Василиса

Один, два, три… А где четвертый?!

Выложив в рядок все четыре теста на беременность, я надеялась, что хоть один меня пощадит.

Зажмурившись для верности, начала считать секунды. Может, ритуал какой-то есть, чтобы пронесло?

Есть! Например, не спать с малознакомыми мужчинами.

На этой ноте завыть хочется. Я ведь случайно! Совершенно глупо получилось.

И ведь даже не спросишь: с кем не бывает? Да, наверное, ни с кем! Такое со мной только произойти могло.

Господи, один раз совершила ошибку, и вот расплата.

Не выдерживаю, один глаз, открываю. Подглядываю на тесты.

Сердце вмиг колотиться в груди начинает.

Где эта чертова инструкция?! Сколько там ждать нужно?!

Вчитываюсь в упаковку одного из тестов, от переживаний перед глазами все немного плыть начинает, или это у меня руки дрожат?

От громкого стука в дверь тут же на месте подпрыгиваю.

— Занято! — кричу в ответ.

И припекло же мне на рабочем месте вот этим всем заниматься. За обедом начала дни цикла считать, и от понимания, что у меня задержка, даже булочка из пальцев выпала. Аппетит мигом смело. Через пару минут я уже в аптеке у Глаши тесты покупала.

И вот сейчас сижу, молюсь над ними. Господи, я все что угодно сделаю, только бы не…

Самое ужасное, что я даже мужчину не помню с которым… Даже вспоминать сейчас стыдно… Щеки моментально румянцем покрываются. И зачем только я Машку согласилась подменить с тем пациентом?! Хотела в коллектив влиться. Казалось бы — просто сделать укол пациенту. Что сложного?

А я, наивная, и поверила! И так попала в ту ночь…

Снова зажмуриваюсь. О таком даже в книгах не пишут, а со мной на самом деле произошло.

Это все она виновата! Подставила под такое… Вот и помогай после этого людям!

Мне после всего произошедшего все эти звуки еще в кошмарах снились!

Новый стук в дверь оказывается слишком громким и даже агрессивным.

— Да сколько можно?! Здесь не только вам нужно! — за дверью явно кому-то терпения не хватает.

Растеряно на тесты оглядываюсь. Отведенное на проверку время уже прошло. Осталось только ближе подойти и посмотреть.

Снова зажмуриваюсь, кажется, что с закрытыми глазами не так страшно будет.

Ну пожалуйста…

Тихонько прошу про себя и на счет три глаза открываю.

— Твою ж….

Закончить эту фразу у меня не получается. Ладонью рот прикрываю. Глаза увеличиваются с каждой секундой.

На каждом тесте. На каждом! Две полоски!

— Нет, нет, нет!!!

Наклоняюсь, рассматриваю ближе. Не знаю на что надеюсь, на то, что полоски испарятся? Но чудес не бывает.

Мне нельзя. Я только-только на стажировку в клинику устроилась. На что мне тогда жить, на бабушкину пенсию? Мне совесть не позволит! К тому же бабуля часто болеет, на лекарства деньги нужны. И долгов у нас за коммуналку накопилось, надо платить, чтоб не выселили.

Я мечтала продолжить учебу, накопить денег, чтобы иметь возможность дальше учиться в медицинском вузе. А тут этот пациент… Божечки!

И только сейчас до меня доходит ужас всего происходящего.

Я залетела от незнакомца!

Давид

Если в этом ебучем городке найдется хоть один бордель, клянусь, я пожертвую городу свою снегоуборочную машину, которую купил в прошлом году, чтобы убирать снег у себя на участке. Все равно без дела стоит, уже вторая зима бесснежная.

Мне охранник скинул список номеров, но куда ни позвоню, то сука химчистка, то зоомагазин. После того как в очередной раз отвечает касса автовокзала, набираю охрану.

— Серый, скажи честно, из какой задницы ты достал номера телефонов, которые мне прислал?

— Давид Данилович, — Серега от волнения начинает заикаться, — мне знакомая дала. Она ж там работает, это сеть…

— Сеть химчисток? — интересуюсь язвительно. — Или зоотоваров?

— Подождите, Давид Данилович, сейчас… — Сергей деловито шуршит в динамике бумагами, — еба… Ой, простите, я хотел сказать, извините, ошибочка вышла. Это у меня городской справочник продублировался, я не проверил и вам отправил. Минуту, сейчас все исправлю.

Через секунду экран вспыхивает сообщением с прикрепленным файлом. Ну вот, совсем другое дело. Список даже озаглавлен — «Эскорт-агентства города N…».

Десять минут уходит на то, чтобы выяснить, что из всех агентств по ценовой категории мне подходит только одно, остальные идут по цене девок с окружной. Можно брать оптом.

Еще десять минут трачу, чтобы донести свои пожелания и в ответ получаю заверения, что девочка уже готовится и скоро приедет.

Заметьте, приедет, а не привезут.

Ебаный сервис.

Естественно о том, чтобы выбрать по портфолио, не было и речи. Я постарался вкратце описать свои предпочтения и пожелания, точнее, одно пожелание.

Сегодня я хочу, чтобы это была медсестра.

Вы спросите, почему медсестра, а не училка или стюардесса?

Отвечу. Если бы вашим дедом был Байсаров Давид Данилович, вы бы не спрашивали.

Прежде чем я сплавил его в санаторий, дед планомерно и расчетливо доводил меня до белого каления со скоростью несколько раз в минуту. Так что мой отдых от него будет абсолютно честным и заслуженным.

Мне следует срочно получить херову дозу успокоительного в виде профессионального минета и пары-тройки оргазмов.

Поэтому будет медсестра. В чулках и с розовыми подтяжками.

Иду в кухню, подсвечивая фонариком с телефона. Нога наступает на что-то мягкое, оттуда с диким воплем вылетает черная тень и в считанные секунды оказывается на шкафу.

— Твою мать, Василий! — рявкаю на кота, в ответ раздается недовольное шипение.

Васька — кот деда и совершенно отбитое создание. Характер у него в точности как у хозяина, такой же отбитый и невыносимый.

С дедом из всей нашей семьи более-менее ладит только мать. Меня обычно хватает на час, и это при том что я у него любимый внук. А теперь представьте как он ебет мозги нелюбимым.

Я не мазохист и не стал бы сюда приезжать просто так. Но мой начбез настойчиво посоветовал свалить из столицы и на время укрыться там, где искать меня будут меньше всего.

Служба безопасности нашла утечку, расследование вывело на одного из замов. Он сливал информацию моим конкурентам.

— Пустим слух, что вы улетели на отдых, Давид Данилович, желательно куда-то подальше, на острова. Парень расслабится, почувствует свободу. А мы ему приманку подбросим, пусть заглатывает, — сказал безопасник. — Главное, чтобы все были уверены, будто вас нет в городе, особенно конкуренты.

— Так может и правда на острова? — с блаженством прищурился я.

— Нельзя, Давид Данилович, вы нам тут нужны, — покачал головой безопасник, — вам надо будет появиться в самый ответственный момент.

Нельзя так нельзя. Поэтому я здесь, никому и никогда не придет в голову искать меня у деда.

Но я не мог приехать просто так, надо было его предупредить, поэтому позвонил ему накануне вечером.

— Дед, я завтра приеду.

— Нахера? — послышался из трубки каркающий голос.

Любимый внук. Ну вы помните.

— Пожить у тебя хочу.

— Потом приедешь. Некогда мне.

— Так мне сейчас надо.

— Нахера?

И так по кругу. Это чтобы не думали, что я преувеличиваю.

Я как бы и не ждал, что он обрадуется, поэтому особо не удивился.

— Дед, ну пусти пожить. Надо очень.

— Ты что, замочил кого? — с подозрением спросил дед.

— Нет, но собираюсь, — я решил, что создать интригу не помешает. И не ошибся.

— Ладно, — смилостивился дед, — только этих своих баламутов не бери.

— Маламутов.

— Все равно не бери.

— А куда ж я их дену? Да не тронут они твоего кота, клянусь, я их на лоджии закрою.

В общем, с трудом, но деда я укатал. С утра сложил в спортивную сумку самое необходимое, сумку закинул в багажник, собак загнал на заднее сиденье и притопил в сторону небольшого городка в тридцати минутах езды от столицы.

Если топить не меньше ста пятидесяти.

В этот раз я продержался целых полдня, но к вечеру сдулся. Началось с того, что я хотел включить в ванной свет, пощелкал выключателем, но свет так и не появился.

— Дед, у тебя лампочки перегорела. Где новые, давай заменю, — крикнул из ванной.

— Сам ты перегорел, — ворчливо ответил дед, — это я их выкрутил.

— Но зачем?

— Дорого.

— Я куплю тебе несколько ящиков, — о том, что я даю ему каждый месяц немалую сумму на жизнь тактично умалчиваю.

— Тебе лишь бы деньги тратить, — рассердился дед. — Вон в мире какие катаклизмы происходят. Скоро Землю накроет парниковый эффект, дальше глобальное потепление. А вам лишь бы электричество жечь.

Ладно, решаю не ругаться и иду в ванную с телефоном, включаю фонарик. В конце концов дед привык на всем экономить, теперь будет переучиваться.

Наношу гель, вспениваю и неожиданно в кране заканчивается вода.

— Дед, у вас воду перекрыли, — кричу из ванной — Это авария какая-то, не знаешь?

— Сам ты авария! — скрипит дед. — Это я ее перекрыл, сколько можно лить без толку?

— Но я даже обмыться не успел!

— Скоро мы все будем страдать от недостатка пресной воды. Ее экономить надо.

— Так если наступит глобальное потепление, льды растают. Ты же сам говорил.

— Это другое.

Мы чуть не поругались. Дед все же поддался на уговоры и включил воду, но взял с меня клятву, что я уложусь в пять минут. Я уложился даже в четыре с половиной, и пошел в свою комнату в кромешной темноте.

Утром первым, что сделал, набрал секретаря.

— Инна, найди пожалуйста приличный санаторий, где будет хороший уход.

Мои сотрудники привыкли выполнять распоряжения руководителя быстро и слаженно, поэтому через час мне прилетел список санаториев в пределах области.

Я выбрал тот, где сосны и бассейн с подогревом.

Конечно, уговорить деда был тот еще квест.

— А девки будут? — спросил он меня, глядя с интересом.

— Ты что, какие девки, дед, это ж санаторий… — он застал меня врасплох.

— Тем более, — доверительно склонился дед, — чего мне тогда ехать?

С трудом удалось его укатать. Я вызвал ребят и сплавил деда, на прощание вздохнув с облегчением.

Ну. И где моя медсестра?

Делаю себе кофе. Отпиваю глоток и обвожу взглядом комнату. Конечно, без света не годится, но даже если сейчас заказать доставку лампочек из супермаркета, раньше завтрашнего дня их не привезут.

И тут меня осеняет. Раз дед выкрутил лампочки, значит они где-то лежат. Выбросить он их точно не мог, это чуждо его внутреннему мировоззрению и противоречит его самоопределению.

Остается найти и вкрутить. Почему я сразу не догадался! Это же так просто…

Но на практике выходит не так все радужно, как я предполагал. Я открыл все дверцы и выдвинул все ящики в серванте, но лампочек нигде не нашел. Остается антресоль. А она высоко, потолки у деда высокие.

Приношу табурет, взбираюсь на него и открываю дверцу. Подсвечиваю фонариком. В принципе, здесь можно спрятать не только лампочки. В чистой теории я сам здесь легко помещусь, если улягусь покомпактней.

Антресоли, как и все в этом доме, плотно забиты всяким хламом. Но вряд ли лампочки хранятся в самой глубине. Наверняка они где-то здесь, возможно, вот в этой коробке.

Осторожно тяну на себя коробку. Она не поддается, и я дергаю сильнее.

— Ебааааааать!

Лишившись опоры, вся конструкция из старых журналов и папок обрушивается мне на голову. Коробка выскальзывает из рук, падает на пол. Слышу характерный «дзынь», и сердце обваливается вниз вместе с журналами.

Это были елочные игрушки. Мне пиздец.

Они стеклянные, дед постоянно ими хвастается. И очень гордится, хотя в них ничего особенного нет.

С лоджии несется отчаянный скулеж.

— Люська, — кричу, — Люська, фу! Сейчас все соседи сбегутся.

Но Люсьен продолжает завывать. Сучка.

Тот редкий случай, когда сучка это не оскорбление, а простая констатация факта.

Люськин скулеж перекрывает протяжный вой. Как будто кто-то в трубу гудит.

Это Байсар. Только он может так выть.

Если Нетфликс когда-нибудь соберется снять сериал о конце света, они вполне могут использовать вой Байсара в качестве трубного гласа.

— Байсар, — прикрикиваю строго, — хватит выть. Ты испугаешь Василия.

Из кухни доносятся характерные звуки, и я обхватываю руками голову.

Он опять рыгает, этот ебучий Василий. Дед доказывает, что у кота тонкая душевная организация, и он рыгает на стрессе.

А я убежден, что он просто сволочь обыкновенная. Я бы так и написал у него в паспорте прививок.

Сажусь на табуретку, стараюсь ступать осторожно, чтоб не порвать об осколки игрушек носки. Они у меня дорогие, больше ста баксов за пару. А пол весь усеян осколками. И журналами, которые высыпались на мою голову.

Сажусь на табуретку, поднимаю с пола журнал. Свежак, тысяча девятьсот восьмидесятый год.

Забрасываю журналы обратно, осколки сметаю в мусорное ведро.

Хер с ними, с лампочками. Завтра куплю и вкручу везде, даже на лестничной клетке поменяю. Во всем подъезде.

Так где моя медсестра?

Хороший вопрос, особенно если учесть, что звонок у деда тоже отрезан.

«Чтобы всякие ебланы не звонили». Это цитата от первоисточника.

За окном раздается звук сирены «неотложки», подхожу к окну. И мигалки включены. Это то, о чем я думаю?

В руке вибрирует телефон, читаю на экране:

«Девочка подъехала, открывайте».

Ну нихуя себе. В восхищении смотрю на скорую.

Вот это погружение! Вот вам и периферия. Вот что означает выложиться для клиента. Столичным борделям такой уровень и не снился, они там уже все охуевшие. А здесь полный эксклюзив.

В дверь требовательно стучат.

Иду, иду, родная, уже открываю.

Ох нихуя себе!

На пороге стоит моя медсестричка. Только не в чулках, а в пальто.

Василиса

— Вась, еще раз спасибо, что согласилась выручить, — Маша смотрит на меня с благодарностью, и снова к зеркалу отворачивается. Наводит губы красной помадой.

— Да мне несложно, — улыбаюсь, Маша так просила!

Ей бывший муж сегодня встречу назначил, она нервничала, что не успеет. А мне все равно в коллектив вливаться нужно, что может быть лучше, чем выручить коллегу?

Кстати, чуть не забыла!

— Маш, ты говорила, что про пациента должна что-то рассказать.

— Точно! Молодец, что напомнила.

Маша за стол садится, ко мне поближе.

— Там дед, зовут Давид Данилович Байсаров.

По тону коллеги понятно, что с дедушкой у нее отношения не самые лучшие.

— Дедушка, значит.

— Нет! Здесь дед. Бурчащий и вечно недовольный. Будет на больницу и катаклизмы жаловаться. Ты только кивай и не вздумай с ним в диалог вступать. Я в прошлый раз на два часа там застряла. Как начал причитать. А, и еще… Он вечно на всем экономит, свет не включает. У тебя на телефоне фонарик есть?

Я согласно киваю, уверена, Маша просто преувеличивает. Дедушка старенький, ему просто поговорить не с кем.

— Вот и отлично, фонарик включишь, хотя он и там причитать начнет. Короче, ему укол быстренько сделать, и все.

Я снова киваю. Но быстренько, судя по всему, выйдет вряд ли. Иначе бы Маша сама к нему перед свиданием с бывшим мужем смоталась.

Но мне правда несложно, я на практику устроилась только две недели назад. Больница хорошая. Государственная. Я очень дорожу этим местом, они редко второкурсниц берут, но у меня вышло договориться.

Из больницы выхожу и грустно вздыхаю. На улице дождь идет. И не маленький, а самый настоящий ливень. Говорила мне бабушка зонтик взять, а я ее не послушала.

— Василиса, привет, — Коля ко мне подбегает. Он на скорой работает. Ко мне очень хорошо относится. Он был первым, с кем я подружилась на новой работе. И вот сейчас парни тоже на выезд собираются. Машина уже у входа стоит. — Домой идешь?

— Привет, нет, у меня сегодня выезд на дом. Нужно укол сделать. Как думаешь, дождь скоро закончится?

Коля назад оборачивается, как будто оценивает ситуацию.

— Вряд ли, а что у тебя за адрес?

— Сейчас, — достаю из кармана пальто бумажку, на которой Маша заботливо адрес записала, показываю парню.

— У нас вызов совсем рядом, ныряй в машину, мы тебя подкинем.

— Спасибо, Коль, — благодарно улыбаюсь.

Бабуля еще говорила ботинки потеплее надеть, а я надела замшевые, им по такому дождю точно не выжить. Все ноги мокрые будут.

Ныряю в реанимобиль, сажусь на откидной стульчик. Потираю ладошки. Совсем немного на крыльце простояла, а руки замерзнуть успели.

— Привет, — Никита мне улыбается, он сегодня за рулем. Коля со мной рядом садится.

— Ник, подкинем Василису, ей там недалеко от нашего пациента?

— Без вопросов.

Хорошие парни у нас в больнице работают. Всегда помочь готовы.

— Ну что, Василиса, рассказывай, как до жизни такой докатилась?

Произносит Коля, а я в недоумении на него смотрю. О чем он говорит? Я выгляжу как-то не так? Может забыла тапки на ботинки сменить? Щеки тут же краснеют.

— До какой?

— Шучу я, Вась, ты чего серьезная такая?

Расслабленно выдыхаю, засмеяться уже готова, как неожиданно для себя закашливаюсь.

Аж слезы на глаза наворачиваются.

— Коль, воды ей дай, не хватало еще свою же в больницу по скорой везти.

— Сейчас, Вась, держи.

Парень мне бутылочку с водой протягивает. Пальцами ее сжимаю. Быстро крышечку откручиваю.

— Только, Коль, смотри не перепутай, та, что с синей крышкой…

Делаю большой глоток воды. Казалось бы, лучше стать должно. Но становится только хуже. Неприятный запах в нос только через секунду ударяет. Горло как будто диким огнем обжигает. Настолько, что я просто задыхаться начинаю. Из глаз слезы ручьем текут. Я ртом кислород хватаю и хриплю. Страшно до чертиков становится.

— Твою мать! Коля, бляха, она спирт отхлебнула?!

— Ë-ё-ё-ё-ё…..

А я дальше упорно пытаюсь не задохнуться.

— Вась, держи, это точно вода. Давай, давай! Глотай!

Коля сам горлышко к моим губам подставляет. Силой пить вынуждает. И я глотаю. Много и долго. Пока горло понемногу не отпускает.

Мне казалось, еще секунда, и я огнедышащим драконом стану.

— Боже, что это за гадость? — хриплю, снова жадно воду глотаю. От ощущения, что внутри все огнем горит все никак избавиться не могу. Я ведь не умру?

— Ты случайно спирт выпила, — Коля меня по спине хлопает, потому что я снова закашливаюсь.

— Что?

— Спирт, я бутылки перепутал. Но если тебя это утешит, то ты стойко держишься.

Коля, кажется, шутить пытается. Только меня его комплимент мало радует.

— Внутри горит все.

— Так и должно быть, но есть и плюсы.

— Какие?

— Ты согрелась.

Это правда. Да. Я согрелась. Да так, что меня в жар бросает. Перед глазами все немного плыть начинает, а покачивающаяся машина только ухудшает все это состояние.

— Вась, ты нормально?

В голосе Коли слышится волнение, я киваю в ответ. Но совершенно не уверена в том, что мое состояние нормальным назвать можно. Странное — вот это определение подходит куда больше.

Я убеждаю себя в том, что, когда выйду на улицу, мне точно станет лучше. Там прохладно, и это мне поможет прийти в себя.

Когда прохладный ветер ударяет в лицо, кажется, меня немного приводит в чувство. Капли дождя освежают. И я в полной уверености, что меня отпустило, поднимаюсь на нужный этаж, чтобы сделать дедушке укол.

Вот только я еще не догадываюсь, что меня совсем не отпустило. Новая волна накрывает с головой в тот момент, когда я оказываюсь перед квартирой пациента.

Вспоминаю, что Маша говорила.

«Там дед еще глуховатый, звонок не работает. Экономист, блин. Так что стучи в дверь хорошо, со всей силы».

Вот я и стучу.

Давид

Девица переминается с ноги на ногу.

— Вы Байсаров? — спрашивает и пошатывается. — Давид Данилович?

— Ну Байсаров, — киваю озадаченно. Вообще — то в борделях мало кто интересуется моей фамилией. Обычно там всех интересует мое бабло. Но сразу себя одергиваю. У нас же ролевая игра! Она пришла на процедуру, конечно ей нужна фамилия. — Да, я Байсаров Давид Данилович. Проходи.

Отваливаю в сторону, пропуская девушку внутрь.

— А почему вы свет не включаете? — она осторожно ступает в коридор, и я замечаю, что она совсем девчонка. Мелковата, конечно, для ролевых игр.

С другой стороны, таким девчонкам лучше тут начинать, чем потом они толпами прут в столицу и там стоят на окружной.

Внезапно хочется увидеть, какая она под этим китайским безобразием.

— Снимай уже свое пальто, — протягиваю руку.

— Спасибо, — пищит девчонка и выскальзывает из объемного пальто, оставляя его мне. — Где можно помыть руки?

В темноте коридора маячит светлое пятно, только сейчас до меня доходит, что она в белом халате. Сук, я сейчас в штаны кончу, клянусь.

— Зачем тебе их мыть? — тяну ее к себе, делаю глубокий вдох. От девчонки пахнет на удивление тонко и легко как для периферии. Я ожидал чего — нибудь более термоядерного. И то ли сказывается напряжение, то ли девочка зашла, но стояк уже грозит прорваться сквозь ширинку. — Иди лучше ко мне.

Тяну ее за собой в спальню, но она упирается, тормозит ногами, и меня пиздец как это заводит.

— Подождите, я должна сделать вам укол, — девчонка пытается расцепить мои руки, но я только сильнее их сжимаю. Нахуй эти ролевые игры, я ебаться хочу.

— Сделаешь, — шепчу в шелковые волосы, — потом. Сначала я тебе сделаю. Кожаным шприцом.

— Разве такие бывают? — она поворачивает ко мне лицо, я вижу его очертания в свете фонарей, льющегося в окно.

— Пойдем, я тебе его покажу, — забрасываю ее руки себе за шею и сцепляю в замок.

Рывком подхватываю под тугую попку, обтянутую дешевой джинсовой тканью. Вся кровь в моменте отливает от мозга и устремляется вниз, превращая член в каменный брусок.

Я никогда не целуюсь со шлюхами, а здесь внезапно хочется пойти против собственных правил. Захватываю ртом ее губы, толкаюсь языком.

