем последние изменения в январе.

Эфедрин вывел на большой монитор, висевший на стене, карту Беты с синими и красными кругами и линиями военного плана:

— Основная ударная сила — вооруженные силы Бритой Степи. Сухопутные войска в составе 18 общевойсковых армий, 810 тысяч человек 4 860 танков, 9 720 единиц артиллерии, 2 430 вертолетов, 1 350 самолетов. ВВС — 450 самолетов. Флот — 1 авианосец с 45 самолетами на борту, 3 крейсера, 15 фрегатов, 15 эсминцев, 10 десантных кораблей, 3 корабля обслуживания, 20 тральщиков и катеров. Все оружие 4-го поколения.

Непосредственный противник на начальном этапе — регулярные вооруженные силы Тигрового Берега и Медвежьих Гор. Медведи — 165 тысяч человек, 1 170 танков, 2 340 единиц артиллерии, 585 вертолетов, 75 самолетов. Тигры — 120 тысяч человек в сухопутных войсках, 780 танков, 1 560 единиц артиллерии, 390 вертолетов, 75 самолетов, флот — 3 крейсера, 5 больших десантных вертолетоносцев, 10 фрегатов, 10 эсминцев, 2 корабля обслуживания, 20 тральщиков и катеров. Все оружие 4-го поколения.

В День Х. 5 армий (225 тысяч человек) наносят удар по Цересскому региону. Задача — используя внезапность и многократный численный перевес в течение недели уничтожить 4 корпуса медведей (48 тысяч человек) в приграничных боях и выйти к Цересу. В течение второй недели уничтожить 2 горных корпуса медведей (24 тысячи человек), которые предположительно выдвинутся с гор на защиту Цереса и занять Церес. Наши допустимые потери до одной армии. К концу месяца провести перегруппировку, взять силами одной армии под контроль Цересский регион, быть готовыми силами трех армий продолжать наступление.

5 армий наносят удар по Пальмовым Рощам на юге Тигрового Берега. Задача — используя внезапность и многократный численный перевес в течение недели уничтожить местные соединения тигров (30 тысяч человек) в приграничных боях, взять под контроль регион Пальмовые Рощи и через две недели выйти к Годноте, административно-экономическому центру всего Юга вражеской страны. Предположительно, на защиту Годноты тигры бросят все свои кадровые части — до 90 тысяч человек. При поддержке ВВС и флота уничтожить противника и занять Годноту в течение месяца. Допустимые потери — до 3 армий. Быть готовыми силами остатков войск контролировать захваченные территории и обеспечить продвижение вперед второго эшелона.

В День Х + 6 недель. Цересская группировка, получив 3 армии из второго эшелона, имея в результате 6 армий (270 тысяч человек) начинает штурм Хребта, который будут защищать предположительно все остатки регулярных войск медведей (до 100 тысяч человек). Задача при поддержке всех сил ВВС в течение месяца уничтожить противника и взять Хребет. Допустимые потери до 3 армий.

В День Х + 12 недель группировке второго эшелона из пяти армий выйти к Мехсому, столице Тигрового Берега. К этому времени противник успеет мобилизовать там до 45 тысяч резервистов при 270 танках, 540 единиц артиллерии, 135 вертолетах и 75 самолетах. Все оружие 3-го поколения. Задача в течение месяца уничтожить противника и взять Мехсом. Допустимые потери до 2 армий.

К этому времени (День Х + 16 недель) медведями будут отмобилизованы 165 тысяч резервистов при 1 170 танках и 2 320 единицах артиллерии, 585 вертолетах и 75 самолетах — все 3-го поколения. Задача Цересской группировки силами трех армий при поддержке всех ВВС в течение месяца уничтожить противника и занять Медвежьегорск. К моменту начала наступательной операции в Медвежьегорске у нас завершится мобилизация резервистов — 450 тысяч человек (10 армий), оснащенных вооружениями 3-го поколения. Их задача силами одной армии при необходимости оказать поддержку Цересской группировке. Силами 4 армий обеспечивать контроль захваченных территорий и уничтожение мелких банд. 5 армий — резерв для отражения возможного вторжения осьминогов с Островов и для пресечения иных негативных непредвиденных событий.

Таким образом через 5–6 месяцев после начала реализации план обеспечивает полное уничтожение регулярных войск, резервистов и бандитских групп тигров и медведей, захват и контроль их территории, подчинение населения Администрации, подконтрольной Гамме. Необходимые условия — обеспечение невмешательства волков, львов и осьминогов или реальная военная помощь Гаммы в случае их вступления в войну.

— Политические меры для достижения нейтралитета или лояльности волков и львов будут приняты, но они не могут обеспечить гарантии их невмешательства. В какой-то степени какая-то их часть вступит в войну против нас, — Аханодин взял у Эфедрина указку и тоже подошел к экрану, — Поэтому Гамма предоставит вам две свои армии — 90 тысяч человек, 540 танков, 1080 единиц артиллерии, 270 вертолетов, 180 самолетов. Все вооружение поколения 5 и 5+. Мы решаем сейчас вопрос с логистикой. Мы знаем, как организовать такой масштабный десант.

Первая армия прибудет на Бету в течение первых двух недель войны. Высадится в Ледовой Арене у границы Северных Барсов и Волчьей Степи. Вместе с войсками барсов — 165 тысяч человек при 1 170 танках и 2 320 единицах артиллерии, 585 вертолетах и 75 самолетах — все 3-го поколения — атакует степных волков. Задача — уничтожить или максимально ослабить и сковать боем регулярные войска Волчьей Степи, по возможности отвлечь на себя часть непримиримо настроенных горных волков.

К моменту День Х + 16 недель завершим переброску второй армии, которая соединится с войсками Бритых и поддержит их на наиболее угрожаемом участке, подстрахует в случае ограниченного вмешательства волков, львов или пиратов.

— Вашей второй армии лучше прибыть на Бету в первые две недели, одновременно с первой, — Кошес смотрел на карту и не доверял уверенным синим стрелам, черным цифрам дат и сроков, большим разляпистым овалам группировок… — Galaxy поможет вам с транспортом, даже если придется выкупить весь какой есть в галактиках космический флот. Также мы обеспечим киберподдержку — разведку, разрушение систем военного и гражданского управление противника, подавление их связи… Будет применен новый программный комплекс и информационно-политическое давление, которые психологически и организационно ощутимо ослабят противника.

Но прошу помнить. У нас есть железный дедлайн. За 6 месяцев все должно быть сделано. Наш ресурс политической поддержки рассчитан только на полгода. В День Х + 25 недель должны быть заняты территории медведей и тигров, поставлены под контроль все крупные космодромы Беты, сформирован мир с представителями лояльной части волков. Иначе межгалактический Арбитраж заставит нас остановиться и прекратить кровопролитие и разрушения, а львы и осьминоги вступят в войну.

Поэтому действовать нужно максимально решительно и жестко, даже жестоко. Тигров и медведей ломать по полной, демонстративно и кроваво. Тотально и стремительно уничтожать вместе с городами — жестокость поможет сломить волю противника к борьбе, чтоб волки испугались, чтоб львы и осьминоги не решились влезть.

— Мы опасались, что излишние разрушения и жертвы мирного населения приведут нас к политическим осложнениям, — поднял голову Эфедрин, — Межгалактическая общественность и СМИ будут выть, Арбитраж Мановаха вмешается…

— У вас будет карт-бланш на полгода. Чем больше крови сразу, с первых дней, тем меньше потом, тем выше шансы на успех, тем меньше риск, что все зря. Победителей не осудят. Но если не успеете за 6 месяцев — проиграете и никакой гуманизм вас тогда не спасет. Размажут по стенке. Поняли? Готовьтесь.

Оставив Аханодина и Эфедрина дальше разглядывать свой план на мониторе, Срок спустился вместе с охраной к машинам, ждавшим во внутреннем дворе отеля. Успел вдохнуть свежего морского воздуха, прежде чем усесться в кабине на мягкое сиденье и спрятаться за бархатной черной шторкой. Кавалькада с мигалками шизанутой визгливой змеей понеслась по шоссе на космодром. Улетали без пышных проводов, оркестра и прессы. В каюте ждала Маринез, сидевшая расставив ноги, уперев локти в колени, вставив виски в ладони, — готовилась терпеть взлет. Срок сел рядом.

Ишак затрясся, за окном заполыхало рыжим и красным, Сул и Лейла почувствовали, как села им на плечи и затылки исполинской тяжелой задницей гравитация Дельты, расплющивая и вминая в кровать, вдавливая ступни ног в пол. Через десять минут, когда тряска и перегрузки закончились, Лилит вытащила из сумочки, подала Сроку статуэтку рыцаря с копьем и щитом. Кошес повертел фигурку в руках, поддел ногтем прямоугольный щит, нашел под ним в руке рыцаря микросиди, вставил ее себе в нотик.

— Оно, — Сул скролил бегло вниз файл улыбаясь, — это 7-й файл. Страх Божий. Он все скрепляет… Что с 9-м?

— Радуга работает, почти взял. Я сказала ему привезти самому потом ко мне в Мановах. Он координатор всех горных волков по космическим подрядам. Уважаемый. Может, привлечем, завербуем?

— Чем он дышит?

— Деньгами.

— Надо привлечь. Но мне с ним общаться не корректно. Сама вербуй, ты медиа, тебе с кем угодно можно встречаться. Хорошо бы он сагитировал хотя бы часть волков к сотрудничеству. Да и на втором этапе операции нам будут нужны собственные боевики.

— Он на ляжки мои запал. И мечтает о красивой жизни в Мановахе. Блудливый и жадный кобель. Получится завербовать.

— Лилит, я не ревнивый. Ты мне, главное, тут не изменяй, — Срок ткнул ей пальцем в лоб, а потом в грудь, — и тут. Надо — дай ему. Потом его грохну, когда все сделает. Без обид.

Мягким толчком в плечо повалил ее набок, запустив ладонь под кофту, проведя пальцами по груди, налег сверху уверенно прижав к кровати и поцеловав в ухо. Сам себе удивился своей уверенности и жесткости — походу так повлияли на него все эти обсуждения военных планов и общество генералов и авторитетов. Лилит, видимо, тоже удивлялась его новой манере, лежа на боку косилась на него, как он стягивает ей штаны, задирает кофту…

— А ты уверен что файлов всего 9? — утром Маринез пила кофе, тупо уставившись в окно с космосом, — Есть точное оглавление у Книги Волоса? Вдруг файлов больше?

— Мне Кит сказал, что 9. Пять насадок на ныне действующие программы, 6-й файл — программа Веры, 7-й — Страха, 8-й — единая программная оболочка, и 9-й — инсталлятор. По логике — комплект, что еще может быть?

— Да мало ли, — Лейла налила в кружку еще кофе, — хорошо бы уточнить, а то не хватит чего-нибудь.

— Получим от Радуги 9-й, тогда увидим.

— Что мне Гилацу говорить?

— Сейчас все только в общих чертах. Сначала надо получить 9-й. Если Книга Волоса на тестах сработает, тогда расскажи ему про наш проект и договорись о моей с ним встрече.

В Мановахе галантный Срок отвез Лилит к ней в контору разгребать завалы после девятимесячного отсутствия и готовиться к разговору с Гилацем. Сам помчался в Межгалактический Бизнес Центр, торчавший высоченным шпилем даже среди небоскребов Сити, задираясь верхними этажами выше облаков.

Глядя вниз в окно на белый ворс небесных кущ, затягиваясь сигарой, ждал Срока Ци Мон, глава крупнейшей банковской и торговой корпорации на Скорпионе. Обнялись, улыбаясь, уселись в кресла, склонившись доверительно друг к другу через стол. Эти двое многое уже порешали вместе и многих порешили, много заработали, о многом могли вместе помолчать, многозначительно подмигивая и тихонько кашляя в кулачки.

— До чего же ровные у вас в Мановахе проспекты… Все квадратное, параллельно-перпендикулярное, прямо воплощение порядка и стройности реализации замыслов. А как вспомнишь, что творится там внизу на самом деле… Какой хаос идей, мотивов и мыслей… Кривые людишки с кривыми душами… Кривые судьбы, бардак и непредсказуемость. Порядок и контроль так иллюзорны. Мановах не менее хаотичен со своими прямыми проспектами и домами, чем наш извилистый и запутанный пестрый Паркон.

— Смотря с какой стороны смотреть. На зоне пока сидели по камерам каждый чем-то своим заморочен, каждый хрен себя Бетховеном считает и всякий дрочет как хочет. Индивидуальности бл… А придут вертухаи — выведут всех на построение… Три тысячи одинаковых бритых затылков в одинаковых рыжих робах. Поставят рядами-шеренгами, коробками и колоннами. И вот — все одинаковые, все управляемо и понятно. Равняйсь, смирно, налево шагом марш. Дисциплина и порядок.

Ци Мон, все также смеясь смотрел Сроку в глаза, продолжая не верить:

— Да уж, это точно, смотря с какой стороны смотреть. Но главное результат. Нужна хотя бы качественная иллюзия порядка и контроля. Мне нужны межгалактические Сенат и законы, нужно межгалактическое единое экономическое пространство. Когда начинаешь?

— Через полгода. В марте мне для переброски войск будут нужны 20 тяжелых крейсеров месяца на три, а может и на шесть.

— Их всего в галактиках 30 штук.

— И мне нужны 20. И еще полсотни средних транспортов и сотня ишаков. Организуй. Там все без палева — разрешение на военную операцию даст Гилац. Деньги тоже будут.

— Будут тебе корабли.

— Ты, Ци Мон, человек бесстрашный, уж мне ли не знать. Но когда мы начнем даже тебе будет жутко до поноса. Так ты помни главное: когда страшно — покупай. Это тебе, старый мой друг, самый ценный совет, который я когда бы то ни было кому бы то ни было давал. Самый ценный, ну ты понял.

— Спасибо, Сул, — продолжал улыбаться в кулачок и весело щуриться глядя в глаза товарищу Ци Мон, — жди корабли.

Еще посидели вместе, наслаждаясь лапшой с уткой по-парконски и видом на белые шкуры овечек-облаков, плывших нестройным стадом по воле неведомого пастуха внизу у них под ногами. Молча улыбались, предвкушая Эпоху Перемен, когда по венам зашумят потоки адреналина так что загудит в висках и прихватит со страху сердце, когда будет захватывать дух в смятенной груди и будет меркнуть мир в глазах, и на кону будет стоять все до последнего грошика, а у крыльца уже будет ждать автозак… Но они то вдвоем прорвутся и урвут у этой жизни куш. Получат весь кайф этого мира, ну и всякие мелочи типа власти и денег в придачу…

Тигры отплясывали, сверкая начищенными высокими черными сапогами, серебряными патронташами и золотыми ножнами кинжалов, тряся черными мохнатыми папахами, падая на колени и вскакивая ввысь, закручиваясь вокруг себя и выбрасывая ритмично руки — бубны и барабаны неистово молотили стремительный ритм, пронзительно визжали мудреные дудочки, а свет в такт барабанам взрывался алыми вспышками, озаряя на сцене бородатые и носатые профили то одного, то другого танцора. Тигриные танц-шоу — фигасе смелое решение для организаторов любого концерта, в иной стране эти пляски хищников могут посчитать пропагандой криминальной субкультуры. Но транзитная станция StarBus на 5-й Z Аполлона, как раз такое экстерриториальное место, где можно всякое. Вчера тут был гейбалет, завтра обещали какой-то фееричный эротичный голограмтеатр

Одни считали космические станции клоаками, другие — локомотивами культуры и просвещения. Все нестандартное и неформатное могло найти место на площадках их звездных концертных залов — лишь бы собрало публику. Радуга расплывшись в улыбке до ушей наслаждался первоклассной акустикой зала, четко поставленным светом, видел, как прется готовый вскочить впляс вместе с тиграми битком набитый зрительный зал. Волчара-джедай радовался каждой минуте на станции, чуть не сошедший с ума за 10 лет рабства в глухой провинции, сейчас лелеял каждый день и час, выпавшего ему времени ожидания здесь крейсера на Мановах. Рыжий, наконец, после всего, опять среди нормальных людей, в цивильном месте. Кому как, но Радуге всегда такие зарядно-транзитно-ремонтные космические станции нравились даже больше, чем передовые мегаполисы на Цефее или Стрельце. Тут была особая атмосфера свободы и даже вольнодумства, тут рождались смелые планы и необычные знакомства, тут роскошные дьютифри, тут отсиживались бандиты, повстанцы, джедаи и прочий интересный народ, какому закрыты границы приличных государств, но при этом было относительно безопасно, нормальные любители приключений и странствий ценили такие места и предпочитали здесь не гадить, а конченых мудаков таки не пускали неплохо работавшие службы безопасности

Конечно, StarBus впервые начал создавать из таких станций сетевую структуру, Радуга опасался, что корпорация может что называется испортить дух, ту самую атмосферу свободы, сделав свои станции типовыми и беспонтовыми, правильными, чистыми да политкорректными. Но это именно тот случай, когда во всех смыслах лучше проверить самому. Поэтому расставшись с Вороном на Орионе, с заветной флэшечкой на кармане, волк решил лететь к Лилит с добычей непременно именно на старбасовском крейсере (посмотреть что за штука) именно через станцию на 5-й Z Аполлона.

Кабаки тут оказались на 5 баллов, казино — вообще отпад с вкусными лохами на покере и девочками в кардебалете на любой вкус… Короче не испортил StarBus культуру космических станций, но даже довел до какой-то квинтэссенции… Радость, сейчас, слушая вгонявшие в печаль мощные басы орочьего народного хора с 5-й, сменившего тигров на сцене и горестно вывшего про трудности доиндустриального сельского хозяйства и несправедливость производственных отношений в старой Орде, тонко откликаясь сочувствием на тоску орков в красивых рубищах, благодарил Судьбу за этот концерт и эту возможность побыть среди нормальных людей, где тигры — это просто офигенные танцоры, а орки — это хор.

Концерт отгремел и замолчал, отгородившись багровым занавесом и ненапряжным тихим фоновым музоном. Возбужденные и счастливые зрители потянулись на эскалатор вниз из зала. Радуга шел по черному бархату дорожки и умилялся мамаше с пятилетним мальчиком, двигавшимся впереди:

— А что тебе, сынок, больше всего понравилось? — спрашивала женщина большеглазого маленького шатена.

— Тёти, — восхищенно блеснул огромными карими глазками малой, держась за мамкину ладошку.

— Ах ты ж бедолага, — изумился Радуга, поняв, что пацанчик, наверное, про женский ансамбль античного танца. Грациозные львицы-красавицы с Альфы Близнецов в коротких и ярких туниках, с позолотой на коже и жгучим, как костер, макияжем на лице, пышными, как у горгон, кудрями сведут с ума кого угодно и запомнятся до гроба, не раз приснятся всякому видевшему их мужику. Радость удивился боли и состраданию, наполнившим его, провожал глазами мальчишку, думал, сколько же горя и тоски выпадет этому юному ценителю красоты, какие кривые его ждут дорожки, сколько отчаяния и черноты подарят ему эти сказочные «тёти», сверкающие золотом, как звезды, удастся ли пацану при этом у них урвать блаженства, экстазу, вдохновения и радости, хотя бы в часах или днях… В годы-то вокруг таких пространство-время не складывается, не скручивается…

Открытая темная бездна космоса смотрела тысячей звезд в этот бархатный красный концертный зал через своды потолка. Надо же, — думал бандит с Кобры, — закрыли Академию Джедаев на Хомланде, скоро глядишь, принудят тигров, львов да волков к сотрудничеству с администрацией, превратив их в овец да баранов. Век за веком избавляется человечество от героев и злодеев, от гордых и алчных, не признающих равенства между красотой и уродством, не согласных на отстой, не согласных быть отстоем. А все равно сверкнут на тебя из такой вот толпы большие глаза мальчишки, которому довелось оказаться в этом чудесном зале и увидеть этих тёть и которому теперь не угомониться… И будет теперь в будущем поколении может бандит, может, герой, без всякой Джедайской Академии или волчьей стаи, просто он будет и все. И эта пляска мотыльков и огоньков не кончится пока светят эти звезды в этом черном космосе безнадеги.

На крейсере Радость взял одноместный номер бизнес класса за 85 золотых, чтоб за два месяца полета по полной кайфануть по комфорту, хорошей постели, ресторанной еде. Крутовато для средней руки волчьего бригадира, но Радуга теперь все-таки волк с заказами от самой леди Маринез, да и хотелось по-настоящему почувствовать себя опять белым человеком, как во времена джедайских затей. Казино на крейсере не было, в бассейне, облюбованном тетками в весе и возрасте, волчаре не понравилось, в качалку не захотелось. Торчал в основном в кабаках да в центральном холле — большом по звездолетным понятиям общем пространстве с подсвеченным фонтаном, розовыми клумбами, дискотечным музоном и скамеечками, как в парке, где сидели с телефонами девушки в вечерних платьях.

Само собой отсканил содержимое флэшки на свой нотик и вечерами изучал, за что ж такое Лилит платит 5 тыщ. Странная штука, похоже на отдельную программу инсталлятор для каких-то восьми неизвестных других программ. «Кто так делает? — думал Радость, развалясь на широкой кровати у себя в номере, слушая тихий мерный гул звездолета, — Galaxy и DP так не пишут программки, а больше ж вроде их и никто сейчас не пишет». Звездный скиталец смотрел в окно на искры звезд в застывшем мировом пожаре Большого Взрыва, рыл в памяти контакты подходящих не болтливых программеров, кто посмотрел бы на странный почерк авторов файла с базы «Сфинкс», просветил бы, что это, и сразу забыл.

Космопорт в Мановахе разросся и запутался до безобразия, джедай целый час бродил по терминалам и коридорам, пока нашел метро — хотя, может, просто одичал и отвык от настоящих мегаполисов, где если нет интуитивного понимания, куда идти, по любасу заблудишься. Подземка оказалась старой доброй, никак не изменившись — все те же серые без рекламы стены и колонны, коричневые вагончики, толпа народу всех рас и культур. Бросив монетку в портфель традиционным мановахским метрошным музыкантам, послушав пару их старых хиповых песенок, волк уселся на мягкие седушки в вагоне и поехал в центр, разглядывая соседей по вагону.

Есть два разных Мановаха. В верхнем живут и трудятся начальники, менеджеры и всякий офисный планктон. Их мир больших корпораций комфортен и безопасен, сер и спокоен, предсказуем и тих (в основном, конечно, бывает и здесь человечка настигнет инфаркт от внезапного стресса). Тусят в небоскребах, перемещаясь между зданиями пешком по переходам, на машинах по высотным автострадам или под землей на метро, но, порой много месяцев не ступая ногами на поверхность, даже не зная, что там творится на улицах и переулках. У подножия небоскребов и на их нижних этажах царит яркая и опасная жизнь малого бизнеса, ипэшников, стартаперов. Тут живет запах уличной шаурмы, визжит разудалая музыка неизвестных народов, могут запросто предложит прям на тротуаре кокс, или по выгодному курсу поменять кошелек на жизнь. Местные понятия не имеют, что тусят на первом этаже здания банка FDInernational, и что вон там крыльцо генофиса HNT. Чтоб найти нужный адрес, надо спрашивать, где тут гриль-бар Мустафы или тату-салон Антуана.

Радуга шел счастливый по этим нижним краям Мановаха, где с ним случалось когда-то столько незабываемого, вдыхал всем телом местный шум и гам, жевал чурчхеллу, принюхивался к запаху жаренной в картошке свинины с чесноком из окна забегаловки, улыбался девчонкам, стоявшим у дверей отеля в коротких кожаных юбках на высоченных каблуках, нашел нужный пивняк пахучий, тесный и темный сверкавший огромной неоновой вывеской «Парадайс». Там за дубовым столом его ждал с двумя литровыми кружками светлого и миской жареных ребрышек Аслан, достаточно разбиравшийся в программках и вполне молчаливый, чтоб даже не спросить, где Радость пропадал столько лет. Старый хакер чесал свою черную бороду и морщил лоб, разглядывая в нотике джедая лилиткину игрушку:

— Почерк похож на медиков. До Galaxy медцентры крупные типа Алама сами писали программы для имплантированных органов и девайсов. Но они никогда не делили программы на отдельный инсталлятор и деинсталлятор. Слишком рискованно для пациентов.

— Деинсталлятор еще может быть?

— Конечно, внедренная лечебная программа должна отключаться после выполнения, да и орган надо вырубать для замены, если что-то пошло не так или вышел срок годности. В твоем случае, скорее всего тогда тоже отдельный файл, десятый по номеру.

— Есть фантазии, зачем городить огород с разделением программы?

— «Зачем» итак понятно, — повысили уровень безопасности и контроля. А вот на кой так париться о безопасности и так тратиться на программку для искусственного члена или для лечения насморка — это уже не ко мне, — Аслан положил обглоданное ребрышко на салфетку и мощным глотком отхлебнул из кружки, — хотя, раз уж такой как ты с этим возишься, может быть это биооружие? Какой-нибудь сконструированный вирус или еще чего… Тогда, конечно, есть смысл ключи хранить отдельно.

Простившись с Асланом, Радость прошел в холл небоскреба и на лифте унесся из нижнего Мановаха на 50-й этаж, двинувшись на такси по навесной магистрали к премиум-гостинке, где IGM сняла номер на сутки для его встречи с Лилит.

Немногословный мужик в холле передал ему карту-ключ и волк прошел по укрытой мягким зеленым ковром лестнице с позолоченными перилами, открыл обитую кожей дверь, шагнул в освещенную торшером комнату с накрытым столом и огромной кроватью под бархатным покрывалом. Лилит задерживалась и джедай принялся за фрукты с золотой тарелки, налил себе какого-то экзотического коричневого густого сока.

Радуга еще раз анализировал свои цели и задачи, хотелки и высшие ценности. Рыжий черт хочет трахнуться с Лилит, потому что она улет вобще. Волк Радуга хочет получить от нее крутые заказы для себя и для братвы по координационному центру, потому что он на этом крепко поднимется и заработает, потому что Леди Маринез — пипец богатая сучка, явно ведущая при этом какие-то темные делишки. В борьбе за такого клиента, хороший секс может быть даже полезен. Даже если не даст, пусть будет уверена, что он ее ручной на все готовый волк. Джедай Радость хотел узнать, что за программку хочет инсталлировать Лилит на пару с Кошесом. Что у них там за биооружие? Не придется ли потом спасать мир? Не потребуется ли спасать саму Лилит, девочку, за которую он все-таки немного чувствовал ответственность. Чтоб это узнать, надо втереться как можно ближе. Секс и бизнес — в таком случае хорошо.

Успокоившись, что его цели не противоречат друг другу, наоборот удачно строятся одна над другой, как бриллиантовые махины мановахских красавцев-небоскребов, Радуга улегся на кровати, цедя из фужера вкуснятину сока. Леди Маринез вошла без стука, по-хозяйски прошла мимо стола, разместилась полулежа рядом с Радугой, кивнув ему:

— Давай.

Радость снова застрял взглядом на ее бедрах видных в глубоком разрезе тугой миди-юбки. Задница у нее, конечно, чуть больше, чем ему обычно нравились. Но этот размер ему теперь почему-то казался волнительным, особенно в такой юбке, плотной, подчеркивающей и манящей. Волк протянул ей флэшку:

— Держи, королева. Твоя добыча.

Лилит поднялась уже уходить, сунув флэш в карман и бросив наемнику «Оплата, второй транш, две пятьсот, на твоем счете». Джедай тронул ее за руку «Подожди», потянул мягко обратно на кровать:

— Лил, ты с ума сводишь. Останься, я горю просто, ты огонь. Останься еще.

— Успокойся, нам не по пути, — леди-босс не легла на кровать, но осталась стоять рядом, глядя сверху вниз на томящегося самца, — дело сделано, пора разбегаться.

— Я тебе нужен. Я для тебя все что хочешь из-под земли достану. Хочешь еще какой файл найду для твоей программки? — Радуга, видя, что Лилит не ушла, растянулся на кровати, прикоснувшись рукой к ее талии, — Я же когда проверял, как все скачалось, все равно видел, что это за файл. Почерк программистов из Алама. Инсталлятор для восьми других программ.

Лилит отцепила руку Радости от бедра, но не отодвинулась:

— У меня полный набор, девять файлов, этот инсталлятор — последний. Больше не надо.

— По любому есть десятый файл — деинсталятор. Медики всегда так делали, — Радость уселся, подтянув под себя ноги, глядя в глаза Маринез, — смотри красавица, ты в какой-то игре участвуешь похоже, что опасной, а поляну до конца не видишь. Точно должен быть десятый файл. У кого выключатель будет в руках, у того и будет выигрыш.

Маринез ответила Радуге взглядом глаза в глаза:

— Ты все придумал, просто трахнуться хочешь. Разводка уровня для принцесс Волчьих Гор. Там потрахайся.

— Лады, Королева. Давай так. Я узнаю точно, существует ли десятый, узнаю, где он, если есть, — Радуга нагло поцеловал ее дотянувшись в запястье, — Тогда скажешь, нужен ли он тебе. Только уверен, что там будет все трудно, пятью косарями не отделаешься.

Радость продолжал осыпать поцелуями ей руку от ладони до локтя, Маринез, не убирая руку, скорчив задумчиво скорбное лицо, смотрела в окно на башни-аквариумы стекло-бетонного океана Мановаха:

— Сколько?

— Место рядом с тобой.

— Ты охерел, волчара⁈ — Лилит, с силой оттолкнула рыжие космы от своей ладони, — Нахер ты тут мне в Мановахе нужен?

— Лил, не бесись, — Радость опять ухватил ее за ладонь, теперь уже как мог ласково и мягко, почти по-отечески, — Ты с Кошесом в игры играешь, я не в курсе, что у вас там на кону, но по любому там игра насмерть. Я не из ревности, но чисто объективно же он опасный парень. Тебе личная гвардия из волков пригодится. Возьми меня к себе шефом безопасности. Не в IGM, не официально, лично к себе. Я со своими волками твою шкурку спасу если что.

— Личная банда? — Лилит поставила ногу в черном полусапоге на кровать перед носом Радуги, не то брезгливо, не то удивленно, глядя, как волк бросился целовать ей мысок, — Надо подумать. Десятый файл, если он есть, то нужен. Отморозки твои потом могут сгодиться, если не будут мелькать навиду. Подожди в Мановахе, напишу.

Маринез убрала ногу, не прощаясь, не оборачиваясь ушла из номера, тихо щелкнув дверями.

— Йес!!! — беззвучно, одними губами проорал Радуга, хлопнув кулаком по бархату покрывала, растянувшись на кровати во весь рост, раскинув широко ноги и руки, — найду я тебе, сучка гордая, твой выключатель, будешь ты главная в своей игре. Все равно трахнемся с тобой, я тебе нужен.

Придя в себя, решив, что переговоры прошли успешно, уселся к столику, нацелившись от пуза вкусно пожрать халявное угощение от IGM. Жевал прекрасно нежные отбивные, закусывая сладкими сочными фруктами, глотая из фужера тягучее томное красное вино. Смотрел в окно, как играет солнце всеми цветами радуги на западных торцах небоскребов — готовился вечер-красавец, какой не часто случается в пасмурном Мановахе — чистый, ясный, с волнительным розовым закатом.

Ровно в 19−00, как положено во вторник, отписался Гепард. Со всеми подробностями доложил, что на Кобре все спокойно. 'Странный он, этот Гепа, — думал лежа утонув в мягких подушках головой, Радость, — то вроде обычный раздолбай, а докладывает уже четыре месяца точно в срок и по всей форме… Начальником что ли понравилось быть? Вошел во вкус Системы? Странный он, Гепа… Как этот спортсмен пловец-разрядник вообще доплыл до Кобры? Подавал же ведь надежды в спорте, криминальных связей не имел, ни в какое дерьмо не вляпывался… С чего вдруг бандитом стал?

Неизвестно, что ударило сильней и резче — яркий пестрый свет в глаза или звенящий шум в уши. Вокруг блестел всеми оттенками зелени густой летний лес, зудела и жужжала, гомонила, кричала и крякала бодрая разнообразная жизнь. Я стоял во весь рост и плыл назад медленно как в магнитном поле. Звук, хоть и похожий на тот, каким гудела пустота, как трансформаторная будка, был весел и яростен, совершенно не подавлял и не прижимал к земле, не наполнял ужасом — наоборот вселял радость, бесшабашную отвагу и желание немедленно действовать, любить, жить.

Плавное движение задом наперед, не видя куда, не зная что там, приятно пугало, наполняло азартом. Мир появлялся сзади, вместо ожидаемых в глубине моей тьмы преград и угроз, выплывало все красивое и приятное. В густой высокой траве отчаянно зудела мошка, в мешание крон деревьев орали и сновали птицы, на ветке звонко щелкала белка, под ногами прыжками мчался храбрый лягушонок, в кустах метнулась рыжая лиса. Они, как маленькие дети на утреннике выскакивали на мгновение — показать себя, покрасоваться своими нарядами и сразу прятались, запомнившись навсегда, присутствуя с этой секунды в моей жизни, в памяти, в моем представлении о мире.

Не всякий светооператор сумеет так поставить свет, как умел этот лес. Одни участки были талантливо затемнены листвой вверху и кустами, другие играли тенями и редкими тугими лучами, пробивавшимися через смотровые окна в кронах. Третьи были показаны ярко и сочно в прямом солнечном свете, бившем из открытого наверху куска ярко синего неба. При таком освещении удобно ставить фокусы, управлять вниманием зрителя, направлять его взгляд туда, куда тебе надо. Лес — добрый фокусник, я уже любил его всем сердцем, он показывал все милое, наводил мои глаза то на цветочки, то на ягодки, то на пушистых красавцев зверушек. Я млел, улыбался, уселся на кочке, любовался паучком, как гимнаст, спустившимся передо мной на паутинке, исполнявшим какой-то солнечный танец, перебирая лапками и вращаясь.

Лес показался мне удивительным богом, создавшим сам себя, построившим свой собственный мир. И я, находясь здесь, был в его власти, и мне нравилась его власть, я был рад подчиняться — смотреть туда, куда он указывал лучами света, движением ветки или призывными звуками птиц. Я был согласен, что и меня он сейчас разглядывает, кому-то показывает.

Порывом ветра прямо передо мной вверху раздвинуло листву — там на фоне неба показался холм с лужайкой почти на вершине. Видимо, мне туда. Я встал, довольный, прекрасно себя чувствуя, как после отпуска на море, вежливо, стараясь не ломать ветки, пролез через кусты и увидел дорогу примерно туда.

Шел по тенистой ровной грунтовке, наслаждаясь каждым шагом. Хорошо быть странником, особенно когда не устал и не голодный… Напевал тихонько слова джедайской песни «Тем, кто дружен не страшны тревоги. Долбо…бам пох… все дороги!» Надо же, сколько у Леса всего есть разного что показать, чем похвастать. Видел серенького ёжика на обочине, пестрых диковинных птиц, это не считая цветов, кустов и деревьев, которых были сотни видов. И при этом даже в одном виде все были разные — тянули ветви, кто куда, выставляли корни кто как, цвели и развешивали плоды каждый на свой вкус. Ну а такого я и вовсе не ожидал. Может, это рай?

Молодая, почти подросток, смешливая русоволосая красавица с веночком из пестрых цветов на острых ушках, стояла у обочины у кустов — похоже, хотела спрятаться, но передумала. Смотрела с любопытством, не боясь, звонким милым голосочком, как ручейком спросила:

— Ты кто?

— Джедай.

— Аа… знаю вас, — она уверенно и серьезно кивнула головой, — тогда помоги мне.

Лесная Фея подошла ко мне ближе, так что я услышал цветочный запах ее горячих волос, протянула мне в узкой нежной ладошке телефон:

— Пофоткай меня, плиз, для инстаграм. Вот тут и вон там. И еще на поляне.

Айфончик был у нее последней модельки в детском розовом кожаном футляре с серебряными звездочками. Наверное, папа подарил, интересно, кто он…

Дева вставала то на фоне пышных синих цветов, то на фоне красных, то улыбалась, то делала серьезное лицо, подпирая щечку кулачком, то прислонялась к дереву. Я вытягивался вверх и приседал на колено, ложился на траву, чтоб кадр был снизу вверх на фоне солнечного неба. Этим бы и занимался до конца дней. Казалось, в этом лесу нет ни зла ни неволи, — и чего тут еще делать старому звездному побродяге, как не фоткать Красавицу для Инсты.

— А ты откуда про джедаев знаешь?

— Папа вас долболюбами называет. Один у нас гостил тут — рыжий улыбака. Световой меч мне свой показывал.

— Радость что ли?

— Да, ему подошло бы такое имя, папа его Солнышком звал.

Принцесса полезла усесться на ветке, ловко цепляясь руками и ногами в кроссах, подозвала и посадила себе на ладонь белочку:

— Отец говорил, что джедаи похожи на речных. Это один из додревних народов. Дед с Бабкой, которые родили лес, море и горы, создали еще и странников, чтоб путешествовали по этому миру, познавали его и радовались, и разносили везде их семя и замысел. И придумали для этих своих сыновей разные способы путешествия. Чернявеньким дали коней и степь, блондинам корабли и море, а рыжим самым ленивым и самым любимым своим детям дали лодку и реку. Чтоб не париться с парусами и не потеть на веслах, не кормить коня и не трястись в седле — а просто сидеть в лодке, плыть вниз, улыбаться, петь песни да любоваться берегами. Халява. Вода в реке пресная и чистая. Проголодался — наловил рыбы или вышел на берег поохотиться, — и дальше плыви, пузо грей на ярком солнышке. Понравилось место — высадился пожить.

Фея, знаток этногенеза, слезла с ветки, взмахом руки приманила лисичку, позировала мне с рыжей подружкой, продолжала пока свой рассказ:

— Встречали их обычно хорошо. Со странниками приходили вести, изобретения, всякие диковины из чужих мест. Но корабелы и степняки часто с голодного края прибывали, после месяцев в пути — злые и всегда толпой, на корабле и в степи все-таки команда нужна. С ними местным бывало драться приходилось. А рыжие плыли часто в одиночестве или по двое по трое, сытые да довольные. Поэтому их на берегу любили и привечали… Они могли в итоге надолго остаться, завести дом, жену и детей. В общинах их уважали

Я задумался, глядя на девичье наивное, казалось, не знавшее горя личико и тонкие ручонки, — глаза и слова у нее были вполне зрелые, может, и можно спросить:

— За все надо платить. Совсем нахаляву ничего не бывает. Какое горе Дед с Бабкой присудили Рыжему?

— Горе? — Девочка искренне удивилась, — Горя в мире нет. Просто все хорошее имеет разные стороны, и к некоторым ты не готов. Горе — это тоже самое счастье но… Ты это не поймешь. И в чем такое счастье рыжих?Плыть по течению — не только халява, но еще бинарность и безвозвратность. Речные идут со временем, несут другим время, но и их самих несет и уносит время. Моряк и Всадник могут вернуться туда, откуда ушли. Речной против течения на своей лодочке не может… Что потерял то потерял, если уплыл, то уплыл. Если заскучал на берегу, сел опять в лодку, то значит бросил дом насовсем. Чтоб быть счастливым, он должен быть готов терять и терять навсегда

Лесная Феечка с серым вороном на плече посмотрела на меня серьезно и с сожалением:

— Ладно, хватит фоткаться, — протянула ко мне ручку за телефоном, поймала мой взгляд, глянув мне в глаза твердо, как училка, — Что, джедай? Боишься терять? Я тут тысячи лет живу. Я бы не вытерпела, если бы скорбела о каждой смерти и потере. Я каждую букашку тут люблю. И все они умирают каждый день. Жизнь — это не букашка, а Лес. Это он здесь красота. А твоя жизнь — река времени. Не страшись терять что-то на берегу. Сам берег не теряй. Детали можно и нужно любить, но цепляться за них не надо. Впереди будет еще много красивого, главное позволить реке себя нести… И улыбайся уже в конце концов.

Девчонка смеясь прицепила мне к лацкану нагрудного кармана какой-то смешной одуван, похожий на маленькое солнышко, поднявшись на носочках поцеловала в щечку и хихикнула, махнув вперед по дороге:

— Тебе туда. Не заблудись…

Пошел дальше, нежно вспоминая ее глазки-реснички и веселый ребячий голосок. Много лайков соберет. Дорога уперлась в две расходящиеся тропы наверх. На одной лежала прямо, как указатель, уж неизвестно чья, косточка. Поверил и пошел, ничего не видя вокруг за густой листвой.

Халява-то халява, продолжал размышлять над судьбой своих онтологических рыжих предков. Сложно, если у тебя нет родной земли, а только река, нет своего пространства, есть только время. И не обязательно тебя на берегу пирогами да хороводами встретят. Если несешь время, значит, ты проводник перемен, а не везде этому рады. И ведь кончается все… У речки есть конец, в отличии от моря или степи, где кругами можно ходить. Устье. Впереди море, там на лодочке угробишься, а пути назад нет. Приплыл, суши весла. Большими фаталистами должны были быть эти речные странники.

Тропа шла круто вверх, потом вбок, потом вниз. Невозмутимо шел, надеясь, что все-таки выведет куда надо. Прошел метров триста и уже явно повернул назад. Вот и развилка, вот и косточка опять. Осмотрелся, вроде все-равно надо туда. Наверное где-то поворот просмотрел правильный.

Пошел опять коварной тропой вверх, чуя уже из желудка первые пока еще вежливые позывы похавать. В кустах увидел россыпь малины. Попробовал, офигел от нежности и сладости ягод, влез в самое глубь зарослей, игноря жало крапивы. Кряхтел, сопел и чмокал, как тот медведь.

— Ягодки? — услышал над самым ухом, вздрогнув от неожиданности.

— Вкусные! — как мог бодро ответил я, скосившись на тропу, где стоял крепкий мужик средних лет с крупной деревянной палкой.

— О чем задумался, детина? Так что даже за километр слышно, — мужик неопасно улыбался и вроде был спокоен, — с феечкой местной виделся?

— Да вот, про речных мне сказала, отвлекся я от малины, развернувшись к нему лицом, — беззаботно, конечно, живут. Но потом не очень. Устье и конец реке, жизни конец. За чем с ними так дед с бабкой?

— Потому что лентяи… Сами ни вжизнь никуда не доберутся. Вот и садят их в лодку, чтоб отнесло куда надо. Но у них же целая река выбора где можно остановиться. Не получилось — бросай все без жалости и плыви дальше. Это уж если нигде не смог закрепиться, тогда устье. Но и там же обычно город большой, всех принимает.Но уже без выбора…Выбор всегда есть. Можно обратно пешком идти по берегу вверх. Старость называется. Старикам таким Дед с Бабкой дали посох и дорогу. Идешь, как будто вспоминаешь, отматываешь все обратно. За грехи огребаешь, за добро получаешь — везде тебя встретит память о тебе. Хотя вы-то джедаи сохраняшками да перезагрузками владеете… А ты, похоже, и про Камень-Алатырь знаешь. Так-то проще.

— И каково тебе, батя, с такой умной дочей? — спросил я про феечку, — Тяжело небось?

— Да я ей не батя, скорее, сын… Или друг… Забочусь, конечно, о ней, как отец, — он провел у меня перед лицом рукой так, что в голове что-то прошелестело, — Что такое софт?

— Ну… типа… программы, алгоритмы решений…

— Ну вот она мне софт поставляет, — мужик водил у меня ладошкой перед лбом, — извини, я так твой ассоциативный ряд смотрю, чтоб понятней объяснить. Примерно так. Из того черного пруда, где ты был на дне, сюда проходит энергия. Женщина в Черном Пальто дает комп, прибамбасы разные, железо вобщем. А Феечка наша пишет операционные системы — там основные алгоритмы всех решений. Я на этой системе задал программу «Лес». У вас там — другие творят всякие свои программы про Человейник. Мы с ними когда-то дружили и даже программы адаптировали… Но сейчас нет. Разошлись в стратегиях.

— Красиво у тебя получилось! — я махнул рукой вокруг, — Как ты этим управляешь? Миллионы юнитов… Всех отрисовать, всякому команду дать куда расти, куда бежать.

— Это у вас в Человейнике этим парятся. Я Феечке доверяю и ее софту. Всякая тварь на самом деле и так все знает, ей все главное задано и без меня. Мне просто немного дорулить надо, подправить да подкрасить под свой вкус. И слежу, где что пошло не так, какие-то ошибки Леди из Архива подсказывает, у нее самая точная статистика результатов операций. Что-то иногда приходится поменять. Но тут главное терпение — не всякая былинка сразу цветок покажет.

Лесной с удовольствием гордо оглядывал свое творение, взглядом подвинув ветви дерева, чтоб подсветить опушку в сотне метров от нас, внимательно уставился туда:

— Опять поперли, не угомонишь. Да полно работы на самом деле, — Мужчина похлопал меня по плечу, — ты иди, Джедай, своей дорогой. Ищи себе место. А я пойду порядок наведу.

Лесной пошел напрямик через заросли ловко расчищая себе палкой проход. Я двинул дальше по тропе вверх, точнее уже опять вниз и в сторону. И чего дорогу не спросил?

Опять увидел на тропе ту ветку, что лежала и показывала вперед. Я тут уже третий раз. И опять иду правильно… Рассмеялся, посмотрел вверх, как шумно хохочут там кронами деревья, довольные шуткой леса, внимательно глядящими, что будет дальше, я их сегодняшнее развлечение. Похлопал по коре ближайший ствол. Ладно, пойду опять. Брел вверх, становилось уже скучновато — все те же приметы, никто новый не выбегал на тропу. Надо что-то менять, а то так и буду ходить по кругу. Решил не идти как раньше по дорожке дугой по серпантину, а переть строго вверх через кусты по еле заметной то ли тропе, то ли промоине, оставшейся от весенних потоков талой воды. Полез, цепляясь руками за торчавшие корни, царапая лицо ветками, поскользнулся и кубарем последовал вниз на дорогу. Лежал на спине, улыбался, какие тут строгие правила. Наконец, заржал, как конь. Я был в принципе на месте — там за углом по дорожке надо будет свернуть в тот неприметный ход. А так-то та чудесная лужайка сейчас была прямо надо мной. Я ее прошел мимо в прошлые два раза. Все-таки как важна точка зрения. При взгляде снизу вверх ее видно. А когда сравняешься — в упор не разглядишь. Ну и Лес, конечно, фокусник на славу. Такой придумал увлекательный квест. Я вышел на лужайку и увидел огромное зеленое море, шумевшее волнами под ветром, игравшее бликами на солнце. Смотрел в ширь и даль, глубоко и счастливо вдыхал вкусный свежий воздух с запахами жизни и свободы. Смотрел на парящих птиц, благодарил Лес за эту красоту, за то, что мне довелось это видеть, благодарил за урок. Интересно, сколько раз я в жизни вот так проходил мимо заветной лужайки, мечты, счастья? Вот так ставишь цель перед собой далеко и высоко. Идешь туда превозмогая… И прешься мимо, потому что сблизи не видно то самое, желанное место.

Странные правила, кстати, у Леса. Ведь по всей же дороге давал мне знаки, куда идти, где свернуть. А главный поворот не показывал. И если бы я не попер поперек, то не навернулся бы и не посмотрел бы опять снизу вверх. И не увидел бы то что искал. Тут явно есть какая-то Свобода Воли. Лес хотел ее во мне увидеть. И, увидев, уважил — мог же ведь так уронить, чтоб я все равно ничего не рассмотрел, мордой вниз например. Да еще ушибить покрепче. Человечий Вседержитель так бы и сделал бы само собой. Каким он все-таки выглядел чмом в сравнении с Лесом. Лес способен любить и уважать. Даже меня. Хотя, конечно, я для Леса турист и развлечение. Я же у него тут не ем никого, деревья мне рубить не надо, мусора от меня нет. Жил бы если здесь, может, и отношение было бы ко мне другое. Наверное, пришлось бы договариваться… но уважение много значит, как ни крути. Да и желание нравиться тоже. У Вседержителя отношение к человечку простое — нравится, не нравится, жри, сука, не выпендривайся. Да и как он может уважать нас, если мы для него рабы… А джедаи еще и мятежники.

Нашел большое красное яблоко, сидел на кочке, жевал, глядел на лесное море, гадал, где лежит дорога, которой пришел, где встретил Феечку-программистку, где Лесного, где хитрая развилка. Вот бы тут и остаться насовсем, завершить свой этот вечный сплав по реке. Помог бы Ей с инстой, попродвигал бы, может, еще чего смог бы. С батей-сыном Ее задружился бы. Вроде нормальный мужик. Лениво мечтая улегся вытянув ноги на мягкой душистой траве, дожевывая яблочко, глядя на вольный полет белых облаков в синем чистом небе.

Лилит в кои-то веки сама приготовила и накрыла на стол, вырубила свет и телевизор, зажгла десяток свечей — на столе, на тумбочке, на прикроватном столике, раздвинула шторы, чтоб на все окно был виден фантастический закат над Мановахом, такой розовый и нежный, что хотелось расцеловать весь мир. Кошес должен был прийти к ней домой с минуты на минуту, она хотела этим вечером не просто отпраздновать полный комплект Книги Волоса — первая победа их политической пары в борьбе за власть, но и скрепить это торжество романтическим ужином, фееричным сексом, теплом и трепетными ласками — огнем страсти.

Оглядывала свое жилище, радовалась, что вогзглавив IGM и получив новый оклад, не сменила квартиру, осталась жить в этой милой премиум-однушке на Hillwood St, в элитном высотном ЖК. Тут все было родное и за много лет наколдованное ее присутствием, ее снами и мечтами, ее книгами и посудой, пахло деревом ее мебели и ее косметикой. Это было ее логово, куда она не пускала никого. И вот решилась впустить Сула. Согласилась, чтоб этот череп в очках появился здесь. Позволила гореть здесь огню его страсти, пламенеть его плоти. Впустить сюда запах его духов, пота и крема на ботинках. Разрешить ему есть с ее посуды, сходить в ее туалет, вытереть руки ее полотенцем. Заставить его тело и душу напитаться колдовскими чарами ее логова.

Срок задерживался и Лилит против воли вспомнила Радугу — странный он, вроде же не провоцировала, не кодрила, — с чего вдруг так распалился… Теперь приходилось думать, нужен ли ей этот похотливый кобель. Ни малейшего влечения Лейла Маринез к нему не испытывала, конечно, он выглядит ей ровесником, но она ясно осознавала, что он старик — джедай, живущий здесь уже много-много жизней. При этом, когда он был рядом, она всегда чувствовала безотчетный страх. Нет, он ей не угрожал, и скорее всего даже готов был на самом деле помогать. Но рядом с ним небезопасно, как с огнем. Сожжет и не заметит.

Придумал он про 10-й файл? Может, и нет. Лилит вспоминала теперь, что Волос был прожженным мистиком, внимательно относился к окружавшим его цифрам. И девятку не чтил. Уважал единички да нолики. Так, что мог главный труд своей жизни поделить на десять файлов. Или вовсе на одиннадцать, его любимое число. Но ведь Медведь говорил про 9. По крайней мере, говорил, что три — это треть от целого.

Засветился монитор, там в скайпе проявился Франц Бенуа, сенатор Системы Стрельца, руководитель аппарата партии консерваторов:

— Добрый вечер, Леди Маринез, — Бенуа летел куда-то, торча своим фасом на фоне салона бизнес-джета, — я обдумал наш с Вами разговор. Озабоченность сбоями в DP нарастает. Она работает не корректно, это ведет к потерям и неразберихе. Надо навести, наконец, порядок в программах. И общее мнение, что время настало. Нам и нашим партнерам в корпорациях нужны нормальные межгалактические органы, надежная и актуальная программная оболочка. Компании теряют большие деньги ежегодно из-за бардака. И нужен порядок на Близнецах. Соседство с бандитским анклавом мешает нам инвестировать на Орион и на Сфинкса. Не может же весь мир ждать, когда эти идиоты сами возьмутся за ум и вырастят себе государства и культуру.

— Ваши партнеры понимают, что это все не будет просто и безболезненно? — Лейла крутила в руке спицу, думая, хорошо или плохо ли, что Бенуа застал ее перед монитором вечером накрашенной, причесанной и в халатике, — Инсталляция новой программы непременно приведет к временным сбоям. Не как десять лет назад, конечно же, но какие-то ЧП будут, и дискомфорт какое-то время испытают все. А на Близнецах порядок, видимо, придется наводить силой. Это разрушения, беженцы, финансовые потери и нестабильность на фондовом рынке.

— Потерпим, если не долго, — сенатор сделал твердое волевое лицо, — сколько?

— Полгода вытерпите?

— Вытерпим. Наели жирок — хватит резервов, если что купировать неприятности. Но не дольше.

Бенуа погас вместе с экраном. Лилит вдруг вспомнила свой разговор с Волосом десять лет назад, когда урвали для встречи часок в отеле на конференции в Демире. Он говорил, что не хочет какие-то критически важные файлы показывать людям из Galaxy, но по совету Пауэлла, наверное, даст их на хранение Лесли. Может, он имел ввиду именно «вкл» и «выкл»? Он точно говорил про файлы во множественном числе. И если инсталлятор оказался у Лесли… Лилит изо всех сил пыталась вспомнить точней, но в голове были только воспоминания юной влюбленной девчонки — смоляные кудри Волоса, его смуглое носатое лицо в мельчайших деталях, его запах с привкусом красного перца, его твердые узкие руки, державшие ее ладонь, касавшиеся ее талии. Вспоминала густой тембр его голоса, но не могла восстановить больше ни слова из того, что он ей тогда сказал.

Держала в руке статуэтку Исиды — наследство Пауэлла. «Вот, старик, не правильно ты понял свою Богиню. Не для опытов медицинских я была рядом с Волосом. Я должна была собрать и оживить своего Любимого после смерти. Но не тело конечно же, порванное фугасом, а его дело. Его Книгу собрать и инсталлировать. Правда, на пару с Кошесом… И, может, еще не до конца собрала».

Кошес влетел, поздоровавшись кивком головы, не отрываясь от разговора по телефону, махнул рукой на монитор, типа «показывай». Уселся в кресло перед ее компом, начал скролить добычу Радуги, продолжая ругаться в трубку с кем-то из своих подчиненных.

— Это оно, у нас комплект, можно начинать тестить, — закрыв базар по телефону и минут пять молча отсмотрев файл потер ладошкой по столу Сул, — Сработали волки твои, подтягивай их к себе, пригодятся.

— Ты уверен, что это все? Точно 9 файлов, ничего не упускаем?

— Точно. Тут все видно, все в сборе, хвостов нет. Да и Кит говорил про девять, — Кошес отправил файл своим технарям и закрыл документ, — Связывайся с Гилацем, проси у него для меня встречу. Пока расскажи в общем про программу и Аханодина, без деталей. И постарайся понять, как он к нам относится. Поддержит или будет против качать?

Сулик вскочил и пошел к двери, наспех чмокнув Лилит в щечку. Лейла застыла, глядя ему в спину:

— Не поужинаешь со мной?

— Извини дел полно. Надо готовиться. Сейчас каждый час дорог.

Маринез слышала, как щелкнула замком дверь, уселась одна за стол, смотрела на свое отражение в зеркале в свете десятка свечей. Видела там свое уставшее постаревшее лицо с неубиваемыми морщинами, смотрела себе в недоверчивые и привыкшие к обломам глаза. Чувствовала опять, как всегда, себя слабой и беспомощной, напуганной девочкой, попавшей в жестокие игры циников мужиков и стоящих за ними бесформенных как тучи, но разумных, целеустремленных и злобных сил, кланов, корпораций, идей и настроений.

Страсть, которую умела Лилит пробуждать в самцах — то оружие, которое помогало ей выжить в этом кровавом беспощадном мире. Когда эта страсть вдруг слабеет, накрывает боль и страх. Может, Сул правда торопился… Но может, он пресытился, соскочил с поводка и тогда она в опасности. Он может от нее потом избавиться. Было мерзко и гадко возиться со всем этим, лелеять в них во всех их грязные желания, будить их слабости и заморочки, но ей нужны сейчас эти озабоченные самцы.

Лилит вынула из коробочки рыжий волос Радости, взятый незаметно во время встречи в отеле, когда волк целовал ей сапог. Поднесла его двумя пальцами к глазам, глядя через волос на пламя свечи и в зеркало, бормотала на тайном языке заклинание, смотрела, как откликнулся, запрыгал затанцевал огонек…

Отправила Радуге в чат сообщение:

— Если 10-й существует, он может быть тоже в ведомстве Джефферсона. Если найдешь и принесешь, будешь со мной. Личная гвардия понадобится.

Задула свечи и ушла смывать макияж. Вытирая глаза, отмывая губы, мечтала о Системе. Такой, которая бы решала проблемы, обеспечивала безопасность, комфорт и сытость на автомате, без сбоев, с подстраховками… Чтоб больше не нуждаться в героях для спасения мира или собственной шкуры, чтоб больше не разжигать эти опасные костры мужицкой страсти и отчаянной храбрости. Нужна холодная и четкая, всесильная бесполая, безликая и бесчувственная Система.

Наутро Гилац согласился принять ее у себя в кабинете, в Межгалактическом Арбитраже. Старик сидел за своим столом бодрый и даже ласковый, угощал ее финиками и кофе, живо и как-то искренне интересовался настроением и не хочет ли с ним метнуться на пару дней в горы. Только через полчаса, убрав улыбку, почти горестно, тихо спросил:

— Ладно, давай говори, что у тебя за дела ко мне?

— Кошес хочет с тобой встретиться. Galaxy приготовило программный комплекс для нового межгалактического порядка. Там все. Законы, органы власти, культура и экономика.

— Это очередной ремикс их Единого комплекса? Опять один пастух, одно стадо… или что-то новенькое?

— В целом, ремикс, но круче в разы, чем у Грога и надежней, — Маринез, пока не подавая вида, что уже в деле и в доле со Сроком, напоказ лениво смотрела на лепнину потолка, — а чем так плох принцип Единого? 10 лет назад Баунти просто был плохо сделан. И Грог технически не справился с противниками, не учел все силы. Поэтому Galaxy тогда проиграло. Но если Кошес все сделает правильно и победит, то чем плох сам принцип Единого?

— Унификация, стройные ряды, это уязвимость, — Гилац морщил лоб, подыскивая слова, вертел в руке паркер.

— Унификация вроде наоборот дает устойчивость… Как в любом бизнесе — находишь оптимальные по всем параметрам продукты, модели производства и продвижения, создаешь максимально эффективный кейс, потом масштабируешь до пределов. И унификация позволяет делать управление проектом дешевле и эффективней. Надежность управления — разве это не устойчивость?

— Твой продукт, кейс и проект по определению может быть оптимален только в рамках каких-то конкретных, сегодняшних условий среды. Изменится среда и продукт, оптимизированный под старые условия, погибнет. А другого продукта у тебя в твоем унифицированном проекте нет. И никаким качеством управления этот проект не спасти.

Гилац тяжко поднялся из-за стола, погладил за хоботы стоявших парочкой у монитора керамических белых слоников:

— Бизнес-проект лепится на год-два, ему сойдет быть унифицированным. А политическая модель нам нужна на несколько поколений, на полвека хотя бы. Условия за это время будут меняться, а система должна оставаться устойчивой. У кого спросить, как это сделать? Кто способен сохранять устойчивость и выживать так долго, чтоб пережить все непредвиденные катастрофы и кризисы?

Судья кивнул Лейле на стену, где широко и далеко на старинной картине раскинулись какие-то леса, поля и речки:

— Природа умеет выживать. Той форме жизни, к которой мы принадлежим примерно миллиард лет. Чего только не было за это время — метеориты падали, оси смещались у планет, кое-где ядерные войны, моментальные глобальные изменения климата. А жизнь не исчезла. Как она добилась такой живучести?

Лилит смотрела на картину какого-то гения эпохи возрождения. Судья отвернулся к окну, темнея спиной в черном пиджаке на фоне разлившегося внизу стеклянного сине-серого месива Мановаха:

— Разнообразие форм — вот секрет выживаемости Природы. Не унификация и адаптация к текущим условиям, а максимальное разнообразие. Или, как сказал бы твой бизнес проект — широкая линейка продуктов. Если бы твое Galaxy оказалось в Триасе, то сделало бы ставку на одних только крупных ящеров, а все остальное зачистило бы, как неформат и не интересные направления. Но нам повезло, что рулило не Galaxy, а Природа, создавшая и сохранившая кроме оптимальных бронтозавров, еще лягушек и черепах. И вот огромные динозавры в один миг передохли, а лягухи спрятались под бревном и рептилии до сих пор живут. Природа специально в каждом виде даже родит какой-то процент особей с разными отклонениями. Кому лапы подлиньше, кому слух поострей, все время лепит иных, альтернативных — на всякий случай. Чтоб каждый вид становился устойчивей к неожиданностям.

— И как же Природа управляет таким разнообразием? Человек пока не может создавать такие программы.

— А зачем Природе управлять? Управление это подавление воли. А если у каждой букашки, слона или птички не отнимать собственную волю к жизни, то и управлять толком не надо. Природа итак уверена, что всякая тварь уж будет стараться выжить изо всех сил, без всякого пастуха и письменного приказа.

Лейла смотрела из кресла на Гилаца снизу вверх с удивлением, знала его 10 лет, а вот не предполагала, что он анархист, да еще и настолько глубоко:

— Кошес контачит с корпорациями и политиками, они все в один голос хотят поскорей общее правовое и программное межгалактическое поле. Момент созрел. Производительным силам нужны уже новые производственные отношения и межгалактическая политическая надстройка.

— Я в курсе. Мне тоже сигналят. Экономика готова к переходу в новый мир, а человечество пока нет. Люди, как вид, как часть природы, физически и психологически не готовы на новый уровень. Даже в СГЦ будут проблемы, я уже не говорю, что Близнецам надо еще лет двадцать, чтоб дорасти.

— Нету времени ждать, когда природа сама родит и разрулит. Экономика каждый год миллиарды теряет, наука тормозится, прогресс не идет. Кстати, у Кошеса есть предложения по Близнецам. Он готов там навести порядок и ускорить их развитие до среднего уровня цивилизации. Есть модель Гаммы, политическая система, основанная на сотрудничестве администрации и здоровых общественных сил. Galaxy поможет Гамме взять под контроль систему Близнецов, заодно продемонстрирует в деле и свой программный комплекс и идеологическое оформление нового порядка. Если там получится, то, может, и в масштабе Вселенной сработает.

Гилац уселся обратно за стол, снова приняв вид вселенского судьи на фоне голубого с золотом герба межгалактического арбитража на стене:

— Это может быть разумно. Если он предъявит результат на Близнецах, то это будет аргумент на который трудно возразить. Но у него не получится. Бандиты не лягут под Аханодина.

— Большая часть все-таки может и лечь. Остальных раздавят за полгода. Бандитов или уничтожат или заставят перестать быть бандитами.

— Бандиты, как и герои, нужны человеческой природе.

— Да зачем они нужны?

— Чтобы ходить по Грани. Они, как и герои, пробуют делать то, что нельзя, копят опыт. Без них мы бы и не знали, что можно, что нельзя, а что нужно. И это все те же альтернативные формы, которые поддерживают устойчивость человеческого вида. В критических ситуациях у них больше шансов выжить, оставить потомство и организовать новое общество. Когда Система столкнется с непредвиденным — герои и бандиты ее спасение.

— Трудно разделить, где бандиты, где герои. Но все это нужно было, когда не было нормальной системы. Да, они поддерживали в процессе жизнедеятельности, как раз тем самым природным естественным путем, просто в рамках собственного выживания и спасения своего самолюбия, устойчивость культуры и высоких ценностей. Но теперь, Система справится сама. Герои, бандиты — только помеха. Вся эта их шизотная гордынька, недисциплинированность, тупая мужланская агрессия с кучей заморочек в башке… — Лилит выдала искреннюю гримасу омерзения и брезгливости, вспомнив ярко перед собой похотливую морду Радости, — Они как вирус, мерзость, мусор. Не зря же маги уже двадцать лет как распустили свою Джедайскую Академию. Тоже решили, что больше не нужны все эти звездные рыцари. Нужна Система — эффективная, надежная, простая в управлении. И такая система способна стабилизировать условия среды, не допустить их изменений и критических ситуаций. Выживать будут законопослушные…

— Короче, — Гилац устало прервал ученицу, — Я тебя услышал. Кошесу с его Единым нужны только овцы, их мясо и шерсть, да трава для овец. Галактикам нужно, чтоб были еще и волки, и комары, и грибы и елки. У него может не получиться. Против него будут играть многие. Не только на Близнецах.

— Ты будешь против?

— Я не игрок, я арбитр. Если он выиграет, я дам ему полномочия установить свой программный комплекс.

— Так Срок и просит от тебя только дать свисток на старт. На Близнецах устроим состязания Кошеса с человеческой природой и этими твоими многими.

— Хорошо. Мне нужны три месяца подумать. Идея ограничить все эти твои Сатурналии одной планетой, это лучше, чем устраивать месилово по всем галактикам с ядерными дуэлями и глобальными программными сбоями. Ты очень сильно разобралась в его планах… Если ты уже с ним в команде, будь осторожна, не проиграй вместе с ним.

«Эти козлы на моего кореша бесплатно корячатся, а Мановах ему за них платит», — Аслан показывал волосатой рукой на крутой склон горы в парке у водопада.

Радуга, задрав взор кверху, смотрел на рогатых белоснежных беззаботных работничков — они выглядели даже счастливыми.

— Сожрут все сорняки здесь, поедут на мост. Любой садовник тут зарплату запросит нехилую, потопчет все вокруг, потом шею свернет и будет страховку требовать. А эти — ни разу ни один козел не пинданулся оттуда, — Аслан чесал бороду, улыбался-любовался на хитромордых и грациозных бородачей, — вот бы можно было так везде — естественным путем полоть сорняк, баблосы рубить в гармонии с природой. Кореш в прибытке, козлы сыты, парк чист и ухожен.

Аслан предложил обсудить, раз уж настолько секретные дела, здесь — в парке. Утром тут никого, а козлы, конечно все услышат и поймут, но никому не расскажут. Мудрые твари.

— Чем занимается база DP «Сфинкс» на Васту? Нафиг так секретить и защищать обычный антихакерский центр?

— Они там ищут одного определенного и очень опасного хакера, — Аслан уселся на кочке, вынув из сумки лаваш, колбасу и термос с чаем, предложил половину еды волку и налил ему чай в крышечку, — классно тут посидеть, посмотреть за козлами. Прямо как дома в горах пастухи.

А хакер завелся реально стремный. Взламывает базовые программы DP. Все три. Крадет или перераспределяет игровые события, призы. Сам понимаешь, что это значит. Чувак в общем-то хакнул нашу реальность. И во-первых неизвестно насколько глубоко он влез в программы, может уже даже перехватил управление, просто пока не дает это увидеть. Во-вторых не понятно в принципе как этот черт это делает. Вот целое стадо умников и парится на «Сфинксе», чтоб его спалить и обезвредить. Но вроде пока без результатов.

Взломщик не наглеет. Вмешивается примерно в 10% процессов. Но эффекты накапливаются. С окончанием игровых циклов, то есть уже скоро, количество сбоев может перейти в качество. Пользователи могут врубиться, что жизнь пошла не так, хотя они все делали правильно и система нигде им не выдавала оповещений об ошибках. Могут быть волнения, могут предъявы бросить. Так что кресло под задницей Лесли сейчас раскалено как сковородка.

Козлы застыли напротив собеседников, повернулись к ним внимательно слушая Аслана и задумчиво пережевывая траву. Радуга запил колбасу горячим зеленым чаем:

— У программеров DP есть такая культура обозначений типа картинка с мифическим животным? Почему какие-то файлы помечены единорогами, кентаврами, химерами и всякими монстрами?

— Да это у всех программеров. Так метят непонятные файлы. Куски неизвестных программ, файлы с информацией на непонятном языке не поддающиеся дешифратору, просто непонятные данные. От огненных программ много такого осталось. Хранят на всякий случай. Но при чем тут «Сфинкс» на Васту? Такие штуки DP обычно прячет в базовых игровых пространствах своих трех программ. Вписывает туда, в нычки. Там кто попало не лазит, значит случайно никто ничего не активирует.

Еще бы Радости не знать про такие нычки. Как раз 10 лет назад он пытался стырить программные коды Play Galaxy из одного шутера обчистив карманы пристреленного им босса на верхнем уровне. И огреб так что… Отправили в такие края, что вернуться в нашу трехмерную реальность хотя бы в качестве раба у провинциальных бандитов было роскошным подарком судьбы:

— В какой все-таки из трех программ прописаны эти нычки?

— Во всех трех. Можно сориентироваться по картинке. Боевой монстр в третьей, в экшене, что-то романтичное типа Единорога — во второй. Что-то про деньги или торг — в четвертой.

Козел, видимо, услышал, все что ему было надо, махнул головой мелодично звякнув колокольчиком, и ловко пошел наверх по кочкам и камням. Доели лаваш и колбасу. Аслан уже торопился.

— За чем могли хранить тот инсталлятор все-таки на «Сфинксе»?

— Может, проверили, не часть ли это программы взлома. А может, если врубились, что это какое-то биооружие, спрятали там, потому что «Сфинкс» хорошо засекречен.

Радуга вернулся в гостинку, приняв душ, проверив стены, мебель и пол на прослушку, успокоился и улегся на кровать изучать и анализировать контент современных телеканалов СГЦ. Вспоминал все увиденные в таблице на «Сфинксе» картинки. 9-й и 10-й файлы Лесли получил на хранение судя по всему, наверное от Пауэлла, видимо без объяснений, что это такое. Поэтому и обозначил один из них Сфинксом — типа загадка. Как он мог обозначить второй полученный вот так непонятный файл? Точно не Единорог… Может, Колесница, как символ противоположного Сфинксу знака? Но Меркаба слишком конкретно, для «непонятного» файла… Или Минотавр, прячущийся в Лабиринте? Но тогда Лесли должен был бы считать этот файл злом, а с чего бы вдруг? Может тогда Шеду? Страж врат, в каком-то смысле тоже охраняет тайны. Но далековато… Химера вот, символизирует тоже что-то непонятное и нереальное, при этом по некоторым взглядам — Сфинкс ее дочь. А ведь точно Химера… Это же обратный символ Сфинксу. Там тело Льва и голова человека, тут наоборот. Вот и пара обратная. Инсталлятор и Деинсталлятор.

Химера — конечно, красавица писанная… Сисечки, крылышки, львиная роскошная грива. Но все-таки химеры — девчонки боевые да опасные. Значит диск с такой картинкой должен лежать в нычке 3-й программы, которая отрабатывает агрессивные начала.

Бывал там Радуга. Библиотека называется. Огреб надо сказать по полной, но где тайник — знал. Одному туда соваться бесполезно. Команда целая нужна. И хитрый план, так чтоб не в лоб переться.

Вызвал в скайпе Гепарда, тот откликался дольше обычного:

— Здорово, Гепа, что такой запыханный?

— Прости, братан, с пацанами стрелялку осваивали. Новая версия Call Of Duty вышла. Горячая. Типа про будущее, бластеры, лазеры, все дела…

— Я тебя со Скворцом как раз хочу позвать тройкой экшен один пройти. Игруха старая конечно, но зато противники будут пипец прошаренные и ставка не хилая. Облажаться нельзя.

— Порвем всех, не волнуйся.

— Тогда готовься, тренируйся, свяжусь с тобой попозже.

Джедаев, конечно, ничтожно мало во Вселенной, но зато жизнь их как-то так талантливо разбрасывает по миру, что почти в любой интересной точке непременно окажется какой-нибудь звездный рыцарь. Надо только знать, у кого спросить. Так из редких разговоров с однокашниками по Хомланду, получалось, что раздолбай и псих, пожалуй, самый конченный романтик на курсе торчит рядом с Лесли и рулит службой безопасности планеты-борделя Dream Star на 6 А Цефеи. Тощий, со смешными длинными торчащими усами и козлиной бородкой, Хот, великий революционер, борец с наркомафией и диктатурами, словив пулю в пузо от шефа охраны Грога во времена прошлого апокалипсиса десять лет назад, отошел от дел, лег под Джефферсона и занялся девочками, спрятав где-то у них в косметичках космические свои амбиции, световой меч и высокие ценности.

Dream Star маняще сияла голубым светом и обещала незабываемый отдых бесчисленным богатым секс-туристам с Цефеи и с других систем, Радуга выруливал на посадочную орбиту на маленьком арендованном кораблике, запрашивая площадку у административной базы на острове Boss Land в субтропической полосе. Мелкими барашками небольшая облачность внизу висела только над прибрежными районами и у гор. В основном над этой планетой всегда было чистое небо, через которое Радость видел сейчас весело игравший на солнце океан, занимавший тут процентов 90 поверхности и бесчисленные островки, каждый из которых звал к себе, предлагая реализовать любые эротические фантазии в лучшем виде.

Пока остывали движки и корабль, примерял веселенькие шорты, майку и тапочки, остался доволен своим видом на мониторе камеры, вышел на поле маленькой площадки, счастливо вдыхая соленый запах моря и пряный дух пальмового леса, чувствуя ласковое тепло курортного солнца. Мужик в цветастой рубахе помахал ему из ярко-зеленого кабриолета:

— Садись, босс ждет, — с лица провожатого не сходила радостная лыба, — кепки нет что ли? Держи, надень, а то напечет.

Порулили по серпантину вверх мимо пирамидальных тополей, временами видя внизу величественный и прекрасный океан. Удивительно, считается, что красота в деталях и мелочах, в прибамбасах и загогулинках, украшениях и узорах. А вот перед тобой океан — синяя плоская безграничная гладь без ничего, огромная и лаконичная, и не можешь оторвать восхищенный взгляд. Хотя, может, все дело в мириаде солнечных бликов… Радость с нетерпением ждал каждого нового раза, когда океан опять вынырнет из-за крон деревьев и подмигнет ему снова россыпями бликов-бриллиантов и поцелует его порывом свежего ветра.

Хот встретил на крыльце своей конторки, стоял рядом с клумбой огромных роз — потолстевший, полысевший и раскруглившийся лицом, с седыми висевшими длинными усами и бородкой, в тропической форме типа британской колониальной, шорты, рубашка с коротким рукавом да широкополая шляпа.

— Кушай оливочки, — пододвигал Хот мисочку Радуге, откинувшись спиной в плетеное кресло выставив солнцу волосатый живот из-под разъехавшейся рубахи, — Как сам? Че примчался? Давно про тебя не слышал, уж думал, завязал, как я.

— Ну да, я уже тоже не джедай, — Радуга оглядывал веранду на уступе горы с видом на виноградники и океан, где им накрывали стол, — я теперь наемник, лидер бригады «Кобра» с Волчьих Гор. Неувязка случилась. Работал по одному заказику и нечаянно перешел дорогу твоему боссу Лесли. А я же его уважаю донельзя. Как-то бы извиниться, искупить грешок. Может, выступишь миротворцем, замолвишь словечко?

— А че нагадил?

— Да базу «Сфинкс» попортил на Васту.

— Так это ты⁈ — Хот, моргнул и поморщился, подождал пока уйдут, поставившие на стол шашлык официанты, — ты лучше беги. Хоть ты и бывший, но джедай, спрятаться сможешь. Босс из-за «Сфинкса» рвет и мечет. Беги пока он не вчухал, что это твоя работа.

— Да не по мне опять в бега. Надоело. И Лесли такой черт, что все равно же найдет. Не сейчас, так через год, Радость прожевал и проглотил кусок жареного мяса, закусив душистой лепешкой, — Замолви, брат, за меня словечко, скажи могу ему помочь, отработать.

Хот пальцами левой руки тихо барабанил по столу, правой выковыривал мясо из зубов. Радуга продолжал жевать и говорить:

— Ты в курсе, что его базовые программы DP кто-то взламывает? Я могу узнать кто.

— Сбои программ его, конечно, сильнее парят чем даже база «Сфинкс». Много юзеров недовольных. Игру выиграли, а призов нет. Тут авторитет страдает.

— Я при его техническом содействии могу выпалить хакеров. Ты ему не говори про мое джедайское прошлое. Так мол и так, волчара безбашенный, по глупости влез на «Сфинкс», сильно извиняется. Сдам ему взломщиков, а он мне Васту простит. Идет?

— Спрошу, брат, может и проканать такая сделка, — Хот смотрел с высоты на морские волны и хохочущих чаек, — что технически будет надо?

— Вход в базовый экшен 3-й программы на три аккаунта прокачанных по здоровью, оружию, патронам и с допусками. Защита от сбоев связи и питания компов, нелимит по сохраняшкам.

— Сдурел? Кто ж волков вот так запустит себе в огород?

— Аккаунты должны быть легендированы под простачков-новичков, но деньги на ставке должны быть серьезные, чтоб хакеры повелись и обнаружили себя. Спалим механику, как они все обстряпывают, потом прессанем и узнаем, кто они. Лесли нечего бояться. Я же сам пришел и сознался. Торчать буду тут у тебя под присмотром. Работать буду тоже где-нибудь здесь с компа попрошаренней. Если увидите подвох, — я у вас как на тарелочке.

— Ладно, спрошу, — Хот вытирал жирные от мяса губы салфеточкой, — ты, брат, пока отдохни с дороги вон в той хате на холме. Тебе там все приготовили. Оторвись по полной, вдруг в последний раз.

Ирина и Салли были просто чудо. Нежная розовая кожа, волнительные вздернутые вверх сосочки, гладенькие пяточки, милое хихиканье и жизнерадостные личики, как будто девчонки в жизни не знали забот и обломов. Какое-то безудержное счастье вылилось звонкой и чистой рекой из них на Радугу, млевшего от их горячих узких ладошек и мягких губ. Волк, закатив глаза слышал спиной прикосновение каштановых волос Ирины, чувствовал дыхание океана через открытое окно и жмурился от удовольствия и пристального взгляда жаркого солнца. «Нафиг надо париться с этой Лилит, мороки вагон, а ведь вряд ли способна дать хоть бы что-то похожее на это блаженство», — казалось говорил вразумлял Радугу по-корефански чуть ли не сам Аполлон-Светило. Радость перевернулся, скомкав горячие простыни, ведя пальцами по пышным золотым волосам Салли:

— А что, подружки, давай заберу вас отсюда, будете нормально жить, ни в чем не нуждаться. Клевые вы…

— Фи какой грубиян, а еще был прилично одет, — рассмеялась Ирочка, — вот еще, заберет он.

— Нас и здесь не плохо кормят, — румянилась Салли.

— Я не провокатор и не проверяльщик. Мне эти сказки про счастливую шлюхину жизнь рассказывать не надо. Серьезно — могу увезти, вытащить в нормальное место.

— Я нормальней мест, чем Dream Star не видала и даже не слышала, — Ира распрямилась, отмахнув волосы, показав красавицу-грудь, — тут все классно, я сюда с таким трудом добралась, и не жалею ни разу.

— Все условия, безопасность, зарплата, медицина, нормированный рабочий день, пенсия после 35, как у балерин. На пенсии жилье дают на Осенних островах бесплатно. В любом премиум салоне Мановаха все девчонки мечтают сюда попасть и остаться. Услуги у нас дорогие, клиент прилетает соответственно респектабельный, шелупонь и психов охрана отсеивает. Потом все клиенты здесь туристы, а мы гражданки Dream Star, со всеми правами. Это не тоже самое, что нелегальной мигранткой в Демире сосать всем подряд, чтоб хоть не депортировали.

Закрыв разговор, подружки принялись тормошить Радугу, добившись скоро у него готовности на еще раз. Радость смотрел на океан в окно и благодарил всех богов за нежданный негаданный кайф. «А может, красота Океана именно в этом — неизвестно куда занесет, может и в самое счастье? Он же для древних был, как для нас сейчас космос. Бескрайние возможности, шанс убежать, шанс попасть туда где нас нет и все хорошо и красиво. Туда, где Ира и Салли…»

Вечером снова и снова думал, как будет брать Библиотеку. Гепа и Скворец — бойцы-молодцы, но там же потребуется еще и умная голова, и опыт. Джедай тут по идее нужен, да где его теперь возьмешь. Придется с волками идти. Вспомнил худое, скуластое лицо Скворца с его вечной улыбочкой гимнаста на перекладине. Из обычной семьи, средний класс и все такое, рос в нормальном городе. Подавал надежды в молодости на Сфинксе в легкой атлетике, выигрывал областные соревнования. Но баловался играми онлайн и запорол зрение. С таким недугом его и выгнали из спорта, хотя он наспор выполнял упражнения с завязанными глазами. Обиделся и прилетел на Бету. С линзами видит норм, оказался отличным боевиком, неплохим сотником, вроде сейчас справляется на координационном центре. Правда, Радость всегда видел, что Скворцу не вштыривает кровища, азарт да разборки. Во всяком дельце его глаза начинали гореть, если был сложный замысел, игра, если требовалась точность действий как на перекладине.

