© Макеев А.В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Вероника Быковская только что выложила на своем телеграм-канале усовершенствованный рецепт узбекского жареного супа и с упоением делилась ощущениями с подругой по «Ватсапу» – такой же, как она, любительницей вкусно, много и оригинально покушать.

С тех пор как от Вероники около года назад ушел муж, заявив, что ее ничего, кроме как «пожрать», не интересует, Быковская жила одна и ничуть от такой перемены образа жизни не расстраивалась. В конце концов, мужчины приходят и уходят, и «только вкусная еда не предаст вас никогда», как она сама любила говорить. Женщина с тех пор набрала с десяток килограммов лишнего веса, но это обстоятельство ее тоже ничуть не тяготило. Напротив, располневшей она сама себе даже больше нравилась.

Собственно говоря, жизнь Вероники изменилась полтора года назад, когда преставилась ее мать, царство ей небесное! Она умерла в возрасте семидесяти одного года и до последнего дня не переставая трудилась, имея перед собой лишь одну главную цель в жизни – поплотнее набить карманы деньгами. Матерью покойница была никудышной, поскольку почти все свое время посвящала ведению бизнеса, но дочь держала в строгости, как казарменный старшина наряд по роте. Однако после смерти родительницы Быковская отзывалась о ней исключительно с теплотой в голосе.

Все дело в том, что мамаша оставила Быковской парочку квартир в Москве, которые теперь Вероника сдавала в аренду. Кроме того, в наследство от матери ей досталось несколько солидных счетов, один из которых был в швейцарском банке. Ну а еще Быковская получила риелторское агентство, которое, впрочем, тут же продала, купив вместо него небольшой ресторанчик поблизости от своего дома – в Хамовниках, на Саввинской набережной.

Именно там Вероника и проводила свое рабочее время, безжалостно терроризируя, по поводу и без, поваров и остальной персонал. Правда, платила она хорошо, и ее выходки большинство сотрудников безропотно терпели. Правда, называя Быковскую за глаза «бодливой коровой». Вероника об обидном прозвище знала, и это было единственное, что ее бесило в этой жизни. И если хозяйка ресторана хоть раз слышала, как кто-то произносил эту кличку, человека ждали серьезные неприятности.

Ну а в остальном Вероника в целом была довольна жизнью. Особенно после развода с мужем, когда уже больше никто в доме не мешал ей заниматься любимым делом – изобретать новые блюда или совершенствовать существующие рецепты, выкладывать результат своих трудов в интернет и, конечно же, поглощать все то, что приготовила. Денег у Быковской было более чем достаточно для этих целей, а общество живых людей ей с успехом заменяли лайки в интернете. Тамара Ряжевская, такая же любительница покушать, как и Быковская, была одним из немногих «живых людей» в окружении Вероники.

– Я всегда считала, что использовать говядину в муставе – большая ошибка. Даже баранина дает совсем неправильный вкус, – делилась своими кулинарными секретами с подругой Быковская, с удовольствием наблюдая на экране смартфона, как у Ряжевской от ее рассказа начинают течь слюнки. – Муставу стоит готовить только из мяса совсем молодого ягненка. Причем нельзя слепо следовать классическому рецепту. Во-первых, начинать жарить лук раньше мяса – большая глупость. Ягнятина просто не успеет дойти до нужной кондиции. А во-вторых, только профан положит в казан сначала помидоры, а потом перец с картошкой. Для идеального вкуса нужно делать с точностью до наоборот – сначала картошку, а потом болгарский перец с томатами.

– Блин, я бы попробовала твой рецепт, но где мне, скажи на милость, взять в Первопрестольной совсем молодого ягненка? – с огорчением заявила Ряжевская.

– Ой, блин, ты как будто до сих пор в Совке живешь! – расхохоталась Вероника. – Сейчас в столице можно найти все, хоть молоко тюленя! Загляни ко мне в ресторан. Скажу, чтобы тебе пару кило ягнятины приготовили…

В этот момент раздался звонок в дверь, и Быковская удивленно повернулась в сторону входа в квартиру.

– Это кого еще черт принес? Соседи, наверное, раз даже в домофон не звонили. Опять сейчас начнут на непонятные запахи из моей квартиры жаловаться, словно я не еду тут готовлю, а дерьмо в духовке томлю! – фыркнула Вероника. – Тамарчик, пойду разбираться. Давай попозже созвонимся. А то, если это мымра из сто шестнадцатой квартиры, быстро мы с ней разговор не закончим.

– Хорошо, Вероничка. Буду ждать твоего звонка. Расскажешь, чем сражение закончилось! – расхохоталась Ряжевская и отключила связь.

Звонок в дверь раздался снова, и Быковская, натянув на лицо маску крайней враждебности, пошла открывать. Она готовилась дать бой назойливой соседке, но воевать оказалось не с кем – на пороге ее квартиры стоял мужчина в форме курьера «Яндекса». Козырек его кепки был опущен едва ли не до узкой линии рта, а в руках в тонких кожаных перчатках посыльный держал довольно большую картонную коробку. Вероника удивленно осмотрела курьера с ног до головы.

– Вам кого? – раздраженно поинтересовалась она.

– Вероника Игоревна Быковская? – вопросом на вопрос ответил курьер.

– Допустим. И что? – резко ответила Вероника.

– Вам посылка. Предъявите паспорт, распишитесь и пользуйтесь на здоровье, – спокойно ответил мужчина.

– Вы ошиблись! – фыркнула Быковская и собралась закрыть дверь. – Я ничего и нигде не заказывала.

Однако курьер не дал ей скрыться в квартире, придержав дверь рукой, предварительно, одним движением переложив коробку под мышку.

– Извините, – не меняя тона, возразил он. – Если вы отказываетесь получать посылку, то вам нужно заполнить бланк отказа. В противном случае с вас взыщут стоимость доставки, а также штраф за неисполнение договорных обязательств.

– Какую стоимость? Какой штраф?! – возмутилась Вероника, а затем махнула рукой: – Ладно, доставайте этот чертов бланк. Сейчас схожу за очками и все вам заполню.

Однако ничего из запланированного ей сделать не удалось. Едва она повернулась спиной к курьеру, как тот разжал кисть правой руки, роняя коробку на пол. Она опустилась на бетон с легким шелестом, словно внутри была пустота, а в свободной руке курьера оказалась резиновая дубинка, появившаяся в ней из широкого рукава спецовки, как по мановению волшебной палочки. И не успела Быковская сделать и шага, как дубинка со страшной силой опустилась ей на затылок.

Вероника даже не успела сообразить, что произошло. Для нее просто выключился свет и наступила абсолютная пустота. А курьер быстро рванулся вперед и поймал тело Быковской на руки до того, как женщина успела рухнуть на пол. Аккуратно опустив ее на линолеум прихожей, мужчина вернулся на лестничную площадку, подобрал коробку и вошел в квартиру, плотно затворив за собой дверь.

Не без труда перетащив потерявшую сознание Быковскую в гостиную, курьер достал из кармана пластиковые наручники и, перевернув женщину лицом вниз, двумя ловкими движениями скрепил ей руки за спиной. А затем и залепил рот скотчем. После этого мужчина не спеша обошел всю квартиру, внимательно осматривая каждую комнату и уделяя особое внимание люстрам и гардинам. Неудовлетворенный осмотром, он вернулся назад, поставил стул под люстру в гостиной и попробовал ее крепление на прочность – светильник оторвался довольно легко и оказался в руках незваного гостя. Мужчина отшвырнул люстру в угол, где она и разбилась с грохотом. Однако даже этот звук не привел в чувство Быковскую. Впрочем, жертва его, казалось, не интересовала вовсе.

А вот крюк, на котором крепилась люстра, привлек особое внимание. Мужчина подергал его, а затем, удовлетворенно хмыкнув, достал из-за пазухи моток веревки и продел конец через крюк. После чего, вышибив у себя из-под ног стул, повис на веревке, держась за нее двумя руками. Несколько секунд провисев в таком положении, курьер спрыгнул на пол. А затем сделал петлю на конце веревки и, подойдя к Быковской, надел ее на шею жертвы. Посадив Веронику спиной к креслу, он несколько раз ударил женщину по лицу.

– Просыпайся, стерва! – рявкнул курьер. – Пришло время платить за свои грехи!..

Февральский денек сегодня баловал. Небо просто горело от яркого солнца, и снег, отражая его лучи, нещадно бил в глаза. Это жутко мешало вести машину, особенно учитывая, что только вчера циклон с романтическим именем «Ольга» засыпал всю Москву снегом. Впрочем, дыхание стихии хоть и было яростным, но оказалось мимолетным. Вывалив на столицу за сутки месячную норму снега, циклон умчался на северо-восток, оставив после себя яркое солнце и плюсовую температуру. С крыш звенела абсолютно весенняя капель, и даже синицы начали тенькать на весну. Да порой так громко, что заглушали крики ворон и щебетанье стай воробьев, которые, пожалуй, были главными и круглогодичными хозяевами неба в Первопрестольной.

Эта яркая, по-настоящему весенняя погода помогала Гурову сдерживать раздражение из-за стояния в пробках. Обычно в это время суток их не бывает, но сегодня на улицах продолжала работать снегоуборочная техника, и из-за этого движение в некоторых местах было затруднено. В частности, сыщик почти полчаса проторчал в пробке, въезжая в Хамовники после поворота со Смоленского бульвара на Зубовскую, и потому добрался до места преступления даже позже, чем бригада криминалистов, чей микроавтобус, вместе с двумя патрульными машинами, стоял у дома на улице Погодинской, где и был обнаружен труп. Увидев Гурова, вылезающего из машины, к нему рванулся молоденький старлей, зачем-то на ходу проверяя, застегнута ли у него верхняя пуговица на мундире.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Старший лейтенант Бойко, оперуполномоченный Хамовнического отдела полиции. Я первым, после наряда, прибыл на место преступления. Оставили вас дожидаться, – отрапортовал старлей.

– Вольно, – ухмыльнулся Гуров. – Зови меня Лев Иванович. А тебя как зовут?

– Сергей Николаевич… То есть просто Сергей, – смутился опер.

– Ну, Сергей, и что тут у вас произошло? – одними глазами улыбнулся сыщик.

– Убийство. Я думаю, преступников было несколько и они точно сатанисты! – ответил опер.

– Прям сатанисты?! – покачал головой Гуров. – Ну, сейчас проверим твою теорию. Пойдем, покажешь место преступления. Надеюсь, ваши архаровцы там не все следы затоптали.

– Никак нет! – рявкнул старлей. – Труп обнаружил слесарь. Но он говорит, что даже подходить к покойнику не стал. Наши приехали и только через дверь на убитого посмотрели. А криминалистов я туда не мог не пустить.

– Ну что ж, если все так и есть, то это хорошо, – похвалил Бойко сыщик.

Гуров проследовал за молодым оперативником в подвал многоквартирного дома, миновав довольно большую толпу зевак. Сыщик лишь мельком глянул на людей, собравшихся рядом с местом преступления. За годы службы он привык, что зевак почему-то неотвратимо тянет туда, где произошло что-то страшное, но понять этого стремления он никогда не мог. Тем более что здесь они даже увидеть ничего не смогли бы, кроме засунутого в мешок трупа. А он, по сути, в таком виде мало отличается от ненужной рухляди, которую выкидывают из дома в полиэтиленовых пакетах.

На первый взгляд убийство действительно можно было принять за дело рук сатанистов. Худощавый мужчина висел на трубах отопления, привязанный в позе распятого Христа. Он был без верхней одежды, лишь в рубашке, разорванной на груди, и брюках, повисших на подогнутых коленках. На груди у покойника ножом было вырезано что-то похожее на перевернутый крест, а отрезанный пенис валялся под ногами в луже крови. Однако это отнюдь не означало, что над трупом поработали почитатели дьявола. Гуров видел что-то подобное в самом начале своей службы, в лихие девяностые, когда на улицах Москвы, как и других российских городов, вовсю хозяйничали «братки». Старлей захотел пройти в подвал вслед за сыщиком, но Гуров жестом остановил его и обратился к паре криминалистов, колдовавших около трупа:

– Есть что-нибудь интересное?

Один из криминалистов поднял голову с недовольным выражением на лице, и полковник узнал его. Это был Олег Стахинов, с которым пресекались несколько раз «на земле». Недовольное выражение лица у криминалиста тут же сменилось на добрую улыбку.

– Привет, Лев Иванович! Тебя, значит, на этот труп отправили? Какой-то важный человек или опять «серийник»?

– Это ты мне скажи, Олежа, – улыбнулся в ответ Гуров.

– По поводу личности убиенного ничего не могу сказать – документов при нем нет. И вообще, судя по виду, это скорее бомж, чем житель этого дома, – ответил эксперт. – Насчет возможного серийного убийцы тоже ничего сказать не могу. Мне подобных трупов пока не попадалось. Так что тут от меня мало пользы.

– А интересное-то что-нибудь есть? – повторил вопрос сыщик.

– Пока ничего необычного, – пожал плечами Стахинов. – Вон две пустые бутылки из-под водки и полупустая – с дешевым вином. Две банки недоеденных консервов. Отпечатки ног около трупа уже зафиксировали. Судя по всему, помимо убиенного, тут были еще два человека. Отпечатки пальцев снимаем. По предварительным данным, наш висельник умер от того, что ему перерезали шейную артерию. Попросту говоря, перерезали горло. Член отрезали до этого. Во рту у покойника кляп. Видимо, поэтому никто криков и не слышал. Пока больше ничего сказать не могу. Так зачем «важняка» на это рядовое убийство прислали?

– Рядовое, да не совсем, – хмыкнул Гуров. – Похожий труп два дня назад обнаружили в Нахабине. Не исключено, что это какие-то бандитские разборки. Кто-то из бандитов выслеживает своих дружков и чего-то от них пытается добиться.

– А-а-а, – протянул криминалист. – Ну, для тебя это плевое дело. Найдешь убийцу еще до конца недели!

– Твоими бы устами да мед пить, – ухмыльнулся сыщик и повернулся к Бойко: – Камеры наблюдения вокруг этого дома проверяете?

– Так точно! – отрапортовал тот. – Я послал двоих ребят, чтобы в радиусе квартала отсюда все записи за вчерашний день изъяли.

– Это хорошо. Но может и не сработать – вчера пурга была хоть глаз выколи, – покачал головой сыщик. – Пошли еще кого-нибудь, чтобы опросили жителей обоих подъездов от входа в этот подвал – может, кто-то чего-то слышал или видел. Хотя подожди! Сначала попроси криминалистов на твой телефон лицо покойника сфотографировать. Покажешь жильцам. Может, они его знают. Не случайно же покойник именно в подвале этого дома оказался.

Гуров хотел сказать еще что-то, но не успел – в кармане куртки зазвонил телефон. Сыщик вытащил его и, увидев, кто звонит, жестом приказал старлею молчать.

– Лева, где тебя носит?! – прозвучал в трубке гневный голос генерала Орлова, едва только сыщик одобрил соединение с абонентом. – Как только ты нужен, так тебя на месте никогда не оказывается!

– Как это где меня носит? – возмутился Гуров. – Именно там и носит, куда ты меня, Петр, послал!

– Я послал? – удивился генерал-лейтенант, и Гуров услышал, как тот шлепнул себя ладонью по лбу. – А, ведь точно! Я же тебя и послал после сообщения о подвешенном трупе. Вот ведь склероз чертов! На пенсию мне пора. А ты дуй на Якиманку. Там труп на улице Академика Петровского. Адрес тебе сейчас вышлю. Им и займешься.

– Что, еще один повешенный на кресте? – удивился сыщик.

– Какой повешенный? В парке топором зарубили, – ответил генерал.

– Петр, я расследование веду, между прочим. Возможно, тут серия убийств! – жестко возразил полковник.

– Отставить разговоры! – рявкнул генерал и добавил намного мягче: – Лева, позвонили из министерства. На Якиманке какую-то «шишку» убили. Требуют лучшего. Ты пока начни расследование, а потом, если что, я его кому-нибудь другому передам. Хоть тому же Стасу!..

Убитого на Якиманке звали Киреев Павел Петрович, до своей смерти он проживал на улице Академика Петровского, в доме 5 с 1. Работал покойник в правительстве Москвы заместителем мэра по вопросам жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства. Большего, как обычно, Орлов не сообщил, и Гурову пришлось звонить в аналитический отдел Главка, чтобы ребята прислали ему досье на данного чиновника. И пока он добирался из Хамовников, получил все анкетные данные на Киреева. Более подробную информацию обещали прислать позже, как только разузнают все, что касается этого человека.

Собственно говоря, ничего особо примечательного в анкетных данных Киреева Гуров не увидел – типичный чиновник, работающий во власти еще с советских времен. Правда, в СССР убиенный успел послужить только комсомолу. С тех пор постепенно карабкался по карьерной лестнице, добравшись до одной из самых хлебных должностей в столичном правительстве. Был женат уже более тридцати лет. Имел двоих детей и двоих внуков. Дочь вышла замуж за англичанина и жила в Великобритании, а сын найти себе спутницу жизни не успел или не захотел и трудился заместителем посла России в Кении. Жена покойника – Анна Николаевна – раньше работала в столичном департаменте образования, а в настоящее время наслаждалась пенсией, которая, даже по московским меркам, была весьма неплохой.

В сквере, рядом с домом покойного Киреева, сыщик увидел ту же картину, что и у подвала с убитым в Хамовниках – полицейские машины, ограждение из красно-белой ленты и толпу зевак со всех сторон от лужайки, огороженной довольно густым, подстриженным еще осенью кустарником. И, что примечательно, за этими кустами рассмотреть труп Гуров не мог. Значит, его могли обнаружить далеко не сразу после того, как Киреев был убит.

Так же, как и на улице Погодинской, сыщика, едва он вышел из своей машины, сразу же встретил полицейский. Правда, на этот раз он был в звании майора и представился как заместитель начальника ОМВД по Донскому району, Ступин Игорь Андреевич. Гуров с ним ранее не встречался, но руку пожал крепко, как и всегда привык делать.

– Кто нашел покойника и как обнаружил? – в первую очередь поинтересовался сыщик.

Майор негромко хмыкнул, сразу оценив оперативную хватку своего старшего товарища.

– Заметили, товарищ полковник, что труп с дорожки не видно? – словно подтверждая свое предположение, поинтересовался Ступин и, не дожидаясь ответа, доложил, сверившись с записью в блокноте: – Ященко Мария Федоровна, пенсионерка. Живет в том же доме, что и Киреев. Шла в Ризоположенскую церковь, увидела собачку убитого, которая бегала из кустов на дорожку и обратно. При этом не переставая лаяла. Старушка собачку узнала, а когда та ее, цитирую, «позвала с собой», пролезла через кусты и наткнулась на труп. Сколько он там пролежал, сказать не могу. Но думаю, несколько часов. Работают эксперты, они вам точнее скажут.

Гуров тоже хмыкнул, оценив профессионализм доклада:

– Хорошо. С вами пока все. Пойду посмотрю на жертву и с криминалистами пообщаюсь.

Когда сыщик пролез через кусты, эксперты покосились на него, но говорить ничего не стали. А Гуров застыл на месте и осмотрелся. Убитый лежал лицом вниз, а его руки были под телом, согнутые в локтях. Видимо, смертельного удара он ждал. Возможно, стоя на коленях. Вероятно, даже молил о пощаде. А почему не кричал, не звал на помощь? Ведь в Москве, даже в шесть утра, когда собачники обычно выгуливают своих питомцев, людей на улицах вполне достаточно. Впрочем, тут сквер, рядом институт и колледж. Торговые точки тоже намного позже открываются, а других собачников, видимо, поблизости не было. Идеальное место и время для убийства.

Все эти мысли пролетели в голове сыщика мгновенно, как только он увидел положение тела, и сразу стало очевидным, что это убийство было спланировано заранее. Преступник прекрасно знал все привычки жертвы и понимал, что бо́льшую часть своего времени он проводит в тех местах, где есть камеры видеонаблюдения. А тут – ничего! Тихий сквер на престижной Якиманке, где даже собачники дерьмо за своими питомцами в пакетики собирают. И следить за этим местом, где не бывает никаких правонарушений, смысла никакого нет. Впрочем, вероятно, теперь московские власти это отношение к району пересмотрят, и камеры видеонаблюдения появятся даже в таких небольших и тихих скверах.

Снег рядом с ногами трупа был так утоптан, что складывалось впечатление, что это сделал убийца. Причем специально, чтобы невозможно было забрать слепок его обуви. А во всех остальных местах он выглядел нетронутым, лишь кое-где виднелись птичьи следы да вокруг убитого все было усыпано маленькими отпечатками лап собаки.

– Что за псина была у покойника? – Гуров повернулся к майору, который стоял за кустами, достигавшими груди, и внимательно наблюдал за сыщиком.

– Тойтерьер, – ответил тот, вновь сверившись с блокнотом.

– Интересно, – покачал головой сыщик. – Эта собачка хоть и маленькая, но за хозяина в бой бросается легко. По крайней мере, орать должна была как резаная. Неужели никто не слышал?

– Я тоже об этом подумал, – кивнул Ступин. – Мои парни сейчас обходят все четыре ближайших дома в поиске собачников, которые могли выгуливать своих животных в этом сквере. Может быть, что-то новое и удастся выяснить.

– А ты молодец, Игорь Андреевич, – восхитился Гуров. – Обязательно отмечу тебя в рапорте.

– Спасибо, товарищ полковник, – кивнул полицейский, обрадованный такой похвалой от «важняка», который пользовался едва ли не культовой славой среди всех сыскарей столицы.

– Мужики, есть что-нибудь необычное? – обратился сыщик к криминалистам, копавшимся рядом с телом.

– Ну-у, как сказать… – протянул один из них.

– Не разбегайся, прыгай! – оборвал его Гуров.

– Только одно, товарищ полковник, – ответил второй. – Мы нашли тут на утоптанном месте небольшой фрагмент мяса. Предполагаем, что собаку сюда заманили.

– Что и следовало предположить, – улыбнулся Гуров. – По поводу времени смерти можете что-то сказать?

– Пока трудно, – ответил тот же эксперт. – На холоде тело остывает быстрее. Но по косвенным факторам могу предположить, что смерть наступила четыре-шесть часов назад.

– То есть с половины пятого до половины седьмого? – скорее констатировал, чем спросил сыщик.

– Я бы все-таки сузил, – ответил второй криминалист. – С шести до половины седьмого.

– Опять ты со своими дурацкими теориями лезешь?! – возмутился его коллега.

– Девочки, не ссорьтесь! – прикрикнул на них из-за кустов майор, который, видимо, уже не первый раз работал с этой парочкой экспертов. Оба недовольно посмотрели на него, но отвечать не стали.

– Орудия убийства, как я понимаю, тут нет. – Гуров посмотрел по сторонам. – Чем его убили?

– Предположительно топором или мачете, – ответил первый.

– Тут и предполагать нечего! Однозначно, топор. Причем немаленький, – опроверг его второй.

– Вы опять? – возмутился Ступин.

– Хорошо, – усмехнулся Гуров. – Как будут результаты, жду их в Главке.

Сыщик еще раз посмотрел на труп и задумался. Судя по всему, это была казнь. Однако обычно, казня своих жертв, убийцы делают это в порыве ярости, поддавшись эмоциям. А эта казнь была хорошо спланированная. Такая, словно человек, который ее совершил, давно эти эмоции утратил. Возможно, долго отсидел в тюрьме и там все спланировал заранее. Или, напротив, был просто хладнокровным убийцей, решившим наказать чиновника за какой-то конкретный проступок. В любом случае следовало сделать две вещи – получить расширенное досье на Киреева и пообщаться с его женой.

Дойдя до своей машины, Гуров решил позвонить в аналитический отдел и попросить подготовить подробный отчет по Кирееву. Однако парни оказались расторопнее и сообщили, что уже отправили всю необходимую информацию на электронную почту сыщика. И она оказалась даже очень интересной.

Во-первых, покойный заместитель мэра трижды оказывался фигурантом уголовных дел по обвинению в коррупции. Во-вторых, все они были прекращены за недостатком улик или доказательств. А в-третьих, все это никак не сказывалось на карьере Киреева – он продолжал расти по служебной лестнице, несмотря на такие серьезные пятна на репутации.

«Надо будет подробно изучить эти дела, – подумал сыщик. – Возможно, обвинения все-таки не были беспочвенны и заместителя мэра приговорил к смерти кто-то из тех, кто давал ему взятки, но не получил обещанного и нанял киллера. Тогда становится понятно, отчего казнь была так тщательно и хладнокровно исполнена».

В подъезде дома, где проживал убиенный, Гуров встретил молодого опера, который совершал стандартный поквартирный обход, выискивая возможных свидетелей утреннего преступления. Как и следовало ожидать, абсолютно ничего лейтенант не нашел. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, да и вообще, Киреев был единственным собачником в подъезде, и из-за взбалмошного нрава его тойтерьера соседи чиновника недолюбливали. А вот у дверей квартиры убитого Гурова ждала неожиданная встреча – там дежурил полицейский наряд.

«Они тут совсем охренели со своими перестраховками! Они тут следят, чтобы жена покойника не вышла, или охраняют ее, чтобы к ней никто не зашел?» – подумал сыщик, а вслух сказал, доставая удостоверение:

– Так, бойцы, свободны! Можете оставить пост.

Те, козырнув, повиновались и затопали башмаками вниз по лестнице.

Жена Киреева оказалась миловидной женщиной преклонного возраста. О смерти мужа ей было известно, но убитой горем Анна Николаевна не выглядела. Возможно, обладала очень сильным характером и железными нервами. А возможно, после тридцати лет совместной жизни особо теплых чувств к мужу у нее не осталось. А может, никогда и не было. Их квартира оказалась пятикомнатной, нестандартной для этого дома. Видимо, была перепланирована благодаря усилиям покойного. Про обстановку можно было ничего не говорить – даже для Москвы она выглядело шикарно.

– Анна Николаевна, соболезную в связи со смертью вашего мужа, – тактично начал разговор Гуров, предварительно представившись.

Женщина его перебила:

– Расскажите, как убили Пашу.

Сыщик посмотрел ей прямо в глаза и ответил после паузы:

– Его заманили в уединенное место и убили ударом топора.

– И кто на такое способен? – удивилась Киреева.

– Вот я здесь как раз затем, чтобы это выяснить, – ответил Гуров.

Анна Николаевна мало чем помогла сыщику. Дело в том, что ее покойный муж был очень авторитарным человеком. Почти с самого начала их семейной жизни Киреев поставил одно из главных условий: «Дома – ни слова о работе». Спорить с ним было бесполезно, и с тех пор так и повелось – ни Анна Николаевна, ни Павел Петрович о своих удачах или проблемах на службе не говорили. А вот попросить помощи в каких-то вопросах, даже если они касались работы, он ей не запрещал. Но однажды все-таки свой же запрет нарушил сам Киреев.

– Паша тогда пришел поздно и навеселе. Он был очень злой и непрерывно что-то ворчал себе под нос. А затем забрал бутылку виски из мини-бара и закрылся в своем рабочем кабинете, куда без его приглашения, кстати, тоже заходить запрещалось. – Анна Николаевна сделала глоток воды, а потом продолжила: – Так вот, было слышно, как он мечется по кабинету и разговаривает сам с собой. А потом воскликнул: «И эта сволочь со мной покончить обещала? Я сам с этим придурком Геной покончу!» Так что были ли у него на работе враги, я не знаю. Да и там, где он работает, вряд ли найдутся такие, кто может человека топором зарубить.

Впервые за все время беседы Анна Николаевна всхлипнула.

– Когда это было? – не дал ей отвлечься Гуров.

– Три года назад, – произнесла женщина, вновь взяв себя в руки.

– А еще что-то вы об этом Гене знаете? – поинтересовался сыщик.

– Нет, – покачала головой та. – Говорю же, у нас правило было: дома – ни слова о работе. Я из всех его коллег, бывших и нынешних, от силы человек пять знаю. Но Гены среди них точно нет.

– Ну а в жизни у вашего мужа были враги? – Гуров внимательно, хоть и без надежды, посмотрел на вдову.

– Завистников – полно. Недоброжелателей – тоже немало. Но врагов не было. Паша за всю жизнь при мне даже серьезно не поругался ни с кем. Так, мелкие ссоры и склоки, – ответила женщина.

Итак, первая зацепка у Гурова появилась. Нужно изучить коррупционные дела. Выяснить, были ли там какие-то трех-пятилетней давности, и найти, фигурировал ли в них кто-нибудь с именем Геннадий. Вполне возможно, что он пытался сдать Киреева за взятку, поскольку так и не получил обещанного. Ну, и три года на подготовку мести было бы вполне достаточно, чтобы совершить казнь с хладнокровием и без жалости. Тем более перед смертью Киреев стоял на коленях, словно его заставили вымаливать прощение.

Больше Гурову разговаривать с вдовой было не о чем, и он покинул эту шикарную, но какую-то бездушную квартиру. Спустившись во двор, он увидел, что полицейские машины уже разъехались, и немного пожалел, что не взял номер телефона майора Ступина, но решил, что в настоящий момент это не критично. Вряд ли его ребята закончили обход ближайших домов, а это значит, что у самого Гурова сейчас информации больше. Ну а завтра можно связаться с ОМВД по Донскому району и там узнать, удалось ли кого-то найти.

Сейчас стоило бы поехать в Главк и заняться изучением тех дел, которые заводили на Киреева, попытаться опросить людей, которые над ними работали. Впрочем, еще не дойдя до машины, Гуров передумал. Нужно наведаться в мэрию столицы и там пообщаться с людьми. Конечно, большинство из них будет говорить, каким хорошим был заместитель мэра, но найдутся и те, кто им был недоволен. Возможно, они и помогут найти того, кто ненавидел Киреева настолько, что решил его казнить.

Направляясь с Якиманки в столичную мэрию, Гуров вдруг подумал о том, а не могут ли быть как-то связаны между собой убийство неизвестного бомжа, над которым он едва начал работать сегодня утром, и казнь Киреева. В совпадения сыщик никогда не верил, но ему показался странным тот факт, что эти две на первый взгляд абсолютно не связанные между собой казни произошли с перерывом в несколько часов. А в том, что и первое, и второе убийства были именно казнями, Гуров ни капли не сомневался.

По предварительным заключениям экспертов, бомжа в подвале дома казнили поздно ночью. А уже через несколько часов был убит Киреев. То есть чисто теоретически преступники могли спокойно добраться из одного района в другой, дождаться вторую жертву и спокойно убить ее.

Вот только в этой теории сразу несколько неувязочек получается. Во-первых, оба казненных были из диаметрально противоположных социальных слоев, и связывать их ничто не могло. Во-вторых, способы убийства в обоих случаях были разными. А в-третьих, бомжа перед казнью пытали, чтобы получить какую-то информацию, а Кирееву просто рубанули топором по шее.

«Да уж, старею, наверное, раз такие идеи в голову лезут, – усмехнувшись, подумал Гуров и тут же сам себя поправил: – Впрочем, в нашем деле с лету нельзя даже самую бредовую теорию отвергать».

Сыщик ничуть не удивился, когда оказалось, что в московской мэрии уже известно об убийстве Киреева. Все-таки день был рабочий, чиновник на месте не появился, и, естественно, сотрудники аппарата стали выяснять причину его отсутствия. Кто этим занимался и откуда узнал о смерти заместителя мэра Москвы по вопросам жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства, Гурова абсолютно не интересовало. Ему было достаточно того, что охрана на входе беспрепятственно пропустила его в кабинет Киреева, перед которым, в приемной, его встретила молоденькая секретарша по имени Инна. Сыщику сразу бросилось в глаза, что девушка выглядела расстроенной.

– Грустите по Павлу Петровичу? – поинтересовался он.

– Честно? – Инна вскинула на «важняка» бирюзовые глазки. Тот кивнул.

– По нему – нет. А вот хорошую работу могу потерять. Поэтому и грущу. Новые начальники обычно с собой своих секретарей приводят. Так что, вероятно, я тут последние денечки дорабатываю, а равноценную работу найти будет сложно, – ответила та, немного удивив Гурова.

– Инна, вы всегда незнакомым людям так легко открываетесь? – с улыбкой поинтересовался он.

– Нет, конечно, – дернув плечиком, ответила та. – Просто от вас мне ничего не нужно. Так что какой смысл строить из себя девочку?

– Что выросло, то выросло! – снова не сдержал улыбку сыщик. – Разрешите я сначала кабинет Павла Петровича посмотрю, а потом мы с вами еще немного побеседуем.

Инна в ответ молча развела руками, а потом указала на массивную дверь. Дескать, проходите, там открыто, мешать не буду.

Гуров по опыту знал, что рабочий кабинет может многое рассказать о его владельце. К примеру, их со Стасом апартаменты в Главке выглядели аскетичными и немного суровыми. И если на столе у самого Гурова всегда был идеальный порядок, то у Крячко там царил такой хаос, как и сама жизнь Станислава, который относился к ней немного разгильдяйски.

После сверхшикарной обстановки в квартире Киреева Гуров ожидал и в кабинете заместителя мэра увидеть что-то подобное, однако его ожидания не оправдались. Обстановка на рабочем месте чиновника оказалась довольно скромной. Нет, конечно, любой, кто зашел бы сюда, сразу бы понял, что он в кабинете у начальника. Но, пожалуй, какого-нибудь аппаратчика из Саратова или Белгорода, к примеру. На рабочее место заместителя столичного мэра этот антураж ничуть не тянул.

«Вот ты какой, Павел Петрович! На людях, значит, сдержанный и незлобный, а дома – тиран златолюбивый», – присвистнув, подумал Гуров и повернулся к Инне, которая из женского любопытства все-таки выбралась из-за своего стола и стояла в дверях, наблюдая за тем, что будет делать сыщик.

– Инна, а каким Киреев был начальником? – поинтересовался Гуров.

– Да как сказать, – пожала та плечами. – Излишне не придирался, но поблажек не давал. За любой косяк наказывал жестко. Рук не распускал. Не хамил… Да вроде и особо придраться к нему не за что. Но про таких никто не скажет: у меня босс хороший!

Гуров кивнул и пошел к столу Киреева. Ничего примечательного ни на столешнице, ни в ящиках не было. Какие-то документы, канцелярские принадлежности, предметы личной гигиены – влажные салфетки, ватные палочки, зубочистки. Там даже электробритва, зубная щетка и пара флаконов с парфюмерией оказались, и больше ничего! И лишь один объемный блокнот в кожаном переплете слегка нарушал этот натюрморт.

Гуров полистал его, и внутри оказались записи о встречах, какие-то непонятные пока обрывки фраз. Было и несколько столбиков цифр. И все это немного насторожило сыщика. Зачем человеку блокнот для записей, когда на столе лежал отличный ноутбук? А для того, чтобы напоминать о встречах, у начальника существует секретарша. Впрочем, может, Киреев был чиновником старой закалки и предпочитал все записывать, чтобы подстраховаться?.. Как бы то ни было, Гуров решил, что этой книжице стоит уделить побольше внимания. Возможно, она даст какую-то подсказку для того, чтобы понять, кто так ненавидел его владельца, что безжалостным образом казнил.

– Я забираю это и это, – констатировал сыщик, бросив блокнот на ноутбук.

– А разве без ордера это можно делать? – удивленно поинтересовалась секретарша.

– Мне – можно, – улыбнулся Гуров. – К тому же без ордера и понятых вещи не изымают у подозреваемых. А твой покойный начальник – жертва.

– Да как скажете, – вновь дернула плечиком девушка. – Берите. Мне не жалко.

– Спасибо, – чуть склонил голову сыщик. – А теперь проходи, присаживайся, и поговорим…

Разговор с Инной лишь укрепил мнение Гурова о том, каким человеком был Киреев. На работе его боялись, но не до дрожи в коленях. Премии он выписывал регулярно, но небольшие. И штрафовал так же стабильно, но намного серьезнее. Любимчиков у Киреева не было, впрочем, как и тех, кого он всячески старался принизить. В целом же своего начальника подчиненные не любили. Впрочем, и тех, кто его ненавидел, в департаменте жилищно-коммунального хозяйства и благоустройства не было. И странная вырисовывалась картина – и в личной жизни, и на нелегком трудовом поприще Киреев не имел ни друзей, ни врагов. И все же его за что-то убили!

Фактически в подчинении у Киреева было огромное количество людей, начиная от дворников, заканчивая начальником департамента жилищно-коммунального хозяйства. И общался он со многими. Но чаще всего оказывал внимание начальнику вышеуказанного департамента – Соловьеву Александру Владимировичу и начальнику департамента капитального ремонта – Салихову Артуру Романовичу. Эти двое проводили в кабинете Киреева больше времени, чем остальные подчиненные, и Гуров решил, что с ними тоже стоит побеседовать.

Соловьев оказался довольно тучным мужчиной, которому можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет. Его кабинет выглядел куда шикарнее, чем рабочее место его шефа, и чувствовалось, что занимаемая должность доставляет Соловьеву большое удовольствие. Гурова он встретил почтительно, выйдя из-за стола и протягивая руку, а на лице у чиновника была грустная улыбка, которой он старался одновременно показать и радость знакомства с полковником полиции, и печаль от утраты своего начальника.

– Мы все скорбим по поводу смерти Павла Петровича, – начал говорить Соловьев, но Гуров его перебил.

– Об убийстве, – вставил сыщик.

– Не понял. – На лице чиновника отразилась полная растерянность.

– Смерть и убийство – две довольно разные вещи, – пояснил Гуров.

– А-а, это у вас такой профессиональный жаргон, – прозвучало полувопросом-полуутверждением.

– Расскажите, Александр Владимирович, в каких отношениях вы были с покойным Киреевым, – не стал реагировать на реплику Соловьева сыщик.

– Вы что, меня подозреваете? – оторопел тот.

Эта игра в кошки-мышки продолжалась еще несколько минут, пока Гурову наконец не удалось объяснить излишне самовлюбленному чиновнику, что нужно просто отвечать на несложные вопросы. В итоге выяснилось, что занимает свое место Соловьев чуть больше двух лет. Киреева он знает только как начальника (и, естественно, ничего плохого о нем сказать не может), а о личной жизни Киреева не имеет никакого представления. Соловьев подтвердил слова Инны, что у покойника врагов на службе не было («по крайней мере, я об этом ничего не слышал!»), а про друзей он знать не может, поскольку начальство о своих друзьях подчиненным не рассказывает.

– Я только знаю, да и то по слухам, что был у Павла Петровича какой-то покровитель в Министерстве строительства и жилищно-коммунального хозяйства России. Говорят, если бы не возраст Павла Петровича, то он бы пошел выше. По крайней мере, на должность замминистра. Но сейчас, как вы знаете, правительство взяло курс на омоложение кадров, и пожилым сотрудникам дорога наверх заказана. – При этом Соловьев ткнул пальцем в потолок…

В общем, беседа с начальником департамента ЖКХ оказалась абсолютно бесполезной, и Гуров жалел о потраченном времени. Впрочем, такова работа опера – рыть носом землю, выискивая следы. Даже несмотря на то, что иногда приходится испачкать этот нос в навозе. И Гуров уходил от Соловьева именно с таким чувством – что ему пришлось копаться в куче свежего, еще живого навоза.

Секретарша начальника департамента капремонта грудью встала на защиту своего руководителя. Не обращая внимания на удостоверение Гурова, она, словно Матросов грудью на амбразуру, была готова костьми лечь перед дверью своего шефа, утверждая, что к нему нельзя, поскольку там «крайне важное совещание». Сыщик даже удивился такой ее преданности своей профессии. Однако убеждать он умел и, заверив секретаршу, что просто постоит в сторонке и подождет, пробрался в этот неприступный бастион, коим стал кабинет начальника департамента.

На тихо вошедшего внутрь кабинета Гурова никто из четверых мужчин, о чем-то яростно споривших над разложенными на столе чертежами, поначалу не обратил внимания. А верховодил на этом собрании невысокий, сухопарый и смуглый мужчина с сединой в волосах. Гуров предположил, что это Салихов, и не ошибся. После нескольких минут спора с оппонентом седовласый начал переводить взгляд на своего соседа слева и уперся глазами в Гурова.

– Вы кто? И кто вас сюда пустил? – довольно жестко поинтересовался он.

– Полковник Гуров. Следователь по особо важным делам из Главка, – спокойно ответил сыщик.

Седовласый понимающе кивнул.

– Так, ребята. На сегодня галдеж закончен. Марш по своим местам, – проговорил он и повернулся к своему предыдущему оппоненту: – А тебе, Сергеич, повторяю: этот проект капремонта настолько вылезает за смету, что туда можно еще один дом засунуть. Два дня на переделку, и больше слушать ничего не хочу!

Все трое участников совещания потянулись к выходу, словно и не замечая Гурова, стоявшего у стенки. В глазах у каждого из них сыщик увидел самые разные эмоции. Один уходил с облегчением и благодарностью, другой был задумчив, и только на лице Сергеича, как в открытой книге, читались злость и раздражение.

– А вы, как я посмотрю, довольно жесткий начальник, – улыбнулся Гуров.

– Может, и жесткий, но справедливый. Мы тут не Илоны Маски. У нас денег на то, чтобы делать, как нам хочется, нет ни фига, – поморщился в ответ Салихов.

По характеру, как и по внешности, начальник департамента капремонта был полной противоположностью Соловьева. На вопросы отвечал хоть и не с полной откровенностью, но не пытался юлить и не уклонялся от прямых ответов. Впрочем, про Киреева Салихов сказал то же самое, что и предыдущий собеседник сыщика – нет врагов, нет друзей. Никто из подчиненных его не хвалит, но и не проклинает. Киреев был человеком скрытным и близко к себе никого не подпускал. И это вновь натолкнуло Гурова на мысль: за что такого убивать? Тем более таким способом. Ладно бы еще в случайной ссоре или просто под руку попался… Но казнить?

– А вы долго были знакомы с Киреевым? – Гуров с интересом смотрел на своего собеседника.

– Да лет двадцать, наверное, – чуть задумавшись, ответил тот. – Павел здесь, в московском правительстве, под моим началом работать начинал. А потом потихоньку обходить по карьерной лестнице начал. А вот теперь и он у меня начальником стал… – И тут же перебил себя: – Был! Черт, не успел еще к этой мысли привыкнуть.

– Значит, слышали о тех уголовных делах? – Со стороны сыщика это было, скорее, утверждение.

– Товарищ полковник! Да кого из начальников в коррупции не обвиняют? – рассмеялся Салихов. – Чушь все это! Я уже со счета сбился, сколько раз мне такие обвинения бросали. Если бы я за каждое из них хотя бы рубль получил, давно бы уже на Рублевке жил!

И сам рассмеялся своему каламбуру.

– То есть вы уверены, что взяток он не брал? – Гуров пристально посмотрел на собеседника.

– Я и в себе-то не всегда уверен, а уж за других ручаться! – махнул рукой Салихов. – Но раз ваши не нашли состава преступления, значит, не брал!

– Значит, вы о врагах Киреева ничего не слышали? – Гуров подумал, что пора завершать разговор, но на всякий случай в последний раз решил закинуть удочку.

– Говорю же вам, он даже не ругался ни с кем ни разу, – усмехнулся Салихов и тут же застыл. – Хотя подождите! Один раз я слышал, как Киреев ругается. У меня тогда даже глаза на лоб вылезли. Никогда не думал, что кто-то сможет нашего Пашу лишить самообладания.

– Не с Геннадием, случайно? – прищурился сыщик.

– А вы откуда знаете? – удивленно уставился на него чиновник.

– Слухами земля полнится, – усмехнулся сыщик. – Продолжайте.

– Да тут и рассказывать особо нечего. – Салихов не отрывал от Гурова удивленного взгляда. – Давно это было. Года три или четыре назад. Я даже не помню, по какому поводу меня тогда Павел к себе вызвал, но в кабинете мы были одни. Тут влетает какой-то мужик и начинает орать на Киреева: «Ты че, берега попутал? Совсем ни хрена добра не помнишь?..» Ну, или что-то в этом духе. Дословно я вам не передам. Павел ему: «Гена, успокойся», а этот мужик в ответ: «Мне успокоиться? Да я тебя сейчас так успокою». И вот тут Киреев заорал: «Ты че, Снегирев, охренел? Ты МНЕ угрожать будешь? А ну, вон отсюда, сука, пока я охрану не вызвал!» Несколько секунд они друг друга глазами сверлили, пока я с открытым от удивления ртом стоял, а потом мужик говорит: «Ну-ну, Павел, ты об этом еще сильно пожалеешь!» И вышел, хлопнув дверью. Я к Павлу поворачиваюсь и спрашиваю: «Это кто?» А он мне, причем совершенно спокойно: «Не важно. На сегодня мы с тобой закончили. Иди, Артур, работай».

– А вы этого Снегирева после того случая когда-нибудь видели? – поинтересовался сыщик.

– Понятия не имею! – развел руками Салихов. – Я даже не запомнил, как он выглядел. Я просто от Паши глаз не мог оторвать, поскольку в гневе его ни разу в жизни не видел. Ни до, ни после!..

