Троллейбус тряхнуло, когда Эля собралась вытащить из кармана смартфон и проверить время. Пришлось ухватиться за поручень двумя руками. Чуть не упала, даром что обувь без каблуков. Да, дороги в России оставляют желать лучшего. Она попыталась, вытянув шею, подглядеть время на экране телефона, который держала сидевшая рядом женщина, но цифры были слишком мелкими. Ну ничего, перемещаться быстрее она все равно сейчас не сможет. Едет в троллейбусе – значит, едет в троллейбусе. Торопиться некуда.

Впереди тянулся длинный участок дороги вдоль гаражей и частных автомастерских, там не было пешеходных переходов, почти не светили фонари, и водитель на этом участке привычно разгонялся. Как назло, смартфон в кармане тренькнул, и Эля полезла за ним как раз тогда, когда троллейбус на полной скорости вдруг резко остановился: токоприемники слетели с проводов. Кто-то матюгнулся. В салоне стало темно. Эля не устояла на месте, по инерции промчалась по проходу вперед и, врезавшись в сидевшего против хода парня, приземлилась ему прямо на колени. Он тут же обхватил ее руками. Она окунулась в ненавязчивый аромат его одеколона – что-то древесное.

– Простите, – выдавила Эля, встала и выпрямилась.

– Ничего, – вежливо отозвалась черная тень – невидимый в полутьме незнакомец. – Поделом мне. Надо было уступить девушке место.

Водитель приладил токоприемники к проводам, и салон вновь залил желтый свет. Эля, прищурившись, посмотрела на парня сверху вниз: почему он называет ее девушкой, слепой, что ли? Обычная, не слишком молодая тетка, уставшая и недовольная по окончании рабочего дня.

Он глядел на нее, вопросительно подняв угольно-черные брови: уступить или все же запротестуешь? В знак уважения он даже вытащил из уха один из наушников, второй проводок убегал под прядь темных волос. Каре-зеленые глаза, кажется, смеялись. Но самым приметным на его лице был длинный нос – не слишком крупный, просто длинный, он хорошо вписывался в это длинное лицо. Сама не зная почему, Эля на нем залипла и ничего не ответила.

Тогда он вытянул длинную руку – белая манжета вылезла из-под рукава плаща, – уцепился за поручень и стал вставать. Водитель тем временем завел мотор, но что-то разладилось, бухнуло, треснуло, и на них опять навалилась темнота, только пролетали за окном фары легковушек и горели в отдалении окна многоэтажных домов.

– Садитесь, – сказал незнакомец ей в ухо. Эля отшатнулась и едва не упала. Он поймал ее за талию. – Извините, не рассчитал. Попробуем еще раз…

Ловкое движение отправило ее на освободившееся сиденье. Эля сердито подтянула к себе колени.

– Ухохочешься, – проворчала она еле слышно.

Если он теперь свалится на нее, травм, наверное, не избежать. Тень склонилась к ней.

– Вы правы, – прошелестел голос. – Все это никуда не годится. Фейри не падают к ногам мужчин. Все происходит с точностью до наоборот.

Она закатила глаза. Наглец. Да еще и в теме. Вот какая вероятность была наткнуться на такого типа – в позднем троллейбусе? Нахальный полукровка, с этой его манжетой, с этим наушником, с этой челкой.

– Не понимаю, о чем вы, – раздраженно отрезала она, отворачиваясь к окну.

– Троллейбус вообще идет дальше? – выкрикнул дядька в камуфляже.

– Двери открой! – попросила пожилая мадам.

– Где он тебе откроет, тут до ближайшей остановки еще полкилометра!

Эля не поднимала головы. Вспомнила о смартфоне, но смотреть, кто ей пишет, не стала: длинноносый тип возвышался над ней и наверняка без труда прочитал бы все ее сообщения. Повезло так повезло.

– Может, искорку подкинете? – вкрадчиво поинтересовался нахал.

– Что?

– Троллейбус, может, подтолкнете?

– Я?

– Для вас легко, а народ страдает. Опаздывает.

– У вас тут разрешено в открытую размахивать магией перед людьми? – поинтересовалась Эля.

– У нас?

– В вашем воображаемом мире, где живут… как вы их назвали? Феи? Эльфы? Такие маленькие, да, с крылышками, как в «Дюймовочке»? Вам сколько лет – вы детсадовец?

Эля не смотрела в его сторону, но услышала, да-да, услышала, как он улыбнулся. Подняла взгляд, чтобы проверить: в салоне как раз опять зажегся тусклый натужный свет. Улыбка у него тоже была какая-то удлиненная, косая и при этом неожиданно приятная. Она восполняла и уравновешивала асимметрию неровной челки.

– Мне следует извиниться и заткнуться, – проговорил он, помолчав. – Но разве я когда-нибудь поступаю как должно?

Голос у него был под стать улыбке.

– Троллейбус дальше не идет! – объявил водитель.

Переругиваясь, охая и вздыхая, люди потянулись к выходу. Нахал подал Эле руку. На одном из длинных пальцев она заметила серебряный перстень с черным камнем.

– В темноту, холод и неопределенность, – пригласил галантно он.

Эля проигнорировала его жест, встала сама, взялась за поручень. Тогда парень отправился к дверям, не пропуская ее вперед. Сбежал по ступенькам, а там обернулся – и вовремя. У Эли подвернулась нога, и она, как глыба подтаявшего снега с крыши, рухнула прямо на нечаянного собеседника.

Он достойно выдержал удар и не дал ей упасть. Она со свистом втянула воздух.

– Еще раз! – с явным удовольствием прокомментировал чудной тип.

– Как вам не стыдно, – выговорила она брюзгливо. – Поставьте меня уже на место. Сколько можно.

– Сколько понадобится, я к вашим услугам.

Эля отстранилась и посмотрела на него еще раз. Пассажиры уже пошли вдоль обочины к ближайшей остановке, и они остались вдвоем в пятне грязно-желтого света. Потом двери троллейбуса схлопнулись.

Парень поднял бровь. Челка съехала, закрывая глаза.

– Ты похож на собаку, – непроизвольно сказала она. – У кого там шерсть завешивает глаза? Тибетский терьер.

– Афганская борзая, – подсказал он.

– Ну да, – прыснула она.

С его удлиненной физиономией, вытянутыми конечностями и глубокомысленным выражением лица это было, пожалуй, самое точное попадание.

Тяжело вздохнув, троллейбус потащился прочь. Машины проносились мимо со свистом.

– Ты чего прицепился-то, а, молодой? – безнадежно сказала Эля.

– Я прицепился? – изумился он. – Не вы ли упали мне как снег на голову вот уже два раза?

– Ну и…

– Вы упали на меня, – напомнил он. – Дважды. – Вытянул вперед ладони, продемонстрировал длинные пальцы пианиста или скрипача. – Прямо ко мне в руки. Я, конечно, туповат, и мои занавешенные шерстью глаза видят лишь то, что им дозволено видеть. Но когда я осязаю… я понимаю, что показывают мне не то, что есть на самом деле. И делаю вывод. На такой вывод ума хватит и у болонки.

Эля прищелкнула языком от досады. Парень тихо засмеялся.

– Ты сама не старше меня! – провозгласил он. – Тут больше никого нет, так что маскировка ни к чему. Признаюсь честно, я с таким еще не сталкивался. О, сколько нам открытий чудных… Покажешься, нет?

Воздух между ними поплыл, как над костром, но ничего не произошло.

– Нет, – отрезала Эля.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Потом кромешница отступила назад, достала из кармана смартфон и уткнулась в засветившийся экран. Непроизвольно ойкнула от досады.

– Что такое? – поинтересовался Ян.

– Да съемная квартира… куда я еду. Там прорвало канализацию. И сломался унитаз.

Он закашлялся, чтобы скрыть смешок. Мимо пронеслась машина и окатила их грязью. Сентябрь, а по погоде как конец ноября. Кромешница с отвращением провела рукой по пятнам на куртке, притопнула ногой.

– Значит, ты туда не едешь, – уточнил он. – Смысла нет. У тебя там вещи?

– Какие вещи?

У нее не было с собой даже маленькой сумочки. Предположим, паспорт во внутреннем кармане, смартфон и деньги – что еще надо. Н-да.

– Меня зовут Ян, – сказал он осторожно. – Я живу один. На дворе ночь, довольно холодно, мы все в грязи. Напрашивается вариант – пригласить тебя к себе.

– И ты думаешь, что я поеду?

Ян пожал плечами.

– Ты кромешница. Я нет. Если что-то пойдет не так, ты выкинешь меня из окна одним взмахом ресниц. Между прочим, шестнадцатый этаж.

Он внимательно наблюдал за ее реакцией – она глянула опасливо, прикусила губу. Странно: ему показалось, что ее заставили изменить мнение слова «шестнадцатый этаж», а не довод разума. Лицо закаменело, а взгляд вдруг стал острым и пронзительным.

– Не трогай меня руками, – предупредила она.

– Руками – окей.

– Да чтоб тебя. Ничем меня не трогай.

– Так нечестно. Что я получу за то, что ты проведешь у меня ночь?

– То, что я проведу у тебя ночь.

Он склонил голову.

– Я шучу. Разве не понятно?

– Понятно, – согласилась она. – Шестнадцатый этаж – весомый аргумент. Не будучи кромешником, костей ты не соберешь.

– Я не имел в виду…

– И не сомневайся.

– Я просто хотел сказать, – перебил Ян, – было бы справедливо, если бы ты показалась мне в своем истинном виде. Хоть на минутку. Я же почувствовал…

Он осекся. Ее облик вновь ослепительно ярко вспыхнул перед его внутренним взором, взрывом сотряс все сенсорные каналы. Еле уловимый морской бриз. Свежесть мяты. Стройный гибкий стан в его объятиях. Самым краешком глаза он будто видел ее настоящую, но не мог рассмотреть! Она ускользала, ускользала, ускользала. И все равно это – даже это – было самым сильным чувственным переживанием, которое ему только довелось испытать в своей жизни.

Перед ним стояла заурядная женщина лет сорока, а то и пятидесяти, в заляпанной грязью объемной куртке, и на лице ее не читалось ничего, кроме раздражения пополам со смирением.

Ян не знал наверняка, сделала она что-то или нет, оставалось только предположить, что это и был ответ на его вопрос – точнее, просьбу. Он сунул руки в карманы и прочистил горло.

– Как к тебе обращаться?

– Эля.

Он беззвучно повторил: «Эл-ля», отметив, как ласково язык дотронулся до альвеол. Похоже, она не соврала. Разве что полное имя звучит иначе, ведь у кромешников все не как у людей. Наверное, какая-нибудь Эльфина или Эльфтруда.

– Поймаем машину? – сказала она.

– Нет, я лучше вызову такси. Ты в таком виде, чтобы безопаснее было по ночам в нашей глуши? Или… агент под прикрытием?

Эля не ответила.

В машине они тоже хранили молчание, молча вошли в подъезд и долго поднимались на лифте. Шестнадцатый этаж все-таки. Они стояли по разным углам кабинки, но лифт есть лифт, и их дыхание волей-неволей смешивалось.

На лестничной площадке, когда Ян уже вытащил из кармана связку ключей, Эля его неожиданно остановила.

– Ты знаешь, что означает слово «кромешник»? – спросила она.

– Я… то, что в англоязычных странах именуют fairy? Волшебные…

– Однокоренные слова можешь назвать?

– М-м… «Кроме»?

– Да. «Кромка». – Эля чиркнула пальцем в воздухе у него перед носом, и ему послышался свист, как если бы она взмахнула саблей. – Кромка – это край. А кромешники – те, кто за краем. Понимаешь?

Ян пожал плечами.

– Ну и что?

– Тьма, например, кромешная. Беспросветная. Беспросветная… Я должна спросить. Ты отдаешь себе отчет в том, чтó ты сейчас приглашаешь в свой дом?

Лампочка на лестничной площадке реагировала на движение, поэтому, когда они замерли друг напротив друга, свет померк. «Как в плохом кино, – мелькнула у него мысль. – Спецэффекты за сто рублей». Эля, возможно, и хотела его напугать, но Ян топнул ногой, и свет зажегся снова.

– Не «что», а «кого», – поправил он. – Я полагаю, да. Хотя, не для протокола, ты первая кромешница, которую я в жизни встретил.

Эля недоверчиво склонила голову.

– Ты же полукровка, – резко сказала она. – Я вижу. И ты сам…

– Вот такой необыкновенный полукровка. – Он провернул ключ в замке. – Прошу!

К счастью, дома было прибрано – в целом, – и краснеть Яну не пришлось. Он быстро закинул в шкаф кучу одежды, сваленной на стуле, собрал раскиданные по дивану книжки и сложил их стопкой на полу у изголовья. Эля, неторопливо разувшись и сняв куртку, прошла вперед и окинула квартирку скептическим взглядом.

Квартира располагалась, как Ян и говорил, на шестнадцатом этаже и попадала в «башенку» на фасаде, поэтому комната выглядела необычно: пластиковые окна были встроены в полукруглую стену. На город открывался впечатляющий панорамный вид; когда Ян смотрел в окно вечером, он неизменно вспоминал о блуждающих огнях.

– Одна комната? – сказала Эля пренебрежительно.

– Простите, – развел руками Ян, – не подготовился к вашему приходу. Не велите казнить.

– И кухня прямо тут же? И прихожая.

– Это называется квартира-студия. Сейчас очень модно.

– Хоть в ванной стенка есть?

– В ванной стенка есть. Но санузел совмещенный.

Эля брезгливо сморщила нос. Яна ее реакция забавляла: она и правда вела себя как принцесса, и это ей невероятным образом шло, несмотря на ее заурядный внешний вид. Впрочем, насколько он мог судить, она и в этом не настоящая: надменность и высокомерие «с чужого плеча». Ему становилось все любопытнее.

– И куда ты собирался… Ты же думал, наверное, раз наступила ночь, что мы оба теперь ляжем спать?

Ему хотелось ее подразнить, но он сдержался. Шагнул вперед и положил руку на спинку кресла.

– Это кресло раскрывается. Кресло-кровать. Можешь выбрать, где тебе постелить, я обычно сплю на диване, но охотно его уступлю.

– Спать в одной комнате.

– Это называется квартира-студия.

– Сейчас модно, я поняла.

– В ванне спать неудобно. Лично я не стану.

Эля вздохнула.

Она не отказалась от легкого ужина: тосты с вареньем, пара вишневых йогуртов, а вот на светскую беседу была явно не настроена, и Ян решил ей не досаждать. Предложил полотенце, когда она отправилась в душ, а сам разложил кресло-кровать и постелил чистое белье.

У него была смутная надежда, что из ванной Эля появится в своем истинном облике, но нет. Все та же немолодая усталая женщина, лицо которой невозможно запомнить.

– От кого ты пытаешься защититься? – поинтересовался Ян непринужденным тоном, устроившись на своем диване.

– Что? – Она подняла глаза и посмотрела на него так, что любой благоразумный человек на его месте уже проглотил бы язык. Резкими движениями взбила подушку.

– Эля, здесь никого нет, меня можно не принимать в расчет. Зачем ты продолжаешь поддерживать эту иллюзию?

– Все кромешницы молоды и прекрасны, да? А ты не думаешь, полукровка, что иллюзия как раз их молодость и красота? – Она метнула в него неприязненный взгляд.

Ян честно поразмыслил.

– Это возможно, – признал он наконец. – Да, я много знаю о кромешниках, но мои знания чисто теоретические. Я впервые беседую с кромешницей, впервые столкнулся лицом к лицу. Поэтому обобщать не стал бы. Я же говорю только о тебе. Ты два раза на меня свалилась. По своей инициативе.

– Как?

– Ладно-ладно, я имею в виду, я со своей стороны для этого ровным счетом ничего не сделал. Это судьба.

– Судьба?!

– Всё-всё-всё. – Он выставил вперед ладони. – Не судьба, пусть будет воля случая. Все же это был непосредственный контакт. И я просто знаю, что ты не такая.

Эля села и погладила рукой белый край пододеяльника.

– Я… – проронила она, не глядя на него. – Я такая. Мне не столько лет, в этом ты прав. Но я такая. Спокойной ночи. Где у тебя выключается свет?

…Уснуть не получалось. Ян старался не шевелиться, дышать ровно и не открывать глаз, но сон не шел. Слишком сильными оказались впечатления этого необычайного вечера. Когда Эля тихо встала с постели, он против своей воли подсмотрел сквозь ресницы.

Она подкралась к окну и открыла одну из створок. В комнату ворвался холодный ветер. Гостья села на подоконник и перегнулась наружу. Ян чуть не дернулся к ней – шестнадцатый этаж! – но вовремя вспомнил, что Эля кромешница, а значит, не разобьется. Вскоре она выпрямила спину и села, положив ноги на подоконник. Вытянула руку вперед и подняла ладонь.

Ян ущипнул себя, чтобы проверить, не уснул ли он: над ее ладонью завихрились светящиеся завитки воздуха. Стало видно, что Эля улыбается им. Она склонила голову и что-то зашептала. Искрящиеся, как иней, завитушки поднялись выше, а потом схлынули. Эля опустила ноги на пол, повернулась лицом к окну и, придерживая рукой раму, с силой закрыла створку окна – а пальцы забыла на раме.

Ян сморщился и про себя взвыл, представив эту боль. Эля осела на пол бесформенной кучей и наверняка заплакала, но ни единый звук тишину ночи не нарушил.

Утром руки у Эли не отличались одна от другой: у кромешников и кромешниц все заживает очень быстро, особенно если удается поесть и поспать. Спала она в итоге неплохо. Впрочем, это неважно: она тут ненадолго.

Солнце заглянуло на шестнадцатый этаж рано. Гостья сидела за кухонным столом и отстраненно наблюдала, как хозяин квартиры жарит яичницу с помидорами и сыром.

– Но все же интересно, – бодро говорил Ян, – это у тебя черная полоса или ты по жизни невезучая? Я читал, есть такое понятие, как джинкс, нечто, что приносит неудачу. Это же не только человек может быть, может быть и какая-то вещь. Вещей у тебя немного, но вдруг… какая-то побрякушка? Подвеска там злонамеренная, браслетик?

Эля отмахнулась.

– Если ты попала в беду… или приболела, я слышал, кромешники друг другу помогают. Надо взять и разыскать кого-нибудь из кромешников, и они тебя вылечат.

– Вылечат, ага. Не трепись о том, чего не знаешь.

Ян выключил газ и в задумчивости почесал лоб.

– Нет? Если в нашем мире кромешники теряют часть силы, можно же попробовать на время вернуться к своим. Чисто подзарядиться. Ты, кстати, кто? «Выйди и зайди нормально», как говорила моя классная руководительница. В класс, она имела в виду. А ты…

– Заткнись, – устало попросила Эля.

– Или еще есть вариант с проклятием, – оживленно продолжал Ян, расставляя по столу тарелки. – Предположим, кого-то не позвали на крестины, знаешь, забыли пригласить самую злобную ведьму. И тут пошло-поехало.

– Заткнись!

– Нет, ты вспомни: кого твои родители забыли пригласить, когда ты родилась?

Эля поставила локти на стол и переплела пальцы.

– Я тебя предупреждаю в третий раз, – произнесла она медленно. – В последний раз.

Ян разделил яичницу пополам и ловко разложил по тарелкам.

– Угощайся.

– Спасибо.

– Но все же что-то тут не так. Ты как минимум очень грустная, плюс тебе не везет, а вообще ты кромешница: кромешники, как известно, отличаются…

– Всё! – вскрикнула раздосадованная Эля. – Суешь свой длинный нос… Всё! Я превращу тебя в крысу! А сама займу твою – лубяную избушку. Одной тут жить еще можно!

Она щелкнула пальцами, и Ян, стоявший между плитой и столом, немедленно обратился в… собаку. В афганскую борзую, которую они упоминали в разговоре вчера. Собака получилась точь-в-точь такой, какой Эля ее тогда вообразила, – с умными карими глазами, с челкой, ниспадающей на них, лохматая и почему-то веселая. Пес закрутил хвостом, стукая им по дверце духовки, осклабился и ткнул Элю мордой в колени. Эля вскочила. Не переставая вилять хвостом, пес поднялся на задние лапы и постарался водрузить передние ей на плечи, а слюнявую морду радостно сунул ей прямо в лицо, намереваясь поприветствовать ее так, как это делают собаки. Отмахиваясь от его морды, Эля невольно рассмеялась. Пришлось превратить Яна обратно в человека.

– Ты слишком полагаешься на сказки, где заклятье снимает поцелуй, – выговорила она ему.

Ян, ничуть не обиженный, не смущенный и даже, кажется, не удивленный, свалился на табуретку и от души расхохотался.

– Я тоже думаю, что поцелуй – это адаптированная версия, для детей, – доверительно сообщил он. – Возможно, первый шаг, потому что поначалу тут иначе никак, чисто физически – с принцем-лягушкой, к примеру. А вообще, чтобы надежно снять заклятие, как следует, раз и навсегда, поцелуй необходимо полноценно закрепить. Это уже восемнадцать плюс, разумеется, так что… ни в сказке сказать, ни пером описать.

Эля не удержалась от улыбки.

– С крысой-то не получилось у тебя или ты на ходу передумала? – уточнил Ян.

– Не получилось, – честно призналась Эля. – Обязательно получилось бы, если бы ты вчера не упомянул про афганку. Я просто не увидела в тебе крысу! Но имей в виду, обратно в собаку я тебя теперь превращу еще легче, за долю секунды!

Ян пожал плечами:

– Ну и пожалуйста. По крайней мере, с тобой интересно.

– С тобой тоже не соскучишься, – буркнула, помрачнев, Эля.

Ян вытащил из ящика вилки и разлил по чашкам чай. Пристроился напротив гостьи и посмотрел на нее внимательнее.

– От смеха ты становишься моложе, – с удовлетворением заметил он.

– Ты мне надоел.

– Неправда. Мы с тобой пока слишком мало знакомы. Не успел. А знаешь, почему у тебя не вышло превратить меня в крысу?

– Потому что ты благородное животное? – предположила Эля иронически.

Ян покачал головой.

– У тебя слишком много сил уходит на поддержку ложного обличья. Вот этого. Поэтому ты и съехала на привычный образ мысли, на проторенный вчера путь. И поэтому сейчас, когда ты потратила энергию, проглядывает нечто совсем иное. Если ты уверена, что это не заклятье…

Эля свирепо сверкнула на него глазами и сунула в рот кусок яичницы, чтобы ничего не сказать. На лице Яна снова появилась фирменная кривая улыбка.

– А то я к твоим услугам, – любезно предложил он.

– С поцелуем, ага?

– Не только, – скромно потупившись, ответил Ян.

Эля ткнула в его сторону вилкой.

– Не мечтай.

Он вздохнул – шумно, преувеличенно горестно.

– Жаль. Мне говорили, что мою проблему решит ночь с кромешницей. Ночь прошла, ничего не изменилось, чего, в общем, и стоило ожидать. Естественно! Когда люди говорят «провести с кем-то ночь», они не имеют в виду «храпеть каждому под своим одеялком».

– Я не храплю! – возмутилась Эля. – Какую твою проблему?

Ян сосредоточился на своей тарелке.

– Ну уж нет, – проворчал он с набитым ртом. – В мужчине должна быть какая-то загадка.

После завтрака Ян заторопился.

– На работу? – лениво поинтересовалась Эля.

Она, присев на подоконник, смотрела в окно. Ночью казалось, что за окном простирается бескрайнее поле огней, а утром вдалеке протянулась серая ленточка реки.

– На учебу, – отозвался Ян.

– Студент?

Ян помедлил с ответом.

– Я подрабатываю, – с достоинством сказал он наконец. – И уже на последнем курсе.

– Учишься-то где? – не поворачиваясь, спросила Эля.

– В консерватории.

– Дирижер?

– Я скрипач.

– Я так и думала.

Ян кашлянул. Разговаривать с равнодушной спиной было крайне неудобно, даже обидно, и он никак не мог подыскать нужные слова, чтобы вызнать планы Эли. Будет ли она в квартире, когда он вернется? Останется ли с ним еще на один день, на одну ночь?

– Значит, ты обо мне думала, – заключил он с наигранно-самодовольной улыбкой. – Ты остаешься тут? Просто мне… надо идти.

Эля неопределенно мотнула головой.

– Если будешь уходить, дверь можно захлопнуть. Ты дашь мне свой номер телефона?

Она помолчала, потом все же обернулась.

– Я думаю, незачем. Иди, мальчик-зайчик. Я захлопну дверь.

Ян неловко потоптался на коврике, зашнуровывая ботинки, и не прощаясь вышел. Поспешил вынести на лестничную площадку свое расстроенное, разозленное лицо. Помедлил у лифта. Разочарование? Для того чтобы испытывать разочарование, надо, пожалуй, очароваться, а Эля ему изо всех сил не давала этого сделать. С ее стороны это было даже милосердно, она ведь не собиралась застревать у него надолго. И все же от досады стало жечь в груди.

Может, вернуться и выставить ее? Не оставлять незнакомку в квартире? Ни один нормальный человек не поступил бы так, как он. Он не знает об Эле ничего, ничегошеньки. Разве что ее природу: раз она шепталась с ветерками, значит, воздушной природы. Как они там называются? Сильваны? Нет, сильфиды. Ему попалась сильфида, настолько озабоченная собственными горестями, что ей совсем не до него. Их дороги пересеклись случайно и лишь на мгновение.

Добравшись до консерватории, Ян с облегчением нырнул в переплетение разных звуков и голосов: здесь, как всегда, кто-то спорил, кто-то распевался, кто-то искал ноты, а кто-то – аудиторию. Повседневность закрутила его, и через час он сам бы себе не поверил, что у него дома побывала настоящая кромешница.

Вот это и есть его жизнь. Пожилые родители, вложившие в сына всю свою любовь: подвести их немыслимо. Эти стены, повидавшие тысячи лиц, впитавшие миллионы созвучий. Друзья-однокашники и увлеченные преподаватели, с которыми он говорит на одном языке. Партитуры. Каприсы, этюды, концерты. Труд, труд, труд, год за годом, день за днем. Никаких чудес.

Правда, вечером, по дороге домой, воспоминания накатили снова, особенно когда к остановке подъехал троллейбус. Ян невольно всматривался в попутчиц, гадая, не могла ли Эля вновь изменить облик и стать неузнаваемой. Ругал себя за фривольность, легкомыслие и навязчивость.

Как только в троллейбусе освободилось сидячее место, он бухнулся туда, вытащил телефон и стал просматривать городские новости, чтобы отвлечься. В разделе «Происшествия» сообщалось, что неподалеку от стрелки с набережной в воду прыгнула женщина. Прохожий пенсионер поднял тревогу, позвонил по номеру 112, и примчались спасатели, но тела пока не нашли. Учитывая течение и погоду, это неудивительно…

Ян зажмурился. В Солигоре тысяч двести женщин, не меньше, сказал он себе. Почему это должна быть Эля? С какой стати ей нырять с набережной в реку? Нет, в самом деле, она же сильфида. Разве что он ошибся и она не сильфида, а русалка, но и тогда – зачем бы ей кидаться в воду у всех на виду? Разве так поступают приличные русалки?

…Узнает ли он когда-нибудь, что с ней произошло? Или она так и останется осколком сна, и через несколько лет он и сам себе не будет верить, что повстречал и пригласил в свою квартиру сказочную кромешницу?

По пути от троллейбусной остановки до дома Ян успел до нитки вымокнуть под дождем. Уже стемнело, и настроение у него было на нуле.

Открыв входную дверь, он с досадой отметил, что Эля, уходя, не выключила свет. На миг сердце затаилось: вдруг она все же не ушла. Но на вешалке не было ее куртки, на обувной полке не стояли ее туфли. Ян тихо вздохнул, встряхнул мокрый плащ, сунул в промокшие ботинки электрическую сушилку и не спеша прошел в комнату.

У стола сидела незнакомая величественная женщина в ниспадающей мантии, поблескивающей элегантными искрами. Ее серебряные волосы были уложены в высокую прическу, напоминавшую о XVII веке.

Кромешница. Вне всяких сомнений.

Ян замер.

– Э… Вы кто? Вы как вошли? Дверь была заперта, – сказал он, не находя более умных слов.

Дама повернулась к нему и окинула взглядом с головы до пят. Красивое лицо было аристократически холодным. Между пальцев она держала квадратик розовой бумаги.

– Ян? – осведомилась она грудным голосом.

Он кивнул.

– Значит, эта записка адресована вам. – Она протянула ему бумажку.

Ян пристроил на кресло футляр со скрипкой и с волнением принял записку. Там было всего три слова: «Спасибо, Ян. Прощай». Значит, Эля все же решила оставить ему на память хоть что-то, чтобы он не терзался мыслями, не приснилась ли она ему.

– Спасибо, – в замешательстве ответил он.

Поставив локти на стол, дама положила голову на руки, и жест показался ему знакомым.

– Эля? – глупо спросил он.

К счастью, гостья не поняла, что он ляпнул.

– Я по поводу Эли, да, – признала она. – Как вы ее называете. Думаю, как лучше построить разговор, молодой человек.

Ян вспомнил, что он здесь хозяин, встряхнулся и сел за стол напротив кромешницы.

– Давайте как получится, – предложил он дружелюбно.

– Вы простите меня за вторжение, – утвердительно начала она.

– Да не вопрос.

Дама снова внимательно посмотрела на него и кивнула.

– Действительно. Вы, кажется, понятливый и довольно прыткий чело… полукровка, если вы простите меня за такой термин. Хотя и щуплый.

Ян терпеливо ждал.

– Итак. Вы познакомились с Элей. Вы видели, что она несколько… не в себе.

– Я бы так не сказал, – вступился за Элю Ян. – Она была печальна, подавлена, но вполне в себе.

– Хорошо. На самом деле не вполне. Не будем спорить. Сумели ли вы понять, какова ее природа?

Гостья выжидательно приподняла брови. Ян не собирался признаваться, что подглядывал за Элей, но и врать не хотел.

– Насколько я могу судить, воздушная, правда, я не очень опытен в таких вопросах.

– Да, вы правы. Воздушная. Меня зовут Марина. Я русалка, и я, так уж вышло, ее бабушка.

Ян ахнул.

– Вы… очень молодо выглядите, – искренне сказал он. «Тем более если вспомнить, под каким обличьем скрывается сама Эля».

– Благодарю вас. Мне много лет. Эля прожила пока совсем короткую жизнь. Выглядеть мы можем как нам угодно. Это неважно. Важно другое. Эля сегодня сделала глупость.

– Прыгнула в реку, – подсказал уныло Ян.

– Вы что, знали о ее планах?

– Нет. Но прочитал об этом в новостях и почему-то сразу подумал, что это о ней. Значит, о ней. Что с ней?

Марина взмахнула ресницами.

– Она… пока в порядке. Насколько это возможно. Послушайте, Ян. Она воздушной стихии. Ей нечего делать под водой.

– Но это ее решение, – неожиданно для себя проговорил он. – Не думаете ли вы, что его нужно как минимум уважать? Она не ребенок и, наверное, дееспособна. Если вам известно понятие дееспособности. Мне не показалось, что она не в себе. Напротив. И если она сочла нужным…

Кромешница остановила его жестом, и высокомерная маска на ее лице куда-то пропала.

– И вы не хотели бы вернуть ее в свою жизнь? – недоверчиво сказала она, подавшись вперед.

– Простите. У вас сложилось неверное впечатление. Эля никогда не была и не собиралась быть частью моей жизни, – объяснил Ян. – Она просто провела здесь несколько часов из-за накладок со съемной квартирой. Мы вместе ехали в троллейбусе, и…

– Мне не интересно про троллейбус. Она провела здесь несколько часов и оставила тут множество следов. Разговаривала отсюда со… своими. Применяла магию. – Марина улыбнулась, но только глазами, так что было непонятно, была ли она в курсе его метаморфоз. – Поранилась и оставила на оконной раме каплю своей крови. Написала вам письмо. Есть еще один след. Здесь. – Она дотронулась острым пальцем до груди Яна.

Ян растерялся. Он и сам не знал, насколько права его гостья.

– Хотите чаю? – сказал он, вставая. – А то сидим как неродные.

Жара схлынула, сентябрьский вечер в Греции был тих и нежен. Джуд расположился в летнем кафе под открытым небом, ожидая жену из парикмахерской. За соседним столом что-то отмечала большая семья. Старик лет под сто улыбался и качал головой, дети наперебой галдели, вальяжные мужчины спорили, женщины смеялись. Наверное, здесь собрались представители как минимум четырех поколений, и Джуд невольно позавидовал. Смотреть на них было невежливо, но не станешь же из-за этого пересаживаться. Джуд чуть развернул стул.

За ближайшим к входу столиком сидела молодая женщина в белом брючном костюме, этакая элегантная Грейс Келли, но с рыжеватыми волосами. Пялиться на нее тоже было неприлично, однако что-то в ее облике приковало взгляд Джуда. Сердце скакнуло к горлу. «Это глупо, наконец». Она защелкнула сумку и подняла глаза. Несколько долгих мгновений они вглядывались друг в друга, а потом она встала и подсела к нему.

– Здравствуй, Джуд.

– Здравствуй. Мама.

– Вот так, да? – Она нервно усмехнулась.

– Ты ни на день не постарела. Чего не скажешь обо мне. Мы смотримся как ровесники, – заметил он светским тоном.

Именно такую тактику он успел избрать, когда сердце заняло свое законное место: они выглядят как ровесники, и он будет разговаривать с ней на равных, как с обычной знакомой, со всей учтивостью. Пусть эта тактика не оптимальна, но выбора у него нет, у него совсем не было времени, чтобы определиться, только пара мгновений – и много-много лет, когда он представлял себе, как она вернется. Где-то в глубине души хранились все эти бесчисленные варианты: тогда он подбежал бы к ней со всех ног, тогда уткнулся бы ей в колени, бросился бы на шею. И все они остались там, в прошлом.

– Ты вырос, да, – согласилась она.

– С этим не поспоришь.

– Ты меня ненавидишь?

Самый короткий путь – прямой. Джуд помнил, как она говорила ему это, и знал, что с тех пор руководствуется в жизни этим принципом. Он скрипнул зубами. Если бы в нем не было так много от нее, ему было бы легче вести этот разговор.

– Нет. Я просто вырос.

– И мама тебе уже не нужна.

Это уже не «напрямую», а «напролом».

– А зачем?

– Зачем тебе мама? – грустно переспросила она.

– Зачем ты пришла именно сегодня?

Она открыла сумку, громко щелкнув золотым замком, и выудила оттуда круглые зеркальные очки, нацепила их на нос и стала еще больше походить на кинозвезду. Джуд молча ждал ответа. Он не собирался играть роль ребенка или допрашиваемого.

– Как братья?

– Нормально.

– Они бы меня не узнали, если бы вот так увидели.

– Полагаю, да. Не узнали бы.

– Что они думают обо мне?

Джуд неопределенно пожал плечами. Что могут думать дети, которые помнят и мать, и отца очень смутно? У них даже фотографий почти не осталось после пожара, только те, что хранились у бабушки, лиц там было толком не разглядеть. Он не собирался этого говорить, но не сдержался:

– Они едва не погибли в огне.

Мама махнула рукой, перечеркивая воспоминание, определившее всю его жизнь.

– Не погибли бы. Они же мои дети, дети саламандры.

– Могли бы погибнуть. Задохнуться в дыму. Ведь еще мы дети нашего отца, – услужливо подсказал Джуд. – Человека. Который, кстати, как раз этого пожара не пережил.

– Сам же его и устроил.

– Да.

– Я не так себе представляла нашу встречу, – призналась мама.

– А… я тоже.

Она несмело вытянула руку и погладила его по голове. Джуд не отстранился, но и на ласку не ответил. Что-то погибло, когда она ушла навсегда, что-то сгорело при пожаре. Что-то – позже, когда он выживал один в приюте. Когда пытался сладить с трудными близнецами, обиженными на него за то, что он их якобы бросил – их развели по разным учреждениям, – за то, что он им не отец, за то, что он им не мать. Когда он радовался, что близнецы хотя бы есть друг у друга и это неизменно, и понимал притом, что он-то им третий лишний, навязчивый, строгий, нудный «большой брат».

Что-то оборвалось и умерло прямо сейчас, когда он осознал, что она явилась только потому, что ей что-то от него надо.

До него донесся взрыв смеха из-за соседнего стола. Там было все хорошо.

Приблизился официант. Джуд жестом отослал его прочь, скорчив извиняющуюся гримасу.

– Ты знаешь, почему я ушла, – с упреком сказала мама.

Джуд с улыбкой покачал головой. Он мог понять, если женщина уходит от пьющего супруга, сто раз видел, как кромешницы бросают человеческих мужей, знал, но никак не мог привыкнуть к тому, что кромешники считают людей второсортным материалом, а детей от них – побочным продуктом необходимого брака. В семье его родителей таилась загадка. Если кромешница выходит замуж только для того, чтобы задержаться в мире людей, она обычно рожает одного ребенка и летит вперед, к своей цели – роскошной, звездной жизни. У Джуда были младшие братья, близнецы, да, но все же рожденные четырьмя годами позже. Это означало, что что-то удерживало маму рядом с отцом. Джуд был не тем человеком, который принялся бы вопить: «Как ты могла нас оставить?!» Сейчас ему было скорее любопытно. Получается, мать с отцом действительно любили друг друга. Но почему тогда она испарилась, совершенно не заботясь о собственных детях?

Нет, он не станет спрашивать. Хватит уже того, что он затронул тему пожара, нельзя было.

– Если ты снимешь очки, можем сделать совместное селфи, я потом покажу близнецам, – предложил он любезно, вытаскивая из кармана смартфон.

– Покажешь близнецам? – растерянно повторила она.

– Мальчикам. Гелиану и Лину. Они бы тебя не узнали, но я разъясню. Перешлем им фото по вайберу. Ты же с ними встречаться не будешь, так? Это я тебе понадобился. Говори уже зачем, сейчас жена придет.

– Жена? – с таким же недоумением отозвалась мама.

– Моя жена. Я женат. Детей пока нет, так что ты пока еще не бабушка. Если будешь заглядывать чуть чаще, чем… я тебе сообщу; как только – так сразу. Или, может, ты придумаешь какой-то канал связи. Написать записку и положить под камень. Написать записку и… сжечь, я не знаю. Воскурить. Ты ж огненный дух. С особым заклинанием? Только скажи. Чтоб я был в курсе.

– Джуд.

Она смотрела на него странно. Наверное, пыталась разглядеть в его чертах того мальчика, которым он когда-то был. Кромешники живут долго. Люди – значительно меньше. Они растут и взрослеют стремительно. И стареют.

Джуд хотел быть членом такого же клана, какой веселился сейчас за соседним столом. Чтобы шумели вокруг внуки и правнуки, а многочисленные невестки, сыновья, зятья и дочери шутили. У него не может быть никакого клана, кроме того, главой которого станет он сам – в будущем, если повезет. Что до его матери, она хотела на века оставаться столь же юной, прекрасной, нежной и волшебной. Она ушла, чтобы жить своей жизнью. Все это было совершенно понятно. Не давал покоя один вопрос – зачем она появилась тут сегодня. Это никак не могло быть случайностью.

– Я жду, мам, – напомнил он.

– Чего?

– Селфи со звездой. Ты готова? Или, может, ты вначале расскажешь, что привело тебя сегодня в это кафе. Я слышал, ты удалилась из мира людей, значит, не пообедать заскочила невзначай. Если ты хочешь поговорить со мной конфиденциально, говори быстро, сейчас придет моя жена, и отсылать ее я не буду.

– Кто она?

Джуд вздохнул.

– Она такая же полукровка, как и я.

– С огнем в крови?

– Нет, ее мать дух воздуха. Сильфида.

– Мой муж из водной стихии, – поведала мама.

– Поздравляю. – Джуд приподнял бровь. Он не был удивлен: скорей он удивился бы, узнав, что кромешница живет одна, в каком из миров это бы ни происходило. Наконец-то они приступили к делу.

– И у меня есть дочь. А у тебя сестра. Единоутробная. Чистокровная кромешница, я хочу сказать.

– Отлично. Значит, она сильфида. Ты пришла из-за нее?

Мама посмотрела на него укоризненно и подняла очки на лоб. Но ответить ей было нечего, ведь он во всем оказался прав.

– Она потерялась.

Джуд скептически нахмурился.

– Кромешница. Потерялась от других кромешников. Ну ма-ам…

– Она в мире людей, просто она… не вернулась. И не возвращается.

– Она взрослая?

– Да.

– И ты хочешь, чтобы я ее поискал тут. Когда кромешники ее разыскать не могут. Мам…

– Джуд, мы могли бы найти ее, но мы не… Лучше тебе.

– Прекрасно. Лучше мне, хотя мы друг друга в глаза никогда не видели. И сестра она мне лишь наполовину. И я не обладаю кромешничьей магией, и я с ее точки зрения не более чем недоразумение, и…

– Ты не недоразумение, – перебила его мама, на этот раз довольно твердо. – Ты мой сын, а она моя дочь. Ты не обладаешь магией в полной мере, но у тебя есть редкий талант. Ты же Стиратель.

Он откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул.

– Ты хочешь, чтобы я настиг свою сестру, втерся в доверие и стер ей… что? память? эмоции? наносной эффект, который оставили на ее бриллиантово-ограненной кромешничьей личности жалкие людишки?

– Джуд! – воскликнула мама, поднимаясь на ноги.

– Джуд? – вопросительно улыбнулась подоспевшая Фотина.

Джуд автоматически встал, раз уж все дамы на ногах. Свет казался слишком ярким, и он прищурился. Фотина недоуменно смотрела то на него, то на взволнованную кромешницу.

– Это моя жена, – сказал он вежливо, указывая на Фотину. – Дорогая, это твоя свекровь, Грейс.

Фотина ахнула и повернулась к незнакомке, буравящей Джуда пламенеющим взглядом.

– Имя, – бросил он ей.

– Мишель.

– Ma belle1. – Он не удержался от того, чтобы это пропеть. Всего две ноты. Как-то мало.

– Джуд, я…

Следовало продолжить.

– These are words that go together well. My Michelle.

– Джуд…

– …très bien ensemble.

Мать и Фотина поглядели друг на друга, и кромешница решилась:

– В другой раз. Всего доброго.

Она снова закрыла лицо большими солнцезащитными очками и скрылась.

– Ты не перестаешь меня удивлять, – возбужденно выпалила Фотина, устраиваясь за столиком. – «Свекровь»! Да ты…

Джуд задвинул стул. Его лицо было совершенно бесстрастным.

– Ты ешь, – сказал он сдержанно, – я пока пойду прогуляюсь. Есть расхотелось.

– Сядь. – Она потянула его за руку. – Пожалуйста. Я ничего не буду говорить.

Он опустился на стул. Фотина помолчала, потом ласково провела кончиками пальцев по его щеке.

– Я с тобой, – прошептала она. – Ты это знаешь? Нет? Я всегда с тобой.

Джуд невесело улыбнулся.

– Пожалуй, мне надо об этом напоминать, – согласился он. – Время от времени.

– И доказывать? – подразнила Фотина.

Джуд поднял бровь.

– Доказывать?

– Я… подумала, раз тебе расхотелось есть, и, может быть, тебе не очень приятно здесь оставаться сейчас, и, может быть, ты не настаиваешь на том, чтобы быть одному и чтобы непременно прогуливаться по улицам, то… – Она будто бы смутилась и отвела взгляд.

– Пойти домой и там серьезно поговорить? – попробовал угадать Джуд.

– Пойти, например, домой. И совсем ни о чем не говорить, если ты не в настроении. Мы муж и жена или нет? Неужели нам нечем заняться, кроме разговоров?

Джуд вгляделся в любимое лицо, и в его глазах зажглись задорные искорки.

– Например, попробовать что-нибудь подоказывать, да? Я только за. Погоди, я объяснюсь с официантом…

Кромешница терпеливо ждала, пока Ян наберет в чайник воды и включит газ.

– Вечно у людей диковинные традиции, без которых они ни шагу, – сказала она задумчиво.

– Немного невежливо спрашивать напрямую, мол, зачем вы пришли, – согласился Ян.

– Давай сначала?

– Давайте попробуем.

– Я бабушка Эли. Я русалка. Девочка совершила большую глупость. Она прыгнула в воду и ушла к русалкам. Ей этого делать было нельзя. Она из воздушной стихии, понимаешь? Ей у нас нельзя. Это очень легко понять.

Марина казалась искренней. И вот сейчас Ян увидел, что ей и правда много лет.

– А что с ней будет? – настороженно поинтересовался он.

– Если не выберется, умрет скоро. Кромешники обычно живут долго, по человеческим меркам даже очень долго. Эля такая юная. Но так себя вести нельзя. Как может воздух жить под водой, скажи на милость!

– Так отпустите ее!

– Если бы все было так просто! Мы не можем ее отпустить, мы же ее не держим! – Марина закрыла глаза рукой и горько усмехнулась. – Неужели ты думаешь, что я обратилась бы за помощью к людям, если бы мы могли справиться сами?

– Ну уж точно не ко мне, да. Ладно, хорошо, чего вы хотите-то?

– В футляре что?

– Где? – Ян обернулся и проследил за ее взглядом. – А. Скрипка.

– Твоя скрипка?

– Да.

– Ты играешь на скрипке?

– Да.

– И челка, – она изобразила пальцами, – чтобы походить на Башмета?

Ян хмыкнул. Забавно! Сходство было, а ведь он, как ни странно, никогда об этом не задумывался.

– Э-э… Башмет альтист. И дирижер. А откуда вы его знаете?

Кромешница отмахнулась от вопроса.

– Большая удача. Это хорошо, что ты умеешь делать музыку. Русалки очень это ценят. Смотри. Ты берешь свою скрипку и идешь на дно.

– Что-о, простите?

Она зыркнула на него сердито, и он понял, что лучше не перебивать.

– Ты идешь на дно и играешь музыку, – повторила она медленно, как будто говорила с маленьким ребенком. – Не бойся, ты не утонешь, я тебе гарантирую. Я тебе сейчас дам такую штуку, вокруг тебя будет воздух. За скрипку тоже не волнуйся, не испортится. Потом тебе предлагают за это награду, забираешь Элю и поднимаетесь наверх. Сама она никак не выберется.

– «Садко» на новый лад, да?

– Вроде того.

Ян поразмыслил. В голове звучали тревожные слова: Эля вскоре умрет, если он не вмешается. Но правда ли это?

– Кромешники не лгут, – напомнила Марина.

– Рассказывайте, да. Это слишком уж старая сказка, чтобы кто-то в нее еще верил.

Он споро накрыл на стол, налил гостье чаю, выставил конфеты и печенье.

– Тебе ничто не угрожает, – сказала русалка.

Она достала из кармана мантии круглую подвеску и положила на стол. Пододвинула к нему. Больше всего подвеска походила на грецкий орех, оплетенный серебряной проволокой. К ней прилагался черный кожаный шнур с металлическими заклепками.

– Это надевается на шею? – Ян тронул орех пальцем: на ощупь серебряная проволока была ледяной.

– Да.

– Орех?

– Да, орех. Бывший. В скорлупе воздух, он пустой внутри. Волшебная вещь. Благодаря тому, что там внутри пусто – то есть воздух, – ты будешь окружен воздухом. Спокойно спустишься на дно. Когда тебя встретят, ты сыграешь на скрипке. Что угодно. Что ты умеешь играть?

Ян поразмыслил, перекатывая подвеску по столу.

– Сольное… «Чардаш» Монти? Конечно, без аккомпанемента это не совсем то, но…

– Чудесно. Значит, сыграешь то, что умеешь. Музыки на дне слишком мало – по понятным причинам. Это будет подходящий выкуп. Все займет у тебя не больше часа. Воздушного заряда в орехе хватит. Если все пойдет по плану, ты вскоре окажешься на поверхности вместе с Элей. Это же не слишком дерзко с моей стороны, просить у тебя час твоего драгоценного времени?

Ян несколько раз кивнул, безотрывно глядя на таинственно поблескивающий орех.

– Если все пойдет по плану. А если все пойдет не по плану? Орех треснет и воздуха не останется ни в нем, ни в скрипке, ни во мне? И… Что если Эля откажется следовать за мной? В конце концов, она же сама решила занырнуть, здесь ей плохо. Это очевидно. А вы ей бабушка, вот она и придумала присоединиться к вам.

Марина не отвела глаз.

– Ты слишком рассудочный мальчик, – сказала она насмешливо, но потом посерьезнела. – Смотри. Воздуха в орехе хватит на час. Если ты управишься за час или быстрее, ты вылетаешь на поверхность, и на этом всё. Если ты не управишься за час, воздух в орехе кончится – он в любом случае кончится. Через час. Значит, ты попадаешь на поверхность без Эли. Это нежелательный вариант. Но тебе ничто не грозит, даю слово. Поверь мне. Мне больше не к кому обратиться, понимаешь? Плана Б не существует.

Ян глубоко вздохнул и взял со стола подвеску. Орех показался невесомым, но мертвенный холод проволоки пугал: через пальцы он дотянулся до самых костей, и руки сразу заломило. От одной мысли, что это придется надеть на шею и разместить на груди, Яна передернуло. Черный шнур шевельнулся как змея.

– Когда? – спросил Ян, решительно просовывая голову в кожаную петлю.

Шнур еще раз дернулся и уронил подвеску на грудь. Задержав дыхание, Ян стиснул орех в кулаке и просунул под ворот рубашки. Резкий укол холода – и всё. С глаз будто ушла пелена, зрение стало более острым, а сердце, кажется, забилось чуть медленнее.

– Сейчас.

– Ночью?

– Времени мало, Ян. Если ты согласен…

– Я же уже сказал, что согласен.

– Не сказал, – возразила строгая кромешница.

– Разве?

Ян выглянул в окно: совсем стемнело, и все так же лил дождь. Одежда его собеседницы была сухой, значит, гостья пришла еще до дождя. Долго ли она сидела тут, в его квартире, подыскивая слова, волнуясь, не откажет ли он?

– А… эм-м… этот ваш орех, он меня случайно от дождя не может чуток прикрыть? А то я еще до того, как попаду на берег, стану типичным русалом.

– Может, – неожиданно подтвердила Марина. – Но тогда у тебя будет меньше времени на дне.

– Нет, тогда не надо, вдруг что-то пойдет не так.

Он подхватил футляр и, с отвращением взглянув на мокрый плащ, сунул ноги в ботинки, где хлюпала вода. Делать было нечего. «В темноту, холод и неопределенность» – зачем он только сымпровизировал этот дурацкий девиз? Эх, Эля-Эля. Никаких мозгов в голове.

– И что, я спускаюсь на дно, играю пьесу и говорю: «Подайте мне за это Элю?» – уточнил он. – Я как-то очень плохо себе это представляю.

Кромешница поправила ему мокрые волосы, положила руки на плечи, и одежда мигом стала сухой – ненадолго, естественно, но это было удивительно приятно.