Через три дня позвонил Хот:

— Жив еще? Не укатали тебя мои лошадки?

— Блин, братан, вобще ништяк у тебя тут, а я еще думал, что ты за идиот, что с джедайством завязал и в сутенеры двинул. У вашей конторы похожих мест больше нет? Я бы бросил все, пошел бы туда тоже шефом по безопасности.

— Нее, чувак, это надо заслужить. Я для Лесли за это назначение живот под пули подставлял, — Хот смеялся в трубку добрым смехом дедушки, игравшего с внуками, — Пошутили и хватит. Лесли — добрый, согласен на сделку. Сдашь ему взломщиков, получишь отпущение грехов. Комп тебе в ту же хату принесут, девочки с тобой останутся — будут тебя вдохновлять на победу.

Радуга вошел в скайп, Ирочка вынырнула у него из-за спины, приценилась, глядя на экран:

— Это кто такой лапа, губешки-щечки? — Ира подмигивала в камеру, — Такой милый…

— Это Гепард, — розовел и улыбался Радуга, — Гепа, привет! Как дела?

— Да похоже, у тебя дела все равно получше, — сопел волк на Кобре, — может подружки твои мне хотя бы виртик справят?

— Потом. Лови логины-пароли. Работать пора.

Командующий Наблюдательными силами Межгалактического Арбитража генерал Джеймс Фокс склонился близко к своему монитору и сейчас светился на экране скайпа Уоллоса крупно своим загорелым фейсом. Улыбался белыми мощными зубами. Участник многих заварух в бытность десантным комбатом рано поседел, но серебряные завитки на висках его не старили, были похожи на офицерский парик времен мануфактурных империй. Навечно сощуренные в солнечных пустынях Васту мутно зеленые глаза смотрели узкими триплексами, как из танка. С таким лицом он всегда казался гораздо хитрее, чем был на самом деле — простым, в общем-то, верным служакой. Но многие, кто его не знал близко, ждали от него коварства и старались не связываться:

— Гилац вызывал к себе. Сориентировал, что может весной серьезно обостриться обстановка на Бете Близнецов. Администрация Гаммы руками Бритых попытается решительно разгромить группировки тигров, медведей и волков. Готовят полномасштабное наступление с целью поставить под контроль весь север планеты.

— Как? У бритых даже численного превосходства толком нет, — Уоллос недоверчиво смотрел в потолок своего рабочего кабинета, — Даже если Гамма сможет перебросить туда хотя бы пару своих навороченных бригад, да хоть корпус, это капля в море.

— Гилац говорит, за Ахонодином стоит Galaxy. У них есть широкие возможности по деньгам, транспорту, дипломатии, агентуре и какие-то программные фенечки. И Сул Кошес хочет показать себя тем, кто навел порядок в самом бардачном углу Вселенной, набрать политических очков в Мановахе. В перспективе он планирует быть ведущим игроком при формировании новых межгалактических органов власти.

— Это серьезно, прав Гилац, — Джонсон Уоллос уставился в экран, как в лицо спаринг-партнеру на ринге, собравшись и сосредоточившись, поняв, что приближается, возможно, главный в его жизни бой, — Понял тебя. Давай тоже соберись. Если все начнется внезапно — твоя главная задача на начальном этапе не ввязываясь в конфликт сохранить батальоны на Бете. Не позволить им погибнуть и не дать их оттуда вывести. Сейчас уже начинай капать Гилацу на ум, чтоб разрешил увеличить контингент, хоть часть бригады с Аполлона туда отправить.

Фокс кивнул и ушел со связи. Джонсон остался сидеть перед раскрытым нотиком сцепив руки и уставившись в точку: «Начинается». То, что Фокс вот так запросто вывалил военную в принципе тайну пенсионеру Уоллосу, не было ни предательством ни интригой — Гилац все последние пять лет, что Джонсон в отставке, с ним, с Уоллосом, так общался. Межгалактический Судья избегал личных встреч, которые сложно было вписать в протокол и объяснить прессе. Для всех Уоллос тихий старик, на прокорме в маленькой службе безопасности небольшой, хоть и богатой, корпорации в далекой провинции. Да, все знали, что Уоллос деньгами StarBus помогает финансировать курсы реабилитации и всякие гуманитарные программы для своих бывших подчиненных, уволенных при сокращении Миротворческих сил. Да, кого-то трудоустраивает у себя в крохотной службе безопасности. Но не более того.

Второй контур финансовых потоков StarBus, формируемый из теневых прибылей трудно проверяемых заправочно-транзитных космических станций, в котором Уоллос был полновластным хозяином, был известен максимум сотне персонажей во Вселенной. Серый контур был кормушкой для десятков заслуженных товарищей межгалактической политической элиты, в том числе и Гилаца, а также источником финансирования теневой службы безопасности. Тайная разведка под крышей СБ Старбаса активно поддерживала информацией и агентурой крепко поредевшие после сокращений и реорганизации Наблюдательные силы Межгалактического Арбитража, бывших миротворцев. Силы в основном стояли отдельными батальонами в довольно опасных местах, имея только взвод спецназа в качестве разведывательного подразделения. По договоренности с Гилацем Уоллос из своей теневой СБ формировал при каждом батальоне разведсеть до сотни агентов, аналитиков и боевиков, помогавшую наблюдателям уверенней себя чувствовать на вверенной территории. По большому счету командиры батальонов в принятии решений ориентировались на мнение ребят из StarBus, зная, что оно основано на разведке намного более сильной, чем у них. Да и Фокс в серьезных вопросах всегда советовался со старшим товарищем и учителем — генерал-пенсионером Уоллосом. И сам Гилац пару раз в крайней необходимости прибегал к помощи агентов хитрой СБ Старбаса.

Этот звонок Фокса — просьба Гилаца Уоллосу укрепить свои секретные отряды на Бете и готовиться к большой заварухе. Джонсон вызвал в кабинет Вейлса, полковника в отставке — своего ближайшего помощника еще со времен службы в Миротворческих силах. Конрад Вейлс ведал всем Вторым Контуром и руководил теневой разведкой. Полковник, худой и длинный, носатый, стриженный под бокс седой уже и в очечках, бывалый штабист и один из лучших в мире аналитиков, вошел, легкомысленно улыбаясь и что-то под нос напевая. Сразу почуяв в позе и лице шефа напряг, вытянулся смирно и посуровел.

— Конрад, готовься к большим перпальцовкам. Все начинается раньше, чем мы думали, — Уоллос смотрел на своего товарища по многим передрягам и соавтора проекта StarBus, радуясь, что этот парень будет с ним рядом в новом готовящемся апокалипсисе, — Срочно доукомплектуй наши структуры на Бете.

— У нас на Цересе до сих пор не назначен начальник разведсети. Старый же на пенсии.

— Как тебе Ланге? Вроде нормально сработал?

— Хорош. Но мы же его в Третий Контур хотели.

— Сейчас в Цересе будет горячо, как в Третьем. Отправь Ланге, там шахматист потребуется.

Уоллос встал, прошелся по кабинету, подошел и похлопал Вейлса по плечу:

— Гилац сообщил, что Galaxy готовится перехватить инициативу в формировании новых межгалактических органов и бороться за власть. Их первая акция — поставить под свой контроль Близнецы руками Аханодина. Усиль наблюдение за верхушкой волков, медведей и тигров. Вертухаи могут перекупить кого-то из лидеров или предводителей бандитов, ослабить их сопротивление Гамме. Могут кого-то из хищников завербовать и создать из них себе боевые группы для использования в других регионах, в том числе в Мановахе. Раз они идут в наступление, значит, у них есть какие-то скрытые козыри. Ищи эти козыри.

Вейлс пошел искать, а Уоллос уселся назад за стол, вытащив из сейфа другой нотбук с закрытым каналом связи с Россомахой. Свои контакты с этой феечкой, как он ее называл, известной немногим, как одна из тринадцати магов Первого Круга, генерал тщательно скрывал все последние десять лет. Не только потому что дружба с магом не очень соответствовала его образу простого вояки. Маса, как ее звали достаточно близкие товарищи, тогда, во времена прошлого апокалипсиса и попытки Грога захватить власть над миром, дала генерал-миротворцу файл с программой «Искусство Невероятного». По этой программе Джонсон спланировал и просчитал весь проект создания на опустошенной после ядерной войны земле 5-й Z Аполлона цветущего государства Бахди, с этой программкой он запустил StarBus. «ИН» помогала ему набирать кадры, формировать оргструктуры своих компаний, управлять людьми, деньгами и информацией, выбирать всегда оптимальные решения.

Программа стала его всем. При чем она не подменяла его разум и не порабощала сознание. Она думала примерно так же, как мыслил он и до знакомства с Россомахой — только в тысячи раз быстрее. Это не было подменой «Я» Уоллоса, не было внедрением в его личность и он не отдавал и не закладывал этой Программе душу. Она была чем-то вроде экзоскелета на его разуме, позволяя принимать именно свои решения, но колоссально быстрее и точнее. И, главное, что нравилось удалому десантнику, разбойнику и интригану, «The Art of the Incredible» так же как и он ценило красоту и изящность решений, подсказывало во всяком проекте какие-то милые и теплые детали, благодаря которым все получалось именно красиво, или «понтово», как называл это старый солдат.

Остроносая веселая шатенка, хитро сжатые губки, смешливые зеленые глаза — фея не старилась, по крайней мере за те десять лет, что ее знал Уоллос, выглядела всегда примерно лет на 30–35. По большому счету, она-то и похерила потуги Galaxy на новый мировой порядок во времена Грога, известна в очень узких кругах, как покровитель всего прогрессивного и гуманистического в технологиях, политике и экономике. Немного больше народу ее знает, как музу и вдохновительницу известных режиссеров, писателей, композиторов и прочих деятелей культуры, в основном тех, что качали за свободу, прогресс и либеральные ценности. Но про ее отношения с бывшим главкомом миротворцев не знает никто. Может, конечно, догадывается Гилац, который на самом деле знает вообще все, словно он сам и создавал этот мир. Но он умеет хранить тайны. Возможно, что-то понимает проныра-Лесли. Но больше никто. Как никто не знает и про Третий Контур — хитроумное решение Программы «ИН», позволявшее скрытно от любых глаз выводить из StarBus еще один финансовый поток размером равный легальному объему прибыли. Поток (в этом году он составил 160 тысяч золотых) через кучу каналов уходил Россомахе — на ту самую поддержку инноваций в технологиях, пропаганду общечеловеческих ценностей в культуре и развитие гражданского общества. Уоллос, конечно, не единственный ее источник финансирования, но, наверное, самый большой, и именно из его Третьего Контура оплачивался ее главный проект — строительство совершенно секретного Информационно-Вычислительного Центра на 6-й Альфы Аполлона. Его мощность в 200 млн гигаед позволит вывести «ИН» на уровень глобальной программной оболочки, способной стать основой формирования нового демократического межгалактического порядка.

— Привет, тебе, генерал, — отозвалась Фея на мониторе, поправляя длинные светлые локоны узкими пальцами, — пришел транш за ноябрь. Все ОК, ИВЦ почти доделан. К лету будет работать.

— Гилац сообщил, Кошес уже готов. Galaxy собирается предложить свою программную оболочку в качестве основы новых межгалактических законов и органов власти. Так что Срок пришел раньше, чем мы думали. Странно, в каких шарашках он готовил программку, моя агентура в Galaxy ничего не видела.

— Да, странно. Я тоже была не в курсе. Прошляпили. А ИВЦ у них мощный, смогут быстро инсталлировать, если что.

— Если Гилац счел нужным предупредить — он за нас?

— Он ни за кого, он Арбитр. Но, скорее всего захочет уравнять шансы сторон, чтоб игра была честная… Свяжись с Лесли. Ему мир от Galaxy не в жилу точно. Объясни ему расклад. Попробуйте вместе убедить Гилаца потянуть время до лета, чтоб мы были в форме и чтобы наш ИВЦ был готов.

— Хорошо. Первый шаг Срок хочет сделать на Близнецах. Поможет Аханодину установить контроль над Бетой. Гилац говорит, у них есть какие-то козыри там и вторжение Бритых на северные земли может оказаться успешным.

— Ясно. Делаем ставку на львов, поддерживаем Пуму. Нужно, чтоб он убедил Сенат Альфы оказать военную помощь тиграм, медведям и волкам. Держи связь с Фоксом, его батальоны должны обязательно оставаться на Бете. Война дело такое… Бритые наломают дров и можно будет просить Арбитраж вмешаться в конфликт.

— Само собой, все задачи уже поставил, Фокс все понял. Моя разведка ничего не может толком по Galaxy. Там внедряться надо было 10 лет назад. А мы, видишь, создание программы прошляпили. А надо как-то установить наблюдение за Кошесом. И искать тех, кто будет рисовать Сроку витрину его нового порядка. У него же своих политиков и СМИ нет. Кто-то должен будет ему с этим помочь.

— Подумаем. Попробуем как-то к Кошесу войти. А про политические штучки копните IGM. Лилит последнее время много тусует с Кошесом.

— Маат копнет.

— Не дрейфь, генерал, — Маса смотрела с экрана на Уоллоса серьезно, улыбаясь теперь только самыми уголками губ, глядя уже почти серыми глазами спокойно и твердо, — Опаздываем, конечно, но Войну не просчитаешь. На что был крепким мужиком Грог, а оторвали ему яйца. И ставленнику его, Баунти, задницу порвали. И этого умника очкастого тоже заделитим. Человечество будет свободным. Хрен им, а не стадо овец.

Джонсон кивал головой, а феечка, налив себе кофе в кружку, сделала пару глотков:

— Сейчас особое внимание на секретность. Надо, чтоб Срок раньше времени не узнал про нас и наши возможности. С Лесли лишнего не болтай. Деньги приведи в порядок, каждый золотой будет на счету. И готовь резервы — неожиданностей будет много.

Россомаха махнула ручкой и экран погас. Уоллос откинулся на спинку кресла, глядя в окно на бассейн, прислушиваясь к мелодичному гомону купальщиц — стюардесс и прочего летного персонала StarBus, отдыхавшего в этом дворце, официально считавшемся корпоративным домом отдыха. Позвонил Маат:

— Что у Лилит с Кошесом?

— Шуры-Муры по полной. Девочка десять лет без мужичка была.

— Маат, я тебе роту атлетов давал на выбор для нее. Какого х… она с этим чахликом в итоге⁈

Черт его знает этого Кошеса, — думал Джонсон, наморщив лоб и скривив губы, — может, если и победит, то все равно оставит Уоллоса доживать старость на этом берегу, не отнимет дворец, позволит и дальше наслаждаться смехом девочек-красавиц у бассейна, может, и Маат не уйдет… Неизвестно, насколько он жесток и злопамятен. Но даже если и не станет дожимать старого уважаемого генерала… Выдержит ли сам Джонсон такое милосердие? Сможет ли смириться и принять мир от Galaxy и его Единый Порядок?

Уоллосу повезло со службой. Чаще всего он был самостоятельным командиром, действовал на отдельных направлениях в отрыве от остальных сил, проводил локальные операции, а потом и вовсе стал Командующим и не знал над собой сапога начальника. Ему удавалось формировать равные партнерские отношения с Гилацем, Пауэллом и даже Грогом. Моменты, когда приходилось «стоять в строю», быть безотказным винтиком, послушным и бездумным исполнителем чужой воли, были короткими и редкими. Но они накрепко застряли в памяти, как раны. Уоллос всегда помнил это чувство беспомощности и уязвимости, когда отнимали свободу и волю, право на самостоятельное решение, на ответственность. Это ныло в памяти, навечно оставив Джонсону осознание, что он так не может и не хочет. Ему нужна Свобода. Как воздух. Без нее он в буквальном смысле задыхался.

Он отлично помнил, как однажды группировка в составе которой он командовал батальоном победила. Он воевал в том сражении не зная замысла своего начальника, не предполагая роли своего участка. Просто и тупо, досконально выполнял распоряжения. И он запомнил, как не почувствовал радости от победы. Как остро он ощущал, что это не его выигрыш, а того начальника. А восторг победы — главное, что ценил Уоллос. Даже больше, чем свои дворцы на Флорине. Вряд ли сможет генерал стать послушной овцой в унылом стаде рабов Единого. Даже сытой и ухоженной овцой. Это для него игра без призов. Это даже и не игра.

В скайпе настойчиво пиликал Стив Кларк — молодой Президент финансово-промышленной группы Golden Line. Парень в дорогом костюмчике и холеным причесоном торчал в Сити в Каликорне в левой части Системы Цефеи. Юное коммуникабельное дарование активно тусило с бизнес верхушкой СГЦ и могло точно передать Уоллосу настроения высшей элиты корпораций Цефеи. Потом, внимательно выслушав оценки и советы генерала, просчитанные на программе «ИН», передавал их своим приятелям — главам корпораций, как свое мнение. Поэтому считался не по годам умным и запредельно информированным:

— Слухи пришли, мистер Уоллос, типа пока мы ждем естественного развития межгалактических институтов, гармоничного и поступательно прогресса, смелые парни из Galaxy придумали как накрячить природу и человечество, как ускорить все это дело. Теперь мои друзья боятся проиграть. Никто не хочет остаться на обочине исторического процесса.

— В любой игре есть проигравшие, Стив. Сохраняйте спокойствие. Кошес свернет себе шею. У него не хватит сил.

— Чем бы это подтвердить? Говорят, у него полные руки козырей, и программка уже готова.

— Главный критерий оценки его шансов — Близнецы. Он подписался за успех Аханодина. Если он победит там, то победит везде. Если проиграет, то хана ему.

— Рискованно просто сидеть и ждать, — Кларк барабанил ухоженными пальцами по столу, — Это в нынешних программах нет однозначных проигрышей, всегда можно лавировать между силами, ловить галсы и плыть хоть при противном ветре. А у Единого Порядка Galaxy таких допусков нет. Ты или раб его, либо враг.

— Если тебя рабство не устраивает в принципе, — то все, что будет происходить в ближайший год, для тебя не игра, а война, — Уоллос иронично улыбался, глядя на растерянное лицо Стива, — Кошес тебе не партнер по покеру, а смертельный враг. Тебе нужно вкладываться в силы Свободы и Прогресса, помогать сопротивлению и тогда уже Свобода или Смерть… Не бойся. Против него объединятся многие. Его можно одолеть. Он огребет на Близнецах. Особенно, если бизнес СГЦ поддержит свободных северян.

— Все равно страшно.

— Ну если уж совсем страшно — покупай.

Девичий голос звенел в ушах, тысячекратно усиленный динамиками, смачно оттянутый электрогитарными нервными соло и ласковыми клавишными. Богато накосмеченная ударница молотя палочками в тонких ручках, пробивала быстрый ритм, тряся пышными космами, а солистка в суперкоротком и легком красном платьишке отплясывала, сверкая голыми зачетными ногами, то выла, то визжала, то стенала — что-то на тему того, что будет ждать своего милого мальчика. Сцена, выхваченная прожекторами посреди вечернего плаца, сверкала алым и бордовым, как новогодняя гирлянда, как чудо посреди унылого и серого казарменного бытия. Туда, как на сказочный сон, смотрели не отрываясь, почти не дыша, тысячи солдатских глаз, не мигая глядя на ноги, руки, зазывно разукрашенные лица певичек. 12-й Корпус сегодня радовали вертухаи по полной.

Танцовщицы сбросили белые блузки, метнув их в цепкие хапалки бойцов в первых рядах. Теперь почти голые крутились у самого края сцены, впечатываясь в каждый взгляд идеальными задницами, бедрами и животами. «Нежно ласкай меня, нежно, мой милый дружок!» — Солистка забрала высоко и тонко, так что тысячи пар яиц откликнулись могучими импульсами, а мартовский ветер дунул со всей дури, обдав всех запахом скорой весны. Гитаристка в черном коротком вроде ночнушки сарафане порвала вечер пронзительным аккордами. «Похоже, апофигей, скоро концерту конец» — приготовился Штамп, глядя, как решительно парни со Штурмовой бригады, снаряженные как в последний бой, вламываются в толпу зрителей, отсекая их от сцены, гримерки, в несколько шеренг строясь вдоль будущего коридора. К гримерке покатил БТР — вертухаи решили вывозить девок от греха под броней.

Певички и подтанцовщицы стремительными птичками метнулись за кулисы гримерки, превращенной штурмовиками в крепость. Толпа солдат завыла, заорала, как намагниченная потянулась следом, могучей морской волной надавила на оцепление, которое решительно заработало прикладами. Пара сотен бритых затылков с воплями ломанулась к гримерке, грозя порвать и растоптать волшебный розовый тент. Штурмовики, почуяв, что их щас сомнут, загрохотали очередями в воздух. Штамп увидел среди бешеных кобелей наседавших на гримерку несколько пацанов со своей группы, чертыхаясь, полез в свалку, надеясь вытащить, пока не начали уже шмалять на поражение.

— Горох, ну ты-то еб…ть что тут⁈ — Штамп ухватил за локоть своего бугра, вроде же нормального пацана. Повернул его к себе — желтые мутные глаза его не видели в упор, пасть растянулась в страдальчески пахабной лыбе, Горох конвульсивно и мощно дергался у него в руках, вытягивая шею к гримерке.

— Оставь его, — Штампа самого кто-то потянул за локоть назад, — Шмалять на убой не будут, а размяться давно пора.

Смотрящий за отрядом, Хитрован тащил Штампа за БМП, где потише, мимо пацанов с разбитыми мордами, плевавшихся зубами, откатившихся от гримерки:

— Авторитеты просили приписных еще взять на отряд. Тебе на группу 30. А 30 живых приготовь на перевод в 3-ю бригаду.

— Куда же еще? — Штамп сплюнул под ноги, — Они просили? А маляву нормально нельзя оформить? Меня проверками достали. Уже все мыльницы пересчитали.

— Не будет больше проверок, — Хитрован смотрел, как штурмовики догадались оттолкать толпу возбужденных от гримерки БТРом, — и времени на малявы нет. На той неделе наступаем. Секрет.

— Какой там секрет, — Штамп глядел, как заходила ходуном розовая палатка гримерки, там были визг, крик и возня. Неужели таки кто-то прорвался… — В 1-й бригаде автовозы подтянули, будут автосалоны в Цересе освобождать.

— Автовозы фигня, — Хитрован провожал глазами парней, которых за руки за ноги тяжкими мешками вышвыривали вниз из гримерки победившие штурмовики, — В 3-й полсотни фур стоят на парах. У них на направлении атаки два ТРЦ и оптовый склад.

От розового тента бодро и плотно начали стрелять в воздух, а БТР с девчонками пошел медленным темным пятном по коридору вдоль извивавшихся под напором молодой пацанячей силы линий оцепления.

— Ну нам-то, Штамп, трофеи не светят. Наша бригада остается на месте, за миротворцами смотреть, чтоб их… Не тяни с приписными. В 3-й живые нужны.

Штамп побрел к казарме отряда, чуя свежий мартовский ветер войны, вспоминая, как лежал сейчас на асфальте у гримерки боец в луже крови, как крутились возле него растерянные пацаны. Прикладами его так уработали, или пуля срикошетила…

На этаже своей группы, удовлетворенно увидев на месте у тумбочки дневального, как положено, рявкнувшего при появлении старшины «Шухер!», с лязгом открыл тяжелую дверь в каптерку. В нос ударил запах шмали и пота. Крепко натопленная обогревателем и скудно освещенная фонариком каптера плыла в дыму и тихом музоне из телефона. На мешках полулежали полураздетые его помощник и два бугра — со 2-й и 3-й камер.

— С группы надо 30 пацанов жадных приготовить, переведут в 3-ю. Нам приписных вместо них дадут, — Штамп налил себе из серого чайника чифир, — Надо будет распределить их по камерам поровну.

Армия бритых была своеобразная организация, уникальная по структуре, но зато сформировалась что называется естественным путем в результате сделки администрации и авторитетов. Служить здесь мог добровольно любой осужденный, приняв решение отбывать свой срок на военных зонах, которые вооружались и комплектовались как общевойсковые корпуса. В мирное время срок шел один к одному. В военное год за два и боевые выплаты. Вертухаи, закрытая каста, командовали бригадами, корпусами и армиями и не лезли в дела подразделений, где рулило воровские самоуправление. Смотрящих отрядов (батальонов) назначали авторитеты, а смотрящие утверждали старшин групп (рот) и бугров камер (взводов) предложенных непосредственно бойцами этих групп и камер.

Боевые приказы вертухаев само собой были законом, ослушание строго каралось, но все, что касалось внутреннего распорядка решалось ворами через смотрящих. Даже в мирное время держать корпус было прибыльным делом, а уж освобождение от бандитов Цереса (а поговаривали, что пойдем и дальше за Хребет) — и вовсе ништяк. На фоне будущих трофеев игры с приписными были теперь такой мелочевкой, да еще и напряжной! Примерно каждый десятый боец в армии бритых физически не существовал — числился в графе, за него на карту получали зарплату за забором. Обычно эти мертвые души распределялись равномерно по группам. Но теперь вот наверху посчитали, что в наступающих бригадах надо иметь полный комплект, и отряды, остающиеся контролировать миротворческий батальон, обойдутся и половиной состава.

— Дожились, — ворчал помощник, — судьбу не угадаешь. Кто бы знал, что будет война… Пока был мир, служить у нас в 4-й бригаде было круто. Шашни и фарца с миротворцами, все дела. Самое прибыльное место в корпусе. А теперь мы получается самый отстой.

Миротворцами по привычке называли наблюдателей Межгалактического Арбитража. Появились тут почти двадцать лет назад, когда медведи захватили Церес. В принципе тут всегда постреливали, район населен вперемежку кучей разных народов. Но тогда у бритых не было толком армии, только такие же банды, как у медведей. Вот бурые и пришли толпой из-за Хребта Панды, заняв регион целиком, объявив «что принесли сюда мир». Сил для войны толком не было, пришлось искать перемирия, чтоб не потерять еще больше. Так и прилетели сюда миротворцы, встав между сторонами. Потом, когда бритые поднялись и создали нормальные вооруженные силы, миротворцы не ушли, а стали мешать их попыткам вернуть Церес.

После апокалипсиса десять лет назад распустили миротворческие силы, тут на линии разграничения остался только один «наблюдательный» батальон, тысяча человек. Сила по военному не великая, но политически оказалась здесь считай пупом земли. Все эти тигриные да волчьи государства на Бете Близнецов были не признаваемы ни в одном конце Вселенной, считались криминальными анклавами. Даже такая огромная страна, как Бритая Степь с двумя миллиардами населения, не имела ни с кем за пределами Близнецов никаких договоров, консульств или дипломатических миссий. Наблюдательные батальоны стали такими специфическими посольствами, единственными представителями межгалактического права, цивилизованного мира на планете. Единственные структуры, через которые можно было вести какие-то легальные контакты с Мановахом.

Поэтому здесь, как и во многих еще стремных уголках мира типа некоторых планет Волопаса или, например, на Васту, было выгодно при наличии более менее масштабного хотя бы вяленького конфликта обращаться за решением спора в Межгалактический Арбитраж и просить к себе Наблюдательный батальон. В Цересе, где последние много лет воевать никто особо и не собирался, наблюдателям только что не отсасывали по вечерам… Кормили, холили, лелеяли. Не смотря на явные их симпатии к медведям, бритые снабжали инопланетян продуктами, гэсээмами, аккумуляторами, короче, удовлетворяли все пожелания. База батальона была в полном смысле маленьким международным политическим и бизнес центром, куда постоянно ездило в гости большое начальство.

4-я бригада, стоявшая на линии разграничения непосредственно перед миротворцами, отвечала за все отношения с ними и считалась элитной в 12-м корпусе, да и во всей 8-й армии. Сюда направляли ребят по смышленей, со знанием языка, способных к дипломатии и вежливости. Тут надо было уметь строго выполнять все правила, договоренности, приказы, все видеть и слышать, внимательно пасти инопланетян, чтоб не хитрили — все это делать без прямых конфликтов с ними и даже ругани. А лучше с улыбочками да обнимашками при встрече. Ну и, конечно, химичить с поставками всего необходимого для батальона, иногда чем-то выгодно с миротворцами приторговывать.

Штамп вспоминал, как радовался, когда попал рядовым в 4-ю. Как быстро поднялся до старшины показав все чему научился пока челночил. Мотался до посадки на Скорпиона да на Стрельца, выучил языки, научился себя вести… Сел за попытку напарить погранцов на космодроме в Таблосе, оказалось, именно здесь на зоне его умение видеть везде выгоду и разруливать напряги по тихому сделало ему дорожку наверх — к уважению и деньгам, к месту старшины группы на таком важном участке.

Деньги, конечно, не ахти какие, его доля во всем малая, барыш в основном идет смотрящему и дальше. Но все-таки больше, чем когда мотался с баулами по галактикам. Жить приходится в этой каптерке на мешках… Но сидеть осталось всего два года. Глядишь, если война, то и вовсе год. Тогда можно будет пойти в нормальную торговую контору крупным менеджером. А может, авторитеты поставят его смотрящим в какой-нибудь отряд и оставят в армии. Все таки его тут ценят.

Наутро, прямо с подъемом примчался отрядский писарь о оформлять переводы приписных. Сидел за столом в каптере, сверкая очечками, шурша бумажками:

— Штамп, я слышал ты за контрабанду мотаешь, — тощий ботаник, интересовался за жизнь, не отрываясь от своих листочков, — с чего так много дали-то? Долго сидишь для челнока…

— А не за контрабанду срок основной дали. Штамп подделал таможенный в накладной и спалился.

— Урок тебе, старшина. Не умеешь, не берись. Или попроси, кто умеет, — Писарь кончил, пихнув все документы в файл, — К выходным шмотки придут летние и снаряжение. У тебя теперь 45 приписных. Местные заедут забрать за них.

Очкар, попросил чифиру, налил себе в железную зеленую кружечку, взяв с полки:

— Авторитеты перетерли, постановили больше соляру с техники не сливать, местным не продавать. К тебе за шмотьем приедет Арни, будет ныть за соляру, но уже не давай. Спроси у него, может телек возьмет или что еще с казармы… хоть кровати. Мы уходим, нафиг оставлять.

Наверное, у умника было еще полно идей, тема сбыть остающееся в зоне имущество, которое корпус не возьмет в поход, емкая и есть что обсудить, но Штамп отвлекся. Когда командуешь несколько лет группой в полторы сотни молодых скучающих долб…бов, начинаешь каким-то местом примерно за затылком чуять приближение ЧП. Когда эти дебилы что-то мутят, там за ушами что-то напрягается, а потом начинает еле слышно звенеть и шипеть… как ненастроенное радио. Услышав это ни с чем не сравнимое з-зы, старшина, выскочил из каптерки на центральный проход, увидел в другом конце казармы, там, где умывальники, толпились человек пятнадцать в напряженных позах и с загадочными мордами изо всех сил делали вид, что ничего не происходит.

Широким шагом Штамп одолел ЦП и проломился через спины солдат в умывальник, сразу увидя все, что ждал. Из сорванного крана била вверх тугая струя воды, на кафеле на полу и стенах, на белом умывальнике алели яркие пятна и подтеки крови. Двое катались в обнимку по полу, с костяным стуком бились бритыми затылками об пол и тяжко сопели.

— А ну, ша! — заорал старшина, бросившись к сцепившимся пацанам, — Брейк!

Потащил за плечи того, кто оказался сверху, подняв к себе окровавленное лицо. Подоспевший бугор, ухватив нижнего за ворот кителя, поволок его в сторону скользом по плиткам кафеля. Нижний мудак не унимался, выгнулся на спине и достал верхнему в морду ногой. Прямо под ухом Штамп услышал хлесткий звук шлепка по щеке и стук по скуле. Развернулся, закрыл спиной ударенного, глуша объятиями его порывы броситься снова в бой.

— Все вниз, на улицу! Бугры, стройте группу на плацу! Бегом! — Штамп пинками гнал парней прочь из умывальника, смотрел на кровавые рифленые следы от сапог на полу, на разбитое в брызгах крови зеркало. Не часто у него в группе такое. Тихие же вобщем ребята. Видимо, весна, гормон и слухи о войне завели парней. Да еще концерт вчерашний. И вот Штамп второй раз за сутки видит кровь.

Он глянул на себя в зеркало, подвинувшись в сторону, чтоб кровь не попадала на его отражение. Худой, коренастый 38-летний мужичок на кривеньких широко расставленных ногах стоял среди солнечных зайчиков на утренних кафельных стенах казарменного умывальника. Узкое богатое на морщины лицо смотрело на него — в карих глазах читалась тревога. «От крови не по себе, — думал Штамп, — а ведь еще воевать…» Посмотрел на свои сухие длинные ладони — децл дрожали. Прислушался к себе — на плечи и затылок давил страх. Могут и замочить. Не жилось же ему спокойно челноком, надо же было погранцов парить…

Вызвал дневальных отмывать кровь, послал за инженером чинить кран. Вышел на плац, группа с виноватым видом стояла ровными шеренгами, бугры вроде успокоили, двоих «пострадавших» отправили в лазарет. «Не повредит парням спортивный праздник, — думал Штамп, — пусть за…бутся, а то опять…» Дал команду бежать до вертолетчиков, оттуда к штабу, потом обратно, примерно 5 км:

— 20 минут времени. Вперед! Не успеете — побежите второй круг!

Группа нестройной толпой побежала шлепая сапогами по лужицам от талого снега на дороге, мартовское солнце играло у них под ногами на мокром асфальте блестками, бритые затылки светились в его ласковых лучах как лампочки. «Нежно ласкай меня, нежно, мой милый дружок!» — напевал Штамп вчерашний хит, вспоминая как мелькали в свете красных прожекторов танцовщицы в бикини, какие ножки были у солистки, какие глаза у барабанщицы. Щурился улыбался на радостное солнце, на веселое синее небо, на Хитрована, что шел к нему со стороны штаба. Грузный, с животиком, в прошлом своем предприниматель, хозяин десятка пекарен… Сел за налоги на год. Вышел уже полноценным вором, дослужился так, что прислали его смотрящим на отряд, крутивший с миротворцами:

— Технику проверь сто раз, чтоб не заглохнуть на ходу, — Хитрован подошел и встал рядом. Курил, глядя как дневальные тащат мешки с мусором к контейнерам, — Комкор наш, Рамхон собирал смотрящих, поручил довести до старшин задачи. Когда все начнется, по свистку наш отряд броском выдвигается на два км вперед, занимает позиции вокруг миротворцев с той стороны — где сейчас медведи стоят. Бурых уроет арта, но если обнаружим еще живых — мочим. Наблюдателей блокируем вежливо но твердо. Броней перекрываем все выезды, бетонные блоки ставим. Не даем выходить с базы. Без прямого приказа Рамхона не стрелять, но вести себя жестко, если надо, таранить машины броней. Никаких разговоров с миротворцами не поддерживать, никакой торговли или услуг. Разговаривает с ними с момента войны только наш комбриг лично.

Штамп стоял боком к смотрящему, смотрел на серый асфальт плаца, кивал себе под ноги, Хитрован взял его за плечи и повернул к себе лицом:

— Мы все в курсе, что мысленно и всей душой эти мановахские сучки на стороне медведей. Наша задача держать контроль их периметра, не допустить никаких контактов миротворцев с медведями, с мирными жителями, с прессой — ни с кем короче. Внимательно пасти — ловить всех, кто может быть связными или разведчиками. Всех, кто пробирается к наблюдателям снаружи — валить. Если лезут наружу миротворцы — брать живьем

В сером металлическом свете мелькали неясные тени и мерцали белые огоньки. Была слышна странная музыка, будто пел какой-то тибетский хор. Два голоса, искаженные помехами, говорили по радиосвязи. Сухо перечисляли какие-то названия, позывные и цифры. Я вдруг начал ясно различать слова:

— Мергел 75 единиц, полторы тысячи.

— Кто в долине?

— Пятый.

— Управление 300.

— Терминал 200.

Голоса удалялись, туман задергался, как простыня. В левой руке от запястья до плеча бодряще покалывало, оттуда стреляло по всему телу, замельтешили веселые яркие звездочки. Дернул рукой и открыл глаза. Встретили темнота и тишина, ожившие вдруг перед носом на стене приглушенными огнями бортового компа. Я проснулся. Правой снял браслет. С минуту настраивался и решительно потянул изо рта трубку ИВЛ. Переборол отвращение и рвотные порывы, прокатившиеся конвульсиями до живота, вытащил. Взялся за провод системы питания. Еще раз настроился, потащил из себя чудесный шарик. Глотался он хорошо, а вот насилу вылез теперь. Передернуло, но блевать было нечем. Тяжко дышал. Вот и здравствуй, Хорошее Начало Дня!

Повернулся на бок, вырубил аппарат. Пора подниматься — впереди манил синими тусклыми огоньками холодильник. Встал на ноги и чуть не рухнул. Лапки были ватные и немощные, не слушались, а убавленная гравитация и вовсе спутывала все карты и навыки ходьбы. Вцепился в спинку кровати. Плавно, управляемо, лег на пол и пополз к заветной дверце. Взялся пихать в себя сосиски одну за одной — милое дело, не надо жевать и скользят через глотку нежно, вежливо не тревожа раздраженный тяганием проводов и трубок организм. Глотал, смотрел на монитор компа, что все норм, разминал, сгибал и разгибал ноги и руки. Запил все минералкой без газа.

На четвереньках вернулся к кровати с нормальной гравитацией, улегся. Вернул на морду шлем, чтоб дышать через фильтры. Прикинул, что и как, решил доверить выход из пещеры автопилоту:

— Саня, давай, вытащи нас сам, — обратился к бортовому компу, — в точку 622.328.669., это в сутках хода от 327-го в сторону Стрельца. Как все прошло, без проблем?

— Да, Бр. Тишина да покой все 8 лет. Выспался?

— Спасибо, Сань. Мне ништяк.

Готовить еду было лень, тело еще не пришло в себя и плохо двигалось. Пока летели медленно по тоннелям, пару раз еще сползал за сосисками. Наконец, вылезли наружу астероида. Корабль жахнул зарядом полбатареи, осветился вспышкой и полетел прочь. Сутки ждал пока долетим и встанем. Можно врубать связь.

Нашел тот давешний сервис доставки — еще не закрылись, молодцы. Отправил им 550 золотых, заказал 19 батарей, бортовые химсоставы, немного воды и еды. Обещали привезти на 622.328.669. все через три дня. Потерпим.

Пока ждал, в основном лежал на кровати, смотрел новые фильмы. Заказал и получил на ТрейдСервисе справку по текущей ситуации в мире — они умельцы формулировать все коротко и ясно, вычленяя главное. Внимательно перечитывал полученные пять абзацев крупным шрифтом. Каких-то признаков появления нового Грога, которого ждали Леди из Архива и Женщина В Черном Пальто С Собакой, внешне видно пока не было. Да, активно качали в СМИ всякие политики и дельцы, что хорошо бы опять создать межгалактические органы, законы и чуть-ли не сенат. Многовато было новостей о сбоях в базовых программах Dream Play. Но баги есть у каждого, и тут все пока не выглядело критично. Аналитики предупреждали о возможной полномасштабной войне на Бете Близнецов. Но это же такая глухомань… Да и разборки там итак идут одна за другой уже полсотни лет.

А так — экономика растет стабильно, крепнет межгалактическая торговля и кооперация производства, Арбитраж Гилаца вполне успешно разруливает конфликты. Хорошо в общем-то все в мире.

Досмотрел свежий милый сериальчик о пылкой межрассовой страсти местного жителя Стрельца к приезжей с Волопаса, и прилетел доставщик. Пришлось доплатить за простой, я своими ватными ручками на вялых ножках, сгружал и монтировал добычу два дня. Запарился так, что потом опять валялся полдня на кровати.

Наконец, врубил по полной все жизнеобеспечение, снял с себя летный комбез и шлем, глубоко дышал, твердо стоял на полу, готовил на плите чудо-ужин с мясом и тушеными овощами. Вечером переоделся в чистый свежий и модный джедайский прикид — синяя блестящая ветровочка, штаны с карманами… Уселся за столом перед мясом, смотрел ТВ, хаотично щелкая каналы, где какой музон, какие новости…

Наткнулся на трансу на когда-то родном ИнтерМедиа — полмиллиарда зрителей, явно тренд. В столице СГЦ в мемориальном комплексе «Патриот» какая-то заваруха. Группа школьников из поселка на Тахосе была там на экскурсии, обычное дело. Раз в жизни всех туда возят. Но провинциалов там обычно крепко вштыривает на пафос. На выходе из Зала Героев СГЦ на них налетели пикетчики-маскалинцы — такие там вечно торчат и кричат лозунги против дискриминации. Тоже обычное дело, имеют право. Только в этот раз пикетчики вели себя что-то грубовато и даже стремно, прям конкретно атакуя эту группу мелюзги. Ребятки, конечно, в шоке. Из Зала Героев СГЦ, еще в ушах звенит гимн, перед глазами лики павших патриотов, а тут на тебя налетают как с картинки враги…

Здоровенные маскалинцы с жуткими мордами угрожающе замахивались, зычно рычали, наступали и нависали над несчастной группой пятиклассников. Девчонки в ужасе присели, вытаращив глаза, мальчишки робели, неловко закрываясь ручонками. Только один пацанчик в отчаянии вылупив глазенки, закрывая собой одноклассниц, поднялся в боевой стойке — камера четко показала его лицо. Да, я хорошо знаком с такими лицами. Наш чел. И он ударил маскалина по руке, двинулся на него вперед, что-то визгнув… Ну герой, умилялся я, пока не услышал голос диктора — тот что-то конкретно гнал про юного расиста и агрессивного провинциала, которым, видите ли, ненависть к чужакам прививают с такого детского возраста.

Хрень какая-то, я попереключал каналы, везде смаковали этот видос и все с такими же комментариями — позор, мол и ему, и родителям и учителям, и куда катятся СГЦ. В соцсетях мальчишку (установили и аккаунт, и ФИО) травили по полной, заваливая бедолагу гневными письмами и даже угрозами. Я понял, что что-то не понял и вырубил телек.

Захотелось поболтать с кем-нибудь из друзей. Взялся просматривать старые чаты, пропущенных вызовов было не так уж много, особенно если вычесть спам да поздравления с праздниками от банков и операторов связи. Подмигивала аватарка Россомахи — от нее с десяток писем да звонков… Надо же, не забыла… Феечка была в сети, решил ее набрать:

— Привет, Красавица! Как сама?

— Нарисовался. Ты где был? — Маса ничуть не изменилась, отмахнула узкой ладошкой прядь светлых волос, уставилась в камеру внимательными серыми глазками хитрой лисички, — Ты норм?

— Да отдыхал. Читал пейджер, много думал. Ты это называешь Тьмой.

— Понятно. Ты в принципе вовремя проснулся. Мне нужен джедай.

— Опять? Честно слегка поддостало уже все это мочилово, — я кривил губы, ясно почувствовав нежелание ввязываться сейчас ни в какие передряги, — Что стряслось-то?

— Да твои старые кореша из Galaxy опять мутят Единый Порядок. Программная оболочка у них готова, мощный ИВЦ построили, войнушку затеяли, пока что локально. Ну есть, в общем, чем заняться. Давай подтягивайся, Герой, будет все, как тебе нравится.

Россомаха задорно и бодряще улыбалась — так, как всегда раньше работало на пять баллов, когда надо было меня завлечь в очередное, как она говорила «веселое дело». Я смотрел на ее узкие губы, сильные скулы, цепкий взгляд, все то, что меня так заводило на подвиги. Не чувствовал ни малейшего подъема в душе, ничего такого, что потянуло бы под пули или куда там еще выведет, предлагаемая мне тропинка.

— Надо подумать, — решил я быть мудрым и не отказывать Красавице Магу сразу, — я что-то не собрался толком с мыслями, чего хочу.

— А чего ты хочешь? — Маса смотрела на меня с удивлением, как на снег среди лета, — Ты так исчез десять лет назад. Молча. Может, обиделся из-за чего?

— Да нет, ты что… Ну не на тебя же точно. Просто, надоело все. Скучно.

— Ну вот и повеселишься. Нет? — Россомаха напряглась, явно опасаясь трудного и неприятного разговора, — Слушай, может, тебе заплатить? Ты же раньше не просил сам ничего. Думала, тебе в кайф просто. Вы же джедаи — такие.

— Чем ты заплатишь? Деньги у меня есть, если что на жизнь достану. А так — не могу сказать, чего хочу.

— Мы в этот раз идем не просто против Единого, лишь бы не дать ему власть. Боремся теперь не только «Против» а еще и «За» свой Порядок, — Фея перевела глаза куда-то у себя там в потолок своей квартирки в Мане на Зете, — У нас своя Программная оболочка готовится, политическая система строится. Мы наш, мы новый мир построим, короче. Там все будет по красоте. Я тебе место найду, осядешь комфортно и при деле. Вон, Хот устроился у Лесли как неплохо. Не грустит. А я тебе смогу еще лучше все организовать, если победим. Алекс, если устал кочевать и джедайствовать, если хочешь нормальной жизни человечьей, — я дам.

— Это интересно, Маса, надо подумать. Есть время? — теперь уже напрягся я, не готовый к такому разговору. Может, это и есть то, что мне надо? Решил пока перевести тему, — Слушай, ИнтерМедиа теперь твоя контора? Что вы этого мальчонку с Тахоса так травите? Аш жалко мне стало. Политика политикой, но пацана-то за что?

— Тебе-то что вдруг? — Россомаха, недоверчиво смотрела на меня, не понимая, к чему я, — расист молодой, поделом ему. Дремучий мужлан, склонный решать вопросы насилием.

— При чем там расизм, ты же лучше меня знаешь, как это работает. Это же дети. Испугались до чертиков больших злых дядь. Там девчонки же плакали со страху. Пацанчик просто встал на защиту своих, вскинулся в бой за слабых и маленьких, не испугался. Это же боец. Вся эта политическая хрень с возрастом выветрится или заменится правильной пропагандой. Главное, что он внутри Герой. На таких парнях же и держится и СГЦ, и все цивилизации. Если б не такие ребята, везде бы было как на Маскале. А вы травите, ломаете.

— Ясно, Алекс. Ты суть понял, это не про расизм, не про политику даже, — Фея задумалась, сжала губки и решительно вставила холодные серые глаза мне в камеру, — Нам не надо больше героев. Дорого, не управляемо толком, непредсказуемо. Система, защищаемая героями, не устойчива, уязвима. Нужны нормальные, четко работающие законы, институты и корпорации, регламенты и контроль. Слабых должны защищать подготовленные и оплаченные полицейские в рамках своих обязанностей. Если выполнять все правила, то не надо будет подвигов.

— Где же там была полиция? Никто кроме этого мальчишки детей не защищал.

— А там и реальной опасности для детей не было, их бы никто пальцем не тронул. Это провокация для СМИ, маскалинцы на камеру работали — Россомаха смотрела на меня с состраданием, как на умирающего, или уже, — Пойми, Алекс, время героев прошло. Героизм, в том числе и джедайство, как опора порядка, не эффективен. Что Единый, что мы — все равно будет Система, которая обеспечит свою устойчивость сама.

Маса, казалось, говорила с трудом, тщательно подбирая слова, ее носик покраснел, ладошки вжались в стол:

— Если бы ты знал, как меня за все это время достало уже работать с джедаями. Черт вас разберет, что у вас на уме, где вы пропадаете, когда нужны, на что обижаетесь. Сейчас ты нужен вобще труба как, — так на тебе, «Надо подумать, е…ныть, не пойму че хочу». Как на вас рассчитывать⁉ Надо последний раз победить через подвиг, потом дальше все по системе. Джедаев больше не будет. Хочешь, будешь человеком в новом мире. Нет — иди в разбойнички, со временем раздавят.

— Что ж за Светлый Порядок у тебя будет без свободы, без мужества даже?

— По твоему Свобода и Мужество — только мечом махать? Созидательных идей мужских нет?

— Не защитит твой порядок чиновник с обязанностями. Чтоб защищать, иногда надо собой жертвовать, это невозможно без свободы воли, без мужества.

— Если чиновник выполняет четко все правила, не надо ничего жертвовать, не надо спасать. За каждым подвигом стоит чья-то ошибка.

— Да ты не сможешь построить абсолютно неуязвимую систему, не подверженную неожиданным рискам! — Я едва сдерживался, чтоб не кричать, — Соотношение Порядка и Хаоса неизменно. Будут неожиданности, косяки, без того мальчишки, ты проиграешь!

— Прости, Джедай, — Маса смотрела горько, краснела щечками, — мне самой всегда нравилось с вами джедаями возиться. Люблю я таких как ты. Милые вы, со своими заскоками. Но время не остановишь. Прогресс. Сейчас наши технологии могут обеспечить именно такой режим работы Системы, когда не будет косяков и неожиданностей. Не надо будет подвигов. Агрессивные мужские инстинкты мы будем гасить. Без позитивной реализации в воинских институтах, эти инстинкты опасны и формируют озлобленных изгоев. Мальчик с Тахоса — первая показательная порка, пример другим, что его кейс — не правильный. Ты мне нравишься, Алекс, давай решай. Готов после победы остепениться, дам место. Думай не долго. Месяц.

Вот, блин, и поговорили со старой подружкой, Маса, устало улыбнувшись, махнула ладошкой и ушла со связи, а меня прям трясло от негодования. Не понятно то ли от ужаса перед будущим, в котором, какая бы система ни победила, а все равно — ни доблести, ни подвигов, ни славы, а только лишь унылый регулярный тяжкий труд. То ли от обиды за себя, да за джедаев, то ли от страха перед никчемной и ненужной долей на старости. Тьма, в общем во мне клокотала по полной.

Хотя, конечно, не получится у них так все состряпать, чтоб без проблем. Еще побежит Россомаха искать уцелевших джедаев, — спасите, мол, помогите. А вдруг получится? Ведь однажды все равно дорастет у них цифровой разум, что обойдутся без нас… Не хватит в этот раз 200 миллионов гигаед, построят потом ИВЦ на миллиард. Надо бы позвонить Хоту, расспросить, каково ему на планете-борделе, генерал-сутенером служится. Может и по кайфу, но все-таки какое же это дерьмо — работать в штате, перед начальством расшаркиваться. Хотя, может, Маса по старой дружбе придумает мне что-то повеселее…

Вот ведь, как я ждал этого разговора с ней после долгих лет, мечтал что похихикаем вместе, попьем кофейку глядя друг на друга на экране. Скучал я по ней… А тут вдруг такой ледяной душ. Горько и скверно было на душе.

Выручил Скайп — там засветился значок Радости, оказывается жив!

— Здоров, Бр! Фига себе, смотрю, а ты в сети! — Джедай сидел в каком-то дорогом отеле, в модном мановахском прикиде и лыбился, как обычно, от уха до уха, — Где был десять лет?

— Во Тьме, там, куда тебя Грог снес когда-то, — Я рад был видеть своего боевого товарища, — Мы же с тобой там встречались, общались в Темном Городе. Не помнишь что ли?

— Понял, чувак о чем ты, — Радость убрал лыбу, слегка побледнев, — Был там… Видел тебя. Точней, видел твой образ в моем сознании. Это немного другое. И у тебя тоже самое. Ты тоже там говорил не со мной, а сам с собой, просто мой образ в твоем разуме что-то означает… Короче в реале этих встреч не было, и разговоров тоже. Не виделись мы десять лет по факту. Но забей, не важно. Ты сейчас чем занят?

— Да ничем, — Напрягся я, чему теперь верить, — только вернулся…

— Ништяк, есть дело. Стремное, конечно, как ты любишь. Надо в один экшен сыграть по большой ставке. Помнишь, как на 45-й играли? Теперь темнить не буду, сразу скажу, тема та же. Надо пошерстить в базовой программе DP, стырить важный файл, которым можно Galaxy за яйца держать.

— Что по деньгам?

— Косарь за пару часов работы. Если все сделаем чисто, то и проблем с Лесли не будет. Не вчухает.

Я взвешивал в уме все, что было на кону. Тысяча золотых мне сейчас очень в тему. И позволит опять хоть еще пару лет ничего не делать. Вляпаться, конечно, можно, но где наша не пропадала. А нагадить парням из Galaxy — завсегда приятно и почетно. Пусть Россомаха нас джедаев и собралась списать в архив, а мы еще покажем себя:

— В чем затея, что за план?

— Запустит нас туда сам Лесли, мы типа будем на него работать, ловить на живца крутых взломщиков, виновников в программных сбоях в DP. Но по ходу дела надо незаметно взять файл с диска, обозначенного вот такой картинкой.

С экрана на меня смотрела милая львиная мордочка, красивое женское тело с острыми грудями и поднятыми вверх крыльями, с мощным остроконечным хвостом. Химера звала к себе — опять в самый попадос и нервотреп, плечом к плечу с другом джедаем. За все светлое, что есть в этом мире, против Зла и Неволи…

Мечи звенели радостно, особенно по шлему. Стражник с рассеченной башкой, осел у ворот. Я защищаясь щитом от второго, отходил к шикарной пальме, успевая слышать заполошенные вопли птиц и видеть, как с башенки по лестнице спускается к нам третий — небось старший поста. Легионер в блестящих доспехах поверх короткой туники, наседал на меня, продвигаясь шаг за шагом на атлетичных загорелых безволосых ногах. Броня у него была норм, выдержала хороший мой тычок мечом в грудь. Зато мечик коротковат, а щитик и вовсе тоненький. Я сделал обманный замах, дал ему закрыться своими крашеными досочками и хотел развернуться, ткнуть мечом с другой стороны. Но увидел, что его сержант уже замахнулся метнуть в меня копье. И попал бы, если бы я не отскочил далеко назад. Копье теперь тихо гудело и мелко дрожало, воткнутое в пальму, а эти двое шли на меня тесно сплоченной парой, укрывшись щитами, перемигиваясь между собой, как ловчее меня распотрошить.

Ладно. Рванулся им навстречу наискосок вправо — так, чтоб им пришлось поворачиваться за мной влево от себя, мешая себе своими же щитами в левых руках бить по мне мечами в правой. При этом, когда я их обогнул, один вообще мешался другому под рукой. У военных много разных бед и причин не дожить до обеда. Недостаточная подготовка к работе в паре — одна из весьма распространенных. Я вытирал меч о красный короткий плащ легионера, смотрел, как эти двое лежат, сохранив на носатых своих римских ликах изумление от моего маневра, тень раздражения друг на друга и некоторый налет усталости от серых будней постовых стражей. Поднялся в башенку, изучил карту локации, сверил с видами за окнами, удостоверился еще раз, где площадь Форума, где Храм Воина, где Библиотека. Можно идти в Город.

В неплохой кольчужке и весьма неплохом шлеме, с очень неплохим щитом и вполне хорошим мечом шагалось весело по этой брусчатке. А с фляжечкой зелья на +30% здоровья, болтавшейся на ремне, и мешочком чудесной пыли, добавлявшей на полминуты +30% к силе, висевшем на шее, я уверенно улыбался всему, что ждало меня впереди. Пара монстров, похожих на прямоходящих быков, блестя солнечными бликами на загнутых рогах, задумали метать в меня огненные шары. Отмахнулся щитом от первого шарика, кубарем сместился вправо, оттуда прыжком сблизился с одним из зверей, смахнул ему мечом башку, отскочил в сторону, ожидая второго. Бык качественно заревел, топнув копытом, прокатив по брусчатке ощутимое содрогание. Вот такие моментики, хорошо прорисованные, данные и в видео, и в звуке, с хорошо чувствуемым ногами толчком земли, — вот, что значит нормально сделанный экшен. В такое погружаешься и забываешь, что это просто игра…

Бычара пер на меня, я слышал его теплый парной запах из пасти, сип из раздутых ноздрей. Используя превосходство в росте и в длине ног и рук, или что у него, пытался достать меня топором, не подпуская близко, тесня к кирпичной стене. Я присел и кувырком перекатился влево, успев таки больно получить копытом скользом в бок. Лежа крутанул мечом, рубанув чуть выше коварного копыта. Монстр заревел погромче, упал на четыре ноги, пригнул башку и двинул мне рогами. Отточенные получше иного зубила, они мелькнули у меня прямо перед носом. Я вскочил и мечом сверху вниз дал ему по шее. Кровь бордовым тягучим ручьем полилась по черной шерсти. Бык мотнул рогами снизу вверх, почти попав мне по рукам. Но почти. Упал и затих. Вот так это делается.

Идем дальше мимо цветущих розовых садов и лимонных деревьев вверх, туда, где видны колоннады и слышно фонтан. Улочка оживилась прохожими, работниками да торговцами. Гадальщик-старик с мордой змея, замотанный в синий плащ, подошел прямо ко мне, предложив сыграть в лотерейку. Обойти его не выходило, видимо, он вписан в сценарий. Я отдал монетку, взял из чешуйчатых лап блестящий пестрый билетик, пряжкой ремня сковырял защитный слой, увидел пять цифр, из них три тройки подряд. Колдун хитро заулыбался, зашипел, коверкая слова, что это выигрыш 100 монет, но такие большие призы могут выдать только на Форуме.

— Это там, — кивнул Змей наверх по улице на пафосный дом с колоннами, — дай мне тебя отсканировать чтоб я предупредил хозяев — тогда там предъявишь свой билетик и получишь деньги.

Я дал ему провести мне по лицу своим сканером и узнать мои игровое имя и статус. И счастливый, почти вприпрыжку, тихо напевая что-то из Two Steps From Hell, пошел к Форуму. Не то чтобы я верил, что мне там и вправду дадут сто монет… Но зато было похоже, что Змей установил мои местонахождение и внешность, сообщит взломщикам. И значит встреча уже скоро — небось там на площади перед Форумом и будут ждать.

Задачка у меня простая. Играть роль обычного (без колдунства и всякого джедайства) бойца — хорошего, опытного, но просто бойца. Я типа прохожу эту игру, поставив 10 тысяч золотом. Кто хочет их у меня выиграть — должен меня завалить до того, как я войду в Храм и встану на колено перед статуей Бога Войны. Букмекеры накидали на кон еще двадцать косарей. Это очень соблазнительная по местным меркам сумма. Я должен биться круто, но без подвоха — быть честным лохом в глазах взломщиков, чтоб повелись. При встрече с ними хладнокровно огребать, не вспугнув, пока не подвалит Радость со своими двумя парнями и не проработает их во всех оперативных смыслах. Да и не получится у меня их спугнуть. Все админские права у Радости и его пары бойцов. Я для полного реализма иду под обычным аккаунтом, пусть и с прописанной выдуманной длинной и славной историей. Остается надеяться, что помощь будет немедленной и полномасштабной. Чтоб не слишком долго огребать…

Сценарий игры явно предполагал, что бой должен быть на Форуме. Печалька, что Храм Воина прямо за ним, а мне то надо как-то так сыграть, чтоб события смещались в сторону Библиотеки, которая справа. Там нас ждет наша Химера. И надо как-то так естественно там оказаться, чтоб не заподозрили ничего даже админы DP, отправившие Радугу на это дело вовсе не за ней.

Город был наполнен духом состязания, который воплощался везде. Игроки рангом пониже рубились сейчас в Колизее или резались в картишки да шашечки в трущобах. Тут, на центральных улицах гуляли и цеплялись друг к другу только уже прославленные воины, соперничали в ораторском искусстве поднаторевшие дипломаты, боролись за аплодисменты публики известные артисты и стендаперы, сидели каменными изваяниями мудрецы над шахматными досками.

Я шел, посторонившись к тротуару, дав дорогу бежавшим навстречу измученной потной толпой марафонцам, с уважухой проводил взглядом гиревиков-пердунов, тужившихся с выпученными глазами со своими пудовыми железяками. Везде ставились ставки, звенели монеты, трубили горны в честь победителей. Вокруг царили пышно молодой цвет сочной зелени кустов, клумб и деревьев, белый цвет туник, тог, стен и колонн, красный цвет плащей, крыш, флагов и цветов.

Поднялся по ступеням Форума, вошел внутрь, отыскав глазами операторов Лотереи со змеиными мордами в синих плащах с золотыми звездочками.

— У меня выигрыш. Можно получить? — Я с максимально наивным мордом, по детски улыбаясь доверчиво, протянул свой билетик тому, что стоял у стойки с рекламой Лотереи.

— Сейчас получишь. Нет проблем, — Ответил за него стоявший рядом хмырь в потертой фуфайке, растянув тощее пропитое лицо в издевке.

Вот чем и хорош базовый экшен Третьей Программы, что в отличие от Четвертой или Пятой, думать сильно много не надо. Все тут просто. Хватаешь меч — и вперед. Хмырь толкнул меня в грудь неожиданно сильно для худенького алкаша, я чуть не упал, отшагнув назад. Тощий резко рванул ко мне, ударив под дых острым больным кулачком. Я задыхаясь и согнувшись отступал дальше, пока не уткнулся задом во что-то теплое и мягкое. Обернулся, увидев здоровяка — шкафчика метра два на два с мощной такой-же башкой. Схватив от него пендаль коленом, решил тогда уже упасть и кувырком откатиться к стене. Встал, подняв меч.

Их было трое, стояли напротив меня уже тоже откуда-то с мечами, под балахонистыми шмотками угадывались доспехи. Наступали с трех сторон, мерзко хихикая и обидно перебрехиваясь про меня. Я прыжком внезапно сблизился со здоровяком, увлек его бешено быстрым фехтованием на мечах, наполнив холл Форума звоном стали. Третий, тоже худой, но высокий черт, уверенный, что я всецело занят мордатым, расслабленно подошел сзади в ожидании, когда я повернусь по удобней для его рокового удара. И зря, резко сдвинувшись в сторону от здоровяка и его клинка, с разворота пропорол мечом Третьему живот насквозь, попав четко в сочленение грудной пластины и корсета. Он был донельзя удивлен, пуская кровавые слюни и хрипя, сев на пол, держась за живот. Не давая секунды опомниться его растерянным соратничкам, метнул кинжал в глотку Тощему в фуфайке. Что парни? Начинайте уже колдовать. Палитесь.

Мордатый поднял кулак себе под нос, уставившись на него, как на чудо. Забормотал, кулак посинел, как если бы морда отсидел его сам себе на диване, вокруг побежали искры, игрушка начала подвисать и зафонила звуком, картинка остановилась. Зал вокруг нас потемнел, мигнул… Свет вернулся и я уже опять стоял перед ними троими — живыми и веселыми, в начале схватки. Здоровяк встал на колено, ударил кулаком в пол. Здание основательно тряхнуло, подняв пыль, Я потерял равновесие и упал. Хмырь двинул в мою сторону ладошкой, что-то шепча. Меня швырнуло на метров двадцать, долбанув боком о стену. Охая и кряхтя, звякая мечом по каменным плитам на полу, я на четвереньках рванул на выход.

Площадь была уже пуста, я покатился вниз с крыльца по ступенькам, постарался в итоге встать с правой стороны Форума, дать возможность врагам выйти слева и отрезать меня от Храма, куда они должны думать мне надо. Они так и сделали, Здоровяк пер ко мне по ступенькам крыльца, не пуская назад в здание, Хмырь шел по брусчатке площади, отсекая от Храма — выхода из локации. Третий широким шагом огибал меня по дуге, оттесняя от улиц Города. В руках все трое грели огненные шары — похоже не желали сближаться, хотели расстрелять на расстоянии. Изобразив вполне искренне ужас я под их глумливый хохот дал стрекача в единственно возможном направлении — в Библиотеку.

Бежал, что есть мочи, словив два шара в спину и один в ногу. Картинка вокруг оплывала красным и тряслась, я ввалился в здание, упав за мощными дубовыми дверями. Выглотал весь пузырек со здоровьем — красный столбик чуть поднялся и пожелтел. Долго так не продержусь, где уже Радость? За стенами ахнуло и вздрогнуло, двери разлетелись в щепы. Трое ввалились в холл. Я метнул кинжал в Третьего — точно ему в лоб. Ножичек на полпути взвизгнул и, сменив направление, влетел в стену, разбив рукоять. Ругаясь, я бросился к лестнице, перескакивая через ступеньки поднялся на второй этаж, помчался в узкий коридор. Хмырь побежал подо мной через зал к противоположной лесенке, наверное там можно как-то выйти мне навстречу. Мордатый шел за мной следом. Ну х…ли понту с ними такими рубиться на мечах? Я толкал в отчаянии подряд все двери, хоть бы одна открылась, сука… Услышал тяжелый полет ножа. Почувствовал сильный удар в спину и боль. Здоровяку хватило сил прошибить мне броском кинжала кольчугу. Хрипя и сгибаясь от боли, тяжко дыша я видел как в кровавом мареве идут ко мне с двух концов коридора убийцы. Вот и огребли реалистично, хватался я слабой рукой за дверь, чтоб не упасть.

Хмырь, сильно толкнутый, падая полетел навстречу мне — с огромным волком на спине, вцепившимся зубами ему в холку. Здоровяк повернулся ко мне задом с кем ожесточенно сцепившись мечами. Ну наконец-то. Я уселся у двери, потихоньку кончаясь — два красных деленьица здоровья исчезая печально мигали, как габаритные огни катафалка. Волк догрыз Хмыря, занялся Мордатым, погнав его вон из коридора. Ко мне подошел Радость в золоченых доспехах и богатым пестрым плюмажем на шлеме. Стальным локтем вышиб одну дверь, кивнул мне — мол тебе туда, и сунул пузырек со здоровьем. Я глотнул, почуял облегчение, вошел в комнатку. Да уж, вот бы где пошерстить когда-нибудь.

Вдоль всех трех стен стояли шкафы с серверами, на столах стояли мониторы с быстро бегущими потоками цифр — считали судьбы миллиардов игроков, готовили им сценарии и события — то грядущее, о котором пользователи Dream Play еще не могли подозревать. Их будущие состязания и поединки, ход их борьбы за место под солнцем, за рост и развитие, их славные победы и горькие поражения. По всем галактикам сейчас спали и бодрствовали, шли на работу или на прогулку те, чьи строчки сейчас стремительно бежали на этих мониторах, оживая цифрами, в которых кодировалось их завтра — возникали вдруг враги и конкуренты, выплывали проблемы, препятствия, возможности. Все, то, что придется преодолевать, демонстрируя Программе свои бойцовские качества.

Где-то здесь есть и монитор с моей строчкой… Может, там написано, надо ли мне, например идти за Врата… Но не до того. Да и не найдешь так запросто, и цифровой код не поймешь… Снаружи загремело, дохнуло какой-то тухлой вонищей, мир вокруг затрясся, игра стала подвисать. Открылась дверь — оттуда мне улыбнулся от уха до уха Радость, крикнув готовиться, и закрыл опять дверь. Оглушительно бахнуло, полоснуло по потолку золотыми острыми лучами. Библиотека встряхнулась, загудев стенами. Пол подо мной треснул и я полетел этажом вниз вместе с обломками досок, балок и шкафов. В пылищи, я с трудом приподнялся и понял, где нахожусь. Передо мной был стол с монитором и футляр с дисками, с минотаврами да кентаврами на обложках. Я очень неловко встал, вовремя получил балкой сверху по шлему и картинно упал, своротив рукой стол с монитором и футляром, рассыпав боксики с дисками. Увидел, куда упала коробочка с Химерой, махнув руками, споткнулся на обломках, громко и разрушительно упал лицом вниз, подняв тучу непроглядной пыли, накрыв собой нужный диск. Вынул из бокса, вставил в мининакопитель — все, что пронес с собой нелегально в игру. Кряхтел и ворочался среди руин кабинета, поднимая пыль, пока диск не скачался. Сунул его обратно в боксик. Пополз, типа оглушенный и обессиленный к дверям. Вылез в коридор, встал на ноги и вышел на крыльцо.

Посреди площади Третий отмахивался круговыми движениями меча от волка. Сверху его терзала немаленькая птичка, то ли коршун, то ли какой-то боевой мегаорел. Радость не вмешивался, стоял на колене, уперев кулак в брусчатку и замысловато ругался — колдовал сам и мешал колдовать Мордатому, застывшему в такой же позе в другом конце площади. Над ними вихрями метались синие и серебристые искры, сверкали электрические разряды, ходило ходуном само пространство. В воздухе стояли клекот дерущейся птицы, волчий рык, сопенье Третьего и стремные гул, рев и хрипы, вызываемые колдунами из других миров. Площадь волновалась под ними, как море, Стены домов вокруг то расплывались, то опять застывали.

Я вспомнил, что среди прочего на кону тридцать общаковых тыщ. Игнорируя сражение, обогнул площадь и поднялся в здание Форума. Подошел к лотерейщикам, сунул еще раз билетик — У меня выигрыш. Можно получить? Змей, недобро ухмыляясь и меняя находу цвета чешуи, протянул мне бренькнувший мешочек с сотней монет. — То-то, — сказал я, цепляя мешок на заплечный ремень. Двинулся к боковому выходу, который вел к Храму. Поднялся по высоким ступеням, тяжко отодвинул массивные двери.

Внутри ждали двое прекрасно экипированных рыцаря — вот, блин, еще и эти. У меня здоровья 50%, и время в обрез, ну вот в натуре не до них. Свирепея, налетел на них с мечом, нюхнул свой пакетик усилитель на 30%, проломил мечом наплечник одному из них. Меч звонко взвизгнув треснул, но боец, разрубленный до середины груди, грохоча железяками рухнул на каменный отшлифованный пол. Упал рядом, слыша как надо мной прошумел меч второго, выхватил у павшего клинок и сунул им нападавшему под нагрудник. Встал, положив его, вращая меч внутри, на пол. Достал на всякий случай меч наружу, прихватил у него с собой щит. Пошел из последних сил вперед, туда, где белела статуя Бога Войны — молодого высокого красавца с недобрым взглядом.

— Ну вот и я, — встал на колено, склонив голову перед взором Воителя.

— Congratulations! Mission accomplished!

Я откинулся к спинке кресла, закурил, хлебнул вискаря. В скайпе показался Радость:

— Хрень какая-то. Отсканировали двоих нападавших. Это полноправные персонажи игры, прописанные DP, просто им приказы поступают иногда от Galaxy быстрее чем от ИВЦ Лесли. А когда законные приказы от DP приходят, то уже поздно — линия игры пошла в другом направлении. Взлом идет с ИВЦ Galaxy, но каким-то необычным способом. Они просто быстрее.

Где-то я такое уже видел, почесал я затылок, вспомнив горемыку Роджера из Мадеры:

— А чего необычного-то? Если вся DP на софте и железе Galaxy сидит, то все массивы данных и алгоритмы доступны обоим ИВЦ. И если ИВЦ Galaxy мощнее DP, то его приказы приходят персонажам раньше. Это и не взлом в принципе, а полномасштабный перехват управления. Они могут по идее хоть все три игры DP прямо сейчас пустить по своим сценариям.

— Ну да. У ИВЦ Galaxy мощность вдвое больше, чем у Лесли. Жаль, что мордатого упустили.

— Вовсе не жаль. Видели, куда исчез? Там у них и вход в игру.

— Волк прочухал следы до рынка. Там значит у них Портал

Джейн Моррис — добродушная, круглолицая, 55-летняя, смахивала пятерней за ухо пряди черных волос, глядя в камеру скайпа, будто пытаясь смотреть в глаза Гилацу. Такие мадам почти всегда приживаются в крупных офисах — знают все дни рождения, сплетни и важные события в личной жизни коллег, чтоб собрать со всех деньги на подарок, держат в тумбочке запасцы кофе и печенья, не жалеют ни для кого улыбки или слов поддержки. В прошлом прокурор, Моррис мотала второй срок в кресле Президента СГЦ — главной экономики мира, страны-авангарда науки, культуры и прогресса. Ну, по крайне мере, так про себя говорили граждане Цефеи…

— Болтают в Сенате черти что про Galaxy, — Джейн поморщилась, бросив взгляд в потолок, — Скажи уже внятно, что этот Кошес там готовит?

— Предложил рассмотреть вопрос об установке Единой программной оболочки и создания межгалактических органов власти. Детали пока не обсуждали, но ты в целом и так себе представляешь мировой порядок от Galaxy. Единый порядок порядок сбора и обработки информации, формирования игровых событий…

Гилац только что говорил по телефону с Лесли. Мнение Джефферсона само по себе ценно, но он еще и вставил в разговор, что на днях случайно перекинулся парой слов со стариком Уоллосом, типа жив-здоров да передал привет. Это значило, фактически, что сама Россомаха устами Лесли просила отсрочить старт Кошеса до лета. Видимо, к лету у нее будет готов ее секретный ИВЦ на Аполлоне. Это хоть не много, но уравняет шансы будущих противоборствующих сторон.

Срок будет злиться, но Гилац заставит его потерпеть. К примеру, можно затребовать личную встречу с Аханодином — «чтоб поддержать его на самом верхнем уровне, показать по ТВ, обозначить перед всем миром, что Мановах дает Админу Гаммы благославение…» Нормально можно в общем объяснить Кошесу, за чем вызывать Ахонодина в Мановах. А перелет туда-обратно как раз полгода. Только к лету и вернется к себе на Близнецы…

— Это можно отменить? — Моррис смотрела прямо и без улыбки, — Этот «Единый» ведь все равно же окажется не единым и не всеобщим. Зато пока будут пробовать его навязать разрушат все, что растет само, все наши грядки вытопчут.

— Отменить уже не получится. Я буду стараться оттянуть до лета. Вы хотя бы успеете по лучше приготовиться. Galaxy согласились сначала тестить свой порядок на Бете Близнецов. Будем делать все, чтоб жертвы и разрушения не вышли за пределы одной планеты. Финансовые потрясения больше затронут Стрельца и Скорпиона — СГЦ будет трясти меньше всех.

— Ясно, будем готовить финансы к кризису, — Джейн Моррис тяжко махнула головой, как видавшая всякое баба, понятия не имеющая про финансовые механизмы и законы, но отлично знающая, что такое кризисы. Охая завершила сеанс, — Мы, конечно, подготовимся, но эти растяпы все равно же налажают миллионов на тридцать безвременных могил.

Гилац смотрел в окно на огромный кристалл Мановаха, игравший искрами солнца на мокрых от дождя стенах и окнах. Этот мир только казался беспечным и легкомысленным, веселым и наивным. Внутри небоскребов уже многие сейчас прячась за молчаливыми улыбками обдумывали и обсуждали грядущее. Прикидывали свои шаги и последствия, возможные потери и приобретения, решали на кого делать ставку. Готовились как к большим скачкам, ждали от него, Гилаца, отмашку на старт, гадали, какие он придумает правила для этого забега, кому отдаст победу.

Дать Сроку начать все в марте означало помочь ему выиграть. Тогда мир скорее всего падет под власть Galaxy и их Единого Порядка. Тянуть время до лета, значит дать возможность прогрессистам сопротивляться. Это значит, в случае равной борьбы галактики смогут выбирать, кого поддержать, люди станут участниками этой игры, будут определять своим выбором победителя и будущий порядок. Среди прочего, это означает увеличение жертв и рисков. Больше свободы — больше цена, больше крови и лишений.

Секретарь вошел в кабинет и доложил, что срочно просит связь по закрытому каналу Лесли Джефферсон. «Что он вдруг, вроде все перетерли же», — думал Гилац, спускаясь на лифте в спецкабинет. Лесли нарисовался на мониторе на стене, на фоне черных портьер своей комнаты секретной связи:

— Моя антихакерская служба установила, что взломы базовых программ организованы Кошесом. И это не просто взлом. Это скрытый перехват управления. Поэтому мы и не могли так долго выяснить причины сбоев. Используя закладки в наших компах, Galaxy скачивает программы и все наши данные к себе на ИВЦ в Демире, считает решения программ быстрее нас и получает возможность вмешиваться в управление. Доказано точно, что они таким образом сейчас контролируют мои три базовые программы. По оперативным данным, таким же путем Срок уже управляет и твоей судебной программой «Olimp». Ну а первая базовая программа — «All Maps» сам понимаешь, с самого начала их детище.

— Что мы можем этому противопоставить? — Гилац с трудом пытался систематизировать в голове услышанное, мир на глазах темнел и закрывался тучами, — Мы можем вернуть себе управление?

— У нас нет таких вычислительных мощностей. У меня ИВЦ 100 млн гигаед и он весь занят текущими расчетами. Резерв — 5 млн. Это ни о чем. Арендовать можно быстро по всем галактикам миллионов 50. Но у Кошеса целиком ИВЦ в Демире заточен именно на это. Там 200 миллионов. Только если разбомбить Демир…

— Не сможешь разбомбить, если все так, то бомбы твои на тебя полетят.

— В общем Galaxy сейчас контролирует пространственно-временной каркас нашей реальности, имеет возможность определять решения и менять игровые события в программах любви, развития и обмена. Высока вероятность, что также влияет на игровые сценарии твоей программы общественных отношений. Критичные последствия станут видны в моих трех программах уже в наступающем году — возможны кризисные ситуации у обманутых пользователей. Нелогичные катастрофы в личной жизни, в области амбиций и в части финансов могут затронуть миллиарды игроков. Игровые циклы судебной программы «Olimp» замкнутся через год. Тогда мы увидим социальные кризисы и проблемы в сфере управления обществами и государствами.

Гилац сидел молча и переваривал, Лесли, винясь, кивал с экрана:

— Прости, Гилац. Мы конкретно облажались. Но кто б такое предотвратил? Никто же так еще не делал. Этот урка — просто гений, сука. Потяни время уж как можешь. На Аполлоне прогрессисты к лету врубят свой ИВЦ. Не в курсе, зачем он им. Но там тоже 200 млн гигаед. Договоримся, подтянем, вернем управление.

Джефферсон смотрел, как мальчишка на папочку, жалуясь на старшаков-хулиганов в школе и по понятиям Гилаца уже болтал лишнее. Связь, конечно, секретная… но не должен Лесли нигде никому болтать про дела магов и Россомахин ИВЦ. Молодец, что знает, но сопляк, что говорит вслух:

— Ясно, Лесли. Хорошо, что смогли твои парни хотя бы сейчас все выяснить. Лучше поздно, чем никогда. Ты обо всем этом пока никому ни слова. Про ИВЦ на Аполлоне ни с кем не говори, в том числе с Уоллосом.

Пока поднимался в лифте назад к себе в кабинет, понял, что если старт Большой Игре будет дан летом, то первые ее итоги проявятся к началу следующего года. Значит, Кошес к тому времени сможет вмешаться в судейство и подменить решение Арбитра. А потом организовать любого масштаба социальные катаклизмы и на их волне прийти к власти во Вселенной особо не спрашивая мнение Гилаца. Получается, отсрочка до лета убавит его шансы в честной игре, но увеличит возможность легко и быстро выиграть по беспределу.

В кабинете вызвал секретаря — срочно готовить встречу с Кошесом с онлайн участием Аханодина. Написал Фоксу и Тетушке Джейн — готовиться на март «во всех смыслах». Перепоручил дела помощникам, вертолетом улетел в лесной заповедник в южном полушарии, велев его не дергать до самой аудиенции с Кошесом…

Срок сидел на диване, как почтительный и вежливый ученик перед старым учителем, склонившись перед столом Гилаца, поблескивая очками на своем худом лице. Пространно объяснял за преимущества Единого порядка игровых решений во всех сферах человеческой жизни. Уверял, что инсталляция новой общей программной оболочки пройдет без значимых сбоев — учтен весь негативный опыт десятилетней давности.

— Что по срокам? — Гилац поддерживал нейтральный вид, бесстрастно откинувшись на спинку кресла, глядя спокойно на говорящий череп Кошеса.

— Операция на Бете Близнецов займет 4–6 месяцев. Если начинаем в марте — закончим к осени. Значит, с сентября начнем там локально тестить оболочку и политический порядок. До конца года выявим и устраним недостатки. С начала следующего года инсталлируем оболочку в масштабе всей реальности. Одновременно, в течение года будем прорабатывать созыв Межгалактического Сената и утверждения Общечеловеческой Хартии, как свода основных законов.

— Хорошо, — медленно и вдумчиво кивал Гилац, — включите канал с Аханодином. Расскажите об операции на Бете.

На экране появился маршал — торжественный и собранный, в парадной форме, на фоне черно-белого флага Администрации Гаммы.

— Силами армии Бритых совместно со значительной группировкой наших войск, будет нанесен удар по бандам тигров и медведей. Эти банды будут уничтожены, а контролируемая ими сейчас территория будет занята нашими силами. Одновременно мы реализуем комплекс политических, военных и специальных операций, направленных на дезорганизацию криминальных сообществ барсов, горных и степных волков и их невмешательство в боевые действия на Тигровом Берегу и в Медвежьих Горах. Часть их группировок будут отвлечены конфликтами между собой, часть перейдет на нашу сторону. Активизированы лояльные нам политики на Альфе — они не допустят участие львов в событиях на Бете.

