Небольшой круглый бокал был почти пуст. Маша держала его так, чтобы через толстые стеклянные стенки было видно заходящее солнце. Оно уже не било в глаза, но девушка все еще не сняла солнцезащитные очки. Отдав весь свой жар прошедшему дню, светило по вечной традиции превращало каждый вечер в незабываемое прощальное шоу, которое, хотя никогда не меняло своего названия, всегда было разным. Сегодня закат был особенно прекрасен. Возможно, потому, что завтра Маша уже не сможет увидеть его во всей красе: он пропадет за небоскребами.

– В Москве такое великолепие можно наблюдать разве что частично, а это уже не то, – задумчиво произнесла Маша. – Как же быстро летит время. Не понимаю, ребята. Вот объясните мне. Кажется, только вчера заселялись, устраивались, а сегодня уже прощаемся со всем этим. Ну вот сколько мы здесь?

– Неделю, – лениво отозвался Гуров.

– Всего лишь неделю? – подхватила Маша. – Или целую неделю?

– Кому как.

– Такое ощущение, что прошла всего пара дней, – заключила Маша.

– Время – понятие относительное, – сказал Стас. – Мы с твоим мужем, Маш, даже отпусков не замечаем. Начальство дергает по каждому поводу, дела всякие находятся. Выспаться и то не успеваешь. Да и отпуск чаще не по графику, а как получится. Эх, Гуров, – насмешливо взглянул он на друга, – это ведь горе от ума, скажи? Вот так вот, Маш, не будь твой муж крайне востребован в профессиональном плане, жизнь твоя была бы проще.

– Скромный ты наш, – не удержался Гуров.

– С моей-то профессией? – усмехнулась Маша, посмотрев на Стаса. – Жизнь, говоришь, была бы проще?

– Точно, и тебе не позавидуешь, – щелкнул пальцами Стас. – Как-то из головы вылетело, что ваше семейство не в курсе, что такое спокойные вечера у телевизора. А во сколько сегодня сбор? В восемь?

– Ровно в двадцать часов. Скоро уже собираться, – вздохнула Маша.

– Ой, да чего там собирать-то? – «проснулся» Гуров. Прежде он в диалог не вступал, даже глаза прикрыл. Ленился сыщик на вполне законных основаниях: отпуск же. Но слова жены о предстоящих сборах его развеселили. – Я тебе еще раз говорю: одной сумки на двоих вполне бы хватило. Но нет, понеслась актерская душа в рай. Слышишь, Стас? Вот ты много вещей с собой взял?

По лицу друга расплылась довольная улыбка:

– Это не я чемоданы собирал, а Наталья.

– Вот именно: чемоданы. И я о том же, – заключил Гуров. – Мы с тобой, помнишь, в Красноярск ездили? Там еще заказное убийство хотели прикрыть аварией, когда на дорогу якобы выбежал взбесившийся лось?

– Лось до сих пор икает, хотя его там и в помине не было, – вспомнил Стас. – А так-то да, путешествие было не из курортных. Поселили в какую-то землянку, а кормили как в ресторане. Век не забуду. Я оттуда привез превосходнейший гастрит. Раньше и не знал, что такой зверь существует. Но ничего вкуснее того доширака я больше не ел. Морозы какие стояли, помнишь, Гуров? Домой придешь, а ноги будто бы вместе с ботинками отстегиваются. А ты лапшичку кипятком зальешь да ее с кусочком черного хлебушка, да с зеленым лучком, да с сырком плавленым…

Стас прикрыл глаза, сомкнул указательный и большой пальцы и провел в воздухе плавную линию, изобразив на лице удовольствие.

– Не в землянке, а в общаге мы жили, – поправил друга Гуров. – В отеле не нашлось свободных номеров – нас и поселили в общежитие при юридическом институте.

– Ой, да какая разница, – отмахнулся Стас. – Я тогда гастроскопию впервые в жизни сделал. Врагу не пожелаешь.

– Ты подожди пока про гастрит, – перебил его Гуров. – Багажа-то у нас много с собой было?

– Да чего-то там… рюкзак, что ли… – почесал затылок Стас. – Ну да, черный мой, с синими вставками. Да и у тебя что-то подобное.

– Спортивная сумка плюс верхняя одежда, – напомнил Гуров. – И все это на несколько недель напряженной работы. А ведь тогда стужа стояла, мама не горюй. Пробыли мы там полтора месяца. Простирнуть белье в ванной – дело пяти секунд, остальное носилось вполне аккуратно, так что выглядели мы весьма презентабельно. Никаких чемоданов, ничего лишнего. И не жужжали!

– Ой, все, – махнула рукой Маша. – Сравнил ухо с пальцем. Вы, мужики, вполне обойдетесь, а женщинам нужно немного больше. Я не про деньги, я про выбор. Думаешь, я с собой привезла сюда все свои вечерние платья и пять пар обуви?

– А то нет?

Маша подалась вперед, уселась в пляжном кресле так, чтобы видеть лицо мужа.

– А ну-ка, сыщик, проверим твою наблюдательность. Во что я была одета в течение недели? Много новых шмоток ты на мне увидел?

Гуров хотел было ответить, но слов не нашлось. Он не помнил, во что была одета его жена не то что неделю назад, но и сегодня утром. Вместо этого он издал короткий утробный звук, дальше которого ничего не последовало.

– Вот так-то, – заключила Маша. – Взяла самое необходимое.

– В трех экземплярах, – Гуров не хотел сдаваться.

– Не посрами честь! – радостно воззвал Стас к другу. – Даже я помню, что на твоей жене в день приезда с утра была футболка с цветком на спине и джинсы, а вечером она пришла в ресторан в синем платье и серых тапочках.

– Балетки это, е-мое! – расхохоталась Маша. – Ну что, Лев Иванович? Память потерял?

– Не царское это дело, – Гуров вальяжно развалился в кресле. – Ерундой не занимаюсь. Будь ты подозреваемой, то вопросов бы не возникло.

– Дай пять, Мария, – протянул руку Стас, и Маша хлопнула по его пятерне ладошкой, после чего снова повернулась к мужу. – Стыдно, батенька? Стыдно тебе?

– Надо Наташку проведать, – вспомнил Стас, поднимаясь из кресла.

Наташка, о которой вспомнил Стас, являлась его законной боевой подругой. Она, как и Маша, когда-то решила связать свою жизнь с самым настоящим полицейским и за всю жизнь ни разу не пожалела. А так как Лев Иванович Гуров и Стас Васильевич Крячко вот уже много лет являлись коллегами и хорошими друзьями, носили одинаковые полковничьи погоны, а иногда даже понимали друг друга с полуслова, то стоило предположить, что семьями они тоже дружили и, если у всех совпадали рабочие графики, иногда вместе выбирались на выходные. Чаще всего они выезжали на дачу супругов Крячко. Маша настолько облюбовала ее веранду, что даже перевезла туда часть посуды, которой они с мужем не пользовались дома.

Но этим вечером Натальи рядом с отдыхающими не было. Она еще утром почувствовала себя простуженной и бо́льшую часть дня провела в постели, попросив остальных забыть о ее существовании.

– Отлежусь, а к вечеру воспряну, как из пепла, – прокашляла она, провожая мужа и друзей на улицу. – Последний звонок не пропущу, обещаю.

Стас ушел, оставив Машу и Гурова одних. Они допили свои коктейли и молча наблюдали за людьми, высыпавшими на улицу, чтобы отдышаться после жаркого дня. Завтра утром все постояльцы должны будут освободить занимаемые номера, которые быстро приведут в порядок смешливые горничные и в которые уже к полудню нагрянут новые отдыхающие.

Местечко, которое пригрело Гуровых и Крячко, нашлось совершенно случайно. Начальник дежурной части на Петровке, 38, во время совместного перекура с Гуровым восторженно отзывался о небольшой, но очень уютной базе отдыха, откуда недавно вернулся его сын с семьей.

– Час езды от Москвы, а я о таком райском месте даже не слышал, – рассказывал он. – Там раньше была турбаза, потом ее почему-то закрыли, а недавно она снова заработала. Правда, туризмом там теперь и не пахнет – просто отгороженное от остального мира пространство. Несколько жилых домиков, ресторанчик, выход в лес… И все это на берегу реки. Можно в лесу прогуляться, можно поплавать или отдохнуть в баре. Само собой, если ты с ребенком, как мой Серега, то и для малышни дела найдутся. За отдельную плату с ними поиграют, порисуют, домик соорудят из чего попало – благо в лесу и шишки найдутся, и другой строительный материал. А родители в это время спокойно проводят время. Интернет там отличный, есть небольшая библиотека, куда вообще никто не ходит, а вечерком можно в караоке попеть или на лодке прокатиться. Кормят вкусно, по-домашнему. Мои, например, запросто на завтрак кашу ели, но не простую, а запаренную. И это в ресторане подают, между прочим. У снохи проблемы с желудком плюс маленький ребенок, вот они и попросили повара отдельно для них приготовить, а тот даже не возразил. Никто тебя не побеспокоит, если сам не попросишь. Кого-то там у них пчела ужалила, так ему в медпункте сразу помощь оказали. Давление измерить, то-се… Рыбалка, правда, запрещена, зато сами и рыбу, и мясо готовят – шашлыки подают великолепные! То есть все условия. Недалеко, кстати, пасека, туда ведет тропинка через лес. Ферма еще есть, кажется. Так что до цивилизации можно дойти за полчаса. Сын говорит, хозяева там душевные, даже подружился с ними. И, главное, за неделю денег отдали не очень много, что при сегодняшних ценах удивительно.

Гурова предложение заинтересовало. Обычно они со Стасом не имели возможности уйти в отпуск одновременно, поэтому отдыхали отдельно друг от друга и при этом ни разу не отгуляли свой законный до конца. За последние два года ситуация стала еще более напряженной, так как на службе образовался хронический завал, поэтому оба то переносили, то отменяли отпуска, конечно, нарушая график, что неизменно приводило в тихую ярость начальника отдела кадров и бухгалтерию. Но недавно генерал-майор Орлов, общий начальник Гурова и Крячко, разрешил-таки отчалить обоим одновременно, но с обязательным условием явиться сразу, если это будет нужно по работе.

– Идите, а я сразу после на больничный уйду. Всех вместе в отпуск никто не отпустит.

На том и порешили.

Разговор о базе отдыха, о котором Лев Иванович быстро забыл, Крячко принял к сведению, все быстренько разузнал и предложил провести недельку в прекрасном медвежьем уголке.

– Жена гонит на дачу, а я ее видеть не могу, – признался Стас. – Не отдых, а проклятие. Посмотри на мои руки, Гуров. Это руки крестьянина. У меня и походка уже изменилась. Нет, больше не могу. Срочно нужно что-то свежее и недорогое. Как там эта база отдыха называется? Как думаешь, остались там еще места? Если да, то бронировать?

Гуров в ответ только посмеялся. Какая уж бронь за пару дней до прибытия? Но Стас объяснил, что турбаза работает вахтовым способом. В понедельник происходит заезд гостей, а в воскресение – бурное прощание. Если понравилось, то оставайся еще на неделю: платишь ты сразу за семь дней, даже если живешь двое суток. И бронь принимается не заранее, а сразу после отбытия предыдущей партии туристов, поэтому места расхватывают как горячие пирожки. Такая система оплаты поначалу показалась Льву Ивановичу жесткой и неудобной: обычно количество дней отдыхающий выбирает сам, а тут – ни шага в сторону. Но невысокая стоимость проживания переубедила Гурова, к тому же у Маши вдруг выдалось окно, и, пораскинув мозгами, Лев Иванович дал Стасу добро.

В итоге отдых выдался очень даже неплохой, а местечко оказалось еще и с историей. На небольшой туристической базе, основанной еще в семидесятых, собирались в основном любители пеших походов. Единомышленники могли уйти в лес с ночевкой на несколько дней, а после отмокать в турбазовской баньке либо ночами напролет философствовать у костра. Удовольствие было недорогим: все, включая экипировку и алкоголь, гости привозили с собой, а чужих среди завсегдатаев не наблюдалось. Но наступило время перестройки, и вместо бородатых балагуров с гитарами на базе появились «новые русские». Они арендовали территорию сразу на несколько дней и приезжали на «мерседесах», под завязку набитых визгливыми подружками и ящиками с элитным алкоголем, а иногда появлялись и чисто мужской компанией, чтобы порешать свои бандитские дела. После некоторых визитов местные жители натыкались в лесу на то, от чего кровь стыла в жилах: избавляться от неугодных, вывозя их в лесополосу, в то время было в криминальных кругах делом обычным.

В середине нулевых турбаза благополучно загнулась. Бандитов как ветром сдуло, а возвращать красивое место к жизни желающих почему-то не нашлось. У администрации денег не было, а из бизнесменов никто вкладываться в гиблое дело не хотел. Ну кто сейчас отдыхает на турбазах? В основном люди едут на моря, в Турцию, Египет, Хорватию. На худой конец, в Крым. Турбаза постепенно превращалась в проходной двор. Деревянные постройки пришли в запустение и стали разрушаться, немногочисленные остатки мебели растащили дачники. Когда-то ухоженную территорию постепенно загадили мусором местные бродяги и маргиналы. Они же пометили ее черными пятнами выжженной земли, пострадавшей от костров. На пляж течение выносило тонны мусора, а в реку тогда не плевал только ленивый. Дважды на опустошенной набегами проходимцев земле случались пожары, и оба раза огонь чудом не добрался до обветшалых бревенчатых домиков. Административному корпусу, правда, повезло меньше: в этой большой постройке чаще всего селились бомжи. Там полностью выгорели пол и крыша. Очевидно, что корпус поджигали умышленно, может быть, и не думая о каких-то серьезных последствиях, а вышло – как вышло.

А потом появились Инна и Егор Онегины.

Откуда родные брат с сестрой, всю жизнь прожившие в Москве, узнали о печальном положении дел – история умалчивает. Однако зачем-то Онегины решили выкупить никому не нужный участок земли и… возродили это чудесное место. Заручившись поддержкой нынешнего руководства района, за несколько лет новые хозяева сумели восстановить если не прежний, то весьма цивилизованный внешний вид турбазы. Они облагородили территорию, отремонтировали избушки и привели в божеский вид речной пляж. Здесь появились детская площадка, небольшой теннисный корт и пункт проката, где можно было разжиться резиновыми сапогами, непромокаемыми куртками и даже специальными рюкзаками для лесных походов. Один из корпусов отдали общепиту. Заменили уличные деревянные туалеты на нормальную канализацию. Возвели высокие надежные стены из бетона, вместо ржавых гнутых ворот поставили новые и даже провели к ним подъездную дорогу от автотрассы. На праздник, посвященный открытию обновленной территории отдыха, пригласили администрацию района и жителей окрестных населенных пунктов, с которыми планировалось заключить договоры о поставке в ресторан свежего мяса, молока, куриных яиц, сезонных фруктов и овощей, меда. А назвали турбазу «Онегин» в честь тех, кто вернул это место к жизни. Раньше она была «Лесной», но об этом названии уже мало кто помнил.

И пошло дело. Клиенты прибывали круглый год. Зимой приезжало много лыжников, прибывали порой целыми семьями. Иногда проводились новогодние корпоративы. В межсезонье большинство гостевых домиков пустовало, но летом клиентов было под завязку. Некогда заброшенное место с полуразвалившимися строениями постепенно превратилось в оазис для желающих отдохнуть недалеко и недорого.

Когда Инна и Егор поняли, что жить в Москве, а работать за ее пределами сложно и дорого (за бензин Онегины никогда за всю жизнь столько не платили), они окончательно перебрались из столицы на новое место жительства. Для этой цели владельцы дома отдыха переделали второй этаж административного корпуса под жилые помещения, где и устроились с полным комфортом. Теперь путь от дома до работы измерялся не временем, проведенным в дороге, а количеством ступеней одного лестничного пролета.

Обо всем этом и не только Егор и Инна Онегины охотно рассказывали постояльцам. Их простота и открытость нравились всем. Даже Стас Крячко и Лев Гуров, как-то так вышло, сразу нашли с ними общий язык. За всю неделю пребывания в раю ни у кого не нашлось претензий друг к другу, чего нельзя было сказать о других гостях, которые мотали нервы не только Онегиным, но и своим соседям.

Вообще народу здесь было не так уж и много. Например, молодая семья Лосевых, состоявшая из очень спокойного папы Геннадия и усталой мамы Лены, то и дело терявшей их общего сына Виталика, который не знал, что такое сидеть на месте. На девушку-аниматора он не обращал никакого внимания, и она скоро бросила попытки хоть чем-то увлечь малолетнего балбеса. Пацану было пять лет, и, как принято у детей его возраста, он постоянно занимался исследованием всего, что попадалось ему на глаза. Как быстро и насколько глубоко можно зайти в воду, пока родители тебя не видят? Как долго можно не дышать? Что за жук бегает по воде и не тонет? Каков он на вкус? Почему нельзя ночевать на пляже? А почему нельзя остаться на ночь в лодке, привязанной к столбику, вбитому в землю? Ну и что, что лодка в воде – она же не уплывет? Зачем нужно завтракать, если не хочется? Почему нельзя зарыться в песок с головой и напугать того, кто на тебя наступит? Вопросов к окружающему миру у Виталика было столько, что он не утруждал себя ожиданием ответа от других: он просто брал и делал то, что ему хотелось делать. Не спрашивая разрешения, не ища одобрения и вгоняя в ужас мать, которая, как показалось Гурову, ни разу не присела за всю неделю. Он постоянно видел ее фигурку. Мать непрерывно искала сына. Интересный момент: отец ребенка вообще не задумывался о том, куда в очередной раз рванул его отпрыск, и просил жену «успокоиться и отстать от мальчика, который наконец-то вырвался на свободу». Мама Лена пыталась, но надолго ее не хватало. В итоге в финале отпуска Гуров поймал себя на том, что уже против своей воли осматривается в поисках неугомонного Виталика, и если того нет рядом, то и сам начинает беспокоиться.

– Гуров, парень здесь с родителями, – напомнил ему однажды Стас. – Забудь о работе, отдыхай.

– Мало ли, – буркнул в ответ Гуров. – Залезет куда-нибудь, запутается еще. Или на змею наступит.

– Да вон он на дереве сидит, – указал рукой Стас. – Он там, кажется, со вчерашнего вечера. Жив и здоров, руки-ноги на месте и крепко держатся за ветки. Не пойму, правда, как он туда попал. Слишком высоко для его роста, а лестницы рядом нет. За такими любознательными юношами наше светлое будущее. А вон и мать. Точнее, то, что от нее осталось. Но главное, что ребенку хорошо. Успокойся.

Отец Виталика в это время попивал пиво на веранде ресторана и с кем-то разговаривал по телефону. Судя по отрешенной улыбке на лице, ему, как и сыну, тоже было наплевать на окружающих.

За неделю отдыха все успели перезнакомиться друг с другом, и в последующие дни общение проходило уже без церемоний. Даже трое друзей-банкиров, прибывших на новенькой «Тойоте Камри» и поначалу пренебрежительно поглядывавших в сторону весело бегущей речки, к концу недели проводили на пляже целые дни. Ежевечерне эти друзья накачивались ресторанным алкоголем по самые брови, пытались перекричать караоке, а наутро, пряча за солнцезащитными очками опухшие глаза, похмелялись пивом и снова отправлялись на пляж. Как-то за ужином они поделились с окружающими историей своего знакомства: дружат со школьной скамьи, окончили один вуз и, так сложилось, теперь служат в одном крупном московском банке. Один товарищ особенно выделялся из них своим невысоким ростом и внушительным выпирающим животом. Он представился Славой и один из всей компании каждый вечер после выпитого приставал с глупыми вопросами к бармену. Друзья каждый раз уводили его из ресторана силой, извиняясь за поведение собутыльника. Благо бармен даже не смотрел в их сторону.

В одном из домиков расположилась компания из двух молодых парочек. Обычная современная молодежь, слава богу, без закидонов и высокомерных взглядов в сторону представителей старшего поколения. Странно, что они вообще здесь оказались. Им бы больше подошел пляжный отдых на морском курорте, где днем и ночью бушует веселье под разноцветные коктейли. Гуров уже знал компанию по именам. Светловолосый и светлоглазый парень, предпочитавший белоснежные футболки, назвался Андреем, а его девушка носила имя Катя. Вторую девчонку звали Соней, а ее молодого человека, страшно худого и очень высокого, рассекавшего в любую погоду в неизменном красном свитере, – Сашей. Ребята хоть и редко обращались друг к другу по именам, но часто располагались где-то неподалеку, что позволило Гурову быстренько запомнить кто из них кто.

Вообще-то именно худой и высокий Саша поначалу привлек внимание Гурова, и причиной тому был свитер. Погода стояла жаркая, и человек, кутающийся в свитер, конечно же, не мог не запомниться. Даже на пляже Саша не раздевался, а просто сидел на траве рядом с брошенной одеждой своих друзей, которые с визгами и криками ныряли в воду. Но даже так можно было заметить, что при баскетбольном росте в этом случае накачанными мышцами и не пахло – одежда болталась на Саше, как на вешалке. Ему можно было дать лет двадцать. Черные волосы, длинная челка, прихваченная металлическим ободком для волос. Гуров ни разу не видел его улыбающимся. Если парень куда-то шел вместе с друзьями или просто стоял рядом, то все равно будто бы был не с ними. Он редко смотрел кому-то в глаза и еще реже участвовал в общем разговоре, все время пялился вдаль. Внешность, поведение, заметная замкнутость – все выдавало в нем какой-то некий внутренний протест. Во всяком случае, это было первым, что пришло Гурову в голову. Но странным он бы все же Сашу не назвал. Наверное, потому, что при всей своей исключительности тот все-таки выходил на улицу, обедал с компанией в кафе, а не торчал круглосуточно в номере. Было и еще кое-что: Саша никогда не расставался с блокнотом, в котором постоянно что-то рисовал черным маркером. «Художник или дизайнер, – решил про себя Гуров. – Или нервы так лечит». В конце концов Гуров пришел к выводу, что ни черта не понимает в современной молодежи, а до остального ему нет дела.

С этой компашкой, как ни странно, общение тоже сложилось хорошо. Если приходилось контактировать, то молодежь всегда была вежлива и предупредительна. А на второй день отдыха и вовсе развенчала миф о том, что нынешнему поколению плевать на всех, кроме себя. По старой доброй традиции Наталья тогда посеяла свой мобильник. Это выяснилось за обедом, когда ресторан был полон. Обыскав свою сумку, а заодно и карманы мужа, она запаниковала, Стас принялся ее успокаивать, а Маша уже была готова вернуться в номер, чтобы осмотреть все углы… Все присутствующие слышали слова Натальи, народ начал растерянно переглядываться, но вдруг к столу подошел Саша.

– Какого цвета был чехол вашего телефона? – спросил он.

– Темно-зеленый, – растерянно произнесла Наталья.

– Кажется, я знаю, где он, – ответил Саша. – Под лежаком на пляже валялся похожий.

– Ой, точно, мы же там были, – пробормотала Наташа.

– Я отнес его охраннику, а тот должен был передать кому-то из администрации, – продолжил Саша. – Если надо, то я схожу и заберу. Скажу, что нашлась хозяйка.

– Да не надо! – замахала руками Наталья. – Я сама. Спасибо, молодой человек!

– Мне не трудно, – упрямо сказал Саша. – Я принесу. Все равно есть не хочется.

Он вышел из ресторана, а Наталья обескураженно уставилась ему вслед. Остальные постояльцы с облегчением застучали вилками. Друзья Саши молча проводили его взглядами, но остались сидеть на месте.

– Чего смотришь? – одернул жену Стас. – Пусть идет, если хочет. А мы потом отблагодарим.

– Как?

– Отблагодарим, сказал.

И Стас отблагодарил. Вернее, попытался. Он подкараулил Сашу возле домика и предложил парню деньги, но тот наотрез отказался. От предложения выпить за чужой счет тоже не пришел в восторг. Заявил, что не употребляет. Стас не стал настаивать и не удивился: у каждого свои причуды, и угадать желания нынешней молодежи он не в состоянии. Саша пошел прочь, но к Крячко неожиданно подошла его подруга.

– Ваша знакомая ведь актриса, да? – спросила девушка. – Мария Строева, да?

Речь, несомненно, шла о супруге Гурова.

– Она тут с мужем, – на всякий случай предупредил Стас.

– Сашка очень хорошо рисует, – продолжила девушка.

– Да что вы говорите, – вежливо продолжил беседу Стас.

– Он нас всех уже по сто раз изобразил. И всех, кто здесь отдыхает, тоже. Вашу знакомую он сразу узнал, но именно она у него не получается на бумаге. Знаете почему?

– Не фотогеничная? – предположил Стас.

– Она очень фотогеничная, – улыбнулась девушка. – Дело в другом. Просто как только он начинает делать набросок, то она меняет позу. Как назло, представляете? Сашка даже не успевает «схватить» образ. Хотите, он нарисует ее портрет? Он был бы рад. Ей точно понравится.

Стас покосился в сторону Гурова, идущего в сторону домика. Наталья и Маша в этот момент неспешно свернули к пляжу.

– Да я даже не знаю, – растерялся Стас. – Пусть сам подойдет к ней и спросит.

– Он не подойдет, потому что стесняется, – твердо заявила девушка. – Поэтому здесь я, а не он.

– Ах, вот оно что, – догадался Стас. – Ну если такое «спасибо» за найденный телефон его устроит, то я что-нибудь придумаю.

Девушка улыбнулась.

– Если получится, то будем в расчете, – улыбнулась она и пошла догонять своего друга.

На том и порешили. Стас передал просьбу Маше, и она сразу же согласилась позировать новому знакомому. Саша набросал ее портрет за десять минут и, нужно было признать, что оказался очень талантливым художником.

Теперь этот портрет висит на стене в квартире Маши и Гурова.

Свой профессиональный праздник Лев Иванович Гуров не то чтобы не любил – просто относился к нему как к обычному выходному. Поздравления в этот день летели со всех сторон, даже оттуда, откуда и не следовало бы. Например, из мест лишения свободы от славного малого Антона Артемьева. Артемьев, который вот уже шестой год подряд исправно присылал Гурову письмо ко Дню сотрудника органов внутренних дел, был арестован в возрасте двадцати трех лет за убийство, совершенное с особой жестокостью. Так сложилось, что ему очень не повезло с соседом по даче, который был паршивым по характеру человеком, имел неосторожность чуть что распускать руки и умышленно вредил любому, кто ему не нравился. В народе его прозвали Кривым из-за не сходившей с лица скособоченной улыбки. Однажды Кривой решил, что собака Артемьева слишком громко лает, и приказал тому угомонить животное, а не получив ответа, просто отравил ее. После, на допросе, Артемьев признался, что не хотел никого убивать, но когда увидел ухмыляющуюся рожу соседа и услышал его слова о том, что он уже решил проблему, то сначала ничего не понял. Но когда обнаружил труп собаки под своей яблоней, то поступил так, как поступил.

– Я понял, что пришло время избавить планету от этого человека, – объяснил свой поступок Артемьев. – Даже не сомневался в своем решении.

Антон взял кухонный нож и вызвал Кривого за калитку. Куда и сколько раз ударил его ножом, не помнит, но по всему выходило, что пострадавший даже не успел ничего предпринять в свою защиту: первый ножевой удар пришелся Кривому в живот, а дальше Антон принялся бить уже куда попало. Сознание парня прояснилось только тогда, когда услышал неподалеку знакомый голос: его окликнула жена сторожа. Тогда-то Антон и заметил, что она не одна – рядом стоят другие люди. И все на него смотрят. А до того, как говорится, перед глазами совсем темно было.

Полицию Антон вызвал сам. До появления стражей порядка успел переодеться в чистое, и сам же вышел навстречу участковому. Перед арестом попросил дать пять минут, чтобы похоронить собаку. Место выбрал сразу – под той самой яблоней, в углу огорода. Как ни странно, но ему разрешили это сделать.

Позже следствие установило, что Кривой также оказался убийцей – в его доме полиция решила провести обыск, во время которого в погребе обнаружились человеческие останки. Рядом с ними в пакете из «Пятерочки» лежал девчачий рюкзачок веселенького розового цвета, а в нем два мобильных телефона. Впоследствии выяснилось, что вещи принадлежали двум юным москвичкам, приехавшим в гости к родственникам. Обеим было по семнадцать лет, они учились в одной школе, планировали поступать в театральный. Обе были единственными детьми в семье. В последний раз их видели на опушке леса, где они фотографировали друг друга на телефоны. Как и когда именно произошла их встреча с Кривым, следователи так и не выяснили, но следы его ДНК, а также переломы у девушек указывали на то, что он несколько месяцев держал их в погребе и подвергал издевательствам. Потерпевших давно разыскивала полиция, но все следы терялись в том самом злополучном лесу, где их видели в последний раз. Благодаря стечению обстоятельств это ужасное преступление было раскрыто.

Но на этом сюрпризы не закончились.

В процессе следствия случайно выяснилось, что Антон Артемьев ранее был знаком с неоднократно судимым Маковым, за которым числилось большое количество квартирных краж. Оба когда-то жили в одном доме, где Антон снимал квартиру, даже неоднократно вместе выпивали, однако чем именно занимается Маков, Антон не знал и не спрашивал. Гуров участвовал в раскрытии серии краж, но дело зашло в тупик. Решив допросить Артемьева, он даже не предполагал, что парень расплачется и решит вывалить перед ним всю свою жизнь. Привыкший ко всему Лев Иванович дал ему такую возможность и через пару часов не только узнал о месте, где мог прятаться квартирный вор Маков, но и о том, что Артемьев хотел избавиться от Кривого давным-давно, но не знал как.

– Хотел убить, но ждал подходящего случая? – уточнил Гуров.

– Мечтал, чтобы с ним что-то случилось, – пояснил Антон. – Но ничего не происходило. Если бы я его убил раньше, то получается, что сделал бы это зря, ведь причины у меня никакой не было. Ну не нравится тебе человек – разве это повод лишать его жизни?

– То есть раньше прямого повода расправиться с ним у вас не находилось, – резюмировал Гуров.

– Верно. Не нашлось. Он меня не особо трогал. С другими ссорился, но меня не задевал. То ли боялся он меня, то ли что-то еще. И моя собачка ему раньше не мешала. Но уж больно мерзким он был. Рожа эта еще. Вот и мелькнула как-то мысль угомонить его. Пусть не я, пусть кто-то другой… Но как пришла, так и ушла. Говорю же: не было повода.

– А теперь повод появился. Собака, – добавил Гуров.

– Да, – поник головой Артемьев. – А еще эти трупы у него в доме, о которых никто не знал. Мразью он был, вы же сами это понимаете. Слушайте, Лев Иванович… А вдруг эти девчонки из-за меня погибли? Если бы я его раньше пришил, то они были бы живы. Их бы никто тогда не убил, а?

– Вы и сами убийца, Артемьев, – напомнил Гуров.

– Но он же ведь мразь последняя! – вскинулся Антон. – Получается, я опоздал, да? Девчата были бы живыми.

Он твердил одно и то же, но никакого смысла в этом уже не было. Гурова его слова уже не особенно интересовали. Душевные метания Артемьева теперь не играли для следствия никакой роли. Все, что случилось, уже случилось, а прошлое еще никто не смог переписать. Но именно благодаря тому, что натворил этот простоватый деревенский парень, полиция смогла раскрыть два серьезных уголовных дела, и в глубине души за это Гуров был благодарен Антону от всей души.

В итоге за вором-рецидивистом Маковым была установлена слежка, и в результате его взяли прямо на месте преступления, когда он взламывал замок очередной квартиры. Задержали быстро и тихо, без шума и пыли. Он долго удивлялся тому, как на него вышла полиция и непременно хотел узнать имя стукача, но Гуров твердо решил не сдавать Артемьева, который на тот момент уже получил десять лет колонии строгого режима.

На этом история могла бы и закончиться, но только не для Антона. Первое письмо от него прилетело Гурову через год после суда, аккурат ко Дню сотрудника органов внутренних дел. В нем Антон благодарил Льва Ивановича за понимание и за то, что его не били, когда допрашивали. С тех пор такие письма приходили раз в год, примерно в одно и то же время, и смысл написанного был примерно одинаков: Антон винил себя в смерти девушек, но уже понял, что время назад не отмотаешь.

Зачем он писал эти письма Гурову? Что хотел этим сказать? Почему неустанно выражал благодарность? Гуров предполагал, что таким образом Антон цеплялся за свое прошлое, в котором было очень мало света. Жизнь его не баловала, родительской любви отмерила очень мало, обделила и женским вниманием. Единственным близким существом для него стала бездомная собака, которую он в конце концов приручил и посадил на цепь. И только в кабинете Гурова парень вдруг решил выговориться, как ни перед кем до этого, потому что вдруг увидел в следователе не врага, а обычного человека. Уже было известно, что из родных у Артемьева была только тетка, да и та в суде появилась лишь в день оглашения приговора. Она быстро прибрала к рукам его загородный домик и о племяннике больше не вспоминала. Об этом Антон также упомянул в одном из писем. Видно, осознав, что он, по сути, никому в этом мире не нужен, а Гуров – один из немногих, кто обращался к ним по-людски, Артемьев приклеился своей истерзанной душой именно к нему.

Так или иначе, не прикончи он своего соседа, то, может быть, пропавших девушек так никогда и не нашли бы. Скорее всего, маньяк Кривой до сих пор бродил бы по земле и мешал людям жить, были бы и другие жертвы. Да и арест ворюги Макова нельзя было сбрасывать со счетов. Опять же – все это произошло благодаря Антону. Или, если уж быть совсем точным, его собаке.

Гуров поймал себя на мысли, что уже и сам ждет привета из Мордовии, где отбывал свой срок заключенный Артемьев. И хотелось, и не хотелось ему вновь взять в руки конверт. Обычно письмо приходило на Петровку, 38, потом попадало прямиком к секретарям, а те уже рассылали входящую документацию по отделам. Стас Крячко тоже был в курсе всей истории и в этот раз не преминул отпустить дежурную шуточку.

– Не написал тебе твой дружбан? – подмигнул он, протягивая Гурову папку. – Нет? Ах, жаль. Я уже и сам волнуюсь.

Гуров на поддевку никак не отреагировал.

– Что здесь? – нахмурился он, открывая папку. – Из прокуратуры? На кой им сегодня-то не спится?

– Они вообще спать не умеют – бдят. Да там фигня. Ты про письмо от дружбана лучше расскажи, – не унимался Стас.

– Я тебе дам его прочесть, когда получу, – Гуров, не поднимая головы, бегло пролистывал документы.

– Не обижайся, Лев Иваныч. Я помню, как он нам тогда здорово помог. – Стас и сам догадался, что лучше бы сменить тему. – Кривой ведь был только в начале своего пути. Стал бы дальше людей похищать, век бы не поймали. Ну или взяли, когда все зашло бы слишком далеко.

– Пока никто не знает, что он уже успел натворить, – возразил Гуров. – В том районе несколько пропавших числится. Вот пока полиция там все не проверит и не сопоставит, то радоваться рано.

– Лет через сто, наверное, и разберутся.

– Не скажи. Там ребята бойкие.

– Орлов просил зайти в семь часов, – внезапно вспомнил Стас.

– Это он тебе сам сказал? – поднял голову Гуров.

– Это мне Мироненко в коридоре сказал полчаса назад.

– А ему кто сказал?

– Орлов, наверное. Ешкин городовой, а время-то уже? – спохватился Стас, взглянув на часы. – Пошли, Лева. Опаздываем.

– Не дай бог, снова по нашу душу, – пробормотал Гуров, отложил папку в сторону и вышел из-за стола. – Вроде бы все свои дела мы закончили. Может, Орлов вслед за прокуратурой что-то добавить хочет?

– Или письмо твоего поклонника Артемьева к нему в руки попало, – не удержался Стас.

– Думаешь, он был не в курсе?

– Да все уже в курсе, Лева.

– Будем, – скомандовал генерал-майор Петр Николаевич Орлов, поднимая свою стопку с коньяком.

Гуров и Крячко послушно поднесли стаканы к губам. Грех не отметить профессиональный праздник, а угощение шеф всегда выставлял богатое. Если генерал-майор угощал, то делал это не на бегу, а обстоятельно. Однако устраивал он подобные мероприятия не так уж и часто. Редкие посиделки в компании подчиненных, давно уже ставших чуть ли не членами семьи, приносили Петру Николаевичу то удовольствие, которым ни в коем случае нельзя злоупотреблять и пренебрегать, иначе терялось то самое ценное, что ожидалось от этих встреч – превращение неформального общения с подчиненными в разговор по душам.

Гуров и Крячко чувствовали то же самое.

Однако в этот раз, испробовав коньяку и закусив столовскими пирожками с капустой, Петр Николаевич внезапно решил вернуться к работе.

– Пока не забыл, – объявил он, разливая вторую порцию по стаканам. – Тут с прокуратурой пообщался.

– Вот это поворот, – не выдержал Стас.

– Шутки свои, Крячко, оставь за дверью, – тут же обрубил его Орлов. – Нам, похоже, к празднику подарок приготовили.

– Я так и знал, – вздохнул Гуров, цепляя зубцом вилки кружок лимона. – То-то сегодня с утра башка раскалывается. Что-то старенькое? Они там любят заранее конец года закрывать. Сейчас начало ноября, самое время прижать к стенке.

– Звери, а не люди, – со вздохом добавил Стас.

Орлов указал подбородком на стол. Гуров и Крячко послушно подхватили свои стаканы.

– Будем здоровы, – произнес он куда-то в сторону и опрокинул стопку.

Вторую всегда пили стоя и молча. Не сговариваясь, отдавали дань памяти коллегам, не дожившим до этого дня. Их имена нет-нет да и всплывали в виде отпечатанных на бумаге рапортов или в чьих-то воспоминаниях. Некоторые ушли совсем молодыми, а кто-то в преклонном возрасте. Много лет назад или совсем недавно. Список постоянно пополнялся.

После второй стопки Орлов занял свое кресло, а Стас и Лев Иванович подошли к окну и вытянули из карманов сигареты.

– Итак, подкинули нам клубок. Наполовину распутанный, правда, – начал Орлов. – Ну-ка, кто вспомнит такого Олега Войко по кличке Волк? Криминальный авторитет, связи на телевидении, любитель устраивать своих подруг дикторами на новостные каналы.

– Считай, сам все и рассказал, – усмехнулся Стас. – Да кто ж его не помнит? Погиб в девяностых, на Кольцевой. Страшная была авария. Скончался от выстрела в голову, убийц так и не нашли. Истинно заказуха, даже ежу понятно. Там и тормоза в его тачке подпилены были, чтобы он так или иначе далеко не ушел.

– Все верно, – согласился Орлов. – И про аварию, и про заказного убийцу.

– У него жена с ребенком остались, кажется, – вспомнил Гуров. – Совсем юная мамаша с сынишкой на руках. До сих пор как вспоминаю ее истерику, так сразу напиться хочется. Уж очень натурально убивалась. Все твердила, что муж давно плохими делами не занимается, что у них семья, любовь и далеко идущие планы.

– И такое было, – кивнул генерал-майор. – Между тем у той истории есть продолжение. Невеселое. М-да.

– Нашли тех, кто его уложил? Может, и на заказчика вышли? – оживился Стас.

Орлов уселся удобнее, сплел пальцы рук на животе.

– Если бы все так и было, то нас бы не дергали, – сказал он. – Но речь как раз-таки о вдове. С тех пор закон не нарушала. Поднимала сына, работала на телевидении. И сделала там карьеру. Вышла второй раз замуж за продюсера Константина Мальцева и родила еще одного мальчишку. К тому времени Мальцев основал собственный телеканал, назвал его «Манго» и пристроил туда диктором свою жену. Канал, если кто не в курсе, ориентирован на детскую и юношескую аудиторию.

– Мальцев, Мальцев, – пошевелил пальцами Крячко. – Знакомая фамилия. Чем он прославился?

– Мальцев был видной фигурой на телевидении, ушел оттуда, будучи генеральным продюсером. Скончался в феврале этого года, – напомнил Орлов. – Остановка сердца. Смерть мгновенная, прямо на рабочем месте.

– Точно, – щелкнул пальцами Стас. – Вот теперь вспомнил.

Гуров не встревал, внимательно слушал Орлова.

– А вот его жену вы могли видеть на экране телевизора, – продолжил Орлов. – Диктор Алла Гнедова.

– Да ладно, – выдохнул Стас. – Никогда бы не подумал.

– Смотришь детские передачи, юноша? – невозмутимо поинтересовался у Стаса Гуров.

– К нам как-то племянница жены с сыном приезжала, – ответил ему Стас. – Пацану всего пять лет, от телевизора было не оттащить. Постоянно этот канал смотрел. Ну и мы пару раз к нему подсаживались. Они там здо́рово придумали: история Древнего Рима в мультиках, например. Или рубрика «Спроси у Сократа». Или что-то про битву в Бородино. Не видели?

– Нет.

– Так посмотрите как-нибудь, – улыбнулся Стас. – Там интересно, даже мы, здоровые лбы, далеко не все знаем. Все лучше, чем залипать в гаджетах.

– Так в чем дело, Петр Николаевич? – спросил Гуров. – Прокуратура сомневается в том, что Мальцев скончался по естественным причинам? Вдова как-то причастна к его смерти?

– Дело как раз-таки не в муже, – задумчиво произнес Орлов. – Этим летом сын Гнедовой и Мальцева погиб. Уехал на отдых с друзьями, где все и произошло.

– А что с ним случилось?

– Тут какая-то странная история. Тело нашли на берегу реки, на территории базы отдыха, где они проводили время. Парень приехал туда с друзьями. Приятные молодые люди. Правил местного распорядка не нарушали, пьяных дебошей не устраивали. И вот так все закончилось. В день отъезда очередной партии тело нашли в прибрежных камышах. Местная полиция почему-то пришла к выводу, что он нахватался каких-то веществ или был пьян и нечаянно утонул. Но друзья погибшего утверждали, что выпил он всего лишь один бокал пива, да и тот накануне. Что касается наркотиков, то он их в жизни не принимал, а, наоборот, пытался привести в порядок свое здоровье. Правда, речь шла о ментальном здоровье. Иными словами, он некоторое время до этого сидел на антидепрессантах – якобы тяжело переживал смерть отца. Позже экспертиза доказала отсутствие наркотиков в крови Мальцева и установила причину смерти – утопление. С учетом его печального жизненного опыта и психической неустойчивости самоубийство было бы возможно, это подтвердили и наши психологи.

– Возможно, – согласился Гуров. – А как именно он умер?

– Задохнулся. Лежал в воде вниз лицом. А ноги на берегу.

– Какой странный способ уйти из жизни.

– Именно, – генерал-майор еще крепче сцепил на животе пальцы рук. – Его мать такой расклад не устроил. Несколько месяцев она приходила в себя, а теперь требует возобновить расследование причин смерти сына. Утверждает, что ее мальчик не мог с собой покончить. Думает, что все это подстроено, а на самом деле ее сына убили.

– Я ее понимаю, – пробормотал Гуров. – Шутка ли – в один год потерять и мужа, и ребенка.

– Стать вдовой дважды – это, полагаю, не очень приятно, – согласился с ним Орлов. – А уж когда сын… Тут у кого угодно крыша поедет. Я с ней не общался, мне по этому поводу из прокуратуры звонили. С ней можно было разговаривать только тогда, когда рядом дежурил врач. А сегодня из прокуратуры передали уголовное дело, которое уже успели закрыть наши подмосковные коллеги. Ваша задача проверить все, что они успели сделать. Мать уверена в том, что никакого самоубийства не было, и в покое она нас не оставит. С учетом того, что на ее стороне общественность, нам, полагаю, лучше все проверить еще раз. Просмотрите все документы очень внимательно, а потом поделитесь своими мыслями. Времени мало, сами понимаете. От других дел освобождаю.

Он взял в руку увесистую папку темно-красного цвета и шлепнул ее на середину стола.

– Сегодня у нас пятница, а начнем в понедельник, – добавил он и вылез из кресла. – Стас, ты где зимнюю резину ставишь? Чтобы недорого и недолго? А то я никак не поменяю. Знаешь, как сегодня утром на работу ехал?

– Как?

– С молитвами. Есть у меня знакомый в автосервисе, лет десять к нему гоняю, но в этот раз затянул. Кто же мог подумать, что сегодня ночью уже подморозит? Прогноз такого не обещал.

Гуров взвесил папку в руке.

– С понедельника, значит, – пробормотал он и отложил ее в сторону. – Ну ладно, в понедельник и посмотрим.

– Стас, взгляни.

Гуров вышел из-за стола и положил перед коллегой фотографию.

– Узнаешь?

Стас внимательно всмотрелся в изображение.

– Постой-ка… – пробормотал он.

– Неожиданно, правда?

Гуров вернулся на свое место. Фото осталось в руке Крячко.

– Так это и есть тот самый Саша Мальцев? – с недоумением спросил Стас. – Не совпадение?

– К сожалению, нет, – ответил Гуров и потер пальцем висок. – Башка раскалывается. Что там у нас с кофе?

– Я купил. Полная пачка, – эхом отозвался Стас. – Ну надо же. Кто бы мог подумать. Какого числа мы уехали, не помнишь?

– Двадцать первого июля. А двадцать второго ожидался новый заезд. Мы уехали оттуда чуть ли не первыми, помнишь? На стоянке еще оставались машины.

– Точно. Оставались, – вспомнил Стас. – В голове не укладывается.

С фотографии на них смотрел юноша двадцати с небольшим лет с длинной челкой, подхваченной тонким металлическим ободком.

– Саша Мальцев, – произнес Гуров и внимательно всмотрелся в изображение. – Ну привет, великий художник с тонкой душевной организацией. Безумно стеснительный и ранимый. Не думал, что снова встретимся.

Общаться с Петром Николаевичем Орловым пришлось исключительно по телефонной связи: генерал-майор внезапно взял больничный по случаю гипертонии и по этой причине в понедельник на работу не явился.

– Прихватило в ночь на воскресенье. Думал, отлежусь. А жена настояла на том, чтобы вызвать «скорую». Спорить бесполезно. Ладно, хватит об этом. Что там у вас? Полистали то, что было в папке?

Гуров объяснил, что не только полистали, но и внимательнейшим образом изучили. И – бывает же такое! – с жертвой они были знакомы лично.

– Это как же вас угораздило? – язвительно поинтересовался Орлов.

– Во время отпуска. Отдыхали вместе с Крячко на базе отдыха «Онегино».

– Вдвоем отдыхали? – уточнил Орлов.

– Это был семейный отдых, Петр Николаевич, – пояснил Гуров. – И именно благодаря нашим девчонкам и состоялось знакомство с Александром Мальцевым. Без их участия я бы даже не вспомнил этого парня.

– И я, – поддакнул Стас из-за спины Гурова.

– Так это же нам на руку, Петр Николаевич, – добавил Гуров. – Мы и территорию порядком изучили, и с людьми пообщались. Легче будет допрашивать.

– Думаешь, вас там запомнили?

– Это абсолютно не важно, поскольку сейчас мы выступаем совсем в другой роли. Мы там не гости, не клиенты, не приятели. Мы – полиция. С нами у них и разговор будет другой.

– Более доверительный?

– Конечно. И не такой напряженный, как с теми полицейскими, которые сразу же приехали на место преступления.

– Проверим показания, поболтаем по-дружески с теми, кто там был в момент обнаружения трупа, – сказал Крячко. – Сейчас база отдыха открыта?

– Не работают они, я узнавал, – ответил ему Гуров. – Созвонился с Инной сегодня утром, она и сказала. Но если нужно, то приедут и откроют ее для нас.

– Это ты когда успел? – удивился Стас.

Гуров не ответил. Сосредоточенно раскладывал перед собой документы.

– Единственный момент: не вижу здесь протоколов допроса обслуживающего персонала. А где показания охраны, горничных, администраторов?

– Вот и разберитесь, – решил генерал-майор. – Сделайте запрос в архив, достаньте дело об убийстве Волкова.

– А оно-то нам зачем?

– Мне бы тоже хотелось это знать, – пробормотал Орлов. – Но недаром же его имя вновь всплыло на поверхность. Да еще там, где никто не ожидал. А вдруг?..

Крячко заглушил мотор и взглянул на номер дома. Кажется, добрался.

Он зашел в подъезд с доставщиком пиццы. Вместе зашли в лифт, вместе протянули руку к одной кнопке.

– О, и вам на шестой? – улыбнулся Крячко. – А квартира случайно не пятидесятая?

Парень заглянул в свой мобильник.

– Ага, – кивнул он.

– А заказчика не Софьей зовут?

– Софья, – подтвердил парень.

– Вот и славно, – обрадовался Крячко. – Как раз вовремя. Можете отдать мне пиццу, а я передам. Я ее отец.

Лифт остановился на шестом этаже. Крячко и доставщик вместе вышли на лестничную площадку. Парень занервничал, не решаясь передать заказ незнакомому человеку.

– Не верите? – удивился Крячко. – Очень зря.

Он вынул из кармана кошелек и деловито принялся в нем копаться.

– Вот, – протянул он триста рублей. – Поверьте мне, молодой человек. Проблем у вас не будет. Вон же ее квартира.

Он указал рукой в сторону черной дерматиновой двери, на которой красовалась пластиковая табличка с цифрой «50».

Доставщик открыл контейнер и вынул две большие плоские коробки.

– Прямо из печки! – восхитился Крячко. – А пахнет-то как! Вы, ребята, сами-то пробовали то, что привозите другим людям?

Парень неловко улыбнулся и повернулся к лифту.

– Как вас зовут? – спросил Стас.

– А что? – обернулся парень.

– Благодарность оставлю.

– Да не надо, – смутился доставщик и зашел в лифт.

– А я все равно оставлю, – успел бросить Крячко в сторону закрывающихся дверей.

Он подошел к квартире, в которой его совсем не ждали. Нажал на кнопку звонка и стал ждать.

– Кто? – донесся из-за двери девичий голосок.

– Пиццу вот вам принес, – объявил Стас.

Загремели ключи в замке, дверь распахнулась и навстречу Крячко шагнула невысокая полненькая девушка. Очевидно, что вместо Крячко она ожидала увидеть другого человека, поэтому растерянно застыла на месте.

– Через порог не передают, – вспомнил Крячко. – В гости пригласите, Соня?

И тут девушка вспомнила. По лицу было видно, что очень удивилась, напряглась и… не ожидала.

– Это вы? – растерялась она. – А… я не понимаю…

Крячко вынул из кармана удостоверение, раскрыл его и поднес к лицу Сони. Она прочла, после чего отступила в сторону, уступая дорогу.

– Проходите, – вяло пригласила она.

– Спасибо, Соня.

Она взяла из его рук коробки, но так и осталась стоять с ними.

– Я без предупреждения, потому сильно извиняюсь, – сказал Крячко. – Но я в курсе, что вы студентка, а в вузе сказали, что вы взяли академический отпуск. Ваш номер телефона недоступен, поэтому я решил просто взять и прийти. Если я не вовремя, Соня, то мы можем перенести встречу.

– А зачем я вам нужна? – слабым тоном поинтересовалась девушка, не двигаясь с места. – Не понимаю.

– Я насчет Саши Мальцева, – пояснил Крячко. – Полковник Крячко, уголовный розыск.

– Так ведь уже все закончилось, – тихо произнесла Соня. – Все закончилось ведь, – повторила она.

– Увы, девочка, – печально покачал головой Крячко и осмотрелся. – Так что? Получится у нас разговор? Или как?

– Получится, – кивнула Соня и словно впервые заметила, что держит в руках пиццу. – Вы будете?

– Нет, благодарю.

– Тогда проходите в комнату, – попросила Соня. – А я сейчас приду.

Это была однокомнатная квартира, компактная и уютная. Соня, по всей видимости, жила одна, потому что в комнате было очень мало вещей. Для одного человека и то недостаточно. Вообще вся обстановка выглядела какой-то аскетичной. Односпальная кровать в углу, накрытая тонким покрывалом. Рядом с изголовьем крохотный компьютерный стол с ноутбуком. В углу комнаты стояла напольная вешалка, на которой болтались немногочисленные «плечики» с девчачьими шмотками. Все они выглядели неброскими, неяркими. Небольшое количество одежды удивило Крячко – тогда, летом, он запомнил Соню как модницу, предпочитавшую одеваться стильно и ярко. То ли дело ее подруга, которая выглядела гораздо скромнее. Не то чтобы Стас заглядывался на девушек, просто четверо молодых людей чаще остальных отдыхающих попадались ему на глаза. Вот он и подмечал какие-то детали, чисто автоматически, от нечего делать. Всю стену напротив кровати занимал стеллаж, заставленный всякой всячиной. Здесь царил самый настоящий бардак. Полки были завалены спутанными проводами зарядок для гаджетов, забросаны неровными стопками книг и тетрадей. В углу стеллажа красовался пушистый веник из засохших трав. Присмотревшись, Крячко заметил на поверхности толстый слой пыли, местами изрисованный длинными кривыми следами, оставленными пальцами рук. На окнах не было занавесок, зато под потолком присутствовал карниз для жалюзи. Самих жалюзи также нигде не было видно. Вместо обоев стены покрывал неровный слой темно-серой краски. Казалось, кто-то в одночасье решил покрасить комнату, но почему-то не довел дело до конца. Пол устилал синтетический квадратный ковер синего цвета с непонятными белыми крупинками в самом центре. Крячко поднял голову, взглянул на потолок и ничуть не удивился: краска потрескалась, а ее частицы сыпались людям прямо на голову.

Он не нашел куда сесть, поэтому подошел к окну, за которым увидел узкий балкон. На карнизе стояла стеклянная банка с окурками.

– Я никого не ждала, – раздался за спиной Крячко голос Сони. – Поэтому не убиралась.

Она выглядела абсолютно подавленной. Еще пять минут назад ее состояние и настроение были совсем другими. Тревога или даже страх – вот, пожалуй, как можно было бы описать выражение лица девушки и позу, в которой она застыла на пороге. Соня явно хотела всего лишь взять заказ и снова закрыться дома. А тут вдруг полиция, которая еще и вспоминать заставляет.

– Я просто не знаю, чего вы от меня хотите, – медленно произнесла Соня. – Что я могу еще сделать?

Крячко обернулся и вынул пачку сигарет.

– Чайком не угостите? – с улыбкой спросил он. – На улице ну очень холодно.

– У меня нет чая, – опустила взгляд Соня.

– Тогда надо сходить в магазин и купить, – решил Крячко. – Но я впервые в этом районе. Не проводите?

Еще летом телеведущая Алла Гнедова жила в двухэтажном каменном доме в одном из элитных поселков Подмосковья. Стоя у кованых ворот, за которыми виднелся белоснежный коттедж, Лев Иванович Гуров думал, что этот дом отчего-то напоминает огромный склеп. На него так странно подействовал то ли зловещий пейзаж с черными кривыми ветками деревьев, то ли сам факт того, что смерть сумеет добраться даже до «хозяев жизни», но обстановка здесь казалась Гурову жутковатой. Широкую подъездную дорогу, ведущую к дому, устилал толстый слой опавшей листвы, которую никто и не думал убирать.

Особняк выглядел вымершим. Или так только казалось?

Гуров заметил девушку лет двадцати пяти, с детской коляской, и решил поинтересоваться, знает ли она хоть что-то о телеведущей. Оказалось, что знает. Она охотно пояснила, что Алла Гнедова не появлялась здесь с лета, но всем известно, что у нее есть и другая недвижимость – несколько квартир в Москве. Только вот непонятно, в какой из них она живет сейчас.

– А вам охрана при въезде ничего не сказала? – удивилась девушка. В этот момент ребенок в коляске захныкал, и она, забыв про Гурова, склонилась над малышом.

– Ваш?

– Можно и так сказать, – бросила через плечо девушка. – Я его няня. Вроде как, угу. Как родился, так я им, считай, одна и занимаюсь. Во всяком случае, в отсутствие родителей. Его папа ворочает финансами, а мама владеет стоматологической клиникой, поэтому дома их можно увидеть редко. Вы все-таки поспрашивайте у охранников насчет Аллы Тимофеевны. Не у тех, которые в черной форме, а у других, которые шлагбаум открывают.

– А в чем разница между ними?

– Те, кто носит черную форму, просто следят за порядком в магазинах, а некоторые еще подрабатывают сторожами. И бухают они по-черному, – скаламбурила девушка. – Это и не охрана вовсе, а так. А вот другие, которые контролируют въезд на территорию поселка, следят за видеокамерами и проверяют документы у посетителей, – те посерьезнее будут. Они все про всех знают, у них работа такая. Наверняка подскажут, где сейчас Алла Тимофеевна.

Она распрямилась.

– У нее ведь сын умер, вы в курсе? – спросила она. – Полиция решила, что он совершил самоубийство. Даже в интернете об этом писали.

Гуров кивнул.

– Я здесь именно по этому поводу, – ответил он. – А вы с Аллой Тимофеевной хорошо знакомы?

– Да нет, не очень, – пожала плечами девушка. – Так, общались по мелочи.

– Суровая дама? – закинул удочку Гуров.

– Ну это вы зря, – возразила девушка. – Она только на экране выглядит как замороженная. А вы бы видели, как она у себя в огороде грядки окучивает! В тренировочных штанах, маечке и кепочке. Она нормальная, если вы понимаете, о чем я.

– У вас здесь и огороды есть?

– Клумбы с основном, но некоторые что-то сажают. Не те, кто ни дня не работал, а те, кто попроще. Вот Алла Тимофеевна как раз такой человек. Однажды я без зонта оказалась, попала под ливень, а до дома далеко. Так она мимо на машине проезжала, увидела и отвезла меня в Москву. Еще и зонт свой отдала. Простая, свойская… была.

– А теперь все по-другому? – начал Гуров.

Женщина покачала коляску.

– После того как Сашку убили, все изменилось.

– Убили? Речь ведь шла о суициде, – напомнил Гуров.

– Да какой там суицид! – воскликнула девушка. – Парень был тихим, учился себе, не дурил, как некоторые золотые детки. Скромный до ужаса. Всегда здоровался при встрече, не пил. Мне знакомая продавщица рассказывала, что он в нашем магазине вечно какую-то фигню покупал типа зефира в шоколаде или йогуртов. Не пиво, не вискарь, не деликатесы, а что-то попроще… Не верю я в суицид. Он не был наркоманом. Да об этом все знают!

«В том-то все и дело, – подумал Гуров. – Все всё друг о друге знают. А как коснись, то ни одного свидетеля».

– Но вот когда стало известно, что с ним случилась беда, то Алла Тимофеевна перестала со мной общаться. Вернее, она вообще с соседями оборвала все отношения. Вот иду я, гуляю с ребенком, и вижу, что из ее ворот машина выезжает. Она на меня смотрит, но как бы не видит, понимаете? Я могла с ней поздороваться, а она в ответ всегда молчала. А потом я от охраны узнала, что она уехала жить в Москву. Но адреса не знаю. Поймите, мы ведь не подруги. Она ничего о своей жизни не рассказывала.

– После смерти сына она жила одна?

– Вы хотите знать, был ли у нее мужик? – усмехнулась девушка. – Репортер, да?

– Нет, – покачал головой Лев Иванович. – Репортеров сам не люблю. Я из полиции. Петровка, 38.

– А документ ваш можно? – строго спросила девушка.

– Вы правы, я совсем забыл, – согласился Гуров и показал служебное удостоверение.

– Ничего страшного, – ответила девушка. – Я тоже вам далеко не все рассказала. Поживете в высшем обществе – сразу поймете, о чем можно трепаться на стороне, а о чем нет. А как к вам обращаться?

– Можно просто – Лев Иванович.

– А я Ирина, – улыбнулась женщина и вернула удостоверение Гурову. – Ну и няня вот этого крикуна. Ах да, я уже говорила? Его родители сейчас на Бали, а я как бы за главную. Вообще-то в поселке почти никого не осталось. Свалили на зиму в теплые края. Так что же получается? Почему вы заинтересовались Аллой Тимофеевной? Или вам нужно что-то знать о ее сыне? Тоже не верите в то, что Сашка покончил с собой?

– Рановато делать выводы, – ушел от ответа Гуров.

Послышался шум мотора. Опасаясь попасть под брызги из грязных луж, Гуров шагнул к Ирине и взял ее под руку.

– Просто проводим проверку, – пояснил он. – Скорее всего, с вами полиция уже связывалась этим летом. Можете рассказать мне все, что говорили на допросе?

– Никто со мной не связывался, – качнула головой Ирина. – Кто я такая? Соседка, обслуживающий персонал. Кому я нужна?

– Но если вам есть что рассказать, то буду признателен, – улыбнулся Гуров.

– Тогда я просто еще раз скажу, что не верю в самоубийство, – повторила Ирина и расправила плечи. – Не мог он этого сделать.

– Почему вы в этом так уверены?

– С его мамой мы, может, общались и не очень тесно, но вот именно его я знала хорошо, – ответила Ирина. – Вы меня извините, но кое-кому скоро нужно обедать. Режим не нарушаем.

Она развернулась, чтобы уйти, но Гуров не собирался просто так ее отпускать.

– Без протокола, Ира… Расскажете о ваших отношениях с Сашей? – спросил Гуров.

– Без протокола?

– Да.

– И без диктофона, – прищурилась Ирина.

– Упаси боже, – заверил ее Лев Иванович. – Можете обыскать. Не ношу с собой никаких звукозаписывающих устройств. Просто беседа.

Ирина покусала губы.

– Вот не люблю я полицию, – призналась она.

– Сам не люблю, – поддакнул Гуров. – Но лично со мной работают приличные люди.

Ирина вытянула шею и заглянула в коляску.

– Дрыхнет. Пока спит, можем и поговорить. Проводите нас до дома, что ли. Идти минут десять. Ну что же вам рассказать про Сашку?

– Начните с первой встречи с ним, – попросил Гуров. – С момента знакомства, например.

Общение с Ириной было недолгим: пацан, которого она аккуратно укачивала в коляске, не напоминал о себе ровно пятнадцать минут, а потом раскричался на всю улицу. Ирина ушла кормить ребенка, а Лев Иванович отправился к гостевой парковке, где оставил свою машину. Погода стремительно портилась, и, ощутив на лице уколы мелких ледяных капель, Гуров понял, что попал под первый в этом году снег.

Охранники встретили его радушно. Видать, скучно им было сейчас на работе. Именитые жильцы разъехались по своим шикарным бунгало, теперь в их особняках только ветер гулял. Услышав имя Гнедовой и взглянув на служебное удостоверение Гурова, они радушно предложили угоститься чайком. Гуров отказался.

– Мне бы до Москвы добраться, а то дорога обледенеет, – объяснил Гуров.

– Резину не успели поменять? – поинтересовался охранник постарше.

– Да нет, я-то успел. А вот кое-кто наверняка прошляпил. Из-за таких и пробки на дороге.

– Это точно, – согласился охранник. – Так что там с нашей Аллочкой?

– Ух ты, как вы ее нежно называете, – улыбнулся Гуров. – Старая знакомая?

– Не такая уж и старая, но да, мы знакомы, – подмигнул охранник. – Ну а че? Тетка она интересная, лицо, такскать, известное. Порой приезжала очень поздно. Даже ночью, бывало, часа в три могла прикатить. Ездила без охраны, всегда сама за рулем. Редкий случай, если на такси. Естественно, выйдешь навстречу, парой слов перекинешься. Ну сколько она здесь живет? Лет двадцать уже? А я работаю десять. Само собой, знаем друг друга. И на взаимном доверии, конечно.

– И в чем же выражается это доверие?

– Например, предупреждала, где ее можно найти в Москве, – пояснил охранник. – Ее номер у меня тоже есть. А то мало ли что?

– А что же может случиться?

– Всякое. Про сына ее знаете, наверное.

Гуров, разумеется, знал.

– Ну так вот. В одной из ее московских квартир он и жил последние пару лет. Сначала здесь с матерью обитал, а потом переехал в Москву. Поступил в институт и уехал отсюда. Только я думаю, что не все так просто. Алла в последнее время была в отношениях, но типчик уж слишком мутный. А сын ее был, прости господи, ни рыба ни мясо.

– Гнедова посвящает вас даже в такие подробности? – усмехнулся Гуров.

– А что здесь такого? – искренне удивился охранник. – Я же этого Сашку с детства знаю. Мы тут все свои. В разумных пределах, разумеется, – поправился он.

– А информацию насчет ухажера Аллы Тимофеевны можно считать достоверной? Или это домыслы?

Лицо охранника озарила ласковая улыбка.

– Я сплетни не собираю и считаю, что дым без огня очень даже может быть. Иногда что-то чуйка подсказывает, а иногда все видно невооруженным взглядом.

– Ну, это очень расплывчатый ответ, – улыбнулся Гуров.

– Давайте тогда так. – Охранник выпростал руку в сторону поселка. – Жили три человека. Алла, ее муж и их сын. Нормальная здоровая семья. Муж умирает. А у Аллы вдруг появляется телохранитель. Никогда не было – а тут появился.

– Это она так сказала? Что это ее телохранитель?

– Именно! – щелкнул пальцами охранник. – Разрешила мне пропускать его в любое время. А у меня вот вопрос: если он телохранитель, то какого черта передвигается отдельно от нее?

– Да уж, – согласился Гуров. – Странно.

– Поэтому я и решил, что это ее друг. Ну а теперь представьте, каково ее сыну было видеть, что мать закрутила с каким-то придурком сразу после смерти мужа?

– И Саша съезжает от матери, – продолжил Гуров.

– Да. В последний раз я видел его летом. Месяц не назову, но абсолютно точно была жара. Он приехал на такси, поздоровался. Но совсем скоро уехал обратно.

Охранник сдвинул брови и покачал головой:

– Эх, мальчик, мальчик. Не могу представить его мертвым.

– И не надо.

Они вышли на крыльцо контрольно-пропускного пункта. Вместо ожидаемого снега с неба крапал злой дождик.

– Я вам оставлю свой номер. – Гуров полез за пазуху, вынул телефон. – Пожалуйста, если Алла Тимофеевна появится, то сообщите мне.

– Так вам ее легче выловить в Москве, – возразил охранник. – Она всегда мне сообщала, куда направляется.

– И в какой из квартир она живет сейчас?

– Да на Кутузовском.

– А почему она решила уехать отсюда?

Охранник снял бейсболку, пригладил волосы. Постоял, подумал и снова нацепил бейсболку на голову.

– Да как вам сказать? – задумчиво проговорил он. – Этого Алла Тимофеевна мне объяснять не стала. Да и не нужно. Но я думаю, что ей сложно теперь здесь жить. В этом доме ведь Сашка вырос, а съехал совсем недавно. Все здесь о нем напоминает. Может, ей в другом месте будет и легче. А вообще я так думаю: продаст она дом в нашем поселке. Теперь ей это богатство ни к чему. Сначала муж умер, теперь вот сын. Тяжело все это. Жалко ее. Хорошая ведь тетка. Может быть, теперь ей полегчает. Не сегодня, конечно, но хотя бы со временем. Мужика вот завела нового. Ну это не мое дело, конечно. А знаете, есть во всем этом свой сакральный смысл. Все-таки судьба существует, потому что повсюду присутствует некий баланс. Этакое равновесие. Алла потеряла всю семью, а судьба ей подкинула кого-то еще. Словно кто-то свыше хоть и забрал у нее самое дорогое, но одну не оставил. Сжалился. Но это я так, мысли вслух.

Гуров завел мотор, но сразу не уехал. Посидел, покурил. Снаружи по лобовому стеклу медленно ползли тонкие дождевые змейки.

Вспомнив, что в бардачке должен быть перекус, Гуров полез туда и наткнулся на маленький пакетик с солеными орешками.

Бросив в рот пару орешков, Гуров мысленно подвел итог своего визита к Алле Гнедовой и, не откладывая, набрал Орлова.

– Не разбудил, Петр Николаевич? – озабоченным тоном поинтересовался Гуров. – Как ты там? Лечишься?

– Лежу. Этого достаточно, – отрубил Орлов. – Что у тебя?

– Я сейчас рядом с домом Гнедовой в поселке, где она жила, – доложил Гуров. – Говорят, что переехала в Москву. Пока что временно. Собираю информацию и кое-что уже нашел.

– Докладывай.

– Вечером дам отчет. Сейчас поеду на Петровку, пусть ребята пробьют ее адрес на Кутузовском проспекте. Если повезет, то навещу ее.

– Работай, – разрешил Орлов. – А Крячко там как?

– Стас поехал к девушке Мальцева. Пока не звонил.

– Хорошо, – одобрил Орлов. – Если что-то, то докладывай незамедлительно. Как я понял, пока что ничего нового тебе узнать не удалось.

– Так точно, Петр Николаевич. Но ощущение какое-то странное. Я сегодня нашел аж двух людей, которые знали лично не только Гнедову, но и ее сына. Как так вышло, что с ними полиция раньше не общалась?

– Соплежуи там сидят, в том отделе, где ваша база отдыха, – мрачно проговорил Орлов. – Пробил я их, позвонил кому надо. Они там свои ботинки чистят гораздо усерднее, чем работой занимаются. Суицид – и точка. А что к чему – не их дело.

– Ну мы этого еще не знаем, насчет суицида-то, – возразил Гуров.

– Тут и знать нечего. Поинтересовался я у знающих людей насчет того ОВД. Их давно разогнать нужно. Тонна нераскрытых дел, везде сплошные нарушения. Думаешь, почему Гнедова не согласилась с тем, что ее сын покончил с собой? Потому что видела, что там на все смотрят сквозь пальцы. Строчила во все инстанции до тех пор, пока у них пальцы не посинели ей отписки давать. И добилась-таки своего – нагнула прокуратуру. Ладно, Лев Иваныч, работайте дальше. План мероприятий тоже не забудь подготовить. Все как всегда.

– Задним числом пойдет? Мы бы начали с повторного опроса знакомых Мальцева.

– Пойдет. Но не затягивай.

– Понял. Отдыхай, Петр Николаевич.

– Добро, Лева. Добро. Держите в курсе.

– Само собой, Петр Николаевич. Само собой.

Стас Крячко обладал не таким уж и редким, но крайне необходимым для сыщика талантом перевоплощения. Его умение подстраиваться под собеседника очень помогало во время бесед со свидетелями. Актерский талант позволял Крячко безошибочно раскрывать их слабые стороны, определять тип мышления и, как следствие, подбирать нужные слова, а иногда – в крайне редких случаях – даже направлять их действия в нужном ему направлении. Последнее он проделывал очень редко, но в случае с Соней почувствовал, что ей это было необходимо даже больше, чем ему. Судя по тому, в каком виде находилась квартира Сони, девушка стала затворницей. С огромной долей вероятности на нее так повлияла смерть друга. Никаких других оправданий ее образу жизни Стас Крячко придумать не мог.

Приглашая Соню на прогулку, он и не надеялся на положительный ответ. Закинул удочку, не более. Но девушка неожиданно согласилась.

– Вы правы, – растерянно произнесла она. – Я не выходила на улицу очень долго. А меня ведь посылки на почте ждут.

– А я помогу их донести, – сказал Крячко.

– Да они не тяжелые, – слабо улыбнулась девушка. – Не могли бы вы подождать меня на кухне?

– Лучше на улице, – предложил Крячко. – Буду ждать вас возле подъезда.

Он вышел из квартиры и помедлил. И только тогда, когда Соня закрыла дверь на замок, вызвал лифт. «Пограничное у нее состояние, – с тревогой подумал он, нажимая кнопку первого этажа. – Только бы чего с собой не натворила».

Крячко решил дать ей на сборы не больше десяти минут. Если Соня не появится, то придется вернуться.

Он закурил и принялся медленно прохаживаться по пешеходной дорожке, старательно обходя разломы в асфальте. Дома в этом районе были старыми, с темными потеками, украшавшими фасады. Дороги во дворах давно не ремонтировались.

Соня появилась очень скоро. На ее лице не было ни следа косметики, а бледность кожи подчеркивали черные куртка и пушистая шапочка.

– Как холодно, – сказала она, пряча руки глубоко в карманы.

– Просто ужас, – подтвердил Стас. – Так где тут у вас почта и магазин? Куда идти?

– Почта ближе.

– Мы сможем поговорить, Соня?

Девушка кивнула. Они медленно двинулись вперед.

– Можем. Хоть я и не представляю, чем еще могу помочь. Я же все уже рассказала следователю.

– То же самое расскажите и мне, – попросил Стас.

– А почему все нужно делать заново? – Соня остановилась и взглянула на Крячко.

Он ответил честно. Рассказал о том, что мать Саши не поверила в причину смерти сына, поэтому расследование возобновили.

– Только теперь этим будут заниматься другие следователи, – добавил он. – Скажем так, более опытные.

– Поняла, – ответила на это Соня. – Почта сразу за углом. Там недолго.

Оказалось, что долго. Из шести окошек функционировали три, и очередь к ним была огромной. Соня села в уголке, Крячко устроился рядом.

– Сашка не любил сюда приходить, – вдруг сказала Соня. – Ненавидел всю эту толчею. Его все тут бесило. Поэтому если ему было что-то нужно заказать, то я делала это на свое имя.

– А что именно он заказывал?

– Какие-то особенные карандаши, дорогие краски. Иногда покупал постеры… Ну, что вам еще рассказать? Про последний день на базе отдыха? Я вас совсем не помню. Наверное, уехали рано утром, да?

– Да, мы не стали задерживаться – дела, – пояснил Стас. – Часов в десять утра отчалили.

– А мы вот задержались. Именно из-за Сашки. Он куда-то делся. Мы поздно пошли завтракать, часов в двенадцать, но его нигде не было. Ни в домике, где мы жили, ни на пляже. И главное, его никто не видел. С нами там еще эти мужики в кафе были… Ну, три друга.

– Банкиры?

– Точно. Мы у них спросили, они сказали, что и сами все проспали, что у них мало времени и все такое. Короче, ничем помочь не смогли. Мы там еще к другим людям подходили, да все без толку. Сашку никто не видел. Но рано утром он был еще с нами.

– Соня, получится вспомнить все как можно подробнее? – попросил Стас.

– Я попробую. Где-то в шесть утра я проснулась и спустилась в туалет. Выглянула в окно и увидела Сашку. Окна нашего дома прямо на речку выходили, только не на пляж, а на заливчик, на камыши. Вот он там и сидел на земле, спиной ко мне. Прямо на берегу. Рисовал, наверное.

– А вы, получается, после этого опять пошли спать?

– Ну да, – замялась Соня. – Накануне, если помните, отметили отъезд, а утром голова гудела. Вот я и прилегла.

Крячко вспомнил вечер накануне отъезда с базы отдыха. Все отдыхающие собрались в кафе и действительно хорошенько попрощались и с прекрасным местом отдыха, и с теми, кто обеспечил клиентам приятное времяпрепровождение. Хозяева базы отдыха тоже веселились вместе с гостями. И танцевали, и хохотали, и чокались бокалами. Стас попытался как можно тщательнее восстановить в памяти события того вечера. Нет, он просто уверен, что тогда было все хорошо. Ни ссор, ни обид, ни претензий – ничего плохого не случилось. Хотя, пожалуй, имело место быть кое-что, слегка подпортившее всем настроение. Банкиры. Три друга, один из которых особенно выделялся тем, что неумеренно употреблял в любое время суток. Он и в тот праздничный вечер нажрался раньше всех и традиционно принялся высказывать претензии бармену. То пивной пены в кружке слишком много, то салат пересолен, то шашлыки как резина. Но друзья его все же угомонили, а потом и вовсе увели из ресторана. А сами вернулись. И вели они себя со всеми вежливо.

– Был один момент, – вспомнила Соня. – Я вам первому об этом говорю. Только что вспомнила.

– Что такое, Соня? – приготовился Крячко.

Соня посмотрела на электронное табло.

– Мой номер.

Она встала и пошла к окошку. Ее опередил юркий старик и закрыл собой окошко.

– Я тут целый час торчу! – заявил он.

– Какой у вас номер? – спокойно спросила его Соня.

– Никакого номера у меня нет. Я вон за той женщиной…

– Тут прием по номерам. Электронная очередь. Вон терминал возле входа, – объяснила Соня.

– Вы серьезно? – взмолилась девушка с крохотной собачкой на руках. – Дедуль, вы все это время просто так ждали? В первый раз на почте, что ли?

– Я стоял! И теперь моя очередь, – отмахнулся дед и чуть ли не по пояс влез в окошко. – Моя очередь.

– Господи, – закатила глаза Соня и беспомощно взглянула на Крячко.

– Пусть пройдет, – разрешила сотрудница почты, взглянув на Соню. – А вы подойдете сразу после него.

Дед и в самом деле не отнял много времени. Оказалось, что у него нет с собой паспорта, без которого ему что-там не смогли отдать. Пока он искал паспорт по всем карманам, вся очередь молча наблюдала за его движениями. Осознав бренность бытия, дед витиевато выругался и наконец ушел, заставив всех улыбнуться.

После его ухода в помещении будто бы сразу стало светлее.

Соня получила две небольшие коробки. Положила их в пакет и поманила Крячко к выходу.

– Это же Сашкино, – сказала она, оказавшись на улице. – Куда мне это теперь девать?

– Может быть, передать его маме?

– Она меня видеть не хочет.

Некоторое время шли молча.

– Соня, вы что-то вспомнили, но не успели рассказать, – напомнил Крячко.

– А, да, – очнулась девушка. – У меня в день отъезда болела голова. Почувствовала это сразу, как проснулась.

– А накануне Саша был с вами?

– Да, мы легли спать вместе.

– Продолжайте, – попросил Стас.

– Утром я проснулась с головной болью. Сашки рядом не было. Я решила принять аспирин и заодно посмотреть, где Саша. Мы аптечку на кухне держали, я туда и пошла. Окно кухни как раз выходило на камыши. Там-то я и увидела Сашку, но это вы уже знаете. Я о другом. Я позвала его, и он мне ответил.

– Окно было открыто?

– Закрыто. Но я решила, что он может услышать.

– Ясно. И что же он вам ответил?

– Я не разобрала. Но, знаете, как это бывает? Иногда не нужно слышать, главное – видеть. Ответ человека понимаешь по его жестам, например. Вот Сашка и сделал такой жест.

– Какой?

– Он немного развернулся и махнул рукой через плечо, будто бы говорил: «Не отвлекай». Губы у него шевелились, как будто он что-то говорил.

– Вы уверены, что он вас не слышал?

– Я не знаю. Тогда мне показалось, что услышал. У вас найдется сигарета?

Крячко полез в карман, достал пачку сигарет и зажигалку. Соня закурила и поморщилась.

– Я брошу, – пообещала она. – Обязательно брошу.

– И это правильно, – одобрил Стас. – Так что, Соня? Как вы думаете, он вас слышал?

– Теперь я не уверена, но тогда показалось, что да. Логично же: я позвала, а он ответил. Но теперь я в этом сомневаюсь. Окно ведь действительно было закрыто.

– Или он разговаривал с кем-то еще, – сказал Крячко. – Мог там быть другой человек? Попробуйте вспомнить, Соня? Какие-то звуки? Может, чей-то голос?

– Этого я не знаю. Нас в доме было четверо. Я, Сашка и еще двое наших друзей. Андрей и Катя. Но они спали в этот момент, я точно знаю.

– Вы уверены?

– Я заметила приоткрытую дверь в их комнату. Там всегда было очень душно, а окна мы открывали редко, потому что комары… И ребята таким образом создавали сквозняк. Через щель я заметила спящую Катю. Ну а храп Андрюхи я бы узнала из тысячи.

– Может быть, Саша разговаривал с кем-то из персонала? – предположил Крячко.

– Я видела только его, рядом никого не было, – ответила Соня. – Я еще не знала, что вижу его в последний раз. Надо было выйти к нему, но я решила, что он хочет побыть один. Почему? – вдруг всхлипнула Соня. – Почему я не подошла к нему?

Крячко утешающе приобнял девушку за плечи, и она не стала отстраняться. Чувствовать вину за смерть близкого человека – дело не такое уж и простое, многие переносят утрату очень тяжело. Иногда людям в подобной ситуации просто нужна поддержка, даже в виде руки на плече.

Буквально через секунду Соня аккуратно высвободилась из-под опеки Стаса.

– Не нужно, я в порядке. Нет, правда.

– Точно?

– Все нормально.

– Что же было дальше, Соня?

– А дальше я вернулась к себе и снова легла в постель. Уснула почти сразу же. Меня разбудила Катя около половины двенадцатого. Сразу засуетились, стали собираться. Я Сашкины вещи не трогала, он этого не любил, но он так и не пришел. А время-то идет. Тогда мы решили, что, возможно, он залез куда-нибудь в лес и там торчит. Такое с ним случалось. Решили просто подождать. Мы с Катей пошли завтракать, и из кафе все время ему звонили, но «абонент недоступен или вне зоны действия сети». Андрей в это время решил поискать Сашку без нас. Ну а потом крик снаружи. Оказалось, Андрей нашел Сашку, а кричала мать того мальчика.

– Время?

– Еще часа дня не было. Мы туда мигом побежали. А Сашку я сразу и не увидела. Подошла ближе, Андрей мне наперерез: «Сонь, – говорит, – там Сашка. Не подходи». Я очень испугалась. Помню, что не плакала. Просто не верила. Меня не пустили туда. Эта сумасшедшая мамаша, которая все время своего ребенка теряла, быстренько увела меня на стоянку, все время что-то говорила, говорила…

Соня остановилась, чтобы перевести дух.

– Когда приехала полиция, я пошла к ним. Они тоже меня не пустили, но сказали, что это Саша. Его Андрей опознал, потом и остальные подтвердили. Андрей вообще много тогда для меня сделал. Разговаривал с полицией, отвечал на вопросы. Нас с Катей тоже допросили, но я очень плохо помню, что именно говорила. Но что-то говорила, наверное. Потом Андрей вызвал такси, и нам разрешили уехать. Когда я вернулась домой, то мне сразу позвонила Сашкина мать. Она меня и так не любила, а тут вообще вонять начала. Оскорбляла, обзывала. На экране она такая спокойная, свои детские передачки ведет так радостно, с такой любовью. Тьфу! Слышали бы вы ее крики. Нет, я понимаю, что она была не в себе, но почему-то все это вылилось на меня.

– В чем же она вас обвинила?

– В смерти сына, разумеется, – тихо сказала Соня. – Все припомнила. И то, что он из дома ушел. Почему? Из-за меня, конечно. А ведь на самом деле из-за нее. И на эту базу он тоже ехать не хотел, но пришлось. Кто настоял? Ну я же, а кто еще? А я вообще с ее сыном была только потому, что его мать знаменитость, а он богатенький сынок. Называла меня деревенщиной, проституткой…

– Но ведь это не так, правда? – спросил Крячко.

– Не так, – твердо сказала Соня. – Во-первых, я не знала, кто Сашкины родители, когда мы познакомились. Мы учились в одном вузе, только на разных факультетах. Он хотел быть графическим дизайнером, а я – экономистом. Познакомились на какой-то вписке на первом курсе, стали общаться. Я тогда жила в общежитии, кстати, и совсем не хотела оттуда уходить. Просто повезло с людьми, наверное. Мы с Сашкой не планировали съезжаться. Когда я узнала, что его мать знаменита, то вообще хотела с ним порвать. На фига мне такой мезальянс? А потом поняла, что влюбилась по уши. Но я по жизни реалист, поэтому не особенно пристально всматривалась в наше общее будущее. Иногда, если в голове выстраивался какой-то план, где мы будем с Сашкой вместе и завтра, и через месяц, и через год, я гнала такие мысли. Почему-то казалось, что нужно просто быть рядом с ним, держаться за руки, пить кофе по утрам или вино под сериал, работать, болтать и засыпать в одной постели, а дальше будь что будет. Но человек ведь такая смешная божья тварь! Строим планы, берем кредиты, клянемся в верности, а когда прилетает по лбу, то такие сразу: «Кто бы мог подумать?!»

– Вот это точно, – вставил Крячко.

– Этот год начался очень страшно, – продолжила Соня. – Сначала умер Сашкин отец, а теперь и самого Сашки нет. А знаете, что он вот умер, а его проблемы остались со мной? Я объясню. Вот эта самая квартира, в которой я живу, мне не принадлежит. Я не имею к ней никакого отношения и не плачу за нее ни копейки. Ее сняла для Сашки его мамаша, она же и заплатила за нее до конца декабря.

– И мама Саши не просила вас съехать?

– Нет, не просила. Даже не понимаю почему.

– Наверное, она все же не такая уж и стерва, – заметил Крячко. – А ведь могла бы вас выкинуть в одно мгновение на улицу.

– Просто деньги ей уже не вернут, а заменить меня некем, – объяснила Соня. – Так что через пару месяцев я снова вернусь в общагу.

– А что вам мешает уйти сейчас?

– Нужно побыть одной, а в общежитии проходу не дадут. Гордости во мне не осталось. Может, просто я все еще здесь потому, что это наш с Сашкой дом? Не так уж и много времени мы провели вместе, но все-таки были счастливые моменты.

Соня взвесила пакет в руке.

– Я отдам ей эти чертовы посылки. Посмотрю ей в глаза. Мы же ни разу не виделись. Больше мне ей отдать нечего, потому что Сашиных вещей у меня осталось очень мало. Только немного одежды, и все. А его телефон так и не нашли.

Об этом Крячко уже было известно. На месте обнаружения трупа не нашли ни телефона Мальцева, ни того блокнота, с которым он не расставался. Обыскали всю территорию, обшарили часть реки, прилегающую к базе отдыха, но результата ноль.

Крячко решил, что теперь-то уж Соня точно попросит его уйти, но нет – Соня пошла не в сторону дома, а к торговому центру через дорогу. Крячко покорно следовал за ней, пока она собирала в тележку продукты, одновременно рассказывая ему что-то из своей жизни с Мальцевым.

– Он сам решил сбежать из особняка. В какой-то момент пришел в общежитие и показал ключи от квартиры. В тот же вечер мы перетащили туда мои вещи.

Соня сняла с полки бутылку красного вина и опустила ее в тележку. Подумала и взяла еще одну бутылку.

– Он не хотел ехать с нами на ту базу. В каком-то смысле это было всем на руку. Я объясню, чтобы вы не подумали, что он был мне не нужен. Просто была у Сашки такая дурацкая черта: он мог исчезнуть и никому ничего не сказать. Подобное случалось и раньше. Например, собираемся в кино. Андрей и Катя покупают билеты на четверых, ждут нас в кинотеатре. Договариваемся, само собой, заранее. Но в последний момент Сашка пропадает. Не отвечает на звонки, никак не проявляется. И я иду в кино с друзьями без него, а потом прихожу домой, а он там уже. «Извини, – говорит. – Не получилось». Или как-то договорились встретиться после института, чтобы вместе пойти домой, а он не пришел. Ждала его полтора часа, но история повторилась – абонент недоступен. Потом он объяснял, что иногда испытывает непреодолимое желание побыть в одиночестве. Говорил, что не контролирует это. Спасибо хоть, что объяснил. Мы уже привыкли к этому, но, конечно, всегда волновались, если его долго не было. Так и случилось с базой отдыха. Он собирался ехать туда с нами, но в последний момент заявил, что не поедет. Я ему: «Все оплачено, ты что?» А он отвечает: «Дай мне время. Может, и соберусь». Я тогда решила, что это его очередной заскок, и тут уже ничего не поделаешь. Обиделась даже. Да надоело потому что! Мы поехали втроем: я, Катя, Андрей. Но только заселились, как он позвонил мне, сказал, что передумал. Еще и извинился, чего с ним раньше не было. Обещал появиться на другой день. Так оно и вышло, прикатил на электричке.

– Тяжеловато вам с ним приходилось, наверное, – осторожно заметил Крячко.

Соня обреченно пожала плечами:

– А у меня разве был другой выход? Была с ним рядом, принимала его любым. Правда, в последнее время его поведение стало еще более непонятным. За несколько недель до поездки он стал совсем другим. Мало ел, мало спал, много гулял один и почти со мной не разговаривал. Я не лезла к нему. Понимала, что ему очень трудно. Он любил отца и после его смерти даже загремел в клинику неврозов. Принимал всякие препараты, я уж там и не помню, какие именно. Я решила, что у него обострение. Просто тихонько жила рядом с ним, но для него, по сути, просто существовала. Ему до меня просто не было дела.

– С чем вы связываете эти изменения, Соня?

– Его мать завела себе любовника, – ответила девушка. – Думаю, дело в этом. Только мужа похоронила – и сразу же чужой мужик. Сашка просто сбежал из дома, не мог этого видеть. Про любовника его мамаши я случайно узнала из интернета и все сразу поняла. Кроме того, Сашка на тот момент уже начал отказываться от антидепрессантов. Так что, возможно, у него был синдром отмены, а это тоже ведь меняет поведение человека не в лучшую сторону.

– Он делал это под наблюдением врача?

– Нет, – твердо заявила Соня. – Врачей терпеть не мог. Мать привела его к психотерапевту сразу после смерти его отца, но Сашка больше не был у него.

– Кроме вас перемены в поведении Саши замечали другие люди? – спросил Крячко, перехватив корзину другой рукой. – Ваши общие друзья, например?

– Андрей и Катя – возможно. Все же свои люди, – ответила Соня. – Они учатся с нами в одном институте. Оба метят в ландшафтные дизайнеры. Катя была моей соседкой по комнате в общежитии. Как-то так вышло, что все мы четверо сошлись. Поехать на базу отдыха всей компанией было моей идеей. Но я же не знала, что все так произойдет!

– Полагаю, вашей вины в этом нет, – твердо сказал Крячко.

– Кто знает? Вы уверены? – Соня нервно одернула куртку. – А вдруг я что-то сделала не так? Почему я не вышла к нему в тот день, когда он умер? Может быть, и не было бы ничего.

Краем глаза Крячко заметил, что на них смотрят. Забывшись, Соня повысила голос, привлекая к себе внимание. То, о чем она говорила, конечно же, интересно было всем. Стас увлек ее в сторону прохода, ведущего к отделу с овощами и фруктами. Ему удалось сделать это незаметно для самой Сони, и задумка удалась: ее голос стал тише, а тон спокойнее.

– И все равно я не верю в его самоубийство, – упрямо проговорила она. – Он же только-только начал поднимать голову после всех этих ударов. Решился выбраться на отдых, а это для него было подвигом. Перестал быть затворником, стал улыбаться. Нарисовал жену вашего друга, помните? И вот что еще важно: он практически безболезненно соскочил с антидепрессантов. Он почти привык жить без них. И вдруг такое. Ну не верю я! Может быть, все дело именно в том, что он перестал принимать препараты? Не выдержал последствий отмены, а? Да нет, вряд ли. Или да?

В корзину летело все вперемешку: макароны, уксус, сода, коврик для йоги, собачий корм. Соня так увлеклась, что уже сама не понимала, что делает.