— Что вы делаете… — шепчет она, а сама пальцами волосы на затылке перебирает.

— Пока еще ничего, — говорю хрипло, глубоко вдыхаю, — но собираюсь.

И несу ее в спальню.

Василиса

Это у меня голова кружится или дом дрожит?

От того, что громко в дверь стучу, виски пульсировать начинают.

Кошмар, может, у меня аллергия на спирт?

Хорошо, что хоть в сумочке леденец был и духи карандашик. Надеюсь, я смогла запах перебить.

Иначе очень стыдно будет перед дедушкой.

Дверь распахивается, и я даже немного назад отшатываюсь. В квартире темно. А на пороге кто-то стоит.

Слова Маши про экономию в эту секунду из головы вылетают.

— Вы Байсаров? Давид Данилович?

Голос хрипит, меня ужасно сушит. За бутылку воды я сейчас многое отдать готова. Главное, снова со спиртом не перепутать.

— Ну Байсаров.

Первое, что мне кажется странным, у дедушки голос совсем не как у дедушки. Хотя… может, мне кажется? Интересно, на спирт аллергия бывает? А если да, то какие симптомы? Глюки, например, в список входят?

— А почему вы свет не включаете?

Подозрительно оглядываюсь, но в квартиру захожу. Ему же, кроме меня, укол никто не сделает. Бедолаге…

— Снимай уже свое пальто, — голос низкий и хриплый. Меня сомнения одолевать начинают. Но я себя одергиваю. Старики ведь разные бывают, правда? Может, этот такой. С голосом приятным. Хотя я возраст у Маши не уточняла… Может, для нее старики уже в сорок?

А этот еще и джентльмен. Ухаживает за мной. Пальто снять помогает.

Когда я без верхней одежды оказываюсь, то меня накрывает новой волной. Коленки немного подкашиваются. В жар кидает за секунду. Капельки пота на лбу появляются.

А дальше совсем странное происходит. Я прошу показать, где ванная комната. Руки нужно помыть, а еще я хочу водой холодной умыться. Вдруг меня отпустит?

Но дедушка себя странно вести начинает. Я сама не понимаю, как в его объятиях оказываюсь. Может, оступилась, а он меня словил? Упасть не дал?

Горячее дыхание опаляет кожу. Еще больше в жар бросает.

Я отмечаю, что от дедушки приятно пахнет.

Экономит на электричестве, но на парфюм денег не пожалел?

— Иди лучше ко мне, — и голос его этот приятный… Теплом внутри отзывается.

— Подождите, я должна сделать вам укол, — я напоминаю пациенту, зачем вообще пришла.

Маша что-то упоминала про то, что провела у дедушки два часа в прошлый раз. Ну если он такой любвеобильный, то понятно, почему она задержалась.

Пытаюсь расцепить его руки. Но он крепко держит.

И снова диссонанс. Его руки… на ощупь они совсем неморщинистые.

— Сделаешь, — шепчет мне на ухо, а у меня неожиданно мурашки по коже.

У меня точно аллергия на спирт! Иначе как это все объяснить? Мурашки по коже от его шепота. Приятный трепет внутри от звука его голоса. Это точно, побочка!

— Сначала я тебе сделаю. Кожаным шприцам.

Дедушка и правда странный. Таких шприцов не бывает.

— Разве такие бывают?

— Пойдем, я тебе его покажу, — мои руки на его шее оказываются. Его горячее дыхание ощущается еще острее. Кожу покалывает.

Я совсем упускаю тот момент, когда пациент меня целует… Захватывает мои губы, втягивает. Языком проводит.

Приятная волна жара по телу прокатывается.

Стыдно признаться, но со мной подобное впервые происходит.

Я не могу объяснить реакцию своего тела. И то, что этот странный поцелуй, похоже, мне нравится.

Пока я пытаюсь разобраться с тем, что вообще происходит, мы локацию меняем.

В квартире не горит свет, но тусклый свет из окна, от уличных фонарей, немного освещает комнату.

Я понимаю, что мы в спальне оказываемся. Здесь есть столик и большая кровать.

— Я сейчас, — тихонько произношу, выворачиваюсь из рук пациента.

К столику подхожу. Мне же укол сделать нужно. А столик идеально подходит, чтобы разложить на нем все необходимое.

Губы пульсируют от его поцелуя. Я все списываю на побочку и аллергию. Главное — укол сейчас сделать и быстренько сбежать. Мне домой срочно нужно. А может, и в больницу. Потому что это все меня пугает.

— Я уже почти…

Голос предательски хрипит, разворачиваюсь, чтобы дедушку найти. Он же, наверное, плохо слышит? Громче сказать нужно?

— А я уже, — хриплый шепот, мои ладони упираются во что-то горячее и твердое.

— Ой, — вырывается из груди.

Я не сразу понимаю, что в пациента впечаталась. Ладошками в грудь его упираюсь.

Под пальчиками как будто стальные мышцы переливаются. Кожа гладкая такая и горячая…

И не скажешь совсем, что дедушка…

Неожиданно для себя самой, я ладошками по груди веду и ниже спускаюсь. Хочу всего ощупать. Интересно, он такой твердый везде? Наверное, в зал ходит? За собой следит?

— У вас кубики, — в полнейшем шоке произношу, когда пальчиками по прессу его провожу.

— А ниже переключатель передач, — на ухо хрипит, — давай, детка, врубай уже третью передачу, сколько мы с тобой на нейтралке стоять будем?

Давид

В общем, хотите охуенных ощущений — езжайте на периферию. Она же еще и чемоданчик взяла с собой. Все на столе разложила, типа уколы делать будет. А сама такая:

— Ой! У вас кубики!

И меня опять размазывает.

Я и так дышу как домна, сейчас нахуй тут все поплавится. А она член будто случайно нашла. Хотя какой случайно, он ей сам в руку прыгнул как живой.

Руки у девчонки пиздец нежные, это мне дополнительный бонус за игрушки, лампочки и журналы. Но мне бы и пожестче зашло. Толкаюсь ей в руку, наклоняюсь ниже и хриплю в самое ухо:

— Сколько мы с тобой на нейтралке стоять будем? Погнали, родная…

Вместе падаем на кровать, подминаю ее под себя. Ее пальчики скользят по плечам.

— Они у вас такие гладкие, неморщинистые…

Мурлычу в ответ как котяра:

— Я весь охуеть какой неморщинистый, даже там, — тяну ее руку ниже, кладу на яйца. Они сейчас лопнут от напряжения, твердые, будто из стали отлитые. — Только ты меня завязывай на «вы» называть.

Тонкая рука легонько сжимает яйца, проводит по стволу, гладит головку.

— Разве такие бывают? — бормочет девчонка, но на меня не смотрит. Сама с собой разговаривает.

— Не бывает, — сипло отвечаю, прикусывая мочку уха, — это опытный образец. Кожаный шприц, экспериментальная модель. Сейчас будем на тебе опробовать. Сильнее сожми, вот так, да…

Глухо стону, упираясь лбом. Поступательно двигаю бедрами, и по позвоночнику бежит горячая струйка.

Да что это со мной, чего меня от нее так вставляет? Ощущения странные, обычно я не развожу со шлюхами долгих прелюдий. А здесь хочется не просто секса, а феерии.

— Как же меня ведет от тебя, пиздец, — бормочу, зарываясь в шелковые, одуренно пахнущие волосы. — Готовься, родная, всю ночь ебать тебя буду.

Она хочет что-то сказать, но я накрываю ее рот, толкаюсь в него языком. И так мне вставляет, что не хочется прекращать. Хочу и членом ее трахать, и языком.

Расстегиваю ширинку на джинсах, сдергиваю по ногам вниз. Возвращаюсь обратно, девчонка притягивает меня за затылок, снова оглаживает плечи.

— А чулки где? — спрашиваю, не отрываясь.

— Дома, — отвечает, задевая губами губы, отчего все тело пронзает дрожь, — холодно на остановках стоять.

В голове что-то смутно мелькает и исчезает.

— Холодно, — соглашаюсь и кладу руку на полоску белья между ног, — зато тут пиздец горячо. И мокро.

Отодвигаю насквозь промокшую ткань, девчонка стонет мне в губы и двигает бедрами, насаживаясь.

Пиздец. Ну пиздец же.

Обычно шлюхи пользуются смазкой, а эта сама течет мне на руки. Течет и насаживается. Ее трусики полностью мокрые, и от этого тоже вставляет.

Походу на периферии шлюхи какие-то неправильные. Или мне такая попалась.

Стягиваю через голову футболку, штаны снимаем с меня вместе. Я помогаю ей выпутаться из рукавов длинного свитера.

Белье на ней наощупь простая хэбэшка. Без всяких кружев-паутинок и без всяких разрезов для быстрого доступа.

Тут периферия отстает. Хотя ладно, помню, что на остановках холодно. Зато то, что под бельем — чистый кайф. Полушария ложатся в ладонь идеально, соски твердеют, стоит коснуться их языком.

Девчонка подо мной стонет и извивается. Мне не так хорошо видно в темноте, но я чувствую на совсем другом уровне — она не играет. И если немного напрячься, можно даже представить, что у нас с ней все по-настоящему. Не за деньги.

Но я не буду. Я вызвал шлюху, за которую хорошо заплатил. Мне просто нужна парочка хороших оргазмов. Можно три. А не сопли и слюни. Сопли и слюни это для слабаков.

— Пристегивайся, родная, прокатимся, — шепчу на ухо девчонке.

Выпрямляюсь, подтягиваю к себе за колени. Развожу шире стройные ножки. В агентстве клялись, что девочки у них чистые и на таблетках. Это мой пунктик, не люблю презервативы. А трахаться люблю, поэтому мне проще с эскортницами.

Раскаленный стояк сам находит влажный вход, и я размашисто ударяю бедрами, вгоняя его по самые яйца.

Девчонка подо мной вскрикивает, шелковые стеночки облегают член плотно как перчатка.

Пиздец, какая она. Тугая, шелковая. Как же в ней охуенно!

Я уже несколько раз кончил в мыслях, пора теперь догонять в реале. Упираюсь руками в разведенные коленки и начинаю мерно вколачиваться в узкую и тугую девчонку, стонущую и извивающуюся, как будто у нас с ней все по-настоящему.

И я на какую-то долю секунды пиздец как хочу, чтобы это было по-настоящему.

Василиса

— Пристегивайся, родная, прокатимся.

Его голос с приятной хрипотцой. Я не придаю значения его словам. Меня сейчас совсем другое интересует. Его пресс… Гладкая кожа… Стальные мышцы.

А еще, этот непонятный жар, который под кожей разливается. К низу живота стремится, а после… Яркий взрыв.

Я чувствую, как нижнее белье моей влагой напитывается. Щеки краснеют. Где-то на подкорке я понимаю, что все не так быть должно. Как-то не туда свернуло.

Все как будто в тумане. Я сосредотачиваюсь совершенно не на том, на чем должна бы.

Не знаю, как на кровати оказалась. Совсем не помню. Была занята ощупыванием пациента. Это же можно списать на осмотр? Очень личный и горячий осмотр?

Боже, у меня, кажется, температура. Жар. Точно жар! Я так горю, и совсем не хочется думать, что это из-за жарких прикосновений Давида.

Из груди громкий стон вырывается. Я даже не знала, что так умею. А все из-за того, что он пальцами по коже моей ведет. Нежно так, что мурашки появляются.

Соски твердеют, я прогибаюсь в спине, ткань бюстгальтера с ними соприкасается. Новый стон вырывается на свободу. Яркая вспышка пронзает тело, вызывая новую порцию влаги.

Нет, это уже не аллергия. Я понимаю, что возбуждена. С моим бывшим парнем у нас был секс. Аж целых два раза. Что-то похожее я уже испытывала. Только с Колей это было в десятки раз приглушеннее. Не так ярко. Не так хорошо.

А здесь… Давид как будто знает, как прикоснуться. Куда нажать…. И…

— Ох…

Губу прикусываю. Крупная головка члена скользит по моим складкам, упирается в клитор, утраивая все мои ощущения. Приятная пульсация вынуждает прикусить губу. Потому что издавать еще больше стонов будет просто неприлично.

При этом делаю вид, что все происходящее подходит под категорию «прилично». А вот стоны… Да, они явно все испортят.

Но уже в следующую секунду из головы вылетают все мысли. Потому что Давид входит в меня одним резким толчком. Заполняет собой. До предела. А из груди хриплый стон вырывается.

Все так туго и… По-другому. Не так, как с Колей было. Совсем не так. Давид больше и крупнее. Я это чувствую.

А дальше думать совсем не получается. Я как новогодняя елка, вспыхиваю за секунду. Вся горю и сверкаю. Мужчина вбивается в меня резко. Входит глубоко, при этом задевая все мои эрогенные зоны. Пальчики на ногах поджимаю от того, какими сильными волнами удовольствия меня накрывает. Каждая новая волна сильнее предыдущей.

— Такая тесная, — хрипит мне на ухо, — охуенно сжимаешь, давай еще раз, родная.

Я не понимаю, о чем он просит, да я вообще ничего не понимаю. Но судя по тому, как стонет Давид, то я что-то все-таки делаю.

Внизу живота как будто все в тесный узел затягивается. И так хочется, чтобы он распутался. Потому что после… наверное, взрыв быть должен.

Я не уверена. Но кажется, что именно взрыв. Такого у меня с Колей точно не было. Все, что я сейчас ощущаю — это что-то новое, яркое.

Давид впивается пальцами в мои ягодицы, приподнимает и начинает вколачиваться так, что мне даже на секундочку страшно становится.

Глаза закатываю, кусаю губы. Сама не понимаю, как на коленях оказываюсь. Голова в стенку упирается. От сильных толчков я головой в стенку бьюсь. Мужчина позади меня рычит, а за стенкой…

Мне кажется как будто вой какой-то стоит. Или это мужчина позади меня такие звуки издает? Порыкивающие.

А после происходит тот самый взрыв. Меня накрывает мощной волной, совсем смывает со страниц этой реальности. Ноги дрожать начинают. Я взрываюсь. Ярко. Сильно. Громко.

Давид совершает еще один толчок. Сильный. А после сам рычит. Как самый настоящий волк.

И вот тут начинает происходить то, что я никогда в своей жизни не забуду.

Стоит мужчине издать громкий звук, как за стенкой кто-то начинает громко выть и царапать стены.

От страха назад резко подаюсь, судя по звуку и громкому мату, я случайно толкаю Давида, который на пол падает.

Громкий звук, будто кого-то режут.

— Васька, сука!

Что-то мелкое бросается по комнате в стену, а после начинает издавать звуки, напоминающие рвотные позывы. И в этой всей ситуации я не понимаю, почему мужчина меня сукой называет. И откуда вообще имя мое знает.

Подменила, называется, подругу…

Давид

Вот вам, блядь, и периферия.

Я так в жизни своей не кончал, клянусь.

Сперма била из меня как из брандспойта, но это было ожидаемо — столько времени копилась. На стрессе.

Девочка оказалась высший класс — узенькая, тесная, вообще не раздолбанная, не то что столичные эскортницы. В тех дуплах белки могут спокойно делать запасы на несколько лет вперед и не переживать, даже если эти годы окажутся неурожайными.

Меня в ней заводило все — ее стоны то прерывистые, то протяжные, то переходящие в крик. Как она подавалась навстречу, как попкой в мой пах упиралась. От этого вообще башню сносило напрочь.

Я давно так качественно не трахался. Чтобы все время по нарастающей. Как любит говорить моя знакомая эскортница — пианистка, в крещендо.

Но мой зоопарк постарался все похерить как мог.

Ладно Байсар, он хотя бы просто выл. Люська походу решила, что меня тут убивают, и стала рыть подкоп прямо на лоджии.

Кто знает, чем я руководствовался, когда называл своих собак Люсьен и Байсар? Надо было как в жизни, Чип и Дейл. Они же чуть что, кидаются на помощь хозяину. Даже когда хозяин не просит.

Даже когда хозяину тупо приломило потрахаться.

Но ебучий кот переплюнул даже моих собак. Умножил на ноль весь полученный кайф. Никто не пробовал кончать, когда рядом рыгает кот? И не пробуйте.

Наверное стоило мне девчонку предупредить, что на лоджии закрыты собаки, она бы не так испугалась. А то дернулась от страха, столкнула меня, и я так наебнулся с кровати, что сам завыл не хуже Байсара.

И представьте. Я падаю, собаки воют и роют подкоп, кот рыгает. Я ору:

— Васька, сука!

Девчонка вскакивает, кричит «Хамло!» и толкает меня в спину. Что вообще здесь происходит, мне кто — то может объяснить? Почему я хамло, если по роли я пациент? Я же не госпожу заказывал, а медсестру.

Но она снова кричит:

— Сейчас я вам укол сделаю, будете знать!

И я с облегчением выдыхаю. Вот здесь должна звучать музыка Эннио Морриконе из фильма «Профессионал».

Нет, я не такой старый, не думайте, просто я фильмы старые люблю. А девчонка моя, медсестричка, настоящий профи. И хоть вместо музыки звучит сами знаете, что, она возвращается в нашу ролевую игру.

Укол это то, что поможет нам отвлечься и вернуться на исходные позиции — медсестра и пациент. И очень вовремя, я почти готов на второй заход.

Собаки все равно не заткнутся, Васька сидит под кроватью, хер достанешь. А она красотка, продолжает работать в таких непростых, можно сказать полевых условиях.

Что света у нас нет, думаю все помнят, повторять не надо.

Девчонка подсвечивает фонариком с моего телефона. Разворачивается, ослепляя меня направленным прямо в глаза лучом.

— Пациент, повернитесь.

— Окей, родная, как скажешь, — отворачиваюсь и с шипением пропускаю воздух через сжатые зубы.

Потому что в правую ягодицу впивается игла, самая настоящая.

— А на заднице ямочки, — бормочет моя медсестричка, пока я громко матерюсь, потому что мышцу пронзает болезненная горячая струйка.

— Эй, родная, ты мне что — то ввела? По — настоящему? — пытаюсь спросить, но с языком происходит непонятная беда. Он вдруг заплетается и перестает меня слушаться.

Девчонка шуршит в темноте, я слышу как она возится, но обнаруживаю, что не могу подняться. Тут как бы речь даже не о втором раунде, на меня наваливается непреодолимое желание накрыть голову подушкой и отключиться. И забить на все.

— До свидания, Давид Данилович, — воинственно пищит девчонка, и ее стройный силуэт исчезает в дверном проеме.

«Подожди, эй, какой до свидания?» — хочется крикнуть вслед. Пойти следом, если надо побежать. Догнать. В конце концов, я ей не заплатил.

Но конечности будто свинцом наливаются. Веки тяжелеют, дыхание выравнивается. Подминаю под себя подушку, прикрываю глаза.

Я буквально пару секунд полежу, она не успеет уйти. Может она и не ушла, а в душ сходить решила. Или в туалет. Сейчас она вернется, а я тут в желе…

Надо передохнуть, собраться и в бой. Мне понравился ее make love*, и я даже не могу сказать, что именно понравилось. Она особо ничего и не делала, просто принимала.

Но блядь, как же охуенно она меня в себя принимала.

И я определенно знаю, что захочу ее еще.

Мысли замедляются, меня покачивает как на волнах. Не оргазм, конечно, но тоже прикольно.

Может, мне ее в столицу с собой забрать? Понимаю, что она шлюха, но как представлю, что ее кто — то другой ебет, хочется этого кого — то убить.

Сейчас она вернется, и я предложу. Сниму ей квартиру, пусть она только меня обслуживает. Будет круто, не надо заморачиваться и никого заказывать. Захотелось — приехал, отлюбил и отвалил.

И может даже можно будет остаться у нее на ночь. Я никогда не оставляю шлюх на ночь, а эту вдруг захотелось. И начнем мы с сегодняшней ночи.

*make love — заниматься любовью, дословно «делать любовь» (англ.)

Василиса

Голова гудит так, что, кажется, меня кто-то ней чем-то огрел. Причем тяжелым. И несколько раз.

— У-у-у-у…

Тяну и натягиваю одеяло на голову, потому что солнечный свет глаза режет так, что терпеть просто нет сил.

— Сколько раз тебе говорила, Васька: не умеешь — не берись!

Ну, конечно, как же без этого. Когда слышу бурчание бабули, то хочется еще чем-то уши заткнуть. Она так точно не упустит возможности меня подколоть.

— Бабуль… не добивай. И так плохо.

Скулю. Голова и правда как будто взорвется с секунды на секунду.

Никогда. Больше никогда и ни за что не стану пить, не проверяя, что в бутылке.

— Конечно, плохо! Пить не умеешь, а берешься! Васька, ну вот на кой оно тебе сдалось?!

Бабуля точно не пытается сделать мое утро не таким ужасным. Но буквально в следующую секунду я меняю свое мнение. Край одеяла поднимается, пропуская солнечный свет, и вместе с ним я вижу руку бабули. Она протягивает мне стакан с шипучкой. Как будто знает, за что я сейчас все что угодно отдать готова.

— Спасибо, — хриплю и, обхватив стакан пальцами, жадно выпиваю все до последней капли.

Никогда. Я больше никогда не стану пить.

Даю себе обещание, и уверена, что сдержу, потому что плохо так, что выть хочется. А еще… у меня, кажется, провалы в памяти. Я помню мало. Урывками. И вообще, не уверена, что это все мне не приснилось.

Когда голова перестает так гудеть, я стягиваю с головы одеяло.

— С добрым утром, — бабуля сидит на моей кровати, и внимательно за мной наблюдает. Как будто мне и так мучений мало.

— Не с добрым, — бурчу в ответ и предпринимаю попытку сползти с кровати.

Может холодный душ мне поможет?

Радует только одно, что сегодня у меня ночная смена в больнице и я успею хоть немного прийти в себя.

— И куда это ты намылилась? Я подробностей жду!

Бабушка голос поднимает, а я тут же кривлюсь от вибраций, которые от него исходят.

— Бабуль, какие подробности?

— Ну как какие! Ты приехала посреди ночи. Сначала мне здесь песни пела. После устроила танцы. У Антона Сергеевича люстра ходуном ходила.

С каждым новым словом бабули мои щеки вспыхивают все сильнее и сильнее. Кошмар! Я правда все это делала?

— Стыдно-то, как, — охаю.

— Стыдно, когда видно! А тебя только я видела, — фыркает бабуля, — так что за праздник был, мне же интересно? Впервые ты так….

— Бабуль! Я просто случайно спирт вместо воды выпила, вот и…

В эту секунду виски вибрировать начинают. А я… Я вспоминать начинаю.

Вот я выхожу из машины скорой помощи. Парни предлагают мне помочь дойти или вообще домой отвезти. А я упрямо говорю, что Машке пообещала помочь. И бедному дедуле укол сделать.

Мамочки! Я и правда к пациенту пошла?!

— Васька, ты чего побледнела вся? Тазик нести?

Бабушка по-своему мое состояние понимает. Встает с кровати, что-то бухтя себе под нос, идет на кухню. У нее там тазики хранятся. А я рот ладошкой прикрываю.