Нет, февраль в Москве в этом году однозначно не задался. Только вчера, когда в ясный и радостный денек коммунальщики закончили устранять то безобразие, которое устроил циклон «Ольга», казалось, что весна уже близко. Даже синицы со всех сторон тенькали, призывая ее. А сегодня все изменилось вновь. На улице шел мокрый снег, тяжело шевелящийся под порывами ветра. Было как-то слякотно-неприятно. И чувствовалось разочарование: «Блин, опять! Ну когда это закончится?»

Впрочем, Гурова погода не очень заботила. Разве что тем, что затрудняла дорогу до Главка. Все его мысли занял Киреев. Именно Киреев, а не предполагаемый убийца, поскольку сыщик никак не мог понять, что он был за человек. Очень часто в сыскном деле понимание характера жертвы, его страстей, пороков, потребностей, достоинств и недостатков помогало понять, кто именно мог желать ему смерти. А тут – пустота. Либо покойный заместитель мэра жил двойной, а то и тройной жизнью, либо он один раз в жизни допустил страшную ошибку, и именно она привела его на эшафот.

Еще одно правило сыска – ищи того, кому смерть жертвы была выгодна, – тоже не работало. Ну, во-первых, ради выгоды обычно убивают более гуманными методами (яд там, кинжал или веревка; пистолет, на крайний случай). А во-вторых, судя по тому, что вчера узнал Гуров, смерть Киреева никому выгоды не принесла. Разве что какое-то мимолетное удовольствие для человека, совершившего месть.

Вот только сыщик очень сильно сомневался, что это была месть. Это была казнь. Эшафот. Исполнение приговора тому, кого признали виновным. А если так, то неведомый пока Геннадий Снегирев отпадает. Судя по их отношениям с Киреевым, он мог бы отомстить за обиду… Впрочем, а кто сказал, что казнь виновного – это не месть ему?

Когда Гуров добрался до Главка, он осознал, что анализ вчерашней информации так ему ничего и не дал. Нужен был «мозговой штурм», плюс анализ материалов тех уголовных дел, которые заводили на Киреева. Вдобавок стоило найти Геннадия Снегирева и пообщаться с ним. И если первое он собирался устроить прямо сейчас в кабинете Орлова (а сыщик ничуть не сомневался, что генерал вызовет его, едва он дойдет до своего рабочего места), то второе намеревался оставить себе, а Снегирева поручить Стасу. Так Гуров решил, припарковав машину на служебной стоянке. А когда сыщик выбрался из нее, подняв воротник пальто, чтобы защититься от летящего наискосок мокрого снега, его окликнули:

– Лев Иванович! Ну, хоть в чем-то мне сегодня повезло!

Гуров повернулся на голос и увидел крепкого мужчину лет пятидесяти, радостно направившегося в его направлении. На мужчине была плотная зимняя черная куртка с накинутым на голову капюшоном, а двигался он, слегка подпрыгивая на каждом шагу, словно был на пружинах. В первую секунду сыщик не узнал его, но тут же вспомнил: Яковлев Иван Степанович – майор в отставке, некогда старший оперуполномоченный Таганского ОВД, на пенсию ушел с должности заместителя начальника отдела. Гуров не раз работал вместе с ним и как об оперативнике был о Яковлеве высокого мнения. А вот когда он перешел на должность зама, они уже почти не пересекались. Впрочем, даже это было довольно давно.

– Привет, Иван Степанович. Давно не виделись. А ты тут какими судьбами? – поинтересовался сыщик, пожимая руку бывшему оперу.

– Да вишь, какая фигня произошла, – немного смущенно ответил тот. – Мне перерасчет пенсии делали и потеряли два года стажа, которые я в Дорогомиловском отделе еще сопляком провел. Я туда за справкой пошел, а мне говорят, что по тем годам весь архив в Главк передали. Я сюда пришел, а мне говорят, что идет ревизия документации и справку дать не могут. Дескать, приди через полгодика. А у меня из-за этого стажа не хватает на полную пенсию. Теряю сразу двадцать тысяч рублей. А для меня сейчас это серьезная сумма.

– А я чем могу помочь? – удивился Гуров.

– Ну, ты же, Лев Иванович, с Орловым в хороших отношениях, – окончательно смутился Яковлев. – Попроси за меня по старой памяти о совместной работе. Мы же с тобой вроде врагами никогда не были. Пусть генерал этим архивариусам прикажет мне справочку выдать. А я в долгу не останусь. Потребуется любая помощь – с радостью помогу!

– Ну, ты даешь, Иван Степанович, – расхохотался Гуров. – Ладно, попробую порешать твою проблему, но обещать ничего не буду!

– И на том спасибо, вишь! – обрадовался Яковлев, и они расстались, еще раз пожав друг другу руки.

Гуров оказался прав. Едва он переступил порог своего кабинета, как на столе зазвонил телефон, и генерал потребовал явиться к нему в кабинет. Они со Стасом не раз интересовались: о приходе на службу каждого подчиненного Орлову докладывают или только их двоих он пасет. Однако в ответ Орлов лишь хитро фыркал. Дескать, сядете в мое кресло, сами узнаете.

– Упаси боже от этого! – истово крестился в ответ Стас.

– Петр, мне нужен Стас, – в ответ на требование явиться в кабинет генерала ответил Гуров.

– Ну, так найди его, и оба ко мне! – недовольно распорядился Орлов и повесил трубку.

Сыщик усмехнулся. Никого он искать не собирался, и генерал это прекрасно знал. Как и то, что Крячко крайне редко приходит на службу вовремя. Если такое происходит, то все, кто знает Станислава, невольно начинают поглядывать на небо – а не приближаются ли все четыре всадника апокалипсиса одновременно?! Правда, бывало и по-иному: Стас настолько погружался с головой в дело, что, изучая документы, мог засидеться в кабинете до утра, а потом завалиться спать на кожаный диван, который стоял тут, казалось, со времен Феликса Эдмундовича, хотя ни формы, ни упругости не утратил – умели же раньше мебель делать люди! Они сами с Марией за последние три года два дивана поменяли. Впрочем, и нагрузка на эти диваны была посерьезнее, чем храпящий Стас.

Крячко, как обычно, явился в кабинет минут на сорок позже положенного времени. На нем была кожаная куртка и джинсы, а ноги украшали угрожающего вида «берцы» с металлическими набойками на носках и пятках. Стас открыл дверь плечом, поскольку в одной руке сжимал объемный черный непроницаемый полиэтиленовый пакет, а другая была прижата к уху с очередным новеньким айфоном.

– Налетай, подешевело! – бодро провозгласил Стас, входя в кабинет и отключая телефон.

Крячко бухнул пакет на стол Гурову. Сыщик услышал, как там звякнули бутылки и что-то зашуршало.

– И что это такое? – Гуров снял пакет со стола, на котором до этого момента был идеальный порядок, и переместил его на тумбочку в углу.

– А хрен его знает! – расхохотался Станислав. – Представляешь, соседа из четвертого подъезда кто-то терроризировал пару месяцев. То машину краской обольет, то дверь дерьмом измажет, то еще какую-нибудь пакость подстроит, и участковый никого найти не мог. Он ко мне. Дескать, помоги, отблагодарю. Ну, мне мужика жалко стало. Я свою агентуру припахал. Они этого вандала нашли, слегка обработали, и все прекратилось. Я уж и думать про этот случай забыл, а сегодня выхожу из подъезда – этот сосед стоит. Весь снегом залепленный, как Дед Мороз. Дрожит от холода, трясется, а в руках этот пакет держит. Я попытался отказаться, так он чуть не на колени стал падать. Пришлось взять. А куда его девать? Вот и притащил сюда. Посмотрим, что там?

– Позже! – отрезал Гуров. – Нас Петр ждет.

– Ну, блин, начинается! – всплеснул руками Крячко. – Может, хоть кофе дашь попить?

– Нет! – рубанул сыщик и показал рукой на дверь: – Выметайся!

– Слушаюсь, ваше сиятельство. – Стас, кривляясь, коряво изобразил реверанс и пошел на выход.

Секретарши у Орлова, конечно же, менялись, но не часто. Генерал очень тщательно оценивал кандидатку, прежде чем брать ее на службу. А потому через какое-то время пристраивал своих секретарш на более престижные и высокооплачиваемые должности. Например, в министерство. Леночка, которая сейчас занимала свой командный пульт в приемной, служила уже пять лет. За исключением двух из них, когда она уходила в декретный отпуск. Друзья по привычке называли ее Леночкой, как и в первые дни ее службы, но сейчас ей, пожалуй, больше бы подошло другое имя – Елена Прекрасная. Настолько женственной и чувственной она стала после рождения детей. И Орлов, хоть и с сожалением, уже присмотрел ей должность в пресс-службе министерства и теперь лишь ждал, когда там освободится место.

– Привет, красотка! – улыбнулся ей Стас. – Как там наш монстр? Еще с цепи не сорвался?

– Нет, – улыбнувшись, ответила Елена. – Не сияет от счастья, но сожрать вроде пока никого не собирался.

– Ну, и на том спасибо. Не хотелось бы, чтобы меня сожрали. – Притворно облегченным жестом Крячко стер несуществующий пот со лба.

– Ладно, пойдем. – Сыщик подтолкнул друга к двери.

– Опять меня на амбразуру, – горестно вздохнул тот и вошел в кабинет.

Апартаменты Орлова могли бы сильно впечатлить того, кто бывал в них в первый раз, – огромный кабинет, главной достопримечательностью которого был Т-образный стол, за которым поместилась бы, наверное, целая рота солдат. А во главе стола восседал генерал, задумчиво разглядывающий что-то на экране ноутбука, стоявшего левее от хозяина. Генерал не любил современную компьютерную технику, да и не особо умел ею пользоваться. Но поскольку начальство из министерства требовало соответствовать эпохе цифровизации, вынужден был осваивать.

– Проходите, обалдуи. Присаживайтесь поближе. А то у меня уже и слух, и зрение не те, чтобы вас за километр видеть и слышать, – распорядился Орлов и, как только друзья разместились на ближайших к его столу стульях, спросил у Гурова: – Лева, а этот клоун тебе зачем понадобился?

– Для начала хочу послушать, что ему по вчерашнему трупу в подвале удалось выяснить, – ответил сыщик.

– Ого! – Генерал внимательно посмотрел на него. – Думаешь, оба случая связаны?

– Было такое предположение, – уклончиво ответил Гуров.

– Ребят, а вы о чем? Я вам тут не мешаю, случайно? А то, пока вы тут девичьими секретами делитесь, я могу кофейку сходить попить. С утра маковой росинки во рту не было, – ехидно вставил реплику Стас.

– Ты тут мне не здесь! – цыкнул на него Орлов. – Докладывай.

То, о чем рассказал Стас, с одной стороны, вызвало у Гурова облегчение. А с другой – немного разочаровало. Сыщик все же надеялся на что-то большее. И пока Стас рассказывал, он продумывал новые версии. А Крячко, несмотря на свою неизгладимую привычку постоянно паясничать, когда докладывал о деле, был предельно четок, краток и объективен.

Ключом ко всему стала личность убитого бомжа. Установить ее оказалось достаточно сложно, поскольку киллеры сожгли ему кончики пальцев перед тем, как покинуть место преступления, и по отпечаткам труп опознать не получалось. И решающий вклад в это дело внесли опера. Один из них нашел человека, который опознал убитого по фотографии. Имени его он, правда, не знал, зато знал «погоняло» – Перхоть. А когда сверились с базой данных, все встало на свои места.

Оказалось, что Перхоть, которого убили на Зубовской, и труп из Нахабина были подельниками. Они и еще двое проходили шесть лет назад по делу о крупном грабеже. Часть добычи у них тогда изъяли, а львиную долю так и не нашли. И никто из подельников не сознался, где награбленное: «потратили», и все тут! Перхоть и второй убитый освободились около трех лет назад, а двум другим как организаторам дали большие сроки. Теперь они вышли и, судя по всему, пытались узнать, куда делся общак.

– Оба объявлены в розыск. У меня лично сомнений нет никаких, что оба трупа – их рук дело. Думаю, как возьмем, легко их раскрутим, – закончил доклад Крячко.

– Не срослось? – Орлов сочувственно посмотрел на Гурова.

– Что же, даже великие ошибаются, – пожал плечами сыщик.

– Может, все-таки объясните, что тут происходит? – возмутился Станислав.

Гуров вкратце изложил все то, что смог узнать вчера. Рассказывал так же сухо, как Стас минутой ранее, излагая только факты и оставляя все свои теории и предположения при себе. Не стал он говорить и о том, что никак не мог определить причину, по которой убили Киреева, тем более таким способом, предоставив возможность друзьям-коллегам самим делать выводы из полученной информации. После того как сыщик закончил излагать факты, на несколько секунд повисла тишина. Орлов, как обычно, оставлял за собой право последнего голоса, а Крячко недоумевал.

– В принципе, Лёва, я с тобой согласен: это действительно была казнь. Но в центре Москвы? – наконец заговорил он. – И потом, у меня сразу же возник вопрос: а почему этот Киреев так смиренно ее принял? Не кричал? Не звал на помощь? Не побежал, в конце концов? Стоял на коленях и, скрестив ручки на груди, ждал, пока ему башку снесут? Бред какой-то получается!..

– А черт его знает! – пожал плечами Гуров. – Ты сам ни разу не сталкивался, что ли, с таким поведением жертв? В любом случае сейчас нас не этот вопрос должен интересовать. Меня больше всего волнует, что я так и не смог понять, за что нужно было убивать Киреева. Поймем это – сможем здорово вперед продвинуться.

– А камеры вокруг этого сквера проверяли? – поинтересовался Орлов.

– Петр, а кого искать? – повернулся к нему Гуров. – У нас пока даже приблизительного описания убийцы нет. Ребята майора Ступина там вчера информацию собирали. Может, у них что-то и появилось, хотя, если честно, я в этом сильно сомневаюсь. Но пообщаться с ними надо, а заодно и забрать все материалы, которые у них по убийству Киреева имеются. Вот ты, Стас, этим и займешься.

– И почему я не удивлен? – фыркнул Крячко. – Чего еще изволите?

– Снегирев тоже на тебе, – спокойно ответил Гуров, давно привыкнув к шутовству друга. – Найди его и поспрашивай хорошенько. Если нужно, тащи в Главк, вместе с ним поработаем.

– Давайте-ка подведем итого первого дня, о котором мне в министерство докладывать, – недовольно оборвал их диалог генерал. – Заместителя мэра Москвы казнили ранним утром в общественном месте неподалеку от храма средневековым методом. При этом он не пытался защититься, убежать или позвать на помощь. Никто ничего не видел и не слышал, а труп обнаружила старушка, которая шла в тот самый храм… Дальше. По сути, следствие не смогло установить мотив убийства или причины, которые могли бы возникнуть у кого бы то ни было для того, чтобы казнить Киреева. Покойник ангелом не был, но и дьяволом его никто не считал. А единственный человек, с которым он за всю свою жизнь поругался, некто Геннадий Снегирев, которого никто не видел и данных на которого у нас не имеется… Более того, следствие не имеет никаких сведений о личности преступника. Ни пол, ни возраст, ни предполагаемые приметы нам неизвестны. Орудие преступления на месте не обнаружено. Следов обуви на месте преступления тоже обнаружить не удалось, и единственный имеющийся у нас свидетель – тойтерьер – собака покойного, показания с которого не получить и к делу не пришить. И что в итоге, товарищи офицеры?.. А в итоге у нас жопа получается! Орлов бабахнул ладонью по столу. – Вы представляете, что будет, если об этом журналюги узнают? А они узнают, поверьте мне! Сто лет уже борюсь с утечками информации из Главка, и никак эту гниль вывести не получается.

– Необязательно из Главка будет утечка, – прервал его Гуров. – Весь Донской отдел эту казнь со вчерашнего дня обсуждает.

– Да какая мне, на хрен, разница, откуда будет утечка? – психанул генерал. – Мне что в министерстве докладывать?

– Ну, Петр, ты же не первый раз в такой ситуации. Справишься, – усмехнулся сыщик.

– «Справишься», – передразнил его Орлов, но уже намного спокойнее. – Развелось вас, умников. Сами бы хоть раз в министерство доклад о «висяке» сделали… Ладно, вон отсюда! Идите работайте, и чтобы к вечеру мне хоть какой-то результат был!

– Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся, – фыркнул Гуров и первым отправился к выходу из кабинета.

Стас, на ходу ворча, что ему так и не дали попить кофе, зашел в кабинет только за своей курткой и тут же отправился в Донской отдел. По сути, вечное ворчание Крячко и его недовольство теми заданиями, которые ему поручают, были напускными. Он любил свое дело и, как гончая, если брал след, шел по нему, не останавливаясь. Охотничий азарт захватывал его, и Стас мог преследовать свою добычу, пока не загонял ее до полного изнеможения. И плевать он хотел на опасности, которые могут возникнуть во время погони. Вот сейчас как раз и был такой случай. Крячко завелся оттого, что задача, поставленная ему, казалась неразрешимой, а след добычи сочился едва уловимым ароматом имени, который нужно будет отыскать в многомиллионной Москве. Но это только добавляло азарта Станиславу.

Гуров ухмыльнулся, глядя вслед ушедшему на охоту другу. Он прекрасно знал, что, если кто-то и сможет найти в столице нужного человека лишь по имени и фамилии, это будет именно Стас. И даже если его объект будет отрицать, что он вообще когда-либо был знаком с Киреевым, Крячко обязательно найдет способ уличить его во лжи.

Сам сыщик сел за изучение материалов дел, которые заводили на Киреева. Оставаясь честным перед самим собой, Гуров был вынужден признать, что ничуть не сомневался, что заместитель мэра Москвы те самые взятки брал. И не только потому, что за свою жизнь довольно редко видел честных чиновников, а хотя бы потому, что одно уголовное дело может быть ошибкой или оказаться сфабрикованным недоброжелателями или врагами. Наличие двух схожих дел еще можно считать случайным совпадением, а три – это уже закономерность, подтверждающая факты. И то, что некоторые полицейские могут замять любое дело, это тоже факт, не требующий никаких отдельных доказательств!

Это в кино, в талмудах законов и в теории полицейские не считают человека преступником, пока его вина не доказана в суде. А на деле они такие же люди, как и остальные. Если у тебя кровь на руках, если у тебя чужие деньги в кармане, если под колесами твоей машины лежит сбитый ребенок, ты преступник! И для вынесения такого вердикта не нужно ждать никакого решения суда.

И все же Гуров всегда оставался объективным. Не имея доказательств, он никого не обвинял. И сейчас не делал этого. Сделав большой допуск, что Киреев действительно брал взятки, он решил поискать в материалах дела подтверждение или опровержение этого вывода. Но для начала его интересовал Геннадий Снегирев. Поэтому, не вчитываясь в содержание документов, он поискал фамилию этого человека среди фигурантов всех трех дел. Надежды на то, что Снегирев там объявится, были небольшие, и они не оправдались. Значит, угроза Снегирева уничтожить Киреева не была связана с подачей заявления в полицию. Может быть, тогда действительно казнь? Но почему Геннадий ждал три года? Сидел?

– Вениамин Николаевич, информация нужна, – связался Гуров с архивным отделом. – Посмотри, пожалуйста, был ли среди осужденных три года назад человек по имени Геннадий Снегирев… Нет. Пока у меня больше никаких данных нет. Просто посмотри по имени и фамилии, а потом позвони мне и скажи результат. Спасибо.

Лишь после этого сыщик начал внимательно изучать материалы тех дел, которые были заведены на Киреева по подозрению в получении взяток, и первое же оказалось довольно интересным. Некая Лаура Ратас указала в заявлении, что Киреев не только получил от нее крупную взятку, но и требовал продолжения банкета.

У Лауры Ратас было двойное гражданство – эстонское и российское. Однако, в отличие от большинства своих этнических соотечественников, которые всеми силами старались откреститься от России, Лаура в Эстонию возвращаться не собиралась и вела довольно успешный бизнес на своей второй родине. У нее было несколько парфюмерных магазинов в российской провинции и оптовый склад в Москве, с которого товар разлетался по России. Однако бизнесвумен всегда мечтала открыть собственный магазин в столице, несмотря на жесткую конкуренцию.

И вот такой шанс представился. Лауре удалось довольно дешево купить несколько рядом стоящих гаражей в Нагатине. И сделала она это по совету своего знакомого, который пообещал ей помочь провернуть нехитрую схему для того, чтобы было можно построить вместо гаражей магазин. Для этого требуется привести в соответствие вид разрешенного землепользования – из гаражного кооператива в объект торговли. Такое можно сделать только после изменения Генплана города, и как раз такую процедуру в Москве собирались проводить.

Приятель Ратас обещал ее свести с Киреевым, который поможет провернуть соответствующую махинацию, чтобы вместо гаражей в хорошем районе появилась торговая точка, и выполнил обещание. Встреча с Киреевым проходила на нейтральной земле – в одном из ресторанов. И чиновник, за приличное вознаграждение естественно, якобы пообещал сделать все необходимое. На следующий день, по словам Лауры, она передала заместителю мэра деньги и документы на гаражи, после чего тот скрылся. Якобы даже на звонки не отвечал. А когда Ратас все-таки удалось поймать неуловимого Киреева, тот заявил, что работа движется, но нужно внести еще немалую сумму, чтобы «подмазать» нужных людей. Лаура этот разговор записала на телефон, поскольку поняла, что идет простое «кидалово», и пошла с этой записью в полицию.

Полицейские телефон бизнесвумен изъяли как вещественное доказательство и завели уголовное дело. Разбирательство пошло полным ходом – опрос возможных свидетелей, среди которых почему-то подавляющее большинство оказались подчиненными Киреева. Тот друг, который якобы порекомендовал Ратас связаться с заместителем мэра и организовал их встречу, этот факт категорически отрицал. И единственным доказательством оставался телефон Лауры с записью разговора с Киреевым, копию которой она сделать не догадалась. И тут, к несчастью, там, где хранятся вещдоки, прорвало трубу с кипятком, и то, что осталось от телефона, не подлежало восстановлению. Дело закрыли за недостатком доказательств. И, к удивлению сыщика, одним из оперов, который работал над этим делом, оказался Иван Яковлев, поймавший его сегодня утром на стоянке.

– Бывают же совпадения, – хмыкнул Гуров. – Нужно будет с ним пообщаться по этому вопросу.

Сыщик сделал себе первую пометку – Лаура Ратас. Женщина, без всякого сомнения, обиженная на Киреева. Такую историю, конечно, можно выдумать для того, чтобы дискредитировать чиновника. Но, опять же, для этого должны быть причины. Даже если считать, что это была клевета, которую любой на месте Киреева оспаривал бы в суде, то и для ее появления должны быть причины. Либо личные, либо эстонке кто-то заплатил, чтобы она оклеветала заместителя мэра. Но тогда откуда взялась запись разговора о взятке? Или это, как сейчас стало модным, пранкеры пошутили?.. В любом случае встретиться и поговорить с этой Лаурой нужно. Как и с дознавателем Ивлевым, который и выполнял все процессуальные мероприятия по этому делу, пока его не закрыл.

Второе дело, которое заводили на Киреева, оказалось менее интересным, но не менее странным. С заявлением в полицию обратился некто Арутюнян Ашот Манасович. В нем он указал, что собрался построить платную подземную парковку в Путилкове. Разрешение на это получить никак не удавалось, хотя все проектные документы были в порядке и никаких препятствий для его получения не было. Друзья посоветовали предпринимателю обратиться к Кирееву. Дескать, тот легко решает такие вопросы.

А вот что там случилось между бизнесменом и чиновником, осталось тайной за семью печатями. То ли армянин оказался настолько принципиальным, что не захотел давать взятку за ту работу госслужащего, которую он и без мзды должен был сделать, то ли Киреев запросил такую большую сумму, одно упоминание о размере которой оскорбило Арутюняна. Как бы то ни было, Ашот пришел в полицию и написал заявление.

А вот дальше предприниматель попал в настоящий конфуз. Для дачи взятки все организовали, как и полагается: меченые купюры, сотрудники в засаде, подготовленные понятые и так далее. Однако все получилось с точностью до наоборот. Едва Арутюнян в условленном месте попытался дать взятку Кирееву, как тот заявил, что предприниматель таким поступком оскорбляет его самого, его должность и всю страну в целом, и наотрез отказался брать деньги. Чиновник даже позвал официанта и какого-то мужчину из-за соседнего столика, чтобы те стали свидетелями попытки дачи взятки. В общем, на самого несчастного Ашота едва не завели уголовное дело, и лишь благородное вмешательство Киреева не позволило этому случиться.

Этого бизнесмена Гуров также записал в свой блокнот. Горцы – люди горячие, и казнь – в их традиции. Правда, на Кавказе казнили не топором, а саблей, но по Москве с саблей не походишь, а вот топорик в сумке или рюкзаке можно легко пронести куда угодно, где нет металлоискателей. Да и терпение тоже в традициях горцев. Они долго могут ждать момента, но за обиду мстят обязательно.

В этом деле выводы для Гурова напрашивались сами собой. И история получалась примерно такая же, как и с Ратас. Если это и была клевета, то либо по каким-то личным мотивам, либо Арутюняна кто-то стимулировал, чтобы уничтожить Киреева. Однако сыщик все сильнее склонялся к тому, что Киреев действительно брал взятки, а вот кто-то в полиции его страховал, если истории о мздоимстве вылезали наружу.

Третье дело оказалось еще необычнее, чем первые два. Там с заявлением в полицию обратился некто Николай Ольховский – заместитель директора строительной компании «Стройинвестмонтаж». Он сообщил, что его шеф намерен дать взятку заместителю мэра Москвы для получения разрешения на незаконное строительство. При этом заявитель назвал точное время и место, где должно произойти преступление. Единственное, что он не мог сказать, так это о какой именно сумме взятки идет речь.

Оперативники сработали как нужно: подготовили необходимую технику для фиксации преступления и слежения за объектами, устроили засаду и в итоге взяли обоих фигурантов с поличным. Директор передал Кирееву деньги в конверте, а тот их спокойно положил в объемную кожаную папку с документами, которую принес с собой. Вот, правда, документов он никаких взяткодавцу не передавал, хотя тот что-то подписывал перед передачей денег.

Однако оба фигуранта от факта дачи взятки отказывались. В один голос они заявляли, что деньги передавались на благотворительные цели. Вот только в протоколе первого допроса ни тот, ни другой не указывали конкретного адресата благотворительности. А из стенограммы их разговора перед передачей денег сделать какие-то выводы было невозможно. Фразы – «Надеюсь, вопрос будет решен в самое ближайшее время?» и «Конечно. Потребуется утрясти кое-какие формальности, но это займет не более двух недель» – могли означать что угодно.

А вот на втором допросе все встало на нужные места. И Киреев, и директор строительной фирмы заявили, что деньги передавались некоммерческой организации «Дыши спортом», которая искала спонсоров для строительства открытых спортивных площадок в московских дворах и куратором которой считался Киреев. Более того, в папке, изъятой на месте преступления, нашлись даже документы, подтверждающие, что «Стройинвестмонтаж» делает благотворительный взнос для поддержки инициатив НКО «Дыши спортом». В них даже была указана точная сумма переданных средств. На этом дело о даче взятки и было закрыто.

Это дело, хотя в нем отчетливо читались составы нескольких преступлений, менее всего заинтересовало Гурова. Все-таки его задачей было не доказать вину Киреева в получении взяток, а найти его убийцу. И если в первых двух делах были люди, которые, так или иначе, могли желать чиновнику смерти, то в третьем не было никого, кого факт получения взятки или прекращение уголовного дела могли бы сделать личным врагом заместителя мэра. И едва Гуров закончил изучать материалы последнего дела, как позвонил Вениамин Николаевич из архива.

– Лев Иванович, извини, закрутился немного, – сразу оправдался он за задержку, хотя сыщик ее и не заметил. – На всякий случай посмотрел все материалы за последние четыре года. Среди осужденных никакого Геннадия Снегирева не числится.

Еще одно предположение Гурова разбилось вдрызг, даже не успев как следует сформироваться…

Услышав сообщение из архива, сыщик несколько секунд раздумывал. Его не покидало ощущение, что он копает совершенно не в том направлении. Интуиция подсказывала, что разгадку убийства Киреева стоит искать в чем-то другом. Что обиженные эти люди, давшие чиновнику взятку и не получившие ничего взамен, в данном случае ни при чем. Однако и уверенность в том, что казнь заместителя мэра связана именно с его взяточничеством, поскольку иных очевидных причин для убийства не было, только укреплялась. Ну а всем известно: для того, чтобы размотать клубок, нужно дергать за ниточки. Пусть некоторые оборвутся, но одна из них все же окажется той самой, после которой клубок распутается.

Данные на Арутюняна были в материалах дела, и Гуров достал из кармана телефон. Ашот очень удивился звонку полицейского полковника. Еще больше он удивился, когда узнал, с чем этот звонок связан, и встретиться согласился сразу. Сыщик мог бы пригласить бизнесмена в Главк, но по опыту знал, что в помещениях органов правопорядка многие люди начинают чувствовать себя скованно и часто комплексуют. Именно поэтому он предложил встречу на нейтральной территории – в небольшом и почти пустом в это время дня кафе на Покровке.

К месту встречи Гуров добрался раньше Арутюняна. В заведении было не более двух десятков столиков, расположенных в прямоугольном помещении перед длинной стойкой бара, а половину левой стены занимал большой телевизор, в котором выплясывали какие-то молодые певички. Сейчас музыка звучала негромко, но чувствовалось, что, например, во время трансляции футбольных матчей или каких-нибудь концертов, когда сюда приходил специфический контингент, звук мог быть таким, что уши бы заложило.

В кафе было занято только два столика. За одним сидела молодая, почти юная парочка, что-то очень жарко обсуждая и то и дело показывая друг другу огромные, почти в две ладони, айфоны. А еще один столик занимал мужчина в деловом костюме. Он периодически прикладывался к чашке кофе, что-то изучая на планшете. Гуров усмехнулся этой повальной цифровизации и, выбрав место в дальнем от телевизора углу, заказал себе чашку черного кофе.

Сыщик приготовился к тому, что Арутюняна, возможно, придется подождать довольно долго. Но тот себя особо ждать не заставил, войдя в кафе почти сразу после того, как официант выполнил заказ Гурова. Бизнесмен оказался человеком невысокого роста, но спортивного телосложения. Он на секунду замер в дверях, посмотрев по сторонам. А потом, сделав правильный вывод, направился к столику сыщика.

– Вы полковник Гуров? – поинтересовался Арутюнян совсем без акцента, с которым большинство москвичей ассоциирует кавказцев, едва их завидев.

– Зовите меня Лев Иванович и присаживайтесь, пожалуйста, – предложил сыщик. – Расскажите об этом деле со взяткой.

– Вы же материалы дела смотрели. Там же все есть, – немного с горечью проговорил бизнесмен, опускаясь на стул.

– Все, да не все, – улыбнулся Гуров. – Я хочу вашу версию услышать, без канцеляризмов и формальностей.

– Вы хотите возобновить это дело? – удивился Арутюнян.

– Давайте вопросы все-таки я буду задавать, – мягко поставил собеседника в рамки сыщик.

Как и предполагал Гуров, решение Арутюняна написать заявление в полицию было вызвано размером взятки. Бизнесмен был не прочь «подмазать» чиновника для получения разрешения, поскольку знал, что чаще всего именно так работает система. Однако Киреев запросил огромную для Арутюняна сумму. А когда тот попробовал торговаться, напрямую сказал, что сделает все, чтобы Арутюнян разрешение на строительство никогда не получил. Вот взбешенный бизнесмен, у которого с документами было все в порядке, и пошел в полицию.

– Я уверен, что Киреева предупредили, – криво усмехнулся Арутюнян в конце своего рассказа. – Я ведь сразу, как согласие на операцию дал, позвонил этому чинуше из полиции и сказал, что готов принести всю сумму. Он сам назначил место и время встречи. Телефон был на громкой связи, и полицейские все слышали. А потом, бац, и облом. Я тех полицейских, которые при разговоре по телефону были, в свидетели звал, чтобы они подтвердили, что Киреев был готов взятку взять. А они: «Да, о встрече договаривались. Но по какому именно поводу должна быть встреча, разговор не шел». Как, блин, не шел, когда речь прямо велась о передаче денег?..

– Где вы были вчера с шести до семи утра? – прервал его рассказ сыщик.

– В тренажерке. У меня в подвале дома тренажерный зал, и я там каждое утро что-то вроде зарядки делаю, – ответил Арутюнян. – А что случилось?

Гуров решил сделать исключение и ответить на вопрос, а заодно и посмотреть на реакцию бизнесмена:

– В это время вчера убили Киреева.

– Вот как? А я, значит, в подозреваемые попал? – удивился бизнесмен. – Зря вы так думаете. Я ведь не столько на Киреева обижен, сколько на ваших коллег, извините за прямоту. Я ведь понимаю, что в России испокон веков существует правило «не подмажешь – не поедешь». И то, что чиновники деньги берут, наша национальная традиция. А вот когда полицейские их отмазывают, это уже хуже. Вы ведь закон и людей должны защищать… Да что я вам это говорю?! Вы и сами все прекрасно понимаете. Если позволите, дам вам совет: если Киреева убили из-за его взяточничества, то ищите человека, который никогда бы взятку не дал и считает стяжательство смертным грехом. Только такой мог бы взяточника убить…

Возвращаясь в Главк, Гуров вынужден был согласиться, что в чем-то Арутюнян был прав. Фанатик, считающий взяточничество сродни алчности, корыстолюбию, действительно мог бы пойти на убийство. И хотя убийство тоже грех, но не смертный. Но даже если допустить, что такой фанатик в Москве появился, почему он начал именно с Киреева?.. Был знаком лично?.. А почему убил только сейчас? Или раньше про взятки не знал?..

– Блин, таким образом я черт знает в какие теософские темы закачусь! – оборвал свои размышления Гуров. – Идею Ашот, конечно, красивую подал, но очень уж бредовую…

В «дежурке» в Главке Гурова оповестили, что его просили зайти в криминалистический отдел. Спецы закончили работу по экспертизе по Кирееву, и все материалы он может забрать. Сыщик поднялся наверх и сделал небольшой крюк, зайдя в экспертно-криминалистический отдел, чтобы забрать материалы. Лишних вопросов по смерти Киреева задавать не стал, решив сначала изучить отчет. А как только он стал его просматривать, в кабинет ввалился Крячко.

– Глухо, Лев, как ты и предполагал, – заявил Станислав, стаскивая куртку, и, как обычно, вместо того чтобы повесить ее на вешалку, бросил на диван. – Парни Ступина прочесали все окрестные дома и даже со сторожем храма разговаривали, но никто ничего не видел и не слышал. Точнее, одна бабушка, божий одуванчик, которая чуть ли не в четыре утра каждый день просыпается, видела, как Киреев с собачкой вышел из подъезда и, как всегда, пошел в сторону сквера. Да еще один собачник встретил его по дороге. Оба утверждают, что все было как обычно и никаких странностей они не заметили. Сторож из храма Киреева вообще не видел и понятия не имеет, кто это такой. Сказал, что все тоже было как обычно. Несколько человек прошли мимо церкви. Кто-то останавливался и крестился, а кто-то просто шел дальше. В общем, примет убийцы у нас пока нет.

– Я так и предполагал, – буркнул Гуров, просматривая листы отчета экспертов. – Займись Снегиревым.

– Уже! – фыркнул Крячко. – Сделал запрос в паспортный стол. Знаешь сколько в Москве людей с именем Геннадий Снегирев?.. Около пятисот человек!

– Ну так отсей, – отмахнулся сыщик, вновь погружаясь в отчет. – Тому, с кем конфликтовал Киреев, не может быть меньше тридцати и уж никак не больше шестидесяти.

– Лев, ну не держи меня за практиканта! – немного обиделся Стас. – И это я уже сделал, и все равно остается около сотни человек. Я их один до второго пришествия Христа проверять буду! Надо ребят привлекать…

– Привлекай. Возьми надежных, кто ответственно работать умеет, и проверяйте, – отмахнулся Гуров и вдруг застыл: на одной из фотографий, сделанных с трупа Киреева, был отчетливо виден порез в виде креста на правом виске. – Подожди, где-то я уже такое видел…

Лекционные аудитории в вузах все время почему-то вызывали у Гурова ассоциации с аренами для гладиаторских боев. Вроде ничего общего не было. Внизу никто не сражался, и публика не свистела и не готовила большие пальцы, чтобы с их помощью решить участь проигравшего бойца, но ассоциация с гладиаторской ареной у сыщика никуда не делась даже спустя много лет после получения высшего образования. Вот и на этот раз, когда он сидел на самой верхотуре в аудитории Российского государственного университета правосудия, ассоциация с гладиаторами приходила на ум сама собой. Тем более ему скоро предстояло спуститься вниз и выступить перед студентами с небольшой лекцией.

На этот безрассудный шаг Гурова уговорила Зинаида Федоровна Опушкина, которая периодически читала лекции еще ему, в бытность обучения сыщика в Академии милиции. Гуров до сих пор побаивался ее строгого нрава и вяло возражал против этого приглашения, сдавшись уже через пять минут после начала разговора. А сейчас сидел и слушал ее лекцию о причинах и следствиях нераскрытых убийств. Пожилой преподаватель имела свое непререкаемое мнение на любой счет и умело его аргументировала. Вот и сейчас Зинаида Федоровна убедительно доказывала, что в появлении «висяков» повинна исключительно недостаточно высокая компетентность сотрудников следственных органов. По ее словам, преступник всегда допускает ошибки, каким бы подготовленным он ни был. И главная задача следователя и оперов – эти ошибки заметить.

А свои слова она иллюстрировала фотографиями и документами из дела об убийстве некой Вероники Быковской, которое к тому времени не было раскрыто. Зинаида Федоровна объясняла студентам пошагово, что, как и почему делали сотрудники правоохранительных органов, занимаясь изучением следов преступления. С ее слов выходило, что следователь, опера и эксперты делали все правильно, за исключением одной маленькой детали, которую они пропустили. И Опушкина вывела на экран крупным планом эту деталь – небольшой крестик на правом виске жертвы. Эксперты так и не смогли установить, как и когда он там появился – до смерти или сразу после нее.

– Вот! – тогда торжествующе произнесла Зинаида Федоровна. – Эту маленькую деталь эксперты отметили, но никто из следователей или оперов внимания на нее не обратил. По крайней мере, дальше в материалах дела ничего об этом крестике не говорится. А ведь это, скорее всего, и есть та маленькая ошибка, которую совершил преступник и которая могла бы на него вывести. Вот только изучать эту улику никто не стал…

Тогда Гуров с ней не согласился, посчитав этот довод притянутым за уши. Тем более на виске, рядом с крестиком, похожим на те, которые чертят, играя в «крестики-нолики», и частично перекрывая его, красовался большой синяк. Вполне возможно, такой своеобразный шрам женщина получила при падении или когда убийца ударил ее. Вот только сейчас сыщик думал уже совершенно по-другому, поскольку крест на виске Быковской был очень похож на тот, который Гуров увидел на фотографии трупа Киреева. И находился он на том же самом месте!

– Стас, похоже, у нас серийник, – проговорил Гуров, выбираясь из воспоминаний.

– Лева, ты белены объелся? Или, как сейчас молодежь говорит, кислоты хапнул? – вытаращился на него Крячко. – Какой серийник? Ты о чем? Кого у нас еще топором зарубили?

– Вот! – Сыщик протянул другу фотографию, где на виске Киреева виднелся крестик. – Точно такой же на том же месте я видел около года назад. Он был на теле женщины, которую убийца повесил в ее собственном доме.

Станислав подошел к другу, взял фотографию и несколько секунд внимательно на нее смотрел, а потом перевел взгляд на сыщика. Сочувственно покачав головой и поцокав языком, он попытался потрогать лоб Гурова на предмет наличия температуры. Тот отдернул голову.

– Лева, и из-за какой-то царапины, которая могла возникнуть от чего угодно, ты делаешь выводы о серийном убийце? – с нотками грусти в голосе поинтересовался Крячко. – Ты точно в порядке? Разве тебе нужно объяснять, что серийники используют один и тот же способ для уничтожения своих жертв? Да и сами жертвы у них одинаковые. А тут одну повесили, другого топором зарубили… А кроме крестика между ними хоть что-то общее есть?

Вопреки своей воле Гуров рассердился на друга. Он понимал, насколько нелепым выглядит его собственное заявление о серийном убийце, основанное лишь на схожих крестиках на висках своих жертв. И логика действительно подсказывала, что между трупами Киреева и Быковской связь пока не прослеживается. Однако интуиция нашептывала другое. И сочувственно-снисходительный тон друга, услышавшего голос этой интуиции, сыщика обидел. Но Гуров смог сдержать раздражение и ничем его не выказал.

– Предлагаю сделать так, – усмехнулся он, глядя на Стаса. – Сейчас ты займешься поиском Снегирева, а я – подтверждением своей теории. А вечером соберемся у меня дома, вместе с Петром и Машей, и устроим мозговой штурм. Устраивает такой расклад?

– А почему нет? – пожал плечами Станислав. – Но сразу предупреждаю: если не сможешь доказать, что это серийник, с тебя бутылка конька по моему выбору. Идет?

– Договорились, – улыбнулся сыщик.

Стас допил кофе, оставил немытую чашку на своем столе и, подхватив куртку, довольно насвистывая, вышел из кабинета. А Гуров, чтобы немного отдалиться от идеи о серийнике и прочистить мозги, продолжил изучение материалов экспертизы по трупу Киреева и почти сразу наткнулся на причину того, отчего чиновник не оказал сопротивления убийце.

На одном из листов отчета стояло упоминание о следе укола, который обнаружили на шее убитого. То есть перед тем, как перерубить шею, чиновнику что-то вкололи. И через пару секунд он нашел, что именно – аминазин. Этот препарат применяют при лечении различных психических расстройств. В частности, его используют в психиатрических клиниках для успокоения буйных пациентов, поскольку аминазин блокирует психомоторное возбуждение и страх. Если Кирееву вкололи большую дозу, то убийца спокойно мог поставить его на колени, заставить сложить руки на груди, а потом зарубить топором без шума, пыли и сопротивления. Вот только это очень специфический препарат, и в аптеке его не купишь. А значит, появилась первая серьезная зацепка: найдешь, где убийца взял аминазин, – найдешь и самого убийцу!

И тут же перед Гуровым встала дилемма. С одной стороны, интуиция толкала его заняться изучением дела Быковской, чтобы вникнуть во все детали и попытаться найти то, что упустили опера. То, что поможет понять, что это за крестик на виске, кто и зачем его мог сделать. А с другой – логика требовала, чтобы он немедленно занялся проверкой всех учреждений, которые используют для лечения пациентов аминазин. Это препарат строгого учета. И если найти, у кого есть недостача этого лекарства, такой факт может здорово продвинуть расследование убийства чиновника. Может, и к Быковской приведет.

Гуров выругался вполголоса, встал из-за стола и начал шарить по ящикам на рабочем месте Крячко, разыскивая сигареты. Сам сыщик курил крайне редко. Вот в таких ситуациях, когда один неверный шаг мог стоить очень дорого. Сигарет с собой он не носил и не покупал. А когда требовалась доза никотина, просто стрелял курево у кого-то из друзей или знакомых. Но сейчас Гуров остался в одиночестве, а ходить по Главку и искать сигарету ему очень не хотелось. Но на этот раз сыщику повезло – в одном из ящиков стола Станислава нашлась мятая пачка, в которой было несколько сигарет. Гуров достал пепельницу, приоткрыл окно, закурил и жадно затянулся.

По логике вещей продолжать расследование было необходимо с поиска места, где убийца мог бы получить аминазин. Однако тут сразу возникали трудности. Ни одно заведение, которое в Москве или Подмосковье использует этот препарат, не станет делать ревизию своих запасов после того, как Гуров сунет руководителю под нос свои полковничьи корочки. Для этого потребуется получать санкцию прокуратуры или подключать отдел по борьбе с наркотиками. В любом случае этот процесс затянется не на один день. Конечно, это не означало, что проводить проверку не нужно, но она не могла дать быстрых результатов, а значит, с ее началом можно было подождать. По крайней мере, до того момента, как закончится запланированный на вечер «мозговой штурм».

А вот все материалы по факту убийства Быковской сыщик мог получить сразу. Конечно, маловероятно, что они уже находятся в архивном отделе, поскольку дело вряд ли успели закрыть. Но Гуров все равно позвонил туда. А когда услышал отрицательный ответ, собрался ехать в Хамовнический отдел. Однако вспомнил, о чем его просил Яковлев, и, чтобы снова не забыть, сначала направился к Орлову.

– Петр, помнишь такого Яковлева Ивана Степановича? Сейчас он на пенсии. Замом в Таганском ОВД служил, – поинтересовался сыщик у генерала. Тот на пару секунд задумался.

– Коренастый такой, как лунь седой. У него еще жена от рака, по-моему, умерла? – спросил в ответ Орлов. Гуров кивнул. – А чего ты о нем вспомнил?

– Я с ним сегодня утром у Главка случайно столкнулся. Он помочь просил. Ему копии документов из архива не выдают, а он пенсии может лишиться, – пояснил сыщик. – Помочь бы человеку надо. К тому же он нам полезен может быть. Он тут в одном деле, которое может быть связано с убийством Киреева, фигурирует. Конечно, он и так бы в помощи не отказал, но если мы ему посодействуем, его помощь эффективнее будет.