– Соня, по-моему, вы взяли все, что хотели, – остановился Стас. – У вас хватит на это денег?

Соня остановилась и посмотрела на содержимое корзинки.

– Хватит.

Всю дорогу до дома она молчала. Стас помог ей донести тяжелые сумки. Подойдя к подъезду, она остановилась и взяла сумки из его рук, давая понять, что рандеву подошло к концу.

– Я рассказала все, что знала, и даже вспомнила что-то новое. Надеюсь, это важно. Или нет.

– Соня, вы очень помогли, но я должен вас спросить. Вы не верите в самоубийство Саши. Если так…

– Я не знаю, во что верить, – Соня посмотрела на Стаса снизу вверх. – Не знаю, что там произошло. У Сашки не было врагов, если вы об этом. При мне он ни с кем не ссорился, не выяснял отношения.

– Это точно?

Соня ненадолго задумалась.

– Смотря кого называть врагом, – ответила она. – Я могу рассуждать только со своей точки зрения и исходя исключительно из своего опыта общения с Сашей. Какими были его отношения где-то там, где меня не было, я могу не знать. Со своей мамой он был в контрах, это да. Но я не могу представить, что она как-то причастна к его смерти. Бред!

– А ее друг? Тот самый, с которым она сошлась после смерти мужа?

– Вот про него вообще ничего не знаю. А вы знаете, что у Сашки есть старший брат? Они даже созванивались. Я его ни разу не видела, правда. Сашка о нем мало рассказывал. Знаю только, что он тоже работает на телевидении, и все. Кажется, его мать туда устроила. А кем он там, где… Без понятия.

– Про их отношения тоже ничего не знаете?

– Да нет же, – Соня отрицательно покачала головой. – Но Сашка с ним всегда разговаривал по телефону в одиночестве. Не при мне. Господи, почему так холодно?

– У меня просьба, можно? – обратился к ней Стас.

– Конечно.

– Не пропадайте. Договорились?

– Я никуда не денусь, – пообещала Соня. – Ну если только обратно в общагу перееду, но обещаю вас держать в курсе.

– Тогда я сейчас дам вам свой номер телефона.

– Чай! – неожиданно воскликнула Соня. – Я забыла купить чай. Набрала всякого, а чай забыла купить.

– Это не самое страшное в жизни, – сказал Стас. – Пожалуйста, если вспомните что-то еще, то обязательно звоните, договорились? В любое время дня и ночи, в любую погоду, в любом настроении. Вы, Сонечка, просто кладезь информации.

Он попытался улыбнуться как можно дружелюбнее, но на Соню это не произвело никакого впечатления.

– Поняла, – с серьезным видом кивнула девушка и набрала код на домофоне. Стас придержал дверь. – До свидания. Я пошла.

«Иди, девочка, иди», – мысленно попрощался Стас, наблюдая за тем, как Сонина тощая фигурка исчезает в подъездном полумраке. Он подошел к своей машине, вынул сигареты и закурил, глядя на проспект с оживленным движением. Его телефон молчал, от Гурова не было никаких вестей.

– Это ж сколько ты дома просидела, дорогуша? – пробормотал он, пытаясь угадать Сонины окна. – И что творилось все это время в твоей голове?

Он сел в машину, повернул ключ в замке зажигания. Теперь нужно было вернуться на Петровку, дождаться там Гурова, а потом немного поломать голову над тем, что ему сообщила Соня.

Мальцев успел посидеть на антидепрессантах и соскочить с них незадолго до смерти. Получается, мог не пережить синдром отмены и совершить суицид. В конце концов, на парня действительно много обрушилось, включая смерть отца и скорый роман матери с другим мужчиной. Антидепрессанты сгладили острые углы психического состояния Саши, но стоило ему прекратить прием препаратов, как реальность набросилась на него с новой силой. Но что за дурацкий способ уйти из жизни – лечь лицом в воду, да еще практически на глазах у других? Лес же рядом, там удобнее было бы свести счеты с жизнью. Как-то не вяжется одно с другим.

«Мерседес» Стаса Крячко выехал из дворов и встроился в плотный поток машин. Тут же его подрезал белый «Фольксваген», и Крячко тихо выругался.

– Гаденыш, – вырвалось у него.

Но скоро Крячко и думать забыл о всяких придурках. Он машинально подводил итоги сегодняшнего дня. Итак, суицид все-таки пока не стоило бы отметать. С другой стороны, в истории появилось новое действующее лицо – условный «кто-то», кто мог последним видеть Мальцева перед его смертью. Здесь все очень туманно, но умница Соня сразу подметила, что Саша мог разговаривать с кем-то еще и не слышать, как она позвала его по имени.

– И кто же там все-таки был? – вслух спросил Крячко. – В шесть утра-то. И что ему вообще нужно было от парня, который сидел себе спокойно на травке и рисовал в своем блокнотике? Это был кто-то из персонала? Кто-то из отдыхающих? Кто?

Гуров появился к шести вечера. Ввалился в кабинет, снял пальто и с силой встряхнул его, чтобы слетели дождевые капли. Крячко с удивлением посмотрел в сторону окна.

– Там что, дождь?

– Распогодилось, – подтвердил Гуров. – То ли снег, то ли что-то еще с неба валится.

Он пошел к своему столу, на ходу растирая замерзшие кисти рук. Заметив на экране компьютера Стаса вордовский документ, вопросительно махнул головой.

– Все, что рассказала девушка Мальцева, – пояснил Стас. – Наговорила много, поэтому делаю отчет для Орлова.

– Что-то интересное рассказала?

– Есть и такое. А как твои дела?

– Аналогично. Удалось побеседовать с соседкой Гнедовой по поселку и с охранником КПП. Два часа потом в Москву добирался. Заехал на Кутузовский к матери Мальцева, но консьержка сказала, что ее нет дома. Обещала доложить хозяйке о визите полиции. Контакты я оставил.

Пока Стас клацал по клавиатуре, Гуров еще раз внимательно просмотрел содержимое папки с закрытым уголовным делом.

– Черти что, – устало сказал он.

– Не скажи, – не согласился Крячко, крутанувшись на стуле к подоконнику с принтером. – Сейчас распечатаю, и посмотришь.

– Да ты на словах, – попросил Гуров. – А отчеты оставим Орлову.

– Когда он с больничного выходит, не сказал?

– Нет.

– Ну если ты ничего читать не будешь, то скажу так: девушка Мальцева сообщила кое-что интересное. Все-таки надо свидетелей опрашивать дважды, а вопросы задавать одни и те же. И ответы всегда будут разными.

– А следствие запутается еще больше, – ответил ему Гуров. – Ну давай уже, выкладывай.

Припарковать машину на Кутузовском было практически невозможно, поэтому пришлось бросить ее в одном из дворов недалеко от Парка Победы. До дома Гнедовой было минут десять ходьбы. Ноябрьская погодка не баловала, и каждый второй человек, который попадался навстречу, имел болезненно-недовольное выражение лица. Те, кто был вынужден торчать на автобусных остановках, нетерпеливо выглядывали на дорогу в ожидании транспорта, чтобы поскорее залезть в салон и отдышаться в тепле.

– Пригласить полицию к девяти утра – это сильно, – сказал Крячко. – Суровая женщина. Да еще и с трудной судьбой.

Они свернули вправо и оказались в просторном дворе, засаженном сиренью. Сам дворик был испещрен гранитными дорожками, а в центре красовался старый каменный фонтан, засыпанный опавшими листьями. В его чаше суетились голуби, выискивая себе что-нибудь на завтрак.

– Подъезд, кажется, вот этот, – указал Гуров.

– С богом, – потер руки Крячко. – Околеть можно, как холодно.

Им открыла не Алла Тимофеевна, как ожидалось, а высокий мужчина лет сорока, с зачесанными назад черными волосами и резкими острыми чертами лица. «Похож на птицу, – отметил про себя Гуров. – Это и есть тот новый знакомый матери Саши, из-за которого он ушел из дома?»

Мужик вопросительно приподнял одну бровь, во взгляде едва мелькнуло презрение. «Не здоровается первым, скотина, – с раздражением подумал Гуров. – Значит, мнит себя выше остальных. Ну, конечно, это же мы сюда пришли, а не он к нам».

– Доброе утро, – поздоровался Гуров. – Мы договаривались о встрече с Аллой Тимофеевной.

Выражение лица «птицы» не изменилось, однако тут же выяснилось, что он умеет разговаривать.

– Вы из полиции? – поинтересовался он надменным тоном.

– Алла Тимофеевна дома? – подал голос Крячко. – Мы к ней.

– Можно ваши документы? – холодно обратился он к Гурову, проигнорировав слова Стаса.

Гуров протянул свое служебное удостоверение, но в «птичьи» руки его не отдал.

– Ваши? – обратился мужик к Стасу.

– Он со мной, – быстро ответил Гуров.

– Пусть заходят уже, – послышался женский голос из глубины квартиры. – Не томи людей на пороге, слышишь?

Мужик впустил сыщиков в квартиру и запер дверь.

Они оказались в широком коридоре, в конце которого угадывался неяркий свет, который шел будто бы от ночника.

– Прошу.

«Птица» проскользнул между ними и пошел вперед. Он и двигался под стать своему прозвищу – шел почти неслышно, слегка разведя руки в стороны. Гуров и Крячко проследовали за ним.

Он привел их в огромную комнату. Таких просторных помещений в обычных домах Гуров еще не видел. Скорее всего, планировка квартиры не была оригинальной, а стены просто снесли. Вся комната была уставлена диванами, диванчиками, креслами и стульями, между которыми располагались журнальные столики всех мастей. В углу мерцал серебристый корпус огромного электрического камина, который сразу же бросался в глаза. Высокие напольные светильники освещали самые темные места, а в самой комнате не хватало света: плотные темные гардины сюда его не пропускали.

От камина отделилась женская фигура. Она медленно прошла по лабиринту, состоящему из стульев и кресел, и остановилась в центре комнаты.

– Алла Тимофеевна? – спросил Гуров.

Конечно, это была она. Телеведущая известного телеканала «Манго», транслирующего детишкам захватывающие истории, теории, события прошлого и настоящего. Все то же самое ежедневно можно прочитать и в новостных лентах, но телеканал «Манго» работал исключительно на детскую аудиторию, что означало только одно: никаких вооруженных конфликтов и прочих жестокостей здесь не обсуждали. В сетке вещания преобладали выпуски передач о лесах, полях и реках, о вечной мерзлоте и живых организмах, которым она не страшна; о воображаемых полетах на Сатурн или к созвездию Кассиопеи, об экспедициях длиной в целую жизнь; о редчайших способностях живых организмов, которым нет числа; о том, насколько глубокой может оказаться обычная лужа и почему коралловые рифы бывают разных цветов – от голубых до розовых.

Накануне вечером Гуров, получив сообщение от Аллы Тимофеевны, в котором она просила его приехать сегодня утром к ней домой, решил основательно подготовиться к встрече. Изучил сайт телекомпании «Манго», просмотрел фото и, разумеется, освежил в голове все, что ему было известно о Гнедовой. Сплетен и слухов о ней в интернете не нашлось. Видно, очень хорошо работали ее помощники, тщательно следящие за репутацией ведущей. Ну или она в самом деле не давала повода. На сетевых фотографиях, кстати, она выглядела такой же, какой и предстала перед сыщиками. Высокой, с королевской осанкой и очень худой. В плохо освещенной комнате ее вполне можно было бы принять за призрака, тем более что она была одета во все черное. Что это такое? Эпатаж? Желание пустить пыль в глаза? Что она вообще делала в темном углу этой нелепой комнаты?

– Лев Иванович, – низким голосом произнесла Алла Тимофеевна, – спасибо за то, что приехали. Да еще и не один.

– Это полковник Станислав Васильевич Крячко, – представил Стаса Гуров. – Мой коллега.

Женщина сделала едва заметный жест, который и Гуров-то с трудом заметил бы – указательный палец на тонкой женской кисти руки едва шевельнулся в сторону двери.

– Иди, Сережа, – попросила она «птицу». – Нам кофе. Да, Лев Иванович? Станислав Васильевич?

Обратившись к каждому отдельно, она вежливо ждала ответа. Сережа тоже не двигался с места.

– Не откажемся, – за двоих ответил Гуров и обернулся. – Спасибо, Сергей.

Гнедова пригласила их сесть на один из низких диванов, сама же устроилась на стуле напротив. Их разделял низкий журнальный столик с глянцевой поверхностью. Диванчик, на котором устроились Гуров и Крячко, оказался мягким. Сидеть на нем было удобно, не жестко и не мягко, а спинка имела такую высоту, которая подошла бы человеку любого роста.

– Мне пришлось попросить вас приехать так рано из-за моей работы, – Гнедова с сожалением взглянула сначала на Льва Ивановича, потом перевела взгляд на Стаса. – В двенадцать я должна буду уйти и вернусь только к ночи. Но до этого времени у меня куча дел. Придет покупатель, будет выбирать что-то из этого.

Гуров не понял, о чем она говорит.

– Мебель, – пояснила Гнедова. – Видите ли, эту квартиру получил от государства мой дед. Он когда-то был известным энергетиком, даже имел правительственные награды. Страна отблагодарила его жильем. В этой квартире четыре комнаты, она огромна. Подумываю продать ее, но сначала нужно разобраться с коллекцией дедушки. Я имею в виду все это барахло.

Она повела подбородком, и стало понятно, что речь идет как раз-таки о мебели.

– Тоже в своем роде антиквариат. Не знаю, почему дед увлекся именно этими предметами интерьера, но, по рассказам мамы, он тащил из каждой командировки то облезлые стулья, то какие-то тумбочки, то деревянные вешалки. После он их отмывал, чинил и приводил в божеский вид. Коллекционер из него был так себе, полагаю. Наверное, все это пережитки его трудного прошлого – он родился в очень непростые для страны времена, когда люди чаще голодали, чем ели досыта, и жили в ужасных условиях. Если честно, я очень плохо знаю историю своих предков. Не до того было.

Она замолчала, сглотнула и стиснула пальцами край стула.

– Теперь мне нужно все это продать. Уже есть желающие посмотреть и оценить мебель, – продолжила она и вдруг перевела светскую беседу на гораздо более болезненную для себя: – Я достучалась. Я смогла, понимаете?

Гуров все уже понял. Маска недоступности была сброшена – перед ним сидела не заживо замороженная теледива, а мать, сын которой покинул этот мир по совершенно непонятной ей причине. И уж если полиция решила записать ее ребенка в самоубийцы, то она была с этим абсолютно не согласна. Пошла до конца и добилась пересмотра уголовного дела.

– Дело теперь на Петровке, – сказал Гуров. – Предыдущее расследование прошло с ошибками. Мы постараемся их исправить.

– Надеюсь, виновные понесут наказание.

– Само собой. Но если все снова сведется к тому, что ваш сын…

– Если вы снова скажете, что он совершил самоубийство, то я найду другой путь туда, где мне помогут.

Гуров предпочел не отвечать на это.

В комнате появился Сергей с подносом, на котором стояли три пустые чашки и наполненная горячим кофе колба от кофеварки. Он аккуратно поставил поднос на столик.

– Сахар? Молоко? – вежливо спросил он.

– Тащи сюда и сахар, и молоко, – приказала Гнедова. – И почему здесь только три чашки? Ты разве не будешь кофе?

– Я уже завтракал, – спокойно ответил Сергей и вышел из комнаты.

– Гонора столько, что из штанов выскакивает, – поморщилась Гнедова. – Мой помощник, если что. Ну и водитель.

«И консьержка, и дворецкий, и садовник, и официант, – подсчитал в уме Гуров. – Так это с ним живет Гнедова? Или у нее есть кто-то другой?»

Гнедова не выглядела убитой горем. Тяжелые удары не сломили ее, а, напротив, закалили ее характер. К тому же она являлась публичной персоной, поэтому тем более научилась скрывать все эмоции. С момента смерти ее сына прошло четыре месяца. Наверное, это ничтожный срок. Или нет? У нее работа, она не может вечно носить траур. Но и оставить трагедию в закоулках памяти тоже вряд ли получится.

– Я сразу им не поверила, – сказала Алла Тимофеевна. Ни Гурову, ни Крячко не нужно было объяснять, о ком она говорит. – Слишком быстро все сделали. Даже толком не поговорили со мной. Насколько мне известно, они также не допросили Сашиных приятелей. Только Софью – и то потому, что она была на базе отдыха. Знаете, не нужно быть профи, чтобы понимать, что что-то идет не так. Когда следователь сказал, что дело закрыто, я чуть не ударила его. Да, настолько сильно возненавидела этого мелкого человечка в тот момент. И сразу же стала искать другие пути. Писала во все инстанции, получала на бланках вежливые ответы, которые, если их перевести на простой язык, звучали одинаково: «Ничем помочь не можем». И вдруг ответ из прокуратуры. Положительный! Меня услышали, мне поверили. Прошу вас, господа, найдите того, кто отнял у меня моего ребенка. Очень вас прошу…

Она сползла со стула и опустилась на колени. Лицо ее сморщилось, глаза налились слезами. Стас бросился к ней, помог подняться и подставил стул.

– Извините, извините, – сбивчиво твердила она. – Я просто… просто…

За закрытой дверью что-то громыхнуло. Все трое одновременно повернули головы в одну сторону, но дальше ничего не произошло. Удивительно, но именно этот звук привел Гнедову в чувство. Она провела ладонью по лицу и, забывшись, вытерла ее о бедро, обтянутое длинной черной юбкой.

– Наверное, Сергей споткнулся, – слабо улыбнулась она. – Прямо у порога отходит паркет. Так вы мне поможете?

– Сделаем все, что в наших силах, – ответил Гуров.

– О господи, – простонала Гнедова.

– Придется вернуться на несколько месяцев назад, Алла Тимофеевна. В те дни, когда ваш сын был жив. – Гуров вынул телефон, положил его на стол и включил диктофон. – Как думаете, у нас получится?

Алла Тимофеевна шумно вздохнула.

– Спрашивайте, – разрешила она. – Отвечу на любые вопросы.

– Почему Саша ушел из дома в начале этого года?

Такого вопроса Алла Тимофеевна не ожидала. У нее даже лицо вытянулось.

– А при чем тут… – начала она.

Гуров коснулся телефона пальцем.

– Алла Тимофеевна, почему сын не захотел жить с вами под одной крышей? – повторил он. – Были конфликты?

Гнедова вдруг вспомнила о кофе. Она привстала, потянулась к колбе, налила кофе в чашку и села обратно на стул. Было видно, что она не знала, как реагировать на вопросы Гурова.

– Это был Таиров, – сказала она и сделала маленький глоток, скорее чтобы сделать хоть что-то, потянуть время, подобрать правильные слова. – Мой друг. Мы больше не вместе. Вам нужны подробности?

– Желательно.

– Саша не принял Таирова. А я не стала уступать сыну. Вот так. Судите, если сможете.

– Ну что вы, какое осуждение. Саша не поладил с вашим новым знакомым?

– Он просто заморозился. Сын. Разговора не получилось, хоть я и старалась все обсудить с Сашей. Но нет: сын уходил из дома, а после возвращения молча поднимался в свою комнату и запирался на замок. Так больше не могло продолжаться. В один прекрасный момент он сказал, что хочет съехать. Я сразу же дала деньги, чтобы он мог снять квартиру. Думала, что пройдет время и мы оба сможем пережить это. После ухода он почти не звонил, все общение происходило по моей инициативе. Таиров, кстати, тоже в скором времени устранился. Что ж, я не стала его задерживать. Сына я не просила вернуться, потому что знала – откажет. Оплатила им с подругой квартиру и оставила их в покое. Прошу вас, – она прижала ладонь к щеке, – не думайте обо мне плохо. Некоторые решения даются с большим трудом.

– Прекрасно понимаю, – вздохнул Гуров.

– Сергей! – позвала Алла Тимофеевна. – Можно тебя на минуту?

Дверь отворилась, и Сергей зашел в комнату. В одной руке он нес пакет с молоком, а в другой сахарницу.

– Я еще нужен? – спросил он у Гнедовой.

– Позвони Елене и скажи, что я зайду к ней сегодня вечером. Совсем забыла, что обещала ей.

– Во сколько зайдете?

– Просто передай.

Сергей покорно опустил голову и ушел. Гуров посмотрел ему вслед и догадался, кого он ему напоминает.

«Птица-секретарь, – осенило Гурова. – Бывает же такое».

– А кто такой этот Таиров? – спросил он у Гнедовой. – Ваш поклонник?

– Нет, с поклонниками я никогда не связывалась. Если автограф или фото на память, то да, но что-то серьезное… Таиров работает врачом-стоматологом, к нему я попала совершенно случайно, приехала посреди ночи с резкой болью. Он сразу же поставил анестезию, а когда боль утихла, я расплакалась прямо в стоматологическом кресле. Он разговорил меня, отвлек, а потом выяснилось, что Таиров знал о моей трагедии, ведь все газеты писали о смерти мужа. Мне было так тяжело, что не хотелось жить. Таиров оказался человеком, которому ничего от меня не было нужно. Ни денег, ни выгодных знакомств. Он присылал мне на работу не цветы, а горячие пирожки с капустой или зеленый чай. Говорил, что не может видеть женские слезы. Хоть на короткое время, но я снова стала засыпать без снотворного. Таиров почти вытащил меня из того кошмара. Но сыну я такой не подходила. Он хотел видеть меня в трауре, раздавленную и больную, сидящую в пустом доме и беспрерывно листающую семейные фотоальбомы. Когда он уходил из дома, сказал, что мы слишком разные люди, что он любит меня, что поймет, наверное, позже. Но сейчас он не может меня видеть с кем-то другим, кроме покойного отца. А теперь и Саши нет. Меня все бросили. А я все еще держусь.

Гнедова взглянула на столик.

– Попробуйте кофе, – равнодушным голосом сказала она. – Сергей смешивает несколько сортов, получается очень вкусно.

Ее глаза были широко раскрыты, но взгляд оставался пустым. Никаких эмоций, будто под действием успокаивающих.

– Алла Тимофеевна, вы настоятельно требовали возобновить расследование уголовного дела по факту смерти вашего сына, – вспомнил Гуров. – Есть основания думать, что кто-то желал ему смерти?

Гнедова вздрогнула и обняла себя за плечи.

– Он позвонил мне.

– Когда? – поднял голову Крячко.

– За день до того, как уехал отдыхать с друзьями. Это был его первый звонок за очень долгое время. Саша сказал, что ему нужно со мной поговорить о чем-то важном, что через неделю он вернется и все мне объяснит.

– Вы рассказали об этом следователю?

– Я попыталась. Но он, вероятно, счел это не очень важным обстоятельством. Поэтому, когда мне объявили, что сын умер в результате несчастного случая, я поняла, что моя битва еще не закончилась. Тогда я стала обращаться во все инстанции, где мне бы могли помочь. Откликнулась же только прокуратура, но и то не сразу.

– Они завалены работой, – объяснил Гуров.

– Я понимаю, – поджала губы Гнедова. – Спасибо вам.

– За что же? – удивился Гуров.

– За то, что вы сейчас здесь. Это дает мне силы.

– Вы сильная женщина.

– Нет, – покачала головой Алла Тимофеевна. – Только не здесь и не сейчас.

– Орлов вызывает, – вместо приветствия сообщил Крячко Гурову, вошедшему в кабинет.

– Сейчас?

– И сразу.

Гуров скинул куртку, сгреб в папку оставленные в беспорядке бумаги и попытался вспомнить: а не забыли ли они с Крячко что-то еще? Хотя за два дня и так много успели. Встретились с девушкой Мальцева и разбудили в ее памяти события, о которых она никому еще не рассказывала, поговорили с матерью Александра и узнали кое-какие штрихи из личной жизни семьи известных телевизионщиков. Пока что вся эта информация напоминала лишь разрозненные лоскутки, которые вряд ли удовлетворят генерал-майора. В этот раз Гуров будет с ним согласен на все сто, поскольку переделывать чужую работу всегда сложнее, чем создавать что-то свое.

Сначала Петр Николаевич выслушал доклад Крячко, а когда тот закончил, просто развел руками.

– Значит, Соня утверждает, что в день смерти Мальцев мог быть не один, – подвел он итог.

– Но это не точно, – напомнил Стас. – Видеонаблюдения на территории базы отдыха нет, об этом упоминали владельцы. Но проверить все же сто́ит. Поеду туда и поговорю с ними лично. Осмотрюсь, как говорится. Опять же – что-то, глядишь, и вспомнят. Может, видели кого-то. Может, кто-то из персонала каждое утро прогуливается по территории, это бы нам тоже помогло.

– Решил – делай. Больше эту версию проверить никак нельзя?

Пришла очередь Стаса разводить руками.

– Только если восстановить картину событий того дня, – пришел на помощь другу Гуров. – Найти всех, кто там был. Я бы помог, так быстрее дело пойдет. А то, глядишь, снег выпадет, и все – опустеет база.

– Ну а что там наша теледива? – прищурился Орлов.

– Сегодня вечером поедем к ней на работу, – доложил Гуров.

– Сама пригласила, – похвастался Крячко.

– Зачем? Не наговорилась с вами утром? – удивился Орлов.

– Наоборот, наговорила слишком много, – ответил Гуров. – И про сына рассказала. Про то, что он действительно ушел из дома, когда она привела нового друга, Юрия Таирова. Гнедова призналась, что так «заливала» горе после смерти мужа. Познакомились в стоматологической клинике, куда Гнедова пришла к нему на прием. Таиров проявил участие, а потом все пошло по классике. Сама Гнедова не стала долго думать и привела стоматолога в свой особняк, где и без него царило страшное «веселье». Саша Мальцев не мог видеть мать счастливой и ушел, благо было куда – в общежитие к своей девушке. Прожили они там недолго, всего-то сутки: Гнедова прочухалась и решила вернуть его домой. Сын заупрямился, и мать не стала давить на него, а просто сняла ему квартиру. Туда-то он и переехал со своей Соней. Примерно в то время он отказался от приема антидепрессантов. А сейчас будет маленький экскурс в… к… Ладно. Я тут на ночь почитал кое-что из области психологии и психиатрии. Причиной самоубийства Мальцева могло быть обострение его психического состояния, тем более все говорит о том, что чувствовал он себя не очень хорошо. После смерти отца и романа матери он пошел к врачу, стал принимать антидепрессанты и делал это в течение трех месяцев. А потом взял и резко бросил, после чего у него начался синдром отмены. Об этом рассказала его девушка, она как раз наблюдала изменения в его поведении в то время. Синдром отмены в очень редких случаях может пройти с минимальными негативными последствиями для человека, но таких счастливчиков крайне мало, да и то, как правило, без помощи врачей им не обойтись. Обычно после резкого отказа от препаратов человек начинает заново страдать – как физически, так и психологически, но в гораздо более серьезной степени, чем было до начала лечения. Мальцеву в чем-то повезло – его молодой организм справился без головных болей, тошноты и дрожи в руках, но вот в сознании у парня что-то сломалось. Полагаю, он снова впал в депрессию, а там уже и до петли под потолком недалеко. Способ умереть, который он выбрал, конечно, странный, но не исключено, что это было следствием молниеносного порыва, а дальше все просто – у него это получилось. Никого рядом не было, никто не остановил, не отвлек. Так сложились обстоятельства. Так что самоубийство я бы не стал исключать. На данный момент считаю это основной версией, потому что у нас других попросту нет.

Второй момент. Нам нужно точно установить, с кем мог разговаривать Мальцев утром в день своей смерти. Это то, о чем говорила девушка Мальцева. Вероятно, она не была последней, кто с ним общался.

Далее. Ищем другие причины, подтолкнувшие Мальцева к суициду. Он не был наркоманом, редко употреблял спиртное. Но мог вести тайную жизнь. Например, толкал ту же наркоту, но никто об этом не знал. Ну а что? Звездный мальчик, знакомств полно, связей тоже. Мог и подрабатывать на стороне. С кем-то схлестнулся, что-то утаил, не то сделал или сказал – и ему решили отомстить. Запугали, а он и не выдержал давления. Его мать вспомнила, что он звонил ей накануне отъезда на базу отдыха. Сказал, что хочет с ней серьезно поговорить. Подробности не озвучил. Мы бы со Стасом, Петр Николаевич, занялись друзьями Мальцева. Ну, с которыми он отдыхал. Возможно, расскажут что-то о его окружении. И тогда уже будет ясно: либо все-таки суицид, либо убийство.

– Либо несчастный случай, – добавил Крячко. – Чего так смотрите? В этой жизни все возможно. Споткнулся, потерял сознание, а тут и водичка подоспела. Синдром отмены же, верно?

Гуров сложил бумаги в стопку и постучал краешком об стол, чтобы листы легли ровно. Орлов протянул руку к папке:

– Дайте сюда. Почитаю. Так зачем Гнедова пригласила вас к себе на телеканал?

– Я попросил разрешения осмотреть кабинет ее покойного мужа, – сказал Гуров. – Тот, в котором он скончался. Иногда отец и сын могут быть очень близки, но по каким-то причинам либо тщательно скрывают это от остальных, либо ближайшее окружение в упор не видит того, что творится у них под носом. Полистать записные книжки Мальцева-старшего считаю делом нелишним. Сама Гнедова легко согласилась в этом помочь. Кабинет сейчас занимает другой человек, поэтому нам нужно будет как-то с ним договориться. Кроме того, у Мальцева есть старший брат. Он работает на телеканале «Манго». Очень хочется поговорить и с ним. Дел много, Петр Николаевич. Могу сказать только одно: в этой истории все не так однозначно, как кажется.

– Согласен, – сказал Стас и постучал пальцем по циферблату наручных часов. – Гуров, время. На телевидении нас вечно ждать не будут.

– Подождут, не переломятся.

Генерал-майор внимательно посмотрел на Крячко, потом перевел взгляд на Гурова.

– Причина смерти Мальцева – утопление. Так указано в заключении судмедэкспертизы.

Гуров непонимающе взглянул на генерал-майора.

– Так точно, – неуверенно проговорил он. – А что не так?

– Я отдал его нашим экспертам. Они нашли там кучу неточностей.

– Ат, скоты, что делают! – Стас хлопнул ладонью по столу. – Мало того, что расследование запороли, так еще и тут поднасрали.

– Где сейчас находится тело Мальцева? – спросил Гуров.

– Кремировали, – помрачнел Орлов. – Придется нам работать с тем заключением, что есть – правильное оно или нет.

– Хреново, – пробормотал Гуров. – Ой, как мне все это не нравится.

Стас встал, задвинул стул и загремел связкой ключей.

– Можно, конечно, и дальше ковыряться в чужих ошибках, но если мы немедленно не отправимся на телевидение, то упустим шанс докопаться до правды. Могу поехать я один. Дружище мой Лев Иванович, ты не против?

– Нет, Стас, – сказал генерал-майор. – На телевидение поедет Гуров. А ты поболтай-ка с друзьями Мальцева. Его девчонка, скорее всего, далеко не все знала о своем парне. Кто там с ними отдыхал? Еще одна парочка? Вот с ними и поговори, а особенно с молодым человеком. Как там его зовут, уже не помню.

– Андрей и Катя, – напомнил Крячко.

– Во-во. Андрею удели особое внимание.

– Ну а я сегодня свяжусь с Онегиными и договорюсь о встрече, – решил Гуров. – Стас, а от тебя передам Гнедовой огромный привет.

Получив пропуск, Гуров остался ждать в холле. Улыбчивая девушка-администратор сняла трубку телефона, сказала в нее пару слов и сообщила, что за ними сейчас спустятся.

Ждать пришлось долго, и Гуров от нечего делать принялся разглядывать других посетителей. Вместе с ним в холле находились люди, явно попавшие сюда впервые. Немолодая пара внимательно следила за каждым, кто проходил через электронный турникет. В основном это были молодые люди, очевидно, сотрудники. Гуров и сам чувствовал себя не слишком уверенно, как было всегда, когда он оказывался в незнакомом месте. Наконец к парочке подошел мужчина и назвал их фамилию, после чего проводил семью к соседней двери. Гуров подождал еще немного и уже хотел снова напомнить о себе, как в холле появилась худенькая смуглая девушка в брючном костюме. Она подошла и дружелюбно улыбнулась.

– Вы к Алле Тимофеевне? – поинтересовалась она.

– К ней, – ответил Гуров.

– Я вас провожу.

Они долго шли длинными бежевыми коридорами, мягко ступая по бежевому же ковролину, мимо бежевых дверей, ничем не обозначенных. Поднялись по лестнице на второй этаж и сразу от двери в лицо плеснуло разноцветье красок. Все стены были разрисованы изображениями веселеньких цветочков, рыбок, динозавров, танцующих зверушек, каких-то фантастических планет. Присмотревшись, между всеми этими объектами можно было увидеть детские фигурки, выполненные в более мелком масштабе. Настроение у нарисованных ребятишек было прекрасным, и они, не испытывая никакого страха, обнимали львов и гладили по спинкам крокодилов.

– Сюда, пожалуйста.

Девушка привела Гурова в абсолютно пустую приемную.

– Минуту.

Она сняла трубку стационарного телефона и набрала номер.

– Алла Тимофеевна, мы на месте.

– Это ее кабинет? – Гуров указал на широкую дубовую дверь.

– Нет, – просто ответила девушка. – Может быть, кофе?

– Благодарю вас, но я откажусь, – улыбнулся Гуров.

– Алла Тимофеевна скоро будет.

Девушка села за стол, открыла ноутбук и стала набирать текст. Гуров почувствовал себя еще более неловко.

– А вы тут секретарем работаете? – поинтересовался он.

– Да, – также односложно ответила девушка, не прекращая печатать.

– И чей же вы секретарь?

Стук по клавишам прекратился.

– Я секретарь генерального директора телеканала «Манго».

«Или недостаточно умна, или слишком высокомерна, – решил Гуров. – Имени начальника не называет, несмотря на то что привела меня к его кабинету. Сама тоже не представилась. Тайна, что ли, какая-то? Или дурака из меня делает?»

Он еще раз взглянул на массивную дверь и не увидел ни на ней, ни рядом какой-либо таблички с уточнением должности и имени.

– Алла Тимофеевна скоро будет?

– Уже идет.

Это был последний вопрос, который Гуров решил задать девушке. Ему вспомнилась Вера, которая работала секретарем у генерал-майора Орлова. Всегда открытая, общительная, но отнюдь не простушка и не болтушка. Лишнего не скажет, но даже если и недоговаривает, то делает это очень тактично.

Дверь, ведущая в коридор, распахнулась и в приемную быстрым шагом зашла Гнедова. Увидев Льва Ивановича, шагнула к нему с таким видом, словно он был ее другом, которого она не видела сто лет.

– Вы пришли, – многозначительно произнесла она.

– Как и договаривались, – подтвердил Гуров.

Гнедова обернулась на секретаршу.

– Где Елена? – строгим тоном спросила она.

И тут случилась очень интересная штука – девушка бросила свою работу, вскочила со стула и вытянулась по струнке.

– Вышла, – испуганно пролепетала она.

– Куда?

– Она не сказала.

– А ты, разумеется, не уточнила?

Девушка отвела взгляд.

– Кабинет открыт?

– Да.

– Найди мне ее, – приказала Гнедова и повернулась к Гурову: – У нас мало времени. Проходите.

Девушка выскочила в коридор. Гуров вспомнил, что за сегодняшний день уже дважды услышал от Аллы Тимофеевны имя Елена. Интересно, зачем она понадобилась Гнедовой в этот момент?

За всю жизнь Льву Ивановичу пришлось побывать во множестве мест, или вернее сказать, помещений, в которых предпочитают трудиться крупные начальники. Гуров видел разные здания, от кирпичной двухэтажки с облезлыми оконными рамами до башни «Федерация» в «Москве-Сити». Далеко не каждый руководитель мог позволить себе не то что личного водителя, но и секретаря. Далеко не все выглядели стильно и импозантно. Во время таких визитов Гурову случалось угощаться и чаем из граненого стакана, и кофе очень редкого сорта, который подавали в крохотных фарфоровых чашках. Его и встречали везде по-разному. Кто-то откладывал все свои дела, выходил навстречу из-за широкого стола, протягивал руку и приглашал опуститься в уютное кресло, а кто-то с порога давал понять, что он и статусом повыше, и кошельком потолще какого-то там «мусора». Но абсолютно каждый из всех встретившихся на пути руководителей обустраивал свой кабинет под себя. Все эти семейные фото рядом с деловыми бумагами или мраморные пепельницы, выставленные больше для солидности и не используемые по назначению, могли много рассказать о том, кто видел эти предметы перед глазами в течение всего рабочего дня. Даже цвет жалюзи и наличие электрического чайника в пределах общей видимости уже намекали на то, что не так часто выставляют напоказ начальники всех мастей: информацию об их характере, привычках и даже о личной жизни.

Кабинет, в который Гнедова пригласила Льва Ивановича, все еще принадлежал покойному генеральному директору телеканала «Манго» Константину Мальцеву. Именно здесь остановилось его сердце, прямо на рабочем месте. Алла Тимофеевна медленно подошла к столу, оперлась о него ладонями и склонила голову.

– Вот в этом кресле я его и нашла, – трагическим голосом произнесла она, но на само кресло даже не посмотрела. Уперлась взглядом в руки и не сводила с них глаз.

Гуров покосился на кресло. Оно было обычным. Черная кожа, высокая спинка, подлокотники. Ничего примечательного.

– Сейчас его занимает Елена. Она была заместителем моего мужа, – пояснила Гнедова.

– А вы? – удивился Гуров. – Не хотели бы продолжить дело мужа?

– Я? Я же голова в ящике, – усмехнулась Гнедова. – Да, мы были женаты, вместе развивали компанию, но основал ее он еще до нашего знакомства. Он позволил мне работать на его предприятии и под своим руководством, а на большее я и не рассчитывала. Нет, я не настолько глупа, чтобы не понимать, где мое место. Оно на экране. Я деткам сказки рассказываю. А Елена пусть занимается своим делом. Я ей доверяю.

– Такое ощущение, что здесь до сих пор хозяйничает мужчина, – огляделся Гуров.

Гнедова обвела взглядом кабинет.

– Елена довольно сдержанный человек, – заметила она. – Вся отдается работе. Все эти мелочи в виде вазочек или аквариумов не для нее. Костя тоже не любил подобную шелуху.

– Значит, компания в надежных руках.

– О да, – подтвердила Гнедова. – Огромная часть акций принадлежит нашей семье, да и за будущее самой телекомпании я спокойна.

Она повернулась к Гурову:

– Лев Иванович, осматривайтесь столько, сколько будет нужно. Я скажу Елене, чтобы вас не отвлекала. Ищите, смотрите.

– Вы меня не так поняли, – остановил ее Гуров. – Обыска не будет. Ваш супруг вел какие-то личные записи?

– Он не вел дневник. А если бы и вел, то я бы об этом знала.

– Ежедневник?

– Да. Минуту.

Алла Тимофеевна обошла стол, выдвинула ящик и пошарила в бумагах.

– Минуту, минуту, он был где-то здесь…

В этот самый момент дверь открылась, и по отсутствию стука Гуров понял, что вошел истинный хозяин кабинета. Хозяйка. «Елена, – понял Гуров, пожалев, что он не в смокинге. – И очень прекрасная».

Судя по уверенному, но отнюдь не надменному выражению лица, Елена имела к непрошеным гостям некоторые вопросы. Пройдя несколько шагов, она остановилась в центре кабинета и вопросительно склонила голову.

– Здравствуйте, – Гуров продемонстрировал ей служебное удостоверение.

– Лена, господи!

Выбираясь из-за стола, Алла Тимофеевна споткнулась о ножку кресла, но успела схватиться за спинку и таким образом удержала себя от падения.

– Алла Тимофеевна! – улыбнулась Елена. – А я вас за мужчиной и не заметила.

Она посмотрела Гурову в глаза, и он решил, что может себе позволить в них утонуть.

– Я Костины бумаги искала, – сообщила Гнедова, подходя ближе.

– Какие именно? Я бы помогла найти нужные.

А вот это было неожиданно. Гнедова не была хозяйкой в этом кабинете, но вела себя именно так. Еще и отдавала команды чужому секретарю. Любой шеф, увидев такое, прогнал бы наглую женщину прочь, но Елена вела себя так, словно она находится здесь на птичьих правах.

– Ежедневник, Лена, – попросила Гнедова.

– За какой год? – деловито осведомилась Елена.

– За этот.

– Он всегда лежит на столе… Но сейчас его нет, – растерялась Елена.

Она осмотрела стол, перебрала каждый предмет, потом стала искать в ящиках стола, а Гуров в это время откровенно любовался ею. Елена выделялась абсолютно всем, от внешности до стиля в одежде. На ней было платье в китайском стиле, с короткими рукавами, высоким воротничком и с глухим запа́хом спереди. Такой фасон почти полностью открывал руки, но прятал от посторонних взглядов область декольте и практически всю шею. Довольно неожиданное для нынешних времен одеяние. Длинные черные волосы Елены были свернуты самым непостижимым образом чуть повыше затылка и держались там исключительно благодаря двум китайским палочкам для волос. Гуров видел такие у жены, наблюдал их в прическах абсолютно посторонних девушек и никогда не понимал, как они вообще могут выполнять функцию заколки. Того, кто умел ими владеть, Гуров априори считал гением.

Саму же Елену нельзя было назвать красавицей, но все в ней, включая странную прическу, это китайское платье с фиолетовыми и зелеными разводами, тембр голоса, мягкие, но решительные движения, длинные пальцы рук, мелькающие в поисках необходимой ему вещи, наклон головы… Все это притягивало, манило. Даже что-то обещало.

Гуров испытывал странные чувства.

– Я не могу найти, – распрямилась Елена. Она была совершенно растеряна, из-за чего выглядела еще более волнительно. – Ну что ж ты будешь делать? Алла Тимофеевна, а что там было-то? Может, я так вспомню?

– Ты лучше еще поищи, – попросила Гнедова.

– Я подожду, – заверил Гуров.

– Понимаете, ежедневников было много. Я их даже складывала вот сюда, – Елена указала на стеллаж у стены. – Но я их точно оттуда не убирала. А тот, который за этот год я держала на столе. Там было кое-что нужное.

– Оставляю вас, – Гнедова коснулась руки Льва Ивановича. – Это все, что я могу сделать?

– Пока да.

Гнедова ушла, прикрыв за собой дверь. Елена и Гуров остались одни. Он так и стоял в центре кабинета, а она все еще шарила в ящиках стола.

– Мы вас отвлекли, – сказал Гуров. – Вы тут хозяйка, а мы не вовремя.

– Ничего страшного, – не отрываясь от дела, ответила Елена. – Я все понимаю. Если Алле что-то нужно, то я это сделаю.

– И даже не спросите, зачем полиция пришла в кабинет покойного Константина Мальцева?

Вопрос заставил Елену бросить поиски. Она распрямилась и в упор посмотрела на Льва Ивановича.

– Понятия не имею, – твердо заявила она. – Но если это нужно Алле Тимофеевне, то я…

– Вы все для нее сделаете, я понял, – остановил ее Гуров. – Я присяду?

– Конечно.

Он с облегчением опустился в одно из кресел.

– Могу я вам что-то предложить? – спросила Елена.

– Нет, благодарю вас, – покачал головой Гуров. – А вот от доброй порции откровенности не откажусь.

– Не поняла вас, – натянуто улыбнулась Елена.

– Как вас по отчеству?

– Васильевна.

– А я Лев Иванович, если вы забыли, – напомнил Гуров. – Так что же, Елена Васильевна, что было в тех ежедневниках, которые вы так «удачно» потеряли?

Елена подошла к креслу, стоявшему напротив, и села, но как-то неловко: подол ее платья был слишком узок для таких движений.

– А что мне за это будет? – спросила она.

– Я сохраню все услышанное в секрете, – пообещал Гуров.

– Почему я должна вам верить?

– Потому что если вы не расскажете об этом здесь и сейчас, то сюда придут с ордером на обыск.

Елена передумала сидеть, поднялась и остановилась возле окна.

– Вы очень ошибаетесь, Лев Иванович. Грош цена вашим ужимкам. Мне абсолютно нечего скрывать. А ежедневники… да вот же они.

Она подошла к стеллажу, сняла с полки небольшой картонный ящик и поставила Гурову на колени. В коробке были ежедневники в темно-синих обложках. Штук, наверное, десять.

– Ему не хватало одного в год, поэтому он заводил новый.

Гуров поставил коробку на пол.

– Сама туда их спрятала, а потом забыла, – добавила Елена. – Можете забрать с собой, они мне больше не нужны.

Она прошла к столу и села в кресло.

– Больше вас не задерживаю, Лев Иванович. Но вы обращайтесь.

Выходя из кабинета, Гуров увидел, что за столом секретаря снова никого нет. «Вечный шах от женщин тебе, мент, – мстительно подумал он. – Ну ничего, ничего. Мы еще посмотрим».

Кто и куда должен посмотреть, ему и самому было непонятно. Но мысли об отмщении все равно приносили Льву Ивановичу удовлетворение.

Крячко договорился встретиться с Андреем возле института, в котором учились все четверо молодых людей. Место встречи было выбрано Стасом не случайно: в двух шагах располагалось как общежитие, в котором обитал друг Саши Мальцева, так и несколько кафе с довольно бюджетными меню. Андрей принял предложение о встрече, но предупредил, что может задержаться, поэтому Крячко дал ему номер своей машины, а сам припарковался неподалеку от здания института.

Андрей появился не один, а с высокой девушкой, которую Стас узнал не сразу.

– Я Катя, – сказала она. – Помните меня?

– Отлично помню, – соврал Стас.

– А вот я вас не очень.

Андрей поежился и посмотрел в сторону кафе.

– Может, там поговорим?

– Конечно, – легко согласился Стас.

Людей в кафе было довольно много, но один столик стоял очень неудобно, в самом углу, и поэтому был не занят. Андрей сразу пошел туда. Он сбросил на стул куртку, придавил ее рюкзаком и принюхался.

– Блины, – определил он и посмотрел на Катю. – Ты будешь?

– Буду.

– И я буду, – добавил Стас. – А что у них тут еще есть?

Андрей проводил его к прилавку. Стоимость некоторых блюд и в самом деле была небольшой. Видимо, кафе держалось на плаву за счет студентов и преподавателей вуза, а что у первых, что у вторых частенько ветер гуляет в карманах.

– Блины здесь суперские, – сказал Андрей. – Рекомендую. И джем к ним можно взять, он вон там стоит, рядом с хлебом.

– Разрешишь угостить? – Стас по-дружески толкнул Андрея плечом.

– Кого? Меня? – опешил парень. – Не нужно.

– Ну а девушку твою?

– Катюху-то? Не-а.

Стас решил больше не делать попыток стать своим в доску. Все-таки полиция, а не сосед из общежития.

– Ну если так, то порекомендуй что-нибудь нормальное, – попросил он Андрея. – Суп вот – он как?

– Суп как суп, – пожал плечами Андрей. – А вот тефтельки они делают знатные. Я часто в общагу их беру, на ужин в микроволновку закину, и все. Кофе не покупайте, он здесь дерьмовый. Слушайте, а ничего, что я не один пришел?

– Ничего страшного, – успокоил его Стас.

Набрав полные подносы, они вернулись к Кате. Из всего, что купил Андрей, она взяла себе только блины и чай.

– Ткачук звонила, – сообщила она. – Сказала, чтобы мы были.

– А номера телефонов она откуда знает? – брезгливо поморщился Андрей. – Ты ей дала?

– Твой она не знает, она же мне звонила.

– А, ну да, – понял Андрей свою оплошность.

– Что-то важное? – спросил Стас.

– Совсем не важное, но нам скоро надо уходить.

Запланированная Стасом Крячко встреча с самого начала пошла не по плану. Сначала Андрей явился с подругой, а теперь им нужно было срочно куда-то уходить. Казалось, ребята не поняли, с кем имеют дело. Или поняли, но поставили свои дела выше.

– Ну если ваши таинственные дела не такие уж и важные, то сначала придется уделить время мне, – четко обозначил Стас свою позицию.

Андрей чуть не подавился своей любимой тефтелькой.

– Вы че? – вылупился он на Стаса. – Эта Ткачук больная на всю голову! Не верите? Так поговорите с кем угодно, они вам расскажут.

– Она реально придурочная, – подтвердила Катя. – Вся общага от нее плачет.

– Были бы деньги, я бы свалил оттуда, – с сожалением произнес Андрей. – Ну хоть Соньке в этом повезло.

– Ты совсем уже, да? – Катя с недоумением взглянула на парня. – Она там как в раю, думаешь? После всего, что было?

– С милым в их шалаше рая тоже не получилось, – ответил ей Андрей. – И я не виноват в том, что он умер.

Оба замолчали. Повисла напряженная тишина. В зале рассмеялась какая-то девушка, и ее смех прозвучал очень некстати. Андрей помедлил и все-таки вернулся к еде.

– А знаешь, я не пойду.

Катя откинулась на спинку стула и с вызовом посмотрела на Андрея.

– Ты серьезно? – с набитым ртом спросил он.

– Ага-а, – протянула девушка. – Пусть подавится. Зачем мы ей, как думаешь? Снова зло сорвать, ни для чего больше. Ты можешь вспомнить, когда сделал что-то не так? Ну, не считая того случая на первом курсе, конечно.

– Да все я делаю нормально…

– Вот и я о том же. Если еще раз наедет, то напишу жалобу. Имею право.

Стас преспокойно доел, отставил тарелку и занялся компотом. Кем бы ни была не известная ему Ткачук, он уже ее побаивался.

– В любом случае не стоит терять время, – напомнил он о себе. – Я хотел поговорить с вами о Саше Мальцеве. Каким он был, о чем думал, о чем мечтал и чего опасался. Не нужно рассказывать все. Но что-то наверняка запомнилось больше остального, верно?

Андрей, как и Катя, перестал есть. Он сел, ровно и внимательно посмотрел на Стаса.

– А зачем вам это? – неожиданно спросил он.

– Расследование обстоятельств его смерти было проведено с нарушениями, – пояснил Крячко. – Возможно, следствие упустило что-то важное.

– Я знаю, когда так говорят, – заявила Катя. – Когда причина смерти названа ошибочно. Или всплыли какие-то новые обстоятельства. Я права?

Стас решил, что друзья Мальцева имеют право знать правду.

– В общем-то да, Катя. Вы правы. Но забегать вперед и делать какие-то выводы очень не советую. И попрошу вас обоих не трепаться об этом на каждом углу.

Послышался звук бьющегося стекла, и все, кто был в кафе, машинально повернули головы в сторону кассы.

– Следствие упустило… Что там упускать-то? – усмехнулась Катя. – Парень из обеспеченной семьи решил свести счеты с жизнью, что и сделал в таком красивом месте. Или нет?

– А он мог?

– Что «мог»? – не поняла Катя.

– Вы вспоминаете о нем так, будто бы суицид в его случае – дело обычное.

– Да нет. Просто он же принимал антидепрессанты. Значит, изначально его психика была не в порядке. Но мы ничего такого за ним не замечали. Никакой подавленности, заторможенности или чего там еще бывает на фоне терапии, не было. Но Сашка всегда был надломленным. Странно, я думала, что дети из обеспеченных семей совсем другие. Избалованные, надменные. Сашка был не таким.

Стас промолчал. Андрей пожевал губами, взял кусочек хлеба, размял в пальцах.

– Я, когда его нашел… – произнес он.

Хлеб осыпался на его джинсы, а Андрей собирал упавшие крошки и снова слеплял их друг с другом.

– И ведь случайно увидел. Камыши, в которых он лежал, плохо видны от входа в дом, они как бы немного за углом, до них надо дойти. Я решил прогуляться вокруг дома. Ну и увидел ноги на берегу. Сашкины ноги. То есть туловище у него в воде, а ноги на суше. У меня все внутри отвалилось. Позвал его, а он молчит. Тогда меня прям в жар бросило. В тот момент меньше всего я думал о том, что он покончил с собой. Первая мысль: упал лицом в воду, почему-то не может выбраться. Значит, надо помочь! Других мыслей не было. Я потащил его за ноги из камышей, поскользнулся на траве и сам прямо на жопу упал. А Сашка как кукла, не помогает мне. Тяжелым оказался. Никакой реакции, ноль сопротивления. И тут крик. Помните женщину, у которой ребенок всегда куда-то залезал? То лодку на воду спихнет, то на дереве сидит?

– Да, помню, конечно, – кивнул Стас. – Забавный малыш у нее.

– Вот она сразу ко мне и кинулась, а сама кричит кому-то, зовет. Под мышками меня обхватила и оттащила подальше. А я все смотрю на Сашку, а он лежит там, такой… никакой.

Крячко совсем не рассчитывал, что Андрей станет отвечать на его вопрос именно так, начав с самого тяжелого воспоминания. Досталось ему, конечно. Впрочем, как и всем, кто еще не успел уехать.

– Такой вопрос. – Стас потер кончик носа. – В последний день на базе, утром, вы оба, может, слышали что-то с улицы? Ну, знаете, может, кто-то из вас проснулся на рассвете, чтобы попить водички… Ничего необычного не заметили?

– Я нет, – удивилась Катя и посмотрела на Андрея. – А ты?

– Не, я спал. Меня, когда выпью, вообще не разбудить до самого утра.

– Стойте, – вспомнила Катя. – Я просыпалась, это точно. Рано утром, да. В районе шести утра, что-то около того. Но никуда не ходила, просто полежала немного, повтыкала в телефон. Андрюха спал рядом, храпел, как бульдозер. Сонька немного побродила по дому, но мы не разговаривали.

– Соня не выходила на улицу?

– Нет, не выходила, я бы услышала. Кажется, она пошла в туалет, а потом на кухню – там вода шумела. Еще я слышала ее голос, но что именно она сказала, было не разобрать.

– Значит, она была не одна?

– Не имею понятия. Говорю же: я не выходила из комнаты.

Ее слова подтверждали рассказ Сони. Девушка действительно не выходила на улицу, но заметила там Сашу. Позвала, не получила ответа и решила снова лечь спать.

– Больше ничего? – уточнил Крячко.

– Ничего. Шесть утра, о чем вы говорите?

– Сашка был хамелеоном, но с перекосом в светлую сторону, – проговорил Андрей. – Нас Сонька познакомила. Я еще подумал, что они странно смотрятся вместе. Она такая неяркая, а он будто бы со страницы журнала мод сошел. Мог кого-то поинтереснее выбрать.

– Это точно, – улыбнулась Катя. – Но лично я Сашку за это и уважала. За независимость мышления. И про хамелеона верно подмечено. Иногда долго присматриваешься к человеку и все равно не видишь, какой он на самом деле. Вот Сашка «прятался» очень долго. Ну а что вы хотите? – Девушка иронично улыбнулась и погладила рукава своего свитера. – Копеечные шмотки у нас тогда были, но этот свитер у меня любимый. Я в нем из дома уехала, ношу его уже несколько лет, а он все равно хорошо выглядит.

– Это ты к чему? – перебил ее Андрей.

– К тому, что Сашка легко отдал тебе свою куртку. Забыл?

– А, точно, – сказал Андрей. – Просто снял с плеча и подарил на день рождения. Настоящая кожаная косуха, как у рокера.

– Сашка был добрым, слишком добрым, – продолжила Катя. – И простым как три копейки. Никаких заносов, тупых понтов. Мы сначала его побаивались, но потом как-то выпили на мой день рождения все вместе, и оказалось, что он даже пьяный ведет себя нормально. Упал в Сонькину кроватку и засопел.

– Значит, все-таки выпивал? – спросил Стас.

– Если можно так сказать. Ему мало было надо. А потом он совсем прекратил, даже от пива отказывался. Ему врачи запрещали, он на каких-то там препаратах сидел, – объяснила Катя.

– И его поведение после этого изменилось?

– В общем-то да. Мы-то знали почему, ну и не лезли в чужую душу. Там мать его что-то накуролесила, и он ушел из дома. Сонька в общаге договорилась, чтобы ему разрешили на ночь остаться, а потом они переехали в отдельную квартиру.

Андрей то и дело заглядывал в телефон и заметно нервничал. В конце концов Катя вырвала телефон из его рук и спрятала в свой рюкзачок.

– Отдохни, – посоветовала она.

– Ладно, – неожиданно спокойно согласился с ней Андрей.

Стас еще немного порасспрашивал ребят о Саше, пытаясь узнать, чем незаконным он мог бы заниматься. Но каждый раз Андрей и его подруга уводили разговор в сторону, окунались в воспоминания и в итоге ничего нового вспомнить не могли. Психологический портрет Мальцева вырисовывался, конечно, слишком безупречным. Понимающий, добрый, совсем не жадный, да к тому же еще москвич с деньгами. Соне с ним очень повезло. Прям-таки сказка про Золушку.

– Я понял, – сказал Стас. – В принципе, все верно. Покойники и должны такими оставаться в нашей памяти. Умеющими дружить, поддержать и так далее. Но мне, ребятки, позарез нужна другая правда. Если она есть, разумеется. А она есть, я в этом просто уверен.

Катя пульнула в Андрея тревожным взглядом и ничего не ответила, но сам он не растерялся.

– Я чет не понял, – протянул он и бросил на опустевшую тарелку хлебный шарик. – Вы это к чему?

– Хорошо, я перефразирую, – пошел ему навстречу Стас. – Мне нужно знать его темные стороны. Или что-то, о чем он не рассказывал своей девушке.

– А я не пойму, зачем вам это, – посмотрела на Стаса Катя. – Даже если что-то и было, то кому теперь это нужно? Человека нет. Умер. Хватит уже нас мучить.

– Вот как раз-таки мучить вас я совершенно не собирался, – примирительно произнес Стас. – У следствия есть основания полагать, что у Саши могли быть неприятности. Вопрос в том, поделился ли он этим с вами.

– Слушай, купи мне кофе, а? – попросил Катю Андрей. Та немного опешила от его просьбы.

– А сам не хочешь сходить?

– Ну купи. Захотелось.

Катя накинула на плечо рюкзачок и пошла к кассе.

– Кофе ведь тут плохой, – напомнил Стас. – Специально девушку удалили?

– Катька ничего об этом не знает, – быстро заговорил Андрей. – Ей и не нужно. Сашка со мной поделился, я ему обещал молчать. У него не только Сонька была. Он по уши влюбился в другую бабу.

– Кто она, откуда?

– Знать бы. Она старше него, у нее дети. Как и где они познакомились, я не знаю, но он конкретно попал.

– Андрей, вы точно про ту женщину ничего не знаете?

– Ничего. Сашка хранил свою тайну, а ведь мог бы рассказать подробнее. Видно, не хотел.

– Или боялся? – предположил Стас.

– Нет, здесь другое, – покачал головой Андрей. – Он бы слил ее мне, но позже. Тогда еще не созрел. У него было ее фото в телефоне.

– Описать сможете?

– Попробую. Точно не блондинка. Может, русая. Глаза красивые. Он просто сказал, что у него все серьезно.

– Соня точно ничего о ней не знала?

– Упаси боже, – округлил глаза Андрей. – И не вздумайте при Катьке говорить об этом.

Катя все еще стояла возле прилавка.

– Еще какие-то секреты у него были? – спросил Стас. – Он рассказывал о своих знакомствах, о приятелях? Занимался бизнесом? Может быть, он занял у кого-то деньги, но не смог вовремя вернуть долг?

– Да я понял, о чем вы, – остановил его Андрей. – Не было там бизнеса. Он учился, мать за все платила, а Сашка даже не работал. Про долги ничего не могу сказать, тоже не в курсе. Дружил он только с нами, сам говорил. Катька возвращается. Все, вы ничего не слышали, хорошо?

Вернувшаяся Катя поставила на стол стакан с кофе.

– Капучино. С корицей. Все, как ты любишь, – елейным голосом произнесла она. – Ты говорил, что здесь дурацкий кофе, я помню. Поэтому взяла твой самый любимый.

– Ненавижу корицу, но все равно спасибо, любовь моя, – в тон ей пропел Андрей.

В ответ ему прилетела кривая ухмылка. Несмотря на слегка грубоватые отношения между этими двумя, Стас не мог не заметить, как они близки. Напускная бравада не смогла скрыть от него их потрясение от смерти друга. С момента трагедии прошло не так уж много времени, а с учетом того, что именно Андрей обнаружил его тело в тех камышах, стоило предположить, что ему самому бы не помешала помощь психолога.

Но полковник Станислав Васильевич Крячко не был психологом. Он работал в Московском уголовном розыске, а там стресс снимают совсем не капучино.

Настроение генерал-майора Орлова распознавалось его подчиненными легко. Если он стучал в дверь, прежде чем войти в кабинет, значит, настроение в порядке. Но уж если начальник заходил без стука – все непредсказуемо. Правда, Гуров и Крячко никогда не попадали впросак благодаря своему тайному агенту Вере, которая предупреждала их о буре по телефону.

Услышав стук в дверь, сыщики переглянулись. Гостей они не ждали, а звонка от Веры не случилось.

– Да-да, – важным басом произнес Гуров.

Увидев Орлова, сыщик не смог сдержать смешок.

– Доброе утро, – поздоровался генерал-майор и сел на свободный стул. – Какие планы на сегодня?

– Да мы как раз хотели их обсудить, – начал Крячко.

– Сначала обсудим вот это.

Орлов протянул Стасу флешку.

– Подключай. Вместе кино смотреть будем.

На флешке оказалась запись с камер видеонаблюдения. На мониторе четко виднелась железнодорожная станция, на перроне стояли люди.

– Шестнадцатое июля этого года, десять утра, – озвучил Гуров дату и время в нижней части кадра. – Белорусский вокзал, что ли? Стоп. Да это же на следующий день после заезда на базу отдыха.

– Хорошо, что все-таки мы поехали тогда своим ходом, – вспомнил Крячко. – А ведь уговаривала меня Наталья на электричку.

– Вот, – Орлов указал на экран. – Поставьте на паузу.

Стас кликнул мышкой. Картинка на экране остановилась.

– Это Мальцев, – догадался Гуров, всмотревшись в кадр.

– Он, – подтвердил Орлов. – Запись предоставили наши коллеги из службы безопасности. Нашли Мальцева по его же фотографии. Но самое интересное будет дальше. Запускай.

Видео возобновилось. Саша Мальцев, пока еще живой, стоял поодаль от толпы людей. Вел себя спокойно, переминался с ноги на ногу. На нем был все тот же свитер, на плече висел не слишком большой рюкзак.

Внезапно к нему подошла женщина и остановилась рядом. Заметив ее, Мальцев занервничал и повел себя странно. Он взял женщину за плечи и стал ей что-то горячо доказывать. По движениям было видно, что он возбужден. Женщина подняла руки и прижала их к груди парня. Вела она себя гораздо спокойнее, чем он. Все указывало на то, что они близко знакомы, и это совсем не дружба, а нечто более интимное.

К перрону медленно подъехала электричка. Женщина указала на нее рукой и опустила голову. Саша не отпускал ее плечи, чего-то ждал и продолжал ей что-то говорить. Потом он резко убрал руки и быстрым шагом зашел в вагон. Двери закрылись, состав тронулся, но женщина стояла на месте и смотрела ему вслед. Уходя, она обернулась и взглянула куда-то вверх, очевидно, на вокзальные часы. Камера видеонаблюдения располагалась рядом с ними и вышло так, что она засветила свое лицо.

Гуров опередил Стаса, поставив видео на паузу.

– Увеличь, – попросил он.

– Попробую.

С каждым мгновением по мере увеличения изображения оно теряло в качестве. Черты лица незнакомки расплывались, постепенно превращаясь в разноцветные квадратики. Но Крячко не стал доводить до абсурда и вовремя остановил процесс трансформации, чтобы можно было распечатать фото для дальнейшего поиска. Гуров внимательно всмотрелся в лицо женщины, но его внимание привлекло совсем не оно.

– Расстроенная, – заметил Стас. – Видать, поругались. Собственно, об этом я и хотел доложить. У Мальцева был роман на стороне с какой-то женщиной старше себя. Друг его поделился. Думаю, это она.

– Это Елена Бронник, – сказал Гуров. – Работает на телеканале «Манго». В прошлом заместитель генерального директора Мальцева-старшего, сейчас исполняет его обязанности.

– Флешка пусть остается у вас. Поизучайте, – приказал Орлов и повернулся к Гурову. – Ты уверен, что знаешь эту женщину?

– Уверен. Внешне очень похожа, но главная примета – это китайские палочки для волос. – Он провел пальцем по экрану монитора. – Видите? Точно такая же прическа была у нее во время нашей встречи. Интересная особа. Знает себе цену, обладает навыками манипулирования и ни черта не боится полиции. Та же Гнедова вела себя с нами гораздо вежливее. А этой Бронник сам черт не брат. Но благодаря ей у нас на руках теперь кипа непроверенных ежедневников покойного Мальцева-старшего.

– Сама отдала? – усомнился Орлов.

– Сама. Но сначала талантливо делала вид, что не может их найти. Правда, это было при Гнедовой, но как только она ушла, то потеря сразу же обнаружилась.

– Надо бы полистать его ежедневники, – вызвался Крячко. – Посмотрим, чем жил покойный папа Мальцев.

– А потом опроси всех, кто был на отдыхе вместе с вами, – назначил Орлов.

– Я тебе помогу, – решил Гуров. – Но, если честно, мало надеюсь на успех. Но теперь мы точно знаем, что Елене есть что скрывать от вдовы своего начальника.

– И разузнайте о ней как можно больше, – добавил генерал-майор. – Она закрутила отношения с пацаном гораздо младше себя, но это ерунда по сравнению с тем, что теперь она занимает должность его недавно скончавшегося отца. Что их может связывать, как думаете?

– Страсть, – предположил Гуров. – Бронник очень привлекательная женщина, уж поверьте мне. Саша мог легко увлечься, когда, например, приходил к матери на работу.

Он сел за свой стол, задумчиво провел ладонью по поверхности. Нащупав несколько подсохших хлебных крошек, оставшихся после вчерашнего перекуса, смахнул их на пол.

– Ну что нужно было от нее Саше, это понятно. А вот что она могла хотеть от него?

Инна и Егор Онегины внешне были абсолютно не похожи друг на друга. Встретившись с ними в первый раз, Гуров и Крячко дружно решили, что владельцы базы отдыха – супруги. Но никак не брат с сестрой.

Егор был высок и худощав, темноволос и кареглаз, а Инна имела малый рост, пышные формы, светлые волосы и зеленые глаза. Егор никогда не суетился, мало говорил и вообще был не слишком заметным, а Инна постоянно мелькала перед глазами и, казалось, успевала все и сразу. Они прекрасно дополняли друг друга и управление базой было поделено между ними поровну – Егор следил за технической частью, за тем, чтобы все исправно работало, а Инна взяла на себя руководство персоналом. Для работы они набрали небольшой штат сотрудников, в который входили две горничные, бармен, повар и официант, девушка-аниматор, а также терапевт из соседнего поселка, решивший подзаработать во время отпуска. С учетом того, что отдыхающих в смене было не более, а то и менее десяти человек, то количества обслуживающего персонала вполне хватало.

Гуров позвонил Инне и попросил о встрече. Поначалу она разговаривала с ним холодно, но, когда Гуров напомнил ей, что отдыхал в «Онегино», сразу успокоилась. Правда, узнав о том, что имеет дело с полицией, тут же напряглась.

– Мы закрыты, – сообщила она. – База сейчас не функционирует, там никого нет.

– И это правильно – в такую-то погоду, – поддержал ее Гуров. – Но съездить туда нужно.

– Дело не в погоде. Мы больше не планируем открываться.

– Мне жаль, Инна, – посочувствовал Гуров. – Но все может измениться в любой момент. Нам необходимо туда поехать.

– Я попробую вытащить Егора, но он постоянно занят, – сказала Инна.

– Если дадите мне номер его телефона, то я сам с ним поговорю.

– Нет, я сама ему позвоню. Так будет быстрее.

Встреча срывалась несколько раз: Егор оказался более занятым человеком, чем все остальные, но в конечном итоге дата сбора была назначена.

Встретились у ворот «Онегино». Сыщики прибыли первыми и в ожидании немного побродили по окрестностям. Съезд с трассы заметно обветшал, дорогу засыпало сухой листвой и обломанными ветками. Все это добро принес ветер из ближайшего леса. Летом он выглядел шикарно, и в жару Маша и Гуров спасались там от убойного солнца, но сейчас, в середине осени, только сквозняк гулял между стволами деревьев. Теперь, когда обзор был лучше, Гуров увидел вдалеке очертания длинного здания, похожего на коровью ферму.

– Они сразу закрылись, не знаешь? – спросил Стас, поставив на капот термос с горячим чаем. – Будешь?

– Нет, спасибо. Не настолько здесь и холодно, – отказался Гуров.

– А я, пожалуй, накачу стопарик.

Стас налил чай в крышку от термоса.

– Раньше, когда был маленьким, мы с мамой много гуляли. Бывало, целый день могли в парке проторчать. И в любую погоду, кстати. И вот она всегда брала из дома термос с чаем. Зимой, летом… – ударился он в воспоминания.

– Ты поэтому термос с собой приволок? – покосился в его сторону Гуров.

– Нет. Жена снарядила. Я и спорить не стал. А вот и они.

Из-за поворота показалась синяя «Мазда». Покачиваясь на ухабах, медленно стала приближаться к базе. Под колесами со страшным треском ломались ветки, по лобовому стеклу неслись, отражаясь, свинцовые облака.

Пока мужчины жали друг другу руки и хлопали по плечам, Инна стояла в сторонке. Гуров подошел, приобнял ее за плечи.

– Как ваши дела?

– Как видите, – ответила Инна.

Егор шмыгнул носом и поежился.

– Ключи не забыла? – посмотрел он на сестру.

– Взяла.

Она отперла навесной замок и отошла в сторону. Егор попытался толкнуть створки, но они не сдвинулись с места.

– Навались! – скомандовал Стас.

Трое мужиков одновременно поднажали плечами, и ворота наконец приоткрылись, впуская нежданных гостей.

Инна зашла на территорию последней.

Разница с тем местом, которое запомнил Гуров, и тем, которое он увидел сейчас, была огромна. И дело было не в том, что жаркое лето сменила глубокая осень, а в атмосфере, царившей в этом брошенном месте. На берегу реки все так же кособоко стояла старая деревянная лодка; никуда не делась и пристройка к ресторану; яркими красками била в глаза веселенькая детская площадка. В окнах гостевых домиков все еще белели занавески, а у каждого крылечка стояло по мусорному ведру. Сезон летних отпусков закончился, и «гнездо» опустело. Нигде ни души. Ничего особенного. Но до чего же мрачно выглядело все это великолепие теперь, когда все знали, что здесь произошло.

Примерно так ощутил бы себя Гуров, не служи он в Московском уголовном розыске. По привычке внимательно глядя себе под ноги, они с Крячко медленно двинулись вперед. Егор следовал чуть позади, словно не желая вмешиваться туда, куда не просят. Только Инна сразу же повернула вправо, к административному корпусу, где они с братом и жили, и работали раньше сутками напролет.

– Давай сначала сходим туда, – указал Гуров рукой направление, и Крячко молчаливо с ним согласился. Оба оглянулись на Егора, и он сразу понял, что именно от него требуется – отвести полицию к месту, где нашли Сашу. Сыщики знали, что осмотр места обнаружения тела уже не принесет никакой пользы. Сначала его вдоль и поперек истоптали люди, а в последующие месяцы над ним активно поработала природа. Но заглянуть стоило.

Егор подвел их к берегу напротив крайнего домика и показал на камыши.

– Здесь.

– А жил он, получается, в этом доме?

– Да, в этом. Компания из двух парней и двух девушек.

– Ого, – подивился Крячко. – А вы все хорошо запомнили.

– Забудешь тут.

Егор отошел в сторону и вынул сигареты.

Гуров подошел к краю берега. От него начинались заросли камышей, образующие небольшой остров. Сразу и не понять, насколько тут было глубоко.

– Какая глубина? – спросил Гуров.

– Тут обрыв, – Егор выдохнул струю дыма и указал на воду. – Потому здесь и не купаются.

– А где же предупреждающий знак?

– Он был на месте, – уверил Егор. – Просто вы сюда не приходили, потому и не видели. Но с этого места его было отлично видно.

– А почему убрали?

– А мы здесь все убрали, если вы не заметили, – спокойно ответил Егор. – База закрыта для посещений, бизнес мы свернули. После того, что было, знак смотрелся не просто неуместно, а зловеще.

Гуров осмотрелся. Отсюда хорошо просматривалась основная часть территории. Два гостевых дома, пляж, ресторанная веранда и въездные ворота. Если бы кто-то тем ранним утром решил выйти на улицу, то смог бы увидеть и Сашу, сидящего на берегу, и кого-то еще рядом с ним. Но был ли этот «кто-то»?

– Расскажите о том дне, – попросил Гуров.

Егор всмотрелся в противоположный берег. Там, через полосу редких деревьев можно было наблюдать настоящий лес, густой и мрачный. Правда, летом в ту сторону вряд ли кто-то из них смотрел.

– Пойдем в дом, – сказал Егор. – Там и поговорим. Холодно.

– Идите, – разрешил Гуров. – А дверь в этот дом заперта?

Оказавшись внутри, Гуров первым делом пошел на кухню. Стас проследовал за ним.

– А вот и окно, через которое Соня видела Мальцева в последний раз, – сказал он. – Берег как на ладони.

– А условный собеседник Мальцева спрятался, – констатировал Гуров.

– Если он был, – напомнил Стас.

– Даже если был, найти его будет очень сложно.

Они обошли оба этажа, заглянули в каждую комнату. Везде порядок, только кровати без постельного белья. В одной из комнат нашелся только веник, аккуратно прислоненный к стенке.

Егор встретил их возле здания администрации и пригласил войти.

– Чайник горячий, если нужно. Инна сейчас будет, собирает кое-какие вещи.

– Теперь бы от чая я точно не отказался, – потер руки Гуров. – Стыдно сказать, но за городом мерзнешь, не то что в Москве.

– За городом все-таки холодно. По сравнению с погодой в области в Москве, считай, теплынь, – заметил Егор. – Ноль градусов – это разве мороз? Когда у вас там ноль, то тут минус десять и ниже. Этой ночью температура опускалась до минус девяти. Скоро снег ляжет.

Он бросил сигарету на землю и наступил на нее. Этот жест окончательно убедил Гурова в том, что Онегины больше не считают базу отдыха чем-то для себя важным и нужным. Там, где все свое, окурки на пол не бросают.

В комнате, куда их привел Егор, тоже было холодно. Он отстегнул от электрического чайника шнур, скрутил его и бросил в открытую спортивную сумку.

– Чтобы не забыть. А чайник только вскипел. Вот чай, вот сахар.

На столе появились пожелтевшие изнутри кружки. Гуров пил маленькими глотками, постепенно согреваясь изнутри. Все ждали Инну, которая чем-то гремела на втором этаже.

Инна появилась с пакетом в руках.

– Брось в машину, – попросила она брата и повернулась к сыщикам. – Я освободилась, теперь вся ваша. О чем вы хотели поговорить?

– Я рано проснулась в тот день, что-то около половины шестого. Пошла в ресторан, приготовила себе поесть. Ребят с кухни в такую рань не тревожила, все равно они работают только с восьми утра. Потом я проводила горничных и девочку-аниматора. Им тут все равно было нечего делать. Они должны были уехать на следующий день, но после случившегося покинули базу сразу.

– Уволились?

– Да. Все трое. Они уехали часов в семь утра.

– А как же смена белья после выселения? Или уборка номеров? Работы полно же, – удивился Гуров. – Разве не горничные должны этим заниматься?

– Должны. Но в тот день за одной из горничных должен был заехать ее отец. Тут недалеко его дача, а он возвращался в Москву. По пути решил прихватить дочь после недельной вахты, а оставшиеся две девушки просто воспользовались возможностью бесплатно добраться до дома, – объяснила Инна. – Белье я собиралась менять сама, это не проблема. Уборку тоже взяла на себя, это несложно. Все равно гостей мало приехало. Я часто подменяла персонал, если это было необходимо.

Инна о чем-то вспомнила, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать. Но передумала и обреченно махнула рукой.

– Что, Инна? – подбодрил ее Гуров. – Что-то вспомнили?

– Вспомнила, но так некстати…

Она подавила улыбку.

– Тот ребенок, помните? Который вечно удирал от родителей и где-то прятался. На самом деле очень милый мальчик. Он ведь в тот день резко успокоился. Сидел на пляже, в своей любимой лодке, и никуда не лез. Думаю, ему наконец-то влетело от мамы за то, что он всю неделю не давал ей расслабиться. В принципе, всем тогда было не до него.

– Во сколько это было?

– Точно после полудня.

Инна хорошо запомнила тот день. От ее внимания не ускользнула ни одна интересующая сыщиков деталь. Иногда что-то от себя добавлял Егор, и в конце концов картинка случившегося стала четкой и ясной. Показания свидетелей, с которыми успели ознакомиться Гуров и Крячко, дополнили рассказ Инны. Первым тело друга обнаружил Андрей и, решив, что тот еще жив, попытался вытащить Мальцева из воды. Его заметила мама неугомонного Виталика и бросилась на помощь. Она же позвала других. По словам Инны, она и Егор сразу же оказались у гостевого домика, где отдыхали ребята. Егор тут же вызвал полицию.

– Вроде бы дело серьезное – утонул человек, – сказал он. – Нас тут же прогнали с берега, а эксперт осмотрел тело. Закончил он довольно быстро, и вообще полиция пробыла здесь недолго. С каждым поговорили, мы подписали протоколы допроса. Конечно, мне хотелось знать, когда и почему это произошло, но следователь со мной разговаривать не стал. Мы накануне все праздновали в ресторане последний день отдыха, и версия полиции была такой: парень выпил лишнего и свалился в воду.

– То есть несчастный случай? – уточнил Гуров.

– Я так понимаю, что вы в этом сомневаетесь. – Инна протянула Егору руку и показала ему указательный и средний пальцы. Он без слов протянул ей сигарету. Несмотря на промозглую погоду, она отворила окно и закурила. – Да я и сама уже поняла, что несчастный случай вряд ли заинтересует полицию. Так что, скорее всего, это другое, да?

Гуров не стал ее разубеждать.

– Следствие пришло к выводу, что Мальцев совершил самоубийство, – ответил он.

– Господи, – нахмурился Егор.

– После смерти отца он проходил психотерапевтическое лечение, – пояснил Крячко. – Незадолго до поездки сюда перестал принимать препараты.

– Синдром отмены, – понял Егор. – Знакомо.

– В самом деле?

Егор бросил в сторону сестры быстрый взгляд. Она не увидела этого, глядя в открытое окно. Казалось, она не обратила на его слова никакого внимания.

– Тоже лечился, – нехотя произнес Егор. – И тоже бросил. Надоело все, решил справляться сам.

– По какой причине вы посещали психотерапевта?

– На фоне развода родителей. Мать бросила отца и привела в дом настоящего мудака. А отец, который прожил с ней всю жизнь, на полгода превратился в алкаша и инвалида. Мне тогда было семнадцать, а ей, – Егор кивнул на Инну, – пятнадцать. Счастливая и крепкая семья оказалась картонкой, которую легко смыла внезапная любовь матери к молодому проходимцу. В доме начался настоящий пиз…ец, а у нас выпускные классы. Когда я понял, что не вывезу этот фестиваль, то пошел в ПНД. Бесплатный врач оказался лучше новомодных психотерапевтов, потому что родился еще в советское время и жил по принципам. Устроил меня к знакомому специалисту, который был его другом. Тот прописал мне несколько препаратов. Ни копейки за это ни разу не попросил. Но сильная штука, конечно. В какой-то момент я понял, что надо завязывать, и бросил это дело. Выплыл, конечно. Даже выпускные экзамены сдал. Но прекрасно помню, как меня ломало после того, как прекратил принимать лекарства. Если тот парень реально отменил прием, то мог и суициднуться. Извините за выражение, конечно. Сочувствую и понимаю. Бля, Инн, иди кури на улицу.

– Не хочу, – отрезала Инна.

– Дышать же нечем.

– Теперь это не имеет никакого значения.

Гуров медленно прошелся по кабинету. Здесь все когда-то выглядело по-другому. Жаркое июльское утро, распахнутые окна, в которых парусами раздувались занавески. Егор встречал новых постояльцев у ворот, объяснял правила стоянки и отправлял всех в административный корпус. За ноутбуком сидела Инна, которая отдавала им ключи от дома и вручала памятку. Окна выходили на въездные ворота и часть пляжа, где уже стояли раскрытые шезлонги. Речка мирно несла свои воды дальше через лес, где пели птицы и никогда не бывало жарко…

– Да у вас тут Мальдивы! – восхитилась тогда Маша. – И купаться можно?

– Можно, можно, – уверила Инна. – Вода чистая, мы следим за этим. И погода позволяет. Всю неделю, пока вы здесь будете, обещают жару и никаких дождей.

– Отлично.

Инна бросила окурок в банку с водой, заменявшую пепельницу, и посмотрела на брата.

– Не задерживайся, – попросила она и вышла из кабинета. – Я почти закончила.

Было слышно, как она поднимается на второй этаж. Снова хлопнула какая-то дверь, что-то скрипнуло, что-то тяжелое упало на пол. Казалось, Инна решила увезти отсюда весь дом, включая мебель.

– Она все сбережения сюда вложила. Да и я почти все до копейки отдал. Благо оба живем одни, а то бы было худо. Планы строили, кучу бумаг оформили, а уж сколько бабла оставили в конвертах на столах у чиновников – и не сосчитать.

– Взятки, значит, – многозначительно заметил Крячко.

– Ну а куда было деваться?

Егор сел на подоконник и посмотрел на часы.

– Торопитесь? – поинтересовался у него Гуров.

– Да как сказать… Пока дороги пустые, то можно и ускориться. Но Инка должна собраться. Мы уехали отсюда, оставив много вещей. Чайник вот, микроволновка на втором этаже. Наверху вообще полно всего, мы же там практически жили половину лета. Ничего оставлять здесь не хочет.

– Не боитесь, что сюда кто-то проникнет в ваше отсутствие?

– Не проникнет. Все местные знают, что это место выкуплено, и мы можем приехать в любой момент. Ну вот мы и приехали.

– А можно я еще раз осмотрюсь? – Стас застегнул куртку и взглянул на Гурова. – Пройдусь, посмотрю.

– Иди.

Егор и Гуров остались одни. Тишину нарушал шелест сухой листвы, которую ветер гнал по остаткам газона. Листья сбивались в неровные валики у стен, с деревьев падали сухие ветки и покрывали землю. Никто не убирал этот мусор. База отдыха снова опустела, и теперь уже, наверное, надолго.

– Если бы мы установили камеры видеонаблюдения, то полиция смогла бы восстановить картину событий, – пробормотал Егор. – В голове не укладывается.

– Ну а сами-то вы что обо всем этом думаете? – спросил Гуров. – Наверняка же не раз вспоминали тот день.

– Да ничего я не думаю, – раздраженно ответил Егор. – Парня жалко, но я тоже все потерял.

– Вы живы, – напомнил Гуров.

– И гол как сокол, – вызывающе посмотрел на него Егор. – Одни долги остались. Когда их отобью, не знаю. Инка в «Ашан» уборщицей пошла, а днем сиделкой подрабатывает. Сам на трех работах разрываюсь, а все равно кругом должен. Вы думаете, я только о себе думаю? Хер там. Обо всех. Спрашиваете, вспоминаю ли я? Каждый чертов день! То так, то сяк, то еще как-то. Не поедут теперь сюда люди, потому что нас в новостях протащили. Все хорошие отзывы теперь не имеют никакого значения.

Он отвернулся, вынул сотую по счету сигарету и нервно закурил.

– Тогда я помучаю вас еще немного, Егор.

Гуров сел за стол и скрестил руки на груди.

– Вы не помните, не было ли здесь конфликтов? Я имею в виду наш заезд. Гости между собой не ссорились, не спорили? Люди всякими бывают, знаете ли. Молодежь сейчас часто раздражает своей музыкой или внешним видом. Или даже хамством. Как вел себя Саша с персоналом и с другими гостями?

Егор стряхнул пепел в банку.

– Не припомню такого. Из той четверки только девушки сюда заходили, и то при мне. Просьбы были обычными: запасное полотенце, лампочку в туалете заменить. Ничего необычного. Вежливые, спокойные. В остальном все тоже было в порядке. Только… нет, вот с банкирами пришлось немного повозиться, но там люди взрослые, восприняли нормально.

– О чем это вы?

– Ну трое этих, из банка которые. Вон там их машина стояла, – Егор ткнул пальцем за плечо. – Двое вроде ничего, а третий постоянно бухал и цеплялся к людям. Пришлось напомнить о принудительном выселении. Поняли, приняли. Больше не повторяли. Один, правда, нажрался в последний вечер, а потом ночью куролесил, но его приятели угомонили.

– Между ними и Сашей были конфликты?

– Не припомню такого, – прищурился Егор. – Может, просто не заметил.

Гуров поймал себя на мысли, что если раньше он искал подтверждение суицида, то сейчас мыслит в другом направлении: он хочет опровергнуть эту версию. Иными словами, Лев Иванович отчего-то сошел с заданного курса и расследует убийство Мальцева.

«Успокойся, – мысленно приказал он себе. – Не торопись. Причины смерти могут быть любыми. Одна версия почти доказана – самоубийство. Вторая почти недоказуема – это несчастный случай. Но убийство-то почему нарисовалось? Ладно. Просто не сбрасывай ничего со счетов и не увлекайся».

Иногда Гуров легко мог уговорить себя на что-то. Обычно стоило прислушаться к внутреннему голосу и здравым взглядом посмотреть на тот набор улик и обстоятельств, которые уже были обнаружены. Дальше приходил черед логики, отметалось надуманное и притянутое за уши, включая настроение и состояние свидетелей, очевидцев и другого окружения жертвы. Любой карточный пасьянс складывается только в том случае, если все карты разложить в правильной последовательности. Сейчас же Гурову не хватало даже карт, и он не мог понять, каких именно.

Проведя на базе отдыха часа три, Гуров и Крячко расстались с Онегиными. Больше ничего интересного следствию Егор или Инна вспомнить не смогли.

– Убийство, значит.

Генерал-майор внимательно выслушал Гурова и теперь должен был подтвердить его догадки. Ну или опровергнуть, что тоже нередко случалось.

– Подозреваемые есть?

Гуров положил перед ним лист бумаги с текстом.

– Набросал я тут, но это еще требует проверки. Стас сейчас занимается проверкой показаний людей, которые были с нами на базе. Вчера мы встречались с Онегиными. Они готовят базу отдыха к продаже и, конечно, раздавлены этим. Говорят, не заметили в день смерти Мальцева ничего необычного. Все было тихо и спокойно. Все постояльцы вели себя как обычно. Первыми в тот день покинули базу три человека из обслуживающего персонала. Затем уехали мы, а в каком порядке уезжали другие, никто не запомнил: уже было не до того, да и полиция сама решала, когда и кто может быть свободен.

Мы осмотрели место обнаружения трупа. Конечно, там не осталось никаких следов, но что могу сказать: река у берега довольно глубокая. Пара шагов – и тебе уже по шейку. Но чтобы не выбраться из воды, нужно быть либо без сознания, либо сильно пьяным. Мальцев был трезв, это подтверждают его друзья. Значит, алкоголь отметаем. Поскользнуться на скользкой траве практически невозможно, поскольку она там вытоптана. Но самое главное, Петр Николаевич, вот в чем. Следствие решило, что Мальцев утопился. С самого начала мне эта версия казалась какой-то неуместной, что ли. Просто улечься на берегу, а лицо опустить в воду и вот так покончить с собой? Что за бред?

– Да ясно, что бред, – недовольно ответил Орлов. – Ты знаешь, Гуров, я не хочу верить в то, что в том отделе полиции сидят совсем идиоты. Но если они пришли к версии о самоубийстве, то, наверное, имели на это причины?

– Я тоже не хочу верить в то, что нас пытались обдурить, – согласился Гуров.

– Поэтому я пообщался и со следователем, и с экспертами, – продолжил генерал-майор. – Ты помнишь, что там было указано в осмотре трупа? Одежда Мальцева вся промокла насквозь, включая обувь. Но когда его нашли, в воде была только верхняя часть тела. Тогда как же промокло остальное?

– Кто-то переместил труп?

– Вот именно, – подтвердил Орлов. – Ну а так как это было ясно с самого начала, а человек уже был мертв, но на теле и на месте происшествия отсутствовали следы борьбы, то матери Мальцева преподнесли смерть сына как результат самоубийства. Им статистику портить не хотелось. В ином случае пришлось бы серьезно копаться в этом деле.

– Неужели такое возможно в наше время, Петр Николаевич?

– Я уже позвонил в прокуратуру, – многозначительно заметил Орлов. – Будет проверка, виновных накажут.

– Не пойму, как они тебе все выложили, – признался Гуров. – Прямо-таки душу открыли. Что ты им наобещал?

– Сказал, что на них в прокуратуру поступила жалоба, и запросил оригинал уголовного дела по Мальцеву. Копия тоже у нас на руках, это еще один козырь. Если попытаются что-то скрыть, то уже не получится. Ой, Лев Иванович, да перестань. Сидят там у себя в полях да на природе, контролируют две деревни с населением в десять человек и думают, что жизнь удалась. Ничего, ничего. Поснимают их там всех со своих постов, влепят по статье за все хорошее – будет время вспомнить свои подвиги.

– Очаровательно, – Гуров не знал, что сказать в ответ.

– Значит, теперь версия самоубийства стала еще более неправдоподобной, – напомнил Орлов. – У кого мог быть мотив избавиться от Мальцева?

– Да у кого угодно. Мы очень мало о нем знаем, а то, что уже есть, практически ни о чем не говорит. Снова пообщаемся с теми, кто был на базе отдыха, но ты же понимаешь, что искать правду спустя несколько месяцев – это как воду решетом носить.

– А что насчет его предполагаемых проблем с законом?

– Его друзья говорят, что он был связан с криминалом. Если появятся хоть какие-то намеки на это, то сразу за них ухватимся, – сказал Гуров. – Но мне нужно проверить еще кое-что. Мы с Крячко внимательно изучили ежедневники Мальцева-старшего. Там по сути ничего для нас интересного нет, но мы обратили внимание на одну деталь. В ежедневнике от две тысячи двадцатого года отмечена одна дата – 24.05, а рядом написано имя Алина. В две тысячи двадцать первом году та же история. Дата и имя. Там Евгений и 10.11. В других ежедневниках таких пометок нет.

– Дни рождения чьих-то детей? – предположил Орлов. – Или юбилей у кого-то из знакомых?