Вот я на звонок жму. Мне дверь открывают.

Тут к своей сумке бросаюсь. Остается последняя надежда, что я просто с дедушкой поболтала и домой поехала. Надеюсь я ему хоть там песни не пела и не танцевала?

Открываю сучку, пересматриваю содержимое. Вот же черт! Шприца и ампулы не хватает. Значит, я все-таки ему укол сделала.

Виски снова сжимает. Кривлюсь и зажмуриваюсь.

— Вась, тазик!

Бабуля заботливо уже таз притянула. А у меня перед глазами новые картинки появляться начинают. Нет-нет-нет. Хочу обратно все забыть.

Не могло же такое случиться на самом деле?

— Я пока балкон открою, может тебе лучше станет.

Бабушка ставит таз возле меня, окно распахивает.

— О, Поликарпович пса своего гулять вывел.

Произносит бабуля, а в следующую секунду я слышу, как пес Поликарповича громко завывает. И вот здесь мои картинки со вчерашней ночи становятся намного ярче. Красочнее.

Голый мужчина. Вой волков. И рыгающий кот. Кошмар! Я что… Я переспала с пациентом???

Давид

Звонок вламывается в сознание, безжалостно вырывая из кокона сна. Бросаю взгляд на часы — и шести нет. Кому это с утра неймется? Даже мои собаки еще спят. Кому не спится?

И сам же понимаю кому. Мне даже на экран смотреть не надо.

Тянусь за телефоном, при этом еле выходит поднять руку. Все тело будто задеревеневшее, чувствую себя столетним старцем. Или я в самом деле окуклился пока спал?

Не могу удержать телефон, будто это не пальцы, а безвольно свисающие шнурки.

Сдаюсь, включаю громкую связь и кладу телефон на тумбу.

— Дед, ну дай поспать, а? Имей совесть, — бубню под нос, закутываясь в плед, но дед и не думает замолкать.

— Какой спать, — орет он в трубку, — ты пиздюков своих выгулял, или они мне там уже весь дом обоссали?

Судя по голосу, у деда очередная бессонница, и он не знает, на ком оторваться. Точнее, знает, но ищет повод. Прости, дедушка, я тебе этого повода не дам.

— Мои собаки не гадят в доме, и ты это знаешь, — умело ухожу от открытого конфликта. — И они еще спят.

С лоджии доносится тонкое возмущенное повизгивание, но я делаю вид, что не слышу. Мои собаки знают, что раньше шести-половины седьмого им ничего не светит. Это их звонок разбудил.

На какой-то миг появляется надежда, что дед попрощается и исчезнет, но только на миг. И тут же развеивается как дым.

— Быстро вставай и беги в больницу. Бегом!

— Издеваешься? — бормочу, переворачиваясь на другой бок. — Зачем мне больница? Я здоровый как лось.

— Как зачем, дурья твоя башка? — ругается дед. — А меня значит совсем со счета списал? Так давай уже, похорони прямо сейчас.

Сон как рукой снимает. Сажусь в кровати, свесив ноги на пол.

— Что случилось? Ты заболел? — в моем голосе звучит неподдельная тревога.

— Случилось, — мрачно отвечает вредный старикан, — ты со мной случился. Из-за тебя все забыл к ебеням.

— Что ты забыл, дед?

— Медсестру отменить забыл. Так что дуй в больницу и отменяй. Бегом! Она вчера небось приходила?

— Кто? — встряхиваю головой, чтобы привести в порядок мысли.

— Ну эта, как его. Медсестра!

В голове что-то щелкает. Медсестра?

Медсестра!

Точно! Здесь вчера была медсестра. Я ее трахал, а потом она сделала мне укол и ушла.

Укол? Нахера мне был нужен укол, если я заказывал секс?

В голове пробует угнездиться очень нехорошая мысль, а я пытаюсь откопать в своей голове хоть какую-то альтернативу.

— А она к тебе раньше приходила? — спрашиваю деда.

— Кто? — с подозрением переспрашивает дед.

— Медсестра. Которая из больницы, — сажусь в кровати и морщусь от боли.

Зад дико болит. Еще бы, она же туда со всей дури шприц всадила.

— А как же, — хвастливо отвечает дед, — каждый день приходит и делает. Так что ноги в руки и дуй в больницу прямо сейчас.

— Но зачем туда ходить, дед? Проще позвонить.

— С дуба упал? — возмущается дед. — Сказал, пешком иди, звонить дорого. Привык деньги направо-налево транжирить, нет чтоб на старость откладывать.

— Я откладываю…

— Не спорь! А то взял, понимаешь, привычку переговариваться!

Это может длиться бесконечно, поэтому торопливо прощаюсь с дедом, кое-как слезаю с кровати и по стенке иду в душ. Конечности затекли и не слушаются. Это я настолько крепко спал, что даже не переворачивался? Так это не сон, это кома.

Холодная вода частично возвращает мыслительные способности. А заодно и относительно связные воспоминания.

Вчера я вызвал проститутку для ролевой игры. Она должна была изображать медсестру. Проститутка пришла, я отлично потрахался, она сделала мне укол и ушла. Но дед утверждает, что к нему тоже должна была прийти медсестра. Внимание, вопрос.

Кто вчера приходил?

И, с учетом сложившихся обстоятельств, к кому?..

Выпускаю с лоджии собак, вывожу их на прогулку. Байсар с Люсьен поначалу делают вид, что обижаются, но когда мы выходим в парк, собачье настроение мгновенно меняется. Стоит им попасть на волю, все обиды улетучиваются. Они носятся вокруг с неистовой неугомонностью, а я усиленно думаю.

Слова деда не дают покоя. Причем не понимаю, почему. Ну приходила та медсестрица из больницы, ну позвонила в дверь. Я, ясное дело, не открыл, потому что дед отключил звонок из соображений экономии.

В теории она могла постучать. Так может и стучала, кто ж ее слышал? Мы все тут были заняты.

Ладно, неудобно, но не смертельно. Можно в самом деле пройтись в больницу, заплатить женщине за лишнее беспокойство.

Я себе даже представляю ее, эту местную медсестру. Настоящую, из государственной больнички. Тетку средних лет с недовольным фейсом.

Возвращаемся домой, на площадке нас уже поджидает соседка деда, Вера Аркадьевна. Редкой злоебучести бабка, ее даже дед боится. Ладно, не боится, но остерегается.

— Здравствуйте, Вера Аркадьевна, — вежливо здороваюсь исключительно ради того, чтобы не засорять карму.

Но у Веры Аркадьевны, видимо, карма давно забита как мешок в пылесосе. Который проще выбросить, чем чистить.

— Ага, приехал? — она угрожающе сверкает глазами. — И сразу проституток навез?

— Не понимаю, о чем вы, — хочу пройти мимо, но бабка только начинает входить в раж.

— Не понимает он! Я про шалаву ту, что к тебе вчера в дверь ломилась.

И тут меня осеняет. Это она медсестру вчерашнюю проституткой называет. Видимо, бедная женщина и правда ломилась в дверь. А у таких, как наша соседка, все без исключения, кто старше пятнадцати и моложе шестидесяти лет, наркоманы и проститутки.

— Не могу знать, Вера Аркадьевна. Я вчера спал, — не меняю вежливый тон. — Отправил дедушку в санаторий и проспал до самого утра.

— От паразит, — качает головой соседка и тут же спохватывается. — Я хотела сказать, молодец какой! Повезло то как Давиду Даниловичу!

— Повезло не то слово, — хмыкаю и закрываю перед ее носом дверь.

Судя по всему, мне лучше не жлобиться и нормально так отстегнуть медсестре-неудачнице. Походу бабка Вера обложила бедную женщину с ног до головы.

Пока варю в турке привезенный с собой кофе, в голове безостановочно крутится мысль, которая никак не дает покоя. А именно — почему моя вчерашняя эскортница ушла, не дождавшись оплаты.

Каким бы охуенным я себя не считал, я далек от мысли думать, что девчонке понравился мой член, и она великодушно отказалась от денег. У борделей и благотворительности общего разве что начальная буква.

Пока ищу вчерашний номер телефона, на экране айфона обозначается незнакомый контакт.

— Слушаю, — отвечаю с осторожностью.

— Здравствуйте. По этому телефону вчера у нас оформляли заказ, — говорит не очень приветливый голос.

— Если вы о девушке, то… — начинаю, но меня перебивают.

— Да, именно. С вас оплата в двойном размере плюс неустойка.

— Неустойка? — не совсем понимаю. — За что неустойка?

— За ложный вызов. Мало того, что вы не впустили нашу сотрудницу в дом, девушка ко всему прочему подверглась оскорблениям со стороны ваших соседей.

— Каким оскорблениям? — все еще не могу сообразить.

— Ее обозвали проституткой, — с достоинством ответил голос.

Вера Аркадьевна! Вот же жаба!

Хотя, если придерживаться контекста, то баба Вера не так уж и неправа.

— Я конечно оплачу услуги девушки и ее моральные страдания. Но почему вы говорите, что вызов ложный? Кто вам сказал, что я ее не впустил?

— Я вам еще раз повторяю, что девушка звонила в квартиру, стучала, но ей никто не открыл. А потом еще на нее накинулась эта невменяемая бабка.

Догадка накрывает десятиметровой цунами.

— Не открыл, говорите? — бормочу в трубку. — Точно не открыл?

— У вас звонок не работает.

— Возможно…

— Я сейчас пришлю вам номер карты. Если оплата не поступит в течение пятнадцати минут, к вам поднимутся наши сотрудники безопасности. Они уже внизу.

— Присылайте, я оплачу, — отвечаю коротко.

Оплату перевожу сразу же. И не потому, что боюсь охранников борделя. А потому что я кажется догадываюсь, кого вчера впустил в дом вместо эскортницы. И чтобы в этом убедиться, я должен срочно попасть в больницу.

Причем желательно не через приемный покой.

Давид

Нужно говорить о том, как сильно я государственные клиники люблю? Просто обожаю!

Особенно вот это:

— Куда встал?! Я помыла только!

Женщина с малоприятным лицом, и таким же голосом в мои дорогущие ботинки шваброй тычет.

Ну дед, блядь! Замшевые ботинки, а от тряпки на этой чертовой швабре белизной воняет так, что меня тошнить начинает.

— В очередь встал, или здесь как-то иначе принято? — в ответ выдаю. В голосе сквозит все мое недовольство этой ситуацией.

— Поприходят здесь всякие! Совсем труд чужой не уважаете! — бурчит женщина и идет в другой конец зала, секунда, и она уже находит себе новую жертву.

Казалось, что после звонка деда с самого утра ничего хуже быть не может, но я походу недооценил эту больницу.

Впереди меня шесть человек. Шесть! И судя по тому, что самый первый уже минут пять как не сдвигается с места, то я простою в этой гребаной очереди до самого вечера.

Переминаюсь с ноги на ногу. От скуки уже людей рассматривать начинаю. Женщину с двумя детьми. Она, явно увлечена телефоном больше, чем своими отпрысками.

Мальчик на вид старше девочки, сначала дергает ее за косички, а когда та начинает орать, нажимает на бутылку в своих руках и мощной струей попадает ей прямо в рот. Пацан начинает громко смеяться, девочка плакать, а мать орет на них обеих за то, что у нее украли урожай с грядки, пока она с ними возилась.

Гребаные игроманы. Я бы таких стерилизовал.

Когда доходит моя очередь, я успеваю усвоить одно: уборщица — это были еще цветочки. В регистратуре сидит самый главный дракон.

Я слышал многое за то время, что мне пришлось здесь простоять, поэтому пытаюсь начать диалог как можно вежливее. Ну, и, конечно, в который раз мысленно костерю деда. Надеюсь ему там неслабо икаетсяна своих процедурах.

— Доброе утро, — стараюсь быть вежливым до тошноты. Но мое приветствие всем до лампочки.

— Доброе утро, — откашлявшись, громче произношу.

— Я не глухая, орать не нужно! — рявкает в ответ недовольно администраторша и глаза выпучивает.

— Отлично, — улыбаюсь, — мне нужно узнать, какая медсестра ходит к Давиду Даниловичу Байсарову.

— А я почем знаю?! Здесь не справочное бюро!

Я-то думал глаза выпучить еще больше нельзя, а, оказывается ошибался.

— Но вы регистратура!

— Ага, и Байсаров ваш у меня под столом сидит!

Зубы стискиваю. Надеюсь, что дед здесь устраивает разбор полетов, потому что вот таким вот, как она, точно карма в виде деда прилетать должна.

— Медсестер, которые уколы на дом ездят делать, где искать?

— Смотря какое отделение. Вот какие уколы ему делают?

Сорок, мать его, минут я с этой… прости господи, разговаривал. Деду звонил. Еще и от него маты выслушал. Короче, день — полный пиздец. Это официально!

Когда я нахожу нужное мне отделение, то хочу только выпить. Потому что после подобного по-другому совсем никак.

Еще и мысли эти поганые, что я вчера не ту медсестру нагнул. Нужно просто убедиться, что не медсестру деда, потому что… Ну нахер.

Стучу в дверь, слышу, что могу войти. Открываю скрипучую дверь в помещение. За небольшим столом две медсестры сидят. В халатиках белых. Вот на моей проститутке такой же халат был? А черт его знает. Темно же было. Что-то белое. В секс-шопе вряд ли небелый медицинский халат продавать будут.

— Доброе утро, девочки, — широко улыбаюсь, когда в комнату захожу.

— Доброе, — вот здесь совсем другая атмосфера. Девушки улыбаются, мило щебечут.

— Красавицы, не подскажете, где я могу Марию найти?

— Ой, а она сейчас в пятой палате, на уколах. Буквально через минут десять освободится.

— Спасибо.

Выхожу в коридор и, заприметив подоконник с открытым окном, отхожу туда. Свежим воздухом нужно подышать. У меня подобных гастролей в жизни еще не было. Слава богу, частные клинике придумали.

Облокачиваюсь на подоконник, лениво за людьми наблюдаю.

Мимо меня в белом халате девушка проходит. Особенно на нее внимание не обращаю. Она на мою медсестричку не похожа.

Но тут кто-то ее окликает.

— Маш, тебя просили зайти…

Голову в сторону девушки поворачиваю. Нет. Ну нет. Ну не настолько же я вчера пьяный был?

Мой внутренний эстет рыдает и просит о пощаде.

О боги, что это?

Я принял ее за проститутку, трахнул и при этом еще и кайфонул?

Я был в прострации? Под действием гипноза? В состоянии аффекта?

Это был не я?

Нет, но я же хорошо помню, как держал ее за бедра и вколачивался по самые яйца. У меня не было ощущения, что я трахаю комод. А тут габариты не оставляют других ассоциаций.

Ну может еще бампер автомобиля. Дешевого такого затасканного жигулька.//

Роста девица невысокого, про габариты я сказал. С лицом девице тоже не подфартило, или я просто не люблю пухляшей. Так что по каждому пункту тут не «ранил», а «убил».

— Это ты Мария? — грозно надвигаюсь на девицу, преграждая дорогу. Она испуганно отступает.

— Да, я. А в чем дело? Мужчина, вы кто?

— Давид Данилович Байсаров, — отвечаю, — не узнала?

И тут девица неожиданно меняет тактику, подбоченивается и смеряет меня снисходительным взглядом.

— Кто? Байсаров? А то я Давида Даниловича не знаю! Да я ему весь зад обколола, я его наощупь узнаю. Пиздобол ты, а не Давид Данилович. Иди отсюда, пока я полицию не вызвала.

Она решительно меня огибает, но я снова заступаю ей дорогу.

— Я Давид Байсаров, могу паспорт показать. Мне надо знать, кто вчера был у меня дома и сделал укол.

— Тебе? — хлопает глазами девица.

С достоинством киваю. Она смотрит оценивающе, как будто способна отсканировать след от укола сквозь одежду.

— Послушай, чудик, — девка придвигается ближе, — Давид Данилович на ладан дышит, того и гляди преставится. А ты лось здоровый, на тебе пахать можно. Так что иди лучше куда подальше, а то допиздишься, что точно полицию вызову.

Она меня бесит. Терпение и так не мой конек, а тут еще этот говорящий гиппопотам. Мало того, что оговорила деда, еще и меня выставила тупым качком.

Но вижу, что сейчас ничего не добьюсь, к тому же, я убедился в главном. Во-первых, эта девка точно знает деда. Во-вторых, она не врет, что ходит к нему делать уколы.

Только я вчера стопроцентно не трахался ни с комодами, ни с бамперами, ни с гиппопотамами. Вчерашняя девчонка мне зашла, моим стояком можно было легко пробивать стены.

На эту бы он ни за что не встал. Слился бы на старте. У меня одна мысль о возможном сексе с ней вызывает панику. Вчера со мной точно была другая девушка, и необъятная Мария знает больше, чем ей положено знать.

Но сейчас я мало чего добьюсь, еще и правда полицию вызовет. А мне осталось ко всему прочему поиметь проблемы с правоохранительными органами.

В регистратуре ненавязчиво узнаю, до какого времени работает Мария. И где живет.

Работает она до пяти вечера, живет ожидаемо в жопе мира. Но чего не сделаешь ради справедливости и восстановления мировой гармонии?

Даже в жопу мира поедешь.

Правда, такой жертвы приносить не приходится. Ровно в семнадцать ноль три Мария выходит из здания и огибает здание по периметру. Догоняю девку в момент, когда она сворачивает за угол, и толкаю к стене.

— Быстро говори, кто вчера вместо тебя к деду приходил? — нависаю, упираясь руками в стену по обе стороны.

— Опять ты? — девица поначалу пытается выкручиваться, но я одной рукой перехватываю ее за запястья, другой продолжаю упираться в стену. Она замолкает, внимательно вглядываясь в мое лицо, пока ее саму не озаряет догадка. — К деду? Что значит, к деду?

— Догадайся, — хмыкаю удовлетворенно.

— Так значит, вы… внук? — лепечет, запинаясь.

— Яблоко от яблони… — вздыхаю с достоинством и максимально допустимым выражением скорби. И смотрю в упор. — Так ты скажешь?

Девица переминается с ноги на ногу. Явно не решается сдать подружку. Значит, применяем тяжелую артиллерию.

— Если не скажешь, пойдешь за соучастие, — подбадриваю Марию как могу.

— Но как же, — она беспомощно сглатывает, — как же врачебная тайна?

— Хмм… — делаю вид, что задумался. Перевожу на Марию заговорщицкий взгляд. — Ты врач?

Она тушуется, не ожидая, что ей тоже перепадет. Несмело качает головой.

— Отлично, — хлопаю ее по плечу, — а раз ты не врач, то и врачебную тайну можешь не соблюдать.

— Ладно, скажу, — сипит девчонка. — Это Васька.

— Кто? — от изумления чуть не выпускаю ее руку.

— Василиса, — объясняет ее подруга, — она меня подменить согласилась. Мне очень надо было.

— Хм… Василиса?

— Да, Василиса.

Васька? Тезка дедового кота?

Ясно теперь, почему она так странно себя вела, хамлом обозвала. Я ж на кота наехал, а не на нее. Беру Марию за локоть.

— Пойдем.

— Куда? — упирается она. — Вы же говорили, что отпустите!

— Я обманул, — тяну ее за собой. — Вот покажешь мне эту свою Василису, тогда отпущу.

Девица поддается и хоть и слабо, но ногами перебирает. И правильно, еще на себе ее таскать. Внезапно пронзает мысль — а что, если Василиса эта еще страшнее подружки. Что я тогда делать буду?

Перехватываю Марию поудобнее и встряхиваю.

— Только так покажи, чтобы она не видела, поняла?

— Поняла, — буркает девчонка, — как скажете. Вон туда сворачивайте, нам во внутренний двор надо.

Сворачиваю, и мы идем во внутренний двор.

Василиса

На работу иду в смешанных чувствах. Самотерзанием занимаюсь именно сейчас, потому что дома не особо получалось.

Бабушка была сегодня в ударе, и весь день чайной ложечкой мозг мне выедала.

Поэтому, когда я на улицу выхожу, то первым делом глубоко вдыхаю.

Нет, вы не подумайте, бабулю я свою люблю. Это мой родной человечек, но у нее бывает, когда она перебарщивает. Вот, например, как сегодня.

Я потихоньку пытаюсь восстановить всю картину того, что ночью происходило. Но если честно, то получается не очень.

Провалы в памяти. Еще и этот цвет чертов, которого не было.

Но главное, в моей голове точно не сходится, что я с дедушкой переспала.

Я помню, как кубиками пресса была восхищена. И голос… Он вроде молодой был. Хотя… Сейчас я уже ни в чём не уверена. Даже не уверена, что услышь я где-то его голос, то смогу точно узнать.

До больницы дохожу пешком. Погода не самая лучшая, ветер бьет в лицо, но и отрезвляет в тот же момент. А мне нужно было хоть немного мысли в голове упорядочить, чтобы на работе о пациентах думать, а не о том, что я вчера натворила.

— Вась!

Раздается за моей спиной, когда я уже почти в больницу захожу.

Зажмуриваюсь, потому что голос очень знакомый. Мужской.

Мне сейчас не оборачиваться хочется, а сбежать. Щеки моментально румянцем покрываются. Но я вдох глубокий делаю и, развернувшись к парню, подхожу.

— Привет, Коль.

Улыбаюсь, поправляю растрепанные ветром волосы.

— Как ты себя чувствуешь? Я переживал за тебя.

Коля переминается с ноги на ногу. Застенчиво улыбается. Я верю, что ему неудобно за вчерашнюю ситуацию. Вряд ли у него в планах было напоить меня спиртом. Все случайно произошло. Но последствия уже никто не исправит.

— Утром голова немного болела, а так нормально все.

Вежливо отвечаю. Ветер становится сильнее, ударяет в спину. И я неожиданно вперед подаюсь, не ожидала такого сильного толчка.

— Ой, — тихонько ойкаю. Коля меня успевает перехватить и получается так, что я полностью на парня, заваливаюсь и в его объятиях оказываюсь.

— Маленькая такая, Вась, тебя так ветром когда-то снесет. Прям как Дюймовочка.

Затылок резко, как будто кипятком обдает. Вздрагиваю и в Колю сильнее пальцами впиваюсь.

Ощущение, как будто кто-то меня взглядом прожигает.

— Прости, Коль, просто ветер сильный и…

Парень меня отпускает, а жжение в затылке только сильнее становится.

Оборачиваюсь назад и вижу только, как какой-то мужчина быстро в сторону уходит. При этом что-то говорит, но из-за ветра ничего разобрать не получается.

Попрощавшись с Колей, в больницу захожу. При этом как-то странно себя чувствую и пальцами по затылку провожу. Жжение все еще не отпускает.

Захожу в процедурный кабинет, сумку на стул ставлю, отхожу к зеркалу. И в эту минуту дверь в кабинет распахивается. И на пороге Маша появляется. Выглядит она, честно сказать, не очень…

— Вася, ну наконец-то! А я тебя жду здесь!

— У тебя разве сегодня не первая смена, Маш?