– А что за документы? – поинтересовался генерал.

– Подтверждение того, что он служил в Дорогомиловском отделе. А то этот факт у него почему-то из стажа выпал, – ответил сыщик.

Орлов кивнул, поднял трубку, набрал короткий номер и дал распоряжение. Выслушав ответ, еще раз повторил свой приказ и только потом положил трубку на аппарат, немного задумчиво посмотрев на Гурова.

– Скажи своему Яковлеву, пусть приходит завтра. Все документы будут готовы, – хмыкнул генерал.

– Спасибо, Петр, – ответил сыщик и отправился к выходу. – Да, – остановился он в дверях. – Сегодня жду тебя вечером к себе на ужин. Изложу одну теорию, будем вместе оценивать.

– И что за теория? – уставился на сыщика Орлов.

– Не беги впереди паровоза, товарищ генерал-лейтенант. Вечером все узнаешь, – улыбнулся Гуров и вышел за дверь.

В Хамовническом ОВД Гурова встретили довольно холодно. Впрочем, сыщику было к этому не привыкать. Он уже не раз сталкивался с тем, что люди «на земле» считали вмешательство «важняка» из Главка в свои дела вторжением на суверенную территорию, почти войной. И Гуров знал, что так обычно поступают неуверенные в своих силах полицейские, которые подключение к делу специалистов более высокого уровня считают личным оскорблением и унижением собственного достоинства. Впрочем, сделать они все равно ничего не могли. Вот и сейчас сыщик с легкой иронией наблюдал, как начальник отдела, подполковник Харольский, раздувает толстые щеки, раздумывая, как реагировать на просьбу Гурова.

– Вообще-то, товарищ полковник, мы помощи в расследовании дела об убийстве Быковской не просили, – наконец выдавил он из себя.

– А я и не собираюсь помогать, – спокойно парировал сыщик. – Это дело может быть связано с тем убийством, которое расследую я. Чтобы подтвердить или опровергнуть эту теорию, мне и нужно тщательно изучить все материалы, которые имеются в вашем распоряжении. Возможно, и место преступления осмотреть. И в дальнейшем я ни помогать, ни мешать вам не собираюсь. Если эти два дела не будут связаны друг с другом, то я просто уйду, а вы ведите следствие дальше. А если наоборот, то я дело Быковской заберу, и вы его больше не увидите.

– Ну, передача дела об убийстве не совсем простая процедура, – начал говорить подполковник, но сыщик его перебил:

– В данном случае это будет намного проще, чем вы привыкли. Элементарно просто!

– Хорошо, – резко выдохнул Харольский и нажал кнопку селектора. – Пришлите ко мне капитана Файзуллаева!

Файзуллаев оказался высоким, под два метра, рыжеволосым детиной с голубовато-зелеными глазами. Его татарское или башкирское происхождение выдавали только широкие скулы да специфическая форма носа. И если бы не фамилия, Гуров бы не рискнул поспорить о национальности капитана. Выслушав распоряжение своего начальника, Файзуллаев проводил сыщика в отдельный кабинет, где не было даже компьютера и который, видимо, пустовал далеко не первый день. А чуть позже вернулся с увесистой папкой, в которой были все материалы по делу об убийстве Быковской. И позже, изучая материалы, сыщик не один раз мысленно похвалил капитана, который проделал очень хорошую работу, но, как справедливо заметила Опушкина, не уделил никакого внимания крестику на правом виске убитой. В материалах дела даже предположений о появлении этой травмы не было. Лишь заключение экспертов: «Установить, появилась ли крестообразная рана на правом виске до наступления смерти Быковской или сразу же после нее, не представляется возможным». А все из-за того, что рассечение было настолько неглубоким, что из него больше капли крови не вытекло. А так могло случиться и сразу после смерти, пока давление в венах и артериях, несмотря на остановку сердца, еще не упало.

Изучая материалы дела, Гуров понял, что опера из Хамовнического ОВД уперлись в ту же проблему, что и он сам после убийства Киреева, – Быковскую не за что было убивать, да и врагов у нее не было. Зато были друзья, которые поощряли единственную слабость женщины – любовь вкусно и много покушать! Быковская вела блог о еде в интернете, у нее была своя группа и куча почитателей. Возможно, смерть женщины можно было бы связать с довольно большим состоянием, которым она владела, но у Быковской не было наследников. То есть вообще никого: ни родителей, ни детей, ни братьев, ни сестер. Даже двоюродных или троюродных. И, судя по всему, уже в ближайшее время ее состояние, вместе с имуществом, станет собственностью города Москва.

Даже бывший муж Быковской, который первым попал в список подозреваемых, никак на ее имущество не претендовал, да и зла на свою бывшую супругу не держал. Рассказывая о причинах расставания, он спокойно сказал, что его бывшая жена совсем ничего, кроме как плотно поесть, не хотела. Ни как женщина, ни как супруга, ни как простой человек внимания мужу не уделяла. К тому же толстела с невероятной скоростью. Мужчина завел роман на стороне, а когда выяснилось, что между ним и его новой пассией все серьезно, просто ушел от Быковской и подал на развод. И, по его мнению, бывшая женушка этот факт даже не заметила, легко согласившись с расставанием.

Приводов в полицию, как и каких-либо проблем с законом, у Быковской тоже никогда не было. Хотя в отделе полиции она несколько раз была. Пару лет назад ограбили ее подругу, когда они вместе гуляли в парке у Покровского монастыря на Таганке, и Быковскую пару раз вызывали в Таганский отдел для дачи свидетельских показаний. И это был единственный факт ее связи, пусть и косвенной, с криминальным миром. Так что версию того, что Быковская могла связаться с мафией и ее казнили из-за каких-то невыполненных обязательств, полицейским пришлось исключить.

А в том, что это была именно казнь, Файзуллаев, ведущий это дело, ничуть не сомневался. Все дело в том, что в квартире убитой, судя по всему, ничего не пропало. Не было никаких следов, что кто-то рылся в вещах и что-то забирал. А подруга Быковской – Ряжевская – хоть и не могла составить точную опись всех вещей убитой, но о самых дорогих украшениях знала прекрасно и подтвердила, что все они находятся на своих местах. То есть убийца пришел в квартиру именно для того, чтобы расправиться с ее хозяйкой. Личные вещи и драгоценности его не интересовали от слова «совсем».

Зато у Файзуллаева был реальный подозреваемый. Правда, и этот факт ему не помог. Дело в том, что ни на подъезде, ни внутри его камер видеонаблюдения установлено не было. Зато сразу двое соседей видели, как примерно в то же время, когда было совершено убийство, в подъезд Быковской заходил мужчина в форме одной из курьерских служб. Вот, правда, по поводу того, какой именно из них, свидетели в показаниях расходились. Да и самого мужчину описать не могли. Действительно, кто в наше время обращает внимания на курьеров? Прошел такой человек мимо, и как будто не было его вовсе. Файзуллаев проверил все курьерские службы и установил еще один бесполезный для следствия факт – никто из них по указанному адресу в тот день своих людей не посылал.

После изучения материалов дела об убийстве Быковской сомнений у Гурова уже не осталось. Он был абсолютно уверен, что оба преступления совершил один и тот же человек. Во-первых, в обоих случаях было не просто убийство, а именно казнь. Киллера не интересовало ничего, кроме уничтожения своих жертв за какие-то ведомые ему одному провинности. Во-вторых, пресловутый крестик на правом виске. Сыщик пока не мог понять, что он означает, но это однозначно была метка убийцы, которой он клеймил свои жертвы. Ну, и в-третьих, палач ни в первом, ни во втором случае не оставил абсолютно никаких следов: ни отпечатков пальцев, ни следов обуви, ни волосинки, ни пролитой капельки пота. Хотя, может быть, их просто не смогли найти, потому что не знали, что именно искать.

Теперь осталось понять, какая связь может быть между Киреевым и Быковской. Пока общего между ними прослеживалось не так уж много. В основном лишь то, что ни у той, ни у другого не было откровенных врагов и оба жили в свое удовольствие, устанавливая в семье такие порядки, которые устраивали лишь исключительно их. На работе у Киреева все было тоже относительно ровно, хотя подчиненные к своему шефу любви не питали. Осталось узнать, как вела дела в своем ресторане Быковская. И, быть может, там и удастся найти какую-то ниточку, которая позволит продвинуться еще на шажок в поисках преступника. Правда, сначала придется заглянуть к Харольскому.

Гуров вошел в кабинет подполковника, помешав секретарше сначала доложить своему начальнику о визите «важняка». Сыщик открыл дверь без стука, подошел к столу Харольского под бесконечно удивленным взглядом подполковника и положил на него папку с материалами дела об убийстве Быковской.

– Это я у вас забираю, – констатировал Гуров.

– К сожалению, не могу вам этого позволить, – мгновенно отозвался начальник Хамовнического ОВД, словно заранее подготовился к такому сценарию. – Вы же знаете, существуют определенные процедуры. Сначала к нам должен поступить письменный приказ из Главка, затем нужно составить акт приема-передачи дела с описью материалов, затем зарегистрировать все в канцелярии…

– Минуточку, – прервал словоизлияния Харольского сыщик, достал из кармана телефон и сделал вызов Орлову. – Товарищ генерал-лейтенант, я в настоящее время нахожусь в Хамовническом ОВД. Здесь есть дело, которое, по моему мнению, напрямую связано с убийством Киреева, которое я расследую. Однако начальник отдела препятствует мне в получении этих материалов, требуя письменного распоряжения за вашей подписью. У нас нет времени вести всю эту бюрократическую волокиту. Это может негативно сказаться на расследовании убийства заместителя мэра.

– Дай мне его сюда, – сухо распорядился Орлов.

– Я думаю, товарищ генерал-лейтенант, это не лучшая идея, – отказался Гуров. – Этот буквоед может не поверить, что по моему телефону именно с вами разговаривает. Считаю, что будет правильно, если вы позвоните ему в кабинет со служебного номера. Его-то подполковник Харольский должен наизусть знать.

– Жди! – распорядился генерал и отключил связь.

Пару минут два офицера полиции в упор рассматривали друг друга. Толстые щеки Харольского покраснели, а в глазах сверкала неприкрытая злость. Во взгляде же Гурова читалась легкая ирония. Он редко прибегал к подобным трюкам, обычно решая все вопросы самостоятельно. Но сейчас, во-первых, не хотелось тратить время на убеждение и уговоры. А во-вторых, сыщику очень хотелось проучить этого надутого индюка. Причем так, чтобы тот навсегда запомнил: если полковник Гуров что-то просит, ему нужно это дать!

Телефон на столе Харольского зазвонил меньше чем через две минуты. Тот поднял трубку и еще пару минут выслушивал грозный рык Орлова, который невнятно доносился до Гурова, несмотря на расстояние между ним и подполковником и плотно прижатую к уху трубку. Харольский покраснел еще больше, но злость из его глаз исчезла, оставив после себя только испуг. Наконец разговор с руководителем Главка был закончен, и подполковник очень осторожно опустил трубку на аппарат.

– Зря вы так, товарищ полковник, – сглотнув слюну, проговорил начальник отдела. – Можно же было по-дружески договориться.

– Я попросил у вас дело как у коллеги, который так же, как и я, заинтересован в скорейшей поимке преступника. Вы, товарищ подполковник, отказали старшему по званию. Имели право! А я имел право поступить так, как поступил, – жестко ответил сыщик. – А договариваться по-дружески – это как? Бутылку коньяка вам купить? Увольте. Не мой курятник!

Взяв папку, Гуров развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета начальника отдела. Времени до вечера было еще достаточно, сыщик решил отправиться в прокуратуру, чтобы попросить провести проверку наличия аминазина в московских клиниках. Конечно, это можно было организовать и по линии МВД, но потребовалось бы все согласовывать с министерством, а это могло затянуться, даже несмотря на то что кто-то из ведомства подгонял Орлова для раскрытия убийства Киреева. Через прокуратуру это получится быстрее. Тем более что с одним из заместителей прокурора города, государственным советником юстиции третьего класса Бондаренко Богданом Львовичем, Гуров был давно знаком, и их отношения можно было назвать приятельскими.

По дороге в прокуратуру сыщик еще раз взвесил свою версию о серийном убийце. Конечно, и способы убийства, и характеристики жертв были абсолютно разными, и это абсолютно несвойственно «серийникам». К тому же между Киреевым и Быковской не было ничего общего, и сыщик сомневался, что между ними удастся найти хоть какие-то точки соприкосновения. И все это делает теорию Гурова притянутой за уши, но сыщик был в ней абсолютно уверен. И виной всему эти пресловутые крестики на правом виске жертв. А вдобавок тот факт, что оба убийства выглядели как казнь. Хладнокровно подготовленная и почти безупречно исполненная.

«Почти» потому, что убийца оставил свою метку. Гуров пока не понимал ее смысла и не мог прийти к выводу, как она поможет найти преступника. Но упускать эти крестики из своего внимания сыщик не собирался. И сейчас Лев Иванович вновь почувствовал безмерную благодарность Опушкиной, которая во время лекции невольно привлекла к этому факту внимание Гурова. Теперь осталось убедить друзей в верности версии серийного убийцы, потому что, только поверив сыщику, они помогут в расследовании максимально эффективно. В противном случае могут упустить мелкие детали, которые, как крестик на виске, окажут решающее влияние на ход дела.

Когда Гуров подъезжал к прокуратуре, снег, шедший до этого момента весь день, резко прекратился. Подул холодный северо-западный ветер, разгоняя сплошную пелену туч. Они неслись, словно взбесившееся стадо коней, к горизонту, и солнце, уже скрывшееся за тушами многоэтажек, окрасило их багрянцем. При этом плотная нижняя часть облаков оставалась иссиня-черной, а их верхушки, растерзанные ветром, побелели, и небо окрасилось в цвета российского флага. Сыщик невольно залюбовался этим редким зрелищем, пока стоял в небольшой пробке на светофоре. Почему-то вид триколора на небе приободрил его и приподнял настроение. Словно это был знак лично ему. Подтверждение того, что он идет в правильном направлении.

В прокуратуре Бондаренко встретил сыщика как старого доброго друга. Гуров попытался сразу перейти к делу, но помощник прокурора сделать это ему не дал. Он попросил секретаршу приготовить кофе, а пока она этим занималась и затем, пока пили удивительно вкусный напиток, Бондаренко расспрашивал сыщика обо всем: о службе, о семье, об Орлове и Крячко. Вспомнил даже парочку старых историй, участниками которых были оба собеседника. И лишь когда чашки с кофе опустели, помощник прокурора проговорил:

– Вот, хорошо пообщались. Вспомнили былые деньки. Теперь можно и о деле. С чем пожаловал, Лев Иванович?

– Я расследую убийство заммэра Киреева, – начал Гуров.

– Знаем. Наслышаны. Так сказать, держим руку на пульсе, – улыбнулся Бондаренко.

– Во время расследования всплыл один интересный и необычный факт: перед убийством Киреева лишили возможности сопротивляться, использовав аминазин, – сообщил сыщик, достал из папки листок с заключением экспертов и протянул его заместителю прокурора.

А затем кратко рассказал все, что было известно по этому делу. О том, что Киреев был казнен и убийца, однозначно, готовил преступление заранее. Что найти каких-либо свидетелей не удалось и у следствия нет даже приблизительного описания киллера. Что Киреев стоял на коленях со сложенными на груди руками и не сопротивлялся. И то, что, по мнению экспертов, привести его в такую рабскую покорность могла только приличная доза аминазина. Умолчал сыщик только о крестике на виске и своем предположении о серийном убийце.

– Вот такие дела получаются, Богдан Львович. Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся, но для этого твоя помощь нужна, – закончил свой рассказ Гуров. – Единственная ниточка, которая сейчас ведет к преступнику, – это аминазин. Препарат этот просто так не достанешь. И если удастся найти, где преступник его добыл, то мы и на него самого сразу выйдем.

– Значит, хочешь, чтобы я своих ребят проверять лечебницы отправил? – прищурился Бондаренко. – А что по линии своего ведомства не пошел?

– У вас быстрее получится, – откровенно ответил сыщик, зная, что польстит советнику юстиции. – К тому же, надеюсь, ты по старой дружбе поможешь все максимально оперативно сделать.

– И правильно делаешь, что надеешься. Молодец, что обратился, – улыбнулся Бондаренко. – Если честно, прокурор города сегодня об убийстве Киреева упоминал и говорил, что, вероятно, дело на особый контроль взять придется. А тут я к нему приду и самую свежую информацию принесу. – Помощник прокурора вновь прищурился и после секундной паузы продолжил: – Сделаем, конечно! Завтра же сниму парней с других дел и отправлю проверять все медучреждения, где есть аминазин. Благо список таких у нас давно составлен, и время тратить на поиски не придется. Думаю, суток вполне хватит, чтобы найти, где была утечка. Так что завтра к вечеру или, крайний срок, послезавтра утром у тебя будет полная информация. Но у меня к тебе тоже просьба. Раз уж я прокурору города о ходе расследования убийства Киреева доложу, будь добр, держи меня в курсе дела и по вечерам звони, рассказывай, как расследование продвигается!

– Договорились! – улыбнулся Гуров, протягивая заместителю прокурора руку для рукопожатия.

Выйдя из прокуратуры, сыщик сразу позвонил Яковлеву по номеру телефона, который тот дал ему сегодня утром. Во-первых, Гуров хотел сообщить ему хорошую новость насчет восстановления документов. А во-вторых, намеревался порасспрашивать о деле Ратас, поскольку бывший полицейский сам принимал участие в доследственных действиях. И пока еще у сыщика не было подозреваемых в убийстве Киреева, следовало бы получше узнать тех людей, кто мог желать его смерти. Именно поэтому Гуров не стал ничего говорить по телефону, а назначил личную встречу.

Сегодня возвращаться в Главк Гуров не собирался, а вот редкая возможность отвезти домой Марию Строеву после репетиции у него появилась. Именно поэтому сыщик пригласил Яковлева в кафе около театра, где служила Мария. Окна этого небольшого заведения, выдержанного в стиле тридцатых годов прошлого века, выходили прямо на двери театра, так что Гуров не опасался, что, пока разговаривает с бывшим полицейским, сможет пропустить жену, из-за чего вернуться домой с ней вместе у него не получится.

До кафе Гуров добрался быстрее, чем Яковлев, поскольку доехать от прокуратуры до театра удалось не более чем за двадцать минут, а вот полицейскому в отставке от своего дома пришлось добираться значительно дольше. Впрочем, сыщика это ничуть не расстроило. Он пил кофе и расслаблялся, слушая ретромузыку и отдыхая после дня напряженной умственной работы. Такие моменты выпадали в его жизни нечасто, и Гуров умел их ценить и ими пользоваться.

Яковлев подъехал минут через двадцать после того, как сыщик разместился за столиком и заказал себе кофе. Бывшему полицейскому пришлось прокатиться по улице взад-вперед, чтобы найти место для парковки, а затем он неторопливо и размеренно, словно заправский купец первой гильдии, перешел дорогу и вошел в кафе. Гурова он увидел сразу и сел за его столик.

– Что скажешь, Лев Иванович? – поинтересовался пенсионер.

– Ну, для начала у меня для тебя хорошая новость, – ответил сыщик. – Вопрос с твоими документами генерал решил. Должны быть завтра готовы, но я бы на твоем месте подождал до послезавтра. Сам знаешь, как в архиве сотрудники работают. Так что придешь послезавтра с утра и заберешь все, что тебе было нужно.

– Спасибо, Лев Иванович! Поверь, в долгу не останусь! – обрадовался Яковлев.

– Конечно, не останешься, – улыбнулся Гуров. – Мне твоя помощь нужна. Ты же ведь доследствием по заявлению Ратас на Киреева занимался? Помнишь такое дело?

– Помню. Мутная хрень получилась, – нахмурился бывший полицейский и рассказал все, что знал.

Лаура пришла в отдел с уже готовым заявлением, и дежурный отправил ее к Яковлеву, который тогда был старшим оперуполномоченным Таганского ОВД, чтобы тот сам решил, кому поручить провести доследственные мероприятия. Майор с первого взгляда на документ понял, что заявление составлял профессиональный юрист, а приглядевшись к женщине, сообразил, что та настроена более чем серьезно. И Яковлев решил сам взяться за это дело.

Бизнесвумен в подробностях рассказала все. Как дала Кирееву первую взятку и за что она заплатила чиновнику. Как тот долгое время не выходил на связь, а затем потребовал еще одну крупную сумму. Она даже дала прослушать запись разговора на телефоне. Правда, понять по ней, с кем именно разговаривает женщина, было невозможно. А вот тот факт, что у нее вымогали взятку, устанавливался легко. Однако уже во время этого первого опроса произошла странная вещь – неожиданно зазвонил телефон, и Яковлева вызвал к себе начальник Таганского отдела.

– Спрашивает, ты чем сейчас занимаешься. Я ему, мол, принимаю заявление по факту коррупции в работу. А он мне, дескать, тебе больше делать не хрена? Более важных дел нет? Передай отчет Сысоеву и займись убийством на Воловьей улице. Дескать, тут, под носом у тебя, человека в собственной постели зарезали, а ты даже не чешешься. Чтобы через час полный отчет по делу у меня на столе лежал, – эмоционально продолжил рассказ Яковлев. – Ну а что мне оставалось, Лев Иванович? Зашел к себе, сказал Ратас, что ее делом другой человек займется, и отвел ее к лейтенанту Сысоеву.

На несколько секунд пенсионер замолчал, небольшим глотками хлебая чай, который ему за пару минут до этого принесла официантка. Яковлев пил чай неспешно и даже как-то солидно, и эта размеренность невероятно естественно смотрелась в антураже тридцатых годов. Гуров подумал, что единственное, чего тут не хватает – это кусочков комкового сахара, вприкуску с которыми следовало бы пить чай Яковлеву при такой размеренности и неспешности.

– А потом странности продолжились, – проговорил пенсионер, поставив чашку на блюдце. – То, что ОБЭП сразу не привлекли, еще как-то объяснить можно. Все-таки шло доследствие, и еще ничего ясно не было. А вот опрос свидетелей, судя по тому, что я потом увидел, был очень странным. Зачем-то допрашивали подчиненных Киреева, которые и близко к этим взяткам не стояли, а вот сожителя Ратас, который, по ее словам, тоже в этом деле участвовал, даже не опросили.

– А как фамилия сожителя? – поинтересовался Гуров.

– Ей-богу, не помню, Лев Иванович, – развел руками Яковлев. – Видишь, я тогда про сожителя случайно услышал, когда Ратас просила Сысоева его допросить. Однако этого потом ни в одном протоколе не оказалось. Да и с записью этой странная штука произошла. Однажды утром со склада вещдоков вынесли стопку промокших вещей и документов, среди которых был и телефон Ратас. Сказали, дескать, трубу прорвало, а ни одного слесаря потом в отделе так и не появилось. Да и зачем нужно было телефон у женщины забирать, если можно было из него просто карту с записью вынуть? Я думаю, кому-то нужно было, чтобы все следы контактов Ратас и Киреева были уничтожены. И этот кто-то сидит высоко. Либо у вас, в Главке, либо и вовсе в министерстве. Так что, если хочешь в этом деле разобраться, Лев Иванович, сначала ищи своих. Я, кстати, краем уха слышал, что против Киреева еще несколько аналогичных дел возбуждали и их кто-то так же спокойно потушил.

– Понятно, – кивнул Гуров. – Слушай, Иван Степанович, а ты что так рано на пенсию ушел? Еще десяток лет поработать бы мог. Пользу бы принес, – сделав глоток уже остывшего кофе, продолжил сыщик. – Не хочешь вернуться? Могу тебе помочь к нам, в Главк, устроиться.

– Нет, Лев Иванович, я откажусь, – покачал головой Яковлев. – Тут вишь какое дело, я жене обещание дал. Она меня последние лет десять пилила. Дескать, уходи из полиции, неправым делом ты занимаешься. А когда умирала, обещание с меня взяла доработать до пенсии, уйти из полиции и заняться какими-нибудь хорошими делами. Я ей пообещал и слово свое перед покойницей не нарушу!

– Ну, это твое решение! – хмыкнул Гуров. – Спасибо, что помог. Теперь картинка немного проясняется. Ну а с этой Ратас я еще пообщаюсь. У нее и узнаю, как звали сожителя. А ты, может, перекусить что-нибудь хочешь? А я тебя тут вместо еды разговорами кормлю.

– Спасибо, нет, – ответил Яковлев. – Сейчас Великий пост идет, а тут все скоромное. Так что я дома поем, что Бог послал.

Сыщик удивленно посмотрел на бывшего полицейского, неожиданно проявившего строгую религиозность, которой Гуров раньше и не предполагал. Однако комментировать это заявление Яковлева посчитал неправильным. Как и задавать вопросы о вере.

– А ты над чем сейчас работаешь, Лев Иванович? – поинтересовался пенсионер.

– Собираю всю информацию, которая имеет отношение к Кирееву, – расплывчато ответил Гуров.

– Понятно, – улыбнулся Яковлев, не спеша допил чай, а потом поднялся со стула. – Еще раз спасибо за помощь, Лев Иванович. Не буду больше тебя задерживать.

Мужчины пожали друг другу руки, и пенсионер пошел к выходу.

Мария вышла из театра примерно через полчаса после того, как ушел Яковлев. Она выглядела настолько красивой, что Гуров несколько секунд восторженно любовался женой, не в силах отвести взгляд. Впрочем, Строева всегда была такой. Даже когда несколько лет назад ее жизни угрожала реальная опасность, она в такой страшной ситуации оставалась красивой, элегантной, уверенной в себе и своем муже и спокойной. Как только она вышла из дверей, к актрисе сразу же бросились с цветами несколько поклонников и поклонниц, поджидавших ее появления невесть где. Гуров дождался, пока они подарят Строевой букеты и скажут ей слова восхищения, и лишь затем поднялся из-за стола и вышел на улицу. Он позвал жену по имени и помахал ей рукой. Мария увидела его и с улыбкой перебежала через дорогу.

– Вот это сюрприз! – рассмеялась она. – Не ожидала, что ты от своих преступников сможешь раньше позднего вечера оторваться.

– Сегодня мне повезло: преступники закончились раньше, чем я ожидал, – улыбнулся в ответ сыщик. – Зато у нас сегодня будут гости. Может, заедем куда-нибудь, купим что-то на ужин?

– Петр и Стас? – поинтересовалась насчет гостей Строева. Гуров кивнул.

– Лёва, ты когда-нибудь в холодильник заглядываешь? – снова рассмеялась Мария. – Там есть холодец, который Стасик так любит. Котлеты, думаю, тоже всех устроят. Осталось только гарнир приготовить. Что касается остального, если хочешь, можем заехать и купить какие-нибудь салатики, а так у меня кое-какие соленья еще остались. Ну, и если вы опять будете коньяк дуть, то лимоны дома кончились. Такое меню тебя устроит?

– Вполне, – с серьезным видом кивнул сыщик. – Салаты не нужны, раз соленья есть. А вот лимон на всякий случай не помешает. Но его в супермаркете у дома можно спокойно купить. Так что прошу вас в мою карету, королева!..

У большинства людей образ актрисы совершенно не сочетается с домашним хозяйством. По их мнению, женщины этой профессии ведут богемный образ жизни, и все, чем они заняты, – это заботы о собственной внешности и имидже да бесконечные вечеринки, где актрисы заводят знакомства и ищут продюсеров. Однако Строева в этот типаж совершенно не укладывалась, как и достаточно большое количество по-настоящему хороших актрис. Мария любила семью и дом и обожала хлопотать на кухне. У нее буквально все горело в руках, и, пока Гуров еще раз просматривал материалы дел, Строева успела накрыть такой стол, который, при всей своей незатейливости, мог бы стать украшением любого праздника. Кстати, и без салатов не обошлось! Из того, что нашла в холодильнике, Мария соорудила парочку шедевров, которые позже просто смели со стола мужчины.

Обычно на такие посиделки первым заявлялся Крячко, несмотря на свою привычку везде и всюду опаздывать, если это не касалось непосредственных операций по поиску и задержанию преступников. Но на этот раз получилось иначе – первым в дверь позвонил Орлов. Он приехал к Гурову и Марии прямо из Главка, даже не переодевшись, так в генеральской форме и явился. Мария, которая открывала ему дверь, вытянулась по струнке.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! – звонким голосом на весь дом поприветствовала она друга семьи.

– Машенька, перестань вгонять в краску старого офицера, – проворчал Орлов, целуя Строевой руку. – Это не ты передо мной по стойке «смирно» должна стоять, а я перед тобой – на одном колене.

– Петр, ты тут перестань с моей женой заигрывать, а то на дуэль вызову, – рассмеялся Гуров, тоже выйдя встретить гостя.

Мужчины прошли в гостиную, а Мария вернулась на кухню закончить приготовление гарнира. Орлов тут же взялся за расспросы, пытаясь выяснить, по какому поводу сегодня сыщик устроил общий сбор, но Гуров с легкой улыбкой на губах отказался отвечать, требуя дождаться Стаса. И пока они были вдвоем, сыщик рассказал генералу о том, что узнал о предполагаемой коррупционной деятельности Киреева.

– Значит, твой Яковлев уверен, что крыса, которая прикрывала чиновника, в Главке или в министерстве? – задумчиво переспросил Орлов, когда Гуров закончил свой рассказ. – Ну, нашу контору я бы исключил. Этого вообще не может быть, чтобы кто-то от нас давал распоряжение уничтожить улики, а я об этом ничего не знал. Да и нет в Главке офицера с таким влиянием на отделы. Разве что мои замы, но я в них уверен. Не первый год вместе работаем. А вот с министерством может быть все, что угодно.

– Кстати, может быть, это тот человек, который потребовал от тебя меня на расследование его смерти поставить? – поинтересовался сыщик.

– Знаешь, Лёва, ты своими делами занимайся, а уж с крысами я сам разбираться буду, – ушел от ответа Орлов. – Тем более брал Киреев взятки или нет, в твоем деле значения не имеет.

– А вот в этом ты, возможно, ошибаешься! – усмехнулся в ответ Гуров. Генерал хотел что-то спросить, но в этот момент раздался звонок в дверь.

– А вот и Стас. – Сыщик поднялся с дивана и пошел открывать дверь, а Стас, едва переступив порог и раздевшись, ошарашил Гурова.

– Лёва, а ты знаешь, что твоя Быковская и Киреев несколько раз встречались? – с довольной миной на лице поинтересовался Крячко, усаживаясь в свое любимое кресло.

– Откуда ты узнал? – удивился сыщик.

– Кто такая Быковская? – одновременно с ним спросил Орлов.

– Петр, чуть позже все расскажу! – повернулся к нему Гуров.

– Ну, знаете, парни, это уже совсем не комильфо! – обиделся генерал. – Я сейчас себя чувствую, как беременная женщина. Все вокруг знают какую-то страшную тайну, а мне не говорят, чтобы у меня, не дай бог, выкидыш не случился!

– Ну, Петр, если ты беременным себя чувствуешь, да еще и родишь, то страховой синдикат Ллойда тебе миллион британских фунтов стерлингов выплатит. Так что мы тебя все же побережем, пожалуй! – расхохотался Крячко.

– Да пошли вы на хрен со своими буржуйскими миллионами! – продолжил дуться генерал.

– Так как ты узнал про Быковскую и Киреева? – не обратив внимания на недовольство Орлова, поинтересовался сыщик у Станислава.

– Все просто. Оказалось, что один из Геннадиев Снегиревых, которых ты мне поручил проверять, работает сантехником в здании мэрии, – самодовольно усмехнулся Крячко. – Я, конечно, был уверен, что это не тот Снегирев, которого ты ищешь, иначе тебе бы на него сразу указали, однако проверить был обязан. А после решил заглянуть к секретарше Киреева, поскольку твоя фантазия о Быковской мне в голову запала. Так вот, эта Инночка очаровательной и общительной девушкой оказалась. А учитывая мое неотразимое обаяние, она уже через пару минут согласилась порыться в архивах. Так вот, около года назад эта Быковская обращалась в мэрию с вопросом о расширении своего ресторана за счет соседнего магазинчика и перепланировки помещения. Получила отказ и вышла напрямую на Киреева. Один раз они встречались в кабинете, а потом пару раз в том самом ресторане. Инночка про это знала, потому что сам Киреев просил ее напоминать ему обо всех встречах, о которых он заранее договаривался. Так что при жизни оба покойника были лично знакомы.

– А теперь выкладывайте все по порядку! – потребовал генерал.

– Не сейчас, мальчики, – остановила его Мария, входя в гостиную. – Ужин готов, и я надеюсь, вы помните наш уговор: за едой никаких разговоров о делах!

Такой уговор действительно существовал давно, и мужчины его неукоснительно соблюдали. Они прекрасно знали, что Марии нравится, когда муж и его друзья с удовольствием едят то, что она приготовила. К тому же Строева была уверена, что разговоры о делах за ужином не дают возможность в полной мере оценить вкус пищи, мешают пищеварению, да и вообще неблагоприятно сказываются на общей обстановке за столом.

Однако сам ужин действительно не дал возможности мужчинам поговорить о делах. Они всегда восхищались умением Марии из самых простых на первый взгляд блюд сделать шедевры. Вот и сейчас уплетали за обе щеки, не переставая нахваливать хозяйку. А если кто и задавал вопросы, то только Орлов. Как обычно, он интересовался, как Строева приготовила то или иное блюдо, чтобы потом рассказать рецепт своей жене. Впрочем, передавал он сведения о кулинарных способностях Марии своей супруге или нет, для друзей так и осталось тайной за семью печатями.

После ужина все четверо перешли в гостиную, где на журнальном столике Мария разместила тарелочки с шоколадом и лимоном, а также две мисочки с солью и сахаром (кому как больше нравится), а Гуров достал из домашнего бара початую бутылку коньяка. Крячко чуть задержался на кухне, по-хозяйски готовя всем желающим кофе, а когда и он перебрался в гостиную, Гуров начал излагать свою версию двух убийств. Начал он так же, как и утром со Стасом, издалека, рассказав о странном крестике на правом виске Киреева, а затем и о том, где и когда впервые увидел на трупе подобный знак.

– Я считаю, это метка серийного убийцы, – закончил первую часть своего рассказа Гуров.

– Петр, ну хоть ты ему скажи! – как на психически больного, посмотрел сначала на сыщика, а потом перевел взгляд на генерала Крячко. – Это только в буржуйских фильмах серийные убийцы могут использовать разные методы для уничтожения своих жертв, а в реальности все иначе. Маньяки выбирают один человеческий тип, используют одинаковые орудия для совершения преступлений и никогда не меняют своих повадок! А здесь ничего этого нет. Нет даже связи между жертвами.

– Ну, ты же сам сказал, что Киреев и Быковская были знакомы, – вступилась за мужа Строева. – К тому же, по-моему, ты не прав относительно методов, которыми действуют серийники. Вспомни Зодиака из Штатов. Его жертвами становились самые разные люди, и убивал он их по-разному.

– Ну, во-первых, Зодиак – это миф. Поймать его не смогли и даже не смогли установить, один это человек или были подражатели, – снисходительно посмотрел на Марию Крячко. – А во-вторых, даже если такой убийца и существовал на самом деле, это исключение из правил, которое только подчеркивает верность всех постулатов криминалистики.

Орлов, как обычно, в спор не вмешивался, оставляя за собой последнее слово и ожидая, пока будут озвучены все доводы и возражения. Гуров тоже дал Стасу немного поспорить с женой, а потом выложил аргументы, которые считал решающими. Он рассказал, что Быковскую, без сомнения, казнили, поскольку из личных вещей и драгоценностей ничего не тронули. Аналогичной была ситуация и с Киреевым, на руке которого киллер оставил очень дорогие часы.

Вторым аргументом Гурова стали крестики на правых висках жертв. Помимо расположения они были идентичны по способу нанесения – очень неглубокие порезы, которые действительно могли бы возникнуть случайно, если бы не еще одно совпадение – эксперты так и не смогли установить, были они нанесены незадолго до смерти или сразу же после нее. И даже Крячко, который то и дело прерывал Гурова ироничными замечаниями, под конец изложения сыщиком своей теории стал выглядеть задумчивым. А когда Гуров закончил говорить, жирную точку поставил генерал.

– Я думаю, Лёва прав, и это чертовски плохо! – заявил Орлов. – У тебя, полковник, опять интуиция сработала, и ты нашел ей фактическое подтверждение. А это значит, что по Москве больше года бродит чертов маньяк, а мы до сих пор о нем ничего не знаем. И черт знает, сколько еще жертв на его совести появилось за это время?! Как, к чертям собачьим, я обо всем этом в министерстве докладывать буду?

– Петр, чего-то ты расчертыхался слишком много! – строго посмотрела на него Мария.

– Прости, Машенька, – смутился генерал. – Лёва, наливай коньяк! Мне срочно нужно выпить…

Вчера вечером друзья просидели еще довольно долго, обсуждая теорию Гурова и высказывая различные предложения о том, как вести в дальнейшем расследование и что делать, чтобы выйти на серийного убийцу. Однако ничего гениального никому в голову не пришло, и Орлов закончил затянувшиеся посиделки словами: «Закругляемся, ребята! Утро вечера мудренее!»

Когда все разошлись, сыщик еще долго не мог уснуть, продумывая направления поиска убийцы и размышляя над возможными мотивами, а также над неожиданной связью Быковской и Киреева. А когда проснулся утром по звонку будильника, то немного удивился – Строева уже встала и готовила на кухне завтрак.

Гуров иногда с любовью называл жену лежебокой, и это частично было правдой и зависело от образа жизни актрисы. Дело в том, что репетиции у Марии начинались после обеда, а заканчивались частенько поздно вечером. Не говоря уж о спектаклях, с которых домой Строева добиралась иногда и ближе к полуночи. Именно поэтому Маша любила утром поваляться в кровати и, даже проснувшись, не спешила из нее выбираться, читая книги либо заучивая свою роль, или знакомясь со сценарием пьесы. Но и такие моменты, когда Строева вставала раньше мужа и начинала чем-то заниматься, тоже иногда случались. Сегодня как раз была именно такая ситуация.

Завтрак, как и все, что готовила Мария своими руками, оказался очень вкусным. Однако всю дорогу до Главка мысли Гурова занимала не съеденная пища, а то, что сказала ему Строева во время еды. Маша, как всегда, ходить вокруг да около не стала. Было понятно, что она, как и остальные члены вчерашнего «совета», тоже немало думала о новом серийном убийце, и мысль свою сформулировала достаточно четко. «Лёва, – сказала она, – мне кажется, что этот убийца уверен, что очищает мир. Посуди сам, обе жертвы были довольно аморальными типами, а он считает, что вершит правосудие вместо вас. Найди источник, откуда он берет сведения об этих людях. Может быть, это даже интернет. Пойми, почему он выбрал именно этих людей, и ты сразу же найдешь серийного убийцу».

Собственно говоря, никакого божественного откровения в этих словах Строевой не было. Однако вчера внимание и мысли друзей были сконцентрированы на другом – поиске связи между убитыми и их палачом. А про источник информации, откуда киллер мог брать сведения о своих жертвах, если сыщики и упоминали, то только вскользь, не концентрируясь на этом. А между тем Мария была права. Если удастся понять, как и откуда убийца брал сведения о тех, кого потом казнил, это могло бы приблизить сыщиков к нему вплотную. Однако сначала нужно было проверить массу дел за последние несколько лет, чтобы найти на жертвах небольшой порез в виде крестика на виске, на который сыщики и следователи до этого времени не обращали внимания.

По дороге в Главк Гуров передумал ехать на службу. В своем кабинете ему сейчас делать было нечего до тех пор, пока не появится нужная информация. Сыщик припарковал машину на обочине и позвонил в аналитический отдел. Однако трубку там никто не брал. Видимо, на службе ребята еще не появились, и сыщик набрал личный номер Ермоленко Виктора Сергеевича – начальника аналитиков. Он попросил старого приятеля поручить ребятам провести тщательный анализ убийств за последние три года и отобрать из них те, в которых на правом виске жертвы была зафиксирована рана в виде креста. Ермоленко наверняка почувствовал напряжение в голосе сыщика, и, Гуров был уверен, что по содержанию этой просьбы Ермоленко догадался о возможном появлении в Москве нового серийного убийцы, но вопросов задавать не стал, пообещав все сделать еще до обеда. Сыщик поблагодарил его и набрал новый номер.

На этот раз Гуров позвонил подруге убитой Быковской – Тамаре Ряжевской – и попросил о встрече. Женщина немного удивилась и, как показалось сыщику, даже испугалась предложенной встречи. Она заявила, что уже все рассказала полицейским и ничего нового добавить не может. Что ничего не знает об обстоятельствах смерти подруги и понятия не имеет, кто мог бы желать ее смерти.

– И все же я думаю, что кое-что новое вы мне можете рассказать, – оборвал ее нескончаемые словоизлияния Гуров. – Я могу, конечно, вызвать вас в Главк повесткой, но не думаю, что тамошняя обстановка будет располагать к откровенному разговору. Предлагаю встретиться в нейтральном месте. Как вам кафе вашей подруги? Через час буду ждать вас там.

Заведение общепита на Саввиновской набережной совершенно не понравилось Гурову. Вся цветовая гамма его оформления была выдержана в бело-розовых тонах и напоминала скорее кукольный домик, с которыми девочки играют еще до школы или максимум в начальных классах. Официантки, которые, как на подбор, отличались довольно пышными формами, видимо, чтобы не создавать резкого контраста с хозяйкой заведения, были одеты в розовые юбки плиссе в крупный белый горошек и белые рубашки, подвязанные на шее широкими розовыми галстуками в тот же белый горошек. Меню делилось на утреннее, обеденное и вечернее, и утром в заведении покойной Быковской можно было перекусить исключительно тортами и пирожными. В общем, мужчина типа Гурова в этом кафе смотрелся инородным телом.

В заведении Быковской была управляющая, поскольку сама хозяйка сюда наведывалась нечасто, предпочитая изобретать различные блюда дома и вести блог в интернете. Начальница кафе оказалась и вовсе сверхдородной дамой, которая, по прикидкам Гурова, при росте около ста шестидесяти сантиметров весила наверняка больше сотни килограмм. Однако женщиной она оказалась веселой и общительной, хотя и не скрывала своего беспокойства о будущем: у Быковской не было наследников, и что в дальнейшем случится с кафе, она представления не имела. А пока, поскольку все финансовые потоки были зациклены именно на управляющей, продолжала поддерживать его работу и стабильно выплачивала зарплату персоналу.

– Я девочкам честно сказала, чтобы они искали себе другое место, – разоткровенничалась управляющая. – Тут, конечно, зарплата хорошая. Вероника Игоревна, хоть и была строгой, труд своих сотрудников оплачивала хорошо. Да и заведение очень оригинальное сделала. Вот мне и не хочется его бросать. Правда, не знаю, сколько мы еще продержимся. Все-таки по закону это будет выморочное имущество, и московские власти на него лапу обязательно наложат. А пока будут искать нового собственника, кафе закроют. Да я и не уверена, что новый хозяин захочет сохранить это заведение как кафе. Тем более в таком виде. Все-таки, согласитесь, вкус у Вероники Игоревны был оригинальным.

– Да, с этим не поспоришь, – улыбнулся Гуров. – А сейчас я бы хотел посмотреть те помещения, которые присоединились к кафе для расширения. Кстати, что вы знаете об отношениях между Быковской и Киреевым?

– А Киреев – это кто? – удивленно посмотрела на него женщина.

– Заместитель мэра Москвы, – пояснил сыщик. – Тот человек, с которым Вероника Игоревна согласовывала расширение заведения.

– А-а, понятно, – протянула управляющая и, удивительно элегантно для ее комплекции, пожала плечами. – Ничего не знаю. Она со мной такие вещи не обсуждала. Знаю только, что поначалу с расширением и перепланировкой какие-то трудности возникли, но Вероника Игоревна их как-то решила.

Помещение соседнего магазинчика, который приобрела Быковская и присоединила к своему кафе, оказалось не очень большим. Владелица заведения разделила его на три части и сделала из магазина отдельные кабинеты для компаний, желающих уединения. Две комнаты поменьше были выдержаны в зеленых и голубых тонах, а самая большая оказалась красной с золотом. Гуров отметил, что при перепланировке была снесена часть несущей стены. Видимо, это и было камнем преткновения, из-за которого Быковской не давали разрешения. И понятно, что такой вопрос, кроме как взяткой, решиться просто не мог. Гуров поблагодарил управляющую и, попросив принести ему чашку кофе, вернулся в основной зал. А минут через пять туда вошла Тамара Ряжевская. Ее фотографии в материалах дела, естественно, не было. Однако по тому, как вошедшая женщина стала озираться по сторонам, выискивая того, кто назначил ей встречу, догадаться о ее личности было нетрудно. Гуров привстал из-за стола и призывно махнул Ряжевской рукой.

Подруга Быковской оказалась тоже женщиной довольно объемных форм, хотя была немного выше и чуть менее полной, чем управляющая рестораном. Она улыбнулась, когда Гуров галантно отодвинул стул, предлагая ей присесть, но глаза Ряжевской оставались холодными и настороженными. Она внимательно осмотрела сыщика, словно оценивая, стоит ли доверять мужчине столь поджарой комплекции, а потом спросила:

– И зачем вы, господин полковник, хотели меня видеть?