– Я думаю, тебя поймут, как ты ее ни назови, – ответила она, помолчав. – Меня там не будет, нельзя. Я помогу тебе спуститься. Когда ты окажешься на дне, тебя так или иначе спросят, чего ты хочешь: будет понятно, что ты не утопился, раз на тебе амулет. Ни в коем случае не отвечай, потому что ты еще не имеешь права чего-то хотеть или о чем-то просить. Сразу начинай играть. Когда закончишь, аплодисментов не жди. Формулируй как угодно, не бойся, но без Эли постарайся не уходить. – Она снова провела ладонью по его волосам, легко и ласково, как бабушка. – Я обещаю, что это ничем не грозит тебе. Даже можешь не следить за временем, за это в ответе амулет. Не выпускай из рук своей скрипки, чтобы ее не потерять, потому что, когда время кончится, ты окажешься наверху.

– Хорошо, – сказал Ян.

Подвеска ли, уютно спрятавшаяся на груди, делилась с ним этим ледяным спокойствием или у него у самого получилось так настроиться, когда он принял решение, но он не испытывал ни малейших колебаний. Он увидит то, чего не видел никто другой из людей и даже полукровок, и – если это ему удастся – выручит Элю.

– Спасибо, – еле слышно произнесла Марина.

– Пока не за что. Я еще ничего не сделал.

Выйдя из подъезда, Ян вспомнил, что надо было, наверное, оставить письмо на случай, если что-то сорвется и он не вернется. Не хотелось бы, чтобы близкие терзались мыслью, что он покончил с собой.

– Если только… – начал он.

– Нет, – качнула головой кромешница, без слов угадав, что он имеет в виду. – Все будет хорошо. Я тебе гарантирую.

И он ей поверил.

Добравшись до стрелки, они прошли немного вдоль пустой серой набережной, продуваемой всеми ветрами, а потом русалка остановила его, дотронувшись до плеча.

– Закрой глаза, – шепнула она. – Ничего не бойся. Тебе надо хранить уверенность. Это важно.

Ян опустил веки и кивнул: сейчас это почему-то казалось несложным, несмотря на отвратительную погоду, поздний час, черноту воды и более чем необычайные обстоятельства. Все-таки у подвески был побочный эффект! Воздух с экстрактом пустырника вперемежку с валерьянкой, не иначе. И…

Он почувствовал мощный удар сбоку, но это не Марина его толкнула, а будто бы сам воздух. Голова внезапно закружилась, и он с трудом устоял на ногах. Уши заложило, и Ян понял, что он уже не на набережной. Наверное, можно открывать глаза.

Его окружала стена мути, похожей на грязный туман. Вода, в которой он ничего не разглядит. Время пошло. Начинать играть? Нет, надо дождаться вопроса.

Вдалеке засветились огни. Они то вспыхивали, то гасли. Болотные огоньки, воплощение душ грешников? Рыбы-удильщики с фонариками на лбу? У нас они не водятся.

Ян немного постоял и двинулся вперед. Кокон воздуха перемещается вместе с ним, и бояться ему нечего. Он шел и шел, потеряв счет времени, и вдруг почувствовал, что пересек какую-то границу, словно лопнула тонюсенькая струна.

«Кто ты? Куда направляешься? Что тебе надо?» – загудело в голове.

Вот оно.

Ян расстегнул футляр, уронил его к ногам, пристроил на плечо скрипку и взмахнул смычком. Он делал это миллион раз, и хотя сейчас Яну казалось, что он спит, а во сне он вечно забывал и путал ноты, рвал струны, терял смычок или не мог поднять рук, музыка зазвучала как надо. Она обрушилась водопадом, стала рекой, слилась со стихией, где он гостил, и на Яна нахлынуло облегчение: сработало. Теперь надо просто делать свое дело, а это он умел. Просто играть одну ноту за другой. Он закрыл глаза, читая ноты с воображаемого, вспоминаемого листа, и, кажется, не дышал, пока не сыграл последнюю ноту «Чардаша».

Навалилась тишина, тем более оглушительная, что зыбкая муть вокруг колебалась и дрожала. Ждать вопроса или говорить сразу? Теперь он имеет на это право?

– Здра… Здравствуйте, приветствую вас, – громко сказал Ян, опустив смычок. – Я дарю вам свое исполнение этого музыкального произведения. Спасибо за внимание. Сегодня сюда по ошибке попала кромешница, я знаю ее как Элю. Я хотел бы подняться с ней на поверхность.

Вдалеке вспыхнул белый свет, зазмеились, как живые, яркие полоски, и Ян, уложив скрипку в футляр, двинулся по этому импровизированному коридору, воображая, что это не более чем светодиоды. Еще несколько шагов, и он обнаружил себя в каменном колодце. Впереди шеренгой стояли девушки – на первый взгляд, совершенно одинаковые. Ровно семь девиц в идентичных белых туниках. Идеальные фигуры, крутые бедра, темные волны пышных волос.

«Возьми ту, кого ты ищешь, за руку и уходи», – прозвучало у него в голове.

Рост в рост, голос в голос, волос в волос… И ведь он никогда не видел Элю в ее истинном обличье!

Ян потер рукой лицо, покрепче ухватил скрипку и приблизился к девушкам. Все они отличались удивительной красотой, смотрели равнодушно, и встретиться с ними глазами оказалось невозможно. Наверное, они были зачарованы. Точнее, зачарована одна из них – Эля, а остальные, клоны, всего лишь морок. О таком русалка его не предупреждала!

В русских народных сказках что-то такое встречалось. Но как они выходили из положения? Кажется, кому-то на плечо садилась специально подготовленная волшебная мошка. Тут никаких мошек не предвидится. Халявы не будет.

Ладно, время еще есть – не терять надежды. Нужно сохранять уверенность, пусть это и становилось все труднее. Сердце принялось бухать, как набат.

– Эля, – позвал он негромко. – Ты ошиблась. Ты не из этой стихии. Пойдем со мной. Пожалуйста.

Никакой реакции. Глаза у девушек были открыты, но в них не отражалось ни мысли, ни понимания. Подводный музей восковых фигур.

Он хотел было прикоснуться к волнистым волосам стоявшей с краю девицы, но с размаху натолкнулся на невидимое стекло. Интересненько, как он тогда возьмет Элю за руку?

«Ты должен вначале определиться, кого из них ты выбираешь. И лишь тогда… У тебя одна-единственная попытка».

От этих слов, как почудилось Яну, барабанные перепонки болезненно завибрировали. Что же делать, что же ему делать? Они идентичны, как штампованные в Китае куклы, и он никогда не видел Элю настоящей.

Ничего. Он не крыса. Она знает, что он пес, и он ее точно почует. Ничего, что он сейчас в тающем коконе воздуха, а она в речной воде. Это совершенно не имеет значения.

Что он видел, что ощутил, когда общался с ней? Ян встал боком перед первой в шеренге девицей и зажмурился, стараясь вспомнить и вернуть тот наплыв чувств, который заставил его понять, что перед ним кромешница. Неслышный, но явственный девичий смех, будто вплетенный в ее ауру. Смех-колокольчик: такой бывает только у очень юных девушек, которым в рот попала смешинка, смех, совсем не похожий на то, что демонстрировала ему Эля, – пока он не развеселил ее неудавшимся превращением. Слева все было мертво, и он сделал шаг вперед, чтобы оказаться напротив следующей куклы. Потянул за другую ниточку своих слепящих воспоминаний, от которых было больно глазам. Освежающая мята, земляничная кислинка, ледяная вода с капелькой лимонного сока в жаркий день – Эля. Нет, никакого отклика.

Еще шаг, третья претендентка. Ян тряхнул головой, челка упала, и ему показалось, что он слышит голос Эли, с деланым возмущением заявившей: «Ты мне надоел». – «Ну прости, – ответил он мысленно. – Не время помирать. Пойдем. В следующий раз я сыграю только для тебя».

Ян открыл глаза. Третья девушка стояла таким же манекеном, как предыдущие. Конечно, она ему не отвечала, это его внутренний монолог, воспоминания, ничего больше. Рано успокаиваться, рано. Он снова зажмурился и переместился вперед, к четвертой кукле. Сзади будто что-то упало, не нарушив тишины, но его сердце дернулось туда, словно было на привязи. Да, кажется, ошибки нет. Эля – та, от которой он уходит.

Нельзя, надо проверить всех.

Но сколько у него еще времени? Если он не возьмет Элю за руку вовремя, она останется тут и будет обречена. Уши стало закладывать, по коже побежал холодок. Почему он послушал русалку и не посмотрел на часы, спустившись на дно? Болван. Надо же было быть таким болваном.

Ян закусил губу – железистый привкус крови и отрезвляющее жжение. Вызвал в памяти ощущение теплого нежного тела, упавшего с размаху в его объятия. Нет, слева мертво. Сзади – укол в сердце. Еще шаг, девица номер пять. Быстрее. Он метнул влево новый сгусток мучительно-сладких воспоминаний – ничего. Еще шаг, шестая. Проверка. Нет. Седьмая. Голова болела уже невыносимо, звон в ушах оглушал. Ничего.

Все же третья. Ян одним скачком вернулся и встал перед третьей девушкой, но, боясь ошибиться, медлил. Синие глаза девицы казались стеклянными. Без искры, оживляющей взгляд, Ян не мог распознать ее красоту, а ряд клонов внушал безотчетный ужас. Она походила на древнегреческую статую – прямой нос, четко очерченные черты лица и полнейшее равнодушие. «Ты меня не обманешь, – сказал ей мысленно Ян. – Ты не такая».

«Я такая».

«Тебе больно. Я понимаю. Не знаю почему. Но здесь тебе не место. Ты живая».

«Я ненавижу тебя».

Все это она говорила ему раньше – и то, что он ей надоел, и фразу «Я такая». А вот этих слов он от нее никогда не слышал, а значит, она ему отвечает, это не игра его паникующего разума.

«Ты…»

Он глубоко вдохнул, ловя последний глоток воздуха, впитывая несуществующий аромат свежей мяты и соленого бриза, и перед глазами у него почернело. Кислород иссяк. «Ты ненавидишь себя. Пойдем со мной».

Ян ухватил ее за руку в тот самый момент, когда потерял сознание.

Яркий свет утра разбудил Фотину. Она перевернулась на живот, не открывая глаз, и пошарила рукой по кровати. Джуда рядом нет, хотя постель теплая. От его тела или от солнечных лучей?

– Ты уже ушел? – позвала она.

– Я за компьютером, – откликнулся муж.

– Мог бы сказать, например, что ни за что не ушел бы, не поцеловав меня на прощание.

– Это само собой.

Джуд был не из тех людей, кто заливается соловьем, но жаловаться ей было грех: он давал ей почувствовать любовь не на словах, а на деле.

Преодолев притяжение постели, Фотина выбралась из спальни и подошла к Джуду, который и правда сидел уткнувшись в экран. Он уже собрался на службу, оделся, побрился и причесался – в таком виде он казался строгим профессионалом, у которого нет ни минуты на всякие пустяки вроде поцелуев. Никогда. Но, может…

– Соцсети, интернет, фейринет, все дела. Написал всем дружественным нейтральным службам, – проговорил он, не дожидаясь расспросов. – Все, что только пришло мне в голову.

Вечером Джуд, расслабившись, рассказал жене о том, с чем явилась его мать, и теперь не нужно было объяснять, что он имеет в виду.

– Мишель, – кивнула Фотина.

Значит, ему и в самом деле ни до чего, и постель он оставил уже давненько.

– Мишель, да. По данным миграционной службы, изначально она проявилась тут, в Греции, что неудивительно. Потом перемещалась, каталась по разным странам… У меня нет никаких слов для оправдания. Поверить не могу. – Джуд запрокинул голову и посмотрел в ее перевернутое лицо. – Я не выспросил ровным счетом ничего, я отказался слушать, я повел себя, как… тот шестилетний мальчик в истерике.

– Никакой истерики не было, – вступилась Фотина.

Джуд крутанул кресло, поймал жену в объятия и усадил себе на колени.

– Самая настоящая истерика, – возразил он. – Оставалось только повалиться на землю и с ором бить по ней руками и ногами. Хорошо, что ты пришла вовремя. Мне неимоверно стыдно.

Он спрятал лицо в ее волосах. Фотина погладила его по голове.

– Тебе было больно, очень больно. Причем неожиданно. Тебе врезали под дых. Я сама не сразу это поняла и чуть было не принялась добивать.

Джуд потерся носом об ее шею, и Фотина хихикнула.

– Она сильфида, – сказал Джуд. – Представляешь? Я нет. Они очень редкие. И это моя сестра.

– Интересно будет познакомиться.

– Я даже не помню, когда мне в последний раз было так стыдно. Ко мне обратились как к профессионалу, взрослому человеку, мужчине, наконец. Юная девочка попала в беду – и это точно, иначе меня бы не позвали. И что же, что же я сделал?

– Ты бросился искать ее сразу же, как только началось рабочее время у коллег.

Джуд шумно вздохнул.

– Мне надо было спросить у Грейс, почему она обеспокоена. Что означают ее слова – она говорила, что Мишель «не вернулась и не возвращается», что это значит вообще? Она пробыла тут год, не вышла замуж, не родила ребенка и должна была попасть обратно к кромешникам, как Ассо, а застряла тут? Или что?

Фотина прижала к себе его глупую голову.

– Ты все узнаешь.

– И как? У меня нет никаких средств связи с Грейс. Она приходит и уходит, как ей заблагорассудится, и в последний раз, перед этой встречей, я ее видел больше двадцати лет назад.

– Но ведь сейчас она пришла.

– Я ей понадобился. Она пришла, а я…

– Ну перестань.

Джуд аккуратно ссадил жену с колен и встал во весь рост.

– Да, ты права, хватит истерик. Пойду на работу. – Он быстро поцеловал жену и сразу же вышел.

Фотина вздохнула и упала в кресло у компьютера. С Джудом иногда было трудно. Она обратила внимание, что в разговоре с ней он называл мать только по имени, значит, не может ее простить. Когда Грейс исчезла из его жизни, он, разумеется, переживал, потом рана затянулась – но, как видно, совсем не зажила.

Фотина и сама выросла почти без матери, правда, отец ее обожал, а в жизни Джуда все сложилось гораздо трагичнее. Мать Фотины была сильфидой, как и новоявленная сестра Джуда. Ей, ветреной душе, довольно скоро наскучила семейная жизнь, но она иногда объявлялась, каждый раз удивлялась, как выросла ее дочка, и улетала прочь, как бабочка на случайный огонек. И все же – у Фотины была мать, и она даже знала, как с ней связаться, хотя никому об этом не говорила и никогда к этому способу не прибегала.

Не пришла ли пора попробовать?

Впрочем, Фотине пока слишком мало известно о Мишель – если не сказать «ничего», поэтому она решила подождать.

Ян проснулся – или пришел в себя – в своей квартире, на своем диване. Открыв глаза, сразу заметил раскрытый футляр, из него выглядывала скрипка. Футляр кто-то заботливо поставил на журнальный столик неподалеку от дивана. Наверное, он сам. Репетировал, потом вырубился. Нет, тут что-то другое.

За окном было темно, но сзади, на кухне, над столом горел светильник. Забыл выключить?

Он сел и увидел на себе пижаму. Спустил босые ноги на пол, потер лицо руками и тут услышал сзади негромкие голоса. Боже, у него гости.

У обеденного стола стояли две девушки, платиновая блондинка и брюнетка. Они, кажется, спорили. Одна вроде бы нападала, другая обиженно огрызалась. Ян кашлянул, чтобы обозначить, что он их слышит. Ужасно неудобно, что он не помнит, как привел к себе домой девиц, да еще двух сразу.

– Проснулся! – сказала с удовлетворением блондинка. – Ну и отлично. Молодец.

«Только не говорите, что я пригласил обеих – да еще одновременно. Неудивительно, что они ругаются. Удивительно, что не на меня». Неужели он вчера напился и отключился? Господи, какой позор.

На блондинке был экстравагантный кейп, расшитый блестящими нитями. Типа парчи, что-то театральное. На брюнетке – воздушное бело-голубое платье из многослойного газа, и она была босиком, будто у себя дома.

– Нам пришлось сказать твоим преподавателям, что ты заболел, – сообщила боевая блондинка.

– Я пропустил учебу?

– Да. Один день, ничего страшного. Тебе же надо было выспаться, восстановить силы.

– Ах восстановить силы? – сипло повторил Ян. С каждой минутой он ненавидел себя все больше.

– Еще бы. Я же тебе говорила: подвеска рассчитана на час.

– Подвеска.

Она посмотрела на него внимательнее.

– Зачарованная подвеска.

Наверное, они делают совместный проект с театральным училищем. Может, это название спектакля – «Зачарованная подвеска». И представление должно идти час.

Невероятно: он ведь понимает каждое слово, однако ничего не проясняется. Что он пил? Или это девицы ему что-то подсыпали? Но тогда почему они еще тут, могли бы обчистить квартиру да и испариться.

– Не проснулся, что ли? – уточнила блондинка, глядя на него с тревогой.

Ян перевел взгляд на вторую девушку, которая упрямо хранила молчание, и в голове само собой всплыло ее имя.

– Эля, – сказал он вслух. – Добро пожаловать.

– Проснулся, – отозвалась мрачно Эля.

Он улыбнулся. Теперь надо разобраться с подвеской. Пошарив рукой на груди, он и правда обнаружил там необычный кулон – грецкий орех в тусклой проволоке. Ян снял кулон и протянул блондинке.

– Ваше?

Она взяла орех и спрятала в складках своего псевдосредневекового кейпа.

– Так значит, вы предполагали, что я отрублюсь и очнусь не раньше, чем через час?

Девушки переглянулись. Блондинка шагнула к Яну, и он невольно отстранился.

– Не бойся, – сказала она мягко.

Склонившись к нему, она положила руки ему на плечи, а потом медленно погладила по волосам. Это было приятно. Ян закрыл глаза.

Воспоминания вспыхивали в голове одно за другим, как салют: залп, а вслед за ним разворачивается в темном небе причудливая звезда. И Эля – ну наконец-то он увидел ее такой, какая она есть! И его странный сольный номер на дне реки. И эта пугающая шеренга клонов на дне. Бр-р, не хотел бы он столкнуться с таким снова. И подвеска в виде ореха, да. Заряжена на час.

– Так вы говорите, что подвеска была рассчитана на час, – повторил Ян. – Марина. Меня и выкинуло через час. И я уснул. Почему за окном темно?

Кромешница убрала руки.

– Начнем с простого: сейчас ночь, – подтвердила она. – Прошли сутки. Подвеска была рассчитана на час. Ты торчал там дольше. Клянусь, мне трудно сказать, на сколько дольше, время там и тут течет немного по-разному. Как тебе это удалось, я не знаю. Но спасибо, что ты вернулся не один, что вытащил Элю.

Эля фыркнула. Бабушка уничтожила ее взглядом.

– Я сейчас уйду, – продолжила она. – Оставлю вас. Эля сама тебя поблагодарит. Хватило ума вляпаться в такие неприятности, что пришлось звать на помощь человека! Как ты могла подумать, что ты, сильфида, сможешь жить среди русалок! В любой ипостаси! Это ж надо до такой степени потерять рассудок!

– Ба, ладно, иди, – закатила глаза Эля. – Сама видишь, у Яна и без тебя голова трещит.

– Да, угораздило.

– Уже не болит, – вклинился Ян. – Спасибо вам. У вас волшебные руки.

Кромешница хмыкнула.

– Как и все остальное, – сказала она язвительно. – Кое-кому не лишним было бы поучиться. Ладно. Все, мне пора.

Она неожиданно поцеловала Яна в макушку. Хлопнула дверь. Эля и Ян остались вдвоем.

Ян крякнул и встал, только сейчас вспомнив о манерах. Еще ему хотелось хоть раз посмотреть на Элю нормально, а для этого надо было взглянуть ей в глаза – синие, как горный василек.

– Ты красивая, – проговорил он шепотом.

Это было самое малое, что он мог сказать, чтобы не сорваться на серенаду. Эля оказалась точно такой, как его первое впечатление о ней, то неуловимое, со смешинкой, с кислинкой, со свежим ветром. Одно ее присутствие давало этой квартире – дому – городу право на существование, и нельзя было моргать, чтобы не пропустить ни один жест, ни один поворот головы. Воздух вокруг нее вспыхивал золотыми искрами и переливался непостижимой музыкой.

– Естественно, – отрезала Эля. – Все кромешницы молоды и красивы, если ты вдруг забыл. И стоит мужчине увидеть одну из нас, он пропал навеки.

– Тогда вокруг вас было бы слишком много пропащих мужчин.

– Ну… – Она склонила голову. – Иногда мы сами решаем, кому позволить пропадать, а кому нет.

Вспомнив, как дышать, Ян отвернулся, открыл форточку и с наслаждением глотнул воздуха.

– Если что, в оркестре я первая скрипка, – информировал он занавеску.

– Иными словами?

– Иными словами, мне не нравится быть одним из стада баранов.

– Тогда и не уподобляйся баранам!

– То есть…?

Он прошел на кухню и стал заниматься привычным – поставил чайник, достал из холодильника колбасу, масло и сыр, принялся нарезать хлеб. Необходимо было как-то взять себя за шкирку и вернуть в нормальную жизнь. Хотелось попросту вмазать лбом по столу – или даже столом по лбу.

– Не распускай слюни и не начинай рассказывать о моей неземной красоте.

– Я констатировал факт, не более. Я же пес, а не баран. У меня нет понятий о личных границах. И ты это уже знаешь. Чай будешь?

– Буду, – с вызовом ответила Эля и прошествовала за стол.

– Ты юная и красивая, почему ты так ненавидишь это тело? Из-за того, что мужчины «распускают слюни»? или, может, руки? – Ян пристально посмотрел на нее, стараясь ничего не упустить.

Эля вздохнула.

– Это… тело. Я сильфида. Я не привыкла к телу. Я летучая субстанция.

– А сейчас не летается, да?

– Как ты себе это представляешь? – ощетинилась она.

– Я раньше летал во сне. Раскинешь руки и… Но знаешь, у тела ведь много преимуществ, раз ты все-таки пришла в наш мир, мир душ, обремененных телами.

– Начина-ается.

– Скажем, массаж, – невозмутимо продолжал Ян. – Или горячая ванна с ароматизированной пеной. Когда летишь, ты ведь, наверное, даже и ароматов не успеваешь ощутить? Ветер только.

Эля в раздражении стукнула рукой по столу и тут же замахала ею: больно.

– Подуй, – подсказал Ян.

– Хватит издеваться! – выкрикнула она. – Отложи уже свой дурацкий сыр, давай приступим к делу!

Ян положил нож. Аккуратно выключил засвистевший чайник.

– К какому делу?

– Ты полукровка, у которого есть проблема, и решить проблему может ночь с кромешницей. Видишь, я все помню. Я кромешница. Кромешники и кромешницы никогда не остаются в долгу. Когда им оказывают услугу – а спасение жизни, как ни крути, это услуга, даже если не я тебя о ней попросила… Если люди хоть что-то знают о кромешниках, так это то, что когда кромешникам оказывают услугу, они не остаются в долгу, никогда. Ночь уже началась. Ты наверняка выспался, раз дрых целые сутки, и готов к подвигам. Не готов – не страшно, я подсоблю. Ну?

Эля встала и оказалась очень близко. Смело взмахнула ресницами. Подняла брови, бросая ему вызов.

Совсем рядом. В этот раз – настоящая. В этот раз – живая, притягательная, с горящими глазами, с теплым дыханием, с шелковистой кожей.

Скольких усилий ему стоило не шевельнуть даже рукой, не коснуться хотя бы блестящих волос, чтобы узнать, каковы они на ощупь.

Молчание затягивалось.

– Так… нельзя, – сказал Ян, отчаявшись найти слова.

– Нельзя?

– Нельзя вот так. Не понимаешь?

– Не хочешь быть одним из стада, чего ж тут непонятного.

Он вздохнул, пьянея от ее аромата.

– Это не обо мне.

Эля отстранилась, и ее синие глаза сделались огромными.

– Ты меня отталкиваешь? – сказала она горько, но с полной убежденностью. – Я тебе неприятна. Противна.

Это было уже чересчур. Осторожно и медленно Ян взял Элю за плечи, бережно привлек к себе и запечатлел легкий поцелуй на виске. И вновь убрал руки.

– Ты самое чудесное, самое волшебное существо, которое я когда-либо встречал в своей жизни, – признал он. – Сильфида! Подумать только. Ты все время ускользаешь. Воздух как он есть. Я пропал, можешь так и считать, можешь причислить к стаду. Но, Эля, но, Эля…

Дар речи окончательно изменил ему, и Ян умолк. Эля тоже молчала и сверлила его жгучим взглядом.

– Нет? – сказала она, и голос ее дрогнул.

– Не так.

– «Умри, но не давай поцелуя без любви»? – продекламировала она насмешливо.

Ян придвинул кусок сыра и потянулся за колбасой.

– Не знаю, как ты, я сутки дрых и ничего, между прочим, не ел, – напомнил он.

– Очень удобно держать под рукой кромешницу, которая тебе должна.

Она стукнула стулом и села.

– Да, я рассудочный мальчик, мне говорили. Давай перекусим.

Фотина приготовила на ужин суп с фрикадельками и пирог, но Джуд задерживался на службе, и все остыло. Что ж, не впервой.

В дверь позвонили. Фотина нажала на кнопку видеосистемы и увидела – Грейс! Всплеснув руками, она поспешила ей отворить.

– Здравствуйте, Грейс! – воскликнула она, волнуясь. – Проходите, пожалуйста. Джуда пока нет, но он должен скоро прийти. У меня готов ужин.

Кромешница склонила голову, напряженно улыбнулась и переступила через порог. Она была одета точно так же, как накануне, – повеяло Каннами или Ниццей.

– Будете ужинать? – спросила Фотина. – Или подождем Джуда?

– Я не голодна, – отвечала Грейс.

Она прошла в комнату и растерянно огляделась. Фотине сразу стало стыдно за беспорядок.

– Садитесь, пожалуйста. – Она сдвинула вышитые подушки, раскиданные по дивану. Грейс царственно села, прямая как палка.

– Вы меня простите, – сказала она. – Джуд вчера даже не назвал вашего имени.

– Меня зовут Фотина.

– Очень приятно.

– Взаимно. Вы знаете, Джуд…

Фотина заколебалась: ей хотелось объяснить свекрови, что Джуд уже раскаивается в том, как ее принял, но вместе с тем казалось, что по отношению к нему это будет предательством. Он старался не выдавать своих эмоций даже самым близким людям, и хотя мать, разумеется, близкая родня, ее не было в его жизни более двадцати лет.

– Я знаю, – прервала ее Грейс. – Может быть, я специально пришла, когда его нет дома. Мне показалось, что мы с вами как женщины способны обсудить…

Фотина кивнула и села на другой край дивана, но внутри у нее все сжалось: говорить за спиной у мужа и хранить что-то от него в секрете было ей не по душе.

Грейс молчала, рассматривая невестку. Под ее взглядом Фотина почувствовала себя неуютно. Сама Грейс выглядела безупречно, как будто сошла с фотографии придворного фотохудожника. Фотина знала, что на ее фоне смотрится как непричесанная домохозяйка. Она не ждала гостей, не наряжалась, ей было вполне удобно в домашних бриджах и футболке, которую она наверняка забрызгала водой или маслом, пока готовила…

Грейс вздохнула, и Фотина поняла, что ей и самой тяжело и страшно.

– Фотина, – сказала она наконец. – У меня не получилось, не получилось поговорить с Джудом. Я не ожидала, что он такой.

– Он очень хороший, – не выдержала Фотина. – Очень хороший. Он добрый и вообще лучше всех в мире. Дело в том, что вы… вы возникли так непредсказуемо. Он не успел подготовиться, и тут все на него разом обрушилось.

– Он вырос, – пожаловалась Грейс.

– Ну… да. – Фотина стиснула подушку. – У вас же уже взрослая дочь от другого мужа. А он ваш первенец, насколько мне известно.

– У меня взрослая дочь, сильфида, – согласилась Грейс. – Юная. А он вырос. Я знала, но… Не представляла. Фотина, вы полукровка, вы, должно быть, слышали, что в мире фейри время течет не так, как в мире людей. Рип ван Винкль, Карл Катц, все эти фольклорные истории, когда человек провел под холмом одну ночь, а вернулся в деревню через двадцать, пятьдесят, сто лет, да?

Фотина недоверчиво покачала головой.

– Вы не могли думать, что ушли на неделю, когда тут прошло двадцать лет. У вас взрослая дочь.

Грейс посмотрела на нее умоляющим взглядом.

– Я этого и не говорю. Я попала к своим, к кромешникам, сразу после того как ушла от отца Джуда. Он сильно пил. И… бывало всякое. Я сбежала. Но я собиралась вернуться, хотя бы за детьми. У меня было трое сыновей. У меня трое сыновей, – исправилась она. – У вас пока нет детей, Джуд мне вчера сказал, что пока нет. Но вы можете представить себе, если бы они были…

– Я знаю, что кромешники совсем не так относятся к своим детям, как люди, – отозвалась Фотина. – Я знаю множество примеров. Для большинства кромешниц и кромешников брак с людьми и рождение ребенка в этом браке – вынужденная мера, когда они хотят задержаться подольше в нашем мире, это своеобразный выкуп. Необходимая уступка.

– У меня трое детей! Не один, а трое. Я собиралась вернуться. Я просто не смогла. Если после того, как начнешь жить в мире людей, ты возвращаешься к своим и остаешься там на три дня, обратной дороги уже нет. Разве что вот такие мимолетные появления. – Грейс взглянула на часы. – А толку от них… Я нечаянно задержалась там дольше, чем на три дня. Я не хотела. Меня задержали. Наверное, я не дождусь сегодня Джуда. Не могли бы вы передать ему письмо?

Она протянула Фотине запечатанный конверт.

– Да, конечно. – Фотина приняла письмо и инстинктивно прижала к сердцу. – Вы написали там о том же, что сказали мне?

– Нет, – ответила Грейс, поднимаясь. – Если вы сочтете нужным, вы объясните Джуду, что я не так сильно виновата перед ним. Я не хотела. И я не думала, что он так вырос за это время… В письме говорится о Мишель. Надо, чтобы он разыскал ее. Она несчастна.

Заторопившись, Грейс ушла. Растерявшись, Фотина не спросила у свекрови, как же все-таки с ней связаться, и до самого прихода Джуда казнила себя за это. Мать с Джудом разошлись всего минут на пятнадцать.

– Привет, – поздоровался Джуд и тут же почувствовал неладное. – Что-то случилось?

Фотина, помотав головой, вручила ему конверт.

– Здесь была твоя мама, – сказала она. – Письмо. Там про Мишель. Я тебе потом расскажу, что она говорила.

Джуд принял конверт и взвесил его в руке.

– Зачем она приходила?

– Джуд…

– Нет, Фотина, зачем она приходила? Почему без меня?

У него были больные глаза. Фотина обняла его, отчаянно пытаясь дотянуться до той глубины, где гнездилась эта боль, – и понимая, что ничего пока у нее не выходит.

– Она давно ушла из мира людей и не может задерживаться здесь надолго, а ты пришел с работы поздно.

– И она чувствовала, что меня нет дома. Кромешницы умеют чувствовать своих. Она не хотела меня больше видеть, а пришла, чтобы привлечь тебя на свою сторону, Фотина.

– Нет никаких сторон, Джуд! – вспыхнула она. – Все хотят помочь твоей сестре.

– Да, – согласился он, прошествовал к дивану и распечатал письмо.

Фотина слишком хорошо знала такие «да» в исполнении Джуда. С возгласом досады она скрылась на кухне.

Он позвал ее минуты через две. Когда Фотина вошла в комнату, голова Джуда лежала на спинке дивана, он закрыл глаза, сжимая письмо в руке, и вид у него был усталый.

– Мишель в России, – сказал он. – Сообщила ее бабушка. По отцу которая. Надо туда ехать.

– Ты хочешь поехать один? Или со мной вместе?

– Конечно, я хочу поехать вместе с тобой, если ты согласишься.

Фотина села рядом и боднула его свободную руку, подстраиваясь под нее.

– Я с тобой.

Стоило Яну с Элей приняться за бутерброды, как раздался пронзительный звон, и снова, и снова.

– Что это? – сказала, нахмурившись, Эля.

– Домофон. Погоди…

Ян снял трубку, скромно прятавшуюся в уголке близ входной двери.

– Да? …Блин.

Он нажал на кнопку, впуская нежданных визитеров в подъезд.

– Это что такое ночью?

– Это кто. Мои родители.

– Твои! – Эля вскочила.

– Закрой глаза, – скомандовал Ян, поспешно стягивая пижамную кофту. – И, если есть такая опция, может, немного притушишь собственный блеск, а не то…

– А не то что? – пискнула Эля, зажмурившись. – Ты ж полукровка! Кромешники иллюзии насквозь видят!

Вместо ответа Ян издал досадливый рык. К моменту, когда позвонили в дверь, на нем уже были мятая футболка и концертные брюки.

– И платье поприличнее сделай, если можешь, конечно, – посоветовал он.

– Поприличнее! – вскипела Эля. – Я…

Ян шикнул и отпер дверь. Эля не рискнула выйти встречать гостей: так неловко вышло, она вовсе не собиралась знакомиться с его родными!

– Мам, пап, – прозвучал недовольный голос Яна. – Ну вы чего свалились-то на ночь глядя без предупреждения?

– Ты как себя чувствуешь? – проговорила озабоченно женщина. – Кирилл сказал, что ты болеешь, слег, даже в консерваторию не пошел.

– Ничего я не болею!

– Прогуливаешь! – одобрительно пробасил мужчина. – Дорос наконец-то!

Они разулись и прошли в комнату – и, конечно, сразу увидели Элю. Та, послушавшись Яна, сотворила легкую иллюзию: приняла вид скромной студентки, привлекательной в меру своего юного возраста, не более, а платье стало казаться менее вызывающим, хоть и нарядным. Она смотрела во все глаза и не могла понять, в чем дело: перед ней, без сомнения, были обычные люди. Хорошие, простые, совсем не молодые люди.

– Оба-на! – весело удивился папа. – Он прогуливает, и вот причина!

Ян скорчил рожу.

– Пропуск одного-единственного дня за бог знает какой срок обучения – еще не повод приходить вот так, – отрезал он упрямо. – Можно подумать, я часто…

– Нам сказали, что ты заболел! – перебила мама. – А телефон у тебя не отвечает, абонент недоступен!

Ян хлопнул себя ладонью по лбу.

– Он разрядился.

– Сутки! Ни сообщения не проходят, ни звонки!

– Он разрядился, мам.

– Почему ты не поставил его на зарядку? Мы поняли, что ты лежишь-болеешь, совсем один, с тобой связаться невозможно, тебе плохо, – мы что, по-твоему, должны были делать?

– Ему хорошо, – возразил отец, пристраивая на обеденный стол между чашками сразу несколько баулов. – Мать пироги напекла-привезла. Картошечки.

– Спасибо, – кисло сказал Ян.

– Здравствуйте, – вклинилась робко Эля.

Мама воззрилась на нее, будто только что увидела.

– Ян!

– Да?

– Ян, мы… – Она стушевалась. – Мы не стали бы являться без предупреждения, если бы была хоть малейшая возможность тебя предупредить!

– Я понял, мам. На самом деле я не заболел, и завтра я пойду в консерваторию, как хороший мальчик. Уже поздно, спать пора. Мне что с вами теперь делать-то?

Все четверо молча смотрели то друг на друга, то на неразложенный диван со скомканной постелью, то на аккуратно свернутое на кресле постельное белье с запасной подушкой. Молчание нарушил Ян:

– Это Эля. Она у меня временно остановилась, потому что в квартире, которую она снимает, прорвало канализацию. Унитаз вернул все нажитое непосильным трудом. Квартиру затопило. Понимаете?

– Понимаем, – бодро сказал отец.

– Моя мама, Лариса Игоревна, и папа, Вадим Юрьевич, – представил Ян.

– Вы девушка Яна, да? – любезно улыбнувшись, обратилась к Эле мама. – Мы просто никогда от него про вас не слышали, и…

– Нет! – хором сказали Ян и Эля.

Отец хохотнул.

– Мать, – скомандовал он, – выкладывай пирожки и все остальное, что там у тебя, и поехали домой. Тут без нас разберутся.

– Знаешь, – громким шепотом сказала мама, доставая бесконечные судки и лоточки, – давай мы с тобой договоримся, Ян. Не забывай заряжать мобильный телефон, и хотя бы раз в день, хотя бы раз в день, о большем я не прошу, хотя бы сообщение можно кинуть, что ты жив-здоров? Или, на самый крайний случай, Кириллу можно сообщить что-нибудь – сговориться и наврать что-нибудь нормальное, – чтобы родители с ума не сходили, да? Или я слишком многого прошу?

– Ма-ам.

– Мать, давай, пошли уже, – подтолкнул ее под локоть отец. – Такие разговоры не ведутся в присутствии посторонних. А тем более – не-посторонних. Если… В общем, такое дело, с кем не бывает. Унитаз прорвало, всю квартиру залило. Поехали домой скорей, поздно, правда.

– Мы договорились, Ян, – сказала мама, увлекаемая уверенной рукой мужа.

– Договорились, мам, извини. Сейчас же поставлю телефон на зарядку. Я и не заметил, что он разрядился.

– Конечно, он не заметил! – подтвердил отец.

После тихого обмена ритуальными возмущениями напополам с взаимными извинениями родители наконец отчалили в ночь. Ян запер замки и шумно выдохнул. Эля вернула себе прежний вид и расхохоталась:

– А как хорошо, что ты у нас рассудочный мальчик! Ведь не отпирать было бы нельзя, ты же тут при смерти лежишь совсем один! Они бы и дверь вынесли!

Ян демонстративно застонал, но потом тоже засмеялся.

– Вот такие они у меня, – сказал он, разводя руками, и в его голосе была не только досада и неловкость, но и гордость.

– Ян, – проговорила Эля, сунув нос в ближайший судочек. – Ты полукровка. Ты же это знаешь, и я это знаю. Это не твои родители, да? У кого-то из них второй брак, да?

У Яна вытянулось лицо – как будто оно и без того не было чересчур длинным. Он прошагал к своей табуретке и сел. Поднял брови и даже убрал с глаз челку.

– У них первый брак и единственный. Они оба не мои родители. В смысле они приемные родители. То есть это я приемный сын. Они классные, мы очень любим друг друга.

– Это заметно. Я не могла понять, как это полукровка никогда в жизни не видел кромешника или кромешницу, я предположила, конечно, что тут какая-то трагедия… – Эля подняла взгляд. – Да что я вру, ничего я не предположила. Я ушла глубоко в себя, мне было все равно. Ты мог говорить правду, мог интересничать, мог пытаться меня зацепить, я бы этого и не заметила. Мне дела нет ни до кого, кроме себя. Кто такой Кирилл? Твой брат?

Ян качнул головой.

– Нет, друг, в консе вместе учимся. Братьев у меня нет. Не грызи себя, ты все правильно поняла. Я не знаю, кто были мои родители. Даже не знаю, кто из них был кромешником. Я не знаю, откуда я знаю про кромешников. Ну из сказок – понятное дело, я имею в виду – в реальности… Да, в сознательном возрасте я уже прилагал все усилия, чтобы выяснить все, что получится, но знаю я очень мало. Эти тайны такие тайны: кто в курсе, тот знает, а кто не знает – не узнает.

– И кто ты, какой природы… – тихо продолжила Эля.

– Тоже не имею понятия. Ты, будучи кромешницей, не видишь?

Она пожала плечами.

– У меня пока мало опыта. Не могу распознать. Но мне доводилось слышать, что в этом мире, где кромешники живут бок о бок с людьми, многие полукровки заняты в так называемой службе нейтралов. Нейтралы обеспечивают справедливость и равновесие. Ты не пробовал разыскать их?

– Пробовал. У меня тоже не вышло.

Эля несмело положила руку ему на локоть.

– Это и есть твоя проблема? – уточнила она.

Ян усмехнулся.

– Я формулировал ее иначе, – сказал он. – Если я полукровка – я слышал и читал, что у таких… существ должен быть какой-то магический талант. Пусть один-единственный, зато необычный. Это проявляется после десятилетнего возраста, плюс-минус, но неизменно проявляется. Я не вижу ничего необычного в себе.

– Ты музыкант, – напомнила деликатно Эля.

– Такой же, как все остальные. Тяжелый труд плюс, может, крошечная искорка таланта, но я ничем не отличаюсь от своих однокашников. – Стряхнув грустный вид, Ян схватился за ближайший пакет с пирожками. – Ладно, пятиминутка жалости к бедному сиротке позади. Я не сирота, у меня прекрасная семья. Просто… хочется узнать, кто я такой – и почему получился бракованный.

Эля ахнула, потом взяла его голову за уши и повернула к себе.

– Ты – не бракованный, – сказала она четко. – Ты удивительный. А твой талант мы откопаем. Разберемся.

Наутро Ян, как и двумя днями раньше, собирался на учебу. Эля молча сидела на подоконнике, приоткрыв окно для проветривания, и смотрела на город. Дежавю.

Перед выходом Ян помедлил, вскинул на нее глаза, прикусил губу.

– Ты уйдешь теперь? – сказал он наконец.

Эля обернулась и улыбнулась.

– Бабушка выдала мне денег на новый гардероб, – поделилась она. – Ей не очень понравился прежний.

– Неудивительно. – Ян прижал к себе футляр со скрипкой, терпеливо ожидая ответа на свой вопрос.

Эле нравилось… нет, не мучить его, не так уж он и мучился, что уж там. Ей нравилось, что ему сейчас кажется сложным то, что для нее легко. Он мог задать любой вопрос, мог ничего не говорить, это ничего не меняло. Но ей хотелось, чтобы он все же что-то сказал, чтобы как-то обозначил: ему важно, чтобы она вернулась сюда. Не для того, чтобы она выполнила обещание и помогла ему раскрыть тайну; не для того, чтобы она воплотила в жизнь его дерзкие мечты; не потому, что она обладает притягательной силой, свойственной всем кромешницам подряд, без исключения.

Как гордо он заявил: я, мол, первая скрипка! Ей тоже необходимо было узнать, что ему не все равно, с какой кромешницей отправляться в этот путь. Если подумать, врожденное очарование – от слова «чары» – не такой уж и козырь!

Ян молчал. Эля впервые подумала, что он по-своему красив: у него такой проникновенный взгляд, будто он прямо сейчас сочиняет, погрузившись в себя, музыку или стихи. Подвижные брови позволяли без труда выразить любой оттенок мысли или чувства. А непослушные волосы словно напрашивались, чтобы их поправили, а заодно и погладили.

Но губ он так и не разомкнул. Не хочет давить?

Эля ловко спрыгнула с подоконника.

– Я куплю вещи помолодежнее, а к вечеру, когда ты придешь из консерватории, встретимся тут. – Он смотрел все так же, и она поспешила добавить: – Если тебе это подходит и если у тебя нет других планов.

Грудная клетка превратилась в каменную плиту, а потом все внутри повернулось поперек, острой гранью, и стало больно и страшно. Эля еле удержалась от вскрика.

– Приходи, – шепотом сказал Ян и скрылся за дверью.

Эля медленно выдохнула и вернулась к окну. Наполнила грудь воздухом. Запустила воздух в каждый уголочек тела. Дышать можно. Дышать безопасно. Воздух дает крылья.

Говорить можно. Можно сделать шаг вперед. Полшага. Можно.

Можно что-то предложить и встретить отказ, и не умереть от горя. Ей ли не знать.

Эля потянула завязки на вороте платья. Дышалось с трудом. Дыхание пряталось в ней и отказывалось литься свободно. Она зажмурилась, и из-под век выдавились горькие капельки.

Он тебе не нужен. Не нужен для того, чтобы дышать. Никто не нужен! Будет он или нет – это никого не волнует. Ты его не знаешь. Он тебя не знает. Он никогда тебя не узнает. Ему безразлично, с кем целоваться. Ты сама по себе, он сам по себе. Каждый человек – сам по себе. Каждый кромешник – тем более сам по себе. Так устроена жизнь.

Если Эля захочет, она ненадолго пустит его в постель, и на этом все. Для нее ничего уже не изменится. А он… если он будет настолько глуп, что у него разовьется болезненная привязанность, зависимость от кромешнической ласки, как это порой бывает с людьми, – что ж, со временем и он это переживет. Так устроена жизнь: все проходит, и это пройдет. Не остается ничего. По крайней мере – в ее жизни.

Ветер не может стоять на месте, или он перестанет быть ветром. Даже вода, если она никуда не течет, обращается в болото.

Эле хотелось сорваться с места и взлететь в бесконечно высокое небо, промчаться над рекой, дыша полной грудью, кувыркнуться в воздухе, поиграть в догонялки с птицами. Когда-то это было возможно. Когда-то она не знала, что все это – не для нее.

На подоконнике метрах в трех от нее сидел голубь. Эля взмахнула рукой, но птица не шевелилась. Эля подошла ближе, открыла створку и увидела: голубь умер. Он сидел как живой, сложив крылья и наклонившись вперед, будто собирался что-то клюнуть, но на самом деле жизни в нем не осталось.

Эля отшатнулась от окна, села на пол и наконец разрыдалась.

Сжималось горло, боль тикала в правом виске, перетекала под бровь. Эля ударилась локтем о кресло-кровать. Слезы катились по лицу, и конца им не было.

…Прорыдавшись и чувствуя себя непонятно – ощущая то ли легкость, то ли пустоту, – Эля отправилась по магазинам. Там было разное: неповоротливые тетки-продавщицы смотрели на нее недовольно, продавцы-мужчины пытались подбивать клинья. Она предпочитала задерживаться там, где усталым сотрудницам было не до нее, и набирала в примерочную по охапке самой разной одежды, совершенно не представляя, что ей пойдет, а что нет.

Она так давно потеряла интерес к тряпкам.

Слишком нарядных вещей ей не надо, что-то нейтральное… Почему нейтралы не выходили на связь с Яном? Только потому, что у него не проявился врожденный талант?

Эля взяла пару свитеров – бежевый и молочный, стандартные синие джинсы, утепленные черные брюки, длинный плащ – у Яна длинный плащ, ему очень идет.

Пухлявую короткую курточку. Красную беретку. Куда ты пошла, Красная Шапочка? К бабушке. Только ни с кем не надо было заговаривать по дороге. Она заговорила, пусть не с волком, а с афганской борзой, но с тропинки все равно сбилась… Нет, на самом деле ей и не нужно было к бабушке. Жить на дне нельзя, ей нельзя. Но как же ей вернуться в мир кромешников, если все пути заказаны?!

Устав крутиться перед зеркалом, Эля перебралась на фудкорт, чтобы пообедать. Здесь умопомрачительно пахло крепким кофе, а продавали бурду. Еда тоже показалась Эле невкусной, что ее вовсе не удивило, а вот то, что в ответ на недовольство покупными блюдами в памяти всплыли аромат и вкус пирожков, испеченных Ларисой Игоревной, было уже чересчур. Она сегодня ни одной мысли не может до конца додумать, чтобы в памяти не встали печальные, как у обиженной собаки, глаза этого паршивца Яна. Стоит ли переживать, что у него разовьется зависимость от случайной кромешницы? Или ей пора уже начинать тревожиться о самой себе?

«Во мне говорит прирожденная особенность кромешников: мы не уходим, не отдав долг. Мы никогда не остаемся в долгу. Поэтому такое непривычное чувство. Это путы, узы, это не отношения. Когда я с ним расплачусь, узы испарятся».

А может, все проще и неприятнее? Ее зацепило то, что он ей отказал, сумел отвернуться, когда она готова была дать ему все, чего он хочет?

…Потому что это не все, чего он хочет, сказала себе Эля.

Он хочет больше. Все или ничего.

Ее притянуло не то, что Ян воротит нос, а ей приспичило непременно доказать свою неотразимость. Фу, какая вздорная картинка. Нет же.

Ян думает, что она может дать больше, и ждет большего. А у нее ничего уже нет. Вот так будет вернее.

Надо быть легче. Эля вернется к Яну. Они докопаются до его истинной природы, так или иначе, выяснят, в какую щель завалился его дар, а потом она улетит дальше, и Ян ничего не сможет – и не захочет – изменить. Ей нечего дать ему, хотя он, начитавшись сказок, пока представляет все иначе. Поэтому, когда она станет совсем пустой и совсем легкой, он не будет ее удерживать.

Эля забыла спросить у Яна, в котором часу он должен вернуться из консерватории. Она гуляла по Солигору до вечера: слонялась по набережной, откуда целую жизнь назад совершила отчаянный прыжок в воду, и отстраненно наблюдала за горожанами, пыталась смириться с тем, что ветер кажется пронизывающим, неприятным, что хочется поскорее забиться в теплое убежище. Например, на шестнадцатом этаже. Жадно откусить пирожка, у них ведь еще остались пирожки. Может, даже сварить вкусный кофе, чтобы был ничуть не хуже опьяняющего аромата, распыляемого на фудкорте для привлечения клиентов.

Ноги уже принялись болеть. Голова шла кругом. Тело, тело, тело, обычное человеческое тело, всюду тело, всюду оно лезло, всюду встревало, всюду мешало. Она привыкла к нему, труднее было смириться с тем, что теперь невозможно переключиться в режим сильфиды. К телу полагались слова – скрипучие и тяжеловесные. «В режим сильфиды» – это вообще что такое? В какой степени эти ужасные слова отражают волшебный бриз, момент, когда отрываешься от земли, плывучее перетекание мыслей, восхитительную пустоту внутри, невыразимую легкость?

Наверное, можно подобрать слова и получше, только все равно это не то.

Тело страдало, падало, ушибалось, в конце концов свалилось на чужого парня в троллейбусе. Дважды. Настоящий саботаж.

Когда Ян дотронулся до нее вчера, в нем был огонь и свет. Он не брился больше суток, его кожа отливала синевой, щетина обожгла ее нежную щеку. Но мягкое касание губ, такое мимолетное, мгновенно притушило боль. Возможно, он сделает еще что-нибудь, что поможет ей забыть о боли?

Эля жила среди людей уже больше года, бежала от самой себя, бесцельно металась из города в город, из страны в страну, сталкивалась и с другими кромешниками; она видела, как реагируют на кромешников люди. Едва заметив, что в их поле зрения попало что-то чудесное – не обязательно прекрасное, хотя бы необычное, – они начинали сходить с ума от желания немедленно это присвоить. «Самая красивая девушка – моя, поняли, недоумки? Вы лузеры! Я победитель по жизни!»

Ян, сделавший стойку и притащивший ее к себе в нору, вроде бы поначалу ничем не отличался от большинства. Даже его решение пойти за ней ко дну и вытащить ее не было удивительным: мое, вернуть, присвоить, обладать. Ветер не сдержать в ладонях, но людям это невдомек.

Ян сам отпустил ее вчера. Сделал единственное, чем можно привлечь сильфиду, – отпустил ее. И ничего не сказал сегодня утром. Эля же видела, он хотел, у него вертелись на языке слова, но… такие же тяжеловесные, неуклюжие, неподходящие. И он промолчал.

Вдоль набережной загорелись фонари. Улыбнувшись, Эля решила, что пора возвращаться: Ян, наверное, уже дома. У него светится окно, и он ждет ее. Они сглупили и не обменялись номерами телефонов. Нет, Ян предлагал, она отказалась, но это было раньше. Сегодня они сглупили, забыли.