— Первая, но я специально пришла, чтобы с тобой увидеться!

— Случилось что-то?

Я уже нервничать начинаю.

— Да у меня здесь дело одно осталось, вот и пришла, и еще спросить хотела про вчерашнего пациента. Как все прошло?

Мои щеки снова вспыхивают. Маша ради этого ребенка дома оставила и в больницу пришла? Не могла же она узнать о том, что я вчера… Нет, точно нет.

— Нормально прошло, — плечами пожимаю и отворачиваюсь, потому что чувствую, как лицо красными пятнами идти начинает. Врать я умею плохо. Поэтому сейчас лучше в глаза коллеги не смотреть, — особо не болтала, укол сделала и пошла домой.

Я особо и не вру. Болтали мы мало. Укол я в конце сделала. Я просто некоторые факты умалчиваю.

Подхожу к шкафу, достаю свой халат, расправляю на нем невидимые складочки.

— Не доставал тебя дед?

Маша за стол садится и смотрит на меня внимательно. Я же щеку изнутри закусываю. Почему она так расспрашивает?

— Да нет, я быстро сделала и пошла. А что, случилось что-то? Дедушка приходил, ему что-то не понравилось?

На Машу смотрю, а у самой коленки подрагивать начинают.

— Да нет, мне просто интересно было. Думала ты мне сейчас историю расскажешь, как от деда сбегала. А ты молодец, быстро управилась.

Давид

Что она делает в этой дыре?

Такая девочка!

Стою молча в полном ахере. Неудивительно, что моему члену зашло, мне такое тоже заходит.

Она совсем не для этого городка. Такая милая, особенно когда прядь за ушко заправляет.

Глаза большие, на пол-лица, как у куклы. Губки пухлые, покрасневшие. Талия узенькая, попка круглая — все в точности как я помню.

Мой стояк тоже рад ее видеть, салютует, создавая проблемы своему хозяину. Мы с ним оба повторили бы.

Но есть момент, который все омрачает. Она стоит и улыбается.

Вот так просто, блядь, стоит и улыбается какому-то хмырю с красной рожей. Наглой такой рожей, которая прям просится о встрече с моей правой ногой.

Не знаю, чего я ждал. Возможно, что увижу ее расстроенной и грустной. Может даже заплаканной. Как никак, ее поимел незнакомый мужик, перепутав с проституткой.

А она улыбается. Пиздец…

Этот с красной рожей ей что-то говорит, и она внезапно на него налетает и на шею ему вешается.

Делаю шаг назад и из-за угла дома за ними наблюдаю. Сам не знаю, почему меня так накрывает. Второй раз в жизни ее вижу. Но то, что у них с этим недомужиком любовь, видно невооруженным глазом.

Я ей уже сто оправданий придумал, почему она меня не оттолкнула. А все проще простого — ей похуй с кем, под каждого лечь готова. Даже без денег, я же ей так и не заплатил.

Цежу сквозь зубы ругательство и, круто развернувшись, иду к воротам. Только зря день на нее убил. Идиот. Лучше бы лампочки купил и вкрутил.

Сворачиваю в супермаркет за лампочками, беру бутылку вискаря и иду домой. Вывожу собак на прогулку, а вернувшись, первым делом наливаю себе полный стакан и выпиваю залпом. Смотрю на пустой стакан, на бутылку и делаю несколько глотков прямо из горла.

Мир вокруг постепенно приобретает черты нормальности. Уже не так тошно от того, что милые девочки ложатся под первых попавшихся мужиков. Еще полбутылки, и вообще станет похуй.

Походу жить тут нормально можно только бухим.

Вспоминаю, что нормально сегодня не ел. Набираю доставку, но диспетчер заявляет, что доставка в мой район не осуществляется.

Перевожу: в жопу мира они не ездят.

Ну и похуй. У деда в шкафу консервация есть. Вряд ли свежак, но мне сейчас на все похуй. Траванусь, вызову скорую, пусть везут меня в больницу, пусть Василиса откачивает.

Открываю сразу несколько банок, пью вискарь, закусываю огурцами и кабачковой икрой.

Что ж так хуево, а?

Представляю, что я траванулся, а меня откачивает толстая Мария, и становится еще хуже.

Отставляю огурцы, вискарь и решительно поднимаюсь. Нет, только не Мария. А я иду спать, хватит с меня на сегодня потрясений.

Наступаю на что-то мягкое, в ногу впиваются острые когти.

— Васька, сука! — отскакиваю в сторону. Это я ему на хвост наступил. Так темно же, не видно ни хера. Надо все-таки лампочки вкрутить, а то так и ноги переломать можно.

Подсвечиваю фонариком на телефоне и вкручиваю по очереди. А из головы Василиса не идет. Засела, зараза, как заноза, сам не понимаю, почему.

Лучше бы я ее не впускал, лучше бы настоящая шлюха ко мне попала. А то чувствую себя полным гондоном, даже увиденная возле больницы сцена не помогает.

Специально прокручиваю в голове как Василиса повесилась на шею утырка с красной рожей. Как он своими ручищами ее за талию тоненькую лапал.

Что если он ее еще и трахает?

Табурет под ногами скрипит, снизу доносится требовательное мяукание.

— Подожди, Василий, не отвлекай. Еще одна лампочка осталась, — отмахиваюсь от кота. Он трется об ножки табуретки и утробно урчит.

Тянусь к лампочке, табурет подо мной трещит и заваливается набок. Взмахиваю руками, пытаясь удержать равновесие, но не получается. Со всего маху заваливаюсь на пол, Василий в последний момент успевает отскочить в сторону.

— Сукааааа!..

Руку пронизывает острая боль, от которой темнеет в глазах. Блядь, я что ее сломал?

Спокойно, Байсаров, не дергайся. Сам виноват, если в голове мысли только о больнице, скорее будет странно в эту больницу не попасть.

Дотягиваюсь до телефона, набираю номер неотложной медицинской помощи.

Это вам не доставка еды, надо отдать должное, карета прилетает практически сразу.

— У вас или вывих, или растяжением, но лучше сделать рентген, — говорит фельдшер, и меня грузят в машину.

В больнице мне делают рентген, снимок показывает вывих с растяжением.

— У вас температура, возможно на фоне травмы, — говорит доктор. — Хотите остаться у нас до утра?

«Это отравление. Консервацией…» — хочу сказать, но не могу. Проваливаюсь в темноту.

Василиса

Этой ночью, как назло, нет времени даже присесть.

По скорой привозят одного пациента за другим. Перевязки, уколы, рентген.

Я бегаю с первого на третий этаж как ужаленная.

Вот только к трем часам ночи нахожу минутку передохнуть.

Захожу в ординаторскую, ставлю греться чайник.

— Василиса, вот ты где, — Антон Аркадьевич заходит как раз в тот момент, когда я опускаю пакетик с чаем в чашку.

— Новенького привезли?

— Не переживай, можешь чай спокойно выпить, а после в третью палату сходишь. Нужно температуру померить, перевязку сделать и укол. Там вывих с растяжением. Он еще что-то про консервацию бормотал. Но его бы еще прокапать. Набрался мужик нормально.

— Хорошо, Антон Аркадьевич, — киваю согласно. Это не первая моя ночная смена, я ко всяким пациентам уже привыкла.

Чай пью быстро, язык обжигаю. Хоть Петрухин и сказал, что я могу не спешить, но чувство вины покалывает изнутри. Там пациенту плохо, а я чаи гоняю.

В третью палату захожу тихонько. Сюда дедушку еще вчера положили, когда его будят, бухтит так, что всем места мало сразу становится.

Нового пациента замечаю сразу. Он на кровать полностью не помещается, у нас кровати старенькие, под высоких не рассчитаны. А у этого голова вниз свисает. Сам он лежит в позе звезды на кровати.

— Василиса, ну слава богу!

Георгий Петрович начинает бухтеть сразу, как я захожу.

— А вы чего не спите, Георгий Петрович?

Ставлю на столик свой поднос с лекарствами. Ближе к пациенту подхожу.

— А как с ним уснешь?! Он то храпит, то стонет! То медсестричку зовет! Вот ты пришла наконец-то!

Головой качаю, мужчине плохо, наверное, но Георгий Петрович все за свой сон переживает.

Петрухин вроде говорил, что пациента Давид зовут. Внутри что-то сжимается. Прям как дедушку, к которому я вчера ездила укол делать, а в конечном итоге…

Зажмуриваюсь, волосами встряхиваю. Нельзя сейчас об этом думать. Я на работе. После буду себя изнутри съедать.

— Давид, — присаживаюсь рядом с пациентом, тихонько зову.

От мужчины и правда алкоголем пахнет. А в следующую секунду этот запах еще острее становится. Потому что пациент с перепугу на меня выдыхает.

Назад подаюсь и только чудом на пятую точку не заваливаюсь. Мне еще повторения вчерашнего не хватало.

— А, ты, — Давид хмурится, когда на меня смотрит, будто мы с ним уже знакомы.

— Я пришла температуру померить и перевязку сделать, — быстро на командный тон перехожу.

Мужчина хмурится, смотрит на меня странно как-то, аж мурашки по коже.

— А другая медсестра есть?

— Слышь, не выеживайся там! Делай что нужно, и зубами к стенке ложись! Мне выспаться надо, у меня укол в семь утра!

Георгий Петрович заводиться начинает.

— Все, дед, угомонись, — мужчина на кровати садится и тут же сквозь стиснутые зубы матерится. По привычке хотел на руку облокотиться, на ту, что с вывихом.

— Блядь, — шипит.

— Ну так как, перевязку делаем или до семи утра другую медсестру ждать будете?

И снова он на меня странно смотрит, внутри все судорогой стягивает.

— А ты хорошо перевязки делаешь? — с прищуром спрашивает.

— Еще никто не жаловался. Руку свою протягивайте, а после температуру мерить будем.

— А если бухтеть дальше будешь, то ректально!

Снова Георгий Петрович голос подает. Сосед ему точно не по душе пришелся.

— Дед, ты спать собирался? Утро уже скоро!

— Слышь…

— Георгий Петрович, вы же хотите, чтобы я вам утром укол сделала, правда? А то после меня Галя заступает…

Знаю, что дедушка Галю недолюбливает. Бурчит, что после нее синяки остаются. Всегда просит, чтобы я ему укол сделала.

— Замолкаю. Умеешь ты, Василиса, убеждать.

— Теперь вы, Давид, руку свою показывайте.

Перехожу на командный тон. Мужчина криво усмехается, видно, что хочет в ответ что-то выдать, но снова рукой задевает кровать и материться. После мне руку послушно протягивает.

Закусываю губу. На запястье уже синяки проступать начинают. Наверное, больно было, когда падал.

Перевязываю, стягиваю посильнее, чтобы отека большого не было.

— А теперь температуру мерить будем, — протягиваю градусник мужчине.

— Любишь командовать, Василиса?

Он вперед подается, его голос с хрипотцой на секундочку мне очень знакомым кажется. Сердце в пятки летит на огромной скорости. Откуда я могу его знать?

Давид

— Любишь командовать, Василиса? — спрашиваю девчонку, беря ее за руку и задерживая в своей.

Она распахивает свои огромные глазищи и воинственно ими хлопает, попутно пытаясь высвободить руку.

— Если надо, могу и покомандовать. Мерьте температуру, а я пока сделаю перевязку. Или можем сначала сделать укол. У вас были случаи аллергической реакции на препараты?

Она говорит, а я на ее губы смотрю, и внутри целая буря поднимается. Не могу от них взгляд оторвать, просто пиздец какой-то.

— Давид, у вас есть аллергия на препараты? — повторяет Василиса, сердито сверкая глазами из-под изогнутых бровей.

Сам не понимаю, что со мной, почему меня так переклинило. Почему конечности кажутся набитыми ватой, а мозг напоминает поплывшее желе.

Может, это последствия падения? Или запоздалый болевой шок? Или это лекарства так заторможено действуют на мою психику?

— Ты что, глухой? — возмущается сосед по палате, вертлявый и пиздливый дедок. — Тебе вопрос задали!

По виду точно как мой дед, но я теперь понимаю, что Давид Байсаров по сравнению с этим экземпляром просто милая рождественская елочка. В меру колючая, но в общем и целом довольно безобидная.

— Слушай, дед, ты уже полночи как с курами на насесте сидеть должен, — поворачиваюсь к нему и говорю доверительно, — иди спать и не отсвечивай.

— Смотри какой! — хлопает ладонями дедок. — А ты мне даешь спать? То храпишь, то пердишь. Попробуй тут усни.

Ах ты ж старый пиздобол! Кошусь на Василису, но она делает вид будто не слышит.

— Помолчи лучше, — предупреждаю деда тихо, смотрю как можно более неласково, — а то допиздишься.

— Ну хватит уже! — Василиса предупредительно поднимает руку, отчего ткань белоснежного медицинского халатика соблазнительно натягивается на груди. Синхронно ей натягивается трикотажная ткань на моем паху. — Давайте начнем с укола. Давид, ложитесь на живот и снимайте штаны.

О, нет! Зачем она это сказала? Оно ж больно будет сейчас на животе…

Неловко переваливаюсь со спины на бок, а она стоит со шприцом наперевес строгая и неприступная. Точно как вчера…

Шлеп! Игла со звонким хлопком вонзается в мышцу, и я шиплю сквозь зубы, судорожно сжимая челюсти.

Ауч… Сука, больно как!

— Говорю ж, то шипит, то пердит, — доносится с соседней кровати недовольный бубнеж. — А ты тут как хочешь, так и спи.

— Не понимаешь с одного раза, да? — поворачиваюсь к нему. Внезапно поддержка приходит, откуда я ее вообще не жду.

— Георгий Петрович, ну что вы в самом деле! — говорит с укоризной девчонка, сдувая со лба непослушную прядь. — Этот препарат и правда болезненный. А вы, Давид, переворачивайтесь на спину. Только осторожно, не уроните градусник.

Переворачиваться, говоришь? Ну давай, если тебя не смущает палаточный городок, возвышающийся в районе моего паха.

Но смутить девчонку не так просто. Она невозмутимо окидывает взглядом колышущуюся ткань и приступает к перевязке.

У нее очень нежные и ласковые пальчики, мне так и хочется выгнуть спину и замурчать котярой.

— Тридцать семь и восемь, — сурово сдвигает брови Василиса, забирая у меня градусник, — будем капаться. Доктор сказал, у вас отравление.

— Кабачками, — мечтательно вытягиваюсь, — ой, фу ты, икрой.

— Олигарх проклятый, — никак не угомонится дедок, — миру голод грозит, а он икрой обжирается.

Еще один борец с глобализацией. Но вид вздымающейся груди Василисы отбивает охоту спорить, настраивает на мирный лад.

— Кабачковой икрой, дед, — говорю миролюбиво. — Хочешь, могу тебе принести. И ты траванешься.

Он что-то буркает себе под нос и замолкает.

Василиса приносит штатив, закрепляет бутылки с физраствором и наклоняется надо мной.

— Давайте вашу руку, Давид, будем искать вены.

Я знаю, где вен столько, что их не нужно искать. Вздувшиеся, туго обвивающие налитую кровью плоть. Которые вот-вот лопнут, если Василиса не перестанет нависать сверху, покусывая пухлые розовые губки.

В глазах темнеет от желания. Прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы не сорваться. До болезненных спазмов в паху хочется взять ее нежную ладонь и положить на затвердевший как камень член.

Но вредная девчонка как будто ничего не замечает. Морщит высокий лоб, отмеряет шприцом лекарство и впрыскивает в физраствор.

Я понимаю, что она не желает афишировать наше вчерашнее знакомство. Но хоть какой-то знак подать можно?

Перед внутренним взором проносятся кадры нашего ночного сумасшествия. Смотрю на девчонку в упор, раздеваю ее глазами. Но она не поддается, продолжает вести себя так, будто мы незнакомы. Но почему?

Подо мной стонала и выгибалась, а здесь неприступность изображает.

Ладно, малая, я пошел у тебя на поводу, сыграли в игру «два оргазма не повод для знакомства». Хватит.

Рука опускается вниз, пальцы касаются внутренней стороны бедра, и я тихо охуеваю от того, какая там бархатная и нежная кожа. Ползу выше, где наверняка уже влажно и горячо.

Что ж ты со мной делаешь, Василиса? Я сейчас кончу как обдрочившийся подросток.

Но кончить не дает прилетевший в лоб почти профессионально поставленный удар острым маленьким кулачком.

— Что вы себе позволяете?

Давид

— Тебе, что ли, жалко? — огрызаюсь, потирая лоб и стараясь справиться с нарастающим возбуждением.

Громкий ржач деда из себя выводит. Еще немного, и я помогу ему уснуть. Заебал уже.

— Давид, вы в своем уме?! — глаза сверкают гневом, но я замечаю, как у нее дрожат руки. — Давайте не будем усложнять.

Вроде маленькая такая, а удар сильный. Опять я недооценил девчонку. Лоб все еще жжет. Еще и ее голос слегка вибрирует.

Походу, я реально перегнул. Может, она деда стесняется? Этот старый хрыч даже не моргает, надеется что-то интересное узреть. Извращенец.

— А ты умеешь усложнять, — бросаю ей, прислушиваясь к бурлящей внутри крови. — Да, Василиса?

Ее лицо заливается румянцем, и я чувствую, как внутри что-то закипает. Василиса сжимает кулаки, но потом делает глубокий вдох и берет себя в руки. Что-то шепотом произносит. Я мало что разбираю.

«Спокойно. Перебрал. Выдохни».

— Я сделаю вид, что ничего не было. А вы возьмете себя в руки, иначе я позову другую дежурную сестру, — ее голос тихий, но уверенный.

На хера мне другая сестра? Марию позовет? Так, мой стояк моментально вялым станет.

— Слышь, резвый, завязывай, если сюда Светка придет, то завоем вместе. Держи свои конечности при себе.

Походу, эта Светка здесь всех строит, раз дед так напрягся моментально. Интересно, Светка хуже Марии?

Ну вот, стоило подумать о них, как моя башня вниз оседает.

— Переборщил, — произношу негромко, приближаюсь к ней, чувствуя, как девчонка напрягается, но не отступает. — Не надо другую, окей? Ты меня вполне устраиваешь.

Она смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, что Василиса настроена серьезно. Черт возьми, почему это делает ее еще более привлекательной?

— Давайте попробуем еще раз, — наконец-то выдает.

— Хорошо, врач. Что дальше? — Я отступаю, поднимая руки в знак капитуляции.

Вчера ей нравилась эта игра. Может, и сегодня зайдет. Она командует парадом, я веду себя хорошо. Возможно, в конце меня вознаградят. Хочется в это очень сильно верить.

Она кивает, немного расслабляясь, и снова берется за свое дело.

— Раз вы уже угомонились, — говорит она, присоединяя капельницу к моей вене, — просто расслабьтесь. Это займет некоторое время.

Лежу и смотрю, как она работает, любуясь ее движениями. Черт, почему именно она? Почему эта чертовка пробуждает во мне такие чувства?

Я ведь не первый раз трахался. Но чтобы так сильно девчонка зацепила — это впервые.

Взглядом по ее лицу скольжу. Она, сама того, не замечая, губу кусать начинает. И мой дружок снова в строю. Я бы и сам ее губу прикусил, потому что знаю, что после тихий стон будет, она глаза закатит и…

Блядь, еще не хватало прямо так кончить.

Ладно, Мария… Она хорошо помогает со стояком справиться.

Проходит минута, вторая, у меня получается успокоиться. Вокруг становится тише, даже дедок на соседней койке притих.

— Вот так, — говорит Василиса, заканчивая с капельницей. — Теперь вам нужно просто полежать и отдохнуть.

— Спасибо, Василиса, — говорю я, стараясь быть максимально вежливым. — Я постараюсь не создавать больше проблем.

А сам за ней наблюдаю, надеюсь до конца, что у нас игра ролевая просто. Сейчас она шепнет, куда подойти нужно, и вот у нас еще один раунд будет, да?

Но, похоже, в игру только я играю, потому что Василиса просто вежливо улыбается, кивает, ее лицо уже не такое напряженное, как раньше.

— Просто отдыхайте, — повторяет она, отходя в сторону. — Вам нужно восстановить силы.

Я лежу, наблюдая за тем, как она продолжает свои обязанности. Ее профессионализм и уверенность производят на меня сильное впечатление. Она маленькая, но сильная. Уверенная в себе и своих действиях. Я невольно начинаю уважать ее еще больше.

— Давид, как вы себя чувствуете? — вдруг спрашивает она, повернувшись ко мне.

— Лучше, — признаюсь я. Было бы лучше с продолжением, конечно, но походу меня ждет облом, — спасибо.

— Это моя работа.

Сдерживаю комментарий про ее вторую работу. Между прочим тоже ночную.

— Ты справляешься отлично, — говорю я, глядя ей в глаза.

Она отворачивается, но я замечаю, что ее щеки слегка розовеют.

— Ладно, мне нужно идти, — говорит она, собрав все инструменты. — Если что-то понадобится, зовите.

— Обязательно, — отвечаю я, наблюдая, как она уходит.

Остались только я и дедок, который снова начинает что-то бурчать себе под нос. Но на этот раз его слова не кажутся такими раздражающими. Возможно, потому, что я знаю, что Василиса рядом, и в любой момент может вернуться.

Василиса

Выхожу из палаты, и меня потряхивает. Но не от злости, злость тут ни при чем. Я сама от себя в шоке.

Как я могла позволить этому Давиду себя лапать? Я же не сразу ему зарядила в лоб, задержалась на минутку. И вот эта минутка теперь не дает покоя, вызывает жгучий стыд.

А еще не покидает странное, непонятное чувство. Как будто это со мной уже было.

Чушь полная. Не было никогда. Ни один пациент не прикоснулся ко мне за все время работы, да я бы не позволила. Почему тогда позволила Давиду?

Хороший вопрос. И я последний человек в мире, у которого есть на него ответ.

Он меня заколдовал. Или околдовал, кому как нравится. Результат один, в присутствии Давида со мной творится что-то странное.

Может, я зря не верю в перерождение душ? Вдруг мы с этим Давидом в прошлой жизни были знакомы? Может даже очень близко…

Опять я про близость. А что делать, если перед глазами палатка из больничного одеяла стоит? Нельзя о таком думать, надо переключаться. Буду о чем-то другом думать.

К примеру, о голосе. Мне очень нравится его голос. Низкий мужской голос, особенно когда он шепчет…

Стоп, откуда я знаю, как он шепчет?

Да не знаю я, это у меня воображение слишком богатое. Вечно мне что-то чудится. С таким воображением надо было в сценаристы идти, а не в медицину.

Но пока я иду в сестринскую. До конца смены остались считанные часы. Можно отдохнуть после процедур, выпить чаю и просто посидеть с закрытыми глазами. Расслабиться.

Вхожу в сестринскую, Светка бессовестно храпит, разлегшись на диване. Глядя на нее тоже начинает клонить в сон.

Но я не поддаюсь главным образом потому, что на диване больше нет места. Остается только стул.