– Две даты с разницей в полтора года. Что-то очень важное для него. Елена Бронник работает в «Манго» уже пять лет. Она была помощником Мальцева, а теперь занимает его должность. Уж она-то точно должна быть в курсе. И его вдова тоже.

– А, снова вы.

– Кажется, мы договаривались о встрече, – напомнил Гуров.

– Возможно.

Голос Елены звучал спокойно, но тон был холодным. Гурова вновь охватило чувство, которое он испытал при первой встрече с ней. Напряжение. Такое он испытывал, допрашивая матерых преступников – умных, расчетливых, умеющих заставить играть по своим правилам. Случалось, что среди них попадались и женщины. Они сразу обозначали правила игры, которые сами же и нарушали, действуя исключительно в своих интересах. Но все они в тот момент находились в комнате для допросов. Их жизнь и деяния были как на ладони, вина доказана, а будущее предопределено. Никаких параллелей с Еленой. Но она находится на своей территории. Может, поэтому Гуров только и ждет от нее того, что она поставит перед ним неразрешимую задачу?

«Когда же ты стал таким неуверенным в себе?» – спросил себя Гуров. Ответа на этот вопрос не было, но в глубине души Лев Иванович догадывался, в чем подвох. Елена ему нравилась. Вот в чем была проблема.

Он припарковал машину возле здания телеканала и вошел через главный вход. Получил пропуск, проделал уже знакомый ему путь до кабинета Бронник и, помедлив, нажал на дверную ручку. Ему было назначено на три часа дня, и он прибыл вовремя.

На этот раз Елена предстала перед ним в другом образе. Китайское платье сменили длинная серая юбка в пол и тонкая черная водолазка. Гуров застал ее стоящей возле окна с сигаретой, вставленной в длинный мундштук. Стройная, гибкая и такая манящая. Но как бы ни меняла свой образ Елена, какие бы аксессуары не использовала, одно оставалось неизменным: китайские палочки для волос все так же украшали ее прическу.

– Здравствуйте, Лев Иванович. Проходите.

Во время предварительного созвона у нее был совсем другой тон, сейчас же в нем слышались более теплые ноты.

– Вы меня могли и не застать, – улыбнулась Елена, вынимая из мундштука сигарету.

– Красота. Я про мундштук, – заметил Гуров.

– Это да, – с удовольствием проговорила Елена. – Подарок. А теперь и памятная вещь.

Она взяла мундштук двумя пальцами и аккуратно положила на подоконник.

– Ну что же стоите, Лев Иванович?

Гуров сел в то же кресло, что и в прошлый раз. Елена так и осталась стоять у окна.

– Зачем же я вам понадобилась? – по-деловому осведомилась она. – Теряюсь в догадках.

– Сейчас расскажу.

Лев Иванович извлек из сумки два ежедневника с закладками и положил на край стола.

– Посмотрите внимательно, Елена Васильевна, – попросил Гуров.

Бронник мягко оттолкнулась от подоконника и подошла. Прижав ладонью страницы, всмотрелась в написанное. Гуров следил за ней: вдруг как-то выдаст себя? Но ничего не случилось. Елена покачала головой и вернулась к окну.

– Не знаю, что это такое.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Мой шеф далеко не всем со мной делился. В конце концов, это его личные записи.

– Ни в одном из других ежедневников нет подобных заметок.

– Ничем не могу помочь, – повторила Елена. – Вы только из-за этого сюда приехали? Чтобы найти разгадку?

– И чтобы спросить про ваши отношения с сыном бывшего начальника. С Александром Мальцевым.

Гуров зря ожидал взрывного эффекта. Елена отлично владела собой. Даже в лице не изменилась.

– Что именно вы хотели бы узнать? – Ее тон снова стал холодным, а взгляд недобрым.

– Алла Тимофеевна Гнедова была в курсе того, что вы встречались?

– С кем?

– С ее младшим сыном. С тем, которого вы провожали на Белорусском вокзале.

Елена выдохнула сквозь неплотно сомкнутые губы. Отступать ей было некуда, но она все еще держала удар.

– Если вы все знаете, то зачем разыгрываете этот спектакль? – спросила она у Гурова, не двигаясь с места. – К чему этот балаган?

– Вы, Елена Васильевна, не так меня поняли, – примирительно сказал Гуров. – Ваша личная жизнь никак меня не касается. Или лучше так: не коснулась бы, если бы на месте вашего друга был кто-то другой, а не погибший юноша младше вас. Мало того, сын вашего начальника. Полагаю, вы скрывали эту связь.

Елена села за стол. Нервно покрутилась на кресле. Гуров понимал, что фактически прижал ее к стенке. Она расскажет, зачем ей был нужен молодой человек. Во всяком случае, Гурову очень хотелось это знать. Вряд ли дело в чувствах, хотя любовь не особенно придирчиво выбирает тех, кого сражает наповал. Неравных пар в этом мире полно. Однако Гуров был уверен в том, что дело не только в чувствах. Елена не станет размениваться по мелочам, у нее все просчитано. И она еще не знает того, что известно Гурову.

– А я думала, вы до этого не доберетесь, – скупо улыбнулась женщина. – Как вы узнали про нас с Сашей?

– Долго объяснять.

– Ну хорошо. Все равно теперь уже ничего не исправишь.

Елена прижала ладони к столу, помедлила и встала. Вернулась к окну, взяла в руку мундштук.

– Это мне привез Константин Сергеевич с Кипра, подарил на день рождения. Храню, конечно. Берегу его.

– Вернемся к Саше.

Каждый раз, перед тем как ответить, Елена выдерживала недолгую паузу. Гуров уже понял, что это не манера общения, а попытка скрыть волнение и не ошибиться с ответом.

– К Саше…

Мундштук медленно вращался в длинных пальцах.

– Я должна взять с вас слово, Лев Иванович. Иначе мы распрощаемся.

– Ставить условия следствию – так себе идея, – напомнил Гуров. – Давайте без каких-либо условий. Не тот момент.

Она обернулась, посмотрела на Гурова почти что с отчаянием.

– Вы не дослушали. Его мать не должна об этом знать. Ни в коем случае. Иначе я потеряю работу. Мне нельзя, у меня дети.

«Женщина старше его, с детьми и красивыми глазами», – вспомнил Гуров слова Андрея. Правда, слышал их только Стас, но описание было настолько кратким и примитивным, что его нельзя было ни с чем спутать.

– Кроме нас, здесь никого нет, – Гуров уселся поудобнее. – Не будем терять времени.

– Это значит «да»?

– Это значит «да».

Разумеется, Елена закурила. Без мундштука. Как уже сказал Гуров, не тот момент. Не до изысканности.

– Я Сашу раньше вообще не видела. Но после смерти Константина Сергеевича он вдруг стал сюда приходить. Приходил и садился в это самое кресло. А я только-только заняла должность генерального директора. Саша мешал работать. Но и выгнать я его не могла. Кто я и кто он? С этим нужно было что-то делать.

Сначала я пыталась с ним говорить. Расспрашивала, интересовалась его делами, его девушкой. Он отвечал через силу, и я чувствовала, я видела, как сильно он меня ненавидит. Поймите, Лев Иванович, я не могла попросить его уйти, поскольку его родители создали эту кинокомпанию, они были ее владельцами. Смерть Константина Сергеевича была внезапной, но именно это ужасное событие позволило мне подняться вверх по карьерной лестнице.

С Алой Тимофеевной насчет Саши я тоже не могла поговорить. Не представляла себе наш разговор, не могла подобрать нужные слова. Ей было так тяжело, вы даже не представляете. Сразу же после похорон она назначила меня на пост своего покойного мужа, а сама вышла на работу. Вы же знаете, кем она работает?

– Напомните, пожалуйста.

– Она ведущая развлекательной передачи для детей, – с нажимом на последнее слово произнесла Елена. – Чтобы вы представляли: она обязана держать лицо и улыбаться. Теперь знайте, что за каждой экранной улыбкой может стоять настоящая трагедия.

Гуров прекрасно это знал.

– Вот поэтому я и не могла себе позволить просить ее что-то решить с младшим сыном. А он продолжал приходить и сидеть в кресле своего отца. Со мной почти не разговаривал. Ситуация была абсурдной, я ужасно от этого устала. Новая работа, новые обязанности. Я ничего не понимала, путалась, с самой собой бы разобраться, а тут он еще. Но в какой-то момент… Это было в апреле, да. Он вдруг принес мне подарок. Кустовые розы в плетеной корзинке. Отдал, подарил и… извинился. Казалось, что мой кошмар закончился, но на самом деле он только начинался.

Саша влюбился. Да-да, в меня, хотя я старше на пятнадцать лет. Но вы ведь понимаете, почему это произошло? Он просто искал спасения, а тут вдруг подвернулась я. Про свою девушку он тогда забыл, но мне удалось убедить его не рвать с ней. Я не могла дать ему то, что он хотел. Так и сказала. А он вдруг пригрозил обо всем рассказать своей маме.

– И вы сдались, – догадался Гуров.

– Вы плохо обо мне думаете, Лев Иванович. Я не сдалась, – отрицательно покачала головой Елена. – Я подстроилась. Другого выхода у меня не было. Все равно вечно это не могло продолжаться, рано или поздно Саша оставил бы меня в покое. Но тогда я поняла, что его острое состояние невыносимо для него самого. Он сказал, что обратился к психотерапевту, что начал принимать препараты, работал с психологом, но быстрого облегчения это не приносило. Я пошла на это ради него.

– Или ради себя, Елена Васильевна?

Она докурила и села напротив Гурова. На мгновение он почувствовал запах ее духов. Елена выбрала тяжелый тягучий аромат, очень необычный и, несомненно, очень дорогой.

– А что бы вы сделали на моем месте? – слегка подалась вперед женщина. – Попробуйте представить. Выбор был, но, сделай я правильный, осталась бы без куска хлеба.

– Это вы-то? – не выдержал Гуров.

– А что вы обо мне знаете? – Глаза Елены сузились. – Уже успели собрать какие-то данные? Поделитесь, что ли.

– Я ничего о вас не знаю, – серьезно ответил Гуров. – Но непременно разыщу всю информацию, которую нужно. Предпочитаю сначала выслушать человека, а уже потом собирать сплетни, если нужно.

– Вы меня отвлекаете. Наше время вышло. Извините.

Елена резко встала и подошла к двери. Ничего себе… Гурова выгоняли, словно провинившегося ученика из класса. Он не сдвинулся с места.

– Сколько лет вашим детям? – спросил он, не оборачиваясь.

– Зачем вам об этом знать?

– Ну хоть скажите, как их зовут.

– Зачем вам это надо?

– Алина и Женя?

Гуров привстал и заглянул в ежедневники.

На Елену словно вылили ведро холодной воды. Ее глаза стали огромными, взгляд налился злобой. Того и гляди прибьет на месте.

– Давайте спокойно обо всем поговорим, Елена Васильевна, – предложил Гуров. – Нам есть что обсудить, а вот со временем беда. И, пока сюда случайно не зашла Алла Тимофеевна, предлагаю начать.

– Раздевайся, мой руки, я все принесу в комнату! – крикнула Маша из кухни. – Пиво будешь?

– Господи. Да за что же мне такое счастье? – громко восхитился Гуров, отставляя в сторону ботинки. – А в честь чего бухаем?

– Пришли деньги за последнюю серию.

– Я женился по расчету.

– Можно подумать, я этого не знала.

– А тебе и не нужно было.

Гуров быстро поцеловал жену в затылок и поспешил в ванную. Пиво! В середине рабочей недели! Ужин с любимой женщиной на мягком диване! Да что там ваши Объединенные Арабские Эмираты в сравнении с простым домашним счастьем…

На ужин были курица-гриль, полная миска салата оливье и мойва в кляре. Пиво Маша достала прямо из холодильника.

– Все купила в магазине, все свежее, я уже проверила, – суетилась жена вокруг Гурова. – Завтра поеду в салон, а сегодня отрываемся.

Гуров уселся на диване, а Маша устроилась на полу, набросав диванные подушки. В углу комнаты тихо гудел обогреватель, за стеной ему подпевала стиральная машинка. После третьего глотка пива ощущение благости налетело на Гурова и уютно устроилось у него на плечах. Отяжелев, он прислонился к спинке дивана, надеясь на то, что и в голове сейчас станет пусто, потому что до этого часа она разрывалась от всяких дум. Но мысли не отпускали, перемалывая друг друга, а перед глазами то и дело вставал образ Елены Васильевны Прекрасной, и это уже был перебор.

– Слушай, Маш. Вот у меня вопрос.

– Давай, – яростно кивнула жена, и ее лохматый пучок, наскоро построенный на самой макушке, опасно подпрыгнул. – Нет, стоп. Что-то по работе?

– Да. Не надо?

– Нет, я вся внимание.

Маша деловито открыла вторую бутылку пива.

– Не налегай, – попросил Гуров. – Мне нужен ясный ум.

– Так поторопись, – улыбнулась Маша.

– Ты что-нибудь слышала о телеканале «Манго»?

– Слышала ли я? – весело изумилась Маша. – Конечно! Я там даже участвовала в одной передаче. Примерно год назад, на новогодние праздники. Нужно было сыграть в викторину. Взрослые против детишек. Мы выиграли, зато детям достались потом подарки, а нам нет.

– Кого ты там знаешь?

– Из сотрудников? – Маша задумалась. – Близко – никого. Ведущий там был один, вот с ним мы общались. Редактор. Блин, я даже имени ее не помню.

– Ладно.

– Что? Больше не интересно?

– Я думал, ты как-то с руководством… – Гуров снова приложился к пиву.

– Нет, Лева, не пришлось. Но я в курсе, что там правят муж и жена Мальцевы. Когда-то Мальцев обитал на Первом канале, занимался продюсированием, а потом ушел в вольное плавание. Мне кто-то рассказывал, уже и не помню.

– Ты права, балом там правят Мальцевы, – подтвердил Гуров, отставляя опустевшую бутылку пива. – Это все, что ты про них знаешь?

– Их сын работает вместе с ними. Не знаю кем. Обычно, пока родители на коне, их детки прячутся в тени, но, когда приходит время, встают рядом с предками. И ты такой: «А, ну понятно. Блатной».

– Сын. У нее есть старший сын, – вспомнил Гуров.

– Какой сын? У кого? – не поняла Маша.

– Скажи-ка, Маша, ведь недаром Москва, спаленная пожаром… – неожиданно вылетело у Гурова. – Послушай, вот объясни мне как женщина, Мария. Если у тебя с мужчиной отношения, но тебе их нужно скрыть от посторонних, то как лучше это сделать?

– А посторонние вокруг постоянно? – спросила Маша.

– Да. Это служебный роман.

– Поняла. Тех, кто находится в любовной связи, выдают разные вещи. Это прикосновения, улыбки, взгляды, слова, которые выходят из-под контроля. Но это еще и подарки, Лева. Причем не просто приуроченные к какому-то событию или дате. – Маша отщипнула кусочек курочки и положила в рот. – Выражение чувств всегда можно закамуфлировать. Презент, но со скрытым смыслом. Если такой подарок увидят коллеги, то всегда можно объяснить, почему ты его получила. Я в этом неплохо разбираюсь, поверь мне. Интуиция, наверное. Но вот пример: на съемках в Югославии у помощника режиссера завязались отношения с одной актрисой. Я их сразу раскусила, но именно подарки, которые он ей дарил, их и выдали.

– И что это были за подарки?

– Крем для рук, например. Между нами, женщинами, такие подарочки в ходу. Мы все-таки шарим в косметике и выбираем ее со знанием дела. Но тот крем для рук как бы намекал, что мужик точно знал, что именно нужно даме его сердца. Не духи ведь подарил, не цветы, а что-то такое… интимное. Не могу объяснить точнее, Лева. Но между парфюмом и средством ухода, если рассматривать их в качестве презента коллеге, огромная разница. А почему ты спросил?

– Есть у меня некоторые подозрения. Женский мундштук из темного дерева с серебром. Красивый, не на каждый день. Известно, что дама получила его в подарок от начальника. Что бы ты сказала об этих двоих?

Маша задумалась, покачала в руке стакан с пивом.

– Не знаю, Гуров. Смотря какие между ними отношения. Но я бы, наверное, решила, что между ними что-то есть. Ну или было. В любом случае он к ней неровно дышит и хочет, чтобы его визави выглядела стильно, привлекала внимание. Таким образом он, вероятно, подспудно хотел хвастаться ею перед другими. Но я не уверена. Дама-то хоть красивая?

– Очень, – честно признался Гуров.

– Эй! А ну-ка, в глаза смотри! – рассмеялась Маша.

– И красивая, и умная, – подтвердил Гуров. – Но есть проблема – я уже женат.

– И не излупил меня оглоблей за то, что я купила готовый ужин, а не приготовила его дома, – согласилась Маша. – И коров не доила, и сено не косила.

– И в поле не рожала, и в горящую избу не зашла. Пусть это все будет на мне.

– Особенно про роды в поле. Вот тут ты прав.

– Тьфу ты, – отвернулся Гуров. – Заговорился.

– А еще мундштук дарят сильным и смелым женщинам, плюющим на чужое мнение, – вспомнила Маша. – Я где-то читала об этом. Многие эпатажные аристократки им пользовались. Марлен Дитрих, например. Никого не боялась, делала все, что ей хочется.

«Елене точно плевать на других, – подтвердил Гуров, вспомнив ее китайское платье. – И она абсолютно точно ничего не боится».

Голова у Стаса раскалывалась с семи утра. Он принял аспирин и лежал в ожидании сигнала будильника, сверля взглядом потолок. Предстоящий день он должен был провести в разъездах. Адреса, которые нужно было посетить, рассыпались по всей Москве, и на Петровку Стас уже никак сегодня не успевал.

Наталья проснулась позже, взглянула на бледного мужа и потрогала его лоб.

– Да нет у меня ничего, – запротестовал Стас.

– Тогда давление, наверное.

За следующие полчаса жена предположила, что у Стаса грипп, противная осенняя простуда, очень высокое давление, слишком низкое давление, возрастные изменения здоровья, лишний вес, сотня вредных привычек, никакого режима сна, нервная работа и повышенная тревожность. Стас вскочил, не дождавшись окончательного вердикта, и ушел чистить зубы, но жена добралась и до ванной.

– Я знала, что ты в порядке, – заявила она. – Но напугать тебя стоило. Этой ночью снова лег в три часа?

– В два, – поправил ее Крячко. – Господи, можно подумать, в первый или последний раз.

– Ты бы хоть бумаги свои убрал с пола.

– Соберу сейчас. Какая разница? Они же ночью тебе не мешают.

– Я испытываю дискомфорт.

Они позавтракали на небольшой кухне. Мужу Наталья приготовила сырники, а себе взяла яйцо и овсяную кашу. Сколько Стас себя помнил, она постоянно начинала день с полезной еды, но к вечеру ей сносило крышу, и на ужин Наташа могла приготовить котлеты с пюрешкой или заказать пиццу, сводя все усилия по оздоровлению организма на нет. Вес ее уже долгие годы стоял на месте, лишнего практически не было, если только чуть-чуть, что абсолютно не мешало Стасу любить жену всем сердцем. Но каждое утро Наталья устраивала показательное выступление, демонстрируя неизвестно кому все эти правильно запаренные крупы, красиво нарезанные авокадо или отборные ягоды по цене недельного отдыха в пятизвездочном отеле в Лондоне. Спасибо, хоть к Стасу она с этим не приставала. Иногда могла, конечно, прочитать лекцию о здоровом образе жизни, но длилось занятие обычно недолго, минут десять.

Вот и сейчас, наблюдая за тем, как жена аккуратно подъедает из мисочки гречневую кашку, он в который раз не выдержал.

– Скоро тебя ветром носить будет, – радостно заявил он, доедая четвертый по счету сырник, щедро политый сгущенкой. – В нашем доме нужно держать открытым что-то одно: либо окно, либо дверь.

– Зачем?

– Чтобы ты зашла в квартиру, а тебя через все комнаты сквозняком протащило – и на улицу.

Наталья к шуткам мужа не то чтобы привыкла, но в голос над ними уже давно не смеялась.

– Повторяешься, – ответила она.

– Разве? – удивился Стас.

– Я весь твой юмор наизусть выучила. Между прочим, мог бы и поддержать.

– Сесть с тобой на диету? Я что – дурак?

– И я не дура, Стас, – ответила жена. – Но пожить еще хочется. И спать ложусь не за полночь, как ты, а гораздо раньше. Все понимаю, правда. Работа, допросы, разъезды. Но все это должно укладываться во временные рамки. Ты сегодня проснулся с больной головой, да? А все потому, что не бережешь себя.

– Мне сегодня всю Москву прочесать нужно, – сказал Стас и потянулся за пятым сырником. – Поговорить с несколькими людьми в разных точках. Я должен был подготовиться.

Ночью Стас еще раз пролистал все ежедневники Константина Мальцева. Несколько, казалось бы, ничем не примечательных записей оказались связаны между собой – незадолго перед смертью Константин Мальцев несколько раз встречался с нотариусом Юлием Георгиевичем Новинским. Зачем, спрашивается?

Пришлось искать информацию об этом Новинском. Нотариус, каких сотни. Офис вроде бы и в центре Москвы, но в каком-то жутковатом месте, чуть ли не в гараже сидит. Красивый сайт, фон с зеленой лампой и черной стеной. На фотографии сытая лысеющая рожа лет сорока пяти. В прошлом был хорош, но с годами оплыл, а на паре фотографий, найденных в Сети, лоснился от собственной важности. На лице так и написано, что о себе высокого мнения. Громких дел нет. В интернете о нем мало информации. Цены за услуги выше крыши, в списке клиентов сплошь высокие чины, но ни о ком из них раньше Крячко не слышал. Тут тебе и директор фабрики, и главный врач, и художник, и председатель чего-то там, и чей-то заместитель, и помощник президента какого-то фонда, оперный певец и так далее. Фамилии ни о чем не говорят, зато отзывы сплошь положительные. Специализировался Новинский исключительно на оформлениях завещаний и разделе наследственного имущества, чем и зацепил внимание Стаса. Если в последние месяцы своей жизни Константин Мальцев частенько встречался со специалистом по завещаниям, то это могло бы стать интересной находкой для следствия. Он что, предчувствовал свою кончину? Хотел урегулировать все вопросы, пока не умер? Почему вдруг такая срочность? Почему же раньше этого не сделал – в прошлом, к примеру, году? Ведь ему и тогда лет уже было немало.

Наталья соскребла остатки каши ложкой и с тоской вложила ее в рот. В этот момент Стасу стало так жалко жену, что он в один момент сгреб со стола остатки ее диетического питания, поставил перед ней тарелку с сырниками и попросил больше себя не мучить.

– Ну или хотя бы поменяй местами: утром пиццу, а на ночь кашу, – разрешил он. – А то смотреть уже тошно.

– Стас, я так привыкла, – подняла на него глаза Наталья. – Не мешай мне заблуждаться дальше.

– Так бы сразу и сказала, – понимающе улыбнулся Стас. – Просто жизнь короткая, а ты вечно себе в удовольствиях отказываешь.

– Я там в твоем мусоре на полу увидела название нашей базы отдыха, – вспомнила Наталья. – «Онегино». Логотип у них с зеленой такой веточкой. Трудно забыть.

– Так и есть, – Стас сложил посуду в раковину.

– Это по работе? Или снова туда собираемся?

– По работе, – кивнул Стас. – Очень все запутанно, Натуль. Но я потом тебе непременно все расскажу.

Он вернулся в комнату и вспомнил, что действительно оставил документы на полу перед сном. Изучал их, уже лежа в постели, а потом лень было вставать и убираться.

Стас бегло просмотрел список мест, которые ему нужно было посетить. Семья Беляковых в Тушине. Бар «Красава» на Солянке. Медицинское училище на Смоленской и детский образовательный центр в Марьине.

Стас вздохнул и снял трубку. Если повезет, то за сегодня успеет все сделать.

Но вместо того чтобы набрать первый номер из списка, он автоматически выбрал контакт Гурова.

– Доброе утро, – откликнулся Лев Иванович после секундной задержки. – Что там у тебя, Стас?

– Да вот посоветоваться хотел. Ты в кабинете ежедневники Мальцева не ищи. Я их домой унес. Захотелось просмотреть внимательнее.

– Что там?

– А там кое-что интересное. Нотариус, к которому Константин Мальцев мотался незадолго до смерти, как на работу. Встречались четыре раза.

– Хочешь с ним поговорить? – спросил Гуров. – Про свидетелей не забудь только.

– Да этих я достану, ты не переживай, – отмахнулся Стас. – Что скажешь насчет нотариуса? С чего бы Мальцеву так часто к нему ездить? С учетом того, что Новинский занимается исключительно наследственными делами, а Саша Мальцев был все-таки богатым наследником…

– А теперь ни отца, ни сына, – дополнил Гуров. – Навести его, Стас.

– Вот спасибо за подсказку.

На душе сразу стало легко. Крячко пошел в коридор, оделся и взял ключи от машины. «Надеюсь, вы, товарищ нотариус, сообщите мне что-то очень интересное», – подумал он и вышел из дома.

– Алла Тимофеевна?

– Да, я.

– Добрый день. Гуров из Московского уголовного розыска беспокоит. Мы встречались недавно у вас дома.

– Я помню, Лев Иванович.

Теперь Гнедова говорила другим тоном. Сталь превратилась в розовое золото, а Гуров ценил моменты, когда ему шли навстречу.

– Отниму у вас минутку, если позволите.

– Как раз больше у меня и нет, – с сожалением произнесла Гнедова. – Но если что-то срочное, то мы можем встретиться. Приезжайте ко мне на работу.

Гуров подумал, что ей, наверное, снова захочется поговорить. Звезда телеэфира показалась ему простым и открытым человеком. Несмотря на свой высокий ранг, она относилась к полицейским с уважением, а ведь могло бы все быть иначе. Вон как со своим Сережей разговаривала – власть во всей красе. Бедный Сережа с подносом в дрожащих руках.

– У меня всего несколько вопросов, Алла Тимофеевна.

– Ну, если вам так удобнее, то давайте.

– От чего умер ваш муж?

– Который из них? – уточнила Гнедова.

«Действительно, – подумал Гуров. – А ведь можно бы и догадаться, что речь идет о последнем».

– Константин Сергеевич, – ответил он.

– Остановка сердца.

– У него были какие-либо серьезные диагнозы при жизни?

– Вы хотите знать, болел ли он? Да, он был болен. Онкология в начальной стадии. Врачи давали хорошие прогнозы, лечение помогало. Но почему вы об этом спрашиваете?

На последних словах ее голос изменился. Что-то в нем треснуло, впустив в правдивый тон фальшь. Она ответила на вопрос то ли слишком живо, то ли поспешно. Сложно было это объяснить, но Гуров понял, что наткнулся на еще одно «тайное захоронение». Только вот искать следовало не труп, а причину его смерти.

– Зачем вам это? – уже настойчивее повторила Гнедова.

– Я… я просто хотел узнать состояние его здоровья, – быстро придумал ответ Гуров. – Он не страдал психическими заболеваниями?

– Нет, – тут же ответила Гнедова. – У него была депрессия, но не в такой степени, как у сына. Константин Сергеевич справлялся с любым стрессом. Просто укладывал его на лопатки своим стремлением жить. Он застал девяностые, Лев Иванович. Он пережил их и выжил.

– Я понимаю, – пробормотал Гуров.

– Нет, не понимаете. Вы считаете, что он мог передать Саше что-то типа шизофрении? Упаси боже. Они были здоровыми, оба.

– Простите, если отнял время.

– Ничего вы не отняли, Лев Иванович. У вас такая работа. До свидания. Но вы звоните, я на связи.

Она бросила трубку, не дожидаясь ответа. Гуров еще некоторое время держал мобильный телефон в руке. За несколько дней именно женщины высосали из него все силы. Что Елена Бронник, что Алла Гнедова знали себе цену и не позволяли перейти личные границы кому бы то ни было.

Даже если в дверь постучит полиция.

Чтобы найти точный адрес нотариальной конторы Новинского, Стасу Крячко пришлось не только воспользоваться навигатором в машине, но и прибегнуть к помощи местных алкашей. Их было трое, и они стояли в тесном темном переулке, споря, кому из них куда-то идти. Похоже, идти никто не хотел, а один их трех, невысокий, одетый в длинное щеголеватое пальто, то и дело картинно выбрасывал вперед руку и тряс перед лицом товарищей щепоткой, сложенной из трех пальцев. Видать, он был у них лидером.

Стаса заметили, повернули головы в его сторону и с интересом следили за тем, как он подходит ближе.

– Вечерочек вам, мужики, – широко улыбнулся Стас, нарочно показывая залежалый клочок бумажки со списком продуктов, обнаруженный в кармане. – Помогите, а? Заблудился.

– А ну-ка? – приподнял бровь самый неопрятный. В руке он держал белый пластиковый стаканчик.

– Мне к нотариусу нужно. Вроде где-то рядышком есть контора. Адрес есть, но не соображу, в какую сторону идти.

– Это вам туда, – указал рукой мужик в пальто. – До угла, а дальше налево. Возле подъезда будет вывеска.

– Страшный такой подъезд, не спутаешь, – подтвердил неопрятный.

– Ага. Ладно.

Стас пошел в указанном направлении, стараясь не рассмеяться. Хорошие какие мужики. Позитивные, и путнику помогли. Радость сошла с его лица, когда Крячко увидел подъезд своими глазами. Стас сразу понял, о чем его предупреждали. Для входа в офис в стене дома прорубили отдельный вход, в который вставили обычную стальную дверь, почему-то выкрашенную в кроваво-красный цвет. На уровне глаз был нарисован черный квадрат. Такого уродства Стас еще не видел. Какой нотариус, будучи в своем уме, решится на подобное?

В самом центре черного квадрата обнаружилась металлическая табличка с наименованием конторы и режимом ее работы. Стас нажал на кнопку звонка и постоял, ожидая ответа. Раздался короткий писк, в замке что-то щелкнуло, и Стас зашел внутрь.

За дверью оказалась небольшая прихожая со стойкой-вешалкой в углу. Стас снял куртку, пристроил ее на вешалку и пошел дальше. Коридорчик привел его в комнату ожидания, оказавшуюся очень уютной. Неяркий свет падал на пару велюровых кресел с удобными деревянными подлокотниками. Ботинки мягко пружинили по серому ковролину. Здесь не было никого, и Стас остался стоять в центре комнаты, ожидая хоть какой-то реакции на свое появление.

Наконец послышался звук открывающейся двери, и в комнате появился Новинский. Это был, несомненно, он. Такой же, как на немногочисленных фото, которые Стас нашел в интернете. Брюки, пиджак, белая рубашка с расстегнутой верхней пуговкой и недовольство на лице.

– Вы по записи? – нетерпеливо спросил Новинский.

– Нет, я по делу, – ответил Стас и показал нотариусу служебное удостоверение.

Недовольство на лице Новинского сменила тревога. Нет, он не занервничал. Скорее не предполагал, что его посетит полиция.

– Одну минуту, Станислав Васильевич, – попросил он. – Я сейчас.

– Да-да, конечно, – успокоил его Стас. – А я пока отогреюсь.

Новинский ушел. Стас опустился в кресло и осмотрелся. Стены украшали рамки со всевозможными грамотами и сертификатами. Стас задался вопросом: зачем так показательно уведомлять клиентов о том, что ты прошел тот или иной отрезок своего профессионального пути? Чтобы что? Половина из этих бумажек содержит совершенно непонятные обывателю термины, которые, конечно же, вызывают уважение. Но разобраться в прочитанном смогут далеко не все.

– И снова здравствуйте, – услышал Стас знакомый голос.

Новинский упал в соседнее кресло и с готовностью уставился на сыщика.

– А я думал, мы поговорим в вашем кабинете, – удивился Стас.

– Там, к сожалению, никак не получится. Архивирую документы. Каждый свободный сантиметр занят бумагами. Извините еще раз, – объяснил Новинский. – Но здесь ведь тоже можно.

– Без разницы, – сдался Стас.

– С полицией еще дел не имел, – сразу предупредил нотариус. – Хотя работал с одним из представителей органов внутренних дел. Вернее, с его вдовой.

– Вступала в наследство, наверное?

– Это моя специализация, – ответил Новинский. – Слушаю вас.

– Константин Сергеевич Мальцев. Вам знакомо это имя?

– Мальцев, Мальцев… – забормотал он. – Фамилия точно знакома, а вот имя… А кто он?

– Генеральный директор телеканала «Манго», – напомнил Стас. – Был вашим клиентом.

– Точно! – вытаращил глаза Новинский. – Сразу и не сообразил. У меня этих Мальцевых человек шесть за всю карьеру наберется. Да, ваш Мальцев у меня был.

– Он скончался, вы в курсе?

– Да, конечно. Его вдова уже вступила в наследство. По закону не нужно дожидаться шести месяцев с даты смерти наследодателя.

– Да что вы говорите? – притворно удивился Стас.

– Вот так-то.

В этот момент Новинский занервничал. Со стороны это было не так заметно, но внимание Стаса привлекли руки нотариуса. Он никуда не мог их пристроить: то складывал на груди, то на животе, – но оба этих способа спрятать руки совершенно не подходили, поскольку им мешал выпирающий живот. Новинский пробовал снова и снова, вместо того чтобы принять более удобную позу.

– Боюсь спрашивать, – напрягся он. – С его смертью что-то не так?

– Почему вы так решили?

– Иначе вас бы тут не было.

– О, это только предположения. Кое-что проверяем. Мне нужно знать имена его наследников.

– Так жена же. И дети.

– Поименно, пожалуйста, – попросил Стас.

– Я найду документы. Не хочу быть голословным, – заявил Новинский. – Минуту.

– Будьте так добры.

Очень скоро Новинский вернулся с тонкой папочкой.

– Дела за этот год я, слава богу, держу под рукой, – радостно сообщил он. – Итак. Мальцев Константин Сергеевич… так, так… Вот. Наследников трое: супруга Гнедова Алла Тимофеевна и ее сыновья, Волков Максим Олегович и Мальцев Александр Константинович.

Эти сведения Стаса вполне устроили.

– Многие люди не задумываются о том, что могут умереть в любой момент, – философски произнес Крячко, – поэтому откладывают оформление наследства на потом. Мальцев же занялся этим незадолго до смерти. Похоже, он предчувствовал свой уход. Как думаете? Вам он ничего об этом не говорил?

Новинский развел руками.

– Если честно, мы не были с ним близки настолько, чтобы он изливал душу, – с сожалением в голосе ответил он. – Вы задумывались над тем, что значит для человека пойти и оформить наследство? Я не про сам процесс, а про то, что клиент чувствует в этот момент.

– Не задумывался, – честно ответил Стас.

– А стоило бы. – Лицо нотариуса просветлело. – Потому что это напоминание о том, что и вас когда-то не станет.

– Действительно, – согласился Стас.

– Ну и вот. Некоторые экземпляры приходят ко мне, и давай рассказывать про всю свою жизнь. Они включают на перемотку воспоминания, раскрывают незакрытые гештальты, нашептывают про ошибки, которые мучают их годами. А я что? Я только слушаю. Слушаю, но не вникаю. Потому что я не психотерапевт, а всего лишь тот, кто заверит их последнее слово. Но для них я в какой-то мере бог, отпускающий грехи. Такова человеческая натура. Что касается Мальцева, то он не болтал попусту. Да, приходил ко мне несколько раз, общались мы по-деловому. Про его смерть я узнал от его же супруги. Она позвонила, чтобы проконсультироваться насчет сроков вступления в наследство. Я ей все объяснил. Процедура была произведена в рамках закона.

– И что же он завещал своей семье?

– Вы уже заставили меня нарушить нотариальную тайну, – сказал Новинский.

– Это точно, – согласился Стас. – Но, согласно законодательству, вы имеете на это полное право.

– Какой же закон это утверждает?

– Уголовно-процессуальный кодекс, а вот статью точно не назову, – признался Стас. – Давно в УПК не заглядывал.

– Мне раньше не приходилось иметь дел с полицией, – настороженно произнес Новинский.

– Вы говорили, я помню.

Стас взглянул на настенные часы. Не хотелось бы попасть в автомобильную пробку по пути домой. Новинский заметил его взгляд.

– Мне тоже скоро закрываться, – вспомнил он.

– Да, вы до девяти вечера, я помню.

– Тогда поторопимся.

Он принялся быстро перебирать бумаги в папке.

– Если коротко, то наследники Мальцева получили особняк в элитном поселке в Московской области и ценные бумаги.

– Разрешите взглянуть?

Новинский протянул бумаги Стасу.

– Мальцев завещал супруге и детям довольно крупные денежные суммы, – проговорил он. – Он был очень состоятельным человеком.

– Ту уж не поспоришь, – издал нервный смешок Новинский.

– А что это такое? – Стас показал нотариусу документ. – Еще одно завещание?

– Ой, да, – с облегчением выдохнул Новинский. – Это первый вариант, там опечатка. Его надо было уничтожить, а я забыл. Думал, засунул его куда-то, а оно вон, оказывается, где.

Он протянул руку, но Стас остановил его.

– А оно там, где ему и положено быть, не так ли? Здесь нет опечаток.

– Да ерунда, – попытался оправдаться Новинский.

– Это не старое завещание. Это копия другого завещания, на другое имя. Константин Сергеевич составил его на Бронник Елену Васильевну и на ее детей Алину и Евгения. И оба ребенка… Константиновичи? Как вы это объясните?

– А я должен что-то объяснять? – вздернул брови Новинский. – Вы серьезно?

– Абсолютно.

Тон голоса Стаса заставил Новинского сдать назад. Он больше не разыгрывал удивление.

– Вот об этом вы точно не должны были узнать, – пробормотал он.

– Объясните, Юлий Георгиевич, – попросил Стас. – Вы же не сделали ничего незаконного, верно?

– Нет, не сделал. Но вдова ничего не знает о другом завещании.

– Обещаю, что не побегу ей докладывать.

– Да я уж надеюсь! Вы представляете, что будет, если вдова Мальцева узнает о том, что он не только изменял ей, но и имел от любовницы двух малолетних детей, которые тоже имеют право на его состояние? Это же… Это же конец всему! И моей репутации тоже. – Новинский с кряхтением полез в карман, вынул пачку сигарет и зажигалку Zippo. – Будете?

– Здесь нельзя курить, – отказался Стас.

– А мне можно. Я снимаю это помещение, плачу налоги и слежу за тем, чтобы вентиляция работала исправно. Эту мебель покупал на свои кровные, а ковролин принес из собственного дома. Потолок белил вот этими руками. Да ну, разве вы поймете…

Новинский щелкнул зажигалкой и жадно вдохнул дым.

– Кое-что забыл.

Он снова убежал и вернулся с пепельницей в руке. Рухнул в кресло и заговорил:

– Слушайте страшную историю, если желаете. Сначала Мальцев оформил завещание на Бронник, а уже потом на жену и детей. Как я уже сказал, он обычно был немногословен, но вдруг решил мне объяснить причину составления двух завещаний. Но я не просил его об этом. Видно, его самого совесть заела. Ну или, может, еще чего-то с ним случилось. У него было больное сердце, мне потом Алла Тимофеевна рассказала. Каждый день мог стать для него последним, но он проскрипел еще долго. Думаю, он знал, что его дела плохи, вот и заторопился все устроить при жизни.

Новинский поставил пепельницу на колено, и она подрагивала при каждом его жесте. А руками нотариус махал очень активно.

– Мальцев взял с меня слово, что я ничего не скажу его семье. Я пообещал. За молчание он ничего мне не заплатил, и я еще тогда подумал, что слава богу. Если бы потом меня в чем-то попытались обвинить, то не смогли бы. Я чист, я сделал все так, как захотел клиент. Не хочу иметь никаких проблем. Кстати… Вы прочтите завещание на Елену Бронник еще разок. Вас ничего не смущает?

Стас снова пробежался взглядом по строчкам, но теперь уже более внимательно. Новинский следил за ним и делал мелкие и частые сигаретные затяжки.

– Понятно? – спросил он, когда Стас закончил изучать завещание. – Он завещал своей второй семье сто процентов акций своей телекомпании.

– Получается, что телекомпания, которой владели Мальцевы, теперь принадлежит Елене Бронник?

– Совершенно верно.

– А вдова об этом знает?

– А вот это вопрос очень интересный, – натянуто улыбнулся Новинский. – Возможно. Но к своему завещанию у нее претензий не было. Или они с любовницей как-то договорились, в чем я о-о-очень сомневаюсь.

Он поиграл бровями, многозначительно качнул головой и посмотрел на бумаги, которые Стас держал в руках.

– Могу я спросить? Что вас все-таки привело сюда? – спросил он. – То есть могу я хотя бы немного узнать, что вы ищете? Есть подозрения, что Мальцев умер насильственной смертью? Или как?

– Или как.

– О, я понимаю. Тайна следствия. Ну что ж, видно, мои права заканчиваются там, где удобно полиции. Ладно. Не буду спорить и умолять.

Стас сфотографировал оба завещания на телефон.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, – поспешно сказал он, заметив напряженный взгляд Новинского. – Мне всего лишь нужно подтверждение ваших слов, не более.

– Эти фото будут где-то фигурировать? – заволновался Новинский. – Послушайте, но я не давал согласия. Да вообще, так не делается!

– Эти фото я покажу коллеге, – объяснил ему Стас. – Я помню про нотариальную тайну. Спасибо за то, что обо всем рассказали. А дело вот в чем. Младший сын Мальцева скончался этим летом. Суицид. Нужно найти повод, подтолкнувший его к этому. Либо же установить иную причину смерти.

– Он что, сам себя? – Новинский схватился руками за шею, изображая удушающий прием.

– Не будем придумывать, – охладил его пыл Стас. – Расследуем, установим, докажем или опровергнем. Как пойдет. Сейчас о чем-то конкретном говорить рано.

– Думаете, это как-то связано с наследством?

– Все может быть, – ушел от ответа Стас. – Но мы же не будем с вами опускаться до сплетен?

– Ни в коем случае, – поджал губы Новинский.

– Кстати, Елена Бронник знает о том, что ей причитается? Или она не в курсе?

– Ну как же не в курсе? – удивился Новинский. – Знает она об этом. Она тоже вступила в наследство. Взяла в руки завещание и грустно так сказала: «Спасибо, Костя. От нас троих».

– А Костя в это время уже несколько месяцев спал вечным сном, – добавил Стас.

– Царствие ему небесное, – ввернул Новинский.

– Ну что ж, Юлий Георгиевич, – Стас сложил бумаги в папку и вернул ее хозяину. – Еще раз благодарю за помощь. Проверьте, все ли там на месте.

– На месте, на месте.

– Тогда вольно, – улыбнулся Стас.

– Готов служить, – салютовал недокуренной сигаретой Новинский. – И все-таки мне бы хотелось иметь гарантии…

– Они у вас есть, если вы чисты перед законом, – пообещал ему Стас. – До свидания, Юлий Георгиевич.

Уличные фонари в этом районе города работали вполсилы. Стас еще раз посмотрел на удивительной красоты дверь и пожалел, что не расспросил о ней нотариуса. Мужиков, указавших ему дорогу, по пути он не встретил, но там, где они кучковались ранее, обнаружилась пустая винная бутылка с надетым на горлышко пластиковым стаканчиком.

– Странно, что парень, получивший хорошее наследство, совершает самоубийство, – проговорил он вслух. – Молодой, талантливый, богатый. Это могло кому-то очень не понравиться. Но кому?

Это были те редкие выходные, когда у Гурова не было никаких планов. Услышав звук будильника в шесть утра, Лев Иванович некоторое время соображал, что происходит и действительно ли ему нужно на работу. Маша, устав слушать ритмичные попискивания, доносящиеся из телефона мужа, не выдержала. Перекинувшись через супруга, она взяла телефон и отключила противный сигнал, после чего упала на свою половину кровати и зарылась в одеяло.

Гуров попытался уснуть снова, и у него почти получилось. Последнее, что ему снилось, было еще живо в памяти, и он постарался вернуться в тот сон. А снилось ему следующее: он, почему-то одетый только в белый халат, стоял на коленях в приемной своего начальника генерал-майора Петра Николаевича Орлова и стирал в широком розовом тазу телефонный справочник Москвы за 1992 год. Воды в тазике не было, но Гуров усердно растирал страницы одну о другую, стараясь делать это достаточно аккуратно, чтобы не порвать бумагу. Секретарь Орлова, Вера, в это время стояла в открытых дверях и кричала в коридор, что она не будет ждать трамвая, и Гуров был с ней абсолютно согласен.

– Что за херня…

– А нечего было свой драбадан включать, – сонно произнесла Маша.

– Так. Спи, – посоветовал Гуров, откидывая одеяло и вставая с кровати. – Мы с телефоном подаем на развод. Теперь тебе никто не помешает.

Маша не ответила, но Гуров решил, что просто так не отстанет.

– Мань, тебе кофейку сделать? – прожурчал он, стоя в дверях. – Мань?

Маша повернулась и посмотрела на мужа так, что он пожалел о том дне, когда родился. Гуров тут же покинул спальню, на ходу подтягивая домашние штаны, привезенные женой из Италии. Ну разбудил, ну и что? Спи дальше, кто тебе мешает?

Он поставил на огонь воду для кофе, почистил зубы, приготовил бутерброды с сыром и уже собрался идти к жене с повинной, но Маша пришлепала на кухню раньше. Лохматая, в футболке и шортах, невозможно смешная и бесконечно любимая, она с ногами забралась на стул и принялась терзать кусочек сыра, отламывая от него по крошке.

– На.

Гуров поставил перед ней кружку с кофе. Маша втянула носом воздух и поморщилась.

– Молочка бы, Лева.

– Ты ж не любишь с молоком.

– Сегодня я и тебя не люблю, – парировала Мария. – Молоко у нас хоть есть?

– Да, ты же покупала недавно.

– Я ничего не покупала на этой неделе.

Гуров нашел в холодильнике одну порцию сливок. Этого Маше оказалось мало. Тогда Гуров покопался в холодильнике основательнее и увидел еще парочку упаковок. Только после этого жена наконец улыбнулась.

– Какие планы на сегодня? – спросил Гуров, наливая себе кофе.

– Спать, – отрезала Маша. – Сейчас поем – и в постельку.

– Тогда я в магазин. Нам есть нечего.

– Молоко не забудь, – попросила Маша. – Спасибо, Левушка.

Жена не обманула. Позавтракав, она вернулась в спальню. До открытия магазинов был еще час, и Гуров тоже решил прилечь, но сделал это в комнате. Он устроился на диване и размечтался о том, как после покупки продуктов займется чем-то более полезным. Например, можно будет смотаться в строительный магазин за плинтусами. Или заскочить в автомастерскую.

Гурова снова стало клонить в сон. И он бы непременно заснул, если бы не зазвонил телефон.

– Привет, – удивленно протянул Гуров. – Стас, ты чего в такую рань?

Выслушав Крячко, он быстро собрался и вышел из дома. Машина завелась со второго раза, и то с трудом, но прогулку в автомастерскую пришлось отложить. Стас ждал его на Петровке, 38, да не один, а с гостями.

Странно было видеть Елену сидящей на обычном стуле, а не в начальственном кресле. На этот раз она была не у себя, а там, куда по своей воле приходят исключительно на работу. И одета женщина была слишком просто, в обычные синие джинсы и черную куртку. В руках неброская сумочка, на ногах кроссовки. Вместо сложной прически – хвост, и никаких китайских палочек. Гуров вдруг подумал, что никогда не видел Елену при дневном свете, в обычной обстановке. Например, на улице, днем. Раньше ее образ складывался не только из того, как она выглядела и что говорила, но и из атмосферы, царившей вокруг. Важную роль играли освещение, интерьер и даже запахи.

– Чай? – предложил Крячко.

Елена покачала головой.

– А тебе, Лев Иванович?

– Спасибо, Стас, мы с Машей успели позавтракать, – отказался Гуров.

Он снял куртку, сел за свой стол и приготовился слушать. Но Елена молчала, будто ожидая разрешения заговорить.

– Ранний визит, – заметил Стас. – Еще и девяти утра нет.

– Извините, – вскинулась Елена. – Я как-то не подумала…

– Всем почему-то кажется, что мы круглосуточно сидим в засаде, – улыбнулся Крячко.

– Я прошу прощения, – с нажимом произнесла Елена.

– Что случилось, Елена Васильевна? – мягко спросил Гуров.

Длинные пальцы смяли сумочку, стоявшую на коленях. Елена держалась за нее, как за спасательный круг.

– Я знаю, что вы были у нотариуса, – сказала она. – Он позвонил мне вчера вечером и все рассказал.

– Не ошибся я в нем, – вставил Стас. – Потом расскажу.

– Юлий Георгиевич сообщил мне, что к нему приходили из полиции, – продолжила Елена. – И я… я ночью глаз не сомкнула. Утром сразу приехала сюда. Я попросила связаться с вами. Сказала, что это срочно.

– Не волнуйтесь так, – подбодрил ее Гуров. – Работа у нас такая. Срочно значит срочно.

– Да, это действительно очень важно, – Елена умоляюще взглянула на Гурова. – Завещание, касающееся меня и наших детей, Костя решил составить сам. Я… поймите, я была с ним не ради денег. Сама хорошо зарабатываю, но… я полюбила. Человека почти вдвое старше себя, не очень симпатичного, не совсем здорового. И женатого.

Глаза Елены наполнились слезами. Гуров о таком чуде и не мечтал: властная, смелая, своенравная женщина, которая могла одним пинком выставить его из своего кабинета, казалась слабой, усталой и совершенно разбитой. Сидит, плачет. С ума сойти.

– Так уж вышло, – Елена быстро стерла с лица слезы. – Не обращайте внимания. Я просто не выспалась.

– Конечно, конечно, – понимающе сказал Гуров.

– Константин Сергеевич очень обрадовался, когда узнал, что я жду ребенка. А я и сама хотела рожать. Так появилась Алина. Костя тогда сказал, что уже и не мечтал о дочке. А через полтора года на свет появился сын. Второй раз Костя уже был не так сильно рад, но честно сказал, что боится за нас. Переживал за то, какое будущее ждет наших детей, ведь для всех на работе я придумала легенду, что рожала от гражданского мужа. Мы с Костей оба понимали, что Алина и Женя вряд ли увидят родного отца на своем выпускном балу. Да, я все понимала. И Костя понимал, что его сердце может остановиться в любой момент. Но он был счастлив и очень жалел, что так редко может проводить с ними время.

К нотариусу мы пошли вместе, но Костя попросил меня подождать за дверью. Я даже не знала, о чем они там говорили и что решали! Ну а потом просто поставил перед фактом: «Я завещал вам достаточно, ты все узнаешь потом». Помню, что ругала его за это, но он железно стоял на своем. Сердечный приступ случился, когда он был в кабинете один. Я была на больничном, просто дети сильно простудились. Вдруг звонок с работы и страшная новость… После его смерти я даже не знала, как мне себя вести. То есть представьте себе: вы в курсе, что вам что-то завещали, но у вас нет никакого права даже спросить про это! Ужас. Гнедова, которая ничего не знала о нашей связи, неожиданно для меня самой назначает меня на должность Кости. Она решила, что я лучше всего справлюсь, потому что изнутри знаю всю кухню. Я ведь постоянно помогала Константину Сергеевичу, замещала его… Я справилась с новыми обязанностями, но это было очень трудное время.

– И как же вы поступили? – спросил Крячко. – Сами пришли к Новинскому?

– Ни в коем случае. – В голосе Елены послышались ледяные нотки. – Еще чего. Я решила, что никуда не пойду и ничего просить ни у кого не буду.

– Даже если точно знаете, что вы будущая наследница? – не поверил ей Крячко.

– Даже так, – твердо ответила Елена. – Новинский мне сам позвонил. И вот тогда я пришла к нему с чистой совестью.

– Почему это вдруг он решил выйти с вами на связь?

– Его попросил об этом Костя, когда был жив. Нотариус исполнял его волю.

– Итак, вы посетили нотариуса…

Елена открыла сумочку, достала из нее сложенный вчетверо файл.

– Вот завещание Константина Сергеевича на мое имя, – объяснила Бронник. – Я отказываюсь от всего, что он мне оставил.

– Это почему же? – спросил Гуров.

– Чтобы вы не подумали, что я довела Сашу Мальцева до суицида. Мой отказ от завещания будет доказательством.

Это было неожиданно.

– А зачем вам это доказывать? – осторожно спросил Гуров.

– Вы ведь считаете, что это я избавляюсь от других наследников, чтобы все досталось моим детям.

– Нотариальными вопросами мы не занимаемся, – сказал Крячко.

– Я знаю. Но я решила сказать вам, чтобы вы знали о моем решении.

Голова Елены подрагивала, она смотрела прямо перед собой в одну точку, стараясь не проронить ни слезинки. Как же жестоко в этот момент она ломала свою натуру, свое эго!

Гуров поверил ей. И не только потому, что она несла нелогичную чушь: ее умозаключения больше походили на детские фантазии, нежели на хорошо продуманный план. Гуров понял, как трудно переносит Елена все, что произошло, включая смерть Мальцева и смерть его сына; как сложно ей каждый день смотреть в глаза той, которая знать не знает, кого пригрела на груди; как тяжело каждый день осознавать, что ты, с виду такая успешная и красивая, вдруг вляпалась в дерьмо, сломавшее жизнь не только тебе, но и, возможно, твоим маленьким детям. Отсюда и желание сдаться, признаться, отказаться от всего, что ею украдено у других – и немедленно, не дожидаясь понедельника.

На мгновение Гурову показалось, что Елена только пытается быть хорошей, а на самом деле снова играет с ним. Это у нее хорошо получалось несколько лет, так почему бы не использовать свой опыт на полицейских? Но если она решила отказаться от наследства, а не биться за него в судах, то какой смысл ей лгать? Если только она не хотела отвести от себя подозрения…

– То есть вы решили, что вас могут обвинить в смерти Саши Мальцева? – уточнил Гуров.

– Не в прямом смысле, конечно. Но есть ведь статья о доведении до самоубийства? Есть же, я слышала об этом. Но я не доводила Сашу.

– Камеры видеонаблюдения показали, что на Белорусском вокзале между вами и Сашей произошла ссора, – напомнил Гуров. – Что это было?

– Это была не ссора, а расставание, – поправила его Елена. – Это разные вещи. Я сказала ему, что наши отношения нужно заканчивать.

Крячко подошел к чайнику и включил его.

– Утро раннее, разговор у вас интересный, но я бы попросил больше подробностей, – сказал он. – С удовольствием бы послушал. Ведь нас там не было.

Гуров вопросительно посмотрел на Елену.

– Мне не трудно, – согласилась она. – Я скажу все, что знаю.

– В прошлый раз вы угадали имена моих детей, но не пошли дальше. И я не стала вам ничего рассказывать, поскольку считаю, что наши отношения с Костей не имеют ничего общего со смертью Саши. Его смерть меня испугала, очень испугала. Но я не любила этого парня, поймите.

Тогда, на Белорусском вокзале, я попросила Сашу оставить меня в покое. А за день до этого он приехал ко мне на работу, но подниматься не стал, а ждал на улице. Бродил за оградой. Я увидела его, когда выезжала. Он сел в машину, мы поехали в одно место, которое очень любили. В торговом центре рядом с работой располагается фудкорт. Есть там небольшой ресторанчик, не пользующийся особой популярностью. Так вышло, что для нас с Сашей этот ресторан стал знаковым местом. Я часто забегала туда перекусить во время обеденного перерыва, а Саша присоединялся ко мне.

Если вы думаете, что я затащила мальчика в постель, то сильно ошибаетесь. Вот этого как раз между нами и не случилось. Если бы я позволила, то мы оба перешли бы черту. Нельзя было этого допустить. И потом, я все еще помнила о Косте.

Была и другая причина. У Саши все еще была девушка, с которой он жил. Они все еще были вместе. Уходить из квартиры, которую оплачивает его мать, он не собирался – ему просто было некуда деваться. Не хотел возвращаться в общежитие, да и не пустили бы его туда. И дома рядом с матерью он не мог находиться, потому что она вдруг решила сгладить боль утраты при помощи какого-то мужика. Да, Саша мне рассказывал многое.

А девушка… Соня, кажется? Она словно ничего не замечала. Ни того, что он холодно себя ведет с ней, ни отсутствие полноценного общения. Во всяком случае, так объяснял Саша. Но все же я надеялась, что он выберет ее. Или кого-то другого. Мало ли девчонок на свете? Все делала для того, чтобы он прозрел, увидел, насколько мы разные, но он словно ослеп. Мучил себя, мучил меня.

– Он знал о том, что ваши дети по сути являются его братом и сестрой?

– Да вы что! – испугалась Елена. – Этого он знать не мог. Никто не знал. Костя не позволил бы, он хранил эту тайну. Ну и я, конечно. Мы были очень осторожны. Встречались ненадолго, нечасто. Только совместные командировки за границу нас и спасали. Иногда он говорил секретарю, что едет на срочное совещание или на какие-то серьезные переговоры, и она так всем и говорила. Разумеется, я, как его правая рука, должна была делать то же самое. В такие дни мы ехали ко мне домой, отпускали няню и оба делали вид, что у нас все хорошо.

– Вернемся к конфликту между вами и Сашей, – попросил Гуров. – Что произошло накануне вашего расставания?

– Мы поехали в наш любимый ресторан. Саша сказал, что Соня с их общими друзьями уехала на неделю за город. Он тоже собирался, но передумал в последний момент. Хотелось ему остаться в Москве, одному. Без них. Конечно, я была против. Понимала, что ему снесет крышу от этого недолгого глотка свободы, что он не отлипнет от меня. И я уговорила его присоединиться к ним. Даже пообещала утром отвезти на вокзал и посадить на поезд. Ну а то, что было дальше, попало на видеокамеры.

– Разговор-то мы не услышали, – напомнил Гуров.

– А не было его. Я попросила Сашу оставить меня в покое. Он, конечно, чуть ли не в слезы. И вдруг… вдруг сказал, что ненавидит меня. Это были его последние слова.

– Вы знали, что он посещал психолога?

– Знала. Знала и то, что бросил принимать препараты и больше не возвращался к терапии. Упрямый мальчишка, который решил, что ему не нужна помощь.

– Он когда-нибудь угрожал самоубийством? Или просто были мысли об этом?

– Нет.

– Точно?

– Не только не угрожал, но и открыто говорил о том, что суицид не решает проблемы. Он не признавал такой способ борьбы с трудностями. И на вокзале, когда я его отпустила, он послал меня куда подальше, потому что я ему якобы надоела. Скорее всего, он выпалил это со злости, но вы не представляете, каким облегчением было такое услышать. А потом я узнала о его смерти. Алла Тимофеевна перестала выходить на связь, ей срочно пришлось искать замену. Я позвонила ей, конечно. Узнала все подробности и подумала, что здесь что-то не так. Но меня там не было, а следствие установило фактом – самоубийство. Кто знает, что могло быть в его голове в тот момент? Может, он и сделал это.

– То есть вы не стали бы исключать суицид?

– Наверное, да. Сначала я связала его самоубийство с нашим расставанием. Но потом успокоилась и все еще раз тщательно обдумала. Почему он выбрал для самоубийства последний день отдыха? Почему не ушел из жизни сразу, как приехал, пока болела душа? Нет, дело совсем не во мне. С ним случилось что-то еще.

Чайник шумел все громче и громче, но вода в нем так и не закипала.

– Сломался наш «старичок», – вздохнул Крячко. – Давно с нами, пора и на покой.

– А хотите, я вам подарю крутой чайник? – слабо улыбнулась Елена. – Мне презентовали коллеги, а я не могу им пользоваться. Беру тот, который остался от Кости. А? Заберите, а? Он мне не нужен, правда!

Это уже была истерика. Не та, от которой трясутся стены и лопаются барабанные перепонки, а другая – тихая, но очень мощная, лишающая сил и разрывающая человека на части.

– Мы будто ходим по кругу, Петр Николаевич, – сказал Гуров. – Никогда такого не было.

– Вижу, – мрачно заметил Орлов. – Все грязное белье перетряхнули, а иголку так и не нашли.

– Ее в стогу с сеном ищут, – поправил Гуров. – Но, в принципе, ты прав. Ощущение, что я провел целую неделю на лавке около подъезда. Ну, знаешь, излюбленное место сплетниц. Не могу отделаться от чувства гадливости.

– Ну хватит уже, – остановил его Орлов. – Давайте к делу.

– Такое ощущение, что только Елена Бронник была готова взять на себя вину в смерти Мальцева. Очень странно, – сказал Крячко. – А между тем многие, сами того не желая, конкретно подпортили ему жизнь. Мать практически предала, друзья вообще наплевали на его проблемы, а девушка, вместо того чтобы поговорить с ним, упивалась своей любовью. Мол, не буду лезть в душу, лучше подержу за руку. Ну, я не судья, конечно.

– И не психотерапевт, – бросил ему Орлов. – Скажи лучше, удалось опросить всех, кто был на базе отдыха?

Сыщики разложили перед собой заметки: Гуров, как всегда, пришел с блокнотом, а Крячко с пасьянсом из разномастных клочков бумаги. Справедливости ради надо отметить, что Стасу, в отличие от Льва Ивановича, было легче держать информацию в голове, поэтому его бумажки были испещрены деталями: фамилиями, адресами, какими-то цифрами и непонятными символами, в которых мог разобраться только один Крячко. Все эти шифры Стас потом непременно переводил в божеский вид, оформляя их по последним нормативным актам, после чего документы не стыдно было вложить в уголовное дело.

– Обошел, значит, я почти всех, кто пребывал на базе отдыха в последнюю неделю ее существования, – торжественно начал Крячко. – Не получилось выйти на трех человек, просто не берут трубку. Работаю над этим. В отношении остальных могу сказать следующее. Практически все, включая нас, в последний день на базе, а точнее, в момент смерти Мальцева преспокойно отдыхали. Накануне, напомню, все дружно напились, как черти, и рано утром многие дрыхли без зазрения совести. Кроме девушки Мальцева и обслуживающего персонала. Соня последней видела погибшего, причем одного, но утверждает, что рядом с ним был кто-то еще. И вот этого «кого-то» мы так и не нашли.

Я прикинул, что, если бы мы искали убийцу Мальцева, то необходимо было подтвердить алиби каждого, кто в тот день был на базе. Это оказалось делом непростым: много времени прошло. Люди уже подзабыли, что именно и во сколько делали в то утро. Но события того дня я частично восстановил. Онегины и горничные проснулись раньше всех, примерно в шесть. Трое работников отбыли в 7 часов утра. На базе остались Онегины, официант, бармен и повар. Кроме кухонной гвардии и владельцев базы, а также опрошенных отдыхающих, остаемся только мы с Левой и наши благоверные. Свою Наталью этим утром я тоже допросил…

Гуров не выдержал и хмыкнул в кулак. Брови генерал-майора исполнили замысловатый танец: веселиться нужно было сдержанно, с учетом своего служебного положения. Крячко не сразу понял, что так насмешило Гурова и Орлова, а когда осознал, было уже поздно.

– Смешно им, прям под стол укатились, – закатил он глаза. – Ну а как еще выразиться?

– Продолжай, прошу тебя. – Орлов взял себя в руки и старался не встречаться взглядом с Гуровым. – Что там Наталья? Кого-то видела?

– Никого она не видела, – закончил Стас. – Твоя очередь, Гуров.

Гуров только покачал головой. Он так упорно тратил энергию на поиск причин, подтолкнувших Мальцева к трагическому решению, что необходимость допросить жену просто вылетела из головы.

– Маша знает, что там произошло, – ответил он. – Сказала бы, если бы вспомнила.

Это было правдой. Узнав о том, что юный художник, нарисовавший ее портрет, покончил с собой, Мария очень расстроилась.

– Ты разберешься с этим делом, – уверила она мужа. – Страшно представить, каково его матери… Хорошо, что у нее еще остался старший сын.

– Кстати, со старшим сыном мы еще не встречались, – сказал Гуров. – Но знаем, что он поддерживал связь с братом.

– Его и искать не надо, – оживился Крячко. – Работает на том же телеканале «Манго» телеведущим. Может знать, чем жил его младший брат.

– У Максима Олеговича эфир, – сообщил женский голос. – Он никак не может подойти.

Разговор шел по громкой связи. Пока Гуров пытался узнать, когда же можно будет поговорить со старшим сыном Гнедовой, Крячко украдкой курил в приоткрытое окно. В последнее время в Главном управлении МВД России курить на рабочих местах строго запрещалось. Лишь избранные имели такую привилегию, и Лев Иванович Гуров со Станиславом Васильевичем Крячко входили в их число. Однако полковники нечасто пользовались этим правом. Лишь иногда, когда не было ни минуты даже для похода в курилку, они дымили в форточку, закрывшись на ключ. Сегодня у Стаса была уважительная причина, чтобы покурить в кабинете: он чихал, постоянно вытирал нос платком, терпел головную боль и вообще чувствовал, что заболевает. Поэтому лишний раз выходить на холод у него не было никакого желания.

– Могу я попросить контакты гражданина Волкова для связи? – не отставал Гуров от сотрудницы телеканала.

– Я не имею права передавать вам его личный номер телефона, – ответила девушка. – Но могу записать ваш.

– Меня это вполне устроит. А когда примерно ждать его звонка?

– Не могу сказать.

– Его расписание настолько скользящее?

Из трубки послышался усталый вздох, словно девица только что вышла из шахты после многочасовой смены.

– Послушайте, вы хоть понимаете, куда позвонили? – манерно растягивая слова, спросила она.

– Я-то знаю, – ответил Гуров. – А вы знаете, с кем сейчас разговариваете?

– Ну и?

– Московский уголовный розыск, – сообщил Гуров. – Так что постарайтесь, пожалуйста, проследить за тем, чтобы Максим Олегович непременно связался со мной по номеру телефона, который я вам продиктую. И ничего не перепутайте, дорогая.

– Записываю, – тон собеседницы потеплел.

Гуров продиктовал свой номер, поблагодарил и выключил телефон.

– Вот так-то, – заключил он и подошел к Стасу. – Угости сигаретой, я забыл купить.

Крячко вручил Гурову пачку и оглушительно чихнул.

– Не вздумай брать больничный, – предупредил Гуров. – Лучше сходи в отгул, у тебя же они еще остались.

– Это мне Орлову в ноги падать, заявление в отдел кадров писать, – просипел Крячко. – Уволь, я лучше слягу на передовой.

– Черт его знает, когда он освободится, – пробормотал Гуров, имея в виду Максима. – Но если ему сразу передадут, то, может, и проникнется.

Экран телефона, лежавшего на столе, засветился.

– Неизвестный номер, – сообщил он и провел пальцем по экрану. – Слушаю.

– Добрый день, – послышался приятный мужской голос. – Кажется, вы мне звонили. Это Максим Волков, брат Александра Мальцева.

– Звонил, – подтвердил Гуров.

– Из Московского уголовного розыска, если не ошибаюсь?

– Совершенно верно.

– По какому поводу?

– По поводу смерти вашего брата. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Максим не сразу ответил. На заднем фоне слышались невнятные голоса. Похоже, там, где находился Максим, царила настоящая суета.

– Здесь не получится, – сказал Максим. – Задергают и не дадут поговорить. Но я могу подъехать туда, куда скажете.

Гуров покосился на Стаса, воюющего с упаковкой салфеток, не желавшей открываться. Потом засек время на настенных часах.

– У вас вообще когда-нибудь перерывы бывают?

– Сегодня у меня был только один эфир, – ответил Максим.

– Я подъеду к вам на работу, – решил Гуров. – Там и решим, что да как.

Погода в этот день была солнечная, и казалось, что на улице даже немного потеплело. Максим предложил Гурову прогуляться до ближайшего кафе. По его словам, это было излюбленное место многих сотрудников телекомпании. Гуров согласился.

Кафе располагалось далековато, и Максим предложил добраться на машине, но Гуров предложил пройтись пешком. С некоторыми из прохожих Максим здоровался, ко многим обращался на «ты».

– Сколько у вас знакомых, – заметил Гуров.

– Так только мы тут и находимся, – пояснил Максим. – Старые дома, проходные дворы, ну и пара магазинов. Вот и все. Никаких крупных организаций, кроме «Манго», здесь нет. Вот и шуруем туда-сюда. Пока сюда не добралась реновация, и это здорово. Скверы, зеленые дворы, неподалеку парк, а вон там стадион, который построили в конце сороковых. Я даже репортаж когда-то там делал.

Внешне Максим не был похож на мать, и с Сашей Мальцевым тоже имел мало сходства. Кроме роста, пожалуй. Оба были высокими, с длинными руками и ногами, слегка сутулые. Только Саша отличался излишней худобой, а Максим, наоборот, имел серьезную мышечную массу. Очевидно, он увлекался спортом.

– Дело в Сашке, да? – спросил Максим. – Вы из-за него приехали?

– Да.

– Я знаю, что вы беседовали с матерью и приезжали к Елене Васильевне. Не понимаю, зачем я-то вам нужен.

– Девушка вашего брата сказала, что Саша мало с кем поддерживал отношения. Но с вами он общался.

– Да, – подтвердил Максим и приветственно помахал рукой девушке, окликнувшей его с противоположной стороны дороги. – На ходу неудобно, даже тут приходится отвлекаться. Мы почти добрались.

Вопреки ожиданиям Гурова, в кафе они не остались. Максим купил большой стакан с зеленым чаем и предложил Гурову сделать то же самое.

– Рядом небольшой парк, давайте прогуляемся. С чаем будет не так холодно.

Гуров отказался. Парк так парк. Чем дольше он находился рядом с Максимом, тем яснее понимал, что тот словно оттягивает разговор. «Пусть делает так, как ему удобно, – решил Гуров. – В конце концов ему придется отвечать на мои вопросы. Вечно мы бродить по этим дворам не будем».

Парк был настолько невелик, что уже у входа можно было разглядеть его дальнюю границу. Там, за деревьями, отчетливо просматривалась оживленная улица и проезжали машины.

– Начнем, – сказал Гуров. – Сколько можно делать вид, что вас что-то отвлекает?

Максим резко остановился и в упор взглянул на сыщика.

– Думали, вы придете и я обрадуюсь вашему визиту? Разложу перед вами Сашкины детские фото и поведаю все его секреты? Вы действительно думали, что я спокойно стану вспоминать младшего брата, который наложил на себя руки? Серьезно?

Ну вот и прорвало. Пока Гуров ехал на встречу с Максом, он предполагал, что тот не встретит его с распростертыми объятиями. Если мать обоих мальчишек умела владеть собой, то Максим – нет. Алла Гнедова прошла через лихие девяностые, выжила, сумела выйти замуж и построить карьеру. Максиму повезло взрослеть в достатке, хоть и без отца. На телевидение он явно попал не просто так, а благодаря связям отчима и своей знаменитой матери. Любой жизненный коллапс мог сбить Волкова с дороги, которую ему прокладывали родственники. Винить Максима в том, что он несдержан, смысла не было. Таким уж он вырос, такой уж характер приобрел. Его гнев был направлен не на Гурова, а на полицию и сложившуюся ситуацию, в которой Волков был бессилен что-либо изменить.

– Зачем вы в это лезете? Не бередите мне душу. Мы с матерью только-только в себя приходить стали, а тут снова вы.

– Вам нужна правда, Максим? – спокойно спросил Гуров. – Или оставим все как есть?

– Как есть, – произнес телеведущий.

– Тогда я расскажу, как оно есть на самом деле, – не сдавался Гуров. – А вы уже после решите, что вам делать. Вашего брата видели незадолго до его смерти. Есть основания предполагать, что он не покончил с собой, а был убит. Рядом с ним мог находиться убийца.

Максим заглянул за плечо Гурова и поспешно отошел на край дороги. Гуров обернулся – мимо них промчался велосипедист, видимо, решивший срезать путь.

Гуров и Максим медленно двинулись дальше.

– Что за херню вы только что сказали? – спросил Максим.

– Говорю как есть. А вам это в голову не приходило?

– Сашка боялся боли. И не любил воду, хотя плавал довольно прилично. – В бассейне чуть не утонул, перетренировался, – пояснил Волков. Лет тринадцать ему было, на мастера спорта шел. После того случая как отрубило. Ни на море, ни в бассейн, никуда. Максимум, что он мог, – это посидеть на пляже, да и то в километре от воды.

– Тогда логично предположить, что он вряд ли выбрал бы такой способ уйти из жизни.

– Ну да, есть масса других, – с издевкой произнес Максим. – Но он сделал то, что сделал. Он не пережил смерть отца и предательство матери. Сидел на «колесах». В итоге решил, что справится сам. Не справился. Он был как надорванный лист бумаги. Я говорил с ним, я знаю. О каком убийстве идет речь? Не было там с ним никого, я сам это видел.

Теперь уже остановился Гуров. Он не ослышался? Максим приезжал на базу отдыха ранним утром? Зачем?

– Вы там были? – переспросил он у Максима.

– Да, был. Возвращался на машине с ночных съемок из Твери и по пути решил заехать за братом. Он мне сказал, какого числа возвращается в Москву, я и думал всех ребят оттуда забрать. Правда, ничего ему заранее не сказал. Пусть, думаю, будет сюрприз.

– Во сколько вы приехали?

– Ой, рано. В шесть утра или в начале седьмого.

– Как вы попали на территорию? – Гуров вспомнил массивные железные ворота, охранявшие въезд в «Онегино». На ночь их всегда запирали.

– Через калитку, – объяснил Максим. – Справа от ворот резная калитка, за кустами ее и не видно. Метрах в пятидесяти. Ворота заперты, я постучал, но сразу понял, что меня никто не услышит. Случайно заметил калитку и спокойно зашел внутрь. А машину оставил на подъездной дороге.

– Кто-нибудь вас видел, когда вы зашли на территорию?

– Меня, возможно, и видели. А я никого не заметил.

У Гурова все смешалось в голове.

– Если вы хотели устроить брату сюрприз в шесть часов утра, то, наверное, предполагали, что придется стучаться во все двери и искать его?

– Я знал, где они живут, – ответил Максим. – Сашка фотографии присылал. Там всего-то несколько домов в один ряд. Их поселили в самый дальний. Окна выходят на заросли камыша. Что тут искать-то? Все как на ладони. Я и пошел, но только не со стороны фасадов, а с обратной. Я не стучал – написал ему сообщение. Он офигел, конечно, и сразу же вышел на улицу. Видно, не спал уже. Я все объяснил, сказал, что могу их подбросить. Но так как было совсем рано, решили подождать, пока все проснутся. Он сел на берег, мы поговорили. Настроение у него было паршивое, я спросил почему. Он уже был заведенный какой-то, стал хамить. А я, вообще-то уставший, специально сделал крюк, чтобы сделать приятное ему и его друзьям! Ну, на эмоциях и ляпнул, что на таблетках он был бы спокойнее.

– Упрекнули его в том, что он оказался от приема транквилизаторов? – спросил Гуров.

– Никого я не упрекал, хотя мог бы. С ним действительно сложно было общаться в последнее время. Как будто он потерял себя. Когда Сашка съехал от матери, я старался звонить ему хотя бы раз в сутки. Болтали, конечно, но больше я, а он все «угу» да «угу». Переводил ему деньги, чтобы он у других не занимал. Переживал за него. Мы же с ним не родные братья, а только по матери. Оба потеряли отцов. А мать, получается, похоронила двух мужей. Теперь и младшего сына. Он с родителями тоже не очень близко общался. Отчим всегда на работе, важная шишка, все дела. Ну а я Сашку жалел, старался быть рядом. Помню, в зоопарк его водил, а однажды мы с ним сели на какой-то автобус и рванули по Москве до конечной, а там пересели на другой маршрут, потом на следующий. Иногда выходили, чтобы купить мороженое или пончики. Смеялись над чем-то. У нас разница в возрасте в восемь лет, ему тогда было десять, и я рядом – лоб здоровенный.

Максим отвернулся, запрокинул голову и посмотрел на небо. Потом резко повернулся к Гурову.

– Сигаретки не найдется?

– Конечно, Максим. А я был уверен, что вы не приверженец этой дряни.

– Почему это?

– Показалось.

– Раньше ходил в спортзал, а потом забросил. Да и курю я не так уж и часто. Но сейчас захотелось.

– Обещаю не рассказывать вашей маме, – сказал Гуров.

– Она сама дымит как сапожник, пока никто не видит.

Дорожка уперлась в широкий тротуар. Этот мини-парк можно было обойти за полчаса, и еще осталось бы время.

– Тогда, когда я видел брата в последний раз… мне вдруг так его жалко стало. – Максим запинался, вспоминая болезненные моменты, но старательно не сворачивал с пути рассказа. – И одновременно такое зло взяло, вы даже не представляете. Был бы он помощнее, врезал бы ему. Клянусь, втащил бы со всей дури. Вот и ушел, чтоб не сорваться. Развернулся и пошел обратно.

Максим шмыгнул носом и глубоко вздохнул. «Получается, Мальцев все-таки сам шагнул в воду? – Гуров пытался сразу же выстроить очередную версию событий. – Сначала уход из жизни отца. Потом проблемы с мамой. На фоне всего этого одна несчастная любовь, где его отвергли, и другая, которая ему не нужна. Терапию он бросает, дом у него временный, он не работает, учится как попало. Его жизнь сломана, он не видит в ней смысла. При этом находит отдушину не в наркотиках или алкоголе, а внутри себя. Рисует, да еще как. Опять же, учеба, а еще поддержка старшего брата. Есть куда смотреть, не все потеряно. Но не выдерживает и уходит из жизни так, чтобы сделать себе еще больнее, через боязнь воды. То есть их с Максимом ссора становится для него последней каплей. Каплей. Надо же, какое совпадение».

– Вас кто-то видел, когда вы были на территории базы отдыха? – спросил Гуров.

– Когда я шел обратно, то возле веранды ресторана кто-то стоял. Я был в таком состоянии, что не запомнил его. Да и тот человек на меня не обратил внимания, он уходил в противоположную сторону. А, вот. Вспомнил. Вроде, когда мы разговаривали, Сашку позвала его девушка. Она могла меня видеть. Но мне могло показаться, ее-то я как раз не видел, только слышал. Голос доносился из дома, где они жили. Может быть, это и не она была. Послушайте, я должен спросить. – Максим снова остановился. – Убийца – это я? Вы на меня подумали? Да вы что!

Он обескураженно смотрел на Гурова.

– Да, я был там. Все вам рассказал как есть. Это Соня решила, что я убил брата? Она? Эта малолетка подумала, что я грохнул Сашку? И как она себе это представляет? Она что – видела, как я его тащу в воду? Совсем e…нутая?

– Ничего такого она не говорила, – раздраженно прервал его Гуров. – Не несите чушь, Максим. Следствие должно установить личность каждого, кто мог видеть Сашу в то утро.

– Установили? Так вот он я, – Максим развел руки в стороны. – Только если вы ищете убийцу, сразу скажу, что меня в то утро видели несколько человек. Заправщик по пути до Москвы – раз. Остановился, чтобы купить сигареты на строительном рынке – два. Я там еще мелочь рассыпал на прилавок, монета продавцу в стакан с водой попала. Дворник в моем ЖК – три. Видеозвонок матери – четыре. Проверьте еще камеры видеонаблюдения, которые вдоль трассы понатыканы, и найдете там мою машину. Белая «Киа Соренто». Я и госномер скажу.

– Прекратите балаган! – приказным тоном произнес Гуров.

Максим развернулся и пошел прочь.

– Максим, подождите, – попросил Гуров.

Максим прошел еще несколько шагов и остановился. Гуров приблизился. Не так себе он представлял этот разговор. Совсем не так.

– Извините, – пробормотал Максим. – Сорвался.

– Еще бы. Я могу вас понять.

– Да? Вас тоже подозревали в чьей-то смерти?

– Со мной такого не происходило, – ответил Гуров. – Но бывают случаи, когда начинаешь сомневаться в причине смерти близкого человека. Как ваша мама, например.

Они медленно пошли к выходу.

– Да уж. Мать, конечно, не верит в то, что ее сын мог наложить на себя руки. Ей даже почти удалось и меня в этом убедить, но я вовремя понял, что она просто ищет оправдание своим поступкам. Ее совесть заела. Понимает, что если бы не связалась со своим стоматологом, то Сашка, возможно, был бы жив. Да, он сломался, но в конце концов я бы его вытащил. Просто времени прошло слишком мало.

– С момента смерти его отца прошло пять месяцев, – напомнил Гуров. – Думаете, этого срока Александру не хватило, чтобы прийти в себя?

– Все люди разные, – ответил Максим. – Кто-то вон всю жизнь валерьянку глотает, с фото умершего засыпает и просыпается, чуть ли не живет на могиле. Сашка пытался выбраться самостоятельно, но отказ от психотерапии стал худшим решением в его жизни. Если его убили, то я… Я не знаю. Я не хочу об этом думать. Иначе тогда сам сломаюсь. Он же там был со своим друзьями, они адекватные. Сашка рассказывал, что Сонька с него пылинки сдувает, никому в обиду не дает, аж душит своей любовью. Не то чтобы мне было все равно, что там с ним случилось, вы же понимаете. Но если его убили, то, наверное, вы бы уже знали, да? Вышли бы на след, нашли какие-то следы борьбы, не знаю. Но ведь ничего из этого полиция не увидела. А так нам выкатили причину, с которой я смирился, – суицид. Я не… Мне очень сложно, поймите меня правильно. Только-только научился без него жить… Его ведь все равно не вернешь.

Гуров его понял. Он был согласен со многим из того, о чем говорил Максим. Волков живет в собственном аду, пытаясь приладиться к новой реальности. Молодой сильный мужчина, спокойный только с виду. Не найдя правильных ответов, Максим в конце концов придумал свои, и этим успокоился. Ему это почти удалось. Но когда-нибудь настанет момент, когда Волков захочет знать правду. Не свою, придуманную, а настоящую, пусть и убийственную.

Они подошли к выходу из парка. От автобусной остановки шли несколько молодых мамочек с колясками. Максим отвернулся, словно стараясь избежать встречи с теми, кто продолжает заниматься повседневными делами, гулять с детьми и болтать о всякой ерунде.

– Если вы закончили, то я пойду, – сказал Максим. – Дел сегодня много. Но мне сейчас в другую сторону.

– Если у меня возникнут вопросы, то я с вами свяжусь, – предупредил Гуров. – Хотя ваша строгая секретарша ясно дала понять, что так просто к вам не пробиться.

– Маринка, – усмехнулся Максим. – Она такая, да. Она администратор. Поговорю с ней. Больше так вести себя не будет.

Они пожали друг другу руки. Вопросов больше не осталось, хоть изначально Гуров и планировал пообщаться с Максимом подольше. Но то ли настроение последнего, то ли его внезапные реакции пока что указывали на то, что разговор можно и отложить.

Гуров уже прошел часть пути, когда у него зазвонил телефон. Номер показался ему знакомым.

– Лев Иванович, это Максим, мы только что…

– Я узнал, Максим, – перебил его Гуров. – Что случилось?

– Я уже в такси еду, а так бы вас догнал. Но я только что вспомнил. Ремень. Я же привез Сашке ремень из Твери. Могу я его забрать?

Гуров не помнил никакого ремня. Ни в Сашиных вещах, ни на месте обнаружения тела его не было.

– Опишите его, пожалуйста, – попросил Гуров. – Я еще раз проверю все вещдоки.

– Он из черной натуральной кожи, с массивной бронзовой пряжкой в виде змеиной головы. По обе стороны от пряжки идут вставки из кожи оранжевого цвета. Ручная работа. В Твери меня познакомили с мужиком, который изготавливает из натуральной кожи всякие штуки типа перчаток, ремней, кошельков. Даже обувь и одежду может сшить. Любой предмет делает только в одном экземпляре, ни у кого больше нет такого. Клеймо свое ставит. Я этот ремень швырнул в Сашку, когда уходил. Если помните, мы поссорились.

– Да, помню. Не мог ремень упасть, например, в воду?

– Я попал ремнем Сашке в спину. Он не стал его поднимать, – вспомнил Максим. – Может быть, он потом его зашвырнул в реку… Психанул я, короче.

– Понял. Я узна́ю и сообщу, – пообещал Гуров.

– Я совсем об этом забыл, – продолжал объяснять Максим. – Но точно знаю, что среди вещей брата никакого ремня не было. Иначе бы нам его вернули. Я не крохобор, но это был мой подарок Саше.

– Не крохобор, – согласился Гуров. – Договорились. Я разузнаю. Фото того ремня осталось?

– Я вам пришлю. Спасибо.

– Вам спасибо, – ответил Гуров и сбросил звонок, после чего тут же позвонил Стасу.

– Стас, узнай у Гнедовой, созванивался ли с ней Максим Волков в тот день, когда нашли тело Мальцева. Прямо сейчас, не откладывай. Что? Не годится. Нет у нас пяти минут. Правдами и неправдами доберись до нее, пусть подтвердит, что созванивалась с сыном. Потом будет поздно. И проверь в старом уголовном деле, не было ли на месте происшествия черного кожаного ремня с бронзовой пряжкой в форме змеиной головы? Давай, Стас, сделай все прямо сейчас.

– Сначала не очень хорошая новость: ремень нигде не упоминается. Теперь хорошая. Или плохая, это как посмотреть. Гнедова подтвердила, что созванивалась с сыном рано утром по видеосвязи.

Доложив, Крячко прикрылся локтем и оглушительно чихнул.

Гуров сел на край стола и постарался привести мысли в порядок.

– Максим Волков может быть тем, кто видел Мальцева последним, – сказал Гуров. – Приехал на базу отдыха рано утром, беспрепятственно проник на территорию, написал брату сообщение, и тот вышел на улицу. Между ними произошла ссора, после чего Волков бросил ремень в спину брата и ушел.

– Мог бы что-то и потяжелее бросить, – заметил Крячко.

– Он вез ремень в подарок. Подарок оказался никому не нужен. Психанешь тут.

– Вот он и подарил, – заключил Крячко. – «На, братан, получай ремешком по загривку!» Нет, Лев, ни слова о ремне. Нигде.

Гуров встал, прошелся по кабинету, засунув руки в карманы.

– Волкова кто-то видел, когда он шел обратно. Но сам он не обратил на того человека никакого внимания.

– Мужчина? Женщина? – попытался разузнать Стас.

Гуров запрокинул голову вверх и посмотрел на потолок. На потолке висел белый круглый плафон. Странно, но Лев Иванович заметил его только сейчас.

– С места происшествия пропала улика, которая может многое объяснить, – произнес он. – И мы узнали об этом только сейчас.

– А кто виноват? – удивился Крячко.

– Я не знаю, – признался Гуров. – Ремень могли забрать себе как полицейские, которые приехали на труп, так и постояльцы. Мы так и не знаем, кто последним видел в живых Мальцева. Соня? Брат? Помнишь, что написано в протоколе осмотра? Орлов сделал на этом упор. Одежда Мальцева намокла от воды, обувь тоже, но тело обнаружили лежащим в воде только наполовину. Кто-то нашел его и попытался вытащить на берег.

– Егор Онегин, – предположил Крячко и прижал салфетку к носу. – Ты не забывай, что они с сестрой серьезно вложились в свой бизнес и очень старались, чтобы у базы отдыха была отличная репутация. А тут вдруг утопленник.

– И почему тогда Онегин не прикопал тело где-нибудь поблизости? Чтобы никто не нашел? Он базу знает как свои пять пальцев, – скептично проговорил Гуров.

– Не успел? – пожал плечами Крячко.

– А как Онегин оказался в самом дальнем углу базы отдыха? – спросил Гуров. – Что ему там понадобилось?

– Черт его знает. Он же там хозяин. Может быть, пошел проверить, почему молодежь до сих пор не появилась в поле зрения. Увидел труп и попытался его скрыть.

– Думаешь, друзья Мальцева не хватились бы? И почему тогда Онегин оставил тело наполовину в воде? – усмехнулся Гуров.

– Стрессанул, с кем не бывает? Думал, как бы оттянуть момент и сделать так, чтобы полиция здесь появилась только после отъезда клиентов. Рядом только домик молодежи, но там ни звука, они спят, то есть это подходящий момент. Онегин наполовину вытягивает тело из воды, но замечает, что в его сторону кто-то идет. Он все бросает и уходит.

– Тогда почему труп не увидели друзья Мальцева?

– Ты помнишь, когда мы встречались с Онегиными, я решил еще раз пройтись по территории? Так вот, я снова пошел к тому домику, где жил Мальцев. От входной двери не видно того места, где лежал труп. А вот из кухни видно прекрасно. Просто никто не посмотрел в кухонное окно тем утром. Ребята просто вышли из дома и пошли в кафе.

– Думаешь, Соня не искала Сашу там, где видела его в шесть утра?

– Может, и не искала. Может, друзья убедили в том, что стоит подождать его в ресторане, а потом уже бить тревогу. При жизни Мальцев был себе на уме, пропадал неизвестно где, никого не предупреждая. А если бы Соня и попробовала искать, то, скорее всего, не заметила бы труп. Тут уже психология, Лев. Человек ищет знакомую ему картинку. В шесть утра она видела Мальцева сидящим у воды, а в полдень он уже находился, прости меня, в несколько другом положении. Сливался с поверхностью земли, так сказать.

– Нет, Стас, это ерунда, – задумчиво покачал головой Гуров. – Онегин бы, наоборот, закопал труп поглубже в камыши, чтобы его уж точно не заметили. Избавился бы от него после отъезда гостей.

– Мы не знаем, как было все на самом деле, – поднял указательный палец Крячко.

В кабинет зашла Вера и сразу же направилась к Крячко.

– Лев Иванович? Уже приехали?

В руках она держала чашку с чем-то горячим.

– Нашла пакетик в столе. Завариваешь кипятком и пьешь при первых признаках простуды и гриппа. Больше у меня ничего нет.

– Здравствуй, Вера, – отозвался Гуров. – Не залечишь мне парня?

«Парень» между тем уже сделал первый глоток и закатил глаза. На лбу у него выступили капельки пота.

– Ох, хорошо, – закряхтел Стас. – На вкус мерзость, но мне сейчас все будет спасением.

– Лучше бы на больничный, – посоветовала Вера.

– Начальство на месте? – поинтересовался Гуров.

– Петр Николаевич в прокуратуре. Может, вернется. Может, нет. Сообщить, если появится?

– Если не трудно.

Вера вышла, оставив дверь открытой. Гуров прикрыл дверь и взглянул на разомлевшего Крячко.

– Даже не постучалась, – возмутился он. – Черт знает что. Ведут себя так, будто они дома. Что-то она вокруг тебя увивается. Не наломай дров, Стасик.

– Совсем больной? – удивился Крячко. – Я у нее полчаса вымаливал что-нибудь от простуды. Знаю ведь, что она для Орлова в столе целый аптечный склад держит. Еле выцыганил. Ты мне лучше скажи, что с ремнем делать будем?