— Ваш прогноз по жертвам?

— Решительное и масштабное применение силы на избранных двух узких участках, — Маршал сверкнул золотом эполетов и чернотой пронзительных глаз на узком бледном лице, — может локально привести к значительным жертвам и разрушениям непосредственно в зоне боев. Но оно обеспечит скорость операции и ее нераспространение на другие территории. Мы полагаем, что общее количество жертв не превысит 3 миллиона человек погибшими, 5–10 миллионов ранеными. До 300 миллионов могут потерять жилье.

— Galaxy приготовлен план оказания немедленной материальной помощи Администрации Гаммы для восстановления разрушенной инфраструктуры и жилья, решения вопросов медицинской помощи и временного расселения беженцев, — вставил Срок, — Выделены необходимые финансовые резервы.

— Хорошо, — Гилац, сжал кулаки под столом, вдавил каблуки в пол, метнул взгляд в окно на серое мановахское небо, ища зацепку, способ все отменить или исправить, — Начинайте в марте. Особое внимание на неприкосновенность Наблюдательных сил в зоне боевых действий. Чтоб обеспечить скрытность наших планов, до первого выстрела они остаются там, выполняя свой мандат. С началом боев необходимо будет организовать их вывод.

Гилац встал, давая понять, что разговор окончен. Кивнул Аханодину в монитор, широко улыбнувшись, пожал руку Кошесу, почувствовав холодный пот на его ладони.

Смотрел, как воодушевленный, широкими шагами пошел на выход Срок — отмерять свои 3 миллиона жизней и брать власть. Чувствовал, как сковало плечи, как надавила бетонная плита, тяжко вдавив в кресло. Понимал, что ничего никогда не бывает по плану, тем более у Galaxy, и погибнет не 3 миллиона, а 33, а может погибнуть и вообще всё. В ушах тонко звенела струна, на которой повисло все вокруг — Мановах, Вселенная, миллиарды живущих и будущих человечков и он, Гилац… Взял вертолет обратно на юг, в лес, вызвав туда Маринез.

Заповедник «Вирджиния» радовался лету и все здесь было беззаботно и запросто кроме этих двоих. Гилац в джинсах и белом свитере и Лилит в бежевых спортивных штанах и ветровке шли не спеша по еле заметной тропе, глядя под ноги, молча разглядывая кабаньи следы, сломанные оленями ветки, отметки зайцев на коре деревьев. Остановились посмотреть, как грызет орешки белка, как долбит что-то между кореньев ворон, как мелькнула среди стволов лиса.

— Все что-то жрут, — Гилац повернулся к леди Маринез, показав улыбку и внимательный взгляд, — каждый берет свое, и думает, что нахаляву, что делает, что пожелает, что свободен и никому не подвластен.

Судья привстал на носки и дотянулся до красного, как плазма яблока, сорвал и протянул своей протеже:

— Ешь. Халява. Человек может брать в лесу, что хочет, и не платить. Мы цари природы.

Лейла с хрустом надкусила сладкое яблоко, тоже улыбнулась, подставив лицо свежему пахнущему цветами и листвой ветру. Гилац хитро смотрел, как ходит ее кадык, как движутся губы жующего рта:

— Животина лесная живет лет десять, заяц и того меньше. Человек и сто лет может прокоптить. Но всем рулит тот, кто живет дольше всех, тот у кого есть время, — арбитр потрогал широченный ствол кедровки, высоченной местной исполинши, помахал ее веткой Лейле, — кедровка живет пятьсот лет. А вон те дубы, может и тысячу. Они видели много-много поколений лис и зайцев, оленей и людей. Видели наших дедов, прадедов и прапрапрадедов… Смотрели, анализировали, сопоставляли. Стоишь век за веком, вросший корнями, не сдвинуться без ног, без рук. А надо же тоже как-то оставлять потомство, экспансия нужна, расширение пространства, как-то надо захватывать мир, засылать свое семя в разные стороны, чтоб везде росли твои потомки отпрыски.

Лилит дожевала яблоко, лихо метнув огрызок куда-то далеко, в желто-синее буйство цветов на поляне, слушая дальше своего наставника, думая, к чему клонит старый гей, вместо того, чтоб прямо сказать про ее с Кошесом проект:

— У деревьев есть время научиться использовать чужие ноги и чужие жизни, чтоб двигаться в пространстве и занимать территории. Надо как-то заставить всех этих двуногих и четырехлапых работать на благо твоей экспансии. Для этого нужно придумать яблоко. Или орешек или ягодку. Надо сделать их вкусными, яркими, сытными, сделать свое яблоко вкусней, чем у деревьев-конкурентов. Тогда зверушка съест именно твое яблочко и по своей воле швырнет огрызок подальше или отнесет на другой край леса, высрет твои семечки, бесплатно снабдив удобрениями, старательно зароет… Даст жизнь твоему семени, твоему подобию на новом месте. Распространит твой замысел, твой мир, твой способ жизни в пространстве. Сделает все сама, уверенная, что просто нахаляву пользуется этим лесом и живет для себя. А человек, царь зверей, может отвезти в своем брюхе семечки и вовсе на другой континент, главное не мешать ему думать, что он делает великие дела, а жрет и срет просто в процессе жизнедеятельности, что он имеет все эти деревья и крутит, как хочет этими лесами, полями и морями.

Гилац уселся на кочку, вытянув ноги в розовых кроссовках, кивнув Лейле сесть рядом:

— Вот настоящая власть. Вот естественный порядок. Лес использует десятки за десятками поколений млекопитающих для того, чтоб расти и продвигать свои деревья все дальше, во все стороны. Неумолимая твердая воля. И ни одна животина не догадывается, в каком великом древнем замысле участвует. И каждая тварь наслаждается жизнью «для себя» и свободой. Все счастливы.

Мы так создавали Мановах. Яркое, сочное, манящее яблочко. Сюда все едут со всех галактик урвать, взять свое, хапнуть, разбогатеть. Но богатеет Мановах. Растут и наливаются соками наши межгалактические корпорации. И все это по доброй воле народов. Все это плоды усилий миллионов эгоистов, гордецов, подлецов и героев, готовых рисковать всем, что есть, готовых тратить свои жизни, чтобы таскать наши ягодки своими ногами и животами, прокладывать нашим идеям дорогу в будущее. Потому что мы управляем их желаниями, их временем, их волей.

А твой Аханодин — тупой вертухай. Его плеть — это только боль. Боль сиюминутна и не может править долго. Воля сильнее боли. Он проиграет. И ты можешь проиграть, если свяжешь себя с ним.

— Плеть это не просто боль. Это страх боли, — Лилит крутила в руке бордовый цветок на темно-зеленом, почти черном стебле, — Страх может быть долгим, он может проникать в кости и шкуру, жить в сердце, может ставить на колени. Страх может оказаться сильней Воли. Будет очень страшно.

Гилац сосредоточенно смотрел на свои пальцы:

— Человек человеку рознь. Кто-то выберет твой Страх, но многие выберут Свободу. Это будет трудный экзамен. Как ты думаешь, каких окажется больше?

— Этот экзамен нужен человеку. Уже давно пора. Вы хотите строить новое человечество, не выяснив, какое оно? Не узнав, выберет ли оно Свободу или Страх? — Лилит легла на спину, глядя в синее небо между кронами, — Откуда мне знать, кого окажется больше, свободных или рабов? На то и экзамен.

— И твой Кошес позволит провести честный экзамен?

— Не Кошес. Я буду проводить экзамен. Я дам всем выбор.

— Я всегда тебе доверял, как никому — Гилац лег рядом на траву, повернувшись на бок, уперевшись локтем, глядя сбоку на профиль смотревшей в облака Лилит, — Но теперь ты уже не в моей власти. Я могу тебе верить?

— Да, старый ты мой дуб, верь. Я всем дам выбор. Экзамен будет честный. Ты узнаешь, какие людям нравятся ягодки…

— Часа в два — в три ночи жди. Могут начать.

Густав, прочитав сообщение, закрыл чат. Не раздеваясь, поставив у кровати бутылку с тоником, улегся поверх постели, положив себе нотик на живот. Решил коротать время игрой в шахматы по сети. Партия шла за партией с переменным успехом… Время подходило к четырем ночи. Бросил игру, глянул в новости — все тихо. Прошелся по ссылкам с трансляцией со спутников. Линия соприкосновения бритых и медведей тонула в ночной тьме. Никаких верениц огней, никакого движения. Пол пятого.

Вырубил нотик, решил уже спать. Сегодня, видимо отменяется. Моментально уснул.

В сером металлическом свете мелькали неясные тени и мерцали белые огоньки. Была слышна странная музыка, будто пел какой-то тибетский хор. Два голоса, искаженные помехами, говорили по радиосвязи:

— Мергел 75 единиц, полторы тысячи.

— Кто в долине?

— Пятый.

— Управление 300.

— Терминал 200.

— Готовность 10 минут.

Проснулся, увидев на часах 15 марта, 5–30. Почувствовал непонятно какими органами — что-то тяжелое, трудноощутимое но огромное, как-будто покачнулось, что-то куда-то сдвинулось, что-то изменилось. В голове словно сместились какие-то гироскопы так, что на мгновение стало не ясно, где ты находишься, какой сейчас год…

Густав встал, осознав, что уже не заснет, взялся варить кофе, затянулся сигаретой. 5–40. Услышал смутный гул. Выглянул в окно. Весь горизонт на юге светился белыми пятнами, в небо неслись красные огни. Оттуда еле слышно доносился мерный грохот и вой. Небо над гарнизоном задвигалось и наполнилось шорохом и свистом. Потом на севере загрохотало и забабахало. Ночь кончилась. В медвежьих селах и городках гулял огонь, танцуя вспышками разрывов. Склон горы, в трех километрах от гарнизона миротворцев, где стоял медвежий батальон, сиял и мигал как гирлянда, сотрясаясь от взрывов. Артиллерия бритых наносила настолько массированный артналет на медведей, что ни с какой провокацией это уже не спутать. Это война.

Накинув куртку, закрепив под ней пистолет с обоймами, нож и две гранаты, распихав по карманам все свои четыре телефона и три пачки сигарет, вышел на улицу, глядя, как батальон наблюдателей готовится к бою. Дело не долгое, танки и пушки итак уже стояли на позициях в капонирах. Бойцы, спавшие одетыми с оружием на руках, теперь веером разбегались по блиндажам и бетонным точкам. Густав спустился по лестнице и по длинному коридору прошел в бункер комбата.

Майор Дитрих кивнул ему и больше не отвлекался, раздавая приказания своим офицерам. Ланге попробовал дозвониться до соседа медведя с той горы — десять длинных гудков остались без ответа. Походу их распахали под ноль.

Врубился спецканал связи с бритыми. Дитрих ответил, махнув Густаву, чтоб тоже слушал:

— Я генерал Рамхон, командир 12-го корпуса, который наступает в секторе Ланжи. Ты у меня на пути. Веди себя спокойно и все твои останутся невредимы. Бритая Степь объявляет медведям войну. Мы отзываем свой голос из межгалактического арбитража по делу конфликта в Цересском регионе. Твоя миссия, майор, окончена. Оставайся на месте. Ни один снаряд в твой гарнизон не попадет, отвечаю. Все, кто покинет расположение, будут уничтожены. Связывайся со своими командирами. Пусть они согласуют с моими твой маршрут эвакуации. Тогда уйдешь без проблем.

— Понял тебя, генерал, — Дитрих говорил сухо и бесстрастно, — мои огонь открывать не будут, из гарнизона выходить не будут до согласования маршрута эвакуации.

Командующий Наблюдательными силами Межгалактического Арбитража генерал Джеймс Фокс не спал — пришел вызов по каналу связи с Мановахом:

— Как у тебя? Потери? Есть контакт со сторонами?

— Потерь нет. Боевого столкновения избежали. Контакт есть с комкором 12-го. С медведями связи нет.

— Держи связь с бритым генералом, выполняй его требования и не рыпайся. Агент пусть ищет связь с медведями самостоятельно, тебя не подставляет. Твоя задача сохранить батальон.

— Понял.

— Бритые хотят, чтоб ты свалил с Беты, будут звать к себе на космодром в Гире. Делай вид, что интересуешься и будь вежлив. Но имей ввиду. Ты мне нужен на Бете. Хрен его знает, что мы придумаем, но ты предварительно готовься к маршу через Хребет Панды, на соединение с батальоном в зоне конфликта в Поречье. Пусть Агент проработает пока по-тихому с медведями маршрут движения туда.

Густав кивнул Дитриху, что понял задачу, и поднялся из бункера по лестнице на плац. Вверху пронеслись с ревом через серое утреннее небо темные быстрые треугольные тени истребителей. На севере продолжало все трястись от сплошного грохота и гула. Глянул новости в телефоне — Бритые одновременно развернули наступление по всему фронту в Цересском регионе и в Приморье, атаковав тигров на всей линии разграничения. Наблюдательный батальон там тоже не тронули ни одним снарядом, оставив стоять на месте и не двигаться, ждать политического решения.

Связи ни с кем из знакомых командиров медвежьих войск поблизости не было. Позвонил Пуме, попросил контакты медведей рангом повыше и сидящих подальше от терзаемого огнем Цереса. Лев был крепко занят — по параллельным линиям перебрехивался с сенаторами Альфы, журналистами и барыгами, одновременно готовился сам лететь на Бету к тиграм — Густав полчаса ждал у телефона слушая все это, пока Пума не бросил ему контакт начштаба общакового корпуса Западной Панды. Начштабу, полковнику Бурому, тоже было не до миротворцев — готовил марш корпуса с гор на Церес и жаловался, что дороги и перевалы на Хребте забиты беженцами:

— Войска застрянут в пробках и бритые раздолбают их с воздуха вместе с беженцами. И вас сожгут, если встанете там.

— Так вы организуйте беженцам отдельный маршрут. Гони всех через Верхний Лаз, например, он намного западней Цереса. Сам войсками пойдешь через Горную Дорогу и Скальный Спуск. Свяжись со своим Верховным — пусть он обратится в Межгалактический Арбитраж с просьбой обеспечить безопасность гуманитарного коридора для мирных жителей в Верхнем Лазе. Гилац нам это и поручит. И беженцев спасем, и батальон протащим на Хребет, а потом уже и в Поречье.

Бурый обещал решить вопрос и убрать своих с Лаза. Ланге спустился к Дитриху, сказать чтоб готовился к тысячекилометровому маршу к западу Хребта и заодно пожрать у него в буфете, там были пирожки с нежным мясом, бутеры с красной рыбой и живое пиво.

Два дня безвылазно сидели в гарнизоне, «наблюдая» за боевыми действиями исключительно по телевизору и мониторя соцсети. Наступление бритых шло на «5» баллов, к концу вторых суток от четырех медвежьих корпусов в Цересском регионе ничего не осталось, колонны бритых стремительно шли на Церес с четырех сторон. На юге Тигрового Берега все складывалось примерно также — тигров на границе смяли, бритые приближались к Годноте.

Наконец появился на спутниковой видеосвязи генерал Фокс и сообщил, что Гилацем по просьбе медведей и при согласии бритых одобрена гуманитарная миссия для обеспечения безопасного коридора для беженцев. Поручил Дитриху идти с этой миссией в Верхний Лаз:

Согласуй маршрут с бритым Рамхоном. Он тебе, конечно, захочет дать окольные пути, но ты требуй жестко короткий и быстрый маршрут — чтобы успеть на Лаз до того, как там что-то случится с беженцам. Тогда тебе дадут идти через города и густонаселенные долины. Постарайся задокументировать факты разрушения жилых поселений и мирных объектов, доказательства применения неизбирательного оружия по территориям. Военные преступления, короче фиксируй… Но осторожно только, бритых не зли.

Колонна батальона вышла на север днем третьего дня войны, выстроившись в походно-боевой порядок. Впереди вместе с представителями бритых попылили бодрые джипы с разведкой, потом тяжко шипя поползли пять танков, потом броневики с пехотой, арта, тылы, а потом, в хвосте, опять танки. Бритые разрешили поднять в небо пару дронов — оглядывать фланги, и обещали снабдить по дороге солярой и провиантом, аккумуляторами и медикаментами.

Бодро и быстро шли только первый день — по расчищенным бритыми дорогам. Потом плавно слились с медленно ползшими по шоссе машинами, автобусами и грузовиками с беженцами. Отгонять их от себя сочли неэтичным да и невозможным, запретили сопровождавшим батальон бритым пытаться сталкивать беженцев на обочины. Через три дня перехода колонну миротворцев приняли представители гражданской администрации медведей и дальше их сопровождала местная полиция.

Зрелище разрушений и запах пожарищ не были для Густава чем-то новым. Но он впервые оказался на войне в качестве «наблюдателя». Вот и наблюдал, глядя в окно своего джипа, снимая все вокруг из машины на миникамеру в виде баночки Пепси. На каждом перекрестке дымились руины магазинчиков и отелей, остовы фур чадили на стоянках. На обочинах лежали сожженные грузовики, автобусы и легковушки. На дороге тут и там приходилось объезжать воронки от разрывов. Бритые отстрелялись артой так густо, как Густав еще не видел никогда. Было разрушено все до последнего сарая… Придорожные городки были похожи на груды хлама, по которым еще полыхали пожары. Колонна батальона шла по автобану, который по дуге огибал мало мальски большие города, остававшиеся дымными пятнами на горизонте.

Логика замысла наступавших была понятна — ошеломить и потрясти противника мощью первого артналета и бомбардировок, сломить и подавить тяжестью потерь — материальных и человеческих. Уничтожить все, чем жили медведи. Так старается поступать наступающая сторона во всех войнах. Но то, что сотворили бритые с землей Цереса за эти несколько суток было за пределами любой меры. Не жалели снарядов и бомб…

Опять остановились. Перед колонной затор из сотни машин, уткнувшихся в воронки и десяток сгоревших автобусов. Вперед поползли по обочине инженерные машины — столкнуть неопланы с дороги, засыпать ямы. Ланге вышел из машины размять ноги, закурив пошел посмотреть. Стоял у порванных в ошметки автобусов, уперевшись глазами в обугленные детские тела — разбросанные на асфальте вместе с обожженными черными железяками и дисками от колес, свисавшие из окон чадивших коричневым дымом автобусов, вкипевшие в уцелевшие спинки кресел в салонах. Похоже под удар вертолетов попала колонна с эвакуировавшимся детдомом. Из легковушек, сбившихся в пробку перед этим пепелищем, вышли толпой пассажиры. Мужики и бабы не голосили и не орали. Молча, раздавленные и потерянные смотрели на этот пи…дец, не зная что делать, что сказать, не в силах оторвать взгляд.

Густав тоже не знал, что сказать, подносил к глазам, типа прихлебывая, баночку Пепси с камерой, снимая, как бульдозеры натужно газуя, рыча и чихая солярой, взялись сталкивать тоскливо скрежетавшие обгоревшие короба автобусов с дороги на обочину и вниз на черневшее паленой травой поле. Железо кряхтя и лопаясь сжималось и рвалось, в клубах дыма и пыли исчезали силуэты детей. Солдаты пытались было убрать тела с дороги, хватаясь за руки за ноги, но тела рассыпались и разваливались, падая на асфальт головешками костей и пеплом. Вступил в дело бульдозер со скребком — мерзко, до дрожи по коже, звякая железом по асфальту, стал счищать пепел и прах к обочине. Ланге бросил сигарету и пошел в свой джип. А он еще думал, что после Маскалы, ему уже все в жизни пох…

Сидел в своем джипе и переваривал увиденное, пересматривал отснятое и отправлял в Мановах кадр за кадром, труп за трупом. Хребет приближался медленно, постепенно заслоняя небо и солнце черно-серым массивным гигантским отбойником. Нижний Лаз у подножия почти отвесного кряжа, как воронка собирал со всей равнины автобаны, проселковые шоссе и трассы, грунтовые дороги и тропы, стискивая в узкой горловине между уступами двух скал, где начинался причудливый извилистый серпантин наверх. Здесь в Нижнем в неподвижной пробке сбились в кучу сотни тысяч машин и, наверное, миллион человек.

Дитрих отправил наверх пешком роту своей пехоты. Добравшись к вечеру до Верхнего Лаза, они взялись регулировать движение, освободив одну полосу для прохода техники миротворцев и организовали охрану порядка. К утру наверх по очищенной полосе поднялись зенитки и машины связи. Внизу Дитрих расположился у входа на серпантин полноценным военным лагерем, закопав танки и арту. Густава отправили наверх — организовать на перевале пропускной режим. Бегло осматривали машины и документы беженцев — бритые требовали не выпускать из Цереса вооруженных, медведи волновались, чтобы не прошли через перевал вражеские шпионы и диверсанты. Ланге инструктировал солдат, проверял подозрительных, иногда оглядываясь вокруг — при всей своей насыщенной событиями и дорогами жизни, он первый раз оказался в горах, да еще и в таких, где наверху аш даже тяжело дышится.

Ущелье шириной не больше тридцати метров стиснуло дорогу отвесными склонами темно-серых, как будто железных скал. Щель между этими уходящими далеко ввысь, заслонявшими свет солнца стенами, тянулась, извиваясь вверх, упираясь далеко впереди в кусок ярко-синего ясного неба. Внизу во всей красе раскинулась выжженая, усеянная руинами и пепелищами равнина, плотно накрытая сплошными тучами черного, ржавого и серого дыма. Там была цересская земля, ставшая территорией опустошения, горя и смерти, ставшая адом, куда сквозь гарь и копоть не проглядывало солнце. Верхний Лаз остался последней щелочкой, через которую можно было вырваться из этого ужаса внизу, протиснувшись через узкий, как горнило, утонувший в сумеречной тени нависших скал коридор наверх, на север — к Вратам через Хребет, туда где пока еще мир, синее небо и светит солнце.

Четырехполосная дорога и обочины были забиты в одну сторону легковушками, автобусами и грузовиками вперемежку по 6–7 машин в ряд. Масса пестрого железа ползла наверх через ущелье как из последних сил, по пятьсот метров в час короткими по пять метров шажками. Пробка порой оживлялась потасовками между водилами. Густав пошел разнять подравшихся впереди медведей. Поразившись, как тут холодно, застегнул куртку и поднял воротник. Вовремя вцепился в подножку кабины стоявшей рядом фуры, чтоб не свалило налетевшим тугим, как удар боксера порывом ледяного ветра. Сверху вниз по этой узкой щели тянуло как пылесосом — с гулом и ревом, снося с ног и пронизывая холодом моментально до костей. Склоны-стены, мерцая снегом и инеем, казалось, дрожали на этом ветру и выли волком.

Цепляясь, помогая себе руками за крыши машин, пригибаясь под ветром, шел вперед, радуясь, что с таким «вентилятором» хоть не задохнешься. Если бы не ветер, этот тесный каменный коридор с тысячами машин, газовавших в пробке и гревших печки в салонах, уже бы давно стал газовой камерой.

Медведи не дрались — уставшие вяло ругались, кто кого пропустит. На почти отвесных склонах, как горные козы, цепляясь руками за камни, толкали мамаши малышей к кустам, скорчившись меж камней приседали сняв штаны взрослые, чуть выше меж ветвей кривых и тощих деревьев выгуливала охреневавшего на ветру пуделя дамочка в интеллигентском пальто, настороженно ступавшая сапожками по оледенелым камням.

Вместе с двумя бойцами заглянул в автобус, подкативший к КПП. Внутри было жарко и душно. Понтовый междугородный неоплан, превратившийся в место компактного проживания семидесяти человек на уже пять суток — салон плохо просматривался из-за мутной дымки, какую напотели и надышали пассажиры. Ланге пошел вглубь салона, перешагивая надутые вещами баулы, бегло оглядывая народ, выделяя подозрительных. Все — старухи и девушки, старики и дети выражали изможденными лицами и сжатыми губами боль от просиженных задниц и затекших ног и спин, ужас от предстоящих еще нескольких суток пути. Глаза, опустошенные и красные напоминали, что они потеряли там внизу все чем жили — дом, работу, деньги, планы на жизнь, родных и друзей. Ладони, сжимавшие паспорта и какие-то справки в файликах, говорили об ужасе перед будущим — ехали вникуда безничего…

В пластиковом коробе на коленях у женщины молчал на одеяле уставший кот, провожая Ланге долгим немигающим взглядом. Парочка, возможно, жених и невеста, инстинктивно прижимались друг к другу, девушка безотчетно прикрывала собой парня, опасаясь, что военные заподозрят в нем комбатанта, диверсанта или дезертира, лепетала, что «у него дом на севере и там работа, и призываться он будет, если что там…» При виде штурмовой винтовки у солдата заплакала заорала девочка лет пяти. С соседнего ряда к ней подошел, косолапя, такой же карапуз и протянул ей чупа чупс и игрушку. Маленькая леди успокоилась и заулыбалась. Четырехлетний джентльмен в бежевых детских колготках гордо шагая прямо по баулам вернулся к мамке. Понятно, что это она его научила, как пойти успокоить девочку. Но вот они этому учат своих мальчиков, — удивлялся Густав, которого ничему путному не учили родители на Стрельце. Все, что умел Ланге, всему его научили в армии, но все это было про убийство, быстрое убийство, массовое убийство… Его никогда и нигде не учили таким вот простым и нужным вещам и он всегда завидовал, как эти горцы умели обходиться с девушками, и как их ценили девчонки. Оказывается, они этому учатся с таких лет…

Среди ночи, поднял звонок — на мониторе терпеливо ждала Россомаха, явно не собиралась сбрасывать вызов, пока я не встану.

— Алекс, привет! Ну как ты? Пришел в себя? — Феечка внимательно смотрела на меня как на пельмени, которые то ли еще не готовы, то ли уже разварились, — У нас тут война началась типа.

— Видел в новостях, — я завернулся в простынь, как тот пельмень, сел напротив экрана, — Хорошо выглядишь, Маса, для ночи со вторника на среду.

— Все серьезно. Мне нужен человек рядом с Кошесом. Слышать все и видеть. Если будет санкция — убрать. Кроме тебя некому. Ты же к Грогу смог войти.

— Сравнила ты. Грог старомодный был. Жил в особняке, собаки у него, соседи… Кошес живет, срет, жрет и спит там же, где работает. В генеральном офисе. Там стерильно все. Паучком туда даже не проползешь. К нему внедряться надо было с зоны еще. Сейчас никак. Извини.

— Ну так подумай, — Россомаха кусала губки, — месяц есть, ну два. Придумай что-то. Ты же можешь. Ну вы, джедаи, всегда же находили варианты как-то. Предложение мое в силе. Если победим — личным советником моим будешь штатным работать по безопасности. Оклад и вольный график.

Маг уже не пыталась пускать в ход свои штучки с женским очарованием, улыбочками и прищуром зеленых глаз. Смотрела на меня опасливо и с тревогой:

— Слушай, он реально угроза. Он приготовился намного лучше Грога. Срок может победить… Да что тебя, Алекс, так парит, что тебе похеру новый Император и хана всему⁉

— Тот ресепшен, где три девушки, те Врата, — вывалил я спросонья откровенно и ясно, — Я так и не могу в них пройти. И не хочу. Мне нужно остаться с одной из них, с Черной, но она меня не хочет, гонит меня.

— Алекс, ты че-то совсем загнался, ты только при мне в эти Врата шастал туда-сюда раз десять. Ты же кабели таскал, когда мы Огненных Богов выпускали. Забыл? Это не считая того, что ты за эти Врата еще кучу раз попадал другими путями. Ты же помнишь, что там. Ты же только что оттуда. Из Черно-Белого Города.

Я тер лоб, понимая, что она права. Как же я забыл… Какие к черту Врата, я действительно их прошел тыщу раз. Дело не в них, а в ней, в Черной.

— Да, Маса. Да! — Во мне опять ныла обида, но она впервые вдруг обрела ясность и четкость. Настолько, что можно было их выразить словами. По крайней мере такой подруге, как Россомаха, — Вы все получили тогда, 10 лет назад то, что хотели. Власть, деньги, свободу. Я хотел Ее. И мне не досталось. Меня кинули… Счастья нет. Любви нет. Мне этот ваш мир не дорог, в нем нет ничего моего, для меня. Если он рухнет, я все равно не теряю ничего.

— Ну не нравишься ты ей. Это никому не подвластно, — Фея смотрела устало и горько, — И ты серьезно считаешь, что наше торжество Свободы, Воли и Света — в том, чтобы кто-то принудил ее тебя терпеть? Я не знаю, что тебе сказать, Алекс. Мы воюем за одну Систему против другой. Но счастье не системно. Его никто тебе не выдаст, это не премия и не боевые.

Россомаха двигала глазами то влево, то вправо, ей был явно неприятен этот разговор. Хотя сама же, бывшая опер, решила позвонить среди ночи… Хотела же «расколоть», пробить на откровенность. Теперь подруга уже делала над собой усилие, видимо, ради меня:

— Алекс, нет идеальных людей. Мы все от рожденья или со временем в чем-то увечны. Кто-то без ноги, кто-то без башки, одни без денег, другие без удачи живут. И каждый с этим как-то свыкается. Учится жить со своим ограничением. Давай я тебя парить не буду своими бедами. Поверь я тоже многого лишена. Ну а вот ты такой чувак… Ты без любви, короче. Но это не значит, что ты не можешь от жизни получать удовольствие. Ведь как-то жил ты не тужил столько жизней. И польза от тебя была. Просто пойми это и прими. Ты вот такой. Так получилось.

На Волшебницу было тяжело смотреть, ее лицо казалось высохшим, она страдала. Мне было неловко и стыдно, что сказал все, что сказал. Маса с трудом подбирала слова и интонации:

— Мне больно это с тобой говорить. Я всегда раньше от джедаев во многом черпала силу и уверенность, безбашенность вашу любила принимать. За вами, конечно, не как за каменной стеной… Но как под Солнцем. Я за вас держалась, когда тяжело. Вот не думала никогда, что мне придется джедая на ноги ставить. Прости. Я не знаю, как это делается. Вставай сам. Ты мне нравился всегда, Алекс. Встань, пожалуйста, вернись. Ты мне нужен.

Экран погас, как говорится, спокойной ночи… Глянул на контакт Радости, все-таки живет в Мановахе, может не спать. И правда, в сети:

— Здоров, волчара, че не спишь?

— Да знакомой твоей, Лилит, надо скрытно личку поставить. А сам понимаешь, это же СГЦ. Еле-еле через Хота 30 паспортов нормальных сработал. Вот теперь надо волков моих как-то недемонстративно разместить — 15 в доме, 15 рядом с офисом у нее.

— А что ей вдруг припекло? Может помочь чего? Спасать не придется?

— Взрослая стала тетя, доросла до взрослых проблем. Опасными играми увлекается. Но ты там не в тему, Бр. Больше ее напугаешь.

— Лады, — обрадовался я, что кореш решил не делить со мной ни девочку, ни ее беды, — Как сам?

— Я тебе сам звонить собирался, — Радость поправил у себя экран нотбука, выплыв у меня на экране крупно лбом, — Можешь выручить меня на Альфе Близнецов? У меня там партнер важный помощь просит, а я от Лилиткиных дел не могу оторваться. Короче, лев один хороший — Пума, сенатор, лидер «партии войны», качает за участие Альфы на стороне тигров и медведей на Бете. А против вступления в войну, за сотрудничество с администрацией агитирует сенатор Оскал. Вот его надо урыть. Но это не должны делать ни львы, ни тем более волки или кто еще. Пуме нужен одиночка, не связанный ни с какими бригадами и движениями. Я скажу ему, что ты волк с моей Кобры, но все время работал по индивидуальному плану, в основном на Стрельце и в СГЦ типа. Поэтому тебя никто не знает, а ты умеешь все. Зовут тебя, например, Бросок… Нормально тебе Бросок?

— Сойдет, хоть не Кидок… Не надолго же… Подробности?

— Оскал осторожный, опытный лев. Сам кого хочешь уроет. Охрана — неплохие парни, с ними придется повозиться. Контачит с Galaxy Sec, что тоже, конечно не пять. Город Эльдорадо тоже уже не деревня — полиция, милиция, все дела, камеры повсюду, пультовая охрана… Короче, работка та еще. Меньше чем за пятнарик не подписывайся.

— Пума что за чел?

— Нормальный вообще. За все светлое и доброе. За Свободу стоит и Красоту. На Хомланде таких здоровыми силами называли… Ну лев, понятное дело, бандит, убийца, лидер движения в пять тысяч человек, координирует еще с десяток подобных группировок. Работает дорого в сферах IT, в высокотехнологичной индустрии, дружит с разной либеральной богемой. Уважаемый на Альфе Сенатор. Курирует один общаковый территориальный армейский корпус. Он тебе понравится. Только про джедайство наше прошлое ему ни слова. Мы с тобой — волки. Ну как, Бр, прошвырнешься?

— Давай, братан, пора мне уже размяться. Съезжу.

Все-таки умеет Радость уламывать… Сам не ожидал, что соглашусь. Хотя само собой заняться чем-то надо, не сидеть же вечно без дела. Дельце, конечно, сложное — в одиночку сенатора вальнуть, да еще и льва. Но все-таки реалистичнее тема, чем лезть к Кошесу в логово. Да и в СГЦ не тянуло особо. Такая там мощная эшелонированная правоохранительная система, что убийство превращается из увлекательного приключения в утомительную шахматную партию с гроссмейстером, когда игра вязнет и по полдня думаешь, как бы сдвинуть хотя бы пешку. Там документы-то слепить нормальные сложно. И чего там Радость торчит? Личку ставить не его масштаб. Может, на Лилиткины ножки запал? Она может…

Ходу до Альфы три недели. Пока комп готовил курс, скачал с инета все, что нашел про Оскала, вытащил из почты на него установочные от Радости, загрузил последние сводки новостей — буду изучать, во время перелета. Вырубил интернет, загрузил курс в навигатор. Нажал кнопку старта.

Улегся на кровать, выкатив всю инфу на большой монитор. Война на Бете шла неожиданно бодро. Бритые свирепым натиском за две недели смели группировки войск медведей в Цересе, почти без потерь выйдя к Хребту Панды. Так же стремительно разбили тигров в Пальмовых Рощах, вступив уже в пригороды Годноты. Барсы на северо-востоке отталкивали степных волков к Меркету и Серому. Соотношение потерь везде было в пользу наступавших — сказались внезапность, многократный численный перевес, господство их артиллерии и авиации.

Из неожиданностей — беспрецедентная переброска на Бету войск Гаммы. Почти две трети от общей численности тяжелых и средних крейсеров, имевшихся во Вселенной, подтянулись под это дело и перетащили две общевойсковые армии гаммовцев. Это 90 тысяч чел со всем снаряжением и техникой. Galaxy не скрывала своей помощи ни в части организации транспорта, ни вообще финансовой и организационной поддержки, открыто выступив спонсором акции. СМИ и, особенно Лилиткина IGM, по всем каналам и сетям гнали геройские видосы об успехах операции по наведению правопорядка, о героизме бритых и гамма-десантников. В общем, начало Аханодин положил успешное… Но, конечно, еще ничего не решено. Все будет зависеть от решимости всех этих тигров, медведей и волков биться за свои свободы и права, от их способности объединиться. И от львов.

Имитация космоса в окнах отвлекала от осмысления новостей, притормаживала, усыпляла, заставляла думать о чем-то другом. Сломался, встал, подошел к окну, уставился в черный провал бесконечной бездны. Всплыл в памяти разговор с Масой. Что это за наваждение с Вратами? Ведь и правда, я проходил через них кучу раз. Значит, дело не в них? Значит мне надо остаться с Черной? Так я ей нахрен не нужен. Или я должен к ней как-то по другому подкатить? Или во Врата я должен проходить как-то под другому? В розовых сапогах или с флагом Барбадоса? Бред это все. И это и весь плод восьми лет самоанализа, путешествий во Тьме и тп и пр. Мне точно так же, как и до стоянки на 327-м, совершенно не понятно, куда мне идти и за чем.

Вот так и нарисовался для Оскала киллер из Тьмы. Ближайшие месяцы живу просто, чтоб его завалить, потому что больше не смог придумать чем бы мне еще заняться. Пора бы с ним познакомиться, пока хотя бы заочно — я улегся опять на кровать и выкатил его данные на монитор.

Лидер крупной почти пять тысяч стволов группировки на Восточной Гриве — прибрежной территории Малого Континента Альфы. Координатор десятка похожих группировок, занимается в основном транспортно-логистическим бизнесом, добывающими отраслями, немного ритейлом — все на Орионе и Сфинксе, но есть темы и на Стрельце, на Скорпионе, на Цефее. То есть весьма солидный бандит мирового масштаба. Сенатор от Восточной Гривы, большой политический вес в Республике. Связь с Аханодином отрицает, конечно. Но продвигает активно во всех выступлениях тему, что львам не надо влезать в войну с Гаммой. Мол, победить не получится, а значит все жертвы будут напрасными. Убеждает, что Альфе нужно время, чтоб качественно приготовиться к обороне своей планеты, и не провоцировать вертухаев раньше времени. Сейчас, мол, львам выгоднее держать нейтралитет и накапливать силы.

Торчит в двух местах. На Восточной Гриве — тотально его земля, круто укрепленная база, верные бойцы, лояльное население и местные власти. Там весь его бизнес. Короче, там я к нему не полезу. И в Эльдорадо, в столице он бывает много и долго по делам в Сенате и в разных общественных и деловых ассоциациях, где он почетный председатель. Вот тут и буду искать к нему подходы.

Базируется на Славном проспекте в центре города. Тут у него офис компании, ТРЦ и большой отель, один из лучших в столице. В этой гостинке в закрытой зоне у него аппартаменты, но в сам отель вполне можно заселиться. Есть кабинет в Сенате, где он регулярно тусует. Ездит туда кортежем из трех бронированных машин, с десятком телохранителей. А так живет довольно скучно, работа — дом, Сенат — Отель на Славном. По девочкам не гуляет, рестораны-казино игнорит… Посещает частенько службы в храмах Единого, всякие благотворительные вечера… Во, на футбол ходит. Хорошо.

5-я Альфы, или как на Близнецах эту планету звали просто Альфой, приближалась — одноцветный золотой шар, как новогодняя игрушка в легком свечении серебряного инея. Местная атмосфера почти не формирует пятен циклонов, такая моновзвесь, окрашиваемая оранжевым по утрам и вечерам. И снижение через плотные ее слои приятно удивляет. Ни тряски, ни свиста. Ну в сравнении, конечно…

В почту упала от Радости мудреная цифровая ксива волка по имени Бросок, с бригады «Кобра», приписанной к Долине Змей. Загрузил ее в телефон. Космопорт Эльдорадо, недавно целиком перестроенный известным цефейским подрядчиком, был вполне на уровне самых современных гаваней СГЦ и Скорпиона. Надо же, меня отсканили при посадке, заменив этим таможенные проверки. Оплатил стоянку в дальнем углу для мелких корабликов на месяц. Приземлился, пока остывали двигатели, заполнил анкеты и отправил их вместе с ксивой местным погранцам. Вышел на перрон. Поймал маршрутку, поехал к Терминалу и выходу в город.

В здании Космопорта все было вполне прилично. Штатская чистенькая и отглаженная вежливая охрана. Увешана и облеплена камерами, датчиками, шокерами и прочими приборчиками, но без пулеметов и гранат. Народ вокруг тусил вполне вежливый и интеллигентный. Не толкались, не ругались, не передергивали затворы. И вообще, если бы я не знал, что нахожусь в самом центре крупнейшего бандитского анклава Вселенной, что это земля львов — самых опасных хищников нашего времени, я бы подумал, что оказался где-нибудь на Стрельце, где мир, тишина и торжество порядка.

Поехал в город на метро. Новенькие вагончики с кондеем мчались петлей, огибая гору, так, чтоб Эльдорадо пять минут был виден панорамой во всей красотищи. Под медным вечерним небом на всхолмленной равнине высились причудливые местные небоскребы, на новом техническом уровне, воспроизводившие античный архитектурный стиль. Стены темнели золотом, как львиные шкуры, стройные колонны сверкали белизной, как отточенные клыки, островерхие резные крыши и портики, как львиные гривы нависали над проспектами и площадями.

Раньше на этом месте был золотой рудник, один из крупнейших в галактиках. Потому и называлось Эльдорадо. Бандиты так борзо наперегонки рыли тут золото, что десять лет назад жилы почти иссякли. Тогда львы договорились остатки пустить на общак и хитрыми путями через посредников наняли лучших застройщиков со Стрельца и самых крутых дизайнеров со всех миров. Построили вот это вот сокровище, перенесли на эти холмы Сенат, сделали тут себе столицу. Жаль, что Республика Альфа не признается в мире за государство и цивилизованное общество. И хвалить львов за что бы то ни было не принято. СМИ из этих краев позитива не транслирует. Так что наплыва восхищенных туристов нет. Но львы большие мастера гордиться сами собой. И, конечно, гордятся своим Эльдорадо.

Поезд нырнул в тоннель, пока добрался до центра и вышел из метро, на город опустился вечер. Горели неоновые огромные экраны на стенах, светились фонтаны, сверкала огнем пробка на проспекте. Народ зависал в желтых огнях кафешек, глотая кофе, смеялся на скамейках, застывали в поцелуях под фонарями счастливые парочки. В носу играли весело запахи бензина, парфюма, шашлыка и пива, пестрых цветов в клумбах. Из окон забегаловок неслись мановахские хиты вперемежку с местным музоном — ритмичным и быстрым, с мелодичным звучанием каких-то звонких инструментов, с нежными женскими голосами.

Шел по тротуару вдоль Проспекта Короны, смотрел на огромный экран с рекламой, звавший на стадион — завтра крутое дерби. Надо будет взять билет, посмотреть, что у них тут за футбол. Да, наверное, футбол лучше всего… Посмотрел на Республиканский проспект, уходивший под углом на серпантин вверх, где на вершине сиял в прожекторах Сенат, похожий на огромный Парфенон. Тоже надо будет подняться туда, глянуть, где парковка для сенаторов, как они проходят в здание. Вдруг прямо по ступенькам широкого, даже отсюда видного крыльца? Там в принципе есть где сесть со снайперкой или граником, много переулков, где можно уйти… Хотя некрасиво это… Еще героем провозгласят его потом…

Заселился в отель Львиный Прайд, принадлежавший Пуме, весь в бархатных коврах и золоте, зеленом сукне и статуях на каждом углу и лестничном пролете. Ужинал заказанными в ресторане стейками с вином, любовался видом на площадь перед мэрией, на крыше которой застыла золотая богиня с крыльями в колеснице горячих коней. Смотрел, как зигзагами идет по склону Республиканский проспект, теснясь между торгово-развлекательными центрами и офисными зданиями. Полно узких поворотов, затрудненное движение… Может взрывчатка сработать в принципе.

Вызвал Пуму в чате — не в сети, причем уже много дней. Позвонил ему в секретариат — сказали, что он уехал, секрет куда, неизвестно, когда вернется. Попросил доложить ему обо мне. Через пять минут на счет упали 7,5 тысяч аванса и пришло в почту письмо:

Добро пожаловать! Устраивайтесь, присматривайтесь к объекту и готовьте предложения.

Город так меняется после бомбежки… Пума с трудом узнавал давно известные ему улицы и площади Годноты. Все пестрое и яркое, все чем манила она раньше, вывески, цветные витрины, экраны с рекламой — все это мелкими осколками лежало на асфальте. Как сорванное с девушки-красавицы роскошное платье и украшения. А девушка стояла теперь голая, серо-синяя — пустые бледные стены, глухие черные дыры окон. Годнота жалась в угол, стесняясь своего вида, взгляда, хотела спрятаться, но прятаться было некуда. Она — когда-то таинственная, дорогая, надменная и брезгливая к нищебродам, теперь стыдилась своих беспонтовых неукрашенных стен, боялась нового удара.

Насильник грубо давил сверху самолетами и дальнобойными гаубицами, нагибал, ломал. С севера, там где фешенебельный район Теплая Лежка, даже сюда к берегу доносились звуки шлепков и ударов, то глухие, то звонкие, по земле прокатывалась мелкая перепуганная дрожь Годноты, по стенам гудела вибрация горестным несчастно протяжным гулким «Ох!» На бледном лице квартала вместо яркого неонового макияжа появлялся дымный синяк и тлеющие багровые ссадины пожаров.

Пума, хрустя сапогами по осколкам шел вместе с Лапой, Верховным Тигром по Ленивой площади мимо обугленного стального скелета, торчавшего на месте ТРЦ, петляя между развороченными сгоревшими когда премиум автомашинами. Лев примчался на Тигровый берег вчера, подбодрить и заверить в поддержке. Лапа, отвлекаясь от рации, тыкал ему пальцем на белые полоски высоко в синем небе:

— Тяжелые бомбовозы лупят с больших высот. У нас по таким только один дивизион ПВО мог работать. Уже уничтожен. У них превосходство в воздухе в пять раз. Истребители у нас тоже почти кончились. Мы не продержимся одни.

— Поможем, — Пума присел, подняв с земли обгорелого игрушечного льва, помахал грязной лапкой Верховному — Четыре месяца надо чтоб вы держались. Сенат не быстро решает, да и переброска времени требует. Наносите потери, отступайте медленно, проводите сборы резервистов, цепляйтесь за Мехсом. Там ваш последний край.

Пума просился дать ему прошвырнуться на передок, посмотреть как дела. Лапа запрещал, мол, если Пуму там грохнут, Сенат Альфы точно решит не ввязываться в войну. Льву пришлось уговаривать открытым текстом:

— Мне об этой поездке Сенату докладывать. Они парни серьезные, деловые. Их моя просто прогулка с Верховным по центру Годноты не устроит. Им надо узнать от меня, что тигры готовы биться до конца. И способны биться. Что в вас есть смысл вкладываться. Я отвечать буду перед ними своим именем, что вы не сдадитесь и не ляжете. Иначе Альфе не резон. Объявим Гамме войну а высадиться на Бете не успеем. Попадос это будет, — Пума смотрел на Лапу как на торговца на базаре, — Товар лицом надо посмотреть. Без экскурсоводов. На передке. Ближе к Кайфовой бухте.

Верховный махнул рукой, мол черт с тобой, разрешил ехать, не связываясь с генералами, подозвал мордатого, крупненького тигра:

— Это Стон, лидер бригады, приписанной к Пляжному району, рядом с Кайфовой. Он там теперь не главный, но хоть все дворы-закоулки знает. Пойдет с тобой, куда скажешь, — Лапа глянул Стону в лицо, — шкурой ответишь за Пуму, лидер. Идите.

Отошли к развалинам какой-то забегаловки. Стон вызывал к себе группу своих лучших штыков — десять бойцов спецназа для разборок, на трех машинах. Слушал Пуму, что ему надо в Пляжном районе заскочить в один дом — Расколбасная 32.

— Чувак, Расколбасная 32 уже за фронтом. Опоздали на пару часов.

— С меня косарь золотых, — бодро, как умел, улыбался Пума, держа тигра за плечо — Надо.

Стон облизывал губы и сопел, с кем-то активно чатясь в телефоне. Глянул на Пуму, словно прицениваясь как к салаге:

— Можно пройти. Только это будет кино-боевичок, не клуб путешественников. С тобой только три телохранителя? Лучше бы взвод.

Со слов Стона, тигры осознав уровень превосходства бритых в численности, броне, арте и крыльях, решили не цепляться особо за каждый дом и квартал, не пытаться держать фронт. Тем более, что большая часть города — частный сектор, хлипкие виллы, гостевые домики, лачуги, вагончики и маленькие дворцы. Каменных домов мало, и те целенаправленно ровняла с землей артиллерия. Ротные группы с тройкой танков да тройкой пушек завязывали бой в очередном домишке, давали несколько неожиданных залпов, наносили потери — и отходили метров на двести. Давали врагу снести дом-бедолагу в труху, занять развалины, пройти еще и подставиться под удар. Потом били в стыки, фланги свежими ротными группами при поддержке арты, вклинивались метров на триста-пятьсот, наносили потери и сразу отходили назад, сжигая за собой все залповыми минометами. На каждом километре одновременно несколько групп атаковали, другие отходили, что-то вроде дробилки. Получалась вместо фронта — горячая и бесформенная каша шириной с пару километров, протянувшаяся сейчас через весь город, в которой мало кто сейчас толком что понимал. Но вроде бритые в этом бардаке теряли больше чем тигры и замедляли темп наступления. А что еще надо?

Стон, его десять бандитов, Пума и три его телохранителя — колонной в три крупных джипа поползли по Оторве — проспекту шедшему вдоль моря, объезжая воронки и сгоревшие грузовики. Стон сидел рядом с Пумой во второй машине:

— Сейчас по Оторве в сторону Бургерной площади пойдут на вылазку десантники с парой танков. Их кэп не против, если мы ему сядем на хвост до Расколбасной, поддержим по дороге огнем. А там до 32-го метров триста вбок пойдем сами. Вроде прямо сейчас там бритых нет. Банк там вроде, да?

— Банк. У осьминогов там лавехи присохли, просили забрать. А если хотим верить, что они за нас вмажутся, то надо просьбу уважить.

Стон высунул в окно автомат, бросив Пуме «Готовсь, мы уже в Каше». Справа по колонне открыли огонь, беспорядочно брызнув из пулеметов. БТРы десанта впереди газанули, полетев стремглав по проспекту, за ними сопели танки. Тигры наугад огрызнулись по окнам ближайших домов. Продолжали ломиться вперед, не обращая внимание на стрельбу то слева то справа. Нападавшие били не прицельно и не преследовали. Стон и его парни тоже молотили из автоматов по сторонам. На патроны они пока еще не жмутся, думал Пума, почти оглохнув в пропахшем порохом салоне, — хотя при такой тактике они могут и не знать толком свой расход боеприпасов.

Головные бронетранспортеры выскочили к Бургерной площади. Первый сразу вспыхнул ржавой свечой, словив ПТУР из покосившейся трехэтажной закусочной с треснувшей башней и разбитыми часами. Второй с разгону с лязгом и скрежетом влетел ему в зад. Остальные три резко свернули вправо в проходы между домами, пустили дымовые шашки, давая десантникам спешиться и занять позиции в первых этажах. Танк выкатился на площадь, спрятался за первыми двумя бронетранспортерами, жахнул по закусочной, спрятав ее с глаз в пыльном непроглядном облаке. Площадь густо резали трассеры со всех сторон, грохот встал сплошной без пауз. Обе стороны строчили со всех стволов не видя целей, не парясь делить сектора обстрела. Стон сказал своим на джипах отползать во дворы направо, нащупывать в проездах выход к Расколбасной. Сверху воздух заходил ходуном, деревья пригнулись к земле, как балерины — низко над домами, чуть не цепляя крыши, плыл вертолет тигров. Накидал куда-то «за площадь» НУРСов — там за закусочной часто забабахало и зазвенело. Опорожнив боекомплект, вертушка пошла на разворот, но вдруг зависла, пустив черный дым, а потом и алые языки пламени. Накренилась и боком, ломая лопастями забор, рухнула прямо перед машинами Пумы, наглухо закрыв проезд.

Стон махал своим разворачиваться, в тесноте мешали друг другу и со скрежетом толкали в бока. Со стороны Оторвы посыпались пули — пулеметы и автоматы, в окно перед мордой Пумы цокнул снайпер, тигры и львы бросились из машин, прячась у колес, в кустах и клумбах, соображая откуда огонь.

Бритые показались в окнах двухэтажной какой-то детской кафехи. Бандиты дали туда с подствольников, накрыли автоматами. Стон оставил пятерых воевать с кафешкой. С остальными пешком потащил Пуму во двор коттеджа. Прошли толпой на счастье пустой дом насквозь, проломив забор вышли на что-то пошире проулка — наверное, это и есть Расколбасная. Побежали двумя группками по обеим сторонам улочки ища глазами банк. Конечно, нет надежды узнать его по зеленой крыше и пафосному крыльцу. Но вот тот серый горелый каменный особняк в три этажа был похож. На грех тут оказалось «занято». С окна второго этажа самозабвенно, пипецки длинными очередями фигачил во все стороны бритый пулеметчик, рядом маячил в глубине комнаты автоматчик-помощник. По местному обычаю на крыше сто пудов трудился снайпер.

Пума попросил Стона и его парней не шуметь без нужды и оцепить дом снаружи. Со своими телохранителями залез в окно и пошел по лестнице. С такой стрельбой пулеметчик с помощником вряд ли что-то слышали вокруг себя. Зашли в просторный зал с погромленными столами и креслами. Львы враз положили обоих из пистолет-пулеметов с глушителями. Сам Пума по пожарной лесенке, зажав в зубах нож, поднялся на крышу. Снайпер азартно выцеливал что-то в дыму на площади и не отвлекался по сторонам. С десяти метров Пума точно всадил ему нож сзади в сердце. Услышал слева шорох — там подавившись куском хлеба и уронив фляжку пытался подняться из присяди и вскинуть автомат еще один бритый — сидел видно перекусывал пока… Пума броском долетел до него, вцепившись руками в глотку. Повалил и душил, глядя, как вылазят из орбит глаза, слыша, как за спиной елозят по рубероиду сапоги.

Оглядевшись для верности, что больше никого, слез вниз. Сказал Стону со своими идти занимать оборону на крыше. Львы тем временем, вынув из ранца тротиловые шашки, бегом спустились в подвал. Подорвали двери в хранилище, Схватив по ящику потащили кряхтя и охая к крыльцу. Управились в две ходки. Все шло удачно, как раз подали кареты. Парни, оставленные воевать с детской кафешкой, подавили бритых огнем и выдавили их к площади, пригнали все три джипа невредимыми к банку. Пума смотрел, как грузят золото в джипы, видел, как бинтует тигр раненого товарища. Тот сжимал зубы и не ныл, выворачивал голову — заценить, как кровавятся повязки на спине, вертел в руках простреленную куртку. Жестко и даже зло вцепился в автомат, когда товарищ хотел его взять себе вместе с сумкой раненого.

Пума, конечно, бандит, но пару раз ему случалось бывать на войнах, ну еще он много про это читал. Такой войны, как тут в Годноте, он не мог припомнить. Хотя трудно припомнить, когда еще бандитам случалось вести вот такие масштабные сражения. Двадцать лет назад, например, тигры захватили Годноту, выгнав из города бритых, силами десяти тысяч отморозков. Налетели с гор и с моря, было много грохота и пожаров, бритые труханули и ушли, как потом оказалось, почти не понеся потерь. Правда, Годнота тогда была таким захолустьем и дырой, что не за что тут было толком воевать.

Теперь-то все по взрослому — десятимиллионный город, вытянутый почти стокилометровой узкой кишкой вдоль моря, обороняет стотысячная армия тигров, Лапа привел сюда все свои регулярные войска. Штурмует Годноту двухсоттысячная армия бритых, в небе сотни самолетов, в море десятки кораблей. По идее должно быть что-то на тему классического военного искусства — с фронтами, районами обороны, эшелонами. Но с другой стороны, думал Пума, а чего еще ждать от бандитов. Их тигриная храбрость и винный темперамент — это и есть налет-отскок. Атаковать целеустремленно, несмотря на ожесточенное сопротивление — это не совсем про них. Как и оборонять что-то стойко, до последней капли крови. Прав Лапа, решив вот так организовать сражение. И ведь эта его «каша» в основном держится стабильно — не прорывается нигде, отползает на север медленно, по полкилометра в день. Бойня идет уже десять дней, а бритые еще только в Пляжном районе — Центр, Промзона и Парковый Север у них далеко впереди.

Тигры рубятся отчаянно, но при такой своеобразной тактике они просто даже не в курсе какие несут потери. Если с вылазки возвращалась только половина группы, это не значило, что половина погибла. Тигры могли бродить в этой каше сами по себе а потом возвращаться вообще в расположение другого корпуса. В общем, кто его поймет, сколько они тут продержатся…

Пора уходить. Пума пошел на крышу забрать Стона. Застал тигров в возбуждении — нашли рядом с задушенным ящик с ручным ПЗРК. Носатый и пузатый боец, прильнув глазом к окуляру, присев на колено водил трубой по горизонту.

— Да валим уже, — напомнил Пума, — просил же не шуметь тут.

— Да подожди ты, — в нетерпении потащил его за руку Стон, — посиди пять сек.

Пума, зная тигров, не стал спорить. Зенитчик-энтузиаст вывалил язык и тяжко дышал, словно видел в оптику длинноногих красавиц на пляже. Впереди мелькал малой блесточкой быстро увеличиваясь самолет. Штурмовик бритых шел низко, метров сто, стремительно приближаясь и явно готовясь похоронить тигров-десантников все еще грохотавших на Бургерной. Наконец, уже четко стал виден остроносый хищный силуэт и донесся звук самолета. Тигр нажал кнопочку, за спиной у него жарко и ярко пыхнуло, завоняло жженым металлом. Красная шаровая молния понеслась криво но быстро вперед. Жмурились на солнце, силясь понять попадет или нет. Штурмовик озарился вспышкой и исчез — дальше летело вперед облако мелкого хлама, плавно оседая на крыши домов и участки. Тигры ржали как дети. Стон трепал носатого и хохотал — ах молодца, ах ты артист!

Пума, заразившись весельем, тоже сел на корточки и смеялся — ну щас-то валим?

— Ну красиво же, лев? — поднимался на ноги Стон, вытирая счастливые слезы с глаз, — конечно валим теперь.

На Оторве было шумно — может, возвращались с гулянки десантники, может, еще чего. Решили с грузом лучше идти на север проулками и дворами. Невидные среди заборов и густых палисадников ползли, провожая прицелами окна без стекол, чердаки и сараи. Обогнув какой-то магазинчик, повернули в переулок, тонувший среди роскошных высоченных пальм и выкатились лоб в лоб к колонне из трех бронетранспортеров. Никто не успел охнуть — ближайший БТР в упор всадил очередь из крупнокалиберного пулемета в головной джип. Машина утонула в туче пыли и ошметков, легла днищем на асфальт. «Да твою же еб…! По своим же бл…! — орал Стон, вываливаясь из второй машины, — Суки, допились!»

С брони спрыгнул тигриный лейтенант, зарычал, типа кто такие, что тут лазите⁈

— Тебя, падла, не спросили, где полазить! — Стон лязгнул затвором, наставив автомат на офицера.

Пума сзади навалился на Стона, повалил на дорогу — «Стоп, братуха, не стреляй! Стоп!» Кивнул тиграм держать-успокаивать Стона. Сам вместе с львами бросился к джипу. На передних сиденьях смотреть было не на что. А на задних еще вроде хрипели. Вытащили двоих еще живых, положив на траву у обочины. Сказал львам колоть им свои антишоки и тащить крутую Премиум аптечку Пумы — задорого куплена на Аламе, может иногда чудеса. Берег для себя.

Стон сидел у разбитой тачки и выл. Лейтенант ругался по рации и обещал санитарный БТР через пять минут. Пума держал раненого в живот тигра за руку, узнавал веселого зенитчика, того, что жаловался на пузо и лишний вес, тяжело ему было бегать на этой войне:

— Ну как ты? Жив что ли? — Лев как умел беззаботно лыбился в лицо раненому.

— Да вроде жив. Бл… как же не в тему то, — шипел сквозь зубы тигр.

— Ща доктор подкатит. Выберешься. Еще и жир тебе с пуза нахаляву срежут. Станешь опять молодой и стройный, — Пума похохатывал, ласково держа его ладонь.

Зашуршала рядом приземистая и тихая бронированная санитарная машина. Львы помогли погрузить этих двоих на носилки и потом в кузов. Тигры чертыхаясь-матерясь перекидали из разбитого джипа ящики с золотом на два оставшихся и сдвинули их к обочинам — дали пройти вперед, к Расколбасной, колонне бронетранспортеров. Расселись тесно, ехали дальше молча, останавливаясь перед каждым поворотом, посылая кого-нибудь пешком глянуть, что там едет за углом.

Проехали мимо Ленивой, там Лапы уже не было, двинулись к Теплой Лежке. Сгрузились. Обнялись. Расплатились. Попрощались. Стон помчался к себе на район. Пума, вытирая спецсалфетками кровь с рукава, спрашивал Верховного Тигра, как думает, сколько еще продержится Годнота.

— Сколько будем живы, лев. Мы из города не уйдем, тут ляжем, — Лапа говорил спокойно и уверенно, — мобилизация идет по плану. Мехсом будут оборонять резервисты, тысяч 70–80 соберем. Оружие, конечно, на складах старое. Но уж это будущего Верховного забота. А наш сериал здесь закончится. Последний мой сезон…

Пума смотрел поверх разбитых и задымленных пансионатов и отелей на чудесно спокойное вечное море. Лапа решил добавить послу Альфы конкретики:

— А вообще от моря все зависит. У бритых по кораблям перевес в пять раз. Оттеснят наш флот от Кайфовой бухты, выкатят прямо к берегу свои фрегаты — тут наша каша и пригорит. Короче, неделя-две и занавес, кончится наше шоу. Чтоб Мехсом потом продержался до высадки львов — надо чтоб волки помогли прямо сейчас, а хорошо бы и осьминоги.

— Волки помогут, Лапа, осьминоги хэзэ.

Тигр кивнул, глядя на синее гладкое, как стекло, море.

Ветка с Ферсом сидели в ее директорском кабинете Ассоциации Банков, смотрели ТВ — последние новости с фронтов. Снежные барсы наехали всеми силами на Степных волков на востоке Континента. Наступали на Меркет, десятимиллионный город, пересечение всех дорог между Волчьими Степями, Тундрой и Волчьими Горами. Численно барсы и волки были равны, примерно по полторы сотни тысяч штыков. Правда, танки, артиллерия и авиация у барсов были допотопные, третьего поколения. Волки бы их разнесли легко. Но в Тундре, в Ледовой Арене завершил высадку десант Гаммы — 45 тысяч бойцов с вооружением пятого поколения — гораздо круче, чем у степных. Теперь исход войны было трудно предугадать. Экран показывал жуткие последствия авиаударов Гаммы по степной столице — Серому городу. ПВО степных волков опять прошляпила налет навороченных гаммовских бомберов-невидимок.

Ветка смотрела, как выносят из-под завалов тела детей и женщин, как чернеют провалы в девятиэтажках от рухнувших подъездов, как стонет мать над пластиковым пакетом размером в человеческое тело. Уже почти два месяца по ТВ нет ничего, кроме этих сцен из покалеченных городов, пожарищ Годноты и Цереса, стадионов и ТРЦ, заполненных ранеными или беженцами, женского плача и мужицких проклятий. Но Ветка еще не могла к этому привыкнуть.

— Ты, Ферс, что думаешь? — решила Ветка отвлечься от видеоряда из Серого, — хочешь сотрудничать с администрацией? Или воевать?

Ветку передернуло от мыслей, что бомбы могут лечь и на Железнорудск, и на Змеинодольск. Вся ее родная земля тоже может стать кровавым пепелищем.

— Война — дело разорительное. Она, как крутая стерва — оберет до ниточки, последнее возьмет. Начинаешь войну — готовься остаться без штанов. Лучше бы миром обойтись было, — Ферс с тоской моргал по сторонам — по стенам Веткиного кабинета, — но бритые — жадные твари. Конечно, у них единый налог меньше того, что у нас барыги в среднем платят бригадам. Но у них же еще кассовый сбор со всех продаж, да еще социальные взносы. Все вместе — вдвое больше, чем с нас сейчас берут. Я про взятки и откаты уже молчу — вертухаям всегда мало, сколько ни дай. Малый бизнес еще как-то живет-выживает… А крупняк в таких цепях держат, что это уже и не бизнес, а служба. Никакой свободы, никакой независимости. Мало, кто из наших хочет такой жизни. Если волки решатся воевать, то наверное, поддержат их барыги. Но, главное, чтоб тогда уже воевать по полной, всеми силами, до победы.

Тос, директор Горно-Промышленного Банка, вошел, стремительно прошагав к столу, плюхнувшись в кресло напротив Ветки:

— Слышали? Лапа погиб. Остатки тигров, может, пару дней продержатся в Годноте. Не больше.

— Ничего другого ждать уже было и нельзя, — смотрел в пол Ферс, — Когда флот бритых вошел в Кайфовую бухту, весь город в прицеле их кораблей.

— Хана всей их армии, никто не захотел отступить. Все 80 тысяч там легли.

— Это тигры. Они такие. Но вроде полторы сотни тысяч бритых в Годноте набили. Моя служба безопасности по крайней мере примерно столько насчитала. Ну да, раньше, чем через месяц Эфедрин там дальше не двинется. Будет второй эшелон подтягивать. К тому времени тигры в Мехсоме подготовятся, — Тос кивнул на календарь на стене с горным пейзажем, — Но если им никто не поможет, их со всем этим старым хламом с оружейных складов, за месяц раздавят.

— Может, чуть дольше. Сейчас, небось, бритые все свои ВВС на Панду бросят, медведей с хребта высаживать, — Ферс массировал ладошкой рукоятку дивана.

— Ферс, не кривляйся. В любом раскладе, если не вмажутся волки и осьминоги, то через три месяца все будет сделано, и львы тогда не смогут нигде высадиться на Бете, даже если решатся воевать. У нас нормальные космодромы для тяжелых звездолетов только в Мехсоме и Медвежьегорске. Знает твоя СБ, что решили наши волки?

— Нет еще у них решения. Клюв советуется со всеми пока.

В скайпе на компе Ветки крякнул и появился Вест, мэр Железнорудска:

— Это дурдом просто! Бред! Слышали, что псих из Пещеры сказал? — Вест с негодованием воздел очи к потолку, — неужели нельзя нормальных артистов нанять — чтоб говорили правильные вещи. Эти советнички из психбольниц вечно же что ни ляпнут, то как в воду… смотрят.

— А что он сказал? — Ветка была в курсе, что делегация волчьих предводителей собиралась в Пещеру — лечебницу для самых тяжелых душевнобольных, спрашивать мнение Звезд про войну.

— Сами смотрите, мне видос на телефон Ягуар сбросил.

На экране по ссылочке Веста показалась одноместная палата — на полу рядом с койкой корчил гримасы сидя на корточках псих. «Что скажут Звезды волкам про войну?» — слышен был за кадром голос Клюва. Псих вытаращил глаза и мелко затряс головой, перекосил лицо и визгливо выдал: «Хороший волк — мертвый волк!» Пустил густо слюну, упал на пол и забился в припадке.

— Да уж, — сопел Вест, опять появившись в мониторе, — с таким советом, могут волки решить постоять в сторонке.

— Тебе-то какая печаль? — Ферс встал к столу налить себе коньячку, — Твой Железнорудск целее будет.

— Еще скажи, порядок бритые наведут, — кривил узкие свои губы Вест, — бывал сто раз я в Бритой Степи. Тоска у них, провинция, глухомань. Серо все, серее моего железнорудского неба. Под ворами так спокойно, что как на кладбище. Можно до седых волос допердеть, а жизни не увидеть, даже вспомнить нечего будет.

А мне-то лично и вовсе под бритыми нечего делать. Я сейчас здесь — избранный населением мэр. Сам по себе, никакого фюрера надо мной нет. Да, с бригадами бывает сложно. Но их много, между ними можно лавировать, торговаться. А под единой администрацией не полавируешь, раздавят, как бетонной плитой. Да и мэров там не народ выбирает. Аханодин назначает. Мэры да префы — просто его чиновники, захочет вышвырнет в любой момент. А меня и не назначат — по понятиям вертухаевой кадровой службы я не пригоден для руководящей работы. Там послушные нужны.

Вест исчез с экрана на полслове, как будто его уже вышвырнули гамма-вертухаи, вместо него нарисовался Клюв — невыспавшийся, явно усталый:

— Веточка, доченька, здравствуй! — Верховный на мгновение по-отечески улыбнулся, — Ты-то что думаешь про войну?

— Жалко кровь лить и деньги жечь, Верховный, — Ветка кивнула за спину, на сидевших за ней Ферса и Тоса, — но под бритых нам не особо охота. Мы-то невооруженные, Клюв, война — ваше, волчье дело. Вашим шкурам под пули идти. Мы обсудили. Что вы решите, то мы и примем. Будете воевать — поддержим, как сможем, денежкой. Решите сотрудничать с Администрацией — выкрутимся как-нибудь.

— Ладно, Веточка, будь здорова, — Клюв улыбнулся и ушел с экрана.

Врубили новости по ТВ. Там в свежем выпуске показывали, как стоят на террасе дома Клюва в Железных горах и что-то тихо говорят вчетвером — сам Клюв, Ягуар, предводитель Длинных Болот, Одноглазый из Грозного леса, да Орел со Змеинной Долины. Самые уважаемые деды Волчьих гор. Диктор сообщил, что есть слухи, мол, в эти минуты идет в онлайн режиме в секретном чате Совет лидеров всех бригад горных волков.

— Похоже, сейчас все решат, — напрягся Ферс.

— Тянуть уже некуда, пора, — глотнул кофе из белой маленькой чашечки Тос, — Край.

Повисла заставка — на весь экран бился на ветру белоснежный флаг с черной волчьей мордой. Играло торжественное техно. Внизу бежала строка крупно и красно: «Внимание! Железнорудск, 10 мая. Ждите важное сообщение!»

Показался рабочий кабинет Клюва, Верховный сидел за столом. У него за спиной стояли шеренгой Ягуар, Одноглазый и Орел. Клюв поднял глаза в камеру и заговорил твердо и внятно выговаривая каждое слово:

— Волки и жители Волчьих гор! Согласно порядку, сегодня лидеры бригад судили-рядили по теме предложения Аханодина и проблем степных волков, медведей и тигров. Участвовали в Совете 88 лидеров. 62 из них поддержали решение, предложенное мной, Одноглазым, Орлом и Ягуаром.

Слушайте, свободные и остальные, что решил Совет лидеров!

Первое. Сотрудничать с администрацией Гаммы не будем.

Второе. Всеми силами окажем помощь братьям степным волкам, товарищам нашим тиграм и соседям медведям. Я, Верховный предводитель горных волков, с общаковой армией немедленно иду в Меркет на соединение со степными — биться против барсов и Гамма-десанта. Четыре западных территориальных корпуса сейчас же выдвигаются маршем на Мехсом — помогать тиграм отстоять свою столицу. Три центральных территориальных корпуса срочно уходят в Медвежьегорск — в помощь медведям. Три восточных корпуса занимают оборону в Железнорудске и на наших границах — обеспечивать порядок в родных горах. От каждой бригады в течение двух недель собрать по сто вооруженных, сформировать на их основе двадцать диверсионных батальонов по пятьсот человек. Десять батальонов отправить в Пальмовые Рощи — вместе с тиграми косячить на коммуникациях армии бритых. Другие десять батальонов в Церес — то же самое совместно с медведями. В мое отсутствие за главного остается Ягуар.

Третье. Совет объявляет о мобилизации резервистов. В срок три месяца собрать десять новых корпусов на территориях и новую общаковую армию. Вскрыть склады и базы хранения техники, провести учения.

Четвертое. Нападение Аханодина и его бритых шестерок угрожает всем свободным. Предлагаем львам и осьминогам поддержать нас и присоединиться к борьбе.

Пятое. Вторжение вертухаев и воров несет горе и разорение всем жителям Беты — труженикам, барыгам и префам. Совет решил не повышать сборы с бизнеса и земель. Но просим всех невооруженных по мере возможности добровольно помочь нам в этой войне. Просим префов поддержать сборы резервистов довольствием и транспортом. Готовы принять помощь барыг в оснащении и снаряжении диверсионных батальонов.

Волки! Бойня предстоит кровавая и жестокая. Многих из вас больше не увижу, но уверен никого из нашей стаи не придется мне презирать за трусость. Прощайте.

Звезды ясные — судьи наши и учителя! Мы, волки, услышали ваши слова от психа из Пещеры и приняли их. Будем биться до конца. Мы хорошие волки, мы готовы умереть, но не сдадимся. Нам в неволе не жить. Мы на клеймо и ошейник не согласны. Свобода или Смерть!

В динамиках залязгало загудело тяжелое техно. Экран опять показывал черного волка на белом. Ферс откинулся на спинку дивана:

— Потом через голосование проведем формально, но ты, Ветка, уже считай, что Ассоциация решила выступить генеральным спонсором партизанских батальонов. Поспрашивай у волков поконкретней, что им надо для диверсантов, дай список — мы все закупим и распределим через предводителей.

Ветка отправила банкиров, сама быстро собралась, заказала вертолет на Змеинодольск. Соскучилась по братве на Кобре, надеялась хоть бы что-то узнать про Радугу. Думала, что хоть теперь-то Рыжий вернется на Бету. «Что он, блин, нашел у нее там в черных кудрях? Не настолько же…» — брезгливо анализировала полугодовой зависон Радуги в Мановахе. Чувствовала обиду и унижение.

На Кобре встретил Боянис, сказал, что Радуга только-что звонил и опять ушел со связи — приказал отправить в диверсанты ту сотню, что готовили на Орион, сотником с ними отправить Удава. Боянис дал Ветке ключи от кабинета Радуги, типа ей надо было забрать какие-то свои старые документы.

Дочь Хаса осталась одна среди разбросанных шмоток Рыжего. Смотрела на свое фото у него на столе, на фото в шкафу, где вчетвером — Она, он, Гепа и Скворец. Обнимались и смеялись. Потрогала его стол и кресло, сложила аккуратно в стопку его штаны, рубашку и кофту на диване. Сняла из антресоли его шапку, намочила руку под краном, пошуровала ей в шапке. Наковыряла так несколько рыжих волос, положила в коробочку из-под лака для ногтей.

Вышла, заперев дверь, спустилась на улицу и пошла дорожкой, что помнила с прошлой осени — в лес. Сейчас, в середине мая, лес пел голосами сотен птиц, играл распустившимися везде цветами, пах тысячами оттенков буйства молодой и зеленой жизни. Все здесь готовилось к горячему и веселому лету, мечтало об исполнении надежд. Не плутая вышла к «своей» тропе, остановилась у располневшего и посолидневшего ручья, села у ствола могучей тетки-широколиственницы. Зажгла свечу.

— Благодарна тебе, Лес-батюшка, за советы. Проросла наша Ассоциация. Пошли дела более-менее. Но вот беда. Враги напали лютые и жадные. Все могут отнять, сжечь и сломать. Как отбиться — не знаем. Сил мало, — Ветка повернула лицо вверх, где протяжно зашумели еще пока куцые кроны. Послушала, как журчит ручей и пищат какие-то птички-невелички в кустах, — И подскажи, мне Отец, как вернуть Радугу. Загулял совсем. Возится с той, что с Врагом нашим дружит. А Радуга нам тут нужен. Предчувствия дурные. Может, эта война — только начало? Дальше еще страшней? Может, Радуга нас спасет? Пусть вспомнит обо мне. Пусть вернется. Помоги, Батюшка-Лес, подскажи.

Ветка вынула из коробочки рыжие волоски, приблизила их к свече. Смотрела, как они изогнулись, свернулись истончившимися кольцами и почернели. Пела тихонько на старом местном языке песню-заклинание.

Вернулась на Кобру, нашла в Дежурке Бояниса, вернула ключи, узнала, что опять звонил и не застал ее Радуга. Оказалось, Орел просил дать комбата от Кобры для змеинодольского партизанского отряда. Радуга назначил Ворона. Уже стало известно, что диверсантов с Долины Змей отправят на Тигровый Берег, в Пальмовые Рощи. Ворон готовился, что все будет долго и серьезно — диктовал Ветке, что хорошо бы прикупить на деньги ее Ассоциации:

Ты нам Ветка побольше купи термобелья, налокотников и наколенников. Прицелы нужны, носки, медикаменты, особенно от простуды. Аккумуляторы. Сигареты. Еще поддонов складских деревянных много. А еще заряди девчонок масксети плести — их тоже много надо. Пусть во всех офисах вяжут. Дело не сложное, я тебе видос брошу с инструкцией, как их вязать. Ну и бензин, спички, спальные мешки, палатки.

— Что, Ворон, стремно? — улыбался Боянис, глядя на необычно меланхоличного товарища.

— Да нет, корешок, не страшно мне, — Ворон, горестно усмехнулся, играя на ладони новенькой портативной рацией, — Обидно. Жалко, что все на этом может кончиться. Что-то я не успел. Не известно что. Но что-то важное протупил, о чем-то не подумал. А уже не воротишь. Не пересдашь экзамен. Эта война, как звонок с урока. Все на этом. Срок наш вышел. Что успели, то успели. Что нет — то уже точно нет. Прощевай, Боянис, держись.

Ветка никогда не видела раньше Ворона таким — сгорбившимся, старым. Лицо было сухое и черно-белое, как на памятнике. Чувствовала, что он подводит итоги своей жизни. Видела, что он не доволен и итогами, и собой. Ворон встал со стула и пошел на выход, повернулся уже в дверях к Ветке:

— И жалко, что ты не вместе с Радугой. Думал, вы будете жить тут после нас всех, — мирно, богато да счастливо. Детишек растить станете… Что у вас все будет по человечески. Не по волчьи.

К вечеру вернулись с города Гепард и Скворец — им вроде мобилизация грозила меньше всех — Радуга назначил их в личный неприкосновенный резерв. Они упросили Ветку отправить все распоряжения по ассоциации вацапом, а лететь в Железнорудск завтра утром, — остаться этим вечером на Кобре. Хоть посидеть втроем, соскучились же, не виделись сто лет.

За окном, как когда-то, Ветка опять видела яркие огни космодрома в ночи, бледно мерцавшие силуэты звездолетов, светившиеся окна терминала. Не врубали музон, сидели в тишине в кабинете Радуги, думали-гадали чем все это кончится. Хотели подключить Радугу в скайпе — типа выпить вчетвером, но тот опять был не в сети. Сидели за столом лениво ковыряя вилками закусь, беседа че-то заглохла, повисла тяжкая медленная пауза.

— Сука, ты, Ветка — Радугу динамила. Он бы не прилип к этой черной ведьме патлатой, — Гепа давил кулаком в стол и сжав губы, смотрел куда-то над ней, — Суки вы все, бабы. Получила свое и убежала.

Ветка растерянно моргала на вольготно полулежащего, широко раскинувшего руки на диванной спинке Скворца, ища поддержку.

— Не обижайся, Гепа, — Скворец тепло тронул его за плечо, — так принято. Это естественно. Это мы их любим. Только мы, мужики, и способны любить, да и то не все. А сучки могут только терпеть нас, если им нужно. Это природа. Предъявить никому тут ничего нельзя.

— А ты, Ветка, небось только и ждешь, чтоб нас всех перебили, — Гепард зло смотрел ей в лицо, видя, как она отводит взгляд, — вы все такие.

— Не злись, Гепа. Это природа, так устроено, — Скворец лыбился в потолок пьяно и жестко, — но легче им без нас не станет. Бритые такие же как мы. Не добрей и не ласковей. Только беспонтовые, не смеются никогда и жлобы.

Ветка, не чокаясь с волками выпила, трое сидели молча, глядя пустыми глазами в пустоту…

Срок спустился на лифте на минус второй, взял в дежурке троих специалистов Galaxy Sec с наборами палок и шокеров, вместе прошли по лестнице еще вниз, потом по длинному коридору с коричневым линолеумом и крашеными зелеными каменными стенами. Тут держали пойманных хакеров средней руки — мошенников, вымогателей, киберворишек. Сул наугад остановился напротив серой железной двери и кивнул палачам. Местный контингент особо не о чем было допрашивать, не великие были за ними дела… Кошес искал здесь не сведения и не правду. Он искал тут любви.

Сотрудники открыли дверь, врубили беспощадно яркий белый свет, внутри испуганно метнулся к стене узник. Сжался, закрылся руками. Палач грубо схватил его за плечи, рывком поволок к стулу, прибитому к полу, усадил, пристегнув ему руки и примотав ремнями туловище к спинке. Второй подошел к сидельцу спереди, ладонями поднял ему лицо перед собой, смотрел в глаза так, что тот задрожал и тяжко прерывисто задышал. Третий заорал ему в ухо — Кто тебя надоумил? Кто тебе подсказал, сука? Говори, мразь!

Перед лицом страдальца настраивали шокер на максимум, ржали, громко делали ставки — обоссытся в этот раз или нет. «Будешь молчать, на десятку поставим заряд. Зенки свои высрешь!» — палач готовился, молча игноря вопли пленника, с придыханием, соглашавшегося подписать что угодно, только бы они сказали, что именно… — Нам правда нужна, тварь! — ударил его наотмашь палкой сотрудник, — Сейчас…бнет так, что все вспомнишь, падла, все расскажешь!