Делаю себе чай, сажусь за стол. Мысленно прокручиваю в голове все, начиная с самого начала. Как я вошла в палату, как Давид на меня посмотрел…

Ну почему я о нем думаю? Как же мне его выгнать из своей головы?

— Васька, не сёрбай, — раздается с дивана сонный недовольный голос. Блин, Светка проснулась. Теперь у нее рот не закроется до конца смены. — Дай поспать, имей совесть!

— Спи, кто тебе не дает? — тянусь за печеньем. — Моя совесть погружена в медикаментозный сон.

Светка укладывается обратно, но видимо сон уже не идет. Садится на диване, недовольно зевает.

— Сделай уже и мне чаю, что ли, раз поспать не дала.

— Сама сделаешь, — двигаю к напарнице коробку с пирамидками чая. — Чай я купила свежий. Чайник вот только закипел.

— Злая ты, — вздыхает Светка и берет пирамидку.

— Не злая, а справедливая, — поправляю напарницу.

Со Светкой у меня долго не складывались отношения. Она привыкла командовать, а на меня где сядешь, там и слезешь. Пару раз получив отпор, она чуть присмирела и уже не пыталась мной помыкать. И мы даже, можно сказать, сработались.

Но все равно я сто раз предпочту Светке Машу.

А вот Маша Светку терпеть не может. И иначе чем злыдня ее не называет.

— Злыдня она злыдня и есть! — убежденно говорит подруга. — Самая натуральная.

— Может и злыдня, — соглашаюсь с ней я, — но работать с ней нам придется. Так что надо не давать садится себе на шею.

Получается не всегда, как к примеру сегодня. Пока я занималась Давидом, Светка видела десятый сон…

Опять Давид!

Все мысли упорно возвращаются к этому мужчине. Для начала, он мне не Давид, а пациент Байсаров. Во вторых, он мне нравится…

Что? Я так сказала? Точнее, подумала?

Не может этого быть! Как мне может понравиться человек, которого я совсем не знаю? А вдруг он маньяк? Или еще хуже. Может он женат.

Вот, как же я не подумала! Конечно, такой мужчина просто обязан иметь или жену, или подругу. И если я не буду пресекать такие его действия в отношении меня, то заработаю себе геморрой не сходя со своего рабочего места.

— Вась! Вася! Василиса! — доносится до меня сквозь обрывки сознания.

Поднимаю голову, удивленно обвожу мутным взглядом комнату. Надо мной стоит Светка и смотрит с сочувствующим видом.

— Что? — тру ладонями лицо. — Кому-то плохо?

— Никому не плохо, — хмыкает Светка. — Всем просто отлично. Все дрыхнут без задних ног. И тебе поспать не мешает. Иди, ложись на диван. Поспи. А я подежурю.

Переползаю со стула на диван и проваливаюсь в сон. Последнее, о чем успеваю подумать, что не такая она и злыдня, наша Светка. Просто такой характер.

Василиса

Но сон не приносит облегчения. Просыпаюсь с чувством тревоги. На часах почти утро, а внутри все еще крутится странное ощущение, как будто что-то важное ускользает от меня.

Голова раскалывается. Я все никак не могу привыкнуть к тому, что сплю урывками. После постоянно как будто разбитая.

Еще и ночью спала плохо… Да и после спирта мало отошла.

Резко с кушетки подрываюсь. Да что у меня за мысли сегодня одна хуже другой?! Как не Давид, так про пациента того думаю и свое поведение… Все! Нужно работать! Иначе я так с ума сойду!

Возвращаюсь к своим обязанностям, словно на автопилоте. Обхожу палаты, проверяю состояние пациентов.

Немного притормаживаю возле палаты Давида. Губу кусаю. Как будто заходить туда боюсь. А я и правда боюсь. Мыслей о нем слишком много. И все неправильные!

Беру себя в руки и на ручку нажимаю. Дверь открываю. В палате тишина стоит, и только негромкое посапывание слышится.

— Малахольного этого проведать пришла? — Георгий Петрович тут же голос подает и хмыкает.

— Я всех проверить пришла, а вы почему не спите?! Потом опять на процедуры опоздаете?

Георгий Петрович хмурится сразу. Не нравится, когда я его ругаю.

— Заснешь с ним, — бухтит, — сначала кряхтел, потом вообще стонать начал. Переведи его в другую палату, дочка? Невозможно с ним здесь лежать.

И как будто в подтверждения слов дедушки Давид звуки издавать начинает.

— О-о-о-о, слышишь? Он не на курорте! Разбуди его, а то хорошо ему слишком!

— Георгий Петрович, — головой качаю, и пальцем ему грожу. Дедушка недовольно губы поджимает.

Останавливаюсь у постели Давида, и сердце снова начинает биться быстрее. Почему он так действует на меня? Что в нем такого?

Я до сих пор понять не могу, почему он так сильно мое внимание привлекает.

Выхожу из палаты и в сестринскую иду. Вспоминаю, что не записала в карту Давида сделанные инъекциии показатели температуры. Совсем забыла.

Давид спит так смешно и…

Черт! Опять этот Давид! Он мне не Давид, а пациент Байсаров!

Повторяю про себя, чтобы напомнить. И в эту самую секунду резко останавливаюсь, чуть пациента с ног не сбиваю.

Вот же оно! Вот что мне покоя не давало все это время! Байсаров! Давид Байсаров!

От всего, что я сейчас осознаю, кончики пальцев неметь начинают.

Да нет, бред какой-то. Быть не может. Я, наверное, неправильно его фамилию расслышала, а имя просто совпадение!

На негнущихся ногах в сестринскую захожу.

К медицинскому шкафу подхожу, где хранятся карточки пациентов. Бегло просматриваю бумаги, пока взгляд не останавливается на одном из файлов. Имя и фамилия на карточке вызывают холодок по спине. Я даже замираю на несколько секунд.

«Давид Данилович Байсаров» — читаю я вслух, и мир вокруг будто бы кружиться начинает. Это имя, эта фамилия… Они до боли знакомы.

В горле пересыхает моментально. Кошмар какой. Это же карточка того самого, да? С которым я… Кошмар!

Достаю карточку и с побледневшим лицом открываю. Глазами по строчкам пробегаю.

Имя, фамилия и отчество все сбегается. На спине холодный пот выступает.

Это действительно может быть он? Тот самый пациент, к которому меня послали делать укол?

Но, стойте. Там ведь был дедушка. Я четко помню, как мне сказали, что надо помочь пожилому мужчине. Все это просто совпадение, говорю себе. Но внутри все равно сверлит сомнение.

Я снова взглядом по карте пробегаюсь. Ищу адрес проживания. И вот здесь не сходится. Он вообще из столицы. Не местный. А я к дедушке по прописке ходила.

Вот только в моих воспоминаниях там был… Я помню мало, урывками… Но там тело было молодое… Боже. Щеки краснеют моментально.

Захлопываю карту пациента, как только дверь в сестринскую открывается. К себе карту прижимаю, будто сейчас все о моей стыдном секрете узнать могут.

Светка входит в помещение, замечая мое состояние.

— Васька, ты чего такая бледная? — спрашивает она, подходя ближе. — Все в порядке?

— Да, просто… задумалась, — пытаюсь отмахнуться, но голос звучит неуверенно.

Она бросает взгляд на карточку, которую я к себе прижимаю.

— Что там у тебя?

— Пациент один… Давид Данилович Байсаров, — отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Думаю, что если вслух произнесу, то все не так плохо будет. Но не получается. Все так и остается странным и непонятным.

Светка хмыкает.

— А карту чего прячешь, думаешь, что украду?

— Да нет, — тут же карту на место возвращаю, — не проснулась еще просто. Думала, что видела пациента этого где-то. Лицо знакомое, посмотрела, а он не местный.

— Может, и видела, — пожимает плечами Светка. — Люди часто пересекаются в больницах, сама знаешь.

— Угу, — произношу в ответ, а сама выхожу и в уборную направляюсь. Мне срочно нужно холодной водой умыться. Потому что жар никуда не девается. И чем больше я думаю, тем сильнее гореть начинаю.

Мне нужно успокоиться. Ну и что, что у них одинаковая фамилия. И имя одинаковое. И отчество.

Черт. Но бывают же однофамильцы. И тезки. И их папы тезками тоже могут быть. Каких только совпадений не бывает!

Сажусь возле туалета на широком подоконнике и начинаю усиленно думать.

Итак, какие имеем исходники?

Мой пациент, Байсаров Давид Данилович, неместный, столичный. Назовем его Байсаров-один.

А укол я ходила делать к Байсарову Давиду Даниловичу, проживающему по адресу, который Машка мне на клочке бумаги написала. Стало быть он местный. Назовем его Байсаров-два.

На данный момент Байсаров-один лежит в соседней палате, десятый сон видит. Осталось выяснить, кто вот прямо сейчас находится по адресу, где прописан Байсаров-два.

Как выяснить? Очень просто. Пойти и проверить. Постучаться в дверь. Звонок там не работает, меня еще Машка об этом предупреждала.

Если дома кто-то есть, я узнаю, кто он такой. Как бы ни было неловко и стыдно. Но если там никого, значит хозяин лежит в больнице. То есть у нас.

Логично? Вполне. Осталось вспомнить адрес и как только закончится смена, навестить доброго дедушку.

Перерываю сумку, но клочка бумаги с адресом нигде нет. Только не говорите, что я его посеяла, я этого не переживу.

Звоню бабушке, она обычно в такое время уже не спит.

— Слушаю! — бодрый голос в трубке свидетельствует о том, что я права. — Васька, ты?

— Я, бабуль, кто ж еще? Ты глянь у меня на столе бумажка с адресом. Должен сверху лежать.

— Нет тут ничего, — с готовностью отвечает бабуля.

— Точно? Хорошо посмотри.

— Да смотрю, Василиса, смотрю. Говорю, что нет тут никаких бумажек. Наверное, ты выбросила, когда убирала.

Может быть. В любом случае, адрес мне нужен. Придется рыться в журнале, там должны быть все заявки на патронаж.

Светка устраивается на диване досматривать сон, а я отправляюсь на поиски.

Журнал нахожу в кабинете старшей медсестры. И хотя я не делаю ничего предосудительного, не могу отделаться от ощущения, что влезла в форточку, украла адрес и убежала. Через ту же форточку.

Адрес нахожу сравнительно быстро, для верности снимаю его на камеру телефона. Такая записка точно не потеряется.

После пересменки выхожу во двор и сразу сталкиваюсь с Колей.

— Привет, Василиса! Сменилась?

— Да, иду домой. Что-то смена тяжелая выдалась.

— Подвезти?

Понимаю, что он говорит искренне, но все равно внутренне содрогаюсь от охватившего дежавю. В прошлый раз они меня уже подвезли. К чему это привело, вспоминать не очень хочется.

— Спасибо, Коль, я сама. Пройтись хочу. Погода сказка!

Коля озадаченно смотрит в окно, за которым со вчерашнего вечера моросит непрекращающийся дождь. Недоверчиво хмыкает, но я делаю вид, что не понимаю. Поспешно прощаюсь и быстрым шагом иду к выходу.

По дороге успела несколько раз пожалеть, что не воспользовалась его предложением. На такси дорого, а автобусом ехала долго, еще и свою остановку умудрилась проехать.

Наконец я на месте, стою перед домом, сверяю адрес. Дом как будто тот. Память услужливо выдает крашеную скамейку возле подъезда и палисадник с пожухлой травой под окнами.

А вот какая квартира, сто тринадцатая или сто пятнадцатая, непонятно. Хотя что тут непонятного, если адрес писала медработница? Странно, что я название улицы прочитала. А тройку с пятеркой и не врачи иногда пишут так, что не разберешь.

Ладно, постучусь в сто тринадцатую. Если ошиблась, значит моя сто пятнадцатая.

В лифт садиться не рискую, поднимаюсь по лестнице. Стучу в дверь с номером тринадцать, она открывается практически сразу.

Не открывается, приоткрывается. Из образовавшегося темного проема выглядывает недовольное старушечье лицо.

Щурится, окидывает меня оценивающим взглядом с ног до головы.

— Чего надо?

— Здравствуйте. Байсаров Давил Данилович здесь живет?

— Нет тут никаких Байсаровых, — старушенция тянет дверь, чтобы закрыть. Я хватаюсь за ручку.

— Подождите, не закрывайте! А он в сто пятнадцатой квартире живет?

— Ничего не знаю, — бабка истерично взвизгивает. — Нет тут никаких Даниловичей. Пошла вон, проститутка!

Отпускаю ручку, дверь с грохотом захлопывается.

Все ясно. Типичная бабка со скамейки возле подъезда. Для таких все проходящие мимо парни наркоманы, а девушки проститутки.

Но старушенцию, даже такая вредную, я никак не могла бы перепутать с Байсаровым Давидом Даниловичем, поэтому стучусь в дверь под номером сто пятнадцать.

Из-за двери доносится громкий лай, который перекрывается утробным воем. Меня передергивает.

Я его помню? Или это я уже себя накручиваю? Кажется, точно такой вой я слышала той ночью. Но мне с тех пор успело присниться столько всякого бреда, что я теперь путаюсь.

Шаркающие шаги перекрывают остальные звуки. Дверь со скрипом распахивается.

На пороге стоит дед. Настоящий дед, с седой бородой и морщинистыми руками. Густые седые брови сведены на переносице.

— Чего надо?

Прям точно как его бабка-соседка. Они будто брат и сестра, даже внешне немного похожи.

Но… Настоящий дед? Нет, только не это…

— Здравствуйте, — стараюсь, чтобы голос не дрожал, — это вы Байсаров Давид Данилович?

— Ну я, — отвечает дед и прищуривается с подозрительностью в голосе. — А ты кто?

— Я… Я… — теряюсь и беспомощно хлопаю ресницами. А мозг лихорадочно работает.

Значит Байсаров-два существует. Живет по адресу, по которому прописан, и ни о чем не подозревает. Но это не он был той ночью, я уверена. Тот был высокий, мускулистый, с широкими плечами.

У дедушки голос старческий, скрипучий. А у того низкий, хриплый. Будоражащий…

Господи, о чем я думаю? Дед смотрит подозрительно, у него такой вид, будто он прямо сейчас вызовет полицию.

Но я не могу признаться. Я должна все выяснить. И главное, он меня не узнал. Значит в ту ночь в его доме был кто-то другой.

И я выдаю первое, что приходит на ум.

— Вы верите в Бога?

Дед выпрямляется, смотрит испепеляющим взглядом и каркает:

— Иди нахуй!

И с громким стуком закрывает дверь прямо перед моим носом.

Давид

— Сука, — в подушку хриплю и пальцы в кулак сжимаю.

Смех дедка с соседней койки раздражает еще сильнее, чем то, что мне укол делает медсестра, которая иголку походу только с утра увидела. Не успела, блядь, познакомиться! Иначе какого хера так больно?!

— Ты, дочка, укол делай и быстренько уходи, а то этот как щупальцы свои распускать начнет, то с красной рожей из больницы выйдет.

Напоминаю себе, что возраст уважать нужно, но этот сам нарывается. Всю ночь нарывался и сейчас продолжает.

— Дед, не звезди. Смирись, что уже у самого ни хера не выходит, и посчитай мух на подоконнике.

В ответ рявкаю, а медсестра позади меня даже не думает процедуру заканчивать. Я-то думал, что самое ужасное уже произошло. Иглу она мне засадила, но как я ошибся.

— Су-ка, — хриплю снова, когда медсестра начинает лекарство вводить. Она здесь точно для того, чтобы людям помогать или ее для пыток вызывают?

Интересно, могла Василиса ее ко мне прислать? Отомстить за ночные пощупывания?

— Дочка, ты еще ему всади, а то пиздит много. Пиздит, пердит и стонет.

Этот дедок точно своей смертью не помрет.

— Дед, ну опять зависть, из всего этого списка тебе только одна функция все еще доступна.

— Все, ватку приложите и через несколько минут можете переворачиваться.

Медсестра как будто и не слышит нашей с дедом перепалки. Лицо максимально каменное. Похуизм читается даже отсюда, когда я стену рассматриваю больше, чем все остальное.

— А мне когда на процедуры? Долго я с этим нытиком здесь лежать буду? Он уже попиздел, сейчас ныть начнет.

— Вам могу тоже укол для профилактики сделать.

Дедок моментально осаживается. Приходит моя очередь злорадно смеяться. Но надолго меня не хватает, я забываю, что на задницу переворачиваться нельзя, и тут же снова громко матерюсь. Вот когда Василиса укол делала, я практически ничего не почувствовал. Точнее почувствовал, но в других местах.

Нужно говорить, что зад болеть не перестал после ебучего укола? Кое — как прихрамывая, я дошел до кабинета моего врача и отпросился домой. Клятвенно пообещал, что буду приходить на уколы и перевязки. Я бы и так пришел, потому что с Василисой еще не закончил. Точнее только начал.

Деду пожелал херовых процедур и довольный направился домой.

Еще раз проклял медсестру, когда садился в такси, а после еще вспомнил, что мне нужно собак вывести на прогулку. Они у меня хоть и воспитанные, но лоджию деда наверняка уже обгадили. При всей любви ко мне терпеть вечно они не умеют.

С полной уверенностью, что прогулка с собаками станет сегодня единственной моей проблемой, я попытался провернуть ключ в замочной скважине. Но у меня ничего не получилось.

Попробовал еще раз. И результат это принесло. Дверь открылась. Только не моим ключом.

— О, вернулся!

Я точно где-то нагрешил. Иначе я даже объяснить это не могу.

Дед на пороге квартиры и его недовольный тон — это точно какое-то наказание. Может расплата за то, что я трахнул медсестру из госклиники?

— Ты как здесь оказался? — скрыть разочарование в голосе не удалось.

— А, ты, вижу прям расстроился. Сегодня правой передергивать собирался, раз левую перемотал?!

Блядь!

В квартиру захожу под остроумные шутки деда. Он явно соскучился в пансионате по любимому внуку.

— Закончил? — Устало интересуюсь спустя минут пять, когда дед не останавливается, а слушать его уже нет никаких сил.

— Ага, размечтался! Я как чувствовал! Ты во что мою квартиру превратил?! Соседка у меня конечная ебанутая. Но седая была только наполовину, когда я по твоей херовой путевке уезжал. А сейчас седая полностью! Ты сюда шлюх, как на праздник вызывал?

— Пачками.

— Тогда у тебя не рука перебинтована быть должна. Твои собаки мне лоджию обосрали! Кот в предынфарктном состоянии! Еще и эти ебанутые ходят! К тебе, наверное! Ты в бога веришь?!

— Дед, не нуди, а?

— Ты куда уселся?! Бери своих баламутов и во двор веди! Тебе еще сегодня Золушкой подрабатывать! Или ты думаешь я буду за ними убирать? Давай, жопу свою от дивана отрывай! И так всю ночь непонятно где шлялся!

Я уже подумываю в больничку вернуться. Там сосед получше будет. Это точно карма!

— Я не шлялся. И не передергивал. Я в больнице был. Из-за твоей, между прочим, экономии.

Дед продолжает бубнить, но я его уже не слушаю. Иду на лоджию, собаки с радостным визгом бросаются ко мне навстречу.

— Люсьен, Байсар, — треплю питомцев по мощным холкам, — как вы тут? Соскучились?

Конечно, соскучились, мог бы и не спрашивать. Дед и их успел достать. Сам носом тяну воздух и смотрю по сторонам, намереваясь оценить размеры катастрофы.

А катастрофы-то никакой и нет!

Все ясно, дед в своем репертуаре. Лишь бы попиздеть.

Сам явился ни свет ни заря, вывел на прогулку собак, покормил. А теперь делает вид, что ничего не знает.

Перед моим внутренним взором разворачивается глобальная картина предшествующих событий.

Дед перед отъездом выдает Вере Аркадьевне полный карт-бланш по слежке за непутевым внуком. Вера Аркадьевна неукоснительно следует оставленным инструкциям и докладывает деду обстановку каждые два-три часа.

Когда меня забирает неотложка, она наблюдает за нами через приоткрытую дверь, а затем из окна. В ту же секунду в санаторий летит сигнал бедствия «Save Our Souls*».

Дед — готов спорить на свой новенький спорткар! — приезжает первой же электричкой, выгуливает собак и сидит нервничает. Переживает. Но!

Вредный злоебучий характер не позволяет ему это показать. И вот этого мне не понять.

Неужели и я в старости стану таким? И мои внуки точно так же будут мечтать сплавить меня куда-нибудь на недельку, только чтобы я не пиздел и не нудил?

Перспективка так себе.

Успокаиваю себя тем, что у меня не то что внуков, даже детей в планах нет. Для этого надо как минимум жениться, а мне проще на Луну слетать, чем в ЗАГС сходить.

— Собаки, на выход, — командую громко, чтобы дед тоже услышал. Пусть не догадывается, что я его раскусил, поэтому иду выгулять своих маламутов.

А потом я поеду искать Василису. И поможет мне в этом ее подруга Мария.

— Опять ты! — Мария вскакивает и хватает со стола увесистую папку. — Сгинь, нечисть!

— Не ори, Марья, я пришел с миром, — быстро закрываю дверь и одновременно достаю из кармана стодолларовую купюру. — Точнее, с баблом. Что по сути одно и тот же.

Марья косится на купюру и зыркает уже намного приветливее, лишний раз укрепляя меня в моих убеждениях.

— Тебя же вроде как выписали?

— Выписали, — киваю, — но я обещал вернуться. И как видишь, обещание выполнил. Понял, что нет мне жизни без дорогой больницы.

— Не пизди, — Мария с недоверием наблюдает исподлобья, на всякий случай не выпуская папку из рук. — Чего надо?

Не вижу смысла дальше изображать непонимание.

— Адресок один тебе знакомый.

— Васькин?

Киваю. Мария смотрит с подозрением.

— Слушай, ты что, влюбился?

Я… что? Чуть не давлюсь собственной слюной, закашливаюсь. Машка заботливо стучит по спине.

Ну как стучит. Лупит со всей дури. А удар у нее, я вам скажу, поставлен профессионально.

— Хватит! — хриплю, получив дважды кулаком по хребту. Я даже как будто слышал подозрительный хруст в области грудины. — Влюбился, конечно, как тут не влюбиться? Укол сделала, я и пропал. Попала прямо в…

Вовремя прикусываю язык. Хотел сказать, в самое сердце, но оттуда, куда меня уколола Василиса, до сердца далековато. А куда реально попала, это точно не для любовной истории.

Если они подруги, Мария может потом все рассказать Василисе. Не хочется в глазах девчонки выглядеть долбоебом.

— Ладно, помогу тебе, — соглашается Мария, — только не говори, что это я адрес дала.

— Не скажу.

— Скажешь, спиздил в отделе кадров. Пробрался пока там был обед. Ну, не мне тебя учить.

— Скажу.

Машка пишет на сложенном вдвое листе бумаги адрес и протягивает мне.

— Вот, держи. И проваливай.

И тут меня осеняет. Все-таки я ебучий гений!

Достаю из кармана еще одну купюру и кладу на стол. Машка шумно сглатывает.