Ей хотелось помочь Яну разгадать тайну его рождения: любому важно знать, кто он на самом деле. Хотелось, чтобы он залечил эту рану, восполнил эту бездну, стал цельным – и счастливым. А еще ей хотелось сидеть на кухне за столом, над которым висит на цепочке светильник, слушать, как начинает посвистывать чайник на плите, и думать, какой пирожок выбрать: их же так много, и все они вкусные. И чтобы Ян смешил ее. Она и забыла, когда смеялась в последний раз, а с Яном не получилось удержаться. Он так забавно отдувал челку с глаз, когда говорил «афганская борзая».

Не переставая улыбаться, Эля набрала цифры на домофоне: она хорошо запомнила номер квартиры. Сигнал показался тревожным, для него выбрали какую-то неприятную ноту, и она все включалась, умолкала и включалась снова, пока у Эли не заныли зубы. Отбой. Может, она неправильно набирает номер? Еще раз. Долго, долго, долго, долго. Бесконечно.

Эля прошлась вдоль дома, посчитала пальцем этажи, прикинула, где окна Яна. Если она не ошиблась, света в окнах не было.

Все еще не вернулся? У него, возможно, концерт? С утра он особо не наряжался, но мог заскочить днем… Никто не поверит, что можно быть такой безмозглой, в наше время, когда у каждого есть телефон, не узнать номер и торчать под дверью. Эля не знает даже его фамилии. Позвонить в домофон соседям, объяснить ситуацию… и что? Ночь просидеть на лестничной площадке, как бездомная?

Впрочем, она и есть бездомная, и никому она не нужна.

Закоченевшими пальцами она запустила в смартфоне браузер, разыскала сайт консерватории, просмотрела расписание концертов. Разумеется, это ничего ей не дало. И концерт мог состояться не в консерватории, а где-нибудь в филармонии.

Эля пристроилась на лавочке у подъезда. Чем дольше она сидела, тем сильнее промерзало все внутри, от кончиков пальцев до глубины души. Вначале она уговаривала себя, что Яна задерживают важные обстоятельства. Может, приемная мама попала в больницу (упаси боже) или еще что-то.

Потом Эля поставила лимит времени: в 21:30 она встанет и пойдет прочь, и не вернется больше, между прочим. Нет, в 21:45. Нет, в 22:00, для ровного счета. В 22:15…

В 22:25 она нашла в интернете гостиницу неподалеку, созвонилась с администратором, что-то наврала про отмену рейса и необходимость переночевать. Пообещала подъехать к 23:00. Гостиница-то в двух шагах.

Ян так и не пришел, и Эля вынуждена была это признать.

В гостинице оказалось неплохо, чисто и одиноко. Наверное, тепло. В простенке между окнами висела репродукция картины с рыцарем на ладье, которую увлекал вперед лебедь.

Эля с удовольствием растянулась на отутюженных белоснежных простынях и подумала, что ее маленькое приключение с Яном подошло к концу. Завязка, кульминация, развязка, ничего не произошло! Однако интуиция нудела, что все не так просто.

Ладно. У нее есть несколько зацепок. Консерватория. Ян, по его собственным словам, скоро заканчивает учиться, у него последний курс. Первая скрипка. Редкое имя. Завтра утром она отправится в консерваторию и узнает, что с ним стряслось, а может, даже встретится лицом к лицу. Если ей не дадут информацию в деканате, она попробует разыскать друга по имени Кирилл.

– Здесь холодно, – заявила Фотина, едва сошла с трапа самолета.

Джуд молча стянул с плеч куртку.

– Да не надо, я и сама тепло одета. Куда мне две куртки-то! Я хочу сказать, я такого не ожидала. В Греции тоже бывает холодно, но зимой!

Она удрученно осматривала серую перспективу.

– Зимой тут гораздо морознее.

– Да-а, ты же и зимой тут бывал, – припомнила Фотина.

– Я опытный, – подтвердил Джуд. – Я тебя согрею.

Они отстояли очередь и прошли таможню, получили багаж и воспользовались стойкой в аэропорту, чтобы вызвать такси до железнодорожного вокзала. Джуд торопился в Солигор, в ту квартиру в высотке, адрес которой сообщила Грейс свекровь-русалка. Это было последнее место, где бабушка видела Мишель, и по ее мнению, вероятность того, что сильфиду можно будет найти там, была довольно велика. К сожалению, самолеты из Греции напрямую в Солигор не летают, а перемещаться волшебным образом, как кромешники, полукровки не умеют, вот и приходится, как обычно, на самолете – на поезде – на такси.

Еще в аэропорту Джуд начал дозваниваться до офиса нейтралов в Солигоре, но телефон не отвечал.

– Может, опечатка в номере на сайте? – предположила Фотина, с тревогой глядя на мужа: он привык действовать решительно и быстро, а сейчас, когда от него ничего не зависело, не находил себе места.

– Возможно. Напишу им запрос по электронной почте.

Фотина прижалась щекой к его плечу.

– Не надо так волноваться, – сказала она вкрадчиво. – Русалка же сообщила, что с Мишель все в порядке… в целом. Она жива, здорова. От того, что ты туда примчишься чуть раньше или чуть позже, ничего не изменится. И что сделают местные нейтралы?

Джуд вздохнул.

– Да. Что они сделают? Я не знаю.

– Задержать Мишель они не могут, она не нарушает закон. Если бы ей нужна была помощь, она бы к ним пришла – таких данных у нас нет.

– И не будет. Международная волокита…

– Нет, – уверенно сказала Фотина, – если бы ей понадобилась помощь и она к ним обратилась, нам бы передали обязательно.

– Нам? С какой стати?

– Греческим нейтралам, если она пыталась бы связаться со своими. Она же проявилась в Греции. И ты бы знал. Ты уже всех оповестил, что заинтересован в ее судьбе. Успокойся.

Джуд не стал отвечать, а вместо этого обнял жену и снова тихо вздохнул.

…За окном купе на фоне светло-синего неба плыли зубцы темно-синих елок. Джуд не отрываясь смотрел на них, будто мог что-то там разглядеть. Фотина допила свой чай и поднырнула ему под мышку.

– Надо было тебе мальчишек взять, – сказала она.

– Зачем?

– Тебе бы с ними легче было.

Джуд покачал головой.

– Мне с ними никогда не легче, и уж конечно, ни с кем не лучше, чем с тобой. – Он поцеловал Фотину в макушку. – Мне хватило уже разговора с ними о том, что ко мне приходила Грейс.

– Она к ним тоже приходила, только позже, – поделилась шепотом Фотина.

– Да?

– Это же естественно.

– Это естественно – повидать своих сыновей, – признал Джуд. – Спору нет. Только почему-то этот естественный шаг потребовал раздумий на протяжении двадцати с лишним лет, а так-то да, естественно.

– Джуд. Она не может просто так выбираться сюда, это нелегко…

– Да, – проронил он, и после этого слова продолжать разговор стало уже невозможно.

Утром, приняв горячий душ, Эля встала перед запотевшим зеркалом в гостиничной ванной и стала придирчиво разглядывать себя. Какой возраст ей изобразить сегодня? Маму Яна в консерватории, возможно, знают, так что она не будет себя старить и разыгрывать эту роль. Наденет банальные джинсы и свитер с курткой. Волосы, пожалуй, заплетет в косичку. Сыграет студентку. А что, логично же, студентка ищет другого студента, может, у них отношения, кого это касается?

Интернет быстро подсказал адрес консерватории. Эля оставила объемные пакеты с покупками в номере и вызвала такси. Диспетчер пообещал белый автомобиль, но машина оказалась настолько заляпана грязью, что белой ее и назвать было нельзя. Эля села на заднее сиденье, хлопнула дверью и досадливо обтерла ладошки одну об другую. Тут она обнаружила, что руки у нее слегка дрожат. Что же это такое, выругала она себя. Неужели она потеряла покой из-за этого мальчишки, с которым ее ничего не связывает, – кроме того, что она не расплатилась с ним за оказанную услугу?

Высадив Элю у консерватории, таксист умчался, а она медлила, разглядывая афиши перед входом в надежде найти лицо Яна и узнать его фамилию. Нет, только известные, маститые музыканты. В холле консерватории было холодно и шумно, тут тоже висели афиши, разнообразные анонсы и объявления. Интересно, эти мамонты еще не вымерли даже в XXI веке, когда у каждого в кармане доступ к всемирной сети. Вот и знакомое имя, «Ян». Ян Добровольский. Фамилия-то какая, надо же. Лауреат международного конкурса, получает именную стипендию. Может быть он? Или тезка?

Эля переместилась к стенду, где была описана структура консерватории. На каком курсе Ян, если он скоро закончит учебу? Бакалавриат… специалитет… Сам черт тут ногу сломит. Про скрипку ни слова. Что это? Наверное, оркестровый факультет. Музыкально-инструментальное искусство. Предположительно.

Пробежала мимо девчонка-невеличка с тяжелым футляром, уронила папку, рассыпала листы с нотами. Кто-то настойчиво повторял, что он Ло-энгрин.

Эля оторвалась от стендов и обнаружила, что вход в учебное заведение преграждает турникет, а в стеклянной будочке возле него сидит охранник. Она и не подумала о таких препятствиях. Пришлось выйти на улицу, продышаться и довести тело до прозрачности – теперь оставалось только дождаться, пока тяжеленную дверь отворит кто-нибудь из студентов и бережно придержит, чтобы выволочь футляр с инструментом. Потом она проскользнула внутрь, а там спокойно перебралась поверх турникета, пока охранник пялился пустым взглядом в пространство.

Широкая мраморная лестница, как в роскошных дворцах, и вдоль всего коридора – противоречивые, раздирающие на части трели и ноты, к счастью, приглушенные двойными дверями. Убедившись, что поблизости никого нет, Эля сгустилась и обрела видимость. Вот и деканат оркестрового факультета. Эля выдохнула и шагнула через порог:

– Здрасьте.

– Здравствуйте, девушка, чего вам? – весело ответил рыжеволосый усатый дядька.

– Ян Добровольский, ваш студент, он же скрипач, да? – Эля вытащила из сумочки блокнот.

– Ян скрипач, есть такое дело.

– И он лауреат конкурсов. – Эля, зажав в руке авторучку, взмахнула ею, как дирижерской палочкой. – Международных каких-то, да? И стипендиат. Мне сказали у него интервью взять для нашей газеты, студенческой, потому что…

Она оставила фразу без финала, по опыту зная, что люди лучше всего додумывают ситуацию сами.

– Ян прекрасная кандидатура, – одобрил мужчина. – Только вы опоздали, девушка.

– Правда? У него уже взяли интервью? Ну это ничего, у нас же обычная студенческая газета, так что…

– Нет, Ян вчера уехал, вернется нескоро. Могу предложить вам другие кандидатуры, не менее прекрасные.

Эля просеменила вперед и пристроилась на краешке стула.

– Как уехал? Куда? А надолго?

– Надолго, на стажировку он уехал, – с удовольствием отвечал декан. – Вам обязательно скрипача хочется?

Что ей стоило задать Яну еще хоть один вопрос про друга Кирилла – она же даже понятия не имеет, на каком тот курсе, отделении, факультете! И имя уже вовсе не такое редкое.

– А… – беспомощно сказала Эля. – А может, мне не тот Ян нужен, который уехал на стажировку?

– Может, и не тот.

– У вас еще учатся скрипачи по имени Ян?

Мужчина улыбнулся в усы.

– По имени Ян – нет. Так давать вам других скрипачей?

«Найду через них Кирилла», – решила Эля и махнула ресницами:

– Да, будьте так добры…

– Девочка подойдет? – с доброй усмешкой уточнил декан.

– Да, конечно. Лауреатка только какая-нибудь, чтоб мне интервью… А на стажировку он куда уехал? Ян?

– В Японию.

– Ой. Он что-то выиграл, да?

– Да, он что-то выиграл. Знаете что, – мужчина сверился с расписанием под стеклом, – идите в аудиторию 505, там найдете скрипачей.

Эля поблагодарила и вышла. В смятении метнулась к окну, хлопнула по подоконнику дурацким блокнотом. В Японию! Педагог не врал, это точно. Может такое быть, что Яну выпал редкий шанс, но собраться надо было мгновенно, и он укатил, не имея возможности связаться с Элей? Ведь он просил дать ему ее номер телефона, а она свредничала и отказалась. Дурочка такая.

Япония – это ничего, ей все равно, может и в Японию полететь за ним. Интересно, он обрадуется, если она рухнет на него в токийском метро?

Ох, никак не получалось выкинуть из головы мысли о том, что если бы она только позволила ему себя поцеловать – или позволила себе его поцеловать, она уже запуталась, кто там чего кому не позволил, – поиски были бы гораздо более легкими. Она бы чувствовала, где он и что с ним, по крайней мере, хотя бы неделю. А так носится за ним, как безголовая курица! Как влюбленная человеческая девчонка.

Эля нашла скрипачей там, где сказал декан, стоило только подняться на пятый этаж. В аудитории сидели три девушки, они ждали преподавателя, так что прерывать занятие не было необходимости.

Эля решила начать с самого начала.

– Извините, – спросила она, заглянув в аудиторию, – где мне найти скрипача по имени Ян?

Одна из студенток встала, остальные сидя повернулись к двери.

– Яна нет. Его не будет. Он уехал.

– На стажировку, да? Я слышала, но хотела уточнить, – смиренно проговорила Эля, потупившись.

Вид у нее был наверняка потерянный, и девочки прониклись сочувствием.

– Да, а тебе зачем он нужен?

– Мне… нужен.

– Ну вот его нет. А он тебе зачем…

– Да, – «вспомнила» Эля. – Он говорил, что у него есть друг Кирилл. Вы не знаете, где мне его найти тогда?

Скрипачка, которая поднялась на ноги, поморщилась, но вызвалась помочь:

– Пойдем, они тут недалеко сейчас.

Эля, тихо поблагодарив, последовала за девушкой. Та решительно прошагала мимо нескольких классов, а потом, отворив одну за другой две двери, сунула голову в аудиторию:

– Эй, Кирилл тут?

В ответ раздался шум: отозвались сразу несколько мужских голосов, кто-то заржал.

– Выйди, дело есть, – сказала девочка строго, бросила на Элю любопытный взгляд и тактично удалилась.

В коридор вывалился Кирилл. Если Ян напомнил Эле собаку, то Кирилл был целый медведь! Широкоплечий, высокий, она буквально ткнулась носом в его грудь – точнее, это он ткнулся грудью в ее нос. Эля отпрыгнула назад.

– Простите, – промямлили они хором.

– Это вы Кирилл, который друг Яна? – уточнила Эля.

– Я, – признал парень.

Обычный человек, определила Эля. У него неожиданно оказался басок. Впрочем, почему неожиданно при такой-то комплекции?

– Вы бас, – проговорила Эля вслух.

– Да. Я бас.

Он смотрел на нее сверху вниз с легкой усмешкой. Эля решила перейти сразу к делу.

– Мне нужен Ян, – заявила она. – Он говорил, что вы его друг.

– Да. Мы, кажется, это только что обсудили.

– Мне надо найти Яна.

– Ян уехал.

– На стажировку, – повторила Эля.

– На стажировку, – согласился Кирилл. Разговор его, видимо, забавлял.

– Мне сказали, что Ян уехал в Японию. Но меня он забыл предупредить! И я не могу до него дозвониться! – чуть исказила факты Эля.

Кирилл вынул из кармана свой телефон и зачем-то его предъявил.

– И я не могу. Он же в Японии. Ходит там вверх ногами, у него телефон все время падает – оп!

Эля растерялась.

– Почему вверх ногами? Япония – это же не Австралия, – неуверенно отозвалась она.

– А, ну да. Значит, ходит вниз ногами. Но не будет платить конские деньги за роуминг. Поэтому телефон и молчит. А уж что он забыл вас предупредить, девушка, уж мы за это не в ответе.

Эля раздраженно прищелкнула языком. Кажется, она перестаралась со скромным видом, теперь этот клоун не желает ей помогать. Показалась бы во всей красе, сразу бы растаял. Она доверительно пристроила руку ему на локоть и заглянула в глаза.

– Кирилл, – медовым голоском пропела она. – Ты же друг Яна. Ты должен меня выручить. Я знаю, что у тебя есть номер телефона его мамы. Или его папы. Они тебе звонили недавно, когда Ян не явился в консерваторию, – ну буквально позавчера же.

Кирилл поднял брови.

– Тебе так много известно. Как же так вышло, что Ян мне о тебе ничего не говорил?

Эля повесила голову и покаянно вздохнула. Как это сформулировать, чтоб не покривить душой?

– Мы не выяснили отношения.

– Поругались, – заключил Кирилл.

– Не то чтоб прямо уж поссорились, но…

– Но он взял и уехал, не сказав тебе. От меня-то что тебе нужно?

– Меня зовут Эля. Что мне… Ян купит там, в Японии, новый номер, местный, да? Поделишься со мной?

Кирилл сделал большие глаза.

– Ой, ну ты спросишь у него разрешения, разумеется. С его разрешения дашь мне его номер? И еще. Мне бы номер кого-нибудь из его родителей, хоть Ларисы Игоревны, хоть Вадима Юрьевича. Тоже можешь с разрешения, если ты такой щепетильный. Позвони им прямо сейчас, спроси, можно ли дать Эле номер.

– Они тебя знают?

– Они меня видели с Яном. У Яна.

– О, даже так. – Кирилл оттянул пальцем нижнюю губу и отпустил.

Эля начала терять терпение.

– Я не понимаю, в чем проблема. Ты не можешь позвонить, сказать, что Эля просит дать номер?

– Я бас, – напомнил Кирилл задумчиво. – Знаешь, что это значит?

– Низкий мужской голос.

– Значит, я вокалист. А знаешь, что такое вокалист? – Кирилл подхватил Элю под руку и повел вдоль по коридору.

– Певец. В опере петь будешь, наверное.

– Это значит, что у меня хороший голос. Хороший голос – это значит, что должен быть хороший резонатор. А где самый хороший резонатор?

– Где?

– Вот тут. – Кирилл постучал себе по лбу. – Тут должно быть пусто, чтобы голос звучал. И голос звучит тем лучше, чем больше тут пустого места. Понятно?

Эля улыбнулась.

– Хочешь сказать, что ты тупой?

– Конечно, тупой. Путаю Японию и Австралию.

– Ой да ладно. Друг Яна.

Кирилл остановился, повернулся и посмотрел на нее с преувеличенным удивлением.

– Ты такого высокого мнения о Яне, что распространяешь его на меня? Это чрезвычайно приятно.

– Взаимно, – любезно сказала Эля. – Теперь покончим с расшаркиванием, ты запишешь мой номер, чтобы дать его Яну, раз уж не хочешь давать его номер мне, и позвони, пожалуйста, маме Яна.

– Залетела? – спокойно спросил Кирилл.

– Что?

Кровь бросилась Эле в лицо, и она потеряла дар речи.

– Зачем его маме звонить? Ты от Яна залетела, что ли? – неумолимо разъяснил Кирилл, не сводя с нее глаз. – А ты уверена, что от него? Я вот не уверен. Маму в покое оставь. Не дам ее волновать.

Эля отвернулась, лихорадочно соображая, как ответить. Кромешники не врут – за исключением тех случаев, когда это необходимо, конечно. Они держат слово, это да, а слегка подпустить туману не возбраняется. Особенно когда попадаются такие пуленепробиваемые дуболомы!

Кирилл тем временем обошел ее и снова встал с ней лицом к лицу.

– Ты был прав, ты тупой, – огрызнулась она.

– А то.

– Ладно. На самом деле я кое-что оставила в квартире у Яна. Мне надо это забрать. Если он уехал на полгода, как мне сказали, я не могу ждать. Я хотела попросить Вадима Юрьевича, по возможности, подъехать, отпереть мне дверь, я заберу свою вещь, и мы разойдемся.

– Что-то оставила. Окей. Что?

Вот это наглость! Не веря своим ушам, Эля покачала головой.

– Тебе-то какое дело?

– Я друг Яна, – сказал Кирилл. – Пока его нет, я за него.

– В смысле?

– Его квартира. Его мама. Его папа. Я их защищаю. Больше некому. Ну, что ты там оставила?

– Если ты боишься, что я что-то сворую, – прошипела Эля, – так Вадим Юрьевич поедет со мной и убедится, что я забираю только свое.

– Если ты приходишь через меня, я в ответе. Я иду с тобой, и я слежу. Четыре глаза лучше двух, тем более что Вадиму Юрьевичу ты запудришь мозги легче легкого. Человек он немолодой, доверчивый.

– Идет! – выплюнула Эля.

С такими друзьями, пожалуй, никакие враги не нужны!

Кирилл велел Эле ждать его на парковке через полтора часа. Она разыскала кафетерий, выпила там чашку кофе из кофемашины – вполне приличный, хоть и дорогой, – побаловала себя эклером. Заглянула в уборную, встала перед зеркалом и постаралась немного, самую чуточку, подкрутить настройки, регулирующие внешнюю привлекательность. Результатом Эля осталась довольна: теперь она стала меньше походить на серую мышку. Через полтора часа, как условились, она вышла к парковке близ здания консерватории.

Кирилл не заставил себя долго ждать. Он окинул ее оценивающим взглядом, но никак не выказал того, что заметил хоть какую-то разницу.

– Как там поживает студенческая газета? – поинтересовался он без лишних предисловий.

Эля скривилась.

– Я искала Яна. И ищу.

– А я тем временем попробовал написать Яну на мейл. Если новый номер телефона он еще не подключил, подумал я, у него может быть хотя бы интернет.

– И?

– И он ответил. Мол, успел неплохо там устроиться, вокруг столько всего интересного, что голова идет кругом, а никакую Элю он не знает.

Эля притопнула ногой.

– Ну у Вадима Юрьевича, кажется, еще маразма нет, – отрезала она. – Позвони ему и спроси. Они видели меня у Яна.

– Позвонил и спросил. Видели. Вадим Юрьевич не занят, он на пенсии, так что он может даже подъехать и открыть тебе квартиру прямо сейчас. Но как ты думаешь, Эля, о чем это говорит, если Ян не признается, будто с тобой знаком?

Кирилл подозрительно сощурился.

– Ты такой зануда. Откуда мне знать? Если ты доверяешь родителям Яна, ты должен понимать, что они врать не будут. Они видели нас вместе. У Яна дома. Ночью. И если бы ты навестил друга, который прогулял консу, тоже увидел бы. Спроси у них. Значит, Ян как минимум со мной знаком.

– И много ночей ты там провела?

Эля лязгнула зубами.

– Твое ли это дело, Кирилл? Ты едешь? Или я поеду одна, раз Вадим Юрьевич готов мне помочь.

– Едем вместе, – решил Кирилл.

Он пошел по парковке, а Эля последовала за ним, гадая, какая из машин принадлежит ему. Не угадала: сбоку был пристроен блестящий черный мотоцикл. Эля попятилась.

– Садись вторым номером, – предложил Кирилл.

– Без шлема, ага.

Нет, Эля не боялась ехать без шлема. Она просто не доверяла своему телу, зная, что оно имеет обыкновение подводить ее в самый неподходящий момент. На скорости ее руки точно разожмутся, помимо ее воли, и она улетит под колеса следующего автомобиля. Ни за что на свете.

Кирилл взглянул на нее насмешливо.

– Ты езжай, – сказала она, – я такси возьму. Встретимся там.

– И ты начнешь обрабатывать Вадима Юрьевича без меня, если прибудешь первой. Нет, вместе поедем на такси.

Он оформил заказ через приложение на смартфоне, и вскоре такси подкатило к парковке. Оба сели на заднее сиденье, причем Кирилл все косился на Элю: наверное, думал, что это она с собой сделала. Симпатии к ней у него от этого ничуть не прибавилось.

– Если ты заришься на квартиру, – шепнул он ей, – то зря, квартира у Яна съемная.

Эля молча скрестила руки на груди. Хорошо, что она действительно оставила у Яна пару перчаток и шейный платок. Возможно, и еще что-то завалялось, она же уходила из его квартиры не навсегда, всего лишь на несколько часов – как она полагала. Но теперь ей очень нужно было туда попасть. Вдруг он перед отъездом оставил ей там записку, не придумав другого способа с нею связаться? Может быть, он считает, что она, будучи кромешницей, умеет проходить сквозь стены. Это если он и в самом деле умотал в Японию. Может быть, в его квартире обнаружится разгадка, почему Ян не признается, что знаком с ней. В глубине души Эля подозревала, что это не так: либо Кирилл ей соврал, чтобы увидеть ее реакцию, либо на письмо по электронной почте ответил вовсе не Ян. Вся картина нравилась ей все меньше и меньше.

«Вот ведь не было печали», – вздохнула она. Но вздохнула неискренне: печаль в ее жизни была и до Яна, а сейчас началось что-то интересное.

Вадим Юрьевич вышел из старенькой «Лады», припаркованной у подъезда, и довольно тепло поприветствовал Элю, а Кириллу дружески пожал руку. Они вместе поднялись на лифте, Вадим Юрьевич отпер дверь. Первым в квартиру вошел негалантный Кирилл, не желавший дать Эле ни единого шанса что-то стащить.

Эля сразу увидела, что на тумбочке в прихожей, где она оставляла перчатки и платок, ничего нет. Ну да, Ян собирался в спешке, мог сунуть их в ящик за зеркалом… или даже в свой чемодан, по ошибке. Как хорошо, что она не упоминала в разговоре с Кириллом, что именно забыла в квартире Яна!

Она быстро разулась и, не останавливаясь далее у двери, прошла в комнату. На автомате приблизилась к кухонному столу, где сама раньше оставляла Яну записку, убедилась, что там тоже пусто. Но квартира не была пустой: в ней был воздух. Только сильфы умеют извлекать из него подсказки, и сейчас Эля изо всех сил занималась именно этим, анализировала особое состояние воздуха. След исчезал, таял на глазах, однако одно было несомненно: не более суток назад тут побывал кромешник – или кромешница, такие тонкости определить было уже невозможно. Другая кромешница, не сама Эля и не ее бабушка.

– Ян днем вчера собирался, в спешке, наверное? – сказала Эля непринужденным тоном.

– В спешке, в спешке, бегом-бегом, – охотно подхватил его папа.

– Как же так, почему заранее не предупредили, что такая стажировка…

– Да в Москве кто-то не смог поехать, а наш Ян как раз смог. Только надо было мгновенно решать.

– И на целых полгода.

– Ну да. Мать расстроилась, конечно, но я ей говорю: такой шанс… Ян же талантливый.

– Очень талантливый, – согласилась Эля и поежилась под пронзительным взглядом Кирилла: он видел ее насквозь и не верил ни единому слову.

– Хорошо, что загран у Яна был готов, – проговорил Вадим Юрьевич. – Он же в прошлом году в Братиславу должен был поехать.

– И виза, – поддакнула Эля.

У Кирилла отпала челюсть. Вадим Юрьевич ничего не заметил.

– Элечка, – сказал он, – а что ты хотела забрать?

– Я…

Эля повертелась, стараясь впитать как можно больше, но ничего сверх того, что она уже поняла, ей не поддавалось. Здесь побывал кто-то из кромешников. Ян никогда не встречал кромешников до того, как познакомился с ней.

Забрать, забрать. Что-то небольшое, чтобы она могла поискать подольше, вдруг наткнется еще на какую-нибудь подсказку.

Решайся, ну.

– Колечко, – тихо проговорила Эля, не поднимая глаз.

Вадим Юрьевич ахнул и сел.

– У вас уж и до колец дошло?

Кирилл, наоборот, вскочил.

– Это не такое кольцо, – сбивчиво объяснила Эля. – Просто подарок. Обычное. Но…

– И ты его тут оставила? Вернула ему?

– Я не хотела, – еще тише сказала она. – Я же не знала, что он уедет. Мы собирались поговорить.

– Так поговорите по телефону! – вскричал Вадим Юрьевич. – Я своего сына знаю!

Продолжать он не стал, и Эле оставалось только догадываться, что подразумевал отец Яна.

– Телефон не отвечает, – сказала она грустно.

– Это он еще с роумингом не разобрался, и на его паспорт, наверное, пока не продают новый номер, местный. Он нас предупреждал, что не сразу сможет нам отзвониться, чтобы мы не волновались. И ты не волнуйся.

Кирилл прошелся по комнате, кашлянул.

– Вадим Юрьевич, – сказал он беззаботным тоном, – Ян упоминал, что Эля его девушка? Он давно с ней встречается?

Папа Яна посмотрел на него с легким недоумением.

– Нет, Ян на наш вопрос ответил, что она не его девушка, но… – Он расплылся в улыбке. – Я-то его знаю.

Эля тоже застенчиво улыбнулась и снова потупилась.

– А вот мне не говорил ничего, – развел руками Кирилл.

– Это уж, знаешь, в делах сердечных каждый сам за себя, друг мой, – шутливо отозвался Вадим Юрьевич. – Ян трепаться не будет.

– Это факт, – мрачно подтвердил Кирилл.

Эля пооткрывала кухонные шкафчики, прислушиваясь к себе: ничего. Протянула руку к ящикам письменного стола, и Кирилл тут же оказался рядом. Эля выдвинула нижний ящик и села на корточки. Кирилл склонил голову.

– Виза, – сказал он очень тихо.

Эля кивнула.

– Виза. Я дебил.

Эля снова кивнула, на этот раз с большим энтузиазмом.

– Нашла? – поинтересовался милейший Вадим Юрьевич. – А то мне банок купить надо. Лариса расстроилась, но банок литровых мне наказала купить, потому что все равно заготовки.

– Нет. Вы меня извините, я, наверное… Мне с ним поговорить надо, зря я вас сдернула.

Эля задвинула ящик и выпрямилась.

– А мы вместе поищем, – сказал в полный голос Кирилл. – Вадим Юрьевич, дверь же захлопывается, вы меня знаете, я свет везде выключу, окна проверю, дверь захлопну, вам позвоню. Вы поезжайте, я помогу Эле, и мы потом уйдем. Да?

Эля встретила его напряженный взгляд, не моргая.

– Да.

Добросердечный Вадим Юрьевич, сто раз извинившись, удалился, и Кирилл с Элей остались вдвоем. За окном сгущались сумерки. Эля присела на диван, где обычно спал Ян, а Кирилл стал расхаживать перед ней, точно зверь в клетке.

Поначалу царило молчание.

– Никакого кольца не было, – сказал наконец Кирилл.

– Не было, – признала Эля.

– Что ты искала?

– Я не знаю.

– Ты не знаешь, что ты искала?

– Что-нибудь.

Кирилл тяжело вздохнул, взял стул и сел.

– Давай с начала, да? – предложил он. – Ты фальшивка. Я тупой дебил, но звериное чутье у меня есть. Ты лгунья, ты фальшивка.

Эля даже не стала отпираться.

– Какие отношения у тебя с Яном?

Она хмыкнула.

– Такие вопросы у тебя, слушай. Это сложно.

– У девочек всегда все сложно. Давай максимально просто, для дебилов, объяснишь мне. Дашь намек.

– Лады. Максимально просто. Ян хотел бы со мной переспать, когда я буду к этому готова.

– Вот оно как. Но ты не была готова.

– Не была.

– А теперь приготовилась, да он уехал.

– Кирилл, он не уехал, – напомнила Эля. – У него не было японской визы, и по щелчку пальцев за два часа она не делается. Даже если кто-то другой отказался от стажировки в последний момент.

Кирилл ударил рукой по столу.

– Вот да. Почему мы все так резко поглупели, можешь мне объяснить?

– Могу, – улыбнулась Эля. – Только ты не поверишь.

– То есть теперь все, на мне крест, я навеки дебил.

– А я навеки фальшивка.

Они обменялись недобрыми взглядами. Кирилл выдохнул – шумно, как паровоз.

– Ян, он мне брат, – проговорил он. – На самом деле нет, но да. И если ты его видела, а ты его видела, он такой… Как младший брат. Он открытый, честный. Скрипач еще. Так нельзя. Понимаешь, что я хочу сказать?

Эля кивнула.

– Давай объясняй тогда.

– Ты не поверишь, – повторила она.

– А ты попробуй. Он в беде, да?

– Я не уверена.

– Это не он мне на письмо ответил?

– Точно не знаю.

– Что ты тогда знаешь? Что юлишь?!

Он поднялся во весь свой медвежий рост и угрожающе навис над ней, но ничуть не напугал Элю. Она чувствовала потаенные замыслы людей и видела, что Кирилл на самом деле человек хороший, только сейчас он зол и обеспокоен.

– Если ты сядешь, – сказала она миролюбиво, – мы с тобой попробуем поговорить. Согласен?

Кирилл молча сел.

– Тебе известно, что Ян в своей семье приемный?

Он кивнул:

– Конечно. Я же тебе говорю, мы с Яном как братья. У нас секретов друг от друга нет. Поэтому, когда ты начала утверждать, будто…

– Стоп.

– Окей. Справедливо.

– Это не настоящие родители Яна. Это раз. Теперь два. Ты когда-нибудь слышал от него что-нибудь про… эльфов? фей? фейри? нечисть типа русалок там, огненных змеев, такого рода белиберду? Раз уж вы как братья.

Кирилл почесал в затылке и стал еще больше похож на медведя.

– Иногда, – неохотно признал он. – Был у Яна такой заскок, пунктик. Он копал эту тему. Я говорил ему, что ладно бы девчонка, верить в этих, сахарных пони, единорогов, феечек с крылышками, а он, пусть и скрипач…

Эля закатила глаза, и Кирилл вновь остановился.

– Извини.

Она улыбнулась.

– Сейчас будет самое головоломное, приготовься, – предупредила она.

– Кончай издеваться.

– Готов?

Он рыкнул.

– Кто-то, пока не знаю кто, но кто-то из настоящих родителей Яна был кромешником – по-русски это правильно называется «кромешник», хотя сейчас многие у нас любят модное словцо «фейри». Это не то чтобы эльф, как в кино, породы бывают разные. Но Ян наполовину это самое. А я целиком и полностью.

Кирилл встал. Вгляделся ей в лицо. Отошел к окну, постоял, вернулся.

– Издеваешься? – сказал он подозрительно. – Ты – феечка? С крылышками?

– Я феечка без крылышек, к сожалению.

– Ты просто вцепилась в пунктик, который был у Яна, чтобы запудрить ему мозги, – уверенно заявил Кирилл. – И запудрила.

– И потому он от меня сбежал, наврав всем, включая декана, что на стажировке в Японии. Логично. Самый элегантный способ бросить девушку. Даже скрипачи до него не каждый раз додумываются, ага.

Кирилл смотрел исподлобья, тяжело, не в силах решиться, верить ей или нет. Да и кто бы поверил?

Эля немного подождала.

– Что там говорит твое звериное чутье? – осведомилась она после.

– Молчит.

– Не сигналит, что я вру?

– Как это ни странно. Может, ты не врешь. Может, ты психическая.

– А может, ты? – предположила Эля.

Кирилл снова издал горловой звук, похожий на рычание.

– Давай проверим? – Эля вскинула голову. – Готов?

Он кивнул.

Не вставая с дивана, Эля принялась медленно убирать всю маскировку. Она видела, как глаза Кирилла становятся все больше и лезут на лоб: шутка ли, обычная смазливая студентка, как в сказке, превращается в неземное существо. Но этого ей показалось мало, и она, затаив дыхание, стала сливаться с окружающим ее воздухом. Секунда, две, пять – она достигла полной прозрачности. Кирилл привстал. Эля выдохнула и вернулась к утреннему облику.

– Устраивает? Кто из нас теперь психический? – холодно произнесла она.

Кирилл упал обратно на стул.

– Я, – признал он.

Надо отдать Кириллу должное: он довольно быстро оправился от потрясения и вернулся к тому, что привело их сюда.

– Ты сказала, что знаешь, почему мы все резко поглупели и прохлопали вопрос с визой, – напомнил он.

– Если ты готов мне верить…

– Выбора нет. Ну? Яна похитили, что ли? Вроде времена не те, и он не богатый наследник.

Эля встала и прошлась по квартире, принюхиваясь, но след дыхания кого-то из кромешников уже выветрился.

– Я предполагаю, что здесь побывал фейри, – проговорила она. – Я это почувствовала, как только мы вошли. Надо выяснить, кто это был. Для начала хотя бы какой природы.

– И ты можешь это выяснить? – с жаром вскинулся Кирилл.

– Пожалуй, могу. Мне понадобится твоя помощь.

Она приняла серьезный, даже траурный вид.

– Что нужно делать?

– Мне придется занять твоей силы. Хорошо, что у тебя ее немерено. – Эля посмотрела на него сквозь ресницы. – Мне понадобится твоя кровь.

Кирилл сглотнул, закусил губу, но храбро подошел ближе. Трогательный медведик.

– Хорошо, – сказал он. – Надеюсь, не вся.

Эля строго подняла бровь:

– А если вся?

– Только чтобы выяснить, кто сюда захаживал?!

– Уже торгуешься?

– Нет, – уступил Кирилл. – Давай, делай что тебе надо.

Эля отстранилась и коротко хохотнула.

– Расслабься. Это тебе за то, что меня третировал и мне не доверял. Я, конечно, нечисть, но не такая нечисть.

– Ты, мелкая…! – возмутился Кирилл.

– Зато теперь ты выказал такое доверие, что все искупил. Все, проехали. Сядь, пожалуйста, и не мешай, вот молчи и делай вид, что тебя тут нет и никогда не было.

Все еще вне себя от гнева, Кирилл пристроился на диване. Эля погасила свет, подошла к окну и, как в первую ночь, открыла створки. Шестнадцатый этаж – прекрасно, почти идеально. Сначала она просто стояла, радуясь свежему воздуху, потом вытянула вперед руки и принялась ткать воздушные потоки. Она впускала ветерки в квартиру, и они облетали каждый уголок, ловя малейшие отголоски чужого присутствия, и мчались прочь, искать того или ту, чье дыхание соответствовало этим образцам. Дом шумел, что-то упало, хлопнула дверь в туалет… Длинные волосы Эли развевались на сквозняке, и она наслаждалась тем, как воздушный поток проходит сквозь нее. На минуту-две можно притвориться, что все по-прежнему.

Эля выкинула из головы Кирилла, который старательно выполнял ее инструкции. Пару мгновений она не помнила и о Яне: в душе воцарилась блаженная пустота. Но потом ее потянуло вперед. Эля приложила подушечки пальцев к щеке, провела по коже там, где ее чуть оцарапала его щетина, дотронулась до виска, где он почти благоговейно коснулся ее губами. Укрыла щеку ладонью. В пальцах запульсировало тепло. Да, они с Яном не целовались по-настоящему, но и этого, при поддержке ее родной стихии, хватило: она почувствовала, что он жив-здоров, с ним все в порядке. Может, немножко ушиблен амнезией, как после сольного концерта на дне реки, не более.

После выступления он забыл обо всем, но вспомнил ее имя. Интересно, это что-то значит или нет?

Досадно, что ей никак не избавиться от этих глупых мыслей заурядной старшеклассницы, которые так и лезут, точно осы в стакан со сладким соком!

Надо сосредоточиться. «Где он? Где Ян?» – спросила Эля у своих помощников. В воздухе протянулась невидимая ниточка. Если бы Эля была такой, как раньше, она бы встала на подоконник и взлетела, и ничто не сбило бы ее с пути. Сейчас же она снова ощутила весь свой опостылевший вес, всю свою банальную непрозрачность, всю свою никому не нужную уязвимость.

Ладно. Она вытянула руку вперед, поймала эту волшебную нить, не ощутимую ни для кого, кроме нее, намотала на запястье. Теперь никуда не денется.

Напряжение, в котором она пребывала эти минуты, для человеческого тела было непривычным. Эля пошатнулась, ухватилась за подоконник. В глазах стало темно, в горле – больно. Ветерки шныряли вокруг, но что они могли – только потянуть ее вверх за волосы.

Ниточка дернула за запястье: стой на ногах. Эля совладала с собой. Теперь ее очередь быть сильной. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и наконец сумела закрыть окно, а потом, сама не помнила как, добралась до одного из стульев у кухонного стола и села, свесив голову ниже колен.

Кирилл, видно, боялся шевельнуться или промолвить хоть слово. Эля собиралась велеть ему включить свет, попросить у него воды, но голос пока не вернулся к ней. Так они и сидели в темноте.

…Угроза обморока миновала: тело убедилось, что оно вроде бы пока в безопасности, и сознание перестало мерцать. Эля хлопнула в ладоши и бодро сказала:

– Пожалуйста, зажги свет.

Кирилл подчинился.

– У тебя такое забавное лицо, – заметила Эля. Ей хотелось язвить, но сил не было.

– Как это называется?

– Что?

Кирилл прокашлялся.

– То, что ты делала.

– Это никак не называется.

– Хорошо, но… ты кто?

Эля устало покачала головой.

– Сильфида. Знаешь такое слово?

– Проходили. Правда, это не опера, это балет, – вспомнил Кирилл. – Французский.

– Прекрасно. Хоть так.

Кирилл сел напротив, на то место, где обычно сидел Ян, и Эле захотелось ему за это врезать. Правда, для этого надо было поднять руку.

– Значит, ты хотя бы не ведьма, – заключил он.

– Ведьма-ведьма. Люди не разбираются. Все мы ведьмы, что русалки, что сильфиды.

– Ладно, неважно. Что ты узнала? Кто тут побывал?

– А… это я пока не выяснила.

– Что же ты делала?

– Я… – Эля зажмурилась и проверила, не испарилась ли при электрическом свете незримая нить. – Я узнала, что с Яном все хорошо. Теперь надо только отправиться к нему и его вернуть.

– Откуда? – не отставал Кирилл.

Эля задумалась. Ответа на этот вопрос у нее тоже не было. Понятно, что со стороны все это выглядело очень странно. Что же она делала, действительно? И из чего сформировалась эта нить, что она в нее вложила – или что вытянула из Яна? Почувствовал ли он, что она старалась установить с ним связь? Судя по всему, его там все устраивает. Что она делала? Что она делает?

– Эля? Тебе плохо?

Ей не было плохо. В памяти черточка за черточкой нарисовался портрет Яна. Когда портрет был завершен, Ян мотнул головой, откидывая челку.

– Мне нормально, – сказала она непослушными губами. – Я спрашивала. О Яне. Я получила ответ. Я пойду к нему. К Яну. И все узнаю. Не волнуйся, брат, с ним не произошло ничего страшного. Только он не понимает.

– Я тоже ничего не понимаю, – тихо проворчал Кирилл.

Эля и Кирилл обменялись номерами телефонов, она также записала себе номер Яна и даже адрес его электронной почты. Затем Кирилл, как и обещал, дотошно привел квартиру в порядок: закрыл окна, проверил газ, выключил всюду свет. Обессиленная Эля, прислонившись к стене, ждала его на лестничной площадке, сама не зная зачем.

Дверь захлопнулась.

Кирилл посмотрел на нее с сомнением.

– Кажется, ты едва стоишь на ногах, – определил он.

Эля оторвалась от стены.

– Все нормально.

– Где ты остановилась теперь, когда не проводишь ночи тут?

– В гостинице.

– Я тебя отвезу.

– Тут близко.

– Я тебя провожу.

На улице было уже темно. Зажглись фонари, их цепочки тянулись куда-то за горизонт, совсем как нить, которую обеспечила себе Эля. Они с Кириллом молча пошли рядом.

«Это все потому, что Ян спас мне жизнь, – думала Эля. – Я полагала, что, раз уж я не могу подняться в воздух, получится вернуться в наш мир через воду, не зря же мой папа русал. Стоило только нырнуть, а там разыскать бабушку… Оказалось, что нет, от себя не уйдешь, а идти мне некуда. Ян не побоялся отправиться за мной и спас мне жизнь. Сейчас я должна вернуть его в его мир. И тогда мы будем квиты».

Они будут квиты, каждый сам по себе. И тогда – что? Она снова превратится в пустой ветерок? Бесполезный, ни к кому не привязанный. В Японию – так в Японию, в Россию – так в Россию. Она говорит на любом языке мира, впишется в любую обстановку, проживет жизнь пустую-пустую до самой развязки.

– Надо было тебе все же взять моей крови, – негромко проговорил Кирилл. – Ты, кажется, вычерпала все собственные силы.

– Это была шутка!

– Шуточки-шуточки. От меня бы не убыло.

– Кирилл, мне бы не помогла твоя кровь. Мне своей слишком много.

– Крови?

– Тела в целом. Ладно, не бери в голову.

На крыльце гостиницы Эля повернулась и посмотрела Кириллу в глаза.

– Ты и так помог мне, теперь я должна постараться сама.

– Ты его вернешь? – спросил угрюмый Кирилл.

– Я попробую с ним поговорить и узнать, что там и как. Может, ему там хорошо.

– Но где «там»?

– Где-то среди кромешников. Это однозначно.

– Ну тогда да, – проговорил он. – Тогда тебе и карты в руки. Мне туда ходу нет. Я самый обычный.

– Ты хороший друг. Я рада за Яна.

Кирилл неловко кивнул и пошел прочь.

Эля поднялась в номер и, не раздеваясь, рухнула на постель. Нить натянулась и звенела. Наверное, это была не нить, а струна, струна скрипки. Яна забрали в тот мир, к которому он не принадлежит, – к которому он принадлежит лишь наполовину. Он скрипач. У всех народов есть сказки о музыкантах, которых похищают фейри, вот хотя бы Томас-Рифмач. Или вот русская народная сказка о солдате-скрипаче, побывавшем в гостях у черта. Что взять с людей, для них всё нечисть. Фейри любят музыку. Хорошие музыканты всегда на вес золота, а уж золота у фейри хоть отбавляй.

Почему до сих пор Ян не привлекал их внимания, а тут его вдруг заметили? Это просто: раньше он не встречался с кромешниками, а с ней он не только встретился, не только привел к себе домой, но и спустился вслед за ней в один из кромешнических миров. Да еще и играл там на скрипке. Значит, разбираться с этим ей, ведь это она виновата в его исчезновении.

А было ли исчезновение? Близким людям Яна сообщили, что у него все прекрасно, редкая возможность зарубежной стажировки. Если бы она не взбаламутила Кирилла, он бы так и считал, что Яну повезло. Может, Яну вовсе и не нужно, чтобы его спасали и шли за ним, сглодав три каменных хлеба, сносив три пары железных сапог, изломав три чугунных посоха? Играет себе на скрипочке, набирается опыта, вернется с горшком золотых монет.

Эля тронула пальцем невидимую струну и улыбнулась. Она сходит и проверит. Надо же просто поговорить, ничего сложного. Если ему там хорошо, какая разница, где у него стажировка.

Она закрыла глаза и сама не заметила, как провалилась в сон. Ей снилось, что она встала на эту струну – как можно встать на струну, если она обмотана у тебя вокруг руки? – и пошла по ней, словно канатоходка, над бездной к далекой скале, на которой виднелся сказочный замок. В башне замка Элю ждал, а точнее, совсем не ожидал ее появления, Ян. Заточенная в башне принцесса, ага! Он сосредоточенно настраивал скрипку и подтягивал струны. Ах! Струна под ногой ослабла. Эля успела перехватить ее руками, повисла над пропастью и попробовала двинуться дальше, как по рукоходу, но струна резала ладони и пальцы, и Эля знала, что руки разожмутся раньше, чем она доберется до замка.

Вскрикнув, она проснулась от звука собственного голоса и села в постели. В гостиничное окно смотрела птица – на вид самая обычная, кажется, галка, но она сидела на подоконнике и с любопытством заглядывала в номер. Эля застыла. Птица, склонив голову, взглянула ей в глаза и улетела.

«Птица, – сказала себе Эля. – Может быть. Может быть. Ян похож на дитя, которое могло бы появиться у перекидыша». Это объясняло бы многое, от его любви к длинным плащам до игры на скрипке. Конечно, непонятно, почему скрипка, а не вокал, но ведь и он не кромешник, а полукровка. Что до замка на скале, который ей приснился, он вполне вписывался в эту теорию. Птицы любят гнездиться в скалах. Сон точно был в руку – в ту самую, на которую она намотала путеводную нить. Ян как Финист Ясный Сокол, ага.

Может, отправиться к местным нейтралам и попросить их о помощи? Ян так и не сумел их разыскать, а ей это, естественно, будет нетрудно. Но что она им скажет? Заявит о похищении человека, фамилии которого она до сегодняшнего дня даже не знала, когда его родители убеждены, что с ним все в порядке, – и если нейтралы проверят информацию, они могут выяснить, что Ян скрыл истину по своей инициативе, просто решил поучиться не в Японии, а чуть поближе, у кромешников, и чтоб не травмировать приемных родителей, людей, немного соврал.

Поразмыслив, Эля отказалась от этой идеи. Естественно, никто его не похищал, разве что уболтали. Наобещали с три короба, а он и повелся. И сейчас в ней говорит досада, потому что – наобещали, но и обещания наверняка исполнят, никто с ума не сошел – вредить или угрожать полукровке, нейтралы не дремлют, и вообще давно уж не старые времена. Наиграется на скрипке, проапгрейдит свой уровень, вернется довольный и с магнитиками.

Она ему хотя бы записку оставила, а он ей фиг!

Из чистой вредности Эля взяла и дернула за то, что ощущала как нить на запястье. Надо снова на Яна свалиться, расплатиться честь по чести и тогда уже двинуться дальше. Птицы-птицы-птицы… Она дотянулась до смартфона и запустила фейринет, вошла в соцсети и кликнула на раздел «Помощь сообщества». Кромешники тоже помогают друг другу, пусть и не безвозмездно.

Для путешествия Эля выбрала спортивный костюм – штаны и худи серого цвета, чтобы не бросаться никому в глаза.

Кромешник-перекидыш, который откликнулся на просьбу о помощи в соцсетях, оказался высоким мужчиной и внешне смахивал на орла: гордая посадка головы, запоминающийся профиль, широкие плечи. Элю это не удивило. Однако в человеческом обличье он вел себя совсем не так, как можно было ожидать от красавца с такой внешностью: ни ироничной отстраненности, ни величественной холодности. Выяснилось, что это достаточно известный в России певец с очевидным сценическим именем Орлов, а в данный момент он, на ее счастье, отдыхает близ Солигора на своей старой даче. В его душе, как это часто случается с артистами, жил вечный ребенок-кривляка, любитель розыгрышей и актерских баек. А уж со своими, с кромешниками, и стесняться было нечего.

– Я не знаю, что предложить вам в ответ, – призналась удрученная Эля.

Она заикнулась было о деньгах, но он ее поднял на смех. Кромешники живут по принципу «услуга за услугу», и она все ломала голову, как отблагодарить перекидыша.

– Девочка, – пророкотал Орлов, – я разомну крылья. Нечасто выдается шанс. Полет сладостен сам по себе, ты это помнишь.

Эля подавила вздох: помнить-то она помнила, да вот застряла на земле.

– Когда меня просят куда-то слетать, я не могу отказать. Такой у меня принцип, – объяснил орел. – Если я могу и кому-то это нужно, а я притворюсь, будто это не мое дело, боюсь, крылья у меня отсохнут. «Наивно это и смешно, но так легко моим плеча-а-ам…»

Эля не успела привыкнуть к манере его общения и так и не поняла, шутит он или нет, но такой принцип ее вполне устраивал. Она предупредила, что обвяжется веревками, потому что на собственные руки-ноги надежды нет: она сразу сверзится и расшибется.