– Но насчет больничного она права, – продолжил Гуров. – А ремень нужно поискать. Прибрежную часть ведь тоже осмотрели, верно? Ремень не такая уж и незаметная вещь, чтобы через него перешагнули и пошли дальше.

– Получается, его прибрали к рукам?

– Или носят, не догадываясь о том, что больше таких ни у кого нет. Значит, ищем.

– Ну, так себе план, конечно, – покрутил растопыренными пальцами Крячко. – Пялиться людям на причинное место?

– Ты ведь вживую общался с народом из нашего заезда? – Гуров прошел к столу и сел, забросив ногу на ногу. Открыл в телефоне фотографию ремня, присланную Максимом, и показал Стасу. – Посмотри внимательнее. Не заметил чего-то похожего на ком-нибудь из них?

– Не припомню такой красоты. Доблестные работники кухни в количестве трех человек, семья Беляковых со своим неуловимым сыночком, горничные и девчонка-аниматор – всех их смог поймать в натуральном виде. Кого-то дома, кого-то на работе. Никаких подозрений у меня не возникло. Только с банкирами не удалось пообщаться. У меня был созвон с одним из них, а остальные двое трубки не сняли. Ответил мне некий Вернер, который объяснил, что он сейчас в больнице. Поехал в Абхазию в конце лета и сломал ногу. Перелом оказался сложным, кости срослись неправильно. Будет теперь ходить со штифтом. Про своих друзей ничего не знает, так как уволился из банка сразу же после отпуска. Пока не работает, восстанавливается. С друзьями почти не общается.

– Это почему? – удивился Гуров.

– Я не стал спрашивать. Зададим ему этот вопрос, когда навестим в больнице. На всякий случай я сделал запрос – в наших базах ни он, ни его дружки не числятся. Машина, на которой они прикатили на базу отдыха, записана на Вернера, он это ранее подтвердил сам. Я сегодня связался с ГИБДД, попросил пробить номер по их базе, теперь жду ответа. А вдруг машинка в чем-то была замешана? Пока никаких сведений. Неуловимые какие-то эти ребята. Прямо как тот мальчик Виталик. Но его-то всегда находили, а этих – не факт.

– Надо навестить пациента, – согласился Гуров. – А ты отправляйся-ка домой. Если не хочешь на больничный, то возьми пару отгулов.

– Да дел невпроворот, ты чего? – прогундосил Крячко.

– Буду держать в курсе. Надо будет, попрошу выйти, – сказал Гуров. – Орлова сейчас нет, пусть тебе заявление подпишет кто-нибудь другой.

– Ты меня прости, пожалуйста, если я лезу не в свое дело. Помню, что ты просил меня не вмешиваться без просьбы, но такой осадок на душе! Смотрю на портрет и не могу проверить.

Маша посмотрела на свой портрет, который вставила в рамку и повесила на стену в комнате.

– Он был очень талантливым.

– Что ты там говорила про «не вмешиваться»? – донесся голос Гурова из кухни.

Маша пошла к мужу. Села за стол, подперла ладошкой щеку. Гуров решил приготовить на ужин омлет с помидорами и весь отдался делу. Яйца он долго и обстоятельно взбивал не миксером, а венчиком, чтобы яичная масса превратилась чуть ли не в мусс.

– Говоришь, отпуск наш вспоминаешь?

Гуров взял в руку солонку, подумал и отставил ее в сторону.

– Иногда прокручиваю всякое в голове. Но почему-то больше всего запомнился тот мальчишечка. Виталик, что ли? Прямо перед глазами мелькает.

– И его бедная мама, которая, наверное, уже сто раз пожалела, что приехала с ним на отдых.

– Как дела? – Маша подалась вперед и заглянула мужу в глаза. – Давай, Гуров. Делись.

– Да нечем делиться.

Гуров вылил сырой омлет на горячую сковородку и накрыл ее крышкой.

– Расскажешь? – вкрадчиво попросила Маша. – Или лучше к тебе не приставать?

– Убийство, несчастный случай, суицид, – перечислил Гуров. – Исход один. Это как математический пример, где известен только результат. И не знаешь, что с чем складывать или что и от чего отнимать. Прости, устал. Башка разрывается.

– Вы разберетесь, – мягко сказала Маша. – А я сегодня вспоминала наш последний вечер в «Онегино». Даже жаль, что они закрылись. Хорошее было место.

– Это да, – согласился Гуров.

Он вручил Маше кусок сыра и металлическую терку.

– Еду надо заработать, – напомнил он. – Покурю?

Гурову разрешалось иногда выкурить сигаретку на кухне, если на улице была паршивая погода. Тогда он не выходил на балкон, а дымил в форточку. Наблюдая за тем, как постепенно уменьшается в руке жены кусок сыра, он вдруг и сам ударился в воспоминания о последнем дне пребывания на базе отдыха.

Это был очень теплый вечер. Онегины устроили банкет на свежем воздухе, предложив гостям вино и фрукты. Кто-то вспомнил про шашлыки, но Егор категорически отказался от этой идеи, напомнив гостю о несовместимости огня и алкогольного опьянения.

Остаток вечера провели в ресторане. На улице уже стемнело, в здании включили всю иллюминацию, и на огонек заявились наглые комары со всего района. Бармен смешивал коктейли для дам, ловко наполнял стопки и стаканы и чуть не жонглировал бутылками и шейкерами. Самому дорогому клиенту – Виталику – был предложен клубнично-шоколадный коктейль, украшенный пудрой из какао и кокосовой стружкой. Его родители сидели в обнимку и, пожалуй, это был единственный момент за всю неделю, когда они абсолютно точно знали, где находится их ребенок.

Вдруг вспомнили о караоке. Папа Виталика и Инна Онегина неожиданно для всех объединились в дуэт и исполнили пахмутовскую «Нежность». Они пели так здорово, так проникновенно, что Маша пустила слезу. Заметив это, Гуров покосился на остальных – все сидели притихшие и офигевшие от увиденного. Когда песня закончилась, певцы были вознаграждены бурными продолжительными аплодисментами и, разумеется, заслуженным многоголосым «браво».

– С ума сойти. Они такие классные, – прошептала Маша.

– Ребят, ну чего грустим-то? – спросила в микрофон Инна. – Егор, включи что-нибудь повеселее.

Егор и включил. Сначала хиты зарубежной эстрады, а потом и песни про электричку, плачущую девочку в автомате, тополиный пух и группу крови на рукаве. Любая мелодия, звучавшая из динамиков, тут же подхватывалась захмелевшими отдыхающими и исполнялась уже хором. Правда, Гуров не пел вместе со всеми. Почему-то не мог.

На этом моменте память начала подводить Гурова. Он не мог вспомнить, что же было потом. Только какие-то невнятные отрывки. Черт побери, да как же так? Ведь и выпил он на тот момент всего пару бокалов вина, да и то неполных. Стас в тот вечер налегал на пиво, Наталья и Маша выбрали коктейли. Горничные и девушка-аниматор заказали кофе. Тогда еще живой и невредимый Саша Мальцев и его друзья пили красное вино. На столе перед банкирами Гуров отчетливо видел бутылку виски. Он тогда еще подумал, что они единственные из всех, кто пьет что-то крепкое.

А потом наступила ночь.

Утром Гуров загрузил фотографию подаренного Мальцеву ремня в поисковик и ожидаемо получил тонну снимков, более-менее подходящих под запрос. Пришлось повозиться, но именно нужный ремень так и не попался. Тогда Гуров попробовал поискать сайт мастера, который работает с натуральной кожей, и очень скоро набрел на телеграм-канал, в котором наконец-то обнаружил то, что искал. Там же нашлись контакты мастера.

Ответ пришел сразу. Гурову предлагалось либо написать о своей проблеме, либо рассказать о ней по телефону. Лев Иванович выбрал второе.

– Магазин «Мастер Скин», здравствуйте, – прозвучал из трубки мужской хриплый голос.

– Добрый день, – поздоровался Гуров. – Я бы хотел приобрести ремень, но не нашел каталог. Слышал, что вы шьете из кожи на заказ?

– Какой ремень нужен? – грубовато поинтересовался собеседник.

– Дело в том, что мой знакомый купил в подарок ремень с пряжкой в виде змеиной головы, – описал Гуров. – Вот такой я бы купил.

– Цвет черный?

– Черный. С оранжевыми вставками.

– Таких нет. Это был единственный экземпляр.

– То есть вы помните, что продали его?

– Конечно, – лениво ответил собеседник. – Ведь это был единственный экземпляр.

– Вот черт, – «расстроился» Гуров. – Второго такого точно нет? Не поймите неправильно, я просто хочу знать точно. А то больно прекрасен ремешок. Знакомый приобрел его недавно, вот я и подумал…

– Какое там «недавно»? – удивился мужчина. – Летом я его продал. В июле.

– Ничего себе! Столько времени прошло, а вы запомнили?

– Чего тут запоминать-то? Этот ремень у меня мертвым грузом целый год лежал. Может, как раз из-за оранжевых вставок его и не покупали. Такой мало кому подойдет. А тут москвич залетный. «Ищу в подарок брату, спасите-помогите. В Москве такого не найти, а у вас вон красота какая». Вообще-то он просто болтался рядом с магазином, мы ведь в торговом центре павильон снимаем. Вот он от нечего делать и заглянул. Я еще спросил, в честь чего подарок. Потому что ремень можно было соответствующе упаковать. Но ваш знакомый сказал, что повода нет – подарит брату просто так, для поднятия настроения.

– А чек дали?

– Дал. Но он его не взял, а тут же бросил в мусорку. А вы чего так об этом расспрашиваете?

– Нет-нет, – спохватился Гуров. – Просто поинтересовался. Так, значит, нет больше у вас такого ремня?

– Ремешок продан. Других таких нет.

– А в перспективе? – осторожно поинтересовался Гуров.

– Тем более. Чтобы мне еще один год на него смотреть в витрине? На хрена мне это? Сделаю – а вы не купите.

Гуров решил не настаивать. Все равно он не собирался приобретать ремень.

– Тогда спрошу еще. Вы, кажется, ставите клеймо мастера на каждом изделии? – спросил он.

– Да, ставлю. Подделать невозможно. А если кто и попытается, то в суд подам и по миру пущу. Был уже прецедент, поверьте.

Гуров вздохнул. Мастер кожевенных дел вообще не был расположен к душевному общению. Похоже, ему было плевать, купят ли у него хоть что-то. Вел себя так, будто нарочно отваживал потенциальных покупателей.

– Каталог-то хоть дадите? – попросил Гуров. – А то я на вашем сайте мало что нашел.

– Сейчас сброшу ссылку.

И, не дожидаясь ответа, сбросил звонок.

Ссылка прилетела через пару минут. Гуров кликнул по ней и получил множество откровенно непривлекательных изображений кожаных изделий. Умелец из Твери действительно наделал много всяких штук, но вещи выглядели грубо и подошли бы далеко не каждому. Например, кожаная куртка с золотой вышивкой странно смотрелась бы даже на байкере. Или мужские ботинки, которые навскидку могли весить килограммов по пять каждый. Браслеты, перчатки, кошельки, сумки – все это вряд ли пользовалось спросом из-за отсутствия элегантности.

Гуров открыл раздел с ремнями и тут же нашел еще один, похожий на тот, который приобрел Максим. Тоже черный, с примечательной пряжкой. Только вместо змеиной головы на пряжке красовалась драконья морда. Присутствовали и кожаные вставки, но они были кроваво-красными. Больше подобных изделий в каталоге не было. Остальные аксессуары имели совершенно другой вид.

Гуров опустил крышку ноутбука.

– Ну и что теперь? Где искать ремень? – вслух спросил он сам у себя. – Это же дохлый номер. Пропавшая улика… Только вот кого уличать будем? И в чем?

Ответов не было. Те крохи информации, которые удалось собрать, никак не складывались в единое целое. Прошла неделя поисков, но причины, повлекшие за собой смерть Саши Мальцева, так и не были установлены. Гуров не привык надеяться на чудо, но зачастую именно оно и подсказывало ему дальнейший путь. Но что такое чудо для Гурова? Это упрямство, помноженное на опыт, множество выкуренных сигарет и тысячи потерянных нервных клеток. А в результате – небольшой приступ тщеславия. Но о последней составляющей Гуров никому и никогда не рассказывал. Просто знал, что если когда-нибудь не справится с поставленной задачей, то сразу подаст в отставку.

– А ты не запомнил их имена? – удивилась Маша.

– Я их и не знал.

– Тот, который пониже, представился Станиславом. Еще были Игорь и, кажется, Павел. Я не запомнила, кто из них кто. У них завязался разговор с официантом, и я услышала, что они сказали про себя: «Мы коллеги, работаем в банке».

– Про то, что они крутые банкиры, эта тройка трубила на каждом углу. А когда ты слышала их разговор с официантом?

– Наш первый обед в ресторане, Лева. Мы едва успели заселиться, помнишь? Еще долго собирались, потому что Наталья ключи от квартиры потеряла.

– Не помню, Маш. И что было дальше?

– Ключи нашлись у Стаса.

– Да я про ресторан.

– А. Обед-то хоть запомнил?

– Ну так, – замялся Гуров. – Обед как обед, наверное.

– Кто тут сыщик, е-мое? – округлила глаза Маша. – Гороховый суп или солянка – на выбор. На второе картофель с курицей и рыба под маринадом.

– И что я выбрал?

– Ты ничего не взял. Сказал, что оторвешься вечером.

Было такое. Гуров действительно не хотел есть. В день заезда они очень рано встали, и чашки кофе перед дорогой вполне хватило, чтобы наесться. Но он действительно тогда не обращал внимания на многое. Устал, расслабился, отключил профессиональное чутье. Только благодаря Маше ему удалось восстановить кое-что в памяти. Те три мужика любили крепко выпить, но особенно отличался самый пузатый. Он был меньше остальных ростом, коренастый, с выпирающим животом. Он много и шумно ел, а когда пьянел, демонстративно громко хохотал. Банкиры предпочитали расслабляться исключительно при помощи крепкого алкоголя, но не брезговали и пивом. С остальными почти не общались, но при встрече здоровались.

– Еще вспомнила случай, Лева, но тебя тогда рядом не было. Вы со Стасом купались, а мы с Наташкой сидели на веранде. Рядом за столом – Саша со своей девушкой. Это было еще до того, как он нарисовал мой портрет. Я иногда ловила на себе его взгляд и догадывалась, что он меня узнал. Соня, помню, взяла себе коктейль, а Саша ничего не пил и не ел. Просто сидел рядом с ней, конечно же, с блокнотом. И вот тогда мимо веранды проходили эти трое, уже поддатые. Увидели нас, остановились. Самый низкий, Слава, вдруг прицепился к ребятам. Вот просто без причины! Увидел коктейль на их столике и спросил: «А что вы полезного в жизни сделали, чтобы отдыхать в ресторане? Вы на все это заработали? Да кто вы такие вообще?» С таким, знаешь, вызовом. Явно напрашивался. Было неприятно это слышать. Саша никак не реагировал, даже не повернул голову в их сторону, продолжал рисовать в своем блокноте. Тогда Слава подошел ближе к перилам и протянул руку, чтобы схватить блокнот, но промахнулся – пьяный ведь. Саша даже не шелохнулся. Я еще тогда подумала, что у него железная выдержка. А вот Соня ответила. Спросила, что ему нужно. Не надо ей было вступать с диалог, ведь видно же, что человек пьяный, просто хочет докопаться. Естественно, Соня услышала в свой адрес всякое дерьмо.

– Что именно он ей говорил? – спросил Гуров.

– Скажем так, он предположил, что она девица легкого поведения, а он таких знает лично, и за свои услуги Соня вряд ли берет дорого, потому что она…

– Я понял, – оборвал ее Гуров. – И, разумеется, ты тоже не стала молчать?

– Разумеется! Только я обратилась не к нему, а к его друзьям. Попросила увести их милого товарища. Они и до того пытались его остановить, но как-то вяло. В общем, все бы на том и закончилось, но Саша довольно крепко послал Славу. Вот так, да. Молчал, молчал, а потом не выдержал. И, главное, он так ему ответил… Хлестко, понимаешь? Что-то типа: «Ну а что же ты своих элитных шлюх с собой не привез? Или все-таки привез?»

– Вот это он дал, конечно, – поперхнулся Гуров.

– Ты понял? Ты понял, да? – восхищенно спросила Маша. – Это же было сказано в адрес друзей этого алкаша. Прозвучало ужасно, я серьезно думала, что сейчас начнется какой-то кошмар. Слава тут же попытался перелезть через перила к Саше, но друзья его оттащили и увели. Но дальше было лучше, Лева! Вечером того же дня они пришли на ужин. Саша с друзьями уже сидели за столиком. Так вот, Слава подошел к ним и извинился. При всех! Наверное, проспался. Правда, их компания снова себе что-то из спиртного заказала, и мы с Наташкой здорово тогда перепугались. Думали, что сейчас опять начнется…

– А я где был? – не выдержал Гуров.

– Вы со Стасом подошли позже.

– Обалдеть. А почему ты раньше не рассказывала?

– Даже не знаю. Не такой уж громкий инцидент, согласись? Тем более что потом последовали извинения.

Когда Маша уснула, а Гурову все еще не спалось, за окном пошел первый снег. Наспех закутавшись в куртку, он выбрался на балкон. Закурив, достал мобильный телефон и позвонил Стасу.

– Ну как ты? Совсем разболелся? – спросил Гуров.

– Да нет, вроде бы полегче, – ответил Стас. – Видать, волшебное зелье мне принесла Вера. Если и наш Орлов такое пьет, то я понимаю, почему он все еще не на пенсии.

– Славно. Значит, завтра работаем?

– Работаем, Лев Иванович, – оживился Крячко. – И все еще ждем ответ из ГИБДД о машине Вернера.

– Ждем, ждем, – Гуров смотрел на двор, который постепенно становился белым. – Надо бы этого Вернера и его друзей поскорее заполучить. Мне Маша рассказала, что между Мальцевым и одним из них произошла ссора. Мужик спьяну прицепился к девушке Мальцева, а тот в ответ посоветовал ему прогуляться на три буквы. Поболтай с Натальей. Может, и она что-то вспомнит. Нужна нам эта троица, Стас. Очень нужна.

Игорь Вернер встретил сыщиков при полном параде: в спортивном костюме, ужасно лохматый и на костылях. В палате, кроме него, находился еще один пациент. Он лежал, отвернувшись лицом к стене, и никак не реагировал на появление в палате посторонних людей. Сам же Вернер сначала непонимающе уставился на Гурова и Крячко, пытаясь понять, где он их раньше видел.

– База отдыха «Онегино», – напомнил Крячко.

– Точно! – радостно выдохнул Вернер и потянулся пожать ему руку, с трудом балансируя на костылях.

– Оставим церемонии, – улыбнулся Гуров.

– Ну надо же, – не унимался Вернер. – А вы, оказывается, из полиции. А так и не скажешь.

– В следующий раз прицепим на лоб мигалку, – пошутил Стас и покосился на соседнюю больничную койку.

Вернер тут же понял, чего от него хотят.

– Поговорим в холле, – предложил он.

В холле было прохладно и тихо. Пост медицинской сестры пустовал. Где-то за стеной слышалась невнятная речь, перемежающаяся со звоном посуды.

– Недавно был обед, – объяснил Вернер, сев на диванчик. – Но я не отдыхаю после еды. Наоборот, хожу по коридору туда-сюда. Надо двигаться. Обязательно надо двигаться. А другие вон лежат, а к вечеру начинается: то давление подскочило, то боли усилились… А все от того, что целый день в кровати.

Надо же, какой правильный товарищ. Гуров подумал, что на базе отдыха он никогда не видел Вернера пьяным. Максимум слегка выпившим, но далеко не в таком состоянии, в котором постоянно пребывал его низкорослый пузатый друг Слава.

– А вы уже послеобеденную норму шагов выполнили?

– Сразу же. Слушаю вас.

Вернер приладил костыли у края дивана и с готовностью посмотрел на сыщиков.

– Тут такое дело… – начал Стас и кашлянул. – В день нашего отъезда на базе отдыха обнаружили труп человека.

– Я в курсе, – кивнул головой Вернер.

– Знаю, – сказал Стас. – Просто кто-то старается забыть такие события.

– Я вас умоляю, – на мгновение закатил глаза Вернер. – Такое не забудешь.

– А все ли вы помните?

Вернера вопрос удивил.

– О чем это вы?

– Мы опросили всех, кто был тогда на базе, – сказал Гуров. – Необходимо восстановить события, которые предшествовали смерти Мальцева. Знаем, что вас уже опрашивала полиция, но, может быть, вы вспомнили что-то еще?

Взгляд Вернера растерянно заскользил по полу, стенам и наконец остановился на потолке.

– Вам с какого момента? – спросил он, сдвинув брови.

– С прощального вечера, – пояснил Стас. – Караоке, песни и все такое. Желательно по минутам.

– Так я точно не смогу, – твердо заявил Вернер. – Я в те дни и часы-то редко надевал. Да и мобильный телефон чаще всего оставлял в доме.

– А как же вы в ресторане расплачивались за то, что не входило в пакет услуг?

– Ну как? Заносил потом деньги бармену. Хороший парень, кстати. Он все в свой блокнот записывал, а за ужином выставлял счет. Тогда и платили. Ну или с карты на карту переводили.

– Каждый платил сам за себя?

– Иногда и так, иногда и по-другому, – ответил Вернер. – Ну вот, к примеру, как-то Пашка пришел на ужин без кошелька, а обратно идти неохота. Я мог его угостить. А Славка всегда был сам за себя.

– Куда вы отправились после прощального ужина? – спросил Гуров.

– Это помню. Хотя странно, что помню, конечно. Выпил-то я немало. Мы оставались в ресторане последними. Сидели до упора. Бармен в конце концов намекнул на то, что всем нам пора баиньки. Как и ему, впрочем. Мы и ушли. Купили бутылку виски и ушли.

– И куда же направились?

Гуров вдруг ясно вспомнил, как все было в тот вечер. Отгремела музыка, гости наелись и напились, разбрелись по номерам. Наступила тишина. Пока Стас отходил к машине, Гуров стоял с Машей и Натальей на пляже, напоследок любуясь мерцающими искрами на воде. Ночь обещала быть прохладной. Из окон домиков выливался на дорожку мягкий свет, со стороны реки слышался плеск воды. Фонарей на территории базы отдыха было не так уж и много, потому найти укромный уголок подальше от гостевых домов при желании можно было бы очень легко. Когда Гуров, Стас, Наталья и Маша шли к своему дому, Лев Иванович дважды чуть не упал. И не потому, что плохо стоял на ногах после выпитого, а потому что не разглядел в сумраке препятствия в виде двух толстых сучьев, невесть как оказавшихся на пути.

– После ресторана мы пошли на пляж, – вспомнил Вернер. – Выпили там немного… И ушли.

– Пошли к себе?

– Да. Я-то сразу лег. А вот что делали мужики, я не знаю.

Будь Гуров собакой-ищейкой, после последней фразы Вернера он бы сразу навострил уши, учуяв дичь. Вернер, сам того не подозревая, только что отгородился от своих приятелей, сказав, что не был с ними. Почему так? Почему бы не выразиться иначе, как-то нейтральнее? Например так: «Мы сразу легли спать». Но нет, он говорил только про себя. То есть он был не в курсе, что делали его друзья после того, как он отправился в постель? Зачем делать упор на том, что они в какой-то момент разделились?

Посторонний человек не обратил бы на слова Вернера никакого внимания. Мало ли кто и как выражается? Это же не говорит о том, что он что-то скрывает. Сказал и сказал, в чем проблема? И Гуров был бы с этим согласен, если бы не искал любой намек, указывающий на неискренность Вернера.

– Во сколько вы проснулись утром? – спросил Гуров.

– Когда я уснул? – не понял Вернер.

– Нет. Когда вы проснулись?

– Небось на рассвете, как и я, – довольно заметил Крячко. – Пиво на ночь обеспечит нам ранний подъем, так?

Улыбка Крячко заставила Вернера нервно стиснуть пальцы на руках.

– Не помните? – поднажал Гуров.

– Не помню, – мотнул головой Вернер. – Не смотрел на часы.

– Значит, все-таки пробудился рано утром? – подхватил Крячко. – Встал, а на часы не посмотрел?

– Да что происходит?! – взорвался Вернер. – Вы что из меня каждое слово вытягиваете?

– Где были ваши друзья, когда вы проснулись на следующий день? – не умолкал Гуров. – Вы к ним заходили? Разговаривали с ними? Вы их вообще видели?

– Не видел я никого!

– Потому что их не было в доме?

– Да не ходил я по дому!

– Планировка во всех гостевых домах одинакова, – напомнил Гуров. – Чтобы попасть в туалет, нужно пройти как минимум мимо одной двери. Неужели вы не поинтересовались, как себя чувствуют ваши приятели после выпитого во время прощального ужина?

– Да не ходил я никуда!

– Из окна комнаты свои туалетные дела сделали?

Из-за угла появилась юная медсестра. Она медленно подплыла к своему посту и угостила всех троих строгим казенным взглядом.

– Вы офигели так орать? – тихо поинтересовалась она. – Здесь вам не рынок.

– Почему сразу рынок-то? – удивился Крячко.

– Потише, – прошипела медсестра. – Люди после обеда отдыхают.

– А зря, – не стал молчать Стас.

– Прекрати, – прервал его Гуров и посмотрел на девушку. – Вы правы, мы что-то громко…

– Заберете выписку у завотделением, – обратилась медсестра к Вернеру. – Но ближе к полднику, сейчас доктор занят. Не знаю, Вернер, куда вы торопитесь. Такой сложный перелом был. Полежали бы еще пару дней, как все нормальные люди.

– Дела у меня, – раздраженно оборвал ее Вернер.

– Выписываетесь? – заинтересовался Гуров.

– Я пойду, – неожиданно заявил Вернер и попытался схватиться за костыли.

– Мы проводим, – поднялись из кресел Гуров и Крячко.

Медсестра ушла. С помощью костылей Вернер встал во весь свой немалый рост.

– Думали ускользнуть до нашего появления? – спросил Гуров. – Послушайте, но ведь это несерьезно.

– Належался. Хватит, – отвернулся Вернер.

– Если вы сейчас нас покинете, то в следующий раз придется прийти уже к нам в гости, – напомнил Гуров.

– На Петровку, 38, – вздохнул Стас.

Вернер, уже успевший повернуться к ним спиной, остановился.

– Вы наверняка на машине, – предположил он. – До дома подбросите?

– И в гости зайдем, если пригласите, – сказал Стас.

Вернер пристально посмотрел на Стаса.

– Гостям всегда рад, но сейчас у меня ремонт. А еще вот что хотел сказать, ребят… Вы не к тому пришли.

– А где же «тот»? – спросил Гуров.

– Те, – поправил Вернер. – Их было двое.

– Вот здесь можно будет встать. – Вернер вытянул шею и указал на мусорные баки под зеленым навесом.

– Хм. Мусор, – многозначительно произнес Крячко.

– Ну да. Мусор, – подтвердил Вернер и тут же понял свою оплошность. – Не-не, вы не подумайте, я ничего такого не хотел сказать.

– Проедем чуть дальше. – Гуров заметил впереди свободный «карман» и направил «Форд» туда.

Вернер с трудом выбрался из машины.

– Давайте уж, – Крячко подхватил его сумку. – А то еще навернетесь… Придется возвращаться в больничку.

– Не дай бог. Мы можем поговорить и на улице, – предложил Вернер.

– А чего так? – поинтересовался Гуров. – На улице холодно. Передумали звать нас к себе домой?

– Да нет, просто покурить хотел.

– Ну давайте покурим, – легко согласился Гуров.

Курить при порывистом ветре было и неудобно, и холодно. Вернер изо всех сил делал вид, что ему ничто не мешает. Ни с того ни с сего принялся рассказывать, что раньше на месте детской площадки, на которую открывался обзор, стояла избушка. Да-да, самая настоящая бревенчатая изба, в которой жили люди. Потом они куда-то съехали, а в избе устроили прокатный пункт. Но долго он не просуществовал, потому что началась большая стройка. Этот микрорайон еще тридцать лет назад выглядел по-другому, здесь повсюду цвела сирень, глаз радовали ухоженные дворики с клумбами, а на майские праздники даже устраивались шашлыки. Вернер не умолкал, вспоминая все новые и новые подробности, потом перескочил на раненую ногу, затем вообще уплыл в сторону ипотечного кредита. Его план был прост: Вернер тянул время и искал повод избавиться от сыщиков, наивно полагая, что они устанут слушать его болтовню и уедут по делам, а встречу перенесут. Неизвестно, на что он надеялся, поскольку Гуров, узнав, что Вернеру известны подробности гибели Саши Мальцева, ни в коем случае его бы не отпустил.

– Далеко вам до дома? – участливо поинтересовался Крячко.

– Нет. Рядом, – Вернер посмотрел на соседнюю многоэтажку.

– Этот район я неплохо знаю, и вы только что рассказали много интересного, – сказал Гуров. – Но вы же понимаете, что наше общение происходит не совсем так, как нам бы того хотелось?

Вернер бросил окурок на асфальт.

– Наверное, нам нужно все-таки поехать на Петровку. – Гуров вынул из кармана ключи от машины.

– Можно, – согласился Стас. – Там и дело пойдет быстрее.

Вернер застыл на месте, напряженно всматриваясь во что-то за спиной Гурова. Тот сразу же обернулся и не увидел ничего, что привлекло бы его внимание. Пожилая женщина с девочкой лет шести переходили дорогу на зеленый свет. Девушка в красной куртке выгуливала у дверей «Пятерочки» маленькую рыжую собачку. На светофоре стояла синяя «Мазда», за рулем которой сидела женщина. Она смотрела в сторону сыщиков, но ее лицо оставалось в тени.

– Ну если вас не пугает ремонт, то зайдем ко мне, – вдруг заторопился Вернер.

Гуров сосредоточил все внимание на синей «Мазде». Бабушка и внучка благополучно перешли на другую сторону дороги. Загорелся красный свет, и «Мазда» медленно покатилась вперед. Так, не набирая скорости, и скрылась из виду.

– Минуту, – попросил Гуров. – Стас, я совсем забыл, у нас ведь еще дела.

– Блин, точно, – вспомнил Стас. – С этими разъездами все из головы вылетело. Едем?

– Не едем, а летим, – распорядился Гуров и повернулся к Вернеру. – Ну что ж, на сегодня, пожалуй, все. Надо же, вас торопили, а сами опаздываем. Как у вас завтра со временем? Если подтянемся к полудню, сможем пообщаться?

– Ну да, – поспешно согласился Вернер. – Ровно в двенадцать дня?

– Да. Хотелось бы застать вас дома, – многозначительно произнес Гуров.

Крячко пошел к машине. Гуров пожал руку Вернеру.

– До свидания, – попрощался он и пошел вслед за Стасом, но, пока не ушел далеко, успел поднести телефон к уху и сказать несуществующему собеседнику, что они скоро будут.

– Ох, топорно сработано, – с досадой произнес Гуров. – Он же все понял. Сначала до него докопались менты, привезли на своем горбу домой – наши намерения были ясны с самого начала. Тем более что Вернер уже проговорился. И вот тебе на, появляются срочные дела.

– Ну что ж поделать? И такое бывает. Забыли, а потом вспомнили. Память не резиновая, все мы стареем, – ударился в философию Крячко. – Пусть думает что угодно. Главное, не упустить момент.

Гурову пришлось соображать очень быстро, но он смог выбрать локацию для наблюдения за Вернером, в которой можно было оставаться незамеченным. Сделать все нужно было так, чтобы не напороться на синюю «Мазду»: в том, что она держалась где-то поблизости, сомнений не было. Получилось спрятать «Форд» за «Перекрестком», который располагался через дорогу от дома Вернера. Дополнительной маскировкой послужили сложенные друг на друга деревянные паллеты, которые Стас Крячко приметил чуть раньше.

Операция заняла пару минут. Вернер за это время никуда не исчез. Он стоял на том же месте, разговаривая с кем-то по телефону.

Гуров хорошо запомнил машину Онегиных. Еще во время недавней поездки на базу отдыха он обратил внимание на правое крыло их «Мазды», где отчетливо виднелись царапины и небольшая, но глубокая вмятина. Инна объяснила это давней аварией, посетовав на собственную неосторожность, и добавила, что просто не успевает заняться ремонтом. Именно такое повреждение на правом крыле синей «Мазды», остановившейся на светофоре, бросилось в глаза Гурову. Получается, Инна Онегина и Игорь Вернер были знакомы? Как еще объяснить его волнение при виде этой машины?

Время шло, а ничего не происходило. Синяя «Мазда» как в воду канула. Однако и Вернер не торопился домой.

– Уверен, что он сейчас разговаривает с ней, – сказал Крячко. – Если, конечно, ты не ошибся с машиной.

– Это была Инна, и она ехала за Вернером в больницу, – сказал Гуров. – Видимо, он сообщил ей, что собирается выписываться, но не уточнил, в котором часу его забирать. Предупредить ее о появлении полиции, он не мог, так как мы все время были рядом.

– Или же Инна все-таки приехала за ним, но увидела, что он не один. А потом следовала за нами от самой больницы и следила за обстановкой. А после, когда мы вышли покурить, кружила рядом, чтобы наблюдать за развитием событий. Вернер узнал ее машину и сразу засуетился.

– Девушке совсем не хочется с нами встречаться.

– Я не против с ней увидеться. Вот и она.

Из-за угла дома, в котором жил Вернер, показалась Инна. Банкир увидел ее не сразу, так как старался глядеть во все стороны сразу. Заметив Инну, Вернер заметно оживился. Попытался взять с лавочки сумку, но не смог из-за костылей. Инна приближалась к нему быстрым шагом. Пересекая детскую площадку, даже не попыталась обойти песочницу, а просто прошлась по ней. Подойдя к Вернеру, она обняла его, но тут же отстранилась, подхватила сумку и оглянулась.

– Надо бы им помочь, – предложил Гуров.

– Хорошая идея, – одобрил Крячко.

Сыщики вышли из машины, обогнули стопку паллет и подошли к пешеходному переходу. Инна и Вернер их не заметили, поскольку уже двигались в сторону дома Вернера. Он шел, опираясь на костыли, а она несла его сумку, отведя свободную руку за спину мужчины, чтобы в случае необходимости поддержать его.

Не дожидаясь зеленого сигнала светофора, Гуров и Крячко перебежали на другую сторону. В этот момент Инна обернулась, увидела их и остановилась.

– Неловко получилось, – пробормотал Крячко. – Зато погреемся.

– Не думал, что мы снова встретимся, – признался Гуров. – Здравствуйте, Инна.

– Привет, – натянуто улыбнулась она и взглянула на Вернера, который выглядел совсем растерянным.

– Вы же по делам уехали, – напомнил Вернер. – Прям побежали.

– С делами уже разобрались, – ответил ему Гуров. – Помнится, вы приглашали нас в гости?

– Да, но…

– Пойдем, Игорь, – Инна решительно сделала шаг вперед. – Пойдем. Тебе нужно отдохнуть. Хватит уже бегать.

Вернер не обманул насчет ремонта. В прихожей разместился натуральный склад из всевозможных сумок, пакетов и картонных коробок, наваленных друг на друга. Из-за отсутствия свободного места в квартиру заходили по одному. Инна зашла первой, расчистила остальным путь и помогла разуться бедному Игорю Вернеру. Гуров и Крячко проследовали за ними в комнату, в которой царил относительный порядок, если не брать в расчет чемодан с откинутой крышкой. Он стоял возле дивана, и в нем можно было увидеть лишь несколько аккуратно сложенных футболок.

– Собираетесь в отпуск? – спросил Гуров.

– Я не работаю сейчас, – напомнил Вернер. – Но да, хотел съездить на недельку куда-нибудь к морю.

– Поэтому начали заранее собираться? Еще до операции?

– Хотел достичь нужного настроя.

– Понятно.

Инна помогла Вернеру сесть на диван и убрала костыли.

– Тебе что-то нужно?

– Ничего.

Инна повернулась к сыщикам.

– Могу предложить чаю, – сказала она. – Кофе у нас нет.

«У нас».

– Оставь это, Инна, – попросил Вернер. – Им не кофе нужен.

Отдать должное Инне, она сохраняла выдержку на все сто процентов. Не проявила нервозности, не стала суетиться. Инна опустилась на диван рядом с Вернером и села вполоборота к нему.

– И давно вы вместе? – спросил Гуров.

– Два года, – ответила Инна.

– Мы познакомились в банке, она кредит брала, – пояснил Вернер. – Я его и оформлял.

– А деньги вкладывали в бизнес, – продолжила Инна. – База отдыха требовала огромных вложений.

– До этого лета я никогда там не был, – сказал Вернер. – Не получалось. Когда я работал в банке, то старался не уходить в отпуск. Мог взять день или два за свой счет, а так-то пахал до посинения.

– Копил на наше будущее, – тихо сказала Инна. – Мы хотели купить землю рядом с «Онегино», чтобы построить там дом и переехать из Москвы.

Она замолчала. Вернер тяжело вздохнул.

– Что произошло той ночью? Вы что-то говорили о том, что преступников было двое. И дали понять, что вы совсем не тот, кто нам нужен. Что имелось в виду?

Инна вскинула голову, открыла рот, чтобы что-то сказать, но осеклась. Вернер же даже не шевельнулся.

– Я говорил о своих друзьях. О бывших друзьях. Вячеслав Панков и Павел Мансуридзе. Они там были. Да, я знал обо всем с самого начала. Сначала догадывался, а потом спросил прямо.

– Подождите, подождите, – перебил его Гуров. – Давайте по порядку.

– Накануне погуляли, выпили. Вы и сами там были, все это видели. И караоке, и танцы, и все остальное.

– А потом вы с друзьями отправились на пляж, прихватив с собой спиртное, – напомнил Крячко. – Ну а после?

– А после он был со мной, – сказала Инна. – Игорь пришел ко мне и оставался у меня до рассвета. Его с ними не было.

– Ты… помолчи, – попросил Вернер. – Твое дело сторона.

– Да почему же, Игорь?

– Потому что я так сказал.

И снова она сдержала эмоции. Не заплакала, не повысила голос. Ничем не выдала свои переживания. Гуров невольно зауважал Инну. Обычно женщины не так хорошо справляются с чувствами. Видел, как дамы набрасывались на кавалеров с кулаками. Но эта совсем другая. Сидит рядом со своим мужиком и слушается.

– Вернулся я действительно рано утром. Примерно в шесть утра. Сразу же пошел к себе, но по пути увидел, что дверь в Пашкину комнату приоткрыта. Смотрю, а он сидит на кровати. Спиной к двери сидит, сгорбился весь. Сразу понятно, что с человеком что-то не то. Я зашел, спросил… Он и сказал, что Славка подрался с тем пацаном. Я не понял, о чем он. Пашка напомнил про ссору в ресторане.

– Это когда ваш друг Слава оскорблял людей среди бела дня? – спросил Гуров.

– Не припомню, чтобы вы там были, – холодно ответил ему Вернер.

– Нашлись и другие свидетели.

– Было бы странно, если бы их не было вообще, – горько усмехнулся Вернер. – Славка болен, ему лечиться нужно. Пока трезвый, то можно общаться, но если выпьет, то начинает вести себя как животное. Так вот, о той ночи. Говорю вам, меня там не было. Все, о чем знаю, со слов Пашки, а я ему верю. Он рассказал, что сидели они на пляже долго. Ночи-то короткие, уже светать стало. Решили, что пора возвращаться, чтобы поспать хоть пару часов перед дорогой. Уже практически подошли к нашему дому, когда Славка заметил на берегу того парня. Пашка сказал, что остановить его было невозможно. Глаза кровью налились, грудь вперед… Славка ведь мастер спорта по кикбоксингу. Несмотря на внешность, он силен как бык. Не удержишь, если сам не захочет остановиться. Вот он и пошел вперед. Пашка пытался его уговорить, они вместе подошли к берегу. А парень сидит, рисует. Он их не видел, потому что сидел к ним спиной, но вроде бы понял, что позади кто-то есть, потому что спросил: «Ты что-то еще забыл?» Но оборачиваться не стал. Короче, вел себя точно так же, как и тогда, на веранде, когда к нему Славка полез. А Славка, услышав вопрос, сразу на пацана пошел. Буквально набросился.

– Он ударил Мальцева первым?

– Сразу же. Есть у Славки такая мерзкая манера: он после первого удара противнику сразу рот ладонью зажимает, чтобы тот не мог позвать на помощь. Парень, конечно, попытался отбиться, но куда ему, блин… Славка сразу его поволок в воду. Пашка кинулся разнимать, но получил ногой в живот, и остался на берегу. Можете представить сумасшедшего пьяного человека, который плохо владеет собой? Вот таким и был Славка. Он попросту утопил мальчишку. Там еще что-то с уровнем дна было, меня об этом Егор Онегин предупреждал. Дно в том месте резко обрывается. Но вышло так, что Славке повезло остаться на ровной поверхности, а парень в какой-то момент потерял опору. Славка просто держал его под водой, пока он не захлебнулся, а потом вытащил на берег и там бросил. Прям вот так выдернул из воды и поволок к берегу. – Вернер выставил вперед кулаки и посмотрел на них с ужасом, словно видел перед собой привидение. – Пашка сказал, что все произошло очень быстро. Будь кто-то неподалеку, он бы услышал только плеск воды, да и то не обратил бы на это внимания.

Дальше было хуже. Славка куда-то ушел, а Пашка пришел в наш дом. Поднялся к себе. Я вернулся и зашел к нему, а он все и выложил. Говорит, после того как Славка засадил ему ногой в живот, его вырвало. Правда, не на улице, а уже здесь, в доме.

В общем, посидели мы с ним, и я решил обо всем рассказать Инне. Но не успел. Во-первых, заявился Славка. Позвал нас вниз, на кухню. Сказал, что надо валить. Пашка… Не пойму, что с ним тогда произошло. Он всегда был самым спокойным из нас, самым рассудительным. Настоящий мужик, начальник отдела. Подчиненные его уважали, весь такой… Была в нем какая-то внутренняя сила, надежность. Но в тот момент его будто подменили. Я потом представил, что ему пришлось пережить. Он пытался предотвратить ту драку, пытался спасти пацана, но его друг – наш друг! – просто врезал ему и заставил замолчать. Пашка боялся. Он просто боялся. Поэтому согласился, что нужно срочно бежать. Я тогда понял, что если я скажу про Инну, то могу остаться на той кухне навсегда.

– Побоялись реакции Славы? – попробовал угадать Крячко.

– Я же только что рассказал. Вы не понимаете.

Лицо Вернера исказила кривая улыбка, глаза расширились. По всему было видно, что он не лгал, говоря о том, на что был способен человек, которого он считал своим другом.

– Славка вернулся совершенно трезвым. Видать, снизошло озарение, и он понял, что убил человека. Сидит за столом в мокрой одежде, кулаки свои сжал и на стол положил, чтобы мы их видели. Я себя никогда не считал трусом. Казалось, что в любой критической ситуации смогу взять себя в руки. Но это в теории. А тогда смотрел на Пашку и Славку и понимал, что мне тупо страшно. До мурашек. Не Павла я боялся, а Славку. Значит, все-таки струсил.

– Ты не трус, – возразила Инна. – И не смей так о себе говорить.

– Да прекрати ты, бога ради! – воскликнул Вернер.

– Потише, товарищи, – миролюбиво сказал Крячко. – А то мы до утра не закончим.

– Что было дальше? – спросил Гуров у Вернера. – Вы так и сидели на кухне, пока не прибыла полиция?

– Разбрелись по комнатам. Спать я уже не мог. Что-то нужно было делать. Не помню, сколько времени прошло, но потом неожиданно уснул. Проснулся поздно, часов в одиннадцать, и сразу как мешком огрели: сон это был или нет? Спустился вниз, там Пашка. Сказал, что нужно вести себя спокойно и уезжать поскорее. Славка уже был в ресторане. Я сказал, что не пойду туда, но Пашка намекнул на то, что лучше не светиться. Потому что убивали не мы с ним. Я решил, что если мы пойдем в ресторан, то я увижу там Инну, а дальше уже что-то придумаю. Все вышло из-под контроля, я это понимал. Мы с самого начала свернули не туда. Нужно было сразу же вызвать полицию, но я медлил.

– Не уложилось в голове, что ваш друг убил человека? – предположил Гуров.

– Признайтесь, вы бы тоже в такое не поверили, – ответил на это Вернер.

– Значит, вы с Павлом Мансуридзе присоединились к Панкову в ресторане?

– Да. Инны поблизости не оказалось, и я уже был рад этому. Потому что не знал, как ей все преподнести. В общем, сидели мы там, завтракали. И тут эти дети – ищут своего друга. И к нам такие: не видели Сашу? Им Славка ответил, что никого мы не видели, что мы торопимся… Пронес им пургу. Две девчонки и с ними парень еще – вот он девушек за стол усадил, а сам куда-то смылся. Мне бы тогда догадаться, почему он ушел, но и в голову не пришло. А потом крик. Ну и все. Кто-то подошел к камышам и увидел.

Дальнейшие события помню четко и ясно: все время ждал, что вот-вот закуют в наручники. Ведь осознавал, что не виноват, но было такое ощущение, будто и я замешан. Причем напрямую, просто не понял еще, как это вышло.

Приехала полиция. Всех допрашивали, и меня тоже. Дал лживые показания. Сказал, что ночь провел в своей комнате, проснулся поздно, ничего не слышал, никого не видел. Наполовину это правда, ну а что касается Инны, то я не хотел вообще упоминать ее имя. Она там хозяйка, и незачем кому-то знать, с кем она в отношениях.

Инне я все рассказал, когда вернулся в Москву. Запретил болтать об этом, попросил ничего не говорить Егору. Она уговаривала меня пойти в полицию и сдать Славку. Боялась, что ему придет в голову избавиться от меня и Пашки, потому что только мы знаем о том, что он сделал. Он же больной, он бешеный. Но я никуда не пошел.

– Чего же вы испугались на этот раз?

Вернер повернулся к Инне.

– Принеси водички, а? – попросил он будничным голосом.

Инна послушно встала и вышла из комнаты.

– Не надо ей было это слышать, – быстро заговорил Вернер. – Поехали на Петровку, я там все в деталях расскажу и подпишу все, что нужно. Я не пошел в полицию не потому, что струсил, а потому что узнал, что причиной смерти парня признали суицид. О результатах следствия узнал из интернета. Воспринял это как знак свыше, как второй шанс.

– Шанс? О каком шансе ты говоришь, Игорь?

Инна стояла на пороге комнаты со стаканом воды в руке. Она слышала все, о чем говорил Вернер.

– Ты просто не захотел вмешиваться. А убийца до сих пор на свободе.

Даже сейчас она выглядела абсолютно спокойной. Лишь немного покраснели щеки и заблестели глаза.

– Где сейчас ваши приятели? – спросил Гуров у Вернера.

– Не знаю. Из банка я уволился. С Пашкой иногда перезванивались, но общаться нам было сложно. Мы с ним уже давно не виделись, не знаю, где он. А со Славкой я все отношения прервал. Не могу я с ним.

– А он искал с вами встречи?

– Искал, – отвел взгляд Вернер. – Пересекались на работе. То звал куда-то выпить, то приглашал на дачу к своей знакомой. Мои отказы воспринимал спокойно. Потом он пропал, а позже я узнал, что он уволился. Некоторое время я опасался его увидеть. Да хотя бы рядом с домом. Но он так больше и не появился. У меня сохранились все адреса, где мы вместе когда-то бывали. Если нужно, то я могу их дать.

– Нужно, Игорь, – тихо сказала Инна. – Очень нужно. Давно надо было это сделать.

– Надо оформить ваши показания, – сказал Гуров. – Собирайтесь. Если по дороге вспомните что-то еще, то сразу сообщайте.

– Его привлекут, да?

Инна в упор посмотрела на Гурова.

– Об этом спросите у прокурора, – ответил Гуров. – Ваш знакомый знал о преступлении, но не заявил об этом в полицию. Думаю, выводы сделаете сами.

Вернер промолчал. Инна вернулась к нему, села рядом. Она все так же держала в руке стакан воды, которая оказалась никому не нужна.

Гуров положил перед генерал-майором Орловым папку, накрыл ее ладонью и постоял так некоторое время.

– Значит, убийство, – тихо произнес Орлов. – Давайте, рассказывайте.

– Вернер дал показания против Вячеслава Панкова. Нам удалось связаться с Павлом Мансуридзе, он же главный свидетель преступления. Его показания совпадают с показаниями Вернера. Но дал он их пока только по телефону. Сам Мансуридзе сейчас не в России, уехал к родным в другую страну, но клятвенно обещал вернуться и ответить по закону за то, что умолчал о совершенном преступлении. А вот с Панковым все немного сложнее. После возвращения в Москву с базы отдыха он исчез. Уволился из банка, причем одним днем, без отработки. Телефон отключил, по адресу проживания его тоже нет. Будем искать, но пока что зацепок очень мало. Его уже три месяца не видели ни знакомые, ни соседи. Сдал квартиру малознакомым людям и ударился в бега. Найдем, никуда не денется. Есть предположения, что может скрываться в дачном кооперативе, где есть дом у его знакомой. Дама интересная, любительница красиво покутить. В прошлом была судима за кражу. Панков, кстати, в детстве состоял на учете в детской комнате милиции. Так что нам есть куда копать.

Крячко лениво полистал папку, которую принес с собой.

– Когда Мальцев услышал позади шаги, то подумал, что вернулся его брат, – предположил он. – Поэтому он и спросил: «Ты что-то еще забыл?» Не думал, что кто-то другой будет бродить так рано по берегу. А после просто не успел позвать на помощь.

– Я понял, – сказал Орлов. – Но вы мне вот что скажите. Мансуридзе и Панков всю ночь выпивают на пляже. Неужели они не заметили Максима Волкова? Он же должен был пройти мимо них. Два раза, между прочим. В обе стороны.

– Это мы уже проверили, – заговорил Крячко. – Брат Мальцева попал на территорию через старую калитку, о которой все уже забыли. И дальше шел не мимо пляжа, а позади домов. Там везде тропинки, гуляй не хочу.

– Это он сам сказал?

– Пришлось уточнять дополнительно. Но да, он подтвердил, что шел к домику Мальцева, скажем так, «с изнанки». Там действительно можно пройти, путь совершенно свободен. Если зайти на территорию через калитку, то по прямой можно попасть сразу к цели. Таким образом, Панков с Мансуридзе и Максим никак не могли видеть друг друга. Кстати, небольшая, но очень важная деталь: если бы Максим задержался возле Мальцева на десять минут подольше, то, вероятно, его младший брат был бы жив.

– Все по минутам расписали? Молодцы, – похвалил Орлов.

– Это было уже легко. – Гуров покосился в сторону Стаса. – Крячко у нас обаятельный. С ним охотно делятся сведениями о своем образе жизни, о режиме дня, о том, во сколько проснулись, во сколько пришли в ресторан… А уж если он с ними когда-то отдыхал в одном месте, то вообще все и сразу ему выкладывают.

– Тогда возвращаем дело в прокуратуру? – спросил Стас. – Пусть сами и ищут Панкова. Мы им все на блюдечке, как обычно. Могут и сами пошевелиться, наверное.

– Решим вопрос. Пока свободны.

Генерал-майор Петр Николаевич Орлов отодвинул документы в сторону. Гуров и Крячко пошли к выходу.

– Совсем забыл, – спохватился Орлов. – Подопечный твой, Лев Иванович…

Гуров непонимающе посмотрел на Орлова.

– Ну тот, который маньяка из-за собаки зарезал. Ну, который письма тебе пишет.

– Я и забыл уже, – смутился Гуров. – А что такое?

– Убил сокамерника и повесился.

– Ох, блин, – вырвалось у Стаса. – Печально.

– Это точно? – нахмурился Гуров.

– В том-то все и дело, что там слишком много неточностей, – сказал Орлов. – Не хочешь разобраться во всем на месте?

Гуров оглянулся на Стаса.

– Нет, – твердо сказал он. – Извини, Петр Николаевич, но это не моя территория. И не мои полномочия. Жаль, конечно, но…

– Идите, – махнул рукой на дверь Орлов. – Не их полномочия. Надо же.

Ждать пришлось недолго. Через пять минут после звонка Максим уже вышел в холл и, заметив Гурова, тут же направился к нему.

– Вы чудом застали меня во время паузы, – сказал он.

– У меня тоже мало времени. Это вам.

Гуров протянул Максиму небольшой пакет. Максим медленно протянул к нему руку.

– Где вы его нашли?

– Ремень, который вы подарили брату, все это время был у его девушки. Соня подобрала его, решив, что это вещь Саши. Позже, разбирая вещи, наткнулась на него и сразу же сообщила нам. Она и сама не помнит, как и когда он оказался в его рюкзаке. Объяснила это своим психологическим состоянием в тот день.

– Она же раньше не видела этот ремень у брата, – возразил Максим. – Неужели запросто взяла чужую вещь?

– Она находилась в состоянии аффекта, – напомнил Гуров. – Даже не помнит, как ремень оказался в Сашиных вещах. Во время стресса многое забывается.

– Это да, но…

– В любом случае ремень вернулся к вам.

– А Сашкин телефон вы нашли?

– Мобильный телефон вашего брата Панков выбросил в карьер. Найти его не представляется возможным.

– Это тоже был мой подарок, – тихо сказал Максим. – А Сашка даже геолокацию не подключил, придурок…

Максим помял в руках пакет.

– А я не должен за это как-то расписаться или… Не знаю, как у вас это делается?

– Не должны. Просто заберите.

На этом моменте Гуров рассчитывал поставить точку. Но Максим не спешил уходить, и Гуров понимал, в чем тут дело.

– Максим, я хотел сказать, что Панкова задержали два дня назад, – сказал он. – Он предстанет перед судом и понесет суровое наказание. Не мучайте себя. Преступник пойман. Ваша мама в порядке?

– Мать? Она в порядке, да, – пробормотал Максим. – Работает вместо отца.

Эта новость удивила Гурова.

– А куда же подевалась Елена Васильевна Бронник? Кажется, она занимала эту должность?

– Ленка здесь больше не работает.

Гурову показалось, что он ослышался. Ленка?..

– Мать заподозрила, что они с отцом… – Максим старался тщательно выбирать слова. – Там все сложно, целая история с завещанием. Отчим, как оказалось, был тем еще дерьмом. Для всех он был благодетелем, обожавшим детишек, а на самом деле вел двойную жизнь.

– А кто сейчас живет без маски? – резонно заметил Гуров. – Я никого не оправдываю. Но масок у каждого очень много.

– И у вас?

Максим желал подловить Гурова, но делал это не со зла. В нем говорили обида на отца и чувство вины. Его семья, казавшаяся более-менее благополучной и крепкой, оказалась фикцией, сплошным обманом. Если добавить к этому недоразумению смерть двух близких людей, то его можно было понять.

– Мои маски подходят только мне, – ответил Гуров. – И каждая из них очень похожа на оригинал. Все мы притворяемся, Максим. Иначе не выжить, не так ли?

– Выжить, говорите? Некоторые ой как в этом преуспели. Ленка мутила с отчимом под самым носом у матери, – понизил голос Максим. – Рожала от него детей, получала от нас подарки на праздники, а когда отчима не стало, то спокойно заняла его кресло. Он и ей оставил завещание, представляете? Ей и ее детям. Завещал дело всей своей жизни. Ага, она получила телекомпанию «Манго». Как вам такой поворот? Да, баба она красивая. Но ведь должны же быть какие-то границы?

Все, о чем он рассказывал, Гуров знал не понаслышке, а из первых уст, но считал, что Максим не должен об этом знать.

– Ну теперь-то хоть все наладилось? – примирительно спросил Гуров.

– В общем, теперь компанию возглавляет мама, – уже спокойнее ответил Максим. – Бронник отказалась от наследства в ее пользу. Не беспокойтесь, Ленку никто не прессовал, мы ей не угрожали – она сама так решила. Это единственный ее правильный поступок. Семейный бизнес должен оставаться в семье, а не быть игрушкой в чужих руках.

Гурову было нечего добавить.

– Передавайте привет вашей маме. Удачи вам, Максим.

– Еще раз спасибо. – Максим приподнял пакет. – Извините, я должен бежать. У меня прямой эфир.

– Не буду задерживать.

Гуров выехал со стоянки. Ему предстояло заскочить на Петровку, потому что у Орлова появились вопросы относительно расследования убийства Мальцева. К чему он мог придраться, Гуров не имел ни малейшего понятия, но если уж он неплохо умел служить закону и защищать его, то доказать свою правоту сможет без проблем. Интересно, Стаса он тоже вызвал?

Словно прочитав его мысли, на связь вышел Стас. Гуров как раз остановился на красном сигнале светофора и мог ответить на звонок.

– Ты где? – нетерпеливо спросил он.

– Уже еду. Буду минут через…

Навигатор тут же услужливо сообщил о двух автомобильных пробках.

– Через двадцать минут, где-то так, – сказал Гуров.

– Готовься. На даче у знакомой Панкова, где его и взяли, обнаружили человеческие останки. А еще прокуратура нам опять подбросила подарок. Угадай, что на этот раз?

Загорелся зеленый. «Форд» Гурова медленно тронулся с места.

– Удиви меня.

– Матушка убитого Саши Мальцева требует возобновить расследование обстоятельств гибели своего первого мужа, – объявил Стас.

Гуров опешил.

– Он же в 90-х погиб в аварии. Какие ей еще нужны обстоятельства?

– Ну, он же в ОПГ трудился. А дважды вдова уверена, что аварию подстроили враги. Утверждает, что нашла неопровержимые доказательства.

– Да еду я.

– Давай, я уже на месте, – закончил Стас и отключился.

Гуров вздохнул. Минуту назад у него было приподнятое настроение. Скоро Новый год, в конце концов. Наивный. Он-то решил, что в этом деле поставлена точка. Оказалось, что многоточие.

– М-да, – прошептал Гуров и вдавил педаль газа в пол.

– Может, мы все-таки на такси доедем? Посмотри, какой ливень шпарит. А еще и ветер шквальный. Ну как ты потом домой добираться ночью будешь?

Наталья Крячко с сочувствием посмотрела на Гурова.

– Ничего, Наташенька, мне не впервой по такой погоде ночью кататься. А вдруг ваш рейс на сутки отменят и обратно нужно будет возвращаться? Нет уж, я вас отвезу, дождусь, когда вы в самолет сядете, и тогда уж спокойно поеду обратно. – Гуров был неумолим в решении отвезти Станислава с женой в Шереметьево.

Три дня назад Лев Иванович проводил свою жену Марию. Ее театр отправился на гастроли по сибирским городам. И вот теперь Гуров провожал Крячко. Станиславу выпал счастливый билет провести отпуск в середине сентября, и они с Натальей решили отправиться на южный берег Турции. Вернее, решила все за них двоих Наталья, а Станислав, хотя и сопротивлялся этому решению, но недолго, и в конце концов сдался, что называется, без боя. Супруги у обоих сыщиков были тверды как кремень в своих намерениях (во всяком случае, когда это касалось совместного с мужьями отдыха), и спорить с ними было себе дороже. Гурову и Крячко проще вычислить и поймать подозреваемого в преступлении, чем уговорить жен пойти на уступки и провести отпуск там, где хочется мужьям, а не им.

Самому Гурову отпуск в этом году выпал на конец декабря. А это означало, что поехать в какой-нибудь санаторий или лыжный курорт им с женой в этот месяц никак не получится – у Марии декабрь всегда считался самым загруженным на работе месяцем. Плотный график спектаклей не позволял брать актерам в эти предпраздничные дни ни одной недели отпуска, даже если хочешь взять его за свой счет. Поэтому Льву Ивановичу оставалось только по-доброму завидовать напарнику, а самому настраиваться на кабинетную работу, которую он, как всякий уважающий себя оперативник, терпеть не мог. А всяких отчетов за последнее время у Гурова накопилась такая уйма, что даже непосредственный начальник и друг Петр Николаевич Орлов косо посматривал в его сторону.

Обычно Лев Иванович, человек ответственный и щепетильный до кончиков ногтей, никогда не позволял себе задерживаться с отчетностью, но в последнее время оперативной работы навалилось столько, что приходилось целыми днями мотаться не только по Москве, но и по другим городам и весям страны. Какая уж тут писанина? Это раньше можно было чуть ли не на коленке нацарапать отчет или рапорт и спокойно положить его в папочку с делом или сдать следователю, а теперь времена изменились, и вся документация должна была быть отпечатана на компьютере и храниться не только в бумагах, но и в электронных файлах. Конечно, ни на Гурова, ни на других оперативников из Главного министерства внутренних дел никто из вышестоящего начальства сильно не давил в плане бумажной отчетности. Но из следкома частенько требовали разные документы по уже завершенным делам, а эти бумажки не всегда были вовремя написаны. У Гурова и Крячко часто просто не находилось времени для бумажек. Им важнее было раскрыть преступление по горячим следам и поймать подозреваемого в преступлении, а не отчеты писать. Но сверху давили и требовали, так что вольно или невольно, но приходилось садиться за стол и описывать все, что было наработано на практике.

Вот и теперь, когда Крячко с супругой будут нежиться на турецком солнышке, Льву Ивановичу предстояла нудная процедура бумажной отчетности сразу по нескольким закрытым делам и по двум еще не закрытым, но находящимся в производстве. А для этого нужно было все эти дела заново просмотреть и выяснить, чего именно в них не хватает. Гуров понимал, что если он не сдаст хотя бы одной нужной для следователя бумаги, то дело может застопориться и в суд передано не будет, а значит, защита может воспользоваться заминкой в свою пользу.

– Что ж, раз ты настроен так решительно, тогда берите чемоданы и грузите их в машину, – скомандовала Наталья. – А я еще раз проверю, все ли отключила, закрою двери и спущусь.

Крячко, непривычно молчаливый и хмурый, взялся за ручку самого большого чемодана и покатил его к выходу. Гурову достался чемодан поменьше.

– Ты чего это такой? – не вытерпел молчания друга Лев Иванович.

– Какой – такой? – буркнул Станислав.

– Молчаливый и недовольный, – усмехнулся Гуров. – Радоваться надо – отдыхать едешь на теплое море и золотой песок, а ты словно байбак надулся.

– А ты чего обзываешься-то? – косо глянул на него Крячко, нажимая кнопку лифта. – Кто такой байбак?

– Ну вот. После стольких лет нашей с тобой дружбы я выясняю, что биологию ты в школе прокурил, – улыбнулся Лев Иванович. – Байбак – это степной сурок из семейства беличьих. У него всегда серьезное выражение на морде и надутые щеки, словно он недоволен всей своей суровой степной жизнью.

– Потому и сурок, что жизнь у него суровая, – грустно вздохнув, ответил Крячко и шагнул в лифтовую кабинку.

Гуров задумался. Не о сурке, конечно же, а о том, почему Крячко не в настроении. «Может, он с Натальей поругался? Но по ней этого не видно, – размышлял Лев Иванович. – Тогда почему?» Так и не найдя решения загадки, он тоже шагнул в лифт и втянул за собой чемодан.

– Не хочу я ни на какое море, – неожиданно прервал молчание Крячко. – Что я там буду на этом море делать? Валяться как тюлень и целыми днями пялиться на воду и песок? Не по мне такой отдых, ты же знаешь. Наталья меня полгода уговаривала поехать. Вот я и уступил. Замучила уже.

– А ты дайвингом займись, – посоветовал другу Лев Иванович. – Говорят, там вода такая чистая и прозрачная, что фотографии разных рыб, кораллов, черепах и развалин древних городов получаются просто потрясные. Будет потом чем перед коллегами похвастать. Все обзавидуются.

– Думаешь? – Крячко оживился и, накинув капюшон на голову, вышел из подъезда.

Дождь стоял сплошной стеной, которая иногда под порывами шквального ветра смещалась чуть ли не на шестьдесят градусов. На асфальте были уже не просто лужи, а сплошной поток воды, текущей, как горная река – с перекатами через бордюры и уходящей куда-то в темноту двора.

– Налево поверни. – Гуров нажал на брелоке кнопку снятия с сигнализации. Его авто моргнуло фарами. – Видишь, где стоит? Давай скоренько, а то все вымокнем.

Они быстрым шагом, не обращая внимания на сразу же промокшие от воды ботинки, подошли к машине и, закинув чемоданы в багажник, быстро сели в салон.

– Ну, и где она там застряла? – нетерпеливо посматривая на часы, поинтересовался Станислав. – Так ты советуешь понырять с аквалангом? – спросил он и тут же ответил сам себе, почесав висок: – Хорошая идея. Надо попробовать.

– Можете еще тур на два дня в Стамбул взять, или в Египет, или в Иорданию. Чего сидеть-то на одном месте, – посоветовал Лев Иванович.

– Ты так говоришь, словно каждый год по заграницам отдыхать ездишь, – с удивлением посмотрел на него Крячко. Теперь он уже не был так хмур, и на лице его была написана заинтересованность. – И откуда ты все это знаешь?

– А я в интернете пару вечеров посидел и кое-какую информацию почитал об отдыхе в Анталье. Вот думаю – может, тоже туда махнуть на следующий год. Если, конечно, получится, – серьезным тоном ответил Лев Иванович. – А вот и Наталья, – посмотрел он в зеркало заднего вида и моргнул выходящей из подъезда женщине задними фарами авто.

– Все выключила, все документы взяла, ничего не забыли, можно ехать, – быстро проговорила Наталья Крячко, усаживаясь удобнее на заднем сиденье.

– Вот когда женщины говорят, что ничего не забыли, всегда оказывается, что что-то они все равно забудут, – насмешливо отозвался Станислав. – Все, поехали быстрее, – махнул он рукой Льву Ивановичу, – пока она не надумала вернуться и проверить, точно ли она закрыла дверь в квартиру на два замка или просто захлопнула ее.

– Ого, я смотрю, у тебя настроение поднялось, – рассмеялась супруга. – Лева, что ты ему такое сказал, что он теперь бодро смотрит на предстоящий отдых?

– А он что, смотрел на него не бодро? – Гуров прикинулся, что для него такое заявление жены Крячко новость.

– Ой, вот только не говори мне, что ты сегодня вечером не обратил внимания на его постную физиономию, – рассмеялась Наталья, глядя в зеркальце водителя, в котором она увидела смеющиеся глаза Гурова. – Не забывай, что я уже почти тридцать лет как жена оперуполномоченного уголовного розыска, и просто так меня не проведешь.

– Сдаюсь, – рассмеялся в ответ Лев Иванович.

– Лева посоветовал мне поплавать с аквалангом и вообще не сидеть сиднем на пляже, – повернувшись вполоборота к жене, сказал Станислав.

– А, так вот почему ты все время ходил унылый, – с пониманием кивнула Наталья. – Думал, что весь отпуск проведешь под пляжным зонтиком. Ну это я сама виновата. Надо было тебя ознакомить со всеми планами заранее. А я этого делать не стала, хотела тебе сюрприз подготовить.

– Вот, оказывается, что выясняется, – Гуров похлопал Крячко по колену. – Тебе, брат, сюрприз готовили, а ты этого не знал и ходил как байбак суровый.

– Байбак? А кто это? – заинтересовалась Наталья.

Гуров и Крячко, не сговариваясь, ответили ей хором:

– Это степной сурок.

Они переглянулись и рассмеялись.

– Вон как дружно спелись, пока я двери закрывала, – в ответ рассмеялась и Наталья.

Вылет авиарейса из Москвы в Анталью, как и предполагал Гуров, перенесли из-за непогоды на четыре часа утра. Поэтому, сдав багаж, Станислав с Натальей не стали проходить в зал ожидания, а остались с Гуровым в общей зоне. Они поначалу отправляли Льва Ивановича обратно в город, уверяя его, что ему надо выспаться, ведь утром ему нужно быть на работе, но видя, что Гуров не очень охотно поддается на их уговоры, решили вместе посидеть в ресторане. Есть никому не хотелось, поэтому решили просто выпить горячего чаю и поговорить.

Погода понемногу налаживалась, и посадку объявили на час раньше, чем предполагалось.

– Все, мы побежали. Как доберемся до места, обязательно позвоним похвастаться. – Наталья поцеловала Гурова в небритую щеку и ойкнула, уколовшись.

– Да, забыл побриться, – почесал щетину Лев Иванович и, пожав руку Крячко, добавил: – Удачного вам взлета и легкой посадки.

Супруги Крячко быстро ушли, а Лев Иванович нехотя отправился к выходу. Дождь еще накрапывал, но ветер стих, и Гуров, раскрыв зонт, неспешно направился к стоянке автомобилей. Ему не очень-то и хотелось возвращаться в пустую квартиру, и он решил, что поспит немного в машине, прямо тут же, на стоянке аэропорта, а потом поедет в управление.

«Что мне дома одному делать? – устало и уныло думал он. – На работе я хоть как-то отвлекусь, бумажками пошуршу, с ребятами парой слов перекинусь, к Орлову наведаюсь, вдруг дело какое-нибудь новое даст. А позавтракать я могу и в «Шоколаднице» или в «Тануки», когда они откроются».

Включив отопление в машине, Гуров отогрелся, мысли его потекли плавно, лениво, и он сам не заметил, как уснул глубоким сном без сновидений.

Разбудил его телефонный звонок.

Может, кому-то это и покажется странным и удивительным, но Анатолий Васильевич Веселов свою работу водителя мусоровоза любил. Тридцать лет за баранкой – это вам не шутки. Правда, десять лет из этих тридцати он был дальнобойщиком, а пятнадцать – таксистом, но шофер – это профессия разноплановая. Что нельзя сказать о профессиональных болячках: они у всех водителей – хоть у таксистов, хоть у троллейбусников или дальнобойщиков – практически одни и те же. Особо мучили последние годы Анатолия Васильевича боли в спине и пояснице. И особенно невыносимы они были по ночам. Бессонные ночи давали о себе знать днем. К тому же Анатолию Васильевичу приходилось пить сильные анальгетики, а с ними в обычном, дневном режиме, когда на дорогах сплошным потоком идет самый разный транспорт, работать было никак невозможно. Поэтому пришлось пересаживаться с такси на мусоровозку. Когда же Веселов попросил диспетчера поставить его на постоянной основе в график ночных смен, в компании обрадовались. Мало кто из шоферов, особенно молодых, хотели работать по ночам, а вот Анатолию Васильевичу такая работа в ночное время очень даже нравилась.

Вопреки своей фамилии, Веселов не обладал легким и веселым нравом, любил тишину и спокойную классическую музыку, которую включал у себя в кабине. Не любил он и громких пустопорожних разговоров, и глупого смеха, как не любил ругани и скандалов. Поначалу в напарники ему дали двух гастарбайтеров из Таджикистана – шумных и болтливых парней, которые тараторили без умолку на своем языке, работали спустя рукава и совершенно не воспринимали замечаний Веселова. В конце концов Анатолий Васильевич не выдержал и заявил начальству, что работать с этими лентяями больше не будет, и, если хотят, чтобы он и дальше работал в компании, пускай дают ему одного, но спокойного и работящего парня. Такой сразу же нашелся. Тахир был улыбчивым и немногословным узбеком, работы не гнушался и был аккуратен в одежде, не в пример предыдущим работникам. С Тахиром Веселов общий язык нашел сразу и даже подружился, хотя разница в возрасте у них была в двадцать с лишним лет.

Обычно ночная смена Анатолия Васильевича и Тахира начиналась в восемь вечера и в восемь утра заканчивалась. Но это обычно, когда не было никаких происшествий или непредвиденных поломок машины. А такое случалось весьма редко. За четыре года их совместной работы, можно сказать, только дважды и случалось. В первый раз Веселову пришлось съехать с обычного маршрута и подвезти Тахира к роддому – жена родила ему двойню. Тахир тогда растерялся, плакал от радости, как маленький ребенок, и не знал, что ему делать. Та смена закончилась в девять утра, но никто их за опоздание не ругал, а наоборот, все улыбались и поздравляли и Тахира, и Веселова, словно и он, Анатолий Васильевич, был причастен к рождению близнецов. А во второй раз случилась поломка механизма захвата контейнеров, и работать стало просто невозможно – пришлось ехать на базу в три часа ночи и сдавать машину ремонтникам.

Сегодня, по разумению Анатолия Васильевича, смена должна была закончиться безо всяких происшествий. Им оставалось заехать только на один объект – три контейнера рядом с храмом Казанской иконы Божией Матери – и можно ехать на полигон, а потом и на базу.

Подъехав к контейнерам, Веселов с Тахиром вылезли из кабины. Дождь только что закончился, и снаружи было сыро и промозгло. Ночка выдалась не из самых приятных, но выбирать не приходилось. Работать нужно было и в зной, и в снег, и в дождь, и в ураган. И все бы ничего, но в такую сырую погоду боль в спине давала знать о себе острее, чем обычно.

– Погоди, не торопись, – попросил Анатолий Васильевич молодого напарника. – В спину вступило. Давай перекурим малость, а потом загрузимся.

Веселов достал сигарету и, раскурив, с удовольствием затянулся. Тахир отошел чуть в сторону, чтобы не дышать дымом, и стал смотреть на дорогу, на огни города, на светлеющее над городом утреннее небо. Анатолий Васильевич знал, что узбек не курит и не пьет, и уважал Тахира за эти качества. Сам-то он курить начал лет с четырнадцати и оставлять свою дурную привычку под старость лет не собирался. Да и рюмочку-другую на выходных пропустить не брезговал. Напиваться не напивался, понимал, что если втянется, то это будет конец его шоферской деятельности. А без любимой работы Веселов себя не мыслил.

«Хороший парень», – подумал про Тахира Анатолий Васильевич и подошел ближе к воротам храма. Во дворе храма дворник Саня мел мокрые листья и сучья, которые ночью скосило ветром. Увидев Веселова, Саня махнул ему в знак приветствия рукой. Не то чтобы они были хорошо знакомы, но за столько-то лет узнавали друг друга и здоровались. Бывало, даже перекидывались парой-тройкой незначительных слов. Вот и в этот раз Саня крикнул:

– Вот так погодка нынче! Разгулялись ветер да дождь. Работы мне подкинули.

Он рассмеялся. Саня вообще часто смеялся. Иной раз и не к месту. Контуженый он был. Еще в первую чеченскую войну машина, в которой он ехал с боевыми товарищами, на мину напоролась. Все ребята из его отряда погибли, а он был только ранен и контужен. Взрывной волной его вышвырнуло на обочину, и он два дня пролежал в канаве, прикидываясь мертвым, когда чеченцы подходили близко к его яме. А потом его подобрали свои бойцы и отвезли в госпиталь. Он тогда еле выжил, много за два-то дня крови потерять успел. Выжить-то он выжил, но с тех пор часто смеялся жутковатым, нервным, лающим смехом. Родственники хотели Саню в дурку сдать, но он сбежал из дома и на перекладных добрался из сибирского городка Таштагола до Москвы.

Зачем приехал в столицу, он и сам не знал. Лишь бы подальше от таких родственничков. Ходил по городу, побирался, пока отец Владимир, настоятель храма Казанской иконы Божией Матери, в который Саня зашел как-то случайно, не пристроил его к себе сторожем и по совместительству дворником. Так Саня и остался жить при храме в небольшой сторожке на заднем дворе. Об этой горькой жизни Сани Веселову как-то раз поведала Алена – продавщица из церковной лавки.

Анатолий Васильевич потушил о подошву ботинка сигарету и только влез в кабину, как к нему подошел сам отец Владимир и, поздоровавшись, спросил:

– Василич, ты не знаешь, можно ли нам контейнера отсюда убрать? Нехорошо, что они чуть ли не у самого входа в храм стоят. Спроси там у своего начальства. Если надо, я и заявление напишу, и оплачу дополнительно и вообще все, что надо, сделаю. Пускай только скажут, что нужно сделать, чтобы их убрали в другое место.

– Да я и сам уже заметил, – Веселов кивнул в сторону контейнеров, – что у вас за неделю все баки полны, и даже больше, чем полны. Вона какой мешок большой кто-то вам подкинул! Видать, все кому не лень мимо проезжая, сгружаются. Непорядок это, чтобы на тротуаре мусор валялся. Надо контейнера в другое место убирать.

– Беда, – покачал головой отец Владимир. – Вчера вечером этого мешка не было. Я из храма уже часов в девять уходил и не видел, чтобы он лежал. Это за ночь кто-то сгрузил. В контейнер такой мешок точно не влез бы. Видать, строительный мусор скинули.

– Сейчас уберем, – заверил Веселов и крикнул: – Тахир, сам тот мешок поднимешь?

– Попробую.

Невысокий, но коренастый узбек спокойно подошел к мешку и, взявшись за один его конец, попробовал приподнять.

– Тяжелый, – повернулся он к Веселову и отцу Владимиру. – Надо бы вдвоем.

– Эх, не вовремя у меня спина разболелась… – посетовал Анатолий Васильевич и открыл дверь кабины, собираясь вылезти на помощь Тахиру.

– Сидите, я сейчас Саню попрошу, – отец Владимир подошел к калитке и позвал дворника.

Саня подошел и, прислонив метлу к ограде, спросил:

– Помочь? Это мы разом, – и рассмеялся.

Подойдя к мешку, Саня наклонился и, подхватив его снизу, хотел приподнять, но тут же бросил его обратно и испуганно, оторопело отодвинулся.

– Ты чего? Помогай, раз взялся, – Тахир удивленно посмотрел на Саню.

– Там труп, – нервно рассмеялся Саня.

Тахир при таком его ответе тут же отпустил свой конец мешка и испуганно сделал шаг назад.

– Ну, вы чего там? – поинтересовался Веселов.

– Это… Там, говорит, труп, – крикнул в ответ Тахир.

– Какой труп? Что вы несете? – не понял отец Владимир и направился в сторону Сани и Тахира, которые настороженно смотрели на большой черный полиэтиленовый мешок.

– Там тело, – указал на мешок Саня.

– С чего ты взял? – нахмурился отец Владимир и, оглянувшись на подошедшего к ним Веселова, добавил: – Надо бы открыть и посмотреть. Саня глупости говорить не станет. Он в свое время двухсотых в такие мешки и сам укладывал. Так что его слова нужно бы проверить.

Анатолий Васильевич тяжело вздохнул и шагнул к мешку. Тахир отступил, освобождая ему место и шепча про себя на узбекском какую-то молитву. Саня же, наоборот, чуть придвинулся к Веселову и, достав из кармана складной перочинный ножечек, протянул его шоферу. Тот хмуро посмотрел на Саню, потом на мешок и секунду постоял, собираясь с духом.

«Еще этого мне не хватало. Если Саня прав, и там труп, то домой я сегодня хорошо, если только к обеду попаду», – мелькнула у Веселова мысль.

Но он ее отогнал и с тяжелым вздохом, стараясь не касаться мешка руками, перерезал шпагат, которым была перетянута горловина. Мешок опал под тяжестью находящегося в нем груза и из отверстия показалась нога, одетая в чулок.

– Вот ведь… – Веселов ругнулся, забыв, что рядом с ним стоит отец Владимир.

Саня рассмеялся своим жутковатым смехом, но при этом весьма серьезно добавил:

– Я же говорил, что там тело. Надо полицию вызывать.

Тахир побледнел и отошел от мешка еще на несколько шагов.

– Да, дела… – Отец Владимир перекрестился и, прошептав «Господи, Господи», сказал уже громче: – Надо звонить. Ничего тут трогать пока не нужно.

Он огляделся так, словно надеялся, что полиция уже рядом, и все скоро встанет на свои места и будет порядок. Но никакой полиции рядом не было. Зато взгляд настоятеля упал на здание Главного управления Министерства внутренних дел, которое стояло непосредственно рядом с храмом.

– Так, я к соседям в управление сбегаю, приведу кого-нибудь, а вы стойте тут и никого не подпускайте близко.

Отец Владимир говорил строгим тоном, словно вокруг уже была целая толпа народа, хотя пока к ним подошла только продавщица церковной лавки Алена, которая как раз в это время шла на работу.

– Здравствуйте, отец Владимир. А я иду и смотрю – вы это или не вы…

Тут Аленин взгляд упал на мешок и на ногу в чулке, что выскользнула из этого мешка.

– Ой! – Женщина перекрестилась и отошла на шаг назад.

– Иди, Алена, иди, – подтолкнул ее отец Владимир в сторону лестницы. – Нечего тут стоять. Не надо тебе на это смотреть.

Он взял ее за плечи и отвел к дверям храма. Оставив Алену там стоять, сам быстрым шагом направился в сторону Главного управления.

Гурова разбудил звонок сотового. По крыше автомобиля стучали редкие капли дождя, на улице еще было темно, и Лев Иванович спросонья не сразу сообразил, где он находится и кто бы мог ему звонить в такую рань. Оказалось, звонит Мария.

– С добрым утром, Левушка, – сказала она. – Проводил Станислава с Натальей?

– Да, проводил, – зевнув, ответил Лев Иванович. – А сколько сейчас времени?

– По московскому или по новосибирскому? Если по московскому, то шесть утра, а если…

– Ну, на сей момент новосибирское время меня мало интересует, – снова зевнул Гуров и выпрямил затекшую от неудобной позы спину. – Крячко сели в самолет только в три пятнадцать.

– Ты дома? – спросила Мария с нескрываемым подозрением в голосе. – Мне кажется, что ты не в помещении. Акустика не та.

– Правильно тебе кажется, – улыбнулся Лев Иванович, отметив про себя наблюдательность и тонкий слух жены. – Я в машине. И все еще на территории аэропорта. Решил вздремнуть малость.

– Хм, вздремнуть малость, а потом сразу ехать на работу, – догадалась Мария, которая отлично знала привычки и характер мужа.

Мария, будучи более тридцати лет замужем за сыщиком, знала, что для Гурова не было разделения на дом и работу. Для ее мужа работа была образом жизни, его домом, его миром, в котором он чувствовал себя не просто комфортно (несмотря на всю нелепость этого сравнения), а даже покойно и удобно. Она давно привыкла к тому вечно пропадавшему на службе Гурову, которым стал ее любимый Лева за последние двадцать пять лет совместной жизни. Привыкла к тому, что он и дома мысленно постоянно находится на работе: думает о работе, говорит о работе. В этом смысле они с мужем были очень похожи, ведь Мария тоже жила своей работой в театре. Находясь в беспрерывных разъездах по гастролям, ежедневно пребывая в каком-нибудь очередном образе, дома она проводила время, постоянно повторяя старые или разучивая новые роли. Она, так же, как и Гуров, не мыслила для себя другого образа жизни. И было просто удивительно, что они, при всей своей фанатичности к работе, оставались все эти годы не просто вместе, а любили друг друга так же сильно, как любили тридцать лет назад.

Словно прочитав мысли Марии, Лев Иванович сказал:

– Все-то ты видишь и все-то ты обо мне знаешь и наверняка даже догадываешься, что я без тебя скучаю. Ты далеко, а поэтому в пустое наше жилище меня не тянет нисколечко. Что мне там делать без тебя?

– Как что? – рассмеялась жена. – Обдумывать и раскрывать очередное преступление. Чем ты, собственно, всегда и занимаешься – даже когда я рядом.

– Размышлять и раскрывать преступление, когда ты рядом и размышлять и раскрывать преступление, когда ты далеко – это совершенно разные по своей сути вещи, – заметил Лев Иванович. – Когда ты дома, мне как-то спокойней. И думается поэтому легче, и раскрывается быстрее.

– Я тоже по тебе скучаю, – тихо и в тон мужу ответила Мария, а потом добавила уже громче: – Но это даже хорошо. Ты никогда не задумывался, как бы сложилась наша с тобой совместная жизнь, будь у нас с тобой другая работа и другое к ней отношение? Кто знает… – Мария не договорила и торопливо стала прощаться: – Ой, мне нужно бежать на репетицию. За мной уже приехали.

Гуров, будь он хоть немного ревнивей, невольно бы задумался, кто бы это мог заехать за его женой-красавицей, и не ухаживает ли там за ней какой-нибудь местный актеришка, но такие мысли даже априори не могли прийти в голову Льву Ивановичу. Он верил жене так же, как верил самому себе. А уж о себе-то Гуров точно знал, что ему никакая другая женщина, кроме Марии, не была и не будет нужна.

Лев Иванович вышел из машины и немного походил, чтобы размять затекшие ноги. Дождь уже окончательно прекратился, ветер стих, и сумрак сентябрьского утра стал понемногу развеиваться. Если не будет заторов и пробок, то за сорок минут он доедет до Главного управления. Зайдет в кабинет… А там уже будет видно – что он, Гуров, будет делать дальше.

Лев Иванович никогда не загадывал и не планировал больше, чем на час вперед. Он, как никто другой, знал, что жизнь, а тем более такая жизнь, как у него, – штука непредсказуемая, и за час времени может случиться многое. А может и ничего не случиться. Поэтому-то Лев Иванович всегда старался жить только настоящим. Разве что кроме тех случаев, когда без будущего никак нельзя было обойтись в этом самом настоящем. Например, когда нужно было сейчас и теперь обдумать все шаги, которые приведут его, оперуполномоченного уголовного розыска полковника Льва Ивановича Гурова, к раскрытию очередного запутанного преступления и к поимке преступника.

Приближаясь к КПП, через который нужно было проезжать на территорию Главного управления МВД, Гуров обратил внимание на человека в рясе, входившего в дежурку. Вид у священника был встревоженный, волосы и борода всклокочены от быстрой ходьбы и ветра. Гуров, хотя и мельком, глянул на священника, но сразу признал в нем протоиерея, отца Владимира из соседствующего с министерством храма. Въехав на территорию, Лев Иванович не стал проезжать далеко. Заинтересованный ранним визитом священника, да еще и такого уровня, как отец Владимир, Лев Иванович вышел из машины и тоже зашел в здание КПП.

– Мне надо бы с кем-нибудь переговорить насчет тела, которое мы нашли у нас возле храма…

Отец Владимир говорил торопливо, но видно было, что он был тверд в своем намерении не уходить, пока его просьба не будет выполнена. Дежурный по КПП хотел было ответить что-то, но увидев, что к ним подходит Гуров, сказал, указывая протоиерею на него:

– Да вот, с полковником Гуровым и переговорите. Хотя вообще-то надо бы на Петровку позвонить.

– Доброго утра, – поздоровался с отцом Владимиром и дежурным Лев Иванович. – Что-то случилось?

– Да-да, случилось. – Священник пригладил бороду и уже спокойней, не торопясь, пояснил: – Возле контейнеров, которые у нашего храма стоят, в большом черном мешке мы нашли тело. Кажется, женское. Но мы ничего не трогали, – добавил он, – только развязали мешок. А когда увидели, что там, то так и оставили. Посмотрели бы вы, а то ведь народу сейчас любопытного соберется – в храм не протиснешься…

– Хорошо, я все понял, – успокоил Гуров начавшего опять волноваться священника. Он повернулся к дежурному и сказал: – Я сейчас посмотрю, что там за тело, а ты позвони на Петровку. Пускай пришлют к храму Казанской иконы Божией Матери кого-нибудь для оцепления места. Ну и оперативника, естественно. Не помню я, чья это территория…

– Понял, – коротко ответил дежурный и повернулся к телефону.

– Пойдемте, отец Владимир, посмотрим, что вы там нашли, – кивнул священнику Лев Иванович и первый направился к выходу.

– Это не я нашел, а мой сторож и дворник Саня. То есть Александр Вяткин. Он первый сказал, что в мешке мертвое тело. Они с Тахиром, это парень, что мусор вывозит, стали мешок поднимать, чтобы в мусоровоз закинуть, ну Саня… Александр и сказал, что там тело. Он хотя и контуженый, в Чечне когда-то воевал, но что в этом мешке лежит, сразу определил. Мы сначала не поверили. Очень уж диким все это показалось: возле храма – и мешок с телом! Но мешок развязали. Так оно и оказалось, как он говорил. Точно, мертвое тело в нем лежит, – отец Владимир торопливо стал объяснять Гурову ситуацию, при которой был найден труп.

– Мешок на земле, я так понял, лежал? – уточнил Лев Иванович.

– Да, возле контейнеров. Вечером его не было. Утром только появился. Хотя, – вдруг засомневался протоиерей, – надо, опять же, у Сани уточнить.

– Уточним, – бросил на ходу Гуров, и весь оставшийся путь до храма они прошли молча.

Отец Владимир оказался прав насчет зевак. У контейнеров, кроме мусорщиков и Сани, стояли несколько зевак: старушка, которая обычно сидела на ступеньках храма и просила милостыню, Алена, которая так и не ушла открывать церковную лавку, и молодой паренек на велосипеде, который, по всей видимости, просто проезжал мимо и, увидев скопление народа, решил полюбопытствовать, что, собственно, случилось. В руках у паренька был смартфон, которым он явно собирался фотографировать или, может, снимать видео, если вдруг выяснится, что происходит нечто из ряда вон выходящее.

– Ты чего тут отираешься? – Гуров строго посмотрел на парнишку. – А ну, брысь отсюда, если не хочешь, чтобы я тебя в подозреваемые записал и задержал для допроса. Что ты тут потерял? Езжай, куда ехал.

Паренек быстро спрятал смартфон в карман и, схватившись двумя руками за руль велосипеда, отъехал подальше от храмовой лестницы, но совсем уезжать не стал, а присел возле велосипеда, сделав вид, что приключилась какая-то неполадка с колесом.

Гуров, глядя на парнишку, укоризненно покачал головой, но больше ничего говорить не стал, а подошел ближе к мужчинам, стоявшим между мусоровозом и контейнерами. Поприветствовав троицу, он коротко сказал:

– Показывайте.

Контуженый Саня рассмеялся и, отодвинувшись в сторону, указал на мешок:

– Вот, там тело. Женщина, кажется. Нога в чулке, видите?

Гуров видел. Из большого черного полиэтиленового мешка торчала женская узкая ножка в плотном капроновом чулке.

«Хотя почему в чулке? Скорее всего, в колготках. Чулки сейчас мало кто носит», – отчего-то подумалось Гурову.

– Никто ничего не трогал, – сказал полный мужчина с рыжеватыми густыми усами, стоявший позади Льва Ивановича. – Я только когда веревку разрезал, за край немного придерживал. Да Саня с Тахиром, когда мешок поднимали, малость наследили.

Гуров повернулся к мужчине и спросил:

– Вы водитель мусоровоза?

– Да. Анатолий Васильевич Веселов, – представился рыжеусый. Потом он указал на невысокого коренастого узбека в форме компании по вывозу ТКО и представил его: – А это мой напарник – Тахир Орипов. Отчество не знаю, не интересовался, – внезапно смутился он.

– Ну а про Александра Вяткина я вам уже говорил, – Отец Владимир кивнул Гурову на Саню.