— Это что?

Оглядываюсь по сторонам, наклоняюсь вперед. Она придвигается ближе.

— Деньги, — говорю, — в валюте иностранной.

— Вижу, что в валюте, не слепая. А за что?

— Они мне сказали, что очень хотят стать твоими.

— Ты мне тут баки не заговаривай, — Марья воинственно подбоченивается. — Говори, чего тебе от меня нужно!

— Мария, — делаю серьезное лицо и добавляю в голос торжественности, — у тебя есть мечта?

— Есть, — тут же соглашается она, — чтобы ты исчез и никогда больше не видеть твой фейс.

— Ты почти к ней приблизилась, — откашливаюсь, — я здесь, чтобы эту мечту осуществить. Так что давай помечтай о чем-нибудь более приземленном. Например, о новом айфоне.

Мария кусает губы, разглядывает потолок и наконец выдает:

— Хочу в Египет. Прямо сейчас. Там тепло и женихов как собак.

Насчет тепла не спорю, а вот женихи в Египте на любителя. Впрочем, кто я такой, чтобы становиться на пути сбычи мечт?

— Окей. Будет тебе и Египет, и тепло. Но сначала мы с тобой заключим сделку.

— Какую еще сделку?

— Ты будешь докладывать мне обо всем, что касается Василисы. С кем она встречается, куда ходит, что происходит в ее жизни. Справишься? А это аванс на будущее.

Марья замолкает, смотрит то на меня, то на доллары на столе. На ее лице отражаются все сложные мыслительные процессы, происходящие в голове. И нелегкая борьба совести с желанием заработать тоже.

Наконец Египет побеждает, и Мария отрешенно кивает.

— Я согласна.

— Отлично, — вкладываю купюру ей в руку и загибаю пальцы, — мой мессенджер открыт для сообщений двадцать четыре на семь.

И выхожу из кабинета.

*Save Our Souls — спасите наши души (англ)

Давид

Оказавшись в коридоре, мысленно потираю руки. Мысленно, потому что, ну вы помните. С одной рукой временные проблемы.

Вообще-то, я не мастер подстав, но в этот раз решил поиграть в шпиона. Если мир — джунгли, то я явно тут местный Тарзан, только без лианы и с вывихом конечности.

«Гениально, просто гениально», — сам себя хвалю.

Гениальность моей идеи может и греет душу, но от нее слегка попахивает… ну, сами понимаете, чем. Такого плана даже в фильмах с плохим сюжетом не придумают.

Но что делать? У Марьи в глазах загорелись баксы, как у известного персонажа из мультфильма, а у меня появилась надежда, что она не сольет меня в первый же удобный момент.

Это же и надежду вселяет, что она меня с адресом не наебала. Потому что я же вернусь. И тогда устрою ей такой Египет с женихами, что придется бежать из больницы, теряя кроксы.

Выхожу из больницы, ловя на себе пару подозрительных взглядов. Видимо, мое лицо «я ничего не замышляю» явно нуждается в доработке.

Наверное, нужно перестать лыбиться как последний идиот.

Ладно, оставлю это на потом. Пока же надо переварить все, что произошло. Свежий воздух не помог, зато телефон в руках, наконец, привел меня в чувство. Сохраняю Марью под невинным именем «Костоправ»— она мне чуть хребет не сломала, для нее самое то.

Сажусь в машину и пару минут тупо смотрю на листок с адресом Василисы. Ну вот и ты, моя конечная цель, или как там говорят в таких случаях? Заветная мечта?

Я, походу, решил сыграть в Джеймса Бонда на минималках. Правда, без костюма, без бластеров и с явным нежеланием взрываться ради чьей-то британской короны.

Сам до конца не понимаю на кой черт все это делаю. Чувство вины? Да хер там. У меня желания понятные. Прямолинейные. Желательно, чтобы с громкими стонами и хеппи-эндом в конце.

Завожу тачку и еду прямиком к цели. Продумал ли я план наперед? Конечно, нет. Будет импровизация.

Василиса уже дома должна быть. Может, подарок какой-то заехать купить? Так сказать, отблагодарить за укол. У нее и правда рука легкая, потому что ее сменщица так укол сделала, что зад до сих пор ноет.

Я уже забыл, как за нормальными девушками ухаживать. В голову кроме бутылки шампанского ничего не приходит, а лучше вискаря.

Но я все-таки ебучий везунчик. Пока стою на светофоре, мне в окно суют красочный буклет с рекламой нового цветочного магазина. И меня как пробивает!

Вот оно! Цветы! Как же я не подумал!

Какой может быть вискарь, если Василиса у меня с цветами полевыми ассоциируется?

По геолокации смотрю — магазин совсем рядом. Заезжаю, выбираю самый красивый букет и топлю в сторону спального микрорайона.

Вылезаю из тачки во дворе старенькой пятиэтажки. Оглядываюсь, хотя чему я удивляюсь? Она в государственной клинике работает. Где ей еще жить?

Но и здесь есть что-то незименное. Бабки у подъезда, как по щелчку пальцев на меня головы оборачивают.

Я же решаю воспользоваться этой ситуацией. К чему мне самому подъезд искать, если местные суперагенты мне сейчас все сами расскажут.

— Добрый день, красавицы, не подскажите, где здесь у вас Василиса, — на листочек смотрю, — Великая живет.

Серьезно? Еще раз перечитываю фамилию. Ну тут только Кощея не хватает.

Одна из бабок хмурится, вторая губы в улыбке растягивает. Третья переспрашивать начинает, не услышала ни черта.

— Кто-кто?

— Василиса, медсестрой работает. Волосы золотистые и…

— Это внучка Любки, что ли?

— Ага, она самая…

— Вроде приличная была, и к этой шастать начали!

— Да кто там приличный! На обеих пробы негде ставить…

Пропускаю мимо ушей все комментарии. У этих только одна характеристика для всех.

— А ты к ней на перевязку, что ли, милок? Она уже на дому принимать начала? — Одна из бабуль оживляется, на руку мою кивает.

— Ага, — киваю, — согласилась перевязку сделать.

— В третьем подъезде она, пятый этаж вроде. Милок, ты так график у нее узнай, я к ней деда приведу. До больницы я его не дотолкаю, а вот до соседнего подъезда смогу.

Еще раз киваю в ответ и уже к подъезду направляюсь.

Перепрыгивая через ступеньки, поднимаюсь на нужный этаж. Конечно, на прием с распростертыми объятиями я не надеюсь. Но оказывается, что зря.

Стоит только нажать кнопку звонка, как дверь моментально распахивается. Хорошо, что хоть на шаг отойти успеваю, а то бы с моим счастьем по лестнице сейчас скатился бы.

— Ну наконец-то! Сколько вас ждать можно?!

На пороге стоит не Василиса. Еще одна бабуля. И судя по ее настрою, она меня очень даже ждет.

— У меня уже протекать все начало! А вы как улитка сюда ползли!

Василиса

У нас дома кран потек. И я сбежала из дома.

Терпеть не могу, когда в доме что-то ломается, я тогда чувствую себя абсолютно беспомощной. Особенно когда это связано с электричеством или водой. Стоит услышать, что нужно вызвать слесаря или электрика, у меня начинается паника.

Зато моя бабуля в этом деле настоящий профи. Если надо, из-под земли достанет и того, и другого. Поэтому только я услышала, как она чертыхается в кухне, сразу поняла, что надо бежать. Оставить деньги и уходить огородами.

— Вась, ты куда, только же пришла? — выходит бабуля из кухни. — А у нас кран потек. Я слесаря вызвала, скоро должен прийти.

— В магазин схожу, ба. Забыла зайти по дороге. Что-то надо купить?

— Купи. Хлеба купи и сахара. Еще муки. Я блинчиков напеку.

— Хорошо. Вот, возьми, — протягиваю ей деньги.

— Зачем?

— Слесарю за работу заплатишь.

— Не выдумывай. У меня пенсия есть, а ты ночами пашешь. Все, иди, — бабуля подталкивает меня к двери и всовывает купюру обратно.

Вздыхаю. Значит схожу в магазин и вернусь, как раз слесарь прийти должен. Вот я с ним и рассчитаюсь, какая там у бабули пенсия?

В супермаркете долго хожу вдоль прилавков. Набираю в тележку продукты, беру себе латте и иду на кассу. Долго пью кофе, глядя в окно, затем смотрю на часы.

Времени прошло прилично, можно возвращаться.

Подхожу к подъезду и вижу припаркованный прямо возле него внедорожник. У нас на таких никто не ездит, слишком дорогой автомобиль.

Поднимаюсь на этаж, открываю дверь.

— Сюда крути, что ты такой безрукий? — слышу ворчливый голос бабули. Ей отвечает голос, от которого у меня по телу разбегаются мурашки.

— Да кручу я, кручу, не гудите под руку.

Готова спорить, что это голос моего ночного пациента, Байсарова. Но он вызывает у меня еще одни смутные ассоциации, не могу понять, какие.

— Что за сантехники пошли, даже инструмента своего нету. Видать, херовый ты спец, если до сих пор на разводной ключ не заработал, — продолжает ворчать бабуля.

— Все я заработал, — отвечает ей Байсаров, — говорю же вам, дома забыл.

— Ты крути, крути, не разговаривай!

— Я кручу.

— Докрутишься сейчас, что резьбу сорвет! Не сильно крути!

— Я легонько.

Сбрасываю обувь, прохожу в кухню. Давид в умопомрачительно дорогих джинсах стоит на полу на коленях перед разобранным краном. Рукава его такой же супер дорогой рубашки закатаны до локтей. В здоровой руке он держит разводной ключ.

— Ой, Васечка вернулась, — всплескивает руками бабуля.

— Давид? Что вы здесь делаете? — восклицаю удивленно, зато его лицо расплывается в улыбке.

— Василиса!

— Вы что, знакомы? — подозрительно прищуривается бабушка.

— Это мой пациент! — оборачиваюсь на нее возмущенно. — И он только после капельницы! Зачем ты заставила его ремонтировать кран?

— Пациент? — округляет глаза бабуля и всем корпусом разворачивается к Байсарову. — Что ж ты сразу не сказал? Я же думала, ты сантехник.

Сказать бы бабушке, что одни часы на руке Давида стоят как вся наша квартира вместе с мебелью и кладовкой, но не хочется ее смущать. А вот Байсарову зачем изображать из себя слесаря?

— Это ваша машина стоит внизу, Давид? — спрашиваю мужчину, стараясь говорить как можно более строго.

— Моя, — он утвердительно кивает.

— Зачем вы тогда выдали себя за слесаря?

— Вы очень зря так меня недооцениваете, Василиса, — ухмыляется Байсаров, — я вполне способен поменять на кране прокладку. Единственное, я не знал, какие у вас проблемы, поэтому по чистой случайности не захватил с собой разводной ключ. Но ваша бабушка была так любезна, что одолжила мне свой.

Я беспомощно открываю и закрываю рот.

Он так вежливо разговаривает с бабулей, что мне и ответить нечего. Если бы не наша ночная встреча в больничной палате, я ни за что бы не поверила, что этот мужчина умеет материться.

— А… А как вы сюда попали? Вы что, меня искали?

Давид поднимается с колен, отряхивает джинсы и протягивает бабушке разводной ключ.

— Я вас искал, Василиса. Взломал базу, вытащил ваш адрес и приехал. А тут бабушка с краном.

— С разводным ключом, — поправляю его, и мы вместе смотрим на бабулю.

— А кран бы я вам советовал поменять. Он старый, вполне может сорвать резьбу. И тогда только воду останется перекрывать, — говорит Давид и улыбается.

Василиса

Стою в дверях кухни и не верю своим глазам. Давид, тот самый мужчина, с которым у меня была «ночная смена» в больнице, теперь чинит кран у меня дома. Ситуация настолько абсурдна, что я едва сдерживаю смех.

— Давид, вы вообще понимаете, что это незаконно? — наконец произношу, пытаясь сделать строгий вид. — Взлом базы данных ради того, чтобы найти меня?

— Ну, это было не так уж сложно, — отвечает он с легкой улыбкой, как будто это его хобби — взламывать базы данных. — К тому же я не мог упустить шанс вас найти.

— И как же вы планировали это сделать? Под видом слесаря? — я с трудом сдерживаю смешок, но явно проигрываю в этой битве.

Бабушка, которая все это время наблюдает за нами, наконец не выдерживает и фыркает:

— Ну хоть с чем-то ты без проблем справился, несложно ему, ты смотри! — язвит бабушка, кидая на меня хитрый взгляд. — До уголовника…

— Ба, ну что ты опять! — смущенно отвечаю я, видя, как Давид едва сдерживает улыбку. — Он же просто…

— Ага, «просто» с гаечным ключом в руках, — бабушка усмехается. — Вот и скажи потом, что мужики в наше время непрактичные. Главное, чтобы и чайник мог вскипятить, и с компьютером разобраться. А то у нас с техникой вечно беда, а ты только за молотком бегаешь…

Бабуля тонко намекает на то, что я каждый раз от проблем сбегаю. Мои щеки снова румянцем заливаются.

— Бабуль, ну не пугай его, — пытаюсь переключить тему, но Давид, похоже, уже втянулся в разговор.

— С компьютером, кстати, я тоже могу помочь, — с лукавой улыбкой добавляет он. — Если бабушке нужно, конечно.

— Как с краном?! — бабуля подозрительно в его сторону смотрит, — чтобы и компьютеру кирдык пришел?

— Ба!

Пытаюсь хоть как-то ситуацию спасти. Мне ужасно неудобно. Бабушка иногда совсем себя не контролирует. Говорит все в лоб и плевать, что люди подумают.

Я смущенно отвожу взгляд, но Давид поддерживает игру:

— Уверен, что с компьютером у меня дела получше пойдут, у вас яблоко?

Бабуля на него, как на идиота смотрит, а я уже смех сдержать не могу. Ладонью рот прикрываю.

— Совсем дурной? Кто по яблоку в интернет выходит?! Василиса, покорми, что ли, этого… мастера на все руки. А то ересь какую-то нести уже начинает.

Бабуля ворчать начинает. Но самого Давида совершенно ничего не смущает.

— Я пирожки сделала, с капустой. Любишь?!

Бабуля на Давида косится, будто, если он сейчас признается, что не любит, то бабуля его здесь, и прихлопнет.

— Люблю, — Давид с готовностью кивает, — и я капустой, и с картошкой, и с мясом люблю.

— Смотри прожорливый какой, — смешок из моего горла вырывается, бабушка сегодня в ударе, — с мясом ему подавай. С капустой лопать будешь.

— Может вам помочь сантехника вызвать? Настоящего. Потому что с краном точно что-то делать нужно. Так оставлять нельзя. И поменять бы…

— Такого же бестолкового, как сам?!

— Ба!

Быстро вмешиваюсь. Давид вообще чинить ничего не должен был. Он вообще непонятно по какой причине не отказался и под мойку полез. Со своей рукой.

— Сама я найду! Мне Галя там газету приносила, вот там и найду!

— Давид, вы сегодня в больнице были?

Перехожу на строгий тон, взгляд на его руку перевожу. У него же уколы! И как он вообще из больницы ушел?

— Был, — кивает с улыбкой, — и даже укол утром сделал. Правда, не самый приятный.

Тут же кривится, а я снова улыбаюсь.

— А это бабуле?

Киваю на букет, который на столе лежит. Красивый, кстати. Но я еще не до конца от шока всего происходящего отошла. Да и смущаюсь немного. Не привыкла, что ко мне домой пациенты приходят. Краны чинят, и цветы носят.

— У меня на них аллергия!

Бабуля тут же в подтверждение своим словам кивает и, чертыхнувшись из кухни, уходит.

— Цветы тебе, — Давид улыбается, сверкает белоснежной улыбкой.

Чувствую, как мои щеки еще сильнее гореть начинают. Ставлю цветы в вазу и включаю чайник.

Пирожки бабули на весь дом вкусно пахнут, во рту моментально слюна собирается.

— Что уже с вами делать, Давид, садитесь, кормить вас буду.

Произношу с наигранным вздохом, а сама улыбку прячу. Он у меня весь день из головы не выходил, и вот он на моей кухне сидит. И вот как это называется?

Давид

Василиса так обрадовалась цветам, что даже усадила меня за стол. Кормить. А ведь мог и не догадаться купить букет.

Я вот искренне, от всего сердца благодарен челу, который сунул мне рекламный буклет. Я же обычно их не беру. Даже окно не открываю, когда вижу, что на светофоре очередной бедолага торчит с пачкой буклетов. Или очередная.

Хорошо, что в этот раз изменил своим правилам, зато теперь сижу на кухне и пирожки топчу. Вкусные, а главное, свежие. Это вам не дед с кабачковой икрой прошлого столетия.

— Давид, вы будете чай или кофе? — Василиса снимает с плиты чайник.

— Кофе я уже пил, — отвечаю, вгрызаясь в очередной пирог, — давай чай.

— Вам черный, зеленый?

— А лимон есть?

— Есть.

— Тогда черный с лимоном. И кружку побольше.

И с краном мне тоже повезло. Проблема на самом деле копеечная, я справился без проблем. Единственное, одной рукой не очень удобно было управляться, но получилось неплохо.

— С сахаром или с медом?

«С тобой!» — хочется добавить, но я не рискую. Очень странно она отреагировала, когда я ее по ноге гладил. Хотя может дело в обстановке? Там она была на работе, там нужна субординация, а здесь обстановка неформальная.

Но все равно не рискую.

Василиса ставит передо мной чашку пахучего чая. Делаю глоток и с блаженством вытягиваю ноги. Василиса осторожно через них переступает, а я прячу ухмылку, наклоняясь над чашкой.

Кухня у них маленькая. Я почти до противоположной стены достаю. Если в теории меня положить на пол, то я помещусь только по диагонали.

Зато у меня кухня огромная. Не в смысле у деда, а дома, в городе. И окажись мы там сейчас с Василисой, разве я стал бы тратить время на чай?

Она бы уже на столешнице сидела с разведенными ногами и стонала так страстно, как той ночью. А я в ней был. И не просто стонал бы, орал. Так как мы ночью отрывались, и ни на кого не оглядывались, даже не моих собак.

От таких мыслей член твердеет, сидеть становится неудобно. Я в джинсах, стояк в ширинку упирается, а я не могу поправить, потому что Василиса смотрит. Мне бы прикрыться чем-то, только чем? Разве что руками, но руки заняты чаем с пирожками.

Спасает положение бабка Василисы.

— Вась, что же ты гостю нашему не дашь ничего на колени постелить? — она материализуется в дверях, укоряюще ворчит и подает мне полотенце. — Вот, возьми, а то жалко.

При этом она многозначительно указывает взглядом на мои джинсы.

Я спасен! Не даю договорить, выхватываю полотенце и закрываю стояк.

— Спасибо! Я только собирался попросить.

По непроницаемому бабкиному лицу сложно понять, что она имела в виду и чего конкретно ей жалко. Джинсы или меня под джинсами. Но в любом случае ее жалость мне на руку.

— Что ж ты парня голодом моришь, Василиса? — не отстает бабуля от внучки. — У него уже пирожки в тарелке закончились. Ты бери пирожок, ешь, а то вон какой худой.

Чуть не давлюсь пирожком. Это я худой? Я могу на одно плечо бабку посадить, на второе Василису, и еще для деда место останется. А в дверной проем я прохожу только пригнувшись. Но видимо у стариков свои критерии, дед тоже постоянно бубнит, что я похож на глисту.

— Вам нужно будет показаться в клинику доктору, — говорит Василиса, отпивая чай. С удовольствием за ней наблюдаю. — И перевязку сделать.

Мне все нравится — и как она на него дует легонько, чтобы не обжечься. И как отхлебывает.

— Так я только оттуда, — беру очередной пирожок, — а для перевязки у меня теперь персональная медсестра имеется.

Я, конечно, рискую получить в лоб таким примитивным подкатом, но Василиса смущенно улыбается и отводит за ушко выбившуюся прядь. И меня снова накрывает когнитивный диссонанс.

Это точно она у меня была? Я точно ничего не путаю? Или существует две разные Василисы?

Как бы у нее так спросить, и при этом не отхватить по ебальнику? Васька долго думать не станет, реакция у нее отменная.

Проще всего проверить в реале, но интуиция подсказывает, что предложи я ей переспать, точно получу. Возможно даже коленом в пах. Так что будем действовать стратегически.

Добиваю последний пирог, допиваю чай и наклоняюсь вперед, опираясь локтями о стол.

— Так что, пойдешь со мной на свидание, Василиса?

Давид

Ну, что ж, парк развлечений — так парк развлечений.

Василиса, как всегда, удивляет: вместо ресторана с пафосным видом мы идем кататься на колесе обозрения. Вот кто бы мог подумать, что свидание начнется так?

Смотрю на девчонку, и внутри как-то тепло становится.

Не такая она, как все. Именно поэтому так и цепанула.

Вот даже сейчас. Казалось бы, стоит в простеньком пальто, на руках перчатки, готов поспорить, что их бабуля связала.

Василиса улыбается, заправляет за уши непослушные волосы, которые от ветра на лицо попадают.

А я себя на мысли ловлю, что мне за ней наблюдать нравится. За тем, как она забавно пытается волосы с лица убрать, при этом задорно смеется.

— Давид, ты когда-нибудь катался на колесе обозрения? — спрашивает Василиса, когда мы уже подходим к этому громадному аттракциону.

— Нет, — признаюсь честно, — впервые.

Как-то времени на такое не было. Да и спутницы мои по другим увлечениям больше были. Им аттракционы до одного места.

Я сам продолжаю удивляться. Обычно девушки сразу пытаются меня куда-то в ресторан затащить, где подороже и попафоснее.

Подарков надыбать или что-то в этом роде. А Василиса… на город с высоты птичьего полета посмотреть. Как-то все не так, как обычно, и это чертовски приятно.

Становимся в очередь на колесо обозрения. Людей много.

— Аккуратней, — отталкиваю бугая, который чуть Василису с ног не снес.

Девчонка застенчиво улыбается.

— Давид, вы же не местный?

Василиса губу закусывает, а я взгляд от этой картины отвести не могу. Понимаю, что не соблазняет. Скорее всего, стесняется или волнуется. Вот только башке в моих штанах это не объяснить. Еще пару секунд и придется поправлять.

— Не местный, в отпуск приехал.

И получается правду говорю. Только отдых какой-то больно активный получается.

— А почему именно в наш городок? Он же совсем маленький…

Мужик снова пытается на Василису навалиться.

— Свали уже, — рявкаю на него. От мужика явно спиртом разит, да еще так сильно, что Василиса кривиться начинает.

— Не любишь запах алкоголя?

— У меня на запах спирта с недавнего времени аллергия, — Василиса снова кривится, — меня ребята из скорой помощи на днях на вызов подвозили. И я бутылочки перепутала. И вместо воды спирт выпила. Реакция очень странная была… Я мало что помню с того дня.

Я тут же напрягаюсь.

— Недавно?

Переспрашиваю. У самого голос вибрировать начинает. Потому что есть у меня подозрения, что…

— Позавчера буквально.