– Зовите меня Львом Ивановичем, Тамара Алексеевна. Так нам будет проще общаться, – предложил Гуров, женщина кивнула, соглашаясь, а сыщик не стал отвечать на ее вопрос. Вместо этого задал свой: – Что вы знаете об отношениях между Быковской и Киреевым?

– Вероника обращалась к нему, чтобы получить разрешение на перепланировку, – коротко ответила Ряжевская.

– А почему к нему, а не в свой департамент? – задал новый вопрос сыщик, хотя ответ на него знал и сам.

– А потому, что в департаменте ей отказали, – эмоционально ответила женщина. – Там одни сплошные бюрократы сидят. Нашли, видите ли, какую-то ошибку в плане, который для Ники архитектор делал. Мелочь, а они уперлись. Кричат, это нарушение. А по-другому там сделать вообще нельзя было. Что тогда получается? Ника зря деньги тратила, этот магазинчик покупая?

– У Киреева и Быковской были общие знакомые? – Сыщик внимательно посмотрел на женщину.

– Не думаю. По крайней мере, я об этом ничего не слышала, – покачала та головой. – Ника, хоть и была довольно богатой женщиной и могла бы себе самые разные знакомства позволить, мало с кем в реале общалась. Ее интересовала только кулинария и ее блог в интернете. Кстати, там у нее перед самой смертью было уже больше двухсот тысяч подписчиков.

– Тогда кто ей посоветовал к Кирееву обратиться, чтобы решить вопрос перепланировки? – задал новый вопрос сыщик.

– Один из тех блогеров, с которыми она в интернете общалась. Я его ник не помню, – ответила Ряжевская. – Он сказал, что с этим заместителем мэра можно любые вопросы за деньги решить…

И женщина тут же прикусила язык, испуганно посмотрев на Гурова. В ее взгляде явно читалось: «Какая я дура! Опять сболтнула лишнего». Однако сыщик в ответ ободряюще улыбнулся.

– Не беспокойтесь, Тамара Алексеевна, ваша откровенность проблем ни для кого уже не создаст, – проговорил он. – Значит, Быковская дала Кирееву взятку?

– А как без этого? – после минутного молчания ответила женщина. – У нас спорные вопросы решаются только двумя способами: через суд или с помощью взятки. Причем если в первом случае гарантий никаких нет, то во втором, если не нарвешься на кидалу, все довольно быстро и положительно решается…

После встречи с Ряжевской Гуров возвращался в Главк с чувством некоторого разочарования в душе. Конечно, он не слишком сильно рассчитывал, что сведения, которые удастся вытянуть из подруги покойной Быковской, дадут хорошую ниточку для того, чтобы выйти по ней на убийцу, но небольшая надежда на это была. А теперь она растаяла, и версию, что Быковская и Киреев были связаны с одним человеком, который мог быть убийцей или оказаться знакомым с киллером, теперь можно было выбрасывать на помойку. Единственной пользой от этого разговора стало то, что бывший заместитель мэра оказался взяточником, и сомневаться в этом больше не приходилось. И снова приходилось начинать практически с нуля. Правда, на этот раз была одна твердая зацепка – крестик на виске жертв, – которая тоже пока никуда не вела.

Всю дорогу до Главка сыщик продолжал ломать голову над вопросами, ответов на которые не находил. Что может означать крестик на висках жертв? Причем такой, какие обычно чертят в игре «крестики-нолики»? Почему убийца оставлял его на виске и именно на правом? Почему серийник выбрал жертвами именно этих людей, у которых общее было только одно – отсутствие врагов? И еще, как он вообще находит свои жертвы? Ведь если Быковскую еще можно было обнаружить в интернете, то Киреев был абсолютно закрытым человеком, соцсетей он не вел. Гуров подумал, что изучение новых материалов, которые наверняка найдут аналитики, позволит получить ответы хоть на какие-то из этих вопросов. Однако до Главка доехать ему вновь было не суждено. Когда до ведомства оставалось несколько кварталов, зазвонил телефон. Сыщик ответил на звонок.

– Лёва, кажется, я нашел твоего Снегирева, – раздался в трубке довольный голос Стаса.

– С чего ты так решил? – поинтересовался сыщик.

– Я сегодня взялся проверить всех Снегиревых, которые имели судимость, – ответил Крячко. – Один Геннадий подошел идеально. Он отмотал срок за нанесение тяжких телесных повреждений.

– И почему ты решил, что это он? – Гуров не любил, когда Станислав, подчеркивая значимость собственной работы, растягивал ответ на простой вопрос, заставляя собеседника побыть в ожидании, но терпеть такую манеру друга все же приходилось.

– Его место жительства, – улыбнулся в трубку Стас. – Угадай адрес его последнего места регистрации.

– Стас, заканчивай ерундой заниматься и говори по существу, – устало ответил Гуров. – Не готов я сейчас детскими играми заниматься.

– Печатников переулок, дом 19 с 1, – перестал паясничать Крячко. – Место прописки Лауры Ратас.

– Вот как? – немного удивился сыщик, хотя и раньше в подсознании предполагал, что такое возможно. – Я недалеко от Главка, подтягивайся к дому Ратас.

– Я уже тут, – ответил Стас. – Сначала решил один к ним сходить, а потом подумал, возможно, тебе знакомство с этой семейкой тоже будет интересно.

– Молодец! – с улыбкой похвалил друга Гуров. – Минут через пятнадцать-двадцать буду у тебя.

– Жду, – отрапортовал Крячко и тут же воскликнул: – Опа! А я пока Ратас задержу. Похоже, она на работу сваливать собралась.

– А ты ее откуда знаешь? – удивился сыщик.

– Нашел в соцсетях! Ладно, некогда мне, – ответил Стас и отключил связь.

Когда Гуров добрался до нужного места, Ратас и Крячко уже сидели в его машине. Эстонка выглядела очень напряженной, хотя и пыталась сохранять внешнюю невозмутимость, что ей плохо удавалось. Видимо, за бизнесвумен все же числились какие-то грешки, а Стас не рассказал женщине, что полицейским в настоящий момент от нее нужно. Вот она и ломала голову, чем обернется неожиданная утренняя встреча с сотрудниками полиции. А Крячко, как обычно, валял дурака и напропалую балагурил.

– Полковник Гуров, – представился сыщик, открывая переднюю пассажирскую дверь машины Крячко, где сидела Ратас. – У нас к вам есть несколько вопросов. Предлагаю на выбор место, где мы можем вам их задать: либо поднимаемся в вашу квартиру, либо едем в Главк. Что предпочтете?

– Мне вообще-то на работу нужно, – слегка растягивая слова, попыталась избежать расспросов Лаура.

– Этот вариант станет доступен после того, как мы с вами пообщаемся, – покачал головой сыщик. – Если необходимо, можете позвонить своим сотрудникам и сообщить, что немного задержитесь. А теперь еще раз спрошу: поднимемся к вам в квартиру или поедем в Главк?

– Идемте ко мне, – все еще пытаясь казаться спокойной, ответила Ратас и, выйдя из машины, достала телефон. – Так мне можно позвонить?

– Конечно-конечно, – улыбнулся Гуров.

Не оглядываясь на сыщиков, эстонка пошла к подъезду, набрав на телефоне какой-то номер и отдавая короткие, но четкие распоряжения. Гуров невольно залюбовался ей. В отличие от Ряжевской и сотрудников кафе убитой Быковской, эстонка, в свои сорок с небольшим лет, выглядела очень эффектно. Точеная фигурка, ухоженное лицо, длинные ноги и эффектная походка. В целом чувствовалось, что эта женщина любит привлекать к себе внимание мужчин и получает удовольствие, ловя на себе восхищенные взгляды. До Марии она, конечно, недотягивала, но тем не менее…

Когда Лаура открыла дверь своей квартиры, расположенной на последнем этаже, Крячко осторожно отодвинул ее, не дав войти первой. Женщина ошарашенно посмотрела на него, но сопротивляться не стала. Сыщики надеялись, что искомый ими Снегирев окажется внутри, но квартира была пустой – мужчины там не было. Пока Гуров придерживал Ратас у дверей, Крячко быстро осмотрел комнаты, а потом дал знак войти, убирая пистолет в заплечную кобуру.

Собственно говоря, осмотр жилища эстонки занял у Стаса лишь несколько секунд, поскольку помещений в ней было немного. Ратас сделала перепланировку, превратив стандартную квартиру в студию, где все, за исключением спальни и ванной комнаты, находилось в одном помещении. Даже окна эстонка поменяла, поставив вместо обычных французские – во всю стену. Выглядело это очень по-европейски, хотя и Стас, и Гуров почувствовали себя неуютно в такой непривычной обстановке.

– Разрешите узнать, кого вы тут ищете? – уже не скрывая легкого недовольства, поинтересовалась эстонка.

– Где ваш сожитель Снегирев? – ответил вопросом на вопрос Гуров.

– Ах, вот кто вам нужен! – натянуто, с легкими нотками облегчения улыбнулась Ратас. – Вот только помочь в его поисках я не могу. Около недели назад мы поссорились, и я его выгнала.

– И где он может быть? – задал новый вопрос сыщик.

– У своих друзей-уголовников, наверное, – пожала плечами Лаура. – Мне откуда знать? Я ему не звонила. Он пытался пару раз позвонить, но я не стала отвечать.

– И часто вы ссоритесь? – внимательно посмотрел на нее Крячко, вступив в разговор.

– Первые три года было все идеально, – чуть поморщившись, ответила женщина. – А последний год – часто. Видимо, правы были психологи, когда утверждали, что четвертый год совместной жизни – самый кризисный. И те, кто сможет его прожить, не расставшись, потом гарантируют себе долгую и счастливую совместную жизнь. У нас, похоже, этого не получится.

– Значит, когда Снегирев разборки Кирееву устраивал, вы еще только-только вместе жить начали? – Сыщик буквально ошарашил ее этим вопросом. – Именно поэтому вы о нем в показаниях по уголовному делу ничего не говорили?

– Да, – растерянно проговорила Ратас, переводя взгляд с одного сыщика на другого. – К тому же я опасалась, что его уголовное прошлое может навредить делу. А откуда вы знаете про разборки? Киреев пожаловался? Но почему? Ведь уже столько лет прошло…

– Киреев уже никому и ни о чем не пожалуется, – максимально жестким тоном, решив сыграть злого полицейского, проговорил Стас. – Его убили. И мы подозреваем, что это мог сделать ваш сожитель. Кстати, как я понимаю, алиби ему вы обеспечить не сможете?..

– Гена убил Киреева? Да чушь все это! – неожиданно вступилась за сожителя Лаура. – Он, конечно, вспыльчивый человек и даже подраться может, но убить?! Это невозможно! К тому же столько лет прошло. Мы уже об этом деле с Киреевым даже не вспоминали.

– Вы, может, и не вспоминали. Но вашего сожителя, как я понимаю, теперь уже бывшего, ранее посадили за причинение тяжких повреждений, – так же жестко проговорил Крячко. – Откуда вы знаете, что у него в голове творится? Может быть, он посчитал Киреева и его тогдашний поступок причиной плохих отношений между вами и решил наказать виновника.

– Да чушь это! – горячо воскликнула эстонка. – Не может такого быть! Никогда в это не поверю…

И в этот момент раздался звонок в дверь. Стас, посмотрев на Ратас, прижал палец к губам, призывая ее к молчанию, и осторожно, стараясь не производить ни единого звука, пошел к выходу из квартиры. На полпути до двери он достал из кобуры пистолет, и Гуров тоже положил ладонь на рукоять оружия, придвинувшись чуть ближе к эстонке.

– Гена, если это ты, беги! Тут менты! – неожиданно писклявым голосом истошно заорала Ратас, когда Станиславу оставалось до двери несколько шагов. – Беги, Гена, беги!

На лестнице раздался топот тяжелых башмаков, и Стас, уже не таясь, метнулся к двери. Он рассчитывал открыть ее одним рывком, но замок на двери оказался автоматическим и запирался самостоятельно, когда дверь закрывалась. И пока Крячко разбирался, как открыть ее, он потерял с десяток драгоценных секунд. А когда выскочил на лестничную площадку, башмаки беглеца топали уже двумя этажами ниже. Стас метнулся следом.

– Зря вы так, – сочувственно посмотрел на Лауру Гуров, не убирая ладонь с рукояти пистолета. – А теперь сядьте на диван и держите руки на коленях так, чтобы они у меня все время были на виду…

Выскочив из подъезда, Станислав посмотрел по сторонам и почти сразу заметил мужчину, который подбежал к старенькому «жигуленку» и, достав из кармана ключи, попытался попасть ими в прорезь замка, чтобы открыть дверку. Сразу это не получилось, и мужчина обернулся в сторону подъезда, из которого выскочил Крячко. Заметив в его руках пистолет, мужчина бросил ковыряться с замком и помчался через дворы в сторону Сретенки. Отсюда, со стороны дома 19 с 1, двор выглядел тупиком, но Станислав вспомнил, что там должна быть как минимум одна арка, выводящая в Колокольников переулок.

– Стой, гад! – закричал Крячко и пальнул в воздух.

Однако мужчину этот выстрел не остановил, а только раззадорил. Он помчался по дворам с такой скоростью, словно стремился побить мировой рекорд на стометровке. Станислав сплюнул и бросился за ним, почти не замечая испуганных взглядов редких прохожих и не обращая внимания на то, как они шарахаются в стороны, видя в его руках пистолет. И все же профессиональные навыки заставили его заметить, что одна из женщин, которая была во дворе с коляской, достала телефон и стала куда-то звонить. Скорее всего, в полицию. А вот худой и высокий юноша, лет четырнадцати-пятнадцати, напротив, звонить никуда не стал. Он с азартом начал снимать погоню на видеокамеру гаджета.

«Вот я и стал звездой интернета!» – усмехнувшись, подумал Крячко, максимально наращивая скорость.

Убегавший от Станислава Снегирев, а сыщик в этом ничуть не сомневался, оказался в хорошей физической форме. Он домчался до арки первым, и расстояние между убегавшим и догонявшим почти не сократилось. Снегирев на секунду обернулся на преследователя, а затем свернул в арку, убегая в сторону Колокольникова переулка. А Стас не мог понять, на что тот рассчитывал. Здесь, в центре Москвы, затеряться было практически негде. И единственное, что могло спасти беглеца, – это то, что Крячко выдохнется раньше его. Вот только Стас ничуть не сомневался, что в состоянии выдержать любой марафон с преступником.

Однако нестись через половину Москвы за беглецом сыщику не пришлось. Снегирев выскочил из арки в Колокольников переулок и, не глядя по сторонам, бросился через дорогу. Правую полосу ему удалось преодолеть без препятствий, а вот автомобиль, ехавший по левой полосе, затормозить не успел. Точнее, водитель-то на тормоза нажал, но машина остановилась не сразу. И в тот момент, когда Снегирев уже почти достиг тротуара на другой стороне дороги, серебристый «Рено» зацепил его правым крылом. Мужчина закрутился на месте, как юла, а затем отлетел в сторону, жестко ударившись о стену дома. Пока он приходил в себя и пытался подняться, Крячко уже настиг беглеца, остановился в метре от лежащего на тротуаре мужчины, направив пистолет ему в голову.

– Забег окончен! Можешь считать, что норму ГТО ты сдал, – тяжело дыша, проговорил Крячко. – А теперь перевернись на пузо и заведи руки за спину. Второй раз повторять не буду. У меня есть приказ пристрелить тебя, если это будет необходимо, и у меня пальцы чешутся его исполнить.

– Вы же видели, он сам под колеса выскочил! – заорал в этот момент водитель, выбираясь из машины и не сразу заметив пистолет в руках Станислава. А когда увидел, оторопел: – Что здесь происходит?

– Задержание опасного преступника, – уже почти ровным голосом ответил Крячко и, не оборачиваясь к водителю, достал из кармана удостоверение и показал его автомобилисту. Тот сначала сделал шаг вперед, рассматривая корочки, а потом попятился на три шага назад.

– А что я такого сделал, начальник? – прохрипел Снегирев, когда пришел в себя достаточно для того, чтобы сообразить, что от него требует полицейский, и выполнить его приказ.

– Ну, я найду, что на тебя повесить, при желании, – ответил Станислав, нагибаясь и застегивая наручники на беглеце. – А оно у меня есть, и очень сильное. Поскольку я жутко не люблю, когда приходится в догонялки с такими баранами, как ты, играть!..

Несмотря на то что в Главк Гуров ехал с Ратас, а Станислав вез туда Снегирева, сыщик решил поменять фигурантов для допроса. Показания Лауры большого интереса для Гурова не представляли, хотя и могли быть очень полезными, если Снегирев окажется тем серийным убийцей, которого они ищут. И Станислав, пожалуй, лучше многих мог вытащить из женщины те сведения, которые она даже не собиралась никому рассказывать. Именно поэтому Гуров отправил Крячко брать показания с Ратас, несмотря на его обычное ворчание. Правда, на этот раз Станислав возмущался недолго.

– Мне этот хмырь своими жалобами все мозги в машине вынес, а ты даже на нем отыграться мне не дашь? – немного повозмущался Крячко и передразнил Снегирева: – «Начальник, я из-за тебя головой ударился. Да еще и бок болит, по которому машина саданула. Мне в больничку нужно. У меня, наверное, сотрясение и переломы ребер. И вообще, за что меня задержали? Я законопослушный гражданин и требую адвоката. А еще – доктора! Это полицейский произвол!»

– Ну, у тебя же от этого ничего не сломалось? – хмыкнул Гуров.

– Мозги сломались! – отрезал Станислав.

– Вот сейчас ты их и поправишь содержательной беседой с красивой, но не очень умной женщиной, – выписал свой рецепт от «сломанных мозгов» полковник, пока задержанных оформлял дежурный. – Бери себе Ратас. Если хочешь, можешь в нашем кабинете допрашивать или иди в первую допросную. Я Снегирева во вторую отведу. Там ремонт давно не делали нормальный, и она пострашнее выглядит.

Комната для допросов за номером два выглядела действительно очень неприглядно. Казалось бы, в Главке должно быть все самое лучшее, но это далеко не всегда было так. И если на технике и вооружении для московской полиции власти не особо экономили, то на хозяйственные нужды расходы уреза́ли регулярно. И теперь во второй комнате для допросов кое-где кусками отлетела штукатурка, которую кое-как замазали цементным раствором, даже не удосужившись закрасить.

Решетка на окне смотрелась так, будто ее туда вставили еще до революции 1917 года. Металлический стол в центре комнаты был обшарпанным, поцарапанным, а рядом с одним из углов на нем зияла вмятина. При наличии должного воображения можно было предположить, что кого-то в этом месте били головой о столешницу, хотя Гуров и не мог вспомнить, от чего и когда эта вмятина появилась. Да и стулья выглядели не лучше. Тот, на котором должен был сидеть задержанный, был привинчен к полу. А одним ударом другого можно убить человека. Ну а единственными новшествами в этой комнате были две видеокамеры, которые вели запись допроса, да зеркальное стекло на стене, которое поставили еще в начале двухтысячных, отдавая дань подражанию западным допросным. Помещение за ним, кстати, было бывшей кладовкой, и там, помимо оборудования для записи допроса, могли с трудом уместиться три человека. Сейчас там были Гуров, Орлов и техник, отвечающий за запись, и офицеры, глядя на беспокойного Снегирева за стеклом, негромко переговаривались.

– Думаешь, наш тип? – спросил у сыщика генерал.

– Возможно, – кивнул Гуров. – С первого взгляда сказать трудно. Могу только сказать, что Снегирев либо отличный актер, как и большинство серийников, либо об убийствах не ведает ни сном ни духом. Побеседую с ним, а потом и будем делать выводы.

– А что интуиция подсказывает? – поинтересовался Орлов.

– А интуиция мне говорит, что у этого хмыря рыльце в пушку, – пожал плечами полковник. – А вот где и как он его измазал, я думаю, уже скоро мы выясним. Будешь смотреть на допрос?

– Мне больше заняться, что ли, нечем? – удивился генерал. – Потом в отчете все напишешь. А нужно будет, видеозапись пересмотрю. Кстати, ну не выглядит этот Снегирев как серийный убийца! Хладнокровия и выдержки ему не хватает.

– Да, Петр Николаевич, забыл ты, как «на земле» работать, – тихо рассмеялся сыщик. – Вспомни, далеко не все преступники выглядят как преступники. И далеко не все законопослушные граждане выглядят так, как будто они никогда преступлений не совершали.

– Почитай мне тут еще лекции о работе «на земле», – обиделся Орлов и протиснулся к выходу. – Вечером доложишь, что из этого типа вытянуть удалось.

Когда Гуров вошел в комнату для допросов, Снегирев резко повернулся на скрип открывающейся двери, словно ждал карающего ангела с мечом или посланника сатаны с раскаленными ножами. Он постарался рассмотреть, что находится за спиной у сыщика, видимо ожидая адвоката. Но там был только конвойный, и задержанный недовольно поморщился. Гуров сел напротив него и представился.

– Ого! Походу, что-то серьезное произошло, если меня такой «важняк» допрашивать будет, – с удивлением произнес Геннадий.

– Вот и хорошо, господин Снегирев, что вы меня знаете. – Сыщик внимательно посмотрел задержанному прямо в глаза. Тот невольно поежился. – Значит, разговор у нас быстрее пойдет, и мне меры давления к вам применять не потребуется.

– А о чем нам говорить-то? Я ничего противозаконного не делал! – попытался возмутиться Геннадий.

– Снегирев, и ты туда же? – тяжело вздохнул Гуров. – Я уже было подумал, что ты человек разумный и готов быстренько ответить на мои вопросы. А ты, значит, хочешь в игры со мной поиграть?.. Не думаешь, что это для тебя очень плохо может закончиться?

– Куда уж хуже?! Попал в ментовку ни за что! – возмутился Снегирев. – И вообще, я требую адвоката! Без него не буду ничего говорить.

– Будет тебе адвокат, – кивнул сыщик. – Но сначала мы с тобой поговорим по-простому. Не под протокол. Ты ответишь на несколько моих вопросов, и если меня твои ответы удовлетворят, то я тебя сразу же отпущу. Если откажешься говорить или твои ответы мне не понравятся, то я, для начала, привлеку тебя за неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции и за применение насилия в отношении представителя власти. Даже по первым частям этих статей ты как минимум получишь пятнадцать суток ареста. А как максимум на пару лет обратно на зону отправишься. И это будет только начало. Пока ты под арестом сидишь, мы на тебя «висяк» повесим. Есть тут один подходящий – бомжа зарезали. А поставить на орудие убийства твои пальчики труда большого не составит. Так что? Будем разговаривать или мне сразу тебя по триста восемнадцатой оформлять?

Снегирев сразу сник. Он мог и не знать, что Гуров подлогом доказательств никогда не занимался, да и никогда не имел цели упрятать подозреваемого за решетку любой ценой. А слава среди преступников у сыщика была грозная. К тому же Гуров умел говорить весьма убедительно. И его красноречие заставило Геннадия сдаться.

– Ладно, начальник, спрашивай. Отвечу все как на духу. Только чужих грехов на себя не возьму! – словно решившись прыгнуть в ледяную воду с высоты, проговорил Снегирев.

– Ты почему от нас убегать стал? – издалека начал Гуров.

– Так Лаура же закричала, чтобы я бежал. Вот я и побежал, – удивленно ответил Геннадий.

– А если бы она тебе велела с крыши небоскреба спрыгнуть? Тоже бы сиганул? – с усмешкой поинтересовался сыщик.

– А зачем ей просить меня с крыши прыгать? Она что, дура, что ли? – удивленно уставился на полицейского Снегирев.

Дальше допрос пошел и вовсе легко. Сыщик намеренно заходил издалека, не упоминая о том, что Киреев был убит. Гуров расспрашивал Снегирева об отношениях с чиновником и с интересом следил за его реакцией, пытаясь понять, знает ли он об этом преступлении и строит из себя наивного дурачка или все же нет.

Снегирев довольно подробно рассказал о двух случаях конфликтов с Киреевым. Оба раза, по его словам, Геннадий встречался с чиновником без ведома Лауры. Правда, Ратас потом об этом все равно узнала и устроила своему сожителю скандал. Дескать, не лезь в мой бизнес и отношения с деловыми партнерами. Однако обе вылазки Снегирева оказались безуспешными. Киреев свои требования не изменил, а, напротив, еще и увеличил сумму. А когда адвокат Ратас рекомендовал ей пойти в полицию, то сделка и вовсе сорвалась. Лауре так и не удалось сделать из гаражей магазин, и ее мечта об открытии торговой точки в столице отодвинулась на неопределенный срок.

– Правда, внакладе Лаура не осталась, – закончил свой рассказ о давних событиях Снегирев. – Где-то через полгода ей удалось продать эти гаражи куда дороже, чем она их покупала. Ну а магазин?.. Найдет со временем точку в нужном ей месте. Деньги у нее есть, только она жадная. Хочет купить что-то по дешевке, а в хороших местах в Москве таких магазинов не бывает.

– Где ты был вчера утром с пяти часов до половины восьмого? – резко сменил тему сыщик. Секунду Снегирев удивленно смотрел на него.

– Где был вчера? – переспросил он и пожал плечами. – Отходняки ловил! Я ведь, как Лаура меня выгнала, снял номер в гостинице и бухал напропалую. Пытался ей звонить по пьяни. Сначала хотел ругаться, а потом – прощения просить, а она не отвечала. А позавчера вечером вдруг понял, что очень сильно люблю эту женщину и бухарой исправить что-то и сделать шаг к примирению нельзя. Допил остатки водки, уснул, а со вчерашнего дня ушел в отходняки. Налегал на минералку и соки. Помылся, побрился и из номера никуда не выходил – мне заказы курьеры приносили. Можете у персонала гостиницы спросить. Я с позавчерашнего вечера и до сегодняшнего утра из номера не высовывался. Да там у них и камеры видеонаблюдения есть. Если хотите, проверьте!

– Проверим обязательно, – пообещал Гуров, хотя и понимал, что делать этого не придется – вновь, в очередной раз, вместо серийного убийцы выпала пустышка. – Сейчас конвойный отведет тебя к дежурному. Оформим подписку о невыезде, и топай к своей Лауре. Кстати, тебе с месяц придется у нее дома жить, раз уж у тебя по ее адресу регистрация. Если проверим и тебя там не будет, то сразу же отправишься за решетку. Так что постарайся уж как-нибудь с ней помириться и в течение месяца дурака не валяй, чтобы она тебя снова не выгнала. А потом уже сами смотрите!

– Спасибо, гражданин начальник! – радостно заорал Снегирев, а потом спросил: – Так а за что меня вообще задержали?

– По подозрению в убийстве Киреева, – ответил сыщик, и Геннадий застыл с открытым ртом. – Кстати, пока эти подозрения с тебя полностью не сняты. Так что не нарывайся на неприятности.

Гуров выбрался из-за стола и открыл дверь.

– Сержант, отведите задержанного к дежурному. Пусть оформит подписку о невыезде и надлежащем поведении, – распорядился сыщик. – Потом пусть этот гражданин идет на все четыре стороны. Что ему делать в дальнейшем, он уже знает.

Гуров вернулся в свой кабинет в каком-то опустошенном состоянии. Конечно, больших надежд на то, что Снегирев окажется тем самым серийным убийцей, сыщик не возлагал (да что уж там говорить, вообще мало в это верил!), и все же алиби бывшего зэка его разочаровало. Полковник был недоволен, что подходили к концу вторые сутки расследования, а никаких зацепок, даже малейших, способных привести к убийце, у него не было. Гуров налил себе вчерашний кофе, разогрел его в микроволновке и сел за стол, пытаясь ни о чем не думать и очистить мозги от шелухи ненужных версий.

Крячко пришел минут через десять после друга и ничем его, разумеется, не порадовал. Ратас, слово в слово, подтвердила все, что говорил Снегирев касательно отношений с Киреевым. Более того, женщина уверяла, что ее сожитель (она его уже не называла бывшим) просто психологически никого не способен убить, поскольку трусоват. И в качестве доказательства этого она приводила выводы психолога, к которому они со Снегиревым одно время ходили на сеансы семейной терапии. Единственным, что не могла подтвердить Лаура, было алиби Геннадия. Впрочем, этого и не требовалось. Гуров был уверен, что сотрудники гостиницы его и без посторонней помощи подтвердят. И все же он послал Крячко проверить показания Снегирева.

– Хорошо. Съезжу, раз нужно, – ответил Станислав и, взяв чашку со стола, понюхал ее, а затем, даже не споласкивая, вылил внутрь остатки кофе. – Вот столько лет на свете живу, а этих баб понять так и не получается. Взять эту Ратас. Женщина красивая, можно сказать, в меру умная, обеспеченная, а с таким хмырем связалась. Этот Снегирев помимо того, что нытик и трус, так даже своего жилья в Москве не имеет, а она его любит! Даже представить не могу, как он мог кому-то тяжкие повреждения нанести, чтобы срок получить. Наверное, с перепугу!

– Ты с Лаурой флиртовать, что ли, пытался? – улыбнулся Гуров, потягивая кофе. – В интересах следствия, так сказать? – Он прекрасно знал, что у Крячко с женой Натальей доверительные отношения. Но порой Стас не мог отказать себе в невинных удовольствиях типа флирта с привлекательной женщиной.

– Не-а, Лёва, я воробей стреляный! – расплылся в ответной улыбке Крячко. – Ты бы посмотрел, с каким огнем в глазах эта дамочка своего сожителя пыталась оправдать, то и сам бы понял, хотя в женщинах и не разбираешься, что с девушкой в таком состоянии флиртовать бессмысленно. Она влюблена, и твои комплименты уйдут, как пули в молоко… Говоря про женщин, я не Марию имел в виду. Тут и гением быть не нужно, чтобы понять: тот факт, что ты заполучил ее, доказывает не твое умение разбираться в женщинах, а простое и невероятное везение!

– А ты завидуй молча. – Сыщик вдруг понял, что этот нехитрый разговор совершенно очистил его голову от хлама, попавшего туда за сегодняшний день, и мышление, а также восприятие окружающего, вновь стали ясными и четкими.

– А с чего мне завидовать? Зато моя Наталья такие пироги печет, закачаешься! Да и вообще, друг мой Лёва, повезло нам со спутницами жизни.

– Кстати, а ты у Ратас не поинтересовался, какого хрена она велела бежать Снегиреву? Этот пентюх сам не смог объяснить, зачем бежал. Дескать, Лаура велела!

– Да и она ничего четко объяснить не могла, – пожал плечами Крячко. – Сначала твердила, что просто испугалась за своего Геночку. Потом начала бормотать что-то про полицейский произвол. Типа если бы я ему дверь открыл, то мы сначала бы этого Снегирева избили, а потом только вопросы бы задавать стали. А затем и вовсе заявила, что побоялась, будто мы уж решили убийство Киреева на ее сожителя повесить из-за того, что он в тюрьме сидел. Вот и закричала, чтобы бежал. А пока бы он от нас прятался, она бы доказала его невиновность.

– Гениально, – хмыкнул Гуров. – А она не подумала, что побегом, тем более удачным, он бы себе только больше навредил?

– Не подумала, – подтвердил эту версию Станислав. – И очень долго извинялась за свой «опрометчивый шаг». Кстати, ты Снегирева закрыл?

– Нет, – покачал головой сыщик. – Отпустил под подписку. Пятнадцать суток его не исправят. А так будет сидеть у Ратас дома и трястись, что мы за ним снова можем нагрянуть. Если хочешь, можешь съездить вечерком и закрыть его. Думаю, судья над приговором долго раздумывать не будет.

– Да ну его на хрен! – фыркнул Крячко. – В конце концов, небольшая пробежка мне только на пользу пошла, а то я уже неделю времени выбрать не могу, чтобы в спортзал сходить!.. Ладно, с тобой болтать хорошо, но делами тоже заниматься надо. Сначала поеду алиби Снегирева проверю, а потом еще в одно место загляну. Есть у меня кое-какие соображения по поводу этих крестиков.

– И какие же? – Гуров удивленно посмотрел на друга.

– Пока не проверю, не буду тебе голову забивать, – хитро прищурился тот. – А то вдруг пустышкой окажется. Потом будешь меня полгода подкалывать.

– Ладно, конспиратор, вали уже отсюда! – фыркнул сыщик. – Мне тоже есть чем заняться. Сейчас пойду аналитиков подгоню, чтобы поторопились с моей задачей, да и с прокуратурой пообщаться надо…

Аналитиков особо подгонять и не пришлось. Едва за Станиславом закрылась дверь, Гуров позвонил Виктору Сергеевичу и поинтересовался, как идет работа над его заданием. Начальник аналитического отдела извинился за задержку и сообщил, что его парни решили проверить не только крестообразные раны на височной части головы, но и вообще все схожие повреждения. Сделали это на тот случай, что эксперты могли неточно указать в отчете данные о форме повреждения или же и вовсе не описывали строение раны. Ермоленко заверил сыщика, что в течение десяти-пятнадцати минут анализ будет закончен и все схожие материалы окажутся у него на столе.

Пока Гуров ждал материалов от аналитиков, он решил написать для Орлова отчет о работе со Снегиревым, прекрасно понимая, что генерал от него не отстанет, поскольку и самого Орлова наверняка ежедневно торопят с этими делами чиновники из министерства. Сыщик писал кратко и по существу, стараясь уложиться в оставшееся до получения материалов время, но закончить отчет все равно не успел – ровно через тринадцать минут после его звонка в дверь постучали. И после разрешения, полученного от сыщика, в кабинет вошел молоденький лейтенант с увесистой кипой папок в руках.

– Ничего себе уловчик, – удивленно пробормотал сыщик, не отрывая взгляд от документов. – Сколько здесь дел?

– Пять, товарищ полковник, – отрапортовал аналитик. – Остальные отсеяли. В основном из-за того, что повреждения на висках были еще у ста двенадцати жертв за последние три года, но ни одно из них по форме и характеру повреждений не подходило под сформулированный вами запрос.

– Молодцы, парни! – восхищенно похвалил аналитиков Гуров. – Как только раскроем эти преступления, представлю весь отдел к благодарности и премии!

– Служим России! – расплывшись в улыбке, гаркнул аналитик.

– Ты давай-ка, служивый, клади документы на стол и топай к себе в отдел обратно. Похоже, мне работка серьезная предстоит! – рассмеялся в ответ сыщик, предвкушая охотничьим нюхом приближение добычи.

Первое же дело, которое начал просматривать Гуров, оказалось весьма необычным, в первую очередь из-за способа убийства. Некоего Гордеева Валерия Александровича, пятидесяти трех лет от роду, удушили, забив ему трахею и пищевод купюрами различного достоинства, начиная от пятирублевых, заканчивая тысячными. Однако, как подсчитали криминалисты, несмотря на большое количество купюр, сумма наличности, от которой задохнулась жертва, оказалась не слишком большой – чуть выше трех тысяч рублей. Причем эти деньги, судя по всему, убийца принес с собой, поскольку в кошельке жертвы оказалось куда больше наличности, чем в его горле, да и в шкафу, под постельным бельем, покойник хранил порядка полумиллиона. Эти деньги остались нетронутыми, как и другие личные вещи: ноутбук, дорогие часы, золотые цепочки, крестики, перстни и так далее. Из чего следователи сделали верный вывод – убийца пришел в дом своей жертвы не с целью ограбления.

Посторонних отпечатков и иных следов в квартире обнаружено было немного. В основном они принадлежали соседу Гордеева по подъезду – Прянишникову Вадиму Максимовичу и дочери убитого Апраксиной Валерии Валерьевне. Нашли эксперты и еще два вида отпечатков, которые идентифицировать не удалось. Следов взлома или проникновения через окно или балкон (покойник жил на последнем этаже) тоже обнаружено не было, из чего был сделан вывод, что жертва сама пустила в дом своего убийцу.

Как и в случае с казнью Быковской, подъезд видеокамерами оборудован не был. Правда, если в отношении владелицы ресторана это вызвало небольшое удивление, поскольку ее дом находился в довольно престижном районе, то при расследовании смерти Гордеева на это никто не обратил внимания, хотя он тоже жил не на задворках – в Потылихе, в 1-м Сетуньском проезде. Разыскивая свидетелей, опера опросили большинство соседей убитого, но ничего конкретного узнать так и не смогли. Лишь одна из жительниц соседнего подъезда сказала, что около восьми вечера в подъезд Гордеева заходил какой-то мужчина, но описать его не смогла. Она даже не была уверена, был это один из жильцов или кто-то посторонний.

Опера проверили и телефон покойника. И последний звонок на его номер поступил примерно за час до того, как соседка видела мужчину, входившего в подъезд, где было совершено преступление. Однако проверка номера ничего не дала. Сим-карта оказалась «серой», видимо купленной где-то на станции метро, и найти ее владельца не представлялось возможным.

При опросе тех, чьи отпечатки нашли в доме, получилось так, что оперативники первым делом побеседовали с соседом Гордеева Прянишниковым. Причем еще до того, как дактилоскопический анализ был завершен. Когда в подъезде искали свидетелей, Вадим Максимович заявил, что был приятелем убитого и у того было очень много врагов, которые могли его и убить. Вот только, по мнению соседа, никого из них Гордеев бы и на порог не пустил, а не то чтобы пригласил в дом на чашку кофе.

Это Прянишников подтвердил и позже, когда его вызывали на опрос в отдел. Он заявил, что Гордеев якобы боролся за справедливость и указывал властям на то, как многие люди в Москве зарабатывают деньги нечестным и преступным способом, обманывая добропорядочных жителей столицы. По словам Прянишникова, убитый неоднократно отправлял заявления в различные органы власти – налоговую, прокуратуру, мэрию и даже в полицию, указывая на то, что тот или другой бизнесмен или чиновник обманным образом сколотил себе состояние и продолжает увеличивать его, в то время как простые москвичи становятся все беднее и беднее. Однако, по словам Прянишникова, ни на одну жалобу его приятеля власти так и не отреагировали, «как положено служителям закона».

Оперативники проверили эту информацию, и она оказалась достоверной. Покойный Гордеев действительно регулярно посылал различные жалобы, заявления и ходатайства в один из перечисленных органов власти, а иногда и во все сразу. Однако, судя по докладу, содержащемуся в материалах дела, все эти «изобличения» Гордеева не имели под собой обоснований, не давали никакого повода привлечь к ответственности людей, на которых он жаловался, и, по сути, были клеветническими доносами. Однако Прянишников был так уверен в правоте своего приятеля, что называл среди возможных убийц (или заказчиков убийства) всех, на кого жаловался Гордеев. Причем говорил о них с такой злобой, что этот факт оперативник даже отметил отдельно в отчете начальнику отдела.

А вот дочь убитого – Апраксина – была более сдержанна в своих показаниях. Она сообщила, что отец с матерью развелись около десяти лет назад, и причиной развода стало именно увлечение ее отца доносами. Валерия рассказала, что мать называла бывшего мужа «злобным завистником» и терпеть его постоянную раздражительность, которая отражалась и на ней, больше не смогла. Женщина не особо вдавалась в то, чем занимается ее отец, но по-своему любила его, несмотря ни на что. Именно поэтому регулярно, примерно раз в неделю, приезжала к нему домой, привозила поесть что-нибудь вкусненькое и убиралась в квартире. По ее словам, настоящих врагов у отца не было. Даже те, на кого он жаловался (а ей несколько раз приходилось беседовать с такими людьми), считали его, скорее, немножко сумасшедшим и больше издевались над его доносами, чем злились на доносчика. Соседи по подъезду и по дому, на некоторых из которых Гордеев тоже жаловался, не любили его, но и серьезных ссор между ними не было. Они просто старались держаться от этого мужчины подальше, тоже считая его ненормальным.

Опера, конечно, опросили некоторых из тех людей, на которых Гордеев писал доносы чаще всего, или тех, на которых его нападки были особенно яростными, но те лишь подтвердили как слова Апраксиной, так и собственное алиби на момент убийства. Убитого доносчика считали немножко «тронутым», а его кляузы – плодами беспощадной и всепожирающей зависти. Никто из опрошенных «жертв» Гордеева никакой злости или ненависти к нему не выразил. Как говорило большинство из них: «Да он просто убогий! Зачем на такого внимание обращать? У меня посерьезнее вопросы имеются. Конечно, такие кляузы неприятны, но по сравнению с другими проблемами это просто мелочи жизни и детский лепет!»

В общем и целом следствие зашло в тупик. У оперативников не оказалось никаких следов, способных привести к убийце, – ни отпечатков пальцев, ни свидетелей, и даже мотив убийства они предложили натянутый: «Вследствие личной ненависти, вызванной поведением жертвы». Хотя ни одного человека, который настолько бы ненавидел Гордеева, чтобы заставить его подавиться деньгами, ни опера, ни следователи найти не смогли.

Изучая это дело, Гуров периодически делал пометки себе в блокноте, отмечая важные, на его взгляд, детали. Теперь сыщик абсолютно не сомневался, что он на верном пути – в столице действительно как минимум три года орудовал серийный убийца. И, помимо крестиков на висках, которые были личной меткой киллера, просматривалось еще множество совпадений. Сыщик отметил отсутствие настоящих врагов, хотя недругов у Гордеева было куда больше, чем у последующих жертв – Быковской и Киреева. Вдобавок, общим оказалось и отсутствие каких-либо следов и свидетелей. Убийца явно продумывал все заранее, долго планировал преступление, наблюдая за жертвой, а затем наносил удар, когда мог остаться максимально незамеченным.

И дополнительным подтверждением его планирования служила «серая» сим-карта, которую он наверняка купил исключительно для этого дела, а затем уничтожил. Однако если брать в качестве рабочей версию о том, что убийца сначала позвонил своей жертве, договорился о встрече, а затем явился прямо в дом, то получается, что Гордеев был знаком с ним.

– Впрочем, это необязательно, – вслух одернул себя Гуров. – Убийца, зная о склонности жертвы писать доносы, мог подыграть ему и предложить Гордееву компромат на кого-то, кто интересовал покойника до смерти. – Он сдержанно фыркнул над получившимся в последней фразе каламбуром.

Ну и еще одним важным штрихом, который связывал все три убийства, была своеобразная бескорыстность киллера. Убийца ничего не взял ни у одной из жертв. Более того, Быковскую повесил на веревке, которую незадолго до этого купил в магазине, а Гордееву и вовсе затолкал в горло собственные купюры. Вопрос оставался только в одном: такие мелкие банкноты убийца использовал из-за того, что имеет низкие доходы, или просто не захотел тратить лишнее, заставляя Гордеева глотать деньги и подавиться?.. Сыщик склонялся к первому варианту, но в таком случае совершенно не получалось объяснить тот факт, что убийца даже не притронулся к деньгам и имуществу своих жертв. Даже, судя по показаниям свидетелей, и в квартирах рыться не пытался!

Раздумывая над этим вопросом, Гуров машинально перебирал папки, рассматривая даты совершения убийств, и мысленно похвалил аналитиков. Ребята проявили аккуратность и сложили документы по порядку. Казнь Гордеева была первым из известных случаев и произошла чуть более трех лет назад. Следующее убийство палач совершил примерно через полгода и затем каждую новую жертву уничтожал именно через такой промежуток времени. Получается, вместе с Киреевым и Быковской серийник уничтожил семь человек, потратив на это примерно три с половиной года. Правда, как обратил внимание сыщик, строго диапазон в половину года между казнями убийца не соблюдал. Некоторые преступления были совершены в феврале, другие – в марте. Причем в разные даты. А другая часть убийств пришлась исключительно на август – на вторую половину месяца.

Гуров попытался понять, почему убийца выбирал для казней именно эти три месяца, но ничего умного в голову не приходило. «Может быть, у психов в эти периоды происходят обострения?.. Хотя нет. Обычно считается, что психические обострения бывают осенние и весенние», – подумал сыщик и махнул рукой. Сейчас найти ответ на этот вопрос он не сможет. Как минимум нужно снова собирать вечером «большой совет» у себя дома. А если и вместе они не сообразят, в чем тут дело, вероятно, придется консультироваться со специалистом – психиатром или психологом.

Гуров встал из-за стола, подошел к пустой кофеварке и несколько секунд в недоумении смотрел на нее, не понимая, куда делся кофе. Он настолько погрузился в расследование дел серийного убийцы, что напрочь забыл, что чуть больше часа назад он вместе с Крячко сам и выпил остатки напитка. Грустно усмехнувшись, сыщик сходил в туалет, выбросил в унитаз остатки старой кофейной массы и, заварив свежий кофе, уселся изучать следующее дело. И оно сыщика удивило еще больше – по версии следствия, убийца Салманова Бекхана Зиядовича был не только пойман, но осужден и уже отправлен в колонию! Несколько секунд Гуров удивленно смотрел на эту запись, а затем принялся изучать материалы дела.

Бекхан Салманов, уроженец Чечни, жил в Москве уже около двадцати лет. Считался бизнесменом средней руки и являлся владельцем небольшого ночного клуба на Нижегородской улице, недалеко от пересечения с Третьим транспортным кольцом. Ему выпустили все кишки, распоров брюшную полость от правого паха до левых нижних ребер. Причем Салманов носил при себе оружие, но не воспользовался им. По мнению следствия, он прекрасно знал своего убийцу и ничуть его не боялся. Впрочем, судя по материалам дела, до своей смерти Бекхан Зиядович вообще никого не боялся. А если и боялся, то никому, даже близким, не показывал. Свидетели характеризовали владельца ночного клуба как очень надменного человека, который легко впадал в состояние гнева.