Гуров в ответ тоже кивнул и попросил Веселова:

– Вы машину отгоните пока с тротуара на обочину. Народ сейчас на работу пойдет, а у нас тут непорядок, машина вход в метро перекрывает. Да и ребята с Петровки скоро подъедут, будут ленточку натягивать.

– Ага, сейчас все сделаю, – кивнул Веселов и чуть прихрамывая, направился к кабине.

– А ехать нам домой нельзя пока, да? – с надеждой в голосе поинтересовался Тахир.

Гуров отметил про себя, что парень неплохо говорит по-русски и ответил:

– Нет, пока нельзя. Приедет следователь, ему нужно будет вас допросить, а вам оставить ему свои координаты. А уж потом он решит, отпускать домой или…

Что будет «или», Гуров сказать не успел. Напротив храма остановился полицейский УАЗ, и оттуда вышли двое полицейских.

– Что тут у вас случилось? – не обращая внимания на Гурова, отца Владимира и остальных мужчин славянской внешности, рявкнул один из них, близко подойдя к Тахиру.

Парень отпрянул и испуганно посмотрел на Гурова.

– Чего орешь-то и свидетелей пугаешь? – спокойно спросил полицейского Лев Иванович.

– Это еще неизвестно, кто он – свидетель или подозреваемый, – зло зыркнул на Гурова полицейский. – Документики всем приготовить, – скомандовал он. – Эй, на мусоровозе, слазь и документы неси! – крикнул он Веселову, который уже успел завести двигатель и ждал только, когда ему освободят дорогу, чтобы сдать немного назад и выехать с тротуара.

– Вы бы сначала территорию оцепили, – посоветовал Гуров полицейскому.

Его совет не понравился грубому сержанту и он, шагнув к полковнику, требовательно заявил:

– Вот вы первый и предъявите документы.

– Нет уж, давайте сначала вы мне их предъявите, – спокойно улыбнулся Гуров. – Или хотя бы представьтесь, как это положено.

Сержант даже покраснел, настолько просьба Льва Ивановича возмутила или, может, даже разозлила его. Он глубоко вдохнул воздух через ноздри и хотел что-то снова гаркнуть, как у него за спиной раздался спокойный и чуть насмешливый голос:

– А, полковник Лев Иванович Гуров собственной персоной! Привет, привет.

К Гурову протиснулся высокий, можно сказать – очень высокий – мужчина одного с Гуровым возраста и протянул ему руку, как старому знакомому. Поздоровавшись с Львом Ивановичем, мужчина развернулся всем корпусом к сержанту и, нахмурив и без того сросшиеся у переносицы густые брови, спросил:

– Почему до сих пор не протянута ленточка? Чем вы тут вообще с Лисицыным занимаетесь, Портков?

Сержант покраснел еще больше и, не ответив на вопрос, развернулся и, махнув второму полицейскому, стал устанавливать заградительные столбики и натягивать полосатую ленточку.

– Так это твой район, Илья Викторович? – улыбнулся старому приятелю Лев Иванович. – Давно не виделись. А я слышал, что ты вроде как на пенсию ушел и охранником в ВТБ устроился.

Илья Викторович Углов начинал работать на Петровке, 38, одновременно с Гуровым и Крячко. Только вот Углов не захотел в свое время никуда переводиться. Так и остался работать в ГУ МВД по Москве.

– Уходил и устраивался, – охотно ответил оперативник. – Но заскучал по своей работе, по ребятам, и вернулся обратно, – добавил Илья Викторович. – И даже уговорил начальство поставить меня на мой же участок. Сейчас, сам знаешь, молодежь не очень-то стремится в уголовный розыск, так что с моим трудоустройством проблем не возникло.

– Да, не очень охотно молодые идут в оперативники, – согласился Гуров.

– Что у тебя тут приключилось? – стал осматриваться Илья Викторович. – Это ведь ты приказал на Петровку позвонить?

– Да вот, отец Владимир, – Гуров повернулся к священнику, который стоял в стороне и терпеливо ждал, когда на него обратят внимание, – к нам в управление прибежал и сообщил, что возле храма, а вернее, возле контейнеров найден мешок с предположительно женским телом.

Увидев, что на него смотрят, протоиерей подошел к сыщикам и попросил Гурова:

– Отпустите уж меня. Дел много. А коль нужен буду, так я всегда на месте – в храме меня и найдете.

– Идите, идите, отец Владимир. У нас и без вас свидетелей хватает. А если что, то найдем и вас, – ответил священнику Лев Иванович, и тот поспешно удалился.

– Наши криминалисты со следователем только минут через двадцать-тридцать приедут. Так что давай пока без них посмотрим, что у нас в мешке, – предложил Гурову Илья Викторович.

Вообще-то Гуров не собирался оставаться и заниматься осмотром места происшествия. Он сразу же решил для себя, что просто пройдет с отцом Владимиром на место и подождет кого-нибудь с Петровки, чтобы сдать, так сказать, свой пост из рук в руки. Но профессиональное любопытство все-таки заставило его последовать за Угловым к мешку с мертвым телом.

Илья Викторович на ходу надел на руки перчатки и, присев на корточки, сначала немного, а потом и шире, раскрыл горловину мешка. Несмотря на прохладный и влажный воздух, а, может быть, именно благодаря влажному и прохладному воздуху, из мешка резко пахнуло неприятно-сладковатым трупным духом, смешанным с едва уловимым запахом железа – запахом крови.

– Ох, этого еще не хватало, – поморщившись, прокомментировал увиденное Углов. – Дама-то наша – без головы.

Следователь, криминалисты и судмедэксперт, как и говорил Илья Викторович, приехали через двадцать минут. К этому времени территорию возле контейнеров и часть тротуара возле входа в храм уже оцепили ленточкой. Углов успел переговорить с Тахиром Ориповым и Веселовым и выяснить в общих чертах, как и при каких обстоятельствах было обнаружено тело. Гуров на момент, когда приехала следственная бригада, разговаривал с Саней и пытался выяснить у него примерное время появления мешка у контейнера.

– Калитку и двери в храм я закрыл в девять вечера, когда проводил отца Владимира, – чуть заикаясь и время от времени посмеиваясь, рассказывал Саня.

Если бы Гуров не знал, что мужчина был контужен, то подумал бы, что он психически ненормальный, но предупрежденный отцом Владимиром, старался не обращать на смех Сани внимания и серьезно выслушивал показания сторожа.

– Свет у нас над входом всю ночь горит. Я его, как начинает темнеть, включаю, а как светает – выключаю. В темноте вечером что мне делать-то во дворе? Нечего делать. Вот я в сторожку и ухожу. Сторожка к задним комнатам в храме пристроена. Поэтому до утра я на улицу не выхожу, и окон на эту сторону у меня нет.

– Но вы храм ночью обходите?

– А как же, конечно, вхожу в кафоликон, общий зал для служения, время от времени. Я ночью-то плохо сплю. Кошмары мучают. Днем, после обеда, в основном и ложусь. Мне четырех часов в сутки хватает, чтобы отдохнуть.

– Значит, вы ночью ничего необычного у храма не заметили? Никто на машине рядом со зданием не останавливался?

– Так я же и говорю – нет окон из сторожки на эту сторону, на внутренний дворик они выходят. А сюда, – он резко махнул в сторону контейнеров, – нет.

Саня начал нервничать, и Гуров понял, что мужчине не понравилось, что ему повторно задают один и тот же вопрос.

– Да, я понял. Просто спросил, чтобы уточнить. Вдруг, когда вы выходили в кафоликон, то через окно было видно, что кто-то подъехал, – пояснил Гуров и заметил, как Саня вздохнул, переводя дух и успокаиваясь. – А камеры наблюдения у вас снаружи есть?

Лев Иванович поднял голову и посмотрел на фасад храма.

– Нет у них тут никаких камер, – к Гурову и Сане подошел Илья Викторович. – Если бы были – я бы знал. У меня все на участке под контролем. Но ничего страшного. Если кто-то подъезжал к контейнерам ночью и разгружался, я об этом узнаю. У меня на карте отмечены все места, где камеры стоят. Вернусь, посмотрю и сразу же запрос пошлю, чтобы выслали мне все видео с нужных камер на эту ночь. Тут дело хотя и неприятное – головы у тела нет, но несложное. Думаю, быстро найдем того, кто этот мешочек сюда подкинул.

Гуров посмотрел на медэксперта с помощником, который, вынув тело из мешка, осматривал его, и сказал:

– Еще бы быстро получилось определить имя убитой… Ну и все прочие данные. Не спрашивал у медэксперта, когда примерно ее убили?

Углов ответил на вопрос Гурова не сразу. Он посмотрел на Саню, все еще топтавшегося рядом в нерешительности и спросил:

– Вы, как я понял, работаете при храме?

Саня рассмеялся своим жутковатым смехом и, глядя отчего-то на Льва Ивановича, ответил Углову:

– Работаю. Я все, что знал, начальнику вашему рассказал.

Гуров вздохнул:

– Я не начальник.

Углов нахмурил лохматые брови и строго спросил Саню:

– А что такого смешного я спросил?

– Ничего, – серьезно ответил Саня и тут же рассмеялся опять. – Контуженый я. Вы внимания на мой смех не обращайте.

– А, понял, – кивнул Илья Викторович и наконец-то ответил Гурову на его вопрос: – Нет, насчет времени смерти пока что не спрашивал. Но, судя по запаху, смерть случилась два дня назад, не меньше. Слушай, – Углов взял Льва Ивановича за локоть и отвел в сторону. – Я так понимаю, ты этим делом заинтересовался…

Оперативник хитро посмотрел на Гурова и подмигнул.

– Ты не так понял, – рассмеялся Лев Иванович. – Я вообще-то не собирался у тебя хлеб забирать. Просто интересно стало. Да и отец Владимир прибежал к нам помощи просить, вот я пошел с ним. Станислава Крячко с женой в аэропорт отвозил, вот рано и приехал в управление… Ты же помнишь Крячко?

– Помню, – улыбнулся Углов. – Он с тобой всегда на расследования выезжал.

– Мы и сейчас вместе работаем. Просто Станислав сейчас в отпуске.

– Слушай, так пока ты без напарника, может, мы с тобой по старой памяти вместе это дельце быстренько раскрутим?

– Ну, не знаю, – покрутил головой Гуров. – У меня отчетов и рапортов скопилась целая куча. Да ты и сам признаешь, что дело несложное, и раскрыть его для тебя трудностей не составит.

– Так-то оно так, да вдвоем-то все одно сподручней, – почесал в затылке Илья Викторович.

– У вас что, на Петровке с кадрами туго? Некому помочь? – поинтересовался Лев Иванович.

– В том-то и дело – некому. Говорю же тебе, не идут молодые в уголовный розыск. Им проще в частных охранных агентствах задницу просиживать и хорошие деньги за это получать, чем носиться по городу да с жульем возиться. Опять же, бумажная работа всех отпугивает. Бесконечные проверки, отчеты… Да ты и сам все знаешь.

Углов уныло посмотрел в сторону контейнеров, возле которых неторопливо работали криминалисты. Один из специалистов, открыв крайний из баков, рылся в нем, то разгребая мусор, то доставая какой-нибудь мешок и открывая его, заглядывал внутрь, а потом, морщась, откидывал, не найдя для себя ничего интересного.

– Не завидую я этим ребятам, – глядя на работу криминалиста, вздохнул Илья Викторович. – Это сколько же нужно иметь терпения и каким обладать вниманием, чтобы во всей этой куче мусора найти одну-единственную зацепку, которая поможет в расследовании!

– Почему только одну зацепку? – пожал плечами Лев Иванович. – Зацепок может быть много.

– Ну, это я так просто, образно выразился, – повернулся к нему Углов и снова с надеждой в голосе спросил: – Так что, Лева, может, все-таки тряхнем стариной и вместе поработаем?

– Стареешь ты, Викторович, стареешь…

Гуров похлопал старого знакомого по плечу и, не сказав ни да ни нет, направился к судмедэксперту, который, закончив осматривать тело, давал какие-то указания помогавшему полицейскому.

– Здравствуйте, – поздоровался медэксперт с Гуровым, когда тот подошел к нему. – Вы, кажется, из Главного управления?

Гуров протянул руку молодому невысокому, но сутуловатому медику, который, сняв очки и близоруко прищурившись, с интересом рассматривал полковника.

– Да, я из министерства, – ответил Лев Иванович и, кивнув в сторону тела женщины, которое двое полицейских упаковывали обратно в мешок, спросил: – Давно ее убили?

– Дня три назад, – довольно уверенно ответил медэксперт. – Но голову отделяли уже позже. Примерно двенадцать часов назад. Конечно, это пока все только предварительные данные, как вы понимаете. На самом теле следов насильственной смерти нет. То есть ее не убили ножом в сердце и топором по спине не били. Резаных, рубленых или колотых ран на теле я не обнаружил. Только синяки и ссадины. Голову могли отделить по нескольким причинам – чтобы женщину быстро не опознали, чтобы сложнее было определить орудие убийства, потому что били, скорее всего, по голове, и чтобы тело влезло в мешок.

– Думаете, голова может быть где-то тут в отдельном мешке? – к Гурову и медэксперту подошел Углов.

– Может быть, а может и не быть, – философски заметил медик, водружая на нос очки. – Мое дело маленькое – я могу сказать что-то точно только по своему профилю, и только после подробного осмотра и вскрытия тела. А остальное вам пусть другие специалисты говорят.

– Валерий Игнатьевич, – обратился Углов к судмедэксперту, – когда будет проводиться вскрытие? Хотелось бы самому поприсутствовать и узнать подробности из, так сказать, первых рук.

– Часика через полтора, пожалуй, и начну. Так что, Илья Викторович, милости просим к нам в мертвецкую, – усмехнулся медик и крикнул своим помощникам: – Ну, чего вы там возитесь? Грузите уже. Надеюсь, скорую помощь вызывать не нужно, чтобы констатировать смерть? – хохотнул он и удалился в сторону машины, в которую уже загружали тело.

– Чудной он, – посмотрел вслед судмедэксперту Гуров.

– Да они все, эти молодые эксперты-медики, на голову больные, – чуть грубовато отозвался о специалисте Углов. – Со старыми кадрами работать проще, но многие из них уже на пенсии, а молодые, опять же, неохотно на эту должность идут. А те, которые идут, такой квалификации, как былые медэксперты, не имеют. Это еще не факт, что вскрытие через полтора часа начнется. – Илья Викторович снял кепочку и пригладил волосы. – Валерику, – он кивнул на медэксперта, – пока ускорения не придашь, он не шибко-то и поторопится. Поэтому и приходится самому ходить на вскрытие. Хотя, конечно, я и по должности обязан. Но не нравится мне это дело! Так и не привык…

– Но хоть толковый медик-то, не портачит в отчетах? – поинтересовался Лев Иванович. – А то, бывает, такого напишут…

– Нет, насчет этого Валерик молодец. Все у него в отчетах четко и все по полочкам разложено. Ничего не упустит. Поэтому и терпят его, и прощают ему его задержки.

– Илья Викторович!

Углова подозвал криминалист, который осматривал контейнеры. Он стоял возле открытого мусорного бака и держал в руке черный пакет для мусора.

Углов многозначительно посмотрел на Льва Ивановича, словно бы приглашая его пойти вместе с ним, и направился к специалисту.

– Что там у тебя, Дима?

– У меня женская сумочка, шарфик и туфли на шпильке. Похоже, что это вещи убитой женщины. Иначе что бы им тут делать? – ответил криминалист.

– Ну-ка, открой мешок, – попросил Углов.

Он аккуратно вынул из пакета красивую женскую сумочку небесно-голубого цвета, открыв, заглянул в нее и запустил внутрь руку в перчатке.

– Ага, тут и документики имеются, – обрадованно объявил он и вынул паспорт. – Сейчас посмотрим, кто это у нас. Ага, – снова повторил он. – А это у нас – Тарасова Светлана Владимировна, тридцати двух лет. Проживает…

Углов пробормотал адрес, полистал документ и снова убрал паспорт в сумочку.

– Там и телефон сотовый лежит, – подсказал эксперт.

– Видел, видел, – покивал Углов и, повернувшись к Гурову, спросил: – Как думаешь, ее сумочка?

Гуров пожал плечами, но ответить не успел, потому что в кармане заголосил мобильник. Звонил Орлов, и Лев Иванович, отойдя на несколько шагов от Углова и криминалиста, ответил на звонок.

– Гуров.

– А то я сам не знаю, кому я звоню, – раздался в ухе ехидный голос начальника. – Ты что это машину бросил у самого въезда и перегородил дорогу? Дежурный уже нервничает, говорит, что тебя отец Владимир из соседнего к нам храма куда-то увел. О каком-то теле в мешке толкует. Ты вообще где сейчас?

– Я рядом с управлением. Нахожусь у храма Казанской иконы Божией Матери. А тело… Тело только что увезли, так что скоро приду. Машину дежурный, раз уж она так ему мешает, мог бы и отогнать в сторону. Я ключи в зажигании оставил.

– Он тебе не швейцар у отеля, чтобы машины отгонять, – проворчал Орлов и добавил: – Как вернешься, ко мне зайди. Я хотел с тобой по поводу документации поговорить. Опять мне из Следственного комитета звонили и интересовались, когда Гуров и Крячко все нужные бумаги сдадут.

– Зайду, – нехотя пообещал Лев Иванович, и Орлов отключил связь.

– Петр Николаевич беспокоится? – с улыбкой поинтересовался Углов, когда Гуров подошел к нему, чтобы попрощаться.

– Он самый, – Гуров протянул руку. – Ну, бывай, Викторович, пошел я бумагами шуршать, чтоб их…

– Плюнь на них, Лева. Я ведь знаю, что ты бы сейчас лучше другим делом занялся, – он кивнул на контейнеры, – чем бумажной работой…

– Кто бы меня спрашивал, что я хочу, а чего не хочу, – хмуро заметил Лев Иванович. – Вот и Орлов меня по этому поводу к себе вызывает. Отчеты, говорит, пора сдавать…

– М-да, – не нашелся, что ответить Углов и только сочувственно и понимающе посмотрел на Гурова.

Лев Иванович еще раз распрощался с оперативником и, с сожалением окинув территорию, огороженную ленточкой, направился в сторону Главного управления МВД.

– Так что там за тело нашли возле храма? – Орлов был явно заинтригован тем, что кого-то убили практически под носом у работников министерства. – Кого убили?

Гуров сел за стол неподалеку от начальника и, сложив руки замком, приготовился к выволочке за не вовремя сданные отчеты. Вопрос Петра Николаевича несколько озадачил его.

– Тело женщины, примерно тридцати двух лет, без головы, было запаковано в черный полиэтиленовый мешок для строительного мусора и сброшено сегодня ночью рядом с мусорными контейнерами у храма, – ответил он после некоторого молчания.

– Совсем уже обнаглели, – покачав головой, сурово заметил Орлов. – Как думаешь, специально рядом с нашим управлением скинули тело? Или – это дело случая?

Гуров задумался. Такой вариант событий отчего-то не приходил ему в голову. Поэтому он не стал напрямую отвечать на вопрос начальника, а сказал:

– В мусорном контейнере был найден еще один мешок. В нем была женская сумочка, в которой лежали мобильный телефон и паспорт на имя Тарасовой Светланы Владимировны. Думаю, что такое совпадение, как женское тело без головы и женская сумочка с документами, – отнюдь не совпадение. Предполагаю, что их скинули одновременно. Ну а насчет твоего вопроса я даже и не знаю, что ответить.

– Кто с Петровки приехал на вызов? – Орлов явно больше самого Гурова заинтересовался этим делом.

– Викторович. Углов Илья Викторович. Помнишь такого?

– А то – помню. А он разве…

– Уходил, говорит, – Гуров сразу понял, о чем хотел спросить его Петр, и поспешил ответить: – Уходил, а потом снова вернулся. Не могу, говорит, жить без оперативной работы.

– Наша гвардия, – одобрительно покивал Орлов. – Он справится, если дело обстоит так, как ты рассказал. Я имею в виду сумочку с документами. Ты что-то хотел сказать? – вопросительно посмотрел он на Льва Ивановича, который неожиданно закашлялся.

– Ничего, – опустил глаза Гуров и спросил: – Ты, кажется, хотел по отчетам что-то сказать.

Орлов молча и с нескрываемым интересом посмотрел на друга и подчиненного. Он прекрасно понял, почему Лев Иванович внезапно закашлялся после его слов об Углове. Оба они – и Гуров, и Орлов – понимали, что хотя Углов и принадлежал к старой гвардии сыщиков, которые начинали работать в уголовном розыске еще в девяностые годы, но оперативником он был довольно-таки посредственным. Исполнительный – да. И дела, если они простые и в них (в уликах и свидетельских показаниях) было явное указание на подозреваемого, раскрывал быстро. Но как только появлялось дело, в котором нужно было хотя бы чуть-чуть проявить мыслительные способности, то все! Оно, это дело, у Ильи Викторовича стопорилось, и без чужой подсказки или без посторонней помощи он преступления раскрывал или очень долго, или вовсе откладывал в сейф «на потом». А это «потом» могло не наступить и вовсе – и тогда дело автоматически уходило в «глухари». Работать же за Углова никто из оперов на Петровке не хотел – и своих нераскрытых дел хватало.

– А то ты сам не знаешь, что отчеты нужно сдавать вовремя, – усмехнулся Петр Николаевич. – Что мне о них спрашивать? Я тебе не нянька, чтобы подгонять делать работу, которую ты обязан делать и без подсказки.

– Вот сейчас пойду и буду делать, – недовольным голосом ответил Лев Иванович.

– А ты не ершись, – миролюбиво осадил его Орлов. – Думаешь, я не понимаю, что ты бы сейчас лучше Углову помогал, чем в кабинете за отчетами отсиживался? Все я понимаю. Более того – я даже не против того, чтобы ты помог Викторовичу.

Орлов усмехнулся, когда Гуров посмотрел на него удивленным взглядом, и ответил ему на него, встав и заложив руки за спину.

– Не нравится мне этот непонятный выпад со стороны убийцы. Для чего он скинул тело женщины не где-нибудь в другом месте, а именно в непосредственной близости к нашему управлению?

Орлов по своей привычке начал расхаживать по кабинету.

– Может, это просто случайность? Может, убийство было где-то неподалеку совершено и…

Петр Николаевич не дал Гурову договорить, перебив его перечисления различных «может».

– Вот только не надо мне тут разные догадки строить. Я их и без тебя могу сколько угодно выдумать. Мне нужна конкретика. Вдруг это некое послание нам, государственному органу внутренней безопасности от какого-нибудь маньяка или террориста? А? Чем тебе не предположение?

– Ну, не знаю… – с сомнением в голосе ответил Лев Иванович. Он все никак не мог понять, к чему клонит Орлов.

– Вот. Ты не знаешь, и я не знаю, и никто не знает. А поэтому, в целях этой самой внутренней безопасности граждан нашего города и всей страны в целом, придется мне тебя, Лева, отправить на расследование дела и для выяснения всех подробных обстоятельств убийства.

Гуров сдержанно улыбнулся, опустив при этом голову. Но его довольная улыбка не скрылась от взора Орлова, и он делано строгим тоном сказал:

– И нечего тут сидеть и улыбаться. Я тебе серьезное дело поручаю, а ты мне тут улыбаешься. Иди и не теряй понапрасну времени. Докладывать о ходе оперативного расследования будешь мне лично. Следователь-то на место происшествия прибыл уже?

– Да, прибыл – вместе с экспертами.

– Вот и прекрасно. Значит, они все еще там. Так что иди. Будут спрашивать, почему пришел и решил присоединиться к расследованию – ссылайся на меня. Я им все объясню на словах и, если понадобится – на пальцах.

– А как же насчет отчетов? – Гуров, чуть прищурившись, посмотрел на Петра Николаевича.

– Первый раз, что ли? – пожал тот плечами. – Отобьемся. Тем более что повод для задержки у нас весомый. Я так и сообщу в Следственный комитет. Мол, напишешь отчет сразу, как только разрулишь ситуацию с обезглавленным телом. Добро?

– Добро, – кивнул Лев Иванович и довольный вышел из кабинета Орлова.

– А что, Станислав Васильевич уже на золотом песочке Антальи с супругой загорает? – с улыбкой поинтересовалась у Гурова секретарша Верочка.

Лев Иванович посмотрел на часы и, быстро сосчитав что-то в уме, ответил:

– Нет, еще не загорает. Его самолет только пять минут назад как в местном турецком аэропорту приземлился. Так что на песочек они только часа через полтора попадут.

– Эх, повезло же некоторым в лето хоть ненадолго вернуться, – с мечтательным видом произнесла Верочка и, вздохнув, с тоской посмотрела в сторону окна. – А у нас ливень, и ветер, и холодно. Осень, одним словом.

– Ничего, Верочка, не унывайте. И у осени есть свои приятности, – бодро ответил ей Лев Иванович.

– Это какие же приятности могут быть в такую-то мерзопакостную погоду? – секретарша, словно в ознобе, передернула плечиками.

– Ну, например, мне приятно видеть вас, Верочка, на вашем боевом посту. Вы для нашего МВД как ясно солнышко, и без вас все управление давно бы уже завяло. Покрылось бы осенними тучами!

– Скажете тоже, Лев Иванович. – Щеки Верочки зарделись, ей явно было приятно сравнение Гурова.

– У природы, Верочка, нет плохой погоды, – многозначительно заметил Гуров.

– Ага, особенно если тебе не надо сидеть в кабинете и писать отчеты, – вышел из кабинета Орлов. – Ты еще не ушел? – строго посмотрел он на Льва Ивановича.

– Ушел, – ответил Гуров и поспешно удалился из приемной, насвистывая какую-то бравурную мелодию.

День для Льва Ивановича сегодня начинался как нельзя лучше. Кто-то из его коллег, может быть, и предпочел бы в сырую и холодную погоду сидеть в теплом кабинете за написанием отчетов и рапортов, но только не Гуров. Он вообще не любил сидеть в кабинете – хоть с делом, хоть без дела. Расследования, постоянные поездки, выявление улик, беседы с потерпевшими и свидетелями и даже общение с подозреваемыми доставляли куда большее удовольствие, чем бесполезное (как он справедливо считал), просиживание штанов в теплом помещении. Сидя в кабинете, преступления не раскроешь, так его учил и сам Орлов, когда он, лейтенант Гуров, только пришел работать в Главное управление.

За тридцать лет службы всякое случалось у Льва Ивановича: и хорошее, и плохое, даже ранения были – куда же в его опасной и трудной профессии без ранений? Без них не обойтись, если, опять же, не сидеть в кабинете и не строить карьеру, тратя время на написание липовых отчетов и рапортов. Почему липовых? Да потому, что невозможно написать правдивые отчеты без работы «на земле» – без допроса свидетелей, добывания улик, постоянной, порой доходящей до тоскливости, слежки за подозреваемым, без долгого сидения в засадах, без погонь и стрельбы. Когда стреляют больше в тебя, чем ты в кого-то.

Орлов оказался прав. Никто, в том числе и криминалисты (кроме судмедэксперта, который убыл еще при Гурове), не уехал с места происшествия. Даже мусоровоз все так же стоял на обочине. Рядом с машиной стоял шофер, прислонившись к кабине и уныло поглядывая по сторонам. Увидев Льва Ивановича, подходившего к Углову, беседующему с женщиной-следователем, шофер шагнул Гурову навстречу и, махнув рукой, попросил:

– Простите, можно вас на пару минут?

– Да, конечно, – подошел к нему Лев Иванович. – Я слушаю.

– Вы мне скажите – долго нас тут еще будут мурыжить? У нас на базе строго – вовремя не приехал, вычитают с зарплаты. Что я им говорить буду? Как оправдываться? Тахира и вовсе в машину посадили, а без него я вернуться не могу… – взволнованно стал пояснять водитель.

– Погодите, – прервал его Лев Иванович. – Напомните, как ваша фамилия? Я сейчас все узнаю.

– Веселов я, Анатолий Васильевич, – усатый переступил с ноги на ногу. – Вы уж, пожалуйста, узнайте. А то – сами понимаете…

Гуров подошел к Углову и следовательнице, поздоровался с женщиной, привлекая к себе внимание.

– А, Лев Иванович, и вы тут, – улыбнулась следовательница, протягивая Гурову руку для пожатия. – А я-то все думаю, когда из Главного управления кто-нибудь появится и полюбопытствует! Ведь случай-то какой – рядом с их министерством столпотворение происходит! Неужто не интересно – по какому поводу?

– Татьяна Аркадьевна, я ведь забыл сказать. Это Лев Иванович нас на место происшествия и вызвал. Вернее, не он сам, а дежурный из управления, – заулыбался Углов, увидев Гурова. – Вернулся? – подмигнул он Льву Ивановичу.

– Начальство приказало. Иди, говорит, и проследи, чтобы Углов это дело быстренько раскрыл, а то, говорит, как-то неуютно мы себя чувствуем, когда рядом с управлением такие кровавые дела творятся.

– Все шутите, Лев Иванович, – улыбнулась следовательница. – Мне лично все равно, кто будет расследовать – Петровка или Житная, или все сразу. Мне нужен результат. Завтра жду вас с первыми отчетами. По времени созвонимся. Надеюсь, до завтра вы что-нибудь раскопаете.

Следователь легко развернулась в туфлях на высоких и тонких каблуках и, чеканя шаг, направилась к машине Следкома, на которой она и прибыла.

– И чего приезжала? – удивленно, словно видел ее в первый раз, посмотрел ей вслед Углов. – Она же не одного вопроса свидетелям не задала.

– Ну как зачем приезжала, – пожал плечами Лев Иванович, точно так же глядя на удаляющуюся Татьяну Аркадьевну. – Чтобы напомнить об отчетах.

– Да ну их, – махнул рукой Илья Викторович. – Ты серьезно будешь в деле или просто так сказал, ради шутки? – с надеждой посмотрел он на Льва Ивановича.

– Да нет, не шутил я, – усмехнулся Гуров и сунул руки в карманы куртки. – Ты мне вот что скажи. Долго ты еще мусорщиков будешь подле себя держать? У людей неприятности на работе могут случиться из-за задержки. Взял бы у них контакты, да и отпустил уже. Куда они денутся?

– Ха, отпустил… Скажешь тоже. Они, да еще этот сторож контуженый у меня на подозрении, а ты – отпусти, – усмехнулся Илья Викторович.

– С чего вдруг они у тебя на подозрении? Ты бы еще отца Владимира в подозреваемые записал, – удивленно посмотрел на него Гуров.

– А тебе не кажется подозрительным, что тело именно у мусорных баков возле храма было скинуто, а не зарыто где-нибудь или в какой-нибудь подворотне не брошено?

– Нет, не кажется, – серьезно ответил Лев Иванович. – Это вполне нормальная практика у убийц – упаковывать своих жертв в мешки и выкидывать в контейнеры, как какой-нибудь мусор. Можно подумать, ты в первый раз с таким сталкиваешься.

– Не в первый. Но тогда такие находки находили или уже на свалке бомжи, или кто-то из жильцов, но никак не мусорщики и дворники, – ответил Углов.

– Ну это просто так совпадало, – махнул рукой Лев Иванович. – На самом же деле чаще всего именно мусорщики и дворники находят такие, с позволения сказать, подарки. Ты ведь не подозреваешь сразу бомжей или жильцов, которые сообщают о находке…

– Как так – не подозреваю? Подозреваю, – усмехнулся Илья Викторович. – Первым же делом их проверяю на связь с убитыми. А что, разве я делаю неправильно?

– Нет, оно, конечно же, правильно. Проверять нужно. Но пока нет повода для задержания, нужно человека просто допросить, взять у него контакты, подписку о невыезде и отпустить. Или ты этого не знаешь?

– Ага, отпусти их, а потом ищи ветра в поле, – заметил Углов.

– Может, и такое случится, не спорю. Но все-таки. Пока что веских оснований, чтобы задерживать водителя мусоровоза и его помощника, у тебя нет. А, как я понимаю, Тахира ты задержал, а водителя отпустил. Так?

– Так, – согласно кивнул Углов.

– А почему так?

– Потому что он мне кажется подозрительным, этот узбек. Я и сторожа при храме, этого, как его – Вяткина, тоже задержал для допроса.

Углов, показалось Льву Ивановичу, был весьма доволен собой, когда говорил о задержании.

– Слушай, Викторович, – тяжело вздохнул Лев Иванович и с тоскливым сожалением, посмотрел на оперативника. – Если ты хочешь знать мое мнение…

– Конечно хочу, – с готовностью ответил Углов. – Я ведь сразу предложил тебе вместе это дело расследовать.

– Так вот, если ты хочешь знать мое мнение и если хочешь работать со мной в паре, то давай отпустим пока что всех свидетелей по домам.

– Свидетелей – да, но подозреваемых…

– Погоди, не тарахти. Нет у нас пока что никаких подозреваемых, – перебил Углова Лев Иванович и снова вздохнул, мысленно отметив, что с таким бестолковым оперативником, как Илья Викторович, работать ему будет непросто.

Углов не Крячко – ему всякий раз придется объяснять, почему нужно сделать так, а не иначе. Утешало Льва Ивановича только одно – Викторович его, Гурова, уважал и спорить с ним вряд ли будет. Как бы там ни было, но Углов понимал, что он как оперативник намного слабее Льва Ивановича, так что конфликтов с Викторовичем на время расследования возникать не должно.

– Ребята сами в шоке от своей находки. Это сразу видно, – продолжал объяснять Гуров. – Поэтому давай-ка мы с тобой возьмем с них контакты и объяснительные и отпустим с миром. А на завтра назначим им свидание на Петровке в твоем кабинете. Нужно же нам Татьяне Аркадьевне что-то конкретное предоставить.

– Ты думаешь, они придут? – с сомнением покосился Углов на машину, в которой сидели Тахир и Саня.

– Придут, – уверенно ответил Гуров.

Углов немного поразмыслил и, как и ожидал Лев Иванович, согласился с его, Гурова, предложением.

– Их адреса, места работы и телефоны я уже записал, – заявил он и постучал пальцем по ежедневнику, который держал в руке. – И письменные объяснения я у них тоже взял.

– Вот и отлично! Значит, отпускаем их до завтра, – кивнул Лев Иванович. – Выпиши им повестку на девять утра и отпусти, а я пока что пойду с криминалистом Димой поговорю. Правильно я помню – его же Димой зовут? – Гуров кивком указал на парня, который нашел в контейнере женскую сумочку.

– Димой, – подтвердил Углов и направился к полицейской машине отпускать Тахира и Саню.

От Димы, который отвечал за сбор и анализ дактилоскопических и биологических следов, Гуров узнал, что, помимо мешка с сумочкой, туфлями и шарфиком, ничего существенного найти не удалось.

– Когда будут готовы результаты анализов на идентичность биоследов с найденных вещей с телом? – поинтересовался Лев Иванович.

– Как только судмедэксперт предоставит мне образцы нужных для сравнения материалов. Выделить с найденных вещей биоследы – проблем нет. Было бы с чем сравнивать. Но, если нужно срочно, то к утру все подготовлю.

– Да, было бы хорошо, – одобрил Гуров и добавил: – Сделайте, пожалуйста.

Биокриминалист пожал плечами и направился к криминалистической машине. Его работа на месте была закончена, все, что можно было найти, было найдено и помещено в пластиковые пакеты. Гуров пошел к машине следом за Димой и, подойдя, спросил, заглянув в передвижную лабораторию:

– Ребята, что еще интересного нашли?

– А что тут можно найти? Дождь всю ночь лил как из ведра. Если что-то и было, так все смыло ливнем.

К нему повернулся мужчина в плаще и очках, очень похожий внешне на судмедэксперта. Если бы Гуров своими глазами не видел, как медик уехал с места происшествия, то подумал бы, что это он сейчас с ним разговаривает.

– Ну а вдруг, что-то нашли… – смутился Лев Иванович. – Что-то этакое, нестандартное…

Про дождь он совсем забыл. Ему сейчас казалось, что с того времени, как он проводил Крячко на самолет, прошли уже целые сутки.

«Это все из-за того, – подумал он, – что я никак не думал, что буду сегодня что-то расследовать. Настроился на бумажную работу, а тут такой поворот событий. Вот время и сыграло со мной шутку. Кажется, что все – и ливень, и проводы Станислава, и звонок Марии – были уже давно».

– Да вы не переживайте. Если какие-то следы и будут, то мы их обязательно выделим и опишем. Я обещал полный отчет к утру – значит сделаю, – ответил за всех Дима и, обращаясь к водителю, сказал: – Все, тут делать больше нечего, поехали.

Дверца авто перед самым носом Гурова захлопнулась, и машина стала выруливать на дорогу.

– Все, отпустил я всех, как ты и велел.

Ко Льву Ивановичу подошел Углов. Гуров посмотрел на часы и спросил, поворачиваясь:

– Тебе не пора на вскрытие ехать?

– Сначала я на Петровку заеду. – Углов достал мобильный и тоже поглядел который час. – Надо посмотреть еще раз, что там в сумочке, и выписать адрес из паспорта. Придется потом ехать по адресу и выяснять про эту… Как ее там? Тарасова, что ли?

– Съездить могу и я, – предложил Лев Иванович. – Нам пока что неизвестно в точности, принадлежит ли эта сумочка и документы убитой. Поэтому тут нужно действовать очень аккуратно.

– Хорошо, – обрадовался Углов. – Вот и поезжай. А я с нашего Валерика, пока он мне отчет по вскрытию и осмотру тела не отдаст, сегодня не слезу.

– И сразу вези все образцы материалов и отчет Диме. Пусть сравнит со своими образцами. К утру, а еще лучше – к вечеру нам нужно точно знать, кто у нас убитая.

– Добро, – ответил Илья Викторович и хотел было уходить, но Гуров его остановил:

– Погоди. Ты ведь моего номера телефона не знаешь, а мне нужно, чтобы ты мне все данные по Тарасовой выслал на телегу. У тебя «Телеграм» есть?

– Есть конечно! Давай свой номер. – Углов снова достал сотовый и вбил в него цифры, продиктованные Гуровым.

– Не забудь выслать фотографию с паспорта, – добавил Лев Иванович. – Мало ли что, вдруг у этой Тарасовой сумочку или паспорт просто украли, а сама она жива и здорова.

Углов пообещал ему сделать все, как он просит, и быстрым шагом ушел по направлению к машине, на которой он и приехал на место. Лев Иванович задумчиво посмотрел ему вслед, потом, развернувшись, направился в храм на поиски отца Владимира. Место вокруг контейнеров все еще было оцеплено, но никого из сотрудников кримотдела или полиции рядом не было видно. Все ушли, посчитав свое дело выполненным.

С отцом Владимиром Лев Иванович столкнулся в притворе. Священник, уже переодетый для службы, разговаривал с женщиной средних лет, высокой и некрасивой.

– Алена, да что же я могу сделать-то? – спокойно вопрошал женщину отец Владимир. – Я свечи еще в прошлом месяце заказал. Обещали ко Дню пророка Захарии и праведной Елисаветы прислать. Терпение, Алена, терпение, и Бог все образует по милости своей.

Гуров не хотел прерывать разговора и терпеливо ждал в стороне. Но Алена увидела и указала на него отцу Владимиру кивком. Священнослужитель повернулся ко Льву Ивановичу.

– Вы хотели что-то спросить? Только, пожалуйста, недолго.

– Я не задержу, – заверил его Гуров. – У меня к вам только два вопроса. Вы давно знаете Александра Вяткина?

– Саню-то? Давно. Он у меня только лет пять работает. А до этого год еще так приходил в храм – исповедовался, причащался, молился. Хороший он человек, не подумайте о нем чего плохого. Он хотя и воевал, но мухи не обидит. Хороший человек.

– Ну, раз вы так говорите, то не верить у меня оснований нет, – кивнул Гуров. – А как насчет водителя мусоровоза и его помощника? Давно они на вашем участке работают?

Отец Владимир задумался, потом уверенно сказал:

– Года четыре они вместе по этому маршруту ездят. Насколько я знаю, Анатолий Васильевич постоянно в ночную смену работает. У него спина больная, по ночам не спит, вот и попросился работать только в ночные смены. Он мне сам об этом говорил. Я ведь в храм рано приезжаю и с ним частенько сталкиваюсь. А насчет Тахира, узбека этого, я так скажу. Он хоть и не православный, но к нашей религии относится с уважением. Не пьет, не курит, не ругается, как многие мужчины. Молчаливый. Спросишь что-то – ответит, а не спросишь, так просто стоит и улыбается.

– Значит, и Тахир, и Анатолий Васильевич никак не могут быть причастны…

– Думаю, что нет, – покачал головой отец Владимир. – Я людей за столько лет служения разных повидал – и хороших, и плохих, и хитрых, и льстивых. В людях, хоть и не психолог, – при этих словах он улыбнулся, – но разбираюсь. Господь дает мне видеть людей. Поэтому и про узбека, и про водителя могу сказать – не могли они такого сотворить с женщиной.

– Ну и хорошо, – согласно кивнул Гуров. – Значит, так оно и есть. Что ж, больше не буду вас отвлекать. Пойду работать.

– Идите, и пусть Господь вам поможет найти виновного, – ответил отец Владимир.

– Найдем, обязательно найдем.

Лев Иванович вышел из храма, в который уже начали стекаться прихожане, и, подняв голову, посмотрел на небо. Там сквозь тучи проклевывались тонкие солнечные лучики, и у Гурова появилась надежда, что погода наладится, потеплеет и ветер с дождем уйдут подальше от города.

«Сколько же можно лить-то? – пришла мысль. – Уже три дня без передышки все льет и льет. Пора бы перестать и дать людям погреться».

Едва он подумал о тепле, как вспомнились ему Станислав и Наталья. А как только они ему вспомнились, то тут же раздался бравурный рингтон, поставленный на звонки от Крячко. Лев Иванович улыбнулся такому совпадению и ответил:

– А я уже начал думать, что ты настолько ошалел от яркого солнца и моря, что совершенно забыл позвонить и сообщить мне, что долетели вы благополучно.

– Черта с два мы долетели благополучно, – голос Крячко был недовольный и даже злой. – Ты, небось, думаешь, что мы уже в Анталье? Ага, как же! Сидим в Анапе и ждем, когда туман над морем развеется. Такая вот катавасия.

– Долго сидеть-то будете?

– Да кто ж его знает, – вздохнул Крячко. – Сказали, что через полчаса полетим, а уже сорок минут сидим. Ждем неизвестно чего.

– Как неизвестно чего? Все известно… – Лев Иванович услышал, как в их разговор вмешалась Наталья. – Лева, не слушай этот плач Ярославны. – Она забрала смартфон у мужа. – У нас все нормально. Подумаешь, пришлось экстренно сесть в Анапе. С самолетом все в порядке, с нами тоже. В конце концов, мы когда-нибудь долетим и до Антальи.

– Вот именно, в конце концов! А когда они, эти концы, закончатся? – Крячко опять забрал сотовый у жены. – Ладно. Я просто позвонил сказать, что мы еще не добрались. Как только долетим, я тебе опять позвоню. А пока пойду куплю себе коньячку в дути фри. Нервы нужно лечить только коньячком. Согласен?

– В дьюти-фри, балда, – поправила его Наталья, и Гуров услышал, как она рассмеялась.

Пока Гуров говорил со Станиславом, его мобильный дважды подал сигнал, что пришли эсэмэс. Как Лев Иванович и ожидал, оба были от Углова. В первом он высылал фотографии, сделанные с паспорта Тарасовой (первую страницу с ее фото и страницу с адресом прописки), а во второй – записал номера с двух симок того самого телефона, который нашелся в сумочке. Пока Гуров изучал все высланные ему данные и переписывал их себе в блокнот, Илья Викторович и сам ему позвонил.

– Получил? – спросил он.

– Получил, – подтвердил Гуров и поинтересовался: – Телефон, как я понял, на две сим-карты?

– Ага, на две. Но мы их еще не проверяли. Ребята только сейчас этим занялись. Я уже на вскрытие еду.

– Что еще было в сумочке?

– Да ничего особенного. Всякие женские штучки на предмет припудривания носика, зажигалка, сигареты «Кисс»… – Углов задумался, вспоминая, и подвел итог: – Вроде бы и все.

– А кошелек?

– Коселек, коселек… Какой коселек? Не было там никакого коселька, – Илья Викторович заговорил голосом карманника Кирпича из фильма «Место встречи изменить нельзя» и сам рассмеялся своей шутке. А потом серьезно уже добавил: – Слушай, а ведь и вправду кошелька-то в сумочке не было. Документики были, а денежки тю-тю.

– Ладно, я сейчас по адресу съезжу, а потом сразу к вам на Петровку. Ты потом тоже туда подъезжай, – нахмурился Лев Иванович.

Не нравилась ему вся эта ситуация с безголовым телом все больше и больше. А потому у него начался, как он иногда сам называл свое состояние, сыщицкий зуд, который не давал ему покоя ни днем ни ночью до тех пор, пока виновный не будет им, Гуровым, найден.

– Да куда я денусь. Сразу и приеду, – заверил Углов и прервал связь.

Ехать Гурову по нужному адресу пришлось аж в район Белой Дачи в Котельниках. Именно там была прописана Тарасова Светлана Владимировна. Хотя дома в этом районе были почти все невысокие и старые, но тарасовский дом оказался новенькой многоэтажкой. В подъезде за стеклянной перегородкой сидела консьержка.

– Здравствуйте, – поздоровался с женщиной Лев Иванович и в ответ получил только пронзительно-строгий взгляд и молчаливый кивок. – Я к Тарасовым. У них дома кто-нибудь есть?

– А по какому делу к ним? – неожиданно для Гурова задала встречный вопрос строгая консьержка.

– По делу государственной важности, – решив пошутить, прошептал, наклонившись к окошечку, Лев Иванович, и снова заработал колючий и неприязненный взгляд.

– А к кому из Тарасовых вы пришли?

– Мне нужна Светлана Владимировна. – Гуров достал удостоверение и показал его консьержке.

Та взяла со стола очки, не торопясь нацепила их на нос, внимательно, через стекло изучила, что написано в удостоверении и только после этого с все таким же серьезно-неприветливым выражением лица ответила:

– Нет ее. Уехала она. Недели три назад как уехала. И не спрашивайте куда – не знаю. У мужа ее спросите.

– А муж дома? – Гурову приходилось буквально клещами вытягивать информацию из этой строгой дежурной.

«Ей бы в фильмах про войну партизанских героинь в плену у немцев играть», – подумал Лев Иванович.

– Эдика дома нет, – все так же, не меняя выражения лица и тона, ответила консьержка. – Утром ушел…

Она не успела сказать Гурову, куда ушел муж Светланы Тарасовой, как дверь в подъезд с пиликаньем открылась, и на площадку бодро вбежал молодой мужчина в спортивном костюме. Кивнув дежурной, он быстрым шагом направился к лифтам.

– Вот он, кто вам нужен, – кивнула на мужчину дежурная и, сняв очки, отвернулась ото Льва Ивановича, посчитав свою миссию выполненной. Гуров едва успел войти в лифт вместе с мужчиной, как двери захлопнулись.

– Вам на какой этаж? – поинтересовался у полковника муж Тарасовой, достав из одного уха наушник, чтобы слышать ответ. – Я уже нажал на седьмой. Потом сами нажмете, куда нужно, – быстро проговорил он и снова воткнул гарнитуру в свободное ухо.

– Мне туда же, куда и вам, – ответил Лев Иванович.

– Что? Я не расслышал. – Мужчина опять выдернул один наушник.

– Я говорю, что мне тоже на седьмой. Вы ведь муж Тарасовой Светланы Владимировны? – повторил Гуров.

Лицо мужчины стало жестким и напряженным.

– Да, я муж Светланы. А что, собственно… Вы кто? – Глаза его зло прищурились, и он напрягся, словно опасаясь, что Гуров сейчас на него набросится.

– Давайте выйдем, и я все вам объясню, – предложил Лев Иванович, стараясь говорить миролюбивым тоном и тихим голосом.

Но похоже, что спокойствие Гурова еще больше насторожило молодого мужчину.

– Сказать, кто вы и зачем вам Светлана, можно и в кабинке лифта, – заявил он и, вынув второй наушник, достал из кармана спортивной куртки смартфон.

Тарасов произвел на экране некоторые действия и Гуров понял, что мужчина переключился на режим записи по диктофону, опасаясь… Нападения?

«Интересно, чего он вдруг испугался? – подумал Лев Иванович. – Мужик-то вроде молодой и по виду крепкий».

Гуров открыл удостоверение, которое все еще держал в руках после разговора с консьержкой и показал его Тарасову.

– Главное управление МВД? – удивился мужчина и шагнул к выходу из лифта.

Гуров последовал за ним, думая, что собеседник проведет его к квартире. Но мужчина, остановившись возле захлопнувшихся дверей кабинки, повернулся ко Льву Ивановичу и недовольным голосом спросил:

– От меня-то что требуется? Я на работу опаздываю. У меня тренировка в десять, и вообще меня внизу в машине уже ждут.

– Вы спортсмен? – наклонив голову, с интересом спросил Гуров.

– Я тренер молодежной женской сборной по гандболу, – с усмешкой и несколько пафосно ответил Тарасов. – Но вы, наверное, гандбол не смотрите. – Последняя фраза прозвучала так, словно тренер обвинял Гурова в невежестве.

– Не смотрю, – согласился Лев Иванович. – У меня, знаете ли, другие интересы. Я преступников ловлю.

– Ну, хорошо. – Тарасов наконец-то направился к своей квартире и, достав ключи, отпер двери. – Заходите. Но не дольше чем на пять минут. Задавайте свои вопросы, а я пока переоденусь.

«Интересный тип, – подумалось Гурову. – К нему приходит полковник из Главного управления уголовного розыска МВД по поводу его жены, а он даже не интересуется, что, собственно, произошло. Может, все-таки мы не ее нашли в мешке? Не Тарасову?»

– Вы в курсе, где сейчас ваша супруга? – Лев Иванович решил спрашивать напрямую, а не ходить вокруг да около.

– Не в курсе, а что? – выглянул из другой комнаты Тарасов. – Она приняла решение уехать от меня, забрала нашу дочку и смылась.

– В каком смысле смылась? – насторожился Гуров.

– В прямом, – ответил Тарасов, проходя мимо Гурова в одних плавках. – Я, с вашего позволения, в душ, а потом продолжим диалог. Хотя я понятия не имею, почему вас интересует Светлана. Впрочем, – он вдруг остановился возле одной из дверей, – меня тоже интересует, куда она отвезла нашу дочь. Девочке сейчас положено быть в школе.

Мужчина скрылся в ванной комнате, и Гуров услышал, как зашумела вода.

– У вас в семье были какие-то проблемы? – задал вопрос Лев Иванович, когда Тарасов вышел, обмотанный по пояс банным полотенцем.

– А у кого их сейчас нет, этих проблем? – ответил вопросом на вопрос Тарасов.

– У меня, например, нет, – ответил Гуров.

Мужчина остановился и пристально посмотрел на Гурова. Поняв, что тот не шутит и говорит серьезно, усмехнулся.

– Значит, вы – полковник-холостяк, раз у вас нет проблем с женой.

– Нет, я женат больше тридцати лет. – Лицо Льва Ивановича оставалось серьезным.

– Что, правда? – рассмеялся Тарасов. – Вы еще скажите, что за эти тридцать лет ни разу не изменяли жене, и тогда вас можно вписывать в Красную книгу для вымирающего вида – хомо верус – человек верный.

– Так вы утверждаете, что Светлана Владимировна решила забрать дочь и уехать, – Гуров решил не развивать тему и сменил направление разговора в нужное ему русло. – А куда?

– Понятия не имею, – крикнул из другой комнаты Тарасов. – Я уезжал на соревнования с командой, а когда вернулся, то уже не застал дома ни ее, ни дочери.

– Она уехала к матери? – предположил Лев Иванович.

– Нет. У матери ее нет. – Тарасов вышел из комнаты, уже одетый в строгий брючный костюм и завязывал галстук.

«Хм, на тренировку в костюме и галстуке? – с удивлением отметил Лев Иванович, но потом сам себе и ответил: – Ну да, он же тренер сборной. Ему с мячиком бегать ни к чему».

– Она оставила мне записку, в которой говорила, что так больше жить со мной не может, и решила уехать, забрав дочь из-за моего дурного влияния на нее. Написала, что встретила очень хорошего мужчину, который будет для нашей дочери настоящим отцом. Как будто я не настоящий отец Сони, – фыркнул он и прошел мимо Гурова в прихожую. – Прошу простить, но я и вправду опаздываю. Мне мои девочки этого не простят. Я имею в виду – опоздания.

Льву Ивановичу пришлось пойти следом за хозяином квартиры на выход.

– Когда она уехала? Записка у вас сохранилась? – задал Гуров сразу два вопроса.

– Уехала три недели назад. Записку я порвал и выкинул в мусор. Зачем она мне? И кстати. – На площадке, закрыв входную дверь, Тарасов резко повернулся к Гурову. – Отчего это у уголовного розыска возник к ней такой интерес?

Лев Иванович вдруг понял, что не готов прямо ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Во-первых, он точно не знал, кто убитая женщина на самом деле, а во-вторых, его вдруг стали терзать смутные подозрения насчет этого Тарасова. Очень уж он был спокоен. От него, по его утверждению, сбежала жена с ребенком. Сбежала к другому мужчине, а он, вместо того чтобы как-то реагировать на ее поступок – переживать, страдать или хотя бы злиться, – беспечен и даже весел.

«Допустим, он разлюбил жену, и ему все равно, к кому она сбежала, – размышлял Лев Иванович. – Но ведь судьба дочки не должна быть ему безразлична! Он, по крайней мере, должен был бы пойти в полицию и подать заявление о том, что пропал его ребенок. Без согласия мужа, без официального развода с ним и решения суда жена не может просто так взять и увезти ребенка от отца, если он того не желает. Или он только рад, что избавился от жены и от ребенка? Но тогда – по какой причине?»

Гурову в его размышлениях очень уж не нравилось слово «избавился». Ведь если окажется, что убитая женщина и есть Светлана Тарасова, то тогда встает вопрос, а где же ее дочь Соня?

– В мусорном контейнере была найдена женская сумочка, в которой лежал паспорт вашей жены, – ответил Лев Иванович на вопрос Тарасова и пристально посмотрел на мужчину.

Говорить мужу Светланы Владимировны, что рядом было также найдено и обезглавленное женское тело, Гуров посчитал преждевременным по нескольким причинам. И главной причиной было то, что он не доверял Тарасову. Видел в нем подозреваемого. В его практике оперативника было множество случаев, когда мужья избавлялись от надоевших им жен именно таким вот способом – убивали, а потом сваливали вину на некоего мужчину, к которому их благоверная якобы сбежала от законного мужа.

– Хм, – внезапно задумался Тарасов и потер пальцами чисто выбритый подбородок.

Они с Гуровым уже спускались в лифте, и Льву Ивановичу прекрасно была видна реакция мужчины на его сообщение.

– Странно все это. Вам не кажется? – поинтересовался Гуров, прервав затянувшееся молчание.

Тарасов не ответил, но на лице его были написаны озадаченность и некоторое беспокойство.

– Нам нужно будет, чтобы вы приехали на Петровку, 38, для опознания…

Гуров снова намеренно не договорил фразу и смотрел, как отреагирует Тарасов. Но тот молчал, потупившись. Так же, потупившись, он вышел и из лифтовой кабинки. И только на улице он повернулся к Гурову и спросил:

– А что нужно опознавать? Сумочку? Так вы мне ее опишите, и я точно скажу, ее это сумка или нет. Хотя… Она вполне могла купить себе и новую сумочку, о которой я мог и не знать. Деньги у Светланы были. И немаленькие, – отчего-то добавил он.

– Надо, чтобы вы приехали, – настаивал Гуров. – Когда сегодня будет удобней? Если надо, я могу вас забрать. Только скажите, откуда и когда.

– Еще чего – забрать, – нахмурился Тарасов. – Я и сам приеду. Часа в четыре, пожалуй, смогу, – немного подумав, добавил он.

– Вы не дадите мне номер своего телефона?

– Это еще зачем? – занервничал Тарасов. – Думаете, что я не приеду? Так если что, вы мой адрес знаете. Приедете и увезете меня. А сейчас некогда мне, опаздываю. – Посмотрел он на дорогие наручные часы на запястье.

– Последний вопрос. – Гуров достал записную книжку и, открыв ее, показал на два записанных в ней номера. – Это телефоны вашей жены?

Тренер по гандболу, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и посматривая на припаркованный неподалеку «Ленд Крузер Прадо», быстро глянул на записи.

– Тот, что ниже, – ее номер, а второй, тот, что вверху, мне неизвестен, – быстро проговорил он и, махнув рукой кому-то в машине, после чего завелся мотор, сказал: – Приеду к четырем. В какой кабинет нужно?

В каком кабинете сидит Углов, Гуров не знал, поэтому ответил:

– Скажете дежурному, что вас вызывали к Углову и Гурову. Он скажет, куда пройти, или я сам приду и проведу вас.

Тарасов кивнул и, больше не говоря ни слова, быстрым шагом направился к машине. Едва он сел на переднее пассажирское сиденье, как автомобиль тронулся с места. Гуров задумчиво смотрел вслед удалявшемуся «крузеру» и думал, что такая большая машина очень удобна для перевозки тел в больших пластиковых мешках. За рулем авто, как Гуров успел заметить, сидела женщина, и это обстоятельство навеяло Льву Ивановичу новые мысли и подозрения.

– Вот, привез отчет Валерика об осмотре и вскрытии тела, – помахал папкой Углов. Он вошел в кабинет, довольный, как кот, объевшийся сметаны. Его большое круглое лицо так и лоснилось удовольствием. – Ты у наших экспертов уже был? – спросил он у Гурова, который сидел за одним из трех столов в небольшом кабинете и читал какие-то документы.

– Был, – не отрывая взгляда от бумаг, ответил Лев Иванович. – И даже кое-какие данные по биоанализам у них выпросил. Например, они узнали группу крови, микрочастички которой обнаружились на туфлях, лежавших в пакете. Кое-какие отпечатки пальчиков, хотя они и не совсем четкие, но все же пригодные для идентификации. А еще я узнал, что один из номеров в найденном телефоне зарегистрирован на имя Светланы Владимировны Тарасовой, а вторая симка вообще оказалась левой. Зарегистрирована она в Алтайском крае на Юркова Сергея Александровича.

– Кто такой?

– Да кто его знает, – пожал плечами Гуров. – Ребята обещали к вечеру выяснить его личность. Пока что информации на него нет. Но у меня есть один вариант ответа на этот вопрос. – Лев Иванович поднял голову и задумчиво посмотрел на Углова.

– Ну-ну, и кто это? – Илья Викторович сел напротив Гурова и с интересом посмотрел на него.

– Муж Тарасовой сказал мне, что его жена, взяв с собой их несовершеннолетнюю дочь, скрылась в неизвестном направлении. Она, по его версии, а вернее, если судить по записке, которую оставила мужу, познакомилась с каким-то мужчиной. Вот к нему она якобы и поехала. Может, это и есть этот самый Юрков с Алтая?

– А где и когда она с ним познакомилась? Да еще и из Алтайского края, – недоуменно покрутил головой Илья Викторович.

– Это я не уточнял – где и когда, – вынужден был признаться Лев Иванович. – Сейчас времена такие, что познакомиться запросто можно и по интернету. Муж и знать ничего не будет. Тарасов сильно уж торопился, и толком поговорить с ним мне не удалось. Но он обещал приехать к нам на Петровку часа в четыре. Тут и переговорим.

– Онлайн-измена? – хмыкнул Углов и спросил: – А муж ее что за тип?

– Он – тренер молодежной женской сборной по гандболу.

– Во как даже! – снова покрутил головой Углов и добавил: – Как по мне, так я эту игру вообще не понимаю. Футбол руками… Глупая игра.

– Это кому как. Кому-то нравится. Иначе такой игры бы и не было. И чемпионаты мира по ней никто бы не проводил, – вступился за гандбол Лев Иванович, хотя и сам не очень понимал всю суть этой игры и ее правила. – А что говорит судмедэксперт? – поинтересовался он, кивнув на папку, которую Илья Викторович бросил перед ним на стол, когда только вошел в кабинет.

– Если коротко, – Углов постучал ладонью по папке, – то убита женщина была около тридцати шести-тридцати восьми часов назад. Голову отделяли уже позже. На теле других травм, кроме ссадин и синяков, образовавшихся вследствие перемещения тела и его упаковки в мешок – нет. Родимых пятен, шрамов и татуировок тоже не обнаружено. Группа крови… Кстати, какая группа крови определена нашими ребятами?

– Вторая положительная.

– Ага. Точно. Она самая, – кивнул довольный Углов. – Получается, что туфельки-то, а значит, и сумочка с ее содержимым, точно принадлежат убитой. Уже что-то.

Гуров несколько сомневался в том, что сумочка, а вернее, ее содержимое имеет отношение к найденному телу, но пока что свои сомнения решил не высказывать вслух. Основанием для сомнения служило отсутствие документов на девочку. Ведь если Светлана Тарасова ушла от мужа вместе с семилетней дочерью, то она, естественно, должна была забрать с собой все документы на ребенка. А их-то как раз в сумочке и не было.

«Предположим, – рассуждал Лев Иванович, – что документы на девочку были у нее в чемодане с вещами. Ведь уехала она наверняка с чемоданом, а может, даже и не с одним. Тот, кто убил Тарасову, не мог не знать, что женщину будут искать вместе с девочкой. Так куда же делся ребенок? Убийца оставил девочку у себя в качестве заложницы? Может, он педофил, и его с самого начала интересовала не мама, а дочь? Поэтому он и оставил документы ребенка у себя, чтобы было проще перевозить ее с места на место. Страховка, так сказать».

Вопросы, вопросы, вопросы…

– Почему же он все-таки решил отрубить ей голову и спрятать? – Лев Иванович даже не заметил, как начал рассуждать вслух. Он задумчивым, невидящим взглядом посмотрел на Углова.

– Тело полностью в мешок не влезало, вот и отрубил, – сразу же, ничуть не задумываясь, ответил Илья Викторович.

– Тогда почему он не положил голову в другой пакет и не выкинул ее так же, как и тело, в мусорный контейнер? Куда вообще он ее дел?

– Бес его знает, – теперь задумался и Углов. – Можно все что угодно предполагать. От – голову решил сварить и съесть – до варианта – решил эту голову заспиртовать и поставить у себя на полке в спальне. Что с больного убийцы возьмешь, – пожал плечами Илья Викторович.

– В последнее время в Москве другие тела без головы не находили?

– Вроде нет. Я бы знал. Но надо проверить все убийства за последний год, вдруг что-то упустил. Думаешь, что очередной маньяк в Москве объявился?

– Как ты сам выразился только что – бес его знает, – нахмурившись, ответил Гуров. – Надо быть готовыми к разным поворотам. Ты давай неси Диме копию отчета медэксперта, а заодно подгони его с анализами. Скажи, что желательно все к половине пятого подготовить. Вдруг нам придется этого тренера по гандболу везти в морг на опознание тела.

Углов кивнул и, достав из папки заключение судебного медика, направился к принтеру. Гуров, все еще думавший о своем, машинально наблюдал за ним, по ходу отмечая, что обстановка в кабинете, который Углов делил с еще двумя оперативниками, весьма отличается от той, что была в кабинете Гурова и Крячко. Хотя рабочих столов было три, но компьютер был только на одном из них. Рядом на тумбочке стоял старенький принтер. На весь кабинет имелись также лишь один сейф, еще пара старых тумбочек и четыре новеньких офисных стула. Да и ремонт, как заметил Гуров, явно был произведен еще лет десять назад, не позже. Стены, когда-то белые, посерели и во многих местах облупились.

«Им что же, деньги на ремонт не выделяют?» – мелькнула мысль, но дальнейшего развития не получила, потому как ее прервал приход сотрудника из криминалистического техотдела.

– Илья Викторович, – поздоровавшись с Гуровым, парень подошел к Углову. – Вы просили узнать по поводу камер, которые направлены на территорию около храма и на места подъезда к нему и контейнерам. Я все выяснил, сделал запрос и даже получил несколько видео. Надо бы их просмотреть.

– Я занят пока, – Углов посмотрел на Льва Ивановича. – Посмотришь?

– Да, конечно, посмотрю, – встал тот. – Кстати, вы еще не нашли координаты владельца сим-карты из сотового убитой? – спросил он у техника.

– Этим Леша занимается. Пойдемте. Если он что-то уже нашел, то заодно и спросите.

Оказалось, что Леша нашел адрес владельца сим-карты буквально пятнадцать минут назад. И не только нашел, но и выяснил о нем кое-какую информацию.

– Юрков Сергей Александрович, сорока четырех лет, прописан в Светогорске Ленинградской области, по адресу… – эксперт назвал адрес. – Кстати, прописан-то он в Светогорске, а жил в последнее время на Алтае, в Алейске. Решением суда он был выслан туда на поселение за нанесение травм тяжелой степени тяжести по неосторожности, но за хорошее поведение ему позволили снимать квартиру. Освободившись, он какое-то время оставался жить и работать в этом же городе, но полгода назад вдруг снялся с места и уехал к сестре в Москву. Во всяком случае, так говорит его квартирная хозяйка.

– А ты откуда узнал, что говорит квартирная хозяйка Юркова? – с удивлением посмотрел на молодого человека Гуров. – Что, в интернете и такая информация есть?

– Нет, ну что вы, – рассмеялся Леша. – Я просто созвонился с начальством УФСИНа в Алейске и часть инфы взял у них, а другую часть – у одного товарища Юркова – некоего Горюнова. Он тоже после освобождения остался жить в Алейске и работал вместе с Юрковым на местном маслосыркомбинате.

Информация об Юркове, которую узнал Гуров, совершенно ему не понравилась. Интересно, как его сим-карта оказалась в одном телефоне с сим-картой Тарасовой? Это с ним она познакомилась и к нему уехала с дочерью? Оставила состоятельного мужа ради бывшего зека? Как-то все это не очень походило на правду. Хотя – почему бы и нет? Вполне возможно, что если женщина познакомилась с бывшим зеком по интернету, тот мог навешать ей на уши такой лапши, что Светлана поверила всем его россказням и обещаниям, сорвалась с места, бросила мужа. Ну, а дальше все и так ясно. Убил, ограбил и ребенка с собой забрал. И – это в лучшем случае. А ведь может так оказаться, что и девочки уже нет в живых.

«Надо бы у этого тренера подробнее узнать о его жене. Что она за дама такая, какие у них в семье были отношения и так далее», – подумал Лев Иванович и спросил у Леши:

– Узнаете адрес его сестры? Наверняка в учреждении, в котором Юрков отбывал наказание, есть ее данные.

– Если есть, то узнаем. И если нет, то тоже узнаем, – пообещал компьютерный специалист и снова отвернулся к монитору.

Лицо его стало настолько отрешенным от мира сего, что Гурову даже на мгновение показалось, будто Леша уже и думать забыл, что только разговаривал с живым человеком. Настолько технический специалист был погружен в данные, которые выдавал ему навороченный лэптоп.

– Давайте теперь посмотрим снятое за ночь видео с камер наблюдения, – обратился Гуров к Егору (Лев Иванович выяснил его имя по дороге в техотдел). – Открывайте сначала то, которое направлено ближе всего к мусорным контейнерам. Есть такое?

– Камеры, непосредственно направленной на мусорные контейнеры, я не нашел, – ответил техник. – А вот направленная на вход в храм камера имеется. Вот она.

Он включил запись, и Гуров увидел знакомый ему вход в храм Казанской иконы Божией Матери.

– Видите? На ней даже краешек ближайшего контейнера виден. Но машина, если она подъезжала близко к контейнерам, вряд ли будет видна. Разве только, когда она будет отъезжать от них.

– Ну хотя бы так, и то хлеб, – вздохнул Гуров и попросил: – Запускай. Будем смотреть кино, начиная с девяти часов вечера. Именно в это время, по словам отца Владимира, он и покинул храм.

Чтобы не тратить много времени на просмотр, было решено запускать ускорение съемки, а как только заметят что-то подозрительное, то останавливать и тогда уже изучать видео подробнее.

Машина, которая привлекла их внимание, появилась в кадре около четверти четвертого утра. Это был «Ниссан X-Трейл» темного цвета. Какой конкретно цвет у авто, определить было сложно. Изображение не было цветным.

– Теперь давай его поищем на других видео, – предложил Гуров, когда более или менее четкие фотографии машины были сделаны. – Нам кровь из носу нужен номер этого авто.

Через полчаса работы Гуров уже записывал номерной знак «Ниссана» к себе в блокнот. Он тут же, из кабинета технического отдела, позвонил в ГАИ и выяснил, кому принадлежит автомобиль. Его владельцем оказался не Юрков, как вначале подумал Лев Иванович, а некий предприниматель из города Королева – сорокадвухлетний Витютнев Валерий Викентьевич.

«Сколько у нас их еще будет – этих подозреваемых? У меня уже трое – муж, бывший зек Юрков, а теперь еще этот Витютнев, – думал Лев Иванович, идя по коридору управления. – Муж слишком уж спокойно отнесся к исчезновению жены и дочери, что весьма подозрительно. Хотя если он ее убил, то у него был бы повод для волнений, когда я с ним разговаривал. Или он хотя бы постарался изобразить волнение за пропавшую жену. Он же, по всей видимости, даже не пытался ей позвонить и выяснить, где она. Или пытался?»

– Совсем забыл спросить о распечатках с сим-карт из телефона! – Гуров резко остановился и хлопнул себя по лбу, развернулся и пошел обратно в сторону кабинета технического отдела.

– Лева, погоди, – его догонял Углов.

Лев Иванович, дождавшись, когда тот подойдет, спросил:

– Что у тебя? Есть какие-то новые данные по биоанализам?

– Обещали часа через два отчет принести по уже известным позициям. А у тебя что нового? Я смотрю – шел-шел, а потом вдруг резко развернулся и обратно пошел, – рассмеялся Углов.

– Вспомнил, что не спросил по поводу распечаток с найденных сим-карт. Надеюсь, что их уже запрашивали. Хочу кое-что проверить. Я вот что интересное узнал. – Резко остановился Лев Иванович посреди коридора. – Одна сим-карта, как ты помнишь, принадлежит Тарасовой, а вторая – некому Юркову и зарегистрирована, а вернее, приобретена на Алтае. А точнее, в городе Алейске.

– Ну да, и что? Нашли этого Юркова?

– Нашли. Прописка у него в Светогорске Ленинградской области, а выслан он был в Алейск на поселение за какое-то непреднамеренное преступление. Какое конкретно – будем уточнять. Полгода назад он приехал в Москву к сестре. Сейчас ее адрес узнают. Если выяснится, что он и вправду сейчас в столице, то…

– То он автоматически становится у нас подозреваемым номер два, – прервал его Углов. – Первым номером у нас идет муж Тарасовой, правильно я понял?

– Оно все так, – кивнул Лев Иванович, – но у меня есть вопросы, ответы на которые я пока и сам не знаю. Например, если Светлану Тарасову, а мы будем пока что считать убитую именно Светланой Владимировной Тарасовой, убил Юрков, то отчего, отделив от тела и спрятав ее голову, он не потрудился вынуть из ее телефона сим-карту, оформленную на свое имя? Или это не ее телефон? Тогда почему там вставлена сим-карта на ее имя?

– Так он, может, и не знал, что симка на его имя есть у Тарасовой, – предположил Углов.

– Как так – не знал? Раз она у нее вообще была, значит, дать ее мог только сам Юрков. Другой вопрос – зачем он это сделал. Но тут вариантов может быть несколько, и какой из этих вариантов правильный, я гадать не собираюсь. Проще найти, задержать и допросить этого Юркова, чем в гадалки играть. Но суть не в этом. Мы нашли автомобиль, который предположительно мог перевозить тело. И принадлежит этот автомобиль предпринимателю из Королева – Витютневу.

– А этот Витютнев не может быть Юрковым, только под другой фамилией? – поинтересовался Углов.

– Ты хотел сказать, не брал ли Юрков машину у своей сестры, а вернее, у ее мужа для перевозки тела женщины? – Гуров только сейчас понял, что и такой расклад может иметь место, и снова задумался.

«А ведь я и вправду поторопился записать Витютнева в подозреваемые. Ну зачем предпринимателю убивать женщину с ребенком, зная, что его очень быстро найдут по его машине? Вероятней выглядит версия, что Тарасову убил Юрков, который просто воспользовался чужой машиной, чтобы избавиться от тела…»

– Ладно, – Гуров внезапно принял решение. – Что нам тут стоять посреди коридора и гадать? Пойдем узнаем про распечатки, а заодно и о владельце автомобиля. Если фамилия сестры Юркова – Витютнева, то будем раскручивать эту пару фамилий дальше.

Едва они подошли к кабинету технического отдела, как она распахнулась, и из комнаты навстречу им шагнул техник Леша.

– Правильно, что вернулись, – сказал он, обращаясь к Гурову. – Я уже узнал и фамилию, и адрес сестры Юркова. Шел сообщить вам.

Техник посторонился, пропуская Гурова и Углова в кабинет.

– Сообщайте, – нетерпеливо проговорил Лев Иванович.

– Ее фамилия по мужу – Неумывайко Леда Александровна. И живет она в Дохтуровском переулке, недалеко от Дорогомиловского рынка. Вот, я записал точный адрес, – Леша протянул Гурову листочек с адресом и фамилией сестры Юркова.

– Очень хорошо, – Лев Иванович быстро пробежал взглядом по адресу. Слушайте, а распечатки с сим-карт вы не заказывали?

– Заказывали, они у меня в компьютере. Сейчас распечатаю на принтере. Совсем про них забыл. Как только ребята мне телефон отдали, и я узнал номера, так сразу и отослал запрос операторам связи, а потом замотался и забыл распечатать, что мне прислали.

Он подошел к своему рабочему месту и, наклонившись над компьютером, быстро что-то нажал. Загудел принтер, и из него стали выползать листы бумаги.

– Вот, пожалуйста, – протянул он несколько штук Льву Ивановичу. – Я, кстати, телефончик уже дактилоскопистам вернул. Если что, он у них в отделе.

– Понял, спасибо, – поблагодарил Гуров, не поднимая взгляда от распечаток. Особенно его интересовали последние звонки погибшей. Они, к удивлению Льва Ивановича, датировались числом трехнедельной давности. То есть временем, совпадавшим со временем ухода Светланы Тарасовой от мужа.

«Интересно, она что, три недели вообще никому не звонила? Да и ей звонков на эту сим-карту тоже не поступало. Может, у нее был еще один номер, о котором мы пока не знаем? Надо будет поинтересоваться у ее мужа, когда он придет», – размышлял Гуров, переходя на просмотр распечатки со второй найденной в телефоне сим-карты.

Подумав о Тарасове, Гуров быстро посмотрел на наручные часы и, увидев, что время уже почти два часа, а он сегодня так и не завтракал, снова перевел взгляд на распечатку.

Последние звонки на второй сим-карте, оформленной на Юркова, были зафиксированы четыре дня назад. Просмотрев историю звонков, Гуров определил, что симка активно использовалась практически со времени ее покупки, то есть примерно полтора года. Но абонент, а вернее, номер телефона, по которому с нее звонили, был один единственный.

«По всей видимости, Юрков выслал женщине эту сим-карту специально для связи с ним, – рассуждал Лев Иванович. – Возможно, познакомившись с ней по интернету, он предложил Светлане выслать симку, оформленную на свое имя. В целях, так сказать, конспирации от мужа. Поэтому она и звонила по этой сим-карте только ему. Только вот тогда непонятно, почему он ее не забрал. Если это, конечно, Юрков убил Тарасову. Или это все-таки не Тарасова?»

Снова одни сплошные вопросы без ответов.

Пока Гуров стоял в размышлении, Илья Викторович нетерпеливо топтался рядом, и по его лицу было видно, что он ждал каких-то конкретных распоряжений от полковника. Но Гуров неожиданно для Углова вдруг развернулся и обратился к технику Леше, который уже опять что-то внимательно изучал в компьютере.

– Можно попросить вас сделать срочно еще несколько запросов?

Леша не сразу, но отозвался, не отрывая взгляда от монитора:

– Да, конечно.

– Мне нужны данные по нескольким телефонам с этих двух сим-карт. Обязательно и первым делом – на кого зарегистрирован номер с симки, оформленной на Юркова. Еще – узнать данные абонентов с нескольких номеров из сим-карты Тарасовой. Нужно выбрать в распечатке номера, по которым Светлана Тарасова звонила чаще всего, и выяснить, на кого они оформлены. Сделайте это прямо сейчас. Хорошо?

– Хорошо, давайте, – Леша, не глядя на Гурова, протянул руку за листками. – Через полчаса принесу ответ.

Льва Ивановича всегда удивляла способность технарей-айтишников, работавших в уголовном розыске, думать сразу двумя полушариями. Одно полушарие у них всегда было занято анализом того, что творилось на мониторах их компьютеров, и держало в памяти сиюминутное выполнение требуемых задач, а второе – отвечало за общение с внешним миром. Они легко могли выполнять одновременно сразу два, а то и три совершенно разных по своим функциям действия – считывать, сохранять и запоминать имеющуюся информацию с монитора, тут же вводить новую и выслушивать от оперативников или начальства следующее задание.

«И как у них только мозги не закипают от такого объема информации?» – удивлялся Лев Иванович, протягивая Леше распечатки.

– Пойдем, Викторович, пусть ребята работают. А нам с тобой нужно еще целую кучу дел до четырех часов сделать, – обратился Гуров к Углову. – Есть у меня кое-какие мысли, которыми я хочу поделиться с тобой.

Пока они шли по коридору до кабинета, Лев Иванович окончательно понял для себя, что если он в ближайшее время что-нибудь не съест, то думать будет не о расследовании, а о том чувстве голоде, который его одолевает. Поэтому он предложил Углову:

– Слушай, я со вчерашнего вечера ничего не ел. Ты, похоже, тоже еще не обедал, а время уже два часа. Не хочешь прерваться на обед? Заодно и обсудим, как нам действовать дальше.

– Я уже и сам подумывал предложить тебе пообедать, – расплылся в довольной улыбке Илья Викторович. – Я – человек по комплекции большой, и если в меня вовремя не влить горючего, я забуксую. А когда я буксую, то становлюсь раздражительным тугодумом. Так что я только «за».

– Больше всего меня сейчас интересует точное установление личности убитой. Группа крови с туфель, идентичная группе крови убитой и другие биоследы, принадлежащие ей, которые нашли на сумочке и паспорте, ни о чем еще не говорят. Они для меня не доказательство, – высказал свое беспокойство Лев Иванович, когда они с Угловым устроились за столиком в ближайшем кафе и им принесли заказ.

– Почему не доказательство? – не понял Углов. – По-моему, тут все предельно ясно – раз на сумке, телефоне и других вещах найдены биологические следы жертвы, значит, она и есть Тарасова, как и написано в найденных документах.

– Викторович, – с укоризной посмотрел на оперативника Лев Иванович. – Ты уже столько лет работаешь в уголовке, и до сих пор не можешь отличить косвенные улики от прямых доказательств, указывающих на то или иное лицо. Именно лицо в данном случае являлось бы явным доказательством, что убитая и есть Тарасова. Но у нас нет лица, потому что нет головы. Поэтому теперь подтвердить, что убитая – это Светлана Тарасова, может либо ее муж, либо генетическая экспертиза. И не забывай, что у нас есть еще пропавшая девочка, о которой мы до сих пор ничего не знаем.

– Да, ребенок… – задумчиво жуя, покивал головой Углов. – Я о ней, о девочке, отчего-то все время забываю. Наверное, ты прав, и торопиться с выводами нам не стоит. Приедет муж, и отправим его на опознание.

– Но это не все, что нам с тобой нужно срочно сделать. – Гуров посмотрел в большое окно, рядом с которым он сидел и замолчал.

За окном уныло, кутаясь в теплые одежды – куртки и дождевики, – быстрым шагом передвигался народ. Накрапывал нудный дождь, и Льву Ивановичу вдруг показалось, что этот день для него никогда не закончится, как не хотел заканчиваться дождь. Дождь шел со вчерашнего вечера, то набирая силу и превращаясь в потоки воды, льющиеся из небес и текущие по асфальту, то накрапывая, вот как сейчас – серо и занудно, но заканчиваться совсем не собирался.

– Ты что там увидел? – Углов тоже посмотрел в окно.

– Да так, просто задумался. В такую погоду всегда почему-то хочется впасть в анабиоз и проспать до наступления тепла. Но нам спать некогда. – Гуров сделал большой глоток черного горячего кофе, который только что принесла и поставила перед ним официантка. – А потому нам необходимо срочно что-то решать с машиной Витютнева. Придется тебе поехать в Королев. Но нужно для начала выписать ордер на обыск машины. Выпишешь разрешение, возьмешь кого-нибудь из ребят и поедешь. Особое внимание обращайте на багажник. Он у «Ниссан X-Трейл» весьма вместительный. Ну и поговори с хозяином машины. Только аккуратно. Нам нельзя его совсем сбрасывать со счетов. Витютнев вполне может оказаться если не подозреваемым в убийстве, то или сообщником, или человеком, скрывающим убийцу.

– Насчет этого не беспокойся, – кивнул Углов. – Опыт раскалывать всяких сомнительных личностей мы имеем.

Гуров, впрочем, и не сомневался в способностях Ильи Викторовича. Вести допросы Углов умел мастерски. И это мастерство – допрашивать и раскалывать преступников, было одним из самых сильных, хотя и немногих положительных качеств, которыми он обладал как оперативник. Углов звезд с неба не хватал, но если его работу умело направить в правильное русло, мог отлично выполнять все данные ему поручения.

– А что насчет Юркова? – немного помолчав, спросил Илья Викторович. – Будем его задерживать для допроса или погодим?

– Вот я об этом сейчас и раздумываю, – ответил Гуров. – Мы еще точно не знаем, живет ли он у сестры или снял квартиру. А также – работает где-то или нет. Нам пока о Юркове вообще ничего не известно. Может, его уже и в Москве-то нет. Поэтому я думаю, что надо бы кого-то толкового послать к его сестрице. Пусть разузнает, что и как. Только пускай он представится не сотрудником уголовного розыска, а допустим, как его кореш по отсидке на поселении.

– А если окажется, что он в квартире сестры проживает и сам выйдет двери открывать? – предположил Углов.

– Вот я и говорю, что надо толкового человека послать, чтобы быстренько в случае чего сориентировался и придумал, что ответить – да так, чтобы не спугнуть предполагаемого убийцу. – Лев Иванович отодвинул от себя пустую тарелку и принялся за кофе. – Надо бы еще одну чашку заказать. Я сегодня почти не спал. А сейчас поел и чувствую, что начинает клонить в сон, – пожаловался он и, подозвав официантку, попросил принести еще кофе, но на этот раз с сахаром.

– И мне тоже, пожалуйста, кофе и какое-нибудь пирожное на ваш вкус, – присоединился к заказу Углов. – Сладкое, – заметил он, подняв указательный палец, – помогает мыслительному процессу, бодрит и поднимает настроение.

– Ну, насчет настроения я бы засомневался, – ответил Гуров, и тут его телефон звякнул, сообщив о пришедшем на гаджет сообщении. Он открыл его и, улыбнувшись, повернул экраном к Углову. – Вот кому настроение нет нужды повышать сладким черным кофе. У него оно сейчас и так на максимуме. А ведь не хотел ехать.

– Это Станислав, что ли? – рассмеялся Углов, глядя на фото, которое прислал Льву Ивановичу Крячко. – Сто лет его не видел. Заматерел парень. А помнится, был худющий и, как хлыст, гибкий. И женщины его за его веселый нрав любили. Это тоже помню. Где это он? Ты, помню, говорил, что на самолет его с супругой посадил.

– В отпуск, в Анталью полетел. Будет на солнышке нежиться и в море купаться, пока мы с тобой тут мокнем и киснем под дождем. Так что, есть у тебя кого послать из ребят к сестре Юркова, или мне в своем управлении поискать? – пряча телефон в карман, сменил тему Лев Иванович.

Илья Викторович задумчиво поскреб подбородок и ответил:

– У нас все толковые ребята заняты на расследованиях, так что если есть возможность из Главного управления России кого-то послать, то давай лучше ты поищи кандидата. Мне, если я сейчас к начальству сунусь с просьбой, отлуп дадут и пошлют сам знаешь куда.

– Добро, позвоню Орлову, попрошу его на пару дней выделить оперативника мне в помощь. Вернее, нам в помощь, – поправился Гуров и добавил, допивая кофе: – Давай дожевывай, и за дело. И так уже битый час в этом кафе сидим, а мне нужно еще собрать для опознания вещи убитой и узнать у биокриминалистов, что у них нового по следам. Да и Леша наверняка уже принес данные по телефонам, которые я просил.

Добравшись до кабинета, Гуров первым делом позвонил Петру Николаевичу и, вкратце описав, как и в каком направлении движется расследование, выложил просьбу:

– Пришли ко мне на Петровку молодого и толкового парня. Есть для него небольшое задание. У нас с Викторовичем рук и ног не хватает, чтобы все сделать и везде поспеть. Сам знаешь, чем быстрее я с этим делом разберусь, тем скорее сяду за отчеты.

– Ох и хитер ты, Лева, – рассмеялся Орлов. – Знаешь, на какое больное место нужно надавить, чтобы получить желаемое. Лады, пришлю к тебе казачка. Но с условием, что за два дня ты все раскроешь.

– А вот этого я обещать не могу. Кто знает, как дело может обернуться, – честно ответил Гуров. – В нашей работе всякое бывает, сам знаешь. Но обещаю, как бы там ни было, вернуть присланного тобой сотрудника в целости и сохранности через два дня.

– Хорошо, договорились. Через час жди.

Орлов отсоединился, но сразу перезвонил.

– Забыл спросить, какие новости от отпускника. Добрался без приключений?

– Добрался с приключениями, но подробностей я и сам пока не знаю. Вечером, если будет время, перезвоню ему и узнаю.

– Ну привет от меня передай. Пусть отдохнет хорошенько. У меня на него виды есть.

– На него, а значит, и на меня? – насторожился Гуров.

– Совсем не обязательно. Смотрю, ты привык в паре со Станиславом работать? Глянь, не оторвешь вас друг от друга, – усмехнулся Орлов и без дальнейших пояснений прервал разговор.

– Надо же, какой загадочный, – пробормотал Гуров и, посмотрев на часы, направился к криминалистам собирать нужные для разговора с Тарасовым данные и вещи, принадлежащие жертве.

– Проходите, Эдуард Никитович, и садитесь вот сюда, – пригласил Лев Иванович Тарасова, когда дежурный провел тренера до кабинета Углова.

В комнате сейчас находился еще один оперативник, который пришел, чтобы написать и отпечатать какие-то нужные ему бумаги. Но Гурову он нисколько не мешал, чего нельзя было сказать о тренере.

– Я не могу долго у вас рассиживаться. У меня в половине шестого назначена встреча, – громко заметил Тарасов, опускаясь на стул и косясь на сосредоточенно печатавшего оперативника за соседним столом.

– Надеюсь, что мы быстро разберемся со всеми формальностями и отпустим вас.

Интонации голоса Гурова совсем не были многообещающими и ставили под сомнение его слова. Этот нюанс не ускользнул от Тарасова, и мужчина нервно поерзал на стуле.

– Что вы хотите от меня узнать? – спросил он.

– Напомните мне, при каких обстоятельствах ваша жена ушла из дома вместе с дочерью, – попросил Лев Иванович и приготовился записывать ответ Тарасова.

– Я не понял, вы меня в чем-то подозреваете? – кивнул Эдуард Тарасов на листки бумаги, лежащие на столе перед Гуровым. – Если это так, то я хочу знать, в чем состоят ваши подозрения, а если нет… Зачем вы собираетесь записывать мои ответы? Я думал…

– Вы думали, что я пригласил вас просто побеседовать и поговорить за жизнь? – чуть наклонив голову, спросил Гуров. – Ах да, я ведь вам не сказал при нашей первой встрече, что кроме найденной в мусорном контейнере дамской сумочки с документами вашей жены там же было найдено тело. Женское тело. Упакованное в мешок. Тело без головы…

Гуров специально говорил неторопливо и с расстановкой, перечисляя все нюансы страшной находки, и при этом внимательно следил за реакцией Тарасова. Тот вдруг стал бледным, как привидение. Причем побледнели и лицо, и шея, и руки. Лев Иванович даже испугался, что Тарасова сейчас хватит сердечный приступ. Что кровь отольет не только от лица и рук, но и от сердца, а вернуться обратно забудет. Поэтому он быстро спросил:

– Вам плохо? Может, вызвать врача?

– Воды, если можно, – просипел внезапно потерявший голос тренер по гандболу.

– Водичка у вас есть в кабинете? – поинтересовался Лев Иванович у незнакомого оперативника.

– Была где-то бутылка… – стал оглядываться тот. – Так вон она, на окошке стоит, – указал он на полупустую литровую бутылку на окне.

Гуров принес бутылку и протянул ее Тарасову. Тот, отвинтив крышку, с размаху запрокинув бутылку, сделал большой глоток и тут же поперхнулся, вытаращив глаза на Гурова.

– Это что такое? – еще более сиплым голосом спросил он. – Зачем вы подсунули мне бутылку со спиртом? – Тарасов вскочил на ноги. – Специально, да? Чтобы потом сказать, что я пришел к вам в управление пьяный, стал дебоширить и вы меня задержали?! Чтобы потом навесить на меня убийство жены?! Так?!

– Не понял, – растерялся от такого поведения и набора странных вопросов Лев Иванович и тоже встал.

Он взял из рук Тарасова пластиковую бутылку и понюхал ее содержимое.

– Черт вас дери! – Лев Иванович возмущенно посмотрел на оперативника, который еще после первых восклицаний тренера вдруг остолбенел и испуганно стал смотреть то на Тарасова, то на Гурова.

– Блин, я же не знал, что там спиртяга, – выдавил из себя опер и, подойдя к Гурову и приняв от него бутылку, тоже понюхал, словно не веря, что там налит спирт. – Я думал, что там вода.

– Это вы специально! – нервно взвизгнул Тарасов.

Гуров даже удивился, как тот смог так высоко взять ноту, ведь он только что сипел и не мог говорить не то что громко, но и вообще нормальным голосом.

«Видимо, это спирт возымел на голосовые связки Тарасова такое воздействие. Голос мигом прорезался. Тем лучше. Значит, на вопросы будет отвечать громко и четко», – не без сарказма подумал Лев Иванович и уже спокойно сказал, обращаясь одновременно и к оперативнику, и к тренеру:

– Бывает и не такое. Наверное, это какой-нибудь вещдок, который забыли сдать.