Стоит ей это произнести, как меня моментально накрывает. Она же тогда к деду приходила… И вела себя…

Блядь!

— Хочешь, чай возьмем, пока ждем? — голос Василисы врывается в сознание.

— Ага, давай…

Бурчу, а сам снова в размышления погружаюсь.

Получается она тогда… под спиртом. А я ее…

Василиса улыбается, потому что понятия еще не имеет, кто я такой, и идет за чаем. Пока я здесь угрызениями совести маюсь.

Девчонка, которая, кажется, ангела из себя не строит, просто ошиблась тогда… А я как последний кретин воспользовался. Пусть и думал, что все обоюдно, но теперь-то знаю, как все обернулось.

Когда она возвращается с двумя стаканчиками чая, я успеваю взять себя в руки, но осадок остается.

Василиса протягивает мне стаканчик, ее пальцы случайно касаются моих, и я чувствую это мягкое, еле уловимое тепло, от которого чуть ли не мурашки по коже, и стопроцентный стояк.

Чай горячий, пахнет лимоном и чем-то еще, чего мне так не хватает.

— Держи, — говорит девчонка с улыбкой, и я машинально подношу стаканчик к губам. Пытаюсь сосредоточиться на вкусе, на ее голосе, но мысли все равно возвращаются к тому вечеру.

Мы стоим, потягиваем чай и наблюдаем, как колесо обозрения медленно крутится, поднимая и опуская кабинки.

Я молчу, пытаюсь переварить все, что узнал, но мысли скачут, как сумасшедшие. Надо как-то завести разговор, отвлечь ее и себя.

— Слушай, — начинаю я, глядя на Василису, — а что тебе нравится в таких вот местах? Почему парк, а не что-то более… обычное?

Она смеется, и этот смех слегка разряжает напряжение внутри меня.

— Ну, как тебе сказать… — Василиса делает вид, будто задумалась, при этом хитро щурится. — Я люблю такие места. Здесь не надо ни о чем думать, просто наслаждаться моментом. Рестораны — это не мое, там всегда какой-то напряг, нужно соответствовать. А здесь… Здесь все просто.

Она снова улыбается, но уже мягче, теплее. И в этом есть что-то такое, что цепляет. Видимо, именно этой простоты мне и не хватало.

Василиса

Это мое самое странное и самое волнующее свидание в жизни.

Он такой милый этот Давид! Приехал на большой дорогущей машине, привез огромный букет, а сам высоты боится.

Я это поняла, как только мы к колесу обозрения подошли. Давид с подозрительным видом осматривает кабинку.

— Вась, а она не наебнется? — спрашивает, усаживаясь на сиденье, и быстро спохватывается. — Прости, я хотел спросить, она не упадет?

— Ты про кабинку? — уточняю, еле сдерживая смех.

— Если ее можно так назвать, — он с опаской поглядывает на дверцу, которая, соглашусь, довольно хлипкая. Не выдерживает, показывает на нее пальцем. — Ты уверена, что вот эта конструкция соответствует технике безопасности?

— А что тебя смущает?

— Она слишком тонкая. И закрывается на задвижку.

— Но, Давид, — внутри давлюсь смехом, но внешне остаюсь серьезной, — это же не люк космического корабля, и даже не дверь самолета. Функционально это просто дверца.

— Может, не поедем? — спрашивает он с надеждой, но кабинка уже поднимается вверх.

— Поздно, — качаю головой и подозрительно прищуриваюсь, — только не говори, что ты боишься высоты!

— Не боюсь, — бормочет он, — я вот таких развалюх боюсь. Василиса, ты же медик, как ты можешь рисковать жизнью своего пациента. У меня еще рука не срослась.

— Не прибедняйся, она у тебя не сломана! А жизни моего пациента ничего не угрожает.

Кабинка медленно ползет вверх, покачиваясь от ветра. Давид крепко сжимает руль.

— Можно покрутить, тогда кабинка тоже будет вращаться, — пробую провернуть руль, но Давид не дает.

— Ты что! Мы тогда точно наебнемся. В смысле упадем…

Доходим до самой высокой точки, и колесо внезапно останавливается.

— Так я и знал, — сипло выдает Давид, хватает меня за руку и говорит командирским голосом: — Василиса, спокойно, я сейчас перелезу вон туда, на ребро. Потом заберу тебя. Главное без паники, делай все как я скажу. Будем спускаться сами, а то пока этих спасателей дождешься…

— Каких спасателей, Давид? — он так забавно командует и при этом цепко держит меня за руку, что я не выдерживаю, хохочу во весь голос. — Мы сейчас поедем!

В подтверждение моих слов кабинка дергается и двигается с места. Колесо со скрипом продолжает крутиться, а Давид так и не выпускает мою руку.

— Ты испугался? — заглядываю ему в лицо. Он вскидывается и оглядывается по сторонам.

— Я? Нет. Я прикидывал, как тебя вытаскивать.

— Ты собирался меня спасать? Но у тебя вывих! Руки… — растерянно лепечу, потому что его лицо приближается, а у меня нет ни малейшего желания его отталкивать.

— Не руки, — хрипло шепчет он, — у меня натуральный вывих мозга. От того, что встретил тебя…

На затылок ложится широкая ладонь, к губам прижимаются крепкие сухие губы, и меня охватывает паника.

Он меня сейчас поцелует. Но это только первое свидание! Что он обо мне подумает?

С Колей мы поцеловались первый раз только через месяц, а Давид еще и мой пациент. Это же непрофессионально…

Но губы сами собой раскрываются, пальцы на затылке усиливают нажим, ныряют в волосы…

— Эй вы, или выходите, или доплачивайте за второй круг, — слышится над головой недовольный голос. Колесо дергается и останавливается. — Я только из — за вас его запустил. Холодно уже, нормальные люди по низу ходят. А они на холоде зажимаются. Студенты небось? Негде больше?

Мы переглядываемся и прыскаем в ладони.

— Пойдем, — Давид подает мне руку и первым выпрыгивает из кабинки. — Если нас принимают за студентов, значит не все так плохо.

— А я и так студентка, — подхватываю его шутливый тон. Слишком близко мы подошли к черте, которую пока рано переходить.

Я пока не готова. Слишком свежо в памяти мое ночное происшествие, и я все еще не знаю, кто был тогда в квартире Байсарова. Это неправильно по отношению к Давиду. Непорядочно.

— Правда? Ты учишься? И где? — интерес в его голосе звучит неподдельный, и я с облегчением переключаюсь на институт и учебу.

Я готова рассказывать часами об учебе, о работе, о чем угодно, лишь бы не обсуждать наши с Давидом отношения. Пока я не разберусь в себе и пока не выясню, с кем провела ночь.

— Что мы здесь торчим посреди парка? — останавливает меня Давид. — Может, все — таки в ресторан?

Я продрогла и не отказалась бы погреться. Но только не ресторан!

— Согласна на кофейню.

— Тогда пошли, — он снова берет меня за руку, и мне совсем не хочется ее забирать.

Василиса

Мы идем к кофейне, и я никак не могу избавиться от легкой улыбки. Давид смешной.

Кто бы мог подумать, что я пойду на свидание с тем, кого хотела прибить в палате за ужасное поведение.

А вот сейчас я его совершенно не считаю извращенцем. Давид оказался очень приятным мужчиной.

Внутри кафе тихо и уютно, пахнет кофе и выпечкой. Мы садимся у окна, и я чувствую, как наконец-то отпускает напряжение.

Давид заказывает два латте, и я наблюдаю за ним — он явно снова пытается держать все под контролем, хотя несколько минут назад всерьез предлагал спрыгнуть с высоты, чтобы нас "спасти".

— Ну что, герой, — я улыбаюсь, когда он возвращается к столику. — Тебе удалось победить свой страх высоты?

— Слушай, если бы эта кабинка чуть сильнее заскрипела, я бы, наверное, прыгнул с нее. Спас бы нас обоих, — добавляет он с таким серьезным выражением, что я не могу удержаться от смеха.

— Ах да, конечно, супергеройский прыжок прямо в кусты! — дразню я его. — Представляю, как это выглядит в замедленной съемке. Ты — в полете, волосы развеваются, а внизу бабульки хлопают от восхищения.

— Еще бы! — соглашается он, как будто это не самая абсурдная картина. — С меня бы пылинки сдували. Я бы стал местной легендой.

Я снова смеюсь, и этот смех легко льется, потому что рядом с ним мне действительно хорошо. Он не похож на тех парней, которых я знала раньше. Он… другой. С ним весело и легко, и как-то не хочется думать о чем-то слишком серьезном.

Например, о той ночи… Мне правда ненадолго получается об этом забыть.

Сидеть с Давидом в этой уютной кофейне оказалось неожиданно комфортно.

Он шутит, улыбается, и я чувствую, как все напряжение дня постепенно уходит. Но, как только я расслабляюсь, он вдруг делает то, чего я совсем не ожидала.

— Слушай, — говорит он, наклоняясь ко мне ближе с хитрой улыбкой на губах, — ты как к картингу относишься?

Я моргаю, не понимая, к чему он клонит.

— Картинг? Ты это серьезно? — я чуть не фыркаю в свой кофе.

— А почему бы и нет? — он откидывается назад и делает вид, что все это обычное предложение. — Мы уже покатались на колесе обозрения, теперь пора устроить что-то более серьезное. Соревнование.

— Соревнование? Ты предлагаешь мне гоняться на машинках, как дети? — я смеюсь, но где-то глубоко внутри понимаю, что идея не так уж и плоха.

— Ну, дети или не дети, — пожимает плечами он, — но я лично готов поспорить, что в этой гонке победа останется за мной.

Его уверенность немного раздражает, но в то же время вызывает азарт. Глядя на него, я вижу, что он серьезно. Ему действительно нравится сама мысль о гонке, и я уже начинаю поддаваться его настроению.

— Слушай, Давид, — я ставлю чашку на стол, глядя ему прямо в глаза. — Ты хоть понимаешь, что я ни разу не каталась?

— Тем лучше, — он улыбается, как будто все идет по его плану. — У тебя есть шанс открыть в себе новый талант. Ну или… хотя бы попробовать меня догнать.

— О-о-о, вот оно что, — я прищуриваюсь. — Думаешь, что легко сможешь меня обойти?

— Без сомнений. — Давид наклоняется ко мне чуть ближе, и его голос становится чуть тише, почти заговорщицким. — Но если вдруг ты победишь, я готов признать поражение и выполнить любое твое желание. Что скажешь?

Я замолкаю на секунду. Не то чтобы я собиралась соревноваться, но это предложение уж очень заманчиво.

— Ладно, — улыбаюсь я, чувствуя, как волнение поднимается внутри. — Тем более что это будет сделать проще простого. У тебя только одна рабочая рука.

Я киваю на руку Давида, смеюсь. Потому что мне кажется, что он время от времени вообще забывает, что у него с рукой проблемы.

— Не волнуйся, я и с одной шикарно справляюсь, — Давид мне подмигивает, а у меня мурашки на коже моментально появляются.

Не знаю как, но ему удается меня уговорить, и уже через пять минут мы выходим из кафе.

Когда мы подъезжаем к трассе, у меня начинается легкое волнение. Я ни разу не каталась на этих машинках, и, если честно, немного сомневаюсь в своих водительских способностях. Но Давид настолько уверен, что я просто не могу отказаться.

Мы надеваем шлемы, и вот я уже сижу за рулем маленькой, но явно быстрой машинки. Давид в соседней машине кивает мне, ухмыляясь, и показывает большой палец вверх на рабочей руке, будто подбадривает. Хотя я уверена, что это больше похоже на: «Я все равно тебя обгоню».

Секундомер начинает отсчет. Три. Два. Один. Пуск! Машинки срываются с места, и я чуть не улетаю в стенку с первых же метров. Педали слишком чувствительные, и мне приходится сосредоточиться, чтобы не врезаться в первую же преграду.

Давид вырывается вперед, словно родился за рулем картинга. Конечно, я понимаю, что у него гораздо больше опыта, но это не значит, что я собираюсь сдаваться. Я выравниваю машину и начинаю набирать скорость.

Первый поворот — чуть не вылетаю с трассы. Второй — кое-как справляюсь. Давид впереди, его фигура в шлеме выглядит расслабленной, как будто он и не напрягается. Ну уж нет, я так просто не сдамся.

Скорость увеличивается, и я начинаю догонять его на длинной прямой. В какой-то момент мы оказываемся почти бок о бок. Он поворачивает голову и кивает мне, словно приветствует. Ах, вот как!

— Ну что, думаешь, сможешь обогнать? — кричит он через шум моторов.

— Посмотрим! — кричу в ответ, и тут же даю газу.

Но не тут-то было. На последнем повороте я чувствую, как моя машинка теряет контроль. Давид ловко маневрирует, оставляя меня позади. И вот — финишная черта. Я даже не успеваю понять, что произошло, как он уже пересекает ее первым.

Торможу, с легким разочарованием вздыхаю, снимаю шлем. Давид стоит у своей машинки, ухмыляется и снимает свой шлем. Взгляд его чуть ли не светится от победы.

— Ну что, — говорит он, приближаясь ко мне, — готова признать поражение?

— Ладно, — я сдавленно усмехаюсь, хотя внутри хочется поддразнить его в ответ. — Ты выиграл. Честно. Но не думай, что это было легко!

— О, ни в коем случае, — отвечает Давид, на его лице та самая ухмылка, которую я уже знаю наизусть. — Но ты же помнишь наше условие?

Я напрягаюсь. Условие? Ах да! Я же согласилась выполнить любое его желание. И тут в его глазах мелькает что-то опасное.

— Хорошо, — вздыхаю, поднимая руки. — Что ты хочешь? Еще одну поездку на колесе обозрения в подарок? Или, может, что-то поинтереснее?

Он делает шаг ко мне. Его взгляд становится серьезнее, и я чувствую, как мое сердце начинает стучать быстрее.

— А вот и мое желание, — говорит он тихо, стоя уже совсем близко. — Поцелуй.

— Что? — я моргаю, пытаясь понять, шутит ли он. Но в глазах мужчины не видно ничего, кроме уверенности.

— Ты проиграла, — улыбается Давид, наклоняясь ближе, его голос становится чуть ниже. — Теперь твое дело — выполнить свою часть договора.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова застревают в горле. Его рука мягко касается моего подбородка.

Мое сердце замирает на долю секунды, а потом его губы касаются моих. Мягко, но в то же время решительно. И да, я понимаю — проигрыш в гонке не так уж плох.

Когда он отстраняется, я чувствую легкое головокружение и едва сдерживаю улыбку.

— Ну что, — шепчет он, наклоняясь к моему уху, — может, в следующий раз дашь мне фору?

— Мечтай, — отвечаю я, пытаясь сохранить серьезное выражение лица.

Давид

Мечтательно вытягиваюсь на диване в полный рост. Ноги упираются во что-то мягкое и теплое, которое злобно шипит и мяукает. Но я в настолько умиротворенном состоянии, что мне никто не сможет испортить настроение. Ни кот деда, ни сам дед.

А он старался как мог, даже не сомневайтесь. Уморился, спит теперь без задних ног. А мне не спится. Хочется думать про нее, про Василису.

Прокручиваю в голове наше сегодняшнее свидание. Колесо, конечно, тот еще пиздец. То, что мы не наебнулись вместе с кабиной, настоящее чудо. Там все такое ненадежное, стремное. Ни ремней безопасности, ни спасательных жилетов, ни шлемов, ничего.

Зато на картинге было круто. Василиса очень смелая девушка, я же видел, что она впервые села за руль карта. И каталась очень даже неплохо.

Но круче всего было то, что я ее поцеловал. Сам удивляюсь, как она позволила. Не оттолкнула, не зарядила по яйцам, даже не возмутилась!

Хотелось схватить ее, забросить на плечо, посадить в свой внедорожник. И дать по газам. Чтобы сто восемьдесят минимум топить до города.

Похуй на все офисные расследования, пусть бы мой начбез меня потом без соли сожрал. Вот просто похуй. Главное, что с ней, с Василисой.

Я бы ее неделю из кровати не выпускал.

Нет, месяц. Как там его называют, медовый?..

Стоп. Даже привстаю на локте. Васька в ногах недовольно мяукает и укладывается спать обратно. А я от себя в полном шоке.

Это я о чем вообще? Ну не жениться же я на ней собрался!.. Или?..

Сажусь на диване, чешу затылок. Сюрпрайз, конечно. Сюрпрайзище…

— Ты что, на Василисе жениться собрался? — спрашиваю себя вполголоса. Тише, чтобы деда не разбудить. А то начнет до утра пиздеть и охать, там мне будет точно не до мыслей о Василисе.

А мне так про нее думать хочется. Я бы ей позвонил сейчас, но у нее бабка. Квартира маленькая, точно бабку разбудим. И деда моего никто не отменял.

Мелькает мысль, что если бы предложить деду махнуться. Поменять меня на Василисину бабку. Пусть бы она тут пожила, а я к ним поехал. Деду все равно, на кого пиздеть, зато у Василисы такая бабка, что построила бы его в момент.

Достаю телефон, смотрю на фотку на аватарке. Улыбаюсь как дурак. И еще шире улыбаюсь, когда вижу, что Василиса в сети. Быстро набираю, пока не передумал:

«Спокойной ночи, самая красивая и смелая девушка на свете!»

Прочитано… Сердце перестает биться, я даже дышать боюсь.

В ответ приходит сердечко, и я с шумом выпускаю воздух из грудной клетки.

Ну раз сердечко, то все неплохо, да? Сердечко это же не средний палец. И не смайлик, закатывающий глаза. Уже засыпая думаю, как мне все-таки повезло, что деду надо было делать уколы.

Утром просыпаюсь бодрым и выспавшимся. Вывожу на прогулку Люсьен с Байсаром, и только когда веду их домой, вспоминаю, что уколы надо делать не одному деду.

Как я мог забыть? Сегодня же Васькина смена!

Завожу домой собак и на полной скорости гоню в больницу.

Привычным взглядом окидываю парковку и вспоминаю, что у Василисы нет машины. Недоработка, конечно, с моей стороны, буду исправлять.

Надо выпытать у нее, какую бы она хотела. И есть ли у нее права. Интуиция подсказывает, что вряд ли, значит можно начинать с курсов вождения. С теории. Практике я сам ее учить буду.

Прихожу в больницу и выясняется, что пересменки еще не было.

— Рано вы пришли, Байсаров. Нет еще Великой, не пришла. А вам принципиально, чтобы именно она укол делала? У нас девочки все хорошо колют, — говорит дежурная медсестра.

Вспоминаю вчерашнюю инъекцию и содрогаюсь. Нет уж, я своей пятой точной достаточно дорожу, чтобы не подвергать ее всяким пыточным экспериментам. Еще парочка таких уколов, и за рулем придется ездить только стоя.

— Только врача все равно нет, а вам же надо обхода дождаться, — не замолкает медсестра, и я разворачиваюсь, не дослушав.

— Спасибо, я на улице подожду, — выхожу на крыльцо, прислоняюсь к перилам. Холодно, лучше ждать в машине.

Василису замечаю издали, но она не сама. С египтянкой и костоправом от Бога Марией.

Выхожу из машины, иду на перехват. Василиса замечает меня, смущается, а я в который раз поражаюсь, как мог принять ее за проститутку.

Это все дед. Было бы у него нормальное освещение, я бы сразу все понял.

— Привет! — подхожу к девушкам ближе. — Не ждали? Почему не вижу радости при виде любимого пациента?

Мария вскидывает голову, самоотверженно улыбается. Мы понимающе переглядываемся, а Василиса оборачивается на подругу, потом на меня. И спрашивает с плохо скрываемым волнением:

— Вы что, знакомы?

Давид

Мария поднимает голову, пытаясь изобразить улыбку, но в ее взгляде на мгновение мелькает легкое замешательство.

С такой только на дело ходить.

Я улыбаюсь чуть шире и отшучиваюсь:

— Открою тебе секрет, Мария тоже здесь работает, — подмигиваю Василисе.

Василиса смотрит то на меня, то на Марию. Но настроение моментально поднимается. Это ревность? Значит, не один я по ночам страдаю дурацкими мыслями?

— Шутник, ты здесь по делу или стендап свой пришел на нас проверить?

Мария явно в себя верить начинает, раз такой дерзкой становится. Тут же взглядом в нее стреляю.

Кое-кто без египтян остаться может, если будет там сильно борзеть.

— Я здесь исключительно ради золотых рук Василисы. Уколы и перевязки — это ведь высший пилотаж, и никто, кроме тебя, с этим не справится, — с легкой усмешкой говорю, направляя взгляд на Василису.

Мария закатывает глаза, как бы предсказуемо реагируя на мой пафос:

— Ой, как сладко стелишь. Вась, я пошла, а то там таких, как этот пол больницы, — отрезает она с притворным сарказмом.

— Идите, Мария, не заставляйте людей страдать, — усмехаюсь в ответ.

Василиса на меня смотрит и не видит, как Мария мне средний палец демонстрирует.

И она еще людям помогает. Разве можно с таким настроением и на такую работу идти? Эх, Мария, после с тобой разберусь.

— Ладно, — произносит Василиса, ее щеки краснеют от смущения. А у меня как у последнего идиота внутри все только больше согреваться начинает. Даже уже не отрицаю, что попал. На глаза эти залип. Улыбку. — пойдем, посмотрим, что с твоей рукой. Надеюсь, сегодня у нас все пройдет хорошо?

— Обещаю быть примерным пациентом, — подмигиваю ей, следуя за девушкой.

Василиса проводит меня в кабинет без очереди. Многие возмущаются, но я мимо ушей пропускаю. У меня ВИП привилегии.

Василиса готовится к перевязке. Я наблюдаю за ее сосредоточенным лицом. Она настолько ответственно относится к своей работе.

— Хорошо спала?

От моего вопроса девушка на секунду застывает. Вижу, как на ее щеках ямочки от улыбки появляются.

— Ты с какой целью интересуешься? — Прищуривается.

— Хочу узнать, насколько хорошо ты выспалась, потому что хочу после работы пригласить тебя кое-куда.

Василиса снова улыбается.

— С укола начнем, снимай штаны.

Приподнимаю вопросительно бровь.

— Вот так сразу? После одного поцелуя?

От того, как девушка краснеет, из меня вырывается громкий смешок. Я таких, как она и правда не встречал.

— Я могу позвать Марию, — произносит шутливо, но я нотки ревности все равно улавливаю.

— Нет, если уж и показывать стриптиз то только для тебя.

Приспускаю штаны. Место прошлого укола все еще ноет. Еще бы, у меня там синяк на ползадницы.

— Это кто тебя так?

Голос Василисы тут же серьезным становится.

— Не все у вас здесь так о пациентах заботятся как ты.

Василиса хмурится, ей явно не нравится работа коллеги, но она никак не комментирует. Не хочет никого обидеть.

— Ты какую кухню любишь?

Хоть она и не согласилась на свидание, но я продолжаю пробивать почву.