Шокер синими искрами приблизился к лицу хакера, его зрачки застыли, рот скривился от непосильного ужаса, правая штанина темнела и мокла, его плечи и ладони тряслись, от него пахло прелым перепуганным мясом, дерьмом, бойней. Срок знал это чувство. Оно с разной силой, в разных сочетаниях и концентрации владело им все пятнадцать лет, что он провел за забором. Безграничная беззащитность, возможность боли и смерти в любой момент по чужой неведомой и непредсказуемой прихоти безликой системы или любого конкретного начальника. Когда втягиваешь в ужасе голову от мелькнувшей тени, от чьего-то недоброго взгляда, слова, намека. Кошес смотрел на затравленного тощего зверька, узнавал себя, чувствовал вместе с ним отчаяние, беззащитность и зашкаливавший все животный страх.

— Ну что ты? — Сул подошел к пленнику, приложил мягко и нежно ему свою ладонь на холодную щеку, — Не плачь. Тебя сегодня не будут мучить.

По щеке, на пальцы Срока лились теплые слезы, он чувствовал прелый пар от волос над ухом, голова узника мелко дрожала. Кошес присел на корточки перед горемыкой, смотрел внимательно ему в сморщенное, как смятая белая салфетка лицо, в опустошенные глаза, на кривые тонкие губы. Слышал соленый запах от мокрых штанов. Сул плакал, да, он за этим пришел, он опять словил это. Он любил слышать это чувство, он любил тех, кто это чувствует, они ему как братья, они на одной волне. Лютый ужас перед безжалостным злобным миром. Кошес трепал ласково хакера за волосы, тихо говорил ему нежные слова, плача и улыбаясь блаженно, видя, как слезы пленника текут ручьями, как он краснеет, рыдает, икает, расплывается на стуле.

— Человек слаб. Мы ничто перед этим. Наш удел — Страх, — Сул роняя слезы сунул ладонь к губам пленника, счастливо видя, как тот принялся горячо и неистово ее целовать теплыми сухими губами.

Срок любил его сейчас всем сердцем, любил сейчас всех людей, всех братьев своих, кому довелось воплотиться в этой безграничной холодной темнице Космоса на радость неутомимым палачам. Вышел прочь счастливый вместе с сотрудниками, слыша как пиликнул за спиной электронный замок, уехал на лифте к себе в кабинет. Внутри было тепло и возвышенно, он будто чуял сейчас всем своим нутром каждого человечка во всех галактиках, на даже даже самых далеких планетах — несчастного, год за годом живущего в страхе перед судьбой. Надо бы уже и отвлечься, вызвал коньяк и сводку с фронтов Беты за ночь.

Группировка в Годноте продолжала подтягивать эшелоны, готовясь к маршу на Мехсом, работая в его направлении разведкой. В Волчьих Степях положение не менялось, стороны перешли к позиционной войне вокруг Меркета и Серого. Тылы сосредотачивали силы для противодействия нахлынувшим в Пальмовые Рощи и Церес диверсантам. Активные действия вчера весь день и в ночь велись только на Панде. Туда работали массированно ВВС Бритых и Гаммы, засыпая горы бомбами, выбивая медведям бойцов, технику и укрепления, создавая для наступавших армий необходимое численное превосходство. Сегодня после авиаударов и артподтовки планируется силами 12-го корпуса овладеть Холодным перевалом.

Дивизион из пятнадцати штурмовиков чуть свет, в шесть утра налетел на Балон, гору слева от перевала. Остроносые серебристые хищники взялись истыкивать вершину и склоны перьями инверсионных белых струй, отмечая каждый укол огромной яркой вспышкой разрыва тяжелой бомбы. Весь боезапас — 90 снарядов ложились плотно, сотрясая гору, обваливая вниз огромные камни, выцеливая обнаруженные радиоразведкой опорные пункты засевшего там медвежьего батальона. 4-я бригада с танками и артиллерией накапливалась в мелких лесочках и обширных кустарниках у подножия, готовясь идти вверх.

Отряд Хитрована ждал окончания авиашоу, чтоб двинуться к восточному склону Балона — пологого и относительно ровного, правда и совершенно голого без хоть хоть каких-нибудь зарослей. Летчики жарили по полной — была надежда, что от медведей ничего не останется. Земля гудела и вздрагивала под ногами, сверху доносился шум обвалов и камнепадов, прорываемый резкими и оглушительными бахами взрывов. Гора погрузилась в тучу черного дыма и серой пыли, озарялась короткими блесками вспышек. Штамп, стоявший, прикрывшись броней рядом с Хитрованом, чувствовал младенческий инстинктивный ужас ногами от ходивших ходуном камней, мальчишеский восторг от этой мощи небесных бойцов, хлеставших гору звучными и смачными шлепками своих сокрушительных перчаток, и зрелый оптимизм — может, получиться забраться на Балон без особых потерь.

— Первая группа пойдет корячиться прямо по склону, — орал ему в ухо Хитрован, — А ты двинешься дугой по грунтовке вдоль ручья. Она хоть немного скрыта зеленкой. Там по карте могут БТРы пройти. По крайней мере до авиаудара было можно… Попробуй затащить броню на тот уступ. Если наткнешься на мохнорылых, не геройствуй, обозначай передний край и вызывай арту. На тебя пять РСЗО будут работать, пять кассет дадут.

Штамп побежал к своим, радуясь свежему утреннему прохладцу и росе на траве. Приказал группе садиться поверх брони и вытягиваться в колонну. Нитка из 15 машин потянулась к грудам камней с торчавшими из них деревцами, тесными зарослями кустов, где гремел ручей и уходила вправо плавно поворачивая колея дороги. Выдвинул три броневика вперед, приказав остальными идти за ними на дистанции метров двести. Уселся на башне головной машины, вцепившись рукой в пулемет.

Вверху кончило грохотать, в рации прошипел голос смотрящего — Всем Вперед! Штамп постучал по башне кулаком, машина качнула его и потащила вверх. Листва местных низкорослых и кудряво изогнутых деревьев скрыла черное дымное небо, окружила зеленоватыми тенями, ровным шорохом крон и воды в камнях. Ползли опасливо, километров десять в час, внимательно глядя перед собой и по сторонам. За поворотом встали. Перед носом на уступчике торчала из камней развороченная коптившая ржавым и кислым башня вкопанного танка. Вокруг были разбросанные бревна и доски, листы железа, рвань палаток и тентов. За обочиной вверх гусеницами лежала БМП. Штамп обшаривал взглядом остатки взводного опорного пункта бандитов, искал опасность, выживших медведей. Наткнулся глазом на туловище без ног, не сразу понял, что это, долго вглядываясь. Начал видеть везде вокруг куски тел в крови, пыли и песке. Зацепился на мертвом лице — крупном, щекастом, с выпученными серыми глазами и оскаленным ртом. Живых никого.

За деревьями на склоне пошло стрекотать — походу наткнулись на кого-то. Стрельба там нарастала, пока ее не перекрыл рокот зениток — пять скорострельных зениток, прикрывали движение Хитрована по склону. Штамп махнул своим — десяток бойцов останутся здесь обшаривать руины взводного опорного пункта. Остальные двинулись дальше вперед по тенистой дороге.

Второй взвод медведей застали в таком же виде. Рыча и шмыгая БТРы огибали чудовищные воронки и тлевшие останки БМП, теснясь среди черных в копоти камней и торчавших жжеными спичками деревьев. На склоне регулярно доносилась трескотня пулеметов и шквалистые порывы зениток — Хитрован там испытывает затруднения. А Штамп с сожалением понимал, что может так и дойти до заветного уступа без боя. С сожалением, потому что авторитеты просили найти повод списать в потери приписных, слишком много с ними мороки, а вертухаи пишут приказы отрядам из расчета на полный списочный состав. Хитрован, определив в помощь Штампу, шедшему на более-менее трудно просматриваемом участке, пятерку РСЗО, как раз и намекал, что хорошо бы там что-нибудь изобразить про упорный бой и дружеский огонь…

Колонна подошла туда, где грунтовка делает резко и вверх поворот, выходя на складку полсотней метров выше. Здесь узкая полоса зарослей вдоль ручья расширялась до маленького но густого непроглядного лесочка. Рядом с плечом Штампа остро цокнуло звякнуло металлом по башне, в крае левого глаза брызнули искры, резко дернул головой, так что свело шею. Увидел на соседней машине повалился на бок и потом рухнул с брони на камни бугор второй камеры. В груди сдавило и сжалось так, что не мог продохнуть и крикнуть, махнул рукой всем вниз и спрыгнул, упав, растянувшись у колес. Услышал над собой порвавшее уши БЗДЫН!, почуял жаркое прикосновение тугой волны раскаленного воздуха. Кубарем покатился с дороги вниз убиваясь о камни локтями, коленками, спиной и всем прочим, успевая иногда видеть, как ярко горит фонтанирует искрами его БТР.

Упав за кривым стволом дерева в каменной нише едва с него размером продыхнул и заорал с визгом и клекотом — Всем вниз! От брони на нах…! Стонущей от боли ушибленной о камни рукой достал гарнитуру рации, дал команду водилам БТР отползать по дороге вниз и назад, палить с пулеметов по зеленке над собой. Сверху полился шквалом огонь из автоматов, временами бахало гранатами расшвыривая на бешенной скорости горстями камни с голову размером. Приподнявшись, смотрел, как горят три его БТРа, рядом с ними лежали тела его бритых, возможно, с десяток или два. Ниже дороги кочками среди камней и кустов торчали бледные перепуганные лица его бойцов — смотрели на него.

Гранаты залпом по кустам над дорогой! И бегом вниз! Шина, дай дым! — Штамп ковырялся в своем ранце, вытаскивая лакированный навроде пейджера брусочек, — Реактивщики, огонь на датчик тремя кассетами. Две минуты!

Бросил датчик наверх к обугленному коробу своего БТР. Швырнул за него подальше, на ту сторону дороги гранату. Остальные тоже метали — там хлопало и бахало, пулеметы медленно пятившихся задом вниз бронетранспортеров рокотали туда длинными очередями тяжелых пулеметов. Шина замутил свои дымовухи, белая пелена начала подниматься над дорогой, скрывая все и всех. Штамп косолапо, спотыкаясь, охая и матерясь поскакал по камням вниз, перепрыгивая ветви, огибая деревья и кусты, вокруг с треском толпой проламывались через заросли остальные, толкаясь, то и дело падая, кувыркаясь и ругаясь.

По такой беговой дорожке за две минуты только и успели отодвинуться от дороги метров на двести, а то и меньше. Со свистом и гулом, ломая деревья и все вверху, накрыло сплошным кипящим варевом огня и грохотом. Вниз покатились огромные камни, тяжелые стволы и ветви, пополз и потом посыпался перекатываясь, как игрушка, через крышу БТР со вскрытым искрившей дырой боком. Штамп вжался в своей нише в камень, прижавшись руками и лбом к трясшейся под ним горе. Камень вибрировал, над головой крутились горячие тугие вихри с крепким фаном взрывчатки и гари. Штамп вдавливал себя в камень и боялся поднять глаза вверх, туда где бушевало черно-красное, металось и скакало, орало и шипело огромное и невообразимое другое пространство и время, сжирало все живое, забирая к себе во врата ада, где жар и огонь, где секунда как вечность. Штамп трясся, по вискам тек холодный пот, холодные мокрые волосы слиплись на затылке, зубы стучали, руки дрожали. Он молился Единому, чтоб остановил Это. Оно не могло принести ничего доброго — только камень по башке или кусок дерева, осколок мины, могло пришибить чем угодно из того что сыпалось и летело сверху, могли реактивщики взять чуть ниже и зацепить парой снарядов сатаневших от ужаса солдат его группы. Штамп сжимал потные кулаки, через гул и звон в голове, не чувствуя онемевшее свое перепуганное тело, молился Единому — Пронеси! Мне страшно! Прости!

Ему показалось, что чья-то ладонь прикоснулась к его щеке — теплая и милосердная, кто-то сострадал ему, любил его — жалкого и размазанного страхом на камне, скрючившегося как затравленная зверушка. Вверху стихло. Там шумел пожар и камнепад, чернел дым и пыль, но больше на бабахало, не трясло и не шипело. В рации появился Хитрован:

— Потери?

— Не меньше тридцати, — тихим голосом с трудом двигая языком отвечал Штамп, оглядывая своих, — И три БТРа. Дорогу завалило, дальше не пройдем броней.

— Тридцать это всего? — Смотрящий не мог говорить открытым текстом по рации, которую могли слушать вертухаи, но намекал на приписных.

— Нет, это не всего…

— Бл… это много, Штамп. Тебя наказать могут. Давай тогда на подвиг иди. Оставь машины на дороге и с ними человек двадцать. С остальными корячься наверх, очисти место засады, добей там все. К тебе инженеры с бульдозероом придут дорогу чистить. А ты штурмуй уступ. В 8–30 ты должен его занять и подтащить туда БТРы. Мне к 9−00 броня на уступе нужна. Есть.

Штамп сжал кулаками виски, глубоко вдохнул-выдохнул, вылез из своей ниши, начиная чувствовать, как болит вывихнутая нога. На четвереньках добрался до обрубка ствола дерева, встал на ноги, рявкнул по суровее — Группа, вперед, в атаку!

Народ пополз по пням и корягам, Штамп подгонял, взбадриваясь, стрелял короткими очередями вверх. Не встретив ни выстрела, вышли к дороге, заваленной теперь камнями и деревьями. Решительно полезли дальше, цепляясь руками за все, что торчало. Кто-то временами осыпался вниз кувырком, но в целом атака шла не плохо. Среди пыли и осколков встречались жженые тряпки, искореженное оружие, обезображенные, не похожие на человечьи, останки и части тел. Ориентироваться было сложно, но, похоже, вышли на верхний ярус дороги, туда должны были въехать колонной после поворота, если бы не засада. Дальше путь шел наискосок влево и вверх через еще целые заросли к заветному уступу. Там могла бы быть засада. Штамп решил не рисковать и вызвал туда огонь РСЗО.

Пока там грохотало и горело чудовище, выжигавшее все подряд и, возможно, противника, пересчитывал своих, расспрашивал кто кого где видел. Выходило 32 убитыми и еще два десятка ранеными. Оставил с БТРами ждать бульдозер бугра и 15 человек. Им же поручил вызвать медиков и стаскать туда всех раненых — в основном ушибленных камнями или сломавших себе руки и ноги. В итоге в атаку можно было взять только тридцать бойцов…

Реактивщики отстреляли две кассеты замолчав. Не дожидаясь пока уляжется пыль и дым, бритые бегом пошли вперед, стреляя беспорядочно по кустам. Перебежками по десять человек по сотне метров. Штамп давил в себе стон, не позволяя себе ныть, нога не слушалась, ступала невпопад, болезненно выворачивалась как-то вбок. Он, давясь болью, бежал туда, где уже показался просвет меж деревьев. Вышли на уступ. Тут и правда были медведи, не зря заказывал удар арты. Примерно взвод бандитов здесь только что погиб.

— Взял уступ, — доложил Смотрящему, крутя пальцем вокруг, показывая своим, чтоб осмотрелись, — дорогу инженеры расчистили. Рассчетно в 8–45 двенадцать машин будут здесь.

— Молодец. Готовь списки на награды — одного на УДО, пять на премии, десять на снятие взысканий, — Хитрован помолчал, подбирая слова, — я правильно услышал общие потери? 74 убитыми?

— Да. И 31 раненый. У меня треть состава осталась.

— Ясно. Занимай оборону, тащи бэтэры. Готовься сверху поддержать огнем второй отряд, он в 9−00 пойдет по перевалу.

У сгоревшей медвежьей БМП закипешили. Штамп обернулся туда, пацаны нашли еще живого бандита — сидел без оружия, прислонившись спиной к горячим камням. Здоровяк, мордатый, рыжебородый, с рыжей копной волос над мощным лбом. Мабута дорогая, может быть взводный… Он тупо водил башкой, видимо, контуженный, и улыбался, кровь шла из ушей. Штамп кивнул бугру подтащить его допросить. Смотрел на свой захваченный уступ, прикидывал, как грамотнее расставить БТРы, чтоб хорошо накрывать западный склон над перевалом.

— Да ты же сука! — раздалось от горелой бэхи.

Бугор стоял на коленях перед медведем, согнулся, прижав руки к животу и повалился набок. Бурый сидел с окровавленным ножом в руке и лыбился.

— Как же ты нож спрятал? — думал Штамп, — Как же тебе не страшно?

Свободный нагло и уверенно смотрел ему в лицо, глаза в глаза. Скалил крупные зубы. Штамп представил, как парни будут сейчас рвать и потрошить этого здоровенного идиота, разбивать о камни голову, ломать ребра прикладами, как будет чмокать и брызгать кровь… Крикнул бойцам уйти в сторону, вскинул автомат и зарядил бандиту полмагазина в грудь и живот. Видел, как медведь спокойно отвел от него глаза, не переставая улыбаться, явно довольный собой нацелил взгляд в небо и так и застыл, держа в сжатой руке окровавленный нож.

Генерал Джеймс Фокс красовался в скайпе в новеньком элегантном камуфляже в интерьерах своего командного кунга — замутил внезапные учения миротворческой бригады в Мановахе. Уоллос смотрел на своего ученика и гордился — хитрый лис хочет показать общественности и СМИ, что наблюдательные силы не зря едят свой хлеб, и что они сила, выслужиться перед Гилацем, да и Уоллосу показать, что он работает.

— Ты, что, лиса, воевать в СГЦ собрался? — улыбался пенсионер, глядя краем глаза на телевизор, где шли репортажи об учениях — блеск, мощь и решительный натиск десантников в на фоне небоскребов.

— Из всего, что я понял, — щурился генерал, — сейчас все здравомыслящие круги в галактиках сосредоточили все усилия, чтоб война не вышла за пределы Беты Близнецов. Весь мой жизненный опыт говорит, что здравомыслящие могут облажаться. Значит, нам, тупым сапогам, возможно придется за ними подчищать… Может, и в СГЦ. Широкий масштаб и быстрота эскалации — ключевые показатели стандартного пиз…еца.

— Ясно, мудро с твоей стороны, — Джонсон согласно кивал, — доложи, что на Бете.

— Там все относительно прекрасно, даже не верится. Группировка бритых завершила сосредоточение в Годноте. Вчера, 1 июня, начала движение на север-запад. 20-го выйдет к Мехсому и будет готова штурмовать. Группировка на Панде будет пополняться еще дней десять. 10-го числа выдвинется на север. 30 июня будет перед Медвежьегорском. Но решительное вмешательство волков и большие потери бритых в Годноте и на Панде изменили соотношение сил.

В Мехсоме у них 135 тысяч бритых и 45 тысяч гаммовцев. Против них 70 тысяч тигров и 48 тысяч волков. Значительное военно-техническое превосходство, численный перевес примерно три к двум, флот на море и авиация Гаммы в небе — это недостаточно, чтоб взять огромный мегаполис меньше, чем за два месяца. Значит, не раньше 20 августа, а скорее всего вообще в сентябре.

В Медвежьегорске 225 тысяч бритых против 120 тысяч медведей и 36 тысяч волков. То есть тоже численное превосходство три к двум, перевес в классе вооружений — маловато, чтоб раньше сентября овладеть городом.

Так что, если львы высадятся до 15 августа хотя бы одной общевойсковой армией, а волки завершат сборы резервистов к этому времени — миссия бритых будет провалена. А еще есть осьминоги…

— Что на востоке? Там могут быть обломы.

— Нет обломов. Клюв броском вклинился между Гаммовским десантом и Серым. Степные волки теснят барсов от Меркета. Само собой, превосходство гаммовцев в уровне технологий позволит им горных волков сильно потрепать, а, может, и уничтожить, но все равно не быстрее чем за месяц. В июле степные волки дожмут барсов, вернутся в Серый. К августу у них закончится мобилизация — и даже если будут потеряны все их регулярные силы и армия горных — они скорее всего уничтожат войска барсов и Гамма-десант, останутся под достаточной обороной своих полутора сотен резервистов.

— Это все прекрасно, Джеймс, но расслабляться рано. Чтобы львы могли высадиться быстро и компактно, надо не позволить бритым захватить или разрушить космодромы Мехсома и Медвежьегорска. Иначе ближайший нормальный порт для тяжелых звездолетов далеко в Железнорудске. Это дальше чем нельзя.

Уоллос потянулся в кресле, и приблизился к монитору, будто хотел донести что-то на ушко Фоксу по секрету:

— Тема такая. Надо силами наблюдателей взять их под контроль. Бритые вряд-ли решатся их тогда бомбить. Мы политическое решение подготовим, а ты двигай сейчас уже батальон с Пальмовых рощ на космодром в Мехсоме, а батальон с Цереса на космодром в Медвежьегорске. Типа для эвакуации из-за завершения миссии. И готовь с бригады на Аполлоне три батальона и весь дивизион ПВО к переброске на Бету.

— Готовить-то могу сколько угодно. Но перебросить — приказ Гилаца нужен и согласие бритых. Вряд ли.

— Утрясем. Это будет что-то на тему защиты гуманитарных межгалактических миссий. Обеспокоенность общественности жертвами мирного населения растет. Будут вывозить с этих космодромов беженцев и завозить через них гумпомощь. Вот для защиты этих миссий и будут нужны твои батальоны. Но главная твоя настоящая задача — держать космодромы пригодными для высадки львов.

— Понял. А почему не с Мелита батальоны? Им три дня лететь а этим две недели. И потом бригада на 5-й Z Аполлона твои же интересы прикрывает.

— Пусть на Мелите останутся, могут в случае разгрома Аханодина пригодиться — вдруг Дельта восстанет тогда против Гаммы. А я тут на Флорине войсками Бахди если что обойдусь.

Давай, Джеймс, работай. И главное, если даже в приказе Гилаца конкретно не будет указано про зенитки — своей инициативой дивизион стратегической ПВО обязательно на Бету засунь. Удачи.

Уоллос закрыл скайп, пока ждал Вейлса, подошел к шкафу, взялся сам заварить кофе. Конрад вошел тихо и молча подставил кружку:

— И мне налей. Как обстановочка?

— Фокс доволен. Собираемся батальонов добавить ему на космодромы.

— Там могут всплыть проблемы, — Вейлс с видимым наслаждением глотнул хозяйский кофе, премиум сорт с Васту, — ближайший помощник Остроуха, командарма волков в Мехсоме, бурно контачит с агентом Эпсилон из Galaxy Security.

— О чем трут?

— Наши расшифровать не могут. Но раньше, до появления Остроуха в Мехсоме, они не пересекались никогда.

— Продаться хочет генерал?

— А у нас главный агент на Тигровом Берегу погиб в Годноте. Надо срочно туда кого-то.

— Где сейчас агент Ланге?

— Отдыхает в Поречье.

— Назначай его главным на Бете. Справится, — Джонсон длинным глотком допил кофе, — Пусть летит в Мехсом. На космодроме встречает батальоны. Там будет его главная точка. Всю инфу про Остроуха тоже ему. Пусть разбирается, но деликатно. Тень на волков не бросать. И не ссориться с ними. Измену надо предотвратить до того, как она состоится. Если сговор есть на самом деле, его надо развалить до того, как Остроух успеет что-то сделать.

— Понял. Тебе Лесли ничего не говорил? Что-то не так с его программами.

— Жаловался. Но без подробностей. Казиношки нам на крейсера ставить не хочет, типа некорректно выигрыши программа распределяет.

— Похоже, что не только казиношки. Сбои программные идут точечно, но много. У партнеров в СГЦ конвейер на заводе зарядных батарей встал. Починить не могут, причину не видят. Банк PSL разорился — финпрограмма никаких предупреждений не давала о недопустимых операциях или взломе. Просто, бац и ушли деньги. DP вообще рулит своим софтом?

— Лесли все равно не расскажет мне. На всякий случай — все наши дела крути только в нашей программе. Искусство Невероятного не сбоит.

Вейлс ушел. Позвонил в скайпе Пума волновался за сохранность космодромов:

— А то, с Железнорудска мы до фронта будем потом месяц добираться. Можем не успеть.

— Будут тебе космодромы. Решим. Что Сенат?

— Норм. Идут прения, — Пума улыбался, как всегда, — Большие дяди торгуются, но в целом — поддержат. В середине июля будет заседание, примут решение. Значит, в первых числах августа высадимся. Успеем. Я тигров видел в деле. Продержатся до августа. Точно. Но чтоб все было точно вовремя — нужна помощь с транспортом. Весь большегрузный флот Аханодин выкупил под свой десант. Да даже мелочевку всю какая есть привлек. Свободных перевозчиков почти не осталось.

— К августу они освободятся. Заказ Гаммы кончится. Но поможем, не волнуйся. Корабли будут. Что осьминоги? — Уоллос смотрел на карту Беты, — они могли бы укрепить оборону Мехсома, чтоб точно додержался.

— Не хотят они в Мехсоме костьми ложиться, там трофеев нет. Десант — дорогое дело. А в прибытке что? — Пума театрально поморщился, как от вида дерьма, — Тощие карманы бритых солдат да тушенка с их кухни полевой. Осьминоги хотят высадиться на берегу бритых — в Лафе, например. Пограбить этот курортный рай.

— Нам это сейчас бесполезно. Там их во-первых армия бритых ждет. Во-вторых такой десант на действиях Эфедрина в Мехсоме не скажется, сил не отвлечет. Скажи им, подождать. Если мы на Тигровом Берегу победим, перейдем в наступление, то удар островитян в тыл противнику на Лафе будет полезен. В октябре примерно.

— Да им наши просьбы до лампочки. Внезапно налетят, справятся с бритыми сами.

— Но потери понесут огромные. А в октябре мы их своей разведкой поддержим, авиацией, да еще партизанами с суши, с Пальмовых рощ. Уж грабить так грабить. Вместе вынесем Лафу под ноль. Я от доли не откажусь. А то уже поиздержался. А с этой войной еще башлять и башлять. Можно без штанов остаться. Договорись.

Лев мечтательно оскалился и ушел с монитора. Уоллос хотел было пойти к бассейну — поплескаться со стюардессами в бикини. Солнышко весело играло бликам на воде. Девчонки хихикали в шезлонгах. Официанты разносили холодные напитки. Но запиликал скайп на спецкомпе с закрытым каналом связи Россомахи. Фея была чем-то встревожена. Уоллос же обрадовался звонку и заговорил первым:

— Здравствуй, как раз вовремя. Надо ускорить и усилить подачу в СМИ новостей про ужасы войны и страдания мирного населения Тигрового Берега и Медвежьего Леса. Очень важно, чтоб твои гуманитарные миссии на Бете открылись уже в июне. И надо чтоб твои политики давили на Гилаца, чтоб поручил наблюдательным батальонам обеспечивать безопасность этих миссий на космодромах Мехсома и Медвежьегорска. Мне это нужно, чтоб батальоны Фокса имели легальное основание там стоять. Иначе, если космодромы будут захвачены или повреждены, львы не смогут там сесть. Надо очень. Напряги политиков, пожалуйста. А то IGM жарит по всем каналам лепоту про Аханодина и героические войска бритых.

— Ускоримся, Джонсон, будут и СМИ, и миссии и просьба к Гилацу об охране, — Россомаха умолкла, похоже, подбирая слова, — Помнишь, у тебя в прошлом году особнячок на Флорине грабанули? Там статуэтка рыцаря была. Та, что тебе десять лет назад Джекки Лот подарил, главред ИнтерМедиа. Ее тоже украли?

— Да там все почистили, что не взяли, то сломали. Хочешь, сейчас выяснят, ее в конце концов могли и не взять, не дорогая же.

— Не трудись проверять. Взяли. Похоже, что из-за нее и грабили весь дворец. Тебе же Лот говорил беречь ее, не потерять.

— Да он же помер уже лет пять как. А зачем ее беречь так и не сказал. Ну берег, как мог. Дворец-то охраняли.

— Пенсионеры твои… — Россомаха опять встала на паузу, обдумывая, видимо, что и как сказать. Уоллос удивился, обычно они общались открыто и спокойно:

— Да что с этой статуэткой? В чем проблема?

— Слышал про Книгу Волоса?

— Что-то слышал. Но вроде же она не сделана была?

— Она была сделана, но не активирована и разделена на части. У меня есть информация, что Срок вместе с Лилит собрали ее опять вместе. Последний файл был в этой статуэтке. Этот грабеж был по их заказу. Если все правда, то понятно почему наши разведки не видели, как и где у них делается новая программная оболочка. Они ее не делали, а собрали готовое. Значит, необходимый для организации нового мирового порядка софт у них уже есть. Намного раньше, чем мы думали. Намного раньше нас. И врубить они его могут внезапно и без всякого разрешения Гилаца. Сбои в программах DP могут быть с этим связаны. Они, возможно, перехватили контроль над текущими программами у Джефферсона.

— Лесли говорил по секрету, что «частично теряет контроль». И еще у него было в прошлом году странное нападение на секретный пункт на Васту. Там важный софт пострадал. Кочевники как-то вдруг преодолели Страх-барьер, ворвались на базу и все разнесли в щепки.

— Ты выяснил, кто конкретно твой дворец брал?

— Следы потерялись на Бете. Кто-то из волков.

— Напряги Вейлса. Пусть ищет контакты волков с Galaxy. Если у Срока есть «свои волки», то они могут появиться где угодно, хоть у тебя в кабинете. Это его спецназ. А если это широкие контакты, то могут быть неожиданности на фронте. И все накроется медным тазом.

— Прости, Маса, мой косяк со статуэткой. Виноват, — Уоллос чувствовал себя двоешником перед училкой, — но надо же было ввести в курс дела. Мне-то надо было знать.

— Сама не знала. Но косяк — твой.

— Принял. Что теперь делать?

— Готовиться к неожиданностям. Все наши дела — только в нашей программе. Быть готовыми к проблемам у партнеров. За волками уровня лидеров бригад — глаз да глаз. С предводителями вряд ли Срок мог контакты завязать, а молодые лидеры могли повестись.

Россомаха умолкла и прервала видеочат. Уоллос опять вызвал Вейлса, опять подошел к окну. Как же все зависит от информации. Только полчаса назад мир был прекрасен и беззаботен. А теперь — куда-то ушли купальщицы, солнце скрылось за горами на западе. Бассейн опустел и стал серым. Все намного сложней, чем казалось полчаса назад. А ведь почти уже победили…

В семнадцать лет Джонсон с друзьями ходил по улицам, развлекались гоп-стопом… В тот солнечный день втроем зажали у забора парка пятерых студентов медицинского — правильный базар, два удара по мордам и умники-задроты скисли, отдали куртки, телефоны, наличку с карманов. Потом сидели во дворе и солнце было такое доброе, и пиво такое вкусное, и девчонки так им улыбались… Копы налетели вдруг и из ниоткуда. Свет померк, их отвезли в отдел, бросили в серые стены камеры с черными решетками. Жизнь рухнула, им грозило лет по пять, а потом криминальное будущее. Хороший знакомый отца смог его вытащить под залог и отправить в десантное училище. Десант его отмазал и научил гоп-стопить в интересах государства, закона и всего прочего светлого и доброго.

— Конрад. Срочно выдели силы и информационно-вычислительные мощности. Сканируй относительно длительные и устойчивые контакты волков уровня лидеров бригад с Galaxy. Какие-то бригады могут быть под Кошесом. И тигров, и медведей тоже сканируй.

— Посмотрим. Хотя итак мониторили. Ничего такого не заметно.

— Наш дворец на Флорине волки брали по заказу Кошеса. Если есть устойчивые каналы, все может быть под угрозой. И фронт, и тыл.

— Ясно. Посканируем. И бандитов, бравших дворец, еще раз поищем. Они следы в Батоне замели. В Бритой Степи сложно сейчас искать.

— Ищи. Мы были уверены, что у Кошеса нет собственных войск. А теперь, может быть, есть. Нам надо знать, кто его боевики и где они. Только деликатно. Нам с волками поссориться из-за слежки или необоснованных подозрений нельзя.

Уоллос смотрел на Вейлса пристально и тяжело, чтоб тот понял серьезность угрозы:

— Усиль охрану всех наших объектов и служб. В том числе здесь на Флорине. Крейсера и станции, ИВЦ, заводы. Все в общем. И поставь прослушку на предводителей волков. Остроух может быть не единственный, кто контачит с противником. Опять же, если он раньше с ними связей не имел, значит кто-то свел. Есть диспетчер. Кто-то конкретно работает там на Кошеса.

— Хреново. И охраны где столько сейчас взять, чтоб все прикрыть… — Вейлс тер лоб и сопел. Джонсон продолжал грузить:

— Да, хреново. И будь готов к масштабным программным сбоям. Все наше — только в нашей программе. Переводи кибербезопасность на военный режим. Круглосуточно должны быть наготове. Ограничить все контакты нашей программы с внешними. Просматривать все сообщения извне — полный контроль. Снаружи может случиться что угодно — Лесли не контролит свой контур. Кошес его взломал. Обвалит, когда решит, что пора.

Уоллос улыбнулся, подошел к Вейлсу, поправил ему галстук, стряхнул ему пыль с плеча:

— Конрад, все как всегда. Легких войн не бывает, глупых врагов тоже. Мы же понимали с тобой, что Кошес не ввязался бы во все это без скрытых козырей. Ну так вот они — его козыря. Еще хорошо, что мы о них узнали до того, как вскрыли карты. Как говорят джедаи? Покер, бл… не школа гуманизма? Так мы и не ждали игры по правилам. И мы с тобой, Конрад, не хуже других умеем нарушать правила. Даже лучше.

— Думаешь, они могут пойти на беспредел?

— Могут. Кошес, похоже, может и Гилаца отодвинуть. Но мы, если придется, сами кого хочешь отбеспределим. Не в первый раз

Трибуна отчаянно ревела, тысячи голов подались вперед, вытянув руки, устремив горящие глаза на форварда, ломившегося к воротам. Барабанщики молотили дробь и бухали ритм с ускорением, визжалки, шумелки и гремелки поднимали неистовый шум. Яростная толпа колдовала — гнала могучей и смелой волной игрока вперед, валила на траву спотыкавшихся защитников, глушила и подавляла волю вратаря. Бомбардир, пропнув мяч между ног противника, упав и скользом по газону прокатившись мимо него, вскочил, подтолкнул мяч левой под удар правой. Пробил почти из-под ноги набегавшего защитника. Воротник прыгнул, но не достал. Мяч влетел в правый верхний. Трибуна взорвалась оглушительным воплем. Фанаты вскочили кроссами на сиденья — прыгать и орать. Вверх взлетели яркими красными огнями файеры, рвались на ветру огромные золотые с черными шашечками флаги.

Не то, чтоб я очень любил футбол… По телеку так я его вовсе на смотрю. Но фан-сектор — это другое дело. Это магия в натуре. Это действо, мощное очень. Сердце колотилось, в голове плыло. Я был сейчас маленькой частичкой этой бесноватой молодой и сильной волны. Вокруг был бушующий океан. И быть каплей в этом — наполняло под завязку восторгом, приятным ужасом и экстазом. Как будто участвуешь заново в Большом Взрыве и становишься новой Вселенной.

Прямо над нами ВИП-ложа, на удобных диванах за столиками сидели сенаторы, крутые барыги, крупные бандиты и их дорогие стервы — как ударенные током не отрываясь смотрели на гудящий под ними океан, грохочущий петардами и песней, прекрасный и опасный, как бог. Сейчас мне казалось, они специально приходят сюда, не на футбол, а посмотреть на свой народ, пощекотать нервы.

Ну а я увидел все, что было надо мне, и пошел к выходу. Не хотел ждать второй тайм и всех неизбежных сложностей с покиданием все толпой территории арены и возможными столкновениями фанатов со стражей. Файеры не долетают до ВИП трибуны буквально метров пять… Мне нужно пару дней чтоб собрать управляемый по камере телефона минифугасик с каким-нибудь ярко-красным искрящимся хвостом. Когда будет гол на поле, я забью свой мяч в эти пафосные белые ворота. Среди искр и грохота трибуны не сразу вчухают, что случилось. Осталось узнать, когда придет на матч Оскал и получить отмашку Пумы.

Отель на Славном — фактически Рэдиссон, только без вывески, был, конечно, гордостью Оскала и местом для его встреч и мероприятий. Я занял номер стандарт, чтоб не привлекать внимание, на 2-м этаже, поближе к лестнице и лифтам, с окнами на всякий случай на двор. Заперся, улегся на кровать. Закрыл глаза. Слушал в памяти гул трибуны, смотрел в памяти волны, ходившие по фан-сектору, мысленно направил эти могучие волны в отель. Видел, как под этим цунами завибрировали стены здания, направив, распределив эту мощь по коридорам и лестницам, как по каналам и трубам. Я с этими потоками растворялся в стенах и перекрытиях, протекал в щели, впитывался в ковры, испарялся в воздухе. Видел и слышал все, что видела и слышала каждая капля этой моей волны, пропитавшей здание отеля.

Искал медленно и кропотливо, не позволяя себе раздражаться и проявлять нетерпение. Внимательно, без мыслей и чувств, смотрел, прислушивался. Время застыло. Вокруг стоял хрустальный мир — много-много перегородок, уходивших вдаль, вверх и вниз, резавших все пространство на ячейки, клетки. По этим перегородкам прокатывались еле видные вибрации, были слышны неразборчиво звуки, похожие на порывы ветра и шум волн. Я неспешно, не беспокоя вокруг ничего ни касанием, ни интересом, брел среди стеклянных стен, искал, ждал.

«Само» не находилось, а ориентиров и указателей тут не было. Я остановился, осмотрелся и увидел слабый свет, игравший на перегородках в круглом помещении, прошел к нему, увидев лакированный рояль, искрившийся как огромный бриллиант. Сосредоточенно, стараясь не думать ничего лишнего, ясно четко, громко сказал:

— Ищу комнату Оскала, льва, сенатора, предводителя с Восточной Гривы. Буду должен.

Стоял и ждал дальше, не уходя. Не скоро, но что-то легко коснулось меня, как ладонями повернув голову вправо и вниз, подтолкнув — я увидел там косые лучи света, падавшие из окна на большое зеркало в золоченой раме. В его отражении были серые стены, горизонтальные линии дивана и стола. Услышал голос — не грубый, не тяжелый, скорее тенор. Говорил, чтоб на 15-е непременно заказали место в ложе на футбол. Лицо было узкое, носатое, с миндалевидными серыми исстрадавшимися глазами. Сейчас эти глаза нерешительно радовались, не уверенные, что счастье сходить на любимое зрелище гарантировано. Казалось, я вспоминал эти глаза, привыкшие терять и отнимать, болеть и мучить… Да, тот диктатор, что успел посмотреть на меня в коридоре перед выстрелом. Похож. Я смотрел в зеркале, как он еще что-то поручил помощнику, назначал какие-то встречи, говорил по телефону то с одним то с другим. Я слушал, не всегда разбирая слова, но зная, что все запомнил…

Зеркало задрожало, пошла рябь, скрывшая обзор, донесся звон, расходившийся волнами, которые сворачивались воронкой, вытягивая меня и из оскаловских апартаментов. Я открыл глаза у себя на кровати, на столике вибрировал пиликал телефон. Протянул руку и посмотрел — Пума. Лев уже в Эльдорадо. Сказал быть в Прайде в своем номере через два часа — он зайдет в гости. Принял душ, с трудом придя в себя. Оделся, вызвал такси. Приехал в Львиный Прайд как раз вовремя. Выпил кофе, мягко массируя виски. Сенатор вошел, тихонько постучав. Пожал крепко руку, показав прямой взгляд и веселое лицо. Уверенное, хитрое, волевое, улыбчивое. Слегка седая бородка его не старила, особенно в купе с ямочками на щеках и на подбородке. Глаза были явно повидавшие всякое, но молодые, свежие. Смотрел на меня молча. Я решил начать сам, вывалив свои предложения:

— В общем, 15-го он будет на футболе. Смотрел место, есть план. Там можно все сделать.

— Чего сделать-то?

— Уроем. Мне так Радуга твои пожелания сформулировал.

— Вот вы волки, — Пума засмеялся, склонив голову, потрогав себя рукой за растянувшиеся губы, погладив бороду, — урыть надо в другом смысле. Понятное дело, мне нужна ситуация, в которой он мне не мешает. Но ты же много мотаешься в космосе? Ты ж понимаешь, что важно не только оказаться в какой-то точке в заданное время? Важно еще и по какой траектории и с какой скоростью ты туда влетишь. То есть, что будет потом, куда дальше понесет тебя инерция. Вектор события важен не меньше самого события.

Пума, все еще улыбаясь, встал, прошелся по комнате, уселся на стол, глядя на меня смешливыми острыми глазами:

— Убийство политика общеопасным демонстративным способом — это движение не туда. Это возвращение условий среды, которая была у нас тут на Альфе десять лет назад. А мне надо, чтоб здесь развивалась Республика, во всех смыслах. Поэтому победить Оскала необходимо политически, в рамках демократических процедур, в Сенате. Размазать его — тактическая задача. Убедить львов воевать и победить Аханодина — оперативная. А стратегическая — укрепить Республику, Законность, сделать Альфу элементом цивилизованного мира. Одно не должно мешать другому. Мне нужна компра на него. Такая, чтоб предъявить Сенату и СМИ… Прослушка нужна в его апартаментах на Славном.

— Сложно. Там проверяется все регулярно, если только точно знать момент и всунуться на пять сек, — Я тер лоб, вспоминая все, что слышал о планах Оскала в Зеркале, — Он 12-го встречается с чертом из Galaxy Sec — будут обсуждать противодействие вступлению Альфы в войну, возможно, ему дадут денег на пропаганду и подкуп Сената. Это хорошее палево? А 15-го утром встреча с как бы журналистом из IGM. Интервью типа, но будут болтать и без диктофона по конкретике. Этот «репортер» на самом деле чувак от самого Кошеса, будет ставить Оскалу конкретные задачи по подрыву государственной системы на Альфе и на устранение политических противников, может, и тебя. Это же компра? Я смогу только один разговор записать нормально.

Пума опять встал, подошел к окну, ласково гладя ладошкой занавеску, мечтательно глядя в золотое небо над Эльдорадо:

— IGM это перебор. Почти переход на сторону противника. Могут Оскала за такое выгнать из Сената или вовсе пристрелить. А львам лучше, чтоб он остался. Вдруг мы проиграем? Если Аханодин захватит Бету и Альфа окажется с ним один на один? Придется спасать шкуры, искать компромиссы… Никто кроме Оскала львов тогда не отмажет. Мне надо, чтоб он остался сенатором. Короче агент Galaxy Sec — в самый раз. Тут ничего незаконного. Просто неприлично и некрасиво. Ударим по авторитету Оскала, снизим влияние, отстраним от темы.

Пума похлопал, смеясь, меня по плечу, приговаривая «Урыть, надо же… вот волки», ушел. Я собрав вещи выселился из Львиного Прайда и помчался на такси на космодром, навестить свой кораблик. Круто я так заявил, что один разговор могу записать… А как? Не буду же я льву объяснять, как выяснял планы Оскала. Мы же не палимся, что джедаи. А это даже и не джедайство, а вообще жесть для сознания честного, легитимно настроенного бандита. Да и не вытащишь «это» на видео или аудио, по ТВ не покажешь. Тут надо как-то таки вставить ему что-то механическое, материальное для записи.

У себя в салоне вынул из тайничка «косметичку» с гримами и гелями, достал из аптечки маленький разовый шприц и ампулку убойного снотворного, порылся в своих запасцах всяких гоупрошек, диктофончиков, датчиков и ретрансляторов, достал паяльник… Заказал всякой электронной всячины в интернет-магазине. Через два дня к утру камерка с микрофоном размером с комарика была готова. До обеда возился со старым незарегенным телефоном и маленькой петардочкой. Приобрел беспалевный аккаунт на местном видеохостинге.

12-го утром заехал в одежный магазин — купил белые штаны, какие носят в Оскаловом отеле официанты, зашел в туалет на этаже ресторана, натянул эти шаровары поверх своих джинс, заперся в кабинке на толчке. Уставился прямо перед собой в дверцу, в маленькие бороздки краски, в узкие мелкие размером с паутину неровности дерева, нырнул в них, внимательно глядя в увеличивавшиеся в сознании волокна, превращавшиеся в мощные тросы, чутко слушал, выделяя из неразборчивого гула отдельные, слабые, как писк голоса… Увидел Зеркало в комнате, где Оскал встречал мужчину средних лет — в джинсах, в грубом свитере, как вызвал обед, увидел, что обед будет должен доставить чернобровый официант с пепельной бородкой и усами, примерно моего роста.

В умывальнике никого — быстро нанес гелем бороду и усы, вспоминая лицо из отражения, подкрасил в радикально черный цвет брови, поправил линии скул. Решительно прошел по коридору к выходу из кухни, встал у окна, рядом с поворотом на служебную лестницу. Белая дверь кухни открылась — вышел официант, тот. Я импульсом с телефона дал убийственный скачок напряжения на видеокамеру в потолке. Когда он, толкая перед собой столик с обедом, поравнялся со мной, рывком потянул его к себе на лестничную площадку. Ткнул ему шприцем в зад сквозь штаны. Встретить двойника — плохая примета — парень осел у меня в руках. Отволок его этажом ниже, запер его раздетым в подсобке. Пестрый камзольчик, колпак и белые длинные перчатки натянул на себя.

Двинулся к лифту, вышел на этаже апартаментов Оскала. Сосредоточился, выдул из головы все даже самые мелкие мысли. Ощутив нужное состояние пустоты в сознании, пошел не торопясь, толкая перед собой тележку. В перчатках не очень удобно, но прикрутил камеру к золотой брошке в виде львиной морды, приколотой к белоснежной вышитой гербами декоративной салфетке, закрепленной на подносе с вином.

Постучался и вошел. Оскал сидел на диване перед столом, в нетерпении махнул мне узкой своей ручкой, мол, быстрей. Второй, в джинсах и свитере на голое тело, молчал, явно заткнувшись на полуслове. Смотрел на меня черными внимательными глазками. Я сноровисто переставил им на стол тарелки с жареным мясом, чашу с фруктами, миску с лепешками, поставил на тумбу рядом со столом поднос с тремя бутылками вина — так, чтобы брошка со львом смотрела на них. Оскал кивнул мне на полку у двери — там лежала бумажка — десятка местных денег. Я благодарно поклонился, забрал столик, денежку и ушел.

Ожидая лифт, достал приготовленный телефон, нашел сигнал от камеры — звук шел, видео шло. Вбил пароль аккаунта на видеохостинге, пустил туда трансу с камеры с доступом по ссылке. Ссыль отправил вацапом Пуме. Сунул телефон за горшок с цветком. На этаже ресторана опять посетил туалет — смыл гель, сбросил с себя шмотки официанта и белые штаны, оставил там же и столик, по лестнице спустился в холл, быстро но не бегом вышел на крыльцо, обогнул отель, на проспекте махнул рукой, поймал бомбилу — на космодром, срочно!

Мчались по Славному, потом по Солнечному, хорошо, что в этот час пробок почти не было. Мимо неслись белевшие на желтом небе белые колоннады и портики, я на заднем сиденьи смотрел свой телефон по ссылке — Оскал и его гость прощались. Дождался, когда сенатор остался один. Отправил кодовое СМС на тот телефон, что вел трансу, лежа у цветка. Сейчас в нем взорвалась петарда и его разворотит так, что не сохранится никакая инфа. Пиликнуло приложение банка — пришел перевод на 7,5 тысяч золотых. В вацап упало от Пумы: «5 баллов, урыли!»

В терминале космопорта царило оживление — пассажиры и персонал толпой стояли и шумели у большого экрана в зале ожидания, где шла трансляция АТВ — главного здесь телеканала. Глянув второпях, узнал на мониторе комнату и лица персонажей трансляции. Народ в сердцах плевался, называл Оскала сукой и еще как-то на местном. Прошел спецконтроль, вышел на перрон, уселся в маршрутку, быстро доехав до своего корабля. Запросил разрешение на старт и начал готовить взлет. После таких делов желательно поскорее покинуть Эльдорадо. Я свой выигрыш тут взял и надо уметь вовремя выйти из-за стола.

Поднялся на орбиту, 220 км. Остановил движки — надо думать, куда теперь дальше. Пока решил развлечься просмотром ТВ. Каналы Альфы гнали прямое включение из Сената — требовали объяснений от Оскала на счет видео его беседы с неизвестным человеком в свитере:

— Это был, с его слов, Глен Говард, высокопоставленный сотрудник Galaxy. Мне его порекомендовали другие представители этой компании — те, с кем я успешно сотрудничал много лет. Факт моих контактов с этой корпорацией никогда не отрицал, они развивались задолго до войны на Бете и шли на пользу Восточной Гриве и всей Альфе. Сенат знает о моем отношении к идее участия львов в войне на Бете. Я уверен, что это нанесет непоправимый вред нашей Республике и поставит под угрозу ее существование. Говард заявил о заинтересованности помочь политикам, разделяющим мои взгляды, предотвратить катастрофический военный сценарий. Предложил поддержку в виде медийной, организационной и финансовой помощи в размере 30 тысяч золотых. Данные средства я предполагал направить на укрепление политических институтов Республики.

— Вы знали, что ваш собеседник работает именно в Galaxy Sec? Обсуждалось ли состояние армии Альфы и ее структур безопасности? — Взявший слово Пума, широко водил рукой, оглядывая зал, иногда ядовито улыбаясь в лицо напрягшемуся Оскалу, — Велась ли речь о проведении спецопераций против политических сторонников военной помощи свободным Беты? Просил ли Вас собеседник о помощи в сборе разведывательных данных по закрытым разделам деятельности Сената, его структур и сенаторов?

— Отвечу под Смерть, что такие вопросы не обсуждались, и если бы кто бы то ни было обратился ко мне с такими предложениями, я поступил бы согласно Чести и Закона. Немедленно проинформировал бы Сенат.

Поверх экрана выплыл видеовызов — звонил Радость:

— Здорово, дружище! Ты из Эльдорадо лети быстрей. Можешь на Кобре спрятаться. Пума за тебя благодарил, понравилось, как ты сработал. Заплатил норм?

— Да, братан, все ОК. Ты все в Мановахе торчишь?

— Да, тут все сложно. Лилит может ставки поднять. Опасно. Надо бы ей охрану усилить. Вот вожусь.

— Мне кажется, что ты с ней слишком морочишься… Подсох что ли?

— Больно подколол. В точку, братан, — Радость скорчил вымученное лицо, — голова кругом идет. То Ветка снится, принцесска волчья, то Лилит. Рвут на части. Умом бы не тронуться. Наваждение какое-то. Как приколдовали. То сердце ноет, то дышать нечем. Труба. Попадос. Мне и на Кобре сейчас не быть неприлично уже. И Лилитку тут оставлять стремно. И перед Веткой больно, считай предал. И не могу эту чертовку здесь бросить наедине с Кошесом. Посоветуешь чего?

— Не, чувак. Я тут не советчик… Не спец в этом деле. Держись. Думай сам.

На ТВ продолжалась показательная порка Оскала. Спикер Сената выслушал все мнения и теперь, после совещания за кулисами, озвучивал решение:

— Выразить благодарность Оскалу за привлечение дополнительных средств на развитие политических институтов Республики. Передать эти средства (30 тыс. з.) Комитету по финансам Сената для оптимального использования. Отстранить Оскала сроком на полгода от работы по международным вопросам, предупредить его о необходимости ограничить контакты с представителями стран и компаний, связанных с вооруженным конфликтом на Бете. Созвать 10.07. заседание Сената для обсуждения официальных запросов о военной помощи от Тигрового Берега, Медвежьего Леса, Волчьих Гор и Волчьей Степи. Основной докладчик — Пума.

За брезентом палатки шумел ливень. Ворон игрался с паучком — сначала спас его, чуть не придавив матрасом, но малыш не убежал далеко, а кружился у подошвы пыльного сапога, и Ворон лениво играл с ним теперь толкая палочкой. Улыбался кривыми черными зубами, искоса временами поглядывая, как Коготь мотает головой в такт неслышной в наушниках музыке. Дневальный по штабу Когтя заглянул в палатку, откинув полог, длинно и непринужденно рассказал, что Качок проехал внешний пост и будет здесь при такой размытой дождями дороге минут через пятнадцать, если не сверзится с серпантина в обрыв.

Ворон запустил паучка на палец, внимательно разглядывая, как черненький весельчак перебирает лапками и вроде как бы смеется — хороший беззаботный денек у него, неплохо ему в сухой и теплой палатке. Коготь, вынув один наушник спросил «Едет?», кивнул и вставил белую пипку обратно в огромное твердое волосатое ухо.

Ворон с батальоном волков Змеинной долины тусил в Пальмовых рощах уже месяц. Сначала было весело. В регион вошли десять тысяч тигров да волков — двадцать батальонов первоклассных бандитов, лучших в своем деле, с задачей диверсиями и саботажем на коммуникациях затруднить бритым снабжение группировки войск, воевавшей на Тигровом Берегу и шедшей на Мехсом. Отрядами по сто бойцов внезапно собирались то тут то там по всему этому приморскому региону, нападали на блокпосты и взводные опорные пункты, забивали в ущельях и лесах небольшие колонны и стремительно исчезали в джунглях или в горах. Потеряв не больше пятисот своих набили тысяч пять бритых, пожгли немеренно транспорта и ценных грузов.

Но лафа кончилась быстро — Эфедрин ввел в Пальмовые Рощи общевойсковую армию для обеспечения контроля территории. Вражий командарм не заморочился искать и ловить бандитов, не лез ни в горы ни в лес, а лег всей массой своего 45-тысячного войска на прибрежную трассу, соединявшую Бритую Степь с Мехсомом. Поставил через каждые 70–80 км по батальонной группе укрепленными лагерями — с танками да пушками. Стал гнать колонны снабжения только по этой трассе, только с сильным сопровождением. Запускал одну колонну раз в три-четыре дня — сотни полторы грузовиков и наливников, в сопровождении батальонной группы с кучей танков и всякой бронетехники, саперов и рэбовцев, сверху нитку вела эскадрилия вертолетов, на аэродроме дежурили с пилотами у штурвалов самолеты-штурмовики и тяжелые вертолеты с десантниками, готовые прилетель на выручку, если нападут. По всей трассе, где бы ни шла колонна, в ближайших двух лагерях — спереди и сзади держали наготове ротные группы — тоже в случае чего выдвигаться и бить партизанским засадам в тыл или во фланг.

При таких раскладах, чтоб напасть на колонну надо было собирать несколько тысяч бойцов в одном месте, а это слишком заметно — трудно приблизиться и почти невозможно потом уйти. Такую толпу раздолбают с вертушек, добьют десантами, сразу найдут все нычки и тайные базы. Вот и сидели уже три недели хищники в джунглях тихонько в палатках и землянках. Слушали дождь, да радиоперехваты.

Ворон тосковал, видя, что без дела скучают его волки, падает дисциплинка. Мобилизация, это понятно, это само собой, ребята понимают все это про братские чувства к тиграм и про войну за Свободу. Но совсем же без трофеев возвращаться никто не хотел — ребята во всех батальонах продолжили атаковать своими лихими сотнями слабоукрепленные объекты вне трассы — склады с продовольствием, назначенные бритыми администрации, грабить их курьеров и инкассаторов. Конечно, пытались докладывать в Мехсом и Железнорудск, что сеют хаос на оккупированных территориях и не дают противнику поставить Пальмовые Рощи под контроль. Но страдали от таких нападений больше местные жители, оставаясь без продовольствия и гумпомощи. Верховный Предводитель Тигров был недоволен, день за днем требовал усилить активность на трассе. Позавчера приказал в течение ближайших десяти дней разбить хотя бы одну колонну. Потом позвонил Когтю и сказал, что приедет Качок (не сказал, что это за хрен с горы) и укажет, какую именно колонну бить.

Слышно было, как снаружи подъехали джипы. Коготь и Ворон решили ждать внутри, не выходить встречать. Слишком сыро и слишком много чести этому не пойми кому, первый раз слышали это имя, а приехал командовать самыми прославленными головорезами Беты. Коготь надменно-опасно лыбился на вошедшего со своего лежака, играя в руке ножичком. Ворон сидел на табуретке, аккуратненько ссадив паучка на стол, смотрел, как заходит в палатку чувак — прямоугольное и плоское, как кирпич лицо, мокрые слипшиеся белые волосы и выдвинутая далеко вперед челюсть — не забудешь такого. Ворон узнал эти серые глаза — черт, который работал по наркоте в Тарзании.

— Че, киснем? — участливо интересовался гость, без рукопожатий, и без приглашений, не смущаясь, усевшись к столу, — есть дело.

Ворон, конечно, не станет болтать никому про свои дела с Партнером, но кивнул условным знаком Когтю, что знает этого чела, и надо его слушать.

Качок коротко поведал, когда и как идет нужная колонна, сопровождение стандартное — в общей сложности до тысячи человек на броне, десяток танков, штук двадцать пушек, пятнадцать вертолетов. В часе хода с двух сторон две ротные группы — еще человек пятьсот на броне при десяти танках, батальон десантников на вертушках и пять штурмовых самолетов. Колонну надо уничтожить целиком.

— Это нужно две-три тыщи наших собирать, — отозвался Коготь, уткнувшись глазами в лезвие своего ножа, — такое не спрячешь. Нас там спалят. Не выберемся оттуда.

— У вас приказ вашего Верховного — атаковать колонну.

— Мы можем своими двумя батальонами, тысячей человек наскочить на пять минут, дать пару залпов с граников, сжечь с десяток машин и сразу уйти сотнями врассыпную в лес. А торчать там час и жечь все — какой нам резон так подставляться? Ты, конечно, уважаемый человек, но ты нам не предводитель, мы тебя не выбирали.

— Колонну надо сжечь целиком, — Качок закурил, чиркнув стальной зажигалочкой, — Вам будет бонус. В одной из машин 50 тыщ золотых — монетами. Я вас, парни знаю, поэтому скажу, в какой машине золото, только когда атакуете колонну всеми силами и ввяжетесь в бой. Деньги — все вам. Но мне надо, чтоб колонна сгорела вся. Если возьмете только лавэхи, подставятся мои информаторы.

— Ты типа романтик что ли, доли не берешь?

— Мой интерес, чтоб эти полтонны золотых не дошли до адресата.

Проводив исподлобья взглядами ушедшего отдыхать Качка, Ворон и Коготь, взялись думать. Деньги решили делить на двоих. Иначе — на десятерых маловато будет. А с таким трофеем можно уйти потом в горы и снизить активность до нуля, ссылаясь на тяжелые потери. Потери-то будут пипец. Народу надо пять батальонов — две с половиной тысячи штыков. Коготь ковырял ножом стол глядя, как ворон пальцем водит по карте — тыча там-сям, показывая как надо ставить засады, где прятать резервы, как отбиваться от десантуры. Все равно получалось кривовато — чтоб сжечь всю колонну, надо чтоб хоть полчаса никто не мешал, а чтоб вывести трофей — еще час. Коготь, задумчиво посмотрев в потолок, вроде увидел там решение, и стало надо подтягивать еще три батальона — получалось, что бить колонну Качка будут почти половина всех партизанских сил Пальмовых Рощ.

Приморский поселок Солнечное — три десятка серых пятиэтажек, еще более серых после недели дождей, при таком пасмурном небе и сильном сыром холодном ветре с моря. Трасса — автобан шла вдоль окраины поселка огибая отрог горы Веселой, отекавшей сейчас вниз многочисленными грязными ручьями.

Коготь с двумя батальонами тигров без происшествий вылез на склон Веселой, укрывшись постановщиком голограмм под картинкой местного ландшафта. Дорогая вещь, но иногда незаменимая. Качок в форме городской стражи сидел перед пультом в Дежурной части полиции Солнечного вместе с местным шерифом — мужик согласился помогать партизанам, выдал им сто комплектов формы — бойцы Ворона по очереди переодевались в эти серые робы и сотнями проникали в город на полицейских машинах. Ненадежный зам шерифа лежал зарезанный на дне моря. Больше толком никто не врубился, что происходит, и не мог стукануть бритым про засаду.

Камеры с шоссе показывали картинку, как идет колонна беззаботно, на расслабоне. В десяти километрах восточнее громыхало и бабахало так, что в Солнечном сыпались стекла. Три батальона атаковали эту колонну час назад почти на самом выходе из базового лагеря в Курортном. Один отряд дал несколько залпов с гранатометов, сжег несколько грузовиков и начал отходить в горы к Полосатому перевалу. Второй — поймал в засаду ротную группу из Курортного, рванувшую на помощь колонне. Подбили два танка и пяток бронемашины и стали тоже отползать на соединение с первым. Третий батальон ждал их там на перевале с сотней базук — собирали вскладчину со всех отрядов. Встретил вертушки — сбили девять штурмовых вертолетов и один тяжелый, с десантом.

Сейчас эти три отряда отходили дальше на восток, все выше в горы — но не сильно торопясь, давая себя преследовать, заманивая вверх десантников и обозначая себя, как цель для удара дежурной авиагруппы. Грохот, что сейчас волнами шел через Солнечное и вспышки в небе на востоке говорили, что самолеты бритых отбомбились по Полосатому. Наступившая тишина сигнализировала об окончании боезапаса авиагруппы и ее убытии обратно на аэродром.

Пока силы прикрытия «отсекли нападавших от колонны» и, как должны были считать бритые, «блокировали и завершали уничтожение бандитов на Полосатом», колонна шла дальше на запад, почти уверенная, что «на этом все». Ворон видел, что пехота спряталась под броней, не желая уже стыть на промозглом ветру снаружи, командиры закрылись в кунгах, разведдозор промчался мимо Солнечного без остановки — спросив только по рации все ли спокойно у шерифа.

Дрон-бронебойник поцеловал головной танк у самой крайней пятиэтажки на изгибе дороги, фугас, взорвавшийся на склоне организовал какой-никакой завал, перегородив камнями трассу. Колонна встала под градом гранат. Наливники пыхнули высоко вверх яркими свечами. Пулеметчики накрывали шквалом пуль пехоту, пытавшуюся выбраться из броневиков. Снайперы выбивали метавшихся среди машин командиров. Волки Ворона долбили по колонне почти в упор из всех окон пятиэтажек, тигры Когтя — сверху со склона. Ворон почти оглох от грохота с которым хлопали баки грузовиков и от воплей горевших в машинах бритых и трассерами показывал ближайшим бойцам куда стрелять. Видно было уже плохо — трассу заволокло черным дымом. Коготь сосредоточил огонь на танках и силах сопровождения, сжигая бронетранспортеры и вжимая пехоту в канавы вдоль обочин. Ворон с сотней автоматчиков броском прошел плотные кусты между пятиэтажками и трассой, рассыпавшись среди дымивших фур и грузовичков по мельче. Короткими очередями добивали раненных бритых, корчившихся на асфальте, лезли в машины, вынося все, что более менее ценно. Редкостная вонь и едкий дым от резины и горелого металла. У Ворона слезились глаза, он задыхался, дергая горячие рукоятки дверей, заглядывая в кабины, обшаривая тела офицеров, вытаскивая из карманов телефоны и документы. Услышал в наушнике голос Качка — Справа от тебя четвертая машина с белым тентом, в ней зеленые цинки от патронов с маркировками на Гамма-шифре.

Ворон, запнувшись об обугленный черный труп, распинывая берцами мелкие обгорелые железяки, пошел к малотоннажке с оторванной взрывом кабиной. Жженые ошметки, видимо все-таки белого когда-то тента, кузов накренился, лег боком на асфальт, цинки — десять штук — почернели в копоти, но были целы. Вызвал по рации Удава — свой чел, сотник с Кобры. Удав на джипе вырулил из ближайшего двора, выкатил на трассу и протиснулся между остовами фур к Ворону. Вдвоем, выпучив глаза и покраснев от натуги взялись таскать тяжеленные горячие ящики себе в просторный багажник.

Коготь выл в рации, что уже не может держаться — сопровождение пришло в себя. Танки и броневики молотили по склону в упор, вынося его пулеметчиков, пехота обнаглела, вылезла из щелей, залегла под колесами и жарила плотно по всем кустам и камням. Качок сообщил, что с запада ротная группа бритых уже подошла к Безмятежному в десяти км от Солнечного. Там их ждет засада — батальон железногорских волков. Но с Солнечного и Веселой уже пора валить. Быстро.

Волки, правда, не торопились — рылись среди чадившего железа, обшаривали тела, что-то пихали по карманам, набивали в заплечные немалые сумки. Бритые, конечно, нищета, но у некоторых были голдовые цепочки и перстенечки, часики, да и налик на кармане. Налетели толпой на перевернутые три грузовика с консервами. Черные от сажи банки с тушенкой, сгущенкой и шпротами — милое дело, когда собираешься отсиживаться потом в горах.

Качок матами, сжав, видимо, огромные свои квадратные челюсти, повторял еще раз Ворону, что время край — Ты че там застрял⁈ Двигай! Или не уйдем вообще!

Ворон дал всем команду «Гон», что значило сниматься с позиций и идти на восток, огибая Веселую и сотнями уходить в горы. Сам сел с Удавом в машину и съехал с трассы в поселок в сторону горотдела полиции. Офис Городской стражи горел и чадил рыжим дымом, рядом дымили полицейские тачки — имитировали нападение бандитов — типа копы с ними не заодно. Качок и местный шериф, оба уже в штатском, Ворон и Удав со своими цинками, еще сотня волков и тигров, несколько копов, что решили примкнуть к партизанам, грузились в приготовленные грузовики — уезжать по только шерифу известным лесным грунтовкам.

Ворон ехал на сиденьи справа, заглядывая в окна домов, видя настороженные лица жителей, торчавшие из-за занавесок, за мусоркой нырнули прямиком в густые заросли по колейной узкой дорожке, раскачиваясь на ямах, брызгая густо во все стороны грязной жижей из рытвин, ехали проламываясь кабинами через плотные ветки высоких кустов. В эфире Коготь подсчитывал потери своего отряда — под двести убитыми и сотня раненых, которых удалось вытащить с собой. Огрызаясь огнем, тигры смогли отойти на противоположный склон Веселой, оторваться от преследования, рассредоточиться и теперь шли малыми группами в горы, вверх. Бритые, двинувшие за ними в погоню наткнутся на засаду — на гребне их ждал еще один батальон волков. Последний на сегодня подарок от партизан. Эти волки и будут держаться на гребне, пока все остальные участники атаки не уйдут. Ну или пока не прилетит авиация и десантники.

Выкатили к дачному поселку, пошли по проезду между высоченными кирпичными заборами, на повороте увидели вдалеке на опушке три легких броневика бритых. Походу, разведка — шнырит, ищет отходящие группы бандитов. Ну и доброго им пути, разминемся, — думал Качок. Но головной грузовик с тиграми встал, как вкопанный. Из кузова выпрыгнули пятеро с гранатометами.

— Отставить! — орал Качок, вывалившись из кабины.

— Давай жарь их! — пританцовывал Клинок, старший этих долбо…бов.

Гранаты полетели к опушке, туго хлопнув два броневичка, заставив их заискрить, как гирлянды. Третий уцелел, повернул пулемет и заработал, круша кусты и кроша деревянный забор рядом с Качком. Волки Ворона высыпались из машин, легли и залили огнем из автоматов опушку. Качок сидел за колесом грузовика и матерился. Клинок выхватил граник у своего бойца, зарядил и жахнул, поджег третий броневичок. Вся сотня бандитов еще с минуту исступленно расстреливала опушку и кустарник вокруг нее.

— Ты…бнутый, бл…? Прекратить! — тормошил Качок Клинка, зло глядя на Ворона, — Валим быстро. Или не успеем! Ляжем все!

— Отцепись от него, — рявкнул Качку Ворон, и спокойно Клинку — Кончай уже, едем.

Сели в машины и двинули дальше в заросли, исчезнув для любого наблюдения в плотной гуще веток и зелени. Поперли, надсадно газуя, местами буксуя в грязи, вверх и вверх. Ползли час и еще час. Только бывший шериф, озираясь по сторонам, что-то понимал, где они едут.

Наконец, въехали по скользкому, стекавшему грязью вниз серпантину, на перевал Орлиные Ворота. 50 километров от Солнечного. Тут ждал с несколькими джипами Коготь — весь в гари, с перевязанным плечом — цепануло на Веселой. Грузовики свалили в обрыв. Стояли у края на уступе под дождем втроем Качок, Ворон и Коготь. Тигр проверил цинки — там золото.

— Дело сделано, — массировал себе плечо Коготь, — доволен?

— Дело сделано, — морщился Качок, — как вас еще всех тут не перебили с такой дисциплиной?

— Ты про Клинка? — улыбнулся Ворон.

— Про все. Вы постоянно создаете лишние риски.

— Мы тигры, — смеясь шлепнул Качка по плечу кровавой пятерней Коготь, — мы верим, что весь этот мир — телевизор, который смотрят звезды. Мы все для них типа шоу или пилотные сериалы. Поэтому надо жить красиво, вести себя красиво, делать поступки, быть крутым, непредсказуемым, остросюжетным и необычным. Чтоб Звездам было интересно на тебя смотреть. Чтоб они хотели еще и еще серию про тебя. Чтоб в каждой передряге они решали оставить тебя такого персонажа и на будущий сезон — отвести от тебя нож или осколок. А если будешь такой зануда, как ты — закроют твое шоу. В ближайшей серии грохнут. Не надо бояться рисков. Красиво же горели эти броневики? Гляди на мир веселее, Качок.

Разъезжались молча. Густав Ланге, задумчивый и пасмурный, наверное, из-за дождя, — на север к Тигровому Берегу, на Мехсом. Коготь, раненный, пьяный и веселый, с песнями в магнитоле — на северо-восток в горы. Ворон с Удавом двинули на восток в глубину джунглей, где за стеной из ливней будет не спеша собираться назад мелкими группами их змеинодольский батальон.

— Груз для Остроуха не дошел. Партизаны колонну забили. Волк своего помощника-контактера домой отправил и больше с нами не общается, — Срок быстро одевал штаны, ковыряясь в пуговицах ширинки, — Штурмовать Мехсом придется по полной. Выть будут всем миром про жертвы мирного населения. Готовься нейтрализовывать.

— Все готово, — Лилит, запахнув халат, убирала постель, — но целиком нейтрализовать не сможем. Кофе будешь?

— Оскал отказался от контакта с твоим «журналистом», отошел от темы. Львы готовы вступить в войну. Надо инсталлировать Книгу Волоса. Сейчас, — Кошес, шнуровал ботинки, отмахнувшись от кружки, — Время на исходе. Не успеваем. Волки все испортили. Мы не успеем до середины августа взять Мехсом и Медвежьегорск. И Клюв вцепился в Серый. В крови тонет, но держится. Сенат Альфы уже все почти решил. В августе высадятся львы — и мы проиграли. Надо отодвигать Гилаца и Лесли, инсталлировать.

— Рано. И Гилаца лучше не трогать, — Лейла подняла с пола презерватив, завязала узлом и сунула в карман, — Он еще не определился за кого сыграет.

— Все он решил, — сморщился Срок, — миротворцев держит на космодромах. Бережет для львов. Надо решать. Проиграем.

— Сул, мы с тобой все обсуждали. Политический эксперт проекта — я. Рано инсталлировать.

Маринез видела, как стоял в дверях уже одетый Кошес, смотрел на нее с раздражением:

— Хотя бы частично. Сначала перехватить программы DP и врубить Файл Страха.

— Надо подумать, — Лилит напряглась, как перед прыжком через пропасть, понимала, что однажды по любасу придется прыгать.

— Думай быстро. И временно закрой все контакты со своими волками. Вызовешь, когда будут нужны. Миротворцы взялись прослушивать всех подряд лидеров бригад — ищут, кто с нами. Возможно, разгром колонны Остроуха — не случайность. Может, и его пасли. Прогрессоры намного сильней и организованней, чем мы думали. Там Уоллос, Россомаха, много кто еще. Без Страха нам их не раздавить.

Маринез осталась одна, вызвала машину, поклевала овсянки, выпила кофе, поехала в Павильон. Тут все было готово — макеты зданий в стиле Мехсома, в том числе узнаваемых, программа-постановщик 3D декораций его улиц и площадей. Пластиковые танки и бронетехника, комплекты военной формы тигров, волков и бритых. Продюсер показывал ей фотобазу приглашенных моделей для съемок — носатых, лысых, тощих и толстых — всяких, кто будет нужен на первом плане и в массовке.

Все силы своего корпункта на Близнецах IGM решила отправить в Церес и в Пальмовые Рощи — показывать, как бритые наводят порядок и начинается нормальная жизнь. Все самое главное планируется все-таки в Мехсоме — поэтому во избежание накладок новости оттуда лучше снимать тут, в павильоне. По крайней мере можно будет показывать миру этот город гораздо целей и невредимей, чем то, во что превратится реальный прототип после раскаленного утюга авиации и паяльников артиллерии Аханодина.

Здесь же в павильоне собрала весь свой неформальный отдел, заточенный на освещение операции восстановления законности на Бете. Ответственный за соцсети отчитался, что создана тысяча роботов-аккаунтов, имитаторов жителей Мехсома и Медвежьегорска, с довоенными историями, друзьями и прочим. Будут постить, что разрушения во время штурма не особо большие, никто из знакомых не погиб, не ранен, а магазины и вся остальная инфраструктура в принципе работает норм — вполне можно потерпеть, а бритые солдаты вообще лапочки, угощают едой и во всем помогают мирным жителям.

Редактор телестудии показал, что уже снято и смонтировано — горестные истории «жителей Мехсома», которых грабили пришедшие «на помощь» волки. Не плохи были горючие слезы артистки, в цветах и красках, вещавшей, как ее изнасиловал волк, вломившийся прямо в квартиру. Нормальное было кино про бритых солдат — благородные суровые лица героев, реалистичные боевые подвиги и бездна сочувствия к несчастным мирникам. Сказала пускать все по графику в эфир и помчалась в свой главный офис в Мановахе.

В машине скролила ленты — не только ИнтерМедиа, но и на удивление еще целая куча каналов в одну дуду гнали жуть про разрушения в Годноте и Цересе, ужасались, что в Мехсоме и Медвежьегорске будет еще страшней. Да, не ожидала Маринез, что у Россомахи так все схвачено. IGM, конечно, монстр и 40% мирового трафика, но вся эта консолидированная мелочь, получалось, вопила все-таки вполне слышно.

Пока что все эти канальчики и уважаемые гуманитарии-спикеры не смели клевать Аханодина и светлые цели операции. Но вполне внятно толкали тему того, что цивилизованное сообщество обязано прийти немедленно на помощь населению страдающих регионов и помочь им пережить «наведение порядка». Лилит чувствовала, что вопрос отправки гуманитарных миссий в Мехсом и Медвежьегорск уже почти решен.

Зашел режиссер — показал готовые документальные фильмы по теме. «Путь Монстра» — про криминальные похождения нового Верховного Тигра — от первого ограбленного в школе одноклассника до лидера кровавой нации убийц. Занятное кино про участие волков в рейдерских захватах на Орионе и Сфинксе. Без правки отправила в эфир и сказала срочно слепить жуть по чернее про Остроуха.

Вызвала новостника, сориентировала по четче освещать тему программных сбоев в DP — больше про ущерб корпораций и рядовых пользователей, жестче про неспособность ведомства Джефферсона обеспечить нормальное функционирование софта. Запускать аналитику, что дальше будет только хуже и срочно нужна новая программная оболочка.

Позвонил сенатор Бенуа со Стрельца:

— У Вас все по плану, леди Маринез?

— По плану, Франц, — Лилит напряглась, опять увидев перед собой пропасть, почувствовав, что придется прыгать — Все нормально.

— Рад слышать. А то мне, непосвященному, тревожно, — политик говорил каменным голосом, четко выговаривая каждое слово, как робот-трейдер, — Выглядит все не очень хорошо. Вы точно успеете до середины сентября? Не помешает ни волк, ни лев, ни осьминог?

— Успеем. Не волнуйтесь.

Лилит положила трубку. Смотрела в окно на поднимавшийся над Мановахом полуденный зной. Башни плыли в жарком летнем мареве, отливали золотом горячего солнца. Внизу распаренные проспекты отекали темными тучами выхлопов и паром от разогретого асфальта. Здесь, в кабинете тревожно холодил кондей и царила полутень от штор. Не обманула ли она Кошеса, сказав, что Гилац еще нейтрален? Не готовится ли Кошес от нее избавиться, посоветовав прогнать домой Радугу и остаться без обещанной волком личной гвардии? Нет ли у прогрессистов тоже каких-то скрытых козырей? Они итак оказались намного сильней, чем она думала. И Россомаха могла еще что-то припасти на черный день. Может, прав Срок — пора вскрывать карты и идти напролом? Если опоздаем, если Аханодин будет разгромлен, — что ждет ее? Гилац нейтрален или уничтожит ее?

Ныла шея, каменели руки, Лилит стояла, чувствуя холод от кондея спиной, жар от окна — лицом. Вошел дежурный редактор:

— Леди Маринез! Пришел файл от Арбитража. Просили подрихтовать и вечером дать, как прямой эфир. Обращение Гилаца.

Лилит, кусая губы, взяла флэшь и пошла с ней к компу — смотреть. Гилац корчил свое фирменное страдальчески участливое и просветленное лицо, стоял на фоне зала заседаний Межгалактического Арбитража:

— Уважаемые друзья! Жители Галактик!

Уже много недель мы все вместе с горечью следим за несчастьем людей, оказавшихся в зоне боев на Бете Близнецов. Мы видим угрозу, нависшую сейчас над жителями Мехсома и Медвежьегорска. Цивилизованное сообщество не может допустить гуманитарную катастрофу, которая покалечит жизнь миллионов человек. Я сегодня обратился к Маршалу Аханодину с предложением не использовать против мегаполисов ковровые бомбардировки авиации. Надеюсь, он понял и услышал меня — все задачи можно решить без разрушения городов.

Гуманитарные организации всего мира просят нас дать им возможность помочь жителям Тигрового Берега и Медвежьего Леса. Сегодня большинством голосов Межгалактический Арбитраж решил разместить гуманитарные миссии на космодромах Мехсома и Медвежьегорска, куда приглашены ведущие организации СГЦ, Стрельца и Скорпиона. Первоочередные задачи — вывоз беженцев, доставка продовольствия и медикаментов, помощь раненым. Мы признательны мэрам Мехсома и Медвежьегорска за согласие принять наши миссии. Безопасность миссий будут обеспечивать Наблюдательные силы Арбитража, первые батальоны которых уже развернуты на космодромах этих городов.

Лилит закрыла файл, отправив режиссерам, позвонила Кошесу:

— Согласна с тобой. Давай частично инсталлировать.- Тогда лечу сегодня же в Демир. Буду в ИВЦ 27 июня, жди вечером у того компа.

Поехала домой. Уже стемнело, но не включала свет. Стояла у окна, провожая взглядом закат, тонувший в тени небоскребов, смотрела глазами, как ползет по эстакаде внизу рубиновая горящая змея машин в вечерней пробке. Гилац на стороне прогрессистов? Или его продавили? Кто быстрей ее грохнет — Гилац, Кошес или Уоллос? Или все норм? Все по плану?

Пыталась сосредоточиться, еще раз мысленно представить свой план, как цепочку правильных событий, решений и исполнителей. Цепочка расплывалась, все было не очевидно, опасно. Надо вызвать Радость и его волков, похрен, что скажет Срок. Ей нужна защита. Могут убить.

От уха до поясницы стрельнуло судорогой — за спиной что-то двинулось. Краем глаза увидела тень человека на стене. Грудь свело на вздохе, она вытаращила глаза в окно, ожидая удар сзади. Уши окаменели слушая тишину, в которой был рядом убийца.

Тень щелкнула торшером и оказалась Медведем в красном пятне света:

— Боишься, крошка?

Лилит повернулась, пытаясь выдохнуть и распрямить сведенные плечи. Маг подошел, тронул ее за руку и все прошло. Встал рядом, глядя в окно:

— Ты же помнишь любимое числе Волоса?

— Одиннадцать?

— Да. Не десять.

Медведь подошел к шкафу, достал с полки их фото вдвоем — Волоса и Лилит в зале заседаний Межгалактической комиссии по СМИ. Это была фотка, что он ей подарил за пару дней до гибели. Время светлых надежд и великих планов. Память. Протянул ей:

— Поковыряйся в памяти. Любовь все победит. Не надо бояться. Ты пока что все правильно делаешь. Только не предавай его и себя.

Маг ушел, Лилит увидела на обороте плотной картонки с фото рукой Волоса написанное «11». Ковырнула ногтем, отделив подложку, на стол выпала микросиди и тонкая бумажка с описанием файла.

Позвонила Радости, жестко и сухо сказала срочно лететь домой на Кобру:

— Там жди, вызову, когда будешь нужен. Охрану оставь.