– Да, скорее всего, – зацепившись за подсказку Гурова, обрадованно подхватил оперативник. – Давайте я эту бутылку отнесу криминалистам.

– Стойте, ничего из кабинета не выносите! – остановил его Тарасов. – Знаю я вас, на бутылке мои отпечатки пальцев. Потом окажется, что она тоже найдена рядом с местом преступления, и вы на меня всех собак повесите. Так что пускай она остается тут, а я хочу вызвать сюда своего адвоката!

Тарасов достал из кармана айфон и стал пролистывать в нем телефонную книгу. По-видимому, искал номер адвоката. Оперативник, видя какой нехороший для него оборот принимают обстоятельства, решил от греха подальше ретироваться, и Гуров отлично его понимал: тут и своих дел по самое горло и быть замешанным в чужом оперу не очень-то хотелось.

– Послушайте, Эдуард Никитович, – устало вздохнул Гуров и покосился на телефон, который тренер держал в руке. – Никто вас ни в чем не обвиняет, и к нам вы вызваны только в качестве свидетеля. Вы ведь утверждаете, что ваша жена ушла из дому, забрав дочь? Это так?

– Не утверждаю, а подтверждаю, – нервно поправил Льва Ивановича Тарасов и сунул телефон обратно в карман, решив, по-видимому, пока не жаловаться. – Я о ее пропаже пока что никаких заявлений никому не подавал. Вы спросили – я подтвердил. Она не пропала, а просто бросила меня ради другого мужика. Это ее право.

– Полностью с вами согласен – это ее право. – Гуров видел, что Тарасов уже начал успокаиваться, и предложил ему: – Да вы садитесь. Сейчас спокойно все обсудим. А насчет вот этого, – кивнул он на бумагу и ручку, – скажу так. Нам положено фиксировать все допросы и беседы со свидетелями дела. С нас тоже, знаете ли, требуют отчетности.

– Вот и запишите в эти свои отчетности, что вы мне вместо воды подсунули бутылку со спиртом, – Тарасов зло посмотрел на Гурова.

– Прошу извинения за инцидент, – Лев Иванович постарался скрыть усмешку. – Я в этом кабинете впервые. Те же, кто в нем работает, а кабинет занимают трое оперативников, могут не пересекаться по целым неделям. У каждого свой участок и своя работа. Вполне вероятно, что товарищ, который порекомендовал воду из бутылки, стоящей на окне, и в самом деле не знал, что там спирт. Вас устраивают мои пояснения и извинения?

– Устраивают, – нехотя буркнул Тарасов.

– Тогда ответьте мне все-таки на вопрос, который я вам задал. При каких обстоятельствах ваша жена ушла из дому?

– Я был в командировке. Ездил с командой на соревнования в Калининград. Когда вернулся, то ни жены, ни дочери дома не застал. Нашел только записку от Светланы на кухонном столе. В записке она написала, что бросает меня ради какого-то мужика, с которым познакомилась по интернету. Все. Больше я ничего не знаю, – быстро проговорил, словно выплюнул, Тарасов.

– Хорошо. – Гуров, быстро записывая показания, задал следующий вопрос: – Когда это случилось?

– Три недели назад. Я уже говорил вам.

– Она вам после того, как ушла из дому, звонила или, может быть, писала?

– Нет. Не звонила и не писала.

– А вы? – Гуров поднял голову и с интересом посмотрел на Тарасова. Тот уже окончательно успокоился и сидел на стуле, заложив ногу на ногу.

– Нет, и я не звонил ей. И не писал тоже.

– А почему? Разве вас не интересовало…

– Нет, меня не интересовало и не интересует, с кем она связалась и куда направилась, – резко перебил Гурова Тарасов.

– Вас не интересовало, куда она отвезла вашу дочь? – Гуров спокойно закончил вопрос.

Тарасов нахмурился и, покусав губы, что выдавало некоторую степень озабоченности, ответил:

– Это меня интересовало. Но толку-то? Чего бы я добился, позвонив ей или написав? Если женщина решила уехать, забрав ребенка от отца, то она, независимо от обстоятельств, все равно окажется в своем праве. Я знаю немало примеров, когда женщины выигрывали суды и когда отцов лишали права встречаться с ребенком. И потом…

Он замолчал и опять стал кусать нижнюю губу.

– И потом, – повторил он, – я не могу сказать про себя, что я идеальный отец и муж. Впрочем, я не стал поднимать шум и по другой причине. Я надеялся, что она вернется ко мне. Не сразу, но вернется.

– Вы говорили, что у нее есть мать…

– Да, у Светланы есть мать и младшая сестра – Галина. Но я с ними не общаюсь. Практически не общаюсь.

– А почему?

– Да они обе чокнутые на всю голову сектантки, вот почему! – заерзал на стуле Тарасов. – Мамаша вообще не хотела, чтобы Светка за меня выходила замуж. Она и ее в детстве в эту секту таскала, и Галку. Но Светка оказалась поумнее и перестала ходить в эту их церковь, или как там она называется на самом деле, а Галина до сих пор с тещей там псалмы поют. Или уж не знаю, что они там делают.

– А что за секта?

– Черт их знает. Какая-то то ли пятидесятническая, то ли харизматическая. Или – еще что-то… Хрен редьки не слаще. Так что мне без разницы.

– Вы не спрашивали у них – может, они знают, куда могла уехать Светлана и с кем она могла познакомиться?

– Они? Да они, кроме своей церкви, и знать ничего не знают. И не желают знать! Они со Светкой только по телефону и общались. Внучку за семь лет только два раза теща навестила. Все, кто не с ними в церкви, те против Бога – так они считают и поэтому не общаются с нами.

– Вы знаете адрес матери и сестры Светланы?

– Знаю.

Тарасов нехотя назвал адрес и добавил:

– Теща мне звонила неделю назад. Спрашивала, где Светлана и почему она не отвечает на ее звонки и эсэмэски сестры.

– И что вы им ответили?

– А что я мог ответить? Сказал, что она уехала отдыхать с Соней за границу. А почему им не отвечает, понятия не имею. Не хочет с ним общаться, вот и не отвечает.

– А почему не сказали им правду, что Светлана от вас ушла?

– Если бы надо было, то она и сама бы их об этом поставила в известность, – огрызнулся Тарасов. – Значит, она не хотела, чтобы они знали. Это ее дело, и не мне в него вмешиваться.

– Да, ее дело, – снова вздохнул Лев Иванович, записывая слова тренера. Поставив точку, он сказал: – Я сейчас покажу вам некоторые вещи…

Договорить Гуров не успел, потому что в двери постучали, и в кабинет заглянула голова, обрамленная копной рыжих кудрей и с конопатками на лице.

– Лев Иванович, меня Орлов к вам направил, – сказала голова, и дверь распахнулась. На пороге появился парень лет двадцати восьми в мокрой от дождя куртке.

– Чижов, ты чего так долго до меня добирался-то? Петр Николаевич обещал, что через час кого-нибудь пришлет, а уже почти два с половиной прошло, – посмотрел Гуров на часы.

– Так я на задание с Петрусевичем ездил в Химки. Пока меня нашли, пока мы там с делами закончили… Меня Сергей Сергеевич отпускать не хотел, но Орлов его уговорил.

– Ладно. Посиди минут десять и помолчи. Я сейчас закончу и скажу, что от тебя требуется.

Молодой и рыжеволосый Чижов прошел к столу, за которым совсем недавно сидел петровский оперативник и, сняв мокрую куртку, повесил ее на спинку стула. Сев и подперев рукой голову, он прикрыл глаза. Гуров и сам так частенько делал в молодости – дремал, когда придется и где придется. Порой за сутки дежурства так умотаешься, что даже пятиминутный отдых кажется райским наслаждением. Набегавшие многие километры ноги гудят, в голове туман и мелькание кадров (порой даже сюрреалистичных) с места преступления, а глаза прикрыл – и хотя бы на несколько минут попадаешь в спасительное забытье, отдыхаешь и телом, и душой.

– Так вот, я отвлекся, – повернулся к Тарасову Лев Иванович. – Сейчас я вам покажу вещи, которые мы нашли в контейнере для мусора и которые были на убитой женщине, а вы мне скажете, принадлежат ли они вашей жене. Хорошо?

Тарасов снова побледнел и, сглотнув ком в горле, не ответил, а только молча кивнул в знак согласия. Гуров пригласил его подойти к столу, стоявшему в дальнем конце кабинета, на котором были разложены вещи, предполагаемо принадлежащие убитой Тарасовой.

– Посмотрите хорошенько. Что-то из этих вещей узнаете?

– Кажется, это ее телефон…

Тарасов протянул руку, чтобы взять и поближе рассмотреть телефон, но Лев Иванович его остановил:

– В руки не берите. Смотрите так. Вы сказали, что телефон принадлежит вашей жене…

– Во всяком случае, у нее была точно такая же модель. И цвет, и размер, и на две сим-карты… – растерянно кивнул Тарасов.

– Сумочка тоже ее?

– Насчет сумочки – не знаю. Может быть, и ее. Я не могу знать все ее вещи. Она покупала их самостоятельно, и меня они мало интересовали.

Тарасов отвечал на вопросы с такой отсутствующей интонацией, словно он не опознавал предметы своей супруги, а просто мимо проходил.

«Тебя и жена, по всей видимости, и дочь точно так же не интересовали», – подумал Лев Иванович, но оставив свое мнение при себе, сказал:

– Ну, хорошо, а ее платья и туфли вы тоже не все знали? Вот эти вещи не узнаете? – Гуров аккуратно развернул перед Тарасовым платье, которое сняли с убитой, и выставил на передний план туфли и шарфик из пакета.

– Тем более! – усмехнулся Тарасов, но тем не менее платье, шарфик и туфли на высоком тонком каблучке внимательно рассмотрел. – Нет, я не помню ни платья, ни этих туфель. Шарфик вроде бы ее, но это не точно, – заявил он. – Если бы вы показали мне ключи от ее машины или от квартиры, кошелек или обручальное кольцо, драгоценности, которые я ей дарил, то я бы наверняка все эти вещи узнал. А вот это барахло… Нет, я не могу сказать ничего определенного.

– У супруги была своя машина? – заинтересовался Лев Иванович. Какой марки?

Он быстро прошел к столу, за которым писал показания Тарасова, и приготовился записывать новые данные.

– У Светланы была… Или есть – темно-синяя «Тойота Камри» китайской сборки.

Тарасов назвал регистрационный номер автомобиля, и Гуров записал его отдельно в блокнот, намереваясь узнать подробнее о машине от гаишников.

– Она уехала на ней, как я понял, – вопросительно посмотрел он на тренера.

– Во всяком случае, в гараже машины нет. Я проверял.

– Еще вопрос. Какая группа крови у Светланы Владимировны?

– Вторая положительная, – без запинки ответил Тарасов.

Гуров нахмурился.

– Что ж, раз по вещам вы ничего конкретного сказать не можете, то придется нам с вами проехать в морг для опознания тела.

Тарасов покраснел, потом побледнел и воскликнул, указывая Гурову на циферблат дорогих часов у себя на запястье:

– У меня важная встреча через полчаса! Давайте опознавание перенесем на завтра.

Льву Ивановичу все больше и больше не нравился этот тренер женской молодежной сборной по гандболу. Ему предлагают проехать для опознания тела, которое может принадлежать его жене, а он просит перенести опознание, ссылаясь на какую-то там, пусть даже важную для него, встречу. Ну и ну!

«Вмазать бы ему хорошенько пару раз по его смазливой физиономии», – подумалось Гурову, но он сдержал порыв. Спрятав вещественные доказательства в сейф, потом, взяв со стола какую-то нужную ему бумагу, спокойно повернулся к Тарасову спиной и направился к рыжему Чижову.

– Юра, мне нужно, чтобы ты съездил прямо сейчас по этому адресу и узнал, только аккуратно, у этой женщины, – Гуров постучал пальцем по написанному, – где сейчас находится ее брат. Его фамилия тут тоже записана. Если откроет двери женщина, спросишь, где он. И если его у нее нет, скажешь, что ты кореш ее брата, и вы вместе отбывали наказание. Пусть даст его адрес или, если он работает, название предприятия. Попроси ее не звонить ему, мол, сюрприз. А вообще действуй там по обстоятельствам. Понял?

– Понял, – ответил Чижов, изучая адреса и фамилии. – Мне этому Юркову на глаза не показываться. Правильно?

– Угу. Разве что он сам тебе откроет двери, тогда скажешь, что дверью ошибся. Фото внимательно посмотри, – снова кивнул на бумагу Лев Иванович. – А так – только узнай, где он сейчас базируется. Позвонишь мне, а дальше решим, что нам дальше делать.

– Хорошо, – Чижов быстрым шагом вышел из кабинета, а Лев Иванович, как ни в чем не бывало, повернувшись к Тарасову, сказал, потянувшись рукой к плащу, висевшему на вешалке у дверей:

– Ну что, Эдуард Никитович, едемте на опознание.

– Вы что, издеваетесь? – тихо и как-то угрожающе спросил Тарасов. – Я ведь, кажется, сказал, что у меня через… – он опять посмотрел на часы. – Через двадцать пять минут важная встреча.

– А вы позвоните и объясните тому, с кем вы должны встретиться, что можете ненадолго опоздать. Что, мол, есть подозрение, что вашу жену убили и вам нужно срочно поехать на опознание тела. Ведь это так просто – набрать номер и попросить перенести встречу на полчаса позже, – спокойно, но жестко глядя прямо в глаза Тарасову, сказал Лев Иванович.

Тарасов поджал губы и, казалось, раздумывал, как ему поступить, но потом, чертыхнувшись, достал мобильник и позвонил.

– Ирина Игоревна, это Тарасов, – отвернувшись от Гурова и подойдя к окну, заговорил Эдуард Никитович. – Вы уж меня извините, но я на полчаса или чуть больше могу опоздать на встречу. Нет. Это очень серьезная причина. Я вам потом все при встрече расскажу. Давайте перенесем встречу на полчаса хотя бы. Нет, совсем отменять не стоит. Я приеду. Да. Спасибо и до встречи.

Переговорив, Тарасов взял со стула куртку, надел ее и, не говоря ни слова, направился следом за Гуровым к дверям. Лев Иванович шел, не оглядываясь, и спиной чувствовал на себе неприязненный взгляд тренера. Но ему было все равно, как смотрит на него этот человек, который числится в деле об убийстве пока что свидетелем. Гурову было не привыкать чувствовать на себе самые разные взгляды от самых разных людей – в основном настороженные, испуганные, ненавидящие, злые и холодные… И очень редко – теплые, сочувствующие и благодарные.

Опознание тела прошло довольно быстро, хотя приезда следовательницы им пришлось подождать. Протокол опознания должна была написать именно она, поэтому Тарасову пришлось немного понервничать из-за задержки процедуры.

«Он бы так нервничал, когда ему сказали, что убитая может быть его женой, – злился, глядя на Эдуарда Никитовича, Гуров.

Ему, человеку, который уже много лет любит и ценит свою жену, было непонятно поведение Тарасова.

«Положим, надоела тебе жена, и к дочери ты относишься как к неродной, так разведись – и дело с концом. Никто ведь не заставлял вас жить под одной крышей, – рассуждал Лев Иванович. – Но желать смерти когда-то единственной для тебя и горячо любимой женщине… Ладно, пусть не желать, но относиться к ее смерти равнодушно или даже по-хамски – это ни в какие мои представления о человечности не входит. Подозрительный все-таки тип этот Эдуард Никитович…»

Правда, руки у Тарасова, когда он вошел в помещение морга и потом в комнату для опознания, тряслись и цвет лица постоянно был бледным, но это состояние тренера Лев Иванович больше списывал на обстановку в морге и на вид мертвого тела, чем на искренние переживания супруга.

– Нет, это не она, – облегченно выдохнув и быстро отвернувшись, заявил Тарасов, едва ему показали тело.

– Вы уверены? – следовательница, Татьяна Аркадьевна Белова, поморщилась. – Головы нет. Тело долго пролежало в мешке и потеряло, так сказать, свою форму. Вы можете ошибаться. Посмотрите еще раз и внимательней.

– Не надо мне внимательней смотреть, – с совершенно неуместным пафосом заявил Тарасов. – Во-первых, мне это неприятно – пялиться лишний раз на мертвое тело, а во-вторых – на правой ноге, на икре, нет родимого пятна. И на левой груди родинки тоже я не увидел. Не она это. Не Светлана.

Белова записала, все, что ей сказал Тарасов, и сказала:

– Что ж, можете быть пока свободны. Но мне нужно будет с вами поговорить еще раз. Такова обязательная процедура – свидетелей опрашивают не только оперативники, но и следователи, ведущие дело. Мне нужен ваш номер.

Тарасов нехотя продиктовал телефон и, ни с кем не прощаясь, скорым шагом удалился.

– Группа крови убитой совпадает с группой крови Тарасовой. Я спрашивал у ее мужа, – как бы между прочим, заметил Лев Иванович.

Белова промолчала, но зафиксировала и это обстоятельство.

– У нас кто-то из родственников еще есть, кто может опознать тело? – спросила следовательница у Гурова. – Что-то меня сомнения берут в правдивости слов свидетеля. Не понравился мне этот Тарасов.

– И мне он не нравится, – ответил Лев Иванович. – Я записал адрес матери Светланы Тарасовой. Ее фамилия Коваль. Она и младшая сестра Светланы живут на Мичуринском проспекте. Вызвать их?

– Нет, погодите. Сегодня уже поздно. У меня еще дела на вечер есть. Давайте пригласим их на утро. На половину девятого назначим. Пускай приезжают прямо сюда. Я тоже подъеду.

– Хорошо, я сам с ними сегодня же и поговорю, – Гуров направился к выходу. Белова, сложив документы в папку, поспешила за ним.

Едва Лев Иванович добрался до главного управления на Петровке, как ему отзвонился Юра Чижов.

– Лев Иванович, задание выполнил, – доложил молодой оперативник бодрым голосом.

Гуров ему даже немного позавидовал. Сам он чувствовал себя, как выжатая в бокал канарейка из юморески Жванецкого, которую перепутали с лимоном. Оно и понятно, спал он сегодня ночью от силы только два с половиной часа.

– Что узнал? – спросил его Гуров, неторопливо шагая по длинному и, как ему сейчас казалось, бесконечному коридору управления.

– Юрков Сергей Александрович и в самом деле сейчас проживает у своей старшей сестры. Старшая сестра – вдова, – уточнил оперативник. – Он и открыл мне двери квартиры, когда я позвонил. Я сказал, что, наверное, ошибся адресом и попросил его прикурить. Разговорились. Он оказался мужиком общительным и добродушно-болтливым. Много чего мне рассказал, пока мы с ним на площадке курили. И про то, что он был осужден, и что сестра год назад овдовела, и что он полгода назад решил перебраться к ней в Москву, и что работает он слесарем в ЖКХ. В общем, как-то так. Что будем делать?

– Пока что ничего не будем, – немного поразмыслив, ответил Гуров. – Пускай пока поживет в неведении, что мы о нем информацию собираем. Ты на сегодня свободен, но завтра мне нужно, чтобы ты поспрашивал о нем соседей, начальство, сестру. Но только так, чтобы Юрков об этом не узнал.

– Хорошо, понял, – все так же бодро ответил Юра.

Не успел Лев Иванович закончить разговор, как в двух шагах от кабинета его остановил техник-эксперт Леша. Подождав, когда Гуров закончит разговор, он торопливо сообщил:

– Я оставил на столе все данные по номерам телефонов, которые вы просили узнать. Заодно просил выслать и распечатки звонков с них. С сим-карты на имя Юркова звонили на номер, оформленный также на Юркова. На сим-карте Светланы Тарасовой, как самые частые, проходят звонки мужу Тарасовой и еще нескольким женщинам. Кто они, я не выяснял.

– Ничего страшного, я и сам выясню. Спасибо, Леша, – ответил Лев Иванович.

– Да не за что, – улыбнулся парень. – Это моя работа. Все, я домой.

Он пошел дальше, но Гуров окликнул его.

– Кто-то в вашем отделе еще остался, или все уже домой ушли?

– Ушли все. Я последний, – не останавливаясь, ответил криминалист.

– Тогда – ладно, – махнул рукой Гуров и вошел в кабинет.

В кабинете за компьютером сидел тот же оперативник, который был во время допроса Тарасова и что-то быстро печатал. Подняв голову на вошедшего Льва Ивановича, он спросил:

– Разобрались с этим нервным?

– Разобрались, – Гуров зевнул и сев за стол, потер ладонями лицо, прогоняя сонливость.

Отдыхать ему пока что было некогда. Нужно было ехать к матери и сестре Светланы Тарасовой.

«Но сначала нужно позвонить в ГАИ и подать на розыск «Тойоты Камри», принадлежащей Тарасовой», – решил Лев Иванович и набрал номер из своей телефонной книги в айфоне.

– Привет, Женя, – поздоровался он со знакомым гаишником. – Ты сейчас на работе? В отпуске? Вот везунчик, а я только в декабре буду отдыхать. Как там твои бандиты? – поинтересовался он о шестилетних сыновьях знакомца – близнецах Савве и Велиславе. – На хоккей отдал? Здорово! И нравится им?

Ответ, по всей видимости, был остроумным и Лев Иванович рассмеялся, выслушивая рассказ молодого отца о сыновьях. Какое-то время Гуров слушал, потом сказал:

– Да, мне нужны кое-какие сведения об одном автомобиле. Это темно-синяя «Тойота Камри» выпуска две тысячи тринадцатого года. Нужно найти, где машина сейчас находится и принадлежит ли до сих пор Тарасовой Светлане Владимировне. – Лев Иванович назвал год рождения женщины и год, когда на нее было оформлено авто. – Найдешь? Вот и хорошо. Нет, не срочно, но желательно завтра к полудню. Ну и отлично. Тогда – до завтра.

«Кофе бы сейчас выпить», – подумал Лев Иванович и опять зевнул.

Словно услышав его мысли, незнакомый Гурову оперативник встал и, потянувшись, сказал:

– Работы навалилось. Придется на работе до полуночи с этими отчетами торчать. Я хочу позвонить и заказать себе кофе и пиццу. Хотите, и на вас закажу? Или вы уже закончили дела на сегодня?

– Увы, нет. И у меня сегодня пока что не предвидится конца рабочего дня, – ответил Лев Иванович, прикидывая, выпить ли ему сначала кофе, а потом ехать к теще Тарасова или сначала съездить по адресу, а потом уже выпить кофе, заехав в какую-нибудь забегаловку. Потом все-таки решился. – Пиццу жевать некогда, а вот от кофе не откажусь. И покрепче чтобы было. Через какое время прибудет доставка? – все же решил уточнить он.

– Кафешка тут рядом. Так что через три минуты заказ будет доставлен. Не сомневайтесь – проверено! – рассмеялся оперативник и, позвонив, заказал пиццу и по большому стакану кофе для себя и Гурова.

Пока ждали заказ, Лев Иванович изучал данные по сим-картам и распечатки звонков на эти телефоны. Леша отлично справился с заданием, он даже на каждой распечатке красной пастой четкими и крупными цифрами надписал номера телефонов и имена владельцев. Так что Гурову, собственно, общий список абонентов сотовой связи, с которыми общалась Светлана Тарасова, и не понадобился.

То, что с сим-карты, оформленной на Юркова, звонили самому Юркову, Льва Ивановича не удивило. Он с самого начала предполагал, что симку специально использовали для этих целей. А вот звонки с карты Тарасовой его интересовали куда больше. Тем более что последний звонок Светланы приходился как раз на тот самый день, когда она, по словам мужа, ушла от него. В этот же день Тарасова звонила еще двум женщинам – Северцевой Ангелине Викторовне и Тыницыной Наталье Андреевне. Кто они и кем приходятся Светлане, Гурову еще предстояло узнать.

Нашел он и распечатку на имя Галины Владимировны Коваль. Гуров помнил, что Коваль – фамилия матери и сестры Тарасовой, а значит, это и девичья фамилия Светланы. Эта информация могла потом пригодиться.

Принесли заказанный кофе, и Гуров, сделав с удовольствием большой глоток, решил позвонить Галине Коваль и узнать, дома ли она, а также ее мать. Разговор с ними предстоял не из приятных: Льву Ивановичу не хотелось сообщать женщинам плохие новости по телефону.

К его большому огорчению, на звонок никто не ответил. Больше того, телефон был, по всей видимости, отключен. Пришлось Гурову разыскивать в общем списке телефон матери, которой Светлана звонила намного реже, чем сестре. Но и по номеру, зарегистрированному на Коваль Елену Алексеевну, никто не отвечал, хотя сигнал проходил свободно.

«Придется ехать наобум, как на деревню к дедушке», – подумал Гуров. Хотя у него и был точный адрес проживания Елены и Галины Коваль, но все-таки ехать туда, не зная точно, застанешь ли их дома или нет, было все равно, что ехать, не зная куда.

«Может, – с досадой рассуждал Лев Иванович, – их сейчас и вовсе нет в Москве. Уехали в деревню, на дачу или как Крячко – в Анталью. Да мало ли куда можно уехать! Тогда, конечно, расследование у нас застопорится на неопределенный срок. Хотя… Остаются еще подруги и другие знакомые, которые хорошо знали Тарасову и смогут ее опознать. Но их еще нужно найти…»

Додумать мысль до конца Гурову не дал рингтон на сотовом.

– Гуров слушает, – чисто на автомате ответил Лев Иванович на звонок с незнакомого ему номера.

– Вы только что звонили на мой номер, – ответил Льву Ивановичу приятный женский голос.

Гуров немного растерялся. Только что он звонил сразу по двум номерам, и теперь не совсем мог сообразить, с какого именно из этих двух номеров ему перезванивают.

– Это Коваль Елена Алексеевна? – переспросил он.

– Нет, это Коваль Галина Владимировна, – в голосе женщины Гуров почувствовал улыбку. – Елена Алексеевна – моя мама. А вы кто?

– Я оперуполномоченный уголовного розыска Гуров Лев Иванович.

– Уголовного розыска? – голос женщины выразил беспокойство. – А что вам от меня и мамы нужно?

– Мне нужно поговорить с вами о вашей сестре Светлане. Можно, я приеду к вам домой и все объясню? По телефону просто неудобно о таких вещах говорить.

– О каких вещах? – в интонации появились совсем уже панические нотки. – Со Светой что-то случилось?!

– Вы дома? Давайте, я лучше к вам подъеду.

Гуров не стал даже намекать на то, по какому поводу он хочет поговорить. Зачем раньше времени тревожить людей? Вдруг кому-то из женщин станет плохо с сердцем? Да и вообще Гурову нужно было еще удостовериться, действительно ли Светлана была убита или на свалке найдена все-таки другая женщина, но с документами Тарасовой.

– Мы только что вернулись домой со службы в церкви. Приезжайте. Маме я пока что не буду говорить, что вы приедете по поводу Светланы. Иначе она испереживается раньше времени. А ей врачи не разрешают волноваться.

Гуров быстро допил кофе и собрался выходить, как ему снова позвонили. На этот раз Углов.

– Лева, ты где? Мне дежурный сказал, что ты еще у нас, на Петровке. Надеюсь, ты еще не собрался домой?

– Я домой и не собирался. Но ухожу. Поеду к матери Тарасовой, поговорю с ней и сестрой Светланы. Надо пригласить их на завтра на опознание тела. Тарасов говорит, что убитая женщина – это не его жена.

– Его, его, – как-то очень уж радостно сообщил Илья Викторович. – Витютнев этот, как только мы к нему пришли с разрешением от судьи на осмотр его машины, сразу же признался, что это он убил Светлану Тарасову. Он прямо так и сказал – убил Светлану Тарасову. И за язык его никто не тянул.

– Ничего себе поворот, – Лев Иванович опять сел на стул, с которого только что встал.

– Ага, и не говори, – Углов явно был доволен тем, как быстро удалось раскрыть преступление. – Я сразу же пригласил соседей Витютнева как свидетелей, мы тут обыск проводим, а я допрашиваю подозреваемого, пока свежо предание, и он не передумал идти на попятный. В общем, все как полагается. Через часок привезу его к нам, и машину его тоже пригоним. Завтра с утра ее хорошенько осмотрят. Сейчас темно уже.

– Новости просто отличные, – ответил Гуров.

Но все же – он был несколько обескуражен таким поворотом событий. Где-то внутри него сидело сомнение, что не все так просто во всей этой истории. Муж Тарасовой в убитой жену не признал, поэтому в версии, что Светлану убил предприниматель Витютнев, оставалась большая неопределенность. Получалась какая-то путаница. Если Витютнев убил Тарасову, а муж ее не узнает, то значит, кто-то из двух мужчин лжет. Или – врут оба, если они действовали заодно, и весь этот спектакль с неопознанным телом был заранее ими запланирован.

– Я все-таки поеду к матери и сестре Светланы. За час успею обернуться туда и обратно, – после некоторой паузы ответил Лев Иванович. – Мы уже договорились со следовательницей Беловой, что я приглашу женщин завтра к половине девятого утра в морг на опознание тела. Заодно уточню у них кое-какие вопросы.

– Давай уточняй и возвращайся. Мы с тобой это дело отметим. Не каждый день получается преступление меньше чем за сутки раскрыть!

Илья Викторович явно был на подъеме настроения, чего Лев Иванович не мог сказать о себе.

Дверь Гурову открыла симпатичная молодая женщина лет двадцати семи или около того. В длинной юбке, доходящей до щиколоток, в светлой кофточке с длинными рукавами, она не выглядела старомодной или неуверенной в себе. Совсем наоборот – взгляд открытый, любопытный, выражение лица приветливое.

– Проходите, – улыбнулась, хотя и несколько настороженно, Галина. – Я сейчас маме скажу, что вы пришли. Она прилегла отдохнуть, пока я нам ужин готовила.

Женщина ушла, и Гуров остался в коридоре один, не зная, проходить ли ему дальше или нет.

– Ну что же вы там стоите? Проходите! – выглянула в коридор женщина постарше, по всей видимости, мать Светланы и Галины.

Льва Ивановича удивили ее свежесть и моложавость. Он как-то не так представлял себе сектанток. В его представлении это были бледные и некрасивые фанатки, постоянно упоминающие имя Господа и беспрестанно шепчущие молитвы. Ожидая увидеть убогий или спартанский интерьер, он шагнул в гостиную и был приятно удивлен. Отделка комнаты – без вычурных излишеств, обстановка – со вкусом подобранная. На стене висел большой, с плоским экраном телевизор, а кресла были мягкими и удобными.

– Садитесь, – пригласила Гурова Елена Алексеевна. Она была одета в легкое, но тоже, как и юбка у дочери, длинное платье с рукавами. Сама она села в соседнее кресло и, улыбнувшись, поинтересовалась: – Что привело вас к нам? Галина сказала, что вы знакомый Светланы.

«Неправду она вам сказала», – подумал Лев Иванович и ответил:

– Наверное, Галина Владимировна не совсем меня поняла. – Он достал и протянул Елене Алексеевне удостоверение. – Я из уголовного розыска, Гуров Лев Иванович.

Его слова явно потрясли женщину. Она побледнела, тяжело задышала, глаза ее, и без того немаленькие, раскрылись еще больше. Она чуть склонила голову, всем телом подалась вперед и ожидаемо спросила:

– Что-то случилось со Светочкой? Только не скрывайте. Говорите все как есть и сразу.

– Мама, тебе нельзя волноваться. – В комнату вошла Галина и села на подлокотник кресла, в котором сидела мать. Она многозначительно посмотрела на Гурова. – Сейчас нам все объяснят.

Лев Иванович откашлялся. Взгляд Галины Коваль он понял правильно, и теперь ему нужно было подобрать не просто нужные слова, но и такие, которые бы звучали не как окончательный приговор, а давали бы родным надежду на то, что Светлана жива и здорова. Поэтому он решил начать с вопроса.

– Елена Алексеевна, скажите, вы давно видели Светлану и Соню?

Женщина побледнела, но взяв себя в руки, ответила:

– Мы не виделись с дочерью и внучкой с самого Рождества, но созванивались со Светочкой время от времени. Видите ли… Светлана сама сделала выбор, когда вышла замуж за Эдуарда. Он очень сильно влиял на нее. На ее взгляды…

– А когда она последний раз звонила?

Этот вопрос Лев Иванович задал не просто так. Он все еще надеялся, что убитой была не Светлана Тарасова, а какая-то другая женщина. Для него все еще сохранялась вероятность того, что и сумочка, и телефон были просто утеряны или украдены у нее и ими воспользовались для каких-то, еще не известных Гурову целей. В таком случае было бы вполне вероятным, что Светлана купила себе другой телефон, и уже по нему, связавшись с матерью или сестрой, рассказала им о своем бегстве от мужа.

– Мы, а вернее, я, разговаривала с ней три недели назад, – ответила на его вопрос Галина, переглянувшись с матерью. – Я сама ей позвонила, но говорили мы с ней недолго – минуты три. Она сослалась на занятость и быстро свернула разговор.

– Да, так и было, Галочка мне об этом звонке рассказала, – подтвердила Елена Алексеевна. – Примерно через пять дней после того я сама пыталась ей позвонить, но безрезультатно. Ее телефон не отвечал.

Гуров задумчиво покивал. Все так и было. Согласно распечатке, последний звонок Тарасовой на ее сим-карту, на который она ответила, был от сестры в день ухода Светланы от мужа.

– Ее муж, Эдик, сказал мне, что Светочка уехала с Соней отдыхать куда-то за границу. Мы с Галочкой тогда еще очень этому удивились. Сонечке ведь нужно было выходить на учебу.

Елена Алексеевна посмотрела растерянным взглядом сначала на Гурова, а затем и на младшую дочь, словно ища у нее поддержки своим словам. Но Галина не стала продолжать эту тему, а прямо спросила у Льва Ивановича:

– Что случилось со Светланой?

– Пока что ничего определенного сказать не могу, – ушел от прямого ответа Гуров. – Сегодня утром неподалеку от храма Казанской иконы Божией Матери были найдены сумочка с документами на имя Светланы Владимировны Тарасовой…

Лев Иванович выдержал паузу, позволив женщинам усвоить информацию и понять, что дальше за этим может последовать. Елена Алексеевна нахмурилась, а Галина, чуть наклонившись к матери, взяла ее за руку.

– Кроме того, в том же месте было найдено и тело неизвестной женщины, – Гуров решил выдавать информацию небольшими порциями.

– Неизвестной? – глухим, севшим от волнения голосом, переспросила Елена Алексеевна.

– Да, мы пока что точно не установили, кто это… Не установили из-за отсутствия головы у убитой.

– Отсутствие головы… – эхом повторила следом за Гуровым Елена Алексеевна и закрыла глаза.

– Мамочка, тебе плохо? – слегка похлопала ее по щеке Галина. – Ох, господи! – Она встала. – Присмотрите за ней, я сейчас принесу ее сердечные капли и померяю давление.

Молодая женщина быстрым шагом ушла в соседнюю комнату, по-видимому, спальню матери. Пока ее не было, Елена Алексеевна, посмотрев на Гурова полными слез глазами, спросила:

– Вы думаете, что эта женщина… это Светлана?

– Не знаю, – Лев Иванович взял Коваль за руку. – Нам нужно, чтобы вы завтра приехали на опознание. Может, тогда что-то и прояснится.

Вошла Галина с водой и тонометром, быстро и умело померила матери давление и дала ей выпить успокоительного.

– Я поеду одна, – категоричным тоном заявила Галина, снимая манжету с руки матери.

– Нет, я тоже поеду, – возразила та. – Мне нужно своими глазами удостовериться, что… А где Соня? – Елена Алексеевна подняла глаза на Гурова.

Лев Иванович покачал головой и ответил:

– Этого мы пока не знаем. Я поэтому и сомневаюсь, что убитая женщина – это Светлана. Дело в том, что Светлана, забрав Соню и собрав свои и девочки личные вещи, уехала от мужа в тот самый день, когда вы, Галина, разговаривали с ней по телефону в последний раз.

– То есть вы хотите сказать, что Света ушла от Эдика?! Но куда? И почему она нам ничего об этом не сказала? – воскликнула Галина и переглянулась с матерью.

– По словам мужа Светланы, она познакомилась с каким-то мужчиной по интернету и уехала к нему вместе с дочерью, – пожал плечами Гуров. – Больше я пока ничего конкретного сказать не могу. Так вы сможете приехать завтра к восьми часам в управление на Петровку? Сначала нужно будет опознать кое-какие вещи, а потом мы вместе проедем для опознания тела.

– Надеюсь, что это какая-то чудовищная ошибка, и убитая будет не Светочкой, – почему-то шепотом сказала Елена Алексеевна, крепко сжав руку младшей дочери.

– Скажите, – после некоторого молчания заговорила Галина, – а Эдуард… Разве он не мог бы опознать…

– Мы сегодня уже ездили с ним на опознание, – не дал ей закончить вопрос Лев Иванович. – Эдуард Никитович не признал в убитой женщине свою жену.

– Ах, ну вот видишь, мама, это не Света! – с облегчением воскликнула Галина.

– Тогда зачем нам нужно ехать на опознание, раз это не Светочка? – Елена Алексеевна подняла на Гурова удивленный взгляд.

Лев Иванович озадаченно нахмурил брови. В его планы вообще-то не входило рассказывать этим женщинам все подробности дела. Но иногда без этого никак нельзя было обойтись, и он объяснил, почему потребовалась повторная процедура опознания. Рассказал и о своих сомнениях, и о совпадении биологических следов на сумочке, и что бывали всякие случаи, когда требовалась даже генетическая экспертиза, и так далее…

– Понимаете, мы сегодня задержали человека, который сознался, что это он убил эту женщину. И он утверждает, что убитая называла себя Светланой Тарасовой, – закончил свое объяснение Лев Иванович.

– Но, может, это какая-то другая Светлана Тарасова? – с надеждой глядя на Льва Ивановича, спросила Галина.

– Документы, найденные в женской сумочке, принадлежат именно вашей сестре. В них зарегистрирован ее адрес прописки, да и Эдуард Никитович подтвердил, что это документы его жены, – ответил Гуров. – Поэтому мы и хотим, чтобы вы приехали завтра к нам и помогли с опознанием.

Лев Иванович посмотрел на часы. У него еще оставалось время, чтобы задать несколько вопросов и он, извинившись, попросил:

– Если вас не затруднит, не могли бы вы рассказать, какие отношения были у Светланы с мужем. Как мне кажется, просто так женщины, взяв ребенка, не сбегают от мужей, пока те в командировке. Если ее что-то не устраивает в браке, женщина обычно подает на развод. А тут – такая вот несколько странная ситуация.

Женщины переглянулись, и Елена Алексеевна кивнула дочери, позволяя ей на эту тему говорить.

– Дело в том, что Эдик и Света учились в одной школе, но в параллельных классах, и дружить начали как раз перед самым выпуском. Эдик всегда был спортивным парнем, всерьез занимался гандболом, ходил в спортивную школу, ездил на соревнования, входил в сборную России… А Света была в команде поддержки в школе. А потом и в команде поддержки нашей сборной.

Гуров был удивлен, услышав такую информацию.

– Ее муж говорил, что она, как и вы, была верующей. Разве разрешается…

– Да, Света время от времени ходила вместе с нами в нашу церковь, – перебила его Елена Алексеевна. – Но я уважаю право своих дочерей на самоопределение. Если ей так хотелось свободы от собственной совести и души, то она ее получила, – с нескрываемой обидой в голосе заметила Коваль. – Что из этого получилось, судить не мне, но вы и сами видите… – Она закрыла лицо ладонями и расплакалась.

– Мама, успокойся, а то давление снова подскочит. Все в руках Божьих. Может, это не Свету убили. Сонечку ведь не нашли, – стала успокаивать ее Галина.

– Хорошо, хорошо, я успокоюсь, – всхлипнула женщина и вытерла мокрое от слез лицо платком, который ей протянула дочь.

– В общем, сначала они жили нормально, дружно жили, – продолжила рассказывать Галина. – Правда, Эдик все время настраивал Свету против нас с мамой, считая нас чокнутыми сектантками. Он наверняка и вам об этом говорил, – усмехнулась она и вопросительно посмотрела на Гурова, но тот не стал отвечать на вопрос, и Галина снова заговорила: – Потом, где-то за год до появления Сони, у них начались проблемы. Они оба тогда оканчивали МГПУ. Эдик учился на тренера-преподавателя, а Светлана – на филологическом. Света не рассказывала мне, почему они стали ссориться, но она несколько раз приезжала к нам и плакалась мне, что они с Эдиком перестали понимать друг друга, и вообще она почему-то никак не может забеременеть.

Галина немного помолчала, задумавшись и, по-видимому, вспоминая что-то не очень приятное, а потом продолжила:

– Света очень хотела ребенка, а Эдуард… ну, он не очень любит детей. Он вообще по жизни эгоист. Может быть, именно это и было причиной их ссор? – задалась она вопросом. – Когда родилась Соня, все вроде бы наладилось. Но ненадолго. Я точно не скажу, но, по-моему, у Эдика начались романы на стороне. Света пару раз как-то об этом намекала во время наших с ней встреч. Но это были только намеки. Света вообще не любила жаловаться. Но насколько я могла наблюдать за ней, в последнее время она только и жила, что Соней. С Эдиком у них все окончательно разладилось. Однако Света все-таки была против развода. Она…

Галина посмотрела на мать, словно спрашивая у нее, можно ли говорить об этом, но потом все-таки сказала:

– Света, как бы там ни было, все-таки была верующим человеком.

– Галочка! О чем ты говоришь?! – воскликнула Елена Алексеевна. – Почему «была»? Разве ты не веришь, что она жива?

– Мама, я просто так выразилась, – Галина успокаивающе положила ладонь на плечо матери и, повернувшись к Гурову, сказала: – Мы никакие не сектанты, как о нас говорит Эдик. Мы просто ходим в христианско-баптистскую церковь. И эта конфессия вполне законно зарегистрирована в России. Так что вы не подумайте…

– Да я ничего такого и не думаю, – улыбнулся Гуров и, посмотрев на часы, заторопился: – Вы меня извините, что отнял столько времени. Завтра я жду вас у входа в управление ровно к восьми утра. Придете?

– Да, обязательно придем. Завтра у нас субботняя служба только вечером, – заверила его Галина и встала, чтобы проводить Гурова.

Когда они вышли в коридор, она спросила у Льва Ивановича:

– Скажите, если все-таки окажется, что убитая женщина – не Светлана, то куда тогда делась моя сестра?

Вернувшись на Петровку, Лев Иванович застал в кабинете Углова, который, стоя посередине кабинета, рассказывал двум оперативникам о задержании опасного преступника, убившего и обезглавившего несчастную женщину. Когда Гуров вошел, Илья Викторович обрадованно воскликнул:

– Лева, ну и повезло же нам с тобой! Надо это дело обязательно отметить! Где-то тут на окошке ценный вещдок стоял, – посмотрел он на подоконник.

– Вылили мы твой, Викторович, ценный вещдок в унитаз, – рассмеялся один из оперативников – тот самый, который присутствовал при допросе Тарасова.

– Ты что, Олег? Серьезно? – удивленно посмотрел на него Углов. – На фига?

– Его чуть не выпил Тарасов, – усмехнувшись, ответил Гуров, хлопнув Илью Викторовича по спине. – Поэтому пришлось вылить от греха подальше.

– Не понял, – растерянно и, подозревая, что его хотят разыграть, посмотрел на Льва Ивановича Углов.

– А что тут понимать, – хохотнул оперативник, которого Углов назвал Олегом. – Раскидываешь бутылки с ценным вещественным доказательством по всему кабинету. Мы думали, что там вода, и предложили выпить разволновавшемуся свидетелю. Он и глотнул. Чуть нас к суду за это потом не привлек.

– В самом деле? – Углов посмотрел на Гурова, и тот кивнул, подтверждая слова оперативника. – Я как-то не подумал, что бутылка-то из-под воды… – почесал озадаченно затылок Илья Викторович.

– Ничего страшного, Викторович, – устало улыбнулся Гуров. – Ты куда подозреваемого дел? В СИЗО посадил? Сегодня, надеюсь, его допрашивать не будем уже?

– Да чего его допрашивать-то? – махнул рукой Углов. – Он и так во всем сознался. Познакомился с женщиной через интернет, узнал, что у нее муж – козел, а на руках есть семилетняя дочка, переписывался с ней пару недель, потом позвал на свидание. Она сама ему предложила приехать к нему в Королев. Приехала, встретились в ресторане «Мечта гурмана», продолжили знакомство у него дома…

– Стоп! – скомандовал Гуров, и серьезно посмотрев на Илью Викторовича, спросил: – Ты вообще-то сам разве не видишь, что ничего не сходится?

– Чего не сходится? – не понял Углов.

– Вообще ничего не сходится, – вздохнул Лев Иванович. – Время не сходится – Тарасова пропала три недели назад, а переписывался он с ней якобы только две недели до назначенной встречи, а значит, и до убийства. Потом – девочка. Куда она делась? Женщина, как я понял, одна к нему приехала.

– Он говорит, что ребенка она бабушке оставила, – ответил Углов, но ответил уже как-то не очень уверенно. – Думаешь, он врет?

– Может, и не врет, а, скорее всего, только повторяет то, что услышал от женщины. Ты у него спрашивал, куда он голову дел? – поинтересовался Гуров.

– Ну да, спрашивал. Говорит, закопал где-то на обочине трассы, когда из Москвы возвращался в Королев после сброса тела, – ответил Илья Викторович, и вид у него при этом был озадаченный.

– Слушай, Викторович, давай на сегодня пока закончим. Я с ног валюсь. Завтра в восемь утра подъедут мать и сестра Тарасовой. Мне, да и тебе тоже, рано вставать. Так что предлагаю все остальное оставить на завтра.

Гуров снова стал надевать уже снятый плащ. Льву Ивановичу не очень-то сейчас хотелось выяснять у Углова, а уж тем более у подозреваемого подробности убийства неизвестной женщины. Ему пока что было достаточно и того, что предполагаемый убийца сам признался в преступлении и сидел в камере. И хотя сомнения по поводу личности убитой все еще не оставляли Льва Ивановича, он должен был признать, что его участие в раскрытии именно этого преступления подходит к концу.

«А уж что там будет дальше, знает только господь бог», – устало подумал он и, распрощавшись с оперативниками, пошел на выход.

– Лева, погоди, – догнал его в коридоре Углов. – Ты все еще думаешь, что убитая – не Тарасова?

– Викторович, – вздохнул Гуров и хмуро посмотрел на Углова, – я сейчас вообще ничего серьезного не думаю. Устал и спать хочу. Но сомнения у меня остались. Тарасов в убитой свою жену не признал. Девочка пропала. А еще – эта странная сим-карта на имя Юркова в телефоне Тарасовой. Ну или, предположительно, в ее телефоне. Надо будет уточнять еще. Уже этих трех странностей вполне хватает для сомнений.

– Но ты хотя бы не сомневаешься, что мы поймали настоящего убийцу этой пока еще не опознанной женщины? – взяв Льва Ивановича за рукав, Углов вопросительно заглянул ему в лицо.

– Это ты его задерживал и ты его допрашивал, – устало ответил Гуров. – Так что тебе лучше знать. Я ведь твои записи не читал, и сам с задержанным еще не разговаривал. Так что ничего конкретного по этому поводу сказать не могу. Давай, Викторович, завтра поговорим.

– Ладно, тогда до завтра, – протянул руку Углов.

Гуров пожал его большую и мягкую руку и подумал, что сейчас Углов больше похож не на оперативника, расследующего жестокое убийство, а на ребенка. На большого и немного обиженного или растерянного ребенка, которого взрослые не похвалили за хорошее поведение.

Коваль приехали на Петровку ровно к восьми, а вот Гуров немного опоздал. И не потому, что проспал, а из-за того, что машина вдруг заглохла и не хотела везти его на работу. Лев Иванович сначала сам попытался разобраться в капризах двигателя, но потом понял, что времени это займет уйму, решил вызвать такси. В общем, пока суд да дело…

– Вы уж меня извините за опоздание, – поздоровавшись с женщинами, сказал он. – Мы, сыщики, обычные люди, и с нами тоже разные казусы случаются.

– Ничего страшного. Мы сами только что пришли. Пойдемте, – ответила Галина и взяла мать под руку.

Елена Алексеевна заметно нервничала, и все время осматривалась по сторонам.

– Скажите, – спросила она Льва Ивановича, когда они втроем вошли в кабинет Углова, – если вдруг окажется, что это все-таки не Светочка, то что нам тогда делать? Моя дочь пропала, и я…

– Мама, я ведь тебе еще вчера сказала, что полковник Гуров посоветовал нам в этом случае написать заявление в наше отделение полиции об исчезновении. Или пропаже? Как правильно? – растерянно переспросила она у Льва Ивановича.

– Это одно и то же. Главное, чтобы у вас это заявление приняли и зарегистрировали. Но это мы обсудим позже. А пока давайте посмотрим на некоторые вещи, которые мы нашли, и которые, как мы предполагаем, могут принадлежать вашей дочери.

Гуров достал из сейфа и разложил перед женщинами одежду и вещи из сумочки. Женщины, как и ранее Тарасов, из всех вещей признали только телефон и паспорт.

– А телефон точно ее или просто похож? – решил уточнить Лев Иванович.

– Можно мне посмотреть еще раз? – попросила Галина. – Или сами посмотрите. У Светы на ее сотовом была небольшая трещинка на дисплее. В смысле, на экране.

Гуров аккуратно вынул айфон из пакета и посмотрел экран на свет. Да, небольшая и еле заметная трещинка была, о чем он и сказал Галине.

– Просто этот телефон она роняла при мне, поэтому я и знаю о треснувшем экране, – пояснила та. – Насчет остальных вещей мы с мамой ничего точно сказать не можем. Мы нечасто общались со Светланой и не знаем, какие она носила вещи и что себе покупала из аксессуаров и обуви.

– Скажите, а вы не в курсе – у Светланы было много денег на карте? Или, может быть, ее жизнь была застрахована? – поинтересовался Лев Иванович.

Женщины переглянулись, и Галина только покачала головой, отвечая на оба его вопроса.

– Что ж, тогда проедем на опознание тела. Вы готовы? – спросил он, обращаясь к Елене Алексеевне. – Вполне достаточно будет и Галины, если вы вдруг чувствуете себя не очень хорошо.

– Нет, все нормально, – не очень уверенно ответила Коваль. – Я пойду с вами. Мне все-таки кажется, что это ошибка и убита не моя дочь.

Предчувствия не обманули ни Елену Алексеевну, ни Гурова. Убитая женщина действительно не была Светланой Владимировной Тарасовой.

После процедуры опознания Лев Иванович проконсультировал женщин по поводу подачи заявления об исчезновении Светланы и Сони.

– Обязательно укажите в заявлении о пропаже ребенка, – настаивал он. – Взрослого человека, да еще женщину, которая ушла от мужа к другому мужчине, вряд ли возьмутся искать, а вот девочку они просто обязаны найти. Я еще раз поговорю с Эдуардом Никитовичем. Будет лучше, если сам отец девочки напишет такое заявление. У него увезли ребенка без его ведома и разрешения – так что он просто обязан это сделать.

– Что еще за история с исчезновением? – поинтересовалась следователь, которая слышала весь разговор Гурова с женщинами.

Лев Иванович коротко объяснил.

– Ах, так это паспорт женщины, которая, взяв ребенка, уехала к другому, – нахмурилась Татьяна Аркадьевна. – Интересно, как паспорт попал к убитой? Есть какие-то предположения? – посмотрела она на Гурова.

– Есть. Если подкинете меня обратно на Петровку, то по дороге я вам их изложу, – улыбнулся он следовательнице.

– Лев Иванович, какие проблемы? Едемте.

Гуров, удостоверившись, что обе Коваль пошли в сторону метро, сел в машину рядом с Татьяной Аркадьевной.

– Документ и телефон, скорее всего, у Тарасовой были украдены, – высказал свое предположение Лев Иванович, и стал дальше развивать свою мысль. – Где и когда, мы теперь вряд ли узнаем. Та, кто их украла, уже нам ничего не расскажет. Но то, что паспортные данные были использованы этой женщиной для каких-то своих, пока еще не известных целей, наводит меня на мысль об афере. Вероятней всего, эта женщина – аферистка. И кто она, можно попробовать поискать в базе данных. Есть вероятность, что убитая уже имела дело с правоохранительными органами и даже отбывала наказание за воровство или мошенничество.

– Что ж, вполне логичное предположение, – согласилась с ним Белова. – Вот и выясняйте с Ильей Викторовичем, что и как. Сегодня у меня весь день по минутам расписан, а вот завтра я жду от вас конкретных ответов на все вытекающие из данного расследования вопросы.

– Прямо-таки и на все? – усмехнувшись, переспросил Гуров.

– По возможности – на все, – серьезно ответила следовательница. – Подозреваемый признался в преступлении, а это главное. Остались нюансы, в которых вы с Ильей Викторовичем, как опытные оперативники, разберетесь весьма и весьма быстро.

– Попробуем, – не стал ничего обещать Гуров.

Остальное время пути Лев Иванович молчал, а Татьяна Аркадьевна решала по телефону рабочие вопросы и, только когда Гуров выходил из машины, она спросила:

– Лев Иванович, зачем вы вообще взялись за это дело? Мне кажется, что Углов и сам бы справился с ним. Неужели только потому, что тело было скинуто рядом с министерством?

– Вам честно ответить? – с серьезным выражением лица спросил Лев Иванович.

– Конечно честно, – несколько удивленно сказала Белова.

– Просто мне не хотелось сидеть в кабинете и писать отчеты для следователей по нескольким делам, которые они от меня требуют. – Гуров улыбнулся широкой улыбкой и захлопнул дверцу авто, оставив озадаченную таким откровенным ответом следовательницу раздумывать над его словами.

– Ох уж эти опера из министерства, – покачала головой Белова. – Слишком много о себе мнят. Поехали, – сказала она шоферу и назвала очередной адрес.

Когда машина со следовательницей укатила, Гуров, насвистывая, вошел в здание управления и нос к носу столкнулся в фойе с Угловым.

– Лева, привет. Как спалось? – весело поинтересовался Илья Викторович.

– Отлично, – ответил Лев Иванович и, подозрительно посмотрев на Углова, спросил: – Ты куда это направляешься?

– На досмотр машины Витютнева. Забыл? Мы же ее вчера к нам на стоянку пригнали. Теперь вот будем с Егором осматривать. Кстати, как прошло опознание? Что мать и сестра говорят – Тарасова это или нет?

– Нет, это однозначно не Светлана Тарасова, – покачал головой Гуров. – Ты не знаешь, у криминалистов есть какие-то отпечатки, пригодные для идентификации?

– Были вроде бы какие-то образцы. Они их сравнивали, помню, с пальчиками убитой. А что?

– Пойду наведаюсь к ним. Надо же нам узнать точно, что за дама разводила Витютнева. Кстати, надо бы мне и с ним самим поговорить.

– Подождешь меня? Я думаю, за полчасика мы управимся.

– Лады, а я пока уточню насчет пальчиков и поищу нашу незнакомку среди маргиналов.

Через полчаса Лев Иванович уже знал, что пальчики, снятые с убитой, принадлежат дважды судимой тридцатипятилетней Барковой Илоне Александровне по кличке Калинка. Кличку она получила уже на зоне за любовь к песне Игоря Слуцкого «Калина красная», которую постоянно пела своим красивым и мелодичным голосом.

– Теперь понятно, откуда у нее в сумочке паспорт Тарасовой, – заметил Илья Викторович, когда Гуров рассказал ему о том, что он узнал. – Наверняка она у нее сумочку подрезала.

– Да, где-то они пересеклись не очень удачно для Тарасовой, – согласился Лев Иванович. – Но вот что интересно во всей этой истории. Я тут коротко пробежался по ее последнему делу. Дама была невероятно искусна не только в воровстве, но и в обмане. Выкрав чужие документы, она не открывала на них кредиты, как сделало бы большинство аферисток. Понимала, что так ее быстро вычислят и поймают. Она пользовалась этими документами, чтобы обворовывать состоятельных мужчин. Внешностью и фигурой бог Илону не обидел. Поэтому она легко знакомилась с мужчинами на сайтах знакомств, используя имена и фамилии из украденных документов.

– Зачем ей это надо было, если мужики смотрели на ее смазливое личико, а не на семейное положение? – искренне удивился Илья Викторович.

– А вот для чего. Выбирала она мужчин неженатых. В основном бездетных холостяков, у которых было свое ИП. Ей было не важно, на один вечер им нужна женщина или у них серьезные намерения. В любом случае для нее это было одноразовое свидание. Она находила в социальных сетях странички женщин, у которых позаимствовала документы, и по ним узнавала об их семейном положении и прочей важной для нее информации. А потом она все это использовала для своих махинаций.

– Ага, понимаю, – стало доходить до Углова. – Она рассказывала мужикам историю чужих женщин, называя им их имена и фамилии. Они же, когда понимали, что их обманули и обокрали, рассказывали все, что та им наплела. Оперативники проверяли достоверность рассказа и начинали подозревать женщин, которые ни сном ни духом не знали обо всей этой афере. Так?

– Точно, – кивнул Гуров. – К тому же она во время встречи с ними как бы ненароком показывала якобы свой паспорт. При этом, правда, прикрывая большим пальцем фотографию и объясняя этот жест тем, что фото на паспорте неудачное, она там некрасивая, и поэтому ей неудобно показывать его мужчине. В общем, разыгрывала из себя этакую милую кокетку.

– И как же она их обворовывала? – заинтересовался Илья Викторович.

– После визуального знакомства в интернете и после того, как женщина рассказывала о себе, ее, естественно, приглашали на свидание. Обычно в какой-нибудь ресторан. Потом, как и полагается, кавалер приглашал ее к себе домой. И тут-то начиналось самое интересное.

– Дай угадаю, – усмехнулся Илья Викторович, прервав рассказ Гурова. – Они пили вино, и в бокал ухажера наша Калинка бросала какое-нибудь снотворное или что-нибудь посильнее, чтобы мужик не сразу ее вспомнил.

– Так и было. Кавалер засыпал, а дама спокойно брала в квартире все, что ей приглянулось, вызывала к дому знакомого таксиста, который, кстати, знал, чем она занимается и брал с Калинки некоторую мзду за свои услуги. Обычно уезжала она из дома жертвы уже под утро, так что соседи еще в основном спали. А если кто и видел женщину, выходящую из подъезда с большими сумками или чемоданом и садившуюся в такси, то никто значения этому не придавал и номером машины не интересовался. Мало ли куда человек собрался? Может, в отпуск или в командировку.

– А что насчет камер слежения? – полюбопытствовал Углов. – Ведь возле многих подъездов они установлены. Особенно в элитных домах.

– Калинка не была бы удачливой воровкой и аферисткой, если бы не учитывала этого нюанса. Ей ловко удавалось скрывать свое лицо от камер над подъездами, когда они подъезжали к ним на такси. Обратно она выходила, уже переодевшись в другую одежду и в парике. Свои пальчики она старалась не оставлять, обворовывала квартиру в перчаточках. Так что сложно было доказать, она ли это была или кто-то другой.

– Ловко работала, – согласился Илья Викторович и спросил: – Ну что, будем допрашивать Витютнева? Нам надо сегодня с ним еще и за головой съездить. Черт его дернул из Королева в Москву труп везти! – недоуменно добавил Углов. – Спрашивается – для чего?

– Допросить мне его обязательно надо. Есть в этом деле несколько не очень понятных мне деталей. Особенно меня интересует, почему он вдруг взял ее и убил. Он, насколько я понял, человек деловой, свой бизнес имеет. Поссорились? Узнал, что она хочет его обворовать? Что он тебе вчера сказал по этому поводу?

– Ничего внятного он мне не сказал, – махнул рукой Углов. – Когда мы к нему приехали, он пьяный был. Даже не сразу дверь открыл. А когда дополз и нас увидел, то расплакался, обниматься ко мне полез и стал рассказывать, как бес его попутал и он убил Светлану Тарасову. В общем, толком с него ничего так и не вытянул. Когда я его допрашивал, то он только и делал, что ходил по кругу в своих показаниях и одно и то же твердил – бес попутал, пьяный был, я нечаянно убил.

– Ясно. Тогда тем более надо с ним поговорить и все подробности выяснить. Звони, чтобы его привели.

Через пятнадцать минут Витютнева доставили в кабинет.

– Садитесь, Валерий Викентьевич, – указал ему Гуров на свободный стул у стола.

Они с Угловым заранее договорились, что задавать вопросы будет Лев Иванович, а Илья Викторович – печатать протокол допроса.

Витютнев выглядел усталым и подавленным, что было неудивительно для человека, проведшего ночь в следственном изоляторе. Изолятор предварительного заключения – не то место, где можно хорошо выспаться и выглядеть на допросе свежо и бодро. К тому же Витютнева явно мучила похмельная жажда. Лев Иванович это понимал, поэтому сразу же подвинул к задержанному стакан воды.

– Пейте, – предложил он.

Витютнев трясущейся рукой взял стакан и поднес к губам. Он пил жадно, расплескивая часть воды себе на грудь. Выпил и попросил еще.

– Пока больше не стоит, – отказал ему в просьбе Гуров.

Отказал не потому, что ему было жалко воды. Ему было жалко Витютнева – такого испуганного и такого растерянного. По опыту Гуров знал, что так обычно чувствуют себя люди, впервые совершившие преступление. Не те маргиналы и психи, кто шел на преступления намеренно и морально был уже готов отвечать за содеянное, а те, кто преступил закон вопреки своему рассудку и совести. Витютнев, по всей видимости, был именно из такой категории людей. Валерия Викентьевича трясло так, что у него зуб на зуб не попадал, когда он пил воду. Гуров по своему опыту оперативника знал, что вода, сколько бы ее сейчас ни было выпито, не успокоит мужчину. А ему, Льву Ивановичу, желательно было допрашивать убийцу, когда тот спокоен и собран с мыслями.

«Сейчас бы очень пригодилась та самая бутылочка с ценным вещдоком, которая вчера стояла на подоконнике. То есть со спиртом, – подумал Лев Иванович, но вслух спросил:

– Вы курите?

– Да, то есть я бросил, но я бы сейчас закурил. Пожалуйста. – Щека у Витютнева нервно дернулась.

Лев Иванович подвинул лежащие на столе сигареты ближе к задержанному, и тот трясущейся рукой вынул одну сигарету из пачки, но уронил ее, а когда брал, нечаянно ее сломал.

– Не торопитесь, времени у нас много, – спокойно заметил Лев Иванович, и от его спокойствия Витютнев, казалось, занервничал еще больше.

– Да, конечно, – ответил он и, вынув вторую сигарету из пачки, сказал: – У меня нечем прикурить.

Прикурить ему дал Углов, потому как у Гурова зажигалок отродясь не водилось. У Льва Ивановича и сигарет-то не было. Курить он бросил уже давно, но всегда носил с собой пачку на случай, если вдруг понадобится для дела. Вот как сейчас. Перед тем как Витютнев вошел в кабинет, Гуров достал и положил на стол пачку «Винстона». Не самый лучший сорт, но тем, кому они предназначались, выбирать не приходилось – что предлагали, то и хорошо.

Витютнев нервно и глубоко затянулся, выпуская дым из ноздрей, потом закашлялся и глаза его, и без того красные от недосыпа и похмелья, покраснели еще больше.

– Валерий Викентьевич, вчера, когда к вам домой пришли наши сотрудники, вы признались в убийстве гражданки Светланы Владимировны Тарасовой. Вы подтверждаете сейчас свое признание? – начал допрос Лев Иванович.

Витютнев молча кивнул.

– Нужно отвечать, а не кивать головой, – сделал ему замечание Углов. – Я не могу в протоколе писать, что подозреваемый кивнул, отвечая на вопрос.

– Да, я признаю, что убил гражданку Тарасову, – выдавил из себя Витютнев.

– Хорошо. Тогда давайте начнем с формальностей, – предложил Лев Иванович. – Назовите свое полное имя, фамилию и отчество, год и место рождения, адрес проживания и место работы.

Бизнесмен ответил, и Гуров попросил его:

– А теперь расскажите нам где, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с убитой вами женщиной.

Лев Иванович намеренно не стал называть имя жертвы Витютнева. Тому еще предстояло узнать, что убил он не Светлану Тарасову, а аферистку Калинку.

– Познакомился я с ней примерно две недели назад, по интернету на сайте знакомств «Валентинка», – начал рассказывать, иногда нервно затягиваясь сигаретой, Витютнев. – Я убежденный холостяк вообще-то, и жениться пока что не собирался. На этом сайте я знакомился с женщинами, чтобы просто провести с ними время… Ну, понимаете…

– Понимаем, понимаем, – откликнулся из-за его спины Илья Викторович. – Дальше рассказывайте.

Витютнев, полуобернувшись в его сторону, продолжил:

– Она, то есть Светлана Тарасова, сразу мне понравилась. Я имею в виду, понравилась по той фотографии, которую она выставила на сайте. Она блондинкой была, а я как раз писал, что мне нравятся блондинки. Стали мы с ней переписываться, и она меня заинтриговала, прямо за живое задела. Очень приглянулась. Я даже про себя подумал, что все – влюбился и, может быть, даже женюсь на ней. Она из себя такую правильную дамочку изображала. Писала, что замужем и что дочке семь лет, но муж козел… И все такое…

– Что все такое? – уточнил Лев Иванович.

Гурову было интересно, какую информацию собирала Баркова о женщинах, которых она изображала.

– Да много чего. Писала, что он ее бьет и что она мечтает от него уйти и дочку забрать, только боится, что он ее найдет и убьет. Мне ее, Светлану, даже жалко стало, женщина-то красивая, неглупая. Вот я и подумал, может, и вправду мне с ней серьезно замутить. Она долго не хотела встречаться со мной, но потом согласилась приехать ко мне из Москвы в Королев. Девочку, как она мне сказала, оставила у бабушки, а муж у нее якобы улетел на какие-то соревнования. Он у нее спортсмен какой-то, что ли.

– И вы встретились. Где?

Гуров подвинул к Витютневу пепельницу, видя, что он оглядывается в поисках мусорного ведра, чтобы выкинуть окурок.

– В ресторане «Мечта гурмана» мы с ней встретились. Небольшой, но уютный ресторанчик, и цены там не кусаются, и кухня отличная. Я всегда туда своих дам знакомых вожу. Вот и ей, Светлане, тоже там встречу назначил. И знаете, я даже обрадовался, когда она вошла. Женщина оказалась еще красивее, чем на фотографии. Когда она к столику нашему шла следом за официантом, то на нее все мужики в ресторане пялились. Ну и я… В общем, я поплыл. Решил – все, женюсь на ней, пускай у нее и дочка есть – все равно женюсь.

Витютнев замолчал, отыскал глазами на столе пачку сигарет и, спросив у Гурова позволения, закурил еще одну.

– Я так понимаю, что после ресторана вы предложили ей продолжить знакомство у себя на квартире.

– Это не я, а она мне предложила, – усмехнулся Витютнев. Он, постепенно успокаивался, руки его уже не тряслись, когда он вынимал изо рта сигарету. – Я думал тогда, что мне, как джентльмену, надо будет оплатить не только ресторан, но и ее обратную дорогу на такси, но она внезапно сказала, что я ей очень понравился и у нее есть возможность остаться со мной сегодня на ночь. Мы ведь должны узнать друг друга поближе, сказала она мне. Я не возражал против такого оборота дела. В общем, мы вызвали такси, заехали в магазин. В мой магазин, – уточнил он. – Я затарился вином, водкой, кое-какими продуктами, и мы поехали ко мне.

– Женщина так много пила и ела, что вы столько всего набрали еще и после ресторанного ужина? – с сарказмом в голосе поинтересовался Гуров.

– Нет, – смутился вдруг Витютнев. – Она почти ничего не ела и не пила. Это я сам инициативу проявил. Хотел хвастануть перед Светланой своим магазином и что мне для нее денег не жалко. В общем, понтовался больше.

– Понятно, – кивнул Лев Иванович. – И что было, когда вы приехали на квартиру?

– Я в постель ее тащить сразу как-то постеснялся… – снова усмехнулся Витютнев. – Поэтому предложил выпить вина, поговорить. Она в ресторане как-то стеснительно себя вела, а тут сразу сказала, что сама поляну накроет. Я хотел ей помочь, но она отправила меня в спальню. Открой мне бутылку вина, говорит, и иди, постель нам готовь, а я вино разолью, сыр нарежу, бутербродики с икрой сделаю и все принесу в спальню. Велела, если есть свечи, их зажечь, чтобы романтичней, значит, было. Ну, я и ушел. Постелил свежее белье на койку и стал ждать. Она пришла минут через десять. С разносолом, вином и голая.

– Что, совсем голая? – решил уточнить Углов.

– Нет, в нижнем белье, но знаете, такое прозрачное есть, телесного цвета. Так что, в общем-то, почти голая. Я как ее увидел в таком виде, так и про все вообще забыл и, как дурак, все, что она мне велела, делал.

– А что она вам велела?

Витютнев смутился, но все же стал описывать подробно, чем и как они занимались, а потом добавил:

– И только после секса она предложила выпить вина. Ну мы и выпили – по бокалу. Правда, второй бокал она пить не стала. Сказала, что у нее голова начинает сильно болеть, если лишнее выпьет. А меня вдруг жажда обуяла… От волнения, что ли. Хотя я уже и не мальчик вроде, сорок два года, и женщин разных у меня было немало. В общем, как бы там ни было, но я половину бутылки сухого вина тогда опустошил.

– Вино из бутылки в бокалы она при вас наливала? – спросил Гуров.

– Два бокала она принесла уже с вином. А потом я сам себе наливал из бутылки. Думаю, что она мне что-то подсыпала тогда. Может, не в первый бокал, но в бутылку – точно. Она ведь из нее сама потом и не пила.

– Теперь это не проверишь, – прокомментировал его слова Илья Викторович. – Так что следствие во внимание это предположение может и не принять. Надо было вам, Витютнев, в полицию сразу идти, а не самосудом заниматься.

– Так я себя и не оправдываю, – поник головой бизнесмен. – Только вот убивать я ее совсем даже не хотел. Так получилось. А потом я испугался сильно. Выпил…

– Давайте вы будете рассказывать все по порядку, – прервал его Лев Иванович. – Что было после того, как вы выпили вина?

– Потом мы снова занялись любовью, – хмуро ответил Витютнев, и сам же усмехнулся своим словам: – Любовью… Это я, дурак, тогда так думал. Впрочем, что теперь рассуждать. Поздно уже… После секса я вырубился. Уснул – почти сразу же. Не знаю точно, сколько я спал, но когда открыл глаза, в комнате было темно, хотя до этого горели свечи и был полумрак. Я пошарил по постели рукой, думая, что Светлана спит рядом, но ее не оказалось. И постель была холодной. Тогда я подумал, что, наверное, она уехала. Знаете, женщины так часто делают. – Он вопросительно, словно бы ожидая какого-то понимания со стороны оперативников, посмотрел сначала на Гурова, а потом на Углова.

– Нет, не знаем, – ответил ему Лев Иванович, но в подробности вдаваться не стал. Ни к чему таким самцам, как Витютнев, которые меняли женщин как перчатки, знать, что не все мужчины похожи на них и не все женщины похожи на тех дам, с которыми Витютнев и подобные ему имели дело. Все равно не поймет.

– Когда я проснулся, голова просто взорвалась от боли, а еще я почувствовал, что умру на месте, если сейчас чего-нибудь не выпью и не приму обезболивающую таблетку. Во рту все так пересохло, что я не мог даже языком пошевелить. Но вина я пить больше не хотел, а поэтому встал и отправился на кухню. В холодильнике у меня стояла бутылка минералки. В гостиной и кухне было темно, но в коридоре горел свет, и я сначала не придал этому значения. Пошел на кухню, налил воды и тут услышал какой-то звук, который доносился из ванной комнаты. Я подумал, что это Светлана, что она не уехала, и обрадовался. Чтобы попасть в ванную, мне надо было пройти через освещенный коридор. Я пошел и увидел, что у входной двери стоит мой большой чемодан, с которым я обычно в отпуск езжу, и две большие сумки. Я сначала ничего не понял, просто стоял и смотрел на них. Но тут из ванной вышла Светлана. Она была как-то странно одета. Под парня или мужика, что ли. На ней были мои вещи, а волосы она собрала и спрятала под мою же осеннюю вязаную шапку.

Витютнев замолчал и провел ладонью по лицу. Воспоминания моментов того злополучного дня, по всей видимости, были ему мучительно неприятны, и он снова попросил у Гурова воды. Лев Иванович протянул ему стакан, Витютнев выпил воду, но на этот раз неторопливо и аккуратно, ни проронив ни капли. Взяв себя в руки, он продолжил:

– От увиденного я опешил и, как дебил, уставился на нее. Она же, видать, не ожидала, что я проснусь, и тоже сначала стояла, глядя на меня. Но потом вдруг сорвалась с места и попыталась пробраться к двери – вероятно, чтобы удрать. Но ей помешали сумки и чемодан. Она споткнулась и упала. Тут я опомнился, и до меня дошло, что эта женщина пытается меня обокрасть, и вообще она не та, за кого себя выдает.

– Что значит – не та, за кого себя выдает? – решил уточнить Лев Иванович. – Вы стали сомневаться, что это Светлана Тарасова?

– Ну, – замялся с ответом Витютнев. – Я в тот момент и не думал, что ее могут звать как-то по-другому. Тем более что она показывала мне свой паспорт, и там было записано, что она именно Тарасова Светлана Владимировна, а не кто-то еще.

– А фотография в паспорте тоже была ее?

– Нет. Я фотографии тогда не видел. Да и потом тоже я ее паспорт не открывал.

– Когда это – потом? – задавал вопросы Гуров.

– Уже после, когда собирал ее вещи, чтобы выбросить, – тяжело вздохнув, ответил Витютнев. – Я вообще старался к ее вещам меньше прикасаться. Вы не подумайте, это не потому, что я боялся на них какие-то следы оставить. Я об этом тогда и не думал вовсе. Просто мне было страшно. Страшно брать их в руки. Хотя, наверное, это глупо – сотворить такое с женщиной, а потом бояться брать в руки ее вещи…

Бизнесмен замолчал, и на этот раз надолго. Гуров видел, как мужчина пытается справиться с эмоциями и побороть страх перед ответственностью за содеянное. С одной стороны, Витютнев понимал, что он заслуживает наказания, но с другой, наслушавшись рассказов о тюремных порядках, боялся попасть за решетку и испытать на себе зоновские законы. Словом, он вел себя так, как большинство изобличенных преступников, которые никогда еще не бывали в тюрьме.

– Продолжайте. Что было после того, как она упала, пытаясь убежать? – Лев Иванович задал следующий вопрос.

– Я разозлился и кинулся за ней, схватил ее сначала за куртку, а потом, когда с ее головы упала шапка, еще и за волосы. Она вскрикнула и стала ругать меня таким отборным матом, который не всякий мужик сможет завернуть. Я от этого еще больше озверел и, схватив ее за руку, потащил из кабинета в гостиную. Я хотел добраться до своего сотового, который лежал в спальне на тумбочке, чтобы позвонить в полицию. Светлана, сопротивлялась и даже вырвалась от меня и опять попыталась убежать. И тогда… Тогда я ударил ее по щеке. Я не рассчитал свои силы и ударил с размаху. Она отлетела, как пушинка, и упала, ударившись виском о стеклянный журнальный столик. Прямо об его острый уголок.

– Видел я тот столик, – прокомментировал его слова Илья Викторович. – Вы его специально потом в самый дальний угол у окна поставили?

– Да, он поначалу у меня возле дивана стоял, почти в середине комнаты, – кивнул Витютнев. – А потом я уголок от крови замыл и убрал его с глаз подальше.

Он тяжело и с каким-то судорожным придыханием вздохнул.

– Мне теперь эта сцена каждую ночь снится, – сказал Витютнев и опустил голову на руки, скорчившись на стуле. – Я когда понял, что Светлана не шевелится, и увидел, что у нее идет кровь из рассеченного виска… Я испугался. Очень испугался, подбежал к ней, стал ее тормошить и поднимать. Но она была как кукла тряпичная… Вся обмякла и… Я хотел скорую вызвать! – вдруг воскликнул он. – Честно, хотел! Но сначала у нее пульс решил проверить…

Витютнев заговорил торопливо, глотая слова, словно боясь, что ему не поверят:

– Я подумал сначала, что она специально притворяется, а когда я в спальню за телефоном пойду, то она сбежит. И я стал у нее на руке искать пульс. И нашел. Только очень слабый. Но я тогда не подумал даже, что она может умереть. Раз пульс был, значит, она просто без сознания. Так я рассуждал тогда. Ну и решил подождать, пока она в себя придет. А она все не приходила. Лежала и не шевелилась… И кровь из виска текла. Я схватил какую-то тряпку и ей под голову подложил, чтобы кровь, значит, на паркет не лилась. Потом я подумал, что надо эту кровь как-то остановить, но смотрю, она, кровь, и сама стала уже останавливаться. Сворачиваться, значит. Я тогда снова пульс стал искать, и на этот раз не нашел его. Я запаниковал. Побежал в спальню, взял телефон и собирался скорую вызывать, но вдруг осознал, что уже поздно вызывать. Что она уже умерла.

Витютнева снова начало трясти. Он стал раскачиваться всем телом и все время повторять одну и ту же фразу – «она уже умерла».

Гуров и Углов переглянулись. Илья Викторович, вздохнув, подошел к сейфу и открыл его. Через секунду он уже шел к столу Гурова с бутылкой водки и стаканом.

– Другого успокоительного лекарства у меня нет, – пожал он плечами. – Не врача же к нему вызывать.

– Ладно, под мою ответственность, – махнул рукой Лев Иванович.

Углов налив полстакана водки и протянул его Витютневу.

– Пей, – сказал он приказным тоном.

Мужчина, едва справившись с трясучкой, взял из его рук стакан и залпом выпил.

– Еще? – спросил Углов, посмотрев на Льва Ивановича.

– Хватит пока, – нахмурив брови и кивнув на сейф, давая понять, что бутылку можно убрать, ответил Гуров. – Он нам сегодня еще будет нужен. Будет показывать, куда голову закопал. Покажешь? – спросил он задержанного, и тот кивнул в ответ.

– Дальше будешь рассказывать или перерыв сделаем? – спросил Витютнева Углов.

– Дальше все расскажу, – глухо ответил тот. – Сразу, чтоб уж все рассказать, и баста! – махнул он рукой.

– Ну до «баста» тебе еще далеко, – добродушно заметил Илья Викторович. – Тебе еще адвокату своему, следователю, а потом и в суде все заново рассказывать. Но первый раз и под протокол, оно, конечно, всегда труднее. Потом привыкнешь, и уже спокойно все подробности будешь рассказывать.

– Спокойно? – нервно дернул щекой Витютнев. – Это навряд ли. Кошмары меня будут мучить – до конца моих дней! Как она умирала, как я ей потом голову отпиливал.

– А зачем вы ей голову отпилили? – прищурившись и склонившись чуть набок, спросил Лев Иванович.

– Зачем голову отпилил? – глухо, словно сидел в бочке, повторил Витютнев вопрос.

– Почему не топором отрубали, а именно пилили? Вроде так и дольше, и тяжелее.

– Так я это… У меня электрическая пила-то. Ею – быстро… А топором… – Витютнев задумался. – Нет у меня дома топора. В машине есть, но за ним нужно было в гараж идти. Пьяный я в дымину все эти дни был. Вообще все, что я делал тогда, – как в тумане. Плохо помню свои мысли на тот момент и почему действовал так, а не по-другому.

При этих словах у Гурова заиграл рингтон на сотовом. Звонил ему тот знакомый гаишник, которого Лев Иванович просил узнать по поводу машины Тарасовой.

– Привет, Женя, я тебя слушаю. Какие новости?

– Привет. Да, собственно, особых новостей-то и нет. В ДТП эта машина не попадала, в угоне не числится. В последний раз она проезжала три недели назад по Каширскому шоссе в сторону Домодедова. Во всяком случае, камеры зафиксировали именно это направление.

– Ты имеешь в виду аэропорт Домодедово? – решил уточнить Гуров, предполагая, что Светлана с дочерью могла вылететь куда-то в другой город.

– Нет, просто в сторону Домодедова, не сворачивая в аэропорт. Она двигалась по трассе М-4, а не по А-105.

– Хм, а точнее определить маршрут никак не получится?

– Попробую. Все-таки почти месяц уже прошел, так что обещать, что найду машину, не буду.

– Хорошо, но хотя бы попробуй.

– Ладно. Тебе срочно нужны по ней сведения?

– Не так чтобы срочно, но желательно с этим не тянуть.

– Ладно, как только что-то узнаю, так сразу же и позвоню.

– Спасибо, Женя. Я тебе буду должен.

Гуров, закончив разговор, задумчиво, невидящим взглядом, посмотрел на Витютнева. Тот сидел, опустив голову, и казалось, дремал. Во всяком случае, глаза его были прикрыты. Но думал Лев Иванович сейчас не о сидящем перед ним убийце и даже не о его жертве, а о женщине, паспорт которой попал в руки аферистки.

«Странно все как-то получается, – думал Гуров. – Ну, украли у тебя паспорт и телефон. Может, даже еще какие-то вещи украли. Так почему бы не обратиться в полицию, не написать заявление об утере… Хотя я ведь этот вариант еще не проверял, – вдруг дошло до него. – Может, Тарасова и обращалась в паспортный стол для восстановления документа. Да, надо обязательно сделать запрос. И еще узнать, не оформляла ли Светлана новую симку на сотовый. На себя-то она вряд ли могла оформить без паспорта, а вот на Соню…»

– О чем загрустил, спрашиваю? Что-то случилось?

Вопрос Углова вывел Льва Ивановича из задумчивости.

– Да это я так, размышляю кое о чем, – не стал объяснять причину своей задумчивости Гуров. Он, потер ладонью лицо, посмотрел на Витютнева и продолжил допрос.

Подозреваемый уже спокойно отвечал на задаваемые вопросы, подробно рассказав, как он сутки запивал свой страх перед содеянным водкой и вином, и, только выпив все запасы, решился на избавление от тела. По какой причине он решил отделить голову, Витютнев не помнил, но называл возможной причиной то, что тело вместе с головой не помещалось в мешок.

На вопрос Гурова, почему он решил отвезти и скинуть тело в Москве, Витютнев ответил:

– Наверное, я тогда решил, что если вывезу тело за пределы Королева, то никто не будет искать убийцу женщины в городе. А почему именно в Москву? Ну, потому, что Москва – город большой… Да и прописана Тарасова была именно в Москве. Я как размышлял тогда? Отвезу, думаю, убитую в Москву, а когда ее тело найдут, то могут подумать на ее мужа. Что это он, мол, убил. Они ведь не очень хорошо жили. Катался, по городу где-то с час с таким грузом в багажнике. Все не решался остановиться и скинуть. Боялся, что камеры везде. Подъехал к храму, увидел контейнеры, и меня словно какая-то сила заставила остановиться возле них. Быстро вышел, вынул мешок и пакет с вещами и все скинул. Тело оставил возле контейнеров, а вещи внутрь одного из них кинул. Даже не помню, в какой.

– А голову решили не выкидывать? Почему?

– Не то чтобы не решил, – нехотя стал отвечать Витютнев на вопрос. – Я про нее забыл, если честно. Она в самом углу в багажнике лежала. Ну я ее второпях и забыл выкинуть. Я тогда весь на измене был, боялся, что вот сейчас ко мне патрульная машина подъедет, и все тогда, крышка мне. Торопился и забыл про голову-то. Только потом уже, когда из города выехал, о ней вспомнил.

– Пьяный за руль садился, что ли? – задал уточняющий вопрос Углов.

– Нет, я утром накануне только опохмелился, остатки допил, а потом до самой ночи ничего не брал в рот. Даже есть не хотелось. Мутило от всего. Я утром уже, когда вернулся, то в магазин свой съездил и снова затарился. Дела совсем забросил. Наказал только управляющему за всем присматривать, а я будто бы в отпуск уезжаю. Так всем и сказал.

– Вам знакомо имя Юркова Сергея Александровича?

– Юрков? – Витютнев задумался, но потом уверенно ответил: – Нет, у меня знакомых, друзей и родственников с такой фамилией не числится.

– Что ж, хорошо.

Гуров встал и, подойдя к Углову, сказал:

– Вот что, Викторович, давай-ка прервемся. Мне нужно кое-какие справки навести. А ты возьми кого-нибудь из ребят, и езжайте вынимать голову из захоронения. Завтра Витютнева надо к Беловой на допрос везти, так что сегодня все формальности с этим делом нужно закончить. Теперь ты уже и без меня сможешь довести всю эту бадягу до логического окончания.

– Лева, ты чего, совсем от дела отстраняешься? – удивленно посмотрел на него Илья Викторович. – Какие-то срочные заботы появились? Это Орлов тебе звонил? – засыпал он вопросами Гурова.

Лев Иванович покосился на Витютнева и повторил:

– Я считаю, что это дело уже ясное, и ты сам вполне можешь его закончить. Остались формальности. – Гуров наклонился к уху Углова и тихо добавил: – Тебе нужно будет поискать связь Витютнева с Юрковым. Возможно, окажется, что они действительно незнакомы. Но тогда нужно установить связь Юркова с Калинкой. Может, они были подельниками в каких-нибудь аферах, и если это так, то будет у тебя, Викторович, еще и дополнительная работа – раскручивать аферистов и выявлять их жертвы. Хотя, насколько я понял, Калинка всегда работала одна. Но кто знает, после того как ее знакомого таксиста в прошлый раз привлекли к суду и посадили как подельника, то вероятна возможность, что она связалась еще с кем-нибудь. Вывозить вещи на частниках и таксистах – себе дороже выйдет. Ее бы сразу же опознали и быстро выловили бы.

– Да я уже и сам на эту тему думал, – так же тихо, чтобы их не слышал задержанный, проговорил Углов. – Но слушай, Лева, я ведь тебя знаю. Ты явно не бумажками сейчас торопишься заняться. Точно говорю?

– Точно, – согласно кивнул Гуров.

– Значит, появилось что-то новое. И это новое проистекает именно из нашего дела. Так?

– Так, – снова согласился Лев Иванович и загадочно улыбнулся. Ему было интересно, догадается ли Углов, что его так заинтересовало или нет.

Илья Викторович догадался.

– Ты беспокоишься о судьбе девочки – я правильно понял? Тарасова пропала, и никто не знает куда. Возможно даже, что ее тоже убили, и это мог сделать ее муж. Правильно я мыслю?

– Правильно, Викторович, правильно, – ответил Лев Иванович и, похлопав Углова по плечу, уже громко добавил: – Все, действуй, а я пошел. Но в курсе меня держи. Я если будут какие-то новые детали или проблемы, то подключусь опять к расследованию.

Он вышел из кабинета, но Углов остановил его сразу же, выйдя следом за ним в коридор.

– Лева, спасибо, – протянул он руку.

– Так не за что, – улыбнулся Лев Иванович и направился в сторону кабинета криминалистов.

– Леша, ты можешь узнать для меня одну вещь? – подошел к техническому специалисту с просьбой Лев Иванович. – Помнишь, ты проверял номера телефонов с сим-карты Тарасовой? Последний звонок с нее был сделан, кажется, три недели назад.

– Да, я помню, – кивнул айтишник, не отрываясь от работы.

– А можно узнать, не была ли заведена Светланой Тарасовой другая сим-карта? Не обязательно на свое имя. Может быть, на имя дочери – Софии Эдуардовны Тарасовой.

– Можно, – снова кивнул Леша. – Почему нельзя?

– И еще. Мне срочно нужны данные по всем банковским картам и самой Тарасовой, и ее мужа. Это – первое…

– Второе, – поправил его Леша, не отрываясь от монитора и что-то отстукивая на клавиатуре. – Первое было про сим-карты, – тут же пояснил он.

– Ну да, второе, – улыбнулся Гуров и удивленно покачал головой, все еще не понимая, как так можно делать сразу несколько дел – печатать, отслеживать информацию и тут же получать и запоминать новую.

– Так что там на третье? – Леша наконец-то поднял глаза на Льва Ивановича.

– Узнай, были ли застрахованы Светлана Тарасова и ее дочка, и если да, то на какую сумму, кто являлся получателем страховки в случае их смерти, и вообще какое есть движимое и недвижимое имущество, оформленное на Тарасову.

– Сразу говорю, сегодня я этим никак не займусь – других дел по горло и выше, – честно признался Леша. – Завтра с утра – пожалуйста, а сегодня нет, хоть убейте, – поднял он руки вверх.

– Давай завтра, но только обязательно. Тут стоит вопрос о жизни ребенка. Так что нужно все узнать как можно скорее.

– Ага, вон оно как – жизнь ребенка, – нахмурился Леша. – Тогда я после работы вечером всем этим и начну заниматься, а утром продолжу, – пообещал он.

– Вот и хорошо, – обрадовался Лев Иванович. – Спасибо!

– Дети – наше все, – ответил Леша и снова уткнулся в свой навороченный лэптоп.

Выйдя из здания управления, Гуров решил проверить свой сотовый – не поступали ли на него звонки и сообщения. Переговорив со знакомым гаишником Женей, он по какой-то причине поставил телефон на беззвучный режим и благополучно забыл об этом. А теперь вот вспомнил. Звонков всего было только три – от жены, Орлова и с какого-то неизвестного номера. А вот сообщений была целая куча, и все от Крячко.

Лев Иванович открыл сначала сообщения и нашел множество фотографий с изображением красот Антальи и с самим Станиславом, который передавал ему знойный привет от Натальи и коротко описывал свой первый день отдыха в Турции. Фотографии настроение Льву Ивановичу не подняли, но он все-таки написал в ответ короткое сообщение, в котором радовался за друга и сетовал на сумрачную, хотя теперь уже без ветра и дождя, погоду в Москве.

Супруге Гуров тоже написал небольшое эсэмэс, пообещав позвонить ей, как только немного уладит рабочие дела. Написал и тут же улыбнулся, представив себе, как отреагирует на это сообщение Мария и что она подумает. Они с женой уже настолько хорошо знали друг друга, что вполне могли предугадать даже то, что подумает каждый из них в той или иной ситуации. Вот и теперь, отсылая сообщение с обещанием перезвонить, Лев Иванович как наяву представил себе выражение лица Маши и ее мысли по поводу этой эсэмэски. Наверняка она подумает, что Гуров позвонит ей в лучшем случае только поздно вечером, когда вернется домой. И когда позвонит, то совсем забудет о разнице во времени. Забудет, потому что мысленно все еще будет находиться на работе и распутывать клубок переплетений судеб и событий, с которыми он столкнулся во время расследования.