Откладывать не стали, постановили вылететь тем же утром. Поднялись на плоскую крышу дома, где жил Орлов. Пара шагов по рубероиду – Эля, разумеется, поскользнулась, но кромешник держал ее за руку. Неловкая возня со страховкой позади. И вот их подхватил воздушный поток. Со стороны можно было подумать, что воздух рассекает огромная птица, Эля же чувствовала, как плавится пространство, когда перекидыш мчится сквозь него. Ощущения были непередаваемые: она боялась, что ее замучает ностальгия, но перекидыши не стихийники, они не сливаются с ветром, а бросают ему вызов. Ну или это ей так повезло с «транспортным средством».

Орел не знал, куда лететь, не знала и сама Эля; единственным, что указывало путь, оставалась невидимая нить. Поэтому им пришлось придумать систему управления полетом, которая очень забавляла перекидыша: Эля дотрагивалась до его шеи с той стороны, куда, по ее мнению, следовало поворачивать. Пальцы зарывались в перья, а что видели ее глаза, она и сама затруднялась сказать. Ей то казалось, что она и правда сидит на гигантском орле, как в книгах Толкина, то представлялось, что это какой-то аттракцион. Внизу проносились облака, деревья, огни, змеились дороги и реки.

Наконец перед ними выросла стена, и все кончилось: отпустило, нить-струна пропала. Орел пристроил Элю на небольшой балкончик, шаг в ширину, два в длину. Она уже не чувствовала ног, пальцы свело судорогой от холода, шея одеревенела.

– Прибыли? – уточнил он.

– Э… судя по всему, да. Благодарю вас. – Эля встряхнулась, и каждая клеточка тела отозвалась болью, но надо было продолжать, произнести формулу: – Когда вам что-то понадобится, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вам долг.

Орел склонил голову, признавая, что услышал ее, и аккуратно снял с себя веревки.

«Как же я выберусь отсюда?» – подумала Эля, озираясь. Сколько хватало глаз, ее окружал серебристый туман, или облака, или дымка. Стена сзади казалась декорацией.

– Удачи, девочка.

Воздух разорвался, уступая силе перекидыша, Эля не устояла на ногах и с размаху села на балконный пол. Она осталась одна.

Путеводная нить исчезла, значит, Ян где-то рядом. Следовало предположить, что он находится как раз в той комнате, на балконе которой она приземлилась. Эля попробовала заглянуть внутрь через окно, однако шторы были задернуты. Может, это и не та комната, просто орел решил не сгружать ее на узкий подоконник. На всякий случай Эля постаралась создать иллюзию прозрачности. Если она столкнется здесь с каким-нибудь кромешником, что вероятнее всего, ее сразу же разоблачат, но может быть, удастся проскользнуть, не привлекая к себе лишнего внимания.

Она толкнула балконную дверь – не заперто – и просочилась в комнату. Постояла несколько мгновений, привыкая к полумраку: перед глазами все переливался серебрящийся туман, голова плыла. Интересно, какое сейчас время суток? Сколько часов они провели в дороге? С переходами между мирами людей и кромешников путались все, однозначных закономерностей не было, значительную роль играла луна, и…

Справа у стены чернел большой одежный шкаф, у закрытого шторами окна виднелись столик и пара стульев. В глубине комнаты стояла широкая кровать, на которой лежал Ян. Не успела Эля и шагу ступить, как он сел и посмотрел прямо на нее.

Эля неслышно вздохнула. Она надеялась его разыскать и целенаправленно к этому шла, даже летела, но совершенно не подготовилась к этой встрече.

Прибыв в Солигор, Джуд с Фотиной на такси добрались до заказанной через интернет гостиницы, бросили в номере чемодан и на том же такси отправились по адресу, который передала через Грейс русалка.

На звонок в домофон никто не ответил. Джуд принялся пробовать номера соседних квартир, один за другим, пока им не согласились отпереть. Доехав на лифте до шестнадцатого этажа, Джуд с Фотиной колотили и звонили в дверь нужной квартиры, но уже понимали, что дома никого нет.

– Поздно, – сказала Фотина, взглянув на часы. – В такое время люди дома сидят. Если сидят, конечно.

Джуд стиснул зубы.

– Матвея бы сюда, – заметил он. – Мы бы эту дверь быстро открыли.

– Джуд! Это же незаконно.

– Нейтралам иногда приходится действовать незаконно, ради общего блага. Ладно… не сейчас.

Он решительно повернулся и нажал сразу на две кнопки звонка у соседнего тамбура. Послышался звук открываемой двери, а за ней и второй.

– Кто? – донеслось из-за решетки.

– Извините! – вежливо прокричал Джуд. – Мы вот в эту квартиру пытаемся попасть! А нам не отвечают!

– А нас-то чего привлекаете? – Пенсионерка поднялась на цыпочки и выглянула через зарешеченное окошко, не спеша открывать незнакомому мужчине.

– Чего там? – спросил сосед из квартиры напротив.

Джуд притянул к себе Фотину, которая изо всех сил улыбалась, стараясь выглядеть смущенной и растерянной – что, впрочем, было легко.

– Простите, пожалуйста! – повинился он, разводя руками. – Простите, что беспокоим, правда, не знаем, как нам быть! Сами видите, время позднее, нас пригласили, мы с супругой приехали, а тут нет никого! Хоть на стенку лезь. Вы не знаете, куда соседи подевались?

Хозяйка что-то пробурчала, и вторая дверь захлопнулась. Джуду показалось, что он расслышал имя «Ян».

– Ян, – вслух повторил он наудачу. – Не знаете, почему так вышло, что…

Женщина громыхнула замком и приоткрыла металлическую дверь, подозрительно оглядывая молодых людей. Джуд сделал шаг назад, крепко обнимая Фотину.

– К Яну? – переспросила соседка.

– Да, – пролепетала Фотина.

– Отец сказал, он на стажировку уехал, вроде как на полгода. За квартирой присмотреть не просили, сами вчера наведывались, может, обратно сдадут ее, этого не могу сказать. А он уехал.

– А девушка? – поинтересовался Джуд.

– Девушка? Не знаю про девушку… Вроде и девушка давешняя заходила с ними, ага.

Джуд с Фотиной переглянулись.

– На стажировку на полгода? – повторила Фотина. – А как же мы? Они нас пригласили в гости. Может, хоть подружка его нас примет, не знаете?

– Мне откуда знать? – резонно возразила соседка.

– Ну это да, конечно, – пошла на попятный Фотина.

– Мы приехали издалека, – признался Джуд. – Из Греции. – Он даже вытащил из кармана паспорт и предъявил его. – А Ян на стажировку, значит, да? К нам в Грецию, что ли? Нам бы с ним переговорить!

– Да откуда я вам его возьму-то! По телефону ему позвоните, или не соображаете?

– Телефона нет! – заявил Джуд, не вдаваясь в подробности. – А наведывался вчера кто?

– Так отец его, Яна-то.

– Вы, может, нам хоть его номер телефона дадите? А то мы сюда, а они туда, вот мы и разошлись!

Пенсионерка покачала головой.

– Его номера у меня нет, есть номер хозяйки квартиры. Она квартиру-то сдает, квартира ей досталась от сестры. Ян жилец тут просто, ясно? Я как увидала, что он скрипку тащит, сразу сказала: не потерплю пиликанья у себя над ухом, пущай выметается, полицию буду вызывать, если что. А он ничего так парнишка, шмыг – и не видать его, и не слыхать. Наверно, у себя на учебе пиликает, а дома тишь. Или звукоизоляцию устроил, что ли.

– Ой, а можно нам тогда номер хозяйки? – проникновенно сказала Фотина, приложив руку к груди. – Пожалуйста! Нам очень-очень надо!

Бдительная соседка заперла дверь, а потом просунула им через решетку клочок бумаги, на котором был записан номер телефона. Звонить, впрочем, было уже слишком поздно, просто неприлично, и пришлось отложить это на завтра.

Ян смотрел Эле в глаза, так что не оставалось никаких сомнений: он ее видит.

– Мой папа, – сообщил он ей, – обожает цитировать старые советские фильмы. «В нас пропал дух авантюризма. Мы перестали лазить в окна к любимым женщинам».

– Угу, – тихо ответила Эля, переводя дыхание.

Не кромешник, но увидел? В темноте, и раз он в постели, то, наверное, спал? То ли она безнадежно разучилась изображать прозрачность, то ли Ян услышал, как приоткрылась балконная дверь. И приветствует такими словами неизвестно кого, сквозняк? Да ну, нет.

– «Я гналась за вами три дня, чтобы сказать, что вы мне безразличны», – продолжал взлохмаченный Ян.

– Гналась? и лезет к любимым женщинам? Это что за фильм такой, тем более старый и советский?

– Это разные фильмы.

– Ясно.

Эля, склонив голову, изучала Яна. Непохоже, чтобы его тут удерживали силой. Спокоен и весел, выглядит здоровым, совершенно не удивлен. И совсем не одет, насколько позволяет увидеть одеяло. Смотрит на нее, хотя она уже отползла от балконной двери. Ага, вон и футляр со скрипкой на прикроватной тумбочке.

И что теперь? Устроить истерику: почему он исчез, ни слова ей не сказав, ни слова не написав? Старшая школа… да куда там, детский сад, штаны на лямках.

– Что ты тут делаешь? – проговорила она, не найдя ничего лучше.

– Сплю, – здраво заметил он.

– Ну да, это я вижу, что под одеялком сидишь. А вообще?

– Оттачиваю мастерство.

– Сна, ага.

– Игры на скрипке. Буду как Паганини. Похож?

Эля хмыкнула. Насколько она помнила, Паганини отличало такое же вытянутое лицо, не поспоришь.

– А ты? – последовал справедливый вопрос.

Да, что она тут делает? Стоило стараться.

– На прощание ты мне будто бы сказал: «Приходи».

– Логично.

Они снова помолчали, потом Ян похлопал рукой по постели, как бы подзывая ее.

– Прям так? – Эля набычилась.

– Хотя бы так.

Она медлила. Пусть для приличия, он мог бы изобразить удивление! Заметьте, она ни словом не обмолвилась про радость. Но удивление!

Забрался на край света, в какой-то замок на облаках, пропал с радаров, наврал всем про Японию. Спал себе безмятежно, как младенец. Воспринял как должное, что она за ним ломанулась, как будто из-за него, безродного полукровки, кромешницы в драку поминутно лезут. Да невообразимый тип. Запустить в него чем-нибудь? Уйти и хлопнуть дверью – ладно, а выйти-то в коридор или на балкон? Хотелось, хотелось грохнуться на кровать: все кости ныли, мышцы сводило, перед глазами скакали искры. Но когда к ней относятся вот так…

Никому она не нужна.

– Не придешь, – заключил Ян.

Эля молчала.

– Не придешь. Даже во сне. Никогда не придешь.

– Даже во сне, – эхом повторила Эля.

– Даже в моем сне, где я, казалось бы, могу наворотить что хочу, у меня получается привести тебя сюда, но ко мне ты не подойдешь. Ни за что.

Эля выдохнула, уронила руки.

– Ты думаешь, что ты спишь? – уточнила она.

– Конечно, сплю. Я не думаю.

– Ага, ты не думаешь. Естественно.

Напряжение отпустило, Эля дотопала до кровати и рухнула на свободную половину лицом вниз. Ненужную иллюзию невидимости откинула прочь. От постели едва заметно пахло одеколоном Яна: кедр, травы, нагретый на солнце валун, покрытый пушистым мхом.

– Ты что-то говорил про массаж. Сейчас я бы не отказалась…

Ян молча приподнял ее волосы, освобождая шею, и с неожиданной силой принялся разминать ее затекшие плечи. Эля закусила губу, чтобы не застонать: это было бы уж слишком двусмысленно.

– Везде зажимы, – констатировал Ян, спускаясь ниже.

– Ты что, и на массажиста учился?

– Чтобы профессионально, так нет, умею немножко.

Под его пальцами каменные мышцы постепенно таяли, будто превращаясь в сливочное масло. В комнате оказалось тепло, и руки Яна были горячими. Эля не открывала глаз, просто лежала и в кои-то веки ничем не мучилась, позволив себе быть. Купалась в тишине, в которой не было ни звука, кроме невесомого дыхания.

Наконец Ян замер, погладил ее по волосам, а потом легонько коснулся поцелуем голой шеи.

Эля вскинулась и встретилась с ним взглядом.

– Не устраивает такой сон? – задиристо сказала она.

– За неимением лучшего…

– За неиме… – Она задохнулась от возмущения и смеха, выдернула из-за спины подушку и от души вмазала Яну по голове.

Он развел руками.

– Я вообразить не мог, что ты и в самом деле ко мне явилась. Но в какой-то момент… это начало смахивать скорее на твой сон, чем на мой.

– Это было приятно, – не стала лукавить Эля. Она повела плечами и с наслаждением потянулась. – Помнится, ты еще про горячую ванну тогда заикался. Тебя не обеспечили тут ванной, Паганини?

Лицо Яна было очень близко, и от нее не укрылось, что его щеки слегка порозовели: то ли он слишком живо представил ее в ванне, то ли застыдился того, что беззастенчиво хвастал.

– Здесь есть ванна, – признал он.

– И горячая вода?

– Сколько угодно.

– Великолепно.

Эля слезла с постели, обнаружив, что двигаться стало намного проще, и выжидательно уставилась на него.

Ян махнул рукой, и Эля проследила за его взглядом.

Массивная ванна стояла прямо в комнате, но за углом, так что от балконной двери она не просматривалась. Отсюда же виднелась во всей красе.

– Н-да, и тут студия, да? – съязвила Эля. – Что такое не везет! Так сверхмодно, что теперь и санузел тут же, никакой личной жизни.

– Я, предположим, выйду на балкон.

Эля задрала подбородок.

– И чего, интересно, ты там не видел?

Ян посмотрел исподлобья, и Эля вдруг поняла, что время шуток кончилось. Она спасовала.

– С балкона прекрасный вид, – сказала она торопливо, – я только что оттуда. Очень вдохновляющий туман. Накинь что-нибудь, там прохладно. Спасибо.

С трудом дождавшись часа, когда беспокоить людей телефонными звонками уже не было верхом неприличия, Джуд набрал номер хозяйки, сдававшей квартиру знакомцу Мишель по имени Ян. Наплел ей, что слышал о стажировке Яна и очень хотел бы пока снять квартиру вместо него, узнал, что за аренду продолжают платить родители Яна, выразил крайнюю удрученность и заинтересованность, предложил перебить цену, пообещал уладить вопрос с жильцами самостоятельно и наконец получил их номер.

– И что ты теперь наврешь родителям этого мальчика? – поинтересовалась Фотина.

Она как раз приняла у официанта заказанный в номер завтрак и расставляла на столе сливочник, масленку и хлебницу. Джуд, не садясь, цапнул чашку и отхлебнул кофе.

– Нет уж, ты сядь за стол и позавтракай нормально! – запротестовала Фотина. – Сегодня целый день будешь бегать, устанешь еще как собака.

Он послушался, сел и потянулся.

– Так что ты собираешься сказать родителям?

– Я пока не придумал.

– Ты их напугаешь. Давай лучше я позвоню?

– Они могут решить, что ты еще одна девушка Яна.

– А «еще одна», потому что одна – это Мишель, как ты предполагаешь. Да?

Джуд пожал плечами.

– Я не знаю, сколько у него девушек! Паренек он тихий, не видать, не слыхать. В тихом омуте, сама знаешь…

Фотина в шутку хлестнула его льняной салфеткой.

– Тебе просто тоже хочется что-нибудь сделать, да? – улыбнулся Джуд.

– Ты мне ничего не доверяешь.

– Я тебе доверяю все на свете. Кроме номера родителей этого Яна, душа моя.

Фотина надулась.

– А почему бы тебе не сказать правду? – придумала она.

– Например?

– Что ты брат Мишель и очень волнуешься, потому что она ушла из дома и не вернулась. Что ты слышал, что они вроде бы встречались не далее как вчера. Ну и там по ситуации.

Джуд поразмыслил.

– Идея неплохая, – признал он. – Чем меньше врешь, тем по итогу лучше.

Увы: Вадим Юрьевич Джуду посочувствовал, но про Мишель смог поведать только то, что у нее дома ранее прорвало канализацию, что с Яном девица перед его отъездом в Японию поссорилась и, хотя вчера они действительно вместе заглядывали к Яну на квартиру, он даже не в курсе, нашла ли она там подаренное кольцо. Про кольцо он упомянул шепотом, чтобы не слышала супруга: ее решили пока не волновать.

Впрочем, ценная информация была и тут: о кольце и о Мишель, которую Вадим Юрьевич называл Элей, что-то мог знать лучший друг Яна, Кирилл, он также учился в консерватории.

Ян надел умопомрачительный атласный халат, как в кино про миллионеров, протянул гостье пушистое голубое полотенце и продемонстрировал, как управляться с кранами.

– Так я пойду на балкон, – сказал он.

Эля кивнула и принялась набирать ванну. Струя била в безупречно белое дно, и казалось, что вода кипит. Звук был приятным, словно музыка. На краю ванны стояли рядком разные бутылки – шампуни, пена, соль… Эля взяла в руки одну из них, приоткрыла крышечку и понюхала. От фруктово-ягодного аромата закружилась голова.

– Роскошно живешь, – бросила Эля.

Ян ничего не ответил, скрылся за балконной дверью. Эля пристроила полотенце на стуле поближе к ванне, на стул же положила свою одежду и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Да, она ожидала, пожалуй, чего угодно, когда неслась сюда на крыльях орла, но таких картинок вообразить не могла. А почему бы и нет?

Все остальное в комнате казалось деревянным и теплым. Кровать, которую она уже успела оценить, была мягкой. Приглушенный свет создавал ощущение уюта. Не Япония, но…

В дверь постучали. Потом еще раз.

Ян вернулся в комнату – с закрытыми глазами. Эля невольно прыснула.

– Это горничная, – объявил он. – Она человеческой природы, так что можешь задернуть себя своей невидимостью, она не поймет.

– Горничная?

– Она приносит утром завтрак.

– Завтрак в постель?

Ян дернул углом рта. Стук сделался настойчивее.

– Не в постель, на стол. Ты не хочешь завтракать?

– Я… хочу.

– Тогда притворись, будто тебя тут нет, наверное, а я отопру. Это уже неприлично.

Эля, кивнув, старательно перестроила перед собой молекулы воздуха, создавая иллюзию. Не глядя в ее сторону, Ян прошагал к двери и отпер. Но вошла не горничная, и даже вовсе не человек.

– Сынок, – сказала кромешница, переступая порог, – ты так долго спишь?

– Прости, мама, – повинился Ян.

«Сынок». И «мама». Предположения Эли, значит, оказались верны – а ее жалкая иллюзия никому не нужна. От досады Эля зажмурилась, а потом раскрыла глаза пошире, разглядывая внезапно объявившуюся мать Яна.

Волосы цвета воронова крыла, но вроде не ворон и не ворона, хотя птица – вновь она угадала правильно. Кажется. Высокая, такая же удлиненная в каждой линии, как и Ян, похожая на черного ферзя. Вот кромешница протянула руку и как бы невзначай коснулась плеча Яна.

– Тебе нужно больше времени уделять репетициям, сынок, – проронила она, а после повернулась в сторону ванны, несомненно, мгновенно ощутив чужое присутствие.

Ян на автомате последовал ее примеру, но тут же потупился. Эля, которой было уже нечего терять, гордо встала в полный рост, выпятила грудь.

– Здравствуйте, – произнесла она учтиво.

– Здравствуйте, – с любезной улыбкой выдавила хозяйка. – Я вижу, Ян, играть только на скрипке тебе уже скучновато.

Эля прикусила язык. Если ей хамят, это еще не повод отвечать тем же, тем более что она забрела не на свою территорию.

– Мама, – предостерегающе проговорил Ян, рассматривая паркетный пол.

– Сильфиды духи воздуха. Оставь крошечную щелочку – они просочатся везде и всюду. Что ж. Это твоя девушка, дело твое, – пожала плечами кромешница. – Мы рады приветствовать вас. – Она склонила голову.

– Взаимно, – отозвалась Эля, искренне пожалев, что в ванне крайне неудобно делать реверанс: с нее станется, она и навернуться может.

– Будем ждать вас к обеду. И к ужину. Пока вам не надоест… Три дня пролетают ужасно быстро. Ян… – Мама снова погладила его по атласному плечу и решительным шагом вышла.

Дверь закрылась. Эля издала возглас досады. Ян автоматически поднял взгляд и тут же отвернулся.

– Прости, – сказал он. – Я не ожидал, потому что она никогда…

Эля села в еле теплую воду.

– Мама.

– Мама меня разыскала.

– Прекрасно.

Почему-то ей так не казалось, и ее тон это в полной мере отразил.

– Три дня – это что такое? – спросил Ян.

Эля стукнула затылком о край ванны.

– Ы-ы-ы.

– А подробнее?

– Кромешникам, если они уже попали в мир людей и если они не хотят навеки задержаться в любом из миров кромешников, нельзя оставаться там дольше чем на три дня. Да и на три нельзя. Желательно меньше. Если они планируют продолжать жить среди людей, конечно. Билет в один конец.

– Ты же хотела уйти к своим, – полувопросительно сказал Ян.

Кирилл, здоровенный русский медведь, смотрел на Фотину и Джуда недоверчиво. Договорившись по телефону о встрече, они подъехали к нему в консерваторию, но толку из разговора, кажется, не выходило. Они битый час торчали у окна в коридоре, все вокруг пело и шумело, звенели и скрипели самые разные инструменты, а Кирилл не сдвигался с места ни на йоту.

– Так вы утверждаете, что вы брат Эли, – сказал Кирилл Джуду.

– Единоутробный. По маме, – повторил терпеливо Джуд.

– И она якобы сбежала из дома.

– Она не сбежала, строго говоря… У нее возникли проблемы. Я приехал, чтобы ей помочь. Маме обещал. Я все это уже объяснял.

– Но как вы это докажете? Ваши документы ничего не доказывают, вы и сами это понимаете.

Фотина наконец сломала карандаш, который крутила в пальцах.

– Послушайте, Кирилл, – встряла она. – Мы же не просим вас выдать государственную тайну. Если брат беспокоится о сестре, это вполне естественно! А тем более если мама. Вы уж поведайте нам все, что знаете, и мы оставим вас в покое. Вадим Юрьевич упомянул, что вчера вы все вместе были на квартире у Яна, уехавшего в Японию. Эта информация у нас и без вас есть, а вы упираетесь! Вы поискали это несчастное кольцо и к вечеру разошлись, да? В таком случае зачем об этом умалчивать, скажите на милость? Или вам все же есть что скрывать? Тогда мы можем и в полицию обратиться!

– Фотина! – с упреком прошептал Джуд.

– Ой, да я не могу больше!

Кирилл посмотрел на нее с интересом.

– Вы кто? – спросил он.

– Я жена Джуда, он вам это уже говорил, я не знаю, чем вы слушаете, в конце концов! Джуд брат Эли.

– Это я уяснил, – усмехнулся Кирилл. – Я в другом смысле. Эля мне сказала, что она фейри. Раз вы ее родственники, вы это наверняка знаете. Окей, тогда я у вас спрашиваю: что она имела в виду и кто она на самом деле?

Он откинулся назад, опираясь на подоконник, и смотрел на них с видом превосходства, очевидно, уверенный, что они не сумеют ответить на такой заковыристый вопрос.

– Тут все просто, – негромко сказал Джуд, склонившись ближе к уху Кирилла. – Эля сильфида, еще говорят «дух воздуха». Раз вы спросили у моей жены, кто она, отвечу: Фотина наполовину сильфида, по матери, наполовину обычный человек. Что еще вас интересует?

Кирилл снова взглянул на рассерженную Фотину.

– А вы… умеете какие-нибудь такие волшебные штучки?

Фотина собралась ответить, но Джуд ее опередил.

– Считай, что нет. Мы не фейри, мы так, примазались. Куда ты дел Мишель?

– Мишель?

– Элю. В России ей, очевидно, нравится так себя называть.

– Я ее куда дел? Никуда я ее не дел, – обиделся Кирилл. – Проводил до гостиницы.

– Давно бы так, – проворчала Фотина. – Название гостиницы хоть можешь нам сказать?

В гостинице Мишель не оказалось. Номер на ее имя здесь действительно сняли, и ее вещи, по свидетельству администратора, лежали там, но самой ее на месте не было. Теперь оставалось только ждать.

Ян смотрел в сторону, чтобы не смущать Элю, и это ей ужасно мешало. По тону голоса невозможно было понять, чего хотел бы он.

Если он завис тут, то почему бы ей не провести время с ним? Расплатиться за ее спасение в свое удовольствие, задержаться на сколько угодно, никто другой ее не ждет. А сколько он пробудет тут? Полгода?

Действительно, раньше она хотела именно этого – покинуть мир людей, где у нее не получилось ничего, вернуться домой и жить как прежде. Только это не ее дом, и приняли ее тут не как родную.

Впрочем, такая встреча объяснима: ее сюда никто не звал, она явилась без предупреждения, сказать грубее: вломилась, проникла, словно вор. Но она же девушка Яна, можно было быть и повежливее. Или нет?

При мысли о кромешнице, ее тоне, ее бесстрастном взоре по коже побежали мурашки. Вода остыла и уже совсем не радовала. Эля выдернула затычку.

– Ты не хочешь оставаться, – сделал вывод Ян. – Ты пришла на пару дней. Тебе так приспичило отдать долг? Успокойся, я тебе его прощаю. Ты мне ничего не должна. Ты меня ни о чем не просила. Если на то пошло, просила меня твоя бабушка. Я процитирую: просила «час моего драгоценного времени». Это совсем немного. Что такое час?

Он говорил ровно, невозмутимо. Эля покачала головой.

– Во-первых, не час. И ты спал сутки. И ты потерял сознание. И…

– Позволь напомнить. Когда я спросил, что я получу за то, что ты проведешь ночь у меня, ты сказала: ты проведешь ночь у меня. Это само по себе награда. Не так ли?

Эля готова была взвыть. Она выбралась из ванны, торопливо вытерлась полотенцем и влезла обратно в свой неприметный серенький костюм. Ян так и стоял к ней спиной.

Присутствие кромешницы будто висело в воздухе между ними, и Эля его узнала: это она побывала в квартире-студии на шестнадцатом этаже.

– Ян, – позвала Эля, сама не зная, как будет продолжать. – Ты можешь повернуться ко мне, я оделась.

Он повиновался. Лицо его было непроницаемым.

– Ты сказал мне: «Приходи». Я пришла, а тебя не было. Ты сам не вернулся домой. Я ждала тебя очень долго. Очень долго.

Губы Яна шевельнулись, брови поползли вверх.

– Я стала искать тебя. Не поверила в сказку про зарубежную стажировку. А вот все остальные поверили – твоя мама… в смысле Лариса Игоревна, и Вадим Юрьевич, и Кирилл, с которым я была вынуждена свести знакомство, и твой усатый декан. Твоя мама, кромешница, всем очень успешно задурила мозги. Скажи мне, пожалуйста, Ян, почему ты уехал, не оставив мне даже записки, не передав мне ничего на словах?

Ян заморгал.

– Я… не передал?

– Ты не передал. Испарился, будто тебя и не было.

– Так вот зачем ты здесь, – сделал вывод он.

– Закрыть этот вопрос, да. Только за этим – конечно же. Ах, еще то, что я должна отплатить тебе услугой за услугу, это тоже не будем упускать из виду.

Ян будто бы собрался что-то ответить, а потом на глазах передумал.

– Прости, – проговорил он. – Не знаю, как так вышло. Наверное, я на время забыл о твоем существовании.

Это было как удар ножом в живот.

– Потому что слишком блестящие перспективы, да? Горшочек с золотом, второй Паганини, завтрак в постель, башня в замке. Япония опять же.

– Япония. – Ян нахмурился, словно припоминая. Он был сам как натянутая струна, только что не звенел.

– Всем сказали, что ты в Японии.

– Ах да. Надо же было что-то сказать. – Ян отступил, сел на кровать, уронил голову и пропустил длинные волосы сквозь длинные пальцы. – Эл-ля. Подойди ко мне, пожалуйста.

Она послушалась, и Ян обхватил ее руками, прижался горячей щекой к ее животу.

– Тс-с-с, – прошептал он. – Тс-с-с. Пожалуйста. Одна минута.

Эля растерянно захлопала ресницами, не в силах оттолкнуть Яна и ничего не понимая.

Наверное, минута прошла. Ян выпустил Элю и упал назад.

– Мне почему-то очень тяжело. Я не знаю, какие у тебя планы. Даже не знаю, чего ты хочешь. Даже не знаю, что ты во мне видишь. Ты почти бессмертная кромешница, обладательница невероятной силы. Хочешь – оставайся на два дня. Хочешь – спи со мной. Хочешь – я не стану трогать тебя руками и ничем не стану трогать. Хочешь – улетай немедленно. Хочешь – оставайся тут навечно. Я принимаю любое твое решение.

Он умолк. Эля робко присела на край кровати и обняла себя за плечи.

– Ты прав, надо поговорить честно и открыто, – признала она. Это была легкая часть. Дальше начиналась сложная.

– Твоим сказали, что ты уехал на полгода в Японию, на стажировку. Что сказали тебе?

Ян досадливо ударил кулаком по одеялу.

– Какая разница? Зачем ты меняешь тему? Я пытаюсь определить, что у нас, у нас с тобой происходит, а ты…

Эля положила ладонь ему на руку, и он умолк.

– Давай по-моему, – шепнула она мягко. – Уступи мне сейчас. Что сказали тебе?

– Ко мне пришла мама. Она меня отыскала. Забрала к себе – временно, а чтобы не переживали мои приемные родители, придумали для них стажировку. Пока мы знакомимся, сближаемся, а я репетирую, осваиваю новую ступень мастерства. Ты слышала, что Паганини вечно подозревали в сделке с дьяволом? Ни для кого не секрет, что кромешников считали нечистью, а там и до дьявола недалеко, да? Наверное, он тоже…

Эля незаметно закатила глаза.

– Паганини, конечно, – согласилась она еще мягче. – То есть ты оттачиваешь свое мастерство. Тебя для этого сюда забрали?

Ян сел и посмотрел на нее в упор.

– Меня сюда забрали, потому что нашлась моя мама-кромешница, – произнес он раздраженно. – Точнее, нашелся я. Она меня потеряла, а потом нашла. А параллельно я занимаюсь, чтобы играть на скрипке еще лучше. И когда полгода закончатся, я вернусь, как будто бы из Японии, и буду крутой. К маме буду ходить в гости, а она ко мне. И стану известным скрипачом. Что не так?

Эля покачала головой. Она и сама не могла уловить, что тут не так. Может, в ней и правда говорит только дурацкая обида, что в погоне за мировой славой и за настоящей семьей Ян забыл о ней – о девушке с прибабахом, которую знал пару дней?

Ян забыл о ней, хотя когда очнулся после своего подвига, не помнил ни о чем, а вот ее узнал и назвал по имени.

Ян забыл о ней, хотя на дне речном безошибочно определил, где она, а где пустые подделки, похожие на нее как две капли воды.

Ян забыл о ней, хотя сегодня разглядел ее в полусне и в полумраке, несмотря на безупречно наведенную иллюзию прозрачности.

– Я останусь на два дня, – решила она. – Или на два с половиной. Для начала. Посмотрим, что тут такое. Надо разобраться.

Горничная все же принесла в комнату Яна нехитрый завтрак. Видно было, что она уже получила инструкции от хозяйки: в компании пузатого чайника с заваркой на подносе было две фарфоровых чашки. Еще к завтраку полагалась пара мягких пшеничных булочек, сливочное масло, абрикосовый джем и несколько ломтиков желтого сыра.

– Скоро обед, – объявила горничная, расставив все на столе. То ли объяснила, почему завтрак такой скудный, то ли выговорила за то, что Ян так долго не вставал.

– Спасибо, – аристократично кивнул он, будто ему каждый божий день приносят готовый завтрак и вообще обслуживают по полной программе.

Ян успел переодеться, сейчас он был в черном с головы до пят, и это ему загадочным образом шло. Треугольный вырез пуловера на груди окаймляла цепочка золотых стежков.

– Ты как принц, – заметила Эля, завладевая ножом, чтобы намазать булочку маслом.

Он хмыкнул.

– Чем не принц, да.

– Какой-то даже Гамлет. Где твой папа, кстати, если это мама?

Ян ответил не сразу, озаботился разливанием чая.

– Мама сказала, что он давно умер. Он же был человеком.

Эля опустила глаза.

– Сочувствую.

– Спасибо. Тут ничего нового, я же все равно его не знал. Но надеялся…

Ян не стал договаривать. Поели они в тишине. Потом Ян потянулся, встал и взял футляр с инструментом.

– Надо репетировать.

– Ладно, – разочарованно протянула Эля. – Может, пока посплю.

– Пойдем со мной.

– Слушать гаммы?

Ян улыбнулся, и белозубая улыбка осветила темную комнату.

– Я не такой уж неопытный. «Песнь эльфийского короля» я уже почти выучил…

– «Песнь эльфийского короля»? – переспросила Эля.

– Это пьеса, которую я должен буду сыграть. Пойдем?

– Куда?

– Здесь есть море, играть лучше всего там.

– Эх, купальник я не захватила! – с преувеличенным огорчением сказала Эля, глядя на свой не слишком вписывающийся в антураж спортивный костюм.

– Купаться сейчас холодно, – утешил ее Ян. – Пожалуйста, пойдем со мной.

– У меня слабые нервы. Я не уверена, что бесконечное пиликанье…

Ян тихо вздохнул.

– Если у тебя только два дня здесь, пожалуйста, послушай меня хоть один раз.

Эля сдалась, хоть и надула губы.

Никого не встретив, они сбежали по массивной лестнице из черного дерева, проскочили под ней и через один из служебных выходов выбрались на улицу. Прошли вдоль серой стены замка, спустились с пригорка и, неожиданно для Эли, сразу оказались на галечном пляже. Ветер ударил в лицо. Справа сердилось сизое море. Волны атаковали берег, а отступая, норовили забрать с собой хоть пару-тройку округлых камней. Слева поднимались скалы. По берегу тут и там были разбросаны их обломки, большие и маленькие. Эля чуть не захлопала в ладоши, еле сдержалась. Вот так сюрприз: она-то уже нарисовала себе картину неприступного замка в облаках, откуда не выйти, а тут, в двух шагах, еще столько чудес.

– Ты репетируешь здесь? – повернулась она к Яну. – Тебе не мешает ветер, шум волн? Как же ноты?

– Я уже выучил пьесу, – сказал Ян. – Играть надо тут, выбора нет. Что до шума, ты сейчас сама услышишь.

– Ну погоди, – протянула Эля, – погоди немножко.

Она оглянулась на громаду сизого замка, которая вызывала у нее безотчетную тревогу, и двинулась прочь, в поисках красивого камушка. Галька была неяркой: преобладали коричневые, серые, палевые тона. Над пенистым прибоем орали чайки. Плеснула волна, вынесла Эле под ноги серый камень с дыркой. Она подняла его и погладила пальцем: теплый, хотя вода студеная. Сунула в карман худи.

– Давай, что ли, – уныло бросила она Яну.

– Отойдем от волн, они меня пока сбивают. Присядь, наверное, будет удобнее.

Эля послушалась, отошла под прикрытие высокой скалы, выбрала черный обломок базальта и села лицом к Яну и к замку, упершись ладонями по бокам. Солнца не было, но и базальт показался ей теплым, даже приятно горячим. Она вытащила из кармана найденный камешек, гладкий и блестящий, и принялась вертеть его в пальцах.

– Давай, – снова сказала она.

Ян неторопливо кивнул, будто поклонился публике.

– У тебя такое лицо, что можно подумать, у тебя болят зубы, – констатировал он.

– Не обращай внимания, ничего у меня не болит. Просто предвкушаю пиликанье. Да еще без аккомпанемента. Так себе удовольствие.

Ян опять улыбнулся, совсем не уязвленный.

– Аккомпанемент здесь, как ни странно, имеется.

– Где, тут? – Она повела рукой, обозначая пустынный пляж. – Крики чаек?

– Скажешь потом.

Эля кивнула.

Первые такты она ничего не замечала, кроме протяжного голоса скрипки: та-таа, та-таа… Та-та-таа-а… Постепенно зазвучал и оркестр: вступила виолончель, после будто откликнулась вторая скрипка, прорезался ритм. Эля распахнула глаза, но перед ней стоял только Ян.

«Песнь эльфийского короля», которую Эле не приходилось слышать раньше, была, конечно, написана кромешником. Каждая нота западала глубоко и что-то затрагивала у Эли в душе. Вспомнилось, как она прятала слезы, уткнувшись в плечо папе-русалу, – омыла водная стихия. Взметнулись языки пламени, вызывая в памяти мамино печальное лицо.

Эльфийская музыка захватывала и несла, являя лики любимых кромешников, но вел Элю за собой Ян, это был его голос – голос его скрипки, он, словно Орфей, торопил, звал, не отставал, тянул за руку: вынырни, вспомни, отряхнись, иди вперед.

И она шла, болезненно ощущая позвоночником острую грань: огонь можно залить водой – воду можно выпарить на огне – однако вот она здесь, выросшая на этой грани, как воплощение любви, вечного танца стихий, летучая, неуверенная, возникшая ниоткуда.

С трудом оторвавшись от своих переживаний, Эля открыла глаза, но не сразу разглядела Яна. Стоял он, конечно, там же, где и прежде, только казалось, что это не он, а какой-то вихрь, музыка, которая льется сама по себе. Ян не был прозрачным, он прилежно водил смычком, и сосредоточившись, Эля это видела. Правда, чтобы сфокусироваться, нужно было напрягаться. Она зажмурилась, пытаясь избавиться от неожиданного эффекта и по привычке виня свои глаза. Аккомпанемент оркестра стал будто громче. Можно было вообразить, что она устроилась в кресле перед оркестровой ямой, а вовсе не на берегу моря неподалеку от одинокого скрипача.

Эля вновь подняла веки. Вот он, Ян, черная фигура, случайный мазок краски на фоне серых камней и сизого моря, до спазма в груди одинокий – и все же его поддерживал целый призрачный оркестр, заглушавший даже шум волн и ветра.

Эле стало страшно. Ян слишком уж подходил этому оркестру. «Они заберут его», – промелькнула мысль. Эля сжала губы.

Музыка закончилась, Ян опустил смычок и скрипку. На лбу блестели капельки пота. Он заметил напряжение на лице Эли и, по своему обыкновению, выдал кривую улыбку.

– Пока недостаточно хорошо, да? Я знаю. Нужно работать.

– Нет, ты очень хорош, – искренне сказала Эля. – Просто…

– Ой, не надо. Не старайся подсластить пилюлю, это невыносимо. Композиция сложная, работать нужно, это я и сам знаю.

Эля отвела взгляд.

– Нет предела совершенству, – согласилась она.

Еще немного – и он сольется с несуществующим, призрачным, размытым в этом пространстве оркестром. Только его там и ждут. Что же делать?

– У меня есть мечта, – объявил Ян.

– И не одна, – догадалась вредная Эля.

Он усмехнулся.

– Не спорю. Но сейчас я хотел сказать об одной.

– Стать знаменитым.

Ян откинул челку.

– Я стану богатым, знаменитым и успешным, – проговорил он уверенно. – Тогда я тебя разыщу. И тогда ты меня полюбишь.

При всей своей язвительности Эля не нашла слов для ответа: он произнес это таким тоном, что ответ и не подразумевался. Ян смотрел на нее так, будто стоило ему отвести взгляд – и она испарится. Под этим взглядом Эля плавилась и забывала, как дышать.

Глупый мальчик. За такие мысли ему следовало бы от души врезать: за кого он ее принимает?

Эля сосредоточилась на дыхании: вдох – выдох.

– Вот так, да?

– Так. Когда-нибудь. Рано или поздно. Я подожду, – спокойно ответил Ян. – Я терпеливый.

– Это и есть твоя мечта, значит?

– Нет, это не мечта. Это план.

– Вот оно как.

– Мечта другая. Я хотел бы сыграть тебе импровизацию, мелодию о тебе, и чтобы ты танцевала.

Эля возмущенно фыркнула и подтянула к себе колено.

– Играть ты можешь что угодно, я плясать под твою скрипку не буду.

– Я так и думал, – признался Ян. – Но играть могу, да?

Она собралась с силами.

– Валяй.

Вначале Эле почудилось, будто музыка началась где-то очень далеко, и она снова до рези в глазах вгляделась в Яна. На сей раз он был более материальным, а аккомпанемент совсем ненавязчивым. Мелодия лилась и перетекала, Эля приготовилась терпеть еще несколько минут и стала подыскивать вежливо-холодные слова для отзыва: благодарю, не ожидала; приятно, что ты думаешь обо мне; всегда любопытно узнать, какой предстаешь перед другими людьми…

Но тут музыка снова уступила место чему-то большему. Черная дыра, перманентно прописанная у Эли прямо посреди грудной клетки, превратилась в пустоту. Эля безмолвно ахнула и невольно закрыла грудь рукой. Под рукой было восхитительно пусто – и от этого невероятно легко. Ян будто увидел Элю и признал ее право быть такой – открыл какую-то заслонку и вытащил из Эли водоворот боли. Даже если боль вернется, когда он отложит скрипку… это все равно чудо. Эля почувствовала, что могла бы взлететь к небесам, невесомая, безмятежная, она и взлетала вслед за нотами, и парила, и ничто не тянуло ее вниз, не болело, не отравляло. Ничто не держало ее – даже музыка, предельно деликатная музыка – даже плавящий взгляд каре-зеленых глаз. Своей импровизацией Ян поймал ее, отразил в звуке – и освободил, исцелил и выпустил.

Единственный способ привлечь сильфиду – это отпустить ее.

Паря в облаках, Эля не отрывалась от человека, давшего ей эту легкость, эту свободу.

Эля знала, что вернется за ней, снова и снова.

Вернется к нему, что бы там ни было, что бы ни стояло между ними.

Ян позволил ей быть такой, какая она есть, делать то, что ей угодно, и снова вручил ей ее собственную жизнь.

Камень под ее рукой был горячим. Ветер на ее коже был прохладным. Прядь волос щекотала щеку. Как приятно разогнуть затекшую ногу, выпрямить спину. Сколько радости дает тело. Свежий воздух заполнял ее и омывал каждую клеточку. Эля дышала.

Музыка кончилась. Ян поднял взгляд.

– Плясать под мою дудку – или скрипку – ты не будешь, – с усмешкой заключил он. – Да и мелодия вышла… не танцевальная. Ладно. Я потом попробую еще приблизиться к тебе. К твоей сути. Если ты позволишь.

В голове у Эли не было ни одного слова, чтобы передать то, что только что произошло. Она сидела на своем камне и просто не знала, как донести до Яна, что…

Впрочем, способ был. У нее же есть пока это тело.

Эля спрыгнула с валуна, подошла к Яну, пристально смотревшему на нее, и его поцеловала.

Закинула руки ему на шею. Хорошо, что он все еще сжимает скрипку и смычок и не швырнет их на гальку, он слишком ценит свой инструмент. Инструмент ли это – или его продолжение? Эля ощутила укол ревности. Как это он держит скрипку, когда мог бы стиснуть в объятиях ее? У него такие красивые кисти, такие пальцы…

Но и то, что Ян дал сейчас солировать ей, ей нравилось. Его губы были солеными от пота и близости моря. Эля зарылась пальцами в волосы Яна, приникла к его груди – своей пустотой, своей легкостью, и закрыла, заполнила свою дыру его теплом, его сумасшедшим сердцебиением.

Оторвавшись от его губ, взглянула ему в глаза.

– Эл-ля, – сказал Ян хрипло.

Теперь она будет, по крайней мере, знать, где он и что с ним. Теперь…

Он потянулся к ней, и она не стала отстраняться. Ей тоже хотелось больше, и ближе, и ярче, и сильнее.

Чтобы не упустить Мишель, Джуд с Фотиной переехали в гостиницу, которую указал им Кирилл. Джуд включил все свое обаяние и подкрепил нематериальные улыбки и заверения финансовым бонусом, уговорив администратора на ресепшен немедленно сообщить ему, когда Мишель объявится, а также оставить ей от него записку: в ней он объяснил, кто он и зачем ищет Мишель, присовокупил номер своего мобильного телефона и на всякий случай мобильного телефона Фотины. Пока ловить в гостинице было больше нечего, и Джуд принял решение все же отправиться к местным нейтралам.

Найти сам офис оказалось нетрудно, вход в него располагался посреди длинного дома бледно-желтого оттенка, к которому жались многочисленные автомобили. Фотина, правда, удивилась, что над крыльцом висит триколор: в Греции считали, что нейтральная служба нейтральна по максимуму, и хотя у них были свои методы сотрудничества с официальными инстанциями, нейтралы работали по возможности параллельно с ними.

Но стоило переступить порог, как стало очевидно, что тут все серьезно. У наряженного в камуфляж охранника с резиновой дубинкой в руке на поясе висела кобура, и уж, наверное, не пустая. Второй охранник сидел за столом рядом с рамкой металлоискателя. Фотина и Джуд, переглянувшись, приблизились к нему.

– Паспорта, пожалуйста, – устало сказал русский. – Металлические предметы выложили вот сюда…

Фотина потянулась к сумочке. Джуд поборол импульс выйти на улицу и еще раз сверить адрес, а также изучить вывески на фасаде: охранники были обычными людьми.

– Мы нейтралы, – приветливо проговорил вместо этого Джуд. – Этот адрес указан как адрес местной нейтральной службы. Возможно, мы ошиблись, нам нужен другой вход или…

– Нет, сюда, подниметесь на второй этаж, как пост пройдете. Давайте паспорта, мы записать должны. Вас вызывали? Металлические предметы из карманов выкладываем.

Джуд вслед за Фотиной вытащил паспорт и пристроил его на угол стола, опустошил карманы и прогулялся под арку металлоискателя.

– Сумочку откройте, покажите, – сказал охранник с кобурой, взяв в руки портативный металлоискатель.

– А что вы там думаете увидеть? – дружелюбным тоном полюбопытствовал Джуд, пока Фотина выполняла команду.

– Баллончики газовые, холодное оружие, запрещенные предметы, – скороговоркой сказал охранник и поднял глаза. – Почему вы спрашиваете?

– Они иностранцы, Лёх, – заступился за них тот, что заполнял журнал посещений. – Паспорта возьмите. По лестнице на второй этаж. – Фотина ухватила обе красные книжицы и двинулась было вперед. – Погодите. Я записать должен. Вас вызывали? Вы по какому вопросу?

Джуд улыбнулся.

– Мы иностранцы, как вы верно заметили. Нас не вызывали. Мы по вопросу международного сотрудничества.

– Хинди руси бхай-бхай, – подсказал вооруженный охранник.

– Не, Евросоюз, – возразил первый. – По-русски хорошо спикают. Чё в журнал-то запишем?

Фотина с Джудом переглянулись, еле удерживаясь от смеха.

– Напишите, что мы представляем службу нейтралов Греции, – посоветовал Джуд. – Филиал тут будем открывать. Возможно.

– Филиал! – с уважением отозвался охранник. – Это хорошо, если совместное предприятие! Проходите.

Миновав пост, Джуд приложил к губам указательный палец, показывая Фотине, что пока следует хранить молчание. Если честно, с охраной шутки плохи в любой стране, а уж в России, по его опыту, проще изначально не нарываться. Они дали волю эмоциям только на площадке между этажами.

– Филиал? – смеясь, повторила Фотина.

– Филиал. Уголок Греции в Солигоре.

– Почему в Солигоре?

– Почему нет? – Джуд взял у нее свой паспорт и сунул его в карман.

Коридор на втором этаже был пустынным. Они увидели множество полированных дверей без табличек. Пожав плечами, Джуд постучал в первую из дверей и сразу приоткрыл ее.

– Я вас не приглашала, – объявила суровая нейтралка, сидевшая в глубине кабинета за компьютером.

Джуд пригляделся и понял, что не может навскидку определить ее природу: судя по всему, крови фейри в ней было меньше половины. Впрочем, бейджик на ее груди подтверждал, что она сотрудница в местной службе нейтралов.

– Не приглашали, – согласился с широкой улыбкой он. – Возможно, нам в другой кабинет, вы нас направьте.

– Вы по какому вопросу? Войдите, хватит в дверях стоять.

Джуд шагнул за порог, Фотина молча присоединилась к нему.

– А вы куда, девушка? По одному заходим, – вновь приняла строгий вид сотрудница.

Мудрая Фотина не стала спорить и вышла в коридор.

– Я ваш коллега, нейтрал, мы приехали из Греции, – объяснил Джуд, улыбаясь. – В вашем замечательном городе остановилась моя сестра, сильфида, я хотел бы запросить помощи в ее поиске.

Дама спустила очки и посмотрела на Джуда испытующе.

– Вижу, что полукровка, – признала она. – А сестра, значит, сильфида. Это как вышло у вас так?

Он развел руками, словно извиняясь, что так вышло:

– У нас общая мама. Мой папа был человеком, он погиб давно, а сестренка родилась уже от другого папы, кромешника. Но она потерялась, я и хотел узнать, может, в вашей службе…

– Может, в нашей службе – что?

– Есть о ней данные. В последний раз ее видели в Солигоре.

– Значит, она тут. Возможно. Какие данные вам нужны? – Дама сердито потыкала в клавиатуру.

Джуд пожал плечами и достал из кармана паспорт.

– А какие у вас есть. Может, что-то по ее перемещениям… Есть у вас хоть что-нибудь?

Сотрудница придирчиво изучила документ, прочитав каждую страницу, сопоставила фотографию с физиономией Джуда и разве что отпечатки пальцев не затребовала для сверки.

– Нейтрал, значит, – заключила она, хотя об этом в паспорте, разумеется, не говорилось. – Ладно. Заполняйте заявление. Документики свои не забываем!

Джуд принял паспорт и вежливо переспросил:

– Заявление?

– Да. – Зашумел в дальнем углу старый принтер. – Сейчас я вам форму распечатаю, заполните заявление и будете ожидать.

– Чего ожидать?

– Пока его рассмотрят, чего же еще. И сообщат о возможности раскрыть запрошенные данные в установленные законом сроки.

– А установленные законом сроки у вас какие? – безнадежно спросил Джуд, пристраиваясь у ближайшего стола.

– Ответ дается в течение тридцати дней со дня регистрации письменного обращения. Излагаем суть обращения, фамилию-имя-отчество свое и сестры указываем, свой телефон и адрес электронной почты для официального ответа.

Джуд принял ворох бумаг.

– Черной ручкой заполняем, – предупредила сотрудница. – Если у вас нет черной ручки, вон там на пружинке висит. Только там стоя придется заполнять.

– А с учетом того, что я не по почте обратился, а сам пришел, никак нельзя запрос обработать в сжатые сроки? Просто посмотреть, есть ли у вас что по моей сестре, если в моем присутствии. Может, платно…

– Молодой человек! – обозлилась сотрудница. – У нас все по закону!

Первым опомнился Ян.

– Ты плачешь, – сказал он.

– Нет, нет.

– У тебя все лицо залито слезами. Эля. Прости.

Она вцепилась в его плечи – глупый мальчик все еще держал скрипку и смычок.

– Прости? – повторила она, не понимая.

Ян помотал головой, взметнулись темные волосы.

– Что это было?

– Импровизация, – сказала Эля.

– Ты не хотела танцевать.

– Я буду.