— Это что и все? — джедай опешил, — Кинула?

— В Волчьих горах пасут всех лидеров — ищут предателей. Торчи там, отмазывайся, как можешь. Но типа долгосрочных отношений у нас нет. Был разовый заказ… и разовый флирт. Потом вызову к себе. С отрядом будешь нужен.

— Дай хоть сегодня вечером заеду, — волк завыл в трубку, заходясь от тоски, — не поступай так со мной!

— Нет. Палево. Кошес здесь. Лети.

Положила трубку и заблокировала номер, чтоб не слушать его ругань и не читать его сообщения. Смотрела в глаза черной ночи за окном, заклинала тьму, чтоб Радость помнил о ней, хотел ее, видел ее во сне, не мог без нее жить.

27-го вечером ждала за столом, перетащив туда тяжелый программерский комп с огромным системником и тремя мониторами. Вошла в Книгу Волоса — Кошес уже начал инсталлировать. Первые четыре файла ложились поверх четырех базовых текущих программ — пространственно-временной All Maps и трех программ DP — желаний, роста и обмена. Благодаря тому, что программы были уже взломаны и подготовлены, файлы адаптировались легко — игрокам не менялись аккаунты и истории, не терялись их данные, не менялось их положение во времени и пространстве игр. Они не поймут даже, что игра изменилась, с этой ночи — другие правила и ставки.

С Пятым файлом, — насадкой на программу «Olimp», ведущей суд, решили пока подождать, не загоняя Гилаца в угол. На паузе пока и 6-й, и 8-й файлы, формировавшие принципиально новые игровые пространства, придуманные Волосом — Красота и Честь.

Смотрела, как набухали столбики и крутились звездочки — грузилось. Следила за растущими цифрами процентов загрузки, за зеленым цветом полоски установки. Ничто не краснело, не висло, не выплывали окна оповещений об ошибках. В комнате было тихо и темно, как в царстве мертвых.

— Ну что, подруга, прыгаем? — появился в углу экран с лицом Кошеса, — Люблю тебя.

Срок сейчас одевал на голову сферу — соединял свои нейроны с получавшейся новой программной средой. Врачи подключали к нему аппаратуру жизнеобеспечения, укладывая на кровати в закрытом бункере в ИВЦ в Демире. Кабинет — смесь реанимационной палаты и программной диспетчерской светился огнями на мониторах компов и на медицинских приборах. Сул вставил микросиди с файлом-инсталлятором себе в искрившийся синими звездочками шлем.

Лилит одевала сферу попроще — маску на лицо, соединив ее с системным блоком и вставив в маленький разъем на лбу микросиди с Седьмым файлом. Программа была создана так, что формировала в сознании всем игрокам на основе их индивидуальных привязанностей нейронные цепочки, моментально ведущие от желания к страху потери. Маска наливалась золотом и багровыми хаотичными быстрыми линиями, лицо покалывали электрические разряды:

— Прыгаем, Сул. Мы всех сделаем.

Кошес в своем углу экрана затих на постели. Лилит нажала интер для закачки своего Файла Страха. Сул врубил инсталлятор и основной монитор погнал картинку — высокий и тощий скелет шел во тьме, его кости светились тускло-красным, походка и жесты были знакомы, Лилит узнавала Срока. Скелет тяжко пошел вверх по лестнице, одетой в алый бархатный ковер, сочившийся под ногами струями крови. Вокруг проступали тени огромного зала готического замка со статуями бледных и суровых ангелов. Поднялся и сел на горевший огнем трон, положив ладони на рукоятки в виде голов жутких хтонических монстров. Над черепом вспыхнула языками пламени корона. «Программа активирована. Игра открыта», — появилось на экране, и Лилит садануло током по всем костям и жилам, затрясло и сдавило. Маска горячо присосалась к лицу. Мониторы на столе задергались и поплыли. Она чувствовала волны электричества по телу и видела бешено летевшие по черному небу звезды.

Небо смотрело на нее, звезды остановились. Лилит стояла посреди ночного бескрайнего поля, далеко на горизонте ограниченного черной махиной леса. Вокруг шелестела трава, пищали из кустов птицы, под ногами шуршали невидные ночные твари. Она подняла руки перед собой, тихо запев что-то древнее и горестное. Скорбно хрипела и жалостно выла, в отчаянии голосила на неизвестном грубом и гортанном языке. Взмахивая руками, медленно начала крутиться, продолжая петь, видя, как струится в темноте над травой ее черное платье, как облако дыма.

Вокруг стало холодеть, земля и небо откликались на ее плач стылыми волнами, поле отвечало воем ледяного ветра. Трава пригибалась и стелилась под тяжелыми порывами ветра. Черная бездна вверху стала синеть, а звезды бледнели, искрили стальным мерцанием. Лилит чувствовала под ногами дрожь, оттуда истерично вибрируя и трясясь, с гулом отчаяния, непоправимой тоски и лютой, безысходной обиды, поднималась, переливалась в ледяных ветрах, раскачиваясь голограммным облаком скорбь. Ужас потери бил в нос запахом металлической крошки, на губах была горечь железа.

Лилит кружилась и стонала, ее голос повис над полем, которое покрывалось снегом и льдом. Небо стекленело, земля каменела, а ветер пронизывал насквозь до костей морозом. Ее черная тень вращалась над полем, вдали скованный инеем фиолетовый лес стоял, как железные решетки густой ограды. Ужас и обреченность ложились на поле, на весь мир вокруг, как несокрушимая могильная плита, давя все и всех непреклонным осознанием тщеты и никчемности, неизбежной смерти, краха, небытия.

Лед на земле и в воздухе, снежная крошка и искры инея застыли, все вокруг остановилось, только кружилась с горестным воем Лилит — мир остывал, умирал, цепенел, слушая ее плачь, звеневший как гул стальной балки

Уоллос глотал утренний кофе, прикидывая примерный расклад сил в его новой войне, и вдруг осекся. С экрана телевизора на него смотрел онкобольной ребенок, истощенный химиотерапией из социальной рекламы. Генералу показалось, что вместе с кофе он проглотил в себя рак. Скривив лицо, взял пульт и щелкнул на другой канал — там шла реклама клиники для тех, кто парализован после инсульта с рассказом о распространенности этого дела среди тех кому под шестьдесят. Хотел переключить снова, но остановился. Показалось, если там еще что-то такое же, то с ним точно именно это случится. Как будто тягаешь карту из рук цыганки и сам себе кличешь беды.

Джонсону доводилось смотреть в нацеленный на него ствол, зная что пуля в нем — для него. Приходилось идти с отрядом туда, куда на карте целились пунктирными стрелами овалы артиллерийских дивизионов, зная, что «его» снаряды уже заряжены. И он всегда решительно делал шаг вперед. Но сейчас генерал вдруг отложил пульт, погасив экран. Хотел успокоиться, но начал думать, не выбрал ли он себе таким образом паралич. Подошел к окну, посмотреть на пляж и девиц в шезлонгах, открыл окно, чтоб услышать их смех и зарядить себе позитива, но в ушах был голос того малыша и детский голосок говорил ему в уши снова и снова «рак, химия, мне очень больно…»

Плюнув в окно, решил заняться делом. В скайпе обозначился «в сети» Командующий Наблюдательными силами Межгалактического Арбитража генерал Джеймс Фокс. Военачальник только пришел в кабинет после утреннего совещания и выглядел «так себе».

— Ты что такой вымученный?

— Да все нормально, Джонсон, просто не спал ночь, может, с давлением что-то.

— Докладывай по Бете.

— Наши батальоны и зенитный дивизион завершили высадку и развертывание на космодромах Мехсом и Медвежьегорск, — Джеймс Фокс выкатил на угол экрана карту и тыкал мышкой, обозначая позиции, — В Мехсоме и в горах по его периметру закрепились и готовы к обороне сто тысяч тигров и волков. В море их прикрывает флот тигров из 20 средних и 20 малых кораблей. С юго-востока и востока с ними сблизились и готовы к наступательным действиям 150 тысяч бритых и 50 тысяч бойцов гвардии Гаммы. С моря авианосец, три больших, 10 средних и 15 малых кораблей. У наступающих двухкратный численный и значительный технический перевес.

В Медвежьегорске сто тысяч медведей и волков. Против них 200 тысяч бритых, двухкратный численный и некоторый технический перевес.

В Меркете и в Сером 20 тысяч гвардейцев Гаммы и 70 тысяч снежных барсов. Против них 130 тысяч степных и горных волков. Соотношение настолько разнородных сил трудно оценить, примерно равны.

Стратегический резерв наступающих 500 тысяч мобилизованных и проходящих подготовку резервистов Бритой Степи на ее территории. Стратегический резерв сопротивления — 300 тысяч отмобилизованных резервистов горных и степных волков. Их военно-технический уровень примерно равен. Будут готовы вступить в бой в конце августа.

Короче нам нужно помочь Мехсому и Медвежьегорску продержаться полтора месяца — до прибытия львов и волков-мобиков. Говорил с Гилацем — он устно приказал пресекать зенитками возможные попытки Гаммы бомбить жилые кварталы с воздуха. Если придется и вправду сбивать их самолеты — это будет покер. Никаких гарантий, что не ввяжемся в конфликт. Если Аханодин решится по нам ударить — размажет за полчаса и захватит космодромы. Мне нужен письменный приказ на удары по ВВС Гаммы.

— Джеймс, ты не солдат, а генерал, — Уоллос смотрел на старого товарища жестко и прямо, — и ты знаешь, за что эта война. Есть надежда, что Аханодин не будет бомбить, не захочет проверять, станешь ли ты сбивать его бомберы. Если все-таки бомбанет — работай, не жди письменного… Или проиграем войну. Будем верить, что он зассыт и не расстреляет артой миротворцев вместе с гуманитарными миссиями и авторитетом Гилаца. Если расстреляет, у нас будут проблемы, но это потом. И батальоны погибнут. Но сначала сбивай. Не давай бомбить города, они должны продержаться.

Уоллос вырубил скайп, с ужасом продолжая слышать голос мальчика — телек сам врубился и опять на этом ролике. Встал и вытащил его из розетки — псивойну мне что-ли объявили. Это же IGM?

Опять звякнул скайп — в углу подмигивал Пума, что-то не лыбился почему-то:

— Салют тебе, мой генерал! — лев задумчиво уставился в камеру — как там твои зениточки? Не тупанут?

— Готовы. А Сенат твой не тупанет?

— Сенат для того и создан, чтоб до упора тупить, исключить необдуманные решения, — Пума вздохнул, — это же суть демократии, основа Республики. Прения отложили до первых чисел августа. Что-то некоторые зассали. Барыги заднего врубают, восточные тормозят, префы тоже сопли пустили. При чем именно не торгуются, а боятся. Нам бы пиару побольше на межгалактических каналах. А то все молчат, а IGM качает за Гамму по полной.

— Врубим пиар, Пума, врубим. Но ты не оплошай. Ты что смурной такой, не ржешь? Сам что ли дрейфишь?

— Да нет, Джонсон, я ОК, — Пума скривил губы, — старухи ведьмы всю ночь снились. Такие мерзкие… Всегда не к добру такое. А тут главное, проснулся, встал покурил, уснул снова, и опять про них.

— Может, не трахался давно, — Уоллос хотел посмеяться, но получилось только прокашляться, — ты бы сходил куда. Сенату надо улыбаться во всю морду. Иначе они тебя такого хмурого увидят и вообще обосрутся со страха.

— Ой все! — Пума отключился, оставив генерала сидеть за столом и с тревогой коситься на телевизор.

Уоллос посмотрел на таймер, до сеанса связи с Густавом еще час, и решил спуститься к пляжу освежиться. Переоделся в плавки и халат, прихватив полотенце, заказал себе принести туда «чего-нибудь холодненького». Куда-то разбежались все девчонки, пляжик был пуст. Вот ведь, кормишь этих птичек, всего-то и надо от них, чтоб щебетали здесь и улыбались… Бросился в воду, нырнул, сильными толчками быстро проплыл с полсотни метров и обратно, радуясь ощущениям работавших мышц и воде, надеясь, что она смоет тревоги и исцелит. Конечно, не в мальчике дело. Просто момент серьезный, нервы на пределе, а старость — не радость. Видимо, просроченный он уже генерал для военного стресса. Это должна быть моя последняя война, хватит, — думал Джонсон, вытираясь на песке, накидывая белоснежный халат и прихлебывая тоник со льдом, с неудовольствием продолжая слышать голос мальчика про рак и какой-то отвратной тетки про паралич.

Что меня так напрягло? — думал Уоллос, поднимаясь к себе, — Беззащитность и никчемность, беспомощность и отсутствие шансов на победу — вот с чем ассоциировались у него, видимо, эти болезни. Невозможность быть лучше и круче всех, невозможность брать то, что хочешь, а вместо этого безысходная надежда на милосердие и довольство тем, что дадут. Ты не можешь выступать на арене и биться за призы. Только болеть за других. Да уж, это страх так страх. Невозможность жить, как нравится, страшнее смерти.

Густав-красавчик, чтоб ему ни снилось в эту ночь, его плоское квадратное, как солдатская подушка, лицо все равно предпочитало ничего и никогда не выражать. Вояка, расстался наконец, с цивильным прикидом, опять любовно и аккуратно нацепив, натянув, намотав, накрутив и нахлобучив на себя все зеленое и пятнистое. Бодро и четко докладывал боссу расклад в Мехсоме:

— По моим данным штурм через 10–15 дней. При этом, при всем их численном и техническом превосходстве, бой в большом городе означает для них все равно большие потери и требует много времени. Значит им надо прорубать коридоры с воздуха. И вот тут все в волнении — будет приказ нашим зенитчикам сбивать их бомбовозы?

— Приказ уже ушел. Успокой всех, ПВО сработает. Ты как почувствовал гаммовцев — они морально готовы по нам стрелять?

— Это Вам лучше знать, босс. Решение будет политическое. Вояки-то готовы. Разговоры среди них ведут активно — что миротворцы, мол, твари продажные — вместо того чтоб помогать им устанавливать на многострадальной земле Беты мир и порядок, за деньги крышуют тут бандюков и отморозков. По телеку такое не говорят, но по курилкам — везде. Говорил с их полканом разведки. Обещал мне, что стрелять по нам не будут и бритым не дадут. Но только до тех пор пока мы не вмешиваемся. Когда будем сбивать их самолеты и отражать их атаки с воздуха на Мехсом — они все это будут расценивать, как вмешательство. Если ударят — на открытой площадке мы сразу трупы.Ясно. ПВО сработает. А там видно будет. Может, очканет Аханодин, не ударит по космодрому. Как настроение в городе?Страшно всем, конечно. Но отчаяния и паники пока нет. Плохо, что СМИ про нас молчат. Только — IGM с их гамма-пропагандой. Унывает народ от такого немного. Но город крепкий, а боевой дух высокий, тигры все-таки и волки.

Договорились про очередной сеанс закрытой связи и попрощались. Уоллос, наконец, вышел в чат к Россомахе. Та сидела в светло-сером шерстяном свитере с большой кружкой кофе в руках на веранде своей виллы на Зере.

— Все завертелось, Маса, — мне нужны деньги, СМИ и лоббисты. Аханодин будет штурмовать Мехсом через 10–15 дней. Если применит бомбардировки с воздуха, ПВО миротворцев вмешается. Но если я буду сбивать его самолеты, надо чтобы он не посмел ударить по космодрому. Иначе от моих батальонов мокрого места не останется. Короче, политики нужны и СМИ. Да и вообще, по всем направлениям пора.

— Да, Джонсон, пора. Ты как себя чувствуешь? Как нервишки? — маг внимательно, как доктор, смотрела генералу в лицо.

— Да что мои нервы, сейчас все на взводе, даже Пума уже не смеется.

— Срок и Лилит активировали часть своего программного комплекса. Это Файл страха из Книги Волоса. Между прочим именно тот, что ты прошляпил.

— Маса, я уже говорил. Надо было предупреждать…

— Я не об этом. Эта программка называется «Страх Божий» и вмешивается во все вычислительные процессы, в том числе те, что у тебя в голове и моментально замыкает любые твои мысли на самый негативный из возможных результатов. Или просто на все имеющиеся под рукой в данной голове фобии. Ты еще только думаешь про первый шаг, а тебе сразу вбивается в воображение последний и самый для тебя страшный. Ну и все остальные программки сейчас это усиливают, дают совпадения и резонансы… Сейчас всем будут только плохие приметы и сны.

— И это вся их мегабомба? — Уоллос вздохнул с облегчением, — прорвемся.

— А ты по одному утру не суди так, — Россомаха выглядела серьезней обычного, и подняла на генерала глаза — настолько серыми и даже стальными он их еще никогда не видел, — Этот страх обессиливает и парализует даже очень крепких. Это может раздавить смелого и состарить молодого. Со временем. А время пошло. Пара недель — и многие будут вешаться.

— Антидоты есть?

— Нету, Джонсон. Немного поможет если почаще смотреть на огонь. Но вообще, придется искать в себе силы пережить это. Что-то вроде осознанной шизы, научиться игнорировать часть себя и своих мыслей.

— Порадовала, — Джонсон представил себе скулящих от ужаса своих миротворцев на Мехсоме, — скажи хоть, что мы тоже начинаем свое.

— Да. На тебе вся силовая часть проекта. Все твои транши на третий контур теперь оставляешь себе — это деньги войну. Если будет совсем край — подброшу. Маат отвечает за пиар. Все мои СМИ будут на нее работать. По остальному — мое. Давить на Гилаца и Аханодина будем, но ты будь готов к удару на космодроме и вообще к неожиданностям. Сейчас со страху у многих крыша поедет, будет какая-то труднопредсказуемая перетасовка карт. Действуй. И держись, с ума не сойди, если что звони не стесняйся, подлечу.

Не желая сейчас обдумывать «страшную новость» Уоллос вызвал Вейлса и Маат. Решил разжечь камин, внимательно уставился на огонь, разглядывая алые языки пламени, бордовые нити на поленьях, игру искр в всполохов. Как он, старый мудак тут оказался вообще, в этом во всем?

Тридцать лет назад молодой капитан — командир разведроты 5-й Десантно-штурмовой бригады вооруженных сил Валании, потом вошедшей в Содружество Стрельца — служил в тогда еще колонии на Волопасе, бычил-делил джунгли с бандами наркомафий и партизанами-освободителями. Храбрый и отчаянный десантник, каких тысячи родятся и исчезают в этом мире без следа. Но однажды на «его территории» вляпался в дерьмо важный банкир с Цефеи. Можно было там всех положить, можно было пройти мимо… Но банкир, сорокалетний Грог с большими связями, попросил. Уж как-то нашел слова этот умник в дорогом пиджаке, убедил бравого и наглого кэпа прибрать за ним дерьмо. Джонсон все сделал красиво и точно. А через год Уоллоса неожиданно перевели домой в Главный штаб Валании в Управление разведки, присвоив майора. А там к нему, как к своему, обращались со своими проблемами на Волопасе и в других похожих местах разные уважаемые господа с паролем «от Грога». Не отказывал, не ленился, не боялся, не медлил и ни разу по-крупному не ошибся. Когда уже «Большой Дед» Грог убедил межгалактические комиссии создавать миротворческие силы, кандидатура Уоллоса успешно всплыла на должность создателя и первого командира Межгалакатического Десантного корпуса.

Мановах — это была другая среда и другая игра, не похожая ни на Волопас, ни на Главный штаб Валании. Но Джонсон смог приспособиться, все правильно оценить и понять, он смог выиграть и там. Был верен Грогу, но не ссорился с Пауэллом и Гилацем. Следил за словами и имиджем, само собой, хорошо воевал, когда было надо. Грамотно пиарился. Долгая дорога длиной в тридцать лет, десятки войн и один апокалипсис теперь пришла к главной точке.

Пришли Вейлс и Маат. Обратил внимание, что оба напряжены и раздражены. Усадил в кресла, угостив супер виноградом из своего сада и вином из своего бара для ВИП-гостей, добившись-таки хотя бы тени улыбки от своих самых близких товарищей:

— Начинаем. Вейлс, наши взносы на «Третий Контур» теперь оставляешь себе в секретке — с них оплата всех военных, дипломатических и специальных операций по Близнецам. У тебя там за первое полугодие сейчас 200 тысяч золотых. 50 сразу отправь Пуме на Сенат. 30 Густаву на войну. 20 тысяч Службе безопасности StarBus на спецоперации. 100 на космический транспорт для львов. Могут быть еще расходы — резервы береги. Вперед.

Худой и длинный Вейлс, согнувшись под грузом ответственности и, видимо, дурных предчувствий, с видом решившегося на все, обреченно пошел работать. Маат сидела у окна, сосредоточенно давя челюстями виноградину, ожидая в какой момент она лопнет и брызнет соком во рту.

— Твоя теневая контора в полном составе начинает реализовывать наш Пиар-план по Близнецам. Тебе сейчас в закрытую почту упадет письмо с контактами. На них отправляешь свои материалы. Они тиражируют это в СМИ «Клуба прогрессоров» и в выступлениях уважаемых представителей науки и культуры. Главный акцент сейчас — кровавые методы Аханодина не совместимы с ценностями современной цивилизации. Второй — героическая гуманитарная миссия миротворцев, третий — положительный опыт демократических процессов на Альфе, как альтернатива военному плану Гаммы.

— ОК, Все будет сделано, — Маат глянула в телефон и чуть его не разбила со злости, — я что с ума сошла что-ли⁈

— Вряд ли.

— Я сегодня сколько раз включаю телефон — всегда время или 9–14 или 9–41 или 14−09 или сука 19−04. 14 сентября день смерти моей матери, самый говнодень в моей жизни. Я ненавижу это число. Это издевательство какое-то. Смотри!

Маат протянула руку с телефоном — на весь экран сияло 19−14. Уоллос обнял ее и сел рядом, не зная что сказать. Не про книгу же ее дружбана Волоса ей говорить. Не известно, что хуже, страх неизвестного или это. Просто прижал к себе по крепче, поцеловал, поправив ей волосы:

— Это не больно. Это только страшно. Ты же моя храбрая девочка, ты же перетерпишь и победишь. Это всего лишь телефон. Ты сильнее телефона. Перезагрузи его.

Маат нажала кнопку, вместе прослушали пили-пили, сосредоточенно глядя на потемневший дисплей. Экранчик вновь засветился, показав 19−17.

— Ну вот видишь, Крошка. Наши все равно победят. Не бзди.

Маат ушла, а Джонсон остался сидеть за столом, чувствуя чем-то над затылком тень нависшей угрозы. Как букашка на полу, живущая в двухмерном плоском мире, не мог видеть, что в неведомом третьем измерении, где-то в незримой высоте над ним занесен огромный смертоносный тапок. Но ясно чуял чем-то невыразимым ужас, невнятное движение над макушкой сзади, чье-то недоброе внимание. И не увернуться и не убежать, никак не спастись. И не отстраниться от этого пристального взгляда и нависшей тени.

Перед глазами торчали из темноты наставленные дула автоматов и злые морды потревоженных патрульных барсов-штурмовиков, в глаза бил фонарик в руке громилы капитана. Я в отчаянии думал хвататься за бесполезный нож. Такой же безоружный Скворец в тоске смотрел на меня снизу вверх, вцепившись в ноги трупа. Ждал спиной очередь своих последних пуль. Я, дрожа от холода и страха, сжался в комок в морозилке, сидя на корточках, держа мертвое тело за плечи — оно морозило руки, как сухой лед. Вот такая моя Смерть. Вот и Устье моей реки. Быстро как-то. Смотрел на синее замороженное лицо нашего покойника. Вот мы то тебе и составим твой почетный эскорт. Рядом сейчас ляжем, вместе пойдем по этапам других миров. Патрульный передернул затвор. Холод пронзил и ноги и спину. Зубы стучали, скулы сжались, я уставился глазами в упор на ствол. Тут даже прыгнуть некуда. Как можно было вляпаться в это?

Просто пил кофе в Дежурной части на Кобре с Боянисом — добродушный круглолицый, не пойми с чего вдруг оказавшийся среди этого волчьего логова, умел поговорить ненапряжно о том-сем и ввести в какой-то успокоенный транс. Даже в эти дни, когда всех будто пришибло… Ходили понурые да стремные, жаловались на депресняк. Это жители-то севера Беты, живущие в почти вечной осени… Тем более, что сейчас еще стояло лето. Не очень интересовался особенностями психики местного криминала и причинами подавленного состояния, но стал замечать и за собой всякие задние мысли. Не мысли даже, скорее тени невнятных страхов, взявшиеся роиться где-то в затылке, портя настроение, сбивая с толку и разрушая внимание.

Бояниса позвали к монитору, звонил какой-то большая шишка. Я встал к зеркалу, заценить, как на мне смотрится по местной волчьей моде прикид — вареные джинсы, темно-зеленая майка и кожанка. По зеркалу пробежала перед глазами рябь, мелькнула тень, увидел на мгновение себя на толчке в отеле на Славном с вытаращенными глазами, вспомнил, услышал внятно свой голос «Буду должен». «Должен, должен…» разносилось эхом в голове, пока поверх не раздался голос Бояниса — Бросок, подойти, пож. Я взял у него из рук трубку.

— Это Ягуар, мне сказали, что ты хороший друг Радуги и все можешь. У меня к нему ряд вопросов из-за его дел в Мановахе. Другому бы уже предъявил. Но за него много добрых слов сам Клюв молвил. Короче, придется тебе за него одно дело сделать. Справишься — не будет вопросов пока к нему. Дело сложное, но если откажешься — не хорошо будет для вашей бригады.

— Говори, Ягуар, все сделаем.

— Клюв погиб. Это пока секрет. Возглавил сам удар по базе гаммовцев под Серым. Услышишь в новостях еще… Считай, уничтожил их основные силы. Отчаянный бросок. Барсы отбили потом район. Тело Верховного, короче, у них. Привези его в Железнорудск в целости и сохранности. Это святое. Он должен лечь на наш костер. Справься.

Новый Верховный положил трубку, я постепенно врубался, что заданьице в натуре сложное. Вырвать у озверевших от поражения полярников труп обидчика, да еще и в целости. Слышал опять вдалеке эхом голос из зеркала про должок. Радуга сейчас мчался на форсаже сюда на Бету, но ему еще лететь и лететь, связи с ним в полете нет. Советоваться не с кем.

— Боянис, тема стремная есть в Сером. Секретная, но очень важная, надо сделать, — я не стал разыгрывать бодрый беззаботный тон, — Дай Гепарда и Скворца в помощь.

— Тебя, конечно, круто рекомендовали. Но шеф сказал их в неприкосновенном личном резерве держать.

— Был бы Радуга на связи, одобрил бы. Точно. Это дело его чести, — я сжал губы и поморщился, — и потом, мы там все равно боем мало что решим. Хитрить будем. Верну я их тебе живыми.

После погрома, устроенного Клювом на авиабазе Гаммы аэропорт Серого начал принимать самолеты — мы трое долетели прямым рейсом. В дороге конкретно запарил Гепард:

— Я так понял, ты Радугу давно очень знаешь? — Сотник с Кобры смотрел пристально, будто пытаясь вывернуть меня взглядом наизнанку, — Он мог продаться? Мог под Galaxy лечь?

— Вряд ли. У него с ними терки почти с рожденья. Скорей мир перевернется. К бабе этой мановахской у него страсть вдруг закипела. Пройдет.

— Нехорошо мне от всего этого, Бросок, — Гепа страдальчески прожевал и сплюнул в стаканчик из-под кофе, — Вот всегда считал западлом бояться. Ни пули ни ножа. Смерть не так страшна… А вот обман, сука, страшно. Я же никому не верил никогда считай с детства, с дома. Радуге поверил. Жесть как обидно будет, если продаст нас всех. Главное во мне убьет. Я тогда поверить никому не смогу уже больше. Жить в падлу будет. Ведь тогда же получится, что вообще все — говно.

— Не парься, пацан. Конечно, все бывает. И Радуга не железный. Но если он тебя братом назвал, то тебя точно не продаст. Это я отвечу под что угодно. Это сто пудов, Гепа. Верь ему.

Сойдя с трапа, я понял, что или отвык от большой войны или отстал от жизни. Воронки на летном поле мне показались просто чудовищно огромными. Вооруженный конвой вел пассажиров мимо черных выгоревших руин терминала к палаткам — там таможня и досмотр. За три месяца войны регулярные силы степных волков и снежных барсов вместе с армией горных и десантом Гаммы фактически взаимно уничтожили друг друга. Теперь тут хозяйничали степные мобики — в старинных гимнастерках и пэша. У палаток стояли не менее древние БТРы — стальные коробки с открытым верхом. Вдали от перрона торчали острые хвосты тоже старых истребителей.

Огромный город, стертый с лица земли тяжелыми бомбовозами невидимками Гаммы, серой пыльной кучей остался в стороне, там теперь никто не живет. Попуткой, кругломордым зеленым джипом с брезентовым тентом добрались до штаба резервной армии степных к генералу Хвату. Пока его не было на месте ждали у кунга, глядя, как слабо дымят стоявшие длинной шеренгой за рядами танков мобильные крематории, как стоят к ним в очереди грузовики-труповозы из города. Работали явно ударно, спасали развалины Серого от эпидемии.

У палатки рядом вышел покурить мужичок в синем бронике с маркером «ПРЕССА». Лицо журналиста показалось знакомым — под полтос, бледноватое плоское да лысое в очках. Где же… Точно, в зеркале. Он должен был встречаться с Оскалом на Альфе, вербовать его против Республики. Агент Кошеса с ксивами Лилит. Интересно кого он тут охмуряет… Подошли к нему втроем поближе.

— Дейв? Привет, дружище! — Я кивнул на него Гепе, — Ты представляешь кого мы поймали? Это же джек-пот!

— Подождите! — мужичок, странно повел перед своим лицом рукой, вставив в меня неожиданно твердый и тяжелый взгляд, — Не выдавайте меня. Мы можем договориться.

— Можем, — я лениво отвернулся в синее жаркое небо, отцепив на всякий случай от его взгляда глаза, — но это очень дорого.

— Денег хватит.

— Мы благородные волки, чувак, у нас более высокие ценности в почете, — я искоса подсмотрел за его ладошкой, приколдовывает подлец, нахватался по мелочи где-то джедайских штучек, — Нам надо тело Клюва в целости и сохранности доставить в Железнорудск для последних почестей.

— Это нереально, — Мужичок, посерел лицом, искренне не веря в возможность такого дела, — И я сейчас не могу связаться ни с Кошесом ни с Лилит, чтобы они продавили вопрос.

— Узнай хотя бы где искать.

«Журналист» кивнул и пошел в палатку, мы за ним. Там пили воду из бутылочек его товарищи с камерой и прочим. Полноценная съемочная группа. Дейв с кем-то активно чатился в телефоне, опасливо глядя, как за спиной у него горой высится Гепард, играя в руке пистолетом.

— 2-я штурмовая бригада, остатки точней. Они выбивали горных волков с авиабазы. Значит и тело у них. Полковник Жало, сейчас уже в двухстах км от Серого, идет маршем на северо-запад к своим. Пока никому про трофей не говорил. Хочет, наверное, своему Верховному подарок сделать.

— Молодец, Дейв! — Я тронул его за плечо, почувствовал его, может, ссучившийся джедай… Мало ли кто из наших как выживает. Но работать на Кошеса это перебор. Хотя Радость же работает… — Теперь давай нам свои ксивы, вертолет и пилота. Это же ваш стоял ВИП семиместный голубенький на площадке? Не дрейфь, с тобой Гепа останется, присмотрит. Если мы не вернемся, он тебя пристрелит. А, Гепа?

— Вальну в натуре, — Гепард выпучил глаза на Дейва и выдвинул вперед свирепо челюсть, артистично приставил ствол ему в лоб.

Скворец кивнул в целофановое окно — пришел генерал. Хват был доволен, что не придется воевать за тело Клюва и пускать для этого в расход пару бригад. Согласился взять на себя возможные разборки из-за «наезда на прессу».

Понтовая по теперешним временам брендированная вертушка с кондеем несла нас над вечеревшими плоскими степями. Скворец задумчиво ковырял навороченную IGMовскую камеру. Что-то лучшие бойцы Радости мне показались за недолгое наше знакомство слегка на измене:

— Чего грустишь, волчара? — попробовал я взбодрить помощника, — Дело сложное, конечно, но на месте разберемся. Главное легенды держись, оператор, и смотри в оба. И все будет тип-топ. Не ссы.

— Я не об этом, Бросок, — Скворец вымученно улыбнулся, совсем уже не как гимнаст, — В целом все как-то стремно. Не объяснить. Кажется, что все может получиться, что все сделаешь правильно, все постараешься на пять баллов… Но кто-то спи…дит все в конце. Возьмет и по беспределу вытащит что-то главное. То ради чего все затеваешь.

— Ты про войну? Да победим уже по ходу. Скоро львы подтянутся.

— Не. Не про войну. Я к олимпиаде областной по гимнастике дома в детстве готовился, как никто. Меня уже в сборной ждали. Я точно бы чемпионом бы стал. А тут вдруг, сука, раз — и зрение село. Вот как я мог к этому приготовиться? И все насмарку, все по пи…зде, и ничего не исправишь. И сейчас, и в любой момент может такое же говно случиться. Ху…к, и все зря. И оно рядом, и с ним не договоришься, не отобьешься. Беспредел.

Я молча похлопал его по плечу, да уж, подумал, не стану я ему про свои горести с Черной рассказывать. Посмеется, скажет, лажа. Уже подлетали, я подсел к пилоту, вышел в эфир на открытой частоте:

— Всем! Я Пресса, IGM. Вижу колонну. Вы кто?

— Я снежный барс, полковник Жало, 2-я Штурмовая, — зашипело снизу, — Что надо?

— Керосин кончается. От степных еле ноги унесли. Так есть хотим, что даже переночевать негде.

— Садись.

Пилот посадил машину у скопления огней среди которых в упавшей на степь ночи угадывались силуэты бронетранспортеров, кунгов и палаток.

Погонялы тут меткие — Жало был тощим и длинным, белобрысым с тонкой длинной головой на узкой шее. Обветренное лицо, энергичные манеры, как у вьюнка, поджарый в общем такой барс.

— Что у вас со степными стряслось? — полковник быстро но внимательно стрельнул глазами в наши ксивы.

— Да озверели вконец. Чуть камеру не разбили. Мы какие-то контейнеры сняли нечаянно на 4-м стартовом столе на космодроме. Большие такие под три метра высотой с мановахскими ярлыками, на миротворческие похожие. Хотели на подвал бросить нас. Мы поперли уже напролом, стрелять они только что постеснялись.

— Да понятное дело, миротворцы эти, суки, с ними заодно, — Жало зло сплюнул на траву, — озверели волки, не то слово. Я Клюва выбивал с авиабазы. Вот же он злая тварь. Был. Грызся, падла, до конца. Я пол бригады там потерял. Волчара позорная, так и сдох у ангаров, не сдриснул.

— Хоть трофеи взял?

— Какое там… Нищета.

— Ну вон ты мясом зато разжился, — я непринужденно кивнул на рефрижератор с нарисованными на борту вкусными баранами, — Че давай шашлычка сбацаем? У меня оператор такой сжарит, ты всю жизнь этот шашлык будешь помнить.

— Да не до того, — замялся Жало.

— Да что ты? Твое мясо, мой повар — вот и ужин.

— Некогда. Голодные? — полковник махнул нам на палатку, — бросайте шмотки вон там, вам туда хавчик принесут. Мне в натуре некогда интервью давать, завтра вертушки будут с Меркета, поделятся керосином. Спокойной ночи.

Барс ушел, мы со Скворцом заселились в палатку, ожидая еду. Все в принципе ясно. Объект в рефрижераторе, при такой густой жаре больше негде. Часика в три ночи выйдем, тихо срежем часовых у машины и на ближнем посту, с которого все видно. Отнесем тело в вертолет и улетим.

В телефоне пиликнула смс от Гепы «Кто-то надавил на Хвата. Клиента забрали на космодром, телефон ему пришлось вернуть». Вот ведь блатной какой этот Дейв. Придется все делать немедленно, щас. Отправили пилота сидеть ждать в кабине вертолета не включая пока даже свет. Спрятав ножи в рукавах вышли из палатки, время только полчаса после отбоя, могут быть случайные прохожие. Скворец двинулся к посту, я к рефрижератору. Окликнул часового, типа дай, братан прикурить, а то без жиги остался. Мужик достал зажигалку и протянул мне. Схватил его левой за руку резко притянув к себе, ткнув ножом правой в сердце. Приобняв аккуратно положил на траву. Вынул у него из кармана ключ, тело подтолкал ногами за колеса под машину. Сзади подошел волк с успешно окровавленным клинком. Открыли, стремно проскрипев, двери. В огромном холодильнике в темноте одиноко виднелся крупный покойник в камуфляжной ветровке.

— Э! Журналисты? Вы че там? — раздалось сзади, как бензопилой по затылку. Скворец застыл, держа руками тело за сапоги. Я стоял в машине, скрючившись, держа Клюва за плечи. Поднял глаза — к нам бежали трое, светя фонариками, с автоматами наизготовку. Вот и пипец. Сзади морозило от холодильника, мысли встали в ступоре. В голове не было ничего кроме давившего на затылок ужаса. Сейчас выстрелят… Или потащат к Жалу и будут пытать пока не отрежут руки ноги по частям… И это не игра с сохраняшками и перезагрузками. Это конец. И никакой Радость, никакая Россомаха не вытащат. Бессилие ошеломляло, требовало встать на колени и вымаливать жизнь. Придется просить…

— О, братаны, помогите, а? — Я спрыгнул из кузова, держа в рукаве нож, широко лыбясь навстречу кэпу и двум бойцам патруля, — Жало сказал снять на видео жмура для истории. А тут место беспонтовое, не подойдет. Помогите оттащить к вертушке, там красивше и у нас там камера и свет.

— Нет проблем, — капитан кивнул солдатам на тело и те ловко ухватившись понесли покойного к площадке. На свету показалась большая крепкая голова с посиневшим покрытым инеем крупным носатым лицом — точно Клюв, герой.

— Кэп, может, тогда еще подсобите, — Я широким жестом предложил бойцам пачку дорогих сигарет, когда подошли к вертушке, — попозируйте децл, типа его смотрите, опознаете. Ты, оператор, слазь пока в салон за камерой и светом, бойца возьми с собой помочь.

Скворец с солдатом залезли в вертолет. Я посадил кэпа на корточки у головы трупа, типа разглядывать лицо, второго бойца поставил рядом, сунув ему в руки пачку каких-то бумаг типа листать изучать документы. Сам стал эту сцену пока фоткать на телефон «для соцсетей». Когда волчара показался в двери один, кивнул ему на рядового, сам зашел за спину кэпу, как бы снять его рядом с мертвым волком сверху вниз. Ударил его всей силой ножом сзади в сердце. Увидел, как мелькнул от вертушки солдату в глотку нож Скворца. Быстро закинули Верховного и его трех новообретенных попутчиков в салон, пилот врубил движок. На шум и свист уже бежал к нам очередной патруль, а за ними и еще какие-то силуэты. Я торчал в открытой двери, держа за перегородкой руку с трофейным автоматом патрульного с виноватым видом орал гостям:

— Срочняк задание, улетаем! Извинитесь, попрощайтесь с Жалом за нас, а то нету времени ваще! — Обернулся и рявкнул на пилота, чтоб уже взлетал, пока не шмальнули, — Давай, пацаны, удачи вам!

Вертушка качнулась и потянулась вверх, я захлопнул дверь. Если сейчас не распорят с автоматов, через минуту уже не достанут и не догонят. Сидел тесно прижавшись к пока еще теплым кэпу и солдату, смотрел как оттаивает рядом волк, отекая струйками воды по серевшему лицу, видел как свернулся калачиком на бок, будто спал второй патрульный. Мы впятером отражались в круглом окошке дорогого вертолета. Минута прошла и нас не замочили. От огней внизу по пластику окна пробегала рябь, я видел себя опять в зеркале на толчке в Эльдорадском отеле, слышал ясно и четко эхо «Зачет. Долг исполнен». Клюв смотрел на меня уверенно и твердо, капитан разочарованно и с обидой. Солдат с удивлением. Я чувствовал как промокли штаны от крови кэпа, прижимавшегося ко мне боком. Встал, пошел к кофе-автомату и закурил, открыв окно. Пил американу, тянул сигарету и дышал ветром. Написал Гепарду в Серый — готовь холодильник, щас будем…

Рухнувшая 30-этажная башня завалила обломками улицу. Грузовичок в темноте то тут то там натыкался на бетонные ломаные блоки, пока не встал перед завалом из кирпича. Густав сказал водиле ехать дворами. Без фар медленно покатили по вроде ровному асфальту, вежливо толкнули с прохода обгорелую легковушку, чуть не врезались в металлический типа ларек. Ночи в Мехсоме летом непроглядные, особенно без фонарей и света из окон. С моря меж домов сквозняками задувал прохладный соленый ветер, разгоняя распаренную среди камней духоту, тухлый запах рваных труб, затопленных подвалов. Вынырнули на открытое пространство — вот и Банановая площадь. Из темноты проулка крикнули пароль. Густав в окно ясно и четко дал отзыв. Тигр, показался из тени, махнул рукой — ехать вдоль стен, огибая площадь по кругу.

Наступление бритых в Мехсоме продолжалось одиннадцатые сутки — пока что они все еще ломали первый эшелон обороны тигров. Вежливая просьба Гилаца подействовала и «гуманистически мыслящий» Аханодин не применял по городу ковровые бомбардировки с воздуха. На артиллерии цивилизованность гаммовцев не сказывалась, микрорайон за микрорайоном планомерно превращали в руины — но это был медленный постепенный процесс. Тигры, превратившие южный район города, квадрат 20×20 км в зону активной обороны, навязали бритым тяжелые бои за отдельные дома и кварталы, глубокие прорывы, налеты и охваты, вылазки в тыл по подземным коммуникациям. При всей ожесточенности сражения, это пока еще было только вступление. Тигры готовились максимально дорого отдать со временем противнику южный район, отойдя к линии запутанного и узкоулочного центра и гор Мех и Сом, на которых стояли волки с относительно современным вооружением и особенно артиллерией.

В общем фронт сейчас был в городе не просто кривой, но даже и трудно определяемый — каша, похожая на Годноту, только в условиях крепких железобетонных высоток и широких прямых хорошо простреливаемых проспектов. Примерно бритые продвинулись в глубь города километров на десять, но это плюс-минус микрорайон. Густав, которого здесь знали под позывным «Бицепс», ехал сейчас к остаткам ТРЦ «Банановый Рай», где стоял полковник Шерсть со своей бригадой, в том числе с батареей самоходок. Тигр вклинивался далеко в порядки бритых, торча у них занозой прямо на пути к горе Мех. И, главное, он единственный из всех был сейчас в пятнадцати км от точки «D» в расположении десантной армии Гаммы. Для допотопных тигриных гаубиц это предельная дальность огня при которой они дают запредельное отклонение от цели под километр. Но в грузовичке Ланге вез блоки наведения — 45 штук, на три залпа батарее Шерсти. С такими насадками эти бабули не промахнутся. Противобатарейный мегасовременный и навороченный радар, сегодня развернутый гаммовцами на своей базе будет уничтожен.

Если вкратце, в этом и была миссия агента Ланге в Мехсоме. Получать точные сведения об особо важных целях от спутниковой и цифровой разведки наблюдателей и направлять на них удары артиллерии тигров.

— Поторопись, — шипело с подвывом в наушнике шифрорации, — бритые накапливают крупные силы на стадионе и в парке, целый корпус — ударят по ТРЦ Шерсти. КНП у ихнего генерала Хамиза в детсаду «Улыбка» — очень близко, значит бить будут в ближайшие часы и сильно, с прорывом далеко в направлении горы.

Сложившийся под артобстрелом в кучу камня и стальных балок ТРЦ темнел впереди махиной огромного черного спящего зверя. Обогнув площадь выкатились к расчищенному спуску в подземный паркинг и складской комплекс, где развернул свой командный пункт Шерсть. С этим комбригом Густав работал уже не впервые — приятельски обнялись — полковник, нагруженный своими командирскими страхами и проблемами, через силу улыбнулся, предложил кофейку и бургеров, повел вниз по лестнице мимо преобразившегося паркинга, где вместо машин застыли бронетраспортеры и БМП:

— Тяжко что-то, — Шерсть устало сплюнул на пол, — народ слегка приуныл, да и мне как-то не по себе. Ты не думай, Бицепс, пацаны боевые тут у нас. Но это не страх смерти. Что-то другое, но давит сильно.

Густав смотрел на серые лица девчонок связисток, сидевших за модными столами бывшего зала совещаний, на осунувшегося полковника. Если сейчас сказать ему про готовящийся удар бритого генерала — он не даст арту, а будет или отступать к горе Мех или упрется в обороне, но не станет подставлять под меткую ответку вражеской арты свою единственную батарею гаубиц. Не сказать — отстреляться и свалить, оставить Шерсть на погибель от внезапного удара втрое превосходящих сил. Ланге смотрел на Шерсть, на его теплые карие большие глаза, лысину и большой ястребиный нос, на связистку у монитора — милую юную старлейшу. Он их всех тут видит в последний раз?

Вот тебе и шахматы. Так-то правильный ход ясен. Батареей накрывать радарный комплекс гаммовцев, ответка разнесет батарею в щепки. Бритые захватят этот микрорайон, продвинутся на пару километров. За спиной есть бригада Везунчика остановит прорыв, а может и вернет эту площадь — в любом случае это не так важно, тактический момент. Все торчащие в этом ТРЦ погибнут, конечно, но это цена стратегического успеха. Густав в этой партии выиграет.

Можно вместо этого ударить по КНП генерала Хамиза в бывшем детсаду на Попугаевом бульваре, до кучи распахать реактивными минометами его готовящиеся к удару колонны в парке и на стадионе, сорвать наступление, спасти Шерсть и всех его тигров, а радары вынести чем-нибудь как-нибудь потом. Но если «потом» не получится, Густав проиграет. А если проиграет, то его уволят. Не просто, переведут обратно в Первый Контур, а вышвырнут на улицу. Как тогда.

Густава как током ударило, перед глазами ярко и четко — утро на Пивной Стрит в нижнем Мановахе. Бездомные — грязные, голодные и больные, кучкуются в сумерках у погасших бледных витрин и рекламных стендов. Ждут нанимателей на поденные дерьмовые или палевные работы, дерутся из-за территорий, где собирать мусор и подаяние. Жуткие лица, как будто демоны из преисподней, обезображенные разнообразно жестоко болячками и гематомами. Десять лет назад брошенный армией офицер Ланге уже искал тут работу или еду. Навсегда запомнил, что без системы, без стаи, без должности и оружия, он говно, пустое место. Он холеный и сытый, крутой и наглый, только пока он выигрывает для «своих». Сам по себе он ни на что не способен, его жизнь сама по себе не стоит ничего. Если он не завалит радары, он опять убедится в этом.

Ланге почувствовал, что у него не шевелится шея, словно, отлита из чугуна вместе со спиной, как у статуи. Не мог отогнать от себя лицо бомжа с язвами, не мог никак его вытрясти. Взялся поворачивать голову вместе с туловищем, увидеть хоть что-то получше. Старлейша из штаба бригады. Почти ребенок с виду. Бледная, носатая, тоненькая, похоже местная, аристократических кровей. Глаза черные, быстрые и острые, Густав вспомнил ее игривый взгляд, столкнулся с ней в коридоре штаба в прошлый заезд к Шерсти.

Тигрица сидела, уперев локти в стол, глядя сквозь монитор в пустоту. На днях в штабе миротворцев по секрету предупредили, что Galaxy применили какое-то пси-оружие и возможны панические атаки. Может, это оно? Глаза связистки застыли, лицо окаменело в ужасе — что она там в этой точке перед собой видела? Свой труп или мертвого своего ребенка? Болезнь, тюрьму или суму? Ланге, конечно, не мог это знать, но видел, что старлейша едва сдерживается чтобы не заорать от страха, не зарыдать.

Вспомнил, где видел похожее — в том автобусе с беженцами в Верхнем Лазе. Маленькая девочка испугалась его винтовки. Вспомнил того карапуза, что подарил малышке мягкую игрушку и чупа-чупс. И конец всем слезам, девчонка сразу заулыбалась. Как этот мальчонка смог? За чем ему, он же еще даже не знает, что можно просить у девочек за подарки? И ушел, не попросив ничего взамен, просто довольный, что успокоил леди. Этот четырехлетний сопляк вел себя просто и бескорыстно, как бог. И также эффектно и эффективно. Почему Густав Ланге, суперагент, орудие Сил Света и Прогресса, почему он никогда не сможет успокоить и «улыбнуть» эту старлейшу, почему он не может быть богом? Просто мысленно попрощается с ней…

Тем не менее за ледяным лицом испуганной тигрицы, потерялись лики обездоленных с Пивной Стрит. Ланге решил бомбить детсад. Но только одним залпом, и сразу прятать пушки. Шерсть, выслушав, загорелся, завертелся волчком, подзывая своих майоров:

— А давай, не просто реактивщиками пропашем Попугаев! Батальонной группой с танками вломим в эти два квартала, закрепимся. А потом по бульвару еще одной при поддержке моих вертушек оставшихся и всей арты? Возьмем Детсад еще теплым, может языков наберем. Про вчерашнее совещание поспрашиваем. Да мало ли чего там найдем. Нормально будет. К утру отойдем обратно, а если надо, то организованно уйдем к спорткомлексу.

Отговаривать Шерсть самому идти вместе с атакой было бесполезно. Густав решил тоже с ними — языки там могут оказаться и вправду хорошие. Цифровая разведка миротворцев уверена, что вчера на совещании в штабе мехсомской группировки что-то понарешали судьбоносного…

Реактивные минометы на минутку осветили улицу, круша выходившие к ней девятиэтажки, Шерсть пустил вперед рой дронов — маленьких летучих убийц, наводившихся на все теплое, влетавших в окна, двери и пробоины в стенах. Танки и бэхи поперли по засыпанному каменными обломками и трубами асфальту. Шипя и хрустя гусеницами по балкам и кускам бетона, кирпичам и стеклу продвигались по темной улочке, вбивая снаряды наугад в первые этажи. Проскочили микрорайон и спешились, двумя колоннами побежали вдоль осыпавшихся стен и торчавших гнилыми клыками уцелевших подъездов.

Из руин угловой башни по ним зашарашил пулемет, беспорядочно взялись долбить автоматы, заработал снайпер. Густав лег, окутавшись облаком пыли и бетонной крошки, укрылся за перевернутой урной, ночной оптикой рыскал по окнам, искал снайпера. Тигры прячась кто где, молотили из автоматов по башне, сзади ахнул танк. Дом, семнадцатиэтажный кирпичный, чуть двинулся и накренился, как пизанский, роняя с висящего торца хлам. Густав дал очередь в комнату, где торчали в тепловизоре два красных силуэта, свалив одного.

Не ждем, вперед! — проорал Шерсть, сгребая своих. Побежали перебежками в проезд между панельками во двор. В потемках среди вывернутых с корнями деревьев белели плиты, кафель и тряпки — детсад. Прыгая между ям и смятыми карусельками, вломились внутрь, разбежавшись по лестницам и коридорам, искать, уцелевших. В какой-то спальной, где кроватки были сдвинуты к стенам, посередине дымилась разбитая аппаратура и радиостанции. Среди стеклянного крошева выделялись нелепой формой коричневого цвета и высокими хромачами трупы вертухаев. С двумя большими звездами — Хамиз, порезанный осколками, разбивший башку об стену. Нормально им тут влетело… В углу сидел за шкафчиком вполне живой но не очень полезный старшина. Парни кричали, что кого-то нашли на кухне и в душевой. Что-то трещало и хрустело за стенкой, что-то волокли в коридоре.

Густав глянул под ноги. На полу валялся прямо под лампой плюшевый медведь, походу, остался тут со времен детсада. Точь в точь, как в его детстве дома, в Лесной Республике на Стрельце. Да точно оттуда, платочек у него в стиле флага бывшей его, Ланге, Родины. Надо же, Густав думал, что только таких, как он, да всяких тигров и волков судьба носит по галактикам… Нет, вот и этот весельчак оказался летуном. И ведь не порвался тут в этой мясорубке, не подгорел, даже не испачкался почти… Густав присел, чтоб поднять, взять с собой игрушку из детства, сразу скривил морду — выплыли перед глазами джунгли Маскалы — грязь, дождь и духота. Пьяные запущенные лица товарищей-наемников, отбросов. Покрытое гнойными трещинами тело парня с Гарпии, сраженного местной болячкой. Возьмешь медведя — возьмешь билетик на Маскалу, — ясно услышал внутри себя Ланге, — проиграешь, уволят, будешь опять подыхать там, и больше не вылезешь.

Густав каменел, голова вжалась в плечи, шея налилась свинцом, он не мог выбросить, прогнать от себя эти желто-фиолетовые гнойники, синее лицо умиравшего, сравшего под себя бойца. — Сука! Я возьму его! Старлейше отдам! Улыбнется! — сдавив до боли челюсти, напрягши плечи изо всех сил, сжавшись, Ланге как будто толкал руками грузовик, выкатил и удержал перед собой море, берег в соснах как дома, солнце играет на волнах, на кронах, песке. Схватил плюшевого, прижал к груди. Казалось лопнет от напряжения череп, Густав тяжело дышал, поднимаясь на ноги, чувствуя, как стали тяжелыми плечи и ватными коленки. Словно только что толкнул килограмм двести через немогу. Болели глаза и челюсти, тряслись руки. Трудно быть богом. Пипец, как трудно, — думал, отходил от жуткого напряжения суперагент. Даже какие-то гребанные две секунды контролировать хотя бы собственное сознание… запредельно трудно.

Обшарили битые шкафы, покидали в сумки папки с бумагами, собрали со столов флэшки, все, какие уцелели, телефоны, компы и нотбуки. Отправили машинами на ТРЦ. Среди раненых и оглушенных бритых офицеров присмотрели майора — начсвязи корпуса. Он-то по любасу все знает лучше всех. Подняли, взбодрили пинками и фляжкой с водкой. Связали руки за спиной. Пора валить. Оставили растяжек, положили взведенных гранат под трупы, прошли мимо пепелища детского городка и разваленной веранды. Бегом двинулись неплотной колонной по бульвару на север.

Асфальт под ногами дрогнул резко — как будто его пнули, вышибили из под ног. Впереди вспыхнуло белым, как Смерть, ослепило и дало с размаху по ушам. Ланге споткнулся, полетел вперед кубарем и затих. Видел — перед ним лежит широко раскрыв рот и глаза тигр с оторванными ногами, кровь густо лилась по серой бетонной пыли. Дальше за ним горел броневик, швыряя вверх и вбок черные космы дыма, рыжие искры. Звук возвращался кусками, как будто на видео накладывали по очереди разные звуковые файлы. Сначала стало слышно как орет тигр без ног, потом, как что-то трещит в броневике, потом голос Шерсти:

— Что лежим⁈ Вперед! Бритые на хвосте! — Шерсть привстал на колено озираясь вокруг диким глазом, — Бицепс! Вставай!

Взгляд Ланге упирался в обрубки ног тигра, в торчавшие кости и жилы, в кровавую серую пыль. В нос мерзко било кислятиной. Встанешь — и ляжешь так же. Кому ты будешь нужен калекой? Беспомощный. Бесполезный. Вышвырнут. Сдохнешь, как брошенный скот. Голос внутри вбивал слово за словом, молотом, намертво. Подняться было нельзя. Никак. Ланге задыхался лежа носом в бетонной крошке, холодел от асфальта, понимал, что не встанет. Сейчас подойдут сзади бритые, примут.

В левой руке нащупал мягкое и теплое — Медведь был цел, был рядом. Море, Солнце, старлейша-тигрица с белым лицом. Как будто опять толкая штангу, опять чувствуя, что сейчас лопнет от давления башка, скривив от напряжения рот и выкатив глаза, поднял игрушку как знамя, встал, тяжко двигая бетонные ноги, пошел вперед, волоча за собой винтовку.

Шерсть, тащивший за плечо трофейного майора, оглянулся на Густава и заржал. Схватился за живот, упал на колени, с подвывом, как истеричка хохотал, сверкая безумными глазами на фоне горевшего этажа. Ланге понял, что тигр прется с него, представил себя с этим Медведем и чуть не рухнул от спазма в груди. Так он не смеялся никогда еще в жизни. Его трясло. Он бежал среди взрывов кривыми прыжками, спотыкаясь о темные мешки под ногами, держал игрушку в вытянутой руке. По лицу липли сопли и слезы. Давило виски, глаза вываливались, он ржал, услышав, как свело судорогой шею, чем-то стрельнуло пронзило вниз по всей спине, а полковник StarBus скачками прыгал вперед, больно бил ногами о каменные обломки, запинался за что-то мягкое, смотрел как бежит ржет впереди Шерсть, толкает вперед себя малость побледневшего майора.

Добрались до «Бананового Рая». Зашли в арку, спустились в паркинг, Шерсть швырнул майора пока в нерабочий лифт, как в камеру. Густав поймал глазами старлейшу, все еще тупившую перед монитором, похожую на серую каменную статую. Подошел на своих негнувшихся ногах, все еще смеясь, протянул ей Медведя — Держи. Надо бы еще что-то сказать, но слов не нашлось, неловко тронул ее за плечо, и пошел прочь, боясь обернуться и увидеть, что она не взяла игрушку.

В лифте не потребовались ни телефон, ни паяльник. Майор был итак подавлен, смотрел в точку, дрожал руками, багровел лицом. Может, трухнул, а, может, тоже пришибло пси-оружием. Оно, говорят, по площадям шарашит, не адресно. Густав взялся брать с пленного подробные показания про совещание и планы бритых, отправив Шерсть цеплять к снарядам блоки наведения и мочить радар.

Через час, закончив с майором, счастливый от подтверждения от своих про поражение точки D, вышел наверх. Уже светало, бригада снималась — отходить к спорткомплексу на север. БТРы выкатывались из паркинга. Пехота и штабные садились в грузовики и автобусы. Со связистами шла старлейша — прижимала к груди Медведя и улыбалась.

— Жалко, Бицепс, что ты секретный, — ухмылялся, стоял рядом Шерсть, уже накативший вина, — а то бы на телефон засняли, как ты по трупам скакал-хохотал с игрушками в руках, в зареве пожарищ. Потом бы бритым в чаты запостили, чтобы срались по ночам.

Тигриный комбриг заботливо стряхнул Густаву пыль с плеча, застегнул ему нежно верхнюю пуговку. Поправил ремешки шлема:

— Ты молодец, Бицепс, хорошо играешь. Глядишь такого артиста и оставят Звезды в живых на будущий сезон. Я бы посмотрел про тебя еще пару серий.

Клык, ты чего? — Ветка смотрела уже две минуты из-за угла, как ее шеф охраны делает шаг в дверь своей комнаты, чертыхается, делает шаг назад, снова шагает в дверь, опять пятится, и так уже раз десять, — Нормально все?

— Не могу пройти, — Клык обернулся к ней перекошенным от злости лицом, опять сделал шаг назад в коридор и устало уселся на пол, прислонившись к стене, — Прости, Ветка, лажаю, не в себе.

Она подошла, села рядом, взяв его за плечо.

— Делаю шаг в дверь, и сразу в башке вижу твой кровавый труп. Как будто если я иду дальше, то согласен тебя слить, — парень вдруг схватился за виски и заорал, — Нет, сука, нет! Они как-то оформили, типа я все равно согласился! Я же не пошел дальше, ты же видела, Ветка, я тебя не предавал! А они в башке у меня прям оформили, как будто все равно предал!

Клык бил себя кулаками по голове и скулил — Это не мои мысли, они гонят, не мои мысли! — по щекам чувака лились ручьем слезы, он дрожал всем телом и выл.

Ветка, поцеловала его в лоб, потрепала по плечу, тихо в ухо сказав, что верит ему, взяла на всякий случай его автомат, ласково разжав ему пальцы — пойду пока смажу, а ты посиди, отдохни.

Вернулась к себе, думая, что это последние времена — «Я у волка забрала оружие». Стояла перед своим столом, разглядывая вороненый ствол, крашеное деревянное цевье. Увидела ясно перед глазами, как стреляет в ребенка — в девочку лет пяти. Малая в ужасе таращится и плачет, закрываясь вытянутыми к ней ручонками. Пули рвут тоненькое тельце и на Ветку летят фонтаны крови.

Оцепенев, отшвырнула оружие от себя, громыхнув прикладом о паркет. Наваждения, жуткие мысли и образы мучили все чаще. В доме Хаса хотя бы спасал лес — Ветка уходила в глушь и торчала там часами, прячась среди зеленых деревьев и кустов от самой себя. Но надо было работать — Ассоциация висела на ней одной, после того как ни с того ни с сего выбросился из окна с пятнадцатого этажа ее главный помощник Ферс. Пришлось перебраться в офис в Железнорудск. Город и так всегда был не уютный — серый и холодный. А теперь еще и опустел — ни машин на проспектах, ни пешеходов на тротуарах, пустые кабаки, пустые школы, торговые центры, дворы и парки. Конечно, почти все вооруженные были мобилизованы и отправлены в разные стороны на разные фронты или на военные базы. Остальные прятались по домам и боялись. Лютым, безотчетным и беспричинным страхом.

Во всем, правда, есть хоть что-то хорошее. Не повернется язык сказать что барыги и префы Волчьих гор были довольны, но несмотря на ослабление бригад, уровень криминальный упал до нуля. Ни грабежей, ни краж. Шпана и мелкие банды боялись не меньше других и прятались по углам и хазам.

Ветка смотрела на себя в красном гробу, на старух, хохотавших и танцевавших вокруг ее готовой черной могилы, трясших какими-то белыми полотенцами, вывших дикий тоскливый напев. Тряхнула головой, сжала челюсти, выпучила глаза, напряглась всеми мышцами тела, пытаясь представить себе хоть что-то хорошее поверх этих старух. Вызывала в памяти отца, осенний лес, синее небо, теплое море — ничего не помогало, все светлые картинки немедленно рассыпались. «Да, твою же срань, сука, хоть что-нибудь!!! — села на пол, обхватив и сжав затылок, — Не оставляйте меня, не предавайте! Кто-нибудь!»

Повалилась на бок и зарыдала, глядя на старухины пляски и свой гроб — неужели нет никакой опоры? Вырубила комп, бросила в сейф со стола бумаги, заказала такси-вертолет на Кобру. Накинула ветровку, натянула модные веселые шароварчики, нашла в столовой своих охранников — троих оставила в офисе, двоих, что выглядели пободрее, взяла с собой. Радуга уже три дня как прилетел, но не появлялся в сети. Рыжий децл не в себе уже давно, его-то стало колбасить еще за полгода до всех. То игромания эта, то идиотские шашни с Маринез. О нем Ветке было противно вспоминать. Но, похоже, это последняя ее опора.

Вертушки взвинтили цены втрое, оправдываясь, что вынуждены садить в кабину по три пилота — глючат все системы, да и сами летуны, бывает че-то не то видят и слышат. Но коллективных глюков пока замечено не было и три пилота считалось относительно надежным способом обеспечить безопасность полета.

— Вижу сигнал Кобры и точку посадки. Ты тоже видишь здесь? — правый пилот спросил левого, тот кивнул, и машина пошла вниз, — триста до земли?

— Триста, — согласился левый пилот, ткнув шасси в бетон вдалеке от терминала, прямо у КПП Радугиной базы.

Боец в кожаной куртке выскочил из-за ворот, наставив на Ветку пулемет — Ты кто? Куда прешь?

— Я Ветка. Ты что не узнал? — она отмахнула волосы и опустила воротник, — Это я.

— Ты Глюк. Меня бы предупредили.

— Потрогай меня, я живая, — сторонясь ствола протянула руку, через силу усмехнувшись, — глюки у всех вроде ужасные, я что такая страшная?

— Извини, Ветка, проходи. Я предупрежу всех впереди, чтоб не боялись.

Он, однако, крепко переоценивал бдительность своих товарищей. У дверей в главный бокс на асфальте лежал и храпел в дугарину бухой часовой. В коридоре под ногами хрустели шприцы, коробки от всякой снеди, катались бутылки. В Дежурной части было накурено, бил в нос духан травы, пацан в трениках, сунув автомат себе под стул, щерился глядя на Ветку и не таясь втыкал себе в вену шприц, рядом валялась на соседнем стуле чайная ложечка.

За стеклом был виден вроде в рабочем состоянии Боянис, спокойно смотревший в мониторы. Ветка поднялась к Радуге. В приемной на диване лежал невменяемый Скворец. Заулыбался, увидев ее, попробовал встать, спотыкнулся, рухнул на пол и затих лицом вниз, раскинув руки.

— Лет ми си ё стрепт!!! — орал у себя в комнате Радуга в наушниках, тряся головой сидя перед монитором спиной к двери, — Лет ми си ё стрепд!

На столе чвокала у него под локтями рыгня, катались бычки от сигарет, под столом валялись пластиковые пивные баклажки и бутылки из-под водки. Рядом с монитором на столе красовался настоящий человеческий череп со словами, начертанными черным на лбу, «Carpe diem».

— Череп тебе за чем, идиот? — Ветка плакала, глядя на такую свою опору, — Я к тебе, тварь, пять часов летела.

— Какой череп? — Радуга обернулся и заржал поганеньким таким смехом мужика на недельном запое — Тебя глючит, подруга, нет тут никакого черепа.

Довольный своим уровнем хитрости, пьянь мерзко лыбился и покачивался, теребеня карман тренировочных штанов, видимо в поисках сигарет.

Ветка, оглушенная отчаянием, хлопнула дверями и пошла вниз к Боянису (вертушка улетела, новую не дадут до утра). Спросила старого, как он умудряется держаться.

— Веточка, я никогда оптимистом и не был… Мне-то будущее всегда итак в самом стремном варианте виделось — Боянис заметно поседел, осунулся и покрылся морщинами на всем лице.

Врубили телек. Все каналы шипели и рябили, нормально вещали только по IGM. Какой-то поп проникновенно смотрел с экрана и глубоким похоронным тембром вещал прямо в душу:

— Сейчас многие жалуются на одолевающие их страхи и боль. Ужас и тьма накрыла многие сердца и умы. Призываю вас — успокойтесь, прислушайтесь к разуму. Это терзают вас болью ваши грехи. Ваши гордыня, жадность, эгоизм и своеволие. Страх терзает тех, кто не хочет расстаться со своими грешными мечтами — быть лучше других, жить лучше других, считать себя лучше других, доказывать себе и всем свое превосходство. Это Страх Божий, и он не отпустит, пока не смиритесь, не примете, не признаете свое место. Это место равного среди равных — в стаде невинных овец — чад Божьих. Среди агнцев, послушных воле своего Пастыря. Принять руку Пастыря, не бороться с миром и своими братьями, а сотрудничать, вместе строить ту жизнь, что дал нам Пастырь.

Очнитесь от боли и страха, осушите слезы, услышьте его голос и встаньте на путь спасения — на Путь Сотрудничества.

— Переключи уже, они это целыми днями гонят, — Боянис скривил губы и что-то проворчал про «гребаных овец».

Надо же по центральному (межгалактическому) каналу IGM красовался в парадном маршальском прикиде Аханодин:

— Мне известно, что многие в цивилизованных странах сейчас возмущены и разочарованы тем, что силы правопорядка делают на Бете Близнецов. Поверьте, мое сердце тоже обливается кровью, а душа плачет, когда я вижу дым пожарищ и руины Мехсома и Медвежьегорска, толпы обезумевших от страха и горечи потерь граждан, вынужденных прятаться в подвалах. Я в той же скорби, что и вы, когда слышу сводки по убитым и раненым. Эта война унесла уже больше трех миллионов жизней. Это три миллиона любимых чад, творений нашего Бога. Это три миллиона душ, которые уже никогда не будут счастливы в этом мире и не увидят его светлое будущее.

Гамма-Админ глянул в камеру глазами полными боли, горестно сжав узкие свои губы, но поднял голову, напустив суровости и решимости во взгляд и в голос:

— Но я должен напомнить всем, что путь к спасению и миру только один. Это путь сотрудничества всех жителей Беты, путь примирения и смирения, принятия верховенства Закона и Законной Власти. Это путь сотрудничества с нашей Администрацией. Чудовищные амбиции и эгоизм, гордыня и жадность бандитских главарей — вот единственная причина крови, проливающейся на Бете уже пятьдесят лет. И мы, воины правопорядка, пришли на эту планету, чтоб положить конец беспределу — остановить кровавый шабаш криминальных лидеров, освободить этот мир от произвола так называемых бригад.

Жители Беты, вооруженные и остальные! Отбросьте свою выдуманную крутость и гордость. Это все не настоящее. Спасите свои жизни, примите порядок и мир. Обращаюсь к народам цивилизованных галактик. Поддержите нас. Наши солдаты, обливаясь кровью и теряя товарищей, собрав все силы и доблесть в кулак, дом за домом, квартал за кварталом сейчас освобождают Мехсом, очищают ущелья в Медвежьих горах от хищников-убийц. Не стреляйте нам в спину недоверием и недобрым словом, дайте нам доделать свое дело. Мы сможем. Мы справимся. Мы вместе с вами еще увидим цветущие и обновленные, мирные и счастливые земли и горы Беты Близнецов.

— А Гепа где? — Ветка вздохнула с облегчением, когда Админ кончил свой спич.

— Радуга в город отправил, вроде за бухлом.

Удалось поймать ТВ с Ориона, которое завело в Мехсоме своего военкора и тот работал внутри подразделений тигров, давая в эфир их слова и взгляды. Стоял на фоне жутких руин многоэтажек и грязной толпы ополченцев, проведших на передовой уже три недели. Сам факт появления такого военкора не плох, но сами новости от него сегодня были так себе:

— Высоты Мех и Лех тиграм и волкам пришлось оставить. Остатки сил сопротивления отошли на северо-запад Мехсома. Здесь 15 тысяч волков и 25 тысяч тигров. Еще остались пара сотен танков и триста пушек, какая-то связь, тыл и прочее. Держим все вместе район Ретель — примерно 8 на 8 км на возвышенности подальше от моря.

По ходу ближайшие пару недель нас штурмовать не будут. Бритые при штурме южной части Мехсома и гор потеряли около 130 тысяч убитыми и ранеными. Это многовато, будут приходить в себя. При этом морально-психологическое состояние войск уж точно не лучше нашего. Вперед их гонят палками и заградотрядами. В атаки ходят с мокрыми штанами а то и под наркотой. Разведка видела — к ним везут эшелонами какие-то облучатели — типа храбрости прибавляют в объеме до отчаяния.

Защитники города готовы биться до конца, и это не громкие слова. Но конец может быть скорый. Уже через месяц, к концу августа, если ничего не изменится, падет последний бастион обороны.

Махнув ручкой, военкор в бронежилете и старомодной ополченской каске сменился лицами ведущих в студии, а Ветка пошла на второй этаж выспаться в свободной комнате. В полуосвещенном тусклыми дежурными лампами коридоре наткнулась на торчавшие из темноты туалета ноги, посветила фонариком — на полу лежал парень в черной кожанке с одной только нижней челюстью вместо головы. Кафельный пол был весь в густой кровавой жиже, яркое кровавое пятно сверкало на стене. Штурмовая винтовка лежала рядом. Никаких следов борьбы. Единственная гильза звездочкой сверкала на плитках пола, играя с лучом фонаря.

Ветка вернулась в дежурку рассказала Боянису и тот отправил ребят прибраться. Заскочил вернувшийся с города Гепард:

— Змеинодольск как вымер. Но алкомаркеты открыты, продажи у них…

— У меня очередной боец застрелился. С инкассации на этот раз. Может, соберем у пацанов оружие?

— Нельзя. Иначе какие же мы тогда вооруженные? Да и потом это же свободный выбор свободного — застрелиться, если невмочь.

— А ты уверен, что это их выбор? Не внушенный? — сомневалась, сидя на столе с тарелкой вареной картошки на коленях Ветка.

— Ага. Все глюки у всех про одно — смирись, не дергайся, забейся в угол и терпи. А застрелиться — это последний свободный ход, способ остаться собой. Я свой ствол не сдам. Все пока, пошел к Радуге бухать.

Ветка легла спать прямо тут на диване под мерное бормотание Бояниса то с одним то с другим постом. На районе было тихо. Проснулась когда за окном уже на серое летное поле космодрома заливал багровые блики рассвет. На мониторе висел вызов от Дежурного в штабе Предводителя Долины Змей. Боянис, уступивший ей на ночь диван, босой, в джинсах и расстегнутой рубахе дрых на столе и не шевелился. Протирая кулачками глаза, зевая подошла, нажала кнопку микрофона и ответила — «прием».

— Ветка ты? Привет. Орел умер. Инфаркт. Готовьтесь к выборам Предводителя. Не уверен на счет торжественной встречи у Костра. Если будем делать, извещу.

Взялась тормошить Бояниса, сообщив ему про Орла:

— Давайте, парни, подымайте Радугу, пора ему…

— Нет, Веточка, — Боянис смотрел на нее невыспавшимися красными глазами, положил ей руку на колено, — Радуга сказал его не трогать ни при каких обстоятельствах. Типа сам выйдет, когда надо. И Гепу со Скворцом запретил забирать.

Ветка, скривив губы и сжав кулаки, врубила громкую связь с кабинетом Радуги:

— Вставай, придурок, проснись! Ты мне нужен, Солнышко! Всем нам нужен!

— Я свободен! Сука, птица в небесаах!!! — орал не своим голосом Скворец…

— Наяву а не во снеее!!! — выл волком Гепа.

Там чем-то звенели и гремели, Радуги слышно не было. Ветка молча ушла, чувствуя как горит огнем лицо и наворачиваются слезы — нах это чмо было Хасу нужно? Это наша надежда и будущее? Рыцарь бл… Вертушка была готова. Решила лететь в бригаду к Соколу.

Тесно прижавшись к охранникам, смотрела в окно, как удаляется серым грязным пятном среди зеленых полей Кобра. Страхи опять наплывали из какой-то тьмы — один за другим. Каждая мысль неумолимо катилась к отвратительному варианту конца — во всех красках выводя его образ прямо перед глазами. Странно, но заплывшее и перекошенное, пьяное мурло, как оказалось, успешно перекрывало собой эти образы. Ветка кадр за кадром, пиксель за пикселем восстанавливала в памяти зрелище Радуги, его дебильный оскал улыбки, дрожащие крупным тремором руки, омерзительный голос, мятые заляпаные треники, густые лужи блевотины на столе и пятна рыгни на локтях. Кисло-перченый затхлый фан. И ужасы отступали, растворяясь, как сгорая в огне

Зазвонил телефон — там был Белый:

— Слушай меня, Веточка, внимательно. Я выставился в Предводители. За меня 4 голоса и точно будет 6. Что Радуга скис — я в курсе. Но ты пока не бойся. Я перед уважаемыми ответил, что тебя, Сокола, Радугу и Лося, всех кто качал за Орла, до конца войны не трону. И мнение префов и барыг учту. Но все мои приказы должны выполняться четко. Ну а если доживем до «после войны» — там сама думай, как жить

Ветка, положила телефон в карман и еще раз вспомнила «Лет ми си е стрепд» в исполнении своего Солнышка. Сказала пилотам лететь в Железнорудск. Тиснула Лосю и Соколу смски: «Голосуйте за Белого, Радуга пас». Написала Ягуару — новому Верховному, что «не возражает»

Вернулась к себе в офис, глянув в сводки новостей. Остатки волчьих корпусов (не более 20 тысяч) оставили восточный район Медвежьегорска, отошли в горные северные окраины. Командарм погиб. До 10 тысяч медведей отступили из города к космодрому и закрепились между ним и городом. Медвежий Верховный погиб. Город под полным контролем бритых, потерявших при штурме, правда, 145 тысяч бойцов. Сенат Альфы решение по отправке войск на Бету не принял, вернется к вопросу через три дня

Пошла готовить наутро траурный прикид — будут провожать Клюва на костер. Ягуар, новый Верховный, впервые пригласил на такое представителей остальных

Одноглазый — высоченный и худой, выглядевший стариком, как говорили, еще даже когда был студентом на Сфинксе, приехал к Тору лично через месяц после того, как тигры привезли его в медцентр в Больничке, в Грозном Лесу. Больничка — целый медицинский город, провинциальный аналог Алама на Цефее. К тому времени Тор уже не плохо ходил и нормально дышал, ему поправили ребра и прочие кости. Хреново заживали ожоги, но в этой части ему ничего быстрого и не обещали. Жил богатырь уже не в палате, а в санаторном корпусе на окраине, где лес с грибами и пруд со звонкими жабами.

Одноглазый вошел не представившись, его итак все везде знали. Уселся в кресло посреди комнаты, кивнул Тору, чтоб налил чайку покрепче:

— Понравилось мне, какие темы ты на Рамире замутил и как дела делал. У нас тут жизнь устроена как на твоей Республике. Почти. Бардака много и разборок. А надо порядок. Тут вокруг полно желающих нас к ногтю прижать, в кандалы упаковать. Типа это и будет порядок. Только не порядок это — людей ломать, волю из них выбивать. Не наш порядок. Мы такое не примем. Ты знаешь, как я глаз потерял?

Тор покрутил головой, поставив перед уважаемым на столик тарелочку с печеньками. Одноглазый мелким глотками с наслаждением, потянул горячий чефир, вынув папиросу из золоченой коробки, закурил:

— В институте по молодости. Хотел все знать. Не слушался наставников, опыты ставил опасные, вот и взорвался. Никому не говори — тут всем известно, что я глаз потерял на разборке на Скорпионе. И про то, что ты Тор с Рамиры тоже никто не узнает. Ты — Гром, нормальный пацан, много наделавший на Волопасе. Теперь вот на меня работаешь.

— Что делать буду? — Гром сидел, сцепив руки замком на кровати, — отказаться могу?

— Жизнь твою я у тигров выкупил недешево. Будем считать, что ты мне 10 лет отработать должен. А долг это основа порядка, — Одноглазый говорил спокойно и уверенно, так что нельзя было и думать возразить, — а делать… Пока осмотрись, потом пару заданий подброшу, освоишься тут у нас. Может, у тебя идеи какие будут — так собирай себе бригаду. Я тебе всегда советом помогу и делом.

Предводитель Грозного Леса поднялся, подошел к окну, оборачиваясь иногда на тоже вставшего Тора:

— Завязывать нам тут надо с беспределом и разборками. Порядок нужен. Но надо до нормальной жизни своим умом дойти, без вертухаевой помощи. Самим организоваться и наладить жизнь так, как нам нравится. У тебя на Рамире получилось. Наши волки, конечно, по резче твоих вояк будут, да и масштабы здесь по шире. Но зато никакого Уоллоса не предвидится. Пока. Если сами себе порядок не наведем, то придут и наведут чужие, а нас вытравят, как заразу. Мы не зараза — мы люди. И ты быстро увидишь, что волки хороши, полюбишь их, полюбишь остальных. Но чтобы у нас всех было будущее, помоги построить нам порядок. Ты нам нужен, как пропуск в будущее. Вот за что я платил тиграм.

Теперь Гром пытался выяснить у медведей в Медвежьегорске, можно ли как-то перебросить в Грозный лес тело Одноглазого для погребального костра. Но там говорили, что никак не получится прорваться, сожгут, мол, у себя чин по чину. Выборы нового Предводителя прошли единогласно. Гром возглавил волков Грозного леса в этот самый трудный час — как и мечтал Одноглазый старик. На выборы приехали лично все 8 лидеров, торчали головами на мониторе в режиме видеоконференции префекты, из-за спин которых выглядывали барыги. Такая сотня глаз смотрела на Грома, надеясь, что он-то и выведет их из этой задницы прямо в светлое будущее.

Воспоминания оборвал включившийся сам собой телевизор (теперь по жизни такое дерьмо случается, надо было вынуть из розетки) — благородного вида поп опять вещал за смирение и сотрудничество с Создателем и Администрацией. Гром скривился и сменил канал, сразу наткнувшись на огромную щерившуюся на весь экран морду крысы. Вырубил телек, осознал, что черная тварь надежно ему вбита в сознание и будет выплывать всякий раз, обрубая мысль, желание или действие, как красный сигнал светофора.

Что было сил напрягся до гула в ушах, пытаясь представить что-то светлое. Поплыла перед глазами красавица весенняя степь, милые белые хаты рамирцев, чернобровые веселые девчонки в пестрых платьицах. И сразу поверх всего эта морда, а потом развороченный бункер, в котором сгинули все его друзья-анархисты — густой дым, кровавый фарш по стенам и потолку, порванные тела, пепел и труха от мебели и компов.