Орлову он позвонить не успел – начальник сам позвонил, едва Лев Иванович только подумал о нем.

– Интересно, как ты угадал, что я только что собирался тебе перезвонить? – спросил Гуров, даже не поздоровавшись.

– На то я и начальник, чтобы знать все помыслы и дела своих подчиненных, – усмехнулся Петр Николаевич. – Вот был бы ты моим начальником, так знал бы, что я начинаю нервничать всякий раз, когда ты пропадаешь с моих радаров. Почему вчера не перезвонил и не доложил, как идет расследование?

– Не получилось позвонить, – вздохнул Гуров, мысленно разведя руками. – Пришел домой и сразу упал спать. Ты не забыл – я предыдущей ночью почти глаз не сомкнул?

– Почти – не считается. И это для меня не оправдание. Ну да ладно. Рассказывай коротко, что у тебя там. Как все движется?

– Если коротко, то подозреваемый у нас уже есть, и в убийстве он признался.

– Отлично, – обрадовался Орлов. – Значит, ты сегодня сможешь уже приступить к написанию бумаг.

– Ты же мне дал неопределенное время для расследования, так что не факт, что я прямо сегодня и приступлю к бумагам.

– Ты же сам сказал, что убийца найден, – опешил от такого ответа Петр Николаевич.

– Найден, но история эта куда как более запутанная, чем казалась мне на первый взгляд. Тут вот какое дело…

Гуров рассказал Орлову обо всех событиях, которые произошли за последние сутки – и о бегстве Светланы Тарасовой с несовершеннолетней дочерью от мужа, и о ее паспорте, который неведомым способом попал в руки аферистки Калинки, и о том, как Витютнев убил Калинку, застав за кражей его имущества. Закончил он рассказ такими словами:

– Есть у меня сомнения относительно утверждений Тарасова, что его жена с дочерью и вправду бежала от него к другому мужчине. Как бы в этой истории не было чего посерьезней простого побега.

– Подозреваешь, что он мог убить жену? – после недолгого молчания заговорил Орлов. – Ну ладно, жену. А ребенка – тоже убил?

– Не знаю, убил он их или не убил, но вся эта история мне не нравится. Много в ней всякого вранья, как мне кажется, со стороны Тарасова… Да и все эти странности с молчанием якобы сбежавшей к другому мужчине жены мне тоже не нравятся. Светлана Тарасова ведь даже ни матери, ни сестре ничего не сказала и уже три недели никому из родственников не звонит. Хочу проверить свою версию. Если найду женщину с ребенком живыми и невредимыми, то и хорошо. А если нет?

– А что Чижов? Он тебе еще нужен? – поинтересовался Орлов.

Гуров совсем забыл о Юре и вспомнил только сейчас, когда Петр Николаевич напомнил ему о нем.

«Наверное, это он мне звонил с того самого, незнакомого мне номера», – подумал Лев Иванович, вспомнив высветившийся на айфоне неизвестный номер в пропущенных звонках.

– Ты мне его на два дня дал? Дал. Так пускай он пока сегодня при мне побудет. На всякий случай. Добро?

– Ладно, – нехотя согласился Орлов. – Все равно ведь по-своему сделаешь.

– Не утрируй, – насмешливо отозвался Лев Иванович. – Я не такой уж и тиран, как тебе кажется. Кстати, а вот и сам Юра идет. Сейчас мы с ним кое-что обсудим, а потом я уже решу, отпускать его от себя или нет.

– Вот, а говоришь, что не тиран, – хохотнул Орлов. – Не я, начальство, у тебя решаю, когда сотрудника отзывать, а ты, мой подчиненный, ставишь мне условия.

– Я ведь не просто так, а для дела стараюсь, – притворно обиженным голосом заметил Лев Иванович и, распрощавшись с Петром Николаевичем, протянул для приветствия руку подошедшему Чижову.

– А я вам звонил, Лев Иванович, но вы, наверное, заняты были, – поздоровавшись, сказал молодой оперативник. – Решил сам приехать.

– Правильно решил, – одобрительно кивнул Гуров. – Рассказывай, что узнал о Юркове.

– Может, внутрь зайдем, а то я замерз как собака, – поежился Чижов.

– Пойдем в кабинет Углова, – после секундного раздумья предложил Лев Иванович, и они вошли в управление.

В кабинете никого не было. По всей видимости, Илья Викторович уехал вместе с подозреваемым и группой специалистов откапывать голову Барковой. Гуров прошел к тумбочке, на которой стоял электрический чайник и, заглянув в него, сказал:

– Полный. Где-то я видел у них тут и кружки, и заварку. Будешь чай?

– Буду все горячее, – ответил Чижов.

Поставили кипятить воду и заварили черного крепкого чаю. Пока Лев Иванович насыпал заварку и разливал в кружки кипяток, оперативник рассказывал, с кем и о чем он сегодня разговаривал по поводу личности и характера Юркова. Оказалось, что и сестра, и все, кто работал сейчас с Сергеем Александровичем, отзывались о нем хорошо и все чуть ли не в один голос утверждали, что Юрков ведет себя открыто и в связях ни с кем подозрительным замечен не был.

Общался бывший осужденный только с сестрой, сослуживцами и еще с одной женщиной, которую сестра, по ее же собственным словам, прочила ему в жены. По словам сестры Юркова, Леды Александровны, женщина эта была очень красивая, и ее брат был влюблен в нее чрезвычайно. Но кто она и кем работала, Неумывайко не знала. Брат о ней не рассказывал никому, даже когда сестра его об этом просила, отделывался парой общих фраз ни о чем. Правда, в последнее время Илона, так звали женщину, куда-то пропала и не отвечала на звонки брата. Сергей, опять же, по словам сестры, очень о ней беспокоился и даже хотел пойти в полицию и заявить об ее исчезновении.

– Надо бы нам этого Юркова пригласить на опознание, – заметил как бы между прочим Лев Иванович, а потом, вспомнив, что Чижов не в курсе последних событий, рассказал ему о том, кто на самом деле была убитая женщина, дело которой они сейчас расследуют.

– Он что, не знал, что она аферистка? – удивленно задал чисто риторический вопрос Юра. – Она, может, и его вокруг пальца собиралась обвести, и его сестрицу при удобном случае обворовать? Я был у Неумывайко в квартире, живут братец с сестричкой далеко не бедненько и даже не средненько. Видать, муж у Леды Александровны был какой-то чиновничьей шишкой или бизнесменом.

– Может, и не знал, а может, и подельником ее был. Помогал вещички краденные вывозить и сбывать, – задумчиво отхлебывая чай, ответил Лев Иванович. – Но это, Юра, уже не нам с тобой выяснять. Пусть теперь с этим делом Илья Викторович сам возится. У меня другие заботы образовались.

– Вы по поводу пропажи Тарасовой и ее дочери? – быстро догадался Чижов.

Этот молодой оперативник нравился Льву Ивановичу. Он моментально, буквально на лету, схватывал самое главное в расследовании и старался мыслить не штампами, как большинство даже много лет проработавших оперативников, а неординарно, используя при своей работе все новые технологии и инновации в области криминалистики. Работал он в управлении уже третий год, и Орлов, выделяя его из молодых оперативников, поручал ему порой весьма серьезные и требующие особого внимания дела.

– Да, меня беспокоит, что Светлана Тарасова так неожиданно уехала от мужа. Девочке нужно было идти первого сентября в школу…

Гуров замолчал. Неожиданно ему пришла в голову мысль, которую надо было срочно проверить.

– Юра, я сейчас дам тебе номер телефона Коваль Галины, это сестра пропавшей Светланы Тарасовой. Ты встреться с ней, а если нужно, то и с матерью Светланы, и узнай у них, в какую школу ходила Соня. Наведайся в эту школу, или гимназию, или как там называется это учебное заведение, куда девочка была определена. Нам нужно знать, забирала ли Тарасова документы дочери из школы, и если забирала, то куда она собиралась переводить девочку. А заодно поинтересуйся, не знают ли они, бил ли Светлану муж? Я вроде бы задавал им такой вопрос, но точно не помню. Так что поспрашивай еще и ты. В общем, задавай вопросы об отношениях в семье Тарасовых. В том числе и как Эдуард Никитович относился к Соне. Понял?

– Понял. Все под запись? У меня и диктофон есть. – Чижов достал из кармана айфон. – Вернее, крутое, профессиональное приложение для качественной записи бесед и лекций. Если надо, я вам название скину…

Юра начал было и дальше расхваливать приложение, но Гуров прервал его.

– Ладно, верю. Ты меня такими вещами не грузи. Я в технике все равно как был, так и останусь лузером. Так сейчас говорят? В общем, ты понял свою задачу. А я попробую еще раз наведаться к Тарасову и побеседовать с ним о его жене. На этот раз я буду задавать ему уже другие вопросы.

Последние слова Лев Иванович сказал больше для себя, чем для Юры. Допив чай, Чижов выписал номер телефона Галины Коваль, тут же созвонился с ней, и договорившись о встрече, уехал. Гуров, порывшись в бумагах, собранных по делу убийства Барковой, нашел нужные ему распечатки с сим-карты Тарасовой и выписал из них в свою записную книжку несколько номеров, которые показались ему важными. Он еще вчера записал их на какой-то обрывок бумаги, но эти записи оставил дома. Заезжать за ними не хотелось. Дома ему приспичит чего-нибудь перекусить, а на скорую руку это не получилось бы. Поэтому он решил, что купит пару донеров, бутылку минералки и где-нибудь по дороге пожует.

Потом он набрал номер телефона Елены Алексеевны и спросил у нее, подали ли они с Галиной заявление о пропаже Светланы и Сони, как он им и советовал. Та ответила, что заявление, хотя и неохотно, у них приняли и талон о его принятии выдали. Причем приняли заявление только после того, как она сослалась на Гурова, сказав, что это он поручил им пойти и подать такое заявление. Ей велели принести фотографию дочери и внучки и поинтересовались, почему муж Светланы сам не написал такое же заявление. Мол, положено, чтобы в таких случаях заявление подавал именно отец ребенка. Причем по месту прописки и никак иначе.

– Все это глупости, – недовольно нахмурился Гуров. – Заявление обязаны принимать в любом из отделений отдела внутренних дел и от любого родственника или знакомого пропавшего человека. Я сейчас попробую встретиться с Эдуардом Никитовичем и поговорю с ним и на эту тему в том числе, – ответил женщине Лев Иванович. – То, что заявление у вас приняли, – это хорошо. Иначе я не мог бы официально начать поиски вашей дочери и внучки. Фамилию дежурного, который принимал от вас заявление, не помните?

– Кажется, Жданов, – после небольшой паузы ответила Коваль.

– Хорошо, я заеду в отделение вашего района и сам узнаю все, что нужно. А к вам, Елена Алексеевна, у меня просьба. Обзвоните с Галиной всех подруг Светланы, телефоны которых вы знаете, и спросите у них, где может находиться ваша дочь.

– Хорошо, но у нас с Галей не так и много контактов Светиных друзей. Разве что ее подруга из школы или еще одна девочка, с которой она училась на филологическом, – несколько растерянно ответила на просьбу Льва Ивановича Коваль. – Кстати, у Светы была своя страница во «ВКонтакте», можно, наверное, оттуда узнать, с кем она общалась и кто мог бы знать, где она, – неожиданно вспомнила Елена Алексеевна.

– Да, конечно, мы узнаем. Я уже думал на эту тему. Да и вы с Галиной тоже можете посмотреть, кто у нее в друзьях, и написать им от своего имени вопрос о нахождении Светланы. Вместе мы быстрее о ней что-нибудь да узнаем. Так что до связи. Будем держать друг друга в курсе. Звоните мне, если узнаете что-то новое, – распрощался с женщиной Гуров.

Он не стал ей говорить, что послал к Галине Чижова. Если нужно, то младшая дочка сама ей все потом расскажет. Перед Гуровым встала дилемма, куда ему сначала поехать: к Тарасову, чтобы поговорить с ним по поводу его жены, или в отделение, в котором Коваль подавали заявление. Немного подумав и определившись с маршрутом, Лев Иванович все-таки решил сначала созвониться с тренером и узнать у того, где он сейчас и может ли встретиться.

Тарасов долго не отзывался на звонок, но Гуров звонил ему настойчиво, и тот в конце концов ответил с большим раздражением в голосе:

– Ну что вам еще от меня нужно? Я ведь уже вам сказал, что убитая – не моя жена, и вам это подтвердили и ее мать, и сестра.

– Вы с ними сегодня уже разговаривали?

– Да, Елена Алексеевна позвонила мне сразу после опознания и стала приставать ко мне со всякими вопросами по поводу того, где Светлана и Соня. Тоже мне, детектив нашлась. Сказала, что они с Галиной собираются написать заявление об исчезновении Светы и Сони. Спрашивается зачем?

– Но разве они не пропали? – насторожился Гуров.

Ему очень не понравился последний вопрос Тарасова. Это был исключительно риторический вопрос – можно было сказать и так. Так отец, от которого жена увезла ребенка, чтобы его воспитывал чужой мужчина, не отвечает. Пускай даже он был равнодушен к Соне и не любил жену, но его мужское самолюбие было задето таким поступком со стороны когда-то любимой женщины. По мнению Гурова, мужчина должен был отреагировать как-то по-другому. Рассердиться, возмутиться, расстроиться, но никак не говорить об этом инциденте равнодушно. Тарасова отчего-то больше волновало то, что теща интересуется у него судьбой дочери и внучки, чем сам факт того, что его жена предпочла ему другого мужчину.

– Я считаю, что нет – они не пропали, – резко ответил на вопрос Гурова Тарасов. – Светлане пришла в голову бредовая идея, что ей будет лучше жить с другим мужиком, чем со мной. И она решила попробовать. Это ее дело. Она забрала дочь? Это тоже право матери. Мне все равно никто Соню не отдаст, даже если я подам в суд. Я вам об этом уже говорил.

– Говорили, – припомнил предыдущий разговор с тренером Лев Иванович.

– Так что же еще? Перебесится баба, поймет, что ей с другим не малина, и вернется. Никуда не денется. На развод же она почему-то не подала, – резонно заметил Эдуард Никитович. – Значит, пути отхода себе все-таки оставила.

– То есть вы думаете, что она именно по этой причине не подала на развод, чтобы в случае чего вернуться к вам?

– Да, я так думаю. А почему же еще?

– Эдуард Никитович, я бы хотел с вами встретиться и не по телефону задать несколько вопросов. Могу ли я сейчас подъехать? Вы дома или на работе?

– Я дома, но через полтора часа уезжаю. – Голос Тарасова снова зазвучал нервно и отрывисто. Но нервничал он, скорее всего, из-за просьбы Гурова встретиться с ним, чем из-за самой причины встречи. – Не понимаю, что вы от меня хотите?

– Давайте, я подъеду и объясню, что я от вас хочу, – спокойным тоном, стараясь не выдавать своих истинных чувств к этому хамоватому человеку, ответил Лев Иванович.

Пока Гуров ехал до дома Тарасова, он все время размышлял, стараясь найти в ответах тренера хоть какую-то подсказку или намек на то, что тот причастен к исчезновению Светланы и Сони, но не находил. Да, Эдуард Никитович был равнодушен к своей жене и дочери. Возможно, что у Тарасова была любовница или даже много непостоянных связей с женщинами, но слишком уж он был спокоен и уверен, что его жена рано или поздно вернется к нему. Человек, который убил, не может спокойно и даже равнодушно говорить о своей жертве.

Гуров это прекрасно знал, ему об этом говорил его многолетний опыт сыщика. Даже больные на всю голову маньяки-убийцы будут говорить об убитых ими людях с какой-то особой интонацией в голосе – кто-то с презрением, кто-то с вожделением, а кто-то с ненавистью. Все зависит от отношения убийцы к жертве. Но никак не равнодушно. Убийство редко кого оставляет равнодушным. Если к кому-то относишься безразлично, то и убивать его не станешь. Просто позволишь ему уйти из своей жизни – и все. А если так случилось, что убил кого-то в порыве гнева, или ревности, или находясь в состоянии аффекта, то потом, позже, когда это состояние пройдет, все равно возвращаются какие-то другие, особые, присущие только убийце чувства. Страх разоблачения, например.

Тарасов же, насколько видел Гуров, был последовательно спокоен в своей оценке побега жены. А если и отвечал на чужие вопросы об инциденте несколько раздражительным тоном, то только оттого, что не желал, чтобы кто-то вмешивался в его личную жизнь. Да и на асоциального маньяка, который легко, без излишних эмоций может убить и женщину, и ребенка, он никак не тянул.

Гурову же теперь было важно понять, почему Светлана поступила именно так, а не иначе. Почему она не подала на развод и сбежала с дочерью не открыто, а тайком – в тот момент, когда ее муж был на выездных соревнованиях. Что послужило причиной побега, если таковой побег имел место? И вообще, убежала ли она к кому-то другому, а не просто куда глаза глядят, только бы не находиться рядом с мужем?

Эти и другие вопросы относительно причастности Тарасова к исчезновению Светланы и Сони крутились в голове Гурова круг за кругом и мешали ему сосредоточиться на чем-то другом. Он чувствовал – ответь он на эти вопросы, и все встанет на свои места – он быстро найдет и саму Светлану, и ее дочку. Если они, конечно же, живы.

Тарасова в его квартире Лев Иванович застал не одного, дверь ему открыла молодая высокая девушка, одетая в куртку и кепочку. Гурову не очень хотелось знать, кем она приходилась тренеру, но наблюдательный взгляд сыщика по особым жестам, словам и взглядам, которыми обменивался с девицей Тарасов, сразу определил ее статус временной (очередной?) пассии Эдуарда Никитовича.

– Регина, передай девочкам, что на тренировку я могу немного опоздать, так что начинайте без меня. И скажи Петровичу, пусть посмотрит ногу Алины, что-то начала хромать на последней тренировке, – Тарасов явно говорил это, чтобы показать Гурову, насколько он озабочен своим статусом тренера сборной и заботой о здоровье спортсменок.

Девушка, прошмыгнув мимо Льва Ивановича и негромко бросив на ходу непонятно кому короткое «пока», сбежала вниз по лестнице.

– Проходите, – пригласил Тарасов и без лишних церемоний направился в гостиную, предоставив Гурову самому решать, раздеваться ему или входить в верхней одежде.

Лев Иванович решил все-таки раздеться и на какое-то время задержался в прихожей, а когда вошел, то увидел, что Тарасов спешно прибирает с журнального столика бутылку вина и два бокала. Спрятав все в бар, он повернулся к Гурову и повторил вопрос, который он уже задавал по телефону:

– Что вы от меня хотите?

– Хочу поговорить с вами о вашей жене, – просто и без обиняков ответил Лев Иванович. – Раз уж вы в курсе, что мать и сестра Светланы подали заявление о пропаже…

При этих словах Гурова Тарасов презрительно фыркнул, прервав речь оперативника. Лев Иванович посмотрел на него серьезным и даже осуждающим взглядом и закончил мысль:

– Заявление о пропаже вашей жены и дочери. Если в течение нескольких дней или недель местонахождение человека, а тем более несовершеннолетнего ребенка родственники не могут установить, то им на помощь приходят оперативники или волонтеры, которые занимаются поисками пропавших людей. Скажите, вы точно уверены, что со Светланой и Соней все в порядке? Вы знаете, с кем она познакомилась в интернете и к кому уехала?

Гуров внимательно следил за реакцией Тарасова.

– Нет, не знаю, – поморщился Эдуард Никитович.

– Вы уверены, что вашу жену и дочь не заманил в ловушку какой-нибудь маньяк или педофил, который запросто мог убить ненужную ему Светлану и оставить при себе Соню? Думаю, нет нужды объяснять для чего.

Вот тут-то до Тарасова начала доходить вся неприятная сторона ситуации с побегом жены, и лицо его внезапно вспыхнуло от прилившей к нему крови, а потом так же резко побледнело.

– Черт! – провел он ладонями по лицу. – Я об этом даже не подумал!

Куда только девались его хладнокровие и равнодушное выражение лица! Он растерянно посмотрел на Гурова и спросил:

– Вы что-то знаете об этом?

– Нет, – глядя прямо в глаза Тарасову, ответил Лев Иванович. – Если бы я что-то знал, я бы сейчас не сидел на этом диване и не разговаривал бы с вами, а пытался найти преступника. Но я пока что только выдвинул предположение. Причем одно из нескольких, что могло бы случиться с вашей женой и дочерью, после того как она так внезапно уехала из этого дома.

– Так какого черта вы меня тогда пугаете, если это только предположение! – воскликнул Тарасов. Но крикнул не зло, а как-то не очень уверенно и даже испуганно.

– А я вас не пугаю, – спокойно продолжил Лев Иванович. – Я просто выдвинул один из вариантов развития событий. Очень даже вероятный вариант, так как я, как сотрудник уголовного розыска, с такими случаями уже встречался. Вот вы, Эдуард Никитович, весьма спокойно отнеслись к тому, что ваша супруга вдруг неожиданно, забрав ребенка, решила уйти к другому мужчине. Об этом вы узнали, как я понял, из ее письма к вам, которое она оставила… Где она его, кстати, оставила?

– Вот тут, кажется, – кивнул Тарасов на журнальный столик. – Или в спальне? Не помню уже.

– Не помните… – покивал головой Гуров. – Зато я помню, что вы говорили, что нашли записку от жены на кухонном столе.

– Может, и на кухонном. Я не обязан помнить всякие мелочи, – огрызнулся Тарасов.

– Вы считаете, что записка от жены, которая уходит к другому мужчине, забрав ребенка, это мелочь?

– Я имел в виду не записку, а место, где она лежала.

Тарасов начал заметно нервничать, и Лев Иванович решил немного подержать его в напряжении.

– А почему вы уничтожили записку, а не попытались выяснить, в чем, собственно, дело? Почему вы не позвонили жене? Вы ведь приехали домой именно в тот день, когда она, по вашим словам, уехала?

– Да, записка была датирована именно тем днем, когда я вернулся домой из командировки. И откуда вы взяли, что я не пытался ей дозвониться?

– Интересно, зачем ваша жена написала дату на записке? Чтобы вы знали, когда она от вас ушла? Как вы думаете?

– Откуда мне знать, зачем она ее написала?! Светлана всегда была с прибабахом. У нее еще и не такие странности бывали. Она вообще очень, очень… как это сказать? В общем, она перфекционистка, и любила, чтобы все по жизни было правильно, четко и ясно.

– Любила? Вы говорите о ней в прошедшем времени. Почему? – с подозрением прищурившись, поинтересовался Лев Иванович.

– Вы меня на словах не ловите, – зыркнул злым взглядом Тарасов. – Сказал так, потому что на данный момент моя жена тут не присутствует.

– Так вы утверждаете, что пытались дозвониться до жены? – снова задал Гуров вопрос с подвохом.

– Ничего я не утверждаю. Я просто вас спросил, откуда вы знаете, что я не пытался дозвониться? Пытался, но мои звонки не проходили. Она, вероятно, уехала еще утром или днем, а я вернулся домой только поздно вечером, почти ночью. Поэтому звонить не стал, а позвонил ей только спустя сутки.

– А почему вы столько ждали, чтобы позвонить?

– А вам какая на фиг разница? – грубо ответил Тарасов вопросом на вопрос. – Когда захотел, тогда и позвонил.

– Скажите, Эдуард Никитович, зачем вы сейчас мне врете? – Гуров с презрением посмотрел на холеное лицо тренера. – Вы ведь ни разу за все эти три недели – с тех пор, как жена от вас ушла – не позвонили ей.

– Какого…

Тарасов хотел было что-то сказать, но Лев Иванович покачал головой, останавливая его.

– Мы запросили распечатку с ваших сим-карт. У вас ведь их две? Ни с одного из зарегистрированных на вас номеров не было звонков на номер вашей жены.

– Я звонил Соне, – нахмурившись, ответил Эдуард Никитович.

Гуров достал распечатки из папки, которую принес с собой, и, найдя нужную, протянул ее и ручку Тарасову.

– Отметьте мне номер вашей дочери.

Тарасов, хотя и недовольный просьбой Гурова, взял из рук листок и ручку и, обозначив нужное, вернул все обратно, ехидно сказав:

– Посмотрите теперь на дату звонков. Там ясно видно, что я пытался дозвониться, а Соня мне так и не ответила. Светлане же я намеренно не звонил, давая ей понять, что она меня теперь, после ее такого поступка, мало интересует.

– А раньше она интересовала вас больше? – не удержался от ухмылки Лев Иванович.

Он по опыту знал, что такой вопрос вполне может вызвать собеседника на откровенность, а ему очень нужно было узнать об истинных отношениях Тарасова с женой.

– Когда-то она интересовала меня больше…

Тарасов явно не хотел откровенничать с Гуровым о своей личной жизни.

– Наверняка, раз вы женились на ней. Вы вместе учились в одной школе, насколько я знаю?

– Елена Алексеевна уже доложила, – ухмыльнулся Тарасов. – Да, мы дружили со Светой со школы. Тогда она была более независимой и вменяемой.

– Что значит – вменяемой? – зацепился за слово Лев Иванович.

– Это значит, что когда-то она вполне адекватно оценивала нашу с ней совместную жизнь, – ответил Эдуард Никитович. – Я человек консервативных взглядов на семейную жизнь и считаю, что женщина должна во всем соглашаться с мужем и ставить его в своей жизни на первое место.

– Прямо-таки во всем соглашаться? – с сомнением переспросил Лев Иванович.

– Да. Я считаю, что у женщин не должно быть своего мнения. Когда она выходит замуж, она всю себя посвящает мужу и семье. Муж для жены должен быть полнейшим и непререкаемым авторитетом.

«И этот тип еще говорит, что Коваль – сектантки. Я на месте его жены уже давно бы сбежал от такого тирана», – невольно подумал Лев Иванович, а вслух поинтересовался:

– И что, своего мнения у жены совсем не должно быть?

– Пусть оно у нее будет, но держит она его при себе, – усмехнулся Тарасов.

– Вам не кажется такое мнение тоталитаризмом с вашей стороны по отношению к Светлане?

– Это нормальные патриархальные семейные отношения, присущие русской культуре. Я терпеть не могу феминисток, – последние слова Тарасов, судя по всему, добавил для пущей убедительности. Вот только кого он хотел убедить – себя или Гурова, было непонятно. Лев Иванович, во всяком случае, этого не понял.

– Хорошо, – Гуров отвернулся от Тарасова и посмотрел в сторону окна. – Оставим рассуждения о том, какой должна быть семейная жизнь, и вернемся к Светлане и Соне. Вы можете мне сказать, было ли для вас неожиданностью то, что жена решила от вас уехать, или были какие-то предпосылки для ее поступка?

– Предпосылками к бегству, как я считаю, были наши с ней периодические ссоры в последние несколько лет. И начинал эти ссоры, прошу заметить, не я. В основном они касались рождения детей. Светлана хотела нарожать целую кучу. Хотя честно признаюсь, что изначально, еще до женитьбы на Свете, я не планировал заводить большую семью. Да и рождение Сони… – Тарасов поморщился. – Я не хотел, чтобы первый ребенок появился у нас так рано. Соня родилась, когда мы только год как окончили учебу в университете и начали работать. Светлана сильно хотела ребенка еще раньше, когда мы были студентами, но я считал, что нужно сначала пожить для себя. Забеременев Соней и отказавшись от аборта, она в первый раз пошла против моего мнения. После рождения дочери она бросила официальную работу, и большая часть финансового обеспечения семьи легла на меня. Хотя я и до ее ухода с телевидения, где она работала помощницей режиссера, зарабатывал больше в разы, – не без самодовольства в голосе заявил Тарасов.

– Но вы говорили, что у вашей жены есть деньги, и немало. Откуда у нее такое богатство?

– Да, у нее было на двух картах около двух миллионов рублей, и не знаю уж сколько – в валюте. Она хотя и бросила официальную работу, но подрабатывала в интернете. Писала какие-то статьи, давала какие-то уроки онлайн. У нее было два сайта, весьма популярных у школьников и их родителей. Кроме того, у нее был какой-то договор с двумя или тремя гимназиями, для которых она и вела эти познавательные каналы. Впрочем, я не очень во все вникал. У меня и своей работы хватало. Согласитесь, чтобы в тридцать пять лет стать тренером сборной страны по гандболу, надо много пахать, – не без гордости за самого себя заметил Тарасов.

Он помолчал, видимо, раздумывая, что еще рассказать Гурову, а потом, ухмыльнувшись, добавил:

– Ах да, вспомнил. Ее отец, который развелся с Еленой Алексеевной, когда Светлане было три года, умер в прошлом году и оставил свою двухкомнатную квартиру единственной дочери. То есть Светлане. Других детей у него не было. Он, к слову, так больше и не женился. Жил холостяком. Галина у Елены Алексеевны родилась уже от другого мужчины, а потому на квартиру прав у нее не было. Света продала квартиру и положила деньги на счет, который открыла на Сонино имя.

– Ага, значит, у Сони тоже есть свой счет…

Гуров пометил у себя в книжечке – узнать о нем подробнее.

– Да, есть, – несколько задумчиво ответил Тарасов. – Светлана и я планировали откладывать туда деньги до совершеннолетия дочери.

– А ваша жена или Соня были застрахованы?

– В каком смысле? – Тарасов сначала не понял вопроса, но потом до него дошло, что имеет в виду Гуров, и он ответил: – Страховки от несчастных случаев у них не было, а вот накопительная страховка, взносы за которую платят до выхода на пенсию, у Светы была.

– В негосударственной страховой компании? – уточнил Гуров. – Не помните название?

– Да, именно, – подтвердил Тарасов. – Кажется, компания называется «Страхование жизни».

Лев Иванович сделал себе еще одну пометку.

– Ну хорошо. Как я понял, с женой у вас были напряженные отношения. Но тогда почему бы Светлане просто не развестись с вами, если ни ее, ни вас не устраивала совместная жизнь?

– Кто вам сказал, что меня не устраивала жизнь с моей женой? – усмехнулся Тарасов. – Опять сплетни Елены Алексеевны?

– Но вы сами сказали, что постоянно ссорились со Светланой. Вас, что же, устраивали такие отношения? – в некотором удивлении приподнял бровь Лев Иванович.

– Вполне, – коротко ответил Тарасов и с вызовом посмотрел на оперативника.

– Но раз Светлана в конце концов, по вашему же утверждению, сбежала, даже не сказав, куда и к кому, то…

– Она сказала, – перебил Льва Ивановича Тарасов. – Она ведь написала, что познакомилась с каким-то мужиком в интернете.

– Это весьма неопределенное объяснение, – возразил Гуров. – Она с тем же успехом могла написать, что ушла в монастырь, а в какой именно, при этом не уточнить. В записке ведь не было имени этого мужчины? Или было?

– Нет, не было, – ни секунды не раздумывая, ответил Эдуард Никитович. – Но вы запросто можете установить его личность, не правда ли? При нынешних-то технологиях вычислить того, с кем она переписывалась в интернете, довольно легко.

– Вы сами этим мужчиной не интересовались? Не пробовали найти его? – снова пристально посмотрел на тренера Лев Иванович.

– А зачем мне это? – пожал плечами Тарасов, снова возвращаясь к своему обычному, равнодушному отношению к побегу жены. – К тому же свой ноутбук, в котором была вся информация, она забрала с собой. Во всяком случае, в квартире его нет, как и планшета Сони, который я подарил ей в прошлом году, когда она пошла в первый класс.

– Не знаете, в каких социальных сетях у Светланы были свои страницы?

– Точно знаю, что в «Одноклассниках» и во «ВКонтакте». Но, может, и другие были. Послушайте, – Тарасов посмотрел на часы, – мне пора идти. Если уж вы так хотите, то я напишу заявление о том, что пропал мой ребенок. Ищите Соню. Светлана меня не интересует. Сама виновата… – начал говорить Тарасов, но посмотрев на угрюмо-презрительное выражение лица Гурова, тут же прикусил язык и, опустив голову, встал, давая понять, что Льву Ивановичу пора уходить, и он, Тарасов, больше ему сегодня ничего не скажет.

Когда Гуров добрался до управления на Петровке, город уже накрыли вечерние сумерки. В принципе, сегодня там уже нечего было делать. Но Лев Иванович решил в последний раз поговорить с Угловым, чтобы окончательно поставить точку в расследовании убийства Илоны Барковой. Сейчас его больше интересовала судьба Светланы Тарасовой и ее дочери. Он хотел попросить Илью Викторовича попробовать узнать, где аферистка и воровка Калинка могла пересечься с Тарасовой и украсть у нее сумочку. Вроде бы этот эпизод никаким образом не мог подсказать Гурову, к кому могла поехать Тарасова, но Льву Ивановичу было непонятно, почему Тарасова не стала обращаться в полицию по поводу кражи. Возможно, если бы нашлось видео, на котором запечатлился момент воровства, то он мог бы понять, почему Светлана не стала искать воровку и обращаться в полицию. Неужели по какой-то причине ей было выгодно избавиться от документов и телефона?

Когда он изложил просьбу Углову, тот заметил:

– Ты же сам понимаешь, что это будет сложно сделать. Хотя попробовать можно. По какой трассе, ты говоришь, выезжала из Москвы Тарасова?

– По трассе М-4. Но, мне кажется, Баркова могла подрезать сумочку Тарасовой с документами и телефоном где-то еще в Москве, в магазине или в кафе. Может, Светлана заезжала куда-нибудь по дороге перед тем, как выехать из города.

– Хорошо, я поговорю с ребятами, пусть попробуют узнать, не появлялась ли Калинка в этот период времени на камерах в городе. Но на эту работу, сам понимаешь, нужно время. У тебя есть какие-то зацепки или мысли по поводу, куда могла пропасть женщина с ребенком? Все-таки странно, что она так неожиданно рванула от мужа.

– Реальных зацепок пока нет, а вот мысли по этому поводу есть. Сегодня Юра Чижов снова поговорил с сестрой Светланы Тарасовой – Галиной, и она вспомнила, что несколько раз видела на руках, груди и шее старшей сестры синяки. Когда она спросила, откуда взялось такое украшение, та ответила, что синяки появились от удара о стол и об косяк после неловкого падения. И это на шее-то? Наверняка муж Светланы Владимировны не раз показывал, кто в доме хозяин. И еще. Когда разговор зашел об отношении Тарасова к дочери, то Галина сначала не хотела ничего говорить, ссылаясь только на свои предположения и наблюдения, но потом все-таки сказала, что Соню Эдуард Никитович просто терпеть не мог. Девочка, по словам Галины, боялась отца, при нем замыкалась и становилась тише воды и ниже травы, хотя сама по себе она весьма общительный и подвижный ребенок.

– Он и ее бил? – нахмурился Углов.

Оперативник сам вырастил четырех пацанов, и за все время, пока они росли, он ни разу их даже пальцем не тронул, воспитывал больше нравоучениями и собственным примером. И вообще Углов слыл ярым противником физического наказания детей, считая, что такими методами можно только испортить ребенка – сделать его или озлобленным подлецом, или трусом.

– Бить, может, и не бил, – насупившись, ответил Лев Иванович, – но если Соня была свидетелем насилия отца над матерью, то такое поведение для девочки в присутствии отца будет вполне естественным. Галина Коваль в последние годы редко приходила домой к сестре, и то только тогда, когда Эдуард Никитович был в командировке или на работе. Светлана не хотела, чтобы ее муж знал, что она общается с сестрой и матерью, поэтому они если и встречались, то в основном не на квартире Тарасовых. Так что наблюдать часто поведение племянницы Галина не могла.

Гуров помолчал, раздумывая, потом добавил:

– Светлана, по словам матери, хотя и перестала ходить с ними в церковь, но была человеком верующим и старалась не жаловаться на свои сложности в отношениях с мужем и была против развода с ним. Но, по всей видимости, у нее закончилось терпение. Возможно, что Тарасов стал обижать не только ее, но и Соню. Что и стало последней каплей.

– Но почему она сбежала, а не подала на развод? – задал Углов вопрос, который все время задавал себе и Лев Иванович.

– Не удивлюсь, если бы оказалось, что Тарасов намеренно удерживал Светлану и дочку возле себя. Дело в том, что у Светланы были неплохие денежные накопления, плюс приличная сумма на счету у Сони, а еще – страховка Светланы в негосударственном фонде. Я уже узнал об этой страховке. В случае смерти матери Соня, как указанная в договоре единственная наследница, получила бы два миллиона. То есть эти деньги были бы переведены, опять же, на счет Сони. Вместе с деньгами, полученными от продажи двухкомнатной квартиры отца, которые Светлана также положила на счет дочери, получалась бы довольно-таки кругленькая сумма в двадцать миллионов рублей.

– Ого! Ничего себе. Золотой ребенок получился бы, – удивился Углов. – Так, может, Тарасов нанял кого-нибудь, чтобы убрать надоевшую ему жену, а дочку спрятал до поры до времени, чтобы, значит, правдоподобней звучало, что жена от него якобы сбежала?

– Я тоже об этом думал и даже попросил Юру Чижова узнать о связях Тарасова. Юру мне завтра надо будет вернуть. Орлов мне его только на два дня выдал, чуть ли не под расписку. Но он и сам вдруг этим делом заинтересовался, а поэтому сказал, что будет параллельно, в свободное время, добывать все необходимые сведения, – ответил Гуров и снова ненадолго задумался. – Хотя у меня есть некоторые сомнения по поводу этой версии.

– Если Калинка подрезала сумочку у Тарасовой, то в сумочке наверняка были не только документы и телефон, но и все ее карточки и наличка, – рассудил Углов.

– Не обязательно. Сейчас у современных женщин вполне может быть при себе не одна, а несколько сумочек. Скорее всего, у Тарасовой их тоже было две, или, может, она держала карты и наличку отдельно, где-то в другом месте. Что весьма разумно с ее стороны. Я запрашивал банки, в которых у нее были открыты счета, и мне сказали, что заявлений о блокировке средств в результате кражи карточек к ним не поступало. Завтра думаю уговорить следователя подать запросы в филиалы Сбербанка и «Тинькофф», нужно узнать, сколько у Тарасовой на счету, и снимала ли она деньги, и если да, то какую сумму и когда.

– По машине, на которой она уехала, ничего нового нет?

– По машине пока нет сведений. Но надеюсь, что завтра уже что-то появится. Мне обещали, как только она найдется, дать знать.

Углов встал и, потянувшись, проговорил, явно намекая Гурову на свою занятость:

– День сегодня какой-то чумной. Время уже седьмой час, а у меня еще дел невпроворот с этим Витютневым. Завтра с утра нужно везти его к следователю, а у меня еще ничего не готово. Кстати, Юркова, этого дружка Барковой, я на завтра вызвал на допрос. Спасибо, Лева, за подсказку.

– Какую подсказку? – Лев Иванович, который уже собирался выходить из кабинета, остановился. Он, если честно, совершенно забыл и о Юркове, и о его связи с Барковой.

– Ну ты же сам в записке напомнил мне опять, что Юрков может быть подельником Калинки, и его следовало бы проверить.

– Хм, – задумался Гуров, припоминая, писал ли он записку Углову или нет. Вспомнил, что не писал, но имел такой разговор с Юрой. А потому предположил: – Наверное, записку Юрка Чижов передал. Дежурный тебе ее вручил?

– Дежурный, – кивнул Илья Викторович. – Она без подписи была, я и подумал, что это ты оставил. Но не важно. Это предположение ты еще утром в разговоре со мной сделал, значит, можно считать, что от тебя записка.

Лев Иванович возражать не стал и, распрощавшись с Угловым, вышел. Домой ему ехать не хотелось. Что ему там делать одному в пустой квартире? Даже своими мыслями поделиться не с кем – Мария на гастролях. Он бы позвонил Крячко и с ним обсудил обстоятельства и подробности дела об исчезновении Тарасовой, но Станиславу сейчас явно было не до переживаний Гурова. В отпуске – кому же хочется заморачиваться с работой? В отпуске, а тем более, если проводишь его в Турции, положено отдыхать и наслаждаться теплой погодой, морем, вкусными блюдами и…

Гуров не успел додумать, чем там еще может наслаждаться Станислав с женой, как раздался телефонный звонок. Звонил Гурову знакомый гаишник Женя.

– Возрадуйся, сын мой, – голосом киношного католического священника проговорил Женя, – ибо желание твое исполнилось быстрее, чем ты думал. Нашли мы ту самую машину, о которой ты просил, – уже обычным голосом сообщил он. – Она стоит на стоянке в аэропорту Домодедово. Но стоит она там, судя по видео с места, не дольше трех дней. Подробности можешь узнать у ребят из охраны.

– Женя, спасибо! – задумчивость Льва Ивановича как-то сама собой улетучилась. – А я хотел тебе завтра звонить и справляться. За мной должок, как я и обещал. Будут проблемы, звони в любой час. Даже ночью. А то давай встретимся как-нибудь и по пивку или коньяку тяпнем.

– Заметь, это не я предложил, – рассмеялся Женя. – Ладно, как только придет ко мне желание тяпнуть в хорошей компании пива, я тебе обязательно позвоню.

Гуров, конечно же, знал, что ни пиво, ни коньяк, ни любой другой алкоголь Женя не употребляет в связи с больной печенью, а все его слова о совместной выпивке – вежливая формальность. Но зато он точно знал: если Гуров ему когда-нибудь понадобится, то он, Женя, может стопроцентно рассчитывать на его помощь. Лев Иванович обещаний никогда на ветер не бросал.

Теперь у Гурова была цель. Он уже не раздумывал, куда бы ему поехать и как провести остаток вечера. Он точно знал, что сейчас поедет в аэропорт Домодедово и будет узнавать, кто и когда поставил машину Светланы на стоянку аэропорта. Сообщение, что автомобиль появился там только три дня назад, наводило Льва Ивановича на мысль, что оставила его на стоянке не сама Светлана. Откуда у него появилось такое предположение, или даже лучше сказать – предчувствие, он и сам не знал. Просто оно возникло, и все тут. А своему предчувствию, а вернее, сыщицкому нюху, Гуров научился доверять безоговорочно.

«Женщина исчезает из дома три недели назад, оставляя записку, что уходит к другому мужчине, – рассуждал Лев Иванович по дороге в аэропорт. – Если бы она уезжала к нему в другой город и сжигала за собой все мосты… А то, что это именно так, говорит хотя бы тот факт, что она забрала документы Сони из школы. Чижов был сегодня в школе и узнал, что Тарасова взяла документы дочери еще в августе. Так вот, если бы она окончательно решила не возвращаться к мужу и уходила к другому мужчине, то наверняка уехала бы к нему на машине. Это в том случае, если бы он жил где-то недалеко от Москвы. Если же она собиралась лететь к новому мужу на самолете, то, значит, продала бы машину заранее…»

Мозг Гурова работал теперь безостановочно. Он пытался встать на место Светланы и постарался думать и рассуждать, как она. «Если она боялась преследования со стороны мужа и собиралась начать жизнь с другим мужчиной с чистого, так сказать, листа, то наверняка постаралась бы избавиться от фамилии по мужу и вернуть себе, предположим, девичью, – рассуждал Гуров. – То же самое с телефоном, а вернее, со старой сим-картой. Тогда понятно, что она не очень расстроилась, обнаружив пропажу документов и телефона. Кстати, телефон у нее, по словам того же Тарасова, был на две сим-карты, но пользовалась она почему-то только одной. Больше сим-карт на имя Светланы Владимировны Тарасовой не зарегистрировано. Это уже проверено».

Внезапно Гурову пришла еще одна мысль: раз у Светланы могло быть две сумочки, то почему бы у нее не быть и двум телефонам. Возможно, что на женщину была оформлена еще одна сим-карта, которая стояла у нее на втором телефоне, но оформлена она была на другую фамилию. Например – Коваль.

Чертыхнувшись и обозвав себя самыми последними словами, что не мог додуматься до такой простоты раньше, Гуров решил, что прямо с утра поедет на Петровку. Он дал себе слово, что не отойдет от техника Леши, пока тот не найдет ему все нужные данные по Тарасовой и ее дочери – возможный номер телефона на имя Коваль и распечатку с сим-карты Сони. Все остальное, о чем он просил айтишника, – номера банковских карт и номер страховки, Гуров уже узнал сам. Теперь в приоритете у него было узнать, откуда в последний раз поступал сигнал с телефона девочки или ее матери (если все-таки существовал еще один номер, оформленный на Тарасову или Коваль).

– Эх, забыл спросить Женьку, проследили ли они путь «Тойоты» по трассе М-4! – Раздосадованный сам на себя за такое головотяпство, Лев Иванович набрал номер гаишника: – Женя, ты уж извини, что опять тебя беспокою. Но я на радостях, что нашли машину Тарасовой, совсем забыл уточнить у тебя, как она вообще в аэропорту оказалась. Ты ведь вроде как говорил, что три недели назад камеры зафиксировали ее машину на трассе М-4 Дон. Удалось узнать, куда она двигалась? Ее конечный пункт, я имею в виду?

– Да, я понял. Установить примерное нахождение удалось. Это я сам просто забыл тебе сказать. Думал, что тебе интересна сама машина, а не то, где она все это время была.

– Вообще-то я ищу не само авто, хотя и машину тоже, а ее хозяйку, поэтому – да, мне важно, где все это время находилась «Тойота».

– С М-4 Дон она свернула сначала на поселок Октябрьский, потом проехала через Сидорово и свернула на Константиновское. А там… Кто ее знает? Обратный путь до аэропорта мы не отслеживали. Но обратно по Дону она точно не проходила. Возможно, шла по шоссейке через поселки. От Константиновского до аэропорта там есть другая дорога.

– Значит, где-то в районе Константиновского, – задумчиво повторил Гуров название поселка – района примерного нахождения машины Тарасовой в течение трех последних недель. – Хорошо, Женя, спасибо еще раз. Будем искать.

Темно-синяя «Тойота Камри» с номером, зарегистрированным на Тарасову Светлану Владимировну, и вправду уже три дня стояла на стоянке домодедовского аэропорта. Охрана аэропорта, предупрежденная заранее, уже ждала Гурова, и его сразу провели в комнату видеонаблюдения.

– Скажите, что конкретно вас интересует, и они найдут нужный вам кусок видео. У нас все оцифровано по датам. Так что проблем не будет, – заверил Льва Ивановича начальник охраны аэропорта. – Олег, – обратился он к одному из дежуривших за монитором парню, – поработай с полковником из уголовного розыска.

– Мне нужно, чтобы вы нашли момент, когда «Тойота Камри» въезжает на стоянку и далее. По ходу просмотра я скажу, что меня интересует и на чем заострить внимание. Хорошо?

– Сделаем, – коротко ответил Олег и, быстро отыскав нужную запись, стал перематывать ее сначала быстрее, а потом все медленнее, выискивая момент въезда машины на парковку.

– Ага, вот с этого момента давай еще медленнее, – попросил Лев Иванович, когда искомый автомобиль, найдя свободное место, припарковался.

А далее для Гурова начались неожиданности. Если честно, Лев Иванович до самого последнего момента надеялся, что он увидит на видео женщину с девочкой, и оба они будут живы и невредимы. Но его ожидания не оправдались, и леденящее, неприятно-тоскливое и тревожное чувство накрыло Гурова, когда вместо женщины и ребенка он увидел, что из машины выходят двое – мужчина и женщина. Ребенка с ними не было. Сначала Лев Иванович подумал, что, может быть, Соня уснула, пока они ехали до аэропорта, и ее разбудят чуть позже, но время шло, а поведение взрослых не говорило о том, что в машине есть еще и ребенок. Мужчина и женщина спокойно стали вытаскивать из багажника большой чемодан, а затем так же спокойно направились к входу в аэропорт.

– Останови, пожалуйста, – попросил Олега Гуров и в волнении провел по лицу ладонью, снимая напряжение. После небольшой паузы он опять попросил: – Верни, пожалуйста, тот самый момент, когда они выходят из машины. Так, замечательно. Теперь поймай момент, когда можно будет хорошо рассмотреть их через увеличение кадров. Увеличь на максимум. Стоп, – командовал работой Олега Гуров.

Он пристально стал рассматривать изображение, пытаясь понять, является ли эта темноволосая женщина Светланой Тарасовой.

– Далековато от камер. Плохо видно, – заметил Олег. – Вы лучше посмотрите записи у входа в здание и внутри аэропорта. Там их лица должны быть четко видны.

– Да, наверное, ты прав, – задумчиво согласился Лев Иванович. – Давай дальше.

А дальше мужчина и женщина, катя за собой большой чемодан на колесиках, вошли в здание аэропорта. Олегу, чтобы проследить их дальнейший путь, пришлось переходить на видео, снятое другими камерами. Как охранник и обещал Льву Ивановичу, камеры на входе и внутри зафиксировали весьма четкое изображение парочки. И если вначале Гуров еще надеялся, что женщиной могла быть Светлана Тарасова, но просто поменявшая внешность, то теперь он был точно уверен, что перед ним совершенно незнакомая женщина. К тому же не славянского типа. Как и мужчина, который шел рядом с ней.

Фотографию Светланы Лев Иванович видел сегодня, когда после разговора с Тарасовым заезжал в отделение полиции, в котором мать и сестра женщины подавали объявление об ее исчезновении. Молодой оперативник, которому назначили поиск Светланы и Сони, даже обрадовался, когда Лев Иванович сказал ему, что он из Главного управления МВД по России и тоже заинтересован, чтобы найти мать, а особенно девочку.

– А вам-то какой интерес искать обычных граждан? – сначала не понял Дробышев – такой была фамилия оперативника. – Или эта дамочка убила кого-то? А может, она этого ребенка похитила? Такое тоже бывает, – рассуждал лейтенант, желая произвести положительное впечатление на полковника из управления. – Мамочку лишают материнства, ребенка отдают в детский дом, а она его оттуда выкрадывает, – тараторил он.

– Нет, в этом случае все обстоит не так, – улыбнулся Гуров, наблюдая за молодым оперативником. Тот все время делал вид, что очень занят и ищет у себя на столе и в сейфе какие-то документы. – Есть подозрение, что побег женщины с девочкой был лишь прикрытием, а на самом деле их могли убить. И это только один из вариантов. А так как есть большая вероятность, что над несовершеннолетним ребенком были совершены насильственные действия, я сам хочу разобраться в этом деле и найти их. Окажутся живы и здоровы – и хорошо. А если нет, то думаю, что тогда нет нужды объяснять, что делать дальше.

– Ну да, я понимаю. Поэтому ищите, если так надо. Я следователю так все и растолкую. Удачи. Но если я буду нужен, то скажите. Я тоже подключусь.

– Обязательно скажу, – пообещал Лев Иванович. – Даже наверняка скажу. Мне понадобится узнать кое-какие сведения о Тарасовой. Я вам прямо завтра и позвоню.

– Завтра? – несколько сник лейтенант, но потом все-таки согласился: – Звоните… Чем смогу. Зашиваюсь, правда, но звоните.

На том и порешили. Гуров внимательно прочитал, а потом и скопировал на ксероксе описание внешности самой Светланы и Сони и их фотографии. И вот теперь, глядя на записи с видеокамер, Гуров понимал, что коль на машине Светланы в аэропорт приехали совершенно чужие люди, то есть большая вероятность, что с Тарасовой и ее дочерью все-таки случилась беда.

И чем дальше Лев Иванович наблюдал за действиями незнакомцев, тем сильнее у него возникало предчувствие, что женщины и девочки уже нет в живых. Сначала Гуров подумал, что Светлана все же продала кому-то свою машину или ее угнали. Но он сразу отбросил эту мысль. Если бы это было так, тогда почему об этом ничего не известно Жене? На его запрос в ГАИ об этом сразу бы сказали. Но Женя ясно дал понять Гурову, что машина в угоне не значилась, и ее не оформляли на другое лицо. То есть официальной продажи машины не было. А это означает, что «Тойота Камри» по-прежнему принадлежит Светлане Тарасовой.

Пока Гуров размышлял над всеми нестыковками, мужчина и женщина на видео сдали чемодан в камеру хранения и вышли из здания аэропорта. Охранник вновь перешел на просмотр внешних видеокамер. Незнакомцы, вернувшись к машине, снова открыли багажник и достали из него еще один чемодан и большую сумку. Закрыв машину, они спокойно направились к месту стоянки автобусов. Там они сели в маршрутное такси и укатили.

– Хм, странно все это, – задумчиво подпер голову рукой Лев Иванович. – Зачем уезжать на маршрутке, если есть автомобиль? – задал он себе вопрос и вслух же сам на него ответил: – Если только им не нужно было замести следы и создать видимость, что приехавшие на машине улетели куда-то на самолете.

– До чего это глупо – так думать, – прокомментировал мысли Гурова охранник. – Я не о ваших рассуждениях, а о том, как кондово размышляли эти люди, совершая такие действия. Сейчас ведь везде камеры стоят. Все, каждый уголок аэропорта, просматривается. Дичь какая-то – так вот поступать.

– Возможно, что они об этом не подумали, – все так же в задумчивости ответил Лев Иванович, а потом попросил: – Давайте-ка мы с вами посмотрим видео за остальные два дня. Вернее, чтобы было проще, сделаем так. У нас ведь есть возможность сейчас сделать фото этих двух людей? Вот и давайте введем их в поиск по идентификации личности и посмотрим, появлялись ли они в аэропорту в последние два дня.

– Что ж, попробуем, – согласился Олег. – Так будет проще и быстрее, чем просто просматривать видеозаписи с камер на входе в здание.

Через некоторое, совсем небольшое время Гуров уже точно знал, что ни мужчина, ни женщина больше в домодедовский аэропорт не возвращались.

Гуров, словно ищейка, взявшая след, уже не мог притормозить и оставить и таинственный чемодан, и машину Тарасовой на завтрашний день. Несмотря на позднее время, он все-таки принял решение изъять подозрительный багаж из камеры хранения, а машину отогнать на штрафстоянку Главного управления. Договорившись с охраной аэропорта о содействии и вызвав эвакуатор, Гуров, взяв в понятые одного скучающего в холле таксиста, направился к камере хранения. Второй понятой при составлении акта об изъятии он попросил стать служащую камеры хранения.

Чемодан, который оставили прибывшие на «Тойоте», нашелся быстро. Служащая сразу же показала на него и заявила, что за его хранение было оплачено только за одни сутки, а пролежал он в камере уже трое суток. Чемодан был большой, из светло-коричневой кожи и, по всей видимости, дорогой. Открыть его сразу, на месте, у Льва Ивановича не получилось – он был закрыт на замок с шифром, а взламывать его Гуров не захотел. Пришлось везти этого монстра на такси в управление и оставлять до утра в своем кабинете.

Домой Лев Иванович вернулся уже за полночь, уставший и неудовлетворенный поисками. Вся история с исчезновением Тарасовой еще больше запутывалась. Лев Иванович постоянно задавал себе один и тот же вопрос – кто они, эти мужчина и женщина, – и никак не мог ответить на него однозначно. Но при этом Гуров чувствовал: найди он эту парочку – найдется и Светлана с дочерью. Живые или мертвые – а найдутся.

Поужинав, Лев Иванович лег в постель и некоторое время тоскливо ворочался: различные версии и догадки не давали расслабиться и уснуть. Скоро он понял, что ему срочно надо с кем-то поговорить, поделиться своими мыслями и высказать догадки. Возможно, тогда он уснет. Но кому он мог позвонить в час ночи? Мария давно уже спит (Гуров все-таки вспомнил о разнице во времени), Крячко наверняка тоже – в Анталье сейчас так же, как и в Москве, час ночи. Оставался Орлов. Гуров вспомнил, что Петр давно уже жаловался ему и Станиславу, что стал поздно ложиться, потому как если он ляжет рано, то его всенепременно будет мучить бессонница.

Включив ночник, Гуров набрал генеральский номер на сотовом. Орлов ответил практически сразу.

– Чего тебе не спится? – поинтересовался Петр Николаевич ворчливым голосом, но в котором слышались нотки довольства.

Именно по присущей Орлову интонации, которая проскальзывала у него практически всегда при разговоре с друзьями, Лев Иванович понял, что Орлов был даже рад столь позднему звонку.

– Совесть замучила, – в тон ему ответил Лев Иванович. – Вот лег спать, а не спится. Я ведь тебе сегодня не отчитался, как проходит моя оперативно-разыскная работа. Вот думаю, не услышит Петр моего отчета и не уснет сегодня. Будет всю ночь ворочаться, с боку на бок переворачиваться, глаз не сомкнет. Непорядок, думаю. Нельзя так с друзьями, а тем более с начальством поступать.

– Ишь какой ты сегодня говорливый, – усмехнулся довольно Петр Николаевич. – Ну если уж так тебе меня жалко, то давай, отчитывайся. Рассказывай, какие такие проблемы у тебя возникли.

И Гуров рассказал. Рассказывал он долго, со всеми подробностями, прерывая рассказ своими же комментариями и предположениями, а Орлов слушал. Петр Николаевич умел слушать и слышать то, что ему говорят. Особенно если это касалось какого-то запутанного расследования. Орлов, когда-то бывалый оперативник с большим опытом работы на «земле», прекрасно понимал сейчас состояние своего друга. Генерал чувствовал, что Гуровым начинают овладевать сомнения в том смысле, что он, Гуров, не найдет Светлану и Соню Тарасовых живыми.

Когда Лев Иванович дошел в рассказе до момента появления выходящих из автомобиля Тарасовой двух неславянской наружности людей, Орлов прервал его:

– Ты сделал их увеличенное фото?

– Да, мы сделали несколько стоп-кадров, на которых отчетливо видны их лица и, кстати, прогнали эти фотографии через систему распознавания. Если бы они были в розыске, то система бы это определила. Однако этого не произошло.

– Все равно надо бы их портретики пропустить через базу наших данных, – посоветовал Петр Николаевич. – Если они сейчас не числятся в розыске, то это не значит, что они раньше не имели проблем с законом. Давай дальше рассказывай.

– А дальше я изъял чемодан, который они сдали в камеру хранения и договорился, что машину Тарасовой утром отгонят к нам на штрафстоянку. Поговорю с нашими криминалистами, пусть поищут и проанализируют следы, которые найдутся в «Тойоте» и на чемодане. Если, конечно, они там найдутся.

– Чемодан ты еще не вскрывал, насколько я понимаю, – задумчиво отозвался Петр Николаевич после небольшой паузы.

– Нет. Он закрыт на цифровой замок, и я не хотел его ломать. Пусть кто-нибудь из наших спецов откроет чемодан без ущерба. Чемоданчик-то не из дешевых. Жаль портить хорошую вещь. А если не получится, то тогда придется, конечно, взламывать.

– Как думаешь, что там может лежать?

– Все что угодно – от вещей и кирпичей до расчлененного трупа, – Гуров откашлялся. Его голос от волнения внезапно сел, когда он подумал, что там может лежать тело ребенка.

По всей видимости, такая же мысль пришла в голову и генералу, и он сказал:

– Завтра перед тем, как вскрывать чемодан, сообщи мне. Я тоже хочу поприсутствовать. Но упаси нас бог от самого худшего.

– Ну вот, теперь ты точно не уснешь, – посетовал Гуров. – Знаю я твои повадки.

– Можно подумать, что ты сам после всего, что мне рассказал, уснешь сном младенца или праведника, – хмыкнул Орлов. – С чего завтра думаешь начать? С чемодана?

– Скорее – да, чем – нет, – вздохнул Гуров. – Хотя запланировал на завтра столько, что за неделю не успеть.

– Ты на что намекаешь? – подозрительным тоном спросил Орлов. – Чижова не проси – не дам. Я и так его выдернул со срочного расследования. Убили какую-то бывшую рок-звезду. Но в деле, похоже, замешана и торговля наркотой, и шантаж, и вообще куча всякой срамоты. Одним словом, дело резонансное. На меня уже и сверху давят и торопят с раскрытием, и журналисты со всех сторон наседают, требуют, понимаешь ли, комментариев. Провались они все в тартарары!

– Да я уже понял, что Юра в помощники мне не светит, – с сожалением отозвался Лев Иванович. – Попробую поработать с оперативником, которому поручили поиски Светланы и Сони.

– Кто такой?

– Некто Сергей Дробышев из МВД по Тверскому району. Молодой парень. Работает только четвертый год. Но говорят, толковый.

– Кто говорит?

– Я с их дежурным разговаривал, с Колей Ждановым. Узнавал у него, кому поручены поиски. Он мне и сказал о Дробышеве.

– Ну, раз Николай так сказал, значит, так оно и есть. Николая мы с тобой уже лет пятнадцать, если не дольше, знаем. Ладно, давай попробуем с тобой поспать, – закруглил разговор Орлов. – Утро, как говорится, оно мудрее, чем ночь, или день, или вечер. Так что, может, утро нам и подскажет, как быть дальше.

Гуров распрощался с Петром и еще долго лежал в темноте, заложив руки за голову и размышляя. На душе было тревожно. Как уснул – даже сам не заметил.

Утром тревога Льва Ивановича не только не рассосалась, но стала еще основательнее. С этой волнующей душу заботой он и появился в девять утра в своем кабинете. Чемодан положено было вскрывать в присутствии понятых, поэтому Лев Иванович по дороге на службу прихватил с собой одного из своих давнишних агентов, проходящих у него в отчетах под кличкой Викентич. Викентич на самом деле был Викентьевым Романом Семеновичем и работал продавцом-экспертом в одном из антикварных магазинов, располагавшихся на Арбате. Согласился он ехать с Гуровым охотно, так как по его выражению, совсем уже заплесневел в полутемных кабинетах магазина среди этих старинных штучек и фиговин, которые он продавал.

Вторым понятым Лев Иванович хотел сначала пригласить сестру Светланы Тарасовой Галину. Но потом передумал. Кто знает, что там, в этом чемодане? Поэтому он еще вчера, поздно вечером, встретился и попросил присутствовать при процедуре Саню, то есть Александра Вяткина – сторожа и дворника при храме Казанской иконы Божией Матери. Саня не очень охотно отозвался на его просьбу, но обещал прийти. И пришел, правда, припоздав минут на двадцать.

– Батюшка задержал, – смиренно стал оправдываться Саня. – Попросил помочь ему подготовиться к утренней службе. Наш дьякон приболел, и я не мог отказать отцу Владимиру. Подготовил все, что нужно, и сразу же пришел.

Когда все было готово для вскрытия чемодана, специалист из криминального отдела и понятые были на месте, Гуров позвонил Орлову, и генерал появился в кабинете уже через пару минут.

– Что, еще не начинали? – поинтересовался он.

Гуров не ответил, а лишь кивнул специалисту, чтобы тот начинал. Чемодан вскрывал криминалист Главного управления, который специализировался по кодовым замкам. Обычно он помогал оперативникам открывать разные шкафчики, сейфы, двери, но и такие чемоданы с цифровым замком ему тоже нередко приходилось взламывать. Кодовые замки были нынче в моде и у юридических лиц, и у простых граждан.

– Чаще всего на такие замки из четырех или шести цифр обычные люди ставят дату своего рождения или рождения ребенка, – пояснил специалист и потребовал от Гурова данные по Тарасовой и ее дочери.

Ввели сначала код с цифрами дня и месяца рождения самой Светланы, но чемодан не открылся. Потом ввели день и месяц рождения Сони – и снова ничего не вышло. Комбинации цифр меняли несколько раз и наконец, когда были введены три цифры, взятые от даты рождения Светланы и три, взятые от даты рождения Сони, чемодан раскрылся.

Гуров, напряженно переглянувшись с Орловым, выдавил из себя:

– Открывай, Иннокентий, – и уставился на чемодан немигающим взглядом.

Специалист открыл чемодан, который оказался забит детскими вещами.

Гуров снова переглянулся с Петром Николаевичем и выдохнул. Все это время он пребывал в таком напряжении, что даже забыл, что нужно дышать.

– Что ж, по крайней мере, никаких спрятанных в чемодан тел нет, – высказался Иннокентий, невольно вслух озвучив мысли Орлова и Гурова. – А то ведь всякое бывало. Вот помню…

– И хорошо, что нет, – поспешил прервать говорливого криминалиста Лев Иванович. – Следов, как я понимаю, на чемодане тоже не обнаружено?

– Увы, – развел руками Иннокентий. – Я проверял самым тщательным образом. Нет следов. Если и были, то затерлись. Все-таки – камера хранения. Там вещи валяются буквально друг на дружке. Какие уж тут следы?

– Спасибо, Иннокентий. Я думаю, что ты пока можешь быть свободен. Чемодан я передам в лабораторию. Кстати, попроси кого-нибудь проверить, не привезли ли к нам на стоянку темно-синюю «Тойоту Камри». Если да, то надо ее тоже осмотреть и снять образцы биоследов, пальчиков и прочего. В общем, по стандарту. Понял?

– Понял, передам, сделаем, – бодро отозвался криминалист и вышел из кабинета, кивнув на прощание Орлову.

Гуров и генерал подошли поближе к открытому чемодану. Рассматривая детские вещи, Петр Николаевич предположил:

– Может, они все-таки не Сонины, а какого-то другого ребенка?

– Не знаю, – ответил Лев Иванович, хотя у него сомнений, что это были вещи Сони Тарасовой, не было.

Гуров чувствовал, что вся эта история с побегом Светланы Тарасовой от мужа привела ее саму и ее дочь к трагедии. И ему, Гурову, оставалось только найти жертв и виновников драмы.

– Вызову еще раз Тарасова, – сказал он. – Пусть опознает вещи. Если это вещи Сони, то он, как отец, хоть какие-то из них должен узнать.

– Ладно, я пошел работать, – генерал Орлов нахмурил и без того густые и казавшиеся от этого строгими брови. – А ты оформляй это, – он кивнул на чемодан, – как положено и… В общем, держи меня в курсе.

Заложив по старой привычке руки за спину – жест, означающий, что генерал находится в глубокой озабоченности, – Орлов вышел из кабинета. Гуров еще минуту постоял у раскрытого чемодана, а потом попросил Викентича:

– Поможешь мне? Аккуратно берешь вещь из чемодана и устно описываешь мне ее. Я буду записывать на бумаге. Надо составить список всего, что есть в чемодане. Взял вещь, описал, снова аккуратно сложил и положил рядом с чемоданом на стол. Так, чтобы потом снова в том же порядке сложить все обратно. Понял?

– Понял, – кивнул Викентич, подходя к Гурову. – Я с хрупкими вещами обращаться умею, – бодро ответил он, но по его несколько растерянному лицу было видно, что с детскими вещами он имеет дело впервые.

Еще час ушел на составление документа – описи вещей из чемодана. Когда Саня и Викентич поставили свои подписи и ушли, Гуров позвонил сначала Тарасову, а потом, немного подумав, и Галине Коваль. К удивлению Льва Ивановича, Тарасов прибыл в управление уже через полчаса. На этот раз тренер был тише воды и ниже травы. Он даже как-то робко и неуверенно вошел в кабинет и настороженно огляделся, словно ожидая увидеть кого-то еще, кроме Гурова.

– Проходите, Эдуард Никитович, присаживайтесь, – Лев Иванович указал Тарасову на стул подле себя.

– Вы сказали, что мне нужно опознать вещи моей дочери…

Тарасов и говорил в этот раз как-то тихо и с волнительной дрожью в голосе. Лев Иванович с интересом посмотрел на него и ответил:

– Да, мы нашли некий чемодан, в котором предположительно могут находиться вещи Сони. Вы вообще в курсе, во что одевалась ваша дочь, или не знаете ее вещей, как и вещей своей жены?

– В курсе, – не очень уверенно кивнул Тарасов. – Вернее сказать… Просто есть вещи, которые Соня любила надевать часто, и я их запомнил. Все ее вещи, я, конечно же, не смогу признать…

– Давайте тогда подождем вашу свояченицу – Галину Коваль. Она приедет с минуты на минуту. Вместе, думаю, вы лучше разберетесь с вещами девочки. А пока что посмотрите вот сюда. – Гуров подошел к столу, на котором стоял чемодан. – Скажите, вам этот чемодан знаком? Вы его когда-нибудь видели?

Тарасов повернулся и встал, потом снова сел и снова встал, не зная, можно ли ему подходить ближе или он должен отвечать на вопрос полковника с места.

– Можете подойти, если плохо видно, – позволил Лев Иванович, обратив внимание на нерешительность Тарасова.

«Что это он сегодня как пришибленный себя ведет? – подумалось Гурову, когда он наблюдал, как Эдуард Никитович подходит к чемодану. – Неужели до него начало доходить, что его жену и дочь могли заманить в ловушку и убить?»

– Только руками не трогайте, – предупредил он, увидев, что Тарасов готов откинуть крышку на чемодане. – Так вы видели этот чемодан раньше?

– Да, видел. Этот чемодан я сам покупал два года назад в Канаде. Мы ездили туда на чемпионат мира, – глухо ответил Тарасов. – Я привез его в подарок Светлане. Они с Соней собирались тогда ехать отдыхать в Эмираты, а на ее старом чемодане сломался кодовый замок. Она меня и попросила привезти ей новый. В смысле чемодан, а не замок…

– Я понял. Что ж, нам остается только дождаться…

Гуров не договорил, потому что в кабинет вошла Галина в сопровождении матери.

– Здравствуйте, – поздоровались женщины и, заметив Тарасова, остановились у двери в нерешительности.

– Вы решили прийти вдвоем? – заметил Лев Иванович и пригласил: – Ну, тогда входите, садитесь. – Он указал на один из стульев и поставил рядом другой стул, вытащив его из-за стола Крячко.

– Мама сказала, что она тоже поедет со мной, – немного растерявшись в присутствии Тарасова, ответила Галина. Гуров не сказал ей, что пригласил к себе Эдуарда Никитовича.

– Может, это даже к лучшему, – несколько озадаченный такой неловкой ситуацией, отозвался Тарасов, что снова удивило Льва Ивановича.

– Пока вас не было, Эдуард Никитович опознал чемодан, который он купил два года назад в подарок жене, – начал Гуров, прохаживаясь рядом с чемоданом. – Теперь нам предстоит посмотреть его содержимое. Сразу скажу, что он, – Лев Иванович кивнул на чемодан, – полон детских вещей. Если точнее – это вещи на девочку лет семи-восьми. Скажите, Соня была рослой девочкой? Какой размер она носила?

Гуров посмотрел на Тарасова, и тот, растерявшись от такого вопроса, посмотрел на тещу и свояченицу.

– Да, Соня была высокой девочкой, – ответил он. – А вот насчет размера я не скажу, я не очень разбираюсь в детской одежде.

– У Сонечки был тридцать четвертый размер, – ответила Елена Алексеевна. – Я покупала ей в подарок платье к седьмому дню рождения именно этого размера.

– Ага, хорошо. В принципе все сходится, – негромко, словно разговаривая сам с собой, проговорил Гуров и, не меняя интонации и не повышая голоса, предложил: – Давайте посмотрим, есть ли в этом чемодане вещи, которые могли принадлежать Соне.

Он откинул крышку, стал доставать по одной вещи и показывать их Тарасову и обеим женщинам. Практически все вещи из чемодана были ими опознаны. Елена Алексеевна расплакалась, Галина стала ее утешать, а Тарасов, во взгляде которого явно читалась растерянность, закидал Гурова вопросами:

– Где вы нашли этот чемодан? Вы знаете, что случилось с моей дочерью? Где Светлана, в конце концов?!

Последний вопрос он задал, повысив голос, и Лев Иванович посмотрел на него с осуждением, но отвечать на заданные вопросы не стал.

– Я сейчас покажу вам несколько фотографий. Вы, очень внимательно посмотрев, скажете мне, знаком ли вам кто-то из изображенных на них. На фото мужчина и женщина, которые оставили этот чемодан в камере хранения аэропорта Домодедово.

Гуров передал фотографии сначала Тарасову, а тот, в свою очередь, передал их Елене Алексеевне и Галине. Все дружно ответили, что никогда и нигде не встречались с людьми, запечатленными на фото. В принципе, Гуров и не ожидал другого ответа. По его версии, мужчина на фотографии, вероятно, мог быть тем самым мужчиной, с которым Светлана Тарасова познакомилась по интернету. Но говорить об этом подозрении он пока никому не собирался. А уж тем более – родственницам и мужу Светланы Тарасовой.

– Кто эти люди? Откуда у них взялся мой, то есть Светланин, чемодан? Где Соня и моя жена? – снова стал вопрошать Тарасов. Его голос начал звучать настойчиво и даже угрожающе.

– Я не могу сейчас ответить на эти вопросы, – жестко ответил ему Гуров. – Я оперативник, а не всевышний, который знает ответы на все, даже незаданные, вопросы.

При этих словах Лев Иванович покосился на женщин, но они, по всей видимости, не обратили на его слова никакого внимания. Елена Алексеевна вытирала слезы платком, а Галина сидела задумчивая и отстраненная.

– Когда мне что-то станет известно о Светлане и Соне, я вам сообщу, – уже спокойней сказал Лев Иванович.

Гуров довольно быстро (он и сам не ожидал от себя такой прыти) напечатал протокол опознания и дал расписаться всем присутствующим, а потом сказал:

– Я никого из вас больше не задерживаю. У меня сейчас много работы. Я позвоню, если что-то узнаю или если у меня возникнут какие-то вопросы к вам.

Тарасов, недовольный, что ему не ответили на его вопросы, даже не попрощавшись, первым выскочил за дверь. Следом за ним вышла угнетенная и подавленная Елена Алексеевна. Галина же, задержавшись на пороге, тихо – так, чтобы ее не слышала мать – сказала:

– Лев Иванович, я чувствую, что ни Светы, ни Сони уже нет в живых. Но я очень прошу вас – найдите их тела и тех, кто их убил. Пожалуйста.

– Еще рано говорить, что их убили, – попытался утешить женщину Гуров. – Надо надеяться, что с ними все в порядке и они живы.

Сказал, и сам не очень-то поверил в сказанное. Уж слишком много прошло времени с тех пор, как Светлана с дочерью уехали от мужа. За три недели вполне можно было бы дать о себе знать – если не отцу Сони, то хотя бы матери или сестре.

Было похоже, что погода в столице налаживалась. Еще рано утром, когда Гуров выходил из дома, накрапывал мелкий дождик, а теперь, когда время приближалось к полудню, в окно кабинета вовсю заглядывало яркое солнце. Его лучи, отражаясь в стоящем на окне графине с водой, отбрасывали по всему кабинету солнечных зайчиков. Гуров, оставшись один, щурился на них с большим удовольствием. Мысленно пробежавшись по событиям последних часов и набросав в записной книжке план последующих действий в расследовании, он позвонил оперативнику из Тверского райотдела.

– Здравствуйте, Сергей, это полковник Гуров. Я общался с вами вчера и обещал позвонить по поводу исчезновения Тарасовой Светланы Владимировны.

– Да, я помню, – как показалось Гурову, нехотя отозвался лейтенант.

– Мне нужна ваша помощь. Впрочем, в ваших же интересах сотрудничать со мной. Вам ведь нужны хорошие показатели в раскрываемости?

– Хорошие показатели – это святое для каждого опера, – рассмеялся Дробышев. – Я слушаю внимательно.

– Не хотелось бы все объяснять по телефону. Слишком много информации. Где мы можем пересечься? Или знаете что? Подъезжайте лучше сами в управление на Петровку. Там все и обсудим. У меня есть что вам рассказать. По всей видимости, Тарасова с дочерью не просто пропали, а попали в беду, и хорошо, если мы найдем их живыми. Поэтому чем быстрее мы этим займемся, тем больше вероятность спасти их, если, конечно, они еще живы.

– Не думал, что все так серьезно, – после небольшой паузы ответил Дробышев. – Через сорок минут я подъеду. Раньше – никак. Я сейчас на вызове.

– Очень хорошо. Давайте через сорок минут, – согласился Лев Иванович, подумав, что он за это время как раз успеет заехать в Следком и переговорить со следователем, который ведет дело по факту пропажи Тарасовой и ее дочери, а также побывать у техника Леши.

Перед выходом из кабинета он набрал на стационарном телефоне номер криминалистического отдела.

– Это Гуров. Я просил Иннокентия узнать… Да-да, о «Тойоте Камри». Пригнали? Отлично. Я сейчас уезжаю. Как только будут результаты по найденным следам – сразу же мне отзвонитесь. Экспертизу нужно сделать сразу после осмотра автомобиля. Отчет можно написать позже. Мне главное – результаты, чтобы я мог двигаться дальше в расследовании. Если меня не будет в кабинете, а, скорее всего, меня там не будет, то пускай Иннокентий звонит на сотовый. У него мой номер есть.

Сложив нужные материалы в папку, Гуров отправился в следственный комитет. С трудом, но следователя, который был ему нужен, Гуров все-таки отыскал и даже уговорил его прямо сегодня испросить у судьи разрешение на запрос в «Тинькофф» и Сбербанк.

Следователь, выслушав аргументы Льва Ивановича о том, что такой запрос ускорит поиски несовершеннолетней, находящейся в опасности, пообещал сделать все возможное для скорого получения и разрешения и ответа на запрос.

Леша, когда Гуров нашел его, сразу же передал ему распечатку с Сониного телефона и заметил:

– Последний звонок с этого номера был сделан неделю назад. И, кстати, на вот этот номер, – он указал на последние цифры в колонке, – на который был сделан тот самый последний звонок, было за последние три недели еще несколько звонков. Я их подчеркнул красным. Видите?

– Да, вижу, – Гуров, внимательно вычитывая распечатку, добавил задумчиво: – Еще бы узнать, из какого района были сделаны эти звонки, особенно последний.

– Идите поближе, я вам покажу, откуда был последний сигнал с этого сотового, – подозвал Леша Льва Ивановича к монитору и раскрыл «Яндекс Карты». – Вот, смотрите, – показал он ручкой на монитор и увеличил масштаб, – это село Константиновское. А это, – ручка переместилась чуть вправо, – коттеджный поселок «Олимп». Так вот, сигнал с телефона Сони Тарасовой в последний раз был зарегистрирован примерно вот отсюда, – Леша указал на один из секторов поселка.

– А точнее никак нельзя определить? – поинтересовался Лев Иванович.

– Точнее можно, но чуть позже. Я и эти-то данные только-только перед вашим приходом получил. Попросил уточнить оператора номер коттеджа. Пообещали перезвонить. Жду.

– Отлично. Тогда проверь, есть ли в природе сим-карта на имя Коваль Светланы Владимировны. Возможно, что у Тарасовой осталась ее старая симка, а мы о ней не знаем…

Гуров хотел еще что-то добавить, но его сотовый дал о себе знать громким звонком.

– Сергей? Вы где? Хорошо, сейчас встречу.

Лев Иванович закончил разговор и, обращаясь снова к Леше, попросил:

– Как только перезвонят и как только узнаешь что-то про симку, оформленную на Коваль, сразу набирай меня. И спасибо большое за помощь. Больше я тебя отвлекать не буду.

– Да нормально все. Обязательно наберу, как только… – пообещал техник и опять развернулся на стуле к лэптопу.

Встретив Сергея Дробышева у входа в управление, Гуров провел его в кабинет Углова. Самого Ильи Викторовича на месте не было, но в небольшом кабинете сидели два опера. Один из них что-то печатал на компьютере, а второй, знакомый уже Гурову Олег, сидел рядом с печатавшим и диктовал. Увидев Льва Ивановича, Олег встал и, поздоровавшись с ним и Дробышевым, сообщил:

– Углов повез Витютнева к следователю на допрос и велел вам передать, если зайдете, что Юрков опознал Баркову, но отрицает свою причастность к ее махинациям. Но Викторович говорит, что Юрков все-таки врет, поэтому он будет пробовать расколоть.

– Скорее всего, это так – врет, – согласился Лев Иванович. – Не могла Калинка ворованные вещички долгое время втихую одна сбагривать. Ей нужен был тот, кому бы она отдавала их на хранение. Да и вывозить с места ограбления их на чем-то надо было. После ошибки с таксистом, который не стал ее покрывать и сразу же раскололся на допросе, она должна была стать осторожнее в выборе помощника. А Юрков – самая подходящая для этого кандидатура. Обычное дело, когда любовники таких дамочек, да еще бывшие осужденные, становятся соучастниками. Садись, Сергей, – показал Гуров на свободный стул Дробышеву. – Ничего, если я на «ты» буду обращаться, как старший к младшему по возрасту?

– Нормально, обращайтесь, как удобней, – снисходительным тоном позволил лейтенант.

– Так вот, Сергей, какое у нас с тобой дело вырисовывается…

Гуров, взяв еще один свободный стул, сел рядом с Дробышевым и раскрыл папку. Для начала он рассказал оперативнику, как они с Угловым вышли на Светлану Тарасову, как нашли тело некой женщины без головы, затем рассказал про документы Тарасовой в сумочке, далее – как выяснили, кем была на самом деле убитая и кто ее убил. Потом рассказал, почему у него, у полковника Гурова, зародились подозрения, что со Светланой Тарасовой и ее дочерью Соней, которую она увезла с собой, внезапно сбежав от мужа, случилось недоброе.

– У меня было несколько версий, – объяснил Лев Иванович. – Первая – Тарасова с дочерью не сбегала от мужа, а ее муж, Эдуард Никитович, нанял кого-то убить Светлану, а девочку спрятал у кого-нибудь из родственников.

– А почему убить он решил только жену? – поинтересовался Сергей. – Если уж убирать, так убирать обеих. Ребенок ведь может и заложить папочку.

– Ему невыгодно было убивать Соню, – покачал головой Гуров. – Ведь именно девочка была наследницей страховки Светланы в случае ее смерти. Я наблюдал за Тарасовым, когда он опознавал вещи дочери, и не увидел в его поведении или мимике ничего, что бы указывало на его причастность к преступлению. Нет, он не убивал жену и не нанимал никого для этой цели. И девочку он никуда не прятал.

Гуров встал, подошел к окну и с подозрением посмотрел на стоявшую на подоконнике пластиковую бутылку.

– Это вода? – спросил он у Олега и тот, рассмеявшись, ответил:

– Вода. Я сам проверял. Пейте смело. Стаканчик чистый вон на тумбочке стоит.

Лев Иванович напился и продолжил объяснять Дробышеву, почему он отказался от версии, что Светлану убил муж.

– Тарасов просто злился и не хотел этого показывать, что жена от него сбежала, прихватив дочку, хотя это и давало ему некоторую свободу. То, что он ей изменял налево и направо – у него на лице написано. Казалось бы, теперь ничего его не сдерживало от открытого распутства, но ему уж очень было жалко денег. Нет жены и дочери – нет и денег, на которые он мог бы со временем рассчитывать. Тренерская работа в сборной по любому виду спорта сопряжена с рисками легко потерять ее. Сегодня твоя команда выиграла кубок, и ты на высоте, а завтра – проиграла, и тебя могут заменить на другого тренера. Тарасов опасался, что если у его жены хватило смелости уехать от него, то хватило бы и смелости подать на развод. А развод с ней ему невыгоден. Светлана – верующая женщина, и она не одобряла разводов. Поэтому-то Эдуард Никитович и надеялся, что у нее все-таки не хватит духу развестись с ним, и она через какое-то время вернется. Но он никак не желал смерти ни Светлане, ни Соне.

– Ладно, муж отпадает. Какие еще есть версии?

– Светлана и вправду познакомилась с неким мужчиной по интернету. И, поверив его речам и заверениям, решилась уехать от мужа.

– Но почему она уехала тайком? – не понял Дробышев.

– Вот этого я тебе сказать пока не могу. У меня, опять же, только предположение. Тарасов хотя и заводил любовниц на стороне, старался удержать Светлану и Соню рядом с собой. Как я уже и предполагал – из-за денег. Но чтобы держать жену в постоянном страхе, чтобы она даже не помышляла уйти от него, Тарасов постоянно третировал и контролировал ее, а возможно, что иногда воспитывал жену и дочку кулаками.

– Вот ведь гад какой! – в сердцах высказался Сергей.

– Это только мое предположение, основанное на некоторых ответах матери и сестры Светланы и самого Тарасова, – заметил Лев Иванович. – Сама Светлана на мужа никому никогда не жаловалась.

– Конечно, если он угрожал ей и девочке расправой, кому тут пожалуешься? – зло процедил Дробышев.

– Мы ушли от темы. Так вот, знакомство по интернету с мужчиной подвигло Светлану Тарасову решиться на уход от мужа, но по дороге ее обкрадывает воровка и аферистка Баркова. Как и где это произошло, мы, возможно, и не узнаем. Но, опять же, по какой-то причине Светлана не обращается в полицию и не рассказывает, что у нее украли документы. Она также не обращается и в офис оператора сотовой связи, чтобы заблокировать старую сим-карту или чтобы купить новую. Но у Сони есть свой телефон и, по-видимому, именно им Светлана и решила пока что пользоваться. Вот распечатка, – Гуров передал Сергею листок, полученный от Леши, – из которой видно, что в последний раз с телефона девочки звонили неделю назад.

– Странное поведение, – отметил озадаченный Дробышев. – Я имею в виду, что Тарасова не стала обращаться к операторам связи и блокировать симку. Обычно утерянную или украденную сим-карту стараются заблокировать сразу. На нее ведь идет привязка к банковским картам, да и мобильное приложение в телефоне работает…

– Возможно, что у Тарасовой были другая сим-карта и еще один телефон, о котором мы пока не знаем. Мне скоро должны перезвонить по этому поводу, – ответил Гуров. – Возможно, что банковские карты были с привязкой именно на эту карту, а не на утерянную симку.

В работе оперативников редко случаются удачные совпадения, поэтому Гуров весьма удивился, что именно после этих его слов в кабинет вошел Леша и сразу же направился прямо ко Льву Ивановичу.

– Вот, – протянул он полковнику несколько листков с распечатками. – Мы нашли еще один номер телефона на имя Тарасовой. У меня в Сбербанке работает одноклассница, и я попросил ее посмотреть у них в компьютере, к какому номеру привязана карта Тарасовой. Она мне выслала ответ и добавила, что, скорее всего, клиентка сама сменила основной номер телефона привязки через Сбербанк Онлайн, так как первоначально был указан другой сотовый – тот самый который мы проверяли первоначально и который был позже у нее украден. Этой же сим-картой она практически не пользовалась для звонков. Видите? Поэтому операторы на нее сразу и не обратили внимание. Они в первую очередь проверяли сим-карту, которой Тарасова пользовалась активно.

Он показал на распечатку, которую держал в руках Гуров.

– Да, вижу, – ответил Лев Иванович. – Похоже, что эту сим-карту она оформила специально только для мобильного банка. Чтобы не смешивать мух и котлеты – то есть чтобы звонки – отдельно, а банковские операции – тоже отдельно. И если судить по дате, то сменила она его буквально накануне бегства. А это значит, что у нее все-таки был еще один телефон, но она его скрывала от мужа. В распечатке нет ни исходящих, ни входящих звонков.

– Скорее всего, она, после того как своровали ее телефон, предпочитала пользоваться Сониным телефоном, – заметил Леша. – Кстати, вот тут я записал номер коттеджа, из которого был сделан последний звонок с сотового девочки, – он показал на запись в распечатке.

– А кому был этот звонок, ты узнавал? Сим-карты на имя Коваль, как я понял, не было…

– Не было. Во всяком случае, такой, которую можно было бы связать именно с Тарасовой Светланой Владимировной. А это вот, – снова показал Леша на какую-то запись – Северцева Ангелина Максимовна. Это на ее телефон был последний звонок с симки Сони.

– Ага, теперь вижу. Замечательно. Это уже хоть что-то. Спасибо, Леша, больше я тебя со своими просьбами тревожить не буду, как и обещал, – Гуров пожал руку специалисту.

– Да я бы и не против, чтобы меня тревожили. Я работу свою люблю, – бодро ответил Леша. – Но сами понимаете, сейчас у нас просто шквал работы. Как, впрочем, и каждый день, – рассмеялся он и быстрым шагом удалился.

– Ну вот, теперь у меня появилась хоть какая-то ясность и есть куда нам с тобой двигаться, Сергей, – повернулся Гуров к Дробышеву. – В общем, так. – Лев Иванович прошелся до окна и обратно, потер ладонью о ладонь, словно готовясь сделать приятное для него дело. – Ты парень молодой и наверняка неплохо разбираешься в разных компьютерных программах и прочих технических условностях. Ведь разбираешься?

– Да вроде бы разбираюсь, – улыбнулся Дробышев.

– Хорошо. Значит, ты легко сможешь найти во «ВКонтакте» или «Одноклассниках» страницу Тарасовой Светланы Владимировны тридцати двух лет отроду, замужнюю и с дочерью Соней, и просмотреть все ее контакты. Мне нужно, чтобы ты нашел, с кем она чаще всего в последнее время переписывалась в соцсетях и мессенджерах. Запиши ее номер телефона… И Сонин тоже проверь. Запиши оба.

– За последнее время – это какой период времени? – уточнил Дробышев, выписывая номера Светланы и Сони.

– Ну, скажем, за последние три месяца.

– Вам нужно знать, о чем и с кем Тарасова переписывалась до самого последнего момента перед тем, как пропала сотовая связь с ней. Я правильно понял?

– Да, именно. Но не просто о чем она общалась, – Лев Иванович поднял указательный палец, акцентируя важность того, что он говорит, – а о том, что собирается уйти от мужа, и к кому она собирается уйти. И еще желательно узнать, велась ли переписка с этим мужчиной в ее социальных сетях или, может быть, она пользовалась для этого почтой. В общем, узнавай все, что только сможешь. Проверь и соцсети, и мессенджеры. Не знаю, что там у нее было – «Телеграм», «Вотсап» или «Вайбер». Выясняй сам.

– Хорошо, я понял, – Дробышев покосился на стоявший в кабинете компьютер. Оперативники, закончив писать, ушли, не удосужившись даже выключить его. – Может, мне прямо тут и сесть? – кивнул он на соседний стол.

– Садись, – немного поразмыслив, разрешил Лев Иванович. – А придут и будут гнать, скажи, что у тебя срочная оперативная надобность. Мол, жизнь несовершеннолетней девочки зависит от скорости сбора информации. Понял? Или звони мне, я все улажу.

– Добро, – Сергей сразу же направился к компьютеру. Он был явно рад, что ему не нужно ехать обратно в свое районное управление.

Лев Иванович нашел в принесенной распечатке телефон Северцевой, но позвонить ей не успел. Его айфон заиграл рингтон, привязанный к Станиславу Крячко. Лев Иванович покачал головой, улыбнулся и, выйдя из кабинета в коридор, чтобы не мешать Дробышеву, ответил на звонок друга.

– Лева, ты что, совсем в отчетах погряз? – рассмеялся Крячко, но потом, сменив тон, спросил тревожно: – Или что-то случилось? Как там Мария? У вас все нормально?

– Да вроде бы все нормально и у Маши, и у меня. Даже у нашего с тобой любимого начальника Петра и то вроде бы как все в норме. А что это ты вдруг обеспокоился?