– Будешь?

– Я буду, обещаю. – Она дотянулась до его уха и прошептала: – Но только с тобой вместе.

Они стояли, слившись воедино, так что дрожь пронзила обоих.

Ян все же уронил драгоценную скрипку, а Элю прижал к себе.

– Эл-ля, – выдохнул он ей в волосы.

Так они и стояли, не в силах сделать шаг – ни назад, ни вперед. Только не здесь, где за ними следили птицы, и рыбы, и целый оркестр призраков, и тень огромного зловещего замка. Сердца бились в унисон, или у Эли в груди, в этой светлой пустоте, вовсе не было теперь сердца – может, она полагалась теперь на бухающий камертон в груди Яна, замирая и вздрагивая вместе с ним.

Эля дохнула Яну в ухо, потерлась носом и с удовольствием отметила, какой эффект это возымело. Он перехватил ее покрепче.

– Я же лучше скрипки, – сказала она, не задумываясь о том, что несет.

– Ты необычайное чудо, – согласился Ян. – Но со скрипкой я чувствую себя увереннее.

Эля хихикнула.

– Вопрос времени и опыта.

– Надо практиковаться, – серьезно отозвался Ян.

В подтверждение своих слов он погладил ее сзади по голой коже шеи, вначале кончиками пальцев, и тут же, едва ощутимо, ногтями. Все волоски на ее теле встали дыбом.

– Мультиинструменталист, – выдала она и услышала, как он улыбается в ответ.

– Не хочу, чтобы этот сон кончался.

– Он только начинается, – заверила Эля.

Отступив на шаг назад, Ян быстро поцеловал ее в уголок губ и снял свой перстень с черным камнем. Подхватил ее руку и надел перстень ей на безымянный палец – кольцо пришлось впору, будто его делали по мерке.

– Чтобы ты не забыла об обещании.

– Я-то не забываю, ни о чем и никогда, в отличие от некоторых, – огрызнулась Эля, рассматривая необычный камень.

– Это все, что у меня есть, – сбивчиво проговорил Ян, как бы оправдываясь. – Фамильное. Может, такое и нельзя, это перстень мужской, серебряный, и камень такой черный, но… Все же это кольцо.

Эля опустила вновь повлажневшие ресницы, с благодарностью впитывая все, что принес ей этот день. Никто никогда не сочинял для нее музыки, не пытался понять ее – и освободить. Послушать – и услышать.

– Мне никто никогда не дарил колец, – сказала она.

– И очень хорошо, – отозвался Ян.

– Хм. Да.

Она вытащила из капюшона худи шнурок, торопливым движением продела его в дырку в найденном на берегу камне, завязала узлом и надела Яну на шею. Больше у нее тоже ничего не было, совсем ничего.

– Талисман, – сказал Ян полувопросительно.

Эля махнула рукой:

– На удачу. Многие народы верят, что это помогает. Путь сквозь твердыню камня, символ преодоления… Только если его дарят, надо еще поцеловаться, а то не заработает.

– Ну уж с этим у нас проблем не возникнет, – заверил ее Ян и немедленно подкрепил свои слова делом.

Когда Эля и Ян собрались наконец возвращаться, рискуя пропустить обед, закрапал дождик. Ян спрятал талисман под одежду, упаковал скрипку, взял в одну руку футляр, а другую предложил Эле. Вместе они двинулись к дому – точнее, замку.

Сейчас его можно было разглядеть: острые серые шпили, походившие на шипы, тянулись вверх и царапали низкие облака. Ни одно окно в узких башенках не светилось, в оконных проемах угадывались решетки. Замок нависал над пляжем, вырастая из черной скалы, как уродливое дерево с кривыми ветвями. Эля нахмурила лоб. Какие корни могут быть у такого дерева? Почему из-под земли раздается музыка?

– Обед обычно проходит за общим столом, – предупредил Ян. – Там все кромешники, кроме меня.

– И изображают из себя высший свет, – догадалась Эля.

– Типа того.

– Переодеться мне, как водится, не во что, но держать себя за столом я умею.

– Потерпи их немного. Ты же все равно тут надолго не останешься.

Эля вздохнула. Здесь все тревожило ее, но она не могла ни за что ухватиться, чтобы поделиться этим с Яном.

– Значит, через два дня я удалюсь, – проговорила она, – а ты остаешься на полгода?

– Полгода пролетят быстро. Если ты только согласишься подождать…

Эля остановилась. Они как раз дошли до неприметной металлической двери, ведущей в замок, но еще не переступили порог.

– Полгода, – повторила она задумчиво. – Полгода по какому времени?

– В смысле?

– Разве ты не читал сказок о том, как музыкант играл на празднике у эльфов одну ночь, а вернувшись в деревню, узнал, что прошло сто лет? Или пятьдесят, не суть важно.

Ян улыбнулся ей, как ребенку.

– Сказки все читали, – признал он. – Но это же сказки.

– Не совсем. Моя мама застряла среди кромешников на всю оставшуюся жизнь нечаянно. Я не могу об этом сожалеть, ведь иначе я бы не появилась на свет, но сам факт. Если по правде, там вмешался папа, но не будем о грустном, я родилась, а время у нас идет по-разному.

Ян выпустил ее руку и почесал в затылке.

– Да, сто лет или пятьдесят ты меня, конечно, ждать не будешь.

– Да ладно я, – разволновалась Эля. – А как же твои родители?

Ян замер.

– Мои… – шепотом сказал он.

– Ну люди, которые тебя вырастили. Что они будут думать?

Ян вцепился в свои многострадальные волосы.

– Так, конечно, дело не пойдет, – согласился он. – Я поговорю с мамой. Уточню, как эти два плана между собой вообще соотносятся. Сколько я должен пробыть тут, чтобы отсутствие там продлилось не больше полугода. Спасибо, что предупредила.

Эля ткнулась лбом в его грудь.

– Слушай, а что ты тут вообще делаешь, а?

Джуд не был бы Джудом, если, заполнив бесконечно длинную форму заявления, он не обошел бы и все остальные кабинеты в отделении нейтралов. К несчастью, это ничего не дало: похоже, у них не было никакой информации, никакой власти, и все они отбивались многочисленными инструкциями и многоступенчатыми процедурами, как выяснилось, совершенно бессмысленными.

Джуд и Фотина с облегчением покинули темный коридор и вышли на свежий воздух. Джуд вновь попробовал набрать номер Мишель, который он выцыганил на ресепшен, но абонент был недоступен. Они вернулись в гостиницу, но и там их ждала неудача: Мишель пока не возвращалась и с администратором не связывалась.

Наступил вечер. Фотина погасила в номере верхний свет и зажгла торшер, зная, что Джуд любит уютный полумрак. Он сидел на диване, бездумно постукивая пальцами по колену, словно наигрывал неслышную мелодию.

– Мы почти нагнали ее. Вот тут, за стенкой, ее вещи. Мишель вернется, не сегодня, так завтра, – сказала Фотина, присаживаясь рядом.

– Не вернется сегодня? Ночь давно. С этим Яном она, как говорят, поссорилась. И он уехал на край света.

Фотина зарылась пальцами в волосы Джуда, снимая напряжение, и промурлыкала:

– Она большая девочка. Между прочим, кромешница. Могла она полететь вслед за Яном в Японию, чтобы выяснить отношения, например, м?

– Ее паспорт лежит на ресепшен.

– А полететь, просто полететь, как это делают сильфиды, без паспорта, взять и переместиться к нему?

Джуд поразмыслил, потом покачал головой.

– Вряд ли. Она сейчас кромешница, живущая в мире людей. Может быть, у нее есть какой-то артефакт, позволяющий мгновенно переместиться куда угодно, но…

– Но что-то не дает тебе покоя.

На это он кивнул.

– Точно. Что-то не дает мне покоя.

– Ты начал чувствовать ее, как Лина и Гелиана?

Джуд прислушался к себе.

– Нет. Я ее даже никогда не видел. Только фото в соцсетях, да и то старое. – Он вытащил смартфон, не глядя запустил фейринет и открыл ее профиль.

Фотина сунула нос в экран.

– Она недавно заходила.

– Да, заходила недавно. – Джуд вышел из сети, еще немного подумал и набрал номер Кирилла. – Добрый вечер, прошу прощения, что поздно. Да, это снова я… Нет, пока ничего.

Пришлось выслушать недовольное бурчание.

– Кирилл, проверьте, пожалуйста, у вас записан именно такой номер Ми… Эли? Да? Жду… Такой, да? Хорошо, спасибо. Может, все же у вас еще что-то есть? Адрес ее электронной почты, возможно… да? Вспомните? – Джуд жестом показал Фотине, что ему нужна бумага, и она торопливо подсунула ему блокнот с ручкой. – Здорово. Записываю. Спасибо. Доброй ночи. Если что, позвоните мне, пожалуйста.

Фотина поднесла блокнот к глазам.

– Электронная почта? – сказала она.

– Да. Кирилл упомянул, что запомнил адрес Мишель, когда давал ей адрес Яна. Michelle_mabelle… Можно было и не записывать.

– Ты хочешь написать ей по электронке?

Джуд хмыкнул.

– Нет, это бесполезно. Я хочу вскрыть ее почту и посмотреть письма, а заодно влезть и в соцсети. Если нам повезло и она использовала именно этот ящик при регистрации…

Он вновь запустил фейринет, открыл приложение соцсети, разлогинился и ввел новый логин, имя Мишель. Выбрал вариант «забыл пароль», и сайт предложил две опции – отправить код для входа на номер мобильного или же на адрес электронной почты. Первые и последние буквы скрытого адреса подсказывали, что Джуд не ошибся.

– Но у тебя нет доступа к ее ящику.

– Зато у меня есть доступ к программам нейтралов, позволяющим довольно быстро подобрать пароль к электронке, – ухмыльнулся Джуд. – С соцсетями это работает хуже, а вот с почтой у нас процедура отлажена. Максимум несколько часов… Проверим ее письма и поглядим, что она делала, заходя в соцсети!

Утром, когда Фотина еще спала сладким сном, Джуд сел на постели, включил смартфон и удовлетворенно кивнул: пароль был найден, ящик вскрыт. В почте ничего интересного не обнаружилось, и он нацелился на соцсети – вернулся на сайт, попросил напомнить пароль, отправив его на электронную почту, и сумел войти в аккаунт Мишель.

Настройки – журнал действий – мессенджер… К восьми часам утра у Джуда была еще одна зацепка – певец-перекидыш по фамилии Орлов, с которым Мишель вначале вступила в переписку, а затем, видимо, перешла к телефонному разговору и, почти наверняка, к личной встрече. Любопытно.

Джуд внимательно рассмотрел официальную страницу певца, оценил гордый вид и пронзительный взгляд. Ознакомление с репертуаром отложил на потом, чтобы не будить Фотину.

Если бы с местными нейтралами было чуть легче иметь дело, Джуд сразу запросил бы у них все что есть по профилю Орлова. Но придется действовать иначе.

Джуд натянул брюки, накинул рубашку, вышел в коридор и для проформы постучал в соседний номер. В глубине души он был уверен, что Мишель тут не появлялась. Не получив ответа, он спустился на ресепшен и поговорил сразу с двумя администраторами – с той, что сдавала дежурство, и с той, что только заступала на пост. Ключ от номера Мишель так и висел на доске, ночь она провела неизвестно где.

Замечательно, значит, Орлов.

Ян молча обнял Элю, заслоняя от ветра, но отвечать не спешил. Она потянула его прочь от двери, вниз, к пляжу, подальше от пугающих стен.

– Погоди, давай еще минуточку побудем тут. Объясни, что ты тут делаешь.

– Я… Меня нашла моя настоящая мать. Я здесь с ней.

– Лады, да, ага. А что за песня короля?

– «Песнь эльфийского короля». Пьеса. Ты ее слышала.

– Я слышала. Ты ее зачем учишь?

– Мама сказала, что мне нужно ее выучить, – старательно изложил Ян. – Надо будет сыграть ее, эту пьесу: скоро тут будет такой праздник, мы разместимся на пляже, прибудут гости-кромешники, из разных миров. Мама меня всем официально представит, а я сыграю.

Эля насупилась. Ей снова показалось, что они слишком близко к замку, что их могут подслушивать, – и у стен есть уши! – и она вытащила Яна под дождь, вниз, по осыпающейся гальке, к кромке шуршащей воды.

– Хорошо, молодец. А что будет, если ты ее не сыграешь? Мама тебя никому не представит?

Ян смущенно засмеялся.

– Она так придумала, что я сыграю – и она представит. Я же все равно играю на скрипке. Тебе кажется, что я очень плохо играю?

Эля положила ладони на его щеки и поймала его взгляд.

– Ты играешь очень хорошо. По-моему, я ясно дала это понять. Меня беспокоит другое…

– Что?

Эля закусила губу, покачала головой.

– Я никак не могу сформулировать… Ладно. – Она чмокнула Яна в щеку и приняла решение. – Я разберусь. Теперь смотри: я кромешница, сейчас мы находимся в одном из миров, где живут кромешники, значит, мне нельзя тут задерживаться, если мы с тобой планируем встречаться в мире людей. Ты же в ближайшем будущем туда вернешься. Если я тут застряну, мы с тобой очень скоро разойдемся навсегда. Совсем навсегда. Понимаешь?

Ян понуро кивнул.

– Но два дня…

– Два дня, один или три – что там на твоей обычной земле, мы не знаем. Я не помню, как там сейчас с луной. Если там новолуние, то тут целый месяц пройдет, и наоборот. Короче, рисковать нельзя, согласен?

Она снова дождалась кивка, еще более грустного, и продолжала с пылом:

– Я кромешница такая – честно говоря, ущербная, ты уже замечал. Сюда меня доставил посредник, отсюда я сама не выберусь. Значит – что? Придется просить твою маму меня отсюда отфутболить.

– Но, Эля, – попробовал спорить Ян, неловко дотронувшись до ее плеча. – Ты будешь так далеко. Зачем же так торопиться? Мы только-только…

– На всякий случай. Если раньше мне было по большому счету все равно, то сейчас, как ты сам понимаешь, ставки высоки. Согласен со мной?

Ян вздохнул.

– Очень жаль. Ладно. Разумеется.

У Эли даже в груди защемило: таким потерянным он выглядел. Настоящий Пьеро.

– Знаешь что, – прошептала она, притянув его к себе, – слушай только меня: я хочу остаться с тобой, и так оно и будет. Пока ты хочешь того же самого.

– Я…

– Поэтому все, что я скажу сегодня, не принимай в расчет. В одно ухо влетело – в другое вылетело. Музыканты так умеют настроиться или нет? Я буду вынуждена сказать твоей маме, что я сама хочу уйти, иначе ничего не получится. Если ты примешься при этом изображать вселенскую скорбь, она пожалеет своего мальчика и промедлит, а обернется это все кошмаром. Бесконечной разлукой безо всякой надежды на новую встречу.

Ян отстранился, чтобы внимательно посмотреть ей в лицо. Бровь поползла вверх.

– Ты хочешь, чтобы я изобразил радость, когда ты улетаешь?

– Сутки назад ты понятия не имел, что я существую. В смысле напрочь забыл.

– Не напрочь, – неуверенно оправдался Ян. – Я же сразу вспомнил, когда увидел.

– Ага-угу. Значит, в общем и целом переживешь. Давай вообще поссоримся для надежности.

– Эля!

– Ну а что ты думаешь? За нами на пляже подглядывали, наверняка видели, как мы целуемся, и тут бац, здрасте-пожалуйста! Непоследовательно как-то сразу оформлять разрыв. Надо хотя бы поссориться для приличия.

Ян потер глаза.

– Слушай, я тебя совсем не понимаю, – в ужасе признался он.

– А это ничего, – оптимистично заявила Эля.

– Ты полагаешь?

– Уверена.

– Я стараюсь ни с кем не ссориться, Эля, и никогда не хочу ссориться с тобой.

– Ты первая скрипка и не будешь мне постоянно уступать, я к этому готова, это тоже ничего. Но сейчас тебе придется мне уступить. Ни с чем не спорь. Храни гордый оскорбленный вид, у тебя это хорошо получается.

Угол рта у Яна уехал вбок, глаза сердито сверкнули.

– Ага, так мне очень нравится, да, – одобрила Эля.

– Ты ненормальная.

– Факт.

– Ты совершенно ненормальная.

– Это мы уже слышали.

– И я тебя люблю, – тихо добавил Ян.

Эля всплеснула руками. В груди рванула бомба, сердце оборвалось. Во рту пересохло.

– Я не знаю, что на это ответить, – с досадой проговорила она.

– На это есть множество вариантов ответа. Жаль, подсказывать нельзя.

– Ян…

Он положил ладонь ей на плечо:

– Я ничего не требую. Зато теперь мне легче будет делать оскорбленный вид. Пошли.

Он зашагал к замку, даже не оборачиваясь на нее. Эля последовала за ним, ворча себе под нос:

– То он про меня не помнит, то он вдруг меня… любит. Люди! Мужчины!

Певец по фамилии Орлов принял греческих нейтралов на собственной даче – в роскошном коттедже, таившемся в глубине большой охраняемой территории с прекрасным садом. Фотину и Джуда проводил к нему вышколенный помощник-полукровка, который тут же затворил двери и безмолвно исчез.

Орлов, весь в белом, сидел за синтезатором и импровизировал, но при виде гостей соблаговолил оторваться от своего занятия и даже подняться на ноги.

– Здравствуйте, – сказал он хорошо поставленным, глубоким голосом. – Брат очаровательной Эли, верно?

Джуд склонил голову, позволяя кромешнику произвести нехитрую процедуру – сверить природу Эли, которую он наверняка запомнил, с его собственной. В этом смысле с кромешниками было намного легче, чем, скажем, с Кириллом, которому требовались несуществующие бумажные доказательства.

– Вижу, – с удовлетворением признал Орлов. – Ну-с, и что вам от меня понадобилось, молодой человек?

Он вновь сел за инструмент, демонстрируя, что дела полукровок не могут иметь к нему никакого отношения.

– Я нейтрал из Греции, – сказал Джуд. – А это моя жена. Мама Мишель, то есть Эли, очень волнуется. Эля перестала выходить на связь. Нам кажется, что она попала в беду.

– Понятно, но при чем тут я? – Орлов картинно развел руками. – Я просто отдыхаю на даче, вообще же я провожу большую часть года в Москве. Это столица. «Дорогая моя столица, золотая моя Москва!»

Джуд опустил веки, стараясь скрыть раздражение.

– Эля списывалась, а затем созванивалась с вами. Вы обещали ей помочь. Пожалуйста, расскажите, как именно вы помогли ей, – подхватила Фотина, возможно, надеясь, что женское обаяние пробьет и эту стену.

Орлов подарил ей идеально отработанную улыбку.

– Деточка, – снисходительно сказал он, и Джуда передернуло: оставалось только надеяться, что певец, смотревший на Фотину, этого не заметил. – Это все исключительно между нами, между кромешниками.

– Нам известно, что она обратилась к вам как к перекидышу, – продолжала гнуть свою линию Фотина. – Грубо говоря, хотела использовать ваши таланты как… птицы. Вы ее куда-то переместили, правда?

– Правда, – подтвердил Орлов.

– Вы помогли ей куда-то… перелететь, но не скажете нам куда, – подытожил Джуд. – Остается только поблагодарить вас.

Эх, был бы он дома, у него бы нашлись рычаги влияния на любого кромешника!

– Может быть, вам что-то известно о ее дальнейших планах? Надолго ли она переместилась туда или, к примеру, как ей добраться обратно – ведь ее вещи все еще хранятся в гостинице, даже паспорт, – мягко подсказала Фотина.

– Кромешникам не всегда нужен паспорт, деточка, а вернуться она вернется. Эля пока не собиралась уходить в свой мир, а это значит, что она пробудет там никак не более трех дней. Как ей оттуда вернуться – не моя забота. Об обратном пути она меня не просила. «One-way ticket…»

Джуд с Фотиной переглянулись.

– Она отправилась в какой-то из миров кромешников, причем на крыльях, – проговорила Фотина. – И ей надо не откладывая вернуться, но вас она больше не привлекала.

– Примерно так, деточка, да, так.

– Благодарю вас, – сказал сквозь зубы Джуд.

– Спасибо, – кивнула Фотина.

– Не стоит благодарности! – Орлов махнул рукой, милостиво отпуская гостей.

Снова массивная лестница из векового дуба, будто в старом триллере о призраках и проклятом семействе.

Ян поднялся в свою комнату, чтобы оставить скрипку и сполоснуть руки перед обедом, а заодно и сменить вымокший черный пуловер на сухую шелковую рубашку, такую же черную. Эля скользила за ним, как тень, и боролась с ощущением, что он уже вычеркнул ее из своей жизни – а ведь она так хорошо ему все объяснила! Насколько сама поняла. А что до признаний… что до признаний…

На прикроватной тумбочке лежал ворох нот, и Элю осенило. Она вытащила из кармана мобильный телефон – к счастью, тот не успел разрядиться, потому что был выключен, – включила и как бы невзначай спросила:

– Это ноты твоей пьесы?

Ян глянул мельком.

– Это «Песнь эльфийского короля».

– Можно я сфотографирую ноты?

– Ноты?

– Я перефотографирую себе. Надо разобраться.

Ян махнул рукой.

– Разбираться тут не в чем, но делай что хочешь.

Эля тщательно отсняла страницу за страницей, проверила результат и выключила мобильник: все равно связи тут нет.

Ян наблюдал за ней, склонив голову. Челка свалилась на бок, глаза прожигали в Эле дыру. Когда он успел стать таким? Сейчас бы у нее язык не повернулся угрожать, что она превратит его в крысу, да и с собакой она бы не подумала его сравнить. А с кем же? Пожалуй, он стал больше походить на птицу. Может, на ворона. И дело не в черной одежде: в нем будто появилось что-то зловещее. Это замок на него так влияет. И мать-ферзь. И идущая из-под земли волна звука: в ней есть что-то гипнотическое, неживое, утягивающее туда, в глубину, неотвратимо, неостановимо. Каждая нота сдвигает с места невидимую песчинку, и этот зыбучий песок вот-вот поглотит Яна с головой.

– Почему ты все время в черном? – невольно поморщившись, спросила Эля.

Ян пожал плечами.

– У меня тут такая одежда. Пошли? Нас ждут.

Вздохнув, не решаясь попросить хотя бы обняться на прощание, Эля повиновалась. В том, что ей стало так тяжело с тем, с кем прежде было так необычайно легко, она винила прежде всего неожиданно объявившуюся мамашу, которая вызывала у нее инстинктивную неприязнь. Но ссориться не обязательно, она сейчас перетерпит обед и попросит вернуть ее в мир людей, это должно быть кромешнице только на руку, так что отказа не последует.

Они вошли в столовую, Ян пробормотал какие-то ритуальные фразы – вроде бы извинялся за опоздание, приветствовал присутствующих, желал приятного аппетита. У Эли зашумело в ушах, она не разобрала слов. Хозяйка замка благосклонно кивнула.

Столовая была выдержана в общем стиле – киношное средневековье, а значит, камень и полумрак. Под высоким потолком крепились люстры, напоминавшие громадные колеса со свечами. Стол был длинным, и за ним сидели одни кромешники. Насколько Эля могла судить, в основном перекидыши в торжественных нарядах. Эля в серых худи и спортивных штанах, с растрепанными волосами, смотрелась в лучшем случае как поломойка. Любопытно, как себя чувствует среди напыщенных кромешников, обладающих волшебными силами, Ян, единственный полукровка? Гадкий утенок…

Место Яна было по левую руку от его матери, сидевшей, естественно, во главе стола, а Элю устроили далеко, ближе к торцу, так что она видела Яна лишь сбоку и никак не могла встретиться с ним глазами. Ладно.

Эля разложила накрахмаленную салфетку на коленях и приступила к трапезе. Тут никаких сюрпризов, к счастью, не было: легкий фруктовый салат, вкусный рыбный суп, жаркое… Сосед справа, длинноносый немолодой господин, время от времени отпускал светские замечания, но в ответ она могла разве что кивать и мило улыбаться. Кусок в горло тоже не лез. Она все думала, как лучше подойти к матери Яна, чтобы высказать свою просьбу. Однако это не понадобилось: Ян взял все на себя.

Не успели принести десерт, как Ян возвысил голос. Гости умолкли.

– Матушка, – сказал он холодным тоном, – могу ли я попросить вас об услуге.

«Матушка! – повторила про себя Эля. – Вас! Наедине с ней, в своей комнате, он говорил по-другому!»

– Конечно, – в тон ему отозвалась хозяйка, промокнув губы салфеткой.

– Моя гостья хотела бы нас покинуть, и как можно скорее.

Кромешница резко, по-птичьи повернула голову, ее черные глаза блеснули. Все взоры обратились к Эле.

– Вот как, – проронила мать Яна. – Мы ей чем-то не угодили?

Эля, вспыхнув, поднялась на ноги. Лады, она сыграет в этом кино.

– Я благодарна за ваше гостеприимство, – со всей возможной любезностью проговорила она, с наслаждением отметив, что акустика зала ей помогает: голос проникает во все уголки и, отражаясь от стен, летит обратно; благодаря этому она предстает не напуганной первоклассницей, а вполне себе гордой княжной. – Я навестила Яна лишь затем, чтобы убедиться, что у него все благополучно, и была счастлива найти его в добром здравии и в компании любящей семьи. Сейчас же мне необходимо вернуться, и я была бы искренне признательна вам, если бы…

– Ты понял, зачем она сюда явилась? – бросила сыну кромешница.

Ян на Элю не смотрел.

– Чтобы удостовериться, что я никуда не денусь, – ответил он. – Добыча, даже когда она не слишком нужна, не должна была самовольно ускользать.

Эля безмолвно ахнула. Кромешница улыбнулась.

– Добыча, вот как, – протянула она, с интересом наблюдая за реакцией Эли.

Та стиснула руки за спиной. Перстень Яна больно впился в палец, и она торопливо перекрутила его камнем внутрь. Пусть, она сама говорила Яну, что лучше изобразить, будто они в ссоре. Ну неужели он действительно мог подумать…!

Пауза затягивалась, а подходящие слова для ответа все не находились.

– Так вы решили нас покинуть? – уточнила все с той же изысканно аристократической улыбкой кромешница.

– Я была бы очень признательна вам, если бы вы вернули меня в Солигор, в тот город, где проживает Ян, – вежливо произнесла Эля. – У меня там много незавершенных дел.

– Ваша миссия здесь завершена?

– Прямо сейчас мне нужно бы уйти. Это не значит, что я упущу возможность воспользоваться вашим гостеприимством вновь, если она мне представится.

– Мое приглашение вам в этот раз не понадобилось.

– Я прошу за это прощения, но мы не были с вами знакомы. Я полагала, что ваш сын не откажется меня принять. А он – в некотором роде – может сам решать, кто его гости. Полагала я.

Тут она впервые поймала взгляд Яна, но лицо его было бесстрастным.

– Хорошо, – проговорила кромешница, вставая. – Не буду вас задерживать. Пойдемте со мной, я исполню вашу просьбу.

Эля склонила голову, прощаясь с соседом по столу, пристроила салфетку на сиденье и еще раз растерянно посмотрела на Яна. Это ведь то, о чем мы с тобой договаривались? Это ведь ты, тот самый, кто только что целовал меня на пляже, кто придумал для меня волшебную мелодию, кто привел меня к себе домой – кто сегодня признался мне в любви? Ей казалось, что этот человек ей не знаком. Не совершает ли она ошибку, уходя, оставляя его в такой атмосфере и таким? Но она не справится с этим сама, никак не справится. Ей надо понять, что здесь происходит, что за музыкальное произведение его заставляют отрабатывать, к какому приему готовятся, зачем он вдруг понадобился особе, которая забыла о его существовании и бросила его на произвол судьбы.

Эля сама просила Яна принять оскорбленный вид. Что ж, он выполняет ее просьбу даже слишком талантливо.

Стуча высокими каблуками, кромешница дошагала до арки, обозначавшей один из выходов из зала, и уже поджидала Элю.

– Благодарю вас, – сказала громко Эля, – до свидания.

Ей очень хотелось добавить: «Не поминайте лихом», но это не вписывалось в киношное средневековье. Вместо этого она сжала кулак, пряча там черный камень перстня. Она дала Яну обещание, и она его выполнит, даже если он освободил ее от висящего над нею дамоклова меча, ее долга.

Хозяйка жестом указала ей на проход к открытой террасе. Пол здесь был из черного базальта, за резными каменными перилами клубились перламутровые облака. Сколько хватало взгляда, были видны только они, ничего больше. Невысокое ограждение казалось древним, как мир.

– Ну, – с едва уловимой насмешкой произнесла кромешница, пропуская Элю вперед. – Вы же сильфида, барышня. Не такая уж и барышня, между нами говоря. Уже наигрались?

Эля на секунду допустила мысль, что мать просто переживает за неопытного сына. Чего скрывать, фейри часто потакают собственным желаниям и безжалостны к смертным, склонным терять голову от страсти к волшебным созданиям. Может быть, мама вполне оправданно тревожится, как бы сильфида навеки не лишила покоя бедного Яна, столь юного и неискушенного в этих делах, что…

Но потом она увидела жестокий блеск во взгляде хозяйки и покачала головой.

– А это не игра, – сказала она.

– Вот как, – подняла бровь кромешница. – Дело ваше, впрочем, вы его в любом случае не получите. Летите.

Она махнула рукой, и Элю вышибло с террасы.

Фотина и Джуд вышли за ограду поместья – иначе не назовешь, – принадлежавшего заносчивому кромешнику-певцу. Там их ожидало такси. Джуд сел рядом с водителем и кивнул: обратно в гостиницу.

– Может, он отнес ее прямиком в Японию? – предположила Фотина, усаживаясь на заднее сиденье. Чтобы не посвящать водителя в свои дела, они с Джудом говорили между собой по-гречески.

– Ну да, ну да, – скептически пробормотал Джуд.

– А почему нет? Ей приспичило разобраться с мальчиком немедленно, и она вдогонку…

– Нет, Орлов же сказал: он закинул ее куда-то к кромешникам.

– Ах да. Точно.

Джуд потер лоб.

– Сколько прошло дней, Фотина?

Она посмотрела на ладонь, молча позагибала пальцы.

– Мы приехали на квартиру Яна на следующий день после того, как там в последний раз побывала Мишель, – ответила она. – Хозяйка говорила, что та заходила «вчера», накануне. Значит, первый день, когда ее не было, у нас прошел, пока мы сюда ехали, так? И когда обрывали там звонок. Второй день мы провели, беседуя с Кириллом и пытаясь добиться толку от местных нейтралов. Сегодня третий день.

– Третий, – согласился мрачно Джуд. – Ты еще упоминала, что, по словам Грейс, она застряла в мире кромешников на три дня и более случайно. Так?

– Время идет по-разному, в зависимости от фаз луны, и… я запуталась, я подробностей не понимаю, Джуд. Как-то так.

Джуд помолчал.

– Возможно, мы ее так никогда и не увидим, – заключил он.

Фотина положила руку ему на плечо.

– Что ты, ну что ты. Грейс наверняка предупреждала ее о таких нелинейных зависимостях, или как их назвать. Грейс же ее мать. А если нет… если Мишель останется там… Она же сама этого хотела? Она занырнула к русалкам именно для этого, разве нет?

Джуд потряс головой.

– Неправильно, – сказал он с силой. – Все неправильно. Фотина, неужели ты не видишь? Все неправильно. Мы не справляемся.

Только через несколько минут Эля наконец призналась себе, что переход не может длиться так долго. Ее окружали все те же перламутровые облака, было непонятно, где солнце, заставляющее их светиться, но глаза от их блеска стали уставать. Эля не осознавала, где вверх, где низ. Кажется, она зависла в этом опалесцирующем тумане.

Специально ли кромешница, мать Яна, зашвырнула ее сюда, чтобы она сгинула тут, как мошка, чьи крылышки нечаянно приклеились к свежей капельке смолы? Или всему виной все же то, что Эле никак не удается научиться жить как человек?

Возможно, будь она сильфидой в своем натуральном обличье, она бы справилась, перенеслась куда надо, сейчас же она застряла в человеческом теле – слабом, тяжелом, неуклюжем. Ноги и руки начали затекать, жилы будто наполнял вместо крови пустой холодный воздух. Желудок скрутило. Глаза пришлось зажмурить. Прикусив губу, Эля растирала пальцы, щипала себя за уши и старалась бороться со страхом.

Что она может? Усилием воли Эля заставила себя поднять веки, оглядеться и попробовать плыть вперед или, может, вверх – выпрямила руки, резко развела их в стороны, толкнулась ногами. Над облаками всегда, в любую погоду есть солнце.

Ничего не изменилось, но Эля еще минут двадцать, а может, и пару часов выполняла эту бессмысленную гимнастику, уверяя себя, что сдвигается с места. По крайней мере, размяла члены.

Что дальше?

Эля остановилась. Вокруг не менялось ничего. Она крикнула. Голос прозвучал глухо, как под водой. Впрочем, как это – как под водой, разве под водой можно крикнуть? Вода сразу хлынула бы в рот. Эти облака казались такими же плотными, и однако оттолкнуться от себя они не давали, таяли, уходили в отсвет, не позволяли на них сфокусироваться.

Эля нашла глазами перстень Яна и увидела, что и камень выглядит странно: теперь он был не черным, а таким же белесым, со светло-голубым мерцанием, будто опал. Или эта белизна и всполохи – только перед ее глазами и у нее что-то вроде снежной слепоты?

Эля поджала колени к груди и обняла сама себя, инстинктивно сворачиваясь в позу эмбриона. Жалко, так жалко, так невыносимо жалко, что все заканчивается. В это, разумеется, не верится, как, должно быть, не верилось каждому, кто обнаружил, что из этой последней передряги ему не выбраться. Как же так? После зимы всегда приходят весна и лето, после лета – осень, снова зима, и я буду вечно, иначе не бывает. Что ж, вполне возможно, что Эля будет всегда, кромешники не умирают, как люди. Будет неизменно висеть в этом тумане, всеми забытая, скоро сойдет с ума – и останется тут навек.

Бедная мама. Бедный папа.

«Вы его в любом случае не получите», – сказала злая мать Яна.

Ян… Эля попробовала мысленно потянуться к нему, но прежней струнки, которую ей удалось создать после визита в его квартиру, больше не существовало, а силы поцелуя не хватало, чтобы пробить кокон перламутрового тумана. Если мать когда-нибудь отпустит его, будет ли он ждать Элю или даже не вспомнит о ней? Может ли он и правда считать, что Эля последовала за ним, только чтобы поиграть, как кошка с мышкой – точнее, с птичкой? Проверить остроту коготков, подпитать свое эго, пополнить свиту поклонников. Свиту, ага.

«Ян!» – крикнула она, чтобы нарушить тишину.

Нет, сюда он за ней не придет, это точно. Даже если он заподозрит, что с ней что-то неладно, сюда он не заберется, он не кромешник. Однажды он ее уже спас, и большего ждать нельзя. Теперь была очередь Эли, а она все запорола.

И никто ее не найдет. Мама – огненной природы, папа – водной. Воздух далек от них, их способности тут бесполезны.

Из глаз полились слезы, Эля их не останавливала. Горло болезненно сжал спазм. Ей было так жаль себя и свою семью, и так жаль Яна – так ужасно жаль, что все, что начиналось, никогда не сбудется. Как раз когда она передумала рваться в мир кромешников, когда поверила, что вполне возможно найти свое счастье, и когда ей захотелось…

Она вспомнила, как слаженно звучал на пляже невидимый оркестр, как затрепетала на ветру и показалась на мгновение прозрачной фигура Яна. Он ведь не справится без Эли, не спасется. Останется там на века, забудет о своих приемных родителях, весь обратится в протяжный голос скрипки. Сдаваться ей никак нельзя.

Эля сжала перстень. Это не обручальное кольцо, это что-то фамильное, но ведь когда парень дарит девушке колечко, это что-нибудь да значит? Он хотел бы быть с ней. А она пропадет, пропадет без вести, и перстень тоже сгинет.

Приехав в гостиницу, Джуд первым делом поспешил к администратору, но Мишель, разумеется, туда не приходила. Вид у Джуда становился все более удрученным, и Фотина ломала голову: что еще можно предложить?

Джуд никогда не видел сестру, однако волновался за нее, будто сердце подсказывало ему, что повод для тревоги есть. Возможно, конечно, он хотел не ударить в грязь лицом перед Грейс – матерью, которая внезапно почтила его своим доверием аж двадцать лет спустя. Фотина дулась на свекровь: зачем она дернула Джуда, полукровку, чужака в России? Понятно, что Грейс не могла сама проводить много времени среди людей, но все же и у кромешников должны быть свои механизмы поддержки и взаимовыручки. Что может сделать нейтрал? Тем более что Мишель умотала к кромешникам, куда они с Джудом дотянуться по определению не в состоянии!

Улетела, улетела на орле и там задержалась. Третий день уже клонился к закату.

Они сидели в гостиничном ресторане, но Джуд почти не притрагивался к еде. Фотина то пыталась развлечь его праздным разговором, то сама погружалась в глубокую задумчивость.

И наконец придумала.

Эля принялась орать. Ей совсем не понравилось, как звучит ее голос, но чтобы не сойти с ума немедленно, надо было что-то предпринять, и она запела. Попробовала изобразить ту мелодию, которую сочинил для нее Ян. Запомнить ее с одного раза было трудно, тем более что Эля тогда не просто слушала – она нырнула в себя. И голос ее, даже когда не срывался, был намного грубее нежного пения скрипки. Ничего. Какие-то обрывки, созвучия, гармонии. Что угодно, что помогает заглушить вопящий внутри ужас.

– Дитя мое, ш-ш-ш, хватит.

Эля распахнула глаза, заморгала, пытаясь прогнать едкие слезы. Мираж? Мираж – это зрительные, а тут скорее слуховые галлюцинации.

А, нет, вот и зрительные.

Неподалеку от нее стояла – зависала – незнакомая взрослая сильфида в светлых одеждах. Она смотрела ласково, с состраданием, и тянула к Эле руки. Эля оттолкнулась от воздуха, но ничего, естественно, не произошло, она осталась на месте, как и прежде. Тогда сильфида приблизилась к ней сама и крепко прижала к груди.

– Дитя, – сказала она. – Бедняжка. Девочка моя.

Только почувствовав несомненно ощутимые, настоящие объятия, Эля поверила, что ее все-таки нашли, ее заколотило крупной дрожью, и она разрыдалась у сильфиды на плече.

…А потом Эля, судя по всему, уснула прямо в объятиях у незнакомой сильфиды. Неизвестно, сколько она не спала перед этим, но вполне понятно, что бесконечное зависание в жемчужно-перламутровом тумане вымотало ее до предела и она вырубилась. Сама она этого не заметила, осознала только, как проснулась – сонно заморгала, не соображая, где она и с кем. Вспомнив, испугалась, что чудесное спасение ей привиделось. Но нет, сильфида летела вперед, держа ее за руку, ее волосы развевались, а пейзаж кругом волшебным образом менялся. Менялся!

– Э-э… – неуверенно начала Эля.

Сильфида обернулась и весело улыбнулась ей.

– Привет-привет.

– Благодарю вас. Если вам что-то понадобится…

Кромешница искоса взглянула на Элю и перебила, не давая произнести формулу до конца:

– У тебя интересное колечко на пальце.

Эля вздрогнула и прижала руку к груди.

– Это мое. Это подарок. Мне. Я не могу…

– Я у тебя его не отнимаю.

– Когда вам что-то понадобится, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вам долг, – сбивчиво закончила Эля.

– Прекрати, между своими это не нужно.

Своими? Эля впервые видела эту даму. Что она имеет в виду – что сильфиды всегда должны помогать друг другу? Наверное, да. Эля мало имела дело с сильфидами, ведь духи воздуха рождаются только от смешанного брака русалки и огненного создания, что встречается довольно редко.

– Что это было? – решилась спросить она.

– Где?

– Ну то… пространство, где я зависла.

– О, дитя… – Сильфида бросила на нее быстрый взгляд и снова стала смотреть вперед по курсу. – Это окутанное тайной пространство, где кромешники теряются, и порой навсегда. Как ты умудрилась туда угодить?

Эля вздохнула.

– Я попросила маму Яна, птицу-перекидыша, отправить меня в Солигор. В тот город, откуда я к ним прилетела. И она меня вышвырнула.

– И ты оставалась на месте, да?

– Да. Как я ни пыталась сдвинуться, хоть в каком направлении, у меня ничего не получалось. – Элю передернуло от воспоминаний о вязком ужасе. – Я была как щепка, попавшая в густой кисель. Я уж вообразила, что останусь там навечно одна.

Сильфида вновь обернулась и посмотрела на Элю строго и серьезно.

– Это было вполне возможно, – проговорила она. – Непонятно, почему ты там зависла. Это трудно объяснить… Наверное, ты слышала о Бермудском треугольнике, где у людей пропадали корабли и даже самолеты. У кромешников есть свой треугольник, или круг, или любая другая фигура на твой вкус, называй как хочешь. Видно, у той злыдни хватило силы перекинуть тебя прямиком туда. Только знаешь что? Ты не должна была висеть в воздухе и бултыхаться там, как та лягушка в крынке. Если кто умудрился туда угодить, он обычно теряет и память, и рассудок. Поминай как звали.

Эля ахнула.

– А вы-то как? Как же вы решились за мной…

– Я-то знала, куда иду и зачем. За кем. Когда мне сказали, что кромешница пропала, я посоветовалась с сильфидами по всему миру, тебя нигде не обнаружили, и я поняла, что тебя надо искать тут. Я запаслась всяческими оберегами, буквально обвешалась ими. А вот ты – дело другое, дитя мое… Я и говорю: колечко у тебя интересное.

Эля недоуменно взглянула на перстень Яна. Камень вновь был черным.

– Кольцо?

– Оно, похоже, спасло тебя. Не совсем, выбраться оно тебе не позволило, но ты все помнишь и неплохо соображаешь. Насколько я могу судить. Погоди…

Перед лицом возникла матовая пелена, что-то щелкнуло, однако рука сильфиды крепко держала руку Эли. Мгновение – и они оказались на полу, стояли у окна в обычной комнате, погруженной в полумрак. Эля пошатнулась и растерянно захлопала ресницами.

– Солигор, как заказывали, – сообщила ей сильфида. – Ваша потеря? – спросила она у людей, сидевших на черном кожаном диване.

Люди – точнее, полукровки, молодые мужчина и женщина – Эле были не знакомы. При появлении сильфид оба вскочили. Эля попятилась к окну.

– Да, – уверенно сказал загорелый мужчина, пристально изучая ее лицо. В его черных глазах вспыхнул огонек.

– Вот и отлично, а то мне пора.

– Мамочка, спасибо! – воскликнула женщина с длинными темными волосами и вроде бы собралась кинуться Элиной спутнице на шею, но та махнула рукой, останавливая ее.

– Мне пора, Фотина, – повторила она решительно. – До следующего раза. Все.

И Эля осталась одна в комнате с двумя полукровками – женщиной, дочерью сильфиды, и мужчиной, наполовину огненным духом.

Мужчина приблизился к ней.

– Где ты пропадала? – осведомился он. Он был высок, темноволос, довольно красив, и Эля точно никогда в жизни его не видела – а значит, он никак не мог спрашивать у нее отчета.

– Джуд, – мягко упрекнула его та, кого назвали Фотиной.

Эля промолчала. События разворачивались слишком быстро для нее, и она невольно засомневалась, правда ли перламутровый кисель не повредил ее усталым мозгам.

Джуд покачал головой, не сводя с нее глаз.

– Ты соображаешь? – добавила Фотина тише.

– Нет, – признал Джуд. – Не то чтобы. Простите.

Эля склонила голову: это можно было трактовать как знак согласия, но отойти от спасительного окна она не спешила, даже взялась рукой за подоконник. Впрочем… Улететь самостоятельно у нее теперь все равно не получится.

Джуд опустился обратно на диван, чтобы ее не пугать, и скрестил руки на груди.

– Мишель, – сказал он церемонно. – Нас не сочли нужным познакомить раньше, но я тоже сын Грейс. Это моя жена Фотина, и, как вы уже поняли, она дочь сильфиды, которая помогла нам вас разыскать.

Эля сделала несколько неуверенных шагов вперед и тоже села на диван. Вглядываясь в лицо мужчины, она поняла, что он не лжет. Брови, похожие на крылья летящей птицы, упрямый рот, высокие скулы… Она видела в его лице черты Грейс. Мамины черты. По ощущениям тоже было ясно, что перед ней кто-то из родни. Да и имя, Джуд, она слышала его от матери. Если бы не переутомление и пережитый страх, она, конечно, сразу догадалась бы и сама и слова бы не понадобились. Эле стало стыдно, что она не почувствовала родную кровь, пусть и разбавленную человеческой, и стыдно вдвойне – за то, что она струсила, поверила в несуществующую угрозу.

Так вот, значит, что хотела сказать спасшая ее сильфида. Между своими – раз она мать Фотины, Фотина замужем за Джудом, а Джуд – ее единоутробный брат. Они, получается, родственники. Никаких долгов.

Джуд ждал молча. Фотина набрала воздуха, собралась было нарушить затянувшуюся паузу, но передумала. Эля мучительно искала слова. Кажется, никогда в жизни она не испытывала такой растерянности.

– Я все еще пугаю вас? – сказал наконец Джуд.

– Я… – Эля облизнула пересохшие губы. – Нет, конечно.

– Конечно. Вы же кромешница. Чего вам бояться?

– Я ваша сестра, – сказала она. – Почему мы на «вы»?

Джуд неожиданно улыбнулся и стал походить на маму еще сильнее.

– Я начал правильно, – напомнил он. – Просто слишком поторопился с вопросами. Мишель, я до недавнего времени не знал о твоем существовании, потому что Грейс оставила нас и удалилась, и я не видел ее больше двадцати лет. Но…

Эля закивала.

– У нее были дети от человека. Она говорила.

– Она говорила, да? – Голос Джуда неуловимо изменился.

– Да. Джуд, я сейчас немного не в форме. Я… – Эля потерла щеки, потянула себя за волосы. – Говоря откровенно, мне плохо.

Джуд взглянул на жену, и Фотина немедленно села рядом.

– Фотина целительница, – объяснил он. – Мишель, если ты только позволишь…

Эля зажмурилась, как ребенок, которому показали шприц. Фотина обняла ее, притянула к себе, устраивая ее голову на своем плече, и стала гладить по волосам, что-то мурлыча себе под нос. Постепенно дыхание Эли выровнялось, она открыла глаза и обнаружила, что в комнате не так и темно, как ей показалось поначалу. Скрученные проволоки нервов стали расслабляться. Джуд подошел к окну и откинул форточку.

– На улице холодно, – предупредил он. – Но это воздух.

Он остался стоять у окна, внимательно глядя на сестру. Под его взглядом ей было не по себе.

– Зачем вы искали меня? – поинтересовалась она.

Джуд пожал плечами.

– Грейс попросила.

– Грейс. Да.

– Она волновалась.

– Понятно.

– По ее словам, ты не вернулась домой, – продолжал Джуд.

– Ну да, – признала Эля.

– Это значит, что ты не вышла замуж, не родила ребенка, прошел минимум год, но ты осталась в мире людей, я правильно понимаю? Что еще может скрываться за тревогой из-за того, что ты не вернулась, – ты же не задержалась на дискотеке после полуночи? Что случилось, Мишель?

– Джуд, – с укором сказала Фотина.

Тот отмахнулся.

– Я хочу понять, чтобы знать, что… что от нас требуется. Ты попала в беду, Мишель?

Эля покачала головой, потом кивнула, потом закатила глаза.

– Джуд, – повторила настойчиво Фотина. – Ты ведешь себя неприлично.

Джуд помахал указательным пальцем.

– Я подождал, пока ей не станет легче. Но я хочу понять, во что мы ввязываемся. Мишель, как тебе удалось здесь застрять?

– Джуд! – в третий раз возмутилась Фотина.

– Слушай, ты же не знаешь… – возразил он.

– Я уже кое-что знаю, и не лезь, и не смей приставать к девочке, будто ты имеешь на это право! Можно подумать, ты тот хрестоматийный старший брат, который провожал ее на ту самую дискотеку и должен был ее в полночь встретить, когда…

– У меня не было никакой возможности ее встречать и провожать, она же кромешница, да еще сильфида, – прервал рассудительный Джуд. – Я о Мишель только что узнал. Но да, я брат, и я старший брат, и я имею право…

Эля замахала руками, пока все не зашло слишком далеко. Ей не хотелось, чтобы эти люди, явно желающие ей добра, из-за нее рассорились.

– Мне нужна помощь, Джуд, – сказала она громко. – Это совершенно никак не связано с тем, что я не вернулась домой и тут застряла. Мне надо вытаскивать Яна.

Джуд поднял брови.

– А Ян – это у нас кто? – уточнил он.

В поисках подсказки Эля взглянула на Фотину: та смотрела сочувственно, но ответа у нее не было.

– Ян… Он полукровка.

– Угу, – подбодрил Джуд, давая понять, что этого недостаточно.

Все, что теснилось у Эли в груди, не находило выхода и никак не соглашалось облекаться в слова, тем более под пронзительным взглядом почти незнакомого мужчины. Тогда она вспомнила Кирилла, который требовал объяснять ему все «максимально просто», и решила придерживаться фактов.

– Он подарил мне этот перстень, – сказала она, показывая палец.

Джуд улыбнулся и вдруг ей подмигнул:

– Принимается.

Ян стоял на пляже, опустив руки со скрипкой и смычком, и смотрел вдаль. Море было лишь ненамного темнее неба, и в этой унылой серости не находилось ничего, что могло бы привлечь его взгляд. Со стороны казалось, что он погрузился в мечты, но на самом деле Ян был полностью сосредоточен. У него в голове играла музыка – «Песнь эльфийского короля», которую он знал наизусть, и сопровождение невидимого оркестра, невероятным образом включающееся всякий раз, когда он начинает свою партию. Стиснув зубы, он пытался постичь эту тайну.

Элю это сопровождение испугало. Испугало так сильно, что она сломя голову сбежала.

Почему же ему раньше казалось, что это нормально? Разве нормально, когда звук моря и ветра с криками заполошных чаек превращается в окрыляющий аккомпанемент, подпевающий голосу его скрипки будто из-под земли?

По заверениям матери, все так и задумано. Это твой сверхъестественный талант, внушала она Яну, это ты, мой мальчик, запускаешь волшебный поток, как же может быть иначе. Ты первая скрипка. Ты принадлежишь этому оркестру.

Ян смотрел на серо-черные скалы, на серо-коричневую гальку, на серо-белые обрывки облаков, на серо-сизый силуэт замка. Родовое гнездо, как говорит мать. Он принадлежит этому месту, этому оркестру. Здесь ждали его. И дождались. Здесь его место.

Прибыв сюда, он почувствовал это кожей, поверил инстинктивно, он был вполне доволен и даже горд. Тут целый оркестр, который с ликованием его принимает, отзывается мгновенно, позволяет солировать. Ян – тот самый недостающий кусочек пазла, он здесь на своем месте, еще немного – и он растворится, распадется на мелкий серый песок и просыплется в трещины в скальных обломках, сольется со своим оркестром.

Он всего лишь тень, выдох ветра, звуковая волна…

Нет.