Он никогда не видел этого сам, ведь очнулся уже далеко от Гротхилла. Но в последние недели эта картинка становилась все четче с каждым днем, она постепенно дорисовывалась в воображении тысячей деталей до полного ощущения присутствия и достоверности. Сейчас Тору казалось он слышит тяжелый запах жженого мяса и дерева, обугленного железа и камня.

Всякий раз, когда он думал, что делать, куда он, как Предводитель, должен вести своих волков, он видел этот бункер, узнавал горелые куски Ратмира и Ашика, Лурье и Коллинза. Теперь за ним не 4 тысячи бойцов и 2 миллиона жителей, а 30 тысяч вооруженных и 50 миллионов остальных. И, если он ошибется, как тогда в Гротхилле, все волки, все мужики и бабы, старики и дети могут стать таким же пеплом, как те, что пошли за ним на Рамире. Но мыслей не было. И времени думать не было. Было только обезображенное лицо Ратмира перед глазами. Гром не мог не то, что решить, что делать его народу, он не мог встать со стула, не мог включить комп, обрубаемый при любой попытке двинуться запрещающим сигналом во все органы чувств. В ушах оглушительно гудел поезд, летя на него по рельсам и грозя размазать, перед глазами вспыхивало красным огромное «ERROR! Invalid Operation», кто-то хлестал палкой по рукам и ногам, требуя сидеть смирно, не двигаться и не думать.

Позвонил Ягуар и назначил его новым Командармом в Медвежьегорске. Приказал с 3-й Резервной армией перейти Баранку и идти туда с задачей во что бы то ни стало удержать подступы к космодрому. Пока стоит медвежья столица, остается надежда на десант с Альфы — последняя надежда.

Армия шла сотней колонн, ротными и батальонными группами, чтоб избежать возможного масштабного поражения с воздуха. В зенитной бригаде были только комплексы ПВО 3-го поколения «надежно не поражавшие» самолеты Гаммы и «поражавшие с невысокой вероятностью» самолеты бритых. В дивизионах корпусов и вовсе ствольные скорострельные зенитки. Пока шли лесом еще куда ни шло, как-то да маскировались. А за Баранкой выкатились на просторные зеленые луга и пашни… Тор раскачивался на ухабах, сидя на кожаном топчане в своем командармском кунге и ждал в любую секунду сигнал с радаров о воздушном нападении, представлял себе свое неизбежное бессилие что либо сделать, чтобы спасти своих волков. Уже видел обугленные тела бойцов в развороченных консервных банках бронемашин.

К вечеру танковая бригада, с которой шел Гром, четырьмя колоннами с разных сторон вошла в Бесон, небольшой сельский райцентр. Приказал своим старшим следить в оба, чтоб их волки не поцапались с местными медведями. Союз союзом, но нервы у всех на пределе, а старых обид полно. На площади райсовета встречал местный префект и звал вместе ужинать. С ним торчали журналисты с камерами. Гром хотел было подозвать репортера и брякнуть что-нибудь залихватское-чапаевское, но префект, дернул за руку шепнув на ухо «Они с IGM, за Гамму».

Гром подошел к лысому средних лет мужичку в черной курточке, видимо, главному в журналистской группке:

— Что, интервью Вам дать? Потом же все переврете?

— Мы можем сначала отойти вдвоем, обсудить, на какие вопросы Вам будет удобно ответить, а потом уже говорить на камеру, — лысый имел желтую кожу лица, не крепкое тело, но твердый довольно и увесистый голос, — Мы не станем пускать в эфир ничего без Вашего согласования.

— Ну давай попробуем, — усмехнулся Тор, — Охрана, обыщите его и заводите в кунг. Жду там.

Взобрался по железным ступенькам, снова сев на свой топчан, разминая мимику и прокашливаясь, готовясь сказать в лицо IGM о высоком боевом духе волков его Армии и как они будут держать оборону вместе с братьями медведями до последнего. Журналист, вошел, широко улыбаясь узенькими своими губами, не спросясь решительно сел за его стол напротив топчана:

— Вы такой молодой, только что избранный Предводитель Грозного Леса и только что назначенный командарм 3-й армии. За Вами 40 тысяч бойцов здесь и 50 миллионов жизней в тылу. Как Вы намерены их спасти?

— Мы еще пока не проиграли…

— Я только что из штаба группировки бритых под Медвежьегорском. Завтра 200 самолетов сожгут треть Вашей армии, послезавтра другую треть, через три дня 3-й армии не станет. Через 5–10 дней бритые возьмут город, выгонят миротворцев с космодрома и тогда десанта с Альфы точно не будет. После этого участь всех волков решена.

— Вы так запросто выдаете военные секреты своих собеседников?

— Меня попросил Аханодин их Вам выдать, — репортер уверенно и твердо вставил свой взгляд в глаза Грому, — Я его помощник. Но вернемся к вопросу интервью — как Вы намерены спасти своих людей от гибели а земли от разорения?

Гром молчал, глядя на круглый крепкий лоб «помощника», на его угловатые плечи и тонкие руки. Журналист светясь потной лысиной под лампой прислонился спиной к железу кунга:

— Жизнь — это школа, но мы не на экзамене. Я могу подсказать, какой Ваш ответ числится правильным у Аханодина.

Гром молчал и слушал.

— Вы вместе с 3-й армией встанете на Путь Сотрудничества. Ударите внезапно в тыл оставшимся бандитам в Медвежьегорске. Это будет легкая победа. Потом Аханодин назначит Вас Администратором Волчьих гор. Ваша земля на правах Автономии войдет в состав будущего государства на Бете. Вам, Гром, дадут время и возможность попытаться убедить волков присягнуть Администрации без участия войск Бритой Степи и Гаммы. Тогда прольется только та кровь, что прольете Вы сами.

А чтобы еще поднять Ваш авторитет в глазах волков, Аханодин назначит Вас сейчас временным, на полгода, комендантом Медвежьего Леса, Вашим войскам поручит обеспечивать здесь режим. Волки смогут отомстить медведям за все обиды и собрать богатые трофеи. И Вы, Гром, будете модератором этого сбора. Рейд по медвежьим землям, уверен, будет единственным успешным делом для волчьих бригад в этом году. Волки пойдут за Вами.

Журналист обмахивал ладошкой вспотевшее лицо, но как-то странно — медленно и замысловато, сжимая и разжимая пальцы, пристально глядя Грому в глаза и не моргая. Тор осознал, что исчезли его видения из сожженного бункера, в голове мелькало что-то милое из детства на Лебеди, бежали в деревне у дедушки по дороге веселые белые овечки с колокольчиками, ехал на коне улыбавшийся пастух и плыли по ясному небу кучерявые облака. Череп перестал давить, как железные тесный обруч, в ушах как-будто был слышен то-ли ручей, то-ли флейта из той-же деревушки…

«Это путь спасения. Это может сработать. Конечно, не все волки со мной согласятся. Да вообще, не многие согласятся. Но прямо сейчас и здесь мы вырулим, избежим катастрофы. А там видно будет. Эх, Одноглазый, ты этого от меня ждал? Я угадал или ошибся? Но это будет мир и порядок. И не совсем оккупация.» — Гром разжал зубы и сказал:

— Согласен. Только не шумите раньше времени. Дайте спокойно подойти к Медвежьегорску, чтоб ударить неожиданно.

— Конечно! Мы Ваше заявление о желании сотрудничать с Администрацией запишем сейчас в этом кунге, а опубликуем, когда возьмете город. А до того эта запись просто будет гарантом серьезности Ваших намерений.

Репортер отворил дверь кунга и кликнул оператора. Втроем заперлись, задернув шторы на маленьких окошках.

Хорошо, что в волчьих общаковских армиях тотальные единоначалие и дисциплина. Выполнение Приказа командира без вопросов — долг мобилизованного волка. Гром просто и без лишних объяснений ставил задачи комкорам и комбригам — брать такие-то районы и населенные пункты, уничтожать такие-то отряды «противника». С общевойсковым корпусом, собравшись в один большой кулак к северу от Медвежьегорска, вышел к району Урван, примыкавшему к космодрому с востока и занятому медведями. Связался с их командиром — мол обозначь позиции и встречай. Развернул дивизион залповых минометов и по полученным от медвежьего Предводителя координатам начал молотить, перепахивая квадрат за квадратом. Море огня и пыли с грохотом катилось дальше вглубь Урвана, а за ним катили плотными колоннами старенькие танки и БТРы с пехотой, расстреливая всех, кто уцелел — ошарашенных и беспомощных. По выявленным укрепленным позициям, уцелевшим бетонным зданиям долбили точечно гаубицы и самоходки.

Наступление шло как по маслу и без потерь, Гром бросил в обход фланга в тыл медведям на легкой броне десантную бригаду, вместе с массированным артиллерийским заградогнем отрезать путь бегства на север по полям и пастбищам. Поднял в небо вертушки — бить тех, кто побежит через лес в горы. Слушал в эфире вопли и маты медведей, не понимавших, что случилось. Видел в бинокль полураздетые метавшиеся под огнем толпы, валившиеся, как скошенная трава под шквальным огнем со всех сторон. Приказал никого не выпускать из котла живым. «Валить тварей всех до последнего. Они нам не простят»

Глянув на горизонт, где по зеленым лугам уже ползли черным роем его танки, замыкая кольцо с востока, увидев как в пляске среди вспышек дрожат и оседают в тучах пыли кирпичные трехэтажки в поселке на северной окраине Урвана, где у медведей были батальоны тыла и управления, склады и штабы, решил, что «Здесь все», в сопровождении роты спецназа на бронемашинах погнал свой кунг к сортировочной станции, где был штаб Верховного Предводителя медведей. Трясясь на разбитой его танками дороге, раскачиваясь, объезжая воронки от его гаубичных снарядов, слушал по рации донесения командиров. Все корпуса и бригады задачу выполнили. Потери уточнялись, но они минимальны. Волки из «прошлой смены», оборонявшие от бритых этот город вместе с медведями, блокированы и ждут объяснений, не вмешиваются в бой. Миротворцы на космодроме тоже заперлись и в бой не лезут, ждут разъяснений.

За депо на пустырях темнели шеренги волчьих танков и самоходок. Комкор доложил Грому, что почти все три тысячи стоявших здесь медведей штаба и охраны уничтожены. Их Верховный убит. «Внезапность — сила! Они даже за оружие схватиться не успели…» — не улыбаясь, тревожно глядя под ноги, говорил комкор, а Гром шел по изрезанному гусеницами как ножами асфальту, смотрел на дымившиеся руины складов, искореженные останки автомобилей и броневиков, на черно-рыжую кучу обугленного железа бывшего танка, башня которого торчала гнутой пушкой из второго этажа терминала, на разбросанные повсюду, похожие на скомканные вещмешки и скатки с бушлатами, на скрученные матрасы, боксерские груши или борцовские маты трупы убитых медведей.

Стоял, глядя то на раскинувший руки труп в расстегнутой серой куртке, то на своих собравшихся после боя к нему на «штаб» командиров, жадно ждавших разъяснений:

— Я договорился с Ахонодином. Его бритые уходят с Медвежьего Леса. Мы возьмем здесь, что захотим. Победителей не судят. Ягуар и остальные долю трофеев получат. Правда, пришлось для Ахонодина записать это.

Кивнул всем на большой нотик, поставив его на капот бронеавтомобиля. Там шел эфир IGM где с обеда в начале каждого часа по всем каналам гнали его заявление:

— Понимая ответственность перед десятками тысяч своих вооруженных товарищей и десятками миллионов жителей моей страны, желая только благоденствия и процветания, мира и добра всем, кто сегодня в страхе ждет каждый следующий день, кто уже потерял надежду и веру в спасение. Я, Гром, Предводитель Грозного леса и командир 3-й Резервной армии, согласен сотрудничать с Администрацией Гаммы. Готов приложить все силы к установлению Закона и Порядка в Медвежьем Лесу и на Волчьих горах.

Позвонил командарм бритых, сообщил, что уходит на Хребет Панды: «Пришел Приказ. Аханодин тебя назначил здесь Комендантом. На полгода твои волки здесь Закон и Власть».

Старший контрразведки спросил Грома, что делать с тремя сотнями пленных медведей из личного батальона Верховного — они сотрудничать точно не готовы. Гром приказал расстрелять. Отправлял бригады во все города и веси Медвежьих гор, отмечая на карте, кто где «получает» трофеи. Смотрел на длинный забор вдоль железной дороги и на серые лица раненых медведей, державших друг друга, чтоб не упасть. Ноги подгибались, головы клонились, но глаза смотрели жестко и злобно, губы шептали явно что-то непримиримое и обидное. Слушал треск пулеметных залпов, видел как в серых фонтанах бетонной пыли и стружки из забора, под резкими желтыми и красными трассерами молча валились на землю и друг на друга проигравшие но не сдавшиеся штурмовики. К росшему вдоль забора валу из медвежьих тел волки подводили все новые группы пленных, расталкивая их в шеренги перед пулеметами. Потом опять грохотали и разносились эхом среди складских ангаров длинные очереди. Глядя на вспышки выстрелов ждали конца этому бойцы, назначенные в похоронные отряды.

Радость перекатился по полу, оказавшись лицом в ковер. Глубоко вдохнул пыль и кислятину из ворса, открыл глаза и поднялся на четвереньки, по-волчьи, поворачивая голову вместе с шеей, мутным взглядом обвел свой кабинет. Было явно раннее утро, в бледно-сером девственном воздухе все было видно четко и ясно. Гепа и Скворец были на месте — темнели мутными телами у стен. На мониторе светилось последнее (отправлено в 6–30) сообщение от Бояниса, что пока на Кобре все в целом норм.

Жутко давило виски, колотило и трясло все тело, во рту пересохло — ощущения жизни возвращались во всей их восхитительной яркости и неотвратимости. Джедай присел на корточки силясь найти во рту слюны, но глотка разочарованно гоняла глотательные движения на сухую со скрипом и скрежетом. Звездный рыцарь скрупулезно ловил и анализировал все эти истошные сигналы от всех органов чувств, закрепляя свое «Я» в реальности Близнецов. Долина Змей, станция Кобра, волк Радуга.

Врубил в проигрывателе какое-то мучительное и небыстрое, но очень целеустремленное болеро, разделся, уселся на край ванной, ожидая, когда она наполнится ледяной водой. Нырнул целиком, прижав затылок на дно. Сжался, слыша, как заколотилось сердце, как застрял вздох в околевшей груди и застыли мысли. Руки, вцепившись в края ванной готовились рывком вытащить идиота из этой морозилки, но Радость ждал…

Время остановилось, сквозь воду его взгляд встретился с желтым глазом лампы в стене. Рванулся и вылез, залив водой кафель на полу. Стоя в луже дрожал, смотрел в зеркало, обтекал, не вытираясь.

Накинув халат, вышел и пинками растолкал товарищей, сказав приходить в себя и готовиться. Будет бой.

Достал холодного кефира из холодильника, выхлебав полбутылки, отправился опорожнять желудок в сортир. Сидя в зеленоватом свете кабинки, листал в телефоне обстановку. Мехсому остались считанные дни, степень разложения в волчьих стаях достигла предела. Массовый суицид, неповиновение старшим, потасовки и перестрелки, возобновились разборки между бригадами.

— Эх, Тор, мальчик мой, вот, что ты выбрал. Вот как ты решил. Теперь пример Грома крутят в своих головах многие лидеры и предводители. Кто-то последует этому примеру.

Если не вмешиваться и дать ситуации развиваться естественным путем — Аханодин победил. Потеряв союзников на Бете, переждавшая войну Альфа год-два и постепенно ляжет под Гамму. Но уже сейчас опыт Администрации будет признан успешным, а Срок получит право и возможность применить его в масштабах Вселенной. Файл Страха уже сделал ему половину работы. К концу осени инсталлирует свое ПО, к весне соберет и возглавит Межгалактический Сенат, отодвинет Гилаца. Galaxy, наконец, построит таки свой мировой тоталитарный порядок, не удавшийся в свое время Грогу. Если Радость мудр, он позволит этому случиться, ведь жизнь его научила, что человечество хочет такой диктатуры и бессильно против своих страхов. Если не получилось у Грога, даже если не получится у Кошеса, однажды получится у кого-то следующего, это рано или поздно будет — человек станет овцой в стаде. Да и Вселенная однажды перестанет расширяться, растеряв инерцию Большого Взрыва. Все когда-то умрет. Человечество, возможно, прямо сейчас. По крайней мере перестанет быть человечеством. Не в силах старого одинокого волка остановить остывание Космоса.

За стенкой в ванной лилась вода, стенал Гепард и охал Скворец. Но если Радость решит, что он не мудрец, а джедай? Тогда им движет любовь. И куда она его движет? Достал из халата второй телефон и держал перед собой теперь два экрана — на одном фотка и контакт Ветки — на другом Лилит. Одна сидит сейчас забившись от страха под стол в офисе своей барыжьей ассоциации в Железнорудске. Дрожит и плачет, проклиная его и умоляя хоть кого-то спасти ее страну и планету. Вторая стоит на перекрестке миров в бескрайних снегах и взмахами рукавов своей шубы, заклинаниями на древнем языке, нагоняет на мир ледяные ветры ужаса, заковывает льдом, кандалами, бетонными стенами и тьмой. Очищает земли от скверны — от него и от всех, кто торчит, сверкает, движется, мечтает и алчет. Готовится закатать все в ровный серый асфальт катком своего Кошеса.

Привстал, повернувшись, проблевался, допил кефир и снова сел. Ни ту, ни другую ему уже не спасти. В смысле нельзя сохранить их любовь. Так-то Ветку можно уберечь если спасти Бету. В принципе, крах Кошеса будет спасением и для Лилит, но это смотря что именно понимать под «Лилит».

Кряхтя и морщась встал, слабыми ногами проследовав в кабинет к столу. — А можно ли спасти себя? Есть ли для Радости путь не обратно во тьму? Волчья жизнь его по любому отсчитывала последние дни. Он-то «сотрудничать» не сможет даже чисто клинически, этого неизлечимый диагноз. Да ему и не предложат, просто подождут, когда сдохнет. Бежать некуда толком, страх раздавит теперь везде, а пить столько невозможно — не то что Срок, — Белый прирежет или какая вообще шпана… Хотя может быть какое-то время безопасно под юбкой Лилит. Пока ее Срок не придет.

В телеке IGM уже красовался Гром, вещая, как это правильно и круто — сотрудничать с Администрацией. Намекал, что может стать Главой Администрации в Волчьих горах.

Власть и порядок выбрал Тор. Я-то что выберу? — Радость выдохнул и взял тот телефон, где чернобровая и томная смотрела нагло и уверенно леди Маринез. Вспомнил ее ноги и бедра, запах лобка и подмышек, шум в голове от ее взгляда. Отправил ей две цифры «10».

— Ты что задумал? — возник через паузу ее ответ в чате, — Ты скопировал себе 10-й файл? Ты все равно его не сможешь активировать.

— За кого ты меня принимаешь?

— За джедая в шкуре волка, секс-озабоченного и алкаша, то ли революционера, то ли наемника, то ли Светоносного, то ли психа. Что ты задумал?

— Увидишь, Лил, поймешь.

— Ты понимаешь, что такое «10»⁈ Он деинсталлирует не только «7», но и все остальное. ВСЕ.

— Гонишь. Всегда врала и сейчас врешь.

— Забудь. Лети ко мне. Кошес сейчас внутри программы. Тело его в ИВЦ в Демире. Нам никто не помешает. Я этого ждала, чтоб тебя позвать. Приезжай, ты все получишь, о чем мечтал.

Радуга не ответил, она подождала и вошла в чат опять:

— Сейчас или никогда.

— Боишься его?

— Всегда был ссыклом.

Не дождавшись ответа, она ушла из сети. Радость почуял, что если сейчас врубить видеозвонок, она снимет штаны и покажет голый зад в камеру, чтоб он прилетел. Сама Леди Маринез умоляла волка с Кобры о сексе… После перепоя такие предложения особенно будоражат и волнуют. Радость выгнулся в кресле и мечтательно смотрел в потолок. Отправил ей «Жди» и вышел из чата.

Гепард и Скворец вошли побритые и одетые во все свежее. Кивнул им ждать на диване, сказав заказать пока с ресторана пожрать на троих. Вызвал в скайпе Пуму:

— Ну что, Лев, превратился в котенка обоссаного? Слились вы там?

— Чувак прости, я сделал все, что мог. Даже больше. Но против этой Страшилы ни один дуболом подняться не может. Все на очке сидят и тупят.

— Страшила соломенная. Может и сгореть. Это очень между нами. Даже дружбанам своим великим не говори. Немедленно выступай сам своим корпусом. Если через три дня получишь от меня в чате смайл с огнем и увидишь во всех лентах странный пост про меня, сядешь в Медвежьегорске под прикрытием миротворцев. Вместе с Ягуаром возьмешь город и уничтожишь Грома. Тогда-то Сенат твой проголосует?

— Если все так будет, как ты сказал, то проголосует сто пудов.

— Тогда потом всеми силами Республики занимаете Медвежьи горы. Меня на связи не будет, но ты и сам уже во всем разберешься. Справишься. Давай, Пума, жги.

Радость, глядя, как официант осторожно озираясь заталкивает в этот бедлам тележку с горячим рассольничком, тушеным в овощах мясом и ведром ягодного алого киселя, нагнулся, достав из нижнего ящика стола старый поцарапанный, квадратный и тяжелый телефон. Открыл контакты и пошуровал вниз, летя глазом мимо давно ушедших имен. Мелькнули Вагнер и Волос, сразу за Лилит была Маат. Набрал, услышав длинные гудки.

— Радость? Ты жив⁈ Ты где?

— Привет, Маат, как сама?

— Так себе. Нервишки шалят и дела валятся. Но с деньгами и здоровьем хоть хорошо — ученица говорила настороженно, ожидая, что значит этот звонок с 10 лет молчавшего номера, — чего хотел-то?

— Грань зовет, Малышка, чуешь дрожь по телу? — Радость вспоминал борзую и смешную девчонку с Лебеди. Как она требовала у него на 45-й вывести ее на Грань. Это Лилит не любила ничего и никого кроме своего кудрявого красавчика, черноглазого весельчака и дебошира Волоса… А Маат была с претензиями, ей-то на самом деле всегда хотелось большего. Тот юный сатанизм и максимализм шел у нее изнутри. Она была настоящая. Радость представил, как она дрожа от страха шла за Вагнером Тропой Смерти в Город Мертвых в этом своем хитром провинциальном педулище, как сейчас она унижена и оскорблена своим бессилием перед навалившимся со всех сторон безысходным ужасом, — Как тебе за Гранью десять лет? Вроде же норм?

— Тебе спасибо что-ли сказать? Или вдруг решил побеспокоиться обо мне? Что тебе надо, придурок?

— Подумал, может, тебе надоело трястись в своем дворце. Ты же помнишь, что надо делать со страхом? Давай уже перешагивай.

— Радость, сука, что подкалываешь? Я не могу. Никто не может. Это не Тропа Смерти по которой хоть и страшно но можно идти. Видно куда шагать, понятно как шагать. А тут нет тропы, не видно ничего, куда идти? Наощупь — везде стена и страх. Я, может, неделю еще выдержу, а может, нет. Сносит крышу, хана нам всем.

— Держись три дня. На огонь смотри, вино красное пей, Вагнера позови во сне, поможет. Через три дня я подсвечу, куда шагнуть. Видишь, тебе в друзья постучался аккаунт Костер? Пусти. Когда увидишь у него пост с картинкой и музыкой — это будет Правда. Меня на связи не будет. Костер разгорится только если ты ему поможешь. Его Правду должен узнать весь мир. Репостни его по всем своим ресурсам с призывом, чтоб все репостили у себя. Мне будет нужен миллион репостов в секунду. У тебя такая мощность сейчас есть. Тебе Россомаха дала. Только никому ни слова. Ни даже ей, ни генералу. Если сделаешь, страх уйдет.

— Да ты хоть понимаешь о чем говоришь? Ты понимаешь, что это должен быть за костер, чтобы быть Правдой?

— Костер из сердец, подруга, из сердец… От тебя как в юные годы требуется честная журналистка. Это же просто, как в Лос-Аваланосе. С неба милости не жди, Жизнь для Правды не щади. Нам ребята в этой жизни только с Правдой по пути.

Маат молчала, слушая огненное заклинание. Радость положил все три трубки со всеми девчонками в стол. Кто из них чего стоит, покажет только Правда. По большому счету это их дело — кто что выберет и кто кем станет. Никого из них ему уже не целовать. Никто из них не будет ему ни женой ни подругой. Джедай поднял протрезвевшие после рассольника глаза на тех, кого он любил на самом деле. На тех, с кем хотел остаться вместе навсегда.

— Че за тема-огонь? — ухмылялся Гепа.

— Куда летим? — щерился хитрой лыбой Скворец.

— Три дня приходим в себя. Не пьем. Ходим в лес продышаться, там умеренные физические нагрузки. В день по шесть часов тренируемся в экшенах DP, работаем тройкой по сети, рубимся с крутыми ребятами. Через три дня играем по-настоящему. Валим Кошеса.

— Ништяк, мы что Страшилу забъем? — оживился Гепард.

— Что платят? — тер руки Скворец.

— Не могу обещать даже благодарность потомков. Но гибель в таком сражении — не Смерть, а Жизнь Вечная. Мы спасем человечество и докажем что мы круче всех.

— Ты сказал гибель? — Скворец разминал тремя пальцами сигарету.

— Мы здесь все или сдохнем от страха, или застрелимся или пойдем в овцы к Аханодину. Есть тема победить. Но из игрушки мы трое уже не выйдем. Там или погибнем, как честные пацаны, или как волки, всех порвем. Станем персонажами игры. Что выберете, пацаны?

— Красавчик ты, Радуга, — усмехнулся горько Скворец, — не зря я в тебя верил всегда. Нашел, блин, выход. Я с тобой, брат.

— Порвем, брат, — Гепа дотянулся и хлопнул его плечу, — ты в нас не сомневайся, мы волки в натуре. Без лажи. Сделаем. И вместе с тобой, Радуга, мне в этот бой идти в кайф.

— В Бессмертие особо не верится, а если погибать, — Скворец затянулся сигаретой и подтянул пятки на диван, — то мне с вами двоими в одну могилу не западло.

Радуга почуял слезу на щеке, увидел, что братья-волки тоже покраснели и трут глаза, разве мог джедай сомневаться в свободных… Отправил пока спать.

Врубил скайп и вызвал Белого:

— Здравствуй, Предводитель! Для тебя две хорошие новости. Я могу отключить Страшилу и поднять шансы волков на победу. При этом я отсюда исчезну навсегда, а ты можешь даже подняться на этом в Верховные. От тебя мне надо обещание не трогать Ветку после войны и военная помощь сейчас. Через три дня всеми силами, что соберешь, приходи на Кобру и держи ее до последней капли крови, пока не почувствуешь, что мы победили. Хреновая для тебя новость — мочилово будет не детское, все и ты, в том числе, можете лечь. Но нельзя, чтоб противник вошел ко мне в бункер.

— Добро, Радуга. Если все будет, как ты сказал, Ветку не трону. Кобру удержим. Не менжуйся, волк. Мы с тобой одной крови. Надо будет — ляжем.

Написал Ягуару, что Пума решился выступать сам без Сената. Совсекретно, через три дня Радуга нанесет массированный киберудар по Гамме, разрушит им управление войсками. В этот момент Пума сядет у миротворцев в Медвежьегорске со своим корпусом. Если поможешь своей 1-резервной армией, вместе возьмете город и весь Медвежий Лес. Тогда Альфа вступит в войну. Ягуар ответил, что если Пума правда прилетит, то ОК. Поддержит. Это все-таки шанс на что-то. Хотя бы умереть в бою свободными.

Не часто случается, вот так не разочароваться в людях. Хотя это волки, и в них Радуга верил всегда. Написал аккаунту «Бросок» оставить звездолет в Змеинодольске самому ехать на Кобру. Вызвал в закрытом (сейчас еще трижды закрытом-перезакрытом) чате Джефферсона. Шифровщик испоганивал голоса до неузнаваемости и тянул слова:

— Привет, Лесли! Забыл про меня? Я тебе обещал твоего кидалу наказать.

— Здорово, волчара. Вовремя ты спохватился. Он теперь сам кого хочешь накажет.

— Очень вовремя. Ты ж хозяин фабрик грез, должен понимать, что для драматизма надо дождаться момента тотального отчаяния.

— Всегда знал, что волки круто шарят в моментах отчаяния.

— Мне нужен вход на троих в твой директный шутер Третьей Программы. Со всеми паролями и допусками. Аккаунты моих трех бойцов должны быть прописаны и иметь допуски во всех пяти программах. Нужны по максимуму здоровье, все оружие и здоровья до жопы, полная карта всех уровней и бесперебойная связь между собой. Каналы, аккаунты и все компы, что будут в деле трижды защищены в том числе физически. И на нас должен быть готов работать весь твой ИВЦ, чтоб нам там время не остановили и не расплющили по стенам.

— Ты знаешь как пройти в их дверь?

— Да. И там Кошес. Мы его сделаем. Ты только свои все двери нам открой.

Немногословный Лесли исчез в зеленой заставке. Радость спустился к Боянису, сказал оставить Дежурку на зама и идти спать. Завтра поднимать всех кто остался в бригаде и готовить Кобру к обороне, окапываться, минировать подступы, укрепить бункер и поставить туда автономный пункт электропитания, защиту связи от помех:

— Объяви чтоб эвакуировались все звездолеты и мирный персонал, закрой аэропорт для полетов. Через три дня я нанесу киберудар по системам связи и управления противника. Меня захотят срочно вырубить. По наши души будет дивизия дальней авиации бритых из Мергела — единственный кто до нас может быстро достать. 15 тяжелых бомбовозов, 30 штурмовиков и 30 транспортов, которые сбросят к нам бригаду десантников. Белый придет поможет, чем сможет. Но махач будет лютый. Может, это будет последний, брат, наш с тобой махач. Но бункер удержи.

— Лады, Радуга, надо — значит удержим. Я ж тебя никогда не подводил? И не подведу.

Очередной школьный стрелок утопил в крови свой класс вместе с учительницей в Сен Гордоне в СГЦ. Маат смотрела кадры, как мальчишка с дробовиком и автоматом стреляет среди карт и портретов на стенах класса. Вот ведь как бескорыстно и решительно зло. Почему маньяк идет на это бесплатно, зная о каре? Почему не спрашивает себя типа «Почему Я?», «Почему Сейчас?» Добрый человек доброе дело обязательно бы отложил на завтра, спросил бы сам себя… и передумал бы. А этот идет и делает. Поэтому Зло всегда побеждает. Поэтому класс расстрелян по факту, а всякое добро и свет — только в планах. И Кошес поэтому живет и побеждает.

Маат, уже минут десять пыталась налить себе кофе. Как только наклоняла над кружечкой кофейник, видела себя избитой, лежащей в крови под ногами каких-то гопников. Понимала, слышала ясно и четко, если выпьет это, то примет это в свою судьбу, это будет считаться ее выбором. Выливала кофе в ведро. Напрягала все силы своего сознания, пыталась представить себе Вагнера, как он храбро и решительно улыбается, шагая к Городу Мертвых. Наклоняла кофейник и видела его в петле над унитазом в сортире отеля. Выпученные красные глаза, вываленный язык, синее лицо… Тогда выпьешь это — громом звучал голос внутри. Вылила. Кофейник пуст. Резким движением руки, как будто поймав на лету мяч, ухватила бутылку красного и с горла сделала несколько стремительных глотков, не успев подумать, какие образы мелькнули мимо. Малькольм ошалело озиралась, глотала через боль, отметив глазами отметки на мониторе — очередная порция ее материалов ушла в СМИ и соцсети.

Надо уже готовить к публикации «неоднозначный и сложный» фильм про Пуму, где бандит выглядит почти героем. Пошла искать помощницу, которая отвечала за конечный монтаж. Та не отвечала на телефон и была не в сети — тоже небось сидит тупит с каким-то своим кофейником. Пошла к ней в комнату на втором этаже. Постучалась — не ответили, толкнула дверь — было не заперто. Комната оказалась пуста, на мониторе недоделанный монтаж Пумы. В ванной шумела вода, постучалась — тишина. Джессика открыла дверь. В багровой густой воде в ванной лежала, торча из горячей яркой жижи бледно-синим манекеном помощница. Нож виднелся, блестя металлом через кровавую муть, лежа у нее на животе. На стене на кафеле был прилеплен портретик ее парня, на нем ручкой ее каллиграфическим почерком было написано «Мы будем вместе, но, походу, не здесь».

Малькольм прикрыла дверь, вызвала охрану, сама села за ее стол доделывать фильм. Уснула под мерное бормотание копа и коронера про обстоятельства смерти помощницы. Вагнер ржал, как обычно, оживленно жестикулировал длинными своими руками, смотрел на нее своим фирменным печально-мудрым взглядом сквозь смех:

— Что, Маат, тяжко? Держись, ты-то точно все сможешь.

Сидели у костра — все вместе впятером в лесу, пили самогон из железных кружек, закусывали черным хлебом, пели проникновенно, как можно петь только в двадцать — «Ты только будь, пожалуйста, со мной, Товарищ Правда…»

Ваня брал ее за руку, тискал ей ладошку, смеялся как ребенок, заглядывая в глаза, и вокруг шумел зеленый лес на Лебеди, пели веселые птицы, ласково обдувал едва прохладный ветер, нашептывая в уши что-то увлекательное и радостное, а Ваня пел под общий смех и под гитару «Ты только все пожалуйста репостни, Товарищ Маат»…

Леди Малькольм, простите, Вас Уоллос к себе, — разбудил охранник, и Джессика, поправив строгий свой деловой пиджак, одев каблуки, пошла к боссу.

Джонсон и Вейлс сидели, уставившись красными лицами в пылавший горячий камин, кивнули ей на свободное место рядом. Втроем были похожи на туристов, отдыхавших вечером после лыжной прогулки в маленьком отеле в горах. Только жарковато, конечно, посреди джунглей с камином.

— Экономика встает. ВВП Цефеи упал в квартале на треть. Стрелец там же. Скорпион не намного лучше. И дальше будет только хуже, — Вейлс тер иссушенное огнем лицо и обтекал потом под рубашкой, — Народ в магазин за хлебом боится сходить, не то что куда-то лететь или тем более инвестировать. Программы финансовые сыпятся, цунами банкротств. Трейдеры все распродают и вкладывают в золото и товары первой необходимости. Так что деньги придется поприжать во всех контурах, а то разоримся к концу года. Ну, если раньше не передохнем от депрессии.

— Интерес аудитории на нуле. Трафик еле тянем. Да какой трафик? Уровень суицида вырос в сто раз. Инфаркты в двести. Продажи алкоголя в тысячу, — Маат, взмокнув, бесцеремонно, сняла пиджак, оставшись в одном только откровенном лифчике, — Вовлеченность аудитории растет только у IGM, особенно на религиозных каналах, где про спасение и смирение. Плюс 12000% подписчиков, плюс 90000% просмотров. Аудитория по всем опросам в глубокой фрустрации.

— Ты технические вопросы решила?

— Да, Россомаха все дала. Ее ИВЦ работает на нас. СГЦ и Стрелец нас уже видит без помех, завтра восстановим качество вещания на Скорпион, послезавтра на системы Близнецов, Ориона, Сфинкса и Лебеди.

Уоллос переводил взгляд с огня на плечи Джессики и обратно, гнал походу от себя какой-то свой страх:

— Попроси у Россомахи чтоб ее партнеры в искусстве дали тебе со скидками права на всякое культурное наследие — гони в эфир по максимуму все про доброе и светлое. Сказки, классика, легенды и мифы Древней Греции, короче больше разного про сильных и красивых людей с хорошими концами. Пусть даст ученых в эфир про лечение нервов мимо попов, и про торжество науки и человеческого гения. Пусть музыканты что-нибудь бодрящее спляшут про бесстрашие и свободу.

Попрошу у Лесли, он тебе передаст временно права на свои фильмофонды. Чеши его фабрику грез, выбирай и гони на все каналы про любовь и секс. И про героев. Поцелуи и победа над Мордором должны быть везде. Возьми порнуху у него, сделай открытый порно-канал. Давай, Маат, поднимай человечеству дух и все остальное.

Проводив взглядом плечи Джессики, Вейлс опять повернулся в камин:

— Что с войной? Просрали?

— Гилац не на связи второй день. Приказал эвакуировать батальоны и миссии из Медвежьегорска и улетел в горы. Может, настраивается сдаваться. Сенат Альфы убрал вопрос о войне из повестки в августе. В Мехсоме сил осталось дней на десять и хана, последние микрорайоны держат. Лесли спрятался в бункере, покушений боится от разгневанных пользователей его программ. Мы теперь бьемся одни.

— По волкам гниль пошла, — хмурил брови на огонь Конрад, — прослушка сигналит, много плохих разговоров. Ягуара могут не утвердить Верховным. Есть мнения, что лучше Гром и его тема сотрудничества с Аханодином. Охотничков пограбить под его руководством Медвежий лес — очередь строится.

В скайпе показал свой небодрый лик Пума. Лев был вымученный и небритый, в мятом кожаном пиджаке:

— Когда твои миротворцы с Медвежьегорска уйдут?

— Уже почти. Ждут борты. Дня три. Ответственность сняли — Приказ Арбитража уже есть.

— Давай через три дня, — Пума глянул в камеру решительно и зло, наверное, увидел на мгновенье вместо Уоллоса что-то погаже, — У меня, короче, нервы все — йок. Не хочу подохнуть со страху, как суслик. Иду ва-банк. Со своим личным корпусом сегодня лечу на Бету. Через три дня нужна будет площадка. У тебя в Медвежьегорске сяду.

— Да меня Гилац порвет!

— Отмажешься, скажешь, что уже посты были сняты и зенитки погружены, — Пума грохнул кулаком по столу, — да пора бы тебе уже шкурой рискнуть, хватит шкериться!

Успокоившись лев примирительно тер ладошкой по вмятине на столешнице:

— Если еще промедлим, никому из нас хорошо уже точно не будет. А победителей не судит даже Гилац. Это последний шанс на победу. Я с Ягуаром добазарился. Он из Поречья с его 1-й Резервной армией броском внезапно атакует Медвежьегорск. Волки готовят кибератаку на штабы бритых и Гамма-корпусов, подразвалят им на денек-другой управление и связь. Выбьем Грома, займем город. И почти уверен, по крайней мере ставлю свою жизнь на то что Сенат тогда проголосует за войну. Борта и войска готовы. Наша Десантная армия будет на Бете. Ну?

Уоллос по-привычке встал, чтоб пройтись ногами по кабинету и подумать, спохватился и почти прыжком вернулся к камину:

— Ладно, Пума. Садись в Медвежьегорске. Красавчик ты мой. Велкам, дорогой товарищ. Лети. Хрена с два там будет, конечно, победа. Но картишки ты им смешаешь. Кино про тебя уже готово героическое, по всем галактикам покажем, кстати очень будет в тему вместе с новостями про твой поход.

Закрыл скайп и отправил Вейлса работать. Камин сушил кожу и даже кости. Уоллос почувствовал впервые, что ему шестьдесят лет, а может, по ощущениям, и семьдесят… Еще месяц назад бодрое энергичное тело тяжелым сухим бревном трещало и ныло у огня. Эта война на Близнецах — его главная. И походу, проигранная.

Уоллос слушал, как устало шумит кровь по его старым венам, как гудит в голове от страха и немощи. Чувствовал беспомощность. Вызвала в чате Россомаха. Рассказал ей об отчаянном броске Пумы:

— Хочет героем уйти. Ему с Ягуаром Медвежьегорск штурмовать не меньше двух недель, а там успеют вернуться бритые и все. В любом случае условий для высадки массированного десанта с Альфы он создать не успеет.

— Так помоги ему, что сидишь? Ликвидируй Грома. Без него волки могут при условии амнистии без боя лечь под Ягуара — он их Верховный. Тогда успеем.

— Да не достану я Грома. Он из бункера не вылазит. Там только в штабе с ним бригада охраны полторы тысячи штыков. И в городе волков битком.

— Дрон ему с бомбой засунь, как ты любишь. Защита у него там допотопная.

— Galaxy спалит. Они сейчас все видят.

— Мои технари тебе сейчас файлик сбросят. Там программка автономная даже от All Maps. Надежная навигация и управление дроном на дистанции до трех тысяч метров, через любые преграды — бетон, железо, старые глушилки. А нормальный дрон у тебя в разведке миротворцев на космодроме по штату должен быть.

— Да сложно. Три тысячи метров. Как я так близко подберусь.

— Джонсон, я постарела за этот месяц лет на триста, — Россомаха приблизила к камере сорокапятилетнее примерно лицо, показав мешки под красными глазами, морщины на бледном лбу и вокруг рта, — я не знала, что в человечестве так много страха. То, что мы почти проиграли — моя вина. Если Пума сгинет а Мехсом падет, Альфа ляжет под Оскала и Гамму. А Срок возьмет здесь все — нам нечего ему противопоставить. Но ты сейчас можешь отыграть пару очков и потянуть время. Если Альфа вступит в войну, то игра будет еще не кончена. Встряхнись. Как пролезть в город группе из пяти человек — это твоя компетенция. Тут страх не помешает. Просто берешь и делаешь. Это последний шанс. Действуй, генерал.

— Может, ты как-нибудь так-же дрон Кошесу просунешь в штаны? Это бы все решило. Не осталось у тебя никаких что ли джедаев?

— Протухли джедаи, нету их. Убери Грома из Медвежьегорска. Отыграем время.

Экран погас. Уоллос тер виски, глядя как ему в почту стучится какой-то «Ярик (Гад)» с файлом «Поток Смерти». Скачал. Переправил Густаву и вызвал его в чат:

— Свяжись с Ягуаром, пусть даст пару нормальных киллеров по автономнее и найдет двух-трех бойцов медведей проводников, хорошо шарящих в подземных коммуникациях Медвежьегорска. Снабдишь их с космодрома минидроном камикадзе с ограниченной дистанцией… QC-27 подойдет как раз. Оператора дашь и программу управления, что я сейчас прислал. Задача — не позже чем через три дня, 22 августа, ликвидировать Грома. Он в бункере под штабом на Малиновой площади. Давай, сделай.

Посмотрел, как Густав не задавая вопросы, кивнул, сжав скулы. Вырубил все в том числе свет. Остался в темной вечерней комнате наедине с камином…

… Маат с десятого раза, зажмурившись и проорав что-то на лебедином, перешагнула-таки порог своей комнаты. Глотнула вина. Сжала изо всех сил ладонями виски, мечтая выдавить из головы голос, говоривший «Ты проклята». Выплывала перед глазами в кровавой ванной помощница, набегала толпа нищих старух и бросалась в нее камнями, орала «Ты проклята!» Появился Тор, порванный взрывом бомбы в бункере на Рамире, бесформенная каша вместо лица шевелилась и говорила ей сиплым тошным голосом:

— Ты пустая. Ни детей не родила, ни друзей не нажила. Предала. Проклята. Бл…дь и тряпка. Пососешь теперь, соска, тоски и позора.

Джессика опустилась на пол, прислонившись к спинке дивана, без сил смотрела в точку перед собой — ковер шевелился кучей слизняков и всякой неизвестной ожившей мерзости, бросившейся жрать ей ноги. И она не знала куда бежать. Плакала, оседала на пол, в истерике сбрасывая руками слизняков уже ползших вверх по ногам — к животу и груди. В отчаянии вспоминала, как могла, забытое лицо Радости — широкая гагаринская улыбка, безбашенно храбрые и веселые глаза, чувство волнительного беспокойства и восторженные надежды, наполнявшие ее, когда он был рядом. «Он всех спасет, он сможет, — диктовала себе как молитву, — и я смогу. Я смогу снова стать честной смелой журналисткой, как на Васту и в Лос-Аваланосе. Я скажу Правду. Ты только прикажи и я не струшу, Товарищ Радость».

Вспыхнул телефон показав ей цифры 19–44. Малькольм безумными глазами смотрела на эти цифры, уже не зная, откуда будет еще удар. Где есть в этом мире хоть какой-нибудь маленький уголок, где не достанут палачи, где можно передохнуть хоть немножко от пытки. Звонила Лилит, с отвращением Маат дотронулась пальцем до ненавистных цифр, сняла трубку.

— Тебе Радость звонил? — Маринез ужаснула подругу холодным стальным тоном, — А что мне не перезвонила? Меня же, наверное, касается. Что, молчишь, сестричка?

— Я не работаю на тебя. И друзья у тебя теперь в другом месте, — Маат поразилась до чего ее запредельная усталость была сейчас похожа на смелость, — Стращать будешь?

— Так звонил или нет?

— Пробей защиту нашу и возьми биллинг.

— Не удивилась ты вопросу, значит звонил. Подруга, я тебе совет дам, прислушайся, может спасешься. Он тебе врет. Всегда всем врал и тебе врет. Он же 10 лет где-то мотался, а мы все думали, что он сгинул.

— Да какая мне разница? Я не оплакивала особо. Было по ком слезы лить.

— А он сказал тебе, что Тор жив? Что молчишь? Тебя за дуру держат.

— Не поняла, — у Джессики сжалось сердце в ожидании последнего удара, — что Тор?

— Тебе врали, чтоб-ты на глазах Уоллоса реалистично эти свои слезы лила. Чтоб он не искал Тора. Радость с ним вместе все эти 10 лет дела крутит на Близнецах. Они теперь бандиты-наемники. Волки. И Радость за лавэ хорошие помог мне Страшилу собрать и инсталлировать. А Тор — это Гром, который уже открыто Аханодину пятки лижет. Будет Админом Гаммы в Волчьих горах, а может, и на всем Севере Беты.

Джессика лежала на полу в позе эмбриона, плача навзрыд, держа трубку в сжатом кулаке, а в трубке продолжала чеканить слова Лилит:

— Это джедай, мы для него биоматериал, живое мясо для жарки. Спички для мирового костра. Нашла кому довериться. Тебя Бр и Хот ничему не научили? Нашла где спасеньице искать.

Леди Малькольм только выла, прижавшись виском к паркету. Маринез, помолчав, продолжила давить подругу словами, как каменными плитами, зная все ее самые больные места, тыкала туда раскаленной кочергой:

— Прости, Маат. Я год назад узнала, но тоже молчала, я не знала, как хуже, как больней. Думала, уж лучше тебе Правды не знать.

В ответ раздался пронзительный с надрывом вой раненого зверя, сменившийся булькавшим и клокотавшим стоном.

— Не репости его, — Лилит заговорила мягче и теплей, — Его песенка это очередное вранье. Это будет не Правда.

В трубке через хрип и писк глухо раздалось:

— Я смогу отличить Правду от лажи.

— Он хочет деинсталлировать все пять базовых программ. Ему твой массовый репост для этого нужен. Это хана всему. Гроговы игры шуткой покажутся. Этот мир исчезнет. И в этом мире ты жива, здорова и богата как никто. А в другом, в новом мире кем будешь? Если будешь вообще. Радость костром взовьется — а мы все пеплом будем от его костра.

Малькольм молчала.

— Не репости его. Мы его пост удалим быстро. И все. Тогда в новом мире от Galaxy я тебе место найду. Не хуже чем у твоего генерала. Не пожалеешь.

Положила трубку. Маат лежала на паркете, как та тряпка, о которой говорил Тор. Выжатая, мокрая и грязная, продолжая всхлипывать и судорожно вдыхать пыль с пола, с усилием вталкивая через сжавшиеся ребра вдох в грудь, неслышно на слабом выдохе стонала: «Помогите. Помогите, не могу больше. Я все».

Бомберы пустили по Кобре первый залп с двухсот километров. Зенитчики вежливо информировали нас про каждые 30 км, что пролетали стремительно приближавшиеся боеголовки. Наконец, пусковые установки за взлеткой зашипели и показались из-за укрытий тягучими длинными грязно-белыми плевками в пасмурное уже осеннее небо. Харчки зенитных комплексов разгоняясь и роняя желтые искры понеслись на встречу бомбам. Нормальное ПВО с Кобры уехало вместе со змеинодольским корпусом на север, на границу с барсами. Вместо него со складов пригнали этих старушек 3-го поколения. Ну… может быть, что-то и сшибут. Сначала ярко белым, как электричеством, сверкнуло за шоссе, там где городок напротив Кобры, бетон под ногами ощутимо дрогнул и по ушам ударили тугие хлопки. Потом вспыхнули как лампы терминал и КДП. Через секунду рвануло на перроне.

Я сидел на корточках вместе с Боянисом, укрывшись за бетонными стенами входа в укрепленный бокс базы бригады. В морду плеснуло жаром, с потолка посыпалась известка, вылетели окна и дверные косяки. Стены и пол двинулись рывком туда-сюда, грохот чуть не вышиб перепонки, как будто на перроне, рулежках и стартовых столах взялись забивать сваи — резко, с железными нотками. Вжав голову в плечи и вцепившись пальцами в трубу, смотрели на буйное пыльно-черное огромное облако, поселившееся на бетонке, вихрями носившееся перед глазами. Бомбовозы отследив пуски наших пвошников со второго захода жахнули по ним и, наконец, по самой базе Радуги — по боксу управления, складам и инженерным цехам обслуживания космодрома. Маленькие солнца заиграли бешенной светомузыкой за взлеткой, среди серых одноэтажных мастерских и длинных синих логистических терминалов. Укрыв все и там пушистым черно-коричневым дымным покрывалом.

Боянис, ошалело крутя и мотая головой, силясь вытряхнуть гул, слушал по рации, что на нижних этажах бокса-бункера почти никто не пострадал, рухнули местами перекрытия, повыпадали лампы и лопнули трубы, но в целом все норм. Белый сообщил, что выжил со своими в лесу за взлетками. С терминалом, КДП и городом связи не было. Туча пыли над космодромом начала сереть, редеть и оседать так, что стало видно силуэт вяло горевшего терминала, кучу кирпича и плит на месте КДП из которой торчала уцелевшая, злобно щерясь, башня в виде вскинувшейся золотой кобры.

Задача у волков сегодня была простая. Радуга с Гепардом и Скворцом четыре с половиной часа назад заперлись в защищенном подземном сейфе с автономным электропитанием и интернет кабелем. Ушли в игровое пространство DP пробиваться к порталу, куда нужно вставить деинсталлятор программы Кошеса. Время там идет медленней чем тут и могут быть неожиданности по дороге. Короче, им надо не менее шести часов на все про все.

Galaxy нужно полчаса чтобы выявить точку входа Радуги и полчаса чтобы поднять в воздух единственное, чем можно достать до Кобры. Дивизия дальней авиации и десантная бригада в Мергеле. Всему этому лететь до Змеинодольска три с половиной часа. Сейчас после удара тяжелых бомбардировщиков в полях к востоку и западу от Кобры оседали полторы тысячи белых парашютов десантников. Им полчаса собраться и попрут штурмовать. Вот, в общем, часик и надо будет продержаться на Кобре тем волкам, что пережили удар бомбовозов.

Белый, приняв командование обороной под позывным «Пятый», привез с собой пятьсот штыков со своей бригады и бригад Зимы, Уксуса и Быка. Спрятался в лесу, готовясь атаковать десантников в поле, как только приземлятся. Пятьсот человек со всей бригады Радуги собрал Боянис и укрыл в бункере и подвалах терминала и КДП. Двести бойцов привел Лось, сотня прилетела вместе с Соколом — засели в многоэтажках городка, выходивших к полям вокруг космодрома.

Пока Боянис, глядя на обугленные останки тех самолетов и звездолетов, что не смогли эвакуироваться, трагически торчавшие среди исполинских воронок на стартовых столах и перроне, на бледно и слабо местами горевший терминал и высокие столбы черного дыма из городка, выяснял сколько выживших по подвалам и приказывал всем подниматься на поверхность, занимать оборону, с полей донеслась плотная трескотня. Белый атаковал десантников, пока они собирались в кучки на открытом пространстве.

Я обтряхивал известку и бетонную пыль с лица и рукавов, думая, что это только волки могут наступать на численно превосходящего противника, причем на десантуру, да и то не все. Вот Белый мог. При том, что Лось и Сокол, которые должны были его поддержать огнем из многоэтажек, что-то молчали.

Боянис, сидя на корточках у разваленных дверей, остекленело уставился на голые серые балки бывшего терминала, кучу битого камня КДП и лунный кратерный пейзаж летного поля — все, что осталось от родной базы, где он прожил последние тридцать, все свои зрелые годы. Ударил кулаком по бетонному полу, жалобно пискнул, что в городке никто не выжил… То ли радиобазары засекли, то ли угадали — бомбы точно снесли именно те дома, где были парни Лося и Сокола. Да и под терминалом и под КДП осталось человек пятьдесят.

Мне показалось, что грузный и круглолиций Боянис сейчас заплачет или забьется в истерике. Подошел к нему, взяв за плечо, тихонько махнув рукой у него перед лицом, почувствовав его горе и отчаяние, обнял его, прижав к себе:

— Знали на что шли. Знаем за чем. Всему будет конец, но не сейчас. Надо выстоять. Командуй.

… Радуга, Гепард и Скворец загрузились в базовый экшен DP на центральной улице «города», сразу оказавшись в толчее, какой тут отродясь не видели. Народ толпился кучками и скандалил, местами доходило до мордобоя — не соревновательного и без правил. Рвали друг у друга из рук кубки и прочие призы. Разнимать было некому, стражников было не видать. Вопли и яростные крики сводились к одной теме — игроки обвиняли противников в нечестности. Тут и там пересматривали на телефонах видеозаписи финишей и упражнений, шахматисты листали истории ходов. Длинной унылой колонной стояли парни и девчонки с баночками мочи и спичечными коробочками в руках — очередь на допинг контроль.

Бандиты, стараясь ни с кем не сцепиться, пробивались через толпы ругавшихся и дравшихся к центральной площади, где народу было еще больше. С десяток тысяч юзеров стояли огромной пестрой горланящей массой напротив форума, орали «Судью на мыло!» и пытались вломиться внутрь. Вот где оказалась вся местная стража, плотными шеренгами тесня народ от крыльца. В их строй то и дело летели камни и бутылки, легионеры стояли черепахой, укрывшись со всех сторон щитами, грозно выставив копья на возмущенных. Оглянувшись на библиотеку, Радость увидел там на крыльце в нарушение всех правил и дизайна игры автоматчиков в бронежилетах и шлем-сферах. Админы Джефферсона, похоже, решили перебдеть, отдав охрану своих серверов вместо местных античных меченосцев парням из Call Of Duty.

Надо торопиться, пока DP не ввело в город «Танки». Протолкались к рынку, наткнувшись на кордоны гитлеровских автоматчиков, уж неизвестно из какой игрушки. Фриц-офицер объяснил трем явно уважаемых парням, представившимся персонажами города, что базар закрыт до выяснений — деньги торгованов списались со счетов и зависли лицензионные базы на товары. Всех выгнали, пока не порезали друг друга, а ценности взяли под охрану силами СС. Радуга дал себя и товарищей отсканировать и дождался, когда DP дадут фашисту команду пропустить всех троих к торговым павильонам.

На рынке побежали бегом к мясному ангару, где в тот раз исчез взломанный хакерами Кошеса мордоворот-колдун. То ли нацики в упор не видели что тут творится, то ли их уже тоже взломали. На крюках для туш висели, шевелясь и шипя голые порезанные в кровавых подтеках и синяках мужики и бабы. Завидев «покупателей» проворно снимались с цепей, прыгая на бетонный замызганный кровью пол, хватая топоры и ножи с прилавков, группами пошли на волков в атаку. Трое, орудуя мечами, взялись прорубать коридор к холодильникам, где парнями Лесли был обещан тайник с нормальным оружием. По локоть в крови, с заляпанной мордой, Радость матерился и тосковал:

— Сука, ну почему Galaxy создали именно Doom? Всегда ненавидел в этих зомбокишках ковыряться.

— Мне пох, — Гепа ворочал клинком и кинжалом с брезгливо злобной гримасой, — Зомби, они как предатели рода человеческого, перерожденцы, надо мочить.

— Они же не выбирали, — Скворец кромсал живое ворчавшее мясо возле дверей кабинета санитарного контроля с красным крестом на окне.

— Значит мочить и спасать, — был неумолим Гепард.

Радуга нашел тайник с брониками, касками, автоматами, гранатометом, пулеметом и дробовиком. Граник взял себе, дробовик дал Скворцу, пулемет Гепе, автоматы всем по одному. Вытащил еще запасы патронов и гранат, аптечки. Скворец из кабинета крикнул — Здесь!

Распихал ногами деревянные паллеты, показалась круглая каменная плита с черепом. Нажал рычаг на стене. Над плитой запылал фиолетовый как над конфоркой огонь.

— Хорошо если там у них Doom, — Гепард решительно шагнул в портал первым, — я его весь тыщу раз проходил от и до…

— Да ты по ходу фанат, — поморщился Скворец и пошел следом.

Радость, отпихнув локтем надоедных умрунов, клацавших зубами, двинулся последним, повернув на той стороне рычаг и закрыв за собой портал.

Суть волчьей затеи была в том, чтоб пройти к условному главному залу управления игрой и вставить там в пульт деинсталлятор игрушки, вырубив ее вместе со всеми подконтрольными ей персонажами и алгоритмами во всех других игровых пространствах. Код этого события в виде картинки и звука запостить в сети и надеяться, что Маат репостнет так масштабно, чтоб этот код был путем клика активирован на компах, телефонах и всяких других устройствах не менее трети человек в «нашей» реальности, реальности описанной Большой Пятеркой Огненных программ. Тогда мир и очистится от вируса, внедренного Сроком и Лилит. Судя по декорациям и дизайну окружившей их сейчас реальности, надо искать ад и там портал в некий Урдак или типа того.

Бодрым шагом двинулись по коридору, стилизованному под какие-то внутренности. Стены были из красного, сочившегося кровавой росой мяса, и пульсировали, колыхаясь в такт ударам чьего-то недоброго сердца. Под потолком в виде синих жил и вен тянулись кабели и трубы. Внезапно вывалились на широкий зал, похожий кровяное море, из которого в разные стороны шли ходы. Тут встречали. Под крышей в середине оживился висевший как люстра красный огненный череп с рогами и огромными глазами. Помчался пикируя на них поднимая вой. Скворец подпустил его ближе и разнес в пыль из дробовика. Поднятые воем своего товарища со всех сторон поперли коричневатые длинноногие сутулые демоны. Останавливались, прицеливались и швыряли в нарушителей огненные шары, продолжали приближаться, надеясь пустить в ход когти. Радуга дал крестом на все четыре стороны из гранатомета, сразу проредив толпы нападавших, Гепард погнал косить оставшихся из пулемета, наполнив зал грохотом и звоном гильз. Скворец страховал, крутясь по сторонам и отстреливал из дробовика прорвавшихся, сшибая еще появлявшиеся вверху красные летевшие шипастые черепа.

Радость пока озирался, куда дальше. По идее, надо условно «вверх», к шее и потом к голове. Но монстры явно давили их именно оттуда, в сторону узких коричневых и вонючих щелей. «Нет, твари, нам не в жопу, — волк перезарядил гранатомет, — нам к вашему боссу, по личному вопросу!» Дал по самой плотной толпе монстров подряд пяток гранат, крикнул Гепе, рубить в ту сторону проход из пулемета, напряг Скворца добрать по нычкам аптеки и патронов.

Чвокая сапогами в крови и костях пошли к очищенной Гепардовым пулеметом площадке перед костяными дверьми. Не открывались, пришлось распороть из автоматов и подолбить ножами. Тут был длинный ход и уже было идти по чище — стены и пол были обтянуты человечьей кожей, почти без крови, с подтеками, правда, мерзкой желтоватой слизи типа соплей. Пробежали без приключений, вылетев на тоже кожаную синюшную площадку, где наткнулись на взлетевшего навстречу какодемона. Круглая красная падла уставилась на троих друзей своим желтым глазом, выстрелила убийственным шариком из синего рта. Все-таки хорошо играть с поддержкой DP, летучий злыдень не ждал, конечно, меткого и упрямого Гепу с пулеметом и таким запасом патронов. С минуту, роняя ошметки, демон крутился, пока не поймал свои с полсотни патронов и не рухнул на пол грязной половой тряпкой. За ним оказался портал, сто пудов тот, что нужен.

Бандиты с Кобры храбро шагнули в радужно переливавшееся свечение и оказались, видимо, проскочив глотку, где-то в пасти. Под ногами был ворсистый алый шевелившийся язык, вокруг и над ними багровые ребристые своды, отекавшие беловатой пеной. Сразу двое рогатых как бараны, рослых краснокожих и человекоподобных бойцов ждали волков, приготовив смертоносные зеленые метательные шары. Даже с поддержкой DP патроны могут кончиться, Радуга сказал Гепе поберечь пулемет до новых встреч, долбил по парочке гранатами, потом все втроем разрядили в них по три магазина автоматов. Зал с языком узковатый, не увернешься. Двое монстров легли. Но и парням уворачиваться было негде, словили по зеленому шару каждый. Уселись на шероховатом красном ковре, глотая аптечки и снадобья, перезаряжаясь, глядя тревожно на контур тайной двери на верх. Там явно Кошес, и хрен его знает, сколько ему понадобится патронов. Встали, пошли.

Это видимо был их кровавый тронный зал. Ковровая дорожка из кровавых шматов мяса вела к костяному сверкавшему красным и золотым трону. Огромный Скелет в багровой короне встал со своего знатного кресла, нацелив на вошедших руки, с плечей торчали управляемые фугасы.

— Добрались? Ну, велкам! — громом проревел Срок, лыбясь своим оскалом черепа с огромными черными провалами глазниц. Бомбы стартовали с его плечей, понеслись на дымных струях. Радуга кубарем прокатился вперед, миновав удар, вскинулся и зарядил Скелету гранату в пасть. Сзади хрипел тяжко раненый Скворец, отброшенный взрывом к стене. Стоял на четвереньках оглушенный Гепард. Срок, согнулся, ища костлявой рукой потерявшуюся нижнюю челюсть, стеная. Радость, видя, что Кошесу надо время на перезарядку, долбил его гранатами, пока не истратил все. От противоположной двери показались еще двое монстров. Гепа лежа строчил по ним из пулемета. Скворец елозил ногами, распластавшись мордой к стене. У Гепарда кончились патроны, он рванул у Скворца автомат, встал в рост и попер на монстров, фигача с двух рук из двух автоматов, рыча и сверкая глазами, отсекая демонов от Радуги и Кошеса, давая им «договорить». Скелет потерял много ребер, позвонков и прочих костей, бросился на Радость, хотел зашибить пудовым ударом кулака. Джедай, хитро двинулся вбок и провернулся, ударом приклада раздробил падле пару пальцев, присел и загнал очередь между ребер, туда, где в принципе сердце…

… Попав под огонь из леса и тлевших развалин космодрома, бритые десантники, ошалев от такой наглости, яростно отстреливаясь, отошли к городку, закрепившись в уцелевших девятиэтажках у шоссе. В дымном бледном небе загудело, по их наводке пошли на удар истребители-перехватчики. Пустили кучей белые снопы, часто прорезав все над нами как спицами инверсионными следами и резкими зудящими свистящими звуками, от которых вгоняло в дрожь. Густо забабахало по всей опушке леса, взметнуло пыль и камни над останками терминала и КДП, распахав асфальт на ремонтной базе и на складах. Воздух над космодромом плыл как над сковородкой с жарящимся мясом, в нем танцевала переливалась еще стоявшая золотая Кобра, играла отблесками белого, красного и желтого огня, багрового и черного дыма.

В эфире железным голосом четко выговаривая появился Пятый:

— Всем, кто жив! Как бомбить кончат, отходить к боксу управления и к терминалу, кому что ближе. Держаться там. До конца. На терминале старший Зима. На боксе я.

Отгрохотало и отбабахало, перрон да и вообще все снаружи затянуло черным дымом, в воздухе стоял кислый и горький фан с привкусом железной стружки и ржавчины. К боксу-бункеру сползлись со всех сторон всего человек триста, Зима докладывал, что собрал в терминале двести. Ввалился Белый в козырном шлем-сфере с поднятым бронезабралом. Что-то рявкнул пришедшим с ним трем бойцам и они побежали вниз. Предводитель Долины Змей безумными глазами оглянув холл, отошел длинными шагами за угол под лестницу, где его было не так видно и повалился там на пол, бросив автомат и колотя кулаками о каменный пол:

— Уксуса порвало. Бомба прям в него. Там ниче не осталось нахрен, — волк смотрел на меня злыми слезами на бледном искаженном лице, — Мы, сука, вместе с самого начала. Бл… как же нах… больно же! Два года назад только с Пулей простились. Бросок, как же дальше то? Мне нет сил столько. Внутри все пиз…ец.

У бандита клокотало в груди, он хрипел и сжимал кулаки:

— Думаешь, сломался? Ясное дело, кара. За все. Срок пришел. Только мы свободные не потому что не виноватые ни в чем. А потому что не сдаемся.

Поднялся, поправив бронежилет, ткнул меня в плечо и пошел вниз. В холле пришел в себя Боянис и рулил парнями на первом этаже — заваливали все проходы шкафами и столами, ставили дистанционные мины и растяжки. Перебрехивался по рации с Зимой на терминале — его волки занимали позиции на условной крыше и этажах, нацелившись успеть дать хоть сколько-нибудь залпов по десантникам, когда те пойдут через летное поле и стартовые столы.

По бетонке перрона побежали десантники, огибая воронки, прячась за обломками самолетов и кораблей, горелыми остовами машин и аэродромной спецтехники, от пояса стреляя очередями в нашу сторону. Холл свирепо огрызнулся огнем, волки стреляли короткими, хладнокровно целясь, расчетливо деля сектора между собой. Гранатометчики поджаривали прятавшихся за оторванными хвостами самолетов и лежавшими на ободах грузовиками. Оживился и многострадальный терминал, оттуда полетели редкие но меткие трассеры и гранаты. Я залег у лестницы, выцелил, как мне показалось, бугра или старшину, двумя патронами в очереди зацепил ему правое бедро, видел, как он упал, а потом уполз в воронку.

Цепь бритых приближалась, уже можно было разобрать лица, набились в воронки в сотне метров от стен бокса. Не обращая уже внимания на ближних, стрелял по следующей цепи, бежавшей по бетону. Час-то уже прошел, что там Радость так долго? А то ляжем же уже тут все, — думал я, потирая отбитое снепривычки отдачей плечо, меняя магазин. Боянис, торчавший из-за перевернутых столов в своей родной Дежурной Части, рявкнул неожиданно громко, никто и не знал, что он так может:

— Глыба и Злой, со своими остаетесь со мной здесь! Детонаторы готовим! Бросок, всех остальных веди вниз к Белому! Бегом!

Я взялся толкать парней к лестнице, торопя и подгоняя руками. Слыша гулкий топот их толпы по ступеням оглянулся, увидел, как Боянис с серым лицом машет мне ручкой прощаясь, улыбается бледными губами, кивает Злому и Глыбе, тащить к нему детонаторы от мин, которыми был уставлен весь холл. Десяток волков, оставшихся с ними, прячась внутри дежурки за поваленными шкафами, наставляли стволы на двери, окна и появившиеся кривые проломы в стенах холла.

Внизу волки, заняв этажи и коридоры, готовились меситься за каждый лестничный пролет и каждый поворот. Многие уже отмеченные кровавыми бинтами, молча меняли рожки, распихивали по карманам гранаты. В тесноте пахло кожаными куртками и железом автоматов. Было жарко, темно и душно, от ламп шел тусклый мутный желто-белый свет — как последний свет в жизни. Нам тут было как-то даже спокойно. Я подумал уже, что, может, Радость все сделал и вырубил Страх… Да нет, мысли, как и прежде все бежали неумолимо к катастрофическому финалу. Нам тут всем хана уже точно. Но это уже не вызывало болезненного ступора и ужаса. Это воспринималось без эмоций и сухо, как, например, в Черно-Белом Городе. Похоже, по крайней мере в душе, мы тут все уже мертвы. При этом факт неминучего конца здесь и сейчас отменял миллионы остальных страхов, которым уже точно не суждено было сбыться. Белый крутился между бойцами, энергично их тряс, поправлял им броники и каски, твердым и уверенным баритоном, скаля ровные белые зубы, злобно и азартно сверкая быстрыми прямыми глазами распоряжался:

— Не ссать, не выживем никто, главное не опозориться и бункер не просадить. Держаться на коридорах до последнего. Кто остался один, рви все гранатами нах… Давай, пацаны, предъявим бритым уркам, кто такие свободные волки, покажем клыки!

Вверху грохнуло так, что мы присели, стены, полы и потолки дернулись и бзднули облаками штукатурки. По коридорам еще гуляло эхо протяжно и глухо. Боянис все. Переглянулись. Время уже почти семь часов. Мы и так продержались дольше чем могли. Что там тупит Радость? Минут пять тишины и этажом выше пошло бабахать, стены, бетон и железо делали автоматный огонь громоподобным и гоняли звук так, что он несся со всех сторон. Стреляли часто и плотно, временами ахали гранаты, раздавались вопли и ругань. Смотрел на лица волков рядом — вот за что их так Радость полюбил… Джедаи, это, конечно признанный образ рыцарства и храбрости. Но эти парни походу круче… Я понял, что мне не западло лечь с ним вместе в этом коридоре. Наставил автомат в проход, слушая как к нам несется оттуда гул топота сапог.

Сбоку с лестницы вынырнул Белый, потянул меня за плечо, толкая к бункеру сейфу:

— Короче, Бросок, давай бегом к Радуге! Иди за ним, поторопи, помоги! Мы что тут зря что ли ляжем? Пусть он все сделает! Обещал мне!

Лязгнул железными дверями, впихнул меня внутрь и запер снаружи. В темной конуре в свете мониторов сидели за столом трое богоборцев в нейромасках, соединенные проводами с серверами. Скворец свесил голову набок, был бледен и почти не дышал. Я проверил на шее пульс — еще жив. Гепард тряс лбом, кровь тонко текла из ушей и изо рта. Радуга вроде был норм. Грохот и гул боя за бронестенами был почти не слышен. Зная своего ушлого и предусмотрительного кореша тысячи лет, поискал у него на нотике рядом с основным компом — нашел хитрый резервный аккаунт, приготовленный для входа в DP на всякий случай. Законнектил кабелем нотик с их сервером, достал из тумбочки нейромаску. Шансов без админской поддержки чем-то там помочь не до хрена… Но и в коридоре от меня толку уже мало. Даже если бритые не смогут взорвать наши стены, попарятся и пустят газ, или обрубят кондей, да мало ли, как мы тут четверо умрем…

В экшене DP, видя какой-то кипеш на центральных улицах, экономя время ломанул дворами, на счастье известными мне дырами сразу к торговому кварталу. Так-то уже ясно, что в городе беспорядки и черти что, не удивился, наткнувшись у забора рынка на эсэсовское оцепление. Подошел к офицеру, стоявшему у броневика с солдатами. На ухо заговорщически довел ему предложение: «Курки, яйки, млеко?» Фашист заинтересовался, я пообещал недорого и кивнул ему на двор рядом, типа спрятал там все, пока павильоны закрыты. Зашли за угол в глухой проход между стенами старых домов. Ткнул ему сзади ножом в сердце, аккуратно положил в кусты. Обогатился автоматом, патронами и двумя гранатами, аптечкой. Другим двором вышел к трехэтажному дому, пробрался на крышу, оттуда перепрыгнув забор, упал на сарай уже на базаре. Конечно, кто-то что-то слышал, сейчас прибегут, но я тут ненадолго. Бегом рванул к мясному.

Бл…дь так и знал, что если Galaxy возьмется рисовать новый мир, то это будет непременно Doom. Мразотные и неопрятные тела творений Единого Порядка встрепенулись на меня, желая укусить и втянуть в свои культурные ценности, веру и образ жизни. Зажлобил патроны, вскочил на разделочный стол и прыгая с одного на другой через головы и плечи зомбаков, скакал к пункту санитарного контроля. Ошибиться с дорогой трудно, за волками оставался заметный кровавый след и горы трупов. Запер топором как засовом дверь, дернул рычаг, врубив портал. Пойду гляну, на что тратит Сулик Кошес краски и пластилин Женщины в Черном Пальто из Черно-Белого Города.

Ну так я примерно и представлял себе что-то болезненно-медицинское с налетом зоны и решеток. Кровища, мясо, расчлененка, сопли по стенам, харчки на полу, ничего вообще про красивых девчонок, море или хотя бы вкусный ужин. Бежал, как мог быстро по красному дышавшему прелым и кислым паром коридору, по масштабам разрушений определяя куда могли направиться волки. На большой зал все таки решил не вылетать пулей, а остановиться и осмотреться. Правильно сделал, там торчали двое чуваков с пулеметами, опасные парни на расстоянии, но не сильно крепкие. Отстрелял из своего угла в каждого по магазину, подошел и забрал пулеметы.

Нашел портал, удостоверился по следам и брошенным окуркам, что бандиты его уже прошли, прыгнул за ними. Оказался в чем-то вроде огромной пасти, стоя на нервно дергавшемся исполинском языке. Впереди краснел медной шкурой рогатый монстр, готовившийся жахнуть в меня зеленым шаром. Если бы хотя бы голубым, все-таки любимый цвет Иа… Взялся крошить урода из пулемета, активно, с шифтом, двигаясь влево-вправо. Монстр зарычал и стал падать, картинка вокруг подвисла, задергалась, и вот, он уже опять живой-здоровый выходит на меня из угла. Твари, вот как они тут обходятся с обычными игроками. Но можем и повторить…

Выяснилось, что теперь я с шифтом могу двигаться не быстрее чем ползком, админы Galaxy убавили мне скорость. Шарик влетел мне в бок, края экрана покраснели, я глотнул зелья, смог прыгнуть вверх и из-под бордового свода нёба засадил длинно и долго патронов тридцать в ребристую лысину краснокожего демона. Парень упал на колени, заорал, и снова зарябило, задрожало… Ладно, можно и так, товарищ Сталин. Не дожидаясь, когда монстр перезагрузится, нашвырял горсть гранат к нему в угол, а сам бегом-бегом медленно поплыл к порталу наверх. Расчет удался, злодей возник в своем углу ринга четко вместе со взрывом моих гостинцев, не успев крякнуть или что он там хотел… В принципе, эти неумехи, вечно перезагружая игру на шаг назад, дают противнику время подумать и сыграть еще лучше. Почти дошел, услышав, как этот опять рычит на меня с того конца зала. Развернулся достреливая в него патроны и пятясь к порталу. Язык подо мной мощно дернулся и напрягся. Похоже сейчас сглотнет меня в кишки или выплюнет. Надо торопиться, бросил пустой пулемет, повернулся и условно побежал к огням портала, словил в спину шар и прыгнул.

В красном тронном зале я оказался на десяти процентах здоровья и с немецкой штурмовой винтовкой. На четвереньках пополз тяжко дыша и харкая кровавой пеной туда, где перед ужасным троном стояли трое моих друзей. Радость решительно пер по лестнице, сделанной из шматов свежего мяса к багровому трону, спихивая с пути высоченный горевший красным огнем Скелет, снимая с его черепа нейромаску в виде Короны.

— Ты чего делать- то собрался, волчара? Корона моя нравится? — уже негромким потрясенным голосом спрашивал джедая Владыка Мира.

— Вырубать тебя будем. К твоей Страшиле деинсталлятор нашелся, — махнул Радуга флэшкой, примеряясь к декам на рукояти трона, — Бонус к программе, 10-й файл. Что? Лилит не посвятила тебя?

— Ты рехнулся⁈ Понятное дело, что ты бандит! Но разумный же? — Кошес тряс руками и сверкал испуганно глазами, — Это же Книга Волоса, она интегрирована уже. Во все базовые программы DP! Ты и их сейчас деинсталлируешь! Весь этот мир рухнет! Не просто я исчезну, и даже не просто вы четверо, — все исчезнут! Всему этому миру хана! Все кого любишь — тоже погибнут! В муках!

— Да гонит он, — Крикнул лежавший на полу раненый Скворец, глядя на тупанувшего у трона Радугу с короной в руках, — давай быстрей уже кончай, хватит болтать. А то он сейчас запарит башку…

— Не врет, — Радость, бледный и потухший, скособочившись сел на трон, вдавив кулаки в виски, — Я понял, что это. Книга Волоса. Что же ты, сука Лилит, натворила⁈ Как ты могла ему отдать ЭТО⁈ Опоздали. Если вырубим его теперь, тогда точно всему миру кирдык. Мы проиграли еще до того как ввязались в это. Нас поимели. Или мы убьем сейчас человечество и много чего заодно, или придется смириться. Признать этого Скелета здесь главным, согласиться на его Единый Порядок. Вот на такой.

Радуга стиснув рыжие свои виски, с перекошенным от отчаяния лицом озирался вокруг на кровавое мясо стен и сводов нового мира и стонал, сполз с трона, застыв на коленях на красном шмате свежей сочившейся соками плоти. Выл что-то про суд Соломона и про ту мать, что любит дитя на самом деле…

— Твою мать, Радость, ты чего раскис⁈ — Я с усилием но не быстро, на 10% здоровья, неожиданно для товарища, цапнул его по руке, выхватив флэшку, — Ты под пацана перед Белым и перед всеми волками ответил, что Страшилу завалишь! Там на Кобре сейчас Боянис, Сокол и Лось за вас троих легли! Полторы тыщи волков со всей долины легли, не отступили! Белый кровью харкает в коридоре у сейфа, тоже ляжет сейчас, как обещал! Вы че, пацаны? Запутались типа⁈ Вставайте в круг, жгите Костер!

— Бр, свали оттуда! Стой! — Радость цеплял меня за ногу, — Сдавайся, мы проиграли! Мы не спасем уже никого! Придется отдавать в рабство, чтоб выжили. Придется. Или будут рабами или умрут.

Я чувствовал как давит плечи и спину, как ужас сковывает и валит с ног и мурашки стадами слонов носятся по шкуре. Вдруг правда? Вдруг я сейчас все уничтожу⁈ Все сдохнут? И Черная? И Россомаха? И эти трое мудаков? Я смотрел на катавшегося по полу жалкого и бессильного, разбитого и сломленного, раздавленного страхом и отчаянием своего друга Радугу, согласившегося предать человечество чтоб спасти, согласного самому стать рабом лишь бы выжили его любимые. На перепуганного, дрожавшего, как заяц Скворца, со скорченным как у обиженного трехлетнего ребенка лицом. На Гепу, здоровенного детину, растерянно опустившего пулемет, ссутулившегося и посеревшего, обманутого в очередной раз. Представил себе, как стоят на коленях и трясутся от ужаса в холодном поту все эти бесстрашные и свободные волки и тигры, львы и медведи, все живые по всем планетам и системам. И лучше никак, чем так. И если не сейчас, то никогда. И если не мы, то никто. Вот и устье, вот и дверь. Приплыл речной народ…

— Давай, пацаны, беритесь за руки уже! — Я взял из ладони Радости маску, надел и сунул флэшь в деку.

— В натуре, Радуга, Бросок прав. Вставай и делай! — Гепард поднял лидера рывком к себе, схватив его за локоть и подозвав Скворца, — Я лучше сдохну, чем в таком мире жить. И мы все, волки, вроде клялись рабство не принимать ни при каких раскладах? Забыли? Передумали? Ты, Срок, думаешь на…бал всех? Мы тебя сейчас напарим по полной! Не ждал такого, Сука?

— Вы решили уничтожить этот мир⁈ — слабым тенорком лепетал Срок.

— Мне не понравилось, — я нажал кнопочку загрузки деинсталлятора.