Убийство произошло под утро на заднем дворе ночного клуба, где Салманов обычно оставлял свой автомобиль. В своих владениях он бывал каждый день, но до утра там задерживался редко – обычно по вторникам и четвергам, если только на эти дни не выпадали мусульманские праздники. Алкоголь не употреблял и считал себя правоверным мусульманином, хотя его единоверцы высказывали и к его образу жизни, и к его поведению с посторонними людьми определенные претензии, считая, что истинный мусульманин должен вести себя скромнее.

Вот в один из таких августовских четвергов Салманова и поджидал убийца. Судя по всему, он перебрался на задний двор клуба через забор или через ворота. И то и другое было, скорее, для украшения, чем для реальной защиты от проникновения посторонних. Преодолеть их труда не составило бы мало-мальски физически подготовленному человеку. А судя по записям с камеры видеонаблюдения, установленной на заднем дворе, убийца оказался более сильным, чем его жертва.

Киллер разговаривал с Салмановым несколько минут. Звука у камеры не было, и понять, о чем именно шел разговор, было невозможно. Однако преступник, судя по всему, оставался совершенно спокойным, в то время как Бекхан к концу разговора начал размахивать руками, тыкал в сторону своего палача пальцем, а потом потянулся за пистолетом, который носил в заплечной кобуре.

Достать оружие чеченский бизнесмен не успел. Убийца резко и коротко ударил его ногой в солнечное сплетение. Салманов тут же согнулся пополам, схватившись за живот, а киллер одним движением левой руки рванул жертву за волосы, приводя в вертикальное положение. Непонятно откуда, возможно из рукава, в его правой руке оказался нож. Киллер резко воткнул его в район паха жертвы, а затем одним движением рванул его наискосок наверх, к ребрам, и в следующее же мгновение отступил на пару шагов от Салманова, чтобы кровь не попала на одежду.

Бекхан несколько секунд стоял, рассматривая рану на животе, из которой начали вываливаться кишки, а затем постарался запихать их обратно. Этот порыв и стал для него последним. Салманов, все еще держа собственные внутренности в руках, опустился на колени, продержался в такой позе несколько секунд, а затем рухнул лицом вниз. Убийца нагнулся над ним и что-то сделал. Что именно, по видео с камеры понять было невозможно, и следователи пришли к заключению, что киллер проверял пульс. А вот Гуров был уверен, что в этот момент убийца и вырезал крест на виске! Хотя в материалах дела про это повреждение, как и во всех других случаях, упоминалось лишь вскользь.

Камера на заднем дворе клуба была дешевой. Салманов поскупился и приобрел устройство с низким качеством изображения, которое при плохом освещении давало отвратительную картинку. Кроме того, убийца был в худи с капюшоном на голове и стоял спиной к камере. Впрочем, даже если бы он повернулся лицом, следствию это вряд ли бы помогло, поскольку и лицо Салманова, который все время смотрел в сторону камеры, на видеозаписи можно было разобрать с большим трудом.

Как и во всех остальных случаях, серийник не оставил после себя никаких следов. Ни отпечатков, ни волокон одежды, ни орудия убийства. Вот только на этот раз у следствия была версия, в которую полицейские вцепились железной хваткой. Дело в том, что Салманов купил этот клуб примерно за полгода до своего убийства. А до этого завсегдатаем заведения был некий Федоров Илья Николаевич, который принимал участие во второй чеченской войне. Бывшего солдата взбесило то, что владельцем клуба стал именно чеченец. Да к тому же такой надменный, вспыльчивый и наглый. Однако Федоров из принципа отказываться из-за этого от визитов в любимый ночной клуб не стал. И если они пересекались там с владельцем заведения, между двумя мужчинами нередко вспыхивали конфликты. Причем и тот и другой грозились убить друг друга не один раз и при свидетелях.

Так произошло и в день убийства. По словам свидетелей, Салманов и Федоров столкнулись лицом к лицу в коридоре. Только что приехавший в свое заведение чеченец шел в личный кабинет, а бывший солдат направлялся в общий зал из туалета. Федоров был уже изрядно пьян. Между двумя недругами завязалась словесная перепалка, а потом Федоров ударил Салманова по лицу. Тот приказал охране выкинуть буйного посетителя из клуба и пообещал, что убьет его, если еще раз увидит.

Естественно, после убийства владельца развлекательного заведения именно Федоров первым попал под подозрение. Полицейские выломали дверь в его квартире и забрали в отдел в стельку пьяным. При этом после задержания на руке Ильи нашли следы крови Салманова. Как следствие, острый конфликт между двумя мужчинами, отсутствие алиби у Федорова (тот утверждал, что купил бутылку водки по дороге домой из клуба, пил ее один, после чего и отрубился и в клуб не возвращался), а также следы крови жертвы на руке у подозреваемого и стали главными доказательствами обвинения. На суде адвокат Федорова пытался доказать, что следы крови Салманова остались у его клиента исключительно после удара по лицу покойного еще до самого факта убийства. Однако суд эти доводы не убедили. Прокурор выдвинул обвинение по части второй статьи 105 Уголовного кодекса, обвинив Федорова в убийстве по мотивам расовой ненависти, и запросил пятнадцать лет строгого режима. Суд, учитывая смягчающие обстоятельства, впаял Федорову десятку, которую тот сейчас и отбывал в исправительной колонии в Коломне.

В целом картина этого убийства кое-что прояснила для Гурова. Во-первых, стало понятно, что серийник наносит свои метки жертвам не перед их казнью, а сразу после убийства. Возможно, это важный факт, связанный с каким-либо ритуалом! Во-вторых, как и предполагал сыщик, перед тем как прикончить жертву, киллер зачитывает ей своеобразный приговор, который он выносит сам же. Ну и, в-третьих, у Гурова теперь появились хоть какие-то приметы убийцы. Судя по видеозаписи, серийник должен быть среднего роста, крепкого телосложения и достаточно развит физически. К тому же владеет кое-какими навыками боевых единоборств, судя по тому, как он почти профессионально нанес удар в солнечное сплетение Салманова. А в том, что Федоров невиновен в убийстве бизнесмена, сыщик был абсолютно уверен. Возможно, стоит пообщаться с ним, хотя сыщик и не до конца представлял, какую пользу расследованию даст разговор с Федоровым, осужденным за преступление, которого он не совершал.

Следующее дело было по убийству Веретенниковой Антонины Георгиевны. И его, в отличие от всех остальных, серийник совершил с особой жестокостью. До этого киллер хоть и убивал свои жертвы безжалостно, умирали они без особых мучений. Но со своей третьей жертвой убийца поступил иначе – он вырезал у женщины детородные органы и оставил умирать, истекая кровью. Лишь через несколько дней после убийства ее обнаружила коллега по департаменту образования столицы, Светлана Соколова, когда Веретенникова перестала отвечать на звонки и не явилась на работу в понедельник. Обеспокоенная подруга поехала к ней домой, но дверь ей по понятным причинам никто не открыл. И тогда женщина, используя свои связи, добилась того, чтобы полицейские вместе с сотрудниками МЧС вскрыли квартиру. Тогда и нашли труп, который к тому времени в теплой квартире уже начал издавать довольно сильный неприятный запах.

По словам подруги убитой, последний раз они с ней виделись перед выходными, в пятницу, на День святого Валентина. Женщины небольшой компанией сняли столик в одном из ресторанов и решили устроить своеобразный девичник в честь праздника. Вначале подруг было пять, все одинокие разведенки. Затем постепенно их число стало уменьшаться. Последней ушла Соколова, поскольку ей позвонила дочь и сказала, что у нее ужасно болит голова и горло. Обеспокоенная мамочка помчалась домой, а Веретенникова осталась. Соколова и причину назвала – ее подруга хотела «снять какого-нибудь мужика и оторваться на праздник как следует».

Веретенниковой было далеко за сорок, но выглядела она моложе и, как утверждали почти все опрошенные свидетели, была очень падкой на мужчин. Серьезных отношений она не искала. По словам опрошенных, Веретенникова не скрывала, что считает мужчин бесполезными и даже вредными во всем, кроме секса. Антонина довольно часто заводила романы, которые сводились максимум к нескольким любовным встречам. Затем, как только мужчина ей наскучивал, она с ним расставалась, после чего брала паузу на пару недель. Ну а потом следовал новый короткий роман. Причем, как утверждали подруги, мужчин Веретенникова находила так же легко, как и расставалась с ними. Судя по всему, так и произошло в день убийства. Вот только любвеобильная дамочка получила совсем не то, чего хотела.

Веретенникову обнаружили мертвой в ее собственной кровати. Женщина была одета лишь в ажурное нижнее белье и привязана за руки и за ноги к спинкам постели. Во рту у нее был кляп такого типа, которые продаются в секс-шопах. Судя по всему, Веретенникова собиралась заняться любовью с элементами садомазохизма, вот только ее намерения в планы убийцы не входили. Зато помогли ему выполнить задуманное. Впрочем, как предположил Гуров, инициировать садомазо мог и сам киллер, поскольку он всегда заранее и тщательно планировал свои преступления.

Гуров ничуть не удивился тому, что в ходе оперативно-разыскных мероприятий полицейские не нашли ни какого-либо следа убийцы, ни его описания. В ресторане, где подруги проводили девичник, видеокамеры, конечно, были. Как было видно на записях, с того момента, как Веретенникова осталась одна, к ней подходило несколько мужчин. Одни из них надолго не задерживались, другие проводили за разговором с женщиной от пяти до десяти минут. Однако лиц их разобрать не удалось – Веретенникова сидела лицом к залу и к камере, а ее предполагаемые ухажеры оказывались к ней спиной. А вот со второй камеры, которая располагалась над входом, столик, который занимала Антонина, рассмотреть было почти невозможно. В любом случае картинку тех, кто там находился, с нее получить не удалось.

Гуров выделил для себя троих из тех мужчин, которые присаживались за столик к Веретенниковой. Все они более-менее по комплекции подходили под описание того человека, который убил Салманова. Однако никто из них с женщиной не остался, и из ресторана она ушла одна. Правда, такси не вызвала, пошла пешком. Из чего сыщик сделал вывод, что преступник мог договориться о том, что будет ждать женщину в машине, которая припаркована неподалеку. Дверь в квартиру не была взломана, значит, Веретенникова пустила киллера домой сама. Конечно, можно было предположить, что убийца пришел к ней неожиданно или она заранее договорилась с ним о встрече, но тогда зачем Веретенниковой нужно было искать в ресторане еще одного партнера? То есть серийник смог очаровать ее во время недолгого разговора за столом и убедить сесть в машину, в которой он и ждал свою жертву.

Еще раз просмотрев материалы дела, сыщик сделал пометку в блокноте о том, что оперативники не особо пытались искать тех людей, кто общался с Веретенниковой в кафе, сделав неверный вывод: «Если она ушла из заведения одна, то пару себе в тот вечер так подобрать и не получилось». Зато проверили всех бывших любовников Антонины, информацию о которых им удалось получить, а также опросили большинство ее коллег, с которыми она чаще всего контактировала. Однако зацепок для дальнейшей работы по поиску убийцы им получить так и не удалось.

А еще по окончании просмотра дела Веретенниковой Гуров выделил очередную закономерность, которую можно было считать почерком убийцы: у Антонины, как и у большинства других жертв, не было очевидных и явных врагов. Исключение составлял Салманов, но с его вспыльчивым характером трудно представить, чтобы такой человек не приобрел себе ненавистников. А вот о Веретенниковой все мужчины отзывались с восторгом и считали ее очень приятной, отзывчивой и дружелюбной женщиной. Приятельницы, возможно, ей и завидовали, но старались это скрыть. Лишь парочка из тех женщин, кого опрашивали оперативники, назвали ее «грязной шлюхой». Да и то говорили это скорее с презрением, чем с ненавистью.

А вот друзей у Антонины, как и у остальных жертв, почти не было. У Гордеева, Киреева и Салманова таковые отсутствовали вообще. У Быковской и Веретенниковой было по одной подруге, которые проявляли в отношении них какое-то беспокойство и заботу. Возможно, серийный убийца и это факт учитывал, выбирая свою жертву.

А вот следующее дело Гурова немного удивило, поскольку было похоже на убийство Быковской, чего до этого в действиях серийника не замечалось. Ищенко Татьяна Вениаминовна, тридцати трех лет от роду, была задушена удавкой в своем автомобиле. Однако сходство было не только в том, что киллер удушил обе эти жертвы, но и в образе жизни обеих женщин.

Ищенко, как и Быковская, очень любила поесть и вела свои страницы во всех социальных сетях, которые существовали в России. Правда, в отличие от второй, первая сама не готовила и, по словам ее приятельниц, делать это не умела. Зато Татьяна, как и Вероника, в деньгах не нуждалась. Правда, если Быковская не только тратила мамино наследство, но и зарабатывала сама, то Ищенко жила исключительно за счет средств своих родителей – довольно состоятельных людей, которые, судя по материалам дела, даже предложили миллион рублей за любые сведения об убийце своей дочери.

Личная жизнь Татьяны полностью подтвердила то правило, которое Гуров выявил в отношении большинства жертв серийного убийцы – настоящих подруг у Ищенко не было. Молодая женщина, видимо, из-за непривлекательной внешности и большой тучности, была очень замкнутым и необщительным человеком. С парнями она встречалась очень редко, и те несколько романов, которые в ее жизни случались, заканчивались после одной-двух ночей, проведенных в одной постели с мужчиной. Замужем Ищенко никогда не была, детей тоже завести не успела или не хотела. В обществе других людей появлялась редко, а все свое общение с ними свела к интернету.

А единственной страстью Татьяны была еда. Она как минимум четыре раза в день посещала различные заведения общественного питания столицы, заказывала там всевозможные блюда и затем снимала все на видео – и процесс поглощения пищи, и собственную оценку качества еды. Затем все выкладывала в интернет и обсуждала со своими подписчиками особенности кулинарии различных московских ресторанов и кафе. И это было ее единственным занятием в жизни.

Такое поведение дочери крайне беспокоило родителей Татьяны, и они заставили женщину ходить к психологу, что Ищенко и делала регулярно, один раз в неделю, по средам, в течение почти года до того момента, как женщина была убита в своем автомобиле, когда собиралась возвращаться домой после визита к врачу.

Следов взлома на автомобиле Ищенко эксперты не нашли, из чего сделали вывод, что либо убийца применил устройство для взлома системы сигнализации на машине, либо жертва сама забыла ее включить. К такому умозаключению пришли опера после общения с немногочисленными реальными приятельницами Татьяны, хотя трех знакомых девушек даже таким эпитетом назвать было трудно, поскольку все их общение сводилось к нечастым телефонным разговорам да еще более редким личным встречам. Однако все три девушки отмечали, что Ищенко отличалась забывчивостью и могла, например, зимой уйти из ресторана, забыв в гардеробе верхнюю одежду.

Судя по заключению экспертов, Татьяна даже не пыталась оказать хоть какое-то сопротивление своему убийце. Она настолько испугалась, что перед смертью обмочилась и опустошила кишечник. На этот раз на крестик на правом виске криминалисты обратили внимание, но сделали неверный вывод, предположив, что киллер сначала ударил ее по виску каким-то металлическим предметом, который и оставил этот след, а потом начал душить. Этим они и объяснили отсутствие сопротивления у жертвы. Дескать, была оглушена и противиться убийце не могла.

Гуров отметил для себя, что, убивая Ищенко, серийник сработал максимально чисто по сравнению с другими казнями. На этот раз ни операм, ни экспертам не удалось найти не только следов или свидетелей. Не было даже никаких записей видеокамер, на которые попал бы припаркованный автомобиль, или людей, которые могли к нему подойти. То есть для следователей убийство Татьяны оказалось настоящим, стопроцентным, классическим «висяком» – нет следов, нет свидетелей, нет мотива, нет выгоды и нет иных причин для убийства именно этой женщины. А потому вывод по результатам расследования выглядел достаточно банальным: непредумышленное убийство. Следователи предположили, что преступник собирался угнать машину Ищенко, но не успел. Когда она подошла к своему автомобилю, предполагаемый угонщик сначала спрятался на заднем сиденье, но жертва его заметила. Испугавшись, угонщик ударил ее по виску, а потом и вовсе решил задушить. После чего сбежал с места преступления, так и не сумев совершить угон.

Сыщик не мог не улыбнуться, прочитав это заключение по делу об убийстве Ищенко. Если брать в расчет только учебники, то такой вывод выглядел вполне логичным. Однако, скорее всего, никто из этих следователей и оперов не был на лекциях у Опушкиной. Впрочем, чуть поиронизировав над работой коллег, Гуров тут же одернул себя. Не исключено, что и он сам по факту убийства Татьяны мог бы прийти к таким же выводам, если бы не знал всех остальных обстоятельств, информацию по которым сыщик имел теперь!

Последнее из «дел с крестиками», как их для себя условно обозначил Гуров, ничем особенным среди остальных убийств серийного киллера не выделялось. Жертвой оказался Пылеев Марат Леонардович, директор управляющей компании «Комфорт», которая обслуживала дома в Лефортове, Нижегородском, Басманном и Таганском районах Москвы, а также в Текстильщиках. Единственным отличием, пожалуй, было то, что этого человека ненавидели многие жители из подопечных «Комфорту» домов, да и собственные сотрудники любви к начальству не испытывали, скорее, наоборот. И дело тут даже не в качестве обслуживания или зарплатах – и то и другое было не хуже, чем у большинства управляющих компаний. А в том, что Пылеев вел себя так, будто он египетский фараон, а все остальные – пыль под его ногами.

В материалах дела было немало информации о тех людях, которые жаловались на обращение Пылеева в отношении их. Писали в полицию заявления о хамстве и унижении достоинства, обращались и в прокуратуру. Однако ни одного серьезного наказания директор управляющей компании не понес, и у полицейских были основания предполагать, что любой из тех, кого унизил, обидел или оскорбил своим поведением Пылеев, мог бы желать ему смерти. Однако доказательств в отношении хоть кого-то из подозреваемых операм найти так и не удалось.

Директор управляющей компании был убит в подъезде дома своей любовницы, к которой он наведывался два раза в неделю – по вторникам и пятницам. Ею была некая Анна Лисина – девушка из российской провинции, которая приехала покорять Москву, но пошла по пути большинства провинциалок, не имеющих за душой ничего, кроме смазливой внешности. Пылеев познакомился с ней в одном из ресторанов именно тогда, когда ему надоела предыдущая любовница. Сначала директор УК взял девушку к себе секретаршей, а потом, видимо впечатлившись ее способностями в сексе, и вовсе освободил от работы, оставив за Лисиной только обязанности любовницы.

Стараясь свести к минимуму шанс дать кому-то компромат на себя, Пылеев поселил Анну в квартире одного из домов, где отсутствовало видеонаблюдение, а неподалеку находился один из объектов, которые обслуживала его управляющая компания. Поблизости от него директор и оставлял свою машину и пешком шел в дом любовницы. Видимо, убийца об этом прекрасно знал и подкараулил Пылеева в подъезде, где проживала Лисина, в один из его визитов.

Как следовало из заключения экспертов, киллер ударил Марата Леонардовича по затылку тяжелым металлическим предметом и оглушил, едва тот вошел в подъезд. Затем убийца оттащил директора от двери и усадил его около стены, рядом с лестницей. Лишь после этого прикончил свою жертву, размозжив ей голову мощным ударом прямо в лоб. По предположению оперов, которое Гуров признал абсолютно верным, киллер хотел, чтобы Пылеев знал, за что его убивают. При этом директор УК должен был находиться в полубессознательном состоянии, чтобы не иметь возможность оказать сопротивление. Крестик на виске криминалисты сочли результатом травмы, полученной при падении после оглушения.

В этом случае на месте преступления тоже никаких улик обнаружено не было. То есть, конечно же, в подъезде – на дверях, на перилах, на стенах и даже на полу – нашли массу отпечатков пальцев, жировых следов и прочей ерунды. И следователи, расследуя это громкое преступление, отправили на дактилоскопическую и генетическую экспертизу всех жильцов подъезда. Однако это раскрытию преступления не помогло, а лишь до невероятных размеров увеличило объем материалов дела.

Версий о возможных убийцах Пылеева тоже было множество, но подавляющее большинство из них отсеялись еще в самом начале расследования. Дело в том, что у директора управляющей компании был заключен с женой брачный контракт, по которому в случае измены Марат Леонардович потерял бы значительную часть своего состояния и имущества. Именно поэтому бизнесмен свои любовные похождения тщательно скрывал от всех. И о том, что у него были любовницы, которых мужчина менял периодически, раз в несколько месяцев, а то и чаще, знало лишь несколько доверенных лиц – его заместитель, который прикрывал директора в экстренных случаях, единственный друг, бывший одноклассник, с которым они периодически выпивали и делились историями, и отец, который однажды случайно застукал своего великовозрастного сына на свидании с чужой женщиной. О том, что Пылеев приезжает к Лисиной, можно было узнать только в том случае, если непрерывно следить за директором в течение пары недель. А вот кто этим занимался, следственная группа выяснить не смогла.

Главным подозреваемым в этом деле долгое время был бывший любовник Анны, у которого фактически Пылеев ее и «увел», – Ренат Рашидович Абейдуллин, плохонький актер, который сыграл несколько малозначащих эпизодических ролей в российских сериалах. Опера поначалу взяли его в серьезный оборот, тем более у молодого человека не было алиби на момент убийства. Однако и от него пришлось отстать.

Дело в том, что Абейдуллин после расставания с Лисиной постоянно пытался ее найти, а когда напивался пьяным, угрожал расправиться с Пылеевым. Вот только Анна поменяла номер телефона по настоянию своего нового любовника и содержателя, адрес свой никому не говорила, да и по ночным клубам и ресторанам шататься перестала (это было тоже условие Пылеева). Просто так ее отыскать в Москве было трудно, а Абейдуллин то ли был слишком ленив для организации серьезных поисков, то ли просто играл на публику, оплакивая «утраченную любовь». Как бы то ни было, но операм удалось выяснить, что никаких серьезных действий по розыску Лисиной актер не предпринимал. И детектор лжи подтвердил его показания – Абейдуллин и представления не имел, где именно проживала в тот момент Анна. В итоге в списке подозреваемых по убийству Пылеева у следствия никого не осталось, и дело плавно перешло в разряд «висяков»…

Вечером на «мозговой штурм» к Гурову оба друга и коллеги, Орлов с Крячко, на этот раз прибыли вместе. Генерал притащил с собой букет цветов и пожалел Марию, заявив, что ей, вероятно, доставляет неудобства ежедневный прием гостей. Однако Строева в ответ лишь рассмеялась.

– Петр, мне приятно видеть рядом с собой и кормить настоящих мужчин! – искренне заявила актриса. – А потом, мне скоро на гастроли. И вот там я точно буду скучать без вашего общества. Так что, пока есть возможность насладиться им, могу принимать вас у нас дома и кормить хоть три раза на дню. Правда, в таком случае обедать вам придется раньше, поскольку к двенадцати часам я уже уезжаю в театр.

– Ну, я могу в одиннадцать у тебя пообедать, а в час – в столовке Главка, – развел руками Крячко. – А потом еще и два раза поужинать!

– Ага! – фыркнул Гуров. – Тебе волю дай, ты и вообще жить к нам переедешь.

– Не, Лёв, на это я не соглашусь, – покачал головой Станислав. – Наталья не поймет.

– Ох, Стас, Наталья твоя – это серьезный аргумент, – рассмеялась Строева.

Ужин прошел в традиционной манере – никаких разговоров о преступлениях! На этот раз Мария накормила мужчин гуляшом с гречневой кашей, в дополнение к которому были два легких салата. Ну а те, кому этого показалось мало, могли полакомиться жареными налимами. Как выяснилось в конце ужина, мало оказалось всем, и от налимов, как и от гуляша, тоже ничего не осталось! Ну а затем все перебрались в гостиную, к кофе и коньяку. Правда, на этот раз алкоголь отдельно пить не стали, а те, кто пожелал, добавили понемногу в кофе.

– В общем, сейчас мне известно о семи жертвах на счету нашего серийного убийцы, – начал Гуров, и генерал после этой фразы досадливо крякнул, а Крячко присвистнул. – Я сегодня изучил все дела с крестиками на висках жертв и кое-какие выводы сделал. Во-первых, несмотря на то что преступник убивает свои жертвы разными способами, индивидуальный почерк у серийника просматривается четко. Помимо упомянутых меток в виде креста это еще и обязательный разговор с жертвой перед смертью. Этот факт зафиксирован как минимум в трех случаях – перед убийствами Киреева, Салманова и Пылеева.

– Среди его жертв, кроме Быковской, есть еще женщины? – перебил сыщика Орлов.

– Я тебе на электронную почту краткий отчет отправил. Там указаны имена жертв, даты убийства и способы казни. Мог бы и посмотреть, Петр, – немного обиженно ответил Гуров.

– Некогда мне было по всяким там электронкам лазить, – проворчал генерал. Крячко только фыркнул в ответ на эту неуклюжую отмазку.

– Ладно, – вздохнул сыщик после реплики генерала. – Всего семь жертв. Среди них четыре мужчины и три женщины. Схожие способы убийства по двум дамам. Одну он повесил, другую удушил удавкой. У третьей женщины вырезал детородные органы и оставил умирать от потери крови…

– Вот черт! – невольно выругалась после этого Строева, перебив мужа. Гуров на нее только покосился и продолжил:

– Один из мужчин казнен топором, другому убийца вспорол живот от паха до ребер, третьего удавил, забив гортань и пищевод банкнотами, а четвертого убил, размозжив голову тяжелым металлическим предметом.

Сыщик дал друзьям несколько секунд, чтобы переварили информацию, а затем продолжил:

– А теперь вернемся к почерку. Еще одной чертой этого серийника является тот факт, что он никогда и ничего не берет у своих жертв. Кроме того, почти все из убитых им людей не имели ни друзей, ни врагов. Видимо, для него этот факт тоже важен при выборе жертвы. Но вот принцип, по которому он их выбирает, мне пока не совсем понятен. Могу сказать лишь одно – все они имели какие-либо недостатки, порицаемые обществом.

– Так тогда вообще каждого убить можно! – возмутился Орлов. – Недостатки у любого можно найти!

– Даже у тебя, товарищ генерал? – удивленно уставился на друга Крячко. – Да ни в жисть не поверю, что у тебя могут быть недостатки!

– Хватит паясничать, клоун хренов, – обиделся на него Петр. – Мы тут не шутки нашучивать собрались!

– Еще одним фактом, который тоже характеризует почерк серийника, является выбор времени для убийств, – подождав, пока друзья закончат обмениваться любезностями, продолжил Гуров. – Свои жертвы преступник казнит примерно раз в полгода. В первом случае это февраль или март, а во втором исключительно август месяц.

– А почему именно в эти месяцы? – недоуменно поинтересовался Орлов.

– Этого я не знаю, – покачал головой сыщик. – Надеюсь, мы вместе придумаем, как ответить на этот вопрос, поскольку для убийцы соблюдение временного интервала, судя по всему, очень важно.

– Лёва, ты говорил про недостатки у жертв, которые осуждает общество, – встряла в разговор Строева. – Можно на этом остановиться поподробнее?

Гуров не сразу смог понять, куда клонит его жена, но на ее вопрос ответил:

– Первый из убитых постоянно писал кляузы на богатых или известных людей. Его дочь утверждала, что делал это он исключительно из неуемной зависти. Второй был надменным, высокомерным и очень вспыльчивым. Мог сорваться по любому поводу и без него. Третья – та, у которой вырезаны органы, – очень любила мужчин, и коллеги-дамы называли ее «грязной шлюхой». Четвертая и шестая жертвы – ни о чем, кроме еды, не думали и обжирались с утра до ночи. Пятый обращался с людьми как с мусором и, судя по показаниям свидетелей, считал себя чуть ли не высшим существом во вселенной. А последний, седьмой, брал взятки. И вообще только и думал, где и как набить свои карманы.

– Получается, что убийца расправлялся только с грешниками? – задумчиво проговорила Строева, когда ее муж замолчал. – Возомнил себя этаким ангелом, который спустился с небес, чтобы покарать тех, кто грешит и не раскаивается?

– Что ты сказала? – удивленно посмотрел на жену Гуров, словно вмиг прозрел.

– Ангел карающий. – Мария ответила недоуменным взглядом.

– Нет! Говоришь, грешники? – уточнил сыщик.

– Ага. – Теперь уже Строева не поняла, к чему ее муж клонит.

– Кто-нибудь помнит, какие грехи считаются смертными? – азартно поинтересовался у друзей Гуров.

– Я помню, – ответила за всех Мария. – Чревоугодие, прелюбодеяние, жадность, гнев, гордыня, зависть, лень.

– Получается, все жертвы совершили хотя бы один из них, – удивленно пробормотал Крячко.

– И теперь хоть понятно, почему серийный убийца их казнит, – добавил Гуров. – Это расплата за смертные грехи, в которых жертвы не хотят каяться и которые грехом не признают.

– Да он фанатик какой-то, мать его! – хлопнул ладонью по столу Орлов.

Вчера, после того как друзья ушли по окончании «мозгового штурма», оставив Гурова и Марию убирать остатки ужина и мыть посуду, Строева была очень возбуждена. Такое случалось нередко в те моменты, когда новое дело, расследуемое мужем, начинало волновать актрису. Мария почти непрерывно, пока они с Гуровым наводили порядок на кухне, выдвигала различные предположения. При этом она старалась рассуждать именно как серийный убийца, словно вживалась в новую роль. Сыщик опасался, что его жена долго не сможет уснуть, однако произошло обратное – Маша заснула почти сразу после того, как пожелала мужу спокойной ночи и закрыла глаза. А вот Гурову не спалось еще долго.

Сыщику не давал спать главный вопрос, на который они так и не смогли найти ответа: почему серийник выбрал именно эти жертвы? Ведь на свете немало обжор, взяточников, гордецов, лентяев и блудниц, а убийца казнил именно этих семерых! Гуров был уверен, что жертвы и их палача что-то связывает. Возможно, даже личное. Вот только понять, что именно, сыщик не мог. Он осознавал, что ответ на этот главный вопрос находится где-то рядом. Возможно, прямо у него под носом, но увидеть его Гуров не мог, и этот факт раздражал и не давал покоя.

Периодически, чтобы освободить голову от сумбурных мыслей, Гуров поднимался на локте и любовался спящей женой. В отблесках фонарей, которые добирались в спальню с ночных февральских улиц, Мария казалась необыкновенно красивой и настоящей спящей принцессой. И у сыщика при взгляде на нее теплело на душе, и это зрелище успокаивало взвинченные нервы. Он даже пожалел, что в Москве луна почти нигде и никогда не может заглянуть в окна из-за яркого уличного освещения. Наверное, в свете властительницы ночи Строева выглядела бы еще прекраснее. Но увидеть это и сравнить ему было не суждено. По крайней мере, этой ночью. В итоге именно с такими мыслями успокоенный сыщик и уснул, решив, что утро вечера мудренее, и сейчас, когда ехал в Главк, именно такой и вспоминал Марию – спокойно спящей в отблесках ночной Москвы.

Эти воспоминания позволяли Гурову оставаться спокойным и сосредоточенным, подготавливая план работы на сегодняшний день. Однако, едва сыщик зарулил на внутреннюю служебную стоянку, его настроение испортилось: его ждал не совсем приятный сюрприз – Елена Лещук, журналистка одного из популярных столичных изданий, специализирующегося на криминале, ДТП, пожарах, стихийных бедствиях и прочих происшествиях, которых в Москве ежедневно было предостаточно. Коллеги из других СМИ называли это интернет-издание «желтой прессой», но Гуров так не считал. Если в нем и была «желтуха», то совсем немного и не такая кричащая, как в других газетах. Зато журналисты этого издания довольно часто проводили свои, достаточно компетентные, расследования.

С Лещук Гуров уже общался несколько раз и прекрасно знал, что она может пролезть в любую щелку. А если дверь намертво заперта, проберется в окно, через вентиляцию или канализацию, но обязательно будет там, где ей надо. И сегодняшний случай был подтверждением! Вообще посторонние находиться на служебной стоянке не имели права. Однако Лещук это внутреннее правило словно бы и не касалось. И, судя по тому, как Елена жадно впилась глазами в его машину, едва сыщик въехал в ворота, Гуров понял, что ждет она здесь на легком утреннем морозе именно его. И едва он начал поворачивать на свое место, как Лещук отклеилась от двери служебного входа и стремительно направилась к автомобилю сыщика.

– Лев Иванович, а я вас жду! – радостно проворковала журналистка на подходе к машине.

– Да ты что?! – Посмотрев на нее, сыщик удивленно вскинул брови и захлопнул дверку автомобиля. – А я-то думал, что просто солнечные ванны принимаешь…

– Ха-ха, – недовольно поморщившись, изобразила смех девушка. – Это хорошо, что у вас шутливое настроение. Может быть, из-за этого у нас разговор проще получится.

– Леночка, а кто тебе сказал, что я с тобой вообще разговаривать буду? – удивился Гуров. – У нас для общения с такими, как ты, пресс-служба есть.

– Лев Иванович, ну перестаньте! – почти взмолилась журналистка. – Помилуйте, какая пресс-служба? Они сами ни хрена ничего не знают! Вообще никто ничего не знает и никто ничего не говорит. Я бы вас не стала беспокоить, если бы хоть какую-нибудь мало-мальски полезную информацию нашла. Вы для меня последней надеждой остались!

– Елена, ты о чем? – серьезно посмотрел на нее сыщик.

– Об убийстве Киреева, естественно, – фыркнула девушка. – Не каждый день в Москве казнят человека, отрубив ему голову топором. А тем более заместителя столичного мэра! И на расследование этого дела ставят лучшего московского сыщика…

– А-а-а, ты об этом. – Гуров махнул рукой, словно речь шла о каком-то мелком хулиганстве, а не об особо тяжком преступлении. – Ну, во-первых, голову Кирееву не отрубали. А во-вторых, я комментариев по этому делу не даю. Все вопросы – в пресс-службу.

– Лев Иванович, опять вы про пресс-службу?! Ну, я же объяснила вам уже! – Казалось, Лещук готова была расплакаться, но сыщик прекрасно знал, насколько она хороший манипулятор. И эта сценка с подступающими к уголкам глаз слезами не более чем фарс.

– Помогите мне. Дайте хоть немножко информации, чтобы я первой в столичных СМИ об этом деле написала, и я обещаю, что в долгу не останусь. Я вам тоже пригожусь! – продолжила девушка все с той же мольбой в голосе.

– Леночка, хватит тут театр устраивать, – отмахнулся от нее Гуров. – Если ты забыла, то у меня жена – актриса. Причем куда лучше, чем ты. Так что на такие сценки я не покупаюсь.

– Блин, – вздохнула Лещук. – А с другими это работает.

– Потому что у них жены – не Марии Строевы, – хмыкнул сыщик.

– Лев Иванович, ну я серьезно! Дайте хоть немножко информации, и я для вас все что угодно сделаю. Только скажите что, – горячо заявила Лещук и тут же поправилась: – В профессиональном плане, я имела в виду!

– Хватит мне тут лев-иванничать! Заладила, как заводная. Сделает она, – недовольно проворчал Гуров и задумался. А может, действительно использовать в расследовании Лещук? Правда, сначала эту мысль следовало хорошенько обдумать.

– В общем, так. – Он в упор посмотрел на журналистку. – Появилась у меня одна идейка насчет тебя. Пока ничего обещать не буду, но, возможно… Повторюсь, возможно, я тебе кое-какую информацию все же дам. Но только на условиях бартера. Ты пока иди где-нибудь погуляй, а через часок приходи ко мне в кабинет. Тебя пропустят. Если я решусь тебя использовать в расследовании, то расскажу кое-что интересное. А если нет, то передам официальную свежую сводку по этому делу от пресс-службы, и на этом наше взаимодействие по убийству Киреева закончится. Все понятно?

– Спасибо, Лев Иванович! – радостно взвизгнула журналистка и, подпрыгнув, поцеловала его в щеку.

– Ну-ну, – рассмеявшись, отстранил девушку сыщик. – Я тебе не обещал на сто процентов дать дополнительную информацию. Кроме того, нечего меня благодарить, потому что если ты ее и получишь, то отрабатывать сведения на все двести процентов придется!

– А я и не за это благодарила, – хитро прищурилась Лещук. – А за то, что с раннего утра надежду у меня не отобрали!

И девушка, резко развернувшись, заспешила к служебному входу в Главк, словно действительно куда-то очень торопилась. Гуров несколько секунд смотрел ей вслед, обдумывая свою идею об использовании журналистки в расследовании, а потом не спеша пошел следом. И, только почти добравшись до дверей, вспомнил, что оставил в машине и папки с документами, и свой планшет.

– Вот чертова стрекоза! – беззлобно выругался сыщик. – Из-за нее о самых элементарных вещах позабыть умудрился!

Идея об использовании представителей СМИ в поисках преступника была далеко не новой и не оригинальной. И сам Гуров, и сыщики до него, как российские, так и зарубежные, к этому трюку неоднократно прибегали. Впрочем, далеко не у всех это получалось успешно. Впрочем, и преступники нередко подключали к своим делам прессу, скармливая журналистам именно ту информацию, которая либо позволяла подольше водить за нос полицейских, либо тешила их чрезмерно раздутое эго и себялюбие. Причем за примерами этого далеко ходить не надо. На ум сыщику пришел все тот же серийный убийца Зодиак, при поимке которого обе стороны активно использовали прессу. Правда, в том случае преступник оказался успешнее, и Гуров хотел сделать все так, чтобы Карающему ангелу, как московского нового серийника с легкой руки Строевой прозвали друзья, повторить успех Зодиака ни в коем случае не удалось.

Собственно говоря, велосипеда сыщик не изобретал. Он хотел сказать Лещук, что возглавляемая им группа находится в шаге от поимки убийцы. Что у следствия есть видеозаписи и показания свидетелей. Осталось только идентифицировать человека, о котором говорят очевидцы и который попал в объектив камер видеонаблюдения, и дело можно считать закрытым. Эта информация, несомненно, заставила бы серийного убийцу предпринять в спешке какие-либо шаги, которые из-за спонтанности дали бы сыщикам возможность выйти на него. Осталось только продумать детали. А еще решить, говорить ли журналистке, что киллер замешан не только в казни Киреева, но и еще в нескольких других убийствах. Вдобавок для Гурова оставался открытым вопрос, нужно ли вообще упоминать, что убийство заместителя столичного мэра было именно казнью?!

Пока сыщик раздумывал над этими вопросами, он успел добраться до своего кабинета и с удивлением увидел, что Крячко уже торчит на рабочем месте. Точнее, не совсем на рабочем – Станислав стоял у приоткрытого окна, с задумчивым видом курил сигарету и допивал остатки кофе, который вчера сварил Гуров. Он с деланым недовольством посмотрел на вошедшего в кабинет друга, а потом демонстративно указал на часы, висевшие на стене.

– Вот ты меня все время упрекаешь, что я на службу опаздываю. А сам? Уже на целых семь минут опоздал! – с наигранным гневом в голосе произнес Крячко.

– Начальство не опаздывает. Начальство задерживается, – отмахнулся от него сыщик. – Мне нужен твой совет. Но сначала расскажи, о чем ты говорил, когда заявил, что у тебя есть кое-какие соображения по поводу крестиков на висках жертв, а то тебе вчера вечером про это даже заикнуться не дали. Что ты имел в виду?

– Да почти то же самое, к чему мы вчера на вечерних посиделках у тебя дома пришли: что наш серийник – конченый псих. Я поэтому ничего о своих догадках и говорить не стал. Правда, о религиозном уклоне нашего психа я вчера утром и не думал, – ответил Станислав, перейдя с шутливого тона на рабочий. – Дело в том, что перед нашим с тобой разговором, где я сказал о своих догадках, покопался в некоторых делах самых известных серийных убийц. Может быть, тебя это и не удивит, но я был поражен, что никто из них специальных меток на телах своих жертв не ставил! Да, у них был свой почерк и особые способы убийства, но до того, чтобы маркировать оставленные трупы, никто из серийников не додумался. По крайней мере, я такой информации не нашел. Впрочем, я на это не так и много времени потратил. Вот тогда я и подумал, а не поинтересоваться ли мне у психиатров, в каких случаях убийца может захотеть поставить на тело жертвы отдельную, особую метку…

Гуров с некоторым удивлением слушал друга, в очередной раз убеждаясь, что в нужный момент голова у Станислава начинает работать максимально четко. Причем, как это нередко бывало уже, он начинает думать в каком-то своем, собственном направлении, до которого остальные, в том числе и сам Гуров, не сразу додумаются. И, если бы не вечное разгильдяйское отношение к жизни и нежелание брать на себя окончательную ответственность в принятии решений, предоставляя делать это другим – тому же Гурову и Орлову, – Крячко наверняка мог бы встать в московском сыске наравне со своим лучшим другом.

Не обращая никакого внимания на взгляд Гурова, как это всегда бывало, когда Станислав увлекался, он продолжил свой рассказ. Крячко сообщил другу, что у него есть очень хорошая знакомая, которая работает на факультете клинической психологии в МГУ. К ней Станислав и обратился, чтобы женщина порекомендовала ему нескольких психиатров, которые могли бы дать хоть какое-то объяснение этому вопросу: почему серийный убийца оставляет на теле жертв личные, неповторимые метки? Подруга его не подвела и дала Крячко несколько адресов и контактов психиатров, которые известны в широком кругу тех, кто интересуется психиатрией, и пользуются популярностью у клиентов. Вот им вчера и наносил визиты Станислав.

Как признался Гурову Крячко, он едва сам не стал психом после разговоров с этими психиатрами. Они не переставая сыпали профессиональными терминами, утверждали, что психически нездоровые люди, при наличии определенных заболеваний мозга и нервной системы, бывают склонны оставлять свои метки на многих предметах. Однако никаких конкретных и однозначных выводов не делали, заявляя, что им нужно подробно изучить историю заболевания человека или хотя бы материалы уголовного дела, чтобы поставить точный диагноз и объяснить поведение убийцы. В результате этих разговоров Станислав так и не получил ответа на свой простой вопрос. А после визита к третьему специалисту решил и вовсе завершить это занятие, «пока сам с катушек не слетел».

– Но вчера, после нашей беседы у тебя дома, я изменил свое мнение, – завершил свой рассказ Крячко. – По сути, я и с тобой, и с Марией согласен: наш серийник – повернутый на религии псих. Наверняка вы правы, что свои жертвы он казнит из-за смертных грехов, которые прописаны в Библии. А крест на виске – символ его веры. Дескать, этим я изгоняю Сатану. И, думаю, при таких вводных психиатр нам сможет помочь получше понять этого киллера.

– Не очень-то я верю ни психиатрам, ни психологам, – с сомнением проговорил Гуров.

– Да, и я тоже! – поддержал его Крячко. – Однако моя подруга сумела меня убедить, что есть один ученый-психиатр, который наверняка сможет нам помочь. Он не практикует, а занимается только научной работой и известен только в самых узких кругах специалистов. У него даже какой-то научный труд есть о связи психических отклонений и религии. Название я не запомнил. В любом случае предлагаю наведаться к нему. Хуже уж точно не будет. Разве что время зря потратим!

– А его-то как раз у нас не очень много, – покачал головой сыщик, но разочаровывать друга, отвергая сразу его идею, не стал. – Ладно. Я подумаю. Возможно, психиатр действительно поможет нам понять серийника, а значит, даст шанс быстрее выйти на него.

– Да не нужно думать, за тебя я уже все обдумал! – горячо заявил Станислав, затушил в пепельнице бычок и накрыл ее перевернутой чашкой, скрыв таким образом следы своей «незаконной деятельности», поскольку курить в кабинетах Главка было запрещено. – Поехали прямо сейчас к этому чокнутому профессору. И если он нам хоть самую малость поможет, нам же будет проще убийцу найти!

– Не сейчас, Стас, – жестом остановил его сыщик. – Пока у меня есть другие дела. К примеру, примерно через полчаса я встречаюсь с журналисткой. Она сама сюда придет, кстати.

– Кто такая? – поинтересовался Крячко.

– Лещук, – емко ответил Гуров.

– Тьфу ты! Чур меня! – Станислав наигранно перекрестился. – Получше никого не нашел?

– Я хочу с ее помощью серийного убийцу на свет вытащить, – отмахнулся от друга сыщик.

– Нас же с тобой Петр после такого сожрет! – покачал головой Станислав.

– Подавится, – фыркнул Гуров. – Он не дурак. Поймет, для чего мы журналистку втянули. А если сразу не поймет, мы ему объясним. Только сначала совет твой нужен, как материал преподнести…

– Ого! Великий и ужасный Гуров у скромного Крячко совета просит? Это что-то новенькое, – расхохотался Станислав.

– Ну, одна голова хорошо, а две – лучше. Потому что одну из них и отрубить отдать не жалко, – фыркнул сыщик и изложил свой план. Стас слушал, не перебивая.