Слова матери сладки, но Ян чувствует фальшь. Он не гений, и его остаточный дар – не дар музыканта, однако он скрипач, и его слух отличается тонкой настройкой; это элементарная профпригодность. Эля напомнила ему о родителях, и теперь он о них не забывает, и никогда не забудет саму Элю, осветившую в его душе самые дальние уголки. И он не тень, пусть он так и не узнал, кто он такой и в чем его миссия. Он не голос скрипки, а скрипач. Ян Добровольский.

Эля поцеловала его на этом самом месте.

Хорошо, что хоть она спаслась.

Неужели они никогда больше не увидятся?

Но пусть, пусть. Только бы ей ничто не угрожало.

Эл-ля моя.

Не твоя.

Море дотянулось пенистым языком до его туфель, и Ян сделал шаг назад. Провел смычком по задрожавшим струнам, вспоминая фрагмент из концерта Мендельсона и напряженно вслушиваясь в нарастающую волну подземного звука, которая, подобно мифическому чудовищу, вот-вот поднимется из глубин, чтобы поглотить его.

Джуд стоял спиной к окну и все рассматривал юную сильфиду. Он представлял себе сестру по-другому – похожей на всех прочих кромешниц, а значит, более уверенной в себе, высокомерной, знающей себе цену и привычно ведущей игру с людьми и полукровками, которые заведомо не стоят ее внимания и откровенности. Даже то, что Мишель, по словам Грейс, попала в какую-то передрягу, мало изменило воображаемый образ. И вот теперь перед ним сидела хрупкая перепуганная девочка, вся в слезах и в соплях, и нисколько не играла и не лгала.

Он был, естественно, готов ей помогать и даже согласился не задавать лишних вопросов. Пока. Но она – настоящая кромешница, обладающая волшебным чутьем, – шарахнулась от него не зря. Она безошибочно ощутила, что в нем медленным ключом кипит гнев, пусть он и старался не показывать его.

Джуд злился на мать, злился даже на тещу, которая только что без разговоров выручила их с Фотиной, вытащила Мишель оттуда, куда они сами ни за что на свете не добрались бы. От него не ускользнуло, как сильфида отстранилась, когда Фотина хотела ее обнять, и это кольнуло его в самое сердце. Кромешники, что с них взять?

Его сердило и то, что Мишель, которую приволокли с конца света, не собирается ничего рассказывать – а ведь очень интересно, каким образом ей удалось, не рожая и не выходя замуж, задержаться в мире людей? Вон некоторые, вроде Матвея с Ассо, дорого заплатили бы за такой секрет. Но нет, Мишель вовсе не считала, что должна что-то объяснять.

Наконец, его вывело из себя поведение Фотины, немедленно принявшей сторону зареванной кромешницы. Будучи целительницей, она якобы что-то поняла о Мишель, но делиться с ним тоже не собиралась. Ну да, кто он такой?

– Я жена твоего единоутробного брата, а еще я наполовину сильфида, – шепотом внушала удрученной девочке Фотина, выросшая единственным ребенком в неполной семье, – значит, можно считать, что мы сестры.

Ловко она все перевернула и прекрасно вписалась! Джуд чувствовал себя лишним. За мать Фотина, кстати, тоже перед ним заступалась… Женская солидарность. И тупой солдафон, который ничего не соображает.

При этом все они рассчитывают, что именно он должен что-то предпринять, разрулить ситуацию, которую ему не дают прояснить.

Известие о том, что Мишель озабочена спасением какого-то Яна, Джуда даже обрадовало. Во-первых, девочка не зациклена только на своих проблемах и не считает людей или полукровок низшими существами. Во-вторых, Ян – это плюс еще один мужчина в женском царстве непонятных обид и никому не нужных драм.

– Давайте сначала, – как можно мягче предложил Джуд обнимающимся дамам. – Мишель, Грейс говорит, что ты здесь застряла, что у тебя проблемы. Она ошиблась?

Мишель не успела и рта раскрыть, как снова встряла Фотина. Как же ей не терпится угодить этим кромешницам!

– Джуд! Ты не можешь оставить сестру в покое, хотя бы на минуту?!

– Не могу, – признал бесчувственный Джуд. – Меня привлекли, чтобы разыскать Мишель и ей помочь. Я вообразил нечто необычайное, а тут дела сердечные? Если все путем, так я вас с удовольствием оставлю, порыдайте друг у дружки на груди сколько влезет, потом позовете. Если захотите.

Фотина давно не сталкивалась с ним в его профессиональной ипостаси, и сейчас она смотрела на него с выражением, памятным ему по прежним временам, когда она считала его отвратительным ледяным автоматом. Почему его это удивляет?

– Мишель, насколько я могу судить, ты хотела вернуться к маме, – непреклонно продолжал Джуд, не обращая внимания на возмущение на лице Фотины. – Год прошел, однако у тебя ничего не получилось, ты попробовала воспользоваться русалочьим путем, но это оказалось невозможно. Твоя бабушка сообщила Грейс, где ты, и нас вызвали сюда. Тем временем ты познакомилась с неким Яном, и теперь ты возвращаться передумала, ты хочешь притащить Яна сюда. Я пока правильно излагаю?

Мишель погладила Фотину по руке и спокойно, в тон Джуду, ответила:

– Правильно.

Джуд одобрительно кивнул.

– У меня несколько вопросов. Первый. Почему ты не вернулась к кромешникам автоматически. Это необычно. И нет, я не буду ждать, я хочу получить ответ на этот вопрос. Это вам может казаться, что ответ не имеет значения, я должен сам рассудить, имеет или не имеет. Второй. Почему ты передумала. Мне так кажется, что я понял, но я хочу подтверждения. Ну и, разумеется, придется объяснить, во что вляпались ты и драгоценный Ян и какой помощи можно ждать от нас.

Мишель тоже кивнула, признавая справедливость его слов. К счастью, вопреки ожиданиям сердобольной Фотины, она не собиралась жалеть себя вечно и на очередную попытку ее выгородить снова остановила Фотину, погладив ее по плечу.

– Ничего интересного в этом нет, – сказала она, глядя Джуду в глаза. – Я просто сломанная, неправильная кромешница. Когда я пришла в мир людей, я мало что понимала в людях. Увлеклась, решила, что влюблена. Забеременела от человека, который не собирался на мне жениться. На самом деле, как выяснилось, он уже был женат. Я с ним порвала, осталась одна. Потом случился выкидыш. Ребенок не родился, брак не состоялся, и я полагала, что, прожив год среди людей, я, как это всегда и бывает, вернусь к кромешникам, – меня бы это устроило. Когда этого не произошло, я попробовала сама, как ты и говорил… Я хотела вернуться, мне было плохо, я не человек. Но тут мне встретился Ян.

Джуд слушал молча: он видел, что эти слова дались сестре нелегко – и можно только предполагать, каким выдался для нее этот год. Первая влюбленность и сразу роковая ошибка. Гнетущее одиночество и бездомность. Потеря малыша и крушение всех планов и надежд.

Фотина вновь обняла ее за плечи, отчаянно сочувствуя, и он был рад, что она сейчас рядом с Мишель.

– Это был первый вопрос. – Мишель перевела дух. – Дальше. Второй. Ян.

– Ты влюбилась, – стараясь ей помочь, сказал за нее Джуд.

Мишель поморщилась.

– Я… не знаю.

– Не знаешь? – поднял брови Джуд.

– Ожегшись на молоке, будешь дуть и на воду, – заявила Фотина. – Она ошиблась в столь юном возрасте, потом пострадала и…

Казалось, она была готова закрыть Мишель своим телом.

– Видимо, это и есть то, зачем меня разыскала Грейс, – задумчиво заключил Джуд и наконец присел на диван.

– Джуд, нет, – отрезала Фотина. – Так нельзя.

Он усмехнулся. Мишель покосилась на него с подозрением, не понимая, что имеет в виду его жена.

– Грейс не говорила ничего подобного, – напомнила Фотина.

– Потому что она доверилась моему чутью. Такту. Интуиции. Эмпатии. Что еще я забыл упомянуть? В чем еще мне регулярно отказываешь ты?

– Джуд…

– Элементарной порядочности. Да. Слушай, Мишель… – Он наклонился так, чтобы смотреть ей в лицо. – У полукровок есть один талант, остаточное явление. Фотина целительница, это ты уже знаешь. Я стиратель. Типа ластика.

– Стиратель? – повторила Мишель, широко раскрыв глаза.

– Я стираю ненужные эмоции, когда они зашкаливают. Могу стереть ненужные, тяжелые воспоминания. Это не больно. Мне достаточно одного прикосновения.

Мишель отпрянула. Джуд улыбнулся.

– Ого, похоже, в меня верит одна только Грейс, – сказал он горько. – Кто бы мог подумать.

К его изумлению, Мишель тут же порывисто повернулась к нему и бесстрашно положила ему руку на плечо.

– Ну это же неправда, – сказала она. – Никто тебе ни в чем не отказывает.

– Джуд, – спохватилась Фотина. – Я, конечно, и не представляла, что ты накинешься на сестру и, не спросив ее мнения, станешь… Я хотела донести, что не считаю правильным…

Джуд поднял руки кверху.

– Окей, окей, проехали. Итак. Это единственное, чем я могу помочь, причем быстро и легко. Это по моей части. Полагаю, Грейс привлекла меня именно для этого. Стираем нежелательные воспоминания, получаем свободу – можно экспериментировать с Яном или с любым другим мужчиной, мир большой, ты молода и прекрасна. При желании, наверное, освободившись от тяжести на душе, ты сумеешь и к маме с папой вернуться. Это уж вам, кромешникам, виднее. Думаю, Грейс ждет такой развязки. Я к твоим услугам. Операция безболезненная, побочных эффектов нет.

– Я забуду Яна? – тихо проговорила Мишель. Лицо ее омрачилось.

– Обижаешь. Работаем с хирургической точностью. Забудешь только то, что решишь забыть.

– Хороший талант, – признала Мишель. Она смотрела на него с непонятным выражением: то ли не верила, то ли колебалась. – А точно ли он и на кромешников действует?

– Я нейтрал и много раз применял это умение для воздействия как на людей, так и на кромешников. Бывают, знаешь, такие зарвавшиеся экземпляры, которые считают, что для них закон не писан, раз у них волшебных сил выше крыши. У нейтралов же должны быть способы ставить их на место, да?

Мишель кивнула, соглашаясь.

– И ты стирал им память?

– По-разному. Кому что.

– Что?

Джуд пожал плечами.

– Чаще всего эмоции. На необдуманные поступки толкают эмоции – гнев, обида, страх и так далее. Моя цель как нейтрала при исполнении служебных обязанностей – предотвратить нежелательные последствия. Достаточно притушить эмоции, и человек или кромешник начинает вести себя вполне прилично.

– Но память?

– Умею, – коротко сказал Джуд.

Мишель сцепила руки в замок и покачалась на сиденье вперед-назад, раздумывая. Фотина отодвинулась в угол дивана.

– Можно убрать эмоции, связанные с предательством и выкидышем, да? – негромко подытожила сильфида. – Взять и убрать эти эмоции. Стереть ластиком. Мне будет все равно, что я оказалась… что я ошиблась… что все это происходило со мной. Было и было, быльем поросло. Никого не волнует.

Джуд внимательно наблюдал за ней. Он редко предоставлял выбор тем, на кого вынужден был воздействовать, и теперь не мог предположить, чем все кончится.

– Да, – подтвердил он. – Так тоже можно.

– А можно еще совсем убрать память об этом. Будто я юная кромешница, только что выпорхнула из гнезда, обрела такое интересное многофункциональное тело, – Мишель провела руками по бокам, очерчивая фигуру, – и меня ждут сплошные приключения и небо, полное звезд. Все сбудется, стоит только захотеть.

– А… – попробовала вмешаться Фотина. Джуд жестом остановил ее.

– Я могу это сделать, – сказал он просто.

Губы Мишель тронула тонкая улыбка.

– Ян меня не узнает.

– Почему?

– Он… увидел меня. Такой он меня не знает. Он сочинил мне музыку – но это тогда буду не я, не моя музыка.

Ее лицо озарилось от воспоминаний, и Джуду захотелось поскорее познакомиться с удивительным Яном, который заставил Мишель так преобразиться.

– Полагаю, как и всякий мужчина, Ян обращает внимание не только на внутренний мир, – хмыкнул он, незаметно подразнивая ее. – Может быть, Яну так понравится еще больше? Красивая сильфида, которая не дует на воду?

Мишель кивнула, однако мечтательное выражение никуда не делось.

– Может быть, – согласилась она. – Но тогда я не смогу понять, что он сделал, что он сделал для меня. Сам посуди, у нас ведь тогда ничего не получится.

Джуд откинулся на спинку дивана и рассмеялся. Для него все встало на свои места. Мишель вздернула брови почти таким же движением, как и он сам.

– Мне нравится твой Ян, – сказал Джуд. – И ты мне тоже нравишься. Давай теперь будем его вытаскивать.

Эля вкратце рассказала Фотине и брату о том, куда угодил Ян, о своем путешествии туда и о странном пути обратно, о призрачном оркестре, скрипке Яна и о своих тревогах. После этого Фотина взяла дело в свои руки. Она заявила, что Эле надо, в конце-то концов, принять душ и переодеться, и поесть бы не помешало. Она закажет ужин на троих себе в номер, а Джуд пока проводит Элю на ресепшен за ключом и в ее комнату, располагающуюся по соседству.

Администратор не поверила глазам, узнав, что Эля как-то проскользнула мимо стойки незамеченной. Такая реакция была, конечно, вполне естественной, поскольку ничего подобного на самом деле не происходило, но иначе объяснить, почему Эля спустилась сверху с братом, было невозможно. Эля лишь устало улыбалась, позволив Джуду вести беседу, – он бойко рассказал, как они счастливы воссоединиться с сестрой, наплел про то, как она спешила с ним встретиться и даже забыла забрать ключ от собственного номера, и утешил администратора, расстроившуюся было, что обещанное вознаграждение уплыло у нее из-под носа.

Джуд проводил Элю до номера, дождался, чтобы она открыла дверь магнитной карточкой, и договорился, что после душа она придет ужинать к ним.

Эля включила воду погорячее и с наслаждением подставила голову под упругие струи. Как же хорошо было вновь распоряжаться своим телом – после бесконечного зависания в перламутровой гадости!

Она вымылась, впервые за долгое время напевая при этом какой-то мотивчик. Полюбовалась своим отражением в запотевшем зеркале: глаза искрятся, щеки зарумянились, мокрые волосы легли колечками. Это уже хоть как-то походит на кромешницу, сказала она себе и надела на палец перстень Яна, который перед душем оставила на полочке у зеркала. Камень был матовым и черным, как всегда.

Эля вернулась в комнату и вытащила из вороха пакетов платье: в гостинице было тепло, можно сказать, жарко. Как приятно переодеваться к ужину в кругу семьи, хотя еще пару часов назад она даже не была знакома с этими людьми. Сейчас на душе стало спокойно и тихо, она поверила, что теперь у нее получится без потерь вернуть Яна.

Взгляд упал на окно: на подоконнике сидела черная птица. Ворон? На память снова пришла сказка о Финисте Ясном соколе, и Эле подумалось: а вдруг это Ян? Если он сын перекидыша, может, в присутствии матери у него наконец пробудился талант, и что если он стал перекидываться в птицу – а сейчас нашел Элю? Теперь, кстати, его очередь за ней гоняться.

За окном уже было совсем темно и вроде бы шел дождь. Перья птицы влажно блестели в свете уличного фонаря.

– Ян? – радостно спросила Эля, похвалила себя, что уже оделась, и подошла к окну.

Птица негромко стукнула клювом по стеклу, и Эля открыла окно.

Распахнулись широкие крылья, птица кинулась ей в лицо, целясь когтями в глаза. Эля вскрикнула от страха и неожиданности и принялась отбиваться. Клюв прилетал по рукам и по голове, каждый удар отзывался резкой болью, будто в тело заколачивали гвозди.

– Мишель, отопри! – прогремел в коридоре голос Джуда.

Удачно, что замок был магнитным и подбегать к дверям было не обязательно – Эля на мгновение опустила руку, прикрывавшую глаза, выбросила ее к двери, и замок открылся.

Джуд замер на пороге, оценивая ситуацию, потом шагнул к прикроватной тумбочке, снял с нее металлическую настольную лампу – мобильный, который Эля поставила на зарядку и пристроила на тумбочку, при этом съехал на пол, – схватил Элю за шиворот и резко дернул на себя, делая шаг вперед. Замахнулся и с силой опустил тяжелую лампу на птицу. Лампочка разлетелась у ног в мелкие осколки. Тушки на полу не обнаружилось, только поднялись кверху лохмотья черного дыма.

– Джуд! – В номер вбежала Фотина.

– Мишель ранена, это по твоей линии, – констатировал Джуд, закрывая окно.

Элю колотило. Вместо того, чтобы пойти к Фотине, она несмело тронула брата за плечо – он притянул ее к себе и впервые обнял, прижал к широкой груди, преграждая путь ледяному сквозняку, который открылся у нее в животе.

– Ты так ин… тересно дви… гаешься, – икая, выговорила Эля.

– Джуд как вихрь, – с гордостью подтвердила Фотина. – Когда опасно, он просто…

Эля выглянула на нее из-за плеча Джуда, не понимая.

– Двигался он точно, да, без лишних суетливых движений. Но очень медленно.

– Медленно? – ахнула Фотина. – Я же с ним вместе была, когда мы услышали тебя, он и сегодня, и всегда… Да никто в мире – если не брать отдельных кромешников, наверное, – быстрее него не реагирует! Это же… за ним даже уследить невозможно!

Эля насупилась.

– Он телефон мой уронил. Очень даже можно уследить. Я рукой прикрывала глаза, но все шаги четко видела.

– Он только ворвался в номер, как сразу бум – и дым! – не согласилась Фотина.

Джуд осторожно выпустил Элю из объятий.

– Фотина, у Эли идет кровь, ей больно, – сказал он сдержанно.

Фотина торопливо провела ладонями по щекам Эли и взяла ее руки в свои.

– Прости. Очень больно, да?

Эля улыбнулась.

– Уже не очень. У тебя волшебные прикосновения. Моя бабушка тоже так немного умеет…

Джуд аккуратно подтолкнул девушек к кровати, наклонился, изучая пол с битым стеклом, а потом поднял Элин смартфон.

– Я сейчас позвоню, тут уберут. Спать будешь у нас. Телефон я тебе новый куплю. Зачем ты открыла окно?

Эля потянулась поправить мокрую гриву.

– Там была птица…

– Это мы уже поняли. Стоп. Покажи колечко.

Эля вытянула руку вперед. Камень светился белым.

– Час назад камень был черный, – заметил Джуд.

Все уставились на перстень.

– Это другое кольцо? – уточнил Джуд.

– Нет, оно. Его мне Ян подарил. У меня другого нет. – Эля повертела рукой, на которой все еще горели злым огнем болезненные ранки. – Но когда я зависла в этом «бермудском треугольнике» кромешническом, как его назвала твоя мама, Фотина, камень тоже показался мне белесым. Я подумала, что это у меня перед глазами пелена.

Джуд застыл, раздумывая.

– В опасной ситуации он меняет цвет… И делает еще – что?

– Твоя мама, – повернулась к Фотине Эля, – упомянула, что перстень непростой, сказала, что в этом киселе мало кто может сохранить память и рассудок, а я…

– А тебе сейчас показалось, будто Джуд двигается очень медленно! – воскликнула Фотина. – Когда он буквально как ураган!

– Предположим, – проговорил спокойно Джуд, – перстень несколько замедляет для тебя опасный момент, давая возможность отреагировать. Ты сумела отпереть мне дверь, детально разглядела все мои движения. Вероятно, это происходит от сильного внутреннего напряжения, если не сказать – страха. Что еще ты знаешь о камне?

Эля опустилась на кровать. Фотина села рядом, продолжая своими прикосновениями успокаивать боль и залечивать ранки.

– Может, мы начнем с другого конца? – проворчала она. – Почему птица напала на Мишель? И куда делась?

– Я же по ней врезал, – напомнил Джуд. – Поскольку это, естественно, была не птица, она и разлетелась. Кто тебя так не любит, Мишель?

Эля вздохнула.

– Наверное, опять мама Яна, больше некому… Что я еще знаю о кольце, ты спрашивал. Ян его носил и не говорил, откуда оно, но когда надел мне его на палец, кажется, сказал, что оно фамильное. – Эля продемонстрировала камень, который вновь на глазах стал темнеть. – И если подумать… Когда Ян пошел на дно реки, чтобы меня спасать, он должен был продержаться час: бабушка дала ему такой амулет.

– Амулет? – уточнила Фотина.

– Спасать тебя? – поднял брови Джуд.

Эля застонала от досады.

– Я думала, что вернусь к своим, к кромешникам, с помощью бабушки, через ее подводный мир. Оказалось, что мне это нельзя, я не русалка. Я думала… Но, раз я не русалка, мне это грозило смертью. Бабушка попросила Яна, чтобы он меня спас, и он согласился.

– И у него был амулет, – подсказала Фотина.

– Конечно! Она одолжила ему амулет, или талисман, с воздухом, а то как бы Ян дышал под водой, он же не русал, а полукровка, причем даже не русалочья! Но талисман должен был дать ему воздуха на час, а Ян в час не уложился и пробыл там дольше. Бабушка понять не могла, как ему это удалось. Может быть, тогда камень и начал замедлять время для того, кто наденет перстень? Или для того, кому его подарили… Давать фору.

Все снова посмотрели на таинственный камень, наливавшийся, словно черной кровью, темным цветом.

– Интересная версия, – одобрил Джуд. – Надо про него побольше узнать. Любопытно, он всегда был магическим или активировался от русалочьего талисмана. Хорошо бы перстень было можно использовать в битве за Яна.

– Битве? – пискнула Эля.

– Не бери в голову, он просто так сказал, – быстро встряла Фотина.

– Конечно, – неубедительно поддакнул Джуд. – Идем в наш номер, спать будешь с Фотиной, я на диване. Смартфон я тебе завтра с утра новый куплю, думаю, ничего важного там не потеряется.

– Разбился, да? – разочарованно уточнила Эля. – Он же так ме-е-едленно и плавно соскользнул на ковер, я думала, обошлось.

Джуд с женой переглянулись. Джуд протянул Эле разбитый телефон.

– Ага, – закивала Фотина. – Когда Джуд очень медленно подходил и хватал настольную лампу, смартфон очень медленно съехал на ковер, но экран вдребезги, потому что на самом деле все это заняло одно мгновение!

После ужина Элю сморило: немудрено, ведь с этими приключениями она и сама была не уверена, сколько дней и ночей провела без сна, если не считать короткой дремы во время полета с сильфидой. Фотина прилегла было с ней, потом встала, заботливо укрыла Мишель одеялом и снова вышла к Джуду. К счастью, номер они сняли двухкомнатный, и можно было не бояться потревожить спящую девушку.

В комнате царила такая же полутьма, так же горел небольшой торшер, и Джуд так же сидел на диване в круге света, только теперь Мишель уже нашлась, она посапывала в кровати неподалеку – казалось, самое время расслабиться. Однако в позе и на лице Джуда не читалось облегчения.

– Ты прибил птицу, и она исчезла, – шепотом сказала Фотина. – Значит, это был демон, да?

Джуд поднял голову.

– Что-то в этом роде. Но меня больше тревожит другое.

– Та, кто насылает на Мишель демонов.

– Совершенно верно. – Он дернул Фотину за руку и приземлил себе на колени. – Заказал Эле новый телефон, завтра утром первым делом привезут сюда. Надо будет изучить ноты, которые она так остроумно придумала сфотографировать. Тебе говорит о чем-то название «Песнь эльфийского короля»?

Она покачала головой.

– Запрос я нашим, конечно, послал. Про камень тоже. Навскидку в фейринете о нем нет ни слова, но что-то наверняка должно быть известно. Что еще?

Фотина погладила мужа по волосам.

– Почему эта злыдня так невзлюбила Мишель, она же такая милая девочка? Что может быть плохого для полукровки, если он влюбился в кромешницу и его чувства взаимны?

Джуд усмехнулся.

– В любви к кромешнице что для человека, что для полукровки хорошего мало… Сюжеты могут быть разные. Но да, реакция потенциальной свекровушки кажется чрезмерно острой. Вначале зашвырнула Мишель черт-те куда, потом прислала разведчика, да не обычного разведчика – боевую единицу.

– Но чего она добивается? Напугать Элю, чтобы та не сунулась больше?

– Весьма вероятно, что так. Максимально вероятно. Она похитила Яна и имеет на него свои планы. Мне не нравится идея фоновой музыки, которая там у них звучит в скалах. Мишель тоже это насторожило. Все-таки она умница. Впрочем, есть еще вариант: присланный морок, слишком уж ощутимый, должен был расколоть камень в кольце. Мишель сумела его уберечь только потому, что камень и сам врубил свои чары.

– Ты думаешь, эта кромешница-птица… – начала Фотина.

Джуд поднял вверх палец.

– Вот тут стоп. Я думаю, что эта кромешница не птица.

– Но Мишель…

– Она травмирована и не все видит. Ей кажется, что это птица, потому что кромешница прилагает для этого все усилия.

– Но кто она? – прошептала со страхом Фотина.

Джуд помолчал, еще раз оценивая все свои гипотезы.

– Гарпия, – сказал он наконец.

Фотина утихла, вспоминая все, что знала о гарпиях. Гарпиями именовали и птиц, родственных орлам, и мифологических созданий, похожих одновременно на женщин и на стервятников, которые похищали людей и приносили с собой ураганы и смерчи. А еще, согласно мифам, они, наряду с саламандрами – предками Грейс, – охраняли границы с загробным миром, только гарпии стерегли Тартар, самые глубокие бездны, тогда как саламандры, не горящие даже в огне, стояли на страже мира людей, не пуская к ним злобных демонов.

– Гарпия – в смысле не птица? Из тех, которые…

Джуд кивнул.

– Но как может Ян быть сыном гарпии? – Фотину охватила дрожь, и она прижалась к мужу покрепче. – Разве они могут иметь детей от людей?

– Ян может не быть ее сыном, – пожал плечами Джуд. – Судя по фамильному кольцу, он совсем иной природы.

– Судя по кольцу? А кто он тогда?

– Я не кромешник, Фотина, и я не могу сказать точно, тем более что и Мишель не может. Но я бы предположил, что это кольцо не перекидыша, а стихийника. И если выбирать из разных стихий, я бы вывел, методом исключения, что это земля. В пользу этой версии цвет камня и сама идея того, что оберегом будет камень, потом характерный эффект торможения.

Фотина подпрыгнула.

– Ничего себе! Мне даже не верится, что Эля могла так ошибиться!

Джуд пристроил жену поудобнее, она легла щекой ему на грудь. В кольце его рук ей было тепло, спокойно и безопасно.

– Приятно, что ты сразу веришь мне и не считаешь, что ошибаюсь тут я. Хотя я открыто говорю, что это всего лишь предположение…

– Да, конечно, ты прав! Совершенно не птичье кольцо, и очевидно, что оно Яну дорого, и не может такой хороший парень быть сыном гарпии!

– Про гарпию я тоже пока всего лишь предположил, – напомнил Джуд, не скрывая улыбки.

– Ты наверняка проанализировал дым, который повалил от этой, с позволения сказать, птички! Пусть даже неосознанно! Уж в чем-чем, а в демонах ты самый крутой спец в мире.

Фотина порывисто поцеловала мужа, и они вместе упали на сиденье дивана.

– Поосторожней, – предупредил Джуд, обжигая ее ухо шепотом. – Или…

– Или! – согласилась Фотина.

Когда утром Мишель выползла из спальни, Фотина радостно поднялась ей навстречу. Коробка с новым телефоном уже лежала на столе. Джуд проверял корреспонденцию на своем смартфоне.

– Доброе утро! Мы вчера из номера почти ничего не забрали, – с извиняющейся улыбкой сказала Мишель.

– Ты туда не ходи, – не отрываясь от экрана, предостерег Джуд. – Фотина, возьми ключ, собери все пакеты, пожалуйста.

– И зубную щетку, – подсказала Мишель.

– Надо выписаться из этого номера от греха подальше, – вздохнула Фотина. – Может, даже гостиницу сменим, да?

Она приняла ключ и пошла за пакетами с одеждой. Мишель приблизилась к окну, откинула занавеску. Джуд поднял глаза:

– На всякий случай от окна отойди.

В эту секунду из соседнего номера послышался негромкий вскрик: Фотина даже не стала закрывать двери. Джуд вскочил и бросился в коридор, Мишель как могла поспевала за ним.

На пороге Фотина, уронив пакеты, всхлипнула и обмякла в руках Джуда.

– Что…

Он подхватил ее, широкими шагами вернулся в свой номер и осторожно уложил ее в кресло. Фотина была без сознания.

– У нее кровь на коленке, – подсказала Мишель.

На Фотине было короткое домашнее платье. Сейчас на правом колене выступила капля крови – хорошо, что Мишель углядела.

Упав рядом с креслом, Джуд выдернул из кожи тонюсенький осколок стекла от лампочки, сжал его в руке и припал к ранке губами, как будто это был укус змеи.

На стекле оставалось немного, совсем немного темной магии. Не зачистил. Не обезопасил. Не проверил. Не почувствовал.

Сосредоточился вчера на сестре, когда обнимал ее, вычищая последствия возможного воздействия демона. Упустил из виду стекло.

Очистив осколок, Джуд очень аккуратно положил его на лист раскрытого блокнота и снова взял Фотину за руки, прикоснулся губами ко лбу, выпивая последние атомы злого заклятья. Должно быть, она опустилась на колени, когда собирала вещи или искала обувь.

Сам отправил ее туда. Идиот. Идиот. Идиот.

Оно попало прямиком в кровь.

Но ведь сейчас он все убрал, да и оставалась там лишь капелька.

Почему же ты не приходишь в себя, Фотина?

Джуду стало страшно – страшнее, чем когда-либо в жизни, даже чем в детстве, когда он заходил в горящий дом, когда рушилась кровля, когда все вокруг было раскалено, как в аду. Тогда он знал, что делать.

Щеки у Фотины побелели, а губы стали серо-черными. Казалось, она вот-вот перестанет дышать. Джуд принялся ее тормошить, даже трясти, и звать по имени.

Тем временем Мишель подошла к окну и открыла его.

– Куда? – рявкнул Джуд. – Еще одну птицу захотела?!

Он подлетел к окну и хлопнул створкой.

– Мне сейчас не до тебя!

– Я не умею, – тихо, но твердо сказала Мишель. – Я позову бабушку.

– Какую еще бабушку?

Джуд кинулся обратно к Фотине, пылая от ярости, что приходится от нее отрываться, и от душащей нечеловеческой злобы на самого себя. А тут еще эта дурочка Мишель, вновь тянется к окну, как будто ей мало вчерашнего! В груди поднимался девятый вал, руки чесались схватить Мишель и изломать, как игрушку, отбросить ее прочь, навсегда стереть из жизни, которую они так счастливо и спокойно делили прежде с Фотиной – и думали, что так будет всегда. Это все из-за Мишель, из-за нее они здесь, из-за нее он потерял бдительность, не проверил останки птицы, в каком бы виде они ни существовали, из-за нее отправил в опасный номер Фотину, из-за нее вперился сейчас в электронную почту и оставил жену одну!

Мишель упрямо дернула на себя раму и высунула за окно руку. Джуд стиснул зубы, в глазах потемнело.

– Прекрати немедленно, ты!

Мишель помотала головой. Джуд с ревом вскочил на ноги. Раздался хлопок, и в комнате, между ним и сестрой, материализовалась взрослая кромешница с серебряными волосами.

Она кинула быстрый взгляд на Мишель, потом на Джуда, сжавшего кулаки, потом на безжизненную Фотину.

– Сын саламандры! – окликнула она строго.

Джуда будто окатили ведром холодной воды. Он сел на пол: воздуха не хватало, несмотря на то что окно оставалось открытым. Кромешница тронула щеку Фотины, потянула ее за плечи.

– Ничего, сейчас все будет хорошо, – пробормотала она. – Дыши, – скомандовала она Фотине. – И ты дыши, – бросила Джуду.

Кровавая пелена спала с глаз. Джуд словно впервые увидел сестру, которая жалась к окну, не сводя взгляда с Фотины, кусая пальцы, – маленькую, но с гордо выпрямленной спиной. Я бы ее не тронул, сказал он себе. Я не тронул бы ее!

Мишель рискнула навлечь на себя его убийственный гнев, чтобы позвать на помощь. Чтобы Фотину спасли – спасли от его глупости. Он сначала подверг Фотину опасности, а потом едва не лишил жизни родную сестру только за то, что она пыталась позвать на помощь и спасти его жену.

Лицо Фотины порозовело, она издала тихий стон. Кромешница потрепала ее по волосам, будто похвалила за правильный ответ.

Голова Джуда наполнилась болью, кровь с трудом пробивалась по сжавшимся сосудам. Все чувства были слишком сильными. Страх за Фотину – облегчение и надежда, что помощь все же не опоздала, – и гнев, гнев, гнев, разрушительный гнев на самого себя. Что он уже натворил, что он мог бы сейчас еще натворить?

Я бы ее не тронул, убеждал себя Джуд. Я бы накричал на нее, может быть, я бы оттолкнул ее от окна, но я не тронул бы ее.

– Мишель, – выдавил он. – Прости меня.

Она кивнула.

– Ты испугался. За нас обеих.

– Я…

Джуд медленно, со скрипом приводил себя к норме, как будто тащил вручную многотонную махину. Он… испугался. Он, разумеется, испугался за Фотину. Это естественно. В ней вся его жизнь. Он испугался за сестру: вдруг сейчас появится новая птица и снова атакует ее. Он рассердился, что Мишель не слушается, словно сама не понимает, что к окну подходить нельзя.

Он переложил свою вину на сестру. Он просто злился сам на себя.

Не то, не совсем то. Что-то еще.

Он прикоснулся губами к открытой ранке Фотины. И он – сын саламандры, как верно заметила пришедшая на зов целительница-русалка, – не сумел противостоять яду, который с осколка попал в кровь жены. Он сглотнул его и на несколько минут сошел с ума. Вполне хватило бы, чтобы убить маленькую сильфиду, если бы она не оказалась достаточно стойкой, храброй и не успела бы сообразить, кого можно позвать на выручку.

Он полукровка. В норме у него никогда не хватило бы сил, чтобы напасть на настоящую кромешницу. Но ситуация не была нормальной.

На Джуда накатила новая волна, на этот раз вымораживающего презрения к самому себе, абсолютного, глобального разочарования – такая мощная, что он, чтобы не упасть, ухватился рукой за ножку кресла, на котором полусидела-полулежала Фотина. Он потерял бдительность, упиваясь своей скоростью и умом, он открылся демонам и потерпел позорное поражение.

И еще одна волна, чуть пониже: «Ах надо же, в центре твоего внимания только ты? Ни чудом выжившая жена, ни сестра, которую ты напугал до полусмерти? Для тебя важнее всего только твоя самооценка?»

– Начинает отпускать? – спросила русалка.

Она, скрестив руки, стояла над ним и смотрела сверху вниз – смотрела критически.

– Похоже на то, – осторожно признал Джуд. – Как Фотина?

– Фотина нормально. Ты проделал хорошую работу. Мне осталось всего ничего.

– Я…

– Эля, дай ему воды, – сказала кромешница. – Лучше из-под крана. Стакан вначале вымой.

Джуд привстал и заглянул Фотине в лицо. Сейчас было похоже, что она спит.

– Почему она не приходит в себя?

– Она отдыхает. Вчера переутомилась, насколько я вижу.

Вчера Фотина откачивала Мишель после «бермудского треугольника», успокаивала после воспоминаний о предательстве мужчины и о выкидыше, разбиралась с последствиями нападения демонической птицы. Помогая убрать заразу из организма Мишель, впитала какую-то дозу сама. Ну и скотина ты, Джуд, называющий себя муж, – поганая скотина.

– Она очнется?

– Скоро. Будем разбираться с тобой?

Подоспела Эля. Джуд взял стакан – вода в нем задрожала. Слабак и трус, способный только подставлять женщин и накидываться на девочек.

– Фотина почти не дышала, когда вы появились, – сказал Джуд, отпив воды и нечаянно облившись ею. – Что же вы говорите, что я «проделал хорошую работу»? Я вчера должен был собрать и обезвредить все стекла, когда разбил лампу об эту птицу, напавшую на Элю. Если Фотине хватило одного-единственного осколка, чтобы… что если их было бы два? В каком месте я проделал хоть какую-то работу, она бы умерла, если бы не вы!

– Ты сейчас, только что, очистил ее организм, – терпеливо разъяснила кромешница. – Наглотался дряни сам, конечно, так что тебе надо еще как-то поучиться работать, не подвергая риску самого себя. Ты у нас стиратель, я верно говорю?

Джуд кивнул.

– Стиратель. Ластик. Тот, кто отдает часть себя, чтобы исправить ошибки других.

– Здесь все ошибки были мои, – возразил Джуд.

– Здесь была твоя ошибка, да. Может, две – не проверил осколки и допустил, чтобы Фотина на них напоролась. А знаешь, вчера осколки, наверное, были безвредными. Это же были самые обычные осколки от лампы. Ты бы мог их проверять сколько угодно. За ночь то, что рассеялось в воздухе, конденсировалось на них…

– Нам что теперь, поджечь соседний номер? – всерьез спросил Джуд.

Кромешница не удержалась от улыбки.

– Нет. Мы с тобой сейчас с ним разберемся, почистим. Будет безопасно. Вставай, пошли.

Джуд уцепился за перила кресла и поднялся на ноги. Взглянул на Фотину, но тронуть ее не решился. Двинулся к двери.

– Посмотрите на него! – развеселилась русалка. – И пошел ведь.

Джуд обернулся.

– Вы же сказали…

– Сядь. На кровать вон сядь. Можешь лечь, мы с Мишель не обидимся. Все свои, ты ее брат, я ее бабушка, мы получаемся с тобой родственники. Меня зовут Марина. Ложись давай.

Он и на сей раз не стал спорить, упал на одеяло. В голове продолжал стучать отбойный молоток. Русалка подошла и села рядом, положила ладонь ему на лоб.

Ее воздействие ощущалось не так, как магия Фотины, иначе. Русалке помогала водная стихия: он будто окунулся в прохладное озеро. Кажется, из ушей даже повалил пар.

– Сын саламандры, – с легким упреком сказала Марина.

– Я убит, – тихо признал Джуд. – Как я мог…

С другой стороны на кровать пристроилась Мишель. Ее видеть было совсем больно.

– Ты бы справился, – убежденно сказала русалка. – Фотину ты почти откачал, нужно было еще немного времени, но она и без меня не умерла бы.

– Я испугался до потери рассудка. Я сын саламандры, я по определению не могу уступить демонам, но я им уступил.

– Рассудок потерять тебе помогли, и это не демоны. Это химия, в самом неволшебном смысле этого слова. Как будто тебе впрыснули наркотическое средство. И несмотря на это, ты ничего непоправимого не совершил, удержался. Впредь работай руками, губы оставь для другого.

Джуд дернул углом рта.

– Это заклятье, – с трудом проговорил он. – Оно было нацелено конкретно на уничтожение Мишель? Если не напрямую, то… моими руками, что ли? Или, если бы Фотина вчера не переутомилась, на Мишель кинулась бы она?

Он вздрогнул при мысли о том, что делал бы, если бы любимая женщина и правда бросилась на его сестру, пытаясь ее убить. Марина помолчала. Шокированная Эля смотрела на бабушку, широко распахнув глаза.

– Вопрос интересный, – ответила наконец русалка. – Ой какой интересный вопрос, сын саламандры. С мозгами у тебя все в порядке, даже когда они наперекосяк.

Прошло еще несколько минут, и Марина встала, оправила платье, выпрямилась.

– Пойду схожу в соседний номер, посмотрю, что там можно сделать. Лежи, – упредила она порыв Джуда. – Полежи немного, парень. Приди в себя.

Русалка вышла. Джуд повернулся к сестре.

– Прости, пожалуйста, что я так напугал тебя. Это больше не повторится, обещаю. Не могу найти слов, но… обычно я совсем не такой.

Мишель пожала плечами.

– Я вижу, что ты хороший человек, – сказала она. – Ты никогда не причинишь вреда тем, кого ты любишь. Меня ты не любишь, и это понятно: ты меня вчера впервые в жизни увидел, а узнал о том, что я есть, лишь несколько дней назад.

Джуд цыкнул от досады.

– Я хочу узнать тебя лучше. Ты мне нравишься. Ты смелая, ответственная… ты личность. Я сейчас совсем не могу подбирать нужные слова, правда, голова не варит. И как после сегодняшнего я должен убедить тебя, что я тебя буду защищать, я просто не знаю.

– Я такое осиное гнездо, которое лучше не трогать, – проговорила раздумчиво Мишель. – Вам с Фотиной будет намного спокойнее забыть, что вы со мной встречались. Спасибо ее маме, что спасла меня. Теперь я соберусь с силами и отправлюсь за Яном, а вы езжайте домой, вот и все.

Джуд рывком сел.

– Что ты удумала? Что значит «забыть»? Какое «вот и все»? Эля, мы семья. Родные люди. Не случайные встречные.

– Ты же видишь, со мной опасно. Ты не любишь меня, Джуд, ты любишь Фотину, и я тебя за это не виню: она твоя жена, а я… Я ни в чем тебя не виню.

Джуд схватил ее за руку.

– Послушай. Я и так никогда себя не прощу, но если ты развернешься и уйдешь сегодня, я… не оставлю тебя в покое. Я буду тебя искать и преследовать. Я не отстану, потому что жить с этим я не смогу. Подумай: не лучше ли со мной сотрудничать, чем все время пытаться сбить меня со следа – вместо того, чтобы думать о деле, о Яне, в конце концов?

Эля помедлила. Кровь не вода, и контакт – рука в руке – послал ей живительное тепло. Она понадеялась, что и брату стало легче. Джуд смотрел на нее с таким напряжением, что Эля не выдержала.

– Ничего бы ты мне не сделал, – сказала она насмешливо. – Ты и так шевелишься еле-еле, как во сне, а у меня еще и перстень.

Джуд с облегчением засмеялся.

Встрепенулась Фотина.

– Ой! Я что, прямо в кресле уснула? – растерянно произнесла она.

Джуд вскочил и помог ей встать, сжал в объятиях.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Голова немножко кружится. Может, я сознание потеряла на минутку. Да? – Она оторопело смотрела на взъерошенного Джуда в мокрой рубашке, на старающуюся сдержать слезы Элю, у которой брови встали домиком. – А вы тут что?

В дверь заглянула Марина.

– Вот и прекрасно, – заметила она. – Со стеклом я все решила, забудьте о нем. Эля, детка, мне надо бежать. Все присутствующие, берегите себя, пожалуйста.

– Спасибо! – запоздало опомнился Джуд.

Русалка отмахнулась.

– Тебе, – сказала она Эле, – хорошо бы и самой поучиться целительству, я тебе второй раз говорю.

– Да, ба!

– С птицей-нептицей надо разбираться, – обратилась Марина к Джуду.

– Мы постараемся.

– Мы со своей стороны тоже, – неожиданно сверкнув глазами, пообещала Марина и исчезла. Дверь захлопнулась.

Фотина высвободилась из чересчур крепких объятий мужа.

– Что тут произошло, мне кто-нибудь объяснит?

Джуд кинул выразительный взгляд на Элю: он, кажется, не мог сейчас спокойно говорить о том, что едва не случилось. Пришлось выручать ей.

– Это была моя бабушка, – начала она. – Русалка. Я ее позвала, потому что ты напоролась на стекло от вчерашней лампы и потеряла сознание, и мы с Джудом… испугались.

Фотина еще раз оценила физиономии обоих.

– А ты случайно не сестра Джуда? – спросила она саркастически. – Так трезво и лаконично все изложила. Дополнить не хочешь?

– Очень испугались, – послушно исправилась Эля.

– Ну да. У вас тут была кромешница, и вы не спросили у нее ни про «Песнь эльфийского короля», ни про камушек в кольце?

– Нам было некогда. Но мысль здравая. Эля, у кого мы можем спросить об этом? – вступил Джуд. – Ты могла бы, например, как-то связаться с Грейс?

Эля поразмыслила.

– Я могу попробовать. Мне нужен открытый воздух. Мы тут на каком этаже, на четвертом? Лучше выбраться на крышу.

– И напороться на целую стаю специально отправленных птичек-дымовушек! – подсказал Джуд. – Нет, давайте тогда по старинке, через экспертов. Мне тут кое-что написали, я толком не успел изучить… Кстати, Эля, вот твой новый телефон. Поставь пока заряжаться.

Фотина заглянула мужу в глаза и дотронулась до лба.

– У тебя что, голова болит? Чего молчишь, я же могу полечить.

Джуд увернулся от ее руки – как помнила Эля, прохладной и несущей облегчение.

– Тебе надо самой восстановиться, придумала тут сознание терять.

– Да я бы не теряла, – возмутилась Фотина. – Вы же говорите, виновато стекло!

– Да. И все равно.

В дверь номера постучали. Эля вздрогнула. Джуд шагнул вперед.

– С этой стороны мы никого не боимся, – напомнил он. – Мы справимся. Фотина, ты не заказывала room service2 до… всего этого?

Фотина покачала головой. Собравшись, Джуд подошел к двери и нажал на ручку.

Пара секунд прошли в молчании. Эля, не удержавшись, выглянула из-за спины Фотины, а та закрыла ее собой. Два мужских голоса слились в один:

– Привет! Привет!

– Привет, – кисло отозвался Джуд, отступая в сторону и сделав приглашающий жест рукой. – Эля, позволь представить, вот еще два твоих брата.

– Ой, мальчики! – всплеснула руками Фотина.

Эля просияла, увидев близнецов: они были очень похожи на Джуда, только моложе – и он на первый взгляд показался ей невозмутимым, как индейский вождь, а у молодых людей на лицах отражались разнообразные эмоции. У нее целых три брата!

– Здравствуйте, Мишель, Фотина, – сказал вежливо один.

– Да, здравствуйте, все. Очевидно, Большой брат не слишком рад нас видеть, – выступил второй.

– Ты, наверное, забыла его предупредить, что вызвала нас, – предположил первый, обращаясь к Фотине.

Она виновато взглянула на Джуда, но тот после всего, что пережил утром, видно, не мог ее ни в чем упрекнуть.

– Я не успела, – оправдалась Фотина.

И неудивительно, подумала Эля.

– То есть даже не посоветовалась, – заключил второй из близнецов, который казался сердитым.

– Это Гелиан, – сказал Эле Джуд. – А это Лин, – указал он на более вежливого. – Вы мне тоже не сочли нужным ничего сообщить или позвонить хотя бы с вокзала, так что нечего спихивать на Фотину.

Гелиан хохотнул. Лин приблизился к Эле и посмотрел ей в глаза.

– Наша! – воскликнул он, и его радость была несомненна и заразительна. Он раскрыл объятия, и Эля с удовольствием кинулась ему на шею.

– Эй! Я тоже хочу, – влез Гелиан.

Они обнялись втроем. Фотина сложила руки на животе, любуясь. Джуд покосился на нее и промолчал, дождался, пока его братья и сестра перестанут обниматься.

– В России Мишель зовут Эля, – сказал он потом, и Эля улыбнулась про себя, вспомнив, что сам он стал так ее называть лишь пару минут назад. – Раз уж вы приехали, будем работать вместе.

– Да мы даже не знали, что ты ее уже нашел! – выговорил ему Гелиан. – Мы едем, думаем, что ее еще искать надо, а она вот она – Мишель! Эля!

Джуд покивал.

– Да. Фотина, видимо, боялась, что мы с ней вдвоем не справимся. Но сейчас Эля уже с нами, и сейчас это не главная и не последняя задача.

– Есть еще одна? – осведомился Лин.

– Не одна.

– А давайте пойдем завтракать! – вмешалась Фотина. – Мальчишки после поезда наверняка голодные, да и Эля тоже.

Лин вытряхнул из-под манжеты часы.

– Обедать? – любезно подсказал он.

Пляж близ замка на скале преобразился: слуги развешивали трепещущие на ветру флажки, а еще тут появилась горизонтальная платформа из темного базальта.

Ян повернулся к хозяйке замка.

– Что это?

– Разве ты не видишь, на что это похоже?

– На сцену. И на украшения. Так праздник…

– …уже завтра, мой мальчик. – Она поджала губы. – Займи свое место и покажи мне, чему ты успел научиться. Сыграй мне «Песнь эльфийского короля».

Если она и птица, то хищная, в сотый раз подумал Ян. Чем больше он всматривался в это лицо, тем больше оно отталкивало. Глаза ее переливались желтым золотом, а пальцы походили на когти. С чего он решил, что у них есть что-то общее? С чего поверил, что она хочет ему добра?

– Я пока не готов, – сказал он, чтобы посмотреть на ее реакцию.

Когти впились в его руку.

– Прием завтра. Я должна представить тебя гостям. На сцену, – приказала она ледяным тоном. – Сыграй как можешь. Ну!

Ян поднялся на возвышение, мысленно извинился перед инструментом и неизвестным ему композитором и стал играть – грубо, намеренно допуская множество ошибок. Любой нормальный человек на месте слушателя заткнул бы уши. Хозяйка замка – Ян больше не называл ее матерью – напряглась, стиснула губы и потерла ладони.

Призрачный оркестр вступил не сразу, будто не узнавая его, но все же отозвался, подтянулся из глубины, выровнял мелодию. И когда это случилось, кромешница резко скрестила руки на груди и выпятила грудь.

– Ты сбиваешься, – сказала она, глядя на Яна с презрением. – Будешь играть по нотам. По памяти ты не сумеешь. Может, хоть с листа.

– Не лучше ли отложить прием?

– Невозможно.

– Тогда будет лучше, если я не стану играть вовсе. Я не украшу праздник, сами видите.

Она даже не обратила внимания, что он перешел на «вы».

– Сыграешь, как сможешь.

Ян аккуратно устроил скрипку в футляре.

– Меня никак не представить гостям без этого… позорища? – сдержанно уточнил он. – Может быть, мне попробовать спеть? – И, с тоской вспомнив родителей, процитировал: – «Говорят, у меня приятный баритональный дискант».

Когтистая лапа вновь вцепилась в его предплечье.

– О нет, – сказала кромешница. – Это священное произведение, «Песнь эльфийского короля». Оно должно прозвучать здесь завтра. И оно прозвучит. Чего бы это ни стоило.

Обед начался с бульона с профитролями. Три брата, не сговариваясь, свалили свои профитроли на тарелку Фотине. Та поймала взгляд Эли и смущенно улыбнулась:

– Знают, что я люблю. А ты любишь?

Эля пожала плечами. Фотина отсыпала часть профитролей ей:

– Так, теперь я тут не единственная девочка!

– А ты теперь тоже Большой брат, ясно, балбес? – сказал Гелиану Лин.

– Все равно Джуд старше всех! – надул губы Гелиан. – Ну ладно, о сестренке я и правда всегда мечтал!

Он приобнял Элю за плечи.