Кошес вспыхнул и исчез, медленно растворившимся красноватым пыльным облачком. Картинка стала подвисать и отчаянно глючить, я с телефона Радуги написал DP, чтоб сейчас качали нас на всю мощь своего ИВЦ, иначе вылетим из этой реальности. Гепард держал за руки валившихся с ног Скворца и Радугу. Гепа громко и басами, остальные двое слабо но четко запели хором «Я Свободен! Словно Птица в Небесах!» В их треугольнике запылал маленький огонек, быстро разгораясь в нормальный пионерский костер. Я нашел в телефоне Радости шаблон с кодами активации, снял на этот шаблон видео так, чтоб умещались в кадре все трое и уже полыхавший по полной Огонь и была слышна их Песня. Отправил с аккаунта «Костер» в чат Маат, написал ей «Шерь». Зарепостил на всякий случай от себя да от Радости. Теперь ждем. За затылком ныло и давило, но страхам уже не за что было уцепиться. Если миру конец, то случиться с нами уже ничего не может…

Маат сидела на полу у своего стола, держа перед собой телефон с раскрытым аккаунтом Костра. Время шло, ничего не было. Неужели обманул? Или струсил? Или не справился? Погиб? Пыталась отвлечься, подумать о чем-то другом. Вспомнить, как веселились в общаге с Вагнером, но вместо «веселиться» в башку вламывалось слово «виселица» и висящий Ваня над парашей. Хотела вспомнить милого и заботливого Тора и сразу видела его на экране в новостях — предатель, разрушивший сопротивление, приспешник вертухаев. Вокруг роем крутились еще и еще мысли и предчувствия, одно страшней другого, опять слышались голоса злобных старух и их проклятья. Куда-то делся с утра Уоллос, а если его убили? Или он ее бросил? Молчит Гилац, может его уже свергли? Может, сейчас на виллу ворвутся штурмовики Кошеса? В голове на миг все померкло и дернуло, тромб тяжко протиснулся по венам. Это инсульт? Сейчас парализует? Кому я тогда буду нужна⁈ Каждый миг она ждала катастрофу, смерть, болезнь, позор, разорение. Ужас давил гирей на затылок, расплющивал, леди Малькольм сдавила руками виски, так невозможно дальше жить… каждый новый день и час невыносим… Пусть это кончится, похеру как… Кто-нибудь, прекратите это, стонала Джессика, умоляла отогнать от нее палачей, засевших в затылке и неутомимо терзавших ее всеми самыми омерзительно жуткими образами.

Экран телефона вспыхнул цифрами — время 4–19. Сообщение от Костра — видео. Она с отвращением коснулась цифр и посмотрела видос. Да, это оно. И по форме, и по сути, и по кодам. А если Лилит не врала? Если я сейчас помогу Радости деинсталлировать базовые программные оболочки DP? Если сейчас схлопнется нахрен вся эта реальность⁈ Все, и StarBus, и эти дворцы на Флорине, и вообще весь мир исчезнет? Рыжий черт долбанутый — ему, может и по кайфу геройская смерть… да он и небось опять на сохраняшках выкрутится как-нибудь… Что с ней-то будет? Нищета? Старость? Или вообще сразу пустота и небытие? Жуть залилась волной в башку, застыв по всему телу стальным стержнем. Джессика икала и дрожала, уставившись стеклянными глазами в зеркало, видя там раздавленного и слабого человечка. С омерзением и болью смотрела на себя — жалкая перепуганная тварь, тряпкой лежала на полу и боялась дышать, тряслась от будущего, от каждой секунды. Кто, сука, имел право с ней сделать такое? Превратить в это? Кто мог такое сделать со всеми? Какая мразь⁈ Малькольм в гневе и ярости глянула снова в телефон — Костер был настоящий. Это была Правда. Не известно толком ничего ни о чем. Все может быть враньем. Но вот это правда. Радость сделал. Он свалил Страх, все можно прекратить. Маат сделает то, что должно.

Нормально было смотреть, как Грань стряхивает миллиарды чужих жизней в прошлом апокалипсисе? Как горят чужие города? Теперь гореть самой со своим домом. Такая Правда. Маат репостнула у себя, дала команду шерить по всем ресурсам, врубила на репосты все мощности ИВЦ Россомахи. Админы Кошеса будут удалять и тормозить рассылки, но у их ИВЦ в Демире недостаточно сил, чтобы остановить вброс. Джессика, вытирая холодный пот со лба, смотрела стату, отмечала миллиард за миллиардом репосты и лайки. Наконец, 600 млрд — треть всех гаджетов в мире… Пальмы и море на экране рабочего стола сменились чернотой и корявым шрифтом — Ошибка! Ваша программная оболочка установлена некорректно!

Взяла телефон — отсутствует связь. Врубила телевизор — таблица с цветами Радуги и надпись — Отсутствует сигнал! В комнате погас свет, глянула в окно, где бледно и сумеречно готовилось утро — не горели нигде ни окна ни фонари. Страх прошел. Джессика распрямила плечи, подняла лицо и прямо смотрела в окно.

Все погасло, наступили темнота и пустота, тишина и ничто. Правда, дико выла спина и бок, ожоги от монстровых шариков, значит, я типа жив. Сорвал нейромаску, почувствовал себя на табуретке в бункере Радуги, но все равно вокруг была непроглядная темень. Вспомнил, пошарил по столу, нашел фонарик и зажег. Рядом, напротив дымившихся своих сгоревших компов сидели взявшись за руки обугленные тела Радости, Гепарда и Скворца. Встал, чуть не заорав от прикосновения рубашки к спине, вялыми ногами подошел к двери — там было тихо. Постучал, открыл парень с забинтованным животом в кожанке поверх бинтов и джинсах, явно свой. Пацан вызвал Белого и фельдшера. Пока ждали, сказал, что бритые уже заняли этаж выше. Но пять минут назад погас свет и вырубилась вся связь. С тех пор тишина и дальше десантники пока не идут.

Чувак с сумкой-аптечкой на поясе чем-то намазал мне спину и бочину, появился из темноты Белый:

— Ну что? Сделали?

— Да, замочили Страшилу. Рыжий, Гепа и Скворец, не вернутся.

— Лады, — кивнул Белый, — тогда уходим. Боянис мне показал подземку, если вдруг сгодится.

Все оставшиеся в живых человек пятьдесят волков, взяв на плечи два десятка раненых, двинулись по коридору, толкаясь и запинаясь в темноте за Предводителем, освещавшим себе путь фонариком. Спустились еще на этаж, вскрыли дверь-тайник в стене, прошли метров тридцать по узкому ходу и оказались в тоннеле шириной с дорогу в две полосы. Нашли там еще фонарей и побежали триста метров вперед до большой площадки с несколькими микроавтобусами. Над нами сейчас был терминал Кобры. Белый сказал нам тут ждать, сам поскакал по лестнице вверх, вернулся с оказалось живым Зимой и еще парой десятков волков.

Погрузились, поехали, светя фарами километра два под землей по хорошему бетону, вынырнули на поверхность где-то в городке напротив космодрома. Проулками выкатились на автобан и рванули на Змеинодольск. Город стоял растерянный толпами на улицах — не ходили автобусы-трамваи, не работали кафе и магазины, да еще небось было нечем дома умыться, и при этом никакого ни ТВ ни интернета. Белый повез всех к себе на Астру, я вышел у метро — решил ехать на Каменный Угол, там есть вертолетная площадка, надо было взять в аренду вертушку. В метро не пускали, мол нет электричества, поймал такси. На вертодроме разводили руками — ты что, связи нет, навигации нет, прекращены все полеты… Поминая через слово Белого и Радугу, Гепу да Лося, демонстрируя пистолет и положив на стол все свои пять золотых монетами (приложухи банковские не открывались на телефоне, карточки сегодня ни у кого не читались) добился чтоб дали вертолет, бак-запаску с керосином и последние аккумуляторы. Сам сел за штурвал.

Взлетел и шел, разгоняясь, набирая высоту, над Змеинодольском. Время было уже вечер, мегаполис погружался в тень без огней и света, улицы пустели — народ решил прятаться по квартирам. За городом взял левее, увидев на горизонте на западе, как еще дымила серым и желтым в темневшее небо Кобра. Пошел высоко над лесами, все дальше уходя в безориентирные ночные дебри, пока подо мной не оказалась уже вовсе тьма, не порезанная ни трассами ни пятнами городов, по которым можно было бы сверять дорогу. Ясно, что вместе Книгой Волоса вырубились все три социальные программы — и теперь валятся системы управления, связи и торговли, за этим понятным всем обывателям событием на самом деле кроется катастрофический крах системы постановки жизненных целей, а также систем определения успеха через соревнование или обмен. То, чем на самом деле занималась Dream And Play. Неизвестно, успел ли Кошес оседлать Olimp Гилаца и будут ли рушиться системы управления социумами. Но пока ясно, что хоть и не работает из-за отсутствия связи навигация, сама система All Map работает — земля внизу, небо вверху, карта соответствует компасу. Да и двигатель вертолета работает, свойства материалов, воздуха и керосина остались неизменны. Короче, пространственно-временной каркас и физика нашей реальности не повреждены. А значит, и жизнь как таковая, как биопроцесс устояла. Гнал, в общем, Кошес на счет полного трындеца. Хотя, какие-то серьезные технологические и социальные клизмы теперь неизбежны.

Прошел по компасу, наткнувшись, где они и должны были быть, на западные отроги Железных Гор. Сел, сменил бак, попер дальше через хребет и оказался над Медвежьим Лесом. Уже светало, нашел трассу на Медвежьегорск и теперь мог просто идти над ней. Внезапно осознал, что не страшно… Ничего не давит на затылок… Ничто внутри не хватает за руки за ноги, не приковывает, не останавливает. Почуял восторг, облегчение и гордость — сейчас освободились от этой бесконечной изуверской пытки ужасом сотни миллиардов душ. Внезапно понял, осознал, что погиб Радость, его больше нет. По крайней мере здесь… Как же, дорого-то… Редковато мы с ним виделись, то он сгинет, то исчезнет, то спрячется, то занят. Но я всегда знал, что он где-то есть, что еще встретимся… Даже, когда его сместили по этой Оси G. Черт, ведь в прошлый апокалипсис я и влез, потому что пытался его спасти. Это же и была много лет моя Цель. А теперь все. Если только в Черно-Белом Городе… Стало холодно и одиноко. У меня теперь никого нет…

Впереди показался широкой серой полосой руин и пыли на горизонте Медвежьегорск. К стыду я гнал от себя тоску и горечь про Радость, да и про Гепу со Скворцом, с которыми успел задружиться. — Прости, Брат, — мысленно говорил я товарищу, — потом погрущу по тебе. Сейчас надо Тора спасать, мы с тобой за него в ответе. Да и Леди с Архива просила… А ее слова игнорить не надо.

Горела спина от ожогов, ныли руки от 12 часов за штурвалом без автопилота. Я выруливал над истерзанными останками медвежьей столицы к центру, пытаясь найти среди разрушенного в хлам города хоть какие-то ориентиры. Над бетонными развалинами местами торчали одинокие уцелевшие башни и отдельные стояки многоподъездных домов, своим видом только усиливая впечатление разгрома. Проспекты, хоть и трудно различимые из-за завалов все-таки сохранили очертания — я сверяясь с бумажной картой подлетел к Малиновой площади, где было скопление военной техники, всяких антенн, кунгов и палаток. Пошел на снижение, выбрав местечко почище. Подбежавшим волкам-автоматчикам крикнул, что я от Радуги с Кобры со срочным донесением. У парней работали рации, созвонились, уважительно кивнули мне и повели к трансформаторной будке. Открыли дверь, там оказалась лестница, провели три этажа вниз, потом по коридору до широкой приемной и кожаных дверей — туда.

Тор блестел в свете экономной лампы бледной лысиной и морщинистым лбом. Встал от неожиданности, показав свое шкафоподобное тело в темной мабуте и бронике:

— Бр? Ты жив?

— На 10 процентов, — Я подошел и мы крепко и длинно обнялись, почувствовал, какой Тор теплый и родной, — позови врача, плиз, с чем нить от ожогов. Как сам?

— Пока жив. Но это ненадолго, — Тор уселся на железный стол с папками и картами, вызвал по рации врача, — Походу, моя миссия окончена.

— Как ты, блин, вляпался в это? Ты что в натуре так ненавидишь медведей? Или вправду Админом Севера хотел стать?

— ПВО у меня не было. Прижали жестко или сожжем все твое войско, или выбирай… Другого вариантам спасти моих 36 тысяч волков не было. А потом… Все выглядело так, что львы слились, все зассали… Я подумал, что смогу спасти Волчьи Горы от разорения и геноцида, если лягу под Аханодина. Такая сделка. Спасение полмиллиарда жизней. Моя честь в уплату. Думал, главное сейчас вырулить, а потом получится все как-то да поправить.

— Ты в курсе обстановки? К тебе не только Ягуар идет. Пума с корпусом сядет через полтора суток на космодроме под прикрытием миротворцев. У тебя хоть проводная связь есть с бритыми? Как твои волки настроены?

— Нет связи. Да и не надо, — Тор с видом мудреца смотрел умиротворенно в зеленый ковер на полу, — у меня тут в городе и войск-то один корпус. Всех остальных по-батальонно разослал районы занимать. Волки мои в замешательстве… Могут отказаться стрелять по волкам. Но я проверять не буду. Я приказ воевать с Ягуаром не дам.

— Ну так валить надо, Тор. Что ждем?

— Нет. Найдут хоть на другом конце света. Да и неправильно это для будущего. Для новой страны. Закон и Честь надо соблюсти. Предательство должно быть покарано.

Тор похлопал меня по плечу и улыбнулся, налил мне вискаря:

— Так-то все неплохо вышло. Благодаря моему контакту с Гаммой бритые ушли на Панду. Получается волки почти без потерь отбили и Медвежьегорск и весь Медвежий Лес. Удержали космодром для Пумы. Это сокрушительная победа со стратегическими последствиями, способная повлиять на исход войны в нашу пользу. Одна моя жизнь в уплату. Такая цена. Я проиграл на Рамире. А здесь если и не выиграл, то точно не проиграл. Тут будет нормальная страна.

— И что ты собрался делать? — смотрел я на нежданно просветлившегося до степени самопожертвования парня.

— Ничего. Не сегодня так завтра будет киллер от Ягуара. Он сам не хочет рисковать побоищем между волками, решит меня вальнуть. Мое дело ждать и готовиться встретить Это достойно. Как волк. Как Гром из Мокрого Леса.

Вошел полковник с рацией и автоматом на плече. Гром кивнул ему, разрешив говорить при мне. Полкан, походу контрразведчик или комендант, заговорил, внимательно глядя в глаза Тору:

— В двух км от Малиновой видели Понедельника с Железных Гор. С ним двое серьезных парней. И двое местных, проводники. У них дрон с фугасом. Спустились в коллектор, связанный с этим бункером. Походу, за тобой. Попробуем живыми взять? Или не мудрить?

— Слушай, Рёв, — Тор не отводя глаз от взгляда полковника взял его за руку, — Мой приказ. Понедельнику не мешай. Лишних из приемной убери. Я так решил. Как только он дело сделает, присягайте Ягуару. Проследи, чтоб никто не наглупил. Мирно все надо. Валите все на меня, мол мои приказы выполняли. Ягуар вас наказывать не будет. Моей шкурой удовлетворится. Понял?

— Блин, Гром… — Рёв сжал губы, тер ладошкой лоб, казалось, сейчас пустит слезу, — Уважуха тебе. Мы никто воевать с Ягуаром не хотели. Вообще косяк — не знали что делать. И тебя сдавать западло. И со своими резаться не в тему. Пацаны пятый день в непонятках. Чтобы потом про тебя, Гром, не базарили, мы запомним навсегда — ты настоящий волчара. Респект.

Мужики обнялись, Рёв, роняя таки слезы ушел. Я выскочил вслед за ним, остановив в приемной за рукав:

— Рев, невнапряг, подгони к Тору в кабинет вертухая, которого бритые представителем оставили и его помощника. И в кабинет больше не заходи, и никого не присылай. Только звякни в сигналку, когда Понедельник уже будет тут. Мне свалить надо успеть, еще есть пара дел… И прикати контейнер без маркеров и обозначений, метра два на три. Документы бригады надо вывести в Мокрый Лес и кое-какие трофеи.

Вернулся в кабинет, застал там уже врача — принес, как я просил, мазей от ожогов и бинтов, прикатил бокс жизнеобеспечения, типа мне полежать под растворами. Отпустил доктора, впустил связанных вертухаев — полковника и здоровенного молодца капитана, запер дверь. Ну что, начнем?

Тем же движением, что в Эльдорадо, ткнул неожиданно да по-братски шприц со снотворным Тору в бедро. Нежно положил его на пол. Кряхтя от неловкости, внезапно развернувшись, бросил нож в сердце полковнику, потом подошел и аккуратно почти без крови зарезал тоже в сердце капитана. Так и кряхтя от неловкости, стягивал с капитана китель, штаны, майку, сапоги, наконец, трусы, положив голым на пол. Мысленно приговаривая, типа так надо, дружище, также раздел Тора. Надел его шмотки на кэпа, вложив в карманы телефоны, сигареты и документы Грома. Самого волка положил в бокс жизнеобеспечения — похожая тема, на тот, который я освоил на 327-м. Врубил ему вкачку плазмы, а самому из вены выкачал почти пол литра крови. Подумав, состриг волосы с головы. Подумав, состриг еще и с паха и с груди. Крепко подумав, вырвал два зуба. Срезал децл кожи с ягодиц. Ой, все… хватит, остановил я свое рвение к реализму и качеству проработки шоу. Закрыл своего товарища на этом в боксе и вставил в контейнер без маркировок.

Полковника усадил на стул, уложив плечом и головой на стол, типа спит. Кэпа развалил в Торовом кресле, как будто спит, откинувшись на спинку. Напихал ему Громовые волосы под майку и в трусняк, туда же сунул лоскутки кожи, положил под язык зубы Тора. Гелями и красками из своей чудо-косметички подкрасил ему волосы по светлей, подправил очертания лица, придав лбу более внушительный и бронированный вид. Вырубил большой фонарь, оставив тусклый свет масляной лампы. Сойдет грим, норм при таком освещении… Да и тем более для зрителей, особо лично Грома не знавших. Да еще и в камеру дрона. Опять же не ожидая же подвоха. Сидит мол изменник доверительно со своим вертухаем, спят, утомившись своим гнусным предательским делом. Вишь, волкам то уже не доверяет спать рядом… Долбанут, а там уже и нельзя будет ни хрена опознать. Вещи кэпа сложил за спиной Тора, между креслом и стеной, подоткнув под китель бушлат для объему, накрыл одеялом, чтоб торчали сапоги, типа спит. Оно, конечно, непонятный романтизм… но в жизни то и не такое бывает. Зато рядышком, будет понятно, почему так перемешались при чудовищном взрыве трупы.

Залил литр Торовой крови под китель и в штаны капитану, на кресло и под кресло, прыснул остатки на стену чуть выше плинтуса. Нормальная следственная бригада тут вряд-ли будет работать. Найдут шмотки, кровь, волосы, зубы — сойдет. Пока было время намазался докторскими мазями сам, замотался бинтами, надев рубаху и куртку поверх бинтов. Дзинькнул звоночек над дверями. Пора. Выкатил контейнер за двери приемной, запер все за собой, потом в лифт. Потом на улицу. Попросил Рёва — бойцы покатили мой бокс ко мне вертолет, уже заправленный и заряженный. Постояли пока покурить, с уважением поминая Тора. Рёв сетовал, что после всего, Грому Костер не позволят, а он ведь достоин по факту. Я утешил, что фугас это тоже костер, даже круче… Как Большой Взрыв Новой Вселенной.

В этот миг под ногами тихо качнуло, глухо бухнуло, из люков вентиляции поплыли облачка ржавой пыли. Попрощались, я на вертушке помчался к космодрому. Единственные у кого сейчас могла быть связь — это те, кто пользует Россомахину программку. И скорее всего StarBus обеспечил этим каналом свои конторы при миротворческих базах. Вот так напролом лететь, конечно, стремно, но при коллапсе связи легкий явно штатский вертолет миротворцы может быть и не завалят молча сходу. Сел прям перед штабом, вышел навстречу бежавшим с автоматами наперевес бойцам с милой улыбкой, демонстрируя руки без оружия. Сказал, что я Бросок, здесь в разведке от Пумы, и у меня срочное важное донесение. Отвели в комендатуру, заперли в стеклянном ящике, усадили за столом, но наручники цеплять не стали.

Скоро посетил капитан, сказал, что он шеф разведки батальона:

— Что и кому ты хотел передать?

— Мне нужен чат с Россомахой, срочно. Я Алекс.

— Какая Россомаха? — офицер округлил глаза, — Да и связи нет, ты что не в курсе?

— Капитан, — я делал свойский вид актуального чувака, который в теме, — Мы оба знаем, что у вас связь немножко есть. Точней у ваших коллег-транспортников… И большие боссы этих коллег знакомы с Россомахой. И для них это донесение суперважно. А у меня сейчас нет никакой другой возможности его передать, кроме как через вас.

Кэп ушел. Через стекло я видел, как из коридора на меня пришел поглазеть чувак в крутой мабуте без знаков отличия. Потом заскочил офицер и фоткнул меня на телефон. Потом часа четыре ничего. Я потребовал кофе — принесли… с тремя печеньками. Еще час… Открылась дверь, вплыл тот чел, что пялился через стекло, принес нотик, поставил его передо мной и ушел. На экране появилась Маса:

— Ты что там делаешь?

— То, что ты просила. Задание выполнено. Кошес ликвидирован, его программа деинсталлирована. Пригодились тебе джедаи? Радость в этой заварухе погиб, если ты его знала. Да еще два волка.

— Ты представляешь, что вы натворили? Вы весь DP снесли к едрене фене! Я команды не давала!

— Там обстоятельства такие вскрылись. Некогда было команду запрашивать. А если бы не вмешались, было бы намного хуже. Короче, мы спасли этот мир. Ты мне место обещала в новом мире.

— Пипец… Джедаи… Жалко Рыжего… Я с ним не общалась особо, слышала только… Ладно, потом решим, — Россомаха смотрела с экрана вроде бы мне показалось благосклонно и даже восхищенно, — лети в Мановах, свяжусь с тобой.

— ОК. Два месяца и буду у тебя.

Закрыл нот и вышел из стеклянного бокса. Не остановленный ничьим взглядом или словом, прошел к своему вертолету, проверил, как там себе в контейнере Тор, завелся и полетел. Еще 12 часов за штурвалом… Старался меньше тереться спиной о кресло, но все равно больно. Нашел в Змеинодольске на малом полевом космодромчике свой корабль в полной сохранности. Перегрузил туда Грома, заперся, пожрал до треска за ушами и тяжести в животе, и взялся готовить старт.

По Виноградному широкими шагами гуляли разрывы тяжелых бомб, крася желтые кварталы в зарево красных пожарищ, черных клубов дыма и рыжих туч пыли. В этот предутренний час, когда солнце еще не взошло из-за гор, когда над полумиллионным провинциальным сонным городом стояло нежное бледно-розовое небо, по нему со стороны моря, километров с двухсот били тяжелые бомбовозы дальней авиации осьминогов. Пятнадцать бомберов — 60 боеголовок, точно наведенных на координаты штабов и казарм стоявшей в Виноградном бригады бритых, по административным зданиям, по всем полицейским управлениям и участкам.

Ворон с Когтем сидели на пышно цветущей траве на горном уступе, глядя как внизу трясется от ударов полотно города, в котором начинались пожары. Видели, как рухнул шпиль антенны телецентра — все равно в принципе не работал, но островитяне решили, видимо перестраховаться, вырубая связь. А может, снесли для красоты… Ворон держал в руке тангенту рации — на том конце радиоволны был Боксер, который говорил знакомым голосом Партнера и Качка. Боксер был сейчас единственным челом у кого на этой войне была спутниковая связь и разведка, работала аналитика на компе с какой-то отдельной от рухнувшего по всему миру DP программой. Чувак с огромной нижней челюстью и скулами, похожими на стальные обводы танка, сейчас видел все движения армии бритых, наводил на них скоординированные удары осьминогов, львов, тигров и волков.

По Виноградному забегали взрывы помельче и почаще — вступили в дело истребители-перехватчики ВВС Островов. Высокими свечками вспыхивали выявленные танки бритых, швыряли вверх снопы искр зенитки и арта, взлетали хламом и пылью укрепления. Тридцать хищных остроносых серебряных крылатых убийц с воем и гулом носились вокруг города, терзали его, втыкая в розовое тело микрорайонов спицы инверсионных струй с кипящим взрывом на острие каждой такой иглы. Виноградное страдало и дрожало, стенало тонкими, но слышными даже здесь в горах вибрациями. Наконец, через горный кряж перевалило солнце и жарким пристальным взглядом осветило разбитый город, залило его своим сентябрьским золотом, заиграло с высокими столбами черного дыма, с облаками пыли над центром.

Истребители, отстреляв боезапас с ревом унеслись назад за горизонт в сторону моря. На улицы Виноградного хлынул народ, Ворон смотрел в бинокль как где-то что-то пытались тушить, как куда-то неслись кареты Скорой. Но в основном жители нацелились сваливать. Во дворах грузили скарб в багажники легковушек. Неширокие проспекты и тесные улочки вмиг забились пробками из машин, стремившихся к выездам из города. В этот момент с запада, с равнины в Виноградное из джунглей ворвались полторы тысячи львов. По проселкам и грунтовкам, по полям и пустырям в город втягивались 30 небольших колонн по десять бронеавтомобилей с пулеметами, с навороченными противотанковыми и зенитными комплексами на броне. Десантники, лучшие бойцы из движения Пумы, специально отобранные в этот грабительский поход, влетали в город, заходя как нож в масло, быстро достигая центра с его мегамаркетами, автосалонами, бутиками. Местами были затыки со стрельбой — ошеломленные внезапным нападением, все-таки пытались сопротивляться бритые и местные городские копы. Броневики легко справлялись с танками, своими умными комплексами снося и отшвыривая им башни, давили всмятку полицейские машины. Бандиты действовали нагло и решительно, вламываясь на площади и перекрестки, стреляя во все и всех, забрасывая все впереди себя гранатами. Бригада бритых, с приданными танкистами, артиллеристами и прочим, почти три тысячи человек, бросая оружие и технику в панике рванулась бежать от бешеного натиска альфовцев — прочь из города, в горы.

— Вперед, — глухо выдал в рации как всегда немногословный Боксер. Ворон и Коготь махнули своим сотникам начинать. Три батальона нежданчиков, полторы тысячи тигров и волков группами по сотне двинулись вниз по горным кривым тропам, по извилистым грунтовым дорогам, по серпантину трассы. Ворон шел с сотней Удава, переговариваясь с Когтем по радио, ступая сапогами по мокрому от росы песку, ловя лицом свежий сырой ветер иногда прилетавший снизу. Дозорные впереди подняли руки. Группа Удава рассыпалась по кустам и легла за камнями. Из-за поворота выбежали нестройной гурьбой бритые — уставшие от подьема, перепуганные неожиданным штурмом с равнины, подавленные разгромным ударом авиации, ослепленные палящим сверху в лицо солнцем.

Волки, дождавшись когда толпа вывалится за поворот вся до конца, свирепо и безжалостно загрохотали со всех стволов, расстреливая бритых, не давая им успеть прийти в себя. Толпа вражьих солдат изрезанная бледными лезвиями трассеров, вспоротая брызгами камней от пуль, падала как трава под косой. Ворон смотрел, как его волки стиснув зубы, жали на курки, злобно стреляя глазами на корчившихся в фонтанах крови бритых. Среди расстрелянных видны были сейчас явно старшина и бугры, но пленные сейчас были партизанам уже толком не интересны, брать живьем никого в Виноградном не собирались…

Все кончилось быстро, бойцы встали из укрытий, не тратя время шариться по карманам трупов, выстроившись колоннами по обочинам дороги, снова двинулись вниз, косясь на тела убитых. Справа с тропы, шедшей прямо через заросли понеслась тоже плотная стрельба — кто-то из пытавшихся спастись бритых наткнулся там на тигров.

Ворон ткнул пальцем гранатометчику на столб пыли на склоне — без дороги там карабкались по лысому отрогу вверх два грузовичка с тентами цвета хаки. Тот присел, нацелился и выстрелил, оторвав головной машине кабину. Снайперы и пулеметчики, кинулись расстреливать прыгавших из грузовиков солдат. Там человек, может, с полста… С десяток может и спрячется сейчас и уползет, но переться к ним туда, терять время никто не будет. Повезло, так повезло. Волков впереди ждет город!

После того как вдруг у вертухаев вырубилась вся связь, разведка и навигация, пока пытались перейти на рации и проводные телефоны, бритые войска потеряли управление и заняли круговую оборону кто где стоял — не двигаясь, не атакуя, не помогая друг другу. Вот тут то и решили предводители Островов, что самое время грабануть богатенькое побережье Бухты Лафы на западе Бритой Степи. Полторы сотни самолетов дальней авиации, авианосец, два артиллеристских крейсера, три десятка фрегатов и эсминцев — все это обрушилось внезапно и жестоко на курортно-развлекательные берега Лафы. Под таким прикрытием по всему берегу на почти тысяче километров густо высаживались батальоны осьминогов, причаливая на огромных десантных вертолетоносцах — вершине технической мысли Островов, идеальных кораблях для грабежа прибрежных городов.

В принципе на сушу ступили ногами пусть и под таким мощным огневым прикрытием всего лишь 12 тысяч осьминогов, пусть и отборных, самых злобных и жадных, лучших в своем деле пиратов. На берегу их ждала целая общевойсковая армия бритых, 45 тысяч бойцов с современным оружием и техникой. Но армия была рассредоточена по всему региону отдельными бригадами и управление ими сейчас почти отсутствовало… А у всех комбригов и капитанов кораблей островитян на связи был Боксер — неведомый чувак, который видел все действия бритых, слышал все их разговоры по радио, давал точные координаты авиации и кораблям, подробные планы обороны бритых в городах. Короче, он мог все, что раньше все могли, как будто его не касался цифровой писец, обрушивший все управление в мире. До кучи он привел на Лафу с гор полторы тысячи тигров и волков, скучавших там все лето, а на космодромы захваченных на побережьи городов взялись высаживаться на ишаках и на бычках львы — еще полторы тысячи бандитов с Альфы из движения Пумы с суперкрутыми бронеавтомобилями с пипец актуальными модификациями противотанковых и зенитных комплексов, дававших стопроцентное поражение танка на дистанции до 5 тыщ метров. Пока моряки заняты грабежом на берегу, львы нанесут удар вглубь, к горам, косяча заодно и промышленные и административные центры бритых, обрубая коммуникации Бритой Степи с группировкой их войск, застрявшей под Мехсомом.

Вот так и оказались парни Пумы на своих тачках вместе с волками и тиграми аш в Виноградном, в пятистах км от берега, у самых отрогов Тигровых Скал, распотрошив тут ударами со всех сторон бригаду противника.

Волки спускались с гор, гурьбой втягиваясь в переулки и дворы. Ворон покрикивал, чтоб не теряли бдительность, не распускали дозоры впереди и на флангах. Удав щурился на еще вполне летнее в этих краях сентябрьское солнце, пытался сориентироваться, какими проулками идти в центр, где ювелирные салоны, меховые бутики… У какого-то автобусного депо наткнулись на десяток жавшихся к забору бритых солдат, волки исступленно в нетерпении уже дойти до добычи, выпускали в них по магазину… Пацаны так то похоже уже хотели в плен, но в горы же их не потянешь. Да и приказ был — максимально люто работать, ошеломить противника, напугать. При численном превосходстве бритых и лояльном к ним местном населении, это важно. Да и каждому хотелось отомстить за все, что бритые натворили на Тигровом Берегу, в Цересе и в Медвежьем Лесу.

Наконец, вынырнули на широкий простор выложенной брусчаткой площади с красиво пылавшим высокими сочными багровыми языками зданием администрации. Удав под тяжелым взглядом Ворона, отправил-таки дозорами по углам площади группы по три бойца, остальным махнул рукой, улыбаясь огромным своим ртом на круглом лице:

— Увольнение в город, волки! До обеда личное время!

Пацаны с ребячьим восторгом, воплями и хохотом ломанулись по пестро сверкавшим витринами магазинчикам, окружавшим эту площадь в крутом правительственном квартале. Зазвенели стекла, затрещали хлипкие стены и полки шкафов, Ворон на всякий случай орал в мегафон для местных:

— Жители Виноградного! Работники магазинов и сотрудники охраны! Мы, волки, пришли не за вашими жизнями. Ваши бритые принесли в наши земли кровь, смерть и разорение. Мы пришли взять теперь здесь свое! Не препятствуйте нам брать и выживете!

Ворон повторял это снова и снова, глядя, как скачут среди уже горевших салонов волки в меховых шапках и шубах, пихают в карманы охапками золото, бриллианты, Удав махал ему рукой из огороженного автоматчиками нетронутого магазинчика, мол твоя доля. Не понимая отчего ему так все это неприятно и даже мерзко, все же побрел туда шаркая пятками по брусчатке — надо же собрать посылку в Змеинодольск. На Кобре никого не осталось, но по понятиям, хотя бы Белому надо поклониться ящичком золотишка. Внутри наткнулся на труп расстрелянного, как решето охранника в белой рубашке, тонувшего в луже крови.

— Сопротивлялся что ли? — спросил Удава.

— Забей, — ответил сотник, скривив губы, — Укус перестарался.

Ворон брезгливо сторонясь необычно огромной лужи, жался от трупа к стене, дергая щекой. Кивнул бойцу на полный бриллиантов стеклянный шкаф в самом центре прилавка, чтоб паковал в ящик для Белого. Остановился взглядом на полочке с золотыми кулончиками — дивно прекрасные девы с обнаженными грудями, огненными крыльями, птичьими лапками и восхитительными лицами фей, сверкали в лучах поднимавшегося над Виноградным горячего солнца. Старый бандит взял в руку кулон, играя им на ладони, надо же какая красота… и довольно крупный.

В дверь, вежливо постучав, зашел сосед — Охотник, львиный комбат. С улыбочкой окинув смешливым взглядом золотые витрины и парней с набитыми карманами, подошел, обнялся с Вороном:

— Респект тебе, Ворон! Мне сказали, ты наставником был у Радуги, который все сделал на Кобре, — Охотник слегка театрально, что водилось за всеми львами, поклонился в пояс, — Воспитал как следует. Настоящий волчара получился. Я не в курсе честно, смог бы я вот так. Огнем сердца Страх Вселенский остановить… Не парься, я в курсе, что тайна, не болтун.

— Спасибо, брат, за добрые слова, — сухо с трудом выдавил из себя Ворон и с опустошенным видом уселся верхом на прилавок с золотом.

Бандиту было странно и больно сейчас видеть все эти свои достижения. Взятый без потерь город полный золота, месть бритым за все, респект от уважаемого льва за воспитанника… Вот оно, все о чем мечтал, все чем можно гордиться. Чудо Кулон с Золотой Богиней в ладони. Радуга не подвел, покрыл себя и волков славой навек. Они с Гепой и Скворцом теперь памятниками будут стоять на всех площадях. Только, сука, не об этом же Ворон на самом то деле мечтал!

Волк тер лоб и щеки, стараясь не нахамить льву, сказал, что спать хочет ужас как…

— Ну ОК, лады, — Охотник снова пожал ему руку, — Договор само собой в силе, только вы смотрите за парнями, мало ли что сгоряча, как говорится… Я за своими тоже буду поглядывать.

Лев имел в виду условия раздела захваченного города. Все дорогое но негабаритное, золото особенно, забирали волки и тигры, так как им потом идти пешком обратно в горы и унести они смогут что-то только в карманах да сумках. Все остальное, в том числе авто, шмотки, оргтехнику, все короче, — львам. У них все таки на берегу на космодроме звездолеты есть или могут что-то осьминогам продать. У тех вообще вертолетоносцы приспособленные, туда можно хоть целый поезд загнать. Про договор всем пацанам довели, но, понятное дело, эксцессы возможны. Ворон кивнул, что за своими посмотрит.

— Пойду на парковку, парни мне там бывший членовоз местного мэра готовят, говорят вообще шикардос, — лев хохоча отправился на выход, — На ней по Эльдорадо буду сам кататься.

Ворон со слезами от дыма в глазах смотрел в окно в синее небо, плывшее в мареве пожара администрации, прятавшее за собой от его взгляда сиявшие где-то там далеко-высоко звезды. Радуга, счастливый и веселый, обнимается с Веточкой, смешливой и довольной, у них в коляске пара малышей. Они на прогулке в лесу за Коброй… У них все по человечески хорошо… Вот же на самом деле, о чем он мечтал, вот чего хотел… Что он, Ворон, не так сделал? Старый бандит вспоминал, как паковал в черный мешок Дождика — невиновного милаху, как стрелял в девчонку в холле отеля и еще тучу всякого своего дерьма. Ведь единственное о чем мечтал Ворон, это чтобы все это дерьмо хоть когда-нибудь кончилось. Чтоб настало время, когда не надо уже убивать и потом помнить об этом. Чтоб досталось Радуге и Ветке, и всем кто сейчас на Бете еще молод, пожить уже без всего этого…

Ворон с отвращением смотрел на труп охранника в белой рубашке в неправдоподобно огромной луже, на битое стекло по всему полу, на дымные пятна в небе над Виноградным. Слушал Боксера в рации — бездушного и гениально расчетливого инопланетного убийцу, игравшего игру за игрой тысячами жизней, как тот информировал, что вокруг все тихо и спокойно, можно мол хорошо погулять, заслужили, отрывайтесь по полной. Ребята уже наполнив побрякушками все карманы, набив мехом сумки, стали расползаться дальше по улицам в поисках еды отпраздновать победу и взять с собой в горы.

Ворон, бросив кулон с волшебной золотой крылатой девой в нагрудный карман, дернул Удава — идти за волками, следить за порядком. Со двора доносился женский визг, заглянули, у подъезда жилого дома волк, загнув девицу, жестко ухватив ее за бедро и плечо, задрав ей платье, трахал сильными толчками, втискивая ее лоб в стену дома. Ворон, сжав кулаки и зубы ринулся к нему:

— Приказ был, волчара, по квартирам не ходить! Ты волк или сука⁈

— Мы не ходили, — кинулся на встречу, видимо, товарищ насильника.

— А эта сама к вам вышла⁈ Ты мне врать будешь⁈ — Ворон потянул за ремень с плеча автомат.

— Ворон! Ты что? Остынь! — Тянул его за плечо назад Удав, четко но наухо, чтоб никто не слышал другой — Тебе бритой твари жалко? Я как узнал, что Бояниса замочили, до сих пор не отошел. Он меня на Кобру привел, сам знаешь, всему научил, как отец мне был. У всех волков тут кто-то родной погиб на Кобре. Да и Кобры больше нет, в труху. Должны же эти суки ответить? Я в курсе, что они ни на что повлиять не могли, от них ничего не зависело. Но урок нужен. В отличие от тигров и медведей мирников — эти живы останутся и дома их не сгорят.

Ворон устало молчал, глядя как из подъезда выскочил и взялся мешать мужичок в рубашке и шортах, как словил прикладом в лицо, потом заливаясь кровавыми ручьями и всхлипывая сидел на ступеньках крыльца, слушая как то охает то рыдает его баба.

— А если она ему не простит и придется расстаться? Семья целая рухнет… горе.

— Простит, — Удав уверенно смотрел на плескавшиеся у стены русые волосы насилуемой, — от него же ничего не зависело. Он же не мог ни на что повлиять. Мы же прощаем таких. А мы все-таки злые волки.

Ворон тяжко кивнул головой, пошел со двора на проспект, смотреть, как носятся волки и тигры по кафешкам и ресторанам, по оставшимся магазинам. По проспекту колонной медленно, чтоб никого не подавить шла колонна фешенебельных премиум тачек из какого-то дилерского центра — в сторону выезда из города. В кабинах сидели веселые счастливые львы, шмаляя в воздух, приветствуя боевых товарищей. Волки отвечали длинными трассерами в небо из окон гостиниц и ресторанов, вопя что-то радостно возбужденное. Ворон, сплевывая под ноги, кричал в ухо Удаву, пытаясь переорать эти стрелковые приветствия:

— Выдели патрули из парней что по четче. Еще раз всех предупреди, кого бухими спалят, того пристрелят без базаров. Нам еще их всех как-то из города вытаскивать будет надо за уши сегодня. Ящик для Белого прямо сейчас отправь.

Дождь моросил, но не мешал разгораться кострам. Серое осеннее небо над Коброй скорбно смотрело на пятьдесят больших кострищ, где лежали на каждом по десять тел погибших в битве на космодроме волков. Еще десяток бревенчатых кладок по меньше для сотников, в первом ряду — перед руинами терминала костры для Лося, Сокола, Быка и Уксуса — лидеров бригад. В центре, где обычно ставили на разгрузку самолеты из столицы или первый борт Верховного, на роскошных еловых лапах поверх хвороста на бревнах лежали втроем Радуга, Гепард и Скворец.

Огонь разгорался, освещая рыжими и бордовыми волнами стартовые столы космодрома, рулежки, огромные воронки от бомб, задымленные остовы зданий, уцелевший шпиль башни КДП в виде гигантской Золотой Кобры. Ветка стояла чуть в стороне, она тут никому не жена и не дочь, не лидер и не предводитель, по понятиям не могла подходить к кострам. Издали отстояла отслушала вопли психов, песни и танцы вооруженного молодняка, скупые и простые слова Белого. Не смог прилететь сам Ягуар, прислал вертолет с подарками для уходящих «по этапу» — много мешков всякой всячины и, конечно, шкуры железногорских волков для Радуги и его товарищей.

Неплотная и недлинная цепь уцелевших волков Змеинной долины молча жевала поминальный шашлык и пила водку. Шестьсот волков сегодня стартовали с этого космодрома в иной мир, отходя к звездам всполохами и вспышками, столбами белого дыма. Вот и показали, кто каков танцор, — думала Ветка, вспоминая слова психа, сказанные у погребального костра ее отца два года назад. Щемило грудь, свербило нос, горели щеки. Веточка всхлипывала, ища глазами, где горит Боянис, а где Сокол. Боялась разрыдаться, но все время натыкалась глазами туда, где по середине шевелились в золотом и алом черные тени Радуги, Гепы и Скворца.

Подошел Белый, опять в своем обычном длинном черном пальто с высоким воротником. Показал ей со свежими и глубокими морщинами лицо с запавшими щеками и глазами.

— Я перед Радугой ответил, что не трону тебя и всех, кто против меня качал два года назад. И не трону. Никогда, — Белый говорил как всегда отрывисто и жестко, будто ругался или командовал, смотрел на нее потухшим далеким взглядом, — Живи спокойно, все забудь. И прости.

Ветка кивнула, слов для разговора не было. Двое молча стояли, уставившись на огонь, игнорируя пацана, предлагавшего поднос с водкой и мясом. С бревенчатой кладки, где были Радуга, Гепа и Скворец, раздавался треск и летели вверх снопы искр. Ветка вспоминала, как хорошо ей было с рыжим волком два года назад на Кобре. Всегда чувствовала, что они не будут вместе навсегда, типа как семья с детьми. Он не дал бы ей этого никогда… Но с ним было несколько раз ослепительно светло и очень по теплому нежно. И он ее спас тогда. И спас сейчас всех.

Волчица смотрела, как за вереницами костров вдалеке темнеет тяжелая огромная масса леса. Эта тень во весь горизонт, окружавшая Кобру, всегда казалась ей здесь чем-то главным. Вспоминала, как сидела в лесу у ручья, пела тихонько древние песни, глядя на слабый огонек свечи… Надежды и мечты маленькой слабой девочки, которым не суждено было сбыться. «Никогда» — еще звенели в ушах рубленым баритоном слова Белого, означая теперь, что она никогда больше не будет с Радугой. Никогда не увидит Гепарда, Скворца, Бояниса и всех остальных волков с Кобры. И ничего не будет уже.

Вежливо покашлял сзади пилот вертолета, что привез от Ягуара подарки:

— Простите, Ветка. Верховный просил Вас прилететь к нему в Медвежьегорск. Сейчас. Настойчиво просил. Дело важное и срочное.

Девушка растерянно кивнула, надо так надо. Все равно самой ничего не хотелось, пусть тогда жизнь течет, как течет… Как тот ручей в лесу. Ветка решительно отвернулась от алых всполохов, которыми улетали в черно-серое небо ее друзья, слыша как текут скупые теплые слезы по щекам, пошла к вертолету. Зашла по железной лесенке в холодный салон без окон с единственным рядом пассажирских кресел и кучей зеленых мешков в углу. Уселась не снимая пальто, услышала как натужно загудела засвистела машина, легко тронулась вверх и понеслась прочь от развалин Кобры.

Сидя в полутьме, освещенной одной только тусклой лампочкой, бессмысленно теребя в руках беспомощный теперь телефон, думала, как жить дальше. Хотя бы в ближайшей перспективе. К тому что нет цифровой связи и интернета, а сообщения и приказы приходят с посыльными уже привыкли. Только сейчас стало ясно, что даже для никем непризнанной Волчьей Страны, всегда бывшей под санкциями, прекращение электронных платежей и остановка работы фондового рынка — это крах всей экономики. А что творится сейчас в СГЦ, на Стрельце да на Скорпионе — вообще страшно представить. Хорошо даже, что негде пока узнать, как у них там теперь дела в цивилизованном мире.

На фронтах застыли потерявшие централизованное управление армии. Нарушенное снабжение позвало солдат грабить население. При этом, говорят, осьминоги вломились на Лафу, вынеся под ноль целый огромный богатый регион. Гаммовская армия продолжала торчать под Мехсомом, пытаясь дожать остатки тигров и волков. А львы невозмутимо, без навигации и программы прокладки курса, ручками на штурвалах тащили в Медвежьегорск армаду купленных по всему миру крейсеров. Своим рискованным опытом подтверждая теории о том, что пространственно-временной каркас цел, планеты и звезды не сместились, и летать, в принципе, немножко можно. Куда-то делся дикий беспричинный шизотный ужас, мучивший человечество полтора месяца. Ощущение было, что сняли с головы тесную на три размера меньше шапку, и теперь… Хрен его знает, что теперь. Но стало все равно лучше. Тревожно, стремно, но это было оживлявшее, бодрящее беспокойство, в нем были идеи, в нем рождались попытки что-то делать… Оно не убивало, как тот Страх. Ветке хотелось жить. Желание жить струилось по венам ощутимо и внятно, она хотела узнать что дальше, хотела здесь в этой жизни участвовать, что-то делать, оставить след. Шасси мягко тронули грунт, пилот крикнул из кабины, что прилетели.

Над бетоном космодрома сильно пахло жженой резиной и железом, керосином и солярой. Широко и сподвывом гулял уже холодный и сырой по-настоящему осенний ветер. Лязгали и стонали у стыковочных столов башенные краны, облепив огромные небоскребы тяжелых крейсеров. 240-метровые серебристые махины отекали паром и дымом, искрились тусклыми огнями окон и габаритных огней, оживали носившимися вверх-вниз фонарями лифтов. Двадцать таких монстров и полсотни средних крейсеров — вместе превратили Медвежьегорский космодром в настоящий сити, видный теперь за десятки километров. Все леса и поселки вокруг ощетинились пусковыми установками и антеннами, радарами и командными кунгами зенитных комплексов, превратив Медвежьегорский космодром в неприступный бастион для авиации бритых и гаммовцев. Летное поле, терминал, складские территории и парковки наполнились палатками, вагончиками, пластиковыми контейнерами — всеми видами временных казарм и прочих помещений, превратив Медвежьегорский космодром в огромный военный лагерь. Львы развертывали здесь свое 60-тысячное войско с тысячей единиц тяжелой боевой техники, расставляли на местном аэродроме свои 75 суперсовременных самолетов и сотни боевых вертолетов — все, от БМП до штурмовика, новье 5-го поколения.

Ветка шла с трудом против ветра, закрывая лицо воротником пальто, пряча руки в карманы, глядя под ноги на серые холодные лужи, по которым бежала рябь, слушала лязг железа и ругань солдат со стороны погрузочных команд у ближайшего корабля, вдыхала кисло горькие запахи оружия и техники. Спешила, семеня сапожками, за львом-солдатом, который был ее провожатым от вертолета к штабу. Впереди от палатки махали руками двое в модных камуфлированных куртках. Провожатый вел к ним.

Пуму можно было узнать издали — по белозубой широкой улыбке и искрам в пронзительных глазах. От него как всегда исходили уверенность, бодрость и веселый подъ…б. Серебристые седины в усах, бородке, на висках и на пышных бровях его не старили, а только прибавляли его подъ…бу веса и опасности. Рядом был Ягуар, сосредоточенный, смотревший на огромные башни крейсеров на посадочных столах и длинные шеренги танков между ними. Пума оживленно жестикулировал и смеялся, ухватил, поцеловал Ветке ладонь. Ягуар поздоровался кивком и взмахом руки позвал греться в палатку. Там лев панибратски хлопая девушку по плечу вытащил бутылку коньяка — одну из целой стопки ящиков, высившейся в углу до потолка:

— У нас на Альфе есть древняя мудрость, проверенная веками, — Сенатор наливал Ветке в высокий фужер, и счищал фольгу с бруска шоколада, — если вдруг захотелось угостить красавицу коньяком, сделай это прямо сразу, немедленно… Не жди 8-го марта, не будь мудаком. Согрейтесь, Леди. Это лучший коньяк Эльдорадо.

Веточка глотнула, почуяв огненный поток внутри себя, услышав жар на языке и на небе, тонкий запах в носу. Откусила твердого черного шоколада. В палатке стало тепло и радостно, уютно и светло. Пума притих счастливо глядя на принцессу. Ягуар, присев перед ней на железный грубый стол, по-отечески тронув ее за коленку, заговорил, глядя в пластиковое окно на серые хмари своей шестьдесят пятой осени:

— Видишь, девочка, как все обернулось. Волков в горах по бригадам осталось живых да здоровых всего лишь тысяч пятьдесят. Да в армии двести тысяч. А после штурма Панды и вовсе почти не останется войска. Такими силами нам, вооруженным, порядок в стране не удержать никак. Сил не хватит. Чтоб бардака да беспредела не допустить придется к власти барыг подтягивать и префов. Полномочия им давать. Придется права остальных признавать. Да и деньги в волчьих общаках кончились. Надо барыг и префов просить скидываться, а значит и еще больше им давать статуса и власти. Так что, Веточка, я тебя попрошу — начни базарить с деловыми. С теми, кто у тебя в Ассоциации, с теми, кого ты хотела под Палату подтянуть… со всеми.

— И что им предлагать?

— По умному это называется Республика. Выборы, Сенат и региональные парламенты. Конституция. Свободные СМИ. Федеральное Правительство, назначаемое Сенатом, местные администрации. Общие права у всех граждан. Оставшиеся волки будут служить в армии и полиции. Бригады распустим, они все равно по численности и размеру общака уже не соответствуют нашим волчьим требованиям. Да и лидеров почти не осталось. Посты предводителей упраздним. Как думаешь? Дадут барыги денег под такое? Подпишутся префы своим влиянием под такое дело?

— Подпишутся. Хотя и неожиданно это, — Ветка слушала Ягуара и не верила своим ушам, что вдруг исполняться взялись ее заветные мечты, — в их интересах, должны понять и принять.

— Только не тяни, доча, объясняйся с ними быстрее. Надо чтоб к зиме не посыпалось все управление в стране, не пошло все к беспределу. А то замерзнем. Ты вот с Пумой еще поговори побольше. Он тебе подскажет-расскажет как Республика устроена. Поможешь, Лев?

— Само собой! — Сенатор скалился на лампу и попивал из фужера коньяк, — Во-первых держи, Ветка диск. Вгрузи себе на нотик. Там программка «Искусство Невероятного». Она работает независимо от всех и сейчас не сбоит. Там есть контакты айтишников со Стрельца, они тебе помогут подтянуть под эту программу всех, кто будет в деле по теме Республики. У вас будет и связь бесперебойная закрытая и рабочие алгоритмы решений.

Ветка открывала «ИН» у себя на нотике, листая заставку с античными богами и храмами, Пума продолжал наставлять:

— Вот тебе туда в чат этой программы контактик хорошего мальчика из аппарата Гилаца. Он тебе подскажет как прописывать законы и статусы новых органов Республики, чтоб Межгалактическому Арбитражу проще было вас признать государством и начать с вами формальные отношения. Сразу делайте все под Мановахский формат, чтоб потом не переделывать. Вас могут тогда даже быстрее Альфы признать. А это позволит всем государствам в галактиках устанавливать с вами дипотношения. Откроет двери инвесторам.

Ветка скролила вводные части программы, все еще не верила глазам — тут получалось, что все ее мечты близки, реализуемы, при чем быстро и не сложно. То есть, конечно, все будет не просто… Но вот тут вполне внятный и подробный пошаговый план на полгода, после которого будет уже Сенат, Республика и международное признание. Нормальное человеческое государство. Прописаны детально кадровые и экономические реформы. Под все вопросы есть формулы решений.

— И вот тебе еще контактик девушки-умницы. Джессика Малькольм — очень толковая пиарщица. Она тебе расскажет как бренд Республики создать, как это все красиво преподнести для будущих граждан, как подать мировому сообществу. И журналистов хороших пришлет, чтоб правильно тут все освещать. Надо сразу этим заниматься, а не так как мы на Альфе… Так хорошо в свое время пропиарились львы, что до сих пор не можем от бандитского имиджа отмыться.

Ветка держала в руках чудесные визитки зазвездных великих и влиятельных доброжелателей, смотрела на мерцавший в темной палатке монитор нотбука с волшебной программой, чувствовала себя как в сказке. Не верила в случившееся с ней и ее многострадальной землей счастье.

— И еще, Веточка, — тронул ее за ладонь Ягуар, — похожий расклад сейчас у Степных Волков. А у медведей и тигров и вовсе хуже. Там вообще вооруженных почти не осталось. У них тоже сейчас будут активные ребята тему Республики толкать. Пума им тоже эту программку подбросит и эти контакты. Ты с ними свяжись обязательно. С нужным медведем мы тебя сегодня вечером познакомим. К тигру-республиканцу на Серые Камни слетай. Потом в Меркет к Степным. Побазарь с ними вежливо и ненавязчиво. Может, получится сразу одну на всех Республику создать? Типа Большой Север? Или хотя бы добиться, чтоб если все-таки четыре республики будет, то что бы примерно с одинаковыми законами? Чтоб создать содружество или Соединенные Северные Штаты по типу СГЦ?

— Короче, подружка, если вы сможете одно большое государство собрать, — Пума снова налил ей коньяк, — Альфе, Мановаху и всем вашим друзьям по всем галактикам и корпорациям будет проще вам помогать. И вам будет многое проще.

— Но не перегни палку, — Ягуар встал со стола, разминая ноги, — если будут не готовы, не дави. Конфликтов и подозрений нам сейчас вообще не надо. Нас вполне устроит и отдельная Волчья Горная Республика.

— Мы, Ветка, тему объединенного демократического Севера только тебе закинули, — доверительно подмигивал ей лев, — ты на всей Бете лучший дипломат. Ты очень тонко сработала со своей Ассоциацией. Все, что можно из ситуации выжала, а лишнего не сувала. Вот так же и тут постарайся. Попробуй сделать, но грамотно вруби заднего если не зайдет. Тут чуялка нужна твоя. Алгоритмов и кейсов нет. Программа даже эта не поможет.

Пума отвлекся поговорить с кем-то у себя в ИНовском скайпе, отойдя со своим телефоном в угол палатки. Ягуар, скорбно улыбаясь, взял Ветку под локоть и вывел на улицу. Стояли вдвоем с минуту молча, подняв воротники, терпя ветер.

— Мы, может, последний раз видимся, — Верховный Волк смотрел себе под ноги на серый бетон рулежки, — Панду надо взять обязательно, иначе нечего будет и говорить о Республике, да и вообще о будущем. Если бритые останутся на хребте… соберутся с силами и опять нападут. А у нас перевеса в силах толком нужного нет. Короче, может, все там на перевалах ляжем, пока их не сбросим оттуда.

Старый бандит посмотрел Ветке в глаза прямо, наивно и даже застенчиво:

— Ты же Хасова дочь. С волками с детства с самого… И волки всегда к тебе относились как к родной. У волков сейчас ни предводителей не осталось, ни лидеров толковых, сотников-то нормальных почти уже нет. Когда и меня не станет — не дай волков в обиду. Республика — это то, что надо. Но только сделай так, чтоб волки в этой сделке не проиграли. Или хотя бы не чувствовали себя проигравшими. Ты же видела — много среди них хороших парней. И землю эту от вертухаев они отстояли. Много крови своей отдали. Жизни не жалели. Без лажи Врага встретили. Пожалей их сейчас. От тебя, Веточка, много зависеть будет.

Ягуар держал ее за ладонь, будто смущался, что не может приказать, а должен просить эту девчонку:

— Те, кто приехали на Бету со всех галактик, свои мосты давно сожгли. Им возвращаться некуда. Дай им жизни. Дай им места. Не дави. Если есть у тебя на кого обиды — не мсти. И Республике твоей они пригодятся

Ягуар похлопал ее по плечу и отвернувшись ушел к своей машине — ехать в лагерь волчьей армии. Ветка подняла глаза к серому моросящему небу. Вспоминала, как два года назад сидела в лесу на Кобре, жгла свечу и просила Лес помочь освободить Бету от бандитов, от волков да прочих хищников. Как тогда ее мечты были светлыми и слабыми, как трепетавший огонек свечи. Какое шло тепло от маленькой свечки ее надежд. Смотрела на серый холодный бетон и свинцовое небо, сырой и стылый металл огромных башен тяжелых межгалактических крейсеров, на торчавшие жестким частоколом злые стволы пушек и танков. На все это железо, холод, сырость и камень в которых реализовались ее мечты. Подставляла лицо жестокому ветру, который принес воплощение огоньку ее свечи надежд. Чувствовала слезы на щеках — то ли от ветра, то ли от всплывавшей в памяти картины погребального костра Радуги и полсотни других костров на Кобре

— Блин, чувак, я ж не садист в принципе, — Пума растерянно улыбался в иэновском скайпе, — Мне по кайфу когда приятно, когда красиво или смешно… А не по больней. Дай время, надо подумать.

Густав получил от айти разведки номер стационарного телефона командарма бритых генерала Зирама. Набрал ему, услышав после длинных гудков сухой и сдержанный голос бывалого вертухая. Выдвинув челюсть вперед и сверкая глазами взялся пробовать ему нервы:

— Я Боксер! Это я твой Батон крошу. А ты, ссыкло, че прячешься в Знойном? Очко жмет со мной связываться? Даришь мне этот город? Его пепелище потом твоим именем назовут. Зирам — Бритый Срам. Мы весь берег разграбим, пока ты там дрочешь, у…бок бледный. Тебя мама жопой срала а не рожала, сисси бой крашеный.

Но падла сохранял выдержку, бездушно и вяло напоминая о неотвратимой ответственности за противоправные действия. Густав не дослушав положил трубку, вот же твари… Чем же вас пронять?

В тридцати километрах к северу сожгли в труху дачу Эфедрина, отсняв это дело на видео и запостив везде где можно. Но это его не самая любимая дача, раз в год в лучшем случае он там бывал. А видео сейчас толком и некому смотреть — Бритая Степь лежит без интернета и без телевидения. В общем никакой реакции из Таблоса не последовало.

Над Батоном сияло ослепительно жаркое сентябрьское солнце, играя бликами на волнах в гавани, на металле кораблей и влажной после дождя зелени пальм. Боксер, как тут называли Густава, наслаждался свежим прохладным ветром с моря, сидя на балконе в здании правления порта. На столе перед ним был его навороченный нотик, у стола портативная станция связи со спутником, дававшая интернет и коннект с единственной рабочей теперь в мире программой ИН. Закурив, приглатывая кофе, Ланге любовался тем, что творилось у причалов. Конечно, за многие годы службы в разведке и спецназе, он бессчетно раз видел, как грабят захваченные города — на Волопасе, на Маскале, на Васту… Это всегда было нечто ужасающе непристойное, дикое и разнузданное, когда у тебя на глазах твои товарищи становятся алчными и безжалостными зверьми.

То, что устроили осьминоги в Батоне — такого он еще не видал. Это было какое-то масштабное, прекрасно организованное мероприятие, похожее на… Ни на что это было не похоже, но выглядело как-то прилично и даже солидно. Ошеломив бритых внезапным ударом, используя массированно свои ВВС и арту кораблей, имевшие точные данные от Густава обо всех движениях противника, они силами всего лишь четырех тысяч морпехов выбили из Батона, тридцати миллионного приморского мегаполиса, административного центра Лафы, двенадцатитысячный корпус бритых, почти не повредив порт и аэродром. И теперь, заняв складские комплексы порта и стоявшего рядом жд/вокзала, реквизировав тысячи фур, слаженно и четко, в темпе, которому позавидовали бы самые образцовые и продвинутые логистические корпорации, грузили под завязку свои пригнанные тяжелые танкеры и сухогрузы всем подряд, что было на складах.

С причалов несся звон железок и гул моторов, крики старших, бибиканье грузовиков, кряканье сирен, Работали краны, погрузчики, сотни солдат, ставших складскими работниками. Все было чинно, быстро и дисциплинированно. В чрева кораблей заезжали товарные составы с вагонами зерна, вина, кофе, шмоток, овощей, мяса, а также с ценными металлами, дорогими породами дерева, закатывались фуры с оргтехникой и бытовой электроникой. В танкеры заливалась с хранилища нефть. На палубы кранами ставили рядами друг на дружку контейнеры с промтоварами. Не стояли в стороне и десантные вертолетоносцы ВМС — туда въезжали автовозы с премиум тачками, грузовички с золотом из хранилищ местных банков.

Осьминоги, специализируясь на морском пиратстве, имели неплохой флот, поменьше чем у бритых, но более современный. У них была тоже немногочисленная, но очень качественная авиация, особенно на авианосце. Но сил на большие сухопутные войска у них уже не было. Вся их общаковая армия — четыре батальона морпехов. Но правда, это были черти уникально сочетавшие отмороженность и безбашенность с офигенной дисциплиной. Сейчас эти четыре тысячи заняв оборону в порту и на аэродроме под прикрытием своих боевых кораблей и наводимой боксером авиации, сохраняя фантастическое самообладание, не лезли в огромный город, не разбредались по магазинам, ТРЦ, ломбардам и прочим лакомым местам. Половина стояла на позициях, готовая отбиваться, если вдруг очухаются и вернутся бритые, половина работала грузчиками, причем весьма профессионально управляясь со складским оборудованием и техникой. В итоге Батон красовался на солнышке почти не тронутый пожарами, местные — живые и здоровые, шкерились по квартирам, ошалело глядя в окна на колонны фур, едущие к порту. Нигде никаких скандалов, насилия и прочего непотребства.

Генерал Щука, командир осьминожьей морской пехоты, стоял за спиной Густава, с искренним уважением глядя на экран его нота:

— Где их ВВС?

— На базах. Тупят. Связь и навигацию ждут чтоб восстановили. Можно отправлять. Но истребителями все равно прикройте.

Речь шла о полсотне нагруженных трофеями тяжелых транспортных самолетов, что стояли сейчас в аэропорту Батона и ждали отправки на Острова. Густав на всякий случай навел дивизион фронтовых бомбардировщиков на позиции остатков бригады бритых в тридцати километрах от аэродрома, которые вполне могли бы помешать отправке самолетов, да и вообще отбить авиабазу, если бы знали, что там происходит.

Сидя на этом балконе высоко над бухтой Батона со своим нотиком, Ланге был в эти дни на вершине своей карьеры — фактически он руководил сейчас армиями тигров, волков, львов и осьминогов — всеми десятками тысяч вооруженных, кто воевал против бритых на всем побережье Западного океана, на тысячах километрах от Мехсома до Батона. Наводил удары авиации и флота, координировал действия десятков отрядов, снабжая актуальной инфой о решениях и действиях противника, потерявшего управление войсками после того как легли программы DP и Galaxy.

Вторжение осьминогов на богатые берега Лафы служило двум связанным стратегическим задачам. Удар так далеко в тыл и в исконные земли бритых в условиях, когда их штабы не видят толком ничего на своих мониторах и картах, должен заставить их снять из Мехсома хотя бы одну из своих армий — бросить ее спасать Лафу и ослабить хватку на шее волков и тигров из последних сил оборонявших столицу Тигрового Берега. С другой стороны такой масштабный грабеж, какой замутили тут парни с Островов сам по себе был прибыльным делом. Небесные покровители Боксера-наводчика заранее получили с пиратов за его услуги 3 тонны золота из федеральных резервов островитян. Самолет с вдвойне драгоценными слитками в момент, когда рухнула система банковских переводов и не пойми что творилось со счетами, прилетел в Медвежьегорск — триста тысяч золотых там перегрузили на звездолеты в оплату транспортным компаниям второй ходки за новой волной десанта с Альфы. Цена была критично малая, но летуны согласились — вокруг в галактиках рушились экономики, заказов было ноль, оплатить переводами никто ничего не мог, не работала навигация. А маршрут между Альфой и Бетой короткий и уже проверенный так, что можно было идти наощупь.

Получив свое заранее, Уоллос предельно упростил схему дележа трофеев на Лафе, минимизировав возможные конфликты. Теперь все, что на берегу — осьминогам. И чем круче будут подчищать побережье осьминоги, отбивая затраты на Боксера и флот, тем больше шансов на переброску сюда войск из Мехсома.

Структура бандитского сообщества морских пиратов в принципе мало отличалась от остальных на Бете. Была Конфедерация, имевшая общаковые флот, ВВС и корпус морской пехоты. В нее входили четыре Острова, имевшие и свои флотилии, обычно в составе одного большого десантного вертолетоносца, батальона морпехов, трех фрегатов, трех эсминцев и пары корветов. Эти формирования одновременно с ударом Щуки по Батону, при заботливой и неустанной поддержке ВВС высадились в четырех портовых городах поменьше, устроив там похожие погрузочные мероприятия в чуть меньших объемах, каждый уже в карман своего островного общака. Со всех бригад были собраны десяток батальонов бандитов на небольших катерах — грабили сейчас небольшие городки по всему берегу. Вот там, конечно, не обходилось без грязи и гадостей вроде жертв и страданий местного населения. Но все равно, в принципе на всей тысяче километрах берега Залива Лафы, от устья реки Свиданки до границы Пальмовых Рощ, у осьминогов катастрофически не хватало людей, чтоб безобразничать и грабить мелкие магазинчики или пойти по домам и квартирам. Занимались только большими логистическим комплексами, не отвлекаясь даже на крупные ТРЦ. Получалось все даже слишком мирно. А ведь планировалось, что возмущенные и оскорбленные позором на Лафе бритые будут давить на Эфедрина, чтоб завязывал уже с Аханодиновой темой, бросал Мехсом и возвращал войска домой, защищать свои города.

Чуть по жестче действовали волки и львы в городах в предгорьях у Пальмовых Рощ. Но этого мало. Густав посмотрел в синее курортное небо над бухтой, там за облаками, среди звезд, в двух неделях лету от Батона, где-то на вилле у бассейна на Флорине сидел Главный, он требовал ударить по больней:

— Растормоши их, укуси, разозли. Заставь среагировать. Мехсом не выстоит, если Эфедрин не ослабит хватку. Сделай им больно, обидь.

Зирам, командовавший армией бритых на Лафе, отошедший от Батона в город Знойный в пятистах км от берега, пытался там собрать остатки войск и осмотреться. Наладил связь по проводным телефонам, еще стоявшим в зданиях администраций городов, разыскав своих командиров с их потрепанными бригадами и всех созывал к себе. Эдак он дней через пять соберет тысяч тридцать человек и такими силами сможет сам без помощи войск из Мехсома отбить хотя бы Батон. Густав выслеживал через спутники колонны, стекавшиеся к Знойному, выжигал их авиацией осьминогов, и думал, чтобы все таки придумать по больней для бритых.

Щука стоял на своем, собираясь 25-го сентября, то есть через пять дней сворачиваться:

— Зирам все равно хоть двадцать тысяч но соберет в Знойном. И разведка как-то да сработает, поймет, что мы локально в порту стоим. ВВС у них целы, по известным координатам без всякой навигации прилетят. Сотня бомберов и сотня истребителей утопят весь наш флот. А потом мои четыре тысячи морпехов уж как-нибудь да раздавят.

— Что же целый город оставлять… тут полно еще чего можно взять…

— Корабли итак уже под завязку, а на две ходки точно времени нет. Самолеты вообще на земле стоят не дольше часа, туда сюда как оглашенные носятся. Нормально мы уже набрали, теперь главное унести, — Щука смотрел на Густава прямо и твердо, — Я в курсе, что тебе надо бритых с Мехсома выманить, но это твоя забота. А сделка есть сделка. Мы тебе благодарны, но мы тебе заплатили. Нормально заплатили.

Ланге видел себя со стороны и ужасался, неужели он сейчас попросит осьминога перед уходом послать своих пиратов в жилые кварталы изнасиловать каждому хотя бы по одной? Не стал.

— И жечь город перед уходом мы тоже не будем. Пиратка — это одно. Налетели, взяли свое и ушли. А ссориться с бритыми навсегда нам ни к чему. Программки когда-нибудь да починят, связь наладят, и отбомбятся они по Островам по полной. Короче, команды мне от Верховного Осьминога на беспредел не было. А я генерал, на службе, а не на вольных хлебах.

Щука ушел, а Густав думал, сам охеревая с себя, что идея сжечь Батон сама по себе не плоха. Смотрел с балкона, как играет солнце на черепице крыш, как уносятся от берега вглубь каменных белых и розовых стен домов проспекты, как нежно отражается голубое море в окнах домов.

Сжечь… Сжечь до тла, — Густав перебирал в уме, какой бы отряд подтянуть в Батон, — Лев Охотник, бравший Виноградное, идет через порт Последний, это далеко, пятьсот км на север, не захочет терять время поворачивать в Батон. Ворон вовсе ушел с трофеями в горы, это еще дальше.

Кальмар из осьминогов, комбат из бригады Злых с Острова Свободы — у него пятьсот бойцов, полсотни бронеавтомобилей и три своих корабля — грабит сейчас элитный пригород Батона в Финиковом. Достаточно суровый парень, не склонный к соплям, был в молодости в рабстве у мафии на Скорпионе, его там заставили играть в Кальмара. Он выиграл и убежал. А главное, он сам по себе, Щуке не подчиняется.

— Кальмар, есть тема спецом для тебя. Отправляй свои корабли с трофеями, а сам с командой иди ко мне в Батон, подожги сначала химкомбинат на 12-й улице. С меня бонус 15 тыр зла и эвакуация потом.

Мастер спорта по кальмару согласно окнул в чате, сказал, что еще и везет подарок, просил подъехать к нему на комбинат. Ланге прошелся на крышу правления, на смотровой площадке вглядывался в панораму города, прикидывая, как потом поджечь исторический центр и административные здания, потом поджарить нефтехранилища и потом сити. Главное, чтобы эпично, и дыму побольше и зарево — чтоб видно было далеко. Обязательно у бритых есть наблюдатели, которые звонят потом в Таблос по телефону проводному и говорят, как обстановка.

Боксер смотрел на ряды домов, фонтаны и пальмы, памятники и колоннады, парки, цветники, пестрые рекламные щиты, представлял себе, как в миллионах квартирок испуганными пташками забились и трясутся тихонько от страха десятки миллионов маленьких и слабых, беззащитных и бесправных жителей этого еще вчера богатого и наглого города. Думал, как он скажет через несколько часов своему Кальмару «Дракарис» и «Сжечь их всех». Такие вот шахматы. Там, в тысячах километрах на севере, испускает дух, в последних боях уступая врагу квартал за кварталом несчастный Мехсом. Там ежедневно гибнут тысячи безвинных и мирных, сотни бойцов, в том числе и те, кто уже стали Густаву товарищами. Чтоб их спасти, чтоб дать им шанс, надо сжечь Батон. Не такие уж и безвинные тут жители… Их страна напала на соседей. Их армия жгла без счета чужие города, убивала, насиловала, ломала жизни.

Густав морщился, понимая, что не ему судить. Да и не могли жители Батона ни на что влиять. Да и не мстить он тут собрался, не наказывать… Просто оперативная необходимость. Чтоб выиграть в этой партии, придется это сделать. Хотя выигрыш не очевиден. Что если Эфедрин не отреагирует? Решит что Батон он все равно вернет через пару недель без боя, город потом отстроит, а вот Мехсом захочет взять не смотря ни на что, раз уж почти взял… И тогда тут все погибнут и лишатся имущества зря. А Густава накажут, а может вообще уволят за провал миссии… Ланге поморщился от вернувшегося страха. Вспомнил, как он забарывал это на Банановой. Вспомнил того медведя, ту старлейшу, того мальчика-бога в автобусе на Верхнем Лазе. Он, Густав Ланге — тот человек, который прикажет Кальмару сжечь город?

Столб черного дыма поднялся высоко над 12-й, жутким грибом тянулся к облакам. Может, и хватит, думал Боксер, уже сидя в машине, шурша по проспекту в сторону химкомбината, смотреть, что за подарок притащил Кальмар. Наверное, хватит. Если этот дым не поможет, нет смысла жечь дальше… Зря обещал целых 15 тыр осьминогу. Но Густав не будет жечь дальше.

Пикнул нотик оповещением от спутниковой разведки миротворцев. Ланге глянул на экран — части и соединения 1-й армии бритых, придворной, стоявшей вокруг Таблоса, одной из последних оставшихся регулярных и оснащенных современным оружием, выдвигались в эти минуты на запад, к Лафе. Радиоперехваты говорили о том, что у них задача помочь Зираму отбить Батон. Значит, с Мехсома войска снимать не будут. Миссия провалена. Вот же упертые твари, так рисковать, оставлять вокруг столицы одних только мобиков с хламом вместо оружия… Ланге проиграл, с силой ударил кулаком по рукоятке сиденья, радуясь, правда, что теперь и вовсе нет смысла сжигать этот гребаный город.

Кальмар встретил у проходной полыхавшего химзавода, отвел в дежурку охраны, оставил наедине с челом, сидевшим привязанным к креслу с мешком на голове: «Это Смотрящий за Лафой, Дибазолом зовут, типа губера. Сам пришел. Хочет с тобой перетереть. Просит город не сжигать, типа есть у него предложения».

Боксер снял мешок, заценив крепкий высокий лоб широкоплечего регионального руководителя средних лет. Встретил прямой и цепкий взгляд из-под седоватых бровей — мужик не стремался, не дергался, дышал ровно и не моргал. Надо же, думал Ланге, охота ему тут сидеть, другой бы сдриснул с Лафы в первый же день высадки осьминогов. Сел напротив него на железный табурет. Говорили полчаса. Ланге вызвал бойца-осьминога, попросил найти принести губеру чая и каких-нибудь бутеров. Сам вышел на парковку перед проходной. Морщился недоверчиво, глядя на черные космы дыма на полнеба над собой, чуя носом редкостный вонизм. Пора отсюда валить уже пока не потравились. Вот блин засада, хренов Дибазол, за такое дерьмо точно уволят. Неужели я влезу в эту муть? Это же будут не шахматы, а тупо преф.

Позвонил Ворону, еще не слишком далеко ушедшему от Виноградного.

— Боксер, я в курсе, что у тебя сейчас за темы. Я город беззащитный жечь не буду, — голос старого бандита был твердым и не готовым торговаться, — Хоть через Ягуара прикажи, не буду. Достало уже.

— Наоборот, есть тема крепко уменьшить масштабы кровопролития, правда рискованная. Ума и ловкости будет надо больше чем патронов. Оставь Удава разбираться с трофеями, сам набери со всех отрядов триста бойцов по хитрее и чтоб бритый язык знали. И дуй в Батон быстро.

Вверху повис протяжный натужный свист, всегда вгонявший Штампа в дрожь. Упали вместе с буграми мордами в пыль, вжимаясь животами в острые камни, слушая и вздрагивая — два десятка хлопков пронеслись по лежавшей в ночной тьме долине. Волчьи минометчики решили побеспокоить мальца, чтоб не спали — и теперь Штамп сидя на корточках вдыхал запах кислятины и гари, свежерытой мокрой земли, ломаных веток. Дежурный доложил, что в отряде без потерь. За дорогой орала, стонала, рыдала и материлась пьяная пехота, у них с десяток убитых под полсотни раненых.

Штамп пошел к ним, спросить чего помочь, наткнулся в потемках на старшину пострадавшей группы — на грязном лице были размазаны сопли и слезы, неопрятный как обоссаный бушлат болтался на несчастном, без ремня, как бабский тулуп. Бухой командир, поскальзываясь и матерясь выл, что их опять суки подставили, предали… зря пацанов столько положили. Вонял в лицо Штампу перегаром, нестиранным кителем, потными волосами и страхом. В свете фонариков сидел орал держась за фонтанировавшую кровавыми брызгами ногу солдат. С ним рядом тупил, растерянно теребя аптечку фельдшер. Старшина пытался ухватить за плечо — Штамп брезгливо сторонился, зло глядя на неопрятное чмо. Хотел сказать ему, что это он сука обязан был заставить своих бойцов окопаться, что нех…й пить… Но беспонту с ним базарить. Если мужик приехал умирать, то умрет, ничего не поделаешь. На то волки и санитары леса. Парней жалко.

Все-таки люди не равны, — думал Штамп пробираясь тихо и без фонарика в свой штурмовой отряд, куда его в августе поставили смотрящим. Штурмовики и пехотинцы одинаково устали на марше, одинаково не спали и не ели. И те и другие на две трети состава — мобики, пригнанные на фронт полунасильно. И тех и других учили два месяца. Но штурмовики в оставшиеся на отдых пять часов готовы два часа окапываться, да еще час мыться бриться и стираться. А пехота тупо валится спать вповалку там, где кончился марш, успев, конечно, при этом надраться в хлам. И дело не в том, что Штамп своих заставил, а тот старшина нытик — нет. Вряд ли бы что изменилось, если бы их поменять местами. Скорее Штамп сам бы забухал, чем смог бы привести в чувство это опустившееся стадо. А начинается все с того, что человеку становится похрену на себя, на свой внешний вид, на свой запах — соглашается свалиться спать на грязной земле в нестиранной одежде. Ведь не Штамп же заставляет своих штурмовиков мыть ноги… Интересно, как, по каким таким признакам смотрящие по кадрам чухают, кого распределить в пехоту а кого в штурмовой отряд? А получается, что после этого распреда сразу меняется цена жизни солдата. При одинаковой цене упавших сейчас на долину волчьих мин, они не забрали ни одной жизни у Штампа в отряде, а у этих сразу с десяток, и еще полсотни покалеченных.

Остановился, смотрел на лежавший в позе эмбриона труп солдата наполовину утонувший в грязной луже. С омерзением чувствовал смесь отвращения и жалости — как может мужик выглядеть так отбросно, так жалко? Но жалко… Не хотел думать, что теперь в армии такие порядок и дисциплина, что этого могут тут так и бросить, не то что, не отправив домой чистеньким в цинке для пышных геройских похорон, но даже и не закопав. Хоть бы жгли тогда уже как волки…

— Что у них там? — интересовался в палатке Облом, старшина 3-й группы его отряда.

— Как обычно, кровь, пот и слезы.

— Понагнали бл… простых воров на фронт. Считай сразу на смерть, — Облом кривил губы и зло плевал в угол, — не обучили, не дали командиров нормальных. Суки. Там при мне солдат в обморок упал от вида крови.

— Заткнись. Иди караулы проверь и спи.

Чуть свет приехал на штабном джипе комбриг. Сорокалетний вертухай-полковник был невыспавшийся и немногословный. Беглым глазом пострелял по сторонам на бойцов и на БТРы, строившиеся к маршу. Сказал Штампу, что его отряд переходит в распоряжение комбрига 3-й пехотной, полковнику Хамсесу:

— По данным разведки по Волчьим Воротам ударят львы, волки будут прикрывать им фланги. Наш корпус должен Ворота удержать. Танки, арту и штурмовиков распределят между пехотными бригадами. 1-я и 2-я бригады в первом эшелоне на крайней линии высот и на серпантине. 3-я за ними и над ними во втором эшелоне, непосредственно на перевале и на Горной Дороге. Твой штурмовой отряд — ее резерв, будешь ликвидировать прорывы или контратаковать. Ты там именно за этим. Если Хамсес станет тебя пихать на передок вместо своей пехоты — звони. Радиосвязь работает.

После того, как 12-й корпус покрыл себя славой в боях в Медвежьегорске, Хитрована перевели в кадры чуть ли не в Таблос, а Штампа повысили до смотрящего за отрядом. Когда бритые, отдав Грому Медвежий Лес, отошли на хребты Панды, все пятьдесят тысяч, кто смог пережить летние сражения, разбавили сотней тысяч мобилизованных. Также перемешав оружие и технику разных поколений, сформировали три общевойсковые армии. Одна встала на Верхнем Лазе, другая на Горной Дороге, третья у них позади на цересском склоне Панды — на Скальном Спуске. Август и сентябрь учились и слаживались, глядя как в Медвежьегорске опять объединились против них волки и медведи, как садятся звездолеты со львами.