– Думаю, это может сработать, – подвел итог Крячко, когда его друг закончил говорить. – Такое действительно может подтолкнуть его к действиям. Вот только я не уверен, к каким именно. Варианты: наш киллер попытается ликвидировать твоего выдуманного свидетеля или же решит поторопиться и казнить новую жертву раньше привычного срока, если таковую он уже наметил. А мы даже не подозреваем, кем эта жертва может быть. Или же серийник просто заляжет на дно!

– Нет, последнее исключено, – покачал головой сыщик. – Он считает себя десницей Господа и возложил на себя миссию карать грешников. И такие люди от намеченной цели не отступят. Даже если им будет грозить смертельная опасность. Напротив, она их только подстегнет! К тому же две из семи жертв были повинными в одном и том же грехе – чревоугодии. А значит, на семи смертных грехах, убив семь жертв, он останавливаться не собирается и будет казнить грешников до тех пор, пока мы его не остановим. Это только в дурацких фильмах и бездарных учебниках говорится, что каждый преступник подспудно хочет, чтобы его поймали. Большинство из них, как ты сам прекрасно знаешь, не такие и меньше всего желают оказаться у нас в лапах. То есть избежать ареста, чтобы продолжить ту миссию, которую он на себя возложил, для нашего серийника будет первоочередной задачей. Ну а новую жертву раньше времени он убивать тоже не станет. Для него те отрезки времени, в которые он совершал свои казни, чрезвычайно важны, иначе он бы их так фанатично не придерживался. Получается, киллер может выбраться из своей норы только с двумя целями – либо уничтожить видеозаписи, которые у нас имеются, либо прикончить свидетеля, которого мы придумаем. Возможно, постарается сделать и то, и другое!

– Согласен. С твоей логикой не поспоришь, – кивнул Крячко. – И все же я бы не стал на твоем месте упоминать журналистке про другие убийства.

– Обоснуй! – потребовал Гуров.

– Во-первых, пожалей Петра. Ему в министерстве голову отгрызут, если история про нового серийного убийцу, который безнаказанно орудует в Москве в течение нескольких лет, попадет в прессу. Да и нам с тобой труднее работать станет, – пояснил свою позицию Станислав. – А во-вторых, пока наш киллер еще не догадывается, что мы знаем, что он серийный, он будет действовать более решительно. То есть серийник будет считать, что мы знаем только об одном его преступлении, и решит, что, если заметет следы в этом случае, об остальных мы ничего и никогда не узнаем. В противном случае он может не захотеть клевать на твою приманку, а наломает таких дров, что у нас у обоих потом волосы дыбом на голове встанут!

– Убедил, черт языкастый, – усмехнулся Гуров. – Ладно. Значит, будем действовать с учетом твоих предложений. А пока сдуйся отсюда. Будет правильнее, если я с Лещук наедине говорить буду. Так атмосфера таинственности правдивее будет. А пока у меня к тебе есть одна просьба. Возьми данные на все семь жертв нашего серийника и проверь, есть ли у них какие-то связи с полицией. Любые – родственники, друзья, приводы, дача свидетельских показаний, штрафы ГИБДД… В общем, все, что угодно!

– Ты думаешь, наш серийник – полицейский? – перебил его Станислав.

– Нет, это маловероятно, – покачал головой сыщик. – И ты сначала дослушай, а потом свои теории выдвигай!

– Слушаюсь, ваше высочество! Извольте продолжать! – склонился в шутовском раболепном поклоне Крячко.

– Так вот, серийный убийца откуда-то берет информацию о жертвах и их привычках. Проще всего это сделать в полиции. То есть у него может быть доступ к нашей базе данных. И это не обязательно полицейский. Это может быть хакер, – продолжил свои инструкции Гуров. – Среди твоих знакомых, я знаю, таковые имеются. Так вот, пока ты ищешь связи жертв с МВД, пусть твой хакер поищет следы взлома нашей базы данных. А еще, найди человечка. Можно и наших аналитиков припахать. Пусть он пороется в интернете, найдет информацию о жертвах и всю обобщит. Возможно, наш киллер именно через интернет и выбирает своих жертв. По крайней мере, две из них – Быковская и Ищенко – там целыми днями сидели. А единственный из всех, кто в этом не был замечен, – Киреев. Однако про его подвиги на ниве взяточничества могли и другие люди в интернете написать.

– Ни хрена себе, Лёва, да с твоей задачей и за неделю не справишься! – возмутился Крячко.

– Один – может быть, – покачал головой сыщик. – А вот втроем, с хакером и аналитиком, сделаете это за сегодня. И чтобы вечером я уже знал, что именно вам удалось найти!

– Вы тиран и деспот, сэр! – ехидно проговорил Станислав. – Данные на смертных грешников ты мне дашь?

– У тебя склероз, Стасик? – не менее язвительно поинтересовался в ответ сыщик. – Я еще вчера всю информацию на твою электронную почту скинул и вечером, когда мы обсуждали серийника, об этом и тебе, и Петру говорил!

– Простите, ваша светлость, запамятовал. Откланиваюсь и мчусь в архив! – Крячко изобразил древнерусский поклон в ноги и вышел из кабинета, очень осторожно и демонстративно, словно прилежный слуга, закрыв за собой дверь.

Стоило Стасу выйти, как у Гурова одновременно зазвонили два телефона – и служебный на столе, и сотовый в кармане. Сыщик негромко выругался, удивившись, что он одновременно понадобился двум разным людям, а затем, не отвечая на звонок служебного, посмотрел, кто ему звонит по мобильнику. Оказалось, это был Бондаренко из прокуратуры. Гуров решил ему ответить первому.

– Богдан Львович, разреши, я тебе через пяток минут перезвоню, – после приветствия сразу попросил сыщик. – Тут меня кто-то по служебному домогается. Сейчас разберусь с тем звонком, и с тобой пообщаемся, если есть такая возможность.

– Конечно, Лев Иванович. Перезвони, как освободишься, – согласился заместитель прокурора.

А вот по служебному звонили из дежурки. Оказалось, что наряд там сменился уже после того, как Гуров прибыл на службу, и старлей, который тогда командовал нарядом, попросту забыл сказать сменщикам, что к «важняку» нужно пропустить журналистку, когда она придет. Именно об этом и поинтересовался у Гурова начальник новой дежурной смены – можно ли пропустить к нему Елену Лещук.

– Да, – коротко ответил сыщик. – Пропустите. Дорогу она знает. Пропуск я ей отмечу, когда закончим.

Пока в дежурке выписывали для Лещук пропуск и журналистка поднималась к Гурову в кабинет, сыщик уже успел пообщаться с Бондаренко. Заместитель прокурора сообщил, что порадовать ему на данный момент полковника нечем. В проверяемых сотрудниками прокуратуры медицинских учреждениях действительно была обнаружена недостача некоторых препаратов строгой отчетности, однако аминазина в этом списке не оказалось. С наличием и расходами этого препарата было все в норме, но Бондаренко не исключил, что аминазин могли не использовать для лечения больных, хотя отчитывались за применение этого препарата на пациентах. В общем, заместитель прокурора сообщил сыщику, что его ребята продолжают работать в медицинских учреждениях и «будут землю носом рыть», пока не удостоверятся, что все их выводы верны на сто процентов.

– Окончательный результат я тебе, Лев Иванович, через пару дней доложу, – завершил разговор Бондаренко. – Извини, но быстрее максимально точную и достоверную информации по аминазину добыть не получится.

– И на том спасибо, Богдан Львович, – поблагодарил его Гуров. – Не буду тебя тогда лишний раз беспокоить. Как только твои орлы все закончат, маякни мне про результаты.

– Договорились, – согласился зампрокурора и, попрощавшись, отключил связь.

В этот момент в дверь кабинет постучались, и, получив разрешение войти, в дверь аккуратно протиснулась Елена. Девушка сначала осмотрелась по сторонам, выискивая взглядом Станислава, к которому она относилась не очень дружелюбно из-за постоянных шутовских выходок Крячко, а затем принюхалась.

– А разве в рабочих кабинетах в полиции курить разрешается? – с хитрым выражением на лице поинтересовалась журналистка, когда убедилась в отсутствии Станислава. – Вы же сами за курение в неположенных местах людей штрафуете.

– Удивляюсь я вам, женщинам, – хмыкнул Гуров, не отвечая на вопрос. – Все-таки ваша физиология от мужской существенно отличается. И не только в плане первичных и вторичных половых признаков. Сколько раз уже убеждался, что нюх у женщин обычно намного острее, чем у мужчин. А вот слух у вас зачастую хуже.

– Думаю, для науки это будет очень ценным наблюдением, товарищ полковник, – иронично заявила в ответ журналистка. – Так вы меня сюда позвали о женской и мужской физиологии поговорить?

– И об этом тоже, – чуть суше, чем нужно было, ответил сыщик. – И еще, Леночка, не пытайся изображать из себя Крячко. По шутовским выходкам он тебя переплюнет. Да к тому же мне клоунада в Главке немножко поднадоела. По крайней мере, на сегодня. Если тебе нужна от меня информация, будь посерьезнее, пожалуйста.

– Извините, Лев Иванович. Наверное, ваш Станислав после себя какой-то вирус оставляет. По крайней мере, как подумаю о нем, тут же над кем-то поиздеваться хочется, – чуть смутилась журналистка и достала из своей сумочки диктофон. – Надеюсь, вы не будете возражать против записи нашего разговора?

– Нет, напротив. Я бы и сам на этом настоял, поскольку не хочу, чтобы ты интерпретировала ту информацию, которую получишь от меня. – И Гуров показал ей на стул перед своим столом. – Присаживайся. В ногах правды нет!

Несмотря на то что Лещук постоянно требовала от сыщика больше деталей и самого преступления и того, как действовали сыщики по его раскрытию, Гуров выдавал ей информацию строго дозированно и в тех рамках, которые они обговорили со Станиславом. В итоге интервью получилось в строгом соответствии с цитатой из книги Лоры Спенс-Эш «А дальше – море»: лучшая ложь – это полуправда!

В изложении Гурова убийство Киреева выглядело немного иначе, чем было на самом деле. Сыщик заявил журналистке, что убийца давно знал заместителя мэра Москвы и был уверен, что тот берет взятки, хотя ни одна проверка и ни одно расследование это обвинение не подтвердили. Однако преступника это не остановило, поскольку он считал и считает себя последней инстанцией при вынесении приговора. Убийца сам и вынес приговор Кирееву, и долго за ним следил, готовясь убить, выбирая удобный момент. А когда такой настал, он и расправился с жертвой.

– Мои источники сообщают, что заместителю мэра отрубили голову, – заявила Лещук, как только смогла дождаться паузы в изложении сыщика. – Так как все-таки убили Киреева?

– Даже полицейские иногда позволяют себе пофантазировать и переврать информацию, если это не касается доклада начальству, – рассмеялся в ответ на «мои источники» Гуров. – Скажем так, Леночка, можете указать, что у Киреева были перерезаны яремная вена и сонная артерия.

– Чем? – вновь потребовала деталей журналистка.

– А вот этого я пока сказать не могу, – хитро прищурился сыщик. – Дело в том, что именно орудие убийства может вывести нас на след преступника, а ему подскажет, что мы уже близко. И еще! Есть свидетель, который видел мужчину среднего роста и крепкого телосложения, выходившего из сквера, где было совершено убийство, примерно в то же самое время, когда оно произошло. Более того, есть и записи с камер видеонаблюдения, где, по нашему предположению, запечатлен именно этот человек. Записи, правда, нечеткие, но наши эксперты с ними работают. Думаю, через пару дней они закончат, и у нас будет внешность преступника. Если и свидетель этот факт подтвердит, то дальше – дело техники. Запустим программу распознавания лиц по столице и с ее помощью выйдем на убийцу. Так что заявляю с полной уверенностью. В течение нескольких дней, максимум до начала следующей недели, это громкое убийство будет раскрыто.

– Имя свидетеля вы мне тоже, естественно, не назовете? – скорее горестно констатировала, чем спросила Елена.

– Естественно, не назову, – заверил ее сыщик. – Но могу назвать род его деятельности. Он церковный служащий.

Этот вариант они тоже со Станиславом обговорили заранее. По расчетам сыщиков, убийца, когда прочитает этот материал или его копирайты в других изданиях, подумает, что свидетелем у следствия может быть только сторож Ризоположенской церкви, которая находится рядом с местом убийства Киреева. Этого церковного служку сыщики собирались использовать вслепую, не беседуя с ним и не объясняя своих целей. Но уже с сегодняшнего вечера за сторожем будет установлено круглосуточное наблюдение. И если убийца попытается выйти на него, то его будет ждать неприятный сюрприз. И Гуров пообещал себе сделать все возможное и невозможное, чтобы сторож из-за этой операции не пострадал.

– А там же, по-моему, церквушка рядом с местом убийства какая-то есть? – удивленно посмотрела на сыщика журналистка. – Он не оттуда?

– Леночка, ты же знаешь, что такую информацию я тебе не скажу! – горестно, как при общении с непонятливым ребенком, вздохнул Гуров.

– Оттуда, оттуда! – радостно потерла руки Лещук. – Если ваш свидетель мог видеть предполагаемого убийцу в такую рань, то только в этой церкви может служить.

– Ну почему же? – хитро прищурился сыщик. – Он может жить поблизости, а рано утром идти служить заутреню в другой храм. И там, если что, рядом с местом убийства две церкви. А еще – Донской монастырь. Так что, девушка, торопитесь вы с выводами.

– Ладно, разберусь на месте, – отмахнулась от Гурова журналистка. – Я так понимаю, ничего более интересного вы мне теперь не расскажете?

– Я и так рассказал больше, чем хотел, – тяжело вздохнул сыщик, и это получилось естественно. – Просто начальство потребовало подключить прессу. Но я думаю, мы и без вашей бы помощи справились.

– Так, Лев Иванович, а что от меня требуется? Вы сказали, что мне эту информацию придется на двести процентов отработать, – настороженно посмотрела на полицейского Лещук.

– Ну, сто процентов ты отработаешь, когда опубликуешь этот материал. Причем цитируя меня дословно и не вырезав ничего из нашего интервью, – заявил сыщик. – А остальные проценты будешь отрабатывать по-другому. В этой статье ты напишешь свое мнение об убийце, без всяких ссылок на полицию. Ты расскажешь, что пришла к выводу, ознакомившись с частью материалов и побеседовав с теми, кто был на месте преступления, что убийца – жадный до денег, надменный и склонный впадать в гнев маньяк, который возомнил себя выше всех остальных людей и упивается своей гордыней. Про это можешь написать своими словами, но по отношению к личности убийцы обязательно должны быть слова «жадность», «гордыня», «гнев», «высокомерие» и «презрение к людям».

– И зачем вам это надо? – удивленно уставилась на Гурова журналистка.

– Мне это нужно, чтобы вывести убийцу из равновесия. – Сыщик решил сделать исключение и напрямую ответить на вопрос. – А еще я надеюсь, что он решит оправдаться и выйдет с тобой на связь. Это было бы идеальным вариантом. Но это слишком хороший исход, чтобы я на него серьезно рассчитывал.

– А убийца действительно жадный, гневливый, надменный, гордый и высокомерный? – наудачу поинтересовалась Елена.

– А вот личностные характеристики предполагаемого преступника я с тобой обсуждать не буду, – улыбнулся ей Гуров.

– Ну и на том спасибо, – фыркнула Лещук. – Лев Иванович, я очень ценю, что вы иногда делитесь со мной эксклюзивной информацией, которой нет у других СМИ, и обещаю, что сделаю все, как вы просите. Материал выйдет уже сегодня вечером, после того, как я поброжу по нескольким церквям.

– Не спеши, Леночка, – осадил ее сыщик. – Выполни мою личную просьбу: пусть статья будет опубликована не раньше завтрашнего утра. Причем до того, как люди отправятся на работу. Чтобы они ее могли за чашкой кофе или в метро прочитать.

– Для вас это важно? – немного недовольная задержкой, поинтересовалась журналистка. Гуров в ответ только кивнул. – Хорошо. Значит, материал выйдет завтра утром, часиков в семь.

Когда Лещук ушла, сыщик решил разложить по полочкам и категориям все, что в настоящий момент известно о серийном убийце, а также систематизировать то, что предстояло сделать в ближайшее время. Ловушка для Карающего ангела была расставлена, и теперь оставалось надеяться, что приманка для него окажется слишком привлекательной, чтобы ее не заметить и не отреагировать. Клюнет ли он на информацию о несуществующем на самом деле церковнослужителе – свидетеле преступления, это еще большой вопрос. Если, конечно, киллер был настолько богобоязненным человеком! Однако же, насколько помнил сыщик, Библия учит и защищать свою жизнь. Так что не исключено, что преступник может прийти к компромиссу с совестью и религией и решить, что убить священнослужителя, показания которого могут лишить его свободы и жизни, не будет греховным деянием.

Ну а обвинения в смертных грехах, которые завтра утром прозвучат на всю Москву со страниц газет, из интернета и, возможно, по телевидению, послужат дополнительным стимулом для убийцы пойти на решительные шаги. Если этот тип намерен бороться с грешниками, казня их за смертные грехи, то такое обвинение его вынудит как минимум связаться с Лещук и потребовать от нее дать опровержение. «Впрочем, – усмехнулся Гуров, – такой вариант был бы слишком киношным!»

И тут сыщик замер. Мария, называя вчера смертные грехи, не упоминала ложь. Однако, хотя Гуров и не был глубоко верующим человеком, кое-что о православии он знал и помнил, что ложь все же грехом считалась. Гуров полез в интернет, чтобы получить более подробную информацию об этом вопросе, и тут же наткнулся на девятую заповедь Ветхого Завета: не лжесвидетельствуй! То есть убийца, возомнивший себя карающим ангелом, может решить, что Лещук в своей статье оклеветала его, солгала, нарушив заповеди Господни, а значит, и ее можно приговорить к смерти. Правда, до этого момента киллер убивал только тех, кто совершал смертные грехи, но вдруг он сочтет, что нарушение одной из девяти заповедей тоже заслуживает смерти?

– Твою ж мать! – вслух выругался сыщик. – Втянул, называется, девку в смертельную игру! Ладно, что выросло, то выросло. Завтра с утра приставлю к ней парочку оперов, чтобы глаз с журналистки не спускали ни на секунду. И ее об этом предупрежу. Но только завтра. Раз уж начали такую игру, придется следовать правилам, которые сами и придумали!

Едва Гуров принял решение, как у него снова, словно подтверждая правильность выбора или, напротив, стремясь его вернуть из радужного сна в реальность, зазвонил сотовый телефон. Сыщик достал из кармана мобильник и удивленно уставился на него: звонил Яковлев. Не понимая, что на этот раз может быть нужно бывшему заместителю начальника ОВД, сыщик несколько секунд смотрел на мобильник, а потом сообразил, что сегодня тот должен был получить документы и, возможно, опять возникла какая-то проблема.

– Привет, Иван Степанович, – поздоровался Гуров, ответив на звонок. – Что, документы опять получить не удалось?

– Нет, Лев Иванович, с этим все нормально. Как раз поблагодарить тебя и генерала хотел, – рассмеявшись, ответил Яковлев. – Я тут в Главке был, хотел к тебе зайти и отблагодарить, да не знал, в кабинете ты или на земле, как обычно, работаешь.

– Нет, сегодня утром я кабинетный червь. На землю чуть позже пойду, – улыбнулся в ответ сыщик. – Так что, если хочешь, заходи. Вот только благодарностей мне не нужно! Мне никакого труда не составило помочь хорошему человеку.

– Нет, Лев Иванович, отблагодарить вас с генералом я отблагодарю. По-другому не умею! – горячо заверил его Яковлев. – А зайти к тебе не получится. Я в Главке с ребятами немного поболтал да потом уехал. А как до дома добрался, одну интересную вещь по поводу Киреева вспомнил.

– Говори! – заинтересованно потребовал Гуров.

– Вишь, дело в чем, я совсем забыл об одном свидетеле по тому делу, которое по заявлению Ратас возбуждать пытались. А этот свидетель – довольно вспыльчивый человек. Причем даже судимость имел, – немного смущаясь, заговорил бывший полицейский. – Это ее сожитель, Снегирев. Он вначале свидетельские показания относительно Киреева давал, а потом каким-то странным образом они из дела исчезли. Как и вообще все упоминания о сожителе Ратас. А ведь он тогда грозился с Киреевым расправиться.

– Спасибо тебе, Иван Степанович, за информацию, но мы уже и сами на этого Снегирева вышли. – Гуров улыбнулся тому, что благодарный пенсионер пытается сделать в ответ на помощь хоть что-то полезное. – Только он к убийству Киреева непричастен. Во-первых, алиби на этот день у него имеется. А во-вторых, этот сожитель Ратас трус с большой буквы. Такой если и способен на убийство, то только тогда, когда испугается до полусмерти. А хладнокровно казнить жертву Снегирев точно не отважится.

– Ну да, – разочарованно проговорил Яковлев. – К кому я со своими глупыми подсказками лезу? Ты же, Лев Иванович, любого сыскаря в России, а может, и во всем мире, за пояс заткнешь!

– А вот сейчас ты зря расстраиваешься! – строго перебил его сыщик. – И мне, как и любому другому человеку, помощь всегда требуется. И большое тебе спасибо, что сделать это пытаешься! Кстати, если еще что-то о Кирееве и его отношениях с людьми вспомнишь, звони обязательно.

– Хорошо. А как у тебя расследование по этому делу продвигается? – поинтересовался пенсионер.

– Идет потихоньку, – рассмеялся Гуров. – Есть кое-какие зацепки. У нас сейчас в наличии даже видеозапись убийцы имеется. Правда, нечеткая, но мы и из этого постараемся извлечь максимум. А еще рассчитываем, что кое-кто из свидетелей даст новые наводки на убийцу.

– Это хорошо, – ответил Яковлев. – Ладно, не буду тебя от дел отвлекать. Еще раз спасибо за помощь. В следующий раз, когда буду в Главке, постараюсь тебя увидеть.

– Договорились, – улыбнулся в ответ сыщик и отключил связь.

Стремление бывшего оперативника, а затем и заместителя начальника отдела, помочь следствию было понятно Гурову. Он в принципе и сам был таким. И не мог себе представить, чем бы занимался, если бы сейчас вышел на пенсию! А Яковлев еще и в годы службы был таким же человеком, каким показал себя и сейчас. Он всегда стремился помочь коллегам, никогда не отказывал, если его просили поменяться дежурствами. Да и как начальник, по слухам, был излишне мягким: если и наказывал подчиненных, то только в том случае, если это было неизбежно. И его ранний уход на пенсию сослуживцев и удивил, и расстроил. Впрочем, сыщик не стал судить Яковлева за это. Конечно, его желание сдержать обещание, данное покойной жене, казалось немного странным, но Гуров считал, что у каждого человека есть свои собственные странности. И если эти странности не портят жизнь окружающим, то и проявлять их никому не возбраняется!

Впрочем, сыщик довольно легко прогнал от себя эти посторонние мысли и сосредоточился на деле. Гуров нюхом чуял, что у них уже есть информация, которая способна дать ниточку, ведущую к серийному убийце, но вычленить ее из прочих фактов никак не мог. И даже двухдневный мозговой штурм решению этой задачи не особо помог. Сыщик вновь попытался свести воедино все, что они знали о киллере.

Возраст преступника был неизвестен, но предполагалось, что он уже не молод. Судя по записи с места убийства Салманова, комплекция у киллера была уж точно не юношеской. Мотивом служит, если так можно выразиться, религиозный фанатизм. Палач казнит только те жертвы, которые повинны в смертных грехах по Библии. А вот методика выбора тех, кого он приговаривает к смерти, пока не совсем понятна. Гуров надеялся, что поиски Станислава дадут зацепку в этом вопросе. Еще для этого серийного убийцы обязательным атрибутом является крестообразная метка на правом виске. Если бы не она, вряд ли кто-нибудь смог бы связать жертвы преступника воедино. Но вот зачем киллер ее ставит, тоже непонятно! И тут у сыщика было два предположения. Первое – классическое: убийца таким образом сигнализирует сыщикам, что это его рук дело. А значит, как нередко говорится в учебниках, стремится быть пойманным. И второе, которое Гурову импонировало больше, – эта метка на самом деле – какой-то ритуальный обряд. Типа изгнания дьявола. И по этому поводу стоило бы проконсультироваться со специалистами: религиоведами, теософами, или как там они еще могут называться?! Возможно, их толкование появления крестообразных меток на трупах наведет на какой-то след…

– Ваше сиятельство! Первая часть вашего задания выполнена! – вваливаясь в кабинет и прерывая размышления Гурова, проорал Станислав и вновь отвесил другу земной поклон. – Извольте отчет у холопа принять!

– Стас, тебе когда-нибудь паясничать надоест? – недовольно поморщился сыщик и с удивлением посмотрел на часы: с того момента, как он пришел на службу, прошло уже больше двух часов.

– Это вряд ли, – фыркнул в ответ Крячко, усаживаясь на стул напротив друга. – Тебе же самому скучно жить станет.

– Ну, я бы с удовольствием пару недель поскучал, – со вздохом заявил Гуров.

– Ну так отпуск возьми, как дело закончим, – посоветовал Стас. – Только не говори, куда поедешь. А то я как-нибудь вечером решу, что ты без меня скучаешь, и к тебе прикачу.

– Вот именно так я и сделаю, – констатировал сыщик. – А теперь – к делу. Что ты там за первую часть выполнил?

– Ту часть, которая касалась контактов жертв с полицией, – самодовольно улыбнулся Крячко. – По поводу поиска следов взлома базы данных – все сложно. Мой человечек говорит, что нашел уже несколько «червей», которых пытались запихнуть к нам хакеры, но эти атаки были отбиты. Ищет еще. Обещал к вечеру более развернутую информацию дать. А парнишка из отдела аналитики с ушами ушел в социальные сети. Возможно, ему потом придется к психологу или даже к психиатру на лечение ходить.

– Очень смешно, – согласился с другом сыщик. – Так что там с полицией?

Стас рассказал, что эту информацию найти в базе данных МВД оказалось нетрудно. Почти все московские архивы двадцать первого века переведены уже в цифру, и оцифрована часть данных девяностых годов прошлого века, но так далеко Крячко лезть не стал. Он проверил только информацию за последние пять лет. Дальше копать, по словам Станислава, смысла не было.

Оказалось, что в полицейских архивах есть упоминания почти обо всех жертвах, которые погибли от рук Карающего ангела. И Гордеев в этом списке был одним из самых упоминаемых, поскольку по его доносам проверки проводились регулярно. Вторая жертва – Салманов – также упоминался в полицейских отчетах нередко. За умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью он даже отсидел годик в колонии общего режима, но это было достаточно давно. В последние пять лет Салманов был вполне законопослушным гражданином, хотя и на него иногда жалобы от обиженных клиентов ночного клуба поступали.

Пылеев и Киреев тоже, естественно, были в этом списке. Второй – по понятным причинам – из-за обвинений во взяточничестве, а вот на первого было несколько заявлений в полицию по 286-й статье – за превышение должностных полномочий. Контакты с полицией имела и Быковская. Она была свидетелем по делу об ограблении подруги. Как и Ищенко. Правда, последняя стала участницей ДТП со смертельным исходом, но она была не виновником аварии, а, скорее, жертвой – ее автомобиль задело по касательной, хотя виновник ДТП и пытался доказать, что это Ищенко его подрезала и спровоцировала аварию.

– Но там ничего не вышло, и женщина проходила как свидетель, – подвел итог своих исследований Крячко. – А единственной, кто ни разу не попадала в поле зрения правоохранительных органов, оказалась Веретенникова. Что очень удивительно при ее образе жизни и неразборчивых связях с мужчинами.

– Возможно, ее он знал лично. Придется тебе проверить всех ее бывших любовников, кого сможешь найти. И в первую очередь проверь, нет ли среди них полицейских. Это очень важно! Не исключу, что наш убийца окажется именно в этом списке, – поставил другу новую задачу Гуров. – А что с отделами полиции по этим людям?

– Да там половина московских ОВД прописана! – отмахнулся Крячко. – Если ты подозреваешь, что это полицейский и он выбирал жертвы из тех, на кого заводили дела в его отделении, то ищешь не там. Жертвы убийцы фигурируют в делах как минимум семи отделов внутренних дел. На моей памяти не было ни одного полицейского, который бы больше чем в двух-трех ОВД за свою службу поработал.

– Эту статистику я и без тебя знаю, – отмахнулся от него сыщик. – Значит, все-таки хакер?

– Не обязательно, – покачал головой Станислав. – Помнишь, несколько лет назад громкое дело было: часть базы МВД на «черном рынке» продали?

Гуров кивнул.

– Вот я и думаю, что сейчас кто-то такой же трюк мог провернуть, – закончил свою мысль Крячко. – Просто вошел в нашу базу данных со служебного компа, скопировал все на флешку и вынес из ведомства. Я на всякий случай поручил своему хакеру поискать, не продает ли кто или продавал раньше в даркнете свежие полицейские базы данных.

– Молодец! – похвалил его сыщик. – А вот это очень умный ход!

– Рад стараться, ваше сиятельство! – вскочил по стойке «смирно» Стас. – Разрешите идти ваше распоряжение выполнять?

– Какое? – удивленно посмотрел на него Гуров.

– Любовников Веретенниковой искать! – рявкнул Крячко.

– А вот тут ты ошибся, дорогой, – хитро прищурился сыщик. – Сейчас мы с тобой поедем к психиатру. По поводу убийцы побеседуем и твою голову заодно проверим!..

Однако к психиатру друзьям оказалось не так-то просто попасть. Как выяснилось, Щукина Марина Юрьевна (Гуров почему-то совсем не удивился тому факту, что рекомендованный Станиславом специалист оказался именно женщиной) в настоящее время делала доклад на международной конференции, которая проходила в Научном центре психического здоровья на Каширском шоссе, и никак не могла выделить даже пять минут для разговора с сыщиками, а ему предстояло оказаться довольно долгим. Щукина должна была освободиться часа через два и была готова пообщаться с друзьями в Российском национальном исследовательском медицинском университете имени Пирогова на кафедре психиатрии и медицинской психологии, где она работает, а также проводит свои научные исследования.

В итоге время до встречи с психиатром друзья решили посвятить тем делам, которые сочли менее важными: Крячко отправился искать любовников Веретенниковой, а Гуров поехал в Минюст, где на постоянной основе работал Экспертный совет по проведению государственной религиоведческой экспертизы. Сыщик надеялся, что там найдется человек, который поможет понять тайну крестов на правом виске жертв, которые оставлял Карающий ангел. Ну, или подскажут специалиста, который сможет это сделать.

Попасть в Министерство юстиции России оказалось не так просто, и даже звание полковника полиции и высокая должность в столичном Главке если и помогли сыщику ускорить процесс встречи с нужным человеком, то не очень сильно. Проходя всю процедуру регистрации и дожидаясь сотрудника министерства, который должен был проводить «важняка» на этаж, где располагался экспертный совет, Гуров лишь хмыкал, представляя, какой длительности может быть вся процедура попадания на прием к чиновникам Минюста для рядовых граждан.

– Одна бюрократия кругом. Небожители чертовы, – пробормотал сыщик себе под нос, когда его наконец повели к религиоведам.

В экспертном совете просьбе Гурова безмерно удивились и сообщили, что такими вопросами тут обычно не занимаются. По словам секретаря совета, коим оказался довольно молодой мужчина в звании лейтенанта, члены религиоведческого совета занимаются исследованием и вынесением заключений о работе религиозных организаций или групп. Они также дают оценку деятельности различных сект, исследуют всевозможные формы религий и вероучений, а также дают оценку выступлениям религиозных деятелей и анализируют религиозные обряды и церемонии. Кроме того, члены экспертного совета в здании Минюста собираются нечасто, когда нужно провести консилиум или встретиться с официальными лицами. В основном они работают по своим специальностям в различных научных заведениях. Да и исследования по запрашиваемым вопросам проводят там же, а сюда присылают лишь отчеты.

– Как у вас все запущенно! – возмутился Гуров. – То есть в моем вопросе члены вашего совета мне помочь не могут?

– Ну почему, я так не сказал, – вежливо улыбнулся в ответ лейтенант. – Есть в совете Сергей Петрович Ясенев, заведующий кафедрой философии, религии и религиоведения Московского государственного университета имени Ломоносова. Думаю, он вам сможет помочь понять, что может означать крест, вырезанный на висках у жертв. Кстати, он должен быть здесь. Полчаса назад встречался с заместителем министра и, я уверен, до сих пор находится в конференц-зале совета.

– Ну так проводите меня туда, будьте добры! – почти приказным тоном попросил сыщик.

Ясенев оказался довольно моложавым мужчиной невероятной худобы и такого же невероятного роста. По визуальной оценке Гурова он весил едва ли более шестидесяти килограмм при росте около двух метров, если не больше! Однако на дистрофика профессор похож все же не был. По крайней мере, цвет лица имел вполне здоровый. Он очень внимательно выслушал рассказ сыщика, изредка задавая наводящие вопросы, и лишь потом решился сам на вопросы опера отвечать.

– Так что конкретно вас интересует в этой ситуации? – поинтересовался Ясенев. – Просто для ясности сразу скажу, что в криминалистике я вообще не разбираюсь, да и в поведенческих типах людей специалистом меня назвать нельзя. Моя специализация – религиозная философия, религиозные обряды, связанные с ассимиляцией религии и реальной жизни, а также приспособленческий популизм религиозных сект.

– Скажу честно, из последней вашей фразы я понял немного, поскольку теософия не мой конек, – с грустной улыбкой проговорил Гуров. – Однако я надеюсь, что помочь вы мне сможете. Ну, или хотя бы попытаетесь. Меня интересуют две вещи: зачем убийца вырезает крест на своих жертвах и почему для этого он выбрал именно правый висок? Часть моих коллег считает, что это обычная метка, но лично мне кажется, что во всем этом есть религиозный подтекст.

– Возможно, ваши коллеги правы, но я все же склонюсь к вашей версии. С огромной долей вероятности крест на правом виске жертв и отношение убийцы к религии имеют прямую зависимость, – заявил Ясенев и направился к кофеварке. – Вам налить кофе?

– Не откажусь, – согласился с предложением сыщик.

– Крест – это символ христианства, который у верующих ассоциируется с двумя вещами. Во-первых, это символ вины, которую несет каждый из нас и которую за всех взял на себя Христос. В этом случае крест также является символом смерти, – продолжил эксперт после того, как сам пригубил кофе из чашки и дождался такого же действия со стороны Гурова. – А во-вторых, крест – символ возрождения, воскрешения и спасения. Он олицетворяет то, что приведет душу человека к вечной жизни. То есть фактически крест означает, что нужно искупить свою вину, возможно, даже ценой жизни, и лишь с крестом и веря в крест, который символизирует и Спасителя, можно обрести вечную жизнь.

Ясенев посмотрел на сыщика, словно проверяя, понимает ли тот, о чем ему говорят, а потом продолжил:

– В вашем случае, я думаю, убийца ставит кресты на жертвах не просто так. И это не его персональная метка, а именно символ очищения. Убивая их, преступник очищает их тела от тех грехов, которые, по его мнению, они иным способом искупить не могли. Думаю, в его понимании, убийца помогает своим грешникам принести ту же жертву, которую добровольно понес Христос. И он, вероятно, считает их смерть искуплением. А крестом он как бы подтверждает, что очистил их от скверны, как в церквях батюшки дают целовать прихожанам крест после исповеди. Здесь жертвы поцеловать крест не могли, поэтому он их им и помечал. Кстати, на ком-то из убитых крестики были?

– Минуту. – Гуров достал планшет и бегло пробежал по материалам дел о жертвах Карающего ангела, которые там хранились. – Нет. Украшений в виде крестиков ни на ком обнаружено не было.

– Вот! – торжествующе воскликнул эксперт. – Это только подтверждает мои выводы. Они были без крестов, а в соответствии с традициями православия крест на покойнике обязательно должен быть. Именно поэтому он и вырезал на своих жертвах кресты, чтобы они не стерлись, не потерялись и вообще уже никуда не делись.

– Позвольте! – прервал его разглагольствования Гуров. – Вы все время в своих выводах упоминаете православие. Но смею вам заметить, что у православных восьмиконечный крест. А убийца вырезал четырехконечный!

– Ну, это нюансы теологии, – отмахнулся от него Ясенев. – Вообще, согласно многим историческим исследованиям, Христа распяли на четырехконечном кресте, на каких римляне обычно казнили преступников. Однако православные священники утверждают, что он был именно восьмиконечным. На дополнительной перекладине над головой Спасителя было написано его имя, а на нижней были закреплены его ноги. Однако крест, которым осеняют себя и православные, и католики во время молитвы, – четырехглавый. А значит, убийца счел, что именно такого символа будет достаточно, чтобы открыть путь душе жертвы к спасению. Об этом же говорит и место, на котором преступник вырезает крестики. Оно тоже указывает, что убийца, с большой долей вероятности, православный.

– Почему вы так решили? – удивился сыщик.

– Сразу видно, что вы человек не религиозный, – улыбнулся эксперт. – В православии бытует суеверие, которое, впрочем, церковнослужители не поощряют, но и не искореняют. По мнению многих верующих, у каждого человека на левом плече сидит бес, а на правом – ангел. То, что убийца размещает крестики именно на правых висках, говорит о том, что он это суеверие знает и верит в него. Вырезая там кресты после смерти жертвы, он как бы вверяет его убитого ангелу, который якобы сидит на правом плече, извещает об отпущении грехов и надеется, что его самого на небесах простят за то, что он и сам совершил грех, нарушив шестую из заповедей Господних – не убий. Кстати, не удивлюсь, если ваш убийца не только глубоко верующий человек, но может быть и служкой в церкви. И обязательно еженедельно ходит на исповедь! Впрочем, тут я могу и ошибаться, и это совсем не обязательно.

Ясенев допил кофе и побултыхал остатки в чашке, а затем посмотрел на донышко, словно собирался погадать на кофейной гуще, которой там не было. Гуров терпеливо ждал, стараясь не перебить репликами ход мыслей профессора, и тот через несколько секунд продолжил:

– Говоря об исповеди, я имел в виду нормального, здорового человека. Но того, кто убивает людей на религиозной почве, не всегда можно назвать психически здоровым. Так что, вероятно, ваш убийца уверен, что сам он в покаянии перед священником не нуждается.

– А убивать людей не на религиозной почве, а по другим основаниям, по-вашему, профессор, нормально? – пристально посмотрел на Ясенева Гуров.

– Ну, господин полицейский, уж вы-то должны знать, что в некоторых случаях убивать себе подобных для человека не только нормально, но и естественно! – со смехом воскликнул завкафедрой.

– Я бы не стал такие категорические утверждения делать, – покачал головой Гуров. – Впрочем, я сюда не дискутировать с вами пришел, а получить вашу экспертную оценку действий серийного убийцы.

– Согласен, – кивнул головой Ясенев. – Спорить нам с вами не о чем, да и незачем.

– Тогда давайте я подведу итоги нашей беседы и суммирую выводы, которые из нее следуют, чтобы не ошибиться. А вы меня поправите, если я что-то понял не так. Хорошо? – предложил сыщик, и профессор снова кивнул, соглашаясь. – Итак, искомый преступник – глубоко верующий человек, при этом обязательно православный. Кресты на висках своих жертв он вырезает для того, чтобы очистить душу жертвы и отпустить ей грехи, а также для того, чтобы самому покаяться в грехе перед посланником Божьим. Убийца обязательно ходит в церковь и, возможно, бывает на исповеди у священника. Если последнее верно, то, скорее всего, это один и тот же священник, который до сих пор свято хранит тайну исповеди и не доложил правоохранительным органам о том, что знает серийного убийцу. А еще, скорее всего, наш убийца не совсем психически здоровый человек. Все верно?

– Абсолютно! – подтвердил профессор. – Я бы еще добавил, что ваш убийца может считать себе кем-то вроде посланника Божьего.

– Значит, мне его искать поблизости от храмов? – предположил Гуров.

– А вот этого я вам точно не скажу! – развел руками Ясенев. – Как я уже говорил, поведенческие профили людей не мой конек.

– И последнее, что я хотел узнать. Может быть, вы и в этот вопрос внесете ясность. – Сыщик настороженно и с надеждой посмотрел на профессора. – Убийца казнит свои жертвы во время двух временных отрезков. Первый – это вторая часть февраля и март, а второй – только август. Может быть, вы подскажете, с чем это может быть связано?

Ясенев на секунду задумался, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.

– Вот, е-мое, как все просто! А у меня почему-то и ассоциации не сразу возникли, – завопил профессор, не обращая внимания на удивление сыщика. – Тут все просто и очень увязывается с крестами на висках. Первый отрезок – это Великий пост, который православные блюдут, прежде чем ликовать Воскресению Христа. Из-за плавающих дат празднования Пасхи Великий пост начинается в разные годы в разное время. Иногда в феврале, но чаще в марте. А второй отрезок – Успенский пост, который у православных проходит перед Успением Пресвятой Богородицы. Это один из главных праздников христианства и символизирует смерть матери Христа и ее воссоединение со своим сыном. Как в первом, так и во втором случае это праздники одновременно и смерти, и возрождения, и воссоединения, и торжества вечной жизни. И ваш убийца расправляется с жертвами перед этими двумя праздниками потому, что верит, будто души казненных им людей на Пасху или на Успение обретут свое место на небесах… Ох, я бы хотел с этим типом пообщаться! Очень интересное исследование может получиться.

– Ну, я постараюсь предоставить вам такую возможность после того, как мы поймаем убийцу, – пообещал Гуров и поднялся со своего места. – Спасибо вам за помощь, профессор, а теперь я вынужден откланяться. Через полчаса я должен быть уже достаточно далеко от этого места.

Выйдя из Министерства юстиции, сыщик по Садовому кольцу выбрался на Ленинский проспект. В это время дня пробок тут было, по столичным меркам, немного, и до Университета Пирогова Гуров добрался даже быстрее, чем сам рассчитывал. Однако Станислава он и на этот раз не опередил. И Крячко доложил другу, что успел за истекшие два часа собрать немало сведений о бывших любовниках Веретенниковой. Часть фамилий этих мужчин была в материалах дела. Остальных опера и следователи по убийству нимфоманки или не смогли найти, или поленились. Однако Крячко успел встретиться с подругой покойной Светланой Соколовой, и не только смог встретится, но и очаровать, и разговорить женщину. И та назвала Станиславу еще с десяток имен, которые не значились в материалах дела. Вот только полицейских среди них не было.

– Кстати, ты обратил внимание на то, что Веретенникова работала в том же Департаменте образования столицы, что и жена покойного Киреева? – Стас подозрительно посмотрел на друга.

– Конечно, – ответил тот, после доклада Крячко направившись к входу в университет.

– А почему нам об этом ничего не сказал? – удивился Станислав. – Это же может иметь значение!

– Во-первых, вы и сами с Петром этот факт должны были отметить без моих подсказок, – не оборачиваясь, пояснил сыщик. – А во-вторых, не думаю, что общее место работы жены одной из жертв и другой жертвы может иметь хоть какое-то значение. С большой долей вероятности, это просто совпадение. Вот если бы кто-то из любовников Веретенниковой работал в той же сфере, что и обе эти дамы, на такое бы стоило обратить отдельное внимание. Есть таковые в списке?

– Нет. Светлана сказала, что ее покойная подруга была категорически против служебных романов, – покачал головой Крячко и добавил: – И все же, я думаю, стоит обратить внимание на это, как ты сказал, «совпадение»!

– Вот ты и обрати, раз уж у тебя такая теория возникла, – отмахнулся от него Гуров и, пока они разыскивали в Университете Пирогова кабинет Щукиной, рассказал другу о своем разговоре с религиоведом.

– Отлично! Круг подозреваемых сужается! – с наигранным восторгом воскликнул Станислав. – Сколько в Москве православных? Семь-восемь миллионов?.. Будем считать, что половина из них женщины…

– Две трети, – перебил его Гуров, не обратив внимания на издевки в голосе друга.

– Отлично. Две трети. То есть можно примерно сказать, что православных мужчин в столице около двух миллионов. Как минимум треть из них совсем молодые, а еще треть – слишком дряхлые. Итого в списке тех, кто мог бы быть Карающим ангелом, остается около полумиллиона москвичей, – констатировал Станислав. – Осталось их только опросить и узнать, кто из этого круга вообще не ходит на исповеди, и все! Убийца будет у нас в руках.

– Я бы еще расширил этот список, – в тон ему добавил сыщик. – Ты зря исключил из перечня Московскую область. Во-первых, немало людей оттуда работают в столице. А во-вторых, добраться из области в Москву раз в полгода, чтобы совершить убийство, большого труда не составит. То есть, если следовать твоей формуле, к списку подозреваемых нужно добавить еще тысяч триста-четыреста мужчин из Подмосковья.

– Блин, все время забываю, что из нас из всех ты самый умный! – язвительно воскликнул Крячко и без стука открыл дверь кабинета Щукиной, с поклоном пропустив туда сыщика.

Хозяйка кабинета сидела за своим рабочим столом. Она, видимо, не привыкла, что к ней вламываются именно таким образом – не постучав и не спросив разрешения. Щукина резко подняла голову, оторвавшись от книги, которую читала, и выпрямилась на стуле, откинувшись на спинку. От этого зрелища мужчины на секунду замерли.