С близнецами ей сразу стало очень легко, как будто они знали друг друга всю жизнь. Все их взаимные подколки казались ей такими знакомыми. Она ясно могла вообразить, как росла бы с ними: их детство было бы классикой! «Это моя сестра, и я не позволю никому ее обижать! Сам буду, только мне можно!»

– Лин тоже старше тебя, да? – весело предположила Эля, обращаясь к Гелиану.

– На три минуты примерно. Это не считается, – махнул рукой тот. – Да и вообще это в статусе семейной легенды, они ж тогда еще не знали, кто из нас кто!

– Да уж вас не перепутаешь, и наверняка так с самого начала было! – заявила Эля.

Лин самодовольно ткнул Гелиана в бок.

Лицо у Джуда было… странным. Впрочем, нет: оно было примерно таким же, как всегда, насколько Эля успела его узнать. Он смотрел и все видел, не упускал ни одного слова, и при этом будто находился над ситуацией, настороже, как вожатый отряда расшалившихся ребят. Эля ясно представила и его в их общей семье. Старший брат, который отвечает не только за безопасность, но и за любой проступок мелких: значит, не уследил, не предотвратил, не отговорил.

– Джуд с вами много нянчился, наверное, – оживленно сказала она. – Вы разбегались в разные стороны, а он и не знал, за кем из вас лететь.

Близнецы переглянулись.

– Эмм… – протянул Гелиан.

– Если честно, мы не помним, – пояснил Лин.

– Было дело, – спокойно ответил Джуд.

Эля замерла. Она понимала, что ляпнула что-то не совсем то, но не могла сообразить, что именно и почему. Фотина пожалела ее.

– Когда Грейс ушла, – сказала она, – мальчишкам было всего по два года. Мало кто помнит себя до двух лет.

– А Джуду…

– Ему было шесть.

– Но когда она ушла, разве они не продолжали жить вместе? – Эля в недоумении переводила взгляд с одного брата на другого. – Она же не забрала никого с собой, и…

Гелиан и Лин повернулись к Джуду, ожидая объяснения от него. Он отодвинул тарелку.

– Когда Грейс ушла, наш отец стал сильно пить, – сказал он обычным деловитым тоном. – Впрочем, у него и до этого со спиртным были проблемы. Вскоре случился пожар, в котором он погиб. Братьев забрали в дом малютки, а меня как школьника – в детдом.

Эля невольно потянулась к нему. Если малыши действительно все забывают и относительно легко приспосабливаются к переменам, то шестилетний мальчуган должен был остро пережить страшную смерть отца, потерю матери и разлуку с братьями – утрату и дома, и всей семьи разом.

– А потом он вас нашел, – сказала она с фальшивой бодростью.

– Потом нашел, – согласился Гелиан.

Фотина положила голову Джуду на плечо.

– Он их сначала из горящего дома вытащил, – добавила она.

Эля представила, как решительный Джуд врывается в горящий дом, примерно как вчера в ее номер, содрогнулась – и только в следующее мгновение до нее дошло: Джуд тогда не был взрослым.

– Когда? – Ее голос сорвался. – Когда пожар был, да?

– Ну да.

Взгляды Эли и Джуда встретились.

– Я не знала, что вам пришлось вынести, когда мама ушла, – сказала Эля, покраснев.

– Зато она вырастила тебя, – с неожиданной досадой выговорил Гелиан. – Свою булочку она не бросила.

Эля опустила глаза.

– Гелиан! – тихо произнес Джуд, и его оклик был как щелчок кнута.

– Эля уж точно ни в чем не виновата, – поддержал брата Лин. – Она даже родилась намного позже.

Эля рискнула вновь взглянуть на мужчин. Все трое смотрели на нее по-разному. Джуд – с выражением, которое сложно было понять, но если прислушаться к тому, что подсказывало ей сердце, она бы назвала это нежностью и тревогой. Гелиан – с мальчишеской досадой, которая, кажется, удивила его самого, и поэтому вид у него был одновременно обиженный и потерянный. Лин – выжидательно, сощурившись, он напомнил ей кота: то ли расслаблен, то ли готов к прыжку, не разберешь.

Но что она могла сделать?

– Пойду попудрю носик, – сказала Фотина. – Эля, ты со мной?

– Н-нет.

Фотина отошла. Джуд склонился над столом.

– Утром у нас было ЧП, – негромко сообщил он братьям. – Вчера Элю атаковала птица, заряженная заклятьем. Сегодня Фотина напоролась на его остатки в осколке стекла и чуть не погибла. А я, пытаясь ее откачать, едва не убил Элю. Так что…

– Под руку подвернулась? – уточнил Гелиан.

– В смысле – рука сорвалась? – переформулировал Лин.

– В смысле – я потерял рассудок от страха и ярости и хотел ее убить, – объяснил безжалостный к себе Джуд.

Гелиан отмахнулся.

– Ой, это с ним постоянно, – легкомысленно поделился он с Элей. – Сколько раз он меня…

Джуд хлопнул ладонью по столу.

– Ты не понял, – проговорил он еще тише. – На самом деле. У меня был порыв ее убить. Совсем. Насовсем. Насмерть. Так подействовало заклятие. Фотина не в курсе. Эля все видела. И после этого вы еще ей… – Джуд на мгновение закрыл глаза, перевел дыхание. – Она не виновата, что выросла с мамой и папой. Если вы согласны быть ей братьями, вы будете ее защищать. Если нет – встали и вышли, и закончим на этом.

Лин с Гелианом переглянулись.

– Вначале напал на нее, потом на нас, – привычно пожаловался Гелиан. – Можно подумать, это мы на нее кидались. Я-то что, я просто сказал…

Лин остановил его, тронув за плечо.

– Все серьезно, значит, – подытожил он. – Эля, прости нас. Всех. Мы твои братья – если ты нам позволишь.

Вернувшаяся Фотина застала Элю в слезах. Она напустилась на мальчишек:

– Вот зачем вы ее довели! – Она крепко обняла сильфиду.

– Они не довели… – всхлипнула Эля. – Наоборот…

Принесли второе, картофельное пюре с нежной белой рыбой.

– Сначала давайте все поедим! – распорядилась Фотина. – Мальчишки на одном бульоне долго не протянут!

Минут десять все молча жевали, но вскоре, разлив по стаканам клюквенный морс и разобрав еще горячие плюшки, решили, что откладывать дальше не стоит. Стараясь брать пример с Джуда и говорить коротко и четко, Эля ввела близнецов в курс дела – как она его понимала. После слово взял Джуд.

– Я не успел с тобой это обсудить, – повернулся он к Эле, – но я полагаю, что Яна похитили, и это вовсе не его биологическая мать.

– Но кто…

– Гарпия. Думаю, это гарпия. Они известны похищениями людей.

Эля ахнула:

– Нечисть…

– Гарпии боятся звуков духовых, – вспомнил Лин. – Brass. Медных духовых.

Джуд одобрительно кивнул.

– Лин с Гелианом у нас музыканты, это удачно.

– И по совместительству нейтралы, – добавил с гордостью Лин.

– А ты кто? – Эля вдруг поняла, что ничего не знает о Джуде.

– Я? Нейтрал на полную ставку. Это сейчас отношения к делу не имеет. Я говорю: поскольку ребята музыканты, их участие будет очень кстати.

Гелиан перебил:

– Сам-то ты нас не собирался привлекать, да?

– Утром я написал вам по электронной почте, – отрезал Джуд. – Проверяйте ящики. Итак. Про гарпий учли, запомнили. Надо выяснить, что значит «боятся», какая именно реакция. Если что, быстренько научите Элю что-нибудь изображать на трубе. Второе: «Песнь эльфийского короля». Что вы о ней знаете?

Близнецы, не сговариваясь, покачали головами.

– Навскидку ничего. Ты, разумеется, уже проверил интернет и фейринет. Возможно, на новогреческом и тем более на древнегреческом это звучит иначе, – предположил Лин. – Какие-то вариации… Если это народное произведение в переложении для оркестра…

– Ой, а кто тогда Ян? – спохватилась Эля.

– Ты же говорила, что он скрипач.

– Нет. Если его мать – не мать, а гарпия, то Ян… он же не ее сын?

Джуд указал на кольцо.

– Я предполагаю, что он сын хранителя, здесь скорее стихия земли.

– Хранителя? – хором переспросили Эля и Фотина.

Джуд откинулся на спинку стула.

– Это пока только предположение. Хранителями называют духов, охраняющих конкретное место, зависящих от него. Например, наяды чаще всего привязаны к своей реке, своему озеру или ручью, в отличие от обычных русалок. Ореады обитают в горах, они тоже редко покидают свое жилище, если вообще когда-нибудь выбираются за его пределы. И так далее. Я исходил из того, что Ян никогда не встречался со своими настоящими родителями. Кромешники редко болеют, живут долго. Что могло помешать его маме или его папе, кто там у него из фейри, с ним связаться?

– Можно подумать, кромешники не бросают своих детей от смешанных браков – да на каждом шагу! – высказался Гелиан.

– Еще один аргумент в пользу моей теории: у Яна не слишком ярко проявился его врожденный талант, он даже считает, что талант не проявился вообще. Музыку не берем: по словам самого Яна, его одаренность здесь на уровне обычного человека, не более. Как хранители привязаны к своим местам силы, так и особые таланты их детей порой могут проявляться ярче или слабее в зависимости от того, насколько далеко отпрыск находится от родового, если так можно выразиться, места.

Эля слушала Джуда раскрыв рот. Ей такие тонкости даже в голову не приходили.

– Хранитель, так вот почему пес… – пробормотала она тихо.

– Что?

– Нет, ничего.

– Тогда это подводит нас к тому, что кромешником был отец Яна, – волнуясь, добавила Фотина. – Мать, наверное, провела с ним какое-то время – может быть, одну ночь, может быть, год – и уехала, родила ребенка и потеряла его. Возможно, погибла. Так он попал в детдом, а затем в приемную семью.

– Это не точно, – возразил Лин. – Уже рожденного малыша так же мог забрать его отец-человек, а мать не сумела за ним погнаться, поскольку привязана к конкретному месту.

– Или ей было все равно, потому что кромешники своих детей бросают, – снова сказал упрямый Гелиан.

– Ну или так, – развел руками Лин.

– Мы не знаем, кто был папа, а кто мама, – подытожил Джуд, – но это нам сейчас совершенно безразлично. У Яна есть фамильное кольцо, которое каким-то образом – предположительно – перенесло даже условия российского детдома и при этом осталось у хозяина. Это, на мой взгляд, также аргумент в пользу родителя из числа хранителей. Кольцо сохраняется у его носителя несмотря ни на что, оно не может потеряться. И кольцо хранит его самого.

Эля повертела рукой, любуясь камнем.

– Но подарить его, значит, можно.

– Думаю, что не просто подарить, – весомо сказала Фотина.

Эля вспыхнула и спрятала глаза.

– Он сделал тебе предложение! – догадался Гелиан.

– Не совсем…

– Он признался тебе в любви, – заключил Лин.

Эля смутилась еще больше: она такими подробностями делиться не собиралась.

– Ой! – вдруг всполошилась она. – Это же значит… это значит, что Ян остался теперь совсем без защиты. Он не знал… Я не думала…

Фотина обняла ее, но утешить Элю ей было нечем.

– Знаете что? – сказала она. – Вы такими глупостями тут маетесь: кто-де у него папа, а кто мама. Это неважно. Вы упускаете из виду самое главное! Когда у этой маман гарпии будет праздник, на который соберутся разные кромешники, а Ян должен будет им играть? Ведь основная опасность ему грозит именно на этом празднике – или сразу после него!

Эля вскочила, опрокинув стакан.

– Когда, да! – воскликнула она. – Он не знал, твердил: «скоро», они ему не говорили точно! Ой, может быть, уже поздно!

Джуд поймал ее за руку и аккуратно нажал на плечо, усаживая обратно.

– С камнем в кольце все в порядке, – напомнил он. – Уверен, если бы с Яном уже случилась беда, мы бы это увидели. Как минимум – камень бы обесцветился, а у него насыщенный цвет, и ты утверждаешь, что он всегда был черным. Как максимум – самоцвет бы раскололся.

– Откуда ты знаешь? – всхлипнула Эля, но села.

– Из сказок, мифов, сказаний, легенд, университетского курса и личного опыта контакта с магическими артефактами, – перечислил Джуд.

Эля закрыла лицо руками.

– Если это не родная мама его нашла, а злыдня гарпия, значит, это моя вина, – горько сказала она. – Она заметила его только потому, что он отправился к кромешникам выручать меня и играл там на скрипке, и она его после этого похитила. Ей нужна была первая скрипка. Он подставился. Во всем виновата я.

Все на свете заканчивается, закончился и обед в гостиничном ресторане. Джуд выдал всем задания. Эле следовало разобраться с новым телефоном, перенести в него данные со старого и позвонить Вадиму Юрьевичу, чтобы, во-первых, успокоить (Джуд ведь рассказал ему, что сестра ушла из дома), а во-вторых, выведать, что может подразумеваться под словами «фамильное кольцо». Правда ли оно у Яна от настоящих родителей или гипотезы Джуда неверны? Кроме того, Эля вызвалась списаться со знакомыми кромешниками и задать вопрос о предстоящем приеме «на краю света»: знают ли они о нем, могут ли сообщить координаты замка, а главное – дату торжества и, в идеале, его смысл.

Сам Джуд собирался заглянуть в Элину комнату, посмотреть, что сделала там Марина, и, если все в порядке, отправить Гелиана сдавать номер и договариваться вместо одноместного о новом, трехместном. После Джуд намеревался засесть за рапорт в ИнтерНьют – аналог Интерпола у нейтралов. Ситуация с нападением на кромешницу с нешуточным риском для жизни двух нейтралов, отправка сильфиды в «бермудский треугольник» и, если они не ошибаются, похищение полукровки – все это требовало немедленного внимания официальных органов, причем не обязательно российских, рассудил Джуд. После составления рапорта он решил позвонить в штаб ИнтерНьюта, чтобы бюрократия не задержала обработку важной информации.

Лину было поручено пока провести изыскания в интернете и фейринете – с учетом его знаний как музыканта.

– А я? – встряла Фотина.

– Ты идешь отдыхать, – распорядился Джуд.

– В такой момент? Да я полна сил и хочу помогать, – возмутилась она.

– Марина сказала, что тебе очень нужно восстановиться. – Джуд поцеловал жену в нос. – Я придумаю тебе самое сложное задание, а пока лежи. Ты у нас в отряде целительница, единственная незаменимая, твои силы необходимо беречь.

– Я чувствую себя хорошо! Могу я хоть смартфон с собой взять и тоже что-нибудь нужное поискать в интернете? – протестовала Фотина.

Джуд задернул в спальне шторы, уложил жену, расправил одеяло и присел на край кровати.

– Ты будешь меня морально поддерживать, – пообещал он. – Спи.

Фотина вздохнула, вытянула руку и положила ему на бедро.

– Мое, – мурлыкнула она.

– Чье же еще.

Джуд поднес ее руку к губам, и его вновь захлестнул страх – он едва не потерял ее сегодня! – и облегчение: вот она, здесь, рядом. Теплая, живая, мягкая, игривая. Любимая до боли в сердце. Он ласково зарылся пальцами в ее волосы, погладил по щеке. Хотелось лечь с ней, вытянуться, обнять ее всем телом, прижаться каждой клеточкой, ни на секунду не выпустить из объятий. Дышать только ею.

– Сначала пойдешь в Элин номер, – полусонно сказала Фотина. – А потом тут будешь работать, недалеко, да?

– Да.

Надо было выпустить ее руку, встать и выйти. Не мешать ей спать, в конце концов. За стеной Эля и Лин уже приступили к выполнению поставленных задач. Гелиан ждал только его. А он, командир, не мог отойти от жены.

– Тебе страшно? – понизив голос, спросила Фотина.

– Я просто тебя люблю.

Джуд не знал, что было написано у него на лице, когда он показался из спальни; он надеялся, что ничего, как обычно. Но Эля подошла к нему и пообещала:

– Я послежу.

Вскоре Джуд вернулся, кивнул, мол, все там нормально, мимолетно заглянул в спальню и засел за рапорт. Гелиан притащил и свалил у двери все Элины пакеты, повздыхал и ушел решать вопрос с номерами. Лин уткнулся в свой смартфон, он хмурился, время от времени издавал то похрюкивания, то возгласы. Эля дожидалась, пока скопируются данные, и все любовалась на профиль Джуда: в отличие от младшего брата, он оставался невозмутимым, печатал быстро и был полностью погружен в свою задачу.

Он так любит Фотину, думала Эля. А Фотина, отзывчивая и добрая, так любит его. Она смотрит на мужа с гордостью, когда он выдвигает и обосновывает свои теории, и с нежным беспокойством, когда ей кажется, что он расстроен. Они то и дело тянутся друг к другу – пусть не целоваться, не обниматься, а на мгновение прикоснуться, наверное, даже безотчетно. Им все время хочется быть в контакте. Сообщающиеся сосуды. Наблюдать за ними было прекрасно и немножко грустно.

Эле хотелось, чтобы Ян ее обнял. Чтобы он был рядом. Чтобы он был хотя бы в безопасности.

Все ей помогают, она всех привлекла. Но имеет ли она право рисковать жизнями своих вновь обретенных родственников – мягкосердечной Фотины, ответственного Джуда, ворчливого Гелиана и веселого Лина?

Они мне подскажут, что делать, сказала себе Эля. Делать буду я сама. Они мне помогут найти нужную информацию, вот и все.

Новый смартфон пропищал и засветился, показывая, что копирование данных завершено. Эля открыла галерею и с радостью увидела, что фотографии нот на месте.

– Лин, – позвала она. – Ноты посмотришь?

– Кидай на почту, – кивнул он.

– На какую?

Лин подошел и заглянул ей через плечо.

– Давай я тебе сам внесу в адресную книгу. Открой свой ящик. Мишель, ma belle… Вот. Мой. Гелиана. Джуда. Пусть будет. Погоди, я свой номер наберу… – Его телефон отозвался вибрацией. – Ага, запишу себе, а ты меня запиши. Давай, кидай ноты мне на почту, заодно сразу и Гелиана с Джудом в копию поставь. Умеешь?

– Конечно.

Появился Гелиан.

– Все получилось. Трехместный номер дальше по коридору, ближе к концу. Номер 310. – Он помахал магнитными карточками-ключами. – Теперь мне что делать?

– Открывай электронную почту, Эля отправила тебе ноты, – скомандовал Лин. – Читай, вспоминай, ищи, сопоставляй.

– Йес, сэр.

Эля опубликовала у себя на стене в соцсетях короткий пост для кромешников («Друзья, не слышал ли кто о приеме, который вскоре должен состояться в замке где-то на берегу моря, среди облачных скал? Что-то такое поэтическое, я так хотела бы туда попасть! Но где это?») и встала.

– Я уже могу позвонить Вадиму Юрьевичу, – сказала она несмело. – Но я не хочу разговаривать при всех. Я выйду в холл на этаже?

Тут же поднялся Джуд.

– Одна никуда не пойдешь. Пошли вместе.

Он кивнул Лину на спальню, и Лин закивал в ответ. Эля тоже подчинилась Джуду, спрашивая себя, не раздражает ли ее такая опека. Нет, сердце ее было спокойно. Она знала, что Джуд не пытается ее контролировать или подмять под себя, он ее защищает. И говорить с Вадимом Юрьевичем в его присутствии ей тоже будет несложно – хотя почему так, она понять не могла.

Убедившись, что окна в холле закрыты, Джуд сел на мягкий диван и немедленно вернулся к работе. Эля отошла на пару шагов, все же стесняясь начинать разговор в его присутствии.

Вадим Юрьевич снял трубку не сразу, наверное, удивлялся, увидев незнакомый номер. Голос у него был настороженным.

– Вадим Юрьевич, здравствуйте, это Эля, – проговорила она сбивчиво.

– Элечка, здравствуйте! – обрадовался папа Яна. – А вас же брат искал!

– Да, спасибо вам большое, он меня нашел и велел, чтобы я обязательно позвонила вам, успокоила. У нас все в порядке. Он вам привет передает и благодарность. Вы нас очень выручили. Как дела у Яна?

Закидывая этот пробный шар, Эля перестала дышать. Она даже не предполагала, что услышит в ответ.

– У Яна хорошо, Элечка, – пробасил Вадим Юрьевич. – Вы с ним так и не помирились?

– Он вам… звонит?

– Он пишет! Там что-то со связью непонятное у него творится, никак не разберется с симками и тарифами. Пишет по электронной почте, фотографии шлет японские. Интересные, город…

– И чем он занят там целыми днями, учебой?

– Элечка, да вы бы взяли и сами ему позвонили, – посоветовал сердобольный Вадим Юрьевич. – Правда. Оставьте глупую девическую гордость, он наверняка будет счастлив.

Наверняка, да. Эля дотронулась до холодного черного камня в перстне.

– Я телефон сначала разбила, нечаянно, а теперь никак не дозвониться. Все из-за того, что он со связью разобраться не может, наверное, как вы и сказали. Вадим Юрьевич, я же еще забыла сообщить: колечко-то я нашла, спасибо вам, что мне помогли тогда! Мне Ян подарил, я ношу. А это какой камень? А то я хотела в интернете посмотреть, точно не знаю.

– Камень? – опешил папа Яна.

– Колечко такое – с черным камнем. Ян говорил, фамильное. Красивое.

– Он вам перстень свой снял? Я думал, он купил вам колечко в подарок… Обычное, пусть хоть золотое…

Голос Вадима Юрьевича отражал полную растерянность. Эля сжала кулак: ни за что не отдам.

– Да, – сказала она. – Ян подарил мне перстень с черным камнем, который носил на руке. Он сейчас у меня. Он говорил, что кольцо фамильное. Интересно, оно ваше или Ларисы Игоревны? А камень какой в нем? Агат?

Вадим Юрьевич колебался. Эля поняла почему: он же не знал, что ей известно о том, что семья у Яна приемная.

– Или кольцо от настоящих родителей ему досталось? – спросила она мягко.

– Ян вам открыл… – еще больше оторопел он.

– Да. Оно от кого-то из настоящих родителей, да? Поэтому фамильное?

Зависла пауза.

– Вы его продать хотите? – обреченно спросил Вадим Юрьевич. – Думаете, старинное-дорогое… А как же Ян…

Эля ахнула.

– Нет, что вы! – горячо заверила она. – Ни в коем случае, никогда! Я его так берегу, вы не представляете! Это подарок Яна! Я думала, может, я под пару ему закажу тоже в подарок, чтобы у нас были парные, понимаете? Одинаковые! Я хотела в интернете посмотреть, а там много черных камней: агат, обсидиан, и еще я забыла, мо… морион… Вы не знаете, как камень правильно называется?

– Так вы говорите, перстень сейчас у вас? На пальце?

– Да.

– Так вы мне врете, Элечка, – с облегчением заключил Вадим Юрьевич.

– Не вру! – оскорбилась Эля. – У вас есть вацап или вайбер? Я фото могу прислать!

– Хорошо, хорошо, не обижайтесь, девочка. Не врете, конечно. Ян вам, видимо, уже сделал копию, чтобы колечко было, как у него. Парное. Да. Кирилл сказал, что дома вы ничего не нашли…

– Я не…

– А перстень точно был у Яна на руке, когда он уезжал. Конечно, точно. Как всегда. И на ваш пальчик, Элечка, он был бы великоват. И Ян с ним не расстается. Вы почему-то… не заметили, что ли, что у вас кольца парные.

Судя по тону, Вадим Юрьевич расстроился из-за недогадливости и нечуткости чудаковатой девушки, которую с какого-то перепугу выбрал его сын. Не оценила такой красивый многозначительный жест.

– А… наверное, – упавшим голосом проговорила Эля.

В голове не осталось никаких идей. Ответа ни на один вопрос она не получила.

Джуд поднял глаза и взглянул на нее. Один взгляд – а будто подставил плечо: не сдавайся.

Эля собралась с силами. Кто именно оставил Яну кольцо, папа или мама, сейчас значения не имело, и Вадим Юрьевич, наверное, был не в курсе. Какой природы был кромешник, истинный родитель Яна, он тоже вряд ли знал: если бы он в принципе что-то знал о кромешниках, немедленно определил бы, что девица, сидящая ночью на кухне у Яна, никак не обычная однокурсница. Какой камень в кольце – тоже неважно, в конце концов, можно сходить к ювелиру, некоторые сотрудничают с кромешниками. Значит, главнее всего – выяснить, правда ли перстень достался Яну по наследству.

– А ежели ты Яна бросить хочешь, – припечатал Вадим Юрьевич, – так ты ему в лицо это скажи. И приличные девушки подаренные кольца не продают, а возвращают парню.

– Вадим Юрич, миленький! – закричала Эля. – Я Яна бросать не собираюсь! Да ну что вы, в самом-то деле!

Из ближайшего номера вынырнула обозленная бабенка, которой, видно, помешал шум. Джуд молча поднялся ей навстречу, и она ретировалась, даже рта не раскрыв.

– Тогда не ври, а говори как есть, – велел отец Яна.

Эля обменялась с Джудом взглядами. Говорить все как есть пожилому человеку никак нельзя, безмолвно согласились они.

– Вадим Юрьевич, – начала тихо Эля, ступая на тонкий лед. – Я колечко Яна не теряла, берегу его. Я к нему в квартиру за другим приходила, что там оставила, только мне сказать стыдно было.

– Женское-интимное, – догадался он; ну и прекрасно.

– А этот перстень для Яна очень важен, правда? Вы так удивились, когда подумали, что он мне его мог подарить. Ян упоминал, что кольцо фамильное, с историей. – Эля поднесла руку к глазам. – Тут какие-то вроде символы… то есть на моей копии. Вы Яна вырастили, но перстень не ваш, ведь так?

Топорная работа, однако ничего другого не придумывалось. Вадим Юрьевич медлил с ответом.

– Я хотела бы лучше понимать Яна, – подпихнула его Эля.

– Да он это колечко на прогулке нашел, ему года три было, – со вздохом поведал Вадим Юрьевич. – Вцепился и не отдавал.

Эля с Джудом переглянулись.

– А Ян сказал, что фамильное, – ошеломленно повторила она.

– Это он откуда-то взял и себе в голову вбил. В три года – схватить взрослый перстень! И вот ничем его не выманить было. Мы даже объявления развешивали: кто потерял, никто не отозвался.

– Ян его с детства и носить начал, что ли? – с нервным смешком уточнила Эля, пытаясь представить себе карапуза с тяжелым перстнем.

– Носить-то в три года кто кольца носит, да еще мальчик? А вот не давал никому. Мать, ну Лариса, пробовала надеть – суставы ломит, кожа горит. Я ради шутки пробовал – то же самое. А у Яна сразу истерика, срыв: мое, не трогайте, не надевайте. Думали, пройдет эта блажь, но нет, подрос, стал сам на пальце таскать, и не сваливалось оно, главное, будто растет вместе с ним. Говорили: как ты с ним на инструменте-то играть будешь, мешает же! Ничего ему не мешает. Мое, и все тут. В остальном адекватный мальчик, спокойный, уступчивый даже. Мать уж и к колдунье перстень носила, чтоб узнать, нет ли чего на нем – ну приворота, сглаза, еще чего-нибудь в этом роде.

– И что? – затаив дыхание, спросила Эля.

– Нет на нем ничего, но колдунья наказала кольцо беречь, Яна слушать, никому его не давать. Это его оберег, и все тут. Так что не мог он тебе его, дочка, подарить.

– Да, ладно. Спасибо, Вадим Юрьевич, до свидания, – помертвевшими губами выговорила Эля и упала на диван рядом с Джудом.

Тот сохранял спокойствие – впрочем, как обычно.

– Все нормально. Кромешники легко стирают память людям, тебе ли этого не знать.

– Я не умею.

– Бывает. Я тоже много чего не умею. Правда, это как раз могу. – Джуд мимолетно улыбнулся. – Подошли к ним во время прогулки, вручили ребенку перстень, родители про это забыли. Это как вариант. Или передали вместе с ним из детдома, а эту версию уважаемые Вадим Юрьевич с Ларисой Игоревной придумали потом как более вероятную.

Эля снова посмотрела на кольцо, руки у нее дрожали.

– Ян его мне отдал. Он снял со своего пальца и сам мне его надел. Свой оберег. И кольцо пришлось мне как раз впору. И суставы не ломит, кожа не горит, оно мне как родное, будто всегда тут и было.

– Ты много значишь для Яна, – подтвердил Джуд.

– Это судьба, что ли, называется? – жалобно спросила Эля.

Джуд обнял ее за плечи, притянул к себе.

– Ян спас тебе жизнь, ты ему теперь должна ответную услугу, – напомнил он негромко. – Может быть, колечко старается тебе помочь выполнить эту миссию. И ты ее выполнишь, мы ведь тоже с тобой и за тебя. А там – как пойдет. Нет никакой судьбы. Отношения – дом, который строят два человека, и не раз и навсегда, а постоянно, и остаются в этом доме ровно столько, сколько хотят. Если ты не захочешь…

Эля уткнулась носом Джуду в плечо.

– Я хочу… попробовать, – прошептала она. – Я не уверена… я не знаю… я не умею…

Он погладил ее по голове.

– Никто не умеет. Все учатся постоянно.

Джуд с Элей вернулись в номер. Он еще раз заглянул в спальню, где мирно спала Фотина, и вновь присоединился к близнецам.

– Как дела? – спросил он.

– Есть одна сказка, – неуверенно произнес Лин.

– Давай. Сказки – это хороший источник информации.

– Есть целый ряд сказок, – воодушевившись, исправился Лин, – где музыканты так или иначе попадают в царство фейри. Посулы, угрозы, приглашения – мотивации разные, но есть одно общее место: выбраться оттуда человеку гораздо сложнее, чем туда угодить. Фейри не отпускают музыкантов.

Эля в волнении стиснула руки и прижала их к груди. Гелиан тоже оторвался от своего смартфона и внимательно слушал брата.

– А если ближе к делу? – напомнил Джуд.

– Если ближе к делу, есть такие варианты сказок, где музыкант играет для эльфийского короля. Пьесы, которые заставляют плакать, смеяться, пуститься в пляс. Сам складывает разные песни. И в одной сказке встречается такой мотив: чтобы освободиться от власти эльфийского короля, музыкант должен сыграть песню задом наперед.

– В смысле? – протянула Эля.

– Все ноты, одна за одной, в обратном порядке. – Он пропел: – Дооо-ре-ми-фааа! Фааа-ми-ре-дооо!

– Но тогда… – Джуд взмахнул рукой, как заправский дирижер. – Тогда ведь гармония в произведении рассыпается. Или как вы это называете?

Лин и Гелиан переглянулись и одновременно подняли брови, будто смотрелись в зеркало.

– Можно попробовать записать, – сказал Гелиан. – Переставить ноты и проверить. Если где-то что-то съедет, есть возможность подправить, если разбираешься.

– Лин? – перевел взгляд Джуд.

– Можно, – авторитетно согласился Лин.

– Займитесь тогда. Немедленно. Хороший вариант для подстраховки. Запишите, проверьте, насколько это можно будет сыграть и насколько это вообще выйдет мелодия, а не какофония. С прицелом на скрипку.

– В программе? – почесал в затылке Гелиан.

– В программе. И вручную тоже. Очень тщательно. И побыстрее.

– И на бумаге! – вырвалось у Эли.

Лин повернулся к ней и посмотрел, как ей показалось, снисходительно.

– Сейчас столько программ, где можно сразу прослушать то, что записываешь нотами. Вручную, на бумаге – это позапрошлый век.

– Ян сможет сыграть только с листа, если подсунуть ему в последний момент! – настаивала Эля. – Когда все точно проверите, перепишите вручную. Вы же умеете?

Джуд, поразмыслив, признал ее правоту.

– Напишете все на нотной бумаге. Вот как Эля листы перефотографировала, чтобы так же выглядело. Задача ясна?

Гелиан потянулся.

– Завтра, – сказал он. – Сейчас уже поздно. Это не мегаполис, Джуд. Магазины, где продают нотную бумагу, не круглосуточные.

– Нет! – Эля топнула ногой. – Нет, занимайтесь сейчас! Пока работайте в программе, я вам добуду нотную бумагу!

Лин похлопал ее по плечу с видом превосходства:

– Нотную бумагу можно распечатать на принтере. Прямо вместе с нотами или отдельно. Ничего особенного, в нормальных отелях всегда можно распечатать документы!

– Да, – согласился Джуд. – Приступайте немедленно, сделайте мне новую версию сегодня.

Эля в изнеможении упала на стул.

– А что у нас с колечком? – полюбопытствовал Гелиан.

– Кольцо – оберег Яна, – отрывисто сообщил Джуд. – Из полезного все. Теперь мне некогда. Занимайтесь, рапорт я отправил, буду звонить в ИнтерНьют. Пойду в холл, говорить придется громко.

Эля переместилась на диван и открыла соцсети. Лайки под постом появились, было даже несколько комментариев, но без особого смысла. А вот в мессенджере светился новый конвертик. Скрестив пальцы, она ткнула в него.

Орлов.

– Я дозвонился в ИнтерНьют, меня долго переключали с одного чиновника на другого, рапорт мой они получили – и заинтересовались, – заявил с порога Джуд. – Еще бы. Там потенциально не первое похищение. А покушения! Короче, завтра прямо с утра едем в Москву, я договорился, машину напрокат нам завтра утречком подгонят, я поведу.

– Ой, – только и смогла сказать Эля. – А зачем нам в Москву?

– Мы же в России. Ближайшее отделение ИнтерНьюта там. Да тут недалеко! Они хотят сами с тобой поговорить, выяснить, как выглядит эта гарпия, если это гарпия, что представляет собой замок и особенно «призрачный оркестр», как ты его назвала. Есть версия, что там открывается какой-то портал, но… – Джуд скорчил рожу. – По мне, она фантастическая и не заслуживает внимания. А вот твоя идея, что в оркестре не хватает скрипача, больше похожа на правду. Может, гарпия похищала одного музыканта за другим, и теперь финальный аккорд – и прием в его честь. Не знаю. С тобой поговорят специалисты по нечисти, и по порталам, и по всей этой белиберде. Ты что, испугалась? – Он, разумеется, заметил, что у нее что-то не то с лицом, но трактовал это неправильно. – Ты же такая храбрая, Эля, и я буду с тобой. Мы все будем с тобой, только мальчишки, наверное, отдельно поедут, впятером мы в одну машину не влезем. Они ничего тебе не сделают, это же нейтралы. Но надо все выяснить, чтобы принять адекватные меры!

– Хорошо, – согласилась кротко Эля.

– У тебя есть что?

– Больше ничего.

– У вас как – Гелиан, Лин? Успели что-то сделать?

Они оторвались от своих телефонов.

– В общем, да, – не слишком бодро отозвался Лин.

– Мы переставили, кое-что поправили… Сейчас попробуем на автоигралке.

Гелиан немного пошаманил в приложении, нажал на кнопку и запустил мелодию. Это был не голос скрипки, но какая-то тема вырисовывалась – необычная и притягательная, лишь самую чуточку похожая на ту пьесу, что играл Эле Ян на скалистом пляже, однако тоже берущая за душу.

– Ох, надеюсь, Ян сумеет сыграть с листа без подготовки! – прочувствованно сказала Эля. – Спасибо, ребята! Давайте теперь распечатаем, да? Поскорее. Пожалуйста! Мне будет намного спокойнее, если ноты будут у меня! Спасибо!

– Иди распечатай, Лин, – приказал Джуд.

Лин подчинился. Из спальни показалась Фотина. После сна она и правда выглядела посвежевшей. Мягко улыбаясь, она подошла обнять мужа – приникла к нему, как кошечка. Лицо Джуда озарила ласковая радость.

Эля опустила ресницы.

– А что если это торжество все же состоится прямо завтра? – спросила она негромко.

– Вряд ли! – рассудил Джуд. – Всем же говорят, что Яна не будет целых полгода. Пара-тройка дней в запасе у нас точно есть.

– А если нет?

Гелиан откинул мобильный и усмехнулся.

– Слушай, твой Ян, он спас тебе жизнь?

– Да.

– Но как? У него был амулет, который дала ему твоя бабуля. С этим амулетом Ян сумел дышать под водой, должен был пробыть там час, а потом ему обещали, что его выкинет на поверхность. С тобой или без тебя. Он не шел ни на какой риск, он не мог там утонуть, что бы ни случилось. Ну не получилось бы тебя вытащить – пошел бы домой, сказал бы «сорри». Получилось – тоже неплохо, всегда приятно, чтоб под рукой был кромешник, который тебе обязан, а если это кромешница – вдвойне!

Это почти дословно совпадало с тем, что сказала тогда Яну сама Эля, и она покраснела – резко и сильно. Не замечая этого, Гелиан беззаботно продолжал:

– Так значит, эта услуга – так себе услуга. Он ничем не рисковал. А ты хочешь влезть в самое пекло, где тебя дважды уже чуть не угробили. Чего ради? Оставь дело профессионалам. Тебе же говорят: ИнтерНьют этой темой заинтересовался, они ее берут. Твой долг будет выполнен, когда ты пройдешь через мясорубку многочисленных допросов…

– Допрашивать ее никто не будет, допрашивают подозреваемых, – резко оборвал его Джуд. – Ты, как обычно, излагаешь цинично, Гелиан, но здравый смысл в твоих словах есть. Я тоже считаю, Эля, что твой долг – все изложить и довериться профессионалам.

– И самой туда не лезть, да? – уточнила она, хотя все уже поняла.

– Не стоит. Разберутся и без тебя. Ты и так сделала очень много: наверное, ты единственная, кто оттуда выбрался живым, несмотря на все усилия этой гарпии, и ты сообщила о том, что там творится. Ты молодец.

Эля склонила голову, как бы соглашаясь с доводами Джуда. Вернулся Лин и свалил ей на колени стопку нот, еще теплых после принтера. Поблагодарив его, она стала их перебирать и аккуратно укладывать вместе, пряча свою нервозность за этими простыми движениями.

– Как мы будем устраиваться на ночлег? – весело спросил Лин. – Мы с Элей – в новый номер?

Отлично, подумала Эля. От близнецов ей будет легче скрыться. На этом этапе ей надо только незаметно выбраться из номера, там все пойдет само собой!

Джуд качнул головой:

– Вы тут, в двухместном, а мы с Фотиной переедем туда, и Эля с нами.

Гелиан, глядя на Лина, покрутил пальцем у виска:

– Ты полагал, Большой брат доверит Элю нам? Да ты только представь себе: если с ее головы упадет хоть волос, он с нас кожу живьем снимет.

Эля вздохнула: об этом она и не подумала! И правда – Джуд уничтожит мальчишек на месте, он их не простит, если она смоется от них.

Лин посмотрел на Гелиана сверху вниз:

– Я-то все себе представил. Куда она денется? Мы окна открывать не будем. Эля кромешница, и она сама, промежду прочим, заинтересована в том, чтобы оставаться живой и здоровой. – Он подмигнул сестре. – Она тут не пленница! А Джуд заслужил хоть немного времени наедине с женой, особенно после сегодняшнего утра.

Фотина бросила на Лина благодарный взгляд.

– Опять же, Джуд завтра с утра собирается сесть за руль и рулить до самой Москвы. Погода дождливая, дорога скользкая, надо выспаться. Как ни крути, Элин сон сподручнее охранять нам.

– Да, это аргумент, – решительно вступила Фотина. – Безопасность превыше всего. Уверена, Эле сегодня ничто больше не грозит, и вас с Гелианом вполне хватит, чтобы за этим проследить.

Джуд слабо улыбнулся.

– Ладно. Уступлю. Тогда мы остаемся тут, а вы можете брать вещи и перетаскивать туда. Завтра утром выдвигаемся.

Эля лихорадочно размышляла. Подставить близнецов перед Джудом – недопустимо. Придется ей провести ночь в гостинице и сбежать к Орлову уже утром, когда будут рассчитываться за номера и перетаскивать вещи в машину. Тогда вина за то, что за ней не уследили, распределится между всеми братьями…

И если что-то пойдет не так – что весьма вероятно, – Джуд никогда, никогда не простит себя. Но выбора у нее нет. Добром он ее все равно не отпустит, ради ее же блага.

– Знаешь, Джуд, – сказала она, пока Лин и Гелиан собирали свои баулы и ее пакеты, – я думаю, мама обратилась к тебе за помощью не потому, что ты Стиратель.

Джуд поднял подбородок. Ему неизменно тяжело давались разговоры, где упоминалась мать и их отношения, Эля сразу это заметила и не стала бы затрагивать эту тему сейчас, но вполне возможно, другого шанса у нее не будет.

– Да? И как ты думаешь, почему же?

Эля печально улыбнулась ему.

– Потому что ты очень хорошо присматривал за близнецами. И те четыре года, когда мама за этим наблюдала, когда они были совсем крохами, и потом. Ты ответственный и надежный. Она знает, что может тебе доверить и сестру. Уважает тебя.

Джуд не сводил с нее глаз. По обыкновению, его лицо не отражало переживаемых эмоций, но Эля уже научилась их видеть за фасадом непробиваемого спокойствия. До него медленно доходило, что мама и сестра, да и весь мир видят в нем не инструмент для уничтожения – стирания нежелательных штрихов, а в первую очередь горячее сердце, полное любви и стремления заботиться и защищать.

Прости, прости, прости, мысленно сказала она ему. Они были знакомы всего ничего, но Джуд и Фотина, Лин и Гелиан изо всех сил постарались стать для нее семьей, и на какое-то время она позволила себе забыться, почувствовать себя маленькой девочкой, младшей сестричкой, любимой и ревниво оберегаемой. Они и правда опекали ее.

Весь год, пока Эля скиталась по миру совсем одна, и так привыкла быть совсем одна, будто всегда была одна-одинешенька в целом мире, вечно сама по себе, она даже не задумывалась, что такое бывает.

И бабушка-русалка, с которой они так мало раньше виделись. И даже мама Фотины, совершенно незнакомая сильфида. Все они были – свои, все они были – семья, ее семья.

Но всех их она бросит и полетит завтра к Яну, потому что он ей не менее дорог, чем они. Пусть ИнтерНьют разберется с гарпией, ее замком и непонятным – подземным или призрачным – оркестром, для Яна может быть уже слишком поздно. Без нее он точно не выберется, тем более что он отдал ей свою единственную надежду, оберег, с которым не расставался много лет, взял да подарил.

Эле хотелось сохранить в памяти эту теплую картину: как раздумывает Джуд, оценивая новую для него точку зрения, как нежно льнет к нему Фотина, переживая за него, как шепотом препираются на заднем плане близнецы. Ей и правда казалось, что она знает их целую вечность. Родня.

Что если послушать циничного Гелиана и рассудительного Джуда, переложить все на ИнтерНьют – глобальную международную организацию, которая умеет находить и обезвреживать хоть нечисть, хоть кромешников, причиняющих вред мирным жителям? Она же и есть – неопытная младшая сестрица, почему бы не прислушаться к мнению братьев, желающих ей добра? Когда гарпию обезвредят, Эле ничего больше не станет угрожать. Грейс будет не в чем упрекнуть Джуда, которому она доверила заботу о сестре, и совесть Джуда останется чиста.

А Яна она почти совсем и не знает. Познакомились в троллейбусе – курам на смех. Он зазвал ее домой в надежде, что если он с ней переспит, откроется тайна его происхождения (а если не выгорит, он опять же ничего не теряет). Да, он спас ее, но, как правильно указал Гелиан, ничем при этом не рисковал: нет так нет. Очертя голову умчался то ли в Японию, то ли в туманный замок, не вспомнив о ней ни на минуточку. И между прочим, это Эля его поцеловала, он и не пытался.

И ничего в нем хорошего нет. Просто скрипач, который придумал мелодию, да и за нее, может, он не сам в ответе: там на подхвате целый оркестр.

Черт его дернул за язык сказать, что он ее любит.

И отдать оберег, с которым он не расставался всю жизнь.

И отпустить ее, и отпускать ее снова и снова…

И сочинить музыку, в которой она вся – от первой до последней нотки.

– Ты так загадочно смотришь, Эля, – заметила наконец Фотина.

– Я… думаю. Так странно, что мы с вами раньше не были знакомы. У меня такое впечатление, что я знала вас всегда.

– Это потому, что мы семья, – с важным видом закивал Лин.

– Да, безусловно, – согласилась Эля. – Поэтому. Вот что еще нужно обязательно сказать.

Все они стояли, и она тоже поднялась на ноги.

– Джуд, Лин, Гелиан. Мама не хотела вас бросать. Она очень обиделась на вашего отца, она не выдержала и ушла, но она намеревалась потом вернуться. Она не смогла, потому что пропустила срок и навсегда осталась среди кромешников. – Гелиан начал что-то говорить, но Эля подняла руку, останавливая его. – Подожди. Мой папа сильно ее любит. И любил. Это он устроил так, что она пропустила срок. Он не отпустил ее, не выпустил. Поймал. Она долго его не прощала, а он не мог ее отпустить к другому мужчине, он ждал ее все эти годы, пока она жила с вашим отцом. Понимаете? Не понимаете? Ладно. Она не прощала его несколько лет, но он ее очень любит. Вам не обязательно это понимать, принимать, не обязательно искать оправдания его поступкам. Вы не знаете… в каком положении могут оказаться женщины. И когда мама согласилась выйти за него замуж и появилась я… даже с учетом того, что время течет в наших мирах по-разному, вы видите, что это произошло не сразу. Мама не могла вернуться, а потом – не решалась показаться. Уговорила себя, что этот период в жизни закончился, вы благополучно обошлись без нее, выросли.

Она обвела братьев взглядом.

– Я хотела сказать, что она не бросала вас, не хотела бросать и никогда не забывала. Это жизнь так сложилась. Понимаете? Жизнь.

Несколько минут прошли в молчании, пока Фотина не нашлась:

– Зато у нас теперь есть Эля!

Вечер в гостинице пролетел как сон. За ужином в ресторане Эля, пытаясь отвлечься, принялась наблюдать за людьми. Пара русских туристов в возрасте: пришли под руку, мужчина помог своей спутнице устроиться, потом – с трудом – склонился к ее уху и что-то прошептал, она залилась счастливым смехом. Молодая мама усадила непоседливую дочку в высокий стульчик, включила мультфильм и поставила телефон перед девочкой – та распахнула глазищи, раскрыла ротик, удивленные брови поползли вверх. А вот пробежал официант в черных брюках, белоснежной рубашке и вишневом жилете, мельком глянул в зеркало: безупречен или нет?

Элю все умиляло и трогало. Почему она раньше не обращала внимания на то, какие все – все мы! – нелепые и при этом милые? Милые, потому что нелепые.

И у каждого что-то на душе. Телефон, транслирующий малышке мультик, издал сигнал: пришло сообщение, и мама с надеждой тут же дернулась к нему – но девочка протестующе завопила, и рука упала.

У всех что-то происходит, у всех что-то болит, а что-то горит, сказала себе Эля.

Ладно, Джуд переживет ее пропажу. Она не мама. А еще она взрослая кромешница и делает то, что считает нужным.

Ей захотелось выйти из гостиницы и прогуляться по городу, посмотреть на темную реку, торопливые облака, проверить, прорезались ли звезды. Но об этом не могло быть и речи.

Трехместный номер тоже оказался двухкомнатным. Братья отвели Эле отдельную комнату, а сами устроились в проходной. Хорошо, что она решила не сбегать от них: при таком раскладе это было бы проблематично. Негромко зашумел телевизор: ребята включили музыкальный канал. Эля сослалась на усталость и легла пораньше.

Перстень все так же пек и жег палец, но к этому Эля начала уже привыкать. Благодаря особенностям, свойственным кромешникам, кожа быстро восстанавливалась. Эля украдкой гладила камень и успокаивала его, обещая, что он завтра же попадет в руки хозяина и тогда, как она надеялась, поможет его защитить.

Больше ей было нечего брать с собой, только ноты. Новый смартфон, за который заплатил Джуд, она приняла решение оставить ему: придется незаметно подкинуть его кому-то из мальчишек.

Она и так сделала немало, Джуд прав. ИнтерНьют потом раскопает, что там за дела с гарпией и ее призрачными музыкантами. Элю волнует только Ян.

…Утром все успели оперативно позавтракать, а потом началась обычная суматоха, сопровождающая выезд из гостиницы: Джуд общался с администратором, подсчитывая и пересчитывая, сколько они по итогу должны за все заплатить; Лин висел на телефоне, чтобы им подогнали еще одну машину из того же сервиса, где заказал автомобиль Джуд; Гелиан таскал багаж. Эля тайком задержалась в номере и вызвала такси, указав, чтобы оно ожидало ее с обратной стороны здания, потом свернула ноты и сунула их под кофту: она снова надела неброский спортивный костюм.

Фотина уже стояла у первой машины, багажник которой был открыт.

– Хочешь сесть вперед? – приветливо спросила она. – Близнецы поедут вдвоем и будут меняться за рулем, мы с Джудом, может, тоже будем меняться, так что я лучше пока на заднем сиденье, да?

– Конечно, – покладисто согласилась Эля.

Она понимала, что откладывать дальше уже некуда, но почему-то медлила. Никак не получалось уйти. Еще пара слов.

– Фотина, вы все простите меня.

– Что ты, Элечка! – Фотина тепло улыбнулась.

– Да, я забыла еще Джуду сказать… Один момент!

Эля направилась к гостинице, а там, прямо в дверях, развернулась и слилась с воздухом. Хорошо, что хоть способность становиться невидимой – точнее, создавать и поддерживать такую иллюзию, – она не потеряла. Дверь закрылась, и Фотина должна была подумать, что Эля вошла в холл.

Все. Теперь мигом к такси. Эля обогнула здание и увидела назначенный на ее заказ желтый автомобиль. Выдохнула, приняла обычный вид, подбежала и села на переднее сиденье.

– Здравствуйте! Если можно, поедем поскорее, боюсь опоздать. Оплата спишется с карты.

– Угу, – отозвался водитель и выполнил ее просьбу.

До дачи Орлова они добрались за полчаса, объехав стороной возможные пробки. Эля выпорхнула из машины и бегом кинулась к коттеджу. Быстрее, быстрее! Успела.

Орлов ждал ее. Он выбрал элегантный белый костюм, даже, кажется, смокинг, а на спинке дивана рядом было разложено красивое платье – многослойная голубая юбка, пышные рукава и прозрачный лиф, расшитые красными и синими цветами и зелеными завитками. Возле стояли такие же небесно-голубые туфельки на удобном каблуке средней высоты.

– За тобой гонятся? – спросил Орлов ироническим тоном.

– Пока вроде бы нет, но нисколько не удивлюсь, если скоро погоня начнется.

– И кто же?

– Гарпия, к которой мы сейчас полетим. И брат. Братья.

– Да ну! – восхитился Орлов. – Нет, ты девочка-огонь, даже не воздух.

Эля схватила платье за подол.

– Где мне переодеться?

– Времени нет, тем более если ты ожидаешь погоню. Давай прямо тут.

Он сел и вытянул ноги. Артист, ничего не скажешь. Эле было не до споров и не до капризов, поэтому она просто сделала то, что он предложил.

– С украшениями беда, конечно, – заметил Орлов. – Я тебе такое воздушное платье заказал, romantique, а у тебя ни ожерелья, ни серег, одно колечко, и тут камень черный как смоль. Вот что это такое?