Штампа, как отважного и опытного командира, поставили на отряд в Штурмовой бригаде 12-го корпуса, вставшего первым эшелоном на Горной Дороге, с задачей не пустить бандитов на перевалы. Теперь он, садясь на броню своего БТР, с тоской хоронил свои надежды — старались же верить, что львы сами не полезут вперед, будут гнать вперед себя волков, станут беречь свои шкуры и дорогое оружие. С волками бодаться за эти горы можно было долго и успешно. Если армии бритых — на две трети мобики и старое оружие, то волки — на все сто процентов. Злые, конечно, мотивированные, но без опыта и кадровых командиров. А вот львы… 1-я Десантная армия, лучшие из лучших, на самом новье, да еще и отморозки из Корпуса Пумы.

Штамп обернулся на колонну своих БТРов, ползших на восточный склон Зеленой горы, господствовавшей над всеми вокруг, запиравшей проход к Горной Дороге, шедшей через все кряжи в Церес. Все полтысячи своих человек он знал в лицо, мог вспомнить сходу половину имен. Он смог из них слепить нормальный отряд. Не спал, не гулял эти два месяца — учил, воспитывал, кормил и снаряжал, активно тыря и отнимая у соседей хорошие шмотки, хавчик, забирая для своей брони соляру у тыловиков до того как разбодяжат. Внутри отряда смог укрепить правильные порядки. Первые же, кто были пойманы на воровстве у товарищей, были «комиссованы». То, что творится сейчас в обычной пехоте не лезет ни в какие ворота — там боец вместо того чтоб думать, как ему воевать, парится, чтоб у него не стырили сухпай, носки или патроны. Там люди не спят вообще, боясь что обшарят карманы. Штамп твердо держал дисциплину, не «договаривался» с бойцами. У него нельзя было отмазаться за бабло от наряда и караула, нельзя было за подгон оформиться больным или тем более свалить в самоход. Если у пехоты неделями стоит «на орбите» не сменяясь караул из нищеты, не способной проплатить сдачу караулки, то хрен ли толку с такого караула.

Разместились, окопались, сели жрать на уступе склона. За перевалом вспыхнуло, потом еще много раз, яркая гирлянда белых огней мигала с минуту, донеслись ощутимые хлопки. Походу настала хана корпусному ПВО — даже не успели шмальнуть, видимо, не увидев противника. Без спутниковой разведки и всего ПО, зенитчики видели только своими собственными РЛС — не дальше чем на полсотни км. Легкая мишень для тяжелых львиных бомберов, бивших с двухсот км по координатам от спутников и управлявшимся из Центра в Медвежьегорске, где все еще работали связь и хитрый военный софт.

В несколько заходов, примерно полчаса невидимые и недосягаемые львиные ВВС расправлялись со всеми какие были на районе зенитками, планомерно выжигая сначала новые, а потом и всех старушек, вытащенных на свет бритыми со складов по мобилизации. Бойцы Штампа затравленно озирались из окопов, как над головами с воем и рыком неслись инверсионные метлы, катались волны грохота. Старшины и бугры ползали среди наспех прокопанных капониров, заставляли пацанов поправлять масксети, скрывавшие там БТРы, приводили в чувство тех парней, что слегка стреманулись от бомбежки, для многих это был первый раз.

Впереди на высотах, где были бригады первого эшелона запестрело от взрывов, быстро накрыв там все сплошной тучей пыли и дыма. Львиная арта работала чудовищно густо, пропахивая походу всеми своими дальнобойными тяжелыми гаубицами три горы и перевал, шедший к Волчьим Воротам. Бритая артиллерия, лишенная всех средств обнаружения вражеских батарей молчала, ожидая, когда в поле зрения ее наводчиков физически появятся колонны наступавших.

Из синего неба нарисовались белые точки и линии, приближаясь с гулом и свистом к Черной горе. Сорок пять львиных истребителей и штурмовиков обрушили град управляемых бомб на позиции 3-й бригады, на артиллеристские батареи, на штаб комбрига и на все что было на склонах горы. Пока бабахало где-то наверху да по бокам, Штамп сидел с пацанами из 3-й группы в расщелине хорошо скрывавшей их от недоброго взора с небес. Авиация бритых несмотря на свое многократное численное превосходство в основном бездействовала — без спутников и компов с интернетом, истребители видели только своими собственными радарами, слишком недалеко. В начале боев пару раз совались мешаться львам, но понесли потери и теперь не взлетали со своих аэродромов — далеко в тылу. В небе спокойно играли соло львы и даже волки — их старые самолеты только разбрасывали бомбы и дроны, управление которыми сразу брал на себя Центр в Медвежьегорске и доводил до целей вполне себе точно.

Камикадзе! — рявкнул дозорный и затих. Полсотни солдат застыли в ступоре глядя на повисшие над расщелиной пять маленьких жужжалок с минибомбами. С полметра шириной, с лопастями под метр, они резко и хаотично дергались влево-вправо, чтоб нельзя было расстрелять с автомата, обшаривали камерами побледневших и недышавших, пытаясь выявить командиров или тех, кто дернется бежать или стрелять. Штамп обливаясь холодным потом прятал глаза вниз, сутулился, чувствовал как онемели коленки, как каменели пятки в сапогах. Косился на парней раздавленных смертным страхом и ужасом беспомощности. Боец, старик из мобилизованных, из тех кому уже за полтос, схватился за сердце и начал валиться на бок. Облом, старшина, инстинктивно дернулся к нему. Один дрон молниеносно ударил в «деда», другой в Облома. Две белые вспышки, два тугих хлопка. Штамп и остальные продолжали стоять побелевшими статуями глядя на разбросанные вокруг куски красного мяса, брызги крови друг на друге, на бесформенные жженые тряпки на месте, где только что были их товарищи. Бомбы на таких дронах были не большие, но одно тело разрывали просто на ошметки. Еще три продолжали висеть над головами, их жужжание иногда было слышно в секундных перерывах канонады на склонах. Солдат что с бородой, не выдержал, вскинул автомат и дал очередь вверх, бросившись кубарем в сторону. Остальные всей толпой тоже взялись молотить по дронам, падая на камни или прыгая кто куда. Два бойца разделили судьбу Облома, разлетевшись по камням мелко рубленым азу. Один дрон таки подбили, он повис посреди расщелины пятном черного дыма.

Связист, надрываясь, приволок тридцатикилограммовый короб радиостанции и протянул Штампу тангенту — там был комбриг 3-й. Орал неразборчиво и с разрывами, вражьи рэбовцы навострились глушить и это старье:

— Волки прорвались на левом фланге… Займи оборону на перевале 28… Держать до конца…

— Там же пехота! — орал негодовал Штамп в этот шорох и хрип, — У них танки и арта! Я штурмовик!

— Поднимай своих трусов и вперед… Педики а не штурмовики… Приказ… Трибунал!

— Сам трус! — Штамп багровел, зная, что бойцы слышали сейчас эти слова вертухая, — За базаром следи! Щас придем твое очко проверим, кто тут педик!

Связист смотрел, свесив челюсть, пацаны сплевывали на песок с уважением глядя на смотрящего. В рации появился голос комбрига штурмовой:

— Штамп! Кончай базар… На вышку набазаришь! Волки снесли 2-й отряд на фланге, идут к нам в тыл… Останови их на 28-м!

— Как они могли второй отряд разбить? Их не бомбили! Даже арта не работала туда! Они что сдались?

— Мобики там были, старики… Как волков увидели, у половины инфаркт, у половины инсульт… Иди, а то трибунал… Волки сами мобики, справишься…

Штамп с матами и плевками, взялся поднимать отряд, растолковывать старшинам и буграм какими маршрутами идти к 28-му перевалу. Одной группой выходить в лоб запирать перевал с востока. Двумя группами идти по склонам слева и справа. Дать волчарам втянуться в ущелье и бить с трех сторон.

Вернулся из штаба 3-й ординарец, торчавший там на случай, если поглушат радио и потребуется посыльный:

— Ну ты Штамп дал! Комбриг на тебя доклад приготовил аж в Таблос. Но потом сказал, что не отправит, если ты перевал удержишь.

— Мудила хромовая, — Штамп сжимали кулаки уже сидя на броне БТРа, вставшего во главе колонны, нацелившейся на северный склон 28-го, — теперь будет думать, что я там воюю за то, чтоб доклад не отправляли. Мрази… Достали.

— И сказали передать тебе, что поддержки не будет. Вертолетчиков разбомбили, у артиллеристов потери большие. Типа самим все сделать.

— Дебилы. Кто их воевать учил⁈ Как можно было вертодром просрать? Как можно было вертушки не спрятать⁈

— Тебе бы, смотрящий, помалкивать бы научиться, — ординарец оттянул себе пальцами ухо, — про тебя итак уже стук идет по всему корпусу. По грани идешь.

— Мы тут все по грани. С таким командованием и до трибунала не доживешь… Все.

БТРы со штурмовиками на броне пыхтя и рыгая черными струями выхлопов, поползли по грунтовке вниз — зигзагами и кругами до речки и оттуда серпантинами вверх к 28-му перевалу. Три мелких БРДМки двинулись туда шустрее и почти напрямки, выкатить на ту сторону горы и смотреть, когда и где будут волки. Штамп прорубался на склон через плотный кустарник вместе с 3-й группой, оставшейся после гибели Облома без старшины.

Мудак-вертухай думает, что он, Штамп будет биться за то, чтоб не ушел в Таблос на него донос. А за что на самом деле будет биться Штамп? Смотрящий раскачивался вместе с броней, уворачиваясь от веток. Было больно вспоминать, как исчез в белой вспышке Облом, мерзко — как лежал в луже труп пехотинца, бесило от голоса комбрига 3-й, напрягало, что молчит рация — что с дозором на БРДМах на той стороне? В перерывах канонады — там что ли стрельба у них или кажется? Немыслимая сила сорвала его с брони и швырнула метров на десять чуть не убив об камни, он еле успел выставить вперед руки, отбив ладони и локти. Пропал звук, голова раскалывалась и болели глаза, Штамп на четвереньках озирался по сторонам — на дороге горели его БТРы, сверху шквалом неслись трассеры, били гранатометы и снайперы. Не слыша себя, Штамп орал своим, чтоб держались у брони, не бежали вниз по склону. Но парни, ошеломленные ударом, кто кувырком, кто ползком, кто бегом в полный рост сваливались с дороги вниз, корячась между кустами и камнями к перевалу. С трудом повернув голову увидел, что на противоположном склоне все было также — горела между деревьев броня, бойцы среди трассеров бежали и падали вниз, скатываясь в ущелье. Похоже волки увидели марш его отряда или предугадали решение вертухаев, сами первыми заняли позиции на высотах над 28-м перевалом и запустили Штампа в тот мешок, куда он хотел их загнать. Тряся башкой, силясь вытолкать шум, мешавший слышать и думать, смотрящий принял факт, что его отряд уже внизу, на перевале ставшем западней, пошел пополз по зарослям тоже вниз прячась где можно за валунами.

На перевале был ад, его бойцам негде было даже прятаться, это был расстрел со всех сторон. Штамп спустился за уступ, где сбились толпой сотня парней, его 2-я группа, не заходившая в ущелье, а ждавшая когда волки под огнем со склонов вывалятся ей под удар. Чумазые и бледные гуртом сбились в кучу глядя на него в ожидании чуда спасения. Он обернулся на перевал, там грохотало и бахало, там погибали 1-я и 3-я группы. Штамп приготовился отправить этих смотревших на него пацанов из 2-й в атаку по склонам, пробиться хоть метров на двести, прикрыть огнем отход товарищей. А скорее всего просто погибнуть вместе, чтоб не бросать. Схватил тангенту рации вызвал комбрига Штурмовой:

— Дай арту! Срочно! Я в котле! На 28-м была засада!

— Весь отряд в котле?

— 2-я группа не зашла, будет атаковать, прикрывать отход отряда. Дай огня!

— Спасай группу два! Отводи ее по Жабьей тропе вниз и потом к речке. Оттуда на высоту 2242. Там готовь оборону, прикрывай отход корпуса. Мы уходим.

В небе зашелестело застрекотало. В синеве появилось с десяток точек. Стая львиных вертушек огневой поддержки заходила на удар по перевалу. Зашипели НУРСы, превратив ущелье в сплошной огненный поток. Штамп смотрел на погибавших на перевале, повернулся на прятавшихся за уступом бойцов 2-й, робких и растерянных. Рявкнул, ненавидя себя:

— Валим! Бегом вниз к тропе! Кто успеет, будет жить!

Бежал с ними сам, смешавшись с серым перепуганным стадом сайгаков, гонимым рокотом вертолетов и крупнокалиберными очередями пулеметов с неба.

— Что за рвань? — Ворон, морщась, разглядывал синие зэковские робы, стоя в ярко освещенной каптерке среди мешков со шмотьем.

— Старое все, конечно, но крепкое. Раньше шили на совесть, — размахивал руками будто торговался смотрящий за тылом, — три месяца точно не порвется, а дольше мобики и не живут…

Ворон держал в руках просторные штаны с подкладкой, не думал что наденет когда-то такое сам по доброй воле. Поверх уркиных кителей предлагалось надевать старые военные бушлаты цвета хаки с меховой подстежкой. У ног стояли в ряд коричневые мощные ботинки, к которым прилагались обмотки. На полках темнели каски времен Большого Открытия.

— Ладно, давай документы, распишусь. Начинайте одевать. И пойдем хату смотреть.

Парни, пять сотен добровольцев, собранных со всех отрядов тигров, осьминогов и волков, из числа знавших язык и порядки бритых и не имевших палевных тату, во главе с Кальмаром раздевались в коридоре, мелькая загорелыми ногами и локтями, темнея волосатыми спинами. К ним потянулись каптеры со стопками обмундирования и снаряжения. Ворон и тыловик побрели по просторным залам с двухъярусными кроватями.

— Регулярные оставили тут все в целости — крыши и стены не текут, в окна не дует. Вода в кранах, тепло в батареях, свет в лампочках. Ну прибраться, конечно надо. Это уж организуй. Распишись за имущество.

— А где телек и музыкальный центр? — Волк смотрел в опись, — Тренажеры спортивные где?

— Не наглей, чувак. Распишись. Качаться не будете, лентяи. ТВ и Интернета все равно нету. У тебя диски музыкальные что ли с детства остались?

— Музцентр добудь и дай, тогда за все распишусь.

Спустились вниз, где столовая. Смотрящий за тылом нахваливал, как им лафушникам повезло:

— Повара готовы, наряд по кухне с тебя — что прибрать, помыть, подать-принести. Корпус у нас придворный — кормят вкусно и досыта. Сюда только блатных мобилизовали. Одни вы тут с Лафы.

— Теплого белья дай, зима близко, — попрощался бандит с вором, глядя в окно на плац городка Штурмовой бригады 1-го Корпуса 1- Резервной Армии, где в качестве 1-го Отряда будет проходить службу теперь его банда отморозков.

Тревога не отпускала, но пока все шло по плану, Дибазол, все делал как обещал. Собранный Густавом отряд во главе с Вороном благополучно добрался до этого пригорода Таблоса, столицы Бритой Степи, под видом мобилизованных, собранных по зонам Лафы. Теперь старый головорез вертел в руках ксиву со своим портретом — ламинированный бейдж на имя Джокера, смотрящего за отрядом. Не подделка, оформлен в соответствии с порядком в какой-то оперчасти. Такие же были бейджи у всех его ребят. В оперчасти корпуса на них лежали личные дела с разными историями. Джокер, например, убил соседа, а потом, уже на зоне убил сокамерника…

В ближайшие дни предстоит не вызывая подозрений обживаться здесь, налаживать доверительные отношения с другими отрядами бригады, заниматься боевой подготовкой, не демонстрируя, правда, слишком уж неправдоподобных навыков и опыта. А потом, по сигналу, возглавить мятеж в Корпусе, помочь Эфедрину и его приближенным избавиться от вертухаев, как-то замириться с цивилизованным миром, закончить войну. Главное, воры обещали, первое, что сделают, получив власть — отведут войска от Мехсома, прекратив штурм. В обмен на это ждали от неназываемых, но известных им покровителей Густава, признание за ними Цереса и Пальмовых Рощ, независимого статуса для Годноты. Но если паханы решат передумать и труханут, отряду хана. Тут не выбраться.

Эфедрин и Дибазол стояли на балконе, смотрели на Площадь Сотрудничества, на которой разместились пока скромно десяток БТРов вертухайского спецназа, перекрыв движение у крыльца здания Верховного Паханата. Прекрасно экипированные и вооруженные, головорезы подчинялись только Главному Оперу Бритой Степи, отвечавшему за госбезопасность, назначаемому Гаммой мимо согласований с Эфедрином. Пока здесь торчала их только одна рота, остальная бригада оставалась в восточном пригороде, правда, в полной готовности войти в город и подавить возможные беспорядки, а если надо, то и привести в чувство воровских авторитетов.

Примчавшийся на личном звездолете Маршал Аханодин всех тут конкретно застращал. Потеряв связь с Galaxy и Кошесом, с Мановахом и Гилацем, Гамма-админ, уверенный в надежности порядка на своей планете и на Дельте, решил сам посмотреть, что творится на Бете. Построил и воодушевил своих вертухаев, заверил воров, что победа близко… Мол, дело не в Кошесе, а в том, что Мехсом еще можно взять, а потом торговаться с Гилацем и прогрессорами. Как ни крути, а нет сил у львов и их местных приспешников наступать в Бритой Степи, брать Таблос или хотя бы Годар. Им бы Панду как-то взять. А осьминоги, после переброски регулярной 1-й Армии из под Таблоса в Лафу, на новый десант не решатся.

Может, он и прав, может, он и возьмет Мехсом, думали паханы, провожая маршала на аэродроме, решившего лететь теперь на Тигровый Берег, непосредственно проверить войска и возглавить штурм. Но что потом? Жить в вечной изоляции, теперь уже без всяких шансов приобщится к цивилизованному миру? С вертухаями на шее с Мановахом потом не договоришься. После краха Galaxy все равно останется желание мировых барыг и политиков создать единые правила игры, единые программные оболочки. Все равно будет созываться Межгалактический Сенат или что-то типа того. Только рулить там будут прогрессоры, те, что стоят за львами, тиграми, медведями да волками. Те, кто за Боксером. С ними как-то надо искать мир, если хочется жить нормально.

— Барыги что сказали? — Эфедрин, постоянно теперь окруженный вертухаевой охраной и возможно прослушиваемый хмырями с оперчасти, поручил все мутные базары вести Дибазолу, — Подпишутся?

— Тема Республики их вроде заводит, — Губер Лафы говорил тихо, стараясь, чтоб его голос надежно перекрывался звоном посуды и музыкой в комнате, где накрывали обед, — Признание равных гражданских прав жителей и осужденных, выборный Сенат, независимый суд и свободные СМИ. За это готовы подписаться. Вопрос только, кто будет контролить силовуху? Без вертухаев не случился бы бардак и погромы.

— У нас сил на это все равно не хватит. Регулярная армия просрана. Мобики не потянут. Нет столько теперь бритых, чтоб держать страну как раньше. Так что мы за силовуху не держимся. Выберут губеров, они сами будут формировать правоохранительные органы. Нам нужна тотальная амнистия для всех воров, и равные права выдвигаться на всех выборах, мне — пост Канцлера. Тогда многие наши смогут занять должности в Республике.

— Барыги согласны. Но им нужны гарантии, что ты договоришься с Мановахом о признании этого государства.

— Договоримся, пусть готовятся и готовят народ. А ты свяжись с Боксером. Еще раз подтверди про Мехсом и Республику. Пусть свяжется с хозяевами и передаст нам гарантии признания. Тогда начнем. И лучше быстрей, пока Аханодин на фронте.

Маршал раз за разом убеждаясь, что несмотря на обвал мирового софта, миротворцы и бандиты, прогрессоры и Гилац как-то сохранили связь и управление, видимо имея какую-то закрытую собственную программную оболочку, пошел ва-банк. Колонной из трех геликов с тонированными стеклами въехал на космодром Мехсома, прокатил по рулежкам и спустился в подземный паркинг. На лифте всего с тремя телохранителями поднялся на КДП, где был штаб миротворческой бригады на Бете. Там ждал обескураженный визитом комбриг — полковник Берти Фрай. Рискованно, могут арестовать или вовсе пристрелить, но только у них есть выход из получившегося после исчезновения Кошеса положения.

Сухощавый, большеглазый и веселый Фрай, не переставая загадочно улыбаться, выслушал маршала, что типа он приехал прекратить войну и установить мир. На то они тут и миротворцы, чтобы помочь. Только и надо мол дать связь, поговорить с Гилацем.

Час делали вид, что с трудом готовят канал. На самом деле выспрашивали так и эдак, как дела в войсках бритых, не пора ли отступиться и уйти в Годноту… Наконец, на экране огромного принесенного солдатами нота засиял на черном фоне секретки Председатель Межгалактического Арбитража. Понимая, что офицеры не уйдут, а договориться надо, Аханодин попер открытым текстом:

— Хозяин мой сдох. Ищу теперь кому служить. А ты без верных бойцов всегда обходился. Но теперь, после провала Кошеса, ты получишь Сенат из одних только прогрессоров, без всяких противовесов. Они от тебя избавятся. Я тебе служить готов. Я могу бандитов не пустить в Бритую Степь, Церес удержать от них и Годноту. Потом через лет пять соберусь с силами и вышибу с Беты львов. Я могу не дать прогрессорам устроить на Близнецах бандитский беспредел. Удержу ситуацию. Только дай мне сейчас Мехсом взять. Мне политически необходимо это, чтоб бритых убедить в своей правоте, что не зря все жертвы были.

— У тебя нет сил даже порядок в Бритой Степи удержать, Маршал, ты проиграл, — Арбитр чеканил слова, будто выступал на камеру, — Ты диктатор, тирания — это всегда слабость, она не может быть надежной опорой порядка. Дай сейчас же приказ отойти от Мехсома и тебе позволят спокойно улететь немедленно на Гамму.

— Диктатура — только инструмент. Главное цель. И моя цель — Порядок. Согласен, зря поверили мы Кошесу, пошли на сотрудничество с ворами. Мы можем сменить инструменты на более подходящие. Дадим гражданские права жителям Бритой Степи. Избавимся от воровских паханов. Проведем выборы, подтянем местный и международный бизнес, твоих кого-нибудь запустим. Соберем Сенат, создадим Республику. Вертухаи оставят себе только силовой блок. Правительство и суды отдадим, открытый рынок, независимые СМИ. Признает твой Арбитраж такое государство полноценным? И это будет твой самый надежный союзник, вместе с Гаммой и Дельтой Близнецов. Львы не будут тут главными.

Мне нужно только Мехсом сейчас… И небольшая помощь в избавлении от воров. Пусть мне миротворцы твои дадут отряд головорезов-чужаков из своих тигров да волков, чтоб их не знал никто. Я их запущу в Таблос. Их руками Эфедрина уберу и тех, кто с ним, а то воры моему спецназу не верят уже, за моими операми следят. Потом сам касту паханов зачищу по всей стране.

Гилац напряженно молчал на экране, а Маршал картинно встал перед глазком камеры нотбука на колено, склонил голову, выразив суровым своим ликом благородную готовность служить верой и правдой. Поднялся, поклонился кивком комбригу и молча ушел к лифту, быстро уехал к себе в ставку.

Уоллос умиротворенно обедал у себя на вилле на Флорине, получив доклад от айти, что ИН сможет обеспечить трансляции ИнтерМедиа и других телеканалов Маат на все галактики к 1 ноября. Львы закончат погрузку 2-й Армии на звездолеты до 5-го ноября, значит, 7-го они смогут высадиться на Бете. Переворот в Таблосе должен случиться до 1-го, тогда, если Эфедрин отведет войска из под Мехсома, Аханодин с одной своей армией не посмеет препятствовать десанту Альфы прямо на космодроме Мехсома, а согласится после выгрузки львов, этими же бортами лететь домой на Гамму. Тогда партия сделана.

Выскочил в скайпе на закрытом канале встревоженный и хмурый фейс главкома миротворцев генерала Фокса:

— Аханодин смешал все карты. Пришел к Берти и потребовал связь с Гилацем. Полковник не имел права отказать…

— Ну и что? — Джонсон улыбался, уверенный, что Арбитр послал проигравшего маршала пристрелиться.

— Гилац приказал не мешать Аханодину брать Мехсом с условием, что тот справится до 5-го ноября.

— Как⁈ — Уоллос чуть не поперхнулся коктейлем, — Чем он его убедил? На что мог повестись старый гей?

— Аханодин зачистит воров, даст права жителям, проведет выборы, откроет рынки для корпораций мановахских, короче, Республику сделает, сотрудничество вертухаев и барыг. Без войны и крови — торжество свободы и демократии для двух миллиардов жителей Бритой Степи. И в личной преданности Гилацу поклялся от имени Гаммы и Дельты.

— Сука, — ругнулся Джонсон, не уточняя в чей адрес.

— Это не все. Гилац приказал собрать из бандитов батальон добровольцев и отправить в помощь Аханодину в Таблос. Маршалу нужны отморозки, чтоб вальнуть Эфедрина, когда он будет паханов свергать. Переворот намечен на первые числа ноября. Фрай ждет, что ему делать, мы приказы Гилаца обсуждать и динамить не можем. А Густав и вовсе нам не подчиняется.

— Ну… выполняйте приказ. С Густавом я свяжусь сам. Давай, Джеймс, не затупи, интересный получается преф. Жалко, что Ланге у нас шахматист… в картишках не спец.

Уоллос сидел в кресле, глядя на десерт, ковыряя вилкой, потянулся налил себе коньяк — тридцатилетний, с Тигрового Берега. Цедил жгучий огонь, внимательно разглядывая этикетку с фотографией цветущего красавца Мехсома, вольготно и пестро раскинувшегося у берега благородного моря, у подножия величественных гор. Затребовал срочно связь-секретку с Густавом, все еще торчавшим в Батоне с последними осьминогами и львами, грузившими трофеи на корабли и самолеты.

— Как там твой отряд?

— Пока норм. Но боятся, конечно, спалиться. Там вертухаи всех пасут. Волнения в городе готовятся.

— Не спалятся, — Уоллос крутил в ладони шпажку с оливкой, — Если сами не затупят. Фрай проинформирует про твой отряд самого Аханодина. Для Маршала все теперь выглядит так, что этот батальон собран и заброшен в Таблос по его же просьбе, по приказу Гилаца. Задача — ликвидировать Эфедрина и его ближайший круг. Так что теперь там какой-то опер будет назначен курировать отряд и следить, чтоб его не проверяли особо. Твоему бандиту надо с этой минуты стать актером — мастером перевоплощений. Подмигивать и ворам и операм, но ни с кем не пи…деть, чтоб все были уверены, что он за них. И ждать момента. Там на ходу решим кого валить.

Оставив Густава в а…уе, заказал связь с Пумой. Проглотил оливку, нежно и ловко отстрелив губами косточку на тарелку. До чего же не очевидно, теперь, кого валить… Проект львов на Близнецах — его детище, в которое вгрохано столько души и нервов… Но идти против Гилаца не пять. Даже в условиях победы Россомахи над Китом, гибели Кошеса и перехода всего и вся под оболочку ИН. Гилац — такой черт, что неизвестно, что он приготовил на этот случай, и кто еще будет на самом деле рулить в галактиках. Это если бы львы победили сами… хотя бы так чтоб лапа Уоллоса не торчала.

— На Панде нам неделя осталась максимум. До конца октября возьмем до конца, выйдем на Цересский склон, — бодро рапортовал Пума в какой-то скудно обставленной палатке, — Как там бритые? От Мехсома уйдут? Тигры держатся из последних уже.

— Там нарисовалась проблема. Аханодин лично в войсках, — Уоллос приценивался к лицу Пумы, думая, сможет ли лев что-то противопоставить новым вводным, — договорился с Гилацем. Арбитр дал ему карт-бланш до 5-го ноября. Две недели миротворцы ему не будут мешать, в том числе и в воздухе. И если Маршал возьмет город, он упрочит власть вертухаев в Бритой Степи, а Арбитраж признает границы по Панде и Тигровым Скалам. Война надоела всем в Мановахе.

— А если не возьмет до 5-го? — Пума сплевывал на брезент палатки, негодуя, ища глазами в мониторе с Уоллосом каких-нибудь надежд.

— Тогда вертухаев свергнут в Таблосе, армии бритых уйдут на Годноту, Аханодин скорее всего молча посмотрит, как ваша 2-я Армия высадится в Мехсоме на космодроме и твоими же звездолетами улетит на Гамму. Эфедрин обещал тогда оставить себе только Пальмовые Рощи, а Годноту отдать в нейтральный статус под контроль миротворцев, как Мелит на Дельте.

— Бл… — Сенатор, двигал щеками, губами, видимо скрежетал зубами, — Там за нашими в Мехсоме остался квадрат пять на пять км. Авиацией раздавят, как сапогом. Не выдержат.

— Я ничем сейчас там помочь не могу. Осьминоги обожрались на Лафе, не придут. Миротворцы приказ Гилаца нарушать не будут. Фрай разведку даст и целеуказания — и то немножко и тихонько. Самолеты сбивать точно не станет. Густав далеко и туда не прорвется. Да и чем там поможет Густав?

— Ясно, — Пума смотрел обреченно в угол перед собой, — Тут на Панде все уже очевидно. Ягуар сам доберет Хребет. Я возьму бригаду ВДВ со своего корпуса, самолетами лечу на Серые Камни. Оттуда машинами до Мехсома, буду там через пять дней. На месте разберусь. Или удержу город, или лягу там. Прощай, Джонсон, рад был знакомству.

Лев вырубил связь, не желая слушать уговоры не ехать и не рисковать собой. Уоллос сидел перед опустевшим монитором, страшась, что попрощался с другом навсегда. Вот же лев… И вот как теперь Джонсон сможет слить Мехсом?

К вечеру 1-го ноября зашел на посадку на космодром Мановаха. Полет «на форсаже» занял почти два месяца. К форсажу это не имеет никакого отношения, просто слэнг… Даешь импульс в три батареи, как обычно, но потом через полмесяца еще один, потом еще… И так летишь с ускорением быстрее обычного, сжигая правда все по очереди батареи. Вместо трех — пятнадцать, но и тратишь два месяца вместо трех. Дорого, но если очень торопишься, то на легком кораблике можно сбацать такой фокус, особенно если летишь из Эльдорадо и на банковском счете пятнадцать косарей от Пумы.

На удивление сразу ответил старый номер телефона Лилит, она не особо удивясь моему звонку, быстро согласилась встретиться. Дала адрес какого-то пафосного отеля с забронированным номером. Ждала, сидя на большой кровати с красным бархатным покрывалом, смотрела на меня… Изменилась девочка, жесткое лицо, деловые повадки, жесты босса, морщинки на лбу, на щеках и вокруг рта. Собранная, сдержанная, трудно читаемая… Узнавал только глаза — еще пока те же, наивной романтичной влюбленной девчонки. С такими глазами она когда-то пятнадцать лет назад в хитром педулище на Лебеди шагала за своим Волосом по Проклятой Тропе в Город Мертвых мимо Белого Коня Смерти.

— Привет, училка, помоги по старой дружбе, есть проблема. Надо Тора спрятать

.- Как он выжил⁈

— Почти как в прошлый раз. Он у меня сейчас на корабле в медбоксе на искусственном жизнеобеспечении лежит. Его, конечно, лучше бы к Маат забросить. Вы их в Городе Мертвых женили, а там разводов не положено. Но пока на Флорине Уоллос жив, Тору там быстро кирдык. А у парня миссия светлая, он должен лет через десять быть жив, здоров и силен.

— Какая там миссия, — Лилит скривила губы, — он сломался в Медвежьем Лесу. На понт его взяли, он и потек. Но по старой дружбе с Маат, спрячу. Пусть живет, может, он ей пригодится. Она крутая. Не сломалась подружка. Вот у нее миссия впереди точно есть. Крепко поднимется.

— Ты сама-то проживешь еще хоть пол года? Слышал, у тебя проблемы.

— Не там слушал, — Леди Маринез была спокойна, даже как-то победно улыбалась, — Я почти выиграла уже. Но давай без деталей — ты же на Россомаху работаешь…

— Ладно, Лил, не мое дело. Но обещай, что если все-таки будет швах, звони, вытащу как-нибудь. Радость тебе охрану оставил?

— Да, остались волки со мной. Они надежные. Да и сейчас не угрожает толком никто. Кошес сгорел. Его преемничкам не до меня особо.

— Не скучаешь по Радуге? Любил он тебя. Как-то ты его зажгла.

— Он получил то, что выбрал. Это редкий дар. Не уверена, но, наверное, он доволен.

Повисла тишина, я посмотрел на нее еще раз, испытав нежность и странное уважение. Надо же ученица, переиграла джедая, при чем Радость, не последнего из лучших. Дальше говорить было не о чем. Сидели молча рядом минут пять глядя в стену — я узнавал обои и шторы, уже видел это номер в скайпе с Радугой.

Договорились, как ее медики заберут бокс с Тором из моего корабля мимо таможни и попрощались. Отправился в офис Межгалактической Ассоциации поддержки культуры и спорта, где теперь базировалась на целом этаже огромного здания Россомаха, формально будучи там советником по организационной работе…

… К западу от Таблоса в расположении Штурмовой бригады, у вещсклада, за кирпичным углом в тени развесистых елочек, Штамп сплевывал на серый асфальт, сквозь зубы бросив Хитровану:

— И какого хрена я здесь? Мобиков на мясо готовить? Они сырые. Щенки.

— Потому что болтать надо меньше! Говорил, что война тебя достала? Говорил, что вертухаи достали? Вот кто-то и услышал, — Хитрован, смотрящий за кадрами 1-го корпуса, зыркнув глазами вправо-влево, выдохнув дым сигареты, заговорил тихо в самое ухо товарищу, — Большие перепальцовки готовятся. Тебя не зря смотрящим за отрядом в эту бригаду поставили, притащили с Панды.

Штамп уныло глянул на плац, на воображаемых вездесущих стукачей. Грузный и уже напрочь седой, круглолицый и большеглазый Хитрован продолжал:

— Свой отряд держи на стреме. Возможно, воевать придется не в Мехсоме, а здесь. По возможности к тебе собрали ребят по ясней. Правильных. Но ни с кем ни о чем не болтай. И главное… Во всем помогай смотрящему за 1-м отрядом, Джокеру. Прикрывай его, если придется. Он не местный, и парни его тоже. Подскажи ему что как, чтоб не тупил, не привлекал внимание, чтоб проверяли его поменьше. А то он порядков наших может не знать. Но вопросами его не донимай. Молча опекай. А то он нервный.

— И на хрен такой штурмовик нужен?

— Ты свои парням если что, приказ по вертухаям стрелять на поражение сможешь дать? А он сможет. И пацаны его стрельнут. Вчухал? Шкурой за него ответишь.

Подбежал посыльный в не по размеру полушубке, болтавшемся поверх новенькой синей робы, розоволицый, как мальчишка гимназист. Неловко подпихнув автомат за узкое свое плечо, вызвал срочно к комбригу. По дороге краем уха слышали на крыльце и в фойе штаба, что в Таблосе идут митинги против войны, толпы заполнили площади и проспекты, пока по окраинам столицы. Болтали, что взбунтовался один отряд во 2-й бригаде — мобики требовали улучшить питание, бытовые условия и всякой подобной чуши. Это в придворном-то корпусе, откормленном и одетом на зиму, как полярники. Ясное дело, никто не осмеливался говорить вслух, но думали все одно — не хотели на войну. В коридоре зацепились со старшиной группы связи — сказал, что кипеш в столице конкретный. Толпы идут к центру, одни требуют смерти лютой для вертухаев, другие орут долой воров, но все требуют немедленно завязывать с войной.

Комбриг, молодой, стройный бледнолицый вертухай, затянутый в темно-зеленую гимнастерку, скрипя на паркете начищенными высоченными хромачами, смотрел на четверых воров-командиров исподлобья, стараясь при этом не упираться глазами в Джокера:

— В Таблосе и в Корпусе сложная оперативная и политическая обстановка. Третий отряд вместе со мной выдвигается усилить охрану штабов 1-го Корпуса и 1-й Армии. Штамп и Джокер поступаете в распоряжение Главного Опера. Немедленно со своими отрядами идете в центр Таблоса. Джокер старший. Встаешь на Площади Сотрудничества, в случае чего обороняешь здания Верховного Паханата и Главной Оперчасти. Штамп, по-ротно занимаешь подходы к площади, перекрываешь проспекты и скверы. Помогаешь полиции и гвардии не пускать на Площадь демонстрантов и экстремистов. При обострении обстановки во всем поддерживаешь Джокера. А ты, Джокер, — комбриг резко вставил взгляд в носатый и хмурый лик Ворона и сразу убрал, — готовься выполнить ЛЮБОЙ приказ Главного Опера…

… Командир бригады миротворцев на Бете, полковник Фрай прессовал в иэновском скайпе Пуму, ворвавшегося со своими десантниками на западный склон горы Мех, и занявшего микрорайон, вклинивавшийся в боевые порядки гаммовцев в Мехсоме:

— Отступись, Сенатор. По человечески прошу тебя, выживи, — Берти Фрай конфузливо улыбался и стрелял глазами, — Гилац запретил нам мешать бомбить тебя авиацией. Ты там как мишень на полигоне. Ну послушай же ты меня! Ты уже выиграл, север Беты твой. Насладись победой. Хрен с ним с Мехсомом. Не умирай там!

— Я Лев, а не котенок. Я сам решу, как мне жить и как умереть. Республики на Бете — мой проект. Я в него всю жизнь вложил, и смерть вложу, если надо. И никто никогда не скажет, что Пума заднего врубил. Вертухаев на Тигровом Берегу не будет. Тут будет Свобода.

Полковник Фрай посмотрел на стоявшего рядом Аханодина, кивнув, мол сам все слышал. Маршал по рации получил подтверждение от своих рэбовцев, что примерно засекли исходящий сигнал, говорившего сейчас Пумы, приказал поднимать в воздух тяжелые бомбовозы и равнять с землей весь квадрат. Повернулся к Берти:

— Я понял так, что вы отряд в Таблос забросили еще до того, как я попросил. И какая же у него задача была интересно?

— Да такая же, — улыбался огромным ртом полковник-миротворец, — Эфедрина валить. Только мы же не знали, что Вы появитесь. Поэтому он заходил через воров. Так что большая просьба ему знаков внимания теперь излишних не оказывать, не подставлять под подозрения. А так у него все отлично, как отмашку дадите, сработает сразу.

— Хорошо. Главный Опер ему сигнал даст. И спасибо, звонил Франц Бенуа со Стрельца. Инвестиции в Республику будут, как только опять заработает система банковских переводов. Как возьму Мехсом, мои первые указы — прекращение огня, обращение в Арбитраж о мирных переговорах и проведение выборов.

Проводив Маршала, оповестил о содержании всех разговоров генерала Фокса. Фокс — Гилаца, а потом Уоллоса. Джонсон, тер виски, не зная как спасти теперь Пуму, срочно вызывал в закрытый сеанс Густава:

— Поторопи Эфедрина!

— Так мы за него в итоге?

— Пусть поторопится! Тогда и Аханодин поторопится. Там решим, за кого мы. Мне надо, чтоб карты вскрыли до того как падет Мехсом и чтобы выжил Пума! До 3-го ноября надо. Чтоб львы 7-го могли там высадиться. Два дня у них.

Ланге звонил Дибазолу:

— С вами Стив из Golden Line с Цефеи связался, за деньги все сказал? Так чего вы тянете?

— Народ еще раскачивать надо. И барыги еще не все с нами, некоторые верят, что Маршал Мехсом возьмет, с ним хотят сговориться. Неделя нужна.

— Нет у вас недели. Джокер спалится, Аханодин возьмет Мехсом и сам приедет в Таблос, еще своих войск подтянет. Завалят вас там всех нах…! Быстрее заводите толпы в центр. Создавайте угрозу административным зданиям. Обостряйте уже! Два дня у вас. Не бойтесь ничего. Готовьте первые указы.

— Да, все в силе. Прекращение огня, отвод войск от Мехсома, обращение в Арбитраж о мирных переговорах и выборы…

… Маса светилась счастливая, усадила за стол, предлагая чай с печеньем, как всегда сексуально отмахивая светлые локоны волос с лица, сжимая губки в хитрой лисьей улыбке:

— Спасибо, джедай. Вы и Радость реально всех спасли. И кстати за Маат спасибо. Справилась ваша ученица, выдержала.

— Там еще два волка были, от них много зависело. Герои спасли этот мир, Маса. Джедаи и бандиты. Не Система. Не программка твоя.

— Она просто еще не готова же была, Алекс, не передергивай. Но согласна, героям в новом мире быть. Надо искать место для вас и алгоритмы. Какое-то игровое пространство создавать и сценарии. Надо думать над геройской программой… И кстати о программке. Есть для тебя задание, причем именно то, чего ты боялся.

Я глотал горячий чай, смотрел на шкаф с полочками заставленными банками с лечо, вареньем и всякой хреновиной, феечка всегда готовила это дело сама. Маса в деловом синем пиджаке с золотой брошкой продолжала:

— К концу ноября Лесли сможет перезапустить свои три базовые программы DP. У Galaxy ИВЦ сгорел, они точно не могут вмешаться. Но это не значит, что программы установятся корректно. Лесли пытается тестить, но вряд ли сможет узнать точно, что там могло поменяться в алгоритмах и сценариях игроков. Что там могло перепутаться и пересчитаться. И даже если выяснит — мне не скажет.

Мне нужна эта информация, чтоб понять в каком объеме можно инсталлировать оболочку моего Искусства Невероятного. 22-го ноября будет большое совещание у Гилаца, будем решать как делить игровые пространства между программами Dream And Play и моим ИН. Мне к тому времени надо знать, как будет работать DP. Что там поменялось в сценариях, как поменялось будущее. И узнать это теперь можно только в одном месте — Лети на свой любимый объект Babilon. Там иди на Ресепшен с теми девахами, к Вратам. Попробуй заглянуть за них — что там. Только аккуратней. Сейчас все системы сбоят, не заходи сам за Врата, вдруг не вернешься потом. Понял?

— Понял, — я тер ладошкой по столу, понимая, что отмазаться от этого задания не получится. Знал же, что все равно принесет меня река судьбы опять на тот Респепшен, к этой Черной и тем Вратам, — сегодня же лечу.

Обреченно оглянулся по стенам кабинета, на небоскребы Мановаха в окне, на склянки с Россомахиными закрутками:

— Угости вареньем на дорожку…

— Какое тебе, — засмеялась зарумянилась Маса, — у меня все вкусное.

— А не глядя, какое рука ухватит.

Фея отвернувшись от шкафа, хихикая, уцепила узкими пальчиками баночку и протянула мне:

— Вот тебе клубничное!

Поцеловал ей ручку, галантно поклонился прощаясь, поехал на такси на космодром. Корабль встретил дежурным освещением в пустой кабине — парни Лилит уже как-то вывезли медбокс с Тором. Уселся смотреть новости на ИнтерМедиа — увидел, как Пума посреди горящего Мехсома готовится «биться до конца»… Вот же лев упертый… Это как же надо себя любить, чтоб не отступить. Погибнет герой без вариантов. Жалко, — разглядывал я на экране седобродое открытое лицо с неизменной улыбочкой. Жахнул пиропатронами, подлетев над стыковочным столом на полсотни метров, дал разряд на три батареи, врубив стартовый движок…

… Ворон озирался затравленно по сторонам, сидя на башне БТРа, вцепившись левой рукой в пулемет, правой в гарнитуру рации. Хорошо, хоть по местной моде всем бойцам выдали черные вязаные маски, как у домушников из пошлого кино — не надо было прятать выражение лица. Проспекты и магистрали на окраинах Таблоса были охвачены массовыми беспорядками. Там строили баррикады и жгли костры. Штурмовики, входившие из-за этого в город по второстепенным узким улочкам десятком колонн, слышали иногда вонь горящих покрышек и невнятный гул, доносившийся вместе с похолодевшим ветром. Ноябрь вступал в права. Небо серело, градус падал, становилось влажно и промозгло.

Наконец, ближе к центру Ворон вывалился на Проспект Искупления, широко и прямо, устремившийся к Площади Сотрудничества. Штамп строился в колонну на шедший параллельно Проспект Труда.

Ворон в тоске видел, как вытянулись его полсотни БТРов на два километра узкой бледно зеленой лентой по одной очищенной гайцами полосе проспекта. Еле ползли вперед. Городская стража заполошно воя сиренами на машинах и искря мигалками кое-как разгоняла впереди автобусы, фуры, легковушки, перекрывала движение, давая продвинуться штурмовикам в час по километру вперед, то и дело пропуская навстречу грузовики с гвардейцами — со щитами и резиновыми палками, с пожарными машинами-водометами.

Перед самым выходом к площади опять встали, ждали когда умчится из Паханата кавалькада членовозов и очередная порция гвардейцев. Ворон ловил на себе сотни напряженных взглядов со всех сторон — пялились на его бойцов и на технику не отрываясь прохожие, стражники, гвардейцы, чиновники, вертухаи, стукачи, опера, воры… Из окон кафешек, с балконов из квартир со всех этажей смотрели, пытаясь поймать его взгляд или взгляды его парней. Бандит буквально чувствовал со всех сторон немой вопрос, за кого он, против кого он, кто он и что будет здесь делать.

Чтоб разрядить обстановку приказал выставить динамики музыкального центра поверх брони, врубить погромче музон повеселее да подобрее, про любовь, про мальчишек горячих да девчонок милых ласковых.

Густав проявился в мессенджере телефона:

— Идешь?

— Застрял у площади. Что делать, Боксер? На меня все смотрят? Куча явно шпионов в толпе. Журналисты. Спалимся.

— Улыбайся всем. Подмигивай во все стороны. Дай понять каждому вокруг, что ты в заговоре именно с ним.

Ворон, сунул в музцентр свой старый диск с мановахской поп дивой загнал на корпус БТРа трех молодых волков хип-хоперов, направил на них лучи прожекторов. Среди подмерзших к вечеру асфальта проспекта, гранита и бетона стен, металлом и звоном, будто гремя цепями на морозе, запела заструилась песня, от которой вздрогнули все вокруг, ошарашенно уставившись на танцевавших на броне солдат.

Парни прыгали, приседали, крутили тазом и плечами, выгибались, обнимались, широко улыбались белыми зубами через прорези масок и оглядывали публику смешливыми хитрыми глазами:

— Кэнт рид май, кэнт рид май, ноу ю кэнт рид май покерфейс!

Молодежь смеялась-улыбалась, мужики переговаривались, кто-то снимал на телефон, кто-то куда-то звонил… Завороженно смотрели на пахабные ужимки танцевавших солдат в черных масках, слушали искаженный спецэффектами голос певицы. Волки, подражая лярвам ресторанным слали во все стороны авансы-улыбочки и жеманно подмигивали в узкие прорези масок. Ворон ловил отовсюду взгляды заговорщиков, угадавших, что он — с ними.

… Пума присел на куче битого кирпича у остова сгоревшей легковушки с комбригом своих десантников Леопардом. Чувствовал пыль от разбитых стен и вонь из подвалов в носу. Смотрел в свинцовое небо, проглядывавшее между клубами вяло плывшего к горам дыма:

— Ты понял задачу, Лео? Мне нужны здесь только добровольцы…

Сенатор сговорился с тиграми — они сейчас выдвигались ротными и батальонными группами на западный склон Меха, готовились всеми стволами арты ударить по кварталам перед львами Пумы. Радисты всяким фуфлом забивали эфир, имитируя интенсивный радиообмен, танки и прочая броня активно палилась перед окулярами гаммовской разведки, двигаясь на запад. Аханодин должен был решить, что охеревший от самовлюбленности и понтов бандит с Альфы разворачивает общее наступление в направлении именно гаммовских корпусов — вломить Маршалу лично. Знатный вертухай должен был ухватиться за эту ошибку «гордого льва-понтореза» и ударить сейчас всеми силами по Ферме Пита — в микрорайон, где якобы скопились силы для наступления…

— Все решили остаться с тобой, Пума, — Леопард сдержанно улыбнулся и похлопал Сенатора по плечу, — мы львы. И мы знаем, зачем мы здесь. Десант все сделает как надо. Не отговаривай, не обижай.

Пума горько усмехнулся и кивнул, бросил в трубку рации артиллеристам начинать. Тигриные старые гаубицы и реактивные минометы пошли пахать — впереди по Финиковому проспекту по всему, что к западу от Фермы поскакали вспышки и покатился тяжкий гул. Ноги почуяли дрожь земли. Сейчас вся артиллерия Бритых и Гаммы ударит по тигриным батареям, а авиация нанесет по Ферме Пита массированный удар, которые превратит все в пыль и рвань. Более современная, дальнобойная и точная арта волков засечет и подавит по крайней мере значительную часть бритой артиллерии… А сами волки, все, что остались, ударят за южный склон Меха, туда, где позиции бритых мобиков. Неожиданность и решительный натиск, превосходство в подготовке и вооружениях, в мотивации…

— Бей со всей дури, Клок, — давал последние напутствия Пума по иэновскому телефону волчьему командарму, — сомнешь тот корпус, что перед тобой и дальше мобики посыпятся. Рассеешь остальные корпуса и сможешь вклиниться километров на десять. Тебя там некому будет останавливать. Смотри, сумей сам остановиться и отойти назад. Твоя задача дезорганизовать и нанести максимальные потери, покрушить тылы и штабы. Тогда вертухаям понадобится неделя, чтоб навести порядок и возобновить штурм. Им этой недели не дадут.

Прятаться в подвалы не имело смысла — тяжелые гаммовские бомбы достанут везде, да и завалят сверху, сложив кучкой этажи. Львы-десантники сидели на корточках вдоль проспекта на тротуарах и во дворах, укрываясь битыми машинами и разным хламом — изображали готовность выдвигаться на запад по Финиковому…

Пума, дрожа щеками и губами, каменными глазами смотрел в серое небо, откуда уже гудело и шуршало, в воздух, как в железо завинчивались саморезы. Вжал голову в плечи, над ней с пятого по девятый этаж вспыхнула и заплыла багрово-черным пятном многоэтажка, с жутким треском начав рушиться вниз, осыпаясь каменными плитами и блоками, градом кирпича, стальной арматурой. Впереди, ослепив и оглушив бахнуло, залив огнем весь проспект, Пуму толкнуло в лицо и плечи горячим тугим кулаком и швырнуло метров на пять спиной в стену. Проспект полыхал весь как целая река огня и скрежетал так, что, наверное, слышали Звезды…

— О, джедай! Ты как так успел? — Десантник, все в тех же просторных пятнистых штанах и тельнике, весело смотрел на меня, щурясь то ли на солнце, то ли спьяну, от него слегка несло свежачком. Самое вовремя ты, — одобрительно кивал мне берсеркер, — молодец, мастер пространственно-временных петель прямо.

Викинг хотел зарубить своим топором охранника на входе, я отговорил, объяснив, что тут СГЦ, цивилизация, щуплый вахтер вызовет спецназ с пулеметами, надо лучше гипноз. Десант махнул на нас рукой и пошел гипнотизировать, улыбаясь во всю ширь своего немалого морда, нагло вошел в комнатку к охраннику и навис над ним как гора:

— Чувак, мы к девчонкам на ресепшене в гости. Мне ждать нельзя — увал только до вечера, пусти нас, братишка! Ведь сам небось служил, шаришь какого это, — Тельник ставил на столик перед вахтером бутыль с каким-то пойлом, — у нас все прилично там будет, без пошлостей… Мы ж культурные войска!

Солдатик то ли дружески приобнял мужичка охранничка, то ли слегка придушил, оставив в кресле за столом, согласившегося нас троих впустить без пропуска. Викинг тем временем длинным своим закаленным кинжалом порезал ему проводки, чтоб не звонил в свой спецназ.

Я показывал дорогу, нашли тот длинный коридор без окон в матовом свете ламп и серым ковролином на полу. Вышли к ресепшену, где должны были сидеть три девицы — беленькая, черненькая и рыженькая, которые и открыли бы нам дверь. Конечно, я знал, что прав Воин Севера, утверждая, что они нарисованные, но думал, что это в каком-то более метафоричном смысле. Перед нами у Врат на стене были грубо и неказисто намалеваны простенький стол и за ним три женских силуэта без особых деталей — так чисто, пятна…

— Хрена с два они нам такие чего могут открыть, — сплюнул на ковер Викинг и вместе с Десантом пошел ковырять кинжалом и штык-ножом дверные щели и все что было похоже на замочные скважины.

Я стоял ошарашенный, глядя на то пятно, которое Черное. И как я могу с ней остаться тут? Трогал стену, гладил ладошкой очертания Любимой, искал как и где нажать, дернуть ли, чтоб оживить или хотя бы вернуть краски и четкость картинке. На меня безучастно смотрели ее пустые глаза, в них не было ничего. Вообще. Столько веков угроблено и бездарно просрано на это. Я стоял, как убитый напротив картинки, чувствовал, как из меня уходит жизнь и тепло, я сам превращался в херовый набросок углем на стене.

— Хули от нее ждать? Надо идти, — Берсеркер тронул меня за плечо, оживив, — пойди глянь, там иероглифы какие-то, может, написано, как открыть.

Я последний раз в надежде бросил взгляд на стену, убедился, что рисунок не откликается, пошел к парням у Врат. Иероглифов я не знал, да и ни к чему. Я понял, что у меня есть право открыть эти двери. Встал у Врат и громко четко сказал в серые своды зала:

— Мне не понравилось ваше кино. Это не то кино, за которое я платил. Требую выпустить из зала, вернуть деньги за билет и возместить моральный ущерб. Номер билета 1978 АБ. Двое хотят уйти со мной.

Врата открылись. Мы втроем решительно шагнули за алый занавес в темный проход. Туда где раньше стояли статуи Огненных Богов, а теперь ждало нас неизвестное будущее мира, измененное программными сбоями…

… Густав Ланге слушал в иэновском чате Дибазола, глядя, как носятся над океаном крикливые быстрые веселые чайки:

— На завтра, на 4-е, готовимся. Барыги за нас. Народ сатанеет. Мехсом так и не взят, а потери вчера были чудовищные. Мобики готовы бунтовать во всех армиях, три отряда в 1-м Корпусе могут подняться. Если сами не сделаем, толпа без нас все сделает, снесет и нас и вертухаев, или кровищей умоется. Завтра вечером те толпы, что наши, пойдут пробиваться в центр. Тогда будет нужен Джокер. Только на площади спецназ торчит вертухайский, мешаться будет.

— Решим со спецназом. Давай завтра. Жду сигнал.

Берти Фрай стоял с растянутой на пол лица лыбой, мигая огромными круглыми наивными и детскими глазами, слушал стоявшего напротив Маршала Аханодина, опять нагрянувшего в штаб миротворческой бригады:

— Завтра, 4-го, работаем в Таблосе. Моя контрразведка установила контакты Дибазола с подстрекателями демонстрантов. Науськивает завтра штурмовать центр, может попробовать загнать толпу на Площадь Сотрудничества и ворваться в Оперчасть. Представители воров готовятся поднять мятежи в войсках. Джокеру нужно завтра взять Паханат и ликвидировать верхушку воров.

— Все как договорились. Сделает. Только там ваш спецназ отсвечивает на площади. Уберите куда-нибудь, лучше на Проспект Искупления… Пусть толпу сдержат, чтоб моим в хвост не вцепилась.

— Хорошо, полковник. Как спецназ уйдет — это сигнал твоему Джокеру готовиться, значит сразу после этого будет команда ему от Опера на штурм Паханата.

Джонсон Уоллос гонял между пальцев — игрался золотым диковинным колечком, подарком Пумы, трофеем с Лебеди, разглядывал его портрет молодых лет — наглый, веселый, красавчик-везунчик бандит… Вот и кончился фарт у корешка давнего. Вот и сложил голову герой лев. В скайпе обозначился генерал Фокс:

— Аханодин решился на завтра. Запросил удар Джокера по Паханату вечером. Нам бы хорошо бы… чтоб все завтра решилось. 7-го ноября львам высаживаться на Бете, лучше бы в Мехсоме, если бритые уйдут… Но звонил Гилац…

Напомнил, что нам задача поддержать Маршала и его тему Республики барыг и вертухаев. На тебя конкретно намекал, что это тебе задача. Твой Джокер там сориентируется? Не перепутает ничего? А то Гилац так себе вражина. А будет врагом, если в таком деле что-то напутать.

— Нормально все будет. До связи.

Генерал откинулся на спинку кресла, вытянув ноги под столом. Смотрел на бутылку коньяка с Эльдорадо, тоже от Пумы подгон… Вспоминал его театральные вычурные манеры и вечный смех. В секретном телефоне заиграл бодрым военным маршем вызов от Ланге:

— Дибазол решился. Запросил удар Джокера вечером по Оперчасти. Так что мы решили?

— Работаем по Основному варианту.

— По Основному это по какому?

— Бл…дь, по Основному! что не ясно еб?!. — генерал свирепо рычал в трубку телефона, который как-нибудь да прослушивал Гилац, — Выполняй!

Вырубил телефон и бросил на стол. Уставился в окно на купальщиц в бикини у бассейна. Думал, как поступит этот гроссмейстер с Волопаса — не ошибется ли. Это же не шахматы, это, сука, жизнь…

… В темном коридоре наткнулись на плотные шторы, раздвинули их, зажмурившись от яркого огня. Посреди зала с белыми колоннами на мраморном полу в золотой чаше пылал огромный и ярко багровый костер, такие я видел только на закрытии смены в пионерлагере в счастливом советском детстве. У костра стояли трое — Радость в белых балахонистых джедайских одеждах, Гепард и Скворец в сиявших золотым и бордовым рыцарских доспехах.

Горячо обнялись с Радугой, надо же, уж не думал, где Радость найду… Ржали обнимались с Гепой и Скворцом:

— Неплохо вы, пацаны, устроились в своем деинсталляторе. Тепло, светло и сухо…

— Да это не деинсталлятор оказался, — Радуга широко махнул рукой на языки пламени в чаше, — это программа чистильщик. Отсекает лишний кэш и вирусы. Все, что нечестно и все, что не добровольно и не по приговору суда. Сейчас очистка почти закончилась и все старые программы Лесли можно будет активировать, но уже без лажи.

— Мне надо бы Россомахе про это сообщить…

— Вот вряд ли, братан, ты же добровольно вышел во Врата. Обратного хода нет. На то и Костер.

— А что тут все во Врата добровольно уходят?

— Ты первый, дружище! Все по суду, по сроку или по воинской судьбе.

— Тогда справедливо за меня выпустить того воина, кто хотел там остаться. Уверен, есть тут один достойный парень, который там нужен.

— Ты хитрый, Бр. Молодец. Справедливо будет.

Радость кивнул куда-то вдаль. К нам подошел Боянис в каске и бронике, как был на Кобре, и привел Пуму.

— Жить хочешь, герой? — спросил я Сенатора, хлопая его по плечам.

— Не плохо там, конечно, — улыбался лев, — Но мне здесь лучше. А там пусть памятники ставят. Получилось уйти как надо. И победить получилось. Лучше Лео давай выпустим, комбрига моего.

— Нет проблем. Только два сообщения там пусть мои отправит.

Я надиктовал Леопарду послания, он скрылся за золотыми шторами. Викинг и Десант блаженно грелись у Костра, знакомились с погибшими на Кобре волками, которые тут всем заправляли. Радуга согласился по моему ходатайству взять этих двоих к себе в бригаду, пригодятся:

— Сам-то куда, Бр? Обратно в ту игрушку тебе уже нельзя. Аккаунт ликвидирован твой.

— Потом решу. Отдохнуть бы мне пока, — я разглядывал белые крылья за спиной у Радости и свечение от его белоснежного джедайского плаща.

— Вот с этим нет проблем. Тебе сначала в Архив. Там Браузер проанализирует историю твоих запросов, лайков и комментов. На их основе предложит игру на твой вкус. Пока аккаунт дадут, надо ждать в Черно-Белом Городе.

— Лады, я так и хотел. Главное, друг, чтоб в новом шоу опять вместе быть… Найдешь мне такое кино?

— Поищу, друг, найду. Вместе будем.

Обнялись на прощание, и я побрел по лестнице вниз, наслаждаясь тишиной и ненапряжным серым светом, покоем и умиротворением, сжимая в ладошке баночку клубничного варенья для Леди из Архива…

… В сером, как в каменном, небе кружили вертолеты, к зданиям на площади то и дело подъезжали-отъезжали лакированные членовозы, загружали-отгружали деловитых и быстроногих чуваков в длинных черных пальто. На всех трех рациях Ворона по всем частотам шел интенсивный радиообмен, куча незнакомых голосов старательно выговаривали что-нибудь вроде «32 48 74, 52 12 38…» Бандит вместе с Кальмаром скрылся в командирской башне, жопой чуя, что скоро. Отряд итак простоял тут как на арене цирка два дня, питаясь одними бургерами и пиццей, договорившись правда с охраной Паханата и Оперчасти ходить к ним в туалеты в холлах, заодно чтоб пацанва осмотрелась на первых этажах. Двое головорезов внимательно смотрели в триплексы, как взялись грузиться и уезжать с площади колонной на север вертухаи из гвардейского спецназа, освобождая для Джокера сцену. Дали всем ротам команду готовиться…

Обычно Ворона мандраж отпускал перед самым боем, но не в этот раз. Старик утешал себя только тем, что кого бы он сегодня не грохнул, это за мир. «Если получится дать мир бедной Бете, может, это искупит хоть часть моих долгов перед серенькой этой планетой…» В ручной рации появился голос Штампа, говорил «Не дрейфь, дружище. Я на связи, чем надо помогу!» Кальмар протянул Ворону трубку телефона, соединенного проводом с рацией БТРа — там был Главный Опер:

— Взять штурмом здание Паханата. Эфедрина и Дибазола найти и уничтожить. Здание Оперчасти взять под охрану. Вперед!

На мобиле запикал Густав сказал — Действуй!

— Так типа вправо или влево? Кого⁈ — Ворон сдавил пятерней трубку, казалось она сейчас хрустнет.

Ланге на берегу океана мучительно сжимал свои челюсти наковальни и морщил бетонный плоский лоб. Смотрел на волны морского бога, неумолимо давившие в берег, вспоминал мальчика-бога в автобусе на Верхнем Лазе, медвежонка и старлейшу, как сам пробовал быть богом в Мехсоме. Сейчас Мехсом на последней нити надежды. Там где-то Шерсть и та носатая аристократка старлейша. Если он ошибется, его уволят. Если он сыграет за Аханодина, они умрут… Выдохнул:

— Бери Оперчасть, Главного Опера уничтожить. Паханат под охрану.

Ворон рявкнул по громкой связи во все машины «Сто!» Пять БТРов с волками рывком влетели на крыльцо здания Паханата, сбросив десант, стремительно вбежавший в холл и занявший там оборону. Со всех пятидесяти стволов тяжелых пулеметов бронетранспортеры взялись поливать огнем первые два этажа Оперчасти. ПТУРы стрелами полетели в окна пятого этажа, где кабинеты высшего руководства. Рота Кальмара броском сблизилась со зданием, несколько броневиков трясясь по лестнице въехали на широкий пандус и раздолбав высокие двери вломились в холл. Осьминоги быстрыми мелкими группами бежали следом, впрыгивали внутрь через окна, двери и все возможные щели, наполняли холл стрельбой и грохотом.

Штамп шипел в рации, что двумя ротами страхует с флангов, чтоб не пришла помощь. Внутри здания трещала беспорядочно стрельба, часто и коротко били автоматы, хлопали гранаты. Из верхних окон выныривали языки пламени и клубы черного дыма. Кратко вспыхнула и затихла перестрелка в скверике у торца, где кого-то не выпустили из здания тигры. Что-то сильно бахнуло на четвертом этаже, так что встряхнулось все здание. Стрельба глухими раскатами и мелкими быстрыми вспышками поднялась на верхние этажи. Ворон приказал прекратить огонь из БТРов, чтоб не зацепить своих. На крыше Оперчасти появился Кальмар, среди дыма и огня широко махал руками, это значило, что дом взят, Опер убит.

За окном в алых пятнах рассвета плыли острые пики заснеженных хребтов Волчьих гор — миновали границу Бритой Степи и уже летели над своими горами. Три гражданских аэробуса без опознавательных знаков рано утром затемно приняли на борт все пятьсот бойцов отряда Джокера на космодроме Таблоса. Как и обещал Дибазол, беспрепятственно дали взлететь и спокойно проследовать в воздушном пространстве до самых гор. Волчье ПВО было предупреждено — пропустят радиомолчащие борты до Железнорудска.

Утро вступало в свои права, Ворон смотрел с высоты на плотные серо-черные ноябрьские тучи внизу над равниной. Эфедрин не напарил — уже в ночь приказал всем войскам прекратить огонь, начал отвод бригад из Мехсома и официально обратился в Межгалактический Арбитраж с просьбой о посредничестве в мирных переговорах и демаркации границ. Бандит и сам не понимал, как все так удачно получилось в Таблосе… Но получилось, и без потерь в отряде. Он смог дать Бете мир.

В Железнорудске встретил Понедельник, пожали руки и сразу зазвонил телефон. Там был Боксер:

— Ты, Ворон, там в Таблосе напортачил… Ты теперь у самого Гилаца во врагах, на тебя все спишут. Так решили. Поэтому скажи Понедельнику все свои нычки на Кобре и на Тигровых Скалах, он заберет себе. А тебе даст новый паспорт на гражданина Бахди, сто монет золотых и кредитку на пять тысяч. Немедленно лети на Острова, потом на Аполлона. Купи дом на Флорине и спокойно встречай там старость. Тебе хватит. Никогда оттуда не высовывайся. Прощай.

Ворон стоял на мокром бетоне перрона аэропорта, ловил лысиной морось холодного дождя, листал оранжевый документ на имя Али Мухаммада, смотрел на серое небо Беты уже снизу вверх. Думал, что надо же как… Приняла серая планета его дар… отблагодарила. И вот так запросто вдруг дала все, о чем он мечтал уже лет десять. Тихая старость, теплое море, уединенный дом в лесу… и никаких больше волков и бритых, никаких боксеров с квадратными челюстями и серыми циничными холодными зенками.

Густав Ланге сидел на песке у моря у пепелища прибрежной кафешки в Мехсоме, смотрел на свинцовые волны и слушал вопли чаек. Ковырял пальцем на песке свое имя на языке Лесной Республики Стрельца, рисовал медвежонка. Подъехал на джипе Шерсть, ставший теперь Верховным Тигром, оставив подальше охрану подошел и сел рядом, обнявших с агентом:

— Меня твои боссы прислали передать, что ты уволен. За провал операции в Таблосе. Твои люди испортил план самого Гилаца. К миротворцам теперь ни ногой. Сказали передать тебе вот эту кредитку и этот паспорт. Лети немедленно на Острова, оттуда на Аполлон, в Бахди. Сними надолго квартиру и отдыхай. С тобой свяжутся через год-два. Еще послужишь. Понравился ты Звездам, оставили на будущий сезон.

Густав разглядывал паспорт со своим фото на имя Ганса Шнайдера, чувствовал плечом тепло плеча тигра, лицом — холод морского ноябрьского ветра Беты. Предвкушал теплые волны Флорины и тень пальм, радовался, что снимет с себя мабуту, но не наденет пиджак и галстук, а будет в шортах и майке лежать в шезлонге и пить коктейль с девчонками, что год или два не будет держать в руке оружие, не будет убивать, не услышит ни в каком скайпе голоса генерала.

Джонсон Уоллос, Конрад Вейлс и Джессика Малькольм в блаженстве пили вино в саду у бассейна, среди запахов цветника и щебета птиц. Генерал обнимал обоих, наслаждался победой, друзьями, Флориной и ясным видением светлого будущего. Генерал смотрел на Маат с восхищением и уважением, трогая ее за ладонь:

— Тебе придется работу менять, подниматься по карьере немножко. Большое тебе дело будет и должность, в Мановах придется перебираться, готовься. Маг тобой довольна.

Маат, посуровевшая лицом за лето, осунувшаяся и похудевшая, только сейчас начала приходить в себя. Распрямилась, расправила плечи, обрела при этом новые для своего образа уверенность и твердость. Уоллос радовался видеть опять румяные ее щечки да игривые искры в глазах:

— И позвони своей подружке Лилит. Передай ей сообщение дословно. Не спрашивай от кого, я сам не в курсе, что значит, но, может, она поймет. «Бр за Вратами. Видел Радость. С ним все ОК, он, действительно, доволен».

Маат засияла, чему-то обрадовалась, наверное новой должности, улыбаясь пошла звонить подруге. Конрад взялся докладывать по Бете свежие новости:

— Аханодин с остатками своих войск ушел из Мехсома на базу рядом с космодромом. Присоединился к договору о прекращении огня. Просит содействия в эвакуации с Беты. Завтра, 7-го львы начнут высадку в Мехсоме. Эфедрин согласен на нейтральный и независимый статус Годноты по образцу Мелита на Дельте и на размещение там миротворческих батальонов.

— Отлично сработано, Конрад. Из резервов найди средства, поощри народ премиями. И готовься тоже на повышение. Будем реорганизовывать StarBus. Детали потом, но на тебе, Конрад, будет больше работы, набирай кадры. Я буду другим проектом заниматься. От звездолетов наших отойду. Ты тут будешь главный.

Конрад ушел в дом деловитый, гордый и важный. Джонсон набрал в скайпе Россомаху:

— Привет, босс! На Бете все ОК. Эфедрин объявил всеобщие выборы, реформы и курс на Республику. Горные и Степные волки готовы объединяться и созывать единый Сенат, наделять гражданскими правами остальных. Ягуар и Ветка рулят. Медведи тоже Республику провозгласили, правда под волков не пошли. Тиграм рано еще… там завалы разгребать еще месяца три и статус Годноты прояснять. Но Шерсть, который там теперь главный, тоже уже на ИН подписался и стал республиканцем. С ним будут работать, научат всему. Стив первые транши на Бету отправит как только начнут работать программы Лесли.

И в Мехсоме как-то чудом выжил Леопард, комбриг Пумы. Не понятно как — плита на него упала, но не раздавила а спасла. Только нетяжелые травмы. Лежит сейчас в медсанбате миротворцев на космодроме. Вроде в здравом уме, но требует передать именно тебе какое-то странное сообщение. Вы что лично знакомы?

— Не особо. Какое сообщение?

— Дословно. «Алекс — Россомахе. За Вратами все ОК. Врубайте».

— Приняла, — было не понятно, обрадовалась Фея или погрустнела, или вообще не поняла ничего, — Как сам?

— Даже не верится, что все так хорошо. Неужели мы и вправду победили?

— 22-го ноября у Гилаца сбор ареопага. Там узнаем. Лесли сомневается. Лилит не пойми с чего так спокойна. Узнаем, Джонсон, что именно мы выиграли. Скажу точно только, что мы не проиграли. Проект Единого точно провален. Galaxy будут расформировывать. Кошес уничтожен. Самое главное — получилось. Принцип Свободы Выбора мы отстояли. Принцип Красоты — тоже. Остальное — детали.

Россомаха написала срочно Лесли, что по ее данным с программами все должно быть норм, можно перезагружать. Смотрела на погасший монитор, понимая, что Алекс, видимо, «все» и дальше придется без джедаев…

… Ареопаг собрали в Мановахской Академии на церемонии вручения Межгалактической Премии деятелям наук и искусств за самый заметный вклад по итогам года. Протокольщикам Гилаца тут была хоть какая-то возможность оформить эту встречу непонятных персонажей как случайность — Гилац, Джефферсон, Маринез, Бирхофф и Стилл столкнулись на фуршете и отошли в комнату президиума, попить коньячку без лишних ушей и телекамер.

Лесли Джефферсон, наливая себе в большой круглый фужер, вкратце обрисовал положение:

— Всего за время программных сбоев пользователи потеряли до десяти миллиардов золотых, прекратили существование свыше миллиона организаций, в том числе тысяча банков, пятнадцать тысяч предприятий. Во время войны, взлома ПО и действия программ, внедренных Кошесом, ликвидированы двадцать миллионов аккаунтов пользователей — восемь миллионов погибли на Бете, пять миллионов — несчастные случаи и катастрофы на других локациях, остальные — суицид.

В настоящий момент ИВЦ DP в полном объеме восстановил работоспособность и готов к перезагрузке базовых программ. По данным наших тестов технических проблем при включении программного комплекса быть не должно, а ИВЦ Galaxy не работает и создать помехи не может. За несколько суток сможем весь наш софт восстановить и обеспечить пользователям все необходимые опции.

Россомаха, встав с минидиванчика, подошла к столу и доложила о готовности программной оболочки «Искусство Невероятного»:

— Программный комплекс ИН разработан, как специализированный софт, предназначенный для стимулирования процессов развития отдельных пользователей, социальных сообществ, различных сфер деятельности пользователей. Действует самостоятельно, параллельно базовым программам DP. Сейчас есть договоренность с Dream And Play о параметрах коммутации, которая позволит пользователям в рамках одного аккаунта одновременно присутствовать в программном поле DP и в нашем. Использовать возможности ИН для развития своих показателей и опций в базовых программных пространствах и наоборот. В целом в галактиках базовыми программами останутся DP, а ИН дополнительной. Исключения возможны в отдельных локациях и сферах, где задачи развития приоритетны. Например, на Бете Близнецов ИН уже установлена сейчас как базовая, так как планету предстоит поднимать из руин, строить экономику и государства.

Гилац кивнул на Медведя, попросив рассказать о задачах прошедшего тестирования ПО. Маг все в том же коричневом пиджаке и джинсах, ловя напряженные взгляды Масы и Лесли, поставив на стол уже выпитый фужер, говорил тихо но четко:

— В целях создания наиболее комфортной и эффективной программной среды было организовано тестирование пользователей на предмет выявления реально значимых для них запросов и иерархии их потребностей. Какими хотелками можно пренебречь, какие ценности первостепенны, а какие выдуманы или навязаны самими программами. Для этого силами Galaxy было осуществлено внедрение тест-программ внутри базовой среды DP и временное блокирование ряда ее функций. В ходе теста удалось выявить фактические иерархии ценностей пользователей и предложить оптимальные варианты их реализации. Непосредственно организацией теста и сбором информации о результатах занималась Лилит, посвященная нами на Лебеди педагог, прошедшая сама через подобные тесты и проводившая их локально для студентов в Городе Мертвых. Давайте ее послушаем.

Лилит стояла у окна на фоне небоскребной панорамы Мановаха, одна напротив этих четверых:

— Основным вопросом теста было поставлено выявление иерархического соотношения ценностей Свободы и Безопасности в сознании пользователей. Дополнительные вопросы — параметры использования Свободы при принятии пользователем независимых решений в условиях ограниченного выбора, фактическая ценность Красоты, Чести, Дружбы и Любви на фоне потребностей выживания.

Лайт вариант теста проводился в общегалактическом масштабе при помощи внедрения Файла Страха в базовые программы и организации программных сбоев и дал основной массив данных о поведении пользователей и сообществ. Жесткий вариант теста был проведен на специально подготовленной закрытой локации. На Бете Близнецов, компактно базируется криминальный контингент, на уровне понятий высоко ценящий свободу, но при этом ориентированный на высокое качество жизни, провозгласивший как ценность Честь и Дружбу, при этом регулярно демонстрировавший предательство и обман товарищей. Так или иначе эти пользователи в массе своей на протяжении всей жизни проявляли решимость отстаивать то что им на самом деле дорого в том числе с риском для жизни. В этой локации силами Администрации Гаммы и воровских сообществ была предпринята попытка силовым путем лишить бандитов Свободы. Таким образом результат силовой операции, совмещенной с оперативными усилиями спецслужб, в том числе Galaxy Sec и воздействием программных средств, в том числе Файла Страха, должен был и показать, что выберут люди, имеющие по факту Свободу, Оружие, Товарищей и Честь, организованные в сообщества, разделяющие эти ценности. Если Насилие и Страх показали бы возможность сломать и подчинить этих людей и эти сообщества, это значило бы, что любых других людей и сообщества тем более можно подчинить. При этом Насилие и Страх были осуществлены в таком объеме, что свободные могли устоять только реально пожертвовав ради Свободы всем остальным.

Результаты тестов в общегалактическом масштабе и на Бете почти совпали. Первичный их анализ говорит о том, что до 80% пользователей ориентированы на выживание и безопасность, как на приоритетный запрос. Однако 20% готовы пренебречь ими для реализации иных запросов, относящихся к Чести, Красоте и Дружбе. При этом 10% проявили осознание, что Свобода — необходимое для них условие для реализации этих запросов и показали способность действовать вопреки Страху и угрозам. Не сработала почти нигде Любовь. Там, где она была специально инициирована, в основном работала на подавление Свободы, усиливала Страх, провоцировала пользователей на предательство товарищей и себя.

— Вы знали о том, что свободным на Бете оказывается разноплановая помощь Россомахой? — спросил Гилац, — Это не повлияло на чистоту эксперимента?

— Помощь прогрессистов даже не уравновешивала усилия Galaxy. При этом во всех случаях сначала свободные принимали решение сражаться, только потом получали помощь, причем в ограниченном объеме. Фактически все решали тигры в Мехсоме и медведи в Медвежьегорске, волки сами решили поддержать товарищей, львы сами решали вступить ли им в войну. Наконец, на Кобре прогрессистов не было.

— Но на Кобре был джедай.

— Джедай тоже человек, особенно после закрытия Академии на Хомланде. При этом Радость десять лет уже как волк и его туда привело товарищество. С учетом его специфических качеств к условиям теста были добавлены для него несколько опций возможного иного решения и Любовь, требовавшая предать. Тем не менее колебания он проявил только когда ему было внушено, что его действия приведут к гибели мира и друзей. В любом случае с ним были два простых волка и их решение было общим. Два совершенно точно обычных человека выполнили тест. Второй джедай, который там присутствовал и повлиял на исход, тоже был туда осознанно приведен Радугой для подстраховки и тоже был там по Дружбе. Тысяча волков на Кобре имела все возможности разбежаться, но билась до конца. Белый Волк мог отомстить Радуге за личное поражение а не сражаться за него. Маат, которая зафиксировала результат испытаний, находилась под огромным психологическим давлением, но смогла выстоять. В итоге программа-чистильщик была запущена пользователями вопреки всем видам противодействия.

Таким образом, провал силовой попытки лишения свободы на Бете, показал наличие критически значимого числа пользователей, ставящих Свободу как ценность выше всех других, готовых жертвовать выживанием ради Красоты, Чести и Дружбы.

В настоящий момент чистка программ от незначимых или неверных алгоритмов завершена, удален также ненужный кэш, основанный на внушенных ценностях, приведены в соответствие с реальным статусом аккаунты пользователей. Готова к инсталляции программная оболочка, созданная Волосом, состоящая из 11 файлов. Первые пять ложатся на имеющиеся базовые программы. Шестая может работать, как коммутатор с ИН и обеспечивать развитие среды через внешнее воздействие ИВЦ Россомахи. Исходя из результатов теста предлагаем 7-й и 8-й файлы использовать для создания игровых пространств, где пользователи смогут реализовать Красоту и Дружбу. 9-й файл — непосредственно общая оболочка. 10-й файл — чистильщик, который уже фактически работает три месяца на основах Чести. 11-й файл — служебный, инсталлятор Волоса.

— Ну отлично, — улыбался Гилац, трогая Лилит за плечо, — Мне кажется с таким миром все собравшиеся согласятся? Хочу предложить это политически оформить. Сразу после инсталляции новой оболочки давайте объявим о выборах в Межгалактический Сенат — сто человек, по одному от каждой населенной планеты. В его составе восемь комиссий по 12 человек и аппарат.

Комиссии сформируем по одной для каждой из программ — развивать соответствующие сферы жизни и вести внешний контроль за работой программы. Чтоб не было как прошлый раз — кто-то взломал, а мы узнали последними.

— Это было бы правильное решение, смотря кому какая комиссия достанется, — Россомаха недоверчиво стреляла глазами то на Гилаца, то на Медведя, — Персонально, кто где будет?

— 1-я программа, пространство и время, как и была — у Кита. Желания, Рост и Обмен — по прежнему у Лесли. Суд — как и раньше мой. Развитие, Красота и Дружба — твои, Маса. Чистильщик уже у Радости. Оболочка у Медведя. Кто персонально в какие кресла в комиссиях сядет не важно, опять же хотелось бы посмотреть на результаты выборов. Но возглавить Сенат, наверное, должна Лилит. Можно Уоллоса твоего вернуть в Мановах, на развитие, например. Маат на Красоту. А я останусь в Судебной комиссии. Буду и дальше Арбитром. Согласны?

Гилац улыбался, остальные удовлетворенно кивали. Медведь целовал ручку Лилит. Лесли наливал Россомахе коньяк.

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Страх