Не сговариваясь, оба сыщика представляли профессора от психиатрии, учитывая информацию о том, что женщина отказывается от практической работы и полностью погружена в научную, этакой страшненькой старушкой в огромных очках и с «дулей» на макушке. Реальность оказалась диаметрально противоположной! Марина Щукина была женщиной удивительной красоты, которую большинство людей, не задумываясь, назвали бы исконно русской. Большие выразительные глаза, чуть припухшие губки, ямочки на щеках, заметные даже тогда, когда женщина сердилась, как сейчас, а не улыбалась, красивые русые волосы ниже плеч, уложенные в аккуратную прическу. Плюс правильной формы высокая грудь, которая нацелилась на мужчин, когда Щукина откинулась на спинку стула. Все это не могло не восхитить даже Гурова, который преклонялся перед своей Марией. А Станислава, дамского угодника, тем более!

– Я так понимаю, что вы и есть те самые полицейские, которые хотели проконсультироваться со мной? – Это прозвучало, скорее, утверждением, а не вопросом. – Однако странно! Короваева мне описывала одного из вас как очень галантного и вежливого мужчину. Вот только вежливые мужчины обычно стучат в дверь к женщине и спрашивают разрешения, прежде чем войти в комнату.

– О-о, простите нас, сударыня! – мгновенно нашелся Крячко. – Просто у нас с другом возникла дискуссия, во время которой мы напрочь забыли, где мы находимся и к кому идем, поэтому и вломились в кабинет, посчитав его своим собственным. У нас даже двери похожи! Мы готовы искупить свою вину. Сейчас выйдем и начнем наше знакомство сначала, как и положено вежливым, культурным и галантным полицейским.

Стас начал пятиться к двери, но женщина со смехом его остановила.

– В этом нет необходимости, – улыбаясь, проговорила Щукина. – Можете остаться. Зато теперь вам и представляться не нужно. Вы, мой говорливый, Станислав Крячко. А вы, товарищ серьезный полицейский, легендарный Лев Гуров.

– Ну, до легендарного мне еще далеко, хотя преступники действительно кое-какие байки про меня рассказывают, – улыбнулся в ответ Гуров. – А вы, я смотрю, успели о нас справки навести?

– Плохим бы я была психиатром, если бы не постаралась заранее узнать хоть что-то о людях, с которыми мне предстоит общаться, – пожала плечами Марина. – Проходите, присаживайтесь. С интересом хочу узнать, чем именно я могу вам помочь.

Крячко открыл было рот, собравшись выдать свой очередной набор фраз для флирта с привлекательной женщиной, но под взглядом друга сделал вид, что закашлялся. От взгляда Щукиной этот нехитрый трюк не ускользнул, и она чуть заметно улыбнулась. Гуров прекрасно понимал, что психиатра сейчас переполняет чувство собственного превосходства, поскольку она уверена, что читает поведение своих гостей, как ту открытую книгу, что лежит у нее на столе.

У сыщика возникло горячее желание сделать что-то такое, что никак не уложилось бы в рамки представления Щукиной о нем, но Гуров сдержался. В конец концов, неважно, что эта женщина чувствует! Главное, чтобы визит к ней помог поимке преступника. И поэтому, вместо того чтобы поставить в тупик Марину и выбить ее из равновесия, сыщик сделал именно то, чего она ожидала, – спокойно, сдержанно и кратко изложил причину, по которой они обратились за консультацией к этому специалисту. После окончания его рассказа на несколько секунд повисла тишина. Щукина сидела в некоторой задумчивости, а потом заговорила:

– Процесс формирования серийного маньяка начинается еще в раннем детстве. Психиатры обычно выделяют три основные причины – тяжелое детство, неблагоприятные социальные обстоятельства и физиологические проблемы. Но все может быть и сложнее. Желание убивать – такая же зависимость, как наркомания или алкоголизм, только последствия куда страшнее. Так называемый синдром абстиненции. Поведение преступника полностью подчиняется компульсивному влечению, в рамках которого происходит борьба мотивов между необходимостью совершить убийство и страхом перед наказанием, но патологическое влечение побеждает. После этого убийца становится этаким «охотником за жертвами». А тут еще и религиозный аспект! Вашего преступника можно считать дезорганизованным миссионером.

– Что этот термин значит? – оставаясь спокойным, поинтересовался Гуров.

– То, что мотивом для него служит одержимость религиозной идеологией, а полу своих жертв он предпочтения не отдает – убивает и мужчин, и женщин. Убивает в основном вечером, – ответила Щукина. – Правда, из этого правила могут быть и редкие исключения. Например, раннее утро, когда еще темно. Вот только на сто процентов ваш персонаж этому определению не соответствует, поскольку дезорганизованный миссионер прячет тела своих жертв, а также обычно не готовится заранее к убийствам. Но другие типажи серийных убийц вашему фигуранту подходят еще меньше. Так что, думаю, вы столкнулись с неким уникумом. Мне бы хотелось пообщаться и поработать с ним, если вы его все же сможете поймать.

– Поймаем, не волнуйтесь! – бодро заявил Крячко.

– То есть какие-то черты, присущие только этому серийному убийце, вы нам назвать не можете? – с некоторой долей скепсиса поинтересовался Гуров.

– Ну почему? Кое-что я даже на основании такого маленького объема данных могу сказать. Ваш убийца – в быту добрый и отзывчивый человек, вежливый, всегда готовый прийти на помощь, – пожала плечами Марина. – К тому же и он, и его семья очень религиозны. Наверняка они регулярно ходят в церковь, и уж он-то мимо храма, не перекрестившись, не пройдет!

– А была же такая теория, что серийного убийцу можно распознать по строению черепа! – решил блеснуть знаниями Станислав.

– Это бред собачий! И эта теория уже давно опровергнута! – горячо воскликнула Щукина. – Вычислить маньяка на улице или среди своих знакомых по каким-то внешним признакам попросту невозможно. Внешне их жизнь ничем не отличается от миллионов других жизней: утром они пьют кофе, потом едут в метро на работу, вечером едят котлеты с макаронами и делают уроки с детьми. Они весьма законопослушны, уступают бабушкам место в автобусе и здороваются с соседями. А еще молчаливы, аскетичны и в целом производят впечатление очень заурядных, «сереньких» людей. У этих людей нередко есть семья, жена и дети. И они не психи в общепринятом понимании этого слова! Восемьдесят пять процентов всех маньяков признаются вменяемыми судебно-медицинской экспертизой и никогда не состояли на учете у психиатра, а у двадцати пяти процентов из них вообще не выявлено никаких отклонений в сфере психики. Многие из них, как и ваш, расчетливо планируют свои преступления, прекрасно умеют запутывать следствие и заметать следы.

– То есть искать его среди клиентов психиатров или психологов бессмысленно? – задал новый вопрос Гуров.

– Ну почему? – развела руками Марина. – Остаются же еще пятнадцать процентов серийных убийц, у которых могут быть психические расстройства. Правда, лично я не представляю, как вы сможете заставить психиатров или психологов раскрыть вам врачебные тайны по своим клиентам!

– Ну, это уже наши проблемы, – заявил Гуров.

– Статья 13 Федерального закона № 323-ФЗ, – пояснил Крячко.

– И все же, профессор, мне бы хотелось услышать от вас какую-то более конкретную психологическую характеристику того серийного убийцы, которого мы ищем, – вновь повернул разговор в нужную ему сторону Гуров.

– Повторюсь, у меня слишком мало данных, – поморщившись, ответила на просьбу Щукина. – Но, если вы настаиваете, кое-что я вам все же сказать могу. Однако это будет достаточно поверхностная характеристика.

– Слушаем вас внимательно, – приободрил психиатра сыщик. – Возможно, того, что вы скажете, нам будет более чем достаточно.

– Хорошо. – Марина уселась поудобнее и стала смотреть поверх голов полицейских, словно их тут не существовало, а перед ней стоял тот мужчина, которого они пока безуспешно искали. – Как я уже сказала, в быту – на работе и дома – он весьма добропорядочный человек. Вероятно, очень отзывчивый, стремящийся во всем помогать тем, кто его окружает. Он набожен, хотя и не в тех рамках, которыми мыслит большинство религиозных людей. Он просто обязан соблюдать некоторые религиозные обряды, но частью остальных сознательно пренебрегает, считая, что они существуют для обычных людей, но не для избранных. Однозначно, он считает, что на него возложена какая-то миссия, и он намерен сделать все, чтобы ее выполнить. Мысль об этом подспудно зрела в его разуме, возможно, с самого детства, но приняла формы мании не так давно. Я бы взяла на себя смелость и сказала, что катализатором для этого послужила смерть или тяжелая болезнь близкого человека. Думаю, то, что он облачает убийства в форму казни, говорит об огромной ненависти, которую этот человек испытывает к тем недостаткам людей, которые считаются смертными грехами. Возможно, один из таких грехов он и сам когда-то совершил. Скорее всего, еще до трагедии с близким человеком. Я бы предположила, что этот родственник узнал о его проступке и часто ставил его в вину вашему подозреваемому. Еще могу сказать с полной уверенностью: к тому типу преступников, которые подспудно желают быть пойманными, ваш серийный убийца не относится. Он уверен, что его миссия завершится только с его смертью, и останавливаться не будет. К тому же постарается сделать все, чтобы никто не смог помешать ему.

– То есть его религиозность не помешает ему самому совершить смертный грех или нарушить одну из заповедей? – дождавшись, когда психиатр замолчала, спросил Гуров.

– Да. Скорее всего, это так, – посмотрев прямо ему в глаза, ответила женщина. – Ваш тип уверен, что его миссия важнее всего в этом мире и поощряется на небесах. Я полагаю, он считает, что за каждого казненного им грешника бог списывает ему сразу несколько грехов. В том числе и нарушение заповедей, и все остальное.

– И еще, профессор, – задал новый вопрос сыщик, – до сих пор этот серийник убивал только тех, у кого был один или несколько смертных грехов. Может ли он начать казнить людей за более мелкие провинности? Например, за нарушение заповедей Господних?

На несколько секунд Щукина задумалась.

– Знаете, я не сильна в теософии, но, насколько я помню, нарушение заповедей – это тоже грех, – задумчиво проговорила Марина. – По-моему, Иисус в Библии говорит, что тому, кто нарушил хоть одну заповедь, нет места в Царствии Небесном. Еще я слышала, что Господь за нарушение заповедей может покарать смертью. В общем, вам лучше это у религиоведов уточнить. Однако я думаю, что этот убийца легко адаптируется. Если он сочтет, что нарушение какой-либо из заповедей, например не солги, будет угрожать его миссии, он с легким сердцем приговорит и такого грешника к казни. И тут ему не потребуется ждать, пока тот совершит смертный грех… А почему вы спрашиваете? Есть какие-то предпосылки, что ваш преступник собирается изменить модель поведения?.. Нет, мне однозначно нужно исследовать этого человека!

– Я уже сегодня пообещал одному ученому предоставить такую возможность после того, как мы поймаем убийцу, – грустно усмехнулся Гуров, наполовину погруженный в свои мысли. – Так что запишу вас в очередь: будете второй в списке.

Когда сыщики шли к своим машинам после разговора со Щукиной, Гуров был предельно сосредоточен. Сыщика терзала мысль, что он, не оценив до конца рисков, сделал приманками для серийного убийцы сразу двух человек – Елену Лещук и сторожа из Ризоположенской церкви. Гуров абсолютно не знал этого человека, но понимал, что искомый ими серийник, как только прочитает в газетах, интернете или увидит по телевидению, что один из служителей рядом с местом убийства Киреева видел предполагаемого преступника и сможет его опознать, придет к тому же выводу, который и планировал Гуров: этот человек служит в Ризоположенской церкви, поскольку только из нее можно было увидеть, как уходил с места преступления убийца. А в такой ранний час в храме, кроме сторожа, никого не может быть! И если Щукина права, то этот, пока неизвестный Гурову, сторож станет завтра утром одной из главных целей убийцы. А успокаивало сыщика только одно – еще оставалось время изменить эту ситуацию окончательно в свою пользу!

– Лёва, я так понял по твоему виду, что ты наш план с журналисткой уже запустил? – посмотрев на задумчивого друга, поинтересовался Крячко. – Теперь беспокоишься за нее?

– Да. И на первый, и на второй вопросы, – коротко ответил сыщик.

– Если хочешь, я ее сам под наблюдение возьму, – предложил Станислав.

– Нет, не нужно, – покачал головой Гуров. – Я к ней оперов надежных поставлю, их навыков вполне хватит, чтобы не упустить журналистку из виду и вмешаться вовремя, если ей кто-то навредить попытается. К тому же мне все-таки придется ей рассказать правду. Нельзя женщину втемную использовать в таких делах. Впрочем, я думаю, ей в ближайшую пару дней вряд ли что-то серьезное угрожает. По крайней мере, судя по тому, как этот чертов Карающий ангел работает, ему сначала потребуется хотя бы главные привычки Лещук изучить, прежде чем на нее покушение совершить. А на это уйдет как минимум пара суток. Плюс еще одни, пока убийца увидит ее материал в прессе и сделает соответствующие выводы. Так что пока занимайся любовниками Веретенниковой дальше. Я очень надеюсь, что там ты выцепишь нужную нам ниточку. Но сначала опроси ее соседей. Возможно, кто-то из них видел того мужчину, который приходил к Антонине тем вечером. Он мог прийти и за какое-то время до убийства и, скорее всего, если наш убийца кто-то из ее любовников, приходил к ней раньше.

– Ну, смотри, командир, тебе виднее, – пожал плечами Станислав. – Ты там с Лещук поосторожнее. А то обидится и напишет ни хрена не то, что нам нужно!

– Разберусь уж как-нибудь! – буркнул в ответ сыщик и, не прощаясь с другом, забрался в свою машину. – Если что-то важное узнаешь, сразу звони.

Сразу встретиться с журналисткой у Гурова не получилось. Когда он все-таки смог до нее дозвониться, оказалось, что Лещук была на редакционном задании и могла освободиться только после окончания стандартного рабочего дня. Впрочем, и это сыщика вполне устраивало, и он договорился с ней встретиться вечером у нее дома. Общаться в кафе, тем более на достаточно щекотливую тему, когда в заведениях общепита наблюдается приток посетителей, Гуров посчитал неправильным. А журналистке, по большому счету, было безразлично, где встречаться. Для нее главным являлась информация. И уж если такой «важняк» из Главка позвонил сам и предложил встретиться, Лещук такой шанс упускать не собиралась.

А сам Гуров планировал использовать время, оставшееся до встречи с журналисткой, с максимальной пользой. Теория Станислава о том, что кто-то из полицейских продал в даркнете украденную базу данных по уголовным делам, а потом преступник по этой базе и выбирал своих жертв, конечно, выглядела вполне жизнеспособной, но Гурова она не удовлетворяла на сто процентов. Сыщик привык, что решение любого вопроса почти всегда оказывается проще, чем выглядело изначально. Вот он и решил сначала проверить все данные по уголовным делам, в которых фигурировали имена жертв Карающего ангела, а потом уже делать окончательный вывод: прав ли Станислав со своим даркнетом или тому, что шестеро из семи жертв серийного убийцы оказались в базе данных полиции, есть другое объяснение.

Собственно говоря, Гуров мог бы начать искать какие-то закономерности между теми уголовными делами, в которых фигурировали жертвы Карающего ангела, где угодно, поскольку основную информацию Станислав скинул ему на электронную почту. Однако сыщик предпочел поехать в Главк. Во-первых, там обстановка привычнее. Во-вторых, информация от Крячко была неполной, и если понадобятся какие-то уточнения, то сделать их на месте будет проще. В-третьих, Гурову могла понадобиться помощь аналитиков. Ну и, в-четвертых, от Университета имени Пирогова ехать до Главка было совсем недолго. Сыщик подождал, пока автомобиль Станислава скроется из виду, а уже затем завел машину и отправился на свое рабочее место.

Приехав в Главк, Гуров сразу с головой закопался в дела. Согласно его предположению, все материалы на жертв Карающего ангела должны быть завязаны на одного человека. Не обязательно полицейского. Не исключено, что один и тот же сотрудник правоохранительных органов мог быть, так или иначе, причастен к ведению этих дел. Например, офицер из Следственного комитета или Следственного управления или сотрудник прокуратуры. Или еще кто-то, тот же судья или его секретарь, которые выносили решения по делам будущих жертв серийного убийцы.

Гуров зарывался в материалы дел и старательно выписывал в столбики фамилии. В одном из них, самом многочисленном, были имена полицейских, в двух других – сотрудников следственных органов и прокуратуры, а в последнем все остальные – судьи, их секретари и различные представители других органов власти, которые изредка всплывали в материалах уголовных дел. Затем, когда сыщик покончил с этим, он попытался сопоставить фамилии и найти закономерность, но это ни к чему не привело: если они и повторялись, то максимум в паре отдельных случаев. И найти одного человека, который бы так или иначе принял участие во всех делах, сыщику так и не удалось.

Тогда он решил зайти с другого бока – найти какой-то отдел полиции, который бы рассматривал дела, в которых фигурировала фамилия каждой жертвы. Однако и этот номер не дал желаемого результата. По первой жертве – завистнику Гордееву – вообще вышел гигантский разброс. Его заявления о возбуждении уголовных дел рассматривались примерно в девяти отделах полиции столицы: в Арбатском, Мещанском, Москва-Сити, Савеловском, Дорогомиловском, Коптево, Отрадное, Бабушкинском и Алтуфьевском. Причем в большинстве отделов было далеко не по одному заявлению от этого человека. Гуров хотел составить и список прокуратур и других органов власти и надзора, куда писал свои жалобы Гордеев, но понял, что сегодня этого просто не сможет сделать, и решил сосредоточиться исключительно на отделах полиции.

С Салмановым тоже все оказалось не так и просто. Однако уголовные дела или доследственные мероприятия в отношении этого бизнесмена значились только в четырех ОВД. И все из-за того, что Бекхан в Москве четырежды менял место своего жительства. И последним уголовным делом, в котором фигурировала его фамилия – о его же убийстве, – занимался Таганский ОВД, а до этого его имя встречалось в материалах отделов полиции в Свиблове, Вешняках и Измайлове.

Имена остальных, за исключением Киреева, в полицейских делах фигурировали в меньшей степени. Киреев упоминался в трех разных отделах, там, где жили заявители: Мещанском, Таганском и Преображенском ОВД. Фамилия Ищенко всплывала в материалах двух отделов – Дорогомиловского и Свибловского. А Быковская и вовсе лишь в одном – в Таганском. А вот фамилия Пылеева значилась в материалах пяти ОВД, в районах которых были дома, обслуживающиеся его управляющей компанией: Арбатский, Вешняковский, Таганский, Перовский и Хамовнический. И лишь Веретенникова ни разу с полицией дела не имела, несмотря на ее беспорядочные половые связи. То ли была слишком везуча до самой смерти, то ли слишком умна и выбирала безопасных мужчин. А единственная ошибка стала для этой женщины роковой.

Гуров отчетливо видел, что некоторые из этих фамилий в какой-то степени пересекались в одних и тех же участках. Например, на Пылеева и Салманова были дела в Вешняковском ОВД, а на Киреева и Гордеева – в Мещанском ОВД. Были и другие совпадения, но все они оказались сильно разбросаны во времени. Например, разница между делами, которые рассматривали в Дорогомиловском по Ищенко и Гордееву, составляла более семи лет. Причем оба этих дела заводили задолго до того, как серийный убийца начал совершать свои казни. Гуров понял, что сегодня ему никаких закономерностей в этих данных найти не удастся, и решил прекратить ломать голову и заставить мозг работать в другом направлении. Он запер все материалы в сейф и, закрыв кабинет, отправился на встречу с Лещук.

Как оказалось, Веретенникова проживала совсем неподалеку от Таганского отдела полиции – на Нижегородской улице. Но добраться с Островитянова, где находился Университет имени Пирогова, до дома, где некогда проживала погибшая нимфоманка, оказалось не так-то просто. До часа пик было еще далеко, но Ленинский проспект, по которому Крячко проделал бо́льшую часть пути, оказался достаточно серьезно загружен. Самый плотный затор оказался между Лобачевского и Гарибальди, в районе метро «Новаторская», и Станислав там проторчал почти полчаса, еле двигаясь в плотном потоке машин.

В другой раз он бы посвятил это время либо анализу собранных на преступника данных, если работа была настолько важна, как сейчас, либо болтовне по телефону – с приятелями, женой или по рабочим же вопросам и даже бы не заметил, как ожидание свободного проезда, которое в пробках растягивалось до бесконечности, пролетело бы незаметно, но сегодня все было иначе – у Стаса из головы не выходил образ прекрасного психиатра вместе со всем тем, что она рассказала сыщикам.

Впрочем, на задаче, поставленной ему Гуровым, Стас так до конца сосредоточиться и не мог. Во-первых, потому, что считал бесполезным новый опрос соседей покойной Веретенниковой, поскольку опера из Таганского ОВД наверняка вытрясли из них все, что могли. А во-вторых, мысли о Щукиной так до конца его и не отпускали. И успокоился Станислав только тогда, когда выбрался из еще одной пробки на перекрестке Ленинского и Ломоносовского проспектов. Дальше, до Третьего транспортного кольца, он добрался без проблем. Да и по нему до съезда на Нижегородскую улицу ехал с приличной скоростью, и остаток пути до бывшего дома Веретенниковой сыщик промчал довольно быстро.

В последние годы перед своей смертью Антонина проживала в пяти минутах ходьбы от Калитникова пруда, и наверняка летом бы Станислав туда заглянул, чтобы полюбоваться на красивых девушек или просто отдохнуть десяток минут у воды, но в феврале там делать было нечего, и Крячко уверенно свернул во двор двух домов, в одном из которых и проживала перед смертью Веретенникова.

В первую очередь, прежде чем идти в подъезд и пытаться там найти кого-то из соседей погибшей любвеобильной дамочки, Крячко решил пройтись по двору и пообщаться с бабушками-старушками, которые всегда и во все времена были одними из главных информаторов как для преступников, так и для сотрудников сил правопорядка. Старушек у обоих домов оказалось немало. Видимо, теплый февральский денек, в котором уже звенела наступающая весна, выманил из квартир тех бабулек и дедулек, у которых еще было достаточно сил, чтобы самостоятельно гулять по улице. Некоторые из них собирались в стайки, а другие гуляли поодиночке или парами. И к одной из таких стаек Крячко и подошел.

– Добрый день, милые девушки! – радостно поздоровался он, останавливаясь рядом с двумя скамейками у подъезда, соседнего с тем, где раньше проживала Веретенникова. На этих скамейках, друг напротив друга, сидели пять старушек в возрасте от семидесяти до, возможно, и девяноста лет. Причем выглядели все достаточно бодро и радостно. Именно поэтому Станислав и позволил себе в обращении к ним употребить слово «девушки». Будь бабульки более мрачными, таких фривольностей он допускать не стал бы.

– Гляди-ка, чё, девушки ему мерещатся! – воскликнула одна из пенсионерок. – То ли дяденька совсем слепой, то ли у него невесты лет сто уже не было!

Остальные старушки в ответ на эту реплику дружно и беззлобно засмеялись.

– Да о чем вы говорите?! – делано возмутился Стас. – Я по вашим улыбкам вижу, что в душе вы все еще девушки. Да и выглядите свежо и задорно. А возраст – он не на внешности, а в душе! Я вон тоже давно не мальчик, но за вами, красавицами, я бы ох как приударил!

– Ох, балабол-то какой знатный! – воскликнула все та же старушка, а ее товарки вновь засмеялись. – Ты смотри, приударься носом об асфальт. А то губу так раскатал, что того и гляди об нее и споткнешься, – эту реплику завершил новый взрыв смеха. – Ты откуда такой говорливый будешь и чего тебе от нас понадобилось?

– Буду я из московского Главка, служу там в должности сыщика, а по званию полковник. Зовусь Станиславом Крячко, – в тон ей весело сообщил сыщик. – А нужна мне информация о Веретенниковой.

– Это о той, которую два с половиной года назад убили? – удивленно поинтересовалась другая старушка. – А зачем вам информация про нее? Разве душегуба еще не поймали?

– Пока нет, но сейчас мы очень близко к этому, – ободряюще заявил Стас.

– А я всегда говорила, что у нас милиция ни хрена ничего делать не хочет! – воскликнула третья. – Если бы дочку какого-нибудь олигарха убили, мигом бы преступника нашли. А тут бабешка какая-то. Да к тому же одинокая. Ну, убили и убили. На хрена из-за этого напрягаться и преступника искать.

– Сейчас они не милиция, а полиция! – поправила ее четвертая бабушка.

– Да какая хрен разница?! – махнула рукой в ответ третья. – От перемены мест слагаемых сумма все равно не меняется!

– А ты бы свое помело, которое во рту, придержала бы немножко, – вступила в разговор новая старушка. – Все-таки полицейский перед тобой стоит. Он и привлечь тебя может.

– Да куда он меня привлечет? – отмахнулась третья. – В мои восемьдесят лет уже ни судов, ни следствий не бывает.

– Ага. Сразу – расстрел, – констатировала первая, и ее товарки вновь дружно засмеялись.

– Девушки, давайте не будем ссориться, – миролюбиво вступил в разговор старушек Крячко. – Мне правда очень ваша помощь нужна. Мы почти вышли на убийцу, но не хватает нескольких деталей. Расскажите мне про Веретенникову, и очень поможете в поимке ее убийцы.

– Так мы уже все два с лишним года назад рассказывали. И новое вряд ли что сможем добавить, – заявила пятая старушка.

– К тому же это для тебя мы девушки. А для остальных – старые клячи со склерозом! – опять вставила острое словцо первая бабулька, прогнозируемо вызвав смех своих подруг.

Вот тут Станислав и решил сыграть ва-банк и рассказать старушкам о серийном убийце. В конце концов, они не журналисты, писать в СМИ о закрытой информации не станут. Да и кто им поверит, бабушкам на лавочке, которые и без того массу сплетен вокруг распускают? Так что говорить про серийника Крячко мог с ними совершенно свободно, не опасаясь нагоняя от начальства. Зато таким рассказом он мог не только привлечь внимание пенсионерок, но и заинтересовать их, сделать соучастниками важного расследования и заставить вспомнить то, о чем в других обстоятельствах они бы и думать не стали.

Станислав тоже прекрасно знал любимое правило каждого обманщика: лучшая ложь – это полуправда. Раскрывать все подробности дела Карающего ангела он, конечно, старушкам у подъезда не собирался, а потому пропускал множество важных деталей. Зато совершенные им преступления описывал в самых ярких красках и даже преувеличивал. Как и врал о том, что они с напарником уже сидят практически на пятках у маньяка и до его поимки осталось совсем чуть-чуть. И в этом полицейским неоценимую помощь могут оказать, конечно же, эти пять бдительных и внимательных старушек.

Бабушки слушали Крячко с открытыми ртами, почти не прерывая его вопросами и изредка охая во время подробностей убийства. Станислав и так красноречием всегда отличался, а тут, войдя в раж и веселясь от того внимания, которое успел завоевать у старушек, превзошел самого себя.

Когда Стас закончил свою версию злодеяний Карающего ангела, на несколько секунд над скамейками у подъезда повисла такая тишина, что было слышно, как в противоположном углу двора какая-то мамаша негромко отчитывает свое чадо за то, что дитё проявило невнимательность, сначала залезло в лужу, промочив насквозь башмаки, а позже и вовсе плюхнулось в эту лужу пятой точкой. Чадо не возражало, поскольку считало мамину выволочку вполне заслуженной.

А затем старушки заговорили почти одновременно, перебивая друг друга и вспоминая подробности из жизни Веретенниковой, которые выдавали ее преступные и антиобщественные наклонности, и выставили любвеобильную женщину уже даже не жертвой, а чуть ли не пособницей преступника. Впрочем, первая из бабушек довольно быстро урезонила своих товарок, напомнив им, что полицейский интересовался не характером Веретенниковой, а ее связями. Особенно теми, которые были у женщины в течение последней недели перед убийством.

– Действительно, – поддержал ее Крячко. – Меня особо интересует, с кем она встречалась за неделю-две до убийства. Может, вы знаете кого-то из тех мужчин, кто к ней приходил. Может быть, кто-то за это время бывал у Веретенниковой не однажды. Может, кто-то из коллег часто заглядывал. Или из полиции к ней кто-то заходил.

– А вы что, сами не знаете, кто из ваших мог ходить к покойнице? – удивилась та старушка, которая яростно ругала полицейских с милиционерами, вместе взятых. – Ну и бардак у вас!

Крячко не стал обижаться на эту реплику.

– Все мы знаем, – внушительно заявил Стас. – Дело в том, что никто из сотрудников правоохранительных органов с Веретенниковой в этот период времени не общался. Однако есть версия, что серийный убийца переодевается в полицейскую форму. Если вы видели, как полицейский общался с Веретенниковой, то это точно и был маньяк!

В итоге манипуляции Станислава сознанием возможных свидетелей стали приносить свои плоды. Пенсионерки, одна за другой, стали вспоминать каких-то людей, в обществе которых видели Веретенникову. Однако ни имен, ни каких-то детальных описаний этих мужчин никто из старушек дать не мог. А их предположения, постепенно перешедшие в спор, закончила та самая старушка, которая ранее говорила своей подруге, что Станислав может ее привлечь к ответственности.

– Девки, да что мы без толку спорим?! – почти прокричала она, стараясь перекрыть громкостью спор своих подруг. – Алевтина же говорила, что она в тот вечер, когда Веретенникову убили, видела, как она в подъезд с каким-то мужчиной заходила.

– Нашла свидетеля! – заржала первая из бабушек. – Или ты забыла, что наша Алька не только мужчин, но еще и чертей с инопланетянами видит. А вчера вообще заявила, что к ней в магазине Борька Ельцин подошел и стал спрашивать, что нужно сделать, чтобы в стране жить лучше стало! Так что она господину полицейскому такого нарасскажет, что тот психическое расстройство получит и не то что маньяка, свой нос двумя пальцами потом поймать не сможет!

– Ну-ка, а поподробнее про эту Алевтину можно? – насторожился Крячко.

Новый предмет обсуждения старушки знали куда лучше, чем жизнь Веретенниковой. Причем на этот раз их рассказ основывался не на домыслах, слухах и догадках, а на конкретных фактах, поскольку упомянутая Алевтина была почти их ровесницей, да к тому же «кукушкой тронулась», по словам пенсионерок, относительно недавно.

Мещерякова Алевтина Викторовна была чуть помладше этих бабушек, которые рассказывали о ней Станиславу. Женщине было слегка за семьдесят, и жила она в соседнем с Веретенниковой подъезде. Причем почти всю свою сознательную жизнь. Собеседницы Крячко утверждали, что квартиру свою она получила в этом доме еще при молодом Брежневе и после этого место жительства не меняла.

По словам бабушек, «кукушкой тронулась» Мещерякова лет восемь назад, когда ее муж самым необъяснимым образом упал с балкона и разбился насмерть. Вот тогда Алевтина Викторовна впервые и заявила, что в их квартиру, прямо через закрытую дверь, вошел неизвестный мужчина, прямиком прошел на балкон, где ее муж стоял и курил, и, не говоря ни слова, толкнул несчастного супруга через перила.

После этого у Мещеряковой довольно часто случались разные видения. Причем видела она и существ, которых в природе не существовало, и ангелов, и демонов, людей и мертвых, и живых, но которых рядом с ней просто физически не могло оказаться. В итоге Алевтина Викторовна попала на прием к психиатру, где ей и установили диагноз, связанный с расстройством психики, и поставили на учет. Правда, Мещерякова была женщиной не агрессивной и безобидной. Хотя и обижалась сильно, когда ее слова подвергали сомнению. Иногда настолько, что могла со своей обидчицей или обидчиком несколько месяцев не здороваться и не разговаривать вообще.

– Так что же она видела в тот вечер? – прерывая рассказ старушек, который обещал превратиться в бесконечную историю, спросил Станислав.

– Очередную галлюцинацию! – ответила ему та старушка, которая пугала подругу полицией. – Алька заявила, что незадолго до смерти Веретенникова заходила в свой подъезд с мужчиной. По-моему, она даже как-то описала его полицейскому, который с ней разговаривал. Однако старуху потом понесло, и она стала такую чушь пороть, что следователь, или как они у вас там называются, махнул на нее рукой и ушел нормальных людей опрашивать.

– Да она и потом говорила, что Веретенникову, кроме этого мужчины, убить некому было, – дополнила рассказ подруги другая бабушка. – Дескать, Алька весь вечер на скамейке просидела и видела, что больше в подъезд никто не входил и не выходил из него.

– А куда же тогда тот мужчина делся? – поинтересовался Станислав.

– Испарился, наверное, как и остальные ее галлюцинации, – усмехнулась в ответ собеседница.

– Так Веретенникова домой очень поздно вернулась. Она в кафе почти до полуночи была, – немного удивленно произнес Станислав. – Что же эта ваша Алевтина Викторовна в такой час на улице делала?

– А это ее другой заскок, – пояснила старушка. – Она рассказывала, что ложится спать после ужина, около семи вечера. Просыпается часов в одиннадцать, и после этого ей непременно нужно выпить молока. Причем не какого-нибудь, а «свежего», как эта сумасшедшая утверждает. Именно поэтому Алька идет в круглосуточный магазин, покупает там бутылку молока, которое, наверное, за неделю до этого туда привозят. Затем идет к своему подъезду, садится на скамейку и не возвращается домой, пока молоко все не выпьет. А потом со спокойной душой ложится спать в своей постели.

– Да уж, интересный персонаж эта Мещерякова, – усмехнулся Крячко. – Думаю, мне все равно придется с ней пообщаться. Не подскажете, где ее найти?

– Подскажем, отчего же не подсказать, раз вам повеселиться захотелось, – ответили старушки. – Только Альки сейчас дома нет. Она в Пенсионный ушла и раньше чем через час точно не вернется.

– Ничего, я ее дождусь, – ответил Станислав. – Тем более мне еще с жильцами подъезда, где жила Веретенникова, нужно пообщаться.

Крячко оставил старушек переваривать услышанное и отправился в соседний подъезд, где чуть больше трех лет назад Света Соколова обнаружила труп своей подруги и коллеги. Станислав предполагал, что как минимум половины жильцов не окажется в своих квартирах, поскольку и день, и время были еще рабочими. Однако оказалось, что большинство из обитателей этого дома были уже пенсионерами и на звонки Крячко открывали примерно в трех четвертях всех случаев. Вот только большой пользы это не принесло.

Часть тех, кого опросил Крячко, вообще не могли вспомнить, где были в то время и когда именно узнали о смерти Веретенниковой. Большинство подтвердило, что полицейские их опрашивали по этому поводу, но ничего нового к тому, что в тот вечер они никаких посторонних мужчин в подъезде не видели, добавить не могли. Да и о покойнице соседи знали мало. По их словам, она жила в своем собственном ритме – на работу уходила рано, возвращалась поздно. Часто – не одна, но мужчины у нее подолгу не задерживались, и редко соседи видели ее с одним и тем же спутником чаще трех-четырех раз. Относились к Антонине соседи-пенсионеры с некоторой долей презрения, поскольку не одобряли ее распутный образ жизни, но врагов у легкомысленной девушки в подъезде точно не было, поскольку со всеми она была вежлива и, даже когда кто-то высказывал женщине какое-то недовольство, воспринимала его спокойно и то ли в шутку, то ли всерьез всегда обещала исправиться.

Про видения Мещеряковой соседи покойной Веретенниковой тоже, конечно же, слышали и давно эту пенсионерку знали, хотя и относились и к ее словам, и к ней самой по-разному. Одни жалели Алевтину Викторовну, считали ее абсолютно безобидной, но не верили ни одному ее слову, а другие утверждали, что иногда к этой женщине стоит прислушаться. Правда, таких оказалось подавляющее меньшинство. А если быть точным, то всего двое – старушка с третьего этажа и ее муж, которые утверждали, что Советский Союз все еще легитимное государство. В общем, как заключил Станислав, эти двое от Мещеряковой недалеко ушли, хотя данный факт его желания пообщаться с Алевтиной Викторовной не отбил.

Опрос соседей покойной Веретенниковой продлился чуть меньше часа и результатов каких-то, естественно, не дал. Сразу после него Крячко отправился в квартиру Мещеряковой, номер которой ему ранее сказали старушки, но дверь сыщику на звонок никто не открыл. Станиславу ничего другого не оставалось, как спуститься, закурить и ждать у дверей подъезда Мещерякову. На это ушло примерно полчаса и две выкуренные сигареты. А затем из-за угла дома появилась женщина, которая, судя по описанию, данному Станиславу жильцами дома, и должна была быть Мещеряковой.

– Алевтина Викторовна? – скорее констатировал, чем спросил Крячко. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– А вы кто такой будете? – поинтересовалась в ответ женщина, и ее голос звучал вполне разумно. И в этот момент Станислав краем глаза заметил, как из подъезда на улицу вышла какая-то женщина. Тоже, кстати, далеко не первой свежести.

– Меня зовут Станислав Крячко. Я полковник полиции из Главка, – представился сыщик и услышал, как женщина за его спиной остановилась.

– Понятно, – кивнула Мещерякова. – А по какому поводу я вам понадобилась?

– По поводу человека, которого вы видели в тот вечер, когда убили Веретенникову, – ответил Станислав. – Можете его описать?

– Неужели в полиции хоть один здравомыслящий человек оказался?! – удивленно воскликнула Алевтина Викторовна. – Я же еще тогда говорила, что видела убийцу, а мне никто не поверил!

– Так как он выглядел? – повторил вопрос Станислав.

– Лица его я не видела, поскольку наблюдала эту парочку со спины, – уверенно ответила пенсионерка. – Мужчина был не выше Антонины, а значит, среднего роста. Телосложение крепкое, спортивное. Я бы со спины назвала его молодым, но это впечатление испортили седые волосы. Думаю, мужчине было около пятидесяти лет или даже больше. И раньше я его с Тоней никогда не видела.

– Ой, да слушайте вы больше, господин полковник, эту балаболку! – воскликнула женщина, которая раньше была за спиной Станислава, но после этих слов встала с ним рядом. – Никто этого мужчину не видел. Даже мой муж, который поздно пришел и заметил, что Алевтина, как обычно, сидит на скамейке и молоко свое пьет. А она видела, блин! Она вон вчера моей соседке рассказывала, что встретила Высоцкого в магазине и тот, дескать, за продавщицей ухаживал.

– Да, вот видела! – в тон ей ответила Мещерякова. – Между прочим, он в том же пиджаке был, в котором в фильме «Место встречи изменить нельзя» снимался.

– Слышите? – с вытаращенными от возмущения глазами посмотрела на Крячко вторая женщина. – Высоцкого она видела, который сорок лет назад помер! А еще она и Ельцина видела. Да не просто видела, а разговаривала с ним. А неделю назад заявляла, что в нашем доме по квартирам демон ходит и социальный опрос проводит на тему реформы в аду.

– И его видела, – ответила пенсионерка. – Он и сейчас позади тебя с блокнотом стоит!

Женщина, которая стала непрошеным участником разговора, взвизгнула, резко повернулась, едва не сломав каблуки. А затем, обозвав Мещерякову сумасшедшей, бросилась прочь, на ходу непрерывно оглядываясь через плечо.

Подождав, пока испуганная соседка пенсионерки отойдет подальше, Станислав попытался возобновить опрос свидетельницы. Однако дальнейший разговор с ней оказался бесполезным. Мещерякова, лишь упомянув незнакомого мужчину, начиная отвечать на очередной вопрос Крячко, вновь скатывалась в свои бредни, рассказывая то о демонах, то об ангелах, а то о своем муже, который якобы часто прогуливается с ней вечером до магазина и обратно. С каждым новым расплывчатым и бредовым ответом Мещеряковой на вопрос сыщика вера Станислава в то, что пенсионерка действительно видела Веретенникову с каким-то мужчиной незадолго до ее смерти, стремительно уменьшалась. И единственное, что позволяло Крячко хоть чуть-чуть цепляться за доверие к показаниям Мещеряковой, – это описание возможного убийцы – уж слишком сильно спутник Антонины, по словам пенсионерки, походил на тот образ, который они с Гуровым составили на основе видеоматериалов. Именно поэтому Станислав и решил, что другу следует знать о показаниях чокнутой женщины.

Завершив расспросы, Станислав попрощался с Мещеряковой, вот только она разговор заканчивать не собиралась и устремилась вслед за полицейским, когда он направился к своей машине. Так они и дошли до автомобиля – Стас молча, а Мещерякова – непрерывно рассказывая о своих бреднях. И даже когда Крячко забрался в салон, женщина стояла около дверки, продолжая что-то говорить. Говорила она и тогда, когда Станислав, нажав на газ, поспешил убраться из этого двора. И пока Крячко не выполнил поворот и не вывел автомобиль из двора на Нижегородскую улицу, он продолжал видеть в зеркало заднего вида Мещерякову, которая размахивала руками и что-то кричала ему вслед.

– Чертова бабка! – выругался Станислав, доставая из кармана телефон и вызывая Гурова. – Удивительно, что с такой соседкой и у остальных жильцов дома крыша не поехала!

Гуров не отвечал на звонок довольно долго, что насторожило Стаса. А когда все же решил нажать кнопку соединения, сказал коротко и отрывисто:

– Говори, что хотел. Только по существу. Я сейчас занят.

– Коротко? – немного удивленно поинтересовался Станислав, почувствовав в голосе друга напряжение. – Ну, как скажешь. Если коротко, то сейчас я разговаривал с женщиной, которая, вероятно, видела Веретенникову перед смертью с нашим Карающим ангелом.

– Вот как? – сменил тон Гуров. – А об этом можно не коротко, а поподробнее!

Вчерашний разговор Гурова с Лещук получился неоднозначным. Начался он очень эмоционально, почти на грани истерики со стороны журналистки, а закончился тем, что Елена просто готова была броситься в бой. И первое, и второе сыщику было абсолютно не нужно. Хотя тот факт, что Лещук примирилась со своей участью и была намерена максимально доступными методами помогать следствию, Гурова, конечно же, радовал.

Как и договаривались ранее, сыщик с журналисткой встретились у нее дома. Правда, Гурову пришлось чуть-чуть подождать девушку в машине у подъезда. Измученный попытками как-то связать воедино уголовные дела, в которых фигурировали имена жертв Карающего ангела, сыщик уехал со службы немного раньше, чем собирался. А ожидая Лещук, провел время с пользой – очистил разум от сумбурных мыслей, слушая пересвист воробьев и трели синичек. А когда журналистка вернулась домой со своего задания, встретил ее у подъезда с чистой головой.

Когда они вдвоем поднялись в квартиру Елены и девушка сварила свежий кофе, Гуров не стал ходить вокруг да около, а сразу выложил журналистке почти все, что было известно о серийном убийце, за исключением тех фактов, которые, по его мнению, девушке знать не нужно было. Та слушала сыщика молча, не перебивая, но глаза у Лещук во время рассказа Гурова становились все больше и больше, выдавая переполнявшие девушку эмоции.

– В общем, мы не совсем верно трактовали подход этого серийного убийцы к выбору своих жертв, – подвел итог своей пространной речи сыщик. – Изначально, до разговора с тобой, мы предполагали, что тот выбирает для казни только людей, совершивших один из смертных грехов. А оказалось, как нам пояснили психиатр и религиовед, маньяк может и отступать от этих правил, карая тех, кто нарушил и одну из заповедей Господних. То есть ты, выполняя мое задание, солгала бы и нарушила девятую заповедь. А значит, дала бы повод убийце включить тебя в список тех, кто подлежит устранению.

– Значит, вы изначально предполагали, что я просто не могла совершить ни одного смертного греха? – язвительно поинтересовалась Лещук. – Конечно, спасибо вам, что так высоко мою девичью безгрешность цените, но что там со смертными грехами?.. Алчность, чревоугодие, зависть, гнев, блуд, гордыня и лень. Да я в силу своей профессии, вольно или невольно, хотя бы треть из этих грехов совершила! А вы, ничего обо мне не зная, решили из меня приманку для маньяка сделать?.. Кстати, почему сразу-то не сказали, что убийство Киреева – не единичный случай, а продолжение серии?

– Потому что эта информация до завершения расследования не должна была выйти за стены Главка, – понимая эмоции девушки, спокойно ответил Гуров. – О том, что в Москве объявился новый серийный убийца, который не оставляет за собой никаких следов, до сегодняшнего вечера знали только три человека. И все они офицеры Главка. Теперь в эту тайну и ты посвящена.

– А что вдруг изменилось за последние несколько часов? – возмущенно поинтересовалась Лещук.

– Леночка, я уже сказал об этом, – покачал головой сыщик. – Мы получили новые данные, в свете которых ты в случае выполнения моего поручения окажешься в смертельной опасности. И я здесь для того, чтобы дать тебе шанс отказаться. Не скрою, твоя помощь может быть важной для поимки маньяка, но я не имею права подвергать твою жизнь опасности. Поэтому предлагаю тебе отказаться от написания материала, о котором я просил. И еще, о том, что в Москве орудует серийный маньяк, больше никто знать не должен, пока мы его не поймаем!

– Черта с два! – рявкнула журналистка.