— Вообще, люблю дома есть, то, что бабушка готовит…

Смущенно произносит. Ну нет, свидание с бабкой это совсем не то, что я хочу.

В идеале, конечно, и не в ресторан. Но в гостиницу она вряд ли согласится идти. К себе не позовешь. Во-первых, там дед. А, во-вторых, она сразу все поймет. А мне ей как-то мягко сообщить нужно.

Поэтому с ресторана начнем. А дальше уже по ситуации. Но продвигаться нужно как-то. Свидания — это хорошо. Но я бы хотел и продолжение.

Василиса делает укол. Прикасается своими нежными пальчиками к ягодице, и я понимаю, что решать вопрос с продолжением нужно активнее.

У меня стояк кушетку таранит от одного ее прикосновения.

— А если не дома? Французская кухня, итальянская…

— Ой, нет, может, тогда лучше в ресторанчик в центре. Он маленький совсем. Там домашняя кухня и цены приятные.

Ну вот что за девушка? Кто бы еще так за меня беспокоился? Чтобы не потратился.

— Давай туда, я всеядный.

— Только я не знаю, во сколько точно работу закончу… Если по скорой пациентов привезут, то я могу и задержаться…

— Тогда напишешь мне, как будешь собираться домой, я сразу подъеду. Мне здесь недалеко.

— Хорошо, — девушка снова скромно улыбается, а когда я уже у самой двери оказываюсь тихонько произносит, — а спала я, между прочим плохо. Все из-за твоего поцелуя…

Василиса

Я не соврала, я в самом деле не спала полночи из-за Давида. И его поцелуя. И объяснение этому может быть одно — я влюбилась.

Втрескалась как школьница, по самые уши.

Даже если у меня оставались сомнения, сегодняшним утром они развеялись без следа.

Я его приревновала. К Машке. Сама знаю, как это странно звучит — смысл ревновать, если Давид ко мне домой пришел, а не к ней. Меня искал, а не ее. Мне цветы принес и на свидание позвал.

Но когда я увидела, как они переглядываются, изнутри поднялась удушающая волна. И только призвав все свое самообладание я смогла удержаться и не скатиться в разборки.

Я никогда не думала, что буду ревновать. Причем мужчину, который мне не принадлежит и принадлежать не будет никогда. Слишком разного поля мы ягоды.

Он красивый обеспеченный мужчина. Я студентка медакадемии, подрабатывающая медсестрой в городской больнице.

Давид ушел, а меня все еще штормит. Делаю вид, что перебираю листы назначений, но мыслями вообще не здесь. Я уже на нашем с ним свидании, мы танцуем медленный танец. Давид берет меня за подбородок, наклоняется и целует…

— Ушел? — Мария осматривает кабинет и вперяется в меня проницательным взглядом.

Не хочу, чтобы она что-то заподозрила, поэтому отвечаю так как ответила бы раньше. Не про Давида.

— Нет. Под столом сидит, тебя ждет.

Машка удовлетворенно хмыкает и закрывает за собой дверь.

— Так у вас что, любовь?

— Почему сразу любовь? — смущенно отвожу взгляд. — Просто погуляли, выпили чаю.

О том, что мы катались на колесе, а затем гоняли на картинге, рассказывать почему-то не хочется. Это очень личное, это было только с нами. И никому об этом знать не нужно.

Но Машка так просто не отстает.

— Батюшки! — всплескивает руками. — Так он получается жлоб? Зажал ресторан и водил тебя по всяким генделям?

— Ни по каким генделям он меня не водил! — мне становится обидно за Байсарова. — Давид звал в ресторан, я сама отказалась. Захотелось в парке погулять.

— Ну и скажи кому, что ты не дура, — Машка говорит это так обреченно, что мне совсем не обидно. Даже смешно. — Ее в ресторан зовут, а она чай на лавочке в парке дудлит. Ну дура же! Он на тебе сэкономил, а столичные фифы потом с него все до последней копейки высосут.

— Может и дура, — соглашаюсь с подругой, — но Давид другой. Ему тоже понравилось наше свидание.

— Ой, да ладно, — машет рукой Мария, — не такой он. Все они не такие до первого траха.

— Неправда, Давид хороший!

— Может и хороший, — соглашается Машка, — только пиздливый. Точно как его дед…

Говорит и осекается. Смотрит на меня странным взглядом, а меня будто по голове дубиной стукнули.

— Дед? Какой дед? У Давида есть дед? — растерянно смаргиваю, и Машка недоуменно трясет головой.

— Разве я сказала, что у Давида есть дед? Я говорила, что он пиздливый как старый дед. Один в один, будто ему не тридцать лет, а три сотни.

Она говорит, я киваю. Но зерно сомнения уже дает буйные всходы.

Я все это время думала, что мои Байсаров-один и Байсаров-два однофамильцы. И тезки. И отцы у них тезки. И даже предположить не могла, что они могут быть родственниками.

Но если тот, мой Давид родственник дедушки Байсарова, то…

То он мог ночевать в его квартире. А значит, это с ним я провела ночь.

Господи, нет. Только не это. Холодею от одной мысли, что это может быть Давид.

— Маш, — смотрю на подругу в упор, — скажи, ты что-то знаешь? Ты же к деду тому ходишь. Давид его внук?

— Какой внук, Бог с тобой! — Машка говорит убежденно, отчаянно жестикулируя. — Да и не знаю я ничего, откуда? Вот провалиться мне на этом месте! Но давай рассуждать здраво, Вась! Были бы они родственниками, чего бы тогда старый Байсаров так экономил? Ясно же, что на последние копейки дед живет. Вон, света у него вечно нет, воду перекрывает. Сама говоришь, не жлоб твой Давид. Стал бы он родного деда в черном теле держать?

Машкины аргументы звучат убедительно, и я немного успокаиваюсь. Машка тем временем не умолкает.

— Ты знаешь, что, Вась, — она доверительно наклоняется ближе, — ты у него самого спроси, у Давида своего. Вот как на свидание пойдете, так и спроси. Он тебе скажет, чего гадать? Ну что ты теряешь?

А и правда, что?

— Спрошу, — решительно киваю, и мне кажется, или Машка в самом деле облегченно выдыхает?

Давид

«Между прочим, спала я, плохо. Всё из-за твоего поцелуя…»

Целый день в голове эту фразу кручу.

Спала она плохо… Да пусть только подпустит к себе, вообще забудет, что такое сон. Спать будет разве что на работе. И восемьдесят процентов нашей бессонной программы будут явно не поцелуи.

Мария если в Египет не передумала замуж выходить, пусть за двоих поработает.

Я уже забронировал столик в ресторане, заказал цветы. Их привезут в ресторан, чтобы я не таскался.

На сегодня у меня грандиозные планы на Василису — я снял люкс в лучшей гостинице города. В лучшей из тех что есть, ясное дело. Ну вы поняли.

Сгонял домой, то есть к деду. Выгулял собак, помыл им лапы. Сам с наручных часов глаз не сводил. Сложил в сумку чистые вещи, станок, пену для бритья. Подумал немного и гель с шампунем тоже положил.

— Ты куда собираешься? — подозрительно щурится дед.

— В больницу, — вру и не краснею.

— Так ты ж там сегодня был? Что это ты туда так зачастил? — ревниво интересуется.

— А почему нет? В больнице хорошо, душ есть.

— Душ! — фыркает дед. — Знаю я, какой там у них душ!

— Какой бы ни был, — хмыкаю, — меня устраивает. Никто над душой не стонет и воду не перекрывает.

— Вот и хорошо. Вот и правильно, — кивает дед. — Дома экономить надо. И духами своими тут уже все завонял. Шуруй, а я пока в магазин схожу, молоко закончилось и картошка.

— Может я картошки привезу? Или доставку закажу? Тебе тяжело носить, — руководствуюсь самыми лучшими побуждениями, но по обыкновению открываю портал в ад.

— Это на кого ты намекаешь? Кому тяжело? Хочешь сказать, что я старый и немощный? — грозно надвигается дед, и я сразу иду на попятную:

— Все, все, дед, брейк. Ты самый молодой и мощный. Я пошел, на ночь не жди, — проговариваю скороговоркой и бегом выскакиваю за дверь. Скоро должна позвонить Василиса, а мне надо еще принять в гостинице душ и переодеться.

Успеваю минута в минуту. Уже застегиваю ремень на джинсах, когда приходит сообщение от Василисы.

«Я уже освободилась».

Представляю, как она облизывает губы кончиком розового влажного язычка, когда набирает это сообщение, и поправляю оттопырившуюся ширинку. Как невовремя я это вспомнил!

Уже через десять минут въезжаю в ворота больницы и с удовольствием рассматриваю тонкую фигурку девушки, спускающейся ко мне по ступенькам.

— Привет, — она смущенно кивает, и я очень стараюсь ничего такого не представлять.

— Поехали? — дожидаюсь улыбки и кивка, и трогаюсь с места.

— Давид, все время забываю спросить. Ты где живешь? — спрашивает Василиса, глядя на дорогу перед собой.

Только собираюсь ответить «В жопе мира», но вовремя прикусываю язык. Если я сейчас скажу, что живу у деда, то как потом предложить ей поехать в гостиницу? Она сразу поймет, что я все спланировал заранее и тогда, уверен, пойду я нахуй так, как еще в жизни не ходил.

— В гостинице живу, — отвечаю как можно более убедительно. — Где ж мне еще жить, если я не местный?

— Да? — протягивает Василиса, как мне кажется, с некоторым разочарованием. — Правда?

— Правда, — говорю уверенно. — А почему ты спрашиваешь? Хочешь посмотреть, как я живу? Так поехали, прямо сейчас!

Для убедительности демонстрирую полную готовность начать разворачивать машину прямо посреди проспекта. И ебись он конем, тот ресторан.

Но девчонка морщит носик и отрицательно мотает головой.

— Скажи, Давид, а у тебя тут нет никаких родственников? — снова спрашивает в лоб. Понять бы только, к чему этот допрос.

Перед нами возникает затор. Притормаживаю, выглядываю в окно, чтобы выяснить причину. На дороге странная движуха, там собралась целая толпа, возле которой останавливается полицейская патрульная машина.

— Ты хочешь познакомиться с моими родственниками? — поворачиваюсь к Василисе, пробуя отшутиться. Но она чересчур серьезная.

— У нас на патронаже в отделении дедушка один есть, тоже Байсаров Давид Данилович. Ему Машка уколы ходит делать, меня недавно просила подменить. Ты его случайно не знаешь… Да вот же! Это же он! — она привстает с сиденья и показывает в окно.

Мы как раз медленно ползем мимо собравшейся толпы. Слежу за рукой Василисы. И холодею.

Посреди толпы стоит мой дед с авоськой в руках, в которой видна картошка и бутылка молока. На асфальте сидит мужик, закрывая голову руками, второй отползает на четвереньках, а дед лупит их по очереди картошкой и орет во всю глотку:

— Волки позорные! Блядское ворье! Чтоб у вас руки отсохли! Сволочи! Я вам сейчас покажу, как у пенсионеров последнее отбирать!

Мужик на асфальте плаксиво ноет:

— Дедушка, ну хватит, мы больше не будем!

— Я вам покажу, не будем! А ты куда уползаешь? — кричит дед и дает поджопник отползающему мужику. — Назад ползи, оползень ты ебучий, сейчас полиция приедет!

Со всей дури лупит мужика по спине картошкой, тот взвивается от боли.

— Дед, ты что, совсем озверел? — гаркает он на деда, но наблюдающая с интересом толпа быстро закрывает ему рот.

— Ты скажи спасибо дедушке, что он тебя не убил!

— Дедушка слишком добрый!

— Давай, дедуля, жги!

Мужиик охает и ложится на асфальт.

— Он мне спину сломал! — жалобно стонет, но жалеть его никто не собирается.

— Так тебе и надо!

— А что ты хотел? Умный какой, у пенсионеров кошельки воровать!

— Мало тебя дед приложил! Наверни ему, дедуля, чтобы на всю жизнь запомнил!

Сквозь толпу проталкиваются полицейские, а мне уже вовсю сигналят машины сзади.

— Так ты его знаешь, Давид? — переспрашивает Василиса, внимательно вглядываясь в мое лицо.

Это пиздец. Просто полный пиздец.

— Впервые вижу, — буркаю сердито и давлю на газ.

Отличная еда и присутствие Василисы поднимает настроение с нуля.

Конечно, плохо, что я ее обманул. И про деда не сказал, и соврал про гостиницу. Но тогда бы мне точно не светил ни ужин с Василисой, ни надежда на продолжение вечера.

Я скажу. Все ей скажу. Да она сама поймет, после первого же оргазма. Я просить прощения буду, что сразу не сказал. Надо, на колени встану. Простит, куда денется.

А сказать сейчас, про секс точно можно будет забыть. Она такая, Василиса моя, принципиальная.

— Поехали, по городу покатаемся, — предлагаю девчонке. И улыбаюсь так, одним уголком губ.

— Поехали, — кивает Василиса, заправляя прядь за ушко.

Мне кажется, или она тоже на меня так странно смотрит. Как будто ждет чего-то.

А что там ждать? Ясно, что доезжаем мы до соседнего с гостиницей переулка. Ставлю машину на ручник, выключаю двигатель и вдавливаю девчонку в сиденье.

— Я знаю, что должен сказать кучу всякой романтической хрени, — бормочу прямо ей в губы, — но я уже на таком взводе, что еле держусь. Давай я тебе потом все это скажу, а? Клянусь.

Она смотрит в упор, лихорадочно облизывает губу и кивает. Я так ее хочу, что набрасываюсь на нее как голодный хищник.

Василиса не ломается, не упирается, сама отвечает на глубокий поцелуй. Моя рука ныряет под подол ее платья, сжимает бедро. Девчонка цепляется за плечо, стонет мне в рот, и я сажаю ее себе на колени.

Мой член таранит джинсовую ткань, отчего пах сводит болезненными спазмами.

— Поехали ко мне, Вась, — шепчу ей на ухо, накрывая рукой треугольник между ног. Сквозь тонкий капрон ощущаю, как там горячо. Горячо и мокро. — Я так тебя хочу.

Она ничего не говорит, только медленно закрывает и открывает глаза. Ее густые ресницы дрожат, отбрасывая на щеки длинные тени.

Я снова врываюсь в ее рот, Василиса обхватывает ладонями мое лицо.

Это чистый кайф, я улетаю только от поцелуев. Надо как-то дойти от гостиничного холла к номеру.

Внезапно раздается мелодия вызова. Мы с Василисой отстраняемся друг от друга и некоторое время пытаемся сообразить, кто нам помешал.

Нащупываю телефон, подношу к уху. Звонкий, а сейчас почти визгливый голос моей секретарши бьет по нервам.

— Давид Данилович, срочно приезжайте. Александр Дмитриевич просил передать, что он повелся. Сказал, вы в курсе.

Ну что ж, блядь. Вот я и потрахался.

Василиса

Рядом с Давидом со мной точно что-то непонятное происходит.

Ну вот как так получилось, что я на коленях его оказалась?

А я могу сказать как. Помутнение рассудка! В самом сильном его проявлении.

От звука его голоса внутри так приятно вибрирует. От его горячего дыхания на моей коже мурашки появляются. А от прикосновений… тепло внутри расплывается.

И я могу сказать, что почти никогда такого не чувствовала.

Почему почти?

Потому что та чертова ночь никак из головы не выходит.

Но стоит Давиду ладонями по ногам вверх поскользить, как все мысли из головы выбивает моментально.

Горячий поцелуй становится более откровенным. Я забираюсь пальчиками в его волосы. Сжимаю. Тяну. Стон из груди вырывается и Давид тут же вжимает меня сильнее. Чтобы я прочувствовала все его желание…

Мамочки, как же горячо.

И тут все резко прерывается. Трель телефона. Мы отрываемся друг от друга. В недоумении переглядываемся.

Давид из кармана телефон достает.

И вот здесь случается то, что отрезвляет меня за секунду. Как будто ведро холодной воды на голову выливают.

— Давид…

Слышу женский голос. Взволнованный. Требовательный. И Мужчина тут же динамик прикручивает на телефоне. Дальше я ничего не слышу.

Но мне и этого хватает.

Тут же щеки краснеют. Я сама с его колен перебираюсь на сидение. А Давиду и не до меня вовсе. Он полностью в разговоре.

— Блядь, как же не вовремя. Понял. Понял, говорю.

А я только нижнюю губу закусываю. Волшебство нашей атмосферы развеивается.

Я интуитивно понимаю, что что-то случилось. По тому как Давид напрягся. Как хмурится. Он мыслями даже не здесь.

— Случилось что-то?

Вопрос задаю, чтобы эту звенящую тишину разбавить. Иначе мои нервы просто не выдержат. Я вообще много вопросов задать хочу. Только не знаю, как это со стороны смотреться будет. Да и не решусь я, вот так допрос с пристрастием устраивать.

— Василиса, мне срочно на работу нужно. Дело важное.

Давид ко мне оборачивается. Смотрит в глаза. Его тон очень серьезный.

На работу, значит, это женщина с работы звонила? А поздно, потому что дело важное, да?

Я сама и оправдание ему нахожу.

— Конечно, — только и киваю в ответ. Свою растерянность скрываю тем, что волосы на лицо падают, я отворачиваюсь к окну.

Давид мотор заводит и машина с места срывается.

Атмосфера в салоне уже совсем другая. Я чувствую, насколько Давид напряжен.

Уговариваю себя, что дело и правда в работе. А женщина… секретарши у всех есть. И, возможно, секретарь Давида трудится не по восемь часов в день, а намного больше!

Когда автомобиль у моего подъезда притормаживает, я себя настолько накрутить готова, что глаза щипать начинает. Я не буду плакать!

— Василиса, — стоит мне только за ручку дверцы схватиться пальцами, как Давид меня тут же к себе притягивает.

Мое имя в волосы шепчет. Горячее дыхание кожу обжигает. Табун мурашек в разные стороны разбегается.

— Давид, сейчас бабульки увидят, а после будут слухи ходить…

Произношу шепотом, а у самой глаза закатываются, потому что он губами к шее моей прикасается.

— Пускай говорят, чем им еще заниматься? Такая ты у меня сладкая девочка.

Хрипит, а у меня внизу живота все приятной судорогой сводит. Совсем горячо там становится.

И у меня как будто узел из множества сомнений развязывается. Больше не затягивается. Хорошо все. А ему и правда просто ехать нужно. Иначе он бы не стал так говорить, да? Прижимать к себе.

Мы снова в поцелуе сливаемся. Горячем. Языки сплетаются. Давид много приятных слов в губы хрипит.

— Беги, Василиса, иначе я не сдержусь. И так уже из последних сил себя в руках держу.

У меня смешок вырывается. Улыбка до ушей растягивается.

— Ты мне сегодня напишешь? Пожелаешь спокойной ночи?

Тихонько спрашиваю. Мне понравилось, что он вчера писал. Сегодня тоже хочется.

— Напишу, но со спокойной ночью ты, конечно, погорячилась. Я теперь точно не засну.

Из машины Давида я выбегаю самая счастливая на свете.

Даже бабуля замечает мою глупую улыбку.

— Васька, влюбилась, что ли?

— Бабуль!

— В этого рукожопого?

— Он не рукожопый! Он современный! Сейчас не главное — самому все уметь. Главное — знать, к кому за помощью обратиться!

— Ну я и говорю — рукожопый! Сам не умеет, другим звонит.

— Ну, бабуль!

— Ладно, но смазливый. Но ты смотри, Васька, передай ему, что если обидит, то я ему разводной ключ в одно место засуну!

Кто бы знал, что спустя два дня я буду близка попросить бабушку воплотить ее угрозы в жизнь. Потому что Давид пропал. С того вечера ни одного сообщения. И его телефон… он вне зоны доступа. Как будто он специально сим-карту достал и выкинул.

Давид

— Саня, ты охуел? Какая кома?

Смотрю на счастливо улыбающуюся физиономию своего безопасника и не понимаю, отчего его так прет. Что смешного в том, что его босс должен будет изображать овощ?

— Фальшивая, Давид Данилович. Самая симулянтская.

— Саня, посмотри на меня внимательно, — становлюсь посреди комнаты, развожу руки в стороны, — видишь?

— Нет, — честно отвечает Саня, — а что я должен увидеть, Давид Данилович?

— Признаки разложения, — рявкаю ему в лицо, — трупный запах. Каки положено почти покойнику.

— Скажете тоже, — хмыкает в кулак мой начбез, — кома не является обязательной причиной летального исхода. Зато киллер почти стопроцентной. Так что поверьте моему опыту, Давид Данилович, лучший босс — это живой босс.

— Сам пошутил, сам поржал, — бубню я недовольно, но в глубине души соглашаюсь с безопасником.

Все оказалось не так просто. Мой зам, тот самый, на которого готовили подставу мои эсбэшники, не просто сливал информацию конкурентам. Он готовил на меня покушение.

Меня собирались грохнуть, а затем отжать компанию.

Киллера решено было брать на живца, то есть на меня. Для этого была запущена информация, что я на отдыхе попал в ДТП и теперь лежу в коме.

Родителей предупредили. Мать согласилась подыграть, отец тоже. Деду я попросил ничего не говорить.

— Он старый у меня, дед, переживать будет, хоть и виду не покажет, — говорю Александру, тот понимающе кивает.

— Да, дед это святое.

— А девушке можно? Хотя бы намекнуть? Она будет молчать, я в ней как в себе уверен!

Говорю, а сам осознаю, что это половина правды. Я доверяю Василисе как самому себе не доверился бы.

Саня смотрит так, что не будь я его боссом, обложил бы трехэтажным с головы до ног.

— Давид Данилович, — шумно выдыхает, — ну сами подумайте. Девчонка ничего не знает, с нее и спроса никакого. А вы ее во все это втянете, только вызовете нездоровый интерес. Или еще хуже, подставите. И всех остальных вместе с ней. Вы представляете, сколько людей во всем этом участвует? И взять вот так спустить в унитаз все усилия…

— Ладно тебе проповедовать, понял я, — буркаю ворчливо, в душе соглашаясь с каждый словом.

Только телу не объяснишь, тело мое к Василисе рвется.

— Ты же ей позвони, Саня, — повторяю в сотый раз, — не забудь. Скажи, что я срочно уехал и там нет связи. Как только вернусь, сразу наберу.

Вечером меня оставляют в палате реанимационного отделения одного, и у меня случается дежавю.

Совсем недавно я точно так же лежал в больничной палате. Рядом пиздел недовольный дедок, Васька делала укол, а я гладил ее стройную ножку…

Недолго правда гладил, пока в лоб не прилетело. И пусть палата здесь в разы комфортнее, и никто не пиздит под боком. Но как же тоскливо вот так лежать, изображая овощ!

Все мысли заняты только ею. Васькой.

Где она сейчас? Чем занята? Что делает?

Представляю как она чай пьет на кухне с бабкой своей, и такая тоска берет, хоть волком вой на луну. Луна как раз подходящая — круглая, желтая, вой не хочу.

Сам не замечаю, как засыпаю, и всю ночь мне тоже снится моя Василиса.