– И он еще спрашивает! – в голосе Крячко проскользнули нотки обиды. – Я тебе два дня пишу сообщения в телегу, высылаю фото, а ты мне не отвечаешь. Реакции ноль. Словно тебя и нет. Хоть бы ручкой помахал, что получил все и прочел.

– Станислав, ты уж меня извини, получил, но не прочел и не посмотрел. Первые фотографии посмотрел и ответил даже тебе…

– Да, ответил, а потом два дня молчания. Я и подумал, что что-то случилось, – перебил его Крячко.

– Да нет, все у нас живы и здоровы. Это моя вина, что не реагировал на твои сообщения. – Гурову и вправду вдруг стало неловко, что он своим молчанием заставил друга волноваться за него.

– Неужели столько бумажной работы навалилось? – осторожно осведомился Станислав, мысленно припоминая, какие косяки он оставил за собой на этот раз.

Крячко, в отличие от Гурова, не отличался ни усидчивостью, ни пунктуальностью. Бумажную часть работы он выполнять не просто ленился, а частенько пренебрегал ею, надеясь, что Орлов, в случае чего, отмажет, а Лев Иванович возьмет на себя часть его волокиты. Нередко из-за такого разгильдяйства и пофигизма Крячко оба полковника начинали ругаться друг с другом и ссорились при этом так основательно, что по два дня могли не разговаривать друг с другом. Дольше их, правда, не хватало.

Работа в одном кабинете и чаще всего над одним и тем же делом обязывала Крячко и Гурова быть в тесной взаимосвязи – оперативно-разыскные мероприятия не могут обходиться без обмена информацией. Поэтому постепенно ссора забывалась, а ее причина и вовсе спускалась на тормозах. У каждого из них, в конце концов, были свои недостатки. А их дружба длиною почти в тридцать лет строилась больше на положительных моментах, чем на мимолетных и ничего не стоящих, по большому счету, претензиях.

– Если честно, то я к отчетам еще и не приступал, – сознался Лев Иванович. – Я тут завяз в расследовании. Подробности рассказывать по телефону не буду. Вернешься – все узнаешь. Пока могу только сказать, что дело меня зацепило больше из-за исчезновения несовершеннолетней девочки. Ты же знаешь, как я отношусь к делам, в которых фигурируют дети.

– Еще как знаю, – серьезным тоном подтвердил Станислав.

– Так что ты уж извини, что не реагирую на твои послания. Но я обязательно сегодня вечером все фото посмотрю и отвечу. Добро?

– Ладно, смотри и решай сам, что и как. Сейчас у тебя найдутся дела посерьезней моих легкомысленных фотографий с места отдыха.

– Тогда привет Наталье от меня и от Маши. Отдыхай и не парься. Все у нас нормально.

Гуров, закончив разговор, немного постоял в задумчивости, а потом, резко выдохнув, словно освобождаясь от мыслей, не относящихся к работе, набрал номер, который был зарегистрирован на Северцеву Ангелину Максимовну.

– Северцева слушает, – Гурову ответил строгий, но в то же время приветливый голос, каким могут говорить только директрисы или женщины, занимающиеся серьезным бизнесом.

– Ангелина Максимовна, с вами говорит старший оперуполномоченный уголовного розыска полковник Гуров Лев Иванович. Мне очень нужно с вами встретиться и поговорить. Я могу к вам подъехать прямо сейчас?

– Прямо сейчас? – теперь голос Северцевой звучал несколько растерянно. Она помолчала, потом спросила: – Что-то случилось со Светланой Тарасовой?

– А почему вы вспомнили именно ее? Я ведь мог звонить и по поводу кого-то другого, – поинтересовался Лев Иванович. – Но да, я хотел бы поговорить именно о ней.

– Просто Светлана неделю назад перестала выходить на связь, а у нас с ней общий проект, и вообще… – теперь совсем растерянным тоном ответила Ангелина Максимовна.

– Так я могу подъехать? Скажите только куда.

– Я сейчас… Погодите, я сейчас посмотрю, есть ли у меня встречи на ближайшее время. Минутку. Да, к сожалению, через полчаса у меня встреча. Но знаете, я позвоню и отложу ее или перенесу, а потом… Я сейчас в «Москве-Сити». Вы можете подъехать к ресторану «288 Сити». Это на 1-м Красногвардейском…

– Да, я знаю, где это, – торопливо ответил Гуров. – Буду через пятнадцать-двадцать минут.

Впускать Гурова в кафе без костюма и галстука сначала отказались, но он назвал фамилию Северцевой и показал удостоверение. Немного подумав, дежурный хостес провел Льва Ивановича в небольшой закуток и попросил подождать. Через пару минут к нему подошла высокая, чуть полноватая крашеная блондинка в строгом деловом костюме и представилась.

– Я Северцева. О чем вы хотели со мной переговорить? Что-то случилось со Светланой Владимировной?

– Что-то случилось, – ответил Гуров, когда Ангелина Максимовна села напротив него на диванчик. – Но прежде я бы хотел узнать: может, вы в курсе, где она сейчас? Когда связывались с ней в последний раз неделю назад, что она вам говорила?

– Так… – Северцева нахмурилась, потом провела пальцами по лбу, разглаживая морщинки, и продолжила: – Не знаю, в курсе ли вы, но мы учились вместе со Светланой на филологическом. И мы вместе с ней начали работать на телевидении, но потом она родила Соню и карьеру продолжать не смогла. Или, скорее всего, не захотела. Светлана по складу характера всегда была больше домохозяйкой, чем женщиной работающей и желающей сделать карьеру. Она мечтала иметь много детей, заниматься ими и домашним хозяйством. Если бы ее муж был… В общем, если бы да кабы. Работала она всегда усердно, и могла бы со временем достигнуть многого. Но для нее работа была только средством для дополнительного заработка, и как это сказать… Способом убить время, что ли. Но ее менталитет никак не мешал нам быть… Нет, не подругами, но хорошими приятельницами.

– Ее муж сказал, что после того, как Светлана родила дочку, она разрабатывала какие-то интернет-проекты для школ.

– Да, именно так, – подтвердила слова Тарасова Ангелина Максимовна. – Два года после рождения Сони Света вообще нигде не работала. Потом она позвонила мне и рассказала о своей идее работать удаленно по интернету. Она придумала вести познавательные сайты для гимназий. Знаете, которые бы помогали школьникам и их родителям быстро находить необходимую информацию по разным темам для написания рефератов, докладов и других школьных проектов.

– И что, за это хорошо платили?

– Сначала у нее эта затея пошла не очень хорошо. Но потом, когда я помогла ей сделать и продвинуть рекламу на телевидении и в интернете, заходов на ее сайты значительно прибавилось. Она стала неплохо зарабатывать. Но ведь вас не это интересует, правда? Не то, кем она работала и какой имела доход?

– И это тоже, – ответил Лев Иванович и подумал, что, возможно, именно деньги и стали причиной того, что Светлану заманили в какую-то ловушку. – Скажите, Светлана не говорила вам, что она, взяв с собой Соню, уехала от мужа к другому мужчине?

– Нет, не говорила, – Северцева удивленно посмотрела на Гурова. – Я ведь сказала, что близкими подругами мы не были. Меня, правда, удивило, что в последнее время до того, как она перестала отвечать на звонки, Света мне звонила с телефона Сони. Я спросила, почему она звонит не со своего номера, и она сказала…

Ангелина Максимовна задумалась, по-видимому, вспоминая, как точно ответила на ее вопрос Светлана, и продолжила:

– Она сказала, что у нее возникли небольшие семейные проблемы, телефон у нее украли, а новую сим-карту она еще не купила. Я тогда еще удивилась и спросила, почему она не хочет восстановить старую, но она ответила, что не хочет и купит себе позже новую, с которой мне и наберет потом. Когда вы позвонили, я сначала подумала, что это она мне звонит.

– М-да, понятно, – задумчиво произнес Лев Иванович, хотя понятно ему до сих пор ничего не было. – Ну хорошо. А о чем вы со Светланой беседовали? Я имею в виду не только последний ваш разговор по телефону.

– Да, в общем-то, все о том же, о чем и всегда – о ее работе, – пожала плечами Северцева. – Понимаете, я, как бы это вам объяснить, была кем-то вроде менеджера Светланы по продаже услуг или, если быть точнее, – я ее продюсер. То есть я нахожу для ее сайтов новые школы и гимназии, которым был бы интересен проект, и договариваюсь с ними о разных финансовых и рабочих моментах. Делаю опрос, узнаю, какие изменения или дополнения они хотели бы видеть в проектах… За свою работу я, естественно, имею определенный процент с заработка Светланы. Так что у нас взаимовыгодное сотрудничество.

– А сколько всего было задействовано в ее проекте школ и гимназий? – Гуров вдруг вспомнил, что Тарасов говорил ему всего лишь о двух или трех школах.

– Около пятнадцати за последний год.

Ответ Северцевой озадачил Льва Ивановича. Если это так, то, значит, Тарасов явно ошибся и по поводу того, сколько денег было на счету Светланы. Наверняка это далеко не пара миллионов. Впрочем, скоро все станет более понятным. Добро на запрос в банк судья уже дала, и ответ на него, скорее всего, придет уже завтра утром. Об этом Лев Иванович узнал из сообщения, которое прислал следователь, пока Гуров добирался до ресторана.

Гуров задумался.

«Если Тарасов не интересовался работой жены, а он и женой-то интересовался в последнее время постольку-поскольку, то он вряд ли точно знал, какая сумма лежит на счету Светланы. А возможно, что и на счету Сони. Ведь могла же мать переводить часть заработка и дочери… Что выглядело бы весьма разумно, учитывая характер и приоритеты Светланы. Исходя из этого и из поведения Тарасова, можно предположить, что Эдуард Никитович действительно не причастен к исчезновению жены и дочери. Он и сам неплохо зарабатывает и наверняка не думал, что Светлана может зарабатывать, сидя дома не меньше, а, может, даже и больше».

– Вы меня слушаете? – словно издалека донесся до Льва Ивановича голос Северцевой.

– Простите, я задумался, – обезоруживающе открыто улыбнулся Лев Иванович. – Вы что-то говорили…

– Да, я сказала, что Светлана не только неделю не выходит со мной на связь, – а я несколько раз пыталась дозвониться ей и на Сонин телефон, – но и не ведет свои сайты. Они у нее зависли, и я не вижу движения – нет новых статей, нет онлайн-общения с читателями и вообще не видно, чтобы с ними кто-то работал. Мне люди звонят, спрашивают, и я не знаю, что им отвечать. Говорю, что Светочка приболела. А тут еще вы звоните и назначаете мне встречу. Что же все-таки случилось?

Гуров пожал плечами.

– Я пока знаю не больше вашего. Светлана Владимировна не выходит на связь с родственниками, и мы ее ищем. Пытаемся выяснить, куда она могла уехать с дочерью.

Гуров немного помолчал, решая, как ему быть, и обратился к Северцевой с просьбой:

– Ангелина Максимовна, давайте сделаем так. Вы сохраните мой номер телефона, и если вдруг Светлана Тарасова позвонит, то вы мне сразу сообщите об этом. Хорошо?

– Да, конечно, – ответила Северцева и, посмотрев на изящные часики у себя на запястье, спросила: – Я могу идти? У меня через пять минут в этом же ресторане назначена еще одна встреча.

– Идите, – рассеянно ответил Гуров, снова погруженный в мысли. – Спасибо, что согласились встретиться.

Ангелина Максимовна встала и отошла на несколько шагов, но потом повернулась ко Льву Ивановичу и попросила:

– У меня к вам тоже есть просьба. Если вы первый что-то узнаете о Светлане, то позвоните мне, пожалуйста.

– Позвоню, – все таким же задумчивым тоном ответил Лев Иванович.

Вывел его из задумчивости официант.

– Вы что-то будете заказывать?

Его вопрос явно намекал Гурову, что просто так в этом ресторане сидеть нечего. Лев Иванович секунду подумал и решил, что есть он не хочет, аппетита почему-то совсем не было, хотя он сегодня практически не обедал. Кофе и донер навынос из какой-то сомнительной забегаловки – не в счет. Поэтому он встал и, не отвечая на вопрос официанта, направился к выходу. Телефон в кармане, заблаговременно перед встречей поставленный на беззвучный режим, завибрировал. Но Лев Иванович на звонок не отреагировал и, только очутившись на улице, принял повторный звонок.

– Лева, это Викторович, – услышал он голос Углова.

– Привет. Как у тебя движется расследование?

– Отлично движется. И я к тебе с новостями. Я сейчас только что еще раз допросил Юркова, и он раскололся. Признался, что помогал Барковой с вещами. Приезжал, когда та ему звонила, и забирал ее от дома, в котором она обчищала квартирку. А еще договаривался о сбыте вещей со своими корешами на Алтае. Он высылал им вещички почтой, а они потом оплачивали часть дохода от сбыта ему на карту. Ну и себя не обижали, понятное дело. Я, а вернее следователь Белова, проверила его банковскую карту и движения средств на ней, и всем этим мы прижали Юркова к стенке. Только после этого он во всем и сознался.

– Вот и отлично. Ты у него не интересовался, может он знает, откуда…

– Откуда у Калинки паспорт Тарасовой, – продолжил за Гурова Илья Викторович. – Я по поводу этого и звоню. Тут такая история вышла. Я тебе сейчас скажу, как мне ее рассказал сам Юрков, а уж верить ему или нет, это, сам знаешь…

– Ладно, разберемся, – нетерпеливо прервал его Лев Иванович. – Что он тебе рассказал? Только короче говори, а то знаю тебя – начнешь от сотворения мира.

– Если короче, то получается, что Баркова ни документы, ни телефон у Тарасовой не крала. Калинка сказала своему жениху и подельнику, что нашла их на окне в каком-то магазине на Бакинской – то ли в «Перекрестке», то ли в «Пятерочке».

– На Бакинской улице? – переспросил Гуров. – Что ж, вполне возможно. Если ехать по этой трассе, то она потом переходит в Липецкую, а та, в свою очередь, выходит через кольцевую трассу М-4 Дон. И это вполне укладывается в маршрут, по которому Тарасова выезжала из города.

– Тогда получается очень интересная штука – если верить тому, что сказала Юркову Калинка, Светлана специально выкинула и паспорт, и телефон, – с сомнением в голосе заметил Углов.

– Может, оно и так, – задумчиво ответил Лев Иванович. – Во всяком случае, это похоже на правду. За пару дней до того, как уехать от мужа, Тарасова купила новую сим-карту и поменяла привязку банковских карт со старого номера на новый. Наверняка и телефон она заблаговременно купила другой. Возможно, что позже планировала снять всю наличку со сбербанковской карты. Если это так, то мы об этом скоро узнаем.

– А почему она тогда не пользовалась новым номером, чтобы позвонить хотя бы матери или сестрице? – удивился Илья Викторович.

– Вот этого я не знаю, могу только догадываться. Наверное, она просто хотела начать какую-то другую, новую для себя и Сони жизнь, и распрощаться со старой. Как говорится, хотела обрубить все концы. По словам ее хорошей знакомой, с которой я только что разговаривал, Светлана всегда хотела иметь большую семью и быть домохозяйкой. А работа вне дома была для нее просто необходимой рутиной. Возможно, что этот мужчина, с которым она познакомилась, показался ей тем человеком, кто сможет дать в ближайшей перспективе то, о чем она всегда мечтала – и большую семью, и домашнее хозяйство…

– Ну хорошо, телефон она выкинула за ненадобностью, а паспорт-то на фига было выбрасывать? – снова озадачился Углов.

– Может, хотела со временем обратиться в паспортный стол об утере документа и записать себя на другую фамилию? – пожал плечами Гуров. – Кто знает, что делается в голове у женщины, когда она в спешке покидает нелюбимого мужа?

– Да у них, я имею в виду женщин, и в нормальном-то состоянии в голове не поймешь что твориться, – вздохнул Углов, по-видимому, вспоминая свои отношения с супругой. – Паренек твой тут еще сидит, – помолчав, заявил он, имея в виду Сергея Дробышева. – Ты к нам не заглянешь сегодня? Если нет, то я пойду домой.

– Нет, Викторович, я сегодня на Петровку не поеду. Поздно уже, – Гуров посмотрел на часы. – А Сергею я сейчас перезвоню, спрошу, что он узнал нового, и тоже его домой отправлю. Он у вас и так на весь вечер компьютер приватизировал.

– Да ничего. Если вам для дела надо, так мы и погодим, – добродушно отозвался Углов. – Документы, нужные мне для отправки дела следователю, я и завтра с утра напишу. Сегодня все равно голова уже не работает.

Распрощавшись с Ильей Викторовичем, Гуров сразу же набрал Дробышева.

– Сергей, давай закругляйся. На сегодня все, хватит. Если надо, то завтра продолжишь.

– Лев Иванович, да мне минут пятнадцать работы-то осталось, – тоном усталым, но явно удовлетворенным проделанной работой, ответил оперативник. – Я, между прочим, много чего узнал. Даже имя того мужика, к которому Тарасова уехала.

– Молодец, – похвалил Гуров.

– Вы погодите хвалить. Еще ведь не все. Я в «Одноклассниках» списался с одной закадычной подругой Светланы, и она мне много чего о ней порассказала. А еще дала адрес электронной почты Тарасовой. Надо бы нам туда заглянуть. Возможно, как предположила Наталья… Это та самая подруга Светланы. Возможно, что женщина вела переписку с этим мужиком именно по имейлу.

– Вот так… – Гуров секунду подумал и предложил: – Тогда давай вот как поступим. Раз уж и тебя, как и меня, обуял разыскной азарт…

– Это вы точно заметили – обуял, – рассмеялся Сергей. – У меня всегда так: как только я узнаю информацию, которая приведет к раскрытию преступления, то я пока не дойду до конца – спать не смогу.

– Вот и я о том же, – мысленно улыбнулся Гуров.

Он почувствовал в Дробышеве родственную душу, узнал в нем себя – молодого и еще совсем малоопытного в оперативном деле. Малоопытного, но уже азартного сыщика, или, вернее и правильней сказать, ответственного за жизнь и благополучие других людей.

– Давайте встретимся, и я все расскажу и покажу. Все выписки, которые сделал, – озвучил Дробышев то, что хотел предложить ему и сам Лев Иванович.

– Если ты не против моего предложения, то я буду ждать тебя у себя дома. Сможешь заехать? С меня ужин.

– Ну если обещаете ужин, то заеду, – рассмеялся Дробышев. – Говорите адрес.

– В общем, так, – начал рассказывать Сергей, когда они с Гуровым сидели на кухне и ели приготовленные Львом Ивановичем на скорую руку пельмени. – Войти на страницу во «ВКонтакте» к Тарасовой проблем не было. Она в качестве пароля использовала свой день рождения. С «Одноклассниками» пришлось повозиться. Понадобилось взломать страницу. Но это того стоило. Во «ВКонтакте» она общалась в основном с подписчиками своих сайтов. С учителями, родителями, учениками. Отвечала на их вопросы, вела онлайн-уроки. Кстати, забыл сказать, что у Тарасовой во «ВКонтакте» было две страницы. Одна – для работы, вторая для знакомых, друзей и родственников. Но на второй она бывала редко. Если только кого-то надо было поздравить или… Ага, вспомнил. Она с сестрой частенько списывалась именно во «ВКонтакте». Но в их переписке ничего о новом знакомстве вообще нет.

– Хорошо. Я так понял, что во «ВКонтакте» она ни с кем свою личную жизнь не обсуждала, – прервал речь Дробышева Лев Иванович, – поэтому переходи сразу к «Одноклассникам».

– Ну, в общем вы правы, на страницах во «ВКонтакте» упоминаний о планах Тарасовой покинуть мужа я не нашел, – ответил Сергей, дожевывая пельмень. – Да, собственно, и в «Одноклассниках» Тарасова была не очень активна. Но именно оттуда я узнал, что она близко дружит со своей одноклассницей – Натальей Тинициной, а по мужу – Рябининой. Эта дама вышла замуж сразу после школы за парня, который окончил военное училище, и уехала с ним куда-то под Архангельск. Потом развелась и вернулась в Москву, но уже не одна, а с сыном. Работает сейчас в салоне красоты премиум-класса на Цветном Бульваре.

– Надо же, какие ты подробности успел узнать о свидетельнице, – усмехнулся Гуров.

– Так ведь она, эта Наталья, болтушка та еще, – рассмеялся Дробышев. – Я с ней только полчаса общался, и она мне чуть ли не всю свою историю дружбы с Тарасовой рассказать успела, и это помимо того, что при этом отвечала на мои вопросы.

– И что ты у нее узнал? Давай ближе к делу. Мне неинтересно, что она рассказала тебе о дружбе со Светланой, – попросил Сергея Лев Иванович и подумал, что Дробышев, дай ему волю, мог бы, наверное, болтать без умолку.

Сергей достал из кармана и развернул исписанный мелким подчерком листок и стал отчитываться, иногда сверяясь со своими записями.

– По словам Натальи Рябининой, Светлана Тарасова познакомилась с неким Аликом на одном из сайтов знакомств.

– Она что, рассылала резюме на сайты знакомств? – удивился Гуров и запоздало подумал, что ему нужно было сразу догадаться и поискать, не регистрировалась ли Тарасова на таких сайтах.

– Не на сайты, а только на один сайт – «Любовь с первого взгляда». Это название сайта знакомств. Светлане Тарасовой посоветовала его та самая подруга – Наталья Рябинина. Она и сама в этом брачном агентстве уже не первый год зависает. Знакомится с состоятельными мужчинами и крутит с ними романы, надеясь когда-нибудь охмурить одного из кандидатов, чтобы удачно выйти замуж.

– Хм. А что, на этом сайте только состоятельные мужики ищут себе подруг жизни? – озадаченно нахмурился Гуров.

– Нет, там и женщины ищущие есть, – махнул рукой Дробышев. – Да и мужчины далеко не все богатые. Это просто так принято писать в резюме, что, мол, состоятельный и самостоятельный. А среди женщин есть и такие, которые откровенно себя позиционируют как свободные жрицы любви, не стремящиеся замуж. Я просмотрел этот клуб знакомств, когда искал страничку Тарасовой. Так себе, второразрядный сайтишко.

– Ясно. И что интересного на странице Светланы ты обнаружил?

– За все время, которое она зарегистрирована на этом ресурсе, ей позвонили трое мужчин. И только один – с серьезными намерениями. Но, похоже, что и он ее не устроил.

– Откуда ты знаешь? Ты что, и переписку с этим мужчиной читал?

– Нет, я никаких переписок не читал, – отрицательно помотал головой Дробышев. – Да на сайте таких переписок и нет. Там все гораздо проще. Оставляешь администратору свой номер телефона. Он скрытый от клиентов, и его надо оплачивать отдельно. Оплатил – тебе его СМС-сообщением высылают. Созваниваешься с понравившейся особой и договариваешься или о встрече, или о переписке. Это кто как пожелает. Все подробности, связанные с сайтом, мне Наталья и рассказала.

– Ах, вот оно как работает. Понятно, – усмехнулся Лев Иванович. – Никогда не задумывался, как знакомятся по интернету, – признался он.

– Ну, на разных сайтах знакомств по-разному знакомятся, – тоном знатока амурных дел многозначительно заметил Сергей и тут же поспешил добавить: – Сам-то я никогда через сайты знакомств не пытался даже познакомиться с девушкой. Предпочитаю знакомиться вживую, а не онлайн. Просто на практике встречался со случаями, когда нужно было найти человека именно через такие вот специализированные службы. Невольно пришлось изучать вопрос подробнее.

– И что еще рассказала тебе Наталья? Как ее подруга познакомилась с этим Аликом? Фамилию ты его узнал?

– Фамилию еще не узнал. Но надеюсь, что когда попаду на почту Тарасовой, то там из ее переписки с этим Аликом все и узнаю, – ответил Дробышев. – Наталья тоже не знает. Светлана не говорила фамилию. Этот таинственный Алик был зарегистрирован на том же сайте знакомств, что и Светлана. И якобы, опять же со слов Натальи, Тарасова сама его нашла, он ей понравился, и она позвонила ему. А так как он не москвич, то они договорились сначала переписываться по имейлу и лучше узнать друг о друге.

– Узнали, значит, – снова озабоченно нахмурился Лев Иванович. – Раз она к нему рванула вместе с ребенком, значит, они о чем-то договорились в своей переписке. А Наталья случайно не знает, откуда взялся этот Алик? Где он живет и куда уехала ее подруга?

– Нет, не знает. Светлана только рассказала ей, что нашла наконец-то мужчину всей своей жизни и намерена уехать к нему, оставив мужа. Подруге она пообещала позвонить сразу, как только устроится на новом месте, и пригласить ее на свою свадьбу. Но предупредила, что это будет не раньше, чем через месяц или даже полтора. А потому Наталья и не думала, что Тарасова потерялась. Она была очень удивлена, что мать и сестра ищут Светлану, и что она им, ничего не сказав, уехала.

– Значит, так. Нам нужно срочно войти на почту Тарасовой и узнать, с кем она переписывалась и куда могла уехать. И сделать это нужно прямо сейчас. Бандит Лелик был прав, когда изрекал свою знаменитую фразу «куй железо, не отходя от кассы», – поставил точку в разговоре с Дробышевым Лев Иванович и вопросительно посмотрел на Сергея. – Или у тебя другие планы на вечер?

– Свиданий с девушками я на сегодня не назначал, родители у меня вполне самостоятельные, а желание вытянуть ноги на диване перед телевизором можно и задвинуть до лучших времен, – бодро ответил Сергей, чем еще больше расположил к себе Гурова.

– Вот и отлично, – одобрительно улыбнулся Лев Иванович. – Значит, пойдем, я покажу тебе твое рабочее место, и пока ты будешь добывать нам ценные сведения, я уберу грязную посуду и сварю кофе. Лады?

– Лады, – согласно кивнул Дробышев и направился следом за Гуровым в его кабинет.

– Ого, да у вас отличный десктоп! Небось немалых бабок стоит, – одобрительно посмотрел на Гурова Сергей.

– Десктоп? – не понял Лев Иванович. – Расшифруй.

– Да вы что? Десктоп, это же стационарный персональный компьютер, – улыбнулся Дробышев. – Ну вы, Лев Иванович, даете! Иметь такой навороченный комп и не знать элементарной айтишной терминологии…

– Ну, как-то так, – смущенно развел руками Гуров.

Он всегда чувствовал себя неловко, когда его подлавливали на том, в чем он не очень-то разбирался – в новых технологиях. А вернее, практически ничего в этом не смыслил. Он не стал объяснять молодому оперативнику, что компьютер ему выбирал и покупал на его, Гурова, деньги один из знакомых айтишников Крячко. А до этого у Льва Ивановича был старенький, еще чуть ли не из первых моделей компьютер, которым полковник практически не пользовался. Жена Гурова, вытирая пыль в кабинете мужа, постоянно ворчала по этому поводу и просила выкинуть этого «допотопного монстра» на свалку.

– Стоит, только пыль собирает, – говорила она. – Другого назначения у него в этом доме нет.

– Пусть стоит, – добродушно отмахивался от ее претензий Лев Иванович. – Он кушать не просит, не хулиганит, места много тоже не занимает. А так все какая-то техника в доме. Мы с тобой, Маша, в каком веке живем? Правильно – в веке высоких технологий. Должно быть у нас в доме хоть что-то высокотехнологичное? Должно. Вот пусть и стоит.

Мария после таких слов обычно просто вздыхала и, смахнув пыль с монитора и клавиатуры, оставляла эту тему до следующего раза.

Оставив Сергея разбираться с компьютером один на один, Гуров отправился на кухню. Прибрав посуду и поставив на огонь турку, он решил воспользоваться моментом затишья и позвонить жене. Но потом вспомнил, что в Новосибирске, где она была на гастролях, уже почти ночь и решил не беспокоить супругу. Подумав, позвонил Иннокентию. Тот сразу же ответил.

– Я уже заканчиваю, – услышал его голос Гуров.

– Что заканчиваешь? – не понял Лев Иванович.

– Писать заключение по машине Тарасовой, – ответил Иннокентий. – Положу в вашем кабинете на стол, завтра утром прочтете.

– Так я еще не знаю, когда попаду завтра в управление. Возможно, что только к вечеру. Так что давай хотя бы коротко, но четко ориентируй меня. Что-то конкретное обнаружено?

– Что можно считать конкретным?

– Ну, какие-то следы крови, например, или что женщину и девочку перевозили в багажнике, связывали их… – несколько раздраженным тоном ответил Гуров. Он терпеть не мог, когда техники начинали, как это называется, вытряхиваться и задавать глупые вопросы.

– Нет, ничего такого мы не обнаружили. Обычное авто. Хотя и насобирали много разного биоматериала, по которому пока что могу сказать одно: судя по отпечаткам в салоне и на багажнике, пользовались, а вернее, прикасались к машине не меньше пяти человек. Из них один вид отпечатков принадлежит ребенку, два женщинам и два – мужчинам. Земля с колес пока в лаборатории в обработке. Точные данные по анализам будут завтра. В багажнике в пакете было найдено женское белье. Дорогое, надо сказать. Специалисты говорят, что это бренд «Кики де Монпарнас». Вместе с бельем в пакете был и чек. Дата покупки – пять дней назад. В салоне машины нашли плюшевую игрушку – зайца. Наверное, Сонина. Так, что еще… Вроде бы все. В общем, ничего такого, что бы указывало, что в машине перевозили тела или пленников.

– Будем надеяться, что они живы, – вздохнул Гуров и распрощался с Иннокентием, но сразу перезвонил ему и попросил:

– Слушай, у меня к тебе просьба. Сфотографируй белье, возьми с собой чек и съезди завтра прямо с утра в магазин, в котором женское белье покупалось. Поспрашивай продавщиц. Может, они вспомнят, кто его приобрел. Мне важно описание женщины. Узнаешь и сразу мне перезвони.

Сварив кофе на две большие чашки, Лев Иванович отнес их в кабинет.

– Сергей, ты еще не успел войти на почту Тарасовой?

– Нет, – не отрываясь от монитора, – ответил Дробышев. – Но думаю, что уже догадываюсь, какой у нее пароль. Поэтому мне нужны кое-какие данные. Вы не в курсе даты замужества Тарасовой?

– Хм, нет, не в курсе. Но могу сейчас узнать.

– Да, узнайте. Если не подойдет, то попытаюсь взломать вход на почту.

– Сейчас позвоню сестре Светланы, а ты пока найди мне телефон и адрес офиса продаж или администрации коттеджного поселка «Олимп». Завтра надо узнать у них, кто хозяин коттеджа, из которого был выполнен последний звонок с телефона Сони Тарасовой.

– Думаете, что это хозяин коттеджа познакомился со Светланой через сайт и зазвал ее к себе?

– Может, и он, а может, и не он. Звонить могли не обязательно из самого коттеджа. Сигнал только приблизительно указывает на место. Вышли Светлана и Соня прогуляться по поселку, остановились, где понравилось и позвонили. Но все равно надо проверить. Откуда-то, от какой-то конкретной точки, нам отталкиваться хочешь или не хочешь, а нужно, а другого адреса у нас пока нет.

Гуров набрал номер Галины Коваль и, извинившись за поздний звонок, уточнил у нее дату свадьбы ее сестры.

– Кстати, – на всякий случай решил спросить Лев Иванович. – Вы не в курсе, каким был пароль для входа в имейл Светланы?

Галина пару секунд помолчала, а потом ответила:

– Давайте я вам перезвоню минут через пять. Мне кажется, что я когда-то записывала этот пароль в книжечку-запоминалку. Это, правда, было давно, и Света могла сменить пароль, но вдруг… Я сейчас поищу. Но точно скажу, это не дата ее рождения и не дата свадьбы. Ждите, я перезвоню.

– Хорошо, жду.

Перезвонила Коваль буквально через пару минут и, продиктовав пароль, добавила:

– Света дала мне этот пароль на всякий случай. Вдруг она его забудет или потеряет записную книжку, в которой он у нее записан. Тогда она могла позвонить мне, и я бы его продиктовала. Она все пароли от своих социальных страниц мне тоже оставила. Не нужны?

Гуров невольно улыбнулся, представив себе лицо Сергея, когда он ему передаст слова Галины. Никто из них двоих не догадался позвонить сестре Светланы и спросить у нее о паролях входа. Но что теперь думать о том, что стало ненужным? Поэтому поблагодарив Галину и пожелав ей спокойной ночи, Гуров еще раз пообещал сообщить, если что-то узнает о нахождении Светланы и Сони.

Как и предполагал Лев Иванович, Сергей расстроенно застонал, узнав, насколько быстрее и проще была бы выполнена его дневная работа, догадайся они с Гуровым созвониться по поводу паролей с сестрой Светланы.

– Век живи – век учись, – философски заметил Гуров. – По крайней мере, теперь мы с тобой стали на один пункт умнее и впредь будем интересоваться сначала нужными нам данными у всех родственников подряд, а потом уже, если не повезет, взламывать социальные страницы потенциальных жертв или преступников.

Выписав нужный телефон и адрес и передав Гурову, Дробышев занялся почтой Светланы. Пароль, который им дала Галина, подошел сразу. Теперь они могли просмотреть переписку Тарасовой с неким Аликом, а заодно узнать и его почтовый адрес.

Прежде чем читать переписку, Гуров попросил Сергея попробовать войти на почту к этому Алику. Взломали они имейл на удивление быстро и без особых проблем. Но тут их ждало разочарование. По всей видимости, почта была заведена специально только для переписки со Светланой, потому что кроме писем Тарасовой в ней не было ничего.

– Наверняка этот Алик какой-то жулик, – предположил Дробышев. – Только жулики заводят одноразовые ящики, чтобы заманить в ловушку очередную жертву.

– Вероятно, ты прав, – согласился с ним и Лев Иванович. – Но давай-ка почитаем, что они писали друг другу. Надо же нам выяснить, как развивались их отношения, и что стало причиной, подвигнувшей Светлану бросить мужа после стольких-то лет ангельского терпения.

Писем было много. За полгода переписки их накопилось больше тысячи. Некоторые, особенно за последний месяц, были короткими, а некоторые – те, что писались в самом начале и ближе к середине знакомства, – пространные и подробные. Светлана и Алик делились моментами своей жизни, рассказывали друг другу о себе, о своих мечтах и увлечениях… В общем, говорили обо всем, о чем могут разговаривать люди, когда хотят узнать друг друга поближе.

Из всех этих писем Гуров и Дробышев больше всего интересовались теми, которые были бы ценными для их расследования. Так они узнали, что сам Алик приехал из Крыма (но откуда точно, он так и не написал). Еще – что работает он сторожем и садовником на даче у одного старенького экс-министра, который был министром еще при Ельцине. Ни фамилии министра, ни номера коттеджа, в котором он работает, Алик не упоминал. Как ни разу не упомянул и своей фамилии, что показалось весьма странным обоим оперативникам.

– Точно, жулик, – сказал как припечатал Сергей. – А то и похуже. Небось узнал, что дамочка с деньгами и решил ее заманить к себе.

– Ты, давай, следующее письмо открывай, – поторопил его Лев Иванович. – Рассуждать потом будем, когда до конца дочитаем.

Закончили читать переписку уже почти в два часа ночи. Единственное, что они узнали полезного из всей кучи писем, было то, что Светлана не рассказала Алику ни о том, что у нее есть хорошая денежная «подушка», ни о том, что она – весьма состоятельная дама. Наверное, хотела, чтобы ее полюбили не за деньги, а за ее личные качества. Впрочем, надо отдать должное и мужчине – он ни разу не поинтересовался у Светланы об ее социальном статусе и количестве денег на счету. Правда, это не уменьшало вероятности того, что узнать о ее деньгах Алик мог и из других источников. Интернет хранит многие тайны, которые легко раскрыть, если знаешь, как это сделать.

Странным для оперативников было и то, что Алик хотя и говорил Светлане, что полюбил ее, но звать к себе – не звал. Все его чувства оставались только на уровне охов и вздохов, а также заверений, что ни одна из женщин не вызывала в нем столь сильных чувств. Светлана тоже в своих письмах ни разу не намекала, что собирается приехать к нему, да еще и с дочерью. Хотя и в ее письмах, и письмах мужчины постоянно пробивались мечтательные нотки, в которых они воображали, как бы им было хорошо вместе, – но дальше фантазий дело отчего-то не продвигалось.

– Что же получается? – удивленно вопросил Сергей, когда они закончили читать. – Она сорвалась с места просто так и решила ехать к этому сомнительному Алику чисто по наитию, надеясь, что, свалившись ему как снег на голову вместе с Соней, она осчастливит его своим присутствием?

– М-да, как-то финал не очень похож на действия всегда правильной Светланы Тарасовой, – согласился с ним Гуров. – Судя по отзывам и мужа, и подруг, и родственников Светлана сначала десять раз отмеряла, а потом уже резала. А тут… отрезала так отрезала. Неужели так допекло замужество с Эдуардом Никитовичем, что она решила наплевать на условности и пренебречь принципами? Наверняка тут есть что-то, о чем Тарасов нам не рассказал. И может быть, никогда и не расскажет. А раз не расскажет, то узнать мы можем только от самой Светланы. Если только…

Гуров замолчал, насупившись. Ни к чему было говорить о том, что и так было ясно – узнают, если только Светлана и Соня живы.

Дробышева Гуров оставил ночевать у себя, но сначала предложил Сергею вызвать и оплатить такси.

– Ну что вы, – смутился лейтенант, – я и сам оплачу. – Он пошарил по карманам и чертыхнулся, смутившись еще больше: – Черт, у меня и денег, оказывается, с собой нет. Только мелочь на метро.

– Не хочешь, чтобы я оплачивал такси, тогда оставайся ночевать у меня. На диване поспишь, – кивнул Лев Иванович на небольшой раскладной диванчик в кабинете. – А завтра поедешь со мной в «Олимп». Будем искать с тобой Алика или Светлану с Соней, или кого-то, кто их в этом коттеджном поселке видел. Это уж как получится.

Дробышев задумался, но ненадолго. Добираться ночью до дому, да еще и по холоду, ему не очень-то хотелось, и он согласился на ночевку.

– Только мне завтра утром надо в управление на планерку попасть. Не явлюсь, мне начальство по первое число выдаст строгача. Я уже и так три раза пропускал утренние разборы полетов, а еще и отчеты вовремя никак не получается сдать по двум другим делам, – с унылым видом пояснил Сергей.

– Ничего, ждали и еще подождут, – махнул рукой Лев Иванович. – Я позвоню твоему начальнику и объясню ситуацию. Так что не дрейфь, выкрутимся.

– Ну если так, то тогда все отлично, – расцвел улыбкой оперативник.

Утром, прихватив все необходимые документы, Гуров и Дробышев поехали в КП «Олимп». Добирались почти час. Гуров предварительно созвонился с пунктом полиции в Ступинском районе, к которому относился клубный поселок «Олимп», и просил, чтобы их встретил участковый. На Льва Ивановича поворчали, сказав, что в субботу у всех участковых выходной день, но потом, узнав причину, все-таки дали добро и сказали, что их встретят на КПП поселка.

– Лапиков, – представился Гурову и Дробышеву средних лет мужчина в форме участкового.

– Ну не по фамилии же нам вас называть, – улыбнулся, здороваясь с ним, Лев Иванович.

– Тимур Яковлевич, – коротко отрекомендовался участковый. Ему явно не нравилось, что его выдернули из дому в выходной день.

– Скажите, где я могу узнать о владельце вот этого коттеджа, – Лев Иванович протянул Лапикову бумажку с адресом, но тот, даже не глянув на нее, ответил:

– В администрации поселка, где же еще. Поехали, я вам покажу, где их здание находится. Только вот не знаю, работают они по субботам или нет.

Администрация работала и в просьбе Гурова дать телефон владельца нужного коттеджа отказала ему, несмотря на удостоверение оперуполномоченного из Министерства МВД.

– У нас все сведения о жильцах конфиденциальные, – заявила ему администраторша. – Вы можете проехать к дому, и если хозяева там, то сразу с ними переговорите. Если нет, то вам следует обратиться за разрешением в соответствующие органы.

– А какие органы соответствующие? – Гуров нехорошо посмотрел на дамочку, которая выглядела, как крепость Измаил – такая же небольшая по размерам, но такая же неприступная. – Почему нельзя просто взять и позвонить этому человеку и спросить у него, не желает ли он помочь расследованию в убийстве женщины и ребенка, которые, вполне возможно, были убиты на территории именно его коттеджа?

– Убийство? – Ни один мускул на лице женщины не дрогнул. – В нашем поселке не может быть убийства, – безапелляционным тоном заявила она. – У нас проживают только порядочные, состоятельные и продвинутые люди. Не забывайте, что «Олимп» – это клубный поселок бизнес-класса.

– Вот только не надо мне тут ничего рекламировать, – картинно закатил глаза Лев Иванович, подстраиваясь под тон администраторши. – Я покупать или строить дом у вас не собираюсь. Я расследую преступление, а не наслаждаюсь видами вашего поселка. Так что будьте любезны позвонить владельцу коттеджа и объяснить ему, что от него требуется, иначе я буду вынужден задержать вас по обвинению в препятствии следствию.

Женщина поджала губы, и по лицу ее было видно, что она борется с желанием нагрубить Гурову. Но разум возобладал над эмоциями, и она сказала:

– Посидите в приемной, я сейчас найду нужный номер телефона и вынесу вам. Но сразу предупреждаю, что снимаю с себя всю ответственность за последствия.

– О чем вы? Какие последствия? – с усмешкой посмотрел на нее Лев Иванович и вышел в приемную, где его ждали Лапиков и Дробышев.

– Что она там надумала? – спросил Сергей.

Гуров пожал плечами.

– Наверное, начальству звонит и жалуется. Пусть жалуется. Надеюсь, ее хозяин не так глуп, как она.

Администраторша вышла минут через пять и, молча протянув Гурову листок с номером телефона и именем владельца коттеджа, опять скрылась в кабинете.

– Подумаешь, – глядя на закрытую дверь, усмехнулся Дробышев.

Лапиков, наблюдая за картинным удалением важной дамы, только покачал головой, а Лев Иванович и вовсе занялся изучением содержания записки.

– Борис Глебович Астахов, – прочел он. – Так-так. Знакомое имя. Давайте-ка выйдем на улицу, там все же посвежее, чем в этой приемной, – наконец предложил он и первым шагнул к выходу.

На улице Лев Иванович набрал номер Астахова и долго слушал длинные гудки, потом ему ответили. Голос был женский.

– Здравствуйте. Борис Глебович сейчас не может ответить по телефону, он в процедурном кабинете. Если у вас к нему что-то срочное, скажите, и я передам.

– Утро доброе, – поздоровался Гуров и, представившись, уточнил: – С кем я разговариваю? Вы медсестра?

– Нет, я дочь Бориса Глебовича – Анна Борисовна Лебедь.

– Вы не того самого Лебедя…

– Нет, не того, – рассмеялась женщина. – Мой муж только однофамилец того самого.

– Я так понял, что ваш отец сейчас в больнице… – Гурову стало несколько неловко, что он позвонил так не вовремя. – Тогда, может быть, вы сами сможете мне помочь? Как я уже сказал, я из уголовного розыска…

– Да, я поняла. Я вас внимательно слушаю.

Гурову вдруг подумалось, что женщина почему-то не очень удивлена, что ее отцу звонит полковник из министерства МВД, да еще и оперуполномоченный уголовного розыска. Но развивать эту мысль было некогда, и он сказал:

– Я сейчас нахожусь на территории коттеджного поселка «Олимп». У вашего отца тут дача, или он постоянно проживает в этом поселке?

– Скорее дача. В холодное время папа живет в московской квартире. А что вас так в его даче заинтересовало?

– Скорее не что, а кто. У вас на территории коттеджа проживает работник по имени Алик?

– Алик? – Женщина на секунду задумалась, а потом ответила: – Ах, вы, наверное, имеете в виду Алибека! Ну да, его многие называют Аликом. Так проще. Да, он у нас работает, а вернее, работает у отца на даче сторожем и по совместительству – садовником.

– И давно он у него работает?

– Уже три года. Очень ответственный мужчина. Аккуратный, хозяйственный, честный. Это я говорю, если вам интересна его характеристика. Вы ведь по поводу него? Скажите, в связи с чем вызван такой интерес?

– Да, я интересуюсь именно Аликом. Или как вы его назвали – Алибеком. Он ведь из Крыма приехал? – решил уточнить на всякий случай Лев Иванович.

– Да, из Крыма. А если точнее, то из Северного Крыма. Откуда-то из-под Армянска. Есть такой городок в Северном Крыму. Папа лучше знает, откуда именно приехал Алик. А что, собственно…

– Простите, что перебиваю, Анна Борисовна. Этот Алик и сейчас находится на территории дачи вашего отца?

– Кажется, нет. Папа говорил на днях, что к Алику приехала жена. У них там дома что-то случилось с ребятишками, и он отпросился по семейным обстоятельствам. Папа его отпустил.

– Значит, сейчас на территории коттеджа никого нет?

– Нет, никого. А что случилось? Папу ограбили? Кто-то влез к нему в дом?

– Анна Борисовна, по поводу ваших вопросов я пока что сказать ничего не могу, – как можно более суровым и непреклонным тоном заговорил Лев Иванович. – Я приехал в поселок, надеясь встретиться с вашим отцом по одному не очень приятному поводу. По телефону я озвучить его не могу, а раз ваш батюшка сейчас в больнице, то мне бы хотелось, чтобы в «Олимп» приехали или вы, или ваш адвокат, или кто-то из родственников. Поверьте мне, дело очень серьезное. Есть подозрение, что на территории вашего коттеджа было совершенно тяжкое преступление.

– Ох, господи! Этого еще нам не хватало. Я даже растерялась от ваших слов. Погодите, сейчас соберусь с мыслями.

Женщина замолчала, по-видимому, обдумывая ситуацию, а затем ответила:

– Я могу приехать сама, но не раньше, чем через полтора часа. Мне нужно подождать, пока отца привезут после процедур в палату, и поговорить с ним. Вы меня дождетесь?

– У меня нет выбора, – ответил Лев Иванович и спросил: – Вы не будете против, если мы, то есть я, мой помощник и участковый, пока пройдем на территорию коттеджа и осмотрим двор? Обещаю, что ничего до вашего приезда мы трогать или предпринимать не будем. Осмотр будет чисто визуальный.

– Не против, – несколько растерянным тоном ответила Лебедь. – Но там все закрыто. Ворота и калитку после отъезда Алибека закрывал мой сын. Впрочем, – после короткого молчания добавила Анна Борисовна, – запасной ключ есть у охраны. Я сейчас позвоню на КПП и скажу, чтобы вам открыли въезд во двор.

– Спасибо огромное. Мы вас ждем, Анна Борисовна.

Гуров закончил разговор и, махнув рукой в сторону припаркованной машины, сказал, обращаясь к Лапикову и Дробышеву: – Поехали. Добро на осмотр территории нам дали.

Еще в машине, пока они ехали до нужного дома, у Гурова зазвонил сотовый, но будучи за рулем, он не стал отвлекаться на звонок. И только выйдя из автомобиля, он посмотрел на дисплей. Звонил Иннокентий. Охранники к воротам еще не подъехали, и Гуров решил, что успеет переговорить с криминалистом до их прибытия.

– Привет, Лев Иванович, – отозвался на его звонок Иннокентий. – Я только что переговорил с продавщицами, которые продали белье интересующей нас женщине. Мне повезло, и я попал как раз на девушку, которая оформляла заказ и выбивала чек.

– Замечательно. И каков результат?

– Она отлично запомнила ту покупательницу, которая покупала этот комплект белья и корсет. Описывает ее как женщину среднего роста, черноволосую, смуглую, не славянского типа, предположительно татарку.

– Ага, вот оно как! Значит, белье покупала не Светлана Тарасова, а какая-то незнакомая нам женщина. Судя по описанию, скорее всего, именно она и попала на камеру в аэропорту Домодедово, – провел параллель Гуров. – Значит, надо будет потом еще раз вернуться к этому вопросу и показать продавщице фотографию черноволосой. Ладно, понял. Спасибо, Иннокентий, за помощь.

– Вам, Лев Иванович, всегда пожалуйста, – рассмеялся криминалист. – Вы у нас чуть ли не единственный оперуполномоченный, который всегда говорит спасибо за работу, которую мы, криминалисты, делать не обязаны.

– Ну, брат, извини, что попросил…

– Да нет, вы меня не поняли, – прервал его Иннокентий. – Я не сетую на вашу просьбу. Мы все – и криминалисты, и оперуполномоченные, в одной связке работаем. Иногда и вам приходится выполнять какую-то работу за нас. Всякое бывает. Так что без обид. Наоборот, я обеими руками за помощь в расследовании. Но вот только благодарности не ото всех дождешься. Бывает еще и ворчат недовольно, если что-то не по плану идет. Так что, Лев Иванович, не обижайтесь на мои слова. Это так – для поддержания разговора было сказано, а не в ваш лично адрес.

– Ладно, ладно, понял, не дурак, – рассмеялся Гуров. – Все, до встречи. У меня больше времени на разговоры нет.

Подъехал огромный «БМВ», из которого неторопливо вылезли два здоровенных парня.

– Кто у вас полковник Гуров? – кивнув участковому, как старому знакомому, и игнорируя Дробышева, спросил один из охранников.

– Я Гуров, – Лев Иванович протянул удостоверение.

Парень взял его и, внимательно изучив, степенно кивнул и вернул обратно.

– Мы с вами побудем до приезда дочери хозяина, – объявил он и пошел открывать ворота, обернулся и сказал: – Машину тут оставьте, не нужно ее во двор загонять. Только на обочину отгоните, чтобы проезд не перекрывать.

Гуров усмехнулся и покачал головой. Сами охранники, а вернее, их «бумер», как было принято называть такого типа «БМВ», стоял практически на середине дороги. Тем не менее свою машину он дисциплинированно отогнал в сторонку и поставил на самый край неширокой проезжей части.

Территория, прилегающая к одноэтажному домику, была не очень-то и большой, и Лев Иванович подумал, что бывший министр был стариком непритязательным, раз довольствовался таким невнушительных размеров домиком и небольшим садом. В саду, кроме кустов роз и жасмина, было разбито несколько клумб, на которых росли осенние цветы, а также высажены несколько плодовых деревьев. Гуров узнал грушу, яблоню, вишню и сливу. Росли на участке также пара кленов и осинок, одна голубая ель и какой-то неведомый Гурову кустарник с красно-коричневыми мелкими листочками.

Насколько мог заметить Лев Иванович, у соседей Астахова такого изобилия деревьев и кустарников не было, и ровные лужайки с уже увядающей травкой смотрелись весьма бедно и уныло на фоне обилия осенних красок на участке бывшего министра.

«Для садовника тут работы не так уж и мало», – мысленно отметил Лев Иванович и зашагал по дорожкам, внимательно рассматривая окружающую местность. Шел он неторопливо, внимательно глядя под ноги, заглядывая под кустарники и деревца, примечая все, что казалось ему или лишним, или необычным и за что цеплялся его острый и придирчивый профессиональный взор сыщика.

Возле одного из кустарников жасмина он остановился и стал пристально рассматривать землю вокруг него.

– Лев Иванович, что-то нашли?

К Гурову подошел Сергей Дробышев. Лев Иванович задумчиво посмотрел на лейтенанта и спросил, не отвечая при этом на заданный вопрос:

– Чем там участковый наш занимается?

– Стоит с охранниками и курит возле дома.

Ответ Дробышева не понравился Льву Ивановичу, и он направился по дорожке обратно к дому.

– Ребята, у меня к вам просьба, – обратился он к охранникам и участковому. – Покурите за воротами. Или, по крайней мере, не бросайте окурки на территории. Вероятность того, что нужно будет вызывать оперативную группу с кинологом и собакой, очень велика. Не топчитесь тут шибко.

– А что, собственно, ищем-то? – с ленцой и легкой ухмылочкой в уголках губ поинтересовался один из охранников.

– Труп, – спокойно ответил Лев Иванович и жестко посмотрел парню в форме прямо в глаза. – Может, даже сразу два трупа, – добавил он.

– Да ну? – нервно усмехнулся второй охранник. – Если бы тут кого-то убили, так мы бы точно первыми узнали.

Гуров не счел нужным отвечать и только пожал плечами и повторил просьбу:

– Курите за воротами.

Охранники недоуменно переглянулись, но все же потянулись следом за участковым на выход с территории и остались стоять за воротами, о чем-то тихо переговариваясь. Лапиков сразу же вернулся, но уже без сигареты, и спросил Гурова.

– Вы это серьезно говорили? Я имею в виду о трупах.

– Серьезней некуда. Пропали женщина и ее дочь семи лет. Все следы ведут именно в этот коттедж. Есть предположение, что женщина и ребенок были убиты. На стоянке аэропорта Домодедово мы нашли машину, принадлежавшую этой женщине. Однако следов вывоза тел в машине мы не обнаружили. У меня есть основания предполагать, что тела были захоронены где-то на территории дачи.

– Так, может, они, я имею в виду женщину и ее дочку, улетели куда-то? Потому и машина на стоянке нашлась, – предположил участковый, но посмотрев на выражение лица Гурова, понял, что никто никуда не улетал. Это легко было проверить, и наверняка было проверено. Поэтому участковый спросил: – А кто их убил? Этот Алик, про которого вы спрашивали у хозяйки?

– Возможно. Но точно утверждать я пока ничего не могу. Пока не могу, – уточнил Гуров. – Мало информации. У вас есть номер телефона районного отделения уголовного розыска? Надо будет позже все-таки вызвать оперативную группу.

– Есть, конечно, – с самым серьезным и даже озабоченным видом кивнул Лапиков. – Вызовем, если надо.

– Да, сразу после того, как я поговорю с Анной Борисовной.

Гуров хотел еще что-то добавить, но тут его айфон сообщил о принятии эсэмэски.

Короткое «перезвони срочно» было от следователя, посылавшего запрос в Сбербанк и «Тинькофф».

– В общем, так, – не отвлекаясь на приветствия, заговорил следователь. – Через Сбербанк Онлайн, то есть через мобильный банк, шесть дней назад с карты Тарасовой были сняты, а вернее, переведены с карты на карту сто тысяч рублей, а на следующий день – еще сто пятьдесят тысяч. Переводили на карту банка РНКБ. Знаешь такой? Это крымский банк. Чисто региональный. Потом еще два дня снимали уже наличкой и по мелочовке – по сорок пять и тридцать пять тысяч. По Сберу пока все. К карте «Тинькофф» мобильный банк не был подключен, с нее снимали в последний раз месяц назад, и то совсем небольшую сумму – двадцать тысяч.

– Ты мне скажи – там, на двух картах, сколько вообще капиталу? – прервал следователя Гуров.

– Если тебя интересует общая сумма, то около восьми миллионов. Но это без валютного фонда и не учитывая наличность, которая лежит на карте у Сони Тарасовой. Если же сложить все вместе, то получится что-то около тринадцати лямов.

– Ого, – присвистнул Лев Иванович.

– Вот и я так сказал, когда пролистал все распечатки, – усмехнулся следователь. – Учитывая все вышесказанное и ту историю, что ты мне рассказал, удивляюсь, что так мало денег увели. Постеснялись, что ли, больше брать?

– Бес их знает, что у него, а вернее, у них на уме, – озадачился ситуацией и Лев Иванович. – Вот найду преступников, тогда и узнаю.

– Ага, и мне скажи. А то ведь теперь пока не узнаю, почему все сразу не сняли, – ночами глаз не сомкну. Шутка. Но если серьезно, то теперь если и захотят – не снимут. Все счета заблокировали до окончания следствия.

«И вправду странно, почему не стали все деньги переводить с карты на карту или снимать? – размышлял Лев Иванович. – Понятно, что доступа к Сониной карте и к «Тинькофф» у них не было, поэтому и снять наличность с них они так быстро как, может быть, хотели – не смогли. Но что тогда помешало снять деньги со Сбербанка? За пять дней-то можно было немалые денежки перевести на другой счет! Или снять наличкой, а не мараться небольшой суммой в триста тридцать рублей. Обычно жулики так не поступают. Если уж им попала в руки жирная рыбка, так они всю ее съедят и косточек не оставят – найдут способ снять деньги все и сразу, да и не только с карты, привязанной к мобильному банку, но и со всех остальных карт тоже».

Анна Борисовна прибыла через час после того, как Гуров поговорил с ней по телефону. Охранники сели в машину и уехали, как только дочка хозяина коттеджа припарковалась у дома и вышла из автомобиля.

– Удачно получилось, – объяснила женщина свой скорый приезд. – Только мы с вами поговорили, как и папу привезли в палату. Я ему ничего говорить о вашем звонке не стала, у него и так сердце пошаливает. Сказала, что срочно надо уехать, и сразу ушла. – Лебедь открыла входную дверь коттеджа и пригласила Гурова и всех остальных войти в дом. – Так что же все-таки случилось? – обратилась она с вопросом к Гурову, когда все прошли в небольшую гостиную.

Гуров, не вдаваясь в подробности расследования, рассказал женщине обо всех обстоятельствах, которые привели их именно к этому коттеджу.

– Вот такие дела, – резюмировал Лев Иванович. – Теперь вы сами понимаете, что мне просто необходимо вызвать оперативную группу для тщательного обследования территории и двора, и самого дома.

– Но Алибек не жил в самом доме. У него было две комнаты в пристройке над гаражом. Туда ведет отдельный вход, – недовольным голосом высказалась Лебедь, которой, по всей видимости, не очень понравилась идея, что оперативники и эксперты начнут, не дай бог, вскрывать дорогой паркет в доме.

– Анна Борисовна, не переживайте, – спокойно ответил ей Гуров. Его покоробило, что женщину больше беспокоит сохранность папиного имущества, чем судьба незнакомой ей женщины и ребенка. – Никто не собирается ничего портить в доме или на участке. В группу будет входить кинолог со специально обученной на поиск тел собакой. Вскрывать полы или выкапывать ямы в саду будем только в случае обнаружения захоронения.

Нехотя, но Лебедь согласилась, и тогда Гуров, повернувшись к участковому, кивком головы дал ему добро на вызов криминалистов и местного оперативника. Лапиков вышел во двор звонить, а Лев Иванович спросил у Анны Борисовны:

– Не знаете, все соседи вашего отца используют свои коттеджи как дачу или есть те, кто живет в поселке постоянно?

– Дачники у нас через дорогу. А по краям живут – справа семейная пара с двумя ребятишками-школьниками, а слева такие же, как мой отец, пожилые люди. Они проживают в поселке постоянно. Дети и внуки навещают их почти каждые выходные, – ответила Лебедь.

– Хорошо. Сергей, – повернулся Гуров к Дробышеву, – пройдись по соседям, поговори об Алибеке. Узнай, что о нем говорят и кто к нему в последнее время приезжал-уезжал. В общем, сам знаешь, – махнул он рукой, отпуская оперативника.

Сергей ушел, и Гуров спросил у женщины:

– Мы можем присесть и поговорить? Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вы ведь, как я понимаю, тоже часто приезжали к отцу в этот дом?

– Нет, не очень часто, – нехотя призналась Анна Борисовна. – У нас с мужем таунхаус в «Клен Хаусе». Это в Долгопрудном. Далековато до «Олимпа». А вот мой младший сын Степан часто навещает деда и даже живет иногда с ним летом в этом доме.

– Сколько сыну лет?

– Он студент, – коротко ответила Лебедь.

– Что вы можете рассказать о работнике вашего отца – Алибеке? Кстати, как его фамилия?

– Фамилию я не помню. Во всяком случае, не помню, чтобы она называлась при мне. Хотя – погодите. У папы в столе есть копия паспорта Алибека. Он принимал работника на работу по объявлению в интернете и, естественно, снял копию с его паспорта при оформлении договора. Сейчас я найду и принесу.

– Замечательно, – Гуров оживился. – Пока вы ищете документы, можно мне осмотреть дом? Мне нужно знать расположение комнат. Не переживайте, ничего трогать и открывать закрытые двери я не буду. Пока не буду, – добавил он.

Хотя просьба Льва Ивановича не очень понравилась Анне Борисовне, она вынуждена была позволить ему обойти дом.

Беглый осмотр комнат не дал Льву Ивановичу никакой новой информации – в доме было чисто прибрано, никто, похоже, в хозяйских апартаментах ничего ценного не искал, вещей не переворачивал и бывшего министра, скорее всего, не обворовывал.

«Впрочем, все это может быть только видимостью, – подумал Лев Иванович. – Я ведь не могу знать, что в этом доме было ценного. Такого, что можно было бы прихватить при бегстве. Надо будет сказать Лебедь, чтобы она сама посмотрела и определила – пропало ли из дома что-то или все вещи на месте».

– Полковник, идите сюда, – позвала его женщина. – С трудом, но я нашла нужные бумаги. Вот, – потянула она какую-то папку Льву Ивановичу. – Тут и договор о найме на работу, и записи, связанные с оплатой работнику, а также копии документов Алибека.

Гуров, раскрыв папку, не удержался, чтобы мысленно не похвалить бывшего министра за аккуратность и педантичность. Каждый документ был вложен в отдельный файл, что упрощало Льву Ивановичу его изучение.

– Алибек Исаевич Таиров, родился в Крыму, проживает в поселке Карпова Балка, – произнес Гуров задумчивым голосом и посмотрел на Лебедь. – Он из крымских татар?

– Наверное, – пожала плечами Анна Борисовна.

– В паспорте, а вернее, в копии паспорта, есть запись, что он женат на Надин Тахировне. А дети у него есть? Не в курсе?

– Есть. Я несколько раз разговаривала с Аликом, когда мы с мужем приезжали к папе, и Алибек рассказал, что у него два сына и дочка. Дочке тогда было всего полтора годика. Это было… было еще два года назад, я имею в виду разговор.

– А что еще рассказал вам Алибек-Алик?

– Говорил, что хорошей работы у них на севере Крыма не найдешь. А если она и есть, то на вредном производстве, а у него с детства с легкими проблема. Рассказал, что вообще-то татары-мужчины редко оставляют семьи и уезжают далеко и надолго на заработки. У них это не принято. В основном если живут в деревнях, то на подсобном хозяйстве выезжают. Но он запланировал построить большой дом, и они с женой решили, что он может на несколько лет поехать работать в Москву. Там, мол, платят хорошо, и работу разную можно найти, по своему вкусу, то есть.

– Он работал у вашего отца три года? – уточнил Гуров, вычитывая договор о трудоустройстве.

– Даже чуть больше получается. Папа взял Алибека сначала с испытательным сроком на три месяца, и этот период в договор не вносили, – пояснила Анна Борисовна.

– Почему? – поднял на нее глаза Гуров.

– Просто до этого к папе устраивался один узбек, и… Он оказался и грязнулей ужасным, и свои обязанности выполнял как попало. Пришлось его уволить. Помню, он устроил скандал и стал папе угрожать чуть ли не судом, заявляя, что тот обещал ему зарплату большую, чем заплатил при увольнении. Хотя это и не так. После этого папа решил, что будет нанимать работников только с испытательным сроком и без внесения этого пункта в договор. Алибека папа сразу предупредил, что если тот будет работать через пень-колоду, то он ему оплатит только половину той цены, на которую они договаривались на время испытания. Тот согласился. Но работал он хорошо, и папа его уже через три месяца оформил официально. Налоги в пенсионный фонд за него вносил. В общем, все как положено.

– Да, я вижу, он неплохо получал у вашего отца, – Гуров кивнул на папку, лежавшую перед ним.

– Это так, – подтвердила Лебедь. – А если считать, что продукты ему папа покупал тоже на свои деньги и не высчитывал за них из его зарплаты, то Алибек практически в деньгах не нуждался, и почти все отсылал домой жене.

Она замолчала, задумавшись, а потом тихо произнесла:

– И все-таки я никак не могу поверить, что Алибек мог кого-то убить. Он такой спокойный, вежливый, начитанный, работящий. Они с папой часто разговаривали, обсуждали разные темы. Папа говорил мне, что Алик очень неглупый человек и хорошо разбирается в политике, в искусстве, в дизайне, в музыке… Не понимаю.

– Всякое в жизни бывает, – отозвался Гуров, подумав при этом, что в тихом омуте черти-то как раз и водятся. – Оружие какое-нибудь в доме есть? – поинтересовался он.

– Стрелковое оружие у папы тут не хранилось. У него есть «Сайга» и еще какое-то двуствольное ружье, но они хранятся в городской квартире в сейфе. Папа уже давно охоту забросил. Хотя раньше он часто и один, и с друзьями ездил поохотиться.

– А не стрелковое оружие, например, травматическое? – подсказал Гуров.

– Постойте, – после небольшой паузы вспомнила Анна Борисовна. – В прошлом году у Алибека был юбилей – ему исполнялось тридцать пять лет. И папа подарил ему травматический пистолет.

– Странный подарок на юбилей, – удивился Лев Иванович. – Почему пистолет, а не деньгами? Деньги-то Алику, как я понял, были нужнее.

– Деньги – это само собой, он и деньги ему в конверт положил. А пистолет он не просто так подарил, а с умыслом. В прошлом году, весной, как раз за месяц до дня рождения Алибека, немного дальше по нашей улице какие-то ворюги прямо из гаража угнали квадроцикл. И из дома тоже кучу ценных вещей увели.

– А куда охрана смотрела?

– Вот у них, бездельников, и спросите, куда они смотрели, – возмущенным тоном ответила Анна Борисовна. – Папа поэтому и купил пистолет, чтобы в случае чего Алибек мог хотя бы отогнать воров от коттеджа и себя в случае нападения защитить. А то ведь сами знаете – иного вора и присутствие сторожа не остановит.

– А что, в доме есть ценные вещи?

– А как вы думали? – удивленно посмотрела на него Лебедь. – У папы весьма дорогая частная коллекция картин, – она указала рукой на стены, где висели картины и гравюры, – дорогой компьютер в кабинете, серебро и старинный хрусталь в столовой, в гараже машина раритетная – правительственная «Чайка» времен Леонида Ильича. Мотоцикл моего сына тоже там стоит. И он не из дешевых, – стала перечислять Анна Борисовна.

– А кто за всем этим присматривает сейчас, когда ваш отец отпустил Алибека домой по семейным обстоятельствам? – с интересом посмотрел на женщину Гуров.

– Ой, а я разве не сказала? Так мой младший тут и живет, пока дед в больнице. С девушкой своей. Они просто вчера уехали в Москву на выходные дни. Ну, так они наказали охране почаще к коттеджу наведываться и проверять, все ли в порядке.

– Ну да, с такой-то охраной… – пробормотал Гуров, но его услышали.

– А что поделать? Какая уж есть, – вздохнула Лебедь.

– Приехала оперативная группа, – в комнату заглянул Лапиков.

– Молодцы, быстро они, – удивился Лев Иванович. – Сейчас я выйду.

Он встал, посмотрел на Анну Борисовну и попросил:

– Проверьте, все ли вещи в доме на месте. Вдруг что-то в доме пропало после отъезда Алибека, а ваш сын с девушкой не обратили на это внимания.

Лебедь озадаченно кивнула, и Лев Иванович поспешил на улицу. Кинолог с собакой, оперуполномоченный – немолодой и полный мужчина – и несколько криминалистов стояли у ворот и выжидательно, но спокойно смотрели на подходящего к ним Гурова.

Тело Светланы нашли быстро. Гурова не зря заинтересовал один из кустов жасмина. Хотя под ним и не видно было свежевскопанной земли, так как ее прикрывал аккуратный слой дерна, но опавших с куста листьев именно на этом месте было все же намного меньше, чем вокруг всего кустарника. Это обстоятельство и насторожило опытного сыщика. Собака, натасканная на поиск трупов, практически сразу же привела инструктора под этот куст. Лапиков сходил за молодыми соседями Астахова, которые по случаю выходных и не очень хорошей погоды оставались дома – нужны были понятые. С ними пришел и Сергей Дробышев.

– Что узнал? – подошел к нему Гуров, пока оперативник и один из криминалистов аккуратно снимали землю в указанном собакой месте.

– Все в один голос заявляют, что Алик был отличным мужиком, – стал докладывать лейтенант. – Никогда не отказывал никому из соседей в помощи. Но никогда и от предложенной копейки за свой труд не отказывался.

– Ага, копейка рубль бережет, – прокомментировал Гуров. – Давай дальше.

– Жена к нему приезжала или редко, или вовсе не приезжала. Во всяком случае, ее никто из соседей за все время, пока Алик работал у старика экс-министра, не видел. Но недели три назад, как раз на следующий день после того, как хозяин уехал в Москву, к коттеджу подъехала темно-синяя «Тойота Камри», и из нее вышли женщина со светленькой длинноногой и худенькой девочкой лет семи или восьми.

– Что, их прямо так хорошо рассмотрели? – удивился Гуров.

– Да, просто так совпало, что как раз в тот момент, когда машина подъехала к воротам, соседка, Дурова Лидия Петровна, вышла из ворот своего дома, чтобы сходить в местный маркет за продуктами. Проходить надо было мимо приехавших, она с ними даже поздоровалась и спросила, к кому они приехали, ведь сам хозяин только вчера отбыл. Женщина ответила, что они приехали к Алику. Соседка кивнула и подумала, что к Таирову приехали его жена и дочка.

– Что же, никто не знал, что у него не один ребенок, а трое, и жена тоже татарка? – озадаченно нахмурился Лев Иванович.

– Выходит, что не знал, – ответил Дробышев. – Я расспрашивал всех соседей, кого застал дома, и они говорили, что Алик эту женщину потом всем так и представлял – как свою жену, а девочку – как дочку.

– Хм. И никого не удивило, что девочка не ходит в школу? – задался вопросом Гуров. – Ну да ладно, всякое бывает. Может, отпустили со школы, чтобы навестила отца.

– В этом клубном поселке, как я понял, народ вообще не слишком любопытный. Каждый живет в своей раковине и с соседями общается только на «здрасте» и «добрый вечер».

– А кто-то из соседей видел, как Алик уехал? Или когда к нему еще одна женщина приезжала?

– Ну, тут-то все только руками разводят и плечами пожимают, – с досадой ответил Сергей. – Светлану с Соней после того, как они приехали и поселились у Алибека, только пару раз вне двора видели. Один раз старушка Дурова из окна наблюдала, как женщина с девочкой выходили на улицу за ворота. А второй раз – женщина, что через два дома живет, сказала, что встречала их в магазине. Они какие-то продукты покупали. И было это недели полторы назад.

– Я думаю, что если по поселку с их фотографией пройтись, то их еще кто-нибудь да узнает. Но толку-то нам от этого уже никакого, – Лев Иванович напряженно смотрел в сторону раскопок.

– Нашли, – махнул ему рукой Лапиков, и Гуров с Сергеем подошли поближе.

Тело женщины было завернуто не то в простынь, ни то в пододеяльник. Запах от свертка шел настолько сильный, что все стоящие вокруг ямы люди невольно отошли на несколько шагов назад.

– Судя по запаху, больше недели уже лежит, – констатировал местный оперуполномоченный, который представился Гурову как Дмитрий Исаевич Кулик.

– Отойдите все подальше, я сейчас ее буду разворачивать, – скомандовал судмедэксперт. – Осмотрю, тогда и скажу точнее, когда ее убили.

Никого не нужно было уговаривать, все дружно отошли как их и просили – подальше.

– Эй, – растерялся медэксперт. – А помочь мне никто не хочет?

Желающих не нашлось, и пришлось медику все манипуляции с телом производить в одиночку.

– Похоже, что ее застрелили, – услышал Гуров предварительное заключение медика и сразу же подумал о травматическом пистолете, подаренном Астаховым Алику.

– Дмитрий Исаевич, когда следователь приедет? – обратился Лев Иванович к Кулику.

– Обещал через час, – пожал тот плечами. – С нашим начальством никогда не знаешь ничего наверняка. Может, приедет через час, а может, и ближе к вечеру.

– Тогда мы его ждать не будем. Пойдемте осмотрим помещение, где жил Таиров, – предложил Лев Иванович.

Поверхностный осмотр двух небольших комнатенок и кухни ничего нового в расследовании не добавил. Везде было чисто прибрано, мусор вынесен, и единственным признаком, что не так давно тут жили люди, был лишь работающий холодильник, в котором оставались еще кое-какие продукты.

– Судя по сроку годности, – повертел в руках пакет с молоком Кулик, – его покупали примерно неделю назад.

– Что соответствует сроку разыгравшейся в этом доме трагедии, – констатировал Лев Иванович.

Он прошелся по комнатам, открывая и закрывая многочисленные дверцы во встроенных в стену шкафах и шкафчиках, но ничего особенного в них не обнаружил. И только в самом дальнем углу под батареей Гуров увидел лежащего на полу маленького плюшевого медвежонка.

– Где же он спрятал тело Сони? – невольно проговорил он вслух.

– Да, похоже, что девочку закопали где-то в другом месте, – согласился с ним Кулик. – Собака на территории коттеджа больше ничего не нашла.

– Полковник Гуров! – позвали с улицы, и Лев Иванович узнал голос Анны Борисовны.

– Надо бы сюда экспертов пригласить. Пусть поработают. Но мне все-таки кажется, что женщину и ребенка убили не в помещении, а где-то на улице. Хотя я и могу ошибаться, – ответил Лев Иванович на вопросительный взгляд Дмитрия Исаевича и стал спускаться по лестнице к ждущей его Анне Борисовне.

– Господи, это какой-то кошмар, – чуть ли не простонала женщина, когда Гуров спустился.

– Вы осмотрели дом? Что-то пропало?

– Насколько я поняла – все на месте. Но я давно не была в доме, поэтому могла что-то упустить. Я позвонила сыну, он должен скоро подъехать. Степа лучше знает все вещи в дедушкином доме.

– Ну хорошо. Подождем сына, – Гуров посмотрел на нервно теребящую в руках ключи от машины Лебедь и спросил: – Вы позволите пройти кинологу с собакой по дому и гаражу? Получение разрешения на обыск требует некоторого времени, и мы вам это разрешение обязательно предоставим, его должен привезти следователь. Но нам нужно найти еще тело девочки, а его на территории вашего сада нет. Будем искать в других местах.

Анна Борисовна застыла в раздумье, но потом махнула рукой и сказала с горькой иронией:

– Ищите где хотите, все равно рано или поздно надо будет впускать в дом и собаку, и всех ваших специалистов. Куда деваться – надо так надо. Но папа очень тяжело переживет это вторжение в его личное пространство. Он у нас ужасный собственник.

Но ни в гараже, ни в подвале, ни в доме, ни в надстройке, где жил сторож, собака ничего не почуяла. Похоже, тела Сони здесь не было.

Гуров, немного поразмыслив, отправился снова в контору администрации и выпросил у них копию плана всего поселка. Он внимательно изучил его и отметил на нем места, где, по его мнению, могло быть спрятано тело девочки. Поселок еще только застраивался, и неподалеку от дачи Астахова было целых два незастроенных участка. Тело ребенка не такое тяжелое, как тело Светланы, и его легко можно было бы донести до одного из этих пустых и толком не огороженных участков. Поэтому, взяв с собой кинолога с собакой, Гуров отправился обследовать пустые территории.

Собака заволновалась и стала принюхиваться только когда они зашли на второй из намеченных Гуровым участков. Тело девочки нашли под грудой строительного мусора. Судебный медэксперт дал предварительное заключение – Соня умерла практически в одно время с мамой.

Отпустив Сергея Дробышева в Москву закрывать разыскное дело и далее заниматься преступлениями на своем участке, Гуров остался обсудить с Куликом дальнейшие шаги по розыску и задержанию Алибека Таирова. Что привело Светлану Тарасову и ее семилетнюю дочь к гибели – трагическая случайность, неожиданно сложившиеся обстоятельства, приведшие к трагедии или преднамеренное убийство? Это Гурову еще предстояло выяснить.

– Так что же все-таки случилось в коттедже бывшего министра Астахова?

– Почему Светлана Тарасова так поспешно покинула мужа ради малознакомого ей мужчины?

– Скажите, Таиров действительно планировал ограбить Тарасову и хитростью заставил ее приехать в «Олимп»?

– Какую роль сыграла жена Таирова во всей этой трагедии? И что теперь будет с тремя малолетними детьми супругов Таировых?

– Полковник Гуров, ответьте на вопрос: почему преступники не стали снимать все деньги со счета Тарасовой?

– На что они надеялись, пряча трупы Светланы и Сони?

– Скажите, Таиров признался сразу? Надин Таирова будет проходить по делу как соучастница или как свидетель?

– Кто стал наследником миллионов? Муж Тарасовой или ее сестра и мать?

Журналисты забросали Льва Ивановича вопросами. Они перекрикивали друг друга и вели себя так, что генерал Орлов был вынужден предупредить, что если они не угомонятся, то пресс-конференцию он вообще прекратит, и никто на их вопросы отвечать не будет. Минут через пять все-таки удалось навести порядок в конференц-зале Министерства МВД. Наступила относительная тишина, и Лев Иванович сказал, не вставая с места:

– Прошло три недели, после того как были найдены тела Светланы Владимировны и Софии Эдуардовны Тарасовых. Преступление совершил, как вы уже знаете, Таиров Алибек Исаевич. До убийства он три года проработал садовником и сторожем в одном из коттеджей клубного поселка «Олимп». Таковы факты. Следствие все еще идет, и называть не осужденных судом арестованных преступниками будет неправильно. Они пока что подозреваемые. Я ясно объяснил?

Гуров с самым что ни на есть суровым выражением лица посмотрел на молодого парня, который, задавая вопрос о снятии средств со счетов Тарасовой, назвал Таирова и его жену преступниками. Все бывшие в зале корреспонденты как один посмотрели на ошибившегося в терминологии журналиста. Тот смутился и покраснел, опустив голову, и сделал вид, будто что-то налаживает в своем микрофоне.

– У меня есть список ваших вопросов, – продолжил Лев Иванович, показывая аудитории листок с вопросами, – ответ на которые может дать полную и ясную картину в этом деле. Но сразу предупреждаю, что все подробности я раскрывать не стану. Как я и говорил, следствие все еще ведется. Поэтому просьба – при подаче информации не выдумывайте лишнего и не домысливайте того, чего может не быть. Договорились?

– Договорились! – выкрикнули сразу несколько голосов.

Гуров, наклонившись к Орлову, о чем-то коротко переговорил с ним и продолжил:

– Отвечать на вопросы буду не я один. Рядом со мной сидит следователь Игорь Егорович Смоленков, ведущий дело об убийстве Тарасовых и оперуполномоченный уголовного розыска Кулик Дмитрий Исаевич, с которым я проводил задержание Таировых.

– С чего вообще началось дело Тарасовой?

Вопрос задал тот самый молодой парень, который опростоволосился в самом начале конференции.

Гуров посмотрел на него серьезно, но потом невольно улыбнулся и поскорее спрятал улыбку, опустив голову. Еще не хватало, чтобы его сфотографировали с этой улыбкой на лице.

«Подумают, чего доброго, что я несерьезно отношусь к такой трагедии, как убийство молодой женщины и девочки. А ведь причина не в них, а в этом молодом человеке. Как быстро все-таки наша молодежь умеет настраиваться на деловую волну! Его только что перед всей братией, можно сказать, пристыдили, а он уже оправился и задает вопросы, которые… В принципе, правильные вопросы задает, чертяка».

Гуров поднял голову и, на этот раз одобрительно посмотрев на корреспондента, ответил на его вопрос, коротко рассказав историю с обнаружением обезглавленного женского тела возле храма Казанской иконы Божией Матери и сумочки с документами на имя Светланы Владимировны Тарасовой. Емко он поведал и о продолжении расследования, которое последовало, когда сыщики узнали настоящее имя убитой женщины.

– Вот так и началась эта несколько необычная история, – добавил он. – И если бы аферистка и воровка Калинка не нашла оставленные Светланой Тарасовой в супермаркете телефон и паспорт и не использовала их в своей афере, а затем не была убита, то, возможно, тела Светланы и Сони до сих пор были бы не найдены, а преступление – не раскрыто.

– Но раз уж оно раскрыто, то расскажите нам, что стало причиной трагедии? – спросила одна из корреспонденток.

– Давайте я буду все-таки отвечать на вопросы по списку, – предложил Гуров и взял в руки листок. – Зачитаю первый вопрос. Почему Светлана Тарасова решила сбежать от своего мужа – тренера женской сборной команды по гандболу? На этот вопрос я отвечать не буду. Он относится к разряду этических вопросов, и если уж хотите его задавать, то задавайте самому Эдуарду Никитовичу. Но, скорее всего, и он не станет на него отвечать, а поэтому мы этот вопрос пропускаем. Скажу только одно – в каждой семье, даже если это совсем обычная, среднестатистическая семья – есть свои скелеты в шкафу. Покопайтесь у себя в мебели, тоже наверняка найдете, – улыбнулся Гуров.

В зале тоже заулыбались, но комментировать ответ полковника не стали.

– Следующий вопрос. Почему Тарасова выкинула свои паспорт и телефон? – Гуров на несколько секунд задумался и ответил: – Хм. Хотел бы и я это знать. Но спросить уже не у кого. Есть несколько версий, и все они прорабатываются сейчас следствием. Так что, – Лев Иванович развел руками, – опять ответа не будет.

– Давайте следующий вопрос, – выкрикнул кто-то из задних рядов.

– Что произошло в коттедже? Что привело к трагедии? – прочел Лев Иванович. – Пускай на этот вопрос ответит мой коллега – Кулик Дмитрий Исаевич.

Все обратили взоры на невысокого полного мужчину, который, вытерев платком вспотевший скорее от волнения, чем от жары, лоб, встал, потом опять сел и начал медленно отвечать:

– А произошло следующее. Когда мы приехали с полковником Гуровым в Крым, чтобы задержать и допросить Алибека Таирова, то его жена, узнав, кто мы такие, накинулась на него и стала ему что-то кричать на татарском языке…

– Эй, вопрос ведь не про скандал супругов при задержании! – прервал Кулика чей-то голос из зала.

– Давайте не будем прерывать человека! – рявкнул Орлов, и журналисты, которые начали переговариваться вполголоса, тотчас же замолчали.

– В общем, мы тоже задали Таирову тот же вопрос – что, собственно, произошло и как так получилось, что он застрелил и девочку, и ее мать, которые жили с ним две недели в одном доме. Вернее, в пристройке, выделенной ему для проживания на территории коттеджа. Он рассказал следующее. Вы, наверное, уже в курсе, что он познакомился со Светланой Тарасовой через один из сайтов знакомств? – Кулик посмотрел в зал и вытер пот со лба и шеи.

– Они в курсе, – ответил за журналистов Гуров. – Продолжайте, Дмитрий Исаевич.

– Светлану Тарасову и Соню Таиров представлял соседям как свою жену и дочь. Чтобы, значит, было меньше расспросов и подозрительных взглядов. Своему нанимателю Астахову Таиров также сказал, что к нему приехала жена, но про Соню он ему ничего не говорил, поэтому экс-министр был не в курсе, что у его сторожа гостит чужая женщина. Он думал, что к нему из Крыма приехала настоящая жена Надин. Она уже и раньше приезжала к мужу пару раз, но только на день или на два. Поэтому соседи никогда и не видели ее. Сложно познакомиться с человеком за такой короткий срок.

– И все были уверены, что татарин из Крыма женат на женщине славянского типа? – насмешливо выкрикнул кто-то.

– А что тут такого? – поинтересовался Гуров, высматривая в зале того, кто задал вопрос. – У нас многонациональная страна и браки между разными народностями не под запретом. Продолжайте, – кивнул он Кулику.

– Но ни сам подозреваемый в преступлении, ни тем более Светлана Тарасова никак не могли ожидать, что к Таирову внезапно нагрянет его настоящая супруга. Она приехала без предупреждения. Хотела сделать сюрприз мужу. У того скоро должен был быть день рождения.

– Сюрприз удался, – тихо заметил следователь Смоленков, сидевший по правую руку от Гурова, и Лев Иванович, соглашаясь с ним, кивнул.

– А для чего Таирову понадобилось вообще знакомиться с женщиной по интернету?

Вопрос прозвучал еще до того, как Кулик стал рассказывать дальше, и поэтому Дмитрий Исаевич, откашлявшись и прочистив горло, ответил сначала на него:

– Мы тоже спросили Таирова об этом, и он ответил, что ему вдруг стало одиноко и он истосковался по женской ласке…

– Представляю, как после этого ответа приласкала его жена, – рассмеялись в зале, и следом раздалось еще несколько смешков, но они сразу погасли после строгого взгляда Орлова на шутника-комментатора.

– Таиров признался, он и сам не ожидал, что Светлана решится на приезд к нему в «Олимп», – продолжил Куликов. – Но и выгонять ее не стал. Решил воспользоваться случаем и пожить, так сказать, семейной жизнью. По его словам, он хотел пожить со Светланой и Соней самое большее до весны, а потом, поссорившись с женщиной, избавиться от нее. Но все его планы пошли кувырком, когда на пороге появилась настоящая жена.

– Был скандал? – кто-то из журналистов опять не выдержал и выкрикнул вопрос, который и так сам собой напрашивался в ситуации, в которую попали все участники трагедии.

– Да, случился, – подтвердил Кулик и рассказал: – Надин Таирова была из семьи весьма состоятельных и верующих татар. Вышла она замуж за Таира вопреки воле своего отца. Но, привыкшая к тому, что ее семья была по статусу выше семьи Алибека, она считала себя в их семье главной. Разведись она с Алибеком, все совместное имущество перешло бы к ней. У нее трое детей и дом, о котором они мечтали – большой и благоустроенный. Она легко могла бы отсудить его себе, несмотря на то, что деньги на строительство муж зарабатывал практически один.

– Татарский матриархат какой-то, – прокомментировали из зала, но эти слова так и повисли в воздухе. Никто на них даже не отреагировал.

– Естественно, Алибек испугался, что все так и произойдет. Тем более что Надин стала угрожать разводом практически сразу, как только увидела Светлану и Соню рядом с мужем. Испуганный Алик стал заверять жену, что Светлана к нему просто зашла в гости, что он вообще практически не знает ни ее саму, ни ее дочку, что это его соседи и прочее… В общем, мужик с перепугу так заврался и так разнервничался, что для того, чтобы доказать женушке, что Светлана и Соня ему никто, он достал подаренный ему в прошлом году травматический пистолет и выстрелил сначала в голову Светланы, а потом и в голову Сони.

– Ничего себе – доказал! – ахнула какая-то женщина. – Ребенка и то не пожалел.

– Да, как-то так, – ответил Кулик и посмотрел на Гурова.

Лев Иванович кивнул ему, давая знать, что больше ничего рассказывать не нужно.

– Так что же получается, мы думали, что преступление было совершено из-за денег, а оказалось – это обычная бытовая разборка, приведшая к убийству? – спросила все та же самая дама, которая пожалела Соню.

– Получается, что так, – ответил Лев Иванович. – Но давайте я зачитаю следующий вопрос и попрошу ответить на него следователя Смоленкова. Вопрос, а вернее, два вопроса – по какой статье будет проходить в этом деле Таирова Надин Алихановна и что будет с детьми Таировых?

Игорь Егорович, в отличие от Кулика, был спокоен и даже монументален, когда отвечал на заданный вопрос. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Гурову показалось, что Смоленков даже ни разу не моргнул.

– Надин Таирова, скорее всего, будет привлечена к ответственности по статье 33 Уголовного кодекса, как соучастница преступления. Она помогала мужу прятать тела женщины и девочки и не сообщила в полицию о состоявшемся на ее глазах преступлении. Это основная статья, но ей и ее мужу будут предъявлены обвинения и по другим статьям. В частности, в том, что они незаконно снимали средства с банковского счета Светланы Тарасовой. Но об этом пока рано говорить до окончания следствия. Дети Таировых будут жить с родителями Надин, – коротко и емко ответил на вопрос Игорь Егорович.

– И много денег сняли? – поинтересовались из зала. – Говорят, что у Тарасовой были миллионы.

– Да, денег было немало, – уклончиво ответил Лев Иванович. – Но сняли небольшую сумму. Почему? Во-первых, испугались, а во-вторых, не ожидали, что у Светланы Тарасовой окажется так много денег. Она по каким-то неведомым нам причинам не рассказывала Алибеку, что у нее и у Сони на счету есть большие деньги. Тем более она ничего не говорила ему и о своей страховке. Поэтому, пока следствием не доказано, что убийство совершено в корыстных целях, оно будет считаться совершенным на бытовой почве.

– Пока не доказано? А что, есть все-таки основания полагать, что убили Светлану и Соню из корыстных побуждений?

– Следствие только начало свою работу, поэтому все детали и подробности будут озвучены во время судебного процесса, – ответил за Гурова генерал Орлов и встал, давая понять присутствующим, что пресс-конференция закончена.

– Так все-таки – кто получит наследство Светланы и Сони?

Вопрос молодого журналиста остановил начавших выходить из зала корреспондентов. Все головы повернулись в сторону сцены, с которой сходили Гуров, Орлов и остальные участники конференции.

Лев Иванович остановился и, посмотрев на дотошного работника прессы, ответил:

– А какая вам, собственно, разница? Это ведь не ваше наследство. А уж родственники как-нибудь между собой разберутся. Но это уже другая история. И она ни Сони, ни Светланы не касается. Им уже все равно, к кому попадут деньги. А раз так, то и вам тоже должно быть все равно. Считать чужое богатство, а тем более богатство невинно убитых – это как-то не очень красиво. Вам не кажется?

Наверное, молодому журналисту пришлось согласиться с Гуровым, и он, опустив голову, молча вышел из конференц-зала.

«Завтра снова на работу», – вдруг легко и даже весело подумалось Льву Ивановичу, и он улыбнулся.

– Ты чего разулыбался? – толкнул его локтем в бок Петр Николаевич. – Что было веселого в этой конференции? Поделись, не заметил.

– Почему ты думаешь, что моя улыбка относится к нашей конференции? – усмехнулся Лев Иванович, шагая рядом с Орловым по коридору управления. – Просто я вспомнил, что завтра выходит из отпуска Крячко, и порадовался этому факту.

– Выходит из отпуска? – Орлов остановился. – Ему еще две недели гулять.

– Ну и что, потом отгуляет, – Гуров остановился рядом. – Он мне вчера вечером звонил. Говорит, сил больше нет дома в четырех стенах сидеть. С тех пор, как они с Натальей вернулись из Антальи, он места себе не находит. Так что решил завтра выйти на работу.

– Ну-ну, – Орлов саркастически приподнял бровь. – Оно, конечно, неплохо, что он выходит раньше. Наконец-то вы совместными усилиями добьете свои отчеты и сдадите их и мне, и во все прочие инстанции…

– Вот вечно ты, Петр, настроение испортишь! – с досадой махнул на Орлова Лев Иванович и быстрым шагом направился дальше один, оставив начальника загадочно улыбаться вслед.