– Черта с два ты будешь скрывать информацию о маньяке? – с улыбкой переспросил Гуров.

– Нет! – возбужденно возразила Елена. – Черта с два я откажусь от написания этой статьи. А про маньяка мы с вами поговорим отдельно! Так, что конкретно вам от меня надо?

План Гурова был достаточно прост, хотя и сохранял повышенные риски для журналистки. Сыщик хотел, чтобы фамилия Лещук, как автора эксклюзивного материала об убийстве Киреева, звучала «из каждого утюга», чтобы серийник точно не пропустил ее и знал, кого нужно искать и кто именно оклеветал его. Лжесвидетельствовал, как гласила девятая заповедь Господня! Сыщик хотел быть уверенным, что маньяк точно будет в курсе, кого именно ему следует найти, чтобы покарать за клевету. А еще Лещук должна будет ближе к обеду появиться в Ризоположенской церкви, что находилась неподалеку от места убийства. Сыщик хотел, чтобы Карающий ангел не сомневался, что свидетель, который якобы имеется у следствия, был служителем именно этого храма. Ну а с вопросом привлечения свидетеля Гуров собирался разобраться завтра.

– Поправьте меня, если я что-то неправильно поняла, – подвела итог инструктажу от Гурова журналистка. Сыщик кивнул. – Сегодня я должна написать статью, в которой необходимо указать часть фактов по убийству Киреева, при этом умолчав о серийнике. Обязательным атрибутом материала становится тема максимального поливания грязью личности предполагаемого убийцы.

Сыщик кивнул в ответ на взгляд Лещук.

– Далее, – продолжила девушка. – Завтра часиков в семь утра статья должна выйти на нашем ресурсе, и мне необходимо сделать все, чтобы она разлетелась по всем СМИ, радио– и телеканалам столицы?

Новый подтверждающий кивок.

– А затем, когда я удостоверюсь, что мой материал охватил максимально возможное количество публики, я должна отправиться в Ризоположенскую церковь и крутиться там, пока вы не засечете серийного убийцу или пока вам просто не надоест это занятие? – Очередным ответом на этот вопрос стал все тот же кивок сыщика.

– А что потом? Мне сидеть дома и ждать визита маньяка? – скептически поинтересовалась Лещук. – А если он придет, отбиваться сковородкой? Ведь вы даже не знаете, как убийца выглядит!

– В целом все верно, – ответил Гуров. – Однако внесу кое-какие поправки в финальную часть. Во-первых, кое-какая информация о внешности Карающего ангела у нас есть. Но тебе ее знать не надо. Хотя бы потому, что начнешь шарахаться от половины людей, которых встретишь в дороге. Во-вторых, для серийного убийцы ты станешь второй целью. Первой будет как бы свидетель из Ризоположенской церкви. В-третьих, на подготовку покушения маньяку понадобится минимум сутки-двое. Так что примерно два дня ты будешь в полной безопасности, но на всякий случай за тобой всегда будут незримо присматривать наши лучшие оперативники, готовые защитить тебя в любой момент. И, в-четвертых, я абсолютно уверен, что Карающего ангела мы возьмем сразу, как только он попробует убить церковного служителя.

– Это очень успокаивает, – язвительно проговорила Лещук и тут же поправилась, заметив с куда более скромными интонациями в голосе: – Извините, Лев Иванович, за мой тон. Просто после вашего сегодняшнего заявления о том, что вы делаете из меня мишень для маньяка, я немного на взводе. Впрочем, я не жалуюсь! Я согласна сделать все, что вы просите, но с одним условием: после поимки Карающего ангела весь эксклюзивный материал вы разрешите опубликовать только мне! Такая впечатляющая серия статей получится. А быть может, даже книга из этого выйдет!

– Договорились, – улыбнулся Гуров и допил остывший кофе…

Сегодня утром Гуров вспоминал этот разговор с точно таким же восприятием, с каким он вчера и закончился – неоднозначно. С одной стороны, втягивание в работу по поимке серийного убийцы посторонних людей было логичным и напрашивающимся шагом, способным дать максимально быстрый результат и избежать новых возможных жертв. С другой – подвергать смертельной опасности двух неподготовленных и посторонних людей – шаг достаточно рискованный. Орлов, возможно, и не будет против этого возражать, понадеявшись на профессионализм и интуицию своих друзей, но если об этом узнают в министерстве (а они обязательно узнают, рано или поздно!), то могут и по шапке надавать.

Впрочем, последнее Гурова волновало мало. Если высокое начальство не знает о плане операции, то и помешать ее проведению не может. А по окончании сыщиков ждали только два варианта – победителей не судят, а проигравшим рубят головы. Гуров в таких ситуациях еще никогда не проигрывал и начинать это делать сейчас не собирался! Ну а худшим вариантом из плана по привлечению журналистки и церковного сторожа к поимке маньяка может стать эффект, диаметрально противоположный тому, которого сыщики добивались, – серийник испугается и заляжет на дно. Или просто пропустит мимо ушей материал Лещук. И тогда следующий удар нанесет в августе, и тогда его остановить будет очень трудно!

В Главке Гуров еще раз пересмотрел материалы уголовных дел, в которых фигурировали имена жертв. Сыщик попытался их сгруппировать в единое целое, используя различные системы – по дате заведения уголовных дел; по количеству дел, заведенных на жертву серийного маньяка; по числу отделов полиции, но ни к чему это не привело. Гуров чувствовал, что эти дела как пазлы. Достаточно найти два, выступы которых совпадут с прорезями, и вся картина станет ясной! Но пока сделать это сыщику не удавалось. Он так и провозился с материалами в поисках разгадки, пока в кабинет не ввалился Крячко.

– Привет, твое сиятельство, – буркнул он с порога. – У нас очередной облом. Мой спец по даркнету не нашел никакого упоминания о продаже полицейской базы данных на «черном рынке». Не удалось ему отыскать и доказательств того, что кто-то умудрился взломать защиту нашей базы данных. То есть если в нее кто-то и забрался, то этот человек до сих пор работает в полиции и использует данные исключительно по собственной прихоти и необходимости.

– А что с любовниками Веретенниковой? – Гуров никак не отреагировал на новую информацию от друга.

– Все тоже глухо, – покачал головой Станислав. – Ее подруга, Соколова, новых имен, кроме тех, которые она раньше сообщала полиции, вспомнить не смогла. А тех, о ком она упоминала, сыскари проверили и никакой связи с убийством не нашли. Я этих любовников даже трогать не стал – смысла нет.

Гуров одобряюще закивал, а потом пошел отвечать на звонок телефона, который раздался еще во время последней фразы Стаса.

– Это Леночка, – пояснил он другу, когда закончил короткий разговор. – Петр ждет нас у себя через десять минут.

– Блин! – недовольно воскликнул Крячко. – Опять кофе нормально попить не удастся.

– Так пил бы дома от души, – фыркнул Гуров. – Напился бы до отвала и только потом на службу ехал. Все равно ведь опаздываешь.

– Ничего вы, дилетанты, не понимаете! – укоризненно заметил Станислав. – Во-первых, любая работа должна начинаться с перекура и чашки кофе. А во-вторых, тут почему-то кофе вкуснее, даже когда я его сам варю. Может быть, потому, что в Главке кофе всегда хочется выпить, но сделать это постоянно что-то мешает!

– За трактовкой своих ментальных ощущений от вкусового восприятия кофе обратись к психологу, – посоветовал другу сыщик.

– А это мысль! – радостно отреагировал на совет Крячко. – Только психологи для меня мелковаты. Пойду-ка я сразу к психиатру. И лучше всего, чтобы этот специалист был профессором. Есть у меня такой психиатр на примете!

– Интересно, каким боком мне выльется то, что я тебе повод для встречи с психиатром подсказал? – покачал головой Гуров. – Ладно, хватит болтать. Пойдем к генералу на ковер…

– И как это, орлы, называется? – неприветливо встретил друзей вопросами прямо с порога Орлов. – Вы меня специально перед начальством подставить пытаетесь или просто забили на свои обязанности? Я вчера весь вечер отчета от вас ждал и что получил? Кукиш без масла?

– Петр, а ничего, что, например, я вчера только после одиннадцати вечера домой попал, да и Лёва вряд ли намного раньше с женой увиделся?! – агрессивно поинтересовался в ответ на претензию генерала Крячко, без приглашения усаживаясь на свое привычное место.

– Не бузите оба, – осадил друзей Гуров, опускаясь на стул рядом со Стасом. – Петр, правда, вчера не до отчетов было. Да и к тому же мы прекрасно знали, что перед поездкой в министерство ты нас на ковер вызовешь.

– На ковер! – передразнил его Орлов, постепенно снижая градус недовольства и обиды. – Вы сюда не на ковер к начальству ходите, а как будто в персональный гамак под пальмами. Докладывайте!

Гуров не спеша рассказал все, что удалось вчера выяснить. Сыщик специально акцентировал внимание генерала на характеристике серийного убийцы, которую дали друзьям религиовед и психиатр: добропорядочный внешне, спокойный, услужливый, религиозный, с детскими травмами и повышенным уважением к семье. К тому же понесший, скорее всего, незадолго до начала серии убийств утрату близкого человека. Гуров догадывался, какая реакция от Орлова последует на эти слова, и она не заставила себя ждать.

– Твою ж мать! – рявкнул генерал, стукнув кулаком по столу. – Вы предлагаете мне ЭТО рассказать в министерстве? Может, тогда сразу и заявить, что мы изначально знали, что убийца Киреева – серийник, но не хотели вас такими мелочами беспокоить? То есть, по-вашему, сейчас время пришло заявить начальству, что по Москве разгуливает серийный убийца, а мы понятия не имеем, кто он такой, и даже не предполагаем, как этот маньяк выглядит?

– Ну, вообще-то, Петр, я тебе это для общей информации говорил, – развел руками Гуров. – Ну а если тебе нужна та информация, которую можно сообщить в министерство, то пожалуйста: скажи начальству, что у нас появился свидетель, который видел убийцу и описал нам его.

– Это серьезно? – насторожился Орлов.

– Абсолютно. Правда, показаниям этого свидетеля далеко не все доверяют, но я уверен, что они правдивы, – встрял в разговор друзей Крячко и рассказал все, что вчера удалось узнать о Мещеряковой, и о своем разговоре с ней.

– То есть теперь вы розыск преступника предполагаете начать со слов сумасшедшей пенсионерки? – возмутился генерал.

– Возможно, она и сумасшедшая, но показания по этому вопросу дает каждый раз одинаковые и никогда не сбивается. Хотя прошло уже больше трех лет! – заявил Гуров. – Вдобавок ее описание спутника Веретенниковой, которого Мещерякова видела с ней незадолго до убийства, полностью совпадает с тем изображением убийцы, которое есть на видео с казнью Салманова. Лица убийцы, конечно, нет ни в том, ни в другом случае, но для доклада начальству этого хватит. А по следственным действиям мы разработали план, который нам позволит выманить убийцу из норы.

Сыщик рассказал генералу о том, как он запланировал использовать журналистку и церковного сторожа для того, чтобы побудить Карающего ангела к внеплановым действиям, а также о мерах предосторожности, которые запланировал принять при проведении этой операции. План Гурова у Орлова восторга не вызвал. Вместо одобрения задумки друзей генерал вновь выплеснул на них волну негодования, заявив, что, если хоть что-то в проекте Гурова пойдет не так, в министерстве головы поотрывают всем вместе с погонами. Причем главным образом из-за привлечения Лещук к проведению операции. Однако, несмотря на все неудовольствие, Орлов был вынужден признать, что в настоящее время лучшего способа заставить Карающего ангела действовать и выйти из тени просто не существует.

– И еще, – вставил свое слово Станислав. – Я думаю, что наш серийный убийца – полицейский. Причем до сих пор служит и, с большой долей вероятности, работает здесь, у нас, в Главке.

– Да типун тебе на язык! – возмутился генерал. – Откуда такие выводы?

Крячко обстоятельно рассказал Орлову то, что вкратце изложил Гурову утром. Стас сообщил, что не считает совпадением тот факт, что подавляющее большинство жертв серийного убийцы фигурировало в уголовных делах. Раз полицейскую базу никто не крал, то информацию о своих «смертных грешниках» Карающий ангел получал изнутри, то есть с любого компьютера в правоохранительных органах. Ну а поскольку все дела разбросаны по разным отделам полиции и объединены только в базах Главка и министерства, то и человек, имеющий доступ к ним, должен служить в одном из ведомств.

– Я бы, конечно, не исключил сотрудников министерства из списка подозреваемых, если бы не один факт: наш серийник великолепно скрывает следы, а значит, имеет прекрасное представление о работе оперативников, – пояснил свою точку зрения Стас. – В министерстве сидят одни офисные черви, и операм туда не попасть. А у нас, в Главке, таких людей немало работает.

– В том числе и ты с Лёвой! – возмутился обвинениями друга генерал. – Может, вас в список подозреваемых занести?

– Нас не стоит, – усмехнулся в ответ Гуров. – А Стас, возможно, и прав. Но в деталях я с ним не согласен. В частности, убийца может быть полицейским, а может, в полиции служит его близкий родственник. Жена, например. Но пока не буду делать выводов относительно предположения Стаса. Все это нужно тщательно обдумать.

– Так что мне прикажете в министерстве докладывать? – вновь недовольно повторил Орлов тот вопрос, который задавал в самом начале их встречи.

– Да тут-то все просто, – улыбнулся Гуров. – Скажешь, что у нас есть свидетель, который видел убийцу Киреева и сможет его опознать. Добавь, что установили и вероятный мотив: личностные неприязненные отношения. Сообщи, что в настоящее время прорабатывается план мероприятий для того, чтобы выманить преступника из его логова и заставить раскрыться… Да что я тебе все это говорю? Первый раз, что ли, на доклад в министерство идешь?!

Настроение и у Крячко, и у Гурова после общения с генералом было испорчено. И так дела по розыску серийного маньяка складывались не лучшим образом, а тут еще и Орлов своим недовольством любыми действиями сыщиков подлил масла в огонь. Станислав проворчал что-то вроде того, что генерала с утра больная муха укусила, но Гуров на это даже отвечать не стал. И произнес первые слова лишь после того, как они с Крячко оказались в своем кабинете.

– Стас, проверь лично, никого не привлекая, информацию о том, кто в последние несколько лет запрашивал, интересовался или просто заходил в базу и смотрел материалы, в которых фигурируют имена жертв серийного убийцы, – дал задание другу Гуров.

– Лёва, это очень много времени займет, – покачал головой Крячко. – Может, взять кого-то из аналитиков на помощь?

– Стас, если ты прав и Карающий ангел служит в полиции, то информация о проверке данных может до него дойти, – отказал в просьбе сыщик. – Пусть поиск затянется, но зато об этом будем знать только мы с тобой. Да, и возьми с собой все материалы по этим делам.

– А это еще зачем? – удивился Станислав.

– Мне они не нужны, а тебя, быть может, на какие-нибудь умные мысли натолкнут, – ответил Гуров.

– А сам что делать собрался? – не стал возражать против предложения друга Крячко.

– В церковь поеду, – буркнул сыщик.

– Грехи замаливать решил? – съязвил Стас.

– Очень смешно, – ответил Гуров и, подхватив пальто, вышел из кабинета.

По дороге в Ризоположенскую церковь сыщик периодически заглядывал в планшет, проверяя сайт, где публиковалась Лещук. Девушка обещала, что статья выйдет до восьми утра. Однако даже в девять ее не было. Гуров уже собрался позвонить журналистке, но, проверив в очередной раз интернет, увидел статью об убийстве Киреева на нужном сайте. А буквально еще через полчаса, когда сыщик добрался до храма, по запросу «убийство Киреева» в интернете перепечатанный материал Лещук стал появляться и в других СМИ. Сначала второстепенных, а потом и в тех крупных, которые специализировались на московских новостях. Сыщик хмыкнул: механизм выманивания Карающего ангела из норы начал работать.

Гуров в церквах бывал нечасто, да и то обычно по служебной необходимости. Ни он, ни Мария особым благочестием не отличались. И если Строева и заглядывала иногда в храмы на церковные праздники, чтобы поставить свечки за здравие или упокой, то Гуров туда заходил без служебных надобностей только в тех случаях, когда Мария уговаривала его составить ей компанию.

Сыщик умом понимал, что церковнослужители – такие же люди, как и все, и бывают и молодыми, и старыми. Однако стереотип образа священника засел в его мозгу, видимо, еще из советских кинофильмов. И каждый раз, когда предстояло идти в храм, Гуров подспудно представлял, что увидит там киношного священника – седого грузного старца с окладистой бородой и строгими глазами. Однако настоятель Ризоположенской церкви оказался диаметрально противоположным этому образу – довольно молодой мужчина с аккуратной черной бородкой и большими, козьими глазами.

Как выяснилось из разговора с батюшкой, в Ризоположенской церкви в настоящее время работало три сторожа. Дежурили они по ночам: сразу по окончании вечери заступали на службу и оставляли свой пост лишь тогда, когда к заутрене приходили другие церковные служки. С настоятелем храма сторожа почти не пересекались. Вечером батюшка уходил немного раньше остальных, и в церкви после него оставались еще уборщица и лавочница, торгующая в храме иконками, свечами и прочей православной символикой. А к тому моменту, когда и их работа подходила к концу, в церковь являлся сторож. И утром он уходил раньше батюшки, поскольку первой на пороге храма появлялась все та же лавочница. Однако о всех сторожах батюшка был наслышан. Прихожане характеризовали их как честных, отзывчивых и истинно верующих людей.

Просьбе Гурова пообщаться с церковным сторожем, который дежурил три дня назад, батюшка не удивился. У сыщика во время разговора с ним возникло ощущение, что этот священник вообще никогда и ничему не удивлялся. Он даже интересоваться не стал, зачем именно понадобился полковнику полиции церковный сторож, и без лишних вопросов назвал его фамилию и адрес, где тот проживает. А еще священник пояснил, что если бы Гуров приехал на час раньше, то этого самого сторожа застал бы в храме, поскольку именно сегодня ночью была его смена.

– Однако будет ли он дома, я знать не могу, – добавил батюшка. – Иногда после своей службы он ездит к внукам в Булатниково, которое неподалеку от Видного. А если и дома будет Степанович, то, скорее всего, к этому времени уже спать ляжет.

– Ничего, разбужу. Тем более ему мой визит не менее важен, чем мне, – усмехнулся Гуров. – Я видел у вас камеры на фасаде. Записи за предыдущее дежурство этого сторожа можно посмотреть? Меня интересует время с четырех и до восьми утра. И только те камеры, которые выходят на улицу Академика Петровского.

– Ну вот, как-то мне даже неудобно перед вами, что ни в одном вопросе вам помочь не получается, – вздохнул священник. – У нас запись с них идет на компьютер. А вчера он как раз сломался, и мы его отдали в ремонт. Так что сейчас и камеры не работают, и записи посмотреть не удастся. Обещали сегодня к вечеру технику назад вернуть и все заново подключить, но, возможно, могут задержаться и до завтрашнего утра.

– Ясно. Мне это не особо к спеху, но, если не сложно, дайте адресок той конторы, где ваш компьютер ремонтируют, – вздохнул сыщик. – Возможно, нам понадобится быстрее записи с храмовых камер посмотреть, чем компьютер назад в церковь вернут. И еще, святой отец, – добавил Гуров, направляясь к выходу из храма, – если кто-то придет в церковь и начнет наводить справки о ваших сотрудниках, сообщите мне немедленно об этом, пожалуйста. И всех служащих тоже об этом предупредите. Это очень важно! И если о таком любопытном человеке вы мне сразу же не сообщите, это может стоить кому-то жизни.

И вот тут батюшка, которого сыщик посчитал неспособным чему-либо удивляться, оторопел.

– Конечно! – озабоченно проговорил тот. – Я сейчас же всех служителей нашего храма предупрежу!

На записи камер видеонаблюдения Гуров большой надежды не возлагал. Они располагались на фасаде церкви, и до тротуара за оградой от камер было достаточно далеко. Даже если бы картинка на них получалась хорошего качества (а для этого бы понадобилась дорогая аппаратура, которую такой незначительный храм вряд ли мог себе позволить), на таком большом расстоянии разобрать лица проходивших мимо людей было бы непросто. Кроме того, и сам забор из прутьев вокруг храма мешал обзору. Да и потом, у сыщика не было никакой уверенности в том, что Карающий ангел прошел в сквер, где убили Киреева, именно мимо этого храма. Вот и спросил Гуров адрес конторы, занимающейся ремонтом компьютеров, просто так, в силу профессиональной привычки – всегда собирать максимум информации, даже если представления не имеешь, зачем она может пригодиться!..

Посмотрев на адрес сторожа, который написал ему настоятель Ризоположенской церкви, Гуров присвистнул. Илья Степанович Верховодцев жил в Троице-Лыкове, в Лыковском проезде, в частном секторе в Строгине, почти у МКАД. Добраться туда меньше чем за час, даже учитывая небольшое количество пробок во второй половине утра, вряд ли получится. Посмотрев на карте, как туда ехать, и выставив маршрут в навигаторе, Гуров удивленно покачал головой: и зачем этому Верховодцеву нужно было устраиваться сторожем в такой отдаленной от его дома части Москвы, если даже в том же Троице-Лыкове была своя церковь? Впрочем, чужая душа – потемки. Решив не задавать самому себе бессмысленных вопросов, Гуров забрался в машину и отправился «за тридевять земель».

Первой мыслью сыщика, когда он понял, куда придется ехать для встречи с Верховодцевым, было позвонить сторожу и попросить его самостоятельно добраться в Главк. Однако Гурову помешали сделать это две причины. Во-первых, если сторож действительно спал, он мог просто не ответить на звонок с неизвестного номера, а то и вовсе выключить телефон. А во-вторых, даже если у пенсионера была машина (а это еще не факт!), маловероятно, что он бы после звонка сыщика добрался до Главка раньше, чем сам Гуров – до него. И сыщик, отправляясь в неблизкий путь, утешал себя надеждой, что эта поездка не окажется пустышкой.

Дом Верховодцева находился за высоким деревянным забором, недавно окрашенным светло-коричневой краской. Ограда вокруг жилья выглядела совсем новенькой, а вот сама обитель сторожа, по крайней мере, та часть, что возвышалась над оградой, имела вид весьма непритязательный и довольно потрепанный. К тому же выглядело строение весьма фантасмагорично – как конструкция из гигантских детских кубиков, поставленных ребенком друг на друга как попало, даже без соблюдения каких-то форм и размеров, и Гуров весьма удивился, узнав, что внутри МКАД в Москве есть даже такие уголки.

Рядом с калиткой, ведущей в царство Чеширского кота, находилась кнопка звонка, которая бы великолепно смотрелась на двери квартиры Берлиоза и Лиходеева после того, как там поселился Воланд. Гуров, не переставая удивленно хмыкать, долго жал на нее, а потом для верности постучал кулаком в калитку. На его попытки попасть внутрь никто не реагировал, и сыщик уже достал из кармана сотовый телефон, чтобы попытаться дозвониться до Верховодцева, как тут из глубины двора раздался мужской недовольный голос:

– Ну и зачем по калитке барабанить? Терпения, что ли, нету, дождаться, пока хозяин на звонок ответит? Кого там бог принес?

– Полковник Гуров. Полиция Москвы! – прокричал в ответ сыщик. – Мне нужно задать несколько вопросов Илье Степановичу Верховодцеву.

– Ох, прости Господи! – ответил хозяин и, судя по звуку голоса, направился к калитке. – Ну, раз я целому полковнику понадобился, значит, дело срочное. Чувствую, поспать мне сегодня не придется. А вас батюшка ко мне направил или сами как нашли?

– Ага. И батюшка направил, и сам нашел! – усмехнувшись, ответил сыщик.

Сам пенсионер выглядел так же несуразно, как и его дом. Голова у Верховодцева казалась значительно больших размеров, чем ей полагалось быть в соответствии с пропорциями тела. Руки, напротив, выглядели короче, чем следовало, а фасад его корпуса раздался вперед и вширь из-за огромного живота. Да и одет мужчина был под стать своему облику: на шарообразную голову была натянута шапочка-«петушок» из восьмидесятых-девяностых годов, на ногах были ватные штаны, которые носили рабочие на лесоповале примерно в то же время, зато необъятный корпус украшала вполне современная дубленка. Однако, несмотря на всю несуразность облика, Верховодцев оказался довольно умным и очень вежливым мужчиной, без какой-либо примеси деревенщины или, напротив, столичного пафоса, который часто наблюдается даже у самых небогатых москвичей.

Гуров не стал повторять свою ошибку, которую совершил в первом разговоре с Лещук. Сыщик сразу же рассказал церковному сторожу, как обстоит ситуация с серийным убийцей. Не стал он раскрывать только деталей расследования. К примеру, описания телосложения киллера. Зато заявил, что намеренно распространил информацию о церковнослужителе, который якобы видел убийцу. Сыщик пояснил, что Верховодцеву придется сыграть роль приманки. Однако заверил, что уже сегодня его охраной займутся оперативники.

– Да, я так и понял, что эта журналистка в статье меня имела в виду, – чуть грустно усмехнулся сторож. – Только, прежде чем все это начинать, стоило бы со мной пообщаться.

– Так вы уже прочитали статью Лещук и сразу же сделали правильные выводы? – немного оторопел Гуров.

– Еще бы не прочитать, – иронично фыркнул Верховодцев. – Убийство этого Киреева произошло чуть наискосок от Ризоположенской церкви, как раз в то утро, когда я в храме дежурил. Об этом весь район несколько дней говорит. А я по утрам, когда из храма на метро добираюсь, новости читаю. Вот и наткнулся на материал об убийстве. Сразу сообразил, что в качестве свидетеля только меня могут указывать. И, если честно, удивился, поскольку если я и видел убийцу, то ничего об этом не знаю и опознать его точно не смогу.

– Я еще раз прошу прощения, что начали использовать вас в расследовании вслепую, – спокойно проговорил сыщик. – Но теперь вы все знаете. Повторюсь, нам это нужно, чтобы выманить преступника. Он должен начать искать вас. И как только проявит какую-нибудь активность в этом плане, мы его возьмем. Я уже и в храме всех предупредил, чтобы сразу мне сообщили, если кто-то станет наводить о вас справки. Кстати, убийцу вы действительно могли видеть. Просто пока сами не догадываетесь об этом. Постарайтесь вспомнить, было ли что-то необычное тем утром. Примерно с четырех и до восьми утра.

– Да что необычного может быть около церкви, тем более в такую рань?! – развел руками сторож. – Бывает, конечно, молодежь из Института экономики или из соседнего колледжа иногда шалит, но те либо за полночь, либо вечером. А по утрам у нас всегда все спокойно. Прохожих в этот час немного. Некоторые останавливаются перед воротами и крестятся. А другие мимо идут и даже в сторону храма не посмотрят… Утро как утро было. Ничего необычного… Хотя стойте, кажется, кое-что не совсем привычное приключилось…

Верховодцев замолчал и задумчиво посмотрел сквозь сыщика, что-то вспоминая. Гуров терпеливо ждал, боясь вспугнуть воспоминания.

– Не знаю, правда, обычное это или необычное, но один мужчина немного непривычно себя вел, – продолжил пенсионер. – Он прямо напротив ворот остановился, сначала замер, а потом так истово креститься начал, словно у Господа прощения или благословения просил. А потом даже на колени опустился и земные поклоны отбивать стал.

– Как выглядел этот мужчина? – насторожился сыщик. – Опознать его сможете?

– Да мужик как мужик. Не высокий, не низкий, не толстый, не тонкий, – пожал плечами Верховодцев. – А опознать… Да бог его знает! Темно же на улице было. И хотя у нас фонари хорошие, но они все равно все искажают. А тем более мужичок этот далековато от меня был. Опознать, может, и смогу, если увижу. А так описать его внешность вряд ли получится. Неприметный он какой-то.

– А он вас видел? – забеспокоился Гуров.

– Однозначно нет! – покачал головой сторож. – Я в храме стоял. Свет не горел, и я на него в окошко смотрел. Так что с улицы меня увидеть нельзя было.

– А у вас в тот день видеокамеры работали? – задал очередной вопрос Гуров.

– В тот день работали, – кивнул Верховодцев. – Татьяна-ларечница сказала, что компьютер вчера в ремонт перед моим приходом забрали.

– А если этого мужчину на записи увидите, узнаете? – Гуров с надеждой посмотрел на пенсионера.

– Конечно, – снова кивнул тот. – Тем более в то утро таких истовых христиан возле храма и не было.

– Тогда поехали! – распорядился сыщик.

– Так я и знал, что поспать сегодня не получится, – обреченно вздохнул Верховодцев. – Дайте мне пять минут, чтобы я в приличную одежду переоделся, и я в вашем распоряжении!

Фирма, куда отправили на ремонт компьютер из Ризоположенской церкви, находилась еще дальше от дома Верховодцева, чем сам храм. Правда, ненамного. Она располагалась на Шаболовке, почти на выезде на Садовое кольцо, неподалеку от проезда Апакова. Фирма занимала небольшое помещение рядом с отделением Социального фонда, и Гурова со сторожем там поначалу встретили очень дружелюбно, но, когда сыщик обмолвился о церковном компьютере, сотрудники сервисного центра сразу сникли.

– Видите ли, там серьезная проблема, – пояснил Гурову один из компьютерщиков. – Техника достаточно старая, и комплектующие части для нее сейчас найти сложно. Мы заказали все, что требуется для ремонта, но, боюсь, сегодня завершить работу точно не успеем. Возможно, завтра к вечеру. А крайний срок – послезавтра к обеду.

– Мне сам компьютер как таковой не нужен. Ни в поломанном, ни в рабочем состоянии, – убирая удостоверение в карман, заявил сыщик. – Я хочу посмотреть записи с камер видеонаблюдения. Вы же можете вынуть из компа жесткий диск и подключить его к другому системному блоку?

– Конечно, – воспрял духом сотрудник компьютерной фирмы. – Пройдем в кабинет директора. Там и сможете спокойно посмотреть все, что вам нужно!

Помещение, в котором располагался директорский кабинет, оказалось небольшим, но вполне комфортным и уютным. Сотрудник фирмы предложил гостям располагаться, а сам скрылся за дверью, чтобы вернуться примерно через пять минут. Затем он оперативно подключил жесткий диск к ноутбуку на столе и, предложив Гурову и Верховодцеву расположиться поближе, снова исчез, оставив их отсматривать видеозаписи.

Сыщик поинтересовался у пенсионера, в каком часу он видел того мужчину, который истово молился, но сторож времени не помнил. Обоим пришлось просматривать все видео с камеры видеонаблюдения, расположенной на фасаде, начиная с пяти утра и заканчивая восьмью часами. Впрочем, особо много времени у них на это не ушло. Ровно в пять двадцать пять Верховодцев попросил нажать на паузу.

– Вот он! – проговорил сторож. – Точно он! Я заметил, что этот мужик начал смотреть на храм еще до того, как поравнялся со входом. Вот и тут видно, что он идет вперед, а сам вправо, на церковь, смотрит.

Гуров вновь запустил просмотр видеозаписи и дошел до того момента, когда неизвестный мужчина остановился напротив ворот и повернулся лицом к храму. Видеоизображение оказалось далеко не лучшего качества, как и предполагал ранее сыщик, и рассмотреть лицо этого человека не представлялось возможным. А вот по комплекции он действительно походил на того типа, который был заснят камерами в момент убийства Салманова. Сыщик пытался увеличить изображение, чтобы рассмотреть лицо мужчины, но ничего, кроме размытого блина с темными пятнами вместо глаз и рта, получить не удавалось. Гуров крутил видеозапись вперед и назад, пытаясь найти такую точку, на которой хоть немного были бы различимы черты лица. А когда дошел до того момента, когда человек, закончив молиться, встал с колен и спешно пошел по своим делам, вдруг замер – прыгающая походка мужчины, словно он был на пружинах, показалась ему очень знакомой. Не поверив своим глазам, Гуров еще несколько раз прокрутил этот отрезок видеозаписи, а потом воскликнул:

– Твою ж мать! Так разгадка у меня все время под носом была, а я два и два сложить не мог! Ведь тут же все очевидно, и к гадалке не ходи, – а потом достал из кармана телефон и вызвал Крячко. – Стас. Я знаю, кто убийца. Бросай все и дуй на Шаболовку к дому 37 с 4. Я тебя там буду ждать.

– ОМОН вызывать не будем? – уточнил Станислав.

– Нет, – ответил сыщик. – Сами возьмем.

После просмотра видеозаписи у Гурова словно глаза открылись. И совпадение фактов, которое он упорно искал все эти дни, сложилось из пазлов в целостную картину. Как и описывали психиатр с религиоведом, убийца был очень набожен, много молился и преклонялся перед православными святынями. А к тому же незадолго до начала серии убийств потерял близкого человека – жену. Как и предполагал Станислав, серийный маньяк был полицейским. Правда, в прошлом. И, как правильно вычислил сам Гуров, информация о жертвах серийника была связана с несколькими отделами полиции. А именно, с Дорогомиловским и Таганским, где Карающий ангел раньше работал и где у него осталось немало друзей, как и в Главке, и к которым убийца частенько заглядывал. И выдал он себя раньше – когда, как бы в виде помощи, сообщил сыщику о Снегиреве. А на деле попытался направить следствие по ложному пути. И Гуров не видел всех этих очевидных совпадений с одним человеком только потому, что его разум отказывался верить в то, что такой правильный, честный, отзывчивый и добропорядочный мужчина, прекрасный полицейский в прошлом – Яковлев – может оказаться серийным убийцей!

– Твою ж мать! – еще раз выругался Гуров, когда, прокрутив все эти выводы в очередной раз в своей голове, остановил машину на Шаболовке, во дворе дома 37 с 4, который располагался прямо напротив нужной ему многоэтажки на Хавской улице, дом три, где и проживал бывший полицейский, превратившийся в Карающего ангела.

Сыщик не мог сидеть в машине в ожидании приезда Крячко и выбрался наружу, подставив лицо свежему февральскому ветру, пахнувшему одновременно и зимой, и весной. Так и на душе у Гурова было двояко. Он и ругал себя, что из-за своей неугасающей веры в хороших людей, несмотря на ежедневные столкновения с плохими, не желал видеть очевидных фактов, и успокаивал одновременно, поскольку успел все же сложить из пазлов картинку и ничего непоправимого из-за его просчетов не случилось. А когда Станислав приехал, Гуров сразу же выложил ему все выводы, к которым недавно пришел.

– Допустим. Теория твоя выглядит очень стройной, и я уверен, что она верна. Однако мы имеем дело с бывшим полицейским, который к тому же прекрасно знает, что такое улики, – заявил Крячко после того, как друг закончил говорить. – Что мы предъявим этому Яковлеву? У нас же ни одной улики против него нет! Он же просто пошлет нас подальше, и весь разговор.

– Сразу – не пошлет, – отрезал Гуров. – А потом мы его заставим признаться.

– Ногти щипцами выдирать будем? – язвительно поинтересовался Станислав.

– Это не мой курятник щипцами работать. На месте разберемся! – резко ответил сыщик. – Пошли уже. Нечего тут торчать.

Гуров предполагал, что Яковлев должен быть сейчас дома. Во-первых, он пенсионер, причем неработающий. И шататься по Москве ему незачем. А во-вторых, он еще из прошлых лет помнил педантичность Ивана Степановича. Тот при любых обстоятельствах обедал всегда в одно и то же время, осаживая излишне любопытных поговоркой: «Война – войной, а обед – по расписанию!» Сейчас как раз был обед. И Гуров очень надеялся, что привычки Яковлева с годами не изменились. Если не считать вновь приобретенной – привычки убивать людей!

Сыщик оказался прав, и Яковлев был дома. Незваные гости нагрянули к нему как раз к тому моменту, когда пенсионер доедал второе блюдо – отварную картошку с сырым луком, макая их по очереди в блюдце с подсолнечным маслом. Когда Яковлев открыл дверь сыщикам, на его губах еще играла приветливая улыбка. Однако, посмотрев Гурову в глаза, бывший полицейский тут же сник.

– Значит, вы не в гости ко мне пришли, – проговорил он и, повернувшись спиной к сыщикам, пошел в гостиную, поманив их за собой. – Проходите, чего уж там.

– А я сразу подумал, когда узнал, что за расследование убийства Киреева вы взялись, что мне недолго скрываться осталось, – заявил Яковлев, когда все трое оказались в просторной комнате, минимально обставленной мебелью.

– Значит, ты в семи убийствах признаешься? – скорее констатировал, чем спросил Гуров.

– Не в семи. В восьми, – ответил пенсионер. – Мне же и жену пришлось убить. Надежды никакой на выздоровление не было. А этот проклятый рак ее заживо поедал. Боли такие были, что она кричала по несколько часов подряд. А потом меня просить начала, чтобы я ее мучения прекратил. Ей морфин прописали. Ну, мне и нетрудно было сделать передозировку. Я помог Любе моей уйти, а потом внутри меня что-то сломалось. Точнее, сломалась вся гниль, которая до этого меня точила, и кое-что родилось заново.

– Появилось чувство десницы Господней? Возомнил себя этаким Карающим ангелом? – жестко поинтересовался Гуров.

– Карающий ангел? А что, это красиво звучит! Хотя я и не имею права себя так называть, – ответил Яковлев. – Я лишь ассенизатор. Вычищал с лица земли грязных людей. Тех, кто только гадит в этом мире, не принося никакой пользы другим и лишь смертельно вредя и себе, и им.

– А как же Библия? Не суди и не судим будешь? – встрял в разговор Крячко.

– А я и не судил. Не имею на то права, – покачал головой пенсионер. – Я лишь приводил в исполнение тот приговор, который вынес им Господь.

Гуров, не отрываясь, смотрел на Яковлева и вдруг почувствовал безграничную жалость к этому человеку, которого надломили жизнь и служба в полиции, а окончательно сломала болезнь жены и ее собственноручное убийство. Да и если быть честным с самим собой, то сыщик вынужден был согласиться, что без тех людей, которых казнил Яковлев, мир точно хуже не станет.

– Лев Иванович, у меня последняя просьба, – вновь заговорил пенсионер, словно почувствовав, что думает Гуров. – Не нужно меня арестовывать. Дайте пистолет с одной пулей, и я все закончу здесь и сейчас!

– Так ведь самоубийство – это грех! – заявил в ответ сыщик. – Православные священники таких даже не отпевают.

– Ну, за такую мелочь меня Господь точно простит. А православные священники очень мало понимают, чего именно на самом деле хочет Бог! – спокойно улыбнулся в ответ Яковлев. – А если ты, Лев Иванович, опасаешься, что «висяки» останутся – так нет. – Он с тяжким вздохом протянул Гурову старомодную тетрадку в дерматиновой обложке. – Вот здесь – все.

Гуров достал платок – он знал, как следует (и не следует) обращаться с вещдоками – и пролистал первые несколько страниц. Там и впрямь было все. И это все было написано почерком Яковлева.

Гуров несколько секунд молчал, а потом посмотрел на Крячко.

– Стас, у тебя же есть не табельный ствол? – И это снова звучало как констатация факта.

– Лёва, ты же не собираешься… – попытался возразить Станислав, но сыщик его остановил.

– Не я собираюсь, а он, – отрезал Гуров. – Дай ему пистолет, и давай выйдем на лестничную площадку.

Крячко удивленно посмотрел на друга, но выполнил его просьбу. А через минуту после того, как оба сыщика вышли из квартиры Яковлева, за закрытыми дверями глухо тявкнул единственный выстрел…

Международный женский день друзья решили отмечать на даче у Орлова, которая для многих бы оказалась вполне приличным домом, где можно комфортно проживать круглый год. Генерал попросил одного из сторожей этого дачного поселка заранее протопить баньку, почистить и заполнить водой небольшой бассейн рядом с ней, в который мужчины обычно ныряли после того, как напарятся в бане. Решил он протопить и сам дачный домик, поскольку в этом году весна не спешила в Москву, и в начале марта не меньше, чем в феврале, периодически заметали метели, и снег не торопился отступать. Гуров вспомнил, что еще пару лет назад на Восьмое марта в столице и снега было днем с огнем не найти, а сейчас складывалось ощущение, что если весна и отправилась в сторону Москвы, то либо заблудилась по дороге, либо просто решила зависнуть на неделю-другую в одном из южных санаториев.

Мария незадолго до мероприятия на даче у Орлова вернулась с небольших гастролей по Золотому кольцу России, куда она уехала буквально на следующий день после того, как Карающий ангел покончил с собой. Так что подробностей окончания этой истории она не знала и горела желанием получить ответы на все вопросы. Гуров оставался скалой и попросил супругу подождать, пока не соберутся все вместе. Поскольку желанием узнать, как сыщикам удалось найти серийного убийцу и почему он свел счеты с жизнью, горела не только она. Это было очень интересно и супруге Крячко – Наталье.

После того как вся компания собралась у Орлова на даче и уселась за стол, уже генерал настоял на соблюдении правила, которое ввела у себя дома Строева, – никаких разговоров о деле за столом. Мужчины говорили о ерунде, делали комплименты дамам и поздравляли их с праздником. И даже Орлов словно на десять лет помолодел, не сводя глаз со своей жены, которая и в ее немолодые годы оставалась достаточно красивой. И лишь после того, как все желающие выпили коньяка или вина, в соответствии со своими вкусами, и вся компания расслабилась и перестала есть, Мария не выдержала.

– Так услышим мы наконец историю очередного гениального разоблачения преступника? – Строева в упор требовательно посмотрела на генерала. – Или мне начать вас из-за стола выгонять раздетыми на морозец и пытать сухим банным веником, чтобы вы разговорились?

– Ой, Маша, и зачем тебе эти грязные истории? – поинтересовалась в ответ жена генерала. – Поверь, они тебе скоро настолько надоедят, что ты будешь уши затыкать, когда наши стражи справедливости начнут их рассказывать.

– Возможно, – согласилась артистка. – А пока я все же предпочту удовлетворить свое любопытство.

Переглянувшись с генералом, Гуров начал свой рассказ, который получился не слишком долгим. Сыщик сказал, что Яковлев просто идеально подходил под описание серийного убийцы, особенно после того, как психиатр нарисовала его портрет. Однако Гуров настолько верил в доброту, честность и любовь к людям бывшего полицейского, что отгонял от себя любые намеки на мысли о том, что он может быть Карающим ангелом. И лишь тогда, когда увидел довольно продолжительный момент видеозаписи, сразу же узнал не совсем обычную походку Яковлева, и все встало на свои места.

– А в общении с этим преступником решающую роль сыграл авторитет нашего Лёвы, – встрял в разговор Крячко. – Слава о его подвигах настолько разлетелась, что Яковлев даже помыслить не мог, что мы явились его арестовывать, не имея никаких доказательств.

– А как он умудрился застрелиться? Разве остановить Яковлева никакой возможности не было? – поинтересовалась Наталья.

– Мы просто не успели, – озвучил Гуров официальную версию финала, пока Стас не надумал рассказать, как все было на самом деле, поскольку эту часть они решили скрыть даже от Орлова, который не просто не одобрил бы поведение друзей, а жутко бы на них разозлился. – Как только мы постучались, Яковлев увидел нас в глазок и, видимо, решил, что нам все известно. Он спокойно попросил подождать, сказав, что только что из ванной и не одет. А пока мы со Стасом топтались у двери, он достал пистолет и пустил себе пулю в висок.

– То есть вам так и не удалось узнать, почему полицейский вдруг стал серийным убийцей? – с досадой и разочарованием поинтересовалась Мария.

– Ну, почему. Объяснение этого мы как раз нашли. Правда, чуть позже, – ответил ей Гуров.

– Яковлев вел дневник. И начал его сразу после смерти жены, – перебил его Стас. – Там он подробно описывает все. И как выбирал жертвы, и как готовился к убийствам, и как их совершал. А еще тщательно объясняет причины своих поступков, словно готовился к тому, что бесконечно продолжать свою воображаемую миссию он не сможет. Там даже в начале дневника слова есть: «Я хочу, чтобы все знали, что я не маньяк. Господь возложил на меня миссию очистить мир от скверны, и я буду исполнять ее до тех пор, пока воля Божья меня не остановит». Ну, или как-то так!

– И объяснение тому, почему Веретенникова не вписывалась в нашу схему о том, как Яковлев подбирал свои жертвы, там тоже есть, – продолжил Гуров. – Оказалось, что она работала в департаменте образования с женой Яковлева, которая и сделала его набожным, если можно так сказать. И именно жену больше всего возмущала распутность этой дамы. Яковлева Веретенникову иначе как «вавилонская блудница» не называла. И ее он убил, как сам выразился, чтобы успокоить душу жены.

– Кстати, аминазин Яковлев взял в хранилище вещдоков, – заметил Крячко. – Лёва такую версию выдвинул, и она подтвердилась…

– Ну что, господа и дамы, – вздохнул Орлов. – Хорошо, что дело Карающего ангела закончилось.

– За это надо выпить! – провозгласил Станислав Крячко.

И все его предложение поддержали.

– Он же не любил, когда его Стасиком называли, – после этого прошептала Мария на ухо Гурову.

– Все в мире относительно, – улыбнулся в ответ сыщик. – Ты же тоже не любишь, когда тебя Машенькой называют, но Орлову это делать позволяешь.