Эля повернула перстень камнем внутрь. Прозрачный лиф оказался не слишком удобен для того, чтобы спрятать под ним ноты, поэтому она пропихнула их в рукав.

– Я готова. Летим! Пожалуйста.

Орлов подошел к ней, осмотрел критически, взбил ей волосы.

– Ну пошли. «Снова туда-а, где море огне-ей…»

Они поднялись по лестнице на крышу, точно как в прошлый раз.

– Будешь привязываться? – вспомнил орел.

Эля отмахнулась: с перстнем она и думать забыла о собственной неловкости. А к забору подкатил автомобиль Джуда. Вот это скорость!

– Нет, летим! – крикнула она.

И они взлетели, как раз когда Джуд с Фотиной и близнецами выскочили из машины. Лин с Гелианом заколотили в ворота, Джуд склонился к переговорному устройству, но Фотина подняла руку вверх – и тогда все они задрали головы.

Простите, прошептала про себя Эля. Всё.

– Улетели, – упавшим голосом констатировала Фотина.

Джуд стукнул затылком о решетку ворот.

– Идиот, – сказал он себе еле слышно.

Сколько времени ушло на то, чтобы осознать, что Эля попросту сбежала? Не поднялась в номер, что-то там по рассеянности оставив, не заскочила перед долгой дорогой в туалет, а взяла и сбежала! И неужели нельзя было еще вчера перепроверить ее слова о том, что запрос в соцсетях ничего не дал! Когда он вошел под ее именем в мессенджер и увидел переписку с Орловым, он все понял – все объяснилось, и ее взгляды, и ее слова. Но поздно!

Эля, Эля, Эля. Хрупкая девочка. Самоотверженная глупышка. Родственная душа.

Переговорное устройство ожило:

– Чего вы хотели?

– Мы хотели увидеть господина Орлова, – проговорил Лин.

Гелиан сокрушенно покачал головой.

– Господина Орлова нет дома.

– Мы имели честь наблюдать отлет господина Орлова, и все же мы должны войти. Служба нейтралов, – непреклонно представился Лин. – Нам необходимо поговорить с домочадцами, членами семьи, наемными работниками господина Орлова – с кем угодно, лишь бы прояснить траекторию полета и конечный пункт.

– В отсутствие господина Орлова…

– В отсутствие господина Орлова, раз мы не смогли застать его дома. Открывайте.

Лин продемонстрировал блестящему глазку значок нейтралов, который узнают в любой стране мира.

Джуд подобрался.

– Надо будет подключать твою маму, – шепнул он Фотине. – Только сначала попробуем выяснить, действительно, куда именно улетела Эля с этим перекидышем.

Створки ворот дрогнули и стали медленно открываться.

– Конечно, – сказала Фотина. – Кстати, моя мама видела у Элечки кольцо и могла, между прочим, случайно опознать, кому оно принадлежит, хотя бы направление, стихию, породу.

Джуд стукнул кулаком по металлическому столбу ворот.

– Как это нам раньше в голову не пришло?

Фотина положила руку ему на плечо:

– Мы привыкли дома, а тут…

– Пошли в машину, – сказал Гелиан. – Нас пропускают, лучше въехать на территорию.

Джуд обвел братьев взглядом, потом переглянулся с Фотиной – она кивнула. Мальчики выросли.

Нейтралов проводили в гостиную. Заметив на полу костюм и обувь Эли, Фотина невольно ойкнула. Это зрелище всем показалось страшным: пустая одежда, которую они только что видели на сильфиде. Разумеется, Эля переоделась, они углядели голубой блеск ее подола, когда она, подобно Дюймовочке, взлетала на огромной птице – но Фотина все же не выдержала, подняла штаны и кофту, аккуратно свернула и прижала к себе, подхватила кроссовки.

Когда в комнату вошел помощник Орлова, мужчина лет тридцати с зализанными назад длинными волосами, Джуд уже взял себя в руки и повел беседу сам. Ассистент, по виду проныра, – и сам полукровка-перекидыш, но не нейтрал – понимал, что значок этой службы дает пришельцам право как минимум задавать вопросы, но пытался стоять на своем: он не в курсе личных дел Орлова, давать конфиденциальную информацию не имеет права, во всякие планы-траектории не посвящен.

– У нас есть номер телефона и номер машины водителя, который только что привез сюда нашу сестру; у таксиста найдутся видеозаписи, показывающие, что клиентка села в такси и вышла из него именно тут, и вот ее одежда, – сказал наконец Джуд. – Эксперты соберут в комнате биоматериал, который докажет, что она здесь побывала. Есть переписка в соцсетях, из нее ясно видно, что сегодня утром она договорилась встретиться с Орловым у него дома. И все мы свидетели, она только что была здесь – а теперь ее тут нет! Если вы отказываетесь предоставлять информацию нейтралам, вы связываете нам руки, и тогда мы немедленно вызываем самую обычную человеческую полицию и обвиняем Орлова в преднамеренном убийстве девушки? Заодно мы звоним журналистам – какой у нас сейчас самый «желтый» телеканал, Лин?

Лин с важным видом склонил голову, показывая, что роется в контактах своей телефонной книги.

– Орлов известный в России человек… ладно, не человек, известный в России певец. Медийная личность. Я уверен, даже тем, что у него на даче пройдет обыск, заинтересуется множество изданий и каналов. Подтолкнем волну возмущения в сети с помощью ботов. Обвинение в убийстве юной невинной девушки слишком серьезно, чтобы его игнорировать. А если намекнуть, что это не первый случай, и подтянуть к нему исчезновения других девушек, которые могли происходить в этом регионе… и не только, да, Гелиан? Орлов ведь ездит на гастроли по всей стране?

Гелиан с энтузиазмом закивал.

– Так что к моменту, когда ваш работодатель вернется из своего полета, тут останутся одни руины от его репутации, – нажал Джуд. – Сладкоголосый маньяк! Вы этого хотите?

– Вы не имеете права, – бледнея, отвечал помощник.

– Не имеем, – согласился Джуд. – Как честные нейтралы – не имеем. К счастью, мы нейтралы из Греции и российским не подчиняемся, а пока сюда доберется ИнтерНьют – кстати, я туда тоже обратился не далее как вчера… Понимаете вы или нет, что эта девушка – наша сестра? Мы сейчас ни перед чем не остановимся, нам надо действовать немедленно. Пойми, – Джуд перешел на «ты», – нам искренне плевать, что нас потом в Греции уволят. Нам необходимо сейчас выручить сестру, и это все, что нас волнует. Поэтому я считаю до трех, и мы начинаем звонить: я в полицию, Лин в Следственный Комитет, Гелиан по телеканалам и блогерам. Готов? Раз, два, три!

– Ладно, – протянул помощник. – Я разрешаю вам поискать тут, что вам надо. Я понятия не имею, что вы собираетесь найти! Орлов мне не докладывается! Только дом не разнесите.

– Если понадобится, разнесем, – пообещал предупредительный Джуд.

…Приглашение обнаружилось в спальне звезды – ей больше подходило слово «будуар»: здесь висел тяжелый запах цветов, заполнивших сразу несколько объемных ваз. Правда, нейтралы даже всем скопом не смогли понять, что в приглашении говорится. Оно представляло собой не кусок картона, на котором были бы написаны какие-то человеческие буквы – на любом языке, – а нечто вроде фиолетового кристалла. Если смотреть сквозь него на свет, можно было разглядеть очертания замка, очень похожего на тот, о котором рассказывала Эля. Ладони от него пощипывало.

– Фотина, позови свою маму, – скомандовал Джуд.

Фотина перевалила одежду в руки Гелиану. Джуд отдернул шторы, нашел французское окно, которое вело на деревянную веранду, и распахнул его.

– Отлично.

Фотина вышла на воздух.

– Никогда не видел, как она призывает маму. Сильфиду, – мечтательно сказал Лин.

– Не видел – и не увидишь. Это незаметно. Воздух, он прозрачный, – прокомментировал Гелиан.

Джуд в раздражении прикрыл глаза. Каждое мгновение промедления казалось ему фатальным. Вот если бы он мог вызвать еще и Грейс – все же она мать Эли! Но в своих детских обидах он во время их единственной встречи упустил шанс допытаться, как к ней можно обратиться.

На ее собственную интуицию полагаться не приходилось. Это факт: она ничего не почувствовала, когда Эля зависала в «бермудском треугольнике». Ладно, хватит надеяться на мамочку, они уже сами большие.

Фотина вернулась в спальню – и за ней, слава богу, следовала ее мать, Клара. Не тратя времени на то, чтобы отвечать на нестройные приветствия братьев, сильфида только кивнула им и сразу прошествовала к тумбочке, где лежало приглашение – или не более чем красивый кристалл.

Клара взяла кристалл в руки и опустила веки, считывая информацию. Фотина скрестила пальцы на удачу. Воцарилась тишина. По лицу Клары пробежала судорога, будто от боли. Потом она открыла глаза.

– Нормально, – сказала она. – Определить место можно. Конечно, место такое… сложное. На стыке стихий. Вы туда не доберетесь никогда. Это только для кромешников.

– Эля говорила, что у хозяйки слуги из людей, а Ян полукровка, – быстро возразил Джуд.

– Очевидно, их похитили, – резко отозвалась Клара. – Людей вообще не учитываем, возвращать их никто не собирается. Впрочем, вашего Яна тоже возвращать никто не собирается, на самом-то деле.

– Кроме Эли, – тихо поправила Фотина.

– Так, на стыке стихий, – подхватил Джуд. – Эля говорила про безграничный туман с одной стороны замка и про бескрайнее море с другой стороны. Вода и воздух?

– Еще там скалы, – подсказал Лин. – Все, кроме нашего огня.

Клара поморщилась.

– Все не так буквально, мальчики.

– Ладно, мы полукровки и умом не вышли, – согласился Джуд. – Делать-то что теперь?

Орлов ссадил Элю на тот же самый балкончик, что и прежде, встряхнулся и выпрямился – стройный и элегантный, в безукоризненно белом и безукоризненно отглаженном костюме. Эля потрясла юбку, чтобы та смотрелась попышнее, и вынула из рукава листы с нотами. Если ничего не изменилось, это комната Яна, и может быть, если им повезет, они застанут его еще тут. Перстень «успокоился» и остыл, камень оставался черным, и Эля решила, что это добрый знак.

– Который час? – спросила она.

Орлов развел руками.

– Наручные часы не в моде, моя леди. Но мы не опоздали.

– Почему ты так уверен?

– Я не опаздываю никогда. Пройдем через комнату?

Эля набрала в грудь воздуха и толкнула дверь.

В спальне никого не было. Никаких следов Яна, даже футляра со скрипкой не видно. Кровать застелили покрывалом. Сейчас деревянная отделка и мягкие ткани не производили впечатления тепла: опустевшая комната будто осиротела и походила на грубо намалеванную декорацию.

– Пошли! – поторопил Элю Орлов.

– Минуточку.

Она вновь спрятала ноты, стараясь, чтобы они не слишком привлекали внимание, и подошла к зеркалу. Немного косметической магии… Среди кромешников она никого не проведет, но она и не старается выдать себя за кого-то другого. Поправим прическу, добавим румянца, а блеск в глазах и так лихорадочный.

– Вы ослепительны, моя леди. – Орлов поклонился. – «Как ты красива сегодня, как ты сегодня светла-а-а…»

Эля повернулась к нему, величественно-надменная, словно принцесса.

– Я не твоя леди.

– Я пригласил тебя на прием, и мы идем вместе.

– Да. Благодарю тебя. Если это будет в моих силах, я окажу тебе ответную услугу… если выживу сегодня.

Орлов присвистнул, но в его реакции было больше ребячества и восхищения, чем удивления, и это воодушевило Элю.

– Вы готовы идти до конца, моя леди? – с еще одним издевательским поклоном уточнил он.

– Да, мой лорд.

– Тогда вперед.

– И тебе будет совсем не жалко, если от замка ничего не останется?

– Чем громче бабахнет, тем веселее. Давай пять!

Поймав его взгляд, Эля хлопнула по его ладони своей.

– Давай!

Орлов подставил локоть, Эля грациозно положила на него руку, они царственно выплыли из комнаты Яна на парадную лестницу из черного дерева и спустились на первый этаж. В зале, где Эле довелось побывать на обеде, никого не было. Пробегавшая мимо служанка сказала, что все гости на пляже. Эля повела спутника к памятному выходу.

Они издалека услышали, что на пляже уже звучит музыка. На этот раз она была громкой, будто играли живые музыканты. Сердце у Эли забилось сильно-сильно: сейчас она наконец встретится с Яном. Орлов положил ладонь на ее дрожащие пальцы.

Так они и показались на пляже: красивая пара кромешников, высокий статный перекидыш в белом как снег костюме и нежная юная сильфида в платье, голубом как небо. Здесь были представители разных стихий и перекидыши, они медленно прогуливались вдоль притихших волн, принимали бокалы с шампанским с подносов, которые носили туда-сюда вышколенные официанты, смеялись и переговаривались. В воздухе реяли треугольные флажки.

Эля выискивала взглядом хозяйку замка, похожую на черного ферзя, но не замечала ее в толпе. А откуда льется музыка?

– Откуда музыка? – прошептала она на ухо своему кавалеру.

– Похоже на запись. Знаешь, как в парках бывает – громкоговорители, прикрученные к столбам или деревьям. «И соната слышна едва-едва…»

– А музыканты?

– Твой парень музыкант?

– Скрипач, – поделилась Эля. – И хозяйка замка говорит, что он ее сын. А на самом деле…

– Тс-с. – Они любезно поздоровались с кем-то из знакомых Орлова, и он снова склонил голову к ее уху: – Я тоже в некотором роде музыкант. Но меня сегодня петь не просили…

Гости расступились, и Эля увидела Яна – черный силуэт – под руку с его лжематерью, тоже в черном. А он увидел ее – точнее, их.

Увидел уверенного в себе кромешника с безупречной фигурой, затянутой в белый смокинг, оценил его вальяжный вид, его профессиональную улыбку. Увидел, как этот аристократического вида кромешник ласково гладит тонкие пальцы Эли, как он интимно шепчет что-то ей на ухо, а она благосклонно кивает и тоже тянется что-то поведать ему по секрету.

Он смерил взглядом Элино нарядное, дорогое платье с прозрачными вставками, лишь в самых откровенных местах прикрывающее грудь изысканной вышивкой, и обратил внимание на то, что его перстня с приметным черным камнем на ее руке нет.

На лице Яна появился намек на знакомую кривую ухмылку. Эля облизнула губы, подыскивая уместное приветствие, но Ян, не удостоив ее и слова, отвернулся.

Эля почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. И это Ян? Который ухватил ее истинную суть и сумел отразить ее в щемящей душу мелодии? Он приревновал ее к первому попавшемуся кромешнику?

– Эй-эй-эй, – тихонько сказал ей Орлов. – Держись давай. Этот?

– Мне надо с ним поговорить! Только без его мамы! Р-р-р, она ему не мать!

Сейчас Эля видела это совершенно ясно: под локоть Яна придерживала мерзопакость, черное расплывчатое пятно. Никакая не птица-перекидыш.

– Это очевидно, – согласился Орлов.

– Очевидно, да? Почему же я была такая слепая?!

– Тс-с. Влюбленные девушки и юноши часто слепы. Вот и твой вьюнош туда же.

– Да я не по отношению к нему, а по отношению к ней!

– Отвела тебе глаза. На то она и нечисть.

Может, Ян развернул свою спутницу, чтобы она не заметила Элю раньше времени? Но нет, он же представления не имеет, что его лжематушка ее едва не убила! Почему бы не подойти со светской беседой?

– Мне очень надо с ним поговорить, – повторила Эля в отчаянии.

– Окей, вперед.

– Но там его… там гарпия. А мне надо поговорить с ним наедине.

Орлов оглянулся.

– Непохоже, чтобы он к этому стремился, девочка.

– Это неважно! Мне нужно!

– Ой, как я люблю все эти молодые страсти-мордасти! – вздохнул перекидыш. – Уже соскучился по такому. Сердечко тук-тук-тук, мир потемнел, луна свалилась на землю! «Нам не жить друг без дру-у-уга». Какой у тебя был план?

Эля потупилась. Плана у нее не было. Ей казалось, что достаточно будет увидеть Яна, как все случится само собой. Они же друг друга любят!

Ой…

Орлов развернул Элю к скале, прикрыл ее своим телом и слегка встряхнул.

– Какой у тебя был план? – настойчиво спросил он.

– Я должна поговорить с Яном! Я должна передать ему ноты еще до того, как он возьмется за скрипку. Он будет играть для всех, и в этом будет… катастрофа. Я точно не знаю какая. Я должна убедить его играть не то, что он собирался, а вот это. Ну и кольцо ему вернуть.

Орлов страдальчески сморщился.

– Девочка, отдать мальчику кольцо и после этого попытаться убедить его что-то для тебя сделать – очень, очень плохая идея. Когда мальчику возвращают подаренное им кольцо, он понимает это единственным возможным образом: его жестоко отвергли. Не просто дали от ворот поворот, это пережить можно, а сначала зачем-то обнадежили, а потом нашли вариант получше. После того как он увидел тебя со мной и его так перекособочило, это последнее, что должно было прийти тебе в голову. Последнее, никак не первое! Или ты явилась сюда специально, чтобы его помучить? швырнуть кольцо ему в лицо? Тогда лучше сделать это публично, унизить при всех!

– Нет, – растерянно прошептала Эля. – Нет! Нет!

– Отлично, с этим разобрались. Публично унижать не будем. Значит, сначала ноты, а уж после этого колечко, если не передумаешь. Теперь с нотами. Там что, серенада? Хочешь, чтобы он при всех признался тебе в любви?

Эля помотала головой.

– Да нет же!

Орлов улыбнулся.

– Шучу. Как ты планировала передать ему ноты?

– Я надеялась, что мы, может, застанем его в его комнате. Мы как раз попали сейчас в его комнату, когда прилетели. Или мы его по крайней мере увидим одного, а не так вот… Она мне не даст ничего ему сказать!

– Ты просто надеялась, и никаких козырей в рукаве у тебя нет? Одни ноты? – переспросил Орлов.

– Нет… – И тут Элю осенило. – Вообще-то есть! Если какая-то опасность, сильное нервное напряжение, этот перстень может замедлить время вокруг меня, и тогда… тогда я могу успеть подойти к нему и объясниться и даже передать ноты!

Орлов потрепал ее по плечу.

– Отлично! Как будем создавать нервное напряжение? Вот Ян – прошел мимо и ушел, искры посыпались, ты чуть в обморок не грохнулась, напряжение было, но никаких аномалий со временем я не заметил.

Эля выглянула из-за его могучего плеча.

– Они опять идут! – пискнула она и прижала ладони к пылающим щекам.

– Близко? – продолжал забавляться Орлов.

– Рядом.

– Ладно, давай создавать нервное напряжение, – согласился он, уперся рукой в скалу и склонил голову к ее лицу. – Артисты мы или кто, в конце концов? Я тебя сейчас поцелую.

Эля успела только распахнуть глаза, а Орлов уже с заметным удовольствием воплощал сказанное. Он чуть развернул корпус, чтобы не загораживать ей обзор и чтобы Ян точно ничего не упустил, и она увидела: Ян споткнулся и замер, будто парализованный. Замерло и все вокруг. Пляж накрыл колпак тишины. Гости умолкли. Над волной зависла чайка.

Получилось!

Кольцо прожгло палец резкой болью, словно кости до самого локтя пронзила раскаленная спица. Эля вывернулась из-за кромешника и ринулась к Яну, на ходу вытаскивая ноты.

– Слушай только меня, – сказала она командным тоном. – Все это морок. Я люблю тебя. Вот ноты, играй вместо «Песни эльфийского короля», иначе мы с тобой пропали навсегда.

Крылья чайки медленно-медленно взметнулись вверх. Услышал ли ее Ян, или для него, как для всех остальных, время на мгновение остановилось? Это же его перстень! Самоцвет должен был включить в число тех, кому помогает, и Яна – как же иначе!

Ян смотрел ей в глаза не моргая и молчал, но рука приняла стопку нот. Эля продемонстрировала ладонь: вот твое кольцо, со мной. Ей хотелось сдернуть оберег и всучить его Яну, однако она признала правоту опытного Орлова: возможно, Ян не успеет понять, что она заботится о нем, а не отшвыривает его дар.

Крылья чайки пошли вниз. Эля отступила и снова спряталась за спину недрогнувшего Орлова. Запрокинула лицо к его лицу, скосила глаза. Мир поехал куда-то влево, а потом рывком встал на место. Ян запнулся и упал на одно колено – Эля углядела, что он тряхнул рукой, пряча ноты в рукав. Всё!

Она большим пальцем перекрутила кольцо так, чтобы камень был виден. Пусть он хоть так захватит Яна в круг своей защиты. Правда, Ян его, наверное, не узнает: сейчас самоцвет был белым и полупрозрачным, похожим на лунный камень. Зато Орлов может быть доволен, теперь перстень подходит к наряду как нельзя лучше.

– Что с тобой? – раздраженно сказала лжемать Яну.

– Подвернул ногу.

– Осторожней! Не повреди руки!

«Ну конечно, – подумала Эля. – Ей же надо, чтобы Ян сыграл ей эту мелодию, да еще при всей честной компании. Лин с Гелианом успели установить, что песнь надо играть задом наперед, но мы так и не выяснили, что должно случиться, если ее сыграть как она есть».

– Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк… – пропел Орлов. – Сработало или нет, я не понял? Вручила?

– Да… – прошептала Эля.

Силы внезапно покинули ее. Последние сутки она только и думала, как передать новые ноты Яну, но что будет теперь?

Хорошо бы представлять себе, что было в мыслях у Гарпии, обучавшей Яна волшебной пьесе. И что если дело совсем не в музыке – хоть в каком порядке играй эти ноты, хоть на голове стой, – а в чем-то еще? Ян ведь уже играл эту пьесу на этом пляже, когда репетировал. Раз сто. Может, дело в том, чтобы он оказался здесь на сцене перед публикой в конкретный день, в конкретном месте, на волне музыки и сил, заимствованных у кромешников всех возможных видов… Сын… Хранителя? Хранителя чего?

– «Слушая скрипку, дамы в ложах вздохнут…» – напевал Орлов.

– Что?

– «Скажут с улыбкой: храбрый шут». Ария мистера Икса, девочка. Не знаешь такую?

– Я только про скрипку выцепила.

– Ну понятно. – Он улыбнулся.

Гарпия подала сигнал, молодой слуга подтащил к плоскому камню, заменявшему сцену, пюпитр, на котором уже были закреплены ноты. Как же Яну их подменить на глазах у злобной пакости? Об этом Эля и не задумывалась.

Ян наконец отлепился от «матушки» и подошел к импровизированной сцене. Другой слуга с поклоном подал ему футляр, Ян привычным жестом вынул смычок и скрипку. Тряхнул волосами, отбрасывая челку.

Эля залюбовалась им. Среди толпы кромешников, разряженных в пух и прах, он один был естественным и свободным, один был ярким, несмотря на черный костюм. Все разинув рты пялились на него, только и ждали, что он выдаст, собрались ради этого. Слились в однородную массу блестящих стразов и перьев. В отличие от кромешников он не заимствовал силу стихий, не примазывался к силе животных и птиц. Ян стоял гордо, высоко подняв голову, и был при этом красивее всех.

Сейчас он взмахнет смычком и заиграет по старым нотам то, что выучил и отработал. Точно. Он не поверил ей, он верит родной – как он считает – матери. Почему он должен верить Эле, которую совсем не знает, чужой кромешнице, явившейся на праздник с другим кавалером?

– «Но номер кончен и гаснет свет, и никого со мною рядом нет», – пропел над ухом Орлов.

Ян стоял на возвышении один. Все они остались внизу – шумящая, блестящая, неприятная масса. Это был алтарь, куда жертва поднялась сама.

У Эли текли по щекам слезы, но она этого не замечала. Она невольно подалась вперед.

Ян уронил пюпитр.

Ноты разлетелись.

Кромешники зашумели, разве что не засвистели.

Эля сжала кольцо: камень был горячим. Ян ей поверил! Сейчас он подменит ноты!

Ян умный. Он пробыл здесь не один день и не мог не почувствовать, что от этой лжемамаши фонит лживостью и жестокостью.

Эля украдкой бросила взгляд на гарпию: у той лицо перекосилось от злости и стало совсем уродливым, но по крайней мере, кажется, она ничего не заподозрила. Просто неловкий, неуклюжий гадкий утенок, что с него взять. Лишь бы изобразил нужную мелодию, хоть как-то…

Ян поднял пюпитр, пристроил и закрепил ноты. Кто ему будет переворачивать листы, спросила себя Эля. Он ведь не зря учил и долго репетировал «Песнь эльфийского короля», а эту мелодию он в первый раз видит! Но гарпия не воспротивилась установке пюпитра, значит, ноты все равно должны были быть задействованы. Как же…

Эля подняла ладонь и подула на нее, посылая ветерок.

Ян обвел взглядом толпу и нашел Элины глаза. Одно мгновение – долгое и прекрасное – они были здесь только вдвоем.

Потом Ян поставил скрипку на плечо, прижал ее подбородком. Кромешники затихли. Он посмотрел на ноты, его губы тронула легкая улыбка, и он заиграл.

Вначале, как и тогда, когда Ян исполнял «Песнь эльфийского короля» для Эли на пустынном пляже, слышен был только голос его скрипки. Через пару тактов из-под земли пошел гул; теперь это был не призрачный аккомпанемент, как в тот раз, а обрывочные звуки инструментов, скрип, человеческие голоса – крики, полные ужаса и надежды.

Ян продолжал играть. Листы нот для него переворачивал ветер.

Гул нарастал. Эля вспомнила, что такой подземный гул часто связывают с приближающимся землетрясением, но не испугалась: ее переполняло ликование.

Ветер тоже стал усиливаться.

Кромешники в недоумении зашептались, шарахнулись, принялись озираться. Гарпия уменьшилась в размерах и перестала походить на ферзя, окончательно превратившись в грязную кляксу. Она в бешенстве оглядела толпу – и тут заметила Элю. Черный сгусток полыхнул смертельной яростью, в Элю полетели сразу несколько дымных «птиц» – она узнала их. Концентрированные заклятья, спасения от которых на этот раз не будет.

Всё.

Они с Яном нарушили замысел гарпии и, кажется, освободили призрачных музыкантов, вот и расплата. Конец.

Вдруг летящие в Элю снаряды застыли, как ледяные узоры на окне. Упала оглушительная тишина: ни рокота скал, ни гомона разбегающихся кромешников, ни свиста ветра.

Ян медленно выпустил из рук скрипку и смычок, спрыгнул со «сцены», подошел и встал перед Элей, грудью встречая залп гарпии.

– Что!… – всхлипнула Эля.

Он повернул голову, и ее озарило сияние его любящих глаз.

– Ты успеваешь улететь.

– Как…

– Возьми своего спутника за руку, и он отвиснет. Это же птица, перекидыш, верно? Улетайте. Тут уже ничего не поправить.

– Ян! – закричала Эля, вцепившись в его плечи. – Если время остановилось…

– Встало на паузу. Ненадолго, но я подержу. Давай быстрее, лети.

Единственный способ удержать сильфиду – это отпустить ее.

– Летим вместе!

Ян криво усмехнулся.

– Твоя птица меня не возьмет. А если возьмет, не поднимет двоих. И даже если бы подняла – кто бы удержал тогда время? Заряд бы нас сразу уложил. Эл-л-ля. Улетай быстрее. Меня надолго не хватит.

Эля покачала головой.

– Ты не ушел, – сказала она. – Тогда, на дне реки, когда непреодолимая сила амулета вовсю тащила тебя на поверхность, ты ее преодолел, хотя ты даже не кромешник, – и ты без меня не ушел. Я не уйду без тебя.

Сейчас отведенное им время кончится, летящие стрелы сразят его, и он упадет. Следующая порция достанется ей, все займет не больше нескольких секунд. Или, если заклятья заряжены именно на ее гибель, как в прошлый раз, Ян обернется и свернет ей шею, далеко ходить ему не придется. А после он тут же свалится замертво: то, что готовилось для кромешницы, для полукровки будет с лихвой.

– А я ни о чем не жалею, – сказал Ян через плечо. – Я люблю тебя. И сегодня я узнал, что и ты меня любишь. Лети, сильфида. Только скорее.

– Я обещала танцевать с тобой, – прорыдала Эля. – И под твою музыку.

– И от этого обязательства я тебя освобождаю. Живи долго. За нас обоих.

Кромешники живут долго. Гораздо дольше людей. Если их никто не погубит, разумеется. Стирая слезы, Эля заметила, что камень в перстне стал совсем прозрачным, как стекло. Он больше ничего не мог сделать и держался из последних сил – еще миг, и он, словно стекло, рассыплется на мелкие осколки.

– Нет, – сказала Эля. – Я с тобой.

Черные завитки, похожие на ледяные узоры, зашевелились в воздухе, как лапы пантеры, выпрямились и помчались вперед – в грудь Яну. Эля хотела закрыть глаза, но не сумела.

Мощный толчок. Ян не выстоял на скользкой гальке, отшатнулся назад, прямо на Элю. Что теперь – сползет на камни неживой или вспыхнет бешеным гневом и прибьет ее на месте?

Секунда, еще одна. Ни того, ни другого не происходило: из уст Яна вырвался возглас досады, он оперся на Элино плечо, увереннее встал на ноги и тряхнул волосами. Эля не могла этого объяснить, только хлопала глазами.

– Эл-ля, – сказал Ян, поймал ее за руку и вновь заслонил собой.

Гарпия, еще больше съежившись, не преминула метнуть новый снаряд. Что бы там ни было с первым – выветрился он, что ли, пока висел на полдороге, – сдаваться она не собиралась. Возможно, она даже не успела отметить, что целится сейчас не в зловредную сильфиду, сломавшую все ее замыслы, а в мальчика, которого называла сыном.

– Вам ничего не надо делать, вы тут ничего не сделаете, – повторила озабоченная Клара. – Вам туда путь закрыт, понятно? Я попробую привлечь кромешников.

Она сунула Джуду в руки кристалл-приглашение, повернулась к французскому окну и тут же исчезла, как будто это была не сильфида, а голограмма.

Джуд с преувеличенной аккуратностью вернул кристалл на прикроватную тумбочку.

– Про перстень спросить не успели, – выдавил он.

– Я упомянула о нем, но мама мне ничего не ответила, просто сказала «понятно», – развела руками Фотина. – Она считает, что нельзя терять ни минуты.

– И это, конечно, правильно.

– Препоручил дело теще? Остается ждать? – полувопросительно заключил Гелиан.

Лицо у Джуда побелело. Фотина видела, как сложно ему переживать непривычную ситуацию: опасность налицо, а он не может действовать сам.

– Ты чувствуешь Элю? – снова спросила она, пытаясь найти хоть что-то, что даст ему опору. – Не появилось такого?

– Фотина, тут любой сухарь бы почувствовал и понял, что Эля на грани гибели. Для этого не обязательно ничему появляться!

Лин прищурился:

– Вы о чем?

Джуд стукнул кулаком по дверному косяку. Это была его тайна, он никогда не делился с братьями тем, что слышит их зов. Но сейчас важнее всего была Эля.

– Джуд ощущает с вами связь, – шепотом пояснила Фотина. – Например, чувствует, что вам плохо. Объединившись, вы можете к нему обратиться, и вы этим пользовались в прошлом.

– Ах да, – сказал Гелиан. – Не то чтоб он всегда отзывался…

– Всегда, когда мог, – отрезал Джуд.

Лин задумчиво изучал измученное лицо Джуда, потом повернулся к Гелиану.

– Мы его звали, – припомнил он. – Когда вдвоем, вроде что-то получалось. А если усилить третьим…

– Кем? – не поняла Фотина.

– Куда, кого? – вспыхнул Джуд. – Я и так тут, с вами, и нам всем одинаково плохо!

– Позвать…

– Элю?!

– Маму, – понял Гелиан, и Лин кивнул. – Маму, позвать маму. Показать ей кристалл и отправить на помощь Эле.

Джуд скептически посмотрел на братьев.

– Ты ничего не теряешь, – шепнула ему Фотина. – Все равно мы сейчас только ждем – и больше ничего.

Тяжело вздохнув, Джуд смирился. Он приблизился к близнецам и положил им руки на плечи.

– Как вы это делаете? – спросил он мрачно.

Лин улыбнулся.

– У близнецов особенная связь, свой радиоканал в голове, только для двоих. Задолго до появления на свет…

– Это я уже заметил, еще как. Вопрос сейчас в том, как мне настроиться на эту волну и по возможности подкрепить ваш SOS. Временно, временно, потом вышвырнете меня прочь и будете жить дальше.

Фотина заглянула Джуду в глаза:

– Но ведь, если ты ловишь их сигнал, ты и так настроен на эту волну?

Джуд зажмурился.

– Что вы делаете? – повторил он ровным тоном. – Чтобы позвать меня, что вы делали?

Лин и Гелиан сомкнули плечи. Гелиан посмотрел куда-то в потолок, и на его лице появилось такое выражение, что Фотина решила: сейчас он в очередной раз брякнет что-то, о чем потом пожалеет. Например, еще более недвусмысленно, чем Лин, заявит, что старший им тут как собаке пятая нога и что они с близнецом прекрасно обойдутся без помощи Джуда.

Лин же неотрывно глядел на Джуда. И потом, видимо, что-то произошло.

– Давай, – сказал Лин.

Фотина молитвенно сжала ладони. Ну же!

– Стоп, – уронил Лин.

Он повел плечом, и Джуд убрал свою руку.

– Ты призываешь маму помочь Эле, спасти ее, – объяснил Лин. – Она не может разорваться. А где Эля – ей неизвестно: кристалл, где предположительно указаны координаты…

– …«на краю света, на стыке всех стихий»… – суфлировал Гелиан.

– …лежит у нас тут. Так что мы зовем ее сюда, Джуд.

– И еще, – встрял Гелиан. – Имя ее Грейс, это да, это естественно, но зовем мы маму. Маму!

– Я… – начал было Джуд.

– Маму. Забудь про свою гордыню, – посоветовал Гелиан.

Джуд взглянул на брата так, что Фотина испугалась, не придется ли их сейчас разнимать. Потом кивнул и вновь положил руки близнецам на плечи.

«Мама, мама, – думала Фотина, пытаясь мысленно подтолкнуть их сигнал. – Мы не справляемся сами. Твоя маленькая хрупкая девочка, твоя Мишель в большой опасности прямо сейчас».

Один из букетов в стоящей на полу вазе вспыхнул, и в следующее мгновение между ним и стеной показалась Грейс – саламандра. В глазах ее горел огонь, а тело облегало платье из зеленой ткани, напоминающей лиственит.

Лин как ни в чем не бывало вытянул из вазы соседний букет, поднял освободившуюся вазу и залил пламя водой.

– Где она? – сказала Грейс. – Где Мишель?

Джуд уже протягивал ей кристалл:

– По словам Клары, «на стыке стихий», что бы это ни значило.

Грейс покрутила кристалл, приложила к глазам, кивнула и стряхнула его, уже слегка оплавленный, обратно в руки Джуду.

– Поняла!

Еще один вихрь – на этот раз загорелись занавески. Гелиан, находившийся ближе всех к окну, сдернул их на пол, Лин подхватил новую вазу:

– Да простит нас господин Орлов.

«Ох, лучше бы все это уже случилось, – промелькнуло у Эли в голове, но тут же возникла и противоположная мысль: – Зато теперь мы с Яном держимся за руки, значит, хотя бы шарахнет обоих разом!»

Заклятье должно было врезать им прямо в лицо, но вместо этого что-то свалилось на них с неба. Эля не сразу поняла, что это ударная волна. Она упала на гальку, обдирая ладони, сверху обрушился Ян, опять закрывая ее собой.

В глазах потемнело, но Эля разглядела, что перед ними – между ними и гарпией – опустились три фигуры, и в одной из них, пылающей праведным гневом, с изумлением узнала собственную мать. Вторая, облаченная в ослепительный солнечный кокон, тоже была ей знакома: сильфида, мама Фотины! Третьим был мужчина, сжимавший в руке длинный меч. Размахнувшись, он запустил его в гарпию – и от нее ничего не осталось.

На пляже уже никого не было: все кромешники поспешили покинуть поле внезапной битвы и вернуться домой. А как же призрачные музыканты, подумала Эля, а Ян?

– Девочка моя! – воскликнула Грейс, падая рядом с ней на колени.

Тут Эля позволила себе отключиться.

…Очнулась она в квартире Яна на шестнадцатом этаже. Ее голова лежала на коленях у бабушки-русалки, которая гладила ее по волосам. Располагались они почему-то на ковре, на полу.

Эля поймала бабушку за руку и с трудом села. Квартиру-студию заполнял народ: тут были и Джуд, и близнецы, и мама, и даже папа, и Фотина с матерью. Все расселись по дивану – его развернули к центру комнаты, – разложенному креслу-кровати и выдвинутым с кухни стульям и с волнением смотрели на нее. Стоило им заметить, что она очнулась, как все зашумели.

– Где Ян?! – сказала Эля.

– «Где Ян», – повторила ворчливо бабушка. – Я вам говорила, что это будет первое, что сорвется с ее уст. Вы все ей не нужны, ей нужен Ян.

– Мне все вы нужны, ба! Все очень-очень нужны! Я вас всех так люблю! Мама! Где Ян?

Мягко вступила сильфида – Фотина упоминала, что ее зовут Клара:

– Не волнуйся, дитя. Он с отцом. Они скоро прибудут.

– Он жив?

– Ну конечно.

– А… почему мы тут? – Эля снова огляделась.

– А где же еще? Ты настаивала на том, что тебе надо домой, все остальные всевозможные «домой» тебя не устраивали. Только это место.

– Я настаивала? – переспросила Эля, совсем ничего не понимая.

Марина повернулась к Грейс и матери Фотины.

– Вот не могли подождать, а? Чтобы мы сразу все вместе вломили, всеми четырьмя стихиями! Ни капелюшечки не могли подождать, чтобы я там безотлагательно оказала ей… им обоим помощь? Тогда бы такого эффекта не было.

– Не могли, – категорично заявила Клара. – Мы и так опоздали. Им уже прилетело.

Эля попробовала встать, Джуд поспешил ее поддержать. Оказавшись на ногах, она с благодарностью потерлась щекой о его плечо.

– Чего прилетело? – сказала она. – А, да, прилетело. Яну прилетело. Я думала, он или на месте погибнет, или сначала меня уничтожит, если такое заклятье, как… А он ничего. Да?

– Да, – успокоила ее Грейс. – Он ого-го. Для полукровки так вообще. Ты такая молодец, дочь, додумалась его защитить.

– Я додумалась?

Эля чувствовала себя совершенно не в своем уме. Слова о защите отозвались в памяти, и она быстро проверила, как там кольцо. Оно прочно сидело у нее на пальце, камень был черным и матовым, как обычно. Не треснул, не разломился.

– Кольцо, – сказала она. – Ян. Это кольцо Яна, его оберег.

– Вы поменялись, – напомнила ей ласково Грейс.

– Я… нет. У меня не было никакого кольца.

– Ты подарила ему что-то взамен кольца. Вспоминай.

Эля потерла лоб.

– Камушек. На берегу нашла. Просто камень с дыркой.

– И…

– И я его на шнурок подвесила. Дала Яну.

– Повесила на шею, – подытожила бабушка. – То есть он у него был где? На груди. Он и отразил заклятье.

Эля даже хихикнула.

– Вы шутите, что ли? – спросила она, глядя то на сильфиду, то на саламандру, то на русалку. – Я камушек подобрала там на пляже. Взяла шнурок, продела в него и Яну на шею повесила. И все! Как он мог отразить такое заклятье?

Джуд погладил ее по плечу.

– Получился талисман, – объяснил он. – Ты дала ему талисман, который зарядила, пусть неосознанно. Чем ты его зарядила – тебе лучше знать. За неимением более подходящего термина, скажем, что своей любовью. Это даже круче, чем фамильное кольцо: Ян ведь кольцо сам не сотворил и ничем зарядить не мог.

Эля склонила голову. Она подобрала камешек, и он был у нее… когда Ян играл мелодию, сначала первую, эльфийскую, потом вторую – придуманную специально для нее. Когда она отозвалась на его камертон, сонастроилась с ним и ощутила, что ей дали свободу. Когда она поняла, что все это проделал для нее Ян, без единого прикосновения возвращая ей и воздух, и крылья. Когда она кинулась Яну на шею. Когда поцеловала его. Когда приняла залог его любви – кольцо, с которым он не расставался много лет. Когда давала ему обещания.

– Пожалуй, что так, – неуверенно согласилась она.

– Тем более, что это камень, значит, он соответствовал стихии Яна, – подчеркнула Фотина.

– Замедлять время он, положим, не умел, но на то, чтобы развеять одно смертоносное заклятье, его вполне хватило, – подтвердила Клара.

– А проверять, справится он со вторым залпом или нет, было уже нельзя, – сказала Грейс Марине. – Мы не могли рисковать жизнью детей.

«Я потребовала, чтобы меня отнесли домой, и никакой другой „дом“ меня не устроил, – еще раз повторила себе Эля. – Это дом? Дом… Но это не дом, если тут нет Яна».

– А где Ян? – спросила она у Джуда, на руку которого все время опиралась.

Джуд приобнял ее.

– Мы твоего замечательного Яна еще ни разу не видели, – признался он, – хотя и вломились тут всем скопом в его квартиру. Кромешницы видели, разумеется, а мы пока нет. Вас полетели выручать не только Грейс… не только мама и Клара, но и отец Яна. Настоящий его отец. Клара успела его привлечь.

– Там был незнакомый мужчина с мечом. Настоящий отец Яна? Я не поняла… в тот момент я была ошеломлена, конечно, и я не поняла – он кто?

Джуд бережно усадил Элю на кресло-кровать, возле Лина, и сам устроился с другой стороны. Так ему было спокойнее.

– Я правильно прикинул, рассудив по самоцвету. Он представляет стихию земли, русские горы, и он из породы хранителей. С Урала. Так получилось, что с матерью Яна они расстались, она забрала ребенка и уехала, а потом нежданно-негаданно умерла. Отец разыскивал сына, но при этом не мог оставить свои горы без присмотра и оторваться от своего места силы.

– А сегодня смог?

– Сегодня вопрос стоял по-другому. Он спасал свою плоть и кровь. И спас.

Эля вздохнула.

– Четыре стихии и вышло, да? – Она с благодарностью посмотрела на всех родных кромешниц, ее окружавших. – Но чего хотела гарпия? Зачем ей понадобился Ян? Я думала, что он ей был нужен как первая скрипка в призрачном оркестре.

– Правильно думала, – поддакнул Гелиан.

– Да, в общих чертах, – подтвердила Грейс. – Однако дело не в развлечениях. Гарпии оккупировали место, как точно выразилась Клара, на стыке стихий. Это если совсем попросту объяснять. Представь, если на носовом платке, к примеру, завязать узел… Они стянули и завязали, посадив это на музыку. Вам это сложно понять, примите как данность.

– А с другой стороны узла как раз образовалась пустошь, которую я назвала в разговоре с тобой «бермудским треугольником», – дополнила Клара. – Мы ее заметили и изучали, но не могли прийти к единому выводу…

– Гарпии время от времени похищали людей, то есть полукровок, – продолжала Марина, – заманивали, использовали «Песнь эльфийского короля» и пополняли оркестр. Теперь не хватало только одной первой скрипки, чтобы оркестр был полон, а все это зацементировалось на века – при условии, что присутствовать при этом будут все возможные виды кромешников. Это они обеспечили, на всякий случай с лихвой, «каждой твари по паре» и более того. Вот только надо было, чтобы эта первая скрипка непременно имела отношение к Хранителям. Наконец-то они наткнулись на Яна. И тут вступаешь ты – как снег на голову, как ты умеешь.

Лин дружески толкнул Элю в плечо:

– Если б не ты, Ян куковал бы там вечность.

– Если б не я, они бы Яна и не заметили, – возразила Эля.

– Как бы там ни было…

– А другие музыканты? Мы их освободили?

Клара развела руками:

– Вы отпустили их, правда, срок их земной жизни закончился. Они не вернутся домой. Но вы отпустили их души, Эля, и теперь у них все наладится. Людей, то есть слуг, тоже отправили по домам.

У Эли, казалось, голова шла кругом.

– Мы… то есть вы, когда вы появились, вы развязали этот узел? Стык стихий? Он же был не нужен, так?

Она снова посмотрела на Джуда, наверное, по привычке.

– Это к кромешникам, – улыбнулся он. – На самом деле, насколько я понимаю, сейчас Ян с отцом именно этим занимаются, разгребают завалы.

– Ян? Полукровка?

– Ян-музыкант. И композитор.

– О, Ян – это Ян! – подхватила русалка. – Ты, кромешница моя дорогая, после такого отрубилась, а он сам вызвался помочь там все расчистить. Надо было доиграть «Песнь», он же ее бросил, когда отправился тебя прикрывать. Кто мог это сделать, кроме него? А дальше… Музыка не только привязывает и удерживает, но и освобождает, Ян это умеет как никто другой. Он по своей природе – Камертон. Умеет услышать и тут же сыграть то, что нужно. А все остальное под его единственно верный звук настраивается и выправляется. Кроме него, никто бы и не справился.

– Камертон… Вот он кто… А Орлов! – вспомнила Эля. – Орлов как? Он улетел, надеюсь? Вы его тут не прибили? – обратилась она к братьям.

Они засмеялись.

– Улетел, и все с ним в порядке, – заверил ее Лин.

– Он мне помогал! – строго заявила Эля.

– Да мы его и не обидели. Почти, – хихикнула Фотина. – Обыск и небольшой – крошечный – пожар в спальне не считаются, он эти издержки даже не заметит.

Русалка поднялась с ковра.

– Мне пора. Засиделась я в мире людей. Грейс, тебе, наверное, тоже. Про вас, Клара, я не знаю, но неразумно…

– Да, – вскочила Клара. – На свадьбу, так и быть, приду, если пригласите, а сейчас прощайте!

– Спасибо! – крикнула Эля.

Не успели они моргнуть, как все три кромешницы исчезли. А вот Элин папа остался.

– Я русал, – представился он, как будто нейтралы могли этого не увидеть. – Подожду молодого человека, я слышал, что у него серьезные виды на мою единственную дочь.

– Если вам тоже пора, – вежливо сказал Лин, – мы братья Мишель и вполне можем представить ее интересы на встрече с потенциальным женихом.

– Во-первых, нас трое, – заметил Гелиан, – а во-вторых, жених прошел огонь, воду и медные трубы, которых гарпии, кстати, боятся, – и вполне заслужил, чтобы их в конце концов оставили с Элей в покое. И наедине.

Джуд промолчал.

Русал тем временем нежно прижал Элю к себе.

– Будь счастлива, дочь, – напутствовал он ее. – Попробуй немножко пообщаться с Яном без стихийных бедствий, пропаж, преследований и невероятных самопожертвований, ладно? Там поймешь, можно ли с ним ужиться.

Эля тихо засмеялась: видно, она в этом не сомневалась.

– А вам, братья Мишель, мне тоже есть что сказать. – Русал встал. – Спасибо, что помогли нам ее спасти. И – мне нелегко сейчас это говорить, но я должен: простите меня за то, что украл у вас Грейс.

Он по очереди посмотрел на каждого из них, но даже Гелиан не спешил с ответом. А глаза у русала были такие же синие, как у его дочери.

– Простите меня, – повторил он. – Вы мужчины. Вы выросли. Стали достойными мужами. Я не мог снова отпустить ее, потому что Грейс – моя жизнь.

– Па-ап… – протянула Эля.

– Мне жаль. И мне не жаль. Я виноват перед вами – да. Я рад, что вы выросли именно такими, – да.

Лин и Гелиан хранили молчание, и Джуд понял, что отвечать ему – старшему брату. Он тоже поднялся на ноги.

– Что было, то было, – сказал он сдержанно.

И когда русал протянул ему руку, Джуд ее пожал.

Сентябрь выдался холодным и дождливым, но в октябре осень будто спохватилась и на несколько коротких дней отступила. Эля и Ян гуляли по лесу, полдня пинали желтые листья, а под вечер развели костер и устроились бок о бок на сухом бревнышке.

Когда Ян подкидывал хворост в огонь, черный камень в новом перстне, который вручил ему отец, ловил отблеск – а может, и искорку – и светился. Эля взглянула на свою руку: подаренное ей кольцо вело себя приличнее, самоцвет оставался матовым.

Жизнь без «бедствий, пропаж, преследований и самопожертвований» была тихой. Эля отдыхала и размышляла, куда ей приложить себя, пока Ян пропадает на занятиях в консерватории. Она спрашивала у Фотины, можно ли научиться целительству, но та не знала, что ответить: у нее это талант, доставшийся ей от природы, и как его освоить с нуля, непонятно. Бабушка Марина, будучи русалкой, тоже действовала совсем не так, как сильфида, однако она была уверена, что Эля на это способна – стоит только захотеть.

Костер горит, думала Эля. Он светит и греет. А я?

Джуд, ее единоутробный брат, оказался Стирателем. Он тоже умеет исцелять людей (и полукровок, и кромешников), убирая боль и память о ней.

Или вот Ян. Он не сразу понял, в чем его талант, зато теперь даже кромешники признали: то, что делает он, недоступно больше никому. Камертон. Эля гордилась им. Он задает верный тон, и тот, кто фальшивил или сбился с пути, может перестроиться и выйти на этот зов.

Ян снова сел рядом с Элей и обнял ее. Она положила голову ему на плечо, нырнула в родной аромат, перемешанный с запахом дыма и огня. Стало хорошо, тепло и правильно.

– Ян, кто я? – сказала она негромко.

– Моя любимая.

– Ян…

– Ты сильфида.

– Сильфида, – эхом отозвалась она. – Воздух. Пустой, прозрачный. Никакой.

– Без воздуха невозможно жить.

– То есть смысл моей жизни в том, чтобы по-женски вдох-выдох-вдохновлять тебя? А ты, в свою очередь, будешь полезен людям.

Ян с улыбкой покачал головой:

– Признать это было бы заманчиво, очень самонадеянно и преступно эгоистично с моей стороны.

Он повернул ее к себе и нежно поцеловал в закрытые веки – в одно, потом в другое, погладил по щеке. Эля потянулась к его губам, но он увернулся и дунул ей в лицо. Не открывая глаз, она рассмеялась.

– Это ветер? – угадала она.

– Ветер. Дыхание. Ты.

Вдох – и выдох.

– Музыка – это колебания воздуха, – шепнул Ян. – Без воздуха музыки бы не было. Значит, ты и есть музыка. Моя музыка. Мое дыхание. Моя жизнь.

– Моя… жизнь, – повторила Эля.

В черном небе над головой кружили звезды. Искры от костра вспархивали в воздух и прочерчивали яркие дорожки, как крошечные кометы, теряясь в синей прохладе. Эля запрокинула голову и посмотрела в глаза Яну: в них плясали огоньки.

– Ты же все мне уже сказал, давным-давно, а до меня дошло только сейчас! Ты будешь играть, а я – танцевать. Я буду танцевать свою жизнь. Это танец. Вдох и выдох.

Она улыбнулась, вскочила и потянула его за руку.

– И я приглашаю тебя!